"Фантастика 2025-157". Компиляция. Книги 1-25 [Анна Сергеевна Одувалова] (fb2) читать онлайн

Нина Ахминеева Боярышня. Дар ведьмы

Глава 1

– Лучше бы ты сдохла, – выдернул из дремоты равнодушный мужской голос.

– Негодяй! Мерзавец! – гневно воскликнула какая-то девушка.

Очуметь. Что здесь происходит? И где это я… лежу?

Пол ощутимо холодил спину. Открыв глаза, увидела полукруглый кирпичный потолок. Рука инстинктивно потянулась к горлу. Не обнаружив и следа от жуткой раны, я оцепенела.

Мне же в сонную артерию воткнули нож! Прекрасно помню, как, захлебываясь кровью, корчилась на асфальте. Кто меня спас? Почему нет даже малюсенького шрама?! Такого не может быть!

– И что только матушка в вас нашла?! Как она могла выйти за вас замуж?! – с ненавистью выплюнула все та же незнакомка. – Вы же полное ничтожество!

Я повернула голову. И ошалела окончательно. В нескольких метрах от меня висела полупрозрачная злая дева в длинном платье.

Трэш. Привидение. Я вижу привидение.

– Александра, хватит валяться. Вставай! – властно приказал мужчина и чем-то легонько стукнул меня по щиколотке.

Да что творится-то?!

С трудом села. Прямо предо мной стоял худощавый темноволосый незнакомец лет тридцати, одетый в алый халат, отороченный мехом. Он брезгливо поджимал тонкие губы.

Вот же гад!

Кое-как поднялась. Осмотрелась. Помещение походило на подвал. И здесь не наблюдалось никакой мебели. Даже поломанной.

Сердце испуганно трепыхнулось и застучало где-то в пятках. Почему меня принесли именно сюда?!

Собрав всю волю в кулак, я мрачно посмотрела на незнакомца.

Хмыкнув, тот надменно поинтересовался:

– Серьезно решила, что сможешь разбудить духа боярского рода? Ты?

Боже, какой еще дух рода?!

Внезапно я почувствовала замогильный холод. Догадываясь, что это, нервно сглотнула.

– В отличие от вас, Антон Леонидович, я полноправный член рода! – с негодованием заявило зависшее рядом со мной привидение. – А вы подлец и проходимец!

Увы, «подлец» и бровью не повел. Складывалось четкое впечатление, что эту девушку слышу и вижу лишь я.

– Впрочем, не отвечай, – величественно разрешил Антон Леонидович и небрежно махнул узкой кистью. – Александра, ты хоть на миг задумалась, как могут быть расценены твои действия главой рода?

– О чем вы? – привидение взволнованно подалось вперед. – Никакого вреда роду я не причинила и не собиралась. Мама прекрасно об этом знает!

Я стояла молча. Происходило что-то из ряда вон выходящее, и любое мое слово неизвестно чем обернется.

– Похоже, не задумалась, – вынес вердикт «проходимец». – Твоя матушка упала в обморок, когда узнала о произошедшем. Анфиса не питает иллюзий и понимает, что ты ее предала: в обход закона и чести вознамерилась стать новой главой боярского рода Апраксиных.

– Что вы такое говорите?! Как можно?! – выдохнуло шокированное привидение.

– Видеть тебя мать больше не желает, а посему поручила мне, как супругу, озвучить ее решение, – мужчина сделал красноречивую паузу. А после, упиваясь собственной значимостью, сообщил: – С этого момента боярышня Александра Петровна Апраксина изгнана из рода. Фамилию тебе придумали новую. По-моему, весьма неплохую, – он достал из кармана халата серую картонку и протянул мне.

– Этого не может быть, – неверяще прошептала воздушная дева.

«Паспорт. Девица Александра Лаптева. Восемнадцать лет. Изгой», – прочитала я лаконичный текст и заторможено перевела взгляд на фотографию симпатичной зеленоглазой девушки.

Это лицо привидения. Но я-то тут при чем?

– Ах да, чуть не забыл! – Антон Леонидович с притворной досадой цокнул языком. – Пока ты находилась в беспамятстве, целитель тебя осмотрел. Увы, его заключение неутешительно: магический источник полностью выгорел. Без дорогущего лечения протянешь максимум полгода, – он огорченно вздохнул. – Александра, твой проступок ужасен. Но ты, пусть и не родная, все же дочь мне. Я поговорил с женой, она согласилась проявить милосердие и отправить тебя в женский монастырь. Если усердными молитвами искупишь свою вину, то решение об изгнании будет аннулировано. Через год, – добавил и довольно усмехнулся.

О каком магическом источнике речь? Да куда я попала-то?!

– Мразь! – заорала полупрозрачная девушка и рванула к мужчине.

Нападение не принесло «мрази» вреда, более того – осталось незамеченным. Насквозь пролетев его тело, девица зависла в воздухе. Злобно прищурилась и сердито скомандовала мне:

– Стукни его! Дай ему в нос! Кулаком!

– Станет только хуже, – пробормотала я.

– Ты наконец-то соизволила со мной заговорить? – небрежно поднял бровь омерзительный тип.

Тут со скрипом отворилась массивная дверь. Вошедший высокий крепкий мужчина сухо доложил:

– Хозяин, машина готова.

– Время твоего пребывания в этом доме закончилось. Попрошу на выход, – с издевкой указал на дверь Антон Леонидович.

Призрачная дева, растеряв всю агрессию, печально улыбнулась:

– Поехали в монастырь. Иначе придется жить на улице и просить милостыню.

Зажав в кулаке «паспорт», я пошла за полупрозрачной девушкой, плывущей над полом.

Как же хочется проснуться, и чтобы все оказалось не взаправду!

* * *

Машина напоминала танк. Разве что без дула и на колесах. Громко рыча, этот черный монстр медленно катился по дороге. Я смотрела в окно и пыталась понять, где нахожусь.

Была ведь в Питере. Откуда взялись деревенские дома? Еще и коза вон у забора бродит… Бред какой-то.

В мыслях творилась сущая вакханалия. Я старалась найти логическое объяснение происходящему, но не получалось.

Мне нужна информация.

Покосилась на призрачную деву, сидящую напротив. Точнее, пытающуюся сидеть. Жесткого кресла девушка не касалась. Закинув ногу за ногу, она парила над сиденьем.

Поговорить с ней? Нет, не стоит рисковать. Мужик за рулем на привидение не реагирует, но мой голос наверняка услышит.

Взгляд в очередной раз упал на руки. На лбу выступила испарина. Верить страшной догадке не хотелось, но, увы, факты – вещь упрямая.

Последний год маникюр у меня ультракороткий. Работа обязывает: для процедурных медсестер стричь ногти под корень – норма. Однако сейчас мои пальцы украшали длинные ухоженные ноготочки. Перевела глаза ниже. Платье один в один как на привидении. Да и мужик в подвале почему-то называл Александрой. А она-то полупрозрачная. И никто, кроме меня, ее не видит и не слышит.

Неожиданно бросило в жар. Голова разболелась, в ушах появился нудный звон.

Размеренно дыша, потерла виски. Придется принять очевидное: я в чужом теле. И в том питерском дворе меня все же убили. Призрак, подвал, изгнание из боярского рода, перспектива провести остаток жизни в монастыре – реальность.

За окошком замелькали поля, хмурое осеннее небо грозило пролиться дождем. А на мне лишь платье и домашние тонкие туфли. Надеюсь, хоть какие-то вещи с собой дали. Чемоданов в салоне я не заметила. Может, в багажнике лежат? Ну не выгнали же боярышню из дома совсем без ничего? Или именно это отчим привидения и сделал?

– Узнай у наемника, в какой монастырь везет, – попросила моя призрачная спутница.

Мозг радостно ухватился за возможность не думать о том, что я умерла и хрен пойми куда вляпалась.

Наемник? Крепкий мужчина за рулем – наемник? Что это означает? Работает по трудовому договору? Или что-то типа спецназовца? Судя по спортивному телосложению и мрачной физиономии водителя второе более вероятно.

Я кашлянула, прочищая горло.

– Простите, а куда мы едем?

– В Суздаль, – неохотно отозвался водитель-наемник.

В салоне автомобиля резко стало душно, показалось, что у меня подскочила температура. А в следующее мгновение я уже тряслась как на морозе.

Что происходит?!

– Сколько времени проведем в пути? – уточнила, стараясь не стучать зубами.

– Расстояние от Владимира до Суздаля тридцать шесть километров. Дорогу ремонтируют, – сухо ответил мужчина. – В монастырь приедем минут через сорок.

Я все сильнее мерзла. Мелко дрожа, обняла себя за плечи.

– Морозит? – сочувственно спросило привидение.

– Угу.

– Ритуалом я сожгла источник силы. Теперь постоянно будет холодно, – девушка ссутулилась, отвернулась к окну.

Странно. Периодами так очень даже жарко.

Не успела об этом подумать, как опять бросило в жар. Внутри будто пожар вспыхнул. Воздуха не хватало. Я откинулась на спинку сиденья, оттянула воротничок от шеи.

И тут правое предплечье словно опалило огнем. Не сдержавшись, зашипела от боли.

– Что с тобой? – встревожилась подруга по несчастью. Подлетела, нависла надо мной.

– Рука… – простонала я сквозь зубы. Плюнув на предосторожности, задрала рукав платья. Увидев на коже черный узор, с изумлением посмотрела на бывшую владелицу тела.

Та резко отпрянула.

– Метка ведьмы! – прошептала она с ужасом, прикрывая ладонью рот.

Это еще что за новости?

Я одернула рукав, пряча рисунок под тканью, и прижала ноющую конечность к груди.

– Рассказывай! – потребовала шепотом.Глава 2

– К этой мерзости я не имею никакого отношения, – открестилась полупрозрачная боярышня, мотая головой. Затем удивленно прошептала: – Это же твой дар проявился. Как же я сразу не поняла? – и добавила с ненавистью: – Ты гадкая черная ведьма!

Какая еще ведьма? Она спятила? Я покрутила пальцем у виска.

– А я ведь тебя жалела, – продолжила вещать дева. – Умереть и очутиться в чужом теле с изувеченным источником – сомнительное удовольствие. Уж лучше, как я, привидением стать. А тут вон оно что. Оказывается, ты решила воспользоваться удобным случаем. Поди, совсем телесная оболочка одряхлела, раз новая понадобилась. Просчиталась, ведьма! – в ее голосе зазвенело отвращение. – И чудовищный дар тебе не поможет, через полгода все равно сдохнешь! Или даже раньше. Твою поганую метку в монастыре непременно увидят, доложат куда следует! И прибьют тебя маги императора, как муху навозную! А душонка твоя сгниет без права перерождения!

Я обескураженно хлопала ресницами, глядя на злющую боярышню. Что она несет?!

– Отдай мое тело! – взвыло привидение и рвануло ко мне. – Отда-а-ай!

Зажмурившись от страха, я инстинктивно выставила перед собой руки. Кожу обдало ледяным ветерком, а следом раздался болезненный вскрик.

Боясь пошевелиться, я настороженно прислушалась. Уже все или будет еще нападать?

Сквозь рокот двигателя пробивалось хныканье. С опаской приоткрыв веки, увидела жмущуюся к потолку полупрозрачную фигурку. Девушка трясла руками, словно пыталась их остудить.

– Ведьма, ты меня обожгла? – неверяще пробормотала она.

– Сама ты ведьма.

– Это твоя душа притащила проклятый дар, – упрекнула призрачная боярышня. И горько расплакалась.

– Александра, у вас все в порядке? – обернулся ко мне водитель.

– Адаптируюсь к новой реальности, – мрачно буркнула в ответ.

Мужчина внимательно на меня посмотрел и опять сосредоточился на управлении машиной. А я, рвано вздохнув, прижалась лбом к прохладному стеклу. От нервного перенапряжения ощутимо потряхивало.

Ведьмы, призраки, бояре, наемники… Эта припадочная еще упомянула магов императора. Едем из Владимира в Суздаль. Выходит, мою душу закинуло не только в чужое тело, но и в какую-то альтернативную Россию?

Я тихонько застонала. За что мне это? Чего такого ужасного я натворила за свои двадцать с небольшим лет жизни? Вроде по совести жила. Вон, напоследок девочку-подростка от домогательств пьяных хулиганов спасла. Можно сказать – геройски погибла. Хотя какое здесь геройство. Я же, как идиотка, собственным рюкзаком колошматила гопников и орала что было мочи. В итоге девочка убежала, а мне нож воткнули в горло.

Умерла от потери крови в безлюдной подворотне. Прямо как бродяга. Наверняка похоронят как безродную. Полиции и сообщать-то о моей смерти некому. Вот уже год как бабушка, мой единственный родной человек, ушла в мир иной.

От жалости к себе всхлипнула.

Неожиданно вспомнила, чему меня сызмальства учила бабуля. Сила человека – в уверенности. В том, что дойдешь, в том, что сможешь. В том, что за черной полосой непременно наступит белая. А главное – неважно, что происходит, значение имеет лишь твое отношение к происходящему.

Хватит ныть! Если хочу жить – нужно думать, что делать дальше.

Идти в монастырь и там ждать смерти или разоблачения «ведьмы» – не вариант. Мне отпущено каких-то полгода, но отчим привидения дал понять, что «вылечить» магический источник можно. Значит, необходимо срочно найти специалиста и убедить его помочь.

Еще – выяснить, что за дар у ведьм. За что их ненавидят? Да и в целом я ничего об этом мире не знаю. Пока придется прятать «татушку» под рукавом платья, а потом что-нибудь придумаю.

И тут обнаружила, что машина не движется. Но задать вопрос водителю не успела.

– Мы на месте, – безучастно произнес мужчина. – Выходите.

М-да уж. И куда идти? Ладно, нечего расклеиваться. Справлюсь.

Положила паспорт в карман платья и взялась за ручку двери. И вспомнила о бытовой проблеме:

– Разве меня в ссылку без вещей отправили?

– Об этом мне неизвестно, – апатично пожал плечами водитель-наемник. – Антон Леонидович отдал приказ подготовить автомобиль и доставить вас в любой из женских монастырей в Суздале. Распоряжение хозяина я выполнил.

Великолепно! Даже сменных трусов не дали!

А этот Антон Леонидович редкостная сволочь. Уже самой хочется набить ему физиономию.

Больше не пытаясь разговорить водителя, я выбралась из салона. Едва захлопнула дверцу, двигатель взревел, и железный монстр бодро покатил по дороге.

Желудок жалобно заурчал. Оглядела выбеленный каменный забор, массивную деревянную калитку. В монастыре, скорее всего, покормят. Но нет, туда мне точно не надо.

Упрямо поджав губы, я пошла по вымощенной булыжниками дороге.

– Ты куда? – удивленно спросила призрачная дева.

И чего она ко мне прицепилась? Ехала бы в родительский дом. Возможно, со временем и нашла бы способ, как насолить отчиму. На худой конец, летала бы над ним да бранилась.

Слегка притормозив, я украдкой осмотрелась. Прохожих не обнаружила и, не таясь, уставилась на парящую в воздухе девушку.

– Зачем за мной увязалась? Ты уже пыталась вернуть себе тело – тебя обожгло. Снова хочешь испытать удачу? – наехала я на боярышню. – И какой смысл? Через шесть месяцев наступит смерть, как ты выразилась, телесной оболочки. К тому же сама говорила, что привидением быть лучше. Или тебя внезапно прельстило звание гадкой черной ведьмы?

Девица стушевалась.

– Не могу я далеко отходить, – призналось она. – Максимум тридцать метров, и притягивает обратно. Так куда идешь? Монастырь-то уже позади.

Какая «прелесть»! То есть мне предстоит круглосуточно находиться в компании призрака? Придется с ней общий язык искать. Но, ей-богу, не сейчас. Мозги от всего произошедшего набекрень, и к задушевным беседам я не расположена.

– Решила прогуляться, – буркнула сердито и ускорилась.

* * *

Суздаль красивый. Наверное. Изучать старинные здания и величественные храмы мне было недосуг. Небо затягивали тучи, то и дело налетал холодный ветер, заставляя зябко потирать плечи. И все сильнее мучил голод.

Где же искать этого чудо-врача? Да и есть ли он в этом городке?

Призрачную боярышню спрашивать бесполезно. Она в Суздале явно раньше не бывала: слишком уж головой вертит. К тому же не хочется рассказывать ей о своих планах. Доверие – штука серьезная. Сестра по несчастью его пока не заслужила.

Ноги принесли меня к рынку. Я пошла между рядами, прислушиваясь к обрывкам разговоров и скользя жадным взглядом по прилавкам с сочными фруктами и прочими вкусностями. Живот уже практически прилип к спине.

– Зачем ты сюда пришла? – поинтересовалось привидение и напомнило: – У тебя же нет денег.

А то я не в курсе.

Остановившись у стола, ломящегося от свежей выпечки, сглотнула слюну. Чего тут только не было! Украшенные фигурками из теста караваи, пышные булочки с начинкой, обсыпанные сахаром крендели, открытые и закрытые пироги… Аромат сдобы сводил с ума. Хотелось схватить ближайшую булку и вцепиться в нее зубами.

Докатилась. Воровать на рынке пирожки – это край.

Пышнотелая хозяйка всего этого богатства увлеченно слушала пожилую покупательницу.

– Ни в жисть в енту школу магии идти работать нельзя! – громко заявила та.

Я моментально навострила уши.

– Пошто так? Ты ж баяла, что поломойкам жилье дают да платят хорошо, – поправив на груди душегрейку, продавщица с любопытством подалась вперед.

– Так и не отказываюсь от слов-то своих. Ректор – понимающий мужчина, к прислуге завсегда с уважением. Токмо енти студиозы – настоящие исчадия ада! Нету у меня столько нервов! – горячилась ее собеседница. – Охальники! Такое творят, что вспоминать тошно! Не-е-е, меня туда никакими коврижками больше не заманить, – она нервно шлепнула ладонью по краю стола. – Расчет сегодня получила – и баста!

– Га-а-ал, – удивленно протянула продавщица. – У тебя ж мизинца отродясь не было. А теперь – вот он.

– Енто мне целитель школьный вырастил, – Галина с довольным видом растопырила пальцы. – Но все одно я туда ни ногой! И другим закажу!

Сердце в груди часто-часто забилось. Вот оно! В школе магии есть целитель. И туда ищут уборщицу. Неужели мне повезло?

– Ох-хо-хо, и вправду тебя студиозы замучили, – продавщица поцокала языком. Наконец она заметила меня: – Выбрали, барышня? Что подать?

Растянув в улыбке посиневшие от холода губы, я покачала головой. И не реагируя на запрещающие знаки, подаваемые призраком, вежливо обратилась к женщинам:

– Прошу прощения, я невольно услышала вашу беседу. Скажите, пожалуйста, далеко ли эта школа магии?

– На работу, штоль, туда собралась? – изумилась Галина.

А продавщица, прищурившись, оглядела меня с ног до головы.

– Галя, угомонись. Не нашего ума дело, – одернула она товарку, повернулась ко мне и начала объяснять: – Как выйдешь с рынка, иди налево, к речке Каменке. Перейдешь ее по мосту и ступай прямо по дороге. Далековато, конечно, но за пару часов до школы дойдешь.

– Спасибо вам, – я последний раз посмотрела на сдобу и шагнула в сторону.

– Погоди-ка, девонька, – остановила меня продавщица. Подцепила вилкой пару пирожков, упаковала их в бумагу и протянула мне. – На-ка, на дорожку.

Руки сами вцепились в сверток.

– Век вашей доброты не забуду, – я вымученно улыбнулась женщине и пошла прочь.

– Простодыра ты, Матрена! Как есть простодыра! Она ж, как пить дать, бродяжка! На кой ляд товар даром отдала?! – негодовала позади меня бывшая уборщица.

– За надом! – отрезала продавщица и что-то еще добавила, но этого я уже не разобрала.

Спасибо тебе, благодетельница. Я и правда сейчас бродяжка.

Глотая горькие слезы, прижала к груди пакет и поспешила к речке. Перейдя мост, чуть успокоилась. На ходу разорвала бумагу, достала пирожок.

– Ты будешь это есть? Туда же неизвестно чего напихали! – испугалась неживая боярышня.

Проигнорировав избалованную дворянку, я одним махом покончила с выпечкой. С сожалением смяла пустую обертку и печально вздохнула. Вроде поела, а зверский голод никуда не делся.

Вдалеке показались узорчатые башни замка. Ого! Основательный здесь подход к обучению.

– Ты действительно собралась идти работать поломойкой к одаренным? – вновь активизировалось мое личное привидение.

– Да, а что?

На голову и плечи упали первые дождевые капли, и я прибавила шаг.

– С ума сошла?! – встревоженно залетала туда-сюда дева. – Боярышни не работают поломойками! Это грязная работа для простого люда! Не знаю, кем ты была в прошлой жизни, но обязана соответствовать статусу!

О, пошло классовое превосходство. Ну-ну.

– Тебя изгнали из боярского рода, лишили всех дворянских привилегий, – напомнила я, отбрасывая мокрую прядь с лица. – И, хочу заметить, в отличие от привидения, мне необходимо есть, пить, мыться и где-то жить.

Призрачная девица недовольно засопела.

– Согласна, – в итоге выдала она. – Но почему ты в монастырь не пошла? Там и еда, и крыша над головой. Испугалась, что метку увидят? В магической школе еще опаснее: не студенты, так преподаватели легко распознают в тебе ведьму. И меня заодно развеют. Хватит самодеятельности! Идем обратно в город! – потребовала дева. – Полгода у нас есть. Может, матушка скоро передумает и сменит гнев на милость.

М-да, способности магов-преподавателей я не учла. А вдруг у них есть какие-то дополнительные способы разоблачения ведьм? Ну, кроме как посмотреть на метку? Впрочем, дожидаться в монастыре милости главы боярского рода – еще хуже.

Дождь усилился. Словно подгоняя, ледяные струи хлестнули по спине, и я, хлюпая по грязи раскисшими домашними туфлями, стремглав понеслась к замку. Затормозив у высоченных ворот, выровняла дыхание. И, лязгая зубами от холода, взялась за дверной молоток.

Эх, была не была!

(обратно)

Глава 3

На улице стремительно темнело. Ливень не прекращался. А обитатели школы магии все не спешили открывать. Мокрая до нитки, я обнимала себя за плечи и с надеждой смотрела на калитку в массивных воротах.

Так долго уже тарабаню. Неужели никто не слышит?

В сотый раз потянулась к молоточку, и в этот момент дверь наконец распахнулась. В проеме выросла здоровенная фигура в черном плаще.

Ой…

Я попыталась разглядеть лицо под скрывающим голову капюшоном. Не вышло.

– Пойдем отсюда, – жалобно попросило привидение. – Я боюсь, – и спряталось у меня за спиной.

Ну, так-то и мне не по себе. Все прямо как в фильме ужасов: темно, ливень, старинный замок и жуткий тип. Только окровавленного топора не хватает. Или бензопилы.

– Что вы хотели? – сурово пророкотал великан.

Меня ощутимо потряхивало – и от холода, и от волнения, щедро сдобренного страхом. Я таращилась на пугающего привратника, а тот больше не издавал ни звука и явно ждал ответа.

Да хватит уже дрожать! Соберись, тряпка!

Гордо подняла подбородок и с достоинством сообщила:

– Меня интересует вакансия поломойки. Кто у вас занимается наймом персонала?

Спустя мучительно долгую паузу зловещий тип бросил:

– Идите за проводником, – и скрылся из виду.

За каким еще проводником?!

Шумно выдохнув, я решительно вошла в калитку. Осмотрелась, но сквозь пелену дождя ничего увидеть не удалось, кроме светлеющегося неподалеку комочка. Приглядевшись, с удивлением поняла, что на брусчатке сидит… белый кролик. Абсолютно сухой.

Что, фильм ужасов закончился, и начались приключения Алисы в Стране чудес? И как глубока эта кроличья нора?

Безуспешно поискала взглядом привратника, а после хмуро посмотрела на кролика. Тот пошевелил длинными ушами, повернулся ко мне упитанной попой и несколько раз прыгнул вперед. Обернулся, словно предлагая следовать за ним, и быстро поскакал… куда-то.

«Натуральный дурдом», – подумала я и рванула за белым зверьком.

Проводник петлял как самый настоящий заяц. Одна тропинка сменяла другую, туфли все сильнее скользили по булыжникам, я с трудом удерживалась на ногах. Казалось, сумасшедший забег под проливным дождем никогда не закончится.

Увидев очертания какого-то здания, я уже было обрадовалась, но… Подошва на раскисшей туфле отвалилась. Я бестолково взмахнула руками и навзничь рухнула в кусты.

Твою ж мать!

Мысленно чертыхаясь, попыталась выбраться из западни. Голые ветки цеплялись за платье, не желая отпускать. Шею сильно оцарапала колючка. Зашипев от боли, я раздосадованно стукнула по размякшей земле.

– Кролик удрал, – мрачно доложило привидение.

Кто бы сомневался.

Кое-как перевернувшись лицом вниз, я встала на колени и поползла назад.

– Позвольте вам помочь, – раздался за спиной бархатистый мужской голос.

И не успела я пикнуть, как чужие руки легли на талию, и мужчина выдернул меня из кустов, словно пробку из бутылки. Перехватил поудобнее, и наши взгляды встретились.

Вау, какие у него глаза! Я и не подозревала, что радужка бывает золотистой. А почему на нас не капает? Дождь ведь никуда не делся. Это какая-то магия? Кто он такой? На вид – лет двадцать пять. Студент или преподаватель? На матерого волка похож. Опасный, таинственный, манящий.

Вот о чем думаю?! Прежде на красивых мужчин слюни не пускала, с чего вдруг начала? К тому же я теперь треклятая ведьма с испорченным источником, изгой, и жить мне осталось полгода.

Рассердившись сама на себя, попыталась слезть на землю. Но притягательный незнакомец не позволил, прижав крепче.

– Ваша обувь испорчена. Вы насквозь промокли, а проводника потеряли. Шли устраиваться на службу?

Я осторожно кивнула.

– Отнесу вас, – заявил мужчина и уверенно зашагал по дорожке.

– Мне он не нравится. Что-то с ним не так, – пробурчало привидение.

Жар стыда опалил щеки. Конечно не так! Но не с ним, а со мной. Мокрая, грязная как черт знает кто, человек меня из кустов вытащил, на руках доставит куда надо, а я ему даже спасибо не сказала.

– Нельзя позволять постороннему мужчине нести себя, – продолжила бубнить призрачная боярышня. – Твое поведение неприлично.

И не поспоришь. Но все же гордо шлепать босиком по лужам я пойду как-нибудь в другой раз.

– Благодарю вас за помощь, – я снизу вверх посмотрела на своего спасителя.

– Пожалуйста.

Украдкой рассматривая профиль красивого мужчины, я испытывала странное смятение. Стоит ли еще что-то ему сказать? Но что? В голове звонил тревожный звоночек, и я не понимала, что со мной творится.

Остаток пути прошел в молчании. Занеся меня в здание, безымянный помощник быстро миновал узкий скудно освещенный коридорчик, вошел в какое-то помещение.

– Добрый вечер, Агриппина Васильевна. Принимайте новую сотрудницу, – он аккуратно поставил меня на пол.

– Здравствуйте, – я смущенно улыбнулась элегантной пожилой женщине, сидящей за письменным столом.

Та величественно кивнула в ответ на мое приветствие и скептически посмотрела она на мужчину.

– Дмитрий Игоревич, голубчик, и кем же мне ее принять? Девушка, очевидно, слишком юна, чтобы быть преподавателем. А штат прислуги полностью укомплектован.

Острое разочарование полоснуло душу. Но мириться с неудачей я не собиралась:

– Агриппина Васильевна, у меня есть информация, что сегодня у вас уволилась поломойка. Я хочу работать на ее месте.

– Поломойкой? – с удивлением переспросила кадровик и озадаченно воззрилась на моего спасителя.

– С ректором согласую. Оформляйте, – приказал Дмитрий. – Всего доброго, – он вежливо мне поклонился и покинул кабинет.

– Надо же, – пробормотала растерянно Агриппина Васильевна. Поправив и без того безукоризненную прическу, деловым тоном обратилась ко мне: – У вас документы при себе есть?

– Да, – я бережно вытащила из кармана влажную картонку. Развернув паспорт, положила на столешницу.

– Александра Лаптева. Изгой, – вслух прочла женщина. Сокрушенно вздохнула, взяла со стеллажа толстую папку, достала бланки и начала что-то писать.

– Не нравится мне все это, – проворчала зависшая у окна призрачная боярышня. – Пойдем в монастырь, пока не поздно. Будешь метку хорошенько прятать, и проблем не возникнет.

Ага. Просто помру в келье. В лучшем случае.

Я проигнорировала призрака, внимательно наблюдая за тем, как женщина заполняет документы.

Закончив, она подала мне листы:

– Подписывайте.

Я поставила в нужных местах загогулину, отдала бумаги изучающей меня Агриппине Васильевне. Кадровик вернула папку обратно на полку, встала.

– Пойдемте со мной, – пригласила и грациозно направилась к выходу.

По дороге женщина уведомила, что мне выдадут сменную одежду, предоставят комнату и прямо сегодня накормят. И вроде стоило бы радоваться, но тревога грызла все сильнее.

Меня однозначно не хотели брать на работу. Если бы не загадочный Дмитрий Игоревич, то Агриппина Васильевна мне бы отказала. Вопрос: с какого перепуга мужчина воспылал желанием помогать первой встречной замарашке?

Почему-то потянуло обернуться.

Оставленная мной цепочка грязных следов волшебным образом исчезала на глазах. И не успела я моргнуть, как каменный пол стал девственно чистым.

Если по всей школе так, то зачем им поломойки?

* * *

Я растерянно осматривала свое новое жилище. Маленькая квадратная комнатушка, узкое окно-бойница, под ним – стол. Справа двухстворчатый шкаф, слева кровать. И все. Ни тебе занавески, ни напольного коврика, ни цветка в горшке.

Хм-м. Аскетично. Наверняка как-то так и выглядят кельи.

– Полотенца, гигиенические принадлежности, стандартный набор одежды – в шкафу. Размер универсальный. Как оденетесь, все станет вам впору. Удобства на этаже, – кадровик достала из кармана ключ: – От душевой. Как приведете себя в порядок, приходите в столовую. Поужинаем в тесном, – она отчего-то тяжело вздохнула, – женском кругу.

Желудок жалобно заурчал. Есть хотелось неимоверно. Однако прежде чем садиться за стол, необходимо помыться: мокрое платье противно липнет к телу и голова чешется. Я сжала ключ в руке.

– А как пройти в душевую?

– Объяснить-то могу, но особого смысла в этом нет: все равно заплутаете. Замок старинный, множество дверей, коридоров. Первое время рекомендую пользоваться услугами проводника.

Это она про того сумасшедшего кролика? А я так надеялась, что забег под дождем – разовая акция.

– И как позвать проводника?

– Громко, – Агриппина Васильевна впервые улыбнулась. – До встречи в столовой.

Она развернулась и вышла из моей «кельи».

– Не нравится мне здесь, – снова завела свою пластинку зависнувшая под потолком призрачная боярышня. – В женской гимназии и то было лучше. А мадам Тюсон, между прочим, нас в строгости держала. Нас и в город-то пару раз всего выводили.

– Как долго ты жила в гимназии?

Я с удовольствием скинула развалившиеся туфли. Поставив их у стеночки, подошла к шкафу.

– С десяти лет. Выпустилась неделю назад, – тихо ответила дева.

Сейчас ей восемнадцать. Выходит, восемь лет провела взаперти. М-да уж, что она знает о реальной жизни?

Распахнув створки, оглядела висящую на плечиках одежду: дождевик, теплая куртка, комбинезон, брюки, рубашки. Под одеждой стояла обувь: ботинки, домашние тапочки.

– Тебе предлагают носить штаны? – удивилось привидение. – Это неприлично! Ты должна потребовать нормальную женскую одежду!

Нет, штаны меня не смущали. Я привыкла в них ходить. Но то, что стандартный набор одежды оказался мужским, конкретно напрягало.

Взяла с полки трусы. Развернула. Полюбовавшись на гульфик, положила нижнее белье обратно. Под меня эта вещь точно не подстроится.

В итоге выбрала лишь штаны и рубашку. Достала громадные тапки. Сунула в них ноги и с изумлением обнаружила, что обувь моментально уменьшилась под мой размер.

– Чудеса, да и только.

– Беда будет. Тебе надо срочно идти к ректору, – разнервничалась призрак, летая из угла в угол. – Пусть сейчас ты в статусе мещанки, но это же немыслимо! Да мадам Тюсон выпорола бы тебя розгами за одно намерение надеть брюки! Минимум на месяц посадила в карцер, а потом опять выпорола! Не надевай эту одежду. Пожалуйста, не надевай.

Боже, в каком же аду она жила?

Сложив вещи и полотенце стопочкой на кровати, я пристально посмотрела на призрачную девушку.

– Как относились твои родители к методам воспитания мадам Тюсон?

Она опустилась к полу, подплыла к окошку и отвернулась.

– Много лет наш род раздирала междоусобица. Батюшке было не до меня. После того как меня в первый раз выпороли, я пожаловалась матушке. Так она сказала, что все это во благо, и мне нужно подчиняться воле педагогов. Ну и больше не жаловаться.

Злость закипала внутри. Что за бред несла ее мать?!

Мой отец – алкоголик. Он бросил нас с мамой, когда мне исполнилось четыре. Через год мамочка скончалась от скоротечного рака, я ее совсем не помню. Меня воспитывала бабушка – питерская интеллигентка, уважаемый ученый в области нейронауки и психолингвистики. Чтобы она на меня подняла руку? Да никогда в жизни!

– Ты один ребенок в семье?

– Нет, – боярышня печально покачала головой. – У меня было двое старших братьев. Они погибли. Вместе со своими семьями и папой, – дева повернулась ко мне. – В тот день мама занималась обустройством нашего дома во Владимире, а в московском особняке случился пожар. Никто не выжил. С их смерти минуло три года.

Уф-ф.

– Мне жаль.

– Полгода назад матушка вышла замуж за этого проходимца Антона Леонидовича. Мол, она устала одна тянуть родовое дело и ей требуется сильное мужское плечо, – лицо призрака исказилось от ненависти. – А этот мерзавец понабрал кредитов, наделал долгов и распродает имущество! Я попыталась поговорить с маменькой, так она и слушать не захотела. Дескать, ее Антонушке виднее. И тогда я решила пробудить духа рода, чтобы он ее вразумил, растолковал, с каким подлецом она живет! Ну и вот, – боярышня горько расплакалась.

Что тут скажешь? И даже обнять подругу по несчастью не выйдет. Так странно. Она младше всего-то на два года, но мне кажется, что я гораздо взрослее.

Встав рядом с надрывно плачущей девушкой, я молча ждала, пока она выплеснет свою боль.

– Давно не плакала. А сегодня не сдержалась, – шмыгнув носом, смущенно призналась дева.

– Накопилось, – я тепло улыбнулась.

– Тебе же помыться и поесть надо! – встрепенулась девушка. А заметив, как я взяла школьную одежду, жалобно попросила: – Может, все же не станешь это надевать?

– Люблю носить штаны, – подмигнула я удивленной деве и громко позвала: – Проводник!

Возле ног материализовался уже знакомый белый кролик. Вот откуда он взялся?

– Вряд ли иллюзия. Больше похож на фантома, – неуверенно предположила призрачная боярышня.

Так, ладно. Дело ясное, что дело темное. Позже разберусь. А сейчас – срочно мыться и есть!

– Веди меня в душ, – велела зверьку. И грозно добавила: – Бегать за тобой не буду! Понял?

Кролик пошевелил ушами, совсем по-человечески ехидно фыркнул и медленно поскакал к выходу. Я распахнула перед проводником дверь и вышла следом за ним.

К моей радости, в коридорах никого не встретилось, а кролик не летел как полоумный. Однако шли мы чересчур долго. Я уже начала подозревать, что этот плут намеренно ведет меня окольными путями, но мы наконец-то остановились у одной из дверей. Проводник стукнул по ней задней лапой и растаял в воздухе.

От удара дверь приоткрылась. Хм, и зачем мне дали ключ, если душевая не заперта?

Вошла в раздевалку. Оглядела множество металлических шкафчиков, выбрала один наугад. Положила в него стопку чистой одежды, захватила полотенце и отправилась исследовать душевую.

– Что-то тут не так, – пробубнило привидение.

Да вроде все нормально. Обычные душевые кабинки, как в спортзалах и бассейнах моего родного мира.

Зашла в самый дальний закуток, выложенный светлой плиткой. Повесила полотенце на крючок, избавилась от грязного влажного платья и нижнего белья. Кинула все это кучей на пол. Немного помучившись с кранами, включила воду и встала под горячие струи.

Как же хорошо-о-о!

С истинным наслаждением намылилась обнаруженным на полочке мылом, ополоснулась и, закрыв краны, обернулась полотенцем. Наклонилась за грязной одеждой, которую не помешает постирать, и изумленно распахнула глаза.

Стирка отменяется. Ни платья, ни белья нет. Что за чудеса?

И тут по ушам резанул душераздирающий крик привидения. Придерживая полотенце, я выскочила из кабинки.

Метрах в пяти от меня стояло трое высоких мускулистых парней.

Голых.

(обратно)

Глава 4

– Вот это сюрприз, – ошарашенно пробормотал брюнет, стоящий справа.

Словно по команде, юноши прикрыли руками свое мужское достоинство и встали плечом к плечу.

Какая синхронность! Прямо балерины из «Лебединого озера»! Репетировали, что ли? Ноги этим «танцовщицам» не мешало бы побрить, а в остальном – хоть сейчас выпускай на сцену.

Видимо, от дурацких мыслей испуг исчез. Пряча смех, я прищурилась, обвела взглядом изумленных парней.

– Голые мужчины! Совсем голые! Срам-то какой! – выйдя из ступора, запричитала призрачная боярышня. И стыдливо юркнула мне за спину.

– Белоснежка, а что вы делаете в мужской душевой? – игриво уточнил светловолосый красавчик.

В мужской?! Ну проводник! Оторвать бы уши этому шутнику!

– Освежиться захотелось, гномик, – пропела я, ловко подхватив сползающее с груди полотенце.

– Да у вас острый язычок. А глаза-то какие манящие, – блондин поиграл бровями.

– Сергей, следите за словами. Она ведьма, – напряженно произнес до сих пор молчащий рыжеволосый парень. – Даром еще не пользовалась, но шанс, что не пьет силу одаренных, один на миллион.

Между лопаток пробежал липкий холодок страха. Я забыла о метке ведьмы! Вот дура! Прятала-прятала татушку и так по-идиотски подставилась!

Разум лихорадочно искал выход. На ум приходила только одна идея: делать вид, что все нормально.

– Все. Вот и все, – с отчаянием зашептало мне в ухо привидение.

С огромным трудом сохраняя самообладание, я демонстративно посмотрела на правое предплечье. Затем – на чересчур наблюдательного юношу:

– Вы так много знаете о ведьмах?

– У нас хорошие преподаватели, – быстро ответил студент. – И самому было интересно, читал дополнительную литературу. Если желаете, могу рассказать. Не сейчас, конечно, – он смущенно кашлянул, крепче прижал ладони к паху. – Завтра утром, в библиотеке, часов в десять вас устроит?

– Вполне. Всего доброго, – обойдя приросших к полу красавцев, я вышла из душевой.

Свидание в библиотеке – подстава? Да нет, не похоже. Парень был напряжен, удивлен, но вовсе не испуган. Да и никто из них агрессии не проявлял. А что если призрак заблуждается насчет ведьм?

Сердце забилось как сумасшедшее, ноги ослабли. Видимо, пришел откат. Доковыляв до шкафчика, я трясущимися руками достала вещи.

– C чего вдруг вы гномик? Они же мелкие, – долетел из приоткрытой двери голос брюнета.

– Потому что назвал ее Белоснежкой, – буркнул блондин. Он еще что-то сказал, но слова заглушил шум воды.

Надев большие для меня штаны с рубашкой, я заторможенно отметила, как ткань зашевелилась, прилегла к телу. Через миг одежда сидела на мне как влитая.

Потянулась за влажным полотенцем, но то куда-то исчезло.

Прислушалась. Парни мылись. Неужели ничего страшного не произойдет?!

Не до конца веря, что гадкую черную ведьму так просто выпустят, и стараясь не шуметь, выскользнула из раздевалки. Отошла подальше от мужской душевой и только тогда облегченно выдохнула.

Сурово посмотрела на полупрозрачную боярышню.

– Не понимаю, – пролепетала та. – Ведьма – зло во плоти. Любой, кто увидит метку, обязан сразу же принять меры для поимки ведьмы и вызвать имперских магов. Мадам Тюсон много раз нам это говорила. Может, этим студентам не рассказали?

Я поморщилась. Об этом, чужом мире ничегошеньки не знаю, остается лишь строить догадки.

– Утро вечера мудренее. Сейчас я иду есть и спать.

– Как ты можешь быть такой спокойной?! – замельтешила в воздухе встревоженная дева.

Спокойной? Да у меня пульс зашкаливает и колени до сих пор дрожат!

Не став отвечать, я криво усмехнулась.

– Проводник! – позвала громко. У ног возник белый кролик. Я резко наклонилась, схватила пакостника за уши. – Шутки закончились. Еще раз приведешь меня не туда, куда требуется, пущу на котлеты.

Фантом сложил передние лапки на груди, изображая оскорбленную невинность. Ну, если разобраться, в душ-то он меня привел. Правда, не в тот. Или я неверно задала пункт назначения? Вот гадство!

– Веди к Агриппине Васильевне, – приказала, поставив зверька на пол. Надеюсь, других женщин с таким именем-отчеством в этом учебном заведении нет.

Одарив меня обиженным взглядом, пушистик словно нехотя сделал пару прыжков. А потом стремглав помчался вперед по коридору. Пришлось снова нестись за ним.

У-у-у, зараза!

Когда этот полоумный спринтер наконец-то остановился у открытой двери, я пыхтела как паровоз. Затормозив, перешла на шаг, выравнивая сбившееся дыхание. По сравнению с этим забегом, тот, на улице, вообще неспешная прогулка!

В боку ощутимо кололо. М-да, физическая подготовка никуда не годится. Девица совсем не занималась? Я мрачно посмотрела на подлетевшее ко мне привидение. Горделиво задрав подбородок, то демонстративно отвернулось.

Ну и характер. Вредина, еще и в панику горазда впадать. И как набралась храбрости-то попытаться разбудить дух рода? Или не предполагала, что для нее все так плачевно закончится? Впрочем, пока не стоит этим заморачиваться. Есть дела поважнее.

Желудок жалобно заурчал. Пригладив спутанные влажные волосы, я вошла в столовую. В центре помещения, на удивление уютного и небольшого, красовался уставленный снедью стол. Вокруг него сидели три женщины, еще не приступившие к ужину. Услышав мои шаги, они слаженно повернули головы на звук.

А я мысленно себя похвалила: пункт назначения задан верно. Пора знакомиться с коллегами.

– Добрый вечер. Благодарю за ожидание, – произнесла дружелюбно.

– Как ты себя ведешь? Следовало извиниться и смиренно просить разрешение подойти к столу, – упрекнула призрачная боярышня.

Не соглашусь. Время ужина мне не сообщили, так что опоздания нет. К тому же это их личный выбор – ждать меня или нет. Раз подождали, значит, надо поблагодарить. А вот извиняться не за что. Насчет смиренной просьбы и вовсе молчу.

Две незнакомые мне сотрудницы вразнобой поздоровались и принялись наполнять свои тарелки.

– Садитесь, Александра, – кадровик указала на пустующий стул. – Как вы уже знаете, я занимаюсь наймом персонала. Но мои обязанности на этом не заканчиваются. Фактически я – экономка, на мне все хозяйственные вопросы в замке. А теперь представлю наш скромный женский коллектив. Напротив вас Маргарита Павловна Ткачук, библиотекарь.

Симпатичная стройная женщина лет тридцати кивнула и вновь сосредоточилась на еде.

– Анна Ивановна Горохова, наш изумительный повар, – продолжила знакомство кадровик-экономка.

Повариха, тучная пожилая женщина, заботливо спросила:

– Золотце, что с вами стряслось? Выглядите утомленной.

Вроде бы Анна Ивановна – хороший человек. Нооткровенничать все равно не стоит.

– У меня возникло недопонимание с проводником, – пояснила я. Развернув салфетку, расстелила ее на коленях.

– Неужели вынудил бегать за ним? – отложив ложку, напряглась Маргарита. Я кивнула. – Агриппина Васильевна, вот видите! Он сразу же новенькую мучить начал! А если Александру, как меня в тот раз, к студентам в душевую заведет?! Ладно, я замужняя, а она-то девица! – библиотекарь возмущенно фыркнула. – Почему вы не хотите пожаловаться ректору? Наверняка этому фантому можно настройки поменять.

О как. Выходит, заяц не одну меня сводил на экскурсию к мальчикам. Вот же… белая морда!

Агриппина положила на мою тарелку умопомрачительно пахнущее овощное рагу. Не заставляя себя ждать, я с наслаждением приступила к еде.

Понимающе мне улыбнувшись, Агриппина Васильевна строго сказала:

– Маргарита, сожалею, что с вами год назад произошел тот досадный инцидент. Но проводник – уникальный фантом. Он разумен как человек и полностью автономен. Ни в одной военной академии подобного проводника больше нет. Изменение настроек, весьма вероятно, повлечет за собой гибель существа. А второго Дмитрий Игоревич вряд ли согласится создать. Так что нет, к ректору с подобной просьбой я не пойду. И вам не советую.

Хм-м, оказывается, проводника создал мой таинственный спаситель. Ну а в разумности пакостного зайца я и не сомневалась.

Поднесла ложку ко рту, да так и застыла. Как военная академия?! Я не ослышалась?!

– Александра, вы ведь уже пострадали от кролика-хулигана. Не поговорите ли при случае на эту тему с Дмитрием Игоревичем? – с неожиданной настойчивостью попросила Маргарита.

Ну и просьба. Почему она решила, что я как-то могу повлиять на человека, с которым практически не знакома? Да и нет у меня желания кляузничать на ком шерсти. Сама с ним разберусь.

– Я подумаю над вашим предложением, – пообещала я, откладывая столовые приборы. – Агриппина Васильевна, вы упомянули военную академию. Разве это учебное заведение не магическая школа?

– Нет. Уже лет триста как в этом замке военная академия, – удивилась кадровик-экономка. – У нас для обучающихся одинаковые условия, нет разделения на дворян и простолюдинов. Попасть сюда считается честью, даже отпрыски древних родов учебу у нас проходят. А других заведений, где учат магическим наукам, в окрестностях нет. И никогда не было.

Бред какой-то. Хочется верить, что это банальное недоразумение. Ну может же быть такое, что для продавщицы с подругой школа магии и военная академия – одно и то же?

– Александра, позвольте задать вам вопрос? – Агриппина промокнула губы салфеткой. – Кто вам сказал, что нам требуется поломойка?

– Я в Суздале на рынке случайно услышала разговор двух женщин. Ваша бывшая поломойка Галина рассказывала, что сегодня получила расчет. Я поинтересовалась, где находится учебное заведение. Мне дорогу подробно объяснили, еще и пирожком угостили.

Новые коллеги переглянулись.

– Золотце, в этом замке отродясь не было поломоек. Ни они, ни прачки, ни посудомойки, ни горничные – не нужны. Домовые у нас тут трудятся. И никакая Галина не то что не получала расчета, но и не работала, – повариха посмотрела на меня с жалостью.

Мозг буквально вскипел. Рассудок отказывался верить.

– А целитель у вас есть?

– Штатного нет, – разрушила мои надежды Агриппина. – На территории академии никто и никогда не болеет. А все полученные здесь травмы и раны в течение суток заживают сами.

Я в растрепанных чувствах глотнула воды из стакана. Вот попала.

При подписании трудового договора я удосужилась ознакомиться лишь с пунктом «ответственность сторон». Отработать необходимо не менее шести месяцев. Если соберусь уволиться до истечения срока, то придется выплачивать гигантский штраф. Таких денег у меня нет. Их вообще нет.

– И что теперь тебе делать? – выдохнуло привидение, невольно высказав мои собственные мысли.

– Сашенька… Вы позволите вас так называть? – в тоне Агриппины чувствовалось беспокойство. Я кивнула. – Работа для вас найдется, не переживайте. Либо на кухне, либо в библиотеке дополнительные руки пригодятся, – пообещала кадровик-экономка. – А если вдруг со здоровьем беда случится, уверена, ректор не откажет в помощи. Он у нас архимаг.

Понятия не имею, что значит «архимаг», но заявление обнадеживает.

– Спасибо, Агриппина Васильевна, – я встала из-за стола. – Все было очень вкусно. Пожалуй, пойду отдыхать. Устала что-то.

– Проводник, – не повышая голоса, позвала Агриппина. Невесть откуда выпрыгнул кролик, и она распорядилась: – Проводи Александру в ее комнату. Кратчайшим маршрутом и спокойным шагом.

Нарочито медленно развернувшись, проводник неспешно поскакал прочь из столовой. Я попрощалась с новыми коллегами и пошла за ним. В душе царил сумбур.

В этот раз заяц привел куда надо. Не реагируя на причитания привидения, я сняла тапки, легла на кровать.

Школы магии возле Суздаля нет, но есть военная академия. Целитель здесь в принципе не нужен. Впрочем, как и уборщица. Не верить Агриппине нет оснований: я собственными глазами видела, как следы на полу и грязная одежда исчезают словно по волшебству. Так что те женщины на рынке намеренно ввели меня в заблуждение. Вопрос: зачем? И второй: почему незнакомый мужчина решил оказать мне содействие в трудоустройстве? Причем на несуществующую должность? А за ним третий: как выбраться из той ямы, в которую закапываюсь все глубже?

Размышляя, незаметно для себя провалилась в сон. Разбудило меня взволнованное персональное привидение:

– Проснись, кто-то пришел. В дверь стучат.

Кое-как разлепив глаза, я села в кровати. Бездумно уставилась на ноги, обтянутые штанами. Одетой уснула. Так никуда не годится. Еще и все мышцы ломит. Погонял меня заяц изрядно.

Кому я там понадобилась с самого утра?

Кряхтя как старуха, встала и побрела к выходу из комнаты, клятвенно обещая себе заняться спортом.

На пороге стояла Агриппина Васильевна… с подносом в руках.

– Доброе утро. Ваш завтрак, – любезным тоном сообщила кадровик-экономка.

Вот это сервис. С каких пор начальство приносит подчиненным еду в комнату?

Под ложечкой противно засосало.

– Прошу, – освободив проход, я широким жестом предложила женщине войти.

Подойдя к столику, она поставила на него поднос. Затем без тени улыбки сказала:

– Александра, я хочу с вами серьезно поговорить.

Терпеть не могу фразу «хочу с тобой серьезно поговорить». За ней обычно кроется очередная гадость. И что на этот раз?

Разнервничавшись, я поправила измятую постель, села на край. Глубоко вздохнула, успокаиваясь, и повернулась к экономке:

– О чем вы хотели поговорить?

Та грациозно опустилась на стул. И неожиданно спросила:

– Тот рынок, где вы вчера случайно услышали разговор, каким он был?

– Обычным, – я с недоумением пожала плечами.

– Расскажите все, что помните.

– На улице стояли узкие прилавки с продуктами, вдоль них ходили горожане.

– Как одеты люди? О чем они разговаривали? – настойчиво продолжила выспрашивать Агриппина. – Не торопитесь, подумайте хорошенько.

Странные вопросы. Вот зачем ей это?

Я порылась в памяти. В голове всплывали какие-то размытые картинки, гул голосов, неразборчивые слова. Пришлось расписаться в своем бессилии:

– Не помню.

– Как выглядела Галина, которая утверждала, что работала у нас поломойкой? А ее собеседница?

Довольно улыбнувшись, я уверенно ответила:

– Пожилая, в цветастом платке. А вторая – в душегрейке. Она продавала выпечку и угостила меня пирожками.

– Вы разглядели их лица? Цвет глаз, волос? Сможете описать?

Естественно!

Я открыла рот и… захлопнула. В памяти отпечатались лишь душегрейка с платком. И все.

– Нет, – прошептала с изумлением.

– И пирожками вы наверняка не наелись? – Агриппина настороженно прищурилась.

А ведь она права: я осталась голодной. Черт возьми, у меня с мозгом реальные проблемы, или тут что-то иное?

Нахмурившись, покачала головой.

Женщина поднялась, походила по комнатушке. Встав у стены, пристально посмотрела на меня.

– Описанного вами рынка в Суздале нет. Горожане и гости города покупают продукты в торговых рядах. Это длинное каменное здание. Уличная ярмарка проводится ежемесячно, но вчера ее не было. А тем, чем вас якобы угостили, боюсь, в принципе невозможно утолить голод.

(обратно)

Глава 5

Не в силах издать ни звука, я пыталась осознать услышанное.

– Призраки не сходят с ума! А я все видела и слышала! – категорично заявила боярышня. Подлетела ко мне, зависла справа.

Показалось, что взгляд Агриппины задержался на привидении. В горле моментально пересохло, пульс участился.

Неужели она увидела мою предшественницу? Если спросит, что сказать? Безвременно почившая сестра-близнец не желает уходить к предкам, потому летает рядом? Или сделать вид, что ничего не знаю? А вдруг завхоз еще и слышит ее? Эта призрачная дуреха в любую секунду сдаст нас с потрохами!

Сердце ухнуло в пятки, ладони вспотели.

Спустя несколько томительно долгих мгновений экономка наконец заговорила:

– Можно предположить, что имело место ментальное воздействие. Но тогда вы бы помнили и одежду, и лица, и запахи. Галлюцинации не только казались бы реальными событиями, они бы отложились в памяти. Точно так же, как у больных шизофренией, – женщина едва заметно усмехнулась. – Не волнуйтесь, с вашим разумом все в порядке.

– Агриппина Васильевна, еще немного, и мой разум перестанет быть в порядке, – пожаловалась я, засунув ладони между коленей.

– Пирожки были теплыми? – огорошила вопросом сотрудница академии.

– Да.

– Похоже это фантомы, – женщина потерла пальцами виски. – Чтобы организовать подобное представление, требуется колоссальный опыт и невероятное количество силы. Даже архимаг в одиночку не справится.

– Для чего это все?

Мой голос дрогнул от пугающей догадки: получается, кому-то очень понадобилась свежеиспеченная ведьма?!

Кадровик подошла к стулу, положила на спинку руки.

– А как вы познакомилась с Дмитрием Игоревичем?

Подозревает, что мой златоглазый спаситель замешан? Да вроде наша встреча случайна.

Прекрасно помня все детали «знакомства», я честно сказала:

– Бежала за проводником, упала в кусты. Дмитрий Игоревич меня вытащил. Спросил, иду ли я устраиваться на службу. Ну и решил донести: мои туфли развалились.

– Даже так, – кадровик удивленно хмыкнула.

– Думаете, он имеет какое-то отношение… – я намеренно не договорила, напряженно ожидая ответа.

Женщина с сомнением покачала головой.

– Вряд ли. Я искренне удивлена, что Дмитрий проявил такую заботу. На него это не похоже. А вот его вопрос к вам логичен: женщин в военные академии берут только на службу. Но, право слово, не понимаю, почему привратник пропустил вас территорию.

– Поясните?

– Вы же наверняка ему сообщили, что пришли устраиваться поломойкой?

– Да, сразу же. А что не так?

– Он прекрасно знает, что поломойки здесь не нужны, – женщина с силой сжала спинку.

– То есть и на него как-то воздействовали?

– Это в принципе невозможно. Привратник – высшая сущность, хранитель академии, – Агриппина поджала губы. – В нашем заведении учатся лучшие из лучших. Принимаются исключительно юноши шестнадцати–семнадцати лет. Исторически так сложилось, что вступительных экзаменов нет. Желающие поступить приходят к воротам двадцать девятого февраля, их встречает привратник. Он и выносит вердикт. Если у одаренного потенциал магического источника соответствует критериям, то предоставляет проводника. В обратном случае отправляет соискателя восвояси.

А жесткие у них правила! И прием раз в четыре года, и ограничения по полу, возрасту и еще куче критериев. Но я-то ни под одно из требований не подхожу, а проводника мне дали.

– Александра, зачем вам целитель? – прервала мои размышления Агриппина.

С чего вдруг такой интерес? Сказать или не стоит?

Приняв решение, я довольно холодно ответила:

– У меня поврежден магический источник и нет денег. Без дорогостоящего лечения проживу максимум полгода. Галина утверждала, что школьный целитель отрастил ей мизинец. Это основная причина, почему я пришла работать на ее место.

– Хм-м, – завхоз отпустила многострадальный стул. – Ни палец, ни другую конечность вырастить нельзя. Как и вылечить сгоревший полностью источник. Ни за какие деньги. Сожалею, но вас обманули не только фантомы.

– Отчим подло солгал?! – полупрозрачная фигурка взметнулась в воздух. – Отомстил за то, что я пыталась настроить против него матушку?! Негодяй! Мерзавец!

Согласна, Антон Леонидович редкостная сволочь. Все больше хочется дать ему по морде. Это ж надо было так изощренно отомстить восемнадцатилетней девочке! А главное – за что? Ну не нравится он падчерице – невелика беда. Особенно если супруге начхать на отношение дочери. И ничуть не сомневаюсь, что боярыня осведомлена о долгах мужа.

А если мотив не месть, а иной? Как-то уж экстренно боярышню попросили на выход. Хотя какая уже разница? По всей видимости, жить мне осталось мало. Пора думать о вечном.

Вздохнув, я понуро опустила голову.

– Все крайне неоднозначно. Но в одном я уверена: кому-то очень нужно, чтобы вы выжили, – патетический голос завхоза прозвучал как гром среди ясного неба.

Я посмотрела на женщину с искренним недоумением. Она издевается?

– Академия построена на месте природной силы. Пока вы находитесь здесь, смерть вам не грозит, – Агриппина подмигнула и будничным тоном продолжила: – У меня есть кое-какие идеи. Обнадеживать не стану, уж не обессудьте. Сегодня даю вам выходной. Погуляйте, осмотритесь. В семь вечера встретимся за ужином, – положив на столешницу женские наручные часики, она выпорхнула из комнаты.

Встав с кровати, я глянула на часы: пятнадцать минут девятого. В десять – наиважнейшая встреча в библиотеке, а я еще не умыта и не причесана. Да и поесть не мешает.

Уселась за стол, подтянула ближе принесенный Агриппиной поднос. Глотнула молока и взялась за булочку.

Угрюмо наблюдающее за мной привидение скрестило руки на груди:

– Как ты можешь есть? Да мне бы сейчас кусок в горло не полез!

Как-как? Стресс заедаю. И думать так проще.

* * *

Это же время. Кабинет ректора

– Агриппина доложила, что ты распорядился оформить в штат девушку-изгоя, еще и поломойкой. Разумеется, договор я подписал, – убеленный сединами старец отложил перьевую ручку. – Но, может, все-таки объяснишь, зачем тебе эта Александра Лаптева?

Сложив пальцы домиком, архимаг вопросительно посмотрел на сидящего в кресле преподавателя методов противодействия темным силам.

«Она изгой? М-да. Не повезло ей», – подумал тот и второй раз после встречи с грязнулей испытал что-то вроде сочувствия.

– Почему ты пошел против правил? Что в ней такого?

– Привратник пропустил Александру, выдал ей проводника, – безэмоционально ответил Дмитрий. – Спрашивать хранителя, почему он это сделал, не имеет смысла. Судя по всему, высшее существо разглядело в девушке огромный потенциал. Иного мотива не вижу. Однако при поверхностном сканировании я обнаружил у этой особы серьезные проблемы с магическим источником. Кроме того, за ней по пятам следует призрак. Их внешнее сходство с объектом привязки поразительное, связь кровными узами свежая. Как профессионалу мне стало любопытно.

– Сестра-близнец? – предположил ректор.

– А разве есть другие варианты, наставник?

– С тобой невозможно разговаривать. Весь в мать пошел, – на грани слышимости пробормотал старец. Повысив голос, он властно продолжил: – Раз тебя Лаптева заинтересовала, то сам и разбирайся. Потребуется совет – приходи.

Дмитрий поднялся.

– Мне пора на лекции. Студенты уже ждут. До вечера, наставник, – уважительно поклонившись, он вышел из кабинета.

* * *

Покончив с завтраком, я сидела за столом, рассматривая кусочек синего неба за узким окошком. Тревожные мысли кружили, не оставляли в покое.

За что мне это все?!

Чувствуя, что вот-вот разревусь, строго себя одернула. Нечего расклеиваться. Плечи расправила – и вперед! Если что, вечером поплачешь в подушку.

Решительно встав, подошла к шкафу и распахнула дверцы. На вешалке среди мужского набора одежды висело чистое, выглаженное платье. То самое, которое исчезло в ду́ше.

И откуда оно взялось? Домовые подсуетились? А белье где?

Желая проверить содержимое полки, я повернула голову и зависла как старенький компьютер.

На внутренней стороне створки шкафа красовалось зеркало. Еще пять минут назад его тут не было. Это сто процентов. Что за чудеса?

Растерянно оглядела свое отражение. Рассматривать полупрозрачную боярышню или фотографию в «паспорте» – это одно, а узреть новую себя вживую – совершенно другое.

Длинные темно-русые волосы всклокочены, одежда измята. А в целом вполне симпатичная девушка: стройная, зеленоглазая. Можно даже сказать – красивая. В прошлой жизни я была менее привлекательной. Но все же… жаль, что тело не мое.

Ну да какой смысл сожалеть об утраченном. Надо жить настоящим.

Взяла с верхней полки расческу, сняла с вешалки темно-синие брюки и белоснежную рубашку. Положив на кровать вещи, села с ними рядышком, начала расчесываться. Вернее, попыталась. Зубчики маленькой мужской расчески перманентно застревали в спутанных волосах.

Гадство! Не стоило засыпать с мокрой головой!

– Не смей надевать мужские вещи! – вознегодовала наблюдающая за мной боярышня. – Достань платье, приведи себя в пристойный вид и ступай к ректору академии!

– Для чего? – уточнила я и зашипела от боли. Да что ж все так запуталось!

– Упади ему в ноги, признайся, что ты ведьма, слезно попроси отпустить тебя. Пообещай уехать далеко-далеко и провести остаток дней в уединении да молитвах. А я смиренно разделю с тобой участь изгнанницы, – она протяжно вздохнула.

– И почему я должна так поступить? – прищурившись, я посмотрела на деву.

– Ты глупая?! Не поняла, что я тебе говорила?! – заорала боярышня. – Ведьмы – зло во плоти! Они пьют силу невинных!

– Зачем?

– Что зачем? – ошарашенно переспросила она.

– Зачем ведьмы пьют силу невинных? – я вновь занялась возвращение волосам божеского вида. Добравшись до намертво спутанного локона, сердито выругалась: – Да чтоб тебя восемь раз через коромысло!

– За такие мерзкие слова тебе следует рот помыть с мылом!

– Ты не ответила на вопрос: зачем? – напомнила я как можно спокойнее, однако в глубине души уже закипало раздражение.

– Затем!

– То есть не знаешь, – я хмыкнула и с облегчением поняла, что с колтуном разобралась.

Призрачная боярышня возмущенно фыркнула и резко отвернулась к окну.

Я же неторопливо заплела красивую косу, сняла измятые за ночь брюки, надела новые. Накинула свежую рубашку. Как только заправила ее в штаны, одежда села по фигуре.

А удобно: раз-два, и все впору.

Достала из шкафа высокие черные ботинки, обулась и начала их шнуровать.

– Почему ты не надела платье?! – гневный окрик привидения резанул по ушам. – Не знаешь, как подобает выглядеть приличной девушке, так слушай, что тебе говорят! Хватит уже вести себя как необразованная простолюдинка!

Да уж, штормит боярышню не по-детски. У нее, конечно, стресс. Но, ей-богу, мне ничуть не лучше. С какого перепуга я должна терпеть ее закидоны?

Выпрямилась в полный рост и веско бросила:

– Заканчивай.

– Что? – с недоумением выдохнула дева.

– Давай расставим точки над i. Мне было двадцать лет, когда я погибла. Все те навыки, которыми стоит обладать приличной, как ты выразилась, девушке, у меня есть. Я знаю этикет, владею четырьмя языками, десять лет серьезно занималась фигурным катанием, неплохо рисую, играю на фортепиано, прекрасно разбираюсь в анатомии, умею зашивать раны, накладывать повязки, ставить капельницы, – глядя на ошарашенную боярышню, усмехнулась. – С самооценкой у меня все в порядке, и ни тебе, ни кому-либо другому я не позволю диктовать мне, как поступать. Решения я всегда принимаю сама. Ну а захочу узнать твое мнение по какому-либо вопросу, то спрошу. Доступно объяснила?

Шокированная дева захлопала ресницами. Она определенно пребывала в ступоре. Может, зря я так с ней? Мир же другой.

Я про себя тяжело вздохнула, но продолжила говорить спокойно:

– Скажи, пожалуйста, какой сейчас год? В какой стране находимся?

– Тысяча девятьсот тридцать девятый. Российская империя, – словно на автомате оттарабанила боярышня. Отмерла и взглянула на меня с вопросом.

– Какие существуют средства передвижения, кроме автомобилей?

Я достала из шкафа осеннюю куртку. А вдруг в библиотеку придется идти по улице?

– Лошади, ослы, самокаты, велосипеды, мотоциклы, аэростаты, самолеты, – послушно перечислила дева.

– Телевидение, мобильные телефоны?

– Телевидение есть. Мобильный телефон – это как? Можно ли его из комнаты в комнату переносить? Зависит от длины шнура. Если короткий, то далеко не унести.

Представив эту картину, я с трудом сдержала улыбку. Идешь такая по улице, по телефону с подругой разговариваешь. Массивный аппарат под мышкой, трубка прижата к уху, а следом за тобой длиннющий шнур тянется. Прикольно.

О, уже без пятнадцати десять. Пора идти.

Но прежде чем звать любящего побегать кролика, решила кое-что прояснить:

– Революции в этой стране ведь не было?

– Нет.

– А кто сейчас император?

– Федор, – тихо ответило привидение. Подлетев ближе, дева опустилась на уровень моего лица и шепотом спросила: – Твоя душа, она?..

– Из будущего альтернативной России, – я грустно развела руками. – Мы с тобой невольно оказались в одной лодке. Давай уже грести в одном направлении. Иначе потонем.

Боярышня совсем по-детски шмыгнула носом.

– Прости, что я себя так веду. Мне страшно. Хочу как-то тебе помочь, но срываюсь. И вот, – она смущенно потупилась.

– Ну раз хочешь помочь, то приступай.

– Я готова! Что делать?

(обратно)

Глава 6

Выслушав мою просьбу, привидение кивнуло.

– Думала, будет что-то посущественнее. А тут просто молчать, когда рядом лишние уши. Легкотня! – обрадовалась дева.

Я усмехнулась и направилась к выходу из комнаты. Просто, если сам того хочешь. А вот когда вынужден это делать – та еще задача. Лично мне игра в молчанку давалась сложно. Так и подмывало что-то ляпнуть.

– Подожди, – остановила боярышня, подлетев ближе. – Почему ты об этом попросила?

– Сегодня мне показалось, что Агриппина тебя видит. Ты ничего не заметила?

– Нет, – девушка нахмурилась. – Не скажу, что эта Агриппина Васильевна мне так уж сильно не нравится. Вроде нормальная. Но такая… – не найдя подходящих слов, дева покрутила рукой.

Какая такая? Странная? Так для меня в этом мире все странное.

– Не хочу выглядеть навязчивой, но, может, все же наденешь платье? Штаны у нас девушки не носят. Это правда, – боярышня смущенно пожала плечами.

– Правда? То есть платья в сочетании с высокими военными ботинками и мужскими куртками – это модно? Если так, то немедленно переоденусь, – я широко улыбнулась.

– Что ты! Это вообще кошмар! – привидение замахало руками. – Забудь мое предложение!

То-то и оно.

Я открыла дверь, дождалась, пока боярышня вылетит из комнаты, вышла следом.

И остолбенела. Я точно не сошла с ума?!

Вчера коридор был узким и прямым как стрела, а первые ответвления появлялись метрах в десяти от моей комнаты. Однако сейчас я стояла на перекрестье пяти путей. Тусклый, непонятно откуда льющийся свет едва освещал каменные стены и пол, веяло холодом и стариной.

Что за наваждение?

– Вот это да! – выдохнуло шокированное привидение.

– Именно так, – пробормотала я.

И чего, спрашивается, сразу кролика не позвала? О чем думала? Явно не о том, о чем стоило бы побеспокоиться в первую очередь. А теперь чешу затылок в растерянности. Все пять коридоров абсолютно одинаковые, отличаются лишь направлением. И никакой не внушает оптимизма.

Как там в сказке на камне написано? Налево пойдешь – коня потеряешь. Направо пойдешь – женатым будешь. Ну а прямо пойдешь – смертушку свою найдешь. Две оставшихся дороги, видимо, сюрприз. И, чует сердце, мне он не понравится.

Пожалуй, лучше вернуться в келью.

Я развернулась на каблуках. И ошеломленно икнула. Двери в мою комнату больше не было. Предо мной красовалось еще пять коридоров.

– Пока ты не начала поворачиваться, дверь была на месте, – испуганно прошептало привидение. – Ой, мамочка…

Мама тут не поможет. Звать надо не ее, а зайца.

Набрав полную грудь воздуха, я крикнула:

– Проводник!

Через миг у ног сидел белый пушистик и смотрел на меня так, будто я его разбудила. В общем – сердито.

Наклонившись, подняла зверька. Совсем как живой: теплый, сердце бьется. Почему Агриппина говорила, что внешность фантома запомнить нельзя?

Присмотрелась к пушистому проводнику. Сейчас он выглядел иначе: не кролик и не заяц, скорее, что-то среднее между ними.

Опять меня не туда заносит. Необходимо срочно решать, чего хочу от кролика. Попросить проводить в келью? А смысл? Все свое ношу с собой, и делать мне там нечего.

Ласково погладила проводника по спинке и искренне сказала:

– Малыш, мне очень нужна твоя помощь. В десять часов у меня назначена важная встреча в библиотеке. Покажешь туда дорогу?

Зверек протяжно, как-то по-человечески вздохнул. Спрыгнув с рук, сел на задние лапы, поводил носом, словно принюхиваясь. А после шустро поскакал в один из проходов.

– Не отставай! – бросила я привидению и торопливо пошла за проводником. А вскоре и побежала.

Но уследить за провожатым не успела. Упрыгав далеко вперед, мелкий пакостник неожиданно сиганул куда-то вправо. Я что было мочи рванула за ним. Влетела в проем, пробежала по инерции еще несколько шагов и замерла в растерянности.

Кролик ждал у подножия широкой мраморной лестницы. Ее ступени заканчивались площадкой с установленной в нише статуей пожилого мужчины. И уже две другие лестницы, по бокам, вели на балконы второго этажа.

Тревога кольнула душу, и я резко обернулась.

Предо мной простирался роскошный холл. Коридор, из которого мы выскочили, пропал.

Да как так-то?! Что за чертовщина творится в этом замке?!

Осмотрелась. Все вокруг буквально кричало о роскоши: стены и высоченные колонны облицованы дорогущим голубым мрамором, белоснежный пол натерт до блеска, с потолка свисают умопомрачительные люстры. А уж окна! Широкие, украшенные поверху затейливым орнаментом, – не чета узким бойницам в моей комнате.

Висящая в метре от меня боярышня выглядела очумевшей.

Вот и у меня аналогичные ощущения.

Вздохнув, я направилась к проводнику. Тот сразу же встал и попрыгал вверх по лестнице. Пришлось опять ускоряться.

Поднявшись на второй этаж, кролик подвел меня к двухстворчатой резной двери. Стукнул по ней задней лапой и исчез.

На автомате пригладив волосы, я толкнула одну из створок. Задержалась, чтобы пропустить привидение, и вошла. Надеюсь, без неприятных сюрпризов обойдется.

В нескольких метрах от входа располагалась полукруглая стойка из красного дерева. За ней сидела светловолосая библиотекарша. Прижимая к уху телефонную трубку, женщина напряженно слушала собеседника.

Ей точно не до меня. Куда идти-то?

Посмотрела направо, затем налево. Две идентичные двери. Наудачу повернула направо. А едва переступила порог, поняла, что угадала: я зашла в читальный зал. Вдоль стен, до потолка уставленных открытыми шкафами с книгами, располагалось множество столов. Но лишь один оказался занят – тем рыжеволосым парнем из душа.

Ни в холле, ни по дороге в библиотеку я никого не встретила. Если это не очередной выверт за́мка, то, скорее всего, студенты на лекциях. Рыжик прогуливает или отпросился? Впрочем, не столь важно. Пришел – и ладушки.

Молодой человек встал, одернул полы форменного темно-синего кителя.

– Рад вас видеть, – он сдержанно поклонился.

Приблизившись к юноше, я села за его стол, заложила ногу за ногу.

– Взаимно, – ответила любезно.

Зря куртку надела. После пробежки неимоверно жарко. И не разденешься: наверняка на рубашке появились следы от пота. Придется терпеть.

Привидение подлетело ближе, зависло в проходе. Скрестив руки на груди, дева угрюмо взирала на юношу.

Молодой человек никак не отреагировал на призрачную боярышню. Он опустился на свой стул и с достоинством сказал:

– Разрешите представиться: дворянин Виктор Павлович Рыжов.

Подходящая фамилия. Интересно, в их семье все рыжие? Или только этого парня солнышко полюбило?

– Александра.

– И все? – Рыжов вопросительно приподнял брови. Я промолчала. – Приношу извинения за бестактность, – румянец окрасил светлую кожу симпатичного парня. – Впредь постараюсь не задавать вам неуместных вопросов.

Пфф, таким меня не смутить. Но говорить об этом не стану. Не собираюсь и откровенничать. Пора переходить к теме собрания.

– При нашей первой встрече вы меня удивили своей осведомленностью о ведьмах.

– Я дворянин, и у меня две сестры, – выдал Виктор.

Отличный ответ. Только мне он ничего не дает.

– Поделитесь тем, что знаете о метке ведьмы? Мне действительно интересно, – я подбадривающе улыбнулась, скрестив пальцы на удачу.

Рыжов ненадолго задумался и приступил к рассказу:

– Когда появились первые ведьмы, доподлинно не известно. Дар проявлялся исключительно у девушек из знатных родов. Они лечили травами практически любые недуги, могли превратить дурнушку в красавицу, сделать так, чтобы с полей собирали невиданные урожаи, коровы давали много вкусного молока, а куры неслись без перерыва. На первый взгляд, ведьмы приносили исключительно пользу. Но это не так, – на лбу парня пролегла глубокая складка, – Обладательницы этого дара уничтожали посевы, вызвали болезни скота, насылали порчу и проклятья. А еще они запросто убивали словом.

Мурашки побежали по коже. Ведьм, бесспорно, невинными не назовешь. Но вряд ли их невзлюбили лишь за перечисленные Виктором гадости. Уверена, есть другая причина. И догадываюсь какая.

Будто отвечая на мои мысли, студент произнес:

– После каждого использования дара, и неважно, примененного во благо или во зло, ведьма обязательно забирает силу. У простого люда – жизненную, у одаренных – магическую. И это еще не все. До активации дара юная ведьма кажется обычной, не считая метки на правом плече. Но стоит применить дар в первый раз, она начинает заимствовать чужую энергию. Чаще всего в небольших количествах, но обязательно регулярно. А порой человека выпивали досуха.

Внутри все свернулось в тугой узел. Мне что, грозит участь вампира? И пусть придется не кровь сосать, но все равно противно. До омерзения.

– Зафиксированы ли прецеденты, когда девушка с меткой ни разу не использовала дар?

– Это в принципе невозможно, – категорично заявил студент. – Когда велась охота на ведьм, немало женщин погибло в тюрьмах. Обладательниц меток, – Виктор запнулся, вновь покраснел, – изучали. До наших дней дошел ряд документов, рассказывающих о том, что любой эмоциональный всплеск способен послужить катализатором дара. И самоконтроль в данном случае не помощник, наоборот – враг. А без активации способностей девушка долго не проживет. Она обречена ими хоть раз, но воспользоваться.

Я мысленно застонала. Не одно, так другое!

Выходит, на территории академии мне предстоит провести бог весть сколько времени, ведь за ее стенами я очень быстро отправлюсь к предкам. Неужели участи аналога вампира-кровососа не избежать, и рано или поздно я начну пить силу тех, кто здесь живет?

В памяти промелькнуло воспоминание. Посчитав про себя до десяти и обратно, я успокоилась, ровным тоном спросила:

– А что насчет еще одной категории ведьм? Я о тех, кто не пьет чужую силу.

– Самостоятельно я не нашел информацию и как-то на лекции улучил момент, задал вопрос ректору. Со слов архимага, в древности жила женщина, у нее была не изумрудная, а серебристая метка. Заемная сила ей не требовалась, своей хватало. По сути, она одновременно являлась и магом, и ведьмой. К сожалению, это все, что я о ней знаю.

Занавес.

Переваривая услышанное, я смотрела на правую руку. Там под курткой и рубашкой пряталась пока еще черная татуировка.

Что будет, когда способности проявятся? Умру на месте? Или кинусь на ближайшую жертву, кусать бедолагу за шею? А если шея потная и грязная? Фу, какая гадость!

– Александра, прошу, выслушайте, – привлек к себе внимание студент. – Охота на ведьм давно закончена, но до сих пор многие люди относятся к ним как к вселенскому злу. Честно говоря, до встречи с вами я думал, что ни одной девушки с меткой ведьмы в империи не осталось, – он удивленно качнул головой. – У меня нет предрассудков, и к ведьмам отношусь так же, как и к всякому другому, владеющему силой. Не поймите меня превратно, но вам неизбежно понадобится чужая энергия. И я готов стать для вас первым донором.

Серьезно? С чего вдруг столь щедрое предложение? Похоже на ловушку.

Заметив мое недоверие, Виктор занервничал.

– Никакой корысти в моем предложении нет, – заверил с излишней поспешностью. – Просто знайте: когда возникнет необходимость, вы можете на меня рассчитывать.

Все же что-то здесь нечисто. Но сейчас не до выяснения его мотивов.

– Буду знать. Благодарю за познавательную беседу.

Я встала. Молодой человек тотчас поднялся. Вдруг он насторожился:

– Маргарита Павловна плачет.

Да? Ничего не слышу. Но проверить стоит.

Я вышла из читального зала.

Библиотекарь, уткнувшись лбом в столешницу, прикрывала голову руками и тихонько всхлипывала.

Вот это слух у студента! Ну как у собаки!

Приблизившись к Маргарите, прикоснулась к ее плечу. Женщина повернула ко мне заплаканное лицо, шмыгнула носом. И разревелась в голос.

(обратно)

Глава 7

Маргарита покачивалась и рыдала не переставая.

Не зная, что сказать, я вновь прикоснулась к ее плечу. Внезапно она резко подалась ко мне, судорожно вцепилась в предплечья и уткнулась в грудь.

Да что ж такое-то! Поговорить бы с ней, но мы не одни, и в любую минуту сюда может зайти кто угодно.

Неловко поглаживая коллегу по голове, я глянула на притулившегося у стеночки студента. Тот понял меня правильно.

– Посторожу за дверью, – промямлил и выскользнул в коридор.

Молодец.

Я чуть отстранилась от плачущей женщины.

– Маргарита, что у вас случилось? Кто-то умер? – спросила сочувственно.

– Меня муж броси-и-ил! – провыла женщина. Захлебываясь слезами, она прижалась лицом к моей рубашке и горячечно зашептала: – Я не смогу без него! Не смогу! Не хочу больше жить! Я наложу на себя руки!

Что?! Я не ослышалась?! Не хочет жить из-за того, что ее бросил муж?! Совсем спятила?!

Внутри все заледенело.

Мне шел семнадцатый год. В тот ноябрьский день мою жизнь бесцеремонно разрушили: разделили на счастливое «до» и наполненное мучительной болью «после». И сделал это мужчина. Но даже прикованная к больничной койке, я ни разу не думала о смерти.

Вдруг нахлынули воспоминания. Я сжала кулак. Затем, прерывисто дыша, разогнула пальцы.

Нет никакого смысла заново переживать то, что уже произошло. Есть вещи, которые невозможно изменить. Их надо просто принять и жить дальше. Прекрасно это знаю. Но все же иногда накатывает.

Прикрыв глаза, я машинально поглаживала плачущую коллегу. А перед внутренним взором проплывали события четырехлетней давности.

За окном падал снежок. Мурлыча под нос песенку, я стояла у ростового зеркала и красила ресницы. Отложив тушь, собрала длинные огненно-рыжие волосы в хвост. Оглядела свою тоненькую фигурку.

Я в превосходной физической форме. Вошла в тройку призеров на чемпионате России, более того – взяла золото. Включат ли в состав олимпийской сборной? Какое решение примет тренерский совет? Как же долго они решают!

Мелодия входящего звонка разлетелась по комнате.

Сердце пропустило удар. Я рванула к лежащему на трюмо телефону, по пути перепрыгнув через пуфик. Увидев на дисплее «Олег», от досады прикусила губу.

Не тренер…

Приняла вызов и бодро сказала:

– Я уже все. Выхожу.

Олег бархатисто рассмеялся.

– Жду у подъезда.

Нажав на отбой, я запихнула мобильный в задний карман джинсов. Практически на бегу надела куртку, сунула ноги в удобные полусапожки и натянула шапку. Сейчас болеть никак нельзя.

Закрыв дверь на ключ, удержала себя, чтобы не поскакать вниз по лестнице. Ступени кое-где повреждены, проще простого оступиться и повредить лодыжку. Травмы, точно так же как и простуда, мне не нужны.

На душе теплело от предвкушения встречи. Мы дружили с Олегом шесть лет. Познакомились на катке, когда мне было десять, ему – тринадцать. Он был такой потешный, постоянно падал. Я взяла шефство над нескладным долговязым мальчуганом и весь сеанс учила его стоять на коньках.

Однако Олегу кататься не понравилось, и на лед он больше не вышел. Несмотря на это, мы как-то сразу сдружились. Виделись, правда, редко, но по телефону болтали часто и обо всем на свете.

Я улыбнулась. Соскучилась. Вчера очень обрадовалась, когда Олег позвонил и категорично заявил, что сегодня меня «выгуляет». И откуда узнал, что вернулась? Приехала-то затемно, а до этого два месяца дома не появлялась. Жизнь у меня такая – насыщенная: тренировки, сборы, еще и учеба. Одиннадцатый класс – это не хухры-мухры.

– Здравствуй, Женечка, – приветливо поздоровалась старушка-консьерж.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна, – я помахала ей рукой.

Телефон в кармане завибрировал, и ладони вмиг вспотели. Затормозив у входной двери, я торопливо достала аппарат. На экране красовалось «Любимая мучительница».

Вот оно.

Окончательно разнервничавшись, я ответила на вызов отчего-то басом:

– Алло.

– Выдохни, ласточка. Ты в составе сборной, – сообщила моя тренер. Я непроизвольно притиснула мобильный к уху. – Ты пока переваривай, вечером заеду к вам с бабушкой на чай, – уведомила «любимая мучительница», и связь отключилась.

– Женечка, стряслось что? – затормошила меня консьерж. – Плохое, да?

Спрятав телефон в карман куртки, я помотала головой.

– Хорошее, Клавдия Ивановна! Очень хорошее! – и, звонко рассмеявшись, выскочила на улицу.

Снег сыпал крупными хлопьями. Мой лучший друг стоял, лениво прислонившись к капоту своего старенького черного бумера. Высокий, жилистый парень смотрел на меня с улыбкой.

– Ура! – закричала я, бросившись к Олегу. Подпрыгнула и обхватила его руками-ногами.

– Вот это встреча, – озадаченно пробормотал он. – Всегда бы так.

– Дурында ты, – я чмокнул его в щеку.

– Мне показалось, ты соскучилась, – в тоне молодого человека послышалось недовольство.

– Соскучилась. Но дело не в этом.

Я спрыгнула на землю. Не обращая внимания ни на тон, ни на напряженный взгляд Олега и не в силах устоять на месте, раскинула руки и закружилась, радостно хохоча.

Наконец успокоившись, остановилась. Шагнула к парню.

– Олежка, меня взяли в олимпийскую сборную! Только что узнала!

– Поздравляю, – произнес Олег как-то неискренне.

– Я так счастлива!

– Садись, мелкая, покатаемся, – велел он. Нежно поцеловал меня в лоб и с неохотой отпустил.

Я рыбкой юркнула на переднее сиденье. Вытянула ремень безопасности и попыталась защелкнуть застежку, но не вышло. Вопросительно посмотрела на парня, устроившегося за рулем.

– Машина после капитального ремонта. Все работает как часики. А до этой мелочевки пока не добрался, – невозмутимо пояснил Олег. – Не думал, что тебе страшно ездить со мной.

– Что за глупости? – я фыркнула. – Это не страх. Ремни изобрели для безопасности.

– Их изобрели для спокойствия неопытных водителей и таких маленьких трусишек, как ты, – друг озорно подмигнул. Двигатель грозно взревел, и автомобиль плавно тронулся.

Уверенно лавируя в городском потоке, юноша не отводил взгляда от дороги. Казалось, он полностью ушел в свои мысли. Я же, достав мобильный, нашла нужный контакт и нажала на вызов.

– Слушаю, моя радость, – раздался из динамика родной голос.

– Бабушка, меня взяли, – шепнула в микрофон.

– Умница. Горжусь тобой, – похвалила старушка без тени фальши. – Вечером грандиозный пир закатим. Твоя мучительница ведь приедет?

– Обещала, – я кивнула. Но тут же спохватилась: – Бабуль, какой пир? У меня ж строгие ограничения!

– Обычный. Грандиозный пир для сидящих на сбалансированной диете фигуристок, – она говорила будничным тоном, но я знала – смеется.

– Я тебя люблю, – призналась, не прекращая широко улыбаться.

– И я тебя, девочка. Олегу привет.

Бабушка нажала на отбой связи. Я положила телефон в карман и посмотрела на напряженного парня.

– Тебе привет от бабули.

– Спасибо, – обронил тот. Остановившись на светофоре, повернулся ко мне. – Жень, зачем это все?

– Ты о чем?

Он отвернулся, сжал руль. Светофор сменился на зеленый, автомобиль поехал вперед.

Свернув на Октябрьскую набережную, Олег вновь заговорил:

– Ты с трех лет на коньках. Сколько тебя знаю, двадцать четыре на семь пашешь как проклятая: тренировки, вечные сборы, школа. Ты учишься всему и сразу. Зачем тебе это? Чувство собственного величия не дает покоя? – его голос зазвенел от злости. – Скажи, а что дальше-то? В твоей жизни вообще есть для меня место?! Или после этой твоей олимпиады наши пути разойдутся?! Все, баста?! Можно не надеяться, что выйдешь за меня замуж?!

Замуж? Мы же ни разу на эту тему не разговаривали, даже в шутку. Да и какая мне семья? Планов громадье. Эта олимпиада для меня первая и последняя: век фигуристок короток. После школы хочу поступать в МГУ. Я же на днях ему об этом рассказывала.

– Олег, что с тобой? Ты меня пугаешь, – я оторопело смотрела на искаженное от гнева лицо парня. Откуда в нем столько злости… ко мне?

– Умница, чемпионка, красавица, – он скрипнул зубами. – Ну да, на хрен тебе выходить замуж за обычногоавтомеханика?! – выплюнул с обидой и утопил педаль газа в пол. Взревев, бумер помчался с бешеной скоростью.

Я резко обернулась, услышав пронзительный сигнал. Еще успела заметить что-то большое, а дальше – жуткий удар, кузов машины с моей стороны смялся, как картонный. Нестерпимая боль пронзила тело, и мир потух.

Сознание возвращалось медленно. Приоткрыла тяжелые веки. Сквозь пелену смутно виднелись белые халаты, кто-то тихо разговаривал. Прислушалась. Говорили обо мне. Я с трудом разбирала слова, каждое звучало приговором.

Компрессионный перелом позвоночника. Задеты нервы. Ноги отнялись. При самом благоприятном прогнозе – четыре месяца в больнице и длительное восстановление. Про фигурное катание даже не вспоминать.

Вот и все. Слеза скатилась по щеке.

Рядом кто-то сел. Запах любимых бабушкиных духов защекотал ноздри.

– Не притворяйся. Знаю, что все слышала. Скажу сразу: у Олега нет ни царапины. С места аварии он сбежал, полиция поймала через полтора часа. Сидит в КПЗ, рвет волосы на голове. Не исключено, что и на других частях тела тоже. Наказывать будем?

– Нет. Не хочу. Пусть живет с этим, – мой голос походил на шелест листьев. – Бабуль, как и ради чего мне теперь жить?

– Как жить? – бабушка пожала плечами. – Как сама выберешь. Сто раз тебе в детстве это говорила, и с тех пор ничего не изменилось. А ради чего – интересный вопрос, – она по-доброму улыбнулась. – Раскрою тебе тайну: человек живет не ради чего-то, а в первую очередь для себя. Подумай над моими словами. Сейчас тебе поставят волшебный укольчик, еще поспишь. Утром приду, и приступим к занятиям.

– Каким? – не поверила я своим ушам.

– Прежде всего – подготовка к экзаменам. Потом по ходу дела разберемся. Пока лежишь, проведем время с пользой, – щеки коснулись теплые губы бабушки. – Ты самый лучший ребенок, которого только могут желать родители. Я в тебя верю, – она на прощание погладила меня по голове и ушла.

Спустя пару минут подошла медсестра. Укол в вену погрузил меня в сон.

И началась другая жизнь.

Было больно и сложно. Капельницы, уколы, бесконечные процедуры. Друзья-знакомые куда-то резко пропали. Из хорошего – лишь ежедневные занятия с бабушкой. Ну и наши долгие беседы, как без них.

Олимпиаду я смотрела, лежа на больничной койке. На выпускные экзамены бабуля возила меня в инвалидном кресле.

А сдав все на «отлично», я внезапно захотела заняться медициной. Решила попробовать, мое или нет, поэтому поступила в колледж на очно-заочное сестринское отделение. Окончила его с красным дипломом и на выпускном уже лихо отплясывала с одногруппницами.

Мы с бабушкой справились, победили мой недуг. Она утверждала, что я справилась сама, но это не так. Мы сделали это вместе.

А Олег… Он пытался встретиться, поговорить. Но этот человек для меня остался там, в искореженной машине. Навсегда.

Протяжный всхлип Маргариты вернул в реальность.

– Что мне теперь делать?! Как жить без него?! Александра, как мне жить?! – с надрывом причитала библиотекарь.

– Как? – я хмыкнула. – Как захотите, так и будете. Выбор за вами.

Не ожидавшая от меня таких слов женщина замерла в растерянности. В этот момент дверь распахнулась.

– Что здесь происходит? – холодно спросил Дмитрий Игоревич.

(обратно)

Глава 8

За пятнадцать минут до этого

Покинув кабинет ректора, преподаватель методов противодействия темной силе неторопливо шел по пустынному коридору. Граф Дмитрий Игоревич Смирнов отдавал себе отчет, что студенты давно ждут, да и задерживался он впервые. Однако не спешил, как и не испытывал волнения. Его разум был привычно холоден.

«До дня рождения осталось всего ничего, – бесстрастно думал маг. – Надеюсь, времени хватит, чтобы разобраться с девушкой. Потом станет на все плевать».

Распахнув дверь, граф Смирнов вошел в аудиторию и словно попал в растревоженный улей. Не заметившие его прихода молодые люди, явно чем-то обеспокоенные, спорили и переругивались, создавая невероятный гул.

Дмитрий подошел к учительскому месту.

– Тихо, – произнес, не повышая голоса, но запуская волну силы. В помещении воцарилось безмолвие. Открыв журнал, ледяным тоном спросил: – Староста, отсутствующие есть?

Один из юношей тут же вскочил. Вытянувшись в струнку, отрапортовал:

– Так точно! Рыжов отсутствует.

Студенты опять начали перешептываться.

– Причина? – безэмоционально уточнил Дмитрий Игоревич.

– У меня нет информации, – староста отвернулся, давая понять, что ничего не скажет.

– Красовский, встаньте, – приказал Дмитрий, захлопнув журнал. – Вы знаете, где ваш сосед по комнате?

Туповатый, но щедро одаренный силой брюнет Красовский поднялся и кивнул.

– Сергей, да что здесь такого-то? – он непонимающе покосился на светловолосого широкоплечего красавца, дернувшего его за рукав. Затем бесхитростно посмотрел на преподавателя. – Виктор с Белоснежкой, то есть с ведьмой должен быть сейчас в библиотеке. Вчера вечером мы втроем – я, Рыжов и Золотников – столкнулись с ней в мужском душе. Витя заметил у девушки метку ведьмы, предложил пообщаться. Белоснежка, ну, которая ведьма, согласилась. Наверняка они в читальном зале. Если хотите, я сбегаю за Рыжовым. Мне несложно.

– Уже всем разболтали. Кто же за язык-то вас постоянно тянет? – зло процедил Сергей Золотников.

– Садитесь, Красовский, – с непроницаемым выражением лица разрешил Дмитрий.

«Вот это новость. Теперь понятно, что хранитель академии в девушке увидел, – промелькнула у него мысль. – А может, у меня появился шанс?»

Сердце в груди мужчины забилось чуть-чуть быстрее, с трудом разгоняя хладную кровь по венам. Он даже перестал обращать внимание на вновь загалдевших студентов. Пропустил и момент, когда коротко стриженный юноша отмахнулся от что-то втолковывающего ему старосты. Отвлекся лишь на громкий голос:

– Граф Смирнов! Передайте ректору, что я сегодня же сообщу отцу о творящемся в академии безобразии! – не поднимаясь, парень с высокомерием спросил: – Почему ректор позволяет ведьме свободно разгуливать по территории?! Ее же необходимо срочно изолировать! Я, как представитель уважаемого боярского рода Силантьевых, терпеть подобное не намерен!

– Студент Андрей Силантьев, встать! – приказ Дмитрия хлыстом рассек воздух.

Отпрыск древнего рода с неохотой поднялся. Заложив руки за спину, надменно хмыкнул.

– За ненадлежащее обращение к преподавателю объявляю вам два наряда вне очереди, – распорядился ледяным тоном Дмитрий.

– Есть, – вальяжно ответил юноша и горделиво задрал подбородок.

– Что касается, как вы выразились, творящегося безобразия в академии, – граф обвел нечитаемым взглядом взбудораженных студентов. – Кто еще считает, что девушку с меткой ведьмы необходимо срочно изолировать? – полюбовавшись на взметнувшиеся вверх руки, обратился к старосте: – Глеб, у вас какая оценка по истории государства?

Молодой человек вновь встал.

– Отлично, – он тяжело вздохнул.

– Ничуть не сомневался, – Дмитрий оперся ладонью о край стола. – Вы четвертый год являетесь бессменным старостой этой группы и ее неформальным лидером. Все верно? – Глеб кивнул, расправил плечи. – Неучей наша академия никогда не выпускала. Я даю вам шанс. Попытайтесь помочь вашей группе избежать пересдачи экзамена и возможного отчисления, – он демонстративно посмотрел на часы. – У вас сорок минут, – и вышел из аудитории.

В коридоре граф Смирнов задержался у неплотно прикрытой двери.

– Хотите вылететь из академии накануне выпускного?! – гневно воскликнул староста. – Что вы несете?! От стыда за вас перед нехрычем я чуть не сгорел! Охоты на ведьм давно нет! Иван Четвертый отменил собственный указ спустя двадцать лет! Что за каша у вас в головах?!

Прекратив подслушивать, Дмитрий кратчайшим путем направился в библиотеку.

«Разумный парень. Достойный наследник у главы княжеского рода Иволгина. Надеюсь, дальше этой группы информация о юной ведьме не уйдет, – размышлял он. – Впрочем, не все ли равно? Многие студенты поделятся сведениями с отцами, и главы родов неминуемо девочкой заинтересуются. Как ни крути, а дар у ведьм уникальный. Да и не осталось их».

– Здравствуйте, Дмитрий Игоревич, – угрюмо поздоровался рыжеволосый студент с приближающимся учителем.

– Белоснежка там? – Дмитрий кивком указал на закрытую дверь.

– Красовский, чтоб его! – сердито выдохнул молодой человек и сжал кулаки.

– Из-за вашей группы у Александры могут быть неприятности. Погуляйте сорок минут, потом ступайте в аудиторию. И держите рот на замке. Ясно?

– Да, – парень насупился, переступил с ноги на ногу. – Дмитрий Игоревич, я стою здесь не просто так. Маргарита Павловна плачет. Александра ее успокаивает.

Не сказав больше ни слова, граф Смирнов уверенно вошел в библиотеку.

* * *

Я удивленно рассматривала Дмитрия. С каких это пор люди способны настолько измениться за ночь?

Нет, мой добровольный помощник внезапно не подурнел, ничего подобного. Как был красавцем, так и остался. Но будто стал чуточку старше. Может, так кажется из-за черного военного кителя, который ему очень идет? Или легкая эротичная щетина добавляет возраста? Хотя какая разница, двадцать пять ему или двадцать восемь? А вот цвет глаз… Вчера они были золотистые, а сегодня синие-синие, как небо. Разноцветными линзами балуется? Ну, как вариант. Правда, сомневаюсь, что они в этом мире вообще есть.

– Я спросил: что происходит? – Дмитрий достал из кармана белоснежный носовой платок, протянул Маргарите.

– Благодарю, – прошептала библиотекарь и прижала ткань к распухшему от слез носу.

– У Маргариты Павловны семейные проблемы, – пояснила я.

– Приводите себя в порядок, через сорок минут закончатся лекции, – бесстрастно произнес мужчина. – Вас, Александра, прошу пройти со мной. Хочу с вами серьезно поговорить, – он предупредительно распахнул дверь.

Моя нелюбовь к этой фразе растет в геометрической прогрессии. Второй раз за утро – это уже перебор.

Подбодрив улыбкой расстроенную женщину, я вышла в коридор. Без спешки, чтобы привидение успело выпорхнуть.

Рыжеволосого студента в поле зрения не наблюдалось. М-да уж, покараулил.

– Рыжов ради встречи с вами прогулял мою лекцию, – раздался невозмутимый голос Дмитрия. – Пойдемте, – и он широким шагом пошел к лестнице.

Что?!

В горле пересохло. Кое-как совладав с волнением, я последовала за излишне осведомленным преподавателем. Не глядя по сторонам, напряженно размышляла. Вскоре у меня окрепла догадка: нас с Рыжовым кто-то сдал. И тогда вырисовывается главный вопрос: что еще известно Дмитрию Игоревичу?

Минут через пять тот подошел к ничем не примечательной двери. Открыл ее ключом, жестом предложил мне войти. Переступив порог, я сделала пару шагов и остановилась в замешательстве. Нет, смутили меня не рабочий стол у большого полукруглого окна, два кресла, журнальный столик и диван. Это как раз нормальная обстановка для кабинета. Но у дальней стены рядом с платяным шкафом стояла… кровать. Добротная такая, широкая. Еще и аккуратно застеленная стеганым покрывалом.

Для чего она здесь? Поработал – полежал с комфортом? А как студенты к этому относятся? Или он при посторонних на постели не валяется?

Я с недоумением рассматривала предмет мебели, однако в глубине души уже понимала, что Дмитрий привел меня на свою личную территорию.

– Это моя комната. Располагайтесь где вам удобнее. Предлагаю снять куртку, тут тепло.

От ледяного тона мужчины мурашки пробежали по телу.

– Спасибо. Пока воздержусь, – отказалась я расставаться с верхней одеждой. Села в кресло, сжала колени, скрестила щиколотки.

Дмитрий устроился на диване. Откинулся на спинку, положил ногу за ногу.

– Александра, скажу прямо. Меня, как профессионала, заинтересовал ваш случай. Я обсудил его с ректором, и тот дал мне поручение вам помочь. Для начала я хочу узнать, при каких обстоятельствах вы повредили свой магический источник? Как давно появилась метка ведьмы? Вас изгнали из рода из-за нее?

Капец.

Душа стремительно рванула в пятки. Испуганно пискнув, призрачная боярышня прижала ладони ко рту. С огромным трудом сохранив самообладание, я молча смотрела на безумно красивого и настолько же загадочного человека.

Дмитрий глубоко вздохнул.

– Ваша тайна перестала быть таковой, когда вы столкнулись с тремя студентами в мужской душевой. О том, что вы ведьма, уже знает вся группа воздушников. А это ни много ни мало пятьдесят человек, – произнес он будничным тоном. – И нет, рассказал не Рыжов. Говорливостью страдает его сосед по комнате – Красовский. Высокий, темноволосый – помните такого?

Еще бы не помнить! Он спрашивал у белобрысого красавчика, почему тот назвал меня Белоснежкой.

Стоп. Опять не о том думаю. Если отбросить эмоции и мыслить логически, то эти вопросы имеют рациональное объяснение. Агриппина знает о том, что мой магический источник поврежден, Дмитрий вполне мог успеть с ней пообщаться. Ну а о том, что я ведьма, уже понятно, кто разболтал. Но насколько можно доверять этому мужчине? И стоит ли это делать в принципе?

Так и не придя к определенному выводу, я промолчала.

– Не готовы со мной говорить, – заключил Дмитрий. – Александра, вы должны понимать, что оказались в очень непростой ситуации. И молчание вам только навредит. Согласен, сложно откровенничать с малознакомым человеком. Но времени на сантименты у меня нет.

Я продолжала молчать как партизан на допросе.

– Хм-м… Возможно, мне сто́ит пообщаться с привязанным к вам привидением? От него я точно получу ответы на все вопросы. К сожалению, процедура не из приятных. Вашей копии однозначно будет больно, – он посмотрел на зависшую в воздухе призрачную фигурку.

Дева вскрикнула, заметалась по комнате. В конце концов подлетела ко мне и спряталась за креслом.

Писец. Белый и пушистый.

Боже, что делать-то? Подругу по несчастью я пытать не дам. Но и паника не поможет. Бабушка однажды сказала: если задают неудобные вопросы и не знаешь, как отвечать, – спрашивай. И постарайся увести диалог в другое русло.

Внутренне собравшись, я подняла глаза на мужчину.

– Дмитрий, сколько вам лет?

Тот удивленно хмыкнул.

– Скоро двадцать пять. А что?

– Выглядите несколько старше. Но это вас ничуть не портит. Напротив, придает солидности. Знаете, я всегда восхищалась учителями. Неимоверно сложная работа! У всех детей свои характеры, попробуй найти подход! А вложить в неокрепшие умы знания – совсем что-то запредельное! – я восхищенно приложила руки к груди.

– Ловко свернули с темы. Аплодисменты вашему наставнику, – маг впервые широко улыбнулся.

– Ну вот. Сразу вывели на чистую воду, – я с огорчением покачала головой. И так, чтобы собеседник заметил, глянула на него из-под ресниц.

– Плутовка, – Дмитрий шутливо погрозил пальцем. Но продолжил уже серьезно: – Саша, у меня действительно нет времени на разговоры. Представьте, что я целитель и собираю анамнез вашей болезни. Чтобы вам помочь, мне требуется информация.

Почему у него мало времени? Второй раз об этом упоминает. Странно. Эх, похоже, придется рассказать правду. Разумеется, не всю.

Я изменила позу, отзеркалив собеседника.

– Источник повредила при неудачном проведении ритуала. Пыталась вызвать духа рода. Не вышло. Метка появилась вчера, по дороге в Суздаль. Водитель ее не видел. После, гуляя по городу, я никому ее не показывала, а длинный рукав скрывал узор от случайных взглядов. В мужской душевой оказалась непреднамеренно. Полотенце, увы, не лучшая защита.

В комнате повисла тишина. Дмитрий о чем-то глубоко задумался, и я его не отвлекала. Мысленно скрестила все пальцы, надеясь, что он не станет расспрашивать о «моей копии». Нафантазировать-то не проблема, но есть подозрение: как только начну врать о кончине «сестры-близнеца», мигом засыплюсь. Мне нужно время. Тет-а-тет пошепчемся с боярышней, сочиним удобоваримую версию ее смерти.

– Что побудило вас устроиться поломойкой в академию? – огорошил вопросом маг.

Оба-на. Сюрприз. Неужели о том, что с моим источником беда, он узнал как-то сам?

– Агриппина Васильевна разве вам не доложила? – спросила невинно. – Я утром ей все рассказала.

– Я не видел экономку со вчерашнего вечера. Прошу вас, повторите мне то, что поведали Агриппине Васильевне.

Уф-ф-ф. И вот что это значит? Мозг скоро вскипит.

Немного подумав, я решила, что хуже уже не будет, и максимально подробно описала встречу с двумя женщинами на рынке в Суздале. Не забыла упомянуть и теплые пирожки, которые не утоляют голод.

Дмитрий ни разу не перебил, слушал очень внимательно. Когда я закончила, он поднялся, бросил:

– Ждите меня здесь, – и ушел.

Я изумленно посмотрела на дверь, закрывшуюся за хозяином комнаты.

– Давай убежим из этой академии! – взмолилось выпорхнувшее из своего укрытия привидение. – Мне страшно!

Да уж понимаю. Такое чувство, что помимо воли стала участником в чьей-то игре, а что стоит на кону и какие правила – неизвестно.

Встав, я подошла к столу. Зачем-то передвинула бумаги, открыла толстую папку. Внутри лежали шикарные портреты, выполненные бесспорно талантливым художником. Карандашом, углем и тушью на всех рисунках была изображена одна и та же женщина. Надо признать, по-настоящему красивая.

– Кто она? Это Дмитрий рисовал? – высунулась из-за моего плеча боярышня.

– Понятия не имею! – отчего-то разозлилась я. – Идем отсюда! – и практически бегом рванула к двери.

Едва шагнула за порог, воздух зашевелился, пошел рябью. Резко затошнило, и я непроизвольно зажмурилась. Глаза распахнула почти сразу, но особо это не помогло.

Я стояла в полутемном коридоре перед пятью проходами. Ага-ага, помню. Направо пойдешь – коня потеряешь. Налево свернешь – жену найдешь. А прямо оправишься – приключений на пятую точку огребешь.

– Да что тут творится?! – истерично заверещала призрачная дева.

Поди разбери. Но такое чувство, что именно в этом месте я сегодня уже была.

Медленно повернулась на каблуках. Увидела еще пять проходов и стиснула зубы. А потом набрала в грудь воздуха и крикнула:

– Проводник!

(обратно)

Глава 9

Это же время. Кабинет ректора

Архимаг сидел за столом. Подперев щеку кулаком, он с задумчивым видом читал какой-то документ.

– Алексей Владимирович, вы заняты? – послышался взволнованный женский голос.

Сняв очки для чтения, пожилой мужчина потер переносицу, устало посмотрел на стоящую в дверях экономку.

– Агриппина, что-то случилось?

Цокая каблучками, Агриппина Васильевна подошла и села на стул для посетителей.

– Я хотела поговорить по поводу новой сотрудницы, Александры Лаптевой, – женщина помолчала, подбирая слова. – Я считаю, что девушку в нашу академию заманили обманом. И, боюсь, к этому приложил руку Дмитрий Игоревич.

Ректор скептически хмыкнул и откинулся на спинку массивного кресла.

– Сегодня утром я разговаривала с Александрой. У этой несчастной девочки-изгоя сильно поврежден магический источник. Пришла она к нам, надеясь на помощь целителя. Которого у нас нет и не было!

– И при чем здесь Дмитрий Игоревич? – вопросительно приподнял брови ректор.

– У меня есть все основания полагать, что для Александры вчера в Суздале разыграли грандиозный спектакль с участием множества фантомов. Эту дуреху убедили, что на уличном рынке она общалась с нашей бывшей поломойкой.

– Да? – старец огладил седую бороду.

– Алексей Владимирович, я понимаю, насколько это фантастично звучит, и знаю, что вы благоволите Дмитрию Игоревичу. Но он мог провернуть подобное! Во-первых, граф Смирнов неоднократно демонстрировал навыки создания реалистичных фантомов. А во-вторых, он единственный некромант в академии, и ему вполне по силам воздействовать на привратника. Тот хоть и высшее существо, но все же дух.

– И зачем? – мужчина положил руки на стол, прищурился.

– Чтобы привратник пропустил девочку на территорию. Ну и дал доступ к источнику силы академии, – женщина, разнервничавшись, поправила медальон на шее. Подавшись к ректору, шепотом призналась: – Вчера вечером граф на руках принес эту малышку ко мне в кабинет. Глаза у него были особенного – янтарного – цвета. А энергия так бурлила, что даже я, слабосилок, ее почувствовала, – экономка вновь нервно прикоснулась к украшению на шее. – Что если наш некромант планирует использовать девушку-изгоя в каком-то жутком ритуале?

– Напомните, сколько вы у нас служите? – ректор строго посмотрел на Агриппину.

– Три года, – экономка выпрямилась и торопливо заговорила: – Догадываюсь, к чему вы клоните. Нет, никаких слухов о том, что Дмитрий Игоревич проводит какие-то особенные эксперименты, по академии не ходит. Студенты и преподаватели отзываются о нем уважительно. Однако последние полгода граф Смирнов вызывает у меня нешуточные подозрения. Взрослый мужчина ест как птичка и максимум раз в неделю. Он стал абсолютно безэмоциональным. А еще, – женщина замялась, – даже в тепле у графа очень холодные руки.

– Мало ест, не проявляет эмоций, холодные руки, – перечислил архимаг с укором.

– Вы думаете, я себя накрутила?

– Я думаю, что вы человек с открытой душой, искренне желающей помочь Александре Лаптевой, – с отеческой добротой произнес старец. – Так уж и быть, в ближайшее время сам пообщаюсь с вашей протеже.

Экономка благодарно улыбнулась. Смущенно кашлянув, попросила:

– И все же обратите внимание на графа Смирнова. С ним определенно что-то не так. Да и Александру кто-то намеренно привел к нам в академию. Сердцем чую – что-то скоро произойдет.

– Принял к сведению, – кивнул Алексей Владимирович. Словно невзначай глянул на стопку бумаг, обреченно вздохнул.

– Не буду вам мешать, – улыбнувшись на прощание, Агриппина встала и, довольная, вышла из кабинета.

Взгляд ректора моментально потяжелел.

«Какая наблюдательная, – старец побарабанил пальцами по столешнице. – Выходит, родовая сила Дмитрия среагировала на девушку. Это хорошо. Очень хорошо».

* * *

Граф Смирнов стремительно шел по коридору. Артефакт на запястье слегка пощипывал кожу, информируя о том, что в аудитории ЧП.

«Как же это все не вовремя. Надеюсь, девочка дождется меня в комнате. Что на сей раз эти горячие головы не поделили? – с ледяным спокойствием размышлял мужчина. – Неужели конфликт разгорелся из-за юной ведьмы? Плохо».

Услышав за спиной знакомую практически беззвучную поступь, Дмитрий остановился и бесстрастно посмотрел на приближающегося преподавателя физической подготовки Максима Воеводина.

Дождался, пока тот подойдет, и невозмутимо спросил:

– И у тебя браслет сработал?

Старинный приятель кивнул.

– Идем на полигон. Все воздушники уже там. Я Красовского по дороге встретил, – Максим усмехнулся.

– Между кем дуэль? – холодно уточнил Дмитрий, спускаясь по лестнице в холл.

– Как я понял, младший сын боярина Силантьева бросил вызов старосте группы княжичу Иволгину. Что послужило причиной, к сожалению, не знаю.

– Не спешим, – неожиданно заявил Дмитрий. Сбавив шаг, пояснил: – Лидер в группе может быть только один. Не стоит им мешать, пусть уже расставят точки над i.

Преподаватель физической подготовки пошел медленнее.

– А если они друг друга поубивают? – поинтересовался он удивленно.

– Сам же знаешь, что на территории академии это невозможно, – безразлично напомнил Дмитрий. Толкнул входную дверь и вышел на улицу.

С неба падала противная морось. Поежившись от порыва ледяного ветра, Максим застегнул куртку и покосился на легко одетого некроманта. Казалось, тому в принципе плевать на отвратительную погоду. Воеводин незаметно вздохнул и промолчал. Его друг скоро пройдет точку невозврата. И ничем помочь, увы, он не мог.

* * *

Я сорвала голос, зовя белого кролика, но зверек так и не появился. И что теперь?

Растерянно огляделась. За то время, пока я пыталась докричаться до проводника, ничего не изменилось. Мы с призрачной боярышней все так же находились на небольшой площадке в центре мрачного коридора, а в разные стороны вело десять ничем не отличающихся проходов.

Какой выбрать?

Зависшее в воздухе привидение уже несколько минут не издавало ни звука и не шевелилось. Боится. Хорошо хоть не истерит.

Но едва я отвернулась от призрачной боярышни, как ее крик резанул по ушам:

– Это ты во всем виновата! Тебе же русским языком сказали подождать в комнате! Куда поперлась?! – в гневе сжав кулаки, дева резко подлетела ко мне и зло процедила: – Вот итог твоих самостоятельных решений! Из-за тебя мы оказались в западне!

Прищурившись, я смотрела на разъяренную и одновременно жутко перепуганную девушку. М-да, сглазила. Опять ее понесло.

– Это ты во всем виновата, – без прежнего апломба повторило привидение, жалобно всхлипнуло и уже привычно разревелось.

Интересно, а призрачным боярышням можно как-то подлечить нервы? Жутко бесит!

Раздражение всколыхнулось в груди. Не желая вымещать негативные эмоции на призраке, обошла рыдающую деву и направилась в ближайший проход.

Тусклый, непонятно откуда льющийся желтый свет едва-едва освещал узкий, длинный коридор. По моей спине то и дело от страха пробегали мурашки. Куда иду? Что ждет меня… там?

Справа повеяло могильным холодом. Мышцы тут же напряглись. Подавив желание сорваться на бег, я повернула голову.

Уф-ф. Персональное истеричное привидение никому не нужно? Даром отдам.

Хмуро глянув на поравнявшуюся со мной боярышню, я засунула руки в карманы куртки и потопала дальше. Дева молча летела рядом.

Не знаю, как долго мы шли. Я напряженно озиралась. Казалось, камни в этих стенах гораздо старше, чем те, что уже видела в замке. Бред какой-то.

И все же, почему проводник не пришел? Возможно, что я случайно попала в такое место, куда ему нет доступа?

От шокирующей догадки кровь запульсировала в висках.

– Тебе совсем не страшно? – заглянула мне в лицо боярышня.

Вот кто так делает?! Душа и без нее в пятках!

Я глубоко вздохнула, успокаиваясь.

– Отчего же? Страшно точно так же, как и тебе, – ответила тихо, но мой голос эхом отразился от древней каменной кладки.

– Почему ты тогда такая спокойная?

Опять двадцать пять! Похоже, без объяснений не обойтись. Смогу ли сделать это максимально доходчиво? Не уверена, но хотя бы попытаюсь.

– Представь, что ты обычный человек. Плывешь на лодке по морю. Неожиданно налетел шторм, твое судно вот-вот опрокинет. Можешь повлиять на ветер?

– Нет, – девушка помотала головой.

– Но ты можешь поставить парус и попытаться спастись. Если же начнешь реветь и паниковать – однозначно погибнешь. Испытывать страх – нормально. Но позволять ему брать верх над разумом – это путь в никуда.

Боярышня недовольно скривилась. Дошло или нет? Будущее покажет.

Я упрямо шагала вперед. Ноги гудели от усталости, а коридор все никак не кончался.

Ну не бесконечный же он, в самом-то деле!

Зло глянула на стену. И остановилась как вкопанная. Мимо этого отколотого, покрытого сине-зеленым мхом камня я сто процентов уже проходила.

Да ладно… Мы что, бродим по кругу? Как в лесу?!

– Что там такое? – всполошилось привидение.

– Ничего особенного. Но мы здесь уже были.

– Все, это конец! Мы пропали! Пропали! – вновь заголосила призрачная боярышня.

– Не реви, – строго одернула я девушку. – Мне надо подумать.

Встав у стены, прижалась к ней затылком, закрыла глаза: так легче собрать мысли в кучу. Вероятно, я неспроста очутилась на той треклятой площадке с десятью коридорами. Необходимо вспомнить, что произошло до этого.

Вывод оказался странным: выходя из комнаты Дмитрия, я неистово желала убраться куда подальше. Причем без конкретного направления.

Зачем мне это знание? Пригодится, наверное. Но это не точно. Как же я устала здесь бродить…

Решение пришло внезапно: я сильно-сильно захотела увидеть небо, подышать свежим воздухом.

– Хватит спать! Смотри! – испуганно вскрикнула призрачная боярышня.

Распахнув глаза, я осмотрелась. Метрах в трех от меня в стене виднелся проход. Голову даю на отсечение – раньше его тут не было.

Неужели сработало? Может, да, а может, и нет. Проверю. Все лучше, чем бродить до скончания веков по кругу.

Отбросив сомнения, я зашла в новый коридор.

– Давай не пойдем? А вдруг там чудовища? – прошептала дева, тем не менее следуя за мной.

Неживая ведь, самое плохое с ней уже случилось. И как такая трусиха вообще отважилась на смертельно опасный ритуал?

Воздух стал спертым, ноги наливались свинцовой тяжестью. Но я шла и шла.

– Мне здесь не нравится, – с тоской бормотало привидение. – Тут мрачно и страшно.

Как же бесит!

Рассердившись на все и сразу, я словно обрела второе дыхание. В теле появилась небывалая легкость, и я помчалась по коридору. В отличие от предыдущей, эта «дорога» постоянно меняла направление. Но я не сбавляла хода. Лихо вписывалась в повороты и мчалась дальше.

Пока не влетела в какое-то малюсенькое помещение. По инерции пробежала пару шагов и остановилась в замешательстве.

Практически под потолком находилось зарешеченное прямоугольное окно. Разгоряченного лица коснулось дуновение холодного ветра.

Хотела неба и свежего воздуха? Получи, распишись.

Выровняв сбившееся дыхание, я обернулась и остолбенела. Проход, через который сюда вбежала, исчез. Вот теперь мы с призраком действительно в каменной западне.

Да что за гадство-то?!

– Вытащи нас отсюда! – взмолилась насмерть перепуганная боярышня. – Пожалуйста, придумай что-нибудь!

Ну, чисто теоретически, можно снова представить место, где хотела бы оказаться. Но кто знает, куда нелегкая опять занесет? Здесь хоть окно есть. Если постараться, то я в него пролезу. Правда, прежде нужно избавиться от решетки. Вопрос: как?

Я подошла к стене и, встав на цыпочки, попыталась дотянуться до окна. Поняв, что не выходит, подпрыгнула, вцепилась в толстые прутья и, помогая себе ногами, с горем пополам подтянулась.

Брусчатка. Кусты на газоне, влажная земля. И больше ничего. То есть я, судя по всему, в подвале.

Пальцы свело от напряжения. Закусив губу, подергала прутья: те даже не шелохнулись. Вдруг накатила какая-то запредельная злость. Да сколько можно надо мной издеваться?!

И я со всей силы рванула на себя решетку.

Правое предплечье будто опалило огнем. Задохнувшись от боли, я непроизвольно зажмурилась. И закономерно полетела вниз.

Ударившись о камень, глухо застонала. Но не из-за ушибленного бока. Казалось, правая рука пылает. Рвано дыша, я боялась пошевелиться. К счастью, боль, пусть небыстро, но отступала.

– Как ты это сделала? – изумилось привидение.

Почему я ничего себе не сломала? Так вроде невысоко. А вот что с рукой – надо выяснить.

Стараясь двигаться по минимуму, я села, осторожно сняла куртку. Расстегнула манжет на правом рукаве, оголила предплечье.

Некогда черная татуировка теперь светилась загадочным серебристым светом.

Охренеть. И как это понимать?

– Почему ты еще жива? – удивилась боярышня.

«Восхитительный» вопрос. И правда, а чего это я еще дышу?

Проигнорировав призрачную деву, перевела взгляд на окно. Решетки не было. От толстых прутьев не осталось и следа.

Этому должно быть логическое объяснение. Единственное предположение – дар ведьмы спонтанно активировался, и я как-то умудрилась уничтожить металл. Прислушалась к себе: потребности выпить чужую силу не испытывала.

Чертовщина какая-то. Необходимо отсюда выбираться. Срочно!

Поправив рукав рубашки, я встала, подняла с пола куртку. Скрутила ее потуже, тщательно прицелилась и закинула в окно. Мимо. Вторая попытка также не принесла успеха. И лишь третья оказалась удачной.

Отлично. На улице не замерзну.

Даже не глядя на привидение, я прекрасно знала, что оно за мной наблюдает. Сказать боярышне, чтобы летела следом? А зачем? Если у меня получится, то она уж точно здесь не задержится. Гравитация ей не помеха.

Отошла максимально далеко от прямоугольного «выхода». Постояла пару секунд, а затем сорвалась с места и помчалась к стене. Не добежав совсем немного, что есть мочи оттолкнулась, подпрыгнула. Зацепившись руками за внешний край окна, начала вытаскивать тело наружу.

Дело шло мучительно медленно. Нетренированные мышцы отказывались повиноваться. На свободу я выползла исключительно на морально-волевых. Встала на четвереньки, бездумно пялясь на влажные булыжники. Руки-ноги дрожали. Выпрямиться не имелось сил. Похоже, прилетел откат.

– Так вот ты какая, ведьма. Ничтожество. Грязная тварь, – раздался откуда-то справа презрительный мужской голос.

(обратно)

Глава 10

«О, как. Ничтожество, грязная тварь… – все так же глядя на брусчатку, я вяло удивилась. – Совсем гнева жуткой ведьмы не боится? Почему?»

– Мамочки, тут студенты. У одного все лицо в крови, – в ужасе пискнуло привидение откуда-то сверху. А через миг истерично завопило: – Их целая толпа! Вставай! Беги без оглядки!

Угу. Лыжи только смажу. И сразу помчусь, волосы назад. Да что ж так все внутри ломит, выкручивает?

Стараясь не морщиться, я медленно поднялась на ноги. Резкий порыв ветра взлохматил волосы. Убрав их с лица, с трудом нагнулась, подняла куртку, без спешки надела. А после повернулась.

Неподалеку от меня действительно стояли студенты. Не скажу, что толпа: человек десять, не больше. Однако их и правда слишком много. Еще и рослые все как на подбор. Впрочем, мне и одного «богатыря» хватит. Пальцем зашибет.

Пробежалась взглядом по хмурым лицам юношей. Своего недруга, вычислила моментально. В отличие от остальных он смотрел на меня с ненавистью.

Физиономия с потеками крови. Под глазами, как у панды, здоровенные синяки. Неплохо его разукрасили.

Уж не знаю почему, но в душе воцарилось какое-то вселенское спокойствие. С невозмутимым видом я направилась к молодым людям.

Приблизившись, ровным тоном сказала:

– Господа, мне нужна помощь. У кого-нибудь из вас есть платок?

– У меня нет, – с досадой признался светловолосый великан. И вопросительно посмотрел на стоящего рядом кареглазого товарища.

Тот быстро достал из кармана белоснежный квадратик.

– Вот, мой возьмите, – и протянул мне.

Взяв отглаженную ткань, я мило улыбнулась «спасителю».

– Благодарю вас. Ладонь слегка испачкалась, – пояснила и сокрушенно вздохнула.

– Со всеми бывает, – кареглазик порозовел, смущенно кашлянул.

– Грязная тварь, – резанул по ушам уже знакомый презрительный голос.

– Силантьев, вы же дворянин, – строгим тоном напомнил светловолосый.

– Олег, ну правда, хватит вам себя уже так вести, – сердито буркнул кареглазый.

Парни неодобрительно загудели. Складывалось четкое впечатление, что кроме побитого типа, острой неприязни к ведьмам никто больше не испытывает.

– Уходи отсюда. Уходи, пока не поздно, – слезно запричитала над головой призрачная боярышня.

Нет. Сама себя перестану уважать.

Пристально посмотрела на потрепанного дворянина Силантьева. Тот с издевкой ухмыльнулся. Не прерывая зрительного контакта с коротко стриженным здоровяком, я подошла. Встав прямо перед ним, с ледяным спокойствием сказала:

– Повторите, что вы сказали.

– Еще и глухая? – молодой человек гадко осклабился. Горделиво расправив плечи, громко заявил: – Я, сын боярина Силантьева, считаю, что ты, ведьма, ничтожество и грязная тварь.

– И? – я вопросительно приподняла брови.

Определенно не ожидающий от меня такой реакции сын боярина, озадаченно похлопал ресницами.

– Что? – переспросил он с недоумением.

– Вам полегчало?

– О чем ты, ведьма? – в голосе Силантьева отчетливо звучала растерянность.

– Конечно же, о вашем уязвленном самолюбии, – изображая удивление, я пожала плечами. – Победители великодушны, даже к тем, кого терпеть не могут. Судя по характерным повреждениям на лице, вы участвовали в спарринге. И проиграли более сильному сопернику. Иначе не стали бы искать конфликта с тем, кто заведомо вас физически слабее. Вы закончили? Или будете продолжать срывать зло на девушке, которая ростом вам по грудь? – я усмехнулась.

– Ты не девушка. Ты, мерзопакостная ведьма, – сквозь зубы процедил Силантьев. – Строишь из себя оскорбленную невинность, стараешься вызвать сочувствие. С другими этот номер может и пройдет, но не со мной. Я вижу тебя насквозь, тварь, – добела сжав кулаки, он угрожающе подался ко мне.

Прежде негодующие парни не издавали ни звука. По спине, впервые за все время беседы пробежал холодок страха. Надо срочно что-то придумать. Я теряю контроль над ситуацией.

– Мамочка, – в ужасе выдохнуло приведение. – Извинись, моли о пощаде. Он же сейчас тебя прибьет как муху.

– Даже не представляешь, что прямо сейчас могу с тобой сделать, – зловеще прошептал здоровяк.

Хрен тебе. Иду ва-банк.

– Вы правы. Этого я не знаю. – ответила хладнокровно. – Но, прежде чем начнете демонстрировать свои способности, настоятельно рекомендую ответить самому себе на вопрос: что будет, если не испугаюсь?

Шагнув назад, я увеличила дистанцию меж нами дистанцию. Неторопливо подтянув вверх рукав куртки, расстегнула пуговицу на манжете рубашки и обнажила право предплечье.

– Вот это да… Серебристая метка, – послышался чей-то тихий, шокированный голос.

Спрятав узор под одеждой, я обронила:

– Рада, что хоть со зрением у вас нет проблем. Думала, в этой академии учатся настоящие мужчины. Похоже, ошиблась, – и мысленно скрестила пальцы на удачу.

Парни озадаченно потирали шеи, украдкой переглядывались. Глядя на меня исподлобья, здоровяк напряженно размышлял.

Этот раунд точно за мной. Уйти бы прямо сейчас. Да вот только какой-то гад буравит взглядом. Прям до мурашек пробирает. Упрямо стиснув зубы, я резко повернула голову.

Увидев Дмитрия, испытала неимоверное облегчение. А через миг душу неприятно царапнуло. Преподаватель стоял чуть поодаль от студентов, и однозначно все слышал.

Как давно он здесь? Почему сразу не вмешался, не приструнил охреневшего дворянина? Явно же остальные к нему прислушиваются.

– Студенты, внимание, – не повышая голоса произнес Дмитрий Игоревич. – Ваше поведение идет вразрез с Уставом академии. Сейчас вы идете к ректору и подробно докладываете о произошедшем. Шагом марш.

Высокие, широкоплечие парни, как-то разом поникли. Избегая смотреть на меня, они быстрым шагом пошли прочь.

– Александра, я вас провожу, – подойдя ко мне, безэмоционально сообщил Дмитрий. – Наш разговор не закончен. Уверен, у вас ко мне появились вопросы.

* * *

За пятнадцать минут до этого

На улице было отвратительно. С неба сыпалась мелкая крошка, ледяной ветер пробирал до костей. Однако группа «воздушников» в полном составе находилась на полигоне. Не обращая внимания на непогоду, рослые юноши энергично жестикулировали, бурно обсуждали закончившийся поединок и не спешили уходить.

Не приближаясь к студентам, двое мужчин стояли у стены замка. Оставаясь незамеченными для учеников, они наблюдали и слушали.

– Силантьев с треском проиграл, – флегматично констатировал преподаватель по физической подготовке.

– Ожидаемо, – лаконично ответил Дмитрий.

– Пойдем к ним? – Максим Воеводин покосился на некроманта.

Тот отрицательно покачал головой. Усмехнулся и пояснил:

– Нас здесь нет. Иначе придется студентов наказывать. Формальных оснований более чем достаточно.

– Как скажешь, – Воеводин поежился от холода. Засунув озябшие руки в карманы, пристально посмотрел на старинного друга.

Поняв его без слов, Дмитрий сдержанно ответил:

– Ты все правильно понял.

– Раз в академии неинициированная ведьма, то, может… – оборвав фразу, Максим напряженно всматривался в непроницаемое лицо графа Смирнова.

– Я не питаю иллюзий. Слишком много «если», – безэмоционально ответил Дмитрий. – Источник у девушки есть, но сильно поврежден. Погибнуть при активации дара хранитель ей сто процентов не позволит. А вот станет ли Александра полноценной серебряной ведьмой – большой вопрос.

– Думаешь, не сможет услышать зов?

Некромант неопределенно пожал плечами. И круто сменил тему разговора:

– Нам здесь делать больше нечего, студенты расходятся. Иди к себе. Я присмотрю за проигравшим. Не нравится мне Силантьев.

Проницательно посмотрев на друга, Воеводин молча кивнул, неторопливо пошел вдоль стены замка.

«Сколько мы с ним знакомы?» – молнией промелькнула мысль у Дмитрия.

На мгновение задумавшись, мужчина с легким удивлением хмыкнул. Нехитрые расчеты подсказали, что они с Максом не расстаются больше пятнадцати лет. И шесть из них, бок о бок прожили на улице.

«Быстро время пролетело», – сделал вывод некромант, отточенным движением активируя технику «скрыта».

Высокий статный мужчина за мгновение ока словно растаял в воздухе. Однако это было не так. Преподаватель по противодействию темным силам находился на том же самом месте. Выждав положенные тридцать секунд, он, невидимый и неслышимый, последовал за группой хмурых парней.

Прислушиваясь к разговорам студентов, Дмитрий отмечал, что у них нет явной агрессии к ведьме. Но все же «предводитель» этой группы внушал учителю определенные опасения.

Граф Смирнов прекрасно знал, что младший сын боярина Силантьева достойно проигрывать в принципе не умеет. Самовлюбленный, хитрый парень не простит старосте группы своего позорного поражения. В этом не стоит даже сомневаться. Однако на прямой конфликт, он в ближайшее время больше не пойдет. Скорее всего, юноша начнет провоцировать, прессинговать ведьму. Та сорвется, натворит бед, а тут и Силантьев подоспеет со своим: «Я всех предупреждал. Но вы же слушали княжича Иволгина».

Какой самоконтроль у Лаптевой, легко ли поддается на провокации, как реагирует в нештатных ситуациях, педагог по противодействию темным силам, разумеется, не знал. Этот момент ему еще предстояло выяснить. Эксцессы в учебном заведении абсолютно точно не нужны. По возможности их надо предотвращать. В данном случае это невозможно, но стоит хотя бы попробоватьминимизировать риски.

Назревающая проблема была, бесспорно, важна. Однако по правде сказать, некроманта интересовало совсем другое. После того как поговорил с девушкой-изгоем, он ничуть не сомневался, что ведьму заманили в академию. Дмитрий догадывался, кто и зачем это сделал. А если точнее: был практически в этом уверен.

«Эх, наставник, наставник. Все никак не расстанется с мыслью меня «оживить». Похоже, вернуть законному наследнику трон стало для архимага смыслом жизни. Вот же интриган», – Дмитрий едва заметно усмехнулся.

С мыслью, что на свое двадцатипятилетие, окончательно станет мертвяком, он давно свыкся. Как-никак с восьми лет такой…особенный. И все же, где-то в глубине души, мужчине хотелось не существовать, а жить.

Увидев выползающую из подвального окошка Александру, мужчина озадаченно нахмурился.

«Как она туда попала? Оставил же в своей комнате, – мысли в голове Дмитрия стремительно сменяли друг друга. – Если провалилась на сумеречный уровень, то как самостоятельно выбралась? Неужели произошла спонтанная активация дара?»

Напряженно размышляя, Дмитрий стоял в нескольких шагах от девушки. Невидимый, он внимательно следил за развитием конфликта. Мог в любой момент вмешаться, но не спешил.

Силантьев повел себя по отношению к девушке на редкость омерзительно. Это было предсказуемо. А вот юная Александра Лаптева не просто приятно удивила некроманта, но вновь заставила его сердце чуть чаще биться.

«Умница. Отлично держит удар. Не характер – кремень. Может и правда у нас с ней получится», – подумал последний представитель императорского рода Рюриковичей и деактивировал технику «скрыта».

(обратно)

Глава 11

Рослые юноши уже скрылись из поля зрения. А я переминалась с ноги на ногу и все никак не могла принять решение. Сию секунду, продолжать разговор с учителем противодействию темным силам графом Дмитрием Игоревичем Смирновым однозначно не готова. Да, теперь я знаю его полное имя и титул. Краем уха слышала, как называли моего мучителя-спасителя удаляющиеся студенты. Но это все вторично. Что мне сейчас делать?

Вопросов к Дмитрию действительно много. Тут он не ошибся. Однако чувствую себя неважно: ноги подкашиваются, внутри все болит. Да и в голове непонятно что. Запросто могу ляпнуть что-нибудь не то и неизвестно, чем это для меня обернется.

Дойти с ним до моей комнаты и попрощаться под благовидным предлогом? Мое самочувствие действительно оставляет делать лучшего. Даже врать не придется. Но как же не хочется прямо сейчас возвращаться в этот кошмарный замок-головоломку! От одной мысли, что опять попаду в бесконечные коридоры, зубы сводит.

Додумать я не успела. Смирнов сделал сложный пасс ладонью. Через секунду ветер вокруг нас стих, на голову капать перестало. Однако я прекрасно видела, что чуть дальше все также царствует непогода.

Удивляться очередным чудесам сил не было. Я мысленно тяжко вздохнула. Ничуть не сомневаюсь, что этот мужчина уже принял решение. Хочу не хочу, но диалог с ним отложить не выйдет.

– Пойдемте. Небольшая прогулка после ваших приключений пойдет вам на пользу, – граф галантно предложил мне локоть.

Я аккуратно просунула руку под его. Случайно коснулась пальцами обнаженного запястья. Его кожа показалась ненормально ледяной.

Дмитрий без куртки. Неужели настолько замерз? Тогда почему не повел в теплое помещение? Инстинкт самосохранения никто не отменял. Что с ним не так?

Размышляя над этой странностью, я шла вдоль стены замка рядом с объектом своих мыслей. Дворянин не спешил начинать беседу и, казалось, реально меня «выгуливает». Призрачная боярышня летела чуть поодаль от нас. И всем видом показывала, что происходящее ей очень не нравится.

Нравится не нравится, терпи, моя красавица.

Поначалу каждый шаг мне давался с усилием. Но чем больше мы «гуляли», тем лучше себя чувствовала. Настолько, что даже началась осматриваться. К сожалению, ничего примечательного на пути не встречалось: все та же черная, влажная земля на газонах, редкие кусты да деревья с облетевшей листвой. Разве, что вдалеке виднелись очертания какого-то длинного строения.

Что там? Кто ж его знает. Полноценную экскурсию по академии мне пока не проводили. И честно признаться не больно-то хочется. А вдруг опять окажусь черт знает где?

Неожиданно Дмитрий засунул руку в карман кителя. Достав бумажную салфетку, остановился. Отпустив предплечье мужчины, я настороженно наблюдала за его действиями.

Тот нарочито медленно сжал ладонь в кулак. Распрямив пальцы, ровным тоном произнес:

– Сейчас вы с легкостью можете рассмотреть салфетку снаружи. Но внутри не выйдет. Территория академии как эта скомканная бумага. Под внешним уровнем существуют скрытые. Их три: средний, нижний и сумеречный. Они открываются при искривлении пространства. Проводник способен вывести заплутавшего с первого уровня. Но тот, кто ушел на второй и уж тем более на третий, фантома-проводника никогда не дозовется. Вы должны это знать.

Своевременная информация. Пусть совсем чуть-чуть, но стало понятнее. Выходит, догадка была верна. Кролик просто не мог прийти туда, где я очутилась.

В голове роились сотни вопросов, но один так и норовил сорваться с языка. Решив, что ничего страшного не произойдет, если спрошу, я с безразличным видом поинтересовалась:

– Как часто люди здесь забредают, куда не надо?

– Для искривления пространства требуются, – он на миг задумался, подбирая нужное слово, – определенные усилия со стороны мага. Спонтанно никто никуда не «забредает». Вы первая, кто неосознанно ушел на второй уровень.

Шокировав, граф Смирнов вновь предложил свой локоть. Машинально просунув руку под его, я вновь пошла вместе с учителем вдоль мрачных замковых стен.

Вот это новость, так новость. Можно не спрашивать, почему мне так «подфартило»: девушек с меткой ведьмы кроме меня в академии нет. А ведь получается, я побывала уже на двух скрытых уровнях: среднем и еще каком-то. С первого зайка вывел, а вот с того, что глубже до него не докричалась.

Стоп. Откуда Дмитрий знает, что я бродила не там, где ходят все нормальные люди?

Я хмуро воззрилась на преподавателя. Тот скупо улыбнулся. Явно догадавшись, что меня обеспокоило, ровным тоном сообщил:

– Вы вылезли из окна помещения, в которое можно попасть только с нижнего уровня.

Даже так? Выходит, он все слышал с самого начала? Почему сразу не пресек нападки Силантьева?!

Тем временем Дмитрий подвел меня к скромному входу в стене замка. Остановившись под полукруглым навесом, мужчина мазнул нечитаемым взглядом, по зависшему в воздухе призраку. А после, не повышая тона, позвал:

– Проводник.

Зверек появился из ниоткуда, застыл у ног своего создателя. Педагог наклонился, прижал палец ко лбу белоснежного пушистика, что-то беззвучно прошептал. Потом выпрямился и с присущей ему сдержанностью сообщил:

– С этого момента фантом будет круглосуточно находиться возле вас. Он способен найти дорогу и с нижнего уровня. Но для этого должен туда попасть вместе с человеком. Если опять внезапно провалитесь, выведет.

– Это радует, – ответила я без тени улыбки.

– Александра, то, что сейчас скажу, очень важно, – бесспорно красивый мужчина не сводил с меня потяжелевшего взора. – Ваш дар серебряной ведьмы активен. Скорее всего, в ближайшее время вы услышите зов: настойчивый шепот. С каждым днем он будет крепнуть и противиться ему не сможете. Когда последуете за ним, то попадете на сумеречный уровень и придете к входу в особое подпространство. Однако войти и выйти оттуда сможете только со мной. Ни в коем случае не идите на зов без меня.

Волоски на руках встали дыбом, внутри все сжалось.

Чертовщина не просто продолжается, но набирает обороты. Для чего меня сюда затащили?!

В голове молнией пролетела догадка. Отбросив все сомнения, я ледяным тоном спросила:

– Кто вы такой, Дмитрий Игоревич? Что там, такого важного в этом подпространстве на сумеречном уровне? И не из-за вас ли я отказалась в этой академии?

На лице Дмитрия не дрогнул ни один мускул. Спустя короткую паузу, он сдержанно ответил:

– Александра, я не желаю вам вреда и искренне хочу помочь. Вы же пока не готовы делиться со мной своими тайнами. А они у вас, без сомнений, есть, – он красноречиво посмотрел на моментально перепугавшееся привидение. – Полагаю, вы согласитесь, что доверие должно быть обоюдным. Я отвечу на ваши вопросы. Но не раньше, чем войдем в подпространство на сумеречном уровне. Единственное, что могу себе позволить сказать сейчас: в том, спрятанном от других одаренных измерении, ваш магический источник можно восстановить. Вы перестанете быть зависимой от силы академии и сможете безбоязненно покинуть это место. А сейчас идите к себе. Вам надо отдохнуть, – он щелкнул пальцами, деактивируя защиту от непогоды, и стремительно ушел.

– Это какая-то головоломка. Давай сбежим отсюда. Мне страшно, – захныкало над ухом привидение.

Пытаясь приободрить деву, я улыбнулась, но вышло криво. Сама боюсь ничуть не меньше. И так же мало что понимаю. Но убегать не стану. В этом нет никакого смысла. За воротами академии совсем скоро умру.

Раз есть шанс вылечиться, значит надо его использовать. Вряд ли Дмитрий стал бы так нагло врать. Но насколько ему можно доверять? С одной стороны, ничего плохого от него пока не видела. А вот с другой, интуиция нашептывает об опасности.

Размышляя, я с усилием открыла неожиданно тяжелую дверь и обратилась к белому кролику:

– Покажи, пожалуйста, короткую дорогу в мою комнату.

Не мешкая, длинноухий зверек шустро поскакал по полутемному коридору. Глубоко вздохнув, я махнула ладонью призраку, приглашая влететь в замок, и последовала за проводником.

* * *

Дмитрий

Артефакт на запястье ощутимо накалился, прижигал кожу.

«Что ж так всегда не вовремя. Для чего я так экстренно понадобился наставнику? Самостоятельно не смог придумать студентам наказание? Или совесть запоздало проснулась?» – думал мужчина, подходя к кабинету ректора.

Для приличия постучавшись в дверь, преподаватель, не дожидаясь ответа, вошел.

Архимаг сидел за столом, нервно теребил седую бороду. Подойдя к рабочему месту хозяина академии, граф Смирнов опустился в кресло для посетителей. Закинув ногу за ногу, холодно посмотрел на наставника.

Наконец-то удостоив подопечного взглядом, тот сердито спросил:

– Димитрий, что за новости? Почему я должен от студентов узнавать, что в академии серебряная ведьма? Уж не знаю, как ты эту девочку вычислил и сюда заманил, но зачем? У нее же источник изувечен! Сама-то она излечится, а ты неизбежно станешь полноценным мертвяком. Для чего тебе понадобилась могущественная, спятившая ведьма?

В воздухе повисло напряжение.

«Вот это сюрприз. Если не архимаг, то кто тогда нашел и привел девушку-изгоя в академию?»

Не показывая удивления, Дмитрий спокойным тоном попросил:

– Продолжайте, наставник.

– Продолжайте, наставник, – передразнил его ректор. Раздраженно постучав пальцами по столешнице, Алексей Владимирович более спокойно сообщил: – Соглашусь: даже такая, ущербная, зов она не только услышит, но и приведет тебя куда надо. А что потом? Как только девушка прочтет книгу, вся сила войдет в ее тело. Без остатка! Надеюсь, ты придумал, как забрать у ведьмы часть энергии? В противном случае от ее избытка, Александра рано или поздно сойдет с ума. А потом разнесет империю в пух и прах. Будь уж так любезен, посвяти старика в свои планы, – архимаг сдернул с носа очки, кинул на столешницу.

Учитель противодействию темным силам слитно поднялся. Подошел к окну. Глядя на затянутое тучами небо, сухо произнес:

– Наставник, к появлению Александры в академии я не имею никакого отношения. О том, как и чем мне может помочь серебряная ведьма, знаю лишь то, что вы рассказывали. Вплоть до этой минуты, был уверен, что ваше заклинание сработало. И по каким-то своим соображениям вы решили пока мне не рассказывать о задуманном.

– Мое заклинание находило обычных ведьм. Я не говорил тебе, но сам был уверен – в нашем мире той, что так нужна тебе, нет. Какого… художества в этой академии твориться? – гневно пророкотал ректор.

– Понятия не имею, – не оборачиваясь, обронил некромант. – Но мы с вами знаем, у кого можно спросить.

Архимаг задумчиво поинтересовался:

– Дух академии расстарался?

– Похоже на то, – ответил Дмитрий, наблюдая за усиливающимся дождем. – Мне надо с ним пообщаться.

* * *

Архимаг

Желание подопечного поговорить с тем, кого привыкли называть привратником, духом или хранителем академии, Алексей Владимирович счел логичным. «Хранитель» единственный, кто знал все, что происходит в академии. Да вот только ректор обоснованно сомневался, что это существо отреагирует на призыв.

За все время, что архимаг являлся руководителем военной академии, высшая сущность не сказала ректору ни единого слова. Приказывать, требовать подчинения не имело никакого смысла. Над «Духом академии» ни у одного из живущих ныне людей в принципе не было власти.

Алексей Владимирович отчасти завидовал магу-основателю академии. Почти три столетия назад этот воистину гениальный ученый обнаружил редчайшее место природной силы. Затем построил на нем невероятный замок и открыл единственную в своем роде академию. Не каждому выпадает подобная возможность.

Но самое поразительное заключалось в том, что ученый немыслимым образом умудрился вытащить из иного измерения высшую сущность и навечно привязать к этому участку земли. Именно это древнее существо и делало академию уникальной.

Основной «обязанностью» духа являлось перераспределение потоков силы. Благодаря этому за все триста лет на территории учебного заведения никто ни разу не болел и уж тем более не умирал. Службу «дух академии» нес исправно. Правда, после смерти мага-основателя академии никому не подчинялся, но это досадное недоразумение никого особо не тревожило.

Алексей Васильевич искренне удивился, когда существо сразу же явилось на призыв некроманта. Затаив дыхание, он наблюдал за застывшими напротив друг друга Дмитрием и Хранителем. Архимаг очень хотел бы послушать, о чем идет речь. Увы, диалог был беззвучным. И безумно долгим.

Вдруг Дмитрий впервые за всю беседу пошевелился. Он медленно поднял руки, согнул в локтях, повернул ладонями вверх. А через миг некромант держал давным-давно утерянный клинок.

Старец узнал этот ритуальный нож с первого взгляда. И честно признаться испытал ни с чем не сравнимое облегчение.

«С Димитрием теперь все будет хорошо. А девочка, ну судьба у нее такая. Что попросит взамен существо?»

Размышления архимага прервали. Сжимая клинок, некромант шагнул назад. И в эту же секунду огромная фигура «привратника» исчезла. Дмитрий, опустился в кресло, положил на колени клинок и устремил взгляд в окно.

«Да что он там постоянно рассматривает? Что за дурацкая привычка? – ректор неодобрительно нахмурился. Поймав себя на том, что опять перебирает волосы в бороде, хмыкнул. – У меня не лучше».

Переплетя пальцы на круглом животе, наставник не спешил задавать вопросы. Он знал: подопечный сам расскажет все, что посчитает нужным.

Время шло, а Дмитрий молчал. И все же Алексей Владимирович не ошибся. Не отводя взгляда от окна, некромант наконец-то заговорил:

– Вы оказались правы. В нашем мире нет серебряных ведьм. Хранитель нашел ее в другом мире. Девушка умирала, но выжила. В тот раз ее душу он забрать не успел. Сущность выжидала. Удобный случай подвернулся совсем недавно. Евгения, – некромант запнулся на имени, но не стал себя поправлять и продолжил: – пыталась спасти подростка от хулиганов. Умерла от потери крови. Наш дух, успел подхватить ее душу. И стал искать подходящее тело.

«Неплохо они так пообщались. Не ожидал, что Хранитель будет настолько откровенным», – архимаг мысленно хмыкнул.

Все так же рассматривая что-то на улице, Дмитрий продолжил рассказ:

– Больше суток держать душу, сущность не смогла бы. Время поджимало. Наиболее перспективной оказалась боярышня Апраксина. Существо нашло ее в тот момент, когда одаренная девушка проводила ритуал вызова духа рода. Оперативно вмешалось: перестроило потоки энергии. В итоге боярышня ожидаемо сожгла свой источник и умерла. Заодно случайно стала призраком, привязанному к собственному телу, – мужчина закинул ногу за ногу. Переложив поудобнее на бедрах ритуальный нож, без тени эмоций на лице продолжил: – А дальше, по мнению существа, ему благоволили создатели. Боярышню изгнали из рода. Когда та, которую теперь зовут Александра, бродила по Суздалю, использовал последнюю возможность воздействовать на пойманную душу. Просто-напросто внушил ей, что неподалеку есть школа магии, где работает отличный целитель и требуется поломойка.

– Привратник и вашу встречу на территории подстроил?

– Да, – лаконично ответил Дмитрий. Спустя пару ударов сердца пояснил: – Хотел проверить, отреагирует ли моя родовая сила. Получив положительный результат, изрядно погонял девушку по замку. И добился активации дара ведьмы. Через четыре часа она услышит зов, – мужчина мрачно посмотрел на клинок.

«Не хочет ее убивать. Конечно, жаль девочку. Досталось ей с лихвой, – старец машинально начал накручивать бороду на палец. – Но выбор-то очевиден. Димитрий – последний потомок императорского рода Рюриковичей. Он должен исцелиться и взойти на трон. Надеюсь, мальчик сделает все правильно».

Кашлянув, наставник привлек внимание своего статусного ученика.

– Что дух академии попросил взамен?

– Разорвать его связь с академией. Считает, что дает достойную плату за свою свободу, – безэмоционально отозвался учитель противодействию темным силам.

Не удержавшись, ректор от досады крякнул, а после безапелляционно произнес:

– После того как сможешь пользоваться своим родовым даром, сделаешь это без особых усилий. Печально, что академия утратит свою индивидуальность, но тут и думать нечего. Ты обязан пойти на эту сделку. Все одно выхода нет. А девушка… Сожалею, но ей придется умереть, – Алексей Владимирович печально вздохнул.

– Вы не некромант, наставник, – ледяным тоном напомнил Дмитрий. – Высшая сущность шла по пути наименьшего сопротивления. Есть еще один вариант. Да вот только боюсь, девушка предпочтет ему смерть от кинжала.

– О чем ты? – Алексей Васильевич озадаченно нахмурился.

– Чуть позже. Мне надо хорошо все обдумать. Если не возражаете, скоротаю у вас время ожидания, – ничуть не сомневаясь в ответе, некромант закрыл глаза. И неожиданно сообщил: – Александра сейчас в столовой, вместе с моим фантомом. Там же студент Силантьев. Предупреждаю, назревает конфликт.

– Так надо срочно идти туда, – ректор начал подниматься со стула.

– Останьтесь, – властно распорядился Дмитрий. Не размыкая век, ровным тоном пояснил: – Сейчас в столовой находятся представители многих уважаемых родов. Если Александра согласится на мой вариант, то ей в будущем пригодится их расположение.

«Весь в мать. Чувствую себя бесполезным, старым идиотом. Как это у них только получается?» – старец сердито запыхтел.

Помолчав, он раздраженно поинтересовался:

– А если девочка не справится?

– Она способна за себя постоять. Кроме самолюбия Силантьева ничто не пострадает, – не меняя позы, уверенно ответил Дмитрий. – А теперь я хочу подумать, молча.

(обратно)

Глава 12

За тридцать минут до этого

Тихо-то так. Хоть волком вой.

Я сидела на стуле и с тоской смотрел на голую стену. Безусловно, подумать есть о чем. Однако информации критично мало. А беспрестанно гонять одни и те же мысли по кругу – пустое занятие.

Время покажет, что дальше будет. Надо себя сейчас чем-то срочно занять. Вопрос, чем именно.

Тяжко вздохнула. Казалось бы, после всего, что со мной сегодня стряслось, должна спать как убитая. Ан нет. У меня не только уже ничего не болит, но еще и энергия бьет через край. Скорее всего, «академия» расстаралась. Другого объяснения просто не вижу.

В душ (слава богу, на сей раз женский) проводник меня сводил. Я расчесалась, заплела красивую, сложную косу. И даже надела платье. Почему? Просто захотелось. С высокими массивными ботинками оно смотрелось ожидаемо стильно.

Призрачная боярышня поначалу мой наряд осудила, но после нехотя согласилась, что выгляжу…интересно.

Толку-то с этого платья. В штанах удобнее. Может опять переодеться и выйти из замка?

Посмотрев в окно, я поморщилась. На улице без изменений: дождь со снегом, сильный ветер. В такую погоду гулять как-то не тянет. Глянула на наручные часы: два часа дня.

Уф-ф-ф. Что бы поделать?

В сотый раз бесцельно оглядела комнату. Взор зацепился за белого кролика, вольготно развалившегося на кровати. Решение пришло внезапно. Встав, я обратилась к проводнику:

– Отведи меня, пожалуйста, к Агриппине Васильевне, – вспомнив о специфической любви пушистика к длительным забегам, усмехнулась и добавила: – Самой короткой дорогой и без спешки.

Зверек, совсем по-кошачьи потянулся, спрыгнул на пол. Доскакав до двери, глянул на меня вопросительно.

– Зачем тебе экономка? – встревожилось привидение. – Приключений не хватило? Посидела бы тихонечко. Ну или поспала. Уж точно никаких проблем на свою голову не найдешь.

– Не могу здесь больше находиться. Возможно, Агриппина найдет для меня какое-нибудь полезное занятие, – я направилась к выходу из комнаты. Подойдя к кролику, на всякий случай взяла его на руки. Обернувшись, строго попросила призрака: – Постарайся в этот раз хранить молчание.

Очевидно, вспомнив, как верещало от испуга во дворе академии, привидение смущенно кивнуло. Выйдя в коридор, я опустила проводника на пол. Тот сразу же поскакал вперед. Но надо признать, не пытался удрать.

Хороший мальчик.

Мимолетно улыбнувшись, я последовала за зверьком. Привидение привычно летело следом, чуть-чуть отставая. До конечной точки мы добрались довольно быстро. Остановившись у массивной двухстворчатой двери, кролик повел ушами и внезапно сиганул мне на грудь.

Инстинктивно его схватив, я озадаченно хмыкнула. Перехватив поудобнее практически невесомое тельце, толкнула створку и вошла. Очутившись в огромном светлом помещении, застыла в растерянности.

Негромкие мужские голоса смешивались, превращались в гул. О чем-то беседуя, юноши в форменных кителях сидели за многочисленными длинными столами и с аппетитом ели. Честно признаться, не ожидала, что прямо сейчас окажусь в месте, где разом собралось столько студентов.

Граф упоминал, что о ведьме в академии знает пока только группа воздушников. А что, если уже знают все?

По спине пробежал холодок страха.

Никогда не боялась находиться в центре внимания, а тут на тебе. Трясусь, как пугливый заяц. Ну-ка собралась!

Мысленно себя одернув, я осмотрелась, ища вездесущую экономку-кадровика. Заметив мелькнувшее за колонной черное платье, довольно улыбнулась. Не глядя больше по сторонам, направилась к «начальнице». Подойдя, негромко ее позвала:

– Агриппина Васильевна.

Вздрогнув от неожиданности, женщина быстро повернулась ко мне.

– Сашенька, – она нервно поправила кулон на груди, испуганно – виновато улыбнулась. – Пообедать пришли? Пойдемте со мной, – и торопливо пошла вдоль столов.

Что это с ней? Случилось что-то?

Готовясь к очередным проблемам, я внутренне собралась и последовала за Агриппиной. Усадив меня за свободный четырехместный столик, экономка попросила подождать и куда-то удалилась. Поглаживая разлегшегося на коленях пушистика, я сидела с невозмутимым видом. Однако это давалось непросто. Позабыв о еде, парни перешептывались, бросали на меня взоры, полные жгучего любопытства.

Ничего удивительного: шок-контент. В столовой военной академии – девушка. Еще и с проводником-фантомом на коленях. Хочется верить, что кроме Дмитрия призрачную боярышню здесь никто больше не видит. Впрочем, все равно девать ее некуда. Если начнут интересоваться привидением, буду выкручиваться.

Тревожные мысли прервала Агриппина. Она вернулась с высоким юношей в светлой униформе. Держа в руках поднос, заставленный посудой со снедью, студент выглядел хмурым и одновременно смущенным.

Хм-м. А ведь с этим парнем я сегодня уже встречалась. Его наказали работой в столовой? Где остальные? Тоже здесь? Если так, надеюсь, у сына боярина Силантьева хватит ума ко мне не приставать.

Избегая на меня смотреть, молодой человек несколько неловко сгрузил с подноса на столешницу чашки, тарелки и быстренько ретировался.

– Приятного аппетита, – Агриппина поставила перед собой кружку с напитком, однако даже не пригубила.

– Спасибо. Почему вы себе ничего не взяли? – я вдохнула умопомрачительный аромат, исходящий от блюд.

– Не хочется. А ты ешь, ешь, – женщина сидела с расстроенным видом. Но откровенничать не спешила.

Да что ж с ней такое-то?

Размышляя, над странным поведением экономки, я пересадила фантома на соседний стул. Взяв столовые приборы, отрезала кусочек от сочного бифштекса. Положив мясо в рот, испытала воистину кулинарный экстаз. Ничего вкуснее я никогда не ела. Отбросив разом все мысли, принялась с наслаждением есть.

– Вкусно? – поинтересовалась Агриппина, когда я отложила приборы.

– Бесподобно, – ответила ей искренне.

– Рада, что вам пришлось по вкусу, – собеседница отвела взор, поджала губы.

– Агриппина Васильевна, что у вас случилось?

Кадровик-экономка глубоко вздохнула и призналась:

– Александра, я потеряла ваш паспорт.

Оба-на…

Я принялась лихорадочно вспоминать, где его последний раз видела. И по всему выходило, что оставила мокрую картонку с фотографией на столе кадровика.

– Сашенька, я так пред вами виновата. Как это произошло, ума не приложу, – в голосе женщины слышались вина, раскаянье. – В академии никогда, ничего не пропадает. Домовые в течение пятнадцати минут возвращают все вещи, тому, кто их позабыл или потерял. И ведь не поговорить с этой мелкой нечистью. Все поручения беспрекословно выполняют, а с людьми не разговаривают. Не узнать причины, почему журнал вернули, а ваш паспорт нет.

– Какой еще журнал? – я с недоумением смотрела на огорченную женщину.

– Имперский вестник. Хотела вернуть его в библиотеку. Заодно отдать вам паспорт. Сложила их вместе, пошла к Маргарите. Столкнулись с ней в коридоре. А она заявила, что увольняться собралась. Дескать, все надоело и желает жить так, как хочет. В пылу беседы я положила журнал с вашим удостоверением личности на перила. Ну и забыла.

О как. Неожиданный поворот. Не думала, что наш разговор наведет библиотекаря на мысль об увольнении. Как бы там ни было, это ее жизнь и ей решать. А вот мне без паспорта, как-то не очень.

– Сашенька, ваш документ, я восстановлю. Уже направила обращение в паспортный стол. Завтра придет ответ. Сообщат сроки изготовления нового. Тут другая проблема, – женщина скомкала салфетку. Оглядевшись по сторонам, подалась ко мне и тихо продолжила: – Я боюсь, что ваш паспорт нашел кто-то из студентов. И теперь не только администрация знает, что вы изгой.

Час от часу не легче. Еще бы понимать, чем это грозит.

Очевидно, верно истолковав мое замешательство, собеседница удивленно хмыкнула. А после шепотом сообщила:

– Странно, что вы не знаете. Есть древнее негласное правило. Изгои не имеют права находиться там же, где и дворяне. У вас могут быть проблемы со студентами из знатных родов. Мне так жаль.

За то, что ведьма меня сегодня утром уже попытались прессинговать. Что дальше? Начнут травить еще и как изгоя?

Напряженно размышляя, я отпила компота. Промокнув губы салфеткой, задумчиво спросила:

– Что говорит устав академии?

– Никаких ограничений нет. Все равны, – экономка села прямо, перевела взор куда-то за мое правое плечо.

Не двигаясь, я ровным тоном сообщила:

– В таком случае не вижу причин для волнений, – однако внутренне напряглась, предчувствуя беду.

– А, ты, тля совсем обнаглела! – разлетелся по воздуху громкий и, увы, знакомый голос.

Шум в столовой как-то разом стих.

Сохраняя самообладание, я подняла со стула белого кролика. Поглаживая его мягкую шерстку, неторопливо повернула голову. В двух шагах от нашего стола стоял не кто иной, как студент Силантьев. Синяки под его глазами почернели, еще больше придавая здоровяку сходство с пандой. А светлая униформа и колпак на голове, красноречиво вещали о том, что сегодня он трудится в столовой.

Зря ректор эту злобную панду не отправил землю копать. Глядишь, дури бы поубавилось.

– Вы что-то хотели? – поинтересовалась я у Силантьева.

Тот пренебрежительно хмыкнул, надменно вздернул подбородок и отчетливо произнес:

– Господа дворяне, прошу внимания. Эту девку зовут Александра Лаптева. Сегодня я случайно узнал, что она является серебряной ведьмой.

Удивленно-восхищенный гомон разлетелся по помещению. Молодые люди смотрели на меня уже не просто с интересом, но улыбались. Кое-кто даже пытался… понравится.

Шок – это по-нашему. Что за дар-то такой у серебряных ведьм?!

Меж тем, определенно ожидающий иной реакции, сын боярина Силантьева нахмурился. Достав из кармана помятую картонку, продемонстрировал ее окружающим.

Мой паспорт. Откуда он у него? Хотя без разницы. Гораздо важнее, что этот гад затеял.

Брезгливо швырнув документ на мой стол, коротко стриженный здоровяк с отвращением заявил:

– Но это еще не все. Эта мерзопакостная ведьма – изгой. Администрация академии не только подвергает всех студентов опасности, но и плюет на древние, нерушимые правила. Изгоям нет места средь уважаемых представителей древних родов. Они мусор и отребье! Однако эта грязная тварь здесь, – он ткнул в мою сторону пальцем, – и смеет осквернять своим присутствием вашу трапезу. Большего унижения для дворянина сложно и представить!

Сволочь. Какая же он сволочь.

Разум опалила злость. Вдруг пальцы закололо. И уж не знаю откуда, но пришло четкое понимание: любое мое пожелание будет иметь последствие.

Не спуская с рук кролика, я грациозно поднялась. Рослый дворянин осклабился, c презрением выплюнул:

– Силой решила помериться? И что ты мне сделаешь, ведьма?

А вот это ты зря…

Энергия во мне бурлила. Она не просила, требовала свободы. Четко сформулировав пожелание для Силантьева, я отпустила силу и замерла, ожидая результата. Никаких магических всполохов или таинственных шевелений воздуха не возникло. Да вообще никаких красочных спецэффектов я не увидела. Однако спустя секунду на лице парня появилось недоумение, а после нешуточный испуг.

Неужели получилось?

Заметив, как на светлых штанах дворянина стремительно разрастается характерное влажное пятно, c трудом сдержала злорадную ухмылку.

А нечего девочек обижать!

Пристально посмотрев в глаза «перепуганной панды», я ровным тоном ответила:

– Ничего. Вы сами себе отлично вредите. Переполненный мочевой пузырь имеет свойство самостоятельно опорожняться. Это физиологично, но все же… Не стоило так долго терпеть, – и неодобрительно покачала головой.

Парень побагровел. Сжал кулаки. А через секунду побелел, услышав смешки и нарочито громкий диалог студентов.

– Прокладка пришла в негодность.

– Да нет, резьбу на кране сорвало.

– Скорее трубу прорвало. Такой потоп.

Со всех сторон доносился смех. Юноши наперебой делились предположениями, что именно прохудилось или сломалось.

– Ты пожалеешь, сука, – с ненавистью прошипел представитель боярского рода. Круто развернулся и быстро ушел.

У меня появился лютый враг. В этом можно не сомневаться. Но ничуть не жалею, о том, что сделала. Если он и правда дорожит своей честью, то не сможет в академии оставаться. На мой взгляд, обмочится прилюдно – это реальное унижение. Причем не только для дворянина.

Я без лишней спешки взяла свой измятый паспорт, положила в карман платья. Лаконично сообщив безмолвной, изумленной Агриппине, что буду у себя, направилась к выходу.

На сегодня приключений точно хватит. Посижу в келье, стенами полюбуюсь.

Старательно сохраняя внешнее спокойствие, я шла по широкому проходу. Студенты меня не просто рассматривали, но изучали. Причем со всех сторон. Это откровенно нервировало. С несказанным облегчением, я вышла в коридор, плотно закрыла дверь в столовую.

Уф-ф-ф. Похлеще показательных выступлений. Как хорошо, что все закончилось.

Вдруг услышала настойчивый шепот. Казалось, меня кто-то звал…

(обратно)

Глава 13

Не понимая, откуда идет звук, я быстро осмотрелась: ни единой живой души. Не исключено, что этот шум в ушах намеренно создает кто-то из магов-студентов. Как и зачем? Не знаю. Это лишь предположение. Вполне могу ошибаться. В любом случае надо срочно уходить от столовой.

Инстинктивно прижав кролика к груди, торопливо пошла по коридору, направляясь к себе в келью. Просить проводника показать путь в этот раз не стала. Дорогу пусть худо-бедно, но запомнила. А если честно, просто мне спокойнее, когда теплый комочек на руках.

Я практически подошла к своей комнате. Еще один поворот и на месте. Однако настойчивый шепот, увы, не прекращался. Слов разобрать не могла. Казалось, в моей голове, под легким ветром шевелятся листья. Ну и заодно, что-то пытаются сказать.

Схожу с ума? А что, если это тот самый зов, о котором предупреждал Дмитрий? Вдруг я сейчас открою дверь кельи, переступлю порог и провалюсь на сумеречный уровень?!

От страха перехватило дыхание. Остановившись, я попыталась успокоиться. Внезапно зависшее в воздухе привидение стремительно рвануло ко мне. Обдав замогильным холодом, заглянуло в лицо.

От неожиданности я шарахнулась в сторону. Полупрозрачная боярышня огляделась. Удостоверившись, что рядом никого нет, снова подлетела ближе.

– Что с тобой? – прошептала она взволнованно.

Сердце в груди билось как сумасшедшее. Шагнув назад, я процедила сквозь зубы:

– Никогда так больше не делай.

– Напугала, да? – виновато пробормотал призрак.

Соблазн высказать деве все, что о ней сейчас думаю, был воистину огромен. С трудом сдерживаясь, я молча кивнула. Ругаться уж точно не время. Даже от сильного испуга «шелест листьев» никуда не делся. Неведомый кто-то упрямо продолжал мне что-то бессвязно нашептывать.

Такими темпами точно скоро стану шизофреником. Надо срочно решать, что делать. Прямо сейчас со мной может случиться что угодно. И кроме Дмитрия обратиться за помощью больше не к кому.

Пушистое тельце проводника отпускать не хотелось. Но без него учителя противодействия темным силам я в замке не найду. Смирившись с неизбежностью, тяжко вздохнула и поставила кролика на пол.

– Отведи кратчайшим и желательно безлюдным путем к графу Смирнову. И не уходи от меня, пожалуйста, – попросила я тихо.

Зверек пару мгновений посидел недвижимо. А потом ме-е-едленно поскакал вперед. Я сразу же последовала за ушастиком. Летящее рядом со мной приведение нервно озиралось по сторонам.

– Что ты опять задумала? – не выдержав, с надрывом поинтересовалась боярышня. – Не хватило эксцесса в столовой? Ступай в свою комнату! – она не попросила, но приказала.

Я строго глянула на девушку.

– Цыц, – и грозно нахмурилась.

Надо бы ей объяснить, что со мной твориться что-то неладное. Но эта паникерша начнет истерить. Пусть лучше обижается.

Заметив, как девушка оскорбленно вздернула подбородок, я усмехнулась. И вновь сосредоточилась на прыгающим чуть впереди проводнике-фантоме. Не спуская с пушистика глаз, я шла по пустынному коридору и пыталась отвлечься от настырного шума в ушах.

Мысли то и дело сворачивали на реакцию юношей в столовой. Информацию о том, что я серебреная ведьма, дворяне восприняли как-то уж слишком восторженно. Что-то тут не так.

Что я знаю об обладательницах «проклятой» метки? Лишь то, что рассказал рыжеволосый студент Максим Рыжов. А не ввел ли парень меня в заблуждение? Если так, то умышленно или искренне заблуждаясь в своей правоте? Вон моя истеричка-боярышня совсем ничего не знает про ведьм. Однако считает их всех поголовно «жуткими тварями» и усиленно изображает осведомленность.

Где же добыть правду?

Размышляя, обнаружила, что кролик замер около массивной двери. Подойдя ближе, я остановилась в замешательстве. Солидная золотистая табличка гласила, что здесь кабинет ректора.

Зайти или подождать учителя в коридоре? Как-то я еще морально не готова общаться с архимагом…

* * *

За двадцать минут до этого. Кабинет ректора

Как и пообещал наставнику, Дмитрий думал. И с каждой минутой все сильнее мрачнел. Как поступить с девушкой-изгоем он уже решил. Способ откровенно не нравился, но, увы, юной серебряной ведьме придется сделать выбор: чем она готова пожертвовать.

Безусловно, он подтолкнет «душу из другого мира» к правильному решению. Димитрий практически не сомневался, что с Александрой все будет именно так, как задумал. Беспокоило мужчину иное: сам факт столь жгучего желания у Хранителя академии избавиться от сдерживающих его заклинаний.

Казалось бы, что может быть естественнее, чем стремление вырваться из ненавистного плена? Действительно, любой человек, оказавшийся в заточении, страстно мечтает о воле.

Однако высшая сущность не испытывает эмоций, не мыслит, как хомо сапиенс. Для этого существа уже отбытый срок «заключения» в три сотни лет – мгновение. И главное: нет ни одного заклинания, которое способно функционировать вечность.

Все печати принуждения, повиновения, что наложил маг-основатель академии на «Привратника» неизбежно спадут. Причем максимум через семь веков. Бессмертной сущности надо просто подождать. И срок ожидания для нее ничтожно мал. Вывод напрашивается сам собой: существо из иного измерения следует чьим-то приказам.

«Враг – невероятно силен и однозначно находится на территории академии. Вычислять его или ее сейчас нет времени. Можно не сомневаться, что цейтнот создан умышленно. Теперь понятно, почему активация дара у ведьмочки произошла, так экстренно, – на лбу напряженно размышляющего некроманта пролегла глубокая складка. – Кто является объектом интереса? Я или серебряная ведьма? Отсюда и надо плясать».

Открыв глаза, некромант устремил взгляд в окно. Его пальцы поглаживали руны на ритуальном ноже. Разум озарила догадка.

«В этом клинке ответ. Моих знаний не хватит. Чем таким важным занят наставник?» – мужчина посмотрел на хозяина кабинета.

Неодобрительно хмурясь, тот что-то черкал на листе бумаги. Почувствовав взгляд Дмитрия, посмотрел на него из-под очков.

– Расчеты показывают, что без Привратника, академия долго не простоит. После того как его отпустишь, придется закрываться. У нас не будет ни обслуги, ни надлежащих средств защиты, – ректор сокрушенно вздохнул. – Ну да ничего не поделать.

С безразличным видом некромант пожал плечами. Преднамеренно-неловко шевельнул рукой и древняя реликвия соскользнула с колен на пол.

– Димитрий! Что за обращение с уникальным оружием? – возмущенно воскликнул старец. Наблюдая за тем, как его подопечный небрежно поднимает нож, ворчливо пробормотал: – Хоть дал бы на него наглядеться.

Не проронив ни слова, учитель противодействию темным силам, выполнил просьбу. Алексей Владимирович моментально навис над клинком и явно им залюбовался.

Терпеливо ожидая результата осмотра, Дмитрий Игоревич смотрел в окно. Если наставник сейчас что-то обнаружит, обязательно скажет. И не ртом, а напрямую в мозг.

О том, что владеет мысленной речью, архимаг не распространялся. Дмитрий вполне обоснованно подозревал, что кроме него никто больше и не знает об этой способности руководителя академии. К сожалению, у этого полезного и нужного дара имелся серьезный побочный эффект – боль. И страдал не наставник, а его подопечный.

«С нежитью мысленное общение всегда проходит без эксцессов. Да и сегодня с высшей сущностью никаких проблем не возникло. А со стариком постоянно сплошное мучение. Ну да ладно. Потерплю, не впервой», – некромант едва заметно усмехнулся.

Закинув ногу за ногу, он бросил взгляд на ректора. Тот не изменил позы: все так же изучал древнюю реликвию.

«Не знал бы, что искать, не нашел, – лишенный эмоций голос ректора внезапно прогремел в разуме мужчины. – Руны закольцованы. Энергия ведьмы в тебе не задержится, вернется к ней обратно. И заодно заберет твою силу без остатка. Отвечай».

От резкой вспышки боли у Дмитрия потемнело в глазах. Однако на требующего ответа старика ничуть не сердился: сейчас это был единственно возможный вариант обмена информацией. Привратник видит и слышит буквально все в академии. Хотя нет. Сумеречный уровень ему недоступен.

«Как только мы с ведьмой уйдем, объявляйте учебную тревогу. И выводите студентов за территорию академии, – не размыкая губ, ответил Дима. Он испытывал адскую боль, однако вида не показывал. – Думаю, привратник – банальный исполнитель. Дальше додумайте сами».

Алексей Владимирович не выказал и толики удивления. Продолжая делать вид, что любуется ритуальным ножом, старик разорвал канал связи. Выдержал паузу и как ни в чем не бывало восхищенно поцокал языком.

– Изумительная работа, – произнес с одобрением. Откинувшись, на спинку кресла, с глубокомысленным видом изрек: – Ай да Привратник. Даже не представляю, где эту жемчужину отыскал.

– Ради свободы на что только не пойдешь. Однозначно ее заслужил, – подыгрывая ректору, холодно отозвался учитель.

Слитно поднявшись, он под вопросительным взглядом архимага быстро пошел к выходу из кабинета.

* * *

Решив, что правильнее все же постучать, я занесла руку над дверью. Неожиданно та распахнулась. Увидев за порогом невозмутимого графа Смирнова, отчего-то растерялась. Стало казаться, что зря сюда пришла и вообще все это какой-то фарс.

Пять минут назад тряслась от страха, побежала за помощью и внезапно засмущалась. Молодец. Возьми с полки пирожок. Когда провалишься непонятно куда очень даже пригодится. От голода сразу не помрешь.

Рассердившись на себя за малодушие, я пристально посмотрела в небесно-синие глаза мужчины.

– Я слышу шепот, – лаконично сообщила и нахмурилась.

– Прошу, – не отводя от меня взгляда, Дмитрий шагнул назад, освобождая проход.

Его взорнервировал не меньше, чем бубнеж в голове. Скрывая беспокойство, я нагнулась. Взяв белого кролика, бережно прижала его к груди и в ожидании посмотрела на привидение.

С мученическим выражением призрачная боярышня неохотно вплыла в кабинет. Я последовала за ней. Едва вошла, сразу же увидела сидящего за столом седобородого старца. Не шевелясь, он грозно взирал на меня поверх очков.

От волнения мгновенно вспотели ладони.

Да хватит уже его бояться!

Мысленно себя одернув, я ровным тоном сказала:

– Добрый день.

– Здравствуйте, Александра, – пожилой мужчина неожиданно добродушно улыбнулся. – Меня зовут Алексей Владимирович, я ректор академии.

– Очень приятно, – ответила я максимально вежливо.

Тому, что глава академии меня опознал, ничуть не удивилась. Вот если бы он не знал кто я, – это было бы как раз таки очень странно. Руководитель просто обязан владеть информацией о том, что происходит на его территории.

Тем временем Дмитрий плотно закрыл дверь, жестом предложил мне расположиться на диванчике, стоящим у полок с книгами. Поблагодарив мужчину кивком, я прошла через кабинет, села. Привидение тотчас метнулось за мной и зависло рядом, как приклеенное.

В помещении повисла тишина. Устроившийся в кресле граф, что-то рассматривал за окном. Старец с задумчивым видом поглаживал бороду. А у меня в голове все не прекращался чей-то настырный, неразборчивый шепот.

Мы чего-то ждем? Они вообще со мной разговаривать собираются?

Поглаживая, развалившегося у меня на коленях кролика, понимала, что просто сидеть и молчать больше не могу.

Дмитрий четко дал понять, что будет со мной откровенен только на неведомом сумеречном уровне. К тому же он сейчас явно о чем-то напряженно размышляет и не горит желанием беседовать. А вот с ректором вполне можно попробовать пообщаться.

Собравшись с мыслями и духом, я негромко произнесла:

– Алексей Владимирович, у меня к вам есть вопрос.

– Слушаю вас, – оставив в покое бороду, старец откинулся на спинку кресла.

– Почему обычных ведьм ненавидят, а к серебряным относятся с симпатией? – я мило улыбнулась.

– Хм-м, – архимаг потер мочку уха, остро глянул на молчаливого учителя. Тот едва заметно кивнул, словно разрешая.

Однако. Что это у них за отношения такие?

– Начнем с первой части вашего вопроса: почему обычных ведьм ненавидят, – ректор сцепил ладони на животе. – Семнадцать лет назад скоропостижно скончался император Иоан Васильевич. Глава рода Рюриковичей правил нашей страной без малого пятьдесят лет. Когда он вступил на престол, в государстве было очень неспокойно: разруха, голод. Влиятельные рода воевали меж собой, гибли воины, страдал простой люд. Император попытался навести порядок. Однако он был очень молод, его не воспринимали всерьез.

Стараясь не пропустить ни слова, я обратилась вслух.

– Юный Иоан начал искать способ, как приструнить распоясавшуюся знать. И тут-то императору и пришла идея. Он решил объявить охоту на ведьм. Как правило, эти девушки-дворянки обладали слабым даром, никому не причиняли вреда. Напротив, даже помогали людям. Силы у людей брали совсем чуть-чуть. В основном донорами служили члены семьи. Причем добровольно. Но были и очень сильные ведьмы. Вот они-то, следуя приказам глав родов, уничтожали у врагов посевы, умерщвляли скот, насылали болезни. По тайному приказу императора в стране распустили слух, что голод, да и вообще все беды из-за ведьм. Необразованные простолюдины отреагировали ожидаемо. Схватились за вилы и полились реки крови. Знать прекратила вражду, занялась усмирением бунтов. Что и требовалось императору. Желая закрепить эффект, Иоан под шумок издал указ: для устранения смуты в государстве всех обладательниц метки ведьмы брать под стражу и предавать справедливому суду, – Алексей Владимирович замолчал, казалось, он вспоминал.

Гребаная политика. Сколько невинных женщин погибло.

В душе закипала злость. Сжав зубы, я сидела не движимо и не издавала ни звука.

Спустя несколько минут, старец вновь заговорил:

– По замыслу императора ни в одном из знатных родов не должно было остаться сильных ведьм. Он приказал придворному архимагу создать и запустить особое поисковое заклинание. Через сутки распоряжение было выполнено. От этого заклинания нельзя было спрятаться. Оно неумолимо находило ведьм: те, что обладали мощным даром, сразу же погибали; а те, которые были слабее, впадали в своеобразный сон. Их забирали воины императора, отвозили в тюрьму. Ну а после маги приводили девушек в чувства, отправляли на суд и всех до единой казнили. Превентивные меры, так сказать. Должен отметить, что они сработали. Иоана не то чтобы сразу зауважали и испугались, но кровопролитные войны прекратились, – архимаг взял очки. Немного подумав, водрузил их на нос.

– И дворяне так спокойно реагировали на гибель своих жен, дочерей? – мой голос дрогнул от негодования.

– В те времена у женщин было много обязанностей, но не прав, – холодно бросил старец. – Девочки беспрекословно подчинялись воле отца, после замужества супругу. От бездыханной и ставшей бесполезной ведьмы нет никакого толка, одни проблемы. А проблемы никому не нужны.

Понятно. Женщина – низший сорт. Без права голоса и вообще что-то наподобие вещи. Слов нет, сплошные маты.

– Что касается особого отношения к серебряным ведьмам, – Алексей Владимирович привычным жестом огладил бороду. – Девушки с серебристыми метками, словно редчайший жемчуг: их дар уникален. Заполучить такую женщину к себе в род, мечта любого главы. Однако за все минувшие века их не наберется и десятка.

Не одна, а десять? Странно. Рыжов в целом про ведьм мне не солгал. А здесь не сходится. Ладно, не столь важно.

Непрекращающийся шепот в моем разуме внезапно усилился. Да так, что начало подташнивать. Мотнув головой, я сиплым от напряжения голосом поинтересовалась:

– Чем же так уникален дар серебряных ведьм? – и пристально посмотрела на Дмитрия.

Абсолютно не выказывающий интереса к беседе граф с невозмутимым видом что-то разглядывал за окном. Вдруг он резко встал. Подошел к столу. Взяв лежащий на столешнице клинок в ножнах, приладил их к ремню. Затем повернулся ко мне.

В ушах зазвенело. С каждым мгновением звук становился все сильнее. Испытывая сильную боль, я прижала пальцы к вискам. А через секунду сводящий с ума звон пропал, и я отчетливо услышала лишенный эмоций голос:

– Иди.

Противиться этому приказу не то, что не могла, но даже не хотела. Я послушно встала. Прижимая к груди кролика, повернулась к выходу из кабинета. В это же мгновение Дмитрий стремительно приблизился, встал у меня за спиной.

Положив ладони на плечи, он тихо сказал:

– Не бойся. Сделай шаг вперед.

Я и не боюсь. Почему у него такие холодные руки?

Вяло удивившись, я словно запрограммированный робот шагнула к двери. Воздух пошел рябью, голова закружилась. Инстинктивно зажмурившись, почувствовала, что куда-то падаю.

Капец…

(обратно)

Глава 14

Куда на сей раз занесла нелегкая? Скорее всего, на сумеречный уровень. Кто ж его так назвал-то? Сумерки – это загадочно-красиво. А тут ни черта не видно.

Я напряженно всматривалась в грязно-серую пелену, пытаясь хоть что-то разглядеть. Увы, безуспешно. Идти непонятно куда и неизвестно зачем безумно не хотелось. Однако четко знала, что нужное место там, впереди. И здесь стоять нет никакого смысла.

– Зов еще слышите? – спокойно поинтересовался Дмитрий и убрал ледяные ладони с плеч.

Я отрицательно покачала головой, поудобнее перехватила кролика.

– Нам туда, – указала пальцем в туман перед собой.

Не издав ни звука, мужчина встал рядом, предложил мне локоть.

Разумно. В таком туманище запросто можем потерять друг друга.

Пульс участился. Страха я не испытывала, скорее тревогу. Внутренне готовясь к непростому разговору с Дмитрием, взяла его под руку.

– Совсем спятила? – вопль перепуганного призрака резанул по ушам. – Куда ты собралась?!

Да что ж она такая неугомонная? По-человечески же попросила молчать, когда мы не одни.

Нахмурившись, я строго глянула на девушку.

– Что ты на меня смотришь? – со слезами в голосе просипела призрачная дева. – Не могу так больше. Понимаешь? Не могу. Не одно, так другое. Сил моих больше нет! Зачем я затеяла тот идиотский ритуал? Все, одно никогда ничего не получалось. Сидела бы тихонько и не отсвечивала. Так нет же. Решила, раз я единственный кровный ребенок главы рода, то смогу пробудить духа-хранителя. И хоть что-то изменить, – боярышня с надрывом рассмеялась. – Ты, как и я неудачница! Ничего у тебя не выйдет!

– Боярышня Апраксина, прекратите истерить, – внезапно потребовал некромант.

Откуда он знает, настоящую фамилию призрака?!

Во рту мгновенно пересохло, мышцы напряглись.

– Вы меня слышите? – испуганно пролепетало привидение.

– Сейчас – да, – лаконично ответил Дмитрий и уверенно повел меня в колышущееся марево.

Что еще ему известно? Чем это нам с привидением грозит?

Мысли лихорадочно перескакивали с одной на другую. В разуме творилась натуральная вакханалия. Кое-как совладав с эмоциями, я очень тихо спросила:

– Дмитрий, а что дальше?

– Мы с вами войдем в подпространство, – бесстрастно ответил некромант. – По легенде там находится книга. Вы ее откроете и прочтете заклинание.

– И? – не сбавляя шага, я изучала профиль Дмитрия.

– Ваш магический источник восстановится. Вы станете самой могущественной серебряной ведьмой. И сможете мне помочь, – мужчина внимательно всматривался в туман.

О как. Неожиданно. Вроде честен. Но почему-то кажется, что есть подвох. В чем ему требуется помощь?

Неожиданно призрачная боярышня присоединилась к беседе:

– Простите, я не ослышалась? Вы вдвоем войдете в подпространство? А как же я? – в ее тоне отчетливо звучали панические нотки.

– А вы последовать за нами не сможете. Останетесь с фантомом у входа, – безапелляционно сообщил Дмитрий.

– Граф Смирнов, вы не понимаете. Это невозможно. Я не хочу, но обязана следовать за…, – недоговорив, девушка насупилась.

– На сумеречном уровне правила привязки кровными узами не действуют. Здесь вы можете удаляться от вашей подруги на любое расстояние, – голос некроманта прозвучал безучастно.

Мы же с призраком одно лицо. Логичнее всего предположить, что сестры-близнецы. Но граф назвал меня подругой. Почему? Неужели он знает обо мне?

От догадки сердце ухнуло в пятки. Сглотнув ком в горле, я начала себя успокаивать. Близняшек очень даже можно и считать, и величать подругами. В этом нет ничего необычного. Зря себя накручиваю.

Вдруг боярышня резво перелетела к некроманту, смущенно попросила:

– Дмитрий Игоревич, а не могли бы вы подробнее рассказать об этом «сумеречном уровне». Никогда прежде о нем не слышала. Да и не понимаю, для чего нужны какие-то «уровни» в этом замке?

С чего это у призрака так внезапно проснулась тяга к знаниям? Стоп. Интерес у нее появился, после слов Дмитрия, что здесь она может бродить где хочет… А что если, привидение все еще надеется вернуть себе тело?

Я сердито нахмурилась. Но уже через мгновение с досадой признала, что боярышню понимаю. Так же, как и мне, ей хочется жить. К сожалению, тело одно. И налицо конфликт интересов.

Хочется верить, что воевать мы с ней не начнем. Надо будет аккуратно прозондировать почву, как можно помочь подруге, по несчастью.

Размышления прервал Дмитрий. Не сбавляя шага, он начал рассказывать:

– Замок спроектировал гениальный ученый. Первый уровень строения – жилой. Второй или низший – предназначен для индивидуальных тренировок сильнейших воинов. А вот третий, сумеречный не рукотворный, но природная аномалия. Без серебряной ведьмы даже архимагу попасть сюда нереально. Это место действительно уникально: энергетические потоки движутся по иным законам. Пространство искривлено, время течет иначе. Предположим, мы пробудем здесь условные сутки. Ни жажды, ни голода не возникнет. И по возвращении окажется, что отсутствовали максимум десять минут.

Эта аномалия – действительно полезная штука. Проведешь тут месяц, а никто и не заметит отлучки. Ни есть, ни пить не надо. Делай, что душе угодно: тренируйся, проводи опыты или учись. Времени вагон. Да и прятать важные вещи удобно. Маловероятно, что кто-то найдет. Плюсы очевидны, но есть и жирный минус. Абсолютно непонятно, где находишься.

Внутреннее чутье подсказывало, что Дмитрий идет в нужном направлении. Но вот как он умудряется это делать, я искренне не понимала.

– Продолжайте, Дмитрий Игоревич. Мне жутко любопытно, узнать побольше об этой таинственно-загадочной аномалии, – явно пытаясь расположить к себе собеседника, призрак не сказала, а скорее проворковала.

– Ваш интерес, боярышня очевиден. Разочарую. Оживить вас невозможно, ни на сумеречном уровне, ни где-либо еще.

Уф-ф. Прямо гора с плеч. Надеюсь, на этом боярышня свернет опасную беседу.

Неожиданно полупрозрачная фигурка метнулась вперед, преградила нам дорогу.

– Мое тело оживлять нет необходимости. Надо просто вернуть мою душу на место. А ее выкинуть! – и эта поганка весьма красноречиво уставилась на меня.

Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

Отчего-то всплыла в голове фраза из старого фильма. Отогнав непрошеные воспоминания, я на миг смежила веки. А после пристально посмотрела в глаза боярышни.

– Ты бы точно так же поступила на моем месте, – нервничая, дева горделиво вскинула подбородок.

Вот это вряд ли. Не стоит всех судить по себе.

Мысленно ответила, а вслух не сказала ни слова.

– У вас нет ни малейшего шанса вернуть себе это тело. Душа из чужого мира сразу же после переноса стала с ним единым целым, – поразительно буднично произнес Дмитрий.

Он знает не только фамилию призрака, но и обо мне. Голову даю на отсечение, еще утром учитель не обладал этой информацией. Кто ему рассказал? Что ждет меня дальше? По чьей воле я оказалась в этой академии?

Кривовато усмехнулась. Сплошные тайны за семью печатями. И лишь в одном совершенно уверена: сделаю все, чтобы не находиться рядом с человеком, который в любой момент меня сдаст или подставит.

Я неторопливо отпустила локоть мужчины.

– Дмитрий Игоревич, скажите, возможно ли разорвать нашу привязку с призраком боярышни Апраксиной?

– Безусловно. Но в вашем случае есть нюансы. Одновременно с разрывом кровных уз, призрак боярышни необходимо отправить на перерождение. Так как она умерла во время специфического ритуала, то освободить ее сможете только вы. И только при содействии духа-хранителя боярского рода Апраксиных.

Предполагала, что будет непросто. Но чтобы настолько? Впрочем, плевать.

С мрачной решимостью я вновь скрестила взор с той, кому больше ни на грамм не доверяла. И громко пообещала:

– Клянусь, чего бы мне это ни стоило, я разорву связующие нас с тобой узы.

В этот момент окружающая нас дымка зашевелилась, окрасилась алым, а через секунду приобрела прежний, грязно-серый цвет.

– Ваша клятва закреплена магически. Нарушить ее невозможно, – ровным тоном информировал невозмутимый некромант.

Даже так? Сумеречный уровень не перестает удивлять. Но можно было обойтись и без спецэффектов. Слово сдержу.

Взяв под локоть графа, я сверилась с внутренним радаром. Удостоверившись, что маршрут не изменился, лаконично бросила:

– Идем в том же направлении.

Дмитрий кивнул и с прежней уверенностью вновь повел меня… куда-то

– Прости. Я не хотела, – долетел мне в спину неуверенный голосок привидения.

Бог простит.

* * *

Мы с графом шли долго и в полной тишине. Даже летящее за нами привидение не издавало ни звука. Хмурясь, я покосилась на спутника: как и прежде невозмутим. И неизвестно о чем думает.

Мне жизненно необходимо поговорить с Дмитрием. К сожалению, неживая боярышня себе на уме. Чем меньше знает, тем лучше. Но молчать уже невыносимо. А если не спрашивать о новом, а обсудить то, что привидение уже слышало? И что-то такое…нейтральное.

Покопавшись, в памяти пришла к неутешительному выводу: безопасной темы нет. Разве, что можно прояснить для себя один момент из рассказа ректора.

Хоть что-то.

Я сжала предплечье мужчины, привлекая внимание. Тот повернул ко мне голову, вопросительно приподнял брови.

– Вопрос, – улыбнулась, давая понять, что в нем нет ничего серьезного. – Рассказывая про охоту на ведьм, архимаг упоминал, что император Иоан отдал тайное распоряжение распустить слухи о ведьмах. Если это была тайна, то откуда о ней знает Алексей Владимирович?

Мужчина усмехнулся.

– Вы внимательно слушали, – немного помолчав, сухо продолжил: – В тот период Алексей Владимирович служил во дворце, состоял в должности придворного архимага. И имел доступ к секретной информации.

Вот это да… Нашла называется безопасную тему. Выходит, архимаг был тот самый человек, который создал заклинание, убивающее сильных ведьм и парализующее тех, кто послабее.

Меж лопаток пробежал холодок страха. До меня дошла пугающая истина. Такой человек, как Алексей Владимирович не станет просто так откровенничать.

В разуме молнией пролетела картинка: прежде чем начать рассказ истории «охоты на ведьм», архимаг посмотрел на некроманта. Он словно спрашивал у обычного учителя дозволения.

Кто ты, Дмитрий?! А не из-за тебя ли меня сюда притащили?

– Граф Смирнов, получается ректор этой академии самый сильный маг в империи? – послышался задумчивый голос привидения.

Да ладно? Неужели никак не угомониться? Только этого мне и не хватало для полного счастья.

– В настоящий момент – да, – не поворачивая головы к боярышне, уклончиво ответил некромант.

– Вы не обижайтесь, но могущественный архимаг во сто крат лучше простого некроманта. Уверена, ректор вашей академии с легкостью справится с самой сложной задачей. Вам очень нужна эта книга и помощь серебряной ведьмы. Так зачем рисковать? Давайте прямо сейчас приведем сюда архимага, – продолжила гнуть свою линию дева.

– Есть ряд условий для входа в особую часть сумеречного уровня. При всем желании Алексей Владимирович туда не попадет. И в его присутствии здесь и сейчас нет никакого прока.

– Жаль, – разочарованно пробормотала призрачная девушка.

А ведь боярышня никак не хочет признавать, что вернуть ее к жизни невозможно. Самое противное, что и себе не поможет, и меня запросто подставит. Вот же дура.

В тумане проявилось что-то темное. Я машинально вцепилась в рукав кителя Дмитрия. Спустя пару ударов сердца мы остановились у гигантской черной стены.

– На месте, – деловито сообщил некромант.

Отпустив его локоть, я внимательно осматривала поверхность преграды.

Это сделано из камня? Надо же, такая громадина, а нет ни единого шва.

Я запрокинула голову и с изумлением поняла, что края стены не вижу. Безупречно гладкий монолит стремился ввысь и если где-то заканчивался, то разглядеть этого просто не могла.

– Сейчас мы с вами войдем в подпространство. Опустите фантома, – ровным тоном попросил Дмитрий.

Погладив напоследок кролика, я поставила его на землю. Дмитрий аккуратно взял меня за руку.

Какая у него ледяная кожа.

– Не оставляйте меня здесь, – взмолилось приведение. – Пожалуйста, мне страшно.

– Вы действительно зря рисковали, боярышня Апраксина. Хранитель вашего рода никогда не откликнулся бы на ваш призыв. Вы хоть и кровный ребенок главы древнего боярского рода, но ваш дух слаб, – безэмоционально произнес граф и повел меня к стене.

– Считаете, что получила по заслугам? По-вашему, я недостойна быть членом моего рода? – дева надрывно всхлипнула.

– Это ваш вывод, – безразлично бросил Дмитрий. – Предупреждаю, я наложил на вас печати молчания. Вы никогда и никому, даже под принуждением, не расскажете о том, что в вашем теле душа из чужого мира.

Когда успел? Для чего ему это? Просто по-человечески решил помочь или выгодно? Но чем?

Напряженно размышляя, я вместе с некромантом подошла близко-близко к стене. Отпустив руку, мужчина переместился ко мне за спину. Крепко взяв за запястья, приложил мои ладони к прохладной поверхности. И прижался ко мне всем телом.

В поясницу уперлось что-то жесткое, продолговатое. Сердце испуганно трепыхнулось.

Ножны. Зачем он взял с собой нож?

Не успела подумать, как мои пальцы интенсивно засветились. А через мгновение черный камень начал стремительно светлеть.

– Пора, – шепнул мужчина и буквально впечатал меня в светло-молочное нечто.

(обратно)

Глава 15

Я не испугалась. Не потому, что очень храбрая. Просто не успела: переход сквозь стену занял доли секунды. Хлопая ресницами, я растерянно осматривалась. Куда ни глянь темно-синее летнее небо с россыпью звезд нависает над бескрайним лугом. Пахнет разнотравьем, ночными цветами.

Взор зацепился за одинокий, небольшой стог.

«Кто и зачем его сделал? – промелькнула и тотчас исчезла удивленная мысль. – Что дальше? Где искать книгу?»

Прислушалась к внутренним ощущениям. Тот компас, что привел сюда – безмолвствовал. Дмитрий, как и прежде, стоял за спиной, но больше не держал за запястья, а крепко обнимал.

Руки ледяные, грудь от дыхания не шевелится… Словно не живой и красивый мужчина, а мертвяк меня к себе прижимает.

Передернувшись от неприятных ощущений, я мягко отстранилась от некроманта. Повернувшись к нему, призналась:

– Я не знаю, куда идти.

– Значит, просто подождем, – невозмутимый учитель противодействию темным силам взял меня за руку и направился к стогу сена.

Подождем? Чего? Да что ж у него руки-то такие ледяные. Словно курицы замороженной касаюсь.

Нервничая, я вместе с мужчиной подошла к куче высушенной травы. Когда Дмитрий отпустил мою ладонь, почувствовала искреннее облегчение.

Почему в тот, первый день нашей встречи не заметила, что он такой… холодный? На руках ведь нес. Может, из-за того, что сама тогда замерзла как цуцик? Похоже на то. И все же, что с ним не так? Ну не может нормальный человек быть такой ледышкой!

Размышляя, я наблюдала за тем, как граф неторопливо делает в сене углубление. Закончив работу, он снял китель, накинул мне на плечи и жестом предложил располагаться. Кивком поблагодарив некроманта, я обратила внимание на ножны, прикрепленные к его брючному ремню.

Не лучший выбор ножа для похода. Слишком уж он…помпезный что ли.

Хмурясь, я устроилась на импровизированном диване. Дождавшись, когда мужчина полуляжет рядом, сдержанно сказала:

– Клинок на вашем поясе больше подходит для парада. Для чего вы его взяли?

– Для создания видимости, что все идет по плану, – туманно ответил граф. Улегшись поудобнее, он заложил руки за голову и устремил взгляд на звезды.

«Великолепный» ответ.

Чувствуя, что начинаю злиться, я медленно выдохнула. Приведя эмоции и мысли в порядок, спросила то, что не давало покоя.

– В академии я оказалась из-за вас?

– Частично, – сухо бросил некромант, продолжая рассматривать темный небосвод. – Я последний представитель императорского рода Рюриковичей. Младший сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий. В восемь лет во дворе кремля меня убили заговорщики.

Что?!

Шокированная откровением, я неотрывно смотрела на мужчину.

– Моя мать – императрица Мария Федоровна седьмая жена отца и единственная могущественная ведьма, которая уцелела во время «охоты на ведьм». Она провела ритуал и сумела вернуть мою душу в тело. Однако я был скорее мертв, чем жив. Матушка пожертвовала не только своим даром, но и жизнью, подарив мне, единственному сыну, возможность прожить семнадцать лет как нормальному человеку. Перед тем как уйти к предкам, императрица создала туманный тоннель. И через него отправила меня как можно дальше от дворца.

Мать Дмитрия была ведьмой… Боже, бедная женщина.

Сглотнув ком в горле, я покрепче стянула китель на груди.

Тем временем, некромант, ровным тоном продолжил:

– Безусловно, я слышал официальные версии смерти членов императорской семьи. Дескать, у царевича случился эпилептический припадок и случайно упал на нож. А у императрицы от горя остановилось сердце. Кого похоронили вместо меня, не имел ни малейшего представления. Выжидая, предпочел затаиться. Спустя неделю после трагической гибели мамы, скоропостижно скончался отец-император. Опровергать свою кончину и претендовать на трон, я не стал.

Хм-м. На редкость разумное решение для восьмилетнего мальчика.

– Семь лет жил на улице. Не скажу, что было легко, но сумел адаптироваться. Однажды все изменилось. Меня нашел Алексей Владимирович. Как оказалось, в тот день, он первым вошел в покои матушки. Считав энергетические потоки, разобрался, что произошло. И сделал все возможное, чтобы никто не усомнился в смерти наследника. Ну а сам принялся меня искать. Максимально осторожно и не используя заклинаний, чтобы не привлекать внимания. После нашей встречи архимаг стал моим наставником. И до сих пор надеется, что однажды стану «нормальным» и взойду на престол, – царевич усмехнулся. – Но без вашей помощи, я через несколько дней окончательно превращусь в лича.

Вот оно что… Выходит, этот красивый, сильный мужчина практически «ходячий мертвец». Теперь понятно, почему кажется неживым. Он такой и есть. Правда не совсем еще мертвый, но это уже детали.

Так странно. Рассказ некроманта похож на альтернативу истории о Лжедмитрии. В моем мире Гришка Отрепьев плохо кончил. Надеюсь, с Дмитрием ничего подобного не произойдет.

Обдумывая услышанное, я спросила первое, что пришло на ум:

– Как ваша матушка сумела спрятаться от поискового заклинания Алексея Владимировича? И почему вам отпущено семнадцать лет, а допустим, не шестнадцать или восемнадцать?

Дмитрий скупо улыбнулся.

– Несложно прятаться, когда тебя не ищут. Алексей Владимирович – дальний родственник матушки. Еще на этапе разработки, он внес в свое заклинание особые коррективы. Это позволило маме избежать участи других ведьм из древних родов. Вы спросили про отпущенные мне годы. Здесь нет ничего сложного. В день проведения ритуала императрице Марии Федоровне едва исполнилось двадцать пять. Больше чем сама прожила, при всем желании дать бы не смогла. Это аксиома.

Ох уж эта магическая математика с примесью некромантии. Голову сломать можно. А вот то, что касается родственных отношений более-менее понятно. Влиятельный маг спас родственницу, а всех остальных девушек с меткой ведьмы помог извести. С одной стороны, поступок старца дурно попахивает, но с другой… Сложно все это.

Я лежала на спине, рассматривала звезды. А на душе скребли кошки.

Сколько Марии было лет, когда пошла под венец? Шестнадцать? А может, и того меньше. Раз седьмая жена императора, то муж явно ее намного старше. Скорее всего, согласия на брак у девушки никто не спрашивал. Какого это быть женой человека, который убивал таких, как она? А делить с ним постель?

Такой судьбы врагу не пожелаешь.

Тяжко вздохнув, прикусила губу. Мысли резко перескочили с императрицы на лежащего рядом, в сене царевича.

Дмитрий знает, что я душа из другого мира. Но не задал ни единого вопроса. И главное: почему он со мной настолько откровенен?

Тревожное предчувствие остро кольнуло под лопатку. Собравшись с духом, я серьезно спросила:

– Для чего предназначен этот нож?

* * *

Несколькими минутами ранее. Дмитрий

Звезды мерцали на темном небосводе. Тихонько стрекотали сверчки, запах травы расслаблял. Глубоко вдохнув напоенный ароматами воздух, царевич прикрыл глаза.

Первая часть сложного разговора прошла так, как надо. В этом Дмитрий ничуть не сомневался. Казалось, само подпространство помогает: стог сена, теплая летняя ночь просто идеально подходили для задушевных бесед.

Об этом месте наставник, увы, рассказал подопечному самую малость. Скорее всего, архимаг сам мало что знал. Но главное он сообщил: не прочитав заклинания из книги, выйти из подпространства сумеречного уровня – невозможно. И искать ее здесь нет смысла, сама явится.

«Древний артефакт выжидает удобного момента? – мужчина про себя хмыкнул. – Надеюсь, не покажется раньше времени, и я успею девочку подготовить», – перевернувшись набок, он подпер голову кулаком.

Александра лежала недвижимо и задумчиво смотрела на звезды.

«Сильная духом, уравновешенная, умная. Умеет сострадать и по-настоящему слушать. В ее мире женщины все такие? Или мне просто повезло? – легкая улыбка промелькнула на лице некроманта и тотчас пропала. – Лгать ей не стану. Но и всей правды не скажу. Она еще не готова к огню, но только к дыму. Девушку стоит поберечь. Насколько это сейчас возможно».

– Для чего предназначен этот нож? – строгий голос Александры отвлек от размышлений.

«Умница. Правильный вопрос. Пора переходить к главному. Для начала пусть увидит руны», – с грацией опасного хищника, Дмитрий поднялся. Под пристальным взглядом девушки достал из ножен клинок.

– Будьте аккуратнее. Очень острый, – предупредил и рукояткой вперед передал девушке ритуальный нож.

Хмурясь, Александра бережно взяла смертоносное оружие.

Наблюдая за тем, как ведьма напряженно изучает затейливую вязь, бегущую по полотну кинжала, некромант спокойно сообщил:

– Он предназначен для ритуала перекачки силы, – и протянул руку.

На секунду замешкавшись, девушка с осторожностью положила нож на его ладонь. Как только оружие легло в ножны, встала, пристально посмотрела на некроманта.

– Что со мной произойдет после того, как прочту заклинание в книге? – она не сводила с него настойчивого взгляда.

– Ваш магический источник сразу же полностью восстановится. Однако уровень концентрации энергии в вашем теле достигнет критического значения. Если оставить все как есть, то выйдя отсюда, вы неизбежно сойдете с ума. И станете прямой угрозой для всего живого на территории Российской империи.

В ошеломленном взоре Александры заплескался испуг.

– Как проходит этот ритуал? – ее голос дрогнул.

– Требуется одним ударом вонзить клинок в сердце, – в уверенном тоне некроманта проскользнули нотки сожаления.

– Вы меня убьете? – прошептала она неверяще.

– Я этого не хочу, – Дмитрий отрицательно качнул головой. – К сожалению, мы с вами заложники ситуации. Вы обязаны прочесть заклинание. Пока этого не сделаете, уйти отсюда не сможем. Однако рисковать жизнями миллионов невинных абсолютное безрассудство. Так или иначе, но мне придется забрать у вас излишки силы.

– Понятно, – юная ведьма кривовато улыбнулась. – Убить или…?

«Вот он. Тот самый острый момент, – промелькнула мысль в разуме мужчины. – Теперь важно не давать ей времени на осмысление. Она должна жить, а не существовать».

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, он холодно ответил:

– Первый вариант, который напрашивается: после прочтения книги, – сделать вас высшей нежитью.

– Это тем существом, которым вы сами можете стать в ближайшем будущем?

Некромант согласно кивнул.

– Плюсы. Из тела нежити мне будет несложно удалить лишнюю силу, и ваша внешность при этом не пострадает. Вы не только полностью сохраните рассудок, но станете бессмертной. Не будете нуждаться в еде, способность пользоваться магией сохранится, – сделав короткую паузу, он невозмутимо продолжил: – Минусы. Температура тела и как следствие кожных покровов станут существенно ниже нуля. Вам придется избегать прикосновений. Ни радости, ни гнева, ни счастья, ни любви вы никогда больше не испытаете. Живопись, музыка, художественная литература станут для вас полной бессмыслицей. Пожалуй, это все. Не такая уж большая плата за возможность жить вечно.

– Вы это серьезно считаете жизнью? Как по мне, уж лучше сразу умереть, чем так жить. Это существование. И для меня оно во сто крат хуже смерти, – меж бровей девушки пролегла глубокая складка. Немного помолчав, тихо сказала: – У вас ведь есть еще один вариант. Неужели настолько плох, что предложили первым вот это?

– Мне он самому не нравится, – мужчина поморщился.

– И все же позвольте мне сделать выбор, – она гордо выпрямила спину.

– Ваша душа находится в теле девственницы. При первой физической близости избыточная сила самостоятельно перейдет к вашему партнеру, – царевич с мрачным выражением засунул руки в карманы штанов.

Спустя несколько долгих мгновений, Александра скрестила руки на груди, холодно поинтересовалась:

– И в чем проблема? Не сможете избежать участи стать личом? Или как мужчина вы уже совсем несостоятельны?

– Отнюдь. Этот способ поможет мне стать нормальным человеком. И функции половой системы у меня пока не нарушены, – голос некроманта замораживал. – Я видел, насколько вам неприятны мои прикосновения. Секс со мной, вам определенно не только не доставит удовольствия, но, возможно, вызовет стойкое отвращение.

– Не думала, что стану женщиной с ходячим мертвецом, – прошептала Саша на грани слышимости. А после громко и решительно заявила: – Я выбираю секс с вами. Один раз уж как-нибудь перетерплю, – добавила с усмешкой.

– Уверены? – безэмоционально поинтересовался Дмитрий.

– Абсолютно. Но у меня есть условие. После того как все закончится, я хочу сразу же уйти из этой академии. Надеюсь, сможете договориться с ректором о расторжении моего договора, без штрафных санкций?

– Ваше условие принято.

– Отлично. Не вижу смысла оттягивать неизбежное. Быстрее начнем, быстрее закончим. Где эта книга? – поинтересовалась серебряная ведьма с легким раздражением.

Ответить некромант не успел. Воздух пришел в движение, окружающее пространство размылось, а через пару ударов сердца они оба стояли в центре роскошного зала. Единственный стол в центре и множество полок с книгами, говорили сами за себя.

«Библиотека? Оригинальное чувство юмора. А ведь древняя реликвия более чем разумная. Кажется, теперь понимаю, чего именно артефакт дожидался: пока мы с девочкой придем к соглашению. Ну а стол без стульев – весьма красноречивый намек», – размышляя, Дмитрий внимательно осматривался.

Не обнаружив опасности, он внимательно посмотрел на девушку. Та стояла, не шелохнувшись и больше напоминала статую, чем живого человека.

«Слышит зов артефакта, – молниеносно сделал вывод царевич. – Надеюсь, она когда-нибудь меня простит», – он мысленно тяжко вздохнул.

Вдруг юная серебряная ведьма стремительно направилась к одному из стеллажей. Уверено взяв с полки ничем не примечательную внешне книгу, безапелляционно сообщила:

– Это она, – и без колебаний открыла обложку.

Александра не издавала ни звука и просто смотрела на текст. Однако Дмитрий понимал, что девушка действительно читает заклинание. Ее стройная фигурка светилась, с каждым мгновением все интенсивнее. В ту секунду, когда насыщенный золотистый свет стал едва терпимым, Саша захлопнула книгу.

Поставив артефакт на прежнее место, молча подошла к столу. Опершись о столешницу ладонями, хрипло попросила:

– Сделай это как можно быстрее.

«Не думал, что будет так сложно. Не физически, морально. Хотел бы, чтобы все было по-другому, но иначе ей жизнь не сохранить», – остановившись за спиной у юной ведьмы, некромант пару секунд помедлил. И резко поднял подол ее платья.

(обратно)

Глава 16

Не проронивший ни звука Дмитрий, отлип от меня, как пересытившая пиявка. Пальцы покалывало от остаточной энергии, а внутри, казалось, все напрочь заледенело. Стиснув зубы, я разогнулась, одернула платье.

Физической боли, слава богу, не было. Видимо, «натуральная заморозка» поспособствовала. А вот с эмоциями все обстояло гораздо хуже. Хотелось плакать и материться.

Не таким представляла свой первый сексуальный опыт. Безграничная нежность и страсть влюбленного мужчины? Ну-ну. Ни единого поцелуя и ледяные объятья.

От отвращения передернуло. Глуша так и норовящие пролиться слезы, на мгновение прикрыла глаза.

Он не принуждал. Это был мой выбор. Все забывается, пройдет и это.

Влага на бедрах напомнила о насущной проблеме.

– Отвернись, – прохрипела я и зашарила взглядом по полу.

Трусики обнаружились неподалеку от кителя некроманта. Подняв белье, глянула на своего первого мужчину. Тот стоял у одного из стеллажей, спиной ко мне. Белоснежная рубашка уже заправлена в брюки, поза расслаблена. Складывалось четкое впечатление, что для него ничего существенного не произошло.

Как у него… все просто.

Дорожки горько-соленой влаги потекли по щекам. Закусив до боли нижнюю губу, в прямом смысле запретила себе реветь.

Не при нем. Потом поплачу.

Попыталась стереть с кожи собственную кровь и его биологическую жидкость. Получалось откровенно плохо. Клочка ткани явно было мало. Злость, обида смешивались в убойный коктейль. Поняв, что без душа никак, скомкала испачканные трусики. Не желая оставлять их здесь, запихала в карман платья.

Гордо выпрямив спину, холодно бросила:

– Я готова.

Мужчина с ленивой грацией хищника повернулся. Бесшумно подошел ко мне.

«У него радужка опять золотистая», – машинально отметила, не испытывая ни толики прежнего восторга.

Подняв c пола форменный пиджак, спокойный до безобразия некромант, поинтересовался:

– Наденешь?

– Спасибо, обойдусь, – я крепко сжала кулаки. Помолчав, спросила: – Мой источник восстановлен?

– Да, – лаконично ответил Дмитрий.

– Можем отсюда уходить?

Он утвердительно кивнул. Без спешки надев китель, протянул мне ладонь. Я вздрогнула и с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться.

Вот истеричка. Успокойся!

Мысленно себя одернув, посмотрела на красивое, невозмутимое лицо царевича. И вдруг поняла: он не только не хотел меня убивать, но и делать нежитью. Та свобода выбора, что дал мне Дмитрий – иллюзия. Он планировал этот секс!

Разом убил всех зайцев?

– Что получает мужчина после полового акта с серебряной ведьмой? – несмотря на весь самоконтроль, мой голос все же дрогнул.

Дмитрий медленно отпустил руку.

– В нашем мире шесть основных направлений магии: земля, вода, воздух, огонь, некромантия, менталистика. Одаренный владеет только одним. Даже целительство базируется на том виде магии, к которому предрасположен маг. Я читал студентам лекции по некромантике сугубо в общеобразовательных целях. Ни один из них не смог бы применить знания на практике. И все же есть исключение – серебряные ведьмы.

Похоже, сейчас узнаю в чем же уникальность дара таких как я. И почему-то кажется, что это мне не понравится.

Я хмуро взирала на царевича. А тот с присущей невозмутимостью, продолжил:

– Обладательницы серебряной метки способны волевым усилием воздействовать на физиологические процессы в организме человека. И главное: они могут использовать какое угодно направление магии. Хоть все сразу, если по-настоящему захотят. Серебряные ведьмы – это маги-универсалы. После близости с такой женщиной дар ее избранника усиливается многократно. Кроме этого, мужчина на короткое время обретает возможность взаимодействия со всеми типами магии. Именно поэтому такие девушки настолько желанны для всех без исключения родов.

Как же на душе-то мерзко.

Поморщившись, я спросила в лоб:

– Что получил лично ты после секса со мной?

– Возможность жить, как нормальный человек, – сказал так, словно ничего иного и в мыслях не было.

И ведь снова не лжет. Просто не договаривает.

– Хорошо, сформулирую вопрос иначе, – я кривовато усмехнулась. – На какой срок ты стал магом-универсалом?

– До конца жизни, – обронил небрежно.

Вот оно как. Выходит, на трон взойдет не просто законный наследник престола, но еще и самый могущественный маг в государстве. У него одни интересы, у меня другие. Каждый получил что хотел.

Господи, откуда это чувство, что меня использовали по полной программе?!

Испытывая неимоверное желание плюхнуться на пол и разреветься в голос, воткнула ногти в ладонь. Физическая боль хоть чуть, но облегчила душевную. Неимоверным усилием воли запихав подальше эмоции, я собралась с мыслями.

Как только выйду отсюда, ко мне вновь прилипнет призрачная боярышня. Значит, первым делом надо заняться ее освобождением. А еще есть, гад, который устроил цирк с рынком и «бывшей поломойкой».

Не в силах смотреть на царевича, я спросила:

– Стоит опасаться человека, который привел меня сюда?

– Нет. Сегодня же решу этот вопрос. Не волнуйся, – в его тоне, как и прежде, слышалось спокойствие и безграничная уверенность.

Спазм перехватил горло. Судорожно сглотнув, я сипло ответила:

– Спасибо. И все же возвращаться в замок мне бы не хотелось. Сможешь нас с привидением прямо с сумеречного уровня отправить за территорию академии?

– Да. Куда ты хотела бы попасть?

– Во Владимир.

– Хорошо, – он во второй раз протянул руку.

Стиснув до хруста зубы, вложила ладонь в его. Через удар сердца все вокруг поплыло. Уже ничему не удивляясь, я безучастно смотрела на все ту же монолитную черную преграду.

Дмитрий скользнул мне за спину. Взялся за запястья, плотно прижался всем телом. Внутри все оборвалось, дико захотелось вырваться, сбежать.

Стоять! Скоро все кончится. Просто надо еще чуть-чуть потерпеть. Отчего он медлит?!

– Вы с привидением выйдите у одной из гостиниц Владимира. В кармане платья деньги, – его теплое дыхание коснулось шеи.

– В том, где грязные трусы? – процедила, пытаясь сдержаться. И все же сорвалась: – Решил заплатить за секс? Как шлюхе?

Не реагируя на выпад, Дмитрий тихо сказал:

– Нам надо многое обсудить. Сейчас ты не готова. Приду, как только освобожусь, – и прижал мои ладони к прохладной стене.

Душу раздирали эмоции. Наблюдая за тем, как черный камень стремительно светлеет, я прошипела:

– Не стоит.

– У тебя все будет хорошо, обещаю, – прошептал мужчина на грани слышимости. Его губы нежно коснулись виска, а через миг он впечатал меня в молочно-белую стену.

* * *

С неба падал мокрый снег. Студеный ветер трепал подол платья, пробирал до костей. Мелко дрожа, я стояла у стены дома, неподалеку от перекрестка и не верила собственным глазам. Прямо передо мной, через дорогу красовалось роскошное здание с солидной вывеской «Гостиница Боголюбских во Владимире».

«Вот это да», – словно заевшая пластинка крутилась в голове одна и та же мысль.

– Что происходит?Как мы здесь с тобой оказались? – голос перепуганного привидения, выдернул меня из ступора.

– Дмитрий посодействовал, – лаконично ответив, я крепко обняла себя за плечи.

Спустя долгую паузу, призрачная боярышня пробормотала:

– Иди в тепло, замерзнешь.

Я промолчала. Умом понимала, что одета не по погоде и скоро окончательно окоченею. Сколько денег засунул мне в карман Дмитрий не знаю. Но думаю на номер в этой гостинице должно хватить. Да вот только заведение царевич выбрал слишком пафосное. Я же выгляжу как непонятно кто. И, скорее всего, мне в заселении откажут.

Вот о чем он думал, отправляя нас с привидением именно сюда?!

В груди заворочалось глухое раздражение. Вдруг из дверей шикарного здания выскочил мужчина в красной ливрее, отделанной золотом. И торопливо направился к старичку бомжеватой наружности, мирно стоящему у обочины. Подойдя, служащий гостиницы с гневным выражением на лице, что-то быстро сказал старику. Тот моментально сутулился, опустил голову и побрел прочь.

Что и требовалось доказать. Даже нет смысла соваться.

Напрочь промокшее платье липло к телу. Отяжелевшая ткань не только не грела, но, казалось, забирала последние крохи тепла. Выбивая зубами чечетку, я напряженно осматривалась, пытаясь найти место, где смогу хоть чуть-чуть обогреться. И получить информацию о бюджетных гостиницах.

Увы, за моей спиной торец какого-то здания: без намека на окна и двери. А рядом с фешенебельной гостиницей светятся витрины не менее помпезных магазинов. Ничуть не сомневаюсь, что едва туда войду, выгонят взашей.

Надо срочно идти в тепло. Иначе околею.

Взгляд цеплялся за редких прохожих. К сожалению, все они были мужчинами. Рисковать понапрасну, расспрашивая, не хотела. Заметив приближающуюся женщину, я без раздумий шагнула ей навстречу.

– Что ты затеяла, ненормальная? – возмущенно воскликнула призрачная дева.

Не реагируя на возглас привидения, я собрала всю волю в кулак и постаралась не трястись, как продрогшая, бездомная собака.

– Нищенкам не подаю, – элегантно одетая дама презрительно скривилась.

– Ваше право. Но я и не собиралась просить подаяния. Сможете ответить на один вопрос? – пристально смотрела на незнакомку.

– Какой? – та озадаченно нахмурилась.

– У меня есть деньги. Нужна комната и еда. Откуда в таком виде не выгонят?

Хмыкнув, дама осмотрела меня с головы до ног, бросила:

– Если тебя и в этот, дешевый гостевой дом, не пустили, то посоветовать нечего, – и с надменным видом пошла дальше.

Сильно сомневаюсь, что в этом мире фешенебельные гостиницы считаются дешевыми. Она решила поиздеваться?

Резкий порыв ветра хлестанул по лицу. Я инстинктивно скукожилась, побрела на прежнее место. И тут до меня дошло. А что, если эта дама видела, где находилась нищенка до того, как осмелилась подойти?

На всякий случай я вновь оглядела боковую сторону дома: ни намека на вход. Покрепче обхватив себя за плечи, решила посмотреть на фасад здания и быстро пошла вдоль стены. Свернув за угол, прошла еще немного и наконец-то увидела и вход, и неброскую вывеску с надписью: «гостевой дом Заря».

Абсолютно не раздумывая, я распахнула дверь и вошла. Тихонько тренькнул колокольчик, предупреждая о посетителе. Обнаружив, что кроме меня и привидения в небольшом помещении больше никого нет, облегченно выдохнула.

Хоть немного есть времени, чтобы перевести дух.

Чувствуя, как благословенное тепло растекается по телу, осмотрелась. Метрах в пяти от входа, красовалась натертая до блеска, деревянная лестница, ведущая на второй этаж. У левой стены размещалась скромная стойка регистрации, а у правой притулилась вешалка и потертый диван. Сразу за видавшим лучшие дни предметом мебели находился проход в коридор.

Больно здесь тихо. Постояльцев мало?

– Откуда у тебя деньги? – озадаченно поинтересовалось зависшее рядом приведение.

Общаться с призрачной девой абсолютно не хотелось. Пользуясь моментом, решила узнать, сколько наличных в моем распоряжении. Засунув озябшие пальцы в карман, выудила вместе с паспортом слипшиеся от влаги купюры. Подойдя к стойке, бережно положила на нее уже вторично промокший документ, удостоверяющий личность, аккуратно пересчитала деньги.

Триста рублей. Это много или мало?

– Добрый вечер, чем могу вам помочь? – послышался приятный голос.

Вскинув голову, я увидела стоящую за стойкой седовласую женщину. Приоткрытая дверь за ее спиной, сразу же подсказала, откуда так внезапно появилась сотрудница.

Сразу не прогнали. Значит, есть шанс здесь остаться.

– Добрый вечер, – я растянула непослушные губы в улыбку. – Хотела бы у вас поселиться.

Пожилая женщина цепко глянула на купюры в моих руках и с легкой небрежностью сообщила:

– Стоимость самого дешевого одноместного номера с удобствами – пятьдесят рублей в сутки. В сумму включено трехразовое питание.

Без верхней одежды никак не обойтись. Надеюсь, что на куртку останется.

– Хочу остановиться у вас на трое суток, – я положила рядом с удостоверением личности три мокрых «бумажки».

Старушенция шустро забрала деньги. Развернув сложенную вдвое картонку паспорта, она прочла текст, нахмурилась. Спустя несколько томительно долгих секунд, с явной неохотой принялась заполнять какой-то бланк.

Уф-ф-ф. Обошлось.

– Этот гостевой дом совсем недешевый, – зашептала на ухо, призрачная боярышня. – Я не бывала в гостиницах, но слышала, сколько матушка платит нашим горничным в особняке: в месяц двадцать пять рублей. А тут всего-то за сутки попросили пятьдесят. Похоже, тебя обманывают.

М-да уж. Даже если и развели, как последнюю лохушку, придется смириться. Альтернативы все одно нет.

– Ваша комната 13. Первый этаж, прямо по коридору, последняя дверь, – женщина с раздражением бросила на стойку ключ с металлической биркой.

Что это с ней? Опечалилась, что дешево сдала номер изгою?

Забрав паспорт и ключ, я спросила:

– Ужин в какое время?

– Через час вам его принесут, – недовольно бросила пожилая сотрудница и поджала губы.

Игнорируя откровенную грубость, я пошла в свое новое временное пристанище. Комнатка оказалась маленькой, с минимальным набором мебели, но на удивление уютной. Закрыв дверь изнутри, положила на круглый журнальный столик ключ, мокрые деньги и удостоверение.

Особо ни на что не надеясь, отрыла створки платяного шкафа. На вешалке сиротливо висел банный халат. Грустно усмехнувшись, заметила на дне шкафа одноразовые тапочки. И тут как-то разом навалились эмоции: еще мгновение и разревусь в голос. Не желая показывать приведению, насколько мне сейчас хреново, я сдернула халат, схватила тапки. Не глядя на призрачную деву, просипела:

– Пойду помоюсь, – и юркнула за узкую дверь.

Внутри крохотной комнатушки, слава богу, оказался санузел. Глотая слезы, я положила вещи на полочку, кое-как настроила воду. Затем судорожно стянула с себя мокрое платье. Кивнув его пол, забралась в ванную и горько расплакалась.

За что мне все это? За что?!

Уткнувшись лицом в ладони, я выплескивала из себя все, что накопилось. Душа стонала, корчилась от нестерпимой боли и одиночества.

Не могу больше! Не могу!

Глубоко вдохнув, я погрузилась в воду, уже заполнившую больше половины ванны. От нехватки воздуха легкие запекло. С шумов вынырнув, убрала с лица волосы. Выключив кран, легла на спину. Теплая вода ласково обволакивала тело, успокаивала. И возвращала способность мыслить здраво.

Наслаждаясь покоем, я рассматривала трещину в потолке, а разум без спешки анализировал то, что произошло.

Что имею? С магическим источником уже все в полном порядке. И это единственное, что радует. Все остальное не внушает оптимизма. Да, у меня уникальный дар ведьмы и способности редчайшего мага-универсала. Однако ничего хорошего в этом нет.

Во-первых, понятия не имею, как этим всем пользоваться. Магия для меня, как для дикаря атомный реактор: ничего не понятно, очень интересно и крайне опасно для окружающих.

Во-вторых, теперь о моей «уникальности» знает куча студентов элитной военной академии. Что в этом плохого? Очень надеюсь – ничего. Однако подозреваю, что особо упертые дворяне начнут искать «потерявшуюся» серебряную ведьму. Во что это выльется в итоге, даже думать не хочу.

Что еще? Я изгой, ничего не знаю об этом мире. Ни одежды, ни средств к существованию нет. За мной по пятам следует призрак бывшей хозяйки, теперь уже моего тела. Под порывом эмоций я дала магическую клятву ее освободить. А немного позже еще и потеряла невинность с будущим императором России.

Вот я молодец. В этом мире нахожусь чуть больше суток, а столько всего успела. Положа руку на сердце, вот какого…пушистого полярного зверя, смертельно разобиделась на некроманта? Ну да, мой первый половой акт оказался не таким, как себе представляла. И что теперь?

То-то и оно. Экстренное бегство из академии не только ничем не помогло, напротив, усложнило и без того непростую жизнь. По сути, я удрала от единственного человека, который, пусть своеобразно, но реально помог. Причем не один раз.

Крякнув от досады на себя, взяла мыло. Отмывшись до скрипа, выбралась из ванны. Сняв с крючка чистое полотенце, тщательно вытерлась. Надев халат, посмотрела на свое отражение в зеркале.

Красотка, ничего не скажешь. Нос красный, в глазах безнадега. Надо было выбрать не секс, а бессмертие. У высшей нежити определенно есть преимущества перед людьми: на холод не реагируют, теплой одежде не нуждаются, пит – есть не хотят, и главное: всегда сохраняют трезвый рассудок.

И что теперь? Хрен его знает.

Размышляя, я вернулась в комнату. Под напряженным взглядом висящего в воздухе привидения, подошла к кровати, села на край и устремила взгляд в окно.

Мне нужна информация и помощь. Но взять ее неоткуда.

– Ну здравствуй, серебряная ведьма, – раздался чей-то низкий голос.

Испуганно пискнуло привидение и тотчас затихло. Чувствуя, как сердце переместилось в пятки, я медленно повернула голову. В двух метрах от меня возвышалась здоровенная фигура в черном плаще.

Привратник?!

(обратно)

Глава 17

За полтора часа до этого. Сумеречный уровень. Дмитрий

Царевич мрачно смотрел на стелющийся вокруг него туман. Ему бы радоваться, что все получилось. Но нет, он злился сам на себя и искренне переживал за Александру. Некромант прекрасно понимал, почему юная ведьма так экстренно решила покинуть академию: не желала находиться с ним рядом. И это полностью его вина.

«Кретин. Подготовил, называется. Родового проклятья больше нет. Зато Саша сбежала от меня, как черт от ладана. Представляю, что у нее сейчас творится в голове», – на скулах мужчины заиграли желваки.

Объяснить все и сразу той, что пришла из-за грани, царевич просто не мог. Уж так случилось, что ко всему прочему, он должен был отвечать за грехи отца. Над императором России с самого начала объявленной им «охоты на ведьм» висело проклятье. Перед казнью, одна из несчастных обладательниц изумрудной метки изощренно наказала правителя и того, кто станет его наследником.

После гибели ведьмы Иоана Васильевича начали люто ненавидеть женщины, которые были ему симпатичны. Любое прикосновение главы рода Рюриковичей вызывало у них омерзение: они вздрагивали, отшатывались. Если доходило до секса, то в момент первой близости, у девушки на шее расцветал изумрудный лотос. И возлюбленная главы государства начинала испытывать стойкое отвращение к близости с ним.

Не только мать Дмитрия, но и все предыдущие шесть жен Иоана после первой брачной ночи, категорически не желали делить с мужем постель. А фаворитки государя накачивались особыми зельями и смиренно шли в опочивальню правителя. Однако весь двор знал, какое для них «удовольствие» заниматься сексом с этим мужчиной.

Никто во дворце и не удивлялся, почему от семи браков у императора только двое детей. Если императрица отказывается делить ложе с супругом, а любовницы пьют специфические настойки «для храбрости», то детям просто неоткуда взяться.

Старший сын Иоана скоропостижно скончался еще до его рождения второго отпрыска. Так что после кончины главы императорского рода, проклятье ведьмы должно было перейти на младшего сына государя – Дмитрия.

Чисто технически в момент смерти отца, восьмилетний царевич не являлся наследником императора: во время ритуала «оживления» родовая сила как будто бы исчезла. И проклятье не проявляло себя ровно до того момента, пока в жизни некроманта не появилась серебряная ведьма. В тот самый миг, когда он взял «грязнулю» на руки, родовая сила впервые за долгие годы дала о себе знать. Ну а следом напомнило о себе «пожелание» ведьмы.

Дима отлично знал, что не такие уж у него и холодные руки. Девушка вздрагивала от его прикосновений совсем по другой причине: это был признак предактивации проклятья. Да вот только во время сексуальной близости с серебряной ведьмой абсолютно все, что на нем было «навешено» сгорело без следа. И изумрудный лотос на шее Саши не появился.

«Она нужна мне. Вот как теперь все исправить?» – последний представитель рода Рюриковичей протяжно вздохнул.

С самого начала у них с Александрой все шло… через одно место. Увы, и сейчас ничего не изменилось. Даже поухаживать за женщиной, тронувшей его сердце, не получится. На это банально нет времени. В кратчайшие сроки он обязан предъявить права на трон. И это не обсуждается.

«После того как стану императором, этот гадюшник именуемый дворцом, начнет бурлить. Склоки, доносы, интриги, заговоры – все и сразу, и в лучших традициях знати. В первый год правления, а лучше два о моем личном интересе к серебряной ведьме никто не должен знать. Иначе она окажется в эпицентре заговоров, – царевич строго нахмурился. – Пришедшая из-за грани совсем не знает нашего мира. Той, которую раньше звали Евгенией, необходимо адаптироваться, научиться пользоваться даром и силой. Надо подумать, чем уже сейчас можно помочь».

Размышляя, некромант нагнулся к белому кролику, сидящему у его ног. Взяв на руки фантома-проводника, погладил мягкую шерстку. Вдруг вспомнил, как Саша бережно держала созданного им зверька и улыбнулся.

Теперь, когда законному наследнику главы рода Рюриковичей снова стал доступен весь спектр эмоций, он обнаружил, что испытывает к этой необычной девушке непросто симпатию. Но более глубокое чувство.

Он переживал за нее, желал оберегать и защищать. Хотел, чтобы она ему доверяла и никогда больше не вздрагивала от его прикосновений; хотел зацеловать допьяна, провести с ней бесконечное множество упоительных ночей. А еще… крепко прижать к себе и никогда не отпускать.

«Предполагал же, что проклятье может исчезнуть. Однако решил перестраховаться. И что теперь? Мы оба живы-здоровы. Но женщина, которая стала дорога, будет шарахаться от меня, как от чумы», – Дима печально усмехнулся. А после тряхнул головой, словно прогоняя ненужные мысли. Плавно вытянул руки, и, не выпуская кролика, сосредоточился.

Туман резко отхлынул от некроманта, а через миг он держал за плечи точную копию Александры. Цепко оглядев изменившегося и буквально бурлящего силой фантома, царевич довольно улыбнулся.

«Получилось идеально. Даже аура точь-в-точь как у Саши. Дух академии подмену не почует, а значит сообщит своему хозяину о том, что переполненная энергией серебряная ведьма вернулась».

Активировав технику «скрыта», учитель противодействию темным силам, выждал положенные тридцать секунд. Затем глубоко вздохнул и одним махом, вместе с фантомом перенесся в «келью» девушки.

«Александра» заправила за ухо локон, выпавший из прически, побродила по комнате, села за стол. И сделала вид, что глубоко задумалась.

«Та сволочь, что затеяла весь этот цирк, обязательно клюнет на приманку», – невидимый некромант угрожающе прищурился.

Беззвучно подойдя к стене, он повернулся лицом к выходу. На всякий случай уплотнил технику «скрыта» и приготовился ждать. Как и предполагал, ожидание не затянулось. Вначале мужчина почувствовал незримое присутствие высшей сущности. А спустя секунду раздался стук и дверь медленно отворилась.

Увидев на пороге женщину, некромант удивленно хмыкнул.

«Неожиданно. И как я ее проморгал?»

* * *

Пятью минутами ранее. «Дух академии»

Высоченная широкоплечая фигура в черном плаще возвышалась у ворот военной академии. Пряча лицо под капюшоном, молчаливый «Привратник» внимательно наблюдал за обитателями замка. Под заунывный сигнал тревоги, юноши и преподаватели быстро покидали территорию академии.

Следуя распоряжениям учителей, одетые в походную униформу парни выстраивались в шеренги. И изредка, с любопытством поглядывали на молчаливого «Хранителя академии». Прежде тот никогда не проявлял интереса к учебным тревогам.

«Преподавательский состав не упоминал о подобных внеплановых учениях. Вопрос: почему ректор решил проверить подготовку сразу всех. А главное: почему именно сейчас?» – анализируя происходящее, «Привратник» стоял, не шелохнувшись.

«Хранителя академии» можно было принять за рослого, крепко скроенного мужчину. Однако на самом деле это существо из другого, давно уже погибшего мира, не имело пола, а тело ничуть не походило на человеческое.

Мощнейший телепат желал, чтобы люди видели в нем подобного себе. В истинном же облике высшая сущность больше всего напоминала висящую в воздухе медузу: эдакий прозрачный, студенистый колокол с пучком длинных щупалец.

«Почему молчишь?! Немедленно докладывай!» – прогремел в разуме высшей сущности требовательный женский голос.

Немного подумав, существо мысленно ответило:

«Серебряная ведьма вместе с некромантом ушли на сумеречный уровень. В академии объявлена учебная тревога».

«А нож? Нож он с собой взял? Сколько их уже нет?» – проигнорировав информацию об учениях и явно нервничая, поинтересовалась невидимая собеседница.

«Нож некромант взял. По реальному времени отсутствуют шесть минут».

«Что же они так долго там делают, – взволнованно пробормотала женщина. – А может девчонка уже вернулась? Ты сканируешь замок?»

«Да, – лаконично отозвался «Дух академии». Спустя мгновение бесстрастно сообщил: – Только что в келье девушки зафиксировал одиночный энергетический всплеск. Судя по ауре – вернулась серебряная ведьма. По предварительной оценке, уровень излучаемой ею силы критичен для человека».

«Наконец-то, – облегченно выдохнула нервная особа и сердитым тоном приказала: – Немедленно к ней. Следи и не показывайся на глаза, пока не позову. И впредь не забывай называть меня хозяйкой! Совсем распоясался».

«Слушаюсь, хозяйка» – бесстрастно отозвался «Привратник» и в прямом смысле исчез.

* * *

Военная академия. «Келья». Дмитрий

«Подожду развития событий», – все также находящийся под «скрытом», некромант внимательно рассматривал стоящую на пороге сотрудницу учебного заведения.

– Здравствуйте, Сашенька. А я вам поесть принесла, – добродушно улыбаясь, пышнотелая повариха Анна Ивановна Горохова вошла в крохотное помещение.

Сидящая за столом «Александра» медленно повернула голову. Не говоря ни слова, она отрешенно смотрела на гостью.

– В замке учебную тревогу объявили. Ректор все студентов гоняет. Так что если ужин и будет, то очень поздний. Вот решила вас покормить. А то совсем отощаете, – беспрестанно улыбаясь, женщина вразвалочку подошла к хозяйке скромной комнаты.

Поставив на столешницу блюдо с ароматно пахнущей выпечкой, Горохова пристально посмотрела на девушку: казалось, та находилась в прострации.

– Так даже будет проще, – шепнула на грани слышимости Анна Ивановна.

И неожиданно вцепилась в плечо «Александры». Выпрямившись большегрудая женщина застыла с предвкушением на лице. Но уже через мгновение с недоумением нахмурилась. А через секунду девушка замерцала и с тихим хлопком пропала.

Дородная женщина ошарашенно похлопала ресницами.

– Не понимаю, – прошептала на грани слышимости. Совладав с изумлением, она заорала: – Привратник! – покраснев, до цвета спелого помидора, уставилась на появившуюся из ниоткуда здоровенную фигуру в черном плаще. Указав пальцем на пустой стул, прошипела: – Что за дрянь?!

– Фантом серебряной ведьмы. Вы его разрушили, хозяйка, – бесстрастно сообщила высшая сущность.

Глядя в спину «Хранителя» некромант, мысленно удивленно хмыкнул. Пробудившаяся родовая сила не позволяла оказывать на царевича даже малейшее телепатическое воздействие. И вот сейчас Дмитрий впервые увидел существо из другого мира в истинном обличье.

«Гигантская медуза. Надо же. Правильно делает, что скрывает, как выглядит. Не у всех крепкие нервы, – мужчина перевел взор на пухлощекую повариху: – Кто же в твоем теле сидит?»

Тем временем Горохова побагровела от злости. Стиснув добела кулаки, она сквозь зубы процедила:

– Тупой слизняк. Где девчонка?!

– Минуту, – обронило существо. Спустя короткую паузу, доложило: – город Владимир. Гостевой дом «Заря».

Раздувая ноздри и скалясь, Анна Ивановна несколько мгновений стояла недвижимо.

– Мне плевать, как она там оказалась. Сейчас же притащи ее сюда! – голос женщины дрожал от ярости.

– Хозяйка, наложенные вами печати повиновения запрещают покидать территорию академии. Я не могу выполнить этот приказ.

«Да ладно? В Горохову вселился дух мага-основателя академии? Вот это сюрприз. Я был уверен, что В. Гомаюн мужчина, – некромант нахмурился. – Зато многое стало понятно. Позже надо будет непременно поговорить с наставником. Чутье подсказывает, что без этого интригана в этой истории не обошлось».

В этот момент, окончательно утратив контроль над эмоциями, повариха с силой пнула стул. Тот отлетел к шкафу, а женщина застонала от боли. Доковыляв до кровати, Анна Ивановна грузно плюхнулась на жесткое ложе. Скривившись, раздраженно скинул туфлю. Увидев, что большой палец наливается синевой, с ненавистью выплюнула:

– Как ты мне надоела, корова!

Через удар сердца тело поварихи обмякло, завалилось набок. Воздух зашевелился и в шаге от постели появилась надменная старуха в старинных одеждах. Смерив взглядом «Привратника», она презрительно усмехнулась.

– Значит, сделаем иначе. Внуши девке, что ей срочно надо вернуться в академию.

– Хозяйка, должен вам напомнить. Дар серебряной ведьмы у девушки активен. Воздействовать на ее разум смогу максимум пять секунд. Мне не хватит времени для полноценного внушения.

– Бесполезная медуза, – старуха злобно прищурилась.

И с размаху залепила пощечину подневольному существу. Студенистое тело задрожало, отлетело к двери.

«Заносит бабушку. Пора отправлять ее обратно в загробный мир», – Дмитрий деактивировал скрыт.

– Ты жив? – лицо кровожадной старушенции вытянулось от изумления.

Усмехнувшись, царевич невозмутимо смотрел на вполне себе материального духа. Когда основательница академии более-менее пришла в себя, глубокомысленно произнес:

– Госпожа Гомаюн, понимаю, что женщин в замке очень мало. Однако у той же экономки, пусть крохотный магический источник, но есть. Вы же архимаг, зачем обрекли себя на полное отсутствие силы? Почему решили вселиться в неодаренную? На мой взгляд, для вас, – он сделал акцент на слове, – тело поварихи Гороховой абсолютно не подходит, – Дмитрий неодобрительно покачал головой.

– Она моя кровная родственница, – презрительно ответила старушенция.

– И что с того? – некромант вопросительно приподнял брови.

Седовласая пожилая женщина с задумчивым видом оглядела статного красивого мужчину с головы до пят. Видимо, придя к какому-то выводу, изобразила вселенскую скорбь.

– Вы царевич родились с золотой ложкой во рту. Вряд ли поймете. И все же постараюсь объяснить. Я была по-настоящему одарена. И все же мне всю жизнь приходилось доказывать, что ничуть не хуже мужчин. Однако, как ни старалась все мои заслуги, присваивали себе представители сильного пола. Я создала эту академию, но разве кто-то знает, что маг-основатель женщина? Гениального ученого В. Гомаюн почитают. А о том, что меня звали Виктория, удачно позабыли, – по сморщенной щеке потекла одинокая слезинка.

«Жестокая, хитрая. Еще и великолепная актриса. Уверен, сейчас начнет давить на жалость, – Дмитрий про себя усмехнулся. – Можно еще немного с ней пообщаться. Информация лишней не будет».

Помолчав, царевич ровным тоном спросил:

– Вы пожелали воскреснуть, когда мир станет иным?

Кивнув, старушка печально вздохнула. Украдкой покосившись на «Привратника», застывшего у выхода из комнаты, с тоской прошептала:

– Мне пришлось несладко. Муж деспот и тиран. Детишек, увы, высшие силы не дали. А все мои научные труды, с мужской подписью: В. Гомаюн. Жизнь прожита зря. У меня был шанс воскреснуть, сохранив все знания и опыт. Я хотела принести пользу потомкам! Оттого обратилась к ученому-некроманту. И вот результат, – женщина всхлипнула, – мой дух в кровной родственнице женского пола, переступившей порог элитной военной академии. Да вот только в поварихе нет ни капли магии.

– Как фамилия некроманта?

– Понимаю, профессиональный интерес, – старушка выудила откуда-то из складок платья полупрозрачный платок, промокнула слезу. – Его фамилия Эшер. Вряд ли вам знакомы его труды.

«Шах и мат. Все встало на свои места. Учился я по личным рукописям и дневникам талантливейшего некроманта Эшера. А отдал их мне наставник. По всей видимости, Алексей Владимирович, кое-что оставил себе», – на скулах мужчины заиграли желваки.

– Дмитрий, вы не сердитесь на коллегу. Он действительно старался, хотел, как лучше. Ну а что получилось, сами видите. Я без малого полтора года, как очнулась в теле поварихи. Управлять им могу максимум час. Все остальное время ючусь на задворках подсознания глуповатой родственницы. Уж и не знала, что делать. Вот, выкручиваюсь как могу, – старушка виновато улыбнулась.

– Понятно, – Дмитрий направился к Анне Ивановне, лежащей на кровати, как тряпичная кукла.

Следя за тем, как царевич проверяет пульс на шее кровной родственницы, архимаг с досадой бросила:

– Да все с ней в порядке. Если вернусь в тело, то сразу очнется. Но я не хочу! Дмитрий, – позвала с мольбой.

Убедившись, что повариха просто очень крепко спит, некромант повернулся к престарелой Виктории Гомаюн.

Та глубоко вздохнула и безапелляционно сообщила:

– Царевич, мы с вами оба знаем, что алтарь в инаугурационном зале Кремля с минуту на минуту отреагирует на вашу родовую силу. И сообщит вашим подданным, что законный наследник императорского рода Рюриковичей жив. Совсем скоро вы станете императором, – она выпрямила спину. Преисполнившись важности, торжественно заявила: – Главе государства требуются верные, а главное: безгранично преданные люди. Когда серебряная ведьма вернется в академию, я без труда вытолкну из тела боярышни душу иномирянки. Вы будете править, зная, что рядом с вами плечом к плечу стоит женщина, которой ни по силе, ни по опыту, ни по знаниям нет равных в империи! – женщина гордо выпятила впалую грудь.

«Гениальный ученый, архимаг в теле юной серебряной ведьмы. Убойное сочетание. Ни один правитель не откажется от такого предложения», – последний представитель императорского рода Рюриковичей задумчиво смотрел на старушку.

(обратно)

Глава 18

Через несколько минут. Хранитель академии

В комнате висела тишина. Призрак престарелой аристократки-архимага напряженно ждал ответа царевича. С видом погруженного в мысли человека тот подошел к шкафу, поднял стул. Сев у стола, с явным наслаждением вытянул длинные ноги и смежил веки.

Казалось, некромант тщательно обдумывает сделанное ему предложение. Да вот только в отличие от лишенной магических способностей старухи-архимага, привратник знал, чем мужчина занимается на самом деле. Однако предупреждать об этом хозяйку не собирался.

Не по собственной воле, существо из иного мира стало хранителем этой академии. Виктории Гомаюн оно добровольно никогда и ни в чем не помогало. И когда старушка воскресла, отношение к ней не изменилось. В грандиозном плане Виктории имелись громадные дыры. Высшая сущность видела все недочеты, но предпочитала помалкивать.

«Царевич просканировал замок родовой силой вплоть до нижнего уровня. То, что дух архимага накрепко привязан к энергетическому контуру академии, для некроманта теперь не секрет. Для чего он собирает информацию? – размышляя, привратник наблюдал за Дмитрием.

Открыв глаза, мужчина задумчиво оглядел блюдо с выпечкой. Мимолетно усмехнулся, занес руку над пирогами. И замер, словно выбирая самый аппетитный.

«Подозревает, что с выпечкой что-то не так. Ни для ректора, ни для его статусного ученика вовсе не тайна, что я осведомлен обо всем происходящим в академии. Похоже, будущий император России предоставляет мне возможность выбрать то, что произойдет дальше. Не с призраком архимага, со мной», – мгновенно догадалась сущность.

Решение лежало на поверхности. Как только Дмитрий взял верхний пирожок, высшее существо беззвучно сказало:

«Если не хочешь прямо сейчас уснуть – не ешь».

Не дрогнув ни единым мускулом, законный наследник престола, не размыкая губ, спросил:

«Чем займешься после того, как обретешь свободу?» – и с удовольствием вонзил зубы в румяный бок наимягчайшей сдобы.

«Не знаю, – бесстрастно отозвался привратник. – Мой мир погиб».

«Понял».

Тщательно прожевав последний кусочек, Дмитрий слитно поднялся. Подойдя к стене, остановился в шаге от нее, сосредоточился. Спустя несколько секунд на каменной кладке одна за другой начали проявляться светящиеся зеленым светом руны.

– Что вы делаете? Димитрий, вы приняли решение? – с надменным выражением поинтересовалась давно усопшая старушка.

– Тс-с-с, – неожиданно протянул в ответ мужчина.

Седовласая аристократка приоткрыла рот, как если бы собиралась что-то сказать, но промолчала. А через пару секунд на ее лице промелькнула зловещая улыбка.

«Скорее всего, Виктория придумала запасной план. – моментально сделал вывод привратник. – Из-под кителя царевича выглядывают ножны ритуального кинжала. Снотворное подействует на него через пять минут. В мужское тело (даже при моей помощи) она вселиться не сможет. Значит, как только Дмитрий уснет, хочет вонзить нож в его сердце и высосать силу, – анализируя поведение хозяйки, хранитель академии следил за тем, как мерцающие символы равномерно покрывают стены, пол и потолок. – По-настоящему живой Виктория не станет. Скорее кем-то наподобие лича. Но нежить никогда не взойдет на престол России. Очередная пустая надежда».

Заложив руки за спину, Дмитрий сосредоточенно смотрел на стену: руны уже едва виднелись. Внешне выглядело так, будто его конструкт развалился. На деле же созданная некромантом сеть плотно накрыла весь замок. И сейчас шел заключительный этап – стабилизация. Это понимал привратник, но не его хозяйка.

Лишенная доступа к магии старуха-архимаг пренебрежительно хмыкнула. В ответ на явную насмешку Дмитрий не повел и бровью. Вместо этого он мысленно сказал тому, кто уже триста лет был подневольным:

«У императорского рода Рюриковичей никогда не было духа-хранителя. И серебряной ведьме нужен наставник. Что скажешь?»

«В данный момент моя помощь больше пригодится серебряной ведьме, чем тебе, – без толики сомнения ответил иномирный гость. И резко сменил тему: – Все домовые ушли на нижний уровень. Дух архимага завязан в энергетическую цепь замка, но колебаний силы не чувствует. Впрочем, ты и сам об этом ведаешь», – добавил безэмоционально.

«Верно, знаю».

Как только последняя руна погасла, мужчина глубоко вздохнул. И сразу же, на выдохе принялся плести нерушимую связь меж собой и высшей сущностью.

Удостоверившись, что незримая нить приобрела нужную плотность, Дмитрий мимолетно улыбнулся. А после продолжил беззвучный диалог:

«К вопросу о пирожках. Анна Ивановна печет их изумительно. А снотворное и яды на меня не действуют», – и разом сломал все печати, сдерживающие иномирное существо.

Позабытая легкость стремительно охватила студенистое тело «медузы».

«Благодарю, – в интонации существа явственно слышалось облегчение. – Клянусь тебе, царевич: вреда серебряной ведьме я никогда не причиню. И впредь буду служить верой и правдой».

«Не сомневаюсь».

С привычно нечитаемым выражением Дима подошел к кровати. Немного помедлив, с усилием поднял крупную женщину и взвалил ее на плечо.

– Димитрий, ваше поведение недостойно! Вы заставляете меня ждать. Я требую ответа, – высокопарно заявила призрак Виктории Гомаюн.

– Архимаг, ваше предложение мне неинтересно, – невозмутимо ответил некромант.

– Димитрий, вы уверены, что действительно хорошо подумали? – процедила покойная аристократка. – Ни один правитель не откажется от подобного уникального предложения. Может, вы что-то недопоняли?

Перехватив поудобнее мирно посапывающую Анну Ивановну, царевич ровным тоном сообщил:

– С таким союзником, как вы, Виктория, и врагов не надо. Сегодня же покинете этот мир. Можете не благодарить, – бережно придерживая повариху за внушительные бедра, Дмитрий направился к выходу из комнаты.

Сжимая кулаки, старушенция с ненавистью смотрела на мужчину. Заметив, как привратник предупредительно распахнул дверь, она буквально задрожала от злости.

И гневно заорала:

– Знай свое место, слизняк! Печать боли, активация!

«Ты больше не властна надо мной. Это-то могла почувствовать», – бросила высшая сущность и следом за царевичем покинула «келью».

Пройдя по длинному коридору, Дмитрий вошел в холл. Поправив на плече так и норовящую сползти повариху, тяжко вздохнул. Затем повернул голову к висящей рядом «медузе» и с досадой сказал:

– Совсем никудышные нервы у покойницы.

А через секунду путь некроманта преградил разъяренный призрак старухи.

– Стой, щенок! – рявкнула она озлобленно. – Никто не смеет со мной так разговаривать! И уж тем более мне, архимагу отказывать!

* * *

Дмитрий

Почувствовав, как лицо обдало замогильным холодом, наследник престола едва заметно поморщился. Вспомнив о насущной проблеме, мысленно попросил высшую сущность:

«Займись переносом ценных книг из библиотеки и архива».

«Сделаю».

Размышляя о том, что предстоит сделать, Дмитрий посмотрел на агрессивное привидение, спокойно спросил:

– Вы что-то хотели?

Старуха замерла в растерянности. Спустя короткую паузу, она с чувством собственного превосходства заявила:

– Глупый, недальновидный мальчик. Жить тебе осталось считанные минуты. Объяснить, где допустил фатальную ошибку?

– Вы про съеденный мной пирожок?

– Надо же, догадался, – в тоне престарелой аристократки отчетливо звучал сарказм.

– Она и при жизни была такой…? – недоговорив, некромант вопросительно глянул на бывшего привратника.

Немного подумав, тот ответил:

– Гораздо умнее – вне сомнений. В этом плане посмертие не пошло Виктории на пользу. А вот характер стал несколько лучше.

– Неожиданно, – Дмитрий удивленно хмыкнул.

– Да как вы смеете! – седовласая аристократка захлебнулась от возмущения.

Царевич едва уловимо поморщился.

– Госпожа Гомаюн, вполне возможно, в свое время вы считались неплохим магом с даром земли… – некромант собирался продолжить, но его перебил призрак основательницы академии.

– Ты сказал неплохим? – прошипела та сердито. – Да я была лучшей! Мои рукописи бесценны!

– Как скажете, – Дмитрий мимолетно улыбнулся. – Но с некромантией у вас проблема. Это не та наука, которой можно овладеть, прочитав одну книжку, и то по диагонали.

– Если бы ты не влез в мои планы, то я уже бы находилась в теле серебряной ведьмы, – категорично заявил призрак-архимага.

– Как профессионал вынужден вас разочаровать. Вы приложили столько усилий, но план был обречен на провал. Тело боярышни Апраксиной и душа из другого мира стали едины в ту секунду, когда на руке Александры проявилась метка ведьмы. Даже при помощи высшего существа, вам никогда бы не удалось их разделить.

Словно разом потеряв дар речи, старуха соляным столбом. Справившись с шоком, она гневно спросила у высшей сущности:

– Ты это знал?

– Естественно, – равнодушно отозвалось бывшее подневольное существо.

– С тобой, слизняк, я разберусь позже, – мстительно пообещала женщина.

Иномирный гость ответил привидению молчанием. А мысленно доложил царевичу:

«Готово. Все имеющие ценность книги, свитки и документы перенесены на нижний уровень. Живых на территории академии кроме тебя и Анны Ивановны нет. Только что проверил».

«Молодец, – также беззвучно похвалил некромант. – Знаешь где рукописи Виктории?»

«В зоне моего доступа. В бумагах архимага действительно есть уникальная информация. Предлагаешь и по ним обучать серебряную ведьму?»

«Почему бы и нет. Александре пригодятся знания по всем направлениям магии. Составь план обучения, позже вместе посмотрим. Возможно, что-то подкорректируем», – не размыкая губ, произнес царевич и в который раз поправил на плече спящую Анну Ивановну.

– Да брось ты уже эту разожравшуюся свинью, – раздраженно предложила старуха-архимаг. – Свалишься вместе с ней, а мне потом тебя из-под этой коровы вытаскивать.

– Виктория, вы же метили в императрицы. Где ваши манеры? Растеряли за триста лет во тьме? – c укором спросил Дмитрий, однако в глазах заплясали смешинки.

– Слабоумие и отвага твой девиз, некромант? – поинтересовалась покойная дворянка и презрительно скривилась. – Надоело мне с тобой вести пустые разговоры. Ты проиграл, смирись с этим. Конечно, прискорбно, что у меня не будет юного тела с даром серебряной ведьмы. Но сила члена императорского рода Рюриковичей станет моей. Не ты, желторотый юнец, станешь править Россией, а я, – она выпятила давно усохшую грудь.

– Амбициозная женщина, – Дмитрий усмехнулся. – Вы правы, наш диалог стоит прекратить. Не стану вам мешать строить прожекты, – шагнув в сторону, он обошел привидение и направился к центральному выходу из замка.

– Ты куда? – долетел ему в спину озадаченный голос Виктории.

– На свежий воздух, – лениво бросил царевич.

Кивком поблагодарив «медузу», предупредительно открывшую дверь, Дима вышел на террасу.

– Ты, настолько глуп, что не понял?! Или решил напоследок мне напакостить, сдохнув на улице? – призрак стремительно полетел за некромантом. С разгона врезавшись в невидимую стену, изумленно прошептала: – Как это? Тело родственницы снаружи, почему не могу выйти?

Остановившись, Дмитрий обернулся. Глядя на стоящую у порога старушку, терпеливо объяснил:

– Снотворное на меня не подействует. Вашу связь с Анной Ивановной я разорвал. Сейчас отправитесь туда, где вам следует быть. Призракам не место средь живых, – добавил и уверенно пошел вниз по ступенькам.

– Я не хочу умирать! – разрезал воздух истеричный вопль аристократки.

– Тот, кто стал призраком, не может умереть, ибо уже мертв, – философски заметила высшая сущность и последовала за царевичем.

С неба падал легкий снежок. Под звуки удаляющегося женского плача, некромант с поварихой на плече шел по двору академии, к воротам.

Летящая рядом с мужчиной «медуза», негромко спросила:

– Не жалко?

– Жалко. И замок, и старуху. Но иначе нельзя, – холодно бросил Дмитрий.

На секунду задержавшись у приоткрытой створки ворот, он щелкнул пальцами, активируя технику. Через миг раздался адский грохот, и древнее строение осело в клубах пыли.

Из-за забора раздавались встревоженные голоса студентов. Прислушиваясь к происходящему снаружи, Дмитрий посмотрел на сущность и распорядился:

– Ступай к серебряной ведьме. Будь с ней, пожалуйста, потактичнее: девочке досталось изрядно.

– Когда тебя ждать?

– Точно не скажу. Два, может быть три дня. Дел много, – сдержанно ответил царевич. Вдруг он печально улыбнулся и чуть тише пояснил: – Мог бы все отложить, но в ближайшее время вряд ли она сможет со мной нормально разговаривать.

– До встречи, – лаконично попрощалось существо и исчезло.

«С таким наставником за Сашу можно не волноваться, – промелькнула мысль у Дмитрия. – Мне же пора пообщаться со своим учителем. К этому интригану вопросов накопилось изрядно».

(обратно)

Глава 19

Откуда здесь привратник? Ему-то что от меня надо?

Я оторопело смотрела на здоровенного мужика в черном плаще. Вдруг здоровенная фигура «поплыла», а в следующий миг на ее месте появилась… гигантская медуза!

– Золотое кольцо России, – выдохнула я шокировано.

– Что? – озадаченно поинтересовалось куполообразное, студенистое существо.

– А-а-а-а! – в ужасе завопила призрачная боярышня.

Перейдя на ультразвук, она заметалась под потолком, словно в поисках выхода. От воплей перепуганной дворянки закладывало уши. Казалось, еще чуть-чуть и у меня лопнут барабанные перепонки.

– Угомонись! – прикрикнула на нее в сердцах.

Внезапно полупрозрачная фигурка застыла в воздухе. Растерянно хлопая ресницами, я слушала тишину.

– Как так-то? – пробормотала едва слышно.

– Ты воздействовала на привидение боярышни Апраксиной некромантской техникой «заморозки», – безэмоционально сообщила «медуза». – Применяется исключительно для обездвиживания призраков.

О как. Я и так могу? Стоп. Говорящий аналог холодца знает фамилию моей предшественницы. За каким дьяволом это нечто ко мне явилось?

По спине пробежал неприятный холодок. Нервничая, я поправила халат на груди, хмуро глянула на «медузу».

– Расфокусировав взгляд сможешь увидеть структуру плетения. Рассмотри его, запомни до малейших узелков, – как-то уж очень буднично предложило непонятное существо, – Каждый некромант технику «заморозки» подстраивает под себя. Изучает базовое плетение. Затем экспериментальным путем определяет количество силы, необходимой именно ему и завязывает на ключ-активатор. Ты уже все сделала интуитивно. Алгоритм действий на будущее: воссоздаешь плетение в разуме, вслух произносишь «угомонись». Через секунду призрак перестает видеть, слышать и двигаться.

Ошалеть. Оно реально меня учит? Или опять какая-то подстава?

Обдумывая услышанное, я посмотрела на привидение. И попыталась сделать, то что предложило «желе»: расфокусировать взгляд. С первого раза ничего не произошло, и со второго не сработало. А вот с третьего наконец-то увидела.

Перепуганная боярышня находилась внутри стеклянного пузыря, разукрашенного морозным узором. Затаив дыхание, я всматривалась в серебристое плетение. И понимала, что вижу его сразу со всех сторон.

Вау. Это самое настоящее волшебство! Сколько тут измерений? Шестимерная графика отдыхает.

Испытывая чисто детский восторг, я намертво закрепила в памяти «морозный узор». Откинув с лица влажные волосы, сосредоточенно поинтересовалась:

– А как свернуть «заморозку»?

– Деактивация всех некромантских техник производится по единому принципу, – ровным тоном отозвался умный «холодец» и принялся подробно объяснять, что и как делать.

Отбросив все иные мысли в сторону, я жадно впитывала знания. Мне реально было интересно. Как только «желешка» закончила короткую, но очень информативную лекцию, кивком дала понять, что вопросов нет. Глубоко вздохнула, сконцентрировалась. Нащупав в хитромудром плетении нужную нить, ловко ее разорвала.

Услышав все тот же вопль перепуганного призрака, я довольно хмыкнула. Немного подумав, злорадно улыбнулась. Раз есть возможность потренироваться, то грех не воспользоваться.

Прикрыв глаза, я воссоздала перед мысленным взором картину «морозного узора» и уверенно сказала:

– Угомонись.

Крик резко оборвался, а полупрозрачная девичья фигурка опять застыла в воздухе. Не из вредности, а чисто для практики, я несколько раз подряд «оживляла» и снова «замораживала» орущее привидение.

После очередного удачного применения некромантской техники «медуза» воспользовалась минутой тишины и невозмутимо сказала:

– Молодец. Быстро схватываешь. Надеюсь, и дальше особых проблем с твоим обучением не будет.

Поиграла в волшебницу, пора возвращаться в пугающую реальность.

Строго поджав губы, я поплотнее запахнула халат. Встав с кровати, без тени страха подошла к студенистому существу.

– Предлагаю поговорить начистоту. Как могу обращаться к тебе?

Немного подумав, существо ровным тоном сказало:

– Зови меня Або. О тебе, душа из другого мира, я знаю все. Что ты хочешь услышать обо мне?

Сердце гулко застучало. В животе скрутился тугой узел. Справившись с волнением, я тихо спросила:

– Для чего ты пришел ко мне?

– Тебе нужен, тот, кто даст знания об этом мире, научит пользоваться магией. Я буду твоим наставником, серебряная ведьма.

Ничего себе заявление. Очередной сюрприз.

Напряженно размышляя, я прошлась по номеру. Взгляд зацепился за мокрое платье, позабытое мной на полу в ванной. Лавиной нахлынули воспоминания, на душе стало на редкость паршиво.

Стремительно войдя в санузел, я схватила свою единственную одежду.

– Зачем тебе это? Ты же хранитель военной академии, – холодно поинтересовалась, бросая в раковину платье.

Достав из кармана перепачканные трусики, я включила воду и принялась их с остервенением стирать.

– Уже нет, – бесстрастно ответил зависший у порога Або. – Мою привязку к замку царевич снял.

Царевич?

Внезапно пальцы закололо, а через мгновение и белье, и платье одновременно вспыхнули! Испуганно отпрянув, я с изумлением таращилась на горстку жирного пепла.

Мокрые вещи сгорели? Как это? C чего вдруг?

Пролетев через дверной проем, здоровенная «медуза» зависла рядом со мной и глубокомысленно заявила:

– Активировался дар огня. Занятия начнем завтра же.

Как-то разом навалилась дикая усталость. Опустившись на край ванны, я вымучено улыбнулась.

– Або, я не против занятий. Но у меня нет одежды, кроме этого гостиничного халата. Три дня у меня будет еда и крыша над головой. Потом окажусь на улице. Так что кроме проблем с магией, есть сугубо бытовые, которые надо срочно решать. А сил нет: ни моральных, ни физических. Понимаешь? – кривовато усмехнувшись, опустила плечи, уронила голову.

Неожиданно, что-то теплое окутало меня со всех сторон.

– Понимаю, девочка, – прямо в голове раздался тихий голос Або.

Этого быть не могло, но, казалось, ласковые руки бабушки, поглаживают по спине, голове, успокаивают. Впервые за долгое-долгое время ощутила, как та тяжесть, что лежит на плечах, отпускает. С каждой секундой становилось легче.

Я справлюсь. Все будет хорошо.

* * *

За несколько минут до разрушения замка. Архимаг

Ректор стоял за территорией военной академии. Краем уха слушая голоса студентов и преподавателей, он неотрывно смотрел на приоткрытые ворота.

«Где же ты, Дима? Неужели я просчитался?» – промелькнула у старика тревожная мысль, сердце защемило.

– Алексей Владимирович, – позвал руководителя академии напряженный женский голос.

Неодобрительно поморщившись, старец вопросительно посмотрел на подошедшую к нему экономку.

– У нас неприятности, – женщина сердито поджала губы. – Наш библиотекарь Маргарита Павловна Ткачук утром сообщила мне о своем намерении уволиться. Безусловно, я ей сказала, что необходима отработка. Но за пару минут до сигнала тревоги мне сообщили, что еще в обед Мария собрала вещи и самовольно покинула академию. Так что библиотекаря у нас больше нет.

Алексей Владимирович что-то неразборчиво пробормотал в бороду. И снова перевел взор на ворота.

– Это еще не все, – мрачно заявила Агриппина Васильевна. – Марию-то можно временно заменить нашей новенькой – Александрой Лаптевой. Проблема в другом. Во время обеда произошел конфликт: студент Силантьев повел себя с девушкой-изгоем отвратительно. Он прилюдно ее оскорбил. К своему стыду, я растерялась и не вмешалась, – в тоне женщины отчетливо слышалась вина. – После того как Лаптева ушла из столовой, я ее искала, но безуспешно, – она глубоко вздохнула и звенящим от напряжения голосом спросила: – Вы уже знаете, что Александра – серебряная ведьма?

Продолжая наблюдать за воротами, архимаг утвердительно кивнул.

– Алексей Владимирович, да что с вами такое? – экономка строго нахмурилась. – Неужели вам совсем безразлична эта девушка? А вдруг с ней стряслась беда?

Старец с глубокомысленным видом огладил седую бороду. Не издав ни звука, повернул голову к обеспокоенной женщине.

Та нервно поправила безупречную прическу и поспешно начала объяснять:

– У Саши из личных вещей было только платье. В нем ее видела в последний раз, в столовой. Все вещи, что Лаптевой предоставила академия, находятся в ее комнате. В том числе и верхняя одежда. Несколько минут назад, я воспользовалась артефактом поиска сотрудников. Александры на территории академии нет! – рвано вздохнув, побледневшая экономка тихо добавила: – Даже боюсь представить, что с девочкой могло случиться.

В эту секунду раздался жуткий грохот, земля вздрогнула. Пошатнувшись, женщина схватилась за локоть ректора. Прижав ладонь ко рту, она в ужасе глядела на клубы пыли, витающие в воздухе.

«Димитрий! Хвала богам, все получилось. Нельзя было поаккуратнее? Куда мне теперь студентов девать?» – одна за другой промчались мысли в голове ректора.

Испытывая одновременно облегчение и досаду, старик крякнул. Пальцы женщины больно вцепились в его предплечье.

– Агриппина, – с укоризной бросил Алексей Владимирович, высвобождая конечность.

– Это наш некромант принес девочку в жертву, – в смятении прошептала экономка. Спустя пару секунд она сжала кулаки и гневно воскликнула: – Я ведь вас предупреждала! А вы, – голос женщины сорвался.

«Вот ее занесло. Надо срочно успокоить», – подумал старец.

Сделав вид, что обдумывает услышанное, он украдкой осмотрелся. Гудя, как растревоженные пчелы, студенты сгрудились вокруг растерянных преподавателей.

«Отлично. Я пока никому не нужен», – за секунду оценив обстановку, глава академии стремительно прижал указательный палец ко лбу подчиненной.

Не отводя от экономки глаз, полыхающим зеленоватым светом, архимаг веско произнес:

– Дмитрию не нужна серебряная ведьма. Ты больше не станешь волноваться за Александру Лаптеву. Она обычная сотрудница на испытательном сроке. После конфликта в столовой, Лаптева разорвала контракт и уехала. И впредь ты лишних вопросов задавать не будешь.

Напряженное лицо женщины разгладилось.

– Серебряная ведьма Дмитрию не нужна. Не стану волноваться. Разорвала контракт, уехала. Вопросов не задавать, – прошептала она на грани слышимости.

Опустив руку, Алексей Владимирович устало смежил веки.

«Тяжеловато стало даваться ментальное воздействие. Старею», – констатировал пожилой мужчина и тяжко вздохнул.

– Смотрите! Дмитрий Игоревич несет повариху! – громко крикнул какой-то юноша.

Алексей Владимирович быстро обернулся. Увидев, стоящего у ворот некроманта, жадно вгляделся в его лицо. Словно ничего экстраординарного не произошло, Дмитрий с невозмутимым выражением поправил лежащую на плече крупную женщину. И уверенно направился к ближайшей группе студентов.

«Молодец мальчик. Теперь у него все будет хорошо, – сделал вывод старик и улыбнулся в усы. – А вот замок он зря разнес. Восстанавливать придется. Еще и привратника не чувствую. Наверняка уже отпустил. Вот торопыга», – размышляя, старец наблюдал, как наследник престола бережно ставит на землю сонную повариху.

– С чего вдруг Анна уснула? – пробормотала экономка себе под нос. Наморщив лоб, она, казалось, о чем-то глубоко задумалась. Затем деловым тоном поинтересовалась: – Алексей Владимирович, какие будут распоряжения?

– Для начала займитесь Гороховой. Мне надо подумать, – ректор глянул на сосредоточенного царевича, беседующего с преподавателями.

Энергично кивнув, экономка торопливо пошла к растерянно озирающейся Анне Ивановне. Заложив руки за спину, ректор глубоко задумался.

К предстоящему разговору с горячо любимым учеником, Алексей Владимирович в принципе был готов. Но сейчас отчего-то стал сомневаться, что Дмитрий его поймет.

– Наставник, что вам эта девочка сделала плохого? – услышав знакомый голос, архимаг вздрогнул от неожиданности.

(обратно)

Глава 20

Неожиданно пошел снег. Крупные хлопья оседали на голову, плечи мужчин, стоящих напротив друг друга. Спустя долгую паузу ректор, не размыкая губ, строго спросил:

«Что за странный вопрос, Димитрий?»

Мыслеречь архимага как всегда вызвала у царевича головную боль. Поморщившись, он небрежно махнул ладонью. Через секунду воздух вокруг мужчин едва заметно зашевелился, уплотнился.

Установив защиту от непогоды и одновременно полог тишины, Дмитрий посмотрел в глаза наставнику.

– Весь в мать, – сердито бросил Алексей Владимирович. – Стараешься для вас, жилы рвешь. И никакой благодарности.

«Ничего не меняется. Этот матерый манипулятор в своем репертуаре», – подумал царевич и мимолетно усмехнулся.

Неожиданно у него промелькнула догадка. Решив проверить, некромант ровным тоном сказал:

– Наставник, вы упоминали о нашем очень дальнем родстве. Вдруг стало интересно: кем мама вам приходится?

Старик свел седые брови к переносице. Молчание затягивалось. Не издавая ни звука, Дмитрий вопросительно приподнял бровь.

– Дочерью, – ледяным тоном сообщил Алексей Владимирович. – Императрица Мария Федоровна – плод краткосрочной связи придворного архимага и замужней дворянки. И нет, никто из ныне живущих об этом не знает. Ты это хотел услышать?

Размышляя, Дмитрий потер переносицу. Проигнорировав вопрос, все также спокойно поинтересовался:

– Встречу моих родителей, и в дальнейшем их свадьбу вы организовали?

– Да, – лаконично ответил архимаг.

«Вот и сложился пазл. Алексей Владимирович – отец моей матери. Он мой родной дед».

Переваривая новость, некромант стоял с каменным выражением. Казалось, мужчина бесстрастно наблюдает за тем, как снежинки скользят по прозрачной стенке защитного купола. Но это было не так. В душе Дмитрия ворочалось раздражение.

«Вряд ли наставник рассказывал маме, кем приходится ей на самом деле. Но вот о том, что именно ему обязана спасением, наверняка поведал. В чем была выгода придворного архимага? Для чего он сделал ведьму императрицей? – анализируя события давно минувших дней, царевич ни на секунду не показывал эмоций. – Маловероятно, чтобы через венценосную дочь как-то влиял на императора. У матери с отцом отношения были отвратительными. Скорее всего, Алексей Владимирович просто тешил собственное величие. Его дочь стала императрицей России! О подобном многие даже мечтать не смеют. А у него все получилось. Ну а то, что жизнь шестнадцатилетней девочки превратилась в кошмар, для архимага не более чем досадная мелочь».

Старческая ладонь легла на плечо царевича. А через секунду послышался проникновенный голос наставника:

– Димитрий, я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще. Понимаю, что сейчас чувствуешь. Однако твое отношение к представительницам слабого пола в корне неверное, – негромко, но твердо произнес старик. – Женщина – это низшее существо. Она изначально создана для служения мужчине. Ты будущий глава императорского рода и не имеешь права об этом забывать. В противном случае быть беде, – выдержав красноречивую паузу, Алексей Владимирович уверенно продолжил: – Ничуть не сомневаюсь, что у тебя есть возражения. Но не стоит со мной спорить. Я тебя гораздо старше, опытнее и мудрее. Просто прими мои слова как непреложную истину. И на этом тему отношения к женскому полу закроем.

«Старик стал слишком много на себя брать. Всерьез уверовал, что стану для него безмозглой, послушной марионеткой? Воистину не просто так в народе говорят, что преклонный возраст – одно, а мудрость совсем другое», – одна за другой промелькнули мысли у царевича.

– Искренне рад видеть тебя в добром здравии, внук, – голос архимага дрогнул. Сокрушенно вздохнув, чуть тише продолжил: – Даже для меня это была еще та задачка. Ну да ладно. Не вижу смысла что-то тут еще обсуждать.

«Кто бы сомневался, – Дмитрий мысленно хмыкнул. – Впрочем, мне уже не особо интересно. Нет никаких сомнений, что ректор где-то нашел Горохову и убедил кровную родственницу Викторию Гомаюн поработать поварихой в академии. Остальное дело техники. Почему не рассказал мне о своем плане? Теперь причина очевидна: по мнению архимага, я слишком хорошо отношусь к женщинам. И это могло все испортить».

Не обращая внимание на чрезмерную молчаливость Дмитрия, архимаг принялся вслух рассуждать:

– Максимум через семь дней тебе надо будет ехать в Москву, предъявлять права на трон. Без сюрпризов от совета старейшин вряд ли обойдется. Надо будет хорошенько подготовиться. Этим древним пираньям дай палец, по локоть руку откусят, – Алексей Владимирович машинально запустил пальцы в бороду. Вдруг он сердито воскликнул: – Вот зачем ты замок разнес? Еще и привратника отпустил! Без него гораздо дольше с ремонтом провозимся. Не мог поаккуратнее со зданием обойтись?

Преподаватель противодействию темным силам, скользнул взглядом по полю. На прежде пустующей земле уже раскинулось множество палаток. Заметив несколько солидных шатров, Дмитрий одобрительно хмыкнул. Его распоряжение об обустройстве походного лагеря коллеги-педагоги однозначно выполнили. Причем не задав ни единого вопроса.

– Без разрушения строения отправить к предкам дух основательницы академии не представлялось возможным, – спокойно сообщил некромант, – Уверен, вы предвидели такой исход и подстраховались.

– Твоя правда, – пробурчал глава образовательного учреждения. Покосившись на временный лагерь, он цепко осмотрел статусного ученика. Крякнув от досады, признался: – Больше тебя не вижу. Скажи, что с твоей силой? Ты теперь способен пользоваться другими направлениями магии?

Царевич коротко кивнул.

– Восхитительно, – прошептал старик и от удовольствия потер руки. Внезапно он круто сменил тему: – Ты куда дел ведьму?

– Отправил туманным тоннелем подальше от академии.

– Вот и правильно, – ректор с глубокомысленным выражением пожевал губами. – Жаль, конечно, что у серебряных ведьм рождаются только девочки. Императору нужен наследник, так что жениться на ней недальновидно. Однако и упускать такую жемчужину никак нельзя. Но и приближать к себе пока не время. Пусть душа из другого мира попривыкнет к нашему. Хлебнет, так сказать, свободу полной ложкой. Ну а через год сделаешь Александру своей фавориткой. Как раз девчонка дозреет.

Дмитрий злился. Ему безумно хотелось поставить старика на место, высказать все, что накипело. Однако наследник престола прекрасно помнил: идти на поводу у эмоций нельзя.

«У наставника свои планы, у меня свои. Последнее слово все одно за мной. Так что пусть старик помечтает».

Следя за снующими меж палаток студентами, мужчина равнодушно спросил:

– Почему так уверены, что за это время Александра не выйдет замуж?

– Ты совсем не разбираешься в женской психологии, – старик неодобрительно покачал головой. А после авторитетно заявил: – Во время секса с серебряной ведьмой, родовое проклятье с тебя должно было слететь. Ты в этом не был уверен и постарался психологически подготовить девственницу к вашей близости, – архимаг ухмыльнулся. – Можешь быть абсолютно уверен: в ближайший год, два Александра будет шарахаться от мужчин, как от чумы. Для нее секс – жуткая пытка. Нам это только на руку. Если в дальнейшем у вас с ней так и не срастется с постельными утехами, то и невелика беда. Главное, чтобы серебряная ведьма была подле тебя.

«А дедушка-то редкостная сволочь. Этот гад все просчитал и провел меня как младенца», – наследнику престола до жути захотелось выругаться.

Тем временем отработанным жестом пригладив бороду, ректор снова круто сменил тему:

– В начале года я получил разрешение министерства образования на изменение формы выпускных экзаменов. Восстановление замка станет для студентов экзаменационной работой. Ну и заодно дипломной практикой.

Думая о своем, Дмитрий холодно напомнил об очевидном:

– Будут те, кто воспротивиться. Как поступите с такими студентами?

– Все недовольные отправятся в ростовскую школу магии. Договоренность с ректором у меня есть. После успешной сдачи экзаменов такие юноши получат дипломы не нашей академии, а ростовской школы. В назидание, так сказать, – архимаг язвительно хмыкнул.

«Где школа магии, а где военная академия. У них абсолютно разный статус. О ректоре однозначно начнут судачить. Вдобавок весть о серебряной ведьме разнесется со скоростью пожара. Как пить дать старый интриган опять затеял какую-то свою игру. Ну и мимоходом решил усложнить и без того незавидную жизнь Саши, – мрачно подумал Дмитрий. – Спрятать бы ее от греха подальше. Но ведь не согласиться. Вопрос: как и чем помочь девушке-изгою, учитывая тот факт, что она абсолютно мне не доверяет?»

* * *

Сколько просидела на краю ванной, не знаю. Но полегчало мне, безусловно.

– Спасибо, за помощь, – я тихо поблагодарила и улыбнулась Або.

Студенистое существо колыхнулась, словно предугадав мое желание, отплыло от двери. Встав, я прошла в комнату, остановилась у окна: на улице темно, хоть глаз выколи. Желудок жалобно заурчал, напоминая о том, что давно пора поесть.

А где собственно ужин? Обещали же через час в номер принести. Время уже явно вышло. Сходить узнать? Или еще подождать? Из одежды у меня только халат. Кто его знает, какой в гостинице дресс-код. Еще и тетка на ресепшен противная. Но есть-то хочется.

Призадумавшись, заметила «медузу», зависшую в дверном проеме ванной. Взгляд тотчас переместился на обездвиженное мною привидение. За то время, что я грустила в ванной, ничего не изменилось: на лице призрачной девы все та же гримаса ужаса, рот распахнут в беззвучном крике.

Как только ее «разморожу», опять орать благим матом начнет. Оно и не удивительно. Холодец со щупальцами висит в воздухе. Зрелище определенно не для слабонервных. Может трепетную деву в «заморозке» оставить? Мне однозначно будет проще, но…как-то это не по-человечески.

С неохотой отбросив соблазнительную мысль, я почесала затылок. Вопли призрака слушать искренне не хотелось. Но как только боярышня увидит «желейку» снова начнет кричать как резаная.

Нервы у нее ни к черту. А успокаивать предательницу нет никакого желания.

Вдруг у меня появилась идея.

– Ты прежде выглядел как рослый мужчина. Можешь опять изменить внешность? И как ты это делаешь? Я также смогу?

Гигантская «медуза» подлетела ближе.

– Отвечаю по порядку. Внешность не меняю. Я внушаю людям тот образ, который мне нужен. При упорных, ежедневных тренировках и ты сможешь. Обязан предупредить: достигнешь нужного результата к глубокой старости. Для кратковременного изменения внешности ты можешь накидывать на себя иллюзию. Этому научиться проще и гораздо быстрее.

Обдумывая услышанное, я кивнула. Поправив на груди халат, сказала без обиняков:

– Моя предшественница начала кричать, увидев тебя. Внуши ей, что выглядишь безобидно. Допустим, как маленький котенок или зайчонок. Скажу боярышне, что пушистая прелесть пряталась в этом номере, и я решила оставить зверушку себе. Ну а ты ей просто почудился.

– Ты не хочешь призраку рассказывать обо мне? – прозорливо уточнил Або.

– Именно так.

Касаясь пола длинными щупальцами, студенистое существо проплыло по комнате, остановилось в метре от меня.

– Моя внешность тебя пугает? – безэмоционально спросила «медуза».

– Скажу иначе: с непривычки испытываю некоторый дискомфорт. А что?

– Запоминай. Первое: с того момента, как у тебя активировался дар серебряной ведьмы воздействовать на тебя ментально невозможно. Ты видишь меня таким, как есть. А вот призрак испугался не моего истинного облика, а рослого мужчину-привратника. Второе: после того как твой магический источник восстановился, никто из одаренных не сможет просканировать твое тело.

– Ух ты, – выдохнула я на грани слышимости. – Я правильно поняла? Внушить мне никто ничего больше не сможет? И память мою не прочтет?

– Верно. Единственное, что возможно – мыслеречь. Но и от нее ты сможешь с легкостью закрыться. Достаточно лишь твоего желания.

В мою голову никто не залезет. Отличная новость.

Я довольно улыбнулась, а через секунду радость пропала без следа. Там в подпространстве сумеречного уровня Дмитрий сказал, что с моим источником все в порядке. Выходит, он его видел? Или соврал?

От злости запылали щеки. Заправив локон за ухо, засунула руки в карманы халата.

Постараюсь быть объективной. Этот мужчина использовал меня по полной программе, причем во всех смыслах. Но точно не лгал.

– У меня вопрос по сканированию. Когда я находилась на сумеречном уровне, некромант сказал, что мой источник восстановлен. Мог ли он его увидеть? – в моем голосе завывала вьюга.

– Вполне. На сумеречном уровне другие законы физики, да и энергетические потоки текут иначе, – бесстрастно напомнил Або. – Предвосхищая следующий вопрос, скажу. Я знаю, что с твоим источником все в порядке, так как являюсь высшей сущностью. Но на этом все. Твоя аура, энергоканалы и для меня недоступны.

– Ясно, – коротко бросила. Посмотрев на «замороженную» боярышню, я решила вернуть диалог в прежнее русло: – Что решим с нашей нервной красавицей? Если она будет уверена, что ты не привратник, а предположим, котик, то избавишь меня от миллиона вопросов и нотаций, – я усмехнулась. – Мне надо «оживить» привидение для внушения? Или так справишься?

– Могу и так. Но есть нюанс. Любое ментальное воздействие отнимает силу. На территории академии я восполнял потери сразу же. По сути, у меня имелся бездонный источник энергии. Сейчас его нет. Мне следует быть экономным, иначе впаду в анабиоз. Поэтому предлагаю альтернативу внушению. Высшие существа, попав в другой мир, способны однократно изменить истинный облик. Этой возможностью я еще не пользовался.

– Ты можешь стать кем угодно? – я не скрывала изумления.

– Не совсем. Материализация очень энергозатратна. Сейчас во мне силы еще достаточно, вреда себе не причиню. Но все же размер имеет значение. Подумай, какое из мелких животных вызывает у тебя наибольшую симпатию?

Эм-м. Мелкое животное. Первое что приходит в голову – котята, щенки. Да вот только постоянного жилья у меня нет. Сомневаюсь, что голой нищенке с собачкой под мышкой горожане рванут помогать. Скорее меня в полицию заберут, а собакена выкинут. И будет высшая сущность тусить на помойке, пока я в тюрьме.

Я протяжно вздохнула, обняла себя руками.

Надеюсь, до этого не дойдет. Все же мне нужен «питомец» покомпактнее. Такой, которого без труда можно спрятать. Крысеныш? Точно нет. Хомяк? Уже ближе, но не то. А что, если воспользоваться случаем и реализовать детскую мечту?

Кашлянув, я смущенно призналась:

– Длинноухий тушканчик, – и мысленно скрестила пальцы наудачу.

Выбор такого питомца для многих, мягко говоря, странный. Бабушка и та не понимала моего восторга. А мне вот нравятся эти ушастые зверьки и все тут.

– Уверена? – не выказав ни толики неодобрения, уточнил Або.

– Да! – ответив максимально уверенно, я для пущей наглядности энергично кивнула.

Не промолвив больше ни слова, высшее существо словно окаменело. Спустя несколько долгих мгновений по его студенистому телу пробежали синие всполохи. И вдруг «медуза» пропала.

Да ладно?!

Не веря своим глазам, я завороженно смотрела на пол. На выкрашенных коричневой краской досках сидел самый настоящий длинноухий тушканчик! Нос пятачком, коротенькие потешные «ручки», тоненькие «ножки» и длинный хвостик с черно-белой кисточкой на конце. Но главное: уши! Они действительно были в три раза больше головы и ровно в половину тела. Вместе с ушами зверек едва достигал восьми сантиметров.

– Ты ж моя прелесть, – прошептала на грани слышимости.

С улыбкой абсолютно счастливого человека я подошла к «грызуну». Бережно взяв практически невесомое тельце, ласково погладила по спине. Не удержавшись, аккуратно коснулась здоровенного уха, больше напоминающего локатор, чем орган слуха.

«Тебе и правда он нравится», – раздался прямо в голове голос высшей сущности.

– Очень.

Не переставая улыбаться, я держала зверька на ладони.

«Кормить меня не надо, – почему-то сочла необходимым предупредить бывшая «медуза», – Пищей для меня служит энергия. Я ее беру из окружающего пространства».

Удобно, конечно. Однако для такой милашки я бы и комаров с мухами половила.

Желудок жалобно заурчал, напоминая о насущной проблеме. Я озадаченно хмыкнула. Надо же, насекомые уже аппетит вызывают. Однозначно пора идти выяснять, что там с ужином.

Скептически глянула на свое персональное привидение. Как только «разморожу» завопит, а потом неизбежно полетит за мной. Прямо сейчас не готова слушать ее вопли и уж тем более не горю желанием c ней разговаривать.

– Або, а что будет, если я отойду от привидения больше чем на тридцать метров?

«Ее к тебе притянет», – моментально сообщила «моя прелесть».

– Даже в заморозке?

– Да.

Я в уме прикинула расстояние до стойки администратора. Вроде укладываюсь. Приняв решение, максимально осторожно опустила «грызуна» в карман халата. Удостоверившись, что ему там удобно, вышла из комнаты. Не обнаружив в коридоре людей, облегченно выдохнула и направилась в холл.

Мелодичный перезвон колокольчика над входной дверью, известил о посетителе. Я остановилась в замешательстве. А через секунду услышала, как мужчина надменно произнес:

– Добрый вечер.

Мышцы тотчас напряглись. А руки сами собой сжались в кулаки. Голос этого хлыща, отчима боярышни Апраксиной даже в страшном сне не забуду.

Какого дьявола этого гада принесло в дешевый гостевой дом? Еще и на ночь глядя?

– Добрый вечер, Антон Леонидович, – растерянно поздоровалась какая-то женщина.

Опаньки, да они знакомы. Причем эта женщина явно не та высокомерная грымза, которая меня заселяла. И визиту супруга боярыни Апраксиной она не больно-то рада.

Стараясь не шуметь, я на цыпочках приблизилась к выходу в холл. Прижавшись спиной к стене, обратилась вслух.

(обратно)

Глава 21

За пять минут до этого. Холл гостевого дома «Заря»

«Куда Анна подевалась? Опять чаи гоняет? Совсем распоясалась», – размышляя, худощавая, темноволосая Варвара Плотникова сердито смотрела на пустующее место администратора.

Сегодня впервые за несколько лет двадцативосьмилетняя женщина взяла выходной. С самого утра она отсутствовала в гостинице и только что вернулась. Варя понимала, что отдыхать сейчас – не лучшее решение, но в прямом смысле вымоталась. Хотелось хоть чуть-чуть передохнуть.

Вот уже три года эта амбициозная мещанка являлась хозяйкой дешевого гостевого дома «Заря». Ну как хозяйкой, арендатором. Поначалу все шло хорошо, бизнес приносил прибыль. Но в последнее время дела покатились под откос. И причина была банальна: собственник здания с завидной регулярностью поднимал арендную плату. Да так, что любой другой уже свернул бы бизнес.

Варвара понимала, что все очень плохо, но не желала сдаваться. Она перманентно придумывала, как увеличить доход. И у нее получалось! К сожалению, практически все заработанные деньги радостно съедала «внезапно» увеличенная аренда. В итоге из сотрудников осталась лишь шестидесятилетняя глухонемая прачка Наталья. Вся остальная работа в прямом смысле легла на плечи «бизнес-леди».

Надменная, пожилая Анна два месяца назад устроилась на должность администратора. Со своими обязанностями она справлялась из рук вон плохо. Варвара очень хотела ее уволить, но…не могла.

«Одна я не справлюсь, – в который раз тоскливо подумала хозяйка гостиницы. – А желающие работать за еду и крышу над головой, в очередь не выстраиваются».

Расстегивая на ходу пальто, мрачная женщина зашла за стойку ресепшен. Оглядев доску с ключами от номеров, озадаченно хмыкнула.

«В тринадцатом номере новый гость. Это хорошо. Почему ключи от четырех номеров сданы? Гости прожили две недели. Вчера вечером подтвердили, что съезжают завтра, – Варвара задумчиво побарабанила пальцами по деревянной стойке. – Впрочем, это личное дело постояльцев. Надеюсь, Анна получила с них деньги за проживание. Потерять пятьсот шестьдесят рублей я не готова».

Одолеваемая нехорошим предчувствием, Плотникова достала из верхнего ящика ключ. Присев, распахнула деревянную дверцу и отработанным движением открыла сейф.

«Надеюсь, Анна просто забыла положить выручку на место», – глядя на пустую полку, женщина занервничала.

Мелодично тренькнул дверной звонок. Торопливо закрыв сейф, Варя выпрямилась. Увидев позднего гостя, застыла изваянием.

«Только этого мне сейчас и не хватало», – молнией промелькнула мысль у хозяйки гостиницы.

– Добрый вечер, – небрежно поздоровался лощеный дворянин.

– Добрый вечер, Антон Леонидович, – хозяйка растерянно поприветствовала совсем не желанного гостя. Чувствуя, как с каждым мгновением усиливается тревога, Варя кривовато улыбнулась: – Рада вас видеть. Честно признаться, искренне удивлена вашему визиту, Антон Леонидович. Нареканий от управляющего ко мне нет, – женщина нервно затеребила пуговицу на пальто.

Подойдя к стойке, супруг боярыни Апраксиной лениво обронил:

– Был рядом, решил лично проверить, как вы выполняете договорные обязательства, – он осмотрел холл, презрительно поморщился: – Вижу, что этому зданию не только снаружи, но и внутри требуется ремонт. Когда планируете проводить?

– Ремонт? – эхом повторила изумленная женщина. – Я ведь его делала всего два года назад. Почти все накопления истратила. На мой взгляд, гостиница до сих пор более чем в пристойном виде.

– Это вы так думаете, – веско припечатал Антон Леонидович. – Я считаю иначе. На фоне соседней гостиницы, собственность уважаемого боярского рода выглядит как ночлежка для бездомных. Даю две недели на приведения дома в надлежащий вид. В противном случае, договор аренды с вами будет расторгнут. Доброй ночи, – мужчина язвительно ухмыльнулся и ушел.

«Он в своем уме? И так арендой задушил, еще и шикарный ремонт требует, – Варвара растерянно смотрела на закрывшуюся дверь. – Что же делать? Где взять деньги?!»

Скрип двери привлек внимание. Обернувшись, Плотникова увидела выходящую из служебного помещения своего нерадивого администратора. Казалось, пожилая женщина куда-то собралась уходить.

«Это еще, что за новости?» – Варя сердито нахмурилась.

Анна перехватила ручку объемной сумки. Обойдя работодательницу, словно неодушевленный предмет, женщина вышла из-за стойки. Поправив цветастый платок на голове, высокомерно заявила:

– Я увольняюсь.

– По договору вы обязаны сообщить о своих намерениях за три дня. В противном случае обязаны выплатить неустойку, – раздраженно напомнила Плотникова. – Это первое. Второе: из четырех номеров сегодня выехали гости. Позвольте узнать, почему вы не положили деньги в сейф?

– За этот месяц вы мне еще не платили зарплату. Вот с нее и возьмите свою копеечную неустойку. Как раз вся зарплата и выйдет, – ехидно заявила Анна.

– Договорились, – ледяным тоном отозвалась Варвара и потребовала: – Отдайте мне пятьсот шестьдесят рублей.

– А разве я у вас брала в долг? – деланно удивилась работница.

С трудом сохраняя самообладание, Варя процедила:

– Из четырех номеров сегодня выехали гости. Стоимость номера – десять рублей в сутки. Дополнительных услуг мы не оказываем. Постояльцы прожили у нас четырнадцать дней. Оплата производится за весь срок проживания в день выезда. Итого вам должны были заплатить сумму в размере пятьсот шестидесяти рублей. Деньги, – Варвара протянула ладонь.

– Ах вы об этом, – Анна скептически хмыкнула. – Ключи от номеров валялись на стойке, я их повесила на место. Комнаты проверила, все на месте. Когда выехали гости, не имею представления. Вероятно, сбежали, когда я на минуту отлучилась. Селите здесь всякое отребье. Вот вам результат, – в голосе пожилой женщины отчетливо слышалось превосходство. – Кстати, в тринадцатый номер, я сегодня заселила бывшую дворянку, – она сделала акцент на фразе. – Так эта особа приперлась в одном платье, сказала, что селиться на три дня, и потребовала трехразовое питание. Слушать мои возражения не захотела. Так что наверняка придет предъявлять претензии. И напоследок я бы вам настоятельно рекомендовала проверить ее платежеспособность. А то и эта съедет, не заплатив, – женщина презрительно фыркнула и направилась к двери.

«Вот гадина. Знает, что проверить ее слова не могу. Вот зачем я сэкономила на артефактах слежения?», – от бессильной злости бизнес-леди сжала кулаки.

– Стоять! – хлесткий приказ рассек воздух.

А через секунду перед оборзевшей старушенцией встала девушка в белом гостевом халате.

* * *

За несколько минут до этого.

Диалог хозяйки гостевого дома с отчимом призрачной боярышни вызвал у меня удивление и досаду. Оказывается, из множества гостиниц, я заселилась именно в ту, что сдают в аренду бояре Апраксины.

Вот что за непруха? Знал ли некромант, кому принадлежит это здание? Маловероятно. Больше похоже на неприятную случайность. Воистину не зря говорят – мир тесен. Ну а то, что Антон Леонидович прессингует арендатора, вполне в его стиле. Этот мужчина – редкостная гнида.

Как только «бизнесмен» ушел, я собралась все ж таки сходить узнать про ужин. Да вот только едва сделала шаг, как из холла вновь зазвучали голоса. Подслушивая разговор хозяйки с работницей, я скрипела зубами от злости. Возомнившая себя пупом земли старуха облапошила и хозяйку, и меня по полной программе. В этом можно не сомневаться.

Да царапала я твою кошку! Черта с два ты просто так уйдешь!

План возмездия созрел моментально. Зловеще улыбнувшись, я бесшумно покинула свое укрытие. Как оказалось, весьма своевременно: бабка в цветастом платке, направлялась к выходу. Остановив аферистку окриком, я преградила ей дорогу.

Представляю, как выгляжу. Волосы всклокочены, одета в гостиничный халат, на ногах одноразовые тапки. Немезиду* срочно отозвали из отпуска.

Усмехнувшись, я пристально посмотрела на престарелую мошенницу. Неожиданно Або, прежде молча сидящий у меня в кармане, мысленно информировал:

«Она обычный человек. Физический износ тела шестьдесят восемь процентов. При воздействии на неодаренных требуется мизерное количество энергии: как дара ведьмы, так и силы».

«Учту, – ответила я, не размыкая губ. – Потом научишь сканировать людей?»

«Естественно».

Тем временем пожилая администраторша оглядела меня с головы до ног, пренебрежительно хмыкнула.

– Вот и гостья из тринадцатого номера пожаловала, – сообщила она темноволосой, худощавой женщине. А после с откровенной насмешкой обратилась ко мне: – Что хотите, болезная?

– У вас есть лопата? – шокировав вопросом, я с энтузиазмом энтомолога смотрела на аферистку.

– Что? Какая лопата? – пробормотала та озадаченно.

– Обычная. Желательно для уборки снега. У нее площадь больше. Вам определенно пора поправить корону на голове. На глаза сползла, да и мозг совсем сдавила, – я сокрушенно вздохнула.

Прежде настороженно наблюдающая за мной хозяйка гостиницы глухо кашлянула, закусила губу. Она явно пыталась не рассмеяться.

«Наш человек» – молнией промелькнула у меня мысль.

Справившись с изумлением, старуха горделиво задрала подбородок, категорично заявила:

– Александра Лаптева, вы несете сущий бред! Вам определенно стоит показаться целителю.

– Вдруг стало любопытно. Вы считаете себя бессмертной? – я хищно улыбнулась.

– Вы что, мне угрожаете? – с апломбом воскликнула мошенница. Однако в ее глазах заплескался страх.

На воре и шапка горит. Еще ни единой претензии ей не предъявила, а старуха уже задергалась. Удастся ли дожать ее психологически? Хочется верить, что смогу. После слов Або о физическом состоянии мошенницы применять к ней дар ведьмы уже не хочется. Ну да. Жалко.

Я с невозмутимым выражением смотрела на нервничающую пожилую женщину. Выдержав паузу, спокойно сказала:

– В отличие от меня вы обычный человек. Угрожать вам, это как занести тапок над тараканом и вести с ним душеспасительные беседы. Право слово, нет никакого желания объяснять наглому насекомому, что с ним будет, – я поморщилась. А после многозначительно обронила: – Очень не люблю, когда у меня крадут деньги. И почему-то мне кажется, что хозяйка этого гостевого дома, к таким людям та же не питает симпатии.

– Анна, для вас же будет лучше, если добровольно отдадите украденное. Просто отдайте и уходите, – неожиданно предложила худощавая женщина.

Аферистка побледнела, судорожно вцепилась в сумку. На мгновение мне показалось, что выполнит требование. Но уже через пару минут я поняла, что ошиблась.

Старуха торжествующе улыбнулась. Выпрямив спину, с триумфом заявила:

– Скажу полиции, что вы обе вымогали у меня деньги! Ваше слово против моего. Одна алчная работодательница, другая изгнана из рода. А я несчастная пожилая женщина, у которой хотят отобрать последнее. Не меня, а вас посадят в тюрьму!

Что у этой алчной дуры в голове? Окончательно спятила или в этом мире признают только титул да силу? Как бы там ни было, пора заканчивать это шоу.

Глубоко вздохнув, я сосредоточилась. Спустя пару ударов сердца пальцы закололо от просящейся на свободу энергии. Четко представив, что должно произойти с телом престарелой идиотки, выплеснула из себя маленькую толику силы.

Миг и вот уже старуха бледная как полотно. Зная, что с попутавшей берега бабкой прямо сейчас ничего непоправимого не случится, я хладнокровно наблюдала за аферисткой.

Дернувшись, как эпилептик, женщина уронила сумку на пол. С гримасой ужаса вцепилась обеими руками в собственное горло.

– Что со мной, – просипела она задыхаясь.

– Пока ничего особенного. То, что вы сейчас испытываете результат одного из удушающих приемов, – пояснила я сдержанно. Устремив взгляд поверх головы перепуганной до одури старушенции, бесстрастно продолжила: – Существует три способа удушения. При первом пережимается гортань. Человеку затыкают рот, или погружают лицом в воду. При втором сдавливается нижняя часть туловища: обычно в нижней части легких или диафрагмы. Ну а при третьем наносятся жесткие удары по определенным участкам тела. Риск непреднамеренного летального исхода для всех трех способов – минимален. Однако не стоит обольщаться. В любой момент с легкостью перекрою вам кислород. Можете считать, что над вами завис тапок. Даю минуту на размышления. Время пошло.

«Кислородное голодание мозга минимально. А вот адреналин зашкаливает. Она не столько задыхается, сколько тебя боится», – раздался в разуме голос Або.

«На это и был расчет, – ответила я беззвучно. – Ну вот надо было до такого доводить?»

«Некоторые люди иначе не понимают».

Пошатываясь, словно пьяная, старуха от ужаса пучила глаза.

– Ваши сто пятьдесят рублей и то, что украла у хозяйки в кошельке. Он в саквояже. Пощади, не лишай жизни. Молю, – прохрипела она с надрывом.

Увидев, как слезы потекли по морщинистому лицу старой дуры, я с трудом сохранила самообладание. Демонстративно щелкнув пальцами, сделала вид, что деактивирую технику удушения. На самом деле этого и не требовалось. Несколько секунд назад, воздействие на тело Анны уже прекратилось.

Заметив мой жест, женщина тотчас жадно вдохнула воздух, закашлялась. Более-менее придя в себя, испуганно пролепетала:

– Простите. Бес попутал.

Хозяйка гостиницы вышла из-за стойки. Присев рядом с объемной сумкой, расстегнула молнию. Достав пухлый кошелек, выпрямилась и властно потребовала:

– Крепко-накрепко запомни этот урок. А теперь прочь отсюда! – и указала рукой на выход.

Втянув голову в плечи, горе-мошенница схватила свой саквояж. Беспрестанно кланяясь и пятясь, Анна поразительно шустро покинула гостиницу.

Проводив взглядом бывшую сотрудницу, хозяйка гостиницы глубокомысленно произнесла:

– Завтра же куплю лопату. Ту, что самая большая.

– Определенно лишней в хозяйстве не будет, – я усмехнулась.

Поймав мой взгляд, женщина искренне предложила:

– Поужинаете со мной? Нам с вами многое надо обсудить. Изысков не обещаю, но голодной не оставлю. Идти на улицу непридется, – она тепло улыбнулась.

Желудок громко заурчал. Смущенно хмыкнув, я ответила:

– С удовольствием.

(обратно)

Глава 22

Ужин с хозяйкой гостевого дома «Заря» прошел даже лучше, чем могла себе представить. В номер я вернулась сытая, со своими ста пятьюдесятью рублями, предложением о работе администратором и, как ни странно, одеждой.

Вот кто бы знал, что этот вечер так закончится?

Хмыкнув в такт мыслей, я открыла шкаф. Встряхнув, повесила на плечики черное полупальто. За ним последовало серое длинное платье горничной. Положив на полку теплые колготки, оглядела хозяйским взором свой скудный гардероб.

Да, подаренные Варварой вещи ношеные. Но воротить нос точно не стану. Завтра мне есть в чем выйти на улицу, и это главное.

Размышляя, я подошла к кровати. Сев, устремила взгляд во тьму за окном.

Варя уверила, что три дня могу жить в гостинице бесплатно. Так что в моем распоряжении снова триста рублей. Утром схожу на рынок, куплю себе белье. Щеголять без трусов надоело. Зима на носу, так что не помешает заодно приобрести теплое платье, шапку, шарф. Ну и еще что-нибудь по мелочам. Соглашаться на работу администратором или нет?

Тяжко вздохнув, я поставила локти на стол, с силой потерла лицо. Понравилась ли мне Варвара Плотникова? Определенно. Хоть за ужином мы особо не разговаривали, но эта умная, тактичная женщина внушала симпатию. Нет, о себе она не рассказывала. Однако и мне не задавала неудобных вопросов, не расспрашивала о прошлом. Это откровенно порадовало: врать не пришлось.

Зарплату Плотникова действительно платила небольшую: всего тринадцать рублей в месяц. Но хозяйка гостиницы также предлагала проживание и питание. Для меня, человека без определенного места жительства и средств к существованию, воистину роскошное предложение. Вроде все хорошо, но имелся громадный минус – Антон Леонидович.

Отчим боярышни Апраксиной мог заявиться в гостевой дом в любой момент. Чем наша встреча закончится? Скорее всего, возникнут проблемы. Причем не только у меня, но и у моей работодательницы. Этот мерзавец способен на любые гадости. В этом ничуть не сомневаюсь.

Утро вечера мудренее. Завтра решу.

Я хмуро посмотрела на все еще обездвиженное привидение. «Размораживать» эту безвременно почившую поданную Российской Империи нет ни малейшего желания. Но есть такое слово «надо».

Глубоко вздохнув, я сосредоточилась и деактивировала технику «заморозки».

– А-а-а-а, – истошный вопль боярышни резанул по ушам.

Поморщившись, я достала из кармана купюры. Аккуратно разгладив, положила на стол к остальным деньгам. Взгляд зацепился за лежащий на столе паспорт. Подтянув к себе изрядно помятую картонку, с невозмутимым видом принялась рассматривать фотографию.

Вопль призрачной девы неожиданно оборвался на высокой ноте. Зависнув под потолком, она с недоумением поинтересовалась:

– Где он?

– Кто? – обронила я лениво.

– Как кто? Привратник из академии. Только что здесь был, а теперь нет, – нервничая, ответило привидение. Озираясь по сторонам, боярышня опустилась к полу, подлетела ко мне.

Тщательно разгладив потрепанное удостоверение личности, я положила документ сверху на деньги. Бережно достав из кармана ушастого зверька, погладила его по спинке.

– А это еще что за пакость? – озадаченно спросила дворянка. – Выкинь немедленно! Вдруг оно заразно?

Как же ты меня достала.

Не издав ни звука, я встала, подошла к выключателю. Потушив свет, вернулась к кровати. Вытянувшись на ней во весь рост, устроила Або на груди и закрыла глаза.

– Ах так, да? Решила меня игнорировать? – послышался сердитый голос привидения.

Не открывая глаз, я сказала ледяным тоном:

– У меня нет никакого желания с тобой общаться.

– А придется, – спустя долгую паузу ехидно заявила боярышня.

О как. Это что-то новенькое.

Открыв глаза, я заинтересованно посмотрела на призрака. Выпрямив спину, дева подлетела к изножью кровати.

– До тех пор, пока не выполнишь магическую клятву, тебе придется не только меня слушать, но и учитывать мое мнение. Избавься от этого уродца! Сейчас же! – потребовала боярышня и указала рукой на «зверька».

– А иначе? – недоговорив, я вопросительно изогнула бровь.

– А иначе, моя дорогая, я буду денно и нощно тебе надоедать. Песни петь, стихи читать, перед глазами маячить. Спасть и есть мне не надо, делать нечего. Так что будь уверена, вполне способна превратить твою жизнь в кошмар, – она ухмыльнулась.

– Вон оно как, – протянула я глубокомысленно. – Посмотри, пожалуйста, на улицу.

– Ночь на дворе. И что с того? – дева скептически фыркнула.

Завтра объясню, почему твои угрозы не сработают.

Усмехнувшись, я сосредоточилась и бросила:

– Угомонись.

В этот же миг призрачная фигурка застыла недвижимо. Довольно улыбнувшись, я положила Або рядом с подушкой. Укрылась одеялом, сладко зевнула.

«Доброй ночи» – раздался в голове спокойный голос высшей сущности.

– Спасибо, – шепнула в ответ и сразу же уплыла в царство Морфея.

* * *

Проснулась я с первыми лучами солнца. К сожалению, не выспалась и настроение оставляло желать лучшего. Полежав с закрытыми глазами, поняла, что больше не усну. Стараясь не потревожить «зверька», уютно устроившегося на подушке, встала с кровати. Надев тапки, прошла в ванную.

Умывшись ледяной водой, почистила зубы одноразовой гостевой щеткой. Сев на край ванной, занялась волосами.

Надо срочно купить расческу. Это ж издевательство над собой!

Шипя от боли, я раздирала пальцами спутанные локоны. Кое-как приведя их в божеский вид, заплела некрасивую косу. Поправив полы халата, затянула потуже пояс и пошла в комнату. Едва переступила порог, взгляд тотчас уперся в «замороженное» привидение.

Сейчас эту красавицу оживить или еще подождать? Нет. Пусть на улице светлее станет. Эффект будет лучше.

Хмыкнув, подошла к столу. Сев на стул, поставила локоть на столешницу, подперла кулаком подбородок. Утро вечера может и мудренее, но кавардак в моей голове никуда не делся. Столько проблем навалилось разом, что ей-богу, не знаю за какую хвататься.

Казалось бы, самый острый вопрос с едой и жильем уже практически решен. Требуется всего-то принять предложение Варвары о работе. Но не тут-то было. Все доводы разума неизбежно упирались в интуицию. А та упрямо нашептывала, что не стоит торопиться.

Да что такого может случиться? Хотя…все что угодно. Моя жизнь в этом мире абсолютно непредсказуема. Кидает из огня да в полымя. Одно радует: у меня есть «ушастик». Я больше не одна.

Улыбнувшись, я подняла руку, желая убрать прядь с лица. Да так и замерла.

Вот идиотка… С чего вдруг высшая сущность внезапно решила заняться обучением серебряной ведьмы? Откуда он знает обо мне все?

«Тебя что-то тревожит?» – раздался в голове спокойный голос Або.

Хм-м. И как он понял, что в моем мыслительном процессе произошли изменения?

Повернувшись лицом к кровати, я кривовато улыбнулась сидящему на подушке «зверьку».

– Многое, Або. Меня тревожит очень многое.

Длинноухая прелесть ловко запрыгнула на столешницу. Усевшись прямо предо мной, Або все также мысленно поинтересовался:

«Могу чем-то помочь?»

– Ты сам захотел мне помочь или тебя об этом попросили?

«Оба варианта», – бесстрастно ответила высшая сущность.

Даже так?!

Желудок сжался, мышцы напряглись. Откинувшись на спинку стула, я скрестила руки на груди.

– Царевич попросил? Он и рассказал обо мне?

«Ответ на первый вопрос – да. На второй – нет, – голос Або, как и прежде прозвучал безэмоционально. Забавно пошевелив громадными ушами, «зверек» уселся поудобнее. – Что ты хочешь знать? Спрашивай».

Да что за хрень вокруг меня твориться? Сколько можно?!

Совладав с эмоциями, я довольно холодно попросила:

– Расскажи все, что касается меня и с самого начала.

«В таком случае без предыстории не обойтись», – предупредила высшая сущность.

Обняв ноги длинным хвостом, зверушка задумалась. Через несколько мгновений я вновь услышала в голове голос Або:

«Перед последним взрывом, разнесшим мою планету, я создал проход через вселенную и перенесся в этот мир. Все запасы энергии исчерпал. По счастливой случайности оказался рядом с местным, природным источником силы. Однако прежде чем успел восстановиться, был обнаружен и подчинен одаренной: архимагом Викторией Гомаюн. С моей помощью Виктория построила военную академию, привязала меня к замку и сделала привратником. Основательница академии давно умерла, но уйти, пока целы печати, я не мог».

М-да уж. Досталось бедолаге. Но все же, я – то тут причем?

Боясь пропустить хоть слово, я сидела, не шелохнувшись.

«Чуть больше года назад, дух Виктории вернулся в замок. Она пожелала не просто воскреснуть, но обрести юное тело, уникальную силу и власть. По ее приказу я нашел серебряную ведьму – тебя. Дождался, когда умрешь, поймал душу и перенес сюда».

– Что? – выдохнула я неверяще.

«Да, Женя. В этот мир твою душу принес я».

– Подожди, не продолжай пока. Мне надо это все переварить, – прошептала я ошарашенно.

Встав, направилась в ванную. Поплескав в лицо холодной водой, попила из-под крана. Более-менее успокоившись, вернулась в комнату. Сев на прежнее место, напряженным тоном поинтересовалась:

– Ты имеешь отношение к смерти боярышни Апраксиной?

«Отчасти, – невозмутимо признался Або. – После неудачного ритуала девушка должна была впасть в кому, а потом умереть. Изменив вектор энергетических потоков, я лишь ускорил неизбежное».

Офигеть. Слов нет.

Еще не понимая, как относиться к откровениям высшей сущности, я настороженно спросила:

– Что-то пошло не так? Почему боярышня стала призраком?

«Спешил. Допустил досадную оплошность», – в интонации иномирного существа послышалось что-то отдаленно напоминающее сожаление.

– Угу. Оплошность значит, – пробормотала я на грани слышимости. Шумно выдохнув, помассировала пальцами виски.

«Мысленное общение вызывает у тебя головную боль?» – неожиданно участливо спросил Або.

– Скорее полученная информация, – я хмыкнула. Немного подумав, спросила больше для уточнения: – Привел меня в академию тоже ты? Выполнял приказ этой, давно почившей Виктории Гомаюн?

«Да».

Вытянув ноги под столом, я побарабанила пальцами по столешнице. Несколько раздраженно поинтересовалась:

– Какая роль в этом дурдоме отводилась царевичу?

«Димитрий не желал причинять тебе вреда. Не вини его», – внезапно попросила высшая сущность.

Не винить? Ну так-то да. Некромант предложил несколько вариантов решения проблемы. Сама сделала выбор. Правда, все больше кажется, что к сексу Дмитрий меня технично склонил, но тут уж ничего не изменить.

Вспомнив, какое «наслаждение» получила от первой физической близости с мужчиной, я сжала зубы от злости.

Это мне было противно до одури, а Димитрию Иоановичу очень даже хорошо. Совместил, так сказать, полезное с приятным.

Пытаясь утихомирить разбушевавшиеся эмоции, я покрепче стянула халат на груди, мрачно спросила:

– Что было после того, как я покинула академию?

«Царевич снял с меня все печати, предложил стать твоим наставником. Я ответил согласием, – с поразительным спокойствием сообщил Або. – Думаю, ты должна знать. Димитрий разрушил замок и отправил дух Виктории Гомаюн в небытие. Больше она оттуда не вернется. Можешь не волноваться».

Действительно, волноваться не о чем.

Не глядя на «милую зверушку», я поднялась со стула, подошла к шкафу. Напряженно размышляя, сняла с вешалки платье, взяла с полки колготки и скрылась в ванной. Скинув халат, без спешки надела чужие вещи. Застегнув последнюю пуговку на платье, посмотрела на себя в зеркало. А через миг хрипло рассмеялась.

Твою ж мать. Выходит, из-за амбиций какого-то дебильного духа, мне все вот это пришлось пережить? А что дальше? Как мне здесь жить? Точнее: как выживать?

Подойдя к стене, прижалась лбом к прохладному кафелю. В разуме и на сердце творилась полная неразбериха. Решив, что мне просто необходимо сейчас проветриться, быстро вернулась в комнату.

Взяв, стоящие у двери казенные ботинки, присела на край кровати. Надев их, сноровисто зашнуровала и снова подошла к шкафу. Достав полупальто, торопливо натянула на себя. Застегиваясь подрагивающими пальцами пуговицы, напряженно посмотрела на «питомца».

«Я все понимаю. Подожду тебя здесь. Понадоблюсь, позови. Приду, где бы ты ни была», – раздался в голове тихий голос Або.

Не в силах, что-либо сказать, кивнула. Схватив со стола паспорт с деньгами, засунула их в карман. И стремительно вышла из номера. Не глядя по сторонам, я промчалась по коридору, вылетела на улицу.

Холодный ветер ударил по лицу. Глубоко вдохнув морозный воздух, я зябко поежилась. Поправив воротник, пошла по тротуару. На голых ветвях деревьев прыгали воробьи. Изредка по дороге проезжали непривычные мне машины. Засунув руки в карманы, я просто шла куда глаза глядят. И старалась ни о чем не думать.

Вдруг сбоку мелькнула странная тень. Не в силах чему-либо удивляться, повернула голову. В метре от меня покачивалась в воздухе, узорчатая сфера с «замороженным» привидением.

Ну как же без тебя-то. Повиси пока так. Чуть позже пообщаемся.

Устало усмехнувшись, я вновь пошла вперед. Пройдя мимо продавщицы газет, о чем-то оживленно беседующей со статным мужчиной в форме, заметила женщину, в одиночестве сидящую на скамейке. Из любопытства присмотревшись, поняла, что с этой дамой знакома.

Как библиотекарь здесь оказалась? От Суздаля же далековато. И опять понурая какая-то. У нее что-то случилось?

Неодобрительно поморщившись, я подошла к своей бывшей коллеге. Встав напротив нее, спокойно сказала:

– Какие люди. Неожиданно.

Маргарита несколько мгновений сидела недвижимо. Вдруг она вскочила, заорала:

– Стерва! – и вцепилась мне в волосы.

(обратно)

Глава 23

Да что за фигня?!

Ошалев от неожиданного нападения, я двумя руками крепко схватила запястье придурашной библиотекарши. В это же мгновение эта ненормальная, продолжая пытаться содрать с меня скальп, свободной рукой умудрилась оцарапать мне лоб и щеку.

Она спятила?

Решив, что с меня хватит, я подалась навстречу к этой психичке, резко замахнулась правой ногой. И от всей души врезала ей по щиколотке носком тяжелого ботинка!

Маргарита болезненно вскрикнула, но волосы не выпустила: лишь немного ослабила хватку. Не теряя драгоценных секунд, я с силой отогнула мизинец женщины. Завопив от боли, та наконец-то оставила в покое мои несчастные локоны. И тут же попыталась вцепиться в лицо.

Ей-богу, ненормальная.

Без особого труда уклонившись, я стремительно завела руку Маргариты ей за спину, толкнула вперед. Потеряв равновесие, библиотекарша шлепнулась грудью на мостовую. Не выпуская конечности соперницы, я уперлась коленом ей в поясницу.

– Хватит или еще добавить? – поинтересовалась я, выравнивая сбившееся дыхание.

– Ненавижу-у-у, – протянула Ткачук и заревела в голос.

– Да что я тебе сделала?!

– Именем закона, требую немедленно прекратить! Вы обе задержаны, – прогремел властный мужской голос.

Почувствовав, как чья-то тяжелая ладонь легла на плечо, я мысленно обреченно вздохнула.

Чудесное начало дня. Просто «восхитительное».

Опустив поверженную соперницу, я встала. Мрачно посмотрела на служителя закона. Им оказался тот самый мужчина в форме, что прежде беседовал с продавщицей газет.

Наградив меня суровым взглядом, полицейский дождался, когда рыдающая библиотекарша поднимется. Цепко взяв нас за локти, рослый мужчина грозно предупредил:

– Без глупостей, – и уверенно повел нас вперед.

Далеко идти не пришлось. Как оказалось, Маргарита пожелала выдрать мне волосы в непосредственной близости от полицейского участка. Им оказалось двухэтажное мрачное здание с солидной красной табличкой на довольно пошарпанной двери. От скамейки, где сидела библиотекарша, до этого дома было метров пятнадцать, не больше.

Вот идиотка-то. Нашла место, где впадать в безумие. Получше выбрать не могла?

Слушая всхлипывания Маргариты, я следовала за полицейским. Видя боковым зрением послушно плывущую за мной сферу с «замороженным» привидением, все больше хмурилась.

Вроде не виновата. Почему кажется, что крепко влипла?

Кивнув на входе дежурному, служитель закона провел нас с бывшей коллегой по пустынному коридору. Заведя в небольшой кабинет, подвел к единственному столу и бодро доложил сидящему за ним толстяку:

– Нарушение общественного порядка. Дрались на улице.

– Хм-м, – откинувшись на спинку рабочего кресла, толстопуз переплел на животе короткие, жирные пальчики.

Покосившись на свое персональное привидение (слава богу, все еще безмолвное и неподвижное), я пригляделась к погонам хозяина кабинета. Прежде таких не видела: серые с красной полоской посередине и единственной маленькой звездочкой. Больше всего они походили на те, что в моем мире носили младшие лейтенанты. Но скорее всего, у этого пузана другое звание. А вот какое, вопрос еще тот.

– Ну-с, дамы, позвольте узнать, чем был вызван конфликт? – поинтересовался мужчина со скучающим видом.

Я посмотрела на полицейского, стоящего меж мной и всхлипывающей Маргаритой. Затем вновь перевела взор на сидящего за столом. Не зная, что ответить, просто пожала плечами.

Мужчина в неизвестном мне чине скривился, небрежно поинтересовался:

– Так и будем в молчанку играть?

– Это только моя вина. Саша ни при чем, – громко шмыгая носом, неожиданно призналась Маргарита.

Ты смотри-ка. Очередной сюрприз.

– Рассказывайте, – властно потребовал толстяк. – Городовой, почему до сих пор не установлены личности правонарушительниц?

– Виноват, господин провинциальный секретарь, – задержавший нас полицейский, вытянулся в струнку, щелкнул каблуками. Полуобернувшись к библиотекарше, приказал: – Предъявите ваш паспорт.

– Сейчас, – испуганно пролепетала Маргарита.

Не дожидаясь особого приглашения, я выудила из кармана измятую картонку, отдала городовому. Положив наши паспорта на стол, тот вновь встал по стойке «смирно».

Изучая удостоверение личности Маргариты, хозяин кабинета, раздраженно напомнил:

– Мещанка Ткачук, вы заставляете меня ждать.

– Сегодня утром я приехала во Владимир, – послышался дрожащий голос библиотекаря. – Вчера по телефону, мой муж сказал, что бросает меня. Хотела с ним поговорить, убедить дать мне шанс все исправить, – женщина протяжно всхлипнула. – Зашла в квартиру. А он в постели с любовницей. И эта мымра сказала ту же фразу, что и Александра при нашей встрече: какие люди. Неожиданно. Там, в квартире, я сдержалась, сразу ушла. Но после слов Лаптевой, словно кровавая пелена на глаза упала. Меня сорвало. И я накинулась на Сашу с кулаками, – закрыв лицо руками, Маргарита громко разрыдалась.

Елки-палки. Везет мне… как утопленнику!

В прошлой жизни от знакомой слышала историю. Прямо на ее глазах, одна из посетительниц кафе, ни с того ни с сего вылила чашку кофе на голову женщины, сидящей за соседним столиком. А потом сообщила, что та просто очень похожа на любовницу мужа. Дескать, увидела ненавистную физиономию и не удержалась. Затем искренне извинилась пред потерпевшей и ушла.

Я тогда посмеялась. Сказала, что подобного просто не может быть. Однако сейчас начинаю верить, в правдивость рассказа. Сложно продолжать сомневаться, когда скальп болит, а на щеке горит след от ногтей.

– Совсем бабы сдурели, – презрительно бросил мужчина с одинокой, малюсенькой звездой на погоне. Небрежно откинув паспорт библиотекаря, взял мой. Внимательно прочел написанное и пристально посмотрел мне в глаза.

В горле пересохло. Предчувствие беды холодком пробежало меж лопаток.

Не выпуская из жирных пальцев мое удостоверение личности, толстяк важно изрек:

– Ткачук, ваше поведение отвратительно и достойно порицания, – он сделал красноречивую паузу. – Но учитывая полное признание вины, а также обстоятельства предшествующей устроенной вами драки, так уж и быть, ограничусь устным предупреждением. Прочь с глаз моих, пока не передумал. Городовой, проводите гражданку, – провинциальный секретарь подтолкнул паспорт Маргариты к краю столешницы. – А вас, девица Александра Лаптева, попрошу остаться. У нас с вами предстоит серьезный разговор, – на лице толстопуза расцвела опасная улыбка.

* * *

Городовой уже давно увел зареванную Маргариту, а пообещавший серьезный разговор полицейский, с какого-то перепуга решил поработать с бумагами. Хмурясь, я стояла у стола и наблюдала за толстяком. Абсолютно не обращая на меня внимания, тот сосредоточенно изучал содержимое очередной папки.

Да что он там все читает? А что, если это досье на меня? Да ну нет. Бред какой-то.

Ожидание непонятно чего действовало на нервы. Шуршали страницы. Толстощекий служитель порядка периодически многозначительно хмыкал. И с каждой минутой, ощущение неумолимо надвигающейся беды усиливалось. Казалось, мне готовят западню.

Да сколько можно?!

Справа что-то громко хлопнуло. Мелко вздрогнув от неожиданности, я застыла, как изваяние.

Это еще что за чертовщина?

А через миг услышала знакомый до зубовного скрежета голос:

– Полицейский? Где мы?! Что ты натворила? – в интонации призрака отчетливо слышалась паника.

«Техника заморозки самостоятельно деактивировалась. Почему? Надо будет обязательно прояснить этот момент у Або», – как-то разом успокоившись, я задумчиво смотрела на толстяка.

Полицейский, как и прежде, занимался бумагами. И привидение абсолютно точно не видел и не слышал.

– Ничего не понимаю. Мы же были в гостинице. Сейчас в полиции, да? Объясни, что происходит, пожалуйста, – взмолилась призрачная дева.

Ух ты. Слово «пожалуйста» вспомнила. Внезапная разморозка определенно пошла усопшей дворянке на пользу.

– Ты не можешь здесь со мной говорить? Да? – встревоженным шепотом поинтересовалась боярышня.

«Ты смотри-ка, не только стиль общения изменился. Она даже логику включила. Отличная штука – спонтанное оживление», – молнией промелькнула мысль.

Понадеявшись, что боярышня хоть на время отстанет с вопросами, я едва заметно кивнула. И в этот момент до меня дошло. Толстомордый полицейский намеренно оттягивал беседу. Чем сильнее человек нервничает, тем больше ошибок делает. Это аксиома.

Надо признать методика у местных полицейских девственная. Да вот только на мне больше не работает.

Мысленно усмехнувшись, я уверенно направилась к стоящим у стены стульям. Взяв один, перенесла к столу, села, грациозно заложила ногу за ногу. И ровным тоном напомнила хозяину кабинета:

– Вы о чем-то хотели со мной поговорить.

Посидев недвижимо пару секунд, тот с громко захлопнул папку. Демонстративно осмотрел мою взлохмаченную прическу, ссадину на лице. Скептически хмыкнув, откинулся на спинку кресла, небрежно спросил:

– Александра Лаптева, почему вы решили устроиться поломойкой в элитную военную академию?

Вот это заявочка… Все же закончилось. Этот жирдяй имеет какое-то отношение к духу основательницы академии? Или свою игру затеял?

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, я холодно спросила:

– В связи с чем интересуетесь? – и вопросительно изогнула бровь.

– Вчера от кадровика элитной военной академии нам поступил запрос на восстановление удостоверения личности Александры Лаптевой, девицы восемнадцати лет от роду, изгоя. Дело передали мне, – с глубокомысленным видом пожевав губами, толстяк ткнул пальцем-сосиской в измятую картонку моего паспорта. Ухмыльнулся и загадочно спросил: – Как вижу, нашли пропажу?

Уф-ф. Завхоз же говорила, что направила запрос. Вроде все нормально… Но почему кажется, что тучи сгущаются?

– Верно, – я скупо улыбнулась. – Агриппина Васильевна преждевременно забила тревогу. Документ мы нашли сами. Это все, что вы хотели узнать?

Выдержав многозначительную паузу, полицейский лениво поинтересовался: – Для чего вам понадобился поддельный паспорт?

Что?!

Неимоверным усилием сохранив невозмутимое выражение, я пожала плечами.

– Не понимаю, о чем вы.

– Так и думал. Решили идти в несознанку, – толстяк презрительно скривился. И с нарочитой усталостью сообщил: – В Российской империи единая база данных обо всех гражданах. Надо ли вам говорить, что сведений о восемнадцатилетнем изгое Александре Лаптевой нет? – полицейский внезапно громко хлопнул ладонью по столешнице и рявкнул: – На кого работаешь? Кто твой хозяин?

Зашибись. В шпионаже меня еще и не обвиняли. Интересно, а сколько за это дают? Пожизненное или сразу голову рубят?

– Мамочка, – испуганно выдохнуло привидение. Обдав уже привычным замогильным холодом, дева юркнула мне за спину.

С каким-то запредельным пофигизмом я изучала стремительно багровеющее лицо грузного мужчины. С неожиданным проворством вскочив с кресла, он навис над столешницей. Не сводя с меня налитых кровью глаз, заорал:

– Какую информацию тебе приказали собрать? Отвечай!

«Объяснять, что ошибся в выводах, нет смысла. Этот жирдяй сто процентов уже крепит новые звезды к погонам. Придется применять дар. Он одаренный или нет? Не хочу ненароком убить. Только мертвых полицейских и не хватает для полного счастья. Похоже, без Або не обойтись», – одна за другой промчались мысли.

Обдумывая, как лучше поступить, я задумчиво рекомендовала:

– Вы бы успокоительного попили. Так и до сердечного приступа недалеко, – и неодобрительно качнула головой.

Злобно оскалившись, толстяк приблизил ко мне блестящее от пота лицо, зловеще пообещал:

– Если прямо сейчас не начнешь говорить, палач развяжет тебя язык.

– Постараюсь избежать этой незавидной участи, – пообещала я искренне.

На секунду прикрыв глаза, мысленно позвала:

«Або! Мне нужна твоя помощь».

(обратно)

Глава 24

Не прошло и минуты, как в кармане моего пальто что-то зашевелилось.

«Я здесь. Что случилось?» – раздался в разуме спокойный голос Або.

«Спасибо, что так быстро пришел, – ответила я мысленно. – Случилось многое. Основное: нахожусь в полицейском участке. У меня поддельный паспорт, обвиняют в шпионаже. Планирую воздействовать даром на полицейского. Не хочу ненароком его убить».

«Понял. Мне надо на него посмотреть», – бесстрастно отозвался Або.

«Сделаю» – ответила я мысленно.

Хм-м. В прошлый раз «ушастик» диагностировал воровку-администратора прямо из кармана халата. Для чего ему сейчас потребовалось смотреть на полицейского?

Толстый, потный мужчина не сводил с меня тяжелого взгляда. Все также возвышаясь над столом, он чуть подался вперед.

– Ну? – бросил с угрозой. – Ты будешь говорить?

– Да, конечно, – ответила я задумчиво и кивнула.

Довольно осклабившись, толстопуз плюхнулся обратно в кресло. Переплетя пальцы на животе, он поторопил:

– Начинай.

Мимолетно улыбнувшись, я аккуратно достала из кармана «тушканчика». Посадив на ладонь, дала возможность посмотреть на хозяина кабинета.

«Неодаренный. Физическое состояние тела критично. Усыпи его», – неожиданно попросил «зверек» и шустро спрыгнул на стол.

– Этот уродец имеет отношение к шпионажу? – толстяк брезгливо рассматривал «грызуна».

– Твой ушан чем-то поможет? – встревоженное прошептала мне на ухо призрачная дворянка.

Проигнорировав оба вопроса, я сосредоточилась. Пальцы закололо энергией. Глубоко вздохнув, пожелала жирдяю сладкого сна и, на выдохе, скинула малюсенькую толику силы.

Хозяин кабинета широко зевнул, затем еще раз. А после рухнул на столешницу и раскатисто захрапел.

– Почему он уснул? Это работа лопоухого? – настороженно поинтересовалась призрачная дворянка.

– Нет. Моя, – рассеянно ответила я, наблюдая за высшей сущностью.

Запрыгнув на затылок спящего мужчины, «тушканчик» застыл изваянием. Спустя несколько долгих мгновений в моем разуме снова зазвучал голос Або:

«Как уже говорил, тело мужчины в ужасном состоянии. Для считывания воспоминаний и для воздействия на его разум мне требовался непосредственный контакт. В противном случае этот человек умер бы от кровоизлияния в мозг».

– Ясно – понятно. Что нашел интересного? – машинально произнесла я вслух и протянула «зверьку» ладонь.

– Ты с ушаном общаешься мыслеречью? – с недоумением спросило привидение, внезапно ставшее догадливым.

– Да. Помолчи пока. Мешаешь, – сухо бросила я.

Устроившись у меня в руке, Або обвил ноги длинным хвостом.

«Я проанализировал всю информацию, имеющуюся у этого индивидуума. Сопоставил с той, что уже была. Выводы: история с изгнанием из рода боярышни Апраксиной – грубо и наспех состряпанная афера. Она, а точнее ты, до сих пор член древнего боярского рода. Изгнать законную наследницу в принципе невозможно. Не стану влезать в дебри наследования, скажу кратко: в течение месяца после достижения совершеннолетия твоя предшественница должна была уведомить государственный приказ о решении возглавить род. Теперь я абсолютно уверен: боярышня не допускала глупой ошибки. Схему ритуала изменили заранее».

«Удивил, так удивил», – не размыкая губ, прошептала я ошарашенно.

«У тебя осталось две недели, чтобы стать главой рода Апраксиных, – хладнокровно заявил Або. – Если этого не сделаешь, то по умолчанию назначат мать боярышни: Анфису Тимофеевну Апраксину. С момента смерти мужа эта женщина действует от имени дочери. Кстати, право боярыни на отчуждение имущества ограничено в силу закона. Как только Анфиса Тимофеевна станет полноценной главой рода, то сможет действовать по своему усмотрению».

Охренеть. И ведь не подкопаешься. Боярышня сама провела ритуал призыва духа рода, сама ошиблась. Если б не вмешательство Або, то все прошло бы гладко. Наследница оказалась бы на смертном одре, а горюющая мать стала полноправной главой рода. «Чудесная» у призрака семейка.

Зычный мужской храп разлетался по кабинету. По моим подсчетам толстяк проснется часа через три, не раньше. Размышляя обо всем и сразу, я встала со стула. Аккуратно вытащив из-под локтя полицейского паспорт изгоя Лаптевой, хмыкнула.

«Бедный» отчим боярышни. Представляю его шок, когда целитель сообщил, что падчерица вполне себе адекватна. Этому хлыщу экстренно пришлось придумывать новый план. Впрочем, идея очень даже неплохая. Всего надо было убедить глуповатую девочку, что она изгнана из рода, да отправить в монастырь. Две недели боярышня там бы уж точно просидела. Ну а потом и трава не расти.

Безусловно, многое еще остается непонятным. Допустим, почему этот мерзавец просто-напросто, на время, не запер падчерицу? Да хоть в одной из комнат особняка! Также гораздо проще. Не понадобился бы «неправильный» ритуал. И уж тем более липовый паспорт, с экстренной ссылкой боярышни в монастырь.

Бережно опустив Або в карман, я в другой (тот, где лежали деньги) засунула смятую картонку. Закусив губу, задумчиво посмотрела на застывшего в воздухе призрака. Хмурясь, девушка не сводила с меня настороженного взгляда. Однако молчала, очевидно, не желая мешать.

А может, Антон Леонидович действовал на свой страх и риск? Дай-то бог. Хочется верить, что мать боярышни не желала ей смерти. Иначе, совсем уж мерзко.

«Если готова, то можем уходить. Я подчистил память полицейского, – неожиданно прервал мой мыслительный процесс Або. – После пробуждения, он не вспомнит, что встречался с Александрой Лаптевой; также позабудет обо всем что связано с поддельным паспортом. Но ты должна знать. Информация о поступлении запроса из военной академии на восстановление твоего удостоверения личности, зафиксирована в книге учета. Стереть эту запись невозможно, – высшая сущность сделала многозначительную паузу. – Рано или поздно начальник полицейского участка потребует у подчиненного отчет о проделанной работе».

«Толстяк неизбежно получит нагоняй за разгильдяйство и рванет выполнять приказ. Как следствие, опять обнаружит подделку паспорта. И снова размечтается о звездах на погонах, – беззвучно ответив «ушастику», я понимающе улыбнулась. – Жить по поддельным документам, перманентно боясь разоблачения, у меня нет никакого желания».

«Я тебя понял».

– Что думаешь делать дальше? – все же не выдержав, тихо спросило привидение.

– А ты? – переспросила я и с интересом посмотрела на деву.

– Не хочу с тобой враждовать, – уверенно сообщила боярышня. Явно волнуясь, девушка виновато отвела взор и призналась: – Мне стыдно. Я вела себя недостойно. Ничего подобного больше не повториться. Поверь мне, пожалуйста!

– Поживем-увидим, – усмехнувшись, я направилась к выходу из кабинета.

Смущенно улыбнувшись, призрачная дворянка поплыла следом за мной. Вдруг она вновь поинтересовалась:

– Что думаешь делать дальше?

– Возглавить род бояр Апраксиных.

Полюбовавшись шокированным лицом своей предшественницы, я распахнула дверь и вышла в коридор. Без происшествий покинув полицейский участок, облегченно выдохнула. Поежившись от дуновения холодного ветра, сбежала по ступенькам и быстро пошла по тротуару.

– Саша! Подожди!

Услышав за спиной голос библиотекарши, я мысленно застонала. Слушать извинения-оправдания Маргариты абсолютно не хотелось. Сделав вид, что внезапно оглохла, я ускорила шаг.

* * *

Увы, сбежать мне не удалось.

– Саша, мне надо с тобой поговорить! – громко заявила запыхавшаяся женщина и вцепилась в рукав.

Про себя обреченно вздохнув, я остановилась, повернулась к библиотекарю. Заплаканная Маргарита отпустила мою одежду. Покусывая губу, поймала взгляд.

– Мне жаль, что все так получилось. Прости. Не хотела с тобой драться, – прошептала она и жалобно всхлипнула.

– Не хотела? – переспросила я, не скрывая скепсиса.

– Ну это же ты спровоцировала драку. Зачем сказала те же слова, что и любовница моего мужа? – подбородок бывшей коллеги задрожал.

– Ты это серьезно? – я поморщилась.

– Прости. Чушь несу, – прошептала Маргарита. Не пытаясь стереть текущие по щекам слезы, она с болью в голосе призналась: – Мне стыдно, что бросилась на тебя с кулаками. Просто так вышло. Пожалуйста, пойми. Моя жизнь рухнула. Я так старалась быть хорошей женой. Все же для Сереженьки делала, – ее голос сорвался.

Эта женщина расцарапала мне физиономию и пыталась лишить скальпа. Вот нужны мне ее откровения? Но похоже, придется выслушать. Прямо сейчас уйти, к сожалению, не смогу. Почему? Не знаю. Просто не могу.

Справившись с эмоциями, Маргарита тихо заговорила:

– Сережа два года не мог работу найти. Ни словечком его не упрекнула, работала за двоих. Муж говорил, что Суздаль дыра, достойной работы для него нет. Мечтал переехать во Владимир, – она криво улыбнулась. С силой потирая пальцы, горячечно зашептала: – Ради мужа я бросила работу в школе. Сделала все, чтобы меня взяли на службу в военную академию. После первой зарплаты сняла для любимого квартиру в городе, о котором он так грезил. Приезжала к Сереженьке раз в две недели. Продукты привозила, убиралась, готовила, стирала одежду. Почти всю зарплату отдавала. Ему-то деньги нужнее. А я на всем готовом. Неделю назад, Сережа наконец-то нашел хорошую работу. Как дура радовалась, строила планы, ребеночка хотела… А он, – женщина от душевной муки прикрыла глаза, – Эта старая баба в его постели, дочь хозяина магазина. Сережа сказал, что нашел свой идеал. А я даже мизинца на ее ноге не стою, – прижав ладони к лицу, женщина громко разрыдалась.

И такой брак она пыталась сохранить? М-да уж. Видимо, этого мне не понять.

Размышляя, я быстро осмотрелась. Мы с плачущей Маргаритой стояли на краю тротуара, прохожим не мешали. Но, бесспорно, привлекали внимание.

Надеюсь, общественный порядок не нарушаем. Второй раз за день посещать полицейский участок – перебор.

Безмолвно висящее рядом привидение, подлетело ко мне ближе. Боярышня определенно хотела о чем-то спросить. Предупреждающе глянув на призрачную деву, я засунула руку в карман. Поглаживая спинку «зверька», мысленно спросила Або:

«Можешь узнать, где находится рынок?».

Через пару секунд высшая сущность бесстрастно сообщила:

«Прямо по улице, затем направо. Людей нервирует твой внешний вид. Рекомендую поправить волосы и воротник пальто. Это должно помочь».

«Спасибо».

Нацепив маску невозмутимости, я неторопливо пригладила растрепанную шевелюру, опустила задранный воротник.

Шмыгая распухшим, красным от слез носом, Маргарита смотрела на меня с недоумением.

– Открыла тебе душу. Почему молчишь? – в ее тоне отчетливо прозвучала растерянность.

Я про себя тяжко вздохнула. Очень хотелось сказать, что она клиническая идиотка. И ей бы стоило не рыдать, а радоваться, что типичный альфонс избавил ее от своего присутствия. Да вот только боюсь, такая правда бывшей коллеге ничем не поможет.

Заправив за ухо локон, я ровным тоном напомнила:

– Вчера ты спрашивала, как тебе дальше жить. Вспомни, что ответила.

– Так как сама хочу, – Маргарита криво улыбнулась.

– Вот именно, – я сделала многозначительную паузу. – Ты приняла решение сохранить свой брак. Бросила высокооплачиваемую работу, поехала в другой город. В итоге застала мужа в постели с любовницей. Драть волосы сопернице ты не стала и гордо удалилась. Но чуть позже, сорвалась на ни в чем не повинном человеке. Предположим, ты, мещанка, напала на члена боярского рода. Как бы тебя наказали?

Во взоре Маргариты заплескался страх.

– Меня посадили бы в тюрьму. Надолго, – прошептала она испуганно.

Не отводя тяжелого взгляда от Маргариты Ткачук, я веско сообщила:

– Все решения человека влияют на его будущее. Твоя жизнь катится под откос. Делай выводы. Больше мне сказать нечего. Прощай, – и уверенно пошла прочь от обескураженной женщины.

«Тебе ее не жалко?» – беззвучно поинтересовался Або.

«Жалость ей не поможет. А так, возможно, хоть думать начнет», – мысленно ответив, я строго нахмурилась.

«И то верно».

(обратно)

Глава 25

Я не хотела, чтобы бывшая коллега шла за мной. Говорить нам действительно больше не о чем. Когда поняла, что Маргарита осталась далеко позади, честно признаться, испытала облегчение. И все же, что-то грызло внутри, не давало покоя.

Эта женщина взросла и дееспособная. Если хорошенько подумает, то будет жить нормально. На этом все.

Безжалостно выбросив из головы мысли о Маргарите Ткачук, я зашла на многолюдный городской рынок и откровенно растерялась. Казалось, здесь продают все и сразу.

Так удивляюсь, как будто из глухой деревни выбралась. Ну и ладно, что мир другой. Взяла себя в руки и пошла.

Мысленно себя подбадривая, я все же поначалу осторожничала и просто присматривалась. Но чуть позже, когда поняла, что ничем особо не отличаюсь от местных, начала подходить к продавцам, спрашивать цены. Стоимость одежды низкого качества оказалась вполне демократичной. А вот добротная, увы, стоила дорого.

Купив скромное нижнее белье, новые колготки и расческу, я ходила меж рядов с хорошей верхней одеждой. И все больше грустила. Тратить деньги жутко не хотелось. Однако завтра утром я собралась идти в государственный приказ. А выгляжу так себе: физиономия расцарапана, платье горничной, пальто ношенное и явно с чужого плеча.

Еще и паспорта нет. «Великолепная» глава рода у бояр Апраксиных. Придется раскошелиться.

Заприметив отличное шерстяное платье в пол, я остановилась у прилавка. Узнав, сколько оно стоит, мысленно застонала. Тридцать рублей – это много. Но вещь великолепная.

А что это я тушуюсь? Рынок – место для торга.

Собрав волю в кулак, озвучила мужчине-продавцу цену, за которую готова купить платье. Тот не согласился. Я настаивала. В общем, торговались мы долго. До хрипоты и нервного тика…у продавца.

Теперь я знаю: если женщина чего-то по-настоящему хочет, она этого добьется. Платье мне обошлось в девять рублей пятьдесят копеек.

Получив деньги, раздраженный мужчина неискренне поздравил меня с удачной сделкой. Передав бумажный сверток с покупкой, он демонстративно отвернулся. Я честно собралась уходить, но внезапно на глаза попалось шикарное пальто: приятного кофейного цвета, длинное, с капюшоном.

Сердце учащенно забилось. В новом платье и этом пальто буду выглядеть на все сто. Прости мужик, но без него я не уйду.

С деланным равнодушием пощупав подол роскошного пальто, я небрежно спросила:

– Сколько просите?

– Это кашемир. Он дорогой, – несколько нервно предупредил торговец и мрачно сообщил: – Сто пятьдесят пять рублей.

– Даю тридцать.

– Да откуда ты такая взялась? – в сердцах воскликнул мужчина.

Спустя всего-то полтора часа, он снова сдался. Отдав за желанную обновку сорок пять рублей, утомленная, но безумно довольная, я направилась к выходу с рынка. Как только выбралась из многолюдной толпы, следующее за мной по пятам привидение, подлетело ближе.

– Я в шоке, – шепотом призналась призрачная дева. – Торговец же вещи за бесценок отдал. Ты к нему применяла дар? Или еще как-то воздействовала?

Вопрос, конечно, интересный. Прежде я и правда никогда и ни с кем не торговалась. А тут бац и сумела сбить цену у матерого торгаша. Может, действительно какая-то новая способность открылась? Или банально улыбнулась удача? Ну не просто же так говорят, что новичкам везет.

Хорошенько подумав, пришла к выводу, что ничего сверхъестественного не ощущала. Поудобнее перехватив объемные свертки, я прижала их к груди. Удостоверившись, что на меня никто не смотрит, тихо ответила:

– Проявила настойчивость. Не исключаю, что еще и повезло.

С сосредоточенным видом кивнув, полупрозрачная фигурка молча поплыла рядом. В очередной отметив разительные перемены в поведении боярышни, я вдруг почувствовала аромат свежей сдобы. Есть захотелось неимоверно. Полуобернувшись, увидела бойких женщин, торгующих выпечкой с лотков.

Обед уже прошел, а еще и не завтракала. Надо хоть пирожок купить. Да вот только деньги из кармана недостать: руки заняты. Куда деть вещи? Не на землю же класть…

Обдумывая, как лучше поступить, я заметила довольно-таки симпатичную садовую скамейку. Ни секунды не колеблясь, торопливо подошла кскамье, аккуратно положила покупки. Довольно улыбнулась и тотчас нахмурилась.

Вот где мой мозг? Оставлять одежду без присмотра глупо. Мало ли какие здесь люди бродят. Может привидение попросить покараулить? Нет. Плохая идея. Призрак только и сможет, что криком меня позвать. А вдруг не успею отреагировать? Надо придумать что-то другое… Вот я балда! У меня же есть «ушастик». Он кого хочешь отпугнет от моего добра.

«Або, постережешь пакеты?», – спросила я беззвучно.

«Без проблем», – ровным тоном отозвалась высшая сущность.

Самостоятельно выбравшись из кармана, «тушканчик» ловко спрыгнул на скамейку и уселся на ближайший сверток. Улыбкой поблагодарив милого ушана, я собралась идти к ближайшей торговке. Неожиданно вспомнила, как однажды уже «лакомилась» местной выпечкой.

Нахмурившись, я всякий случай мысленно спросила Або:

«Еда настоящая?»

«Разумеется, – бесстрастно ответил «зверек» и напомнил: – После активации дара на твой разум воздействовать невозможно».

В жизни всякое бывает. Лучше уж заранее уточнить. А то опять буду думать, что ем пирожок, а на самом деле его и нет.

Усмехнувшись, я быстро направилась к пышнотелой, румяной женщине. Не особо слушая, как та расхваливает свой товар, уверенно выбрала расстегай с мясом. Расплатившись, я взяла пышный, умопомрачительно ароматный пирог.

– Спасибо большое, – искренне поблагодарила я женщину.

– Кушай на здоровьечко, – добродушно отозвалась продавщица.

И в этот момент в моей голове прозвучал голос Або:

«К тебе гость».

Резко обернувшись, увидела наблюдающего за мной «гостя». Внутри все разом заледенело. С этим человеком говорить еще не готова. К сожалению, придется.

* * *

Часом ранее. Военная академия

– Так и думал, что ты здесь, – недовольно пробормотал архимаг, входя в большую палатку.

Полулежащий в походном кресле Дмитрий, не открывая глаз, щелкнул пальцами. Установив купол тишины, поинтересовался:

– Что-то случилось?

Проигнорировав вопрос, Алексей Владимирович подошел к своему статусному ученику, тяжело плюхнулся во второе «рыбацкое» кресло.

– Дожили. Ни одного нормального стула нет, – пробурчал старик сварливо.

Мимолетно усмехнувшись, царевич посмотрел на наставника: тот выглядел усталым.

– Достали меня эти родовитые отцы. Вопят, гневаются, грозят жалобами. Аппарат спецсвязи уже раскалился, – пожаловался ректор и сердито фыркнул. Неожиданно он усмехнулся в бороду, многозначительно сообщил: – Но ни один студент не отказался от сдачи экзамена в новой форме. Все четыреста студентов, послушно разгребают завалы. Уже понятно, что в замке остался неповрежденным только подвал. Ну и, естественно, скрытые уровни. Вот что тебе стоило быть поаккуратнее? Мог же! – хозяин разрушенной академии негодующе фыркнул.

«Наставник в своем репертуаре», – не испытывая ни капли раздражения, подумал Дмитрий.

А вслух спросил:

– Почему недовольные родители не забирают сыновей?

– Потому, внучок, что твой дед – умный человек. Я заранее все просчитал, – снисходительной ответил Алексей Владимирович. Привычно огладив седую бороду, пояснил: – Где ростовская школа магии, а где наша, элитная академия. Разница в статусах учебных заведений колоссальная. Ни один здравомыслящий дворянин не переведет своего отпрыска. Будет ворчать, ругаться, но сына оставит у нас.

«Подозревал, что наставник затеял очередную интригу. А все оказалось банально просто, – размышляя, Дима про себя хмыкнул. – Этот придворный интриган мастерски сыграл на амбициях дворян. Не удивлюсь, если рассказывает гневающимся отцам, что «изменение формы» выпускного экзамена – уникальная разработка ученых. И юноши не подопытные кролики, но лучшие студенты, удостоившиеся высокой чести».

Скрестив ноги в щиколотках, некромант лаконично бросил:

– Понятно.

Помолчав, старец глубокомысленно сообщил:

– Студенты с самого утра шепчутся о внезапно пропавшей серебряной ведьме. Одни говорят: Александра Лаптева после конфликта с сыном боярина Силантьева испугалась расправы и сбежала. Другие утверждают, что девушка случайно погибла при обрушении замка. Виновен в ее смерти граф Смирнов, разрушивший строение. Он же и труп спрятал. Третьи заверяют, что единственный некромант в академии, вырезал сердце серебряной ведьмы во время жуткого темного ритуала. И опять-таки избавился от тела жертвы. Ничего не хочешь рассказать?

«Наверняка подозревает, что идея моя, а Максим – исполнитель, – Дмитрий мысленно усмехнулся. – Увы, наставник ошибается. Студенты и без нашего вмешательства отлично справляются. Фантазия у парней буйная. Впрочем, надо признать, версия о трагической гибели серебряной ведьмы вполне жизнеспособна. Надеюсь, приживется. А уж какая из двух, не столь важно».

– Все с вами понятно. Ты придумал, а Воеводин технично распустил слухи, – сделал неправильный вывод ректор. Сведя кустистые брови к переносице, властно потребовал: – Впредь давай без самодеятельности. Понимаю, хочешь, как лучше, но на кону твоя репутация. Совсем скоро ты станешь императором, не забывай об этом.

«Старик грезит о власти. Наверняка планирует через меня править государством. Достался же…дедушка», – почувствовав раздражение, царевич за считаные мгновения справился с неуместной сейчас эмоцией.

Плавно подавшись вперед, последний представитель императорского рода сдержанно спросил:

– Новости из Кремля есть?

– Разумеется, – старец огладил бороду и с довольным видом информировал: – Внезапная активация артефакта навела шороху. Дворец бурлит. Завтра утром состоится экстренный совет старейшин с участием действующего императора. О результатах я узнаю. Через неделю поедем с тобой в Москву, заявишь права на трон. А пока пусть старички хорошенько понервничают, – бывший придворный архимаг злорадно ухмыльнулся.

«Новость отличная. А вот планы у меня другие», – молнией промелькнула мысль у царевича.

– Алексей Владимирович, вас к телефону спецсвязи требуют, – невозмутимо доложил, вошедший в палатку Максим Воеводин.

– Да что б их всех, – брюзгливо пробормотал ректор. Грозно глянув на преподавателя по физической подготовке, веско бросил: – Ты, человек приближенный к будущему императору России. Уж будь любезен, соответствуй, – и быстро вышел из временного жилья педагогов.

Проводив старика удивленным взглядом, Максим спросил у старинного приятеля:

– Какая муха его укусила?

– Сплетни о Саше, – кратко объяснил Дмитрий.

– Решил, что это наша работа? – уточнил Максим. Увидев кивок друга, Воеводин поморщился. Спустя пару минут, он деловито произнес: – Кстати о студентах. Почти девяносто процентов уже верит, что с серебряной ведьмой произошел несчастный случай. Виноват, конечно, ты.

Промолчав, привыкший к пересудам некромант лишь небрежно махнул ладонью.

Понимающе улыбнувшись, Воеводин продолжил:

– Родовитые дворяне грустят об утраченной возможности использовать Лаптеву. Единственный пострадавший от дара ведьмы сын боярина Силантьева, – мужчина скупо улыбнулся, – Брызжет слюной и заверяет, что если ведьма не сдохла, то найдет ее и собственноручно придушит. Рыжий Рыжов искренне скорбит о смерти ведьмы. На парне лица нет, похоже, действительно влюблен. В общем, ничего экстраординарного.

– Спасибо, Макс, – Дмитрий слитно поднялся. Встав напротив друга, тихо сказал: – Завтра утром экстренный совет старейшин. На рассвете пойдешь со мной к императору. Приготовься.

Не задавая лишних вопросов, Воеводин кивнул. Понаблюдав за тем, как друг надевает военную куртку, спросил:

– Когда тебя ждать?

Посмотрев на единственного человека, которому безоговорочно доверял, Дима печально улыбнулся.

– Хотел бы сказать, что глубокой ночью. Но думаю, максимум через два часа вернусь.

– Ты к ней? – тотчас догадался близкий друг. – Не рано?

– Рано, – будущий император России тяжко вздохнул. – Но потом времени не будет, совсем.

– Удачи, – искренне пожелал Максим. – Надеюсь, у тебя получится.

«Аналогично. Все бы отдал, чтобы до нее достучаться».

Хлопнув друга по плечу, Дима деактивировал купол тишины, сосредоточился. Спустя миг, он настроился на ту, что уже безоговорочно завладела его мыслями и сердцем. Безошибочно определив местоположение серебряной ведьмы, царевич создал сумеречный тоннель и уверенно шагнул в призрачную дымку.

* * *

Принесла же его нелегкая. Вот что еще от меня надо?

От неприятных воспоминаний желудок сжался. Совладав с эмоциями, я нацепила каменную маску. Сжимая в руке расстегай, без спешки подошла к Дмитрию. Не отводя взора от идеально вылепленного лица своего первого мужчины, сухо сообщила:

– Добрый день. Не скажу, что рада встрече.

Некромант улыбнулся, спокойно ответил:

– Ничуть не удивлен твоей реакции. Что у тебя случилось? – он красноречиво посмотрел на царапины, украшающие лоб и щеку.

– Досадное недоразумение, – ответила я холодно. – Ты что-то хотел?

Прозвучало это откровенно грубо. Голубые глаза царевича стремительно изменили цвет, стали янтарными. Не шелохнувшись, он невозмутимо перечислил:

– Хотел поговорить. А также предложить тебе свою помощь, руку и сердце.

Что?!

Не веря своим ушам, я озадаченно нахмурилась.

– Пойдем, присядем? – шагнув в сторону, последний представитель императорского рода Рюриковичей жестом указал на мою скамейку.

Привидение тотчас засуетилось. Метнувшись вдоль скамьи, боярышня не придумала ничего лучше, как перелететь за спинку и зависнуть в воздухе. Взгляд зацепился за «тушканчика». Сидя на пакете, высшая сущность забавно шевелила громадными ушками.

Как-то вдруг на меня накатило вселенское спокойствие. Не двинувшись с места, я тихо попросила:

– Дим, пожалуйста, не стоит. У тебя своя жизнь, у меня своя. Наша история закончена.

– А что, если она только начинается? – абсолютно серьезно спросил будущий император.

– Нет. Не хочу, – я улыбкой смягчила слова. Стараясь не прикоснуться к коже мужчины, вложила ему в руку расстегай, обернутый бумагой. – Возьми, себе покупала. Продавец сказала, что вкусный. Больше ничего дать не могу. Прощайте ваше величество, – добавила на грани слышимости и быстро направилась к скамье.

Взяв «ушастика», опустила его в карман. Ловко собрав все пакеты разом, уверенно зашагала прочь. Знала, Дмитрий смотрит мне вслед, но не обернулась. Уходя все дальше, я напряженно размышляла.

А правильно ли поступила? Не выслушала, еще и наверняка оскорбила этим дурацким пирожком. Вот балбеска. Впрочем, уж лучше так, чем изворачиваться. У каждого из нас свой путь. И это абсолютная правда. Так что все, тема закрыта.

Однако, как бы ни убеждала себя, что наша история закончилась, треклятая интуиция упрямо нашептывала, что я ошибаюсь.

(обратно) (обратно)

Нина Ахминеева Боярышня. Глава рода

Глава 1

Одна улица сменялась другой. Следуя указаниям Або, я шла в особняк Апраксиных. Боярышня летела рядом и… плакала. Она не голосила, не захлебывалась слезами. Вовсе нет. Плач был тихим, но настолько проникновенным, что выворачивал душу наизнанку.

Да что с ней такое?

Поглядывая на полупрозрачную деву, я старалась настроиться на непростой разговор с «родителями». Увы, получалось отвратительно. Мысли то и дело соскальзывали на явно страдающую предшественницу. Я пыталась, но никак не могла понять, что с ней происходит.

Может, у привидения что-то болит⁈

Когда закончились скромные частные дома, а вдоль дороги потянулась лишенная листвы березовая роща, я не выдержала. На всякий случай оглядевшись, удостоверилась, что поблизости нет посторонних.

Сбавив шаг, посмотрела на привидение и строго спросила:

— Что случилось?

Дева изобразила жалкое подобие улыбки, хлюпнула носом. Помолчав, прошелестела:

— Как-то вдруг поняла, что я полная неудачница. Никому не нужная неудачница, — она горько всхлипнула.

Здрасьте, приехали.

Глаз дернулся. Раздражение забулькало где-то в районе горла. Грубые слова так и норовили сорваться с языка. Нащупав в кармане тушканчика, я мягко погладила пальцем его большое ухо. Глубоко вздохнула, силясь успокоиться.

Вот что за человек? Ведь прекрасно знает, что прямо сейчас мне придется общаться с ее дражайшими родственниками. Нет бы поддержать, дать какую-то новую информацию о своей матери, отчиме. Куда там. Неживая дворянка решила, что самое время самоуничижением заняться. Бесит.

Вдруг теплая волна силы пробежала от макушки до пят. Разум моментально очистился от неуместных эмоций, напряженные мышцы расслабились

«Спасибо, Або», — я искренне поблагодарила высшую сущность.

Снег медленно оседал на тротуар, поскрипывал под подошвами ботинок. Напоминая о себе, привидение тяжко вздохнуло.

Хм-м. Полупрозрачная дева шикарно льет слезы и всхлипывает. Откуда в ее условном теле жидкость? Как воздух попадает в легкие? Не дышит же. И вообще, каким таким волшебным образом моя предшественница умудряется походить на живого человека?

Тряхнув головой, я отогнала неуместные сейчас мысли. И наконец-то спросила о том, что следовало бы знать.

— Скажи, где ты взяла текст ритуала?

— Что? Какого еще ритуала? — озадаченно переспросила боярышня. Стерев влагу с лица, она громко шмыгнула.

Я усмехнулась, терпеливо пояснила:

— Того самого, которым пробуждала духа своего рода.

— А-а-а, — грустно протянул призрак. — Нашла книгу на диване в гостиной. Старую такую, потрепанную. Открыла наугад и наткнулась на древний ритуал призыва духа рода.

Старинная книга валялась на диване. Еще и сразу же распахнулась в нужном месте. Она вообще хоть изредка думает… нужным местом?

От удивления я даже замедлила шаг.

— Тебя ничего не смутило? — я с нездоровым любопытством изучала наивную дворянку.

Дева наморщила лоб, изобразила глубокий мыслительный процесс. Спустя несколько минут с сожалением сообщила:

— Ничего такого. Разве что уголок листа с нужным текстом был загнут. Возможно, матушка читала, — девушка пожала плечами и тише добавила: — Я тогда еще подумала, что высшие силы мне благоволят. Правильный путь указывают.

«Великолепный» вывод. Порой мне кажется, что ей лет четырнадцать. Очень уж похожа на подростка в пубертате.

— Понятно, — обронила я задумчиво.

— Почему ты спросила?

Подозреваю, что кое-кто желал потенциальную главу рода укокошить. Но тебе об этом не расскажу. Нервы целее будут. У меня. Что имею? В нужный момент боярышня «случайно» обнаружила книгу с неправильным ритуалом. Пока все указывает на отчима, но вердикт выносить рано.

«Або, мне надо знать, кто подкинул книгу на диван. Сможешь помочь?»

«Если этот человек в особняке, то сегодня скажу его или ее имя».

«Ты мой спаситель, — в моих словах не было ни капельки фальши. — Еще момент. Мне надо отправить привидение к предкам. Научишь, как призвать духа рода?»

«Конечно. Учти, идеальное время для такого призыва — двенадцать ночи. Из реквизита понадобится: мел, семь черных свечей и острый нож. Его сможешь взять на кухне. А мел и свечи есть в комнате боярышни. Готовясь к ритуалу, она купила больше, чем требовалось. Тебе как раз хватит».

Запасливая девочка. Радует, что в перечне нет птиц для жертвоприношения. Лишить головы несчастного черного петуха вряд ли бы смогла. Хотя кто знает. Когда приспичит и не такое сделаешь. Та-а-ак. Не поняла. Раз куриц нет, то зачем нож?

«Для чего требуется холодное оружие?» — от неприятного предчувствия у меня засосало под ложечкой.

«Во время первого призыва духа рода призывающему требуется пожертвовать свою кровь», — невозмутимо ответила высшая сущность.

Все же без кровопролития не обойдется. Делать нечего, придется резать себе конечность. Вот же гадство-то.

Обреченно вздохнула. И вдруг меня осенила догадка.

«Або, в том ритуале, который проводила боярышня, она давала духу свою кровь?»

«Нет. Это была та самая ошибка, которая в итоге стоила ей жизни».

Не ответив, я глубоко задумалась. Глядя под ноги, шла вперед и ломала голову над историей с «измененным» текстом ритуала. Интуиция упрямо нашептывала: здесь что-то не так. Казалось, еще немножко и ухвачу истину за хвост. Увы, та вновь и вновь ускользала.

Роща как-то резко кончилась. На смену красавицам березкам пришел забор: каменный, местами позеленевший от времени.

— Мой дом, — печально сообщило привидение.

Увидев средь голых ветвей черепичную крышу, я внутренне приготовилась к непростому диалогу. Вскорости в ограждении показалась массивная деревянная калитка. Сердце забилось быстрее. Слушая, как оно гулко стучит в груди, я с усилием толкнула дверь.

Скрип несмазанных петель резанул по ушам. Громко закаркала ворона. Шумно хлопая крыльями, непонятно откуда взявшаяся птица пролетела прямо над моей головой. По спине пробежал холодок страха.

Зараза. Как в фильме ужасов.

Скинув наваждение, я уверенно пошла по вымощенной булыжниками тропинке. Направляясь к главному дому, осматривалась. Особняк определенно построен давно. На мой неискушенный взгляд вспомогательным строениям не одна сотня лет. Жаль, что все неухоженное. И почему-то во дворе совсем нет людей. Безусловно, мне это сейчас на руку. Просто странно.

— Наемники отчима куда-то подевались, — небрежно обронила призрачная дева. С ехидством предположила: — Наверное, этому мерзавцу платить своим головорезам больше нечем.

Чему же ты, дуреха, радуешься? Собственных средств у Антона Леонидовича, по всей видимости, нет. Раз он испытывает финансовые трудности, то деньги кончились у твоей матери. Точнее: у боярского рода Апраксиных. В общем, ничего хорошего.

Остановившись у подножия лестницы, ведущей к дому, я пристально посмотрела на привидение.

— У меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, не забывай, что кроме меня тебя никто не видит и не слышит. Когда увидишь отчима и мать, контролируй эмоции. Еще. Мне понадобятся имена людей, с кем ты была знакома. Как только с ними встречаемся, сразу называй.

— Пусть я неудачница, но не истеричка! И уж тем более не идиотка! — ноздри девушки затрепетали. Закусив нижнюю губу, она демонстративно отвернулась.

Надеюсь, договорились. Боже, что у нее за характер.

Я взбежала по ступеням. Пройдя через террасу, подошла к деревянной двухстворчатой двери. Решительно взялась за молоточек, постучала. Буквально через несколько секунд одна из створок открылась.

— Александра Петровна? — изумленно прошептал старик в потертой красной ливрее.

В воздухе повисла красноречивая пауза. Изображая вселенскую обиду, эта дохлая аристократка скрестила руки на груди и делала вид, что старика не видит и не слышит.

Отлично. Молодец, девочка. Сегодня же отправлю тебя в мир иной. Как же ты меня достала!

Дружелюбно улыбнувшись пожилому слуге, я вежливо поздоровалась:

— Добрый день.

Заторможено кивнув, мужчина посторонился, пропуская меня.

«Его зовут Николай. Боярышня с ним никогда любезна не была. Он искренне полагает, что юная госпожа слуг за людей не считает. Он шокирован. Не столько твоим внезапным появлением, сколько улыбкой», — невозмутимо сообщил ушастик.

Вот сучка призрачная.

Нацепив маску невозмутимости, я уверенно вошла в большой холл. Услышав непонятный шум, вопросительно посмотрела на растерянно хлопающего глазами слугу.

— Николай, что происходит?

Наконец-то отмерeв, старик испуганно-виновато поклонился, тихо ответил:

— Ваша матушка с супругом в кабинете беседуют. Антон Леонидович сегодня купил дорогую машину, боярыня расстроилась. Боярышня, позвольте ваше пальто, — он вновь низко поклонился.

«Весело» у них.

Не реагируя на недоуменный взгляд слуги, я аккуратно достала из кармана тушканчика. Бережно держа зверька, вручила пожилому мужчине свою верхнюю одежду и решительно пошла на звук.

* * *

Подслушивать некрасиво. Но иногда весьма полезно. Притаившись у приоткрытой двери, я слушала, как ругаются «родственники». Боярыня Апраксина настойчиво убеждала супруга, что деньги надо беречь. Мужчина что-то сердито бурчал в ответ. А я с каждой минутой все больше хмурилась.

По всему выходило, что финансовые дела древнего боярского рода плачевны. Почти все имущество заложено. В ближайшие дни банк продаст его за долги. Семья живет на доходы от рудника по добыче грифеля. И, со слов «матушки», он приносит копейки. А вот про деньги от сдачи гостиницы Анфиса Тимофеевна почему-то не упомянула.

— Так и есть. Все промотал, — со злорадством сообщила призрачная боярышня.

Да что ж ты никак не угомонишься?

Я строго посмотрела на привидение. Та горделиво задрала подбородок и отвернулась.

Неожиданно боярыня воскликнула:

— Я же все для тебя делаю! Посетовал, что нет карманных денег, сразу же отдала всю аренду с гостиницы. Почему ты такой неблагодарный⁈

Вот оно как. Шикарно устроился.

Послышался шорох. Спустя миг «отчим» переспросил:

— Как ты сказала? Неблагодарный? — его голос звенел от сдерживаемого гнева.

Так. Хватит с меня их разборок. Потом доругаются.

Наградив призрака многообещающим взглядом, я без колебаний вошла в кабинет. В этот момент Антон Леонидович вскочил с дивана. С презрением посмотрел на стоящую у окна полноватую миловидную женщину.

— Да ты должна быть счастлива, что живу с тобой и позволяю себя обеспечивать!

Ни хрена себе он загнул. Вот подонок.

Анфиса Тимофеевна стремительно побледнела.

— Тошенька, что ты такое говоришь… — прошептала она, не в силах отвести взор от мужа.

— Посмотри на себя! На кого ты похожа? — его холеное лицо исказилось от отвращения. — Чего надо? — мужчина резко повернул голову к выходу. Увидел меня и остолбенел.

Наконец-то заметив меня, «любящая» мать несколько мгновений смотрела неверяще. А после плотно поджала губы, угрожающе прищурилась.

— Мамочка, прости меня. Пожалуйста, прости, — громко взмолилась призрачная дева.

Бросившись к матери, видимая только мне боярышня упала на колени перед женщиной. Попыталась схватить край ее платья, обнять за ноги. Осознав, что все усилия тщетны, юная дворянка громко разрыдалась.

Боже, дай мне терпения.

Я молча направилась к рабочему столу. Под напряженными взглядами супругов села в кресло. Посадив тушканчика на колени, устроилась поудобнее. А после ровным тоном сказала:

— Добрый день.

— Почему ты не в монастыре? — недовольно поинтересовался Антон Леонидович и нервно дернул шеей.

Положив руки на столешницу, я нарочито медленно переплела пальцы. Как только взгляды «родственников» уперлись в перстень, ровным тоном сообщила:

— Мне там делать нечего.

— Вздорная девчонка, где ты взяла эту жалкую подделку? — грозно поинтересовалась боярыня. — Все еще не желаешь расстаться с мечтой стать главой рода? Ты что, не понимаешь, какой позор падет на наш род, когда узнают о твоем мошенничестве? Немедленно сними эту гадость!

— А я тебя предупреждал, — многозначительно бросил Антон Леонидович.

Внезапно он быстро подошел ко мне. Схватив правую руку, вцепился в палец. Однако, едва прикоснулся к кольцу, то конкретно так полыхнуло.

Ничего себе спецэффекты. Буду знать.

Я едва сдержала улыбку, увидев, как «отчима» перекосило. Шустро отпрыгнув от стола, перепуганный мужчина облизнул пересохшие губы.

— Оно не может быть настоящим, — пробормотал он шокировано. Однако на всякий случай попятился.

Как таракан. Такой же усатый, мерзкий и трусливый.

Остановившись у шкафа, Антон Леонидович поправил сбившийся шейный платок. Засунув руки в карманы халата, надменно хмыкнул.

— Анфиса, твоя дочь держит нас за дураков. Ее источник поврежден. За несколько дней его невозможно вылечить! Она не могла пройти испытание. Перстень — фальшивка!

Из приоткрытого окна подул ветер. Громко закаркала ворона.

Опять эта птица. Заняться ей что ли нечем?

Поглаживая зверька, я поймала взгляд «отчима». Тот испуганно сглотнул.

— Вынуждена вас разочаровать, — мило улыбнулась. — Я действительно являюсь главой рода.

— Твою ложь легко опровергнуть, — ледяным тоном информировала боярыня Апраксина.

Подойдя к стойке с телефонным аппаратом, Анфиса Тимофеевна сняла трубку. Монотонный гудок разнесся по комнате.

— Мамочка, я не хотела управлять родом. Даже в мыслях не было, — протяжно завыло привидение. Внезапно полупрозрачная фигурка взмыла в воздух, метнулась ко мне. — Сними этот дурацкий перстень! Прочь! Уходи! Ты чужая!

Совсем с катушек слетела.

Прикрыв глаза, я воссоздала перед внутренним взором картину «морозного узора» и негромко сказала:

— Угомонись.

Вопли мгновенно прекратились. Полупрозрачная девичья фигурка застыла в одной позе.

С тобой, похоже, по-другому нельзя.

— Что⁈ Да как ты смеешь? — послышался гневный голос опекуна.

Упс. А ведь мое «угомонись» прозвучало двусмысленно.

Ворона на улице вновь душераздирающе закаркала. Быстро сориентировавшись, я удивленно спросила:

— Разве вам не надоела эта птица?

Густо покраснев, мужчина что-то неразборчиво буркнул, торопливо подошел к окну, захлопнул створку. В этот момент на звонок боярыни ответили. Плотно прижав трубку к уху, женщина сухо представилась:

— Боярыня Анфиса Тимофеевна Апраксина. Я хочу заказать выписку по счету. — Уже через секунду ее лицо начало вытягиваться от изумления. Не попрощавшись с собеседником, Анфиса Тимофеевна вернула трубку на место. Находясь в каком-то заторможенном состоянии, она тихо сказала: — Мой доступ к счетам заблокирован. Теперь он есть только у главы рода. Боярышни Александры Петровны Апраксиной.

— Этого не может быть, — шокировано выдохнул «таракан».

— Тем не менее это так. Теперь перейдем к делу, — произнесла я максимально спокойно. — Скажу прямо. Ваши личные отношения мне глубоко безразличны. Вмешиваться в них не собираюсь.

— Да неужели? — с сарказмом переспросила боярыня Апраксина.

— Вы верно услышали, — не реагируя на провокацию, я сдержанно улыбнулась. — Чем быстрее встречусь с управляющим рода, тем скорее определю вам, Анфиса Тимофеевна, сумму ежемесячного содержания. — Выдержав многозначительную паузу, я невозмутимо продолжила: — Что касается вас, Антон Леонидович. Никаких карманных расходов за счет рода у вас, разумеется, больше не будет. Настоятельно рекомендую прекратить вашу бурную деятельность по поискам покупателей на недвижимость. В ближайшее время продавать я ничего не планирую.

— Слишком много на себя берете, боярышня, — процедил Антон Леонидович. — Да будет вам известно, бизнес рода в упадке. Даже мне, с моим талантом, не удалось выправить дела. Апраксины на грани банкротства! Вы и представить не можете, как долго я уговаривал боярина Силантьева купить убыточный рудник и убогое здание гостиницы. Решили все мои усилия пустить псу под хвост? Нет уж, милая моя, губить репутацию рода я вам не позволю! Все заключенные соглашения вы выполните!

«Книгу на диване забыл он», — прозвучал в моей голове бесстрастный голос ушастика.

«Забыл⁈»

«Именно так. Досадная случайность. Умысла на устранение падчерицы у него не было. Слишком труслив. Все, что делал потом — заметал следы. Очень боится потерять доступ к кошельку боярыни».

От сердца как-то разом отлегло. Безусловно, семейка у боярышни еще та. Таких родственников и врагу не пожелаешь. Однако проще жить, когда знаешь, что никто из них не планировал устранять юную дворянку. Моя предшественница действительно просто-напросто… набитая дура!

Неверно расценив мое молчание, альфонс самодовольно усмехнулся в тараканьи усы. И властно приказал:

— Завтра же подпишите документы о продаже.

— Нет, — лаконично ответила я.

Физиономия афериста побагровела. Играя желваками на скулах, Антон Леонидович сжал кулаки.

— Сделка уже заключена. Род Апраксиных обязан ее завершить, — прошипел он ядовитой змеей.

— Все сделки, заключенные в период охлаждения, являются недействительными и не подлежат исполнению. И да, про ограничения опекуна распоряжаться имуществом также знаю, — я встала из-за стола. Поудобнее перехватив тушканчика, направилась к выходу из кабинета.

— А ты изменилась, — задумчиво произнесла боярыня. — Сама на себя непохожа.

— Взрослею, — ответила я на ходу. Остановившись у порога, полуобернулась. Глядя на «отчима», заботливо предложила: — Антон Леонидович, если вы брали у Силантьева задаток, отдайте ему по-хорошему. Он ведь вам голову открутит, — и вышла в коридор.

— Рано радуешься, малолетняя стерва, — истерично крикнул мне в спину не мужчина, а ничтожество.

Ух, как перепугался. Приятно. Но радоваться и правда рано.

От предчувствия серьезных проблем внутри все заледенело. И почему-то показалось, что начнутся они уже сегодня.

(обратно)

Глава 2

Это же время. Особняк Апраксиных. Кабинет главы рода.

«Коза драная! Финтифлюшка малолетняя! Как она умудрилась получить перстень? Что теперь делать⁈ От задатка и копейки не осталось: все в казино спустил. Возвращать нечего. Силантьев с меня кожу чулком снимет», — от страха у Антона Леонидовича подвело желудок.

Сев на диван, он сцепил пальцы. Холодный липкий пот покатился по спине.

«Зачем купил у антиквара книгу с ритуалами? Что на меня нашло? Ещё и на диване забыл! Создал себе проблемы на пустом месте, — Антон мысленно застонал. — Старуха подписала бы документы без проблем. Как заставить это сделать мелкую тварь?»

— Я должна быть счастлива, что позволяешь себя содержать. Ты действительно так считаешь? — послышался полный боли голос боярыни Апраксиной.

«Прицепилась же к словам. Да кому ты нужна без денег? Жирная, морщинистая корова», — альфонс мысленно скривился от отвращения.

Вдруг он понял, как может выкрутиться. Пристально посмотрев на жену, мужчина сухо бросил:

— Молодец, Анфиса. Умеешь все с ног на голову ставить. То, что дочь тебя предала — плевать. Она же твоя кровиночка. А я так. Удобный. Безотказный. Мальчик на побегушках, — неожиданно, словно его озарило, Антон хлопнул ладонью себя по лбу, с надрывом расхохотался. — Идиот. Какой же я идиот! Почему раньше не догадался⁈

Вскочив с дивана, нетитулованный дворянин нервно заходил по кабинету. Изображая оскорбленную невинность, он украдкой наблюдал за женой. Сбитая с толку женщина растерянно хлопала ресницами.

Наконец, боярыня изумленно спросила:

— Тоша, о чём ты?

Опытный манипулятор резко остановился. Не отводя блестящих от эмоций глаз от супруги, криво улыбнулся.

— Встретил тебя и расслабился, как дурак. Позабыл, что женщинам нельзя доверять. Любовался тобой и думал: вот она, та самая — единственная, неповторимая. Такая уступчивая, ласковая, заботливая. Нежная. А ты просто меня использовала, — альфонс горько хмыкнул.

— Я⁈ — шокировано выдохнула Анфиса Тимофеевна.

— Ты, любимая. Ты, — демонстративно потерев левую сторону груди, Антон Леонидович подошел к окну. Глядя куда-то вдаль, тихо промолвил: — Никогда не скрывал, что ради тебя готов расшибиться в лепешку. Видел, как страдала от предательства дочери. Хотел, чтобы девчонка все осознала, припала к твоим ногам, повинилась. Всего за пару часов нашел для Саши лучший монастырь. Даже липовый паспорт изгоя умудрился ей сделать. Пахал как проклятый и параллельно целителей для твоей девочки искал… За что ты так со мной, Анфиса? — он круто повернулся к жене. — Будешь счастлива, когда боярин Силантьев порежет меня на куски?

Женщина стремительно побледнела.

«Умная баба, а ведётся. И ведь ни единого вопроса не задаст. Типичная влюбленная курица», — аферист про себя ухмыльнулся.

Вскинув брови, он ошарашенно прошептал:

— Неужели так мстишь за мою любовь к тебе?

Анфиса Тимофеевна рванула к супругу. Упав перед ним на колени, вцепилась в халат, жарко зашептала:

— Тошенька, как мог обо мне такое подумать? Без тебя мне жизни нет. Родной, о какой мести говоришь? Сашка не хочет продавать имущество, ну так не страшно, вернём задаток. Пусть и в двойном размере! У меня накопления на личном счёте есть. Не тревожься, я завтра утром свяжусь с Силантьевым и всё решу.

«Про личный счёт не знал. Приятный сюрприз. Надо дожимать. Эти деньги мне самому нужны», — промелькнули мысли в голове альфонса.

Внутренне скривившись, он ласково провел ладонью по лицу женщины.

— Я заинтересовал главу рода Силантьевых рудником и зданием гостиницы. Они не отступятся. Если сделка не состоится, меня убьют, — Антон тоскливо вздохнул.

— Нет. Этого не будет, — категорично заявила женщина. — С твоей головы и волос не упадёт.

— Неужели ты меня и правда любишь? — неверяще прошептал прожжённый пройдоха.

— Без тебя дышать не могу. Ты мое счастье, — голос Анфисы Тимофеевны дрогнул. Аккуратно положив голову на колени мужа, аристократка крепко прижалась щекой к махровой ткани.

«Партия за мной, — пришёл к выводу брачный аферист и торжествующе усмехнулся. — Осталось дождаться, когда „дражайшая супруга“ решит проблему с Силантьевыми. Потом вытрясу из неё все деньги и можно разводиться».

* * *

От нехорошего предчувствия сосало под ложечкой. Решив отложить экскурсию по особняку до лучших времен, я сразу же отправилась в комнату боярышни. Разумеется, не плутала. Або уже так привычно помог: поработал «навигатором».

Беспрепятственно войдя в просторное помещение, я сразу сняла ботинки. Поставив уличную обувь у стеночки, пошла проводить инспекцию своих новых владений. Собственно, смотреть особо было и нечего. Одна комната, служащая спальней, совмещенный санузел и гардеробная. Вот и все.

Нет, я ничуть не разочаровалась. Для меня всего вот этого более чем достаточно. Но имелось то, что смущало. Личная территория предшественницы казалась какой-то… безликой, что ли.

Светлая комната с полным набором мебели для спальни больше походила на хороший гостиничный номер, чем на уютное девичье гнездышко. Ни тебе игрушки, ни дурацкой картинки на стене. Словно и не жила здесь восемнадцатилетняя девушка.

Ну да, она совсем недавно вернулась из своего пансионата. Но хоть что-то из милых сердцу безделушек у нее должно же быть? Хотя у этой зануды и истерички все строго по правилам. Шаг в сторону — побег. Прыжок на месте — попытка улететь.

Хмыкнув, я посмотрела на зависшее неподалеку «замороженное» привидение. После того, что дева устроила в кабинете, сочувствия она больше не вызывала. Совсем.

Дура припадочная. Вот пусть и висит так. Ближе к двенадцати ночи оживлю. Эта истеричка во время ритуала еще нервы мне потреплет. Может, из-за нее на сердце так неспокойно?

Хмурясь, я посадила длинноухого тушканчика на подушку. Надеясь отвлечься, прошла в гардеробную и занялась ревизией доставшейся «по наследству» одежды. Вещей оказалось немного, но все отличного качества. Я даже обнаружила абсолютно новое белье, что откровенно порадовало.

Ну а то, что в моем распоряжении исключительно платья, причем унылого цвета и больше подходящие не юной девушке, а монашке, — не беда. Разберусь с финансами, подумаю, могу ли себе позволить купить что-то практичное и красивое. Пока же буду пользоваться тем, что есть.

Ни на минуту неутихающая тревога зудела, как назойливый комар. Не понимая, чем она вызвана, я вернулась в спальню. Бесцельно побродила по комнате.

Не помешает подготовиться к ритуалу. Куда боярышня могла припрятать свечи с мелом? Вариант один.

Не раздумывая, подошла к комоду. Взгляд в который раз зацепился за стоящее на нем стекло. Прозрачная выгнутая штуковина определенно не являлась элементом декора.

Может, светильник?

Решив не ломать мозг, я мысленно спросила Або:

«Знаешь, что это?» — полуобернувшись, для наглядности коснулась пальцем узкой кромки непонятной вещи.

«Местный аналог привычного тебе телевизора. Управление голосовое», — бесстрастно сообщил зверек.

Не ожидала таких продвинутых технологий. Потом разберусь с этим «чудо-стеклом». Сейчас абсолютно не то настроение.

Все сильнее нервничая, я наугад открыла один из ящиков комода. Обнаружив две коробки, поочередно в них заглянула. В большой оказались свечи, а в маленькой — мел.

Что плохого может случиться? Ритуал пойдет как-то не так?

Покусывая костяшки пальцев, подошла к кровати. Улегшись на спину, попросила Або:

«Расскажи о духах рода. Кто это вообще такие?» — я повернула голову к лежащему рядом тушканчику.

«Мелкие демоны», — спокойно ответила высшая сущность.

Кто⁈ Дух бояр Апраксиных — мелкий демон?

Шокированная новостью, я изумленно взирала на зверька. Выйдя из ступора, спросила первое, что пришло на ум:

«Откуда они берутся?»

Тушканчик потешно пошевелил ушками-локаторами.

«Приходят из нижнего мира. Крайне редко, но случается, что ткань мироздания лопается. Возникает своеобразный проход между этим миром и нижним. Жители империи в частных беседах называют такое место разломом, а официально — аномальной зоной. О ней ты хотела расспросить служащего в государственном приказе», — бесстрастно напомнил Або.

Осмыслив полученную информацию, я хмуро поинтересовалась:

«Что происходит после появления разлома?»

«На прилегающей к нему территории образуется особое энергетическое поле. Сельскохозяйственные культуры начинают давать доселе невиданные урожаи. Находящиеся в недрах минералы, редкоземельные металлы меняются на структурном уровне. Их полезные свойства усиливаются многократно. Владеющий таким земельным участком род стремительно богатеет, — тушканчик сел на подушке, обвил ноги хвостиком. И все тем же лишенным эмоций тоном продолжил: — Ни один маг не способен восстановить ткань мироздания. Разрыв затягивается сам. Когда это происходит, многие главы родов даже расстраиваются».

«С плюсами аномальной зоны разобрались, — я усмехнулась. — Какие минусы?»

«Люди, не обладающие магическими способностями, стремятся к разлому, как мухи на мед. Они заходят в него по доброй воле и исчезают. Выйти обратно нельзя. Ни обычному человеку, ни одаренному. Это дорога в один конец, — Або сделал красноречивую паузу. — Как только „добровольных“ жертв набирается определенное количество, в этот мир приходят демоны. Мелкие соглашаются на роль духов рода. Несерьезные задачи-проблемы они решают безвозмездно. За все остальное приходится платить. Цену устанавливает демон. Поэтому „духа рода“ стараются вызывать как можно реже. Существо, с которым заключил договор предок бояр Апраксиных, не призывали уже очень давно».

«Разрыв кровных уз с призраком боярышни — это несерьезная задача?» — я напряженно ожидала ответа.

«Безусловно», — поспешил успокоить Або.

Хотелось бы, чтобы так оно и было.

Все еще сомневаясь, я поскребла ногтями лоб. Заложив руки за голову, поинтересовалась:

«Кроме низших, есть ведь и другие демоны?»

«Верно. Среднего звена и высшие. Договариваться с ними бесполезно. Демонов среднего звена сложно, но можно ликвидировать на нашей территории. А вот высших — нет. Все те, кто пытался им противостоять, неизбежно погибали».

Зашибись. Какой «чудесный» мир. Очень надеюсь, что аномальная зона никогда больше не появится на землях Апраксиных. С меня и так достаточно всяких разных приключений. То одно, то другое. Даже расслабиться некогда.

Обреченно вздохнув, я погладила зверька: теплая шерстка приятно щекотала пальцы. Как-то вдруг стало нестерпимо душно. Недолго думая, решила освежиться. Соскользнув с кровати, прошла в гардеробную. Взяв с полки новое белье и полотенце, отправилась в ванную комнату.

Включив воду, скинула с себя одежду. Внезапно по ушам резанул женский вопль. Торопливо замотавшись в банное полотенце, я стремглав вылетела в спальню. Увидев ошарашенно озирающуюся боярышню, скрипнула зубами от злости.

Как она умудрилась так рано «ожить»? Впрочем, плевать. Крики этой особы терпеть не намерена.

«Технику заморозки к привидению применять сейчас опасно», — предугадав мое желание, сдержанно информировал Або.

«Почему?» — придерживая ткань на груди, я озадаченно взирала на перекошенное лицо призрачной девы.

«Призрак не стабилен, — непонятно ответил ушастик и тотчас огорошил: — К тебе незваный гость».

В этот момент входная дверь начала медленно открываться.

Абсолютно точно помню, что её захлопнула. Да что здесь происходит?

(обратно)

Глава 3

За пару мгновений можно придумать многое. Однако ни одно из моих предположений и рядом не стояло с реальностью. В комнату въехала… тележка. Стоящие на ней тарелки, накрытые колпаками, красноречиво намекали на то, что мне привезли поесть.

— Добрый вечер, боярышня, — не поднимая глаз, тихо поздоровалась девушка в скромном платье горничной.

Машинально кивнув, я наблюдала за тем, как служанка покатила тележку к низкому столику. Не понимая, как она умудрилась войти, строго спросила:

— Как ты сюда попала?

Вздрогнув, девушка застыла изваянием.

— Боярышня, не гневайтесь, — прошептала она испуганно-виновато. — Хозяйка распорядилась принести вам ужин. Кнопка замка не светится. Вот и решила, что могу зайти без стука. Вы же раньше сердились, когда кнопка не горела, а я стучалась, — девушка всхлипнула.

Выходит, здесь электронный замок?

Чертыхнувшись про себя, я дружелюбно сказала перепуганной девушке:

— Все нормально.

Та вымученно улыбнулась и принялась накрывать стол.

— Элементарных вещей не знаешь. В какой дыре ты жила? — высокомерно поинтересовалась у меня дохлая аристократка.

В груди всколыхнулось раздражение. Хмурясь, я грозно глянула на привидение.

— Не смей на меня так смотреть, — с предостережением прошипела дева. — Что ты о себе возомнила? Еще раз применишь ко мне силу, пожалеешь, — привидение от злости сжало кулаки.

О как. Нарывается на скандал?

«Я контролирую энергетические потоки, — неожиданно прозвучал в голове голос высшей сущности. — Веди себя максимально спокойно. Ты вызываешь у привидения агрессию».

«Ничего не понимаю. Або, что происходит?»

«Занят. Позже», — лаконично ответил ушастик.

Мысленно пожав плечами, я чуть выше подтянула ткань, сползшую с груди. Тем временем, все также избегая на меня смотреть, горничная поставила на столешницу последнюю тарелку. Строго глядя в пол, замерла у столика.

Вот стерва — моя предшественница. Всего же неделю в особняке прожила, а служанкууспела зашугать. Стоп. А с чего вдруг маменька отправила ко мне горничную с ужином? Решила проявить заботу? Это вряд ли. Скорее какую-то пакость готовит.

Не успела я озадачиться вопросом, как в спальню вплыла боярыня Апраксина.

— Поди прочь, — приказала она служанке.

— Слушаюсь, хозяйка, — склонившись в три погибели, прошелестела девушка. Выпрямившись, внезапно пообещала: — Боярышня, нож принесу вам в течение десяти минут.

Старательно контролируя эмоции, я кивнула. Провожая взглядом служанку, спросила Або:

«Ты попросил?»

«Да, — моментально откликнулся тушканчик. — Как можно скорее выпроводи боярыню. Нам надо продержаться хотя бы до темноты».

Зашибись. И чтобы все это значило?

Прерывая мыслительный процесс, Анфиса Тимофеевна глубокомысленно сообщила:

— Теперь понимаю, как ты получила перстень главы рода.

Елки-зеленые. На мне же из одежды лишь полотенце. Что теперь? «Любящая» матушка увидела метку ведьмы и опустится до шантажа?

— Мамочка-а-а, прости-и-и, — внезапно заголосило привидение.

Рыдая, дева второй раз за день бухнулась к ногам матери. Предчувствие неумолимо надвигающейся беды сдавило сердце. Мой персональный призрак светился розовым цветом. Да и в размерах слегка увеличился.

Ничего себе метаморфозы. Ушастик просил побыстрее выпроводить «гостью». Как это сделать?

Характерный шум воды в ванной комнате подал идею. Словно невзначай, я посмотрела на распахнутую дверь в санузел. Поправив на груди полотенце, скупо улыбнулась «маме». И с замораживающей вежливостью спросила:

— У вас что-то срочное?

Демонстрируя превосходство, боярыня пренебрежительно усмехнулась.

— Завтра утром ты подпишешь документы на продажу рудника и гостиницы. В противном случае у тебя начнутся серьезные проблемы, — женщина недвусмысленно посмотрела на мое правое предплечье.

Кто бы сомневался. Пошла с единственного козыря. Интересно, она знает об отличиях в метках ведьм? В любом случае решения не изменю. «Таракана» ждет облом.

Неожиданно призрак взвился в воздух. Напрочь игнорируя тот факт, что мать ее не слышит и не видит, боярышня громко заверила:

— Мамочка, все будет, как ты захочешь. Даже не сомневайся, — стремительно подлетев ко мне, привидение с угрозой выплюнуло: — Ты подпишешь документы. Ясно?

Боярыня готова устроить «райскую жизнь» не мне, а ей, родной дочери. Причем из-за альфонса. Неужели эта дура не понимает?

— Все предельно понятно, — ответила я сразу обеим.

Гадское полотенце неожиданно соскользнуло. Успев подхватить его в последний миг, я крепко обмоталась.

Оглядев меня с ног до головы, «матушка» хмыкнула, пафосно известила:

— Впервые ты думаешь не о себе, а о чести рода. Похвально. Ступай мыться, — и неторопливо покинула комнату.

Вот спасибо. Как бы без ее величайшего соизволения обошлась?

«Срочно иди в ванную. Постарайся максимально расслабиться. Надо. Когда придет время, позову», — сухо информировал ушастик.

В эту же секунду меня обдало замогильным холодом. Уже не алый, но кроваво-красный призрак зловеще предупредил:

— Только попробуй подвести матушку.

Вот ее плющит-то. С чего такие разительные перемены?

— Мне не нужны проблемы, — прошептала я, усиленно изображая испуг.

Для пущего эффекта энергично помотала головой и шустро удрала в санузел. Закрывшись изнутри на задвижку, прижалась затылком к прохладному кафелю.

Призрачная боярышня не стабильна. Мне надо посидеть в ванной. Понятно зачем — чтобы я лишний раз не нервировала привидение. Еще бы понять, что на нее вдруг нашло. А главное: чем чревато. И вот как в таких условиях расслабиться?

Сердито сопя, сняла с себя полотенце, повесила на крючок. Закрыв кран, собрала волосы в пучок на затылке, улеглась в ванну. Время шло, а моя «ушастая прелесть», увы, молчала. Вода уже несколько раз остывала, приходилось добавлять горячей.

Такими темпами скоро в русалку превращусь.

Полюбовавшись сморщенной кожей на пальцах, я решительно выбралась из воды. Насухо вытершись, оделась. Тщательно расчесавшись, заплела две косы. Не зная, чем еще себя занять, уселась на пол, прикрыла глаза. Сладко зевнув, задремала.

Вдруг перед внутренним взором появился рисунок, поразительно напоминающий пентаграмму. Затем в лучах и в центре «звезды» вспыхнули руны. Следом последовала расстановка свечей, место на руке для надреза, точка, куда надо будет пролить кровь. И слова, которые надо будет произнести. Причем все вот это счастье намертво отложилось в памяти. Разумеется, сонливость как рукой сняло.

«Схема призыва. Передать мог только при твоем полном расслаблении, — прозвучал в голове голос Або. — Призрака держу под условным контролем. В любой момент может начаться необратимая трансформация. На улице стемнело. Тянуть дальше нельзя. Сейчас выходишь, берешь все для ритуала и идешь в подвал. Дорогу покажу».

«Поняла».

Встав, я осторожно открыла дверь. Пылающее красным светом привидение висело в дальнем углу. Оно молчало и даже не шевелилось. Однако по телу пробежали мурашки. В том, что моя предшественница стала опасной, можно и не сомневаться.

С богом.

Внутренне собравшись, я вышла из ванной.

* * *

Из главного дома я выскользнула незамеченной. Быстро осмотрелась: во дворе темно и тихо. Припрятанный во внутреннем кармане куртки кухонный нож холодил грудь. Нервничая, я покосилась на жёлтый лунный диск, поудобнее перехватила коробки.

«Або, веди».

«Вдоль здания налево, потом направо и прямо по дорожке», — прозвучали в голове указания высшей сущности.

Поняла, приняла.

С трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег, я торопливо пошла по территории особняка. Отбрасывая красные блики на голые ветви деревьев, привидение плыло за мной. И молчало.

Уж лучше бы возмущалось. А то как-то жутковато.

Громко закаркала ворона. Сердце ухнуло в пятки. Справившись с испугом, я пробормотала сквозь зубы:

— Спать надо, а не орать.

Шумно хлопая крыльями, большая чёрная птица пролетела над головой. Меж лопаток пробежал холодок страха.

Так, хватит уже трусить!

Грозно нахмурившись, я решительно пошла вперёд. Вскоре показались очертания низкого строения. На ходу осматриваясь, пыталась хоть что-то вспомнить. Увы, ничего.

Засомневавшись, спросила сидящего в кармане тушканчика:

«Мне точно сюда?»

«Да. Заходишь, спускаешься по лестнице. Открываешь дверь, и ты на месте», — в спокойном голосе Або послышались отголоски усталости.

Ушастик уже несколько часов сдерживает истеричное привидение. Надо ускоряться.

Откуда-то сбоку раздалось уже знакомое мрачное карканье. Я резко обернулась. На ветке многовекового дуба сидела всё та же здоровенная ворона.

Вот прицепилась-то.

Стиснув зубы, я стремительно преодолела оставшееся расстояние, без колебаний вошла в подвал и замерла в нерешительности. Узкий коридор заканчивался лестницей, круто уходящей вниз, в темноту.

Скорее всего, свет как-то включается. Но пока разберусь, сто лет пройдёт.

Решив не терять время понапрасну, начала осторожно спускаться. Через несколько мгновений за спиной повисло привидение боярышни: щербатые ступени подсветило кроваво-красным.

Хоть какая-то от нее польза.

Уже без опасений переломать ноги торопливо сбежала вниз. Взявшись за прохладную ручку, потянула на себя тяжёлую металлическую дверь. Без раздумий вошла в помещение и не сдержала удивлённый возглас:

— Ничего себе.

Стены, потолок и пол излучали бирюзовый свет. Казалось, я попала в какую-то параллельную реальность.

«Черти пентаграмму ближе к центру комнаты», — безэмоционально сообщил Або.

«Хорошо».

Гулко стуча каблуками, подошла к нужной точке. Положив коробки на пол, сосредоточилась. Воссоздав перед мысленным взором схему призыва, принялась рисовать.

Мел крошился, пачкал пальцы. Не обращая на такую мелочь внимания, я начертила на каменном полу семиконечную звезду. Затем скрупулёзно воспроизвела сложные символы рун. Закончив с основной частью работы, разогнула подуставшую спину. Стряхнув с пальцев белую пыльцу, открыла коробку со свечами. Расставив их в нужном порядке, внимательно осмотрела своё творение. Усмешка тронула губы.

Вот и пригодилось умение рисовать. С этой частью ритуала однозначно справилась. Осталось самое неприятное: кровь самой себе пустить. Надеюсь, с демоном, тем, который дух рода, проблем не возникнет.

Безмолвно наблюдающее за мной привидение неожиданно спросило:

— Хочешь поскорее от меня избавиться? — в тоне боярышни не слышалось агрессии, скорее апатия.

Я внимательно посмотрела на призрачную деву. Моя предшественница не только изменила цвет на красный, она выросла раза в полтора и конкретно раздалась в ширину.

Ёлки-зелёные. Точнее: красные. С тобой стоит быть очень аккуратной.

Достав из внутреннего кармана нож, я мягко напомнила:

— Там, на сумеречном уровне, поклялась тебя освободить как можно быстрее. Я просто выполняю обещанное.

— Ненавижу тебя. Ты забрала у меня всё, — безжизненно сообщила дева.

Да ты офигела⁈ А ничего, что ты сама себя укокошила?

«Не отвечай. Призывай духа. Сейчас, — впервые в тоне высшей сущности слышалось напряжение. — Общаясь с демоном, контролируй себя. Я ничем не смогу помочь».

Очередной сюрприз. Хорошо, что предупредил.

Глубоко вдохнув, я сосредоточилась. Убедившись, что пульс более-менее выровнялся, без сожалений полоснула ножом по ладони. Боль обожгла. Скрипнув зубами, вытянула руку. Тягучая капля крови медленно шлёпнулась на руну Семаргла. Фитили всех свечей вспыхнули голубым светом.

— Кровь? Её же в ритуале призыва нет. Что ты задумала? — встревоженно поинтересовалось привидение.

Не реагируя на вышедшего из заторможенного состояния призрака, я дождалась, когда на символ упадёт вторая порция крови. Громко и отчётливо сказала:

— Грань между явью и навью, откройся! Дух боярского рода Апраксиных, пробудись, явись! — как только третья капля полетела вниз, быстро сжала кулак, отвела руку.

— Собралась меня угробить? — истерично взвизгнув, привидение метнулось ко мне.

Внезапно пентаграмма полыхнула багрово-алым пламенем. Призрак застыл, словно не в силах пошевелиться. А в центре моего рисунка появилось… существо. Распахнув глаза, я ошарашенно смотрела на духа рода.

С чего вдруг его изобразили на гербе зверушкой? Это же членистоногое! И больше всего походит на мерзкого, покрытого розовой слизью паука-переростка. Редкостная гадость.

— Чего ты хочешь от меня, глава боярского рода? — прошипел мелкий демон.

От звука его голоса волосы на голове зашевелились. На всякий случай я шагнула назад, подальше от горящей линии. Запихав подальше страх, ровным тоном ответила:

— Прошу тебя разорвать кровные узы, связывающие меня с духом боярышни, и отправить её на перерождение.

— Я выполню просьбу. Подтверди, что жертва добровольная. Достаточно простого слова: «да», — жутковатое шипение демона парализовало волю: безумно захотелось согласиться.

Поймав себя на том, что уже открыла рот, я вонзила ногти в рану на ладони. Боль отрезвила.

— О какой жертве ты говоришь?

— Неизбежной. Не разорвав всех кровных уз, привидение не отправить на перерождение. Это формальность. Просто скажи «да», и я выполню твою просьбу, — демон перешёл на вкрадчивый шёпот. Теперь он не пугал, убаюкивал.

Тряхнув головой, сбросила наваждение. Тотчас пришло чёткое понимание: пока не допущу ошибки, эта склизкая мерзость мне ничего не сделает.

— Ещё раз. Чем или кем я должна пожертвовать?

— В твоём чреве зародилась жизнь.

Что⁈

Шокированная убойной новостью, я словно превратилась в истукана.

— Ты устала от проблем. Я могу избавить сразу от всех. Скажи всего лишь одно слово: «да», и ты будешь жить как того пожелаешь, — уговаривая, тварь из другого мира едва ли не мурлыкала. — Твоя жизнь, твои правила. Сама себе хозяйка. Просто произнеси: «да».

Вот именно. Я сама решаю. Пошёл ты на хрен.

— Нет, — мой лаконичный ответ эхом отразился от стен.

— Да будет так, — прошипел раздосадованный демон. — Пожалеешь о своём выборе.

Пламя загудело, рвануло ввысь, а через секунду погасло. Демон исчез. Пребывая в непонятном ступоре, я смотрела на каменный пол: от моего рисунка, свечей не осталось и следа.

Твою ж мать. Я беременна. Твою ж мать.

— Шлюха! Ты позор для рода Апраксиных! Ты осквернила моё тело! Сдохни, ведьма! — рёв призрака оглушил.

«На воздух. Быстро», — хладнокровно скомандовал Або.

Не глядя на разгневанное привидение, я стремглав помчалась прочь из подвала. Взлетев вверх по лестнице, выскочила на улицу. Инстинктивно отскочила вправо. Обдав меня ледяным холодом, следом вылетел призрак.

Мамочка.

Я с ужасом смотрела на багровое, трёхметровое существо. Зависнув над землёй, дева злобно расхохоталась. Громко каркая, перепуганная ворона слетела с дерева. А через миг её сцапала боярышня и целиком запихала себе в рот.

Изголодалась аристократка. Птиц живьём жрёт.

Страх куда-то испарился. Прижимаясь спиной к стене древнего строения, я напряжённо думала, что делать. Идей не было. Совсем.

(обратно)

Глава 4

«Стой и не двигайся», — неожиданно попросил Або.

Я моментально замерла, даже дыхание затаила. Не в силах предугадать, что затеяла высшая сущность, я не спускала глаз с призрачной боярышни. Той же пока было не до меня. Тщательно пережевывая ворону, слетевшее с катушек привидение причмокивало, урчало от удовольствия.

Какой «здоровый» аппетит.

Лунный свет щедро осветил призрака. Машинально отметила: наше внешнее сходство пропало. В паре метров над землей висела отнюдь не юная девушка, но гигантская, отвратительная старуха. Причем её платье лопнуло по швам и висело лохмотьями.

Нехило её посмертие потрепало. Чем так занят Або? Ворона не бесконечная. Эта любительница живой пищи скоро мной заинтересуется. Вон, уже косится.

Я незаметно опустила руку в карман куртки. Погладив по спинке тушканчика, мысленно сказала:

«Не хочу отвлекать, но она доедает последнее перо».

«Всё. Я закончил. Вытащи меня, — устало попросила высшая сущность. — Энергии осталось очень мало. Не хочу тратить на перенос».

Благодарность и беспокойство за ушастика волной всколыхнули душу. Бережно взяв зверька, вытащила на воздух. Собралась спросить, что он задумал, вдруг привидение метнулось ко мне. Не отводя пылающего огнём и ненавистью взгляда, боярышня-монстр злобно оскалилась.

Кабздец.

Желание убежать, спрятаться опалило разум. Я до боли закусила губу и буквально заставила себя остаться на месте. А через секунду произошло невероятное. Разъярённый дух утратил ко мне интерес! Отвернувшись, омерзительная старушенция принялась рассматривать старое дерево.

«Сделал всё, что мог. Двадцать минут у нас есть. Дальнейшее зависит от твоего решения», — тихо сообщил Або.

Дежавю. Как-то уж слишком часто мне предлагают сделать выбор. И отнюдь не между тортом и конфетами.

Криво усмехнулась. Наблюдая за призраком, что-то выискивающим на дубе, я сдержанно ответила:

«Рассказывай».

Выскользнув из руки, зверёк ловко вскарабкался мне на плечо. Усевшись, безэмоционально предложил:

«Посмотри на привидение так, как я тебя учил. Помнишь?»

«Угу».

Глубоко вздохнув, я сосредоточилась. Наведя расфокусированный взгляд на старушенцию, ошалела. Нити разного цвета и толщины тянулись от меня к призраку.

— Что за хренотень? — прошептала изумлённо.

«Мелкий демон оставил своеобразный „подарок“. Кровные узы проявились, заодно окрепли, — ровным тоном поведал Або. — Обрати внимание на золотистую „нить“ с чёрной сердцевиной. Абсолютно уверен, что через неё дух боярышни сосёт твою силу. Впрочем, здесь нет причин для беспокойства. От подобного займа энергии вреда не будет ни тебе, ни ребёнку. К сожалению, как уже говорил, просканировать тебя не могу, но думаю, не ошибусь, предположив, что этот связующий канал образовался после зачатия, а вот приобрёл характерную плотность благодаря духу рода. Отсюда и столь внушительная трансформация призрака».

Растерявшись, я спросила невпопад:

«Откуда демон узнал о моей беременности?»

«Кровь. Ты дала ему свою кровь», — спокойно ответил ушастик.

Мысли скакали, как взбесившиеся кони. Кое-как их утихомирив, я погладила тушканчика, призналась:

«У меня в голове каша».

«Не удивлён, — невозмутимо информировал зверёк. — Слушай внимательно. Привидение, как и прежде, видишь и слышишь только ты. Несмотря на масштабную трансформацию, к тебе оно сейчас прикоснуться не сможет, разве что продолжит угрожать и трепать нервы».

Я не сдержала облегчённого вздоха, пробормотала:

«Птичку, конечно, жалко, но в целом не критично».

«В вашем случае только дух рода был способен одновременно разорвать кровные узы и отправить боярышню на перерождение. Поэтому я поддерживал твоё желание провести ритуал, — не разделяя моей радости, сухо продолжил Або. — Обстоятельства изменились. Деактивацию некромантской техники „заморозки“ ты усвоила отлично. Разорвёшь узы аналогичным способом: не все „нити“ сразу, но одну за другой. Последней должна быть золотистая. Поняла?»

Машинально кивнув, я нахмурилась, попросила:

«Подожди. Правильно понимаю: если сделаю всё сама, то душа боярышни не сможет возродиться?»

«Именно так».

Как-то вдруг эту истеричку стало жалко. Отчасти есть и моя вина, что боярышня внезапно стала… такой. Вдруг она потом родится в нормальной семье? Нельзя быть уверенной, что она и новую жизнь спустит псу под хвост. Да и вообще, не хочу брать грех на душу.

«Знаешь, боярышня, конечно, дура редкостная, ещё и припадочная, но лишать её возможности переродиться как-то уж слишком. Возможно, я пожалею, но готова потерпеть её закидоны. Девять месяцев не такой уж большой срок».

«Твоя беременность будет протекать не девять, а шесть месяцев, — в очередной раз шокировал Або. — Действительно, ни тебе, ни ребёнку призрак вреда не причинит, однако для всех других — смертельно опасен. Когда закончится внушение, дух боярышни поймёт, что птенцов на дереве нет, и отправится на поиски теплокровных. Уже завтра утром в радиусе пятиста метров не останется ни единого живого существа, но дух продолжит убивать, пока не разорвёшь вашу связь, тебя будут окружать лишь горы трупов».

Что⁈

Меня резко затошнило, ноги ослабели. Снова прислонившись к стене, облизнула пересохшие губы.

«Что будет после того, как разорву кровные узы?»

«На тебя привидение не кинется: сработает остаточное действие привязки, при условии, что ты намеренно не спровоцируешь духа. Тогда он вполне способен и тебе причинить вред, — тушканчик переместился под воротник куртки. — Ну а направление его движения несложно просчитать: отправится в главный дом. Скорее всего, первыми погибнут слуги».

Холодный пот струйкой потёк по спине. Руки сжались в кулаки. Из-за моего решения провести этот гребаный ритуал, а потом послать демона куда подальше, погибнут ни в чём не повинные люди.

«Ты сказал, что дальнейшее зависит от меня. Не верю, что речь шла только про эти треклятые узы», — наклонив голову, пристально посмотрела на ушастого зверька.

Навострив уши-локаторы, тот несколько мучительно долгих мгновений не отвечал. Затем неохотно признался:

«Надеялся, что сможешь совладать с призраком. Некромантскую технику, которой его можно обезвредить, знаю, но теперь понимаю, что ничего не выйдет».

Настолько во мне сомневается⁈ Думает, не справлюсь?

«Не вздумай себя накручивать, — строгим тоном предупредил Або. — У тебя уникальный дар, но в первую очередь ты человек. Вспомни, как передавал тебе схему призыва духа. Сама-то, как думаешь, способна сейчас расслабиться?»

Я мысленно застонала. Сосредоточиться, собрать волю в кулак, сконцентрироваться могу без особых проблем, а вот так, по щелчку пальцев, расслабиться — непосильная задача. И уж тем более сейчас, когда взвинчена до предела.

Не желая сдаваться, я упрямо спросила:

«Иначе никак не обучить этой технике?»

«У нас нет времени на рисунки и объяснения, — высшая сущность помолчала, а после задумчиво произнесла: — Призрака без труда ликвидирует Дмитрий. Чисто теоретически, могу попытаться его позвать», — в интонации иномирного существа промелькнула неуверенность.

Гадство. Только Дмитрия здесь и не хватало. Как вообще с ним общаться? Что это я? Совсем умом тронулась. Хрен пойми, о чём думаю. На кону столько жизней!

Осторожно погладив тёплое тельце тушканчика, я уверенно сказала:

«Зови. У тебя получится с ним связаться. Даже не сомневайся».

«До завершения внушения осталось сто восемьдесят секунд. Не успею. Поможешь?» — устало попросил зверёк.

«Конечно, что надо делать?»

«Шесть минут после разрыва вашей связи призрак останется здесь. Этого времени мне хватит».

«Услышала».

Сконцентрировавшись, я нащупала ближайшую темно-зелёную нить. Мысленно ведя обратный отсчёт, поняла, что безумно волнуюсь.

А что, если некромант не придёт?

* * *

Москва. Кремль.

Предполагая, что день выдастся тяжелым, Дмитрий не ошибся. После фееричного восшествия на трон пять часов кряду он общался с начальником тайной канцелярии. Затем последовала запись телевизионного обращения нового самодержца к народу.

Рюрикович не имел подобного опыта. Безусловно, он хотел бы подготовиться. Однако для этого пришлось бы откладывать запись. А вот этого делать категорически не стоило. Уже сегодня подданных стоило успокоить, обнадежить. И конечно же, заверить, что теперь, когда последний представитель императорского рода вернулся, все непременно будет хорошо.

Выложился Дима по полной. Разумеется, не вся речь получилась гладкой. Однако посмотревший передачу Макс заверил, что энергетика у государя зашкаливала и даже он проникся. В объективности друга некромант ничуть не сомневался. Так что можно считать, первый блин у него получился удачным.

Ну а после того как утомительная съемка закончилась, началось совещание. Министры экономики, военной обороны, промышленности единодушно вываливали на молодого правителя информацию: как архиважную, так и пустую. Убеленные сединами аристократы говорили без продыху и одновременно его прощупывали, изучали. Это было ожидаемо, но выматывало. Причем похлеще интенсивной физической тренировки.

За окном давно стемнело. Увы, рабочий день для его величества еще не закончился. Воспользовавшись тридцатиминутной передышкой, император России удалился в комнату, смежную с кабинетом.

Сняв белоснежный с золотом китель, Дмитрий небрежно кинул его на узкий диван. Устало попросил:

— Домовые, кофе.

Не сев, а скорее плюхнувшись в мягкое кресло, Рюрикович почувствовал, как спинка плавно опускается и вместе с сиденьем подстраивается под его фигуру.

Закрыв глаза, Дима унюхал приятный аромат кофе. Не желая шевелиться, подумал:

«Как же хорошо», — и отрубился.

Казалось, уставшего до безобразия мужчину невозможно разбудить даже пушкой. Однако из царства Морфея его вырвал отнюдь не грохот, но тихий шелест открываемой двери.

Узнав мягкую поступь визитера, Дмитрий мысленно тяжко вздохнул. Не размыкая век, спросил:

— Макс, кому я так экстренно понадобился?

— Алексей Владимирович на проводе. Срочно требует тебя.

— Кто это? — спросил император с недоумением.

— Архимаг и ректор Суздальской военной академии. А по совместительству твой наставник, — терпеливо пояснил барон Воеводин.

Рюрикович недовольно поморщился.

«Совсем некстати дед объявился. Выслушивать его нравоучения нет ни сил, ни желания. Может, отложить беседу?» — размышляя, он сел в кресле.

Прогоняя остатки сна, самодержец энергично потер лицо. Случайно задев локтем чашку с остывающим напитком, чертыхнулся. Глядя на коричневое пятно, расплывшееся на рукаве, сухо бросил:

— Скажи, что у меня совещание. Сам с ним свяжусь завтра или послезавтра. В общем, потом, как освобожусь.

Максим понимающе улыбнулся. Подойдя к стойке с телефонным аппаратом, снял трубку.

— Алексей Владимирович, вы здесь? — очевидно, дождавшись подтверждения, Воеводин ровным тоном продолжил: — Сожалею, но совещание еще не закончилось. По всей видимости, Дмитрий сегодня освободится очень поздно. Я передал, что вы желаете поговорить. Он очень рад, что вы позвонили, и непременно с вами свяжется, как только появится свободная минута.

Прижимая трубку к уху, Максим молча слушал невидимого собеседника и рассматривал узор на ковре.

«Попал Макс под раздачу. Впрочем, для него это не в диковинку, — вспомнив, как доставалось им обоим от ректора во время обучения в академии, государь усмехнулся. Глянув на часы, неодобрительно качнул головой. — Надо приводить себя в порядок. Скоро закончится перерыв».

Поднявшись из кресла, Дима раскрыл пряжку на ремне, вытащил полы рубашки. Методично расстегивая пуговицы, он с невозмутимым видом наблюдал за Воеводиным.

— Всего доброго, Алексей Владимирович, — с явным облегчением завершив диалог, Максим посмотрел на первое лицо государства, лаконично сообщил: — Твой дед злой, как дьявол.

Коротко кивнув, Дмитрий распорядился:

— Домовые, чистую сорочку.

Бросив на диван испачканную вещь, дождался, когда появится чистая. Надев свежую рубашку, государь с усилием застегнул пуговицу на одной манжете, задумчиво произнес:

— С Алексеем Владимировичем будут проблемы.

— Думаешь? — недоверчиво переспросил Воеводин. — Старик, конечно, тот еще интриган, да и характер паршивый. Но зачем ему вредить собственному внуку? Ему теперь с тобой не скандалить, а дружить надо.

«Дед грезит о власти. Так что нет, мой добрый друг. Скорее всего, ты заблуждаешься», — пришел к неутешительному выводу Дмитрий.

Наконец-то справившись с пуговицей на второй манжете, он грустно хмыкнул и сказал верному товарищу:

— Дай-то бог, чтобы ты оказался прав.

«Некромант, нужна твоя помощь», — внезапно раздался в разуме Дмитрия голос высшей сущности.

Не дрогнув ни одним мускулом на лице, мужчина сдержанно спросил:

«Что случилось?» — дожидаясь ответа, он на автомате взял китель, надел.

«Дух боярышни Апраксиной спонтанно трансформировался. Класс опасности десятый, — в тоне существа из другого мира отчетливо звучала усталость. — Я почти пустой. Саша сама не справится. Узы она разорвала. Осталось девяносто секунд до полного освобождения призрака».

«Иду», — не раздумывая ответил некромант.

«Ждем».

Сосредоточившись, Дмитрий подхватил путеводную нить, оставленную иномирянином. Установив точное место выхода, плавно вытянул руку.

Напряженно наблюдающий за товарищем Воеводин деловито спросил:

— Что случилось? Я нужен?

— Дух в особняке бояр Апраксиных. Десятка по шкале, — невозмутимо сообщив о критической опасности, Дмитрий начертил в воздухе замысловатую руну. — Ты остаешься здесь. Если задержусь, прикроешь, — дождавшись, когда символ полыхнет зеленым светом, сразу же начал рисовать вторую руну.

— Дим, у тебя ремень и рубашка расстегнуты, — не отводя взгляда от государя, напомнил барон Воеводин.

— Некогда, — бросил некромант и уверенно шагнул в зеленоватое свечение.

— Удачи, друг, — долетело ему вослед.

* * *

Особняк Апраксиных

Парадокс, но так, как Дмитрия, я прежде никого не ждала. Не сводя взгляда с зависшего над землей привидения, мысленно просила, умоляла некроманта помочь.

Дима, ты очень нужен. Приди, пожалуйста, приди.

Твердя про себя одно и то же, понимала, что время неумолимо истекает. Еще чуть-чуть, и дух спятившей аристократки отправится на свой кровавый пир.

«Некромант идет», — с безграничной усталостью сообщил Або.

Радость всколыхнулась в груди. И в это же мгновение тупо таращившийся на меня призрак злобно захохотал. Раззявив слюнявую пасть, та, что прежде была юной девушкой, продемонстрировала здоровенные, острые клыки. Не переставая оглашать окрестности безумным хохотом, старушенция повернулась ко мне спиной и медленно поплыла в сторону главного дома.

Он не успеет. Надо задержать это чудовище.

Решение пришло мгновенно. Не задумываясь, я запихнула тушканчика в карман куртки. Не реагируя на его возмущенный писк, громко, с насмешкой крикнула:

— Эй, куда собралась? Идиотка полоумная, ты разрешения спросить забыла у хозяйки!

Круто развернувшись, дух оскалился и рванул ко мне пылающим факелом. С трудом успев уклониться от когтистой руки, летящей мне в голову, я стремглав бросилась к ближайшему дереву.

Взревев от разочарования, агрессивный дух помчался за мной. Не сбавляя бешеного темпа, я носилась меж стволов, как спятивший заяц. Увы, совсем скоро поняла, что на пределе. Нетренированное тело подводило.

Еще немного. Он скоро придет.

В прямом смысле заставляя себя бежать, я увеличила разрыв с призраком и тут споткнулась о камень. По инерции пролетев пару метров, влетела в кусты. Колючки оцарапали лицо. Шипя от боли, я кое-как извернулась, повернулась лицом к привидению.

— Поз-з-дний ужи-и-ин, — довольно ощерившись, гигантская старуха уже без спешки направилась ко мне.

Не особо задумываясь, я нащупала в кармане тушканчика.

«Что ты творишь?» — озадаченно поинтересовался Або.

Промолчав, подцепила зверька и на всякий случай отшвырнула от себя подальше. Попыталась встать, тщетно. Натруженные мышцы банально не повиновались.

Добегалась. Все, конец. Надеюсь, прежде чем эта гадина меня сожрет, хоть морду ей смогу успеть расцарапать.

Вдруг промелькнуло что-то белое. Через удар сердца между мной и взбесившимся призраком стоял широкоплечий мужчина. Полуобернувшись ко мне, Дмитрий спокойно сказал:

— Теперь посиди в кустах. Это недолго, — перед тем, как отвернуться, он добавил: — Ты умница.

Широко распахнув глаза, я застыла изваянием. Казалось, некромант ничего не сделал. Но внезапно агрессивная старушенция истошно заорала. А через секунду она уже старалась стянуть с шеи золотисто-черную удавку и билась, как гигантская рыба. Не обращая внимания на желание «добычи» освободиться, потрясающе невозмутимый Дмитрий пеленал привидение искрящимися нитями силы.

На мумию становится похожа.

Осознание, что меня не съедят живьем, пришло как-то неожиданно. Так и не решив плакать или смеяться, я клацала зубами не хуже привидения. Резкая вспышка озарила ночное небо. И как-то сразу все кончилось. Призрак в прямом смысле исчез. Даже луна скрылась за тучами.

Тихонько зашуршали ветки. Шустро работая лапками, ушастый зверек забрался на меня, занырнул в карман куртки.

«Никогда так больше не делай», — строго попросила высшая сущность.

Это он о чем? Не дразнить духов или не выбрасывать его, пытаясь спасти?

Пошевелившись, обнаружила, что самостоятельно выбраться из кустарника мне не светит. Устало откинувшись на спину, устремила взор в темное небо.

Да и фиг с ним. Полежу, отдохну.

Услышав шаги, я переплела пальцы на животе, закрыла глаза. Остановившись где-то в районе моих ног, Дмитрий все с тем же вселенским спокойствием поинтересовался:

— Позволишь помочь тебе выбраться?

А ведь наше знакомство началось с аналогичной ситуации. Шлепнулась в кусты, а он вытащил. И нёс на руках до кабинета кадровика.

Память мгновенно подкинула воспоминание о том, что произошло позже, на сумеречном уровне, и о том, какие серьезные последствия образовались для меня. Чисто женская обида шевельнулась где-то на краю подсознания. Жестко себя одернула.

Неужели я настолько неблагодарная сволочь? Дмитрий примчался на помощь по первому зову. Избавил множество людей от жуткой смерти. И только что реально спас мне жизнь, причем без какой-либо выгоды для себя. Гордо задирать подбородок или прямо сейчас затевать «разбор полетов» — верх идиотизма. Потом поговорим, при случае. Если он будет.

Протянув некроманту руку, я ровным тоном ответила:

— Приму твою помощь с благодарностью.

Его ладонь обняла мою. С удивлением почувствовав теплую кожу, подалась навстречу своему первому мужчине. С легкостью вытащив из кустов, Дмитрий не спешил убирать руки с моей талии: смотрел как-то непонятно, словно чего-то ждал.

«Або, ты ему сказал о ребенке?» — натруженные мышцы помимо воли напряглись.

«Нет. Сами разберетесь».

О как. Неожиданно, но приятно.

Тело тотчас расслабилось. Я посмотрела в глаза некроманту, улыбнулась.

— Спасибо, — сказала тихо, но искренне.

— Пожалуйста, — невозмутимое лицо мужчины озарила лучезарная улыбка.

Отчего-то растерявшись, я отвела взор. И тут наконец-то поняла, что с Дмитрием не так. Точнее, с его одеждой. Определенно, дорогущий китель нараспашку, рубашка и ремень расстегнуты. Складывалось четкое впечатление, что ушастик снял некроманта с женщины.

А ведь еще вчера звал замуж. М-да уж.

Я уверенно шагнула назад. Бросив взгляд на свой полуобнаженный торс, Дмитрий хмыкнул. Неторопливо застегивая пуговицы, ровным тоном сказал:

— Представляю, как это выглядит. Но нет, я собирался на совещание.

— М-м-м, — протянула я нарочито глубокомысленно.

Спрятав кубики пресса и мускулистую грудь под тканью рубашки, Дмитрий заложил руки за спину.

— Саш, у меня был очень тяжелый день. Я сегодня короновался, потом совещания, одно за другим. И сейчас предстоит очередное. Простого человеческого «спасибо» мне от тебя достаточно. Пирожков больше не надо.

Он стал императором⁈ Так быстро? Елки-палки, а ведь подаренный мною расстегай его сильно задел. За тот случай стыдно, да. А вот сейчас не чувствую вины. Нечего бродить полуголым. Так, скользкую тему закрыли.

— Дим, я правда тебе искренне благодарна. Не каждый день меня исключают из блюд «запоздалого ужина», — я опустила руку в карман. Поглаживая теплое тельце тушканчика, задумчиво продолжила: — Вероятно, следует тебя поздравить. Ты стал тем, кем должен, — императором. Но корона монарха настолько тяжела, что… — недоговорив, сокрушенно вздохнула.

— Рад, что ты понимаешь, — его голос стал низким, бархатистым и словно ласкал.

По коже пробежали мурашки. Аккуратно потерев кончик носа, скрыла смущение.

— Не уверена, что тебе пригодится эта информация, но все же, — решительно посмотрев в золотистые глаза императора, я продолжила: — В моем мире был и Иоанн Грозный, и царевич Дмитрий. Мальчика убили, когда ему было восемь. Спустя много лет появился некий Гришка Отрепьев. Его называли Лжедмитрием. Он занял трон, а через год Василий Иванович Шуйский стал императором. Отрепьев погиб.

— Хм-м, — Дима задумчиво потер подбородок. — Знаешь, а у меня завтра утром намечено мероприятие с участием князя Василия Ивановича Шуйского.

Уж сама не знаю почему, но захотелось помочь Дмитрию, вполне возможно, хотела хоть как-то отплатить за свою жизнь.

«Або, составишь завтра некроманту компанию?»

«Хорошо. Сам ему скажу».

Пряча глаза за пушистыми ресницами, Дмитрий определенно общался с ушастиком. Закончив диалог, государь пристально посмотрел на меня.

— Ты подала отличную идею. Непременно воспользуюсь помощью высшей сущности, — в знак благодарности он едва-едва коснулся губами моих пальцев. Выпустив руку, с неподдельным сожалением признался: — Мне пора. Буду искренне рад, если примешь мое предложение как-нибудь погулять.

— Принимаю. Главное, нам обоим найти на это время, — я усмехнулась.

Озорно подмигнув, глава государства уверенно начертил в воздухе вначале одну руну, потом другую.

— Доброй ночи, — попрощавшись, он исчез в зеленоватом свечении.

Какое у Димы мероприятие с Шуйским? Надо потом расспросить ушастую прелесть.

Оставшись в темноте, я собрала в кучу расползающиеся в разные стороны мысли. Не увидев, скорее угадав, где находится тропинка, подошла к ней. Ступив на выложенную камнями дорожку, направилась в сторону главного дома.

Вспоминать о спятившей боярышне критично не хотелось. А вот о Дмитрии очень даже. В этот раз некромант оставил о себе весьма и весьма хорошее впечатление. Да и кубики на прессе впечатлили. Что уж самой себе врать-то. Нет, я не воспылала к нему страстью. Ничего подобного. Внешне он и прежде мне нравился. Однако сегодня увидела в этом мужчине то, что откликнулось в душе.

Не знаю, что будет дальше. У каждого из нас своя дорога. Единственная связующая нить — та кроха, что поселилась у меня в животе.

— Капец. Я беременна. Как так-то? — пробормотала под нос и вошла в особняк.

(обратно)

Глава 5

«Просыпайся. Восьмой час», — прохладный нос наставника ткнулся мне в щеку.

— Доброе утро, — пробормотала я, не размыкая век. Сладко зевнув, прислушалась к себе.

Хм-м. Такое чувство, что и не носилась вчера как угорелая. Почему не ноют мышцы? Так не бывает, но они не ноют. Вопрос: почему? Может, из-за моего пикантного положения?

Ладонь под одеялом скользнула на живот. С мыслью о том, что ношу ребенка, свыкнуться еще не могла. Ну никак не укладывалось в голове. Перевернувшись на бок, я посмотрела в окно: небо затянуто серыми тучами. Выползать из теплой постели категорически не хотелось.

Что у меня сегодня? После обеда встреча в гостевом доме с Варей и юристом. Дражайшая матушка требовала подписать документы с утра. Это во сколько в её понимании? Силантьев на встречу лично явится или пришлет представителя? Если первое, то мне стоит поехать. Все точки над «i» сразу поставлю.

Еще надо найти контакты моего управляющего. Рудник отдавать не собираюсь. Да и вообще следует понимать, насколько критично финансовое положение рода. Так что уже дел хватает. А будет еще больше, можно и не сомневаться.

Я обреченно вздохнула. Решительно откинув одеяло, встала. Ступая босыми ногами по мягкому ковру, прошла в ванную. Умывшись, отправилась в гардеробную. Выбрав более-менее нормальное платье, надела. Приведя себя в пристойный вид, вернулась в спальню. Ушастик сидел на подушке и медленно водил огромными ушами.

Похож на миниатюрный передвижной локатор. Забавный такой.

Улыбаясь, я подошла к зверьку. Аккуратно посадив его на ладонь, направилась к диванчику. Устроившись у низкого столика, мазнула взглядом по столешнице. К вчерашнему ужину так и не притронулась. Желудок громко и жалобно заурчал.

«Тебе следует поесть, — деловито информировала высшая сущность. — Завтракай, пока горячее».

С чего это вчерашняя еда горячая? Какая-то магия?

Посадив тушканчика на стол, я открыла колпак на одной из тарелок. Аппетитный аромат свежеприготовленной запеканки поплыл по комнате.

«Або, но это же не ужин», — уже так привычно сказала я мысленно и озадаченно нахмурилась.

«Правильно. Это завтрак, — спокойно отозвался зверёк. — Пока ты спала, горничная приходила. Четырнадцать минут стояла за дверью. Переживала очень, боялась стучать. Внушил ей, что может войти без предупреждения».

Нехило боярышня зашугала служанку. Вот зачем, спрашивается?

Я неодобрительно поморщилась и приступила к еде. Наслаждаясь отлично приготовленным блюдом, никак не могла прогнать мысли о своей предшественнице. Девушкой она была своеобразной: глуповатая, с раздутым самомнением, кучей комплексов и расшатанной психикой. Потрепала мне нервы изрядно. Но всё же где-то в глубине души я просто по-человечески её жалела. Не повезло девчонке. Что есть, то есть.

Так, хватит. Призрака боярышни больше нет. Всё, точка.

Мысли круто свернули на мою беременность. Прекрасно знаю, откуда дети берутся, но Дмитрий же тогда был… В общем, не совсем человеком. Как удалось от него зачать? Впрочем, какая уже разница. Гораздо больше волнует другое. И отнюдь не сокращённый срок вынашивания младенца. Это как раз-таки и не напрягает.

Отхлебнув вкусное какао, я отставила кружку.

«Або, мой ребёнок, он нормальный?»

«Безусловно, — невозмутимо ответила высшая сущность. Сев на задние лапки, тушканчик обвил себя длинным хвостом. — У людей даже со слабыми способностями к магии никогда не рождаются дети с физическими отклонениями. И ты, и Дмитрий — носители сильного дара. Вы передали своему малышу уникальный генетический код. Он родится не только абсолютно здоровым, но и очень одарённым. Ты уже чувствуешь его силу».

Взявшись за кружку, я так с ней и застыла.

«Ты сейчас серьёзно?»

«Вполне. У тебя вчера был тяжёлый день: как физически, так и морально. Однако спала крепко. Проснулась свежая, отдохнувшая. Ничего не болит, и аппетит хороший», — многозначительно перечислил Або.

Слов нет, сплошные эмоции. Что ж, пора смотреть правде в глаза. Готова или нет, но всё одно стану мамой. Ребёнок уже есть, грех на душу не возьму. Надо бы рассказать Дмитрию сногсшибательную новость. Но тут возникает проблема. Отец моего малыша ни много ни мало — император России. Во что это выльется? Неизвестно. Так что хорошенько взвешу все «за» и «против», а после решу. Торопиться не стоит.

Допив какао, я промокнула губы салфеткой. Взяв тушканчика, устроилась на диване поудобнее. Ласково провела пальцем по спинке зверька, не удержавшись, коснулась большого уха.

Тушканчик посмотрел с укором, выскользнул из моих рук. Запрыгнув на стол, деловито сообщил:

«Некромант зовёт. Вернусь часа через два. Может, раньше».

«На какое мероприятие сопровождаешь Димитрия Иоанновича?»

«На казнь».

Куда⁈

Не веря услышанному, я изумлённо уставилась на зверька.

«Включи телевизор через двадцать минут. Первый канал. Всё увидишь сама в прямом эфире», — голос Або прозвучал привычно безэмоционально.

Это не шутка? Дима действительно начнёт своё правление с отрубания голов? Или, как его отец, предпочтёт живьём сажать на кол? У моего ребёнка ещё и такие гены?

К горлу резко подкатила тошнота. Пару раз глубоко вздохнув, справилась с эмоциями.

«В моём мире самым отъявленным злодеям дают пожизненное заключение. Не знаю, кого и за что император собрался лишить жизни. Но в любом случае для меня это дико. Смотреть по телевизору, как убивают людей, не стану», — я скрестила руки на груди.

«Никто не умрёт, кровь не прольётся, — невозмутимо заявил Або. — Мне пора», — и пропал.

Очуметь. Что за казнь-то такая⁈

* * *

Москва. Кремль

В роскошном кабинете императора России царил полумрак. Дмитрий сидел в кресле у огромного телевизора и наблюдал за последними приготовлениями к жуткому спектаклю. А точнее, за демонтажем одной из четырёх виселиц. Глава рода Морозовых минувшей ночью скоропостижно скончался. Сердце трусливого старика не выдержало.

Разумеется, снестилишний эшафот можно было и раньше. Все остальные ставшие ненужными «реквизиты» для приведения смертной казни в исполнение уже убрали. Но Дмитрий решил использовать деконструкцию виселицы для «поднятия духа» у приговорённых и приказал привести заговорщиков до начала эфира.

Вот уже минут двадцать трое босых седовласых аристократов в грубых серых рубахах и таких же штанах стояли в каменном закутке. Окружённые воинами, они следили за неспешной работой плотников и пытались держать спины прямо. Главы древних родов готовились с достоинством принять смерть. О том, что их казнь покажут по телевидению, бывших лидеров совета старейшин уведомили.

«Для дворянина честь прежде всего, — государь смотрел на то, как гордо поднимают старики небритые подбородки. — Её вы и потеряете. Но для начала покажете свою храбрость и стойкость, а потом опозоритесь на всю империю. Да так, что от вас отрекутся ваши семьи, причём прилюдно».

— Понял, сейчас доложу, — послышался сосредоточенный голос Макса.

Не поворачивая головы, Дмитрий спросил:

— Что там?

Положив трубку спецсвязи, Воеводин встал из-за низкого стола. Подойдя к креслу императора и встав сбоку, четко доложил:

— На третьей площадке аншлаг. Члены всех опальных родов в полном составе. Как ты и приказал, детей младше десяти лет нет. У телевизионщиков всё по плану, технических проблем нет. Придворный менталист в помещении охраны. В течение десяти минут уберут остатки эшафота с первой площадки.

— Отлично, — лаконично похвалил самодержец и прикрыл глаза. Спустя долгую паузу бросил: — Макс, не стой над душой. Возьми стул, садись рядом.

Выполнив просьбу, Воеводин почесал затылок.

— Дим, главы родов — тёртые мужики. Магию-то им заблокировали. Но что будешь делать, если проявят характер и не сломаются? Реально казнишь? — спросил он тихо.

— Они сломаются, — невозмутимо ответил император.

В этот момент на коленях Дмитрия из ниоткуда появился зверёк: маленький, с огромными ушами и длинным хвостом, увенчанным пушистой кисточкой.

«Пришёл, как обещал, — прозвучал в разуме некроманта голос высшей сущности. — Серебряная ведьма выбрала мне постоянный облик и дала имя — Або».

«Прикольные у тебя уши, Або. Почему вчера не показался?» — государь посадил тушканчика на ладонь, коснулся пальцем уха-локатора.

«Не видел в этом необходимости», — ответил житель иного мира и зыркнул на Дмитрия чёрными глазами-бусинками.

— Что за чудо-юдо? — изумлённо поинтересовался барон Воеводин.

— Бывший дух-хранитель военной академии. Прошу любить и жаловать наставника серебряной ведьмы. Его зовут Або, — ровным тоном произнёс Дмитрий. Однако в его глазах плясали озорные смешинки.

— Высшая сущность — мелкий, лопоухий грызун, — ошарашенно пробормотал Максим. — Ни в жизни бы не догадался. Идеальная маскировка, — хмыкнув, воин нахмурился. Очевидно, придя к какому-то выводу, задал лишь один вопрос: — С собой его возьмёшь?

Рюрикович задумчиво посмотрел на зверька. Поняв без слов, высшая сущность мысленно сообщила государю:

«Ты, конечно, можешь пронести меня в кармане кителя, но в этом нет смысла. Всё, что требуется, сделаю отсюда. Я обещал Саше, что вернусь через два часа. Не хочу её надолго оставлять одну».

«Договорились», — не размыкая губ, ответил император.

А вслух сказал:

— Макс, он останется с тобой. Когда приступит к работе наш менталист, Або уйдёт.

Воеводин коротко кивнул. Тренькнул аппарат спецсвязи. Воин тотчас встал со стула, подошёл к столику. Сняв трубку, прижал к уху.

Понимая, что с минуты на минуту всё начнётся, Дмитрий пристально посмотрел на тушканчика.

«Не подведи. Иначе придётся казнить всех троих».

«В её мире смертные казни заменены на пожизненное заключение. Я пообещал, что никто не умрёт. Не хочу разочаровывать девочку».

Император России мимолётно усмехнулся и промолчал.

— Шестидесятисекундная готовность, — сообщил Воеводин.

* * *

Я никак не могла совладать с местным телевизором. Прозрачная штуковина включилась сразу. Зато потом заартачилась, не желая переключаться с музыкального канала на нужный. Вполне возможно, моя предшественница сделала какие-то настройки, но как их убрать, я не понимала.

Пыхтя, как злой ёж, пообещала себе: если и сейчас ничего не произойдет, брошу эту затею к чертовой бабушке.

— Включить первый! — не попросила, но рявкнула я.

Веселенький клип застыл, картинка моргнула и наконец-то сменилась. От увиденного мгновенно участился пульс. Трое взрослых мужчин стояли рядом с виселицами, а над их головами недвусмысленно висели веревочные петли.

Або сказал, что никто не умрет. Не умрет же⁈

Сцепив руки, я не отводила взгляда от экрана. Лица приговоренных поочередно показали крупным планом: плотно сжатые губы, в глазах решимость. Появилось четкое ощущение: они не боятся.

Что старики натворили? Почему им не страшно? Уверены, что умирают за правое дело? Или причина в другом?

Внизу изображения медленно поплыл текст: «За попытку воспрепятствовать законному наследнику престола царевичу Димитрию Иоанновичу Рюриковичу взойти на трон, заговорщики Волконский, Шувалов, Юсупов, указом императора России Димитрия I приговариваются к смерти».

В ужасающей тишине коренастые мужчины в черных балаклавах и такого же цвета униформе неторопливо надели на шеи дворян удавки. Шагнув назад, застыли статуями. Налетевший ветерок игриво взъерошил волосы на головах приговоренных.

Вдруг один из стариков заговорил:

— Я, Иван Васильевич Шувалов, глава древнего княжеского рода Шуваловых, принимаю смерть за Россию, — он судорожно сглотнул и выкрикнул: — На троне Лжедмитрий! Люди, знайте!

— Нас приговорил к смерти самозванец! — поддержал товарища по несчастью худощавый старик справа.

— Мы гибнем за правое дело! Жители империи, вами правит самозванец! Это я вам говорю! Князь Юсупов! — заорал во все горло третий заговорщик. Зажмурившись, он оцепенел в ожидании смерти.

Время шло, но ничего не происходило. Шувалов ощерился, выплюнул со злостью:

— Ждете покаяния? Мольбы о пощаде? Этого не будет!

— Сволочи, — не открывая глаз, процедил Юсупов.

— Давайте уже! Ну! — гневно потребовал Волконский и с силой дернулся.

Никто из воинов даже не пошевелился. Жуткая, гнетущая тишина давила мне на уши, дыхание учащалось. Вдруг послышался ритмичный стук барабанов. Мужчины в балаклавах сняли петли с шей приговоренных. Подталкивая их в спины, заставили спуститься с помостов и, не говоря ни слова, повели к двери в каменной стене.

На экране крупным планом показывали заговорщиков: в их глазах плескалось непонимание и… затаенный страх. Опальных глав родов вывели на небольшую площадку, окруженную стенами — настоящий каменный колодец. Взгляд зацепился за три плахи. По телу пробежала дрожь, а волосы на руках и голове зашевелились.

Барабаны замолкли. Через несколько мгновений им на смену пришел характерный звук вручную натачиваемого металла. Резким тычком вынудив стариков упасть на колени, палачи с силой прижали их головы к деревянным колодам.

Секунды складывались в минуты. Даже для меня ожидание становилось невыносимым. Все сильнее нервничая, я закусила губу до боли.

— Твари, нелюди, — голос Юсупова дрогнул.

— Ненавижу, ненавижу, — лежа щекой на плахе, прохрипел Шувалов.

— Чего медлите? Убивайте! — заорал Волконский и забился под рукой палача. Тщетно.

Мерзкий, отвратительный звук точила о топор ввинчивался в мозг. Во рту пересохло, кровь пульсировала в висках. Камера безучастно выхватывала перекошенные лица пожилых аристократов. От их былой уверенности осталось жалкое подобие. Теперь страх этих мужчин стал очевиден.

Оглушающая барабанная дробь грянула из динамиков телевизора. Вздрогнув от неожиданности, я судорожно сглотнула. Одним рывком поставив заговорщиков на ноги, палачи вновь их повели… куда-то.

А через мгновение показали Красную площадь, заполненную народом. В полном безмолвии люди смотрели на гигантские экраны. Изображение плавно сместилось. Тем, кто следил за казнью в прямом эфире, позволили увидеть то, что находится в центре площади: три эшафота.

На одном стоял здоровенный котел с кипящей жидкостью. На другом был закреплен бревенчатый крест. А на последнем лежал кол: жирно поблескивающий маслом и с закругленным концом.

Стук собственного сердца отдавался в ушах. Император приготовил заговорщикам не быструю, но мучительно долгую, лютую смерть: одного сварят живьём, второму методично переломают кости и позвоночник, а третьего посадят на кол.

Нет. Это уже выше моих сил.

Прижав руки к лицу, я уткнулась в колени. Сердце стучало, как сумасшедшее. Внезапно услышала не просьбу, но мольбу:

— Государь, живота! Каюсь, жажда власти одолела. Димитрий, пощадите! Вы законный наследник престола, оклеветать вас хотели пред народом. Молю, государь! Пощадите!

Это же Шувалов.

Послышался неодобрительный гул толпы, полные презрения выкрики, какой-то непонятный шум.

— Пощади, владыка! — взмолился кто-то голосом, очень похожим на Юсупова.

— Убей сам за учинённое предательство! Приму смерть от рук твоих с благодарностью. Виновен, государь, пред тобой. И пред народом виноват, — громко покаялся Волконский.

— Ещё главы родов называется, — крикнул кто-то с насмешкой. — Позорище!

— Тьфу на вас!

— Ишь чего захотел! Сдохни как собака! Не видать тебе почётной смерти!

Толпа бесновалась, словесно обливала грязью заговорщиков. Однако ни криков боли, ни стонов не раздавалось.

Вот что там такое? Придется смотреть.

Распрямившись, я сразу же увидела приговорённых. Прижимаясь лбами к деревянному настилу эшафотов, обнажённые, скукожившиеся старики вздрагивали от беззвучных рыданий. Раздавленные, сломленные, они настолько жалко выглядели, что внутри всё перевернулось.

— Я наследник главы княжеского рода Шуваловых, Алексей Иванович Шувалов, — громко и отчётливо произнёс какой-то мужчина хорошо поставленным голосом. Камера выхватила из толпы хорошо одетого дворянина: седина серебрилась на висках, лицо породистое и окаменевшее. — Здесь и сейчас я отрекаюсь от отца своего Ивана Васильевича Шувалова.

— Отрекаюсь.

— Отрекаюсь.

Один за другим громко повторяли мужчины, женщины и даже дети. Мелькали напряжённые, временами излишне бледные лица. В воздухе вспыхивали белоснежные искорки. Я не понимала, что это значит, но подозревала, что представители родов магически подтверждают отречение.

Неожиданно показали императора России. Как оказалось, он находился там же, на площади. Рюрикович восседал на роскошном троне: безупречно красивый, с непроницаемым лицом.

Я напряжённо следила за Дмитрием. Его величество поднял правую руку. Словно по мановению волшебной палочки, шум тотчас стих. Не отводя взора от унижающихся врагов, его величество властно сказал:

— Смерти от руки государя заслуживают лишь те, кто признал вину и сохранил дворянскую честь. Вы же, бывшие члены совета старейшин, вызываете лишь стойкое отвращение и не достойны даже казни, — некромант сделал многозначительную паузу. — Остаток жизни проведёте на урановой каторге. Спать станете там, где придется. А есть будете то, что найдете сами. Думать вы сможете только о том, что покрыли своё имя несмываемым позором и близкие от вас отреклись. Придворный менталист сегодня же поставит вам соответствующую установку. Снять её невозможно.

Заговорщики подняли головы. Осознав, в какой нескончаемый кошмар превратится их жизнь, они с ужасом взирали на государя. Толпа же радостно шумела, улюлюкала. Казалось, будь у людей возможность, заплевали бы опальных дворян с головы до ног.

Дав народу вдоволь позлобствовать, самодержец вновь поднял руку.

— Предав меня, законного императора, вы, главы древних родов, разом утратили всё, что имели. Даже то, что отнять у настоящего аристократа нельзя — силу духа, честь. Запомните все, — Дмитрий сделал акцент на слове, — этот урок на будущее. Предательству, измене нет и не будет прощения. Никогда.

Несколько мгновений над площадью висело безмолвие. Восторженные вопли грянули со всех сторон одновременно.

— Выключись, — скомандовала я телевизору.

Своевольная техника на удивление сразу послушалась. Пальцы подрагивали. С горем пополам я налила в кружку остывший чай. Залпом выпив, смыла горечь во рту.

Дмитрий как лук. Польза есть, но слёзы наворачиваются.

Я энергично потёрла лицо, пытаясь привести мысли и эмоции в порядок. Стук в дверь привлёк внимание.

Кого там ещё принесло? «Любящая» матушка пожаловала?

(обратно)

Глава 6

Разрешить войти я не успела. Дверь распахнулась, и в спальню величественно вплыла боярыня Апраксина.

Кто бы сомневался.

Всё ещё не отойдя от просмотра «мероприятия», устроенного Димитрием, я несколько нервно поздоровалась:

— Доброе утро.

Глянув на меня, а после на столик с остатками завтрака, аристократка поморщилась.

— Александра, что за плебейские привычки? С сегодняшнего дня будешь есть в столовой. И не когда захочешь, а в определённое мною время. Потакать твоим прихотям больше не собираюсь. Ты меня поняла?

А поздороваться? Формально я её дочь, но всё-таки теперь ещё и глава рода. Куда делось воспитание Анфисы Тимофеевны? Впрочем, всё очевидно. Вчера боярыня видела у меня на предплечье метку ведьмы. Уверовала, что реально испугаюсь проблем, которые мне посулила. Вот и решила сразу же закрутить гайки.

Недальновидно. Очень.

Вся нервозность моментально испарилась. С запредельным спокойствием я откинулась на спинку дивана, заложила ногу за ногу. Смерив меня недовольным взглядом, женщина прошлась по комнате.

— Через полтора часа выезжаем. Я договорилась с управляющим боярина Силантьева. Он будет нас ждать в офисе. Во время встречи говорить буду я. От тебя требуется лишь поставить подпись на документах. Надеюсь, не доставишь проблем? В противном случае, — не договорив, она многозначительно замолчала.

Раз боярин не приедет, то и мне на встрече делать нечего. Разберусь с матушкой здесь, на месте. Очень интересно, что будет «в противном случае».

— Вы смотрели сейчас Первый канал? — поинтересовалась я ровным тоном.

— Казнь? Да, видела, — женщина нахмурилась, принялась теребить кулон на шее. — К чему этот вопрос?

— Умные, взрослые мужчины покрыли своё имя несмываемым позором. Семьи от них отказались. Как вы считаете, Волконский, Юсупов, Шувалов действовали в интересах своих родов?

— Какая несусветная глупость, — боярыня презрительно скривилась. — Эти старые идиоты думали только о себе и своих амбициях! Вот и поплатились. Всё закономерно.

— А вы о чём думаете? Об интересах рода или собственных желаниях? Кому выгодна сделка по продаже рудника и гостиницы? Роду Апраксиных или вашему супругу?

Лицо боярыни пошло красными пятнами.

— Что ты о себе возомнила? Смеешь меня обвинять? Закрой свой поганый рот и больше никогда не открывай! Ты — мерзкая ведьма, богопротивная тварь, позор рода, — дворянка пыталась меня унизить, напугать, но в её взгляде плескалось смятение и… страх.

— Мерзкая ведьма? Позор рода? — переспросила я невозмутимо. — Мне просто любопытно, вы знаете, что дар ведьм бывает, — сделала театральную паузу, — разный?

— Что? Что ты такое несёшь⁈

— Не знаете, — я хмыкнула. — И, похоже, вы не осведомлены, что охоты на ведьм давно нет. Иван Грозный сам же и отменил свой указ.

— Ты лжёшь, — женщина гордо задрала подбородок.

Я пожала плечами.

— Мои слова легко проверить. Вчера вы это уже делали. Знаете номер тех, кто, по вашему мнению, должен забирать ведьм в тюрьму? Ну так не стесняйтесь, звоните, — я поставила локоть на подлокотник, подпёрла висок кулаком.

На лице женщины отчётливо читалась растерянность. Оттягивая время, она подошла к окну, устремила взор на улицу.

Что это с ней? В банк позвонить запросто, а полицию тревожить стесняется? Или кто там раньше ведьмами занимался? Маги императора?

Вдруг у меня на коленях из ниоткуда появился ушастик. Я погладила тёплое, хрупкое тельце. Внезапно осенила догадка.

Там, на Красной площади, первым сломался Шувалов. Не приложил ли к этому «лапу» мой ушастый друг? Внушить всё что надо, мог запросто. Кстати, а есть те, к кому он ещё, кроме меня, не может залезть в голову?

«Твой отчим не ночевал сегодня дома. Пришёл злой и нетрезвый два часа назад. Где был, не сказал. Боярыня подозревает, что в игорном доме. Подобное уже случалось, — деловито сообщил Або. — У Анфисы есть личные деньги, на погашение долга Силантьеву хватит. Её сбило с толку напоминание о казни и твоя уверенность, что ведьмы бывают разные. Мириться с поражением ещё не готова. Будет пытаться продавить».

«Спасибо».

Боярыня Апраксина повернулась спиной к окну. Постояв, подошла ко мне.

— Сожалею, что не смогла воспитать тебя должным образом. Единственная дочь меня не почитает, не уважает, предаёт при первом удобном случае. Словно этого мало, еще и обладает жутким даром ведьмы, — Анфиса Тимофеевна сделала многозначительную паузу и с пафосом продолжила: — Другая на моем месте без колебаний отреклась бы от тебя и сдала властям на опыты. Но не я. Не смогу обречь своего ребенка на смерть. Проще самой себе вырвать сердце из груди.

Женщина рвано вздохнула, а я мысленно зааплодировала. Великолепная актриса! Так всё с ног на голову поставила. Моя предшественница уже слезами бы захлебывалась и на коленях вымаливала прощения.

Жаль, антисептика нет, вручила бы матушке. Грязными руками извлекать сердце из грудной клетки, по меньшей мере, негигиенично.

Минуты текли одна за другой. Не дождавшись от меня правильной реакции, «любящая» мать недовольно поджала губы.

— Ты не считаешь ни меня, ни отчима, который о тебе искренне заботился, своей семьей. Что ж, так тому и быть. Сегодня же мы с Антоном покинем этот дом. От тебя, главы боярского рода Апраксиных, ничего и никогда больше не попрошу и не приму, — она величественно расправила плечи. — Я лучше буду жить в подворотне: голодной и в лохмотьях. Прощай, дочь, — женщина поплыла к выходу.

Складывалось чёткое впечатление, что ждёт, когда её остановлю.

— Прощайте, матушка. Доброй дороги, — сказала я невозмутимо.

Раздосадованная родительница с чувством громыхнула дверью. Я усмехнулась, ссадила Або на столешницу.

«Знаешь, а она ведь действительно была готова пожертвовать дочерью ради мужчины, — задумчиво поведал зверёк. — Но испугалась. Правда, сама пока не понимает, чего больше боится: того что разозлишься и высосешь из нее энергию или прилюдно отречешься. Планирует выяснить про различие ведьм».

Боится — это хорошо. Узнает про особенности серебряных ведьм, и что дальше? Будет пытаться выгодно выдать замуж? То-то сюрприз будет, когда у меня живот начнет расти. Всех ее женихов как ветром сдует.

В такт мыслям я тихо хмыкнула.

«Не хочу сейчас про неё. Лучше скажи, это ты обработал заговорщиков?»

«Слегка подтолкнул, — не стал скрывать зверёк. — Некромант всё тщательно продумал. Он и без меня бы справился».

Дима так хорошо разбирается в людях?

Я встала, подошла к кровати. Заправляя её, спросила:

«Ты Дмитрия читаешь?»

«Нет. Его с рождения закрывает родовая сила, — спрыгнув со стола, зверёк подбежал ко мне. Цепляясь коготками за платье, взобрался на плечо. — Ещё я не могу воздействовать на разум некоторых менталистов. Допустим, таких, как ректор военной академии. У архимага первый дар отличный, но ещё есть второй, „битый“. Иногда бывают вот такие ошибки природы. Способности у Алексея Владимировича к ментальному воздействию слабые, но блокировка нерушимая».

О как. Выходит, два дара у одарённых всё же бывают.

Я тщательно расправила покрывало на кровати. Неожиданно вспомнив о гостинице, спросила:

«Або, а можно парочку домовых из академии перенести в гостевой дом?»

«Да. Потребуется твоя обувь: ботинок, сапог или туфля. Ну и техническое разрешение архимага. Ректор — номинальный хозяин домовых. Если сильно надо, то пойдём в академию. Убеждать Алексея Владимировича тебе придётся самой».

Мужик он вроде адекватный. Парочку домовых пожалеет? Маловероятно.

Вроде всё хорошо, но что-то не так. Душу царапала тревога. И все же с идеей заполучить идеальных работников расставаться не хотелось. Упрямо поджав губы, я направилась в гардеробную, взяла сапог. Надев пальто, вопросительно посмотрела на зверька, сидящего на моём плече.

«Сейчас буду учить тебя строить туманный тоннель, — огорошил ушастый наставник. Видя моё недоумение, добавил: — Поверь, пригодится».

* * *

Владимир. Отделение полиции

Провинциальный секретарь, мещанин Савелий Павлович Житников, аккуратно закрыл дверь кабинета своего непосредственного начальника. После разноса, устроенного руководителем, лицо тучного Савелия Павловича раскраснелось, блестело от пота.

«Далось ему это заявление из военной академии об утрате паспорта! Ну и что, что девчонка — изгой? Нечего беспокоиться об отребье. Наверняка шалава, раз свои отреклись, — тяжело дыша, преждевременно лысеющий мужчина достал из кармана платок. Нервничая, вытер лицо, шею. — Как я вообще мог забыть про эту Александру Лаптеву? Неужто склероз начался? А если вообще… дело потерял?»

Перепугавшись, Житников рванул на рабочее место. Влетев к себе в закуток, мужчина залпом выпил стакан воды. Плюхнувшись в жалобно скрипнувшее кресло, рукавом кителя вытер лоб и принялся судорожно открывать ящики стола. Наконец найдя нужную папку, раздражённо бросил её на столешницу. Злобно глянув на титульную обложку, шумно выдохнул и попытался работать.

«Надоели. Как же мне все надоели. Когда уже вырвусь из этой дыры?» — с тоской думал Савелий Павлович, листая бумаги.

Заставляя себя сосредоточиться, мужчина по сто раз перечитывал одно и то же. Когда смысл текста наконец дошёл, полицейский застыл, словно гончая, учуявшая дичь.

«Как я это пропустил⁈ Сам же запросы направлял. Паспорт изгою Лаптевой никогда не выдавался. Нет и не было такого человека! Выходит, подделка документов. Девчонка с липовым удостоверением личности работает в элитной военной академии. Ещё и поломойкой. Следовательно, может зайти куда угодно и не вызвать подозрений. Да тут на шпионаж тянет! За такое громкое дело мне вполне могут сразу титулярного советника дать», — предвкушающая улыбка растянула его толстые щеки.

Не в силах усидеть, Житников вскочил из-за стола. Обдумывая дальнейшие действия, он не ходил, а бегал по комнате из угла в угол.

«Еду в академию. Прямо сейчас. Сегодня же девку арестую. Заартачится — применю спецсредства. Сдаст своих нанимателей как миленькая, — он злорадно ухмыльнулся. — Надо в хранилище парочку артефактов от ментального воздействия взять. Мало ли».

Схватив со стола дело о потере паспорта Лаптевой, Савелий Павлович запихал папку в портфель и быстро покинул кабинет.

* * *

Суздальская военная академия.

Просторный шатёр надёжно защищал от порывов холодного ветра. Ректор сидел в неудобном «рыбацком» кресле. Переплетя пальцы на животе, Алексей Владимирович хмурился, раздражённо покусывал седой ус.

«Ну, Димка… Неблагодарный, мелкий засранец! Мало того, что удрал во дворец без спроса, так ещё и правление с казни начал. Рискует, с огнём играет, стервец. Безусловно, результат отличный: разом всех недовольных властью заставил задуматься; рейтинг императора в глазах народа лихо поднял. А если бы сломались старики? Что тогда? Залил бы площадь кровью? Настроил дворян против себя?»

Сердясь, бывший придворный архимаг запустил руку в бороду. Накручивая на палец волосы, случайно дёрнул их и зашипел от боли.

«Поганец! Нет бы посоветоваться с наставником. Куда там! Тоже мне, умник выискался, — архимаг презрительно фыркнул. — С моим мнением внучек считаться не намерен. Тут и сомневаться нечего. Весь в мать, такой же упёртый, своевольный».

Из-за тонкой стенки походного жилья доносились неразборчивые голоса возбуждённых студентов. После вчерашней информации о смене власти в государстве академию лихорадило. А сегодня и вовсе все удачно позабыли о выпускном экзамене в форме восстановления замка. Казнь на Красной площади сбила настрой не только у студентов, но и у педагогического состава.

Не обращая внимания на непогоду, юноши сбивались в кучки возле забора академии и бурно обсуждали всё и сразу. Педагоги не особо отличались от своих учеников. Позабыв о своих прямых обязанностях, преподаватели расположились неподалёку от шатра ректора. И вот теперь громким шёпотом обсуждали бывшего коллегу: неулыбчивого некроманта, внезапно оказавшегося царевичем Димитрием.

«Димитрия хвалят, восхищаются, — прислушавшись к разговору подчинённых, сделал вывод Алексей Владимирович. — Пойти их, что ли, шугануть? Расслабились совсем», — старик неодобрительно поморщился.

Мысли старого интригана вновь перескочили на непокорного внука. Царевича он любил… своеобразно, по-своему.

«Эх, Димитрий, Димитрий. Жаль, что уже подростком мне достался. Увы, не перевоспитать. Вот если бы с младенчества им занимался, то вышел бы из внука толк. А так парень способный, но мнит о себе сверх меры. Попробую ещё до него достучаться. Коль не дойдёт, что старших в роду надобно слушаться, так с меня и спроса нет. Сделал всё, что мог. Сам он свою судьбу выбрал, — старик сокрушённо вздохнул. — Завтра-послезавтра стоит навестить серебряную ведьму. Боги определённо мне благоволят. Кто бы мог подумать, что настолько повезёт?»

(обратно)

Глава 7

Колючий холодный ветер хлестанул по лицу. Даже не поморщившись, я неотрывно смотрела на массивные ворота. Узнала их моментально. В тот день, когда пришла в военную академию, торчала возле них не один час.

У меня получилось! Я сама создала туманный тоннель. А главное — с первой попытки попала куда надо!

Прижав к груди сапог, счастливо улыбнулась.

— Молодец, — похвалил тушканчик и пошевелился в кармане пальто. — Теперь иди к калитке. Ректор за территорией академии.

Блин-блинский.

Душу кольнула досада. Всё же ошиблась с точкой выхода. Хотела попасть к воротам академии, но не уточнила, с какой стороны. Вот и очутилась не совсем там, где планировала.

Впредь наука будет.

Сделав себе зарубку на память, я обернулась. Старинный замок стоял на том же месте и не выглядел разрушенным: стены, крыша, окна — всё на месте.

Как так-то? Ушастик же говорил, что от него остались руины.

— Студенты постарались. Выпускные экзамены так сдают, — спокойно поведал зверёк, видимо, почувствовав моё удивление. — Внешне здание выглядит как прежде, но внутри ещё полная разруха.

Сердце кольнуло смутное волнение. Быстро осмотрелась: во дворе никого. Скорее всего, все обитатели военной академии там же, где и руководитель. Встречаться-общаться с кем-либо, кроме архимага, желания не возникло.

Может, удастся проскочить незамеченной?

Я поудобнее перехватила сапог. Подойдя к воротам, потянула на себя калитку. Та открылась без малейшего скрипа. Собравшись с духом, вышла за территорию академии. Увидев многолюдный палаточный лагерь, тотчас низко опустила голову, натянула капюшон.

«Або, помоги найти ректора», — попросила, глядя себе под ноги.

«Тебе направо. Иди к самому большому шатру».

Ну и как я пойду, не смотря по сторонам? Веду себя как идиотка. Вряд ли у них тут внезапно появилось много женщин. Всё равно привлеку внимание. А вот наглость — второе счастье.

Перестав сутулиться и стараться казаться меньше, я расправила плечи. Отыскав взглядом здоровенную палатку, уверенно направилась к ней. До пункта назначения оставалось не так уж и далеко. Однако на пути стояла толпа студентов. Расположившись кружком, юноши явно с кем-то общались.

Сбавив шаг, я думала, с какой стороны их лучше обойти.

«Это группа воздушников, — ровным тоном сообщил Або. — С ними разговаривает сотрудник полиции. Расспрашивает о тебе. Планирует арестовать».

Что⁈

Я откровенно ошалела от таких известий. Мысли пустились вскачь, как перепуганные кони. Расстояние до парней неумолимо сокращалось.

«Полицейский обвешан артефактами против ментального воздействия. Внушение прямо сейчас невозможно. Для дестабилизации устройств мне нужно время».

«Да за что меня арестовывать?» — изумленно спросила я ушастика.

«Поддельный паспорт», — мгновенно ответил тот.

— Лаптева, так ты не сдохла? — вдруг раздался удивленный, но такой знакомый голос.

Нормальный ход. Они считают, что умерла? Или это такие специфические фантазии у сынка Силантьева? На кой ляд я вообще сюда приперлась? О чем только думала?

Мысленно костеря себя, я собрала волю в кулак. Остановившись перед студентами, осмотрела высоченного коротко стриженного юношу с ног до головы.

— Это вы мне? — сухо поинтересовалась.

— Тебе, Лаптева, тебе. Со слухом проблемы? — Силантьев гнусно ухмыльнулся. — Только на один сапог денег хватило? Совсем обнищала? На паперти плохо подают?

Треснуть бы тебе этим сапогом по наглой харе!

Я угрожающе прищурилась.

— Пропустите, — грозно приказал какой-то мужчина.

А через мгновение я увидела толстопузого служителя Фемиды.

Оба-на, старый знакомый. Откуда он здесь взялся? Про поддельный паспорт и то, что мы уже виделись, удачно позабыл. Сам бы не вспомнил. От начальства нагоняй получил? Как же это некстати.

Толстяк напряженно всматривался мне в лицо. Явно опознав по фотографии, с трудом скрыл торжествующую улыбку. Раздувшись от собственной важности, представился:

— Провинциальный советник, мещанин Савелий Павлович Житников. Вы — изгой Александра Лаптева?

Я невозмутимо ответила:

— Нет.

Физиономия полицейского вытянулась. Такого ответа он, очевидно, не ожидал. К чести мундира, жирдяй быстро сориентировался:

— Неужели поняли, что попались? Готовы добровольно назвать ваше настоящее имя? — поинтересовался с ехидцей.

Не готова, но иного варианта не вижу.

— Стиль вашего общения, господин провинциальный советник, оставляет желать лучшего, — отбрила «колобка» ледяным тоном. — Меня зовут Александра Петровна Апраксина. Я — глава боярского рода Апраксиных, — с нарочитой небрежностью подняла правую руку, продемонстрировала перстень.

Мещанин Житников резко побледнел.

— Да врет она! — уверенно заявил молодой Силантьев.

Стремительно приблизившись, мускулистый парень крепко схватил меня за ладонь, попытался стянуть кольцо. Вспышка и болезненный вскрик наглеца слились воедино.

— Мерзкая ведьма, — с ненавистью просипел Силантьев. Шипя от боли, он приплясывал и нянчил пострадавшую конечность.

— Еще вопросы ко мне есть? — спросила я у провинциального советника.

Тот быстро облизнул губы, кивнул.

— Согласно установленной процедуре, я должен взять с вас показания. Прошу пройти со мной, — произнес он официально, однако голос дрогнул.

Угу. Бегу, аж запыхалась-вспотела.

Без суеты я переложила сапог под мышку, засунула руки в карманы пальто. Проведя пальцем по теплой спинке зверька, хладнокровно сообщила:

— Мне сейчас некогда. Направьте повестку в мой Владимирский особняк. Безусловно, приду с юристом. Всего доброго, — обогнув застывшего соляным столбом полицейского, направилась к шатру ректора.

— Стерва, — прилетел мне в спину полный ненависти голос Силантьева.

Благодарю за «бесценное» мнение. Пошла плакать.

«Артефакты деактивированы, — деловито доложил Або. — Воздействовать только на Житникова нет смысла. У вашего разговора много свидетелей. Необходимо производить массовое внушение. В академии более четырехсот человек. Для полного стирания воспоминаний о тебе ориентировочно потребуется пять часов».

М-да уж. Куча дворян теперь знает настоящее имя серебряной ведьмы. Неприятно, но не критично. Отобьюсь от «женишков». Да и толстопуза не боюсь. Начнет конкретно рыть под меня — отправлю к Димитрию Иоановичу. Пусть ему попробует вопросы позадавать.

Я скептически хмыкнула. Приняв решение, ответила ушастику:

«Пусть все остается как есть. Буду решать проблемы по мере их поступления».

«Как скажешь, — легко согласился Або и добавил: — Одобряю».

Нежно погладив зверька, я подошла к шатру архимага. В груди вновь зашевелилась тревога.

Да что не так-то? Еще один неприятный сюрприз?

Глубоко вздохнув, я снова прижала сапог к груди и вошла.

* * *

Старец сидел в раскладном кресле с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Подойдя, я тихонько кашлянула.

— Здравствуйте, Алексей Владимирович.

Посмотрев на меня, пожилой мужчина озадаченно хмыкнул.

— Добрый день. Не ожидал. Рад, очень рад тебя видеть, — в его интонации звучала отеческая доброта.

Вроде искренен. Отчего на сердце так неспокойно?

Старательно глуша тревогу, улыбнулась. Поставив сапог на стол, без обиняков сказала:

— Я к вам по делу. Мне нужны домовые. Сможете выделить парочку?

Брови архимага взлетели к линии волос.

— Девочка, зачем они тебе?

— В моей гостинице требуются работники. Но сами знаете, как сложно найти толковых, — я сокрушенно вздохнула.

Старик остро глянул на мой перстень. Сняв очки, потер переносицу. Вдруг он поднял руку, щелкнул пальцами. Воздух вокруг нас замерцал. А через миг тонкая, светящаяся пленка легла на стены, пол и потолок палатки.

«Что это за фигня?» — изумленно спросила я своего ушастого наставника.

«Один из видов полога тишины».

— Не хочу, чтоб наш разговор ненароком подслушали, — сообщил Алексей Владимирович. — Ты садись, — он широким жестом указал на один из походных стульчиков.

Выполнив просьбу, я в ожидании смотрела на пожилого мужчину.

— Домовых хоть всех можешь забирать. Ничего не имею против. Все одно академии прежней не быть. После того как Димитрий отпустил привратника, вся уникальность этого места, увы, пропала. Да и сам я скоро увольняюсь, — ректор печально улыбнулся.

— Почему вы решили уйти?

— Стар я со студентами нянчиться, да и Димитрию во дворце новый придворный архимаг требуется. Вот решил помочь внуку по мере сил.

Внуку⁈ С чего вдруг старик со мной настолько разоткровенничался?

Промолчав, я понимающе улыбнулась. Пожилой мужчина потеребил бороду, задумчиво спросил:

— Девонька, а Димитрий-то знает, что ты решила бизнесом рода Апраксиных заняться?

Внутренне насторожившись, я спокойно ответила:

— Нет.

— Вот зря без его ведома принимаешь такие решения, — старик неодобрительно покачал головой. — Внука своего знаю лучше, чем кто-либо ещё. И весьма обоснованно подозреваю, что в ближайшие дни он предложит тебе взять на работу одного из лучших управляющих. Бизнес-делам Апраксиных от этого будет только польза. Девочка, ты, безусловно, умненькая. Вполне можешь и сама справиться. Но ты не обычная глава рода, а уникальная серебряная ведьма. Можешь не сомневаться: у императора на твой счёт свои планы.

В палатке повисла красноречивая тишина. Утихомирив поднимающееся внутри негодование, я несколько холодно поинтересовалась:

— Как вы думаете, какие у его величества в отношении меня планы?

— Заговорщикам сегодня Димитрий хороший урок преподал, — глубокомысленно изрёк архимаг. — Но демонстрировать интерес к серебряной ведьме для него опасно. Через тебя на императора могут и будут воздействовать. Уж поверь, знаю, о чём говорю. Много лет служил во дворце, — старик хмыкнул. — Димитрий по праву рождения ещё и князь Угличский. Есть в Угличе древний монастырь. Внучок с матерью бывал там частенько. Место тихое, уединённое, а главное — надёжно защищено от всех видов магии. Коль в нём тебя поселит, никто не найдёт. Поживёшь там годик-другой, ну а после видно будет.

«Шикарные» перспективы. По сути, я Диме ещё никто, но мне уже светит тюрьма. Никак иначе келью в монастыре назвать не могу. А что будет, когда император узнает о ребёнке? Шансы на то, что меня сразу же посадят под замок, улетают в стратосферу. Может, дед фантазирует? Но зачем ему это? Выгоды вроде никакой.

— Благодарю за откровенность, — я сдержанно улыбнулась старцу. — Предлагаю вернуться к домовым.

— Волевой характер, — пробормотал под нос ректор, одобрительно кивнул. Спустя короткую паузу деловым тоном продолжил: — Моё разрешение — чистая формальность. Можно сказать — дань традициям. Уходить или нет к новому хозяину, принимают домовые. Если не захотят, заставить их невозможно. Уж не обессудь.

«Так и есть, — неожиданно сообщил Або. — Правильно сделала, что сразу поставила обувь на стол. Теперь передвинь её ближе к центру стола».

Под пристальным взглядом Алексея Владимировича я молча поставила сапог на середину столешницы. Старик глубоко вздохнул. Смежив веки, приложил пальцы к вискам и застыл.

«Что он делает?» — спросила ушастика, наблюдая за неподвижным стариком.

«Обращается к домовым, даёт своё согласие на их уход, — моментально ответил Або и неожиданно огорошил: — У входа в шатёр стоит студент Рыжов, караулит тебя. Взволнован, искренне влюблён. Планирует прямо сейчас предложить руку и сердце».

Началось в колхозе утро. Парень он неплохой, обижать отказом не хочется. Так что лучше удрать по-тихому.

«Построю тоннель отсюда».

«Понял», — лаконично бросил зверёк.

В этот момент архимаг пошевелился. Опустив руки, сообщил:

— Всё, что от меня требуется, сделал. Если в течение пяти минут ничего не произойдёт, то — не договорив, он посмотрел с сочувствием.

Жаль, конечно, но не смертельно. Скорее бы все закончилось. Очень хочется отсюда убраться. Не стоило мне в академию возвращаться.

Вдруг мой сапог интенсивно засветился! Алые блики плясали на столешнице, потолке, лице старика архимага. По телу пробежали неприятные мурашки.

Прямо как в подвале, когда демон приходил.

Цвет резко сменился на призрачно-зелёный. Бородатый ректор поразительно стал похож на водяного. Глуша неуместный смешок, я перевела взор на стол. Через секунду молочно-белая вспышка озарила палатку, и всё закончилось.

— Забирай своих работников, — мягко предложил Алексей Владимирович.

Встав, я с опаской взяла обувь, осторожно заглянула вовнутрь. В голенище светилось и шевелилось непонятно что. Какая-то розовато-жёлтая субстанция.

«Все домовые решили уйти к тебе. Здесь тридцать четыре особи», — безучастно информировал Або.

Куда мне столько⁈ Впрочем, найду куда пристроить. В особняке Апраксиных рабочих рук определенно не хватает.

— Спасибо, — я внимательно посмотрела на Алексея Владимировича. — И за домовых, и за интересную беседу.

— Всегда рад помочь, — старец обаятельно улыбнулся.

Этот пожилой мужчина буквально лучился добротой, но отчего-то у меня внутри всё сжалось.

— Всего доброго, — попрощалась я несколько нервно.

Повернувшись спиной к мужчине, свободной рукой уверенно начертила в воздухе руну. Как только она погасла, другую.

Собираясь войти в мерцающую зелёным светом дымку, я услышала негромкое:

— До скорой встречи, Женя.

Волосы на затылке зашевелились. И вовсе не от того, что этот человек знал моё настоящее имя, но от предчувствия неумолимо надвигающейся беды. На мгновение показалось, что угодила в липкую паутину, выбраться из которой просто невозможно.

Хрен вам всем. Жить по чужой указке не стану. И помыкать собой никому не позволю.

Расправив плечи, я прижала к себе сапог с домовыми и уверенно вошла в туманный тоннель.

(обратно)

Глава 8

Москва. Кремль

Благостная тишина разливалась по роскошной столовой, ласкала слух усталого императора: день снова выдался непростым. Впрочем, Дмитрий ни на что другое и не рассчитывал. Прекрасно понимал, что в ближайшее время о покое ему можно лишь мечтать.

Изучающе поглядывая на друга, Воеводин ел аккуратно, но быстро. Он был откровенно голоден. Так вышло, что эта трапеза для обоих мужчин сегодня была первой. Однако, в отличие от не страдающего отсутствием аппетита Максима, его величество лишь вяло ковырялся в тарелке.

— Дим, что не так? — не выдержав, тихо спросил Воеводин и отложил столовые приборы.

— Да вот думаю, как твою широкопрофильную должность назвать. Идеи есть, уникальный ты мой? — государь улыбнулся, но глаза остались серьезными.

— Вообще плевать. Как хочешь обзови. Хоть своим левым ботинком, — Максим поиграл бровями.

— Почему левым? — поинтересовался Дмитрий.

— Правым ты и сам кого надо хорошенько пнёшь, — Макс подмигнул.

— Договорились, — обронил император.

Расправив широкие плечи, Воеводин церемонно приложил руку к груди и торжественно изрёк:

— Благодарю вас, ваше величество. Почту за честь служить вашим левым ботинком.

— Шут гороховый, — беззлобно подытожил Дмитрий.

Согласно кивнув, Воеводин огляделся. Удостоверившись, что лишних ушей нет, напряжённо поинтересовался:

— А если честно? Что тебя гложет?

«Вот ведь прозорливый какой, — Дмитрий потёр лоб указательным пальцем. — Самому бы понять, отчего на душе неспокойно».

Дмитрий пожал плечами и с досадой признался:

— Не знаю.

— Понятно, — протянул Макс. Потерев подбородок, он глубокомысленно поинтересовался: — Вот как некромант скажи мне, с чего вдруг стабильный призрак вдруг трансформировался в десятый класс опасности? Должна же быть причина.

— Разумеется. Скорее всего, призрак откуда-то получил мощный приток энергии. Возможно, в результате неправильно проведённого ритуала, — невозмутимо ответил Дмитрий, а мысленно застонал от досады на самого себя.

Некромант наконец-то осознал, что его тревожило! Он банально упустил из вида историю со спонтанной трансформацией призрачной боярышни! Понятно, что вымотался, но не настолько же.

«Некромантскую силу дух боярышни мог получить только от Саши. Через кровные узы? Вполне, но не в таком же объёме, ещё и одномоментно! — размышляя, император перевёл взгляд на свою тарелку, нахмурился. — Что там у них стряслось? Вероятнее всего, у истеричной девушки-призрака от переизбытка эмоций началась первичная трансформация. Высшая сущность пыталась привидение удержать, стабилизировать. Отсюда энергетическая истощённость Або. Ошибиться во время ритуала Саша не могла. Ушастый, бесспорно, всё контролировал. Значит, дух рода разобиделся и завершил трансформацию агрессивного духа. Почему? Нахожу только одну причину: демон потребовал добровольную жертву, но получил категоричный отказ. Что такого он мог потребовать заразрыв кровной связи?»

— Дим, что-то не так? — обеспокоенно спросил Воеводин.

Не отводя взора от белоснежной скатерти, император поднял палец, призывая к молчанию. А через секунду до него дошло.

«Мелкий демон через кровь серебряной ведьмы узнал то, что я в подпространстве сумеречного уровня не удосужился проверить. Вот идиот», — лицо Дмитрия превратилось в каменную маску.

— Да что с тобой? — не на шутку встревожился Воеводин.

— Все нормально, — сипло ответил его величество. Щелкнув пальцами, свернул купол тишины, приказал: — Подайте чай, — откинулся на спинку стула, смежил веки.

«Саша сохранила ребенка. Моего ребенка», — одна и та же фраза крутилась в голове шокированного Дмитрия, как заезженная пластинка.

Вышколенные слуги сноровисто сменили посуду. Пожилой официант в алой ливрее налил государю чай, низко поклонился и, прихрамывая, направился к двери.

Божественный аромат элитного горячего напитка коснулся обоняния Дмитрия.

«Яд отсроченного действия. Антидота нет», — машинально отметил он.

Моментально собравшись, посмотрел на Максима: тот держал кружку у губ, еще миг — и отхлебнет. Не задумываясь, государь выбил из рук друга чашку: кипяток пролился на штаны Воеводина.

— Что за дерьмо? — выругался ничего не понимающий Макс.

Не тратя время на разговоры, Дмитрий выбросил руку в сторону спешащего к выходу официанта. С пальцев государя сорвались золотисто-черные нити. Настигнув старика, окутали от пят до шеи. Не удержавшись на ногах, наемник с глухим стуком шлёпнулся на пол.

Слитно поднявшись, император стремительно подошел к слуге. Наклонившись, приложил палец к его лбу и задал лишь один вопрос:

— Кто?

Золотистый узор проступил на морщинистом лице убийцы. Он задергался, захрипел. Не в силах противиться родовой силе императора, выдохнул:

— Наследник Морозова, — конвульсии пробежали по телу пожилого мужчины. Выгнувшись дугой, он что-то неразборчиво прошептал и безжизненно обмяк.

— Клятва молчания на смерть, — безучастно сообщил Дмитрий вставшему рядом другу. — Чай отравлен. Мне плевать, а ты мог погибнуть.

Максим наградил друга долгим, благодарным взглядом. Дмитрий глянул на товарища с укором. Тот смущенно кашлянул, деловым тоном сообщил:

— Все Морозовы, в том числе и наследник, сегодня на площади отреклись от главы своего рода. Не понимаю, с чего вдруг такой сюрприз.

— Узнаем, — спокойно ответил некромант. — Буду у себя. Жду вас с Нарышкиным через пятнадцать минут. Этого далеко не прячьте, возможно, придется призвать и допросить.

— Понял, — Воеводин кивнул.

Покинув столовую, государь направился в кабинет.

* * *

Владимир. Холл гостевого дома «Заря»

Едва я вышла из туманного тоннеля, испуганный женский визг резанул по ушам. Внутри похолодело. Пытаясь понять, что происходит, я быстро осмотрелась. Бледная Варвара стояла за стойкой ресепшена. Встретившись со мной взглядом, хозяйка гостиницы побледнела до синевы. Вдруг она схватила здоровенный талмуд и запустила им в меня!

Охренев от «тёплого» приёма, я едва успела уклониться от летящего в голову «снаряда».

— Поди прочь! — выкрикнула хозяйка гостиницы.

Наклонившись, она тотчас выпрямилась и швырнула мне в лицо половую тряпку! Я отшатнулась. Мокрая ветошь пролетела рядом, смачно шлёпнулась о стену. Абсолютно ничего не понимая, я прижала к груди сапог.

— Варь, ты чего? — спросила я ошарашенно.

Плотникова вцепилась в стойку. Несколько долгих мгновений Варя стояла недвижимо, всматриваясь мне в лицо.

— Это ты? Правда, ты⁈ — прошептала она недоверчиво.

— Ну да, — я пожала плечами.

Хозяйка гостиницы дрожащими руками взяла с подноса кувшин с водой, наполнила стакан. Сделав несколько больших глотков, поставила посуду на место.

— Что ж за день сегодня-то такой, — посетовала женщина, тяжело опускаясь на стул.

А спустя миг она спрятала лицо в ладонях и расплакалась.

— Варь, ну что ты, — я подошла к хозяйке гостиницы, остановилась в нерешительности.

В этот момент в моей голове раздался равнодушный голос высшей сущности:

«Сегодня утром у Варвары украли кошелёк из сумки. Вернулась с рынка без продуктов. Потом уволилась единственная работница — прачка. За старушкой приехали родственники из деревни. А тридцать минут назад съехали последние постояльцы. Перед выездом обругали хозяйку за отвратительное состояние номеров и под этим предлогом отказались платить».

Да уж, досталось ей изрядно.

Я смотрела на плачущую женщину. Будет ли моё утешение сейчас уместным, понятия не имела. Сомневаясь, осторожно коснулась плеча Вари. Та вздрогнула, рвано вздохнула и ещё сильнее прижала руки к лицу.

«Почему она меня так неадекватно встретила?» — нахмурившись, я шагнула назад.

«Создавать туманные тоннели в этом мире способны лишь ведьмы и некроманты. И тех, и других крайне мало. О возможности пространственного перемещения большинство жителей империи не осведомлены. По мнению Варвары, ты появилась „из ниоткуда“. Плюс из-за остаточной энергии у тебя радужка светится зелёным цветом. Мещанка приняла тебя за злого духа. Ещё не отошла от испуга».

О, как.

Мелодичный перезвон колокольчика разлетелся по холлу. Полуобернувшись, я увидела возле двери юриста, сдержанно улыбнулась.

— Добрый день, Александра, — любезно поздоровавшись, Анатолий Фёдорович Кони посмотрел на ссутулившуюся Варвару, затем на меня. В его сосредоточенном взгляде отчётливо читался вопрос: «Что случилось?»

Чисто технически, я ещё ничего не знаю. Варвара-то со мной не разговаривала. А о том, что в моём кармане сидит высшая сущность, умеющая читать мысли, откровенничать не хотелось.

Я пожала плечами, отошла подальше, освобождая место рядом с плачущей Плотниковой. Кони понял всё правильно. Ловко обогнув стойку, мужчина склонился над подругой.

— Варенька, что произошло? — спросил он с искренней заботой.

Всхлипнув, женщина круто повернулась к другу, уткнулась в его пальто.

— Ну что с тобой? Ты же у меня сильная девочка, — с лёгким укором сказал Анатолий, ласково поглаживая Варвару.

— То одно, то другое. Сил моих больше нет, — прошептала Варя, крепко обнимая мужчину.

Я тактично отвернулась. Немного подумав, направилась к дивану. Усевшись, устроила на бёдрах «временное обиталище» домовому. До ушей доносился громкий шёпот Вари. Глотая слёзы, она рассказывала Кони о том, что с ней сегодня стряслось. А точнее: жаловалась.

От нечего делать я рассматривала холл. Рассеянный, приглушённый свет, как и прежде, создавал уютную атмосферу. Но сейчас видела то, чего прежде не замечала: выцветший рисунок на обоях; истёртые башмаками ступени лестницы; змеящиеся по потолку чёрные нити трещин.

Хозяйка гостиницы упоминала, что делала ремонт недавно. Похоже, с деньгами у неё и прежде было негусто. Кони намекал, что у него есть какая-то бизнес-идея. Но смысл о чём-то серьёзно разговаривать, если у самой пока ветер гуляет в кармане? Послушаю, что предложит юрист, завтра встречусь с управляющим. А после решу.

Взгляд зацепился за паутину в углу, под потолком. Я глубокомысленно воззрилась на сапог.

«Або, а как выпустить домовых?»

«На втором этаже есть большой стол. Поставишь сапог в центр, потом про себя скажешь, что дом твой, но в нём не живёшь. Однако тебе и здесь очень нужна их помощь, — деловито информировал ушастый всезнайка. — Домовые вылетят все сразу. Затем часть из них вернётся в обувь. Сколько мелких духов здесь останется, предугадать сложно».

«Поняла», — ответив ушастику, покосилась на мужчину с женщиной. Варвара уже стояла. Кони ласково поглаживал её по плечу, что-то неразборчиво говорил.

Всё понимаю, но, ей-богу, надоело. Пойду хоть домовых что ли выпущу. Нечего понапрасну время терять.

Я встала с дивана, решительно направилась к лестнице.

И тут меня окликнула Варвара:

— Александра!

Обернувшись, я вопросительно подняла брови. Миловидная женщина покраснела, смущённо прикусила губу. Обменявшись с юристом быстрым взглядом, она неожиданно взяла его за руку, торопливо подошла ко мне.

— Анатолий ещё вчера рассказал, что ты глава боярского рода Апраксиных. Обрадовалась, так тебя сегодня ждала! Но день с самого утра не задался, вся на взводе. А тут ты появилась из воздуха. Я по невежеству, да с перепугу решила, что злобное привидение приняло твой облик. Вот и кидалась тем, что под руку попалось. Тоша сейчас объяснил, что есть маги, которые способны являться словно из ниоткуда. Прости, пожалуйста. Мне правда очень стыдно, — Плотникова нервно заправила за ухо локон и горячо продолжила: — Ты не подумай, мы с Анатолием просто давние друзья. Он мне как брат. С малых лет опекает, — Варя смотрела со странной настойчивостью.

Мне-то какая разница, какие у вас отношения? А вот то, что Кони знает о магах, «способных являться из ниоткуда», и радует, и настораживает. Какой у него дар? Ничуть не удивлюсь, если он окажется менталистом. Для юриста самое оно. Хорошо, что ко мне в голову никто без спроса не влезет.

Я скупо улыбнулась встревоженной Варе, ровным тоном успокоила:

— Не волнуйся, всё понимаю. Извинения приняты, — заметив, что женщина собирается ещё что-то сказать, остановила её жестом: — Предлагаю не вспоминать о произошедшем, а деловые вопросы обсудить на втором этаже. Мне нужно поставить сапог на стол.

Глаза Варвары округлились, стали походить на два больших блюдца. Кони озадаченно нахмурился. Не став ничего объяснять, я усмехнулась и пошла вверх по отвратительно скрипящим ступеням.

Лестница привела меня в полукруглый холл. Осмотревшись, с досадой поняла, что тут всё ещё печальнее. Уютное, жёлтое освещение не могло скрыть… нищеты. Видавшие лучшие дни кресла были безбожно продавлены, диван зиял дырами на обивке. На стенах клоками отсутствовали обои, а в прорехах виднелась штукатурка: кое-где она осыпалась, обнажив кирпичную кладку.

Не знаю, в каком состоянии номера, но тут полное убожество. Впрочем, это же дешёвый гостевой дом. Может, так и надо? Но почему тогда постояльцев не наблюдается?

Я подошла к круглому столу, густо испещрённому царапинами. Когда-то добротная столешница была вскрыта лаком, но теперь от него осталось лишь жалкое напоминание.

Вдруг из-за спины зазвучал голос хозяйки гостиницы:

— Моих сбережений хватило только на ремонт и мебель для комнат на первом этаже, — глухо призналась Варвара. — Раньше те номера, что внизу, сдавала дороже, а здесь дешевле: по пять-восемь рублей. Но Антон Леонидович всё увеличивал и увеличивал арендную плату. Мне пришлось задирать цены. Но единственное, что могла предложить постояльцам — свежее постельное бельё и обеспечить чистоту. Гостей с каждым днём становилось всё меньше. А теперь и вовсе ни одного.

— Понятно, — протянула я, ставя в центр стола обувь.

— Зачем тебе это? — не стала скрывать любопытства Варя.

— Сейчас увидишь, только не пугайся. Анатолий Фёдорович, — я красноречиво посмотрела на юриста. Тотчас кивнув, он приобнял «сестру» за талию.

Ты смотри, какой догадливый.

Сосредоточившись, я мысленно сообщила домовым всё, что требовалось. Увы, сапог не подавал признаков жизни. Но не успела расстроиться, как из голенища роем вылетели жёлто-розовые светлячки. Повисев над столом, они словно посовещались и неожиданно прыснули во все стороны!

— Ой, — испуганно пискнула Варя.

— Это домовые? — изумлённо поинтересовался Кони.

Я согласно кивнула. И вдруг заметила, что холл начал преображаться. Словно по мановению волшебной палочки, некрасивые стены спрятались за обоями с изящным золотистым рисунком. Диван, кресла приобрели шикарный вид. Да и в целом всё помещение как-то разом стало иным. Оно больше не выглядело ни нищим, ни убогим. Напротив, казалось, всё вокруг пронизано ненавязчивой роскошью.

Охренеть.

Кашлянув, юрист отвлёк меня от созерцания восхитительного стола красного дерева. Поймав мой шальной взгляд, он сдержанно улыбнулся, предложил:

— Давайте присядем.

Сев в кресло, я дождалась, когда «родственники» устроятся на диване.

— Никогда такого не видела, — пробормотала на грани слышимости шокированная Варвара. — Выходит, в работниках теперь нет необходимости?

— Да, — я откинулась на спинку кресла. — Ни прачки, ни уборщицы, ни горничные больше не нужны.

Разом воспрянувшая духом Плотникова довольно заулыбалась.

— Уж не знаю, где Александра Петровна умудрилась раздобыть домовых, ещё и в таком количестве, но их присутствие моментально решает множество проблем, — мягкий баритон Кони приятно ласкал слух. — Предлагаю перейти к делу. Мы все понимаем, что дешёвый гостевой дом не приносил дохода. Да и в целом само его существование рядом с фешенебельной гостиницей неуместно. Александра, как вы смотрите на то, чтобы перепрофилировать это здание? Предлагаю открыть здесь мини-санаторий для пожилых дам, а основной фишкой сделать омоложение.

Что⁈

Совладав с эмоциями, я ответила:

— Слушаю вас внимательно.

Оказалось, что нетитулованный дворянин Анатолий Федорович Кони отлично знал родню мещанки Варвары Плотниковой. Один из ее родственников работал аптекарем и для своих изготавливал чудо-крема. Уникальные свойства одного из них я уже опробовала на себе: за два часа от гематомы на лбу не осталось и следа.

В отличие от лечебных, омолаживающие мази следовало наносить четырнадцать дней подряд, еще и определенной техникой. Эффект «свежести и юности» сохранялся до шести месяцев. Любознательная Варвара прекрасно знала, как проводить такие процедуры. Ей-то и отводилась главная роль в работе с постояльцами, как и общее руководство «санаторием».

Анатолий Федорович не стал скрывать, что уже заручился согласием аптекаря о сотрудничестве. А также поразительно спокойно информировал, что готов спонсировать стартап за счет собственных средств. Причем Кони предельно ясно дал понять, что доля в этом бизнесе ему не нужна, и в случае провала возвращать деньги нет необходимости.

Искренность аристократа не вызывала никаких сомнений. Этот мужчина производил впечатление глубоко порядочного человека. А уж деловой подход к делу и вовсе поражал. Буквально за сутки юрист продумал практически все.

Для того чтобы постоялицы за две недели не заскучали, Анатолий Федорович придумал проводить экскурсии по святым местам. Аргументировал тем, что пожилые аристократки питают к ним слабость, а храмов и во Владимире, и в Суздале в избытке. На случай плохой погоды Кони предложил развлекать дам совместными чтениями с одновременным обсуждением сюжета и поступков героев. Ну а кормить дам посоветовал блюдами, заказанными в соседнем ресторане.

И главное: Кони хорошо был знаком с тем, кто может дать моему «санаторию» рекламу в нужных кругах. Одна из постоянных клиенток юриста имела нешуточный вес среди возрастных дворянок.

Когда мужчина закончил говорить, я четко понимала: новый бизнес не вызывает у меня отторжения, и реально все может получиться.

— Мне нравится ваша идея, Анатолий Федорович, — сообщила я откровенно. — Естественно, мне надо хорошо все обдумать. Вполне возможно, завтра задам много вопросов, но пока интересует лишь одно: кандидатка на вакансию чтеца-экскурсовода уже есть?

— У меня нет, — Варвара печально вздохнула. Видимо, вспомнив о своих проблемах с кадрами, она понуро опустила плечи.

— Я уже начал наводить справки. Думаю, в ближайшее время найдем подходящую женщину, — уверенно ответил Анатолий Федорович и ласково улыбнулся опечаленной Варе.

«Домовые вернулись в обувь. В санатории решили остаться шестеро. Хватит с избытком для всех нужд, — бесстрастно доложил Або. — Для справки: искать женщину с нужными навыками-знаниями нет нужды. Маргарита Ткачук — идеальная кандидатура. Сидит в арендованной комнате без работы, что делать дальше — не знает. Твое предложение примет с благодарностью. Если хочешь, покажу дорогу к её дому».

«Або, ты прелесть».

— Анатолий Фёдорович, Варя, у меня есть женщина на примете. Её зовут Маргарита Ткачук. Работала библиотекарем Суздальской военной академии. На днях уволилась по семейным обстоятельствам и переехала во Владимир. В работе нуждается, но пока не трудоустроена. Где живет, знаю, могу съездить, пообщаться.

— Какая хорошая новость! Кадры решают всё, — категорично заявила Варвара и попросила: — Александра, не откладывай с поездкой к этой Маргарите Ткачук. Абы кого в такие серьёзные образовательные учреждения не берут, не перехватили бы квалифицированную сотрудницу. А лучше давай я к ней съезжу. Тебе-то не по статусу, да и других дел наверняка хватает. Могу прямо сейчас, только адрес скажи.

— Варь, не суетись, — я неодобрительно поморщилась. — Действительно сама на себя сегодня не похожа. Тебе бы отдохнуть хорошенько, чаю с ромашкой попить.

— Твоя правда, — негромко ответила женщина и потупила взгляд.

Решив, что пора закругляться, я поднялась из кресла.

Моментально вскочив, аристократ лаконично сообщил:

— Моя машина у входа. Почту за честь отвезти вас домой. Если пожелаете, можем заглянуть к вашей потенциальной сотруднице.

— Хорошо. Заодно по дороге обсудим документальное оформление «санатория» и финансовые вопросы, — дружелюбно улыбнувшись мужчине, я подошла к столу, взяла «переносное устройство» для домовых. — Варя, я приеду завтра. Ты, пожалуйста, вечером, а лучше завтра утром, оцени работу домовят. Хорошо?

— Конечно, — Плотникова шустро поднялась с дивана, покосилась на ближайшую дверь в номер.

Ясно-понятно. Никто отдыхать сейчас не пойдёт.

Тепло попрощавшись с Варей, я направилась к лестнице. Задержавшись всего на минуту, не больше, Кони последовал за мной.

«Димитрий хочет с тобой встретиться, — неожиданно огорошил Або. — Сказал, что сможет прийти в четыре утра. Спрашивает твоего согласия. Что ответить?»

(обратно)

Глава 9

Встретиться? Так скоро⁈

Сердце забилось сильнее. Новость откровенно застала врасплох, я растерялась. Причем настолько, что не знала, как ответить.

Согласиться или отказать? Почему в четыре утра-то?

«Владимирский спуск, дом четыре», — прозвучал голос Або, когда садилась в машину.

Словно робот, повторив вслух адрес, я уставилась в лобовое стекло. Автомобиль тихонько заурчал, плавно тронулся с места.

Дима планирует встретить со мной рассвет? Или настолько занят, что другого времени не нашел? На романтика некромант совсем не похож, значит, второе. В таком случае гораздо разумнее не торопиться, но дождаться более подходящего случая. Уж кто-кто, а Димитрий Иоаннович логическим мышлением не обделен. Почему он спешит⁈

— Александра, у вас все в порядке? — приятный баритон юриста оторвал от напряженных дум.

— Да. Все хорошо, — я кривовато улыбнулась.

— По вам не скажешь. Вы побледнели, — мягко сообщил Анатолий Васильевич.

— Иногда со мной такое случается.

Интеллигентный мужчина тактично промолчал. А через минуту вновь заговорил:

— Оформление вашего нового бизнеса займет максимум два дня. Все сделаю сам, от вас потребуются только подписи. Что касается расторжения договора аренды с Варварой. Соглашение о его прекращении достигнуто, но все же рекомендую соблюсти установленную законом процедуру. Бумаги я составлю, вы с Варей их просто завизируете.

— Спасибо, Анатолий Федорович. Предполагаю, что брать оплату за работу с меня вы не планируете, но любой труд должен оплачиваться. К тому же я очень не люблю ходить в должниках. Поэтому задам вопрос: сколько?

Остановившись на светофоре, аристократ посмотрел на меня и абсолютно серьезно сказал:

— Рубль.

— Вы шутите? — я от удивления вскинула брови.

— С учетом всех скидок, стоимость моей работы для вас составит один рубль, ноль копеек, — деловым тоном сообщил мужчина, но в его взгляде заплясали озорные смешинки.

Как грамотно вышел из щекотливой ситуации. Вот ведь… юрист!

Я рассмеялась. Опустив руку в карман пальто, вытащила горсть мелочи. Найдя металлический рубль, протянула мужчине. Напустив на себя важность, сообщила:

— Стопроцентная предоплата.

— Премного благодарен. Сегодня же начну составлять документы, — взяв монету, Кони опустил ее во внутренний карман и вновь сосредоточился на управлении автомобилем.

За окошком мелькали старые деревянные дома. А в голове, словно назойливая пчела, зудела одна и та же мысль — почему он помогает? Бесспорно, человек он хороший. И все же просто так, по доброте душевной, никто не разбрасывается деньгами! Ладно бы юрист решал сугубо Варины проблемы. Но в этой истории с новым бизнесом больше всех приобретала я. У всех поступков есть причина и конечная цель. В чем его выгода?

— Анатолий Федорович, почему вы помогаете? Не Варе, мне, — я не отводила пристального взгляда от профиля дворянина.

Мужчина несколько секунд молчал, затем поразительно просто признался:

— Я менталист. С раннего детства доступны все текущие мысли, краткосрочная память любого разумного. Человек еще не открыл рот, а я уже знаю, что скажет и чего ожидать. Люди для меня как открытые книги. Артефактов, скрывающих мысли, вы не носите. Однако ваш разум закрыт. Если скажу, что просто нравится с вами общаться, поверите?

— С трудом.

— Тем не менее это так. Вы для меня как редчайший, бесценный фолиант, — он тепло улыбнулся. Я иронично хмыкнула. Вновь устремив взор на дорогу, Кони чуть тише продолжил: — В высшем свете не зазорно интересоваться, какими способностями обладает дворянка. Но все же мы не в Москве, а в провинции. Никоим образом не хочу вас даже невольно оскорбить. Если мой вопрос покажется вам бестактным, заранее прошу прощения. Александра, какой у вас дар?

«Что сказать Дмитрию?» — несколько некстати напомнил Або.

Мысли тотчас разбрелись, как безнадзорные овцы. Чувствуя на себе напряженный взгляд дворянина, понимала, что пауза излишне затягивается.

Чему быть, того не миновать. Парадокс, но сейчас эта пословица подходит ко всем вопросам, на которые должна ответить.

Запихав подальше все сомнения и опасения, я ответила ушастому «связисту»:

«Не возражаю. Но не гарантирую, что проснусь».

Неторопливо подняв рукав пальто и платья, обнажила предплечье. Показав Кони мерцающий серебром узор, спокойно произнесла:

— Я серебряная ведьма.

Лицо аристократа неожиданно стало суровым. Нахмурившись, он увеличил скорость. Вернув рукав на место, я устроилась поудобнее на бедрах домовячью «переноску». Повисшее в салоне молчание откровенно тяготило.

Неужели и для него все ведьмы — это отвратительные твари? С натяжкой, но могу понять тех, кто не обладает нужными знаниями. Анатолий Федорович, безусловно, отлично образован. Что на него вдруг нашло?

Машина остановилась неподалеку от деревянного двухэтажного дома. Через боковое стекло я рассматривала старое, ветхое здание. Складывалось четкое впечатление, что его возвели во времена царя Гороха.

«На месте», — сообщил мой ушастый навигатор.

Глядя на синюю табличку с названием улицы и номером домовладения, я кратко ответила:

«Вижу».

Кони заглушил двигатель, однако выходить не спешил. Нацепив маску невозмутимости, я повернула голову к мужчине.

Тот внезапно попросил:

— Саша, прошу вас быть осторожнее.

Не понимая к чему эта просьба, я озадаченно посмотрела на дворянина.

— О том, что в империи появилась серебряная ведьма, уже идет молва. — негромко пояснил Анатолий Федорович. — Сегодня в обед мне звонил коллега из моего московского офиса. Он единственный знает, что я уехал в отпуск на родину. Обсудив рабочие вопросы, поделился горячей «секретной» новостью: в Суздальской военной академии работала поломойкой девушка-изгой с серебристой меткой ведьмы. В высшем свете делают вид, что не верят. Но, скорее всего, вас уже ищут. А когда найдут, всеми правдами и неправдами будут пытаться заполучить в свой род.

Долго искать не придется. Вся военная академия уже знает и имя, и титул. Вот нафига сегодня туда поперлась? Впрочем, все одно бы меня вычислили. А так домовыми обзавелась.

— Спасибо за предупреждение. Учту. Анатолий Федорович, искренне признательна за все, что вы для нас с Варей делаете. Ваша дружба — я сделала акцент на слове, — для меня ценна.

— Взаимно, — уверенно ответил юрист и добродушно улыбнулся.

Уф-ф-ф. На душе даже полегчало. Хорошие люди в моём окружении на вес золота. Очень хочется верить, что у этого дворянина не появятся в отношении «бесхозной» серебряной ведьмы матримониальные планы.

* * *

Маргарита Ткачук

Маргарита сидела на хлипком стуле. Зажав ладони между бедер, она бессмысленно смотрела в угол. Несколько часов назад в эту убогую съемную комнатушку завалились двое громил. Угрожая расправой, они потребовали выплатить долги «любимого» мужа.

Как ее нашли, почему должна платить она, а не супруг, запуганная женщина даже не задумалась. Отдав все, что у нее было, Ткачук покорно согласилась погасить весь долг завтра утром. Бандиты давно ушли, а обессилевшая от пережитого страха Рита все так и не могла встать. Денег у нее не было, совсем. И где их взять, не знала.

«За что мне это все? За что?» — крутилась в голове бывшей учительницы одна и та же мысль.

Мерзко заскрипела входная дверь. Вздрогнув, Ткачук застыла изваянием. Не в силах пошевелиться, женщина банально боялась посмотреть на очередных «гостей».

— Здесь она, — послышался презрительный голос квартирной хозяйки. — Слышь, Ритка, а давай-ка ты собирай вещички да на выход! У меня приличная квартира. Знала бы, что ты аферистка, и на порог бы не пустила!

— Серафима, я же вам заплатила за месяц вперед. Вы не имеете права меня выгонять, — вяло возразила Маргарита.

— Еще чего! Я в своем праве, эту квартиру лично арендую. Иль хочешь, чтоб на тебя пожаловалась самому хозяину? Мало тебе проблем? Еще хочешь? — ехидно поинтересовалась Серафима.

Ткачук отрицательно помотала головой. Набравшись храбрости, посмотрела на вошедших. Рядом с пышнотелой Серафимой, облаченной в застиранный ситцевый халат, стоял худощавый элегантно одетый мужчина, а чуть дальше — Александра Лаптева!

«Зачем пришла? Неужели решила наказать за ту драку? — сердце Маргариты екнуло. Присмотревшись к спутнику Лаптевой, почувствовала, как кровь отхлынула от лица. — Похож на юриста. За что мне все это⁈»

С трудом поднявшись, Ткачук уцепилась за спинку стула: ноги не держали.

— Саша, я искренне раскаялась в содеянном. Пожалуйста, не сажай в тюрьму, — ее голос напоминал шелест листьев.

— Туда тебе и дорога! — злорадно припечатала Серафима. — Ишь, какую змеюку приютила у себя. Собирай манатки и прочь из моего дома. А деньги твои поганые щас принесу! — круто развернувшись, квартирная хозяйка вышла из комнаты.

«Странно. Думала, не отдаст, — промелькнула мысль у Риты. С затаенной надеждой она смотрела на бывшую коллегу. Заметив в руках Александры одинокий сапог, удивленно захлопала ресницами — Почему Лаптева пришла ко мне с обувью? Хочет обвинить в ее порче? Но я же вроде за ноги ее не хватала».

* * *

«Або, признавайся. Ты отправил повелительницу этого клоповника за деньгами?»

«Да», — лаконично ответил тушканчик.

«Умница».

Взяв поудобнее изрядно поднадоевшую «переноску для домовых», я скользнула оценивающим взглядом по своей потенциальной сотруднице. Выглядела Маргарита, откровенно говоря, неважно: лицо осунулось, похудела.

Нехило её жизнь прижала за пару дней.

Я прикоснулась к плечу юриста, дав понять, что сама начну разговор, подошла к нервничающей женщине, спокойно сказала:

— Рита, у меня к тебе деловое предложение. Хочу предложить работу.

— Работу? — недоверчиво переспросила библиотекарь. — Мне⁈

— Тебе, — я улыбнулась. — Скажу сразу, никакого изгоя Лаптевой нет и не было. Меня зовут Александра Петровна Апраксина, я глава боярского рода Апраксиных, — не реагируя на шокированное лицо библиотекаря, ровным тоном продолжила: — В ближайшие дни планирую открывать санаторий для пожилых дам. Мне требуется сотрудница: интеллигентная, начитанная, способная проводить экскурсии по святым местам, читать книги вместе с постоялицами, обсуждать с ними прочитанное. К зарплате прилагается питание и проживание. Что скажешь?

Губы женщины задрожали, глаза увлажнились.

— Вы моя спасительница. Конечно, согласна, — опустив голову, Маргарита попыталась спрятать текущие по щекам слезы. — Я сейчас вернусь, — пробормотала она и шустро выбежала из комнаты.

Проводив женщину взглядом, менталист сухо сообщил:

— Несколько часов назад к Ткачук приходили бандиты. Требовали вернуть долг мужа. Якобы он задолжал крупную сумму частному лицу. Предполагаю, что это афера, и скорее всего в ней замешан супруг Маргариты.

— Почему вы так думаете?

— Вчера Рита опять ходила к мужу на съёмную квартиру. Не решившись войти или постучать, долго стояла у двери. Она слышала шаги любимого мужчины, его покашливание, звон посуды, звук телевизора. Перед тем как уйти, Маргарита написала на клочке бумаги свой адрес, номер телефона, попросила мужа о встрече и сунула бумажку в щель под дверью. Никто, кроме того, кто находился в квартире, взять эту записку не мог. Сегодня к женщине явились громилы. Забрали у неё всё до копейки и завтра утром придут снова.

— Вот твари! — с чувством сказала я вслух то, что первым пришло на ум.

— Согласен. Александра, вы не будете возражать, если мы возьмём Маргариту с собой? Отвезу вас домой, а потом доставлю её в ваш гостевой дом. Заодно попрошу Варю сделать успокоительный отвар для новой сотрудницы, — в голосе дворянина позвякивал металл.

Успокоительное — это правильно и хорошо. И всё же темните вы, господин юрист.

— Анатолий Фёдорович, вы хотите наедине поговорить с Ритой о вымогателях? — спросила я без обиняков.

— Таких мерзавцев надо наказывать. Если Маргарита Ткачук сегодня напишет заявление в полицию, то в крайний срок завтра утром все причастные к вымогательству лица будут задержаны и заключены под стражу. Это я вам гарантирую, — от ледяного тона аристократа мурашки побежали по коже.

Начинаю понимать, почему Кони выбрал такую профессию. Скорее всего, не может пройти мимо вот такого… В общем, беспредела.

— Предлагаю сделать проще. Я уйду туманным тоннелем, а вы поедете с Ритой сразу в гостевой дом. Так и проще, и быстрее.

Дворянин согласно кивнул. В этот момент вернулась Маргарита. Смущённо шмыгая покрасневшим носом, она заправила за ухо влажный локон, тихо сказала:

— Прошу прощения, что заставила вас ждать. Серафима деньги вернула. У меня час на то, чтобы съехать.

Улыбнувшись, аристократ добродушно произнёс:

— Маргарита, разрешите представиться, меня зовут Анатолий Фёдорович Кони. Я юрист и хороший знакомый вашей спасительницы. К сожалению, Александра Петровна вынуждена срочно уехать, — Ткачук моментально напряглась. — Но вы не волнуйтесь, я лично отвезу вас в санаторий и познакомлю с директором. Её зовут Варвара Плотникова, чудесная женщина. Уверен, вы не только сработаетесь, но и подружитесь, — тембр его голоса теперь убаюкивал, расслаблял.

Не желая мешать Кони творить добрые дела, я сосредоточилась, начертила одну руну, затем другую и уверенно шагнула в зеленоватое свечение.

Вот как её угораздило влюбиться в такого подонка⁈ Всю жизнь же чуть было не пустила под откос.

(обратно)

Глава 10

Кони наблюдал, как Маргарита Ткачук собирает свои вещи. Возиться с этой женщиной, и уж тем более решать ее проблемы на ночь глядя, ему не хотелось. Дело стандартное, для профессионала абсолютно не интересное. Бывшая учительница вызывала у него сочувствие, но еще больше — глухое раздражение.

«Когда женщины начнут себя уважать? На кой ляд она вышла замуж за этого пройдоху? Неужели никого лучше найти не смогла?» — думал опытный юрист, следя за тем, как нервничающая мещанка Ткачук пакует одежду.

Не желая мешать сборам, Анатолий Федорович отошел к окну. На улице шел снег, совсем скоро стемнеет. Ему внезапно захотелось завернуться в теплый плед и сесть у камина с чашкой горячего шоколада. Но нет, спать сегодня не придется. Скорее всего, провозится с полицией до самого утра.

«Вот оно мне надо? После того, как отвезу Маргариту в гостевой дом, вымогатели ее больше не потревожат. Банально не смогут узнать новый адрес. Да и муж-мерзавец на горизонте не появится, если сама опять к нему не попрется. Терпеть не могу подобные дела. Никто за язык меня не тянул. Зачем пообещал Саше разобраться? — юрист поморщился. А через миг усмехнулся и честно ответил на собственный вопрос: — Чистая психология. Изо всех сил стараюсь понравиться главе боярского рода Апраксиных».

Необычная девушка с закрытым разумом крепко зацепила менталиста с самой первой встречи. Что он к ней испытывал? А вот на этот вопрос Анатолий даже сам себе ответить не мог.

Много лет Анатолий Федорович Кони жил только юриспруденцией и ничуть об этом не сожалел. С Варварой Плотниковой они действительно дружили. Причем с малых лет. Безусловно, статусы разные, но нетитулованному мальчишке-дворянину нравилось общаться с бойкой миловидной мещанкой. Как повзрослели и пути-дороги разошлись, начинающий юрист взял над девушкой своего рода шефство. Считал себя за нее в ответе. Чисто по-человечески Варя ему всегда была симпатична, но на этом все. Ни о какой влюбленности речи даже не шло.

Романы с красивыми дамами у Анатолия, конечно же, случались. Но создавать семью он не планировал: считал, что брак — это не для него. Когда круглосуточно корпишь над зубодробительными делами, ни на жену, ни на детей времени просто нет. Однако после признания Александры о своем даре, мужчина понял: он не имеет права упускать такую уникальную жемчужину.

«Мне выпал один шанс на миллион. Серебряная ведьма может помочь достичь всего, о чем мечтаю. Нельзя ее потерять. Для начала окружу Сашу по максимуму заботой, вниманием. Стану для нее опорой, верным другом», — думал дворянин, глядя на крупные хлопья, медленно падающие с неба. — Плохо, что Александра предельно ясно дала понять, что не видит во мне мужчину. Но, с другой стороны, юная глава рода не имеет опыта в коммерции, а я всегда буду рядом. Поддержу, помогу. И кто знает? Вполне возможно, она выберет именно меня в спутники жизни', — от открывающихся перспектив у Кони перехватило дух.

Хорошо образованный аристократ прекрасно знал, что сулит брачный союз с серебряной ведьмой. Такая женщина дарует своему избраннику не только запредельные магические способности, но еще и удачу в любом деле: наука, бизнес иль творчество — не имеет значения. Тот, кто станет супругом боярышни Апраксиной, обречен на успех.

«Совсем скоро на Сашу объявят охоту знатные „женихи“. Соперничать с древними родами мне не под силу. Громких заслуг перед империей пока нет, титулом похвастаться не могу. Деньги есть, но не так много, чтобы кичиться богатством. Надо срочно что-то придумать, — глубокая складка пролегла меж бровей Анатолия Федоровича. — А может, предложить боярышне фиктивный брак? Для меня великолепный вариант. Со временем такой союз вполне может стать настоящим. Но зачем он нужен красивой девушке с уникальным даром, еще и главе боярского рода? Без любви тут вариант один — брак со мной должен закрыть для нее серьезную проблему. Вопрос: какую?»

— Я готова, — сообщила Маргарита, отвлекая от размышлений.

Сдержанно улыбнувшись, дворянин подхватил увесистый чемодан.

— Прошу, — он широким жестом предложил Ткачук первой покинуть комнату.

Идя следом за взволнованной Маргаритой, юрист не задумывался, как строить разговор со своей «клиенткой». Он прекрасно знал, как убедить женщину написать заявление и как сегодня же решить ее проблему. А вот с боярышней Апраксиной все обстояло иначе: дворянин понятия не имел, как в кратчайшие сроки расположить к себе серебряную ведьму. Причем настолько, чтобы она захотела выйти за него.

«Завтра утром принесу Саше хорошие вести, а там посмотрим. Надо будет аккуратно выяснить, что ее беспокоит больше всего, и предложить выход — брак со мной. Я прям как маклер, продающий клиенту не дом, а желанный вид с балкона», — хмыкнув, юрист вышел на свежий воздух.

Галантно предложив Маргарите локоть, он уверенно повел смутившуюся женщину к своей роскошной машине.

* * *

Зажав под мышкой сапог, я бродила по своему дому и ничего не понимала. Было тихо и пусто. Как в склепе.

Отсутствие матушки и отчима объяснимо. Боярыня со своим ненаглядным Тошенькой грозилась сегодня съехать. Скатертью им дорога. А еще лучше флаг в руки, бронепоезд навстречу! А вот слуги-то где? Куда они подевались⁈

Войдя в кухню, я быстро осмотрелась: на столешнице салатник, разделочная доска с недорезанными овощами; на стуле валяется словно впопыхах брошенный фартук. Хмурясь, подошла к плите, осторожно прикоснулась к кастрюле: теплая. Открыв крышку, удостоверилась, что суп готов.

Почему повариха не доделала салат? Куда так экстренно удрала?

Нервничая, я мысленно спросила ушастого наставника:

«Або, где все?»

Высунув мордочку из кармана, тушканчик потешно поводил усами. Ловко работая лапками, забрался мне на плечо и бесстрастно сообщил:

«На территории особняка, кроме тебя, живых людей больше нет».

По спине пробежал холодок страха. Не позволяя фантазии разгуляться, я поинтересовалась:

«Трупов, надеюсь, нет?»

«Нет».

Хоть что-то хорошее.

Взяв со стола корнишон, я целиком закинула его в рот, задумчиво захрустела. Сама не знаю почему, но начало казаться, что отсутствие прислуги — прощальный «привет» от боярыни Апраксиной. «Любящая» мать вполне могла забрать их с собой. Ну, или всех разом уволила. Зачем? Чтобы неблагодарная дочь хорошенько помучилась.

Дом громадный, убираться, готовить, стирать некому. Быстро вопрос с кадрами не решить. Квалифицированных, а главное — надежных слуг найти очень сложно. Неприученной к труду юной дворянке придется все делать самой или жить как свинье. Еще и впроголодь. Шикарная подлянка! Да вот только просчиталась матушка.

Хмыкнув, я отыскала взглядом солонку. Выбрав самый аппетитный помидор, щедро его посолила. С наслаждением вонзив зубы в сочный, ароматный овощ, спросила ушастого друга:

«Где лучше выпустить домовых?»

«В кабинете».

Вымыв липкие от сока пальцы, я бодрым шагом покинула кухню. Войдя в кабинет, водрузила «переносное устройство» в центр рабочего стола. Сосредоточившись, мысленно сообщила домовым, что это мой дом и очень нужна их помощь.

Спустя несколько секунд из голенища вылетел рой маленьких светлячков. Лишь на миг зависнув над столешницей, «огоньки» стремительно разлетелись в разные стороны.

«Всё. С этой минуты можешь не беспокоиться о бытовых проблемах. Единственное, что не могут домовые, — это обеспечивать продуктами и готовить», — деловито доложил ушастый всезнайка.

Эх-х. Жаль конечно. Впрочем, кухарка мне не особо и нужна. Сама в состоянии себе приготовить. Было бы желание.

Взгляд зацепился за картину на стене. Ничего особенного: море, парусник. Отдаленно напоминает работы Айвазовского. Но что-то с этой картиной было не так. Хмурясь, я рассматривала полотно. Наконец-то поняв, что напрягало, тихо рассмеялась. Висела она чуть криво.

Подойдя, я поправила угол рамы, а после, сама не знаю зачем, приподняла картину. Увидев за ней дверцу сейфа, удивленно присвистнула.

Нормальный ход. Интересно, что в нем? Золото-брильянты?

Сидящий на плече ушастик внезапно сообщил:

«Код сейфа: семнадцать, три, двадцать девять».

«Стесняюсь спросить, откуда знаешь?»

«Его сегодня открывали, вижу остаточный тепловой след», — невозмутимо ответил этот потенциальный домушник.

«Талантов у тебя тьма-тьмущая», — сообщила я иронично, тыкая пальцем по кнопкам.

«Это естественно, — с пафосом заявил тушканчик. — Я же высшая сущность».

Еще и очень скромный.

Я усмехнулась. Услышав тихий щелчок, потянула на себя дверцу и не сдержала огорчённого вздоха. На верхней полке сейфа лежала одинокая чёрная тетрадка, а на нижней — тонюсенькая стопка купюр. Вот, собственно, и всё.

— Не густо, — с досадой пробормотала я себе под нос.

«Надеялась, что боярыня оставит тебе драгоценности?» — в голосе высшей сущности сквозило удивление.

Я неопределённо пожала плечами. Захлопнув сейф, повесила картину ровно и вместе со своим уловом переместилась за стол. Локоть зацепился за сапог. Тот с глухим стуком шлёпнулся на пол.

Спрыгнув на стол, зверёк уселся напротив меня, добродушно бросил:

«Неуклюжая».

Легонько щёлкнув его по огромному уху, я глянула на обувь, валяющуюся на полу. Скривившись, как от лимона, нагнулась, поставила конкретно надоевший сапог у ножки стола. Подтянув к себе деньги поближе, тщательно пересчитала купюры, сложила их аккуратной стопочкой.

Расщедрилась матушка. Целую тысячу рублей наличными выделила. Что в тетрадке?

Открыв твёрдую обложку, прочла записи на первой странице, затем на второй, третьей. Наблюдавший за мной Або поставил гигантские уши торчком, с любопытством спросил:

«Что там?»

Думая о своём, я задумчиво ответила:

— Пароли, явки.

«Не понял», — зверёк смотрел на меня с недоумением.

— Телефоны, должности, фамилии, адреса. Похоже, здесь контакты нужных мне людей. Теперь даже знаю, как зовут управляющего родовым бизнесом, — я кривовато усмехнулась.

«И что тебя расстроило?» — тушканчик приблизился.

— Продуманность боярыни Апраксиной, — хмурясь, я откинулась на спинку кресла, пояснила: — Формально её упрекнуть не в чем. Даже уехав в никуда, о дочери напоследок позаботилась: в укромном месте оставила необходимую информацию, наличные на мелкие расходы. А коль дочь всем этим не воспользуется, не её проблемы. Как думаешь, знала моя предшественница код от сейфа?

«Скорее всего, нет, — Або по рукаву забрался мне на плечо. — Думаю, не ошибусь, предположив, что боярышня не знала и о самом тайнике в кабинете».

— Вот именно, — я раздражённо потёрла костяшки на руке. — И то, что слуг в доме нет, любящая матушка запросто объяснит. Дескать, она их нанимала, не желала выслушивать мои претензии ещё и к их некачественной работе. Ну, или что-то подобное. В общем, она вся такая белая и пушистая.

«Анфиса Тимофеевна не станет стравливать тебя с Силантьевым. Побоится. Но она затеяла свою игру», — уверенно заявил тушканчик.

— Ничуть не сомневаюсь. Надеется, что обломаю себе зубы, а она явится в образе матушки-спасительницы. Бесит, — бросилая сердито.

Схватив тетрадь, резко встала из-за стола. Тушканчик вцепился острыми коготками в плечо, чтобы не упасть. Не реагируя на довольно болезненные ощущения, подошла к стойке с телефоном. Поглядывая на нужную страницу, набрала номер управляющего.

Спустя долгую паузу из динамика раздался приятный женский голос:

— Алло.

— Добрый вечер, могу я поговорить с господином Лициным?

— Минуту, — в трубке что-то зашуршало. — Слушаю, — послышался густой мужской бас.

— Здравствуйте, Иван Иванович, — довольно сухо поздоровалась я и сразу перешла к делу: — Меня зовут Александра Петровна Апраксина. С недавних пор я глава боярского рода Апраксиных. Хочу завтра с вами встретиться. Вам удобно утром приехать в мой особняк? Скажем, часов в десять?

Повисло молчание. Управляющий родом явно переваривал новость. Спустя несколько мгновений он кашлянул, слегка севшим голосом ответил:

— Да, конечно. Я приеду. Мне взять с собой отчёты?

— Разумеется. Всего доброго, — выслушав слова прощания, я положила трубку на место.

Вернувшись к столу, засунула деньги в верхний ящик и пошла прочь из кабинета.

«Куда идём?» — поинтересовался Або.

— На кухню. Есть хочу, — ответила негромко, но эхо пролетело по пустому коридору.

Я поёжилась. Находиться одной в большом доме не то чтобы страшно, скорее неуютно.

Завтра же начну искать кухарку. Готовить мне всякие-разные вкусности будет. В моём интересном положении хорошо питаться сам бог велел. Да и живая душа рядом. Або умница, лапочка, защитник, наставник и вообще прелесть, но всё же он не человек.

Зайдя в кухню, я довольно улыбнулась. Домовые уже навели здесь марафет: кругом чистота и порядок. Пошарив по шкафчикам, нашла столовые приборы, хлеб. Не прибегая к помощи сидящего на плече зверька, самостоятельно разобралась с плитой. Включив конфорку под кастрюлей с супом, села на стул.

Думая о делах, внезапно поняла, что меня настораживало в бизнес-плане Кони. Омолаживающий крем — это, конечно, хорошо, но не та это фишка. Тут нужно что-то иное. Но что?

Разогрев поздний ужин, я выключила огонь, налила себе полную тарелку ароматной домашней лапши. Шустро работая ложкой, ни на миг не прекращала думать над «изюминкой» своего нового бизнеса. Утолив голод, помыла посуду и направилась в свою комнату.

И тут меня осенило! Резко остановившись посреди коридора, я шумно выдохнула.

«Ты чего?» — удивлённо поинтересовался зверёк.

«Я знаю, что сделает уникальным мой санаторий!»

(обратно)

Глава 11

Воодушевлённая идеей, я влетела в свою комнату. Плюхнувшись на кровать, усадила на покрывало озадаченного тушканчика. Сложив ноги по-турецки, счастливо улыбнулась. Однако спустя пару мгновений строго нахмурилась.

«Что в твоей голове творится?» — настороженно поинтересовалась высшая сущность.

— Смотри, я начинаю новый бизнес. Если отбросить лирику, то основная услуга — внешнее кратковременное омоложение пожилых дам. В моем здании Варя проводит процедуры клиенткам, уникальный крем изготавливает её родственник. С одной стороны, всё чудесно: бизнес-идея отличная, каждый вносит свой посильный вклад. Но если посмотреть на это с другой стороны, то перспективы для меня не больно-то и радужные: в случае болезни аптекаря, возникает глобальная проблема. Такой же продукт негде взять. Если с Плотниковой что-то случится — аналогичная история. Человека, чтобы её заменить, нет. По факту я критично завишу и от Вари, и от её дяди. А вот теперь представь: что, если у фармацевта или Варвары начнётся мания величия, и он или она начнут диктовать свои, невыгодные мне условия? Или того хлеще, они просто скооперируются и откроют своё семейное дело? Арендовать другое помещение не так уж сложно, документы сделать и того проще. По сути, после того как сработает сарафанное радио о чудо-услуге, Плотниковы мне и не особо-то нужны.

«Настолько не доверяешь людям?» — Або подобрал лапки, обмотал их длинным хвостом.

— Отчего же, — я усмехнулась. — Всегда надеюсь на лучшее. Однако в моём мире есть устойчивое мнение: нельзя начинать бизнес с друзьями или роднёй. Возникло это утверждение не на пустом месте. Лишь единицы проходят испытание деньгами. Зачастую даже верные друзья начинают ругаться: один считает, что делает больше, а получает меньше, другой утверждает: всё держится только на нём. Каждый начинает тянуть одеяло на себя, искренне считая, что прав. В итоге всё рушится, а близкие люди становятся кровными врагами. Хочется верить, что вот такая участь нас минует, но мне надо подстраховаться. Причём так, чтобы в случае ухода обоих Плотниковых мой бизнес существенно не пострадал.

«И что ты придумала?» — в интонации высшей сущности отчётливо слышалось удивление, но ещё больше любопытство.

— Хочу сделать автономную услугу от серебряной ведьмы, причём идущую бок о бок с «омоложением». Как думаешь, что действительно нужно пожилым людям? — я многозначительно прищурилась.

«Не знаю», — зверёк совсем по-человечески развёл лапками.

— Меня воспитала бабушка. Она никогда не жаловалась на здоровье. Но я видела, как с каждым годом сил у неё становилось всё меньше и меньше. Даже для того чтобы утром встать с постели ей требовалось сделать усилие над собой. Я хочу, чтобы, живя в моём санатории, женщины получали так необходимую их телу жизненную силу. Пусть на короткий срок, но вновь ощутили себя молодыми. Не знаю почему, но абсолютно уверена, что зарядить их «батарейки» мне не составит труда.

«Это называется энергетической подпиткой, — бесстрастно информировал зверёк. — Твой дар действительно позволяет не только точечно воздействовать на органы человека, но и наполнять его тело жизненной силой».

Я сосредоточенно кивнула, неохотно призналась:

— Есть одно большое «но». Круглосуточно заряжать престарелых аристократок мне совсем не улыбается, — тяжко вздохнула и вдруг меня озарило. Широко улыбнувшись, выпалила: — А что, если разом бухнуть кучу энергии в само здание? И чтобы оно само потом потихоньку отдавало её постояльцам? Ты сможешь помочь?

«Конечно, — обронила высшая сущность. Но не успела я обрадоваться, как ушастик добавил: — Мне надо подумать», — и закрыл глаза.

Секунды ожидания складывались в минуты. Устав сидеть, я тихонько сползла с кровати. Бесцельно побродив по комнате, остановилась у окна и вздрогнула от испуга. Прямо за стеклом сидел здоровенный чёрный ворон.

Что, опять⁈ Одну ворону призрак сожрал, так вторая припёрлась? Им тут мёдом что ли намазано?

Грозно нахмурившись, я резко взмахнула руками, прогоняя птицу. Та неохотно расправила крылья. Наградив меня недобрым взглядом, ворон слетел с карниза, однако далеко не улетел, уселся на ближайшее дерево.

Дурдом какой-то.

Неодобрительно поджав губы, я задёрнула шторы.

«Вливать силу сразу во всё здание слишком энергозатратно, и в твоём положении неразумно. Возможны негативные последствия», — прозвучал в голове голос Або.

Плечи сами собой опустились. Печально вздохнув, я подошла к кровати, села рядом с тушканчиком.

«Не расстраивайся, — зверёк забрался мне на колени. — Предлагаю альтернативу. Тебе понадобится сорок восемь драгоценных камней. Хватит на всё здание, посчитал. В каждый ты вольёшь свою силу, я настрою поток выхода, домовые разместят камни в укромных местах твоего санатория. Внешнего оттока энергии не будет, вся сосредоточится в помещениях. Но главное: вреда ни тебе, ни ребёнку такая процедура однозначно не причинит».

— Умничка моя. Спасибо, что заботишься, — я тепло улыбнулась. — Боюсь, драгоценные камни нам пока не по карману. На ту тысячу, что оставила боярыня, особо не разгуляешься. А бриллианты, изумруды и сапфиры стоят дорого.

«Для наших целей вполне подойдут и дешёвые минералоиды, — бесстрастно заявила высшая сущность. — В комнате прислуги на шкафу стоит шкатулка. В ней копеечная бижутерия и бусы из речного жемчуга».

— Откуда ты знаешь? Ты же от меня не отлучался, — я ошарашенно смотрела на тушканчика. Тот глянул с укором. И тут до меня дошло: — Домовые.

В этот момент прямо у меня на коленях из ниоткуда появилась старенькая шкатулка. Хмыкнув, я открыла крышку: колечко, брошка с разноцветными стекляшками и те самые бусы. Вытащив их, разложила на покрывале. Посчитав бусины, с сомнением потерла нос.

Блин-блинский. Насколько помню, жемчуг в обычном белом уксусе запросто растворяется. А здесь концентрированная сила. Если переборщу с объемом энергии, сразу развалится. Работать напрямую с человеческим телом гораздо проще. Там все как-то само собой получается. Мне бы потренироваться. Но жемчужин всего сорок девять. Значит, могу позволить себе ошибиться только раз. Гадство.

«Боишься испортить?» — ровным тоном поинтересовался догадливый ушастик.

— Угу, — я насупилась.

«Все жемчужины разные, и каждую тебе надо наполнить под завязку. Говорить с тобой на языке цифр бесполезно. Тысячу лет будешь заниматься расчетами. Сколько берешь силы, я видеть не могу. Однако вполне способен определить ее объем, так сказать, на выходе, — мой ушастый наставник задумался. Спустя короткую паузу уверенно продолжил: — Давай поступим так. Зачерпываешь энергию, выпускаешь на кончик пальца. Если говорю, что много, то сбрасываешь. Берешь чуть меньше. И так пока не дам добро влить силу в бусину».

Я энергично кивнула. С легким усилием разорвав бусы, собрала жемчужины в кучку, отодвинула от себя подальше. Взяв ближайшую бусину, положила перед собой.

— Начинаем? — спросила я устроившегося у меня на плече тушканчика.

«Подожди», — остановил тот.

Я застыла изваянием. Увидев, как один за другим вспыхивают в воздухе светляки-домовые, удивленно вскинула брови.

Десять, одиннадцать… двадцать восемь. Все пришли.

Предвосхищая мой вопрос, высшая сущность строго сообщила:

«Они обеспечат стабильный энергетический фон в твоей спальне. После всех экспериментов твоя спальня будет фонить сырой жизненной силой. Это нехорошо».

О технике безопасности я как-то не подумала. Балбеска.

От досады на себя я прикусила губу, мысленно спросила:

«Домовым от моей силы плохо не будет?»

«Нет. Скажу больше, они рады быть здесь и сейчас. Твоя энергия для них недоступное, но желанное лакомство. Так что, если захочешь, можешь потом их изредка баловать».

О, как.

«Начинай», — скомандовал Або.

Осторожничая, я зачерпнула малюсенькую капельку силы. Подняв руку на уровень лица, начала медленно выпускать энергию на кончик пальца. На коже проявилась серебристая искорка. С каждым ударом сердца она набухала, становилась больше. Вдруг сила сорвалась и пулей полетела в стену! Ближайший домовенок рванул наперехват, поймал добычу и тотчас «съел».

Растяпа. Не удержала. Ну хоть домовята поедят.

«Не нервничай, все хорошо, — подбодрил Або. — Давай еще раз».

Я еще раз попробовала, а потом еще раз и еще. Светляки-домовые радостно ловили упущенную мною силу. Спустя два с половиной часа плечи ломило от усталости, но мне наконец-то удалось удержать серебристую каплю на пальце.

«Много, — вынес вердикт наставник. — Сбрасывай, бери еще».

Ежики волосатые!

Тряхнув кистью, я скинула энергию. Уже так привычно метнулся «светлячок», поймал «вкусняшку» и сразу же схомячил. Запихав как можно дальше неуместное раздражение, сосредоточилась, и все началось сначала. Однако все чаще и чаще у меня получалось. Но силы все также было много.

«Норма, вливай», — внезапно сообщил наставник.

Затаив дыхание, я приложила подрагивающую серебристую искорку к жемчужине. Впитав в себя всю энергию без остатка, она почему-то стала стального цвета.

«Молодец, — похвалил ушастый. — Отдохнешь?»

«Нет, — я упрямо тряхнула головой. — Продолжаем».

* * *

Зеленоватое свечение озарило полутемную спальню.

«Не буди её, некромант», — раздался в голове Дмитрия неожиданно строгий голос высшей сущности.

За мгновение ока император оказался у кровати. Не отводя взгляда от свернувшейся в комочек возлюбленной, встревоженно спросил:

«Что случилось?»

«Просто устала. Уснула двадцать минут назад. За пять часов с нуля научилась удерживать на воздухе жизненную силу. Сделала сорок восемь уникальных артефактов».

«Сильно», — с искренним уважением выдохнул Дмитрий.

Опустившись на колени перед девушкой, государь бережно укрыл её пледом. Александра даже не пошевелилась.

«Маленькая моя упрямица, — подумал Дима, понимающе улыбнулся. Осторожно убрав прядь с лица Саши, нахмурился: — Ради чего она себя так мучила?»

Встав, он безошибочно нашел в темноте ушастого зверька: тот сидел на столе, рядом со старой шкатулкой.

«Для чего так экстренно ей понадобились артефакты? С деньгами так плохо?» — сухо поинтересовался Рюрикович.

«Сам спросишь про деньги. А артефакты решила установить в своем санатории. Новый бизнес планирует открывать».

Дмитрий удивленно качнул головой, потер подбородок. Взгляд словно магнитом притянуло к худенькой фигурке, съежившейся под мягкой тканью. Безумно захотелось крепко-крепко прижать к груди упрямую ведьму и никогда не отпускать.

Совладав с эмоциями, некромант сухо поинтересовался:

«Почему не сказал, что она ждет от меня ребенка?»

«Сами разберетесь», — категорично припечатал ушастый тушканчик.

«Я тебя понял, — император на грани слышимости хмыкнул. Приблизившись к столу, достал из кармана пальто толстую пачку банкнот, положил на столешницу. Застыв на несколько мгновений, спросил: — Почему, кроме вас, в доме никого нет?»

«Хороший вопрос. Причина не известна, но девочка предполагает, что боярыня Апраксина, уезжая сегодня навсегда, — Або сделал красноречивую паузу, — уволила всех слуг».

Император достал из внутреннего кармана ручку, вопросительно посмотрел на тушканчика.

«Бумаги здесь нет. Салфетки на прикроватной тумбочке».

Бесшумно пройдя по комнате, государь что-то быстро написал на салфетке.

«Суздальская военная академия закрывается. Преподаватели переводятся, экономка и кухарка пока без работы. Я оставил номер, по которому Саша сможет оставить для них информацию, если захочет нанять. Передашь?»

«Конечно. Что-то ещё ей сказать?»

«Да. Я приду завтра. В это же время. Проследи, чтобы она не вымоталась, как сегодня», — в тоне Дмитрия послышались металлические нотки.

«Постараюсь, но не гарантирую», — абсолютно спокойно отозвалась высшая сущность.

«Ты уж постарайся, — государь усмехнулся. — Мне придется вторую ночь подряд дёргать старика. Другого времени на личные дела у меня просто нет».

«Хм-м, — глубокомысленно протянул тушканчик. — Раз так, то сделаю всё возможное».

«Молодец. Догадался», — обронил Дмитрий.

И тенью скользнул к спящей девушке. Крутанув кистью, его величество буквально из воздуха выдернул алую розу. Положив цветок рядом с возлюбленной, шепнул на грани слышимости:

— До завтра, любимая.

Шагнув назад, государь начертал в воздухе одну руну, затем другую. Едва засветился второй символ, уверенно шагнул вперед и исчез.

«А некромант-то оказывается романтик», — бесстрастно отметила высшая сущность.

(обратно)

Глава 12

Следующий день. Утро

Шел снег. Выйдя из мрачного здания полиции, Кони остановился на широкой площадке. Не торопясь спускаться по лестнице, он поправил воротник пальто и посмотрел на дорогие наручные часы: восемь тридцать.

«В принципе, не так уж и долго. Все злодеи выловлены, до суда просидят в камерах. Дело сделано. Только спать хочется, — подумал юрист, устало глядя на серое небо. Глубоко вздохнув, он развернул плечи. — Отдых потом. Сейчас отвезу Ткачук к Варе, и сразу можно ехать к боярышне Апраксиной: радовать хорошими новостями. Черт, мы же в провинции. Для визита рано», — аристократ едва заметно поморщился.

— Анатолий Федорович! — нервно окликнула его какая-то женщина.

Повернув голову на звук, он увидел Маргариту Ткачук. Зябко потирая руки, женщина переминалась с ноги на ногу неподалеку от его машины.

«Не узнал по голосу — богатой будет, — промелькнула мысль у Кони. — Дремала же на заднем сиденье. С чего вдруг вскочила?»

С легкостью сбежав по ступеням, он подошел к встревоженной клиентке. Не сводя с юриста блестящего от эмоций взора, та тихо спросила:

— Что с ним будет?

— Вашего мужа ждет каторга. Прокурор запросит для него как для организатора семь лет. Для его подельников — на четырнадцать месяцев меньше, — спокойно ответил юрист и аккуратно взял резко побледневшую женщину под локоть. — Пойдемте, я отвезу вас в санаторий.

Подведя Маргариту к своему автомобилю, дворянин изысканно вежливо помог ей сесть на переднее пассажирское сиденье, а после устроился за рулем. Выехав с парковки, мужчина поехал к гостевому дому.

— Анатолий Федорович, — спустя долгую паузу тихо позвала его бывшая учительница.

— Слушаю вас, — обронил юрист, не отводя глаз от дороги.

— Мой муж совершил отвратительный поступок. Но там, в коридоре, после допроса, — Рита судорожно сглотнула, — вы же видели, как искренне он просил у меня прощения. На коленях стоял, умолял не губить. Ведь он уже раскаивается и все осознал. Давайте Сережу отпустим?

В салоне повисла тягучая, как патока, тишина. Комкая в руках платок, бывшая учительница неотрывно смотрела на аристократический профиль юриста.

— Он оступился. Со всеми бывает. Не стоит его так жутко наказывать, — с мольбой прошептала Маргарита. — Сережа пообещал, что больше никогда не причинит мне боли.

Анатолий Федорович подъехал к обочине и остановился. Повернувшись вполоборота к клиентке, сказал ровным тоном:

— Давайте начистоту. Я один из лучших московских юристов. Ваше дело как профессионалу мне неинтересно, а мои услуги вам не по карману. Я взялся за решение вашей проблемы исключительно потому, что Александра Петровна пожелала взять вас на работу.

— Да, конечно. Я понимаю. Спасибо большое и Александре, и вам. Без вас не знаю, что бы и делала, — торопливо ответила Маргарита и чуть тише добавила: — Век буду помнить вашу доброту.

Не реагируя на ее слова, Кони все так же спокойно продолжил:

— Как заявитель, вы обладаете всеми процессуальными правами. Я лишь представляю ваши интересы. Вы можете хоть сейчас вернуться в полицию, написать ряд предусмотренных процедурой документов, и через несколько часов ваш супруг будет на свободе, — увидев робкую улыбку на лице клиентки, юрист веско припечатал: — Но на мою помощь больше не рассчитывайте.

Маргарита удивленно округлила глаза.

— Почему?

— Ваш муж — подлец и мерзавец, — дворянин властным жестом остановил женщину, собравшуюся было возразить. — Вы можете со мной не соглашаться, это ваше право. Свое мнение о вашем муже я уже составил и просто его озвучиваю. Считаю своим долгом предупредить: в том случае, если вы решите достичь примирения с лицами, совершившими в отношении вас противоправные действия, о вашем проживании в санатории и о работе на главу рода Апраксиных не может быть и речи. Я не позволю, чтобы Сергей Ткачук доставлял проблемы еще и Александре.

Ошарашенная Рита захлопала ресницами.

— Что? С чего вы взяли, что Сережа… — не договорив, она облизнула пересохшие губы.

— Моделирую наиболее возможный вариант развития событий. Вы принимаете решение не наказывать мужа. После освобождения из тюрьмы ваш супруг начнет искать с вами встреч. Вы будете сопротивляться его речам, но в итоге сдадитесь и дадите ему «последний шанс». После того как вы сойдетесь, господин Ткачук какое-то время будет вести себя идеально. Однако рано или поздно он опять начнет искать способы легкого заработка. Постояльцы санатория боярышни Апраксиной — обеспеченные пожилые дамы. Такие женщины — желанная добыча для мошенников и альфонсов. Мне продолжать, или вы поняли?

Лицо собеседницы позеленело. Рвано вздохнув, она отвернулась к окну:

— Как же мне жить, зная, что он из-за меня на каторге? — прошептала с болью.

— Из-за вас? — переспросил дворянин, не скрывая скепсиса.

— Конечно, — мещанка обернулась, посмотрела с недоумением.

— Муж изменял вам, жил за ваш счет, а после продумал план вымогательства и прислал к вам бандитов. Хотите продолжать жить иллюзиями и жертвовать собой ради мерзавца? Ваше право.

Слезы потекли по щекам женщины. Зажав ладонями рот, она неотрывно смотрела на юриста. Не отводя тяжелого взгляда, тот жестко сказал:

— Прямо здесь и сейчас вы должны принять решение.

Маргарита прикусила палец, в ее глазах плескалось сомнение и запредельная боль. Вдруг она резко отвернулась от аристократа, закрыла лицо руками. Кони бесстрастно смотрел, как плечи его клиентки мелко подрагивают. Кое-как совладав с эмоциями, Ткачук невидяще уставилась в лобовое стекло.

— Рита, чего лично вы хотите? — нарушил тишину мужчина.

— Я хочу покоя, — прошептала она непослушными губами.

Анатолий Федорович тепло улыбнулся, уточнил:

— Едем в санаторий?

Клиентка кивнула: на большее у нее сейчас просто не было сил. Машина заурчала и тронулась с места.

— Вы молодец. А боль со временем пройдет, — ровным тоном произнес юрист, перестраиваясь в левый ряд.

Рита ожидаемо промолчала. Впрочем, опытному менталисту ее слова и не были нужны. Кони не обладал даром внушения, однако мысли и воспоминания этой женщины лежали перед ним как на ладони.

Парадокс, но это действительно сложное решение измученной сомнениями Маргарите помогла принять не кто иная, как глава рода Апраксиных. А он всего лишь немного подтолкнул.

Вот уже несколько минут в голове мещанки Маргариты Ткачук крутилась одна и та же картинка из прошлого:

— Что мне теперь делать⁈ Как жить без него⁈ Александра, как мне жить⁈ — с надрывом причитала Маргарита.

— Как? — Александра хмыкнула. — Как захотите, так и будете. Выбор за вами.

«У боярышни Апраксиной появилась верная до гробовой доски сотрудница. Не подведет и не предаст, — дворянин мимолетно улыбнулся. — Время потрачено не зря».

* * *

Наследный дом боярыни Апраксиной. Это же время

— Что⁈ Ты серьёзно? У тебя действительно осталось всего пять тысяч? — Антон Леонидович с изумлением смотрел на супругу.

Поставив чашку на блюдце, Анфиса Тимофеевна с лёгким укором напомнила:

— Тошенька, я же говорила, что долгов перед родом Силантьевых больше нет. Вчера вечером, когда ты уехал, — боярыня запнулась, — по делам, сюда приезжал управляющий боярина Силантьева. Я попросила о встрече. К сожалению, помимо основного долга, мне пришлось выплатить ещё и неустойки. Да, я отдала практически все свои накопления. Но зато теперь тебе ничего не грозит, — она осторожно прикоснулась к ладони мужа.

Тот отдёрнул руку.

«Старая корова. Теперь ещё и нищая. Сегодня же подам прошение о разводе. В Москву, что ли, рвануть? Дьявол! Ночью же в казино все деньги оставил. Вот дура, кто её просил штрафы платить? Поторговаться не могла? Без копейки меня оставила», — альфонс злобно глянул на жену.

Анфиса Тимофеевна виновато улыбнулась, попросила:

— Не сердись. Нам с тобой хватит этих пяти тысяч, я всё посчитала.

«Посчитала? А морщины и сало своё учла?» — Антон Леонидович заскрипел зубами от злости.

Едва сдерживаясь, он процедил:

— Предлагаешь жить без слуг, в этой халупе, ещё и впроголодь? Мне⁈

— Родной, прошу тебя, не нервничай. Конечно же, ты достоин самого лучшего! — поспешила успокоить разгневанного мужа боярыня Апраксина. — Совсем скоро я выдам Александру замуж. Любимый, поверь, даже самые древние роды почтут за честь породниться с Апраксиными! За мою дочь дадут много денег. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Просто чуть-чуть потерпи.

«Делает ставки на Сашку? На кой ляд она кому-то сдалась? Я чего-то не знаю?» — молнией промчалась мысль в голове мошенника.

Встав из-за обеденного стола, он подошёл к супруге, сухо произнёс:

— С единственной дочерью ты договориться не смогла. Перед нашим экстренным отъездом из особняка дала расчёт всем слугам. Девушка осталась абсолютно одна в большом доме. Естественно, зла на тебя. Не понимаю, на что надеешься.

Анфиса Тимофеевна многозначительно усмехнулась.

— Я знаю свою дочь, как никто другой. Она абсолютно не приспособлена к самостоятельной жизни. Саша взбрыкнула, наивно решила, что способна и сама прожить, но скоро поймёт, насколько глубоко заблуждается. Через месяц съезжу к ней. Не сомневаюсь, Александра будет умолять меня вернуться в особняк.

«Маловероятно. Я вашу бабью породу отлично изучил. Сашка закусила удила, если и простит, то нескоро. Не стоило с ней так поступать», — альфонс про себя хмыкнул.

Нацепив непроницаемую маску, Антон Леонидович положил ладонь на спинку стула, ледяным тоном поинтересовался:

— И что же в твоей дочери такого уникального?

Женщина резко побледнела. Глядя на супруга как побитая собака выдохнула:

— Саша — серебряная ведьма.

— Да кому нужна такая грязная тварь? — Антон передёрнулся от отвращения.

— Милый, ты просто не знаешь, насколько они уникальны. Я вчера успела аккуратно навести справки у осведомлённых людей. Оказывается, за всё время в России серебряных ведьм было всего лишь десять. После секса с такой женщиной мужчина становится магом-универсалом! Вот честно, даже не подозревала, что такое возможно. А ещё вроде бы её муж непременно станет удачлив во всём, но это не точно. В любом случае нам с тобой неслыханно повезло. Желаннее невесты, чем моя дочь, днём с огнём не сыскать.

«Вот это номер. Неожиданно, — про себя удивлённо присвистнул беститульный дворянин. — Идея устроить договорной брак сама по себе неплоха. Но не загонит Анфиска дочку под каблук, зря надеется. Девка силу почуяла, пошлёт мамашу куда подальше, и права будет. Жаль терять Сашку, такой лакомый кусок. А что, если самому ее обработать? Всё одно разводиться собираюсь. В койке девчонку запросто уговорю рудник продать. Деньги, сила, юная красотка в постели — сплошные плюсы. Прямо сейчас и поеду. Мешкать не стоит, уведут невесту».

— Тоша, — тихо позвала боярыня Апраксина. Поймав безразличный взгляд мужа, встревоженно спросила: — Что скажешь? Как тебе моя задумка?

Антон Леонидович неопределённо пожал плечами.

— Время покажет. К ужину не жди, — холодно обронил и быстро пошёл прочь из столовой.

— Но ведь сейчас только завтрак, — растерянно сказала Анфиса Тимофеевна. Услышав, как хлопнула входная дверь, она ссутулилась, с тоской посмотрела на пустующий стул мужа, прошептала: — Всё у нас будет хорошо. Я смогу тебя обеспечить. Не бросай меня, пожалуйста.

(обратно)

Глава 13

Солнечный луч щекотал правый глаз. Вставать не хотелось. Перевернувшись, на левый бок, я вдруг унюхала приятный запах. Казалось, совсем рядом благоухали розы.

Глюки из-за беременности начались?

Приоткрыв веки, увидела прямо перед носом роскошный алый бутон. Осторожно коснулась пальцем нежного лепестка: не галлюцинация. Сев в кровати, я с недоумением воззрилась на цветок.

«Доброе утро», — раздался в голове спокойный голос Або.

Вскинув голову, нашла взглядом тушканчика: тот сидел на столике рядом со шкатулкой. А рядом, на столешнице лежала внушительная пачка банкнот. Окончательно ошалев, я в немом удивлении уставилась на зверька.

«Некромант минувшей ночью приходил. Просил передать, что придёт сегодня в это же время. Купюры настоящие, роза — фантом», — невозмутимо пояснила высшая сущность.

Во блин.

Рука взлетела к голове, пальцы моментально увязли в спутанных волосах. Я досадой поморщилась.

«На территории особняка люди. Через три минуты войдут в дом, вставай», — неожиданно сообщил ушастый всезнайка.

Раньше предупредить не мог⁈

Я птицей слетела с постели. Одновременно пытаясь привести прическу и платье в порядок, заметалась по комнате. Увидев в зеркале свое полубезумное лицо, затормозила. Шумно выдохнула, успокаиваясь.

— Цветы для боярышни Александры Петровны Апраксиной! — зычно рявкнул из холла какой-то мужчина.

Он на первом этаже, я на втором, в комнату дверь закрыта. А все равно слышу. Мужик часом оперой не балуется?

Я снова посмотрела на зеркального двойника. Волосы дыбом, платье помято. Красотка. Плевать, все равно не успеваю.

Выпрямив спину и расправив плечи, вышла в коридор, быстро направилась к лестнице. Спустившись в холл, увидела субтильного, светловолосого паренька в красной курточке, отделанной серебристой вышивкой.

Это он так орет? Ничего себе голосяка.

Заметив меня, юноша набрал в грудь воздуха и радостно заорал:

— Цветы для боярышни Александры Петровны Апраксиной!

Я демонстративно прикоснулась пальцем к уху. Подойдя к парню, тихо спросила:

— Где?

— Кто? — крикун захлопал белесыми ресницами.

— Цветы где?

— Внести цветы от князя Иволгина для боярышни Александры Петровны Апраксиной! — посыльный заорал так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки.

Шумно выдохнув, я угрожающе прищурилась. Довольная улыбка сползла с лица паренька. В этот момент входная дверь распахнулась и в холл начали входить мужчины с гигантскими корзинами кроваво-красных роз. Установив их вдоль одной из стен, носильщики шустро ретировались.

— Здесь двадцать пять корзин, — деловито сообщил парень. Протянув мне карточку с именем, титулом и телефоном дарителя, важно заявил: — Передайте вашей хозяйке: Александре Петровне.

— Всенепременно, — я выразительно хмыкнула.

— А ты ниче такая, — многозначительно шепнул паренек, играя бровями.

Я указала пальцем на дверь.

— Выход там.

— Ишь какая цаца, — посыльный обиженно цыкнул.

Дождавшись, когда он уйдет, я задумчиво посмотрела на цветы, затем на карточку. Ни титул, ни фамилия мне ни о чем не говорили. Но в связи с чем незнакомый человек прислал цветы, догадываюсь: на меня началась охота.

Ежики-зеленые. Я ведь здесь совсем одна! Мой дом запросто превратится в проходной двор. Надо срочно придумать, как этого избежать.

Вернувшись в спальню, небрежно кинула визитку на комод, глянула на часы: пять минут десятого. Скоро приедет управляющий, пора приводить себя в порядок и позавтракать не помешает. Накидывая план действий, взяла оставленную Дмитрием розу, понюхала: запах просто волшебный. И тут меня озарило.

— Або, можешь меня научить делать такие же реалистичные фантомы?

«Могу, но достичь такой реалистичности сложно. При должном усердии, только лет через пять у тебя начнет получаться что-то похожее».

— Долго, — я поморщилась. — У меня внезапно назрела проблема. Толпа мужиков запросто вошла в дом. Не хочу, чтобы по особняку шлялись всякие непонятные личности. Но и охрану нанимать такое себе. Терпеть не могу чужаков.

«Иди в душ, — предложил ушастик. — Если сможешь полностью расслабиться, скину тебе подходящую технику».

— Какую? — я с любопытством посмотрела на лопоухого.

«Расслабишься, узнаешь, — невозмутимо отозвался тот и напомнил. — На водные процедуры у тебя не так много времени. Поспеши».

Захватив из гардеробной чистую одежду, я отправилась в ванную. Быстро расчесавшись, скрутила волосы жгутом на затылке. Раздевшись, включила воду, встала под упругие, горячие струи. Как только мышцы расслабились, а мысли перестали перескакивать с одного на другое, перед внутренним взором замелькали замысловатые руны, сложные схемы плетений.

Ничего не понятно, но очень интересно.

«Всё, закончил. Вылезай, — распорядился наставник. — Девять тридцать».

Чертыхнувшись, я быстро закрутила краны. Вытершись насухо, оделась. Распустив слегка влажные волосы, ещё раз их расчесала. Сделав высокий хвост, вернулась в спальню. Взяв тушканчика, аккуратно посадила к себе в карман.

— Для чего эта техника? — спросила зверька, выходя из комнаты.

«Для поднятия зомби».

Кого⁈

Я растерянно остановилась посреди коридора. В этот момент с первого этажа послышался знакомый мужской голос:

— Александра-а-а, — позвал он громко, певуче.

Хм-м. Неожиданно.

* * *

Десятью минутами ранее

С неба крупными хлопьями падал снег. Шикарный ярко-жёлтый спортивный автомобиль неторопливо ехал по городу. Развалившись в водительском кресле, Антон Леонидович с превосходством посматривал на прохожих. Видя дорогущую, хищную красавицу, простолюдины замедляли шаг и с восхищением глазели на недоступную им роскошь.

«Нищеброды. Слюнями не захлебнитесь», — аристократ надменно хмыкнул.

Остановившись на красный сигнал светофора, Антон Леонидович заметил у пешеходного перехода стайку миловидных мещанок. Смущаясь и краснея, юные прелестницы топтались на обочине. Явно любуясь роскошным авто, они украдкой пытались рассмотреть водителя.

«Все бабы мечтают о красивом муже с деньгами; о том, чтобы мужик засыпал подарками и решал все проблемы, — размышлял альфонс, лениво разглядывая девушек. — Сашка осталась совсем одна. Наверняка злиться, паникует, не знает за что хвататься. Разводить с ней сантименты не стоит. Сразу возьму в оборот: аппетитная девка, задница что надо. Оторвусь по полной», — почувствовав эрекцию, он похабно ухмыльнулся.

Автоматический регулировщик моргнул, цвет сменился на зеленый. Грозно рыкнув двигателем, спорткар сорвался с места. Разбрызгивая грязную кашу, машина помчалась по дороге. Когда слева показался каменный забор особняка Апраксиных, аферист сбросил скорость.

«Всё же предок боярина Апраксина — идиот. Ну кто так строит? Калитка в ограждении есть, а нормальных ворот нет. Заходи кто хочет, бери что есть, — въезжая в монументальную арку, Антон неодобрительно поморщился. — Жена решила экономить, но без охраны здесь жить не вариант. Сегодня с наёмниками возиться некогда, с Сашкой буду кувыркаться, а вот завтра уже вполне».

Припарковавшись на привычном месте, Антон Леонидович залез в бардачок. Вытащив из тайника миниатюрный пузырёк, огорчённо вздохнул: на донышке осталась всего пара капель вещества.

Этот запрещённый препарат достался Антону случайно. Поначалу он расходовал афродизиак бездумно, упиваясь своей властью над женщинами. Стоило мужчине нанести маслянистую жидкость на кожу, как у представительниц слабого пола срывало крышу: они в прямом смысле набрасывались на носителя аромата и требовали секса.

Об истинной ценности синтетического вещества любвеобильный аристократ, увы, узнал слишком поздно, когда почти все израсходовал. Оказалось, что купить «волшебное» средство в принципе невозможно. За изготовление и распространение наказывали не каторгой, но сразу вешали. Без суда и следствия.

«Осталось на один раз, — Антон цыкнул от досады. — Ну да ничего, риск оправдан. Если Анфиска не соврала про способности серебряной ведьмы, то нужды в деньгах у меня не будет, а бабы сами станут вешаться».

Мужчина с усилием отвинтил крышку. Древесный аромат с нотками мускуса поплыл по салону. Нанеся «духи» на шею и за ушами, Антон Леонидович кинул опустевший флакон обратно в тайник. Выйдя на улицу, решительно пошёл в дом. Холл встретил его тишиной и стойким запахом роз.

«Похоже, желанную невесту начали обхаживать, — глядя на корзины с цветами, дворянин пренебрежительно усмехнулся. — Добиться её согласия гораздо проще, дебилы».

— Александра-а-а, — протянул он нараспев. Немного подождав, уверенной походкой хозяина пересёк холл.

Поднимаясь на второй этаж, увидел Александру: та стояла рядом с лестницей, смотрела на него с удивлением. Быстро преодолев последние ступени, Антон Леонидович, решительно обнял за талию озадаченную падчерицу, притянул к себе. Выждав пару мгновений, отстранился, посмотрел Саше в глаза:

«Зрачки расширились, заполнили радужку. Поплыла тёлочка».

Положив ладонь на затылок девушки, брачный аферист жарко прошептал:

— Я так долго о тебе мечтал, — и потянулся к её нежным губам.

* * *

Обнимает? Что за дела? Боже, как он воняет! Извалялся в тухлой рыбе? Нахрена⁈

Пытаясь совладать со рвотными позывами, не расслышала, что Антон Леонидович сказал. Вдруг, этот урод, вытянул слюнявые губы и, похоже, собрался меня поцеловать.

Да ну нафиг.

Стараясь не дышать, я скинула с себя руки отчима, отшатнулась: на его усатой морде отчетливо читалась похоть.

Однозначно спятил.

Не задумываясь, отвела правую ногу и резко врезала коленом мужчине прямо в пах! Тот заорал дурниной. Согнувшись в три погибели, попятился, оступился и кубарем покатился вниз по ступеням. Увидев, как горе-соблазнитель с силой ударился головой о балясину, я неодобрительно цокнула.

Помрёт ещё ненароком. Чисто теоретически зомби поднять могу, но от такого охранника и в живом виде тошнит. Страшно представить, что со мной будет, если он станет дохлой вонючкой.

«Або, с какого перепуга таракан воспылал ко мне страстью? И почему так ужасно смердит?» — спросила я ушастика, наблюдая за Антоном Леонидовичем: зажимая ладонями гениталии, тот крючился на полу в холле и жалобно стонал.

«Я открою для тебя его разум. Узнаешь всё сама», — бесстрастно сообщила высшая сущность.

А через миг в мой мозг хлынули чужие мысли, эмоции, желания. От осознания того, что хотел сделать со мной этот подонок, руки сжались в кулаки. Внутри все заледенело.

Убью гада.

Я неторопливо спустилась. Встав над свернувшимся калачиком аферистом, ощутила, как сила соскользнула с моих пальцев. Пол покрылся тонкой коркой льда. Испугано хлопая побелевшими от инея ресницами, этот моральный урод испуганно смотрел на меня. Он силился что-то сказать, увы, посиневшие губы не слушались.

— Запоминай, — в моём голосе завывала вьюга. — С этой секунды и днём, и ночью ты будешь постоянно жаждать секса с женщиной. Это стремление станет мучительным, невыносимым. Однако даже мимолётное прикосновение представительницы слабого пола будет порождать у тебя животный ужас и желание удрать как можно дальше. Но как только страх схлынет, сразу же вернётся возбуждение. И всё вновь повторится. До конца своей никчёмной жизни тебе предстоит страдать от желания физической близости с женщиной и бояться её до одури, — щедро зачерпнув силы, я выбросила руку вперёд. Через удар сердца серебристый узор окутал мужчину и без остатка вошёл в его тело.

— Ты блефуешь, — прохрипел отчим.

— Давай проверим, — холодно обронила я и небрежно ткнула носком ботинка мужчине в бедро.

И без того бледное лицо таракана стремительно позеленело. Истерично взвыв, он засучил ногами, пытаясь встать. Не вышло. В этот момент входная дверь распахнулась и в холл вошел Анатолий Федорович Кони. Не глядя на меня, менталист устремил взор на завывающего Антона Леонидовича.

Копается у вонючего таракана в голове?

Словно отвечая на незаданный вопрос, Кони побагровел от гнева, процедил:

— Я сейчас уберу эту гниду.

Быстро приблизившись к брачному аферисту, юрист схватил его за шиворот и поволок прочь из дома. Находясь в каком-то заторможенном состоянии, я посмотрела на ближайшую корзину с розами: на нежных лепестках медленно таял снег. Опустив руку в карман, погладила тёплую шёрстку ушастого друга, спросила:

«Почему „духи“ у меня вызвали отвращение? Это из-за дара серебряной ведьмы? Да?»

«Нет. В твоём ребёнке сила Дмитрия. Пока носишь его малыша, на тебя не подействуют ни яды, ни зелья, ни афродизиаки», — ровным тоном ответил Або.

Надо же.

Я озадаченно хмыкнула. Увидев вернувшегося Кони, вопросительно приподняла брови.

— Отчим вас больше не потревожит, — уверенно заявил юрист. Подойдя ко мне ближе, добавил: — Александра, вашему особняку требуется охрана.

— Согласна. Вы знаете, где находится ближайшее кладбище?

Совладав с изумлением, аристократ кивнул.

— Я и моя машина к вашим услугам.

— А что у вас здесь происходит? — послышался от входа удивлённый мужской голос.

Да сколько можно⁈ Мужики заходят как к себе домой! А может это управляющий⁈

(обратно)

Глава 14

— Я видел Антона Леонидовича. Там, во дворе, — встревоженный незнакомец неопределённо махнул рукой. — Лицо в крови, глаза безумные, едва под мою машину не попал. Что у вас случилось?

Преступление и наказание у нас случилось. Но кровушку усатому гаду я не пускала. К господину юристу появились вопросы.

Украдкой глянула на Анатолия Федоровича: тот стоял с невозмутимым выражением. Вновь посмотрела на незнакомого мужчину: среднего роста, светловолосый, правильные черты лица.

В руке держит папку, знает не только имя-отчество таракана, но и как он выглядит. Вполне возможно этот человек — мой управляющий, но на все сто не уверена.

Решив не рисковать, я сухо поздоровалась:

— Доброе утро. Представьтесь, пожалуйста.

— Доброе утро, Александра Петровна, — досадуя на себя, мужчина поклонился. — Лицин Иван Иванович. Прошу прощения, что сразу не назвал своего имени. Решил, что в этом нет необходимости. Мы с вами однажды уже встречались, здесь на этом самом месте. Вы меня не помните?

Изобразив глубокий мыслительный процесс, я торопливо попросила тушканчика:

«Выручай!»

«Смотри», — лаконично предложил Або, и в мой разум снова хлынули картинки из чужой памяти.

«Вспомнив», то чего никогда не знала, я мысленно поблагодарила ушастую прелесть. И ровным тоном сказала:

— В тот день я вернулась из пансионата. Вы стояли в холле, поинтересовались моим самочувствием после дороги, я вам ответила. Однако и тогда вы не сказали своего имени.

— Разве? — Иван Иванович смущённо кашлянул.

— Всё так и было, — неожиданно подключился к разговору Кони.

— Вам-то откуда знать? — с толикой недовольства поинтересовался управляющий.

Выдержав паузу, Кони с достоинством сообщил:

— Я обладаю ментальным даром, — его собеседник моментально напрягся, а менталист невозмутимо продолжил: — Меня зовут Анатолий Фёдорович Кони, я юрист и хороший знакомый Александры Петровны. Учитывая, что все ваши мысли для меня открыты, настоятельно рекомендую, рассказать новой главе боярского рода Апраксиных обо всём, без утайки.

Лицин занервничал, вцепился обеими руками в папочку, отвёл взгляд.

Оба на, никак рыльце в пушку? Ворует или просто накосячил?

Не спеша делать выводы, я спокойно сказала:

— Иван Иванович, предлагаю поговорить в моём кабинете. Анатолий Фёдорович, составите нам компанию?

— Конечно, — дворянин учтиво кивнул.

Мои «гости» в пальто. Куда дворецкий уносил верхнюю одежду визитёров? Кто бы ещё знал. Пусть так идут.

Круто развернувшись, я направилась в кабинет. Мужчины тотчас пошлиследом. Усевшись за рабочий стол, дождалась, когда юрист с управляющим устроятся на диване. И строго сказала:

— Слушаю вас, Иван Иванович.

— На текущий момент в собственности боярского рода Апраксиных имеется стекольный завод и графитовый рудник. Из недвижимости: этот особняк, земельный участок в Москве, гостевой дом во Владимире. Ваша матушка наняла меня восемь месяцев назад. Когда приступил к работе, финансовое положение вашего рода уже было плачевно. Основная проблема — оборудование на заводе и руднике. Оно настолько износилось и морально устарело, что проще выкинуть, чем отремонтировать. Из-за хронических простоев срывались сроки поставок, партнёры выказывали недовольство, задерживалась выплата заработной платы рабочим, — перечисляя проблемы, управляющий нервно поглаживал папку, лежащую у него на коленях. — Я провёл полный аудит, подготовил план оздоровления бизнеса, но требовались существенные заёмные средства. Анфиса Тимофеевна взяла тайм-аут для принятия решения. Почти месяц я ждал. В тот день, когда ваша матушка устроила пышную свадьбу с Антоном Леонидовичем, рабочие на руднике взбунтовались.

— Цветы для боярышни Апраксиной! — зычно крикнул какой-то мужчина из холла.

Да что ж такое-то!

Чертыхнувшись про себя, я встала из-за стола.

— Скоро вернусь, — пообещала мужчинам и быстро покинула комнату.

Завидев меня высоченный, худющий как палка юноша, заорал:

— Внести цветы от боярина Силантьева для главы боярского рода Апраксиных!

Даже так⁈

Я настороженно смотрела, как в мой дом второй раз за утро заносят большущие корзины с цветами.

— Двадцать пять корзин, — бодро отрапортовал посыльный. — Передай хозяйке, — вручив мне карточку с телефоном и именем дарителя, парень шустро ушёл на улицу.

«Почему опять двадцать пять?» — поинтересовалась я у тушканчика, рассматривая тёмно-бордовые бутоны.

«В этом мире аристократке дарят двадцать пять роз, делая предложение выйти замуж. Двадцать пять корзин — жирный намёк на то же самое. У главы боярского рода Силантьевых не женат только младший сын Андрей. Ты с этим юношей знакома», — в интонации высшей сущности отчётливо сквозила ирония.

Чего⁈ Тот высокомерный, наглый хам и зассанец? Да пошёл он вместе с папашей в пешее эротическое путешествие! Мне срочно нужны зомби.

Я вернулась в кабинет. Сев на прежнее место, бросила:

— Продолжайте, Иван Иванович.

Покосившись на юриста, Лицин вымученно улыбнулся.

— Репутация у рудника аховая. Я не мог найти рабочих. Ваша матушка приказала разбираться самому. В общем на вашем руднике вот уже полгода трудятся заключённые.

— Заключённые? — переспросила я с изумлением.

— Да, — управляющий понуро опустил плечи. — Неподалёку от рудника колония строго содержания. Я договорился с её начальником. Привозит-увозит очередную смену охрана колонии. Проблем с рабочими у нас больше нет. Но, — недоговорив, он нервно поправил шарф на груди.

— Трудоустройство отбывающих наказание совершено в обход закона, — спокойно продолжил Кони.

— Да не мог я по закону. Не потянем! — недовольно бросил управляющий. — По тарифам минюста минимальная зарплата для такого вида работ установлена в сто рублей за месяц. Нам требуется девяносто шесть человек. Штат впервые полностью укомплектован. И за каждого осуждённого я плачу не сто, а сорок пять рублей.

— И напрямую начальнику колонии, — я понимающе хмыкнула. — Кто знает о вашей махинации? Антон Леонидович в курсе?

— Нет, — управляющий отрицательно замотал головой. — Ни он, ни Анфиса Тимофеевна ничего не знают. Но, боюсь, что боярин Силантьев осведомлен. Месяц назад он лично приезжал на рудник. Я так понял, вы планируете заключить с ним сделку?

— Уже нет, — я побарабанила пальцами по столу и в лоб спросила: — Рудник убыточен?

— Если вы воздержитесь от расхода денежных средств с этого вида бизнеса на личные нужды, то вполне реально выйти на приемлемый уровень дохода. По срокам сейчас не скажу, надо всё хорошо просчитать.

Лицин застыл в ожидании ответа. Вдруг я поняла: этот наёмный сотрудник беспокоится о бизнесе рода Апраксиных ничуть не меньше меня, скорее даже больше.

В чём его резон? Надо будет при случае попытать Або.

Я скупо улыбнулась управляющему.

— Иван Иванович, как можно быстрее легализуйте работу заключённых. Проблемы с законом нам ни к чему. На руднике даю вам полную свободу действий, но жду отчётов. Ещё, пожалуйста, подумайте можно ли спасти залоговое имущество. Стекольный завод ведь в залоге?

— Да. Ваша матушка приняла решение взять кредит на модернизацию завода. В залог ушёл как сам завод, так и московский участок. К сожалению, все заемные деньги боярыня направила, — мужчина замялся, подбирая слова.

Ясно — понятно, «матушка» своего муженька радовала.

— Можете не объяснять, — я откинулась на спинку кресла. Помолчав, тихо сказала: — Иван Иванович, вы прекрасно знаете, что бизнес моего рода на грани краха. Одно неразумное решение и всё. Я надеюсь на вашу компетентность, не подведите меня.

— Александра Петровна, не сомневайтесь: сделаю всё, что в моих силах. Рад вам служить, глава боярского рода Апраксиных, — мужчина встал, низко поклонился.

Попрощавшись, управляющий ушёл, прихватив с собой так и не понадобившуюся папку. Шумно выдохнув, я помассировала виски.

— Вы приняли правильное решение. Лицин вас не подведёт. Вы его шанс получить уважение общества. Сейчас он ничуть не лучше изгоя, — спокойно произнёс Кони.

— Почему?

— Ваш управляющий — незаконнорождённый сын дворянки.

От страшной догадки внутри всё оборвалось. Выходит и моему малышу грозит стать кем-то типа изгоя⁈

То ли от избытка эмоций, то ли от густого запаха роз замутило. Желая открыть окно, я встала из кресла. Споткнувшись о сапог, стоящий у ножки стола, пошатнулась.

Анатолий Фёдорович мгновенно оказался рядом.

— Александра, вам нехорошо? — спросил он встревоженно, придержав меня за локоть.

— Есть немного. Не успела позавтракать, — призналась я неохотно. — Еще цветы эти, — скривилась, от подкатившей тошноты.

Аристократ озадаченно нахмурился.

— Вам срочно надо поесть, — строго сказал и уверенно повел меня прочь из собственного кабинета.

* * *

Кони готовил навороченный омлет. На моей кухне и лично для меня. Тихонько радуясь, что больше не мутит, я восседала за столом. Наблюдая за умелыми действиями мужчины, слушала его рассказ о поимке злодеев, вымогающих деньги у Маргариты Ткачук, и пыталась понять, что движет Анатолием Фёдоровичем.

В жизни не поверю, что опытный московский адвокат решил почистить карму и поэтому возится с Маргаритой. Скорее всего он разруливает проблемы Ткачук, желая побыстрее закрыть вакансию в санатории. В принципе в этом нет ничего экстраординарного. Появилась возможность нанять не абы кого, но квалифицированного сотрудника. Почему бы и не оказать содействие в решении проблем ценного кадра? Для Кони — это несложно, да и идею с новым бизнесом подкинул именно он. Так что тут всё логично.

Но вот то, как Анатолий Фёдорович обо мне заботиться, не лезет ни в какие ворота! Зачем так старается понравиться? Сегодня прямо из кожи вон лезет! Вопрос: в чем причина? На ум приходит только одно: и этому аристократу понадобилась в «личное пользование» серебряная ведьма. Возможно, я излишне подозрительна, но иного мотива не вижу.

Дворянин поставил предо мной тарелку с высоким, пышным омлетом, обаятельно улыбнулся. Какие бы там цели юрист ни преследовал, но приготовленное им блюдо и выглядело, и пахло восхитительно.

— Спасибо, Анатолий Фёдорович, — поблагодарила я вежливо.

— Цветы для боярышни Апраксиной! — громкий мужской голос резанул по ушам.

Да сколько можно⁈ Какое-то нашествие цветоводов-любителей. Поесть спокойно не дадут.

Я обречённо вздохнула, начала подниматься. Аристократ остановил меня властным жестом, распорядился:

— Ешьте. Сам пообщаюсь с посыльным, — и тотчас удалился.

Ух ты, какой командирский тон. Впрочем, сейчас мне это глубоко фиолетово. Распоряжение совпало с желанием.

Усмехнувшись, я попробовала блюдо: действительно приготовлено отменно. Не тушуясь, принялась с аппетитом есть.

«Расскажи мне, пожалуйста, о незаконнорождённых детях дворянок», — попросила Або, положив в рот очередной кусочек.

Мой ушастый наставник пошевелился в кармане платья.

«Все незаконнорождённые дети аристократок в обязательном порядке носят сокращённые фамилии матерей. У твоего Лицина, мать скорее всего Голицина».

«Получается, мой малыш будет Раксиным?» — глядя в тарелку, я жевала омлет. Его вкус почему-то стал пресным.

«Верно. Даже в том случае, когда отец признаёт бастарда, фамилия остаётся неизменной. Это своего рода клеймо. Сам факт появления внебрачного младенца на свет — жуткий позор».

«Идиотские традиции. Малыши-то в чём виноваты?», — разнервничавшись, я отложила вилку.

«Дети должны рождаться в законном браке. Иначе их ждет незавидное будущее: презрение, осуждение со стороны общества. Эту аксиому знает каждая аристократка. Поэтому, когда у незамужних дворянок случаются беременности, то от плода они как правило сразу же избавляются».

«Мой малыш будет жить», — я упрямо поджала губы.

«Молодец, — неожиданно похвалила высшая сущность. — Выпей чаю, а то совсем остынет».

«Не хочется», — я в раздумьях смотрела на скатерть.

Вдруг вспомнила о Кони: слишком долго отсутствует.

Что-то случилось?

От нехорошего предчувствия по телу побежали мурашки. Передернувшись, я торопливо вышла из кухни. Цветов в холле однозначно прибавилось. Юрист находился в доме: стоял на узкой дорожке меж корзин с розами и задумчиво читал какую-то бумажку.

Я негромко позвала мужчину:

— Анатолий Фёдорович, — подошла ближе.

— Посыльный привёз розы от главы графского рода Бестужевых, — ровным тоном сообщил аристократ. Передав мне глянцевую визитку, продолжил: — Также к вам приходил курьер. Завтра утром вас вызывают в полицию. В качестве подозреваемой, — добавил, протянув мне бланк с гербовой печатью и надписью «повестка».

Подозреваемой? Толстопузый полицейский всё никак не угомонится? Дался ему этот липовый паспорт!

Нервничая, я вновь и вновь перечитывала текст повестки. Номера статей ни о чём не говорили, но фраза «в качестве подозреваемой» нешуточно напрягала. Закусив губу, мрачно посмотрела на юриста.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Александра, чтобы вам помочь, мне надо знать всё до мельчайших деталей. Обвинение очень серьёзное. Вам вменяют подделку документов и шпионаж.

— Шпионаж⁈ — переспросила я неверяще. — Они там совсем спятили?

Анатолий Фёдорович не ответил.

Я машинально теребила уголок повестки. А в голове крутилась одна и та же мысль:

«Дожилась. Ещё и в шпионаже обвиняют!»

— Вы поели? — спокойно поинтересовался Кони.

— Да, спасибо. Очень вкусно, — пробормотала я, думая о своём.

— В таком случае напомню: вы планировали съездить на кладбище. Если не передумали, то моя машина у вашего дома. Рекомендую одеться потеплее, на улице холодно. Подожду вас снаружи.

— Спасибо, — несколько рассеянно поблагодарив мужчину, я пошла на второй этаж.

Зайдя в свою комнату, сразу же направилась в гардеробную. Сдёрнув с вешалки симпатичный беличий полушубок, надела. Аккуратно пересадив тушканчика во внутренний карман шубки, взяла с полки широкий шарф. Намотав тёплую ткань на голову и шею, вернулась в спальню.

С каждым днём проблем становится всё больше. Похоже, влипла я по полной программе. Как выбраться из западни?

Размышляя, я застёгивала пуговицы. Вдруг заметила на журнальном столике пачку денег. Взгляд метнулся на кровать: позабытая роза Дмитрия лежала на покрывале. Рука сама собой легла на живот.

«Некромант оставил тебе номер телефона, бумажка на тумбочке. Если захочешь, можешь нанять повариху и экономку из суздальской военной академии», — прозвучал в разуме безэмоциональный голос Або.

Пройдя через комнату, я взяла тонкую салфетку: подчерк у отца моего ребенка оказался твёрдым, чётким. Печальная улыбка тронула губы.

Его величество запросто разрулит все мои проблемы. Но что Димитрий Иоаннович попросит взамен⁈

«Хороший мой, мне нужен совет, — обратилась я к ушастому другу. — Завтра в полицию, ума не приложу, что им говорить. Может не ходить?»

«Бегать от полиции глупо. Рано или поздно всё равно придётся с ними общаться. Но и идти на допрос без опытного юриста тебе никак нельзя, — категорично заявила высшая сущность. — Однако без ви́дения полной картины случившегося ни Кони, ни любой другой адвокат тебе не поможет. Придётся рассказывать всё, без утайки. Умолчать, в связи с чем отчим сделал тебе липовый паспорт, не выйдет. Также придётся рассказать, что делала в военной академии. А здесь уже затрагиваются интересы императора России».

— Куда ни кинь всюду клин, — прошептала я на грани слышимости.

«Почему отталкиваешь некроманта? Чего ты боишься?» — настойчиво спросила иномирная сущность.

«Мне тошно от мысли, что придётся ложиться в постель с мужчиной, чьи прикосновения противны. Но больше всего страшусь потерять свободу».

Сердце больно ударило по ребрам, отскочило к глотке. Запрокинув голову, я закрыла глаза. На душе было на редкость паршиво.

«Анатолий Фёдорович неплохой человек. Но не торопись с ним откровенничать. Сегодня ночью Дмитрий придёт к тебе. Пожалуйста, выслушай его и сделай выбор», — загадочным тоном попросил зверек.

— Ты что-то знаешь? — я встрепенулась.

«Сами разберётесь, — категорично заявил Або. — Иди на улицу, менталист тебя ждёт, уже весь снег истоптал».

(обратно)

Глава 15

Беременным требуются положительные эмоции. Я же прусь на кладбище, выкапывать трупы и делать из них зомби. В идеале максимально жутких и вонючих. Таких, чтобы «женихи» даже подходить к воротам моего дома боялись! Главное, самой не уписаться от страха.

Ладно. Всё будет хорошо. Наверное. Но это не точно.

Машина свернула направо. Заметив вдалеке оградки, холмики с крестами, я всполошилась:

«Або, у меня же нет лопаты! Как покойников из земли буду выковыривать?»

«Не дёргайся. Сами вылезут. Вся информация у тебя есть», — безучастно отозвался ушастый.

Вот же…нелюдь. Но надо признать, умный, хороший и настоящий друг.

Я устремила взор в окно. Мысли испуганными птахами перескакивали с одного на другое. Старательно запихивая подальше тревогу от предстоящей встречи с Димитрием Иоанновичем, пыталась думать исключительно о бытовых проблемах.

Входную дверь главного дома мне закрыть не удалось. Банально не нашла ключей. Домовые заверили, что на территории особняка их нет. Куда пропали? Подозреваю, что любящая матушка «случайно» прихватила с собой. Причём даже запасной комплект! Не исключено, что зря так плохо думаю про боярыню и она тут ни при чём. Но всё же, почему-то кажется, что пропаже ключей поспособствовала именно Анфиса Тимофеевна.

К сожалению, восстановить то, чего в принципе нет, домовые неспособны. Зато они заблокировали все внутренние двери: замки-то электрические. Так что непрошенные гости смогут войти только в холл, а дальше им путь закрыт. Брать в «прихожей» нечего. Разве что корзины с розами кому-то приглянутся.

Вот куда их девать⁈ Впрочем, цветы не чужая машина во дворе. Избавиться от них гораздо легче. А вот что делать с автомобилем Антона Леонидовича пока непонятно.

Почему перепуганный таракан не уехал, а удрал на своих двоих? С чего вдруг его мерзопакостная рожа стала окровавленной? Не иначе как Анатолий Фёдорович приложил руку.

Покосилась на юриста. За всю дорогу мужчина не проронил ни словечка. Казалось, он о чём-то напряжённо размышлял.

Спросить или нет про отчима?

Хорошенько подумав, пришла к выводу, что не стоит. Моё любопытство юрист наверняка расценит, как приглашение к диалогу. Скорее всего, снова предложит помощь и начнёт расспрашивать о моей «шпионской деятельности». Говорить на эту тему, я не готова. По крайней мере, пока не пообщаюсь с Димитрием Иоанновичем.

От мысли, что это произойдёт совсем скоро, внутри всё сжалось. А через миг захотелось прямо на ходу выскочить из машины и удрать. Туда, где меня никто не найдёт.

Соберись, тряпка!

Мысленно дав себе затрещину, прикрыла глаза. Буквально час назад сказала Або, что боюсь потерять свободу. А какой, собственно, смысл вкладываю в это слово? Что оно означает лично для меня? Вдруг предельно чётко поняла: для меня свобода — право жить так, как сама того хочу.

Казалось бы, нет ничего проще, чем смиренно склонить голову и ждать, когда за тебя все решат. Удобно, спору нет. Но такая жизнь не для меня. Я не буду жить по чужой указке.

На душе как-то сразу полегчало. Удивлённо хмыкнула. Неожиданно обнаружила, что машина не движется, а стоит. Причём неподалёку от кладбищенской ограды.

Вот-те на, не заметила, как приехали.

— Александра, нам надо с вами поговорить, — серьёзным тоном сообщил Анатолий Фёдорович.

— О чём? — сделав вид, что не поняла, вопросительно изогнула брови.

Кони побарабанил пальцами по рулю, сдержанно произнёс:

— Завтра в тринадцать часов мы с вами приглашены на обед к графине Бестужевой. Ольга Павловна, тот человек, который может порекомендовать ваш санаторий потенциальным клиенткам. Вы согласны поехать со мной?

— Безусловно, — я энергично кивнула.

— Должен напомнить: в одиннадцать сорок пять вас ждут в полиции. Неявка по повестке, влечёт принудительную доставку подозреваемого в отделение. Настоятельно рекомендую не создавать себе дополнительных трудностей и добровольно явиться на допрос, — дворянин повернулся ко мне. Спустя короткую паузу, тихо сказал: — Саша, шпионаж — слишком серьёзная статья, одна вы не выкарабкаетесь. Я один из лучших юристов Москвы и искренне хочу вам помочь. Но если вы со мной не будете откровенны, то ничего не выйдет.

— Анатолий Фёдорович, я искренне вам признательна за всё, что для меня делаете. Ваше предложение о юридической помощи для меня очень ценно. Но пока не готова к предметному разговору. И причина вовсе не в вас. Мне нужно немного времени. Хотя бы до утра.

Опытный адвокат смотрел на меня долгим, умным взглядом.

Я примирительно улыбнулась.

— Предлагаю встретиться завтра в санатории. Скажем, часов в одиннадцать. Вас устроит?

— Вполне, — лаконично ответил Кони. — Пойдёмте на кладбище?

— Спасибо, что подвезли. Дальше я сама, — видя недоумение на лице мужчины, пояснила: — У меня намечено мероприятие по поднятию трупов, не знаю, сколько провожусь. Не хочу, чтобы вы понапрасну теряли время. Да и потом, не в вашей же машине вести в мой особняк зомби. Через туманный тоннель их перевести гораздо проще.

Дворянин глухо кашлянул, качнул головой.

— Воля ваша, Александра Петровна, — пробормотал он ошарашенно. — Должен признаться, держать зомби в особняке — весьма экстравагантное увлечение.

— Вы же сами говорили, что мне нужна охрана. На мой взгляд, ходячие мертвецы как нельзя лучше подходят для отпугивания нежеланных гостей.

— Сложно опровергнуть, — голос менталиста слегка осел. Вновь кашлянув, он прочистил горло и деловито посоветовал: — Выбирайте бесхозные могилки. А ещё лучше те, что находятся за оградой кладбища. Родные таких усопших уж точно не предъявят вам претензии в вандализме. Не исключено, что и относительно свежих покойников там обнаружите. В старых захоронениях наверняка только кости. А в относительно свежих вполне могла местами сохраниться плоть, — отвернувшись, аристократ на грани слышимости прошептал: — Боже, что я несу.

Так и у меня идея на редкость оригинальная. А вот за совет огромная человеческая благодарность. О возможных наездах родственников покойных, я как-то и не подумала.

— Спасибо вам, Анатолий Фёдорович. До завтра, — я выпорхнула из машины и, не оборачиваясь, отправилась искать подходящие могилы.

* * *

Москва. Кремль

Император стремительно вошёл в комнату. Кивнув вскочившему со стула начальнику тайной канцелярии, сел во главе стола, бросил:

— Садитесь. У нас с вами двадцать минут.

Мгновенно выполнив приказ, граф Нарышкин без предисловий и расшаркиваний сообщил:

— Наследник главы рода Морозовых полностью признал вину, раскаивается. Молит вас о снисхождении. Заверяет, что после задержания отца был не в себе. Дескать, сам не ведал, что творил, когда отдавал приказ на ваше устранение.

«Серьёзно? Вот бедняга. Прямо невинный агнец, — Димитрий про себя иронично хмыкнул. — Устроить на работу во дворец своего человека сложно, но можно. А вот чтобы допустили обслуживать императора дело не одного года. Скорее всего, наёмник Морозовых трудится в Кремле очень давно, раз прислуживал мне за обедом. Наверняка и другие рода держат здесь „засланных казачков“. Сижу, как на пороховой бочке».

— Морозову клеймо на лоб и на урановый рудник. За его родом плотно присматривать, — холодно распорядился его величество и обронил: — Дальше.

— Все придворные, приближённые к покойному императору Фёдору, а также его дамы сердца выехали из дворца. Из постоянно проживающих осталось трое: дворцовый комендант, барон Воеводин и вы. Силами тайной канцелярией проводится полномасштабная проверка обслуживающего персонала. На текущий момент обнаружен ещё один наёмник: чернорабочий на кухне. К сожалению, предметно допросить не вышло. На второй минуте беседы злодей скончался. Его дух штатный некромант призвать не смог.

«М-да уж. Вот тебе и превентивные меры. Знатно прокололись элитные службисты. Как же так-то?», — император грозно посмотрел на графа Нарышкина.

Тот не отвёл взгляда.

— Мой государь, наёмник был спящий. В момент спонтанного пробуждения активировалась клятва смерти с полным уничтожением души, — выдержав паузу, мрачно добавил: — Отработал мужчина на кухне один день.

«Даже так? Выходит, внедрили сразу же после показательной казни заговорщиков. На подготовку такого убийцы требуется куча времени. Да и работать над его разумом должен менталист не ниже ранга архимага. Иначе все будет как у нас: самопроизвольная активация и смерть исполнителя. Если бы все сделали по правилам, то черта с два мы бы обнаружили спящего, — размышляя, Рюрикович глядел поверх головы руководителя спецслужбы. — Кто же из высокородных решил рискнуть? Кому я стал костью в горле? Впрочем, нет смысла сейчас голову ломать. Рано или поздно враг всё одно объявится».

— Государь, мои спецы не первый год работают над проблемой обнаружения спящих. Ещё месяцев семь, максимум двенадцать и артефакт будет закончен.

— Значит подождём, — самодержец усмехнулся. — Из неотложного всё?

— Почти, — торопливо ответил Нарышкин. — По Москве ползут упорные слухи о том, что во Владимире появилась серебряная ведьма. По непроверенным данным ею является глава боярского рода Апраксиных.

'Как же быстро информация-то распространяется, — Дмитрий неодобрительно качнул головой.

— Сегодня утром на моё имя поступило прошение от одного из провинциальных секретарей города Владимира, — продолжил докладывать руководитель спецслужбы. — Некий мещанин Житников информирует о том, что глава боярского рода Апраксиных, используя подложное удостоверение личности, внедрилась в Суздальскую военную академию с целью шпионажа в пользу недружественного государства. Житников подозревает крупный заговор. Завтра он планирует провести первый допрос Апраксиной и просит срочно дать ему особые полномочия для расследования.

«Что за бред? Наберут амбициозных дебилов по недобору, а те потом нормальным людям жить не дают, — государь поморщился в такт мыслей. — Надеюсь, полицейские не успели Саше нервы потрепать».

— Забираю это дело себе?

— Нет. Все документы изъять и уничтожить, — ледяным тоном приказал император. — Лично свяжись с начальником этого Житникова и популярно объясни, что беспокоить Апраксину не стоит.

— Будет сделано, ваше величество, — чётко отрапортовал граф Нарышкин. — Установить негласное наблюдение за боярышней?

Дмитрий отрицательно покачал головой.

— Не вижу в этом необходимости. Однако обо всём, что касается Апраксиной докладывать мне в любое время суток.

— Слушаюсь, ваше величество.

Входная дверь бесшумно открылась. Увидев на пороге Воеводина, Дима вопросительно приподнял брови.

— Представители иностранных государств уже все в храме. К панихиде всё готово. Ждут только вас, — Максим шагнул в сторону, освобождая проход.

«Жаль, что никак не отвертеться от участия в похоронах Фёдора. До ночи же придется терпеть назойливые взгляды, — промелькнула раздраженная мысль у некроманта. — Ладно, пора идти. Хочется верить, что Саша сегодня спать не будет. Иначе придется будить».

Встав из кресла, Дмитрий уверенным шагом пошёл прочь из кабинета.

* * *

Ночь тёмным саваном окутывала кладбище. Ветви деревьев покачивались от ветра, зловеще поскрипывали. Кто-то протяжно завыл. Я вздрогнула от испуга. Быстро огляделась: ни волков, ни собак вроде нет.

— Какого хрена воете? Спать идите, — пробормотала я нервничая.

Нависнув над очередным могильным холмиком, мрачно уставилась на припорошённую снегом землю. Какое это захоронение по счёту? Не помню. Давно сбилась, уже не считаю. Вроде всё делала как надо, но, увы. Ни один покойник так и не пожелал вылезти наружу.

Наизусть уже технику призыва выучила. Почему не получается-то⁈

Упрямо поджала губы. Решив попробовать последний раз, глубоко вздохнула: напитанный силой конструкт, послушно соскользнул с пальцев, зелёной сетью окутал могилу. Я замерла в напряжённом ожидании. Свечение затухло и опять ни-че-го.

— Да что за гадство⁈ — сердито воскликнула.

«Не знаю. Надо разбираться, — озадаченно ответил Або. — Эту технику студенты изучали по учебнику общей некромантии. И сейчас ты воспроизвела схему идеально».

Непонятно откуда снова послышался заунывный, жутковатый вой. Раздражение сменилось злостью: не на Або, но в целом на ситуацию.

— А ну, пошли спать! Разорались тут! — гневно рявкнула я в темноту.

Звук резко оборвался. Пыхтя, как закипающий чайник, я угрожающе прищурилась.

Решётку на арку закажу. Завтра же. Здоровенную и с огромными острыми пиками! Непрошеным гостям должно понравится. Блин, но раз ушастик говорит, что всё сделала как по книжке, отчего мертвецы-то не встали⁈ Должна же быть причина. Грёбаная некромантия!

«Некромант освободился раньше, чем предполагал. Ждёт тебя в холле», — прозвучал в голове спокойный голос высшей сущности.

Где-то внутри шевельнулся страх. Но через мгновение его сменила всё та же злость. Уверенным движением я начертала в воздухе одну руну, затем другую. И без тени сомнений шагнула в туманный тоннель.

(обратно)

Глава 16

Император России действительно ждал меня в холле. Облачённый в длинное чёрное пальто, он стоял на узкой дорожке, средь больших корзин с алыми розами. Высокий, широкоплечий, невозмутимый.

Красивый зараза. Прямо сухота девичья. Что у него на уме? Кто бы ещё знал!

Наградив отца своего ребёнка тяжёлым взглядом, я не сделала к нему ни шага.

— Привет. Ты откуда такая воинственная? — спокойно поинтересовался Дмитрий.

Почему в доме так душно? Ещё и цветов стало больше. Совсем дышать нечем.

Нервничая, я расстегнула шубку, довольно холодно ответила:

— С кладбища.

Тушканчик вынырнул из кармана, шустро вскарабкался мне на плечо, а после сиганул на перила лестницы и там уселся. Понаблюдав за пируэтами зверька, Дмитрий всё тем же ровным тоном спросил:

— Упокаивала или призывала? — его мягкий баритон обволакивал, гасил раздражение.

Оригинальный вопрос. Хотя, что ещё могла делать ведьма посреди ночи на кладбище?

— Второе. Только всё без толку, — призналась я неохотно. — Столько сил угрохала. Но ни один так и не встал, — поморщилась от досады.

— Не встал, — глубокомысленно повторил некромант. — Увы, у всех случаются осечки. Но иногда, чтобы поднялся, требуется всего лишь немного больше времени, — в небесно-синих глазах мужчины блеснули озорные смешинки.

Не поняла… Мне кажется или разговор свернул куда-то не туда?

Подозрительно прищурилась. Самодержец невинно улыбнулся, неожиданно спросил:

— У тебя нормальная еда есть?

Растерявшись, я пожала плечами. Желудок жалобно заурчал, напоминая, что давно пора поесть.

— Вроде бы домашняя лапша была, — ответила я неуверенно, судорожно вспоминая поставила вчера кастрюлю в холодильник или нет.

— Покормишь?

— Пойдем, — пробормотала я озадаченно.

Улыбается, шутит. Еще и есть просит… Что с ним?

Направляясь к кухне, я случайно споткнулась об одну из корзин. Чертыхнувшись, бестолково взмахнула руками, крепко зажмурилась и плашмя полетела на розы.

Твою мать!

Вдруг падение резко прекратилось. Не веря своему счастью, приоткрыла веки. В паре сантиметров от кончика носа красовался роскошный бутон. А сильные мужские руки крепко, но осторожно держали за подмышки.

Японский городовой…

Поддерживая, император бережно поставил меня на ноги.

Меж нами было метров шесть, не меньше. Как смог-то поймать?

Додумать не успела. Все также стоя у меня за спиной, Дмитрий наклонился к уху, тихо сказал:

— Тебе нельзя падать, — аккуратно положил ладонь на живот.

Сердце ухнуло в пятки, а в голове воцарилась пустота. Несколько секунд постояв недвижимо, шагнула вперёд, медленно повернулась. Дмитрий молчал, но и без слов всё было ясно: он знает.

И что теперь⁈

Я облизнула мгновенно пересохшие губы, спросила:

— Або рассказал? — голос помимо воли дрогнул.

— Нет. Сам догадался. Ушастый держит нейтралитет.

— На него похоже, — я кривовато усмехнулась.

Неожиданно благоухание роз стало просто нестерпимым! Кровь отлила от лица, затошнило.

— Что? — Дмитрий встревоженно смотрел на меня.

Стараясь не грохнуться в обморок, я хрипло выдохнула:

— Цветы.

Некромант стремительно оказался рядом. Положив ладонь мне на затылок, уткнул лицом в свою рубашку.

Какого чёрта⁈

Собрав последние силы, я вяло трепыхнулась, пытаясь освободиться. Но уже через пару мгновений замерла от удивления. Аромат этого мужчины молниеносно устранил тошноту.

Охренеть.

Пальцы Дмитрия нежно перебирали мои волосы, а я бесцеремонно нюхала его грудь и балдела от запаха.

— Полегче? — его тёплое дыхание коснулось уха.

— Угу, — промычала в ответ, не прекращая своего безумного занятия.

Где-то краем сознания понимая, что мое поведенье ненормально, нехотя отстранилась.

Император с олимпийским спокойствием поинтересовался:

— Букеты от поклонников?

— Главы родов шлют, — я печально хмыкнула.

— Если до истечения суток эти корзины не вынести из дома, тебя опять накроет, — полюбовавшись моим изумлением, Рюрикович хладнокровно пояснил: — Редко, но случается, что у женщины, вынашивающей ребёнка некроманта, возникает аллергия на розы. Теперь мы оба знаем: чем больше таких цветов, тем хуже твоё самочувствие. На фантомные аналоги правило не распространяется.

Хм-м. Выходит, подарив мне фантом «королевы цветов» некромант подстраховался? Предусмотрительно. Стоп. А почему я сейчас на него реагировала как кошка на валерьянку?

Прислушавшись к собственному телу, обнаружила, что нигде, ничего не беспокоит. Энергия бурлит, да и голода совсем не ощущаю.

— Поговорим? — я мрачно посмотрела на императора.

— Конечно.

— В таком случае идем на кухню.

* * *

Его величество ел суп. С удовольствием и молча. Заваривая чай, я пользовалась отсрочкой и лихорадочно продумывала варианты предстоящего разговора. Картины рисовались одна хуже другой. Чем больше думала, тем отчётливее понимала: на месте императора запрятала бы беременную серебряную ведьму куда-нибудь подальше. Туда, где никто не найдёт.

Скорее всего, Дмитрий планирует отправить меня в монастырь. В какой можно и не гадать. Его дед говорил об Угличе: место тихое, уединённое, ещё и надёжно защищённое от всех видов магии.

Я не хочу в тюрьму!

Хотелось материться, громко и с чувством.

«Саша, прости, если сможешь. Плохой я для тебя наставник», — прошелестел в разуме потухший голос Або.

Вся злость в одночасье испарилась.

«О чём ты?» — я застыла с заварочным чайником в руке.

«О своём невежестве. Про розы не знал. Дал тебе не ту схему поднятия зомби. Некромант только что указал на мою ошибку. Но самое страшное, я даже не подозревал, что ты находилась на грани магического истощения. Не вижу ведь тебя, ещё и ребёнок берёт энергию. Я допустил грубую, непростительную ошибку», — безжизненно покаялся тушканчик.

Так вот почему Димитрий Иоаннович не спешит со мной общаться. Он уплетает лапшу и заодно ведёт беседы с моим ушастиком. А меня информировать не обязательно⁈

«Прекрати, — пресекла я самобичевание высшей сущности. — Во-первых, мы с тобой из другого мира. Здесь всё чужое, совсем другое! Причем для нас обоих. Во-вторых, ты не некромант, а менталист. У каждого дара есть свои нюансы. И вообще, даже высшей сущности ошибаться или что-то не знать не зазорно. Або, ты не только мой наставник, но и друг. Самый настоящий. Твоя боль — моя. Уверена, ты меня понял. Всё, давай закроем эту тему».

Невидимая высшая сущность впервые и совсем по-человечески тяжко вздохнула.

«Где ты? Хочешь, иди к нам, но боюсь, мы с господином Рюриковичем поругаемся».

Або не ответил. Понимающе хмыкнув, я налила горячий напиток в две кружки. Поставив их на стол, забрала у некроманта опустевшую тарелку, положила в раковину. Сев напротив самодержца, грозно свела брови к переносице.

Ну давай, вещай, батюшка-император. Хрен я поеду в твою ссылку!

— Спасибо за лапшу. Вкусно, — невозмутимо сообщил Дмитрий.

Одарив его ледяным взглядом, я сухо бросила:

— Пожалуйста.

Не реагируя на мой боевой настрой, некромант глотнул горячего напитка, одобрительно хмыкнул.

«Ты сказала, что я твой друг. Мне надоело держать нейтралитет, — внезапно заявил Або. Из ниоткуда возникнув посреди столешницы, зверёк поднял торчком громадные уши: — Сейчас вы слышите меня оба. Некромант, говори ей всё как есть, иначе потеряешь. Саша, ты его не просто нюхала, но пила жизненную силу. Дмитрий отдал её добровольно. Он только что спас тебя от магической комы. Поговорите уже хоть раз нормально!» — потребовала высшая сущность и исчезла.

Шок — это по-нашему. Я неверяще смотрела на императора: тот не выглядел измученным или стоящим одной ногой в могиле. Однако мне стало стыдно. Конкретно так.

— Извини, надумала себе, — я запнулась, — всякого-разного. Вот и веду себя как злой ёж.

— Злой ёж, — задумчиво повторил некромант. — Теперь буду знать, кем в гневе становится любимая женщина.

— Что ты сказал? — переспросила я, не поверив своим ушам.

— Ты слышала, — Дима улыбнулся, но взгляд остался серьёзным. — Пойдём в гостиную, там будет удобнее разговаривать, — встав, протянул мне руку.

В родном мире все важные беседы проходят на кухне. Чем в гостиной удобнее-то?

Я мысленно пожала плечами. Поднявшись, осторожно взялась за ладонь некроманта: тёплая. Желания скривиться от омерзения, отшатнуться не возникло. Больше того, теперь мне нравилось находиться с ним рядом. Казалось, мой первый мужчина стал… совершенно другим.

Сюрприз, однако.

Даже не пытаясь самостоятельно разбираться с этой метаморфозой, я прошла вместе с Рюриковичем через девственно-чистый холл.

Куда подевались корзины с розами? Скорее всего, домовые убрали. Кто распорядился? Его величество или высшая сущность? Хотя без разницы. Аллергена в доме больше нет и отлично.

Войдя в довольно-таки уютную гостиную, Дмитрий подвёл меня к креслу. Плавно потянув на себя, сел вместе со мной, устроил на коленях. Ошалев от неожиданности, почувствовала, как одна мужская рука обняла, а вторая нарыла живот.

Что за нафиг⁈

Тело превратилось в натянутую до упора тетиву. Однако император больше не шевелился, даже глаза закрыл. Посидев встревоженным сусликом, я решила, что ничего страшного не произойдёт, если слегка расслаблюсь. Пошевелившись, удобно уложила голову на мускулистой груди.

— Если бы я мог хоть, что-то изменить, клянусь, я бы сделал это, — послышался негромкий голос Дмитрия. — К сожалению, прошлого не воротишь. Придётся исходить из того, что есть. Бастарды в моём мире персоны нон грата. Незаконнорождённых детей, всех без исключения, ждёт презрение, осуждение. Скажу больше, чем уважаемей род, тем незавиднее судьба такого ребёнка, — император России замолчал. Спустя паузу, не повышая тона, продолжил: — Скрыть рождение моей дочери или сына не выйдет. В тот день, когда появляется на свет новый член императорского рода Рюриковичей, родовой алтарь начинает светиться, извещая подданных. Конечно же, я признаю отцовство, но это особо ничем не поможет. Малыш, которого ты носишь под сердцем, с первого вдоха станет ущербным.

Осмысливая услышанное, я машинально крутила пуговицу на рубашке самодержца. Внутри всё сжималось от гадкого предчувствия. Села прямо, пристально посмотрела на мужчину. Тот не отвёл взора.

— Ты предлагаешь избавиться от ребёнка?

Дмитрий с какой-то затаенной печалью улыбнулся.

— Нет, родная. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

Внезапно некромант насторожился. А через несколько томительно долгих секунд сдержанно обронил:

— К тебе гости.

* * *

Дмитрий

— Постучатся, выйду, — холодно ответила Саша. Вывернувшись из объятий государя, она встала у кресла. — Дим, давай начистоту. Я из другого мира, но отдаю себе отчёт о том, кем ты являешься. И никоим образом не хочу тебя обидеть. Очень прошу, постарайся меня услышать. Ты взрослый, умный и опытный мужчина. Безусловно, понимаешь, что наш секс, мягко говоря, не принёс мне удовольствия. Другая на моём месте бежала бы от тебя как чёрт от ладана. Именно поэтому, там на рынке, когда в первый раз предложил выйти за тебя замуж, не только отказала, но и повела себя грубо. Мне до сих пор стыдно за то, что сорвалась.

Глава рода боярского рода Апраксиных, замолчала. Пройдясь по комнате, остановилась на прежнем месте. Закрываясь, скрестила руки на груди:

— Сейчас всё действительно стало иначе. Я больше не испытываю к тебе отвращения и искренне благодарна за помощь. Но не более. Скажи, на самом деле для чего ты хочешь жениться на женщине, которая тебя не любит? Прости, конечно, но я уверена, что дело не только в твоих чувствах ко мне. Ты в первую очередь император, а уж потом мужчина. Долг перед государством перевешивает.

«Больно ударила, — желваки заходили на скулах некроманта. — Впрочем, действительно честно, этого не отнять. Выдержит ли мою правду?»

Заложив ногу за ногу, он ровным тоном ответил:

— Хорошо, давай начистоту. Я тебя действительно люблю, но жить без тебя смогу. От горя не сойду с ума и не прыгну со скалы. Это правда, как и та, что в первую очередь я не мужчина, но император. В том, что не избавишься от моего ребёнка, не сомневаюсь. Совсем скоро твоя беременность станет очевидной. Бизнес-партнёры начнут отворачиваться, разрывать контракты. Род Апраксиных покроет позор, и придёт бедность. День за днём тебе придётся терпеть унижения и презрение. Будешь пытаться выбраться из ямы, но тщетно. Когда устанешь бороться, тебе поступит предложение.

— И какое же? — она смотрела недоверчиво.

— Решить разом все проблемы. Мужчина, которому на тот момент будешь доверять и испытывать симпатию, предложит заключить с ним договорной брак. Ты согласишься.

— Думаешь?

— Знаю, — государь усмехнулся. — На какое-то время всё станет хорошо. Но есть один громадный нюанс. Малыш останется моим по крови, — Дмитрий сделал акцент на фразе. — После его рождения неизбежно пойдут слухи, порочащие императорский род. И тебя и малыша сделают пешками в интригах против меня. Главы древних родов не первый день живут на свете, поверь такой возможности они не упустят. Я действительно хочу дать защиту и тебе, и своему малышу, но также беспокоюсь об империи. Я с тобой абсолютно искренен. Решение за тобой.

Александра отошла к окну. Глядя в непроглядную темень, тихо спросила:

— Ты оставишь мне свободу?

— Что ты имеешь в виду? — Дмитрий поднялся, бесшумно подошёл к девушке, встал рядом.

Она не шелохнулась. Спустя долгое мгновение, всё так же негромко, но уверенно ответила:

— Если мы достигнем соглашения, я хочу остаться в этом доме, заниматься делами рода Апраксиных. Не смогу жить взаперти и по чужой указке. Ты меня понимаешь? — она обернулась. Запрокинув голову, жадно всмотрелась в его лицо.

— Более чем. Твои условия приняты, — Дмитрий положил руки ей на плечи. Девушка мгновенно напряглась.

«Когда же это кончится», — с тоской подумал некромант.

— Ещё, — она облизнула губы. — Ложиться с тобой в постель обязательно?

— Я не насильник. Никогда не стану принуждать к близости. Только когда сама захочешь.

В её взоре отчётливо читалось сомнение, неверие и…страх.

«Это выше моих сил», — промчалась мысль в разуме мужчины.

— Если не понравится, скажи, — он шагнул к возлюбленной ближе, наклонился и легонько поцеловал.

Она не отстранилась, но и не ответила. Дыхание смешивалось. Запах её волос, кожи дурманил. Его сердце грохотало в груди, грозя выскочить. Сдерживаясь, Дмитрий ждал.

Спустя мучительно долгие мгновения Саша едва-едва, но всё же подалась вперёд. Крепко прижав к себе любимую, некромант жадно прильнул к нежным губам. Руки девушки взлетели на плечи, ноготки оцарапали шею.

«Наконец-то».

Глухо рыкнув, он подхватил желанную женщину на руки. Усевшись в кресло, вновь усадил Александру к себе на колени, ни на миг не переставая целовать. Однако краем сознания, некромант постоянно следил за происходящим во дворе. Когда нежеланные визитёры зашуршали под окном, с сожалением отпустил хозяйку дома.

— Ты выйдешь за меня? — спросил Рюрикович и застыл в ожидании ответа.

(обратно)

Глава 17

Дмитрий терпеливо ждал. Отодвинувшись от его мускулистого, тёплого торса, я сидела с закрытыми глазами. Так думалось легче. Ещё несколько дней назад, только от мысли, что этот мужчина опять ко мне прикоснётся, передёргивало.

Замуж за некроманта? Да ни за что и никогда! В том, что мнение не переменится была абсолютно уверена. Но буквально несколько минут назад, Рюрикович наглядно доказал: сегодня его ласки невызывают отвращения. А поцелуи нравятся. Настолько, что я натуральным образом растеклась лужицей и хочу повторить. Желательно прямо сейчас.

Твёрдое мужское достоинство упиралось в бедро, мешало мыслительному процессу. Соскользнув с колен его величества, с удивлением обнаружила, что освещения в комнате нет.

Кто и когда выключил свет? Неважно, так проще.

Отойдя к стене, прижалась затылком к обоям, прикрыла отяжелевшие веки. Зацелованные губы приятно покалывало. В животе порхали бабочки. Да вот только врать самой себе — полный идиотизм. Я действительно не люблю Димитрия Иоанновича. И решение принимаю исключительно рассудком.

Что получу от брака с императором России? Первое и главное: ребёнка ждёт не одиночество и презрение, но открыты все пути. Многие женщины ради будущего детей идут на такие жертвы, что волосы встают дыбом. Вопрос: а чем, собственно, жертвую я согласившись стать женой Димы?

Этот мир чужой для меня. Здесь всё другое! Сейчас, когда стала главой боярского рода, каждый мой шаг, как по верёвке над пропастью. Того и гляди сорвусь. Да, у меня есть Або. Наставник, друг и просто моя ушастая прелесть. Но высшая сущность, как и я чужая здесь. Мы оба бродим в потёмках, правда лопоухий лучше ориентируется, но этого мало. Сегодняшний случай с розами и магическим истощением на кладбище — наглядный пример.

По какой такой глобальной причине я могу и должна отказать Рюриковичу? Если быть объективной, единственное, что конкретно напрягает и больше всего триггерит: мой неудачный первый секс с некромантом.

Скорее всего, другая на моём месте расправила бы плечи и гордо ушла в туман. Сильная женщина сама всё может! А дальше-то что? Флаг в кулак и с голой грудью на мчащийся бронепоезд?

Из-под ресниц посмотрела на Дмитрия. Всё так же сидит в кресле: рубашка белеет в темноте, поза расслаблена.

Умный, уверенный, сильный, красивый. А ещё хитрый, упрямый и интриган, каких поискать. Верю, что говорил со мной искренне. Но вот о чём умолчал — отдельная тема.

Взгляд зацепился за силуэт в окне. Приглядевшись, не удержалась и взвизгнула от ужаса. За мгновение некромант оказался рядом.

— Что? — выдохнул, обнимая и заслоняя спиной от неведомой ему опасности.

— Т-там м-мертвец, — мои зубы клацали, язык не слушался.

— Угу, — его губы нежно скользнули по щеке, не выпуская из кольца сильных рук, напомнил: — Помнишь, говорил про гостей?

Мертвец за окном не один⁈ Откуда они здесь взялись? Смертельно раненные люди приползли в мой особняк и пока мы тут целовались все померли? А почему поднялись? Решили стать немым укором бездушным хозяевам? Бред какой-то.

Я недоверчиво просмотрела на некроманта. Уж не знаю, что он увидел на моём лице, да вот только рассмеялся. Беззлобно, заразительно.

— Горе ты моё луковое, — невесомый поцелуй обжёг мне губы. — В твоём мире все женщины такие целеустремлённые?

— Ты о чём? — я упёрлась ладонями в его мускулистую грудь.

— О твоей бурной деятельности на кладбище. Создавая конструкт, ты вливала правильный объем энергии, но её плотность была гораздо выше. Получился мощный концентрат. Отсюда последствие: магическое истощение. Кроме этого Або дал тебе схему призыва зомби с отложенным временем. Не знаю, как много могил обошла, но сейчас в твоём дворе сто шестьдесят восемь отличных мертвецов.

— Сколько⁈

Дима опять рассмеялся. С лёгкостью подхватив на руки, поднёс меня к облюбованному креслу, уселся. Мужская ладонь уже так привычно скользнула мне на живот.

— Я жду ответа, — мягко напомнил император.

В воздухе повисло молчание. Тщательно подбирая слова, я заговорила:

— В моём мире, браки, даже заключённые по великой любви, зачастую становятся невыносимыми для супругов. Как правило, причина одна: неоправданные ожидания. У меня есть свои ценности, характер сложился. Переделывать меня бесполезно и не стоит начинать. Я гарантирую хранить тебе верность, но любви не обещаю. Проще, да и правильнее, нам договориться сразу, на берегу, чем жить с постоянным чувством вины. Не хочу превратить нашу семейную жизнь в нескончаемые мучения.

— Я тебя услышал, — Дмитрий улыбнулся, но взгляд сбил с толку. Показалось, что в глубине плещется горькая печаль. Пошевелившись, император достал из кармана брюк колечко. Раскрыв ладонь, спокойно спросил: — Боярышня Апраксина готовы ли вы оказать мне честь и стать моей супругой?

— Да, — ответила я уверенно, но отчего-то ком встал в горле.

Прохладный металл скользнул на мой безымянный палец, потеплел и плотно прилёг к коже.

Это какой-то артефакт?

Спросить не успела. Неожиданно поднявшись, статусный жених поставил меня на ноги, глянул на наручные часы.

— Все договорённости достигнуты. С этой минуты ты моя невеста. Со свадьбой не вижу смысла затягивать. Нас ждут в храме. Если готова, то можем отправиться прямо сейчас.

Взор метнулся к настенным часам: три часа ночи. Волной захлестнули эмоции. Димитрий Иоаннович был уверен, что соглашусь. Мой будущий супруг отлично просчитывает ходы наперёд. Вот только не пойму — это восхищает или бесит?

— Действительно, нет смысла затягивать. Я готова.

— Домовые, верхнюю одежду мне и хозяйке, — распорядился император.

Через миг на диване появилась моя шубка и пальто государя. Мужчина галантно помог мне одеться, затем надел своё пальто. Выверенными движениями начертал в воздухе один символ, затем другой. Вход в туманный тоннель засветился призрачным зеленоватым светом.

— Пойдём, — Дима приобнял меня за талию.

— Подожди, а зомби? Они же табуном бродят по двору. И надо предупредить Або, что мы уходим.

— Ушастый уже знает. Что делать с зомби решим по возвращении. Без приказа ни один из них не покинет территорию постоянного места жительства своей хозяйки, — невозмутимо сообщил некромант.

— Это радует, — ответила я несколько нервно. Набрав полную грудь воздуха, выпрямила спину и вместе с некромантом синхронно шагнула в туманный тоннель.

* * *

В храме пахло благовониями: ладаном и чем-то ещё — нежным, лёгким, ненавязчивым. Пламя свечей изредка колебалось, оживляя фрески на древних стенах. В полутёмном помещении мы с Дмитрием были вдвоём. Стояли на расстоянии, лицом к друг другу. Но ни говорить, ни задавать вопросы мне не хотелось. Тишина. Только он и я. Происходящее казалось…правильным.

У него радужка стала золотистой. Как расплавленный янтарь. Красиво.

Не испытывая ни тени стеснения, я рассматривала мужчину, который вот-вот станет моим супругом. Не приближаясь, Дима ласкал меня глазами и улыбался.

Вдруг что-то неуловимо изменилось, показалось, что кроме нас здесь появился кто-то ещё: незримый, могущественный. Сердце забилось чаще, но страха не возникло. Уж не знаю откуда пришло понимание: всё так, как должно быть.

— Готов ли ты взять в жены эту женщину? — послышался тихий, но полный силы голос.

— Да, — громко и уверенно ответил император. — Я Димитрий Иоаннович Рюрикович беру в жены Александру Петровну Апраксину. Клянусь до последнего вздоха любить, защищать и хранить ей верность.

Как только отзвучало эхо его слов, статную фигуру некроманта окутало золотистое свечение. Он словно разом стал выше, ещё больше раздался в плечах и стал похож не на обычного человека, но на величественную статую…сурового воина, лидера.

— Готова ли ты взять в мужья этого мужчину? — спросил у меня всё тот же голос.

Прохладный ветерок налетел из ниоткуда, коснулся обнажённых участков кожи. Душу остро царапнуло беспокойство, стремительно переросло в тревогу.

Пред высшими силами он поклялся любить меня до смерти. Его чувство не взаимно. Правильно ли поступаю⁈

Вдохнув полной грудью, я задержала дыхание. Медленно выдохнув вместе с воздухом последние сомнения, твёрдо сказала:

— Да. Я Александра Петровна Апраксина беру в мужья Димитрия Иоанновича Рюриковича. Клянусь хранить ему верность и заботиться.

От макушки до пят пробежала тёплая волна. С изумлением поняла, что свечусь: восхитительно-серебряным светом. Чувствуя пристальный взгляд Дмитрия, посмотрела на него и остолбенела. В янтарном взоре его величества полыхала убойная смесь эмоций: страсть, нежность и…печаль.

— Ваши клятвы приняты, — неожиданно мощно пророкотал голос неведомого существа. — Брачный союз благословлён и скреплён высшими силами. Отныне вы муж и жена.

От прикосновения чужой энергии по телу пробежала дрожь. Краем сознания отметила, как отяжелел безымянный палец на правой руке. Отмерев, Дима шагнул ко мне. Легонько коснулся губами моих и сразу перестал светиться.

— Ну здравствуй, жена, — шепнул на грани слышимости.

— Привет, муж, — я смущённо улыбнулась.

— Я обещал тебе прогулку, пойдём на воздух? — супруг спрятал мою ладонь в своей.

М-да уж. Ночь у меня и так уже выдалась насыщенная. Но голову проветрить действительно не помешает.

Кивнув, я пошла за Рюриковичем. Уверенно проведя по тёмным, узким коридорам, Дима распахнул деревянную дверь, вывел на улицу. Отпустив руку мужа, посмотрела в небо: на тёмном небосводе мерцала россыпь созвездий.

Довольно улыбнулась. Неожиданно некромант встал предо мной. Заслонив собой красоту, накинул мне на голову капюшон, застегнул верхнюю пуговицу на шубке. Подмигнув, приобнял за талию и повёл…куда-то.

Остановившись неподалёку от края склона, я затаила дыхание: там внизу раскинулось озеро. Берега укутаны снегом, а в неподвижном чернильно-чёрном зеркале воды отражаются звёзды.

Красиво.

Дима стоял рядом. Мы не разговаривали, но молчание не тяготило, напротив, было уютным. Накопленная за эти безумные дни моральная усталость, неспешно отступала. Окончательно расслабившись, я прижалась головой к плечу свежеиспечённого мужа.

— Спасибо, — выдохнула и счастливо улыбнулась.

Дмитрий повернул меня к себе, наклонился, нежно поцеловал.

— Нам пора. Ты озябла, — крепко-крепко прижал к себе и отпустил.

Я наблюдала, как Дмитрий вычерчивает в воздухе сложные символы рун. И ловила себя на том, что где-то внутри формируется смутное беспокойство. Не понимая, что со мной происходит, тряхнула головой.

Нечего себя понапрасну накручивать.

Улыбнувшись некроманту, взялась за его локоть и вошла в призрачный зеленый свет.

(обратно)

Глава 18

Зеленоватое свечение портала затухло. В комнате воцарился полумрак. Я стояла в изножье широкой кровати и растерянно хлопала ресницами. Это монументальное ложе абсолютно точно не моё.

Домовые поменяли? Но зачем?

Под ложечкой засосало. Тревожный взгляд метнулся на стену: вместо большого окна — узкая бойница. Сомнения разом отпали. Эта спальня не моя, чужая.

— Дима, почему мы не в особняке Апраксиных? — спросила обеспокоенно, поворачиваясь к императору.

Тот молча отошёл. Щёлкнул выключатель, яркий свет резанул по глазам. Проморгавшись, требовательно воззрилась на Рюриковича. С непроницаемым лицом он опустился в роскошное кресло. Закинул ногу за ногу, небрежно поинтересовался:

— Предположения есть?

Внутри всё свернулось в тугой узел, во рту пересохло. Неужели интуиция предупреждала именно об этом? Император меня запрет⁈

— Ты же обещал, — выдохнула я, всё ещё не желая верить.

— Люди лгут, — бросил он безразлично.

А я ведь ему поверила…

Лавиной нахлынуло отчаянье. Хотелось завыть от душевной боли и собственной глупости. Глуша рвущийся из горла крик, я закусила губу до крови, вонзила ногти в ладони.

— Ты беспринципная сволочь, — процедила сквозь зубы.

Он смотрел на меня безучастно, покачивал начищенным туфлем. Гнев клокотал, грозил пролиться наружу.

— Это всё? — лениво поинтересовался Дмитрий.

И тут меня накрыло.

— Ненавижу! — заорала я вовсе горло.

Не задумываясь, зачерпнула силы, резко замахнулась. Пламя сорвалось с руки, помчалось в этого лживого подонка. Радостно взревев, огонь жадно накинулся на кресло, скрыв под собой мужчину. В этот же миг поняла, что кто-то стоит за спиной, а предплечья крепко прижаты к телу. Дёрнулась, пытаясь освободиться

— Успокойся, уже всё, — шепнул государь и громче добавил: — Я не собираюсь сажать тебя под замок. Прости, мне надо было тебя разозлить.

— Что? — переспросила, не веря своим ушам.

— Ненависть ко мне, лучшая защита. Для тебя, — тихо сказал он. Разжав бульдожью хватку, обнял. Прижимая спиной к своей груди, ровным тоном попросил: — Посмотри на правую руку.

Убью гада! Сначала послушаю, а потом убью!

С трудом контролируя эмоции, подняла ладонь. На среднем пальце красовался перстень главы рода Апраксиных, а вот на безымянном теперь было два кольца. Но ни одно из них, не узнавала.

— То, что потоньше, я надел тебе при помолвке. Второе обручальное.

— И-и-и? — протянула многообещающе — кровожадно.

— Стоять надоело, — невозмутимо бросил этот самоубийца.

Подхватив меня на руки, направился к кровати. Улёгшись, положил голову к себе на плечо и крепко прижал.

Дать бы тебе по одному месту. Больно! Вот кто так делает⁈

Я сердито сопела. Дима лежал рядом и не шевелился. Злость потихоньку отступила. Но желание, что-нибудь отвинтить Димитрию Иоанновичу осталось.

— Хочется тебя придушить, — сказала я искренне.

— Верю, — он усмехнулся. Спустя короткую паузу, серьёзно сказал: — Показательная казнь глав родов остудила особо горячие умы. Но те, кому я категорично не нравлюсь в роли правителя, затаились и ждут удачного момента. Пока не вычислим заговорщиков и ты, и ребёнок в опасности. Разумнее всего спрятать тебя в надёжном месте, — почувствовав, как я напряглась, некромант нежно поцеловал меня в висок. — Но логика идёт вразрез с твоими желаниями.

Да неужели⁈

Я раздражённо нахмурилась, но промолчала.

— Твой разум закрыт, однако эмоции считываются. Помолвочное кольцо — это артефакт. Оно зафиксировало твою лютую ненависть ко мне. Теперь даже самый опытный менталист, расспрашивая, не усомниться: у тебя ко мне нет и намёка на хорошее отношение.

— Почему считаешь, что меня непременно станут спрашивать о тебе? — торопливо спросила и тотчас прикусила язык.

Вот я…неумная. Ответ же лежит на поверхности. Студенты военной академии не раз видели нас с Дмитрием. Два и два сложить несложно. Наверняка поделились новостями с родителями. В общем, тесное знакомство императора и серебряной ведьмы — секрет полишинеля.

В родном мире по знакомству много чего делали, а здесь целое его величество! Так что, да. Гадкие отношения самое оно. Но тут другая засада: могут попытаться склонить в оппозицию.

— Похоже, отвечать нет необходимости, — губы мужа прошлись по моей скуле.

Я вывернулась из объятий Рюриковича, нависла над ним.

— Не боишься, что переметнусь в стан врага? — глядя в глаза, поинтересовалась задумчиво.

— При текущем положении дел, я гораздо выгодней тебе живым, — спокойно ответил Дмитрий.

Я окаменела. Пытаясь осознать услышанное, неверяще смотрела на его невозмутимое лицо.

— Ты считаешь меня продуманной, алчной сукой? — выдохнула шокировано.

— Запоминай, императрица. Иногда слова — это всего лишь констатация факта, без второго дна. Не прогнозируй мысли и поступки людей исходя из собственной реакции, — его величество улыбнулся. — У индейцев есть пословица: «Чтобы понять человека, надо две луны отходить в его мокасинах».

Прав. Но ей-богу, придушить хочется!

Резко села. Пряча нервозность, я поправила съехавшую набок шубу и принялась излишне долго поправлять подол платья на коленях. Встав с кровати, Дмитрий прошёл мимо жирного следа сажи, оставшегося от кресла. Остановившись у шкафа, распахнул створки. Взяв с полки саквояж, вернулся ко мне.

— Здесь деньги. Их хватит на полное погашение долга по кредитам Апраксиных. То, что останется — тебе на текущие расходы, — государь плюхнул сумку на постель. — Сегодня тебя вызывают на допрос. Если нет желания, можешь не ходить. Тайная канцелярия дело изъяла, с начальником отдела пообщались. Максимум, что ждёт тебя во время визита: извинения за беспокойство.

Покосившись на саквояж с деньгами, я глухо поинтересовалась:

— Я так понимаю, глупо спрашивать откуда знаешь про долги и про полицию?

Дима усмехнулся. Устроившись рядом со мной, помолчал, а после тихо сказал:

— Ты уже сейчас в центре пристального внимания глав родов. Как только беременность перестанет быть тайной, начнутся глобальные проблемы. Знаю, что в тебе дух бойца, но может, не стоит ввязываться в борьбу? Я обеспечу максимально комфортные условия. Спокойно родишь, а после представлю тебя подданным, как свою супругу и императрицу, — он повернулся и замер, ожидая ответа.

Бесспорно, его предложение разумно. Но нет. На собственном опыте знаю — у каждого успеха горький вкус соли. Раз стала женой императора, то для начала не помешает узнать этот мир… с изнанки. Ну а если совсем откровенно, то с таким мужем не особо и страшно ввязываться в драку. По всей видимости клятвы в этом мире не пустой звук.

Я положила голову на плечо Дмитрия, негромко спросила:

— Разве можно научиться плавать, не входя в воду?

— Странно бы было ожидать от тебя иного, — некромант хмыкнул. — Помолвочное и обручальное кольцо, кроме нас с тобой никто пока не увидит. Захочешь узнать подробности, потряси своего ушастого. Про энергетические потоки он знает всё. Ещё момент. Столько зомби тебе точно не нужно. Конструкт дематериализации Або я передал. Уничтожай мертвецов поочерёдно. Максимум девять в сутки. В противном случае, возможно магическое истощение.

— Спасибо, — потёрлась щекой о его пальто.

Если опустить момент с «разозлением», от некроманта вижу лишь искреннюю заботу. Стоп. Димитрий Иоаннович, как-то уж слишком хорошо меня прогнозирует. Когда настолько успел узнать мой характер?

— Есть вопрос, — я плотно переплела пальцы. — В тему о мокасинах. Когда умудрился походить в моих?

Дима вновь встал с постели, протянул руку, помог подняться. Поправив капюшон, обнял и признался:

— В тот день, когда мы с тобой пошли на сумеречный уровень, привратник передал мне последние тринадцать месяцев твоей жизни. Так что было время тебя узнать, жена.

— Оу, — я озадаченно качнула головой.

— Нам пора, — Дмитрий отпустил меня с искренним сожалением. — Магической защиты в этой комнате нет. Тоннель построишь с легкостью. Уходим поодиночке. Ты к себе, я во дворец.

Почему так? Кто ж его знает.

Кивнув, я уверенно начертала в воздухе руны. Захватив портфель, подошла к входу в портал. Обернулась, спросила:

— Когда тебя ждать?

— Позовёшь, приду, — ответил он невозмутимо, но во взоре затаилась грусть.

«Не заставляй чувствовать себя гадиной!» — взмолилась я мысленно.

А вслух сдержанно обронила:

— Договорились, — и шагнула в призрачное сияние.

* * *

Москва. Кремль

Рюрикович вышел из портала в своей спальне.

«Она не доверяет мне. Абсолютно. С такой лёгкостью поверила в предательство! Вот же дерьмо», — размышляя, он стянул пальто, раздражённо кинул его на кровать.

Посапывающий в кресле Воеводин, сменил позу. Неожиданно отнюдь не сонным голосом, верный друг поинтересовался:

— Совсем хреново?

Дима неопределённо пожал плечами, принялся расстёгивать рубашку.

— Она хоть в этот раз тебя выслушала? — в интонации Максима звучало сочувствие.

«Более чем. Даже вышла за меня, — некромант мысленно горько хмыкнул. — Прости, друг, но рассказывать о её беременности и нашей свадьбе я пока не готов».

Сняв рубашку, император сжал ткань в руке. Направляясь к ванной, холодно обронил:

— Да. Мы поговорили. Предлагаю эту тему закрыть, — становившись у двери, распорядился: — Позвони Нарышкину. Пусть придёт.

— Незачем ему звонить, — задумчиво ответил Воеводин. Поймав вопросительный взгляд государя, пояснил: — В приёмной уже мается. Ждёт, когда его величество соизволит проснуться, — мимолетно улыбнулся и строго добавил: — Что случилось не знаю, мне не говорит.

Император задумался. Взъерошив волосы на затылке, приказал:

— Распорядись насчёт завтрака. Через десять минут выйду к Нарышкину, — и скрылся за дверью.

Раздевшись, государь быстро принял душ. Энергично вытершись большим полотенцем, прошёл в гардеробную, смежную с ванной. Одеваясь, мужчина понимал, что нервничает…из-за беременной жены.

«Мы только с ней расстались. Неужели уже во что-то вляпалась? Быть того не может. Но мало ли», — сунув ноги в туфли, Дмитрий посмотрел в зеркало: волосы влажные, всклокоченные.

Самодержец неодобрительно поморщился. Торопливо расчесавшись пальцами, он утратил интерес к далёкой от идеала причёске и отправился выяснять, с чем пожаловал начальник тайной канцелярии.

Завидев императора, граф Нарышкин вскочил с диванчика, низко поклонился. Усевшись в кресло, император отработанным жестом установил мощный купол тишины, обронил:

— Садитесь, граф. Чем вызван ваш столь ранний визит?

— Ваше величество, вы приказали незамедлительно докладывать обо всём, что касается серебряной ведьмы, — с достоинством произнёс руководитель спецслужбы и сел на прежнее место.

— Что-то случилось? — невозмутимо поинтересовался Дмитрий, однако внутренне напрягся.

— Сегодня в третьем часу ночи, на горячую линию тайной канцелярии начали поступать звонки от встревоженных граждан: все как один они утверждали, что по пригородной дороге в город Владимир направляется толпа кровожадных зомби. Служба быстрого реагирования выехала для проверки информации, — граф Нарышкин поправил галстук, кашлянул, прочищая горло и отрапортовал: — В настоящий момент все ожившие мертвецы находятся на территории Владимирского особняка боярышни Апраксиной. По предварительным подсчётам их там более ста пятидесяти единиц. Согласно протоколу, я обязан немедленно принять меры по ликвидации зомби. Однако счёл своим долгом прежде уведомить вас.

«Зомби? Всего-то?» — промелькнула мысль у государя.

Про себя облегчённо вздохнув, он ледяным тоном сообщил:

— Правильно сделали. К особняку Апраксиной не приближаться. Александру Петровну не беспокоить. Если начнут поступать претензии от родственников восставших покойников, придумайте удобоваримое объяснение.

— Будет исполнено. Ваше величество, боюсь, что журналисты такую сенсацию без внимания не оставят. Может настойчиво им рекомендовать написать что-то из ряда: «усопшие массово поднялись и явились выразить своё почтение уникальной серебряной ведьме»?

«Ну и фантазия у Нарышкина. Разом двух зайцев ловит: и народ успокаивает, и рейтинг ведьмы в их глазах поднимает. Вот что значит опыт», — император усмехнулся, согласно кивнул.

Спустя короткую паузу, приказал:

— Провести скрытую проверку князя Иволгина, боярина Силантьева и графа Бестужева. Особо обратить внимание: как тесно общаются меж собой, насколько лояльны к короне.

— Ваше величество, есть опасения? — начальник тайной канцелярии мгновенно собрался.

Не торопясь отвечать, Дмитрий устремил взор в окно. Во время вчерашнего короткого диалога, опечаленная своим проколом высшая сущность не стала скрывать фамилии аристократов, приславших Саше розы. Один бы подарил двадцать пять корзин — не страшно. Даже двое не критично. А вот трое и получилась убойная доза аллергена для беременной от некроманта.

«Скорее всего, главы этих родов не устраивали проверку для серебряной ведьмы. И более чем вероятно, действовали каждый сам по себе. Но проверить эту троицу не помешает», — император вновь посмотрел на графа.

Скупо улыбнулся и лаконично ответил:

— Интуиция.

— Понял, — без тени улыбки, отрапортовал Нарышкин. Остро глянув на государя, немного подумал и смело сказал: — Мой государь, для меня не секрет, что вы лично знакомы с серебряной ведьмой. Я обязан спросить, какие у вас сложились отношения?

— В благонадёжности Александры Петровны ничуть не сомневаюсь. Ко мне, как к правителю, серебряная ведьма не питает антипатии, — уверенно ответил император.

— А как к человеку? — осторожно поинтересовался опытный особист.

— Полагаю сами скоро узнаете, — холодно обронил государь.

И мысленно добавил:

«Заодно вычислишь всех тех, кому на руку ненависть Саши ко мне».

Демонстративно свернув купол тишины, Рюрикович без слов дал понять, что аудиенция закончена. Тотчас поднявшись, Нарышкин поклонился, учтиво попрощался с самодержцем и ретировался.

Тяжко вздохнув, Дима с грустью посмотрел в окно. Жена его не ненавидит. Но, увы, и любви не предвидится.

«Насильно мил не будешь», — как заезженная пластинка крутилась одна и та же мысль в голове некроманта.

(обратно)

Глава 19

Утро после скоропалительной свадьбы не задалось. Настроение и так было ни к чёрту, ещё и хотелось чего-нибудь сладкого, кислого, солёного. Причём одновременно. Однако завтракать мне пришлось позавчерашней домашней лапшой.

В холодильнике шаром покати. Необходимо срочно восполнять запасы продовольствия. Где горожане закупаются продуктами впрок? Скорее всего, на центральном рынке. Я там уже была, туманный тоннель и туда, и обратно самостоятельно открыть сумею. С транспортировкой сумок проблем не возникнет. Но вот когда мне этим заниматься⁈

Сегодня по плану: гостевой дом, полиция, обед с графиней. Также необходимо закрыть вопрос с долгами по кредитам. Однако перед этим придётся пообщаться с управляющим. Элементарно не знаю, в какой банк идти. Да и в целом гложет сомнение: а стоит ли выкупать заложенный стекольный завод? Вдруг спущу деньги мужа на ветер?

За окном неторопливо продефилировали ходячие мертвецы. Аппетит пропал окончательно. Не став доедать суп, встала, помыла тарелку. Поставив ее в шкафчик, мрачно посмотрела на Або. Сидящий на кухонном столе зверёк тотчас поднял уши-локаторы.

С момента моего возвращения высшая сущность не задала ни единого вопроса. Знает, куда и зачем я ходила с некромантом? Вполне возможно. Но это не точно.

— Сегодня ночью мы с императором поженились, — сообщила я без обиняков и скрестила руки на груди.

«На мой взгляд правильно сделали, — сдержанно ответила высшая сущность. — Почему такая угрюмая? Он тебя обидел?»

Вспомнив о том, как в гневе едва не спалила Димитрия Иоанновича, я кривовато усмехнулась, отрицательно помотала головой. Отлипнув от раковины, подошла к столу. Сев на стул, сцепила пальцы и наконец-то сказала вслух то, что не давало покоя:

— Дима предложил мне спокойную и сытую жизнь до родов. Я категорично отказалась. В тот момент искренне считала, что раз за спиной стоит такой муж, то все проблемы разрешу запросто. А вот сейчас страшно. Что знаю об этом мире? По сути ничего. А что, если не справлюсь? Или наворочу такого, что подставлю супруга-императора? — тяжко вздохнув, уныло поинтересовалась: — Я дура, да?

Зверёк подскакал, шустро забрался мне на плечо. Устроившись у шеи, неожиданно ткнулся холодным носом в полоску кожи.

— Щекотно, — призналась я со смешком.

«Зато улыбаться начала, — деловито заявил тушканчик. Спустя короткую паузу уверенно продолжил: — Некромант — умный человек. Раз отпустил тебя домой, значит убеждён, что так будет лучше. Для вас обоих».

Осмысливая услышанное, я задумчиво покусывала губу.

«Почему ты до сих пор не позвонила?» — внезапно огорошил вопросом Або.

— Куда? — пробормотала я озадаченно. Сняв ушастого с плеча, посадила на ладонь.

«Некромант оставлял номер телефона. Если позвонишь, у тебя будет и кухарка, и экономка. Или тебе нравится, когда в доме нет еды?»

Ёлки-моталки, а ведь и правда забыла. Вот же… голова два уха!

— Совсем не нравится, — бросила я недовольно. Досадуя на себя, поднялась. Унося из кухни зверька, поинтересовалась смущённо: — Ты случаем, не знаешь, где та салфетка с телефонным номером?

«В кабинете на столе», — деловито информировал Або.

Благодарность теплом разлилась по телу. Чмокнув лопоухое чудо, я торопливо прошла по коридору. Зайдя в кабинет, тотчас увидела на столешнице помятую бумажку. Сцапав её, подошла к стойке с телефонным аппаратом. И в эту же секунду раздался громкий звонок.

Кто бы это мог быть?

От неприятного предчувствия по спине пробежал холодок. Посадив ушастого на плечо, я сняла трубку.

— Слушаю вас, — сообщила холодно.

— Александра Петровна, доброе утро, — послышался из динамика взволнованный голос Лицина. — Приношу извинения за столь ранний звонок, но у нас чрезвычайное происшествие. Двадцать минут назад в пятистах метрах от вашего рудника появилась аномальная зона.

Что? О чём это он?

Я с недоумением покосилась на ушастого наставника и остолбенела. Аномальная зона — это же дверь в иное измерение! Або рассказывал, что после ее появления люди стремятся войти в проход и добровольно приносят себя в жертву. А потом, после множества смертей придет демон.

Да ну нахрен…

Кровь отлила от лица. Пальцы вцепились в трубку.

Кашлянув, встревоженный управляющий продолжил:

— Рабочие уже попали под воздействие аномалии, пытаются выйти из шахты. Я их запер, но это ненадолго. Рядом с рудником есть небольшая деревня. Жители в опасности. В подобных случаях предписано незамедлительное оцепление аномальной зоны. Но из одарённых здесь только я. Охранники заключенных пока себя контролируют, но, — мужчина запнулся, тихо продолжил: — Совсем скоро появятся первые погибшие.

Японский городовой! Что же делать⁈

Мозг лихорадочно искал выход. Внезапно родилась безумная идея. Не колеблясь ни секунды, я сухо бросила:

— Через пятнадцать минут буду у вас. Ждите.

Брякнув трубку на аппарат, помчалась к себе в комнату. Влетев в гардеробную, надела пальто, запихала тушканчика в карман. Вихрем выбежав из спальни, стремглав скатилась по лестнице.

— Домовые, закрыть внутренние двери, — рявкнула, выбегая на террасу.

А через миг застыла, как вкопанная. То, что во дворе меня ждала толпа зомби, разумеется не смутило. Да вот только я впервые увидела вблизи тех, кого призвала. Покойники оказались отнюдь не первой свежести: когда-то нарядная одежда превратилась в грязные лохмотья. А сквозь свисающую клочьями плоть, проглядывали кости.

Охренеть какие красавцы.

Я с тихим ужасом смотрела на ближайших мертвецов: те же в ответ преданно таращились на меня пустыми глазницами.

Как ориентируются в пространстве? Впрочем, пока без разницы. Главное, что умеют это делать.

«На неживых ведь не действует энергетическое поле аномалии?» — мысленно спросила-уточнила у высшей сущности.

«Нет, — последовал лаконичный ответ. — Ты хочешь сделать из зомби заслон?»

Лёгкий ветерок пролетел над моим «войском». Зажав нос от нестерпимой вони, я промычала:

— Угу.

«Идея хорошая. Врожденный страх перед мертвыми должен перебить у людей желание войти в аномалию. Но есть нюанс. Уверена, что сможешь прикасаться к „живым“ трупам? Иначе тебе их через туманный тоннель не провести».

Гадство. Вот что за непруха?

Не в силах терпеть «восхитительный» запах гнилого мяса, я натянула на лицо шарф. Переводить через тоннель каждого покойника — такая себе затея. Во- первых: трата драгоценного времени, а во-вторых: очень противно.

Думай, голова. Думай!

И тут меня озарило. Решительно стянув шарф, я гаркнула во всё горло:

— Зомби, приказываю! В колонну по двое становись! — и торопливо вернула пушистую «маску» на место.

Честно признаться особо не верила, что мертвяки поймут приказ. Но нет, дурно пахнущая «команда спасателей» пришла в движение и послушно встала строем.

У меня все получится. Надо просто чуть-чуть потерпеть.

Про себя обречённо вздохнув, я спустилась с террасы. Тушканчик выбрался из кармана, уселся на плечо. Не реагируя на перемещения зверька, сняла ткань с лица. И зычно скомандовала:

— Зомби, напра-а-во! — трупы слаженно повернулись в нужную сторону. Стараясь дышать неглубоко, речитативом приказала: — Руки вверх! Положить на плечи впередистоящего!

«Какие у тебя, оказывается, есть скрытые таланты», — удивлённо сообщил зверёк, наблюдающий за мертвецами-синхронистками.

А то, целый полководец проснулся. Но лучше бы он спал.

Переместившись в конец колонны, я сосредоточилась. Закрыв глаза, попросила:

«Або, дай координаты точки выхода».

«Лови».

Через секунду перед мысленным взором раскинулась голубая паутина. Сконцентрировавшись на огоньке, пульсирующим красным цветом, вытянула руку. Влив в пальцы силу, начертала в воздухе замысловатый символ. Удостоверившись, что руна вспыхнула перед началом колонны «доблестных рыцарей», тотчас нарисовала вторую. Вход в туманный тоннель призывно засветился зелёным.

С богом.

— Зомби, вперёд, шагом марш! — выкрикнула и положила руки на плечи впереди стоящей дохлой парочки.

Желудок тотчас отреагировал рвотным позывом. Упрямо поджав губы, я плотнее прижала ладони к омерзительным созданиям. Держа портал открытым, пошла в него следом за своими «воинами».

* * *

Графитовый рудник рода Апраксиных

Затянутое свинцовыми тучами небо нависло над полем. В самом центре клочка земли, отделяющего рудник от небольшой деревушки, угрожающе переливалось лиловое нечто. Иван Иванович Лицин стоял за территорией рудника и, дожидаясь приезда боярышни Апраксиной, рассматривал проход в нижний мир.

«На разлом непохож, скорее на здоровенную арбузную семечку», — пришёл к выводу внебрачный сын дворянки.

Гулкие удары по металлу звучали все чаще. На скулах управляющего заиграли желваки. Он сделал всё, что мог: запер заключённых в шахте, а конвоиров на складе. Однако ржавые двери вовсе не преграда для сотни крепких мужиков. Совсем скоро они вырвутся на свободу и появятся первые добровольные жертвы.

«Почему эта погань открылась именно здесь⁈ — Иван Иванович с ненавистью глянул на аномалию. — Вот что ей стоило сместиться левее? Пятьсот метров и всё, земли бояр Силантьевых. Для этого рода закрыть опасную территорию, раз плюнуть! А вот моя боярышня, последнее потеряет: как пить дать заберут у неё рудник, — мужчина засунул озябшие ладони в карманы куртки, мрачно усмехнулся. — И возражать-то бесполезно. Род не в силах обеспечить безопасность людям? Значит земли с аномалией отходят казне. Всё по-честному».

Слабый маг воды прекрасно понимал, что помочь юной главе рода Апраксиных ничем не может. С его даром он максимум на что способен, так это создать вокруг лиловой «семечки» тонкий ручеёк.

«Денег на одарённых наёмников у Александры нет. Даже если дар у неё сильный, в одиночку проблему не решит! Это просто нереально. Зачем сюда едет? Хочет посмотреть на аномалию? Неужели не понимает, насколько её любопытство опасно⁈ Заключённые с конвоирами попрут, пришибут нас обоих в два счёта», — взвинченный до предела Иван Иванович с силой пнул камень, подвернувшийся под ногу. И застыл истуканом.

В каких-то десяти метрах от него, прямо из воздуха начали выходить… жуткие зомби. Объятые призрачным светом мертвецы шли попарно, ровным строем, ещё и держась за плечи впереди идущего.

— Я спятил, — выдохнул шокированный мужчина.

(обратно)

Глава 20

Из туманного тоннеля я вышла последней. Тошнило так, что хотелось сдохнуть. С облегчением отпустив склизкие плечи зомби, торопливо натянула шарф на нос. И тут же пожалела о содеянном: дышать просто невозможно! Мало того что схватилась вонючими руками, так еще и пушистая ткань успела пропитаться трупным смрадом.

Да что же вы, красавчики такие зловонные-то!

Раздражённо стянув «защиту» с лица, я рявкнула:

— Зомби, на месте стой!

Мертвецы мгновенно застыли. Стараясь не делать глубоких вдохов, я отошла от своего вонючего войска. Присев, двумя горстями зачерпнула снег вместе с землёй и прижала к лицу.

Хо-ро-шо.

Уняв рвотные позывы, принялась тереть руки грязной кашицей. Пытаясь убрать мерзопакостный запах с кожи, я одновременно шарила глазами по небу, ища аномалию.

Тучи как тучи. Обычные, снеговые. И где искать этот разлом?

Странный шум привлёк внимание: казалось, где-то что-то ломали. Не понимая, что происходит, я выпрямилась, скользнула напряжённым взором по ровному строю «спасателей». Вдруг взгляд зацепился за забор, а точнее: за видавшие лучшие дни ворота.

Скорее всего, мой рудник. Кто этот мужик? Один из моих покойников отбился?

Приглядевшись к одинокой фигуре, застывшей неподалёку от закрытого въезда, пришла к выводу, что человек однозначно живой: одежда чистая, целая. Однако почему-то усиленно изображает из себя соляной столб.

Это бледно-зелёное лицо кажется знакомым… Да ладно? Неужели мой управляющий?

«Что это с Лициным?» — с недоумением спросила я у Або.

Шустро переместившись с плеча в карман пальто, зверёк невозмутимо ответил:

«В шоке он. Должен напомнить: в этом мире зомби на каждом углу не встречаются. И уж тем более из порталов колоннами не выходят».

Я про себя с досадой крякнула. Напугать Ивана Ивановича не хотела, но уж как вышло.

«Кстати, если ищешь проход в нижний мир, то он в земле. Прямо за спинами покойников».

Чертыхнувшись, я мелкой рысью пробежалась вдоль своих «ратников». Грозно глянув, на всё ещё пребывающего в ступоре мужчину, остановилась перед началом колонны. Круто развернулась и наконец-то увидела аномалию: лиловая хренотень отчётливо виднелась на заснеженном поле.

Как лучше расставить дохляков? Парами и вплотную к проходу? С одной стороны, отличный заслон получится. А с другой… хреновая идея. Ненароком оступятся и все вместе свалятся в яму. Ходячие мертвецы за добровольную жертву вряд ли сойдут, но кто его знает? Вдруг демон больнушечка и ему нравится энергичная тухлятинка?

Непонятные звуки ударов нервировали все больше. Ещё и вонючий шарф отвлекал. Стянув с шеи тёплую ткань, без сожаления откинула подальше. Снова глянула на управляющего: всё так же похож на шедевр медузы-горгоны.

Толку от него пока никакого. Надо ускоряться. Не к добру этот грохот.

Я выпрямила спину, чётко скомандовала:

— Зомби, в одну шеренгу — становись!

Строй зашевелился. Буквально за несколько секунд, не первой свежести новобранцы выстроились в одну линию. Я попыталась мысленно сформулировать следующий приказ. Увы, выходило на редкость бестолково.

Объяснить не смогу. Придётся поработать мамой-уткой.

— За мной, шагом марш! — отдав команду, я решительно направилась к жутковатой лиловой дыре. Следом за мной слаженно потопали зомби.

Утята жёлтенькие, симпатичные, а у меня вылупилось не пойми что. Зато послушные, воспитанные. Вон, даже на пятки не наступают и не толкаются.

Отвлекая себя глупостями, пошла вокруг разлома. Ноги проваливались, идти по полю было откровенно тяжело. Наконец-то увидев «хвост» шеренги, я собралась с силами и ускорилась. Нагнав замыкающего строй мертвеца, шустро отпрыгнула в сторону, зычно крикнула:

— Зомби, стой! — как только покойники выполнили распоряжение, продолжила: — Спиной к лиловой дыре! Три шага назад!

Ей-богу, думала меня не поймут. Но нет, на редкость сообразительные трупы слаженно выполнили приказ.

«Хорошо сработано», — похвалил Або, высунув мордочку на воздух.

«Слушай, почему они такие умные?» — я озадаченно рассматривала стоящих плечом к плечу мертвецов.

«Отложенное поднятие. Плюс сила серебряной ведьмы, — не больно-то понятно ответила высшая сущность и невозмутимо добавила: — Заключённые сломали двери, бегут к воротам. Через пять минут будут здесь».

Чёрт!

— Зомби! Не подпускать живых к лиловой дряни! — зычно гаркнула и рванула к Лицину.

Этот дурак стоит прямо у ворот! Затопчут же!

Дыша как загнанная лошадь, я подбежала к управляющему. Схватив его за рукав, сердито прохрипела:

— Отойдите с дороги!

И потащила несопротивляющегося мужчину на обочину. Из предосторожности затянув его подальше, на поле, отпустила руку. После спринтерского забега сердце колошматилось о рёбра, кровь пульсировала в висках. Выравнивая дыхание, покосилась Лицина: лицо серо-зелёное, глаза ошалевшие.

Всё ещё не отошёл. Слабенький какой.

— Вы некромантка? — неожиданно спросил потрясённый до глубины души Иван Иванович.

— Нет, — я удивлённо нахмурилась, отрицательно помотала головой. — Серебряная ведьма.

Челюсть у мужчины некрасиво отвисла. Вдруг жуткий удар сотряс ворота. А через мгновение ока обе створки рухнули на землю, и толпа возбуждённых мужиков хлынула на дорогу. Внезапно управляющий вышел из ступора, встал предо мной: закрывая и защищая.

О как.

Озадаченно хмыкнула. Не отводя напряжённого взора от «добровольных жертв», бегущих к аномалии, опустила ладонь в карман. Погладив Або, спросила:

«Как думаешь, зомби их отпугнут?»

«Должны. Не нервничай, если что воздействую на разум. Жертв не будет».

Дай-то бог.

Спустя несколько томительно долгих минут, первые «жертвователи» рассмотрели живописную охрану и замедлили шаг. Вскорости из-за кучи живых людей я уже не видела своих покойников. Пытаясь рассмотреть, что происходит, встала на цыпочки, даже шею вытянула. Ничего не видно.

От напряжения искусала губы. Испуганный вскрик резанул по ушам. Я замерла настороженным сусликом.

— Мертвяки! — в ужасе заорал какой-то мужчина.

Толпа зашевелилась, а через пару ударов сердца рванула обратно. Топот множества ног звучал слаще любой музыки. Я смотрела на перекошенные от страха небритые лица и испытывала ни с чем не сравнимую радость.

Никто не умрёт!

Вскорости за территорией рудника остались только мы с Лициным. Ну и подванивающие «охранники» аномалии. Вроде все получилось, но душу глодало сомнение.

«Слишком шустро рабочие удирали. Або, ты поспособствовал?»

'Зомби превосходное решение проблемы. Рабочие и сами бы пришли в себя. Я просто немного ускорил развитие событий. Нечего тебе мёрзнуть, — невозмутимо ответила высшая сущность.

«Заботливый ты мой», — похвалив лопоухого друга, я счастливо улыбнулась.

Заметив изучающий взгляд управляющего, вопросительно вскинула брови.

— Александра Петровна, у меня нет слов, — сипло признался Лицин и низко поклонился.

Так-то да. Я определённо молодец. Только воняю очень.

Усмехнувшись, вспомнила о ещё одной насущной проблеме.

— Иван Иванович, хотела с вами поговорить о заложенном имуществе. У меня есть возможность погасить кредиты. Но есть ли в этом резон?

— Вы поразительная девушка, — с искренним восхищением выдохнул мужчина.

Похвала, конечно, приятна уже перебор.

Напустив на себя строгий вид, япоинтересовалась:

— Мы так и будем здесь разговаривать?

— Прошу прощения, Александра Петровна, — торопливо извинился управляющий. — Если не возражаете, можем всё обсудить в кабинете директора рудника.

— Не возражаю, — я последовала за управляющим.

* * *

Здание администрации находилось совсем рядом с въездом на рудник. Откровенно обрадовавшись, что не придётся идти по территории, где бродят взбудораженные зэки, я вошла за управляющим в кабинет руководителя. Помещение оказалось маленькой, но чистой комнатушкой, заставленной стеллажами с папками. Усадив меня за единственный допотопный стол, Лицин открыл тумбочку, по-хозяйски достал кружки, сахарницу и небольшую вазочку с печеньем, перенёс всё добро на столешницу.

Наблюдая за уверенными действиями мужчины, я понимала, что он окончательно пришёл в себя. И это было хорошо. В памяти всплыл удививший меня вопрос. Не откладывая отгадку в долгий ящик, спросила Або.

«Что не так с некромантами?»

«Некроманты, как и менталисты — редкость. Как правило таким даром обладают мужчины. Женщин едва ли наберётся пять сотен на всю империю».

«Пятьсот человек мало?»

«Для многомиллионного населения — очень мало. Уникальнее только серебряные ведьмы», — ушастик красноречиво замолчал.

Теперь понятно, почему Иваныча так накрыло. Сначала аномалия, потом зомби строем из портала, еще и сразу же выясняется, что хозяйка даже не некромантка, а серебряная ведьма. М-да уж. Бедный мужик.

Взяв с тумбочки графин с водой, управляющий бизнесом бояр Апраксиных, наполнил чайник водой. Ставя его на переносную плитку, доложил:

— Директора рудника сейчас нет на месте, — повернувшись лицом ко мне, сухо продолжил: — Александра Петровна, понимаю, как это выглядит: у нас ЧП, а непосредственный руководитель где-то бродит. Обязан сказать: Степанов отсутствует исключительно по уважительной причине. Евгений один здесь за всю администрацию пашет. Трое суток ходил на работу с высокой температурой. Вчера прямо отсюда и увезли в больницу. Ставят воспаление лёгких. Прогнозы хорошие, но предписан строгий постельный режим.

— Помощь нужна? Лекарства, деньги на лечение?

— Нет, ничего, — голос мужчины потеплел. — Спасибо за понимание.

Улыбнувшись, я посмотрела на свои руки. Рассматривая грязные потёки, поморщилась. Наверняка и лицо не лучше. Умывалась-то снегом с землёй. Как в таком виде деловые разговоры вести? Ещё и «духи» своеобразные. Я-то к своей вонючести почти привыкла, уже и не тошнит. А вот Лицину наверняка не по себе от аромата тухлятинки.

Подойдя, Иван Иванович протянул мне белоснежный платок.

— Только что водой из графина намочил. У вас левая щека и лоб испачканы, — смущённо пояснил мужчина и с досадой добавил: — К сожалению, ни зеркала, ни раковины здесь нет.

Взяв влажную ткань, я попросила:

— Иван Иванович, откройте, пожалуйста, окно.

Управляющий моментально выполнил просьбу. Подперев створку книгой, он сделал вид, что чем-то заинтересовался на улице. Понимающе хмыкнув, я как смогла, оттёрла грязь с лица и рук. Закончив с «умыванием», принюхалась к воздуху в помещении.

Не идеал, но уже гораздо лучше.

Тоненько засвистел чайник. Отлипнув от подоконника, Лицин выключил плитку. Налив мне и себе горячего чая, уселся на колченогий стул.

— Вы спрашивали, есть ли резон погашать кредиты, — напомнил управляющий, сделав небольшой глоток. — Скажу, как есть. Полгода ваш стекольный завод стоит на консервации. Оборудование дышит на ладан, все договоры с контрагентами прекращены, рабочие уволены. По сути, придётся начинать с нуля. С учетом выплаты долгов затраты предстоят непомерные. Что касается земельного участка. Ценность его невелика: вспомогательные строения разрушены, от главного дома остался обгоревший остов, водопровод и канализацию требуется восстанавливать. Если у вас есть свободные средства, то при текущем положении дел целесообразнее вложить деньги в рудник.

— Из-за аномалии?

Лицин уверенно кивнул.

— Графит в основном используют для батарей в автомобилях. От воздействия энергетического поля разлома, качество добываемого нами минерала увеличится в разы. Ничего подобного на рынке сейчас нет. Совсем скоро к нам выстроится очередь из покупателей.

— Вы полагаете, что графит с рудника бояр Апраксиных будет улетать, как горячие пирожки?

— Можно и так сказать, — Иван Иванович довольно хмыкнул.

Мелодичный звонок прервал разговор. Извинившись, мужчина подтянул к себе телефонный аппарат. Сняв трубку, сдержанно представился:

— Лицин. Слушаю вас.

Невидимый собеседник начал что-то говорить. Из динамика до меня доносилось невнятное бормотание. Иван Иванович молчал. Однако его лицо превратилось в каменную маску.

— Прямо сейчас ответ дать не смогу. Вопрос серьёзный. Я обязан посоветоваться с главой рода Апраксиных, — выслушав в ответ длинную тираду, холодно бросил: — Воля ваша. Всего доброго.

Аккуратно вернув трубку на рычаги, Иван Иванович, не удержался и от злости скрипнул зубами.

— Что случилось? — я встревоженно смотрела на управляющего.

Тщательно подбирая слова, тот ответил:

— Начальнику колонии сообщили о появлении разлома. В связи с повышенной опасностью работ, он решил увеличить «зарплату» осуждённых. Теперь мы должны платить не сорок, а двести пятьдесят рублей за одного.

Я мысленно присвистнула. Не хило так аппетит вырос.

— Ещё не все плохие новости. Эта сволочь уже знает, что я подал официальное прошение о найме заключённых. Возить к нам осуждённых из других колоний — далеко и накладно. Никто этого делать не станет. В общем, нас поставили перед фактом: двести пятьдесят рублей мы должны платить сверх того, что будем вносить в кассу. Обычные люди к нам и так не хотели идти на работу, а из-за аномалии и подавно. Если не согласимся, то рудник встанет. Продуманный мерзавец, — Иван Иванович встал, нервно заходил по кабинету.

Мерзавец — это точно.

Откинувшись на спинку стула, я переплела пальцы. Решение проблемы лежало на поверхности. Мёртвые охранники у меня уже есть, что мешает обзавестись такими же шахтёрами? Ни-че-го. Размышляя, глянула на настенные часы: девять тридцать. Чисто теоретически в полицию могу и не ходить. Деловой обед в половину второго. Времени хватит.

«Або, сможешь вложить в головы трупов технологию добычи графита?»

«Без проблем», — невозмутимо отозвалась высшая сущность.

С улицы послышался характерный звук движущихся машин. Остановившись у окна, управляющий вцепился в подоконник. Справившись с эмоциями, обернулся ко мне и пояснил:

— Автобусы с заключенными уезжают. Видимо, чтобы нам легче было принять решение.

— От шикарного предложения мы, разумеется, откажемся, — произнесла я ровным тоном, поднимаясь из-за стола. Приблизившись к озадаченному мужчине, взяла его под руку и невозмутимо поинтересовалась: — Как вы относитесь к прогулкам на кладбище?

(обратно)

Глава 21

Это же время. Москва. Кремль.

Ректор Суздальской военной академии прохаживался по роскошной приёмной государя. Внешне он казался невозмутимым, однако внутри кипел от негодования.

«Дожил. Собственный внук маринует меня, как какого-то жалкого дворянчика в предбаннике! Удружил внучок. Даже его мать себе такого не позволяла, — старик про себя возмущённо фыркнул. Остановившись посреди комнаты, в который раз оглядел картины, висящие на стенах. — Солнечные полянки, дубовые рощи. Где портреты императорской семьи⁈ Мальчишка таким образом даёт понять, что плюёт на традиции? Или просто по недомыслию?»

Не позволяя раздражению вырваться на волю, Алексей Владимирович подошёл к креслу, уселся. Устроившись поудобнее, закрыл глаза.

Коротая время ожидания, престарелый интриган прокручивал в голове поведение статусного внука. И всё больше убеждался в правильности предварительного вывода: молодой император не станет следовать его советам.

«Видит бог, не хотел отправлять мальчишку к предкам. Столько лет с ним возился. Да и внук, как никак. Однако интересы империи прежде всего. Самостоятельно Димитрий Иоаннович таких дел наворотит, что потомки за столетия не разгребут, — пожилой аристократ чинно огладил седую бороду. — Похоже, Димка не осведомлен о беременности иномирянки. Иначе не оставил бы девку в особняке Апраксиных. Но даже если узнает до родов, не страшно. Куда бы ни спрятал брюхатую бабу — ребёнка Рюриковича всё одно найду. А там уж дело техники. Скорее всего, после смерти государя и ведьму придётся ликвидировать. Хотя кто знает? Если даст клятву верности и не станет претендовать на регентство, то поживёт ещё. Надо бы к девчонке опять ворона подослать. Посмотреть — послушать, — мужчина едва уловимо поморщился. — Жаль ведьма на ворон уже подозрительно косится. Да и подключиться к птице вне территории академии тяжело будет. Но не возвращаться же из-за этого в Суздаль! Перетерплю».

Шорох открываемой двери, прервал думы старца. А через миг послышался голос Максима Воеводина:

— Алексей Владимирович, его величество скоро подойдет, — сообщил воин с дежурной любезностью.

— Неужели? — архимаг скептически хмыкнул, с ехидством добавил: — Второй час жду. Внучек мог бы и уважение проявить к единственному родственнику.

Воеводин промолчал. Алексей Владимирович понятливо усмехнулся, переплёл пальцы на круглом животике.

— Максимушка, как тебе здесь? Тяжко? — поинтересовался он тоном доброго дядюшки.

— Благодарю за заботу. Всё хорошо, — невозмутимо ответил близкий друг императора.

— Ну-ну, — многозначительно обронил опытный интриган. — Ты молодец, хорошо держишься. Но мне-то можешь не лгать. Я не один десяток лет прожил во дворце. Знаю, как придворные лебезят да в рот заглядывают, а сами только и ждут момента, что б подставить. Гадюки редкостные.

— Мне не приходится страдать. На территории Кремля посторонние больше не проживают, — с ледяной вежливостью известил барон Воеводин.

«Димка выгнал всех придворных? Что и требовалось доказать. Внучек прёт против правил. Вот же сумасброд малолетний!» — не выказывая злости, пожилой аристократ изобразил удивление и одобрение.

В этот момент в комнату стремительно вошёл император. Изображая дряхлость, Алексей Владимирович нарочито тяжело поднялся. Широко заулыбавшись, раскинул руки в стороны, словно приглашая самодержца обняться. Не реагируя на строгое лицо Димитрия, громко сообщил:

— Рад, очень рад встречи, — заметив притормозившего у распахнутой двери дворцового архимага, отчётливо добавил: — Горжусь тобой, внук.

* * *

Десятью минутами ранее. Дмитрий

Несколько часов подряд министр экономики трудолюбиво выносил мозг императору.

«Да понял я, что в бюджете дыры. Ты хоть что-то предлагать будешь или только жаловаться?» — Димитрий мрачно взирал на разглагольствующего и активно помогающего себе жестами сухопарого старичка.

Тот на миг прервался, глотнул воды из своего стакана и категорично заявил:

— Ваше величество необходимо срочно принимать меры!

— Согласен. Вы подумайте, что следует сделать для пополнения казны. Я через тридцать минут вернусь и доложите, — государь встал из-за стола.

— Я? — изумлённо выдохнул министр.

— Ну не я же, — его величество усмехнулся и покинул зал совещаний.

Широкими шагами некромант шёл по пустынному коридору. Он слышал, что кто-то бежит за ним, но останавливаться не желал.

«Надоели. Ни одного решения самостоятельно принять не могут. Своих голов на плечах нет? Или проверяют меня на прочность? — повернув налево, государь направился к приемной. — Ещё и наставник так не ко времени приехал. Сомневаюсь, что просто навестить. Что ему нужно?»

Димитрий зашел в роскошное помещение. Архимаг по-стариковски медленно поднялся из кресла, раскинул руки, словно желая заключить внука в объятья.

«Прирожденный актёр, — Дима про себя хмыкнул. — Аплодирую стоя. Но на бис не попрошу повторить».

В комнату вошёл кто-то ещё. И в этот момент старый интриган громко заявил:

— Горжусь тобой, внук.

«Даже так? Решил объявить о нашем родстве? С чего вдруг?» — промелькнули мысли у Рюриковича.

— Добрый день, Алексей Владимирович, — сдержанно поздоровался государь и полуобернулся. Увидев на пороге придворного мага, сухо поинтересовался: — У вас что-то срочное?

— Да, ваше величество, — моложавый мужчина с сединой на висках церемонно поклонился. Настороженно глянув на бывшего архимага Иоанна Грозного, пояснил: — Дело безотлагательное, государственной важности.

«Кто бы сомневался» — подумал Дмитрий.

А вслух распорядился:

— Ступайте в мой кабинет.

Вновь поклонившись, маг стрельнул глазами в деда императора и торопливо ретировался. Плотно закрыв дверь, Воеводин замысловато крутанул кистью, устанавливая полог тишины и застыл у входа.

«Для чего же ты приехал, дедушка? На ум приходит только одно: желаешь „помочь“ внуку править империей», — самодержец изучающе смотрел на Алексея Владимировича.

Тот вопросительно приподнял кустистые седые брови. Продолжая рассматривать старого интригана, некромант молчал.

— Я всё бросил, примчался к тебе на помощь. Ты же непонятно где бродишь. Что за неуважение, Димитрий? — старик сердито насупился.

«Выходит, догадка верна. Старик не оставил надежды сделать меня своей марионеткой. Обломается», — бесстрастно резюмировал Рюрикович.

— Даже чаю собственному деду не предложишь? — ворчливо поинтересовался Алексей Владимирович.

— Отчего же, — невозмутимо обронил самодержец. — Максим, позаботься о напитках для уважаемого гостя, — всё с тем же непроницаемым выражением продолжил: — Наставник, я сожалею, но в ближайшие дни уделить вам времени не смогу: ни минуты свободной нет. Даже сейчас едва вырвался с вами поздороваться. Если вас ко мне привела нужда, изложите проблему барону Воеводину. Он всё дословно передаст, и я постараюсь вам помочь. А сейчас, увы, вынужден вас покинуть. Всего доброго.

Направляясь к выходу, Дмитрий услышал сердитое восклицание:

— Весь в мать!

«Хорошо, что не в тебя».

Покинув приёмную, некромант проследовал в свой кабинет. Сев на рабочее место, посмотрел на застывшего у стола придворного архимага. И сдержанно сообщил:

— Слушаю вас, Евгений Викторович.

— Ваше величество, на Камчатке началось извержение таких вулканов, как Безымянный, Карымская Сопка и Ключевая сопка. Населённых пунктов поблизости нет, опасность для жителей полуострова в настоящий момент нет. Однако согласно протоколу требуется ваше решение.

— По какому вопросу? — терпеливо спросил Дмитрий, подпирая кулаком щеку.

Аристократ опустил очи долу, глухо пояснил:

— Отправлять ли воинов-спасателей на Камчатку.

— Если угрозы для жизней подданных империи нет, то в присутствии спасателей не вижу необходимости, — ровным тоном подытожил некромант. — Это все сверхважные, государственные дела?

Евгений Викторович отрицательно качнул головой.

— Мой государь, сегодня утром также зафиксировано открытие аномальной зоны.

«А вот это уже действительно серьёзно», — подумал Дмитрий и моментально собрался.

— Земли принадлежат боярскому роду Апраксиных. Разлом возник в шаговой доступности от их рудника, — торопливо продолжил докладывать архимаг. — Мой государь, я навёл справки. Финансовое положение Апраксиных плачевно. Буквально на днях в права главы рода вступила восемнадцатилетняя боярышня: Александра Петровна. Девушка она юная, неопытная, денег нет. Боюсь, что боярышня не в состоянии обеспечить должную безопасность жителям прилегающих территорий. Государь, по моему мнению, выжидать нам никак нельзя. Необходимо срочно направить в аномальную зону имперских воинов. Прошу вашего высочайшего разрешения.

Подавив жгучий порыв немедленно связаться с Або, некромант откинулся на спинку кресла. И спросил ледяным тоном:

— Сколько людей погибло на текущий момент?

— Информации о жертвах пока не поступало. Но я уверен, что в ближайшем времени у нас будет множество погибших! — излишне эмоционально провозгласил Евгений Викторович. — Ваше величество, нам необходимо, как можно скорее принять превентивные меры. Иначе быть беде.

Постукивая пальцами по подлокотнику, Дмитрий анализировал слова и поведение придворного мага:

«Архимаг служит во дворце не первый год. Свои люди есть везде. Он не мог не слышать сплетен об Апраксиной. Почему сейчас не упомянул, что Саша — серебряная ведьма? Да и в его искреннюю заботу о судьбах простолюдин, слабо верится. Наверняка и Камчатку приплёл для отвлечения внимания. О чьих интересах на самом деле так печётся Евгений Викторович? Кто-то возжелал наложить лапу на рудник Апраксиных? Но каким образом, если после изъятия, земли отойдут государству? Ещё одна головоломка».

— Мой государь, понимаю ваши опасения, — понизив голос, заявил аристократ. — Безусловно, направление воинов империи на земли Апраксиных нанесёт существенный удар по репутации и чести древнего боярского рода. Однако мы обязаны подумать о невинных. Ваш долг, как правителя, предупредить возможные катастрофические последствия.

Выслушав пламенную речь, Дмитрий снял телефонную трубку, обронил:

— Жду вас в своём кабинете.

Не обращая внимания на озадаченного подданного, Дима мысленно потянулся к высшей сущности.

«Слушаю тебя, некромант».

«Саша знает про разлом возле рудника?»

«Да. Охрану аномальной зоны обеспечивают сто шестьдесят восемь зомби. Причин для тревоги нет».

Рюрикович едва сдержал улыбку.

«Понял. Как она?»

«Нормально, — немногословно сообщила высшая сущность. Немного подумав, спросила: — Какое количество зомби без ущерба для себя, Саша может поднять за раз?»

«Пятьдесят единиц, — мгновенно ответил Дмитрий. Спустя короткую паузу, грозно спросил: — Або, для чего ей ещё понадобились ходячие мертвецы?»

«Приходи ночью, сам спросишь у жены. Не отвлекай, некромант», — заявил ушастый нахал.

Ощутив, что ментальная связь прекратилась, Дима угрюмо глянул на застывшего у стола аристократа. Тот внезапно испуганно сглотнул.

«Ты смотри-ка, боится, — император прищурился. — Хм-м. Неужели рыльце уже в пуху?».

В кабинет влетел запыхавшийся начальник тайной канцелярии. С достоинством поприветствовав государя поклоном, граф Нарышкин встал рядом с побелевшим архимагом.

— Сергей Сергеевич, мне стало известно, что на землях Апраксиных появился разлом. Жертв пока нет, — спокойно сообщил Рюрикович. — Евгений Викторович сомневается, что глава рода Апраксиных сможет обеспечить безопасность аномальной зоны. Рекомендует ввести войска. Для принятия окончательно решения мне требуется объективная информация. Приказываю создать комиссию, для обследования аномальной зоны на землях Апраксиных. Завтра утром жду от вас список членов комиссии.

— Слушаюсь, — чётко отрапортовал Нарышкин.

— Евгений Викторович, вы пока свободны, — холодно обронил Димитрий.

Дождавшись, когда бледнолицый дворянин покинет кабинет, Рюрикович щёлкнул пальцами. Удостоверившись, что дополнительный полог тишины накрыл помещение, приказал:

— Сегодня же взять придворного архимага в разработку. В экстренном порядке провести аудит по всем землям, изъятым в пользу государства за время его службы.

— Я вас понял, мой государь. Сделаем в лучшем виде.

Дмитрий потёр подбородок.

— Только что министр экономики докладывал мне о финансовых проблемах. Необходимо выяснить, куда делись деньги из казны. Понимаю, работа кропотливая, тяжёлая, но я уверен, что вы не подведёте.

— Будет сделано. Можете не сомневаться, — начальник тайной канцелярии расправил спину и щёлкнул каблуками.

— Последнее. Установите максимально аккуратную слежку за ректором Суздальской военной академии.

— Есть подозрения в неблагонадёжности Алексея Владимировича? — с недоумением поинтересовался Нарышкин.

Его величество неопределённо пожал плечами.

— Просто присмотрите. Лишним не будет.

(обратно)

Глава 22

Кладбище встретило нас с Лициным разрытыми могилами и поваленными крестами. Что тут произошло можно и не гадать: сто шестьдесят восемь моих мертвецов энергично выползали из земли. Безусловно, за собой они не прибирались.

Зомби наделала, а о состоянии погоста подумать не удосужилась. Люди придут проведать родственников и что? Привет, грязная яма?

Злясь на себя, отпустила локоть Ивана Ивановича.

Осматриваясь, тот тихо спросил:

— Это из-за наших зомби?

Я машинально кивнула, а через секунду до меня дошло, что именно он сказал.

Наших⁈

Тем временем мужчина остановился у ближайшего развороченного захоронения. Нагнувшись, поднял гнилую доску от гроба, кинул в пустую могилу и плавно вытянул руку.

Спустя несколько секунд с пальцев одарённого слетела россыпь тёмно-коричневых «искорок». Земля зашевелилась, сама собой посыпалась в яму. А после, наполнив её доверху, уложилась в аккуратный холмик.

Вау. Даже надгробие встало прямо!

— Отличная работа, — искренне похвалила я мужчину.

Управляющий неожиданно смущённо порозовел. Отведя от меня взгляд, глухо поинтересовался:

— Скольких вы подняли?

— Сто шестьдесят восемь.

Лицо управляющего стало сосредоточенно-задумчивым. Вдруг он посмотрел на меня с изумлением.

— Вы так ювелирно пользуетесь ментальным даром, — прошептал восхищённо.

Стараясь не показать удивления, я сунула руку в карман. Слегка сжав тельце лопоухого, мысленно спросила:

«Ну и что ты сделал?»

«Вложил ему в голову подробную карту этого кладбища с точками, где находятся опустевшие могилы, — деловито сообщила высшая сущность. — Не стой столбом, расскажи Лицину, что задумала. Учти, зомби он боится».

М-да уж. Проблемка.

Порыв холодного ветра растрепал волосы. Убрав локоны с лица, я деловым тоном сообщила:

— Как вы уже догадались, мы сюда пришли не просто погулять. Нам срочно нужны шахтёры. И иного варианта, как использовать на руднике труд неживых работников у нас нет. Предлагаю следующий план действий: вы продолжите приводить в порядок захоронения, а я подниму усопших.

Иван Иванович на последних словах побледнел.

— Пожалуй, начну-ка я с дальних могилок, — пробормотал он и торопливо пошёл вдоль оградок.

«Ты не знала, что управляющий обладает способностями управления землёй. Для чего взяла с собой?» — спросил Або, выбираясь на свежий воздух.

Погладив зверька, усевшегося на плече, я подошла к ещё не тронутой могиле. Смахнув снег с деревянной лавочки, села и неохотно призналась:

«Зомби воняют и склизкие. Меня от них жутко тошнит. Только от мысли, что придётся их опять трогать, начинаются рвотные позывы».

«И когда же поведаешь Лицину, что он будет живой прокладкой меж тобой и строем ходячих трупов?»

«Потом, — буркнула я сердито. — Лучше объясни, как поднять покойника здесь и сейчас».

«Тебе необходимо удалить в конструкте всего лишь один из узлов», — заявил лопоухий наставник. И объяснил, где он находится.

Да вот только я не поняла. Або объяснил второй раз, потом третий. Бестолку! Воспроизведение схемы перед мысленным взором, увы, не помогало. У меня никак не получалось самостоятельно найти стопятьсотый узелок в запутанной паутине энергетических нитей.

Да что б тебя, восемь раз через коромысло!

Раздражённо пыхтя, я соскочила с лавки. Найдя тонкий прутик, прямо на снегу нарисовала конструкт призыва: весь, до мельчайших подробностей. Распрямившись, бросила:

— Покажи.

Тушканчик сиганул вниз. Обежав рисунок, остановился у верхнего левого угла. И кисточкой хвоста ткнул в нужное место.

Блин! Как же просто!

Глубоко вздохнула. Прикрыв глаза, за мгновение удалила чёртов узел. Ещё один вдох, взмах руки: напитанной силой конструкт слетает с пальцев. Зеленоватая сеть окутала могильный холм. Спустя пару ударов сердца земля вспучилась. Высунув облепленную грязью голову, зомби уставился на меня пустыми глазницами.

— Чего сидим? Кого ждём? — поинтересовалась я строго.

Словно только и ожидая этого вопроса, покойник принялся шустро выбираться из своего «последнего пристанища». Застыв у края могилы, полуразложившийся труп обдавал меня тошнотворной вонью и, очевидно, ждал распоряжений.

Замутило. Закрыв нос-рот ладонью, я приказала:

— Закопай! — и для наглядности указала на яму, из которой только что вылез мертвец.

Уж не знаю, чем при жизни занимался этот человек, но повёл он себя максимально странно. Наклонившись, труп расставил ноги на ширину плеч и принялся энергично закапывать яму.

Прямо как собака. Что это с ним?

«Твой максимум на сегодня пятьдесят зомби», — неожиданно огорошил Або.

«На рудник требуется девяносто шахтёров. У меня нет никакого желания опять сюда приходить. Погоди, а ты вообще откуда эту цифру взял?» — я с подозрением посмотрела на зверька.

Вновь устроившись на моём плече, тушканчик поставил торчком уши-локаторы.

«Информация получена из надёжного источника, — невозмутимо ответила высшая сущность. — Не нервничай. Возвращаться на кладбище тебе не придётся. Для нужд рудника хватит и тридцати мертвецов».

«Поясни».

«Шахтёры Апраксиных работали в три смены. Живым требуется отдых, покойникам нет, — сдержанно пояснил ушастый. — Первый неутомимый работник у тебя уже есть. То что он должен знать, уже ему передал».

Я с сомнением посмотрела на ходячего мертвеца: тот продолжал по-собачьи закапывать яму.

«Або, а он точно справится с работой на руднике? Ведёт себя неадекватно».

«Почему же? У него просто нет лопаты».

«Весомый аргумент», — подавив смешок, я направилась к следующей, пока ещё целой могиле.

* * *

Тридцать свежеподнятых трупов бродили по кладбищу. Нет, не сами по себе, а выполняли мои приказы. Тщательно прикопав собственные могилы и поправив надгробия, покойники приводили в порядок захоронения, из которых минувшей ночью повылазили их «коллеги».

Наблюдая за ожившими мертвецами, я сидела на лавочке и всё больше хмурилась. Казалось бы, всё складывается как нельзя лучше: ни с охраной аномалии, ни с шахтёрами проблем больше нет. И совсем скоро от моей бурной деятельности на погосте не останется даже следа. Мне бы радоваться, но нет. На душе было паршиво.

То, что поставила «спасателей-вонючек» стеречь разлом, не вызывает особого беспокойства. Мёртвые стоят на страже живых, уберегают их от принесения «добровольных» жертв. На мой взгляд, я поступила правильно: обеспечила безопасность людей, проживающих рядом с аномальной зоной. Безусловно, охрана своеобразная, но погибших нет, и это главное.

Ну да, если посмотреть с другой стороны, то несложно найти выгоду и для рода Апраксиных: налицо конкретная экономия на охранниках. Однако угроза людям есть уже сейчас, денег на наём одарённых воинов нет, а дарить государству земли рода не собираюсь. Так что и разглагольствовать здесь нечего. Тема закрыта.

Но всё же имеется то, что нешуточно нервирует — перспектива стать рабовладелицей зомби. Мне откровенно претит их использовать для получения дохода. Не могу и всё тут.

А если неживых официально трудоустроить? Сразу возникает вопрос: нафига мёртвым деньги? Просто начислять, чтобы было? Полный бред.

«Лицин возвращается к тебе. Все могилы за территорией кладбища привёл в должный вид», — бесстрастно сообщила высшая сущность.

«Сколько там было раскопанных?»

«Сорок».

Ясно — понятно. Выходит, я подняла сто пятьдесят восемь покойников, у которых имеются родственники. Хм-м. Фактически на Апраксиных будут работать только тридцать из них. Может действительно начислять зарплату и перечислять наследникам? А где их искать? Да и вообще, как выглядят со стороны закона наём «мёртвых душ»? Уф-ф-ф. Задала себе задачку.

Пошёл крупный снег. Грязные, одетые в лохмотья покойники закончили наводить красоту на кладбище. Подойдя ко мне, застыли безмолвными статуями. Надо признать, выглядели «работники» ужасно: самый настоящий кошмар наяву. А уж смердели и вовсе невыносимо.

Мыть их, естественно, никто не будет. А вот переодеть «шахтёров» ничего не помешает. О! Надо им купить комбинезоны! И эмблемы рода нашить.

— Александра Петровна, вижу, вы не дождались и без меня уже справились, — послышался справа несколько виноватый голос Лицина. — Подвёл я вас. Дар слабый вот долго и провозился.

— Ничего страшного, — поспешила я успокоить расстроенного и отчего-то перепачканного в земле мужчине. — У меня к вам есть просьба. Откажетесь, я не обижусь, но буду искренне признательна, если согласитесь.

— Я к вашим услугам, Александра Петровна, — управляющий с откровенным страхом покосился на мертвецов.

Понимаю, что страшно. Но придётся тебе, братец к ним привыкать. Пока не выздоровеет начальник рудника, контактировать с «рабочими» будешь именно ты.

— Приятно это слышать, — я тепло улыбнулась. Заметив, как мужчина расправил плечи, про себя усмехнулась. И зычно гаркнула: — Зомби, в колонну по двое стройся!

Иван Иванович испуганно вздрогнул. Не акцентируя на этот внимания, я дождалась, когда «шахтёры» выстроятся. Выбросив руку, начертила в воздухе символы. Открыв туманный тоннель, громко скомандовала:

— Зомби, направо! Руки вверх и опустить на плечи впереди стоящего! — дождавшись выполнения приказа, пристально посмотрела в глаза управляющего: в них плескалась паника. Мысленно пожалев Ивана Ивановича, я спокойно попросила: — Встаньте, пожалуйста, в хвосте колонны и прижмите ладони к зомби.

Побледнев как полотно, мужчина поджал губы, кивнул. Не издав ни единого звука, выполнил просьбу.

«Он от страха еле на ногах держится. Тебе совсем не стыдно?» — иронично поинтересовался Або.

«Стыдно. Но так надо. Лицину с ними работать».

— Зомби, вперёд шагом марш! — рявкнула я и с удовольствием приобняла живого человека.

* * *

Рудник бояр Апраксиных. Лицин

Иван Иванович ошарашенно смотрел на восставших мертвецов. Не ломая строя, те бодро топали к шахте. Сами.

— Откуда знают, куда идти? — прошептал он неверяще и повернулся к Александре.

Глава рода Апраксиных мимолётно усмехнулась. А через миг, словно о чём-то вспомнив, озабоченно спросила:

— У вас есть телефонный номер моего гостевого дома?

Управляющий заторможено кивнул.

— Пойдёмте в кабинет директора. Мне позвонить надо. Зомби сами справятся, не беспокойтесь, — обдав запахом тухлятины, боярышня подхватила мужчину под локоть и увлекла к зданию администрации.

Иван Иванович покорно последовал за девушкой.

«Зомби сами справятся», — вновь и вновь повторял про себя пораженный до глубины души маг земли.

Торопливо войдя в уже знакомое помещение, Александра Петровна глянула на настенные часы, неодобрительно качнула головой и устремилась к столу. Сняв трубку с телефонного аппарата, в ожидании посмотрела на Лицина. Тот вопросительно вскинул брови.

— Мне нужен номер гостевого дома, — строго напомнила хозяйка.

Иван Иванович смутился, пробормотал:

— Извините. Сейчас.

Пошарив в кармане куртки, он извлёк пухлый блокнот в потёртом переплёте. Полистав страницы, нашёл нужную.

— Сверху четвёртая строчка, — и положил записную книжку перед девушкой.

Та уверенно набрала номер. Выслушав приветствие, сдержанно поинтересовалась:

— Варвара — это ты? — в ответ на длинную тираду невидимой собеседницы, едва заметно улыбнулась. — Очень рада, что домовые навели порядок. Варя, всё обсудим позже. Ты мне лучше скажи, Кони приехал? — а через пару мгновений добавила: — Позови его, пожалуйста.

«Кони? Для чего ей так срочно понадобился юрист? — удивился Иван Иванович и тотчас себя одёрнул: — Да мало ли зачем. Не просто же так этот адвокат к ней в особняк приезжал. Желает с отчима долги стребовать? Так у этого заядлого игрока ветер в кармане. Физиономию ему подпортили и хватит. Впрочем, не моего ума дело».

Не желая мешать разговору, мужчина подошёл к открытому окну. Смахнув с подоконника снег, немного подумал и решил не закрывать створку. Теперь Лицин понимал, почему родовитая дворянка так… воняла. После близкого знакомства с трупами от него самого пахло ничуть не лучше.

Внезапно жар стыда опалил щёки Ивана Ивановича. Ему стало совестно за свой иррациональный страх перед покойниками.

«Мертвяки не угрожали, не рычали, не пытались откусить голову. С чего вдруг повёл себя как сопливый мальчишка⁈ Не мёртвых надо бояться, а живых», — сердито сопя, тридцатилетний мужчина буравил взглядом поваленные ворота.

И втайне надеялся, что юная Александра не заметила его трусости.

— Доброе утро, — послышался негромкий голос Александры. — Анатолий Фёдорович, искренне вам признательна за беспокойство и участие. Поездка в полицию отменяется. У меня на руднике случился форс-мажор. Всё уже под контролем, но мой внешний вид оставляет желать лучшего. Даже если максимально ускорюсь, к назначенному времени однозначно не успеем.

«В полицию? Что случилось?» — управляющий делами Апраксиных мгновенно насторожился.

— Открылась аномальная зона. Территория оцеплена, помощь не требуется. Спасибо, — невозмутимо произнесла девушка, очевидно, отвечая на вопросы. А после, тщательно подбирая слова, продолжила: — Что касается явки по повестке. Меня заверили, что проблема полностью урегулирована. Ко мне претензий больше нет.

«Претензий нет — это хорошо. Но какая сволочь успела настрочить на неё донос? Неужто Антон Леонидович осмелился? Мало ему рожу расквасили!» — волнуясь за хозяйку, Иван Иванович не удержался и обернулся.

Восемнадцатилетняя девушка стояла, прикрыв глаза пушистыми ресницами. Прижимая трубку к уху, она с непроницаемым лицом слушала адвоката.

— Поживём-увидим, — спокойно обронила Александра и спросила юриста: — По поводу обеда у графини. Всё в силе? — встретившись с напряжённым взглядом управляющего, девушка неожиданно ему подмигнула. Затем ровным тоном ответила собеседнику: — Договорились. Жду вас у себя в двенадцать тридцать. До встречи.

Положив трубку на аппарат, Александра Петровна села за стол. Жестом предложила растерянно-озадаченному мужчине кресло. Как только тот сел, подтянула к себе чистый лист бумаги, взяла карандаш и начала что-то быстро писать.

Слушая тихий скрип грифеля, Лицин в замешательстве поглядывал на сосредоточенную хозяйку. Однако не задавал вопросов, но просто терпеливо ждал.

Закончив, боярышня протянула управляющему исписанный лист, пояснила:

— Здесь фамилии, даты жизни и смерти тридцати новых работников. С сегодняшнего дня ведёте учёт отработанного времени и начисляете им зарплату. Но не копеечную, а возьмёте среднюю по рынку.

«Эта девочка полна сюрпризов», — с изумлением подумал Иван Иванович.

А вслух глухо пробормотал:

— Как скажете, — настроившись на деловой лад, он поинтересовался: — Александра Петровна, позвольте узнать: зачем мертвецам деньги?

— Хороший вопрос, — глава боярского рода усмехнулась. — Я считаю, что труд каждого человека должен оплачиваться. По вполне объективным причинам наши работники не смогут воспользоваться заработанными деньгами, но их наследники вполне.

Управляющий не поверил своим ушам, переспросил:

— Вы планируете искать родственников зомби?

— Не думаю, что это так уж сложно. Наверняка у администрации кладбища есть контакты. Если нет, то найдём родню иначе, — Александра покатала меж ладоней карандаш. — По поводу заложенного имущества. Ваши доводы меня устраивают. Долги погашать не стану. Что касается вливания денег в модернизацию рудника. Завтра к вечеру мне нужны расчёты и итоговая сумма. Успеете?

— Без проблем, — заверил Иван Иванович. Заметив, что хозяйка начала подниматься из-за стола, он быстро встал.

Глянув на часы, Александра неодобрительно поморщилась.

— Увы, мне пора. Иван Иванович, те зомби, которые находятся на территории рудника не опасны и абсолютно автономны. За ними даже присматривать нет необходимости. Что надо делать они сами прекрасно знают. Но если вдруг что-то пойдёт не так, сразу мне звоните.

«Всё-таки заметила мой страх! Успокаивает. Стыдоба-то какая», — мужчина мысленно застонал.

— До завтра, — вежливо попрощалась боярышня.

Уверенно начертав в воздухе руны, она напоследок подбадривающе улыбнулась и скрылась в зеленоватом свечении.

«Если что, сам с дохлыми шахтёрами разберусь. Мужик я или нет⁈» — маг грозно нахмурился. И отправился проверять работу зомби.

(обратно)

Глава 23

Туманный тоннель я из предусмотрительности открыла в холле особняка Апраксиных. Едва вышла из портала, в нос шибанул стойкий аромат цветов.

Опять⁈

Скривившись как от лимона, обвела взглядом невесть откуда появившиеся разномастные корзины: лилии, пионы, хризантемы и, конечно же, розы. Куда уж без них-то? Правда, на этот раз букетов с аллергеном насчитала всего три.

Любители дарить розы закончились? Хорошо, если так. И всё же необходимо срочно обзавестись охраной. Достали уже эти нахальные товарищи, без спросу бродящие по дому! Вот что мне стоило хоть парочку зомби оставить во дворе?

Вспомнив, как выглядят ходячие трупы, передёрнулась.

Нет уж. Глупая была затея. Нет никакого желания жить рядом с такими красавцами. Решу вопрос, как нормальные люди. Сегодня же куплю замок на входную дверь! А потом подумаю, что делать с аркой на въезде. Может и правда решётку заказать?

Исходящая от меня вонь смешалась с запахом цветов. Замутило. Справившись с приступом тошноты, взбежала по ступенькам на второй этаж. И торопливо направилась к своей комнате.

Мыться. Срочно!

Идя по коридору, прямо на ходу принялась снимать дурнопахнущую верхнюю одежду. Вынырнув из кармана, длинноухий тушканчик ловко забрался мне на голову.

— Другого места не нашёл? — пробормотала я ворчливо, кидая пальто прямо на пол.

Вытаскивая из волос зверька, зашла в спальню. Посадив Або на кровать, предупредила:

— Я мыться. Не подглядывай, — и скрылась за дверью ванной.

Стащив с себя платье и нижнее бельё, встала под душ. Горячая вода с ароматным мылом сделали своё дело: я больше не воняла! Благоухая свежестью, вытерлась насухо. Взяв второе полотенце, обмотала его вокруг тела и прошлёпала в гардеробную.

Вопрос, что надеть на званый обед с потенциальным рекламным агентом предо мной не стоял: из одежды сугубо платья, причём одного фасона. Да и цветовой гаммой не балуют.

Серое или тёмно-синее? Вот же задача-то.

Фыркнув, сняла с вешалки строгое серое платье в пол. Одевшись, потрогала волосы: влажные. Вернувшись в комнату, села на кровать.

— Або, а здесь фен случайно нигде не завалялся? — спросила я, поглаживая ушастого.

«Нет», — отозвался зверек.

Желудок заурчал, напоминая, что завтрак был скудным и давно.

— Великолепно, — пробормотала я.

Подавшись вперёд, подпёрла кулаками щёки. Уникальная серебряная ведьма, глава боярского рода, тайная супруга императора и повелительница жутких зомби — звучит круто.

Да вот только в громадном особняке живу одна. Входная дверь не закрывается, волосы высушить нечем. Еще и есть хочется, а в холодильнике мышь от тоски повесилась. Что за жизнь такая?

Жалея себя, тоскливо вздохнула.

«Что с тобой?» — встревожилась высшая сущность.

Я шмыгнула носом, призналась:

— Хандрю. Достало всё.

«Некромант просил передать, что придёт сегодня ночью, — внезапно сообщил Або. — Скажи ему, что устала и принимаешь предложение».

С чего это вдруг?

С недоумением посмотрела на единственного друга. Маленький зверёк развернул уши-локаторы и уставился на меня черными глазами-бусинками.

Вот же…высшая сущность.

— У каждой женщины бывают минуты слабости, — сочла нужным пояснить я. — Пожалела себя и пашешь дальше. Всё просто.

Встав с постели, подошла к туалетному столику. Тщательно расчесав влажные локоны, без раздумий скрутила их в гульку, закрепила шпильками.

Красота неземная. Похожа на зануду-заучку.

Ухмыльнувшись прилизанному зеркальному двойнику, я посмотрела на часы: пятнадцать минут первого.

Скоро приедет Кони. Надо ускоряться!

Отыскав среди вещей предшественницы сумку, положила в неё шкатулку с «заряженными» жемчужинами. Взяв с журнального столика пачку банкнот, запихала к жемчугу. Вспоминая, не забыла ли чего, оглядела спальню.

«Куда я дела салфетку с номером поварихи и экономки? Ты не помнишь?»

«В кабинете. Рядом с телефоном», — моментально известил тушканчик.

Завтра утром непременно позвоню. Хватит уже жить впроголодь.

«Юрист заезжает на территорию особняка», — предупредил вездесущий Або.

Сунув руки в рукава беличьей шубки, я опустила тушканчика в карман. Захватив сумочку, покинула комнату. Накидывая план неотложных мероприятий, вышла из дома, остановилась на террасе. Накинув на мокрую голову капюшон, обратила внимание на жёлтый автомобиль Антона Леонидовича.

Отчим вряд ли за ним вернётся. И что с этим транспортным средством делать? Ездить на нем точно не стану. Пусть стоит, ржавеет? А может найти адрес Анфисы Тимофеевны и ей отогнать? Ну и зачем мне это? Других забот полно.

Я подошла к ограждению. От «любящей» матушки ничего хорошего ждать не приходится. Наверняка спит и видит, как прижмет меня к ногтю. Ну-ну. Познакомлю ее с птицей «обломинго». Стоп. А Дима-то зачем сегодня хочет встретиться? Он же четко дал понять, что пока не позову, не придет. Обманул?

Громко каркнула ворона. Вздрогнув от неожиданности, поискала глазами птицу. Та обнаружилась на ближайшем дереве. Необъяснимая тревога кольнула сердце.

Ворона как ворона. Здоровая, жирная. Сидит себе, никого не трогает. Но нервирует, этого не отнять.

У подножия лестницы остановилась машина Кони. Быстро подойдя, села на переднее пассажирское кресло. Обменявшись приветствиями с адвокатом, уставилась в лобовое стекло. На душе было неспокойно.

Автомобиль неспешно поехал к выезду из особняка. Увидев заезжающий в арку чёрный джип с гербом на капоте, удивлённо вскинула брови.

— К вам полиция, — спокойно сообщил Анатолий Фёдорович.

Да как так-то⁈ Рюрикович же уверял, что история с полицией закончилось! Выходит, ввел в заблуждение? И что дальше? Меня сейчас потащат на допрос в отделение? Или сразу арестуют за шпионаж?

Я внутренне приготовилась к неприятностям. Анатолий Фёдорович съехал на обочину, заглушил двигатель. По спине пробежал предательский холодок страха.

А ну-касоберись, размазня!

Мысленно себя одёрнув, положила сумочку на заднее сиденье и собралась выходить из автомобиля.

— Александра, я пойду с вами, — предупредил невозмутимый адвокат.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарив, я выбралась на свежий воздух.

Холодный ветер тотчас прошёлся по влажным волосам. Надев капюшон, я направилась к внедорожнику. Остановившись от железного монстра метрах в пяти, не увидела, но почувствовала, как рядом встал Кони.

Чем он мне поможет? Ничего не знает по существу дела. А рассказывать уже поздно. Твою ж мать!

Спустя несколько томительно долгих мгновений из джипа выпрыгнул худощавый мужчина в форме. Погоны на его плечах, естественно, мне ни о чём не сказали.

— Полковник муниципальной полиции, — наклонившись, шепнул на ухо адвокат.

Нервы превратились в натянутые канаты. Однако полицейский не спешил предъявлять мне обвинение. Он открыл заднюю пассажирскую дверцу, занырнул в салон. А когда выпрямился, увидела в его руках… роскошный букет.

Да ну нафиг.

Я с изумлением взирала на приближающегося ко мне мужчину. И не могла понять, что происходит.

В этом мире не явившимся на допрос подозреваемым дарят хризантемы? Зачем⁈

Покосилась на Кони: тот стоял, не шелохнувшись, и не издавал ни звука. Тем временем полицейский подошёл к нам.

— Добрый день, Александра Петровна, — галантно поздоровался, вручая мне букет. Как только взяла цветы, он обаятельно улыбнулся и представился: — Начальник городской полиции, барон Сергей Сергеевич Кравчук.

Перехватив поудобнее растения, я холодно ответила:

— Здравствуйте. Чем вызван ваш визит, Сергей Сергеевич?

Полковник красноречиво посмотрел на моего молчаливого спутника:

— Александра Петровна, мы можем с вами поговорить наедине?

— Господин Кони юрист. С сотрудниками правоохранительных органов предпочитаю общаться в его присутствии.

— Кони? Тот самый? Вы московский адвокат? — с неподдельным интересом поинтересовался Кравчук.

— Нетитулованный дворянин Анатолий Фёдорович Кони, — невозмутимо сообщил юрист. Усмехнулся и добавил: — Уж не знаю, тот ли я Кони. Но по большей части, действительно, практикую в Москве.

— Молва о вашем профессионализме достигла и нашего городка, Анатолий Фёдорович. Скажу по секрету, наш прокурор вас уже заочно недолюбливает, — начальник городской полиции многозначительно замолчал, а после неожиданно признался: — Ничуть не удивлён, что именно вы защищаете интересы Александры Петровны.

Не отводя взгляда от полковника, опытный адвокат ровным тоном уточнил:

— По вашему мнению у главы боярского рода Апраксиных, имеются проблемы с законом?

На лице начальника городской полиции промелькнула растерянность. Но уже через секунду Кравчук совладал с эмоциями. Игнорируя повисший в воздухе вопрос, обратился ко мне:

— Александра Петровна, как руководитель городского отделения полиции, я сообщаю вам, что провинциальный секретарь Житников, посмевший усомниться в вашем патриотизме, привлечён к дисциплинарной ответственности. Он снят с должности и переведён в городовые. Искренне сожалею, что вам пришлось выслушать его оскорбительные подозрения. Прошу принять мои глубочайшие извинения.

Охренеть. Меня не собираются ни допрашивать, ни арестовывать. Начальник этого толстомордого Житникова приехал просить прощения! Ещё и с цветами!

Вдруг стало мучительно стыдно перед собственным мужем. В очередной раз, причем с лёгкостью, поверила в его предательство. При таком раскладе наш брак действительно станет кошмаром.

Сжимая букет, я мрачно взирала на офицера полиции. Тот кашлянул, достал из внутреннего кармана визитку, протянул мне со словами:

— Здесь мой рабочий и личный телефон. Если вам понадобится моя помощь, звоните в любое время.

— Спасибо, — глухо ответив, я вязала гладкую картонку.

— Александра Петровна, не хочу вам больше докучать. Позволите перекинуться парой слов с вашим юристом?

Я удивленно-вопросительно посмотрела на Кони: тот согласно кивнул.

— Всего доброго, Сергей Сергеевич, — попрощавшись, я пошла обратно к нашей машине.

Сев в пассажирское кресло, положила на колени цветы. Взгляд зацепился за мужчин: они все так же стояли посреди дороги и явно что-то обсуждали.

«Або, ты знаешь, о чём говорят?» — я не отводила напряжённого взора от служителей Фемиды.

«Знаю, — бесстрастно поведала высшая сущность. — Если кратко, то речь идёт про зомби, которых ты подняла, и возможные негативные последствия. Для тебя».

«Какие ещё негативные последствия? — я озадаченно нахмурилась. — Рюрикович видел моих ходячих покойников. Однако даже не заикнулся, что мне грозит наказание за поднятие мертвецов».

«Так оно тебе и не грозит. Здесь другое. Если адвокат промолчит, тогда расскажу, что прочел в памяти полковника».

Да ладно? С чего вдруг Або стал таким загадочно-таинственным? Или это у него такой воспитательный процесс? Попробуй, мол, сама во всём разберись?

Хм-м. А ведь, похоже, так оно и есть. Я нервничала, а тушканчик читал мысли полицейского и молчал. Ну да опасности не было. И всё же ушастый мог бы предупредить, что в кутузку меня не заберут!

Я шумно выдохнула, успокаиваясь, и приготовилась ждать юриста. Тот вернулся минут через десять, не больше, сел за руль, завёл двигатель. Подождав, когда джип развернётся и выедет через арку, поехал прочь с территории особняка.

Молчит. Прямо как партизан на допросе.

Полуобернувшись, я демонстративно изучала профиль мужчины. Почувствовав взгляд, дворянин глянул на меня мельком. Сосредоточившись на дороге, равнодушно поинтересовался:

— Вам интересно, о чем мы разговаривали c Кравчуком?

В груди забулькало раздражение. Растянув непослушные губы в улыбке, я согласилась:

— Да.

— Сергей Сергеевич любезно поделился со мной информацией. По городу ползут слухи, что вы подняли множество зомби и использовали их в своих целях.

— За подобные действия предусмотрена уголовная ответственность?

— В уголовном праве есть статья «вандализм». За осквернение могил и трупов полагается не просто штраф, но тюрьма. Однако действие закона распространяется сугубо на крестьян и мещан. Дворяне, обладающие даром некромантии, имеют право нарушать целостность любых захоронений для создания зомби, — аристократ переключил скорость, безучастно продолжил: — Начальник полиции справедливо опасается, что возникнет общественный резонанс и у вас начнутся неприятности. Поясню. Во-первых, некромантов крайне мало. Во-вторых, они стараются делать зомби исключительно из безродных: избегают эксцессов с родственниками. Ну а в-третьих, в истории современной Российской Империи нет упоминаний о том, чтобы некроманты одномоментно поднимали больше сотни трупов. По сути вы создали прецедент.

Вот оно как. Общественный резонанс, конечно, не смертельно, но и приятного мало. Кони опытный юрист, наверняка сможет подсказать, как минимизировать возможные негативные последствия. Но прежде необходимо разобраться, что с ним такое. Его тон… откровенно задевает.

Я пристально посмотрела на собеседника.

— Анатолий Фёдорович, вы на меня за что-то обижены?

— Вам показалось, — возразил аристократ. — Я просто не желаю лезть куда не следует. Насильно причинять добро — не про меня.

— Вы знаете, что мне нужна ваша помощь, — парировала я.

— В таком случае предлагаю всё предметно обсудить после обеда у графини Троекуровой.

— Хорошо, — легко согласилась я, но на душе стало тяжко.

С доверием у меня очевидные проблемы. Або исключение, но он и не человек.

* * *

Кони

Автомобиль неторопливо ехал по городу. Анатолий Фёдорович управлял машиной и изредка посматривал на задумчивую Александру. Внешне он казался спокойным, даже равнодушным.

Однако это было не так: в душе мужчины бушевал ураган. Злость, раздражение и ревность смешивались в огнеопасный коктейль, грозили пролиться наружу.

«К ней и так сейчас слишком много внимания! На кой чёрт подняла больше сотни трупов? Чем она думала⁈ — аристократ излишне сильно вцепился в руль. — Серебряная ведьма — ценная добыча для глав родов. Всех, без исключения! А теперь не составит большого труда загнать её в угол: банальная травля в СМИ и дело сделано. Неужели Саша не осознает насколько всё серьёзно? Или надеется на помощь своего покровителя?»

Анатолий Фёдорович едва сдержался, чтобы не скрипнуть зубами. В том, что за боярышней стоит очень влиятельный человек, он уже не сомневался. Сегодня утром, Кони долго общался по телефону со знакомыми московскими аристократами.

Слухов и домыслов о серебряной ведьме ходило много. Очень много. Однако не так уж сложно отделить зёрна от плевел, когда умеешь это делать. Боярышня Апраксина и император Димитрий Иоаннович однозначно знакомы. Они оба находились в одно и то же время в суздальской военной академии. Об этом судачат больше всего. И в этом нет ничего удивительного: в элитном учебном заведении четыреста юношей-студентов.

Если юной серебряной ведьме негласно оказывает содействие сам государь, то это всё объясняет. И то, что с боярышни в одночасье сняли обвинение в шпионаже, и то, что начальник городской полиции лично примчался извиняться с цветами.

«Как полковник на неё смотрел. Так и раздевал глазами. Старый похотливый козёл, — Анатолий Фёдорович со злостью дёрнул рычаг переключения скорости. Остановившись на очередном светофоре, он на мгновение смежил веки. — Прочь эмоции. Не о том думаю».

Усилием воли взяв себя в руки, юрист украдкой глянул на боярышню: занятая своими мыслями девушка смотрела в окно.

«Не тороплюсь ли с выводом, что именно император ей помогает? Говорят, они не больно-то ладят».

Сигнал светофора сменился на зелёный. Тронувшись с места, аристократ вспомнил одну из услышанных «достоверных» историй. Дескать, серебряная ведьма чудом осталась жива при разрушении замка в академии. А разломал древнее здание преподаватель противодействию тёмным силам — его величество собственной персоной.

«Правда и ложь идут рука об руку, — напомнил себе адвокат прописную истину. — Рюрикович только-только взошёл на престол. Империю штормит. Юную неопытную серебряную ведьму запросто втянут в политические игрища. Первым делом надо выяснить, как на самом деле относится боярышня к государю. От этого и плясать».

— Александра, позволите задать вам вопрос? Не захотите, можете не отвечать, — Анатолий Фёдорович остро глянул на девушку.

Та удивлённо качнула головой.

— Слушаю вас.

— Какое мнение у вас сложилось о новом императоре России?

Глава боярского рода Апраксиных замерла от изумления. А через мгновение ока мужчину захлестнула волной лютой ненависти. Настолько сильной, что у него перехватило дыхание.

«Тут и ментального дара не надо: всё очевидно. Только революционерки серебряной ведьмы государству и не хватало. Как уберечь её от смертельно опасных поступков?»

— Спасибо, слова излишни, — сухо обронил Кони.

Александра пожала плечами. Не издавая ни звука, она смотрела на него долго, пытливо. Неожиданно улыбнулась, откинулась на спинку кресла и отвернулась к окну.

«Анатолий Фёдорович, нам с вами пора познакомиться лично», — прозвучал в голове юриста властный мужской голос.

Ошалев от неожиданности, Кони резко ударил по тормозам: благо дорога была пуста и аварии не случилось. Не размыкая губ, он задал главный вопрос:

«Кто вы?»

«Сегодня в десять, встречаемся в особняке Апраксиных», — не отвечая, распорядился незнакомец, и ментальная связь оборвалась.

(обратно)

Глава 24

Машина затормозила так внезапно, что среагировать я не успела. Потерев ушибленное плечо, сердито глянула на Анатолия Фёдоровича.

Дорога пустая, к чему эти выкрутасы?

Не обращая на меня внимания, мужчина сидел, вцепившись в руль. Присмотревшись, отметила неестественную бледность аристократа.

Да что с ним такое?

Наклоняясь за упавшим под ноги букетом, обратилась к Або:

«Ты в курсе, что сейчас произошло?»

«Да. С Кони только что по ментальной связи общался некромант. Назначил встречу сегодня в десять, у тебя дома».

Нормальный ход. А меня заранее известить не судьба?

От раздражения, но возможно и от голода, забурлил желудок. Уложив помятые цветы на коленях, устремила взгляд в окно: по заснеженному газону прыгали воробьи, что-то клевали.

Как же есть-то хочется. И вряд ли у графини удастся нормально пообедать. Не блюда дегустировать едем, а деловые вопросы решать.

Птички вспорхнули и стремительно умчались прочь. Автомобиль тронулся с места, поехал в том же направлении. Я покосилась на окаменевший профиль юриста: нехило его приложила короткая беседа с императором. До сих пор бледный.

На самом деле мне сейчас не за что обижаться на Диму. Предстоящая встреча государя с адвокатом, безусловно, неожиданность. Но уже сегодня Анатолий Фёдорович нужен мне в качестве юриста. Причём позарез. Однако я боюсь сболтнуть что-нибудь лишнее. Так что всё к лучшему. И все же терзают смутные подозрения: с чего вдруг мой венценосный супруг решил выйти из тени?

«Не накручивай себя, — посоветовал вездесущий тушканчик. — Некромант — умный мужчина и не желает тебе зла».

В первом не сомневаюсь, а вот во второе хочется верить.

«Ты постоянно считываешь мои эмоции?» — я словно невзначай опустила руку в карман, погладила ушастика.

Тот промолчал. Впрочем, ответ и не требовался. Лопоухий друг не может влезть в мой разум, а вот внутренние переживания для него не секрет. Мысли перескочили с одного на другое.

А не ушастый ли организовал этот диалог Димы с Кони?

«Або, как Дмитрий связался с юристом? Ты помог?»

«Нет, — сразу же открестилась высшая сущность. — Весь разговор слышал, но трёхконтурный ментальный канал некромант настроил самостоятельно. Для первого раза отлично справился».

«Понятно, почему юрист позеленел. Димитрий Иоаннович накосячил».

«Ты слишком требовательна к некроманту. Забыла, что он совсем недавно стал универсалом?» — упрекнул зверёк.

Оба-на, сюрприз.

«Дружочек, а скажи-ка мне, что в лесу сдохло? С чего это ты встал на защиту Рюриковича?»

«Ты спрашивала про эмоции. Чувства некроманта к тебе глубоки и искренни. Подумай об этом на досуге», — недовольно пробурчала иномирная сущность.

Не поняла. Ушастый только что назвал меня замороженной, сварливой бабой? Или он имел в виду что-то иное?

Тем временем наш автомобиль въехал в солидные ворота. Зарулив на парковку, Анатолий Фёдорович выключил двигатель. Повернувшись ко мне, поведал:

— Графиня Троекурова, как и я менталист. Наши с вами мысли для неё закрыты, но есть нюанс. Ваши эмоции легко считываются. Ольга Павловна остра на язык, за словом в карман не лезет. Постарайтесь не реагировать на её каверзные вопросы. Дополнительные проблемы вам сейчас ни к чему.

Грамотный подход. Не стал поднимать тему ментального разговора. А вот его намёк более чем прозрачен. Увы, если графиня заведёт беседу об императоре, артефакт активизируется. Но объяснять юристу причину столь лютой ненависти к самодержцу не стану. Его величество сделает это сам. Если сочтёт нужным. И тут в голове зажужжала назойливой мухой неприятная догадка.

Не ловит ли государь на меня, как на живца, аристократов-заговорщиков? Рюрикович— мой муж, но в первую очередь он император. Чертовски обидно, если использует меня втемную. А может, оберегает от лишней нервотрёпки беременную жену?

Кони тактично кашлянул в кулак, привлекая моё внимание. Вынырнув из раздумий, холодно объявила:

— Я вас поняла, Анатолий Фёдорович. Пойдёмте?

Коротко кивнув, аристократ вышел из автомобиля. Галантно открыв дверцу, протянул мне руку, помог выйти. Предложив локоть, повёл к белоснежному дому с массивными колоннами на входе.

* * *

Особняк графини Троекуровой

В роскошно обставленной столовой висела гнетущая тишина. Боясь лишний раз вздохнуть, слуги стояли у стеночки и в страхе смотрели на требовательную госпожу. Ольга Павловна оглядела хозяйским взглядом безупречно сервированный стол.

«Весьма недурно» — отметила она про себя.

Не удостоив и взглядом прислугу, графиня с надменным видом покинула столовую. Пройдя в гостиную, остановилась у большого полукруглого окна: свежевыпавший снег лежал на голых ветвях деревьев, прятал под белоснежным покрывалом некрасивую, чёрную землю, но на парковке превратился в грязную кашицу.

«Недотёпы, — Ольга Павловна скривила идеально очерченные губы. — Ничего без напоминания сделать не могут».

Раздражённо фыркнув, аристократка подошла к креслу. Грациозно сев, задумчиво посмотрела на телефонный аппарат. Сегодня утром ей внезапно позвонила боярыня Силантьева. И этот разговор никак не шёл из головы.

Поговорив о погоде и поделившись последними московскими сплетнями, Ирина Владимировна впервые попросила о помощи: при случае лично пообщаться с боярышней Апраксиной. И выяснить, что из себя представляет девица, о которой в столице только и говорят. Свою просьбу боярыня объяснила неуёмным женским любопытством, но, конечно же, это было не так.

«Если девица Апраксина и правда серебряная ведьма, то причина очевидна. У Ирины Владимировны младший сын не женат. Начинаю жалеть, что у меня только дочь, — вдовствующая, сорокалетняя менталистка с досадой вздохнула. — Впрочем, судьба ко мне явно благоволит: сначала обратился с просьбой один из лучших московских адвокатов, затем статусная подруга. Свою выгоду от общения с восемнадцатилетней Александрой Апраксиной в любом случае поимею. Самое малое — заполучу в должницы боярыню Силантьеву. Супруги Силантьевы входят в элиту высшего общества Москвы. Мне же туда путь пока заказан. Так что стоит расстараться и проверить юную боярышню по полной программе», — графиня многообещающе ухмыльнулась.

— Госпожа, к вам гости. Нетитулованный дворянин Анатолий Федорович Кони и глава боярского рода Александра Петровна Апраксина, — прошелестела зашуганная служанка.

— Проводи гостей в столовую. Я сейчас подойду. Что застыла как дура⁈

(обратно) (обратно)

Нина Ахминеева Боярышня. Глава рода. Продолжение

Глава 1

В роскошном холле особняка было тепло и тихо. Взяв у меня шубку, молчаливый дворецкий низко поклонился и пошёл прочь, унося вместе с верхней одеждой Або. Провожая глазами слугу, я про себя чертыхнулась.

Растяпа! Вот что стоило проверить новое платье на наличие карманов? На плечо зверька не посадишь: графиня однозначно не оценит присутствие грызуна за столом. Придётся сидеть на деловом обеде без «прикрытия». Надеюсь, если что-то пойдёт не так, то лопоухий друг сможет помочь удалённо.

— Александра, не беспокойтесь. Диалог с Ольгой Павловной возьму на себя, — пообещал адвокат и подбадривающе улыбнулся.

Хорошая новость. Но почему же на сердце так неспокойно?

Заметив боковым зрением движение, я быстро обернулась. К нам бесшумно приближалась девушка в чёрном платье и белоснежной наколкой на волосах. Подойдя, она низко поклонилась.

— Господа, прошу вас пройти со мной, — тихо попросила, не поднимая головы.

Взявшись за предложенный юристом локоть, я вместе с ним последовала за сопровождающей. Войдя в большое светлое помещение, девушка усадила нас за длинный стол: друг напротив друга.

— Госпожа сейчас подойдёт, — прошелестела служанка и беззвучно удалилась.

Я скользнула взглядом по столешнице: сервировка на три персоны. Значит, других приглашённых нет. Гости уже за столом, а хозяйка где-то бродит. Рук не предложили помыть, прислуга зашуганная. Госпожа графиня изволит чудить? Впрочем, мир чужой, выводы делать рано. На званых обедах здесь ещё не была, сравнивать не с чем.

«Дом нашпигован артефактами, — внезапно сообщил Або. — В основном следящими, но есть и другие: находятся в спящем режиме. Без непосредственного контакта их назначение не определю».

«Спасибо. Учту».

— Добрый день, — послышался мелодичный женский голос.

К столу не подошла, подплыла стройная белокурая женщина в элегантном чёрном платье. Всего на секунду наши с ней взгляды встретились.

Стерва. Холодная, расчётливая стерва. C чего вдруг Кони решил, что эта женщина согласится помочь просто так?

Поднявшись со стула, Анатолий Фёдорович галантно коснулся губами пальцев хозяйки, протянутых ему для поцелуя.

— Рад встрече, Ольга Павловна. Вы, как всегда, прекрасны, — заметил мужчина, помогая графине устроиться во главе стола.

— А вы всё такой же льстец, — сообщила женщина довольным тоном. Расстелив на коленях салфетку, с откровенным пренебрежением обратилась ко мне: — Я так понимаю, вы и есть та самая Александра?

Боже, дай мне терпения.

Промолчав, я мило улыбнулась. В этот момент в столовую вошли слуги с подносами и полностью завладели вниманием хозяйки дома. Кивком поблагодарив обслужившую меня девушку, я взяла вилку.

Салат выглядел аппетитно, но отчего-то резко замутило. Украдкой принюхавшись, вычислила причину: духи хозяйки дома. Это их тонкий аромат с цветочными нотками вызывал тошноту.

Понятно. Уйду, как и пришла — голодной.

Отпив воды из бокала, сделала вид, что ем. Тем временем Ольга Павловна принялась расспрашивать столичного юриста о каких-то аристократах и светской жизни в Москве. Анатолий Фёдорович охотно отвечал.

Одно блюдо сменяло другое, графиня с удовольствием общалась с Кони, смеялась над его остроумными шутками. Втайне радуясь, что меня не трогают, я медитировала над нежнейшей рыбой. Тошнило меньше, но, увы, ни кусочка проглотить не могла.

Горячее сменил десерт. В животе заурчало. Наконец-то проснулся аппетит, захотелось попробовать восхитительное пирожное. Вдруг помолвочное кольцо сдавило палец, нагрелось.

Что за ерунда?

Не показывая удивления, положила ложечку на стол. Артефакт на руке, моментально успокоился. И тут мне в пятую точку вонзилось игла! Вскрикнув от неожиданности, я дёрнулась. Тарелка с десертом шлёпнулась на пол.

«Саша, внимание. Засёк активацию двух артефактов: один твой, второй местный. Его свойства определить пока не могу», — прозвучал в голове напряжённый голос ушастика.

По спине пробежал холодок страха. Отравить меня невозможно, но Троекурова-то об этом не знает. Но к чему такие сложности? Если яд в еде, то зачем ещё и колоть-то? Да и зачем ей моя смерть? Нет, наверняка тут что-то другое.

«Або мне ткнули иглой в ягодицу. Постарайся разобраться зачем».

«Работаю».

— Александра, что случилось? — встревоженно спросил дворянин.

— Не берите в голову, Анатолий Фёдорович. Юные девушки горазды на выдумки. Должна отметить, что подобный способ привлечь к себе внимание не нов, — прикоснувшись к руке мужчины, c сарказмом, заметила графиня.

Вот же гадина!

В столовой повисла гнетущая тишина. Тенью мелькнула служанка. Прибравшись и заменив мне столовые приборы, исчезла словно её и не было.

— Милочка, если не секрет, где вы получали образование? — поинтересовалась графиня Троекурова, демонстративно осматривая мою зализанную причёску и скромное, дешёвое платье.

Я выпрямила спину.

— Ольга Павловна, благодарю вас за интерес к моему прошлому. В нем ничего нет примечательного. С десяти лет жила в закрытом пансионате мадам Тюсон, вернулась совсем недавно и стала главой боярского рода.

— Мадам Тюсон? Пребывание в подобном заведении объясняет и ваш внешний вид, и манеры, — подметила с издевкой графиня, намеренно провоцируя скандал.

Кони ошибся, приведя меня к этой суке. Работать с ней не стану. Унижать себя не позволю. У этой твари явно что-то на уме. Пора отсюда валить.

Предупреждающе глянула на играющего желваками Анатолия Фёдоровича, дав понять, что вмешиваться не стоит.

— Ольга Павловна, вы умная, красивая, утончённая, — перечислила я задумчиво.

— Будем считать, что одно очко в свою пользу заработали: вы наблюдательны, — самодовольно обронила дворянка.

Ага. Но кроме наблюдательности у меня еще нет проблем со слухом и логикой. Мегера не просто так расспрашивала адвоката о Москве. Она грезит этим городом, сожалеет, что живёт здесь, а не там. Ударю по больному. И нет. Мне не стыдно.

Стараясь лишний раз не шевелиться на опасном стуле, я глубокомысленно поинтересовалась:

— Почему прозябаете в провинции? Отчего не блистаете в высшем свете столицы? — лицо дворянки превратилось в восковую маску. Понимая, что удар достиг цели, я добила вопросом: — Недостаточно хороши для московских аристократов?

Графиня Троекурова стремительно покраснела. Скомкав салфетку, процедила:

— Ваш намек отвратителен. Суд меня оправдал. Уехала я из Москвы по собственной воле. И в этом городишке, пользуюсь таким уважением, которое вам и не снилось!

Нихрена себе новости. Графиня была под следствием? И в чём же её обвиняли-то?

Вдруг Анатолий Фёдорович встал из-за стола.

— Ольга Павловна, вы меня сегодня неприятно удивили. Полагаю, обед пора закончить. Благодарю за угощение, — подойдя ко мне, протянул руку.

Встав, я вместе с мрачным мужчиной покинула столовую. Хозяйка дома, так и осталась сидеть за столом. Забрав у дворецкого шубку, быстро оделась. Выйдя на свежий воздух, опустила руку в карман, погладила зверька.

«Саша, я разобрался в характеристиках артефакта. Предназначен для определения магических способностей и анализа крови. А твоё кольцо отреагировало на начинку десерта: тебе хотели подавить волю и развязать язык».

Охренеть.

* * *

Графиня Троекурова

Перепуганная служанка жалась к стенке. Задыхаясь от гнева, Ольга Павловна сидела за столом и скручивала жгутом салфетку. Она понимала, ещё немного и окончательно утратит контроль над собой. Так же как в тот злополучный вечер.

Нет! Я не хочу на каторгу!

Скалясь, как бешеная собака, менталистка схватила бокал, с нечеловеческой силой сжала. Тонкое стекло лопнуло, впилось в кожу. Не ощущая боли, женщина заворожённо наблюдала, как алые ручейки стекают по руке.

Вид собственной крови потихоньку остудил воспалённый разум. Облизнув пересохшие губы, графиня с садистским удовольствием вытащила осколок из раны. Замотав измятой тканью порезанную ладонь, истерично расхохоталась.

«Надо же, из-за малолетней гадюки сорвалась. Вовремя Кони её увёл. Вовремя», — с усилием поднявшись, Ольга Павловна пошла прочь из столовой.

Не реагируя на шарахающихся от неё слуг, хозяйка дома прошла в свою спальню. Войдя, сразу же направилась в ванную. Распахнув настенный шкафчик, вытащила тёмную банку. Вытряхнув на ладонь три жёлтых пилюли, закинула их в рот, запила водой прямо из-под крана. Постояв недвижимо несколько минут, менталистка вернула сосуд с лекарством обратно. И словно старуха побрела в комнату.

«Три года без приступов. Ещё и начался в присутствии Кони. Боюсь, адвокат догадался, что я его тогда обманула, — графиня опустилась в мягкое кресло. — Даже если и так, Анатолий Фёдорович слишком порядочен, чтобы поднимать ту, грязную историю. Да и пересмотр дела, ударит по его репутации. Нет, его можно не опасаться».

Упёршись затылком в спинку, женщина смежила веки. Убойное психотропное подействовало. Сердце больше не грозило выломать грудную клетку, а жажда убивать пропала окончательно.

«Придётся опять сидеть на препаратах, глушащих агрессию. Плохо. Тупею от них. И чем эта серая мышь меня так довела? — мысли текли вяло, сознание путалось. Ольга Павловна широко зевнула: — Жаль, что проверка сорвалась. Надо артефакт проверить. Нет, не сейчас. Вырубает. Кровь никуда не денется. Позже посажу девку на поводок».

Графиня положила голову на подлокотник и тотчас захрапела.

* * *

Черновая авторская вычитка.

Дорогие читатели, начинаем! Постараюсь давать проды, как можно чаще. Поддержите автора комментариями, а книгу сердечками:)

(обратно)

Глава 2

Особняк графини Троекуровой остался далеко позади. Покусывая костяшку пальца, я смотрела через окно автомобиля на городские улицы. А в голове огромными шмелями жужжали встревоженными мысли.

На кой ляд графине сдались мои анализы крови и информация о магических способностях? Что именно хотела выведать, угощая специфическим десертом? А главное: она действовала по собственной инициативе или её попросили?

Устав ломать мозг в одиночку, я посмотрела на сидящего за рулём адвоката: мрачен, к разговорам явно не расположен.

Переживает. Сочувствую, но заверять, что всё нормально, не стану. Кони менталист, к тому же опытный юрист и должен людей, как орехи щёлкать. Однако с госпожой мегерой серьёзно прокололся. Любопытно, юрист догадывается, как далеко зашла графиня, желая «узнать меня поближе»? Маловероятно, но вдруг? Впрочем, пока не важно.

Отвернувшись от мужчины, беззвучно спросила Або:

«Как думаешь, для чего всё это устроила белобрысая стерва?»

«Однозначно не отвечу. Могу только предполагать».

«Поделишься?»

«Конечно, — зверёк пошевелился в кармане. — Склоняюсь к тому, что менталистка хотела устроить тебе полномасштабную проверку. В твой разум она влезть не в состоянии. Оттого решила заставить говорить. Параллельно проверить уровень дара, ну и заодно посадить на магический поводок».

«На что посадить⁈» — от изумления у меня перехватило дыхание.

«На магический поводок, — терпеливо повторила высшая сущность. — Это один из методов долгосрочного управления живыми людьми. Способ весьма эффективный, но крайне болезненный для подчинённого. Получив приказ от хозяина, человек испытывает дикую боль. Пока не выполнит распоряжение, мучения не прекратятся. Мне удалось просканировать прислугу в особняке графини: они все прошли через ритуал подчинения».

В груди шевельнулось нехорошее предчувствие.

«И как проводится такой ритуал?»

«На крови менталиста и объекта подчинения».

Ладонь сама собой сжалась в кулак. Я стиснула зубы, мысленно процедила:

«Хочешь сказать, эта мерзкая баба станет моей хозяйкой?»

«Не станет, — поспешила успокоить высшая сущность. — Даже при всём желании ни один из одарённых этого мира не сможет управлять серебряной ведьмой. Как любого другого человека тебя могут обмануть, ввести в заблуждение и подтолкнуть к каким-либо действиям. Но не магическим даром, а исключительно словами».

Уф-ф-ф. Полегчало. Но появился ещё один насущный вопрос: где ушастый научился так изощрённо нервы мотать?

Достав из кармана грызуна, положила его на ладонь. Поглаживая лопоухого нервотрепателя, думала обо всём и сразу.

«Троекурова узнает, что я беременна?» — уточнила, не прекращая приятного занятия.

«Скорее всего, — с сожалением отозвался тушканчик, не уклоняясь от ласки. — Не накручивай себя. Твоей крови для определения отца ребёнка недостаточно. Но обязательно поговори с некромантом. Выслушай его, а ещё лучше, примите решение сообща».

Сообща? Серьёзно?

Неодобрительно нахмурилась. Взгляд неожиданно зацепился за валяющийся под ногами букет начальника городской полиции. Измятые, повреждённые цветы пробудили воспоминания о том, как сегодня было стыдно за мысли о предательстве мужа.

Может и правда попробовать?

Автомобиль неспешно ехал вдоль ограждения какого-то храма. Запоздало вспомнив, что не говорила Кони, куда меня следует отвезти, повернула голову к юристу.

— Анатолий Фёдорович, — позвала я негромко. — Куда мы едем?

— Вы что-то сказали? — переспросил адвокат. — Простите, я не расслышал.

— Куда мы едем? — я не сводила цепкого взгляда с мужчины.

Тот озадаченно посмотрел на меня, затем вновь перевёл взор на дорогу и неожиданно признался:

— Куда глаза глядят.

Ух ты, даже так?

— Анатолий Фёдорович, давайте ваши глаза будут смотреть в сторону центрального рынка. Хочу купить продуктов, — пояснила я с полуулыбкой.

— Да, конечно, — торопливо согласился аристократ.

Проехав перекрёсток, он развернул автомобиль и поехал в обратном направлении. Заложив ногу за ногу, я поглаживала Або. И ждала. Раз юрист вышел из своего сумрака, то должен хоть что-то сказать.

Спустя несколько минут Кони действительно заговорил:

— Александра, я искренне сожалею, о том, что произошло за обедом. Ольга Павловна средь местных дворянок действительно пользуется уважением. У меня были все основания предполагать, что графиня окажет вам содействие. Право слово, не ожидал от неё такого, — он запнулся и добавил: — поведения.

Конечно, я не физиогномист, но положение тела мужчины, его мимика, интонация весьма красноречиво говорят — он реально сожалеет.

— Ольга Павловна, бесспорно, пыталась меня унизить, — заметила я холодно. — Это неприятно. Однако меня сейчас тревожит иное. В поданном мне десерте находилось вещество, подавляющее волю и побуждающее к откровениям.

— Александра, вы не шутите? — шокировано поинтересовался юрист.

— Мне не до шуток, — заметила я и жёстко осведомилась: — На прислуге в особняке надеты магические поводки. Вы заметили?

— Конечно, — нервничая, Анатолий Фёдорович побарабанил пальцами по рулю. — Подобный метод подчинения слуг прогрессивными дворянами осуждается, но тем не менее законом это не запрещено.

— Спасибо, что просветили, — обронила я ледяным тоном. — Помимо специфического десерта, в моём стуле находился артефакт: предназначен для определения дара. А ещё для забора крови.

— Сука, — выдохнул поражённый до глубины души адвокат.

— Абсолютно согласна, — бросила я без тени улыбки. — Благодаря дару серебряной ведьмы, подчинить госпожа Троекурова меня не сможет. Точно так же, как и никто другой. Однако в том, что ваша хорошая знакомая попытается это сделать, сомневаться не приходится, — я отвернулась к окну, давая юристу время для осмысления.

Тот подъехал к обочине, остановился. Повернувшись ко мне всем телом, уверенно заявил:

— Александра, я ничего не знал о намерениях графини Троекуровой. Не желал и не желаю вам вреда, — яркая вспышка озарила салон, подтверждая слова менталиста.

В искренности адвоката я практически не сомневалась, но из предосторожности сделала «контрольный выстрел», намекнув на давнее знакомство юриста с графиней. И Кони не подвел. Магических клятв мне прежде никто не давал, и всё же не сомневаюсь, что это была именно она. Пробрало до мурашек.

— Приятно не ошибиться в человеке, — посадив зверька на плечо, я нагнулась, подняла истерзанный букет. Повертев цветы, ставшие похожими на веник, неодобрительно цокнула: — Выкинуть бы надо.

— Возле рынка есть мусорные баки, — поведал Кони.

Автомобиль тронулся с места. Замелькали смутно знакомые силуэты домов. Внезапно адвокат сухо сообщил:

— Три года назад Ольгу Павловну обвиняли в убийстве мужа. Все доказательства указывали на неё, однако женщина твердила, что невиновна. Коллеги отговаривали меня брать резонансное, безнадёжное дело. Я взялся. Суд присяжных оправдал графиню Троекурову. В тот момент я гордился собой, но сейчас презираю.

М-да уж. Слов нет.

* * *

Совесть у человека либо есть, либо отсутствует. У московского адвоката Анатолия Фёдоровича Кони она однозначно имелась. Даже с избытком.

Закупаясь продуктами, я беззастенчиво эксплуатировала погруженного в тяжкие думы аристократа. Обвешав его пакетами с головы до ног, превратила мужчину в новогоднюю ёлку, а тот даже не пикнул. Ещё и пытался расплачиваться за мои покупки. Разумеется, отказывалась. Благодаря Димитрию Иоанновичу, в деньгах не нуждаюсь.

Остановившись у очередного прилавка со свежими овощами, я тщательно выбирала помидоры и украдкой косилась на своего спутника: губы сжаты, а в глазах вселенская тоска.

О чём он думает? Продолжает посыпать голову пеплом? А смысл? Надо решать проблему, а не заниматься самобичеванием. Впрочем, нестись обратно к графине, выяснять с ней отношения или пытаться отобрать мою кровь — идиотизм. Эту змеюку подколодную необходимо нейтрализовать аккуратно. Но вот как именно пока не имею ни малейшего представления.

Ещё и санаторий! Где брать денежных клиенток? А может, сменить концепт? Так…Вроде всё купила, но, кажется, что-то забыла. Вопрос: что?

Забрав сдачу у продавца, я вручила очередной пакет Кони. Не глядя на носильщика-дворянина, пошла вдоль прилавков.

— Пирожки! Горячие пирожки! — громко выкрикнула какая-то женщина.

Вздрогнув от неожиданности, поискала глазами крикунью. Обнаружив продавщицу совсем рядом, с удивлением поняла, что эту женщину уже встречала. Именно у неё покупала расстегай, который вручила Рюриковичу.

Хм-м. Прикольно. В прошлый раз попробовать выпечку не удалось. Нужно срочно исправлять упущение.

Подойдя к продавщице, без раздумий купила не один, а десять пирожков. От их восхитительного аромата рот моментально наполнился слюной. Не беспокоясь о том, что обо мне могут подумать, с удовольствием вонзила зубы в нежнейшее тесто.

М-м-м. Вкусно то, как.

Блаженно улыбаясь, я неспешно шла по рынку. С откровенным удовольствием съев один пирожок, вытащила второй. Заметив напряжённый взгляд московского аристократа, невинно поинтересовалась:

— Как вы относитесь к уличной выпечке?

Тот поудобнее перехватил пакеты.

— С опаской. Предпочитаю покупать хлебобулочные изделия в специализированных магазинах.

— Понятно, — я улыбнулась и откусила кусочек от расстегая.

«Саша, посмотри направо», — внезапно предложил Або.

Я повернула голову. Метрах в десяти от меня, у будки башмачника стоял высокий, худой старик. Не глядя по сторонам, он считал на ладони копейки.

А я ведь его знаю. Это Николай. Работал дворецким в особняке Апраксиных. О! Вспомнила. Забыла купить замок.

«Тебе требуются помощники в особняк. Этот мужчина без работы», — прозрачно намекнул ушастый друг.

Жуя расстегай, я рассматривала своего потенциального работника: лицо усталое, одежда поношенная, но чистая. На плече болтается тощий рюкзак.

«Або, что он за человек?» — спросила я, продолжая изучать старика.

«Честный, надёжный, мастер на все руки. Боярыня Апраксина выгнала слуг, не дав расчёта. Служанки уже пристроились. Николаю всюду отказывают из-за возраста. Он остро нуждается в деньгах, не знает, где сегодня будет ночевать».

Анфису Тимофеевну «люблю» всё больше. Сука редкостная.

Прикончив пирожок, я попросила нагруженного пакетами аристократа:

— Подождите меня, пожалуйста, — и уверенно направилась к своему бывшему — будущему дворецкому. Подойдя, сдержанно поздоровалась: — Здравствуйте, Николай. Пойдёте ко мне на работу?

Мужчина застыл, затем медленно поднял голову. Несколько долгих мгновений смотрел неверяще. Спохватившись, поклонился:

— Светлого дня вам, Александра Петровна, — торопливо спрятав мелочь в карман, старик поправил лямку рюкзака и деловым тоном поинтересовался: — Когда приступать?

— Прямо сейчас, — достав из сумочки сторублёвую банкноту, я протянула Николаю. — Купите, пожалуйста, замок на входную дверь. Ключей нет, дом не закрывается.

— Будет сделано. Вернусь через пять минут, — круто развернувшись, старик стремительно пошёл…куда-то.

— Ваш поступок заслуживает уважения, — послышался за спиной тихий голос Анатолия Фёдоровича.

Я озадаченно нахмурилась, а через мгновение понимающе хмыкнула. Это для меня чужие мысли — тайна за семью печатями. А вот для моей ушастой прелести и адвоката-менталиста разум старика-дворецкого — открытая книга.

Начинаю радоваться, что в мою голову никто без спроса не влезет.

Оставив фразу аристократа без комментариев, я направилась к ближайшей лавке. Дворянин тотчас последовал за мной. Предложив мужчине поставить пакеты на скамью, дождалась, когда он выполнит просьбу.

— Анатолий Фёдорович, искренне вам признательна за помощь с покупками. Думаю, будет лучше, если мы с Николаем отправимся в особняк туманным тоннелем. Не хочу вас больше озадачивать своими бытовыми проблемами. Да и так гораздо быстрее, чем на машине ехать.

— Быстрее это точно, — подметил Кони. Помолчав, негромко спросил: — Вы знаете, что сегодня вечером в вашем доме мне назначили встречу?

— Конечно. Буду рада вас видеть.

Анатолий Фёдорович потёр подбородок, посмотрел на меня вопросительно, но промолчал.

Молодец. Догадался, что ничего обсуждать сейчас не стану.

— Александра Петровна, ваше поручение выполнено, — заявил дворецкий, появившись непонятно откуда. — Плотника звать нет нужды, сам всё сделаю.

— Чудесно. Николай, возьмите, пожалуйста, пакеты, — понаблюдав за тем, как старик расторопно берёт покупки, я обернулась к Кони. — Не прощаюсь. Жду вас в десять часов.

Дворянин уважительно поклонился.

— Непременно буду.

Вот и договорились.

Сконцентрировавшись, я на миг прикрыла глаза. Настроившись на точку выхода, уверенно начертала в воздухе вначале одну руну, затем другую. Как только вход в портал стабилизировался, переместилась за спину старика-дворецкого: тот откровенно нервничал.

Положив ладони на плечи мужчины, я шепнула, успокаивая:

— Не волнуйтесь. Это туманный тоннель. Несколько шагов, и мы с вами в особняке.

— Понял, — прохрипел слуга.

Не желая ещё больше нервировать старика, подтолкнула его в зеленоватое свечение. Выйдя на собственной кухне, посмотрела на дворецкого. Прижимая к себе сумки, Николай шокировано пялился на плиту.

Дворецкий в отличие от моего управляющего не маг. Может, не стоило его тащить в портал? Впрочем, после драки кулаками не машут.

— Николай, вы как?

— Нормально, — просипел мужчина и судорожно сглотнул.

«Саша, у тебя в холле гости», — сообщил вездесущий Або.

Кого там ещё нелёгкая принесла⁈

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 3

Незваный гость хуже татарина. Надо срочно что-то делать с этим «гостевым» нашествием.

Заметив, что ошарашенный старик излишне сильно сжимает бумажные пакеты, я прикоснулась к его плечу. Николай встрепенулся, вымученно улыбнулся.

«Або, кто пришёл?» — спросила я мысленно ушастика.

А вслух предложила дворецкому:

— Поставьте, пожалуйста, покупки на стол.

Мужчина кивнул, начал сгружать пакеты на столешницу. Наблюдая за процессом, я услышала голос высшей сущности:

«К тебе пожаловали с визитом выпускники элитной военной академии. Дворянин Рыжов и наследник главы княжеского рода Иволгиных. Сейчас они находятся в холле. С Глебом Иволгиным в академииты не пересекалась, а вот Виктора Рыжова знаешь».

Угу. Помню. Симпатичный такой, рыжеволосый юноша. Або упоминал, что парень в меня влюблён. Жаль, могли бы подружиться. Ладно, с Рыжовым всё понятно: будет предлагать руку и сердце. Для чего с ним княжич пришёл? Морально поддержать однокурсника? Стоп. Если память не изменяет, то двадцать пять корзин с розами мне присылал глава княжеского рода Иволгиных. Ептыть. Потенциальные женихи сбиваются в стаи? Только этого счастья и не хватало.

Задумчиво прикусила губу. Заметив покатившееся по столу яблоко, поймала, не дав упасть на пол.

Юноши пришли по собственной инициативе. Так что пусть ждут. Есть дела поважнее.

Приняв решение, я вернула фрукт на столешницу, сняла шубку. Тушканчик быстро вскарабкался на плечо. Под напряжённым взглядом дворецкого кинула верхнюю одежду на стул и распорядилась:

— Домовые, уберите.

Через мгновение моя верхняя одежда исчезла. Изумлённый старик растерянно хлопал ресницами.

«О домовых он слышал, но прежде не сталкивался», — моментально информировал ушастый.

«Поняла».

Я положила ладонь на спинку стула, ровным тоном попросила:

— Николай, слушайте меня внимательно. Функции горничных, садовника, прачки теперь выполняют домовые. Наши невидимые помощники следят за порядком не только в главном доме, но и на территории всего особняка. Если что-то сломалось, починят. А вот то, чего нет, создать с нуля не могут, — поймав озадаченный взгляд мужчины, попыталась объяснить: — Вот допустим. У нас есть замок во входной двери, однако ключ потерян. Поэтому придётся менять замок. Ну и в остальном так же.

— Понял, хозяйка, — лицо старика просветлело. Всё проверю, после доложу.

— Отлично. Дальше. Сейчас я туманным тоннелем уйду в свой кабинет. Ко мне пришли с визитом двое юношей. Ждут в холле. Через двадцать минут выйдите к ним. Если к тому времени не уйдут, проводите ко мне. А пока, пожалуйста, разберите продукты.

— Будет сделано, хозяйка, — спокойно ответил, уже полностью пришедший в себя дворецкий.

Хороший человек. Определенно сработаемся.

Улыбнувшись мужчине, повернулась к нему спиной. Настроившись на точку выхода, уверенно начертала в воздухе два символа. И порталом перешла из кухни в кабинет.

Дожилась. По собственному дому, как нормальные люди ходить уже не могу.

Обречённо вздохнув, я направилась к стойке с телефоном. Заметив помятую салфетку, довольно улыбнулась: нашлась пропажа. Сняв трубу, прижала плечом к уху и набрала номер.

— Агентство по подбору персонала «Эверест», администратор Ангелина. Слушаю вас, — послышался из динамика приятный девичий голос.

О как. Неожиданно. Что ж буду импровизировать.

— Добрый день. Меня зовут Александра Петровна. Я глава боярского рода Апраксиных. Скажите, пожалуйста, повар и экономка из Суздальской военной академии ещё ищут работу?

— Минуту, сейчас сверюсь с картотекой, — в динамике что-то зашуршало.

Переступив с ноги на ногу, я поудобнее перехватила трубку.

— Александра Петровна, сожалею, но экономка уже трудоустроена, а вот повар пока свободна. Вы желаете нанять Горохову? — поинтересовалась администратор с уважением, но без подобострастия.

— Да, — я машинально кивнула невидимой собеседнице. — Сколько вам буду должна за услуги?

— Для нанимателей услуга по подбору персонала абсолютно бесплатна. Нашу работу оплачивает соискатель, — деловым тоном информировала сотрудница кадрового агентства. — Если вы желаете, прямо сейчас могу оказать вам содействие в поиске экономки. Какие у вас требования к кандидатке?

Хм-м. А я знаю? Да и так ли уж мне нужна помощница по хозяйству? На самом деле нуждаюсь только в человеке, который будет закупать продукты и готовить. Для всего остального уже есть Николай.

— Спасибо, пока воздержусь.

— Как скажете, — легко согласилась администратор.

Обсудив с девушкой все организационные вопросы, я с чувством выполненного долга попрощалась и положила трубку. Усевшись за рабочий стол, сложила пальцы домиком.

Завтра утром у меня будет повар. Дворецкий уже есть. Похоже, быт налаживается.

Дверь распахнулась. Войдя в помещение, дворецкий низко поклонился и доложил:

— Александра Петровна, к вам посетители. Господин Рыжов и господин Иволгин.

Зараза. Вот откуда взялись такие терпеливые? Придётся пообщаться.

Николай посторонился, пропуская в комнату двух статных парней. Лопоухий тушканчик тотчас сиганул на пол: куда удрал, не увидела. Поздоровавшись, юноши уселись на диване. В комнате повисла тишина. Рыжеволосый юноша мне улыбался: застенчиво, с затаённой тревогой. Его спутник вёл себя иначе. Был хмур и сосредоточен.

Ну и? Долго будем в молчанку играть?

Я откинулась на спинку кресла.

— Господа, чем обязана?

Рыжий Рыжов густо покраснел. Покосился на своего угрюмого спутника, нервно кашлянул.

— Рад вас видеть, Александра. Вы прекрасно сегодня выглядите, — просипел он взволнованно.

Да? Спорно. Но на вкус и цвет у всех фломастеры разные.

Напустив на себя строгий вид, я холодно ответила:

— Благодарю за комплимент, Виктор. Но всё же хотела бы узнать о цели вашего визита.

— Я пришёл, чтобы, — голос юноши сорвался. Превратившись в спелый помидор, он отвёл взор.

Наследник главы рода Иволгиных, неодобрительно глянул на бывшего однокурсника. И обратился ко мне:

— Александра Петровна, для меня не секрет, что беститульный дворянин Виктор Павлович Рыжов питает к вам глубокое, искреннее чувство. Доподлинно не уверен, но полагаю, Виктор явился для того, чтобы предложить вам свою руку и сердце. Что скажете?

Рыжов застыл изваянием, стремительно побледнел. До такой степени, что даже веснушки пропали.

И как это понимать? Мальчики пришли порознь и случайно столкнулись здесь нос к носу? Похоже на то.

— Предположим, что ваша догадка верна, — я заложила ногу за ногу. — Виктор — достойный молодой человек. Уверена, любая девушка с радостью согласиться составить ему пару. Однако на предложение о браке, я отвечу отказом. И не только господину Рыжову, но и всем мужчинам. Без исключения.

Рыжов смотрел на меня ошарашенно. А княжич разглядывал, как какую-то диковинку. Явно не веря, Глеб вкрадчиво поинтересовался:

— Позвольте полюбопытствовать, а в чём причина? Почему вы так категорично не желаете выходить замуж?

Да так-то я уже замужем, ещё и беременна от супруга. Местных законов не знаю, но сильно сомневаюсь, что в российской империи разрешено многомужество.

Подавив неуместный смешок, я невозмутимо ответила:

— Внутренние убеждения.

— И всё? — с нажимом уточнил наследник главы княжеского рода.

— Для меня этого более чем достаточно, — пресекла я на корню дальнейшие расспросы. — Господин Иволгин, передайте, пожалуйста, мои слова главе вашего рода. Ну а если отношение серебряной ведьмы к предложениям о замужестве получит максимальную огласку, то можете рассчитывать на дружеское расположение с моей стороны.

Выдав эту тираду, я мысленно скрестила пальцы наудачу. Глеб Иволгин сидел недвижимо, переваривая услышанное. Вдруг он широко заулыбался.

— С превеликим удовольствием, Александра Петровна. Сегодня же передам ваши слова отцу. И попрошу его о содействии в распространении информации, — заверил княжич с видимым облегчением и неожиданно заявил: — Александра, огромное вам спасибо, — я вопросительно вскинула брови. Юноша резко стал серьёзным. — Только что вы принесли покой в мою семью.

Оба-на. Князь приказал наследнику жениться на серебряной ведьме, а тот не желает? Может так, а может и иначе. Но уточнять не стану.

— Отрадно это слышать, — я нарочито медленно обвела юношей взглядом: Глеб сияет, как начищенный медяк, а вот глядя на Виктора, хочется плакать. Складывается чёткое впечатление, что у парня рухнула жизнь.

Переживёт. Все всё поняли, другие вопросы на повестке дня отсутствуют, значит пора закругляться.

Встав из-за стола, заметила, как юноши слаженно вскочили с дивана. Подойдя к двери, я невозмутимо обронила:

— Господа, приятно было с вами побеседовать, но, увы, дела не ждут.

— Прощайте, Александра, — с надрывом прошептал рыжеволосый Виктор и первым покинул кабинет.

Приложившись к моей ручке, счастливый до невозможности княжич, заверил меня в своём глубочайшем почтении. Предложив обращаться в случае необходимости, Глеб Иволгин дал свою визитку и ушёл.

Я прижалась затылком к косяку, прикрыла глаза. С княжеским родом Иволгиных вроде бы удалось наладить контакт. Взамен «ненавистного» брака, серебряная ведьма предложила их роду альтернативу — дружбу, сотрудничество. Глеб всеми руками за. Интуиция подсказывает, что и его отец не станет возражать. Журавля не поймать, а синица, вот она: уже в руках.

А вот с влюблённым Рыжовым получилось не очень красиво. Но плясать с бубном вокруг наивного, до безобразия аристократа при любом раскладе бы не стала.

В плечо вонзились острые коготки. Повернув голову, увидела свою лопоухую прелесть.

«Або, как думаешь, Иволгины помогут справиться с наплывом женихов?»

«Возможно. Но не надейся, что рода разом прекратят тобой интересоваться».

«Жаль. Очень жаль», — печально вздохнув, я вдруг почувствовала зверский голод.

Это ещё что за новости? Недавно же кучу пирожков схомячила. Такими темпами скоро стану похожа на колобок. Впрочем, плевать на фигуру. Надо что-нибудь срочно съесть.

Я вышла из кабинета и отправилась на кухню.

* * *

Десятью минутами ранее

Лучась от счастья, как натёртый самовар, княжич Иволгин шёл через холл особняка Апраксиных. Душа юноши пела.

«Белоснежка была искренна. Наш родовой артефакт не обмануть. Она реально не пойдёт ни за кого замуж! Внутренние убеждения. Кто бы мог подумать», — юноша удивлённо качнул головой.

Не по собственной инициативе Глеб пришёл сегодня к серебряной ведьме. Отец настоял. Прекрасно зная, что сердце сына давно не свободно, а чувства взаимны, князь отдал приказ: заинтересовать боярышню Апраксину и склонить девушку к браку.

«Спасибо, Белоснежка. Ты мне жизнь спасла. Век буду помнить», — думал княжич, выходя из дома.

Остановившись на террасе, аристократ вдохнул полной грудью холодный воздух. Одёрнув рукав пальто, спрятал родовой артефакт и сбежал по ступеням. Направляясь к своей машине, парень беспрестанно улыбался.

Сев за руль роскошной машины, Глеб завёл двигатель, неспешно поехал к выезду с территории особняка. Заметив торопливо шагающего по дороге Рыжова, неодобрительно поморщился.

«Вот же балбес. На что надеялся? Апраксина — серебряная ведьма, глава боярского рода. Да к этой девушке уже очередь выстроилась из представителей уважаемых, древних родов! Неужели не понимает, что у него нищего, нетитулованного дворянина изначально не было ни единого шанса? Жаль дурака».

Поравнявшись с бывшим одногруппником, княжич опустил стекло:

— Давай подвезу, — предложил миролюбиво.

— Сам дойду, — не сбавляя шага, зло бросил Виктор.

— Стоять! — рявкнул Глеб, нажимая на тормоз. Несговорчивый собеседник замер. — Садись в машину, — скомандовал княжич.

Поколебавшись, Рыжов уселся на переднее сиденье. Автомобиль тронулся с места. Выехав из арки, Иволгин спросил:

— Тебе куда?

— На железнодорожный вокзал, — пробормотал рыжеволосый воздушник.

— А вещи?

— Там уже. В камере хранения.

— Предусмотрительно, — Глеб усмехнулся. Повернув направо, автомобиль помчался по городу. — Ты не злись на меня. Помочь хотел.

— Помог не то слово. Я себя чувствовал полным идиотом, — Виктор отчётливо скрипнул зубами.

— Выдохни. Кто ты, а кто она. Разницу чувствуешь?

Виктор покраснел, что-то неразборчиво пробормотал под нос.

— Слушай и запоминай, — потребовал княжич. — Серебряная ведьма нужна моему роду, — он сделал акцент на фразе. — Александра дала понять, что готова к сотрудничеству. Терять расположение этой девушки в мои планы не входит. Если вдруг пожелаешь трепать её доброе имя или начнёшь пакостить, не обижайся. Живьём закопаем. Понятно изъясняюсь?

— С чего ты взял, что я стану порочить её честь? — проигнорировав угрозу, искренне возмутился Рыжов. — И в мыслях такого не было! Ты за кого меня принимаешь⁈

— Повторюсь: выдохни. Плохо, я про тебя не думаю. Просто на всякий случай предупредил, — княжич помолчал, ровным тоном заметил: — Александра не хочет выходить замуж. Вообще не хочет.

— Я это понял, — прошелестел вновь поникший Рыжов. — Но сердцу не прикажешь.

«Не прикажешь, это точно, — подумал Глеб Иволгин. — Но серебряная ведьма уж точно не для тебя, — княжич ненароком, прикоснулся к родовому артефакту: тот безмолвствовал. — Хорошо, что ты разумен и действительно вредить ей не станешь».

* * *

Вечер. Москва. Кремль

Утратив счёт времени, император России стоял под душем. Упругие струи били по затылку, стекали по его широким плечам. Вода несла облегчение: накопившаяся моральная усталость, пусть медленно, но уходила.

Министры ежедневно сообщали государю о серьёзных проблемах. Причём во всех сферах. А от тех новостей, которые приносил трудолюбивый начальник тайной канцелярии, на душе Дмитрия скребли кошки. С того момента, как стал императором, какая-то гнида настраивает дворян против самодержца. И вычислить эту падлу, увы, пока удавалось.

Прокручивая сегодняшний день в голове, Дима понимал, что мысли то и дело соскальзывают на супругу.

«Говорить ей правду или нет? Любимая женщина носит под сердцем ребёнка. Моего ребёнка. Я обязан оберегать жену от лишних тревог. Её помощь в осуществлении плана не требуется. Нарышкин с его людьми справятся сами, — Рюрикович упёрся ладонями о кафель. Наклонил голову, подставляя шею под горячую воду. — Всё так. Но Саша отнюдь не глупая девочка. Что, если сама догадается? Что тогда? Придёт к выводу, что использовал её. И всё, хорошему отношению можно помахать ручкой. А о любви не стоит и мечтать. Не простит. Никогда».

Желваки ходуном заходили на скулах мужчины. Он сердито крутанул краны. Включив воду, взял полотенце. Вытираясь, распорядился:

— Домовые, в спальню походную униформу и обувь государя.

Бросив влажную ткань в корзину, некромант надел свежее бельё и вышел из ванной. Заметив на кровати униформу, одобрительно улыбнулся, глянул на настенные часы: до встречи с юристом осталось чуть меньше часа.

Понимая, что стоит поторопиться, Дмитрий подошёл к постели, быстро облачился в удобную одежду. Особой необходимости одеваться по-походному не было. Разве что реализовать желание надеть что-то неброское, неэлегантное. Изысканная, стильная одежда составляющая гардероб государя, уже успела надоесть некроманту до оскомины. Ну и заодно не помешает сбить с толка излишне догадливого друга. В таком наряде к возлюбленной не пойдёшь. А вот для ночной вылазки самое оно.

Присев на край широкого ложа, Рюрикович принялся шнуровать высокие ботинки. Шелест открываемой двери отвлёк от занятия. Застыв на миг, самодержец вновь взялся за шнурки. Не глядя на вошедшего, поинтересовался:

— Какие новости, Макс?

— Звонил Алексей Владимирович, — приблизившись, бодро отрапортовал верный товарищ. — Просил тебе передать, что поселился в своей квартире на Патриарших. Ближайшее время покидать Москву не планирует. А ещё, что ты неблагодарный, ну и далее по тексту. Озвучить?

— Спасибо, обойдусь, — буркнул некромант, завязывая шнурок в крепкий бантик.

— Дим, а что у нас не так с Анатолием Фёдоровичем Кони?

Его величество обернулся. Увидев в руках Воеводина досье на адвоката, мысленно стукнул себя по лбу.

Зачем я документы сюда притащил⁈ Совсем замотался.

Проигнорировав вопрос, Дмитрий попросил:

— Отнеси папку в мой кабинет и запри в сейфе.

— Слушаюсь, ваше величество, — сухо ответил Максим. Вытянувшись по стойке смирно, поинтересовался: — Ещё будут какие-нибудь указания?

— Да не злись ты, — государь поморщился. Поднявшись с кровати, подошёл к Максиму, веско произнёс: — Я верю тебе, как себе самому. Ты увешан артефактами от ментального воздействия. Их сложно, но можно взломать и залезть в твою голову. Печать молчания, как на Нарышкина накладывать не стану. Даже не проси. Должен же понимать, что с нею шансов выжить у тебя не будет. Так что побудь пока в неведенье.

— Становишься параноиком, государь, — глубокомысленно изрёк Воеводин.

— Не мы такие, жизнь такая, — отшутился Рюрикович.

— Куда собрался в таком виде, можно не спрашивать?

Государь хлопнул верного товарища по плечу.

— Самое позднее вернусь утром. Если кому-то понадоблюсь, что делать, знаешь.

— Знаю, — со вздохом согласился Воеводин.

Начертав в воздухе символы, Дмитрий открыл туманный тоннель и направился к зеленоватой дымке.

— Оберегает меня, как юную деву, — долетел в спину некроманта недовольный голос воина.

«Не тебя, друг, а жену. Ты идёшь прицепом», — подумал Димитрий Иоаннович, исчезая в портале.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 4

Ритмично тикали часы. Я сидела за кухонным столом и с мрачным видом жевала. На сей раз сыр с мёдом. С тех пор как на улице стемнело, со мной творилось что-то необъяснимое.

Нет, мне не хотелось продегустировать землю, или погрызть штукатурку. Просто очень хотела есть. Зверский аппетит не уняли ни яблоки, ни семь расстегаев с мясом. Понадеявшись, что нормальная еда поможет, превзошла в кулинарии саму себя: приготовила и первое, и второе. Но не тут-то было. После глубокой тарелки наваристого борща со сметаной и жареной картошки с мясом, мой голод остался при мне.

Хотела бы думать, что с едой что-то не так. Да вот только ужинали-то мы с Николаем вместе. Тот поначалу отказывался, уверял, что негоже слугам сидеть за одним столом с господами. Сумела переубедить. В итоге час назад сытый и довольный дворецкий ушёл ночевать в домик прислуги.

Закрыв за стариком входную дверь на новенький ключ, я вернулась на кухню и совершила конкретный набег на холодильник. Наелась до отвала! Однако пятнадцать минут назад живот вновь жалобно заурчал, и опять пришлось есть.

Это какой-то дурдом.

Отрезая очередной кусок от сыра, я угрюмо спросила Або:

«У всех беременных одарённых такая безумная тяга к еде?»

Наблюдающий за мной со спинки стула тушканчик, пошевелил громадными ушами. И внезапно признался:

«Нет. И что с тобой происходит, пока не могу понять».

Великолепно. Похоже, опять во что-то вляпалась.

Щедро обмакнув шмат сыра в мёд, запихала в рот целиком. Старательно пережёвывая, я скрестила руки на груди, нахмурилась. Дурное предчувствие активизировалось, в голову полезли плохие мысли.

— Приятного аппетита, — послышался знакомый бархатистый голос.

Резко обернулась: Рюрикович стоял в дверях. Высокий, статный и, надо признать, чертовски привлекательный.

Почему он одет как спецназовец? Ему так удобно или другая причина?

Кивнув вместо приветствия, я быстренько дожевала-проглотила. Глотнув воды из стакана, повернулась к усевшемуся на стул некроманту.

— Вкусно? — указав смеющимися глазами на мою еду, Дима подпёр щеку кулаком.

— Сойдёт. Но есть уже надоело, — ответив, я не сдержала обречённого вздоха и в который раз потянулась за ножом.

— Ты стала постоянно испытывать голод? — ошарашил вопросом некромант.

Я стремительно повернулась к Рюриковичу.

— Ты знаешь, что со мной?

— Давай, кое-что проверим, — уклонился от ответа его величество.

С невозмутимым видом забрав у меня колюще-режущее оружие, ловко пересадил к себе на колени. Почувствовав, как сильная ладонь скользнула на живот, замерла. В кухне повисла тишина. Я абсолютно не понимала, что затеял Димитрий Иоаннович.

Ну и? Что всё это значит?

Уговорив саму себя подождать с расспросами, я устроилась на коленях поудобнее, положила голову на грудь мужа. Тот пах чем-то непонятным и очень приятным. Самым наглым образом наслаждаясь ароматом, вдруг обнаружила — зверский аппетит пропал.

— Как ты это сделал? Я больше не хочу есть. Совсем, — ошарашенно уставилась на Рюриковича.

— Значит, сработало, — Император России легонько коснулся губами моих, прижал к себе покрепче. Не отнимая руки от живота, тихо заговорил:

— Полгода назад я начал утрачивать то, что человека делает человеком — эмоции. Хотел хоть как-то оттянуть момент превращения в высшую нежить. С трудом, но вспомнил место, о котором остались самые светлые воспоминания. Оказалось, что в Угличе. Матушка часто возила меня туда в детстве, — некромант с затаённой печалью во взгляде, улыбнулся. — Погулял по знакомым тропинкам, постоял у озера. Полегчало. Перед тем как я ушёл, настоятель храма передал письмо от моей матери. Он хранил его без малого восемнадцать лет.

В голосе некроманта было столько любви и нежности к собственной матери, что у меня ком встал в горле. Не желая невольно разрушить эту непривычную атмосферу откровения, я сидела недвижимо, боясь шелохнуться.

— Честно признаться, тогда не понял для чего мне информация о том, как протекала беременность матери. Но сейчас всё встало на свои места. Мать надеялась, что сумею выжить и, если вдруг выберу в спутницы жизни ведьму, смогу помочь беременной жене.

Что⁈

Я настолько растерялась, что была способна, лишь хлопать ресницами.

— Ведьмы вынашивают ребёнка шесть месяцев. Так же, как и другие дети одарённых, я родился спустя полгода, после первой брачной ночи родителей. Но от императора ведьма понесла не сразу. Её беременность длилась не двадцать шесть недель, а девять.

— Как у собак, — пробормотала я изумлённо.

— Или как у волков, — Дима хмыкнул. — С момента зачатия и вплоть до родов мать испытывала зверский голод. Ела без конца, но не помогало. И лишь когда брала чужую жизненную силу, ей становилось пусть немного, но легче.

Услышанное с трудом укладывалось в голове. Выходит, прямо сейчас Дмитрий влил в меня свою жизненную силу. Пусть так, но в отличие от императрицы Марии Фёдоровны я сейчас абсолютно не хочу есть. Даже больше, ощущаю себя обожравшимся пеликаном.

— Не сходится. Во-первых, я забеременела сразу. А во-вторых, у твоей матушки голод оставался, а у меня его уже нет. Совсем.

Дима мазнул губами по щеке, уткнулся носом в мои волосы. Спустя пару мгновений спокойно сообщил:

— Думаю, не ошибусь, предположив, что наш малыш, не подтверждение моей мужской силы, а итог ритуала обмена силой. Что касается, второго возражения. Я сейчас напрямую передавал жизненную силу не тебе, а ребёнку. Императрица подозревала, что это единственный способ избавиться от мучений. Но пересилить себя и обратиться за помощью к ненавистному супругу она так и не смогла.

Бедная женщина. Всё оказалось ещё хуже, чем я думала.

Непрошеная слеза скатилась по щеке. Я рвано вздохнула и неожиданно разревелась белугой. Его величество ласково поглаживал меня по голове, шёпотом признавался в любви и говорил всякие милые глупости.

Кое-как успокоившись, я лежала на груди мужа и хлюпала опухшим носом.

— До прихода адвоката осталось пятнадцать минут, — напомнил государь, прижимая меня к себе. — Саша, скажу честно. Мне будет гораздо спокойнее, если примешь моё предложение. Позволь увезти тебя подальше от людей. И лучше это сделать прямо сейчас.

Зашибись. Казалось, мы эту тему обсудили и закрыли. Выходит, что нет.

Моментально внутренне собравшись, я отстранилась от мужа. Встав с его колен, подошла к раковине, умылась ледяной водой. Вытерев лицо чистым кухонным полотенцем, повернулась к Рюриковичу. И сдержанно произнесла:

— Времени осталось действительно мало. Продолжим говорить друг другу правду?

Дмитрий смотрел на меня неотрывно, изучающе. Внезапно он сухо сообщил:

— Средь аристократов зреет заговор против действующей власти. Моя спецслужба ищет зачинщика, но пока все усилия тщетны. Существует вероятность, что этот предводитель обиженных и угнетённых постарается «завербовать» уникальную серебряную ведьму. Как император я должен радоваться возможности поймать злодея на живца. Но как мужчина тревожусь о своей супруге. Я искренне хочу тебя защитить, — государь поднялся, подошёл ко мне. Обняв, прошептал на ухо: — Саша, мне страшно вас потерять.

Ёкарный бабай.

Закусив губу, я уткнулась лбом в плечо Дмитрия. Это признание разом расставило всё по местам. А через миг стало по-настоящему страшно. И за себя, и за ребёнка и…за мужа.

Ну да. Проще всего сегодня же удрать, спрятаться, переждать. И тут возникает вопрос: а как жить-то дальше? Насколько знаю, против тех, кто у власти постоянно плетутся интриги и заговоры. Вечно сидеть на узлах? При малейшей опасности хватать бэбика в охапку, бежать и прятаться? Да ну нахрен такую жизнь!

Подавшись назад, поймала взгляд супруга.

— Дим, мне очень приятна твоя забота и беспокойство. Прекрасно тебя понимаю, но я остаюсь.

— Почему? — хрипло выдохнул государь.

Освободившись от кольца мужских рук, я прошлась по кухне, обдумывая ответ. Машинально сжевала позабытый листик капусты. Не потому что захотелось есть, так, по инерции.

Безусловно, можно наплести с три короба. Мол, дико переживаю за мужа или воспылала праведной яростью и желаю помочь наказать заговорщика. А надо ли придумывать небылицы? Наш разговор впервые без второго дна. Раз говорим начистоту, то, может, так пусть и останется? Но не сделаю ли хуже? Вдруг разозлиться и отправит куда подальше?

Сомневаясь, поискала глазами Або. Тот обнаружился под столом в углу. Наклонившись, достала ушастика. Очевидно, чувствуя мой эмоциональный раздрай, тот посоветовал:

«Будь искренна. Начни уже доверять ему».

«Попробую».

Я встала напротив мужа, собралась с духом и призналась:

— Могла бы сказать, что решила остаться из-за тебя или из-за интересов империи. Но это будет ложью. В первую очередь остаюсь из-за себя. В той, прошлой жизни, никогда не пасовала перед трудностями. Профессиональный спорт вырабатывает характер. Слабые духом не выигрывают. Я побеждала. Не стану утверждать, что ничего не боюсь. Страшит многое. Но не иметь возможности управлять своей жизнью для меня хуже горькой редьки. Ни бежать, ни прятаться от проблем не стану. Возможно, я полная идиотка, но иначе не умею. Да и не хочу.

— Спасибо за откровенность. Нечто подобное и предполагал, — на лице его величества не дрогнул ни один мускул. — Есть то, что я должен знать до встречи с Кони?

— Вроде нет, — я неуверенно пожала плечами.

— Тогда ступай, встречай гостя. Анатолий Фёдорович поднимается на террасу.

Откуда узнал? Хотя чего это я? Магия-шмагия что б её. Когда уже, наконец, у меня появится время для обучения?

Про себя печально вздохнув, я кивнула государю и пошла прочь из кухни. Внезапно озарило воспоминание. Обернувшись, сказала не задумываясь:

— В твоей комнате, ну там, в академии, — я неопределённо махнула рукой, — видела портреты красивой женщины. Кто она?

— Моя мать, — ровным тоном ответил Дмитрий. — Когда писал её по памяти, я мог чувствовать и оставался человеком.

Очешуеть.

Развернувшись словно робот, я потопала в холл. В голове творилась сущая сумятица, а вот на сердце потеплело. Почему так? Кто ж его знает.

Громкий стук разлетелся по воздуху. Ускорившись, я направилась к входной двери.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 5

Десятью минутами ранее. Кони

Анатолий Фёдорович сидел в машине. Совсем рядом возвышался дом Апраксиных. Адвокат смотрел на белеющее в темноте старинное здание и в стотысячный раз корил самого себя:

«Хотел помочь Саше, а в итоге подставил. Идиот! Напыщенный индюк!» — злясь на себя, он сжал кулаки.

Казалось бы, после того как расстались с Александрой, прошёл не один час и даже не два. Эмоции должны были утихнуть. Но нет. Злость и вина раздирали душу практикующего юриста, не давали покоя.

На самом деле Кони знал, почему так происходит. Он ведь изначально сомневался в невиновности Ольги Павловны. И всё же, желая одержать очередную громкую победу, солгал. Не кому-то, себе. А после уверовал в собственную ложь. И вот результат.

«Графиня психически нездорова. Почему раньше не заметил? Скорее всего, она сидит на убойных препаратах. Это не оправдание. При желании мог бы догадаться. Я просто не хотел видеть».

Тяжело дыша, мужчина прижался затылком к подголовнику водительского кресла, смежил веки. Юрист понимал, на предстоящей встрече он просто обязан сохранять хладнокровие. Увы, привычные методы привести мысли в порядок помогали слабо.

«Что мешает использовать дар на себе? Ничего. Отчего раньше не вспомнил? Да потому что самодовольный болван!» — раздражённо подумал менталист.

Вдох-выдох.

Сила сорвалась с пальцев Кони, мерцающим вихрем закружилась вокруг его головы, остужая разум, успокаивая.

«Покровитель Александры очень сильный менталист. Через мою защиту от несанкционированной мыслеречи другому не пробиться. Ещё и энергию от блока на меня же направил. Изощрённое у него чувство юмора: лови сам, что другим приготовил. Досталось крепко, — Анатолий Фёдорович машинально прикоснулся к виску. — Для чего захотел встретиться? Кто он? Архимаг Фролов? Обратная волна вполне в его вкусе. Так старик давно от дел удалился. Ходят слухи, что здоровьем совсем слаб. Нет, это кто-то другой. Может, Родиков? Маловероятно. Игорь Анатольевич учёный до мозга костей. Силён, но рассеян. Очки на столе найти не в состоянии. Куда уж тут за власть бороться. Кто же это? Нет смысла гадать. Через несколько минут узна́ю», — вытянув руку, аристократ повернул ключ в зажигании. Урчащий двигатель затих.

Покинув салон автомобиля, Кони остановился у тёплого капота. Снег крупными хлопьями падал на голову, плечи мужчины. Засунув руки в карманы, Анатолий устремил взор на особняк.

«Кем бы ни был этот менталист, он знает о ненависти серебряной ведьмы к императору. И помогает ей решать проблемы с правоохранительными органами. Боюсь, покровитель Александры из тех аристократов, что недовольны новым государем. Девочка ещё не понимает, во что может влипнуть! На троне тот, кто должен быть. Революция не улучшит положение дел в России, напротив, всё станет гораздо хуже, — дворянин расправил плечи. — Пусть невольно, но я крупно подставил восемнадцатилетнюю девушку. Её ждут серьёзные неприятности. Оставлять юную главу рода один на один с проблемами — подлость. Будет она со мной иль нет, больше не имеет значения. На кону не её благосклонность, а моя честь. Если отойду в сторону перестану себя уважать».

Приняв решение, юрист глянул на наручные часы: без трёх минут десять. Уверенной походкой он направился к особняку. Взбежав по ступеням на террасу, подошёл к двери. Взявшись за ручку, дёрнул створку на себя: та не шелохнулась. Мужчина повторил попытку. Ничего не изменилось.

«Прежде боярышня не запиралась, — удивлённо отметил Анатолий Фёдорович. — Что изменилось? Боится? Вряд ли. Не желает, чтобы её покровителя случайно увидели посторонние? А вот это вполне».

Кони взялся за молоточек, громко постучал. Дверь ему открыли практически сразу.

— Добрый вечер, мы вас ждём, — вежливо поздоровалась хозяйка дома и отошла в сторону, пропуская гостя.

«Мы ждём? Значит, этот уже здесь, — молниеносно сделал вывод юрист. — Ни других машин, ни даже следов от колёс на снегу во дворе нет. Следовательно, менталист пришёл порталом. Он ещё и некромант⁈»

Привычно не дав вырваться словам наружу, Анатолий Фёдорович приложился к пальчикам боярышни.

— Здравствуйте, Александра, — любезно поздоровавшись, он заметил, как характерно припухли веки у девушки. Насторожившись, встревоженно спросил: — Вы чем-то расстроены?

А про себя сердито добавил:

«Не иначе этот гад до слёз довёл».

— Не тревожьтесь, всё в порядке, — поспешила успокоить боярышня, поглаживая лопоухого зверька.

«Расспрашивать сейчас не стоит. Пусть считает, что поверил, — обаятельно улыбнувшись, аристократ сделал вид, что изучает зверька в руках главы рода Апраксиных. — Необычный у боярышни питомец. Ещё и с собой постоянно носит. Настолько дорожит?»

— Давно хотел спросить. Это же длинноухий тушканчик?

— Верно, — с небольшой заминкой ответила Александра. — Анатолий Фёдорович, если желаете можете снять пальто и пойдёмте на кухню. Вас там ждут.

«Серьёзная встреча не в кабинете, не в гостиной, а в кухне⁈ Он настолько презирает общепринятые правила? Мало того что революционер, так ещё и нигилист? Ведьмочка, с кем же ты связалась».

Не показывая эмоций, Анатолий Фёдорович скинул верхнюю одежду. Положив пальто на диванчик, помедлил несколько мгновений и пошёл следом за девушкой. Сейчас он как никогда был собран и абсолютно уверен, что готов к любому повороту событий.

— Прошу, — Александра широким жестом предложила гостю первым зайти в кухню.

Поблагодарив хозяйку, Кони вошёл в уже хорошо знакомое помещение. Покровитель серебряной ведьмы обнаружился сразу же. Высокий, статный мужчина в чёрной униформе, стоял спиной к входу и смотрел в темноту за окном.

«Он однозначно знает, что я уже здесь. Почему не оборачивается? Решил со мной поиграть? Выдержать паузу, а после посмотреть, как отреагирую на его лицо? — аристократ мысленно поморщился. — Уж точно не удивлюсь. Таких здоровенных менталистов-некромантов средь моих знакомых нет».

Из предосторожности желая удостовериться, что перед ним не качественный фантом или мощная иллюзия, Кони незаметно скинул с пальцев сканирующую технику. Через мгновение получил ответ: живой человек.

— Ваш настрой и проявленная сейчас предусмотрительность мне импонируют, Анатолий Фёдорович. Приятно в очередной раз убедиться, что моя супруга умеет разбираться в людях, — сообщил революционер-нигилист и с грацией хищника повернулся.

Все предположения и выводы Анатолия Фёдоровича мгновенно разбились вдребезги. Потеряв дар речи, он шокировано смотрел на стоящего перед ним императора. Осознав, что челюсть сама собой поползла вниз, дворянин с усилием закрыл рот. Быстро облизнув пересохшие губы, неверяще уточнил:

— Ваше Величество?

Самодержец усмехнулся, едва заметно кивнул. Всё ещё не в силах прийти в себя, Кони заторможено наблюдал за тем, как к Рюриковичу подошла Александра. Государь нежно ей улыбнулся, заботливо убрал за ухо выпавший из причёски локон.

«Он упомянул супругу. Саша — жена императора⁈»

От потрясения челюсть мужчины снова отвисла. Но на сей раз он этого даже не заметил.

* * *

Вот бедолага-то.

Я с сочувствием смотрела на шокированного адвоката. Наконец, тот отмер: с очевидным усилием закрыл рот, опёрся ладонью о раковину.

— Дорогая, ты останешься или предпочтёшь выйти? — неожиданно уточнил самодержец. Заметив мой вопросительный взгляд, невозмутимо сообщил: — Господин Кони сейчас обнажит грудь.

Я что-то пропустила⁈

Быстро обернулась. Всё ещё бледный мужчина стоял в прежней позе.

Та-а-а-к. Галстук на месте, пуговицы на рубашке застёгнуты. Бесплатный стриптиз определённо не входит в ближайшие планы Анатолия Фёдоровича. Но Дима не стал бы сейчас бросать слова на ветер. Решил таким вот образом рассказать и мне, и юристу о том, что сейчас произойдёт? Хм-м. Значит, будет нелишним вновь подыграть мужу. Хочется верить, в этот раз обойдётся без потрясений для служителя Фемиды.

— Обнажит грудь? — повторила я удивлённым эхом и повернулась к государю. — Для чего это нужно?

Словно кроме нас на кухне никого нет, император России приобнял меня.

— Любимая, твой юрист уже обладает конфиденциальной информацией, касающейся членов императорского рода. Дальше ее будет ещё больше. В целях безопасности я поставлю на господина Кони печать молчания. Для этого ему придётся расстегнуть рубашку.

Что за печать такая? Её больно ставить? А какие последствия? Расспросить Диму? Нет, не стоит. Кони наверняка знает, о чём идёт речь, а я распишусь в полном невежестве. Позже узна́ю.

Не пытаясь уклониться от объятий супруга, я поглаживала лопоухого зверька.

— У Анатолия Фёдоровича есть возможность отказаться? — негромко спросила я о важном.

— Безусловно, — в голосе Рюриковича появились металлические нотки. — В этом случае, господина Кони придётся изолировать. Ориентировочно до того момента, как наш с тобой брак перестанет быть государственной тайной. Точнее назвать срок сейчас сложно. Разумеется, он сразу же лишится возможности представлять интересы члена императорской семьи.

М-да уж.

Я глянула на адвоката. Тот стоял навытяжку, а на лице решимость. Но догадаться, какой выбор сделал мужчина, увы, не могла.

Тем временем государь убрал руку с моей талии. И властно спросил у адвоката:

— Готовы ли вы, нетитулованный дворянин Анатолий Фёдорович Кони служить верой и правдой императорскому роду Рюриковичей?

Аристократ поклонился в пояс. А выпрямившись, уверенно заявил:

— Почту за честь, ваше величество, — выдержав короткую паузу, обратился ко мне: — Александра Петровна, позволите попросить вас о личном одолжении?

— Слушаю вас, — я замерла, даже не предполагая, чего ожидать.

Анатолий Фёдорович смущённо улыбнулся и внезапно попросил:

— Вы не могли бы оставить нас с государем наедине?

И в эту же секунду в моей голове прозвучал голос Або:

«Некромант рекомендует согласиться. Поясняю. Процедура наложения печати молчания крайне болезненна. По всей видимости, Кони не желает, чтобы ты видела его мучения».

Кабздец!

Сердце в груди учащённо забилось. Старательно контролируя эмоции, я величественно кивнула и покинула кухню. Как только вошла в холл, зверёк перебрался ко мне на плечо.

Направляясь к диванчику, раздражённо спросила ушастого друга:

«Дима же сам умеет мысленно общаться. Почему передал через тебя?» — сев рядом с пальто адвоката, я заложила ногу за ногу.

«У него подобного опыта пока ничтожно мало, — напомнила высшая сущность. — Предположу, что некромант боялся ненароком причинить тебе боль».

Понятно.

Скрестив руки на груди, мрачно спросила:

«Объясни для чего садизм? Неужели нельзя хоть как-то эту печать обезболить?»

«Нет. Печать молчания — это последовательное впаивание в тело множества рун. Затрагиваются все нервные окончания. Если использовать обезболивание, то вместо верного помощника получишь безмозглого идиота».

Уф-ф-ф.

Переживая за юриста, я нервно потёрла ладони друг о друга. Глубоко вздохнула, успокаиваясь.

«Почему нельзя было просто взять с Кони клятву? К чему такие сложности?»

«Как и любые другие одарённые, менталисты способны давать магические обеты. Но вот верить им или нет большой вопрос, — огорошил тушканчик и пояснил: — Одарённые с ментальным даром способны обходить любые клятвы, кроме печати молчания».

Озадаченно хмыкнув, я отчего-то вспомнила про графиню Троекурову.

«А в суде от менталистов требуют клятву говорить только правду?»

«Нет. Так же их не проверяют на артефактах правды. Бессмысленно».

Пальто Анатолия Фёдоровича сползло с подлокотника. Встав, я аккуратно положила верхнюю одежду мужчины на прежнее место. Пройдясь по холлу, переставила вазочку на столике.

«Або, скажи, чем отличается печать молчания от магической клятвы?»

«В основном последствиями: после активации печати разум Кони будет полностью открыт для некроманта, а после смерти адвоката его душа растворится без следа. Это один из элементов безопасности. Раз нет духа, то и призвать его невозможно. С клятвой проще. Нарушил — понёс наказание. Мера ответственности — вплоть до физической гибели тела. Но душа в любом случае отправляется на перерождение».

«А снять печать можно? Ну, когда необходимость сохранять тайну отпадёт?»

«Технически — да. Но на практике этого не делают. Тебе не стоит жалеть юриста. Он принял осознанное решение. Выгода, которую может получить в этой жизни, для него гораздо более привлекательна, чем вероятность когда-нибудь родиться вновь: не исключено, что и не человеком. У высших сил своеобразное чувство юмора, — ушастик замолчал, а через несколько минут предложил: — Иди на кухню. Некромант зовёт».

* * *

За пять минут до этого. Дмитрий

Нанеся последний символ, Рюрикович понаблюдал, как золотистое свечение впитывается в кожу на груди мужчины.

— Мы закончили, — сухо бросил государь и сел за кухонный стол.

Украдкой смахнув пот со лба, измученный болью адвокат начал застёгивать пуговицы. Получалось плохо: пальцы дрожали, не слушались. Устремив взор во тьму за окном, Дмитрий прокручивал в голове всё то, что узнал из памяти дворянина. Император намеренно глубоко не полез в разум менталиста. Взял только то, что касалось серебряной ведьмы.

«Кони прав, называя себя идиотом. На пустом месте подставил Сашу. Да и я не лучше. Ничего же не стоило навесить на жену дополнительную защиту», — сердясь, думал некромант.

Воюя с упрямыми пуговицами, Анатолий Фёдорович встревоженно поглядывал на самодержца. Не выдержав, начал оправдываться:

— Владыка, мой разум для вас полностью открыт. Поверьте, я не желал для Александры Петровны дурного.

— Знаю, — холодно бросил некромант и посмотрел на юриста: тот уже застегнулся и пытался затянуть галстук. — Нанести физический вред Александре графиня Троекурова действительно не сможет. А вот репутационный — вполне.

— Ваше величество, я не понимаю, — признался озадаченный Кони. — Разве только… — недоговорив, он замер с рукой у шеи.

— Садитесь, — не предложил, но приказал Димитрий Иоаннович. Как только беститульный дворянин сел, невозмутимо подытожил: — Ваша догадка верна. Саша носит моего ребёнка.

Лицо амбициозного аристократа окаменело.

— Это всё в корне меняет, — прошептал он на грани слышимости. Помолчав, с тревогой заметил: — Государь, не мне вам говорить, что в империи неспокойно. Оптимальное решение — сиюминутно спрятать вашу супругу подальше от людских глаз.

— Нет. И это не обсуждается, — отрезал Димитрий Иоаннович. — Жду иных предложений.

Меж бровей теперь уже личного юриста императорской семьи пролегли две глубоких складки. В воздухе повисла напряжённая тишина.

«Або, передай Саше, что я прошу её вернуться», — мысленно распорядился некромант.

Спустя несколько минут в кухню тихо вошла хозяйка дома. Лопоухий тушканчик уже так привычно сидел у неё на плече. Усевшись за стол, серебряная ведьма, обведя взглядом молчаливых мужчин, ровным тоном поинтересовалась:

— Что у нас плохого?

— Нет ничего такого, что нельзя решить, —невозмутимо ответил Рюрикович.

Спрятав правую ладошку девушки меж своих, прикрыл веки. Откликаясь на силу императора, обручальное кольцо потеплело. Создав и активировав новый защитный контур, император России сообщил:

— Дорогая, несанкционированных заборов крови у тебя больше не будет.

— Хорошая новость. И от комаров поможет? — Саша мило улыбнулась.

«Плутовка. Одновременно разряжает гнетущую атмосферу и даёт понять юристу, что ненависти ко мне не испытывает», — моментально догадался Дмитрий.

Делая вид, что не замечает изучающий взгляд Кони, государь озорно подмигнул супруге.

— По логике должно работать и против насекомых. Сейчас не проверить, зима на дворе. Как тепло настанет — тогда и выясним. Знаю я одно место, где эти кровососы лютуют, — многозначительно пошевелив бровями, некромант коснулся губами пальцев возлюбленной.

— Нет уж, к таким кровососам без меня, — Александра негромко рассмеялась.

«Прямо сейчас схватить её в охапку и утащить куда подальше! — жгучее желание защитить любимую полыхнуло в разуме мужчины. Погасив эмоции на корню, Дима про себя горько хмыкнул: — Размечтался. Жена категорически не желает уезжать. А брак без взаимного уважения — полная хрень».

Отпустив руку супруги, император пристально посмотрел на юриста. Тот поспешно отвёл глаза.

«Выводы он сделал. Конечно, вскользь, при случае поинтересуется у Саши, но это уже не столь важно. Главное уже знает: вражды меж императорской четой нет».

— Анатолий Фёдорович, пока вы думаете о Троекуровой, — Дмитрий перешёл на деловой тон, — введу в курс других насущных проблем. Имеются обоснованные подозрения, что человек, который настраивает дворянство против действующей власти, постарается «завербовать» серебряную ведьму. В ближайшие два месяца вам предстоит сопровождать Александру на все встречи. Слушаете, смотрите, анализируете. Если возникают хоть малейшие подозрения — сразу же сообщаете мне. Разумеется, ваше время будет оплачено.

Внимательно слушающий адвокат встрепенулся:

— Ваше величество, не стоит, — начал говорить, но закончить не успел.

Император оборвал его речь властным жестом, поморщился.

— Прекращайте. И впредь не желаю слышать подобное. Что касается графини Троекуровой, — Димитрий Иоаннович побарабанил пальцами по столешнице. — Необходимо срочно выяснить: действовала она по собственной инициативе или нет. Если второе, то исчезновение Ольги Павловны после обеда с серебряной ведьмой неизбежно насторожит подельников графини. Так же необходимо учитывать, что допрос психически нездоровой менталистки, скорее всего, не увенчается успехом. Анатолий Фёдорович, у вас уже есть идеи?

— Пока нет, — с досадой признался служитель Фемиды.

— Саша, что ты скажешь?

— Кажется, я придумала, — задумчиво откликнулась серебряная ведьма и поинтересовалась: — Во Владимире есть психиатрическая больница?

— Да. На Большой Нижегородской, — уверенно ответил адвокат.

— Чудесно, — Александра неожиданно зловеще ухмыльнулась.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 6

— Расскажи, что придумала, — предложил император, устраиваясь на жёстком стуле поудобнее.

Юрист не шелохнулся, однако смотрел на меня очень внимательно.

— Для начала хочу кое-что уточнить. Дорогой, господин Кони уже знает? — я намеренно недоговорила.

— Да. О твоей беременности он осведомлен, — с теплотой ответил мой венценосный супруг.

Сняв с плеча грызуна, я посадила его на столешницу. Расправив уши-локаторы словно паруса, Або обвил тельце длинным хвостом.

— А о нём? — я для наглядности указала пальцем на зверька.

Государь отрицательно покачал головой и спрятал улыбку. Я чинно сложила перед собой руки. Заранее сочувствуя юристу, мягко заговорила:

— Анатолий Фёдорович, понимаю, что сегодняшний день, да и вечер выдались для вас эмоционально насыщенными, однако буквально час назад вы интересовались моим зверьком. Я не солгала, но и всей правды не сказала. Внешне это действительно длинноухий тушканчик. Но по сути — гость из другого мира, высшая сущность. Прежде его величали привратником или хранителем суздальской военной академии. А теперь он мой друг, наставник и носит имя Або.

Аристократ слегка побледнел, нервно поправил узел галстука.

— Это вечер определённо надолго запомню, — пробурчал мужчина себе под нос.

Так-то да. Мы сегодня с Рюриковичем в ударе.

— Ты же сможешь сделать реалистичный фантом скоропостижно скончавшегося графа Троекурова? — как будто невзначай уточнила я у мужа.

— Запросто, — взгляд Дмитрия стал серьёзным.

Согласится или нет? Я бы на его месте покрутила пальцем у виска и не пустила.

Собравшись с духом, я невозмутимо предложила:

— А теперь предлагаю перейти к решению проблемы, возникшей после званого обеда. Графиня обладает образцом моей крови. Да, это крайне неприятно, но по факту ничего ужасного. Моя беременность совсем скоро перестанет быть тайной. И перемывать мне кости в любом случае будут. Днём раньше или позже особого значения не имеет. Однако, как справедливо заметил Дмитрий, нам важно знать, есть ли у госпожи Троекуровой сообщники. Поэтому предлагаю: сегодня же ночью явиться к Ольге Павловне домой; напугать её до одури живописным фантомом безвинно убиенного супруга; узнать всё, что требуется, и отправить порталом в лечебницу, где её встретят с распростёртыми объятиями санитары, — я угрожающе прищурилась и веско припечатала: — Этой женщине в психиатрической больнице самое место.

В кухне повисла тишина. Покосившись на молчаливого императора, Анатолий Фёдорович пощупал узел галстука.

— Александра Петровна, ваше предложение выходит за рамки привычных решений. Но должен признать, идея вполне жизнеспособна, — осторожно подметил адвокат. Помолчав, с досадой отметил: — Мои способности ограничиваются чтением мыслей. Даже мизерное внушение, увы, неподвластно. На умы людей я способен воздействовать исключительно даром красноречия. И, честно признаться, пока не могу понять, какую роль отводите мне.

— Никакую, — сдержанно заявила я и мысленно скрестила пальцы наудачу. Всё максимально просто. Або обработает врачей, Димитрий Иоаннович сделает фантома. Остальное — моя забота.

Кони промолчал, остро глянул на императора.

— Саша, ты серьёзно думаешь, что я тебя отпущу? — холодно осведомился некромант.

Вот и приехали. Димитрий Иоаннович ничего не сказал против самого плана. А это значит в целом одобряет. Раз так, то запросто пошлёт сотрудников спецслужбы претворять мою задумку в жизнь. Уверена, у них получится. Но всё же…

Эта змеюка подколодная конкретно унизила меня. Она меня пыталась накормить отравой. Меня колола в попу непонятно чем и украла кровь. Да в конце-то концов, она меня собиралась посадить на поводок как домашнюю зверушку! Разве этого недостаточно, чтобы хоть немного, но лично отмстить?

Я плотно сжала губы. Посидев — подумав, тихо попросила:

— Постарайся понять. Не могу не идти.

— Я тебя услышал, — Дмитрий накрыл своей ладонью мою и властно заявил: — Без меня, разумеется, никуда не пойдёшь. Вносим поправки в твой замысел: я сольюсь с фантомом графа, на тебя накину технику скрыта. Никого из нас Ольга Павловна не увидит и не опознает.

— Дима, ты чудо, — только и смогла выдохнуть.

— Рад это слышать, — всерьёз заявил некромант. Неожиданно поднявшись, он сообщил вскочившему следом юристу: — Завтра утром созвонитесь с Александрой, обсудите с ней деловые вопросы и предстоящие встречи. А сейчас нам с вами пора расстаться.

Ничуть не возражаю. Адвокату и правда пора отдохнуть.

Встав со стула, я вежливо сказала:

— Всего доброго, Анатолий Фёдорович. Завтра в десять жду вашего звонка.

— Всенепременно, — искренне заверил мужчина.

Низко поклонившись, дворянин с безупречной вежливостью попрощался. Попросив не беспокоиться и его не провожать, быстро покинул кухню. Спустя несколько минут долетел едва слышный звук захлопнувшейся двери.

— Домовые, закрыть входную дверь на ключ, — громко приказала я.

Как-то совсем незаметно обняв, Дмитрий шепнул на ухо:

— Представляешь, Кони окончательно уверовал, что ты из меня верёвки вьёшь.

Я обаятельно улыбнулась, неожиданно для самой себя проворковала:

— А разве я вью?

— Думаю, стоит тебе сказать. Как любой нормальный мужчина, я хочу холить, лелеять и баловать свою любимую, беременную жену. Но желания супруги буду удовлетворять ровно до тех пор, пока они не идут вразрез с моими убеждениями. Что касается сегодняшней авантюры: рядом со мной тебе ничего не грозит. Почему бы и не нанести совместный визит к госпоже Троекуровой, — покрепче прижав к себе, некромант коснулся губами моего виска.

Не поняла. Это что сейчас было? Превентивные меры, чтобы ненароком не перепутала матёрого тигра с котёнком? Похоже на то.

Переваривая услышанное, я внезапно осознала, что некромант раскрывается, предоставляет возможность его узнать: без домыслов и без прикрас.

— Если хотим всё сделать сегодня, то пора начинать. Уже двенадцать ночи. Самое время, — невозмутимо напомнил Димитрий, выпуская из объятий.

Я кивнула. Ну всё, кикимора болотная. Мы идём тебя наказывать.

«Трёхконтурную связь между нами держу. При желании даже в моё отсутствие сможете общаться мысленно. Я в больницу, — неожиданно прозвучал в голове голос высшей сущности. — Через двадцать минут вернусь».

Не успела и глазом моргнуть, как зверёк исчез со стола. И как раньше без моей умной, лопоухой прелести жила? Тепло улыбнувшись, я вопросительно посмотрела на императора.

— Пойдём в холл, — предложил его величество. Взяв меня за руку, вывел из кухни. Усадив на диванчик, Димитрий отошёл, сосредоточился, а через миг начал творить.

Уверенными, отточенными движениями, он разноцветными сгустками энергии создавал фантом графа Троекурова. Если точнее: рисовал. Правда, кистью Рюриковичу служил указательный палец, а краски заменяла сила, но это не столь важно.

Творцу, конечно, виднее. Но почему начал с ног? И где носки? Граф любил щеголять без них?

Я озадаченно смотрела на пол: из белоснежных шикарных туфель торчали культи голых мужских щиколоток. Стало жутко интересно, куда подевались носки, однако решила спросить позже.

— Существует два способа построения фантома, оба разработаны на основе многомерной геометрии, — начал объяснять Дмитрий, тщательно прорисовывая брюки на бёдрах мужчины. — Первый метод: одарённый использует уже готовые схемы конструктов и одномоментно напитывает их силой. Второй метод сложнее, но гораздо реалистичнее. И позволяет добиться идеального сходства с копируемым объектом. Но прежде чем использовать такой приём, одарённый обязан научиться хорошо рисовать. Иначе ничего не выйдет.

Как же всё не просто с магией-то.

— Спасибо. Запомню, — пробормотала я, внимательно рассматривая фигуру грузного мужчины в светлом летнем костюме.

Он же совсем как настоящий. Только без носков и пока без головы. Оставил сложное напоследок?

Работая над лицом, некромант заслонил от меня фантом и неожиданно уточнил:

— От вида крови тебя точно не станет плохо?

Раньше не тошнило. Как сейчас не знаю.

— Не должно, — я неуверенно пожала плечами. Не в силах сдержать любопытства спросила: — Дима, а почему фантом без носков?

— Столичные щёголи в тёплое время года предпочитают дома не носить этот элемент одежды. Мода такая, — невозмутимо пояснил государь, не прекращая своего занятия.

Понятно. Одним вопросом стало меньше.

— А как графиня убила мужа?

— Воткнула столовый нож в глаз. Принимай работу. Ты хотела живописный фантом, — напомнил некромант и шагнул в сторону.

Зрелище оказалось действительно не для слабонервных. Но у меня не то что страха, даже тошноты не возникло. Видимо, помог опыт общения с толпой разлагающихся, вонючих зомби. На их фоне окровавленный бородатый мужик с торчащей из левой глазницы рукоятью ножа, выглядел вполне нормально.

Оглядев с ног до головы жертву графини, я озадаченно нахмурилась.

Вот как миниатюрная женщина умудрилась укокошить такого здоровенного медведя? Он что лежал и терпеливо ждал, пока супруга собиралась его прикончить?

Самодержец подошёл, уселся на диван рядом со мной.

— Полицейские воспроизвели картину убийства, — сообщил он будничным тоном. — По мнению дознавателей, граф сидел за обеденным столом, ужинал вместе с женой. Графиня встала со своего места, подошла к нему сзади. Наклонившись на уровень лица, одной рукой обняла мужа за шею, взяла его собственный нож и вонзила в глаз.

— А слуги?

— Троекуров отпустил их всех на ночь: планировал провести романтический вечер с женой. Ранним утром дворецкий обнаружил бездыханное тело хозяина на полу в столовой. Он же известил о трагедии остальных слуг. Пока мужчина вызывал полицию, горничные с трудом разбудили Ольгу Павловну. Предупреждая твои дальнейшие вопросы, скажу: в дом никто из посторонних проникнуть не мог. А вот мотив у графини имелся. Во время следствия обнаружена интимная связь графа с замужней княгиней. На момент смерти Троекурова его любовница носила ребёнка. Сейчас уже ясно, что от своего мужа, но тогда это был большой вопрос, — Его Величество хмыкнул и добавил: — Об измене супруга Ольга Павловна ничего не знала. Юрист в этом не сомневается.

У меня волосы встали дыбом. За что она тогда мужа грохнула? Чихнул за столом? Не так посмотрел? Графиня, конечно, неадекватная и змеюка редкостная, но как она могла после убийства пойти спать? Ещё и труп оставила валяться на полу. Это какой надо быть психопаткой⁈

— Эту ненормальную разве не водили на психическую экспертизу?

— Нет, — обронил государь. — Ольга Павловна отказалась. Должен отметить, ты выбрала одного из лучших юристов империи. Кони в том деле настолько виртуозно отработал, что графиню не только оправдали присяжные, но и после дополнительного расследования смерть её мужа переквалифицировали в самоубийство.

— Да ладно, — не поверила я.

— Тем не менее это так. Анатолий Фёдорович прицепился к тому, что на орудие убийства обнаружены чёткие отпечатки пальцев лишь одного человека — графа. — Рюрикович потер пальцами лоб, задумчиво сообщил: — Наверное, стоит внести изменения в уголовно-процессуальный кодекс. И дать суду право направлять обвиняемых на принудительную психиатрическую экспертизу. Как считаешь?

— Считаю, что это очень здравая мысль, — я хмуро смотрела на супруга.

«Откуда Дима так хорошо знает, как выглядел граф и нюансы давнего дела?» — по привычке спросила ушастого всезнайку.

Некромант неожиданно подмигнул, притянув меня к себе, легонько поцеловал. Глядя в глаза, ответил, не размыкая губ:

«У меня прямой доступ к памяти юриста. Наш мозг хранит абсолютно всё, что мы когда-либо видели или слышали. Информация никуда не исчезает».

Ага. Только никак не находится, когда нужна. Вот как умудрилась позабыть, что Або настроил трёхстороннюю связь?

Острые коготки вонзились в плечо. Быстро повернув голову, я увидела непонятно откуда взявшегося тушканчика.

«Врачи и санитары подготовлены», — отрапортовала высшая сущность.

— Выдвигаемся, — распорядился Дмитрий, поднимаясь и увлекая меня за собой.

* * *

Туманный тоннель призывно мерцал насыщенно-изумрудным светом. Не спеша заходить в портал, здоровенный бородатый мужик с ножом в глазу сухо поинтересовался:

«Ушастый, как у Саши со сканированием?»

«Никак. Времени на учёбу нет», — чётко отрапортовал тушканчик и не больно вцепился коготками в моё плечо.

Так-то да. Учиться некогда.

Я с досадой поморщилась, признавая правоту наставника. В последний раз осмотрев внушительную фигуру фантома, удостоверилась, что разглядеть спрятавшегося внутри императора действительно невозможно.

«Дим, а мы с Або точно невидимы?» — я с сомнением глянула на свою руку: видела её превосходно.

«Точнее не бывает, — абсолютно спокойно подтвердил государь. — Лопоухий, снимаешь магические поводки с прислуги, ищи в их памяти информацию с кем хозяйка обсуждала серебряную ведьму. По мере возможности отслеживаешь физическое и эмоциональное состояние графини. Саша, от меня больше чем на пять метров не отходить: невидимость слетит. Я солирую. Ты подключаешься к игре, когда посчитаешь нужным».

«Принято».

Грузная мужская фигура шагнула к шевелящейся призрачной дымке и исчезла. Не задерживаясь, я отправилась следом. Как только встала рядом с «Троекуровым» портал схлопнулся. Застыв, я напряжённо наблюдала за тем, как пляшут зеленоватые блики по спине склонившейся над столом графини.

«Не заметила», — констатировала высшая сущность.

«Работаем», — бросил некромант.

Ступая поразительно бесшумно, невинно убиенный граф, подошёл к графине.

— Я пришёл за тобой, — прогудел зловещим басом фантом и положил руку на плечо женщины.

Та вздрогнула, оцепенела.

«Уровень кортизола повысился», — тотчас доложил Або.

Медленно-медленно Ольга Павловна повернулась на стуле. Кровь стремительно отлила от лица.

Самое время усилить эффект. Бойся!

Кровожадно ухмыльнувшись, я выкинула руку вперёд. Сорвавшаяся с пальцев сила ведьмы, влетела в грудь Ольги Павловны. Не в силах даже моргнуть, женщина с животным ужасом смотрела на мужа, вернувшегося с того света.

— Я пришёл за тобой, — не меняя тона повторил «Троекуров».

— К-к-костя, п-пощади, — заикаясь выдохнула насмерть перепуганная менталистка. Отклоняясь назад, она пошатнулась и вместе со стулом шлёпнулась на пол.

Молниеносно наклонившись, фантом схватил женщину за плечи, рывком поставил на ноги. Не отпуская, уставился на свою убийцу.

Побледнев до синевы, дворянка прохрипела:

— Это была ошибка. Не хотела причинять тебе вреда. Я могу всё изменить.

— Ты⁈ — «Троекуров» рыкнул с такой злостью, что даже у меня засосало под ложечкой.

— Не совсем. У меня есть кровь серебряной ведьмы, — торопливо заговорила Ольга Павловна. — Девка оказалась беременной, на поводок пока посадить не могу. Дай мне ещё немного времени, я её возьму под контроль. Ведьма тебя воскресит. Если сама оплошает, так прикажу ей духа рода Апраксиных призвать. Принесём ему в жертву ублюдка ведьмы. Он не устоит, не откажет в просьбе, поспособствует. Ты снова будешь жить. Костичка, не губи.

В помещении повисла звенящая тишина. Ладони сами собой сжались в кулаки. Эта загнившая заусеница собралась принести в жертву моего ребёнка⁈ Мразота. Собственными руками придушу.

«Демон способен оживить мертвеца?» — я с ненавистью взирала на серо-зелёную аристократку.

«Нет. Вернуть к жизни умершего невозможно. Либо графиня импровизирует на ходу, либо принимает желаемое за действительное», — холодно ответил Дмитрий и чуть крепче сжал женщину.

— Костичка, я больна. Не убивай, — просипела Ольга Павловна.

«Поводки со слуг сняты, — сдержанно сообщил Або. — Серебряную ведьму Троекурова обсуждала два раза с боярыней Силантьевой. Общались по телефону. О беременности ведьмы рассказала».

«Услышал. Нам здесь больше делать нечего. Саша, разозли её», — ледяным тоном попросил государь.

«С удовольствием».

Невидимая, я подошла к Ольге Павловне. Шепнула ей прямо в ухо:

— А ты знаешь, что на серебряную ведьму нельзя поводок надеть? — менталистка оцепенела, широко распахнула глаза. — Не видать тебе столицы. Ты обречена прозябать в глуши. Неудачница.

Из предосторожности я шагнула в сторону. Троекурова побагровела от гнева. И вдруг заорала:

— Тварь! Я вырву твой поганый язык, — скалясь, как бешеная собака, она забилась в руках «супруга», пытаясь вырваться. — Пусти меня, дохляк! Да как ты вообще посмел ко мне явиться⁈ Пшёл, прочь! Где ты, ведьма⁈ Убери от меня руки, я сказала!

Вертясь, как вошь на гребне, Ольга Павловна пыталась укусить, пнуть фантома. В мгновение ока «Троекуров» прижал к мощному торсу разъярённую психопатку. Удерживая её одной рукой, второй начертал в воздухе руны, открывающие туманный тоннель. Не реагируя на обещание «жёны» воткнуть ещё один нож во второй глаз, окровавленный бородач на несколько секунд замер. И внезапно вместе с «супругой» исчез.

«Дима, ты где?»

«На том же месте. Идём в больницу. Ты первая», — скомандовал некромант.

Не дожидаясь повторного приглашения, я вместе с Або юркнула в зеленоватое свечение. Выйдя у стойки регистратора, отошла на пару шагов. Осмотрелась: в коридоре не души. Вход в портал схлопнулся и в этот же момент из ниоткуда на пол шмякнулась графиня.

Матерясь, как сапожник дворянка встала, гневно выкрикнула:

— Дохлый ублюдок!

Заметив боковым зрением движение, я обернулась. Улыбающийся толстячок в белом халате шустро семенил к взбешённой женщине.

— Здравствуйте, здравствуйте. Ну что же вы так шумите. Ночь на дворе. Место у нас тихое, спокойное. Сейчас всё решим, — ласково воркуя, доктор приблизился к Ольге Павловне вплотную.

Задыхаясь от ярости, менталистка смотрела на врача налитыми кровью глазами. Внезапно она обмякла и упала к его ногам.

Спрятав миниатюрный шприц обратно в карман, психиатр крикнул:

— Санитары!

Одна из дверей распахнулась. Двое рослых мужчин в бирюзовой врачебной униформе, быстро подошли, склонились над новой пациенткой.

— В одиночку для буйных одарённых, — распорядился дежурный врач. Проводив взглядом сотрудников, уносящих новую пациентку, довольно пробормотал: — Крайне интересный случай.

— Лев Васильевич, простите, я не заметила, как она вошла, — виновато пролепетала медсестра, выныривая из-за стойки регистратора. — Чудо, что вы рядом оказались.

— Интуиция, Леночка. Интуиция! — гордо продемонстрировав указательный палец, доктор отправился следом за санитарами.

Тёплая ладонь невидимого Дмитрия легла мне на талию. Словно невзначай коснувшись губами виска, муж шепнул на ухо:

— Пойдём домой. Здесь нам больше делать нечего.

­­­_________________________

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 7

На сей раз Дмитрий открыл туманный тоннель в мою спальню. Выйдя из портала, я отпустила ладонь некроманта, подошла к изножью кровати.

Соскочив с моего плеча, ушастый зверёк куда-то ускакал. Обняв себя за плечи, глядела во тьму за окном. Вроде должна радоваться, но на сердце было паршиво.

Он подошёл со спины. Сильные руки легли на талию, тёплое дыхание коснулось шеи.

— Что не так? — его низкий бархатистый голос обволакивал.

— Не знаю, — я отрицательно покачала головой, — Понимаю, что графиня заслуживает наказания. И мы все сделали правильно. Но, — недоговорив, пожала плечами.

Рюрикович словно невзначай поцеловал меня в висок.

— Поверь, Троекурова не заслуживает твоего сочувствия.

Возможно. И всё же эта женщина однозначно психически нездорова. Сирых и убогих грех обижать. Хотя…графиня уже столько дел наворотила, что её не психушка, а тюрьма давно ждёт. Причём с приглашающе распахнутыми дверями.

Грустно усмехнувшись, промолчала. Ритмично тикали часы. Он стоял так близко-близко. Полуприкрыв глаза, я с наслаждением вдыхала едва уловимый аромат его тела. Вдруг захотелось обернуться, вскинуть руки к нему на шею и впиться губами в губы.

Это гормоны. Просто гормоны.

Ком встал в горле. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, шагнула вперёд. Повернувшись к некроманту, спросила:

— Тот заговорщик, а что если это не он, а она? Я имею в виду боярыню Силантьеву.

Спустя бесконечно долгую минуту Дима пошевелился. Засунув руки в карманы, невозмутимо ответил:

— Маловероятно. Силантьевы владеют угольными шахтами в Ростовской губернии. Скорее всего, глава рода присматривается к твоему графитовому руднику. Ну и заодно через жену прощупывает почву: можно ли заполучить серебряную ведьму в свой род.

— Знаешь, а ведь он уже договаривался о продаже рудника с отчимом. Я настояла, чтобы родственники задаток вернули. Пока меня никто не трогал. Думаешь, Силантьев не отстанет?

— Не накручивай себя. Возникнет проблема — решим, — помолчав, император ровным тоном напомнил: — Ребёнок нуждается в моей жизненной силе. Я приду сегодня вечером, часов в десять. Если придётся задержаться, передам через Або. Тебе принести что-нибудь эдакое?

— Ты так аккуратно выясняешь, нет ли у меня извращённых гастрономических фантазий? Из ряда: сил нету как хочется шоколадного торта, начиненного кислыми муравьиными попками и копчёной скумбрией?

Дмитрий мимолётно улыбнулся. Не сходя с места, он смотрел на меня в спокойном ожидании.

— Нет, Дим. Спасибо за беспокойство. Ничего такого пока не хочется.

— Ясно, — легко согласился государь и резко сменил тему: — Как планируешь ограничить доступ на территорию особняка для посторонних?

— Пока не решила. Но зомби точно поднимать не стану. Выглядят, конечно, устрашающе, но воняют, — я сморщилась, как от кислого лимона. — Можешь что-то посоветовать?

Его величество кивнул. Однако вместо того чтобы заговорить, поднял руку. Замысловато сложив пальцы, крутанул кистью. А через миг у меня в комнате стояли два громадных, мощных добермана.

— Какие милые пёсики, — пробормотала я ошарашенно.

— Это фантомы. Для их создания использовал готовый конструкт. Помнишь кролика-проводника в академии?

А то! Особенно отложились в памяти развлечения толстозадого пакостника. Забеги по замку и посещение мужской душевой оставили незабываемые ощущения.

— Конечно, помню.

— Вызов собак аналогичен. Понадобятся, просто позовёшь. Подчинение тебе — безусловное. В части охраны: как только кто-либо соберётся зайти или заехать на территорию особняка, они встанут на пути. И передадут тебе изображение. Прикажешь пропустить — сопроводят. В ином случае примут необходимые меры.

— Впечатляет, — я от изумления качнула головой.

— Мне надо закончить настройки. Подойди, пожалуйста.

Слегка замешкавшись, я выполнила просьбу. Взяв за запястье, государь тихо попросил:

— Не бойся, — и положил мою ладонь на мощный загривок собаки.

На пальцах Рюриковича появились золотистые искорки. Перескочив ко мне на кисть, огоньки устремились к доберману. Угнездившись меж его ушей, вспыхнули и разом погасли.

— Вот и всё, — Дмитрий отпустил мою руку. — Синхронизация с тобой у обоих фантомов прошла одновременно. Глянув на псов, бросил: — Работать.

Собаки тотчас истаяли в воздухе. В спальне повисла та самая, неловкая тишина. Не придумав ничего лучше, я решила, что сейчас самое время поблагодарить его величество.

— Дим, спасибо огромное. Ты так много для меня делаешь, — не зная, что ещё добавить, я прикусила губу.

— Пожалуйста, — с олимпийским спокойствием отозвался некромант. Отточенными движениями начертав руны, он открыл туманный тоннель. — Доброй ночи, — пожелал на прощание и скрылся в портале.

Сама себя не понимаю. Вот что со мной не так?

Хмурясь, я освободила уставшие ступни от обуви. Надо бы умыться, но силы куда-то пропали. С усилием стянув с себя платье, юркнула под одеяло. Обняв подушку, тяжко вздохнула и уплыла в царство Морфея.

* * *

Это же время. Москва

Подперев щеку кулаком, боярыня Ирина Владимировна Силантьева дремала на софе. Чуткий сон женщины прервал звук открывающейся двери. Сев прямо, Ирина Владимировна поправила халат на груди. Строго посмотрев на служанку, недовольно спросила:

— Анна, ты что хотела?

Девушка поклонилась, тихо напомнила:

— Хозяйка, вы просили сообщить, когда ваш супруг вернётся. Олег Олегович приехал и отправился в свои покои.

— Хорошо. Ступай отдыхать, — распорядилась Ирина Владимировна.

Как только горничная ушла, пятидесятилетняя, ухоженная аристократка встала с диванчика. Поправив у зеркала растрепавшуюся причёску, глянула на настенные часы: четвёртый час ночи.

«И где так долго носило дражайшего супруга? Опять поди с Иволгиным, да Бестужевым в преферанс играл», — неодобрительно качнув головой, Силантьева отправилась в спальню мужа.

Уже успев переодеться в домашний халат, тот сидел в кресле у камина. Глядя на языки пламени, о чём-то размышлял. Подойдя к главе рода, Ирина Владимировна негромко спросила:

— Как дела? Граф Бестужев опять выиграл?

Посмотрев на супругу, шестидесятилетний мужчина иронично усмехнулся.

— Ты в своём репертуаре. Если хочешь знать, где был и чем занимался, так бы и спросила.

— А ты бы ответил? — дворянка грациозно опустилась в соседнее кресло.

Боярин огладил идеально подстриженную седую бородку. Игнорируя вопрос, задумчиво сообщил:

— Князь Иволгин поделился новостями. Его наследник вчера нанёс визит главе рода Апраксиных. Боярышня предельно ясно дала понять княжичу, что замуж не собирается. И абсолютно всем кандидатам в мужья, без исключения, ответит категорическим отказом.

— Олег, она причину назвала? — торопливо спросила Ирина Владимировна.

Олег Олегович взял со столика бокал с тёмно-коричневой жидкостью. Сделав глоток, ответил:

— Сослалась на внутренние убеждения.

— Ты смотри-ка, — обронила боярыня язвительно.

— Давай уже, рассказывай, что узнала. Изведёшься же, — глава рода хмыкнул и вновь отхлебнул напитка.

— Я выполнила твою просьбу и задействовала свои связи, — многозначительно поведала Ирина Владимировна. — Вчера утром попросила графиню Троекурову встретиться с Александрой Апраксиной и пообщаться. Когда ты уехал из особняка, Ольга Павловна мне перезвонила.

— Нашла к кому обращаться, — недовольным тоном перебил жену боярин Силантьев. — Никого получше найти не смогла? Или так соскучилась по Ольге Павловне, что решила стать ее должницей?

— Прекрасно же знаешь, что и до той отвратительной истории я не питала симпатии к графине Троекуровой, — с негодованием парировала боярыня Силантьева. Гордо выпрямив спину, она сухо продолжила: — Ольга Павловна вчера обедала с серебряной ведьмой. О девушке отозвалась нелестно: образование оставляет желать лучшего, манер нет, одеваться не умеет.

— Это всё? — холодно уточнил боярин Силантьев.

— Нет, Олег. Это не всё, — боярыня торжествующе улыбнулась. — Графиня умудрилась взять у Апраксиной образец крови. Александра Петровна Апраксина беременна.

— Хм-м, — удивлённо протянул дворянин и погрузился в размышления.

«Да что ж ты за человек-то такой! Даже простого „спасибо“ не дождёшься», — возмущённо подумала Ирина Владимировна.

Спустя долгую паузу, боярин жёстко объявил:

— К этой аферистке и убийце у меня доверия нет. Но информацию проверить не помешает. Род Апраксиных на днях зарегистрировал новый вид деятельности в бывшем гостевом доме «Заря». Теперь там санаторий. Сегодня же утром позвонишь боярышне Апраксиной, сообщишь, что мечтаешь посетить её санаторий. Для отвода глаз возьмёшь с собой пару-тройку знатных подруг, — мужчина веско добавил: — Ира, я на тебя очень рассчитываю.

— И когда же ехать? — с досадой осведомилась боярыня.

— Послезавтра ты должна быть во Владимире. Если графиня Троекурова не ошиблась насчёт беременности Апраксиной, у нас есть отличный шанс получить серебряную ведьму в род.

«Ради блага семьи я готова даже эту шлюху терпеть» — промелькнула мысль в голове потомственной дворянки.

А вслух она уважительно ответила:

— Как скажешь, дорогой.

* * *

Утро. Особняк Апраксиных

Проснулась я со зверским чувством голода. Страстно мечтая о еде, быстренько приняла душ и не вошла, а влетела в гардеробную. Схватив с полки нижнее бельё, торопливо надела трусики. А дальше меня ожидал неприятный сюрприз: грудь категорически отказывалась помещаться в чашечки бюстгальтера.

Что за фигня⁈

Пустой желудок заурчал, напоминая о более важной проблеме. Чертыхнувшись, я откинула спятившую деталь нижнего белья. Сдёрнув с вешалки первое попавшееся платье, натянула на себя. Торопясь на встречу с едой, повоевала с непослушными пуговицами: те упрямились, не желали застёгиваться.

Наконец-то одержав победу над одеждой, выскочила в спальню. Направляясь к выходу в коридор, глянула в зеркало и остолбенела.

Да как так-то⁈

За минувшую ночь я ощутимо поправилась. Причём не только в груди. У меня вырос живот! Нет, он не стал огромным арбузом, но весьма недвусмысленно топорщился под платьем.

— И как это понимать? — я с изумлением рассматривала зеркального двойника.

«Ты чего такая озадаченная?» — глубокомысленно осведомилась высшая сущность.

Обернувшись, поискала глазами тушканчика: тот обнаружился рядом с телевизором. Я развела руки в стороны, демонстрируя округлившуюся фигуру.

— Ты ничего не замечаешь? — спросила растерянно.

«Отчего же. Платье стало мало, — невозмутимо заявил лопоухий. Соскочив на пол, он подбежал ко мне. Шустро забравшись на плечо, уселся. И с удивлением уточнил: — Ты разве забыла, что рассказывал некромант?»

Я отрицательно помотала головой. Вновь устремив взор на своё отражение, пробормотала:

— Помню. Но с чего вдруг меня так распёрло за ночь? Спать же ложилась нормальная.

«Включи логику, — необидно посоветовал Або. — Твоя беременность будет длиться всего девять недель. Вполне естественно, что для развития и роста малышу требуется заёмная жизненная сила. Идеальный донор — отец. Вчера некромант, не скупясь, „накормил“ малыша. Результат налицо».

М-да уж. Теперь не только знаю, что беременна, но и вижу это. Максимально странное чувство.

Желудок снова жалобно заурчал. Машинально прикрыв ладонью живот, я покинула спальню. Спустившись на первый этаж, зашла в кухню.

— Ты случайно не знаешь, — Николай уже проснулся? — поинтересовалась, изучая содержимое холодильника.

«Давно. Позавтракал, делает обход особняка»,

И что он ел-то? То печенье, что вчера всучила, когда уходил к себе?

Собираясь взять с полки картонку с яйцами, я подалась вперёд. Очевидно боясь упасть, тушканчик вцепился коготками в плечо и впервые поцарапал.

Зашипев от боли, я с недоумением покосилась на ушастого.

«Извини. Случайно вышло», — пробормотал тот смущённо и прыгнул на стол.

М-да уж. Случайности неслучайны. Платье сверху натянуто до предела. Того и гляди пуговицы отлетят. Мне срочно нужны новые вещи.

Погладив зверька, я достала из ящика большую сковороду. Накидывая план действий на день, приготовила солидную порцию яичницы с беконом, заварила чай. Пока напиток настаивался, наделала кучу всяких-разных бутербродов: и с сыром, и с сёмгой, и с копчёной колбасой.

Глотая слюни, уселась за стол. Абсолютно не тревожась о последствиях для фигуры, плотно позавтракала. Отставив кружку, посидела недвижимо. И с удовольствием констатировала, что действительно сыта. Честно признаться, опасалась, что этот тот, другой голод, который можно унять лишь чужой жизненной силой.

Неожиданно осознала, что вчера даже мысли не возникло спросить у Дмитрия, как он себя чувствует. Мало того что Рюрикович пришёл ко мне после тяжёлого рабочего дня, так ещё и поделился с малышом собственной жизненной силой. А потом его величество накладывал печать молчания на моего юриста; активно участвовал в мероприятии по изоляции больной на всю голову графини и создал для меня двух фантомов-охранников.

Зашибись. Похоже, я махровая эгоистка.

Сердясь на себя, мрачно посмотрела на настенные часы: девять сорок пять. С администратором кадрового агентства договорились, что повариха приедет утром. Однако утро — это понятие весьма растяжимое. Если новая работница явится к обеду, то не опоздает. А вот дел у меня громадьё. И все вне дома.

Обдумывая, как лучше поступить, поднялась из-за стола. Помыв за собой посуду, протёрла столешницу.

В десять позвонит адвокат, пообщаюсь, потом уйду порталом в санаторий. Думаю, ничего страшного не случится, если новую работницу встретит не хозяйка, а дворецкий. И да. Надо прямо сейчас позвать Николая. Пусть нормально поест. Потом почётную миссию его кормления возьмёт на себя повариха.

Приняв решение, я взяла Або и пошла прочь с кухни. Внезапно прямо в голове возникла картинка: на въезде в мой особняк, под аркой стоит легковой автомобиль. Вцепившись в руль, незнакомый парень с ужасом смотрит прямо на меня.

Это ещё что за хренотень⁈

Застыв истуканом посреди холла, я пыталась понять, что происходит. Неожиданно изображение пришло в движение. Из машины вышла бледная, как мел, боярыня Апраксина. Нервно сжимая сумочку, Анфиса Тимофеевна внезапно рявкнула:

— Я пришла к себе домой! Пойдите прочь, чудовища!

Доберманы! Как же сразу не поняла⁈ А что это маменьку вдруг нелёгкая принесла?

С сожалением откинув соблазнительную мысль не пустить «любящую матушку», я отдала приказ фантомам:

«Приведите женщину ко мне», — и вместе с тушканчиком пошла в кабинет.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 8

Часом ранее. Наследный дом боярыни Апраксиной

«Где же ты, родной?» — задавая себе один и тот же вопрос, Анфиса Тимофеевна в сотый раз перебирала вещи пропавшего мужа.

Уже вторую ночь подряд любимый мужчина не ночевал дома. За недолгое время их брака супруг частенько приходил под утро, нетрезвый, злой и без денег. Но он никогда не исчезал на несколько дней.

У измученной неизвестностью женщины мелькало подозрение, что Антон мог бросить её. Но лежащая в шкафу одежда, говорила об ином: красавец-муж не собирался уходить.

«Любимый, где ты?» — прижавшись лицом к рубашке мужа, Анфиса застонала от нестерпимой душевной муки.

Громко хлопнула входная дверь.

«Тошенька⁈» — неистовая радость вспыхнула в груди боярыни.

Отшвырнув сорочку, она выскочила из спальни в коридор. С надеждой посмотрела на входную дверь. И в этот же миг радость сменилась острым разочарованием. Увы, пришёл не Антон: у вешалки неспешно разувалась домработница.

Увидев хозяйку дома, пожилая служанка повесила на крючок пальто, а после сдержанно поздоровалась:

— Доброе утро, госпожа.

«Как же эта Марфа меня бесит. Кто так приветствует госпожу? И где поясной поклон⁈ Боги, дайте мне терпения», — раздражаясь всё сильнее подумала боярыня.

Игнорируя прислугу, она с надменным видом удалилась в свою комнату. Горестно вздохнув, подняла с пола помятую рубашку. Встряхнув, повесила обратно в шкаф. Устало опустившись на диван, Анфиса Тимофеевна сутулилась и стала походить на древнюю старуху.

«Сходить в полицию? И что сказать? Муж после ссоры отправился покататься на своё дорогущей машине и не вернулся? А если он с любовницей время проводит? Стыд-то какой, — надрывно всхлипнув, женщина испуганно прижала ладонь ко рту. — Прислуга не своя, чужая. Эта молчать не станет. Надо держать себя в руках».

Едва слышно скрипнула половица в коридоре. Угрожающе прищурившись, дворянка встала. Стараясь ступать как можно тише, подкралась к двери и резко распахнула.

Ойкнув, Марфа некрасиво выпучила глаза и застыла соляным столбом.

— Подслушиваешь? — надменно процедила Анфиса Тимофеевна.

Пожилая женщина отмерла, отрицательно замотала головой. Натянуто — широко улыбнулась, обнажив дёсны и плохие зубы.

«Фу, какая мерзость», — дворянка мысленно передёрнулась от отвращения.

Очевидно, что-то заметив на лице аристократки, Марфа сердито поджала губы.

— Я принесла вам свежую прессу, госпожа, — передав боярыне через порог желтоватые листы, служанка помедлила и неожиданно заявила: — Анфиса Тимофеевна, туточки есть статья про серебряную ведьму. Журналюги пишут, что мёртвые восстали и пришли ей поклониться. Только ложь это. Почитай два дня, как слухи ходят, что глава рода Апраксиных мертвяков из гробов поднимает, да работать на себя заставляет. Народ волнуется, собирается на поклон к прокурору идти — о справедливости просить, — простолюдинка подбоченилась и сурово продолжила: — Как по мне, правильно простой люд негодует. Куда ж годиться-то, что б могилки почём зря тревожили? Живых работяг, что ль мало? Пошто усопших мучить?

«Что⁈ Александра вскрывает захоронения? Зачем ей покойники? Моя дочь сошла с ума?» — промчалась тревожные мысли в голове Анфисы Тимофеевны.

Тщательно контролируя мимику, боярыня переступила порог, вышла в коридор. Ошарашенно хлопая ресницами, Марфа попятилась. Нарочито медленно свернув газетные листы в плотную трубку, Анфиса Тимофеевна пристально посмотрела на служанку.

— В каждой комнате пыль и грязь, — пугающе спокойно заметила дворянка. — Бельё не стирано, обед не приготовлен. Однако вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, ты докучаешь мне глупыми разговорами. Впредь не смей этого делать. Понадобишься — позову. Марфа, иди работай, — дворянка внезапно хлёстко ударила скрученной бумагой по тумбочке.

Служанка вздрогнула. Однако с места не сдвинулась и даже не побледнела.

— Госпожа, а что с оплатой-то? Когда к вам нанималась, обещались не обидеть. Пора бы деньжат дать, — настойчиво напомнила женщина, явно не торопясь выполнять приказ.

— Ты решила, что я стану платить? С чего вдруг? — картинно удивилась Анфиса Тимофеевна. — В знатном роду, да в приличном доме, ты никогда не служила. Я дала тебе уникальный шанс проявить себя и возможность получить рекомендации. Уже понимаю, что доброта выйдет мне боком. Но всё же ещё надеюсь, что ты меня не разочаруешь, — дворянка скептически хмыкнула.

— Эвон оно как, — задумчиво протянула служанка. — Муж ваш непонятно где шастает, глава рода делишки тёмные проворачивает. А я значится, задарма должна на вас пахать. Ну и семейка. Уж лучше и дальше на купцов трудиться, чем на знатных дворян. Слово купеческое твёрдое. Коль его дают, то держат. Репутацией своей дорожат.

«Да как она смеет⁈»

Задохнувшись от гнева, боярыня Апраксина резко вытянула руку в сторону. Указывая измятой газетой на выход, отчётливо скрипнула зубами.

— Пшла прочь! Ты уволена, — выплюнула с ненавистью.

Наградив аристократку презрительным взглядом, Марфа направилась к вешалке. Обувшись и надев пальто, женщина с язвительной усмешкой поклонилась.

— Счастливо оставаться, госпожа. А деньги свои и правда, поберегите. Вдруг на хлебушек не хватит, — прозрачно намекнув на тощий кошелёк боярыни, служанка покинула дом.

«Мерзкая, нищая простолюдинка! — кипя от злости, Анфиса Тимофеевна добела сжала кулаки. — Да как у неё язык повернулся со мной так разговаривать⁈ Это Сашка во всём виновата. Совсем распоясалась. Пора ставить девку на место. Сейчас же в особняк поеду»,— дробно стуча каблуками, разгневанная женщина отправилась одеваться.

* * *

Особняк Апраксиных.

Телефонный звонок застал меня в холле.

Юрист должен был позвонить в десять. Решил пораньше?

Чертыхнувшись, я быстро вошла в кабинет. Подойдя к телефонному аппарату, сняла трубку:

— Глава рода Апраксиных.

— Светлого утра, Александра Петровна. Лицин беспокоит, — в интонации управляющего отчетливо слышалось напряжение.

Что ещё случилось? Черт, матушка с минуты на минуту заявится. Не даст же нормально пообщаться.

— Здравствуйте, Иван Иванович. Слушаю вас, — внутренне собравшись, я напряженно смотрела на открытую дверь.

— Докладываю, — мужчина закашлялся, пробормотал: — Прошу прощения. Возле аномалии и на руднике все в штатном режиме. К провалу несколько раз пытались подойти люди: и поодиночке, и группами. Завидев мертвецов, убегали, сверкая пятками. Должен признать, что из зомби не только охранники, но и шахтеры вышли отменные. За ночь они сделали тройную норму, работают абсолютно автономно. Если так и дальше пойдет, то можно будет расконсервировать вторую шахту. Конечно, при условии, что вы не передумали и собираетесь вложить деньги именно в этот бизнес.

Уф-ф-ф. Жертв нет, зомби работают. Прямо на душе полегчало. А вот с управляющим что-то не то. Не нравится он мне.

— Нет, я не передумала. Всё в силе. Однако прямо сейчас меня интересует другое: вы как себя чувствуете? — ожидая ответа, я наблюдала за входом в кабинет.

— Немного простыл, — неохотно признался Лицин. — Вы не волнуйтесь, все под контролем. Через два часа приедет директор рудника. Евгений заверяет, что врачи его отпустили, ибо здоров и бодр как никогда.

Да ладно? Еще вчера валялся с воспалением легких, а сегодня готов горы свернуть? Что-то не верится. Надо будет этих простуженных трудоголиков навестить. Вопрос первый: где на это найти время? И второй, какого хрена в административном аппарате только директор?

— Иван Иванович, раз Степанов, как вы говорите, здоров и бодр, то слушайте мой приказ: в кратчайшие сроки необходимо решить вопрос с административным персоналом. Нанимать исключительно одаренных. Так же подумайте об альтернативных способах охраны территории рудника.

— Я вас услышал, хозяйка. Завтра доложу о результате, — моментально отрапортовал управляющий.

— Договорились.

Обменявшись дежурными фразами прощания, я заметила направляющегося к лестнице дворецкого.

— Николай, — громко окликнула мужчину, кладя трубку на место.

Тот обернулся. Увидев меня, торопливо стянул шапку. Быстро подойдя, остановился у порога, поклонился.

— Светлого утра, Александра Петровна. Ваша матушка сейчас находится на территории особняка. А на стоянке стоит машина Антона Леонидовича. Домовята ее не чистили. Вся в снегу, — сминая в руках головной убор, обеспокоенно доложил старик. — Как бы боярыня ругаться не начала, что дорогой автомобиль не в гараже.

Упс. Об этом я как-то не подумала. Впрочем, плевать.

«Або, что там с нашими гостями?»

«Такси уехало. Фантомы не отходят от боярыни. Сейчас она стоит возле машины мужа. Думает про тебя всякие мерзости. Готовься к грандиозному скандалу».

«Уж чего-чего, а гнева „любящей“ матушки не боюсь».

Заметив, что дворецкий озадаченно поглядывает на мои «выпуклости», а особенно на живот, мысленно тяжко вздохнула.

Тайное становится явным. Прятаться смысла нет.

Не сходя с места, я выпрямила спину, спросила ровным тоном:

— Николай, вы наших доберманов уже видели?

— Да, — мужчина согласно кивнул.

— Это фантомы. Они охраняют особняк. Когда кто-то приходит или приезжает, уведомляют лично меня. Если гость неуместен — не пустят. Анфису Тимофеевну я распорядилась сопроводить ко мне. Еще момент, о котором вам стоит знать: с сегодняшнего дня у нас будет повариха. Ее зовут Анна Ивановна Горохова. На территорию собаки её пропустят. Если меня в тот момент не будет, прошу вас встретить женщину. Покажите ей кухню, дом, поселите и желательно найдите общий язык. Других слуг я пока нанимать не планирую.

— Да, конечно. Всё сделаю. Не тревожьтесь, госпожа, — старик энергично закивал. Смущенно отведя взгляд, предложил: — Хозяюшка, может, вам платок какой накинуть? Ваше платье… — не договорив, пожилой слуга мучительно покраснел.

— Вы правы, платье мне стало мало. Но платок тут не спасет. Совсем скоро я стану матерью, — сообщила спокойно, но внутренне напряглась.

Лицо пожилого мужчины посуровело. Посмотрев мне прямо в глаза, он неожиданно заявил:

— Госпожа, дозвольте присутствовать при разговоре с Анфисой Тимофеевной. Как бы беды не случилось. Толкнет еще ненароком. Пусть я не молод, но я мужчина. Смогу защитить, — Николай грозно нахмурился.

В горле запершило. Его реакция была настолько приятна, что захотелось разреветься.

Да что ж такое. Опять гормоны пошли в пляс.

Не позволяя слезам пролиться, я с силой потерла переносицу. Глубоко вдохнув, искренне поблагодарила:

— Спасибо вам огромное. Ваши слова — как бальзам для сердца. И все же вынуждена отказать. Мне будет спокойнее, если вы побудете во время беседы на кухне.

Громкая трель разлетелась по кабинету. Улыбнувшись мрачному мужчине, я красноречиво глянула на телефон.

— Как скажете, хозяюшка, — тихо промолвил Николай. С достоинством поклонившись, он скрылся из поля зрения.

«Саша, боярыня через минуту зайдет в дом», — предупредила высшая сущность.

Настойчиво трезвонящий аппарат не желал смолкать. Морально готовясь к общению с «матушкой», ответила на звонок:

— Глава рода Апраксиных. Слушаю вас.

В динамике что-то противно скрипело, шуршало. Неизвестный собеседник не торопился говорить.

Я терпеливо повторила:

— Слушаю вас.

— Здравствуйте, Александра Петровна, — неожиданно четко прозвучал голос Кони.

Бухнула входная дверь. Слушая дробный стук женских каблучков, я повернулась спиной к двери, тихо сказала в микрофон:

— Анатолий Фёдорович, мне сейчас неудобно разговаривать. Предлагаю встретиться через час в санатории.

— Я уже там. Буду вас ждать, — из динамика послышались короткие гудки.

В этот момент услышала, как в кабинет кто-то вошел. Тяжелый взгляд уперся в спину.

Ну здравствуйте, боярыня.

Вернув трубку на рычаги, я неторопливо повернулась, невозмутимо посмотрела на стоящую предо мной аристократку. Спустя пару ударов сердца лицо Анфисы Тимофеевны пошло красными пятнами. Глядя на мой живот, она выдохнула шокировано:

— Еще и потаскуха. Такого позора род точно не переживет.

Сохраняя хладнокровие, я небрежным жестом отпустила доберманов, направилась к рабочему месту. Усевшись на стул, заложила ногу за ногу.

— Дрянь, какая же ты дрянь, — неверяще прошептала боярыня.

Продолжая сохранять молчание, я усмехнулась.

Покраснев от гнева, Анфиса Тимофеевна медленно приблизилась. Вцепившись в сумочку, выплюнула с ненавистью:

— Ведьма, что ты сделала с моим мужем? Почему его машина здесь? Где Тоша⁈

— Я не знаю, где ваш Тоша. Не имею понятия почему он оставил свою машину. Разбирайтесь со своим мужем сами, — в моем тоне позвякивал металл. — И впредь настоятельно рекомендую следить за словами. Вы забываетесь.

— Угрожаешь? Да что ты о себе возомнила⁈ — женщина задохнулась от ярости.

Вообще-то просто предупреждаю. С чего вдруг ее так кроет? Чего я не знаю?

Тяжело дыша, Анфиса Тимофеевна прикрыла глаза. Спустя несколько минут она подняла руку на уровень лица, громко и отчетливо сказала:

— Здесь и сейчас я отрекаюсь от своей дочери и от боярского рода Апраксиных! — яркая вспышка озарила ладонь дворянки.

Оба-на. Неожиданно.

Кольцо главы рода потеплело. Непонятно откуда я поняла: отречение принято. Матушки у меня больше нет. И для рода Апраксиных Анфиса Тимофеевна стала посторонним человеком.

Похоже, крыса решила, что корабль идет ко дну, и сбежала. То-то ей сюрприз будет. С одной стороны, бывшую боярыню жаль, а с другой — нет. Такой родни и врагу не пожелаешь.

«Я позвал фантомов», — поведал Або.

В этот же миг рядом со столом словно из ниоткуда появились два громадных добермана.

«Умница».

Машинально повертев кольцо, я холодно обронила:

— Ваше право.

— Вот именно, — Анфиса Тимофеевна презрительно скривила губы. — Грязная потаскуха, если думаешь, что на тебя нет управы, ошибаешься. Ты ответишь за всё. А еще я тебя так ославлю, что век не отмоешься. Сдохнешь со своим выродком в нищете.

— И вам всего хорошего, — пожелала я ледяным тоном и приказала собакам: — Проводите эту женщину на выход. И больше не пускать.

— Сама приползешь, — многозначительно пообещала «матушка» и гордо удалилась.

«Не бери в голову, — тушканчик сбежал по рукаву и уселся в ладонь. — Просто человек такой. А юристу обязательно расскажи, что сейчас случилось».

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 9

Покидать кабинет я не спешила. Крутя меж пальцев карандаш, обдумывала произошедшее.

Анфиса Тимофеевна не производит впечатление глупой курицы. В отношениях с супругом крыша, конечно, знатно подтекает, но дочь держала в ежовых рукавицах. Моя предшественница безумно боялась гнева матери. Знала ли об этом боярыня? Естественно.

Даже в моём родном мире внебрачные беременности юных дев у родителей не вызывают восторга. А в этом и вовсе шок-контент. По логике, испытывающая финансовые трудности дворянка просто обязана была начать меня морально гнобить. Однако вместо этого сделала финт ушами: отреклась и от дочери, и от рода.

Вопрос: нахрена⁈ В чём её профит? Або прав, мне непременно надо поговорить на эту тему с Кони.

«О чём думаешь?», — спросил ушастик, переместившись обратно ко мне на плечо.

«О встрече с юристом».

Або промолчал. Встав из-за стола, я направилась в холл. Поднимаясь на второй этаж, услышала негромкое:

— Хозяюшка.

Остановившись, вопросительно посмотрела на стоящего у подножия лестницы старика-дворецкого. Нервно теребя свою шапку, тот тихо сказал:

— Вы уж не серчайте на меня. Тревожился за вас, не смог на кухне усидеть. Слышал я, что Анфиса Тимофеевна вам говорила. Раз младеньчика решили оставить, то хотя бы ради ребёночка, духом-то не падайте.

А старик-то прав. Настоящая боярышня сейчас рыдала бы в голос. Но я не она. Разрыв семейных уз беспокоит, но вовсе не потому, что «мать» бросила. Какая у «матушки» конечная цель? В чём выгода?

Я положила ладонь на перила.

— Спасибо вам, Николай за участие. Со мной всё в порядке. Правда, — улыбнулась старику. Не желая продолжать этот разговор, осведомилась: — Вы про Анну Ивановну не забыли?

— Как можно, — пожилой мужчина смотрел на меня с сочувствием и затаённой тревогой.

— Я сейчас порталом уйду по делам. На обед не ждите, но к ужину обязательно вернусь.

— Ясненько. Не возражаете, если попрошу повариху приготовить что-нибудь эдакое, — дворецкий поднял руку и с загадочным выражением покрутил кистью.

— Не возражаю, — тихо рассмеявшись, я пошла вверх по ступеням.

Торопливо пройдя по коридору, вошла в свою спальню. Ссадив тушканчика на кровать, сходила в гардеробную за беличьей шубкой. Вернувшись в спальню, с мрачным предчувствием надела свою единственную зимнюю вещь. С горем пополам застегнувшись, оглядела себя в зеркале и скептически хмыкнула. Верхняя одежда повторила судьбу платья: стала мала.

Да и хрен с ним. Похожу пока нараспашку.

Расстегнув пуговицы, я с облегчением вздохнула. Сев в кресло, взяла со столика сумочку. Проверив, на месте ли «заряженный» жемчуг, решила посчитать сколько денег осталось после похода на рынок. Пересчитывая купюры, поймала себя на мысли, что опять думаю о боярыне.

Что же она затеяла-то? Стоп. И чего я маюсь? Або ведь шарился по её голове!

Захлопнув сумочку, я встала из кресла. Взяв с кровати лопоухого, посадила его на раскрытую ладонь.

— Хороший мой, ты читал мысли Анфисы. Почему она отреклась от рода?

«Я ей внушил».

Да ладно⁈

Ошалев, я молча уставилась на тушканчика. Тот впервые совсем по-человечески вздохнул. И внезапно заявил:

«В момент вашего бракосочетания я стал хранителем императорского рода Рюриковичей. Когда боярыня поняла, что ты беременна, она решила избавиться от ребёнка. Если б не смогла убить в утробе, то сделала бы это после родов, — в интонации Або проскользнула злость. Улёгшись на руке, он продолжил: — У тебя к этой женщине нет никаких привязанностей. Она же считает, что имеет полное право распоряжаться жизнью дочери. Планировала использовать тебя по полной программе. Разрыв родственных уз с таким человеком — превентивные меры безопасности внутри императорской семьи».

— Почему ты мне сразу не сказал⁈ — мой голос зазвенел от сдерживаемого гнева.

Мразь. Как же хочется врезать маменьке по морде! А ещё больше: проклясть её так, чтобы жизнь превратилась в кошмар наяву.

«Поэтому и не сказал, — миролюбиво подметил Або. — Я хранитель рода. Если от действий третьих лиц может пострадать ваша семья, то я обязан выбрать наиболее безопасный вариант решения проблемы и незамедлительно принять меры».

Вдруг меня накрыло волной нежности. Лютая злость, что бушевала в груди, как-то резко утихла. Я легонько поцеловала свою прелесть в ухо-локатор.

— Спасибо, — шепнула почти беззвучно.

А мысленно добавила:

«Ты поступил разумно. А я бы ей нос расквасила. И прокляла вдогонку».

«Мне хотелось её укусить. Заодно подчистую стереть память, — неожиданно признался тушканчик. — Очеловечиваюсь рядом с тобой. Сам начал испытывать эмоции».

— Разве это плохо?

«Скорее непривычно», — высшая сущность фыркнула словно ёжик.

Ты ж мой боевой эмоциональный медузо-лопоух!

Едва сдержавшись, чтобы не сказать этого вслух, я чмокнула зверька в спинку. Наглаживая свою прелесть, укладывала в голове новую информацию.

Его величество знает, что у Рюриковичей теперь есть хранитель? Скорее всего. А вот мне не рассказал. Почему? Ладно, это пока не горит. Надо решать текущие проблемы. Пора иди в санаторий.

Аккуратно посадив Або в карман, накинула на плечо ремешок сумки. Сосредоточившись, воспроизвела перед мысленным взором точку выхода. Уверенно открыв портал, шагнула в зеленоватое марево.

Из предосторожности я вышла не в вестибюле, а в комнате для персонала. Сделав шаг, повернула голову и от изумления застыла на месте. Анатолий Фёдорович действительно меня ждал. И абсолютно точно не скучал. Крутой столичный адвокат увлечённо целовался с мещанкой Варварой Плотниковой.

Эм-м. Вроде не весна. С чего вдруг этих «друзей детства» переклинило?

Пряча улыбку, я громко кашлянула в кулак, привлекая внимание. Резко отпрянув от мужчины, Варя смущённо порозовела. Совладав с волнением, посмотрела на меня. А через миг резко побледнела.

— Да как ты мог⁈ — крикнула она и влепила Кони пощёчину.

Щека менталиста заалела. Не сказав ни слова рассерженной Варваре, дворянин повернулся ко мне. С достоинством поклонившись, уважительно произнёс:

— Добрый день, Александра Петровна. Сожалею, что…

— Ещё бы! — перебила юриста бывшая хозяйка гостиницы. — Конечно, сожалеешь. Жениться-то на другой не успел! — скрестив руки на груди, она со злостью продолжила: — Ты всегда знал, как к тебе отношусь. Я ведь и не надеялась на взаимность. Даже смирилась, что сестрой называешь. А сегодня вдруг явился и сделал предложение. Какая же я дура! Зачем согласилась? Понимала же, что есть подвох, — ноздри женщины затрепетали от обиды и гнева. — Дорогая, давай поженимся как можно быстрее. Свадьбу праздновать не станем. Не задавай вопросов, так надо, — явно напомнив мужчине его собственные слова, Варя процедила сквозь зубы: — Теперь-то понятно, к чему такая спешка и таинственность. Ты совратил Сашу, узнал, что она беременна, и захотел спрятаться под моей юбкой!

Звиздец. Вот это полет фантазии. Сама придумала, сама оскорбилась. Стоять. А с чего это Анатолий Фёдорович решил так экстренно жениться? Не император ли присоветовал?

Я приоткрыла было рот, чтобы спросить. Но тотчас закрыла. Разговор о его величестве прямо сейчас неуместен. Решив подождать с вопросами, в ожидании посмотрела на адвоката.

Ну и? Чего молчим? Кого ждём?

Менталист сокрушённо вздохнул.

— Варенька, всё не так, как ты думаешь, — произнёс он мягко и прикоснулся к предплечью женщины.

Та резко дёрнула рукой.

— С меня хватит! Не смей больше рыться в моей голове. Это не твой личный шкаф, — гордо подняв подбородок, Варя отвернулась от «друга детства».

Устремив взгляд на мой живот, Плотникова неожиданно всхлипнула. Однако сумела сдержаться и не разрыдалась.

«Саша, скажи ей сама, что Кони тут ни причём, — вдруг посоветовал Або. — Ему она не поверит. При этом очень любит и боится потерять».

Да что ж такое-то. Умная девка, а так переклинило.

Я про себя неодобрительно крякнула. Опустив руку в карман, погладила зверька. Приблизившись к насмерть разобиженной мещанке, ровным тоном сообщила:

— К моей беременности Анатолий Фёдорович не имеет никакого отношения.

— И ты его ещё защищаешь? — не желая признавать очевидное, с изумлением прошептала Варя.

Неодобрительно поморщившись, я уточнила:

— Неужели забыла, как знакомила нас с Анатолием Фёдоровичем?

— Конечно, помню. Вы оба хорошие актёры, — Плотникова горько хмыкнула. — Где вы на самом деле познакомились? В Москве, да?

— Варя, включи мозг, — я грозно нахмурилась. — Повторяю. Нетитулованный дворянин и твой давний друг Анатолий Фёдорович Кони не имеет никакого отношения к моей беременности. Отец моего ребёнка другой мужчина.

— Саша, но почему тогда он так рьяно взялся помогать тебе? И с санаторием, да и вообще, — она взмахнула руками.

— Прекращай натягивать сову на глобус, — обронила я и направилась к диванчику.

— Какую сову? Зачем её натягивать на глобус? — растерянно переспросила Варя.

— Тебе виднее, — я неопределённо пожала плечами.

Под недоумевающим взглядом Варвары, неторопливо сняла шубку. Положив верхнюю одежду на диван, достала из сумки ящичек с «заряженным» жемчугом, подошла к столу. Поставив шкатулку на столешницу, села на стул и спокойно сообщила:

— Анатолий Фёдорович, мне нужна ваша профессиональная помощь.

— Я к вашим услугам, Александра Петровна, — с нечитаемым выражением на лице юрист уселся на одно из пустующих мест.

— На моём руднике сейчас трудятся тридцать шахтёров-зомби. Использовать их, как бесплатную рабочую силу, не могу. Совесть не позволяет. Но трупам деньги не нужны. Поэтому я хочу отдавать их заплату родственникам. Это юридически возможно?

Юрист озадаченно хмыкнул. Потерев подбородок, подметил:

— Вы в очередной раз сумели меня удивить, Александра Петровна. Законодательного запрета в найме мёртвых — не существует. Так, что ваше желание вполне осуществимо. Если у ваших, — он кашлянул, — шахтёров, есть родственники, найти их будет несложно. Вы помните хотя бы примерное местоположение захоронений, из которых поднимали усопших?

— Помню. Так же, как и все что было высечено на надгробьях.

— Великолепно. Это существенно облегчит задачу, — юрист довольно улыбнулся. Полуобернувшись, спросил у застывшей соляным столбом Плотниковой: — Милая, ты сможешь принести ручку и лист бумаги?

Варя отмерла. С растерянным выражением пригладила волосы.

— Так это правда? — прошептала она обескураженно.

Неужели дошло, что не юрист заделал мне ребёнка? Или что-то иное на уме?

Не спеша отвечать, я вопросительно приподняла брови.

— Правда, — улыбаясь краешками губ, согласился менталист.

— Оу, — выдохнула Варвара.

Покраснев, как маков цвет, женщина торопливо отвернулась. Достав из буфета бумагу и ручку, положила на стол. Анатолий Фёдорович неожиданно поднялся.

— Александра Петровна, напишите, пожалуйста, поимённый список ваших зомби-шахтёров. А мы, с вашего позволения, минут на десять вас оставим, — уверенно взяв «подругу детства» за руку, дворянин увёл её в смежную комнату и прикрыл дверь.

«О чём Варя спрашивала? Что за правда-то?» — мысленно обратившись к зверьку, я подтянула к себе писчие принадлежности.

«У неё в голове сейчас хаос, — моментально откликнулся Або. — Основное: любимого мужчину в совращении юной боярышни больше не обвиняет. И поняла, что слухи о тебе имеют под собой основание».

«Что за слухи? Поясни», — насторожившись, я отложила ручку.

«Жители города перетирают тебе косточки. Идёт молва, что серебряная ведьма подняла толпу зомби и использует их для своих нужд. Если кратко, народ негодует».

«Зашибись».

«Твоё желание начать выплачивать зарплату родственникам весьма своевременно. Многим рты заткнёшь».

«А что делать с теми мертвяками, которые отпугивают людей от аномалии? Роду Апраксиных эти покойники прибыли не приносят. Многие из них безродные: за оградой выкопала. Кому платить-то? Да и с деньгами проблема. Улаживать проблемы за счёт Дмитрия нет никакого желания. Сама же пока ничего не заработала. Одни долги».

«Кони — отличный юрист. Он найдёт решение, — поспешил успокоить ушастый. — Тебе помочь с датами жизни и смерти?»

«Угу. Спасибо».

Отогнав тревогу, я склонилась над листом и, под чутким контролем высшей сущности, принялась писать имена, фамилии и даты.

* * *

Десять минут давно прошли. Однако Анатолий Фёдорович с Варварой не спешили возвращаться.

«Або, у наших будущих молодожёнов всё нормально?» — спросила я, открывая крышку шкатулки.

«В целом — да. Конфликта меж ними больше нет. Сейчас Варя плачет, менталист успокаивает невесту. По моему мнению, он поступает правильно, что не спешит идти к тебе. После таких эмоциональных качелей женщина нуждается в поддержке. Не стоит оставлять её одну».

А уж с такой буйной фантазией, как у Варвары и подавно.

Мимолётно улыбнувшись, я подпёрла кулаком щеку. Время тянулось как резина. Перекатывая меж пальцев бусины, я думала обо всём и сразу.

— Александра Петровна, прощу прощения, что заставили вас ждать, — приятный голос юриста отвлёк от размышлений.

— Где Варя? — оставив в покое жемчужины, я озадаченно смотрела на дворянина, усаживающегося на прежнее место.

Тот лаконично пояснил:

— Умывается, — взяв список шахтёров, адвокат пробежался глазами по тексту. Аккуратно сложив бумагу, засунул во внутренний карман пиджака и заверил: — Сегодня к вечеру будет информация. Думаю, будет лучше, если я сам пообщаюсь с родственниками.

— Не возражаю, — откинув с лица локон, я пристально посмотрела на мужчину: — Почему вы сегодня сделали предложение Варе? Ваше решение по зову сердца или…? — я намеренно недоговорила.

Мужчина не сводил с меня умных глаз.

— Скажем так… Вчерашний вечер внёс значительные коррективы в мои планы, — аристократ помолчал и тихо продолжил. — Вас уже обсуждают. И с каждым днём слухов будет всё больше и больше. Учитывая вашу беременность, нахождение рядом с вами холостого мужчины истолкуют превратно. Нас с вами неизбежно начнут подозревать в интимной связи. Мой скоропалительный брак с мещанкой не предотвратит злословье, но всё же гнусных сплетен станет гораздо меньше. А после того, как тайное станет явным, — аристократ сделал многозначительную паузу, — любители посудачить сто раз подумают, прежде чем болтать языком.

О как. Выходит, собираясь жениться, аристократ убивает сразу несколько зайцев: в краткосрочной перспективе Кони заботится о моей нервной системе. В долгосрочной — о репутации императорского рода, ну и о собственной выгоде не забывает.

Разумно и логично. Однако есть одно громадное «но».

Я прижалась лопатками к спинке стула.

— Вам Варю не жаль? По факту вы используете женщину, которая вас любит.

Лицо дворянина окаменело.

— Александра Петровна, договорные браки не канули в Лету. Скажу больше: такие союзы до сих пор в приоритете. Наш брак с Варварой — это мезальянс. Не будь на то острой необходимости, я никогда бы не женился на мещанке. Разве что по большой любви. Однако к Варваре ничего подобного не испытываю. Я её искренне уважаю, она привлекает меня как женщина, но не больше. Принимая моё предложение о замужестве, Варвара всё это прекрасно знала. То, как моя невеста отреагировала на вашу явную беременность недопустимо. Я с ней поговорил. Подобных эксцессов впредь не повторится. И всё же считаю своим долгом дать объяснения. Варя искренне беспокоится о вас и любит меня. Не судите её строго за этот срыв.

Начинаю понимать, почему Кони считается одним из лучших юристов. Любого заболтает. И всё же эта история с договорным браком, конкретно напрягает. Даже знаю почему. Сама вышла замуж за его величество вовсе не по любви. И у меня… острая необходимость!

На душе скреблись кошки. С изумлением обнаружив, что покусываю фаланги пальца, мысленно дала себе затрещину. Игнорируя наблюдающего за мной дворянина, я неспешно убрала ото рта погрызенную часть тела. Не торопясь продолжать диалог с адвокатом, мысленно обратилась к тушканчику:

«Прелесть моя, давай уже установим жемчужины. Что от меня требуется?».

«Ничего. Сам озадачу домовых, — буквально через пару секунд шкатулка опустела. — Сделано», — доложил мой незаменимый помощник.

«Спасибо».

В этот момент в комнату вошла Варя. Не решаясь подходить, бывшая хозяйка гостиницы смотрела на меня виновато.

Улыбкой подбодрив женщину, я захлопнула крышку и спокойно сообщила:

— В этой шкатулке находились жемчужины с концентрированной жизненной силой серебряной ведьмы. Теперь они впаяны в стены здания.

— И что это даст? — голос Варвары прозвучал хрипловато.

— В дополнение к омоложению клиенты получат заряд энергии. Не только внешне, но и внутренне станут молодыми. Естественно, на определённый срок. Александра Петровна, верно вас понял? — адвокат вопросительно изогнул бровь.

Я кивнула.

— Великолепная задумка, — чистосердечно похвалила Плотникова. Подойдя, мещанка встала рядом со стулом жениха. Положив руку на его плечо, осторожно подметила: — С клиентами у нас проблема.

Поймав спрашивающий взгляд юриста, я прикусила щеку изнутри.

Есть у меня одна задумка, но получится ли? Не пролечу ли, как фанера над Парижем? Впрочем, не попробуешь, не узнаешь.

Выпрямив спину, я уверенно заявила:

— Что касается клиентов. Меняем концепцию. Санаторий будет оказывать уникальные услуги не богатым аристократкам, а обычным женщинам. Схема такая. Одна из родственниц шахтёров-зомби раз в месяц, имеет право на условно-бесплатный курс оздоровления и омоложения в санатории. Если женщинам понравится, то сработает сарафанное радио. Цены для сторонних клиенток сделаем демократичными. Что касается затрат на членов семьи покойных. У меня тридцать мертвецов. Они работают круглосуточно, без отдыха. Однако на руднике должны трудиться девяносто шахтёров и в три смены. Я хочу одну третью фонда зарплаты направлять родственникам, а две третьих на оплату процедур.

— Хм-м, — глубокомысленно протянул юрист. — Мне положительно нравится ваша идея.

— Чудно́ это. Я даже не слышала о чём-то подобном. Ты серьёзно думаешь, что дело выгорит? — с сомнением уточнила у жениха Варвара.

— Да, — уверенно заявил Анатолий Фёдорович.

Я довольно улыбнулась и невозмутимо предложила:

— А теперь господа, предлагаю обсудить вашу свадьбу. Не тайную и скромную, но такую как положено. С белым платьем, гостями и подарками.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 10

В комнате воцарилась гробовая тишина. В смятении посмотрев на меня, Варвара устремила напряжённый взор на жениха. Вне сомнений, мещанка хотела и фату, и платье, и гостей с подарками. Да вот только аристократ не спешил обсуждать их свадебное торжество. Он молчал и смотрел на меня изучающе.

— Анатолий Фёдорович, каждая девушка мечтает о красивой свадьбе, — вкрадчиво заметила я. — Разве ваша невеста её не заслуживает?

— Варя достойна самой лучшей свадьбы, — согласился юрист. Бережно сняв со своего плеча руку женщины, он коснулся губами тыльной стороны ладони.

— Так, может, тогда…— Плотникова осеклась, поймав предупреждающий взгляд будущего супруга.

Ещё раз поцеловав кисть будущей жены, Анатолий Фёдорович поднялся из-за стола.

— Александра Петровна, я вхож в высший свет столицы. Если мы с Варварой решим отмечать свадьбу, то буду обязан разослать пригласительные всем главам родов из высшего общества. Даже если праздник будет проходить не в столице, а во Владимире, явятся представители всех родов. В противном случае проявят неуважение, что повлечёт крайне неприятные последствия: как для меня, так и для того, кто не соизволит приехать либо прислать члена своего рода.

— И в чём проблема? — я искренне не понимала к чему клонит адвокат.

— В вас, Александра Петровна. Не пригласить вас на столь знаменательное событие я не смогу, а вы не сможете отказаться. Ваше пикантное положение однозначно заметят. Ну а дальше может произойти всё что угодно. Подвергать беременную женщину опасности и моральным испытаниям, верх эгоизма.

Обдумывая новую информацию, я заметила, как Варя вымученно улыбнулась жениху и принялась изучать узор на ковре. Мещанка не роптала, не злилась, но её упадническое настроение вызвало протест.

Да что за фигня? С какого перепуга из-за меня должны страдать другие? Предположим, Варя не озлобится, но осадок-то у неё останется. Оно мне надо?

— Анатолий Фёдорович, благодарю за разъяснения. И всё же считаю, что отказываться от празднования такого важного события в вашей жизни — неправильно. Шепотки за своей я спиной однозначно переживу. Что касается возможных нештатных ситуаций. Уверена, этот вопрос решаем, — заявила я безапелляционно, и «внезапно» разоткровенничалась: — Вся одежда мала стала. Надеть нечего. Хочу сейчас пройтись по магазинам готовой одежды, заглянуть в хорошее ателье. Но, боюсь, что самостоятельно не справлюсь. Варя, составишь компанию? Заодно и тебе закажем свадебное платье.

Мещанка нервно поправила безупречную причёску. Сомневаясь в ответе, встревоженно посмотрела на Анатолия Фёдоровича. Тот неодобрительно качнул головой, нахмурился. Спустя долгую паузу, объявил:

— Я отвезу вас в магазин. Варвара, предупреди Маргариту, что уезжаешь. Мы подождем тебя в машине.

Засияв от радости, Плотникова энергично кивнула и выпорхнула из комнаты. Взяв мою шубку, Анатолий Фёдорович принёс её мне. Галантно помогая надеть верхнюю одежду, шепнул на ухо:

— Ваш муж не согласится. И будет прав.

Так-то да. Но сама мысль, что хорошая женщина лишится собственной свадьбы только из-за моей беременности, встала как рыбья кость поперёк горла.

Взяв с дивана сумочку, я тихо сказала:

— Дима умный человек. Думаю, уже завтра сам с вами свяжется и даст положительный ответ.

На лице Анатолия Фёдоровича отчётливо читалось сомнение. Обаятельно ему улыбнувшись, я направилась прочь из комнаты. Пройдя через пустой холл, вышла на улицу.

Лёгкий морозец защипал щёки. Стянув полы расстёгнутой шубки, спустилась по лестнице. Дождавшись, когда Кони откроет для меня дверцу, уселась на заднее сиденье.

Сев за руль, мужчина завёл двигатель. Осторожно выудив из кармана Або, я вспомнила об утреннем происшествии.

— Анатолий Фёдорович, — окликнула юриста. Как только тот обернулся, сухо сообщила: — Сегодня боярыня Апраксина отреклась и от меня, и от рода. Перстень главы рода зафиксировал отречение. Вопрос: какие правовые последствия — это событие будет иметь и для меня, и для Анфисы Тимофеевны?

— В очередной раз удивили, — признался адвокат. — С юридической точки зрения вам абсолютно ничего не грозит. А вот ваша теперь уже бывшая матушка утратила титул боярыни, право носить фамилию умершего мужа, требовать от вас содержание: и как от дочери, и как от главы рода. Фактически она стала для вас посторонним человеком. Позвольте узнать, а что послужило причиной для столь недальновидного решения Анфисы Тимофеевны?

Поглаживая тушканчика, я пристально посмотрела на мужчину и ледяным тоном ответила:

— Желание убить моего ребёнка.

Меж бровей аристократа пролегли две глубоких складки. Вдруг передняя дверь автомобиля открылась. Обдав холодным воздухом, в салон юркнула Варвара.

— Поехали? — усевшись поудобнее на пассажирском кресле, спросила она с улыбкой.

Кивнув невесте, Анатолий Фёдорович, нажал на педаль газа, машина быстро поехала по дороге. Поймав взгляд юриста в зеркале заднего вида, я вопросительно приподняла брови.

— Александра Петровна, у вас чудесный питомец, — невозмутимо обронил менталист.

Прекрасно поняв, что речь вовсе не о внешнем виде ушастого тушканчика, я усмехнулась.

— Согласна, — негромко, но уверенно ответив, я продолжила гладить хрупкое тельце своего единственного друга.

Автомобиль остановился напротив одноэтажного здания. Вывеска на фасаде гласила, что здесь находится магазин купца Стрельникова.

Мне придётся мерить одежду, а значит, снимать шубку. Або не стоит оставлять в кармане.

Открыв сумочку, я бережно посадила вовнутрь зверька. Немного подумав, сняла с пальца символ главы рода и засунула в кармашек. Зачем? Не знаю. Так, на всякий пожарный случай.

— Толя, может, всё-таки поедем на рынок? — настойчиво предложила Варя.

С чего это вдруг? Насколько помню, примерочных там нет. Разеваться за тряпочкой на картонке? Летом ещё ладно, но сейчас-то на дворе зима!

Не понимая, что нашло на мещанку, я озадаченно смотрела то на неё, то на Кони.

— Нет, — спустя короткую паузу лаконично ответил аристократ. Полуобернувшись ко мне, он цепко глянул на правую руку. Заметив отсутствие перстня, одобрительно улыбнулся и малопонятно пояснил: — Я знаком со Стрельниковыми. Проблем не возникнет.

О каких проблемах он говорит? Я хочу купить одежду. Деньги есть. Что может пойти не так⁈ Беременных без обручальных колец обслуживают исключительно на рынке? Ну и чушь в голову лезет. Хотя кто его знает?

Хмурясь, я вышла на улицу. Спустя несколько мгновений глухо хлопнули дверцы машины. Взяв меня под локоток, Варвара намеренно пропустила юриста вперёд. Внутренне собравшись, я вместе со своей спутницей пошла в магазин, отставая от мужчины лишь на пару шагов.

Звонко тренькнул колокольчик. Придержав для нас дверь, адвокат уверенно направился в торговый зал. Из-за стоек с разноцветной одеждой выплыла полная женщина. Пышное, ярко-зелёное платье, излишне щедро отделанное рюшами, делало её похожей на оживший куст.

— Здравствуйте, Анатолий Фёдорович. Как же я рада вас видеть, спаситель вы наш. Какими судьбами? Сердечко потянуло в родные края? — не отводя взора от московского адвоката, купчиха счастливо улыбалась.

— Добрый день, Пелагея Никитична, — вежливо поздоровался дворянин. — Вы правы, душа истосковалась и по дому, и по невесте.

— Невесте? Я не ослышалась? Кто же эта счастливица⁈ — с восторгом воскликнула женщина.

Не скрывая жадного любопытства, она бесцеремонно осмотрела Варвару, затем меня. Очевидно, заметив живот, купчиха уставилась на мою правую руку. Не обнаружив на безымянном пальце символа замужества, одарила меня, а после и адвоката красноречиво-осуждающим взором.

Вот и началось в колхозе утро.

Сохраняя хладнокровие, я ждала дальнейшего развития событий. Анатолий Фёдорович шагнул к Варе. И весьма недвусмысленно поцеловал пальчики смутившейся женщины.

— Прошу любить и жаловать. Моя будущая супруга Варвара Григорьевна Плотникова, — отпустив руку невесты, с достоинством представил меня: — Александра. Этой милой девушке срочно нужна новая одежда. Уверен, у нас найдутся подходящие вещи.

— Девушка, да не совсем, — пробормотала себе под нос недовольная Пелагея Никитична. — Так уж и быть, отойду от правил. Анатолий Фёдорович, можете не сомневаться, ваша знакомая, — она сделала акцент на слове, — купит здесь всё, что пожелает.

Она сказала «правил»? Продавцы реально гонят незамужних беременных женщин из магазинов? Да что за мир-то такой⁈

В душе забурлило раздражение. Не слушая дальнейший разговор, я с каменным лицом пошла меж стоек с вещами. Рассматривая висящие на вешалках платья, с сожалением констатировала, что пока ничего не нахожу.

Платья цвета «вырви глаз», фасон «баба на чайнике». Рюши… Куда их столько? А главное: зачем? Что за дурацкая мода? Или купчиха выбирает товары на продажу сугубо по своему вкусу?

— Толя уехал по делам. Просил передать, чтобы ты брала всё, что захочешь. Покупки запишут на его счёт, — негромко сообщила, присоединившаяся ко мне Варя.

— Спасибо, конечно, но у меня всё в порядке с деньгами, — остановившись напротив манекена, обряженного в красное платье с белым горохом, я не сдержала тяжкого вздоха.

— Живенько, — пробормотала Варя. Вытянув шею, она поискала глазами хозяйку магазина. Без особого труда обнаружив дрейфующий по залу «куст», кашлянула, прочищая горло. И громко позвала: — Пелагея Никитична! Не могли бы вы подойти к нам?

Тотчас изменив курс, купчиха подплыла к нам, проворковала:

— Слушаю тебя, Варенька. Ты ведь позволишь себя так называть? — женщина улыбалась невесте столичного адвоката во все тридцать два зуба.

Разнервничавшись, Варя потёрла шею сзади и неожиданно важно заявила:

— Я предпочитаю, когда меня называют полным именем и обращаются на «вы».

Пелагея Никитична иронично усмехнулась.

— Будущий статус примеряешь? Когда замуж выйдешь, да Анатолий Фёдорович в столицу увезёт, несладко тебе, милая, придётся. Девку из деревни увезти несложно, а вот чтоб деревню из неё вытравить, придётся сильно попотеть. Запомни, девонька, у тебя сейчас на лбу написано, что ты простолюдинка. Ну да ладно. Коль охота почувствовать себя дворянкой, так тому и быть. Уважу Анатолия Фёдоровича. Что желаете, Варвара Григорьевна? — женщина с нарочитым подобострастием поклонилась. А выпрямившись, невинно похлопала ресничками.

Побледнев, мещанка сердито раздувала ноздри. Казалось, ещё чуть-чуть и разразиться гневной тирадой. Предупредительно коснувшись предплечья Вари, я обратилась к хозяйке магазина:

— Пелагея Никитична, у вас имеются в продаже платья нейтральных цветов и свободного кроя?

— Разумеется. У нас есть вещи на любой вкус. Прошу за мной, — подметая подолом пол, купчиха пошла прочь из основного зала.

Неужели удастся купить хоть какую-то обновку?

Мысленно скрестила пальцы наудачу. Взяв под локоток бледную как полотно Варю, я последовала за Пелагеей Никитичной. Пройдя по коридору, та остановилась у одной из открытых дверей.

— Прошу располагаться, — вежливо предложила, обращаясь к нам обеим. Затем обратилась ко мне: — Госпожа, одежду для вас скоро принесут.

Госпожа⁈ Как она меня вычислила?

Не показывая удивления, я кивком поблагодарила хозяйку магазина. Войдя в небольшое помещение, осмотрелась: щедро освещённая искусственным светом комната, оказалась без окон. Одну из стен полностью занимало громадное зеркало. В углу вместительная примерочная кабинка, рядом пустая стойка для одежды, чуть дальше диванчик с журнальным столиком.

Мрачная как туча Плотникова двинулась к дивану. Усевшись, понуро опустила плечи. Не зная, как приободрить женщину, я села рядом, накрыла её ладонь своей. Плотникова молча освободила руку и демонстративно отвернулась.

Даже так? Что ж, навязываться не стану.

* * *

Минут через десять в комнату вошли две девушки с ворохом одежды. Избегая смотреть в сторону дивана, развесили на стойке вещи и быстренько удалились. Зорко следящая за своими сотрудницами купчиха закрыла дверь. Вежливо мне улыбнулась и предложила:

— Госпожа, проходите в примерочную. Обслужу вас лично.

Язвительно хмыкнув, Варвара заложила ногу за ногу, скрестила руки на груди.

Да что с ней такое?

Строго посмотрев на Плотникову, я встала с дивана. Сняв верхнюю одежду, отправилась в примерочную. Одна хорошая вещь сменяла другую. Надев очередную, я внимательно осматривала себя в ростовом зеркале и принимала решение, нравиться иль нет. В тех случаях, когда сомневалась, отдёргивала шторку и выходила в комнату.

В первый раз, когда попросила совета, Пелагея Никитична поразительно искренне прокомментировала то, что видит: если кратко, ей не понравилось. А вот бывшая хозяйка гостиницы продолжила себя вести как непонятно кто. На мой вопрос: «как тебе?», Варвара пожала плечами.

— Вам виднее, — процедила она и демонстративно прикрыла веки.

Выводы я сделала. И больше Плотникову не тревожила. Из множества по-настоящему достойных вещей в итоге выбрала четыре платья: бежевое, кремовое, цвета слоновой кости и серое. Все тёпленькие, свободного кроя, с длинным рукавом и в пол.

Решив ехать домой в новом, я облачилась в серое платье. Посмотрев на себя в зеркальную гладь, довольно улыбнулась: фасон великолепный. Нигде ничего не жмёт, не тянет, грудь очерчена, а вот живот надёжно скрыт от посторонних глаз.

— Александра, вас просят к телефону, — внезапно сообщила Пелагея Никитична.

— Меня? — отдёрнув занавеску, я с удивлением воззрилась на хозяйку магазина.

Стрельникова улыбнулась и пояснила:

— Звонит Анатолий Фёдорович, спрашивает, как у вас дела.

— Вы уверены, что мой жених желает поговорить не со мной, а с Александрой? — ледяным тоном спросила Варвара, поднимаясь с дивана.

— Абсолютно. Анатолий Фёдорович просил пригласить к телефону именно Александру, — с невозмутимым видом ответила Пелагея Никитична.

— Понятно, — раздражённо бросила Плотникова.

Какая муха её укусила⁈

Старательно глуша негативные эмоции, я пересекла помещение. Взяв шубку с сумочкой, ровным тоном уведомила:

— Пелагея Никитична, я определилась. Пока возьму четыре платья. Это и ещё три. Они отложены от остальных.

— Прекрасно. Ваши покупки сейчас упакуют. Пройдёмте со мной, — Стрельникова подплыла к двери.

— Саша, надо поговорить. Подожду на улице. Постарайся сильно не задерживаться, — процедила Варя и первой покинула комнату.

«Або, что с ней творится?» — спросила я, следуя за хозяйкой магазина.

«Ревнует к тебе жениха. Чувствует себя неполноценной. Страшиться будущего. И ещё куча всего», — высшая сущность совсем по-человечески вдохнула.

«Писец. Цензурных слов нет, сплошные маты».

— Телефон на рабочем столе, — жестом предложив войти, жена купца Стрельникова тактично осталась в коридоре.

А дверь-то не закрыла. Любопытная.

Я подошла к столу. Взяв лежащую на нём трубку, приложила к уху.

— Слушаювас, Анатолий Фёдорович, — умышленно не представляясь, повернулась спиной к входу.

— Александра, у вас всё нормально? — приятный баритон юриста ласкал слух.

— Вполне, — лаконично ответив, я бесцельно осматривала столешницу.

— Вот и отлично. Теперь о делах. Вашу просьбу я выполнил. Список родственников шахтеров у меня на руках.

— Так быстро. Спасибо огромное, — искренне поблагодарив расторопного юриста, я перехватила поудобнее шубку.

Взгляд зацепился за газету. Из чистого любопытства подтянув к себе «Московский вестник», посмотрела на первую полосу и остолбенела. Под жирным заголовком «Самая желанная невеста империи» красовалась… моя фотография!

— В связи с тем, что у вас произошло сегодня утром, считаю необходимым безотлагательно осмотреть машину Антона Леонидовича. Процедуру проведёт и всё запротоколирует мой знакомый сотрудник полиции. Не беспокойтесь, информация никуда не уйдёт, — из динамика доносился голос адвоката.

Не особо понимая, о чём толкует Кони, я читала статью про главу боярского рода Апраксиных. Вознося мой уникальный дар до небес, журналист восторженно вещал о том, как мёртвые восстали и пришли поклониться серебряной ведьме. А напоследок репортёр вопрошал, какому же счастливчику повезёт? Кому отдаст своё сердце серебряная ведьма и тем самым принесёт неслыханную удачу?

Бред какой-то…

— Александра, вы меня слышите? — неожиданно громко спросил юрист.

— Да, слышу, — заторможено отозвалась я. Судорожно вспоминая, что сейчас говорил Кони, вернула газету на место и осведомилась: — От меня что-то требуется?

— Лишь согласие. Вы не возражаете, если минут через сорок, я приеду к вам в особняк с криминалистом?

— Ничуть.

Попрощавшись с юристом, я положила трубку на рычаги и обернулась. Пелагея Никитична величественно подплыла ко мне. Протянув полушубок из роскошного серебристого соболя, с улыбкой сообщила:

— В нашем магазине верхней одежды нет. Я отправила сотрудницу в соседний меховой салон. Примерьте, пожалуйста. Думаю, вам подойдёт.

«Або, она читала газету?»

«Да. Как только тебя увидела, сразу узнала».

Охренеть. Очередной сюрприз. Впрочем, Кони — менталист. Не сомневаюсь, что он считал память Стрельниковой. Так что нет смысла нервничать понапрасну.

С непроницаемым выражением я положила на стул старую шубку, надела новую. Практически невесомая, воистину шикарная вещь села идеально.

Кто бы сомневался. Мой размер купчиха прекрасно знает.

Застегнувшись, я накинула на голову капюшон, вопросительно посмотрела на опытную продавщицу.

— Чудесно, — зорко осмотрев меня, подытожила купчиха.

— Сколько с меня?

— Нисколько, — торопливо заверила женщина. — Господин Кони, распорядился все ваши покупки записать на его счёт.

— Предпочитаю расплачиваться сама, — я демонстративно открыла сумочку.

Честно признаться, в полушубок влюбилась, как только его увидела. Но тратить больше, чем есть сейчас в кошельке не стану. Если пушистая красота стоит как крыло самолёта, откажусь.

— Коль так, воля ваша. Платья отдам почти даром. За всё четыре возьму всего-то тысячу рублей. И на шубку в салоне дали хорошую скидку. В общей сложности с вас семнадцать тысяч.

Трындец. Ну и цены… Пальто на рынке я купила за сто пятьдесят рублей. А здесь одно платье двести пятьдесят! И на полушубке купчиха наверняка хорошо поживилась. Может не брать его?

Пальцы сами собой коснулись меха. Жаба душила не по-детски, но без дорогих вещей, увы, не обойтись. Статус что б его. Опять же из бюджета не выхожу. Даже рублей триста останется.

Мысленно себя уговаривая, достала из сумочки пачку банкнот. Усиленно сохраняя невозмутимое выражение, отсчитала нужную сумму. Передав деньги довольной женщине, взяла свою беличью шубку и направилась к двери.

Задержавшись у порога, я словно невзначай поинтересовалась:

— Пелагея Никитична, почему вам Варя так не понравилась?

— Не понравилась? — с недоумением переспросила Стрельникова. — Отчего же. Вполне симпатичная девушка. Но не пара она такому мужчине, как Анатолий Фёдорович. Жаль, что вы ребёночка не от него прижили. Очень жаль. Отменный юрист, да и человек хороший. Если б вы его полюбили, то он бы молниеносно достиг высот в карьере. А так придётся ему пахать и пахать. В столице это ой как непросто. Жили мы с мужем в Москве. Люди там нечета нашим. Интриганы, сплетники, да до денег уж больно охочи. Так и норовят ободрать, — она сокрушённо вздохнула.

Ага. А ты белая, пушистая и деньги не любишь. «Почти даром» продала платья. Про шубу со скидкой и вовсе молчу.

— Благодарю за ответ. Покажите дорогу?

— Конечно.

С ловкостью фокусника Пелагея Никитична спрятала пачку денег где-то в недрах своего безумного зелёного платья. Сопроводив меня в торговый зал, хозяйка магазина самостоятельно упаковала старую шубку.

Торжественно вручив мне свёрток и пакеты с обновками, купчиха настоятельно рекомендовала не ходить по другим магазинам, а сразу обращаться к ней. Не став обещать того, что выполнять не собираюсь, я вышла на улицу.

Осмотревшись, увидела Варвару. Засунув руки в карманы зимнего пальто, она стояла на углу дома и смотрела куда-то вдаль.

Подойдя, я негромко спросила:

— Заждалась?

Плотникова обернулась. Постояв недвижимо несколько секунд, она внезапно заявила:

— Я не смогу с тобой работать.

* * *

Черновая авторская вычитка

(обратно)

Глава 11

Я изучающе посмотрела Варю: подбородок приподнят, в глазах решимость. Отвернувшись от бывшей хозяйки гостиницы, устремила взор на запорошённые снегом деревья.

Варвара Григорьевна только что подложила мне жирную свинью. Прекрасно об этом знает, но ей плевать. В этом мире каждый думает исключительно о себе.

Я стиснула зубы. Запихав подальше моральные терзания, обратилась к Або:

«Вытащи, пожалуйста, из памяти Плотниковой весь опыт работы с кремом для омоложения».

«Сделано», — через пару мгновений ответил ушастый друг.

«Сможешь вложить информацию в разум Маргариты?»

«Смогу. У Ткачук превосходно развиты нейронные сети. За ночь справлюсь. Завтра утром у тебя будет новый специалист».

«Спасибо, моя радость», — я мимолётно улыбнулась.

Натянутая как струна, женщина не выдержала. Поймав мой взгляд, она неестественно спокойным голосом спросила:

— Тебе интересна причина?

— Здесь не очень удобно разговаривать. Предлагаю отойти, — не дожидаясь ответа, я направилась за угол магазина. Остановившись у глухой стены, обронила: — Слушаю.

Варя, расправила плечи, чётко произнесла:

— На моё решение повлияли два события. Первое: Анатолий предложил выйти за него замуж и получил моё согласие. Второе: ты сообщила, о смене концепции своего нового бизнеса. Я себя уважаю. И у меня нет желания добровольно становиться человеком низшего сорта.

И как вот это всё взаимосвязано?

Бечёвка, стягивающая свёрток со старой шубкой, неприятно врезалась в ладонь. Поморщившись, я довольно холодно заметила:

— Твои мотивы для меня всё ещё неясны.

Варя с недоумением хмыкнула.

— Хорошо. Попробую объяснить иначе. Мой жених — дворянин, входящий в высший свет столицы. А я — нищая простолюдинка. Тебе ли не знать, как аристократы относятся к таким, — она сделала акцент на слове, — неравным бракам? Как только выйду замуж, не супруга, но меня начнут усиленно макать носом в грязь. А прошлое изучат хлеще, чем под микроскопом, — Плотникова нервно поправила вязаный шарф на шее, чуть тише продолжила: — Ты глава древнего боярского рода. И при желании можешь заниматься всем чем угодно. Даже если начнёшь собственноручно раздавать обеды бездомным, тебя не осудят. Мне же придётся отбиваться от нападок даже за организацию дешёвого гостевого дома. Но хозяйка гостиницы — это не наёмный работник, оказывающая услуги по омоложению малоимущим простолюдинам. За такой эпизод в моей жизни дворянки меня затравят.

— Не понимаю. Какая разница, кого омолаживать?

Плотникова горько рассмеялась, всплеснула руками.

— Поразительно. Складывается впечатление, что тебя и правда воспитывали люди без классовых предрассудков.

Я молча смотрела на женщину.

Спустя довольно долгую паузу, Плотникова вновь заговорила:

— Для члена боярского рода ты слишком хорошо относишься к обычным людям. Как правило, дворяне ведут себя иначе. Предположим, я делаю уникальные косметические процедуры матушке — императрице. Аристократы по умолчанию относятся ко мне с уважением. Никто не скажет ни единого плохого слова, не попрекнёт ни происхождением, ни прошлым. Для всех я — избранная. Но если, выйдя замуж за Анатолия, начну предоставлять такую же услугу нищенке, то высшее сословие меня не примет. Я автоматически становлюсь для них существом низшего сорта и могу рассчитывать исключительно на презрение.

Дурдом какой-то. Воистину в каждой избушке свои погремушки.

Верёвка снова впилась в ладонь. Я мысленно чертыхнулась, сунула свёрток с шубкой под мышку.

— Варя, благодарю за максимально развёрнутые пояснения. И всё же, напомню: твой жених одобрил мою новую бизнес-идею. Прости, но сомневаюсь, что такой человек, как Анатолий Фёдорович не понимает, чем моя затея может обернуться для тебя.

— Конечно, он понимает! Разве не замечаешь, что Анатолий носится с тобой, как с писаной торбой? — женщина кривовато улыбнулась. — Для него твои желания, потребности и проблемы — в приоритете. Если провести аналогию с тобой, то для моего будущего мужа ты сидишь во главе стола, а я на коврике у двери.

— Допустим, всё так и есть. И ты при таком раскладе, всерьёз собираешься замуж за этого мужчину? — не поверила я.

— Да, — твёрдо ответила Варвара. Помолчав, неожиданно созналась: — Поначалу мне казалось, что между вами есть взаимное влечение. Я рыдала в подушку, но предпочитала молча терпеть. Прекрасно понимаю, кто ты, и кто я. У меня не было ни малейшего шанса. А сегодня всё внезапно изменилось. Когда Толя попросил оказать честь и стать его супругой, я ошалела. Знаю ведь, что нет у него любви ко мне, и предложение сделал неспроста. Но я люблю этого мужчину. По-настоящему люблю. Наш первый поцелуй, прервала ты. Я растерялась, а потом увидела твой живот, и меня сорвало. До сих пор стыдно за тот безобразный скандал, который устроила, — мещанка уныло склонила голову.

Так-то да. Скандал, причём на пустом месте ей определённо удался. Впрочем, как бы я поступила на её месте? Честно — не знаю и знать не хочу.

Совладав с эмоциями, Варвара выпрямила спину, гордо приподняла подбородок.

— Толя мне не лжёт. Никогда, — заявила она без тени сомнений. — Я не просила, но он дал слово дворянина, что у него с тобой ничего не было, нет и не будет. Если мой будущий супруг считает, что обязан в первую очередь беспокоится о тебе, значит, на то есть веская причина. Позаботиться о собственном будущем, я способна и самостоятельно. Искренне сожалею, но работать с тобой действительно не смогу. Надеюсь, ты меня понимаешь, — Варя замерла в ожидании, смотрела настойчиво.

В том то и дело, что понимаю. Жених её не любит, женится хрен знает почему, а брак в ближайшем будущем не сулит радужных перспектив. Но Варя влюблена и будет бороться до последнего. И вот что с ней делать?

Рассказать ей правду не могу. Но если мещанка Варвара Плотникова будет работать на меня, то, не прилагая особых усилий, заслужит уважение дворянства. Не сейчас, чуть позже. Когда выйду из тени. Скорее всего, «заклеймённый» государем адвокат не встревожился за будущее своей невесты именно по этой причине.

Свёрток с шубкой выскользнул из-под моей руки, шлёпнулся на снег.

— Да что б тебя, — сердито буркнув, подняла упаковку. Живот жалобно заурчал, напоминая о пропущенном обеде. Максимально аккуратно взявшись за бечёвку, я искренне сказала: — Варя, ты права. У Анатолия Фёдоровича имеются весьма серьёзные основания, чтобы настолько сильно заботиться обо мне. Озвучить причину, увы, не могу. Но всё же настоятельно прошу ещё раз хорошенько подумать и передумать уходить.

— Спасибо, Саша, но нет. Мне будет проще себя контролировать, не видя, как Толя сдувает с тебя пылинки. Ревность — гадкая штука и приходит внезапно. Не хочу повторения сегодняшнего… — она осеклась, посмотрела на меня с безумной тоской.

Звиздец.

Сердце полоснула острая жалость. Не давая ей прорваться наружу, я припечатала:

— Я тебя услышала. Тема закрыта.

Женщина глубоко вдохнула морозный воздух. С силой потёрла щёки.

— Не в моих правилах подводить людей. У моего родственника аптекаря, есть дочь Наталья. Технику работы с кремом она знает не хуже меня. Женщина давно замужем, двое деток. Семья не бедствует, но деньги не помешают. Думаю, что она согласится на тебя работать, — Варя перекатилась с носка на пятку и вдумчиво продолжила: — Но было бы совсем чудесно, если б меня заменила Ткачук. С ней у тебя точно проблем не возникнет. Если дар серебряной ведьмы позволит взять из моей головы знания и вложить в разум Маргариты, то я готова. Моя память в твоём распоряжении, — в голосе женщины не слышалось ни тени сомнений.

Твою ж мать. Сама предложила. А я как подлый воришка уже всё стащила.

Стало стыдно. Да так сильно, что под капюшоном запылали уши.

«Сделай вид, что сосредоточилась, — неожиданно посоветовала высшая сущность. — Потом скажи Варе, что данные считаны. Избавь девушку от чувства вины перед тобой. Ну и себя заодно».

«Спасибо».

Я выпрямила спину, смежила веки. Постояв с каменным выражением на лице, демонстративно медленно выдохнула.

— Информация считана. Завтра утром Маргарита проснётся с новыми знаниями и навыками, — неожиданно для себя самой, подмигнула Плотниковой. Как только та заулыбалась, я абсолютно серьёзно рекомендовала: — Начинай готовиться к свадьбе. Я обязательно буду на ней присутствовать.

— Саша, может, не надо? — Варя красноречиво посмотрела на мой живот, надёжно спрятанный под новым полушубком.

В горле встал ком. Я кашлянула и сказала как отрезала:

— Надо, Варя.

Иначе меня совесть сожрёт.

* * *

Часом ранее. Наследный дом бывшей боярыни Апраксиной

«Что на меня нашло? Зачем я отреклась от рода?» — в который раз задавалась вопросом Анфиса Тимофеевна и не находила ответа.

Побродив по пустому дому, женщина обессиленно плюхнулась в кресло.

«Сашка, Сашка, что ж ты натворила, девка неразумная. В строгости же воспитывалась. И на тебе — ублюдка нагуляла. Ты же себе жизнь сломала, род опозорила! За что мне всё это? Как жить-то теперь? Где взять денег?» — бывшая боярыня подалась вперёд, прижала ладони к лицу и разрыдалась.

Слёзы лились водопадом, но, увы, долгожданное облегчение так и не наступало.

Нудный звонок разлетелся по комнате. Достав платочек из кармана платья, дворянка промокнула припухшие веки. Тяжело поднявшись, подошла к телефону.

— Боярыня Апраксина у аппарата, — произнеся привычную фразу, Анфиса Тимофеевна едва сдержалась, чтобы снова не разреветься. Право на титул и фамилию она сегодня утратила. Причём по собственной дурости.

— Здравствуйте. Меня зовут Сергей Сергеевич Новиков. Я главный врач городской клинической больницы. Боярыня Апраксина, прошу прощения за беспокойство. Скажите, вам знаком Антон Леонидович Золотницкий?

Бывшая боярыня Апраксина вцепилась в трубку.

— Антон мой муж. Что случилось? — хрипло выдохнула женщина и стремительно побледнела.

— Минувшей ночью в наш приемный покой поступил мужчина в неадекватном состоянии. При себе у него были документы на имя нетитулованного дворянина Антона Леонидовича Золотницкого. Со слов сотрудников правоохранительных органов: в одном из круглосуточных магазинов господин Золотницкий приставал с непристойными предложениями к пожилой продавщице-простолюдинке. Однако едва к ней прикоснулся, убежал с воплями в подсобку и там закрылся. Полицейские вытащили вашего супруга из подсобного помещения и доставили в нашу больницу.

«Какой кошмар. Какой кошмар», — дворянка побледнела до такой степени, что стала походить на привидение.

— Госпожа Апраксина, скажу без ложной скромности. Я очень опытный врач: профессор, практикую более сорока лет. Вашего супруга осматривал лично. Антон Леонидович буквально одержим желанием близости с женщиной. При мне он схватил за руку медсестру, а через миг закричал от ужаса и забился в угол палаты. Я не стану утомлять вас терминами. У вашего супруга нет психического расстройства. А вот его тело подверглось крайне нетипичному магическому воздействию.

Перед внутренним взором Анфисы Тимофеевны промелькнула картинка: очищенный от снега двор особняка Апраксиных и сугроб на крыше автомобиля горячо любимого супруга.

От жуткой догадки колени аристократки подогнулись. Стараясь устоять, она прижалась плечом к стене.

— Это воздействие на тело… проклятье ведьмы? — посиневшие губы отказывались повиноваться женщине.

— В том-то и дело что нет. Проклятье даже самое изощрённое оставляет энергетический след в ауре. У вашего супруга ничего подобного не обнаружено. Поверьте, мы проверяли тщательно. И всё же думаю, что без ведьмы тут не обошлось, — главврач выдержал паузу и аккуратно подметил: — Я пообщался с Антоном Леонидовичем, просил рассказать, когда случился первый приступ. Ваш супруг поведал, что желал пообщаться со своей падчерицей. Девушка разговаривать с ним не стала, прогнала. А после того как господин Золотницкий покинул особняк, у него возникло неконтролируемое сексуальное желание. Анфиса Тимофеевна, не стану ходить вокруг да около. По городу ходят упорные слухи, что у главы вашего рода дар серебряной ведьмы. Если это так, то только ваша дочь способна убрать последствия своего воздействия. Современная медицина, увы, в данном случае бессильна.

«Моя дочь — чудовище. Пусть я утратила титул, но связи остались. Сашка пожалеет, что посмела тронуть Тошу!» — злость опалила душу Анфисы Тимофеевны.

— Я вас поняла, — объявила она ледяным тоном. — Благодарю за информацию. Свяжусь с вами в ближайшее время. Всего доброго.

Нажав на рычаг, дворянка по памяти набрала номер.

— Прокуратура, — важно сообщила девушка-секретарь.

— Соедините с прокурором, — не попросила, но потребовала бывшая боярыня.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 12

Попрощавшись с Варварой, я открыла туманный тоннель в свою комнату. Положив пакеты с покупками в гардеробной, вышла из спальни и тотчас унюхала умопомрачительные ароматы.

Не поняла… Почему пахнет едой? Повариха же так и не приехала.

«Або, кто на кухне?» — я торопливо направилась к лестнице.

«Горохова Анна Ивановна».

«Не поняла, — от удивления я остановилась на ступеньке. — Откуда она взялась? Доберманы мне не сообщали о её приезде. Собаки сломались?»

«Нет. Они „сломаться“ не могут. После того как уехала Анфиса Тимофеевна, я взял управление фантомов на себя, — будничным тоном заявил хранитель императорского рода. — Горохову псы сопроводили в дом по моему приказу. Курьеров с букетами заворачивают обратно. Кстати, только что на территорию особняка заехал твой юрист. С ним два криминалиста: они будут производить осмотр машины Антона Леонидовича», — выдав эту тираду, тушканчик вылез из кармана и уже так привычно забрался на плечо.

Божественные запахи без устали щекотали ноздри. Рот наполнился слюной, а пустой желудок прилип к спине.

Да что ж за непруха-то такая! Кони не мог попозже приехать? Есть хочется безумно. Но ужин придётся отложить. Вот как Або всё успевает?

Не став задавать глупый вопрос высшей сущности, я продолжила спуск.

— Добрый вечер, хозяюшка, — увидев меня в холле, приветливо поздоровался дворецкий. — Докладываю. Анна Ивановна колдует на кухне, домовые починили телефон, — он жестом указал на стойку с телефонным аппаратом. — Теперь я отвечаю на звонки, как и положено.

О как. Буду знать.

— Мне кто-нибудь звонил? — осведомилась я, приблизившись к слуге.

— Да. Тридцать шесть человек, — шокировал Николай. — В основном это были помощники глав родов. Они пытались выяснить, почему боярышня Апраксина отказывается принимать цветы. Я отвечал, что вы не любите цветущие растения в срезанном виде, — довольный своей находчивостью он заулыбался.

«Идея хорошая, но проблемы не решит. Начнут кактусы в горшках присылать», — деловито подметил Або.

«Запросто», — согласилась я с ушастиком, но расстраивать дворецкого не хотелось.

— Николай, вы большая умница, — искренне похвалив слугу, я пошла к выходу.

— Хозяюшка, прошу прощения. Один звонок был по делу. Сегодня в одиннадцать тридцать вам звонила боярыня Ирина Владимировна Силантьева.

Кто⁈

Затормозив, я пристально посмотрела на дворецкого, сдержанно осведомилась:

— Что хотела Ирина Владимировна?

— Госпожа Силантьева просила вам передать, что намерена отдохнуть в вашем санатории. Завтра в сопровождении трёх аристократок из высшего света она приедет поездом и потребовала их встретить.

Чего⁈ Госпожа Силантьева часом не охренела?

Пульс участился, мышцы напряглись.

— Боярыня свой телефонный номер оставила? — в моём голосе завывала вьюга.

— Увы, — дворецкий сокрушённо вздохнул и спохватился: — Но это не беда. Если вы желаете, поищу номер в справочниках.

— Благодарю, не стоит. Скажите Анне Ивановне, что минут через тридцать, приду ужинать.

— Будет исполнено, хозяйка, — уважительно поклонившись, дворецкий с достоинством удалился.

Боярский род Силантьевых знатен. Но и я отнюдь не простолюдинка. Голову даю на отсечение подобное поведение среди аристократов не норма. Решили проверить беременную серебряную ведьму на «вшивость»? Ну-ну. Обломаются.

Скрипнув зубами, я покинула дом, остановилась на краю террасы. Неподалёку, возле занесённого снегом автомобиля, сновали двое мужчин в полицейской форме. Адвокат стоял в сторонке и молча наблюдал за работой криминалистов.

Уф-ф-ф.

Я шумно выдохнула, гася раздражение. Постояв недвижимо несколько минут, громко позвала:

— Анатолий Фёдорович!

Аристократ обернулся. Заметив меня, улыбнулся, кивнул. Что-то сказав сотрудникам полиции, Кони двинулся в мою сторону. Взбежав по лестнице, встал рядом.

— У вас что-то случилось, — он не спрашивал, утверждал.

Естественно. Жизнь бьёт ключом, да так и норовит стукнуть по темечку. Может рассказать, что учудила Силантьева? Нет. Лучше с его величеством вечером посоветуюсь.

— День выдался суматошный, — уклонившись от ответа, я кривовато усмехнулась. Спустя короткую паузу, ровным тоном продолжила: — Думаю, вы должны узнать от меня. Ваша невеста сообщила, что не сможет на меня работать. Объяснила свои мотивы. Я её прекрасно понимаю, обиды не держу. Мы хорошо поговорили с Варварой и даже уже нашли ей замену.

Меж бровей дворянина пролегла глубокая складка.

— Как же Варя любит всё усложнять! — бросил он в сердцах и добавил на грани слышимости: — Глупышка ревнивая.

Сняв с плеча зверька, я предпочла сменить тему:

— Анатолий Фёдорович, скажите, для чего полицейские осматривают машину?

Спустя долгую паузу, он положил предплечья на перила. Устремив взор на криминалистов, напомнил:

— Ваш бывший отчим покидал особняк в дикой спешке. Я прочёл его память. Знаю, что этот мерзавец забыл в бардачке автомобиля пузырёк из-под афродизиака. За хранение, а особенно за использование, — юрист сделал акцент на слове, — запрещённого вещества, господину Золотницкому грозит солидный срок. По собственной инициативе он к вам больше не полезет. Я абсолютно в этом уверен. Однако несмотря на то, что причин для беспокойства нет, профессиональная интуиция не даёт мне покоя. Поэтому решил подстраховаться: сейчас сотрудники полиции осмотрят транспортное средство, изымут ёмкость с остатками афродизиака, а после, как положено, проведут экспертизу.

Под ложечкой засосало. Теперь уже моя собственная интуиция активизировалась и принялась нашёптывать о грядущих проблемах. Причём почему-то казалось, что опасаться стоит не усатого, озабоченного таракана, а Анфису Тимофеевну.

Громко каркнула ворона. Вздрогнув от неожиданности, я устремила взор на ближайшее дерево. Как и следовало ожидать здоровенная чёрная птица сидела на ветке.

Сама не знаю почему, я повернулась к ней спиной. Меж лопаток пробежал холодок безотчётного страха.

«Саша, что с тобой?» — встревожился Або.

«Не знаю. Просто нервничаю. Ещё и есть жутко хочется».

«Ступай ужинать. Здесь и без тебя обойдутся».

«И то верно».

— Анатолий Фёдорович, в моём присутствии есть необходимость?

— Нет, — тот отрицательно покачал головой и неожиданно поинтересовался: — Александра, вы не станете возражать, если машину Антона Леонидовича перегонят домой к Анфисе Тимофеевне?

— Буду только рада, — ответила я искренне.

Обсудив планы на завтра, я попрощалась с юристом и вернулась в дом. Поднявшись к себе, сняла шубку, присела на край кровати. Мысли крутились вокруг боярыни Силантьевой, усатого таракана, бывшей матушки. Дурное предчувствие снова активизировалось, сердце часто-часто застучало.

Ещё и ворона эта, будь она неладна, жути нагоняет. Что же плохого произойдёт? С какой стороны ждать гадостей? Впрочем, нечего себя накручивать. Буду решать проблемы по мере поступления.

Я тряхнула головой, прогоняя тревогу, и отправилась ужинать.

* * *

Восемь часов вечера. Прокуратура Владимирской губернии

— Станислав Филиппович, срочная депеша, — войдя в роскошный кабинет, официальным тоном доложила высокая, стройная блондинка.

Импозантный мужчина лет шестидесяти, откинулся на спинку рабочего кресла, бросил:

— Давай.

Цокая каблучками, личный помощник прокурора Владимирской губернии подошла к столу. Вложив запечатанный конверт в протянутую руку начальника, негромко поведала:

— Боярыня Апраксина ожидает в приёмной.

— Приглашай, — мгновенно отреагировал прокурор. Вскрыв пакет, он пробежался глазами по тексту. Нахмурившись, прочёл ещё раз.

«Император включил меня в комиссию по осмотру аномалии на землях Апраксиных. Неожиданно», — потерев ухоженную бородку, хозяин кабинета озадаченно хмыкнул.

— Добрый вечер, Станислав Филиппович, — послышался приятный женский голос.

— Здравствуйте, Анфиса Тимофеевна. Рад вас видеть, располагайтесь, — не вставая, но всё же довольно приветливо произнёс прокрурор. С невозмутимым выражением убрав документы в стол, вновь посмотрел на посетительницу. Как только та устроилась на стуле, участливо спросил: — Какая нужда привела вас ко мне?

Анфиса Тимофеевна молчала, как если бы собиралась с духом. А после, тщательно подбирая слова, заговорила:

— С недавних пор моя единственная дочь является главой боярского рода Апраксиных. Однако вместо того, чтобы соответствовать столь высокой чести, Саша ведёт себя настолько неподобающе, что покрыла род несмываемым позором. Но даже это не самое страшное. Александра представляет серьёзную угрозу для жителей города. Моя дочь стала чудовищем, — голос дворянки дрогнул. Выдержав красноречивую паузу, она чуть тише продолжила: — Не в силах терпеть хамское отношение и выходки главы рода, — мы с мужем приняли решение покинуть особняк Апраксиных. Вот уже неделю, живём в моём наследном доме. Два дня назад, супруг уехал и больше не вернулся. Я собиралась идти в полицию. Но сегодня позвонили из больницы. Главврач сообщил, что мой муж находится у них, состояние крайне тяжёлое. И врачи ничем помочь не могут, так как Тоша подвергся воздействию серебряной ведьмы, — не отводя потяжелевшего взгляда от собеседника, Анфиса Тимофеевна объявила: — Этим даром обладает моя дочь. Она юна, неопытна, опьянена ощущением вседозволенности и безнаказанности. Александра уже причинила физический вред человеку, который никогда не делал ей ничего плохого, искренне заботился и желал только добра! Я знаю, какие слухи ходят про главу рода Апраксиных. Дальше будет только хуже. Серебряную ведьму надо остановить.

— Хм-м, — протянул прокурор и прозорливо уточнил: — У вас есть конкретные предложения?

В комнате повисла тишина. Спустя долгую паузу, Анфиса Тимофеевна задумчиво произнесла:

— Двадцать лет назад, когда мы с покойным супругом жили в столице, был громкий процесс над главой графского рода Круткиных. Женщину лишили статуса главы рода, признали опасной для общества, поместили в спецлечебницу, а мать назначили управляющей имуществом рода. Вы слышали эту историю?

— Конечно, слышал. Даже больше: в том деле я участвовал, как помощник государственного обвинителя. Анфиса Тимофеевна, смею напомнить, что у главы графского рода Круткиных имелись не только проблемы с контролем дара. Будучи вдовой, обвиняемая вела аморальный образ жизни. Вследствие чего от неё отреклась престарелая мать. В совокупности всё это и повлияло на решение суда присяжных.

— Глава рода Апраксиных беременна. Я отреклась и от дочери, и от рода, — Анфиса Тимофеевна горделиво задрала подбородок.

Станислав Филиппович привычным жестом огладил идеально подстриженную бородку.

— Позвольте узнать: как изоляция серебряной ведьмы поможет выздороветь вашему супругу?

— Тошеньке нельзя помочь. Пусть хоть люди будут в безопасности, — с надрывом прошептала Анфиса Тимофеевна. Прижав ладони к лицу, она громко всхлипнула.

«Великолепная актриса, — прокурор про себя усмехнулся. — Наверняка собирается поставить дочери ультиматум: не отдаст имущество добровольно и не вылечит мужа, то разом всё потеряет. Простенько и со вкусом. Разумеется, „беспокоящуюся“ о судьбах простых граждан аристократку ждёт разочарование. Однако её появление как нельзя кстати, а план мне определённо нравится».

Достав из сумочки платок, женщина аккуратно промокнула уголки накрашенных глаз.

— Простите, — сипло прошептала она.

— Ничего страшного. Анфиса Тимофеевна, ваша самоотверженность вызывает у меня восхищение, — с пафосом заявил Станислав Филиппович. — Можете не волноваться, я лично займусь вашим делом. А теперь ступайте домой, отдохните. И ничего не бойтесь. С сегодняшнего дня вы будете находиться под круглосуточной охраной.

— Охрана? Зачем она мне? — растерянно переспросила побледневшая Анфиса Тимофеевна.

— Голубушка, с этой минуты вы ценный свидетель государственного обвинения. Иначе никак нельзя, — веско подытожил прокурор.

Встав из-за стола, он проводил обескураженную посетительницу в приёмную. Отдав помощнице распоряжение о сопровождении для «ценного» свидетеля, вернулся к себе.

Закрыв дверь на ключ, Станислав Филиппович опустился в мягкое кресло. Ослабив узел галстука, смежил веки и мысленно потянулся к нерушимому барьеру, установленному в собственном разуме.

«Слушаю тебя», — прошелестел в голове прокурора знакомый голос.

«Появилась новая информация по серебряной ведьме, — не размыкая губ, доложил Станислав Филиппович. — Если всё грамотно сделать, то склонить Александру на нашу сторону и настроить против действующей власти не составит большого труда».

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 13

Поздний вечер. Москва. Кремль

Император России Димитрий Иоаннович Рюрикович читал очередную экономическую сводку. Обнаружив, что перестал понимать смысл текста, Дмитрий неодобрительно поморщился. Глянул на наручные часы: без десяти минут десять.

«Всё. На сегодня хватит. Пора к Саше», — решительно захлопнув папку, он встал из-за стола.

В этот момент дверь открылась. Войдя в кабинет, барон Воеводин оценивающе посмотрел на усталого друга. Неодобрительно цокнув, с сожалением констатировал:

— Отдыхать тебе надо, государь-батюшка. В приёмной Нарышкин топчется. Давай я его отправлю восвояси?

Отрицательно покачав головой, Дмитрий лаконично приказал:

— Зови, — и направился к окну.

Распахнув створку, Рюрикович несколько раз вдохнул морозный воздух полной грудью. Желание уснуть прямо здесь и сейчас отпустило.

— Добрый вечер, ваше величество, — зайдя в помещение, поздоровался граф Нарышкин.

Не оборачиваясь, Дмитрий щёлкнул пальцами, устанавливая купол тишины. Воздух в помещении колыхнулся, пахнуло озоном. Всё так же глядя на заснеженный двор, он негромко уточнил:

— Есть новости?

— Да, мой государь, — начальник тайной канцелярии подошёл ближе. Остановившись в паре метров от Рюриковича, доложил: — Мои спецы закончили работать с архивными документами. Как вы и предполагали, придворный архимаг обогащался за счет казны. Изъятые земли за копейки переданы в бессрочную аренду боярскому роду Силантьевых. А те, в свою очередь, отдали земли в субаренду третьим лицам. Суммы фигурируют серьёзные. Должен признать, что с юридической точки зрения мошенники отработали красиво. По факту предъявить им нечего.

«Вот оно как. Теперь понятно с чего вдруг Евгений Викторович так загорелся идеей изъять земли Апраксиных. И по всей видимости Силантьев не успокоится, пока не отожмёт рудник у Саши. Слишком уж лакомый кусок», — размышляя, Дима смотрел в ночное небо.

Нарышкин кашлянул, привлекая внимание государя.

— Продолжайте, — позволил тот.

— За родом Силантьевых ведётся скрытое наблюдение. Сегодня в железнодорожной кассе куплены билеты на имя трёх аристократок: боярыни Силантьевой, княгини Иволгиной и графини Бестужевой. Сегодняшней ночью они поездом отбывают во Владимир. Думаю, не ошибусь, предположив, что цель их поездки — личное знакомство с главой рода Апраксиных.

«Вот и началось», — молнией промчалась мысль у Дмитрия.

«Некромант, Сашу мучает голод. Ты скоро?» — внезапно раздался в его разуме голос высшей сущности.

«Я приду максимум через пятнадцать минут».

Повернувшись к начальнику тайной канцелярии, Рюрикович отдал приказ:

— Наблюдение за Силантьевыми продолжать. Завтра во время осмотра аномалии Апраксиных, уделите особое внимание архимагу: глаз с него не спускать. Сергей Сергеевич, надеюсь на вас.

— Я не подведу, мой государь, — твёрдо ответил Нарышкин. Спустя короткую паузу, уточнил: — Вы полагаете мошенники осмелятся на теракт?

«Если планируют загнать в угол юную, беззащитную главу рода, то запросто», — подумал Дмитрий.

А вслух сказал:

— Мы должны быть готовы к любому развитию событий. Если у вас всё, то аудиенция закончена.

— Доброй ночи, государь, — Нарышкин с достоинством поклонился и удалился.

Предусмотрительно закрыв окно, Дмитрий деактивировал купол тишины. Выйдя из кабинета, он широким шагом пошёл по пустынному коридору. Зайдя в свои покои, глянул на сидящего в кресле Воеводина.

— Меня до утра ни для кого нет, — обронил на ходу.

Закрывая за собой дверь на замок, услышал одобрительное:

— Наконец-то хоть выспится.

Скептически хмыкнув, Дмитрий стремительно прошёл в ванную комнату. Скинув туфли и стянув носки, мужчина быстро вымыл ступни: на душ, увы, времени не осталось. Надев тапочки, он прямо из санузла открыл туманный тоннель.

Зеленоватое свечение портала на мгновение ока озарило тёмную комнату. Осмотревшись, Рюрикович увидел любимую женщину: скрестив ноги по-турецки, она сидела у изголовья кровати и обнимала… внушительный тазик.

— Привет, — невнятно поздоровалась Саша. Дожевав, спросила: — Будешь расстегай?

— Пожалуй, откажусь. С недавних пор они мне разонравились, — с усмешкой пояснил Дмитрий.

Разувшись, он улёгся рядом с женой, многозначительно посмотрел на тазик.

— Ну нет, так нет, — пробормотала Саша.

Поставив на тумбочку тару с выпечкой, она легла на спину. Положив ладонь на живот возлюбленной, Дима расслабился. И позволил ребёнку беспрепятственно черпать его жизненную силу: столько, сколько нужно. Через несколько мгновений веки отяжелели, накопившаяся усталость накрыла лавиной.

Улетая в сон, он услышал строгий голос Александры:

— Дим, нам надо серьёзно поговорить.

— Угу, — не размыкая губ, согласился Дмитрий. С трудом ворочая языком, попросил: — Малыш, дай мне часа два. Мне надо поспать, — и отключился.

* * *

Да как так-то⁈

Я неверяще смотрела на Дмитрия: лицо спокойное, дыхание медленное, глубокое. Нет никаких сомнений — не притворяется, действительно спит.

Вот и поговорили, называется.

Подавив желание скинуть руку мужа с живота, устремила взор на потолок. Губы задрожали от обиды.

«Ты чего куксишься?» — длинноухий тушканчик пробежался по краю кровати, уселся у подушки.

«Чувствую себя полной дурой, — я шмыгнула носом и сердито пояснила: — Полвечера ломала голову, как убедить Рюриковича отпраздновать свадьбу Кони и Вари. Да и вообще к нему куча вопросов! А он пришёл и сразу завалился спать. Вот кто так делает?»

«Тот, кто очень устал? — невинно предположил Або и вдруг рявкнул: — У тебя совесть есть? Некромант работает на износ. Мало того что не отдыхает, так ещё и третий день подряд делится с тобой собственной жизненной силой. Безусловно, он маг. Но и его ресурсы не безграничны. Твой муж — человек. Из плоти и крови. Может, пора уже начать думать не только о себе, но и о нём?»

А ведь Або прав. Тысячу раз прав. Я волшебным образом превращаюсь в махровую эгоистку.

Повернула голову к мужу: в тусклом лунном свете его лицо походило на безжизненную маску. Осторожно погладила по скуле. Дима не шелохнулся.

«Ему сильно плохо?» — спросила, не отводя глаз от супруга.

«Да», — лаконично обронил Або.

Пульс участился, мышцы напряглись. Волевым усилием погасив тревогу, спросила:

«Как ему помочь?»

«Давно бы так, — добродушно подколол зверёк. — Помнишь сколько силы вливала в бусины?»

«Разумеется».

«Твой голод ушёл?»

Я прислушалась к ощущениям, уверенно ответила:

«Однозначно».

«Отлично. Прямотоком передавать энергию некроманту тебе сейчас не следует: контролировать отток не умеешь. Будешь работать с ним по аналогии с жемчужинами. Вливаешь энергию прикосновением к его шее. Двадцать доз. Не больше. Не волнуйся, я проконтролирую. Как закончишь, уйду».

«Угу», — машинально ответила, концентрируясь.

Зачерпнув капельку силы, собрала её на кончике пальца, аккуратно поднесла к шее спящего мужчины.

Проследив за тем, как серебристая капелька втянулась в кожу, Або похвалил:

«Объём и плотность в норме. Так и продолжай».

Ни на секунду не расслабляясь, я скрупулёзно вливала энергию в Диму. После девятнадцатой «дозы», тот пошевелился, глубоко вздохнул и даже чему-то во сне улыбнулся.

Уф-ф-ф. Прямо на душе полегчало.

Запоздало вспомнив о намерении ушастого уйти, я спросила:

«Куда ты собрался?»

Дождавшись, когда закончу делиться энергией, зверек небрежно ответил:

«К женщине».

«Ты и к женщине?» — я застыла от изумления.

«Вообще-то, и высшие сущности размножаются», — многозначительно заметил Або.

Переваривая услышанное, я оторопело таращилась на тушканчика.

«Ты сейчас такая забавная, — Або впервые хихикнул. — К Ткачук я иду. Сама же попросила передать ей знания Варвары. И нечего думать всякие ужасы про межвидовое скрещивание. Это в принципе невозможно».

Вот зараза лопоухая. Когда он стал такой…ехидной?

Крякнув от досады, я буркнула на грани слышимости:

— Удачи тебе.

«Взаимно. Вернусь утром. Если понадоблюсь, зови. Некроманта не буди, сам проснётся. Пожалуйста, не отталкивай его», — внезапно попросил зверёк, а через миг исчез.

Нормальное заявление…

Озадаченно посмотрела на Дмитрия. Вдруг, не размыкая век, он подтянул меня к себе. Бережно обняв, что-то невнятно пробормотал и вновь засопел.

Спать не хотелось. Но и встать, не потревожив супруга, не выйдет. Смирившись с неизбежностью, закрыла глаза. Мысли порхали с одного на другое. И как-то незаметно для самой себя, провалилась в глубокий сон.

— Ты моё маленькое чудо. Доченька, я тебя очень жду, — откуда-то, словно из далека послышался умопомрачительно ласковый голос Дмитрия.

Присниться же…

Счастливо улыбаясь, я открыла глаза. В спальне серело. Вполне себе бодрый Дмитрий уже сидел в постели. Приглядевшись, с изумлением обнаружила, что он рассматривает мой голый, ещё больше выросший живот.

Что за фигня⁈

Жар стыда опалил лицо. И в этот же миг в голове промчались слова Або: «Пожалуйста, не отталкивай его». Задушив на корню возмущение, я в прямом смысле заставила лежать себя смирно.

Отец моего ребёнка внезапно подался вперёд, поцеловал в пупок. Что-то прошептал, но я не расслышала. Аккуратно вернув ночную сорочку на место, Дима с безграничной осторожностью погладил «пузожителя».

Улёгшись набок, пристально посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

— Спасибо.

В этом единственном слове было столько эмоций, что дух перехватило. Все слова куда-то разом пропали. Растерявшись, я смущённо порозовела. И сказала первое, что пришло на ум:

— Або не видит пол ребёнка.

Дима убрал непослушный локон мне за ухо, чмокнул в нос. Уложив к себе на плечо, будничным тоном сообщил:

— В этом нет необходимости. У серебряных ведьм рождаются только девочки.

— Подожди. Выходит, мальчика я никогда не рожу. Но ты же император. Тебе нужен сын, наследник, — приподнявшись на локте, непонимающе смотрела на венценосного супруга. — Или ты хочешь… — намеренно недоговорив, я напряжённо ждала ответа.

— Ты моя супруга. Внебрачных детей у меня нет, не было и не будет, — довольно холодно ответил Дмитрий.

Я в замешательстве смотрела на окаменевший профиль мужа. И тут до меня дошло. Желая проверить догадку, спросила прямо:

— Обиделся?

Дима поморщился. Одним движением уложив меня, прижал спиной к своей груди.

— Душа моя, нормальные мужчины своим жёнам не изменяют. Никогда и не при каких условиях, — поглаживая живот, сказал он негромко, но с чувством.

Блин-блинский. Не обидела, оскорбила.

Полежав немножко, отцепила руку мужа от «арбуза». Примирительно потёршись щекой о его ладонь, решила увести беседу на иную, нейтральную тему.

— Как дела в империи?

— Воруют, — лаконично ответил Дмитрий. И внезапно с досадой признался: — В казне шаром покати. А как восполнить ума не приложу.

— Я, конечно, не специалист. Но насколько знаю, государственный бюджет формируется из налогов. В моей родной стране, работающие граждане терпеть не могут налог на доходы, но исправно платят. Опять же есть налоги на имущество; на добавленную стоимость, акцизы всякие-разные.

Рюрикович замер, осмысливая. Спустя несколько минут, властнопопросил:

— Рассказывай. Все, что помнишь про налоговую систему своей страны.

Кто ж меня за язык-то тянул⁈

Мысленно застонала. Понимая, что обратного хода нет, распахнула закрома памяти. Порыскав по сусекам, деловито сообщила:

— Структура налоговой системы имеет три уровня: федеральный, региональный и местный. Законодательная база также трёхуровневая…

Усевшись в кровати, я выдала всё, что знала про налоги. Даже то рассказала, что слышала краем уха и сама не до конца понимала. Дима выслушал молча, не перебивая. Уточняющий вопрос он задал всего лишь один. Естественно, внятного ответа от меня не получил.

Вот откуда мне знать, как производится расчёт налога с разных доходов физических лиц⁈

Очевидно, догадавшись, что большего от меня ждать бесполезно, Рюрикович с задумчивым видом посмотрел в окно, затем на наручные часы.

— Тебе уже пора? — спросила я встревоженно.

— Время у нас есть. Меня хватятся в восемь. Сейчас половина седьмого, — улыбнувшись, Дмитрий уселся спиной к изголовью, усадил к себе на колени. Невесомо поцеловав, шепнул: — Спасибо, душа моя. Ты мне очень помогла.

Ещё бы понять, чем именно.

Скептически хмыкнув, я устроилась поудобнее. Наглаживая «пузожителя», Дима ровным тоном сообщил:

— Сегодня во второй половине дня на твои земли явится комиссия из десяти человек. Планируют обследовать аномалию. Председатель комиссии — начальник моей тайной канцелярии. Нарышкин Сергей Сергеевич. Сторонний наблюдатель — князь Иволгин Игнат Пантелеймонович. Не волнуйся. Проверка — простая формальность. Твоё присутствие не обязательно. Достаточно управляющего.

Легко сказать, не волнуйся!

От нехорошего предчувствия заскребло под ложечкой. Разнервничавшись, я нахмурилась.

— Солнышко, что с тобой? — насторожившись, Дима подался ко мне, заглянул в глаза.

Я неопределённо пожала плечами.

— Меня предупредят о проверке?

— Да. По закону главу рода уведомляют за час.

— Чтобы горемыка не успел замести следы учинённого безобразия? — попыталась пошутить я, но вышло откровенно плохо.

— Что с тобой? — настойчиво повторил супруг.

Не знаю. Просто что-то гложет.

Положив голову на плечо Рюриковича, помолчала. Минут через пять, тихонько сказала:

— Кони собрался жениться на Варе. Но из-за меня не желает отмечать собственную свадьбу.

Дмитрий откинулся на подушки. Обнимая одной рукой, второй накрыл живот. И внезапно сказал:

— Не возражаю. Если действительно хочешь, иди.

— Что? — не поверив собственным ушам, переспросила я потрясённо.

Рюрикович тяжко вздохнул:

— Любимая, ты мне безмерно дорога. Однако параноиком никогда не был и становиться не собираюсь. На твоём пальце мои кольца. Снять их могу только я. В подробности вдаваться не стану. Скажу лишь, что после той, досадной неприятности на обеде у графини Троекуровой ты в полной безопасности. Физического вреда ни тебе, ни нашей малышке никто не сможет причинить. Даже если сильно захочет, — выдержав красноречивую паузу, он добавил: — А вот от косых взглядов и колких слов, артефакты тебя не защитят. С этим придётся справляться самостоятельно.

Словно впервые увидев Дмитрия, я смотрела на него изучающе. Муж вопросительно приподнял брови.

— Спрашивай, — он подбадривающе улыбнулся.

Собравшись с духом, я задала тот самый вопрос:

— Дим, почему там, на сумеречном уровне, ты подвёл меня к решению выбрать именно секс? Теперь я знаю, что ты умный, чуткий, понимающий. И предельно чётко понимаю, что ты предвидел, как стану относиться к тебе после того, как, — я осеклась. Недоговорив фразу, быстро продолжила: — Да и в целом, тебе было гораздо проще сделать меня высшей нежитью. И морально, и вообще, — волнуясь, неопределённо крутанула кистью.

Дима медленно потёр лоб.

— Когда ты в родном мире заново училась ходить, что за музыку слушала?

— Реквием по мечте. Моцарта, — ответила я, не задумываясь и с удивлением посмотрела на супруга.

— Ты что-то испытывала, когда слушала эту мелодию? — продолжил допытываться Рюрикович.

— Конечно. Мне хотелось жить, бороться. Я испытывала эмоции. Дим, какая взаимосвязь между музыкой и моим вопросом?

— Самая прямая, — в его голосе послышалась затаённая боль. — Многим кажется, когда стоишь на пороге смерти, стать высшей нежитью идеальный выход. Бессмертие и прочие плюшки, — Дима горько усмехнулся. — Я не понаслышке знаю, каково это, когда леденящий холод забирается под кожу, вонзается в мясо, останавливает сердце и сковывает душу. Музыка становится набором бессмысленных звуков, пища теряет вкус. Ты есть, но эмоций больше нет. Абсолютное безразличие. Ко всему. На мой взгляд такое существование во сто крат хуже смерти. Твой первый секс приятным сложно назвать. И ты вправе меня ненавидеть. И всё же… Что бы выбрала будь на моём месте? Что лучше? Зло несущее добро или добро причиняющее зло?

Приоткрыла рот, собираясь озвучить очевидное. А через миг захлопнула. Я не знала ответа.

— Мне пора. Приду вечером. Постараюсь успеть к десяти, — пересадив меня с коленей на постель, Дмитрий встал.

Подарив грустную улыбку напоследок, он исчез в зеленоватом свечении портала. А я так и осталась сидеть, придавленная свалившимся на меня откровением.

Как бы я поступила на его месте? Ей-богу не знаю. Но понимаю, я рада тому, что живу. Живу по-настоящему.

* * *

Черновая авторская вычитка.

Дорогие читатели, мне очень интересно ваше мнение. Как думаете, что лучше? Зло несущее добро или добро причиняющее зло?

(обратно)

Глава 14

Бывшая повариха военной академии деловито сновала по моей кухне. В сковороде шкворчало, в кастрюльках булькало: несмотря на раннее утро, Анна Ивановна уже готовила обед. Я же сидела за столом, с наслаждением вдыхала умопомрачительные ароматы и с аппетитом поглощала восхитительный завтрак.

Какой же кайф, когда не надо самой стоять у плиты!

Я довольно улыбнулась. Отодвинув очередную опустевшую тарелку, взялась за какао. Отхлебнув идеально приготовленный напиток, едва не замурлыкала от удовольствия. Мне однозначно повезло с помощницей. И всё же в бочке мёда плавала ложка дёгтя.

Вчера Горохова не задала мне ни единого неудобного вопроса, но сегодня, похоже, собиралась. Тема очевидна: я то и дело ловила её напряжённый взгляд на своём конкретно выросшем животе.

Хочет узнать, как я докатилась до такой «непутёвой» жизни? Станет расспрашивать об отце ребёнка? Начнёт читать нотации? Ладно, нет смысла гадать. Сейчас узнаю.

— Всё было очень вкусно, — искренне поблагодарив, я сыто откинулась на спинку стула.

— Рада, — на добродушном лице тучной поварихи расцвела улыбка. А через миг она глянула на мой «арбуз», отвела взор и закусила губу.

— Вы о чём-то хотите спросить, — подметила я ровным тоном.

Анна Ивановна медленно опустилась на стул.

— Вы правы, — она кивнула. И вдруг объявила: — Для ребёночка понадобятся вещи. На рынке, конечно, всё есть. Но качество не ахти. Если пожелаете, я могу походить по магазинам для малышей, купить что надо. Самой вам туда не стоит идти. Ничего не продадут и, скорее всего, унизят. Еще момент, вы уже думали, где рожать станете?

Конечно же… нет!

В голове рудник, санаторий и всё что угодно, кроме того, о чём сейчас говорит повариха. Забота обо мне этой, по сути, чужой женщины и собственная беспечность шокировали. Растеряв все слова, я отрицательно помотала головой.

Между бровей женщины пролегли две глубокие складки.

— В клинику для аристократок путь вам закрыт. Тамошние врачи ни за какие деньги не согласятся у незамужней дворянки роды принимать. Уж больно своей репутацией дорожат, — заметила она глубокомысленно. — А если пойдёте в больницу для обычного люда, кучу гадостей в свой адрес услышите: как от персонала, так и от пациентов. Не стоит вам себе нервы понапрасну трепать. Я могу навести справки о повитухах, приезжающих на дом. Сколько у нас времени осталось?

Она сказала: у нас⁈ Так приятно. Стоп. Опять не о том думаю.

Мысленно дав себе затрещину, попыталась вспомнить дату зачатия. И с ужасом обнаружила, что не помню! Банально путалась в днях и числах. Примерно прикинув, сколько ночей провела в этом мире, я неуверенно ответила:

— Недель пять до родов. Но это не точно.

— Более чем достаточно. Успеем подготовиться, — заверила меня Анна Ивановна. Накрыв ладонью мою, тихо продолжила: — Понимаю, как сейчас прозвучит моя просьба, но постарайтесь не обращать внимания на злые языки. Что бы вам ни говорили, помните: дети — это дар небес. Не каждой женщине дано испытать радость материнства. Мне вот не повезло.

В её голосе слышалось столько затаённой боли, что у меня ком встал в горле.

Внезапно Анна Ивановна подскочила, метнулась к шипящей кастрюльке. Открыв крышку, заглянула вовнутрь.

— Вот растяпа, про соус совсем забыла, — пробормотала она сокрушённо.

Посидев из вежливости ещё немножко, я встала из-за стола. Ретировавшись из кухни, сразу же направилась в свой кабинет: мне надо хорошенько подумать. Усевшись за рабочий стол, подпёрла кулаком щеку. Размеренно тикали часы. Прикрыв глаза, я размышляла: обо всём и сразу.

Вдруг кто-то шлёпнулся мне на плечо. Вздрогнув от неожиданности, быстро повернула голову. Увидев тушканчика, испытала искреннее облегчение. После того как Або ушёл работать с Ткачук, он больше не давал о себе знать. Я уж было начала волноваться.

И чем так долго занимался этот ушастый любитель человеческих женщин?

— Привет. Как всё прошло? — я аккуратно взяла зверька, посадила на столешницу.

«Маргарита усвоила информацию в полном объёме. Готова приступить к работе хоть сейчас. Ты бы к ней сегодня заглянула. Плотникова свои вещи забрала. Ткачук храбрится, но ей страшно находиться одной в гостинице».

Хреновая из меня бизнес-леди. То одно упущу из вида, то другое. Об административном аппарате рудника побеспокоилась, а о санатории забыла! Туда срочно нужен администратор и желательно кто-то типа дворецкого-охранника. Желательно женского пола. Ну да ладно, не боги горшки обжигают. Научусь. Где там моя мятая салфетка с номером кадрового агентства?

Поискав взглядом бумажку, обнаружила её на стойке, рядом с телефонным аппаратом.

«Сделаю пару важных звонков и сразу пойдём к Маргарите», — пообещала я Або, доставая из стола чёрную тетрадку, заменяющую мне телефонный справочник.

«Ступай одна. Позже к тебе присоединюсь. Мне надо ещё кое-куда заглянуть», — туманно объяснил тушканчик.

«Что-то случилось?» — я настороженно посмотрела на зверька.

«Дела образовались, — с пафосом заявил тот. — Всё. Я ушёл», — а через мгновение исчез.

Прямо раздулся от важности. Как бы не лопнул ушастый.

Усмехнувшись, я тотчас нахмурилась. Боярыня Силантьева грозилась приехать утром. Если она со своими великосветскими подружками всё же заявится в санаторий, то определённо будет не в лучшем расположении духа. Так что стоит поспешить.

Поднявшись из кресла, я направилась к телефонному аппарату.

* * *

Это же время. Москва. Кремль

Жизнь человека складывается из цепочки событий и принятых решений. Дмитрий в этом был уверен. Возможно, ему стоило сделать Сашу высшей нежитью. Это было бы логично и даже оправдано. Бессмертная серебряная ведьма, покорная своему создателю. Неслыханный подарок небес для рода Рюриковичей! И, безусловно, огромная польза для империи.

Но последний представитель императорского рода не смог пойти против собственных принципов. Пятиминутный секс по обоюдному согласию, казался ему наименьшим злом. И вот итог: жена его не любит, не доверяет, постоянно ждёт подвоха, ну и бонусом с трудом терпит прикосновения.

Дима прошёлся по кабинету, сел на подоконник.

«Не сможет меня понять и продолжит вынашивать обиду, так тому и быть. Родит, решим, как дальше жить», — он устремил взгляд на небо, затянутое снеговыми тучами.

Не увидев, но почувствовав присутствие постороннего, Рюрикович неторопливо повернул голову. На столешнице рядом с документами сидел длинноухий тушканчик. Тревога всколыхнулась в груди, опалила разум.

«Что-то с Сашей? С ребёнком⁈» — за мгновение ока Дмитрий оказался рядом со зверьком.

Тот вполне натурально закатил глаза и протянул:

«Некромант, прекращай. Пока ты жив, с твоим малышом в утробе матери ничего не случится. Ты же сегодня ночью не только из-за порыва нежности обнимался с животом ненаглядной супруги. Так что не дёргайся, будущий папаша. Я к тебе пришёл как к императору».

Натянутые как канаты мышцы, расслабились. Дмитрий словно невзначай прикоснулся к невидимому обручальному кольцу. На всякий случай считал информацию с родового артефакта. Убедившись, что и с Сашей, и с дочерью всё в полном порядке, мысленно облегчённо выдохнул.

«Все-то он знает. Почему не предупредил о визите? Решил проверить мою реакцию? Вот же пакость лопоухая», — беззлобно подумал Рюрикович.

Усевшись за стол, посмотрел на Або: сложив лапки на животике, тот явно отслеживал его эмоции. Дима усмехнулся.

«Рассказывай», — предложил он зверьку, откидываясь на спинку рабочего кресла.

«На рассвете я засёк необычную энергетическую активность на землях Апраксиных. Углублённое сканирование показало, что планируется точечное землетрясение с затоплением территории в радиусе пятидесяти километров от аномальной зоны. Рудник не пострадает, а вот близь лежащие деревни и половину Владимира затопит. Конструкт многоуровневый, поставлен удалённо и с отложенным действием. Для активации осталось лишь закрепить малюсенький „якорь“ рядом с разломом. Маг силён, опытен и осторожен. Даже я с трудом поймал остаточный след магии. Сам догадаешься, кто колдовал или подсказать?»

«Намекаешь на моего деда?» — не поверил Дмитрий.

«Других кандидатов нет? Некромант, не расстраивай меня. Думаешь, я просто так в Кремль заявился?» — в голосе Або отчётливо прозвучала насмешка.

«Заигрываешься. Дружеское подтрунивание и безобидные шутки допустимы. Проявление неуважения, демонстрацию превосходства не потерплю. Продолжишь общаться со мной подобным образом, не посмотрю, что ты умница, друг моей жены и хранитель рода — накажу, — серьёзно пообещал император. Спустя миг, он не спросил, а скорее уточнил: — Придворный архимаг расстарался?»

«Да, — буркнул Або. Совсем по-человечески вздохнул и примирительно попросил: — Не сердись. Последнее время сам себя не узнаю. Эмоций прежде не испытывал. Стараюсь их контролировать, но иногда заносит».

«Я сказал, ты услышал. Тема закрыта», — невозмутимо подытожил Дмитрий.

И вслух, громко позвал:

— Макс!

Дверь почти сразу открылась. Войдя в кабинет, барон Воеводин приблизился к столу. Оглядев тушканчика, иронично заметил:

— Грызуны во дворце редкие гости. Семечек принести? Или желаете пожевать веточку? — невинно поинтересовался он у Або.

Зверёк воинственно встопорщил усы, поставил торчком уши — локаторы.

Мимолётная улыбка озарила лицо самодержца. Потерев переносицу, он не попросил, приказал:

— Приведи ко мне Нарышкина. Срочно.

— Будет сделано, — моментально отреагировал Максим Воеводин и стремительно удалился.

«А он меня задел», — с удивлением констатировал Або.

«Это называется беззлобное подтрунивание», — Дима широко улыбнулся.

«Мне не понравилось, — недовольно пробормотал ушастый. Зыркнув в сторону закрытой двери, задумчиво сообщил: — Оторвать бы твоему деду руки за такой блок. Поставил криво, косо. Ни поправить, ни снять. Но при всех недостатках защита вышла отличная: вся информация по тебе закрыта крепко-накрепко. Вопрос: зачем твой шутник Воеводин обвешивается артефактами против ментального вмешательства? Нравится блестяшки на себе таскать?»

«О чём ты?» — Дмитрий насторожился.

«На разуме твоего друга стоит блок. Лет десять, не меньше. Ты разве не знал?»

«Нет».

«Это работа Алексея Владимировича. Менталист из него аховый, накосячил изрядно, и всё же безумное творение этого экспериментатора великолепно работает. При попытке вскрыть защиту, менталисту со средним уровнем дара не поздоровится. Если возьмётся профессионал, так же ничего не добьётся. Но есть нюанс, в этом случае мозг твоего Воеводина превратится в кашу».

Дмитрий с силой переплёл пальцы.

«М-да уж. Горазд дед на сюрпризы. Теперь понятно, почему старый интриган настолько спокойно общается со мной в присутствии Макса. Почему мне не сказал? Вначале не посчитал нужным, а потом забыл? Вряд ли. Наставник никогда и ничего не забывает».

Ход размышлений прервал тактичный стук. Через секунду зашел Воеводин, следом за ним мрачный граф Нарышкин.

«Слишком быстро явился. Макс отловил его где-то рядом?» — молнией промчалась мысль у Дмитрия.

Поприветствовав государя, начальник тайной канцелярии сел на стул для посетителей. Последив за тушканчиком, забравшимся на плечо государя, отвёл взгляд.

«Шёл ко мне. Скорее всего, подчинённые накосячили» — сделал вывод Рюрикович.

Немного подумав, он властно распорядился.

— Максим, останься.

Собравшийся было уходить Воеводин, обернулся. Растерянно посмотрел на венценосного друга. Убедившись, что ему не послышалось, бесшумно подошёл и вытянулся по стойке смирно рядом с самодержцем.

Щёлкнув пальцами, Дмитрий установил дополнительный купол тишины. Поморщившись, отодвинул здоровенное ухо зверька, щекотавшее щеку.

Не дожидаясь особого приглашения, Нарышкин признался:

— Мой государь, я шёл к вам с докладом. Боюсь, у нас назревают неприятности. Час назад мне позвонил бывший ректор Суздальской военной академии. Он сообщил, что из профессионального интереса наблюдает за аномальной зоной на землях Апраксиных. Сегодня он зафиксировал нетипичную энергетическую активность. По утверждениям Алексея Владимировича одарённый не ниже ранга архимага установил конструкт отложенного действия. Цель: локальные землетрясения, частичное затопление города Владимира и деревень, находящихся около аномальной зоны Апраксиных. Также Алексей Владимирович высказал догадку о личности мага: он подозревает придворного архимага. Мои сотрудники уверены, что со вчерашнего дня тот не покидал Кремль. Попытались нащупать остаточный след магии — безуспешно. Но не верить такому специалисту, как ваш дед, у меня нет оснований.

Обдумывая услышанное, Дмитрий поставил пальцы «домиком».

«Что я имею? Мотив придворного архимага налицо: не теряет надежды отжать „в пользу государства“ рудник у Саши. С дедулей так же понятно. Подловил удачный момент и начал очередную игру. Почему связался не со мной, а с Нарышкиным? Тут и к провидице ходить нет нужды. Этим звонком старик предельно ясно намекнул на моё нежелание его слушать, а точнее: слушаться. В том, что он следит за аномальной зоной Апраксиных, нет ничего экстраординарного. Не удивлюсь, если и за серебряной ведьмой приглядывает. Остаётся посочувствовать его соглядатаям. Саша ходит порталами», — Дмитрий усмехнулся в такт мыслей.

Положив сцепленные ладони перед собой, он обратился к начальнику тайной канцелярии:

— Мой дед предлагал своё содействие в поимке злодея-архимага?

— Так точно, — отчеканил граф Нарышкин. — Было бы идеально задержать придворного архимага с поличным. Подозреваю, что именно сегодня он планирует установить «якорь». Искренне верю, что мои спецы не оплошают. И всё же присутствие такого профессионала как Алексей Владимирович будет нелишним.

— Раз хочет, пусть помогает, — невозмутимо заявил Рюрикович и попросил Воеводина: — Подбери четырёх хороших воинов из моей гвардии. Обязательное условие: наш с тобой рост и комплекция.

— Слушаюсь. Балаклавы нужны?

— Естественно.

Внимательно слушающий граф Нарышкин, осторожно спросил:

— Государь, вы желаете инкогнито пойти в группе сопровождения? Простите, но я не понимаю, для чего. Не ваш ведь уровень.

В комнате повисла тишина. Дмитрий молча повернулся к Максиму Воеводину. И впервые в жизни проник в его разум. Почти мгновенно наткнулся на нерушимый барьер.

«Некромант…», — с укором протянул вездесущий Або.

«Я обязан был проверить. Саша собирается сегодня к аномалии?»

«Да».

Сняв с плеча зверька, Рюрикович посадил его на столешницу. Пристально посмотрел на начальника тайной канцелярии и ровным тоном сказал:

— Сергей Сергеевич, я утвердил список членов комиссии для осмотра аномальной зоны. То, что вы выбрали четырёх лучших учёных и включили в состав нашего «злодея» объяснимо. По какому принципу вы отбирали других кандидатов? Согласен, в качестве стороннего наблюдателя лучшей кандидатуры, чем князь Иволгин сложно сыскать: репутация безупречна. Но остальные? Для чего вам понадобились прокуроры губерний?

Нарышкин насупился, неохотно признался:

— Сугубо профессиональная интуиция. Хочу посмотреть на этих аристократов «в поле».

— Ловля потенциальных заговорщиков на серебряную ведьму, как на живца, не так ли?

— Вы правы, ваше величество.

— Вы полагаете, что сегодняшняя вылазка не мой уровень. Ошибаетесь. Александра Петровна носит под сердцем ребёнка. Моего ребёнка. Использовать в качестве наживки беременную женщину мне в принципе претит. Однако Саша решила поучаствовать в поимке врагов императорского рода. Переубедить её не смог. Так что делайте свою работу, Сергей Сергеевич. Но с головы моей женщины не должен упасть ни один волос. Всё понятно?

Шокированный Нарышкин молча кивнул. Тяжёлая ладонь легла на плечо Рюриковича. Он обернулся, вопросительно посмотрел на Воеводина.

Тот сипло выдохнул:

— Дим, я слишком много знаю. Прошу, поставь на меня свою печать.

— Нет необходимости. Твой разум и так закрыт. Позже объясню, — Димитрий скупо улыбнулся верному другу и будничным тоном предложил: — А теперь давайте обсудим наши дальнейшие действия.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 15

Десять утра. Владимир. Железнодорожный вокзал.

Первый утренний поезд Москва — Владимир прибыл по расписанию. Покинув вагон, боярыня Силантьева поправила воротник роскошной собольей шубы, глянула на свою единственную спутницу. Та, с надменным видом взирала на спешащих по перрону людей.

— Ненавижу эту дыру, — процедила графиня Бестужева. — Сдался тебе этот новый санаторий Апраксиных. Если бы не попросила, в жизни бы сюда не поехала. Начинаю завидовать Иволгиной. Уж лучше дома слуг гонять, чем здесь находиться. Кстати, что там у неё случилось? Ты так и не рассказала.

— Наша немногословная княгиня не стала вдаваться в подробности. Просто сообщила, что возникли небольшие проблемы и составить нам компанию не сможет. Ты же её знаешь. Слова лишнего не скажет. Всё клещами вытягивать приходится, — неодобрительно подметила Силантьева.

Графиня Анастасия Павловна Бестужева многозначительно хмыкнула. Выдержав долгую паузу, сообщила таинственным тоном:

— Я вчера случайно пересеклась в салоне красоты с княгиней Лемешевой. Она мне по большому секрету поведала, что буквально на днях княжеский род Иволгиных взял под своё крыло боярский род Апраксиных. Ну и вскользь напомнила, что красавец Глеб Иволгин — один из самых желанных женихов, — графиня красноречиво замолчала.

«Что, если Апраксина забеременела от княжича⁈ Тогда все планы мужа летят насмарку, — с тревогой подумала боярыня Силантьева. — Отчего Анастасия до отъезда не поделилась убойной новостью? Ещё и всю дорогу трепалась о всякой ерунде. В чём была её выгода молчать? Бестужевым нет смысла даже пытаться заполучить серебряную ведьму: не выдержат конкуренции среди родов, — Ирина Владимировна украдкой посмотрела на графиню. А через миг всё поняла: — Она же ждала момента, чтобы побольнее щёлкнуть меня по носу! Решила подлечить уязвлённое самолюбие за мой счёт. Вот ведь стерва-то, — от злости Ирина Владимировна стиснула ручки ридикюля, но через секунду расслабилась и едва сдержала ухмылку: — Впрочем, на её месте я поступила бы точно так же».

Боярыня Силантьева мило улыбнулась «подруге». Как только у той на лице промелькнула досада, Ирина Владимировна с напускным недоумением спросила:

— Если всё так, почему в газетах нет извещения о помолвке? О таком важном событии Иволгиным совсем не резон молчать.

— Уж чего не знаю, того не знаю, — с раздражением бросила Бестужева. — Сколько ещё здесь стоять? Где встречающие?

Боярыня огляделась. Ещё несколько минут назад перрон был полон людей, но сейчас они стояли у поезда в гордом одиночестве.

«Мелкая засранка. Видимо, боярышня решила свой норов показать, — пришла к выводу Ирина Владимировна. — Что ж, будет приятнее ей зубы обломать».

— Что будем делать? — графиня Бестужева в ожидании смотрела на боярыню.

— Адрес санатория знаю. Сами доберёмся, — бросила та.

Заметив потрёпанного жизнью мужичка, толкающего перед собой пустую тележку, Ирина Владимировна поморщилась. Ей, аристократке из высшего общества, до тошноты было противно контактировать с «грязными» простолюдинами. Увы, другого выхода сейчас нет.

— Человек! — окликнула она носильщика.

Тот мгновенно бросил свою ношу. Подбежав, низко поклонился.

— Чего изволите, госпожа? — осведомился с подобострастием.

— Доставьте наш багаж к автомобилю, — высокомерно распорядилась боярыня.

— Не сумлевайтесь. Сделаю в лучшем виде, — мужичок быстро-быстро закивал. Аккуратно погрузив два внушительных чемодана в тележку, заискивающе уточнил: — Где ваша машина-то стоит? В какую сторону идти?

Ирина Владимировна грозно нахмурилась, спросила ледяным тоном:

— Ты настолько туп, что не понимаешь, кто перед тобой? Или полагаешь, мы сами должны бегать и искать себе автомобиль?

Носильщик растерянно захлопал глазами. Совладав с изумлением, спохватился:

— Виноват. Прошу прощения. Сейчас найду для вас подходящую машину.

— Надо же, до него дошло, — с презрением констатировала графиня Бестужева. Взяв боярыню под локоть, посетовала: — Простолюдины — редкостные идиоты.

— Ты права, дорогая. Но такова наша участь. Придётся этих смердов терпеть, — Ирина Владимировна тяжко вздохнула и вместе с подругой последовала за носильщиком.

* * *

Это же время. Особняк Апраксиных.

Вернув телефонную трубку на рычаги, я облегчённо выдохнула. Честно признаться, набирая номер Лицина, готовилась к тяжёлому, неприятному разговору. Однако всё оказалось не так уж плохо. У меня действительно хороший управляющий.

Что я, обычная двадцатилетняя девушка, знала о графитовых рудниках? Лишь то, что этот минерал добывают из-под земли. Потом с ним, очевидно, что-то делают и отвозят покупателям. На этом всё.

Лично заниматься этим бизнесом у меня нет ни времени, ни желания. Если уж совсем начистоту: понимаю, что не вывезу. В общем полностью положилась на управляющего. Ну, и изредка помогаю ему в меру своих скромных возможностей.

Правда, моя помощь весьма специфична, но не столь важно. Проблему с отсутствием шахтёров решила: тридцать неутомимых зомби в круглосуточном режиме «поставляют руду на-гора».

С недавних пор обычному человеку на территории рудника находиться категорически противопоказано: жажда самоубиться в аномалии превратит в неадеквата. Поэтому, беспокоясь о запредельной загруженности директора рудника, я и распорядилась укомплектовать штат администрации одаренными.

Разумеется, их труд не дёшев, но двух-трёх человек потянем. Не дело это, когда один человек пашет как проклятый на всех направлениях. Экономить здесь — себе дороже.

Казалось бы, волноваться особо и не о чем. Совсем скоро закупим новое оборудование и, наконец-то, пойдёт прибыль. Но сегодня меня вдруг накрыли вопросы: кто кроме зомби-шахтёров занимается графитовой рудой? Кто её сортирует? Кто управляет техникой? Ответ шокировал. Никто этого не делает. Некому.

Для найма такого количества одарённых работников потребуются безумные деньги. У меня их нет, просить у мужа не стану. Вывод неутешителен: при таком раскладе это не бизнес, а времяпрепровождение для ходячих мертвецов.

Это был откровенный звиздец. Одномоментно рушились все мои планы. Не став себя накручивать, позвонила Лицину и спросила прямо: почему умолчал о настолько серьёзной проблеме⁈

И вот тут-то выяснилось, что Иван Иванович просто-напросто не видел смысла дёргать меня понапрасну! За безумно короткий срок мой управляющий умудрился найти остронуждающегося в деньгах простолюдина с «битым» даром земли. В обычной жизни способности этого мага оказались бесполезны: ничего не мог, кроме как… работать с графитовой рудой!

Лицин сделал живущему в безнадёге человеку предложение, от которого тот не смог отказаться. В итоге одним-единственным человеком закрыл разом охренеть сколько вакансий. В том числе и условно солидную должность — заместителя директора рудника. И уже сегодня раньше никому не нужный маг приступил к работе.

Также Иван Иванович не просто придумал, но уже и решил архисложную задачу с магически одарёнными водителями для грузового транспорта. Не мудрствуя лукаво, он просто-напросто озадачил этим нашего основного делового партнёра!

Теперь транспортировкой уникальной руды из аномальной зоны Апраксиных будет заниматься род Бекетовых. Причём самостоятельно и за свой счёт. Конечно, оставался ещё ряд трудностей. Однако требовать от Лицина решить всё и сразу — полный идиотизм.

Как же круто, когда есть на кого положиться. А главное — безумно приятно не ошибиться в человеке.

С улыбкой на лице я покинула кабинет. Быстро пройдя в свою спальню, переобулась в уличную обувь. Надев шубку, захватила сумочку и открыла туманный портал. Дел сегодня невпроворот!

* * *

Бывший гостевой дом «Заря». Маргарита Ткачук

Тишину пустынного холла нарушали всхлипы. Забившись в уголок дивана, Маргарита плакала. Двадцать минут назад ей из тюрьмы позвонил муж. Торопясь уложиться в отведённое для звонка время, Серёжа клялся в любви, заверял, что больше никогда-никогда не обидит. Умолял не губить и на сегодняшнем судебном заседании отказаться от обвинений. Иначе его отправят на каторгу, где он и умрёт… из-за неё.

Вина, ставшая такой привычной за годы брака, съедала женщину изнутри, ломала характер, лишала воли. Умом бывшая учительница понимала, что связала свою судьбу с мерзавцем. Да и предать доверие главы рода Апраксиных она никак не могла. Однако, несмотря на доводы рассудка, где-то глубоко в душе вновь затеплилась надежда, что всё ещё может наладиться.

«В семьях случается всякое. Ты же любишь его. Дай ему последний шанс. Он ведь обещал, что теперь всё будет иначе», — нашёптывал, соблазнял внутренний голос.

Дыхание застревало в груди. Казалось, ещё чуть-чуть, и сердце не выдержит. Рита мучительно застонала, уткнулась лицом в ладони.

— Господи, за что мне это? — выдохнула она едва слышно.

Громко хлопнула входная дверь. Вздрогнув от испуга, Маргарита быстро вытерла слёзы. Вскочив с дивана, посмотрела на вошедших. Остановившись неподалёку от стойки ресепшен, две роскошно одетые аристократки осматривали холл.

«Какое лихо их сюда занесло?» — с тревогой подумала Ткачук.

Нервно пригладив причёску, бывшая учительница выпрямила спину.

— Доброе утро, вы что-то хотели? — спросила она максимально вежливо, однако после рыданий голос звучал хрипловато.

— Н-да, премиум-классом здесь и не пахнет. Впрочем, глупо было надеяться, что в этой дыре нам с тобой смогут обеспечить привычный комфорт, — игнорируя вопрос, язвительно подметила одна из женщин.

— Всё могло быть гораздо хуже. Дорогая, давайте дадим этому заведению шанс, — барственным тоном предложила вторая. Мазнув взглядом по Маргарите, она высокомерно представилась: — Я боярыня Силантьева, моя спутница — графиня Бестужева. Мы только что прибыли из столицы. Желаем отдохнуть с дороги. Немедленно сопроводите нас в лучшие номера. Завтрак принесёте через десять минут. Наш багаж на улице.

Ткачук растерянно смотрела на статусных постоялиц. Безусловно, им придётся отказать. Вопрос лишь в том, как сделать это потактичнее.

— От оказанной чести мозги окончательно поплыли? — с сарказмом уточнила графиня Бестужева и вдруг рявкнула: — Шевелись, убогая!

Кровь отхлынула от лица бывшей учительницы. Готовясь к неизбежному грандиозному скандалу, она судорожно сглотнула ком в горле. Вдруг помещение озарил зеленоватый свет. Застыв словно статуя, Маргарита ошарашенно смотрела на появившуюся из портала Александру.

Глава боярского рода Апраксиных, вне сомнений, выглядела великолепно. Шикарный соболиный полушубок сидел на ней изумительно, да и платье было к лицу. Да вот только свободный крой одежды уже был не в силах скрыть беременности.

«Как же я не заметила раньше? Господи, Саша ведь не замужем. Местная знать её сожрет. Ещё и эти стервы-аристократки из Москвы приперлись. Они же не безглазые! Что делать⁈» — молниями промчались мысли в голове Маргариты.

Не обращая внимания на пристальные взгляды, Александра подошла к диванчику. Сняв шубку, небрежно кинула её на подлокотник. Сев, откинулась на спинку. Переплетя пальцы на внушительном животе, невозмутимо спросила:

— Что здесь происходит?

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 16

Скандалу быть.

Я поняла это, как только увидела зарёванную Маргариту и двух высокомерных дворянок. Волнение, тревога, неуверенность мгновенно пропали. Прямо сейчас тренер по фигурному катанию назвал бы моё состояние «боевой готовностью». Я была собрана, сосредоточена и полностью контролировала эмоции.

Вроде должны были приехать втроём. Где ещё одну потеряли? В засаде оставили? И кто из них Силантьева?

С невозмутимостью буддийского монаха я рассматривала роскошно одетых дворянок.

— Александра Петровна, эти дамы изъявили желание поселиться у нас. Только собиралась им сказать, что мы не можем предоставить комнаты, как пришли вы, — торопливо сообщила мне Ткачук и смело обратилась к «гостьям»: — Дамы, искренне жаль, но вынуждена отказать вам в заселении. Мы закрыты и гостей не принимаем. Могу рекомендовать отличную гостиницу…

— Заткнись. Пошла прочь отсюда, убогая, — высокомерно приказала Маргарите одна из дворянок. Пристально посмотрев на меня, с пафосом заявила: — Я графиня Анастасия Павловна Бестужева. Моя спутница — боярыня Ирина Владимировна Силантьева!

М-да уж. Тяжёлый случай.

— Спасибо, Рита. Можешь идти, — я улыбнулась нервничающей женщине. Как только та удалилась, объявила: — Полагаю, вы хотели поговорить со мной тет-а-тет. Слушаю вас.

Боярыня Силантьева сохраняла молчание. Бестужева обвела надменным взглядом холл, демонстративно скривилась.

— Значит так, милочка. Я только что с поезда. Мне плевать, что ваше заведение закрыто. Прямо сейчас вы лично сопроводите нас в лучшие комнаты. Завтрак подадите через десять минут: я желаю апельсиновый фреш, панкейки с бананом и черносливом. Ваши проблемы с готовкой мне безразличны. Я заказываю блюдо, вы его предоставляете. И встаньте уже наконец! Вам следует поприветствовать нас как должно, — она хмыкнула и предельно прозрачно намекнула: — Не в вашем положении проявлять к нам неуважение.

Вот это самомнение. Если дамы из высшего света столицы все такие, то лопат на них не напасёшься.

— Графиня, вы всегда хамите главам боярских родов или это мне так повезло? — я иронично усмехнулась. — На ваши просьбы мой ответ — нет. Что-то ещё?

Лицо аристократки пошло красными пятнами. Сжав кулаки, она выплюнула:

— Да что ты о себе возомнила⁈ Грязная потаскуха! Да я тебя ославлю на всю империю! Сдохнешь со своим ублюдком в нищете!

С фантазией у местных аристократок явные проблемы. «Любящая» матушка грозила тем же самым. Пора закругляться. Графинячий перфоманс начал утомлять.

Встав с дивана, я направилась к разгневанной «гостье». Остановившись в паре шагов, негромко подметила:

— Если дорожите своей жизнью, Анастасия Павловна, то не стоит дёргать смерть за усы, — и нарочито зловеще улыбнулась.

Бестужева стремительно побледнела, в глазах появился страх. Вдруг она резко повернулась к боярыне Силантьевой:

— Ирина, это ты уговорила меня сюда приехать. Я бросила все дела в столице, а что взамен? Вместо отдыха выслушиваю угрозы! Ни на секунду здесь больше не останусь, — круто развернувшись, перепуганная дворянка пулей вылетела на улицу.

Попутного ветра.

Усмехнувшись, я в ожидании посмотрела на боярыню.

— Поведение Анастасии отвратительно. Право слово, не ожидала от неё такого, — Силантьева изобразила возмущение.

Да ладно? Почему-то я уверена в обратном.

— Ирина Владимировна, сожалею, но моё время ограничено, — поторопила я аристократку ледяным тоном.

— Александра, я вас так понимаю. Сама замужем за главой боярского рода. Ни минутки свободной у супруга нет. Весь в делах, да заботах, — боярыня сокрушённо вздохнула. — Не стану вас задерживать. У главы боярского рода Силантьевых к вам есть деловое предложение. Увы, подробностей он не сообщил. Лишь заверил, что подобного вам никто не предложит. Сегодня вечером мой супруг прибудет во Владимир специально для встречи с вами. Понимаю, что наше с вами знакомство не задалось. И всё же очень надеюсь, что неадекватное поведение графини Бестужевой не станет препятствием для совместного ужина двух глав боярских родов. В какое время вам удобно? Возможно, вы отдаёте предпочтение какому-то конкретному ресторану?

Оба-на. А боярыня-то отлично переобувается в воздухе. Ни слова о том, что желала потусить в санатории и требовала, чтоб её встретили. Прямо ангел во плоти. И приехала-то она из самой столицы исключительно для того, чтобы лично передать просьбу главы своего рода. Вопрос: что такого-этакого мне желает предложить Силантьев?

— Через дорогу находится одна из гостиниц Боголюбских, — произнесла я задумчиво. — Как правило, там останавливаются обеспеченные аристократы. Предлагаю провести деловой ужин в ресторане этой гостиницы. Мне удобно в девятнадцать часов. Разумеется, приеду в сопровождении юриста.

— Отлично, — боярыня расплылась в улыбке. — Не стану вас больше задерживать. До вечера, — взяв со стойки ресепшен свой ридикюль, Ирина Владимировна покинула здание.

Усевшись опять на диван, я вытянула ноги, прикрыла глаза. Где-то внутри зашевелилась тревога.

Ресторан — публичное место. И тут я со своим беременным животом. Вот оно мне надо терпеть косые взгляды? Впрочем, в один «прекрасный» день всё одно столкнусь с массовым осуждением аристократов. Так что буду считать этот ужин репетицией перед свадьбой Кони.

Встав, я решительно направилась в помещение для персонала. При моём появлении Маргарита вскочила со стула. Грозно нахмурившись, сердито заявила:

— Графиня Бестужева не имела права разговаривать с вами в таком тоне!

— Проехали, — я поморщилась, жестом предложила женщине сесть. Устроившись вместе с ней за столом, заметила: — Нам с тобой предстоит сложный день. Теперь ты не администратор, но директор санатория. Сегодня из кадрового агентства должны прислать двух сотрудников: администратора и охранника. Завтра — послезавтра у нас будут первые клиенты. Слушаю твои предложения.

* * *

Это же время. Москва. Особняк Силантьевых.

Начальник службы безопасности боярского рода Силантьевых вошёл в гостиную. Подойдя к сидящему в кресле боярину, доложил:

— Ирина Владимировна покинула гостевой дом «Заря».

— Наконец-то, — недовольно буркнул Олег Олегович. — Давай, вещай, Андрюша. Как всё прошло? Ведьма сильно бушевала?

— Отнюдь. Боярышня Апраксина продемонстрировала великолепный контроль эмоций. Как вы и предполагали, графиня Бестужева вела себя в привычной манере: хамила, грубила, требовала и угрожала. Апраксина сохранила хладнокровие и лишь слегка припугнула Анастасию Павловну: рекомендовала ей не дёргать смерть за усы. Графиня перепугалась, обвинила в неудавшемся отдыхе вашу супругу и ретировалась.

— Моего балбеса ведьма наказала за хамство. А тут сдержалась от применения дара, — с удивлением отметил Силантьев. — Вопрос: почему? Может, беременная незамужняя девка просто ненавидит мужчин? Ты узнал, за что она своего отчима так крепко приложила?

— Работаем в этом направлении.

— Ладно, давай дальше.

— Во время конфликта в гостевом доме Ирина Владимировна проявила похвальную осторожность. Прогибать под себя серебряную ведьму не рискнула. Ваше предложение поужинать передала. Апраксина ответила согласием, известила, что придёт с юристом. Ужин состоится сегодня в девятнадцать часов, в ресторане гостиницы Боголюбских.

— Сегодня? Ты не перепутал? — не поверил озадаченный Силантьев.

— Никак нет, — уверенно ответил Андрей и пояснил: — Время и место встречи назначила Апраксина. А вот то, что ужин состоится сегодня, сообщила ей Ирина Владимировна. Предполагаю, что перенос встречи на сегодня — это маленькая месть вашей супруги. Она на вас крайне сердита.

— Кто бы сомневался, — Силантьев гоготнул, небрежно подметил: — Поорёт да перестанет. Не впервой. И всё же, сразу же, как боярыня вернётся, верни ей на шубу пуговицу. Узнает, что вместо неё следящий артефакт, одним колье я не отделаюсь. Сплошные траты с этими женщинами, — он сокрушённо вздохнул. Помолчав, спросил: — Что с рудником Апраксиных?

— Информация подтвердилась: наш прикормленный архимаг действительно настоял на проведении проверки аномальной зоны близ рудника. Обследование проведут сегодня во второй половине дня. До встречи с серебряной ведьмой я предоставлю вам результаты, — безопасник остро глянул на господина из-под бровей.

— Подозреваешь, что придворный архимаг решил нас кинуть? — Силантьев скептически хмыкнул.

Воин отрицательно покачал головой.

— Едва ли. Евгений Викторович, как и прежде, живёт на широкую ногу: решил прикупить домик на побережье Испании. Задаток внёс, скоро сделка, а на счету кот наплакал. Он прекрасно знает, что вас интересует исключительно результат. Вероятно, поэтому и развил бурную деятельность, не уведомляя вас. Но вы правы, я действительно обеспокоен. Буквально полчаса назад мне донесли, что спецы из тайной канцелярии перешерстили дворцовый архив: их интересовали договора за период работы придворного архимага.

— У спецслужбы на меня что-то есть? — Силантьев напрягся.

— Маловероятно. К старым договорам сложно подкопаться. С юридической точки зрения тамвсё чисто. Но раз Евгений Викторович попал в поле зрения тайной канцелярии, то наверняка под плотным колпаком.

— А вот это плохо. Очень плохо, — боярин недовольно цокнул и глубоко задумался. Спустя долгую паузу объявил: — Как только узнаешь результаты проверки аномалии, сразу же доложишь. Если архимаг изъявит желание со мной встретиться или пообщаться по телефону, я занят.

— Ставим работу с ним на долгую паузу?

Боярин неожиданно громко чихнул.

— Вот именно, — пробормотал, доставая из кармана платок.

Как только глава рода привёл себя в порядок, начальник службы безопасности сухо доложил:

— Олег Олегович, моя версия, что боярышня Апраксина понесла от кого-то из студентов, оказалась несостоятельна. Вне сомнений, зачатие произошло задолго до появления серебряной ведьмы в военной академии. Скорее всего, она забеременела в тот период, когда проходила обучение в пансионате мадам Тюссо.

— С чего вдруг такой вывод? — усомнился боярин.

— Ваша супруга расстегнула шубку, и в основном я слушал разговоры. Но один раз боярышня всё же попала в поле зрения. У неё вот такой живот, — воин на себе показал размеры.

— Неожиданно, — с изумлением пробормотал Силантьев и глубокомысленно продолжил: — Выходит, пока могла, ведьма скрывала свою беременность. Вполне логично в её ситуации.

— Скорее всего, — согласился безопасник. — Если желаете, могу лично съездить к Троекуровой в психбольницу. Расспрошу, почему она решила провести анализ крови Апраксиной на беременность.

— Не вижу в этом смысла, — отмахнулся боярин и с сарказмом осведомился: — Как думаешь, боярышню соблазнил смазливый дворник, подсобный рабочий или залётный красавчик расстарался?

Начальник службы безопасности неопределённо пожал плечами.

— Сегодня же отправлю в пансионат своего человека. Как только появятся новости, сообщу.

— Угу, — промычал Силантьев, явно размышляя уже о чём-то другом. Спохватившись, распорядился: — Сообщи нашему некроманту, что сегодня понадобится. Пойду во Владимир туманным тоннелем. Ступай. Позже позову.

— Слушаюсь, — воин бесшумно удалился.

Спустя несколько минут уединение главы рода Силантьевых прервал дворецкий. Приблизившись к господину, он отчего-то шёпотом сообщил:

— Олег Олегович, вам звонит Ирина Владимировна.

— Злая? — боярин понимающе ухмыльнулся. Встав из кресла, подошёл к стойке с телефоном. Сняв трубку, проворковал: — Слушаю тебя, дорогая.

— Олег, да как ты мог⁈ Ты же знал, что нет там никакого санатория! В жизни тебе этой подставы не прощу!

Скривившись от вопля разъярённой женщины, Олег Олегович отодвинул динамик от уха. Голос боярыни превратился в нечленораздельное бормотание. Дождавшись, когда жена замолчит, осведомился:

— Выговорилась?

— Да! — рявкнула разобиженная Ирина Владимировна.

— А теперь рассказывай. Как всё прошло?

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 17

Бывший гостевой дом «Заря»

Человек в принципе способен на многое. А когда в распоряжении двух настроенных на одну волну женщин имеются домовые и лопоухая высшая сущность, то и невозможное возможно. За каких-то пять часов наша дружная команда умудрилась подготовить санаторий к приёму первых клиентов.

Домовые не умеют делать новые ключи из воздуха, но перепланировку в домах — запросто! Второй этаж мы с Ритой решили оставить в прежнем виде, а первый изменили: в левом крыле больше нет гостевых комнат, но появилась зона для косметических процедур. Причём полностью обустроенная.

Проблему с экстренным изготовлением новой вывески, приобретением специализированного оборудования и мебели решил… Або! Ушастый заявился почти сразу после ухода высокомерных аристократок. Где был, что делал он не сказал, зато сразу же предложил свою помощь. Получив список необходимого, тушканчик исчез. И уже через тридцать минут к нам приехала первая машина с товарами. Затем вторая и третья…

Деловая активность Або меня поражала, восхищала, но не удивляла. С таким даром внушения, как у него только закупками и заниматься. Пока Ткачук руководила грузчиками и контролировала процесс монтажа новой вывески, я занималась всякими-разными организационными вопросами. Ну и параллельно проводила собеседования.

Вот не зря я утром позвонила в кадровое агентство и оставила срочную заявку с пометкой «сегодня». Соискатели шли не тонкой струйкой, но полноводной рекой. Вакансию администратора, я закрыла практически сразу, а вот с охраной, увы, возникла проблема. Устраиваться на работу приходили исключительно мужчины: молодые, симпатичные, мускулистые. Тестостероновый красавчик в женском санатории… такое себе. Придётся решать вопрос с безопасностью как-то иначе.

Распрощавшись с последним воином, я пододвинула к себе договора, которые приволок Або. Ознакомившись с условиями оплаты, с подозрением посмотрела на зверька: тот лежал на диванной подушке и делал вид, что спит.

Ну и как это понимать? Явно же не просто так хозяева всех магазинов проявили к нам неслыханную щедрость: продали товар в рассрочку, ещё и со скидкой в пятьдесят пять процентов.

«Або, а чего скидка такая не серьезная? — поинтересовалась я сарказмом. — Восемьдесят процентов гораздо приятнее».

«Мы ж не разбойники с большой дороги, что б нагло грабить. Совесть надо иметь», — парировал лопоухий снабженец.

В этот момент в служебное помещение вошла Маргарита. Налив себе воды, она жадно осушила стакан.

— Коробки с кремом доставили. Вроде бы всё на сегодня, — выдохнула и устало опустилась на стул.

— Не совсем, — я смущённо кашлянула. — В пятнадцать тридцать тебя ждёт хозяин соседней столовой. Он не только согласился с нами сотрудничать, но и готов взять на себя курьеров. Такого сговорчивого компаньона не стоит упускать.

— Не вопрос. Схожу, конечно, — Ткачук грустно улыбнулась.

— Рит, что с тобой?

— Ни-че-го, — по слогам ответила женщина. Поднявшись, сняла с вешалки пальто. Одевшись, попросила: — Если будете уходить через центральный выход, просто захлопните дверь. Ключи у меня есть, — и торопливо ушла.

Я взяла из вазочки сушку, захрустела. Ткачук вела себя сегодня странно: она не удивилась ни назначению директором, ни моему животу, не задала ни единого вопроса про то появляющегося, то исчезающего тушканчика. Да и в целом говорила мало и только по делу.

«Або, что происходит с Маргаритой?»

«Плохо ей. Утром звонил муж, вымаливал прощения. Слёзно просил прийти сегодня на суд и отказаться от обвинений. Она выбрала новую жизнь и тебя. Так что отстань от человека».

«Да я и не приставала, — мрачно глянув на зверька, уточнила: — Анатолий Фёдорович пошёл на процесс?»

«Конечно. С двенадцати часов заседают. Скоро закончат, но заехать за тобой Кони не успеет. Сразу после суда, он поедет к аномалии. Комиссия явится через двадцать минут».

О как. Дима говорил, что позвонят и предупредят за час. Впрочем, не опоздаю. Открыть портал — минутное дело.

«Ты сегодня обедала?», — внезапно спросил Або.

«Нет ещё. Времени не было», — призналась я неохотно. И направилась к вешалке.

«Не хочу читать нотаций, но дальше так дело не пойдёт. Что для тебя важнее: работа или ребёнок?»

В груди всколыхнулось раздражение. Однако через мгновение ока утихло.

«Разумеется, ребёнок важнее», — сжав в руках шубку, я медленно повернулась к зверьку.

«Да? Мне так не кажется. Ты сегодня пашешь с самого утра, как ломовая лошадь. Обследование займёт минимум два часа. Всё это время тебе придётся стоять посреди заснеженного поля на холоде. И будет очень хорошо, если освободишься до шести часов. В семь у тебя встреча с Силатьевым. Решила совместить обед с деловым ужином? Заодно там же и подремать?»

Выслушивать критику крайне неприятно. Особенно когда возразить нечего. Играя желваками на скулах, я отвернулась к окну: небо затянуто свинцовыми тучами, ветви деревьев гнутся под порывами ветра. Погода определённо не располагает к прогулкам.

Або, безусловно, прав. И мне, и малышу будет гораздо лучше, если прямо сейчас отправлюсь домой — есть и отдыхать. Да вот только в этой внезапной отповеди ушастого, что-то не так… Но вот что именно беспокоит понять не могла.

Взгляд зацепился за настенные часы, и вдруг до меня дошло. Время. Для нравоучительной беседы лопоухий интриган выбрал тот самый момент, когда собралась идти к разлому. Учитывая тот факт, что Або всё утро непонятно где ошивался, напрашивался вывод: он не желает, чтобы я присутствовала при осмотре аномальной зоны.

Подошла к дивану. Взяв зверька, потребовала:

«Рассказывай, что случилось».

«Как же с тобой сложно, — с досадой бросил Або. Улегшись на ладони, он высокомерно-покровительственным тоном заявил: — Ладно, догадливая ты моя, скажу как есть: твоё присутствие при обследовании аномальной зоны изначально не требовалось, а теперь и вовсе нежелательно. Сегодня утром выяснилось, что среди членов комиссии есть преступник, готовящий террористический акт. Это ни много ни мало, придворный архимаг. Его задержание планируется во время проверки. Хочешь путаться под ногами — валяй».

Нормально так со мной «друг» общается.

Внутри всё заледенело. Молча вернув зверька на диван, я за секунду открыла туманный тоннель и уверенно шагнула в зеленоватое марево.

* * *

Двадцать минут спустя. Аномальная зона.

Начиналась метель. У кромки заснеженного поля сгрудилась толпа мужчин в роскошных шубах. Чуть поодаль застыли, как олицетворение красоты и мужества шесть гвардейцев императора. Одетый в униформу своих личных воинов государь, наблюдал за членами комиссии: те ёжились от ветра, прятали лица в меховых воротниках.

«Погода мерзопакостная. Балаклава и защитные очки оказались как нельзя кстати, — промелькнула мысль у Рюриковича. — Очень надеюсь, что Саша оденется потеплее. Кстати, почему они с Кони ещё не приехали?»

В этот момент на дороге показалась машина. Подъехав, автомобиль остановился неподалёку от проверяющих. Покинув салон, адвокат торопливо подошёл.

— Добрый день. Меня зовут Анатолий Фёдорович Кони. Я представляю интересы собственника земельного участка.

— А где, позвольте узнать, сама боярышня Апраксина? Решила, что императорская проверка — не повод отложить визит к парикмахеру? — надменно осведомился придворный архимаг.

— Действительно, кто мы такие, чтобы ради нас глава боярского рода Апраксиных откладывала личные дела, — недовольно пробухтел дворянин с покрасневшими от холода ушами.

«Это кто у нас такой? — Рюрикович присмотрелся к мужчине. Опознав прокурора Московской губернии, усмехнулся. — Ты смотри какой обидчивый. Запомню».

— Господа, подпункт два статьи пять «Уложения о государственных проверках» предельно чётко говорит, что присутствие собственника земельного участка при осмотре аномальной зоны не является обязательным, — деловито процитировал закон бородатый здоровяк.

«У прокурора Сибирской губернии отличная память», — отметил для себя самодержец.

— Вы правы, коллега. Право не равно обязанности, — сдержанно подтвердил импозантный прокурор Владимирской губернии. — Однако, по моему скромному мнению, члены столь высокой комиссии достойны уважения. Видимо, у серебряной ведьмы иное мнение.

«Ты смотри-ка, прокуратура Владимирской губернии что-то имеет против серебряной ведьмы? Или это личная неприязнь Станислава Филипповича?» — Дмитрий задумчиво смотрел на чиновника.

— Господа, право слово, вы меня удивляете. На дворе отнюдь не жаркое лето, — недовольно подметил аристократ в длинной собольей шубе. — Неужели вам, взрослым мужчинам, доставит удовольствие смотреть на то, как мёрзнет на ветру восемнадцатилетняя девушка?

— Если я не ошибаюсь, вы глава княжеского рода Иволгиных? — уточнил Станислав Филиппович.

— Не ошибаетесь, — холодно отозвался Иволгин и наградил чиновника грозным, предупреждающим взглядом.

Прокурор Владимирской губернии многозначительно хмыкнул и отвернулся. Ледяной ветер поднял на поле снег, швырнул в людей. Граф Нарышкин с невозмутимым выражением отряхнул волосы и обратился к юристу:

— Господин Кони, я правильно понимаю, глава рода Апраксиных не пожелала присутствовать при проведении обследования?

— Александра Петровна изъявляла желание прийти. Видимо, у неё изменились обстоятельства.

— Анатолий Фёдорович, насколько я помню, вы менталист, — вновь подал голос Станислав Филиппович. — Почему бы вам не выяснить у своей доверительницы причину задержки? Или вы не умеете устанавливать канал мыслеречи?

— Уровень дара не позволяет, — в голосе адвоката позвякивал металл.

— Прискорбно, — Станислав Филиппович иронично усмехнулся и перевёл взгляд на поле, давая понять, что утратил интерес к дальнейшему диалогу с адвокатом.

«Намеренно проехался по самолюбию Кони, — мгновенно пришел к заключению Дмитрий. — Но почему же Саша так внезапно передумала? Не в её характере».

Кольцо на пальце, как и прежде, молчало. Дмитрий не просто догадывался, но знал, что с женой всё в порядке. Однако забеспокоился.

«Где Саша?» — обратился он мысленно к высшей сущности.

«В особняке, — мгновенно ответил Або. — Если надо точнее: то твоя жена сидит за кухонным столом, ест пирожок и вместе с поварихой составляет список покупок».

«Почему она дома?» — насторожился Дмитрий.

«Нечего ей шастать по холоду. О ребёнке пора подумать», — огрызнулся ушастый.

«Понятно. Тебя опять занесло, — подытожил Дмитрий и не попросил, но приказал: — Настрой тройной контур мыслеречи».

«Не выйдет. Она не желает со мной разговаривать, полностью заблокировала связь. И это, в семь вечера у неё встреча с главой рода Силантьевых. Собиралась идти с Кони. Юриста я предупредил, но ей об этом сказать не успел».

«Саша самостоятельно поставила блок⁈ Вот это лопоухий её довел. Если уйду к ней сейчас, сорву операцию. Гадство», — Дмитрий мысленно скрипнул зубами.

Рассматривая недовольные физиономии членов комиссии, Рюрикович, сдержанно пообещал Або:

«Как только здесь закончим, приду в особняк», — и разорвал связь.

— Господа, прошу внимания, — зычно рявкнул граф Нарышкин. — В связи с плохими погодными условиями я, как председатель комиссии, принял решение воспользоваться упрощённой процедурой проверки. Возражения есть?

— Сергей Сергеевич, я с вами полностью согласен, — торопливо сообщил прокурор Московской губернии.

Не желающие стоять на холоде дворяне, дружно поддержали мудрое решение начальника тайной канцелярии.

— Раз возражений нет, господа учёные, ждём вашего вердикта, — распорядился Нарышкин.

Дворяне слаженно уставились на трех пожилых мужчин.

— Я полностью полагаюсь на компетентность Порфирия Ивановича, — торопливо открестился толстячок в овчинном тулупе. И для убедительности ткнул пальцем в седобородого старца.

Тот сокрушенно вздохнул, вопросительно глянул на второго коллегу: лучшего преподавателя Московской академии.

Пряча нос под шарфом, педагог осторожно заметил:

— Порфирий Иванович отлично разбирается в аномалиях.

— Господа ученые, мы скоро тут все околеем. Имейте совесть! — выкрикнул кто-то из членов комиссии.

— Ну коль решили, что от меня зависит сколько здесь проторчим, то слушайте мое мнение, — натянув поглубже меховую шапку, Порфирий Иванович подышал на озябшие ладони и деловым тоном сообщил: — Энергетический фон этой аномальной зоны не вызывает опасений и находится в пределах нормы. А зомби — превосходная охрана. Всё, уходим.

— Какой уходим⁈ — гневно воскликнул придворный архимаг. — Мы обязаны провести тщательное обследование!

— Порфирий Иванович, действительно, неужто вы позабыли, что энергетический фон надлежит измерять в непосредственной близости от разлома? — с удивлением уточнил преподаватель Московской академии.

— Ничего я не забыл. Как вы такое могли подумать, Степан Абрамович? — возмутился учёный, специализирующийся на аномальных зонах. — Разница составит одну, максимум две маг единицы. Вам так хочется брести по снегу?

— Совсем не хочется, — Степан Абрамович отрицательно помотал головой. Тяжко вздохнув, менторским тоном напомнил: — Наука любит точность. Наш святой долг соблюдать правила, которым учим студентов. Иначе грош нам цена.

«А наставник-то прирождённый актёр. Прямо вжился в роль изображая „Степана Абрамовича“, — отметил Рюрикович, прислушиваясь к разговору. — Почему же дед вызвался помочь? Сомнительно, чтобы у этого матёрого интригана взыграло человеколюбие. Впрочем, нет смысла сейчас голову ломать. Рано или поздно всё станет понятно».

— Воля ваша. Идёмте, — сдался седобородый Порфирий Иванович. — Уважаемые члены комиссии, если кто-то ещё желает отморозить себе всё, что есть ниже пояса, прошу за нами, — засунув руки в карманы, маститый учёный направился к полю.

Следом за ним тотчас последовал придворный архимаг и «преподаватель Московской академии». Прикоснувшись к очкам, Рюрикович активировал функцию термограммы. Теперь он видел не три силуэта, но пять светящихся пятен.

«Молодцы спецы Нарышкина. Идут след в след за придворным архимагом. И даже я их без оборудования не заметил. Пока все по плану», — констатировал Дмитрий.

Продолжая следить за «светлячками», Рюрикович думал о жене и о внезапно охамевшей высшей сущности. С чего вдруг Або начал так себя вести, Дмитрий не понимал и это напрягало.

Проваливаясь в снег, трое мужчин с трудом шли по полю. Вдруг резкий порыв ветра сорвал шапку с головы Порфирия Ивановича. Взмахнув руками от огорчения, старик объявил:

— Коллеги, вы как хотите, но с меня довольно! У меня нет никакого желания превратиться в замороженного зомби. Я возвращаюсь.

— Полноте вам. Мы не дошли до разлома каких-то метров пятнадцать, — неуверенно возразил придворный архимаг.

— Если вам так нужна точность, то идите дальше сами, — раздраженно предложил «Степан Абрамович». Вцепившись в локоть седобородого, покаялся: — Порфирий Иванович, признаю, был излишне самонадеян оценивая свои физические возможности. Идемте обратно.

Прижав к себе локоть замёрзшего учёного, «преподаватель» умышленно оставил за спиной придворного архимага.

«Давай уже, гадёныш, — мысленно поторопил злодея Дмитрий. — Позади тебя безмолвные мертвецы, впереди спины коллег. Мой дед создал для тебя идеальные условия».

Воровато оглянувшись, придворный архимаг всего на секунду прикрыл глаза. И в тот миг, когда сформированный «якорь» готов был уже сорваться с пальцев, на запястьях защёлкнулись антимагические браслеты.

— Что это? — Евгений Викторович неверяще смотрел на собственные руки.

— То самое, — довольный собой «Степан Абрамович» улыбнулся и презрительно сообщил: — Какой из тебя придворный архимаг? Ты же сплошное недоразумение. Воины, он ваш.

Не обращая внимания на появившихся из ниоткуда сотрудников спецслужбы, «Степан Абрамович» присел. Засунув ладонь в снег, сосредоточился.

Через несколько томительно долгих мгновений поле засияло алыми линиями конструкта. Нащупав и разорвав ту самую, единственную нить деактивации «преподаватель» облегчённо вздохнул и распрямился.

Подойдя к нему близко-близко, Порфирий Иванович впервые вгляделся в лицо коллеги.

— Алексей Владимирович? Это вы⁈ — выдохнул с изумлением.

— Естественно. Кто ж ещё-то? — изобразил недоумение бывший ректор Суздальской военной академии. — Тайная канцелярия, как и прежде, обращается за помощью только к лучшим из лучших. Пойдёмте, коллега, замёрз я, как собака, — пожаловался Алексей Владимирович и повёл шокированного учёного к дороге.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 18

Особняк Апраксиных

Спальня утопала в полумраке. Я сидела на краю кровати и смотрела… в никуда. На душе было на редкость погано.

Очень хочется надеяться, что ушастик устроил мне отповедь из лучших побуждений. Но, увы, не выходит. Оказывается, архисложно кому-то доверять, когда рядом так много дрянных людей. А уж учитывая, что всем этим гражданам от меня что-то надо, то дело становится безнадёжным.

Грустно хмыкнув, я поднялась с постели, подошла к окну: вечер был тих и светел. Однако ещё пять минут назад ветер завывал, словно иерихонская труба.

Разве метель способна вот так вот разом утихнуть?

Вдруг зеленоватое свечение портала озарило комнату. Через мгновение обоняния коснулся знакомый аромат. Встав за спиной, Дмитрий аккуратно положил руки мне на живот:

— Привет, — шепнул он на грани слышимости.

— Привет, — накрыв его ладони своими, я спросила, не поворачивая головы: — С задержанием придворного архимага проблем не возникло?

Спустя долгую паузу, Рюрикович наконец-то сообщил:

— Всё нормально. Сейчас мой бывший придворный архимаг даёт показания в тайной канцелярии, — голос мужа звучал приглушённо, словно из-под ткани. — Обследование аномальной зоны официально проведено. Комиссия подписала акт без возражений.

Кто бы сомневался.

Я криво усмехнулась, уточнила:

— Знаешь, что мне назначили встречу Силантьевы?

— Да. Кони приедет за тобой без пятнадцати семь. Саша, ты из-за лопоухого не пришла на осмотр? Что он тебе сказал?

Стоп. Получается, Або провёл со мной беседу исключительно по собственной инициативе?

Желая прямо сейчас всё выяснить, я отстранилась от мужа, обернулась и озадаченно нахмурилась. Император был в полном военном обмундировании: лицо скрыто под балаклавой, на глазах очки, а на голове каска.

С чего вдруг он такой… нарядный? Неужели был на этой грёбаной проверке? Лично участвовал в задержании? Но зачем?

Стянув с головы и лица защиту, Дмитрий положил руки на то место, где прежде у меня была талия.

— Что тебе сказал Або? — повторил он настойчиво.

— Почему ты так одет? — проигнорировав вопрос, я, не моргая, смотрела на Рюриковича.

Немного помолчав, тот ровным тоном ответил:

— Сегодняшнюю комиссию сопровождали воины из моей личной гвардии. Я был в их числе.

— В твоём присутствии имелась острая необходимость? — продолжила допытываться я.

— Скажем так. Если бы знал, что ты передумала, то остался бы во дворце. Может, всё-таки расскажешь, что тебе поведал этот длинноухий гад?

Выходит, они не сговаривались? Не желали меня использовать? Вот я дура-а-а.

Эмоции накрыли лавиной. Не в силах сдержаться, заплакала. Словно пушинку подхватив меня на руки, Дмитрий подошёл к постели. Сев вместе со мной, бережно устроил на коленях. Я ревела на груди супруга, а он поглаживал меня по голове и ждал, когда успокоюсь.

Когда я затихла, Дима прозорливо осведомился:

— Проблема ведь не только в ушастом? Кстати, что он тебе сказал?

Признаваться в чём-либо всегда непросто. Но если не сделаю этого сейчас, то потом будет сложнее. Да и неизвестно, не окажусь ли к тому моменту в дурке с острым приступом паранойи.

Собравшись с духом, вымученно улыбнулась наблюдающему за мной Дмитрию, попросила:

— Если сердишься на Або, то не стоит. Правду он мне сказал. А я обиделась. Придумала себе, что его тон оскорбителен, разозлилась дальше некуда. Не хотела с ним разговаривать. Вообще, никогда. Что сделала — не знаю, но теперь его не слышу. Потом накрутила себя до безобразия. Дошла до того, что вы с Або решили меня использовать в какой-то своей игре. Я про вас обоих думала очень и очень плохо. У меня действительно есть глобальная проблема. Очень хочу доверять. И тебе, и Або. Но не получается, — слёзы вновь потекли по щекам.

Нарушая повисшую тишину, Рюрикович неожиданно огорошил:

— Твой муж — кретин.

— С чего это? — усомнилась я и шмыгнула носом.

— С того самого, — непонятно пробормотал самодержец. Осторожно положив меня на спину, снял с себя верхнюю одежду. Улёгшись рядом со мной, спросил: — Ты помнишь клятвы, которые мы принесли друг другу в момент бракосочетания?

— Не особо, — не стала лукавить я.

— Ты поклялась заботиться обо мне и хранить верность. Я же — любить тебя до последнего вздоха, защищать и так же хранить верность.

— И что? — я всё ещё не понимала.

— Забота — понятие очень неоднозначное. Даже не представляю, что тебе надо сделать, чтобы нарушить клятву. Разве, что не вспоминать обо мне. Никогда. Но пока мы в браке это невозможно, — он чмокнул меня в нос и ровным тоном продолжил: — Супружеская верность трактуется высшими силами предельно прозрачно. Если, находясь со мной в браке, ты вдруг займёшься сексом с другим мужчиной, ты умрёшь.

— И почему ты считаешь, что стану тебе изменять? — начала было возмущаться я, но неожиданно невидимое обручальное кольцо ощутимо припекло кожу на пальце. А через миг пришло понимание: наши брачные клятвы не просто красивые слова. Они приняты высшими силами. За нарушение — смерть.

— Кольцо отреагировало? — проницательно подметил супруг.

— Угу, — промычала, не размыкая губ. Неуклюже сев, я с изумлением осведомилась: — Рюрикович, ты нормальный⁈ Ладно верность, но остальное? Ты о чём думал, когда давал свои клятвы?

Венценосный супруг мимолётно улыбнулся.

— О тебе, — признался он поразительно просто. Несколько секунд помолчав, тихо предложил: — Давай уже объясню тебе всё как есть. Любовь для высших сил — это безусловное принятие партнёра. Со всеми, как ты говоришь «таракашками». Ну а защита — ограждение от внешней угрозы, нападений, других нежелательных воздействий. Предательство с моей стороны исключено. Полностью.

Мне вдруг резко перестало хватать воздуха. Я слезла с кровати, направилась к окну: из приоткрытой форточки веяло морозной свежестью. Пару раз глубоко вдохнув, прикрыла глаза. В голове и душе творилась полная неразбериха.

Что уж скрывать, не хотела, но подозревала собственного мужа во всех смертных грехах. Причём сразу. А Дима оказывается не только никогда не изменит, но ещё и жизнь за меня отдаст. Почему он сразу не рассказал про брачные обеты? Разве это было так сложно⁈

Дмитрий бесшумно подошёл, обнял.

— Надеюсь, теперь вопрос о том, можешь ли ты мне доверять, закрыт?

Повернувшись лицом к Рюриковичу, я грозно нахмурилась и сердито подытожила:

— Безусловно. И да. Ты был прав, когда назвал себя кретином.

Супруг тяжко вздохнул.

— Уверен, тебе ещё есть что мне сказать. Не сдерживайся, — предложил он низким, сексуальным голосом. Наклонившись, легонько прикусил шею.

И тут меня сорвало. Высказывая всё что накипело за время нашего знакомства, я стучала кулаками по его каменному торсу, ругалась, даже пару раз укусила. В общем, отрывалась по полной. А он… терпел и шептал всякие милые глупости.

Когда выдохлась, Рюрикович беззлобно поддел:

— Полегчало, ведьмочка?

Я отвела взгляд, пробормотала:

— Определенно. Осталось понять зачем Або понадобилось меня доводить.

— Он и меня сегодня провоцировал, — признался Дима и рассмеялся. — Вот же лопоухий засранец.

— Выходит, мотал нервы нам обоим? Но для чего? Он же хранитель рода, наоборот, должен… — я осеклась. До меня дошло.

По всему получалось, что тушканчик намеренно создал сегодняшнюю ситуацию. Находясь в обычном состоянии, я бы ни за что не стала говорить на тему доверия с Рюриковичем. Просто потому что…не доверяла ему. Замкнутый круг.

— Дим, получается он нам с тобой помог?

— Выходит, что так. По логике я должен поблагодарить хранителя нашего рода. Но возникает дилемма: мне очень хочется открутить уши этому поганцу.

«Некромант, твои слова благодарности приняты. Мои уши трогать не надо, они твоей жене нравятся», — внезапно раздался у меня в голове голос Або.

Я озадаченно посмотрела на мужа.

— Слышишь, ушастого? — уточнил тот.

— Да, но не понимаю почему.

— Похоже, это мелкий грызун создал ещё один канал в обход блокировки, — пояснил Дима с усмешкой. Посуровев, спросил: — Хранитель, ты осознаёшь, что Саше нельзя нервничать?

«Ой, всё, — пренебрежительно фыркнул Або и резко сменил тон на серьёзный: — Некромант, я не могу причинить вреда ни тебе, ни твоей жене. Ни при каких условиях. Не забывай об этом. А теперь драгоценные мои, информирую: через десять минут приедет Кони. Встречу с Силантьевым переносить не стоит. Рюрикович, ты же под скрытом сопроводишь жену на ужин?»

— Разумеется, — лаконично ответил Дмитрий и заговорщицки шепнул мне на ухо: — Как думаешь, лопоухому серьга пойдёт?

Кровожадно улыбнувшись, я кивнула. А через секунду, где-то внутри шевельнулось плохое предчувствие. Впервые стало страшно. Не за себя. За мужа.

Всё с ним будет хорошо. Ведь правда же?

Запихав подальше необъяснимую тревогу, я отстранилась от Дмитрия.

— Мне надо привести себя в порядок, — пробормотала и торопливо удалилась в ванную.

Умывшись ледяной водой, я пару раз вдохнула-выдохнула. Приведя мысли, эмоции в порядок, ретивым кабанчиком перебежала в гардеробную. Буквально за несколько минут переодевшись, занялась причёской. Размышляя о предстоящем ужине, заплела неплотную косу, критически оглядела себя в ростовом зеркале. В целом осталась довольна.

Живот, конечно, видно, но с этим уже ничего не поделать. Что же от меня хочет Силантьев? Наверняка готовит какую-то подлянку.

Сняв с плечиков соболий полушубок, надела. Гордо расправив плечи, вышла в спальню. И тотчас оказалась в объятиях Рюриковича.

— Беременность тебе идёт, — шепнул он мне на ухо.

Ну, да. Ну, да. Становлюсь похожей на колобка.

Скептически хмыкнув, я запрокинула голову и зависла: голубые глаза Дмитрия сменили цвет на янтарный. Чем больше в них смотрела, тем глубже тонула.

— Нам пора, — прошептала я, чувствуя слабость в коленях.

— Пора, — согласился Рюрикович и умопомрачительно сексуально улыбнулся.

Пульс участился, в горле пересохло. Воевать с самой собой больше не было ни сил, ни желания.

Всё, кажется, попала. Впрочем, муж он мне или как?

Потянулась к губам желанного мужчины. И тут раздался громкий стук.

— Госпожа, к вам прибыл юрист. Просил передать, что ожидает вас в машине, — торжественно сообщил из-за закрытой двери Николай.

Птица обломинго ты, а не дворецкий!

* * *

Несколько минут спустя.

Вот не мог Николай хоть чуть-чуть попозже прийти?

Сожалея о неслучившемся поцелуе, я вышла из дома. Спускаясь по скользким ступенькам, почувствовала, как невидимый Дмитрий аккуратно приобнял за плечи.

Страхует. Вроде мелочь, а приятно. Очень.

Пряча улыбку, я направилась к Кони: тот стоял у своей машины и явно о чем-то размышлял.

«Внимание, на территорию особняка только что заехали полицейские», — внезапно доложил Або.

«Цель визита?» — невозмутимо уточнил Рюрикович.

«Вручение повестки главе рода Апраксиных. Большего они не знают», — с сожалением пояснил ушастик.

Повестка? Что на сей раз?

От удивления я резко остановилась. Рука Дмитрия чуть крепче сжала плечо.

— Не волнуйся, всё решаемо, — шепнул венценосный супруг на ухо.

А ведь Дима прав. У меня один из лучших юристов, а муж и вовсе император.

На корню подавив зарождающееся беспокойство, я продолжила путь к автомобилю юриста.

— Добрый вечер, — уважительно поздоровавшись, Кони собрался открыть для меня пассажирскую дверцу.

— Анатолий Фёдорович, нам придется немного задержаться, — остановила я мужчину. — Ко мне едут сотрудники полиции. Желают вручить повестку. Куда, к кому и по какой причине вызывают, пока не знаю.

— Разберемся, — обронил адвокат и предложил: — Александра, может, вы всё же сядете в машину? В вашем положении не стоит мерзнуть на улице.

Согласно кивнув, я намеренно замешкалась, давая возможность Рюриковичу прошмыгнуть в салон. Почувствовав, что супруг убрал руку, на всякий случай мысленно досчитала до десяти и наконец-то села в автомобиль.

Как только дверца захлопнулась, тихо спросила:

— Почему не скажешь Кони, что едешь с нами?

— Хочу посмотреть, как адвокат работает, — невозмутимо поведал Рюрикович.

Хм-м. Вполне логично. Но почему-то кажется, что причина не только в этом желании. А что, если Димитрий Иоаннович заодно решил понаблюдать, как юрист ведет себя со мной наедине? Предположим, так и есть. И какой в этом смысл? Непонятно.

Размышления прервал Анатолий Федорович. Устроившись за рулем, он полуобернулся. Протянув мне сложенный пополам бумажный лист, пояснил:

— Это та самая повестка. Все официальные документы из прокуратуры закрывают магической печатью. Как ваш представитель, я был обязан её вскрыть в присутствии сотрудников полиции, тем самым подтвердив получение. Завтра в десять часов утра вас вызывают в прокуратуру. Допрос будет проводить лично прокурор Владимирской губернии. Вас обвиняют в причинении тяжкого вреда здоровью своему отчиму. В качестве заявителя выступает бывшая боярыня Апраксина.

О как. Анфиса Тимофеевна решила мне отомстить за своего озабоченного альфонса?

Развернув документ, пробежала глазами по тексту. Не обнаружив ничего нового, вернула повестку юристу.

— Александра, вам не о чем беспокоиться. Члены императорского рода неприкосновенны. Но даже будь вы обычной дворянкой, и в этом случае причин для тревоги нет, — уверенно заявил Анатолий Федорович.

Честно признаться, я особо не удивилась. В неприкосновенности членов правящей семьи нет ничего экстраординарного. Вполне нормальное явление.

Выехав за территорию особняка, Кони предложил:

— Если пожелаете, сразу же заявим встречные обвинения вашему бывшему отчиму. Доказательная база у нас шикарная. За хранение и использование запрещенного афродизиака Антону Леонидовичу светит пожизненный срок.

— Мне надо подумать.

— Да, конечно. Пожалуй, вам стоит посоветоваться с супругом, — рекомендовал юрист и сосредоточился на дороге.

Я повернула голову налево. Разумеется, вместо Дмитрия обнаружила лишь пустое сиденье.

Знаю, что муж сидит рядом, но не вижу. Максимально странное ощущение.

Абсолютно не сомневаясь, что Рюриковичу известно и про похотливого таракана, и про отречение боярыни от рода, мысленно обратилась к супругу:

«Дим, что скажешь?»

«Дальнейшие действия зависят от твоего психоэмоционального состояния», — ладонь Дмитрия накрыла мою.

«Чертовски приятно, что ты обо мне так заботишься. Теперь моя очередь просить тебя не волноваться, — я усмехнулась. Вдруг в голове промелькнула догадка. Решив её проверить, спросила: — За этим вызовом аж к самому прокурору губернии кроется что-то ещё?»

«Боюсь, что так, — сдержанно согласился венценосный супруг. — Мое предложение: завтра вместе с Кони и Або сходишь на допрос. Послушаешь, что тебе поведает Станислав Филиппович, а вечером всё обсудим и примем решение».

«Договорились, — ответила я без тени сомнений. — У тебя есть предположения, чего от меня хочет Силантьев?»

Вместо ответа Дима нежно коснулся губами моих: успокаивая, напоминая, что он рядом.

Любит, бережет, защищает. Охренительное ощущение.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 19

Время в дороге к ресторану пролетело незаметно. Во-первых, ехать было не так уж и далеко, а во-вторых, Анатолий Фёдорович развлекал меня беседой. Управляя машиной, он красочно рассказывал о том, как общался с родственниками моих зомби-шахтёров.

Встречали юриста по-разному: в одних семьях чуть ли не хлебом с солью, а в других грозили расправой. Одна старушка, божий одуванчик, отличилась особо. Она не угрожала, а сразу перешла к действию. Едва услышала, что её давным-давно усопший дед трудится на шахте Апраксиных, схватила веник и с воплями начала гонять дворянина по двору. Бегали долго, соседские собаки даже охрипли.

Наконец утомившись, бабулька села на завалинку и милостиво соблаговолила выслушать «охальника». По итогу согласилась получать зарплату за покойного, посетить санаторий и потребовала новый веник взамен растрёпанного в битве.

Возможно, стоило посочувствовать Анатолию Фёдоровичу, но я не могла: давилась от смеха. А после того как Дмитрий по мыслеречи сообщил, что юристу повезло и старушка вполне могла взяться за лопату, рассмеялась в голос.

Впрочем, Анатолий Фёдорович на меня не обиделся. Широко улыбаясь, он по секрету признался, что получил незабываемые ощущения.

В общем и целом переговоры с родичами «шахтёров» прошли успешно. Никто не отказался ни от денег, ни от процедур омоложения. И завтра в двенадцать часов дня санаторий встретит первых гостей: семь женщин. Почему сразу не все тридцать? Анатолий Фёдорович полагал, что это не разумно. Мало ли какие возникнут проблемы. С ним я была абсолютно согласна.

Предупредив, что сразу после встречи зайдёт к Ткачук, юрист заехал на стоянку гостиницы. Осмотревшись, я заметила, что за нашим автомобилем наблюдает охранник гостиницы. И за секунду придумала, как Дмитрию выйти из машины, не привлекая внимания.

«Иди сразу за мной», — не размыкая губ, предупредила мужа.

Спустя миг Анатолий Фёдорович галантно распахнул дверцу с моей стороны. Нарочито неторопливо покинув салон, я пошатнулась, сделала вид, что стало дурно.

— Александра, вам плохо? — встревожился Анатолий Фёдорович.

Шагнув в сторону и не позволяя юристу закрыть дверцу, я рвано вздохнула, прикрыла глаза. Почувствовав, как Дмитрий взял за руку, перестала изображать умирающего лебедя.

— Голова слегка закружилась. Со мной такое бывает. Уже всё нормально, — улыбнувшись взволнованному мужчине, я круто сменила тему: — Анатолий Фёдорович, что касается вашей свадьбы. Жду приглашения на торжество.

Анатолий Фёдорович потер переносицу. Цепко посмотрев на меня, спросил:

— Вы сами приняли решение или получили одобрение?

— Второе, — я довольно улыбнулась.

— Должен признать, неприятно удивлён. Будь я на его месте, никогда бы не позволил вам так рисковать, — аристократ грозно нахмурился.

Батенька, а не много ли вы на себя берёте⁈

Благодушное настроение пропало, словно и не было. В груди всколыхнулось раздражение. Очевидно желая успокоить, Дима переплёл пальцы с моими. На мгновение сжала его ладонь, давая понять, что всё под контролем. Разом погасив неуместные эмоции, пристально посмотрела на юриста.

— По всей видимости мое хорошее отношение вы истолковали превратно, — объявила я ледяным тоном. — Сейчас у меня важная деловая встреча. Если идёте со мной, то настоятельно рекомендую держаться строго в рамках профессиональной этики.

Гордо распрямив спину, я направилась к центральному входу в гостиницу. Вполне ожидаемо, Анатолий Фёдорович меня нагнал. Муж не держал меня больше за руку, но я четко знала: он рядом.

Уж не знаю, понял ли Кони, в чём конкретно оплошал, но вёл он себя максимально корректно. Зайдя со мной в здание гостиницы, Анатолий Фёдорович спросил, бывала ли я здесь раньше. Получив отрицательный ответ, по собственной инициативе взял на себя роль проводника.

Оставив верхнюю одежду в гардеробе, мы с юристом отправились в ресторан. Войдя в большое помещение, я несколько опешила: с расписанного фресками потолка свисали хрустальные люстры, на стенах красовался декор из мрамора и бронзы. Место самое что ни на есть пафосное. И что самое неприятное — море народа. Куда ни глянь, всюду за столиками сидят разодетые в пух и прах дворяне.

Что бы это значило? Очень сомнительно, чтобы постояльцы, пусть дорогой, но всё же провинциальной гостиницы, возили в своих чемоданах драгоценности с вечерними нарядами.

— В будние дни в ресторане гораздо спокойнее. А вот в выходные многолюдно, — неожиданно подметил Анатолий Фёдорович. Заметив моё удивление, пояснил: — В субботу и воскресенье шеф-повар готовит на ужин новые, изысканные блюда. Представители местной аристократии распробовали, взяли за правило ужинать в эти дни именно в этом месте.

— Буду знать, — ответила я сдержанно, а про себя поморщилась от досады.

Угораздило же меня выбрать не то время, и не то место. Для деловой беседы здесь явно слишком много ушей. Может, Силантьев нашёл укромный уголок, где сможем нормально поговорить? В том, что он уже ждёт, не сомневаюсь. Пусть не на много, но мы опоздали.

— Добрый вечер, я метрдотель этого ресторана, — прервал мои размышления приятный баритон.

Повернувшись на голос, я увидела статного мужчину в белоснежной куртке и довольно забавных клетчатых штанах.

— На чьё имя вы заказывали столик? — «хозяин» зала вопросительно посмотрел на Анатолия Фёдоровича. За мгновение ока поняв, что вопрос не по адресу, перевёл взгляд на меня.

— Увы, — я мимолётно улыбнулась. — К сожалению, назначая деловую встречу, не подозревала, что у вас по субботам такой ажиотаж.

Глянув на мою правую руку с родовым перстнем, метрдотель уточнил:

— Вы глава рода Апраксиных?

— Верно.

— Прошу вас со спутником пройти за мной. Глава боярского рода Силантьевых ждёт вас.

* * *

Столик, к которому нас подвёл метрдотель, находился чётко в центре зала.

Закон подлости во всей красе. Да и хрен с ним.

Не реагируя на любопытствующих, я смотрела исключительно на мужчину, сидящего за столом. Сколько ему лет? Определённо больше пятидесяти. Не красавец, но выглядит очень даже ничего: ухоженная седая бородка, идеальная стрижка, да и костюм сшит явно на заказ.

Силантьев неторопливо поднялся. Чему-то едва заметно усмехнулся и довольно громко поздоровался:

— Bonsoir aubépine Apraxine. S’il vous plaît, asseyez-vous.

С чего вдруг на французском? Маловероятно, что местные дворяне не говорят на этом языке. Хотел меня проверить? Или тут что-то другое? Стоп. Силантьев поприветствовал меня не как главу рода, но назвал боярышней Апраксиной. Он одним махом дал понять следящим за нами аристократам, что пузатая девка не замужем и да, та самая Апраксина. Вопрос: что этот гад затеял?

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, я холодно ответила:

— Bonsoir boyard Silantiev.

Кивком поблагодарив метрдотеля, отодвинувшего для меня стул, села. Тем временем глава боярского рода Силантьевых энергично пожал руку нетитулованному дворянину.

— Не ожидал встретить в провинции лучшего московского адвоката. Рад видеть вас, Анатолий Фёдорович, — Силантьев широко улыбнулся.

— Взаимно, Олег Олегович, — сдержанно отозвался Кони.

Очередной сюрприз. Силантьев наглядно продемонстрировал своё давнее знакомство с Кони. Походу, это уже для меня. Мол, не обольщайся, боярышня, я с твоим юристом на короткой ноге. Надеется, что испугаюсь? Обломается.

Едва мужчины уселись на свои места, словно из ниоткуда возниксимпатичный юноша в белоснежной униформе.

— В выходные дни выбор блюд у нас ограничен, — вежливо сообщил официант. Смущённо мне улыбнувшись, продолжил: — На горячее могу предложить: филе сибаса с гуакамоле и томатами; осьминога с помидорами, оливками и тахини. На десерт: карамельный баварезе, клубничный тирамису. Что желаете? — парень смотрел на меня в ожидании.

— Ничего из перечисленного. Принесите, пожалуйста, зелёный чай без сахара.

Не став уговаривать, юноша торопливо меня заверил:

— Будет исполнено. Господа, что желаете вы?

Кони с Силантьевым так же отказались от еды и единодушно заказали чёрный кофе. Официант удалился, но вернулся буквально через пару минут. Поставив перед нами напитки, быстренько ретировался.

Не прикасаясь к кофе, Силантьев сидел недвижимо и без тени стеснения меня рассматривал. Пригубив чай, я вернула чашку на блюдце. Пристально посмотрела на боярина.

— Вы просили меня о встрече, Олег Олегович, — напомнила я ровным тоном.

— Александра, безусловно, вы имеете полное право обижаться, — неожиданно заявил боярин. — Мой сын разговаривал с вами непозволительно грубо. Я поговорил с Андреем. Смею вас заверить, он искренне сожалеет о том, что вам наговорил, и молит вас о прощении.

Оба-на. Мочиться в штаны на постоянной основе его Андрюшенька не должен. Это была разовая воспитательная акция. С какой целью Силантьев именно сейчас упомянул сынка? Что-то мутит боярин.

— Будем считать, что извинения вашего сына приняты.

— Чудесно, просто чудесно, — Олег Олегович расплылся в довольной улыбке и внезапно огорошил вопросом: — Как вам показался наш новый император? Мой сын неоднократно общался с Димитрием Иоанновичем в Суздальской военной академии. Вы там были несколько дней, но не сомневаюсь, что хоть раз да разговаривали с государем.

В ресторане повисла тишина. Казалось, всем аристократам разом расхотелось есть. Ничего удивительного. Этот гад Силантьев прилюдно объявил, что его ненаглядный сынок чуть ли не в дружеских отношениях с его величеством. Ещё и меня вроде незаметно, но поддел.

Впрочем, на подколку плевать. Тут другая проблема нарисовалась. Даже если начну уверять, что питаю к его величеству исключительно возвышенные чувства, моё кольцо отреагирует и придаст словам негативную окраску.

Вот же сука Силантьев.

Мысли метались в поисках выхода. На плечо мягко опустилась ладонь невидимого супруга. А через миг пришло решение.

Дима планировал ловить заговорщиков на меня, как на живца. В ресторане куча аристократов. Рюрикович стоит у меня за спиной, высшая сущность благополучно сидит у него в кармане. Более чем уверена, они вдвоём сумеют отследить реакцию всех, кто находится в зале.

— Вы правы, — я подарила боярину лучезарную улыбку. — Мне действительно выпала честь беседовать с Димитрием Иоанновичем. Его величество произвёл на меня исключительно положительное впечатление. Более достойного правителя и не сыскать.

Я говорила искренне. Однако буквально всем телом чувствовала, как от меня волнами расходится лютая ненависть. Вне сомнений, Силантьев, да и все присутствующие в зале, это почувствовали.

Делая вид, что не слышит озадаченного перешептывания аристократов, боярин эхом повторил:

— Более достойного правителя, чем наш император найти невозможно. В этом я с вами полностью согласен.

— Олег Олегович, ваша супруга мне сообщила, что у вас какое-то деловое предложение, — намеренно недоговорив, я вопросительно приподняла брови.

Силантьев достал из кармана маленькую пирамидку, поставил на столешницу. Аккуратно коснулся острой вершины. Спустя миг нашу троицу накрыл плотный голубоватый купол: все посторонние звуки разом исчезли.

Прикольная штуковина.

Рука Рюриковича всё так же лежала на плече. Не видя причин для волнения, я полюбопытствовала:

— Для чего предназначен этот артефакт?

— Создаёт купол тишины и многоконтурную ментальную защиту. Редкий и дорогой прибор, — просветил меня Кони. Откинувшись на спинку стула, он обратился к Силантьеву: — Опасаетесь, что тех артефактов, которые на вас есть, будет недостаточно?

— Не люблю рисковать понапрасну. Разговор предстоит серьёзный, — глубокомысленно подметил боярин и пристально посмотрел на меня. — В присутствии юриста нет необходимости. Учитывая тот факт, что мы с Анатолием Фёдоровичем давно знакомы, и я не понаслышке знаю, что он глубоко порядочный человек, не вижу причин просить его удалиться.

Хм-м. Самомнение у господина Силантьева зашкаливает.

— Слушаю вас Олег Олегович, — я мимолетно улыбнулась боярину.

Тот пожевал губами.

— Скажу прямо. Вы загнали себя в ловушку. И без моей помощи из неё не выберетесь.

— Поясните?

— Разумеется, — в интонации Силантьева слышалась прямо-таки отческая доброта. — Ваш дар уникален. Вы юны, красивы, ещё и глава боярского рода. Женихи засыпают цветами и стоят в очереди у ваших дверей. Вне сомнений, считаете, что вас ждёт восхитительное будущее. Но это не так, — лицо аристократа превратилось в каменную маску. — Зря вы решили, что вам дозволено вступать в половые связи до брака. Не знаю, о чём думали, оставляя нагулянного ребёнка, но тем самым подписали себе приговор. Можете не обольщаться. Уже завтра ваше имя смешают с грязью. Деловые партнёры разорвут контракты, на ваш род будет наложена экономическая блокада. Никто не захочет иметь дело с падшей женщиной. Вас и ваш род ждёт нищета и забвенье. И нет, уникальный дар не поможет. Боюсь, вы переоцениваете его значимость. До основания Российской Империи на Руси существовало множество княжеств. Известно о десяти женщинах, обладающих даром серебряной ведьмы. И все они являлись супругами великих князей. Отсюда повышенный интерес глав древних родов к вашей персоне. Однако, как только разлетится молва о вашей беременности, поток женихов тотчас иссякнет. Друзей у вас нет, мать отказалась. Как только закончатся деньги, разбегутся и слуги. Вы останетесь одна: отверженная, нищая и никому не нужная, — Силантьев резко повернулся лицом к Кони: — Анатолий Фёдорович, вы полагаете, я пугаю вашу клиентку и сгущаю краски?

— При тех вводных, что вы озвучили, подобное развитие событий — одно из наиболее вероятных, — аккуратно ответил юрист.

Видимо давая мне возможность осознать весь трагизм моего положения, Силантьев помолчал. А после вновь заговорил:

— Не стану лукавить, Саша. Передавая вам просьбу о встрече через свою супругу, я руководствовался единственным желанием — приобрести ваш графитовый рудник. Хотел предложить по-настоящему хорошую цену. Но после того, как жена поведала о вашей беременности, сердце прихватило. Вы такая юная, а из-за одной ошибки вся жизнь пошла под откос, — боярин сокрушённо покачал головой. Мастерски выдержав театральную паузу, с пафосом объявил: — Я решил пойти против всех мыслимых правил. Здесь и сейчас, как глава боярского рода Силантьевых, предлагаю вам стать женой моего младшего сына. Андрей вашего ребёнка признает. Если не пожелаете разделить с ним постель, неволить вас никто не будет. Принять решение вы должны прямо сейчас.

Вот это поворот. Неожиданно.

Я украдкой посмотрела на Кони: тот с невозмутимым видом пил свой кофе.

— Олег Олегович, благодарю вас за беспокойство о моём будущем, но, пожалуй, откажусь.

Силантьев побагровел.

— Александра, вы точно поняли, что я вам сейчас предложил? — поинтересовался он угрожающе-вкрадчиво.

— Вне всяких сомнений. Мой ответ — нет.

Желваки заиграли на скулах боярина. Прикоснувшись к «пирамидке», он деактивировал купол. И сразу же стали слышны звуки: шелест одежды, стук столовых приборов о тарелки. Не сводя с меня тяжёлого взгляда, глава боярского рода Силантьевых встал из-за стола. И во всеуслышание объявил:

— Что ж, боярышня Апраксина, свой выбор вы сделали. На помощь древнего уважаемого боярского рода Силантьевых можете не рассчитывать.

Этот гад только что забил ещё один гвоздь в крышку моего гроба.

Глядя на него снизу вверх, я невозмутимо обронила:

— Учту. В свете вашего заявления считаю необходимым вас уведомить, что на благосклонность либо содействие моего рода, — сделала акцент на фразе, — вы также можете не надеяться.

Силантьев нарочито неуважительно хмыкнул, коротко кивнул моему юристу и широким шагом пошёл прочь.

Вот и поговорили. Можно и не сомневаться, что прямо сейчас мне начнут перемывать кости.

Анатолий Фёдорович жестом подозвал парнишку в униформе. Когда тот подбежал, попросил:

— Счёт, пожалуйста.

Дождавшись, когда Кони расплатится, я поднялась со стула. Дмитрий тотчас взял за ладонь. Направляясь к выходу, слышала за спиной шепотки, брезгливое фырканье. Меня рассматривали, обсуждали и дружно презирали.

Посмотрим, как потом запоёте…подданные.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 20

На улице было морозно. Накинув на голову капюшон, я пошла в сторону парковки. Нет, ехать обратно с Кони желания не возникло. Порталом быстрее и удобнее. Мне хотелось пройтись, проветрить голову.

«О чём думаешь?» — мысленно спросил невидимый Дмитрий, беря меня за руку.

«О многом, — я грустно хмыкнула и попросила: — Давай не сейчас».

Рюрикович помолчал, погладил большим пальцем тыльную сторону моей ладони.

«Голодна?»

Прислушалась к себе. Есть хотелось, но не запредельно. Видимо, пузожитель уже привык «кормиться» энергией в определённое время.

«Не особо, — успокоила я мужа. — Хочу немного погулять. Не возражаешь?»

«Конечно, нет».

— Александра, позвольте отвезти вас домой, — вклинился в нашу беззвучную беседу юрист.

— Зачем? — повернувшись к мужчине, посмотрела на него вопросительно.

— Построение туманного тоннеля требует предельной концентрации, не стоит вам рисковать. Мало ли, — очевидно, что-то заметив на моём лице, Анатолий Фёдорович поспешил уточнить: — Внешне вы держитесь безукоризненно. Но я менталист, ваши эмоции для меня — открытая книга. Боюсь, вы сейчас не в том состоянии, чтобы строить порталы.

О как. Беспокоится. Отчего же сидел в ресторане, словно воды в рот набрал? Дима знал, что сама справлюсь, поэтому и не вмешивался. А Кони откровенно разочаровал. Не мужчина, а так… ни рыба ни мясо.

— Хорошо. Поехали, — задумчиво оглядев юриста, я направилась к автомобилю. Сняв его с сигнализации, Анатолий Фёдорович предупредительно открыл для меня дверцу. — Благодарю, — не спеша садиться, спросила: — Какой приговор вынесли мужу Ткачук?

— Всем обвиняемым дали по пять лет каторги. Плюс суд вынес решение о разводе супругов Ткачук. Маргариту я ещё не уведомлял. В основном для этого и хочу с ней встретиться. Пытался сообщить по телефону, но, увы, она не сняла трубку. Подождёте меня минут пять? Быстро схожу в санаторий и вернусь.

Ты смотри-ка, и о Ткачук тревожится. Причём, похоже, искренне. Что же он за человек-то такой?

— Договорились, — бросила я адвокату.

Кивнув, тот тотчас пошёл к пешеходному переходу. Постояв ещё немножко на улице, я села в салон. Сняв с головы капюшон, повернулась к пустующему месту рядом. Дима мгновенно сжал ладонь, давая понять, что он здесь.

— Никак не могу раскусить Кони. Вот что за человек такой? Вроде нормальный, но на встрече с Силантьевым вёл себя, как непонятно кто, — я неодобрительно поморщилась.

Дмитрий хмыкнул и огорошил:

— Наш семейный адвокат держался строго в рамках профессиональной этики. Перед встречей ты предельно чётко дала ему понять, что ждёшь именно этого. В диалоге с Силантьевым юридическая помощь тебе не требовалась. А с остальным ваше величество и сами отлично справились, — тёплые губы Димы коснулись моего виска. — Кстати, ты должна знать: как только станет известно о твоём статусе, боярский род Силантьевых автоматически попадёт в опалу правящего императорского рода. Всё то, что боярин тебе предрекал: экономическую блокаду, нищету, забвение и нерукопожатность, ожидает всех членов его рода. Без исключения.

— Ты серьёзно? — выдохнула я шокировано.

— Абсолютно. Каждое слово и уж тем более заявление императорской четы имеют последствия. В случае с Силантьевыми полностью тебя поддерживаю, — выдержав паузу, Рюрикович веско продолжил: — Император имеет право отменить решение супруги. Уверен, впредь ты будешь так же объективна, как сегодня.

— Уф-ф-ф, — я шумно выдохнула. С силой потерев лоб, попросила: — Дим, мне понадобится информация: вся, которую считаешь, я должна была знать ещё вчера, и та, что чисто теоретически может пригодиться в будущем.

Несколько томительно долгих мгновений Дима молчал. И вдруг шепнул на ухо:

— Жена, как же мне с тобой повезло.

Ну так-то да. И умница, и красавица, и слово поперёк не скажу. Это, конечно, я приукрасила, но просто так мужу мозг не выношу. Всё сугубо по делу. В общем и целом — согласна. Ему со мной повезло. Однако не помешает выяснить, чем именно Рюрикович сейчас так восхищается.

— Ты о чём? — я чинно сложила ладони на коленях.

Он рассмеялся. Прижал к себе покрепче, тихо сказал:

— Я тебя люблю.

Сердце сладко-сладко защемило. До дрожи захотелось поцеловать мужа. И тут громко хлопнула дверца. Нарушив такой восхитительный момент, Кони уселся за руль.

— Всё хорошо. Можем ехать, — объявил, заводя двигатель.

Да что ж за непруха-то такая⁈ То дворецкие обламывают, то юристы. Никакой жизни нет.

Мысленно чертыхаясь, я устроила затылок на подголовнике, смежила веки. Автомобиль тронулся с места. Дмитрий аккуратно положил ладонь на живот. Машина плавно покачивалась, везя меня домой. Муж нежно поглаживал «арбуз». Как-то сами собой все заботы, тревоги отошли на задний план. На душе стало спокойно.

— Александра, вы спите? — спросил Кони, выдернув из полудрёмы.

— Нет, — я неохотно открыла глаза, посмотрела в окно и с удивлением обнаружила, что мы уже подъезжаем к особняку Апраксиных.

Заехав в ворота, юрист вновь заговорил:

— Хотел извиниться перед вами. Сегодня в ресторане я имел честь лично убедиться в том, насколько хорошо Димитрий Иоаннович знает ваш характер. Честно признаться, не ожидал, что вы способны настолько сохранять самообладание в нештатных ситуациях. Искренне прошу прощения за то, что усомнился в решении вашего супруга.

— Извинения приняты, — я погладила невидимую руку мужа.

Анатолий Фёдорович подрулил к главному дому. Остановившись, полуобернулся и неожиданно спросил: — Вы сегодня будете общаться с государем?

— В связи с чем вопрос?

— Утром вам предстоит допрос у прокурора. Разумеется, я буду вас сопровождать. Мы можем сразу же заявить о вашей невиновности и предоставить имеющиеся доказательства. Либо выслушать обвинения и воздержаться от дачи объяснений. В первом случае прокурор должен будет в ближайшие дни прекратить дело. А во втором разбирательство может затянуться, вплоть до суда. Мне надо понимать, как строить линию защиты.

Я отвернулась к окну. Сделав вид, что задумалась, мысленно сообщила мужу:

«Первый вариант хорош для меня, но думаю, что второй предпочтительнее для империи. Что выбираем?»

«Надо подумать», — беззвучно ответил мне Рюрикович.

А вслух сказал:

— Рассматривайте оба варианта. Перед допросом Саша вам сообщит, какой предпочтительнее.

Лицо адвоката вытянулось.

— Димитрий Иоаннович, вы всё время были с нами⁈ — выдохнул он потрясённо.

— Анатолий Фёдорович, слуги ещё в доме. Привлекать их внимание я пока не планирую. Пожалуйста, помогите выйти моей супруге, — не ответив на вопрос, невозмутимо посоветовал Дмитрий.

— Да, конечно, — пробормотал ошарашенный Анатолий Фёдорович.

Выскочив из салона, Кони торопливо подбежал, распахнул дверцу. Выйдя на улицу, я улыбнулась напрочь растерянному юристу. Пожелав доброй ночи, пошла вверх по лестнице. Открывая входную дверь, обернулась: Анатолий Фёдорович всё в той же позе стоял у машины.

«До сих пор в себя не придёт, — я сокрушённо вздохнула. — Дим, зачем ты так с ним?»

«Чтобы не расслаблялся», — заявил император.

Приобняв меня за талию, шепнул на ухо:

— Хочу остаться сегодня с тобой. Что скажешь?

Мысли вспорхнули, замельтешили словно встревоженные мотыльки. Одна часть меня впала в гормональный экстаз, предвкушая страстные поцелуи, объятия. А вторая, возмущённо крутила пальцем у виска: «Совсем крыша поехала? Одними поцелуями тут явно не обойдется. Уже и на секс согласна? Окончательно спятила⁈»

Противоречия раздирали.

— Посмотрим, — бросила я нарочито небрежно.

«Саша, мне надо уйти. Дела, — внезапно огорошил Дмитрий. — Малышку „покормил“ в машине. Вернусь, как только смогу».

Через мгновение, я каким-то шестым чувством поняла, что Рюриковича в холле больше нет.

Он, что серьёзно ушёл? Да как так-то?

* * *

Дмитрий

Браслет на запястье ощутимо покалывало. Это говорило лишь об одном: требуется личное присутствие императора во дворце.

«Как же не вовремя-то. Что там у них стряслось?», — с досадой подумал Димитрий Иоаннович, открывая портал в полутёмной гостиной Апраксиных.

Уверенно шагнув в зеленоватое марево, Рюрикович вышел в собственной спальне. Стоящий у окна мужчина, стремительно обернулся.

Увидев самодержца, Воеводин скупо улыбнулся, подметил:

— Быстро ты. У Нарышкина срочный разговор: ждёт у тебя в кабинете. Плюс звонил Алексей Владимирович, просил об аудиенции. Поговорил бы ты с ним. Он сегодня реально помог: и на злодея браслеты надел, и конструкт деактивировал. Если откажешься его принять, некрасиво получится, — Максим едва заметно поморщился.

«Чего хочет старик? Решил стребовать плату за своё содействие? Метит на открывшуюся должность придворного архимага? Или что-то ещё замыслил? В любом случае, Макс прав: с дедом надо пообщаться. Вопрос только один: где найти время?», — промчались мысли в голове Рюриковича.

Сняв куртку, Дмитрий Иоаннович сел на край кровати.

— Позвони Алексею Владимировичу, пригласи его завтра на ужин. А сейчас иди к Нарышкину. Скажи, что приду минут через пять, — расшнуровав один ботинок, Дима взялся за второй.

— Будет сделано, — чётко отрапортовал Воеводин. Подойдя к двери, задержался, тихо спросил раздевающегося государя: — Дим, как она?

— В норме, — лаконично ответил Рюрикович, расстёгивая ремень на штанах. Заметив, что друг не спешит уходить, с усмешкой добавил: — И с ребёнком всё в полном порядке. Иди уже.

Ничуть не обидевшись, Воеводин заулыбался и торопливо удалился. Сменив военную униформу на цивильную одежду, Рюрикович быстро покинул свои покои. Пройдя знакомыми коридорами, вошёл в кабинет. Жестом дав понять графу Нарышкину, чтобы не вставал, уселся на своё место.

— Слушаю вас, Сергей Сергеевич, — сдержанно сообщил Дмитрий, глядя на начальника тайной канцелярии.

Тот кашлянул в кулак. Прочистив горло, начал докладывать:

— Мне поступила информация, что завтра в десять утра госпожу Апраксину вызывает к себе на допрос прокурор Владимирской губернии. В отношении Александры Петровны возбуждено уголовное дело. Заявитель — нетитулованная дворянка Золотницкая Анфиса Тимофеевна. После отречения от рода, бывшая боярыня Апраксина носит фамилию мужа, — счёл нужным пояснить Нарышкин и продолжил: — Анфиса Тимофеевна обвиняет боярышню Апраксину в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью своему супругу. В дополнение к этому прокурор решил выступить в защиту неопределённого круга лиц. Основания: аморальное поведение главы рода, сопряжённое с нестабильностью дара серебряной ведьмы, что в совокупности создаёт угрозу жизням жителей губернии. При передаче дела в суд Александру Петровну ждет обвинительный приговор: принудительная изоляция с передачей имущества рода во временное управление госпожи Золотницкой, как кровной родственнице.

«Разобиженная мамаша понятно, чего добивается. Не мытьём, так катаньем хочет Сашу к ногтю прижать. А вот с прокурором что-то нечисто», — Дмитрий нахмурился.

Спустя короткую паузу, Рюрикович остро посмотрел на графа Нарышкина.

— Я так полагаю вы не просто так пригласили на сегодняшний осмотр Станислава Филипповича. Есть подозрения? — намеренно недоговорив, Димитрий Иоаннович грозно прищурился.

— Да, мой государь. Я подозреваю, что прокурор Владимирской губернии принимает активное участие в заговоре против вас. Но доказательств пока нет, — с сожалением признался Нарышкин и аккуратно подметил: — Вам ведь известно, что Александра Петровна сегодня общалась с главой боярского рода Силантьевых?

— Разумеется. Я под скрытом присутствовал на этой встрече, — невозмутимо сообщил Рюрикович и поинтересовался: — Уже пошли слухи о том, что серебряная ведьма беременна и люто меня ненавидит?

— Именно так. Не только Владимир, но и Москва гудит, — начальник тайной канцелярии позволил себе мимолётно усмехнуться. Помолчав, он глубоко вздохнул, словно набираясь смелости, и решительно произнёс: — Ваше величество, у меня есть идея, как поймать заговорщиков. Но к моему глубокому сожалению, без помощи Александры Петровны, увы, не обойтись.

«Гадство. Зря я надеялся, что справимся без Саши. Даже у Нарышкина других предложений нет», — Дмитрий про себя скрипнул зубами.

Откинувшись на спинку стула, император властно приказал:

— Рассказывайте.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 21

Мне снилось что-то очень-очень хорошее. Сонно улыбаясь, я приоткрыла веки. Прямо перед носом лежал роскошный букет. Словно сомнамбула, села в кровати. Потерев кулаками глаза, осторожно взяла цветы, принюхалась: запах волшебный.

М-м-м. Приятно.

«Горазда ты спать, красавица. Доброе утро», — добродушно поздоровался Або.

— Доброе. Откуда взялась эта красота? — пробормотала я, продолжая наслаждаться нежным ароматом.

«Некромант принёс. Пришёл в одиннадцать, ты уже дрыхла, как суслик. Он не стал тебя будить», — лениво сообщил ушастый.

Да что ж такое-то! Дождалась, называется, мужа. На чуть-чуть же прилегла. А в итоге осталась и без поцелуев, и без обсуждения плана дальнейших действий.

Неодобрительно поморщившись, глянула на часы: без пяти минут девять. В прокуратуру вызывали к десяти. Срочно приводить себя в порядок и завтракать. Совсем скоро приедет Кони.

Кряхтя, как старая бабка, я кое-как слезла с постели: живот за ночь вырос ещё больше и конкретно мешался. Привыкая к новым габаритам, вразвалочку потопала в ванную.

Включив кран, я мысленно спросила Або:

«Дима просил мне что-нибудь передать?»

«Естественно», — небрежно обронил ушастый.

«И-и-и?» — я строго взирала на собственное отражение.

«Ух ты грозная какая, — поддел меня непонятно где находящийся зверёк. И уже нормальным тоном продолжил: — Основное: муж настоятельно просил тебя постараться не нервничать. На допросе объяснения прокурору не даёшь, просто слушаешь. Некромант ценные указания адвокату уже дал. С тобой хотел пообщаться, когда проснёшься. Сейчас у твоего супруга полным ходом идёт совещание. Его величество проводит конкретную чистку кабинета министров. Настраивать связь?»

Хм-м. С одной стороны, очень хотелось знать, что там придумал Дмитрий, но с другой, на фига его сейчас отвлекать? Очевидно же, что занят. Причём конкретно. От меня ничего эдакого сегодня не требуется. Иду на допрос не одна, а с юристом. Так что всё будет нормально. А с мужем поговорить можно и вечером.

«Нет. Пусть работает. Позже всё обсудим».

«Так и передам», — без тени иронии подметил Або.

Умывшись, я быстро соорудила простую, но элегантную причёску. Зайдя в гардеробную, сменила ночную сорочку на красивое платье. Вернувшись в спальню, поставила букет в вазу и отправилась завтракать.

Честно признаться, несмотря на просьбу супруга, нервничала: меня беспокоило всё и сразу.

Уверена, Дима всё хорошо продумал. А вдруг что-то пойдёт не так⁈

Идя вниз по лестнице, внезапно осознала, что ещё не видела тушканчика. Спустившись в холл, я настороженно спросила:

«Або, а ты сейчас где?»

«Одной ногой у тебя, второй у некроманта».

Представив эту картину, я рассмеялась. И как-то разом успокоилась. Тревога о будущем — это нормально. Однако предвидеть все возможные угрозы — нереально. Если постоянно думать об условном «кирпиче», который может свалиться на голову, то жизнь превратится в кошмар наяву. Оно мне надо? Точно нет.

Я бодрым шагом пошла на кухню. Обменявшись приветствиями с кухаркой, уселась за стол. Спустя несколько секунд, предо мной уже стояла большая тарелка с воздушными, горячими оладьями. Рот моментально наполнился слюной. Даже не вспоминая о фигуре, я ела, щедро макая выпечку то в сметану, то в мёд. И запивала всё это счастье сладким какао.

Наевшись до отвала, я сыто откинулась на спинку стула. Поглаживая внушительный живот, поймала на себе ласковый взгляд поварихи.

— Хозяюшка, может, ещё что-нибудь желаете? — заботливо поинтересовалась Анна Ивановна.

— Сейчас в меня больше ничего не влезет, — я отрицательно покачала головой.

Посмотрев на настенные часы, мысленно тяжко вздохнула: девять двадцать пять. С минуты на минуту подъедет Кони, пора одеваться. Однако подниматься на второй этаж лениво.

Домовых, что ли, озадачить? Шубку и сумку с паспортом запросто принесут. Или всё же самой сходить? Движение — это жизнь. Но как же не хочется топать наверх по ступенькам.

Пребывая в сомнениях, я с явной неохотой поднялась из-за стола. Пряча улыбку Анна Ивановна, сделала вид, что вытирает руки о фартук. Затем негромко сказала:

— Хозяюшка, мы с Николаем сегодня собираемся на рынок за продуктами. Денег, что вы вчера дали, хватит с избытком. Может у вас есть какие-то особые пожелания?

— Вроде нет, — я пожала плечами. Вспомнив о насущной проблеме, уточнила: — Вы, когда планируете пройтись по магазинам для малышей?

— Так сегодня и загляну. Посмотрю, приценюсь. А после вместе с вами и определимся, что покупать в первую очередь. Ещё я сегодня думала к знакомой забежать. Деток у неё семеро. Знаю, что дома всех рожала. Попробую у неё аккуратно выведать про повитух.

— Договорились, — обронила я задумчиво и пошла прочь из кухни.

Непонятные повитухи откровенно напрягали. Впрочем, перспектива родов на дому так же не внушала оптимизма. Безусловно, надо будет поговорить на эту тему с мужем. А пока пусть Анна Ивановна соберет информацию об «акушерках». Так, на всякий пожарный случай.

Пересекая холл, я увидела входящего в дом дворецкого. Заметив меня, старик торопливо снял шапку. Подойдя, уважительно поклонился.

— Доброе утро, хозяйка. К вам приехал юрист. Дожидается вас в машине.

Забавно. Вчера вечером дворецкий сказал мне практически то же самое.

— Спасибо, Николай, — поблагодарив старика, я направила стопы к лестнице.

Домовые все что требуется, конечно, принесут, но беременным ходить полезно. А при моем неуемном аппетите, так сам бог велел.

«Что у тебя за жизнь такая? Ни дня спокойного нет», — проворчал Або, словно из ниоткуда появившись на моем плече.

«Угу. Надеюсь, скоро станет полегче», — я скептически усмехнулась и пошла одеваться.

* * *

В прокуратуру мы приехали вовремя. Да вот только допрашивать меня никто не спешил. За три с лишним часа я изучила ярко освещённую комнату вдоль и поперёк. Собственно, смотреть-то тут было особо и не на что. Металлический стол, привинченный к полу, три жёстких стула и монументальная дверь. На этом всё. Даже крохотного окошка нет.

Господи, как же надоело ждать!

Я скрипнула зубами от злости. Противное жужжание ламп дневного света ввинчивалось в уши, бесило. Раздражение усиливалось, грозило пролиться наружу.

Да сколько можно тут сидеть⁈ Почему Кони ничего не предпринимает?

Исподлобья глянула на юриста: тот что-то рассматривал на полу. Как только вошли в это помещение, Анатолий Фёдорович предупредил, что за нами наблюдают, и больше не проронил ни звука. Впрочем, Або тоже безмолвствовал.

Группа поддержки называется. Молчат, как рыбы в пироге. Где этого прокурора носит? Издевается, что ли⁈

С трудом сдерживаясь, я повернулась к адвокату и громко спросила:

— Анатолий Фёдорович, скажите, пожалуйста, существуют какие-то нормы нахождения в допросной?

— Да. Четыре часа. До истечения срока осталось двадцать пять минут, — сипло ответил Кони.

Его голос мне откровенно не понравился. Присмотревшись к мужчине, вдруг обнаружила, что тот неестественно бледен.

— Анатолий Фёдорович, вам нехорошо? — я нахмурилась.

— Всё в порядке. Не волнуйтесь, Александра, — юрист кривовато улыбнулся и сделал вид, что его безумно заинтересовала абсолютно голая стена.

Да что за хренотень происходит⁈

«Хватит уже эмоциями фонтанировать, — недовольно пробормотал Або. — Голова у нашего менталиста болит. Сильно. В этом помещении полностью блокируются энергетические потоки. Пользоваться даром невозможно. И, что самое отвратительное, чем дольше в такой допросной находится одарённый, тем хуже себя чувствует. За Кони не беспокойся. Ему не впервой. Справится».

Я прислушалась к своему телу. Не обнаружив ничего особенного, недоверчиво отметила:

«Со мной всё в порядке».

«Естественно. Иначе и быть не могло. Заблокировать дар серебряной ведьмы современными технологиями не выйдет. Теперь в этом и прокурор не сомневается».

Что? Выходит, на мне опыты ставят? А если бы на меня подействовало? Плевать, что беременна? Ах вы, суки!

Гнев опалил разум. Ладони сами собой сжались в кулаки. Казалось, ещё чуть-чуть, и у меня из ноздрей пойдёт пар.

«Саша, возьми себя в руки. Вспомни, о чём тебя просил муж!» — строго потребовал ушастый.

Что вспоминать-то⁈ Дима просил слушать и не нервничать. Стоп. А не опасался ли Рюрикович, что могу разбушеваться? Может, он поэтому и хотел со мной поговорить, как проснусь? Твою ж мать!

Стиснув зубы, я закрыла глаза, положила руки на колени. Глубокий вдох, медленный выдох. Пульс замедляется. Вдох-выдох. Желание набить морду прокурору стихает. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Глухо чмокнула дверь. Не размыкая век, я слушала, как кто-то вошёл, пересёк комнату, уселся за стол.

— Госпожа Апраксина, соблаговолите проснуться, — не попросил, но приказал незнакомый мужчина.

Я открыла глаза, посмотрела на сидящего предо мной человека. Незнакомец в тёмно-синей униформе с золотыми погонами не сводил с меня тяжёлого, колючего взгляда.

Наверное, это и есть прокурор Владимирской губернии. Так и будет в гляделки играть? Впрочем, пусть смотрит. Пришёл бы раньше, фиг его знает, чем бы всё закончилось. А теперь мне уже фиолетово.

— Госпожа Апраксина, вы обвиняетесь в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью нетитулованному дворянину Золотницкому Антону Леонидовичу, — безэмоционально сообщил незнакомец. — Сегодня утром от вашего адвоката поступило уведомление о том, что вы отказываетесь отвечать на какие-либо вопросы в ходе следствия. Документ зарегистрирован в установленном порядке и приобщён к материалам уголовного дела. Вы настаиваете на отказе в даче показаний?

О как. Ай да Кони. Приятно удивил.

Сложив руки на своём «арбузе», я лаконично ответила:

— Да.

— Боярышня Апраксина, обязан вас предупредить: отказываясь отвечать на вопросы следствия, вы лишаете себя возможности смягчения наказания. Вы причинили тяжкий вред здоровью подданного Российской Империи. Данное правонарушение классифицируется как тяжкое преступление. Вам грозит лишение свободы сроком от десяти до двадцати пяти лет.

Под ложечкой засосало. Не будь я уверена, что никто не посадит меня в тюрьму, то определённо начала бы бояться.

— Станислав Филиппович, вы оказываете давление на мою клиентку. Это недопустимо, — просипел мой зеленоватый защитник и с явным усилием расправил плечи.

— Господин Кони, я действую в рамках установленной процедуры. И вам это известно, — равнодушно бросил прокурор. — Госпожа Апраксина, довожу до вашего сведения, что до передачи дела в суд вам запрещается покидать город Владимир. В противном случае вы будете заключены под стражу. Если вы полагаете, что вашу свободу невозможно ограничить, то вынужден вас разочаровать. У нас есть камеры, из которых даже серебряная ведьма не сумеет открыть туманный тоннель.

По спине пробежал неприятный холодок. Вроде ничего такого этот человек не говорил и не делал, но он меня откровенно напрягал.

Глянув на наручные часы, прокурор бесстрастно обратился к Кони:

— Напрасно вы надеетесь на своё ораторское мастерство и зря обнадёживаете свою клиентку. Беременность боярышни Апраксиной не смягчит присяжных, напротив, лишь усугубит её и без того незавидное положение. Суд ни при каких условиях не оправдает преступившую закон и поправшую все этические нормы серебряную ведьму. Госпожу Апраксину осудят по всей строгости закона, — он грозно прищурился и бросил уже мне: — Его величество будет доволен приговором.

Зашибись. С чего вдруг упомянул Рюриковича? Мне только вспышки ненависти сейчас и не хватало.

Я не шелохнулась, не издала ни звука.

— Вы свободны, госпожа Апраксина. Пока свободны, — мимолётно усмехнувшись, Станислав Филиппович встал из-за стола и первым покинул помещение.

— Пойдёмте, Александра, — с явным облегчением предложил Кони.

Опираясь на ладонь адвоката, я с усилием поднялась: ноги затекли. Неожиданно в животе что-то потянуло, тихонько кольнуло и сразу же отпустило.

А вдруг я и правда потеряю малыша⁈

От страха за ребенка тревожно забилось сердце, в горле пересохло.

«Саша, ты как?» — обеспокоенно спросил Або.

«В норме. Пошли отсюда», — поглаживая «пузожителя», я торопливо пошла прочь из допросной.

­­­­­­­

­­­­­­­­ ____________________

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 22

Вечер. Особняк Апраксиных

Я стояла на террасе главного дома. Зябко кутаясь в шубку, наблюдала за своим управляющим: аккуратно положив на заднее сиденье автомобиля саквояж с деньгами, Иван Иванович уважительно мне поклонился, сел за руль. Через несколько минут двигатель заурчал, машина медленно поехала к выезду.

Закусив губу, я с тоской посмотрела на поблескивающий в свете фонарей снег. Лицын приезжал ко мне не с хорошими, а с очень плохими новостями: сегодня все деловые партнёры разорвали контракты с боярским родом Апраксиных. Причём уведомили об этом практически одномоментно. Отчего так случилось можно и не гадать: обещанная Силантьевым экономическая блокада началась.

Что делать дальше, я не имела ни малейшего представления. Увы, нет ни опыта, ни нужных знаний. Иван Иванович предложил выход: воспользоваться вынужденным простоем и заменить устаревшее оборудование на новое. В общем будем усиленно изображать, что у нас всё хорошо. А вот что потом — тайна, покрытая мраком.

На что Лицын рассчитывает? Где собрался искать новых компаньонов? Хрен его знает. Всё одно к одному. Господи, как же я устала.

Одинокая слезинка скатилась по щеке, за ней вторая. На душе было тяжко. Очень.

«Кого хороним?» — деловито осведомился непонятно где находящийся Або.

Я печально усмехнулась.

«Надежды на лучшее. Всё плохо, ушастик. Ко всему прочему, похоже, и бизнесу рода пришёл конец».

«Да-а-а? — скептически протянул Або. — А если посмотреть на сложившуюся ситуацию с другой стороны?»

«О чём ты? Не понимаю», — нахмурившись, оттёрла солёную влагу с лица.

«Оно и видно, что не понимаешь, — съехидничал ушастый. — Слышал я вашу беседу с Лицыным. Он тебе русским языком сказал, что замена оборудования займёт месяц. И-и-и? Никаких светлых мыслей в твоей головушке не появилось?»

«Або, прекращай издеваться. Нарываешься», — не понимая, на что намекает лопоухий, я начала сердиться.

«Нервные-то какие все пошли, — обиженно буркнул Або. — Напоминаю, ты замужем за императором. День рождения ребёнка Рюриковича — это максимальный срок для сохранения твоего инкогнито. До родов осталось четыре с половиной недели. Дальше объяснять? Или сама догадаешься, что недостатка в деловых партнёрах у правящего императорского рода в принципе не бывает?»

Да ладно…

Я ошарашенно захлопала ресницами. Как мне самой это в голову не пришло? Ведь как только станет известно, что я не падшая женщина, а очень даже замужняя ни о какой экономической блокаде рода Апраксиных не может идти и речи. Причём желающие приобрести графитовую руду из аномальной зоны потекут не ручейком, а полноводной рекой!

— Японский городовой, — выдохнула шокировано.

«Вижу, дошло», — ехидно заметил Або.

— Угу, — я глубоко вдохнула прохладный воздух.

На душе конкретно полегчало. По всему выходило, что эта гадкая история с блокадой, боярскому роду Апраксиных только на руку. Работа рудника будет приостановлена не по надуманному поводу, а по самым настоящим «техническим причинам». Оборудование действительно давно пора заменить. И, скорее всего, бывшим деловым партнёрам об этом известно.

Лицына, чисто по-человечески, конечно, жаль. Он-то не знает, что причин для волнений по сути и нет. Увы, рассказать управляющему правду пока не могу. Придётся Ивану Ивановичу поработать в нештатных условиях. Заодно и проверю его навыки «кризис-менеджера». Интересно, если возложу на него контроль за санаторием, это будет перебор?

Взгляд бесцельно скользил по заснеженному двору. Размышления о бизнесе плавно съехали на мысли о ловле заговорщиков. Руки машинально легли на живот, прикрывая, защищая. Допрос в прокуратуре, вне сомнений, для меня бесследно не прошёл. Нет, не в физическом, а в моральном плане. Я начала тревожиться за кроху, которую ношу под сердцем.

«О чём думаешь, девица-красавица? Опять какую-то фигню себе напридумывала?» — шутливо поддел Або.

«Надеюсь, что нет», — я кривовато улыбнулась и пошла в дом.

* * *

Десятый час вечера. Москва. Кремль.

— Пожалуй, с меня хватит, — громко заявил Алексей Владимирович и встал из-за стола.

«Обиделся. Оно и неудивительно, уже больше часа сидит перед пустыми тарелками в ожидании ужина», — с досадой подумал барон Воеводин.

— Алексей Владимирович, не сердитесь на Дмитрия, — Воеводин примирительно улыбнулся и попытался успокоить старика: — У вашего внука сегодня дел невпроворот. Ночь на носу, а он ещё и не обедал.

— Максим, прекрати, — архимаг поморщился. — Моему внуку, — он сделал акцент на фразе, — прекрасно известны все техники и методики самоорганизации. Я лично его обучал. Причина задержки Димитрия вовсе не в запредельной загруженности, а в его нежелании со мной общаться. Благодарю тебя за компанию. Провожать меня нет необходимости. Дорогу ещё помню, — коротко кивнув на прощание, Алексей Владимирович стремительно покинул столовую.

«Димка и правда в остром цейтноте. Но старикан уже закусил удила. Пытаться его переубедить бесполезно», — неодобрительно качнув головой, Воеводин вышел в коридор.

Вроде и задержался он всего на минуту, а Алексея Владимировича уже и след простыл.

«Ты смотри какой прыткий», — промелькнула мысль у воина.

Хмыкнув, он отправился к императору. Открыв дверь, тихо проскользнул в кабинет. Как только пересёк грань защитного купола, в уши ворвались звуки.

— … сразу отреагируем, — послышался голос графа Нарышкина.

— Вы уж не подведите, — попросил Рюрикович. Подняв покрасневшие от усталости глаза на друга, спросил: — Макс, что у тебя?

Тот без обиняков доложил:

— Алексей Владимирович устал дожидаться ужина и уехал.

Дмитрий Иоаннович потёр переносицу:

— Дед разобижен? — он не спрашивал, утверждал.

— Похоже на то. Некрасиво вышло, — с сожалением заметил Воеводин.

Вдруг он понял, что в комнате ещё кто-то есть. Резко обернулся. Увидев миловидную служанку, аккуратно держащую перед собой поднос с чайной парой и заварочным чайником, Максим неожиданно для самого себя насторожился.

«Девка как девка», — про себя пожав плечами, он продолжал внимательно осматривать юную белокурую красавицу.

Не поднимая глаз от пола, девушка в полной тишине направлялась к Рюриковичу. Когда до государя осталась пара шагов, взгляд барона Воеводина зацепился за покрытые нежным лаком ухоженные ноготки служанки.

«Симпатично, — машинально отметил он. — Другие девки во дворце за руками не следят».

А через мгновение Воеводин сорвался с места. Подлетев к служанке, одним ударом выбил поднос, заломил ей руки за спину и уложил лицом в пол.

— Есть основания? — заинтересовался Нарышкин.

— Маникюр, — лаконично ответил Воеводин. С силой прижимая девушку к полу, он осматривал её пальцы. Обнаружив тонкую иглу под ногтем, ругнулся про себя и доложил: — Нашёл микровпрыскиватель. Что в игле? Кто тебя прислал? — он чуть сильнее вывернул плечи служанки. Та не шелохнулась и даже не пикнула.

«Говори, дура. Тебе же уже очень больно», — промчалась мысль в голове Воеводина.

Рюрикович поднялся из кресла. Подойдя к другу, нависающему над служанкой, присел рядом на корточки. Через мгновение невозмутимо обронил:

— В микровпрыскивателе цианистый калий.

— Забираю её к себе? — граф Нарышкин вопросительно посмотрел на государя.

В этот момент несостоявшаяся убийца с усилием повернула голову к Рюриковичу. Не сводя с него остекленевшего взгляда, прорычала:

— Привет императору от серебряной ведьмы, — а через секунду из её рта хлынула кровавая пена. Пару раз дёрнувшись в конвульсиях, наёмница обмякла.

— Готова, — ледяным тоном констатировал Нарышкин.

«Апраксина заказала отца своего ребёнка⁈ Да ну на хрен», — переваривая услышанное, Максим ошарашенно взирал на друга.

Дмитрий выпрямился, отошёл к окну. Заложив руки за спину, устремил взгляд во тьму. Обнаружив, что всё ещё сжимает запястья трупа, Воеводин разжал бульдожью хватку и встал.

— Ваше Величество, я сейчас вызову дежурного некроманта. Может, что и узнает, — в голосе Нарышкина отчётливо звучало сомнение.

— Дух не призвать. Служанка была «спящая», — не оборачиваясь ответил Рюрикович. Чуть повысив голос, приказал: — Домовые, унесите тело в морг тайной канцелярии.

Скорчившаяся на полу фигурка пошла рябью, а через удар сердца исчезла, словно и не было. Хмурясь, Максим поглядывал то на начальника тайной канцелярии, то на друга. Рюрикович подошёл к рабочему столу, опустился в кресло. Жестом велев мужчинам сесть, побарабанил пальцами по столешнице.

— Сергей Сергеевич, похоже, вы оказались правы, — задумчиво произнес Рюрикович. — Завтра утром свяжитесь с прокурором Владимирскойгубернии, запросите материалы уголовного дела и наглядно поставьте своих сотрудников возле особняка Апраксиной. В общем действуем по плану.

— Будет исполнено, — чётко отрапортовал Нарышкин.

— Мой государь, я не верю, что Александра подослала к вам убийцу, — категорично объявил Воеводин.

— Так это и не Саша, — огорошил Рюрикович. Полюбовавшись изумлением на лице друга, пояснил: — Это работа заговорщиков. Прокурор Владимирской губернии сегодня звонил Нарышкину. Поведал о слетевшей с катушек серебряной ведьме. А также выразил обеспокоенность тем, что Александра прилюдно демонстрирует резкую антипатию к главе государства. Мы предполагали, что должно ещё что-то произойти. Так что убийца с ядом, который мне не причинит вреда, и с «приветом от серебряной ведьмы» не стала сюрпризом.

— Все равно не понял. Слишком мудрено, — с досадой признался Воеводин и попросил: — Буду признателен, если расскажете в общих чертах.

— Сергей Сергеевич полагает, что серебряная ведьма должна будет убить меня во время судебного процесса над ней, — хладнокровно сообщил Рюрикович и добавил: — Мы решили оказать содействие заговорщикам в реализации их плана и поможем «завербовать» боярышню Апраксину.

— Ваше величество, я правильно понимаю, вы собираетесь втянуть в опасную игру свою беременную женщину? — на скулах Воеводина заходили желваки.

— Собираюсь. Но не свою и не беременную, — глядя на шокированного друга, Дмитрий Иоаннович усмехнулся.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 23

Десять часов вечера. Особняк Апраксиных.

В камине горел огонь. Языки пламени жадно лизали поленья, уютно освещая гостиную. Полулежа на софе, я слушала, как потрескивают дрова, и жутко хотела есть.

Ужинала полчаса назад. Нет никакого смысла опять идти на кухню. Это тот, другой голод. Дима придет, и мучения кончатся. Надо просто чуть-чуть еще потерпеть.

Время тянулось как резина. Ожидая прихода мужа, я поглаживала беременный живот и размышляла о своем участии в поимке заговорщиков. После того как провела четыре часа в допросной, я предельно четко поняла: подвергать угрозе жизнь своего ребенка не имею права. Пока не рожу, сижу тихо-мирно.

Сумеет ли Рюрикович меня понять? Так уверенно ему пообещала, что он может полностью на меня рассчитывать. И вдруг бац — резко включаю заднюю. Дескать, простите-извините, но до меня дошло, что ношу под сердцем ребеночка, а служить наживкой для злодеев — крайне опасная штука. Давайте-ка, ваше величество, придумывайте другой план, без моего участия.

М-да уж. Подстава конкретная.

— Привет, — прервав поток мыслей, шепнул на ухо Дмитрий.

Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась на коленях супруга. Почувствовав его ладони на своём «арбузе», облегченно выдохнула. Прижавшись щекой к кителю мужа, с наслаждением вдохнула такой знакомый, приятный аромат.

Через несколько минут желание сожрать всё, что движется, исчезло без следа. Шевелиться, говорить не хотелось, но надо. Этот разговор откладывать нельзя.

Не зная, как начать, я сказала первое, что пришло на ум:

— Вчера метель как-то странно утихла. Никогда прежде такого не видела.

— Вчерашняя непогода — результат работы воздушников из тайной канцелярии. Как только бывшего придворного архимага задержали, в метели отпала необходимость, и её прекратили, — невозмутимо сообщил Рюрикович.

— Почему архимага просто не взяли под стражу? Для чего такие сложности? — немного отстранившись от мужа, я смотрела на него с удивлением.

— Неблагоприятные погодные условия позволили спецслужбе достичь всех поставленных целей с наименьшим риском. Уверена, что именно сейчас хочешь обсудить детали этой спецоперации?

На самом деле не особо. Поймали злодея — и ладно.

Собравшись с духом, я спросила:

— Как вы планируете, — рука машинально легла на живот, — ловить заговорщиков?

— Мне жаль, но без твоей помощи не обойтись, — в голосе Дмитрия звучала досада.

— И что от меня требуется? — всё сильнее нервничая, я отвела взгляд.

— С этой минуты и до тех пор, пока заговорщиков не задержат, тебе ни при каких условиях нельзя покидать территорию этого особняка. Утром, в девять тридцать, сюда приедет сотрудница тайной канцелярии. Её зовут Наталья. По легенде, она твоя личная горничная. Как только переступит порог этого дома, к телефону ты больше не подходишь. Если «горничная» посчитает нужным, трубку тебе передаст. Во всех остальных случаях, в том числе и вне стен этого дома, Наталья будет делать вид, что она — это ты, — Дима помолчал, давая мне время на осмысление. Затем всё так же спокойно продолжил: — Або уже устанавливает энергетический купол, защищающий особняк от слежки с воздуха, но на это требуется время. Так что пока воздержись от прогулок по двору, если «горничная» ушла на встречу. Еще момент. С завтрашнего дня возле забора и ворот начнёт дежурить охрана: местные полицейские и сотрудники тайной канцелярии. Пока операция не закончится, никто из посторонних на территорию не войдёт.

Да ладно? Просто посидеть дома, пока профессионалы работают? Вообще без проблем. Дима что — мои мысли услышал?

— Мне нравится твой план. Честно признаться, ожидала другого, — смутившись, я отвела взгляд.

— Я не позволю своей беременной жене ходить на свидания со смертью. Настоятельно рекомендую это запомнить, — абсолютно серьезно посоветовал Дима.

— Запомню, — я накрыла его ладонь своею.

Вдруг просто до одури захотелось, чтобы муж остался сегодня со мной. Нет, к сексу определённо ещё не готова. Хочу, чтобы он лежал рядом: обнимал, целовал, нежно-нежно гладил…

Поражаясь самой себе, я убрала руку. Сделав вид, что заинтересовалась огнем в камине, попросила:

— Расскажи об этой Наталье. Сколько ей лет? Какой дар?

— Ей двадцать четыре года. Некромантка. С шестнадцати лет состоит на службе в тайной канцелярии. Последние четыре года работала за границей: вероятность, что кто-то её узнает в этом городе, ничтожно мала. Тебе придётся находиться в обществе Натальи недели три-четыре. Если вдруг захочешь с ней по-девичьи посекретничать, не волнуйся, никому не расскажет. Да и в целом, она весьма приятная собеседница.

Спасибо, но нет. Для всяких разных бесед у меня есть вредная ушастая прелесть.

Я усмехнулась и полюбопытствовала:

— Почему выбор пал именно на эту сотрудницу? Мы внешне похожи?

— Ни капли, — Дима отрицательно покачал головой. — Выбирали по другим критериям. Грим на Наталью накладывать долго и муторно. Иллюзию профессионалу вычислить несложно. А вот качественный фантом подходит идеально. Я его уже сделал. Смотри, — бережно ссадив меня с коленей, он встал.

Отойдя подальше, Рюрикович задержал дыхание, замысловато крутанул кистью. Буквально через пару ударов сердца посреди гостиной появилась точная копия… меня.

М-да уж. Казалось, что выгляжу лучше. Ей-богу, как колобок на тонких ножках. И как ему такая красавица может нравиться?

Подозрительно покосившись на Дмитрия, я поднялась с диванчика. Обойдя фантома по кругу, глубокомысленно сообщила:

— Реалистично. Очень. Однако мои слуги — люди возрастные. Боюсь, что внезапное раздвоение хозяйки негативно скажется на их самочувствии. Пока моя новая «горничная», — я сделала акцент на слове, — не приедет, это чудо-юдо лучше бы спрятать. Предлагаю свою гардеробную. Что скажешь?

— Домовые, переместить фантом в гардеробную Александры, — не повышая голоса приказал Рюрикович.

Через мгновение ока мой «клон» пропал. Я одобрительно хмыкнула. Даже показала супругу большой палец в знак того, какой он молодец. Но на душе стало на редкость паршиво.

Вчера он прямо сказал, что хочет провести со мной ночь, а сегодня не только не поднимает эту тему, но делает вид, что намеков не понимает. Всё? Нагляделся на колобка-фантома, и желание напрочь пропало?

— О чём задумалась? — Дима смотрел на меня как-то странно.

О том, что собственному мужу не нравлюсь. Вот о чём!

Спрятав уязвленное самолюбие под маской невозмутимости, я ответила:

— Да так, о разном. День выдался насыщенным. Ко всему прочему все партнёры разом отказались сотрудничать с родом Апраксиных. Мы с управляющим решили заменить устаревшее оборудование на новое. Технический простой займёт месяц. Всё бы ничего, но надо что-то делать с зомби-шахтёрами. Они же так и будут руду копать, а девать её некуда.

— Услышал. Я деактивирую твоих зомби на тридцать дней. Они останутся в шахте, но работать перестанут. Если понадобится, срок без проблем продлю. Что-нибудь ещё беспокоит?

Да! Только не что, а кто. Вы, Димитрий Иоаннович, меня беспокоите. Прямо-таки нервируете.

— Больше ничего. Спасибо за заботу, — гордо приподняв подбородок, я сцепила руки за спиной.

— Завтра приду в это же время. Доброй ночи, — скупо улыбнувшись на прощание, Дмитрий открыл туманный тоннель и, не оборачиваясь, исчез в зеленоватом мареве.

Чудесно! Просто восхитительно!

Губы задрожали. Хлюпая носом, подошла к окну: в свете фонарей медленно кружились, оседали на землю хлопья снега.

«Что опять случилось, эмоциональная ты моя?» — послышался в голове голос Або, а в плечо вонзились острые коготки.

— Ничего особенного. Димитрий Иоаннович предпочёл удалиться, вместо того чтобы побыть со мной, — бросила я с надрывом.

«Уф-ф-ф, — шумно выдохнул ушастый. — Девочка, не накручивай себя. У твоего некроманта дел невпроворот».

— Ну да, дела. Как же иначе-то, — я кривовато улыбнулась. Размазывая злые слёзы по щекам, гневно выпалила: — Рюрикович меня использует. Ему плевать на меня, вообще плевать!

«Саша, похоже, твои гормоны пошли вразнос», — встревожился Або.

Не слушая зверька, я всхлипывала от обиды. Руки подрагивали, как при лихорадке. Вцепившись в подоконник, полузадушено просипела:

— Он говорил, что любит, а сам ушёл. И даже не спросил, каково мне было на допросе. Ему плевать на меня. Он знал, как мне претит сидеть под замком, а сам воспользовался случаем и запер меня в четырёх стенах! — я громко разрыдалась.

«А ну прекрати! — внезапно рявкнул Або. — Твоего мужа полчаса назад пытались отравить! Если ты не заметила, некромант не скулит, не жалуется и пашет как вол. А заодно из кожи вон лезет, чтобы защитить тебя и своего ребёнка! Не желаешь быть ему настоящей женой, будь уж так любезна, хотя бы не превращайся в эгоистичную сучку!»

На меня словно ушат ледяной воды вылили. Не в силах издать ни звука, я лишь обескураженно хлопала ресницами.

Что это со мной такое? С чего вдруг истерику закатила?

«Прости, что накричал. Иначе не мог тебя привести в чувство, — мрачно признался Або. — Иди к себе. Тебе не помешает сейчас умыться и желательно поспать».

Кивнув, как китайский болванчик, побрела к себе. Зайдя в спальню, прошла в ванную комнату. Поплескав на лицо ледяной водой, переоделась в ночную сорочку. С каждой минутой двигаться становилось все тяжелее. Шаркая тапками по полу, я вернулась в комнату. Улегшись на кровать, обняла подушку. Свет сам собой потух.

Або постарался.

— Спасибо, — шепнула на грани слышимости.

«Не за что», — непонятно откуда отозвался ушастик.

«Скажи, то, что Диму хотели отравить, — это правда?»

«Правда, — недовольно буркнул Або и торопливо добавил: — Не волнуйся. Ничего с твоим некромантом не случится. Яд на него не действует. А вот ты, как проснёшься и позавтракаешь, сразу же начнёшь учиться медитировать».

«Зачем?» — я тщетно пыталась бороться с накатившей сонливостью.

«Затем, — сварливо проворчал лопоухий. — Твой ребёнок интенсивно растёт. То, что я сейчас наблюдал, очень похоже на сильнейший гормональный всплеск. Тебе надо срочно осваивать вхождение в транс. Будешь сама себя сканировать и стабилизировать. У меня уже не выходит».

— Угу, — я согласно промычала и уплыла в царство Морфея.

* * *

Проснулась я в отвратительном настроении. Вроде выспалась и за ночь ничего плохого не случилось. Но поди ж ты, раздражало буквально всё. Даже милый, лопоухий тушканчик, сидящий на прикроватной тумбочке, не вызывал положительных эмоций.

«Привет, как ты себя чувствуешь?» — участливо поинтересовался Або.

— Как куча дурнопахнущих отходов жизнедеятельности, — процедила я, сползая с постели, и потопала в ванную комнату.

Приведя себя в порядок, вошла в гардеробную. Наградив свой фантом угрюмым взглядом, сменила ночную сорочку на платье и пошла завтракать. Словно грозовая туча, я спустилась по лестнице в холл. Дворецкий сидел на полюбившемся месте: на стульчике рядом с со стойкой, на которой находился телефонный аппарат.

Завидев меня, старик торопливо поднялся.

— Доброе утро, хозяйка, — вежливо поприветствовал, пряча газету за спиной.

Сдержанно кивнув, я мрачно спросила:

— Что пишут?

— Ничего особенного, — излишне быстро заверил слуга.

— Дайте, — потребовала я и протянула руку.

Крякнув от досады, дворецкий неохотно отдал мне желтоватые бумажные листы.

— Госпожа, не читали бы вы это. Журналюги горазды всякую чушь придумывать.

Понятно. По всей видимости, экономическую блокаду Апраксиных сопровождают гадкие статейки в СМИ. Ничего удивительного, но всё равно противно.

Зажав в кулаке газету, я отправилась на кухню. Встретив меня добросердечной улыбкой, Анна Ивановна шустро накрыла на стол. Ела я впервые без аппетита. Кружевные, безупречно приготовленные блинчики казались пресным куском теста, а мёд — не сладким. Чувствуя на себя встревоженные взгляды поварихи, я мысленно скрипела зубами.

Бесит. Как же меня всё бесит.

— Спасибо, — сухо поблагодарив, я отодвинула от себя тарелку.

— На здоровье, — негромко откликнулась обеспокоенная Анна Ивановна.

Взяв с края стола дожидающуюся своего часа прессу, я отправилась в кабинет. Усевшись на рабочее место, принялась читать. Спустя несколько минут задёргался уголок глаза. Практически все полосы «Владимирского вестника» посвящались беспутной серебряной ведьме, покрывшей боярский род Апраксиных несмываемым позором. Меня самым натуральным образом поливали грязью и травили, как бешеную собаку.

Сволочи, какие же сволочи!

Задыхаясь от злости, я с ненавистью скомкала газету и запихала её в мусорную корзину. Откинувшись на спинку кресла, зажмурилась. Сердце колотилось, как сумасшедшее, кровь пульсировала в висках. Пальцы покалывало от рвущейся наружу силы. Казалось, ещё чуть-чуть — и меня сорвёт.

«Ты обратила внимание на объявление Кони о помолвке с Варварой Плотниковой?» — ровным тоном спросил Або.

Пытаясь взять себя в руки, я ответила сквозь зубы:

— Да.

«И что скажешь?»

— Ты о чём?

Тяжело дыша, открыла глаза. Длинноухий тушканчик сидел прямо передо мной, на столешнице. Я улыбнулась зверьку, но получился оскал.

Не обращая внимания на мою мимику, Або с удивлением переспросил:

«Как это „о чём“? Разве не заметила, что даты свадьбы нет?»

— А она должна быть?

«Анатолий Фёдорович решил отложить свадебное торжество, до тех пор, пока ты не родишь», — не ответив на вопрос, объявил ушастый.

Это ещё что за новости? Кони же хотел жениться как можно раньше, а тут на тебе.

Пытаясь разобраться в причинах странного поступка адвоката, я внезапно обнаружила, что сила успокоились, а эмоции улеглись. Стараясь сохранить это состояние активного покоя, сосредоточилась на разрешении очень вовремя появившейся головоломки.

«Император отменил распоряжение, и юристу не придётся сопровождать моего двойника?» — высказав предположение, я вопросительно посмотрела на тушканчика.

«Не-а. В этой части без изменений. Анатолий Фёдорович хитрый и умный мужик. Он придумал, как избежать бурных сплетен о ваших специфических отношениях и заодно поднять репутацию своего рода. Догадаешься как?»

«Попробую».

Задумчиво покусав губы, я принялась рассуждать вслух:

— Что касается свадьбы. Я пообещала, что непременно на ней буду. После родов все вокруг узнают о моем высоком статусе. Скорее всего, Дима пойдёт со мной на свадебное торжество. Кони нетитулованный дворянин, его невеста — мещанка. Присутствие императорской четы на их бракосочетании ого-го какая честь. По идее, репутация рода Кони должна взлететь как ракета.

«Верно мыслишь, — похвалил Або. — Какие идеи насчёт пресечения возможных сплетен о вашей интимной связи?»

Я пожала плечами и с сожалением призналась:

— Мне кажется, это в принципе невозможно. Вот честно, даже если бы Анатолий Фёдорович скоропалительно женился на Варе, нам с ним всё равно перетирали бы кости. Без участия мужчины женщины не беременеют. А раз иных представителей сильного пола возле меня не наблюдается, то Кони становится кандидатом номер один в отцы ребёнка. Для любителей потрепать языком нет особой разницы, холост мой юрист или женат. Я вообще не вижу смысла в женитьбе Кони. Но раз уже сделал предложение Варе, то в этом случае ему гораздо выгоднее дождаться, когда буря вокруг меня утихнет. А потом с пафосом отметить свадьбу и почивать на лаврах.

«Умница. В яблочко попала», — торжественно заявил Або.

Погладив ушастика, с усмешкой заметила:

— В объявлении о помолвке, действительно не было даты. Однако сильно сомневаюсь, что ты успел разговорить Кони. Отвлечь меня хотел, да?

«Ещё раз скажу: ты умница, — зверёк хмыкнул. Забравшись по руке на плечо, признался: — Волнуюсь за тебя. Со вчерашнего вечера сама на себя непохожа. Моё предложение научить медитации в силе. Находясь в трансе, сможешь сама себя сканировать, гасить гормональные всплески, управлять эмоциями и органами, а также контролировать состояние ребёнка. Ну и я заодно буду перекидывать в твой разум всякие-разные техники, дам информацию по этому миру. Что скажешь?»

«Конечно, да, — я мимолётно улыбнулась. — Дождусь свою „горничную“ и пойдём постигать искусство достижения дзен».

«Тебе понравится», — Або намеренно пощекотал меня ухом-лопухом.

Я рассмеялась. Трель звонка разлетелась по комнате. Всё веселье моментально пропало. Чувствуя, как ворочается в груди тревога, я поднялась из-за стола и направилась к телефонному аппарату.

«Может, не будешь отвечать?» — абсолютно серьёзно предложил ушастик.

С каменным лицом я сняла трубку, ледяным тоном представилась:

— Глава боярского рода Апраксиных, слушаю вас.

— Саша, у нас тут беда! — воскликнула перепуганная Маргарита Ткачук. — Я не знаю, что делать!

* * *

Черновая вычитка.

(обратно)

Глава 24

Да сколько можно⁈

Резко затошнило. Опершись рукой о тумбочку, я прикрыла веки.

Не дожидаясь особого приглашения, Рита быстро заговорила:

— Перед входом в санаторий простолюдины собрались. Кричат про тебя всякие гадости, грозятся окна побить. Наши постоялицы жутко боятся, бегают из номера в номер, пытаются схорониться. Я и в полицию уже звонила. Только без толку! Пришёл толстый полицейский, ну тот, что нас с тобой допрашивал, когда подрались. И ничего не делает! Просто смотрит! А эти орут, руками машут. Того и гляди, дверь начнут ломать, — Ткачук на миг запнулась и испуганно прошептала: — Страшно тут. Очень страшно.

— Дай мне пять минут, — бросила я холодно.

Однако внутри всё кипело от гнева. Сила клокотала, бурлила. Пытаясь успокоиться, я перевела взгляд в окно. Стекло стремительно затянулось наледью. Изнутри.

«Саша, не нервничай», — мягко попросил Або.

Да как не нервничать-то⁈

Пытаясь успокоиться, я лихорадочно искала выход. Безумно хотелось рвануть в санаторий и разобраться самой, но нельзя. Запросто мужу все планы сломаю.

Твою ж мать! Как быть⁈ Позвонить начальнику полиции? Визитку сам дал, но неизвестно, как сейчас отреагирует на просьбу. Я ведь теперь персона нон грата. Да и толстяк-полицейский наверняка не просто так бездействует. Попросить Або связаться с Кони? А что сделает один юрист против агрессивно настроенной толпы? Просто слов явно будет недостаточно. Нужна демонстрация силы, ну или прямое внушение. Стоп. У меня же есть ушастик!

«Або, сможешь разогнать это сборище?»

«Конечно. Но для этого мне придётся уйти. Не хочу оставлять тебя в таком состоянии».

Повернув голову к столу, я грозно посмотрела на зверька.:

«Прекращай. Ничего со мной не случится. В санатории перепуганные женщины. Пожалуйста, помоги им. Сама не могу пойти», — на глаза навернулись злые слёзы.

Спустя томительно долгое мгновение Або сердито буркнул:

«Только попробуй сорваться», — и исчез.

— Саша? — послышался из динамика встревоженный голос Маргариты.

— Сейчас к вам придёт помощь. Просто немного подожди.

— Хорошо, — нервно согласилась Ткачук, и связь прервалась.

Медленно вернув трубку на рычаги, я замерла. Внутри клокотал вулкан. Размеренно дыша, старалась успокоить взбунтовавшуюся силу. На лбу проступила испарина.

Подонки. Нашли с кем воевать. С беременной девкой!

Скрипнула зубами от ненависти. И в эту же секунду сила заревела и золотым огненным смерчем выплеснулась наружу! Пламя гудело, жадно пожирало всё вокруг. Прежде замороженные оконные стекла взорвались сверкающим фейерверком осколков. Янтарное покрытие подоконника запузырилось и медовыми каплями потекло на пол, образовав неопрятную кляксу. Резко запахло канифолью. Дубовая основа обуглилась, сдаваясь под напором огня.

Не шелохнувшись, я с ужасом взирала на творящееся безумие и не знала, как это прекратить. Вдруг в животе кольнуло, больно потянуло. Застонав, я зажмурилась, присела на корточки.

— Маленький, ну что ты? Тебе ещё рано, — прошептала, глотая слёзы.

Вдруг кто-то быстро, но аккуратно поставил меня прямо. Прижимая к себе, тихо сказал на ухо:

— Родная, я рядом. Всё будет хорошо. Не нервничай.

— Стараюсь. Не получается, — прохрипела я полузадушено. Громко всхлипнув, уткнулась лицом в грудь Рюриковича.

— Сейчас будем целоваться, — внезапно заявил муж и накрыл своими губами мои.

Совсем больнушечка⁈

Я трепыхнулась, но практически сразу перестала сопротивляться. Поцелуи Дмитрия поразительно расслабляли. Прижимаясь к нему всем телом, я таяла как мороженое на солнышке и куда-то уплывала. И всё же краем сознания отмечала, что огонь утихает.

Оригинальный способ успокоить силу. Надо запомнить.

Сколько мы так простояли, не знаю. Ощущая, как горят губы, я отлипла от Рюриковича, словно пересытившаяся пиявка. Сама не знаю, почему смутилась. В тщетной попытке спрятаться, прижалась щекой к груди венценосного супруга.

— Моя маленькая, любимая ведьмочка, — на грани слышимости шепнул тот. Поглаживая меня по голове, вдруг кому-то сообщил: — Вы верно всё поняли. Александра носит моего ребёнка.

Я моментально напряглась. Хотела отстраниться от его величества, но не тут-то было. Не выпуская из кольца рук, он всего-то позволил повернуть голову. В дверном проёме стояли дворецкий с поварихой. Видя их ошарашенные лица, мысленно тяжко вздохнула. Похоже, планы мужа всё-таки спутала.

— Ступайте в гостиную, — властно приказал супруг и внезапно подхватил меня на руки. Пересекая холл, бросил на ходу: — Наталья, за нами. Домовые, входную дверь закрыть, шторы во всём доме задёрнуть.

Еперный театр. И что сейчас будет⁈

* * *

Немного ранее. Москва. Кремль

Утро Димитрия Иоанновича началось, как всегда, с доклада начальника тайной канцелярии. Немногословный Нарышкин лаконично рассказал о тех мероприятиях, которые проводятся для выявления заговорщиков. А также поведал, что после снятия запрета на публикацию статей о серебряной ведьме, все печатные издания запестрели новостями о беременности незамужней главы рода Апраксиных.

Юную дворянку дружно осуждали. И всё же средь всех газет особо отличился «Владимирский вестник». Высказывая своё авторитетное мнение о непристойном поведении Александры, журналисты абсолютно не сдерживались в выражениях. Можно сказать — оторвались по полной. Впрочем, для тайной канцелярии это не стало сюрпризом. Ещё до выпуска номера Нарышкин уже знал имя заказчика мерзопакостных пасквилей: глава боярского рода Силантьевых расстарался. В том, что этот боярин причастен к заговору против императора, граф Нарышкин сильно сомневался, о чём и уведомил государя.

Отпустив начальника спецслужбы, Дмитрий отправился в зал для совещаний. Предстоял очередной серьёзный разговор с новыми министрами. Российскую Империю усиленно пытались втянуть в Балканскую войну. Предыдущий император Фёдор в устной форме принял предложение Великобритании. Однако Рюрикович был категорически против. Он полагал, что эта военная кампания истощит Российскую Империю. И приказал ограничиться дипломатическими рычагами для усмирения амбиций болгар и сербов. Разумеется, англичане не обрадовались такому повороту дел и пытались переубедить Димитрия Иоанновича.

«Посол придёт на аудиенцию в два часа. Принесла же его нелёгкая. Дел и так невпроворот. И отказать в приёме нельзя. Расценят как оскорбление», — думал Дмитрий, идя по коридору.

Завидев императора, двое статных воинов предупредительно распахнули тяжёлые золочёные створки дверей. Как только Рюрикович вошёл в зал, сидящие за огромным овальным столом мужчины замолчали. Торопливо поднявшись, уважительно поклонились государю.

Коротко кивнув в ответ, Димитрий Иоаннович прошёл к своему месту. Усевшись, сдержанно предложил:

— Прошу садиться, — дождавшись, когда министры последуют приглашению, продолжил: — Моё мнение об участии в военном конфликте на Балканах вы знаете. Хочу услышать ваше.

— Мой государь, мы с коллегами посовещались… — начал было говорить новый министр экономики.

В этот момент обручальное кольцо обожгло палец Рюриковича, информируя, об эмоциональном срыве супруги и выплеске силы у ребёнка. Выбор, как поступить, перед Дмитрием не стоял. Властным жестом остановив речь чиновника, он приказал ледяным тоном:

— Ещё посовещайтесь. Как вернусь, доложите.

Встав из кресла, Дима в мгновение ока настроился на жену и открыл туманный тоннель. Не обращая внимания на удивлённых министров, император стремительно шагнул в зеленоватое марево.

Выйдя из портала, он сразу же увидел Сашу: она сидела согнувшись, а вокруг бушевало золотистое пламя. Не узнать силу собственного рода Дима, естественно, не мог. Да вот только эти способности передавались исключительно по мужской линии!

«У меня не дочь, а сын? — молнией промчалась догадка в голове Дмитрия. — Как такое возможно⁈»

Ошарашенный новостью, он подошёл к возлюбленной, поднял на ноги, обнял. Рюрикович прекрасно понимал, что этот огонь Саше вреда не причинил. Однако необходимо срочно её успокоить, а в идеале — максимально расслабить. Иначе силу не унять.

«И как это сделать?» — всего лишь на секунду Дмитрий задумался.

А после категорично заявил:

— Сейчас будем целоваться.

Не мешкая, он прильнул к губам жены.

Та по началу возмутилась, но почти сразу ответила на поцелуй. Нежно лаская супругу, Рюрикович беспрестанно контролировал уровень разбушевавшейся родовой силы: тот плавно шёл на спад. А также следил за перемещением людей в доме. Он знал, что дворецкий и повариха стоят в холле: не имея ни малейшего представления, как совладать с магическим пламенем, они пытались придумать, как помочь хозяйке.

«Хочется верить, что слуги в кабинет всё же не сунутся. Но это крайне маловероятно, скорее всего, они меня увидят. Личные печати старикам точно ставить не стану. Блоков на разуме вполне достаточно. Надо будет озадачить этим Або, самому рисковать не стоит. Опыта маловато, запросто накосячу. Кстати, а где ушастый? Почему его нет, когда нужен?» — размышляя, Рюрикович упоительно нежно целовал жену.

«Некромант, кратко введу тебя в курс дела. А ты продолжай целоваться, не отвлекайся, — неожиданно прозвучал в его голове строгий голос Або. — У Саши сильнейшие гормональные всплески. Она эмоционально не стабильна. Вчера сорвалась из-за того, что ты не остался ночевать, сегодня проснулась в дурном настроении. После чтения „Владимирского вестника“ ещё держалась, а вот звонок директора санатория добил. В общем, я тебе настоятельно рекомендую с сегодняшнего дня проводить ночи с женой».

«Я тебя услышал», — лаконично ответил Рюрикович.

«Теперь объясню, почему меня нет в особняке, — мрачно заявил Або. — Час назад возле входа в санаторий собралась агрессивная толпа. На все лады хаяли беспутную серебряную ведьму. Саша убедила меня утихомирить народ. Я до сих пор там: снимаю ментальное внушение с борцов за нравственную чистоту. Говорю сразу: менталиста по следам не найду. Опытный гад, хорошо за собой всё подчистил. Предполагаю, что дело рук заговорщиков. Почему так думаю, потом расскажу. Ещё момент. Начальнику тайной канцелярии не помешает сделать внушение. Сашу я больше не оставлю».

Дима едва уловимо напрягся. Лопоухий однозначно прав. Не он, а спецслужба обязана следить за такими вещами и устранять последствия. Нарышкина сегодня однозначно ждёт головомойка.

«Я уже заканчиваю. Скоро вернусь», — оповестил ушастик, и связь прервалась.

В этот момент Саша неохотно разорвала поцелуй, довольно улыбнулась. Вдруг отчего-то смутилась, спрятала лицо на груди Дмитрия. Его сердце защемило.

«Родная моя, как же я тебя люблю. Жаль, что это не взаимно», — подумал Дима с грустью.

— Моя маленькая, любимая ведьмочка, — прошептал он на грани слышимости и пристально посмотрел на шокированных слуг, застывших в дверном проёме. Вне сомнений, в мужике, обнимающим беременную хозяйку, они сразу же опознали императора. И теперь в их глазах плескался вопрос, который они не смели задать. Про себя усмехнувшись, Рюрикович невозмутимо заметил: — Вы верно всё поняли. Александра носит моего ребёнка, — подхватив жену на руки, распорядился: — Ступайте в гостиную.

«Не хотел светиться перед слугами раньше времени. Впрочем, может, всё и к лучшему. Саше будет проще, да и мне нет нужды скрываться, — размышлял Дмитрий, покидая разгромленный кабинет. — Жаль, что Або ещё не закончил установку купола против слежки. Придётся окна на всякий случай зашторивать. Мало ли любопытных. А меня пока никто видеть не должен».

Заметив в холле стройную миниатюрную блондинку, Рюрикович приказал:

— Наталья, за нами. Домовые, входную дверь закрыть, шторы во всём доме задёрнуть.

Зайдя в гостиную, император аккуратно посадил Сашу на диван. Устроившись с ней рядом, взял за руку. Неожиданно на коленях боярышни материализовался тушканчик. Тотчас отпустив ладонь мужа, боярышня принялась наглаживать зверька.

«Ушастому она рада гораздо больше, чем мне», — отметил Дмитрий.

Про себя грустно хмыкнув, он глянул на «горничную»: та скромно стояла в сторонке. Затем посмотрел на явно нервничающих пожилых слуг и ровным тоном им сообщил:

— То, что Александра носит моего сына, является государственной тайной. Поэтому прямо сейчас на ваш разум будут поставлены ментальные блоки. Сожалею, но выбора у вас нет.

Неожиданно Саша обмякла. Уронив голову на плечо мужа, сладко зевнула и засопела. Не понимая, что произошло, Дмитрий замер.

«Не дёргайся, некромант, — задумчиво рекомендовал Або. — Она просто спит. Но чует сердце, не сама уснула, а твоё дитятко маму отключило. Вопрос только: зачем?»

* * *

Это же время. Москва.

Бывший ректор Суздальской военной академии

Алексей Владимирович глазами ворона смотрел на особняк Апраксиных. Убедившись, что в главном доме ничего интересного больше не происходит, выскользнул из разума птицы и наконец-то смог перевести дух. Слияние с пернатыми давалось всё тяжелее. А в этот раз и вовсе измотало.

«Со слежками пора заканчивать. Не ровён час, сам к предкам отправлюсь», — с досадой подумал престарелый архимаг.

Постанывая, он встал из-за стола, подошёл к барному шкафу. Вдумчиво осмотрев стоящие на полках бутылки с алкоголем, выбрал коньяк. Налив в стакан солидную порцию коричневого напитка, залпом выпил. Громко крякнув, закусил лимончиком и ухмыльнулся.

«Окна приказал зашторить, а ничего, что в кабинете стёкол больше нет? Ну да, у стенки с девчонкой обжимался. Да вот только у моей птички гибридное зрение: на триста шестьдесят градусов видит. Да и слух отменный. Так что впустую твои усилия, внучок. Всё, что надо, я увидел и услышал», — посмеиваясь в усы, старик налил себе новую порцию коньяка.

Устроившись в кресле, он хлебнул из стакана. Широко улыбаясь, примостил затылок на подголовнике, смежил веки и погрузился в размышления.

В тот день, когда без его дозволения Дмитрий отправился в Москву и занял трон, Алексей Владимирович пришёл к выводу, что внука придётся убить. Честно признаться, он поначалу всё-таки колебался. Как-никак родная кровь. А вдруг случится чудо? Вдруг молодой Рюрикович осознает, что без мудрых советов наставника угробит империю?

Но нет. Как и предполагал старый архимаг, венценосный внук возомнил о себе невесть что и начал правление с преобразований. Причём сразу же поломал старую, веками устоявшуюся традицию — упразднил совет старейшин.

Узнав об этом, Алексей Владимирович мгновенно отбросил все сомнения. Укрепившись в своём решении, опытный интриган начал игру. Поначалу собирал сведения, а после выбрал нужный момент и предложил свою помощь в задержании проворовавшегося придворного архимага. Естественно, внук согласился. А после, пригласив героя-деда на ужин, Дмитрий вполне предсказуемо заставил себя ждать. Алексей Владимирович знал, что так оно и будет. И, разумеется, поступил так, как и планировал. Сделав вид, что жутко оскорбился, он покинул дворец.

Казалось бы, их отношения безнадёжно испорчены. Но именно этого и добивался Алексей Владимирович. Он всё просчитал и целеустремлённо шёл к конечной цели. В тот самый, чётко выверенный день, они с внуком снова встретятся. Дмитрию неизбежно станет совестно. Он захочет загладить вину не просто перед единственным родственником, но и наставником. Ничего лучше тихой семейной трапезы для этого нет. И вот этот обед или ужин станет для Димитрия Иоанновича последним.

«Я слишком хорошо тебя знаю, внучок. Ты неизбежно угодишь в мою ловушку, — глотнув коньяка, старик усмехнулся. — Надо будет перед тем, как умрешь, не забыть сказать тебе спасибо. Это ж надо было умудриться заделать серебряной ведьме пацана! Прямо диво дивное. Жаль, конечно, но девку после родов придётся ликвидировать. В воспитании мальчика она никоим образом не должна участвовать. Моя дочь всего-то восемь лет сына воспитывала. А что в итоге? Как ни старался, а её тлетворное влияние вытравить не смог. Второй раз на одни и те же грабли не наступлю».

Поставив опустевший стакан на столик, старик переплёл пальцы на животе. Пожевав губами, хмыкнул. Всё то, что сейчас происходило вокруг серебряной ведьмы, не просто хорошо, а идеально вливалось в его план.

«Теперь осталось просто подождать, когда внучек выловит заговорщиков. И можно с ним заканчивать», — старик устало смежил веки и задремал.

* * *

Черновая вычитка.

(обратно)

Глава 25

Этот же день. Вечер. Особняк Апраксиных

— Не оставляй меня. Пожалуйста. Не-е-ет! — закричала я во все горло и неожиданно проснулась.

Сердце грохотало в груди, словно собираясь выскочить. От ощущения жуткой утраты, безысходности и собственного бессилия душу выворачивало наизнанку. Облизнув пересохшие губы, я уставилась в потолок. Лунные лучи проникали в комнату сквозь щель между шторами, серебрили висюльки на люстре.

Это был сон. Всего лишь плохой сон.

Ярко вспыхнул свет. Инстинктивно прикрыв руками лицо, я замерла.

— Александра, вам плохо? — послышался встревоженный женский голос.

Щурясь, я с усилием села, настороженно посмотрела на миловидную блондинку. Несколько мучительно долгих мгновений пыталась понять, кто она. Наконец-то опознав в девушке свою новую «горничную», просипела:

— Нет. Просто кошмар приснился.

— Принести вам воды? — участливо предложила сотрудница спецслужбы.

Чувствуя, как платье противно липнет к телу, я отрицательно помотала головой.

— Пойду приму душ, — пробормотала, спуская ноги с кровати.

Провожаемая пристальным взглядом «горничной», я скрылась за дверью санузла. Сев на край ванны, заторможено уставилась на измятый подол платья. Помню, как сидела на диване рядом с Димой. Помню, как вернулся Або. Помню, как наглаживала тушканчика, а потом… провал.

Что за ерунда?

Пытаясь разобраться, что со мной произошло, бесцельно скользила взглядом по небольшому помещению. Заметив на краю раковины Або, натянуто улыбнулась.

«Саша, что тебе конкретно привиделось в этом кошмаре? Постарайся вспомнить, всё что сможешь» — развернув уши локаторы, настойчиво попросил ушастик.

Зачем это ему? Странно.

Мысленно пожав плечами, я слизнула капельку пота над губой, задумалась. Хорошенько поразмыслив, с досадой призналась:

— Ничего толком не помню. Вроде бы Рюрикович куда-то должен был уйти. Он не хотел этого делать, я слёзно умоляла остаться, но Дима всё равно ушёл. Причём насовсем. Такое чувство, что он умер. В общем полный бред.

«Похоже, это был не ребёнок», — непонятно пробормотал ушастик.

— Ты о моей дочери? — я озадаченно нахмурилась. — При чём тут она?

«Абсолютно ни при чём, — согласился Або и пояснил: — Но разу ж заговорили на эту тему, думаю надо сказать. Ваш с некромантом ребенок будет сильным магом. Это уже очевидно. Когда ты внезапно отключилась на диване в гостиной, я решил, что малыш тебя усыпил. Сейчас понимаю, что ошибся. Ты вырубилась из-за реакции организма на сильнейший стресс. Оно и неудивительно. Накрыло тебя конкретно. Кабинет домовые ещё дня два будут восстанавливать. Там мало что уцелело. Подоконник и тот от выброса силы расплавился. Не волнуйся, других повреждений в доме нет. И с тобой всё в полном порядке. Правда продрыхла весь день и не ела. Наверняка сейчас голодна, как медведь после зимней спячки. Угадал?»

Словно отвечая на вопрос, мой пустой желудок громко заурчал: не прося, а требуя еды.

«Так я и думал, — авторитетно заявил Або. — Кстати. Некромант теперь уверен, что у вас будет не дочь, а сын. Подробности у него и спросишь. А сейчас давай, мойся. Я тебя в спальне подожду, стеснительная ты моя», — спустя миг зверёк пропал.

Не дочь, а сын. Нормальный ход. Впрочем, какая разница?

Хмыкнув, стянула с себя платье, кинула в корзину для белья. Следом полетело влажное от пота бельё. Закрутив волосы в плотный пучок, встала под душ. Стараясь не мочить голову, я натирала тело мочалкой и напряжённо размышляла. Но не о поле «рыбки», плавающей в животе. Мне не давал покоя вопрос: почему я внезапно отключилась?

Логика в словах ушастика, безусловно, есть. У меня действительно был эмоциональный срыв. Если бы не Дима с его поцелуями, фиг знает, когда бы успокоилась. Однако, когда сидела в гостиной, не испытывала желания полежать и уж тем более поспать. Так что это вряд ли реакция на психическое перенапряжение. Скорее всего, тут что-то иное. Но что?

Вдруг меня словно обухом по затылку ударило. А что, если уснула именно для того, чтобы увидеть тот жуткий сон? Дима умрёт⁈

Я застыла словно истукан. Вновь навалилось то самое запредельное горе от утраты близкого человека. Слёзы навернулись на глаза. Пытаясь не реветь, я снова принялась намыливаться.

Або не просто так расспрашивал меня о кошмаре. Но если Диме угрожает смертельная опасность, почему не сказал мне правду? Не хочет лишний раз нервировать? А может я опять себя накрутила и ничего страшного не случится?

Смыв пену, я осторожно прошлась по скользкому кафелю. Сняв с крючка полотенце, замоталась и направилась к зеркалу. Заплетая слегка влажные волосы, напряжённо покусывала губы.

В той, прошлой жизни, однозначно бы отмахнулась от зловещего сновидения. Но этот мир полон магии. Да и про способности серебряных ведьм мне до сих пор никто ничего толком не объяснил.

А что, если я действительно видела будущее⁈

Мышцы свело от напряжения. Внутри всё заледенело. В прямом смысле, запретив себе нервничать, я пару раз глубоко вдохнула, закрыла глаза: так лучше думалось.

Предположим, Диме действительно грозит смерть. Он здоров как лось, значит, скоропостижная кончина от болезни отпадает. Должен произойти несчастный случай? Или очередное покушение увенчается успехом? Хрен его знает. Что я сейчас могу предпринять? Предупредить мужа. На этом пока всё.

Стиснув зубы, я посидела недвижимо. Затем нацепила маску невозмутимости и вышла в комнату. Внимательно осмотрелась: «горничной» в поле зрения не наблюдалось. Глянув на Або сидящего на тумбочке, ровным тоном попросила:

— Расскажи, чем закончилась эпопея в санатории, — и направилась в гардеробную, одеваться.

«Всё нормально. Толпа ушла, клиентки успокоились. Маргарита работает. Причин для беспокойства нет, — безмятежно информировал ушастик. — О, чуть не забыл. Пока ты отдыхала, звонил управляющий. Наталья поговорила с ним вместо тебя. Лицин переживал из-за того, что зомби-шахтёры по неведомой причине прекратили работать. Твой временный двойник его успокоила. Сказала, что мертвяки будут находиться в спящем режиме до окончания технических работ. Ну и распорядилась, чтобы Лицин взял на себя контроль за санаторием».

Дима, как и обещал, деактивировал зомби на время. А я не только забыла о своих живых трупах, но и мужу не сказала спасибо.

Горло перехватил спазм. Совладав с эмоциями, я глухо спросила:

— И откуда у Натальи такая осведомлённость о текущем положении дел? Ты поспособствовал?

«Естественно. Мы с ней уже плотно пообщались. Глупых оплошностей не допустит», — уверенно объявил ушастик.

Поправив воротник платья, я подошла к ростовому зеркалу. Оглядев себя с ног до головы, обратила внимание, что живот пусть немного, но снова увеличился.

Хм-м. Растёт не по дням, а по часам.

Поглаживая свой «арбуз», поняла, чего в гардеробной не хватает. Вернувшись в спальню, озадаченно спросила зверька:

— А где мой фантом?

«У Натальи в комнате. Где ж ещё?» — изобразил удивление ушастик и сиганул мне на плечо.

Действительно, где ж ещё-то?

Мимолётно усмехнувшись, я направилась в холл. Идя к лестнице, мысленно обратилась к лопоухому всезнайке:

«Кратенько введи меня в курс дела. Что произошло, пока я находилась в нирване?»

«Это запросто, — бодро заявил зверёк. Ухватившись коготками за ткань платья, начал рассказывать: — Я поставил блок на разум слуг. Дворецкий настолько ошалел от знакомства с самодержцем, что и слова сказать немог. А вот повариха сразу же предъявила претензии его величеству. Дескать, это хорошо, что у ребёнка оказался такой отец. Однако какого рожна у хозяйки будет принимать роды самоучка — повитуха? Отстала Анна Ивановна от некроманта, лишь после того как пообещал, что ты будешь рожать в лучшей столичной клинике».

Ай да Анна Ивановна. Удивила.

Я едва заметно улыбнулась. Держась за перила, пошла вниз по ступеням.

«Потом некромант отнёс тебя в постель. Поручив Наталье приглядывать за тобой, открыл портал и ушёл на совещание кабинета министров. Уж не знаю, насколько продуктивно работает сегодня Димитрий Иоанович, но он каждый час надоедает мне вопросами о твоём самочувствии. Скоро лично явится. И да, он сегодня останется с тобой на ночь. А завтра с утра я начну учить тебя медитации. Это не обсуждается».

Так, я и не возражаю.

Старательно глуша тревогу за супруга, я прошла через пустынный холл, зашла в кухню. «Горничная» стояла у окна. Завидев меня, она коротко поклонилась и предложила:

— Садитесь за стол. Сейчас подам вам ужин. Анна Ивановна с Николаем уже ушли к себе.

Усевшись, я положила руки на столешницу. Наблюдая за тем, как сотрудница спецслужбы, уверенно достаёт тарелки из шкафчиков, понимала, что та здесь уже освоилась.

Вдруг Наталья сунула руку в карман передника. Достав переносную телефонную трубку, извиняюще мне улыбнулась и приняла звонок:

— Особняк Апраксиных, — выслушав невидимого собеседника, «горничная» прикрыла микрофон ладонью и шёпотом обратилась ко мне: — С вами желает пообщаться Анфиса Тимофеевна. Будете разговаривать?

— Нет. Встретимся с ней в суде, — бросила я ледяным тоном.

Коротко кивнув, Наталья прижала трубку к уху, сдержанно сообщила:

— Госпожа Золотницкая, глава боярского рода Апраксиных занята. Все вопросы вы можете с ней обсудить на судебном процессе, — очевидно выслушав тираду бывшей боярыни, хладнокровно заметила: — Насколько я знаю, у Александры Петровны больше нет матери. Всего доброго, Анфиса Тимофеевна, — нажав на отбой связи, Наталья невозмутимо уточнила: — Вы первое будете?

— Лично я не откажусь. Ни от первого, ни от второго, — раздался из-за моей спины голос Рюриковича.

Я медленно обернулась, посмотрела на Диму. Он улыбнулся. Его глазах была такая искренняя нежность, что дыхание перехватило.

Боги, не забирайте его. Пожалуйста, не забирайте!

* * *

За двадцать минут до этого. Москва. Кремль. Рюрикович

Накопившаяся за день усталость давала о себе знать. С силой потерев лицо, Дима глянул на часы: восемь двадцать.

«Как там Саша? Неужели ещё спит?» — промелькнула у него встревоженная мысль.

Сосредоточившись, Дмитрий настроился на ментальную связь с ушастым хранителем рода и спросил:

«Новости есть?»

«Проснулась твоя ненаглядная. Сейчас принимает душ. Физическое состояние Саши в полном порядке. Ты и без меня об этом знаешь. И всё же без последствий не обошлось».

Тревога за любимую полоснула сердце, словно ножом. Подавив желание прямо сейчас рвануть к жене, Дмитрий всё же не смог усидеть на месте. Он встал из-за стола и приказал:

«Рассказывай».

«Я заблуждался, решив, что Александру усыпил ваш ребёнок. Она спонтанно погрузилась в пророческий сон».

«Ничего себе заявочка. Уже лет двести о таких одарённых никто даже не слышал», — размышляя, Дмитрий покинул кабинет и пошёл по коридору.

«Ты уверен?» — спросил он с сомнением, направляясь к личным покоям.

«Да. Перед тем как Саша проснулась, я зафиксировал отголоски энергетических импульсов, характерных для путешествия сознания во времени. Из-за беременности твоей жены поначалу сомневался, у кого проявился дар: вполне мог и у вашего сына. Однако после разговора с Александрой стало ясно, что пророческий сон видела именно она».

Внимательно слушая, Дмитрий вошёл в свою спальню. Пройдя в ванную комнату, снял туфли и принялся расстёгивать пуговицы на сорочке.

«После тщательного анализа я пришёл к выводу, что в тот момент, когда твоя жена отключилась, закончилось формирование ветви вашего с ней будущего, — продолжил Або. — Её туда утянуло лишь потому, что совпало множество факторов. Маловероятно, что она в дальнейшем сможет осознанно владеть этим даром. Объективных предпосылок к этому нет. В её родном мире женщины остро чувствуют неприятности, которые должны произойти с близкими людьми. Скорее всего, у нашей ведьмочки просто усилится и без того хорошая интуиция».

«Что тебе поведала Саша о нашем с ней будущем?»

«Она абсолютно не помнит деталей. Но остались ощущения, эмоции. Саша проснулась в слезах, крича от ужаса. Я постарался списать всё на стресс, но думаю, она уже догадалась, что заглянула в ближайшее будущее. Некромант, ты умер у неё на глазах».

Сняв рубашку, Дмитрий задумчиво спросил:

«Какова вероятность моей смерти?»

«Девяносто девять процентов».

«Дерьмо! — выругался Рюрикович. — Бедная моя девочка. Ей придётся снова это пережить. Она успеет родить? Сколько мне осталось?» — желваки заиграли на его скулах.

«Сложно сказать, когда именно это произойдёт. Но у тебя максимум полтора месяца, — Або помолчал и чуть тише продолжил: — Понимаю твоё беспокойство за жену. Но есть вопрос: тебя что, перспектива скоропостижной кончины совсем не напрягает?» — в его голосе отчётливо слышалось неверие.

«Все люди рано или поздно умирают, — хладнокровно напомнил Дмитрий. — Саше придётся править империей вместо меня. С завтрашнего дня начинай с ней заниматься. Не перегружай, но и филонить ей не давай. Станет расспрашивать про кошмар, уходи от темы. Не хватало ей ещё из-за этого раньше времени нервничать».

«Как скажешь, некромант, — с тихой грустью согласился ушастик. — Передать твоей жене, что скоро придёшь?»

«Да».

Разорвав ментальную связь, Рюрикович стянул брюки вместе с нижним бельём и встал под душ. Чувствуя, как упругие горячие струи бьют по шее, стекают по спине, Дима думал о жене и сыне. Безусловно, не хотел оставлять их одних. И даже где-то в глубине души надеялся, что пророчество не исполнится.

«Один процент на то, чтобы остаться в живых, это ничтожно мало. Хорошо, конечно, что он есть, но обольщаться не стоит, — с ледяным спокойствием констатировал Дмитрий, подставляя лицо под воду. — Надо сделать всё возможное, чтобы жене было легче править».

Рюрикович не питал иллюзий. За полтора месяца даже при помощи высшей сущности обучить Сашу всему, что должен знать правитель империи невозможно. Первое время ей будет тяжело. Очень тяжело. Будь его воля, он бы рекомендовал супруге отказаться от трона. Она смогла бы жить так, как хочет. Но, увы, это невозможно.

Жена носит под сердцем ребёнка. И уже совсем скоро родится его сын — кровный представитель императорского рода. Охочие до власти аристократы не оставят в покое ни мальчика, ни его мать. В этом можно и не сомневаться. Так что иного выхода нет: возлюбленной придётся сесть на трон.

Закрыв краны, Дмитрий насухо вытерся полотенцем. Надев загодя приготовленную домовыми удобную одежду, вернулся в спальню и громко позвал:

— Макс!

Дверь отворилась. Верный друг вошёл в комнату, посмотрел вопросительно.

— Ты все книги собрал по списку? — поинтересовался Дмитрий.

— Разумеется. Как ты и просил, посторонних к поиску не привлекал. Принести?

— Угу, — не размыкая губ, отозвался Рюрикович и сел в кресло.

«Странно устроена жизнь. Ещё недавно искренне переживал, что жена меня не любит, что наша с ней жизнь превратится в кошмар наяву, — губы Дмитрия изогнулись в горькой усмешке. — А выходит, всё к лучшему. Саше будет гораздо проще справиться с тем, что ей предстоит».

Ход мыслей прервал вернувшийся Воеводин. Подойдя, он поставил на колени самодержца небольшой рюкзачок.

— Пространственный карман забит до отказа, — доложил Макс и невинно добавил: — Очень хочется верить, что для изучения этой кипы макулатуры ты дашь своей женщине хотя бы годик.

Взявшись за лямку рюкзака, Дмитрий встал. Пристально посмотрев в глаза друга, серьёзно спросил:

— Если меня не станет, ты позаботишься о Саше и моём сыне?

Лицо Максима окаменело.

— Безусловно, — не отводя взгляда, ответил воин. Строго нахмурившись, попросил: — Дим, не нагнетай. Тайная канцелярия землю носом роет, выловим мы этих грёбаных заговорщиков. Всё будет нормально.

«В том, что этих выловим, ничуть не сомневаюсь. Как я умру? Несчастный случай? Сомнительно. Скорее всего убьют. И всего один процент на то, что сможем вычислить эту гниду. Но попробовать всё же стоит», — хлопнув по плечу друга, Рюрикович мимолётно улыбнулся.

— Вернусь в шесть утра. Сообщи Нарышкину, что жду его в шесть тридцать.

— Будет сделано, — чётко отрапортовал Максим. Спустя несколько мгновений спросил: — Ты к Саше?

— Да.

Отточенными до автоматизма движениями Рюрикович открыл туманный тоннель и исчез в зеленоватом мареве.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 26

Особняк Апраксиных.

Ужин проходил в напряжённом молчании. И эту гнетущую атмосферу создал не Дима, а я. Нет, не умышленно, так получилось. Архисложно болтать о чём-то несущественном, когда все мысли только о грядущей беде.

Он не может умереть. Не может. Это какой-то сюр.

Я толком не ела, скорее делала вид. Колупая вилкой нежнейшую форель, боялась лишний раз посмотреть на супруга. Едва встречалась с ним глазами, начинали душить слёзы.

— На десерт Анна Ивановна приготовила чудесную панакоту, — сообщила сотрудница спецслужбы, забирая у меня тарелку с истерзанной рыбой.

— Пожалуй, откажусь, — хрипло пробормотала я, стараясь глядеть куда угодно, только не на сидящего напротив Рюриковича.

— Димитрий Иоаннович, а вы? — невозмутимо поинтересовалась Наталья.

— Сейчас точно нет. Возможно, позднее, когда проснётся аппетит у Александры, — невозмутимо сообщил Дмитрий.

Поднявшись из-за стола, он приблизился ко мне, протянул руку. Опершись о неё, я неуклюже встала. Дима переплёл пальцы с моими.

Только не реви. Не реви!

Я сжала зубы, отвела взгляд. Словно не замечая, что со мной творится, Дима пожелал Наталье доброй ночи и повёл меня прочь из кухни. Уверенно проведя через холл, он поднялся на второй этаж, завёл в мою собственную спальню и вдруг подхватил на руки.

— Пора кормить нашего сына, — ровным тоном заявил супруг. Подойдя к кровати, он бережно уложил меня на спину. Вытянувшись рядом во весь рост, положил ладонь на живот, тихонько сказал: — Привет, малыш.

Судорожно всхлипнув, я прижала ладони к лицу. Не в силах больше сдерживаться, горько расплакалась.

— Ну и что тут у нас за сырость? — шепнул на ухо Рюрикович. — Кого хороним?

На мгновение я застыла. Медленно убрав руки от лица, повернула зарёванную физиономию к мужу. Сглотнув ком в горле, призналась:

— Я сегодня видела во сне, как ты умер. Або заверил, что это был обычный кошмар. Но думаю, он просто старался меня успокоить. Я практически уверена, что заглянула в будущее. Пожалуйста, пообещай мне, что будешь очень-очень внимательным и осторожным, — выдав эту тираду, я закусила губу до боли.

— Обещаю, — без тени улыбки ответил Дима.

— Не хочу тебя терять, — прошептала я на грани слышимости.

Он подался ко мне, легонько коснулся губами моих. Прижал к себе покрепче и, казалось, глубоко задумался. Я лежала, не шевелясь. Без особой цели скользила взглядом по комнате. Вдруг заметила лежащий в кресле рюкзак: компактный такой, серенький.

Это не мой. Откуда он здесь взялся? А что, если там бомба⁈

Дыхание участилось, мышцы напряглись до предела.

— Что не так? Где болит? — мгновенно насторожился супруг.

— Нет, со мной в порядке, — поспешила возразить я. Кое-как усевшись, указала подрагивающим пальцем на сумку и взволнованно пояснила: — Рюкзака здесь раньше не было. Я не знаю, как он сюда попал!

— Этот рюкзак принёс я. В нём книги. С завтрашнего дня Або начнёт с тобой плотно заниматься, — ровным тоном сообщил Дима. Сев в постели, он приобнял меня за плечи, тихо спросил: — Почему тебя напугала обычная сумка?

— Решила, что там бомба и тебя будут ею убивать, — сгорая от стыда, я прижалась щекой к груди мужа.

Спустя несколько томительно долгих секунд Рюрикович вновь уложил меня в кровать. Устроив мою голову на груди, приказал:

— Домовые, выключить свет.

Свет тотчас потух. Дима поглаживал, перебирал мои волосы. Слушая ровный ритм его сердца, я понимала, что постепенно расслабляюсь. Неожиданно супруг заговорил:

— Когда жил на улице, случалось всякое. Чтобы избежать неприятностей, мне пришлось в прямом смысле приучить себя в круглосуточном режиме сканировать окружающее пространство. С тех пор даже находясь в покое, делаю это автоматически, — Рюрикович хмыкнул и объявил: — В данный момент Наталья находится в своей комнате под лестницей — изучает твоего фантома; дворецкий и Анна Ивановна сидят за столом в домике для прислуги. О чём разговаривают, не слышу, но их ауры фонтанируют эмоциями. Думаю, не ошибусь, предположив, что старички обсуждают нашу с тобой связь. Фантомы собак стерегут ворота. За забором находятся шестеро полицейских и столько же соглядатаев из тайной канцелярии. На территории твоего особняка нет ни посторонних лиц, ни неизвестных мне артефактов или взрывных устройств. Если вдруг кто-то соберётся устроить здесь теракт, я сразу же об этом узнаю и приму меры.

Нихренасики. Вот это да…

Переварив услышанное, я приподняла голову. Не отводя взгляда от невозмутимого супруга, спросила прямо:

— А если в тебя будут стрелять из снайперской винтовки?

— С тех пор как я стал императором, у меня полный доступ к силе моего рода. Если сам не засеку снайпера, то пуля всё равно не причинит вреда: родовая сила создаст вокруг меня щит.

— А если это будет автоматная очередь?

— Щит выстоит.

— А если автоматчик будет не один, а скажем, человек пять, шесть?

— Тридцать минут щит точно простоит, возможно, и больше. Случая проверить как-то не было.

— А вдруг в тебя начнут пулять магией? Допустим, разом навалится куча архимагов с разными способностями?

— У меня есть знания, опыт и сила. Сделаю всё возможное, чтобы отбиться.

— А если на тебя кинуться с ножом?

— Я хорошо владею рукопашным боем. Обезврежу.

— А если со спины нападёт враг и ты его не увидишь? Родовая сила тебя защитит?

— Ко мне за спину никто незамеченным не зайдёт. Не увижу, так почувствую и отреагирую. Женщина, тебе не кажется странным обсуждать с собственным мужем способы его умерщвления? — строго спросил Рюрикович, однако улыбка дала понять, что он вовсе не сердится.

— Переживаю за тебя, — шепнула я искренне. Нежно погладив мужа по колючей щеке, добавила: — Пытаюсь понять, как могу тебя уберечь. Но пока никак не выходит.

— Саша, я не хилый мальчик и способен за себя постоять. Отравить меня невозможно, взорвать или застрелить практически нереально. В общем, чтобы лишить меня жизни, надо очень сильно постараться. Теперь ты не будешь волноваться?

Наверное, я должна была окончательно успокоиться. Да вот только всё пошло иначе. Тревога острыми когтями вонзилась в душу и начала рвать её на кровавые ошмётки. Не понимая, что со мной творится, намертво вцепилась в запястье супруга.

— Дима, этот сон был вещим. Пожалуйста, поверь мне. Будь максимально осторожен. Если не ради меня, то ради ребёнка.

— Иди ко мне, — шепнул Рюрикович.

Бережно разогнув мои пальцы, он высвободил из плена руку. Уложив голову к себе на плечо, нежно погладил живот и спросил:

— Что мне сделать, чтобы тебе было спокойнее?

Хороший мой, да разве проблема в моём спокойствии⁈

Покусывая губу, я пыталась найти способ, как обезопасить мужа. Неожиданно пришла идея. Стараясь не давить на супруга, спросила:

— Дим, а почему ты ко мне приходишь без телохранителя?

— Эм-м, — удивлённо протянул Рюрикович. — Во-первых, у меня его нет. А во-вторых, тебе, кроме меня, нужен ещё один мужчина в спальне? Жена моя, тебе не кажется, что это перебор?

— По моему мнению, перебор — это заниматься любовью при таком мужчине. У нас секс планируется?

— Скорее нет, чем да.

— Нечто подобное я и предполагала, — многозначительно заявила я и уже нормальным тоном продолжила: — Третий в спальне нам точно не нужен. Но мне будет гораздо спокойнее, если в остальное время рядом с тобой будет находиться опытный воин. В идеале человек, которому ты полностью доверяешь. У тебя есть такой?

— Есть, — без промедления ответил Рюрикович. Усмехнувшись, добавил: — В принципе, он и так целыми днями возле меня. Названия у его должности до сих пор нет. Так что не страшно, если временно побудет телохранителем. Вопрос с моей охраной закрыли?

— Закрыли, — легко согласилась я, а мысленно заскулила.

Вроде бы все выяснили. Но всё же где-то внутри не утихала тревога. И что с ней делать, не имела ни малейшего представления.

* * *

Прошло четыре недели. Особняк Апраксиных

Вот уже тридцать дней, как я безвылазно сижу в особняке. Анна Ивановна не покладая рук трудится на кухне, Николай занимается покупками и прочими бытовыми вещами. А «горничная» усиленно притворяется мной: она отвечает на телефонные звонки, куда-то временами уходит. Изредка заглядывая в восстановленный домовыми кабинет, сотрудница спецслужбы докладывает мне, что всё нормально и причин для тревоги нет.

Стыдно признаться, но для меня этих слов было достаточно. С утра и до темноты я корпела над зубодробительными книгами и осваивала магические науки. Мысли о бизнесе Апраксиных, о поимке заговорщиков и уголовном деле, возбуждённом в отношении меня, как-то сами собой отошли на задворки сознания. Тот жуткий сон о смерти Димы стал забываться. Да и стремительно приближающиеся роды абсолютно не страшили. Почему так? Всё просто. Або настолько загрузил меня учёбой, что думать о чём-либо другом я была не в состоянии.

Этот мелкий грызун расписал мой день даже не по часам, а по минутам! Под неусыпным контролем ушастого наставника я изучала историю, законодательство, экономику, политологию чужого мира. И ещё кучу всего! А между чтением — медитировала. На удивление, меня выматывала именно медитация.

Казалось бы, что здесь такого? Расслабься да отдыхай. Возможно, так оно и есть. Но не в моём случае. Как только научилась входить в транс, лопоухий изверг сразу же залил в мой разум одну из магических техник. Объяснив, как сканировать саму себя, дал задание: привести в норму гормональный фон и разобраться с каждым узелком плетения. Причём наказал сделать это одновременно.

С первого раза у меня ничего не вышло, со второго — так же. Пришлось повторять до тех пор, пока не получилось: на это ушло целых десять дней! Казалось бы, с азами разобралась, дальше должно быть полегче. Ага, размечталась. Або постоянно усложнял задачи. В общем, медитация стала для меня похлеще многочасовой интенсивной тренировки.

Впрочем, физические нагрузки также имелись. Разумеется, по вполне объективным причинам, в спортзале меня никто не гонял. Два раза в день, перед обедом и ужином, я в обязательном порядке гуляла полтора часа по территории особняка.

Вроде вот оно, личное время. Можно поговорить с Або на отвлечённые темы. Но не тут-то было. Во время прогулок, да что там — и во время еды, ушастый продолжал грузить меня учёбой. Не позволяя ни на минуту отвлечься, он задавал вопросы, проверяя, насколько хорошо усвоен материал.

Ежедневно я получала настолько много разноплановой информации, что, казалось, ещё чуть-чуть — и голова лопнет, как перезревший арбуз. Однако не роптала. Понимала, что ушастый наставник даёт мне ровно столько, сколько могу выдержать. Точно так же, там, в родном мире, со мной работала тренер, готовя к соревнованиям.

К сожалению, из-за умственной нагрузки, я ни разу за этот месяц не разговаривала с Димой. Настолько выматывалась, что едва голова касалась подушки, отрубалась. Дима приходил: каждую ночь, на рассвете. Ложился рядом со мной в кровать, «кормил» ребёнка и уходил через час. Откуда знаю? Вездесущий тушканчик рассказал. Сама я, безусловно, мужа не видела.

Неожиданно осознав, что сильно соскучилась по супругу, я с тяжёлым вздохом перевернула страницу очередной заумной книги.

«Хватит. Закругляйся», — распорядился Або.

С чувством неимоверного облегчения я захлопнула талмуд. Положив его на журнальный столик, привычно глянула на настенные часы и про себя удивлённо хмыкнула.

До ежевечерней прогулки ещё тридцать минут. С чего это лопоухий мучитель отошёл от графика моих истязаний? Впрочем, спрашивать не стану. Уж лучше воспользуюсь случаем и отдохну, пока этот изувер не опомнился.

Откинувшись на спинку удобного, мягкого дивана, я закрыла глаза. Поймав себя на том, что машинально поглаживаю свой большущий живот, улыбнулась. С тех пор как научилась воздействовать на внутренние процессы в собственном организме, переносить беременность стало намного легче: больше нет ни изжоги, ни тяжести в ногах, да и спина не болит. А что самое приятное — резкие скачки настроения остались в прошлом. И да. У нас с мужем будет мальчик. Теперь я не хуже, а может, и лучше УЗИ, определяю пол ребёнка в утробе матери.

Знакомый аромат коснулся обоняния. Не поверив, я застыла словно статуя. Но уже через миг муж сел рядом, обнял за плечи.

— Привет, — сказал он тихонько мне на ухо.

Я медленно повернула голову. Тотчас заметила, что выглядит его величество неважно: тёмные круги под глазами, осунулся.

— Ты вообще отдыхаешь? — возмутилась я вместо приветствия.

— Разумеется. Каждую ночь сплю возле тебя, — невозмутимо ответил Рюрикович и громко приказал: — Макс, заноси.

В кабинет тотчас вошёл высокий, ладно скроенный мужчина в военной униформе. Держа в руке плоский чемоданчик, он быстро прошёл через помещение, остановился у моего рабочего стола. Водрузив на столешницу свою ношу, воин открыл крышку, что-то понажимал и отрапортовал:

— Готово. Связь стабильная.

Я с удивлением рассматривала штуковину на столе. Судя по чёрному экрану, это вполне мог быть переносной телевизор.

Мне кино собрались показывать?

Взгляд переместился на мужчину. Где-то я его видела. Точно видела. Вдруг под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия.

— Макс, составь Анне Ивановне компанию, — ровным тоном распорядился Рюрикович. И с улыбкой добавил: — Судя по запаху в холле, она испекла свой знаменитый курник.

— Я так надеялся, что не унюхаешь. Теперь придётся с тобой делиться, — посетовал воин. Тяжко вздохнув, он церемонно поклонился нам обоим и бесшумно покинул комнату.

Дурное предчувствие ворочалось внутри, не отпускало. Не понимая, о чём предупреждает интуиция, я напряжённо посмотрела на супруга.

— Дим, кто этот воин?

— Не узнала? — Рюрикович вопросительно вскинул брови.

— Где-то видела, но где… — недоговорив, я неопределённо пожала плечами.

— Ты его встречала в Суздальской военной академии. Это барон Максим Сергеевич Воеводин. Он мой друг и временно исполняет обязанности моего телохранителя, — Дима усмехнулся.

— Ты ему доверяешь? — уточнила я, не сводя напряжённого взгляда с супруга.

— Как самому себе, — веско припечатал Рюрикович. Поцеловав в висок, спросил: — Как твои успехи в контроле эмоций? Получается?

— Вот только не говори, что Або тебе не рассказывал, — усомнилась я и скептически поморщилась.

— Рассказывал, — легко согласился Дима и невозмутимо заявил: — Полчаса назад тайная канцелярия задержала всех причастных к заговору против меня. Хочешь посмотреть на главаря заговорщиков?

— Ты серьёзно? — ещё не веря, что всё закончилось, я ошарашенно смотрела на мужа.

— Конечно. Технари спецслужбы с минуты на минуту закончат нарезку видео и пришлют нужный кусок. Будешь смотреть?

— И ты ещё спрашиваешь? — возмутилась я.

Хмыкнув, Дима убрал руку с моего плеча. Обнажив левое запястье, стукнул пальцем по браслету. Вновь приобняв меня, предложил:

— Посмотри на телевизор.

Я быстро выполнила просьбу. На прежде тёмном экране появилось чёткое изображение: довольно симпатичный взрослый мужчина застыл в кожаном кресле.

— Это кто? — спросила я отчего-то шёпотом.

— Тот, кто возглавлял заговор против меня. Князь Игнат Пантелеймонович Иволгин. Аристократ с безупречной репутацией, — бесстрастно сообщил Рюрикович.

Я с изумлением взирала на князя Иволгина. С ним лично не была знакома, но вот с наследником главы княжеского рода приходилось сталкиваться. Глеб Иволгин приходил сюда, в мой дом — свататься. Мы отлично с ним пообщались. Юноша даже пообещал защиту своего рода и помощь отца!

— Вот же твари, — процедила я, не отводя глаз от экрана. — Как они собирались тебя убить? Твои спецы уже выяснили?

— Естественно. Глава рода Иволгиных разработал план, основываясь на ненависти серебряной ведьмы к императору. Рассмотрения уголовных дел в отношении одарённых происходят в помещениях, полностью изолированных от магии. Прокурор Владимирской губернии скрыл от тайной канцелярии тот факт, что ты просидела четыре часа в допросной и на твой дар блокировка не подействовала. Заговорщики сделали всё, чтобы я присутствовал на твоём суде. Позаботились, чтобы процесс транслировали телевизионщики. По замыслу Иволгина, ты должна была воспользоваться своим даром и остановить мне сердце во время судебного процесса. Мою смерть в прямом эфире видели бы миллионы граждан Российской Империи.

Охренеть. Цензурных слов нет.

Ладони сами собой сжались в кулаки. За считанные мгновения совладав с эмоциями, я холодно спросила:

— Уже знаешь, почему Иволгин хотел тебя убить?

— Да, — лаконично ответил Дима. — Личная неприязнь к роду Рюриковичей. Точнее — к моему отцу. Так уж случилось, что глава княжеского рода Иволгиных полюбил девушку — простолюдинку со слабеньким даром ведьмы. Ради брака с любимой женщиной он был готов развестись с беременной супругой. Однако грандиозного скандала в княжеском роду не случилось. Иван Грозный объявил охоту на ведьм. Возлюбленную Игната Пантелеймоновича арестовали и публично казнили. Как следствие, князь люто возненавидел императора. Эта ненависть перешла на меня.

— Кошмар какой…

Дмитрий коснулся губами моих и отстранился. В комнате повисла тишина. Я вновь посмотрела на застывшее изображение князя Иволгина. Внезапно включилось видео. Словно из ниоткуда, на шее дворянина появился чёрный ошейник. Спустя секунду широкоплечие воины закрыли обзор. И вот уже князь с перекошенным от гнева лицом смотрит прямо в камеру.

— Какая же ты дура, боярышня, — со злостью прохрипел Иволгин. — Зря ты ему поверила. Убей последнего Рюриковича, пока не стало слишком поздно! Они монстры! — экран мигнул и погас.

Холодок страха пробежал по спине. Князь походил на одержимого ненавистью фанатика. Это было… жутко.

— Саша, власть — это тягостное бремя, — хладнокровно напомнил мне Дмитрий. — Я хочу, чтобы ты не питала никаких иллюзий. Сегодня заговорщиков задержали, но завтра — послезавтра появятся другие. Ты постоянно должна быть начеку. Доверяй не тому, кому очень хочется верить, а тому, кто действительно докажет свою преданность. Наедине с собой можешь нервничать, плакать. Но на людях всегда сохраняй самообладание. Что бы ни происходило, будь невозмутима, как скала.

— К чему ты меня готовишь? — мой голос дрогнул.

— В общем, к будущей жизни императрицы. А в частности к завтрашнему дню. В девять утра назначено судебное заседание. Посмотреть вживую, как осудят серебряную ведьму, приедут практически все представители высшего света столицы. Я решил воспользоваться моментом и разом познакомить всех подданных с государыней. Пора выводить тебя из тени.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 27

Утро следующего дня. Анфиса Тимофеевна

Рейсовый автобус был забит до отказа: простолюдины ехали на работу. Прижимая к носу надушенный платок, бывшая боярыня Апраксина стояла, держась за поручень. В своей роскошной песцовой шубе она выглядела среди скромно одетых людей чужеродным элементом.

До сегодняшнего дня, Анфиса Тимофеевна никогда не ездила на общественном транспорте. Однако сегодня пришлось. На девять часов назначено судебное заседание. Пропустить это мероприятие никак не могла. А вот денег на такси, банально не хватало. В кошельке осталось всего-то два рубля пятьдесят копеек.

«Ну Станислав Филиппович! Ну удружил! Вчера же, мерзавец эдакий, звонил! От обеда оторвал, извинялся. Клятвенно заверил, что к нужному часу пришлёт за мной автомобиль. И где он⁈ Слыхано ли дело, чтобы дворянка ехала вместе с вонючими оборванцами? Увижу Станислава, всё ему выскажу!» — злясь на прокурора губернии, Анфиса Тимофеевна скрипела зубами.

Однако в глубине души её глодала тревога. Проснувшись, бывшая боярыня привычно глянула в окно. Не обнаружив около дома охраны, кинулась звонить Станиславу Филипповичу. Она несколько раз набирала и домашний, и рабочий номер прокурора. Но никто ей так и не ответил. Что могло случиться, женщина искренне не понимала. Не придумав ничего лучше, она убеждала себя, что всё это просто досадное недоразумение.

— Остановка городской суд, — послышался из динамиков глухой голос водителя.

Спрятав платок в карман, Анфиса Тимофеевна принялась протискиваться к выходу. Чуть сбоку от распахнутых дверей стояла худенькая женщина.

— Поди прочь, — раздражённо процедила бывшая боярыня и с силой толкнула простолюдинку.

Та пошатнулась, нечаянно наступила на край длинной шубы дворянки. Не заметив, Анфиса Тимофеевна шагнула вперёд: пуговицы на груди не выдержали, отлетели.

— Смотреть под ноги надо, мадама. А то так без одёжки останешься, — прогудел бородатый здоровяк.

«Да как он смеет со мной так разговаривать⁈» — задыхаясь от гнева, Анфиса Тимофеевна почувствовала, как кровь прилила к лицу.

Ей безумно хотелось отчитать зарвавшегося нахала и эту девку, посмевшую испортить дорогущую шубу! Но здравый смысл одержал верх: в автобусе целая толпа работяг. А вдруг заступятся за своих?

Решив не рисковать, аристократка вылетела на улицу. Пыхтя от злости, как закипающий чайник, стремительно направилась к мрачному четырехэтажному зданию городского суда.

«Во всех моих унижениях Сашка, дрянь виновата. Хотела проявить к ней милосердие, дать шанс избежать тюрьмы. Нет уж, пусть неблагодарная девка сгниёт в кутузке! Как её только земля ещё носит⁈ — ругая на все лады девушку, Анфиса Тимофеевна угрожающе щурилась. — А Тошеньку вылечат в столице. Не смогут, так за границу мужа увезу. Денег от продажи рудника на всё хватит».

Вдруг Анфиса Тимофеевна поняла, что ее ожидания не оправдались: возле суда стояли не любопытные горожане и вездесущие репортёры, а воины личной гвардии его величества.

— Это ещё что за новости? — пробормотала встревоженная дворянка.

Настороженно озираясь, она направилась к центральному входу. Когда до дверей осталось всего ничего, высокий мужчина в чёрной униформе, преградил путь и властно потребовал:

— Предъявите ваши документы.

— Да, да. Конечно. Сейчас, — торопливо пообещала Анфиса Тимофеевна, роясь в сумочке. Выудив паспорт, протянула подрагивающей рукой личному охраннику государя.

Внимательно изучив удостоверение личности, тот ледяным тоном приказал:

— Прошу следовать за мной.

Сердце аристократки ухнуло в пятки. Стараясь не показывать страха, Анфиса Тимофеевна последовала за гвардейцем. Войдя в помещение суда, воин распахнул одну из дверей, лаконично доложил:

— Госпожа Золотницкая, — посторонившись, пропустил побледневшую женщину в крохотную комнатушку.

Услышав, как за спиной захлопнулась дверь, Анфиса Тимофеевна невольно вздрогнула. Инстинктивно прижав к груди сумочку, она неотрывно смотрела на невысокого щуплого мужчину с острым взглядом.

Тот неожиданно заулыбался.

— Здравствуйте, Анфиса Тимофеевна. Что ж вы так задержались, голубушка? До процесса осталось всего ничего. Я уж было волноваться за вас начал, — заливаясь соловьём, незнакомец взял ошарашенную женщину под локоток, усадил на жёсткий диванчик. Сев рядом продолжил: — К сожалению, на предметный разговор времени у нас не хватит. Меня зовут Владимир Юрьевич Якубсон. Я адвокат и буду представлять ваши интересы. Не волнуйтесь, глава боярского рода Силантьевых мои услуги уже оплатил.

Досадуя на себя за испуг, Анфиса Тимофеевна горделиво задрала подбородок.

— С чего вдруг боярин Силантьев решил, что мне требуется адвокат? Прокурор губернии обещал лично отстаивать мои интересы, — заявила она с чувством собственного превосходства. — Передайте Олегу Олеговичу мою искреннюю признательность за беспокойство. Однако ваши услуги мне вовсе не нужны.

— Вы разве не знаете, что случилось⁈ — с изумлением воскликнул Владимир Юрьевич. Подавшись к несговорчивой клиентке, понизил голос: — Вчера Станислава Филипповича арестовала тайная канцелярия. Он обвиняется в заговоре против императора. Задержано двадцать пять знатных дворян. В их числе глава княжеского рода Иволгиных.

— Боже ты мой, — в ужасе прошептала Анфиса Тимофеевна. — И как же теперь мне быть?

— Должен признаться, вам неслыханно повезло, что боярин Силантьев решил взять вас под своё сильное крыло, — глубокомысленно сообщил адвокат. Выдержав красноречивую паузу, продолжил: — Олег Олегович вас в обиду не даст. В этом можете не сомневаться. Но уж и вы, голубушка, больше не плошайте. Даже в дружеской беседе не упоминайте, что были близко знакомы с опальным прокурором и он оказывал вам содействие. Сами понимаете, чем это может для вас закончиться, — добавил он многозначительно.

«Меня могут посадить в тюрьму!» — молнией промчалась мысль у насмерть перепугавшейся Анфисы Тимофеевны.

Ей дико захотелось в туалет. Плотно сжав бёдра, дворянка нервно кивнула в знак того, что всё поняла.

Владимир Юрьевич скупо улыбнулся и сдержанно сообщил:

— Личная охрана государя не просто так стоит у здания суда. Ходят упорные слухи, что его величество будет присутствовать на вашем судебном заседании. В зале судебного заседания уже яблоку негде упасть. Из столицы приехало множество аристократов. Сами понимаете дело резонансное, а в свете вчерашних событий, лишний раз никому не помешает продемонстрировать лояльность короне. Убедительно вас прошу не заниматься самодеятельностью. Просто доверьтесь мне. Договорились?

— Да, — выдохнула Анфиса Тимофеевна.

— Вот и славно. А теперь пойдёмте, — встав, юрист помог клиентке подняться. И вместе с ней направился к дверям.

— Где можно оставить верхнюю одежду? — поинтересовалась Анфиса Тимофеевна, расстёгивая на ходу оставшиеся пуговицы.

— Не рекомендую этого делать. В том помещении где будет проходить слушание ненамного теплее, чем на улице: охлаждение включено на полную мощность. Но лучше уж так, чем преть в духоте.

— И то верно, — Анфиса Тимофеевна впервые за время беседы улыбнулась юристу.

Женщина прекрасно понимала, что глава боярского рода Силантьевых помогает ей не по доброте душевной. И вполне обоснованно подозревала, что боярин нацелился на графитовый рудник Апраксиных. Однако за бесценок продавать рудник Анфиса Тимофеевна не собиралась. Ни при каких обстоятельствах!

«С Олегом Олеговичем я непременно найду общий язык. Сейчас эту грязную серебряную ведьму осудят, и снова всё будет хорошо», — подумала Анфиса Тимофеевна.

Окончательно воспрянув духом, она гордо шествовала по коридору вместе с юристом. В том, что серебряную ведьму осудят, бывшая боярыня Апраксина ничуть не сомневалась. После отказа Александры поговорить по телефону, Анфиса Тимофеевна настолько оскорбилась, что даже в мыслях не желала называть её дочерью.

* * *

За полтора часа до этого. Особняк Апраксиных

— Гадство, ничего не получается, — раздражённо буркнула я и бросила шпильки на туалетный столик.

«А что должно получиться?» — флегматично уточнил Або.

— Да косу хотела заплести вокруг головы, — объясняя, я покрутила пальцем над макушкой. — Причёска простая. Но у меня руки растут не из того места!

«М-м-м-м, — вдумчиво протянул ушастик. — Не замечал. Внешне выглядишь вполне нормально. На уродца непохожа».

— Прекращай, — попросила я, морщась. — Видишь же, что не до шуток мне.

«Вижу. Ещё и твой эмоциональный фон считываю. Он мне со вчерашнего вечера не нравится», — прозрачно намекнул Або.

Я грозно нахмурилась и неохотно признала, что лопоухий психолог прав. Вчера после просмотра «кино» Дима пробыл со мной часа полтора, не больше. И нет, мы не миловались, а разговаривали. Причём наше общение больше всего походило не на беседу супругов, а на производственное совещание! Муж ещё и ночевать не пришёл. Ну да, предупредил, что будет занят. Да и Або заверил, что с Рюриковичем все в полном порядке. Однако интуиция всё громче и громче нашёптывала о беде.

Не схожу ли я с ума?

Ногти впились в ладони. Тяжело дыша, я исподлобья посмотрела на своё отражение в зеркале.

Зашибись, красотка. Подданные, вне сомнений, оценят. На голове чёрт знает, что: волосы разве что дыбом не стоят. И платье это дурацкое! Я в нём как шпикачка в обмороке! Так всё. Успокаиваюсь.

Я закрыла глаза, через три удара сердца открыла.

— Так лучше? — спросила безучастно.

«Перестаралась малехо. На лича стала похожа», — съязвил лопоухий.

— Тебе не угодишь, — парировала я, рассматривая зеркального двойника.

Теперь, когда эмоции утихли, понимала, что выгляжу не так уж и кошмарно. Действительно, платье в груди и «талии» маловато. Однако не критично. А вот с волосами определённо надо что-то делать.

«Саш, к тебе гости», — прервав ход мыслей, огорошил Або.

«Кто?» — спросила я мысленно.

«Сейчас увидишь».

В дверь предупредительно постучали. Спустя миг, в комнату вошла… «горничная».

— Доброе утро, Александра, — уважительно поздоровалась Наталья.

Подойдя к кровати, она положила на покрывало роскошную длинную шубу из серебристого соболя и изумительное вязаное платье благородного серого цвета.

Наблюдая за женщиной, я про себя хмыкнула. Дима вчера предложил мне подумать на тему: подойдёт ли Наталья на должность обер-гофмейстерины? Видимо, решил не терять времени, оттого и прислал претендентку с утра пораньше. Вопрос: об одежде для меня муж побеспокоился или личная инициатива «горничной»?

Отвечая на незаданный вопрос, сотрудница спецслужбы пояснила:

— Вещи вам Димитрий Иоаннович прислал. Просил передать, что в зале судебного заседания весьма прохладно. И верхнюю одежду лучше не снимать.

— Спасибо, Наталья, — я скупо улыбнулась. Немного подумав, спросила: — Поможете мне с волосами?

— Конечно, — лаконично ответив, «горничная» подошла, встала за спиной. Глядя на меня в зеркало, поинтересовалась: — Что бы вам хотелось?

— Косу-корону. Сумеете?

— Без проблем, — обронила Наталья. И буквально через десять минут, я стала обладательницей элегантной причёски. Внимательно оглядев плоды своего труда, сотрудница спецслужбы без тени смущения посоветовала: — Наденьте то платье, что я принесла. Оно вам будет впору. Это узко.

— Вы правы, — согласилась я.

Встав с пуфика, подошла к кровати. С помощью «горничной», аккуратно, так чтобы не повредить причёску, сняла старое платье и надела новое.

Что-то поправив в косе, Наталья шагнула назад. Осмотрев меня, вынесла вердикт:

— Вы великолепны.

Выудив из кармана широкой юбки уже знакомую мне переносную трубку, сотрудница спецслужбы смущённо кашлянула и призналась:

— Это устройство — экспериментальный образец. Но на мой взгляд гораздо удобнее стационарного телефона. Да и прослушать невозможно: защита мощная. Решила вам оставить.

— Спасибо, — искренне поблагодарив, я взяла трубку. Задумчиво глядя на «горничную», спросила: — Вы хотели бы служить императрице?

— Безусловно. Это огромная честь. Но его величество ещё не женат, — осторожно подметила Наталья.

О как. Сегодня вся империя узнает о моём статусе. Однако, отправляя ко мне потенциальную «сотрудницу», Димитрий Иоаннович ничего ей не сказал. Почему? Потому что мой муж — хитрец.

Пристально посмотрев в глаза женщины, я усмехнулась. Сотрудница тайной канцелярии поняла всё без слов. Стремительно побледнев, она склонилась предо мной в низком реверансе. Не смея поднять на меня взгляда, тихо сказала:

— Ваше величество, прошу прощения за свою фамильярность. Я не имела права называть вас по имени.

Так-то да. Однако наедине и с разрешения императрицы — это не возбраняется. Молодец Наталья, с ходу начала прощупывать дозволенные границы. Впрочем, давать ей добро на «дружбу» однозначно рано. Присмотрюсь, а после решу, насколько близко можно к себе подпускать. Какую ж должность ей предложить? Жить во дворце у меня нет никакого желания. Так что обер-гофмейстерина пока не нужна. А вот кто-то типа фрейлины-телохранительницы очень даже пригодится.

— Встаньте. Не надо себя корить. Вы не знали о моём статусе, — напомнила я женщине об очевидном и невозмутимо объявила: — Предлагаю вам стать моей статс-дамой. Что скажете?

— Государыня, от всей души благодарю вас за столь высокое доверие, — Наталья вновь присела в реверансе. Выпрямившись, уверенно добавила: — Буду служить вам верой и правдой.

Вдруг по комнате разлетелась трель звонка. Я озадаченно посмотрела на телефонную трубку в руке.

— Мне ответить? — быстро спросила Наталья.

Отрицательно покачав головой, я интуитивно разобралась, как принять вызов, и нажала на кнопку.

— Глава рода Апраксиных слушает.

— Саша, здравствуй. Это Варвара Плотникова, — послышался из динамика знакомый голос.

Заметив, что моя статс-дама тактично покинула комнату и плотно закрыла за собой дверь, я одобрительно улыбнулась.

— Здравствуй, Варя. Рада тебя слышать. Как дела?

— Хуже, чем могло бы. И, как ни странно, причина в тебе, — холодно заявила Плотникова.

«Саша, Кони приехал. Ждёт тебя в холле», — внезапно сообщил Або.

«Ага», — переваривая слова Варвары, несколько заторможено ответила я ушастику.

В этот момент Плотникова вновь заговорила:

— После объявления о помолвке, нас с Анатолием часто приглашают на обеды и ужины. Вместо того чтобы наслаждаться вкусной едой и приятными беседами, я вынуждена постоянно слушать сплетни о тебе и о своём женихе. Знаю, что между вами ничего нет, но у меня больше нет сил. Если бы только знала, какие мерзости мне рассказывают! Мой будущийсупруг — гениальный юрист. Ничуть не сомневаюсь, что тебя сегодня оправдают, — Варя шумно вздохнула и чуть тише продолжила: — Моя свадьба через неделю. Приглашения гостям я уже разослала. Всем, кроме тебя. Я не хочу, чтобы главное событие моей жизни было испорчено отвратительным скандалом. Ты умная женщина, и должна понимать, что высшее общество даже после оправдательного приговора тебя не примет. Тебе не место среди них! Прости, но собственная репутация мне гораздо важнее, чем шапочное знакомство с тобой. Я тебя очень прошу, пожалуйста, не приходи на свадьбу.

Охренеть. Ай да Варвара. Неприятно, конечно, но если смотреть правде в глаза, то теряю не я, а она.

— Договорились. Можешь не волноваться. На вашу свадьбу с Анатолием Фёдоровичем я не приду. Для меня эта тема закрыта. Сама сообщи своему жениху о нашем разговоре, — прижимая трубку к уху, я всё ж таки умудрилась надеть шубу.

— Знаешь, а ведь дворяне не во всём заблуждаются относительно тебя. Ты слишком много о себе возомнила, — ледяным тоном заявила Варвара. — Если надеешься, что мы с Толей поссоримся из-за тебя, разочарую: этого не будет. Мой будущий муж очень умный мужчина. Он всё видит, слышит и отлично умеет делать выводы!

— Мне сегодня предстоит сложный день. Ты уж не обессудь, но твоя свадьба и отношения с женихом меня волнуют меньше всего. Всего хорошего, — нажав на отбой, я кинула трубку на постель.

Взяв сумочку, вышла из спальни. Громкая трель звонка нагнала меня возле лестницы.

— Ответить? — уточнила дожидающаяся меня Наталья.

Я поморщилась, дав понять, что нет необходимости. Спустившись в холл, увидела Анатолия Фёдоровича. Элегантный, подтянутый, он прямо-таки лучился уверенностью. Обменявшись приветствиями с адвокатом, я попросила Наталью подумать, что из одежды мне понадобится в ближайшее время. Взяв под руку юриста, вышла с ним на улицу и направилась к машине.

Я не думала ни о предстоящем «судилище», ни тем более о беседе с Варей. Интуиция больше не шептала, вопила, предупреждая о неумолимо надвигающейся трагедии.

* * *

Черновая авторская вычитка. Продолжение после ***

(обратно)

Глава 28

Владимир. Дом нетитулованных дворян Кони

— Ещё и на звонки больше не отвечает! Да что она вообразила о себе? Шалава! — гневно воскликнула мещанка Варвара Григорьевна Плотникова. Бухнув телефонную трубку на рычаги, она скрестила руки на груди и грозно нахмурилась.

— Ну и зачем? — послышался спокойный женский голос.

Вздрогнув всем телом, Варя резко обернулась. В нескольких шагах от неё стояла будущая свекровь и смотрела с интересом энтомолога, изучающего очередную букашку.

«Сейчас начнёт предъявлять за телефонный аппарат», — молнией промчалась мысль в голове Плотниковой.

Виновато улыбнувшись, она начала торопливо оправдываться:

— Светлана Владимировна, не сердитесь, пожалуйста. Я случайно трубку уронила. Она цела. Даже царапинки нет!

Хозяйка дома усмехнулась. Под напряжённым взглядом невесты сына прошла через гостиную. Усевшись на диван, грациозно заложила ногу за ногу и невозмутимо сообщила:

— Я невольно стала свидетелем твоего разговора с Александрой Апраксиной. Садись. Нам надо поговорить.

«Сто процентов сейчас начнёт гундеть, что я обязана соблюдать этикет в беседах с аристократами. И неважно, что их репутация ниже плинтуса, как у Сашки. Послал же бог свекурву», — с досадой подумала мещанка Плотникова и мысленно поморщилась.

Устроившись на краешке дивана, Варя скрестила щиколотки, изобразила на лице смирение.

— Н-да, — глядя на невесту сына, Светлана Владимировна тяжко вздохнула. — Вижу, у тебя появился дорогой кулон. Я так понимаю это артефакт от ментального воздействия?

— Мой жених — менталист. У вас такой же дар. Мне не нравится, когда в моих мыслях копаются. Поэтому приобрела артефакт защиты. Разве это плохо? — спросила Варя и мило улыбнулась.

— Это нормально, но не в твоём случае, — сказала как отрезала Светлана Владимировна. — Если бы мой сын знал, что твориться в твоей голове, то запретил бы тебе звонить Апраксиной. Даже больше, запер бы тебя в доме, а все телефонные аппараты выкинул.

— Вы серьёзно? Мой жених запер бы меня из-за того, что не хочу видеть на нашей свадьбе дворянку, покрывшую свой род несмываемым позором? — с сарказмом уточнила Варя. Не дожидаясь ответа матери жениха, уверенно заговорила: — Не знаю, что там у Александры произошло с отчимом. Может и правда не виновата. Но она, потомственная дворянка и обязана блюсти девичью честь! А что в итоге? Боярышня с кем-то покувыркалась и понесла. Нет бы по-тихому решить проблему, так мало того, что нагулянного ублюдка оставила, так еще и ходит всем в лицо своим пузом тычет, — Варвара явно хотела выругаться, но сумела сдержаться. Совладав с эмоциями, она сердито продолжила: — На род Апраксиных наложена экономическая блокада. Сам боярин Силантьев в присутствии множества дворян объявил беременной распутнице, что на помощь его рода она может не рассчитывать. Эту в край охреневшую серебряную ведьму все осуждают и презирают. Да от неё даже родная мать отказалась! А Сашке хоть бы хны: ни стыда, ни совести. Она и главе рода Силантьевых во всеуслышание заявила, что и он может не надеяться на лояльность её рода. Ну не бред ли? — Варвара презрительно фыркнула и обратилась к будущей свекрови: — Вы же умная женщина! Разве не понимаете, что если эта потаскуха придёт на свадебное торжество, то и на род Кони падёт тень?

— Званые ужины не прошли для тебя даром. Собственного мнения совсем не осталось. Да и с логикой начались проблемы, — подметила Светлана Владимировна.

— Неужели? — процедила Варвара.

— Загибай пальцы, — посоветовала госпожа Кони. — Мой сын тебя не любит. Предложил выйти за него замуж только из-за того, что стал работать на главу рода Апраксиных. На днях Анатолий в моём присутствии попросил тебя не отсылать приглашение на свадьбу главе рода Силантьевых, — заметив, что собеседница быстро отвела взгляд, Светлана Владимировна удивлённо вскинула брови: — Да ладно? Неужели отправила?

— Толя пошёл на поводу эмоций. Олег Олегович очень уважаемый человек и входит в высший свет столицы. Не пригласить его, значит нанести оскорбление! Я не могу позволить будущему мужу рушить свою карьеру.

Светлана Владимировна молча смотрела на невесту сына. Варе вдруг стало очень неуютно. Прежде взгляд будущей свекрови никогда не был таким…тяжёлым.

Всё сильнее нервничая, Варвара упрямо вздёрнула подбородок и заявила:

— Мой долг помочь будущему мужу избежать ошибок!

— Увы, Анатолий уже совершил большую ошибку. Но не в работе, а предложив тебе стать его женой, — задумчиво сказала госпожа Кони. — Если после всего, что уже натворила, ты сама не откажешься выйти за него замуж, он на тебе, конечно, женится. Но крайне сомневаюсь, что захочет от тебя детей. Генетика штука серьезная.

— Что⁈ — выдохнула ошарашенная Варвара.

— Ты меня разочаровала. Запоминай. Карьера для моего сына стоит на первом месте. И раз он не захотел приглашать боярина Силантьева, значит на этом роду можно ставить крест, — в голосе Светланы Владимировны позвякивала сталь. — Включи первый императорский канал. Я больше не вижу смысла с тобой разговаривать.

* * *

Владимирский городской суд

В здание суда мы с Кони перешли порталом. С построением туманного тоннеля проблем не возникло: Або скинул мне координаты точки выхода. Отпустив руку Анатолия Фёдоровича, я следом за ним вышла из небольшой, абсолютно пустой комнаты без окон и пошла по коридору. Вдоль левой стены через каждые пять метров застыли словно статуи высоченные воины из личной гвардии государя.

Мимо такой охраны даже мышь не проскочит. Сколько их здесь? Впрочем, без разницы. Главное, что Дима по-настоящему позаботился о своей безопасности.

— Мы на месте, — предупредил Анатолий Фёдорович, остановившись у массивной широкой двери.

Пульс тотчас участился, по спине пробежал холодок страха. Всего лишь на миг закрыв глаза, я привела гормональный фон в порядок. Выпрямив спину, приподняла подбородок и абсолютно спокойно сказала:

— Пойдёмте.

Открыв дверь, Кони предложил мне взять его под руку.

Беспокоится. Приятно, конечно. Однако по протоколу государыне не пристало на таких «мероприятиях» ходить под руку с кем-то кроме супруга. Соблюдаем правила.

Мимолётно улыбнувшись, я отрицательно покачала головой. И первой вошла в зал судебного заседания. Это помещение, где не работала ничья магия кроме моей и императора, походило на амфитеатр под глухими каменными сводами без единого окна. Белый свет люминесцентных ламп отражался от полированного тёмно-серого гранита пола. И, казалось, не оставлял ни единого тёмного уголка в зале.

Быстро пробежавшись глазами по заполненному людьми сектору для зрителей, я повернула голову направо. На возвышении стоял длинный стол из матовой нержавеющей стали, за которым восседала тройка судей в чёрных мантиях. Прямо по центру, за спинами служителей Фемиды контрастируя с холодным металлом, красовался высокий трон из почти чёрного дуба.

Сколько пафоса. И холодно… как в склепе. Видимо, чтобы особо горячие умы охладить. Ну или судьей настолько раздражает запах пота. В тепле-то при такой концентрации народа запашок будет ещё тот.

Про себя усмехнувшись, я пошла через зал. Куда надо идти, поняла без подсказки адвоката. По обе стороны от платформы судей, метрах в пяти друг от друга стояли металлические столы. За одним, на скамье уже сидела незабвенная Анфиса Тимофеевна и о чём-то шушукалась с худощавым мужчиной.

Хм-м. Телевизионщиков не вижу. Где камеры? Где репортёры? Ладно, на месте разберусь.

Не реагируя на усиливающийся неодобрительный гул, я подошла к своему месту, села на лавку. Кони встал рядом. Повернувшись ко мне полубоком, он тихо сказал:

— Не волнуйтесь. Максимум тридцать минут и всё закончится.

— Хорошо, — обронила я бесстрастно.

Положив расслабленные предплечья на столешницу, я внимательно осмотрелась. Журналисты обнаружились в первом ряду. Поглядывая то на меня, то на сторону обвинения мужчины и женщины что-то усердно не писали, а прямо-таки строчили в блокнотах. Телевизионные камеры обнаружились в проходах. Насчитав десять штук, я мысленно удивлённо хмыкнула.

Куда столько? Хотя плевать. Чем больше каналов будет вести трансляцию судебного процесса над «аморальной серебряной ведьмой» тем лучше.

— Да как тебя земля тебя только носит⁈ — выкрикнула какая-то женщина. И громко повторила за мужчиной: — Потаскуха!

Активный словарный запас маловат. Есть же и другие эпитеты. Так нет же, на потаскухе заклинило.

Не обращая внимания на оскорбления, я абсолютно спокойно рассматривала слаженно презирающих меня дворян.

Вдруг откуда-то сверху прогремел мужской голос:

— Император Всероссийский Димитрий Иоаннович! Всем встать!

Ну вот и всё. Началось.

Присутствующие в зале торопливо поднялись и замерли в ожидании прихода главы государства. Стояли все, кроме меня. Ловя на себе гневные взгляды тройки судей, я чинно сидела на лавке. Почему? Так было надо.

— Обвиняемая, что вы себе позволяете? Немедленно встаньте, — грозно зашипел на меня пожилой судья.

Игнорируя приказ, я даже бровью не повела. И вот, дверь наконец-то распахнулась, вошёл император. Кипенно-белая военная форма с золотой вышивкой на рукавах и вороте кителя, сидела на Рюриковиче идеально. По воздуху пронёсся слаженный вздох восхищения. Женщины определённо любовались его величеством.

Согласна. Муж у меня суперский. Только одет для такой холодрыги легко. Не замёрз бы.

Постояв немного под прицелом множества глаз и телекамер, Дмитрий уверенной поступью хозяина направился прямо ко мне. Подойдя, сел справа. В зале и до этого момента висела тишина. Но мне неожиданно показалось, что люди разом перестали дышать.

Повернув голову к не смеющим шелохнуться судьям, Рюрикович холодно объявил:

— Полагаю, вы обратили внимание, что Александра Петровна единственная из всех не приветствовала меня стоя. Вопрос: кто согласно протокола сидит слева от императора России и в каком случае этот человек имеет право не вставать, когда первое лицо государства входит в помещение?

Дмитрий смотрел исключительно на того судью, что сделал мне замечание. Пожилой юрист побледнел до синевы. Судорожно сглотнув, он кое-как справился с шоком и хрипло ответил:

— Слева от императора России сидит его супруга. Она имеет право не вставать при появлении государя, когда носит ребёнка под сердцем.

— И какой из этого следует вывод? — ледяным тоном поинтересовался Рюрикович.

На лбу судьи заблестела испарина. Поражённый до глубины души, он полузадушенно просипел:

— Обвиняемая боярышня Апраксина является Императрицей России и носит вашего ребёнка.

Неожиданно правую руку ощутимо припекло. Словно невзначай я посмотрела на кисть: так и есть на безымянном пальце проявились два кольца: помолвочное и обручальное.

— Вопрос с аморальностью серебряной ведьмы закрыт, — хладнокровно заявил Рюрикович. — Можете садиться.

Шокированные новостью дворяне, не издавая ни звука, садились на свои места. Впервые с того момента, как вошла в зал, я посмотрела на Анфису Тимофеевну. Словно внезапно обессилев, та грузно плюхнулась на лавку. Не в силах отвести от меня неверящего взгляда, «любящая» матушка то открывала, то закрывала рот. Казалось, она что-то хочет сказать, да вот только голос пропал.

Шах и мат, бывшая госпожа Апраксина.

Дождавшись, когда зрители немного отошли от потрясения и начали между собой шептаться, Рюрикович вновь заговорил:

— Императрице вменяют в вину, что она не способна контролировать свой уникальный дар. Безусловно, это не так. С момента активации способностей, серебряной ведьме так же легко пользоваться своим даром, как здоровому человеку дышать, — дав подданным немного времени на осмысление, Дмитрий продолжил: — О том даре, которым обладает моя супруга, ходит множество слухов. Дабы избежать досужих домыслов, поясню. Серебряная ведьма способна контролировать любые, — Дима сделал акцент на слове, — физиологические процессы в теле человека. Простым желанием государыня прямо сейчас может заставить ваши сердца биться чаще. Или же вовсе их остановить.

У худощавого адвоката, сидящего рядом с «матушкой», отвисла челюсть. С трудом вернув её на место, мужчина стал бледным как поганка. Испуганно глянув куда-то в зрительный зал, уж не знаю почему, отодвинулся от клиентки на край лавки.

В помещении вновь установилось безмолвие. До людей медленно, но верно доходило, что оскорбляя меня, они в прямом смысле дёргали смерть за усы.

Выждав только ему понятное время, Дима продолжил:

— Моя супруга действительно нанесла непоправимый вред здоровью своему бывшему опекуну. Для человека, попытавшегося изнасиловать свою восемнадцатилетнюю падчерицу, это достойная расплата. По моему мнению этот подонок не заслуживает смерти, — накрыв мою ладонь своей, Дмитрий сухо подметил: — Уверен, у вас есть множество вопросов. Думаю не ошибусь, предположив, что больше всего вас интересует, почему же о том, что Александра Петровна является моей женой, я объявил только сейчас? — зал громко, согласно загудел. Как только дворяне успокоились, его величество невозмутимо сообщил: — Её величество Александра Петровна обладает не только уникальным даром, но и редкостной стойкостью духа. С того момента, как я вступил на престол, моя жена, являясь моей верной помощницей и опорой, оказывала неоценимую помощь тайной канцелярии в поимке заговорщиков. Спецоперация вчера вечером была закончена. Полагаю, о массовых задержаниях дворян и в том числе прокурора Владимирской губернии сфабриковавшего уголовное дело в отношении Александры Петровны, вы уже слышали, — с бесстрастным выражением Дима демонстративно посмотрел на наручные часы и объявил: — Господа репортёры, у вас сейчас будет пять минут на общение с государыней. После нашего ухода можете пообщаться с личным юристом императорской четы — господином Кони.

Не тушуясь, Анатолий Фёдорович повернулся лицом к зрительскому сектору, с достоинством поклонился. А после взял на себя обязанности «распорядителя» и хорошо поставленным голосом предложил:

— Господа журналисты, прошу подойти.

В считанные мгновения представители СМИ выстроились полукругом у нашего стола. Видя нацеленные на меня объективы камер, я внутренне собралась. Эта мини пресс-конференция не стала неожиданностью. Мы вчера с Димой обсудили возможные ответы и даже те слова, что надо говорить, если «поплыву».

— Время пошло. Первый вопрос, — скомандовал Анатолий Фёдорович

— Первый императорский канал, — деловито представился мужчина в элегантном пенсне. — Государыня, сложилось устойчивое мнение, что серебряные ведьмы рожают только дочерей. Вы согласны с этим утверждением?

— Как правило устойчивые мнения формируются не на пустом месте. Однако хоть я и серебряная ведьма мы с супругом ждём сына, — ответила я с мимолётной улыбкой.

Не дожидаясь приглашения, миниатюрная девушка в тёмно-синем деловом костюме, торопливо сообщила:

— Газета «Московские вести». Ваше величество, не так давно у вас состоялся деловой ужин с главой боярского рода Силантьевых. У присутствующих в ресторане дворян сложилось чёткое впечатление, что вы не достигли соглашения. И даже больше, между вашими родами возникла серьёзная размолвка. Вы можете рассказать о предмете беседы?

В любом другом случае я бы точно отделалась общими фразами. Но в этой истории пора поставить жирную точку.

Не желая разочаровывать журналистку, ожидавшую сенсации, я спокойно сказала:

— Глава рода Силантьевых желал заключить со мной сделку. В обмен на весь действующий бизнес рода Апраксиных он предложил мне вступить в фиктивный брак со своим младшим сыном. Разумеется, я ответила отказом. Однако Олег Олегович излишне эмоционально воспринял утрату возможности повысить благосостояние своего рода. В итоге боярский род Силантьевых сейчас находится в опале у правящего императорского рода. Ситуация не изменится ни при каких условиях.

— Газета «Владимирские вести», — протараторила сухонькая женщина в беличьей шубке. — Государыня, на вашем графитовом руднике круглосуточно работают мёртвые люди. Что вы можете сказать в своё оправдание?

Я отметила боковым зрением, что профиль Дмитрия окаменел. Прекрасно осознавая, что меня сейчас самым наглым образом «прощупывают», пристально посмотрела на женщину. Та слегка побледнела, но не дрогнула.

— Вы правы. На руднике рода Апраксиных, в непосредственной близости от аномальной зоны трудятся давно усопшие люди. Полагаю, вы со мной согласитесь, что мёртвым работникам деньги не нужны. Вместо них зарплату получают родственники. А женщины, входящие в семьи шахтёров имеют возможность пройти в моём санатории курс омоложения и восстановления внутренней энергии. Вы полагаете, что за беспокойство о живых людях, мне стоит оправдываться?

Сотрудница «Владимирских вестей», втянула голову в плечи, вся как-то скукожилась. Складывалось чёткое впечатление, что она очень хочет провалиться сквозь землю.

— Время вышло, — важно объявил Кони.

Репортёры тотчас отошли от стола. Дмитрий поднялся, протянул мне руку. Опираясь о его ладонь, я встала. Взяв супруга под локоть, вместе с ним направилась к выходу. Проходя мимо внезапно постаревшей Анфисы Тимофеевны, услышала, как та со страданием выдохнула:

— Как я теперь жить буду?

Да как хочешь. Сама себя яму вырыла.

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, я прошла мимо той, что ради «штанов» и наживы отказалась от собственной дочери.

В коридоре Дима наклонился к моему уху, шепнул:

— Умница моя. Отлично держалась.

— Угу. Пойдём домой, — попросила я устало.

До уже знакомой пустой комнаты без окон добрались быстро. Однако едва мы с Димой подошли к центру помещения, запредельная по силе тревога сжала грудь. Стремительно обернувшись, я уставилась на открывающуюся дверь. Не успела и глазом моргнуть, как на пороге возникла мужская фигура.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 29

За десять минут до этого. Зал судебных заседаний.

Алексей Владимирович сидел с краю второго ряда сектора для зрителей. То, что суд над серебряной ведьмой не состоялся, не стало для него сюрпризом. Дмитрий никогда бы не позволил судьям терзать женщину, которая носит его ребёнка. А вот то, что внук женат на Александре, удивило.

«И когда только внучок успел сводить девчонку в храм? Вот проныра», — слушая речь императора, старик задумчиво оглаживал бороду.

Почувствовав пристальный взгляд слева, Алексей Владимирович мысленно ехидно хмыкнул и повернул голову к жаждущему внимания дворянину. Бледный до синевы глава рода Силантьевых был больше похож на покойника, чем на живого человека.

— Плохо выглядите, Олег Олегович, — холодно подметил архимаг.

Боярин вымученно улыбнулся и тихо сказал:

— Алексей Владимирович, по столице идёт молва, что вы являетесь близким родственником государя, — голос Силантьева напоминал скрип несмазанной телеги. — Не откажите в помощи, поговорите с внуком. Если его величество не снимет опалу, моему роду конец. До гробовой доски буду вам обязан. Помогите, молю.

«Ты смотри, как унижается. Того и гляди на колени упадёт. Давненько предо мной главы родов так не пресмыкались. Уже и забыть успел, как приятно чувствовать над ними власть, — архимаг про себя довольно улыбнулся. — Обнадёживать сейчас не стану, пусть прочувствует всю глубину падения. А месяца через два, так уж и быть, окажу Силантьеву великую милость. Матёрый волчара отлично будет смотреться в роли моей комнатной собачки».

Заметив, что внук вместе с женой покинули зал, Алексей Владимирович ледяным тоном изрёк:

— Люди горазды болтать. Олег Олегович, у меня сейчас нет ни времени, ни желания обсуждать ваши проблемы. Напомните при случае о вашей просьбе. Всего доброго, — встав из кресла, архимаг не отказал себе в маленькой слабости и украдкой глянул на опального боярина.

Тот окончательно сник и выглядел ничуть не лучше живого трупа. Пряча улыбку в усах, архимаг быстро направился к выходу из помещения. Увидев в коридоре фигуры быстро удаляющихся гвардейцев государя, ругнулся про себя и побежал за ними. Завернув за угол, едва успел затормозить перед воинами, вставшими у него на пути. Запоздало поняв, что прямо сейчас его скрутят в бараний рог, старик хотел предупредить, что он свой, но вместо слов вылетал лишь натужный сип.

— Отбой, — приказал Максим Воеводин и с досадой спросил архимага, дышащего словно загнанная лошадь: — Алексей Владимирович, вам что, жить надоело?

С трудом выравнивая дыхание, тот прохрипел:

— Мне с внуком надо поговорить. Максимушка, посодействуй.

На лице барона пролетела целая гамма эмоций. Через секунду он недовольно и, явно сомневаясь, буркнул себе под нос:

— Надеюсь, это того стоит, — и с мрачным видом сообщил родственнику императора: — Его величество с минуты на минуту уйдёт порталом. Вам придётся ещё раз пробежаться. Готовы?

«Мальчишка до безобразия предсказуем», — промелькнула мысль у Алексея Владимировича.

Не желая тратить драгоценное время на разговоры, он цепко взялся за локоть воина. Тот усмехнулся и лёгкой трусцой побежал по коридору. Сцепив зубы, Алексей Владимирович с усилием переставлял ноги и желал только одного: не упасть и успеть.

Неожиданно Максим тряхнул рукой. Избавившись от балласта в виде пожилого мужчины, рванул вперёд. Остановившись у закрытой двери, резко её распахнул. Глянув на приближающегося, мокрого от пота старика, воин заслонил собой дверной проём и ровным голосом доложил:

— Ваше Величество, с вами очень хочет поговорить Алексей Владимирович. Ради этого бежал по коридору.

Выслушав ответ, Воеводин шагнул назад и в сторону, освобождая проход. Посмотрев на старика, кивнул, давая понять, что забег увенчался успехом.

Тяжело дыша, Алексей Владимирович доковылял оставшиеся метры и наконец-то зашёл в небольшую, тускло освещённую комнатушку. И сразу же, буквально наткнулся на взгляд серебряной ведьмы. Она смотрела на него так, что архимаг моментально понял: чувствует опасность.

«Семейные посиделки отменяются. Придётся импровизировать», — молнией промчалась мысль в голове интригана.

Услышав характерный звук закрывающейся на замок двери, старик про себя злорадно улыбнулся. Притворившись, что ему плохо, схватился за сердце. Дмитрий дёрнулся было подойти. Однако беременная ведьма придержала за рукав венценосного супруга.

«С кем ты собралась бороться, дурочка?» — Алексей Владимирович мысленно презрительно хмыкнул.

Пошатываясь, он добрёл до стены. Прислонившись, зажмурился и с надрывом выдохнул:

— Внучек, на тебя готовится покушение. Я знаю, кто подошлёт убийцу, — сделав вид, что ему совсем худо, начал сползать по стене.

За мгновение ока Рюрикович оказался рядом: не позволяя упасть, ожидаемо придерживал за плечи. Открыв глаза, Алексей Владимирович с отеческой добротой улыбнулся встревоженному внуку.

А мысленно отдал приказ Воеводину:

«Убей!»

Через несколько ударов сердца Дмитрий вздрогнул, на миг остолбенел, словно не веря. Затем стремительно обернулся и нанёс удар тому, кто вонзил ему нож в спину. Продолжая сжимать окровавленный клинок, Максим Воеводин без единого звука упал на пол.

Наклонившись над лучшим другом, Рюрикович хрипло спросил:

— Кто?

Тело воина тотчас выгнулось дугой. Широко разевая рот, он силился что-то сказать, но хлынувшая из горла кровавая пена не дала возможности. Дёрнувшись несколько раз, барон Воеводин затих навеки.

«У Димитрия осталось максимум пять минут. Наверняка уже понимает, что умирает: не рана убьёт, а яд на клинке. Жаль, что уникальный артефакт теперь только на выброс», — размышляя, Алексей Владимирович безучастно смотрел на кровавое пятно, расплывающееся по белоснежному кителю внука.

Тот медленно разогнулся, обернувшись, посмотрел на деда. Разрабатывая план устранения неугодного родственника, Алексей Владимирович свято верил, что Дмитрий ни при каких обстоятельствах не причинит ему вреда: ещё юнцом давал клятву на крови. Однако теперь взгляд Рюриковича пылал родовой силой. И уверенность старика пошатнулась.

«Да издохни ты уже!» — начиная паниковать, беззвучно пожелал собственному внуку Алексей Владимирович.

А через секунду схватился за голову и закричал от невыносимой боли: сломав все барьеры, Дмитрий вошёл в его разум.

* * *

Я неотрывно смотрела на Рюриковича. Мертвенно-бледный, он стоял, полуприкрыв глаза. Не знаю откуда, но я знала — сбывается тот самый кошмар. Совсем скоро моего мужа не станет. Однако сердце отказывалось в это верить.

Нет. Пожалуйста. Нет.

Внезапно Дима смазанной тенью метнулся к подвывающему архимагу, всего лишь на миг закрыл его от меня окровавленной спиной и резко отступил. Старик рухнул на изгвазданный кровавой пеной линолеум и застыл как поломанная кукла.

— Саша, у меня осталось мало времени. Я умираю, — с явным усилием сказал Дмитрий, поворачиваясь ко мне.

Нет. Так не должно быть.

Дыхание перехватило. Не в силах издать ни звука, я отрицательно помотала головой. Рюрикович шагнул ко мне, покачнулся. Инстинктивно вытянув руку, опёрся о стену.

— Запоминай, — он не просил, приказывал. — Тебе придётся править империей минимум восемнадцать лет: до совершеннолетия нашего сына. Потом сама решишь. Я написал для тебя расширенную сводку по текущему положению дел. Составил памятку, что и в каких случаях делать. Конечно, она не полная, но на первое время должно хватить… Эти бумаги вместе с характеристиками на всех людей, с кем я общался и работал, находятся в твоей спальне… Або в курсе, где именно, — с каждым словом голос Димы звучал всё глуше. Очевидно больше не в силах стоять, он тяжело осел на пол. Прижавшись затылком к стене, хрипло продолжил: — За дверью стоят гвардейцы. После моей смерти они войдут и заберут тела. Ты уйдёшь порталом. Начальник тайной канцелярии приедет к тебе сам…

Муж что-то говорил ещё, но я уже не слушала. Беззвучно плача, опустилась рядом с ним на колени, прикоснулась дрожащими пальцами к его лицу: кожа холодная как лёд.

— Не уходи. Пожалуйста, — прошептала я непослушными губами.

— Это не в моих силах. Прости…— выдохнул Дима и вдруг обмяк.

Мир разом утратил краски. От ощущения жуткой утраты, безысходности и собственного бессилия душу вывернуло наизнанку.

— Нет. Не оставляй меня. Не-е-ет! — закричала я во все горло.

Внезапно острая боль пронзила низ живота, поясницу. По ногам потекло что-то тёплое. Застонав от нестерпимой муки, я согнулась около тела бездыханного супруга.

«Саша, у тебя отошли воды, — раздался в голове встревоженный голос Або. — Ребёнок недоношен. Тебе срочно нужна заёмная жизненная сила. Иначе и ты, и малыш можете погибнуть».

Пред глазами плыли разноцветные круги, боль в спине сводила с ума. Ушастик что-то ещё сказал, но я не поняла. Чья-то ладонь аккуратно легла на правое плечо.

— Государыня, чем вам помочь? — участливо спросил незнакомый мужчина, наклонившись ко мне.

Ни на миг не задумавшись, я схватилась его за запястье. Из последних сил удерживая себя в сознании, жадно потянула в себя чужую жизненную силу.

«Саша, хватит! — рявкнул Або. — Прекрати! Ты его убьёшь понапрасну!»

Я неохотно разжала пальцы, стряхнула с плеча руку мужчины. Не доверяя самой себе, приказала:

— Отойдите. Немедленно.

Послышалось тяжёлое дыхание, шарканье ног. Я не видела, но поняла: незнакомец выполнил приказ. Боль ослабла, но иллюзий не питала. Скоро накроет новая схватка.

«Слушай меня внимательно, — властно распорядился Або. — Родовую деятельность остановить невозможно. Поглощая чужую силу, ты смогла сейчас остановиться, но потом это будет невозможно. По предварительным подсчётам, чтобы сохранить себе жизнь и родить здорового малыша, тебе придётся выпить досуха пятнадцать одарённых воинов. Я читаю мысли тех, что уже стоят в дверях. Они готовы без раздумий отдать жизни за императрицу».

Убить пятнадцать человек, чтобы выжить самой и спасти сына. Даже если и решусь, потом сама себя возненавижу. Нет. Должно быть иное решение.

Взгляд зацепился за восковое лицо супруга. Затуманенный мозг словно молния озарила воистину безумная идея. Волевым усилием запретив себе сомневаться, я обратилась к Або:

«Скажи, Дима может дать мне нужный объём жизненной силы и не пострадать?»

«Саша, твой муж умер, — осторожно напомнил ушастик. — Я живу в этом мире семьсот с лишним лет и ни разу не слышал, чтобы мёртвых воскрешали. Свернув шею своему деду, некромант нарушил клятву на крови. Его дух уже ушёл в подпространство безвременья. Даже просто призвать его оттуда не выйдет».

«Жду ответа на вопрос», — повторила я настойчиво.

«Ответ положительный, — мрачно объявил лопоухий. — Будь Дмитрий жив, он помог бы и тебе, и сыну без существенного ущерба для себя».

«Сколько я продержусь на той силе, что взяла?»

«Сложно сказать. Минут пятнадцать. Максимум двадцать. В общем до следующей схватки».

Один шанс на миллион, что у меня получится.

Я стиснула зубы. Цепляясь одной рукой за стену, а другой обнимая живот, кое-как поднялась на ноги. Не говоря ни слова застывшим у входа воинам, сомкнула веки и максимально сосредоточилась. Если не получится нащупать точку выхода, всё остальное делать бесполезно.

«Что ты задумала, девочка?» — с затаённой грустью спросил Або.

«Не мешай».

Вдох. Мысленно тянусь туда, где уже была. Путеводная нить извивается, ускользает. Лёгкие горят от нехватки воздуха. Держусь. В тот момент, когда совсем не осталось сил терпеть, нить укрепилась! Глотнув воздуха, уверенно начертала в воздухе одну руну, затем вторую. Вход в туманный портал засветился. Но не привычным зеленоватым светом, а жидким серебром.

«Ты без зова артефакта смогла построить портал в сумеречный уровень, — констатировал изумлённый ушастик. — Саша, но зачем? Что тебе это даст?»

«Жизнь», — сухо бросила я.

Удерживая портал, встала к нему полубоком. Старательно не обращая внимания на тянущие боли, воспроизвела перед внутренним взором конструкт. Зачерпнув капельку силы из источника, выбросила руку в сторону дохлого архимага. Как только его труп окутала тёмно-зелёная паутина, скомандовала:

— Вставай!

Дёргаясь, как эпилептик, старый козёл поднялся, повернулся ко мне лицом. Ну как лицом, скорее грудью. Из-за сломанных шейных позвонков, его голова болталась из стороны в сторону. Но в основном заваливалась на спину. Впрочем, плевать. Главное: чтобы он донёс драгоценный груз. Дождавшись, когда оживший труп перестанет трясти, я властно сказала:

— Зомби, я твоя хозяйка. Слушай и повинуйся. Бережно подними моего мужа, он лежит слева от тебя. И неси на руках ко мне.

Безукоризненно выполнив приказ, ходячий труп остановился в полуметре от меня. Старательно избегая смотреть на Диму, я положила руку на плечо зомби. Подтолкнув его к входу в портал, сказала гвардейцам императора:

— Если мы не вернёмся к вечеру, значит, у меня не получилось, — и шагнула следом за зомби в серебристую дымку.

— Удачи, — долетело мне вослед.

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 30

Сумеречный уровень встретил меня безмолвием и всё той же грязно-серой пеленой. Убрав ладонь с плеча дохлого архимага, я пыталась определить, где находится стена, преграждающая вход в подпространство. Дальше вытянутой руки, как и в прошлый раз, ни черта не видно. Но тогда к артефакту меня вело чутьё. А сейчас оно упорно молчало.

Это всё? Конец?

Подбородок задрожал. Закусив губу, я машинально погладила живот. И вдруг обнаружила, что чувствую себя нормально: ничего нигде не тянет, не болит. Такое ощущение, что родовая деятельность прекратилась.

Но у меня уже отошли воды. Без схваток ребёнок гарантированно умрёт внутри моего тела. Что делать⁈

От страха за малыша резко повысилась температура.

Это просто место такое. Здесь может быть что угодно. Хватит паниковать!

Мысленно себя одёрнув, я оттёрла пот со лба и выбрала направление наугад.

— Иди вперёд, — приказала зомби.

Держа Диму на руках, ходячий мертвец бодро потопал в густой туман. Продолжая наглаживать живот, я пошла следом.

«Мне просто любопытно, — внезапно раздался в голове спокойный голос ушастика. — Почему ты подняла архимага и заставила его нести Дмитрия?»

— Або? — выдохнула я растерянно. — Ты откуда здесь взялся?

«Разумеется, с тобой пришёл, — невозмутимо заявил лопоухий. Выскользнув из кармана шубы, зверёк забрался ко мне на плечо. — И всё же, почему подняла старика, а не мужа? Они оба мертвы. Как по мне, гораздо логичнее чтобы некромант шёл сам».

— Согласна, логичнее, — я грустно хмыкнула. Продолжая идти за зомби, пояснила: — План и так на грани фола. Не хотела рисковать Димой. Кстати, почему он сломал шею собственному деду?

«Тебя защищал. Архимаг воздействовал на разум Воеводина, а потом собирался и тебя устранить, — сухо сообщил Або и резко сменил тему: — А какой у нас план?»

Переваривая услышанное, я несколько заторможенно ответила:

— Найти книгу-артефакт, с её помощью оживить Диму. А потом он спасёт нас с малышом.

«М-да-а, — протянул ушастик. — С чего ты взяла, что книга поможет?»

Я засунула руки в карманы. Помолчав, тихо призналась:

— Понимаю, что моя затея выглядит безумной. Один шанс на миллион, что всё получится. И на кон поставлена не только моя жизнь, но и маленького человечка. Предо мной стоял выбор: убить пятнадцать ни в чём не повинных людей или совершить невозможное. Я выбрала второе.

Лопоухий зверёк промолчал. Серый туман клубился, шевелился словно живой. Не выпуская из виду спину зомби, я упрямо поджимала губы и шла…куда-то.

Вдруг Або заговорил:

«Книга-артефакт, на которую ты так надеешься, отнюдь не безобидный источник громадной силы. Как хранитель рода Рюриковичей я получил доступ к библиотеке Ивана Грозного. Ты должна знать. Серебряная ведьма, после активации дара неизбежно слышит зов книги и уходит на сумеречный уровень. Пройти через стену, ограждающую подпространство и, получить доступ к артефакту, она может только в том случае, если с ней рядом носитель крови правителя. Всего известно о десяти женщинах с даром серебряной ведьмы. Все они были жёнами великих князей. И каждый из этих мужчин являлся магом — универсалом».

В памяти неожиданно всплыло воспоминание. Дима упоминал, что без него я не смогу уйти, ни из подпространства, ни с сумеречного уровня. Кроме этого он говорил, что после прочтения книги ведьма неизбежно спятит от гигантского объёма энергии, если не поделится ею.

Выходит, все десять серебряных ведьм, брали силы у артефакта, а потом лишались девственности на том гребанном столе? М-да уж. Не я одна прошла через процедуру дефлорации в этой «библиотеке».

И тут до меня дошло то, о чём пытался сказать лопоухий! Женщин с даром серебряной ведьмы было не десять, а гораздо больше! Они шли на зов, попадали на сумеречный уровень. Однако зайти в подпространство или вернуться не могли.

— Они все умирали здесь? — прошептала я неверяще. — Но для чего это артефакту?

«Подумай ещё немножко, — предложил Або. — Кстати, мы пришли».

Вглядевшись в туман, я поняла, что ушастик прав. Пройдя ещё метров пять, скомандовала зомби:

— Стоять.

Тот послушно замер. Я остановилась в паре шагов от чёрного, стремящегося ввысь монолита. И вдруг меня осенило. Это ведь она, эта стена сосёт из ведьм силу! А что потом? Передаёт книге? Похоже на то. Господи, сколько же девочек здесь погибло…

«Вижу, что всё поняла сама, — сухо подытожил Або. — Ты права, предполагая, что сумеешь войти в подпространство. Ребёнок в твоём чреве не только мужского пола, но ещё и носитель крови правителя, — он немного помолчал и строго заметил: — Ты предельно чётко дала понять, что уже сделала выбор. Отговаривать не собираюсь. Однако обязан сказать. В библиотеке Рюриковичей хранится пророчество. Его сделал пятьсот лет назад ясновидящий старец. Пересказывать не стану, текст на мёртвом языке и на слух сложно воспринимается. Скажу кратко: серебряные ведьмы перестанут появляться на свет после того, как у одной из обладательниц этого дара родится сын. Артефакт, питающийся силой серебряных ведьм, рассыплется, стена падёт. Прямо сейчас ты можешь уйти с сумеречного уровня. Ценой жизни пятнадцати человек, спасёшь не только себя и сына, но и тысячи невинных девушек».

В душе разрасталась гигантская чёрная дыра. Я инстинктивно обняла живот, взгляд метнулся к Диме. Тот, в ком прежде кипела жизнь, безжизненно висел на руках зомби.

Он знал. Он всё знал и просчитал мою реакцию.

Глядя на восковое лицо супруга, я хрипло спросила:

— Это мой венценосный супруг тебе посоветовал выдавать мне информацию в два захода? Считал, что здесь меня будет проще убедить? Действительно вроде и не себя с ребёнком спасаю, а предотвращаю гибель множества девушек. Как глава государства обязана правильно расставлять приоритеты.

«Что ж ты такая умная-то», — вместо ответа недовольно пробормотал Або.

Димка, Димка… Даже после смерти, продолжаешь подталкивать к правильному выбору. Но как же малыш будет расти без тебя? А я? Как мне жить в этом мире без тебя?

От нестерпимой душевной боли хотелось выть. Гадские слёзы потекли по щекам.

«Саша, пойдём обратно», — мягко попросил Або.

Вытерев влагу с лица, я кривовато усмехнулась. Сняв с плеча грызуна, погладила его тёплое тельце и тихо сказала:

— Его величество на этот раз ошибся. Хреновая из меня императрица. Возможность гипотетического спасения множества невинных дев, не повлияла на принятое решение. Я сделаю ровно то, что собиралась. Извини, взять тебя с собой не смогу, — наклонившись, аккуратно поставила зверька на землю.

Маленького ушастого тушканчика, тотчас накрыл туман.

«Могла бы и не напоминать. Сам помню, что мне туда хода нет, — пряча за ворчанием тревогу, заявил Або и поторопил: — Чего стоим? Кого ждём? Командуй уже этим безголовым интриганом. И не задерживайтесь там с некромантом. Мне же вас придётся непонятно сколько дожидаться в этом мерзком киселе, ещё и в компании дохлого архимага. В общем имейте совесть».

Забавный. Мы оба знаем, что и на туман, и на зомби ему начхать. Просто мой ушастый друг очень переживает, что ничем не может помочь. И даёт понять, что останется здесь, ровно до того момента, пока не вернусь. Даже если этого не произойдёт, он всё равно будет ждать.

Понимая, что мой ответ бессмертной сущности не нужен, я встала почти вплотную к чёрному монолиту. Приготовившись, приказала:

— Зомби, бери моего мужа под мышки. Держа перед собой, плотно прижми ко мне.

Через секунду мертвец подошёл и с силой впечатал Диму в спину. Охнув, я упёрлась головой в холодный камень и, стараясь не касаться своим «арбузом» стены, нащупала ледяные руки супруга. Кое-как подняв их, скрестила у себя на груди. Под тяжестью Дмитрия, колени подогнулись. Сжав зубы, я с усилием выпрямилась и прильнула животом к преграде. Спустя несколько мгновений, та начала стремительно светлеть. Набрав в грудь воздуха, я шагнула в молочное нечто.

* * *

Переход через стену занял всего лишь миг. В подпространстве ничего не изменилось. Вокруг всё также расстилался бескрайний луг, а над ним нависало тёмно-синее летнее небо с россыпью звёзд. Пахло разнотравьем, ночными цветами.

А передо мной возвышался одинокий стог. И где искать книгу? Опять ждать в сене, пока сама появится?

Сгибаясь в три погибели под тяжестью мёртвого мужа, я сделала к стогу шажок, другой, третий. Стопа попала в ямку. Резко пошатнувшись, я случайно ослабила хватку на ледяных руках супруга. На ногах устоять смогла, однако Диму не удержала. Соскользнув с моей спины, он упал на землю.

В одиночку поднять не смогу. Придётся волоком.

Немного подумав, я сняла шубу. Вывернув наизнанку, положила подкладкой на землю. Перекатив на мех Диму, покрепче схватилась за рукава и потянула импровизированные «волокуши». Мой нехитрый план сработал, надрываться не пришлось: шелковая ткань отлично скользила по влажной траве. Добравшись до стога, я подтащила к нему Диму максимально близко. Устало опустившись в сено, сомкнула веки и приготовилась ждать.

Минутытянулись словно нагретая резина. Вдруг послышалось шипение, потрескивание. Быстро открыв глаза, я тотчас застыла изваянием, боясь пошевелится. Прямо пред моим лицом в воздухе висела голубая шаровая молния.

Откуда она взялась⁈ Если взорвётся, мне конец.

По спине пробежал холодок страха. Что делать дальше, я не имела ни малейшего представления.

— Зачем ты опять сюда пришла? Уходи! — непонятно откуда прогремел грозный женский голос.

Это ещё что за баба? И где она? Ладно, потом разберусь. Сейчас, пожалуй, надо ответить. Главное — не дёргаться и не говорить громко. Иначе эта хренотень запросто может рвануть.

Не отводя настороженного взгляда от шаровой молнии, я максимально ровным тоном пообещала:

— Обязательно уйду. Как только воскрешу мужа сразу же покину это место.

— Мёртвые не оживают. Немедленно убирайся! — рявкнула незнакомка.

Голубой шар тотчас интенсивно засветился, увеличился в размерах, угрожающе заискрил. Наверное, я должна была поверить, что моя затея невыполнима, затрястись от ужаса и убежать. Но нет. Вместо страха в душе воцарилось спокойствие, причём граничащее с пофигизмом.

— Похоже, что сейчас у нас с вами конструктивного диалога не получится. Ничего страшного, подожду, — заявила я невозмутимо. Плавно подавшись назад, легла на высушенную траву. Глядя на небосвод, тихо подметила: — Красивые здесь звёзды.

— Упрямая, да? — неожиданно спокойно заметила женщина. — Что ж давай поговорим.

С опаской сев, я обнаружила, что шаровая молния куда-то подевалась, а в метре над землёй парит женщина. Нет, не полупрозрачное привидение. На вид она казалась вполне нормальным человеком: лет так тридцать, темноволосая, красивая, одета в явно дорогой старинный наряд. Просто почему-то летает.

— Здравствуйте. Давайте знакомится? — предложила я дружелюбно. — Меня зовут Александра.

Женщина усмехнулась и огорошила:

— На шубе лежит твой погибший муж — император России Димитрий Иоаннович Рюрикович. У стены стоит поднятый тобой мертвец. Рядом с ним тебя дожидается высшая сущность, которая выглядит как длинноухий тушканчик, и отзывается на имя Або. А под сердцем ты, серебряная ведьма, пришедшая душой из другого мира, носишь сына правителя.

Трэш. Вот это осведомлённость. Кто, ты человече⁈ А с чего я взяла, что она человек? Может специфический аватар книги? Стоп. Если эта женщина имеет отношение к артефакту, и она столько всего знает, то наверняка в курсе и про пророчество. В этом случае гораздо разумнее не выгонять меня, а прямо здесь прихлопнуть, как муху, чтобы не успела родить. Вопрос: почему аватарша хочет, чтобы я ушла?

— Ты ошибаешься. Я не являюсь человекоподобным воплощением книги, — разуверила меня обитательница подпространства.

Она залезла ко мне в голову? Никто не может, а она сумела? Да ладно…

На автомате поглаживая арбуз, я задумчиво рассматривала незнакомку.

— Вы читаете мои мысли?

— Нет, — возразив, женщина улыбнулась и пояснила: — Это мне не по плечу. Но я слышу все разговоры на сумеречном уровне, в том числе и мыслеречь. А сейчас просчитываю ход твоих размышлений.

М-да уж. Неприятно, конечно, что я так предсказуема. Ну хоть в мозгах не копается и то хорошо. А вот на будущее стоит запомнить: во всяких необычных местах лучше помолчать. В первый раз сюда нас с Димой сопровождало болтливое привидение моей предшественницы. Потом мы с Рюриковичем пообщались в этом стогу. Да и сегодня по дороге к стене с Або не молчали. Понятно, откуда она столько всего знает. Пазл сложился.

— Саша, это подпространство создали отнюдь не боги, — с затаённой болью поведала незнакомка. — Книга, из которой ты черпала силу — артефакт. На нём всё завязано. С его разрушением бесконечная череда смертей прекратится. Понимаю, что ты искренне желаешь вернуть к жизни своего супруга. Но у тебя ничего не выйдет. Он не пойдёт с тобой. Уходи отсюда, пока не стало поздно. Если продолжишь упрямиться и пытаться сделать невозможное, твой сын не родится и артефакт продолжит убивать! Здесь нет необходимой вам обоим жизненной силы одарённых. И ты, и малыш неизбежно погибнете. Уходи, пожалуйста. Просто поверь мне и уходи, — попросила она с нажимом.

Ага. Разбежалась.

Зацепившись за единственную по-настоящему важную для меня фразу, я пристально посмотрела на обитательницу подпространства.

— Вы сказали, что он не пойдёт. Откуда такая уверенность? Пробовали воскресить любимого мужчину и у вас не получилось?

— Ты права. Плоды собственного упрямства и не желания слушать голос разума пожинаю по сей день. Серебряные ведьмы появились и гибнут по моей вине, — шокировала женщина и начала рассказывать: — Я была слабенькой ведьмой, а мой Яромир — сильным воином, мудрым правителем обширных земель и гениальным некромантом. Рядом с ним чувствовала себя самой счастливой и любимой женщиной на свете. Мы прожили в браке чудесные восемь лет. В тот жуткий день мой муж нарушил кровную клятву, и его душа ушла туда, откуда даже дух призвать невозможно. Я не пожелала мириться с гибелью любимого. Нашла в его записях ритуал открытия прохода в безвременье. Сделала всё в точности, как описывал супруг. Однако всё оказалось напрасно: Яромир отказался идти со мной. По возвращении из безвременья обнаружила, что нахожусь не у себя на заднем дворе, но в этом месте, огороженном чёрной стеной. А книга заклинаний, на которую я собственноручно налила кровь мужа, превратилась в артефакт. Ну а потом стали приходить девушки с характерной серебристой меткой.

Ничего себе новости. Выходит, до ритуала серебряных ведьм не было, а потом появились? Это что, какая-то трансформация обычного дара ведьмы?

— Я правильно понимаю, кровавый артефакт прямо отсюда воздействует на женщин с даром ведьмы, и некоторые из них становятся, — я запнулась, подбирая подходящее слово, — особенными?

— Да, — лаконично подытожила моя собеседница. — Может показаться, что артефакт разумный, но это не так. Он просто призывает ведьм, у которых врождённый дар видоизменился и досуха выпивает их силу через стену. Однако если девушка сумела войти в подпространство, то охотно делится с ней энергией и выполняет просьбы, — она помолчала и тихо призналась: — Я очень хочу уничтожить книгу. Но даже взять в руки не могу! Представляешь, ты первая, с кем говорю за все время, что нахожусь здесь.

— Серьезно? — не поверила я.

— В моих словах нет лжи. Я действительно ни с кем не общалась. Меня не видели и не слышали. Почему? Не знаю. Возможно из-за того, что все серебряные ведьмы были со спутниками. А о пророчестве я действительно узнала только из твоего разговора со зверьком. Ты даже не представляешь, что значит для меня обрести надежду на избавление! Поэтому-то сразу и начала тебя прогонять. Надеялась, испугаешься, — она подлетела чуть ближе и выдохнула: — Умоляю тебя, не рискуй понапрасну. Твой мужчина ушёл навсегда. Его не вернуть. Но ты можешь спасти множество жизней ни в чём не повинных девушек! Тебе всего-то надо отсюда уйти и благополучно разродиться. Пожалуйста, услышь меня.

— В ваших словах есть логика. Однако, чтобы родить мне надо будет высосать силу у пятнадцати одарённых мужчин. То есть их убить.

— Саша, всего каких-то пятнадцать человек. Если бы ты только знала, сколько здесь погибло юных девушек! А сколько ещё умрёт если артефакт не разрушить? Ты об этом подумала⁈

Естественно. А ещё я тебя очень внимательно слушала. Артефакт может выполнить мою просьбу. Значит, его надо найти и попросить. Но прежде поставить точку в этом разговоре.

Кряхтя, я сползла на землю. Выпрямившись, задумчиво подметила:

— Мне казалось, вы искренне сожалеете о своём поступке.

— Конечно! Это безумно тягостное бремя. Никому не пожелаю пройти через такие муки, как мои.

— В таком случае, почему же вы меня уговариваете отказаться от шанса не стать убийцей?

Установилась напряжённая тишина, такая густая хоть ножом режь.

— Твоя правда, — наконец-то прошептала моя безымянная собеседница. — Каждый за свои грехи расплачивается сам

— Где этот кровавый артефакт, выполняющий просьбы?

— Подожди, не спеши. В мои времена говорили — на чужих ошибках учатся. В «библиотеку» ты можешь перенестись в любой момент. Надо просто захотеть.

— Вы хотите меня о чём-то предупредить? — спросила я и посмотрела на бездыханного мужа.

Ей-богу лучше бы этого не делала! Душа моментально застонала от боли. Боясь прямо сейчас разреветься, я закусила губу и отвернулась.

Парящая в воздухе женщина, сместилась влево, явно пытаясь попасть в поле моего зрения, и негромко сказала:

— После того как попадёшь в безвременье, дух возлюбленного сам к тебе подойдёт. Если коснется тебя, портал утянет вас обратно вдвоём. В противном случае вернёшься одна. Силой увести дух можешь и не пытаться. Твои руки будут беспрепятственно проходить сквозь него. А теперь основное: подумай, что может заставить твоего мужчину захотеть вернутся? Я своему со слезами на глазах рассказывала, как сильно люблю и не могу без него жить. Напоминала о его долге, как хозяина земель; о том, что своих детей у нас нет, а его внебрачный сын будет расти без отца; об интригах и врагах. Тщетно. Он развернулся и ушёл. А я оказалась здесь. Ищи другую причину. Эти не работают.

Твою ж дивизию. И что же тогда может заставить Диму вернуться⁈

* * *

Черновая авторская вычитка.

(обратно)

Глава 31

Я ломала голову в поисках причины и не находила. Летающая тётка упомянула, что была в счастливом браке восемь лет. Уж она-то наверняка изучила своего Яромира вдоль и поперёк. Однако, как ни старалась, не смогла убедить его вернуться из мира мёртвых.

А что у меня? Женаты с Рюриковичем немногим больше месяца и жили отнюдь не в любви и согласии! А последнее время и вовсе почти не встречались. Безусловно, муж был очень занят, но такое чувство, что он намеренно от меня отдалялся: не говорил о своей любви, уклонялся от близости. Почему? Скорее всего, желал, чтобы я легче пережила его гибель.

Дима сделал всё, чтобы облегчить мне жизнь после своей смерти. Что же его может заставить вернуться?

Пытаясь найти хоть какую-то зацепку, я пристально посмотрела на безымянную создательницу кровавого артефакта.

— Вы говорили, что ваш супруг умер, нарушив кровную клятву. Как это произошло?

У женщины вдруг забегали глазки. Нервно переплетя пальцы, она отвернулась. Спустя долгую паузу нехотя ответила:

— Яромир застал меня в постели со своим родным братом — Святозаром. Мы с ним были любовниками. Братья нарушили кровную клятву, пытаясь убить друг друга. Они умерли одновременно.

И после такого она хотела оживить мужа? Нафига⁈ Что бы он и ей голову открутил? Или надеялась вымолить прощение? Совсем идиотка? Даже в моём родном мире мужчины крайне редко прощали жёнам измены. А в этом вообще из области фантастики. Похоже, древняя ведьма вешает лапшу мне на уши: не ради супруга провела она ритуал.

Прищурившись, я демонстративно разглядывала висящую в воздухе женщину.

Та не выдержала и закричала:

— Да! Я хотела воскресить не мужа, а любовника! В безвременье они подошли ко мне оба! Святозар отказался со мной идти, а Яромир всё-таки наказал за неверность. Вот это вот всё, — она раскинула руки в стороны и с надрывом прошептала: — моё наказание.

Охренеть. Слов нет.

Женщина ссутулилась и продолжила исповедь:

— Замуж я действительно вышла по взаимной большой любви. Летала от счастья, как на крыльях. А потом супруг стал всё меньше и меньше проводить со мной времени. Ты знаешь, каково это, когда муж вечно занят? Когда у него нет времени именно для тебя? Ходишь, выпрашиваешь хоть капельку тепла, ласки, а он отмахивается, как от ненужной вещи, — она горько усмехнулась. — Мне так хотелось вновь почувствовать себя желанной, любимой. Святозар отдал мне своё сердце и пошёл на убийство брата, защищая меня! Но оказалось, что сильные чувства не причина для возвращения к жизни. Духам плевать на эмоции. Они их больше не испытывают. Думала, что неоконченные дела вынудят возлюбленного вернуться. Без толку. Даже Яромир не воспользовался шансом, чтобы воскреснуть! Муж мог ожить и отомстить мне здесь. Но нет. Он не пожелал возвращаться и наказал меня, не покидая мира мёртвых.

— Что там, в безвременье? — спросила я, напряжённо обдумывая услышанное.

— Холодно. Очень. Серое небо. По растрескавшейся земле бродят духи. Моё появление они проигнорировали, — перечислила ведьма и мрачно добавила: — Если у тебя там начнутся схватки и пойдёт кровь, то вполне могут стать агрессивными. Всё ещё хочешь рисковать?

Духи могут стать агрессивными?

Внутри что-то тренькнуло. Молнией промчалась идея. Понимая, что другого варианта всё равно не придумаю, я отбросила все сомнения. На всякий случай опустилась на корточки рядом с бездыханным Димой, коснулась его волос и сомкнула веки.

— Когда он откажется, сразу возвращайся! — долетел словно издалека встревоженный голос ведьмы.

По ощущениям ничего не происходило. Вообще ничего. Посидев для надёжности ещё немного, я открыла глаза. Обнаружив, что сижу не на лугу, а в «библиотеке», быстро посмотрела на мужа: он всё также лежал на шубе.

Видеть безжизненное, восковое лицо супруга было невыносимо, мучительно больно. Сглотнув ком в горле, погладила Диму по заострившейся скуле.

Ты вернёшься. Обязательно вернёшься.

Решительно встав, я осмотрелась. Мазнув взглядом по столу, на котором потеряла девственность, почувствовала, что сердце забилось сильнее. У края столешницы лежала книга. Та самая книга.

Надо же, даже искать её на полках не пришлось.

Не знаю откуда, но я внезапно поняла, что надо делать. Ни секунды не сомневаясь, подошла к столу. Положив ладони на потёртую обложку, громко сказала:

— Я хочу воскресить своего мужа.

Несколько томительно долгих минут ничего не происходило. Неожиданно ощутила колоссальный всплеск энергии. Она бурлила, уплотнялась, закручивалась вокруг моего тела, словно смерч. Я инстинктивно зажмурилась. А через миг ледяной воздух ворвался в лёгкие. Стало холодно, очень холодно.

Это безвременье?

Промелькнула догадка, и в этот же момент меня накрыло волной неимоверной боли. Не сдержав стона, я схватилась за живот, упала на колени.

Роды начались. Надо перетерпеть.

Согнувшись в три погибели, я ритмично дышала. Когда боль наконец-то утихла, жизненных сил почти не осталось. Понимая, что следующую схватку банально не переживу, с усилием подняла голову. Метрах в пятнадцати от меня застыла зловещая молчаливая толпа духов. Все до единого в чёрных балахонах, прячут лица под капюшонами.

Что-то их до хрена припёрлось.

Мысли вяло ворочались. Сидя на коленях, пыталась придумать, как опознать среди кучи мертвецов собственного мужа. Увы, на ум ничего толкового не приходило.

Может, не изобретать велосипед, а просто позвать Рюриковича?

— Что тебе надо? — послышался справа безэмоциональный голос.

Я узнала его мгновенно. Легкие сжались, стало трудно дышать. На морально-волевых встала на четвереньки, затем выпрямилась. Дима стоял совсем рядом, привычно смотрел сверху вниз. Он казался таким же, как и при жизни.

Да вот только спустя несколько секунд я предельно чётко поняла: отец моего ребёнка изменился до неузнаваемости. Его величество больше не испытывает эмоций, и ему абсолютно начхать на то, что беременная жена пришла в мир мёртвых.

— Пришла за тобой, — не особо надеясь на успех, сообщила я мужу.

— У меня нет причин для возвращения. Незаконченных дел не осталось, — бесстрастно объявил Дима.

Низ живота снова потянуло, отдало в спину. Зная, что времени почти не осталось, я обронила:

— Хорошо. Значит, мы с твоим сыном умрём здесь.

Подняв руку, вонзилась зубами в кожу. Ощутив солоноватый вкус крови, высосала столько, сколько смогла. Сплюнув кровавый сгусток на землю, я махнула окровавленной ладонью в сторону скалящихся, неумолимо приближающихся агрессивных духов.

Глядя в пустые глаза мужа, прохрипела:

— Просто посмотришь или поучаствуешь в развлечении друзей?

А через миг закричала от адской боли, разрывающей тело изнутри. Энергия портала вновь закружила в водовороте.

Вот и всё. Вот и всё.

Корчась в родовых муках, я неумолимо уплывала в небытие. Внезапно в моё истерзанное тело бурным потоком хлынула жизненная сила. Жадно её поглощая, разлепила склеившиеся ресницы. Сфокусировав взгляд, пришла к выводу, что снова в библиотеке, однако почему-то лежу не на полу, но на том самом столе. А под пальцами тёплая обложка книги. Складывалось впечатление, что артефакт забирал у ведьм и накапливал не только магическую, но и жизненную силу.

Книга мне вновь помогает. Маленький будет жить. А Дима выбрал смерть.

Не сдерживаясь, громко застонала и от физической, и от душевной боли. Слёзы водопадом хлынули из глаз.

— Родная моя, дыши. Вдох-выдох, вдох-выдох, — послышался глухой, но такой знакомый голос.

Не веря собственным ушам и пыхтя, как паровоз, я повернула зарёванную физиономию на звук. Рюрикович почему-то обнажён по пояс, бледный, но однозначно живой.

Восставший из мёртвых супруг вытер мне пот со лба какой-то тряпочкой.

— У тебя вот-вот потуги начнутся. Портал опасно открывать, — сообщил он деловито и добавил: — Не волнуйся. Я помогу. Теоретически знаю, что делать.

— Теоретически? — переспросила я, тяжело дыша. — Ещё и на этот грёбаный стол опять положил? Рюрикович, ненавижу-у-у, — зашипела, словно змея от возрастающей боли.

— Врушка. Ты меня любишь, — заявил этот доморощенный гинеколог довольным тоном и несколько панически объявил: — Саша, вижу головку! Ты рожаешь!

* * *

Серый туман клубился по «библиотеке». Как он сюда просочился, я не имела ни малейшего представления. Однако расспрашивать мужа не было ни сил, ни желания.

Усталая, измотанная, я лежала на столе, отдыхая. Укутанный в остатки рубашки Рюриковича новорожденный малыш, жадно причмокивая, сосал мою набухшую молоком грудь.

Наше маленькое чудо.

Испытывая ни с чем не сравнимое счастье, отметила, что по щекам опять текут слёзы. Закусив губу, я повернула голову, посмотрела на своего полуголого, венценосного самоучку-акушера. Взъерошенный, с блестящими от эмоций глазами Дима моментально насторожился.

— Где болит? — спросил он встревоженно.

— Нигде, — тихо ответила я.

Обеспокоенный супруг недоверчиво уточнил:

— Точно?

— Точно. Просто очень устала.

— Уф-ф-ф, — с явным облегчением выдохнул Рюрикович. Спустя короткую паузу он абсолютно серьезно сказал: — То, что ты сегодня сделала для меня, — бесценно. Пожалуй, впервые не нахожу слов, чтобы рассказать, насколько я тебе благодарен, моя маленькая, но такая сильная духом жена.

Я шмыгнула носом и неожиданно для самой себя разревелась.

— Родная, ну что ты, — растерянно пробормотал Дима. Поглаживая по голове, прошептал искренне: — Люблю тебя.

— Взаимно, — призналась я сквозь слезы.

Положив руку на шею мужа, притянула к себе и легонько поцеловала. Он на мгновение замер, а после с сумасшедшей страстью припал к моим губам. Оберегая спящего на мне сына, мы с Димой целовались, как одержимые. Яростно, пылко, так, словно боялись, что больше никогда не сможем прикоснуться друг к другу.

Неохотно оторвавшись от губ супруга, я прижалась щекой к его тёплой, обнажённой груди. Слушая, как быстро стучит сердце моего мужчины, вдруг осознала: слаще музыки сейчас просто нет.

Как же хорошо.

«Наконец-то, — с деланным недовольством пробухтел в моей голове Або. — Некромант, я, конечно, всё понимаю, но чего ты к девочке, как пиявка, прилип? Если тебе, конечно, интересно, то докладываю: твои приказы выполнены».

Не понимая, что происходит, я озадаченно посмотрела на Диму.

Тот улыбнулся, подмигнул и ровным тоном спросил:

— Настройка стены закончена?

«Естественно, — с сарказмом бросил Або. — Если бы воскресший озабоченный некромант держал себя в руках и нахально не приставал к только что родившей жене, то давно бы уже знал, что несчастная высшая сущность уже давно всё сделала».

— Лопоухий, присмотри за Сашей, — не реагируя на колкость, распорядился Дима. Невесомо поцеловав меня, пообещал: — Я ненадолго, — и скрылся в тумане.

Я озадаченно нахмурилась.

«Удался мальчонка. Лучшее от родителей взял», — довольно буркнул ушастый зверёк, появившись у меня на животе.

— И что здесь творится? Объясни, — утомлённо попросила я.

«Ну-у-у, — протянул ушастый. — Твой муж и до смерти был деятельной натурой, а после того как воскрес, и вовсе стал неугомонным. В общем, после того как вы вернулись из безвременья, некромант решил сохранить это подпространство и сразу же перенастроил на себя книгу-артефакт. Ты черпала через неё жизненные силы супруга. Пока этот самородок-гинеколог принимал у тебя роды, он одновременно считывал информацию из книги и менял энергетические контуры стены-ограждения. Сейчас пошёл их проверять, ну и заодно развеять поднятого тобой зомби-архимага».

Очуметь. Догадывалась, что Димитрий Иоаннович одномоментно думает о многом. Но вот то, что он способен в условиях, приближённых к боевым, ещё и делать кучу всего и сразу — сюрприз.

— Здесь была женщина. На вид вполне живая… — недоговорив, я вопросительно глянула на зверька.

«Вот именно что на вид. Некромант не увидел оснований, чтобы сохранить ей условную жизнь. С первым криком твоего сына энергетическая оболочка, сдерживающая душу этой любвеобильной мадамы, рассыпалась. И она отправилась туда, куда и положено — к предкам», — сухо объявил Або.

Было ли мне жаль эту женщину? Разве что совсем немного. Прекрасно понимаю, почему Рюрикович не пожелал сохранить ей «жизнь». Нечего этому духу делать среди живых.

— Для чего Диме понадобилось это подпространство? — спросила я, поудобнее уложив мирно сопящего сынишку.

«Некромант считает, что это отличное место для обучения и тренировок своего наследника и тебя заодно, — невозмутимо ответил Або. Видимо, обратив внимание на пролёгшую между моих бровей глубокую складку, совсем по-человечески вздохнул и огорошил: — Ваш сын, помимо того, что унаследовал родовую силу отца, является магом-универсалом со способностями серебряной ведьмы. Отныне этот дар будет передаваться исключительно в роду Рюриковичей».

Пытаясь уложить в голове убойную новость, я отрешённо заметила, как из тумана возник Дима. Подойдя, он уверенно начертал в воздухе руны, открывающие туманный тоннель.

Бережно взяв меня на руки вместе с малышом, супруг счастливо улыбнулся.

— Пойдёмте домой, семья, — тихо сказал и понёс в портал, мерцающий серебром.

* * *

Черновая авторская вычитка.

Дорогие читатели остался эпилог и он будет завтра )

(обратно)

Эпилог

Прошел год. Москва. Никольская улица.

Обнимая себя за плечи, графиня Варвара Григорьевна Кони с тоской смотрела через окно своей роскошной гостиной на заснеженный Кремль. Казалось бы, ей надо радоваться: все мечты сбылись! Вот уже год, как стала дворянкой, замужем за очень уважаемым в обществе человеком, живет в самом центре столицы, в деньгах стеснений нет, и на званых вечерах аристократок она, бывшая простолюдинка, желанная гостья. Вот же оно, счастье! Ан нет. Варя чувствовала себя на редкость паршиво. Муж к ней относился… никак.

Они практически не разговаривали, в их отношениях не было ни тепла, ни ласки. Да что там! После свадьбы супруг ни разу её не поцеловал и не разделил постель. Они жили под одной крышей, словно чужие люди.

«Что со мной не так? — в стотысячный раз спрашивала себя Варвара. — Я же стараюсь быть идеальной женой. Всё для него делаю! А ему на меня плевать. Не могу так больше. Не могу», — горькие слезинки потекли по лицу Варвары.

Достав из кармана дорогого домашнего платья платочек, она аккуратно промокнула уголки глаз. Отойдя от окна, села в кресло. Взгляд зацепился за лежащую на столике газету. На первой полосе красовалась императорская семья Рюриковичей: Димитрий Иоаннович одной рукой держал наследника престола, а второй полуобнимал за плечи улыбающуюся жену.

Правящая чета абсолютно не стеснялась проявлять нежные чувства друг к другу на людях. Подобное поведение шло вразрез с традициями, но венценосных супругов это ничуть не беспокоило. Они оба транслировали миру: мы вместе, мы счастливы.

Покусывая губы, Варя подтянула к себе газету, подрагивающими пальцами перелистнула страницу и тотчас увидела красочную фотографию из кремлевского зала: Анатолий поддерживал под локоток порозовевшую от удовольствия Маргариту Ткачук, а рядом важно выпятил грудь управляющий боярского рода Апраксиных.

Надпись под фото гласила: «Вчера в Кремлевском дворце государь лично даровал юристу императорского рода Анатолию Федоровичу Кони титул графа, а также за особые заслуги пожаловал дворянство простолюдинам: Лицину Ивану Ивановичу и Маргарите Павловичу Ткачук».

От обиды слёзы вновь потекли по щекам Вари. В отличие от той же мямли Ритки, вход во дворец ей был заказан. Ещё год назад муж строго-настрого запретил Варваре попадаться на глаза императрице.

«У нас с Толей всё испортилось после того, как я попросила Александру не приходить к нам на свадьбу, — с горечью подумала графиня Кони. — Но если бы государыня сердилась, то наверняка срывала бы зло на моём муже. А она напротив привечает его. Значит, не таит на меня зла! Ну почему Толя не может простить? Я же не знала, что Саша не нагуляла ребёнка, а замужем за императором! А что, если позвонить Александре? Объясню ей всё, попрошу вправить мозги своему юристу. Она же счастлива замужем. Должна понять».

В холле послышались знакомые шаги. Торопливо вытерев с лица влагу, Варвара проверила на месте ли кулон ментальной защиты и вскочила из кресла. Быстро покинув гостиную, увидела супруга. Облачённый в длинное чёрное пальто, он направлялся к кабинету.

— Толя, ты сегодня рано, — заметила она заискивающе.

— Сейчас снова уйду. Дела, — холодно ответил Анатолий, не сбавляя шага.

«Нет. Так дальше продолжаться не может!» — раздражение всколыхнулось в груди Варвары.

Сжав кулаки, она застыла в ожидании мужа. Спустя несколько минут тот вернулся в коридор с портфелем.

Заметив жену, граф Кони сухо спросил:

— Ты что-то хотела?

— Да, — бросила Варя. Горделиво подняв подбородок, она зло выплюнула: — Сколько это ещё будет продолжаться? Ты меня игнорируешь. Я для тебя словно и не жена, а пустое место! Меня не устраивает такой брак. Это какая-то жалкая пародия на семейную жизнь!

— Все аспекты совместного проживания мы с тобой обсудили перед свадьбой. Тебя всё устроило, — сдержанно напомнил Анатолий.

— За что ты так со мной? Да, я допустила ошибку. Но ведь никого из опального рода Силантьевых не было на нашей свадьбе! О них вообще уже год как ни слуху ни духу. А Рюриковичи? У тебя с ними обоими прекрасные отношения. Её величество, поди, и забыла уже о моей досадной оплошности. Толя, ну сколько можно меня наказывать? Я хочу вместе с тобой ходить на приёмы во дворец; хочу, чтобы у нас родились дети; хочу нормальную семью. Разве так много прошу⁈ — с надрывом спросила Варя.

— Ты прекрасно знаешь, я женился на тебе только потому, что дорожу своей дворянской честью. Если тебя перестали устраивать ранее достигнутые договорённости, ты вправе от меня уйти. Неволить не стану.

— Ах вот оно что, — зло процедила графиня Кони. Скрестив руки на груди, объявила: — Я тебя люблю. И за свою любовь буду бороться. Если ты сам не желаешь быть мне нормальным мужем, то попрошу государыню провести с тобой беседу! Ты ведь дорожишь своей карьерой, не так ли?

— Ты преступила грань, Варвара. Шантажировать себя не позволю. Я сегодня же подам прошение о разводе. Можешь собирать свои вещи, — ледяным тоном сообщил граф Кони и покинул дом.

— Нет. Ты не можешь со мной так поступить, — неверяще прошептала Варя.

* * *

Это же время. Загородная резиденция Рюриковичей

Я стояла у окна и наблюдала за тем, как во дворе развлекаются мужчины. Довольные до безобразия воины из личной охраны императора строили шикарную снежную крепость. А неподалёку его величество вместе с нашим годовалым сыном лепил обещанного мальчугану здоровенного снеговика.

Однако, судя по внушительным, характерным выпуклостям, Димитрий Иоаннович сделал очень даже снежную бабу. И сейчас, жестикулируя, объяснял сыну пикантный отход от первоначального плана.

Вот балбес.

Я тихонько рассмеялась. Услышав шаги, обернулась, вопросительно посмотрела на Наталью: свою единственную фрейлину и незаменимую помощницу.

— Государыня, вам звонит графиня Варвара Григорьевна Кони. Говорит, что дело важное и безотлагательное, — прикрывая ладонью микрофон переносного телефона, деловито доложила Наталья.

Однако.

Удивлённо хмыкнув, я взяла трубку. Жестом отпустив фрейлину, лаконично ответила:

— Слушаю.

Через секунду мне в ухо ввинтился громкий плачь. Рыдая, Варвара поведала, что после свадьбы муж не обращает на неё внимания, детей заводить не желает, а сегодня и вовсе решил развестись.

— Помогите мне, государыня, молю. У вас же счастливая семья! Вразумите Толю. Убедите его сохранить брак. Я его люблю, он мне нужен! — всхлипывала убитая горем Варя.

Что тут сказать? Эта женщина, как и прежде, думает только о себе.

Перехватив поудобнее трубку, я спокойно сказала:

— Для семейного счастья нет универсального рецепта. Каждому от брака требуется что-то своё. Однако любой союз прежде всего основывается на взаимном уважении. Невозможно переделать человека и сделать таким, как ты того хочешь. Ты либо принимаешь его со всеми достоинствами и недостатками, либо нет. Но в этом случае супружеская жизнь превратится в кошмар.

— Но как же мне всё изменить? — прошелестела невидимая собеседница.

— Будет желание, подумай над моими словами. Прощай, — нажав на отбой, я положила телефон на столик.

Поняла ли меня Варвара? Сомневаюсь. Впрочем, это её жизнь, не моя.

Решив посмотреть, как там дела у моих мужчин, я подошла к окну. Рюрикович сидел перед сыном на корточках и что-то говорил. Вдруг, словно почувствовав взгляд, Дима поднял на меня глаза и улыбнулся так, что душа замурлыкала.

Как же хорошо, что мы есть друг у друга.

(обратно) (обратно)

Нина Ахминеева Софья. Другой мир

Глава 1

Открыв тяжелые веки, поняла, что ничего не вижу: мутная, красноватая пелена застилала взор. Облизнув пересохшие губы, почувствовала металлический привкус.

Кровь — мгновенно сообщило подсознание.

Подняв руку, оттерла с глаз теплую, густую влагу. Медленно повернув голову набок, похлопала веками со слипшимися в лучики ресницами. Краснота уступила место черному пятну. Разглядев выпуклый рисунок протектора, вяло удивилась.

Колесо… Большое и новое. Я что, под машиной?

Адская вспышка боли пришла внезапно. Фейерверк разноцветных искр брызнул из глаз, и, казалось, моя несчастная голова в одночасье разлетелась на тысячу мелких осколков. Не сдержав стон, крепко зажмурилась и сжала голову руками.

— Как она? — откуда — то издалека долетел встревоженный мужской голос.

Чьи — то теплые, сильные пальцы настойчиво потянули мои руки.

— Жива, — деловито доложил кто — то басом. — Господин, вы не подходите. Я сам разберусь.

Боль отступила так же внезапно, как и началась. Больше ничего не болело и не беспокоило. Это было очень и очень странно. Решившись, я открыла глаза.

Заслоняя свет, рядом на корточках сидел абсолютно седой мужчина и пристально рассматривал мою голову. На его лице застыло удивление. Встретившись со мной взглядом, он нервно улыбнулся. Вновь переведя взор на многострадальную голову, на грани слышимости пробормотал:

— Вот это регенерация…

Не двигаясь с места, незнакомец с изумлением разглядывал что — то у меня на голове, а я в свою очередь рассматривала его. Глубокие морщины пролегли у глаз и рта, однако, несмотря на почтенный возраст, мужчина не казался хилым. Напротив, было очевидно, что он занимается спортом: короткие рукава летней голубой рубашки открывали чудный обзор на покрытые светлыми волосками жилистые руки.

Неожиданно встрепенувшись, он встретился со мной взглядом и добродушно улыбнулся. Не видя повода для радости, я сурово сдвинула брови и начала осторожно подниматься на ноги. Торопливо подав руку, мужчина с упреком сказал:

— Внимательнее быть надо. Я еле успел затормозить.

Нахмурившись, я недоуменно посмотрела на него, затем перевела взор на черный внедорожник. Солнце щедро освещало помятый радиатор и глубокую вмятину на капоте. Судя по повреждениям автомобиля и следам чего — то уж больно похожего на кровь, я должна не стоять, а, как минимум, пребывать в глубокой коме.

Что происходит?

Машинально подняв руку, аккуратно потерла лоб. Зацепившись взглядом, уставилась на ладонь: нежную кожу густо покрывала свернувшаяся кровь. Но не она меня сейчас интересовала. Чем больше я смотрела, тем четче понимала: это не моя рука.

Медленно опустив голову, взялась за темно — синюю легкую ткань длинной юбки. Резко задрав подол до колен, нагнулась и, увидев обнаженные стройные ноги, застыла. Не только руки, но и ноги оказались не мои. В этот момент из — за спины выскользнула толстая черная коса. Болтаясь сбоку, она упорно притягивала взгляд. А я всегда была блондинкой.

Не разгибаясь, я смотрела на покачивающуюся длинную косу и напряженно думала. Руки, ноги, волосы абсолютно точно не мои, и это означало только одно: тело целиком чужое. Такой вариант казался бредом, но другие версии — с пришитыми руками, ногами и скальпом — выглядели еще хуже.

Паниковать нельзя. Никак нельзя. Глубоко вздохнув, неспешно выпрямилась и огляделась. Заснеженных альпийских гор не было и в помине. Я стояла посреди городской дороги, подле красовался помятый внедорожник, а сверху припекало жаркое летнее солнце.

Опершись рукой о теплый капот, холодно посмотрела на незнакомца. Вопросов у меня имелось великое множество, но задавать их не спешила: в дурдом я пока не собиралась.

Седовласый мужчина, прежде внимательно наблюдающий за моими манипуляциями с платьем, неожиданно спросил:

— Вы же из рода бояр Изотовых?

С бесстрастным выражением на лице я смотрела на мужчину и молчала. Я не узнавала свое тело, и говорить, кто есть на самом деле, не торопилась. Раздумывая над довольно странным вопросом, скользнула взглядом по обочине асфальтированной дороги. Ничего примечательного не было. Обычные для юга России дома, такие я видела не раз. Какие еще бояре Изотовы?

В это мгновение подсознание преподнесло сюрприз. Я откуда — то поняла, что мужчина прав. Ошарашенная внезапным открытием, добела сжала кулаки.

— Как вы себя чувствуете? — неожиданно поинтересовался кто — то приятным мужским голосом.

Резко обернувшись, уперлась взглядом в белую футболку, скрывающую мускулистую грудь. Вдохнув исходящий от мужчины аромат, почувствовала легкое головокружение. Все так же не говоря ни слова, принялась довольно бесцеремонно разглядывать еще одного незнакомца. Сама не знаю зачем, попыталась понять, как он делает края бороды такими ровными и почему у него настолько красивые руки пианиста.

— Савелий, — негромко позвал умопомрачительно пахнущий мужчина, — девушку надо отвезти в больницу.

— Как скажете, князь, — тут же прозвучало в ответ.

Больница?! Это предложение мгновенно оторвало меня от размышлений о бороде и руках. Пока не пойму, где я и что происходит, ни о каких больницах даже речи быть не может!

— Нет. Отвезете домой, — вложив в голос максимальную уверенность, не попросила, но приказала.

От звука моего голоса или еще бог весть от чего прогретый солнечными лучами воздух внезапно зашевелился. Поблескивая голубовато — сиреневым светом, тягучей волной разошелся от меня во все стороны, а едва воздушная волна достигла пожилого мужчины, он тут же упал на одно колено и склонил голову. Обладатель же тела спортсмена и рук пианиста, не двигаясь с места, рассматривал меня с явным любопытством.

Подозревая, что сейчас произошло что — то необычное даже для этих мужчин, на мгновение прикрыла глаза. Как реагировать, я не знала. Не придумав ничего лучше, гордо расправила плечи и, отложив на потом размышления о выкрутасах воздуха, спокойно встретила взгляд ярко-васильковых глаз. Коротко усмехнувшись, бородатый незнакомец неторопливо подошел к задней пассажирской дверце. Открыв ее, замер в ожидании.

С привычной невозмутимостью я не спеша уселась на сидение позади водителя. Через мгновение мужчина в белой футболке сел рядом. Не шелохнувшись, я, вдыхая будоражащий аромат и слушая урчание автомобиля, попыталась разобраться в хаосе, который творился в голове.

За окном мелькали машины, дома, раскидистые деревья, вдоль дороги по тротуарам шли мужчины и женщины — вроде все привычно, но на деле обстояло иначе. Я не только не узнавала своего тела. Моя память изменилась. Личные воспоминания тесно переплелись с воспоминаниями другой женщины и стали бесформенным нечто.

— Савелий, куда едем? — пряча за неприлично длинными ресницами озорные смешинки, неожиданно поинтересовался незнакомец.

— Госпожа приказала домой, — тут же отозвался пожилой мужчина. — А к кому, не уточнила. Я служу и живу у вас, князь. Значит, едем к вам.

Мысленно застонав, принялась искать в памяти адрес. Не свой, а той, другой женщины. Повернувшись ко мне, тот, кого Савелий упорно величал князем, широко улыбнулся.

Мазнув по мужчине взглядом, перевела взор на лобовое стекло и, тайком скрестив на удачу пальцы, спокойно сказала:

— Большая Садовая, сорок девять.

— Как скажете, — послушно отозвался Савелий.

Внешне невозмутимая, мысленно помолилась боженьке, чтобы адрес оказался верным: я отчетливо понимала — просто так меня не оставят. В дом к этому, хоть и очень привлекательному, незнакомцу, а уж тем более в больницу, мне сейчас абсолютно точно не хотелось.

— Разрешите представиться, — спустя время, сказал мужчина в белой футболке. — Игорь Владимирович Разумовский, князь Южный.

Серьезно? Он действительно князь? Где же я?

Мысли засуетились как потревоженные муравьи. Протянув руку осторожно пощупала ткань на футболке мужчины. Хлопая неприлично длинными ресницами, мужчина смотрел озадаченно.

— Хочу удостовериться, что вы настоящий, — пробормотала и отвернулась к окну.

Наконец — то смилостивившись, память выдала порцию четкой информации. Оказывается, моя голова оставила след на капоте машины очень и очень серьезного человека, обладающего огромной властью в этом мире. Страх развернул щупальца и потянулся к сердцу. Тряхнув головой, гордо приподняла подбородок и встретилась взглядом с мужчиной.

— Софья, — спустя несколько мгновений, негромко сказала и, надеясь, что не спятила, добавила: — Боярыня Софья Сергеевна Изотова. Глава рода.

— Приятно познакомиться, Софья Сергеевна, — остро глянув на меня, князь Южный тут же тепло улыбнулся. — Мне очень жаль, что наше знакомство произошло при таких… неприятных обстоятельствах. Я ваш должник. В случае необходимости, можете смело обращаться, — он настойчиво посмотрел мне в глаза. Словно желая непременно получить согласие, через несколько мгновений добавил: — Я могу рассчитывать, что вы не застесняетесь и обратитесь ко мне за помощью?

Не отводя взора от его умных и, что скрывать, чертовски привлекательных глаз, я ощущала, как быстро — быстро стучит сердце. Не выказывая волнения, твердо сказала:

— Вы действительно мой должник. А долг платежом красен, не так ли… князь?

Усмехнувшись, мужчина кивнул. Не скрывая интереса, он неотрывно смотрел мне в глаза и, казалось, пытался проникнуть в душу. Почувствовав, как щеки начали наливаться румянцем, я отвернулась к окну. По непонятным причинам, князь чужого мира очень сильно действовал на меня. Старательно отбрасывая мысли о нем, как о мужчине, я принялась размышлять над тем, что же сейчас делать.

* * *

Автомобиль медленно подъехал к длинному пятиэтажному зданию. Игорь Владимирович скользнул взглядом по витринам магазинов, размещенных на первом и втором этажах коричнево — серого строения. Удивленно посмотрев на темноволосую, зеленоглазую красавицу, вновь перевел взгляд на дом. Место жительства глава рода Изотовых выбрала более чем нестандартное. Испокон веков главы боярских родов проживали исключительно в особняках. Так было принято в обществе.

Заехав во двор, внедорожник остановился у слегка обшарпанного подъезда. Выйдя на тротуар, князь лично распахнул перед девушкой дверцу. Неторопливо выбравшись из машины, она холодно кивнула. Не произнеся ни слова, стройная, высокая красавица подошла к подъезду и, открыв мерзко скрипнувшую дверь, скрылась в темноте.

Застыв как истукан, мужчина оторопело посмотрел на закрывшуюся за Софьей дверь. Удивленно хмыкнув, Игорь Владимирович сел в автомобиль и лаконично сказал:

— Домой.

Плавно тронувшись, внедорожник уверенно выехал из двора и помчался по центральной части шикарного города. Замечая дорогой автомобиль со свежими следами аварии, патрульные дружно делали вид, что ничего необычного не происходит.

Нахмурившись, хозяин южной части России смотрел в окно и напряженно думал. Слишком много сегодня произошло необъяснимого. В случайности князь не верил. За сорок лет жизни он твердо уяснил: все, что происходит, происходит не просто так, но с определенной целью. Оставалось только понять зачем.

Он не был в Ростове долгих девять лет, но, видит бог, не соскучился по родному городу. Слишком много в этом месте осталось горьких воспоминаний: именно здесь любимая супруга умерла в родах. Изнывая от душевных мук, мужчина просто не мог находиться там, где все напоминало о жене. Время приглушило боль утраты, и он наконец — то решил вернуться, но сам еще не знал, надолго ли останется.

Сегодня, едва сойдя с трапа личного самолета, Игорь чуть было позорно не сбежал обратно в Москву. Но что — то не пустило. Сжав зубы, он сел в ожидающий автомобиль. Едва внедорожник въехал в город, отличился Савелий. Опытнейший водитель умудрился на пустой дороге сбить девушку. И сейчас именно эта девушка занимала мысли мужчины. Софья Изотова была ох как непроста.

— Сергей Изотов… — спустя время, негромко сказал князь. — Это не тот ли Изотов, что погиб?

— Да, — мгновенно сообщил слуга и верный помощник и добавил, напоминая: — Восемьлет назад. Война Никитских и Изотовых. Род Изотовых практически полностью истреблен. Осталось четверо: мать и три девочки. Насколько я знаю, женщина недавно умерла.

— Ясно, — негромко отозвался Игорь. — Савелий, я думаю, тебе излишне говорить, чтобы не болтал?

— Безусловно, — тут же согласился водитель и укоризненно посмотрел в зеркало заднего вида.

Встретившись взглядом со слугой, князь скупо улыбнулся. Мужчины знали друг друга не один десяток лет: слуга был предан своему господину безоговорочно и всегда держал язык за зубами. Немного помолчав, Савелий неожиданно сказал:

— Думаю, вам надо знать: от удара она должна была непременно погибнуть. У девушки просто нереальная регенерация. Даже для главы рода, — многозначительно сказал мастер.

Больше он ничего не добавил, но этого было и не нужно. Князь Южный, конечно же, все понял моментально. Не отвечая, Игорь перевел невидящий взгляд в окно автомобиля, продолжая думать о красивой девушке.

«Вот откуда у нее способности подчинять голосом? Лихо Савелия обработала, — мужчина удивленно качнул головой и коротко улыбнулся. — Еще и регенерация на уровне мастера — универсала. Нас в России всего — то четверо. Не многовато ли для юной главы захудалого боярского рода? Надо приглядеться к девочке», — решил князь, и его израненная душа замерла в предвкушении. Однако на эту странность опытный правитель внимания не обратил.

(обратно)

Глава 2

Капец котенку… Тихонько застонав, забралась на последний этаж и прислонилась затылком к шероховатой стене. В квартиру бояр Изотовых я входить не торопилась. Словно решив реабилитироваться, память разом вывалила на меня тонну новой информации.

Прикрыв глаза и прижав к пульсирующим вискам ладони, постаралась навести порядок в разуме. Теперь я знала многое о семнадцатилетней главе рода. Это, скорее всего, было еще не все, но я уже понимала — с прежней хозяйкой тела мы отличаемся как небо и земля.

Софью с детства считали очень красивой и физически одаренной. Однако после трагедии в роду бояр Изотовых девочка стала мнительной и нелюдимой. Избегая общения со сверстниками, она находилась на домашнем обучении. Звезд с неба не хватала, но училась довольно хорошо: приходящие педагоги хвалили.

Девушка не знала, почему началась кровопролитная война между Никитскими и Изотовыми, но отлично запомнила ночь, когда погиб отец. Именно с тех пор в ее душе навечно поселился страх.

Помнила, как почти под утро Никитские напали на родовое поместье Изотовых. Как тяжелые шторы на окнах жадно лизал огонь, а едкий смрад не давал сделать вдох. Поскуливая от страха, худенькая девятилетняя Софья забилась под кровать. Глухо покашливая от клубов густого дыма, верный слуга Василий нашел насмерть перепуганную девочку. Прижимая к себе, он отнес ее к матери и годовалым сестрам — близнецам в подвал.

Весь остаток ночи Соня тряслась от ужаса. Цепляясь за одежду мужчины, она не отпускала сильного, опытного воина от себя ни на шаг. С тревогой поглядывая на обезумевшую от страха дочь, боярыня Изотова, глотая слезы, пыталась успокоить кричащих близняшек. Из подвала они вышли только днем.

Мертвой хваткой вцепившись в руку Василия, испуганная девочка огляделась. Увидев горы трупов, вповалку лежащих возле обгорелого остова трехэтажного особняка, дико закричала и забилась в истерике. После этой жуткой ночи в роду бояр Изотовых осталось лишь четыре женщины.

Софья смутно помнила похороны отца и последовавшую череду переездов. После пережитого ужаса она замкнулась в себе. Ее не интересовали ни подрастающие сестры, ни что происходит с мамой, а уж проблемы рода и вовсе не трогали. Единственными друзьями девушки на протяжении долгих лет были книги. Мир фантазий полностью заменил ей реальную жизнь.

С каждым годом боярыня Изотова становилась все больше похожей на тень. Софья помнила, как, поджимая губы, она жаловалась Василию на растущие долги и отсутствие денег.

А девять дней назад мама умерла от сердечного приступа. Совершеннолетняя Софья Изотова стала главой рода.

Сегодня она впервые за долгое время вышла на улицу. Сама не зная зачем села на первый попавшийся автобус и уехала на окраину Ростова. Предсказуемо заблудившись, долго плутала по незнакомым улицам. Идя вдоль пустынной дороги, девушка напридумывала себе разных ужасов и внезапно побежала на другую сторону.

Последнее, что сохранилось в памяти Софьи, — летящий на нее черный внедорожник и резкий визг тормозов…

Бывшей хозяйке тела не позавидуешь… Я тяжело вздохнула. Девочку было жаль, но видит бог я тут не причем. Сама вон в какой ситуации оказалась. Нахмурившись, посмотрела на добротную деревянную дверь, за которой скрывалась квартира Изотовых и поморщилась.

Должно быть, я сейчас ужасно выгляжу: засохшая кровь, всклокоченные волосы и помятая одежда. Красавица, одним словом. Пока общалась с князем Южным, кровь на лице и воронье гнездо на голове волновали меня не сильно. Если память не врет, в квартире должны находиться две девятилетних девочки. Их нервировать и, не дай то бог, пугать абсолютно точно не хотелось. Да вот только в подъезде привести себя в порядок я не могла.

Нажав на дверной звонок, прислушалась. Ни звука. Раздумывая, работает или нет звонок, покопалась в чужом разуме, но ответа не нашла. Видимо, мою предшественницу этот вопрос не интересовал.

Внезапно дверь отворилась. Увидев меня, полноватая светловолосая женщина средних лет замерла на пороге. Всплеснув руками, экономка и по совместительству повар Изотовых пошире распахнула дверь. Торопливо отойдя, дождалась, когда я зайду. Закрыв дверь, она скользнула тревожным взглядом по моей голове и лицу.

Спустя несколько долгих мгновений, не скрывая тревоги в голосе, женщина испуганно прошептала:

— Госпожа, что случилось? На вас кровь…

Копаясь в памяти в поисках ее имени, я едва заметно сморщила лоб. Опознала — то я экономку сразу, но имя пока ускользало. Так и не вспомнив, тихо пояснила:

— Досадная оплошность.

— Боже ты мой, — едва слышно пробормотала она. — Софья, вам в больницу надо бы, — прошептала и вопросительно посмотрела мне в глаза.

Тепло улыбнувшись беспокоящейся женщине, я наконец — то вспомнила ее имя и негромко ответила:

— Все в порядке. Надежда, где девочки?

— В детской. С педагогом занимаются, — продолжая глядеть на меня с тревогой и заботой, сообщила экономка. — Позволите мне вас осмотреть? У вас конечно хорошая регенерация, но может, раны где — то остались? Их обработать тогда нужно, — блестя от эмоций глазами, она искренне желала хоть чем — то помочь.

Немного подумав, отрицательно качнула головой. Ободряюще улыбнувшись встревоженной не на шутку женщине, пошла по узкому коридору. Стараясь двигаться как можно тише, остановилась подле одной из запертых дверей и потянула на себя ручку. Если не ошибаюсь, это моя комната.

Войдя в полутемное помещение, аккуратно прикрыла за собой дверь. Осмотревшись, досадливо поморщилась. Здесь было все, что нужно для жизни девушки, да вот только моя предшественница чересчур любила мрачные тона.

Подошла к большому окну, резко распахнула плотные темно — коричневые шторы. Солнечные лучи тут же радостно ворвались в комнату и наполнили ее светом.

— Так получше, — пробормотала себе под нос.

Уверенно открыла дверцу двустворчатого шкафа. На многочисленных полках аккуратными стопочками лежала одежда — вся как на подбор черного либо коричневого цвета. Взяв полуспортивные штаны и футболку, открыла вторую створку. Глядя на нижнее белье, мысленно чертыхнулась, борясь с брезгливостью.

С трудом убедив себя, что белье надевали на это тело и, следовательно, оно не чужое, взяла с полки первый попавшийся комплект. Стараясь не думать о том, что после купания предстоит надеть чужие ношенные трусики, отправилась отмываться. К сожалению, в этой квартире из шести комнат ванная одна. Так же, как и санузел.

Выйдя за дверь, тут же увидела Надежду. Стоя чуть поодаль, она нерешительно переминалась с ноги на ногу, явно переживая.

— Я в ванную, — негромко сказала обеспокоенной женщине. — Приготовь мне перекусить.

Неуверенно улыбнувшись, Надежда кивнула и ушла на кухню.

Торопливо пройдя по пустому коридору, я шмыгнула в ванную комнату. Тщательно закрыв за собой дверь на замок, включила воду. Присев на краешек большой, видавшей лучшие дни ванны, прижала к груди чужую одежду, смотря на тугую струю, льющуюся из крана.

И лишь сейчас, за закрытыми дверями, позволила себе расслабиться. Чужое тело. Чужой мир и куча проблем разного масштаба. Как не свихнуться и не сломаться? Вот зачем мне это все?

Всхлипнула, и слезы горько — соленым водопадом потекли из глаз. Мне было очень страшно. Слезы беспрепятственно текли по лицу. Но… Долго себя жалеть я не умею. Сдаваться или позволять страху одержать верх не в моем характере!

Шмыгая носом, торопливо расплела косу и сняла одежду. Избегая смотреть на стену с большущим зеркалом, осторожно опустилась в горячую воду. Ощущая приятное тепло, принялась отмывать ароматно пахнущим шампунем волосы и смывать с лица кровь. Делая такие привычные вещи, пыталась ни о чем не думать. Спустив грязную воду, по новой набрала ванну.

Сделала глубокий вдох и, не зажмуриваясь, полностью погрузилась под воду. В это же мгновение мир вокруг засиял! Не веря своим глазам, я лежала под водой и смотрела. Чудеса да и только… Повсюду летали золотистые искорки: малюсенькие звездочки, размером с песчинку, загадочно мерцая, парили везде, куда бы я ни перевела взгляд. Они были и в воде, и в воздухе.

Не понимая, что происходит, с шумом вынырнула. Тяжело дыша, завертела головой. Искорки — звездочки мгновенно пропали, словно их и не было вовсе. Настороженно посмотрев на воду, нахмурилась. Вновь задержав дыхание, плавно опустилась. Золотистые искорки тут же вернулись.

Раз за разом я повторяла свой незатейливый эксперимент. Как только задерживала дыхание, искорки появлялись. Начинала дышать — пропадали. И так было даже без воды.

Вытираясь насухо пушистым бледно — розовым полотенцем, я, морща лоб, постаралась отыскать информацию в памяти предшественницы. Как только до меня дошло, что это, не удержалась и прямо так, голой попой, плюхнулась на край прохладной ванны. Даже по меркам этого необычного мира я отличалась…

Комкая в руках полотенце, попыталась переварить информацию, пока не представляя, что с этим со всем делать.

Искорки, которые я вижу, когда задерживаю дыхание, — эфир. Он тут повсюду. Во всем живом и неживом. Как кровь струится по венам, так же маленькие золотистые звездочки наполняют энергетические каналы.

Из века в век одаренные учились пользоваться эфиром. Он многократно усиливал физические способности одаренных, и аристократы с древних времен совершенствовали свои навыки. Это как с музыкальным слухом — он либо есть, либо его нет. В какой семье больше шансов вырастить лучшего музыканта? Естественно, в той, где все занимаются музыкой.

У простых же людей способности проявлялись крайне редко.

Погружаясь в воспоминания девушки, я смотрела техники, которые применяли аристократы, и не могла поверить, что такое бывает наяву. Огонь и лед срывались с рук мужчин и женщин; твердые, как камень, панцири мгновенно покрывали тела; упругие струи воздуха закручивались в безумном танце и несли разрушение. Сильных аристократов в моем родном мире, скорее всего, сочли бы за богов, сошедших с Олимпа. Тех, кто послабее… приняли за божественных детей — полукровок.

Однако даже среди самых сильных аристократов есть те, кто может гораздо больше. Их называют мастерами — универсалами, и они владеют всеми известными видами техник: огонь, вода, воздух, земля. В моей голове не укладывалась мощь этих людей. Нет, скорее сверхлюдей. У них непостижимая регенерация, и они практически неуязвимы. В России таких всего четверо, и все князья: Западный, Восточный, Северный и… Южный.

Вспомнив о васильковых глазах мужчины, печально вздохнула. Теперь-то я знала, что нас разделяет пропасть. Князь Игорь Владимирович Разумовский — военачальник над всеми войсками Южного княжества, глава министерства внутренних дел, самый крупный землевладелец и хозяин огромного промышленного кластера в Южном княжестве. Если коротко — он силовик и олигарх. А я…

Махнув рукой непонятно кому, по — прежнему сидя голой на краю ванны и стараясь избегать мыслей о князе Южном, продолжила анализировать информацию.

Способность видеть эфир вне тела — особенность женщин рода Изотовых. Из поколения в поколение боярыни Изотовы делились сакральными знаниями с дочерями. Софью, как старшую, мать учила с младенчества. Чисто теоретически способность видеть эфир можно применять и для боевых техник, но женщины рода предпочитали использовать свой дар в мирных целях, изготавливая ценнейшие артефакты. Этим — то и занималась мать девушки после гибели супруга. Большого дохода не было, но на плаву маленькая семья держалась.

Очень редко, но случалось, что у женщин рода Изотовых проявлялись способности к фантастической регенерации и подавлению чужой воли. Софья родилась такой жемчужиной: в ней гармонично сочетались все лучшие качества рода.

Аристократы тщательно следили за своим генофондом и при любой возможности старались его улучшить. Если бы об особенности девушки узнали, то, несмотря на бедность, нелюдимость и замкнутость, заполучить ее в свой род захотели бы многие.

— Мало того что потомственный артефактор, так еще и завидная невеста, — обреченно вздохнув, пожаловалась несуществующему собеседнику.

Осторожно встав, прицельно бросила в корзину для белья мокрое и порядком истерзанное в раздумьях полотенце. Закусив губу, подошла к зеркалу. Бойся не бойся, но на новую себя рано или поздно придется посмотреть. Не откладывая дело в долгий ящик, пристально всмотрелась в зеркальную гладь.

Зеркальный двойник смотрел большими ярко — зелеными глазами. Влажные пряди длинных черных волос резко контрастировали с белоснежной кожей и, стыдливо прикрывая высокую, упругую грудь, стремились к тонкой талии.

Постаравшись максимально избавиться от эмоций, внимательно изучила доставшееся в наследство тело. Что тут сказать? Девочка юна, отлично сложена и, безусловно, красива. Но очень сложно поверить, что эта длинноногая брюнетка — я.

— Привыкну, — пробормотала и принялась одеваться.

Не знаю, кто и когда вложил мне это в голову, но я четко понимала — возврата в родной мир нет. Либо жить здесь и сейчас, либо не жить вовсе.

Принимая неизбежное, коротко усмехнулась. Раз к былому нельзя вернуться, то мой выбор очевиден: буду жить. Возможно, в этом мире я обрету то, о чем мечтала и чего так не хватало — счастье. Может, поэтому высшие силы так затейливо вывернулись и закинули меня не пойми куда? Кто его знает…

(обратно)

Глава 3

Днем ранее

Два солнца опускались за горизонт. Окрашивая пушистые облака огненно — красным и малиновым, отбрасывали блики на оконные стекла московских домов.

На верхнем этаже элитной высотки в Москва — сити возле панорамного окна стояла стройная светловолосая женщина в темно — сером брючном костюме. Она смотрела на небо, однако редкое атмосферное явление не вызывало восторга. Для беспокойства причин не было, но непонятная тревога скребла когтистыми лапками сердце.

Подняв руку, посмотрела на дорогие наручные часы. Времени до окончания рабочего дня было достаточно.

«Что — то не так… Может заехать в офис?» — нахмурившись, подумала женщина.

Обведя задумчивым взглядом роскошную гостиную, вновь бросила взор на небо. Тревога не отпускала. Быстро взяв с идеально чистого, стеклянного стола телефон, разблокировала и, нажав кнопку вызова, поднесла к уху. Спустя мгновение негромко спросила:

— Ты где? Хорошо. Выхожу.

Сжимая мобильный в руке, вышла из комнаты и, пройдя по широкому, светлому коридору, остановилась возле обувной полки. Выбрав ботинки на невысоком каблуке, обулась и привычным жестом отодвинула дверцу шкафа — купе.

Оглядев ряд шуб, достала длинную, невесомую шубку из шиншиллы редкого окраса: сапфировый эбонит. Надев, посмотрела на свое отражение в большом настенном зеркале. Мимолетно улыбнувшись зеркальному двойнику, вышла из пентхауса.

Несмотря на холодный зимний вечер, возле капота белоснежного дорогущего автомобиля представительского класса замер в ожидании ее личный водитель. До офиса на Арбате можно было бы дойти пешком, но она предпочитала передвигаться по мегаполису с комфортом.

Увидев знакомую фигурку, водитель предупредительно открыл заднюю пассажирскую дверь. Подав руку, помог хозяйке сесть в приятно пахнущий кожей салон. Спустя несколько мгновений автомобиль Натальи Петровны неспешно выехал с закрытой территории.

Поглядывая на мелькающие за стеклом яркие вывески магазинов и ресторанов, женщина продолжала нервничать. Она не понимала, о чем шепчет ей интуиция, но судьбе, конечно же, было все равно.

Отсчет времени запущен.

* * *

До окончания привычно тяжелого рабочего дня оставалось двадцать пять минут. Встав из — за стола, седовласый, полноватый руководитель отдела продаж в очередной раз подошел к прозрачной перегородке, отделяющий его персональный кабинет от рабочей зоны.

Зорко всмотревшись в сосредоточенные, зеленоватые от усталости лица подчиненных, Василий Иванович удовлетворенно улыбнулся: несмотря на безумный ритм, никто не отдыхал.

Больше семи лет жизни Василий Иванович отдал компании, стараясь заслужить всеми правдами и неправдами вожделенное кресло начальника. Работать в российском филиале иностранной фирмы с многомиллионным оборотом даже рядовым сотрудником было пределом мечтаний для многих. Поэтому мужчина, год назад получив должность, держался за нее руками и ногами.

Сегодняшний день выдался адским. Тяжко вздохнув, Василий Иванович открыл стеклянную дверь. Внимательно прислушиваясь к клацанью клавиатур, не спеша подошел к кулеру. Налив ледяную воду в прозрачный пластиковый стаканчик, на мгновение расслабился и мечтательно улыбнулся: сегодня дети должны привезти внука.

Спрятавшись за большущий монитор, новенькая сотрудница потерла кулачками красные от напряжения глаза. Заправив за ушко темную прядь, взглянула на настенные часы. Время шло, но крайне медленно. С опаской оглядевшись и убедившись, что никто из коллег на нее сейчас не смотрит, аккуратно достала из кармана личный смартфон. Тревожно поглядывая в сторону сурового начальника, принялась быстро набирать сообщение.

Внезапно на территорию «продажников» почти вбежала руководитель отдела логистики. Пройдя несколько шагов, худощавая, высокая брюнетка застыла на месте. Удивленно вскинув брови, Василий Иванович в ожидании посмотрел на чем — то сильно обеспокоенную Марию.

Тревожно блестя глазами, женщина обвела взглядом склонившихся над мониторами коллег. Словно почувствовав повисшее в воздухе напряжение, усталые работники медленно повернулись в ее сторону.

Удостоверившись, что все сорок человек оторвались от дел и смотрят на нее, Мария хорошо поставленным голосом сказала:

— Сама здесь. Идет к вам.

Едва услышав новость, начальник отдела вздрогнул и крепко сжал пластиковый стаканчик. Ледяная вода растеклась темным пятном по голубой рубашке. Не замечая противно прилипающей к коже ткани, Василий Иванович судорожно сглотнул. Мгновенно подобрав живот, испуганно посмотрел на женщину.

Встретившись с ним взглядом, Мария кивнула и негромко попросила:

— Не подведите. Мы следующие.

Не сказав больше ни слова, круто развернулась на шпильках и стремительно ушла.

Обменявшись испуганными взглядами, «продажники» синхронно втянули головы в плечи и принялись торопливо прибираться на рабочих местах.

Раздраженно оглядев испорченную рубашку, Василий Иванович перевел взор на суетящихся подчиненных.

— Работаем! — грозно рявкнул, подстегивая и так напуганных до невозможности людей.

В мгновение ока отложив телефон, темноволосая новенькая поправила безукоризненно ровную стопку бумаг и уставилась в монитор. Девушка работала всего четвертую неделю, но уже предельно четко знала, кого боятся абсолютно все в компании.

Отойдя от кулера, начальник отдела обтер ладонью внезапно вспотевший лоб. Помня о безобразном пятне, резко схватил с ближайшего стола розовую папку с документами и крепко прижал к груди. Едва успев прикрыть мокрую ткань, Василий Иванович краем глаза заметил женский силуэт возле двери. Медленно повернувшись, кривовато улыбнулся и охрипшим голосом сказал:

— Добрый вечер, Наталья Петровна.

Не отрывая взглядов от таблиц и графиков, «продажники» удивительно слаженно вздохнули. Не прекращая ни на мгновение работать, измотанные за день мужчины и женщины лихорадочно пытались вспомнить все свои грехи и оплошности.

Новенькая, рискнув выглянуть из — за монитора, с жадным любопытством принялась разглядывать руководителя российского филиала. Ей еще не доводилось встречаться с Натальей Петровной Добронравовой.

Стройная, светловолосая и очень ухоженная женщина, на вид лет тридцати — тридцати пяти, стояла в центре большого помещения и лениво осматривалась.

Бегло оценив стоимость стильного темно — серого брючного костюма и обуви руководительницы, новенькая завистливо вздохнула: сумма выходила баснословная.

Мазнув холодным взглядом по начальнику отдела, Наталья Петровна сухо кивнула. Цокая каблучками по матово поблескивающей напольной плитке и оставляя за собой тонкий аромат изысканных духов, она неторопливо пошла меж рабочих мест.

В это же мгновение буквально все «продажники», казалось, разом захотели уменьшиться в размерах, а то и вовсе стать невидимками. Уставившись в экраны мониторов, они из последних сил пытались сосредоточиться над составлением ненавистного ежедневного отчета. Однако выходило плохо.

Неспешно обойдя всех до единого, Наталья Петровна остановилась в центре кабинета и спокойным, негромким голосом сказала:

— Иванова. Вы сегодня опоздали с обеда на три минуты. Объяснитесь.

Торопливо вскочив с места, женщина средних лет нервно заправила распущенные иссиня — черные волосы за уши. Сцепив руки перед собой, она коротко взглянула на руководительницу и срывающимся голосом произнесла:

— Ко мне дочь c внучкой приезжали. Ключи надо было отдать.

— Вы убедили клиента приехать в офис, а сами опоздали на встречу. Клиент ушел. Это недопустимо. Лишены в этом месяце пяти процентов премии, — холодно сказала Наталья Петровна.

Закусив губу, провинившаяся Иванова мысленно застонала, но лишь коротко кивнула. Не решаясь сесть без позволения начальства, она стояла, склонив голову.

В абсолютной тишине Наталья Петровна обвела взглядом испуганных подчиненных. Едва почувствовав на себе ее взор, мужчины и женщины съеживались и опускали глаза.

Основную часть зарплаты «продажники» получали премией. Только что за трехминутное опоздание их коллегу лишили внушительной суммы, однако в защиту никто не сказал ни слова.

— Алина Сергеева, — неожиданно назвала следующее имя Наталья Петровна и перевела взгляд на новенькую.

Шустро вскочив с места, девушка вопросительно посмотрела на руководителя. Алина даже не подозревала, что сама главная начальница знает ее в лицо.

— Завтра ровно четыре недели, как вы работаете у нас. Скажите, — женщина на мгновение умолкла, а потом продолжила: — Вас ознакомили с правилами компании?

— Да, конечно, — быстро закивала девушка.

— Вам хорошо все объяснили? Возникали ли у вас вопросы? — по — прежнему спокойно поинтересовалась Наталья Петровна.

— Объяснили все очень хорошо, — торопливо ответила Алина. — Вопросов не возникло. Кадровик — прекрасный специалист, — убрав руки за спину, девушка старалась смотреть куда угодно, но только не в глаза руководительнице.

На самом деле, Алине никто ничего особо не объяснял. Кадровик при устройстве на работу просто сунула ей в руки толстую папку с правилами и предложила ознакомиться самостоятельно. Не желая подставлять коллегу, девушка решила не говорить правду.

— Вы оштрафованы в двойном размере.

— За что?! — не сдержавшись, воскликнула новенькая.

— Правилами нашей компании в рабочее время запрещено использование личных телефонов в любых целях, — Наталья Петровна усмехнулась.

Невольно покосившись на сиротливо лежащий возле бумаг смартфон, Алина досадливо поморщилась. Она всего — то написала другу, что соскучилась и устала. Да, об этом запрете и возможном штрафе девушка знала. Но вот почему ее оштрафовали в двойном размере, искренне не понимала.

— Почему в двойном? — негромко спросила новенькая.

— Это вам наука, — невозмутимо ответила руководитель. — За каждое решение и действие надо уметь нести ответственность. Вы приняли решение не сообщать о том, что при трудоустройстве вам надлежащим образом не донесли информацию. Значит, вы и будете наказаны. Еще есть вопросы? — подняла бровь она и пристально посмотрела в испуганно — удивленные глаза новенькой.

— Откуда вы знаете? — тихо поинтересовалась Алина.

— В моей компании ничего не происходит без моего ведома, — безэмоционально произнесла Наталья Петровна. Вновь обведя взглядом «продажников», хладнокровно добавила: — Надеюсь, все помнят о санкциях за несвоевременную сдачу ежедневного отчета? — увидев печальные лица, демонстративно посмотрела на дорогие наручные часы. — У вас осталось десять минут.

Утратив интерес к сотрудникам, женщина перевела взгляд на Василия Ивановича. Тот, застыв на месте и прижимая к груди папку, не сводил с руководительницы настороженных глаз.

— За ненадлежащий контроль вы лишаетесь десяти процентов премии, — холодящим душу голосом произнесла Наталья Петровна.

Послушно кивнув, Василий Иванович не сдержал облегченного вздоха. Денег было очень жаль, однако он избежал худшего — ее гнева.

— И приведите себя в порядок, — негромко приказала Наталья Петровна, мазнув взглядом по рубашке мужчины.

Крепко вцепившись в несчастную папку, опытный начальник отдела вновь кивнул и застыл в тревожном ожидании: он догадывался, что это еще не все, но искренне надеялся на чудо.

— Я говорю не только об одежде. У вас два месяца. Наша компания оплачивает абонементы в фитнес — клубы, — сухо улыбнувшись, стройная женщина невозмутимо посмотрела в бегающие глазки Василия Ивановича.

Вымученно улыбнувшись в ответ, мужчина немного помялся и заискивающе сказал:

— Вы в отпуске, а у вас скоро день рождения. Не уверен, что у меня будет возможность поздравить завтра, поэтому хочу сделать это сейчас, — мужчина широко улыбнулся и начал торжественную речь: — Я вам желаю…

— Вы от чувства вины умом повредились? — перебила его Наталья Петровна. — Заранее поздравлять с днем рождения — плохая примета. К беде, — нахмурившись, она внимательно посмотрела в наливающиеся страхом глаза мужчины и неторопливо вышла из кабинета.

Едва за ней закрылась дверь, Василий Иванович оглядел подчиненных, составляющих отчеты, и зарычал:

— Работаем!

* * *

Поздним вечером измочаленные гневным начальством сотрудники отдела продаж и логистики наконец — то закончили работу. Группами и поодиночке они выходили из бизнес — центра и разбредались кто куда.

Грустно вздыхая, Алина Сергеева шла к ближайшей станции метро. Ее там давным — давно ждал друг, но девушка не решилась позвонить даже выйдя из офиса.

— Алина! — неожиданно прозвучал женский голос.

Резко обернувшись, она разглядела знакомое лицо и нерешительно улыбнулась.

— Ты же на метро? — поравнявшись с коллегой, поинтересовалась Светлана Иванова.

Кивнув, Алина печально вздохнула. Уцепившись ей за локоть, Светлана поправила кокетливую вязаную шапочку и, тепло улыбнувшись, повлекла девушку вперед.

— Как тебе наша ледышка? — спустя несколько мгновений поинтересовалась Светлана. — Думаешь, стерва?

—Угу, — пробормотала Алина и громко добавила: — Редкостная.

— Сейчас удивлю, — внезапно сказала Светлана. Полуобернувшись к коллеге, она остановилась и внимательно посмотрела девушке в глаза. — Моей внучке операция два года назад была нужна. Вопрос жизни и смерти. Иностранная клиника, стоимость неподъемная. Все отказывали в помощи. Пришла к нашей снежной королеве, попросила. И операцию сделали за счет фирмы. Вот так вот.

После встречи с руководительницей Алине в подобное верилось с трудом. Усмехнувшись, Светлана подтверждающе кивнула. Не говоря друг другу больше ни слова, женщины заторопились к станции метро. Каждая из них думала о Наталье Петровне, но так и не могла понять, как же к ней относиться.

(обратно)

Глава 4

Этот же вечер

— Сергей, едем на Скобелевскую. Дом девятнадцать, — устроившись на пассажирском сидении позади водителя, негромко сказала Наталья Петровна.

Коротко кивнув, мужчина ввел адрес в навигатор и невозмутимо ответил:

— Это Южное Бутово. Отсюда полтора часа минимум. Если повезет. Сейчас девять, в три ночи самолет. Вы уверены?

Откинувшись на удобный кожаный подголовник, женщина прикрыла глаза. Она давно собиралась съездить, но все как — то не складывалось. Сегодня позвонила и предупредила, что навестит. В этой семье ей рады были в любое время суток.

Не дождавшись ответа, Сергей завел двигатель. Едва слышно урча, автомобиль плавно выехал со стоянки супермаркета. Шустро вклинившись в плотный поток и изредка сигналя наглым лихачам, опытный водитель уверенно вел машину из центра в сторону МКАДа.

Наклонив голову набок, Наталья Петровна сквозь полуопущенные ресницы смотрела на мелькающие за окном машины. Она любила тех, к кому ехала в гости, но каждый визит — словно острым ножом по сердцу. В этом доме были дети.

— Сереж, включи музыку, — спустя время, тихонько попросила женщина. — Тоскливо у нас что — то… — тяжко вздохнув, она машинально потерла лоб и нахмурилась. Тревога все так же не уходила.

Не задавая вопросов, мужчина щелкнул кнопкой на мультируле. По шикарному салону автомобиля разнесся великолепный голос Лары Фабиан.

Наташа Добронравова в совершенстве владела английским и лишь чуть — чуть понимала по — французски, но этих навыков хватило понять, что франкоязычная певица поет о любви.

— Которой у меня нет, — на грани слышимости сказала женщина и громче добавила: — Переключи, пожалуйста. А лучше выключи.

Тихонько хмыкнув, Сергей выключил музыку. У Натальи Петровны он работал больше шести лет и прекрасно изучил характер женщины.

Посматривая на экран навигатора, мужчина осторожно проехал по дороге меж безликих многоэтажек, похожих друг на друга как братья — близнецы. Уверенно зарулив в один из дворов, остановился на углу ничем не примечательного дома. Внимательно вглядевшись в синюю адресную табличку, удовлетворенно улыбнулся.

— На месте. Доехали за час сорок. Какой подъезд?

— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Тридцатая квартира.

— Первый. Мы возле последнего. Сейчас подъеду, — сообщил водитель и не спеша поехал вдоль длинного дома.

Остановившись у подъезда с белой цифрой один, Сергей помог хозяйке выйти. Подождав, пока женщина возьмет с заднего сиденья темно — синюю плотную папку, с легким хлопком закрыл пассажирскую дверцу. Привычно быстро огляделся. Тонкие, низкорослые деревья тянули голые ветви к ночному небу. Грязно — белый снег поблёскивал в свете редких фонарей и окон многоэтажек. Двор был уныл и пустынен, однако от соседнего дома слышался гогот подростков.

— Провожу, — безапелляционно заявил мужчина.

Кивнув в ответ, Наталья Петровна негромко попросила:

— Пакеты достань.

Открыв багажник, Сергей зашуршал пакетами. Зябко поежившись, женщина подняла лицо и посмотрела на дом. Мягкий, теплый свет лился из — за стекол многочисленных оконных проемов. Вот так, с ходу, увидеть нужное окно она, конечно же, не могла, но твердо знала: в одной из квартир ее давно ждут.

Приподняв подол длинной шубки, женщина осторожно прошла по снегу, разбитому колесами машин. Выйдя на тротуар, не спеша подошла к подъезду и, нажав на кнопку домофона, замерла в ожидании. Буквально через несколько мгновений раздался писк открывшегося замка.

Потянув на себя тяжелую входную дверь, та, кого за глаза звали Снежной королевой и «ледышкой», неожиданно тепло улыбнулась и пробормотала:

— Кто бы сомневался. Никогда не беспокоятся о безопасности.

* * *

Выйдя из лифта, женщина неторопливо осмотрелась. Увидев на одной из дверей табличку с цифрой «30», подошла поближе и оглянулась на Сергея. Нагруженный увесистыми пакетами, крепкий мужчина с черной шевелюрой без единого седого волоска внимательно огляделся. На этаже было чисто и тихо.

Покусывая губы, Наталья замерла в нерешительности. Время позднее, и она не знала, звонить или стучать. Дети должны уже спать. Тревожить их сон не хотелось.

Неожиданно дверь приоткрылась, и из — за нее показалась лохматая светловолосая голова. Через секунду в дверном проеме стоял худосочный мальчишка лет восьми в зеленой пижаме с машинками. Широко распахнув огромные голубые глазищи, он на мгновение замер, а после радостно завопил на весь этаж:

— Она пришла! Пришла!

Выбежав в коридор босиком, он крепко — крепко обнял долгожданную гостью. Не прошло и нескольких секунд, как из квартиры выскочили еще двое мальчишек в таких же пижамах. Не сбавляя скорости, они с громкими воплями уткнулись в шубу Натальи Петровны.

Растроганно улыбаясь, женщина, сдерживая слезы, погладила ребят по худеньким плечикам и вихрастым головам. Похожие друг на друга, да так, что и не отличишь, трое близнецов обнимали ее со всех сторон.

— Почему босиком? — строго спросил Сергей. — Марш в дом!

Неожиданно послушавшись, мальчики схватили Наталью Петровну за руки и потащили в квартиру.

— Слава тебе господи, добралась наконец — то! — торопливо выйдя из кухни, воскликнула темноволосая, невысокая, приятно полненькая женщина. — Уже три месяца как переехали, а ты все время найти не могла.

Вытирая мокрые руки розовым кухонным полотенцем, она радостно, но одновременно и с укоризной посмотрела на желанную в их семье гостью. Окруженная счастливыми до невозможности мальчишками, Наталья искренне улыбнулась и негромко сказала:

— Привет, Ален, — оглядевшись, вопросительно посмотрела на хозяйку дома и добавила: — А Лиза где?

— У подруги ночует. К ЕГЭ потихоньку готовятся. А ну отцепились! — сурово сдвинула черные брови мать трех сорванцов и девушки— подростка. — Вы ее сейчас уроните! Добрый вечер, Сергей, — заметив водителя подруги, она приветливо поздоровалась и широко улыбнулась.

— Добрый, — тот добродушно кивнул и, бегло осмотревшись, поинтересовался: — Благоверный опять на работе?

— Ну а где ж еще? В рейсе, как всегда. Через неделю вернется, — усмехнулась Алена и тут же сокрушенно воскликнула: — Да что ж вы в дверях — тостоите? — гостеприимная хозяйка дома улыбнулась, не скрывая, как сильно рада визиту. Переведя взор на сыновей, неожиданно нахмурилась и сердито добавила: — Вы человеку шагу не даете ступить! А ну кыш! — она демонстративно махнула полотенчиком на продолжающих льнуть к гостье мальчишек.

Вопросительно посмотрев на Наталью Петровну, Сергей замер в ожидании. Коротко взглянув в ответ, она взяла из его рук большой пакет. Передав подруге, негромко сказала:

— Ален, это на кухню. В остальных — подарки для мальчишек и айфон Лизе.

— Ёху! — радостно завопили близнецы, выплясывая рядом с Наташей и с любопытством поглядывая на руки Сергея.

— Балуешь ты детей жутко, — неодобрительно качнув головой, Алена взяла у гостьи тяжелый пакет с продуктами. — Вот к чему это — то? Сказала же тебе — все есть.

Прекрасно зная, что с Наташей спорить на тему подарков бесполезно, хозяйка дома печально вздохнула. Подняв взгляд на Сергея, твердо сказала:

— Знаю, что начальница у тебя суровая. Но в машину ты сейчас не пойдешь. Посмотри нашу новую квартиру, ты тут еще не был. С мальчишками пообщайся. Они все равно спать долго не лягут. От чая, конечно же, опять откажешься?

Коротко улыбнувшись, Сергей взглянул на начальницу. Немного подумав, Наталья Петровна согласно кивнула, и тут же с громкими воплями мальчишки утащили не сопротивляющегося и явно довольного мужчину к себе в комнату.

— Нашли добычу, — проводив детей взглядом, улыбнулась Алена. — Зато на тебе висеть не будут. Хоть поговорим спокойно, — женщина воинственно посмотрела на подругу.

Негромко засмеявшись, Наталья согласно кивнула. Облегченно вздохнув, Алена указала головой в сторону кухни и многозначительно улыбнулась.

Дождавшись, когда гостья снимет уличную одежду и обувь, Алена вместе с подругой прошла на светлую просторную кухню. Усадив Наталью за большой стол, налила ей ароматного чая и пододвинула свежеиспеченный пирог. Наташа алкоголь терпеть не могла, и предлагать ей выпить за встречу было бесполезно. А вот чай любила.

Поставив один локоть на свою темно — синюю папку, гостья сделала маленький глоточек и одобрительно улыбнулась. Этот сорт зеленого чая она любила больше всего.

Усевшись рядышком, хозяйка дома встретилась взглядом с подругой. Они последний раз виделись лишь мельком три месяца назад, и конечно — же, поговорить не успели.

На уютной кухне неспешно полилась беседа. Искренне улыбаясь, Наташа пила вкусный чай и слушала новости давней подруги. Не скрывая гордости, Алена взахлеб рассказывала об успехах сыновей — второклассников, про отличницу Лизу, заканчивающую уже одиннадцатый и мечтающую поступить на иняз. Про мужа Дмитрия, что любит все так же и бережет от невзгод. Наташа слушала подругу без зависти и от всей души радовалась за нее.

Неожиданно замолчав, Алена покрутила меж пальцев чайную ложечку и сказала:

— Спасибо тебе. Спасибо за все! Если бы не ты… — блестя глазами от переполнявших эмоций, она глубоко вздохнула и замолчала.

— Ален, — досадливо поморщилась Наталья, — хватит уже благодарить. Не бог весть чем помогла — то.

—Ага. Делов — то. Подумаешь, планировали переехать из однушки в двухкомнатную, а живем вон в каких хормах!

— С четырьмя детьми даже в двухкомнатной места мало. Четыре комнаты еще куда ни шло, — твердо сказала Наташа. — Не начинай. Добавила я вам денег, и все, забыли. Это, в конце — то концов, всего лишь деньги. Ты тогда сделала для меня гораздо больше.

Опустив взгляд на стол, Алена не находила ответа. Добрейшей души человек, она до сих пор не считала, что сделала для подруги что — то уж сильно значительное. Женщины старались ту историю не вспоминать, но сегодня впервые за много лет Наташа напомнила. День их знакомства назвать хорошим ни при каких обстоятельствах было нельзя.

Пятнадцать лет назад Алена работала акушеркой в одной из больниц. Скорая привезла женщину на пятом месяце беременности с сильным кровотечением. Как рассказал фельдшер, она на улице потеряла сознание. Скорую вызвали прохожие. Ребенка, девочку, спасти не удалось, а вот женщину Алена выходила.

Меняясь с коллегами, она постоянно была рядом и разделяла горе матери, потерявшей ребенка. Сама находясь на четвертом месяце беременности, Алена просто не могла остаться в стороне: женщина не только потерла желанного ребенка, у нее больше никогда не будет детей.

Пациентка и медик сами не заметили, как прикипели друг к другу. Этой пациенткой и была Наташа. Об отце ребенка она упомянула лишь раз, и то очень коротко:

— Встречались. Забеременела. Ребенок ему был не нужен. Хотела родить для себя. Не случилось.

Рождение Лизки не разъединило, а, напротив, скрепило дружбу еще больше. Иногда Алене казалось, что ее дочь для Наташи как лучик солнца.

По настоятельной просьбе трудяги — супруга Алена ушла с работы. Занимаясь исключительно детьми и бытом, женщина получила все то, чего желала, и была счастлива. Наташа же, искренне радуясь тихому, домашнему счастью подруги, полностью посвятила себя карьере. Женщины встречались крайне редко, но находили время для общения по телефону.

Годы шли. Начав с самых низов, Наташа дослужилась до директорского кресла и стала Натальей Петровной. С мужчинами у нее не складывалось. Она не жаловалась Алене и говорила об этом очень лаконично. Да и то только после настойчивых расспросов. Похоронив мать, единственная дочь в неполной семье окончательно заледенела и превратилась в Снежную королеву. Лишь в доме Алены «ледышка» оттаивала и становилась самой собой.

— Давай не будем вспоминать. Никогда, — тихо попросила Алена. — Было и было.

— И я о том — же, — усмехнулась Наташа. — Я к вам ненадолго. Ночью самолет, на недельку хочу в горы смотаться. Устала от людей. Дико.

— Хорошее дело. Да и подчиненным от тебя отдохнуть надо. Застращала всех. Вон как Сергей беспрекословно слушается, — засмеялась хозяйка дома.

— По — другому никак. Мгновенно садятся на шею. Пусть лучше боятся, — коротко хмыкнула «ледышка».

— У тебя же завтра день рождения! — всплеснула руками Алена. — Сорок! Это ж юбилей! А ты от людей сбегаешь.

— Ой, не напоминай о возрасте, — поморщилась Наташа.

— Молчала бы, — хмыкнула мать четырех детей. — Это я выгляжу на свои сорок пять, а ты, — она внимательно оглядела лицо и руки подруги, — тридцать, не больше, — встретившись с Наташей взглядом, тихонько добавила: — Если не смотреть в глаза. Там плещется мгла и вечность. Бо — о–ойтесь меня, — прошептала зловеще, медленно поднимаясь со стула и угрожающе нависая над подругой.

Громко рассмеявшись, Наташа Добронравова дурашливо показала язык. Зацепившись взглядом за темно — синюю папку, внезапно стала серьезной. Взяв ее в руки, внимательно посмотрела на разыгравшуюся подругу. Тут же сев обратно, Алена чуть подалась вперед и сурово сдвинула брови.

— Не нервничай, — коротко улыбнулась Наташа. — Тут завещание. Если со мной что — то случится, все делится в равных долях между твоими детьми. Если на тот момент они не достигнут совершеннолетия, ты распоряжаешься всем, — видя, что Алена начинает сердито пыхтеть, быстро добавила: — Я его написала давным — давно. Не смотри на меня так.

— Да ты!.. Бабе завтра всего лишь сорок, а она завещания пишет! С ума сойти! — воскликнула Алена. — Или есть повод? — подозрительно прищурившись, она внимательно посмотрела на подругу.

— Да вроде нет, — усмехнулась та. — Просто пусть у тебя будет.

Абсолютно точно Наталья несобиралась сообщать, почему именно сегодня решила отдать документы. Завещание действительно было составлено три года назад и спокойненько пылилось в домашнем сейфе. Но то, что сейчас происходило у нее в душе… Тревога не отпускала ни на мгновение, а нехорошие предчувствия не давали женщине покоя.

— Ну раз так, — не веря подруге, протянула Алена. — С тобой спорить без толку. Пусть у меня лежит. Надеюсь, потеряется. Если я правильно помню, ты ж его в любой момент можешь переписать? Ведь правда же? — она с надеждой посмотрела в глаза Наташе. — Не нужно это, — женщина указала на папочку. — Знаю, что ты сейчас скажешь, но… Я не говорила. У меня, вон, Митька подработку еще взял, чтобы тебе деньги вернуть. Мы помним, ты их сама предложила и подарила, только не деньгами меряется дружба. Не можем мы так! Ты же понимаешь?

— Понимаю. За что вас обоих ценю. Однако это мое решение. Хочешь ты того или нет, все останется как есть, — смягчив улыбкой резкость слов, Снежная королева посмотрела на хозяйку дома. — У меня не было и не будет семьи, Алена, и никого, кроме вас, ближе и дороже нет. Я всю жизнь зарабатывала деньги. Поверь, я это очень хорошо научилась делать, — она горько усмехнулась. — Мы все рано или поздно уйдем, и я хочу, чтобы обо мне вспоминали добрым словом дети. Раз не мои, то твои. Может, эти деньги не сделают их счастливыми, но в чем — то облегчат жизнь. И нет, — предугадывая ход мыслей подруги, отрицательно покачала головой, — детские дома или больницы я спонсировать не собираюсь. Почему? Потому что не хочу. Это мой выбор. Уважай его, пожалуйста.

— Даже не знаю, что и сказать, — призналась Алена. — Вроде все верно говоришь, но, положа руку на сердце, не по душе мне это. Не по душе.

— Наталья Петровна, — неожиданно прозвучал голос Сергея.

Повернувшись в сторону входа в кухню, Наташа вопросительно посмотрела на стоящего у порога мужчину.

— Время, — коротко сказал он и добавил: — Вам нужно домой, а потом в аэропорт. Можем не успеть.

Печально вздохнув, Наташа медленно встала из — за стола. Расстроенная уходом подруги, Алена нежно обняла ее за плечи. Выйдя из кухни, хозяйка дома бросила взгляд на закрытую дверь в комнату мальчишек.

— Спят, — усмехнулся Сергей, подавая Наталье Петровне шубку.

Вновь обняв на прощание подругу, Алена стребовала у нее обещание обязательно позвонить по прилете. Согласно кивнув, Наташа вслед за Сергеем покинула теплый и очень гостеприимный дом.

Проводив гостей, женщина прошла на кухню. Убрав со стола и перемыв посуду, насуплено посмотрела на оставленную подругой папку. Обреченно вздохнув, присела за стол и открыла твердую обложку. Чем дальше она читала, тем сильнее округлялись ее глаза. Алена даже не подозревала, насколько обеспеченная женщина Наташа. В завещании фигурировали не только московская элитная квартира, но еще и дом в Испании, драгоценности, золото, счета в банках с астрономическими суммами…

— Дай тебе Бог долгих — долгих лет жизни, — тихонько прошептала женщина со слезами на глазах.

Таких, как Алена, со светлой душой и открытым сердцем, ох как мало осталось. Возможно, именно за это ее так ценила «ледышка».

Однако, несмотря на пожелание светлой помыслами и душой женщины, у судьбы были свои планы. Мнение кого — либо не учитывалось.

(обратно)

Глава 5

Аэробус швейцарской авиакомпании плавно оторвался от взлетно — посадочной полосы аэропорта Домодедово. Набрав заданную высоту, стальная птица помчалась по ночному небу: прямой рейс Москва — Женева проходил в штатном режиме.

Удобно расположившись в мягком кресле бизнес — класса, Наташа Добронравова мельком глянула на наручные часы и вновь отвернулась к иллюминатору. За толстым стеклом серело небо. Ничего интересного, но фильмы смотреть желания не было, а к полетам она уже давно привыкла.

Бешеный ритм жизни мегаполиса женщине нравился, но иногда очень хотелось тишины и покоя. Французские Альпы для этого подходили как нельзя лучше, и горнолыжный курорт Куршевель давным — давно стал любимым местом отдыха Наташи. Хотя бы раз в год она обязательно находила время и выбиралась сюда из суетливой Москвы.

Горные вершины с белоснежными шапками, глубокое синее небо, тихий хруст снега под ногами и безупречно чистый воздух — это было в ее жизни уже не раз, но, собираясь в Альпы, женщина всегда замирала от предвкушения чуда. Впрочем, сейчас все иначе. Тревога не отпускала ни на мгновение.

— Привет, — неожиданно прозвучал детский голосок. — Ты почему такая грустная?

Повернув голову, Наташа увидела маленькую темноволосую девочку лет пяти. Сжимая в руках пушистую игрушку, она внимательно смотрела на бизнес — леди.

— Привет, — тепло улыбнулась женщина.

— Тебе летать страшно, да? — сдвинула темные бровки девочка. — А я не боюсь. Хочешь, дам подержать Феню? Он волшебный, мне его папа подарил. Может, ты бояться перестанешь, — глубокомысленно заявила кроха и наклонила голову набок.

— Спасибо, детка. Мне не страшно. Ты лучше оставь его себе, — улыбнулась Наташа.

— Хорошо, — быстро согласилась девочка. — А мы в Куршевель едем! — радостно защебетала она, крепко стискивая пушистого Феню. — У нас там папа работает! Инженером. Я его давным — давно не видела. Он нас встретить не сможет. Работы много, — явно подражая кому — то из взрослых, деловито сообщила малышка. — Мы сами будем добираться. Папа говорит, в Куршевеле красиво и мне понравится. Мы с мамой там никогда не были. Я очень — очень хочу увидеть папу! — воскликнула девочка, а затем тихонько вздохнула.

Широко улыбаясь говорунье — малышке, Наташа заметила идущую по проходу миловидную женщину. Сонно щурясь, она нервно приглаживала немного растрепанные темные волосы.

— Марина, ну что ж ты к человеку пристала? — негромко пожурила женщина, взяв девочку за руку, и виновато посмотрела на Наталью. — Простите нас, пожалуйста. Я нечаянно уснула, а эта непоседа усидеть не смогла.

— Ничего страшного, — успокоила встревоженную мать Наталья Петровна. По прическе, одежде и рукам женщины было понято, что бизнес — классом эта семья часто не летает: однозначно не по карману.

«Видимо, муж хотел создать максимальный комфорт», — сделала вывод Наташа.

— Еще раз простите, пожалуйста, — положив ладони на плечи дочери, негромко сказала женщина. — Первый раз в бизнес — классе летит… Да и вообще в первый раз, — смущенно улыбнувшись, она подтвердила догадку Натальи.

Коротко кивнув, Наташа перевела взгляд на девочку, личико которой озаряла искренняя улыбка. Радостно блестя глазками, кроха, казалось, со всем миром хотела поделиться своим счастьем от предстоящей встречи с отцом.

— Ваша дочь сказала, что вы никогда не были ни в Женеве, ни в Куршевеле. Как планируете добираться? — неожиданно для самой себя поинтересовалась Наталья.

— Муж сказал на автобусе. Я, правда, не до конца поняла, куда идти. Да и языка не знаю. Но, думаю, разберусь, — женщина закусила нижнюю губу и чуть — чуть покраснела.

Усмехнувшись, Наталья вновь взглянула на девочку и предложила:

— У меня вертолетный трансфер. Если желаете, можете полететь со мной. Малышка сверху на горы посмотрит. И быстрее, чем на автобусе.

— Ой! — испуганно округлила глаза женщина. — Нам это не по карману.

— Не переживайте. Все оплачено, — спокойно сообщила Наталья. — В вертолете есть свободные места.

— Спасибо, но… Это же беспокойство для вас, — женщина в раздумьях покусывала губы и хмурилась.

— Мамочка, давай полетим с тетей! Так быстрее к папе! Мы с вами, — категорично заявила девочка.

— Вот и решили, — хмыкнула Наталья.

— И что с ней поделать? Меня зовут Лена, а дочку — Марина, — все еще сильно смущаясь, представилась новая знакомая.

— Наташа, — улыбнулась женщина и едва заметно нахмурилась. Предчувствие тяжким комом сдавило сердце.

* * *

Ощущение роскоши настигло маму Марины прямо в женевском аэропорту. Как оказалось, их спутницу ожидали. Высокие, крепкие мужчины в безупречной темно — синей форме самостоятельно забрали багаж с транспортной ленты, а потом уверенно провели путешественниц по многочисленным коридорам в нужную зону аэропорта.

Пройдя предполетный досмотр, Лена с удивлением поняла, что с такой скоростью его еще никогда не проходила. По правде сказать, она и летала — то на самолетах всего несколько раз. Сегодня был третий.

Женщина работала медсестрой в обычной московской больнице. Два года назад мужу предложили хорошую работу в Куршевеле, и все это время супруги не виделись, лишь изредка общались по телефону. Но Маринка так сильно хотела встретиться с отцом, что муж купил им дорогущие билеты.

За границей Лена никогда не была. И хоть она и сделала вид, что предложение незнакомки ее озадачило, приняла его сразу.

Поглядывая на случайную знакомую, Лена втайне испытывала зависть. Одежда, прическа, властный взгляд Натальи говорили о том, что та привыкла к роскоши и подчинению. Лена искренне не понимала, почему эта холеная богачка вдруг захотела им с дочерью помочь. Какое ей дело до случайных попутчиков?

Раздумывая о причинах, молодая женщина не замечала очевидного: когда Наталья смотрела на маленькую Марину, ее ледяной взор теплел.

«Просто блажь», — в итоге решила Лена.

Удобный микроавтобус доставил женщин на другой конец взлетной полосы аэропорта, в мир частной авиации.

Важно поблескивая красными круглыми боками, их действительно ожидал вертолет. Немного замешкавшись, Лена с долей испуга посмотрела на блестящую «птичку». Марина же, выдернув ладошку из пальцев матери, вприпрыжку поскакала к новой знакомой. Тепло улыбнувшись, Наталья взяла за руку приплясывающую от нетерпения девочку.

Встревоженно наблюдая за тем, как дочь усаживается в кресло, Лена торопливо достала из кармана телефон и позвонила мужу. Быстро рассказав новости, улыбнулась: супруг все же выпросил выходной и встретит их в Куршевеле.

Сжимая в руке мобильный, женщина нерешительно приблизилась к вертолету: на таких «птицах» она еще не летала и чувствовала легкий испуг. Понимающе усмехнувшись, пилот подал нервничающей пассажирке руку. Устроившись в кресле, обтянутом кремово — молочной кожей, Лена торопливо пристегнулась. Проверив ремень на рядом сидящей дочери, взглянула на счастливое детское личико и глубоко вздохнула: Марина абсолютно ничего не боялась.

Получив разрешение на взлет, вертолет мягко оторвался от земли. Заложив пару крутых виражей, набрал полетную высоту и уверенно понесся меж заснеженных гор.

Округлив от изумления ротик, девочка прилипла к застекленной части пассажирской дверцы. Красная металлическая птица пролетала над сказочной красоты ущельями, и Марина от восторга позабыла обо всем на свете.

Легонько тронув за руку маму девочки, Наталья протянула солнцезащитные очки и указала на малышку: солнце и белизна снега резали с непривычки глаза. Кивнув, Лена с усилием повернула к себе дочь и нацепила ей на носик очки. Сердито фыркнув, девочка вновь отвернулась к окну и от восхищения высунула кончик язычка.

Бросив быстрый взгляд на Наталью, женщина с досадой поджала губы. На ухоженном, бесстрастном лице богачки она не видела эмоций. Совсем.

«Ничем уже не удивишь. Зажралась», — подумала Лена, испытывая непонятно откуда взявшееся раздражение.

Чувствуя завистливые, настырные взгляды матери девочки, Наталья сидела, закрыв глаза: такой тип женщин ей был хорошо знаком и не вызывал симпатии. Внешне спокойная и невозмутимая Наташа как всегда не подавала вида, но ощущала, что тревога все сильнее и сильнее сжимает грудь.

«Ну не упадет же вертолет», — мысленно хмыкнула она.

Открыв глаза, внимательно посмотрела на появившуюся среди гор темную взлетно — посадочную полосу. Полноценного аэропорта в Куршевеле не было. Садиться или взлетать с короткой полосы имели право исключительно опытные пилоты, да и то только на легких самолетах или вертолетах. В противном случае риск катастрофы очень и очень велик.

Плавно опустив машину, пилот удовлетворенно улыбнулся и заглушил двигатель. Полет как всегда прошел без происшествий.

«Вот накрутила — то себя, — коротко усмехнувшись, Наташа едва заметно качнула головой. — Нервы стали ни к черту».

Выйдя последней из вертолета, она искренне поблагодарила пилота и неторопливо пошла к ожидающему у взлетной полосы белоснежному минивэну с золотистой эмблемой отеля на боку. Заметив три фигуры, стоящие неподалеку, неожиданно тепло улыбнулась: радостно вереща, маленькая Маринка висела на невысоком, ладно сложенном мужчине, а рядом топталась с довольной улыбкой Лена.

«Хорошо, когда семья вместе», — с легкой грустью подумала женщина.

— Спасибо, что захватили моих девочек. Меня Анатолий зовут, — обратив внимание на Наталью, сказал мужчина.

Пробежавшись оценивающим взглядом по ее фигуре и лицу, он приподнял бровь и многозначительно улыбнулся. Заметив эти взгляд и улыбку, Наталья мгновенно заледенела.

Не дождавшись приветствия, мужчина прищурился и неожиданно поинтересовался:

— Вы хорошо катаетесь?

Поставив на землю дочь, он пристально посмотрел в глаза женщины.

— Неплохо, — сухо ответила Наталья, скользнув взглядом по эмблеме на автомобиле.

Анатолий усмехнулся и добавил:

— Уверен, на черных трассах вы не были. Могу показать, как катаются профессионалы.

— Не интересно, — лаконично отозвалась Наталья.

Кивнув Лене на прощание, она тепло улыбнулась жмущейся к ногам отца девочке. Выводы Наташа сделала, и с этой семьей больше не желала встречаться. Не произнеся больше ни слова, она села в присланную за ней отелем машину.

За женщиной еще не успела закрыться дверца, как она услышала сердитый голос Лены, которая за что — то распекала супруга.

* * *

Уютный холл отеля привычно встретил Наташу керамическими пингвинами. Большие и совсем малютки, красные и желтые, в вязаных шарфиках всех расцветок и без них — каких тут только не было. Владельцы этого безусловно великолепного пятизвездочного отеля считали, что пингвины приносят удачу.

Именно здесь женщина останавливалась всегда. Ей нравилась необычность. Во — первых, тут всего девять просторных номеров с огромными спальнями, и ни один не походит на другой. Роскошь везде, но она не кричит из каждого угла, а воспринимается как что — то само собой разумеющееся. Во — вторых, персональный дворецкий (когда надо умеющий становиться невидимым) заботится обо всем, начиная от сервировки завтрака и заканчивая бог весть чем. Ну а в — третьих, останавливаясь в этом отеле, можно не везти с собой лыжи. Абсолютно все снаряжение подбиралось тут же и оно было экстра — класса. Правда, шлем Наталья предпочитала привозить свой: она беспокоилась о личной безопасности.

Привычно быстро зарегистрировавшись, Наташа, едва сделав пару шагов от стойки, тут же оказалась окружена заботой Этьена. Статный мужчина преклонных лет с безупречными манерами английского джентльмена обслуживал номер, в котором она предпочитала останавливаться.

Если бы Наталью Петровну спросили, почему выбирает этот отель, то она бы не задумываясь, ответила: здесь абсолютный комфорт.

Приняв душ и позавтракав, Наташа отдала распоряжения Этьену. Кататься она собиралась во второй половине дня, и ее снаряжением привычно занимался дворецкий.

Повалявшись на приятно пахнущих простынях, хорошо отдохнувшая женщина опустила ноги с кровати и решительно встала. Спать больше не хотелось. Надев горнолыжный комбинезон и куртку, взяла свой шлем и вышла из номера. Громко стуча специальными ботинками сноубордиста по ступеням, спустилась на первый этаж.

Непонятно откуда взявшийся Этьен тут же сообщил, что сноуборд готов и ожидает у входа. Приветливо кивнув дворецкому, Наталья не спеша вышла из отеля. Глубоко вдохнув вкусный воздух, довольно улыбнулась. Тревога, мучавшая ее последние сутки, внезапно отступила.

«Я просто устала. Вот и все», — решила она, застегивая под подбородком ремешок шлема.

Глядя на чистое небо и величественные горы, Наташа задумалась над тем, где бы сейчас ей хотелось покататься.

Трасс в Куршевеле было множество. Здесь есть места и для совсем «зеленых», и для «середнячков», и для профессионалов. Женщина хорошо помнила то время, когда только встала на доску. Сдавленные до слез ноги в ботинках, отбитые суставы и попа с сиреневым отливом — все это в прошлом. Теперь, спустя годы, Наташа без ложной скромности могла сказать, что катается очень хорошо.

На «черных» трассах Куршевеля она была уже много раз. Эмоции, что испытываешь, скользя по опаснейшим склонам, а кое — где и пролетая над ними, сравнить с чем — то невозможно. Чистый восторг, адреналин, бушующий в крови, да и гордость за свое мастерство заставляли возвращаться на эти трассы раз за разом.

Подумав, что сильно уж рисковать все равно не стоит, женщина выбрала самый широкий и самый легкий из трех опаснейших куршевельских маршрутов. Зажав под мышкой сноуборд, она уверенно пошла к одной из канатных дорог.

Самая тяжелая часть спуска была в начале трассы. Ужасающе узкий, местами леденистый склон с крутыми скалистыми обрывами по бокам нешуточно щекотал нервы и испытывал на прочность опытных сноубордистов.

Отойдя от станции канатной дороги, Наташа встала на сноуборд и, поправив защитные очки, плавно заскользила по снегу. Вход на эту трассу неосведомленному крайне сложно отыскать.

Заметив в самом начале спуска две фигуры, насторожилась. Ребенку тут совершенно точно делать нечего.

Не обращая на Наташу внимания, стройная женщина смотрела вниз и приветственно махала руками. А рядом на санках сидела девочка и каким — то уж больно знакомым голосом восторженно кричала:

— Папа! Папа!

«Марина? Да нет, они же не идиоты, — сердито нахмурилась Наташа. — Это же очень опасно!»

— Папа! Я к тебе! — внезапно воскликнула девочка. — Подожди!

Сердце тревожно забилось в груди. Наташа ускорила скольжение, но… не успела. Сильно оттолкнувшись, малышка на своих санках быстро заскользила вниз. Громко вскрикнув, проглядевшая ребенка мать испуганно прижала ладони ко рту.

Обдав Лену веером снежных брызг, Наташа рванула за Мариной.

Каким — то непостижимым образом неуправляемые санки не выбросило с обрыва на первом же повороте. Максимально сконцентрировавшись, женщина с бешеной скоростью летела вперед. Ей надо чего бы то ни стоило остановить ребенка: следующий поворот настолько крутой, что даже чудо малышке не поможет.

Опаснейший участок трассы неумолимо приближался. Зарубаясь кантами в оледеневший снег, Наташа резаными дугами неслась вниз по крутому склону. Буквально в паре метров от обрыва ей удалось зацепиться рукой за куртку на спине малышки. Нечеловеческим усилием сдернув девочку с санок, она кинула ребенка на покрытый твердой коркой льда снег. И, тут же потеряв контроль, вылетела с трассы, кубарем покатившись вниз и ударяясь о камни.

Изломанной куклой женщина упала на дно обрыва. Из уголка губ медленно стекала алая струйка крови, а где — то — там вверху звучал детский плач.

«Жива Маринка…» — на грани угасающего сознания подумала Наташа, стекленеющим взглядом бездумно глядя в безупречное синее небо. В часах судьбы с тихим шелестом опустилась последняя песчинка…

(обратно)

Глава 6 Долг и находка

Сиди не сиди, а знакомится с новым миром надо. Скрутив влажные волосы в жгут, я открыла замок на двери и вышла из ванной.

Шлепая босыми ногами по темному линолеуму, остановилась возле закрытой двухстворчатой двери с матовыми стеклянными вставками, из — за которой доносился вкусный запах. Втянув носом аромат ванили и выпечки, замерла на несколько мгновений, а затем уверенно открыла одну из створок. Пора пообщаться с домочадцами.

Зайдя в большую кухню — столовую, мазнула взглядом по окну, занавешенному кремовым тюлем, и на мгновение задержалась на экономке. Стоя ко мне спиной, Надежда задумчиво рассматривала что — то за окном.

Переведя взор на двух темноволосых, с тщательно заплетенными косичками девочек, я озадаченно нахмурилась. На первый взгляд, ничего необычного не происходило. Сидя за столом, покрытым белоснежной скатертью, близняшки в одинаковых темно — синих летних платьицах пили чай и ели сахарные булочки. Да вот только происходило это в гробовой тишине. Малышки даже не смотрели друг на друга.

«Поссорились?» — мелькнула мысль.

Не торопясь заявлять о своем появлении, неспешно осмотрелась. Для съемной квартиры было довольно — таки неплохо. Встроенная кухня из темно — коричневого лакированного дерева полностью занимала одну из стен. Газовая плита, вместительный холодильник — здесь было все, что нужно. Быстро оглядев широкие рабочие поверхности и немного покосившиеся от времени дверцы шкафов, отметила их идеальную чистоту. Одобрительно посмотрев на экономку, сделала несколько шагов от двери.

Медленно отвернувшись от окна, Надежда украдкой вытерла глаза краешком салатового полотенца и печально вздохнула. Подняв взгляд, увидела меня и, тут же виновато улыбнувшись, cловно занималась чем — то постыдным, торопливо сказала:

— Госпожа, все горячее. Вы будете полностью обед или как обычно?

— Как обычно, — подумав несколько мгновений, отозвалась я.

Раздумывая, что с моим обедом не так, неспешно подошла к столу. Усевшись напротив близняшек, тепло улыбнулась. Удивительно слаженно подняв головы от кружек с чаем, девочки посмотрели на меня. Секунды шли. В полной тишине мы сидели и смотрели друг на друга. Поочередно переводя взор с одного хмурого личика на другое, я не понимала, что происходит.

— Сестрица, — неожиданно сказал одна из малышек, — мы пообедали. Уроки сделали. Можно пойдем во двор?

Девочка смотрела на меня с какой — то непонятной настойчивостью.

Озадаченно нахмурившись, я проследила, как экономка аккуратно поставила предо мной большую плоскую тарелку с мясом и овощами.

«Девушка не жаловала первое», — мгновенно вспомнила я. Поблагодарив женщину кивком, перевела взор на ожидающих решения девочек.

— Хорошо, — я тепло улыбнулась и на всякий случай добавила: — Только со двора не убегайте.

Очень серьезные для их возраста, неулыбчивые девочки синхронно кивнули в ответ. Встав из — за стола, сдержанно пожелали мне приятного аппетита и тихонько ушли. Поводив их худенькие фигурки задумчивым взглядом, перевела взор на Надежду.

— Плохо им, — верно расценив мой взгляд, негромко сказала женщина. — С тех пор как ваша матушка умерла, стараются либо сидеть в своей комнате, либо быть на улице.

Сочувственно улыбнувшись, Надежда бесшумно отошла к плите и сделала вид, что занята по хозяйству.

Настенные часы мерно тикали, отсчитывая время. Уставившись в тарелку с практически нетронутой едой, я методично передвигала вилкой маленькую ярко — красную помидорку черри.

— Госпожа, вам пришлось не по вкусу? У вас, что-то болит? — оторвал меня от раздумий встревоженный голос Надежды.

— Все вкусно. Не переживай, со мной все в порядке, — успокоила я, неспешно отложила вилку и промокнула уголки губ темно — бордовой плотной салфеткой.

Встретившись с обеспокоенным взглядом экономки, улыбнулась. Еда и вправду была отменной. Но есть резко расхотелось. Меня одолевали мысли о том, что сегодня еще предстоит сделать. Память Софьи рассказала. Я бы предпочла сейчас залезть с головой под одеялко или забиться в норку, но выбора не было.

— Василий сообщил, что через час за вами приедет. Согласие Никитских он получил, — сжимая в руках старенький мобильный, тихо сказала экономка.

— Хорошо, — отозвалась спокойно и встала. Выходя из столовой, я ощущала ее взгляд: женщина смотрела с неподдельным сочувствием и заботой.

Не спеша пройдя по коридору, остановилась возле комнаты боярыни Изотовой. С легким скрипом отворив дверь, вошла. Густой аромат роз и лилий тут же ударил мне в нос. Невольно поморщившись от сильного запаха, бросила взгляд на занавешенное легкой светло — сиреневой вуалью окно. Несмотря на летнее время, оконная створка была закрыто наглухо.

— Не дело это, — пробормотала под нос и принялась разглядывать комнату.

Первое, что бросилось в глаза, — срезанные цветы. Они стояли в больших и маленьких вазах повсюду: на полу возле широкой, заправленной золотистым покрывалом кровати; на деревянном стеллаже по соседству с многочисленными толстыми книгами; на туалетном столике с овальным зеркалом. Букеты из лилий и роз в этой комнате были абсолютно везде.

«Мама девочек цветы любила», — отчетливо поняла я.

Увидев фотографию, стоящую на прикроватном столике, бесшумно прошла по комнате. Вглядываясь в тонкие черты лица такой еще молодой, красивой женщины, искреннее сожалела. Оторвав взгляд от портрета, решительно подошла к окну. Резко распахнув створку, с удовольствием, вдохнула свежий воздух.

Взглянув еще раз на портрет, медленно вышла из комнаты боярыни Изотовой. Сегодня мне предстояло съездить в родовой храм и отстоять службу. Вместо Софьи.

Пройдя в теперь уже свою спальню, подошла к шкафу. Распахнув створки, внимательно осмотрела висящую на плечиках одежду: череда юбок и платьев всех оттенков черного изредка разбавлялась шоколадно — коричневыми и темно — синими. Среди господства тканей темных цветов ярким пятном выделялась парочка светло — серых вещиц.

Выбрав черное скромное платье чуть ниже колен, неторопливо надела. Взяв в руки расческу довольно быстро справилась с густыми волосами. Скрутив их на затылке, надежно закрепила шпильками. На несколько мгновений задумавшись, вновь вернулась к шкафу и достала с одной из полок черный шелковый платок. В моем мире женщины в храм с непокрытой головой не заходят. Не думаю, что здесь иначе.

Легкий стук в дверь привлек мое внимание.

— Войдите, — негромко сказала.

Дверь тихо отворилась. Сделав пару шагов, Надежда с грустью посмотрела на меня и негромко сказала:

— Госпожа, Василий ожидает у подъезда.

— Хорошо, — лаконично отозвалась я.

Кивнув, женщина вышла из комнаты. Взяв платок, я пошла за ней следом. Обнаружив в коридоре заботливо приготовленные экономкой черные туфли-лодочки, тотчас всунула в них ноги. Благодарно улыбнулась Надежде, поджидающей возле двери, и негромко сказала:

— Спасибо.

Едва заметно улыбнувшись, женщина ничего не ответила.

Неторопливо спустившись по лестнице, я вышла из подъезда. Заметив высокого, статного мужчину, замерла на пару мгновений. Память тут же сообщила, что это и есть Василий.

Стоя подле автомобиля темно — зеленого цвета, темноволосый мужчина с легкими нитями седины на висках наблюдал за разновозрастной детворой. Проследив за его взглядом, сокрушенно вздохнула. Среди веселой и шумной ребятни, носящейся по двору, резко выделялись две темноволосых девочки. Держась особняком, близняшки сидели на деревянной лавочке. Не разговаривая друг с другом, они с серьезным выражением на лицах кормили хлебными крошками воркующих сизогрудых голубей.

Едва отведя взор от близняшек, Василий сразу же заметил меня. Задержав всего лишь на долю секунды взгляд на моем хмуро — сосредоточенном лице, он поклонился. Не мешкая открыв заднюю дверцу автомобиля, мужчина застыл в ожидании. Подумав, решительно я захлопнула дверцу.

Встретившись с удивительно добрым взглядом мужчины, негромко сказала:

— Рядом с тобой сяду.

* * *

Уверенно фырча двигателем, автомобиль ехал по отличной дороге. Краем глаза поглядывая на спокойно — сосредоточенное лицо Василия, я уже не задавалась вопросом, почему моя предшественница так доверяла слуге.

Парадокс, но как только оказалась рядом с этим мужчиной, мгновенно возникло четкое ощущение… надежности. Я сама не понимала, откуда взялась эта уверенность, но ни капельки не сомневалась — чтобы ни случилось, этот человек не предаст и будет рядом до конца.

Церемонию именно в родовом храме можно было бы и не проводить. Подошел бы любой другой, но был один момент. На этом настояла Софья. Девушка не нашла в себе сил в день похорон матери приехать и лично поместить урну с прахом в родовую усыпальницу. Это делал Василий. После, видимо, устыдившись своей слабости, Софья попросила слугу договориться о службе в храме, когда-то принадлежащему Изотовым. Если совсем честно, то я не уверена, что девушка поехала бы и сегодня, но я-то не она.

Еще буквально несколько часов назад я даже представить не могла, что такое возможно. Другой мир. Чужое тело. Крайне туманные перспективы на будущее. Возможно, другая на моем месте рыдала бы в подушку или рвала волосы на голове. Я же привыкла не поддаваться эмоциям, а действовать. Иначе просто — напросто не умела. Жизнь научила быть сильной.

Дорога плавно ложилась под колеса. Тщательно покопавшись в воспоминаниях Софьи, я узнала, что ехать нам всего ничего — каких — то тридцать с небольшим километров. Раньше богатая деревня Степное с прилегающими плодородными пашнями принадлежала роду бояр Изотовых.

Вскорости автомобиль въехал в деревню, и здесь уже пришлось объезжать ямы на разбитой дороге. Вокруг не было ни души. Даже собаки не лаяли… Василий периодически кидал нечитаемые взгляды на жалкие развалины, оставшиеся от когда — то добротных строений. Его лицо все так же было спокойно, лишь побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль, выдавали чувства мужчины.

— Почему здесь все так запущенно? — впервые за время поездки спросила я и вопросительно посмотрела на слугу рода.

— Никитским нет нужды в вашем родовом поместье, госпожа, — глухо отозвался Василий. — Оно уничтожено полностью. Целым остался только храм с усыпальницей.

«Экономически невыгодно», — мгновенно догадалась я и вновь перевела взгляд в окно.

Остатки когда — то белоснежных стен родового особняка Изотовых по — прежнему торчали изломанными, закопченными от огня зубьями. А вокруг — рытвины и глубокие ямы. За годы здесь все заросло травой и кустарником, но, несмотря на старания природы, скрыть последствия войны невозможно.

Неожиданно автомобиль остановился около небольшого светлого строения. Коротко взглянув на меня, Василий негромко сказал:

— Приехали. Здесь уже должен быть священник. Я его предупредил. Пойдемте, госпожа.

Кивнув, я не спешила выходить. Повернув лицо, сквозь прозрачное автомобильное стекло разглядывала храм — единственное уцелевшее здание. Потемневший от времени, но все еще золотистый купол. Узкие окна блестят стеклами в массивных стенах, покрытых светлой штукатуркой. Местами облупившись, она обнажала темно — красный кирпич.

Неспешно обойдя машину, Василий привычно открыл пассажирскую дверцу. Выйдя, я глубоко вздохнула напоенный ароматом полыни воздух. Повязав на голову платок, замерла в нерешительности.

В это же мгновение дверь, протяжно заскрипев, отворилась. Облаченный в белоснежную рясу седобородый священник вышел на крыльцо. Посмотрев на нас и не промолвив ни слова, зашел обратно. Не понимая, что делать, я, нахмурившись, посмотрела на закрытую дверь. Подобного опыта у меня не было, а чужая память молчала.

— Пойдемте, госпожа, — пришел на помощь Василий.

Благодарно улыбнувшись, осторожно поднялась по выщербленным ступенькам и немного замешкалась у запертой двери. Тут же возникнув из — за моей спины, Василий потянул за ручку и с легкостью открыл массивную дверь. Дождавшись, когда я войду, бесшумно вошел следом.

* * *

В храме было хорошо и покойно. Склонив голову, я стояла рядом с Василием. Негромко потрескивали фитили свечей. В руке седобородого старца мерно покачивалось на длинной цепочке кадило. Аромат ладана нежно обволакивал и приносил умиротворение. Склонив головы, мы слушали проникновенный голос, читающий молитву.

— Аминь, — произнес старец.

— Аминь, — повторила беззвучно.

— Аминь, — едва слышно сказал слуга.

На душе стало как-то удивительно легко. Появилось стойкое ощущение, что и вправду все будет хорошо. Бросив короткий взгляд на Василия, по собственному желанию низко поклонилась священнику.

— Госпожа, если вы не возражаете, я хотел бы задержаться, — тихо сказал слуга и бросил мимолетный взгляд на священника.

— Не торопись. Будь столько, сколько нужно, — негромко отозвалась я и, тепло улыбнувшись мужчинам, пошла к выходу.

Выйдя из храма, медленно стянула с головы платок. По голубому небу плыли пушистые облака. Где — то в траве стрекотали кузнечики. Жизнь продолжалась.

Сойдя с крыльца, немного подумала и решила прогуляться. Обойдя здание, углядела неподалеку весело журчащий ручеек. Память подсказала, что он должен впадать в речку.

Неспешно идя вдоль неглубокого ручья, шириной не более полутора метров я слушала веселый щебет птиц, прячущихся в густых кронах деревьев. Приятно пахло сырой землей и травой. Не особо глядя по сторонам, я шла по влажной траве и задумчиво смотрела на воду.

Думая обо всем и сразу, внезапно поняла, что падаю! В попытке удержать равновесие бестолково взмахнула руками. Поймать равновесие не получилось, и я, скользя подошвами туфель по глине, съехала в воду. Стоя по колено в холодном ручье, сердито фыркнула. Досадуя на себя за невнимательность, подняла намокший подол платья повыше.

— Не хватило сегодня приключений! — сердито пробурчала себе под нос. — Вот растяпа!

Надо выбираться. Нахмурившись, принялась внимательно рассматривать подмытый водой склон. Неожиданно взгляд привлек острый край камня. Еще не веря тому, о чем нашептывала чужая память, вытянула руку. Осторожно расшатав, без особых усилий вытащила покрытой желтой глиной камень. Все еще стоя в ручье, тщательно омыла его водой, не в силах отвести взгляд от своей находки. Моя предшественница очень хорошо знала этот камень.

Интересно девки пляшут… А если так? Сделав глубокий вдох, я задержала дыхание и посмотрела на минерал в руках. Яркие огоньки эфира плотно окутывали камень. Подняв взгляд на склон, обомлела. Там творилось, что-то вовсе невообразимое. На многие сотни метров вперед из-под земли шло мягкое, золотистое сияние. Выходя на поверхность золотистая дымка стелилась над маленькой травой и пряталась в колючих кустарниках. Эфир показывал мне где находятся залежи уникального минерала. Я смотрела на прекрасное зрелище и не могла отвести взгляд.

«Видимо ручей подмыл край жилы турина…» — догадалась я и наконец-то сделала вдох. Сияние мгновенно пропало.

— Госпожа, — неожиданно послышался тревожный голос Василия. — Давайте руку, я вам помогу выбраться.

Мельком взглянув на мужчину, послушно протянула влажную ладошку. С легкостью вытащив из ручья, Василий быстро осмотрел меня с головы до ног.

— Я цела, — успокоила его и протянула находку.

Удивленно приподняв брови, Василий повертел в руках сине — зеленый камень. Бросив задумчивый взгляд на шуструю воду, пристально посмотрел мне в глаза. Мы смотрели друг на друга и молчали. Однако я догадывалась о чем думает мужчина: просто так редчайший турин — лучший камень для изготовления артефактов — нигде и никогда не валяется. Где есть один, там, однозначно, лежат и другие.

Не сказав ни слова, Василий вручил мне камень. Неторопливо закатав штаны до колен, ловко спустился в ручей. С непроницаемым лицом он стоял в холодной воде и внимательно осматривал склон. Не прошло и нескольких минут, как Василий нагнулся в первый раз, а затем во второй. Проворно выбравшись на травку, показал свою добычу: два камня размером с женскую ладонь.

— Никитские о турине ничего не знают. Уверен на сто процентов, — тихо сказал мужчина и протянул мне камни.

— Интересно… — задумчиво отозвалась я, глядя на влажно поблескивающие минералы.

Вытащив из кармана оброненный мной где-то по дороге платок, Василий протянул его мне. Благодарно кивнув, аккуратно замотала минералы в черную ткань и неспешно пошла обратно. Приведя в порядок штаны, верный слуга бесшумно направился следом.

(обратно)

Глава 7 Решение

Первую ночь в чужом мире я провела отвратительно. И дело совсем не в кровати и не в шуме за стеной или за окном. Тут — то все было в полном порядке. Мысли о прошлом и будущем не давали уснуть. Ворочаясь, я не смыкала глаз и все думала и думала, что же дальше делать. Лишь одно знала точно: жить мрачной затворницей, так, как жила девушка, просто не смогу.

Устав вертеться, встала и подошла к окну. Отодвинув тюль, посмотрела на сереющее небо и пустынную по утреннему времени дорогу перед домом. Сломавшийся, по всей видимости, светофор упорно моргал желтым светом. Не отрывая глаз от яркого сигнала, я, как этот светофор, все никак не могла определиться.

Решение пришло неожиданно. В это же мгновение желтый глаз механического регулировщика резко сменил цвет на зеленый. Хмыкнув, прямо так, как была, в ночной сорочке, подошла к письменному столу. Усевшись на вертящийся мягкий стул, отодвинула подальше блокнотик с енотом на обложке и пластиковый стакан с карандашами.

Довольно улыбнувшись, открыла ноутбук и принялась искать в сети информацию. В технологиях этот мир ничем не отличался от моего. Вот уж, действительно, повезло.

Моя идея была проста и незатейлива. Софья еще школьница. Можно, конечно, и дальше продолжать домашнее обучение, но зачем? Мне нужно узнать этот мир и адаптироваться.

«В сорок лет опять пойти в школу даже забавно», — усмехнулась своим мыслям, внимательно просматривая сайты учебных заведений.

Элитные закрытые школы отмела сразу. Счета я еще не проверяла и о своих финансовых возможностях пока имела весьма смутное представление. Но, судя по воспоминаниям Софьи, деньги на учебу были.

Однако не только из — за денег я не рассматривала закрытые школы. Каким бы хорошим ни считалось там образование, какие бы перспективы ни открывались в будущем, сидеть круглосуточно за высоченным забором не по мне.

После длительного и упорного серфинга по глобальной сети я таки нашла место, где хотела бы учиться. Старшая школа «Эверест» располагалась в пригороде Ростова. Фотографии пяти учебных корпусов, тренировочных площадок, крытого бассейна впечатляли. Прочитав о педагогическом составе и многочисленных достижениях учеников, одобрительно хмыкнула. А увидев цену за год обучения, тут же приняла решение, что буду учиться именно здесь. По сравнению с другими школами стоимость не казалась заоблачной, а вот условия лишь чуть — чуть уступали элитным.

Просмотрев список документов для поступления, записала в блокноте адрес и телефоны школы. Раздумывая, ехать сразу или лучше вначале позвонить, откинулась на спинку стула. Взгляд моментально зацепился за телефон, лежащий на настенной полочке. Качнув головой, усмехнулась. Высшие силы уж как — то слишком явно знаки подкидывали. Видимо, все еще сомневались, что я уже в состоянии трезво мыслить.

Взяв мобильный, взглянула на часы. Всего — то семь утра. Администрация начинала работать в восемь. Коротая время, принялась читать новости школы. Наткнувшись на одно из объявлений, задумчиво прищурилась, а затем улыбнулась. Учиться пойду не только я.

«Эверест» с этого года открывал набор детей в начальную школу. Несколько корпусов для учеников младших классов располагались на той же территории, но благоразумно отделялись от главных зданий забором.

— Безопасность — наше все, — пробормотала негромко.

О безопасности администрация действительно заботилась серьезно. Чтобы малышня случайно или намеренно не причиняла вред другим и себе, руководство планировало ношение учениками начальных классов браслетов, мягко контролирующих силу.

Я не знала, как отреагируют близнецы на предложение пойти в школу, но что мне мешает их просто спросить? Ничего! Однако, прежде чем разговаривать с девочками, я должна точно знать, какой суммой располагаю.

Мысли о деньгах плавно перетекли на найденный вчера турин. Машинально посмотрела на камни, лежащие на туалетном столике. Воспоминания упрямо твердили о том, что турин — редкий и неприлично дорогой. Однако каких — то конкретных сумм в памяти не было.

Пока я усердно искала школы, на экране монитора то и дело всплывали рекламные баннеры различных артефактов. Рекламу — то я игнорировала, но краем глаза все равно замечала. Из любопытства зайдя на первый попавшийся сайт, посмотрела стоимость простенького артефакта из турина и удивленно хмыкнула. Если цены реальные, то этот минерал стоит дороже золота в моем мире. Гораздо дороже…

Уважительно посмотрев еще раз в сторону камней, решила попозже расспросить Василия об их стоимости. Артефакты я, чисто теоретически, делать умела, но не горела желанием этим заниматься. А камни… пусть пока лежат. Есть не просят. Вот когда хоть чуть — чуть разберусь что тут к чему, тогда и подумаю, что делать с информацией о землях с турином. Где — то в глубине души я догадывалась — эта находка, да еще и в бывших владениях Изотовых, не простая случайность.

Кстати, о еде и деньгах. Если наши технологии так похожи… Полазив в телефоне я, к своей радости, нашла мобильное приложение «Ростоффбанк». Для входа требовался отпечаток пальца. Аккуратно приложила указательный палец к мерцающему дисплею.

«Приветствуем вас, глава рода Изотовых», — прочла надпись и едва заметно улыбнулась. Ну да, звучит пафосно. Да вот только так оно теперь и есть.

Внимательно просмотрев три разных счета в одном банке, обнаружила, что на учебу действительно хватает. И мне, и сестрам.

Было похоже, что боярыня Анастасия Павловна эти счета открыла специально для дочерей. Денег на них имелось даже больше чем нужно. Немного, конечно, но на первое время хватит. Чужая память намекала еще на какой — то отдельный счет боярыни Изотовой, но рыться в ее вещах и искать документы… Сейчас я этим точно не буду заниматься.

Взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что уже почти девять. Посматривая в блокнот, набрала номер и немного послушала веселенькую музыку. Неожиданно мелодия прекратилась, и я услышала хорошо поставленный женский голос:

— Секретарь школы «Эверест» слушает.

Уж что — что, а по телефону говорить я умею прекрасно. Уже через пару минут мы согласовывали время встречи. Я решила не откладывать, и прямо сегодня меня и близняшек ожидало собеседование. Ну и вступительные испытания: русский, математика, английский.

— Не стоит откладывать на завтра то, что можешь сделать сегодня, — негромко сказала самой себе.

Встав из кресла, быстро переоделась и пошла на кухню.

Умытые и тщательно заплетенные близняшки завтракали. В воздухе витал аромат свежеиспеченныхблинчиков.

— Доброе утро, госпожа, — учтиво поздоровалась Надежда.

— Доброе утро, сестрица, — синхронно произнесли близняшки и вновь принялись пить чай.

— Доброе, — с улыбкой отозвалась я, садясь напротив девочек.

— Сегодня на завтрак блины. Вы желаете с малиновым вареньем или со сметаной? — заботливо поинтересовалась экономка.

— Кофе будет достаточно, — коротко улыбнувшись немного огорченной женщине, пристально всмотрелась в серьезные лица сестер. — У меня к вам предложение, — спустя пару мгновений спокойно сказала, переводя взор с одной девочки на другую.

Синхронно отставив изящные чайные чашки, близнецы вопросительно посмотрели на меня.

— Я решила, что пойду учиться в школу. Cегодня еду подавать документы, — увидев, как искреннее изумление на детских личиках сменилось настороженным ожиданием, чуть улыбнулась и добавила: — Вы хотите учиться в школе?

Быстро переглянувшись, сестры всего одно мгновение смотрели мне в глаза, а затем дружно выдохнули:

— Да…

— Значит, договорились, — ответила с улыбкой. Благодарно кивнув экономке, поставившей предо мной изящную кофейную чашку, вновь посмотрела на девочек и спросила: — Для поступления надо пройти вступительные испытания. Русский, математика и английский. Не испугаетесь?

— Еще чего! — фыркнула одна из сестер и, с укором взглянув на меня, повернулась к молчаливой близняшке. — Лиз, ты же не боишься?

— Нет, — отрицательно замотала та косичками и серьезно посмотрела мне в глаза. — Господин Иванов много раз наши знания проверял. Хвалит. А он очень суровый, — не сдержала горького вздоха малышка. — Чего бояться — то?

«Как же они похожи! Как две капли воды! Если эта Елизавета, значит, вторая Александра», — подумала, с улыбкой глядя на девочек.

— Встреча у нас через два часа, — усмехнулась я и, сделав глоток из чашки, одобрительно посмотрела на стоящую чуть поодаль от стола Надежду. — Отменный кофе. Спасибо, — искренне сказала, широко улыбнувшись женщине.

— Рада, что вам понравился, госпожа, — она с достоинством коротко поклонилась и, не желая мешать, отошла к плите.

— Сестрица, мы позавтракали. Можно пойдем собираться и готовиться? — c легким нетерпением поинтересовалась Александра.

— Разумеется, — лаконично отозвалась я и, прежде чем сделать очередной глоток, вдохнула аромат великолепно сваренного кофе.

Быстренько встав из — за стола, девочки переглянулись. Сдерживая нетерпение, с достоинством вышли из кухни, и тут же из коридора послышался детский смех и радостные возгласы.

— Госпожа, позволите сказать? — приблизившись, негромко поинтересовалась Надежда.

Я вопросительно посмотрела на женщину.

— Вы очень хорошо придумали со школой, — с доброй улыбкой произнесла экономка. — Госпожам Александре и Елизавете пойдет на пользу. Мне вызвать Василия? — уточнила она.

Коротко улыбнувшись женщине, я кивнула и, сделав очередной глоток напитка, задумалась. Школа — это не только знания, но и колоссальный опыт общения. Очень хотелось верить, что юные боярыни без особых проблем вольются в коллектив. Впрочем, мне предстояло практически то же самое: стать своей среди чужих. Да вот только, в отличие от девочек, чужим для меня был весь мир. В прямом смысле этого слова.

(обратно)

Глава 8

Наш автомобиль неспешно ехал вдоль металлической кованой ограды. Вытягивая шеи, близняшки смотрели сквозь блестящие прутья ограждения. Прямо за забором размещалась зона парковки автомобилей, а чуть дальше — длинное двухэтажное здание красно — коричневого цвета с белоснежными пластиковыми окнами.

— Эверест, — прочитала Александра огромные буквы на фасаде. — Лиз, смотри, у них даже свой герб есть! — ткнув для наглядности пальцем, привлекла внимание сестры к большой табличке рядом с названием школы.

— Вижу. Медведь с книгой, — пробормотала та. — Если тут даже медведь читать умеет, значит, учат хорошо, — авторитетно заявила девочка.

Усмехнувшись, я, слушая сестер вполуха, внимательно осмотрела здание сквозь лобовое стекло. По всей видимости, здесь размещалась администрация школы.

Остановившись на мгновение возле гостеприимно распахнутых ворот, Василий глянул на моложавого охранника в темно — синей униформе и плавно поехал по дороге вдоль здания. Найдя свободное местечко среди на удивление разномастных машин (дорогие соседствовали рядом с совсем уж старенькими), аккуратно припарковался.

Заглянув в черную пластиковую папку, я еще раз проверила, все ли наши документы на месте. Убедившись, что все в порядке, элегантно вышла из салона автомобиля. Быстро посмотрев на вход, перевела взгляд на Василия. Предупредительно открыв дверцу близняшкам, мужчина дождался, пока они выйдут, и негромко сказал:

— Я вас буду ждать здесь.

Кивнув, я улыбнулась сестрам, и мы неспешно пошли в школу.

Войдя в широкий холл, осмотрелась. Светлые стены украшали картины, написанные акварелью. Выложенный темно — коричневой плиткой пол блестел чистотой. Немногочисленные взрослые сидели на мягких кожаных диванах и явно чего — то ожидали.

Медленно идя мимо деревянных дверей цвета слоновой кости, я внимательно изучала золотистые таблички. Девочки бесшумно следовали за мной. Увидев надпись «секретарь», уверенно толкнула дверь.

Зайдя в светлую комнату, я тотчас заметила миловидную блондинку, сидящую за столом. Не отрывая взгляда от монитора, она быстро печатала. Длинные пальцы с благородным маникюром так и летали над клавиатурой. Тишину в кабинете нарушало лишь щелканье ноготков по кнопкам.

— Добрый день, — сказала, привлекая внимание.

Оторвавшись от своего занятия, женщина доброжелательно поздоровалась и, вопросительно посмотрев на меня, поинтересовалась:

— Чем я могу вам помочь?

— Я боярыня Софья Изотова. Мы с сестрами желаем учиться в вашей школе, — сообщила я.

— Да — да, — кивнула женщина и встала из — за стола. — Меня зовут Алина Сидорова. Я секретарь, и утром имела честь с вами разговаривать. Основной набор уже закончен. Я специально пригласила вас попозже, чтобы вам было удобнее. Мы, конечно, не делаем различия между поступающими, но в этом году очень много новичков из простолюдин, — она на секунду замялась. — Если вы готовы, Софья Сергеевна, то прямо сейчас можем начать процедуру оформления.

Поступление детей обычных граждан в «Эверест» для меня стало новостью. Я еще плохо разбиралась в ценах этого мира, но уже понимала, что пятьдесят тысяч рублей — это как пятьсот тысяч в моем мире. Неужели обычный человек может отдать такую сумму за год обучения ребенка? Впрочем… откуда я знаю, какие тут зарплаты?

Глянув на стоящих рядом со мной близняшек, увидела их восторженно блестящие глаза. Едва заметно усмехнувшись, посмотрела на Алину и сказала:

— Мы готовы.

Взяв у меня бумаги, секретарь очень быстро заполнила анкеты. Сделав копии документов, вернула оригиналы и предложила следовать за ней. Пройдя по холлу, остановилась у одной из дверей. Посмотрев на меня, а затем на сестер, привычно улыбнулась и сообщила, что девочки в этом классе будут проходить испытания.

Глядя на сосредоточенные лица близнецов, я подбодрила:

— Не волнуйтесь. Вы справитесь.

— Конечно, сестрица, — невозмутимо ответила одна из девочек и, подняв взгляд на секретаря, добавила: — Пойдемте.

Одобрительно хмыкнув, Алина открыла дверь и, держа в руках бланки анкет, уверенно пошла по проходу меж парт.

«Говорила Александра, — сделала я вывод, провожая взглядом зашедших в кабинет близняшек. — Она побойчее сестренки. Когда же я научусь их различать? Похожи, как две капли воды».

Стоя около приоткрытой двери, я наблюдала за тем, как секретарь подошла к двум женщинам, сидящим за одним столом. Положив перед ними документы, она негромко принялась что — то объяснять. Внимательно слушая Алину, педагоги иногда согласно кивали.

Постояв несколько мгновений в проходе, юные боярыни переглянулись и самостоятельно сели за разные парты.

Закончив говорить с членами приемной комиссии начальной школы, секретарь доброжелательно улыбнулась близнецам и вышла из класса. Плотно закрыв за собой дверь, повела меня к месту, где уже мне надлежало проходить вступительные испытания.

* * *

В небольшом кабинете абитуриентов оказалось шестеро. Трое юношей и три девушки. Вначале нас ожидал диктант по русскому, а после предложили на английском языке описать осенний лес.

Покусывая кончик ручки, я мысленно рисовала картинку и пыталась художественно ее описать. Бегло пробежавшись глазами по тексту, осталась довольна. В качестве своего письменного, да и устного английского я не сомневалась.

Заметив, что все отложили ручки, худощавый мужчина с узким болезненным лицом и женственными руками, забрал выполненные работы и раздал очередные бланки. На этот раз предстояло решать задачи по математике. К своему удивлению я справилась довольно быстро.

Украдкой посмотрев на пребывающих в глубокой задумчивости возможных одноклассников, тихонько вздохнула. Кто — то явно не справится. И даже догадываюсь кто. Девушки сидели перед девственно чистыми листами и с мольбой посматривали на старательно пишущих юношей.

Взяв исписанные листы, я встала из — за парты. Неспешно подойдя к учительскому столу, положила их перед полноватой женщиной средних лет.

— Быстро вы. Сразу видно представителя боярского рода, — сказала педагог и широко улыбнулась. — Софья Сергеевна, пройдите в коридор. Вам придется подождать результатов вашего испытания. Это недолго, — торопливо добавила она. В голосе члена комиссии явно сквозило извинение.

Коротко кивнув, я вышла из кабинета. Отойдя от двери, присела на свободный диванчик и принялась разглядывать картину на противоположной стене. В том, что справилась, сомнений не было. Я волновалась за близняшек. Справились ли они?

Минуты неспешно текли. Устроившись поудобнее, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Поблизости на диване сидели три скромно одетых женщины и шептались. До меня доносились лишь обрывки фраз, но понять, о чем разговор, хватило. Они беспокоились за своих детей, которые проходили вступительные испытания в школу.

— Софья Сергеевна, — послышался женский голос.

Неторопливо открыв глаза, я встретилась взглядом со стоящей неподалеку Алиной.

— Приношу извинения за ожидание, — виновато улыбнулась секретарь и, быстро глянув на сидящих женщин, негромко добавила: — Мы только что получили результаты испытаний ваших сестер. Девочки справились чудесно. Сейчас они в сопровождении педагога на экскурсии по начальной школе. Пройдемте к директору, — предложила она, доброжелательно улыбаясь. — Светлана Владимировна вас ожидает.

Скупо улыбнувшись, я встала и пошла за секретарем. Зайдя в кабинет, сразу же заметила сидящую за массивным столом светловолосую симпатичную женщину.

«За собой следит. Лет тридцать пять — сорок», — сделала вывод, разглядывая кожу на шее и руках директора. Подняв глаза от бумаг, женщина улыбнулась и неожиданно сказала на хорошем английском:

— Присаживайтесь, Софья Сергеевна. Хочу с вами побеседовать о вашей семье.

Усмехнувшись, я подошла к столу и присела на один из двух мягких стульев.

— Что конкретно вы хотите узнать, Светлана Владимировна? — ответила я также на английском и спокойно посмотрела в глаза директора школы.

— У вас отличное произношение, — одобрительно улыбнулась та. — Откуда оно, позволите узнать?

— Долгое пребывание за границей и общение с носителями языка принесли свои плоды, — ответила, ничуть не лукавя. В прошлой жизни я действительно много времени провела в Лондоне.

— М — м… — многозначительно протянула женщина и, внезапно перейдя на русский, добавила: — Испытания по всем предметам ваши сестры прошли. Мне уже понятно, что вы, Софья Сергеевна, на должном уровне владеете английским языком. Как письменно не допустили ошибок, так и устно изъясняетесь отлично. Не вижу смысла отнимать друг у друга время.

Улыбнувшись, я посмотрела на женщину в ожидании ее следующих слов. Опыт подсказывал — сейчас должно быть что — то интересное.

— Александра Сергеевна и Елизавета Сергеевна по итогам проверки получили 98 и 99 баллов, — посмотрев в бумаги, торжественно сказала директор. — Вы же, Софья Сергеевна, лучшая из всего набора. У вас 100 баллов из 100, — одобрительно улыбаясь, женщина взглянула на меня с искренним уважением. — Для прохождения вступительных испытаний необходимо набрать 80. Конечно же, вы и ваши сестры приняты в школу «Эверест».

Едва уловимо кивнув и не произнеся ни слова, я продолжила смотреть на Светлану Владимировну.

— Хм, — прокашлялась та. — Светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский вот уже восемь лет как дарует милость: по его велению дети из всех сословий могут на бесплатной основе учиться в нашей школе. При условии, что наберут необходимые баллы. Оплата за учебу, учебники, форму и проживание в общежитии производится лично Игорем Владимировичем. Количество мест, разумеется, ограничено. На бесплатной основе могут учиться только лучшие из лучших.

— Похвально, — лаконично ответила я и, немного подумав, спросила: — Я правильно вас понимаю, что мы с сестрами имеем право учиться на льготных условиях?

— Да, безусловно! — согласно кивнула директор. — У нас на сегодня осталось всего четыре места. Благодаря отличным знаниям и милости князя Разумовского, вы и ваши сестры можете учиться бесплатно. Что скажете?

«Теперь понятно, откуда взялись обычные дети, — подумала я, медленно переведя взор на окно за спиной директора. — Заманчивое, однако, предложение. Молодец, голубоглазик. Поступок, достойный уважения. Оказывается, он еще и дальний родственник императора. Согласиться, что ли? Денег — то в обрез».

Меня терзали сомнения. Неожиданно вспомнив о юношах, писавших вместе со мной работы, и о тревожащихся в коридоре за детей женщинах, посмотрела на ожидающую моего решения директора и спросила:

— Светлана Владимировна, а есть дети из низших сословий, которые могли бы получить эту льготу, но набрали немного меньше, чем мы, баллов? Вы можете сказать?

— Конечно, — удивленно глянув на меня, директор зашуршала бумагами на столе. — Иванов, Степанов по 96 баллов, Михайлов — 95. Они простолюдины. Претенденты в старшую школу. Тимофеева также из простолюдинов. У нее 86 баллов. Претендент в начальную, — подняв взгляд на меня, она нахмурилась и добавила: — Разумеется, мы не делаем различия между старшей и начальной школой. Льготные условия получает тот, кто набирает наивысший балл. Вы и ваши сестры занимаете первые три места в списке кандидатов на бесплатное обучение.

— Я имею возможность оплатить и учебу сестер, и свою, — негромко сказала, пристально глядя в глаза женщины. — Светлейший князь даровал шанс одаренным детям получить великолепные знания в вашей школе и послужить на благо. Империи нужны на службе лучшие из лучших. Я откажусь. Уверена, на моем месте любой дворянин поступил так же.

— Похвальное решение. Дворяне всегда отказываются, но я обязана предложить, — уважительно закивала директор. Примолкнув на мгновение, она наморщила лоб, а затем сказала: — Софья Сергеевна, я знаю, что у вас недавно умерла матушка. Примите мои искренние соболезнования.

Сухо кивнув, я вопросительно посмотрела на женщину.

— Для учащихся начальных классов, так же, как и для старших, имеется возможность проживания в очень хорошем общежитии на территории школы. Комфортные номера на двоих, пятиразовое питание, организация досуга после уроков. У деток будут кураторы. С ними с первого дня начнут работать логопеды и психологи. Выходные можно проводить дома. Если вы позволите, — она на мгновение замялась, — как опытный педагог я бы рекомендовала проживание ваших сестер в нашем общежитии.

— Вы правы, — немного подумав, согласилась я. — Девочкам не помешает смена обстановки и присмотр профессионалов. В любом случае, если им не понравится, я могу их забрать домой?

— Конечно, — кивнула директор. — Здесь нет никаких препятствий. Если вас или ваших сестер что — то не устроит, мы тут же расторгнем договор на проживание. В этот же день произведем перерасчет, и оставшаяся сумма будет возвращена.

— Я согласна.

Буквально через несколько минут секретарь принесла документы. Внимательно прочитав, я подписала договоры на обучение, а затем отдельные — на проживание сестер. Платить предстояло раз в год. Сумма на каждую близняшку составила ни много ни мало восемьдесят тысяч рублей. Радовало, что в нее уже входили стоимость книг и форменной одежды.

Делая с мобильного перевод на счет школы, я мысленно вздыхала, но не сожалела о принятом решении. В ближайшее время я просто не смогу уделять девочкам столько времени, сколько нужно. А деньги, это всего лишь деньги. Найду способ, как заработать.

Попрощавшись с директором, вышла в коридор, и тотчас ко мне подошли близняшки. Блестя глазами от возбуждения, они переглядывались и сильно хотели что — то сказать. Едва заметно кивнув, я перевела взгляд с одной на другую.

— Сестрица, — неотрывно глядя на меня, сказала, по всей видимости, Александра. — Тут так чудно! — с восторгом воскликнула девочка и тише произнесла: — Нам показывали общежитие. Там очень, очень хорошо, — искоса глянув на сестру, она глубоко вздохнула, а после выпалила: — Если ты не возражаешь, мы с Лизой хотели бы там жить.

— Не возражаю, — широко улыбнулась я.

Взяв довольных сестер за руки, пошла на выход из школы. Учебный год начинался через какие — то два дня.

Идя с приплясывающими от предвкушения девочками к машине, я едва заметно хмурилась. Опыт объединился с интуицией и вместе нашептывали на ушко, что в школе лично мне будет очень непросто…

(обратно)

Глава 9 Ну здравствуй, школа

Легла я поздно, но проснулась отдохнувшей с первыми лучами солнца. Удобно устроившись на мягких больших подушках, лежала в кровати и лениво наблюдала за солнечными зайчиками на фиолетовых обоях.

Предстоял сложный день. Сегодня я, сорокалетняя тетка по разуму, но не по физическому возрасту, иду в школу. Буду учиться с теми, кто по воле высших сил теперь стали моими «ровесниками». Сказать, что вовсе не волновалась, значит солгать.

Уже не первый день я дотемна рылась в интернете, сопоставляя данные чужой памяти и информацию в сети. В принципе, к общению со «сверстниками» готова. Серьезных ляпов не должна допустить, но забавным приключением учебу в школе уже не считала.

Мир хоть и технически похож на мой, но боже, как же он отличается! И не только наличием магии. Тут и император с огромными полномочиями, и дворянство потомственное и личное ненаследуемое. Дворяне делятся на титулованных и без титула. Теперь — то я не просто знаю, а понимаю, что бояре да князья — титулованные. Все же прочие — дворяне без титула. В вертикали власти в государстве Россия после императора идут князья, потом бояре, ну а дальше остальное дворянство. Есть тут дворяне — вассалы и свободные от жесткой клятвы господину.

Рода бывают древние и не очень. Чем древнее род, тем круче у его представителей способности к магии. Род Изотовых вассальной клятвой не связан и очень древний, но… увы, что имею, то имею. Воинов нет, осталось лишь двое слуг. Кстати, и слуги тут разные. С магическими способностями и без. У Василия хорошие способности, а у Надежды их совсем чуть — чуть, но от этого она не становится хуже. Главное — преданность господину. Но и здесь есть нюанс: Василию приобрести личное дворянство вполне реально, экономке — вряд ли. Он опытный, магически одаренный воин, а значит, может принести большую пользу роду Изотовых. Допустим, стать воеводой и возглавить армию. У меня ее, конечно, пока нет. Но помечтать же не мешает?

Я выяснила, что войны родов и кланов в этом мире не редкость, но свободные имеют право воевать между собой, а вот имперские нет. Все строго следуют писаным и неписаным правилам, будь то войны или дуэли с применением магии. Но все же… Откровенного говоря, голову сломаешь, пока разберешься, что тут к чему.

Знакомясь с мироустройством, искренне была удивлена вопиющему неравенству полов. Причем в очень важном вопросе. До замужества женщинам — дворянкам категорически нельзя вступать в интимные связи. Карается это строго и беспощадно. Зато у сильного пола просто раздолье и до брака, и после.

Женат мужчина или нет, любовницы могут меняться хоть ежедневно. Как правило, ими становятся простолюдинки. Впрочем, мужские измены не редкость и в моем мире. Но дальше творится что — то вовсе для меня невообразимое. Тут есть наложницы! В этот статус переходят «временные» любовницы, если мужчина того пожелает. Официальные содержанки при живой жене… какая прелесть!

Дети, рожденные от наложниц, уже не простолюдины, но, хоть в них и есть благородная кровь, не полноценные члены рода. Так, серединка на половинку. Если отец сочтет нужным и признает как законного, тогда для ребенка жизнь меняется: он входит род и получает все, что положено. Не признает… Так и будет сын или дочь бастардом.

Ну и венчает все это то, что современной россиянке в страшном сне и не снилось: разрешено официальное многоженство. Дворянки, если не успели выйти замуж вовремя, или недостаточно красивы, или небогаты вполне спокойно становятся вторыми и третьими женами.

Весь этот кошмар для женщины моего мира здесь очень даже распространенное явление. Обосновывается многоженство тем, что в войнах гибнут сильные воины. Одна жена физически не сможет восполнить потери. Значит, что? Правильно! Нужны еще жены. Ну а красавицы — наложницы… детей много не бывает.

Правда, с многоженством все не так уж и просто. Требуется одобрение первой жены и очень, очень хорошее финансовое обеспечение. В противном случае гарему не бывать.

— Не все котам масленица, — пробурчала сердито и тяжело вздохнула.

Многоженство, наложницы и бессчетное количество любовниц хоть и официально разрешены, однако не сплошь и рядом. Есть мужчины, которые живут с одной женщиной и любят ее же. И, что самое интересное, такое не осуждается. Этот мир, с его магией и устройством общества, просто поразителен…

Мешанины в разуме теперь не было, но все ж таки местные порядки сложно укладывались рядом с привычными. Я не сомневалась, что со временем приму правила пока еще чужого мира. И, хочу того или нет, но в ближайшем будущем мне придется выйти замуж и родить наследника. Это даже не правило, а требование, не подлежащее обсуждению.

Поразмыслив, пришла к выводу, что я в своем праве: сделаю правильный выбор мужчины, значит, других женщин не будет. Все эти любовницы, наложницы и дополнительные жены вызывали у меня стойкое неприятие и раздражение. Своим мужчиной (которого пока нет) я даже теоретически делиться ни с кем не желала. Ни второй, ни третьей женой абсолютно точно не буду! А раз так, то подходящего кандидата стоило начинать искать уже сейчас.

Среди всей информации о мире имелось и то, что легло на душу и запомнилось накрепко: честь, достоинство и слово для дворян этого мира не пустой звук. Дворянский род единое целое. За него отдают жизнь без раздумий.

Недолго поразмышляв, решила, что род — это крепкая семья. А значит, я глава маленькой семьи. И по всему выходит, что оберегать честь семьи — для меня первостепенная задача.

Мысли о моей маленькой семье теплом отозвались в сердце. Вчерашний день выдался суетной, но все, что запланировала, я сделала: заселила счастливых близнецов в школьное общежитие, познакомилась с их, а заодно и со своими педагогами, получила на всех учебники, форму, расписание занятий, осмотрела не только начальную школу, но и старшую.

Гуляя по территории и разглядывая корпуса, воочию убедилась, что администрация денег на организацию учебного процесса и условия для обучающихся не жалеет. На территории школы, кроме великолепно оборудованных учебных корпусов, бассейна и тренировочных площадок (как закрытых, так и открытых), имелся чудесный сад с зоной отдыха. Про столовые для учеников начальных и старших классов я вовсе молчу. Комфорт и удобство. Кухня же… Если судить по отзывам куратора девочек, то готовят на кухнях «Эверест» как в мишленовском ресторане с тремя звездами.

Вспомнив о еде, услышала недовольное урчание в животе. В отличие от сестер — близняшек, кормить меня в школе будут один раз. Плотно позавтракать не помешает. Учиться весь год планируется с обеда, но сегодня по сложившейся традиции уроки начнутся утром.

Сладко зевнув, откинула легкое одеяло и, встав, до хруста потянулась. Сменив скучную ночную сорочку на длинный черный халат (других в гардеробе пока не водится), пошла умываться.

Приведя себя в порядок, пришла на кухню и села завтракать. Спустя несколько минут, не скрывая довольной улыбки, Надежда убрала пустые тарелки. Осторожно поставив предо мной чашку с ароматным чаем, пододвинула поближе свежие булочки. Хозяйственно оглядев стол, удостоверилась, что все хорошо, и собралась привычно тактично удалиться.

— Надежда, у меня к тебе есть серьезный разговор, — сделав глоточек из кремовой изящной чашки, остановила я экономку. Заметив, как едва уловимо напряглась ее спина, добавила: — Спасибо. Завтрак отменный. Ты как всегда на высоте.

— Слушаю вас, госпожа, — повернувшись, с облегчением в голосе отозвалась та. Замерев на месте, женщина не сводила с меня вопросительного взгляда.

— Я подумываю о переезде. Необходимо подобрать подходящую квартиру, а лучше дом. Желательно поближе к школе. Ты хорошо знаешь наши потребности. Уверена, что могу на тебя положиться, — с легкой улыбкой сообщила я, глядя, как расцветает лицо экономки.

Мысли о переезде впервые посетили меня, когда я увидела свою комнату, а затем укрепились после тщательного осмотра всей квартиры. Она откровенно мне не нравилась. Конечно, можно было бы сделать ремонт по моему вкусу, но зачем растраты? Девочки решили жить в общежитии, а съемная квартира находилась очень далеко от школы. Вывод тут напрашивался один: переехать.

— Я все сделаю, госпожа, — гордо расправила плечи Надежда и спустя мгновение добавила: — Прямо сегодня займусь. Можете не беспокоиться.

— Вот и славно, — тепло улыбнувшись, я встала из — за стола.

Пришла пора собираться в школу. Скоро за мной приедет Василий.

* * *

Отпустив слугу, я небрежно закинула на одно плечо черный рюкзак и зашла не территорию «Эвереста». Во дворе старшей школы царило настоящее столпотворение. Сто девяносто пять учащихся ожидали традиционной речи директора.

Встав с краю толпы, принялась внимательно изучать окружающих. Одеты все были так же, как и я, в форму: девушки в клетчатые юбки до колен, белые блузки и темно — синие приталенные пиджаки с золотистым гербом на лацкане; юноши все как один щеголяли белоснежными рубашками, наглаженными черными брюками и темно — синими пиджаками. Конечно же, и у них на груди красовался герб школы.

На первый взгляд могло показаться, что в школьном дворе царит веселье и всеобщее равенство. Но это было, естественно, не так. Дворяне отличались от простолюдинов и угадывались моментально.

Девушки, принадлежащие к аристократии, постоянно держали осанку. Разговаривали негромко и снисходительно — величественно посматривали в сторону застенчивых простолюдинок. Юноши же… Там вообще все сложно. Многие из тех, кого я определила как дворян, вели себя нормально. Но были и те, кто высокомерно и даже заносчиво поглядывал на простых людей.

Слушая напутственную речь директора, я ловила на себе любопытные, а порой настойчивые взгляды представителей дворянства. Не тушуясь, с достоинством смотрела в ответ. Стараясь особо не привлекать ненужного внимания, тем не менее стояла, гордо расправив плечи и внешне сохраняя полную невозмутимость. Меня сейчас оценивали «сверстники» — дворяне, и я это понимала. Как только директор «Эвереста» закончила говорить, учащиеся быстро разошлись по своим корпусам.

Не торопясь, я уверенно поднималась по натертой до блеска мраморной лестнице и мысленно хвалила себя за предусмотрительность. Мне не придется спрашивать, а затем судорожно бегать в поисках нужного класса. После вчерашней экскурсии я довольно хорошо знаю где что находится.

Войдя в светлую аудиторию, спокойно огляделась. Одноклассники уже сидели за партами. Негромко переговариваясь, они смотрели… по — разному. За эти несколько мгновений меня успели окатить шквалом эмоций. В глазах посматривающих в мою сторону юношей я видела и восторг от моей внешности, и явное безразличие. Девушки же в основном смотрели оценивающе. У некоторых в глазах мелькала зависть, а кое у кого презрение и высокомерие.

«Ничего удивительного. Кому — то нравлюсь, кого — то сразу бешу, а кому — то наплевать. В любом мире одинаково. Посмотрим, что дальше будет», — хмыкнула я и неспешно прошла к свободной парте у окна.

Положив на стул рюкзак, достала учебник с изображением двух бородатых мужиков на обложке. Затем вытащила ручку и карандаш. Последней на свет явилась толстая нежно — сиреневая тетрадь.

Неторопливо готовясь к уроку, я внимательно прислушивалась к гомону в классе.

В основном одноклассники обсуждали кто и как провел лето. Некоторые юноши хвалились достижениями в спорте, ну а девушки обменивались последними новостями об общих знакомых, и — как без этого! — конечно же обсуждали новичков. Оказалось, что, кроме меня, в классе есть еще новенький. Слушая диалог двух девиц, сидящих сразу за мной, не сдержала усмешки. Дворянки были абсолютно уверены, что юноша простолюдин, и осторожно высказывали предположения, к какому роду я могу относиться. Версии звучали разные, но пока к единому мнению одноклассницы не пришли.

«Забавно. Во мне почему — то сразу определили дворянку», — подумала с усмешкой, открыв твердую обложку тетради. Первыми у нас сегодня два урока современной литературы.

— День добрый, господа, — послышался от двери уверенный женский голос. В мгновенно наступившей тишине отчетливо зазвучал стук каблучков.

Подняв голову, я посмотрела на преподавателя русского и литературы. Полноватая женщина подошла к учительскому столу, окинула взглядом притихших учеников.

По совместительству Тамара Валерьевна Ястребова являлась нашим классным руководителем, и с ней я имела честь вчера познакомиться. Должна признать, что она мне понравилась. Волевая, решительная, строгая. Уверена, спуску старшеклассникам не дает. Косвенно это уже подтвердила гробовая тишина. Казалось, пролети сейчас бабочка — и ту будет слышно.

— Прежде чем начать урок, должна вам сообщить, что в нашем классе двое новеньких. По сложившейся традиции я сейчас их представлю, — разнесся по классу голос преподавателя. — Иван Сидорович Степанов. Иван, встаньте, пожалуйста.

Посмотрев на дальний от меня ряд, педагог приветливо улыбнулась.

Споро вскочив, юноша коротко поклонился одноклассникам. Насмешливый гул тотчас разлетелся по классу. Фамилия мне была известна, да и парня я узнала: это один из тех, кто писал со мной вступительные работы.

«Хм… А дворяночки оказались правы. Видимо, простолюдинам тут несладко приходится. Вон как пренебрежительно кривятся — то местные красавицы», — размышляла я, краем глаза замечая презрение на лицах сидящих на соседнем ряду девушек. Лично мне юноша понравился. Люблю умных людей. Насколько помню, он отлично справился с вступительными испытаниями.

Меж тем гомон в классе нарастал. Было понятно — простолюдину Ивану Степанову не очень — то рады. Кто — то из юношей кинул фразу о том, что наш князь порой излишне щедр.

— Тихо, господа! Ти — хо! — немного повысила голос Тамара Валерьевна, и в классе тут же воцарилась благословенная тишина. — Садитесь, Иван, — предложила, скользнув слегка сочувствующим взглядом по напряженному, покрытому ярко — красными пятнами лицу юноши.

Сев за парту, Иван Степанов молниеносно спрятался за спинами впереди сидящих. Мне было жаль нового одноклассника. В первый же день почувствовать себя ниже плинтуса… тяжело. Впрочем, сейчас у меня есть все шансы узнать, что думают обо мне.

— Второй наш новичок — боярыня Софья Сергеевна Изотова, — громко сказала педагог и перевела взор на меня.

Не дожидаясь особого приглашения, я грациозно встала. Медленно обведя ледяным взглядом одноклассников, считала с их лиц информацию. Так плохо, как Степанову, мне абсолютно точно не будет, но… По тому, как пренебрежительно кривились одноклассницы, я четко поняла, что о родах в школе знают если и не все, то очень — очень многое. Было ясно, что, несмотря на древность рода Изотовых, рассчитывать на должное уважение не стоит: земель нет, денег нет, влияния и власти тоже. Все очевидно.

Юношам же, в отличие от девушек, похоже, на состояние моего рода было искренне наплевать. Широко улыбались практически все. Некоторые парни даже вставали с места и, проявляя учтивость, галантно кланялись. Кивая в ответ, я сохраняла невозмутимое спокойствие. Ледышка — этот образ мне очень хорошо знаком.

Так — с… Похоже, придется побороться среди дам за место под солнцем. Ну, или смириться и не вылезать из тени.

С присущим мне хладнокровием я открыто встретила язвительные улыбочки, которыми пытались уколоть несколько одноклассниц. Активных недоброжелательниц пока было трое. Четвертая же, сидящая среди них, смерила меня презрительным взглядом с головы до ног.

«Местная королева. Могут возникнуть проблемы, — взяла на заметку я, мельком глянув на красивое, но высокомерное личико, и неспешно села за парту. — Смотрины окончены. Первые недруги проявились. Интересно, что будет дальше».

Подняв взор на педагога, я приготовилась слушать лекцию по абсолютно чужой для меня литературе.

(обратно)

Глава 10

Божественные ароматы витали в воздухе. Звучал смех и звон посуды. Учащиеся старших классов обедали. За четырехместным столиком я так привычно сидела одна. Не прикоснувшись к вкусно пахнущему жаркому, отодвинула тарелку. Еду готовили в «Эвересте» действительно великолепно, но есть мне сейчас не хотелось.

Не прошло и минуты, как прибежала девушка в белоснежном переднике. Придерживая одной рукой серебристый поднос, она ловко поправила сбившуюся набок кокетливую шапочку. Сноровисто поставив предо мной тарелочку с парочкой круассанов и большую обливную кружку, оглядела столешницу. Не произнеся ни слова, труженица мгновенно забрала полные тарелки. После пожелала приятного аппетита и умчалась в сторону кухни. Обслуживание в школьной столовой, как и еда, на высоте.

Маленькими глоточками я пила обжигающе горячий шоколад и размышляла. Шел четвертый день учебы. Близняшки звонили исправно. Слыша их неподдельно счастливые голоса и восторженные рассказы, искренне радовалась за девочек. У них все шло гладко. О себе подобного я сказать не могла.

Нет, с учебой затруднений не возникало: многое из точных наук я помнила, а новое усваивала хорошо. И можно было бы обманывать и считать, что все идет по плану, но врать самой себе последнее дело. Проблема есть.

Одноклассницы меня бойкотировали. Я приближалась — они замолкали. Конечно же, я гордо расправляла плечи и проходила мимо. Почему так, не понимаю. Причин для подобного отношения я просто не видела. Предсказуемо вели себя «местная королева» и ее свита. Шушуканье, смешки в спину, кривые усмешки и многозначительные ухмылки — всем этим меня с избытком потчевала высокородная дворянка с подругами.

С каждым днем росло желание больно щелкнуть породистую зазнайку по носу. Но я стойко терпела и не реагировала. Конфликты с подобной особой к хорошему не приведут.

А еще я искренне пыталась понять, почему со мной не общаются остальные девушки. Может, присматриваются? Я думала, но ответа не находила. Чувствовать себя серой мышью среди затаившихся кошек то еще удовольствие.

С одноклассниками таких проблем не возникало. Активного пренебрежения я не замечала, напротив, видела заинтересованность со стороны противоположного пола. Вот и сейчас в который раз поймала на себе взгляд. На меня с интересом посматривал широкоплечий, темноволосый парень с удивительно красивым цветом глаз — васильковым.

Привычно сделала вид, что ничего не замечаю. Это уже стало обеденным ритуалом. А вообще чертовски приятно: я в одиночестве за столом, юноша в окружении парней и явно симпатизирующих ему девушек, но смотрит на меня… Кого же он мне напоминает?

Попыталась вспомнить, у кого видела такие черты.

— Приятного аппетита, Софья, — выдернул меня из раздумий девичий голос. — Вы позволите сесть с вами?

Ух ты! Первый раз за обедом ко мне кто — то подошел! Что это в лесу сдохло?!

Подавив изумление, я подняла взгляд от напитка. Возле стола стояла… одна из одноклассниц. В руках рыжеволосая, кудрявая девушка, имени которой я до сих пор не знала, держала кружку и тарелочку с круассанами. Глянув на сидящую за соседним столом группу девушек, она нервно закусила губу и вопросительно посмотрела на меня. Спустя мгновение застенчиво — робкая улыбка озарила симпатичное личико с россыпью веснушек.

— Присаживайтесь.

Девушка аккуратно поставила кружку и тарелочку на стол, а затем села на стул с полукруглой спинкой. Глубоко вздохнув, посмотрела на меня и негромко сказала:

— Разрешите представиться: потомственная дворянка Екатерина Федоровна Тимирязева, — примолкнув на мгновение, неожиданно добавила: — Я давно хотела подойти познакомиться. Боялась, что откажете.

— Почему вы так решили, Екатерина? — спросила, не скрывая удивления.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — взгляд девушки наполнился тревогой, — но вы как прекрасная ледяная статуя. Красивы, холодны и неприступны. Многим кажется, что вам совсем не интересно и не нужно общение.

«Елки — палки, я мучилась, а все оказалось так просто! Дура набитая!» — мысленно застонала я.

Улыбнулась, посмотрев на девушку. Не сдержав облегченного вздоха, Екатерина медленно перевела взгляд на столешницу. Помолчала, а после, внезапно став серьезной, тихонько произнесла:

— Мы все знаем о вашей утрате… Примите соболезнования.

— Благодарю, — я тепло улыбнулась девушке и мысленно дала себе подзатыльник.

Меня считали ледышкой и боялись, но одновременно проявляли тактичность. Как я не догадалась об этом, непонятно. Школьники оказались сложнее, чем предполагалось.

Мило и застенчиво улыбнувшись, Екатерина отпила из чашки, видимо, подыскивая фразы, чтобы начать беседу.

Растерявшись от неожиданных новостей, я не торопилась начинать разговор. Чувствуя на себе взгляд, коротко усмехнулась и медленно повернула голову. Рядом со столиком парня стояла наша «королевишна» и что — то рассказывала. Юноша изредка ей кивал, но смотрел на меня. Впервые встретившись с ним взглядом, я мгновение помедлила, а затем обворожительно улыбнулась.

Я не ледышка! Я живой человек!

Застыв со стаканом апельсинового сока в руке и, кажется, позабыв, как моргать, юноша неверяще посмотрел на меня, и вдруг его чувственные губы медленно расползлись в улыбке. Разглядев чудные ямочки на щеках, я внезапно обнаружила, что в горле пересохло, а сердечко часто — часто бьется.

— Софья, беда будет. Теперь — то вы точно нажили себе врага, — вернул меня в реальность тревожный шепот одноклассницы.

— Вы о чем? — искренне удивившись, спросила я.

— Стрелецкая злопамятна, — сказала, наклонившись над столом Катерина. Видя непонимание на моем лице, добавила: — Вы не знаете… Михаил Потапов — парень, что который день с вас глаз не спускает — завидный жених. Боярыня Стрелецкая по нему сохнет. Ни для кого это не секрет. Вы на него не реагировали, так она просто на вас недовольно шипела. Мы с вами из древних родов, но… Когда нет денег, не больно — то жалуют те, кто богаче. Сами знаете, — она нахмурилась и замолчала.

— Судя по имени, он из простых, — взяв чашку, я задумчиво ее повертела.

— О! Тут все не так однозначно. Михаил — легенда нашей школы. Многие девушки, даже из высокородных, желают его внимания, — блестя глазами от возбуждения, делилась информацией Катерина. — Потапов не просто красавчик. Он очень умный и одаренный, на всех экзаменах набирает сто баллов. Никто не осмеливается бросать ему вызов на дуэли. Ни в физических, ни в магических поединках ему у нас нет равных. Он вообще первый, кто четыре года подряд одерживает победу в весеннем турнире, — закончила она с искреннем уважением.

— Уникальный парень, — усмехнулась я. — Да вот только простолюдин… — многозначительно посмотрела на одноклассницу.

— Все так да не так, — хитро прищурилась девушка. — Он Михаил Михайлович, но бастардам всегда вместо отчества отца дают их собственное имя. Теперь факты. Во — первых, он очень, очень богат. Во — вторых, действительно пользуется авторитетом не только у школьников, но во многих родах. Сам заслужил. А в — третьих, — девушка таинственно примолкла. Достав из кармана пиджака телефон, быстро поводила пальчиком по дисплею. Хмыкнув, повернула экран ко мне.

Нахмурившись, я посмотрела на фото императора России. Теперь стало понятно, кого напоминал юноша. Сходство с главой государства просто поразительное.

— Хм — м, — протянула я и вопросительно посмотрела на девушку.

— Никто ничего доподлинно не знает, — негромко сказала та и шустро спрятала телефон в карман. — Михаил, естественно, не говорит. Но сходство — то очевидно. Даже если и не сын самого, — Екатерина округлила глаза, — то, однозначно, имеет отношение к императорской семье. Михаил и так ни в чем не нуждается и пользуется уважением, а что будет, когда его признает отец? Это случится обязательно. Никто уже и не сомневается. Потапов умный, одарен магически, опытный воин. Такими детьми главы родов не разбрасываются. Мы думаем, что его отец ждет, когда он окончит школу, — на грани слышимости сообщила девушка.

— Теперь интерес барышень понятен, — я коротко улыбнулась. — Очевидно, многие жаждут его внимания, но почему боярыня Стрелецкая непременно должна ополчиться именно на меня? Я, конечно, не пользуюсь у нее особой любовью, но вражда из — за улыбки… Это странно.

— Ох, — вздохнула собеседница и посмотрела с искренним сочувствием. — Потапов не балует вниманием девушек. Даже на зимний бал всегда один приходит и ни с кем не танцует. Шутит, мол, ждет свою единственную. На вас, Софья, он смотрит, не отводя глаз. Очевидно, что вы его заинтересовали нешуточно. А тут еще сегодня в ответ улыбнулись. Стрелецкая теперь однозначно вас будет рассматривать как соперницу. А уж ихона устраняет без сожаления… — поежившись, прошептала одноклассница и, встретившись со мной взглядом, испуганно похлопала короткими рыжими ресничками.

Неожиданно подмигнув, я таинственно сказала:

— Не только боярыня Стрелецкая умеет устранять соперниц без сожаления. Впрочем, не вижу причин для вражды. Близкое общение с Михаилом Потаповым меня пока не интересует.

Я так понимаю, в будущем это не исключено, — хмыкнула умненькая девушка и добавила: — Поживем — увидим. У нас сейчас физкультура. Пойдемте?

* * *

На первом этаже спортивного корпуса располагались женские и мужские раздевалки. Уверенно пройдя по коридорам, мы зашли в просторное, светлое помещение. В который раз я мысленно одобрила руководство школы. Администрация все продумала до мелочей. Школьницы не толкались попами и могли не стесняться друг друга: у каждой девушки была собственная кабинка. Из раздевалки на спортивное поле даже вел отдельный выход.

Договорившись встретиться на улице, мы с Катериной пошли переодеваться. Сквозь полупрозрачные стенки виднелись лишь силуэты, но я постоянно ощущала, что на меня кто — то злобно смотрит.

«Мания преследования началась. Не полная же дура эта Стрелецкая, чтобы одноклассницу калечить?» — хмыкнула я, однако выходить не спешила.

Тщательно собрав волосы в хвост, стянула резинкой. Кто его знает, что с нами на физкультуре будут делать? Этот урок у меня первый.

Выйдя из кабинки, плотно закрыла за собой дверцу с номерной табличкой 17 и последней покинула раздевалку.

Щурясь от яркого солнца, остановилась возле входа, разглядывая простирающееся предо мной гигантское поле, и тихонько грустила.

В центре красовались многочисленные спортивные снаряды, а по краю шла широкая беговая дорожка. Подальше, на газоне, стояли кучками юноши и девушки. Меж них прохаживался мускулистый мужчина в спортивных штанах и белой футболке. Поглядывая на часы, он явно ждал начала занятий.

До сих пор помня злодея — физрука из детства, подозреваю, что бегать мы будем однозначно. В родном мире я спорт любила, но своих нынешних физических возможностей не знала. Как — то не до того было.

Заодно и проверю, на что гожусь.

Обреченно вздохнув, огляделась и заметила стоящих неподалеку одноклассниц в таких же, как у меня, черных шортах и белых футболках. Девушки что — то активно обсуждали. Увидев среди темненьких и светленьких голов знакомую рыжеволосую шевелюру, усмехнулась. Не определившись, подходить или нет, осталась на месте, нежась под лучами солнышка.

— Софья! Идите к нам! — неожиданно услышала голос Екатерины.

Приветливо улыбнувшись всем девушкам, подошла. Меня не встретили с распростертыми объятиями, но и изгоем я себя не почувствовала. Прислушиваясь к разговору одноклассниц, впервые вместе со всеми направилась к остальному классу.

— Ну Заяц нам сейчас задаст!.. — жалобно простонала одна из девушек. Заметив мой вопросительный взгляд, широко улыбнулась и добавила: — Скоро поймете, почему он Заяц.

Слившись с остальными одноклассниками, мы замерли в ожидании. Заметив на себе косые взгляды подружек стройной красавицы боярыни Стрелецкой, я привычно нацепила маску ледяного спокойствия.

Сама девушка в мою сторону не смотрела. Мысленно пожав плечами, я принялась разглядывать преподавателя физкультуры.

«Странно, почему Заяц — то? — подумала, глядя на коренастого, тренированного мужчину. — С ушами, зубами, ногами вроде все в порядке».

В очередной раз посмотрев на часы, физрук обвел нас внимательным взглядом и звучно гаркнул басом:

— Разминка!

С упражнениями на растяжку я справилась с легкостью, ничем не уступая явно тренированным девушкам. А после начался кошмар. Физрук оказался еще большим злодеем, чем мой учитель из детства. По команде «зайцы, прыгать!» мы прыгали. Потом зайцы ползали по — пластунски и лазали по канатам, ходили по узким бревнам и перелезали через макеты стен. Казалось, что спортивные снаряды не кончатся. Учитель не давал ни мгновения на передышку. Руки и ноги тряслись от напряжения, пот лился ручьем, но я не сдавалась.

— Зайцы, побежали! — в очередной раз рявкнул демон — физрук. — Один круг. Живей, живей! — прикрикнул на отстающих девушек.

Не очень — то и сложно пробежать вокруг стадиона один раз. Но не сейчас. Налившиеся свинцом ноги не слушались, тело ломило, и организм просил о пощаде.

Не глядя по сторонам и не замечая ничего, кроме темного покрытия на дорожке, я бежала.

«Еще чуть — чуть. До конца осталось не так уж и много. Добегу, и можно будет свалиться», — хрипло дыша и все чаще утирая пот со лба, мысленно уговаривала себя.

Неожиданно почувствовав резкий толчок в спину, сделала по инерции шаг и позорно упала плашмя. Ударившись коленями и руками о твердое покрытие, зашипела от боли: разодранная в кровь кожа горела, икры сводило судорогой. Хотелось упасть набок и завыть. Но надо вставать.

Заметив знакомый силуэт, собрала остатки сил и мучительно медленно поднялась.

Ах ты белобрысая килька в томатном соусе!

Стараясь выровнять дыхание, я посмотрела в глаза той, кому обязана падением и болью.

— Извини. Я нечаянно, — злобно щурясь, прощебетала Стрелецкая и убрала с лица светлую прядь, выпавшую из косы. — Ты так медленно бежала, а потом резко вильнула в сторону, — это она говорила явно не для меня, а для мгновенно материализовавшегося возле нас физрука. — Поранилась? Больно, да? Досада какая! — с деланым сочувствием проговорила она, однако в глазах светилось торжество победы.

Внимательно оглядев меня с головы до ног, физрук удивленно хмыкнул. Ну да, регенерация сделала свое дело.

Скупо улыбнувшись педагогу, я перевела взор на девушку и негромко сказала:

— Со всеми бывает. Не волнуйтесь, ран у меня нет, — усмехнувшись, демонстративно обтерла свернувшуюся кровь на руках об шорты и показала абсолютно целые ладони. Неотрывно глядя ревнивой дуре в глаза, спокойно добавила: — До конца круга осталось немного. С вашего позволения, я закончу.

Удивленно хлопая ресницами, Стрелецкая молчала, не зная, что сказать. Она ожидала другой реакции. Но конфликтовать сейчас я не собиралась. Кивнув физруку, собрала всю волю в кулак и потрусила по дорожке. Мне было мучительно больно, но показать слабость… Сейчас я точно этого сделать не могла.

«Почему регенерация работает так выборочно? Травмы лечит мгновенно, а мышцы нет, — размышляла, морщась от ломоты во всем теле и тихонько постанывая. — Надо срочно начинать тренироваться. Не дай бог эта идиотка додумается на магическую дуэль вызвать. С нее станется… Второй раз меня вряд ли воскресят. Да и для здоровья полезно».

Наконец — то добежав круг, перешла на шаг. Сойдя с дорожки, мазнула взглядом по одноклассницам и побрела к раздевалке. Я не сомневалась, что мое фееричное падение видели многие.

— Она толкнула? Вы ведь не сами упали? — подойдя, сочувственным шепотом спросила Екатерина.

Посмотрев на взлохмаченную и потную одноклассницу, коротко улыбнулась и спокойно сказала:

— Вымотал меня Заяц. Теперь понятно, почему физкультуру поставили последней. Пойдем мыться?

Рыжеволосая девушка грустно кивнула. Постанывая и кряхтя, она заковыляла следом за мной. Ей так же нелегко дался урок.

Зайдя в раздевалку, тут же нырнула в душ. Отмывшись, замоталась в широкое полотенце и пошла к своей кабинке номер 17. По пути ответно улыбалась одноклассницам и мысленно благодарила их за тактичность. Усталые после урока девушки не задавали вопросов, лишь сочувственно посматривали. Королевишна усиленно изображала на лице величие и скуку. Однако я ощущала идущую от нее волнами… злость.

Переодевшись в школьную форму, тепло попрощалась с Катериной и, в сотый раз улыбнувшись одноклассницам, поспешила к воротам.

Покинув территорию, огляделась в поисках Василия. Заметив знакомый автомобиль, кое — как доковыляла до него. Самостоятельно распахнув пассажирскую дверцу, плюхнулась на переднее сидение. Посмотрела на слугу, тяжело вздохнув.

— Василий, мне нужна твоя помощь, — без обиняков сказала, глядя в бесконечно добрые глаза. — Ты можешь меня тренировать?

Немного помолчав, мужчина деловито поинтересовался:

— Только физическая подготовка или еще боевка нужна?

— И то и другое, — твердо ответила и, не сдержав стона, откинулась на спинку сидения. Болело абсолютно все. Стиснув кулачки, добавила: — Начинаем прямо завтра с утра.

— Как скажете, госпожа, — усмехнулся мужчина и завел двигатель.

* * *

По опыту знаю, что после интенсивных тренировок рекомендуется полежать в горячей воде. Раз регенерация не желает убирать боль в натруженных мышцах, то использую проверенные методы.

Зайдя в квартиру, направилась в ванную. Хорошенько отмокнув, плотно запахнула полы халата и зашла в кухню. Отказавшись от ужина, попросила горячий чай и сердито нахмурилась.

Екатерина оказалась права: боярыня встала на тропу войны. Насколько далеко она зайдет в стремлении устранить «соперницу», естественно, я не знала. Начать тренироваться и пытаться избегать острых конфликтов — это единственное, что я могу сделать. Ну, а мальчик… Михаил Потапов интересный юноша, спору нет.

Не задавая вопросов, Надежда лишь встревоженно поглядывала в мою сторону. Неожиданно молчание нарушила красивая песня. Становясь все громче, музыка говорила об очевидном, но для меня удивительном: звонит мой телефон. Я вопросительно посмотрела на экономку.

— Ваш, — безапелляционно сообщила она. — Не вставайте. Я принесу, — торопливо сказала и выбежала из кухни.

Кому это я понадобилась? Взяв из рук женщины смартфон, приняла вызов и произнесла:

— Боярыня Изотова.

Глядя на меня, Надежда нервно мяла кухонное полотенце в разноцветную полосочку. Я же, молча слушая собеседника, все сильнее хмурилась.

— Я вас поняла. Завтра перед уроками буду, — пообещала и нажала отбой. Посмотрев на тревожащуюся экономку, тихо пояснила: — В школу вызывают. Девочки набедокурили.

(обратно)

Глава 11

На улице светлело. Прохладный по утреннему времени воздух шевелил тюль на открытом окне.

Постанывая и поскуливая, сползла с кровати. Вчера я была полна решимости, но сегодня желание тренироваться улетучилось.

Ну Заяц! Чтоб тебя волки так погоняли!

«Знала же, что болеть все будет… Может, ну его? Позвонить Василию и перенести на завтра? Мол, плохо себя чувствую или настроения совсем нет из — за девочек, — усердно придумывала я причины не ходить на тренировку, заплетая туго косу. — Сама же себя потом изведу, — хмыкнула, надевая спортивные штаны. — Завтра никогда не наступает. Решила — значит, иду!»

Застегнув молнию на олимпийке, тихонечко вышла из комнаты. Прислушалась. В квартире стояла тишина: экономка еще спала. Стараясь не шуметь, надела кроссовки и выскользнула за дверь.

Морщась от болезненных ощущений в мышцах, кое — как спустилась по лестнице. Выйдя из подъезда, зябко поежилась и огляделась: во дворе, кроме Василия, ни души.

Ну конечно, нормальные люди в такое время отдыхают. Только у меня зуд в одном месте. Над собой издеваюсь и слуге спать не даю. Может, отпустить его и баиньки?

Тяжело вздохнув, все же побрела к ожидающему у машины мужчине.

— Доброе утро, госпожа, — понимающе усмехнувшись, поприветствовал Василий. Предусмотрительно открыв пассажирскую дверцу, он замер в ожидании.

— Не такое оно и доброе, — пробормотала, забираясь в салон.

Урча двигателем, автомобиль выехал на пустынную дорогу. Скоро на городских улицах начнется интенсивное движение, но пока жители еще нежились в теплых постелях. Обреченно взглянув на многоэтажные дома, заметила, как мало светящихся окон. Мечтая о мягком одеяльце и подушке, с тоской подумала о том, что меня сейчас будут гонять.

«Сама напросилась, теперь терпи», — в очередной раз напомнила себе, печально вздохнув, и посмотрела на спокойное лицо Василия. Положив сильные руки на руль, мужчина уверенно ехал по хорошо известному мне маршруту.

— Это же дорога в школу? — спросила с легким удивлением.

— Да, — тут же отозвался слуга и спустя пару мгновений добавил: — Недалеко от «Эвереста» есть хорошее местечко.

«Уф — ф, сейчас только по лесу и бегать! Вон, Василий, какой здоровенный, а мне потом еще в школу. Зачем выпросила эту боевку?» — опять мысленно захныкала, вновь отвернувшись к окну.

Естественно, я находилась в неведении о плане тренировок. Да и о самом Василии мало что всплывало в памяти. Опытный воин, есть семья, сын немного старше меня — вот, собственно, и все. Одно бесспорно — с ним рядом я ощущала, что нахожусь под защитой. Это я приняла безоговорочно, но хотелось не просто чувствовать, но знать.

Мужчина молчалив, а я постоянно занята своими мыслями, проблемами. Почему бы не поговорить по душам сейчас?

— Я хотела спросить, — перевела взгляд на слугу, — какой у тебя уровень подготовки?

— Владею всеми видами холодного и огнестрельного оружия. Рукопашный и магический бой. Участвовал в военных операциях. Ранг — мастер. Техники: земля, огонь, воздух, — спокойно сообщил мужчина.

Мельком глянув на меня, Василий плавно сбросил скорость. Свернув с асфальта в парковую зону, автомобиль поехал по колее вдоль густорастущих деревьев.

«Ого! — восхитилась я. — Мой слуга — мастер с тремя видами техник! Но подобное умение ведь просто так не дается. Тогда… Почему он находился не с господином, а вылавливал девочку из — под кровати? Почему не ушел, когда понял, что госпожа с детьми в относительной безопасности? Кем он вообще был у боярина Изотова?»

Копаясь в памяти девушки, я постоянно натыкалась на тот день, когда он ее спас. Это было самое яркое и болезненное воспоминание. Поступок мужчины, безусловно, заслуживал уважения, но знать ответы я должна. Василий — то теперь мой слуга.

— Какие поручения давал тебе отец? Я искренне благодарна за спасение, но почему в тот день ты был с нами, а не с ним? — негромко спросила, не отводя от слуги взгляда.

Не отвечая, Василий подъехал к небольшому пруду. Остановившись чуть поодаль от воды, заглушил двигатель и, повернув голову, пристально посмотрел мне в глаза.

— Приказы не обсуждаются, — твердо ответил мужчина. — Господин посчитал, что лучший воин должен обеспечивать безопасность боярыни и детей. Поэтому я был с вами, а не с ним. Он вас любил больше жизни, — взор слуги наполнился грустью. Немного помолчав, Василий добавил с ледяным спокойствием: — Вы спросили о поручениях господина? Отвечу: устранение объектов, разведка, боевые операции. Я действительно опытный воин, госпожа, — закончил Василий, неотрывно смотря мне в глаза.

Его взгляд больше не был привычно добродушным, теплоту сменила жесткость и сила. Я видела прежде такой у боевых офицеров. Мой слуга не просто физически развитый мужчина, владеющий магическими техниками. Он профессиональный воин и не раз отнимал жизни. Однако назвать Василия убийцей у меня язык никогда не повернется.

— Я по собственной воле поклялся служить роду Изотовых. Так было, есть и будет. За вас без раздумий отдам жизнь, госпожа, — улыбка чуть осветила мужественное лицо. — Пойдемте. Пора заниматься.

Не говоря ни слова, я вышла из машины. Повернувшись к слуге, посмотрела на него, ожидая распоряжений, внутренне собравшись и приготовившись к интенсивной тренировке. Все, что придумает для меня Василий, пойдет на пользу, а не во вред. В этом я теперь была совершенно уверена.

«Вполне вероятно, растяжка будет хитровыдуманная», — пришла к выводу, наблюдая за тем, как мужчина расстилает на мягкой травке спортивный коврик.

Глянув на меня, слуга усмехнулся и сказал:

— Ложитесь, госпожа.

Искоса поглядывая на него, улеглась на спину и скрестила на груди руки. Но время шло, а никаких распоряжений не поступало. Присев со мной рядом на траву, Василий смотрел на воду и молчал. Шелестела листва в кронах деревьев. Вкусно пахло травой и цветами. В пруду слышались легкие всплески. Рыбка играется… Не зная, что делать, я потихоньку теряла весь боевой настрой.

Закрыв глаза, снова почувствовала, как сильно гудят мышцы. С каждым мгновением все больше не хотелось ничего делать.

«Заставить себя выполнять упражнения будет непросто, — промелькнула лениво — тревожная мысль и тут же упорхнула. Помимо воли я лужицей растеклась по коврику. — Еще немного, и усну…»

— По вашим каналам струится эфир, — сквозь полудрему услышала размеренный голос Василия. — Не открывая глаз, почувствуйте его. Не напрягайтесь. Не сопротивляйтесь. Просто ощутите. Он так же, как и ваша кровь, омывает сердце и проникает в каждую клеточку.

Не размыкая тяжелых век, я постаралась ощутить эфир в теле. Буквально через несколько мгновений с удивлением поняла, что действительно его чувствую. Эта энергия не была теплой, скорее чуть прохладной. Словно вторая кровь, эфир заполнял каждый мой орган.

«Я же могу не только почувствовать, но и посмотреть!» — внезапно озарило меня.

Затаив дыхание, попыталась заглянуть внутрь себя. Осознав, насколько это легко получилось, от восторга позабыла, как дышать. То, что я видела, было просто фантастическим зрелищем!

Золотистые крупинки, повторяя контуры моей кровеносной системы, бежали по бесцветным трубочкам энергетических каналов. Рядом с артериями каналы расширялись и походили на толстые яркие жгуты. Возле вен немного истончались, и свет эфира становился чуть слабее. А подле капилляров каналы превращались в тонкие ниточки.

Налюбовавшись, едва заметно вздохнула. Конечно, я больше не видела каналов, но зато теперь не просто чувствовала эфир в себе. Расположение энергетических потоков в собственном теле накрепко отложилось в памяти.

— А сейчас сконцентрируйтесь на эфире в ногах, — убаюкивающим голосом сказал слуга. — Мысленно направьте его в те участки, где ощущаете болезненность. Начинайте со ступней, после поднимайтесь выше: проработайте болезненные точки в голенях, бедрах. Затем займитесь прессом, руками, спиной. Позвольте эфиру беспрепятственно проникать в те места, что беспокоят вас.

Послушно следуя указаниям Василия, с изумлением поняла, что неприятные ощущения в ступнях ушли практически мгновенно. Помня расположение каналов, я с усердием хомяка, запихивающего за щеку семечки, направляла эфир прямо в нужное место. Не знаю, сколько ушло времени, но я пробежалась по всему телу, вплоть до головы. Последним направила эфир в глаза. Зачем — непонятно, ведь они не болели. Скорее так, для профилактики.

Чувствуя невероятную легкость во всем теле, открыла веки и посмотрела на небо. Где — то далеко — далеко в вышине парил орел. Именно он, а не другая птица! Я четко видела загнутый клюв, янтарные глаза с черным зрачком, маховые перья на могучих крыльях.

Ошалев от неожиданности, поморгала. Повернув голову набок, посмотрела на Василия. Острота зрения пропала, и оно стало прежним. И слава богу!

Вглядываясь в щетину на скулах мужчины, тихонько порадовалась. Направив эфир в глаза, я каким — то чудесным образом изменила зрение. Разглядывать орла в небе было интересно, но видеть на постоянной основе все как под микроскопом не хотелось.

— Быстро справились, — одобрительно кивнул Василий. — Удивлен. Методику восстановления редко кто за такое короткое время постигает. Встаем.

Пружинисто вскочив на ноги, он протянул руку. Чуть опершись о сильную ладонь, с легкостью поднялась. Нигде ничего не болело и не тревожило. Казалось, я готова лазить по горам и переплывать моря.

— Как вы себя накачали — то, — усмехнулся мужчина. — Вреда не будет, но постарайтесь так не делать. Устранили боль в мышце — на этом все. Ваше тело еще физически не готово воспринимать большие дозы эфира, поэтому надо все делать с умом и постепенно. Чем лучше физическая подготовка, тем больше эфира можно сконцентрировать на одном участке. Это основа для техник магического боя, ее вы должны знать. Воин способен увеличивать остроту зрения и слуха, — внимательно глядя на меня, сообщил Василий.

Чуть закусив губу, вздохнула. Было очевидно, что мой маленький профилактический эксперимент не остался незамеченным.

— Но ненадолго, — огорошил мужчина. — Время увеличения способностей зависит от общего состояния организма. Если вы ослаблены или сильно устали, легко лишиться и зрения, и слуха.

Энергично кивая, я слушала очень внимательно. Возможности эфир давал уникальные, но, похоже, в одночасье мог и угробить. У меня — то опять родилась идея, и лучше уж сразу спросить, чтобы беды потом не было.

— Скажи, — на мгновение примолкнув, продолжила: — Допустим, я бегу или ползу… А можно направлять эфир в ноги или руки не останавливаясь?

— Да, — улыбнулся мужчина. — Только строго дозированно. Болевая точка и все. Накачивать эфиром нетренированное тело во время физических упражнений на постоянной основе нельзя. Произойдет разрыв мышечных волокон, — хладнокровно сообщил Василий.

Поежившись от картинки, что мгновенно нарисовало воображение, отрицательно замотала головой.

— Не буду, — добавила для пущей убедительности и честно призналась: — С физкультурой проблемы. Почти все одноклассники в отличной форме, а я… — тяжело вздохнула и поморщилась.

— Большинство ваших одноклассников превосходно владеют этой техникой, — широко улыбнулся Василий. — Про девушек не скажу, но юноши — дворяне — вне всякого сомнения. Это самое первое, чему учат будущих воинов, — видя искреннее изумление на моем лице, слуга беззвучно рассмеялся. Прищурившись, посмотрел пару мгновений, а затем деловито поинтересовался: — Сколько раз у вас физкультура?

— Со следующей недели три урока по два часа.

— Хорошо, — протянул мужчина и задумчиво потер подбородок. — Судя по вашему состоянию, педагог в «Эвересте» что надо. Физической подготовки и школьной пока достаточно. Займусь с вами основами боевых техник. Будете день с педагогом работать, а следующий со мной. Пойдемте госпожа. На сегодня все, — ошарашил меня Василий.

— Как это? — удивленно нахмурилась. — Мы же занимались всего ничего. Может, еще что — то покажешь? У меня усталости вовсе нет.

— Прошло уже четыре часа, госпожа, — спокойно сообщил Василий и продемонстрировал наручные часы.

— Не заметила, — удивленно хмыкнула я. — Правда твоя, пора возвращаться.

* * *

Открыв дверь квартиры ключом, сразу же встретилась в коридоре с Надеждой. Не задавая вопросов, та смотрела встревоженно. Еще бы. Я никогда раньше тайком не убегала по утрам. Не обнаружив меня в комнате, заботливая женщина начала волноваться за молодую хозяйку.

— Доброе утро, госпожа, — негромко произнесла экономка, поспешно осматривая меня с ног до головы.

— Доброе, — широко улыбнулась, стягивая кроссовки. — Я цела и невредима. Тренировалась с Василием. Все просто чудно!

Облегченно вздохнув, Надежда прищурилась, а затем безапелляционно заявила:

— Вам непременно надо плотно покушать, — помолчав, добавила: — Как раз поделюсь новостями. Вчера не до этого было, — чуть смущенно улыбнулась она и пошла в сторону кухни.

Проводив Надежду удивленным взглядом, неторопливо прошла в свою комнату. Взяв в охапку чистые вещи, отправилась в ванную. Экономка сказала верно: мне и вправду вчера было не до общения с ней. Интересно, что за новости? Надеюсь, хорошие. Тревожных событий мне хватает.

Включив воду, я с поразительной легкостью отбросила прочь все грустные мысли. Каждая клеточка во мне как будто пела. Было настолько хорошо, что даже чуть — чуть хотелось летать. Впервые с момента вселения в тело я не ощущала себя чужеродным элементом. Эта тренировка дала мне гораздо больше, чем я предполагала. Почему так произошло, думать не хотелось. Волшебство, не иначе.

Счастливо улыбнувшись, подставила лицо под упругие струи воды.

Приняв душ, отправилась к себе в комнату. Напевая под нос незатейливую мелодию, привела волосы в порядок и, надев школьную форму, пришла на кухню. За несколько минут расправившись с плотным то ли завтраком, то ли обедом, с наслаждением откинулась на спинку стула. Накормила меня экономка знатно.

Убрав пустые тарелки, Надежда встала возле стола и сказала:

— Как вы распорядились, я посмотрела сдающееся жилье. Много всякого. Часто деньги требуют громадные, а квартиры да дома приличным людям и смотреть не стоит, не то что в них жить, — она неодобрительно поморщилась, — Но, думаю, я нашла то, что нужно, — экономка говорила негромко, но в ее голосе звучало торжество. — Недалеко от вашей школы. Дом в хорошем, тихом районе. Четыреста квадратов, два этажа. Еще есть третий, подземный, с гаражом и спортзалом. Отличный ремонт, качественная мебель. Библиотека, большая кухня и отдельная столовая, гостиная, четыре спальни. На территории жилье для прислуги, — сосредоточенно описывала достоинства дома Наталья. — Там даже есть славный фруктовый сад с беседкой! Цена просто сказочно низкая, не выше стоимости этой квартиры. Надеюсь, дом вам понравится.

— А почему цена такая? — тотчас подозрительно поинтересовалась я.

— О! — воскликнула экономка и взволнованно всплеснула руками. — Хозяева, дворяне Кутеповы, купили дом для единственной дочери. Сделали ремонт, обставили все как полагается, а дочь — то влюбилась в иностранца. Уехала жить за границу. Дом стоит пустой. Вот они и решили его сдать дворянам. Вчера только выставили объявление. Я договорилась, что вы приедете сегодня посмотреть, — немного нервничая из — за самовольства, она нерешительно взглянула на меня. — Жалко будет, если другие заберут. Дом — то больно хороший, еще и недорогой, — добавила тихо.

— Договорились, — улыбнулась я. — Посмотрю сегодня твой чудо — дом со сказочно низкой ценой. Дай адрес Василию, после школы съездим.

Быстро кивнув, Надежда привычно потеребила кухонное полотенце. На сей раз оно было в мелкий розовый цветочек.

Взглянув на часы, я не сдержала тяжелого вздоха. Время неумолимо шло. К заместителю директора по воспитательной работе идти не хотелось, но выбора не было. Что там натворили девочки, по телефону Валентина Степановна не сказала.

Взяв школьный рюкзак и попрощавшись с Надеждой, вышла из квартиры. На улице, как обычно, меня уже ожидал невозмутимый Василий.

(обратно)

Глава 12

Пройдя между бегающей по просторному коридору звонко смеющейся малышней, я приблизилась к одной из закрытых дверей и остановилась. На золотистом фоне таблички влажно поблескивали черные буквы. Они сообщали, что в этом кабинете трудится зам. директора по воспитательной работе В.С. Тепликова.

Как всякий нормальный человек, я не испытывала радости, когда внезапно, да еще и ультимативно требуют подойти на беседу те, кто обладает властью. Страха, конечно, уже нет. За годы выработался стойкий иммунитет к причудам и воплям порой неадекватных чиновников. Да, я научилась воспринимать подобные встречи спокойно, однако стоять и выслушивать кучу гадостей всегда одинаково неприятно.

Машинально поправив на плечах лямки школьного рюкзака, мельком глянула на форменную клетчатую юбку и белые гольфы и не сдержала смешок. Я, по факту, — ученица. Но на «разбор полетов» набедокуривших сестер иду как глава рода. Такого мне прежде делать не приходилось.

Постучав пару раз костяшками пальцев по косяку, положила ладонь на блестящую металлическую ручку и решительно открыла дверь. Пусть я и выгляжу как школьница, но робко мяться, ожидая, когда позволят войти, не собираюсь.

Зайдя в кабинет, обвела взглядом присутствующих. За массивным столом величественно восседала дородная дама в безупречно белой блузке и строгом темно — синем пиджаке. Чуть поодаль расположились элегантно одетые мужчина и женщина средних лет. Возле них ко мне спиной стоял худощавый темноволосый мальчик в школьной форме.

Положив полные руки на стол, хозяйка кабинета смотрела в сторону угрюмых сестер — близнецов. Переминаясь с ноги на ногу, девочки исподлобья поглядывали на Валентину Степановну.

Ну и что у нас случилось?

Скользнув взглядом по тщательно заплетенным волосам сестер, посмотрела на мужчину с женщиной. Видимо, это родители мальчика, и вполне вероятно, что конфликт произошел с их чадом. Я цепко оглядела заметно нервничающую худощавую ухоженную блондинку и спокойного мужчину.

«Дворяне, — сделала вывод, прикинув стоимость одежды и оценив горделивую осанку. — Что ж, пора пообщаться».

— Добрый день, господа, — сказала, стоя возле приоткрытой двери.

— Девушка, не до вас сейчас. Выйдите. Позже придете, — повернувшись ко мне, сердито блеснула глазами мать мальчика.

Мягко закрыв дверь в кабинет, я скупо улыбнулась и сказала:

— Разрешите представиться: боярыня Софья Сергеевна Изотова. Глава рода.

Недоуменно похлопав тщательно накрашенными ресницами, дворянка посмотрела на меня с недоверием. Покосившись на супругу, мужчина едва заметно усмехнулся. Встретившись со мной взглядом, улыбнулся и, соблюдая правила, с достоинством склонил в приветствии голову.

— Здравствуйте, Софья Сергеевна, — строго произнесла хозяйка кабинета. — Я вас вызвала вот по какому поводу. Ваши сестры совершили просто вопиющий проступок!

— Вы — Валентина Степановна, если не ошибаюсь? — перебила я женщину.

— Да, — ответила она, и меж ее черных бровей пролегла глубокая складка.

— Давайте мы с вами сразу определимся, в качестве кого я здесь нахожусь, — предложила, неспешно пройдя по кабинету. Подошла к столу, скинув с плеч рюкзак, небрежно повесила его за лямку на спинку свободного стула и грациозно села. — Уставом предусмотрен вызов ученика в администрацию школы, — сказала негромко, пристально глядя в карие глаза местной начальницы. — Однако здесь я не как ученица. Главу древнего боярского рода вы имеете право только пригласить на беседу.

От досады за свою оплошность Валентина Степановна мгновенно поджала губы, яркие пятна стыда медленно расцвели на скулах женщины. Я же, молча и хладнокровно понаблюдав за ней и удостоверившись, что нужный эффект достигнут, коротко улыбнулась и произнесла:

— Итак, по какому поводу меня пригласили на беседу?

— Посмотрите, что ваши хулиганки сделали с нашим сыном! Это же в голове не укладывается! — опередив замешкавшуюся хозяйку кабинета, раздраженно воскликнула мать мальчика. — Покажи! — скомандовала усердно прячущему лицо отпрыску.

«Тщательно покрасили. Старались девочки», — похвалила мысленно, с трудом подавив смех при виде темно — зеленого лица паренька. Недовольно нахмурившись, он пару мгновений смотрел на меня, а после резко отвернулся.

— Результат конфликта налицо, — сказала бесстрастно, продолжая взирать на опустившего голову школьника. Переведя взгляд на Валентину Степановну, поинтересовалась: — Какова причина? Выяснили?

— Нет, — тяжело вздохнув, вновь признала оплошность педагог.

— Елизавета? Александра? — спокойно позвала сестер.

Синхронно повернув ко мне лица, девочки грозно и воинственно нахмурились.

«О как! — хмыкнула мысленно. — Считают себя правыми».

— Я не сомневаюсь, что для вас причина была более чем серьезна, но хочу знать, что послужило основанием для конфликта, — я перевела взгляд с одной девочки на другую, терпеливо ожидая ответа.

Помедлив, Александра гордо вздернула подбородок и сказала:

— Дворянин Тихон Валентинович Малахов, — она бросила грозный взгляд на одноклассника, — оскорбил нас с Елизаветой и вас, сестрица, — немного помолчав, добавила потише: — Из — за возраста на поединок мы его вызвать еще не имеем права. Поэтому он такой… — тяжело вздохнула девочка.

Едва прозвучали слова юной боярыни, отец мальчика нахмурился. Резко подавшись вперед, посмотрел на сына и строго спросил:

— Тихон, что произошло?

Тот понуро склонил голову под тяжелым взглядом мужчины, громко вздохнул. Помолчал, а затем, посмотрев на отца, отчетливо произнес:

— Я виноват, папа, — примолкнув на пару мгновений, покосился на девочек и удивительно честно признался: — Плохо написал диктант. А Елизавета с Александрой справились. Бегали такие счастливые, — мальчик еще ниже склонил голову. — Я сорвался и сказал, что они и их сестра позор рода. А они сказали, что я неправ, и за такие слова позором буду я. Вдвоем навалились, ну и раскрасили…

Поиграв желваками, потомственный дворянин Валентин Малахов с прищуром посмотрел на сына.

— Почему ты сказал именно эти слова? — леденящим душу голосом произнес мужчина.

— У девочек дурацкие бантики, — пробормотал мальчишка. — А их сестра очень молода для главы рода, — подняв раскрашенное лицо, он поочередно посмотрел на близняшек, а затем встретился со мной взглядом: — Я был неправ, госпожа. Боярыни Изотовы, примите мои извинения, — в голосе мальчишки слышалось неподдельное сожаление.

— Извинения приняты, — хором ответили девочки и, заметив, как облегченно вздохнул зеленолицый одноклассник, заулыбались.

— Тихон хороший. Мы с ним раньше дружили, — бесхитростно сообщила Александра.

— И вы мне, — признался забияка, — очень нравитесь. Вы тоже хорошие.

Мужчина задумчиво перевел взгляд с совершившего проступок сына на юных боярынь. Наконец посмотрев на меня, он замер в тревожном ожидании. Слова, брошенные в сердцах его отпрыском, могут иметь очень серьезные последствия: нередко после таких вот высказываний развязывались войны родов.

Мне не нужна вражда. Напротив, я желаю в этом мире обрести союзников. Едва заметно покачав головой, улыбнулась напряженному дворянину. Все верно поняв, тот коротко кивнул.

— Ваши извинения приняты, Тихон Валентинович, — отчетливо сказала я и подмигнула мальчугану. — Инцидент исчерпан. Надеюсь, вы с Александрой и Елизаветой забудете обиды, будете помогать другу — другу в учебе и дружить, как прежде.

Переведя взор на сестер, вопросительно изогнула бровь.

— Да, конечно, — вразнобой отозвались близняшки и зеленый мальчик.

Встав с места, мужчина посмотрел на сына и негромко сказал:

— Тихон, я категорически осуждаю твой поступок. Ты не имел права произносить таких слов. Считаю, ты заслуженно наказан боярынями, — он примолк на секунду и добавил: — Но ты не оправдывался, нашел мужество прилюдно принести извинения, признать, что был неправ. Это поступок, достойный дворянина, — потом, повернувшись ко мне, громко сказал: — Софья Сергеевна, я, потомственный дворянин Валентин Степанович Малахов, как глава рода, приношу извинения вам и вашим сестрам Александре и Елизавете за проступок моего сына, — он встретился со мной взглядом и с достоинством поклонился.

— Ваши извинения, Валентин Степанович, приняты, — отозвалась я и, улыбнувшись, добавила: — Все разногласия меж нами разрешены.

— Буду рад дальнейшему общению и сотрудничеству родов, — торжественно сказал мужчина и, коротко кивнув, вновь сел.

Заметив, как он украдкой бросил взгляд на дорогие наручные часы и недовольно поморщился, я задумчиво прищурилась.

«Хм, — мысленно хмыкнула, разглядывая явно куда — то опаздывающего мужчину. — Союзник у меня теперь определенно есть. Интересно, чем занимается его род? Сейчас затевать об этом разговор неуместно. Позже, при случае, выясню. Полезные знакомства — вещь очень нужная».

— Но что же делать — то? — отвлек меня от размышлений голос матери Тихона. — Краска стойкая. Я даже отмыть его не смогла! — хлопая ресницами, она растерянно обвела взглядом присутствующих. — Как будет ходить, пока средство не найду? Он на жабу похож!

— Так воины красятся, когда в лесу тренируются, — неожиданно сообщила Александра. — Конечно, не совсем так… Еще черные пятна нужны.

— И светло — зеленые, — согласно кивнув, деловито добавила Елизавета.

— Боярыни, вы поможете моему сыну принять правильный облик воина? — пряча озорные смешинки в глазах, поинтересовался мужчина.

— Конечно, — гордо выпрямилась Александра. — Мы поможем Тихону.

— Я знаю, где лежит такая же краска, но нужного цвета, — прошептала Елизавета и бросила взгляд на подозрительно молчаливую хозяйку кабинета.

— Господа, — прокашлявшись, начала Валентина Степановна. Посмотрела на настенные часы и продолжила: — Искренне рада, что главы родов проявили свойственную им мудрость и разрешили сложную ситуацию. Со своей стороны хочу сообщить, что еще вчера распорядилась по поводу средства, которым без вреда можно отмыть кожу. Через полчаса должны привезти. Отмоем, за несколько минут и следа не останется. Но если вы действительно желаете, чтобы одноклассник выглядел как воин…

Вопросительно взглянув на меня, перевела взгляд на отца мальчика. Удостоверившись, что мы и вправду не возражаем, внимательно посмотрела на близняшек, а затем на замершего в ожидании Тихона.

— У нас на складе есть специально для этих целей краска и жидкость для ее снятия, — усмехнулась Валентина Степановна. Увидев счастливые улыбки на детских мордашках, строго добавила: — После уроков и только под присмотром вашего куратора!

— Вот и договорились, — подвела итог я. Плавно поднялась и, сняв со спинки стула рюкзак, добавила: — Вынуждена вас покинуть, — глянув на настенные часы, едва заметно нахмурилась. Хорошо, что все закончилось к обоюдному согласию. Да вот только время неумолимо убегало, и я жутко опаздывала на самостоятельную по математике. — Всего доброго, господа, — скупо улыбнувшись, вместе со своим рюкзаком направилась к выходу.

— Всего доброго, Валентина Степановна. Я также вынужден откланяться. Дела, — услышала голос отца Тихона.

За несколько шагов преодолев довольно большой кабинет, он предупредительно открыл предо мной дверь. Дружелюбно улыбнувшись, я вышла из помещения и торопливо пошла по коридору. Беседа заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывала: пропустила почти два урока. За русский не особо беспокоилась. Классный руководитель у нас хоть и строгая женщина, но понимающая. Сейчас же заканчивалась математика, потом начнется геометрия. Педагог по этим дисциплинам один, и зануда он редкостный…

Предчувствуя неприятный диалог по поводу отсутствия на самостоятельной работе, я поторопилась к лестнице.

— Софья Сергеевна, подождите!

Замерев, резко повернула голову. Увидев спешащего ко мне Валентина Степановича, вопросительно посмотрела на него.

— Еле догнал! Вы очень быстрая, — одобрительно улыбнулся тот. — Долго вас не задержу, — он протянул заранее приготовленную визитку, добавив: — Моя компания занимается перевозками по железной дороге. Контейнеры для насыпных грузов. Ну и по мелочи: грузоперевозки по межгороду автомобилями. Если что — звоните, почту за честь вам помочь всем, чем смогу, — искренне произнес мужчина.

— Я вас услышала. Благодарю, — отозвалась я. — При необходимости обязательно воспользуюсь вашим предложением. Прошу прощения, мне и правда надо бежать, — грустно улыбнулась. Я хорошо понимала, что этот человек может в будущем действительно пригодиться. Если не сам, то связями. Но до конца математики оставалось безнадежно мало времени.

— Не смею задерживать, — торопливо произнес мужчина. — Тоже опаздываю на деловую встречу, — несколько смущенно признался он, подтвердив мою догадку.

Попрощавшись, я вышла из корпуса. Надев рюкзак, быстрым шагом пересекла территорию начальной школы. Сокращая пусть, открыла неприметную калитку в заборе и пошла вдоль спортивного поля, вокруг которого бежали, едва переставляя ноги, потные и взлохмаченные юноши с девушками. Заяц привычно гонял старшеклассников. Тяжело вздохнув, я собралась последовать их примеру и пробежаться рысью до корпуса, как звонок с урока разнесся по воздуху.

— Мда — а, — пробормотала обреченно. Спешить теперь некуда. На математику я все ж таки опоздала.

Неспешно шагая по приятно пружинящему под подошвами туфель газону, разглядывала несчастных, загнанных Зайцем старшеклассников. Впрочем, не все поголовно выглядели измочаленными. Среди тех, кто был бодр, особо выделялся высокий темноволосый юноша. Первым закончив пробежку, он приложил руку к груди и шутливо поклонился педагогу. Любуясь широкоплечей, спортивной фигурой парня, вовсе не выглядящего усталым после интенсивной тренировки, я одобрительно улыбнулась.

Внезапно повернув голову в мою сторону, юноша замер. Не понимая, что вызвало его интерес, я тем не менее неторопливо продолжила путь.

«Не что, а кто», — мысленно поправила себя, глядя на подбегающего ко мне парня.

Остановившись максимально близко, но соблюдая установленную этикетом дистанцию, тот смотрел на меня сверху вниз. Искренняя белозубая улыбка и знакомые ямочки на щеках приковывали взгляд. Облизнув мгновенно пересохшие губы и неожиданно для самой себя смутившись, едва заметно улыбнулась.

— Добрый день, Софья Сергеевна, — низкий, бархатистый голос обладателя ярко — васильковых глаз приласкал мой слух. — Разрешите представиться: Михаил Потапов, — он скользнул по моему лицу взглядом, задержавшись на губах. — Мы с вами учимся в параллельных классах, — добавил внезапно охрипшим голосом и замолчал.

С трудом подавив охватившее меня волнение, закусила нижнюю губу и, немного помолчав, сказала:

— Здравствуйте, Михаил Потапов.

Не произнося ни слова, он посмотрел мне в глаза. Не разрывая нашего взгляда, я почувствовала идущую от красивого, сильного парня… нежность. Робкая, немного пугливая, но такая чистя эмоция проникла прямо в сердце и ласково обняла душу. Ощущая, как по телу разливается тепло, я все смотрела и смотрела в ярко — васильковые глаза, втайне любуясь такими безумно длинными черными ресницами с легкой рыжиной на загнутых кверху кончиках.

«У них с князем Южным глаза похожи, — неожиданно вспомнила о брутальном мужчине, первым встретившимся мне в этом мире. — Вот что значит императорская кровь. У государя и цвет, и разрез глаз, и даже ресницы такие же. Только смотрел на меня князь совсем иначе…»

Мои размышления о силе императорской крови и взгляде князя Южного бесцеремонно прервали. Удивленно нахмурившись, я отвела взор от юноши.

Невесть откуда взявшаяся огромная бабочка неожиданно опустилась на его широкое плечо. Будто красуясь, она расправила крылышки размером с детскую ладошку, демонстрируя ярко — зеленые круги на желто — красном фоне.

«На тот светофор похожа, — промелькнула мысль. — Ее крылья словно намек… Но вот на что? Понять бы очень хотелось».

Заметив мой взгляд, Михаил чуть повернул голову и осторожно поднес руку к крылатой красавице. Застыв на пару мгновений, бабочка перепорхнула на палец юноши.

— Не знала, что тут такие водятся, — прошептала, разглядывая насекомое.

—Она прилетела к вам. Полюбоваться вашей красотой, — вогнал меня в смущение Михаил.

Ощущая, как начинают гореть щеки, вздохнула и негромко ответила:

— Но села — то она на вас. Значит, не ко мне прилетела.

— Нет, Софья, к вам, — качнув головой, он тихо произнес: — Просто она боится не понравиться…

От тембра голоса юноши мои гормоны пустились в дикий пляс. Мгновенно догадавшись, что речь идет не о бабочке, а о нем самом, коротко улыбнулась. Вновь взглянув в умопомрачительно красивые глаза, заметила в них тревожное ожидание. Попытавшись утихомирить все сильнее разгорающийся в теле пожар, посмотрела на парня.

— Зря беспокоится. Мне нравится эта бабочка, — опустив взор, я помолчала, а затем добавила: — Было приятно познакомиться и поговорить с вами, Михаил, но, увы, нужно идти на занятия. Всего доброго.

— Всего доброго, Софья. До скорой встречи, — произнес юноша и на прощание прошелся ласковым взглядом по моему лицу.

Чувствуя, как внизу живота все сильнее растекается жар, обворожительно улыбнулась в ответ. Медленно отвернувшись, нацепила привычную маску ледяной королевы. Гордо расправив плечи, величественно пошла прочь от молодого человека. От того, кто за несколько минут невинной беседы непостижимым образом умудрился растревожить не только душу, но еще и тело.

Мне так сильно захотелось к нему прикоснуться, что я, опытная, взрослая женщина, испугалась самой себя. Оставаться и мило беседовать дальше сейчас просто — напросто не могла, поэтому предпочла ретироваться.

Что это со мной было, искренне не понимала. И всю дорогу до кабинета геометрии пыталась разобраться, почему у меня на этого парня такая необычная реакция.

«Черт бы ее побрал геометрию эту!» — воскликнула мысленно, так и не найдя ответа. Нахмурившись, глубоко вздохнула и решительно открыла дверь в свой корпус.

* * *

Как только прозвучал звонок с урока, боярыня Мария Ивановна Стрелецкая быстро собрала со стола исписанные листы. Мило улыбаясь худощавому педагогу с бледным лицом, положила перед ним бумаги и сказала:

— Я закончила, Сергей Сергеевич.

— Хорошо, — буркнул он, не глядя на красавицу. — Хочется верить, что на этот раз все верно.

Хмыкнув, девушка первой выскользнула из кабинета. Цокая каблучками по матово поблескивающей напольной плитке, торопливо подошла к большому окну. Расписание уроков Михаила Потапова она знала наизусть. Четыре года Мария пыталась добиться его внимания. Но, увы, юноша на нее абсолютно не реагировал.

Стройная, светловолосая девушка смотрела сквозь прозрачное стекло на спортивное поле и не хотела верить глазам. Раздражающая ее до зубовного скрежета новенькая мило общалась с Михаилом. Прильнув к стеклу, Мария видела, как горячо любимый юноша осторожно держит на ладони редкой красоты бабочку и улыбается. Жгучая ревность мгновенно вгрызлась душу когтистыми лапами. На нее он так никогда не смотрел.

Сейчас боярыня Стрелецкая отчаянно желала оказаться на месте этой нищей, но родовитой красавицы Изотовой!

— Ну, стерва, — сжав добела кулачки, прошептала девушка, — скоро ты будешь рыдать от стыда и унижения!

(обратно)

Глава 13

В кабинете царила привычная суета. Я вошла в класс, приветливо улыбнувшись одноклассникам, и сразу же попала под прицел маленьких глазок математика. Сидя за своим столом, он настойчиво буравил меня взглядом через затемненные стекла круглых очков. Поразительно бледный, неимоверно худой Сергей Сергеевич откровенно вызывал тревожные ощущения.

«На вампира похож, — в который раз подумала я и тоскливо вздохнула. — Только его нравоучений сейчас и не хватает. Почему он такой зануда? Может, у него гастрит?»

Изобразив на лице максимальную сосредоточенность, приготовилась выслушивать упреки педагога.

— Софья Сергеевна, — неожиданно спокойно сказал мужчина, — мне звонила Валентина Степановна. Причина пропуска урока у вас достаточно веская, — он чуть помедлил и, поправив очки, добавил: — Однако самостоятельную вам все же придется сегодня написать. Сейчас перемена большая, но вы уже не успеете… Выбирайте, либо пожертвуете обедом, либо останетесь после уроков.

«Не ожидала от Тепликовой. Молодец, — удивилась искренне и задумалась над предложением. — Может и вправду остаться после уроков? Елки — палки, мне же еще дом сегодня смотреть!»

Я мысленно застонала.

— Спасибо, Сергей Сергеевич, за понимание, — произнесла с легкой улыбкой. — Мне в обед будет удобнее.

— Воля ваша, — пробормотал педагог и негромко постучал тонкими пальцами по столешнице. — Готовьтесь к геометрии.

Не тая довольной улыбки, дошла до своей парты. Сев, с мечтательным выражением на лице принялась выуживать из недр рюкзака учебники и тетради.

— Добрый день, Софья, — раздался голос Екатерины Тимирязевой. — Позволите с вами посидеть на уроке?

Увидев в руках девушки учебники, широко улыбнулась и произнесла с теплотой в голосе:

— Конечно. Буду только рада.

Быстренько устроившись на свободном стуле рядом со мной, Екатерина несколько мгновений молчала, а затем тихо сказала:

— Софья, пока нет Стрелецкой и ее свиты, должна предупредить: вас сегодня многие видели с Потаповым…

«Вот это скорость передачи информации! Пяти минут не прошло, а уже знают!» — мысленно восхитилась я.

Удивленно приподняв бровь, вопросительно посмотрела на одноклассницу.

— Девочки говорят, Стрелецкая в ярости. Что же вы так беспечны? — прошептала Екатерина и, бросив тревожный взгляд в сторону входа в кабинет, посмотрела на меня с укором.

— Живы будем — не умрем, — бодро заявила я и счастливо улыбнулась.

— Ох, Софья, — сокрушенно покачала головой девушка. — Мне бы ваш оптимизм…

— Что такого в этой боярыне? — негромко полюбопытствовала я. — Почему вы ее так опасаетесь?

Придвинувшись ко мне близко — близко, Екатерина сурово сдвинула рыженькие бровки и, не скрывая тревоги, зашептала:

— Вы просто ее еще плохо знаете. Она красивая, но сущая фурия! Род Стрелецких баснословно богат, они владеют угольными шахтами. Мария привыкла всегда получать все, что пожелает, и привыкла побеждать. Она действительно очень одаренная, и у нее большие возможности, — глубоко вздохнув, девушка нервно покусала губы. — Когда я восемь лет назад поступила в школу, она как — то умудрилась выяснить, что на бесплатное место. По — другому я здесь учиться бы не смогла, в моем роду нет денег на такое дорогое обучение. Три года Стрелецкая меня травила. Как только ни называла! Самое безобидное — нищебродка. Я не могла бросить ей вызов на поединок. Она гораздо, гораздо сильнее, — горячечно прошептала девушка, сдерживая горькие слезы. — Не мастер, конечно, но навыки боя отличные. А я… — Екатерина опустила взор и едва слышно продолжила: — Меня боевым искусствам толком и не учили. Папа гораздо старше матушки, и он умер через неделю, как я родилась. Мама, пять незамужних сестер и я — вот и весь род Тимирязевых. Матушка держит ателье, мы с сестрами помогаем. На то и живем. Сестры совсем непривлекательны, я лучше всех удалась, — горько хмыкнула Екатерина. — Мама не теряет надежды выдать меня замуж, мечтает, что возьмут второй или третьей женой. Если бы я бросила Стрелецкой вызов, то неизбежно получила увечья, а дальше… Либо похороны, либо длительное лечение. Активная защита чести — дополнительные траты денег, которых нет, и конец мечтам мамы, — грустно усмехнулась девушка. — Защитника у меня также нет, так что и заменить себя на поединке никем не могу. Поэтому молчала и терпела. Со временем Стрелецкая от меня отстала. Наверное, наигралась.

Екатерина замолчала, понурив голову. Девушку мне было искренне жаль. Выдержать нешуточный конкурс на бесплатное место в «Эверест» ой как непросто. Еще сложнее после одержанной победы целых три года подвергаться травле и, сцепив зубы, терпеть. Я бы не смогла сносить унижения, но я — то не она.

Задумалась, глядя на рыжеволосую девушку. Я понимала, почему она так поступала: искренняя, в чем — то по — детски наивная Екатерина Тимирязева страстно желала быть полезной своему роду. Не в силах придумать ничего иного, она берегла себя, чтобы исполнить мечту матери хоть одну дочь выдать замуж, тем самым поправить финансовое положение, а, возможно, и усилить род.

— Вы теперь меня считаете слабовольной и трусливой? Недостойной с вами общаться? — робко спросила одноклассница. Она замерла и, казалось, ожидала смертельно приговора.

— Что вы говорите, Катерина! — я посмотрела с укоризной. — Вы мне не кажетесь ни слабой, ни трусливой. Напротив, вы выиграли тяжелый конкурс, столкнулись с травлей, но не покинули школу, а стойко держались и не сломались. Для меня это — проявление силы духа.

— Спасибо, — прошептала девушка и, подняв взгляд, тихо сказала: — Я беспокоюсь о вас, Софья. Стрелецкая меня просто так, ради развлечения, унижала. Но вы… Она бредит Михаилом Потаповым, вы же встали на ее пути.

— Какова вероятность, что она бросит мне вызов на дуэль? — негромко поинтересовалась я.

— Думаю, вряд ли. Скорее всего, она рисковать не будет, — в голосе одноклассницы послышалось легкое сомнение. — Обо мне она знала все, а о вас никто толком ничего не знает. Стрелецкая придумает что — то другое, из ряда особо любимого: изощренное и очень унизительное.

— Спасибо, Екатерина, — я тепло улыбнулась беспокоящейся обо мне девушке. — Теперь я буду начеку.

— Я вам помогу всем, чем смогу. Можете на меня рассчитывать, — смущенно улыбнувшись, это рыжеволосое, кудрявое чудо преданно посмотрело мне в глаза. Похоже, у меня действительно появилась подруга.

В это мгновение прозвенел звонок, дверь распахнулась, и в кабинет величественно вплыла Мария Стрелецкая, а за ней вошли три ее фаворитки. Неспешно пройдя к своим столам, девушки уселись, и я тотчас почувствовала на себе их злые взгляды.

«Глазами меня убить довольно проблематично», — хмыкнула мысленно.

С абсолютно невозмутимым выражением на лице спокойно открыла тетрадь и посмотрела на педагога, привычно стоящего возле доски. Урок начинался, а об остальном я подумаю позже.

* * *

Сергей Сергеевич предсказуемо напакостил. Позабыв дать мне задания, ушел на обед, а вернувшись, ехидно улыбнулся и вручил листы с задачами. И если всем одноклассникам он давал на решение сорок минут, то мне пришлось справиться за пятнадцать.

Полностью выложившись на самостоятельной, я еще и отвечала у доски на каждом последующем уроке. Нет, мой персональный кошмар не был заговором педагогов. Просто так случайно сложилось. Ни на что особо не реагируя, я даже не заметила, как пролетело время.

С территории школы мы вышли вместе с Катериной и отошли подальше от ворот. Глубоко вдохнув вкусный воздух, я привычно подставила лицо под теплые солнечные лучи.

— Я побежала, — торопливо проговорила девушка. — На автобус опоздаю. Я вам на выходных позвоню!

Помахав мне ладошкой и не дожидаясь ответа, она быстрее пули умчалась прочь. Вот у кого энергии через край!

Проводив одноклассницу взглядом, я неторопливо подошла к ожидающему меня у автомобиля Василию. Завтра и послезавтра долгожданные выходные. Мечтая завалиться в постель, я уныло подумала о том, что сейчас еще нужно осмотреть дом. Видит бог, как мне было лень. Но раз надо, значит, надо.

Приветливо улыбнувшись слуге, собралась нырнуть в салон, как неожиданно меня окликнули:

— Софья!

Медленно повернувшись, я посмотрела в ярко — васильковые глаза.

— Это вам, Софья Сергеевна, — негромко сказал Михаил Потапов и, улыбнувшись, протянул букет пионов. Нежно — сиреневые, розовые и кремовые бутоны источали умопомрачительный аромат и только — только начали распускаться.

Символ чистой и трепетной любви. В Японии в старину так признавались в своих чувствах. Что же ты творишь, чудо голубоглазое? Меня же Стрелецкая теперь точно сожрет!

Осторожно принимая цветы, я посмотрела на юношу.

— Спасибо, Михаил. Мне очень приятно, — поблагодарила, улыбнувшись своей самой шикарной улыбкой, чувствуя, как вновь гормоны пустились вскачь.

— Не буду вас задерживать, — коротко кивнув, Михаил нежно погладил меня по лицу взглядом. — Хороших вам выходных, Софья.

Еще раз улыбнувшись, он резко развернулся и легкой походкой уверенного в себе мужчины пошел вдоль ряда машин. Остановившись возле ярко — красного дорогущего спортивного автомобиля, на мгновение задержал на мне взгляд, а затем сел на место водителя.

— Госпожа, — позвал слуга, возвращая в реальный мир. — Вы поедете дом смотреть или сразу отдыхать?

— Первое, — благодарно улыбнувшись умнице Василию, я уселась на пассажирское сидение.

Всю дорогу пялилась на прекрасный букет и не понимала, что теперь делать. Юноша явно перешел в активное наступление. Чем мне это грозит, кроме ухаживаний симпатичного мальчика, предугадать несложно: Стрелецкая обеспечит меня проблемами. В этом я не сомневалась.

Неспешная поездка от школы до найденного Надеждой дома заняла чуть больше пяти минут. Я даже не подозревала, что настолько близко к «Эвересту» может скрываться такой чудесный район. Добротные двухэтажные и трехэтажные кирпичные дома прятались за высокими заборами и утопали в зелени. Остановившись возле одного такого забора, сложенного из золотисто — розового кирпича, Василий внимательно посмотрел на запертую массивную калитку из металла и темного дерева.

Выйдя из автомобиля, он подошел к калитке и нажал на звонок. Через несколько мгновений дверь распахнулась. Увидев невысокую, полную женщину, я аккуратно положила букет на приборную панель и вышла из машины.

— Добрый день. Вы госпожа Кутепова? — приблизившись, поинтересовалась я, досадуя, что позабыла у Надежды спросить имя и отчество хозяйки дома.

— Здравствуйте, — улыбнулась женщина. — Да, я Светлана Игоревна Кутепова. А вы Софья Сергеевна Изотова?

Немного устало улыбнувшись в ответ, я кивнула.

— Пройдемте, Софья Сергеевна. Я с удовольствием покажу вам и вашему спутнику дом.

Едва слышно цокая каблучками по вымощенной брусчаткой дорожке, я шла позади хозяйки и дышала полной грудью. Меня окружали цветущие кустарники, высокие фруктовые деревья и повсюду цветы… Мечты сбываются. Еще не видя дом изнутри, понимала, что хочу в нем жить.

Переступив порог, осмотрела пару комнат, заглянула в шикарную, современно обставленную кухню, затем в восхитительную столовую и приняла решение.

— Светлана Игоревна, — я встретилась взглядом с приятной женщиной. — Я хочу заключить договор аренды на длительный срок. Если вам удобно, предлагаю сделать это сейчас. Я готова внести плату за год вперед.

— Чувствуется деловая хватка главы рода, — усмехнулась женщина. — Ваша экономка предупредила, что вы, возможно, захотите заключить договор сегодня. У меня все готово. Пройдемте.

Зайдя в шикарно обставленный, но по — женски уютный кабинет, я взяла из рук хозяйки тонкую папочку с документами. Оглянувшись, села в мягкое, пахнущее отлично выделанной светлой кожей кресло и углубилась в чтение.

— Все хорошо, — пробежав глазами по последнему листу, я улыбнулась. — Особенно радует наличие пункта, что возможно заключение договора купли — продажи с арендатором. Я подумаю по этому поводу.

Негромко засмеявшись, женщина призналась:

— Договор составлял юрист супруга. Он очень опытный, и всегда учитывает наши пожелания.

Подписав документы, с помощью телефона я перевела на счет госпожи Кутеповой требуемую сумму. Сделка состоялась в кратчайшие сроки и к обоюдному удовольствию сторон. Вручив комплекты ключей от всех дверей, Светлана Игоревна тепло со мной попрощалась и в сопровождении Василия вышла из дома.

— С первой удачной сделкой тебя, Наталья Петровна, — едва слышно пробормотала себе под нос. — Хотя нет, Софья Сергеевна.

Подойдя к полке с книгами, погладила пальчиком толстый красный переплет фолианта. Стоимость аренды особняка невысокая, но вот приобрести его я себе позволить пока не могу. Надо срочно придумать, как заработать. Мне по душе этот дом, хочу, чтобы он стал моим.

— Василий, завтра предстоит сложный день, — заметив фигуру слуги в дверном проеме, негромко сказала я. — Мы переезжаем.

— Как скажете, госпожа, — улыбнулся мужчина. — Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь.

(обратно)

Глава 14 Неожиданное умение

День переезда выдался пасмурным. Моросящий с самого утра мелкий холодный дождик особых неудобств не создавал, но лучше бы его не было. Стоя под козырьком подъезда, я зябко поежилась и засунула руки в карманы черной толстовки. Бросив взгляд на хмурое небо, вновь посмотрела на грузовой темно — синий автобус, в который, негромко переговариваясь, двое крепких мужчин аккуратно укладывали коробки с вещами.

— Госпожа, квартиру хозяин осмотрел. Претензий нет. Можем ехать, — деловито сообщил Василий, выйдя из дверей теперь уже бывшего дома.

— Поехали, — улыбнувшись слуге, я торопливо пошла к нашему автомобилю.

Нырнув в салон, облегченно вздохнула. Габаритных вещей у нас нет, только личные да мелочевка всякая, однако сборы и переезд — еще то удовольствие. Не знаю как, но Надежда умудрилась всего за один вечер собрать все наши пожитки. Рано поутру уехав в новый дом, экономка уже вовсю там хозяйничала.

Надежда с Василием — золото. Одобрительно улыбнувшись, через покрытое влагой лобовое стекло автомобиля посмотрела на мужчину. Махнув рукой водителю автобуса, он быстро подошел к нашей машине. Сев за руль, завел двигатель и не спеша выехал со двора.

«Будет показывать дорогу», — поняла, разглядев в боковое зеркало едущий за нами автобус.

Влажно блестел асфальт, мимо мчались автомобили, по тротуарам спешили под разноцветными зонтами прохожие. Глядя на дворники, ритмично смахивающие влагу со стекла, я тихонько радовалась, что рядом есть люди, которые всегда придут мне на помощь.

— Задождило, — негромко сказал Василий, уверенно перестраиваясь в плотном потоке машин в крайний левый ряд.

— А как мы теперь тренироваться будем? — я вопросительно посмотрела на слугу.

— Не обязательно заниматься на улице. В новом доме очень хороший спортзал, — отозвался тот. — Предусмотрена защита здания при отработке боевых техник. Проблем не вижу, — мужчина примолк. Съехав на дорогу, ведущую к новому дому, добавил: — Есть предложение по плану тренировок.

Вопросительно изогнув бровь, я в ожидании посмотрела на Василия.

— Мой сын Никита на приличном уровне владеет двумя техниками: воздух и вода. Он с раннего детства занимается, ранг наставника давно получил. Вам в будущем необходим спарринг — партнер. Предлагаю его кандидатуру.

Спарринг — партнер в магическом бое… В прошлой жизни о подобном я и помыслить не могла. Заикнулся бы кто, сразу отправила к психиатру! Сейчас же слова Василия воспринимались как должное.

Задумавшись, спустя пару мгновений призналась:

— Я не возражаю. Да вот только Никита… Увижу — не узнаю.

— Неудивительно, — улыбнулся мужчина. — Последние годы совсем не общались. Он вырос. Возмужал, — гордость отчетливо звучала в его голосе.

Положив голову на подголовник, прикрыла глаза. Никиту Васильевича Фролова моя предшественница знала с детства: довольно часто вместе играли, благо, разница в возрасте три года. Становясь взрослее, мальчик начал оказывать красавице — подружке робкие знаки внимания. Девушке поначалу это льстило, а после… наскучило. Дружеские посиделки становились все реже и реже, и в итоге общение сошло на нет.

— Он же школу закончил? Чем сейчас занимается? — поинтересовалась тихо.

— Да, закончил, — кивнул Василий. — Три года назад с другом официально открыли секцию рукопашного боя. Вы помните Ивана Волкова? — мужчина посмотрел вопросительно.

Сокрушенно вздохнув, я покачала головой. В чужой памяти имелись отголоски детской дружбы с Никитой, но о Иване Волкове совсем ничего не было.

Коротко усмехнувшись, слуга негромко пояснил:

— Иван с Никитой не разлей вода, дружат с детства. К вам часто вместе приходили, — напоминая, он внимательно смотрел на дорогу.

Пожав плечами, смущенно улыбнулась. Парня я вовсе не помнила. Мазнув по мне взглядом, Василий хмыкнул и продолжил:

— Я обоих мальчишек тренировал. Они вместе получали ранг наставника. Сейчас усиленно готовятся к рангу мастера. Отличные воины, — добавил, подруливая к воротам нового дома. — Ребята простолюдинов тренируют. А учеников, у которых есть способности к магии и готовность серьезно работать, обучают техникам магического боя. Тут уж я помогаю и контролирую, — бросив на меня внимательный взгляд, он проехал вдоль забора нашего дома и остановился, не доезжая до ворот.

«Молодцы, — подумала и одобрительно улыбнулась. — Талантливые молодые воины — это очень — очень хорошо».

В этом мире даже древний род, если он не имеет денег и воинов, не уважают. Ничуть не стесняясь и не боясь наказания Стрелецкая много лет травила Екатерину и называла нищебродкой. Вполне вероятно, что и меня может ожидать подобное. Конечно, я в обиду себя не дам. Но имей род Изотовых силу, «килька белобрысая» сто раз бы подумала, прежде чем презрительно фыркать, а уж тем более вредить.

Вспомнив толчок и позорное падение на беговой дорожке, сердито поджала губы и нахмурилась. Я прекрасно понимала — это только начало, неизвестно, что дура ревнивая еще придумает.

Сколько злопыхателей дальше будет? У меня, вон, две девочки — красавицы растут. Что их ждет? Травля, насмешки одноклассников и мечты стать второй или третьей женой? Не — е. Надо хоть по чуть — чуть, но род поднимать с колен. Воины — физическая сила. Глава рода — разум. Набрать отряд хороших воинов, поставить Василия военачальником, и будет просто отлично!

Я мечтательно улыбнулась.

Чудно так все… Всего неделю в чужом мире, однако по — настоящему задумываюсь о покупке дома для рода, а сейчас и вовсе размышляю о собственном войске и военачальнике. Прикусив нижнюю губу, мгновенно стала серьезной. Остро стоял важный вопрос: на все необходимы финансы, а их нет.

«Как в этом мире заработать? Не разово, а на постоянной основе? Беда — бедовая, — тряхнув головой, разогнала мрачные мысли. — Деньги, отличные воины и преданные слуги мне в перспективе нужны, а вот друзья уже сейчас».

— Василий, ты так хорошо о ребятах отзываешься… Я хочу с ними пообщаться, — уверенно произнесла, посмотрев в глаза слуге.

Довольно улыбнувшись, тот кивнул и с пульта открыл ворота. Проследив взглядом за тем, как створки плавно отворились вовнутрь, а затем автобус аккуратно въехал во двор, я вышла из машины.

Поеживаясь от накрапывающего дождика, зашла в калитку и направилась к входу в дом. С переноской вещей сильные мужчины и без меня справятся.

* * *

День клонился к вечеру. Неспешно обходя комнаты, я испытывала искреннее счастье. Дом мне безумно нравился. Он не был холодным или безликим, но теплым и очень уютным. Я ни капельки не сожалела о принятом решении переехать, а уж тем более не печалилась о потраченных деньгах.

Сбежав со второго этажа, на мгновение оглянулась. Из высоких, полукруглых окон дневной свет падал на деревянные ступени витой лестницы с коваными перилами. Беспрепятственно проникая сквозь прозрачные стекла, солнечные лучи причудливо высвечивали красное дерево и зайчиками плясали на кремовых обоях.

«Хочу тут жить. Осталось найти денег, чтобы его выкупить», — решение сделать этот дом постоянным местом для жизни, укрепилось во мне намертво.

Пройдя по полукруглому холлу, заглянула в кухню. Измотанная переездом, Надежда сидела за столом, покрытым нежно — розовой скатертью. Сложив руки на столешнице, усталая, но довольная женщина с улыбкой смотрела в окно. Над стоящей перед ней чашкой вился легкий парок, наполняя кухню ароматом земляники и еще каких — то ягод.

Не став тревожить экономку, я тихонько отступила и вышла из дома. С минуты на минуту Василий должен привезти из школьного общежития близняшек. Прислонившись к ограждению веранды, посмотрела на влажные от дождя листья и втайне порадовалась, что переезд закончился.

Особой усталости не было: я — то занималась исключительно своими вещами. А вот Надежда вновь поразила. Не позволив ей помогать, экономка самостоятельно разобрала наше добро. Непостижимым для меня образом она в кратчайшее время умудрилась расставить и разложить по местам буквально все, что мы привезли.

— Красивый какой! Бежим! — послышался с улицы звонкий голос.

Калитка широко распахнулась, и во двор влетели две радостные девочки. Прыгая по тропинке, они вертели головами во все стороны и искренне улыбались. Увидев меня, близняшки синхронно сменили прыжки на шаг. Подойдя, чинно поздоровались и замерли.

Переведя взор с одной на другую, заметила, что девочки немного напряжены, но их глаза лучатся неподдельным счастьем. Не скрывая радости от встречи, я тепло улыбнулась малышкам.

— Госпожа, — негромко окликнул бесшумно подошедший Василий. — Юных боярынь лично привел ко мне куратор. Вам просили передать, что все хорошо, — с улыбкой доложил мужчина.

— Отличная новость! — ответила, облегченно выдохнув, и добавила: — Спасибо тебе огромное. Завтра ты нам не понадобишься, отдохни.

— Как скажете, госпожа. Хорошего вечера, боярыни, — коротко поклонился мужчина и быстро ушел.

Провожая его крепкую спину взглядом, ничуть не сердилась, что слуга покинул нас с такой явной поспешностью. Я прекрасно понимала: Василий все выполнил и торопится к своей семье.

— Надежда сегодня очень устала. Вас увидит, сразу начнет хлопотать. Заходим в дом и стараемся не шуметь, — предупредила, со значением посмотрев на девочек.

— Конечно, сестрица, — шепотом заговорщика сообщила, по всей видимости, Александра и, взглянув на сестру, добавила: — Тихо, тихо идем.

— Ага, — улыбка озарила личико Елизаветы. — Как воины — разведчики.

«Когда же научусь их различать? — я мысленно вздохнула и не сдержала усмешки. — Не иначе с Тихоном играли. Краски вроде на них нет…»

Открыв входную дверь, пропустила девочек вперед и последовала за ними. Стараясь не шуметь, близняшки поднялись за мной по лестнице. Восторженно блестя глазами, они, как заправские разведчики, тщательно осмотрели второй этаж, не пропустив ни одного уголка. Заглянули в мою спальню, побывали в ванных, проверили гардеробную и гостевую комнату, а после приступили к исследованию оставшихся двух помещений.

В принципе, обстановка спален во всем доме одинакова: широкая, двуспальная кровать; туалетный столик с неизменно квадратным зеркалом; небольшой шкаф для повседневной одежды; рабочий стол со стулом; на одной из стен полочки для книг и всякой мелочевки, на другой — картины, написанные маслом. Фактически комнаты отличались лишь цветом обоев да текстиля.

Мне нравились все спальни, но для себя я выбрала самую спокойную, серо — серебристую. Оставшиеся имели более насыщенные тона: одна радовала глаз золотистыми стенами и ярким текстилем; вторая красовалась нежно — голубыми однотонными обоями, фиалковым покрывалом на кровати и сливочного цвета шторами.

Сидя на мягком диване в общей гостиной, я наблюдала за девочками с некоторым беспокойством. Как сестры отреагируют на то, что теперь у каждой из них есть своя комната? Близнецы привыкли жить вместе, но я полагала, что любому человеку нужно личное пространство: место, где можно побыть одному. Ошибаюсь или нет, сейчас предстоит узнать.

Выйдя из очередной комнаты, близняшки быстро переглянулись и подошли ко мне.

— Спасибо, сестрица, — тихо сказала одна из девочек. — Нам здесь очень — очень нравится.

— Спасибо, сестрица, — синхронно отозвалась вторая и, широко улыбнувшись, воскликнула: — Чур, моя комната золотая!

— Ага, — согласно кивнула первая. — Мне фиалки нравятся.

«Идея с раздельными спальнями принята положительно, — мысленно выдохнула я, с улыбкой глядя на довольных девочек. — Та, что выбрала золотую, однозначно Александра. Значит, вторая Елизавета. Характеры, слава богу, отличаю… Ну, есть у вас какие — то внешние отличия?»

Вглядываясь в одинаковые лица близнецов, я попыталась отыскать хоть что — нибудь.

— Сестрица, не сердись на нас, — внезапно сказала одна из девочек и, поправив локон, встретилась со мной взглядом. — Мы с Тихоном тогда не могли поступить иначе. Он был виноват, — она грустно вздохнула, но не опустила глаз. — Сейчас снова дружим, и все — все хорошо. Правда, Саш? — она быстро повернула голову к сестре.

— Да, — кивнула Александра. — Мы дружим.

С легкой улыбкой я посмотрела на девочек, внутренне ликуя. То, что малышки принесли извинения мне — просто чудесно. Но не только это радовало. Елизавета повернулась, и я наконец — то разглядела на мочке ее ушка крохотную родинку. Теперь я могла отличать близняшек!

— Сестрица, если ты на нас больше не сердишься, — лукаво улыбнулась Александра, — испечешь торт со своей магией? У Надежды все вкусно, но ты давно не пекла, — девочка просительно смотрела мне в глаза.

— Да, да, — закивала Елизавета. — Очень давно.

Ох ты ж новости — то какие! Оказывается, еще и готовить с магией можно!

Я быстро зашарила в памяти в поиске ответов. Найдя, на мгновение от удивления ошалела и, глубоко вздохнув, сказала:

— Что с вами поделать, плутовки. Придется доказывать, что не сержусь. Переодевайтесь в домашнее и айда со мной на кухню!

Радостно взвизгнув, девочки разбежались по своим комнатам. Я же, пребывая в смятении, осталась сидеть на диване, тщательно выстраивая последовательность действий. Используя эфир, тортики и пирожные моя предшественница пекла на редкость хорошо. Я же в прошлой жизни не то что печь, готовить практически не умела: времени не было, да и не для кого.

Очень быстро переодевшись, девочки выскочили из комнат. Блестя от нетерпения глазами, они деловито пошли за мной в сторону кухни. Не разделяя оптимизма близняшек, я обоснованно тревожилась о том, что ничегошеньки не умею. Невольно хмурясь, надеялась лишь на мышечную память и чужие воспоминания.

Позабыв про давно остывший чай, усталая экономка по — прежнему сидела за столом и чему — то едва заметно улыбалась. Увидев нашу дружную компанию, она встревоженно вскрикнула и попыталась вскочить. Остановив женщину величественным жестом, я категорично сказала:

— Надежда, ты сейчас сидишь, отдыхаешь и ничего не делаешь. Я буду печь, — успешно подавив нервный смешок, взглянула на экономку и попросила: — Скажешь, где что лежит?

— Конечно, госпожа, — с улыбкой отозвалась та.

Усевшись за стол, близняшки принялись с интересом следить за моими действиями. Сосредоточившись и отбросив мысли о том, что ничего не получится, я под чутким контролем экономки довольно быстро отыскала все, что требуется. Оказывается, женщина успела неизвестно когда еще и закупиться продуктами. Размышляя о том, что цены Надежде нет, я приступила к готовке.

Готовить с магией — звучит крайне сложно. Однако я на собственном опыте убедилась, что когда имеются пусть даже чужие навыки, все становится в разы проще. Решив не заморачиваться сложными пирожными, для пробы занялась простым пирогом к чаю. Механически смешав ингредиенты, приступила к самой трудной части.

Суть готовки с магией заключается в том, чтобы в правильное время направить тонкую струйку эфира в тесто или начинку, одновременно прошептать нужные слова и влить эмоцию.

Насчет эмоции, которую хочу внести в пирог, решение приняла практически моментально. Сейчас, кроме тихой, но такой чистой радости оттого, что у меня теперь есть семья, я ничего больше не испытывала. Именно это, лично мое, счастье вложу в выпечку.

Тщательно вымесив тесто, в определенное время направила нужные порции эфира, прошептала заветные слова и щедро поделилась эмоцией.

Поставив пирог в духовку, облегченно вздохнула. Я еще не знала, что получится в итоге, но процесс на удивление понравился. Мягко улыбаясь, взяла большой пакет с мукой. Взглянув на счастливые лица крутящихся подле меня близняшек, неожиданно для себя самой озорно прищурилась. Аккуратно засунув руку в муку, набрала полную ладонь и сверху посыпала головы девочек.

Звонко взвизгнув, малышки тут же выхватили у меня пакет, а после на кухне началась сущая вакханалия! Выдергивая друг у друга муку, мы без устали кидались ею. Звонко смеясь, пытались уклониться от белоснежной пыли, но все на диво оказались очень меткими. Вскорости и я, и девочки стали похожи на «мучных» снегурочек.

— Боярыни, — тихо рассмеялась Надежда, — что ж вы творите — то!

Тем не менее, не обращая внимания на устроенный нами погром, она ласково улыбалась.

— Стоп! — выкрикнула я, прижав разодранный пакет к груди, и наигранно строго глядя на перемазанных мукой близняшек. — Приводим в порядок сначала себя, потом кухню, — переведя взор на экономку, тихо добавила: — Надежда, мы сами нашкодили, сами за собой уберем.

Нахмурившись, женщина несколько мгновений размышляла. Наконец, явно сомневаясь, что поступает правильно, нерешительно кивнула. Коротко улыбнувшись экономке, я вновь взглянула на девочек.

— Когда о тебе заботятся слуги, это очень хорошо, но и юной боярыне надо многое уметь, — негромко сказала, по — прежнему прижимая к себе пакет. — В том числе и убраться при необходимости, — многозначительно умолкнув, спустя мгновение добавила: — Если сам знаешь, как и что делать, то легко контролировать других, — пытаясь донести до девочек очевидное для меня, посмотрела на них в ожидании.

Убираться никто не любит, но дело сейчас не в уборке. Мне было интересно, поймут ли меня сестры.

— Обладать знаниями и умениями очень важно, — тщательно подбирая слова, сказала сосредоточенная, не по годам сообразительная Елизавета. — Нам в будущем пригодится. Убираться не нравится, но мы Надежду любим, а она устала, — неподдельная забота слышалась в ее голосе.

— Да, — согласно кивнула Александра и одобрительно глянула на сестру.

— Умницы! — широко улыбнулась я. — Обе марш переодеваться. Скоро пирог испечется, надо успеть убраться.

Синхронно кивнув, сестры убежали из кухни, щедро запорошенной мукой.

— Госпожа, может, я… — замерев на полуслове, экономка посмотрела вопросительно.

— Нет, — я отрицательно мотнула головой. — Сами.

— Воля ваша, госпожа, — глубоко вздохнув, Надежда окинула меня любящим взглядом.

Приведя в порядок себя и довольно быстро убравшись, мы с девочками уселись за стол прямо на кухне. Поставив перед нами чашки с горячим чаем и разрезав ароматно пахнущий пирог, Надежда собралась привычно отойти в сторонку.

— Сегодня мы все вместе будем пить чай с моим пирогом, — встретившись взглядом с женщиной, у которой, кроме нас, никого нет, я тихо, но твердо сказала: — Надежда, садитесь за стол. Возражения не принимаются.

Испуганно округлив глаза, экономка посмотрела на меня с неприкрытой тревогой. Мое предложение шло против правил. Слуги за одним столом с господами никогда не сидят. Впрочем, в строгих правилах бывают исключения: если господин приходит на территорию слуги, то спокойно может присоединиться к трапезе. Кухня — территория экономки. У нас теперь есть столовая, но мы с девочками пришли и сели за стол на кухне. Мне почему — то очень хотелось, чтобы сейчас Надежда была с нами.

— Как скажете, госпожа, — тихонько отозвалась экономка и впервые села с нами за один стол. Аккуратно откусив кусочек пирога, она тепло улыбнулась и прошептала: — Просто волшебно! Большей чести, что сейчас вы мне оказали, и представить сложно… Спасибо, госпожа.

Кивнув, я сама попробовала выпечку, и тотчас душу наполнило тихое счастье: у меня есть настоящая, любящая семья. Неспешно делая глоточки ароматного напитка, я посмотрела на мечтательно — счастливые лица девочек и экономки.

«Надо печь почаще», — решила, едва заметно усмехнувшись.

Перевела взгляд на окно: на улице давно стемнело. Эта неделя выдалась для меня чертовски тяжелой, но заканчивалась она невероятно душевно…

(обратно)

Глава 15

— Господин, — негромко позвал Савелий.

Вот уже несколько минут слуга стоял перед рабочим столом князя Южного, но хозяин, казалось, его не замечал. Откинувшись на спинку удобного кресла из черной кожи, Игорь Владимирович Разумовский хмурился и задумчиво крутил в руке мобильный.

— Господин, вы меня звали? — чуть громче сказал седовласый мужчина.

— Да, — тяжело вздохнув, отозвался князь. Посмотрев на слугу, добавил: — Император вызывает. Сегодня до обеда мне надо быть в Москве. Сообщи пилотам.

— Хорошо, — понятливо кивнул Савелий. Остро глянув на господина, он не спешил уходить. Через пару мгновений озабоченно поинтересовался: — Что — то случилось?

— Нет, — поморщился Игорь. — Ничего экстраординарного. Рабочий визит. — Вновь нахмурившись, он скользнул взглядом по книжным полкам, затем перевел его на слугу и неожиданно поинтересовался: — Как мальчик?

— Без изменений, — не выказав ни тени удивления, тепло улыбнулся Савелий. — Как всегда, лучший из лучших. Педагоги «Эвереста» не нарадуются, — замявшись на мгновение, остро взглянул на господина и добавил: — Думаю, вы должны знать: та девушка, что угодила под колеса — боярыня Изотова, — сейчас учится вместе с Михаилом.

Удивленно хмыкнув, князь прищурился и задумчиво потер изящными, длинными пальцами лоб. Не сказать чтобы он вовсе позабыл о сбитой красавице. Софья Изотова умудрилась его удивить своими редкими способностями, да и что скрывать — внешне сильно понравилась. Однако крайне занятый работой мужчина вспомнил о девушке всего пару раз и никаких вопросов Савелию о ней не задавал.

— Как испытания прошла? — с непритворным любопытством поинтересовался Игорь.

— Ответила на «отлично», но учится на платном, — сообщил слуга. — Отказалась от льготного места.

— Хм, — князь мазнул взглядом по панорамному окну. — Что ты о ней узнал? — поинтересовался внезапно охрипшим голосом. Наблюдая за стекающими по стеклу капельками дождя, он замер в ожидании ответа.

— Со сбором информации пришлось сильно повозиться, — с досадой признался Савелий. — Но дело того стоило: врожденные способности Софьи просто поразительные, — одобрительно улыбнулся мужчина. — Она — потомственный артефактор. Идеально развитые энергетические каналы; регенерация на запредельном уровне; дар управлять людьми с помощью голоса. Физические и внешние данные выше всяких похвал. Похоже, боярыня унаследовала все самые лучшие качества женщин рода Изотовых, — произнес деловито и, быстро глянув на господина, продолжил: — Имущества нет, денег мало, но на скромную жизнь и обучение вроде хватает. В учебе демонстрирует недюжинные способности к точным и гуманитарным наукам, отлично владеет английским.

— Какая редкая жемчужина, — изумленно пробормотал князь Южный. — С кем помолвлена? — резко отвернувшись от окна, сурово сдвинул брови и требовательно посмотрел на слугу.

— В том — то и дело, что ни с кем, — едва заметно усмехнулся тот. — Сам поражен, как древние рода умудрились ее пропустить. Я перепроверил много раз: девушка свободна, — замолкнув, Савелий несколько мгновений наблюдал за тем, как мечтательно улыбается господин. Коротко вздохнув, отчетливо произнес: — Мне доложили, что Михаил оказывает боярыне Изотовой серьезные знаки внимания.

Игорь Разумовский ненадолго задумался.

— Ты должен лично в этом убедиться, — спустя пару мгновений приказал князь. — Доложишь мне сразу же. И еще, — он задумчиво потер лоб, — возможно, боярыне помощь в чем — то нужна. Проверь.

Низко поклонившись, верный слуга бесшумно вышел из кабинета. Отвернувшись к окну, Игорь Владимирович Разумовский посмотрел на моросящий дождь. Его лицо и поза не выглядели напряженными, однако крепко сжатые в кулак пальцы с побелевшими костяшками говорили о том, что мужчина пытался скрыть: впервые за долгие, долгие годы Игорь испытывал… ревность.

* * *

Выходные пролетели, словно их и не было.

Рано поутру Василий отвез близняшек в школу, а после поступил в распоряжение Надежды. Тренировки у нас с ним сегодня не планировалось: по графику физкультура у Зайца. Позавтракав, я с чистой совестью провалялась в кровати почти до обеда то читая книжку, то залипая в местный «интернет».

Увы, вставать все — таки пришлось. На занятия идти не хотелось, но надо.

Приведя себя в порядок, взяла рюкзак и неспешно спустилась на первый этаж. В доме царила тишина, лишь со стороны кухни доносились приглушенные голоса и непонятное бряканье.

Пройдя по коридору, зашла на территорию экономки и удивленно приподняла брови. Почти целиком занырнув в шкафчик под мойкой, Василий чем — то гремел, а над ним нависала Надежда. Сурово поджимая губы, она неодобрительно покачивала головой.

— Это что у нас происходит? — полюбопытствовала с интересом, разглядывая белоснежные носки мужчины.

Вздрогнув от неожиданности, Василий ударился макушкой об край шкафчика и, пятясь, шустро выбрался на свет. Встав с колен, он быстро оглядел меня.

— Уже пора ехать? Не заметил, как время пролетело, — с досадой произнес Василий. — С водой проблемы. Я чиню, — смущенно улыбаясь, он продемонстрировал грязные руки с гаечным ключиком.

— Чинит он, — сердито пробормотала экономка. — Тут делов — то! Была б мужиком, давно бы все исправила, а он который час уже возится.

— Не начинай, — Василий сурово глянул на женщину. — Я воин, а не сантехник, — взглянув на меня, тяжко вздохнул и добавил: — Госпожа, прошу прощения, что мы при вас препираемся, — он неодобрительно посмотрел на мгновенно покрасневшую экономку. — Я сейчас руки помою и поедем.

— Доделывай то, что начал. Теперь недалеко, сама до школы дойду. Надежда, дай зонтик. — Остановив жестом собравшегося что — то сказать Василия, коротко улыбнулась и пояснила: — Прогуляться хочу.

Торопливо кивнув, женщина тотчас умчалась.

Выйдя на веранду, я глубоко вдохнула прохладный, влажный воздух. С грустью посмотрела на поникшие цветы, наглухо застегнула пиджак. Слишком быстро в этом мире осень сменяла лето.

Заметив подошедшую Надежду, взяла у нее зонт и негромко поинтересовалась:

— Какие — то серьезные проблемы с водой?

— Нет, госпожа, — скривилась экономка. — Так, подтекает слегка. Обычное дело. Это у кого — то руки не из того места растут, — она неодобрительно покосилась на входную дверь.

Усмехнувшись, я открыла небесно — голубой зонт и, попрощавшись с женщиной, неторопливо вышла со двора. Аккуратно обходя лужи, пошла по краюасфальтированной дороги, ничуть не жалея, что решила прогуляться пешком. Забавно, в Москве я даже шагу сделать без машины не могла. Новый мир — новые привычки.

Слушая, как мелкий дождик шелестит в кронах растущих вдоль дороги деревьев, я, уверенно шагая в сторону школы, думала о слугах. Точнее, о Василии. Он, безусловно, умница и безропотно исполняет все, что скажут, но не дело, когда опытный воин чинит трубы да бегает у экономки на посылках. Так никуда не годится.

Размышляя о том, что мужчине обязательно нужна другая работа, не заметила, как дошла до «Эвереста».

Проходя мимо административного корпуса, с интересом посмотрела на припаркованный прямо возле входа двухэтажный темно — синий автобус с гербом школы на боку. Заметив среди стоящих подле автобуса учащихся своих одноклассников, удивленно притормозила.

— Софья! — неожиданно окликнули меня. — Идите к нам!

Приглядевшись, увидела знакомую рыжую шевелюру. Коротко улыбнувшись Екатерине, подошла к одноклассницам. Поздоровавшись, прислушалась к диалогу радостных девушек: шло обсуждение поездки в ботанический сад. Посмотрев на подругу, вопросительно приподняла бровь. Мы вчера созванивались и довольно долго болтали, но ничего о поездке Катерина не говорила.

— Только что сообщили, — улыбнулась та. — Уроков не будет. Князь Южный проявил милость и позволил посетить его ботанический сад. Там собраны уникальные растения. Мы увидим цветущий лотос! — видя непонимание на моем лице, она укоризненно вздохнула и пояснила: — Лотос последний раз расцветал тридцать лет назад. Нам чудо как повезло! — восхищенно блестя глазами, поделилась новостями девушка.

— Как скажешь, — усмехнулась я.

— Господа, прошу всех в автобус! — разнесся над школьным двором громкий голос директрисы.

Обведя подопечных орлиным взором, статная женщина первой поднялась по небольшой широкой лестнице и исчезла в салоне. На удивление организованно, не толпясь и не толкаясь, учащиеся двух старших классов начали заходить в передние и задние двери металлического монстра.

Я немного отошла в сторону, следя за тем, как быстро редеет толпа, и дожидаясь, когда смогу войти. Вытянув руку, посмотрела на ладонь: мелкая морось едва заметно мерцала на коже. Аккуратно сложив зонт, тяжело вздохнула. Почему — то на сердце было грустно.

— Софья, что — то не так? — встревоженно поинтересовалась Катерина, слегка дотронувшись до моего плеча.

— Все нормально, — посмотрев в добрые глаза, я улыбнулась. — Настроение просто не очень.

— Бывает, — понимающе протянула девушка, не сводя с моего лица внимательного взгляда.

Внезапно от передних дверей послышался тонкий, жалобный вскрик. Резко повернувшись на звук, мы с Катериной встревоженно замерли. Разглядев, в чем дело, переглянулись и, усиленно пряча улыбки, принялись наблюдать за разворачивающимся представлением.

Изящно нагнувшись и изобразив на лице страдание, боярыня Стрелецкая держалась рукой за щиколотку. Горестно постанывая, она, казалось, вовсе не обращала внимания на тревожно — хмурого Потапова.

Возвышаясь над девушкой, Михаил пару мгновений обеспокоенно смотрел на несчастную красавицу, а затем наклонился и заботливо протянул руку. Моментально отпустив щиколотку, Мария вцепилась в его ладонь мертвой хваткой. Постояла немного с видом мученицы, прикрыв глаза пушистыми ресницами. Потом, тоненько вздохнув, чуть улыбнулась парню и, не выпуская ни на миг желанную добычу, прихрамывая, поднялась по широким ступеням.

Наблюдая, как Мария вместе с юношей скрывается в салоне, я многозначительно хмыкнула: девушке не было больно, она притворялась.

— Перешла к активным действиям, — подтвердив догадку, вздохнула рядом темноволосая красавица. — Вот актриса, — тихонько рассмеявшись, она покачала головой. Поймав мой взгляд, доброжелательно улыбнулась и представилась: — Боярыня Ирина Юрьевна Соболева. Будем знакомы, Софья Сергеевна. Добрый день, Екатерина, — кивнула стоящей рядом со мной девушке.

— Здравствуйте, Ирина, — смущенно потупила взгляд Катерина.

В который раз поразившись тому, как в «Эвересте» быстро распространяется информация, я скупо улыбнулась. Интересно, что это за особа такая? Вон как Катенька засмущалась…

— Почти все зашли, — негромко сообщила Ирина, посмотрев в сторону автобуса. — Пойдемте?

И, не дожидаясь нас, она величественно поплыла к задней двери.

Обменявшись быстрыми взглядами с Катей, мы неторопливо пошли за стройной девушкой. Последней поднявшись по ступенькам, я сделала пару шагов и замешкалась: комфортабельный салон был странно полупустой. Из — за высоких спинок кресел лишь кое — где виднелись головы одноклассников.

«Нас не так много, а автобус огромный. Видимо, остальные на втором этаже», — спустя пару мгновений поняла я.

Стоящая посередине широкого прохода Екатерина энергично помахала кому — то рукой. Бросив на меня смущенно — просительный взгляд, замерла в нерешительности. Сокрушенно вздохнув, я укоризненно посмотрела на девушку. Поняв все правильно, та заулыбалась и шустро убежала вперед по салону. Едва сев в кресло, она тотчас разговорилась с соседкой.

Проводив подругу взглядом, я собралась было устроиться на ближайшем свободном месте, как меня неожиданно окликнули.

Повернувшись на голос, вопросительно посмотрела на Ирину Соболеву.

— Садитесь ко мне, — дружелюбно предложила та. — Вдвоем ехать веселее.

— Вы правы. Благодарю.

Сняв рюкзак, я устроила его на предусмотренной для вещей полочке и села на крайнее из двух стоящих рядом кресел. Чувствуя, как сидение принимает удобную форму, одобрительно хмыкнула. Заметив тревожный взгляд Катерины, тепло ей улыбнулась. Девушка мне нравилась: добрая, отзывчивая и удивительно искренняя, она напоминала оставшуюся в прошлой жизни Алену.

Двери автобуса с характерным звуком закрылись. Вырулив со школьного двора, громадина уверенно поехала по дороге.

— И на что она рассчитывала? — неожиданно произнесла Ирина. Медленно повернув голову, я с удивлением посмотрела на девушку. — Я про Стрелецкую, — негромко пояснила та. — Это ж надо было такое придумать, — она усмехнулась. — Только я все не могу понять, на что рассчитывала? — повторила Соболева, хмурясь, и вопросительно посмотрела на меня.

Неопределенно пожав плечами, я коротко улыбнулась. Прекрасно понимая, на что делает ставку боярыня, предпочла промолчать. Ирина не производила впечатление глупой, сама сможет догадаться.

Что же касается Потапова… Не отрицаю, мальчик мне нравится. Я даже пару раз почти растеклась лужицей, общаясь с ним. Что, вообще — то, было очень странно: у нас такая разница в возрасте… В любом случае нервно грызть ногти из — за того, что Михаила старательно обхаживает Стрелецкая, я не собираюсь. Каждый делает выбор сам, но и расплачивается самостоятельно. Я просто посмотрю, что дальше будет. А воевать за внимание мужчины… Нет, не моя история.

Так и не услышав моего мнения, Ирина Соболева глубоко вздохнула. Бросив короткий взгляд в большое затемненное окно, негромко сказала:

— Надеялась, что Потапов увидит, как ей больно, и сразу растает? Детский сад какой — то, — неодобрительно качнув головой, внезапно посмотрела на меня крайне удивленным взглядом: — А вы знаете… у нее ведь вполне может получиться. Сыграла — то виртуозно, он мог и не догадаться. Сильным мужчинам нравятся нуждающиеся в защите девушки. Вот плутовка, — хмыкнув, тихо добавила: — Хитрая, упрямая. Вся в отца пошла.

Мысленно поаплодировав однокласснице за верный вывод, я решила уйти от щекотливой темы и деликатно поинтересовалась:

— Вы знакомы с боярином Стрелецким?

— Да, — кивнула Ирина. — У батюшки сталеплавильный завод, а у Стрелецких угольные шахты. Они много лет были партнерами, но из — за некоторых разногласий больше не общаются, — наморщив лоб, девушка не сдержала тяжелого вздоха. — Иван Григорьевич умный и хваткий мужчина. Мария на него характером похожа. Оба очень упрямы! — неодобрительно поджав губы, она вновь тяжело вздохнула.

Внимательно слушая, я быстро проанализировала информацию и реакцию Ирины. Понимающе кивнув, стала негромко рассуждать вслух:

— Шахты, по всей видимости, были ближайшими, а теперь ваш батюшка из — за разрыва партнерских отношений вынужден переплачивать за поставки твердого топлива, без которого производство встанет. Если цену на изделия резко поднять, не исключено прекращение длительных контрактов, да еще и штрафные санкции. В итоге маржа сейчас существенно ниже, а это не радует.

— Откуда вы знаете? — удивленно округлив глаза, боярыня Соболева несколько долгих мгновений рассматривала меня, словно невидаль, затем кивнула и добавила: — Я дома постоянно слышу разговоры батюшки и, надо признаться, многого не понимаю, — девушка широко улыбнулась и сокрушенно развела руками. — У меня есть старший брат. Отец, естественно, с ним на эти темы общается, — пояснила она с улыбкой, а после, пристально посмотрев на меня, задумчиво произнесла: — Пожалуйста, не сочтите за обиду, Софья. Я знаю, что мужчин в вашем роду не осталось, и теперь понимаю, почему вы достигаете таких успехов в школе. Вас готовили стать главой рода, — ничуть не сомневаясь в правильности выводов, она покивала в такт своим мыслям.

Мгновенно натянув привычную маску снежной королевы, я скупо улыбнулась. Сведя идеально очерченные черные брови к переносице, Ирина предположила:

— Полагаю, что вам с батюшкой или с братом было бы интересно пообщаться. Они любят на такие темы разговаривать.

— Почту за честь, — с достоинством отозвалась я.

— Вы мне симпатичны, Софья, — неожиданно добавила Ирина. — Очевидно, что вы не только за красивое личико так нравитесь Потапову, — удивив резкой сменой темы, она загадочно улыбнулась и отвернулась к окну.

Задумчиво посмотрев на одноклассницу, я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Мысленно обругав себя за неосмотрительность, горячо поблагодарила высшие силы. Сама того не ведая, Ирина мне сильно помогла. Она не только придумала логичное обоснование моим знаниям, которых в принципе не должно быть у ученицы предвыпускного класса, но еще и подкинула восхитительную идею. Теперь я знаю, как заработать в этом мире и поднять род с колен! Все гениальное просто, но необходимо просчитать каждый шаг: ошибиться никак нельзя.

Позабыв о прежде тревожащих душу мыслях, я принялась сосредоточенно продумывать план дальнейших действий. Мне край как нужна информация. Безусловно, что — то найду в сети, но надо серьезно поговорить и с Василием. Ему в моей затее будет отводиться ведущая роль.

— Господа, прошу внимания! — прозвучал из динамиков голос директрисы.

Приоткрыв глаза, я досадливо поморщилась: оторвали от таких серьезных мыслей. Невольно печально вздохнув, обменялась взглядом с Ириной.

— Будет давать наставления, — усмехнулась та.

— Господа, — вновь послышался из динамиков строгий голос, — вам, как учащимся нашей школы, князем Игорем Владимировичем Разумовским оказана честь. Как вы уже знаете, в ботаническом саду Светлейшего князя расцвел уникальный лотос. Последний раз элеос цвел тридцать лет назад, и сегодня мы с вами имеем возможность лицезреть это чудо, — торжественно и немного взволнованно проговорила женщина. — Вы все взрослые, воспитанные люди. Мы выбрали ваши два класса как самые дисциплинированные. Прошу вас не посрамить «Эверест»: не толкаться, не шуметь. Особо обращаю внимание, что рвать любые растения в саду категорически запрещено! Надеюсь на ваше благоразумие! Мы прибываем на место через пять минут. Во избежание давки, вначале выходят учащиеся из салона первого этажа, затем второго. Возле дверей вас будут встречать сопровождающие.

В динамике зашелестело, и наступила тишина.

— Всегда говорит одно и то же, — улыбнулась Ирина и со вздохом добавила: — Не шуметь, не толкаться, не посрамить честь «Эвереста». Право слово, мы все адекватные, но она вечно беспокоится… Какой безумец надумает в саду князя Южного что — то портить? — задав явно риторический вопрос, она внимательно на меня посмотрела и поинтересовалась: — Вы знаете о свойствах элеоса?

Покопавшись в чужой памяти, я ничего не обнаружила на тему лотоса. Мою предшественницу ботаника вовсе не интересовала. Не желая показывать свое полное невежество, с сожалением ответила:

— Увы…

— О, тогда расскажу! — глаза девушки заблестели от эмоций. — Общеизвестный факт — во время цветения элеос делает вокруг себя эфир видимым. Но кроме того он обладает еще одним удивительным свойством, — Ирина восторженно вздохнула. — Есть древняя легенда: аромат этого лотоса способен вытащить из подсознания потаенное, истинное желание. Человек отчетливо понимает, чего он реально хочет. Ведь частенько так бывает, что добиваемся одного, но на самом деле желаем другого, — боярыня едва заметно улыбнулась и остро взглянула на меня. — Но тут есть препятствия. Запах лотоса действует не на всех, а исключительно на сильных личностей. Интересно, на нас сработает? — широко улыбнулась девушка.

— Вот и увидим, — с усмешкой ответила я, скрывая внутреннее смятение.

«Хороши общеизвестные факты, — хмыкнула мысленно. — Если легенда не лжет, чего хочу я и так знаю. Даже план уже продумываю! А вот посмотреть, как цветок проявляет эфир, интересно».

Автобус плавно остановился. Встав с мест, мы с Ириной взяли свои вещи и первыми неторопливо вышли на улицу. Едва отойдя от дверей, я удивленно приподняла бровь. Встречало нас пятеро крепких мужчин и две симпатичных женщины, но вот слугу князя Южного я никак не ожидала среди них увидеть.

Шагнув нам навстречу, седовласый мужчина с достоинством поклонился и поздоровался:

— Добрый день, Ирина Юрьевна, Софья Сергеевна.

— Здравствуйте, Савелий, — с улыбкой поприветствовала его боярыня Соболева. — Так это вы сегодня нас сопровождаете?

— Все верно, — слегка поклонился мужчина. — Сейчас дождемся, когда подойдут остальные, и я лично покажу вам сад.

Находясь рядом с нами, слуга князя Южного — впрочем, как и другие встречающие — внимательно вглядывался в лица выходящих из салона. Стоило учащемуся выйти из дверей, его мгновенно приглашали в одну из групп. Собрав пять ребят, сопровождающий их немедля уводил. Только рядом с Савелием почему — то пока стояли лишь мы с Ириной.

Заметив кого — то у передних дверей, слуга князя Южного коротко поклонился.

— День добрый, Савелий, — послышался низкий, бархатистый голос. — Ирина, Софья.

Да что ж за невезуха — то такая!

С невозмутимым спокойствием я посмотрела на Михаила Потапова, а после перевела взор на прилипшую к нему боярыню Стрелецкую. Буравя меня злобным взглядом, девушка едва заметно усмехалась.

— Все в сборе, — неожиданно сообщил Савелий. — Пойдемте, господа.

(обратно)

Глава 16

Савелий Павлович Воронов уже не первый год был не просто верным слугой, но фактически правой рукой князя Южного. Несколько лет назад господин даже оказал ему великую честь: даровал за заслуги личное дворянство. Мужчина в средствах не нуждался, давно мог бы завести семью и детей, но не хотел. Он всецело посвятил себя служению господину.

Идея пригласить учеников «Эвереста» в ботанический сад полюбоваться цветением уникального лотоса принадлежала Савелию. Он хотел понаблюдать за поведением Михаила и Софьи в неформальной обстановке.

Обеспокоенность князя Южного внезапной увлеченностью парня боярыней Изотовой была… непривычной. Впрочем, от наблюдательного мужчины не ускользнул интерес самого господина к этой красивой и умной девушке. Во что подобное внимание может вылиться в будущем, Савелий не знал, и испытывал нешуточную тревогу.

В том, что у князя Южного на одаренного бастарда имеются серьезные планы, верный слуга не сомневался. За Михаилом Потаповым по распоряжению Игоря Разумовского присматривали с раннего детства. А после того, как одиннадцать лет назад по нелепой случайности погибла в автокатастрофе его мать, внимание стало еще более пристальным.

Ребенка поселили в хорошем доме, определили достойное содержание, приставили воспитателей и охрану. Михаил же, взрослея, не только продолжал отлично учиться и усердно осваивать боевые техники — он начал самостоятельно зарабатывать. И сложнейший магический турнир четыре года подряд выигрывал не из желания потешить собственное тщеславие. Нет, безусловно, его интересовали оказываемые победителю почести, но не только: призом всегда являлась внушительная сумма. Выигранные деньги Михаил не транжирил, а вкладывал в информационные технологии. И сейчас, в свои семнадцать лет, он имел не только уважение, но и приличное состояние.

Казалось бы, ему жить да радоваться, однако честолюбивый молодой человек ни на миг не забывал, что он незаконнорожденный. Поэтому, желая войти полноправным членом в самый уважаемый древнейший род России, год за годом упорно доказывал, что достоин признания.

Конечно же, как и все молодые да горячие, Михаил думал не только об учебе, делах да тренировках. Красивый, статный, щедрый на подарки парень очень нравился женщинам. Не одна, не две и даже не три симпатичных простолюдинки одновременно с нетерпением ожидали внимания страстного, опытного юноши.

Запретов или ограничений на отношения с девушками не было и в помине. Парнишка сам поступал на редкость разумно, обходя знатных особ стороной. Поэтому и от боярыни Стрелецкой (да и других дворянок), несмотря на настойчивое внимание, деликатно ускользал.

Савелий знал о жизни парня лучше, чем кто — либо. Он часто общался с юношей, собирал всю информацию и после докладывал господину.

Увидев Софью в компании боярыни Соболевой, слуга князя поначалу растерялся. Отец Ирины — один из ведущих промышленников юга. Безусловно, мужчина, как правая рука хозяина южной части России, не только с ним, но и со всей семьей Соболевых был хорошо знаком. Но оставить Софью, а Ирину отправить с другой группой означало проявить неуважение. Так что, учтиво поздоровавшись с боярыней Соболевой, слуга Игоря Разумовского решил оставить все как есть.

Разглядывая Михаила, идущего под ручку с Марией Стрелецкой, Савелий мысленно усмехнулся: вот это было более чем ожидаемо. Быстро сориентировавшись, он сделал вид, что встречает дочерей влиятельных родителей и легенду «Эвереста» Михаила Потапова. Ну а Софья… идет с привилегированными одноклассниками за компанию. Все складывалось как нельзя лучше.

Неспешно шагая по широкой, вымощенной камнями дорожке, взрослый, опытный мужчина внимательно приглядывался к ученикам. На первый взгляд ничего такого не происходило: с невозмутимым выражением на лице юноша шел под руку с прихрамывающей Марией.

«Притворяется или нет? С нее станется, — не сдержал улыбки Савелий. — Надо бы врача на всякий случай вызвать, а лучше к медикам отправить».

Красавица Софья Изотова, казалось, вовсе не обращала внимания ни на Михаила, ни на цепляющуюся за его локоть боярыню. Учтиво улыбаясь, девушка безэмоционально смотрела на великолепные деревья и вместе с остальными ребятами внимательно слушала Ирину Соболеву, увлеченно рассказывающую об удивительном саде.

«Пока ничего, но выводы делать рано», — не спуская глаз с молодежи, решил мужчина.

Втайне он теперь был рад, что Ирина Соболева присутствует в их маленькой группе: девушка избавила его от необходимости рассказывать о местных достопримечательностях. Хорошо поставленным голосом она сообщила, что ботанический сад располагается на площади более двухсот гектаров. Официально владельцем земель является князь Игорь Владимирович Разумовский, и все многочисленные редкие растения куплены на его средства, однако кропотливый уход осуществляется силами Ростовского университета.

— Ботанический сад — это место научно — исследовательской деятельности и культурного просвещения, — торжественно вещала Ирина. — Здесь только одних деревьев пять тысяч видов! А какие в оранжереях орхидеи! — мечтательно вздохнув, она примолкла, а затем вновь заговорила: — Абсолютно любой человек за символическую плату может полюбоваться изумительными по красоте растениями и удивительным ландшафтом. Имеется лишь одно ограничение: японский сад, где растет уникальный лотос. На эту территорию можно попасть только с позволения князя.

Слушая с неподдельным интересом, я рассматривала растущие по обеим сторонам дорожки невысокие ухоженные деревья и любовалась их широкими сочно — зелеными листьями размером с два большущих кулака. Изысканное, однако, развлечение у брутального мужчины.

Улыбнувшись, скользнула взглядом по тонким ветвям очередного дерева, названия которого не знала. Синенькие мелкие цветочки полностью скрывали под собой кору и источали едва уловимый нежный аромат. Принюхавшись, незаметно усмехнулась: в саду князя чудо как хорошо, да вот только взгляды Савелия и Стрелецкой не позволяют расслабиться. Постоянно приходится себя контролировать.

Мужчина поглядывал редко и ненавязчиво, но я замечала. Может, беспокоится о здоровье да ищет последствия аварии или просто изучает. Кто знает, что в голове у слуги князя.

То и дело ловя косые взгляды Стрелецкой, я не могла решить, плакать или смеяться. Та, изредка забывая хромать, не выпускала локтя Михаила. Блестя от счастья глазами, Мария с восторгом смотрела на что — то негромко рассказывающего парня, но меж тем, как самый настоящий дракон, извергала в мою сторону, к счастью, не огонь, а злость.

И что человеку неймется? Столько усилий приложила, аж целый спектакль разыграла. Все ж вроде получилось. Пользуйся моментом да радуйся, так нет же, бесится отчего — то.

Бросив задумчивый взгляд на ушедших немного вперед Стрелецкую с Потаповым, почувствовала, как прежде глубоко запрятанная тоска робко царапнула острыми коготками душу, напоминая о прошлых неудачах: отношения с мужчинами всегда причиняли боль и оставляли уродливые шрамы на сердце.

И к чему опять наступать на те же грабли? Похоже, для меня брак по расчету — единственно верное решение. Вновь взглянув на Михаила и Марию, не сдержала горькой усмешки.

— Господа, мы на месте, — сообщил Савелий. Остановившись возле высоченного забора из желтовато — зеленых стволов бамбука, он внимательно нас оглядел. Открыв неприметную калитку, скупо улыбнулся и сказал: — Если начнете замерзать, сразу сообщите. Выдадим шубу.

Увидев мой вопросительный взгляд, Ирина едва заметно пожала плечами и, нахмурившись, пробормотала:

— Осень пусть и дождливая, но какая может быть шуба?

— Сейчас все узнаем, — подбодрила я девушку.

Пропустив Ирину вперед, не мешкая зашла следом. И, пройдя по инерции пару шагов, от восхищения застыла на месте.

Пушистые хлопья снега бесшумно падали с неба. Устилая землю белоснежным покрывалом, мгновенно таяли, коснувшись недвижимой глади пруда. Заснеженные ветви деревьев, чуть сгибаясь под тяжестью, нависали над водой. В японском саду князя Южного царили тишина и спокойствие.

Не двигаясь с места и не скрывая восторга, мы с Ириной медленно осматривали нереально красивый сад. Неожиданно встретившись со злым взглядом Стрелецкой, я удивленно нахмурилась. Да что ей от меня надо?! Вот прицепилась — то! Досадливо поморщившись, отвела глаза, заодно, от греха подальше, избегая смотреть и на стоящего с ней рядом Михаила.

— Прошу за мной, — предложил Савелий и уверенно повел нас по одной из трех тропинок, виднеющихся между деревьев.

Я пошла за ним, прислушиваясь к поскрипыванию снега под подошвами туфель и чуть отставая от остальных. Любуясь прекрасной картиной заснеженного сада, поняла, что мне почему — то совсем не холодно.

Задавать вопросы, да и просто говорить, не хотелось. Разрушать эту хрупкую тишину звуками своего голоса казалось кощунством.

Обогнув пруд, мы синхронно замерли подле небольшой заводи. Взгляд моментально привлек гигантский лотос. Раскинув в стороны хрупкие полупрозрачные лепестки, чудесный цветок светился яркими золотистыми искорками. Завороженная зрелищем, я невольно затаила дыхание и увидела больше остальных: плотно облепленный эфиром лотос едва уловимо пульсировал. Это было просто невозможно, но мне на мгновение показалось, что цветок… дышит.

Глубоко вдохнув, почувствовала тонкий аромат, а за ним следом пришло осознание: все, к чему я так стремилась в прошлой жизни — деньги, карьера, — это, безусловно, для меня важно, но есть то, без чего я никогда не почувствую себя по — настоящему счастливой. Я желала искренней, чистой любви. И без нее все блага мира не имеют для меня особого смысла.

Ошарашенная откровением, я замерла. И стояла недвижимо, пока внезапно не почувствовала пристальный взгляд. Стряхнула оцепенение и полуобернулась. Михаил неотрывно смотрел на меня, а рядом с ним по — прежнему стояла Стрелецкая. Хмуря красивое личико, девушка напряженно разглядывала лотос.

Увидев в глазах юноши застывший вопрос, отрицательно качнула головой, но не отвела взора, со значением посмотрев на Потапова. Он должен понимать, что сейчас не время для бесед. Мне абсолютно не нужны неприятности.

Тяжело вздохнув, Михаил взглянул на Стрелецкую и, вновь встретившись со мной глазами, грустно усмехнулся.

«А ведь он намеренно сегодня держится подальше, — глядя в его умные глаза, поняла я очевидное. — Действительно не хочет создавать мне проблем. Похоже, я совсем в мужчинах не разбираюсь. Ну что тут сказать… Балда я».

Отведя взор от парня, неожиданно поняла, что наши «гляделки» с Михаилом не остались незамеченными. Стоя поодаль, Савелий внимательно следил… за нами обоими. Это еще что за чудеса?

Не подав вида, что наблюдатель обнаружен, тепло улыбнулась явно огорченной Ирине.

— Софья, вы что — то почувствовали? — тихо спросила она.

— А вы? — посмотрев на девушку, я привычно уклонилась от ответа.

— Ничего нового. А жаль…

— Значит, вы о себе все знаете и без лотоса.

— Хм… Возможно, вы правы, — улыбнулась одноклассница. Внимательно глянув на меня, прищурилась и негромко добавила: — Давайте возвращаться. Зябко что — то стало.

Не произнося ни слова, мы медленно пошли обратно. Подойдя к автобусу, искренне поблагодарили Савелия. Справившись о самочувствии боярыни Стрелецкой, тот предложил ей посетить местного врача. Мило улыбнувшись, девушка категорично отказалась. Понимающе усмехнувшись, мужчина попрощался и сразу удалился.

Как только слуга князя Южного ушел, Михаил аккуратно выбрался из хватких ручек Марии. Мельком глянув в мою сторону, юноша тотчас куда — то исчез.

Не желая сидеть в автобусе, мы с Ириной молча стояли возле блестящего бока металлической громадины. Боярыня Стрелецкая, о чем — то задумавшись, тоже не спешила заходить в салон. Остальные учащиеся «Эвереста», вернувшиеся с экскурсии, разбились на группы. Кто — то предпочитал сразу проходить в автобус, а кто — то спешил поделиться эмоциями.

К нам в компании четырех девушек подошла Катерина, буквально сияющая от переполняющего ее счастья.

— У меня просто слов нет! Как же там красиво! — восторженно блестя глазами, воскликнула она. — Вам в саду понравилось? — девушка требовательно посмотрела на меня, а потом на боярыню Соболеву.

Широко улыбнувшись, мы с Ириной быстро переглянулись и, не сговариваясь, кинули.

— Все бы ничего, но всегда найдется тот, кто испортит настроение, — неожиданно прозвучал голос Стрелецкой.

— О чем вы? — удивленно похлопала ресницами Катерина.

— Об одном человеке, который мне сильно не нравится, — язвительно усмехнулась Мария. Посмотрев на меня, она громко и отчетливо произнесла: — Вы мне, боярыня Софья Сергеевна Изотова, не нравитесь!

Все разговоры возле автобуса тотчас стихли. На меня в ожидании смотрела не одна пара глаз. Мысленно вздохнув, я отчетливо поняла: несмотря на все мои усилия, конфликт перешел в фазу обострения. Придется реагировать.

Невозмутимо посмотрев в глаза девушки, спокойно ответила:

— Я вас услышала.

Изумленно взглянув на меня, боярыня Стрелецкая на мгновение растерялась, а затем произнесла:

— Вы не поняли? Я сказала, что вы мне не нравитесь!

— Отчего же, — усмехнулась я. — Вы сообщили о своем отношении предельно ясно. Я подтвердила, что ваши слова приняты к сведению.

— И это все? — девушка неверяще посмотрела на меня.

— Пока точка невозврата не пройдена, давайте порассуждаем, — холодно предложила я, не отрывая взгляда от Стрелецкой. — Я вам не нравлюсь, вы об этом заявили прилюдно. Основания для возникновения столь острой антипатии более чем очевидны. И, смею заверить, они известны не только мне, — я коротко усмехнулась и обвела взглядом прислушивающихся к словам одноклассников. — Драться с вами на магической дуэли из — за этого, — многозначительно примолкла и, выдержав паузу, отчетливо произнесла: — Не собираюсь. Естественно, выставлю вместо себя защитника. Он очень опытный воин: имеет ранг мастера, владеет тремя техниками, — увидев тень испуга на лице девушки, я поняла, что попала в цель, и добавила: — Поединок — интересное зрелище, но не уверена, что вам доставит удовольствие победа моего слуги.

Помолчав, боярыня Стрелецкая неожиданно вздернула подбородок. Похоже, желание меня унизить или причинить боль настолько сильно овладело девушкой, что она просто не рассматривала возможности отступления. Ехидно ухмыльнувшись, Мария громко сказала:

— Повторю. Вы мне не нравитесь, и я вызываю вас, боярыня Софья Сергеевна Изотова, на ежегодный магический поединок для девушек! Выставление защитников в этом поединке не предусмотрено, — прищурившись, она смерила меня презрительным взглядом.

— О каком поединке идет речь? — уточнила я внешне спокойно, при этом наблюдая за девушкой. Стрелецкая как — то уж чересчур была в себе уверена. Какую пакость она заготовила?

— Ах да, — с деланным сочувствием протянула Мария, — вы же новенькая… Я вызываю вас на поединок кулинаров, — звонко выдала она с торжеством. — Если вам брошен вызов, то, согласно правилам, отказ от участия приравнивается к поражению. Ну так что скажете, госпожа Изотова?

Не понимая, в чем подвох, я скупо улыбнулась.

— Ваш вызов принят, боярыня Мария Ивановна Стрелецкая.

Злорадно блеснув глазами, девушка прищурилась и деловито добавила:

— Проигравшая по любым основаниям сторона приносит победителю извинения прилюдно. Вы же не будете возражать?

— Хм, — усмехнулась я. — Мне — то перед вами извиняться не за что, а вот вам не помешает… Условия приняты.

— Ой, — неожиданно воскликнула Стрелецкая, хлопая длинными ресничками и заранее упивалась торжеством победы, — я совсем забыла! По правилам «Эвереста» к участию в поединке допускается только лицо, состоящее в одном из четырех клубов кулинаров. Но на данный момент, боюсь, мест в клубах нет. Ах, какая я рассеянная!

Я пристально посмотрела на девушку, обдумывая крайне неприятную ситуацию. Что ж, похоже, белобрысая ревнивая килька играючи обвела меня вокруг пальца.

— Боярыня Изотова, вы отказываетесь от участия в поединке? — с нотками превосходства лениво поинтересовалась Стрелецкая.

— Не вижу для этого оснований, — как гром среди ясного неба прозвучал строгий голос Ирины Соболевой. — Софья Сергеевна, я предлагаю вам стать членом моего кулинарного клуба «Тигровая орхидея».

— Но разве у вас есть места? Вы же отлично знаете, что больше шести членов в клубе быть не может и правилами не предусмотрено создание дополнительных мест, — прищурившись, напомнила ошарашенная новостью Мария. Она все никак не хотела верить, что такое желанное и вроде бы уже близкое унижение соперницы откладывается.

— Вы не в полной мере владеете информацией, — сухо сообщила боярыня Соболева. — Сестры Павловы окончили в прошлом году «Эверест», соответственно, по правилам перестали являться членами клуба. Так что, помимо Софьи Сергеевны, мне ничего не мешает пригласить и еще одну участницу, — обведя взглядом смотрящих на нее с затаенной надеждой девушек, Ирина озорно мне улыбнулась и торжественно произнесла: — Екатерина Тимирязева, желаете ли вы стать членом моего клуба кондитеров?

— Почту за честь, — тихонько отозвалась девушка.

— Все формальности улажены, — фыркнула Стрелецкая и, выпрямив спину, исчезла в дверях автобуса.

— Ирина, благодарю вас. Об этом я могла только мечтать, — прошептала Екатерина.

Величественно кивнув, боярыня Соболева остро посмотрела на меня и, приблизившись, негромко сказала:

— Мария три года подряд одерживает победу. У вас проблема, Софья.

— Да, — согласно кивнула Екатерина, не сдержав тяжкого вздоха.

— Справлюсь, — отозвалась я и улыбнулась, с привычной уверенностью глядя на обеспокоенных девушек. Хотя на самом деле думала о том, что крепко влипла.

(обратно)

Глава 17

В малом обеденном зале Кремля царила удивительная тишина. За шестиметровым столом, покрытым белоснежной накрахмаленной скатертью и уставленным золоченой посудой с разнообразными десертами находились лишь трое.

Седовласый, но еще на диво крепкий мужчина — император государства Россия Александр Борисович — сидел во главе. Подле привычно восседала его супруга Елизавета Павловна. Единственный гость, приглашенный на чаепитие королевской четы, князь Игорь Владимирович Разумовский, о чем — то глубоко задумавшись, уже минут тридцать молчал.

Безупречно одетая женщина сделала глоточек из изящной чайной чашечки. Аккуратно поставив ее на блюдце, задержала взгляд на супруге и коротко улыбнулась.

Глава огромного государства благоволил своему дальнему родственнику, и это не было секретом. Многое из того, что другим не позволялось, Игорю сходило с рук. Вот и сейчас, казалось бы, император должен быть раздражен: князю Южному оказана такая честь, он просто обязан поддерживать диалог! Однако государь не выказывал недовольства, а Игорь Владимирович лишь хмурился и упорно молчал.

— О чем вы так сильно задумались, князь? — добродушно поинтересовался император, рассматривая суровое лицо гостя.

Мгновенно подняв взор от истерзанного, но так и нетронутого нежнейшего десерта, Игорь Разумовский отложил ложечку и спокойно встретил взгляд государя.

«Сильна имперская кровь. Хоть во мне она разбавлена, но даже думать не надо, как на девятом десятке выглядеть буду, — внезапно промелькнула у светлейшего князя мысль, потеснив все другие. Неторопливо переведя взор на императрицу, отметил сильную бледность и дрожащие пальцы. — Сдает государыня. Оно и неудивительно, с природой особо не поспоришь: восемьдесят три как — никак…»

Улыбнувшись сильно постаревшей за последнее время женщине, вновь посмотрел на моложавого императора. Несмотря на возраст, государь как мужчина был еще ого — го: жену он по — прежнему горячо любил, но парочка высокородных любовниц всегда готова скрасить досуг монарха.

— О разном, мой государь, — честно признался Игорь. — О разном.

Не сдержав печального вздоха, он взял чайную чашечку и пригубил ароматного напитка.

Удивленно хмыкнув, император вопросительно поднял бровь.

— И что же вас тревожит, Игорь Владимирович? — мягко поинтересовалась Елизавета Павловна.

Сделав еще глоток, князь медленно поставил чашку, затем тщательно промокнул губы полотняной темно — бордовой салфеткой. Он намеренно тянул время, обдумывая ответ. Говорить, что мысли заняты красивой школьницей, мужчина, конечно же, не собирался. Его не просто не поймут — осудят. Боярыня Изотова хоть и совершеннолетняя, но ей еще год учиться! Связь взрослого мужчины со школьницей немыслимое дело. Вот закончит учебу… тогда все дороги открыты. А пока, увы, одни мечты.

Искренне ответить он не мог, но и нагло врать не хотел. Надо срочно что — то придумать. Перед самым чаепитием князь Южный разговаривал с Савелием и теперь полностью владел информацией: ничего серьезного с Михаилом у Софьи нет, молодежь пока лишь обменивается взглядами. Игорь себя не обманывал — эта девушка нужна ему самому. Опытный мужчина знал, что будет дальше: юный бастард в скором времени перейдет в наступление. К тому же Софья уклонилась от поединка из — за мальчика, и это говорило князю о многом: девушка сомневается. У него есть шанс.

Терзая великолепный десерт и нарушая все правила этикета, Игорь Владимирович обдумывал, как побыстрее сблизиться с девушкой, не порождая пересудов. Уступать красавицу даже этому мальчику он не намеревался. Мужчина внезапно вспомнил о вызове, принятом боярыней Изотовой, и его озарила идея. Широко улыбнувшись, он встретился взглядом с собеседницей и негромко сказал:

— Великая государыня, мои мысли заняты школьным конкурсом кондитеров.

— Как интересно! — оживилась женщина. — Вы сумели удивить, Игорь Владимирович. Поделитесь вашими думами?

— Матушка — императрица, — глядя, как нежный румянец проступает на бледных щеках явно заинтересовавшейся Елизаветы Павловны, князь коротко вздохнул, — у меня есть идея. Тревожит, одобрите ли вы ее…

— Рассказывайте! — приказала женщина. — Дети — это наше будущее!

Широко улыбнувшись, князь Южный начал излагать только что придуманный план. Одобрительно кивая, императрица внимательно слушала. Глянув на супругу, император едва заметно покачал головой: Игорь Разумовский, как всегда, оказался на высоте. Лишь парой фраз мужчина непостижимым образом умудрился, пусть и ненадолго, вернуть Елизавете Павловне утраченный интерес к жизни.

* * *

На дворе занимался рассвет. Сладко потянувшись, я бодро соскочила с кровати. Добрых полночи я напряженно размышляла и анализировала новую информацию. В прошлой жизни непременно проснулась бы разбитой, но юное тело радовало: энергия во мне просто бурлила.

Безусловно, поединок со Стрелецкой вызывал опасения. К чему скрывать — проигрывать боярыне ой как не хотелось! А уж тем более приносить ей извинения. От такой перспективы меня просто коробило.

«Зачем только согласилась на это условие?» — в очередной раз задала себе вопрос, прекрасно зная зачем: я сама желала услышать извинения от Стрелецкой.

Тщательно покопавшись в чужих воспоминаниях, все — таки решила, что особо нервничать из — за поединка не следует. Победить вполне реально: моя предшественница среди своих слыла отличным кондитером и могла справиться даже со сложным изделием.

Школьный поединок… Маловероятно, что меня ожидает что — то сверхъестественное. Максимум, придет парочка местных кондитеров да горстка гостей. И даже если задания будут нетривиальными, нужные навыки, пусть и не у меня лично, а у тела, есть. Руки все помнят. Да и теоретические знания на высоте. Чуть потренируюсь и утру нос кильке!

Презрительно фыркнув, решила узнать, как все проходит, а после детально обдумать. Сейчас забивать голову Стрелецкой и поединком кулинаров не хотелось. Точнее, не было на это времени: меня всецело занимало совсем иное.

Переодевшись в спортивный костюм, я спустилась на цокольный этаж. Идя на тренировку с Василием, продолжала обдумывать детали своего бизнес — плана. Если все выгорит, будет очень — очень хорошо: смогу забыть о нехватке денег.

Многие ответы на сложные вопросы я успела найти в сети, осталось только пообщаться со слугой.

«Интересно, что скажет Василий? Это в родном мире подобное широко практикуется, а как здесь дела обстоят? Нечего без толку мысли гонять, — одернула сама себя. — Сейчас все узнаю».

Открыв дверь спортзала, бесшумно вошла в большущее светлое помещение.

Помню, как, зайдя сюда впервые, долго рассматривала и щупала странное покрытие на полу и стенах. Не ткань, не резина, не металл, а что — то для меня вовсе непонятное защищало дом во время тренировок. Василий назвал материал, но, к своему стыду, я удачно позабыла зубодробительное слово.

— Доброе утро, госпожа, — деловито поприветствовал слуга, шагнув ко мне.

Не скрывая удивления, я одобрительно оглядела подтянутую фигуру мужчины. Сегодня он был одет не в привычные идеально наглаженные брюки и строгую рубашку, а в спортивные штаны и плотно прилегающую к телу серую футболку.

«Он со мной будет тренироваться?» — подумала, кивнув в знак приветствия.

— Пора проверить, какие из техник вам подвластны, — пояснил мужчина. Едва уловимая улыбка на мгновение озарила его сосредоточенное лицо. — Тренировка сегодня много времени не займет.

— Как скажешь.

Заниматься не хотелось категорически. Я бы предпочла, не мешкая, пообщаться на волнующую меня тему, но… есть такое слово «надо». Глубоко вздохнув, подошла к мужчине. Вопросительно взглянув на него, замерла в ожидании указаний.

— Закройте глаза, — произнес Василий. — Почувствуйте эфир в своем теле. Определите, где именно он находится. В ладонях, пальцах? Как только сделаете, скажите.

— Есть, — всего через пару ударов сердца доложила я.

Трудностей задание не вызвало. Мне нет нужды концентрироваться, чтобы почувствовать энергетические каналы в теле. Я прекрасно запомнила, где они расположены, поэтому сделала все очень быстро.

— Вытяните перед собой руки. Не спеша выпускайте эфир через кожу пальцев. Как только он соприкоснется с воздухом, представьте, что это лед.

Вытянув руки и стараясь не думать о том, как, должно быть, комично выгляжу, я честно попыталась выполнить задание. Сделав все в точности с инструкцией, наконец — то почувствовала на кончиках пальцев холод. Подождав немного, приоткрыла один глаз и не удержала вздоха, полного разочарования. Льда не было. Кончики пальцев покрывала леденящая кожу… вода.

— Отлично! — неизвестно за что похвалил слуга. — Закрывайте опять глаза, — дождавшись, когда я послушно сомкну веки, добавил: — Как и прежде, направляйте эфир сквозь кожу пальцев и представляйте поочередно струи. Сначала воздушные, затем огненные, — помолчав, неожиданно сказал: — Сможете сделать это с открытыми глазами, хорошо. Рук не опускайте!

Тотчас распахнув глаза, я сконцентрировалась. Вначале, как и приказал Василий, представила, что слетающий с кончиков пальцев эфир — это упругие воздушные струи. Заметив легкое колебание возле кожи, недолго думая, решила сразу же выпустить огонь.

— Ух ты! — прошептала, увидев, как из всех десяти пальцев вылетели тонкие, словно нити, струйки пламени. Намертво прилипнув к коже одним концом, они устремились куда — то вперед. Преодолев расстояние не более полутора метров, разом ярко вспыхнули и погасли. — Это что, все? — я печально вздохнула и посмотрела на Василия. — Плохо… — не скрывая разочарования, сообщила слуге.

— У вас отличнополучилось, госпожа, — неожиданно усмехнулся мужчина. — Для новичка, впервые взаимодействующего с техниками, вы справились превосходно.

— Да? — изумилась я. — Это сколько времени надо, чтобы сносно овладеть хоть одной?

— Пару лет тренировок, — безмятежно отозвался мужчина. — Необходимо обучиться контролю скорости выброса эфира, его плотности, приданию желаемой формы… Тут нужны не только способности, но и упорство. Опытного воина отличает филигранно отточенное мастерство, — он задумался, а после коротко улыбнулся. — Опытный воин может в совершенстве владеть одной техникой и быть гораздо сильнее того, кто владеет, допустим, двумя, но делает это хуже.

— А если… — я на мгновение примолкла, подбирая правильные слова. — Предположим, новичок видит эфир вне своего тела. Он сможет быстрее овладеть сложной наукой?

Нахмурившись, Василий серьезно посмотрел мне в глаза.

— Безусловно, — спустя долгие минуты, вздохнул он. — Вы должны запомнить накрепко — накрепко: буквально все до единой техники создаются воином исключительно при соприкосновении с его телом. Неважно, внутри ли вас эфир или снаружи. Во всех случаях используются физические ресурсы организма. Помните об этом всегда. От этого зависит ваша жизнь, — слуга многозначительно умолк, а потом проникновенным голосом добавил: — Вы физически еще очень далеки от совершенства, но легко осваиваете техники. Мне необходимо скорректировать план тренировок, — он коротко усмехнулся. — На сегодня хватит.

— Спасибо, Василий, — кивнув, я на мгновение замерла, а после решилась: — Что ты знаешь о ссоре бояр Соболева и Стрелецкого?

— Хм… — он задумчиво потер гладко выбритый подбородок. — О причине конфликта никто доподлинно не знает. Но последствия широко известны: они перестали сотрудничать, — мужчина посмотрел на меня чуть прищурившись.

Я почувствовала цепкий, умный взгляд и поняла, что слуга догадывается — вопрос непраздный.

— Можно сказать, результат ссоры для бизнеса обоих родов отвратный, — продолжил негромко рассказывать Василий. — Все шесть действующих шахт в нашем княжестве принадлежат Стрелецким. От ближайшей до завода Соболевых менее ста километров. Завод — то поэтому и построили в Аксае. Так действуют все — очень выгодно, — мужчина едва заметно улыбнулся. — Соболевы всегда приобретали гигантское количество угля, но после разрыва партнерства были вынуждены закупать топливо втридорога. Та же история со Стрелецким: терпит убытки.

— Скажи, — я твердо смотрела на мужчину. — В российских деловых кругах принято посредничество? Поясню, — добавила, видя непонимание. — Кто — то договаривается с одним и вторым родом. Берет у первого, а затем продает второму. Ну или привозит за деньги.

Брови слуги стремительно взлетели. Довольно быстро справившись с удивлением, он задумался, а после негромко сказал:

— Никто ничего подобного прежде не делал. Все работают напрямую. Но… запрета на такое взаимодействие родов нет. Даже враждующие будут не против. А таких, как Соболевы и Стрелецкие, немало, — он ошарашенно нахмурился, догадавшись, куда клоню. — Получается, формально рода напрямую не взаимодействуют, честь не страдает. Это же… — оборвав фразу, он с восхищением посмотрел мне в глаза.

— Новый вид деятельности, — усмехнулась я. — Все стороны получают выгоду. Значит, мы с тобой хорошо поработаем, — не скрывая радости, широко улыбнулась. — Займись подготовкой документов для открытия фирмы, — отдала приказ и добавила: — Все у нас получится.

— Слушаюсь, госпожа, — мгновенно отозвался Василий и нахмурился, наблюдая за моими действиями.

Я же, не откладывая дело в долгий ящик, решила провести эксперимент. Да и таиться от верного слуги больше причин не видела: он понимал меня с полуслова.

Глубоко вдохнув, как перед погружением в воду, я пристально посмотрела на вытянутую ладонь. Сконцентрировав на коже эфир (в этот раз не свой, а тот, что находился рядом с рукой), представила, как разгорается жаркое пламя. Мгновение полюбовавшись на получившиеся пятнадцатисантиметровые огненные языки, еще раз глубоко вдохнула и, сгруппировав эфир на запястье, концентрированно направила в огонь. Воздушная струя соприкоснулась с пламенем, и на моей ладони завертелся огненный смерч. Именно этого я добивалась: законы физики в наших мирах действуют одинаково.

Щедро подпитав полыхающую, беспрестанно вертящуюся спираль собственным эфиром, улыбнулась шокированному Василию и тихонько сказала:

— Ты очень хороший учитель.

— Думаю, на сегодня закончим, — кашлянув, четко велел слуга. — Вы сами сейчас вряд ли его погасите. Навыка не хватит. Сделайте резкий жест, будто стряхиваете осу с ладони. Постарайтесь откинуть как можно дальше.

Послушно кивнув, я замахнулась, но не очень удачно. Мой маленький смерч упал в паре метров. Не успел огненный вихрь коснуться пола, как я оказалась лежащей на спине. Василий прикрыл меня своим телом, защищая от неведомой опасности.

«Что это с ним?» — едва успела я подумать, как прогремел оглушающий взрыв.

Мужчина немного выждал, а потом легко вскочил. Протянув руку, помог подняться. Быстро оглядев меня с ног до головы, показал на гигантское чернильно — черное пятно на полу и сказал тоном ко всему привыкшего педагога:

— Вы слишком много сконцентрировали эфира. Его нужно было во сто крат меньше. Плотность не соответствовала размеру. Как сейчас можно делать, если сильно хочется напугать или убить врага. В первом случае направляете ваш вихрь в сторону, во втором — прямо на недруга и отбегаете максимально далеко, рассчитать зону поражения вы вряд ли сможете. Но эту технику можно нейтрализовать и без ущерба. Для этого надо очень аккуратно убрать подпитку, что даете от себя.

— Спасибо, — тепло поблагодарила мужчину и пробормотала: — Теперь хоть физически отпор смогу дать.

— Учиться вам, госпожа, и учиться! — безапелляционно припечатал Василий.

— Разве я возражаю? Все прекрасно понимаю, — я смущенно улыбнулась. Однако внутренне гордилась собой: первый «блин» получился не совсем и комом.

Выйдя из спортзала, вернулась к себе в комнату. Прихватив чистые вещи, решила сходить в душ. Взгляд неожиданно зацепился за позабытый на кровати телефон: дисплей светился.

Удивленно хмыкнув, взяла в руки мобильный и вчиталась в текст на экране. Тревожно нахмурившись, перечитала снова. Ирина Соболева сообщала, что есть важная информация по поединку и сегодня вечером у нее дома состоится экстренное собрание членов клуба "Тигровая орхидея".

(обратно)

Глава 18 День встреч

Накрапывал холодный, мелкий дождик, но я не стала открывать зонт. Неспешно пройдя по школьному двору, зашла в учебный корпус и сразу же увидела среди учеников знакомую рыжеволосую голову.

Сурово сдвинув брови, Екатерина стояла недалеко от входа и воевала с не желающим складываться ярко — оранжевым зонтом.

Подойдя к хмурой однокласснице, я негромко сказала:

— Доброго дня.

— Чего ты, сволочь, сопротивляешься?.. — едва слышно пробормотала под нос девушка, упорно пытаясь сложить влажный после дождя зонтик. — Ой! — растерянно воскликнула она и, густо покраснев, добавила: — Доброго дня, Софья. Я вас не заметила.

— Никак? — я указала глазами на строптивую вещицу.

— Никак, — мотнула головой Екатерина и поджала губы. — Выбросить его давно надо, а все жалко, — печально вздохнув, она вновь принялась складывать непослушную, довольно хлипкую на вид конструкцию. Наконец — то справившись, с облегчением выдохнула и, взглянув на меня, с тревогой произнесла: — Вам от Ирины Соболевой сообщение сегодня приходило?

Кивнув, я спокойно посмотрела на заметно нервничающую подругу.

— И мне приходило, — сказала одноклассница и, смущенно порозовев, добавила: — Я даже Ирине позвонила. Она сильно торопилась, родители ждали, к кому — то в гости всей семьей едут. Сказала только, что сегодня в школу не придет, подробности вечером, — немного помолчав, Екатерина озабоченно взглянула на меня. — Пока я с этим, — она воинственно потрясла многострадальным зонтом, — пыталась совладать, мимо прошла Стрелецкая со своими подругами. А одна из них, Морозова, задержалась возле меня и ехидно так сказала, что вам… крышка, — девушка испуганно округлила глаза.

Негромко рассмеявшись, я взяла под локоть не на шутку встревоженную Катеньку.

— Вы могли бы ей сказать то же самое, — подмигнув подруге, мягко увлекла ее к лестнице.

— Неспокойно на душе, — призналась Екатерина, поднимаясь вместе со мной по ступеням. — Стрелецкая очень серьезный соперник. Что за информация у Ирины, даже не представляю…

— Не стоит нервничать понапрасну, — скупо улыбнулась я. — Вечером все узнаем. Ну а дальше будем действовать по обстоятельствам.

— Какая же вы, Софья, сильная и уверенная! — прошептала одноклассница с восторгом. — Мне б хоть чуточку стать уверенней… Всем бы показала! — она воинственно вздернула подбородок и, словно мечом, взмахнула оранжевым зонтом. Опасливо покосившись на меня, опустила воображаемое оружие и вновь порозовела от смущения.

Неторопливо войдя в класс, мы уже так привычно сели за одну парту. Перекинувшись парой фраз с одноклассницами, я украдкой взглянула на боярыню Стрелецкую. Та, делая вид, что меня не существует, готовилась к уроку.

Неужто отстала? Хорошо — то как…

Услышав звонок, бросила взгляд на сосредоточенное лицо Екатерины. Девушка не сводила глаз с Сергея Сергеевича. Привычно стоя возле доски, он писал формулы. Тяжело вздохнув, я подперла кулачком щеку и приготовилась грызть гранит царицы наук.

День прошел на удивление спокойно. Педагоги не злобствовали, а Стрелецкая просто поражала: на занятиях и на переменах она усиленно избегала смотреть в мою сторону. Даже подруги боярыни, копируя свою предводительницу, за весь день не бросили на меня ни одного косого взгляда. Я словно стала для них невидимой.

И, казалось бы, стоит порадоваться, что сегодня обошлось без эксцессов и неприятных сюрпризов. Ан нет, на душе лежала легкая грусть. И причина мне была более чем очевидна: симпатичный Михаил Потапов ни разу на глаза не попался.

Дождавшись Катерину, вместе с ней вышла из корпуса. Накрапывающий с утра дождь с каждой минутой становился сильнее и противнее. Поежившись, быстро скользнула взглядом по припаркованным на стоянке машинам. Найдя нужную, улыбнулась: Василий, как всегда, пунктуален.

— Давайте вас домой отвезем? — смотря на безуспешные попытки подруги открыть зонтик, предложила я. — Нам несложно, а у вас проблема, — твердо сказала, заметив на ее лице сомнение.

— Спасибо, — искренне улыбнулась Катерина, — но не стоит. Сейчас откроется, — она сильно потрясла упрямый зонт, и, о чудо, тот действительно раскрылся. Правда, несколько иначе, чем ожидала хозяйка.

— Ну — у, — протянула я, глядя на голую спицу, торчащую из — под обвисшей ткани, — он — то открылся, но доверия не вызывает. Может, примете предложение?

— Не хочу вас беспокоить, — упрямо тряхнула рыжей гривой девушка. — Встретимся у Ирины.

Помахав ладошкой, она спряталась под хлипкую конструкцию и торопливо пошла в сторону автобусной остановки.

Проводив ее задумчивым взглядом, я поежилась от ледяных капель, так и норовящих проскользнуть за шиворот, и торопливо направились к своей машине. Сняв с плеч рюкзак, привычно закинула его на заднее сидение и юркнула в теплый, сухой салон.

Тихо урча, автомобиль выехал с территории школы. Уверенно управляя машиной, Василий с кем — то разговаривал по телефону. Закончив диалог с невидимым собеседником, он неожиданно сказал:

— Документы почти готовы. Юрист спрашивает, учредителем и директором будет одно лицо?

— Нет. Учредитель я, директор ты, — посмотрев на слугу, отозвалась уверенно.

— Как скажете, госпожа, — спустя пару мгновений произнес Василий. — Благодарю за доверие, но я многого не знаю.

— Не волнуйся. Я помогу, — сказала, рассматривая привычно невозмутимое лицо.

Выдержав паузу, он медленно кивнул, а затем, не глядя на меня, деловито сообщил:

— К вам гости.

Переведя взор на дорогу, не поверила своим глазам. Возле забора моего дома стояла красная спортивная машина.

Что он тут делает? Откуда знает, где я живу? Следил? Вот такие вещи мне категорически не нравятся!

Остановившись у ворот, Василий нажал на кнопочку пульта. Глядя на мягко открывающиеся створки, я решилась:

— Заезжай. Скоро приду.

Грациозно вынырнув из салона, захлопнула дверцу и без опаски направилась к своему первому гостю. В том, кто это может быть, я практически не сомневалась.

— Добрый день, Софья, — выйдя из автомобиля, произнес Михаил Потапов.

— Здравствуйте, Михаил, — сухо поприветствовала юношу.

— Вы сердитесь? — неожиданно спросил он.

— Ничуть, — спустя пару мгновений, ответила задумчиво. — Я вам своего адреса не говорила, но вы знаете.

— Вы мне очень нравитесь, — парень пристально посмотрел в мои глаза. — Согласитесь, было бы странно, не наведи я о вас справки.

— И правда, — я едва заметно усмехнулась. — И все же, чем вызван ваш неожиданный визит?

— Хотел поговорить без лишних глаз и ушей, — признался он и добавил: — Сядете? Дождь усиливается…

Машинально убрав упавшую на лицо влажную прядь, проследила, как Михаил открывает для меня переднюю пассажирскую дверцу. Встретившись с ним взглядом, кивнула и села в автомобиль. Мгновенно утонув в удобном кресле, вдохнула витающий в салоне тонкий аромат отлично выделанной кожи и изысканного мужского парфюма.

«И что я так разозлилась? — подумала с недоумением, а поняв причину, мысленно хмыкнула: — Просто — напросто растерялась. Давненько за мной никто не ухаживал, а уж тем более не поджидал у дверей дома».

Привычно устроившись за рулем, Михаил пару мгновений молчал, смотря перед собой. Потом, полуобернувшись, встретился со мной взглядом и сказал:

— Софья, я знаю, что Стрелецкая вызвала вас на поединок кулинаров и что должна сделать проигравшая сторона, — он тяжело вздохнул, а затем, аккуратно подбирая слова, продолжил: — Мне сообщили, что в этом году поединок будет проходить под патронажем императрицы и князя Южного. Из школьного конкурса собираются сделать масштабное представление с серьезными призами. Все по — взрослому.

— Ух ты!.. — удивленно пробормотала я.

— Да, — кивнув, он нахмурился. — Я беспокоюсь за вас и не хочу еще больше доставлять проблем своим вниманием. Стрелецкая опасный и коварный противник. Я никогда не давал ей повода думать, будто между нами может что — то быть, но… боярыня не желает понимать, — он досадливо поморщился.

— Благодарю за беспокойство, — тихо сказала я. — Но вы должны знать: я приняла вызов Стрелецкой вовсе не из — за вас. Для меня не вы причина нашего с боярыней поединка, но ее отношение ко мне.

Михаил медленно и изучающе скользнул взглядом по моему лицу. Не выказывая ни нервозности, ни смущения я уверенно посмотрела в ответ. Он должен понять, что я никогда и ни при каких обстоятельствах за него воевать ни с кем не буду.

«Впрочем, как и делить с другой женщиной. Хотя, конечно, рано об этом говорить. Меж нами еще ничего нет», — подумала, глядя в ярко — васильковые глаза.

— Вы отличаетесь от всех знакомых мне девушек. Там, у лотоса, я многое понял, — он на миг замолчал. — Поединок совсем скоро, сразу после него зимний бал… Подарите мне танец?

— Насколько я знаю, вы ни с кем не танцуете, — я усмехнулась. — Ходят слухи, что ждете свою единственную.

— С тех пор, как тебя впервые увидел, я никого не жду, — уверенно сказал он, не отводя от меня взгляда.

Не зная, что ответить, я изумленно посмотрела на парня. В этом мире у аристократов не принято говорить «ты». Так обращаться к друг другу могут лишь очень близкие друзья и… влюбленные. Естественно, мы не были друзьями. Михаил только что фактически признался мне в любви.

Минуты шли, а я все никак не могла собраться с мыслями. Сердце в груди сладко сжималось от предвкушения чего — то невероятного, а душа раскрывалась и тянулась к юноше, но разум говорил: «Не торопись! Взвесь все хорошенько!»

Осторожно приподняв мою руку, Михаил наклонился и мучительно медленно коснулся губами обнаженной кожи запястья. Почувствовав, как сладкая истома волнами разливается по телу и концентрируется внизу живота, осторожно отобрала свою конечность.

— Не будем форсировать события. Пусть все идет как идет, — покачала головой, укоризненно посмотрев на парня. Тотчас заметила, как в его глазах заплясали озорные бесенята.

— К тебе не прикасаться сложно, — лукаво улыбнувшись, сообщил Михаил, а потом посерьезнел: — Софья, не вижу смысла лгать или притворяться. Буду откровенен: я хочу о тебе заботиться и оберегать, дать все, что ты пожелаешь. Уже сейчас, ни секунды не сомневаясь, предложил бы стать моей женой, но прекрасно все понимаю. Хоть и легенда «Эвереста», — он усмехнулся, — я непризнанный бастард, а ты глава древнего рода. В перспективе для тебя сомнительная партия, — замолчав, он сурово нахмурился и поджал губы.

«Ну да, ну да, — хмыкнула мысленно, озадаченно глядя на парня. — Стрелецкая с ума по нему сходит, и ее отец не запрещает. Да и другие дворянки очень даже не прочь стать ему парой. Он явно себя недооценивает. Это какой — то комплекс бастардов или его личный?»

Мне хотелось к нему прижаться, поцелуем разгладить глубокую складку, пролегшую меж бровей, сказать, что он такой умный, но какой же все — таки дурак!

Вместо этого я лишь улыбнулась и произнесла:

— Давай друг друга получше узнаем, а после решим, хотим ли быть вместе…

— Я своего намерения не изменю, — покачал он головой, осторожно заправив мне локон за ушко. — А тебе действительно нужно время.

Бесконечно долго и чувственно Михаил провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Я прикрыла глаза, наслаждалась невинной, но такой многообещающей лаской.

«А он ведь совсем не мальчик. Говорит и ведет себя как взрослый, опытный мужчина…» — мелькнула мысль.

Тихое пиликанье телефона разрушило сказочное мгновение. Сокрушенно вздохнув, достала мобильный и посмотрела на дисплей. Пришло сообщение от Ирины Соболевой. Она просила приехать сейчас, хотела познакомить с отцом. Я просто не имела права упустить такую восхитительную возможность.

— Мне нужно идти.

— Я тебе вечером позвоню? — спросил Михаил. В его умных глазах читалась грусть и понимание.

— Конечно, — шепнула и быстро вышла из машины, едва сдержавшись, чтобы не поцеловать его на прощание. Не по — дружески клюнуть в щеку, а как женщина любимого мужчину. Вопроса, есть ли у него мой номер телефона, даже не возникло. Не сомневаюсь, что есть.

* * *

— Добрый вечер, Софья, — широко улыбнулась Ирина Соболева, встретив меня в большущем холле. — Рада, что вы смогли приехать пораньше.

— Добрый вечер, — тепло поздоровалась я.

Сняв легкое темно — серое пальто, передала его важному дворецкому. С достоинством поклонившись, пожилой мужчина величественно удалился.

— Пойдемте, я познакомлю вас с папенькой, — заговорщицки улыбнувшись, Ирина взяла меня под локоть и, понизив голос, добавила: — Отец действительно занятой человек, и с ним познакомиться очень непросто. Вы — глава рода, нужные знакомства вам уже сейчас крайне важны.

— Не ожидала, — призналась я. — И приятно удивлена. Спасибо, Ирина.

— Не за что, — усмехнулась девушка, — мне было несложно. А вот что с поединком делать, ума не приложу, — она тревожно нахмурилась, а затем, тряхнув стянутыми в хвост волосами, добавила: — Вы пока с папой познакомьтесь, а после остальные придут, и поговорим. Он просто сегодня добрый, а завтра уезжает надолго. Когда еще получится.

Мы прошли небольшой коридор с белоснежным мраморным полом, повернули налево. Остановившись возле двери из черного дерева, Ирина постучала. Помедлив немного, нажала на блестящую ручку и, приглашающе мне махнув, вошла.

В кабинете царил полумрак. Единственным источником освещения являлась лампа, стоящая на массивном рабочем столе, за которым, склонившись над бумагами, сидел боярин Соболев. Он что — то быстро писал. Бесшумно ступая по длинноворсовому темно — бордовому ковру, я вместе с Ириной подошла к столу. Встав напротив отца, девушка кашлянула, привлекая внимание, и сказала:

— Папенька, знакомьтесь, боярыня Софья Сергеевна Изотова. Глава рода. Я вам о ней рассказывала.

— Да, да, — радушно отозвался темноволосый крепкий мужчина. — Садитесь, Софья Сергеевна.

Указав мне глазами на стоящее у стола мягкое кресло, Ирина быстренько ретировалась. Мысленно похвалив ее за тактичность и проницательность, я аккуратно села.

— Рада знакомству, Юрий Ильич, — произнесла вежливо. — Много слышала о вас хорошего.

— Взаимно, — не скрывая улыбки, отозвался боярин Соболев. Прищурившись, он окинул меня цепким взглядом, при этом не нарушив приличий. — Надо признаться, удивлен. Дочь редко о ком — то из одноклассниц настолько хорошо отзывается. Расскажете о себе?

— Учусь, — усмехнулась я. — Воспитываю двух сестер. На будущее серьезные планы.

— Замуж собираетесь? — понимающе улыбнулся Юрий Ильич.

— До этого пока далеко, — ответила хладнокровно и, не отрывая взгляда от промышленника, добавила: — В данный момент планирую сотрудничество с вами.

— Хм… Однако, — мужчина чуть подался вперед. — Заинтересовали.

— Я могу обеспечить отгрузку коксующегося угля с рудников Стрелецкого. Цена услуги — десять процентов от общей стоимости поставки.

Боярин Соболев пристально на меня посмотрел, задумчиво потерев лоб. Он еще ничего не сказал, но я уже знала ответ. Коротко улыбнувшись, спокойно встретила его взгляд. Многолетний опыт переговоров подсказывал — договору быть.

(обратно)

Глава 19

В кабинете царила тишина, лишь мерно тикающие часы привычно отсчитывали ход времени. Облокотившись грудью о стол, Юрий Ильич пытливо меня рассматривал. Я же, не теряя самообладания, спокойно ожидала ответа.

— Софья Сергеевна, а вам точно семнадцать? — нарушив молчание, полюбопытствовал боярин Соболев. Встретившись с ним взглядом, усмехнулась. — Почему я должен согласиться? — наконец — то задал он вполне ожидаемый вопрос.

— Для вашего рода предложение экономически выгодно. Репутационных рисков нет никаких. Все общение со Стрелецким осуществляю я, — невозмутимо ответила и, помолчав мгновение, добавила: — Юрий Ильич, вы абсолютно не похожи на человека, с которым можно играть в игры, — заметив удовлетворенный блеск в его глазах, продолжила: — Да и я предпочитаю вести дела честно. Одномоментная выгода мне неинтересна, я рассчитываю на длительные партнерские отношения с вашим родом. В качестве подтверждения чистоты намерений… — сделала вид, что размышляю. Выдержав нужную паузу, с невозмутимым выражением на лице продолжила: — Предлагаю производить оплату поэтапно. Первая — после выставления мне счета на предоплату Стрелецким и именно в сумме предоплаты. Вторая — в течение пяти рабочих дней с момента поставки.

Юрий Ильич прищурился, не сводя с меня глаз. Скупо улыбнувшись, я с ледяным спокойствием добавила:

— Предлагаю завтра обсудить детали и заключить договор на поставку пробной партии. Если вас все устроит, пролонгируем его на длительный срок. В какой половине дня вам удобнее?

Откинувшись на спинку кресла, боярин помолчал, а затем задумчиво произнес:

— Утром я занят. Вечером улетаю. Разве что в обеденное время… Вам подойдет?

— Вполне, — ровно отозвалась я. — Документы для составления договора будут предоставлены заранее. Благодарю за уделенное время, Юрий Ильич.

— Рад с вами познакомиться, Софья Сергеевна. Думаю, сработаемся, — решительно и не скрывая уважения, твердо произнес Соболев.

Встав из — за стола, он подошел и подал мне руку. Едва дотронувшись пальчиками до сильной мужской ладони, я грациозно поднялась. Вопросительно посмотрела на мужчину. Догадается или придется просить?

— Минуту, — неожиданно сказал он. — Чуть не забыл.

Вернувшись к столу, пошуршал бумагами и с улыбкой протянул свою визитку. Обаятельно улыбнувшись в ответ, я взяла золотистый квадратик. Неторопливо положила его в боковой карман платья, кивнула и направилась к выходу из кабинета. Задержавшись на мгновение у порога, оглянулась. Лицо опытного бизнесмена озаряла широкая улыбка.

Бесшумно притворив за собой дверь, облегченно выдохнула. Я беспокоилась, но встреча прошла как нельзя лучше. Контракт крайне выгоден Соболеву, отказаться от такого предложения — сознательно игнорировать возможность увеличения прибыли. Для бизнесмена это нонсенс, но… случается всякое. Даже люди бизнеса из — за личных обид или неприязни иногда так чудят, что за голову впору хвататься.

Ведя диалог с Юрием Ильичом, я внешне сохраняла ледяное спокойствие, но, естественно, опасалась, что сделка сорвется. Партнерство с Соболевым и Стрелецким мне необходимо, как воздух. И дело не только в хороших деньгах. Предо мной открывались шикарные возможности войти в деловые круги. Ну и ладно, что выгляжу, как школьница, и платье дурацкое. Опыт — то никуда не делся. Первый контракт есть! Пусть документы еще не подписаны, но это простая формальность. Дворянское слово в этом мире стоит дорого. Осталась малость — убедить Стрелецкого заключить договор.

— Госпожа, — прозвучал откуда — то сбоку мужской голос. Повернув голову, вопросительно посмотрела на стоящего в коридоре дворецкого. — Позвольте вас проводить к Ирине Юрьевне, — поклонившись, величаво сообщил он.

Едва заметно улыбнувшись, неспешно последовала за ним.

— Прошу вас, — распахнул предо мной резную дверь слуга.

Кивнув мужчине, переступила порог и удивленно приподняла бровь. Заседание клуба «Тигровая орхидея» проходило на огромной, современно обставленной… кухне.

Хотя чему удивляться? Клуб кондитеров же. Все логично.

Я с наслаждением вдохнула витающий в воздухе аромат корицы и ванили. Бегло пробежав взглядом по многочисленным светло — серым шкафчикам, отметила широкие рабочие поверхности. Задержавшись на светящемся дисплее большого духового шкафа (явно отсчитывающего время пока что — то испечется), перевела взор на многоконфорочную плиту. Ее не заметить было просто невозможно. Вмонтированная в здоровенную серую с черными крапинками столешницу, она важно поблескивала металлической поверхностью в центре просторного помещения. Одобрительно хмыкнув, повернула голову направо.

Похоже, хозяева любят не только есть, но и наблюдать за готовкой. Еще и с комфортом. А как иначе объяснить наличие здесь длинного стола, очень похожего на барную стойку? Эта довольно необычная для кухни мебель стояла в нескольких метрах от плиты, торцом к входу. Сейчас за ней разместились пятеро членов клуба «Тигровая орхидея».

Еще не замечая меня, ученицы «Эвереста» потягивали через соломинки напитки и негромко беседовали. Приглядевшись к сидящим на высоких стульях дорого одетым девушкам, поняла, что из моего класса только двое: я и Тимирязева. Остальных я встречала в школе, но лично не знакома.

Скромно одетая розовая от смущения Катерина сидела немного поодаль. Опустив взор, подруга медленно водила ярко — зеленой соломинкой в изящном стакане.

— Добрый вечер, — произнесла я, подходя к барной стойке.

Девушки вразнобой поздоровались. Блестя от любопытства глазами, они, тем не менее, пытались сохранять на лицах невозмутимое выражение.

— Вот и Софья, — доброжелательно улыбнулась Ирина и деловито продолжила: — Теперь все члены клуба в сборе. Софья, присоединяйтесь к нам.

Она жестом показала на свободный стул рядом с собой. Дождавшись, когда я устроюсь на мягком сидении, пододвинула поближе стакан с напитком. Благодарно кивнув хозяйке, я встретилась с тревожно — смущенным взглядом Екатерины. Подруга чувствовала себя не в своей тарелке, это было очевидно. Ободряюще ей улыбнувшись, посмотрела с легким укором. Нервничать из — за того, что ты одета скромнее других, не стоит. Вот на мне платье не дороже ее, я же не краснею.

«Надо срочно обновить гардероб. Мой и Василия, — сделала себе мысленную отметку. — Прямо завтра утром! Нам теперь на деловые встречи ходить. Да и машину бы поменять на более презентабельную. Где взять сразу столько денег?»

На миг задумавшись, едва заметно улыбнулась: я вспомнила, что у боярыни Изотовой есть личный счет. Пришло время его отыскать.

Меж тем, обведя присутствующих внимательным взглядом, Ирина Соболева торжественно произнесла:

— Разрешите вам представить шестого члена нашего клуба: боярыня Софья Сергеевна Изотова, — переведя взор на меня, добавила: — Софья, сейчас я вам всех представлю, а после перейдем к повестке нашей встречи.

Слушая имена и фамилии, я улыбалась девушкам в ответ. Вполне ожидаемо в клубе не было простолюдинок, но и боярынь лишь двое — я и Соболева.

Закончив с формальностями, Ирина примолкла. Не нарушая молчания, члены клуба терпеливо ждали. Нахмурившись, Соболева сделала глоток из своего стакана, а затем сказала:

— Условия ежегодного конкурса сильно изменились. От каждого клуба будет только один участник. Это первое. Мы все знаем, что Софья получила вызов от боярыни Стрелецкой, поэтому кандидатура обсуждению в этом году не подлежит. На кону дворянская честь! — строго оборвала она недовольный шепоток девушек. — Второе. Софье не позавидуешь. Конкуренцию ей составит не только Стрелецкая, чье мастерство оценено по праву. Участвовать будут представители еще двух элитных школ.

Девушки встревоженно переглянулись, больше не выказывая неодобрения, что не смогут принять участие в конкурсе.

— Третье, — тяжело вздохнула Ирина. — В жюри войдут личный кондитер императорской семьи, двое кулинаров экстра — класса и светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский. Четвертое и основное, — девушка выдержала многозначительную паузу и продолжила: — Конкурс будет проходить в один этап, в формате четырехчасового телевизионного шоу. За участницами сможет наблюдать вся Россия, — вновь тяжело вздохнув, она, не скрывая тревоги, посмотрела мне в глаза. — Софья, увы, точного задания в этот раз нет. Сообщили только, что жюри желает отведать пирожное. Но какую магическую составляющую в него потребуется вложить, скажут непосредственно перед началом.

— Ого!.. — пробормотала одна из девушек.

Быстро скользнув взглядом по хмурящимся лицам, я задержалась на симпатичной, худощавой брюнетке. Если правильно запомнила, ее зовут Светлана. Меж тем девушка поморщилась и призналась:

— С таким жюри, без возможности все хорошенько заранее продумать да еще с перспективой ославиться на всю страну… Нет, я бы точно отказалась участвовать. Никаким призом не заманишь!

— Кстати, о призе, — усмехнулась Ирина. — Кроме почета, уважения и возможности стать королевой зимнего бала, победитель получит еще и внушительную сумму: двести тысяч рублей.

«Стоимость обучения обеих близняшек за два года. И сорок тысяч останется, — прикинула я мысленно. — Приятно…»

— Софья, в отличие от других, выбора — то у вас и Стрелецкой нет, — досадливо поджала губы Ирина. — Думаю, Мария и сама уже не рада, что конкурс пройдет в такой форме, — язвительно произнесла она, а потом серьезно спросила: — Мы можем вам чем — то помочь?

Неожиданно послышалось мелодичное пиликанье. Повернув голову на звук, Ирина кивнула непонятно откуда появившемуся мужчине в белоснежной униформе. Немного понаблюдав за тем, как он сноровисто достает из духового шкафа выпечку, перевела взор на меня.

— Вы подумайте. Возможно, появятся какие — то вопросы. Не торопитесь. До конкурса времени немного, но еще есть, — сокрушенно вздохнув, Ирина помолчала, а после жизнерадостно улыбнулась и торжественно произнесла: — По традиции на заседание клуба я лично готовлю выпечку. Сегодня это мои фирменные булочки с корицей. С молоком они просто восхитительны! Новости тревожные, нам всем совершенно необходимо расслабиться, поэтому я постаралась вложить в них особую эмоцию, — ее лицо излучало доброжелательность, но глаза цепко следили за мимикой девушек.

«Новости, конечно, так себе, — подумала я, наблюдая за тем, как слуга Соболевых сноровисто ставит на столешницу тарелочки с булочками. — Но и для Стрелецкой все в новинку. Она не будет иметь возможности использовать опыт участия в конкурсе. Мы практически на равных, и это хорошо».

Немного наклонившись над стоящей передо мной тарелкой с выпечкой, втянула дразнящий аромат.

Интересно, кто ж так расстарался — то c пиар — компанией конкурса? Неужто сама императрица? Да нет, ни к чему ей. Не думаю, что она о нем и знала — то раньше. Не иначе брутальный мужчина постарался! Вспомнив о князе Южном, невольно нахмурилась, а затем улыбнулась: увидеться и пообщаться с «самым главным начальником и олигархом» я была совсем не против. Впрочем, какая разница, кто такой своеобразный сюрприз преподнес. Подумаю, какое пирожное испечь, а про остальное… Сориентируюсь на месте. Не впервой.

Осторожно откусив кусочек от булочки, с наслаждением прожевала. Приготовлено действительно отлично, выше всяких похвал.

В этот момент поймала себя на том, что смотрю на присутствующих девушек без прежней настороженности. Более того, в душе поднимается чувство безграничного доверия к ним.

Тотчас вернула выпечку на тарелку.

Ух ты, какая предусмотрительная, оказывается, Соболева! Мы с Катей — новички в клубе, предсказуемо вызываем опасения. Ирине склоки не нужны, желательно, чтобы коллектив нас принял как можно быстрее. Лучше, чем доверие, в данном случае нет ничего. Боярыня просто виртуозно устранила проблему в самом зачатке.

Сделав большой глоток молока, я многозначительно посмотрела на Ирину. Поняв, что я догадалась о ее плане, хозяйка клуба едва заметно усмехнулась. Кстати, она, сделав вид, что увлечена сдобой, аккуратно поломала булочку на несколько частей, но не съела ни кусочка. Похоже, как и я, предпочитает чистый разум.

Тем временем девушки, не замечая, что их искусно настроили на нужную волну, с аппетитом ели. Вскорости за нашим несколько необычным столом царило удивительное единодушие. Более не таясь, члены клуба активно обменивались новостями и сплетнями.

— Представляете, оказывается, Стрелецкая даже пыталась накормить Потапова тортом с любовью к ней, — давясь от смеха, заявила полногрудая блондинка Наталья. — Я на днях случайно узнала, — обведя присутствующих загадочным взглядом, понизила голос и начала рассказывать: — Сижу я в школьном туалете… Да не смейтесь вы! — укоризненно воскликнула она, сама при этом широко улыбаясь. — Ну так вот. Слышу — вроде голоса фрейлин Стрелецкой. Прислушалась: и правда Морозова с Лемешевой общаются, — вспоминая детали разговора, Наталья покусывала губы от смеха, рвущегося наружу. — Морозова настолько искренне сочувствовала Стрелецкой, что я аж слезу пустила. Так жаль бедняжку стало, прям мочи нет! — театрально закатив глаза и прижав руки к груди, Наталья с деланной скорбью вздохнула.

Она настолько комично выглядела, что, не удержавшись, члены клуба «Тигровая орхидея» дружно покатились со смеху. Не став исключением, мы с Ириной рассмеялись вместе со всеми. Подождав, пока девушки успокоятся, Наталья озорно улыбнулась и продолжила:

— А теперь суть истории. Бедолага Стрелецкая, испробовав все методы обольщения, решила воздействовать на Потапова… магией кулинарии.

— Глупость какая, — поморщилась худощавая брюнетка Ольга. — Там же эффекта — то чуть, и то ненадолго. Ей ли об этом не знать?

— Тем не менее, — озорно блеснула глазами Наталья. — Она кучу времени на торт потратила, а еще больше на то, чтобы выждать удобный момент! Якобы случайно Морозова со Стрелецкой прогуливались по школьной парковке. Встретив Потапова возле его машины, Мария вручила ему громадный кусок, а тот… Вот же негодник! — Наталья тихонько рассмеялась. — Не то что «спасибо» не сказал, а вообще заявил, мол, сладкое терпеть не может, всучил ей обратно тарелку и уехал! Разозлившись, Стрелецкая бросила торт наземь. Помните нашего школьного пса Семена? — изобразив безразличие, поинтересовалась девушка и внезапно широко улыбнулась: — По словам Морозовой, она видела, как тот полакомился остатками торта… — понизив голос, зловещим шепотом добавила: — И теперь вместо красавчика Потапова за Стрелецкой бегает мохнатый Семен. На собак, оказывается, магия долго действует.

— Кошмар какой! — сквозь грянувший дружный смех долетел до меня голос Ирины.

Повернувшись к боярыне, внимательно посмотрела на девушку. Искренне смеясь, та озорно мне подмигнула и перевела взгляд на веселящихся одноклубниц.

У меня же все веселье внезапно улетучилось, хоть я по — прежнему и улыбалась. История — то забавная, да только для себя я сделала неутешительный вывод: конкурс будет очень и очень непросто выиграть. Это я поняла предельно отчетливо. От Стрелецкой можно ожидать всего и даже немного больше.

«Ладно, разберусь, — махнула мысленно рукой. — Слава богу, конкурс не в ближайшие дни, а то у меня другие планы».

Завтра предстояло многое, но и сегодня немало: надо разобрать документы боярыни Изотовой.

Почувствовав, как в кармане завибрировал телефон, достала и, взглянув на дисплей, мимолетно улыбнулась: Михаил предлагал сегодня погулять с ним по ночному Ростову. И вот как тут быть? Хочется, но времени — то в обрез.

Пряча телефон на место, украдкой тяжело вздохнула.

(обратно)

Глава 20

В моей спальне было привычно тихо. Приближалась полночь. Сидя за рабочим столом, я потерла усталые от компьютера глаза. Да уж, совмещать решение бизнес — задач с посиделками в клубе кондитеров и выполнением домашек — то еще удовольствие.

Мазнув взглядом по учредительным документам фирмы, лежащим рядом со школьными тетрадками, усмехнулась. Школьница — бизнесмен… Такого в моей жизни точно еще не было.

Услышав осторожный стук в дверь, откинулась на спинку кресла и негромко сказала:

— Открыто. Входи.

— Госпожа, это все. Больше документов нет, — сообщила Надежда.

Глубоко вздохнув, перевела взгляд на женщину. Держа перед собой вместительную картонную коробку, она задумчиво осматривалась.

— Поставь на кровать, — вяло улыбнувшись, предложила я и добавила: — Спасибо за помощь.

— Да о чем вы, госпожа! — с укором ответила та. — Разве это помощь, коробку отыскать да принести?

Аккуратно сгрузив ношу на пушистое темно — серое покрывало, экономка озабоченно посмотрела на меня и, не сдержав печального вздоха, бесшумно вышла. Беспокоится… Проводив женщину взглядом, почувствовала, как теплота разливается по сердцу.

Встав с кресла, с наслаждением потянулась. Так, дела рабочие я поделала, уроки на завтра готовы. Теперь вторая часть Марлезонского балета^[1] — на очереди документы боярыни Анастасии Изотовой.

Присев на край кровати, заглянула в коробку. Увидев аккуратные ряды многочисленных папок, невесело вздохнула и принялась их выуживать одну за одной. Пролистывая заполненные убористым почерком листы, я скользила взглядом по тексту. Записи по технологии изготовления редких артефактов из турина, безусловно, представляли большую ценность, но пока мне были не нужны. Добравшись до последней, самой тоненькой папочки, открыла мягкую бледно — желтую обложку. Аккуратно отложив в сторону справки и счета, очень внимательно вчиталась в содержимое.

Думая о том, как заработать, серьезно залезать в сбережения, отложенные на наше с сестрами обучение и бытовые расходы, я вовсе не собиралась. Однако для начала любого бизнеса нужны финансовые вложения, и посредничество не исключение. И пусть затраты мною и так сведены к минимуму (потратилась только на юриста, который занимался документами для открытия фирмы), очевидно, что дальше деньги все равно понадобятся.

Конечно, можно постоянно выкручиваться: тут взял, туда передал… Можно гордо задирать нос и думать, что неважно, как ты выглядишь, какая у тебя машина или офис. Только зачем врать — то? Работая посредником крайне важно производить благоприятное впечатление. Мы с Василием просто обязаны выглядеть респектабельно.

Боясь спугнуть удачу, вчиталась с форменный бланк Ростовбанка. Кажется, нашла.

Сумма на счету боярыни Изотовой в документе не указывалась, но имелись реквизиты и пароль. Проверить прямо сейчас сколько там, мне ничего не мешало.

Довольно блестя глазами, встала с кровати. Усевшись возле компьютера, открыла сайт банка и, поглядывая в документ, неторопливо ввела номер счета, а затем пароль.

— Ура! — прокричала шепотом, увидев сумму.

Жила боярыня с дочерями скромно, однако, похоже, работала не покладая рук и копила долгие годы. Сейчас в моем распоряжении была не то чтобы очень большая сумма, но на задумки и нужды хватало. Да вот только воспользоваться деньгами я пока не могла.

Открыв на своем телефоне мобильное приложение банка, привычно приложила палец и, активировав вызов, связалась с сотрудником. К моему удивлению, несмотря на поздний вечер, удалось не только получить информацию, но и разом решить все вопросы. Не выходя из дома я за довольно короткое время сделала кучу дел, которые в моем родном мире отняли бы не один день. Оперативность сотрудников Ростовбанка и готовность помогать чем только можно приятно поразила.

«Все! — выдохнула, блаженно улыбаясь и растянувшись на кровати рядом с документами боярыни Изотовой. — Доступ к деньгам получила, счет на новую фирму открыла, на всякий случай сделала себе еще один… Кто молодец? Я!»

Немного повалявшись, тщательно сложила документы обратно. Встав, прошла в личную гардеробную и присела на корточки возле стеллажа с аккуратно разложенными вещами. Поставив коробку на нижнюю полку, запихала ее в самый дальний угол. Теперь у меня аж две ценности будут храниться в гардеробной: записи технологий изготовления редких артефактов и прозрачная упаковка с камнями турина.

«Когда — нибудь и до вас очередь дойдет, — грустно усмехнувшись, пообещала, глядя на минералы. — Вопрос, когда это будет и успею ли я…»

Выйдя из гардеробной, тщательно прикрыла за собой дверь. Широко зевнув, с предвкушением подошла к кровати. Рухнув на нее лицом вниз, блаженно застонала. Завтра настолько насыщенный день, что даже школу придется пропустить. Мне бы поспать, но, несмотря на усталость, мозг отказывался отдыхать. Понимая, что сейчас не усну, взяла в руки мобильный.

«Выходи. Я жду на улице», — гласило сообщение, пришедшее пять минут назадот Михаила Потапова.

— Забыла совсем, — с досадой пробормотала и, глядя на дисплей, с грустью спросила у телефона: — Вот что за характер такой, а? Меня на свидание позвали, а я…

Печально вздохнув, пошла одеваться. Пусть ни настроя, ни сил на романтику нет, но уйти в царство Морфея^[2] все равно не смогу. Да и расстраивать парня не хотелось. Быстро расчесавшись, собрала волосы в высокий хвост, натянула полуспортивные штаны и футболку, наглухо застегнула толстовку. Взяв телефон, тихонько спустилась на первый этаж.

Черной тенью мелькнув под звездами, я пересекла двор и, открыв калитку, бесшумно выскользнула на улицу. Поежившись от ночного холода, засунула руки в карманы толстовки и неторопливо подошла к ожидающему возле забора знакомому автомобилю. Открыв переднюю пассажирскую дверцу, опустилась в кресло и посмотрела на водителя.

— Привет, — обаятельно улыбнулся вовсе не сонный Михаил. — Поехали?

Кивнув, я коротко улыбнулась в ответ и перевела взор на лобовое стекло. Прежде мягко урчащий двигатель взревел.

По обочинам пустынной дороги мелькали деревья, им на смену вскорости пришли фонари и светящиеся окна домов. Яркие рекламные вывески магазинов, баров и кафе сменяли друг друга. В салоне, так же, как и в первый раз, приятно пахло кожей и мужским парфюмом. Не стремясь завести разговор, Михаил уверенно управлял спортивной машиной.

Внезапно тишину нарушила легкая мелодия на английском:

— Привет, не меня ли ищешь ты? — лился из динамиков приятный мужской голос.

Улыбнувшись, я, не отрывая головы от подголовника, повернула лицо к Михаилу. Почувствовав взгляд, тот посмотрел на меня и c нежностью спросил:

— Устала?

— Есть немного, — призналась, невольно тяжело вздохнув.

— Расскажешь, чем занималась?

Вновь посмотрев на дорогу, он медленно убрал правую руку с руля и осторожно забрал в плен мою ладошку.

— Да ничем особо, — отозвалась я. — Стандартно все…

Чувствуя, как его сильные пальцы аккуратно переплетаются с моими, затаила дыхание. Такая вроде бы невинная ласка была безумно приятна.

— Учеба и дела главы рода?

Погладив меня взглядом, он вновь перевел внимание на дорогу. И… перетащил мою руку к себе на бедро.

— Ага, — внезапно севшим голосом откликнулась я.

От его пальцев шло тепло. Ладошкой я ощущала, как под грубой тканью темно — синих джинсов движутся мышцы, когда он нажимает на педали. Взгляд сам собой скользнул по профилю Михаила: его чувственные губы притягивали словно магнит.

Быстро взглянув на меня, он неожиданно отпустил мою руку. Испытывая легкое разочарование, я тут же убрала ладонь с его бедра. Меж тем, быстро переключив скорость, Михаил резко крутанул руль и автомобиль остановился. Повернувшись, он встретился со мной взглядом. Бесконечно долго смотрел в глаза, а затем возбуждающе низким голосом произнес:

— Пойдем погуляем?

Не говоря ни слова, я едва заметно кивнула и, не мешкая, вышла из машины.

Желая приятно удивить, Михаил остановился возле великолепного фонтана. Подсвеченные разноцветными огнями упругие струи стремились к огромной Луне и усыпанному звездами ночному небу. Взлетая высоко — высоко, вода с шумом падала, разлетаясь блестящими брызгами. Теплый свет многочисленных фонарей освещал выложенную гранитом безлюдную набережную и отбрасывал блики на темную воду.

Не отрывая взора от могучей реки, я подошла к кованой ограде. Положив ладони на каменные перила, полной грудью вдохнула влажный, холодный воздух и устремила взор к ночному небу, любуясь Луной и слушая, как перекатываются воды Дона.

— Озябла? — неожиданно спросил Михаил, обдав мое ушко теплым дыханием.

Послышался тихий шелест расстегиваемой молнии, а затем к моей спине прижалась мускулистая грудь. Обернув полами своей куртки, парень нежно меня обнял. Я не произнесла ни слова, по — прежнему глядя на небо и реку, но теперь не слышала шума воды. Сейчас для меня существовал лишь ритм наших сердец.

Не размыкая его рук, медленно повернулась. Подняв лицо, встретилась с ним взглядом. Эти глаза… Боже, сколько же в них было эмоций! Неосознанно переведя взор на губы, задержалась, бесстыдно разглядывая. Тихонько вздохнув, чуть отвернула голову.

Помедлив бесконечно долгий миг, он наклонился. Щеку слегка пощекотали его взъерошенные волосы, а потом… теплые губы коснулись моих. Обхватив меня за талию, Михаил крепко прижал к себе, будто желая никогда не отпускать. Подавшись навстречу, я с упоением отдалась поцелую, в эти волшебные мгновения впервые за долгое — долгое время позабыв обо всем на свете.

Чувствуя, как горят губы, немного отстранилась. Михаил, дурашливо потершись о мой нос своим, прошептал:

— Поехали домой? — распрямившись, посмотрел поверх моей головы и тихонько добавил: — Рассвет скоро…

— Уже? — спросила удивленно, округлив глаза. Широко улыбнувшись, он коротко пожал плечами.

Отойдя от парня, я встревоженно взглянула на небо. Оно действительно серело.

Сев в автомобиль, Михаил завел двигатель. Теперь уже по — хозяйски завладев моей рукой, не спеша поехал обратно. Остановившись на облюбованном месте возле моего забора, он потянулся ко мне. Я подалась навстречу, нырнув в поцелуй с головой.

Понимая, что прощание так затянется на неопределенное время, со вздохом сожаления оторвалась от его губ.

— Я буду скучать, — прошептал он и, нахмурившись, добавил: — Скорее бы этот идиотский конкурс прошел…

— До встречи, — тихонько сказала я.

Улыбнувшись на прощание, выскользнула из машины. Не оборачиваясь, зашла во двор и задвинула засов на калитке.

В спальне, рухнув спиной на кровать, дотронулась пальцем до припухших губ и, счастливо улыбнувшись, закрыла глаза. А после, свернувшись калачиком, с блаженной улыбкой вдохнула его запах, оставленный на моей одежде. Думать о том, что со мной происходит, о том, что будет дальше, не хотелось. Душу переполняла нежность. Так, вспоминая сегодняшний вечер и поцелуи, сама не заметила, как уснула.

(обратно)

Глава 21

Поспав всего — то пару часов, я быстро привела себя в порядок и, словно заряженная энергией на сотню лет вперед, принялась за работу.

Усевшись за компьютер, первым делом отправила на электронную почту Соболева документы для договора. В сопроводительном письме на всякий случай написала свой номер телефона, мало ли какие вопросы возникнут. Задумчиво глядя в монитор, нахмурилась. Необходимо связаться с боярином Стрелецким, а вот его — то контактов у меня пока не было.

«Не дочь же его спрашивать, — подумала и, представив лицо Марии Стрелецкой, тихонько рассмеялась. — Вот шок — то у нее будет… Так, ладно, хватит хихикать, пора работать. В сети есть абсолютно все. Просто надо как следует поискать, а уж это я умею».

Бесшумно нажимая на кнопки клавиатуры, принялась за поиски. К удивлению, усилия довольно скоро увенчались успехом: я нашла не просто телефон компании, но личный номер боярина Стрелецкого. Кто ищет — тот всегда найдет!

Удовлетворенно улыбнувшись, подтянула поближе ученическую тетрадь. Открыв бледно — розовую обложку, на листе в клетку записала адрес центрального офиса и телефон. Бросив взгляд на часы, удостоверилась, что звонить вполне можно, и уверенно набрала номер.

— Да, — прозвучал из динамика сердитый мужской голос.

— Доброе утро, Иван Григорьевич, — поприветствовала невозмутимо.

— Слушаю вас, — более спокойно произнес боярин.

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова, глава рода, — представилась холодно. Выдержав небольшую паузу, продолжила: — Иван Григорьевич, у меня есть деловое предложение. Когда мы можем встретиться? На этой неделе вам удобно? Допустим, в пятницу?

— У меня вся неделя распланирована, — его голос звучал несколько раздраженно. — В чем суть предложения?

— Суть в сотрудничестве, Иван Григорьевич, — ответила, не выказывая ни тени нервозности. — Мне требуются большие объемы коксующегося угля и регулярные поставки. Вы готовы обсудить условия?

— Уточните количество, — сухо произнес боярин. — Возможно, вам лучше поговорить с моим помощником.

— Количество будет меняться. Для начала я возьму небольшую партию. После, если мы с вами сработаемся, будут производиться закупки в объемах, полностью обеспечивающих бесперебойную работу крупного металлургического завода, — сообщила ледяным тоном.

Помолчав, Стрелецкий с уважением произнес:

— Софья Сергеевна, как уже сказал, у меня вся неделя распланирована. Но я могу с вами встретиться сегодня. В обед вас устроит?

— В обед у меня деловая встреча, — безэмоционально отозвалась я. — Но есть окно примерно в три часа после полудня.

— Договорились, — тотчас согласился он. — Предлагаю встретиться в пятнадцать ноль — ноль у меня в офисе. Запишите, пожалуйста, адрес.

Я сверила диктуемый адрес с найденным в сети. С досадой поморщившись, исправила номер дома и произнесла:

— Благодарю вас. До встречи.

— Всего доброго, Софья Сергеевна.

Нажав отбой, положила телефон на стол и довольно улыбнулась. День, конечно, предстоит просто сумасшедший, но… и не в таком режиме жила. Справлюсь.

С удовольствием потянувшись, я было собралась отправляться завтракать, как неожиданно зазвонил мобильный. Тотчас нахмурилась: звонил Соболев. Приняв вызов, спокойно произнесла:

— Доброе утро, Юрий Ильич.

— Доброе. Софья Сергеевна, у меня произошла накладка, — деловито сообщил боярин. — Я приношу извинения, но встреча сегодня не состоится. Мне жаль.

Услышав не особо хорошие новости, я замерла. Очень не хотелось нарваться на отказ от сотрудничества. Пока никаких предпосылок не было, но… всякое случается.

Меж тем в трубке что — то зашуршало, а затем Соболев продолжил:

— Все наши договоренности в силе. Со своей стороны бумаги я подписал, секретарь уже отправила их вам на почту.

Облегченно выдохнула, прикрыв динамик ладонью, и хладнокровно произнесла:

— Ничего страшного, Юрий Ильич. Технологии для того и существуют, чтобы упрощать нам жизнь.

— Это да, — рассмеялся Соболев, а затем поинтересовался: — Вы со Стрелецким уже общались?

— Да, — ухмыльнувшись, ответила невозмутимо. — Как только будет результат, я вам сразу сообщу. Юрий Ильич, — замолчав на мгновение, продолжила: — В дальнейшем, если возникнут какие — то сложные вопросы, мы с вами, безусловно, будем решать их лично. Но текущие я хочу поручить директору моей фирмы.

— Разумно, — отозвался Соболев. — Я вам пришлю номер помощника. Софья Сергеевна, благодарю за понимание и жду от вас информации.

— Договорились. Всего доброго, Юрий Ильич.

Услышав ответное прощание, нажала отбой и прильнула к экрану монитора: мне действительно пришел подписанный договор. Внимательно прочитав текст, широко улыбнулась. С первой поставки я получала десять процентов, а вот с остальных пятнадцать! Соболев проявил удивительную щедрость.

— Ура! Ура! Ура! — пропела тихонько и, раскинув руки, покружилась на одном месте.

«Стоп! — мысленно одернула себя. — Стрелецкий сложный. Радоваться рано. Надо готовиться».

Переодевшись из домашней одежды в уличную, спустилась на первый этаж. Василий предсказуемо нашелся на кухне: мирно беседуя с Надеждой, пил чай.

— Доброе утро, госпожа, — заметив меня, синхронно поприветствовали слуги.

— Доброе, — ответила благожелательно, обратив внимание, как Василий аккуратно отставил чашку в сторону.

— Госпожа, что вы хотите на завтрак? — торопливо спросила Надежда. — Я приготовила для вас кашу, блинчики. Еще могу предложить яичницу с беконом.

— Спасибо. Есть не хочется, — тепло улыбнувшись разом погрустневшей экономке, перевела взор на Василия. — Если ты закончил завтракать, поехали. Дел сегодня море.

— Я готов, — мужчина плавно встал. — Спасибо, Надежда. Все было очень вкусно.

Та довольно кивнула и, взглянув на меня, с печалью произнесла:

— Берегите себя, госпожа.

— Обязательно, — улыбнувшись беспокоящейся женщине, я торопливо вышла из кухни. Верный Василий тотчас последовал за мной.

* * *

Одни магазины сменяли другие. Не задавая вопросов, слуга терпеливо мерил дорогущие костюмы, пальто, туфли и не менее терпеливо ожидал, пока я выбирала себе одежду. Справившись за рекордно короткие сроки, я наконец — то уселась в автомобиль. Аккуратно сложив пакеты на заднее сидение, Василий сел за руль и посмотрел на меня вопросительно.

— Договор с Соболевым я уже заключила. В три часа встреча со Стрелецким, — видя его изумленный взгляд, широко улыбнулась. — А перед этим нам с тобой нужно будет переодеться, — через плечо показала пальцем на горы пакетов: — И еще. Прямо сейчас желательно купить хорошую машину. Очень желательно.

Не говоря ни слова, Василий внимательно посмотрел на меня. Спустя пару мгновений, прищурившись, поинтересовался:

— Сумма?

— В пятьсот тысяч уложимся? — спросила c надеждой.

— Да, — немного подумав, лаконично ответил Василий. Отвернувшись от меня, завел двигатель, и, ловко вклинившись в плотный поток машин, поехал по улицам Ростова.

Я же нахмурилась, коря себя. Пятьсот тысяч — это много или мало? Надо было узнать сколько стоят в этом мире машины.

Пиликнуло входящее сообщение: Катерина хотела поделиться какими — то новостями. Предложив вечером созвониться, написала, что сегодня в школу не приду.

Пока общалась с подругой, заметила сообщение от другого отправителя. Открыв, не смогла сдержать довольной улыбки: Михаил спрашивал, увидимся ли мы сегодня. Быстренько напечатав, что не получится, я, как маленькая девочка, с вожделением посмотрела на темный дисплей. Он мигнул, показывая ответ: «Очень жаль. Скучаю по тебе…»

Смущенно улыбнувшись, отложила мобильный и перевела взгляд на Василия.

— Скоро будем на месте, — сообщил слуга. Помолчав, добродушно подмигнул. — Не тревожьтесь госпожа, денег хватит и все успеем сделать.

— Спасибо, — улыбнулась я. — А пока едем, давай — ка введу тебя в курс дела.

Мужчина слушал внимательно, лишь изредка задавая очень правильные вопросы. Изложив, что хотела, я посмотрела на слугу.

— Василий, я все организую, но директор фирмы — ты. Я тебе полностью доверяю, дальше будешь заниматься этим сам, — помолчав, добавила: — Если у нас получится, твое жалование, безусловно, увеличится в разы.

— Я вас не подведу, госпожа, — серьезно и твердо произнес мужчина.

— Знаю, — отозвалась негромко.

Машина остановилась, и я принялась с любопытством рассматривать место, куда приехал Василий. Сложенные из красного кирпича одноэтажные здания выглядели несколько непрезентабельно и больше всего напоминали огромные складские помещения. Здесь торгуют автомобилями? Не похоже…

А разглядев упитанную рыжую собаку, которая, заливаясь едва слышимым в салоне лаем, неслась рядом с машиной, и вовсе нахмурилась.

Остановившись возле одного из «складов», слуга попросил:

— Госпожа, подождите, пожалуйста, здесь. Постараюсь побыстрее.

Кивнув, я проводила его взглядом. Не реагируя на злобную псину, Василий уверенно прошел вдоль стены без окон. Подойдя к высоченным темно — коричневым воротам с облупившейся местами краской, приоткрыл массивную створку и скрылся с глаз.

Постукивая ноготками по обратной стороне телефона, я лениво рассматривала ворота и размышляла обо всем и сразу. Время шло, а Василия все не было. Взглянув на встроенные в приборную панель механические часы, нахмурилась. Прошло тридцать девять минут, и ждать реально надоело. Что он там делает? Побуравила взглядом ворота, прекрасно понимая, что даром рентгена не обладаю. Смотри не смотри, все одно сквозь металл ничего не увижу.

Заметив, как створки начали медленно раскрываться, подалась вперед и, не удержавшись, одобрительно хмыкнула: из ворот важно выезжал белоснежный автомобиль. В местных моделях я, конечно же, не разбиралась, но если бы подобная попалась мне в родном мире… иначе чем представительским кроссовером я бы ее не назвала.

До конца не веря, что за такую, по сути, небольшую сумму этот красавец может стать моим, я сосредоточенно наблюдала за автомобилем. Тот, проехав вперед, остановился поблизости от нашего. Буквально через пару мгновений водительская дверца открылась. Увидев Василия с бумагами в руках, от предвкушения и радости чуть закусила нижнюю губу.

Слуга, усевшись на свое привычное место за руль, довольно улыбнулся и сказал:

— Госпожа, нам повезло. Здесь занимаются ремонтом машин после аварий и их предпродажной подготовкой. Маляры, слесари — отличные. С хозяином мастерской, — он кивнул в сторону «склада», — я знаком давно, и он мне кое — чем обязан. Машина очень хорошая, дефекты полностью устранены. Для вас ее стоимость ровно пятьсот тысяч, — Василий протянул мне бумаги и добавил: — Все документы в порядке, номер счета на второй странице.

Бегло прочитав текст договора купли — продажи, перевернула лист и сразу же нашла номер счета. Прямо рядом с размашистой подписью собственника. Открыла мобильное приложение и сделала перевод. Отправив копию квитанции Василию, с улыбкой проследила как мужчина, взяв свой телефон, деловито хмурится и, видимо, кому — то ее переправляет.

— Все, — встретившись со мной взглядом, он улыбнулся. — Сейчас забираем вещи и пересаживаемся. Эту машину я позже перегоню.

За два раза перенеся пакеты, Василий закрыл наш старый автомобиль, сердито шикнул на подбежавшую собаку и вместе со мной подошел к белоснежному красавцу. Предусмотрительно открыв пассажирскую дверцу, подождал, пока сяду. Затем, обойдя машину, устроился на водительском месте.

Оглядев идеально чистый салон, я провела пальчиком по сливочно — молочной коже сидения. Что снаружи, что внутри наше новое транспортное средство мне очень нравилось. Посмотрев на приятно светящуюся приборную панель, быстро обнаружила электронные часы. До встречи со Стрелецким оставалось целых два с половиной часа.

Посмотрев на Василия, сказала очень искренне:

— Ты умница! — и мягко добавила: — Теперь едем переодеваться.

* * *

Застыв, словно статуя, в центре коридора, Надежда не могла оторвать взгляда от Василия.

— Ух ты какой! — наконец — то обретя дар речи, прошептала женщина с восхищением. — Да тебя теперь не узнать! — она всплеснула руками. — Увидела бы на улице, подойти постеснялась: такой важный господин!

Я же, готовая к выходу, но еще не замеченная слугами, стояла возле двери гостиной, с удовольствием рассматривая Василия, и понимала, что экономка права. Мужчина выглядел достойно и респектабельно. Нет, не так. Он выглядел просто умопомрачительно!

Выбрав для него на эту встречу классический костюм, дополненный жилеткой, я не прогадала. Насыщенный темно — серый цвет с вертикальными полосками очень шел Василию и превосходно гармонировал с рубашкой на несколько тонов светлее. Само собой, имелся широкий галстук в цвет костюма, шикарные черные ботинки и дорогие часы.

Понимая, что действительно очень хорошо выглядит, красивый мужчина озорно подмигнул мгновенно порозовевшей от смущения экономке, перекинув с руки на руку темное длинное пальто. А после, почувствовав мой взгляд, быстро повернул голову.

Видя, как изумление в глазах слуги сменяется восхищением, лукаво улыбнулась. Я знала, что выгляжу отлично в не привычно сером или черном, а в кипенно — белом брючном костюме.

Ради встречи со Стрелецким пришлось выйти из образа школьницы. Но не усердствуя. Всегда предпочитала изысканную простоту.

Недолго думая, собрала волосы в элегантную прическу, закрепила их шпильками. Нанесла неброский дневной макияж, сделавший глаза гораздо выразительнее, а губы сочнее. Белоснежный пиджак, контрастируя с волосами, выгодно подчеркнул грудь и тонкую талию, узкие брюки, вопреки опасениям (покупались — то второпях), сели идеально, а высокий каблук на светлых туфлях сделал мои ноги просто бесконечно длинными. Естественно, я не стала мгновенно старше на десять лет, но выглядела как и положено главе древнего рода.

Надев светлое пальто, с усмешкой посмотрела на ошарашенно разглядывающего меня Василия и скомандовала:

— Нам пора. Поехали!

Наконец — то обратив на меня внимание, Надежда тихо ахнула и прижала руки ко рту. Заметив в глазах женщины жгучее любопытство, я негромко рассмеялась.

— Не волнуйся, ничего экстраординарного не происходит, — сказала с улыбкой. — Мы просто едем на деловую встречу. Привыкай.

— Госпожа, вы такая красивая!.. — прошептала экономка.

— Спасибо, — усмехнулась я и, взглянув на слугу, повторила: — Поехали.

* * *

Внимательно следя за плотным движением на дороге, Василий уверенно ехал к офису Стрелецкого. Компания боярина вполне предсказуемо размещалась в очень хорошем районе. Остановившись на светофоре, мужчина указал на бледно — желтое здание, похожее на перевернутую супницу, и тихо сказал:

— Давным — давно вы в цирке не были, госпожа. В детстве любили.

— Да, — едва слышно отозвалась я. — Обычной жизни хватает. Тот еще аттракцион с дикими хищниками, да и клоунов с избытком.

Усмехнувшись, слуга промолчал. Сигнал светофора сменился на зеленый, машина плавно тронулась. Проехав два оживленных перекрестка, Василий перестроился в крайний правый ряд и, повернув, аккуратно заехал на парковку возле громадного, величественного здания. Это строение удивительно походило на элитные московские бизнес — центры, где роскошные офисы соседствовали с шикарными ресторанами и престижными магазинами.

Увидев свободное место среди множества машин, Василий быстренько его занял. Но почему — то не торопился выходить, внимательно смотря в лобовое стекло. Проследив его взгляд, поняла, что интерес Василия вызвали двое седоволосых и довольно упитанных мужчин. Стоя от нас метрах в десяти, они о чем — то оживленно беседовали.

— Ты их знаешь?

— Лично нет, но одного видел возле «Эвереста», — сообщил Василий. — Того, что пониже и поплотнее, директор вашей школы называла господином Стрелецким.

— Хм… На ловца и зверь бежит, — усмехнулась я. — Пойдем знакомиться.

Кивнув, Василий вышел из машины. Деловито обойдя ее со стороны капота, привычно открыл мне дверцу. Выйдя, я глубоко вздохнула и в сопровождении слуги уверенно направилась к двум беседующим мужчинам. Те мгновенно обратили на меня внимание, смотря с непритворным интересом.

Привычно нацепив маску ледяной королевы, я подошла ближе. Взглянув на названного Василием боярином Стрелецким, сказала:

— Добрый день, Иван Григорьевич.

— Здравствуйте, — немедля отозвался тот. Широко улыбаясь, он заинтересованно меня разглядывал.

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова, — с невозмутимым лицом сообщила я.

— Рад встрече, — быстро произнес Стрелецкий и многозначительно добавил: — Очень рад, Софья Сергеевна.

— Разрешите представить моего спутника, — продолжила все с той же невозмутимостью, спокойно глядя на влиятельного промышленника. — Слуга рода Изотовых, дворянин Василий Юрьевич Фролов.

Замолкнув на несколько мгновений, я, не подавая вида, цепко отслеживала реакцию Стрелецкого. Игривый взгляд боярина, переместившись на Василия, постепенно сменился заинтересованно — деловым. Усмехнулась: нужный эффект достигнут, осталось закрепить.

— Если мы начнем с вами сотрудничать, в дальнейшем Василий Юрьевич будет представлять мои интересы, — сообщила безэмоционально.

— Рад знакомству, — твердо произнес Иван Григорьевич и по — деловому пожал Василию руку. — Разрешите представить, — он полуобернулся в сторону своего собеседника, — мой помощник, дворянин Степан Степанович Матвеев.

Обмениваясь приветственным рукопожатием и с помощником, Василий, как и я, выглядел абсолютно невозмутимым.

— Что же мы на улице стоим? — досадливо поморщился Стрелецкий. — Пройдемте в мой офис, господа.

Сделав пригласительный жест, он дружелюбно улыбнулся. Что же, пока все идет как надо. Коротко кивнув боярину, я в сопровождении мужчин неторопливо направилась к входу в здание.

Проходя вдоль припаркованных машин, лениво скользнула по ним взглядом. Неожиданно взор зацепился за удивительно знакомый ярко — красный спортивный автомобиль. Михаил? Что он тут делает? Задержавшись всего лишь на миг, я тотчас пошла дальше. Решив не акцентировать на этом внимание, полностью сосредоточилась на предстоящих переговорах.

Зайдя в лифт, мы поднялись на двенадцатый этаж. Изредка кивая здоровающимся сотрудникам, Иван Григорьевич привел нас в шикарную приемную. Не обращая внимания на улыбчивую девушку — секретаря, замершую с маленькой леечкой возле раскидистого деревца в напольной кадке, широко распахнул дверь в кабинет и по — хозяйски пригласил:

— Прошу вас, господа.

В дальнейшем Стрелецкий показал себя как опытный бизнесмен и руководитель. Мне нравится, когда переговоры проходят в таком режиме: без ненужных расшаркиваний, но коротко и по существу.

Обсудив все основные моменты, боярин удовлетворенно улыбнулся и, взглянув на меня, поинтересовался:

— Доставку груза до завода мы будем обеспечивать или вы берете это на себя? Можем предложить насыпные контейнеры.

Немного подумав, я спокойно сказала:

— На короткие расстояния по железной дороге нет ничего дешевле и лучше чем полувагоны.

— Согласен, — одобрительно кивнул Стрелецкий. — Позвольте полюбопытствовать, где находится ваш завод?

— Я не сказала, что он мой, — хладнокровно произнесла и, встретившись с ним взглядом, добавила: — Конечный пункт доставки груза — Аксай.

Мгновенно нахмурившись, Иван Григорьевич пожевал губами. Безусловно, он знал, что в Аксае один металлургический завод, а также отлично помнил кому тот принадлежит. Не нарушая тишины, я спокойно наблюдала за лицом бизнесмена, выражающим вполне понятные сомнения. Но экономическая выгода все же перевесила.

— Аксай — хорошее место для завода, — спустя время произнес Стрелецкий. — Буду рад сотрудничать с родом Изотовых, — открыто посмотрев на меня, улыбнулся он. — Вы готовы сейчас подписать договор?

— Безусловно, — ответила невозмутимо.

В кратчайшие сроки договор был подписан. Обменявшись контактами с Василием, довольный помощник Стрелецкого пообещал позвонить завтра и в телефонном режиме обсудить рабочие моменты.

Попрощавшись, мы со слугой вышли из кабинета. При этом я заметила, что мужчина задумчиво хмурится. Выйдя из лифта на первом этаже, вопросительно посмотрела на него.

— У меня нет знакомых, занимающихся железнодорожными грузоперевозками, — тяжело вздохнув, признался тот.

— У меня есть, — блестя глазами от радости, сообщила я.

— Госпожа, вы просто поражаете! — изумленно сказал Василий. — С каждым днем все больше и больше.

— Сама себе удивляюсь, — почти пропела я, счастливо улыбаясь, и достала из кармана пальто мобильный.

Выйдя из помещения, прямо на ходу принялась искать номер отца покрашенного близняшками Тихона. Найдя и нажав на вызов, подняла взгляд… и не поверила своим глазам. Всего в нескольких метрах впереди шел Михаил. При этом парень, который прошлой ночью меня так страстно целовал, как — то совсем не по — дружески держал за руку белокурую стройную девушку.

Машинально считая гудки в телефоне, я тем не менее отчетливо слышала и сказанное ею.

— Романтик, хватит уже гулять! — она звонко рассмеялась. — Поехали ко мне. Я соскучилась.

Механически отметила, как девушка ласково потерлась щекой о плечо Михаила. В этот момент в трубке раздался голос Малахова:

— Слушаю.

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова беспокоит, — не понижая громкость, произнесла я. Видя, как мгновенно напряглась спина Михаила, продолжила: — Валентин Степанович, мне нужна информация по полувагонам.

Слушая Малахова, я смотрела, как Михаил останавливается, медленно поворачивается ко мне лицом. Как неверие в его взгляде сменяется восхищением, а затем испугом. Неотрывно смотря ему в глаза, я по — прежнему неторопливо шла вперед. Поравнявшись с парочкой, чуть замедлила шаг.

— Секунду, Валентин Степанович, — спокойно попросила собеседника. — Добрый день, Михаил, — произнесла ледяным тоном. — Здравствуйте, — сухо улыбнулась миловидной блондинке.

Одного взгляда на осанку и манеры девушки хватило, чтобы понять — она из простых. Я многозначительно усмехнулась и, тотчас отведя глаза, направилась к нашему автомобилю.

— Приношу извинения, я вас слушаю, — сказала Малахову, кивком благодаря Василия, открывшего дверцу машины.

Очутившись в салоне, закончила диалог и аккуратно нажала на завершение связи. В моей душе разрасталась гигантская черная дыра.

— Домой? — сочувственно спросил умный и наблюдательный мужчина.

— Нет, — откликнулась вяло. — Малахов сказал, что ему позвонили из школы. Наши дети опять нашкодили. Теперь уже вместе, — не глядя на слугу, помолчала и тихо велела: — Едем в школу. Заодно и познакомитесь. Он нам поможет с вагонами.

Прижавшись лбом к стеклу, я почувствовала, как мелко задрожали руки.

Плакать нельзя. Нельзя!.. Все после.

(обратно)

Глава 22

Сцепив пальцы в замок, я смотрела на мелькающие мимо машины. Первый шок прошел, руки больше не тряслись и плакать не хотелось. Конечно, я не думала, что Михаил жил монахом. Очевидно, в его жизни были женщины. Но… Сейчас я чувствовала себя отвратно. Стараясь не бередить душу, упрямо поджала губы и принялась размышлять о предстоящей встрече. Что натворили близняшки с Тихоном, Малахов, увы, не сказал: он и сам не знал.

Привычно подъехав к школе, Василий остановился. Взглянув на меня, он впервые за всю дорогу произнес:

— Все будет хорошо, госпожа.

Грустно усмехнувшись тревожащемуся обо мне мужчине, я вышла из автомобиля. Хотелось бы в это верить.

Гордо выпрямив спину, миновала двор и зашла в здание начальной школы. Аккуратно огибая бегающую детвору, уверенной походкой прошла по коридору. Заметив знакомую табличку на двери, негромко хмыкнула: что — то зачастила я к заместителю по воспитательной работе.

Стукнув пару раз костяшками пальцев по дверному полотну, распахнула дверь и вошла в кабинет. Спокойно посмотрев на восседающую за рабочим столом Тепликову, улыбнулась сидящему на стуле для посетителей Малахову.

— Добрый вечер, Софья Сергеевна, — тотчас встав, дружелюбно произнес тот. — Прекрасно выглядите.

Видя в глазах мужчины неприкрытый интерес, я едва заметно усмехнулась и доброжелательно ответила:

— Добрый вечер, Валентин Степанович, — а потом, неспешно переведя взор на хозяйку кабинета, добавила: — Здравствуйте, Валентина Степановна.

Тяжко вздохнув, та негромко поздоровалась. Грациозно опустившись на стул рядом с мужчиной, я вопросительно на него посмотрела. Малахов, пряча улыбку, пожал плечами.

— Господа, — строго произнесла Тепликова. — Благодарю, что так быстро откликнулись на мое приглашение, — на мгновение примолкнув, она нахмурилась, а затем, не сводя с нас тяжелого взгляда, сказала: — Не буду ходить вокруг да около. Тихон и сестры Изотовы подпилили ножки у стула педагога по русскому языку и литературе.

Пряча смех за кашлем, Малахов быстро перевел взор с лица женщины куда — то в сторону. Я же, коротко улыбнувшись, невозмутимо посмотрела на Валентину Степановну.

— Чем они это сделали и когда успели, выяснить не удалось. Признались сразу, но на все вопросы удивительно слаженно отказываются отвечать, — меж тем продолжила заместитель директора. — Физически Вера Павловна не сильно пострадала, но морально… — женщина неодобрительно покачала головой. — Стул под учителем сломался в самом начале урока.

— Где сейчас наши дети и педагог? — поинтересовалась я.

— В классе, — лаконично сообщила Тепликова.

Поймав мой взгляд, Малахов кивнул. Затем посмотрел на хозяйку кабинета и сказал:

— Будем вам признательны Валентина Степановна, если вы нас проводите. Хотелось бы сейчас поговорить с этими шутниками.

— Хорошо, — отозвалась та и встала из — за стола.

Идя следом за женщиной по коридорам и лестницам, мы с Малаховым разговаривали не о нашкодивших детях, а о дальнейшем сотрудничестве. Рассуждая о серьезных бизнес — вопросах, мужчина смотрел на меня с явным интересом, но, увы, не так, как на партнера.

«Еще один тестостероновый самец, — вздохнула я мысленно. — Вот почему мужики такие?»

Остановившись, твердо посмотрела в улыбчивые глаза Малахова и сказала:

— Валентин Степанович, я очень рада сотрудничеству наших родов. Сегодня познакомлю вас с директором моей фирмы. В дальнейшем с вами будет работать он, — сделав вид, что не заметила мелькнувшего на лице мужчины разочарования, добавила: — Василий Юрьевич — дворянин и слуга рода Изотовых, я ему полностью доверяю. Уверена, вы с ним сработаетесь.

Помолчав несколько мгновений, Михайлов огорченно вздохнул и произнес:

— Отлично. Когда и где встреча?

— Если вы не торопитесь, то после школы. Василий ожидает меня в машине.

Я вопросительно взглянула на мужчину.

— Договорились, — кивнул тот и добавил: — Для такой юной девушки у вас великолепная деловая хватка, Софья Сергеевна. Вы настоящая глава рода, — он почтительно склонил голову.

Я ответила легкой улыбкой. Не знаю, как с остальными, но опыт подсказывал, что с ним мы сработаемся: на редкость понятливый мужчина.

— Господа! — окликнула Тепликова.

Остановившись возле одной из дверей, она с укоризной посмотрела на нас. Переглянувшись, мы с Малаховым усмехнулись. Дела делами, но предстоял еще разговор с проказниками.

Пройдя в учебный класс, я тотчас заметила грустную троицу. Тяжело вздыхая и понуро опустив головы, Тихон с близняшками плечом к плечу стояли подле доски. Возле них прохаживалась тучная темноволосая женщина.

— …вы меня разочаровали! — долетел до нас расстроенный голос учительницы.

— Добрый вечер, Вера Павловна, — подойдя ближе, произнесла я.

Чувствуя, как в кармане пальто завибрировал поставленный на беззвучный режим телефон, мысленно поморщилась. Вот совсем не время.

Резко повернувшись, учительница мгновенно сжала узкие губы в тонкую полоску. Быстро скользнув по нам взглядом, тяжело вздохнула и ответила:

— Здравствуйте, господа.

— Вера Павловна, мы уже знаем о том, что произошло, — сообщил Малахов, а после, встретившись с обиженной женщиной взглядом, бархатистым голосом добавил: — И сожалеем о случившемся.

Ярко — алые пятна, прежде покрывающие лицо учительницы, начали медленно светлеть.

«Молодец! Нашел нужный тон и слова», — одобрительно подумала я.

Мобильный вновь начал вибрировать. Вот кому так неймется?

— Тихон, я жду объяснений, — меж тем строго произнес глава рода Малаховых, грозно нахмурившись. Тоненько вздохнув, мальчик еще ниже опустил голову.

Телефон продолжал настойчиво вибрировать. Не обращая на него внимания, я шагнула вперед и спокойно спросила у близняшек:

— Что вы хотели в итоге получить?

Медленно подняв головы, те с удивлением посмотрели на меня, а затем переглянулись. На их лицах явно читалось недоумение. Приятно поразив, первой заговорила не Александра, а Елизавета. Глубоко вздохнув, девочка посмотрела на меня и сказала:

— Мы хотели, чтобы было весело…

— И как? Получилось? — спросила заинтересованно, наклонив голову набок.

Вновь переглянувшись, проказники слаженно протяжно вздохнули.

— Вначале да, — бесхитростно призналась Александра.

— А сейчас? — продолжила спрашивать я, не выказывая ни тени раздражения.

— Совсем невесело, — пробормотал Тихон.

— Любое действие имеет последствия, — хладнокровно произнесла и аккуратно засунула руку в карман: мобильный все никак не желал успокаиваться. — Есть невинные шалости, но есть и злые. Отличному педагогу, славному человеку вы ради развлечения причинили боль, — проговорила я тихо, но отчетливо. — Уверена, что вы не желали вреда, — выдерживая паузу, скользнула взглядом с одного угрюмого личика на другое. — Но не подумали о том, что будет дальше; не подумали о чувствах Веры Павловны. Вы — умные ребята, надеюсь, сделаете правильные выводы.

В классе воцарилась звенящая тишина. Задумчиво хмурясь, одноклассники поглядывали друг на друга. Взрослые же молча и напряженно ожидали реакции детей на мои слова. Посмотрев на Тепликову, я заметила одобрение в ее глазах.

— Вера Павловна, — внезапно прозвучал срывающийся от напряжения голос Елизаветы, — примите, пожалуйста, наши искренние извинения. Сестрица права: мы не желали вам вреда и не подумали, что обидим. Нам очень жаль. Мы все поняли. Больше никогда такого не повторится.

— Простите нас, — синхронно выдохнули Тихон с Александрой. Не отрывая взглядов, они смотрели на учительницу… с надеждой.

— Я больше не сержусь, — как — то удивительно по — доброму улыбнулась Вера Павловна. — Я вас всех очень люблю.

Сделав пару робких шажков, близняшки быстро рванули к педагогу и, неожиданно для нас, обняли. Немного помедлив, к ним присоединился Тихон.

— Хорошо то, что хорошо кончается, — прошептал Малахов и улыбнулся.

Быстро достав из кармана вибрирующий телефон, взглянула на дисплей. Звонил Михаил. Помедлив всего пару секунд, приняла вызов и хладнокровно произнесла:

— Слушаю вас.

— Софья, мне надо с тобой поговорить, — раздался в трубке встревоженный голос Потапова.

— Я сейчас занята, — с поразительной для самой себя невозмутимостью ответила я. — Как только появится время, я с вами свяжусь.

Медленно нажав на отбой, вернула мобильный обратно в карман.

Между педагогом и учениками воцарился мир. Видя, как проказники льнут к Вере Павловне, я скупо улыбнулась. Никогда прежде детей не воспитывала, да, по правде говоря, и сейчас не собиралась. Просто попыталась их понять, поделиться своими знаниями, опытом. Права оказалась или нет — время покажет.

Попрощавшись с детьми и учителями, я в сопровождении Малахова покинула здание школы. Едва заметив нас, Василий тотчас подошел. В разговор мужчин я не встревала, просто внимательно слушала.

«Как же мне с тобой повезло», — подумала, отмечая, как слуга сноровисто выстраивает диалог, и едва заметно улыбнулась.

Ну что ж, сегодня у меня все получилось. Да вот только радости — то и нет. Мысли то и дело возвращались к Михаилу. Поговорить с ним надо, но я пока не готова.

Дома приняла душ, переоделась. Не желая ужинать в столовой, уселась на кухне. Под встревоженным взглядом Надежды вяло поковыряла вилкой в тарелке с ароматно пахнущим тушеным мясом, но есть не хотелось. Не желая еще больше расстраивать и так не на шутку обеспокоенную женщину, с неохотой выпила чаю.

— Госпожа, вы совсем ничего сегодня не ели, — взволнованно сказала экономка.

— Аппетита нет, — со вздохом ответила я и, измученно улыбнувшись, отодвинула от себя чайную чашку. Бросив взгляд на тарелочку с нетронутыми пирожными, добавила: — Устала сильно.

Сокрушенно вздохнув, Надежда убрала со стола. А потом, остановившись подле меня, заботливо предложила:

— Может, молочка вам погреть?

— Не беспокойся. Высплюсь, и все пройдет, — улыбнулась грустно.

Встав из — за стола, пожелала доброй ночи и ушла к себе в спальню. Говоря Надежде, что устала, я не солгала. Да вот только… Не из — за усталости мне не хотелось есть.

Взяв в гардеробной плед, закуталась в теплую клетчатую ткань. Забравшись на подоконник, подтянула к себе ноги. Обняв колени руками, я долго — долго смотрела в окно. С неба крупными хлопьями падал первый снег. Зима полностью вступила в свои права.

На улице давно стемнело. Бездумно следя за кружащимися в свете фонаря снежинками, я размышляла о своей жизни: о прошлом и о настоящем. Так странно. Вроде все кардинально поменялось, но… ничего не изменилось. На душе все так же холодно.

«Пора ложиться спать», — решила наконец.

Печально улыбнувшись, слезла с подоконника. Продолжая кутаться в плед, подошла к столу. Взглянув на сиротливо лежащий телефон, грустно вздохнула. Несколько раз я слышала тихое жужжание, но с облюбованного подоконника не спускалась: говорить ни с кем не хотелось. Признаться, и сейчас желания беседовать не появилось, но последний сигнал был не так уж давно. Может, что — то опять стряслось?

Взяв мобильный, присела на краешек кровати. Посмотрев на дисплей, горько хмыкнула. Два раза мне звонил Михаил, а тридцать минут назад от него пришло сообщение:

«Я возле твоего дома. Выйди, пожалуйста. Буду ждать».

Глаза вновь и вновь скользили по электронным буквам. Почему бы и нет? Не девочка, чтобы обиженно прятаться.

Отложив телефон, аккуратно свернула плед и неторопливо оделась. Застегнув теплую черную куртку наглухо, накинула на голову капюшон и спустилась на первый этаж. Выйдя из дома, глубоко вдохнула морозный воздух и поежилась от прохлады.

Дежавю… Да вот только вчерашняя ночь была совсем иной.

Слушая хруст снега под подошвами ботинок, вышла за калитку. На том же месте, что и вчера, тихонько урча двигателем стоял красный спортивный автомобиль. Неспешно подойдя, я встала возле капота.

— Привет, — выйдя из машины, негромко сказал Михаил.

— Привет, — откликнулась я.

Не сходя с места, внимательно посмотрела на юношу. Хлопья снега мягко падали на его непокрытую голову, на длинные ресницы. Минуты шли за минутами, а мы, как и прежде, стояли, смотрели в глаза друг другу и молчали. Не выдержав, он первым нарушил тишину:

— Соня, — сделав короткий шаг ко мне, замер в нерешительности. Встревоженно скользя взглядом по моему лицу, Михаил, казалось, не знал, что сказать.

— Что? — невозмутимо поинтересовалась я.

— Я мужчина, — тихо выдохнул он.

На мгновение отведя взгляд, вновь посмотрела в его глаза и усмехнулась. Не двигаясь, не произнося ни слова, я просто смотрела.

— Не смотри на меня так, — резко тряхнув головой, Михаил скинул с волос снег. — Я чувствую себя последней сволочью.

— У меня был очень тяжелый день, — произнесла безэмоционально. — В том, что ты мужчина, абсолютно не сомневаюсь, — вновь усмехнувшись, немного помолчала, а после добавила: — Я, пожалуй, пойду. Действительно очень устала.

— Я не хочу тебя терять, — выдохнул он.

Прищурившись, я шагнула к парню, демонстративно облизнула кончиком языка губы и возбуждающе прошептала:

— Сейчас ты меня поцелуешь, и сегодняшняя ночь будет прекрасной, такой же, как прошедшая, — заметив, как его глаза засияли, мило улыбнулась и отчетливо произнесла: — А до этого и после меня будет ласкать другой. — Видя, как его кулаки мгновенно сжались, пару секунд помолчала и спокойно добавила: — Тебе ненравится? Вот и мне не нужен мужчина, у которого я не единственная.

— Очень наглядный пример, — он с силой потер лоб. Немного помолчав, искренне сказал: — Я с Натальей сегодня расстался. Для этого и встречался. Мне жаль, что ты нас увидела вместе.

Он сделал малюсенький шажок, неотрывно глядя мне в глаза. Я чувствовала, что он не лжет, и душа тянулась навстречу. Так хотелось прижаться, вдохнуть его запах, поцеловать нервно бьющуюся венку на шее. Но…

Шагнув назад, тихо произнесла:

— Я, правда, очень устала. Доброй ночи, Михаил.

Плавно развернулась и пошла вдоль забора.

— Софья, подожди! Я люблю тебя!.. — долетел до меня его тихий голос.

Остановившись у калитки, обернулась.

Михаил, не отводя глаз, стоял возле своей машины. Пушистый снег по — прежнему падал на его темные волосы. С трудом удержавшись, чтобы прямо сейчас не вернуться, я коротко улыбнулась и сказала:

— Не скучай.

Аккуратно закрыв за собой входную дверь, медленно поднялась на второй этаж, зашла к себе в комнату и, усевшись на пол, разревелась белугой.

Да, я взрослая и умная. Но… все ж таки женщина.

(обратно)

Глава 23

Спорткомплекс «Викинг» среди знатоков считался одним из лучших в Ростове, однако сегодня он был привычно полупустым: в выходные дни мало кто занимался. Негромко переговариваясь, трое мужчин спортивного телосложения в расслабленных позах довольно давно стояли возле начищенных до блеска ростовых зеркал. Еще четверо лениво дрейфовали от одного современного тренажера к другому. Им бы тренироваться, но нет. Многие завсегдатаи в эти дни заходили сюда просто пообщаться, ну и, что греха таить, невинно пофлиртовать с искательницами «настоящего мужчины».

Тратя огромные для них деньги, простолюдинки изо дня в день упорно посещали «Викинг». Принимая самые соблазнительные позы, красавицы усиленно растягивались, грациозно вышагивали на беговых дорожках, но… физическое здоровье их не интересовало. Вопреки логике, девушки были единодушно уверены, что как только «тот самый» разглядит упругую грудь и аппетитную попу, то моментально влюбится. И, конечно же, воспылав небывалой страстью, сразу решит все проблемы. Меж тем «настоящие мужчины» почему — то не спешили заключать томных дев в свои объятия, игриво улыбаясь и подмигивая, они лишь беседовали между собой.

Время близилось к обеду. Глухо брякнул гриф штанги о металлическую стойку. Сделав последний жим лежа, Михаил на пару мгновений расслабился. Мускулистая грудь под спортивной бирюзовой майкой вздымалась от частого дыхания. Отдохнув, он сел и благодарно кивнул страховавшему его тренеру. Стандартная для Михаила, но тяжелая для многих других силовая тренировка закончилась: он всегда работал интенсивно и с большими весами.

Легко встав, парень с ленивой грацией опасного хищника подошел к низкой скамеечке. Мокрая майка прилипла к спине, бисеринки пота блестели на лбу, а выпуклые вены отчетливо просматривались под кожей, но юноша не выглядел усталым. Напротив, скорее, даже расслабленным. Он давным — давно освоил методики восстановления с помощью эфира и сейчас применял их автоматически. Для него эти три часа с немыслимыми нагрузками пролетели как одно мгновение.

Взяв со скамейки пластиковую бутылочку с водой и белоснежное полотенце, Михаил мягкой тканью оттер со лба соленую влагу. Открутив темно — синюю крышку, он сделал несколько жадных глотков.

Почувствовав чей — то настойчивый взгляд, медленно повернул голову. Встретившись глазами с огромными зелеными глазищами стройной красавицы, усмехнулся. Этих «тренирующихся» девочек ему было даже немного жаль. Красивое девичье тело — это, безусловно, очень интересно, но… ненадолго. Не понимают, глупые, что здесь они свое женское счастье не найдут.

Озорно подмигнув мгновенно заулыбавшейся девушке, Михаил перекинул через плечо полотенце и не спеша направился к душевым. Он, безусловно, замечал, какими жадными взорами провожают его красавицы. Однако на них юноше было искренне наплевать. Он давно уже прошел этот этап в жизни мужчины. Секс с красивыми девушками, бесспорно, ему нравился, да вот только… Ну получишь удовольствие, а что дальше?

В свои семнадцать Михаил четко представлял, чего хочет добиться в этой жизни, и твердо шел к цели. Он в совершенстве владел тремя языками, прекрасно знал историю, любил литературу и математику, неплохо писал программы. Благодаря отличным физическим навыкам умудрился собрать первоначальный капитал. Просчитывая ходы наперед, не только вкладывал деньги в компьютерные технологии, но и создал прибыльную компанию.

Император огромной державы… Честолюбивый парень работал до кровавого пота и упорно шел именно к этому. Если нигде не оплошает и если признает отец, Михаил сможет претендовать на трон. Сколько же еще этих «если» до цели…

Горько усмехнувшись, юноша вошел в идеально чистую душевую. Стянув спортивную одежду и нижнее белье, не мешкая, встал под упругие горячие струи. Подставив лицо под воду, с наслаждением ощутил, как та смывает с сильного, тренированного тела горько — соленый пот.

Грустные мысли, тревожащие юношу последние два месяца, все никак не уходили. Да, у него может быть великолепное будущее, вот только сейчас он всего лишь хорошо обеспеченный простолюдин. Бастард с имперской кровью, самостоятельно построивший собственный бизнес. И ему нечего дать, кроме своей любви да денег, боярыне Изотовой.

Михаил с самого начала общения очень трепетно и бережно относился к Софье: не желал оскорбить ни жестом, ни случайным словом. Неприступная красавица, глава хоть и обедневшего, но древнего рода, с первого взгляда накрепко запала в душу, а после забрала и сердце. Вроде все даже начало налаживаться, и тут эта неожиданная встреча на парковке!

Невозмутимая, бесподобно красивая, она ни тогда, ни после не закатила вполне ожидаемого скандала, но повела себя как взрослая, умная женщина. Вот и сейчас Софья не избегала его, вовсе нет. Они общались… Да вот только нечасто и исключительно по телефону.

«Ну почему я такой идиот? — уже не в первый раз подумал Михаил. — Дебил, все сам испортил!»

Выключив воду, поднял небрежно брошенную на пол одежду. Оставляя влажные следы на блестящей напольной плитке, обнаженным прошел в раздевалку. Взяв темно — коричневое большое полотенце, Михаил энергично вытерся, надел внешне простую, но баснословно дорогую одежду и снял с вешалки элегантное полупальто.

«Интересная у меня жизнь: тренировки, учеба, работа. И так по кругу», — невесело хмыкнул юноша, выходя из раздевалки.

В офис ехать не хотелось, но нужно: бухгалтер даже в выходной корпела над годовым отчетом, и что — то у нее не шло. Михаил должен бы беспокоиться о делах фирмы, но… последние два месяца все отходило на второй план. Что бы ни делал, куда бы ни шел — его мысли всегда были о Софье.

Где она? С кем? Может, ей нужна помощь? Об этом он думал постоянно.

Редко и лишь мельком видя любимую в школе, Михаил не мог себе позволить к ней подойти. Доставлять Софье еще больше неприятностей он абсолютно точно не желал. Все-таки Стрелецкая — серьезный противник, и треклятый конкурс совсем уже скоро. А Мария по — прежнему отказывалась признавать очевидное. Он мог бы сказать девушке все, что думает о ее планах в отношении него, но… не обостряя и так непростую ситуацию, привычно ускользал от боярыни и не приближался к Софье.

Михаил очень хотел, но не мог приехать к Изотовым и вечером. Не желая потерять девушку, боялся допустить малейшую оплошность. И пусть Софья, когда случались такие редкие разговоры по телефону, не жаловалась, но парочки вскользь брошенных усталым голосом фраз хватило, чтобы понять: жизнь ее сейчас очень сложна. Дела главы рода полностью занимали все время любимой.

Он жаждал ее обнять, поддержать. Да просто хоть в чем — то помочь! Но нет, приходилось ждать и надеяться, что после конкурса Софья сможет, точнее, сама захочет с ним наконец — то встретиться.

«Какого рожна меня потянуло тогда выгулять Наталью? Просто позвонил бы, и все. Так нет же, хотел как — то помягче это сделать. Полный идиот!» — в стотысячный раз укорил себя парень.

Он вышел на улицу. Перед комплексом на довольно большой территории ровными, параллельными рядами ожидали хозяев разномастные автомобили. Уверенно направляясь к своему, Михаил внезапно нахмурился. Возле капота его машины прохаживалась девушка в светлой шубке.

— Здравствуй, Наташа, — приблизившись, сухо сказал он.

— Здравствуй, Миша, — тихо произнесла красавица. Не отводя от него взгляда, она нервно поправила падающий на лицо светлый локон.

— Давно не виделись. У тебя что — то случилось? — невозмутимо поинтересовался Михаил. Достав из кармана ключ от машины, неторопливо нажал на кнопку. Глухо пикнув, красный автомобиль позади девушки моргнул фарами.

— Я просто хотела тебя увидеть, — прошептала Наталья, скользя жадным взглядом по лицу юноши.

— Ни к чему это, — твердо произнес он и спокойно добавил: — Я тебе все сказал два месяца назад. Много раз повторял по телефону. Наташа, между нами все закончилось.

— У тебя другая, да? — она лихорадочно облизнула губы.

— Не имеет значения, — хладнокровно обронил парень.

— Но почему мы не можем больше встречаться?! — ее голос сорвался, а в оленьих глазах заблестели слезы. — Нам же было так хорошо целый год, и я думала… — замолкнув на полуслове, она с отчаянием посмотрела на него.

— Я больше не хочу, — жестко ответил Михаил. — Ты не была невинна. Я тебя не принуждал, не испортил репутацию, но поддерживал материально. Условия ты знала изначально. Насколько помню, деньги и подарки тебя устраивали.

— Миша, — слезы крупными каплями стекали по бархатистой, нежной коже, — я люблю тебя! Имей хоть сотню женщин, я готова даже на редкие встречи. Ты — смысл моей жизни, я не могу без тебя…

— Перестань, — он сделал шаг в сторону.

— Не бросай меня! — с надрывом прошептала она, преграждая путь к машине.

Резко схватившись тонкими пальчиками за полы его расстегнутого полупальто, Наталья с надеждой заглянула в глаза.

— Между нами все кончено, — ледяным тоном сказал Михаил, аккуратно отцепляя девичьи пальцы от своей одежды.

Внезапно перестав плакать, Наталья зло прищурилась и прошипела:

— Кто она? — помедлив пару мгновений, требовательно спросила: — Это та, со стоянки? После встречи с ней ты отказался ко мне ехать и сказал, что расстаемся, — она едва сдержала горькое всхлипывание. Слезы вновь потекли из глаз. Не сводя с него влажно блестящего взгляда, тихонько добавила: — Тебе эта боярыня не позволяет со мной встречаться, да? Но мы же можем видеться и тайно… Мишенька, — протянула жалобно, — ты же помнишь, как нам было хорошо? А будет еще лучше! Ты знаешь, что я многое умею в постели, а для тебя вообще готова на что угодно. Только не уходи!..

Ее шепот потонул в звуке внезапно загудевшего двигателя красного автомобиля.

— Наталья, — поставив машину на прогрев, Михаил спокойно посмотрел на девушку, — хватит унижаться. Я тебя не любил и не люблю, ты это знаешь. Твое тело меня больше не интересует.

Обойдя назойливую собеседницу, юноша открыл дверцу и собрался было сесть за руль, как Наталья с болью в голосе закричала на всю стоянку:

— Ну чем она так отличается от меня?!

Не произнеся ни слова, он холодно посмотрел на плачущую красавицу и молча сел в машину. Выезжая с парковки, бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида. Одинокая девичья фигурка стояла на очищенном от снега черном асфальте.

— Она цельная, зрелая личность, — тихо сказал Михаил. Конечно же, эти слова никто, кроме него, не услышал.

Утробно урча двигателем, красный спортивный автомобиль выехал на проспект и помчался прочь. Глава небольшой, но очень прибыльной компьютерной компании спешил на работу.

(обратно)

Глава 24

Свой первый выходной аж за целых два месяца я без зазрения совести проспала. И сегодня, проснувшись рано утром, счастливо улыбнулась, не размыкая век. Испытывая удивительную легкость во всем теле, я лежала и обнимала подушку. Боже, неужели наконец — то выспалась? Сутки спала. Наверное, мне должно быть стыдно. Василий — то работает.

Поняв, что ничуть не сожалею, тихонько хмыкнула: мой здоровый эгоизм и в этом мире никуда не делся.

С наслаждением потянувшись, откинула теплое одеяло и встала с кровати. Мурлыча под нос незатейливую песенку, прошла в ванную. Приведя себя в порядок, неторопливо надела полуспортивные черные штаны и белую футболку. Живот жалобно заурчал, впервые за долгое время потребовав завтрака. Надо же, даже аппетит проснулся. А всего — то и нужно было отдохнуть хорошенько.

Взяв в руки мобильный, быстро просмотрела входящие сообщения: за время моего отсутствия ничего экстраординарного не произошло. Довольно улыбнувшись, я неторопливо спустилась на первый этаж. Заглянув в кухню, заметила хлопочущую у плиты Надежду.

— Доброе утро, — поздоровалась тихонько.

Вздрогнув от неожиданности, женщина уронила ложку в кастрюльку. Резко развернувшись, увидела меня и облегченно выдохнула.

— Доброе утро, госпожа, — с неприкрытой нежностью в голосе произнесла Надежда. — Как вы себя чувствуете?

Ее глаза с тревогой скользнули по моему лицу.

— Да нормально все, — я с удивлением посмотрела на экономку. — Есть только хочу.

Сообщив о желании, уселась за кухонный стол. В столовую идти привычно не хотелось. На кухне мне нравилось: здесь как — то все по — домашнему, уютно.

— Хорошо — то как! — не удержавшись, всплеснула руками женщина. — Наконец — то проголодались. А я уж изволновалась вся, — пробормотала она, принявшись накрывать стол к завтраку.

Блаженно жмурясь, я с аппетитом поела. Делая глоточки обжигающе горячего шоколада, поверх большой обливной кружки наблюдала за экономкой. Та, усиленно изображая кипучую деятельность, что — то готовила и настороженно поглядывала в мою сторону.

— Что случилось? — отставив кружку, спросила у тотчас порозовевшей Надежды.

— Тревожусь я за вас, — со вздохом призналась она. — Вы же не спите, толком не кушаете, все с документами по ночам сидите… Осунулись вы, госпожа.

— Твоя правда, — подумав, согласилась с сожалением. А потом уверенно добавила: — Все серьезные вопросы решила. Дальше будет легче.

— Хорошо бы, — вновь тяжело вздохнула Надежда, не сводила с меня взгляда, полного заботы и ласки. — Госпожа, у вас завтра конкурс… Может, сегодня куда — нибудь сходите развеяться? Отдохнете, погуляете.

Мысленно застонав, я поморщилась от досады. Забудешь про этот конкурс, как же! Именно из — за него — то, собственно, я так торопилась завершить очень важное и крайне прибыльное дело.

— Хм — м, действительно, почему бы и нет, — пробормотала себе под нос.

Улыбнувшись экономке, достала из кармана штанов мобильный. Полистав внушительно увеличившийся за эти два месяца список контактов, нашла нужный.

— Доброе утро, — с удовольствием поздоровалась с невидимым собеседником.

— Софья! Как же я рада! — радостно отозвалась Екатерина и с надеждой спросила: — Сегодня встретимся?

— Согласна! — рассмеявшись, сразу же решила я. Немного подумав, добавила: — Дома точно сидеть не хочу. Какие предложения?

После длительной паузы подруга произнесла:

— Не думаю, что перед тяжелым конкурсом вы захотите гулять среди людей… Может, приедете ко мне в гости? Матушка и сестры знают, что я с вами дружу, и давно просят вас пригласить. Уверена, они будут искренне рады вашему визиту. Только… Софья, мне, право, неловко, но должна предупредить: я очень скромно живу и в бедном районе, — тихо добавила девушка и замолчала.

— Катерина, огромное спасибо, обязательно приеду, — твердо ответила я.

Спросив адрес и согласовав время встречи, нажала на отбой связи. Это неожиданное приглашение приятно удивило. Хорошая, искренняя Катенька всегда была готова поддержать меня и оказать любую помощь. Однако за все это время сама ни разу не согласилась, чтобы мы с Василием довезли ее до дома.

Я давно начала подозревать, что женщины рода Тимирязевых крайне стеснены в средствах: старенькая уличная одежда Катеньки подсказала. И, конечно, понимала, почему девушка старалась избегать возможных гостей: пересудов, насмешек, презрения ей с избытком хватало и в школе. Однако сейчас, желая меня хоть как — то поддержать, Екатерина отошла от своих принципов.

Искренне поблагодарив Надежду за завтрак, я встала из — за стола. В своей комнате, подойдя к окну, отодвинула штору и посмотрела на улицу. С ярко — голубого неба светило зимнее солнышко, тонкий снежный наст загадочно мерцал под его нежаркими лучами. Глядя на гибкие, запорошенные снегом веточки деревьев, я думала обо всем и сразу.

Только сейчас, хорошо отдохнув, я начала в полной мере осознавать, что же умудрилась сделать за такой безумно короткий срок. Неудивительно волнение Надежды: я действительно работала как проклятая и последние дни выглядела не очень хорошо. Посредничество с поставками угля, по сравнению с тем, что мне удалось осуществить, теперь казалось детской забавой.

Два месяца назад, начиная работать с враждующими между собой боярами Соболевым и Стрелецким, я волновалась, не зная смогу ли, получится ли… Все в итоге получилось и отлично работало. Особых усилий после первой поставки ни от меня, ни от Василия не потребовалось, а деньги исправно поступали на счет фирмы.

В тот добрый (или не очень) вечер я сидела за столом, делая уроки. Неожиданно позвонил боярин Соболев. Сообщив, что бесконечно рад нашему сотрудничеству, промышленник ненавязчиво так поинтересовался не найду ли я время пообщаться с его хорошим другом боярином Ивлевым. У него имелось ко мне серьезное деловое предложение.

Особо не удивившись, я дала согласие. Буквально через пару минут позвонил Ивлев. Не желая обсуждать вопросы по телефону, попросил о личной встрече. Встретились мы на следующий же день. Выслушав суть проблемы и узнав о размере вознаграждения, я подумала и — дернул же черт! — согласилась. С тех пор моя жизнь, как пущенная в галоп лошадь, понеслась с сумасшедшей скоростью.

Предстояло решить очень сложную задачу. Род бояр Ивлевых владел краснодарским заводом по изготовлению оборудования для пищевой промышленности. Умудрившись рассориться с одним из своих крупных партнеров, боярином Трегубовым, Ивлевы несли колоссальные убытки.

Казалось бы, ну, потерял ты одного партнера. Грустно, конечно, но свет клином — то не сошелся. Однако все было не так просто. Ивлев потерял не одного крупного партнера, а сразу пятерых. Наступила стагнация, весь налаженный рынок сбыта в нашем княжестве встал колом. А все дело в том, что у разобиженного боярина Трегубова были заключены союзы с очень влиятельными родами. И те, наступив себе на горло, дружно поддержали Трегубова и приостановили сотрудничество с заводом Ивлева.

Вот этому я совсем не удивилась. Мир бизнеса на самом деле очень тесный. Все влиятельные люди общаются друг с другом. Один шепнул другому, и все, ты был фаворитом, а стал аутсайдером.

За помощь сейчас, а также за дальнейшие услуги боярин Ивлев предлагал баснословный гонорар: с первого перечисления я могла с легкостью позволить себе купить дом, в котором сейчас живу, да и после очень и очень многое. Тонкая струйка денег, поступающая на счет моей фирмы от посредничества с углем, могла стать хорошим, мощным потоком. Возможно, это и послужило основной причиной для моего согласия. Хотя… был еще один факт.

При положительном результате род Изотовых одномоментно входил в деловые круги Южного княжества, меня, как главу рода, стали бы уважать и считаться. Но для этого предстояло решить безумно трудную задачу, которая усложнялась конкурсом кондитеров, что б его! А точнее, тем, что он должен проходить в прямом эфире на всю Россию.

Старшеклассница, с упоением выпекающая пирожные на школьном конкурсе… Этот образ ну совсем никак не вязался с тем, что должен быть у главы древнего боярского рода, выступающего посредником меж влиятельными родами. С их главами предстояло общаться лично, и в том, что меня моментально опознают, я ни мгновения не сомневалась. Отчетливо понимала: если не успею закончить переговоры до того, как мое лицо появится на экранах телевизоров, меня просто — напросто не будут серьезно воспринимать. А от участия в поединке кондитеров я не имела права отказаться.

Сейчас, вспоминая о том колоссальном объеме работы, что проделали мы с Василием за эти пять недель, приходила в ужас и с трудом понимала, как выдержала. Если бы Стрелецкая знала, какую жирную свинью подложила своим вызовом, думаю, она бы была искренне счастлива!

Принимая предложение Ивлева, я осознавала, что вдвоем с Василием мы однозначно не справимся. Нам нужны надежные люди. Мой верный, мудрый слуга снова не подвел. Как только я озвучила сроки и что за это время нам предстоит сделать, он моментально включился в работу, самостоятельно подобрав нужных людей, которые собирали для меня информацию. А также нашел подходящее помещение и договорился о выгодной арендной плате. Василий полностью взял на себя заботу о поиске квалифицированных сотрудников, мне оставалось лишь выбрать из предложенных кандидатур.

Тщательный анализ информации и многочасовые переговоры сопровождались поездками в близлежащие города. Увы, не все главы родов жили в Ростове. Нам с Василием пришлось побывать и в Ярославле, и в Новочеркасске.

Между всем этим я умудрялась хоть и не очень хорошо, но выполнять домашние задания и даже не сильно прогуливать уроки в школе. Боярыня Стрелецкая вела себя сдержанно, однако не упускала возможности многозначительно напоминать о приближающемся поединке. С непроницаемым лицом глядя на Марию, я все чаще ловила себя на мысли, что боярыня мне не просто не нравится, а уже и откровенно бесит.

Все эти пять недель для меня были сущим адом. Начав не с «разобиженного партнера», а с его союзников, я довольно быстро склонила их к сотрудничеству: главы родов оказались разумными и явно вздохнули с облегчением. Но вот с боярином Трегубовым возникли серьезные проблемы. Семидесятилетний властный мужчина изрядно потрепал нервы. По правде сказать, я пару раз даже хотела сложить руки и признать поражение.

Как ни удивительно, но выдержать мне помог… Михаил. По какому — то странному стечению обстоятельств (очередные заморочки высших сил, не иначе), юноша звонил именно тогда, когда мне хотелось залезть в шкаф и никогда больше оттуда не выходить. Нет, я не хлюпала носом у него на плече и не просила совета. Михаил просто разговаривал со мной о жизни.

Если я раньше думала, что испытываю лишь физическое влечение к парню, то за это время поняла — все намного серьезнее. Мне нравилось, как он рассуждает, были близки его ценности. Михаил Потапов оказался крайне неординарной личностью. Возможно, когда — нибудь я ему расскажу, как, сам не зная того, он мне однажды помог не сдаться и одержать победу.

Коротко улыбнувшись, отошла от окна. Сейчас я могла собой по праву гордиться: выдержав бешеную гонку, заработала денег и умудрилась заставить себя уважать весьма и весьма серьезных бизнесменов.

«Может, позвонить Мише? — мелькнула соблазнительная мысль. — Нет, пока не стоит. Вот пройдет этот проклятый конкурс, встретимся, заодно и исполню его желание».

Михаил не напоминал, но я не забыла, как он предложил потанцевать с ним на зимнем балу после конкурса. Такое невинное желание юноши легло на душу и запомнилось.

Хотя… С красивым, мускулистым парнем хотелось не просто танцевать.

Даже порозовев от фантазий, родившихся в моем совсем не девичьем разуме, я торопливо достала мобильный. Мечты мечтами, но нужно бы и позвонить Василию. Он сейчас контролировал монтаж и запуск пищевой линии на заводе в Ярославле. Ну как контролировал — присутствовал. Так же, как и я, Василий особо не разбирался в технологических процессах. Для этого у нас уже имелись специалисты. Но присутствие руководителя фирмы всегда действует на подчиненных благотворно.

— Все в порядке, — едва услышав мой голос, доложил слуга. — К вечеру вернусь.

— Хорошо, — задумчиво протянула я.

— Госпожа, какие — то проблемы? — тотчас деловито поинтересовался он.

— Да нет, — легкая досада прозвучала в моем голосе. — В гости собралась. Раз ты до вечера, на такси съезжу.

— Госпожа, вас может отвезти мой сын Никита. Водит отлично, — мгновенно предложил слуга. — Не стоит ездить на такси. Неизвестно, какой водитель попадется.

— Вот именно, — хмыкнула я, еще с прошлой жизни не особо доверяя таксистам. Был случай, попался абсолютно неадекватный, с тех пор старалась такси брать крайне редко.

— Значит, присылаю Никиту?

— Да, — машинально кивнув, немного подумала и добавила: — Василий, может, пора побеспокоиться об охране дома и фирмы? Займись этим вопросом. Да и дополнительный водитель не помешает. Теперь ты не всегда сам сможешь меня возить.

— Как скажете, госпожа.

Положив телефон на стол, с наслаждением плюхнулась на кровать. Встретиться с Катериной я планировала во второй половине дня, значит, с чистой совестью еще могу целый день валяться.

Никита — это хорошо. Заодно и заново познакомлюсь с будущим спарринг — партнером.

К своему стыду, о тренировках я за это время позабыла напрочь, а так не годится. Я — глава древнего рода, и непременно должна быть в хорошей форме. Размышляя о важности и необходимости физических упражнений, подтянула к себе мягкую подушку и, обняв ее, самым наглым образом опять уснула.

* * *

Никита Васильевич Фролов заехал за мной минута в минуту, и мы, по — дружески разговаривая, неторопливо отправились к Тимирязевым. И чем дольше общались, тем больше я понимала, что симпатичный, спортивный парень очень похож по характеру на своего отца: такой же обстоятельный и… настоящий. Сын Василия мне положительно нравился.

— Софья, я сразу постеснялся спросить… Вы точно уверены в адресе? — управляя машиной, Никита с хмурым лицом разглядывал стоящие по обочинам дороги многоэтажные унылые дома.

— Да, — не сдержала я грустного вздоха.

Моя подруга и одноклассница Катенька жила в неблагополучном районе. То тут, то там появлялись шатающиеся фигуры, и даже сквозь закрытые окна автомобиля доносились звуки улицы: визгливый женский смех, брань и пьяные песни.

Проехав по давно не чищенной от снега и разбитой колесами машин грязной дороге, свернули в один из закоулков. Поплутав меж многоэтажек, выскочили возле небольшого парка. Проехав еще немного, Никита остановился подле скромного деревянного домика с синей адресной табличкой на стене.

— Приехали, — тихо произнес он.

Жилье Екатерины в свете уходящего солнца не казалось ни жалким, ни убогим.

«Нормальный, обычный дом, — подумала я, с интересом разглядывая покрашенный желтой краской низкий штакетный забор. — Только район подкачал. Видимо, поэтому она так сильно стесняется».

Поблагодарив юношу, я вышла из машины. Открыв не запертую на щеколду калитку, прошла по тщательно очищенной от снега дорожке и постучала в выкрашенную темно — коричневой масляной краской дверь. Через несколько мгновений та широко распахнулась.

— Добрый вечер, Софья, — не скрывая радости, поприветствовала меня Катенька, одетая в простенькое домашнее платье до колен. Внезапно покраснев, она смущенно прикусила губу, а затем, немного посторонившись, сказала: — Проходите, пожалуйста.

Обернувшись, я помахала ладошкой все еще не уезжающему Никите. Через несколько мгновений автомобиль плавно поехал вдоль забора и быстро скрылся из вида.

«Предусмотрительный какой. Дождался, пока меня встретят. Точно, в отца пошел», — мысленно похвалила я юношу.

Широко улыбнувшись подруге, сказала, что очень рада нашей встрече, и последовала за нею в дом. Оказавшись в небольшом коридорчике, осмотрелась. Из приоткрытой двери справа доносились умопомрачительно вкусные запахи.

«Наверное, там кухня», — возясь с застежками длинной норковой шубки, решила я.

— Екатерина! — неожиданно послышался строгий женский голос. — Сбегай в магазин. У нас закончились яйца.

Замерев, подруга быстро взглянула в сторону помещения, опознанного мною как кухня, а затем с тревогой посмотрела на меня. По ее растерянному виду было понятно, что она не знает, как лучше поступить.

— Идем за яйцами, — широко улыбнулась я и принялась застегиваться.

— Катя! — вновь раздался тот же голос. — Ты что, меня не слышишь?

— Слышу я вас, матушка, — тихонько пробормотала девушка. — Очень хорошо слышу.

Глядя на пунцовое от стыда лицо подруги, я начинала понимать, что в этом доме добродушную Катерину используют на полную катушку. Слуг нет, а значит, самая младшая будет выполнять то, что не желают делать остальные.

— Да что ж такое — то! — раздался гневный голос из кухни, а затем дверь распахнулась, и в проеме возникла высокая, полная женщина. — Ох! — едва увидев меня, расплылась она в улыбке. — Добрый вечер, боярыня, — поприветствовала дружелюбно. — Не знала, что вы уже приехали. Катенька, доченька, ты сбегай, а мы пока с твоей гостьей пообщаемся.

— Не стоит волноваться, — довольно сухо отозвалась я. — Мы с Катей вместе прогуляемся.

— Да как же так — то! — всплеснула руками женщина. — Стемнеет скоро. Негоже вам по ночи — то ходить. Мы с вами посидим, поговорим, а Катя быстро обернется.

Мне, значит, нельзя по темноте ходить, а дочери можно? Вот это мамочка!

Дежурно улыбаясь, я нарочито медленно застегнула верхнюю пуговичку на шубке.

— Катенька, одевайся. Я тебя здесь подожду, — сообщила подруге, демонстративно переходя на «ты», показывая ее матушке, что мы в очень близких, дружеских отношениях.

Поблагодарив взглядом, Екатерина тотчас умчалась одеваться. Ее родительница, осторожно меня рассматривая, осталась переминаться с ноги на ногу в дверях кухни.

— Софья Сергеевна, Катерина много о вас рассказывала хорошего, — нарушила тишину женщина. — Мне очень лестно, что глава древнего боярского рода дружит с моей дочерью. Право, как неудобно вышло! Слуг — то у нас нет, — она сокрушенно вздохнула. — Давайте вы все же останетесь, пока дочь ходит?

— Благодарю за заботу, но нет, — холодно отказалась я.

В это мгновение в коридор вышла полностью одетая Екатерина. Начиная понимать, что допустила непростительную оплошность, мать стрельнула в меня глазами, а затем, взглянув на дочь, сказала:

— Наверное, не стоит вам идти. Раздевайся, яйца — то не больно сейчас и нужны.

— Пойдем, Катенька. Я очень хочу погулять, заодно и матушке поможешь, — видя растерянность в глазах подруги, невозмутимо произнесла я.

Кивнув, Екатерина посмотрела на мать нечитаемым взглядом и открыла входную дверь. Мы молча пересекли двор, пройдя вдоль забора, свернули на протоптанную в снегу тропинку и углубились в парк. Через несколько минут молчания Катя неожиданно сказала:

— Мне жаль, Софья, что вы… — она не договорила, запнувшись на полуслове.

— Давай перейдем на «ты», — поморщилась я и, улыбнувшись серьезной девушке, добавила: — Давно пора.

Счастливо заулыбавшись, та кивнула, а потом, мгновенно погрустнев, сказала: — Матушка и сестры меня любят и не обижают, но я младшая. Слуг нет. Все работают. Поэтому так.

«Конечно, не обижают! Ну — ну, — хмыкнула я мысленно. — Не жизнь, а малина!»

Посмотрев на грустное, симпатичное личико, я ободряюще улыбнулась подруге и осторожно взяла ее под локоть. Мы неспешно пошли по тропинке, петляющей меж заснеженных густо растущих деревьев.

— Я здесь часто хожу. До магазина это самая близкая дорога, — тихонько сказала Катерина. — Недолго осталось.

Тропинка плавно изогнулась, обойдя тесно переплетенные между собой кусты, и мы с Катей синхронно замерли. Нам навстречу шло пятеро здоровенных мужиков. И их моментально просветлевшие при нашем появлении лица, увы, не сулили ничего хорошего.

(обратно)

Глава 25 Встреча в парке

Ветви деревьев, прежде покачивающиеся от дуновений легкого ветерка, замерли. Казалось, не только мы, но и природа застыла в тревожном ожидании. В зловещей тишине отчетливо слышался скрип снега под ботинками стремительно приближающихся мужчин. Видя угрожающее выражение на их лицах, я себя не обманывала: встреча не случайна. Напряжение разливалось в воздухе.

Медленно повернув голову, Катенька молча посмотрела на меня. В ее глазах плескался ужас.

— Прежде тут спокойно было, — едва расслышала я ее шепот. — Я тебя подвела.

«Хорошая моя. Даже сейчас не о себе думает», — умилилась я и, желая приободрить, коротко улыбнулась бледной как мел подруге.

Я не нервничала, не боялась, а хладнокровно просчитывала возможные варианты действий. Ситуация складывалась не в нашу пользу, спасаться бегством никакого смысла нет — мужики на вид спортивные, догонят в два счета. Иллюзий по этому поводу я не питала.

Решив, что буду действовать по обстоятельствам, покрепче сжала локоть Катеньки. Нарочито медленно отведя взор от перепуганной насмерть подруги, невозмутимо взглянула мужчин. Те, остановившись всего в какой — то паре метров, с бесстрастным выражением на лицах разглядывали нас. Спустя несколько бесконечно долгих мгновений один из них широко улыбнулся и пророкотал густым басом:

— Какая неожиданная, но очень приятная встреча!

Изображая приветствие, он дотронулся до козырька ведавшей лучшие дни серой кепки. После все наносное дружелюбие исчезло, словно и не было. Резко опустив руку, мужчина опасно прищурился.

Переступив с ноги на ногу, Катенька судорожно сглотнула. Не выдержав напряжения, она сильно прижалась ко мне плечом. Я же, не выказывая ни тени нервозности, ждала развития событий.

— Не будем ходить вокруг да около, — неожиданно по — деловому произнес мужик в кепке и ледяным тоном добавил: — Наличные? Драгоценности?

— Спасибо, не интересуют, — ответила я, спокойно встретив угрюмый взгляд.

Нахмурившись, мужик всего лишь миг смотрел на меня озадаченно. А потом, чуть подавшись вперед, с угрозой сказал:

— Я не предлагаю. Я прошу отдать добровольно.

— Неубедительно просите, — отозвалась холодно.

Прищурившись, мужчина осмотрел меня сверху донизу.

— А если так? — сделав акцент на последнем слове, он многозначительно усмехнулся.

Машинально наклонив голову набок, я с интересом наблюдала, как он демонстративно медленно поднял руки. Согнув их в локтях, повернул ладони друг к другу, и между ними тотчас заискрили плотные огненные жгуты.

Увидев этот бушующий огонь, подруга тихонько ойкнула и еще сильнее прижалась ко мне. Я успокаивающе погладила ее ледяные пальчики, всматриваясь в лица противников. Мне был нужен вожак.

Меж тем, заметив нешуточный испуг Катерины, мужчина в кепке довольно хмыкнул. С ловкостью фокусника деактивировав технику, встретился со мной взглядом. Вопросительно изогнув бровь, он смотрел с насмешкой и превосходством.

— Не впечатлило, — невозмутимо проинформировала я и огорченно вздохнула. — Может, свои способности продемонстрируют ваши друзья?

Мужик недоуменно захлопал короткими рыжеватыми ресницами. Он явно не понимал, что происходит.

Нарочито медленно пройдясь взором по сосредоточенно — хмурым лицам, остановила взгляд на высоком, широкоплечем мужчине в клетчатой теплой куртке. Интуиция подсказывала, что он именно тот, кто нужен.

Остро глянув из — под черной вязаной шапочки, «вожак» усмехнулся. Сделав едва заметное глазу движение рукой, резко выбросил ее вперед. За нашими с Катей спинами что — то сильно заскрежетало.

Мелко — мелко дрожа, подруга не пыталась посмотреть, что там происходит, но жалась ко мне, ища защиты. Мазнув взглядом по перепуганной Катеньке, я повернула голову. Прямо за нашими спинами сплошным частоколом стремились к небу громадные ледяные пики. Даже если бы вдруг нам пришла бредовая идея посостязаться в беге, то это стало совсем невозможно: ледяная стена высотой в три наших роста упиралась в деревья по краям тропинки и полностью преграждала путь. Вот эта демонстрация владения техникой действительно впечатляла.

Ну что ж, теперь мой выход.

Ласково улыбнувшись Катеньке, я осторожно освободилась из ее крепких объятий: мне нужно пространство. Мысленно попросив помощи у высших сил, небрежно вытянула перед собой руку.

Мужики тотчас насторожились, внимательно отслеживая мои действия. Холодно посмотрев на противников, я перевела взгляд на свою ладонь и задержала дыхание. Невидимые для остальных золотистые искорки эфира плясали и кружились над кожей.

Мне придется продемонстрировать свои навыки бандитам, иначе останусь без денег и, скорее всего, без шубы. Конечно, можно было сразу отдать требуемое — не обеднею. Но кто знает, что им еще придет в голову? Да и, по правде сказать, не в моих правилах трусливо поджимать хвост и безропотно подчиняться. Я решила рискнуть.

Что я умею? Да, по сути, ничего: тренировки — то забросила. Поэтому создала единственное, что научилась делать — огненный смерч. Две техники просто обязаны пусть не испугать, но впечатлить «бандитов с большой дороги». А если нет… Я хотя бы попыталась.

Потрескивая и бешено вертясь, огонь послушно завис над вытянутой рукой. В этот раз вихрь получился не малюсеньким, а почти полметра. Четко помня наставления Василия, я тщательно контролировала плотность и величину.

Украдкой глянув на хмурящихся и перешептывающихся мужиков, решила, что хватит. Сосредоточившись, аккуратно деактивировала две техники разом.

Посмотрев на «вожака», вновь прошлась взглядом по угрюмым лицам и не поверила своим глазам. Происходило что — то невообразимое: избегая смотреть на нас с Катей, они опускали головы и, казалось, стыдились, что собирались грабить!

«Какие — то неправильные бандиты попались. Новички, что ли?» — мелькнула мысль.

Скользнув взглядом по вожаку, холодно посмотрела на мужика в кепке и отчетливо произнесла:

— Достаточно?

Внезапно сделав резкое движение вперед, тот вцепился мертвой хваткой в мое запястье. В его глазах я видела отчаянную решимость.

— Убрал руки и отошел, — приказала, вложив в голос малую толику силы.

Воздух вокруг нас мгновенно завибрировал и окрасился темно — фиолетовыми всполохами. Тихонько застонав, мужик резко отпрянул. Опустил голову, не смея поднять на меня глаза.

— Простите, госпожа, — прошептал он и шагнул назад.

Обведя тяжелым взглядом «бандитов», остановила взор на «вожаке». Помолчав, тот удрученно вздохнул и глухо сказал:

— Приносим извинения. Идите с миром.

Едва затих звук его голоса, Катенька тотчас вцепилась мне в ладонь. Я понимала, что девушка безумно желает прямо сейчас убежать без оглядки. Однако я не торопилась. Прищурившись, изучала волевое лицо мужчины, и чем больше на него смотрела, тем отчетливее понимала, что он не просто местечковый бандит — неудачник. Да и остальные мало походили на подобных личностей. К тому же у двух из пяти мужчин на лицах красовались весьма уродливые и явно свежие шрамы. Это наводило на определенные мысли.

Решив проверить догадку, я вновь встретилась взглядом с «вожаком».

— Так же, как и ваш товарищ, я предпочитаю не ходить вокруг да около, — видя искренне недоумение на его лице, усмехнулась. — Боярыня Софья Сергеевна Изотова, глава рода, — представилась сухо, не отводя взгляда. — Вы чьи воины?

— Дворянина Павла Сергеевича Троекурова. Были, — помолчав, неохотно сообщил он.

— Что изменилось? — спросила строго.

«Бандит» молча отвернулся. Остальные дружно копировали «вожака» и также не спешили говорить. Я довольно неплохо изучила местные нравы и уже догадывалась, что произошло. Однако, неотрывно глядя на мужчину, ожидала ответа.

Внезапно он резко повернул голову. Встретившись со мной взглядом, отчетливо произнес:

— Рода Троекуровых больше нет. Наш господин погиб. Войну мы проиграли.

— Вы стали никому не нужны, — спокойно продолжила за него я. — В наемники не пошли, а дворяне не желают иметь с вами дел. Но кушать что — то надо, и сегодня вы решились на «дело». Все верно?

Пристально глядя мне в глаза, он молчал. Да тут слова и не требовались: все и так очевидно. Большинство воинов хорошо умеет только одно: драться. Грабеж — постыдное, мерзкое дело, и их поступок вызывал осуждение, но был понятен.

Немного подумав, строго взглянула на замерших мужчин и отчетливо сказала:

— Вы сами знаете, насколько низко опустились. Но я могу дать вам шанс и взять к себе на службу.

Не веря своим ушам, «вожак» с изумлением посмотрел на меня.

Думаю, замершая рядом Катенька сильно сомневалась в здравости моего рассудка. Но нет, я прекрасно понимала, что делаю. Опытные воины мне нужны, и сейчас я действительно даю им возможность выбраться из той грязи, в которой они очутились. Риск, безусловно, есть, но, если я верно понимаю местные правила, служить они будут не за страх, а за совесть. Да и надежный, мудрый Василий рядом. Проконтролирует.

— Почту за честь служить вам, госпожа, — спустя время произнес мужчина и, склонив предо мной голову, торжественно добавил: — Я, Ярослав Савельевич Мохов, готов принести вам, боярыня Софья Сергеевна Изотова, клятву верности.

— Почту за честь…

— Почту за честь…

Мужчины, откликнувшись разноголосым эхом, подошли ближе и слаженно выстроились вдоль тропинки. Привычно вытянувшись во весь немалый рост, они синхронно заложили руки за спину.

Встав перед своими первыми воинами, я несколько долгих мгновений смотрела на них. Затем, вложив в голос силу, приказала:

— На колено, ратники!

Тотчас тягучие сиренево — фиолетовые волны моей силы замерцали в воздухе и мягко окутали мужчин. Разом пав на одно колено, они уважительно склонили предо мной головы. Слова клятвы слетали с их уст и разносились по стремительно темнеющему парку. Искренне клянясь мне в верности, они, так же, как и я, знали, что никогда не нарушат слова, но будут служить верой и правдой до самой смерти. Их или моей, тут уж как получится.

Торжественный момент закончился. Улыбнувшись воинам, я невозмутимо посмотрела на «вожака».

— Ярослав, убери художество, — указала в сторону ледяных копий.

Коротко кивнув, тот подошел к своему творению и, не прикасаясь, принялся методично превращать копья в крошку.

Я достала из кармана мобильный. Набрав номер Василия, приложила телефон к уху и улыбнулась переминающейся рядом Катеньке. За все это время она не произнесла ни звука. Вот и сейчас, не задавая вопросов, девушка украдкой потиралаозябшие ручки и терпеливо ждала.

— Потерпи. Чуть — чуть осталось, — прикрыв динамик ладошкой, шепнула подруге.

Поздоровавшись, слуга сообщил, что уже в Ростове.

— Василий, я тут приняла клятву верности у бывших воинов рода Троекуровых. Пять человек, — лаконично проинформировала я и добавила: — Мы сейчас в парке возле дома Екатерины.

Помолчав пару мгновений, мой чудо — директор с присущим ему хладнокровием сказал:

— Приедем с Никитой через полчаса.

— Хорошо.

«Вот ничто его уже не удивляет», — хмыкнула я, положив телефон обратно в карман.

Подойдя к молчаливой подруге, вновь взяла ее под локоток. Взглянув на ожидающих распоряжений несостоявшихся бандитов, коротко усмехнулась.

— Скоро приедет ваш непосредственный начальник. Обсудите все, — сообщила им. Помолчав, вздохнула и добавила: — А сейчас идете с нами за яйцами.

Не выказав ни малейшего удивления, мои воины тотчас рассредоточились. Трое пошли впереди нас, а двое замыкали шествие.

Поглядывая на молчаливую Катеньку, я думала, что же с ней делать. Сидеть и распивать чаи с ее матушкой совсем не хотелось, но и оставлять подругу одну после такого приключения точно не стоило.

Подойдя к небольшому магазинчику с яркой вывеской «Окраина», жестом оставила мужчин на улице. Толкнув стеклянную дверь, первой зашла в ярко освещенное помещение. Поразительно молчаливая Катерина уверенно прошла по торговому залу и остановилась подле полки с яйцами. Взяв коричневую гофру, она вопросительно посмотрела на меня. Тепло улыбнувшись подруге, я заметила, как у той мелко подрагивают руки.

— Поехали ко мне в гости c ночевкой? — сжав дрожащие пальчики, тихо предложила я. — Завтра конкурс. Я, честно говоря, нервничаю.

Строго взглянув на меня, Екатерина тяжело вздохнула, а после усмехнулась и тихо сказала:

— Ты только что стребовала клятву верности у пяти жутких грабителей… Я до сих пор отойти не могу. Как ты можешь нервничать из — за конкурса кондитеров?

— Ну вот так. И на солнце бывают пятна.

Я пожала плечами и демонстративно тоскливо вздохнула.

— Поехали, — нервно рассмеялась все еще бледная подруга. — Раз такое дело, буду тебя успокаивать. Хотя мне самой нужен психиатр, — на грани слышимости добавила она.

— Подожди, — я остановила направившуюся было на кассу девушку. — Что твоя мама и сестры любят?

Задумчиво посмотрев на меня, Катя тяжело вздохнула. Не спеша пройдя меж полок, уставленных яркими упаковками, остановилась возле молочного отдела. Довольно хмыкнув, я взяла с пола позабытую кем — то желтую корзинку. Набрала дорогущих сыров, проигнорировав неодобрительное бормотание Екатерины, мол, я невероятная транжира, не забыла прихватить мясных деликатесов, икры и сладостей.

«Зато ее теперь точно отпустят», — подумала, расплачиваясь картой за покупки. Сумма вышла внушительная, но мне не было жаль. Главное — поддержать жутко перепугавшуюся подругу. А деньги… Это всего лишь деньги.

Вручив пакеты с продуктами ожидающим нас мужчинам, мы направились обратно той же дорогой. Подходя к дому одноклассницы, я сразу же заметила знакомые автомобили. Рядом с одним из них, белоснежным дорогущим кроссовером, стояли Никита и безупречно одетый Василий.

Подойдя, я негромко скомандовала:

— Василий, возьми пакеты. С нами пойдешь, — взглянув на своих новых воинов, добавила: — Вы ждете нас здесь.

Зайдя в калитку, я уверенно направилась к дому, слыша за собой твердую поступь слуги и торопливые шаги подруги.

— Ты что — то задумала? — остановившись на крыльце, робко тронула меня за рукав Екатерина.

— Не волнуйся, — обронила я. — Как зовут маму?

— Василиса Игоревна.

Кивнув, я толкнула дверь и зашла в дом. И сразу же увидела старшую Тимирязеву. Она, застыв посреди коридора, с волнением смотрела на нашу троицу. Заметив, как она пристально разглядывает невозмутимого шикарно одетого Василия, я мысленно хмыкнула.

— Вас долго не было, — не выдержав, наконец — то нарушила женщина молчание. — Что — то случилось? — она встревоженно нахмурилась.

— Да, — лаконично сказала я. Полуобернувшись к Василию, добавила: — Поставь сюда и можешь идти.

Дождавшись, когда слуга сгрузит объемные пакеты на пол, а затем уйдет, я строго взглянула на мать подруги.

— Что произошло? — выдохнула та.

— В парке мы встретились с грабителями. Если бы рядом не было меня, ваша дочь могла пострадать, — ничуть не жалея чувства женщины, ледяным тоном сообщила я.

Охнув, старшая Тимирязева схватилась за сердце. Спустя время, с досадой качнула головой и пролепетала:

— Боярыня, район у нас плохой…

— Василиса Игоревна, — понизив голос, сказала я, — вы — взрослая и умная женщина. Не мне вас учить. Но прошу просто подумать, стоит ли впредь отправлять младшую дочь по вечерам в магазин. Ни один самый важный гость, а уж тем более никакие яйца не стоят жизни и чести.

Округлив глаза, мать Катеньки смотрела на меня. Я видела, как в ее взгляде медленно проявляется осознание того, что могло произойти.

— Все закончилось хорошо, — сказала уже мягче. — С вашего позволения, Екатерина поживет у меня пару дней. Ей надо оправиться от шока. Ну а для вас есть маленькие вкусные подарки, — указав на пакеты с продуктами, я коротко улыбнулась.

— Да, конечно, не возражаю. Пусть поживет, — негромко произнесла женщина и через пару мгновений добавила: — Право, не стоило беспокоиться. И так много для нас сделали сегодня. Спасибо вам.

Скупо улыбнувшись, я вопросительно посмотрела на Катерину. Верно расценив мой взгляд, она подняла глаза на мать.

— Иди собирайся, — сказала та, с нешуточной тревогой смотря на бледную дочь.

Кивнув и не произнеся ни слова, Катерина торопливо ушла. Вернувшись через несколько минут с черной, видавшей лучшие дни сумкой, она замерла в ожидании.

— Мне так жаль, — искренне проговорила женщина, переводя взгляд с дочери на меня. — Право, я не подумала…

— Мы поехали. Всего доброго, Василиса Игоревна, — невозмутимо попрощалась я и вышла из дома. Подождав замешкавшуюся Катеньку, уже привычно взяла ее под локоть.

— Когда — нибудь это должно было случиться, — угрюмо пробормотала девушка, остановившись возле калитки. — Я не сержусь на маму. Вовсе нет. Но почему — то она редко обо мне думает.

— Пойдем, — я ласково улыбнулась подруге. — У нас куча времени впереди. Наговоримся еще.

Устроившись на сидении автомобиля, Катенька чинно сложила ладошки на коленях. А заметив заинтересованный взгляд Никиты в зеркале заднего вида, смущенно порозовела.

«Слава тебе господи, — облегченно вздохнула я, сидя рядом с подругой. — Оживать начала».

Урча двигателем, машина поехала по разбитой дороге. Дотронувшись до моей руки, Екатерина тихонько спросила:

— Почему нас не эти… грабители в дом проводили, а твой слуга?

— Они одеты и выглядят как самые настоящие бандиты, — так же тихо ответила я. — Представь реакцию матушки, увидь она их? Пришлось бы объяснять, что теперь они мои воины.

— Да — а, — протянула Катя. — Ты права. Василий лучше. Я и то с трудом верю, что ты это провернула.

— В сложных ситуациях сделать выбор очень непросто. Но я ничуть не жалею, что поступила так, а не иначе, — призналась я.

Тепло улыбнувшись, подруга осторожно накрыла мою ладошку своей.

Выбравшись на чистую дорогу, автомобиль уверенно помчался в сторону моего дома. Завтра мне предстоит участвовать в поединке кондитеров. Я не лгала подруге, говоря, что нервничаю. Кто его знает, что там будет и чем закончится…

Тяжело вздохнула в унисон тревожным мыслям. Жизнь непредсказуема, однако сдаваться я в любом случае не планировала.

(обратно)

Глава 26 День поединка

В серых домашних штанах и розовой футболке я стояла перед полукруглым зеркалом в ванной и с легкой нервозностью покусывала губы. Подумав о том, что ни одна прядка не должна выпасть, даже если буду энергично вертеть головой, намертво закрепила шпильками простую, но удивительно идущую мне прическу.

Время, оставшееся до конкурса, неумолимо сокращалось. Через час за нами с Катей приедут, а я все так и не решила, что же надеть. С одной стороны, должна выглядеть элегантно, но с другой, возможно, придется приседать, наклоняться или даже бегать. Администрация конкурса участницам ничего насчет формы одежды не сообщила. Сказали только, что мы должны быть красивыми.

Штаны или все же платье? У — у–у, чтоб его, это шоу!

Раздраженно хмурясь, я вышла из ванной и сразу же заметила сидящую в мягком темно — сером кресле Екатерину. Она, уже одетая в черные штаны и голубую блузку, листала популярный глянцевый журнал и смотрела на него почти с ненавистью.

Усмехнувшись, я подошла к подруге и поинтересовалась:

— Что плохого пишут?

— А? — растерянно похлопав ресничками, Катенька пару мгновений смотрела на меня, а затем, тяжело вздохнув, произнесла: — Поединок кондитеров рекламируют чуть ли не на каждой странице! Совести у них нет! — помолчав, с печалью в голосе добавила: — Это сколько ж народа — то смотреть эфир сегодня будет? Даже представить страшно… — она сердито нахмурилась.

— Не так уж и важно, сколько людей будет смотреть — десять человек или десять тысяч, — невозмутимо сообщила я. Видя недоумение на лице подруги, улыбнулась и пояснила: — Мы — то их не увидим. Значит, печалиться особо не о чем.

— Ты удивительная, — с восхищением прошептала Екатерина. — Вчера же еще нервничала, а сейчас поразительно спокойна.

— Я и сейчас нервничаю, — с досадой поджав губы, призналась я. — Но пытаюсь себя контролировать.

— Не будем о грустном! — жизнерадостно воскликнула Катенька, вскакивая с кресла. — Сейчас вкусно позавтракаешь, и остатки твоей тревожности мигом улетучатся. Ты у нас сильная и смелая.

Тихонько рассмеявшись, я ласково приобняла девушку.

Неожиданно по дому разлетелся мелодичная трель звонка. Не понимая, кто бы это мог прийти, с удивлением посмотрела на подругу. Быстро пожав плечами, она осторожно потянула меня к лестнице.

— Если пришли с плохими вестями, ух я им сейчас задам! — едва слышно бормотала себе под нос девушка, спускаясь вместе со мной по широким ступеням.

Поглядывая на воинственно настроенную рыжеволосую амазонку, я не могла скрыть улыбки. Еще вчера она тряслась как осиновый лист, но удивительно легко пришла в норму. И вот теперь была готова грудью встать на мою защиту.

Спустившись на первый этаж, сразу же услышала приглушенный мужской голос. Слов я не разобрала, но тембр мгновенно узнала. Облизнув внезапно пересохшие губы, почувствовала, как быстро — быстро забилось сердечко. Осторожно взяв за ладошку Катеньку, неторопливо пошла по коридору в сторону входной двери.

— Госпожа, к вам гость, — едва завидев меня, произнесла Надежда. — С подарками.

— Спасибо, — улыбнувшись экономке, я бегло взглянула на две нежно — сиреневых коробки в руках визитера. А после, завороженно глядя в его ярко — васильковые глаза, добавила: — Надежда, накрой нам с Катериной завтрак, пожалуйста.

— Слушаюсь, госпожа, — коротко поклонившись, женщина величественно расправила плечи и скрылась в дверях кухни.

Тепло улыбнувшись утреннему гостю, Катенька взглянула на меня.

— Я, пожалуй, пойду за Надеждой. Помогу, — пробормотала она и быстренько ретировалась.

— Доброе утро, — не сводя с меня глаз, тихо произнес Михаил Потапов.

— Доброе, — прошептала я.

Быстро глянув в сторону открытой двери на кухню, Михаил сделал один большой шаг ко мне. Стоя близко — близко, он с нежностью в голосе и во взгляде сказал:

— Я навел справки, какую форму одежды предпочитает кондитер их императорских величеств. Привезли из Москвы только сегодня. Держи, это тебе, — вложив коробки мне в руки, он улыбнулся. Затем вновь бросил взгляд в сторону кухни. Внезапно нагнувшись, страстно поцеловал и спустя пару мгновений прошептал: — Люблю тебя. Порви их всех.

Голос отказывался слушаться. Сумев лишь кивнуть, я держала коробки и неотрывно смотрела на Михаила.

— Ты для меня была, есть и будешь самой лучшей на Земле, — тихо произнес он и, с сожалением отстранившись, громко добавил: — Желаю вам удачи и победы, Софья.

Резко развернувшись, парень, не оглядываясь, вышел. Оторопело смотря на дверь, я несколько минут стояла недвижимо. Губы горели, по душе теплыми волнами разливалось счастье.

Немного придя в себя, но все еще пребывая в мечтательной задумчивости, прямо с коробками направилась на кухню. Зайдя, тотчас увидела сидящую за накрытым столом Катерину. Вокруг нее хлопотала Надежда.

Аккуратно сгрузив коробки на пол возле двери, я села рядом с подругой. Заботливая экономка тут же поставила передо мной тарелку с ароматно пахнущей кашей. Медленно ей кивнув, я принялась неторопливо есть.

— Что там? — не выдержав, поинтересовалась Катенька.

— Одежда профессионального кондитера, — отложив ложку, посмотрела на подругу. — Представляешь, специально узнал, что носят имперские кондитеры и для меня из Москвы заказал.

— Молодец, Потапов! — одобрительно улыбнулась девушка. — Пришел, вручил, пожелал удачи и ушел… Высший пилотаж! — она озорно подмигнула и невозмутимо отпила ароматного напитка из изящной чашки.

— Ты сейчас о чем? — не сводя подозрительного взгляда с подруги, я не торопилась пить чай.

Аккуратно откусив маленький кусочек от восхитительной булочки, Катенька быстро его прожевала и, посмотрев на меня с укоризной, сказала:

— Ухаживает он за тобой очень красиво. Ты что, сама не видишь?

— А — а–а, ты об этом, — пробормотала я. — Ну да. Есть такое дело…

Вспомнив, как льнула к парню на нашем первом и пока единственном свидании, я неожиданно смутилась и густо покраснела.

— Да ла — а–адно… — озаренная догадкой, подруга посмотрела на меня с искренним изумлением. Бросив взгляд на копошащуюся у холодильника Надежду, придвинулась поближе. Понизив голос до шепота, спросила на ушко: — Вы встречаетесь?

— Вроде того, — покашляв, я поспешила сделать пару глотков обжигающе горячего чая. Посмотрев на меня долгим взглядом, Катенька вновь занялась своей булочкой.

Я прекрасно понимала, что подруга обижается. Сегодня мы полночи разговаривали по душам, и Катя, не таясь, искренне рассказала о себе все. Я же, внимательно слушая, тем не менее привычно о своей жизни не распространялась.

«Она со мной откровенна, а я… — вздохнула мысленно, прекрасно понимая, что даже под пытками никогда и никому не расскажу о своем перемещении из другого мира. — А вот про отношения с Мишей поделиться можно, — решила, делая очередной глоток. — Да только что тут рассказывать — то? Ну, общаемся. Поцеловались пару раз…»

— Госпожа, вы еще что — нибудь хотите? — нарушил тишину заботливый голос Надежды.

— Нет, спасибо. Все, как всегда, очень вкусно, — я неторопливо встала из — за стола. Взглянув на строгое лицо подруги, улыбнулась. — Мне надо померить костюм. Поможешь?

— Конечно, — довольно сухо отозвалась она.

Нагнувшись, я взяла коробки. Предав ту, что поменьше, Катеньке, направилась вместе с ней к себе в комнату. Положив упаковки на кровать, взглянула на сосредоточенное личико подруги и негромко сказала:

— Не сердись, Кать. Тут особо — то и нечего рассказывать. Сходили однажды на свидание. Общаемся по телефону. Сегодня первый раз за два месяца приехал.

— Ну ты даешь, — покачала головой девушка. — Я тут за тебя переживаю, волнуюсь, а оно вон что… — помолчав, она перевела взгляд на коробки. — Время идет. Тебе одеваться пора. Давай посмотрим, что принес?

Открыв крышку на самой большой коробке, я достала аккуратно сложенный брючный костюм бирюзового цвета. Ничуть не стесняясь подруги, быстро скинула домашнюю одежду и принялась одеваться.

Штаны идеально сели по талии. Они не были длинны или широки и абсолютно не сковывали движений. Рубашка навыпуск с рукавом три четверти и воротником — стоечкой застегивалась сбоку на четыре небольших черных пуговички. Застегнув их все, я энергично подвигала плечами. Нигде ничего не жало, ткань приятно прилегала к телу. Мне было комфортно и удобно.

Не скрывая довольной улыбки, достала из коробки длинный фартук в тон костюма с черной широкой полосой по одному краю. Завязав на животе симпатичный бантик, отошла от подруги.

— Как тебе? — я демонстративно покрутилась.

— Ты бесподобна! — искренне сказала та. Внимательно осмотрев меня со всех сторон, Катя задумчиво почесала голову: — Помнишь, да, что мои родные шьют одежду? — дождавшись моего кивка, она продолжила: — Так вот, могу уверенно сказать: костюм однозначно подгоняли тебе по фигуре. Интересно, откуда Михаил так точно знает твои размеры?

Лукаво улыбаясь, она очертила руками в воздухе женский силуэт и с явным удовольствием понаблюдала за тем, как румянец окрашивает мои щеки.

Смущенно кашлянув, я подошла к кровати. Открыв крышку на маленькой коробке, достала на вид очень удобные полуспортивные черные туфли на сплошной подошве. Обувшись, попрыгала, быстро прошлась туда — сюда по комнате.

— Странно… Мой размер, — пробормотала изумленно.

— И почему меня это совсем не удивляет? — звонко рассмеялась Катенька.

— Дурында ты, — тихонько сообщила подруге. Встретившись с ней взглядом, озорно подмигнула и показала язык.

Прищурившись, Катенька села на краешек кровати. Я же сняла фартук, туфли, затем аккуратно упаковала их в коробку в обратной последовательности, предусмотрительно переложив оберточной бумагой. Сходив в гардеробную, принесла плотный белоснежный пакет и принялась запихивать в него коробку.

— Сонь, — тихонько позвала Катя, — а вы с Потаповым целовались?

Замерев от неожиданности, я в первые мгновения не знала, что сказать. Медленно разогнувшись, все же ответила:

— Да.

Подавшись вперед, Екатерина смотрела на меня блестящими от эмоций глазами. Густо покраснев, она таинственным шепотом спросила:

— Каково это — целоваться с парнем? Сильно мокро? Носы не мешают?

С трудом удержав рвущийся из груди смех, я прокашлялась.

— Ты чудо, Катя, — сказала, глядя в большущие зеленые глаза. Подумав пару мгновений, добавила: — Носы не мешают совсем. Особой влажности не замечаешь, настолько это приятно. Могу предположить, что степень приятности поцелуя зависит от опытности партнеров.

— А что?.. — хотела было спросить подруга, но резко себя оборвала и густо покраснела.

Что у них тут с половым воспитанием? Как — то я упустила этот момент.

— Спрашивай уже, — тяжело вздохнув, я почувствовала себя древним мамонтом.

— Что ощущаешь, когда парень тебя обнимает и… — покраснев еще больше, она все ж таки произнесла: — …ласкает?

— Физическое влечение, — просто ответила я. — Сложно объяснить словами все, что испытываешь, — задумчиво протянула и, лукаво подмигнув, прошептала: — Пока сама не попробуешь, не поймешь.

Лицо Катерины мгновенно приобрело цвет ее огненной шевелюры. Казалось, поднеси спичку, и сера тотчас вспыхнет, такой от нее шел жар.

— У тебя конкурс, а я невесть о чем спрашиваю, — сокрушенно пробормотала девушка и взглянула на наручные часы. — Сейчас уже Василий приедет. Пойдем.

Встав с кровати, она взяла пакет и деловитой походкой вышла из спальни, смущенно покусывая губы.

— Не волнуйся. Ты задаешь важные для себя вопросы. Мне проще на них отвечать, чем постоянно думать о конкурсе, — призналась я. — Тебе кто — то нравится?

Не ответив и не останавливаясь, Катенька смущенно потупила взор.

Ух ты! Явно кто — то есть. Вопрос — кто? Почему она мне так стесняется сказать?

— За вами приехали, госпожа, — привычно встретив нас в коридоре, доложила экономка. — Буду держать за вас кулачки, — прошептала, тревожно глядя на меня.

— Спасибо, — я благодарно кивнула и тепло улыбнулась. Было приятно, что Надежа так обо мне беспокоится.

Надев уличную обувь, я тщательно застегнула полы длинной норковой шубки дымчатого цвета. Подождав, пока Катенька наденет свое скромное пальтишко, вместе с ней вышла из дома.

Возле калитки подруга неожиданно остановилась. Глянув на меня из — под бровей, глубоко вдохнула, как перед погружением в воду, и торопливо прошептала:

— Мне никто никогда не нравился, а вот вчера… Никита понравился. Сильно.

— И в чем проблема? — облегченно вздохнула я. — Я видела, как он с тебя глаз не спускал.

— Ты не понимаешь! — открывая тяжелую калитку, она посмотрела на меня строго. — Пока рано говорить… Но если что — то получится, как я матушке расскажу?

— Как? Спокойно, — с улыбкой, но твердо сказала я.

Переведя взор на ожидающий нас белоснежный автомобиль, усмехнулась. Утром позвонил Василий и спросил разрешения на присутствие еще одного человека. Даже не думая, я согласилась: каждой участнице позволялось привести троих сопровождающих.

Посмотрев на подругу, я тихо сказала:

— Кое — кто сегодня попросился с нами, и явно не из — за меня.

Испуганно захлопав ресницами, Катенька медленно повернулась. У открытой дверцы машины стоял не кто иной как Никита Васильевич Фролов собственной персоной.

— Добрый день, Софья, Катерина, — уважительно поприветствовал принарядившийся юноша. Задержав взгляд на Катеньке, тепло ей улыбнулся.

— Здравствуй, — кивнула я Никите. Незаметно подтолкнув в спину застывшую подругу, вместе с ней уселась на заднее сидение.

— Добрый день, госпожа, — полуобернувшись, Василий смотрел невозмутимо. — Маршрут не изменился?

— Нет, — тяжело вздохнула я. — Поехали в студию.

Автомобиль мчался по широкой дороге. Ловко лавируя в плотном потоке, Василий изредка сигналил лихачам — «шашечникам». Поглядывая то на смущенную Катю, то на часто оборачивающегося в ее сторону Никиту, я прятала улыбку за воротом шубки. Так забавно было смотреть на них.

А сама лучше, что ли?

Закусив нижнюю губу, я вспомнила, как веду себя в присутствии Михаила. Мда — а, в любом возрасте женщина становится юной девочкой, если рядом тот, кто по сердцу.

Заехав на стоянку перед громадным, блестящим стеклом и металлом квадратным заданием, Василий с трудом нашел свободное место. Выйдя из автомобиля, я тотчас увидела огромные ярко — красные буквы, идущие по фасаду: «Телевизионная студия «Око». С трудом сдерживая волнение, я в окружении людей, которым небезразлична, направилась к центральному входу.

Толкнув створку стеклянной, но тяжелой двухстворчатой двери, Василий ее предусмотрительно придержал. Зайдя внутрь, я немного прошла вперед и осмотрелась. Туда — сюда носилось с озабоченными лицами множество мужчин и женщин.

«Человеческий муравейник, — через пару секунд сделала я вывод. — Ненавижу, когда много народа, — мысленно поморщившись, сразу же одернула себя: — Нравится не нравится — терпи, моя красавица. Собралась. Пошла».

— Вы участница поединка кондитеров? — цепко осматривая меня, поинтересовалась непонятно откуда взявшаяся брюнетка в белой блузке и с блокнотом в руках.

— Да.

Холодно посмотрев на девушку, я задержала взгляд на бейджике, висящем на длинной темно — синей ленте у нее на груди.

— Ваше имя? — уставившись в блокнот, деловито спросила девица.

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова, — сообщила невозмутимо, краем глаза отмечая, как рядом встали Катенька, Василий и Никита.

— Очень приятно, — затараторила девушка. — Меня зовут Ирина. Я младший ассистент. Софья Сергеевна, вы не опоздали, но прибыли последней. Позвольте проводить вас в гримерную. Вашим сопровождающим мой коллега сейчас покажет комнату, где будет проходить награждение и где они смогут комфортно наблюдать шоу по большому экрану.

Вывалив этот ворох информации, Ирина обернулась и махнула стоящему неподалеку худощавому юноше.

— Держись, — шепнула мне на ушко расстроенная Катерина, вручая пакет с фартуком и обувью. Так же, как и я, она не подозревала, что находиться будет где — то в другой комнате. Это было первым неприятным сюрпризом.

— Обязательно, — сказала спокойно и улыбнулась встревоженной подруге.

Кивнув Василию и Никите, я последовала за Ириной. Идя вместе с ней по извилистым коридорам, понимала, что обратно дорогу найти будет сложно. Одни павильоны сменяли другие, и вот, наконец — то остановившись около ничем не примечательной двери, девушка уверенно ее толкнула.

Шагнув через порог, я посмотрела направо и тотчас заметила женщину, которая, сидя в одном из трех кресел возле гигантского туалетного столика, явно скучала. Повернув на звук шагов голову, женщина тотчас встала и вежливо произнесла:

— Добрый день. Я ваш гример. Меня зовут Марина. У нас мало времени. Пожалуйста, снимайте шубку и присаживайтесь.

Поставив пакет на пол, я не спеша сняла шубу. Мгновенно взяв ее из моих рук, Ирина вопросительно посмотрела на пакет.

— Обувь и фартук, — лаконично сообщила я.

— Предусмотрительно, — одобрительно улыбнулась ассистент. — Переобувайтесь, и начнем.

Подождав пока я сменю обувь и красиво завяжу тесемки фартука, девушка с моими вещами торопливо прошла вглубь помещения. Сев на кресло, я вопросительно посмотрела через отражение на стоящую за моей спиной гримершу.

Вглядываясь в мое лицо, та несколько долгих мгновений молчала, а затем прищурилась и сказала:

— Прическа идеальная. У вас глаза очень красивые, но их должно быть хорошо видно с экранов, поэтому надо сделать более выразительными. Губы очертим и тон кожи чуть скорректируем пудрой. С вами работы будет очень мало.

Улыбнувшись, женщина отошла к стене и нажала на неприметный выключатель. Яркий дневной свет залил гримерную. Вернувшись, Марина повернула кресло и принялась за работу. Ощущая ее невесомые прикосновения, я внимательно слушала то, что рассказывает ассистентка. Оказывается, участниц стало гораздо, гораздо меньше: кто — то отказался неделю назад, кто — то накануне. Сегодня нас будет не шестнадцать, а всего лишь восемь.

— Из вашей школы не отказалась ни одна девушка, — с уважением произнесла Ирина, затем, немного помолчав, тише сказала: — Думаю, вам, Софья Сергеевна, будет полегче, чем остальным.

— Почему? — не открывая глаз, быстро спросила я, подставляя грубы гримеру.

— Не все такие предусмотрительные, — хмыкнула брюнетка. — Конкурс непростой, а на них узкие вечерние платья и туфли на высоченных шпильках. Да и приехали уже давно. Многие начали сильно нервничать.

— Готово, — раздался довольный голос гримера. — Открываем глазки. Смотрим на себя.

Почувствовав, как мягко повернулось кресло, я помедлила секундочку, а затем распахнула глаза, да так и застыла. За это время я привыкла к чертам чужого лица и воспринимала его спокойно, но сейчас отражение в зеркале просто ошеломило. О том, что могу быть настолько красивой, я даже не подозревала.

— Восхитительно! — непритворно воскликнула Ирина.

— Согласна, — усмехнулась я. — У вас золотые руки, — похвалила, взглянув на гримера из — под бесконечно длинных ресниц.

— Есть такое, — рассмеялась женщина. — Но сейчас я просто подчеркнула превосходные черты лица. Удачи вам сегодня, — как — то по — доброму сказала она и улыбнулась.

— Спасибо.

Встав из кресла, я вновь пошла за Ириной. На этот раз мы плутали недолго. Остановившись, ассистентка быстро взглянула на меня и, тихонько пожелав удачи, широко распахнула массивную металлическую дверь.

Яркий свет многочисленных ламп заставил на мгновение зажмуриться. Аккуратно открыв глаза, я внимательно осмотрела павильон. Сияющие декорации приковывали взгляд, точно так же, как и многочисленные стационарные камеры. Стоя за ними, мужчины в наушниках то и дело что — то подкручивали.

Невдалеке от вытянутого, загнутого по краям стола расположилась группа девушек в длинных вечерних платьях. Конечно же, и моя основная соперница присутствовала. Затянутая в ярко — красное сидящее четко по фигуре платье, стройная девушка выглядела просто сногсшибательно. Мило улыбаясь трем важным незнакомцам, боярыня то и дело с восхищением смотрела на… элегантно одетого князя Южного.

«Шоу начинается», — мысленно вздохнула я и уверенно направилась к участницам и, похоже, членам жюри в полном составе.

Мазнув по мне скучающе — равнодушным взглядом, Игорь Владимирович внезапно замер. В ярко — васильковых глазах взметнулся безумный ураган эмоций, но я, отведя взор от князя, постаралась не думать, что это с ним происходит.

Подойдя ближе, коротко улыбнулась присутствующим и спокойно произнесла:

— Доброе утро.

(обратно)

Глава 27

— Участницы, прошу пройти за стол. Скоро начинаем, — внезапно послышался усиленный динамиком деловитый женский голос.

Всего на миг девушки удивительно слаженно застыли, а затем медленно отошли от членов жюри. Неуверенно выстроившись вдоль длинного стола, конкурсантки нервно поглядывали друг на друга. А ровно по центру, горделиво задрав подбородок, словно прекрасная статуя стояла Стрелецкая. Поджимая ярко накрашенные губы, она с презрением смотрела на соперниц.

Встав на крайнее место справа, я опустила взгляд на покрытую черным гранитом широкую столешницу. Множество объективов камер, нацеленных на лица участниц, бесстрастно фиксировали каждое движение. Было ли мне страшно? Безусловно. Это ощущение сродни испытываемому перед важным экзаменом. Вроде знаешь, что готова, но боишься: а вдруг зададут вопрос, ответ на который не помнишь?

Глубоко вдохнув, я нацепила привычную маску снежной королевы. Скользнув взглядом по суетящимся сотрудникам телестудии, невозмутимо посмотрела на разглядывающих нас членов жюри. Трое дорого одетых убеленных сединами мужчин — кондитеров взирали на школьниц добродушно и даже немного с сочувствием.

Встретившись взором с отчего — то потемневшими глазами Игоря Разумовского, замерла на пару мгновений, а после, ошарашенная догадкой, отвела взгляд. Любая женщина понимает, когда нравится: светлейший князь смотрел на меня с восхищением и… желанием.

Ну дела — а… Только этого мне сейчас и не хватало!

Мысленно вздохнув, я самым наглым образом отвернулась от камер и четырех членов жюри и принялась внимательно осматривать гигантскую декорацию. Выполненная в форме выпуклых сот желтого, розового и нежно — сиреневого цвета, она поражала и вызывала искренний восторг. Если бы я не являлась участником, то, однозначно, залюбовалась бы восхитительным мастерством художников — декораторов, но для меня сейчас гораздо важнее другое: приколоченные к декорации полки, шкафчики с прозрачными дверцами и вмонтированная техника. Время будет ограничено. Не хотелось тратить драгоценные минуты на судорожные поиски продуктов.

«Ну не сволочи ли? Нас же восемь человек! — я мысленно возжелала четвертовать режиссера шоу, насчитав всего — то три духовых шкафа, два миксера и две вмонтированных в столешницу четырехконфорочных индукционных плиты. — За технику, однозначно, будет битва. Хорошо хоть, все оборудование установили профессиональное и холодильник огромный. Надеюсь, еще большое свинство не учинили, и в нем есть яйца…»

— Участницы, внимание! — неожиданно прозвучал из динамиков все тот же женский голос.

Тяжело вздохнув, я неторопливо повернулась к членам жюри.

— Через четыре минуты пойдет отсчет времени до начала прямого эфира, — бесстрастно сообщила невидимая женщина. — Как только прозвучит команда «старт», включатся камеры. Члены жюри озвучат вам задание. После того как светлейший князь Игорь Владимирович скажет: «Начали!», вы приступите к изготовлению ваших изделий. Вся необходимая техника и продукты находятся вокруг вас. Разрешается пользоваться помощью только друг друга, к сотрудникам и членам жюри с вопросами обращаться запрещено. Если вы почувствуете себя плохо или по иным основаниям пожелаете покинуть конкурс досрочно, поднимаете правую руку.

Ее голос звучал настолько сухо и безэмоционально, что даже могло показаться, будто говорит неживой человек, а робот. Поглядывая на стоящую рядом со мной грудастую темноволосую девушку в белоснежном вечернем платье, я видела, как ее лицо бледнеет, а на лбу медленно проступает испарина.

— Для контроля времени вы можете смотреть на электронные таймеры, установленные возле каждой камеры. По его истечении прозвучит команда «стоп», — продолжала вещать женщина. — В это же мгновение вы обязаны отойти от своего изделия, даже если оно недоделано. Есть вопросы или пожелания?

Взглянув на меня полными слез глазами, грудастая брюнетка судорожно сглотнула и тихо произнесла:

— Я хочу сказать.

— Слушаем вас, — тотчас откликнулась «невидимка».

Ого, насколько хорошо нас слышно!

Сделав себе заметку, я внимательно посмотрела на девушку.

— Я хочу покинуть конкурс. Сейчас, — опустив взор и бледнея прямо на глазах, сказала она. — Плохо себя чувствую, — добавила на грани слышимости.

— Как скажете, — женский голос из динамика звучал все так же бесстрастно. — Ассистенты, проводите, — немного помолчав, «невидимка» вздохнула и неожиданно с сочувствием добавила: — Желаю всем удачи! — а потом вновь безэмоционально: — Отсчет времени пошел. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Старт!

В это же мгновение все камеры разом зашевелились. То приближаясь, то отъезжая, они были повсюду и, казалось, страстно желали не упустить ни одного момента. Блестящие черным «глазом» объективы меня откровенно напрягали. Избегая на них смотреть, я с невозмутимым выражением глядела на членов жюри.

Спокойно посмотрев в нацеленную на него камеру, светлейший князь скупо улыбнулся и уверенно произнес:

— С благословения нашей матушки императрицы Елизаветы Павловны и под ее патронажем сегодня состоится магический поединок кулинаров среди старшеклассниц города Ростов — на — Дону. В сложнейшей битве сойдутся лучшие из лучших. Все участницы сильны духом и обладают великолепными способностями! Для определения победителя пригласили меня, как независимое лицо, — он обаятельно улыбнулся, — и трех профессиональных кулинаров, их имена известны всему миру. Дорогие конкурсантки, ваши изделия сегодня будут оценивать… — отвернув лицо от камеры, он посмотрел на стоящего слева невысокого крепыша.

Осматривая участниц прозрачно — голубыми глазами, крепыш то и дело останавливал на мне цепкий взгляд и чуть — чуть улыбался. Еще не зная, кто он и чем вызван такой интерес, я немного встревожилась.

— Личный кондитер императорской семьи Вячеслав Тихонович Малинин, — меж тем торжественно произнес князь Южный. Коротко кивнув, крепыш тепло улыбнулся нервничающим участницам. — Глава французской гильдии кондитеров Франсуа Матье. Его лучший ученик и бессменный помощник Жан Травье.

Мне имена членов жюри, естественно, ни о чем не говорили, но чужая память помогла восполнить пробел. Эти с виду ничем не примечательные мужчины, кивающие и улыбающиеся, когда князь называл их имена, являлись признанными профессионалами в мире кондитеров. Нам, старшеклассницам, сегодня оказывали высочайшую честь.

— Вячеслав Тихонович, — Разумовский взглянул на крепыша, — прошу вас озвучить задание и время на его исполнение.

Беззвучно хмыкнув, тот, игнорируя нацеленную на него камеру, внимательно посмотрел в глаза каждой участнице, а затем сказал:

— До начала конкурса вам сообщали, что будет необходимо изготовить любое пирожное, которое только пожелаете. Вы все юны, талантливы. Мы долго советовались, — сделав многозначительную паузу, он скупо улыбнулся, а после продолжил: — Однако все же пришли к единому мнению о той магической составляющей, которую вы без труда сумеете вложить в изделие, — примолкнув, крепыш внимательно следил за реакцией участниц.

Затаив дыхание и даже подавшись вперед, мои соперницы поедали глазами величайшего кондитера. Быстро взглянув на ближайшую девушку, заметила на ее лице радостное предвкушение. Однако я не спешила радоваться: интуиция нашептывала, что простого задания не будет.

— Магическая составляющая для вашего пирожного, — торжественно произнес личный кондитер императорской семьи, — жизнь. То, что она есть для человека. — Лица у конкурсанток синхронно вытянулись, а крепыш сухо добавил: — На изготовление пирожного вам отводится не четыре часа, как планировалось, а три. Вас стало меньше. Мы уверены, что вы справитесь.

— Задание очень сложное. Победит сильнейшая, — строго произнес князь Южный. — Удачи! — добавил, взглянув в мою сторону, а после, громко скомандовал: — Начали!

Не успели члены жюри скрыться с наших глаз, как сразу же наступил сущий бедлам! Моментально позабыв о камерах, сталкиваясь, пихая друг друга девушки на своих высоченных каблуках дружно рванули к шкафчикам и полочкам. Звон металлической посуды и бряканье дверец смешались с взвизгиванием и отчетливой бранью.

Рыбкой подныривая под руками ругающихся меж собой соперниц, я умудрилась первой схватить чашку и кастрюльку, а потом принялась добывать нужные ингредиенты.

Собирая продукты для теста, думала о начинке.

Жизнь… У каждого к ней свое отношение, и с возрастом оно ох как сильно меняется. Что хотят получить взрослые кондитеры от юных девушек? Задача из задач. Возможно, стоит не пытаться угадать, а просто вложить то, что реально испытываю и знаю?

Свои эмоции — то я волью, но вот какая начинка подойдет лучше?

Собрав ингредиенты для трех разных начинок, вернулась к своему месту с края. Выбрала я его неспроста: рядом находилась одна из двух плиток, нужная мне для теста.

Эклеры — вкусное пирожное, но очень капризное в приготовлении. Думая, что лучше испечь на конкурсе, я планировала их готовить, но сомневалась, стоит ли. Окончательно решилась, когда услышала, что двое членов жюри — французы. И в родном, и в чужом мире рецепт эклеров придумали представители этого славного народа.

Налив воду в металлическую кастрюльку, быстро водрузила ее на плиту. Не обращая внимания на творящийся за спиной хаос и вопли воюющих неподалеку за миксер красавиц, положила в воду сливочное масло, щепотку сахара, соли. Включив подогрев, дождалась, пока масло растопится. Сняв кастрюльку с плиты, всыпала муку. Быстро перемешав, вернула на раскаленную конфорку.

Силиконовой лопаткой на длинной ручке принялась аккуратно помешивать тесто до тех пор, пока не образовалась корка на дне кастрюли. Сразу же сняв с плиты, переложила в большую металлическую чашку. Тесто нужно остудить. Времени, пока остынет само, нет, однако есть тайный способ ускорить этот процесс. И сейчас мне срочно нужен миксер! А вот его — то и нет…

Быстро посмотрев на растрепанных девушек, отвоевавших свое право на требующуюся технику, сердито нахмурилась. Драться за миксер точно не буду, а венчиком, как Стрелецкая, не справлюсь: силы мышц рук просто — напросто не хватит.

Глядя на свою главную соперницу, стоящую у стола и что — то энергично взбивающую в блестящей миске, я неожиданно нашла выход.

Хотели шоу? Будет вам шоу!

Усмехнувшись, я пододвинула к себе поближе чашку с тестом и повернула ладошку кверху, стараясь при этом не обращать внимания на неотрывно следящие за мной камеры. Всего лишь на миг затаив дыхание, уже так привычно быстро создала свой любимый вихрь. В этот раз не огненный (греть — то ничего не надо), а просто их воздуха.

Маленький смерч не более восемнадцати сантиметров высотой бешено завращался над моей ладонью. Нет, так быстро нельзя. Контролируя плотность эфира, я замедлила скорость вращения до нужной.

Почувствовала, что в павильоне от света софитов и работающих печей стало жарко. Мне же горячий воздух только помеха. Придется задействовать еще одну технику. Вновь затаив дыхание, я добавила ледяные струи. Тотчас смерч приобрел характерное голубоватое свечение.

Мысленно попросив высшие силы о помощи, медленно перевернула ладонь. Импровизированный венчик никуда не делся: словно прилипнув тонким концом к коже, он продолжал вращаться и светиться.

Осторожно погрузив вихрь в кастрюльку, я с удовольствием проследила за тем, как тщательно перемешиваются ингредиенты. Спустя пару мгновений дотронулась пальчиком до теста. Удостоверившись, что остыло до нужной температуры, потянулась свободной рукой за яйцами. Мысленно чертыхаясь, стала добавлять их по одному, продолжая контролировать свой «чудо — миксер». Этот этап и при нормальной — то работе с миксером сложный — тесто нужно довести до требуемой консистенции и не испортить, — сейчас же я и вовсе словно находилась на передовой. Позади все также воевали меж собой и ругались уже не столь элегантные, потрепанные и помятые девушки, а я… Используя две боевых техники, я корпела над тестом для эклеров.

Осторожно вытащила «миксер».

«Надо же, и ничего не разбрызгивается! В магии определённо есть плюсы», — мелькнула отстраненная мысль.

Разбив в отдельную тару последнее яйцо, поднесла руку и мгновенно его взбила. Отведя в сторону ладошку с вихрем, аккуратно влила в кастрюльку половину яйца. Перемешав лопаткой, внимательно посмотрела, как медленно и ровно стекает тесто.

Все удалось!

Вытянув перед собой ладошку с «миксером», я сосредоточилась и аккуратно деактивировала обе техники. С трудом подавив облегченный вздох, невозмутимо мазнула взглядом по камерам, а потом, сделав шаг назад, внимательно посмотрела на полки внутри стола. Я отчетливо помнила, что там лежат нужные вещи: противни, пекарская бумага, перфорированные коврики, кондитерские мешки и насадки. Слава богу, за них конкурсантки еще не воевали!

Хотя… Может, они просто пока не дошли до этого этапа?

Глянув в сторону соперниц, не смогла скрыть усмешки. Благодаря заботе Миши, я однозначно выглядела менее усталой, чем девушки. Даже злобно посматривающая в мою сторону красавица Стрелецкая и та морщилась. Готовить на шпильках, да в вечернем платье… так себе идея.

Присев на корточки и скрывшись от камер, выбрала то, что мне сейчас понадобится. Встав, положила перед собой противень, на него — перфорированный коврик. Взяла кондитерский мешок, прикрепила насадку, после утрамбовала внутрь тесто, а потом аккуратно выдавила на коврик абсолютно одинаковые полоски, каждая в длину ровно тринадцать сантиметров. Французский эталон.

Все, с тестом закончила. Теперь надо как — то подловить момент, когда один из духовых шкафов освободится. А это не так уж и просто: семь участниц, три часа на все и три плиты… Прелесть!

Ладно, в запасе есть полчаса.

Поставив противень с эклерами в морозилку (чтобы не потрескались при выпечке и были ровненькими), я не спеша принялась готовить начинки для пирожных, не забывая поглядывать в сторону духовых шкафов.

Время охлажденияэклеров истекало, но все печи по — прежнему были заняты. Наконец — то высокая, стройная блондинка в бирюзовом длинном платье с открытой спиной склонилась подле духовки. Тоненько запищав, таймер известил — время вышло. Девушка осторожно взялась прихватками за края горячего противня, вынула его и, не двигаясь с места, принялась внимательно осматривать свои безупречные с виду безе.

Заметив, что духовка освободилась, одна из участниц в ярко — розовом длинном плате рванула как спринтер со своего места. Держа в руках противень с пирожными, девушка стремилась поскорее занять печь, но… сделав широкий шаг, нечаянно наступила себе на подол. Издав душераздирающий вопль, она бестолково взмахнула руками в попытке остановить падение. Тотчас выскользнув из ослабевших пальцев, противень рухнул на пол перед блондинкой. Вздрогнув от неожиданности, та резко отшатнулась и сильно стукнулась плечом о декорацию.

Словно в замедленной съемке я наблюдала за тем, как на открытой полочке (находящейся прямо над головой блондинки) падает набок и рвется бумажный пакет с нарисованной бледно — желтой курицей. Белоснежная мучная пыль тотчас покрыла и конкурсантку в бирюзовом платье, и лежащую у ее ног брюнетку в розовом.

— Уф, не пострадали, — пробормотала перемазанная в муке с ног до головы блондинка. Осторожно обойдя тоскливо вздыхающую несчастливицу, она подошла к своему месту и склонилась над пирожными.

Пользуясь моментом, я достала из морозилки свой противень. Подойдя к духовке, быстро оглядела сидящую на полу и обсыпанную мукой девушку: судя по всему, она не пострадала, но горевала о погибших пирожных. Взглянув на мерцающие белым светом цифры дисплея, я закрыла открытую дверцу и добавила температуры. Подождав пару мгновений, пока духовка разогреется, деловито задвинула противень с эклерами внутрь. Выставив нужное время, посмотрела на печальную соперницу. Теперь уже, похоже, бывшую.

— Давай помогу, — протянула руку, сочувственно глядя на девушку.

— Спасибо, — тихонько отозвалась та. Сокрушенно посмотрев на раскиданные по полу пирожные, горько вздохнула. — Удачи тебе, — улыбнулась мне вымученно. Подняв правую руку, постояла так мгновение, а затем, расправив плечи, пошла прочь.

Проводив ее взглядом, я посмотрела на оставшихся участниц. Предупреждая, что мы можем рассчитывать на помощь друг друга, «женщина — невидимка» явно ошиблась. Полагаться в этой битве можно только на себя, и никак иначе.

Погруженная в свои мысли, я на какие — то считанные секунды перестала контролировать происходящее. Чем и воспользовалась боярыня Стрелецкая.

Заметив знакомый силуэт в ярко — красном платье, я тотчас рванула в сторону своей духовки, но опоздала. Успев приоткрыть дверцу, Мария смотрела на меня с торжеством победителя.

— Стерва, — отчетливо сказала я и резко захлопнула дверцу.

Благодаря Стрелецкой для меня стал явью самый жуткий кошмар любого кондитера: резкий перепад температуры. Все мои труды сейчас могут пойти прахом.

— Какая вы невоспитанная, боярыня Изотова! Я всего лишь хотела удостовериться, что в духовке нет пирожных. Надо предупреждать, что поставили ваши… шедевры, — со злорадством и пренебрежением в голосе заявила Мария.

Я не удостоила боярыню ответом: судорожно придумывала, что же делать. Используя законы физики, можно попытаться спасти эклеры. Они не успели опасть, но тут шанс пятьдесят на пятьдесят. Что ж, раздумывать некогда!

Намеренно я увеличила температуру. Но не сильно, а лишь чуть — чуть. И, не сводя глаз с электронного циферблата, замерла в тревожном ожидании.

Мимо меня походкой от бедра прошлась вдоль декорации Стрелецкая. Взяв с одной из полок какую — то баночку, медленно пошла обратно. Не доходя до своего рабочего места, она остановилась, широко улыбнулась и довольно громко сказала:

— Проигравшая сторона принесет извинения сразу после церемонии награждения. Не забудьте, Софья Сергеевна.

Не обращая на нее внимания, я напряженно следила за меняющимися на дисплее цифрами. Через пять бесконечно долгих минут они наконец — то показали нужный температурный режим. Тотчас уменьшив градусы, я вернула все как было до открытия дверцы. Получилось!

Оставшееся время, пока выпекались эклеры, я, наученная горьким опытом, стояла рядом с духовым шкафом и не отходила от него ни на мгновение.

Тихонько запищал таймер. Открыв дверцу, я достала противень и с тревогой осмотрела ровную, румяную корочку. Довольно улыбнувшись, прошла к своему месту. Ожидая, пока остынут эклеры, сделала глазурь, чтобы покрыть их сверху. По моей задумке пирожные должны выглядеть как ночное небо, расчерченное тонкими, причудливо изогнутыми нитями оранжевого, белого и нежно — золотистого цвета. Три разных начинки — три цвета.

Наконец — то эклеры остыли. Перевернув их, взяла первый загодя приготовленный кондитерский мешок с длинной насадкой и уже заполненный кремом. С величайшей осторожностью сделала первый прокол. Начиняя эклер апельсиновой начинкой, я одновременно тонкой струйкой направляла нужную мне эмоцию.

Затем взяла второй кондитерский мешок и, сделав второй прокол, заполнила среднюю часть пирожного ганашом на горьком шоколаде. В него я также влила определенную эмоцию. Наполняя эклер третьей, последней начинкой (не легким кремом, а гелем из красного вина с пряностями), не скупясь, вливала нужную и правильную, по моему мнению, эмоцию.

Проделав то же самое со всеми пирожными, выложила их на решетку и быстро залила глазурью. Едва я устало опустила руки, как прогремел женский голос:

— Стоп!

Не до конца веря, что все успела сделать вовремя, я подняла взор. Смело посмотрев в объектив стоящей прямо передо мной камеры, широко улыбнулась. Не знаю, справилась ли с заданием мэтров, не знаю, выиграю ли этот чертов конкурс, но я однозначно сделала все, что было в моих силах. Пирожные выглядят безукоризненно. Осталось дождаться вердикта членов жюри.

Как только погасли красные глазки камер, к каждой из нас подошла девушка в белоснежном платьице до колен и кокетливо сдвинутом набок нежно — голубом берете. Поставив предо мной блестящий поднос, она терпеливо дождалась, пока я переложу на него эклеры, а потом, словно фокусник достав откуда — то нежно — голубую салфетку, прикрыла пирожные от посторонних глаз. Предложив следовать за ней в помещение для дегустации и награждения, девушка неторопливо пошла впереди меня по павильону.

Возле неприметной дверцы ожидали трое гримеров, чтобы привести всех конкурсанток в относительный порядок: поправить прически, отряхнуть одежду. Пройдясь по моему лицу широкой кистью с пудрой, Марина озорно подмигнула и шепнула на ушко:

— Вы держались великолепно!

Улыбнувшись женщине, я почувствовала тяжелый взгляд. Можно было даже и не интересоваться, кто именно на меня смотрит. Я и так знала, чьим вниманием не обделена — Марии Стрелецкой. Постоянно поглядывая в мою сторону, боярыня пыталась разглядеть, что же скрыто под салфеткой на подносе. Но, конечно же, ей это не удавалось. Впрочем, как и всем остальным — оставшиеся шесть конкурсанток не могли пока оценить творения соперниц.

Как только гримеры закончили свою работу, двое ассистентов выстроили нас по парам и друг за другом.

Дверь распахнулась. Едва первая участница со своей спутницей переступила порог, тотчас раздался шквал оваций. Войдя последней в огромный, наполненный людьми зал, я на короткий миг замерла. Не желая показывать растерянность, распрямила спину и, гордо подняв голову, пошла вместе с улыбающейся девушкой в белоснежном платьице к ожидающим нас членам жюри.

(обратно)

Глава 28

Этот же день. Несколькими часами ранее.

Михаил с трудом и за большие деньги купил билет на поединок кондитеров. Юноша даже не подозревал, что все раскупят в самом начале продаж. Это стало первым неприятным сюрпризом. А вторым… Он хотел сделать ей приятное, но не знал, какие цветы любит Софья. Лишь однажды подарил пионы, да вот только девушка не сказала, пришлись ли они по душе или нет.

Долго простояв в цветочном магазине, Михаил купил… огромный букет ярко — красных роз.

— Этот цветок символизирует пылкую любовь, — многозначительно улыбнулась женщина — продавец. — Вам упаковать?

— Может, просто срезать колючки? — предложил Михаил, с сомнением осмотрев длинные темно — зеленые стебли, густо усаженные острыми шипами.

— Хм — м, — флорист задумчиво смотрела на цветы. — Бытует мнение, что роза без шипов — это уже совсем и не роза. Разве любовь бывает без острых уколов боли, обиды, недопонимания? Разве всегда меж влюбленными тишь да благодать?

— Если смотреть под этим углом — верно, — спустя пару мгновений ответил юноша. — Вы профессионал. Я не хочу, чтобы моя девушка случайно укололась, но в то же время мне не нравится «мишура» на цветах. Какие будут предложения?

— Срежем шипы только на концах стебля, — деловито отозвалась флорист и таинственным шепотом добавила: — Есть влюбленные, которые не доводят дело до «крови»: решают проблему в зачатке. Только и у них совсем все хорошо не бывает. Убирая часть шипов, мы обезопасим вашу девушку и ничего не нарушим. Как вам идея?

— Согласен, — широко улыбнулся Михаил. — Вы не только хороший флорист, но еще и отличный продажник.

Тихонько рассмеявшись, женщина споро принялась за дело.

Через несколько минут высокий темноволосый юноша в черном элегантном полупальто вышел из элитного цветочного магазина с огромной охапкой ярко — красных роз. Открыв дверцу дорогого спортивного автомобиля, он принялся осторожно укладывать букет на заднее сидение.

В это же время по тротуару проходили две уверенных в своих чарах прелестницы. Поддерживая спутницу под локоток, одна из них неожиданно сбавила шаг.

— Вот это красавчик! Повезло же какой — то дуре, — завистливо прошептала она подруге. А после звонко спросила, со значением глядя на Михаила: — Юноша, вы нас не подвезете?

— Нет, — закрывая пассажирскую дверцу, обаятельно улыбнулся тот. — К любимой тороплюсь.

— Подождет, ничего с ней не случится. Я бы такого мужчину вечность ждала, — кокетливо наклонив голову набок, проворковала чарующим голосом красавица.

— Она не вы. Ждать не будет, — усмехнулся Михаил и привычно сел за руль.

Провожая взглядом красный автомобиль, девушка сердито поморщилась и тихонько повторила:

— Везет же дурам!

С трудом отыскав место на парковке перед телестудией, юноша собрался было выходить, но заметил идущую ко входу Софью и остался в машине. Улыбаясь, он сидел, облокотившись на руль, и смотрел на самую красивую для него девушку во всей вселенной. Михаил страстно желал подойти прямо сейчас, обнять, сказать слова поддержки, но… не стал тревожить. Настрой перед поединком очень, очень важен. Ему ли не знать об этом?

Дождавшись, когда Софья со своими спутниками скроется в дверях телестудии, выждал несколько минут. Затем, аккуратно взяв цветы, уверенно направился в здание. Довольно быстро отыскав нужный павильон, неторопливо пошел меж рядов.

Слуга Софьи, рыжеволосая одноклассница Катенька и неизвестный парень сидели в первом ряду. Их Михаил увидел почти сразу, однако предпочел не подходить, а лишь коротко кивнул наблюдательному Василию.

Усевшись между простовато одетым мужчиной и элегантной женщиной средних лет, Михаил бережно положил на колени розы и поднял взгляд. Задумчиво посмотрел на гигантский белоснежный экран на задней стене полукруглой сцены и почувствовал, как тревожно сжимается сердце. Он беспокоился за Софью. Очень. Для него — то она в любом случае самая — самая лучшая, но любимой нужна победа. Если не в самом конкурсе, то над Стрелецкой.

Свет в павильоне мягко погас. И сразу же ярко засветился экран — шоу началось.

С первого мгновения взгляд зацепился за невозмутимое лицо Софьи. Морщась, юноша вполуха слушал комментарии невидимого ведущего и наблюдал за тем, как ругаются и вырывают друг у друга посуду вырядившиеся в вечерние платья участницы.

Любимая же в подаренном им костюме выглядела одновременно и строго, и сногсшибательно красиво. Софья в драках не участвовала, но удивительно быстро начала готовить. Он не понимал, как ей удалось в безумном хаосе так споро все отыскать.

Абсолютно несведущий в кулинарии юноша напряженно следил за действиями Софьи. Он не знал, все ли она выполняет правильно, но девушка выглядела невозмутимо, спокойно и уверенно.

— Вы посмотрите, что происходит! Боярыня Изотова собирается применить боевую технику! — внезапно прогремел из динамиков голос ведущего.

Не веря своим глазам, Михаил смотрел, как над ладонью Софьи завертелся смерч, а после еще и засветился характерным голубым светом.

«Заткнулся бы ты уже, — скривился парень, слушая надоевший до оскомины голос. — Не знал, что Соня владеет боевыми техниками… — он неотрывно смотрел на экран: камера крупным планом показывала только Софью. — Она перемешивает тесто техниками воздуха и льда! И додумалась же! Это ведь очень опасно!»

Забыв, как дышать, Михаил сидел, сильно подавшись вперед, и лишь после удачной деактивации Софьей техники облегченно выдохнул.

— Нам только что продемонстрировали высочайший класс мастерства! — не унимался ведущий.

— Хороша девка, — уважительно протянул мужчина, сидящий слева от Михаила.

— Угу, — пробормотал юноша, украдкой стерев выступивший на лбу холодный пот.

Михаил — опытный боец, и он прекрасно знал то, о чем многие зрители и не подозревали. Если бы Соня сейчас даже на миг утратила контроль, серьезно пострадала бы и она, и участницы. Но его малышка, хоть и заставила сильно понервничать, справилась виртуозно!

«Надеюсь, дальше обойдется без сюрпризов», — взмолился Михаил, с тревогой смотря на экран.

Искренне сожалея о таком глупом падении одной из участниц, он гордился Соней: она была единственной, кто выказал желание помочь девушке.

— Ой! — внезапно испуганно воскликнула женщина справа. — Ты что натворила, злыдня? Кто ж так делает — то?!

Не отрывая взора от экрана, она напряженно следила за Соней.

— Что случилось? — тихонько спросил у нее Михаил.

Ведущий почему — то не заметил происходящего, он комментировал действия участницы, абсолютно неинтересной юноше.

— Так эта белобрысая температурный режим нарушила! Пропали пирожные девочки. А как она мне нравилась, — причитала женщина, не сводя взгляда с экрана. — Погоди — ка, — соседка крепко вцепилась в локоть сурово хмурящегося Михаила. — Ты посмотри, какая умница — то! Я и не знала, что так можно. Глядишь, и получится, — добавила спустя несколько тревожных минут и с искренним удивлением посмотрела на Михаила.

Аккуратно отобрав у излишне эмоциональной любительницы кулинарии свой локоть, юноша спросил шепотом:

— Вы можете мне объяснить, что происходит?

— Извините, — порозовела женщина от смущения. — Блондинка… Стрелецкая вроде? Так вот, блондинка нарушила температурный режим выпечки эклеров, а та темненькая красавица, боярыня Изотова, — торопливо прошептала она, — придумала, как спасти пирожные. Я люблю печь, и хорошо это делаю, смею вас заверить, — гордость звучала в голосе женщины, — но понятия не имела, что как — то можно исправить сотворенное белобрысой! — выпалила с возмущением.

— И что сейчас? — умело скрывая эмоции, допытывался юноша.

— Будем ждать, — печально вздохнула собеседница.

Минуты ожидания казались бесконечными. Наблюдая за спокойным лицом Софьи, Михаил искренне восхищался любимой. Ни взглядом, ни жестом безупречно красивая девушка не выказала тревоги или беспокойства. В такой сложной ситуации она держалась поразительно хладнокровно.

— Как хорошо — то! — послышался восторженный голос соседки. Повернув лицо к юноше, она довольно улыбнулась. — Справилась умница. Настоящая мастерица! — одобрительно кивнув, женщина вновь перевела взгляд на экран.

«Проще самому в боях участвовать, чем за ней наблюдать», — решил, тяжело вздохнув, Михаил, глядя, как невозмутимая Софья уверенно начиняет пирожные кремом.

После команды «стоп» экран внезапно погас. По сцене засновали сотрудники телестудии. Устанавливая и настраивая камеры, они к чему — то явно готовились.

— Дорогие зрители, через несколько минут начнется дегустация пирожных членами жюри и церемония награждения. Просим вас оставаться на своих местах, — прозвучал из динамиков ставший неожиданно приятным голос ведущего.

— Вы за кого болеете? — внезапно поинтересовался у Михаила сосед слева.

— А вы? — скупо улыбнулся юноша.

— Так вначале мне по душе две пришлись: та, что упала с пирожными, и вторая, боярыня Изотова. Сейчас за нее. Красивая девка, — признался мужчина и улыбнулся.

— Не только красивая, — вклинилась в разговор соседка справа. — Боярыня Изотова — мастерица редкостная. Поверьте, я знаю, о чем говорю! — женщина смотрела воинственно, хоть никто и не оспаривал ее слов.

— Мы вам верим, — поспешил успокоить любительницу выпечки Михаил. Похоже, у Софьи появились фанаты.

«Оно и не удивительно, — мысленно улыбнулся юноша, посмотрев на дожидающиеся своего часа розы. — Соня и меня покорила с первого взгляда».

— Господа! — внезапно прогремел голос ведущего. — Попрошу аплодисментов!

С разных концов сцены начали одновременно заходить члены жюри и участницы. Зрители встречали всех радушно, но стоило появиться боярыне Изотовой, зал просто взорвал шквал оваций! Очень многим людям пришлась по душе красивая, юная, но удивительно спокойная и такая находчивая боярыня.

Не скрывая радостной улыбки при появлении Софьи, Михаил аплодировал вместе со всеми.

— Хорошая девка! — в который раз восхищенно произнес сосед слева.

— И мастерица, каких поискать! — вытянув шею, сердито глянула на него соседка справа.

— Не буду возражать, — хмыкнул Михаил. — Вы оба абсолютно правы, — добавил, внимательно глядя на сцену.

Шесть оставшихся участниц выстроились вдоль экрана. Возле каждой из них стояла девушка в нежно — голубом берете и белоснежном платье до колен. Одаривая зрителей улыбками, симпатичные ассистентки держали блестящие подносы, накрытые салфетками в тон беретов.

— Сейчас начнется, — озабоченно пробормотал мужчина.

Не реагируя на его слова, Михаил внимательно следил за происходящим на сцене. Стрелецкая стояла третьей от жюри, а Софья… последней. Беспокоясь за любимую, юноша ничем не мог ей сейчас помочь. Оставалось только ждать.

— Уважаемые члены жюри, — вновь заговорил раздражающе жизнерадостным голосом ведущий, — прошу начать дегустацию. Первой представит на ваш суд свое изделие потомственная дворянка Ангелина Валентиновна Лапина.

На экране мгновенно возникло крупным планом лицо девушки. Темноволосая симпатичная участница в золотистом длинном платье сильно нервничала. Кривовато улыбнувшись в камеру, старшеклассница медленно пошла к опытным профессионалам. Не отставая, за ней последовала девушка с подносом. Не дойдя буквально один шаг до членов жюри, она ловко сдернула салфетку. На экране тотчас появились лежащие на подносе пирожные полукруглой формы, покрытые потрескавшейся аппетитной корочкой темно — золотистого цвета.

— Шу, — авторитетно заявила соседка Михаила. — Внешний вид весьма и весьма неплохой.

— Представьте ваше изделие, — потребовал ведущий.

С трудом справившись с волнением, участница посмотрела на членов жюри и мелодичным голосом произнесла:

— На ваш суд, мэтры, я приготовила пирожное шу с нежнейшим заварным кремом. Жизнь — это удовольствие и бесконечное наслаждение!

Члены жюри поочередно взяли с подноса по пирожному. Надкусив, тщательно прожевали, а затем положили обратно. Экран показал оставшиеся невозмутимыми лица, и понять, какой вердикт вынесут судьи, было просто невозможно.

— Благодарим вас, Ангелина Валентиновна, — преувеличенно радостным голосом произнес невидимый ведущий. — Вернитесь, пожалуйста, на ваше место, — выждав пока девушка со своей спутницей под довольно вялые аплодисменты встанет в ряд с остальными участницами, он вновь заговорил: — Сейчас я приглашаю представить на суд жюри свое пирожное потомственную дворянку Ольгу Петровну Верхотурову!

И опять лицо участницы появилось крупным планом на экране. Не настолько сильно нервничая, как первая конкурсантка, стройная блондинка в бирюзовом длинном плате подошла к членам жюри. Ее спутница в голубом берете виртуозно сдернула с подноса платок.

Не дожидаясь указаний ведущего, конкурсантка улыбнулась и уверенно произнесла:

— Уважаемые мэтры, я приготовила для вас безе со сливочным кремом. Жизнь — это удовольствие и кураж, это богатство и роскошь. Уверена, вам понравится, — довольная улыбка промелькнула на ее лице.

Попробовав пирожные, члены жюри аккуратно положили их обратно на поднос.

— Проводим участницу! — радостно воскликнул ведущий. Ему в ответ раздались лишь редкие хлопки. Подождав, пока они стихнут, он продолжил: — Сейчас я приглашаю представить свое пирожное боярыню Марию Ивановну Стрелецкую!

Гордо задрав подбородок, девушка уверенной походкой направилась к членам жюри. Сдернув ткань, ее спутница продемонстрировала зрителям полукруглое нежно — голубое со стальными разводами пирожное.

— Муссовое, — с уважением произнесла соседка Михаила. — Сложное в приготовлении. На вид идеально.

Быстро глянув на женщину, юноша вернул напряженный взгляд на экран.

Обворожительно улыбнувшись, белокурая красавица посмотрела поочередно на каждого из членов жюри и проникновенно сказала:

— Я приготовила для вас муссовое пирожное с кремом из манго и маракуйи. Я согласна с девушками: жизнь — это удовольствие. Но не только, — она на мгновение примолкла и многозначительно добавила: — Жизнь еще и борьба. Самое большое удовольствие получаешь лишь после заслуженной победы.

Откусив от великолепно приготовленного пирожного, кондитеры тщательно его прожевали, и на лицах мужчин впервые появилось одобрение.

— Благодарю, боярыня Стрелецкая, — воодушевленно произнес ведущий. — Прошу вас вернуться на место, — добавил он под довольно дружные аплодисменты зрителей.

Нахмурившись, Михаил вполуха слушал презентации пирожных участницами: словно сговорившись, девушки рассказывали о кураже, веселье и удовольствии. Он не сводил глаз с лица Софьи. Та по — прежнему выглядела спокойной и расслабленной. Михаил же нервничал все больше и больше. Выступление Стрелецкой явно удалось. Если она и не выиграет, то одно из призовых мест точно займет. Сонечке надо хоть на один шаг, но Стрелецкую опередить.

«Сделай ее, малышка!» — мысленно попросил он любимую.

— А теперь прошу предоставить на суд членов жюри свое изделие боярыню Софью Сергеевну Изотову! — наконец — то произнес ведущий.

Стройная красавица в профессиональном костюме кондитера неторопливо подошла к жюри. Почтительно кивнув, она подождала, пока девушка снимет салфетку с подноса.

Восхищенно вздохнув, соседка Михаила замерла. Юноша же, посмотрев на пирожные, почувствовал, как его губы помимо воли растягиваются в глуповатой улыбке. Эклеры он любил. А Сонины к тому же выглядели просто бесподобно.

— Уважаемые мэтры, — разнесся по залу ее спокойный, уверенный голос, — как вы уже видите, я приготовила для вас эклеры. Наша жизнь многогранна, поэтому я не ограничилась одной начинкой. Их здесь три. Вы дали очень сложное задание, поэтому и пирожное не простое. Оно с секретом. Мой эклер, так же, как и сама жизнь, имеет начало.

— И с какого же края его есть? — заинтересованно спросил кондитер императорской четы, с любопытством разглядывая пирожное в своих руках.

— А как вы думаете? — откликнулась Софья.

— Могу предположить, что с того места, где оранжевые нити, — спустя пару мгновений, довольно уверенно произнес судья.

— Вы абсолютно правы, мэтр, — Софья тепло улыбнулась мужчине. — Три начинки. Три укуса. Три разных, но таких важных эмоции. Вам придется съесть эклер до конца, чтобы распробовать его вкус.

— Интересно. Необычно. Свежо, — удивленно хмыкнул председатель гильдии кондитеров.

— Мэтры, я не буду заранее озвучивать те эмоции, что вложила. Я сделаю это в тот момент, когда вы почувствует вкус начинки.

Переглянувшись, мужчины впервые заулыбались. Взяв наизготовку пирожные, они синхронно откусили по одной трети.

— Детский восторг, — с чувством произнесла Софья. — Детство — самая светлая пора. Что бы ни происходило, человек, как правило, вспоминает о нем с любовью и теплотой, — понаблюдав за лицами мужчин, она дождалась, когда те укусят половину от оставшийся части. — Первое разочарование. Горькие слезы боли и предательства, — ее голос звучал приглушенно. — Но есть то, что помогает идти дальше. Доешьте пирожное, — подождав, пока мужчины положат в рот последний кусочек, она сильным голосом отчетливо произнесла: — Надежда. Надежда на то, что все обязательно будет хорошо. Вера в себя. Она дает силы несмотря ни на что сделать шаг вперед. Не сломаться, но идти. Жизнь — это путь.

— У самурая нет цели, есть только путь, — в благоговейной тишине прозвучал задумчивый голос кондитера императорской семьи

— Вы самурай, Софья Сергеевна? — мгновенно поинтересовался проныра — ведущий.

Михаил тревожно ожидал ответа любимой. Изначально ли ведущий был дебилом или только сегодня от участия в шоу последний разум растерял, по сути, уже и неважно. В погоне за возможной сенсацией он явно начал прощупывать Софью.

Юная глава рода сильно выделялась среди остальных участниц, и не только внешне. Ее презентация обычного пирожного превратилась в интереснейшее зрелище. Неудивительно, что журналюга, едва представился удобный случай, принялся именно этой участнице задавать вопросы с подтекстом.

Осмотрев полный зрительный зал, Софья отчетливо произнесла:

— Самурай служит своему господину. Я, как глава рода, могу с уверенностью сказать: Изотовы никому вассальной клятвы не давали. Так что нет, самураем я абсолютно точно не являюсь.

И она широко улыбнулась.

— Вы не считаете нашего великого императора своим господином? — голос ведущего звучал требовательно. Он словно заранее в чем — то подозревал и даже… обвинял юную главу рода Изотовых.

Посмотрев на строгие лица членов жюри, Софья всего лишь на миг встретилась взглядом с князем Южным. В глазах мужчины нарастала тревога.

Коротко улыбнувшись, девушка вновь перевела взор на зрителей и с безмятежным выражением на лице поинтересовалась:

— Уважаемый ведущий, скажите, кому служит наш великий император?

— Народу, — тотчас отозвался тот. Помолчав, нравоучительным тоном добавил: — Народ и есть государство. Великий император служит Российской Империи.

— Не пойму я что — то, куда вы клоните, уважаемый. Неужели вы считаете, что примеру нашего императора не стоит следовать? — выражая искренне удивление, Софья чуть развела руки в стороны. Слушая, как нарастает одобрительный гул в зале, выдержала паузу. Затем, подойдя к краю сцены, твердо произнесла: — Каждый из граждан могучей Российской Империи служит на общее благо государства, — глядя в темный зрительный зал, боярыня говорила уверенно и спокойно. — Пусть наши дела не такие великие, как у батюшки — императора, но, делая их, мы заботимся о процветании Родины. Аристократ или простолюдин, мы все — граждане великой Российской Империи. Мы — едины! Мы и есть государство, а батюшка — император — наш кормчий.

Умышленно уведя разговор со слуг и господ совсем в другое русло, Софья невозмутимо смотрела на ревущий и рукоплещущий ей зал.

— Думаю, я достаточно развернуто ответила на ваш вопрос, господин ведущий, — переведя взгляд на взирающих на нее с восхищением и одобрением членов жюри, произнесла: — Мэтры, я закончила презентацию своего пирожного.

Вновь уважительно кивнув, Софья неторопливо прошла по сцене и встала в конец шеренги участниц.

— Выдержала. Какая ты умница! — прошептал Михаил.

— Служить такой главе рода честь великая! — с восторгом заявил его сосед, продолжая ожесточенно хлопать в ладоши.

«Любовь такой женщины еще большая честь», — мысленно произнес Михаил, не отрывая взгляда от внешне хрупкой, но удивительно сильной и не по годам мудрой девушки.

* * *

Я изнервничалась и устала. Стоя в конце шеренги улыбающихся участниц и нацепив такую привычную маску невозмутимой ледышки, мечтала, чтобы поскорее все закончилось. Импровизация с пирожным вроде прошла хорошо. Да и от вопросов — подковырок ведущего вполне удачно отбилась. Зачем понадобилось их задавать, я не знала. Да, по правде сказать, сейчас на это наплевать. Мало ли охочих до склок и скандалов журналистов? Минут десять назад члены жюри начали совещаться. Вот это было действительно важно.

«Да выберете вы уже победителя!» — думала я, слушая, как сильно — сильно бьется сердце.

— Уважаемые зрители и наши прекрасные и талантливые участницы поединка кондитеров, — громко, но на диво спокойно прозвучал голос ведущего, — члены жюри приняли решение и готовы его озвучить.

Невозмутимо глядя в зрительный зал, я приготовилась слушать. Если проиграю Стрелецкой, мне придется перед ней сейчас извиняться. Отвратительная перспектива.

— Третье место в поединке кондитеров заняла, — начал торжественно говорить кондитер императорской семьи, — Ольга Петровна Верхотурова!

Не веря своему счастью, та мгновенно закрыла лицо руками.

М — да… Либо Стрелецкая не попадет в тройку лидеров, что маловероятно, либо я выиграю конкурс, что тоже под вопросом. С трудом удержав тяжелый вздох, я терпеливо ожидала, пока девушке вручат коробки с подарками.

— Второе место в поединке кондитеров заняла, — умышленно замолчав, мужчина бесконечно долго держал паузу, терзая и так натянутые до предела нервы, — Мария Ивановна Стрелецкая!

Величественно выплыв из строя, боярыня бросила в мою сторону взгляд, полный презрения, и многозначительно усмехнулась. Не показывая, насколько разочарована, я принялась вновь терпеливо ожидать развязки, готовая к любому исходу.

— Теперь наступил момент, ради которого мы здесь все и собрались. Сейчас я объявлю победительницу поединка кондитеров. Эта участница сумела поразить даже нас, — неторопливо произнес злыдня — мэтр. — Победителем стала, — он замолчал, обвел взглядом шеренгу девушек, а потом закончил: — Софья Сергеевна Изотова!

Не веря ушам, я посмотрела на стоящую рядом грустную соперницу.

— Идите, — шепнула та и легонько подтолкнула меня в спину.

Вручая подарки и банковскую карту, профессионалы — кондитеры выражали свой искренний восторг моим мастерством. Словно в полусне, я слушала их, кивала, что — то говорила в ответ, но все никак не могла поверить, что мой личный кошмар закончился.

— Мэтры, уважаемые зрители и участницы, — неожиданно услышала я голос князя Южного. Не отрывая от меня потемневшего от эмоций взгляда, он обаятельно улыбнулся. — Я не являюсь профессиональным кондитером, однако Софья Сергеевна поразила и меня. Хочу сделать нашей победительнице еще один подарок.

Нахмурившись, я смотрела на светлейшего князя и не понимала, что он затеял.

— У каждой девушки есть мечта, — бархатистый голос брутального мужчины ласкал ушки женщин. — Софья Сергеевна, я не волшебник, но в пределах своих возможностей готов исполнить одно, самое сокровенное ваше желание.

— Хм — м, — наклонив голову набок, я задумчиво посмотрела на Разумовского. — Не все желания можно произносить вслух, Игорь Владимирович.

— Уверен, ваши все пристойные, — озорно блеснули ярко — васильковые глаза. — Если желаете, можете сказать его только мне, — став серьезным, добавил князь тише.

Помедлив лишь мгновение, я шагнула к нему навстречу. Встав на цыпочки, шепнула могущественному мужчине несколько слов. Кивнув, он отчетливо сказал:

— Ваше желание не только пристойно, но заслуживает глубокого уважения, Софья Сергеевна. Сделаю все, что в моих силах. Я постараюсь уже завтра, на зимнем балу, вас порадовать.

Улыбнувшись мужчине, я отошла к своему месту. В этот момент взгляд неожиданно зацепился за знакомую фигуру. Быстро взбежав по ступенькам, Михаил Потапов подошел ко мне и под громкие аплодисменты зала вручил охапку ярко — алых роз. Подарив нежный взгляд, беззвучно шепнул только для меня:

— Люблю…

Глядя в его глаза, я не слышала шума в павильоне. Я чувствовала и понимала лишь одно: мне чертовски хорошо.

Возможно, это и есть женское счастье?

(обратно)

Глава 29 День зимнего бала

За дальним столиком уютного кафе в одиночестве сидела элегантная темноволосая девушка. С первого взгляда на красивое лицо европейцу становилось понятно: она азиатка.

Двое симпатичных юношей, позабыв о великолепно приготовленном завтраке, бросали в сторону прекрасной незнакомки призывные взгляды. Но та, дожидаясь заказа, не обращала на них никакого внимания, вот уже несколько минут разговаривая по телефону. Точнее, говорил ее невидимый собеседник, красавица же большую часть времени молчала.

Услышать, о чем идет речь, ни юноши, ни остальные немногочисленные посетители кафе абсолютно точно не могли: настолько тих был голос, когда девушка изредка отвечала.

Водрузив на поднос пузатый фарфоровый чайник и блюдце с нежнейшим пирожным, миловидная официантка оправила белоснежный передник на голубом форменном платье и неторопливо понесла заказ. Подходя к столику, она навострила ушки и умудрилась расслышать тихий голос:

— Условия вы знаете. Результат завтра.

Нажав на отбой, посетительница подождала пару мгновений, а затем посмотрела на экран телефона.

Подойдя с правой стороны от гостьи, любопытная сотрудница кафе аккуратно поставила на столик чайник и тарелочку с десертом. Наполняя изящную чашечку ароматным чаем, она украдкой взглянула на дисплей мобильного и увидела великолепную фотографию: темноволосая, зеленоглазая красавица в бирюзовом костюме кондитера смело смотрела в объектив.

Не глядя на официантку, посетительница спокойно выключила телефон.

— Приятного аппетита, — сделав бесшумный шаг назад, сотрудница кафе дежурно улыбнулась. — Надеюсь, вам у нас понравится, и вы придете еще.

Бесстрастно посмотрев на нее, красавица — азиатка не ответила. Пригубив вкусно пахнущий напиток, коротко улыбнулась: чай заварили по всем правилам. В это кафе она действительно пришла впервые, да вот только возвращаться не собиралась. Уж больно здесь «глазастый» персонал.

* * *

В элитном, баснословно дорогом салоне красоты и моды царила суета: швеи, стилисты, визажисты и парикмахеры порхали возле нас с Катенькой. Заверив, что на зимнем балу мы будем самыми — самыми неотразимыми, профессионалы вот уже несколько часов кряду создавали нам образы.

Испуганно хлопая ресничками, Катя поначалу пыталась возражать. Отведя меня в сторонку и понизив голос, она взволнованно принялась убеждать в том, что уж на нее — то тратиться вовсе не обязательно. Терпеливо выслушав, я строго взглянула на подругу и тихонько сказала:

— Я могу себе это позволить. Не обижай меня.

В ответ одноклассница лишь сокрушенно вздохнула и больше не отказывалась.

Наконец — то определившись с платьями и подогнав их по фигурам, сотрудники салона усадили нас в кресла. Лениво следя за умелыми действиями парикмахера, я вспоминала вчерашний день. Такого ажиотажа и внимания к своей персоне я, ей — богу, не ожидала.

После того как Миша подарил цветы, зрители просто повалили на сцену. Вырвалась я из плотного кольца восторженных фанатов лишь через несколько часов. Вернувшись с Катенькой домой, мы первым делом пообедали и пошли в комнаты — отдохнуть. Да вот только мне это не удалось. Зайдя к себе в спальню, я обнаружила позабытый на кровати телефон. Ужаснувшись безумному количеству пропущенных вызовов, первому перезвонила Мише, а после до самой ночи отвечала на звонки и поздравительные сообщения.

Позвонили буквально все: одноклассницы, педагоги, мои и близняшек, директор школы и ее заместитель по воспитательной работе, партнеры по бизнесу, какие — то малознакомые люди, чьи имена вспомнила с большим трудом. Оказалось, что все три с лишним часа за шоу наблюдали очень и очень многие.

Когда позвонили сестры — близняшки, я даже не особо удивилась тому, что, находясь на отдыхе в Краснодаре, вместо прогулки дети сидели, прилипнув к экранам. Малышки делились впечатлениями, смаковали подробности и рассказывали, как сильно за меня переживали. Было чертовски приятно.

И все вроде бы прошло хорошо, но как же без ложки дегтя? Боярыня Стрелецкая не принесла вчера извинений после процедуры награждения. В принципе, почему так случилось, можно понять: меня окружала плотная толпа народа. Но и позднее боярыня не объявилась.

Казалось бы, ну не извинилась, да и бог с ней! В родном мире я, возможно, махнула бы на нее рукой да забыла. Да вот только в этом мире все иначе. Если Мария не принесет извинений на сегодняшнем балу, можно считать, что она вновь проявила ко мне неуважение и наплевала на правила поединка. Ее, конечно же, осудят, но и я должна буду отреагировать. Стрелецкая, как же ты надоела — то!

Досадливо поморщившись, я посмотрела на свое отражение.

— Госпожа, вам не нравится? — тотчас тревожно нахмурился мужчина — парикмахер.

— Нравится. Очень, — искренне произнесла я, разглядывая себя в зеркале.

Впервые на официальный выход мои волосы не были собраны в строгую прическу, а крупными волнами ложились на плечи. Макияж также выше всяких похвал: визажист салона (как и вчера гример на телестудии) не стала делать из меня женщину — вамп, но придала коже благородное сияние, профессионально подчеркнула глаза, губы.

Встав из кресла, я подошла, цокая высокими каблучками туфель, к ростовому зеркалу. Под слаженно — восхищенные вздохи и ахи сотрудников внимательно осмотрела себя с головы до ног. В небесно — голубом шифоновом платье я непостижимым образом выглядела одновременно целомудренно и соблазнительно.

Довольно глубокий, с запахом на груди вырез приковывал взгляд, однако при этом оставлял простор для фантазии. Спадая от талии мягкими волнами, невесомая ткань очерчивала бедра, ласкала кожу ног и лишь чуть — чуть не доставала до пола. Длинные, свободные рукава, оканчиваясь узкими манжетами, полностью скрывали руки.

Легкость, красота, элегантность. Все как я люблю.

— Спасибо. Вышло чудесно, — похвалила работу профессионалов, отвернувшись от зеркала.

Медленно подойдя, преобразившаяся до неузнаваемости Катенька посмотрела на меня с восхищением. Меж тем от нее самой невозможно было оторвать взора: длинное струящееся платье изумрудного цвета восхитительно подчеркивало ее точеную фигурку, собранные наверх огненные волосы открывали лицо и изящную шею. Огромные зеленые глаза с пушистыми ресницами, пухлые губы, чуть тронутые нежной помадой, — Катенька была диво как хороша.

— Ты похожа на принцессу, — сделала искренний комплимент подруге.

— Скажешь то же, — пробормотала та, густо покраснев от смущения.

Озорно подмигнув Катеньке, я посмотрела на девушку — администратора. Уважительно кивнув, та дала понять, что все исполнено. Услуги салона и еще кое — что «нестандартное» я оплатила заранее.

Через несколько минут нам принесли верхнюю одежду. Я накинула свою длинную шубу на плечи, а Катя замерла, с удивлением разглядывая предложенную ей коричневую норковую шубку.

— Это не мое, — нахмурилась девушка, глядя на улыбчивую сотрудницу.

— Ваше, — сообщила та. — Доставлена по распоряжению вашей спутницы из мехового магазина.

Посмотрев на меня тяжелым взглядом, Катенька глубоко вздохнула.

— Твой образ должен быть полным, — сообщила ей невозмутимо. — Это мой подарок.

— Спорить бесполезно? — угрюмо поинтересовалась подруга.

— Однозначно, — широко улыбнулась я. Быстро взглянув на настенные электронные часы, добавила: — Пора. До бала не так уж много времени, а нам еще добираться.

Катенька все же надела шубку, при этом недовольно что — то бурча себе под нос.

Попрощавшись с сотрудниками салона, мы вышли на улицу. Окрашивая небо яркими всполохами, солнце опускалось за горизонт.

— Кать, ну прекращай, — взяв подругу под локоть, я заглянула ей в глаза.

— Ты сегодня прорву денег на меня истратила! — сердито воскликнула та. — Мне неудобно. Понимаешь?

— Понимаю, — строго взглянув на Екатерину, я пару мгновений помолчала. — Не деньгами меряются отношения. Я проявила к близкому человеку заботу, внимание… Разве стоит меня за это корить?

Не дожидаясь ответа Катеньки, я повела ее к белоснежному автомобилю. Усевшись на заднее сидение рядом с подругой, кивнула Василию. Через мгновение наша машина помчалась по широким улицам Ростова.

В голову опять полезли мысли о Стрелецкой и… князе Южном. Точнее, я вспомнила о своей просьбе. Если он ее исполнит, то будет очень — очень хорошо.

— Не обижайся на меня, пожалуйста, — встревоженно блестя глазами, прошептала Катенька, заметив мою задумчивость.

— Что ты, — тепло улыбнулась обеспокоенной подруге. — Даже не собиралась. О Стрелецкой вспомнила, — добавила и поморщилась.

— Хм… Глядишь, совесть проснется, и она на балу подойдет?

— Хорошо бы, — усмехнулась я.

— Сонь, — спустя время тихонько позвала Катя. — Я не спрашивала… А что ты попросила у князя?

Посмотрев в блестящие от любопытства глаза подруги, я загадочным шепотом произнесла:

— Исполнения самого заветного желания, — заметив, как девушка густо покраснела, тихонько рассмеялась. — Обязательно расскажу, но позже. Сейчас боюсь сглазить. Для меня это, правда, очень важно.

Мгновенно став серьезной, Катенька кивнула.

Тем временем наша поездка подошла к концу: автомобиль медленно заезжал на территорию школьного двора.

* * *

Зайдя в богато украшенный просторный зал для торжеств, мы с Катей сразу же стали объектами повышенного внимания. Я, скупо улыбаясь, терпеливо выслушала витиеватые комплименты нарядно одетых юношей и искренне поблагодарила одноклассниц, поздравляющих с победой, но мысли были о другом.

«Где эта Стрелецкая, чтоб ее черти на сковороде поджарили! — поддерживая диалог с девушками, я скользила взглядом по залу. — Да и Миши что — то не видно».

На полукруглой сцене музыканты настраивали инструменты. Разнося на подносах безалкогольные напитки и закуски, меж юношей и девушек сновали приглашенные официанты. Я осматривала радостные, счастливые лицаодноклассников, да вот только ни Михаил, ни боярыня на глаза все так и не попадалась.

Посмотрев на Катеньку, заметила досаду и на ее личике. Она также высматривала Стрелецкую, но, как и я, не находила.

— Барышни, желаете напитки, фрукты, десерт? — привлек наше внимание официант.

Катенька взяла изящный бокал с вишневым соком, а я отрицательно качнула головой. И едва сдержала обреченный вздох: ко мне подошел очередной одноклассник. Пристальное внимание со стороны мужского пола начинало утомлять. Смирившись с тем, что придется снова выслушать вычурные, вовсе ненужные комплименты, едва заметно поморщилась.

— Софья Сергеевна Изотова, прошу вашего внимания, — неожиданно разлетелся по залу усиленный динамиками до боли знакомый голос Стрелецкой.

— Посмотри на сцену, — шепнула Катенька.

Последовав совету подруги, я мгновенно увидела боярыню. Сегодня она щеголяла не в ярко — красном платье, а, напротив, в молочно — белом. Вся такая элегантная, утонченная, она казалась эталоном истинной аристократки.

— Вчера, после церемонии награждения, вы были настолько заняты, что не нашли времени выслушать меня, — холодно вещала со сцены Мария, глядя в мою сторону. — Я чту и соблюдаю установленные правила поединков. Сейчас, при первой возможности хочу исполнить свой долг. Как проигравшая сторона, я, боярыня Мария Ивановна Стрелецкая, приношу вам публичные извинения, боярыня Софья Сергеевна Изотова.

В голосе девушки не слышалось ни капли раскаяния или сожаления, одно лишь высокомерие. Усмехнувшись и не сводя взгляда с боярыни, я отчетливо произнесла:

— Ваши извинения приняты.

Одобрительный гул в зале смешался с аплодисментами.

— Что — то я ей не больно верю, — тихонько сказала Катенька.

— Аналогично, — отозвалась со вздохом. — Однако, худой мир лучше доброй ссоры.

— Смотри, смотри, — торопливо сказала подруга. — Да не туда! Направо!

Повернув голову, я встретилась взглядом с отчего — то мгновенно потемневшими ярко — васильковыми глазами. Подойдя максимально близко, но соблюдая приличия, светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский обаятельно улыбнулся.

«Костюм сидит как влитой. Хорош, чертяка», — отметила, скользнув взглядом по спортивной фигуре мужчины.

— Добрый вечер, Софья Сергеевна, — не скрывая озорной смешинки в глазах, галантно поклонился князь Южный.

— Добрый вечер, Игорь Владимирович, — вежливо ответила я, смотря на привлекательного мужчину с ожиданием и затаенной надеждой. Если он сделал то, о чем я попросила… Боже, это будет великолепно!

Замершие рядом юноши и девушки не сводили с нас горящих от любопытства глаз. Тихонечко вздохнув, Катенька тоже распахнула глаза и, казалось, боялась шелохнуться.

Широко улыбаясь, мужчина смотрел на меня. Я видела в его взоре восторг и… страсть.

— Не буду мучить, — сказал он низким, приятным женскому ушку голосом. — Ваше желание исполнено, Софья Сергеевна. Отныне земли бояр Изотовых возвращены вашему роду.

Достав из внутреннего кармана пиджака сложенные вчетверо листы, он протянул их мне. Я осторожно развернула плотную гербовую бумагу, не до конца веря своему счастью. Прочла заголовок: «Договор дарения», затем быстро пробежала глазами по тексту.

— Я выкупил их у Никитских, — тихо пояснил Разумовский. — Теперь ваши предки будут покоиться на исконных землях рода.

— Князь… — с безграничной благодарностью посмотрела в глаза мужчины. — Вы принесли покой моей душе, — мой голос был полон искренности, а лицо озаряла чистая, ничем не замутненная радость.

— Поверьте, я бы с удовольствием исполнил не только это желание, — многозначительно сказал мужчина и добавил: — Вы поразили меня и членов жюри во время поединка, а после невероятно тронули своей речью. Каждый из нас был бы рад оказать вам посильную помощь.

— Благодарю вас, Игорь Владимирович, — любезно произнесла я, прекрасно поняв такой прозрачный, но умело завуалированный намек.

В этот момент зазвучали первые аккорды популярной песни о любви. Бросив короткий взгляд куда — то вбок, князь едва заметно усмехнулся. Затем, вновь взглянув в глаза, медленно взял меня за руку, а после прикоснулся к тыльной стороне ладони теплыми губами.

— До скорой встречи, боярыня, — сквозь громко звучащую музыку едва слышно произнес обладающий умопомрачительной властью мужчина, а затем повысил голос: — Вынужден откланяться, Софья Сергеевна. Дела.

Улыбнувшись на прощание, он развернулся и ушел.

Я же, держа в руке документы и не обращая внимания на пытливые взгляды одноклассников, внутренне ликовала. Никто и никогда теперь не сможет оспорить право рода бояр Изотовых на земли. Никто и никогда не докажет умысла в моих действиях. Разве найдется среди Никитских безумец, который посмеет оспаривать дарение мне земель светлейшим князем Разумовским? Конечно же, нет.

Посредничество меж родами это хорошо, но мелковато. А теперь, когда месторождение редчайшего турина полностью принадлежит мне, можно приступать к его разработке, абсолютно ничего не опасаясь. Я планировала не только продавать редкий минерал, но еще и начать собственное производство артефактов.

Тогда, после поединка, у меня даже не возникло ни единого сомнения: это был уникальный шанс, упустить который я не имела права. Говоря князю Южному, что в утраченных землях покоятся предки рода Изотовых, поэтому желаю их вернуть, я не лукавила. Просто не сказала всей правды. Да и ни к чему знать о ней князю.

Проводив взглядом умчавшуюся танцевать с одноклассником Катеньку, довольно улыбнулась. Все шло не просто хорошо, а изумительно!

— Софья Сергеевна, вы подарите мне танец? — неожиданно отвлек меня от размышлений такой приятный сердцу голос.

— Безусловно, Михаил Михайлович, — с нежностью посмотрела на юношу и вложила в сильную руку ладошку.

Я кружилась с ним в танце, счастье буквально переполняло меня, казалось, что еще чуть — чуть, и взлечу над полом. Даже откровенная зависть большинства девушек была глубоко безразлична. Лишь один взгляд на мгновение привлек внимание. Глаза Стрелецкой пылали лютой ненавистью.

«Да и бог с ней, — беспечно подумала я. — Пусть бесится, килька, раз ей все неймется».

Отвернувшись от Марии и не реагируя на тревожный звоночек, я буквально окунулась в наслаждение танцем с сильным, умным юношей. С тем, для кого так радостно бьется сердце, а на лице расцветает счастливая улыбка.

(обратно)

Глава 30

Праздничный вечер незаметно подошел к концу. Улыбаясь подруге и Михаилу, я вместе с ними неспешно вышла из зала.

— Ого! — удивленно воскликнула Катя, разглядывая столпотворение возле гардеробной.

Смеясь и балуясь, одноклассники пытались опередить друг друга и первыми получить верхнюю одежду.

— Подождите меня здесь, — спокойно произнес Михаил и ловко вклинился в толпу.

Проводив счастливым взглядом высокую спортивную фигуру, я тихонечко вздохнула и в который раз подумала о том, что ему безумно идет белоснежный костюм — тройка.

— Вы очень хорошо смотритесь вместе, — шепнула мне на ушко довольная Катя.

Посмотрев на улыбающуюся подругу, я неожиданно порозовела и потупилась. Сейчас мне было настолько хорошо, что это даже немножко пугало.

Буквально через пару мгновений юноша вернулся с добычей: нашими шубками и своим длинным светлым пальто. Обаятельно улыбаясь, он галантно помог нам с Катенькой одеться. Глядя на меня, Михаил вовсе не скрывал своих чувств: в его глазах плескались любовь, нежность, страсть. Я же… смущалась и розовела, словно и вправду не взрослая, опытная женщина, а школьница. Мне даже казалось, что еще чуть — чуть — и переполняющее душу счастье бурным потоком хлынет наружу.

Выйдя на улицу, нежно улыбнулась не сводящему с меня глаз Михаилу. Переведя взор на темное, усыпанное огромными звездами небо, глубоко вздохнула: домой возвращаться не хотелось. Точнее… не хотелось сейчас расставаться.

— Я на машине, — раздался спокойный голос Михаила. — Не нужно звонить слуге. Сам вас отвезу.

Пройдя по парковке, мы подошли к ярко — красному спортивному автомобилю. Деловито усадив Катерину на заднее сидение, Михаил озорно улыбнулся и распахнул предо мной переднюю пассажирскую дверцу.

Под многочисленными взглядами одноклассников он аккуратно вырулил с территории школы и неторопливо поехал в сторону моего дома. В салоне царила тишина. Мне было тепло и уютно. Приятный запах мужского парфюма и отлично выделанной кожи напоминал о том, пока единственном свидании.

— Сонь, почему ты мне не рассказала о своем желании? — не отрывая взгляда от дороги, неожиданно поинтересовался Михаил. — Я без проблем мог выкупить твои земли.

— Как — то в голову не пришло, — тихо отозвалась я, глядя на идеальный, словно вылепленный талантливым скульптором профиль юноши.

— Я, конечно, не могущественный Игорь Владимирович, — сказал тот, все так же следя за дорогой. — Но для тебя и я могу сделать многое. Мне было неприятно.

— Миш, — нахмурилась я. — С нами Катя. Давай потом?

Взглянув на меня, Михаил неожиданно широко улыбнулся. Переведя взгляд в зеркало заднего вида, посмотрел на Катеньку, а затем спокойно и уверенно произнес:

— Да, собственно, я все сказал. К этой теме больше возвращаться не буду, — помолчав пару мгновений, вновь бросил через зеркало взгляд на пытающуюся слиться с сидением рыжеволосую одноклассницу. — Катерина, вы умная девушка, и, полагаю, все уже поняли. Я не скрываю от вас, что люблю Софью. Надеюсь, она когда — нибудь ответит мне взаимностью, — с абсолютно невозмутимым выражением на лице и по — прежнему глядя на дорогу, он взял мою ладошку и нежно поцеловал пальчики.

Хлопая ресницами, я смотрела на уверенного, сильного юношу и не находила слов. Сожалела ли, что рассказала не ему, а князю? Однозначно нет. Это было наилучшим решением. Меня волновало другое: я ведь даже не подумала о том, что Михаилу может быть неприятно. Сейчас же, не таясь, не копя обиду и не смущаясь присутствия моей подруги, он четко разложил все по полочкам.

Подъехав к дому, Михаил заглушил двигатель. Посмотрев на меня, предложил:

— Если ты не устала, погуляем вдвоем? — что — то разглядев в моих глазах, нежно улыбнулся и добавил: — Оденься потеплее. Не торопись.

Выйдя из автомобиля, он открыл для нас с Катей двери. Дружелюбно попрощавшись с моей подругой, вновь сел на водительское место.

Быстро пробежав в легких туфельках по двору, я, пропустив Катерину вперед, зашла в дом и лишь тогда взглянула на подругу. Хмурясь, девушка о чем — то усиленно размышляла.

Когда мы уже поднимались на второй этаж, Катенька неожиданно сказала:

— Михаил ведь и правда тебя сильно любит. А ты? Ты его любишь? — она смотрела вопросительно и строго.

Глубоко вздохнув, я опустила взгляд. Обсуждать с кем — либо свои чувства мне сложно. Не желая и сейчас говорить на эту тему, предпочла не отвечать, а увести диалог в сторону:

— Спать еще рано. Чем займешься?

Внезапно покраснев, Катенька закусила нижнюю губу. Избегая моего взгляда, тихо сказала:

— Никита звонил. Предлагал сегодня встретиться.

— Ну и чего ты сомневаешься? — я коротко пожала плечами. — Если он тебе действительно нравится, то пригласи его в гости. Надежда к себе не уйдет, пока ты не отпустишь или спать не ляжешь. Все приличия соблюдены, спокойно пообщаетесь за чашкой чая.

— Соня, мне неловко, — она покраснела до корней волос. — Это твой дом, а я мало того что у тебя живу, так еще и гостей приглашать?

— Прекрати, — поморщилась я от досады. — Зови Никиту и будь умницей. Я пошла переодеваться. Когда вернусь — не знаю.

Оставив смущенную подругу возле дверей гостевой комнаты, я прошла к себе в спальню. Быстренько скинув платье и туфли, особо не раздумывая натянула черные полуспортивные штаны и удобный свитер шоколадного цвета. Застегнув теплую куртку, мгновение помедлила, а затем надела на голову вязаную серую шапку с огромным пушистым помпоном.

Гулко стуча по полу рифленой подошвой высоких ботинок, торопливо вышла из дома и направилась к автомобилю, чувствуя, как в груди сильно — сильно бьется сердце.

Усевшись, на переднее пассажирское сидение, взглянула на Михаила.

— Привет, — ласково шепнул тот и страстно поцеловал меня в губы. — Я по тебе соскучился, любимая, — притянув к себе поближе, он встретился со мной взглядом.

Понимая, о чем именно он сейчас говорит, улыбнулась и тихонько спросила:

— Куда поедем?

— Сюрприз, — поцеловав еще раз, юноша с неохотой отстранился.

Автомобиль плавно тронулся с места. Захватив в плен мою ладонь, Михаил не выпускал ее ни на мгновение из своей сильной руки. Не обращая внимания на мелькающие вдоль дороги разноцветные огни вывесок, я смотрела на юношу. Думать ни о чем не хотелось. Только чувствовать тепло его руки, родной запах… Мы весь вечер были вместе, но лишь сейчас по — настоящему рядом.

«Как же я по тебе соскучилась!» — хотелось ему сказать, но я привычно промолчала.

Припарковавшись подле высоченного кованого забора, Михаил заглушил двигатель. Выйдя из автомобиля, мы неторопливо подошли к входу в один из городских парков. Приятный желтый свет фонарей выхватывал силуэты заснеженных деревьев, мягко падал на лавочки с высокими спинками. Держась за теплую ладонь статного юноши, я неторопливо шла по аллее. Не нарушая хрустальную тишину, лишь поглядывая на спутника с благодарностью.

Вот как он понял, что мне сейчас понравится?

Неожиданно повернув направо, Михаил уверенно повел меня куда — то в сторону от центральной дорожки. Затем резко свернул, прошел еще немного и остановился. А я… просто была не в силах отвести взгляда от открывшейся пред нами картины: на заснеженной поляне стояли, сидели и даже пытались взлететь умело подсвеченные снизу прекрасные ледяные скульптуры. Гигантские драконы смотрели на меня голубыми глазами, умопомрачительно красивые птицы раскрывали мощные крылья, щипали ледяную травку величественные единороги… Мои самые потаенные мечты детства все разом исполнились. Казалось, на этой полянке специально для меня поработал могучий волшебник.

Вцепившись в палец Михаила, я ходила меж, светящихся разными цветами скульптур и не верила, что так бывает. Администрация парка умудрилась на одной полянке собрать всех сказочных животных, нравившихся именно мне.

— Тебе нравится? — тихонько спросил Михаил в такт моим мыслям.

— Очень, — не отрывая взгляда от маленького тонконогого жеребенка — единорога, прошептала я. — Очень — очень.

— Я рад, — улыбнулся юноша. Помолчав, добавил: — Хотел сделать тебе приятное.

— Подожди, — ошарашенная невероятной догадкой, посмотрела на него. — Это все… для меня?

— Да, — последовал лаконичный ответ.

— Миш, — я изумленно распахнула глаза. — У меня даже нет слов. Откуда ты знаешь, что они так мне нравятся?

— Полтора месяца назад мы разговаривали, — тихо сказал он. — Ты не хотела признаваться, что сильно устала, что тебе тяжело, поэтому просто рассказывала мне о сказочных животных. Искренне сожалела, что драконы, фениксы и единороги — выдумка, и в живом виде их не найти, — Михаил улыбнулся и обнял меня за талию. — И я решил тебя порадовать.

Мысленно коря себя за черствость и невнимательность, я запрокинула голову и посмотрела в прекрасные ярко — васильковые глаза.

— Должна сказать, — мой голос звучал приглушенно, — я не хотела тебя оскорбить, когда рассказала о своем желании князю Южному. Извини. Я не подумала, что…

Мой рот внезапно закрыли поцелуем. Голова мгновенно закружилась, однако, не дав растечься лужицей, Михаил резко отпустил меня и сделал шаг назад. Я смотрела на него и не понимала, что происходит.

— На эту тему мы больше говорить не будем. Я сказал — ты услышала, — улыбнулся он и, подмигнув, таинственно произнес: — Используя боевые техники как миксер, ты подала мне идею.

Еще немного отойдя, плавно развел руки в стороны. Затаив дыхание, я с восхищением наблюдала за тем, как на его ладонях один за одним вспыхивают маленькие ярко — алые и голубые языки пламени. Медленно сведя ладони, Михаил соединил мизинцы, и тотчас в импровизированной чаше из сильных рук начали расти два сердца: голубое внутри ярко — алого. Становясь все больше и больше, они ритмично пульсировали в унисон. Грациозно подняв руки на уровень своего лица, Михаил сделал неуловимое взгляду движение, и два сердца разом взмыли в воздух. Взлетев в темное небо, они зависли на пару мгновений, а затем бесшумно взорвались ало — голубыми искрами.

Сумев наконец — то оторвать взор от неба, я посмотрела на Михаила. В этот же миг он за пару шагов преодолел разделяющее нас расстояние. Притянув к себе, запустил пальцы под мою шапку. Та слетела на снег, а волосы рассыпались по плечам. Неотрывно глядя мне в глаза, Михаил прошептал всего два слова:

— Люблю тебя.

А после окружающий мир перестал для меня существовать. Я не чувствовала, как хлопьями повалил густой снег, не ощущала пощипываний легкого морозца и дуновений холодного ветерка. Моей реальностью стал только он, его губы и руки.

* * *

Вернулась я домой на рассвете. Тенью проскользнув в спальню, быстренько разделась. Забралась в постель, обняла подушку и… неожиданно для себя самой сразу уснула.

Остаток ночи пролетел как один миг. Услышав, робкий стук, я сладко потянулась и громко сказала:

— Входи!

Вначале из — за приоткрывшейся двери показалась рыжеволосая голова, затем в спальню бесшумно вошла смущенная Катерина. Подойдя к кровати, он присела на краешек и, виновато опустив взор, сказала:

— Не хотела тебя будить, но уже одиннадцатый час. Мне пора ехать домой. Не могла уйти, не попрощавшись.

— Почему ты решила возвращаться сегодня?

Сев в кровати, я поправила сползшую с плеча тонкую лямочку ночной сорочки.

— Сонь, — чуть нахмурилась Катя, — я и так у тебя третьи сутки. Матушка звонит, беспокоится, не надоела ли…

— Не надоела. Абсолютно! — перебила я, тепло улыбнувшись нервничающей подруге. — Кать, я тут подумала, — предложила, вставая с постели, — может, ты вообще у меня поживешь? Хотя бы до окончания школы?

Взяв длинный темно — синий халат, сноровисто его надела и туго затянула на талии широким пояском. Нахмурившись, Катя молча наблюдала за моими действиями.

— Смотри, — остановившись перед подругой, начала ту уговаривать: — В доме я практически одна. Сестры — в школьном общежитии, Надежда живет в домике для прислуги. Мне страшновато иногда по ночам, — впервые я призналась в том, что действительно тревожило. — Еще у меня развивается бизнес, будет нужна помощница. В общем… Переезжай ко мне, а? — я просительно посмотрела на серьезную девушку.

Спустя затяжное молчание, она неожиданно рассмеялась.

— Вот что с тобой сделаешь? Умеешь уговаривать! — и после паузы деловито добавила: — Но тебе придется подробно рассказать, что делать. А еще мне надо собрать вещи.

— Это совсем без проблем, — я широко улыбнулась. — Ты будешь моим личным помощником: составлять график встреч, напоминать, что и когда я должна сделать. Короче, всякие организационные моменты. В целом, ты будешь моей правой рукой, на работе и в школе. Оплата достойная, — жестом остановив собравшуюся возражать подругу, строго сказала: — Даже не начинай. Любой труд должен быть оплачен. А сейчас я умоюсь, оденусь, выпью чаю и мы с тобой поедем к твоей матушке за вещами. Хорошо?

— Хорошо, — усмехнулась Катерина. Встав, добавила: — Подожду тебя в общей комнате.

Довольно быстро приведя себя в порядок, я зашла в гардеробную. Надев черные узкие брюки и белоснежную блузку, вышла из спальни. Катенька сидела в кресле с мечтательным выражением на лице. Прекрасно помня, что вчера подруга должна была встретиться с Никитой, я бесшумно подошла и тихонько спросила:

— Чаем его напоила?

— Ага, — бесхитростно отозвалась она и тут же покраснела до самых корней волос. — Мы выпили чаю на кухне с Надеждой, а потом поговорили пару часиков, — ее глаза тревожно блестели. — Ничего такого! Ты даже не думай…

— Кать, — наклонившись, я посмотрела на подругу с искренней заботой и теплотой. — Я отлично знаю отца Никиты. Его самого похуже, но могу тебе сказать: парень он хороший. Надежный. Если у вас все сложится и ты выйдешь за него замуж, буду очень рада.

Лицо девушки внезапно стало ярче ее огненных волос. Похлопав ресничками, она встретилась со мной взглядом.

— Вот вроде ты моя ровесница, но иногда кажется, что опытней и старше моей мамы, — усмехнувшись, она покачала головой и встала из кресла.

— А сколько маме лет? — полюбопытствовала я, направляясь за подругой в сторону кухни.

— Тридцать шесть.

— Молодая совсем, — отозвалась я, мысленно усмехнувшись.

Сама не зная того, Катя попала в точку. Я действительно старше ее мамы. Хотя… Я настолько слилась с новым телом и миром, что сейчас уже особо и не вспоминала о прошлой жизни.

Переступив порог кухни, мы привычно уселись за стол. Довольная Надежда, гордо поглядывая на меня, заботливо захлопотала. Видя ее взгляды, я не могла сдержать улыбки: приятно, когда слуги так любят и так искренне гордятся своей «молодой» хозяйкой.

— Госпожа, приезжал Василий, — ставя предо мной чай, сообщила экономка. — Мы не стали вас тревожить. Он просил передать, что уехал в Ярославль по делам. Во дворе у нас теперь постоянно будет пара охранников. Сегодня ваш водитель Ярослав Мохов. Он ждет с остальными, — поставив на стол плетеную корзинку с пирожками, женщина добавила: — Важные такие у вас ратники. Серьезные. Прямо оторопь от их взглядов берет.

— Ох! — не удержалась Катенька. А я, пряча улыбку за чашкой с чаем, подумала о том, что все идет как надо.

Позавтракав, мы с Катей вышли на улицу. Я осмотрелась, но воинов почему — то не обнаружила.

— Где они? — шепнула подруга.

— Не знаю.

Нахмурившись, я начала спускаться по ступенькам. Но, не успев сделать и пары шагов, мы с Катей синхронно вздрогнули от неожиданности: неизвестно откуда бесшумно возник высокий крепкий мужчина.

— Ярослав, — я с укором взглянула на невозмутимое, суровое лицо воина. — Напугал же.

— Виноват. Исправлюсь, — спокойно сообщил он.

Судя по довольному блеску глаз, это была демонстрация того, как быстро и незаметно умеет приближаться опытный воин, когда действительно этого хочет. Усмехнувшись, посмотрела на сердитое лицо Катеньки. Предводителя несостоявшихся бандитов она больше не боялась. Напротив, была готова разразиться грозной отповедью.

Посмеиваясь, я достала из кармана вибрирующий телефон. Посмотрев на светящийся дисплей, с удивлением обнаружила незнакомый номер.

— Идите в машину. Я догоню, — сказала Кате. Провожая подругу и воина взглядом, приняла вызов.

— Боярыня Изотова. Слушаю вас, — произнесла деловым тоном уверенной в себе женщины.

Пару мгновений из динамика слышалось лишь легкое дыхание, а потом прозвучал женский мелодичный голос:

— Меня зовут Минами, и я сейчас нахожусь в ресторане «Времена года», Суворова, двадцать пять. Софья, мне очень нужно с вами встретиться, — незнакомка говорила взволнованно, но уверенно.

— О чем пойдет речь? — нахмурившись, поинтересовалась я.

— О Михаиле Потапове, — резануло слух такое знакомое имя. — Буду ждать вас, — добавила невидимая собеседница, и через мгновение послышался сигнал отбоя.

В душе зародилось неприятное предчувствие. Странное приглашение.

Медленно направляясь к калитке, я напряженно думала. Меня раздирали противоречия: осторожность предлагала не ходить, женское любопытство, напротив, рекомендовало послушать.

Усевшись в машину, взглянула на Ярослава.

— Ты знаешь, где Суворова, двадцать пять? Что — нибудь слышал о «Временах года»?

— Хороший район, — сообщил мужчина, заводя двигатель белоснежного кроссовера. — В ресторане не бывал, но, говорят, он дорогой и кормят вкусно.

Кивнув, я пару мгновений помедлила, а затем уверенно сказала:

— Сейчас отвезешь меня в этот ресторан. Оставишь там. Пока я буду общаться, съездишь с Катериной за вещами.

Ярослав пару мгновений помедлил. Затем наш автомобиль тронулся и шустро поехал по дороге.

— Что — то случилось? — c тревогой поинтересовалась с заднего сидения Катя.

— Нет. Ничего, — спокойно отозвалась я. — Внезапно пригласили на деловую встречу. Бывает, что у меня планы резко меняются, — тепло улыбнулась обеспокоенной подруге, меж тем душу царапали то ли ревность, то ли дурное предчувствие. То ли все вместе. — Вы съездите с Ярославом. Он тебе поможет, после отвезет домой и вернется за мной. Если с мамой будут проблемы — звони сразу.

— Хорошо, — тяжело вздохнула Катя.

Весь путь до ресторана никто из нас не произнес ни слова. Каждый думал о чем — то своем.

Уверенно проехав по заставленной дорогими машинами парковке, Ярослав остановился прямо у входа во внушительное двухэтажное здание. Взглянув на пафосную вывеску ресторана, он пристально посмотрел на меня и неожиданно спросил:

— Госпожа, вы точно уверены, что мне не стоит с вами идти?

— Обеденное время. Здание не выглядит сборищем бандитов: внешне очень респектабельное. Встреча с девушкой. В твоем присутствии не вижу необходимости, — коротко пожав плечами, я улыбнулась серьезной до невозможности Катеньке.

Подождав, пока Ярослав откроет мне дверцу, вышла из автомобиля и уверенно направилась к двухстворчатым массивным дверям. Решительно толкнула одну из створок.

Пройдя по широкому, но короткому коридору я оказалась в довольно большом светлом зале. Ресторан не только снаружи, но и внутри выглядел весьма и весьма респектабельно: выложенный кремового цвета плиткой пол натерт до блеска; огромные панорамные окна занимают две стены первого этажа. Возле отсвечивающих голубым светом стекол были установлены светло — коричневые столики на шестерых. По обеим сторонам от каждого стола манили присесть мягкие салатового цвета диванчики. Скорее всего, эти места рассчитаны на те компании, что любят есть, беседовать и поглядывать на прохожих. Чуть дальше от окон, ближе к широкой лестнице, ведущей на второй этаж, разместилось несколько квадратных столов с тремя легкими полукруглыми креслами темно — серого цвета.

Посетителей было не так уж и мало, но все какие — то… разношерстные, что ли. За ближайшим от входа шестиместным столиком сидели трое юношей и две девушки. По их скучающим лицам и демонстративно ленивым движениям мгновенно становилось понятно — дворяне. Через столик от них разместилась взрослая пара: скорее всего, простолюдины среднего достатка. Чуть подальше — одинокий хорошо одетый мужчина.

Разглядывая посетителей, я отметала пары, группы и, конечно же, мужчин — одиночек. Меня ожидала девушка. Она должна быть одна.

Отойдя подальше от входа, я услышала нежную мелодию. Мазнув взглядом по маленькой круглой сцене, задержала взор на скрипаче. Прикрыв глаза, он играл с наслаждением. Рассматривая музыканта, внезапно почувствовала чей — то пристальный взгляд. Повернув голову, увидела столик, стоящий в самом укромном уголке, в нише под лестницей. За ним сидела очень красивая азиатка и неотрывно смотрела прямо на меня.

— Вы Минами? — подойдя к девушке, спокойно поинтересовалась я.

— Садитесь, Софья, — хладнокровно отозвалась та. — Шубку можете повесить на плечики, — она качнула головой в сторону неприметной вешалки, стоящей у самой стеночки, рядом со столиком.

— Благодарю, — отозвалась холодно. — Я не планирую надолго задерживаться.

Сев на довольно удобное кресло, внимательно посмотрела на девушку и вопросительно изогнула бровь.

— Представители моего народа предпочитают все самые важные разговоры вести за чашкой хорошего чая.

С невозмутимым выражением на лице она взяла стоящий в центре стола пузатый фарфоровый чайник и разлила напиток в две изящных чашечки. Подвинув одну мне, медленно подняла свою и отпила из нее.

Взяв предложенную кружечку, я сделала малюсенький глоток.

Пуэр. Этот сорт чая я просто терпеть не могла. Раздражал и его запах, напоминающий ношенные мужские носки вперемешку с землей, и горьковатый вкус.

— Вам не нравится пуэр? А мне он кажется восхитительным. Многие считают его эталоном чая, — с неподдельным сожалением произнесла Минами.

— Скажем, я не являюсь его фанатом, — сообщила спокойно. — Я вас слушаю.

— Я хотела спросить вашего Совета, Софья, — неотрывно глядя мне в глаза, сказала она тихо.

Замолчав, девушка медленно опустила взор в свою кружку. Не нарушая тишины, я отпила чай. Нет. Не фанат я пуэра. Не фанат.

— Я жду ребенка от Михаила, — не поднимая взгляда, наконец тихо сказала Минами. — Пять недель. Но у него есть вы… Я не знаю, как поступить. Что мне делать, Софья? — резко подняв глаза, она посмотрела прямо на меня.

Ошалев от новости, я медленно взяла кружку и сделала внушительный глоток. Мысли метались, натыкаясь друг на друга. В том, что Михаил меня любит, я не сомневалась ни на мгновение. Но то, что сообщила красавица — азиатка, меняло в корне все.

Неожиданно приложив руку ко рту, Минами приглушенно пробормотала:

— Тошнит. Я сейчас вернусь.

Торопливо встав из — за стола, она устремилась куда — то вглубь зала. Проводив взглядом стройную фигурку в облегающем длинном платье, я одним махом допила противный чай. Что делать, я не знала. Неожиданно в висках запульсировала кровь. Нежный звук скрипки, прежде так нравившийся, начал причинять физическую боль. Подняв руки к голове, с силой потерла виски. В глазах все двоилось, сознание плыло.

— Девушка, вам плохо? — словно откуда — то издалека услышала встревоженный мужской голос. — Здесь шумно и душно. Пойдемте, я провожу вас наверх, в кабинку.

— Я не одна, — с трудом произнесла я, пытаясь разглядеть лицо наклонившегося ко мне мужчины. Однако, как ни старалась, не могла сфокусировать взгляд.

— Провожу вас и тотчас спущусь за вашей спутницей, — пообещал незнакомец.

Бережно придерживая под локоть, мужчина аккуратно повел меня куда — то наверх. Не понимая, что происходит, я чувствовала, как ноги становятся ватными. Каждый шаг давался все сложнее. Без поддержки я, право слово, давно бы рухнула на пол.

Толкнув какую — то дверцу, незнакомец завел меня в полутемное помещение без окон. Похлопав глазами, я сумела различить два силуэта: вроде кто — то сидел за столом.

— Кто это? — еле ворочая языком, спросила глухо.

— Мои друзья, — услышала очень отчетливо. — Сейчас вас отпустит, и они вам понравятся. Гарантирую, — многозначительно произнес мужчина и усадил меня на диван. Не было сил не то что встать — даже пошевелить пальцем.

Но внезапно странная слабость, головокружение и боль в висках разом исчезли. Им на смену пришла характерная пульсация внизу живота, а после… меня скрутило дикое сексуальное желание.

(обратно)

Глава 31

Светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский и Михаил Михайлович Потапов обедали. И пусть раньше они изредка общались, но вот ели за одним столом впервые. Сегодня утром неожиданно пригласив Михаила навстречу, князь Южный сухо сообщил — разговор будет важным. Но одно блюдо сменяло другое, а могущественный мужчина, определенно наслаждаясь превосходно приготовленным кушаньями, вел диалог… ни о чем.

Аккуратно отрезая очередной небольшой кусочек от сочного стейка, Михаил умело поддерживал светскую беседу. Лишь изредка он поглядывал на лежащий подле левой руки князя артефакт: таинственно мерцая призрачно — зеленоватым светом, тот защитным пологом накрывал пространство внутри кабинки для важных персон. Услышать разговор мужчин никто не мог, но сами они окружающих прекрасно слышали.

Вот уже несколько минут из — за запертой тонкой двери доносились густые, насыщенные, немного строгие звуки скрипки и все больше тревожили душу юноши. Михаил слушал мелодию, жевал с невозмутимым выражением на лице и размышлял, зачем же его пригласил князь Южный.

Предположения, конечно же, были, как радужные, так и диаметрально противоположные. Однако Игорь Владимирович не спешил их подтверждать или опровергать. И юноша, не выказывая ни тени нервозности, терпеливо ждал. Это, как и многое другое, он научился делать очень хорошо.

— Все никак не могу уговорить местного шеф — повара перейти ко мне на службу, — с искренней досадой произнес князь. — Сам ресторан мне не очень, — он неодобрительно поморщился. — Только из — за кухни и захожу. Повар просто виртуоз, — добавил, положив столовые приборы на тарелку.

Если бы вышколенный официант сейчас находился рядом, то непременно порадовался. Владыка княжества положил вилку с ножом в центре тарелки, параллельно друг другу: блюдо понравилось.

— Отчего не соглашается? — деликатно поинтересовался Михаил.

— Владеет рестораном его родной брат, — усмехнулся князь и пристально посмотрел в глаза юноши. — Кстати, о родстве…

Под внимательным взглядом собеседника он повернулся к стоящей подле столика одинокой вешалке. Запустив руку в карман своего длинного черного пальто, достал сложенный вчетверо лист бумаги и протянул юноше.

Осторожно взяв, тот медленно развернул документ. Скользнув взглядом по гербу, вчитался текст, а закончив, поднял взор на светлейшего князя и несколько мгновений сидел недвижимо.

Этот момент он прокручивал в голове не одну тысячу раз, фантазировал, как все произойдет. Когда был ребенком, мечтал, что это случится в огромном зале в присутствии суровых воинов. Услышав, кем он на самом деле является, воины немедленно падут на колено и склонят почтительно головы. Став подростком, представлял, что это произойдет в торжественной обстановке где — нибудь в родовой резиденции. На балу, в окружении прекрасных дам и высокородных дворян.

В последнее время Михаилу было уже неважно, где именно это будет. Однако он не ожидал, что все произойдет так просто. Буднично, что ли.

То, к чему он стремился много лет, то, чего так страстно желал, исполнилось. Официальный документ, переданный князем Южным, говорил о том, что теперь юноша не простолюдин, не бастард. Он больше не Михаил Михайлович и, конечно же, не Потапов. Спустя семнадцать с половиной лет его наконец — то признал отец.

Не выпуская бумагу из рук, Михаил встал. Низко поклонившись могущественному владыке Южного княжества, он торжественно произнес:

— Благодарю за оказанную мне честь стать полноправным членом древнейшего рода князей Разумовских.

— Ты достоин, — твердо произнес Игорь Владимирович и улыбнулся. — Садись, княжич.

Мгновенно сев за стол, Михаил вновь посмотрел на документ. Аккуратно сложил его по линям сгиба, убрал во внутренний карман стильного темно — синего пиджака.

Быстро взглянув на наручные часы, князь Южный деловито произнес:

— Через час в средствах массовой информации пройдет официальное объявление. Будь готов в первое время к пристальному вниманию журналистов и членов всех родов, — он строго посмотрел в ярко — васильковые глаза сына. — Тебя и твою жизнь будут рассматривать как под микроскопом. Думаю, ты знаешь, но нелишне напомнить, — его голос внезапно стал тише и глуше, — сыновей у императора нет и уже однозначно не будет. Мужчины рода князей Разумовских сейчас являются ближайшими претендентами на трон. Ты всегда вел себя разумно, полагаю, и впредь не разочаруешь, — помолчав пару мгновений, нахмурился, а затем продолжил нормальным тоном: — Думаю, в ближайшие года два — три жениться тебе не следует. Наложницы, любовницы — ради бога. Однако семью рано пока заводить. Знаю, что бизнес твой процветает. Я в него не полезу. Но введу в круг своих дел. Ты — мой единственный наследник, — произнес уж вовсе будничным тоном. — Придется совмещать свои дела и дела рода. Нагрузка будет серьезная. Готовься, сын, к напряженной работе, — широко улыбнулся светлейший князь и очень строго добавил: — Я доверяю тебе всецело, но мое слово должно быть для тебя законом.

— Даю слово чести, что никогда не пойду против вашей воли. Я не подведу вас… отец, — твердо и искренне сказал княжич Михаил Игоревич Разумовский.

Кивнув, Игорь Владимирович улыбнулся и внезапно насторожился: он явно к чему — то прислушивался. В это же мгновение замер и Михаил. Из — за разделяющей кабинки перегородки звучали едва слышные характерные женские постанывания. Но не сладострастные стоны привлекли внимание. Голос, которым женщина невнятно пробормотала пару фраз, показался им знакомым. В том, что происходит в соседней кабинке, мужчины ни мгновения не сомневались. Но это никак не вязалось с девушкой, о которой оба подумали.

— Уйди, тварь, — отчетливо прозвучал из — за стены голос Софьи Изотовой, а затем вновь раздался хриплый, полный наслаждения стон.

Не глядя друг на друга и не произнеся ни слова, отец с сыном одновременно выскочили в широкий коридор. Лишь на мгновение опередив князя, Михаил с силой рванул на себя запертую изнутри дверь соседней кабинки. И, замер на мгновение, словно в замедленной съемке оценивая происходящее.

В маленьком квадратном помещении непривычно ярко светила, видимо, специально замененная на более мощную, потолочная лампа. В двух шагах от входа на столе лежала Софья. Ее белоснежная блузка валялась на полу и больше не скрывала кружевное белье. Склонившиеся над девушкой двое моложавых мужчин жадно шарили руками по извивающейся стройной фигурке. Мешая друг другу, они пытались снять с нее черные узкие брюки, не забывая помять девичьи груди, огладить ягодицы и обнаженную кожу живота. Третий — импозантного вида мужчина — стоял справа от входа. Он увлеченно снимал все на телефон.

Оценив ситуацию за доли секунды, Михаил действовал молниеносно. Он страстно желал и мог одним движением убить уродов, лапающих его женщину, но этого делать пока не стоило. Не трогая мужика с телефоном, юноша словно ураган влетел в кабинку.

Резкий удар ребром левой ладони по основанию шеи, и ближайший к юноше мужик, не пикнув, без сознания рухнул на пол. Едва заметный глазу боковой в нос наконец — то отвлек второго от постанывающей Софьи. Тоненько взвизгнув, несостоявшийся насильник мгновенно прижал обе руки к лицу. Подвывая, он упал на колени и, не отнимая окровавленных ладоней от сломанного носа, отполз к дальней стенке.

Услышав сдавленный хрип, Михаил обернулся. Князь Южный на вытянутой руке держал за шею третьего. Хладнокровно глядя на багровеющее лицо «оператора», Игорь молча взял свободной рукой телефон из ослабевших пальцев. Без усилий смяв в ладони аппарат, как если бы тот был из тонкого картона, а не металла и стекла, бросил на пол. Наступив каблуком на жалкие остатки мобильного, с угрозой посмотрел в наливающиеся кровью глаза.

— Иди ко мне, — будоражащим душу голосом позвала в этот момент Софья.

Не спрыгивая со стола, она плавным движением встала на колени. Немедля Михаил сделал к ней один — единственный шаг. Закрыв широкой спиной от чужих взглядов любимую, он впервые увидел ее глаза: огромные черные зрачки полностью поглотили радужку. Нахмурившись, юноша попытался понять, чем же ее таким убойным накачали.

Меж тем, абсолютно не стесняясь того, что полуобнажена, а вокруг мужчины, Софья принялась расстегивать самую верхнюю пуговичку его голубой рубашки.

— Что ей дали? — внезапно охрипшим голосом спросил Михаил, не препятствуя девушке.

Понимая, что молчать не имеет никакого смысла, но надеясь на снисхождение, придушенный князем Южным «оператор» просипел:

— Порок.

— Что это? — хриплый голос юноши дрогнул. Закончив с пуговицами на рубашке, Софья принялась методично расстегивать ремень на его джинсах.

— Наркотик, — ледяным тоном ответил вместо «оператора» князь. — Подавляет все способности, вызывает неконтролируемое сексуальное желание. В моем княжестве этой дряни давно нет. Сколько ей дали? — он не спросил — потребовал ответа.

Михаил не сводил глаз с Софьи: возясь с тугой пряжкой, она одновременно ласкала языком его обнаженную грудь. Взгляд юноши потемнел, он сжал кулаки, пытаясь справиться с возрастающим желанием.

— Три дозы, — спустя пару мгновений выдохнул «оператор».

«Уроды! Действовали наверняка, — у внешне невозмутимого мужчины взметнулась в душе ярость. Он с трудом подавил порыв сжать чуть сильнее пальцы на шее и так едва дышащего мужика. — Как она держится?»

Князь Южный знал, насколько серьезен этот наркотик. Противится его действию практически невозможно даже сильному воину — мужчине. Девочка пока себя еще контролирует, но скоро не сможет. Позабыв обо всем, она страстно будет желать только одного — секса. И неважно ни с кем, ни где…

— Михаил! — словно удар хлыста прозвучал голос князя. — Возле центрального входа в машине ждет Савелий. Расскажи ему что произошло. Пусть вызывает врача к ней домой и подъезжает к черному входу. Едешь за ним. Вернетесь вместе, — помолчав мгновение, сухо добавил: — Я за всеми присмотрю.

Стиснув зубы, Михаил мягко отстранился от Софьи. Сделав шаг назад, он пару секунд смотрел на возбужденную самую прекрасную для него девушку в мире, а затем резко повернулся к любимой спиной.

— Приведи себя в порядок, — строго произнес Игорь Владимирович, заметив у сына расстегнутую рубашку и болтающиеся на бедрах концы ремня.

Коротко кивнув, тот сноровисто принялся застегивать пуговички.

— Захвати с собой мое пальто. Там телефон, — деловито обронил внешне спокойный князь. Избегая смотреть на полуобнаженную Софью, по — прежнему сидящую на столе, он не отводил взгляда от багрового лица испуганно таращащего глаза «оператора». Под характерные стоны безумно красивой девушки сжать пальцы на его шее князю хотелось все сильнее и сильнее. Однако он сдерживался: необходимо задать еще пару вопросов.

Торопливо заправляя рубашку в джинсы и застегивая ремень, Михаил постоянно чувствовал взгляд любимой. Он хотел обернуться. Подбежать к ней, обнять. Покрыть поцелуями лицо и уж точно никуда не уходить.

Ревность острой бритвой внезапно полоснула по сердцу. Оставлять Софью в таком состоянии рядом с мужчинами даже на одно мгновение юноше совершенно не хотелось. Да вот только на кону стояло очень многое: кроме здоровья, еще и девичья честь, и репутация любимой женщины. Тяжело вздохнув, он вышел из кабинки. Закрывая за собой дверь, услышал приглушенное:

— Где взяли наркотик?

* * *

Задав вопрос, князь Южный не сомневался — «оператор» сейчас начнет говорить.

Внезапно краем глаза мужчина заметил движение. Он полуобернулся и машинально сдавил сильнее шею жертвы. Та, что давно стала его персональным наваждением,стояла так близко…

Разжав пальцы, Игорь медленно опустил руку. Едва взглянув на упавшего к его ногам «оператора» и хладнокровно отметив, что тот хоть с трудом, но все же дышит, князь сделал шаг в сторону от потерявшего сознания урода, неотрывно смотря на желанную женщину. Не отводя взгляда, она неожиданно прошептала:

— Хочу тебя…

Гибкие руки полуобнаженной девушки тотчас взметнулись ему на плечи. Жадно скользя ладошками по рельефным мускулам, Софья всего лишь на миг задержалась на груди мужчины, а затем внезапно разорвала рубашку. Вырванные «с мясом» пуговицы разлетелись в разные стороны.

— Хочу тебя! Хочу!..

Жарко обдавая кожу прерывистым дыханием, она впилась коготками в обнаженную сильную грудь князя, не больно, но ощутимо. Полностью утратив контроль над собой, охваченная желанием Софья льнула к нему всем телом.

Бережно обняв девушку одной рукой, вторую Игорь запустил в ее распущенные волосы.

— Малышка, потерпи. Все обязательно будет. Тебе нужно окончить школу. Просто потерпи сейчас, — низким, еще больше возбуждающим девушку голосом сказал он. — Ты не его невеста, — непонятно для Софьи пробормотал князь и слегка дотронулся губами до выступивших у нее на лбу бисеринок пота.

— Хочу тебя… — тихонько застонала она и прикусила его за сосок на левой груди.

— Сонечка, что ты творишь? Я же не железный…

Рука князя, смирно лежащая на ее талии, слегка дрогнула.

— Хочу! — снова страстно прошептала Софья и, встав на цыпочки, потянулась к мужским губам.

Глубоко вздохнув, Игорь встретился с ней взглядом. Не выдержав, притянул к себе и, впервые поцеловав, едва слышно застонал. С упоением целуя возбужденную девушку, тем не менее понимал, что необходимо прямо сейчас остановиться.

— Не искушай, — прошептал он ей в губы и резко отстранил.

— Мне плохо, — искренне сказала она, облизнувшись. — Это сильнее меня. Хочу тебя…

Немного подумав, князь обнял ее поверх рук и притянул к себе. Прижимая ерзающую девушку, он… принялся усиленно думать о футболе. Надо признаться, это плохо помогало, но все же было лучше, чем ничего.

Дверь в кабинку резко распахнулась, и двое мужчин замерли на пороге. Прищурившись, Михаил неотрывно смотрел на полуголого отца, сжимающего в объятиях любимую девушку.

— Миша, найди, во что ее можно одеть, — бросив взгляд на сына, безэмоционально произнес князь. — Почему так долго, Савелий? — строго поинтересовался у невозмутимого слуги.

— Искал женщину — врача, — лаконично доложил тот. — За ней поехали, скоро доставят к Софье домой, — добавил Савелий и мазнул нечитаемым взглядом по девушке, тихонько стонущей в объятиях князя.

С трудом подавив ревность, Михаил осмотрел кабинку. В самом дальнем углу, возле подвывающего мужика, валялась на полу женская длинная шубка. Быстро взяв ее, юноша подошел к князю и осторожно отцепил от него Софью. Одев девушку, застегнул шубку на все пуговицы. Едва — едва приобняв за плечи, шепнул ей:

— Мы сейчас выйдем на улицу. Моя машина прямо у входа. Держись.

С силой прикусив нижнюю губу, Софья тяжело дышала и из — под ресниц смотрела на юношу.

— Выходим! — застегнув наглухо пиджак, скомандовал князь. — Савелий, ты знаешь, что делать, — обронил сухо.

— Доложу, господин, — деловито отозвался тот. Пройдя по кабинке, он окинул тяжелым взглядом лежащих на полу мужчин.

Галантно взяв под локоть слегка пошатывающуюся Софью, Михаил уверенно вывел ее из ресторана через подсобные помещения и черный ход. Именно так провел его в здание Савелий. Князь не отставал ни на шаг. Им повезло: по дороге встретился лишь один официант. Проводив дворян унылым взглядом, он тяжело вздохнул. У мужчины второй день адски болел зуб, и до причуд аристократов ему вовсе не было дела.

Прямо возле черного входа перегораживала проход ярко — красная машина. Усадив Софью на заднее сидение, Михаил сел за руль. Рядом расположился светлейший князь. Громко зарычав, спортивный автомобиль сорвался с места.

Путь к дому Софьи был для Михаила адом. Стараясь не смотреть в зеркало заднего вида на протяжно стонущую и мечущуюся по сидению девушку, он с каменным лицом на бешеной скорости летел по городу. Надо было торопиться: опытный врач подъедет с минуту на минуту и обязательно ей поможет. Тот способ, что он мог предложить мучащейся Софье, абсолютно не приемлем. До свадьбы секс с ней — табу.

Возле дома Михаил заметил два автомобиля: один, белоснежный кроссовер, принадлежал Софье, а вот второй, черный внедорожник, был неизвестен. Подъехав максимально близко, юноша, быстро распахнув дверцу, вышел на улицу и тотчас увидел стоящих между забором и внедорожником. Хмурясь, высокий, крепкий мужчина о чем — то тихо разговаривал со светловолосой стройной женщиной. Заметив у той чемоданчик в руке, Михаил отчетливо произнес:

— Здравствуйте. Вы врач?

— Да, — мгновенно отозвалась женщина. — Где пациентка? — сердито глянув на хмурого мужчину, деловито поинтересовалась она.

— В машине.

— Заносите в дом, — безапелляционно скомандовала врач.

Открыв заднюю дверцу автомобиля, юноша бережно взял хрипло дышащую Софью на руки.

— Относи и возвращайся, — тяжело вздохнув, произнес князь.

Кивнув, Михаил прижал девушку к себе и быстро подошел к калитке. Та тотчас распахнулась. Не глядя на вытянувшихся по обеим сторонам тропинки воинов, юноша торопливо преодолел расстояние до дома. Ногой открыв входную дверь, занес любимую в холл и остановился, поморщившись от досады: он не знал куда лучше отнести Софью.

— Господи ты боже мой! — тихонько ахнула выбежавшая из кухни экономка.

— Где комната госпожи? — раздался из — за спины юноши строгий женский голос.

— Н — на втором этаже, — заикаясь от волнения, ответила Надежда. — Пойдемте, я провожу.

Не задавая вопросов, женщина торопливо направилась к широкой лестнице. Следуя за ней, Михаил озабоченно поглядывал на любимую. Ее лоб покрывала сильная испарина, а кожа стала ненормально бледной. Едва взглянув на испуганное лицо рыжеволосой подруги Софьи, он прошел следом за экономкой в спальню и бережно положил свою бесценную ношу на кровать.

— Все вышли! Я буду работать, — отрывисто приказала врач и без промедления начала снимать с девушки шубку.

Задержавшись у двери, Михаил тихо спросил:

— Почему ей так плохо?

Накинув одеяло на полуобнаженное тело стонущей не от возбуждения, а уже от боли Софьи, врач молча и сноровисто достала из чемоданчика коробочки с лекарствами и шприцы. Наполнив один, она ловко сделала девушке укол в вену. Через мгновение взглянула на ожидающего ответа юношу.

— Чем сильнее подавляемые наркотиком способности, тем хуже пациенту. Не волнуйтесь. К утру все будет хорошо. А сейчас уходите, — она строго нахмурилась и добавила: — Ей очень больно. Мне нужно работать, вы мешаете.

Опустив взор, словно он был виноват в произошедшем, Михаил вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.

— Что случилось? — тревожно блестя глазами, торопливо прошептала мгновенно подбежавшая Катенька. — Мы с Ярославом только приехали. Он за Софьей собирался ехать, а тут вы!

— Пойдем вниз. Расскажешь, что знаешь, — сухо произнес Михаил.

Слушая сбивчивую речь ничего, по сути, не знающей девушки, он спустился вместе с ней на первый этаж. Остановившись у входной двери, подождал, пока Екатерина закончит говорить.

— Софью накачали в ресторане наркотиком, — коротко сообщил отвратительные новости. — Позвони мне, когда врач уедет, — тихо попросил и, скупо улыбнувшись на прощание, быстро вышел из дома.

— Ужас!.. — прошептала ему вослед Катенька и, тревожась о подруге, поспешила на второй этаж.

* * *

Меня часами скручивало дикое сексуальное желание и бросало то в жар, то в холод. Периодами хотелось кричать от жуткой боли, разрывающей тело на части. Тихий, уверенный женский голос просил еще немного потерпеть. Стискивая зубы, я чувствовала очередную иглу в вене, слушалась и терпела. А под утро внезапно вся боль разом прошла, и мои мучения наконец — то кончились.

— Вот и все, — услышала усталое, но довольное. — Сейчас поспишь, потом примешь душ и обязательно плотно поешь. Последствий не будет. Не переживай.

— Спасибо… — пробормотала я и тотчас провалилась в глубокий, здоровый сон.

Мне снилось что — то очень хорошее. Но проснувшись, я никак не могла вспомнить, что же именно. Встав на удивление бодрой, приняла душ. Надев спортивные штаны и футболку, вышла из спальни. В общей комнате, сидя рядком на диванчике, дремали Катерина и… Михаил.

Накатил жгучий стыд: моя память отлично сохранила все, что вчера происходило. Да, пусть я не по собственной воле вела себя так бесстыдно, но безумно хотелось стереть из его и своей памяти эти воспоминания. Про князя Южного и вовсе молчу…

Словно шестым чувством ощутив мое присутствие, юноша открыл совсем не сонные глаза. Аккуратно сняв со своего плеча голову спящей Катеньки, он встал и пристроил под щеку подруги диванную подушку. Блаженно вздохнув, та заулыбалась чему — то во сне. Подойдя ко мне, Михаил осторожно взял мою руку и шепнул:

— Привет.

— Привет, — ответила едва слышно.

— Мне надо с тобой поговорить, — тихонько произнес он.

— Пойдем, — кивнув, я повела его на первый этаж.

Идя по холлу, улыбнулась сосредоточенно намывающей полы Надежде. Завидев меня живой и здоровой, та облегченно вздохнула и счастливо улыбнулась в ответ.

Не выпуская ладонь Михаила, прошла вместе с ним в кабинет. Плотно затворила дверь, а потом села на удобный диванчик. Устроившись со мной рядом, Миша посмотрел на меня бесконечно долгим взглядом.

— Говори, — тяжело вздохнула я.

— С сегодняшнего дня я буду с тобой рядом в школе, а вне ее стен ты ходишь всегда и везде только с охраной, — уверенно произнес Михаил. — С твоим Василием и воинами я уже пообщался и познакомился.

О как! В принципе, он прав. Это был явный заказ на меня.

Нахмурившись, я согласно кивнула. Поглаживая мои пальцы, Михаил продолжил:

— Допросили этих… — он замолк, подбирая приличные слова для моих несостоявшихся насильников. Видимо, так и не найдя цензурных, поморщился. — В общем, имени заказчика они не знают. Видели один раз. Азиатка. Не волнуйся, ее найти — это просто дело времени.

— Азиатка, — кивнула я и быстро взглянула на Михаила. — Сказала, что ее зовут Минами и она беременна от тебя. Срок пять недель.

Юноша застыл от удивления, а через мгновение хмыкнул. Нежно взяв мою ладонь, посмотрел прямо в глаза и серьезно произнес:

— Полный бред. Давай мы с тобой договоримся: ты веришь мне, а я тебе.

— Договорились, — согласилась легко. В том, что наша встреча с красивой азиаткой и все ее слова были лишь для того, чтобы скормить мне наркотик, я не сомневалась.

— Сонь, у меня к тебе серьезный разговор, — он смотрел прямо и открыто.

Не представляя, о чем пойдет речь я внутренне собралась.

— Сонечка, я люблю тебя искренне и всей душой, — с нежностью глядя мне в глаза, тихо произнес Михаил. — К сожалению, я не смогу сделать тебе предложение еще пару лет. Это не моя воля, а отца. Так нужно, — он тяжело вздохнул. — Но я очень хочу знать… Скажи мне, если бы я спросил, станешь ли ты моей женой перед богом и пред людьми, чтобы ты ответила?

Чувствуя, как сладко защемило сердце, я нежно провела ладонью по его щеке.

— А ты сам — то как думаешь? — c улыбкой тихонько спросила.

— Софья, — он посмотрел с укоризной.

— Если бы ты мне задал такой вопрос, я бы ответила… — выдержав многозначительную, бесконечно долгую паузу, отчетливо произнесла: — Согласна.

Резко обняв, Михаил посмотрел на меня глазами, полными счастья, а после нежно поцеловал. Я почти потеряла связь с реальностью, тая в его руках.

— Есть еще одна новость, — прижав мою голову к груди, тихо сказал он.

— Какая? — спросила, улыбаясь и слушая гулкий стук его сердца.

— Меня вчера официально признал отец, — голос Миши был полон гордости. Чуть отстранив от себя, он тихо, но торжественно произнес: — Боярыня Софья Сергеевна Изотова, разрешите вам представиться: княжич Михаил Игоревич Разумовский.

Видя, как от изумления мои глаза широко раскрылись, он шепнул едва слышно:

— Любимая, ты станешь не только моей женой. Наступит тот день, когда ты вместе со мной будешь править Российской Империей.

Новость была, мягко говоря, сногсшибательной. Оказывается, вчера я с упоением целовалась с отцом моего любимого мужчины.

«Да и черт с ним. Было и было. Я ведь не по своей воле приставала. Князь не дурак, должен понимать», — попыталась уговорить себя, глядя в ярко — васильковые глаза.

— Скажи мне, — шепнул Михаил.

— Что?

— То, что я хочу услышать, — с улыбкой отозвался он, притягивая еще ближе, хоть мне и казалось это уже невозможным.

— Люблю тебя, — легко сорвались с моих уст слова, которые прежде избегала произносить даже мысленно. Я действительно любила. И сейчас, несмотря ни на что, была бесконечно счастлива. Едва касаясь губами его губ, тихонько сказала: — У нас обязательно все будет хорошо.

— Обязательно, — целуя в ответ, негромко, но очень уверенно шепнул любимый.

(обратно) (обратно)

Нина Ахминеева Софья. Другой мир-2

Глава 1

Занимался ранний летний рассвет. Уже так привычно направляя эфир в ноющие мышцы ног, я бежала по обочине пустынной дороги вдоль лесополосы. Следом неспешно двигалась белоснежная машина с моей личной охраной. Присутствие воинов на утренней пробежке раздражало, но иного варианта не было. Вот уже несколько месяцев они ходили со мной повсюду.

Контролируя дыхание, я размеренно переставляла ноги и размышляла о делах насущных. Право собственности рода бояр Изотовых на месторождение турина официально зарегистрировано. Так что к тому, чем уже занимаюсь, добавится полномасштабное освоение рудника и производство артефактов. Планов у меня громадье! И ясно, что, даже работая день и ночь на пару с верным Василием, я не справлюсь. Мне край как нужен хороший управляющий!

А сегодня еще и занятия в школе начинаются. Единственное, что радует, — учиться осталось всего ничего. Слава богу, класс выпускной.

Совмещать учебу с бизнесом и обязанностями главы рода — то еще удовольствие. Его я уже хлебнула с избытком. Тут не то что о любви, о еде и сне забываешь.

Вспомнив о том, как мало мы проводим времени с Михаилом, неодобрительно нахмурилась. Тревога когтистыми лапками царапнула душу. Между нами нарастало напряжение, появилось недопонимание. В общем, отношения сворачивали куда — то не туда.

Глубоко задумавшись, я не обращала внимания ни на что, лишь неспешно бежала вперед.

— Доброе утро, боярыня Изотова, — внезапно раздался сбоку до боли знакомый мужской голос.

Замедлив бег, резко повернула голову налево и тотчас увидела обладателя роскошного низкого тембра. Рядом со мной с поразительной легкостью бежал… сам светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский!

Да ладно?! Откуда он тут взялся? Тренироваться, что ли, со мной собрался?

Я скользнула взором по обманчиво простым на вид кроссовкам, удобным спортивным штанам. Всего лишь на миг задержавшись на светлой ткани футболки, не скрывающей, а, наоборот, подчеркивающей рельефную грудь мужчины, встретилась с ним взглядом.

Потемневшие от эмоций ярко — васильковые глаза князя тотчас напомнили о нашей последней встрече. Я хотела бы забыть, да вот только… не выходит. Воспоминания о том, как льнула под воздействием наркотика к мужчине, а тот ласкал в ответ, всколыхнулись мгновенно.

Положа руку на сердце, могу признать: князь оказал мне колоссальную помощь с месторождением турина и его охраной, а я… Как последняя трусиха усиленно избегала с ним видеться наедине.

Растерявшись от неожиданной, но явно спланированной встречи и не зная, чего ждать от самого могущественного в Южном княжестве человека, промолчала, лишь коротко кивнула в знак приветствия.

Искренняя улыбка на мгновение озарила привлекательное лицо силовика и олигарха. Аккуратная, черная бородка вокруг рта никуда не делась: князь по — прежнему выглядел чертовски эротично. Только теперь начиная понимать, насколько они внешне похожи с Михаилом, я стиснула зубы.

Избегая смотреть на бегущего трусцой брутального мужчину, прямо на ходу обернулась.

Занимая добрую часть дороги, следом за нами ехали два автомобиля: мой белоснежный и черный массивный внедорожник Разумовского. Вполне понятно, почему мои воины не отреагировали, как положено: светлейший князь лично вытаскивал меня из той передряги. Кроме этого есть еще одно обстоятельство. Всего четверо мужчин в Российской империи имеют ранг мастера — универсала. Ни для кого не секрет, что светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский один из этих четверых и стоит сотни опытных воинов.

Вероятно, по мнению моей личной охраны, рядом с ним мне ничего не угрожает. Так же, как и я, прекрасно понимая, что эта «случайная» встреча не случайна, умудренные жизнью воины, не видя опасности, послушно сидели в машине.

Не нарушая тишину разговорами, мы с князем неторопливо бежали по самой кромке асфальтированной дороги. Делая вид, что полностью сконцентрирована на беге и ничего необычного не происходит, я терпеливо ждала, когда же мужчина заговорит.

— Софья, вы всегда во время пробежки эфиром пользуетесь? — неожиданно поинтересовался он, не изменяя темпа.

Не показывая, что удивлена вопросу, и не глядя на Разумовского, я невозмутимо спросила:

— Почему вы так решили?

— Ваша техника бега подсказала, — хмыкнул он и спустя пару мгновений добавил: — Человеческий организм создан для двух видов движения: ходьба и бег. Если после пробежки мышцы не болят, значит, ты все сделал правильно. В вашей технике есть недочеты, бежите без особых усилий, очевидно, что используете эфир, — по — доброму сообщил князь.

Я от досады едва заметно поджала губы. Елки — палки! У меня — то практически сразу мышцы начинают болеть. Только эфиром и расслабляю. В своем мире часто бегала и даже не думала, что делаю это как — то не так.

Мазнув по мне взглядом, князь спокойно произнес:

— Чтобы выработать и закрепить хорошую технику требуется от десяти недель до полугода. Желательно, с наставником. Чем медленнее бег, тем вертикальнее тело. Выпрямите корпус, — неожиданно скомандовал он. Я тут же выровняла спину. — Плечи расслабьте и отведите назад. Стопа должна ставиться мягко. Вначале передняя часть, потом остальная, — продолжил давать указания князь, внимательно наблюдая за мной. — Кроссовки вам надо сменить, — увидев мой удивленный взгляд, улыбнулся и пояснил: — Эти чрезмерно амортизируют, дают возможность ставить стопу на пятку. Отсюда сильный наклон тела, излишнее мышечное усилие, перенапряжение и высокие энергозатраты.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

— Бегать вдоль этой дороги не очень хорошая идея, — невозмутимо сообщил князь. — Гораздо лучше по парку, — немного ускорившись, он свернул направо и побежал по узкой дорожке, петляющей между раскидистых деревьев.

«Парка тут нет, зато есть лес. Наши машины следом не проедут», — отметила я, не отставая.

Мы все дальше углублялись в лесной массив. Охрана действительно осталась позади.

«Ну да. Ничего не грозит. Кроме него самого», — угрюмо нахмурилась я, продолжая бежать за высоким, широкоплечим мужчиной.

Терпкий запах влажной земли и сочных листьев врывался в легкие. Вдыхая наполненный кислородом воздух, я продолжала следить за положением своего тела и стопами. Неожиданно князь перешел с бега на ускоренный шаг. Послушно копируя его действия, отчетливо поняла, что моя пробежка на сегодня закончилась: сейчас состоится разговор.

— Растягиваться будем? — остановившись возле ствола огромного векового дуба, невозмутимо спросил мужчина.

— Думаю, не стоит, — усмехнувшись, я подошла поближе и замерла в ожидании.

В пышных кронах деревьев звонко щебетали невидимые птахи. Легкий ветерок доносил аромат травы и цветов. Не отводя взгляда от моего лица, Разумовский молчал бесконечно долго.

— Мои слуги тщательно проверили всех ваших деловых партнеров, — наконец холодно произнес князь. — Должен признаться, вы меня удивили, Софья. В столь юном возрасте и за такой короткий срок заработать у представителей влиятельных родов отличную деловую репутацию дорогого стоит.

Невозмутимо глядя на спокойное волевое лицо, я лишь коротко улыбнулась. Слова могущественного мужчины были приятны, но я прекрасно знала, что добилась уважения исключительно своим трудом и упорством. Он всего лишь констатировал и без того известный мне факт.

— Многим не нравится ваша активность. Однако утверждать, что заказ поступил из деловых кругов, я бы не стал, — меж тем уверенно продолжил князь. — Думаю, вы понимаете, что азиатка, накачавшая вас наркотиком, как и те три урода, — замолчав, он поиграл желваками, а затем удивительно спокойным тоном произнес: — Лишь исполнители. Девушка назвала вымышленное имя, — он коротко хмыкнул. — Ее зовут Аки Сато. Она наняла этих, — князь поморщился и замолчал. Не найдя подходящих цензурных слов, безэмоционально продолжил: — Видео секса с вами они сразу же должны были выложить в сеть. К сожалению, Сато быстро догадалась, что все пошло не по плану, и успела сбежать в Японию. Искать там ее — как иголку в стоге сена. Ищут, конечно же, но пока безрезультатно, — он сурово сдвинул брови. Помолчав пару мгновений, добавил: — Мои аналитики предполагают, что ваш недруг может находиться в школе.

Внимательно выслушав светлейшего князя, я, прищурившись, с сомнением спросила:

— Стрелецкая?

— Нет, — он покачал головой. — Ее проверили в первую очередь. Вас боярыня терпеть не может, но это не она. — честно признался Игорь Владимирович. — Методы Марии Стрелецкой куда как проще. Тут же действовали очень осторожно и тонко. Есть предположения, кто бы это мог быть?

Вопрос застал врасплох. Я задумалась, отрешенно наблюдая за игрой солнечных лучей на зеленых листьях цветущего дикого шиповника. И чем больше думала, тем отчетливее понимала, что ничегошеньки не знаю ни об одноклассниках, ни о школьной жизни. В голове одна работа. Куда уж тут рассуждать о предполагаемых школьных врагах! Увы, на уме была только Стрелецкая. Грустно пожав плечами, я тихонько сказала:

— Даже не представляю…

— Софья, вы очень умная девушка. Присмотритесь к одноклассникам, — негромко, но уверенно предложил он. — Мои сотрудники проверили всех учителей и будут продолжать работу. Вашего врага найдут, нужно только время, — добавил, твердо глядя на меня.

— Я вас услышала, — помолчав немного, смело скрестила взор с князем и спокойно спросила: — Вы же не для этого решили со мной так… экстравагантно встретиться?

— Ваша правда, — мужчина едва заметно усмехнулся, а потом в мгновение ока каким — то непостижимым образом очутился близко — близко. — Мне надо проверить, — прошептал он и аккуратно взял меня за подбородок.

Неотрывно глядя в глаза, мучительно медленно наклонился. Осторожно коснувшись губами моих губ, замер на секундочку, а затем страстно поцеловал.

Мгновенно разбушевавшиеся гормоны ударили мне в голову и накрыли огромной волной. Не думая, что творю, я охотно ответила на его поцелуй.

Но князь внезапно отстранился. Он смотрел взглядом, полным желания, а я прерывисто дышала, с трудом восстанавливая контроль над своим телом. Успокоившись, дотронулась ладошкой до его мускулистой груди и отрицательно качнула головой. Ощущая, как под пальцами быстро бьется сердце мужчины, услышала тихий голос:

— Соня, ты очень дорога мне. Да и я тебе небезразличен, — добавил он, ласково проведя по моей щеке удивительно изящными для мужчины пальцами. Не отрывая взгляда, чуть повысил голос: — Вмешиваться в твои отношения с Михаилом я не буду. Однако предпочитаю четко обозначать свои позиции, — прищурившись, он пристально посмотрел на меня, а затем, коротко улыбнувшись, добавил: — Я хочу, чтобы ты была со мной. Пока ты не стала невестой моего сына, я имею полное право об этом говорить.

Тряхнув стянутыми в высокий хвост волосами, я строго посмотрела на князя.

— Это все неправиль… — начала, но его губы, мгновенно накрыв мои, не дали договорить.

Тихонько застонав, я вновь почувствовала, как обрадованно взволновались гормоны. Семнадцатилетнее девичье тело сейчас однозначно было сильнее рассудка взрослой женщины.

Безумным усилием воли я смогла — таки оторваться от нежных, умелых губ светлейшего князя и сделала шаг назад. Неотрывно глядя ему в глаза, едва слышно прошептала:

— Это все неправильно. Нечестно.

— Я не тороплю, — удивительно спокойно отозвался Разумовский. — До окончания школы есть время. Я больше к тебе не приближусь. Хочу, чтобы ты сама пришла ко мне.

Не знаю, осознанно или нет, но он говорил настолько эротично, что низ живота сводило от спазмов. И мне очень, прямо до дрожи в коленях хотелось сексуальной близости с князем.

Собрав всю свою волю в кулак, я постаралась спокойно оценить ситуацию. Да, не буду отрицать, Игорь Разумовский мне невероятно нравился. Привлекал не только как мужчина, но и как человек. Однако пока я с Михаилом, никого другого однозначно в моей жизни не будет.

— Понадобится помощь, любая, — обращайся, — понимающе улыбнулся князь. — Идем. Наша охрана заждалась, — спокойно сказал он и неторопливо пошел обратно по дорожке.

Тяжело вздохнув, я направилась следом, стараясь смотреть куда угодно, только не на его спортивную фигуру. Но взор упрямо устремился к широкой спине, затем спустился ниже и замер на упругих ягодицах. С усилием отвела глаза. Гормоны адски зашкаливали, и что с ними делать я пока не знала.

«Мама, роди меня обратно! Почему в этом мире девушке — дворянке нельзя с любимым заниматься сексом до свадьбы? — подумала с тоской. — Репутация, репутация… Вот до чего доводит воздержание!»

Придумывая причины нехарактерной для меня реакции на князя, я где — то в глубине души догадывалась, что все не так просто.

Однако, как бы там ни было, свой выбор я сделала, сказав Мише, что люблю его. Ну а дальше… Жизнь покажет.

(обратно)

Глава 2

Вернувшись с пробежки, я неторопливо приняла душ, старательно избегая мочить длинные волосы: сушить не хотелось. Обтершись насухо пушистым желтым как цыпленок полотенцем, небрежно кинула его в корзину. Надев нижнее белье, подошла к запотевшему от пара зеркалу. Оттерла ладошкой влагу, всмотрелась в прежде чужое, но уже такое знакомое лицо. Выглядела я крайне устало, и виной тому была не сегодняшняя пробежка, но ежедневная многочасовая работа в течение последних нескольких месяцев.

Это только звучит хорошо: я — богата, у меня есть месторождение дорогущего минерала. На самом же деле даже при активной поддержке могущественного рода князей Разумовских пахала я как проклятая.

Собственно, из — за моей кипучей бизнес — деятельности у нас и возникли первые серьезные разногласия с Михаилом. Он полагал, что настоящей женщине стоит заниматься исключительно собой и бытовыми вопросами. Для остального существуют мужчины. Я его взгляды не разделяла.

Впрочем, вспоминать сейчас о грустном не хотелось.

Рассматривая свое отражение, печально вздохнула. Внешность для женщины, как ни крути, важна. Тут даже не природная красота, а, скорее, ухоженность имеет значение. Я же сейчас выглядела как… В общем, я себе категорически не нравилась.

— Так никуда не годится, — сообщила зеркальному двойнику.

Внезапно в голове появились мысли, как можно все быстренько исправить. И почему раньше я до этого не додумалась?

Моя затея была проста до безобразия. Благодаря верному Василию я уже довольно сносно владела техникой расслабления натруженных тренировками мышц. Правда, тренироваться толком так и не начала, времени пока хватало лишь на бег по утрам. Но раз я обладаю этими хорошими навыками, почему бы не использовать эфир для расслабления и оздоровления кожи лица?

Не откладывая в долгий ящик проверку идеи, прикрыла глаза и задержала дыхание. Тотчас перед мысленным взором открылась сеть энергетических каналов внутри моего тела. Прекрасно помня, что все надо делать очень и очень аккуратно, сосредоточила внимание на тончайших нитях энергии, проходящих под кожей на лице. Медленно и крайне осторожно принялась по капельке направлять эфир в носогубные складки, после — в синюшные мешки под глазами, а затем в пролегшую морщинку на лбу. Не забыла и про кожу на голове.

Управляя эфиром, я не видела своего отражения, но привычный легкий холодок подсказывал, что все идет как надо. Я словно очутилась под умелыми руками массажиста и самым наглым образом наслаждалась. Было настолько приятно, что прекращать не хотелось.

Но хорошего понемножку.

Глубоко вздохнув, постояла пару мгновений, а затем распахнула глаза, да так и застыла. Из зеркальной глади на меня смотрела очень красивая девушка с безупречной, буквально сияющей кожей лица.

— Вот это да — а, — протянула, ошарашенная результатом, и, хмыкнув, добавила: — Похоже, я на долгие годы изобрела для себя любимой способ релаксации и омоложения.

Глянув еще раз в зеркало, удивлено качнула головой и вышла из ванной. Сняв в личной гардеробной с плечиков выглаженную заботливой экономкой школьную форму, принялась неторопливо одеваться.

Чужой мир стал для меня практически родным, да вот только система образования продолжала неприятно удивлять. Полагаю, местные министры пытались изобрести какой — то необыкновенный способ повышения успеваемости школьников или еще бог весть что. Но учебный процесс для старших классов проходил своеобразно.

С сентября по февраль мы учились пять дней в неделю и без краткосрочных каникул. Помню, как сильно удивилась, когда каникулы для предвыпускных классов начались зимой. Однако такой передышке радовалась я очень преждевременно. Неделю назад администрация школы сообщила, что новый учебный год начинается для нас не как у всех в сентябре, а гораздо, гораздо раньше. И вот сегодня я иду в школу, а на дворе царит месяц май. Досадно и неприятно, но что поделать?

Взяв форменный темно — синий пиджак, я вышла из гардеробной. Подойдя к рабочему столу в своей спальне, стащила за лямку со столешницы черный школьный рюкзак и, размышляя о разном, отправилась за Катенькой.

Остановившись на пороге бывшей гостевой, а теперь уже, надеюсь, надолго занятой подругой комнаты, с улыбкой смотрела на хмурую и чем — то сильно озадаченную Катю.

Не замечающая меня девушка, так же, как и я, одетая в плиссированную клетчатую юбку и белую блузку, раздраженно подтянула съехавший белоснежный гольф. Что — то сердито бурча себе под нос, водрузила на широкую двуспальную кровать свой рюкзак и принялась аккуратно складывать в него тетради, то и дело чередуя бормотание с тяжкими вздохами.

Не желая мешать Катерине собираться в школу, я прислонилась плечом к дверному косяку. Девушка отчего — то была не в духе. Я слегка неадекватна понятно почему: утренняя встреча с князем Разумовским даром не прошла. Но вот что происходит с подругой, пока оставалось тайной.

— Кто придумал летом учиться? — долетело до меня ее недовольное бормотание. — Наше министерство образования совсем уже спятило со своими экспериментами. Зла на них не хватает. Хорошо, хоть мелких пожалели…

— Если что — то происходит, значит, это кому — то нужно, — глубокомысленно заявила я, не сходя с места.

— Ой! — заметив меня, воскликнула Катенька и тотчас порозовела. Строго сдвинув рыжевато — коричневые брови, она несколько мгновений внимательно изучала мое лицо, а после произнесла: — Вот зачем, скажи на милость, старшеклассникам начинать учиться именно сейчас? — раздраженно убрав рыжую прядь назад, она закинула на плечо лямку рюкзака.

— Есть идеи? — прищурившись, я широко улыбнулась.

— Есть, — кивнула подруга. Подойдя ко мне, взяла под локоток и зловеще прошептала: — Ребенок — старшеклассник кого — то из министерства набедокурил. Не знаю, что он или она натворил такого — эдакого, но, похоже, родители хотят чадо уморить. Крайне изощренный метод нашли!

Тихонько рассмеявшись, я увлекла сердито пыхтящую девушку в гостиную. Неожиданно Катенька повела себя очень странно: стараясь ступать как можно тише, мимо закрытых дверей комнат сестер — близняшек она прошла буквально на цыпочках. А встретив мой вопросительный взгляд, прижала палец к губам. Аккуратно ступив на лестницу, быстро огляделась и начала медленно спускаться. Не понимая, чем вызвана такая таинственность, я молча пошла следом.

Очутившись в просторном холле первого этажа, Катерина облегченно вздохнула. Настороженно посмотрев на подругу, я собралась было спросить ее, что происходит, как неожиданно раздался голос экономки:

— Завтрак готов. Госпожа, где прикажете накрыть? — выйдя из дверей столовой, Надежда терпеливо ожидала ответа и едва заметно улыбалась.

— В кухне, — абсолютно не задумываясь, сообщила я.

Не знаю почему, но эти посиделки за круглым столом в уютной кухне неизменно приносили душе покой и теплоту. Последнее время экономка спрашивала меня, где я предпочитаю есть, лишь формально: она прекрасно знала ответ.

Почтительно кивнув, Надежда быстро ушла в кухню.

— Кать, с тобой все в порядке? — остановившись, я задумчиво посмотрела на загадочную подругу.

— Да, — отозвалась та, вновь начиная покрываться румянцем. — Просто не хотела твоих сестричек будить.

— Что не так? — я подозрительно прищурилась.

— Да все нормально, — торопливо произнесла Катенька. — Рано же еще. В школу им не надо, пусть поспят. Мы с ними вчера допоздна сидели. Болтали о разном. Вот ненароком разбудить и не хотела.

— Что — то ты от меня скрываешь, — безапелляционно заявила я.

— Ну — у, — протянула подруга. — Ничего особенного, — отведя взгляд в сторону, несколько мгновений помолчала. А после, явно желая сменить тему, быстро произнесла: — Ты, кстати, чудесно выглядишь. Это пробежка на тебя так сегодня подействовала? Нет, ну правда же посвежела и похорошела! — прощебетала она, старательно отводя глаза.

Многозначительно хмыкнув, я долгим взглядом посмотрела на очевидно что — то утаивающую подругу. Смутившись и покраснев, Катенька тем не менее промолчала.

Тяжело вздохнув, взяла ее под локоток, и мы зашли в кухню. Сейчас расспрашивать не буду, но чуть позже — обязательно!

Неторопливо позавтракав, я наслаждалась ароматом и вкусом свежезаваренного чая. Такой умела готовить только Надежда.

— Ты, как всегда, на высоте, — встретившись с добрыми глазами экономки, произнесла я искренне. Тепло улыбнувшись, та вновь коротко поклонилась и принялась хлопотать по хозяйству. — Кать, — я негромко окликнула упорно смотрящую в большое окно девушку.

Мгновенно обернувшись, Катенька начала привычно розоветь. Пряча смущение, она сделала вид, что пьет чай.

— Рассказывай, — тяжело вздохнув, я поставила изящную кружечку на бледно — зеленую скатерть.

— Ну — у, — вновь протянула Катя и нахмурилась. — Ничего такого не случилось. Правда! — она честно посмотрела мне в глаза. Прекрасно зная, что рассказать все равно придется, отпила из чашки и печально вздохнула. — Ты вчера опять до ночи работала, а я с девочками общалась. Сама виновата. Хотела пошутить, ну и рассказала им, на свою беду, про зубную фею.

Весь прошлый учебный год мои сестры жили в школьном общежитии, но на каникулах, естественно, были дома. У меня свободного времени на девочек хронически не хватало, а вот Катенька с удовольствием с ними общалась и играла. Близняшки оказались не только умницами (в чем я не сомневалась), но, к моему великому удивлению, еще и редкостными затейницами. И разные казусы случались довольно часто. Только что могло произойти сегодня? Катя так сильно никогда не переживала…

— И? — подбодрила я замолчавшую подругу.

— Лиза с Сашей спрашивали сколько денег фея дает за один зуб. Я сказала, что золотой. Перед сном они ненавязчиво так поинтересовались где могут быть их детские зубики, — с тоской в голосе произнесла Катенька. — Я отшутилась, что в тайничке лежат. Мол, ты шкатулку с ними в саду под сиренью прикопала.

Немного подавшись вперед, я с интересом посмотрела на угрюмую подругу.

— Проснулась я посреди ночи от ледяных пальцев на шее и заунывных голосов, — Катя испуганно похлопала ресницами и передернула плечами. — У меня требовали точное местоположение тайника. Обе в длинных светлых сорочках, перемазанные с ног до головы землей, волосы спутаны. Я так испугалась! Ужас просто! — честно призналась она. — Хорошо, без лопаты ко мне в комнату пришли. Ей — богу, померла бы от страха!

Воображение мгновенно нарисовало мне картинку: ночь, две абсолютно одинаковые худенькие девочки в светлых рубашках с пятнами грязи, длинные черные волосы всклокочены, лица перемазаны. Они медленно приближаются к кровати, тянут тоненькие ручки и требуют добровольно отдать клад. В руках одной из них здоровенная лопата…

Почувствовав, как губы начали растягиваться в широкой улыбке, я с трудом сдержала смех. С укоризной посмотрев на меня, Катенька несколько секунд молчала, а затем, опустив рыжеволосую голову, принялась тихонько хихикать.

— Госпожа, — позвала Надежда, прерывая наше веселье. — Время. Вам пора, — пряча смешинки в глазах, добавила: — Вы не волнуйтесь. Как боярыни проснутся, я прослежу, чтобы они хорошенько отмылись.

Кивнув, я встала из — за стола и, покашляв, уже спокойно сказала:

— Если рубашки сильно испорчены, даже не думай чинить. Сразу выкинь. Новые купим. И пусть охрана зароет то, что они там перекопали.

— Как скажете, боярыня, — улыбнулась экономка.

— Пойдем, — позвала я подругу. Бросив взгляд на ее пунцовое от смущения и смеха лицо, тяжко вздохнула. — С кладоискателями все понятно. Пора грызть гранит науки.

* * *

Въехав на школьный двор, белоснежный кроссовер представительского класса остановился на непривычно полупустой парковке неподалеку от административного корпуса. Заглушив двигатель, водитель, а с недавних пор и личный телохранитель Ярослав обернулся к заднему сидению. Мазнув взглядом по сосредоточенному личику Катеньки, посмотрел на меня и протянул на раскрытой ладони кольцо из сине — зеленого камня.

Аккуратно взяв, повертела и удивленно хмыкнула: Ярослав вручил мне артефакт, полностью сделанный из турина. В том, что баснословно дорогое кольцо активировано, сомнений не возникало.

— Откуда и зачем? — поинтересовалась, вглядываясь в мерцающую таинственным светом глубину минерала. Я бы и сама могла разобраться, даже без приборов, для чего кольцо предназначено, но на это времени не было.

— Пока вы утром общались со светлейшим князем, Савелий передал, — невозмутимо сообщил опытный воин. — У него несколько функций. Определяет все виды ядов и любые, представляющие опасность именно для вас вещества. Если с вами что — то случится, я моментально узнаю, — он продемонстрировал аналогичное кольцо на левой руке и добавил: — Сразу не отдал, потому что они должны были синхронизироваться и настроиться на мое биополе.

— Ясно, — невольно тяжело вздохнув, я надела украшение на средний палец левой руки. Минерал тотчас моргнул насыщенно — синим светом. — Объяснять, как его использовать, не нужно, — с усмешкой взглянула на явно собирающегося прочитать мне лекцию воина.

— Госпожа, может, вас все же сопроводить? — поинтересовался Ярослав.

— Дежавю, — пробормотала едва слышно и громче добавила: — Сам как считаешь?

Помолчав, мужчина хладнокровно ответил:

— По — хорошему надо. Княжич Михаил Игоревич еще ведь в отъезде.

— Утром встречалась с князем? — вклинилась в наш диалог Катенька. — Что опять стряслось? — она с неподдельной тревогой посмотрела на меня.

— Позже расскажу, — неодобрительно глянув на ни в чем не повинного Ярослава, я глубоко вздохнула. Поразмышляв пару мгновений, твердо сказала: — Михаил Игоревич завтра будет на занятиях. Это не ресторан, — я нахмурилась, — а одно из лучших учебных заведений. Представляешь, как воспримут твое присутствие одноклассники и учителя?

— Госпожа, может, вы сегодня тогда занятия пропустите? А завтра за вами уже приглядит княжич, — не желал сдаваться тревожащийся обо мне телохранитель.

Ярослав был не виноват в случившемся, но корил себя, что не доверился интуиции. Не настоял на своем присутствии. Не уберег. Благодарный за дарованный шанс мужчина теперь не отходил от меня ни на шаг и ценой собственной жизни был готов сохранить мою. Все это я прекрасно знала. Однако есть серьезные причины, почему я сейчас отказывалась от его присутствия.

В «Эвересте» учатся разные дети, в том числе отпрыски древних влиятельных родов. Ни у кого из них нет личной охраны в школе. И если я хоть раз приду с телохранителем, значит, мне, как главе рода, угрожают. Слухи пойдут моментально, а этот может негативно повлиять на… Да на что угодно! Начиная с репутации и заканчивая бизнесом.

Грозит ли мне и теперь опасность, никто доподлинно не знал. Но лютый враг у меня был, и это факт. Вопрос только кто он.

— Нет, — лаконично сказала я. — Ярослав, я вместе с Катей иду в школу. После занятий ты нас забираешь, — переведя взгляд на подругу, мягче добавила: — Катюша, идем. Где твой пиджак?

— На дворе лето, он из плотной ткани, — тихонько отозвалась Катенька. — Я специально не брала. Оставь и ты свой. Зачем попусту таскать?

— И то верно, — усмехнулась я, положив пиджак на сидение.

Выйдя из автомобиля, кивнула сосредоточенному и собранному Ярославу. Улыбнувшись настороженной Катеньке, неспешно пошла вместе с ней к одноклассникам, стоящим возле парадного входа.

— Сонь, ты мне расскажешь зачем спозаранку так экстренно встречалась с князем? — шепотом поинтересовалась не на шутку встревоженная подруга и верная помощница. — Что — то с месторождением не так? Напали? Никитские, да?

— Ну Кать, — я укоризненно посмотрела на девушку. — Охрана, моя и Разумовских, все так же по периметру. Дворяне прекрасно осведомлены, что светлейший князь роду Изотовых покровительствует. Самоубийц в нашем княжестве нет, Никитские не исключение. Не накручивай. Тут все в порядке.

— Но ведь зачем — то вы встречались, — Катя внимательно посмотрела мне в глаза. — Сонь, у тебя проблемы?

— Новых нет. Только старые, — усмехнулась я и хладнокровно произнесла: — Аналитики князя считают, что мой враг, возможно, из школы. Это не Стрелецкая, — добавила, встретившись с подругой взглядом. — Он просил присмотреться кодноклассникам.

Сурово нахмурившись, Катерина мгновенно взяла меня под локоть и притянула к себе поближе. Воинственно тряхнув рыжей гривой, она окинула взглядом хмурых, расстроенных юношей и девушек. Почему на их лицах нет радости, мы прекрасно понимали. Сами были такими же. Ни я, ни Катенька не горели желанием начинать учиться летом. Все отдыхают, развлекаются, а мы должны сидеть за партой. Кому подобная перспектива понравится?

— Так интересно, — приближаясь к толпе учащихся, задумчиво произнесла Катя. — Смотри, здесь, похоже, только три наших выпускных класса, а не все разом старшеклассники. На тебя в конце учебного года напали, больше в школу мы не ходили, — размышляла она вслух. — Князь сегодня сказал, что твой враг может быть в «Эвересте». Предложил присмотреться к одноклассникам. Сонь, тебе не кажется странным такое совпадение?

— Да ну, — с сомнением взглянула на подругу. — С чего бы ему заморачиваться?

— А я думаю, это Игорь Владимирович отдал приказ, — твердо сказала Катя. — Если сейчас директриса объявит, что только нашу школу вовлекли в эксперимент, то даже сомневаться не буду!

Молча глянув на подругу, коротко пожала плечами. Что тут сказать? Безусловно, князь такой приказ отдать министерству образования мог. И ему бы безропотно подчинились: круче Игоря Разумовского в нашем княжестве никого нет. Разве что император. Но и то тут есть нюансы.

Да вот только Катенька наверняка ошибается: не из — за поиска возможного врага моей скромной персоны мы будет летом париться за партами. Скорее всего, князю сообщили о новшествах и планируемом эксперименте. Почему бы ему и не выбрать «Эверест»? К тому же в этом случае для меня учебный год закончится гораздо раньше.

И вот тут — то начнется самое интересное.

Хочу я или не хочу, но с жесткими правилами этого мира не поспоришь: мне, как главе рода придется выйти замуж. В роду бояр Изотовых должны быть мужчины. Я могу сколь угодно доказывать обратное, но без представителей сильного пола, даже с опытными воинами мой род по умолчанию считается слабым. А такие рода не уважают, с ними не считаются. Если возникает хоть малейший конфликт интересов — уничтожают. Сейчас меня оберегала от нападений явная благосклонность князя Южного. Но не изменится ли все завтра?

От невеселых размышлений меня отвлекла Катенька.

— Вот только не пойму, — нахмурилась она. — Ты ведь еще даже не невеста его сына. С чего вдруг такая забота?

Вновь пожав плечами, опять промолчала. Обсуждать отношение ко мне князя я не собиралась от слова совсем.

Неторопливо подойдя к толпе, мы с Катей встали подле группы девушек из своего класса. Энтузиазма на их лицах предсказуемо не наблюдалось. Сердито ворча, они единодушно сетовали на то, что внезапное начало учебного года нарушило все грандиозные планы на летний отдых. Согласно кивая, мы с Катей полностью разделяли их мнение.

— Доброе утро, дорогие мои! — прозвучал довольный голос директрисы. Стоя на крыльце, она с улыбкой смотрела на хмурые лица учащихся. — Полагаю, вы удивлены, что для ваших трех выпускных классов учебный год начался гораздо раньше. Спешу поделиться отличной новостью, — не скрывая радости, вещала хорошо поставленным голосом Светлана Владимировна. — «Эверест», как самую лучшую школу, выбрали для проведения уникального эксперимента! У вас есть возможность глубже погрузиться в учебный процесс по специально разработанной и одобренной министерством программе, а также продемонстрировать результаты практически индивидуального обучения, — услышав недовольное роптание, она слегка нахмурилась и зашла с козырных карт: — Вы закончите учебный год гораздо раньше. Кроме того, сможете в зимний период тщательно подготовиться к поступлению в университет. Тем же, кто на отлично сдаст выпускные экзамены, светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский полностью оплачивает учебу в любом выбранном высшем учебном заведении! Это великолепная возможность для многих из вас получить самое лучшее образование! — не скрывая торжества, произнесла директор.

Повернувшись, Катенька многозначительно на меня посмотрела. А я не хотела ни говорить, ни думать о князе. Мысли вновь и вновь возвращались к Михаилу. Он отсутствовал в Ростове уже три бесконечно долгих недели. Впрочем, после того, как его признал отец, юноша постоянно мотался по делам рода Разумовских. Виделись мы очень редко. Князь вводил бывшего бастарда, а теперь единственного наследника в сложные бизнес — процессы. Сегодня — завтра Миша должен вернуться.

Скучала ли я? Определенно. Да вот только тревожные предчувствия чего — то нехорошего упорно не отпускали.

(обратно)

Глава 3 Школа

На привычном месте — четвертая парта второго ряда — я сидела вдвоем с Катенькой. Не знаю, почему мне так полюбился именно этот стол. Остальные три ряда ничем не хуже: то же светлое дерево, те же легкие, удобные стулья со спинками.

Учебный процесс шел привычно, но имелись и отличия. Мы больше не бегали, как в прошлом году, из класса в класс. Педагоги приходили к нам сами и были уж какими — то чересчур радостными и энергичными. Казалось бы, лишившимся законного, потом и кровью заработанного отпуска учителям нужно злиться, но нет, все до единого светились от счастья. Ученики на их фоне смотрелись угнетенными жертвами безжалостной системы образования.

Не выходя в коридор на коротких переменах, да что скрывать — и во время уроков, я украдкой рассматривала недовольных, печальных одноклассников. Восемнадцать человек. Юноши и девушки. Родовитые и обедневшие дворяне, простолюдины.

Кто — то из них настолько меня сильно ненавидит? Или мой враг в параллельном классе?

Боярыня Стрелецкая величественно восседала через проход, все тот же третий ряд, третья парта. Гордо выпрямив спину, непонятно когда умудрившаяся загореть Мария выглядела великолепно и, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Да вот только я отлично помнила, что так же она себя вела и в прошлом году. И чем все закончилось? Поединком! Но накрепко запомнила я и слова князя: «Это не она». Компетентность аналитиков службы безопасности олигарха сомнений не вызывала.

«Кто? — крутилась во время уроков в голове навязчивая мысль. — Кто же? Должен быть четкий мотив. Кто — то из фавориток Стрелецкой?»

Внимательно рассматривая подруг боярыни, я то и дело встречалась взглядом с Морозовой. Прищурившись, худощавая, светловолосая Ангелина постоянно оборачивалась и смотрела многозначительно. В ее глазах легко читались высокомерие, густо замешанное с презрением.

Внезапно прозвеневший звонок заставил вздрогнуть. Тяжело вздохнув, осознала, что за размышлениями практически не слушала педагога. Урок современной литературы прошел для меня без особого смысла.

Продиктовав домашнее задание, наша классная Тамара Валерьевна вновь поздравила печальных учеников с началом учебного года. Пожелав успехов, она быстренько взяла с учительского стола планшет и бодро вышла.

Тотчас облегченно загалдев, девушки защебетали друг с другом, а юноши стали деловито расхаживать по классу. Бросив взгляд на увлеченно с кем — то переписывающуюся в телефоне Катеньку, усмехнулась. Розовое от смущения и подозрительно довольное личико отчетливо подсказывало, с кем она общается. Кроме как на сына моего преданного слуги Василия подруга больше ни на кого внимания не обращала. Их роман шел полным ходом.

Не отрывая Катеньку от увлекательного и приятного занятия, я вновь принялась наблюдать за одноклассниками. Скользя взглядом по лицам юношей, то и дело заинтересованно посматривающих в мою сторону, я все отчетливее понимала, что мой недоброжелатель не парень. Почему? Испортить репутацию можно разными способами. Этот же был… какой — то уж больно женский. Возможно, я ошибаюсь, но интуиция просто вопила, что мой враг — девушка.

С первых мгновений, как я зашла в класс, парни были удивительно единодушны в желании мне понравиться. Такой внезапно возросший интерес со стороны мужского пола вовсе не удивлял. Стоило мне заняться оформлением бумаг на месторождение турина, весть разлетелась мгновенно. Только ленивый не обсуждал сногсшибательную новость: юная глава нищего боярского рода благодаря милости князя Южного, исполнившего заветную мечту победительницы нашумевшего телевизионного поединка кондитеров и вернувшего ей родовые земли, внезапно стала баснословно богатой.

Ни для кого из аристократов не было тайной, что я ни с кем до сих пор не помолвлена. Об особом отношении ко мне Михаила, конечно же, ходили слухи. Их подогревала благосклонность рода Разумовских. Но зачастую это обосновывали не моей возможной связью с недавно признанным наследником, а человечностью и дальновидностью светлейшего князя Игоря Владимировича. Многие считали такую версию больше похожей на правду.

Как бы там ни было, но факты таковы: я очень богата; являюсь главой древнего боярского рода; пользуюсь поддержкой самого влиятельного человека в княжестве. И я свободна. Моего внимания начали искать не один, не два и даже не три представителя уважаемых родов. Вот так неожиданно я стала крайне завидной невестой для очень и очень многих.

Меня это обстоятельство не особо радовало, но пока и сильно не напрягало. Мало ли кто и чего желает? Свой выбор я сделала. Теплая улыбка тронула губы. Наши разногласия с Михаилом — пустое. Он сегодня вернется, мы поговорим, и все — все будет хорошо.

Неожиданно я почувствовала чей — то пристальный взгляд. В очередной раз скрестив с Ангелиной Морозовой взоры, я холодно посмотрела на симпатичную, родовитую одноклассницу.

«Может, это она? Хитрая, расчетливая, высокомерная. В деньгах не нуждается, способна на разные гадости. Мотив есть, и довольно сильный: месть за близкую подругу», — размышляла, глядя на Морозову.

Усмехнувшись, та отвела глаза и о чем — то зашепталась с красавицей Стрелецкой.

Сделав себе зарубку на память, медленно скользя взглядом по лицам, продолжила искать врага. Перемена подходила к концу.

Неожиданно взор зацепился за дородную фигуру отличницы Натальи Самойловой. Полная, несимпатичная девушка в одиночестве сидела за последней партой третьего ряда. Не шевелясь, она почему — то смотрела на меня тяжелым взглядом исподлобья.

Коротко улыбнувшись Наталье, с удивлением поняла, что ответной улыбки не дождусь. Одноклассница по — прежнему зло буравила меня глазами. Нахмурившись, я внимательно осмотрела зализанные назад темные волосы, покрытое красноватыми прыщами лицо. Черные, тоненькие волоски над верхней губой не красили девушку, но почему она их не уберет, я искренне не понимала. Наталья однозначно наплевала на свой внешний вид.

Что я знаю о Самойловой? Не очень-то и много: нелюдимая заучка из бедного дворянского рода. Объект злых шуток для одноклассников. Самойловой я ни разу плохого слова не сказала. Правда и не помню, чтобы мы с ней общались: девушка не пыталась со мной подружиться, а я… По правде говоря, я ее не замечала.

«Безразличие порой очень сильный мотив. Возможно есть еще и зависть. Хватило бы у нее духа? — я с интересом смотрела на угрюмую одноклассницу. — Сильно сомневаюсь. Хотя… Может в голове что-то резко перемкнуло? Тут уж не только на горячий чай, но и на холодный дуть будешь».

Трель звонка известила о начале урока. Медленно отвернувшись, Самойлова опустила глаза и уставилась в раскрытый учебник. Удивленно хмыкнув, я перевела взгляд на вошедшего в класс математика.

— День добрый, — сухо поздоровался худой как щепка мужчина.

Не слушая вразнобой отвечающих учеников, преподаватель положил на учительский стол какие — то бумаги и, не мешкая, подошел к интерактивной доске. Взяв из специального лоточка перо, Сергей Сергеевич начал быстро что — то писать на матово светящейся поверхности.

Поведение зануды — математика было крайне непривычным. Класс не встал при его появлении, не поздоровался, как полагалось… Прежде мы бы слушали долгую, нудную лекцию о недопустимости подобного неуважительного отношения к учителю. Но сейчас он просто не обратил внимания. Это было очень, очень странно.

«Не иначе как нашим педагогам зарплату увеличили, — подумала я, глядя на непривычно довольного мужчину. — Даже «вампир» сегодня на себя не похож».

Косясь на худосочную спину математика, усердно пишущего на доске, Катенька придвинулась ко мне поближе.

— Наш злыдня внезапно стал милым, — вторя моим мыслям, прошептала она — Как считаешь, пакость задумал?

— От него можно всего ожидать, — глядя на выпирающие острые лопатки педагога, тихонько отозвалась я. Повернув голову к подруге, едва слышно спросила: —Самойлова всегда была…неконтактной?

Остро взглянув на меня, Катенька помолчала, а затем, все так же посматривая на учителя, торопливо зашептала:

— Первый год, была общительной. Потом такой стала, — сурово сдвинув брови, Катенька замолчала. Отвернувшись к доске, она явно о чем — то задумалась.

— У нее что-то случилось? — тихонько спросила я, не отводя взгляда от сосредоточенного лица подруги.

Неожиданно та быстро повернулась ко мне и испуганно округлила глаза.

— Боярыня Изотова, — тотчас раздался совсем рядом протяжный голос Сергея Сергеевича. — Вы, я так понимаю, сильно желаете поговорить, — он язвительно усмехнулся. — Будьте любезны, порадуйте нас знаниями. Вам достаточно решить первую задачу.

Невозмутимо посмотрев на доску, я поняла, что влипла. Нет, такие уравнения я решала. Но давно! Справлюсь ли? А, была не была!

Неторопливо встав с места и сохраняя невозмутимое выражение на лице, подошла к доске. Взяла из лотка перо, еще раз внимательно прочла условия.

В памяти постепенно всплывали давным — давно позабытые знания. Мысленно вознося хвалу школьному учителю из далекой юности в родном мире, я принялась в полной тишине решать задачу повышенной сложности.

Раньше меня искренне интересовало, зачем школьников учат решать зубодробительные уравнения с квадратными трехчленами. Разве в жизни обычному (не планирующему себя связывать с наукой) человеку это может пригодиться? Родители и учителя толком объяснить не могли, просто говорили, что надо.

На тревожащий в детстве вопрос ответ был получен сейчас: лично мне эти знания очень даже пригодились. В чужом мире на уроке математики…

Минуты шли за минутами. Сергей Сергеевич что — то увлеченно разглядывал, сидя за столом и не отвлекая меня.

— Я закончила, — поставив точку, я медленно положила перо обратно в лоток.

Отвернувшись от доски, спокойно посмотрела на таких разных одноклассников. Лица некоторых, в том числе и Натальи Самойловой, выражали неприкрытую зависть, кое — кто изображал доброжелательность. Были и те, что не сводили с меня восторженных и даже порой подобострастных взоров. Боярыня Стрелецкая вовсе не смотрела в мою сторону. Ну а Морозова… Вот та уставилась чуть ли не с ненавистью. Но она ли тот самый враг?

Жаль, что я не сыщик. Р — раз, и вычислила бы!

Не выказывая эмоций, я перевела взгляд на вставшего из — за стола математика.

— Хм, — уважительно протянул мужчина, пробежав глазами по написанным мною уравнениям. — Действительно порадовали, Софья Сергеевна. За знания пять, за поведение — предупреждение.

Холодно взглянув на педагога, заметила лежащий у него на столе яркий журнал. Пока я усиленно напрягала извилины, этот супостат, оказывается, любовался машинками! Если бы мой враг был учителем, то, однозначно, я бы прежде всего акцентировала внимание на математике.

Мы друг друга явно недолюбливали. Почему он мне не нравился, прекрасно знала: занудный, мстительный мелкий пакостник. А вот почему преподаватель ко мне «неровно дышал»… Я вполне обоснованно подозревала, что Сергей Сергеевич в принципе терпеть не может женщин. Однако педагогом он был отличным.

Нацепив привычную маску ледяной королевы, я вернулась на свое место. Улыбнувшись изумленной Катеньке, села и сразу же устремила взгляд на доску. Вторую подобную задачу я определенно не решу.

* * *

В большой напоенной ароматами кушаний школьной столовой царил привычный шум: слышалось звяканье приборов, негромкие голоса, изредка звучал смех старшеклассников. Учащихся по вполне понятным причинам было мало.

Устроившись за шестиместным столиком, мы с Катенькой неторопливо обедали.

— Напоминаю — опять же спросишь! — сегодня у тебя встреч не запланировано. Завтра во второй половине дня две. Могу их запросто перенести. Никто не обидится, — деловито сообщила подруга. С удовольствием положив в рот маленький кусочек аппетитно пахнущей рыбы, она тщательно прожевала и одобрительно кивнула.

— Да помню я, — тяжело вздохнув, я поковырялась вилкой в овощном салате. Покрытая хрустящей золотистой корочкой рыбка лежала на моей тарелке нетронутой. — Утром решу. Там ничего особо срочного, а мне надо съездить на рудник. Школа эта… — я с досадой поморщилась.

— Что поделать, — вздохнула Екатерина. — Я уже начала корректировать расписание ранее назначенных встреч под школу, — помолчав, она взглянула на меня и, тепло улыбнувшись, предложила: — Не знаю, что это за рыба, но вкусная очень. Попробуй.

— На морского окуня похожа, — внимательно посмотрев на рыбку, сообщила я. Видя, с каким наслаждением ест Катя, улыбнулась и добавила: — Хочешь, тебе отдам? У меня аппетита нет.

Алчно глянув на мою тарелку, Катенька тяжко вздохнула. Положила вилку с ножом и с искренним сожалением произнесла:

— Вкусно, но еще одну не осилю.

Тихонько рассмеявшись, я посмотрела на подошедшую улыбчивую девушку — официантку. Поставив на стол перед нами изящные чашечки с чаем и тарелочки с вкуснющими на вид пирожными, она пожелала приятного аппетита и быстренько ретировалась.

— М — м–м, — попробовав нежнейший бисквит, блаженно прикрыла глаза Катенька. — С миндалем. Бесподобно!

Украдкой проведя ладонью с кольцом над десертом и чаем, я усмехнулась. Артефакт вновь предсказуемо молчал. Всю еду приходилось методично проверять, и, надо признаться, это слегка раздражало. Я самой себе напоминала параноика, но прекрасно осознавала, что лучше так, чем опять влипнуть в историю по глупости.

— Добрый день, девочки, — прозвучал знакомый голос. — Мы к вам! Не возражаете?

— Конечно нет, — с улыбкой посмотрела я на подошедших к столику одноклассниц.

Невозмутимая элегантная темноволосая красавица Ирина Соболева выглядела просто великолепно. От нее ничуть не отставали и две девушки из кондитерского клуба «Тигровая орхидея».

Едва ученицы параллельного класса сели за наш столик, тотчас материализовалась улыбчивая официантка. С ловкостью фокусника поставив перед девушками тарелки с обедом, вновь пожелала приятного аппетита и торопливо ушла.

— Я что — то ее не припомню, — нахмурившись, худощавая блондинка Светлана Попова проводила официантку внимательным взглядом.

— Я тоже. Новенькая, должно быть, — безразлично пожала пухлыми плечами пышногрудая Наталья Коршунова. Откинув за спину толстую золотистую косу, она с наслаждением принялась за еду.

— Новенькая, — подтвердила Соболева. — У нас трех официантов поменяли.

— Даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, — с улыбкой произнесла Светлана.

Усмехнувшись, Ирина приступила к обеду.

Боярыня Соболева действительно была отлично осведомлена обо всем, что происходит в школе. Мне бы стоило с ней пообщаться тет — а–тет. Безусловно, я не собиралась распространяться о том, что со мной приключилось, но, может, она даст какую — нибудь подсказку? Правда, сейчас разговаривать с Ириной не время и не место. Но позже — обязательно.

— Надо смотреть, куда идешь! — внезапно взвился в воздух раздраженный голос Ангелины Морозовой.

Мы синхронно повернулись в сторону выхода из столовой, внимательно наблюдая за происходящим.

— Совсем глаз нет? — продолжила говорить ледяным тоном Морозова. — Вам, милочка, похудеть бы не мешало, чтобы в двери проходить и никого не задевать.

Втянув голову в плечи, несуразно полная Самойлова что — то неслышно для нас пробормотала. Презрительно оглядев одноклассницу, Стрелецкая со своей свитой вышла из столовой. А Наталья, не поднимая глаз, торопливо прошла в самый дальний угол. Усевшись в одиночестве за столик, она изо всех сил постаралась стать менее заметной.

— Мда — а, — глубокомысленно протянула Светлана Попова. — Вашей однокласснице не позавидуешь, — она перевела спокойный взгляд с Катеньки на меня и, немного подумав, добавила: — Но ей и вправду не мешало бы привести себя в порядок.

— Каждый волен вершить свою судьбу сам, — глубокомысленно заявила Наталья Коршунова. — Если она предпочитает быть толстой неряхой и терпеть унижения, нам — то какое до этого дело?

Ничего не ответив, я посмотрела на Катеньку. Прищурившись, та внимательно разглядывала пышногрудую, полную, но ухоженную Наталью Коршунову. За столиком воцарилась тишина. Отставив кружку с чаем, я улыбнулась.

— Было приятно с вами пообщаться, — произнесла негромко, поднимаясь со стула. — У нас с Катей сейчас геометрия, — демонстративно поморщилась и добавила: — Надо подготовиться.

— Это да, — с искренним сочувствием отозвалась Ирина Соболева. — Сергеич непредсказуем. Удачи вам, девочки.

Попрощавшись, мы с хмурящейся и непривычно молчаливой Катериной неторопливо покинули столовую. Необходимости в подготовке к уроку у меня не было, но я предпочла увести подругу, так как видела, что той жутко не по себе от разыгравшейся сцены.

Урок геометрии прошел без эксцессов. Выйдя из школы, Катерина проводила тяжелым взглядом Морозову и неожиданно сказала:

— Я не знаю, что случилось у Самойловой. Стрелецкая со своей бандой меня, как и ее, унижали. Все видели и знали. Никому не было дела, — плотно сжав губы, она посмотрела мне в глаза. — Может поэтому Самойлова стала…такой?

Сочувствующе приобняв девушку за плечи, я промолчала. Что тут сказать? Реальность жестока. Сильный справляется, слабый ломается. Катя справилась, а Самойлова… Похоже, нет.

Подруга абсолютно права: чаще всего окружающим безразлична жизнь тех, кто слаб духом, тех, кого унижают. Гораздо проще пройти мимо, сделать вид, что тебя это не касается. Возможно, Самойловой стоило бы помочь. У меня даже возникло такое желание. Да вот только личный опыт никуда не денешь. Я четко знаю, что помощь, о которой не просят, не всегда уместна, а порой и вовсе нежелательна. Не зря в моем родном мире говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

Пока мы ехали домой, Катенька молчала, думая о чем — то своем. А едва зайдя, тотчас умчалась к себе. Я не стала лезть с разговорами. Захочет — сама придет.

Пообщавшись с Надеждой, узнала, что отмытые до скрипа сестры накормлены и все время проводят в саду. С ними охрана, поэтому беспокоиться мне об их безопасности нет нужды.

Поблагодарив экономку, я поднялась на второй этаж и прошла к себе в комнату. Надеясь, что энергичные близняшки не набедокурят, неторопливо переоделась и села за рабочий стол. Кабинет — то у меня был, но почему — то я упорно его игнорировала, предпочитая работать в спальне. Остаток дня прошел за разбором деловых вопросов и — куда же без них! — домашних заданий.

Сложив ровными стопочками документы и тетради — учебники, я устало откинулась на спинку удобного кресла и прикрыла глаза: на сегодня все. Мерно тикали настенные часы. Не желая двигаться, я отдыхала. Тихий стук в дверь выдернул из блаженного ничего неделания.

— Войдите, — лениво повернув голову ко входу в спальню, предложила негромко.

Зашедшая в полутемную уютную комнату Катенька нерешительно замерла. Скользнув тревожным взглядом по столу, облегченно выдохнула: она не помешала. Привычно подойдя к кровати, села на давно облюбованный краешек. Чинно сложив ладошки на коленях, невинно поинтересовалась:

— Сонь, ты как — то покупала себе и мне дорогущий корейский крем для лица. Свой я подарила маме, — она вздохнула. Помолчав пару мгновений, решительно спросила: — У тебя еще остался? Мне не он сам нужен, а только баночка, — торопливо добавила и смущенно порозовела.

Вопросительно изогнув бровь, я с недоумением посмотрела на подругу. Для нее мне ничего не было жаль, но вот, ей — богу, я не помнила, о каком креме идет речь. Таких девичьих радостей у меня с избытком.

— Посмотри в ванной, — посоветовала. — Что найдешь, все твое.

Устало улыбнувшись, вновь прикрыла глаза.

— Ты спишь? — спустя время, услышала тихий голос Катеньки.

— Нет, — взглянув на подругу, заметила у нее в руках нежно — сиреневую баночку.

— Я твой крем переложила в другую, прозрачную, — быстро сообщила она. — Лишь чуть-чуть взяла. Очень надо.

— Кать, — я строго посмотрела на необычно ведущую себя девушку, — Зачем тебе пустая банка?

— Завтра у нас физкультура в бассейне, — таинственно — зловещим шепотом сообщила Катенька.

— Ага, — я многозначительно хмыкнула. Сил выпытывать информацию у подруги не было, а та явно не горела желанием сейчас что — либо объяснять. Но все же попытаться стоило.

— Расскажешь?

— Нет, — лаконично сказала она. — Если получится, то узнаешь, — добавила, подтверждая мою догадку. — Сладких снов, — и, тепло улыбнувшись, быстренько вышла из спальни.

— Вот скажи на милость, что она затеяла? — посмотрев на потолок, устало поинтересовалась у невидимого собеседника. Услышав пиликание телефона, лениво взяла его со стола.

«Любимая, добрых снов. Завтра увидимся».

Прочитав сообщение от Михаила, счастливо улыбнулась, но внезапно почувствовала, как тревога легонько коснулась сердца черным крылом.

Нахмурившись, отложила мобильный и встала из кресла. Пора ложиться спать. Хочешь ты того или нет, но все, что должно произойти, обязательно случится. И плохое, и хорошее. Это я знала абсолютно точно.

(обратно)

Глава 4

Я привычно проснулась с первыми лучами солнца. Из приоткрытого окна веяло прохладой и слышалось робкое чирикание птах в зеленых кронах деревьев.

Идти или не идти на пробежку — вот в чем вопрос.

Довольно быстро убедив себя, что сегодня как минимум сорок минут проведу в школьном бассейне, а значит можно не бегать, я вяло думала, чем бы сейчас заняться. Спать, тем более тренироваться не хотелось, а в школу собираться еще рано. Поразмышляв, решила, пока есть время, посмотреть на последствия игр сестер в саду. То, что эти самые последствия имеются, я ни капельки не сомневалась.

Неторопливо приведя себя в порядок, натянула просторные спортивные штаны, футболку с забавной мышкой на груди и вышла из спальни. Близняшки и Катенька еще пребывали в царстве снов. Не желая их тревожить, тихонько прошла через общую комнату и спустилась на первый этаж. Из кухни доносилось едва слышное бряканье посуды: Надежда уже что — то готовила.

Выйдя из дома, я с наслаждением вдохнула полной грудью свежий воздух. Постояв немного на террасе, легко сбежала по ступенькам и по вымощенной разноцветной брусчаткой тропинке направилась за дом.

То тут, то там среди аккуратно подстриженной травы виднелись черные кучки влажной земли, заботливо прикрытые увядшими цветочками и листвой. Девочки явно что — то закопали. Только что и зачем? Думаю, охрана определенно знает.

Усмехнувшись, я осмотрелась.

Словно почувствовав, что именно сейчас мне нужен, из — за угла уютного домика для прислуги вышел Ярослав. Быстро подойдя, мужчина почтительно поклонился и замер.

— Ярослав, ты знаешь, что боярыни вчера в саду закапывали? — поинтересовалась я.

— Разное, — с невозмутимым выражением на лице сообщил воин. Помолчав пару мгновений, чуть улыбнулся и добавил: — Потенциальной опасности нет. С дежурной охраны боярыни стребовали обещание не портить вам сюрприз, — пряча озорные смешинки в зелено — карих глазах, пояснил телохранитель.

— Даже так? — я удивленно качнула головой. — Ну тогда буду ждать.

Тяжко вздохнув, направилась обратно к дому. Следуя за мной, Ярослав притормозил около большого, выложенного из красного кирпича гаража и поинтересовался:

— Госпожа, мы не решились вас будить, а лучшего места я не придумал. Машину поставил на улице. Все корзины проверили, куда прикажете их перенести?

Недоуменно взглянув на крайне озадачившего меня охранника, нахмурилась. Ни о каких корзинах я не имела ни малейшего представления. Следуя своему правилу — лучше увидеть все самой, а не расспрашивать долго и нудно, — я спокойно сказала:

— Пойдем посмотрим, — и решительно направилась к закрытой металлической двери, черным пятном выделяющейся на красной кладке.

Внезапно и непонятно откуда рядом появились еще два воина. Почтительно поклонившись, они застыли недвижимо.

Что происходит?

Я вопросительно посмотрела на невозмутимые суровые лица. Не сказав ни слова, Ярослав предусмотрительно придержал дверь. В темном помещении тотчас загорелся яркий свет.

Переступив порог, я изумленно распахнула глаза. Источая нежный аромат, ярко алые розы, плотно прилегая друг к другу полураспустившимися бутонами, стояли на полу в большущих плетеных корзинах. Я насчитала ровно восемнадцать штук. Не роз. Корзин.

Отойдя вглубь гаража, Ярослав чем — то пошуршал, а после подошел ко мне. В руках он держал небольшую корзинку с ярко — желтыми, нежно — розовыми и кремовыми хризантемами.

«В Японии это знак власти, достоинства и чести», — машинально отметила, до сих пор не понимая, что происходит.

Чуть сведя брови, проследила за тем, как по бокам от Ярослава встали двое других воинов.

— Эти цветы гораздо скромнее, чем вам прислали, — в голосе охранника сквозила легкая грусть. — Для нас вы олицетворяете именно этот цветок, — он протянул корзинку и с улыбкой добавил: — С днем рождения, госпожа.

— С днем рождения, госпожа, — в унисон ему произнесли мужчины.

Мысленно застонав, я едва сдержалась, чтобы не шлепнуть себя ладошкой по лбу. Я напрочь забыла о дне рождения!

Взяв корзинку, тепло улыбнулась и, глядя на воинов, сказала:

— Спасибо! Я искренне тронута.

— Госпожа, мы хотели подарить вам цветы иначе, — смущенно признался телохранитель. — В другой, более торжественной обстановке. Но так уж вышло, — он с досадой поморщился.

— Нет — нет, — улыбнулась я, — все чудесно! Спасибо. Мне, правда, очень приятно!

Коротко кивнув, Ярослав жестом отпустил подчиненных. Как только те вышли из гаража, доложил:

— Розы час назад привезла охрана князя Южного. Этих воинов я знаю в лицо. Корзины и цветы мы тщательно проверили, а вот коробку трогать не стали. Уверен, опасности не представляет. На ней стоит личная печать князя. Как прикажете поступить, госпожа? Мне открыть или вы сами?

— Сама, — твердо ответила я. — Давай коробку. Ваши хризантемы я с собой заберу, а розы… — я усмехнулась и спустя пару мгновений добавила: — Все корзины поставьте в садовую беседку.

— А если не войдут? — с сомнением поинтересовался мужчина.

— Значит, ставьте рядом, — пожала я плечами.

Кивнув, Ярослав, не мешкая, подошел к одной из корзин. Наклонившись, достал из цветов небольшую, прямоугольную коробку в фиолетовой упаковке. Вручив ее мне, проводил до дома. Остановившись подле ступенек террасы, поинтересовался, буду ли я сегодня бегать. Получив отрицательный ответ, понимающе хмыкнул и куда — то ушел.

Зайдя в дом, я сразу же учуяла умопомрачительные ароматы.

— Доброе утро, госпожа, — Надежда радостно улыбнулась при моем появлении на кухне.

Быстренько вытерев руки о вафельное полотенце, она подошла к одному из шкафчиков. Повернувшись ко мне, протянула маленькую белоснежную коробочку с золотистым бантиком и тихонечко произнесла: — С днем рождения, боярыня. Счастья вам!

— Спасибо. От души, — испытывая некоторое смущение, откликнулась я, беря коробочку.

Подошла к столу, поставила в центр корзинку с хризантемами. Не спеша открывать подарки, задумалась. Меня одолевало довольно необычное ощущение. Было очень приятно, но… день рождения — то не мой. Такое гнетущее чувство, словно я у той, другой, украла, ни много ни мало, саму жизнь. Умом понимала, что это не так, но печальные мысли одолевали.

«Приятное хотят сделать именно мне. Хватит дурью маяться!» — приказала себе и, тряхнув головой, принялась первым распаковывать подарок экономки.

— Прелесть какая, — не удержавшись, прошептала восхищенно. В моей ладони лежала малахитовая фигурка маленького дракончика. — Спасибо огромное! — испытывая искреннюю радость, посмотрела на довольную Надежду. — Мне очень — очень нравится! Как ты догадалась?

— Нетрудно было, — широко улыбнулась женщина. — У вас, госпожа, три полки фигурками такими уставлены. Да и привозите их отовсюду постоянно. Знать, по душе они вам.

— Это да, — я смущенно опустила глаза, чувствуя, как неожиданно начинаю краснеть.

У меня действительно уже собралась внушительная коллекция фигурок волшебных животных. Я с каким — то маниакальным упорством хомяка покупала их в антикварных лавках. Но не все без разбора, а только из поделочных камней и определенного размера. Взрослая, умная баба, а собирает статуэтки дракончиков, фениксов, химер и прочей живности… Ну что поделать, у всех свои тараканы.

Продолжая розоветь, я торопливо разорвала упаковку на подарке от князя. Открыла крышку резной, красного дерева шкатулки и не сдержала тихого смеха. Мое увлечение перестало быть тайной.

Выудив на свет божий маленькие, не больше пяти сантиметров высотой фигурки, поставила их перед собой. Князь преподнес мне в подарок трех белоснежных, с радужными переливами единорогов: самца, самку и детеныша.

Похоже, из редкого, белого опала. Таких у меня еще нет. Как тонко все сделано!

Взяв фигурку жеребенка, я откровенно залюбовалась филигранной работой мастера.

— Госпожа, — позвала Надежда. — Вы завтракать будете?

— Да, — улыбнувшись экономке, я принялась аккуратно складывать фигурки обратно в шкатулку. Есть не сильно хотелось, но расстраивать женщину я не собиралась.

Плотно позавтракав, встала из — за стола. Взяв подарки и корзинку с цветами, я взглянула на хлопочущую у плиты Надежду. Та посмотрела на меня вопросительно.

— Я не планирую отмечать, — сообщила ей. — После школы съезжу на рудник, потом посидим в тесном семейном кругу. Катя, девочки, я и ты, — видя, как глаза экономки влажно заблестели, добавила: — Приготовь что — нибудь сладенькое, — и, не дожидаясь ответа от ставшей такой близкой и даже родной женщины, вышла из кухни.

В этом мире господам не пристало праздновать дни рождения со слугами. Но всегда есть исключения из правил. Сегодня я решила сделать так, как просит моя душа. Это будет по — человечески.

* * *

Не потревожив спящих близняшек, мы с Катей вышли во двор и сели в машину. Ярослав привычным маршрутом направился к школе. Улыбчивая с утра и так искренне поздравившая меня подруга неожиданно стала хмурой и сосредоточенной. Чем ближе мы подъезжали, тем серьезнее она становилась. Что на нее нашло? Все свой хитроумный план продумывает?

— Не отказалась от затеи? — спросила я и внимательно посмотрела на Катеньку.

— Уже сомневаюсь, правильно ли, — со вздохом призналась она. Помолчав, ловко увела разговор с темы: — Как ты сказала, встречи отменила. Возражений не последовало. Уверена, что на рудник сегодня надо ехать?

— Да. Поедешь со мной?

— А можно? — встрепенулась подруга, и улыбка наконец — то расцвела на ее личике.

— Естественно, — усмехнулась я и отвернулась к окну.

Мысли вновь и вновь кружились вокруг Михаила. Он не просто не поздравил, но даже привычное «С добрым утром!» сегодня не прислал. Не уверена, знает ли он вообще о моем дне рождения, я точно не говорила. Привычно не желая себя понапрасну накручивать, решила подождать встречи. А если в школе не увидимся, тогда и буду выяснять, что случилось.

Аккуратно заехав на школьный двор, Ярослав припарковал автомобиль. Привычно открыв нам с Катей дверцу, воин дождался, пока мы выйдем. Внезапно он насторожился. Тотчас раздался гул двигателя и визг тормозов. Я резко повернула голову.

В этот момент рядом с нами остановился знакомый ярко — красный спортивный автомобиль. Счастливо улыбаясь, я наблюдала, как с водительского места немного неуклюже выбирается Михаил. Ему явно мешала огромная охапка алых роз. В несколько гигантских шагов преодолев разделяющее нас расстояние, он остановился напротив меня. Протянув букет, прошептал:

— С днем рождения, душа моя.

— Спасибо, — тихонько отозвалась я.

Взяв цветы, уткнулась в них лицом, не зная, плакать мне или смеяться. То, что мужчины рода Разумовских тяготеют к красным розам, уже очевидно. Да вот только… Не знаю, зачем юноше это понадобилось, но его лицо украшала бородка точь — в–точь как у князя. Отец и сын теперь были просто ужасающе похожи.

— Только приехал, — меж тем быстро произнес Михаил. — Боялся, не успею, — он обласкал меня взглядом, не таясь Кати и Ярослава, и добавил чуть тише: — Соскучился. Очень.

— Взаимно, — прошептала одними губами.

Искренне радуясь встрече, тем не менее я усиленно отводила взгляд. Эта борода… Слишком о многом она напоминала.

— Привет. Потом наговоритесь, — деловито сказала Катенька и едва заметно покраснела. — До звонка осталось всего ничего, пойдемте в школу.

— Здравствуй, — запоздало поздоровался Михаил с девушкой и обаятельно улыбнулся сквозь растительность на лице. Затем, вновь посмотрев на меня, низким, будоражащим голосом произнес: — На физкультуре встретимся.

Черная аккуратная бородка Мише очень шла, делала его не то чтобы сильно уж взрослее, скорее, гораздо сексуальнее. Но смотреть на нее я просто не могла.

— Хорошо, — тепло улыбнувшись, я аккуратно передала охапку цветов Ярославу. — Отвези домой. Пусть Надежда поставит ко мне в спальню.

Кивнув, воин уложил букет на заднее сидение и сел в машину. А мы дружной троицей отправились в школу.

Чувствуя на себе любящий взгляд Михаила, я шла на уроки и едва заметно улыбалась. Я, правда, была очень — очень рада, но в голове крутилась навязчивая идея: брутальную бороду необходимо срочно сбрить.

* * *

— Ученики, внимание! — прогремел усиленный эхом голос физрука. — Вы все знаете правила поведения на воде, — строго вещал Заяц, прохаживаясь вдоль бортика гигантского бассейна.

Поделившись на две группы — девочки отдельно, мальчики отдельно, — старшеклассники перешептывались и наблюдали за строгим лицом преподавателя. Говорить о поведении на воде физрук, казалось, мог бесконечно. Я понимаю, он беспокоился о нашей безопасности и ждал, пока мы все хорошенечко остынем после горячего душа. Да вот только за прошлый год мне изрядно надоело слушать его долгие речи, стоя возле бассейна в одном купальнике. Я не смущалась: фигура отличная, да и фактический возраст не семнадцать лет. Просто надоедало чувствовать взгляды наших мальчиков.

Нет, форма одежды женской половины учащихся не была вызывающей или чересчур оголяющей: черные слитные купальники сложно назвать очень уж эротичными. Но нашим юношам и этого зрелища хватало. Нередко девочки хихикали в раздевалке, обсуждая весьма характерную реакцию некоторых одноклассников. Сегодня так и вовсе впервые занимались разом два класса. Что уж тут говорить, нас с очень большим интересом разглядывали мальчики не только из своего, но еще и из параллельного класса.

— Девушки будут плавать на мелководье, юноши — в центре. Не толкаться! Не топить друг друга! — выдавал очередные наставления физрук.

Слушая их краем уха и не выказывая интереса, я украдкой наблюдала за Михаилом, находящимся в центре группы юношей. Прежде я его всегда видела исключительно в одежде, и сейчас было интересно посмотреть без нее.

— Надоел Заяц, — неожиданно тихонько произнесла стоящая рядом со мной словно изящная статуэтка Ирина Соболева.

— Еще как! — буркнула Катенька, стыдливо прячась от взглядов мальчиков за спинами одноклассниц. — Когда только этот кошмар кончится? Терпеть не могу в наш бассейн ходить! — добавила она сердито.

— Ну, на пляж ты ходишь, — невозмутимо отозвалась Наталья Коршунова, прикрывая стройную Катю своими пышными формами.

— Там другое, — с досадой пробормотала подруга. — Тут же… как в витрине стоишь!

— Есть такое, — согласилась с ней Соболева и невозмутимо посмотрела в глаза стоящего прямо напротив парня из моего класса.

Поджарый Иван Степанов внезапно порозовел и тотчас отвел взгляд. Парень он был симпатичный и очень умный. Я могла даже сказать — талантливый, но… простолюдин. С красавицей боярыней Соболевой такому абсолютно точно ничего не светило. Единственное, на что мог рассчитывать Иван, — украдкой любоваться на сильно нравящуюся ему девушку.

— Будем относиться ко всему философски, — размеренно произнесла я, одарив ледяным взглядом широко улыбающегося мне холеного красавчика Арсения Златоусова.

Арсений был из моего класса. Высокомерный дворянин из влиятельного рода не знал проблем с деньгами и буквально купался в женском внимании. Такого в моем родном мире называли бы мажором. Он охотно общался с Михаилом, можно даже сказать приятельствовал. На меня, впрочем, как и на других одноклассниц, Арсений прежде поглядывал пренебрежительно. И вот нате вам, удостоил своего внимания.

— Заходим! Юноши с противоположной от девушек стороны бассейна, — наконец — то произнес Заяц.

Спустившись по металлической лестнице, я задержала дыхание и с наслаждением погрузилась прямо с головой в прохладную воду. Плаваю я хорошо, физрук это знает и, даже когда заплываю на глубину, не ворчит.

Оставив позади плещущихся на мелководье девушек, я наслаждалась невесомостью тела и еще кое-чем: лишь изредка выныривая, я долго плавала под водой с открытыми глазами, любуясь золотистыми искорками эфира, мерцающими повсюду.

Одиночные звездочки плясали, кружились, сливались в изогнутые нити, их было бесконечное множество. Как млечный путь окрашивает ночное небо, так эфир причудливо расцвечивал лишь для меня одной голубоватую воду. Благодаря высшие силы за столь редкий дар, каждый раз восхищалась как в первый. Смотреть на это великолепное зрелище я могла очень и очень долго.

Неожиданно почувствовала на талии сильные руки. Не знаю откуда, но мгновенно поняла чьи они. Не дергаясь, позволила увлечь себя на поверхность, а затем и к бортику. Взявшись за прохладный кафель, я улыбнулась и посмотрела в такие родные ярко — васильковые глаза. И внезапно подумала: «А и черт с ней, с этой бородой!»

— Далековато ты забралась, — блеснулбелоснежной улыбкой Михаил, — Это территория мальчиков, — добавил слегка хрипловатым голосом.

— Миш, тут кругом люди, — сказала с укором.

С явной неохотой отодвинувшись, Михаил одной рукой также зацепился за бортик.

— Какие планы на сегодня? — он обласкал мою фигуру жадным взглядом. — У меня для тебя есть подарок, — озорно наклонив голову набок, посмотрел ох как соблазнительно.

— После школы надо обязательно съездить на рудник, — не отводя ласкового взора от юноши, поделилась планами. — Праздновать не хочу. Так, посидим вечером в тесном кругу. Если есть желание, присоединяйся.

— Cестры и Катя? — умопомрачительно эротичным голосом спросил Миша.

— Угу. И Надежда, — ответила, не сводя с него взгляда. И с удивлением заметила, как он нахмурился.

— Ты собираешься отмечать день рождения с экономкой и приглашаешь меня?

— Да… — непонимающе взглянула на внезапно ставшего серьезным парня.

— С трудом, но я могу принять, что даже в свой день рождения ты собираешься работать. Хотя ведь знаешь — мне твоя одержимость работой категорически не нравится, — прищурившись, он смотрел очень пристально. — Но сидеть за одним столом с экономкой… даже от тебя такого не ожидал. Спасибо за приглашение, я откажусь. Обедать со слугами ниже моего достоинства.

— Как скажешь, — холодно отозвалась я. — С твоего позволения.

Дежурно улыбнувшись, задержала дыхание и быстро поплыла под водой к выходу из бассейна. Урок уже заканчивался, да и плавать больше желания не было.

(обратно)

Глава 5 Месть Катеньки

Покинув бассейн в числе первых, я неторопливо оделась и вышла из индивидуальной кабинки женской раздевалки. Уверенно пройдя по коридору, зашла в большое, светлое помещение без окон: здесь девочки имели возможность привести себя в порядок после купания.

Многочисленные маленькие, но мощные фены, а также зеркала, столики вдоль стен, удобные стульчики и пуфики — в этой комнате было все необходимое. Администрация «Эвереста» заботилась об удобствах учащихся: не знаю, как для мальчиков, но для девочек были созданы просто отличные условия.

Устроилась на красном мягком пуфе и принялась заплетать тщательно просушенные волосы в замысловатую косу. Мимо деловито проходили одетые в школьную форму одноклассницы. Сквозь жужжание фенов вполне отчетливо звучали их голоса и хихиканье: прихорашиваясь, девочки между делом обсуждали физические данные и взгляды мальчиков.

Но я — впервые за эти два школьных дня — сейчас не прислушивалась, не приглядывалась, не вычисляла возможного врага, а напряженно думала о разговоре с Михаилом. В этом мире подобной реакции от члена древнего рода вполне можно было ожидать, но вот что и Миша поведет себя аналогично, я абсолютно не предполагала. И была крайне неприятно удивлена.

Откуда в нем появилось столько снобизма? Он же рос бастардом… Отец признал, и все, княжичу мгновенно «корона» на глаза наехала? Очень тревожный симптом.

Погруженная в раздумья о Михаиле, краем глаза заметила торопливо приближающуюся ко мне со стороны раздевалок раскрасневшуюся после горячего душа Катеньку. Небрежно бросив рюкзак на пуфик рядом, она тяжело вздохнула, а после сердито нахмурилась и немного виновато произнесла:

— Шампунь не могла найти. Сейчас быстренько голову высушу, и пойдем, — открыв рюкзак, принялась что — то в нем торопливо искать. — Теперь расческа запропала! — долетело до меня раздраженное бормотание девушки.

— Не торопись, — взглянув на нервничающую подругу, я тепло улыбнулась.

Катенька очень не любила причинять мне неудобства, и сейчас переживала, что заставляет себя ждать. Быстро взглянув на меня, она смущенно улыбнулась и еще энергичнее принялась за поиски.

— Смотреть надо, куда идешь! — внезапно раздался громкий, недовольный голос Лемешевой. — Вы меня толкнули! Право слово, вы не только внешне как слон, но и ходите так же! — ледяным тоном отчитывала она все ниже и ниже опускающую голову Самойлову.

Девичий гомон резко стих. Лишь кое — где еще слышалось жужжание фенов. Стоя под прицелом многочисленных любопытных глаз, пунцовая от стыда Наталья сжималась все больше и больше.

— Который год пытаюсь до вас донести, что дворянке необходимо иметь приличные манеры. Вы же не простолюдинка! Но, видимо, вам что — то объяснять — как бросать горох об стену. Результат тоже, — меж тем продолжала с презрением говорить одна из фавориток Стрелецкой. — Нулевой результат!

Сейчас Самойловой стоило бы хоть что — то сказать или сделать, любым способом остановить нападки, упреки, но нет. Пряча взгляд, Наталья не произносила ни слова. Опустив голову, она покорно выслушивала оскорбления.

Наблюдая отвратительную сцену, я начала вполне обоснованно подозревать, что Лемешеву никто и не толкал. Ухоженная представительница влиятельного рода откровенно наслаждалась эффектом от своих слов. Ей явно нравилось унижать Самойлову.

«Да она же просто нашла повод! — видя злорадный блеск в глазах Лемешевой, я уже не сомневалась в своей догадке. — Вот стерва!»

Меж тем, презрительно — высокомерно глядя на свою бессловесную жертву, Лемешева не собиралась прекращать над ней глумиться.

— Вижу, в детстве совсем не занимались вашим воспитанием, — c откровенной издевкой произнесла Юлия, не отводя глаз от несчастной одноклассницы. — Раз денег на учителей у ваших родителей нет, так могли бы и сами озадачиться. Или и они ничего не знают? — в язвительном тоне потомственной дворянки слышалось превосходство и пренебрежение.

«Почему ты молчишь? Где твоя гордость? — мысленно подталкивала я жертву Лемешевой. — За эти годы так часто унижали, что совсем ее растеряла?»

Вроде бы в моем присутствии Самойлову настолько сильно в прошлом году не оскорбляли. С трудом могу вспомнить лишь парочку незначительных инцидентов. Хотя… Вполне вероятно, я просто раньше не обращала внимания. Уж больно привычно молчала и втягивала шею девушка.

— Юль, что ты с ней все нянчишься? — подойдя к подруге, скучающим тоном произнесла элегантная Морозова. — Без толку Самойловой что — то объяснять. Понаберут в школу… — она умолкла, смерила многозначительным взглядом сильно сутулящуюся Наталью, и после намеренно громко произнесла: — …всяких невоспитанных нищебродок, а мы страдай. Пойдем.

Мазнув напоследок взглядом по своей жертве, родовитые, богатые дворянки синхронно — презрительно фыркнули и неспешно продефилировали к столику, возле которого, словно ничего и не слышала, все так же прихорашивалась Стрелецкая в обществе заботливо помогающей с прической своей «королеве» Салтыковой.

Вся команда в сборе.

Между тем девушки, что прежде прислушивались и разглядывали Самойлову, практически мгновенно утратили к той интерес. Вновь зашумели фены и зазвенели радостные девичьи голоса. Не поднимая взора и с осторожностью обходя одноклассниц, красная от стыда Наталья тут же ушла из комнаты.

Переведя взор на Катеньку, я мгновенно насторожилась. Та, сжимая в побелевших от напряжения пальцах расческу, неотрывно смотрела на дружно смеющуюся четверку: Стрелецкую, Морозову, Лемешеву и Салтыкову. В глазах моей добродушной подруги плескалась… ненависть.

Почувствовав настойчивый взгляд, Катя медленно повернулась ко мне и спокойно произнесла:

— Я быстро.

Взяв рюкзак за лямку, она деловито подошла к свободному столику. Выбранное место оказалось рядом со Стрелецкой и ее агрессивными фанатками. Конечно, это было неспроста!

Не вставая с пуфика, я с возрастающей тревогой наблюдала за подругой. С непроницаемым выражением на лице, та присела на стульчик. Опустив руку в рюкзак, достала вполне знакомую мне нежно — сиреневую баночку. Аккуратно поставив ее на столик, взяла фен и начала методично сушить свои рыжие локоны.

— Ты посмотри — ка, — буквально через пару мгновений послышался удивленный голос Лемешевой.

Подойдя к Катеньке, она бесцеремонно взяла баночку и продемонстрировала своим подругам. Быстро переглянувшись, те явно заинтересовались.

— Чудо какое! У Тимирязевой дорогущий крем появился, — отчетливо произнесла Лемешева, а затем, многозначительно хмыкнув, добавила: — Или, желая нас поразить, подделкой балуетесь? Так проверить — то несложно…

Ехидно улыбаясь, она нарочито медленно отвинтила, а затем сняла крышечку. Принюхавшись, вновь посмотрела на подружек и с изумлением сказала:

— Аромат настоящий. Его не подделать. Вот ни к чему тебе такой крем, — язвительно усмехаясь, она вместе с баночкой начала медленно отходить от Кати. — Люди говорят, отвыкать от хорошего сложно и для души мучительно больно. Я вам, Екатерина, сейчас большую услугу оказываю. И на будущее: настоятельно рекомендую не начинать пользоваться дорогими кремами. Помните мою доброту!

Выключив фен, Катенька медленно положила его на столик. Не показывая, что ее могли обидеть эти язвительные слова, невозмутимо сказала:

— Благодарю за рекомендации. Смотрите, чтобы у вас самой аллергии не было.

— Поверьте мне, дорогая, — саркастически протянула Юлия, запуская указательный палец в баночку, — на элитную косметику аллергии не бывает. Хотя вам — то откуда знать. Это я к ней привыкла. Вы же, очевидно, с детства к другому приучены.

Она подошла к зеркалу и начала сноровистыми движениями наносить крем на кожу. Пройдясь пальчиком по бровям, насмешливым, торжествующим взглядом посмотрела на Катеньку и небрежно выкинула баночку в стоящую рядом небольшую урну.

Подруга неторопливо встала. Неожиданно улыбнувшись, она абсолютно спокойным тоном произнесла:

— Не все привычки приносят пользу, Юлия. Будьте с ними аккуратнее. Это мой вам добрый совет, — а потом, не обращая внимания на озадаченную Лемешеву, подошла ко мне. Закинув рюкзак на спину, поправила лямки и довольно громко сказала: — Я готова. Пойдем?

Одно долгое мгновение я смотрела на спокойное, даже можно сказать безмятежное лицо подруги. Должна ли я как — то отреагировать на отвратительное поведение Лемешевой? Не думаю. Самойлова выбрала свою дорогу. Взрослая девушка, пусть и бедная, но дворянка, она даже не попыталась защитить свою честь и достоинство! Заступаться за нее у меня абсолютно не было желания.

А Катенька… Та действовала целенаправленно и хладнокровно разыграла все представление, как по нотам. Очевидно, подруга что — то положила взамен хорошего крема. Но что? Выйдем — узнаю.

Не произнеся ни слова, я грациозно встала. Встретившись с внимательно — настороженным взглядом Стрелецкой, коротко усмехнулась и вместе с Катей неторопливо вышла из комнаты. Девушки — одноклассницы проводили нас глазами. Кое в чьих я замечала даже сочувствие и тревогу. С Катенькой многие хорошо общались, однако сейчас предпочли промолчать: у каждой на то были свои причины.

Неторопливо пройдя через школьный двор, мы сели в ожидающий нас автомобиль. Как только машина выехала со стоянки, я взглянула на подругу и спросила:

— Что было в банке?

— Сверху тоненький слой твоего дорогущего крема, а после… агрессивный крем для депиляции, — отозвалась она и со злорадством улыбнулась.

Качнув головой, я едва слышно хмыкнула. Подруга выбрала довольно изощренный способ мести: брови у Лемешевой за день точно не отрастут. Да вот только… дай — то бог, чтобы последствий у самой Катеньки не было.

Не разделяя веселья подруги, я перевела задумчивый взгляд в окно. Осуществляя месть за себя, а заодно и за Самойлову, Катенька, казалось, продумала все до мелочей. Она даже вспомнила о привычках той, которая видимо доставала их больше других — Лемешевой. Но, боюсь, не все учла.

Отец Юлии Лемешевой очень влиятельный человек. Если с его дочерью приключится неприятность в школе, он должен будет принять меры. Вопрос — какие. Для моей довольно улыбающейся рыжеволосой подруги эта история могла закончиться крайне плохо.

Посмотрю, какая реакция будет от рода Лемешевых. Потом решу, как и чем помогать.

Тяжело вздохнув, я не стала озвучивать свои подозрения, лишь произнесла:

— Сейчас переоденемся, быстро перекусим и едем на рудник. Василий уже должен быть на месте.

Катенька энергично кивнула. Она настолько была счастлива, что едва не мурлыкала от удовольствия.

Подъехав к дому, автомобиль привычно остановился около калитки. Взявшись за дверную ручку, Катя неожиданно повернулась ко мне и бесхитростно спросила:

— На руднике ведь очень интересно?

Мгновение помолчав, я усмехнулась и честно призналась:

— Я бы так не сказала. Деревня в стадии восстановления. Грязные, потные мужики. Тяжелый физический труд. Красивых, больших машин нет. Инвентарь рабочих — в основном лопаты да тачки, — заметив разливающуюся в глазах подруги грусть, улыбнулась и добавила: — Но сегодня будет кое — что интересное. Я уже видела это не раз. Мне нравится.

— Что? — тотчас заблестели глаза Катеньки от любопытства.

— Увидишь, — улыбнулась я и вышла из машины.

(обратно)

Глава 6

Этот же день, обеденное время

Тихо урча двигателем, белоснежный кроссовер мчался по асфальтированной дороге. От Ростова до деревни Степное, где находится рудник, рукой подать — каких — то тридцать километров.

Мы с Катей не разговаривали: каждая думала, о чем — то своем.

«Миша, Миша, — разглядывая мелькающие за окошком поля, я вновь размышляла о юноше. — Что же с нами происходит?» — печаль, словно саван, обволакивала душу и сердце.

Неожиданно Катенька чуть подалась вперед и замерла. Бросив взгляд на подругу, я перевела его на лобовое стекло и коротко улыбнулась. Внезапный интерес Кати вполне понятен: великолепные артефакты, как и прежде, работали исправно. Зрелище действительно впечатляло.

Деревня Степное с прилегающим полем вот уже несколько месяцев как была наглухо огорожена переплетенными меж собою силовыми линиями. Мерцая предупреждающим красным светом, они отчетливо говорили любому: «Смертельная опасность. Посторонним вход воспрещен». Денег на охрану рудника и прилегающей к нему территории я не жалела.

Дорога уперлась в полосатый шлагбаум КПП. Возле него мгновенно появились четверо высоких, широкоплечих воинов в черной униформе князя Южного. Один из них неторопливо подошел к автомобилю. С непроницаемым выражением на суровом лице мужчина тщательно проверил артефактом пластиковую карточку пропуска, предусмотрительно предъявленную Ярославом. Мазнув цепким взглядом по салону, задержал взор на мне и уважительно кивнул.

Конечно, нас с телохранителем все воины знали в лицо, но требования к безопасности были предельно четко озвучены самим Игорем Владимировичем, и приказы господина исполнялись беспрекословно. Воины Разумовского следили за внешним периметром и контролировали въезд — выезд. А вот сам рудник, что находился внутри, уже охраняли мои люди.

Сделав шаг назад, воин дал понять, что путь свободен. Не мешкая, Ярослав поехал вперед.

Прильнув к стеклу в дверце автомобиля, Катенька с грустью смотрела на деревянные полуразрушенные дома. Предвкушая поездку на рудник, она, видимо, нафантазировала себе всякого — разного. Наверняка ожидала увидеть добротные многоквартирные дома, массивную технику и много — много сильных, красивых мужчин. Да вот только мечты и фантазии это одно, а реальность — совсем, совсем другое.

Поглядывая на серьезное лицо подруги, я прекрасно понимала, какое впечатление на нее производят остовы покинутых жителями домов. Жилая зона рудника, безусловно, не вызывала восторга, хоть и сделано уже немало.

Деревня Степное долгие годы стояла заброшенной. Здесь к началу разработки жил турина проживало всего — то три семьи. В отличие от остальных, бросивших свои дома жителей, идти им было некуда.

Оставшиеся местные не сетовали на горькую долю, однако без особой радости восприняли известие, что боярыня Изотова планирует разрабатывать неожиданно обнаруженное месторождение турина. Любых перемен они опасались.

Однако теперь, даже живя в закрытой для свободного посещения зоне, эти крестьяне ничуть не сожалели о том, что их жизнь резко изменилась. Я не только позволила им остаться, но и придумала работу, за которую исправно платила: коренные жители деревни снабжали рудник овощами, зеленью, молочной продукцией. И вскорости в прежде покинутую деревню с моего разрешения вернулись еще две семьи.

К тому же, проходя по деревне, жители своими глазами видели, как Степное хоть и медленно, но отстраивается. Появился небольшой магазинчик, в нем торговали сладостями и всякой всячиной, пользующейся популярностью у селян и рабочих. Заброшенные дома теперь соседствовали с вновь отстроенными.

Поблизости друг от друга возвели четыре многокомнатных длинных дома. Каждому рабочему полагалась, пусть и не слишком просторная, комната, а удобства и одна большая кухня были общими, но весь необходимый минимум для жизни имелся. И, надо признать, довольно неплохой: хорошая мебель, отличные матрасы и даже — для уюта — симпатичные занавеси на окнах.

А те, кто не хотел или не умел готовить, могли питаться в столовых. Вот в них — то и поставляли ежедневно местные жители свою продукцию. Одна находилась возле жилых домов рабочих, а вторая — неподалеку от административного здания на тщательно охраняемой зоне, совсем близко к тому месту, где велась добыча турина.

Еду в столовых подавали без изысков, но по — домашнему вкусную, да и стоило трехразовое питание очень привлекательно. Трудились здесь исключительно женщины — повара. Приехав на временную работу, они теперь подумывали остаться на постоянной основе. Эти несколько грубоватые простолюдинки жили отдельно от мужчин в заботливо обустроенном для них доме.

В возрождающейся к жизни деревне теперь имелась и отлично оборудованная прачечная. Как оказалось, за свои услуги хозяйственные прачки просили сущие копейки, и я без лишних вопросов их наняла. Зато рабочие и воины из охраны могли не беспокоиться о стирке и сушке одежды.

А еще я планировала организовать досуг работников, отдыхающих после тяжелой смены, но пока на это не хватало средств.

В общем, работы, как в самой деревне, так и на руднике, предстояло еще очень и очень много.

«Почему же Миша совсем не может меня понять? — я глубоко вздохнула. — Неужели просто не хочет?»

Сегодняшний сложный разговор в бассейне был не первым. Последнее время, общаясь с Михаилом, я постоянно натыкалась на стену его непостижимого упрямства. Даже складывалось ощущение, что он просто меня не слышит.

Я искренне полагала, что, как хозяйка, должна не только получать прибыль, но и обязана заботиться о своих рабочих. И пусть технологии разработки месторождения турина для меня темный лес (ну так для этого есть специальные люди, которым я плачу), зато мне прекрасно известно, что требуется для нормальной жизни трудяг. И в первую очередь они заслуживают человеческих условий для проживания.

Видя, как меняются прежде запущенные родовые земли, я сильно — сильно желала показать Михаилу то, что успела сделать за столь короткое время. Хотелось, чтобы он гордился мной, но… Княжич вряд ли вообще, когда — либо приедет на рудник. Он уже не раз говорил, что заниматься месторождением турина — не женское дело, и следует поручить абсолютно все управляющему. Так что я уже и предлагать ему посетить рудник не хотела.

Автомобиль медленно ехал по отсыпанной гравием дороге. Прильнув к стеклу, Катенька, нахмурившись, разглядывала высоченный забор. Длинная серая бетонная лента надежно отделяла жилую зону и скрывала все, что находилось по правой стороне щебенчатой дороги.

Остановившись возле въезда, Ярослав опустил окно и невозмутимо посмотрел на тотчас подошедшего высокого мужчину в униформе болотного цвета.

— Ваш пропуск, — потребовал охранник. Это уже был воин рода Изотовых.

Хмыкнув, Ярослав продемонстрировал все ту же пластиковую карточку.

Тщательно проверив пропуск артефактом, воин заглянул вглубь салона и с уважением произнес:

— Добрый день, госпожа.

— Добрый, — ответила, встретившись с ним взглядом.

Нажав на кнопочку, открывающую стекло, Катерина внимательно разглядывала мужчину. Она хмурилась и о чем — то напряженно размышляла.

— Мы можем ехать? — меж тем невозмутимо поинтересовался у охранника Ярослав.

— Да, — лаконично сообщил тот и отошел в сторону.

Миновав ворота в бетонном заборе, Ярослав уверенно направил автомобиль налево. Дороги, как таковой, пока не имелось. Машины накатали колею, по ней все и ездили.

Редкие зеленые деревца внезапно закончились, и появилось гигантское поле. Остановившись у края, Ярослав вопросительно посмотрел на меня. Я же, не обращая внимания на телохранителя, хмуро разглядывала огромные кучи грунта. Подле них стоял экскаватор, вот только почему — то не работал.

Высунув голову в окно, Катенька внимательно смотрела сверху вниз в ближайшую глубокую траншею. На самом дне длиннющей ямы перепачканные с ног до головы мужчины орудовали кирками и лопатами. По кромке траншеи сновали рабочие с тачками, полными земли и еще бог весть чего. Солнце палило нещадно, но, казалось, труженикам все нипочем. Работа не прекращалась ни на мгновение.

Высыпав содержимое тачки в одну из гигантских куч, не худой, но жилистый мужчина небрежно обтер рукавом рубахи соленый пот со лба. Зыркнув на стоящий поблизости дорогущий автомобиль, на мгновение задержал взгляд на симпатичной рыжеволосой девушке, и пошел с тачкой обратно. За самовольный простой никто платить не будет. У всех рабочих есть четкая дневная норма, ее следовало выполнять, иначе оштрафуют.

Проследив взглядом за удаляющимся работягой, я слегка улыбнулась. Да уж, теперешний управляющий на руднике никуда не годен, но хотя бы видимость порядка присутствовала.

На мой взгляд, самое интересное происходило в дальней части поля. Мне вообще казалось, что там творится настоящее волшебство.

Вдалеке, под навесом возле длинной транспортерной ленты работали одаренные. Рядом непременно прохаживались двое воинов и внимательно наблюдали за их ловкими руками.

К каждой смене по сорок человек приставляли лишь несколько таких людей, но без них труд других был бы более тяжел и монотонен.

У этих работников присутствовала всего лишь одна способность. В обычной жизни особое умение, конечно, им не сильно требовалось, но на руднике — совершенно другое дело. Просто проводя ладонью над комьями влажного грунта, перемешенного с булыжниками и глиной, одаренные простолюдины ловко выуживали одиночные, ничем с виду не примечательные маленькие и большие камешки и клали их в ящики у ног.

Эти невзрачные камешки и были турином.

Здесь, на земле бояр Изотовых, редкий минерал практически лежал на поверхности. Он не входил в состав пород и присутствовал исключительно в чистом виде. Можно сказать, что мне неслыханно повезло: множество отличных жил минерала, пролегали довольно неглубоко.

Облазив все свои земли, я отчетливо видела, где находятся залежи турина: светясь от эфира золотистым светом и переплетаясь меж собой, они напоминали сеть паука. Глубоко, конечно же, у меня проникнуть не получилось, лишь метров на пять — шесть, не больше, но тут помогли профессионалы. Геологи определили точки, где уходят под землю несколько очень богатых и перспективных жил. Для дальнейшей разработки, однозначно, будет нужна шахта. Но не сейчас, а в далеком — далеком будущем. Это обстоятельство безумно радовало: можно вполне справиться своими средствами и не придется искать инвестора.

А вот охрана уже сейчас была организована по высшему разряду: вынести даже самый маленький камешек турина с места добычи практически невозможно, а уж за пределы деревни и вовсе нереально.

Далекий гул работающего двигателя на транспортерной ленте, сочная мужская брань вместе с теплым, пыльным воздухом врывалась в салон автомобиля через открытое Катенькой окно. Услышав очередной, витиеватый оборот речи, рыжеволосая девушка густо покраснела. Быстренько подняв стекло, она откинулась на спинку сидения.

Глянув на покусывающую губы, беспрестанно краснеющую подругу, я усмехнулась: нежная душевная организация Катеньки определенно не выдержит экскурсии. Хоть и жила одноклассница с семьей в неблагополучном районе, но, похоже, мало сталкивалась с любителями крепкого словца. Рабочие же на руднике за таким крепким словом в карман никогда не лезли. Даже я, ко многому привыкшая в прошлой жизни, и то, бывало, краснела, слыша долетающие до ушей витиевато — забористые «перлы».

— Ярослав, езжай к администрации, — негромко скомандовала, не желая мучить Катеньку.

— Как скажете, госпожа, — откликнулся телохранитель.

Резво тронувшись с места, автомобиль помчался обратно. Мирно журчащий ручей остался сбоку и, проехав еще немного, мы остановились рядом с одноэтажным, весьма скромным, но добротным домиком, сложенным из красного кирпича.

Выйдя из машины, Катенька глубоко вздохнула и облегченно улыбнулась. Из кроны высокого, раскидистого дерева слышалось чириканье. Потных, угрюмых, ругающихся матом трудяг не наблюдалось, лишь зелень листьев и пение птичек. Красота, да и только.

Неожиданно входная дверь в администрацию распахнулась. На улицу шустро выкатился полный, лысоватый мужчина. Быстро перебирая коротенькими ножками, он подбежал к нам и заискивающе произнес:

— Доброго дня, боярыня.

Похлопав короткими ресничками, испуганно округлил и без того круглые глазки и принялся низко кланяться.

— Докладывайте, — не выдержав, поморщилась я.

Торопливо вытерев вспотевшие ладошки о темные брюки, толстячок начал быстро — быстро говорить:

— Документы у меня в полном порядке. Циферка к циферке, все сходится. Врач с медсестрой у себя в кабинете, — он мотнул головой, указывая на здание за своей спиной. — Дежурят, как полагается. Только — только у них был с проверкой. Все делаю, как вы приказывали. А то, что рабочие жалуются, так они всегда чем — то недовольны. Вон, позавчера скандал меж собой вечером затеяли. А что не поделили — непонятно. Только воины и утихомирили.

С документами, заказом необходимого для рудника, да и с выполнением любых приказов хозяйки простолюдин Семен Семенович Твердохлебов справлялся отлично. Но, вопреки его заверениям и прекрасным рекомендациям, руководителем он оказался… никаким.

Рабочие его не жаловали, да и мне он не внушал доверия. Твердохлебову нужна замена, это предельно ясно. Однако я пока сомневалась, выбирая из подходящих кандидатур. Ошибиться второй раз не хотелось.

— Почему грунт не вывезен? — ледяным тоном поинтересовалась у Твердохлебова.

— Так по графику только через неделю, — удивленно захлопал ресничками Семен Семенович. — У меня все четко. Раз вы, боярыня, утвердили график, так только по нему и работаем, — добавил, преданно заглядывая в глаза.

— Грунта очень много. Чтобы завтра утром его не было, — приказала, не повышая голоса и мысленно вздохнула: подхалимаж Твердохлебова начинал откровенно бесить. — Василий здесь или уже на тренировочной площадке с воинами? — поинтересовалась спустя мгновение.

— Нет, — энергично замотал головой управляющий. — В столовой он, госпожа. В администрации только я, кадровик, врач да медсестра, — примолкнув на мгновение, Семен Семенович с неохотой произнес: — Работники возле столовой собрались, опять чего — то требуют. Василий Юрьевич с ними пошел общаться. А я тут, — Твердохлебов испуганно блеснул голубыми глазенками, — порядок в документах обеспечиваю.

— Ясно, — холодно произнесла я, едва взглянув на мужчину. — Ярослав меня сопроводит. Вы же можете возвращаться… к бумагам.

Коротко кивнув, мой воин неторопливо направился вдоль административного здания. Идя следом за личным телохранителем по вытоптанной в густой траве тропинке, я снова раздраженно поморщилась. Траву давным — давно надо скосить, но разве Семен сам додумается? Да ни за что на свете!

Миновав небольшую, но густо заросшую лужайку, мы пошли в обход древнего храма. Глядя на толстые стены, я в который раз замечала красную кладку в местах, где облупилась посеревшая за долгие годы штукатурка.

«Нужна реставрация, — рассматривая здание, подумала уже не в первый раз. — К концу лета обязательно займусь».

Небольшой, по местным меркам, храм не выглядел унылым или чересчур обветшалым. Но следы времени отчетливо виднелись в змеящихся по стенам тонких трещинах, а часть ступеней, ведущих к центральному входу, была разрушена. Да и в целом его не помешало бы освежить. Проявлять к памяти предков должное уважение я просто обязана.

— Софья, — тихонько окликнула Катенька. Встретившись со мной взглядом, сочувственно поинтересовалась: — В этом храме покоится твоя матушка?

Кивнув, я грустно улыбнулась.

— Здесь с давних времен обретает покой прах всех членов рода бояр Изотовых. Если будет желание, я позже проведу тебя внутрь. Там, — я тепло улыбнулась, — очень покойно. Душа отдыхает.

Осторожно тронув меня за руку, Катенька негромко, но твердо сказала:

— Почту за честь.

Я поблагодарила подругу взглядом, и мы пошли следом за Ярославом. Пройдя по извилистой тропинке, проложенной кем — то посреди густого кустарника, мужчина неожиданно остановился. Быстро глянув на нас, задержал взгляд на мне. А потом, отрицательно качнув головой, опытный воин загородил нас обеих своей широкой спиной.

Совсем неподалеку размещался большой, добротный навес, внутри стояли длинные деревянные столы и стулья. Прямо позади летней столовой виднелась свежая кирпичная кладка стен кухни. Однако за столами сейчас мало кто сидел. Стоя перед навесом, крепкие, как на подбор, мужчины, буравили сердитыми взглядами находящегося перед ними Василия. Охраны поблизости не наблюдалось.

Быстро оценив ситуацию, Ярослав хотел бы прямо сейчас нас увести, но отлично понимал, что я не позволю. Уже неплохо зная мой характер, телохранитель был готов к любому развитию событий.

Не двигаясь с места, Катенька тревожно посмотрела на меня. Коротко улыбнувшись нервничающей подруге, я, неожиданно для нее, но вполне предсказуемо для Ярослава вышла из — за его спины.

Быстро подойдя к Василию, встала с ним рядом. Не глядя на верного слугу, посмотрела на угрюмые, напряженные лица мужчин и спокойно поинтересовалась:

— Что обсуждаем?

(обратно)

Глава 7

В знойном летнем воздухе витало напряжение. Одна из трех смен в свой законный выходной собралась подле столовой практически в полном составе.

Интересно, что случилось? Они никогда прежде себя так не вели.

Скользя взглядом по напряженным фигурам мужчин, я понимала, дело серьезное: рабочие чем — то сильно недовольны. Рядом со мной возвышался абсолютно невозмутимый Василий. Буквально несколько секунд назад с другой стороны встал Ярослав. Катенька благоразумно не приближалась.

Прекрасно зная, что опытные воины в любой момент защитят от чего угодно, я тем не менее чувствовала уверенность не только из — за их присутствия. Бойцовский характер давал о себе знать: я реально не боялась общаться с раздраженными и даже, можно сказать, агрессивно настроенными рабочими.

Встретившись глазами с серьезным взглядом одного из работников, вопросительно приподняла бровь. Этот мужчина был давно у меня на заметке. Сейчас Игорь Казаков — обычный работяга, но раньше трудился заместителем управляющего Гумёшевского рудника на Урале.

В будние дни Казаков одевался, как и все прочие, незатейливо, без изысков. Полагаю, он вполне мог себе позволить пощеголять дорогой одеждой из прошлой жизни, но не желал выделяться. Однако у него это плохо получалось. Вот и сейчас он вроде бы стоял в простенькой рубашке и незатейливых джинсах, но все равно умудрялся непостижимым образом привлекать к себе внимание.

Игорь не был статен, моложав или особенно красив лицом. Наоборот — низкорослый, жилистый. Коротко стриженные темные волосы не скрывают, а, скорее, подчеркивают большие мясистые уши. Неправильные черты лица с возрастными морщинами отчетливо говорят — мужчине хорошо за сорок. Он вовсе не похож на тех, что с первого взгляда покоряют женское сердце. Да вот только стоит посмотреть ему в глаза, мгновенно понимаешь: мужик — кремень. Лидер. Вожак.

Работал Казаков практически с первого дня открытия рудника. Для меня не было секретом, что среди рабочих своей смены он пользовался безоговорочным авторитетом: ему подчинялись, боялись и доверяли.

Досье на простолюдина Игоря Ильича Казакова я тщательно изучила: всерьез рассматривала как одного из кандидатов на замену управляющему Твердохлебову. Он мне положительно нравился, но оставались сомнения. Уж больно плохая история случилась на его прежнем месте работы.

— Еще и малолетки по руднику шастают, — неожиданно прогудел кто — то из толпы недовольным басом, чем выдернул меня из размышлений.

Медленно отведя взор от Казакова, взглянула на стоящего чуть позади него долговязого мужчину. Бесстрастно осмотрев бледное лицо и впалые щеки, которые так сильно не вязались с низким голосом, поняла, что этого работника я не знаю. Похоже, он из новеньких.

Меж тем, скривившись, мужчина с раздражением произнес:

— Идите отсюда, барышня. К маме и папе. Взрослые о серьезных вещах говорят.

— Извинись. Немедленно, — внезапно прозвучал спокойный голос Игоря Казакова. Повернувшись, он посмотрел тяжелым взглядом на коллегу и добавил: — Ты только что проявил неуважение к главе рода Изотовых. Поклонись и принеси извинения боярыне Софье Сергеевне как подобает.

Нахмурившись, новичок недоверчиво глянул на меня. Пренебрежительно хмыкнув, он повернулся к Казакову и, растягивая гласные, сказал:

— Управляющий нас на деньги кинул, а я еще и кланяться должен? Командир отыскался! — и вызывающе сплюнул на землю. Затем, сложив пальцы с черной каймой под ногтями в кукиш, резко выбросил руку вперед и, демонстрируя Игорю характерный жест, нагло добавил: — Накось, выкуси!

Буквально через миг новенький внезапно тонко заскулил и согнулся от боли. Нависнув над ним, Казаков, продолжая удерживать руку с так необдуманно показанным ему кукишем, холодно сказал:

— Ты извинишься перед Софьей Сергеевной, — он чуть сильнее сжал вывернутую конечность коллеги и добавил, не повышая голоса: — Немедленно.

Не двигаясь с места, Василий с Ярославом внимательно наблюдали за происходящим.

— Боярыня, приношу свои извинения, — хриплым от боли голосом прошипел работяга, затем, неожиданно ойкнув, торопливо добавил: — Софья Сергеевна, такого не повторится. Простите меня, пожалуйста, — постанывая, он продолжал пригибаться к земле.

Не убирая захвата с руки новичка, Казаков посмотрел на меня и серьезно сказал:

— Софья Сергеевна, мне очень жаль. Все на взводе. Иван — новенький, он не знает вас в лицо. Прошу дать ему шанс.

«Молодец. И мой авторитет поддержал и свой не позволил уронить, да еще и вступился за коллегу. Умно», — едва заметно усмехнувшись, я коротко кивнула.

Игорь моментально отпустил руку коллеги. Баюкая изрядно помятую конечность, тот откровенно испуганно посмотрел на Казакова, и после, виновато склонив голову, прошептал:

— Простите меня, боярыня.

— Представьтесь, — сказала я негромко и холодно взглянула на мужчину.

— Иван Юрьевич Азаров, — он шумно сглотнул, глядя как нашкодивший щенок.

— Благодарите Казакова, — ледяным тоном сообщила я. — Ваши извинения приняты. Впредь за проявление неуважения пощады никому не будет. Где старший смены? — прищурившись, я оглядела такие разные лица рабочих: преступников иль морально опустившихся у меня на руднике не было, но народ работал всякий.

Крепкий мужчина шустро выбрался из толпы и уставился на меня преданным взором.

— Тут я, боярыня.

Выдержав многозначительную паузу, я сухо поинтересовалась:

— Степанов, что произошло?

— Ну так это… Проблема есть, — начал старший смены, но внезапно замолчал. Взрослый мужчина, как школьник, переминался с ноги на ногу и, казалось, не мог найти нужных слов.

Переглядываясь, рабочие неодобрительно загудели, кто — то пихнул свое непосредственное начальство в спину. Бросая на подчиненных злые взгляды, Степанов раздраженно шипел, но по-прежнему молчал словно партизан.

Быстро глянув на сердитые лица коллег, Казаков нахмурился, и, посмотрев мне в глаза, немного выступил вперед.

— Госпожа, Василию Юрьевичу уже сообщили причину нашего недовольства, — спокойно произнес он, а потом пояснил: — В прошлом месяце мы по распоряжению Твердохлебова неоднократно работали в выходные и оставались после смены. Оплаты сверхурочных не произошло. Степанов ходил к управляющему. Тот говорит — не положено.

Сурово сдвинув брови, я несколько мгновений молчала. О внеплановых выходах Твердохлебов мне ничего не сообщал. Да в этом просто не было необходимости: работников на руднике хватало! Однако и оснований не верить словам Казакова не имелось.

Появились вопросы к охране. Почему не известили о выходе смены во внеурочное время? Не сообщили о прохождении сейчас на рудник такой большой группы рабочих?

Посмотрев на строгое лицо Василия, взглядом предупредила, что состоится серьезный разговор. Переведя взор на Казакова, хладнокровно пообещала:

— Я вас услышала. Разберемся, — мысленно вздохнула и поинтересовалась у сердито пыхтящего Степанова: — Вы записывали даты, когда ваша смена задерживалась и дополнительно выходила работу?

— Нет, — едва слышно выдавил он.

— Оштрафованы, — сообщила сухо.

— За что? — наконец-то обрел дар речи старший смены. Нахмурившись, он смотрел на меня с непониманием.

— Поясняю, — невозмутимо произнесла я. — Вы не вели учет рабочего времени как положено; не достигнув договоренности с управляющим, лично не обратились к Василию Юрьевичу; не решили проблему, что ожидается от руководителя, но способствовали разрастанию конфликтной ситуации. Все понятно?

— Да, боярыня, — он виновато повесил голову.

— Может, вы знаете даты, когда выходили? — пристально посмотрела я на Казакова, втайне лелея надежду на положительный ответ. Если самостоятельно вел учет, то шансы, что склонюсь к его кандидатуре на должность управляющего, существенно возрастали.

Сохраняя присущую ему уверенность, Казаков несколько удивленно посмотрел на меня и деловито произнес:

— Конечно.

Он расстегнул пуговичку на нагрудном кармане бледно — голубой рубашки и достал аккуратно сложенный листок в клеточку. Василий взял протянутую бумагу и принялся внимательно изучать столбцы фамилий и цифр.

— Еще проблемы есть? — мазнув взглядом по сосредоточенному лицу слуги, поинтересовалась у рабочих.

Переглядываясь, те неуверенно пожимали плечами и едва слышно перешептывались. Быстро глянув на слегка растерянные лица коллег, Казаков привычно взял ведение диалога с начальством на себя.

— Невыплата денег — основной вопрос, — спокойно сказал он. — Остальное не то чтобы проблемы, скорее, пожелания.

— В таком случае вы сейчас идете с нами, расскажете. Всем разойтись, — холодно взглянув на рабочих, негромко, но твердо приказала я.

Одобрительно поглядывая на Казакова и уважительно прощаясь со мной, мужчины, явно довольные исходом встречи с руководством, начали торопливо отходить от летней столовой. Я осталась на месте, задумчиво глядя вдаль.

Если Твердохлебов действительно ворует, накажу деньгами и уволю гаденыша с «волчьим» билетом прямо сегодня! Почему охрана так халатно отнеслась? Или все же докладывали Василию?

Коротко вздохнув, взглянула на слугу. Хмурясь, тот аккуратно сложил бумажку, затем, посмотрев на меня, негромко сказал:

— О сегодняшнем сборе мне сообщили. О дополнительных выходах на работу информации пока нет, — он прищурился и поиграл желваками. — Сейчас разберусь, — лаконично пообещал и поинтересовался: — Госпожа, сразу в администрацию или на тренировочную площадку?

— На площадку, — не раздумывая, отозвалась я. Помедлив мгновение, начала отдавать приказы: — В администрацию прямо сейчас охрану. С управляющего глаз не спускать. Распорядись, пусть доставят из офиса бухгалтера. Поспать ему сегодня не удастся — будет проверять всю документацию за время деятельности Твердохлебова. Сличить записи камер видеонаблюдения и информацию в журналах охраны с данными Казакова.

Я не таилась от внимательно слушающего Игоря. Почему я так поступала? Все просто. Если он не разочарует ответами на вопросы, которые планировала сейчас задать, будет управляющим. Если нет… Не лишне напомнить, что на руднике ведется строгий учет входа — выхода и круглосуточное наблюдение.

Улыбнувшись встревоженной Катеньке, кивнула внешне расслабленному, но предельно собранному Ярославу и неспешно направилась знакомой дорогой. Даже не оглядываясь, я знала, что все идут следом.

* * *

Тренировочная площадка находилась довольно далеко от служебных помещений и здания, предназначенного для отдыха воинов. Она представляла собой квадрат площадью десять соток, залитый обычным на вид, но со специальными добавками бетоном, который не испортят даже мощные по силе техники тренирующихся воинов.

Но не только покрытие представляло интерес. По углам площадки были вмонтированы четыре деревянных столба с закрепленными в навершии артефактами из турина размером с хороший грецкий орех. Эти камни обеспечивали безопасность вне тренировочной зоны.

Вот и сейчас вершины столбов светились ярко — желтым и исправно делали свое дело, накрывая прозрачным, но на диво плотным куполом тренирующихся. Сам же купол был практически незаметен, лишь опытным взглядом можно увидеть едва уловимые колебания воздуха. Если попробовать во время тренировки пройти на площадку — не получится, помешает невидимая стена. А вот выйти из зоны любому человеку легко, при этом ни одна техника не вырвется ненароком за охранный периметр. На моем руднике должна быть максимальная безопасность. Для всех и всегда.

Подойдя к краю площадки, я залюбовалась своими могучими витязями. Обычная тренировка воинов рода бояр Изотовых доставляла мне прямо — таки эстетическое удовольствие. Сейчас бойцы оттачивали мастерство владения боевыми техниками, и я втайне пожалела, что пропустила рукопашку.

Конечно же, я не стояла в одиночестве. Чуть поодаль разговаривал по телефону Василий, на почтительно — положенном расстоянии наблюдал за тренировкой Казаков и совсем рядом скучал Ярослав. А подле него, закусив губу, стояла Катенька. Не скрывая восхищения и широкораспахнув зеленые глазищи, девушка неотрывно следила за воинами.

Восторг подруги был очень даже понятен. В родном мире я точно такого никогда бы не увидела, а здесь — запросто. И это чудо умеют делать мои собственные воины!

В защищенной зоне смазанными тенями мелькали размытие мужские фигуры. С их рук срывались зигзагообразные ярко — красные и оранжевые молнии. Направляя их друг в друга, воины с непостижимой обычному человеку ловкостью уклонялись от смертельной опасности. Раз за разом от их умелых рук отлетали, а затем взмывали высоко — высоко ловко отбитые воздушными кулаками желтые фаерболы. Взрываясь с громкими хлопками в небесной сини, они на долгие мгновения расцвечивали пространство яркими искрами.

Но не только технику огня и воздуха оттачивали воины. На площадке беспрестанно закручивались темно — синие вихри из воды. Разлетаясь ледяными иглами и копьями, а то и обрушиваясь градом сверху, они несли спарринг — партнеру реальную угрозу. Но тот непрестанно уклонялся, а ледяная смерть тут же уничтожались огненным смерчем или рассеивалась воздушными потоками.

— Вау! — восхищенно прошептала Катенька, не отрывая взора от моих воинов.

Усмехнувшись, я взглянула на забывшую как моргать подругу и… промолчала. Пусть любуется, а мне пора работать. Волшебство волшебством, но дела-то никто не отменял. Я уже не раз замечала недоуменные взгляды Казакова и мысленно усмехалась.

Действительно, тут вон какие дела творятся, а боярыня прохлаждается!

Но это не так. Совмещая приятное с полезным, я просто — напросто давала Василию время собрать нужную информацию. Посмотрев на сосредоточенно глядящего на дисплей телефона слугу, всего пару мгновений подождала. Едва почувствовав мой взгляд, мужчина тотчас убрал мобильный в карман и подошел.

— Все выполнено. Бухгалтер доставлен. Только что начал работать. Данные охраны полностью совпали с информацией Казакова, — тихо доложил он и, не повышая голоса, продолжил: — Контроль за территорией рудника и учет передвижения охрана ведет как положено. Начальник охраны теперь будет моментально докладывать мне обо всех внеплановых выходах на работу, — примолкнув на мгновение, он тяжело вздохнул и честно признался: — Вины охраны нет. Мое упущение, боярыня. Сегодня мне сразу же сообщили о посещении рудника большой группой рабочих. А в те даты, когда смена выходила сверхурочно, Твердохлебов охрану предупреждал. Я не предусмотрел, что со стороны управляющего могут быть такие злоупотребления. Госпожа, я заслуживаю наказания, — Василий виновато потупился, ожидая моего вердикта.

— Только тот не ошибается, кто ничего не делает, — сказала я, абсолютно не кривя душой. — Уверена, из случившегося ты сделал выводы, и впредь подобного не произойдет, — и задала вопрос, что тревожил последнее время: — Как думаешь, Твердохлебов только у рабочих зарплату воровал или и мой карман не обошел вниманием?

— Ни грамма турина за территорию рудника без моего ведома не уходит, — твердо ответил Василий. Ненадолго задумался, а потом, открыто посмотрев мне в глаза, произнес абсолютно уверенно: — Все сметы на поставку товаров для рудника, а также поступление денег от сбыта турина под бдительным контролем бухгалтера. Я полностью исключаю их сговор с Твердохлебовым. Порядочность Калинина и преданность его роду Изотовых вне сомнений. За ним по-прежнему негласно наблюдают, — слуга едва заметно усмехнулся. — Управляющий имеет свободный доступ только к начислению и выдаче зарплаты, — он вновь тяжело вздохнул.

Видя, как сильно Василий переживает, не спешила успокаивать или говорить, что все хорошо. Наказывать я его не собиралась, но верным слугой допущена оплошность, и он обязан четко это осознавать. Впредь подобного произойти не должно.

Кивнув в знак того, что услышала, бросила беглый взгляд на ожидающего Казакова.

— Как он тебе? — деловито поинтересовалась у Василия.

— Лично мне нравится. У охраны нареканий нет, — безэмоционально отозвался он. Не глядя на Игоря, добавил: — Репутация сильно подмочена. Есть информация, что он виновен в гибели рабочих на шахте. Без поездки на Урал и тщательного расследования предоставить вам заключение о наличии или отсутствии его вины не имею возможности.

— Хорошо, — обронила задумчиво. Посмотрев на удивительно спокойного Казакова, сказала: — Подойдите ко мне.

Игорь, не мешкая, подошел. Встретившись со мной взглядом, замер в ожидании. В его взоре, позе, жестах не было так бесящего меня в людях подхалимства и подобострастия, но чувствовалась сила, достоинство и уверенность.

— Пожелания рабочих обсудим позже, — произнесла, пристально посмотрев в серьезные глаза Казакова: — Сейчас я хочу поговорить о вас. Почему в шахте на Гумёшевском руднике погибли люди? — не разрывая взгляда, поинтересовалась ледяным тоном.

(обратно)

Глава 8

Эмоции одна за другой сменялись на прежде спокойном лице мужчины. Встретившись со мной взглядом, он помедлил пару мгновений, а затем произнес:

— В вертикальном стволе шахты произошел обвал.

Не выказывая ни единой эмоции и не произнося ни слова, я смотрела на Казакова. Рядом, не издавая ни звука, по — прежнему находился Василий. Глянув на его непроницаемое лицо, Игорь глубоко вздохнул. Медленно переведя взор куда — то за мое плечо, он начал тихо говорить:

— Шахта эксплуатировалась более десяти лет. Стандартная крепь из дерева из — за долгого срока службы уже не соответствовала правилам безопасности. Срочно требовался капитальный ремонт. Я неоднократно докладывал управляющему, но… — Казаков встретился со мной тяжелым взглядом и продолжил: — Затраты на поддержание крепи и так уже были существенными, а капитальный ремонт сильно бил по карману хозяина. Управляющий же боялся потерять свое место. Он не желал останавливать работы даже на несколько часов, что уж говорить о длительном ремонте, — мужчина грустно усмехнулся, затем внезапно осевшим голосом добавил: — Итог закономерен: произошел обвал. В тот момент в шахте находились люди. Трое рабочих погибли.

— Вы считаете, что не виновны в их гибели? — не повышая голоса, задала провокационный вопрос.

Помолчав всего лишь миг, Игорь глухо произнес:

— Виновен. Виновен даже больше, чем кто — либо еще, — в его голосе отчетливо слышалась боль, но тем не менее он не опускал взгляда. — Я видел состояние крепи. Знал, что произойдет обвал, но проявил малодушие. Гибель трех человек на моей совести. И с этим живу, боярыня.

Нахмурившись, несколько долгих мгновений изучающе смотрела в глаза Казакова, а после спокойно сказала:

— Игорь Ильич, предлагаю вам должность управляющего на моем руднике.

Изумление, а после неверие отчетливо читались в глазах мужчины.

— Софья Сергеевна, чем я заслужил такое доверие? — Казаков внимательно вглядывался в мое лицо.

— Совокупность разных факторов, — безэмоционально ответила, глядя нечитаемым взглядом на мужчину. Выдержав короткую паузу, ледяным тоном добавила: — В том числе, уверена, что вы больше никогда не допустите подобного, — видя, как его плечи расправляются, а взор наполняется решимостью, мысленно усмехнулась и деловым тоном добавила: — Все рабочие моменты будете решать с Василием Юрьевичем. Если что — то крайне важное и срочное, можете обращаться ко мне.

Повернувшись к Василию, медленно опустила задумчивый взор к земле. Не выказывая нетерпения, верный слуга спокойно ожидал распоряжений.

— Сейчас с Казаковым идете в администрацию, — негромко отдала приказ. — Опроси Твердохлебова лично. Окажете при необходимости помощь бухгалтеру, и пусть Игорь Ильич начинает принимать дела. Я подойду позже.

— Слушаюсь, госпожа, — отозвался Василий и привычно коротко поклонился. Бросив взгляд на собранного и очевидно готового прямо сейчас приступать к работе Казакова, едва заметно усмехнулся.

Посмотрев на меня, новый управляющий негромко, но твердо произнес:

— Я оправдаю ваше доверие, Софья Сергеевна.

Затем низко, но с достоинством мне поклонился и направился вместе с Василием в сторону администрации.

Проводив их фигуры пристальным взглядом, взяла под локоток задумчивую Катю. Подруга уже давно не любовалась тренировкой воинов, но внимательно слушала разговор. Не произнося ни слова, уверенно повела ее к родовому храму Изотовых. Основные распоряжения я отдала, и сейчас мне в администрации пока делать нечего: мужчины будут разговаривать по — мужски.

Идя знакомыми окольными путями, хозяйственно глянула на новое добротное двухэтажное кирпичное здание и удовлетворенно улыбнулась. Там, где прежде торчал обгорелый остов особняка, у меня будет производство артефактов: думаю, что лучшего места не сыскать.

Разрушенный практически до основания дом восстанавливать нет смысла. Жить в нем, однозначно, никто и никогда из рода Изотовых не будет. Выбирая место для производства, я желала отдать дань памяти давно ушедшим в другой мир боярыням, ведь те испокон веков слыли умелыми артефакторами. Ну и, конечно, немаловажно, что турин любого размера под рукой — выбирай только. Опять же, круглосуточная охрана.

Все необходимое оборудование уже завезли и установили. Я лично провела собеседования и буквально на днях приняла на работу шестерых довольно талантливых юношей. Сегодня они обустраиваются в жилой зоне рудника и уже завтра приступают к работе. В будущем штат планирую расширять, но пока… С этими бы справится. Как всегда, вопрос упирается в руководство: начальника у артефакторов еще нет.

Размышляя о всяком разном, осознавала, что мысли вновь и вновь возвращаются к Михаилу. Скрепя сердце, понимала: в чем — то он прав. Согласна, есть вопросы, которые мужчины могут и должны решать между собой. Но я — хозяйка и глава рода. А власть — штука очень хрупкая. Если хочешь ее удержать, необходимо владеть информацией. Я обязана сейчас лично контролировать то, что происходит. Как только ключевые фигуры в моем пока еще небольшом, но интенсивно развивающемся бизнесе будут поставлены на свои места, смогу получать информацию от них. А пока… Пока все останется так, как есть.

— Сонь, — негромко позвала Катенька.

— Что? — откликнулась, не замедляя шага.

— Что будет с управляющим?

Я взглянула на подругу и холодно произнесла:

— Если ворует только у рабочих, заставлю выплатить им все до копейки и уволю с «волчьим» билетом. Если еще и у меня… Без колебаний отдам под суд. Поедет срок отбывать на казенные рудники.

— Он старый, помрет же там. Не жалко? — подруга заглянула мне в глаза.

— Нет, — отозвалась безапелляционно.

Нахмурившись, девушка помолчала, а после задумчиво произнесла:

— Допустим, Твердохлебов воровал только у рабочих и в твой карман не лез. Но ты не даешь ему ни малейшего шанса исправится, увольняешь без возможности снова устроиться на работу управляющим. А Казакова, по вине которого погибли люди, спокойно назначаешь на высокую должность. Получается, вора жестко наказываешь, а на его место ставишь фактического убийцу. Не понимаю.

Усмехнувшись, долгим взглядом посмотрела на строгое лицо подруги, а затем негромко сказала:

— На самом деле все очень просто, — заметив недоумение в глазах Катеньки, улыбнулась. — Воровать я никому не позволю. Ни у рабочих, ни у себя. Твердохлебов поступил подло и понесет заслуженное наказание. Казаков же, — замолчала, подбирая слова, — профессионал и по натуре лидер. На производстве случается всякое, а он выводы сделал. Я же дала ему возможность не корить себя за прошлое, но реабилитироваться в своих же собственных глазах. Искренне заботясь о безопасности рабочих, Игорь будет из кожи лезть, чтобы оправдать мое доверие. Для меня это идеальный вариант управляющего.

— С Твердохлебовым — то понятно. Сама воров терпеть не могу, — кивнула девушка. — Но с Казаковым… Мне бы это и в голову не пришло, — честно призналась она и, вздохнув, добавила: — Глупость конечно, но мне все чаще кажется, что ты гораздо старше меня. Лет эдак на двадцать, — и смущенно покраснела.

Мысленно дав себе подзатыльник, внимательно посмотрела на прозорливую подругу. Сама того не ведая, Катенька в очередной раз напомнила мне о необходимости вести себя соответственно возрасту. Ведь и правда порой забываю, что мне не сорок, а всего — то восемнадцать.

Неожиданно вспомнив о версии боярыни Ирины Соболевой, почему я такая умница — разумница, улыбнулась и спокойно сказала:

— Мужчин в роду Изотовых давно нет. Меня, как старшую, с самого раннего детства готовили стать главой рода. Так что моя реакция и поведение — издержки воспитания.

Густо — густо покраснев, Катенька опустила взгляд. О чем — то глубоко задумавшись, она поднялась вместе со мной по широким ступеням древнего храма бояр Изотовых. Остановившись на крыльце, я обернулась.

Следуя, словно тень, за нами, но не желая мешать разговору, Ярослав всю дорогу предусмотрительно держался на почтительном расстоянии. Вот и сейчас, остановившись подле ступеней, он не торопился подниматься: опасности в родовом храме для меня нет никакой, мы оба это прекрасно знали.

Встретившись с воином взглядом, коротко обронила:

— Подожди нас здесь.

Заметив утвердительный кивок, привычно потянула на себя массивную деревянную дверь и первой вошла внутрь. Тихонько потрескивали пред ликами святых горящие свечи, и в уютном храме царил покой и тишина. Прохладный, напоенный благоуханиями воздух тотчас обнял меня, приветствуя.

Пройдя пару шагов, Катенька неожиданно остановилась. Повернувшись ко мне, твердо посмотрела в глаза и уверенно произнесла:

— В священном месте, где покоится прах ваших предков, скажу, не кривя душой: род Изотовых может гордиться своей главой, служить которой — великая честь. Я, полностью осознавая все последствия, хочу дать вам, боярыня Софья Сергеевна Изотова, вассальную клятву. Примите ли вы ее?

Привычно не выказывая эмоций, невозмутимо посмотрела на замершую в ожидании Екатерину. Откровенно говоря, я давно подумывала об этом. Катенька дворянка по рождению, и моей слугой она, естественно, быть не может. Только вассалом.

Подруге и своей правой руке я, конечно же, доверяла, но… Глупо полностью отрицать вероятность, что тот, кого считаешь близким, может неожиданно воткнуть нож в спину.

Связав себя вассальной клятвой, Катя абсолютно точно никогда и ни при каких обстоятельствах меня не предаст. А вот я смогу о ней заботиться официально, как о вассале, и взять под защиту. Нет, у меня не фобия или паранойя, просто стараюсь по мере возможности быть осторожной. Правда, не всегда получается.

— Потомственная дворянка Екатерина Федоровна Тимирязева, — произнесла торжественно, — я, боярыня Софья Сергеевна Изотова, как глава рода, готова принять у вас вассальную клятву.

Гордо выпрямившись и расправив плечи, рыжеволосая Катенька отчетливо произнесла те слова, что говорит в этом мире вассал, клянясь своему господину в верности:

— Я, Екатерина Федоровна Тимирязева, клянусь любой ценой исполнять ваши приказы, говорить вам только правду, не пощадить своей жизни за вас, чтить богов и защищать веру.

Искренняя клятва взлетела под своды древнего храма. Я же, глядя на часто краснеющую и стесняющуюся, но сейчас строгую и решительную Катеньку, понимала, что выбор юная дворянка сделала осознанный.

— Да будет так отныне и навеки! — произнесла завершающие ритуал слова.

В это же мгновение сиренево — золотистые потоки воздуха отлетели от меня и окутали моего первого вассала и самую близкую подругу. Клятва верности дана и принята.

Тепло улыбнувшись непривычно сосредоточенной Катеньке, ласково приобняла ее за худенькие плечи. Так, повернувшись к ликам святых, мы с ней плечом к плечу и стояли, потеряв счет времени. Каждая из нас, не произнося ни слова, просила высшие силы о самом сокровенном.

* * *

В кабинете управляющего рудником царила тишина. Лишь иногда она нарушалась шелестом листов и редкими словами присутствующих. Зарывшись с головой в документы, мой главный бухгалтер не первый час корпел над бумагами, а Василий и Игорь то и дело доставали со стеллажей затребованные им папки. Прежде энергично всем помогавшая Катенька сидела за свободным столом и устало смотрела в окно. На улице давным — давно стемнело.

Откинувшись на жесткую спинку стула, встревоженно посмотрела на задумчивую подругу. Минут тридцать назад ей позвонили. Молча выслушав, Катенька мгновенно изменилась в лице, однако мне ничего не сказала, лишь кривовато улыбнулась. Что же ее так расстроило? Но сейчас не место и не время, расспрошу позже.

Тоненький жалобный вздох неожиданно нарушил молчание.

Не скрывая презрения, взглянула на слегка помятого Твердохлебова. Притулившись возле краешка стола, тот сидел, не поднимая глаз. Впервые за все время пошевелившись, он осторожно коснулся до сих пор огненно — красного уха.

Почему Твердохлебов так выглядит, я Василия намеренно не спрашивала: все очевидно. Прочитав письменное объяснение теперь уже бывшего управляющего, и сама бы с удовольствием открутила ему второе.

Жулик утверждал, что у меня не взял ни копейки, однако не отрицал, что исправно воровал зарплату у рабочих. И не только у смены Казакова, а у всех. Парадокс в том, что украденное Твердохлебов не тратил: как самый последний скупердяй и идиот, вносил все до копеечки на личный счет. Правда, не смог и внятно объяснить, зачем ему были нужны чужие деньги.

Все сворованное у рабочих он уже вернул на счет фирмы. До завтра Калинин уточнит и перечислит каждому то, что причитается. Сейчас же бухгалтер проводил полную ревизию финансовых документов рудника.

— Госпожа, — негромко позвал Василий. Встретившись с моим вопросительным взглядом, произнес: — Время уже позднее. Очевидно, до утра мы не закончим. Как только будут результаты — сразу сообщу.

Прекрасно понимая, что слуга так ненавязчиво и деликатно заботится обо мне, глубоко вздохнула. Василий абсолютно прав. Мне тут и правда делать уже нечего. С Казаковым все рабочие и организационные моменты обсуждены, распоряжения отданы.

— Жду результатов, — кивнула и поднялась с так надоевшего жесткого стула. Мельком глянула на грустную Катеньку. — Поехали домой.

Подождав, пока подруга выберется из — за стола, первой вышла из душного помещения.

Устроившись на заднем сидении, я через лобовое стекло смотрела на ложащуюся под колеса автомобиля дорогу. Рядом тихонько, словно мышка, сидела Катя. Не выказывая ни тени усталости, Ярослав уверенно управлял машиной.

Взглянув на дисплей телефона, неодобрительно поморщилась: время близилось к полуночи. А дома ведь нас терпеливо ждали к ужину Надежда и девочки. Умная и все понимающая экономка час назад позвонила и попросила дозволения уложить юных боярынь спать. Конечно же, девочки и Надежда расстроились, но не обиделись: они у меня молодцы. А вот Михаил… Он не позвонил и не написал.

М — да. Отличный получился сегодня праздник.

Не желая сейчас опять думать о Мише, посмотрела на крайне молчаливую Катеньку.

— Что случилось? — поинтересовалась, не сводя с подруги пристального взгляда.

Насупившись, та какое — то время молчала, но в итоге тяжело вздохнула и глухо произнесла:

— Звонила секретарь директора. Меня завтра вызывают. Лемешев в ярости, он требует моего отчисления. Утром приедет в школу.

— Хм, — помедлив пару мгновений, спокойно произнесла: — К директору пойдем вместе. Отчислить тебя не позволю, — видя, как встрепенулась и, очевидно, желает возразить подруга, строгим тоном добавила: — Это не обсуждается.

Пождав губы, Катя с горечью прошептала:

— Я испортила тебе весь день рождения.

— Прекрати, а? — с укором посмотрела на подругу и, желая подбодрить, тепло улыбнулась: — Все будет хорошо.

Прикрыв глаза, сделала вид, что задремала, но меж тем напряженно обдумывала довольно затруднительную ситуацию. Простым диалогом с Лемешевым тут не обойтись: он влиятельный и очень сложный человек. Нужно что — то срочно придумать.

За размышлениями время в дороге прошло незаметно. Приехав домой, мы с Катей тихонечко поднялись на второй этаж. Пожелав друг другу доброй ночи, разошлись по своим комнатам.

В мягком свете ночника я прошла по спальне. Положив мобильный на стол, повернулась и широко улыбнулась. Видимо, близняшки из последних сил пытались меня дождаться и вручить подарок, но сон оказался сильнее. Улегшись поверх одеяла, две юные особы в длинных ночных сорочках спали на моей кровати крепким сном.

Аккуратно вытянув из пальчиков Елизаветы бледно — розовый изрядно помятый конверт, прочитала надпись: «Любимой сестренке Сонечке. С днем рождения!». Покусывая губы в попытке сдержать нахлынувшие эмоции, осторожно открыла и с трудом подавила смех. Предо мной была тщательно нарисованная на сложенном вдвое листе карта к зарытому у нас в саду кладу.

Пряча довольную улыбку, быстро переоделась. Принять душ хотелось, но, боясь потревожить сон сестер, решила отложить все гигиенические процедуры на утро. Тихонько прошмыгнув в гардеробную, взяла большой нежно — голубой плед и вернулась в спальню.

Тихий гул поставленного в беззвучный режим телефона привлек внимание. Нахмурившись, подошла и, глянув на дисплей, удивленно хмыкнула. Только что звонил Михаил. Пока смотрела на телефон, тот мигнул, уведомляя о поступившем сообщении. Тяжело вздохнув, прочла:

«Соня, очень хочу тебя сейчас увидеть».

— А я хочу спать, — тихонечко пробормотала, страстно желая только одного — лечь в постель.

Отложив мобильный, на цыпочках подошла к кровати. Очень осторожно улегшись меж девочек, укрыла нас всех мягким пледом. Тотчас придвинувшись, близняшки прижались ко мне с двух сторон.

Вот оно — счастье!

Устало улыбнувшись, закрыла глаза. Не обращая внимания на жужжание телефона, сама не заметила, как уснула.

(обратно)

Глава 9

Россыпь звезд таинственно мерцала на черном небосклоне. Поблескивая красными лакированными боками в свете фонарей, дорогой спортивный автомобиль стоял подле кирпичного забора. Окна в двухэтажном доме бояр Изотовых давно погасли.

Раздраженно поджав губы, Михаил сидел на водительском месте и клацал кнопкой, переключая мелодии на проигрывателе. На пассажирском сидении сиротливо лежали две темно — бордовые бархатные коробочки: подарок, купленный еще две недели назад. Юноша бесконечно долго ждал Софью и, конечно, уже понимал — любимая не придет.

Сегодня Миша не в первый раз приехал ночью, а она впервые не вышла.

Песни сменяли друг друга, но ни одна не ложилась на душу. Поморщившись, юноша оставил в покое несчастную аппаратуру. С едва слышным звуком опустив боковое стекло, полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух. Где — то поблизости стрекотали сверчки. Прикрыв глаза, Михаил устроился поудобнее, твердо решив, что не уедет. Им нужно поговорить.

Там, в бассейне, княжич не желал, но, видимо, очень сильно обидел Соню. Ему, определенно, стоило озвучить свое мнение о посиделках со слугами как — то помягче, но в тот момент он был слишком зол. В основном, на себя.

Досадливо поморщившись, парень вспомнил причину злости.

Они не виделись долгих три недели, и Михаил безумно скучал. Вручая букет на парковке, уже тогда понимал, что страстно мечтает остаться с ней наедине. Произошедшее с ним позже в бассейне вполне понятно, но… Как же стыдно — то!

Едва увидев любимую в купальнике, юноша тотчас почувствовал, как дикое сексуальное желание накрыло с головой. Словно нецелованный девственник, он утратил контроль над собственным телом: слишком давно не было женщины.

С того памятного разговора темпераментный парень жил как монах. Поэтому обычный урок физкультуры в школьном бассейне оказался адским испытанием. Причиной его персональных мук стали не симпатичные, фигуристые девушки, а Софья.

Прилагая нечеловеческие усилия, Михаил старался усмирить не на шутку разбушевавшиеся гормоны, прятался за спины парней и усиленно избегал смотреть на полуобнаженное, прекрасно сложенное тело любимой. Да вот только бесполезно: Софья притягивала взгляд, словно магнит.

Михаил видел, с каким жадным любопытством его девушку разглядывают парни. Нет, они смотрели на Софью ровно так же, как и на других полуобнаженных одноклассниц. При этом все девушки знали, что никто из присутствующих юношей никогда не поведет себя непристойно. Лишь взгляды — ничего больше. Только ревность не желала слушать доводы разума, острыми когтями разрывая душу и сердце. За эти взгляды княжич жутко хотел всем парням одномоментно открутить головы. А после схватить Софью в охапку и утащить в укромный уголок.

Он неистово желал ее как женщину.

Одним из первых бесшумно занырнув в холодную воду, юноша плавал без устали, но лишь к концу урока наконец — то почувствовал долгожданное облегчение: сексуальное желание спало. Однако за каким — то рожном Софью дернуло уплыть с мелководья! Любимая и бесконечно желанная, она была так близко. Не сдержавшись, Михаил прикоснулся к тонкой талии.

Расплата последовала мгновенно: гормоны с новой силой ударили в голову. Он желал боярыню и злился, что не может дать выход бушующим эмоциям.

Со слугами праздновать день рождения… От Софьи, строго следящей за соблюдением приличий и за своей репутацией, парень, право слово, такого не ожидал. И вместо спокойного объяснения, почему считает ее предложение неприемлемым, ответил раздраженно и довольно грубо.

Не пытаясь поговорить с любимой, Михаил сразу из школы поехал в тренажерный зал. Несколько часов кряду занимался как проклятый, а после сидел в своем офисе, пытаясь работать. Увы, сосредоточиться на документах не получалось: в мыслях была только Соня.

Хорошенько обдумав произошедшее, юноша пришел к выводу: у них есть всего лишь одна, но очень серьезная проблема — отсутствие секса. На прочие тревожные звоночки он внимания не обращал.

Княжич досадовал на одержимость Софьи работой, но наверняка после свадьбы все пройдет. Это сейчас она выполняет обязанности главы боярского рода и вынуждена жить в таком напряженном ритме, так же, как и сам парень совсем недавно, доказывая, что чего — то стоит. Замужество все изменит. Он — мужчина, и будет решать любые вопросы. Сонечке же останется забота о нем, об их детях, о своей красоте да удовольствиях. Его жена ни в чем не будет нуждаться. Юноша не сомневался ни мгновения — живя такой жизнью, любимая будет счастлива.

Михаил искренне не хотел обижать Софью. И, конечно же, не желал на нее выплескивать свое раздражение из — за отсутствия секса. Тем не менее их проблему надо как — то решать. Его «снежная королева», как и все юные дворянки, — невинна. Однако уже сейчас охотно дарит поцелуи и не чурается ласк. Юношу это безмерно радовало, да вот только для него — критично мало. Изменять любимой он не хотел, однако отчетливо понимал — до бракосочетания, которое будет еще ох как нескоро, точно не выдержит.

У парней — аристократов нет проблем с воздержанием до свадьбы. Самого воздержания просто — напросто не имеется. Храня невинность будущей супруги, юноши удовлетворяют свои потребности с другими женщинами. Знают ли об этом девушки — дворянки? Определенно. Просто юноши не выставляют такие связи напоказ, а девушки… Либо делают вид, будто подобное их ничуть не задевает, либо усиленно изображают неведение.

Гордая глава боярского рода Изотовых предельно четко озвучила свою позицию: есть другая — нет меня. А Михаилу с каждым днем все сложнее и сложнее было контролировать свои физические потребности. Он начинал срываться на ни в чем не повинных людях. И сейчас предельно ясно понимал: с этим надо срочно что — то делать. Софью терять не хотелось, но и жить так дальше невыносимо.

«Нам необходимо поговорить. Она у меня умница и все поймет», — в очередной раз подбодрил себя Михаил. Тяжко вздохнув, скрестил сильные руки на мускулистой груди и задремал на водительском сидении.

* * *

Привычно проснувшись на рассвете, я аккуратно сняла с себя ноги — руки сестер и встала. С улыбкой глянув на вольготно раскинувшихся на кровати девочек, тихонечко прошла в гардеробную. Достала чистую одежду и смену белья, вернулась в спальню.

Помедлив пару мгновений, взяла со стола телефон и быстро просмотрела звонки — сообщения. Из важных было только одно: буквально полчаса назад Василий сообщил, что ревизию закончили. Бухгалтер вынес окончательный вердикт: Твердохлебов у меня действительно не крал. Это было хорошо. А вот Михаил… После вечернего сообщения больше не звонил и не писал.

Тихонечко хмыкнув, я положила мобильный обратно и бесшумно вышла из спальни. Близняшек будить не хотелось, а вот принять душ — очень.

Спустившись на первый этаж, зашла в свой так редко посещаемый кабинет. Мысленно вознеся хвалу архитектору, спроектировавшему дом, открыла неприметную дверцу. Об удобстве хозяина кабинета побеспокоились еще при строительстве: оборудовали в смежном помещении отличную душевую.

Приведя себя в порядок, надела белые короткие шортики и ярко — бирюзовую футболку. Тщательно убрав волосы в высокий хвост, завязала шнурки на легких кроссовках, затем уверенно распахнула входную дверь и вышла на террасу.

Небо лишь едва начало сереть. На ближайшем дереве робко чирикали сонные птички, пахло свежестью, травой и цветами. Среди всех ароматов, витающих в воздухе, отчетливо угадывался запах роз. Определенно, он у меня теперь накрепко будет ассоциироваться с мужчинами рода князей Разумовских.

Ох, Миша…

Тяжело вздохнув, я грустно улыбнулась. Подойдя к перилам, облокотилась о прохладное дерево. Мазнула взглядом по разноцветной брусчатке, вновь тяжело вздохнула и посмотрела на небо. Еще очень — очень рано, но спать больше не хотелось.

Понимая, в чем истинная причина сегодняшней бессонницы, усмехнулась. Меня с упорством носорога одолевали тяжелые мысли о Михаиле. Конечно же, искренне тревожась о Катеньке, я размышляла о предстоящей встрече с Лемешевым. Думала и о работе, но… Мыслям приказать не могла: те упрямо возвращались к юноше.

Почему у нас с ним все так сложно? Вроде бы с другими жителями чужого мира подобных проблем нет. Мудрый, верный Василий без слов, а то и вовсе с полувзгляда понимает. Миша же… Порой кажется — он просто меня не слышит.

Да, я осознаю, что с другими мужчинами у нас иные отношения. Но разве возлюбленный не должен меня понимать лучше, чем кто — либо другой? Может, вправду так происходит из — за колоссальной разницы в возрасте? Я — взрослая женщина, а Михаил слишком юн.

В моем родном мире нередки браки, где жена гораздо старше мужа, и вроде бы оба счастливы. В нашем случае внешней разницы в возрасте нет, лишь моя прошла жизнь и опыт прожитых лет напоминают о себе. Неужели в этом все дело?

— Доброе утро, госпожа, — негромко поприветствовал бесшумно подошедший охранник.

— Доброе, — поздоровалась я и вопросительно посмотрела на замершего воина. — Что — то случилось?

— Без происшествий, — тотчас отрапортовал он. Помедлив, добавил: — Возле забора с часу ночи и до настоящего времени стоит автомобиль Михаила Игоревича Разумовского. По всей видимости, княжич спит. Мы не подходим, просто наблюдаем.

Удивленно хмыкнув, я посмотрела на воина и, не повышая голоса, произнесла:

— Молодцы. Наблюдать больше нет нужды.

— Слушаюсь, госпожа.

Не глядя на вытянувшегося по стойке «смирно» мужчину, спустилась с террасы. Ощущая, как губы сами собой расплываются в невольной улыбке, деловито прошла по тропинке к калитке. По сердцу разливалось тепло.

Ночевать под окнами моего дома… Очень похоже на романтика Мишу. Не скрою, таким он мне чертовски нравился. Но вот кто знает, каким сейчас будет наш разговор? Последнее время общение с Разумовским — младшим у меня оставляет неприятный осадок.

Тяжелая кованая дверца в заборе без скрипа отворилась. Выйдя на улицу, пару мгновений помедлила, а после решительно подошла к тихонько урчащей машине. Остановившись у водительской дверцы, посмотрела в открытое окошко и, увидев происходящее в салоне, не смогла сдержать беззвучного смеха.

Лежа на откинутом назад сидении, княжич действительно спал. Да вот только не один: на мускулистой груди вальяжно развалился толстый рыжий кот. Этого пакостника я хорошо знала. Довольно часто соседский котяра приходил ко мне во двор и нагло требовал лакомств. Демонстративно ворча, Надежда да и, что скрывать, суровые охранники его украдкой подкармливали. Рыжему толстяку с умильной мордахой отказать было просто невозможно.

Словно почувствовав мое присутствие, Михаил резко открыл глаза. Несколько долгих мгновений он неверяще смотрел на меня сонным взглядом.

— Привет, — тихонько произнесла и, не прекращая улыбаться, многозначительно добавила: — Вижу, ты спал не в одиночестве.

Нахмурившись, юноша пару секунд не отводил от моего лица взора, а затем пошевелился и посмотрел на свою грудь. Широко зевнув, котяра с укоризной глянул на живую «подушку» и принялся громко мурчать, убаюкивая.

— Так — то да, — тихонько хмыкнул Миша.

Запустив пальцы в рыжую шерсть, ласково погладил кота. Осторожно придерживая, сел в кресле и положил увесистое животное к себе на колени. Потом, придав сиденью привычное положение, встретился со мной взглядом и хрипловатым голосом спросил:

— Сядешь в машину? — указав взором на развалившегося на коленях кота, добавил: — На мне лежат.

Усмехнувшись, я кивнула и обошла автомобиль. Открыв дверцу, заметила лежащие на пассажирском сидении коробочки. Немного помедлив, решительно взяла их и села в удобное кресло. Не выпуская коробочки из ладоней, вопросительно посмотрела на поглаживающего кота юношу.

Тяжко вздохнув, Михаил виновато взглянул на меня и прошептал:

— Это тебе.

Прекрасно понимая, о чем он говорит, я не спешила открывать подарок, но неотрывно смотрела в чертовски привлекательные глаза.

Миша первым отвел взгляд.

— Иди — ка погуляй, — пробормотал неумолимо. Приоткрыв водительскую дверцу, быстро, но бережно ссадил кота на асфальт. Недовольно глянув, кошак задрал пушистый хвост трубой и важно пошел по дороге, а юноша сосредоточенно посмотрел на меня и искренне сказал: — Мне очень жаль, что вчера я тебя обидел. Хочу с тобой серьезно поговорить.

— Я слушаю, — вторя ему, спокойно отозвалась я.

— Мы постоянно разговариваем то по телефону, то в машине, то в школе. Будто других мест нет, — Михаил горько усмехнулся. — Ты у меня дома еще ни разу не была. До школы уйма времени, поехали ко мне?

В ожидании ответа он пристально смотрел на меня. А я, нахмурившись, опустила взгляд на свои симпатичные, но весьма фривольные шортики. Мне — то безразлично, какой они длинны, но в этом мире главы боярских родов в подобной одежде не щеголяют. По крайней мере, я не видела. С сомнением произнесла:

— Я в домашнем.

— Мне нравится, — глаза Миши озорно блеснули и тотчас потемнели от сильных эмоций. — Живу один. Никто кроме меня не увидит, — добавил низким, будоражащим мое женское естество голосом.

— Поехали, — тихонько произнесла я и едва заметно улыбнулась. Михаил подмигнул и нажал на газ, покидая облюбованное место у забора.

Не выказывая эмоций, я неотрывно смотрела в лобовое стекло. Но интересовала меня вовсе не дорога: я размышляла о нас с Мишей. Вполне вероятно, этот разговор изменит наши отношения в лучшую сторону. А возможно все испортится окончательно. Или совсем ничего не изменится. Кто знает? Гадай не гадай, но у судьбы всегда свои планы.

(обратно)

Глава 10 Разговор

Погруженная в раздумья, я не заметила, как мы подъехали к кованым воротам в высоченном, покрытом желтой плиткой заборе. Через несколько секунд они распахнулись. Михаил, быстро глянув на меня, коротко улыбнулся и неторопливо въехал во двор.

По выложенной темно — серой брусчаткой дороге привычно уверенно обогнул круглую клумбу, засаженную цветами. Остановившись около центрального входа в белоснежный трехэтажный дом с плоской крышей, заглушил двигатель. Повернувшись ко мне, спросил:

— Пойдем?

Встретившись с ним взглядом, едва заметно кивнула. Подождала, пока Михаил откроет дверцу, положила на сиденье коробочки с подарками и неторопливо вышла из автомобиля. Но заходить в дом не спешила, с бесстрастным выражением на лице осматривала его снаружи.

Первое, что бросилось в глаза, — высоченные панорамные окна на всех трех уровнях. Также отметила облицованные мраморной плиткой стены, матово поблескивающие в утренних лучах солнца, и балконы с прозрачными ограждениями на втором этаже. Опустив взор, обратила внимание на пять широких, удобно невысоких ступеней. Выложенные темной плиткой, они стремились к зеркальным двухстворчатым дверям.

Возможно, кому — то из очень богатых людей дом Михаила показался бы простоватым. Но точно не мне. Подобные я уже не раз видела в прошлом мире и, надо признаться, ими восхищалась. Это строение не было гигантским или помпезным, но именно таким, какое нужно для жизни обеспеченной семьи: удобство и воплощение изысканной роскоши, которое не кричит о себе, а просто есть.

Взяв за руку, Михаил молча стоял рядом со мной. Спустя несколько долгих мгновений, не глядя на меня, спокойно произнес:

— За особняком — бассейн, сад, беседки, домики для охраны и прислуги, гаражи, — увлекая к входным дверям, прямо на ходу продолжил говорить: — Дом мне давным — давно подарил отец. Он построил его для жены, — открывая одну из створок двери, невозмутимо добавил: — Можно купить себе другой, но не вижу необходимости. Все устраивает, да и привык, — пропуская меня вперед, с улыбкой шепнул: — Проходи.

С невозмутимым выражением на лице я зашла в светлый, просторный холл. Вновь взяв меня за руку, юноша свернул направо, и мы оказались в большой гостиной. Так понравившиеся панорамные окна щедро освещали пространство, и не оставалось сомнений — здесь поработал профессиональный дизайнер.

Меж широких оконных проемов шли колонны, покрытые вкусного кофейного цвета панелями, так же, как и стены. Но в определенных местах темный цвет сменялся светлым, и на этом светлом фоне красовались большие картины с пейзажами. Потолок с точечными светильниками — лишь на несколько тонов светлее, а не привычно белый — удачно гармонировал с отделкой стен.

И с мебелью тоже все было в порядке. Точнее, она соответствовала моим вкусам. Я крайне не любила, когда пространство загромождено всякими шкафчиками, комодами, пуфиками и прочим.

Спинкой к одному из окон стоял удобный мягкий диван, обтянутый темно коричневой кожей. К нему торцом — еще один, точно такой же. Диваны с разбросанными по ним сиреневыми и фиолетовыми подушками создавали эдакий уютный уголок, внутри которого размещался низкий столик из темно — коричневого дерева.

Осмотревшись, довольно улыбнулась. Все лаконично и со вкусом. Единственное, что смущало, — белоснежный рояль в дальнем углу гостиной. Неожиданно, однако.

Усадив меня на один из диванчиков, Михаил не спешил садиться рядом, явно о чем — то размышляя.

— Ты играешь на рояле? — поинтересовалась удивленно.

— Нет, — несколько рассеянно отозвался Миша. — Рояль тут с первого дня, как живу, — коротко усмехнувшись, добавил: — Мне медведь на ухо наступил. Отец хорошо играет, — он задумчиво нахмурился, а после, озорно улыбнувшись, поинтересовался: — Чай, кофе? Что желает моя госпожа?

— Чай, — я с улыбкой посмотрела на несколько взъерошенного и помятого после сна в машине юношу.

— Будет исполнено, — проворковал тот.

Подарив обворожительную улыбку, Михаил вышел из комнаты. Тихонько хмыкнув, взглядом проводила спортивную фигуру. Оглядев мускулистую спину, бесцеремонно и нагло задержалась на упругих ягодицах.

М — да. Лучше не травить душу.

Тяжело вздохнув, перевела взор в окно. Со мной — то все понятно: до боли хочу, но не могу себе позволить. Суровые правила этого мира, черт бы их побрал! Поэтому разглядываю. Но вот с Мишей сегодня происходило что — то необычное. Мы с ним наедине, однако ни в машине, ни сейчас он впервые не воспользовался случаем: не стремился меня обнять или поцеловать. Кроме того, что нас ждет серьезный разговор, должна быть еще какая — то причина. Вопрос — какая?

Вернувшись очень быстро с подносом, Михаил аккуратно выставил на столик пузатый фарфоровый чайник, вазочку с печеньем и всего лишь одну чашку. Это тоже было странно. Парень определенно не собирался составить мне компанию.

Удивленно посмотрела на сосредоточенного юношу, но тем не менее не спешила задавать вопросы.

Наполнив чашку ароматным напитком, Миша осторожно поставил ее предо мной. Посмотрев в глаза, улыбнулся и тихо произнес:

— Малыш, ты пока пей чай, а я отойду на пару минут, — помолчав, смущенно признался: — Спал в машине, еще и с котом. Мне срочно нужно в душ.

Беззвучно рассмеявшись, кивнула. Одарив меня потемневшим от эмоций взглядом, Михаил ушел.

Делая маленькие глоточки вкуснейшего чая, не могла сдержать улыбку. Причина, по которой Миша держался на расстоянии, оказалась банальной: парень просто — напросто боялся, что пропах потом и… котом.

Меня внезапно заинтересовал вопрос, как ему удается сдерживаться. Очевидно же, что Мише ох как непросто. Мои мысли упорно сворачивали с серьезного разговора к тому, что может быть меж нами. Сейчас он вернется, вкусно пахнущий, и я увижу идеально сложенное тело, сильные руки, ласковые губы… Фантазия и опыт взрослой женщины услужливо рисовали картинки того, что можно сделать с таким желанным мужчиной.

Пребывая в мире грез, не заметила, как, неожиданно обдав ароматом свежести, Михаил уверенно сел рядом и мгновенно сгреб в охапку. С безграничной нежностью целуя лицо, губы, шею, полуобнаженный юноша прижимал меня все сильнее и сильнее к мускулистому торсу.

Как же приятно! Позабыв обо всем на свете, я наслаждалась его ласками.

Не знаю, сколько прошло времени, но разум — таки пробился сквозь пелену сексуального желания. Осознав, что давным — давно лежу на спине, а сильная ладонь, забравшись ко мне под футболку, все настойчивее поглаживает грудь и живот, с трудом оторвалась от жадных губ. Дело принимало опасный оборот.

Гормоны бушевали у нас обоих, но с девственностью расставаться сейчас точно не время. Собрав всю волю в кулак, поймала затуманенный страстью взгляд и прошептала:

— Миш, мы увлеклись. Кажется, ты хотел поговорить.

— Угу, — тяжело дыша мне куда — то в шею, пробормотал он. — Сейчас, пару минут, — добавил хрипло.

Сявной неохотой отстранившись, взял за руку и помог сесть. Немного отодвинувшись, закинул ногу на ногу и устремил взор в окно, очевидно, пытаясь успокоиться.

Прекрасно понимая, как это сложно, я быстренько поправила белье на груди и футболку. Оглядев диван, с досадой поняла, что резинка с хвоста пропала без следа: мои волосы водопадом лежали на плечах и спине. Глубоко вздохнув, решила все оставить как есть. Бросив взгляд на возбуждающего одним только своим видом юношу, сцепила ладони в замок. Слушая, как в груди успокаивается бешено стучащее сердце, не нарушала молчания, но ждала его слов.

— Соня, у нас есть с тобой одна проблема. Ее нужно решать, — глядя в окно, глухо проговорил Миша. Потом глубоко вздохнул, повернув голову, встретился со мной взглядом и неожиданно спокойно произнес: — Из — за отсутствия секса со мной стало просто невыносимо общаться. Я люблю тебя, и ты это знаешь, — взяв мою ладошку, притянул к себе поближе. — Зачем нам все эти формальности? — сладкий шёпот обжигал мой слух. — К тому же, мне известна пара способов, как сохранить твоё целомудрие. Традиции, конечно, важны, но и ты пойми… — во взгляде парня мелькнула сталь, а в голосе появились в меру требовательные нотки.

Я усмехнулась и немного отстранилась.

— Раз пошел настолько откровенный разговор, скажу: поражаюсь твоей выдержке. Ты — настоящий мужчина. Не сомневаюсь, что знаешь, как нам обоим получить удовольствие и сохранить мою невинность, — сказала искренне, глядя в темнеющие от эмоций глаза. — Все вполне возможно, — добавила, лукаво улыбнувшись. Заметив, как в его взоре полыхнула страсть, а рука устремилась к моей талии, холодно поинтересовалась: — У меня есть вопрос. Что с нашей помолвкой и свадьбой?

На его лице тотчас появилась досада. Михаил сердито нахмурился, поглаживая мои пальчики и обдумывая ответ. Я же, невозмутимо глядя на безукоризненные черты лица, спокойно ждала.

— Пока ничего не могу точно сказать, — наконец произнес любимый. — Отец четко дал понять, что в ближайшие несколько лет не стоит жениться. Он прав, понимаю. Работы действительно много. Времени на семью у меня просто не хватит.

Наклонив голову набок, внимательно посмотрела на крайне раздосадованного юношу. Вспомнилось обещание князя не препятствовать нашей свадьбе. Разумовскому — старшему я верила.

Речь Миши меня не ранила. Вовсе нет. Мне ли не знать, как важны дела рода в этом мире? Да вот только реальных препятствий для нашей помолвки, а после и заключения брака, я не видела. А вот возможные проблемы для рода Изотовых вполне могли появиться.

До окончания школы я под негласной защитой князей Разумовских. Никто сейчас не задает вопросов, почему так происходит. Однако, как только закончу учебу, должна либо сразу выйти замуж, либо быть помолвленной. Иначе с таким трудом завоеванная деловая репутация рухнет. Обо мне, как о главе рода, пойдут разные слухи. Почему же Михаил об этом не думает?

— Свое слово я не нарушу, — меж тем торжественно произнес Миша. — Поэтому не могу тебе сейчас обещать, когда мы конкретно сочетаемся браком.

— Ты сейчас говоришь о данном отцу слове не идти против его воли? — попыталась разобраться в мотивах любимого.

— Разумеется. Но не только, — парень гордо поднял подбородок. — Отец высказал лишь пожелание. Слово же я дал сам себе.

Верить не хотелось, но факты упрямо говорили об одном: Михаилу важен только он сам, его слова, его дела. Он фактически думает только о себе. А мои проблемы если и волнуют, то отходят на самый — самый дальний план.

— Ясно, — ответила лаконично. Встав, скупо улыбнулась. — Твои подарки остались в машине, хочу их посмотреть. Да и уже пора домой. Школу никто не отменял.

— Сонечка, ты обиделась? — Миша тотчас вскочил. В его голосе слышалась неподдельная тревога. — Я тебя действительно очень люблю, — он смотрел взглядом, полным нежности. — У нас все будет хорошо. Просто с браком надо чуть — чуть подождать.

— Безусловно, — ответила спокойно. — Все обязательно будет хорошо. Надевай футболку, и поехали.

Бросив взгляд в окно, Михаил с непритворным сожалением произнес:

— Действительно пора. Подожди пару минут.

Страстно поцеловав, заглянул в глаза. Видимо, не найдя в них того, что искал, печально улыбнулся и вышел из гостиной.

Отойдя от дивана, я остановилась у порога комнаты и задумчиво посмотрела в окно. Разговор действительно получился очень серьезный. Не знаю, как Михаил, но мне сейчас стало понятно многое. И эта информация вовсе не радовала.

— Заждалась? — тихонько спросил юноша. Бесшумно подойдя сзади, ласково отодвинул мои волосы и нежно поцеловал в шею.

Легкая усмешка тронула губы. Я обернулась, встретившись взглядом с Мишей. Бережно положив сильные ладони на мои плечи, он вновь что — то искал в моих глазах. Тяжело вздохнув, произнес с грустью:

— Ты обиделась. Пока не обсудим, никуда не поедем, — добавил безапелляционно. — Неужели это из — за точной даты свадьбы? — поинтересовался, нахмурившись. — Малыш, но это ведь такой пустяк! — добавил несколько раздраженно.

Он что, серьезно не понимает, в чем проблема? Видимо, придется объяснять на пальцах.

— Я — глава древнего боярского рода. Мы же не будем с тобой по углам прятаться? — усмехнулась. — Репутация моего рода и моя лично не должна пострадать. Но, судя по всему, именно это и произойдет.

В ярко — васильковых глазах разгоралось искреннее удивление. Любимый и правда не удосужился подумать обо мне. По всей видимости, его действительно беспокоило лишь отсутствие секса.

С досадой поджав губы, Миша неодобрительно покачал головой. Притянув к себе, обнял и, близко — близко наклонившись, тихонько произнес:

— Поговорю с отцом. Князь обязательно что — нибудь придумает. А года через два поженимся, — нежно коснувшись моих губ, заглянул в глаза и лукаво улыбнулся. — Я отдал распоряжение охране. Ты можешь приезжать сюда, когда захочешь, в любое время дня и ночи. Мой дом — твой дом. Держи, — он достал из кармана серых спортивных штанов карточку — ключ.

Взяв черный пластиковый квадратик, задумчиво повертела его в пальцах. Хороший ход. Но мне не восемнадцать и основное уже сказано: слово отца для Миши — непреложный закон. И собственное слово, даже самое дурацкое, нерушимо. Я же всегда буду где — то на задворках. Любимая игрушка.

На душе скреблись кошки.

— Девочка моя, — прервал размышления ласковый шепот. — Ты безмерно дорога мне. Для меня существуешь во всем мире только ты одна, — мужские руки заскользили по спине, ягодицам. — Люблю тебя, — жадно прильнув к губам, он продолжал осторожно гладить мое тело.

— Взаимно, — пробормотала едва слышно в настойчивые губы. Мягко убрав его руку со своей груди, коротко улыбнулась и громче добавила: — Пойдем?

— Если бы только знала, как я желаю тебя! — в голосе вновь зазвучали будоражащие тело нотки. — Сейчас отпущу. Но после… — парень многозначительно замолчал.

— Пойдем, — повторила и, глубоко вздохнув, отвела взгляд.

Я видела, что Миша искренен. Однако все желание сексуальной близости улетучилось. Без остатка. М — да, богатый жизненный опыт определенно дает о себе знать.

Посмотрев на меня темным от страсти взглядом, Михаил огорченно вздохнул. Взяв за руку, неспешно повел к входной двери. На улице предусмотрительно открыл дверцу ярко — красного спортивного авто, подождал, пока устроюсь, сел сам и завел мотор. Миновав ворота, автомобиль уверенно помчался по оживленным улицам города.

Я, снова взяв подарки Михаила в ладони, положила карточку — ключ в кармашек шортиков. Понимая, что надо бы открыть коробочки, принялась аккуратно разворачивать обертку на первой попавшейся под руку.

Под упаковкой оказался черный футляр. В нем — изумительное по красоте и изяществу колье. Ну что сказать, на подарок Миша не поскупился: на темной бархатной поверхности загадочно мерцали бриллианты.

Немного полюбовавшись на камни, захлопнула крышечку и принялась распаковывать второй подарок. Там опять были бриллианты. На сей раз в серьгах и браслете. Полный гарнитур.

— Спасибо, — повернувшись к сидящему за рулем Мише, искренне поблагодарила. В том, что шедевр ювелирного искусства стоил баснословных денег, я не сомневалась.

— С днем рождения, любимая, — тихо отозвался юноша.

Остановившись на светофоре, он быстро подался ко мне и в стотысячный за сегодня раз страстно поцеловал. Неохотно отстранившись, бросил взгляд на изменившийся цвет автоматического регулировщика и нажал на педаль газа.

Некоторое время мы ехали в тишине. Неожиданно Михаил нахмурился и поинтересовался:

— Ты своей охране сказала, что со мной?

— Нет, — отозвалась спокойно.

— Софья, ну нельзя же так! — его голос звучал непритворно строго. — Что за детские выходки? И часто ты так делаешь? Запереть бы тебя, чтобы не волноваться! — не отрывал взгляда от дороги, юноша тяжко вздохнул.

Сидеть запертой в доме? Ну просто «шикарная» перспектива!

Мысленно хмыкнув, промолчала, машинально вертя на пальце кольцо — артефакт, подаренное князем Южным.

Ну да, уехала, не предупредив охрану. Однако Ярослав прекрасно знает, что со мной все в порядке. Второе — то кольцо телохранитель не снимает ни днем, ни ночью. Кроме того, я из любопытства изучила свойства артефакта. А на чем еще проверять родовые способности боярынь Изотовых? В общем, теперь знаю, о чем «позабыл» сообщить осторожный воин: кольцо не только предупреждает о ядах, оно с точностью до пары метров передает координаты моего местонахождения Ярославу. Эдакий своеобразный многофункциональный маячок.

Михаил быстро глянул на меня и поинтересовался:

— О чем задумалась? Переживаешь о своей беспечности?

— Нет. Даже не собиралась, — сообщила невозмутимо. Подумав немного, деловито поинтересовалась: — Ты что — нибудь знаешь о Лемешеве?

— Зачем тебе этот лошадник? — искренне удивился юноша. — Ты еще одно направление собралась открывать?

— Нет, — с досадой поморщилась и быстро спросила: — Почему лошадник? У него же мебельные заводы?

— Глупышка, — произнес Михаил с нотками превосходства. — Производство элитной мебели — исконно родовое дело. Сам же боярин жить не может без лошадей. Отец на днях обмолвился, что Лемешев последнее время сам не свой, а его любимая кобыла Карамель больше не участвует в скачках.

— А что случилось с лошадью?

— Этого не знаю, — с явной неохотой признался Миша. — Травм вроде у нее не было. Просто не выставляет больше на скачки и теряет громадные деньги.

Подъехав к моему забору, юноша остановился на облюбованном месте. Заглушив двигатель, внимательно посмотрел на меня и твердо произнес:

— Я горжусь тобой, любимая, но временами меня напрягает твоя одержимость работой и излишняя самостоятельность. Надеюсь, скоро это пройдет. Ты будешь такой, какой я тебя хочу видеть.

Спрашивать, какой именно, не хотелось. Неприятных открытий и так сегодня слишком много.

Не желая вступать в спор, улыбнулась. Клюнув озадаченного юношу в щеку, выбралась из машины и, не оборачиваясь, скрылась за калиткой.

(обратно)

Глава 11

— Доброе утро, Софья Сергеевна, — встретив меня в коридоре, поприветствовала Надежда, смотря с какой — то затаенной грустью. Внимательно глянула на растрепанные волосы, на миг задержала взор на припухших губах и деликатно отвела глаза. — Юные боярыни уже проснулись, — доложила деловито. — Покушали и сейчас играют в саду. Госпожа, вы завтракать будете?

— Не хочется, — обронила я. Задумчиво посмотрев на футляры с драгоценностями в своих руках, резко подняла взор и встретилась с экономкой взглядом: — Праздник переносим на сегодня. Вернусь из школы, все вместе посидим. Тортик остался?

Увидев, как лицо экономки озарилось робкой радостью, тепло улыбнулась. Работа работой, но о семье забывать нельзя: дороже близких никого и ничего нет. Ни в одном из миров.

— Конечно, — торопливо отозвалась Надежда. — Я еще пирожные сделала. Боярыни по одной штуке всего съели, — она тепло улыбнулась и продолжила: — Они вас вчера долго ждали. Все фильм по телевизору смотрели, насилу спать отправила. Вроде уложила по постелям, — женщина сокрушенно вздохнула, — пришла проверить, а барышни уже у вас спят. Не стала будить, — виновато взглянула и просительным тоном добавила: — Госпожа, вы на сестер сильно не сердитесь. Уж очень они хотели вас дождаться.

— Не волнуйся, — легкая улыбка тронула мои губы. — Даже не думала девочек ругать.

Облегченно вздохнув, Надежда уважительно поклонилась.

Отпустив экономку, я поднялась в спальню. Присела на краешек кровати и положила перед собой футляры. Подняла крышечки. В свете утреннего солнца бриллианты красиво мерцали, а я думала о Михаиле.

Надеюсь, пройдет время, и любимый изменится. Мне очень — очень хотелось верить это, однако жизненный опыт вдребезги разбивал все иллюзии. Скорее всего, придется либо смириться с весьма неприглядными чертами его характера, либо… расстаться. Ни то, ни другое не находило отклика в душе. Что делать дальше — не представляю.

— Соня, — неожиданно выдернул меня из раздумий голос Катеньки.

Подняв взгляд, посмотрела на встревоженную подругу. Уже одетая в школьную форму и держащая в руках свой мобильный Катя смущенно улыбнулась и произнесла:

— Зову тебя, зову. Не откликаешься, — вглядевшись в мое лицо, она перевела взор на футляры с украшениями. Нахмурилась, а после встретилась со мной взглядом и тихонько спросила: — Что — то случилось? Ты сама не своя.

— Все нормально, — пробормотала машинально. Заметив в глазах подруги укоризну, призналась: — Миша удивил, — и тихонько хмыкнула. Абсолютно не желая рассказывать, чем именно, кивком указала на футляры и добавила: — Вот, любуюсь подарками.

Облегченно вздохнув, девушка внезапно покраснела до корней волос и едва слышно сказала:

— Тебе бы причесаться. А то последствия вашего общения сильно видны.

— Согласна, — даже не думала отпираться я. — Пять минут, и буду готова. Подожди меня здесь, — попросила и скрылась за дверью гардеробной.

Быстренько надев школьную форму, тщательно расчесала длинные волосы, собрала их в высокий хвост. Покрутилась у ростового зеркала. Замерев на мгновение, посмотрела на припухшие губы зеркального двойника и грустно усмехнулась: от встречи с любимым действительно остались следы. Но, к сожалению, не только напоминающие о его ласках: горечь и тревога лежали тяжким грузом на сердце.

Глубоко вздохнув, гордо подняла подбородок и вышла в спальню.

Катенька все так же стояла подле кровати. Наклонив голову, она внимательно разглядывала украшения. Услышав мои шаги, быстро подняла взор и, не скрывая восторга, воскликнула:

— Они бесподобны! Я такие только на фотографиях и видела. Бешеных же денег стоят! Какой у тебя Миша внимательный и щедрый! — подруга одобрительно покивала.

Улыбнувшись, промолчала. В прошлой жизни аналогичные драгоценности я покупала себе сама, но особого восторга от бриллиантов не испытывала. Не знаю, почему так. Мне больше по душе другие камни: сапфиры, изумруды.

Вновь улыбнулась и закрыла крышечки футляров. Драгоценности надо бы куда — то положить. Вопрос — куда? Сейфом — то я до сих пор так и не обзавелась.

Постояв в задумчивости, пробормотала:

— Сейчас.

Быстро пройдя в гардеробную, вытащила из дальнего угла нижней полки коробку с давным — давно найденными камнями турина. Положив в нее футляры, задвинула обратно.

Вернувшись в спальню, отметила задумчивое выражение на лице подруги. Ничего не спрашивая, сказала:

— Все. Сейчас с девочками поздороваюсь, и поедем в школу.

Коротко кивнув, Катя нахмурилась. Ее сильно тревожил вызов к директору, но девушка старалась не подавать виду. Глубоко вздохнув, она принялась привычно четко докладывать:

— Сегодня и завтра встреч у тебя нет, все перенесла. Послезавтра во второй половине дня совещание в офисе. Приказ кадровикам передала: Твердохлебова уже внесли в черный список работников, характеристику составили. Вчера в течение дня в офис привозили от партнеров поздравительные открытки и цветы. Они в твоем кабинете. Всем, кто поздравил, отправила ответные письма. Распоряжения будут?

— Пока нет.

Взяв школьный рюкзак, вместе с подругой неторопливо вышла из спальни. Подождала, пока Катя быстро возьмет свой, и спустилась на первый этаж.

На террасе ждал Ярослав.

— Доброе утро, — поздоровался невозмутимо, не задавая лишних вопросов. Конечно, он сразу же узнал о моей внезапной отлучке с княжичем. Но даже если и был недоволен, то промолчал.

Мысленно похвалив воина за благоразумие и тактичность, улыбнулась и передала ему свой рюкзак. Ярослав тотчас накинул лямку себе на плечо и замер в ожидании указаний.

— Где девочки? — поинтересовалась негромко.

— В саду, — отрапортовал он. — За ними присматривает дежурный воин. Второй — у камер.

Кивнув, взглянула на стоявшую рядом сосредоточенно — хмурую подругу. Она покусывала губы и была непривычно молчалива.

— Кать, — прекрасно понимая состояние девушки, легонько тронула ее за локоть. — Все будет хорошо. Не нервничай ты так.

— Мне жутко неудобно перед тобой, — неожиданно произнесла Катерина. — Давай я сама схожу к директору? Исключат так исключат, — она горько усмехнулась. — В другую школу перейду. На «Эвересте» свет клином не сошелся.

— Идем вместе, — произнесла безапелляционно, увлекая ее вниз по ступеням. — Никто тебя не исключит. Хватит себя доводить! — строго взглянув на подругу, сердито нахмурилась и решительно направилась в сад.

Завернув за дом, тотчас заметила на лужайке меж деревьев сестер в коротких светлых платьицах. Видимо, кому — то подражая, близняшки, делая неуклюжие выпады, как мечи скрещивали длинные палки. Теперь даже издалека я их различала: Александра привычно наступала, Елизавета же оборонялась. Уж не знаю, что за фильм они вчера смотрели, но явно не добрую сказку для юных барышень.

— Где только палки — то нашли, — пробормотала едва слышно, осматриваясь в поисках дежурного охранника.

Тот отыскался очень быстро. Прислонившись плечом к растущей в метрах десяти от «поля боя» высокой черешне, крепко сложенный темноволосый мужчина внимательно следил за хаотичными движениями девочек. Неожиданно повернув голову, он встретился со мной взглядом. Встав боком к увлеченно «фехтующим» боярыням, воин отошел от облюбованного дерева и уважительно поклонился. Кивнула в ответ, краем глаза смотря на близняшек.

И вдруг абсолютно неожиданно палка в руках Александры вспыхнула алым пламенем.

Время для меня замедлилось, а после и вовсе перестало существовать. Кровь отлила от лица, сердце буквально замерло. Я словно смотрела самый жуткий фильм ужасов и не знала, что предпринять.

Несуразно махнув огненным «мечом» прямо над головой сестры, Александра резко отвела его в сторону. Тотчас лента из огня вылетела с конца горящей палки и угодила в изящную деревянную беседку. Мгновенно вспыхнув, та запылала, словно факел. Клубы едкого дыма и гари поднялись над садом. Держа в судорожно сомкнутых ладошках горящую палку, Александра не отрывала взгляда от огненной дуги, соединяющей конец ее «меча» и горящую беседку.

Желая помочь сестре, Елизавета схватилась за руки Саши, но все стало только хуже: пылающая лента окрасилась темно — багровыми всполохами, и пламя заревело с удвоенной силой.

Все произошло буквально за секунду. Увидев, как зеленая трава у ног девочек начала тлеть и дымиться, я отчетливо поняла — медлить нельзя. Поэтому изо всех сил рванула к близняшкам, хотя и не знала, как помочь. Однако моего участия не понадобилось. С разных сторон к девочкам подлетели смазанными тенями двое воинов. За широкими спинами мужчин не было видно, что именно они сделали, но через мгновение ад кончился.

Подведя сестер и оставшись стоять в шаге от нас, дежурный охранник строго посмотрел на юных боярынь. Уткнувшись мне в грудь, девочки испуганно всхлипывали.

Бросив на нас внимательный взгляд, Ярослав с невозмутимым выражением на лице начал тушить огонь. С ладоней мужчины срывались упругие струи воды, и, недовольно шипя, прежде яростно ревущее пламя оседало. Вскоре о произошедшем напоминал лишь легкий дымок над кучкой пепла, черное пятно сгоревшей травы да отчетливый запах гари воздухе. От прекрасных роз князя Южного, разумеется, ничего не осталось. Но это обстоятельство меня вовсе не волновало.

Прильнув ко мне, сестры стояли, затаившись, словно две маленькие испуганные мышки. Худенькие спины и плечи больше не подрагивали. Девочки удивительно быстро справились с испугом. Машинально поглаживая малышек по головам, я думала, что же с ними теперь делать. Сегодняшний день просто неимоверно щедр на всяческие сюрпризы!

— Вот это силища — а! — спустя время откуда — то сбоку послышался ошарашенный голос Катеньки.

— Вот именно, — пробормотала задумчиво и аккуратно отстранила от себя близняшек. Глядя на виновато — растерянные грязные от копоти лица, холодно произнесла: — Игры на воздухе должны быть несколько иными, вы не находите?

Синхронно тяжело вздохнув, сестры понурились.

— Значит так, барышни, — сказала строго, переводя взгляд с одной на другую. — Вернусь из школы — поговорим. Надеюсь, за время моего отсутствия ничего больше не произойдет. Вы можете мне это пообещать?

— Да, сестрица, — привычно одновременно прозвучали их печальные голоса.

Девочкам я, конечно, верила, но мало ли. Да и не лишне их немного наказать. Для профилактики. Поэтому, внимательно посмотрев на дежурного воина, приказала:

— Проводите боярынь к Надежде. Пусть приведет их в порядок. Глаз с них не спускать ни в доме, ни во дворе. И никаких гостей. Даже Тихона.

— Слушаюсь, госпожа, — уважительно поклонился мужчина.

Слаженно грустно вздохнув, сестры переглянулись, но на меня предсказуемо смотреть избегали. Они прекрасно понимали, что еще легко отделались.

— Ярослав, Катя, поехали, — обронила холодно.

Глянув на спокойное лицо телохранителя, на мгновение задержала взор на испуганно — встревоженной подруге, а потом, не произнеся больше ни слова, резко развернулась и пошла по тропинке.

Слыша позади торопливые шаги Катеньки и уверенную поступь воина, я напряженно размышляла.

Без сомнений, с девочками необходимо профессионально заняться изучением боевых техник. Оставить все как есть — беды не оберешься. Но больше меня беспокоило другое. И как только сразу не подумала? Близняшкам явно скучно. Начало учебного года еще не скоро, энергичных барышень нужно чем — то занять помимо тренировок. Вопрос — чем?

До школы мы с грустной Катей ехали в молчании. Выйдя из автомобиля, не мешкая, направились в административный корпус. В школьном дворе было непривычно тихо: занятия уже начались.

Пропустить уроки досадно, но не это главное. Буквально несколько минут назад подруге звонила секретарь, сухо сообщившая, что директор по — прежнему ждет. Прекрасно слыша разговор, я понимала — опоздание на важную встречу Кате в глазах руководства очков не добавляет.

Задержавшись на мгновение у двери в приемную, взглянула на совсем поникшую девушку и подбодрила:

— Все будет хорошо. Выше нос, вассал рода бояр Изотовых!

А потом, резко распахнув дверь, уверенно вошла в светлое помещение.

Заметив меня на пороге, тщательно причесанная секретарь тотчас прекратила набирать текст на компьютере. Еще не видя за моей спиной Катеньку, она вопросительно приподняла идеально очерченную бровь.

— Светлана Владимировна ожидает на встречу, — невозмутимо сообщила я и уверенно прошла к запертой двери в кабинет директора. Мельком глянув на подошедшую Катеньку, с удовлетворением отметила, как выражение ее лица изменилось. Буквально за мгновение от тревоги и испуга не осталось ни следа, а в зеленых глазах сверкала решительность.

Коротко улыбнувшись подруге, стукнула пару раз костяшками пальцев по дверному полотну и потянула на себя дверную ручку. Переступив порог кабинета и увидев присутствующих, мысленно хмыкнула.

Директриса ждала виновницу не одна.

Нервно и бесшумно постукивая пальцами по мягкому подлокотнику кресла, подле стола хозяйки кабинета сидел с угрюмым выражением на лице импозантный седоватый мужчина в дорогом костюме. Чуть подальше расположилась в кресле боярыня Стрелецкая собственной персоной. Немного позади на стульчиках разместилась ее свита. Правда, на этот раз не в полном составе: Лемешева по понятным причинам отсутствовала. В кабинете стояла полнейшая тишина. Очевидно, все ожидали прихода Катеньки.

— Добрый день, господа, — невозмутимо поздоровалась я и, встретившись взглядом с Марией Стрелецкой, холодно улыбнулась.

— Добрый день, — вторя мне, произнесла вставшая рядом Катенька, гордо выпрямив спину.

(обратно)

Глава 12

— Здравствуйте, — деловито поздоровалась директриса и быстро взглянула на настенные часы. Недовольно поморщившись, сухо предложила: — Присаживайтесь.

Не мешкая, но и не выказывая нервозности, мы с Катей прошли к стоящим рядочком возле стены стульям. Аккуратно положив рюкзаки на свободные сиденья, сели плечом к плечу.

Обведя взглядом присутствующих, я на мгновение задержалась на Стрелецкой, а после, игнорируя язвительные усмешки ее свиты, невозмутимо посмотрела на Лемешева. Тот, сердито поджимая губы, переводил взгляд с Катеньки на меня. Очевидно, мужчина пока не понимал, кто из нас виновница несчастья, приключившегося с его дочерью.

Вновь взглянув на часы, Светлана Владимировна тяжко вздохнула и вполне обыденным тоном произнесла:

— Екатерина, полагаю, вы знаете, по какой причине я вас сегодня вызвала на встречу?

Говоря, она пристально смотрела на Катеньку. Помедлив, та кивнула и смело встретила строгий взгляд директрисы.

— Что вы можете сообщить в свое оправдание? — совсем уж буднично произнесла Светлана Владимировна и в который раз взглянула на часы. Очевидно, она куда — то сильно опаздывала. Глядя на равнодушное лицо директрисы, я поняла — она уже все для себя решила.

Закинув ногу на ногу, Лемешев слегка наклонил голову набок и прищурился. Неотрывно глядя из — под ресниц на Катеньку, он едва заметно играл желваками на скулах. Чувствуя тяжелый взгляд мужчины, подруга гордо вскинула подбородок. Блестящими от эмоций глазами она все так же решительно смотрела на директрису, однако не произносила ни слова.

И это молчание было вполне объяснимо: очень сложно защищать саму себя, особенно когда намеренно создала проблему. Необходимо срочно исправлять ситуацию.

— Светлана Владимировна, — сказала негромко, привлекая к себе внимание директора. В глазах женщины промелькнула досада. — Если я правильно понимаю, причина для сегодняшней встречи — обвинение вассала моего рода Екатерины Федоровны Тимирязевой в умышленном причинении вреда здоровью Юлии Павловны Лемешевой?

— Все верно, Софья Сергеевна, — произнесла директор после многозначительной паузы. Украдкой бросив взгляд на часы, она коротко вздохнула и с досадой поджала губы.

— Простите, а из какого рода вы будете? — неожиданно поинтересовался Лемешев. Подавшись вперед, он внимательно меня изучал.

Мысленно хмыкнула. Засуетился. Конечно, одно дело предъявлять обвинение бедной дворянке из захудалого рода, но совсем другое — вассалу. Это намного опаснее и чревато серьезными последствиями.

— Вы, как понимаю, господин Лемешев? — я спокойно посмотрела на занервничавшего мужчину.

По правде сказать, держался тот великолепно: для неискушенного взгляда нервозность вовсе не заметна. Но мне — то видно! Один — ноль в мою пользу! Хотя радоваться еще рано.

— Разрешите исправить оплошность, — меж тем невозмутимо сказал он: — Павел Юрьевич Лемешев, потомственный дворянин и глава рода. С кем имею честь?

Прекрасно контролируя себя, мужчина внимательно изучал мое лицо и позу. Ну что ж, поиграем. Люблю сильных противников.

Сухо улыбнувшись, холодно произнесла:

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова. Глава рода.

Говоря, ни на миг не отводила взгляда от каре — зеленых глаз мужчины. И заметила, как, хоть и всего лишь на мгновение, в его уверенном взоре промелькнула тревога.

«Знает обо мне», — тотчас поняла я.

— Господа, — покашляв, привлекла наше внимание утратившая прежнюю невозмутимость директор. — Учитывая тот факт, что Екатерина Тимирязева вассал рода Изотовых и Софья Сергеевна присутствует на нашей встрече как глава рода, вынуждена задать вопрос, — помолчав, она нахмурилась и с явной неохотой произнесла: — Поддерживаете ли вы, Павел Юрьевич, обвинения в отношении Екатерины Тимирязевой?

Услышав ее слова, я мысленно застонала. Что она творит?! Вроде же опытный руководитель, так зачем загоняет его в угол?

Видя, как Лемешев мгновенно поджал губы, решила снизить градус напряжения. Спокойно посмотрев на мужчину, перевела взгляд на хозяйку кабинета и негромко сказала:

— Полагаю, прежде чем дать окончательный ответ на ваш вопрос, Павел Юрьевич должен выслушать очевидцев произошедшего.

Заметив, как неожиданно входная дверь в кабинет приоткрылась, я замолчала.

Оставшись на пороге, секретарь судорожно сжала кулачки и торопливо произнесла:

— Светлана Владимировна, прошу прощения, но вас ждут.

Кивком отпустив явно встревоженную помощницу, директор, поочередно глядя то на меня, то на Лемешева, напряженно пояснила:

— В «Эвересте» находится комиссия из министерства, — глубоко вздохнув, она с почтением в голосе добавила: — А также светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский. Разобраться в произошедшем с Юлией, безусловно, очень важно, но сами понимаете кто меня ожидает, — в голосе директора слышалась нешуточная тревога.

Опустив взор, Лемешев нахмурился: ему было о чем подумать. Впрочем, как и мне. Теперь стало ясно, куда директриса так спешила. От князя Южного зависело не только финансовое благополучие «Эвереста», но и репутация школы.

Принесла же его нелегкая сегодня!

Не демонстрируя досаду, мысленно посетовала на стечение обстоятельств. Я ни на миг не сомневалась: будучи влиятельным человеком в нашем княжестве, Лемешев осведомлен о поддержке рода Изотовых родом князей Разумовских.

Перед мужчиной стоял крайне сложный выбор: либо прямо сейчас признать поражение и отступить, либо настаивать. И то и другое для него, как для главы рода, плохо. В первом случае он проявит слабость и наступит себе на горло, во втором же… Вражда со мной может закончиться весьма плачевно.

Мысленно себя одернула. Хватит играться, надо срочно все разрешить миром. Мне не нужен затаивший обиду или враждебно настроенный Лемешев, а вот союзник — очень даже.

— Раз время сильно ограничено, позвольте мне сказать, — внезапно нарушила затянувшуюся паузу Мария Стрелецкая.

Услышав слова боярыни, мы с Лемешевым и директрисой посмотрели на девушку одновременно. Та скупо усмехнулась, но холодного взгляда не отвела. Позади одноклассницы в ожидании застыли, словно суслики, ее верные фанатки: Морозова и Салтыкова.

Чувствуя, как рядом напряглась Катенька, быстро взглянула на подругу и коротко улыбнулась. От Марии, конечно, можно ожидать любой пакости, но это еще не повод впадать в панику.

— Произошедшее видели многие девушки, — ледяным тоном начала она. — Я, боярыня Мария Ивановна Стрелецкая, а также потомственные дворянки Ангелина Ильинична Морозова и Алена Николаевна Салтыкова, пришли на эту встречу исключительно с намерением рассказать о том, что произошло и что мы видели собственными глазами, — многозначительно примолкнув, она обвела взглядом присутствующих, задержавшись на мне и усмехнувшись. Потом повернулась к Лемешеву: — Мы хорошо с вами знакомы, Павел Юрьевич, и Юлия моя близкая подруга, — мужчина кивнул, подтверждая слова боярыни, а Мария отчетливо произнесла: — Юлия самовольно взяла чужую вещь и в итоге пострадала.

Не веря своим ушам, озадаченно посмотрела на невозмутимую Стрелецкую. Удивила так удивила! А теперь ждем подвоха.

— Вина же Екатерины Тимирязевой, — продолжила одноклассница негромко, но уверенно, — в том, что поставила рядом с собой на столик баночку с кремом, — переведя взор на хмурого Лемешева, безапелляционно добавила: — Ваша дочь причинила себе вред сама.

— Благодарю вас, Мария, — сдержанно кивнул Лемешев. Не задумываясь ни на миг, он посмотрел на директрису и четко произнес: — Вы задали мне вопрос, Светлана Владимировна. Готов на него ответить. Я не поддерживаю обвинения в адрес потомственной дворянки Екатерины Федоровны Тимирязевой, вассала рода бояр Изотовых, — переведя взор на Катеньку, ровным тоном продолжил: — Как глава рода Лемешевых, приношу мои глубочайшие извинения, Екатерина Федоровна, Софья Сергеевна, — переведя взор на меня, он пытливо посмотрел в глаза.

— Ваши извинения приняты, — провозгласила Катя и привычно порозовела.

Посмотрев на вздохнувшую с облегчением подругу, я вновь встретилась взглядом с Лемешевым и неторопливо промолвила:

— Очень рада, что мы все выяснили, Павел Юрьевич. Было приятно с вами познакомиться, — и, окончательно разряжая прежде накаленную атмосферу, добродушно улыбнулась.

— Господа, — раздался напряженный голос директрисы. — Искренне рада, что стороны конфликта пришли к взаимопониманию, но мне срочно нужно уходить. Прошу простить, — торопливо выйдя из — за стола, она на ходу сказала Лемешеву: — Всего доброго, Павел Юрьевич. Еще раз прошу прощения за свой стремительный уход.

— Я все понимаю, Светлана Владимировна, — усмехнулся тот.

— Девушки, пройдите на уроки, — бросила директриса, уже скрываясь за дверью.

Стрелецкая тотчас поднялась и со своей свитой пошла к выходу из кабинета. Проходя мимо нас с Катенькой, боярыня многозначительно усмехнулась. Меж тем Морозова с Салтыковой озадаченно взирали на свою «королеву».

Что происходит?

Встав, я накинула на плечо лямку рюкзака. Рядом замерла Катенька.

Неожиданно заметила внимательный взгляд отца Юлии, почему — то не спешившего уходить. Вопросительно изогнув бровь, посмотрела на него. Тотчас широко улыбнувшись и внезапно став очень обаятельным мужчиной, Лемешев шагнул в нашу сторону. Скупо кивнув Катеньке, вновь встретился со мной взглядом.

— Софья Сергеевна, я планировал с вами в ближайшие дни встретиться, но раз уж так случилось, — он с некоторой театральностью развел руками, — уделите мне время сейчас? У меня к вам есть деловое предложение.

— Не возражаю, — отозвалась невозмутимо. — Однако, боюсь, вам придется немного подождать. Школьные дела, — коротко усмехнувшись, демонстративно поправила на плече лямку рюкзака.

— Как скажете, Софья Сергеевна, — мгновенно согласился Павел Юрьевич. Подумав пару мгновений, произнес: — Подожду вас у школьного стадиона. Там ведь вам удобнее будет?

— Хорошо.

Коротко кивнув мужчине, я в сопровождении Катеньки быстро вышла из кабинета директора. Но спешила не на уроки. Мне хотелось, не откладывая дело в долгий ящик, поговорить со Стрелецкой. Просто так ничего не бывает. Сейчас же боярыня, очевидно, преследовала какие — то свои цели. Даже ее свита явно была озадачена! Что же Мария задумала?

Выйдя из административного здания, мы с Катенькой неторопливо пошли вдоль него.

— Спасибо, Сонь, — тихонько сказала подруга, первой нарушив молчание. — Если бы не ты… — она тяжело вздохнула и замолчала.

— Не за что, — пребывая в раздумьях, отозвалась машинально.

Завернув за угол и едва вступив на знакомую до боли тропинку, тотчас увидела поджидающую нас боярыню и ее свиту. Почему — то это обстоятельство вовсе не удивило. Однако недоумение на лицах Морозовой и Салтыковой определенно говорило о том, что они не в курсе планов своей «предводительницы».

Хмыкнув, спокойно пошла вперед, чувствуя, как Катенька крепко взяла меня под локоток. Мельком взглянув на подругу, увидела воинственный блеск в глазах. Теперь она собиралась меня защищать от всех бед и напастей.

Между нами и Стрелецкой с фрейлинами оставалась всего — то пара— тройка шагов, когда Мария громко и без обиняков произнесла:

— Софья, я хочу поговорить.

Я остановилась и невозмутимо сообщила:

— Не возражаю.

— Близкой дружбы меж нами точно не будет, — холодно продолжила боярыня. — Но отец прав: с вами враждовать не стоит. Надо признаться, я и правда не вижу больше смысла конфликтовать, — она грустно усмехнулась. Помедлив, встретилась со мной взглядом и добавила: — На этих выходных у меня дома вечеринка. Устраиваю пятый год подряд. Из приглашенных — ученики из нашего класса и параллельных. Буду рада, если вы… — на мгновение примолкла, а после решительно сказала: — …вместе с Катей придете.

Ох ты ж!..

Мысли взлетели, словно потревоженные птахи. Я искала в словах Стрелецкой подвох, но… не видела! Мария, похоже, действительно была искренна в своем желании прекратить вражду. И теперь ее мотивы и поведение в кабинете директора стали очевидны. Как же все просто — то оказалось! Но эта вечеринка… Мой личный враг еще не обнаружен и никуда не делся. Будет ли разумно встречаться с одноклассниками за стенами школы?

— Михаил и дворяне из его класса также приглашены, — снова усмехнулась Мария. — Все выразили согласие.

Выдержав паузу, я спокойно произнесла:

— Мы с Екатериной с удовольствием примем ваше предложение.

— Позже сообщу точную дату и время, — кивнула Стрелецкая. — Пойдемте в класс?

Прекрасно помня о просьбе Лемешева, я решила вначале отметиться перед учителями, поэтому, перебрасываясь редкими, ничего не значащими фразами с девчонками, пошла вместе со всеми.

Но размышляла о своем.

Озадаченный утренним прощанием Миша определенно захочет поговорить. Не думаю, что он будет ждать вечера. Скорее всего, подойдет на большой перемене. Чем этот разговор закончится оставалось только догадываться. И вполне вероятно, что в этот момент на нас может наткнуться бродящий с комиссией по «Эвересту» князь Южный. Право слово, встречаться сегодня с ним и вовсе нет никакого желания. Тут еще и Лемешеву что — то от меня внезапно понадобилось. Все одно к одному!

Не выказывая на лице ни тревоги, ни беспокойства, я мысленно поскуливала и искренне желала, чтобы этот воистину безумный день поскорее закончился. Радует хоть, Катину проблему сегодня решили. Но вопрос с сестрами пока открыт.

«Господи, дай мне сил!» — мысленно попросила и коротко улыбнулась поглядывающей на меня с интересом Стрелецкой. Думаю, ее точно можно вычеркнуть из списка. Но мой враг по — прежнему где — то в школе. Об этом забывать нельзя.

(обратно)

Глава 13

В пустое фойе мы с одноклассницами вошли под громкий звонок с урока: начиналась большая перемена. Негромко переговариваясь, девушки неторопливо начали подниматься по широкой лестнице. А я, поставив ногу на первую ступеньку и положив ладошку на блестящие деревянные перила, задумалась о том, как лучше поступить.

Показываться на глаза педагогу, чей предмет пропустила, уже не имело особого смысла. Однако плечо привычно оттягивал тяжеленный рюкзак с учебниками. В класс идти сейчас не хотелось, но от ноши лучше бы избавиться.

Может, Катю попросить? Глянула на сосредоточенное лицо подруги.

Поднявшись на пару ступеней, та обернулась и посмотрела на меня вопросительно. Потом понимающе улыбнулась и деловито произнесла:

— Давай рюкзак, отнесу. Как поговоришь с Лемешевым, придешь в столовую? Ты завтрак пропустила, — добавила с заботой.

— Не уверена. Возможно, не успею.

Нет, я не собиралась так долго общаться с Павлом Юрьевичем. Однако и встречаться сегодня в столовой с Мишей, честно говоря, особо не горела желанием.

Прищурившись, Катенька пару мгновений смотрела изучающе. Затем, взяв у меня рюкзак, тихонько напомнила:

— Тебя ждут, — и тепло улыбнулась.

Коротко кивнув, я резко развернулась. Цокая каблучками школьных туфель по натертой до блеска светло — серой напольной плитке, прошла по фойе и, не мешкая, вышла из учебного корпуса.

Подтянутую фигуру Лемешева заметила издалека. Мужчина, стоя у края аккуратно подстриженного газона, задумчиво смотрел куда — то вдаль.

— Благодарю за ожидание, — приблизившись, произнесла спокойно.

Я прекрасно понимала, что заставила ждать главу уважаемого дворянского рода, но извиняться считала излишним. А вот поблагодарить — в самый раз.

Быстро повернувшись, Павел Юрьевич несколько долгих мгновений внимательно смотрел на меня. Затем коротко улыбнулся и мягко произнес:

— Я тут недалеко заприметил скамеечку. Уверен, в теньке нам разговаривать будет гораздо удобнее.

Он посмотрел вопросительно, и я кивнула.

Не нарушая молчания, мы с Лемешевым отошли от стадиона. Пройдя совсем немного, присели на так любимую ученицами «Эвереста» лавочку. Уютно разместившись меж стволов двух близко растущих раскидистых деревьев, деревянная «спасительница» нередко помогала прийти в себя измотанным Зайцем на физкультуре девушкам.

Откинувшись на удобную спинку и слушая щебет птичек в кронах деревьев, я не торопилась начинать диалог.

Расположившийся рядышком Лемешев помолчал, а после неторопливо произнес:

— Софья Сергеевна, вы — глава рода, но еще очень юны, — прервавшись на многозначительную паузу, добавил: — Однако, несмотря на это, у меня есть к вам деловое предложение, — снова замолчав, Павел Юрьевич пристально посмотрел мне в глаза.

Надев привычную маску «снежной королевы», я не отводила взгляда, но и не выказывала заинтересованности.

Выдержав долгую паузу, глава рода Лемешевых, словно делая мне одолжение, сказал:

— Предлагаю сотрудничество. Опыта у вас, конечно, маловато, но я готов рискнуть, — вновь прервавшись, мужчина посмотрел на меня с долей снисходительности и превосходства.

По — прежнему невозмутимо глядя на собеседника, мысленно вздохнула. Павел Юрьевич, очевидно, меня «продавливал» и пытался с первых же мгновений получить преимущество. Это желание вполне понятно. Да вот только опытный бизнесмен допускал сейчас оплошность. Определяя линию поведения, он сделал ставку на мой возраст и внешний вид.

И ошибся, увы и ах.

Благодарности от того, что умудренный жизнью и взрослый глава уважаемого рода изъявил желание со мной, «юной и неопытной», работать, я абсолютно точно испытывать не буду. Впрочем, как и не позволю диктовать невыгодные с моей точки зрения условия.

— Павел Юрьевич, мое время крайне ограничено, — напомнила довольно холодно. — Ближек делу, — скупо улыбнулась, не отводя спокойного взгляда от Лемешева.

На лице мужчины промелькнуло удивление. Он отвел взор и задумчиво посмотрел в сторону стадиона, явно подбирая слова. Наконец, что — то решив, повернулся и деловито произнес:

— Род Лемешевых занимается изготовлением элитной мебели. Я планирую на одном из своих заводов использовать в производстве турин. Если экспериментальная партия будет иметь успех, то, естественно, минерала понадобиться больше. Вы готовы сотрудничать?

Всего — то?

Я мысленно усмехнулась. К чему огород городил? Скидки добивался или просто характер такой?

— Не вижу препятствий, — ответила невозмутимо. — Род бояр Изотовых готов работать с новыми деловыми партнерами, — коротко улыбнувшись, добавила: — У нас действует гибкая система скидок, и конечная стоимость напрямую зависит от объемов и количества поставок. Чем больше и чаще поставки, тем цена приятнее для покупателя. Но, как вы понимаете, минерал не продается по производственной себестоимости. Любая сделка должна иметь экономическую выгоду, — не тая в глазах усмешки, посмотрела на определенно озадаченного моими словами мужчину.

Машинально почесав указательным пальцем черную густую бровь, Павел Юрьевич едва заметно усмехнулся. Встретившись со мной взглядом, деланно безразличным тоном произнес:

— Прежде чем согласовывать цену, объемы и сроки поставок, необходимо оценить качество ваших минералов, их максимальные и минимальные размеры, — уверенно глядя мне в глаза, он вовсе уж будничным тоном закончил: — Хотелось бы осмотреть все на месте.

Ах вот оно что! Нет, братец, экскурсия по моему руднику тебе точно не светит. Впрочем, как и представителям других родов. Прииск надежно укрыт от посторонних любопытных глаз.

— Прекрасно вас понимаю, — произнесла спокойно. — Разумное и дальновидное решение. Вы можете отправить начальника производства ко мне в офис. Сотрудники с удовольствием покажут образцы и подробно ответят на все вопросы.

— Хорошо, — скупо обронил Лемешев. — Так и поступим.

В глазах бизнесмена мелькнула едва уловимая досада. Он медленно отвернулся, о чем — то задумавшись.

Не торопясь продолжать беседу, украдкой посмотрела на породистый профиль мужчины. Теперь я отчетливо поняла, чего в итоге добивался Павел Юрьевич: поставки турина, без сомнений, его интересовали, однако опытный делец, очевидно, желал прощупать почву и оценить перспективы рудника.

А главное — «подружиться» со мной на правах взрослого и умного. Исподволь руководить юной, неопытной главой рода бояр Изотовых, имеющей в собственности месторождение дорогого минерала… Экономические перспективы для рода Лемешевых могли открыться просто чудесные.

Но я сейчас на корню пресекла все его попытки.

В недалеком будущем мы определенно станем сотрудничать. Более чем уверена — настойчивый бизнесмен и глава рода попытается еще не один раз «подружиться». Сейчас он сделал выводы, но просто так от своей идеи не откажется. Тем не менее общения с Павлом Юрьевичем избегать не стоит. В качестве союзника влиятельный род Лемешевых мне весьма и весьма интересен. Пожалуй, надо пользоваться моментом.

Обаятельно улыбнувшись, негромко произнесла:

— Павел Юрьевич, идея у вас просто чудесная! Турин, вне всякого сомнения, красивый минерал. Но мне, как женщине, очень интересно, — широко распахнув глаза, с детской непосредственностью посмотрела на едва заметно раздосадованного неудачей мужчину, — в вашей мебели он где именно будет?

Взглянув на меня с долей удивления, тот моментально заулыбался и ответил:

— В основном, столешницы. Еще — фасады прикроватных тумбочек. И кое — что по мелочи.

Задумчиво посмотрела на собеседника. Идея мне в целом нравилась, однако было одно «но». Турин — минерал довольно увесистый. В родном мире я видела в некоторых домах обеденные столы со столешницами из мрамора. Однако из — за своего веса и, что скрывать, непрактичности они особым спросом у обеспеченных людей не пользовались.

— Вас что — то смущает? — Лемешев недоуменно нахмурился.

— Для столешниц или рабочих поверхностей турин, на женский взгляд, тяжеловат, — без обиняков озвучила мысли и добавила: — Тонкие вставки в дверцы, ручки, ножки стульев — да даже спинки кроватей! — будут смотреться изумительно. В этом абсолютно с вами согласна.

Заметив, как хмурое выражение на лице бизнесмена изменилось на заинтересованное, а глаза заблестели от эмоций, мысленно себя похвалила. Об этом Лемешев, конечно же, не говорил. Уверена, что даже и не думал. Но почему бы не подать весьма жизнеспособную идею? Турин — то он будет покупать у меня, так что я — лицо очень даже заинтересованное. И не только в продаже минерала.

— А еще можно в детскую мебель вставлять артефакты из турина, — продолжила, мечтательно улыбаясь. — Те, что мягко навевают сон и несут покой. Это же чудо, когда детки безмятежно спят по ночам, а просыпаются бодрыми и отдохнувшими!

— Вы думаете, такое предложение будет интересно женщинам? — чуть — чуть подался ко мне Лемешев.

— Да, — кивнула и добавила: — Создать такие артефакты и сделать их единым целым со вставкой, что пойдет, например, в изголовье кровати, особой сложности не представляет.

Лемешев какое — то время молчал, напряженно размышляя. А потом, встретившись со мной взглядом, прищурился и, словно вспоминая, произнес:

— Софья Сергеевна, а ведь давным — давно ходили слухи, что боярыни Изотовы обладали отличными навыками артефакторов.

— Ну почему же слухи? — улыбнулась и невозмутимо продолжила: — Мой род очень древний, и женщины рода действительно превосходные артефакторы. Отдавая дань их памяти, я организовала производство артефактов, — уважительно склонив голову, помолчала, а после, добавила: — Все мои мастера — настоящие профессионалы. В выборе турина для изделий они абсолютно не ограничены, как вы понимаете, — бросила мимолетный взгляд на крайне заинтересованное лицо мужчины. — Практически любые пожелания клиентов могут стать реальностью.

Что ж, наживка закинута. Осталось подождать.

— Софья Сергеевна, — не разочаровав, мгновенно отреагировал Павел Юрьевич, — предлагаю обсудить возможность изготовления артефактов.

— Не возражаю. При нашей следующей встрече жду от вас конкретных пожеланий.

— Договорились, — довольно улыбнулся Лемешев.

Диалог определенно шел по моему плану. Сомнений не было: платежеспособный покупатель артефактов, которых еще нет и в помине, у меня появился. А теперь «дружеские» отношения на моих условиях необходимо закрепить.

— Павел Юрьевич, о вас говорят, как о знатоке лошадей, — произнесла задумчиво.

— Есть такое, — широко улыбнулся мужчина и вопросительно приподнял бровь.

— Хочу попросить вашего совета, — быстро взглянула на его довольное лицо и, пряча усмешку, продолжила: — Моим десятилетним сестрам — близняшкам нужно научиться ездить верхом. Увы, найти хорошего учителя проблема: тут я полный профан, — тяжко вздохнула. — Вы можете порекомендовать, к кому стоит обратиться?

— Сделаю даже больше, — воодушевленно блеснул глазами Лемешев. — Могу вас хоть сегодня познакомить с великолепным тренером. Семена давно знаю, работает с моими жокеями. Попрошу, мне не откажет. Лучшего учителя для ваших девочек не сыскать во всем княжестве, — не скрывая гордости, пояснил Павел Юрьевич и широко улыбнулся.

— Было бы великолепно, — призналась честно.

Обменявшись телефонами, мы договорились о времени и месте следующей встречи. Встав, глава рода, сказав на прощание, что будет рад видеть меня сегодня с сестрами, галантно поклонился и торопливо ушел.

Оставшись в одиночестве, подняла голову и задумчиво посмотрела на плывущие по небу облака. Не знаю, что выйдет из моей внезапной затеи, но сестер определенно нужно чем — то занять. Общение девочек с красавицами — лошадками мне казалось хорошим выходом.

Похоже, сегодняшний день у меня опять закончится за полночь. Но есть и хорошие новости: за одну только встречу удалось добиться неплохих результатов. Во — первых, Лемешев будет покупать у меня не только турин, но и артефакты. В его нешуточной заинтересованности я не сомневалась. А во — вторых, обучение верховой езде девочек — дело решенное. Осталось только позвонить Василию и договориться о тренировках для себя и сестер.

А вот тут имеется проблема: у верного слуги абсолютно нет времени.

Достав из кармана телефон, задумчиво на него посмотрела. Василия надо срочно освобождать хотя бы от части обязанностей. На себя эти функции, естественно, брать не буду. Вывод: срочно нужен опытный управленец.

На одни и те же грабли наступать глупо, поэтому в кадровые агентства обращаться вновь смысла нет. Ведь именно оттуда прислали Твердохлебова, бывшего управляющего рудником, еще и с положительными рекомендациями. И где теперь найти человека, обладающего нужными мне качествами?

Неожиданно со стадиона послышался шум. С искренним недоумением посмотрела в ту сторону. Оказывается, предаваясь размышлениям, я пропустила образование неподалеку внушительной толпы. Похоже, собрались практически все старшеклассники. Интересно, что же случилось?

Не мешкая, встала с лавочки. Выйдя из — под сени деревьев, быстро подошла к одноклассникам. Из обрывочных фраз поняла, что речь идет о дуэли. Такое на моей памяти было впервые. Возможно, ранее поединки меж учениками и случались, но в прошлом году я ни о чем подобном и не слышала.

Движимая любопытством, аккуратненько просочилась в первые ряды. А увидев дуэлянтов, не поверила своим глазам. Такого просто не могло быть!

Под аккомпанемент из шуток и подбадриваний со стороны предвкушающих зрелище старшеклассников Михаил с невозмутимым выражением на лице спокойно скинул туфли. А после, сняв носки, деловито закатал рукава белоснежной рубашки.

Чуть поодаль от княжича на травке стоял симпатичный крепыш, такой же босоногий. Не выказывая тревоги, он разминал шею. Кажется, этот парень из троицы, присланной в нынешнем году по обмену из Франции.

Что могло сегодня произойти между новичком и всегда уравновешенным Михаилом, даже не представляла, но, глядя на спокойное лицо противника Миши, начинала нервничать. Стараясь отвлечься, судорожно попыталась вспомнить имя парня. То ли Поль, то ли Паскаль.

— Будет интересный бой, — неожиданно услышала совсем рядом знакомый девичий голос.

Обернувшись, тотчас встретилась взглядом с боярыней Ириной Соболевой. Подойдя ближе, та скупо улыбнулась давшей ей место симпатичной светловолосой девушке из параллельного класса. Вновь посмотрев на меня, Ирина негромко сказала:

— Рада вас видеть, Софья, — и хладнокровно добавила: — Михаил — опытный боец, но, по слухам, и Паскаль довольно силен.

Нахмурившись и позабыв поздороваться, я встревоженно поинтересовалась:

— Ирина, вы случайно не знаете, что послужило причиной дуэли?

— Знаю. Я была в тот момент в столовой, — спокойно сообщила боярыня и внезапно замолчала. На лицо всегда обо всем осведомленной хозяйки кулинарного клуба «Тигровая орхидея» набежала тень.

— Так что случилось? — поторопила, не скрывая тревоги.

— Мне бы то же хотелось это знать, — внезапно прозвучал уверенный мужской голос.

Обладателя приятного баритона я очень хорошо знала. Однако даже не заметила, когда он оказался рядом со мной. Буквально пару мгновений назад его абсолютно точно тут не было! Теперь понятно, почему боярыня не спешила говорить.

Да уж, если что — то должно случиться, это непременно произойдет в самое неподходящее время. Обреченно вздохнув, медленно повернула голову.

Князь Игорь Владимирович Разумовский собственной персоной стоял близко — близко, а его сын собирался по неведомым причинам драться на дуэли. Сегодняшний день, определенно, сверх всякой меры щедр на сюрпризы!

Встретившись взглядом с ярко — васильковыми глазами, отметила, как те мгновенно потемнели от эмоций. Помня, в каких пикантных ситуациях прежде я подобное у него наблюдала, мысленно пожелала себе удачи. Сохраняя хладнокровие, произнесла:

— Добрый день, светлейший князь.

— Здравствуйте, Софья, — не отрывая взора, умопомрачительно приятным голосом произнес мужчина. Помедлив один долгий миг, перевел взор на Ирину и спокойно поинтересовался: — Так вы знаете, кто бросил вызов?

— Да, — лаконично ответила та, вновь став невозмутимой. — Инициатор поединка — княжич Михаил Игоревич.

— И что послужило причиной? — в глазах Игоря Владимировича блеснули льдинки.

— Михаил встал на защиту чести девушки, — с отчетливым одобрением сообщила боярыня Соболева. — Княжич вызвал на дуэль графа Паскаля Жатье за оскорбление нашей одноклассницы — Анфисы Просковеевой. Она простолюдинка.

Слова Ирины не просто удивили — я пребывала в тихом шоке. Миша, побрезговавший сидеть за одним столом с моей экономкой, сейчас будет драться с очевидно сильным соперником из — за оскорбления… простолюдинки?! Оказывается, у Михаила есть не замеченные мной, но такие восхитительные грани личности!

Внезапно на поле что-то сверкнуло. Я перевела взгляд и замерла от испуга.

(обратно)

Глава 14

Немного ранее

Задумчивый и явно чем — то недовольный Михаил сидел за давным — давно облюбованным столиком в школьной столовой. Безусловно, он не был один. Рядом, впрочем, как и всегда, находились родовитые одноклассники. Не обращая внимания на шутки довольных жизнью аристократов, Михаил хмуро смотрел в нетронутую тарелку с остывающей отбивной.

Настороженно поглядывая на угрюмое лицо княжича, парни общались исключительно меж собой. Зная Михаила не первый год, благоразумно его не беспокоили, но проявляли уважение. Все — таки не раз становились свидетелями того, как бывший бастард жестко расправлялся на дуэлях с теми, кто пытался его задеть или, не дай — то бог, оскорбить.

Одноклассники очень хорошо помнили: внешняя невозмутимость и спокойствие Михаила обманчивы. А уж если он сердит, то трогать — чревато серьезными проблемами для здоровья. В поединке это крайне опасный и не знающий жалости соперник.

Медленно подняв голову, княжич тяжелым взглядом вновь посмотрел на столик, за которым, как правило, обедала Софья. Вот только любимой сегодня там не было, хотя ее рыжеволосая подруга присутствовала, периодически краснела и щебетала с девушками из кулинарного клуба «Тигровая орхидея».

Играя желваками, княжич смотрел на обедающих одноклассников и одноклассниц, но не замечал их. Он был жутко зол. Отсутствие в столовой Сони не было чем — то из ряда вон выходящим. Михаил осознавал — раз верная помощница любимой в столовой и спокойна, значит, с Соней ничего плохого не случилось, она просто чем — то занята. Такое происходило и прежде: его умница иногда задерживалась после уроков, общаясь с педагогами. Но сегодня юношу невероятно бесило, что любимая не пришла.

По мнению спецслужбы отца, ее враг может находиться в школе. Но Софья же, как всегда, проявляет непостижимое упрямство и своеволие: вместо того чтобы не отходить от него, Михаила, ни на шаг, бродит непонятно где и неизвестно с кем. Редкостная безалаберность!

Но юноша прекрасно понимал, что истинной причиной злости является не отсутствие Софьи в столовой, а неудовлетворенное сексуальное желание. А вот в этом — то исключительно его красавица и виновата! Девушка и так сводила с ума одним своим видом, сегодня же раздразнила ласками и… ушла домой. Просто невинно чмокнула в щечку и оставила в одиночестве!

Ярость клокотала в груди и требовала выхода.

Неожиданно взгляд Михаила задержался на стоящих чуть поодаль одноклассниках. Родовитый новичок по обмену резко взмахнул рукой и умышленно больно задел худенькое плечико простолюдинки Анфисы Прасковеевой. При этом посмотрел на потирающую ушибленное место хрупкую девушку с брезгливостью и презрением.

Картина для школьной столовой «Эвереста» вполне привычная. Родовитые аристократы частенько злобно подшучивали да и — что скрывать — откровенно унижали не умеющих за себя постоять простолюдинов. Прежде подобное Михаил всегда оставлял без внимания. Но сегодня все было иначе.

Не отводя тяжелого взгляда от Паскаля Жатье, княжич громко и отчетливо произнес:

— Такое поведение непозволительно для мужчины.

Его васильковые глаза буквально промораживали по самые пятки. Да вот только, в отличие от одноклассников, иноземец не испугался откровенной угрозы. Прищурившись, он пару мгновений изучающе смотрел на Михаила.

— Я сам решаю, как вести себя с чернью, — произнес ледяным тоном и, окинув надменным взглядом княжича, презрительно фыркнул.

С грацией опасного хищника Михаил неторопливо встал из — за стола. Не отводя взора от напрочь потерявшего инстинкт самосохранения нахала, хладнокровно произнес:

— Вы проявили неуважение к женщине, и я вызываю вас на дуэль, Паскаль Жатье.

В помещении столовой мгновенно наступила звенящая тишина. Боясь пропустить хоть слово, старшеклассники не отводили глаз.

Испуганно приоткрыв пухлые губки, причина конфликта — Анфиса Прасковеева — застыла на месте. Казалось, от изумления девушка потеряла дар речи. И неудивительно, ведь княжич не по просьбе, а по велению души встал на защиту чести простолюдинки!

Выдержав длительную паузу, Паскаль надменно процедил:

— Кажется, хозяин плохо следит за твоими манерами, — его губы расплылись в змеиной усмешке, и он добавил с появившимся легким французским акцентом: — Я окажу ему услугу, научив такое животное правильному поведению.

— А теперь вы оскорбили княжича, граф, — невозмутимо произнес Михаил и внезапно широко улыбнулся.

В этой улыбке не было ни капли радости или тепла, лишь предвкушение безжалостного воина. Любой адекватный человек, увидев подобное, определенно поспешил бы сгладить конфликт, но нет, Паскаль Жатье решил поступить иначе.

— А, ты тот самый бастард? Наслышан, — протянул иноземец многозначительно. — Игорь Владимирович Разумовский, да продлятся его лучшие годы еще множество зим, великий человек, — довольно искренне произнес он, приближаясь к княжичу. Остановившись в паре метров, продолжил: — В знак уважения к светлейшему князю дуэль будет без применения боевых техник, — и надменным тоном добавил: — Не обижайся, что я тебя немного сломаю, хорошо? Ты же не побежишь жаловаться папочке, когда проиграешь?

Паскаль неожиданно звонко рассмеялся, а глаза Михаила полыхнули холодной яростью. Ответ был крайне лаконичным, но при этом преисполнен величием спартанских царей:

— Если.

Лишь усилием воли сдержав животный рык и желание разорвать зарвавшегося графа прямо здесь и сейчас, княжич невозмутимо смотрел на соперника. Это ублюдок посмел угрожать? Голубая кровь, говорите? Ну вот и посмотрим, насколько она… красная! И Михаил вновь широко улыбнулся.

— Буду секундантом, — в зловещей тишине отчетливо прозвучал мужской голос.

Быстро встав из — за столика, ученик из параллельного класса, широкоплечий дворянин Иван Красноземский, подошел к соперникам и встал меж ними.

Позабыв как дышать, скромница Анфиса Прасковеева не сводила восхищенного взора с Михаила. Впрочем, ничем не отличаясь от остальных девушек. Присутствующие в столовой ученицы откровенно любовались статью и волевым лицом безусловно очень привлекательного парня. В его позе и взгляде была отчетливо видна исконно мужская сила.

Юноши, естественно, вели себя гораздо сдержаннее: не испытывали восторга, но с нетерпением ожидали самого поединка. Зрелище обещало быть увлекательным.

— Место и время? — меж тем деловито поинтересовался Иван, переводя сосредоточенный взор с Михаила на Паскаля.

— Что тянуть? — c ленцой обронил иноземец. — Быстрее начнем — быстрее закончу.

Все с той же змеиной ухмылкой он посмотрел на невозмутимого Михаила.

— Идем на школьный стадион, — сухо сообщил княжич. И, плавно развернувшись, уверенной походкой направился к выходу из столовой. Хмыкнув, Паскаль неторопливо пошел следом.

Оживленно переговариваясь, юноши тотчас повскакивали со своих мест. От них не отставали и девушки. Буквально через несколько мгновений столовая опустела.

Шедшей рядом с тревожно перешептывающимися одноклассницами Катеньке очень хотелось поделиться с Соней впечатлениями о произошедшем в столовой. Как жаль, что она такое пропустила! Встав на защиту маленькой мышки Анфисы, Миша откровенно удивил. Катя даже тихонько гордилась, что у Софьи такой чудесный парень. Но сейчас бежать искать подругу значит пропустить сам поединок, что было бы очень досадно.

Раздраженно хмурясь, Катенька не заметила, как сбавила шаг и отстала от остальных. А потом и вовсе остановилась, решая, как лучше поступить.

— Катерина! — неожиданно послышался голос классного руководителя.

Мысленно застонав, рыжеволосая девушка обернулась и угрюмо посмотрела на приближающуюся Тамару Валерьевну. В глубине души робко надеясь, что ее сейчас отпустят, Катенька меж тем отчетливо понимала: из цепких пальцев классной руководительницы в ближайшее время не вырваться.

— Мне нужна ваша помощь, Катерина, — подойдя ближе, деловито сообщила Ястребова и безапелляционно добавила: — Прямо сейчас.

Обреченно вздохнув, Катя уныло поплелась следом за суровым педагогом. Плачевный опыт подсказывал: возражать — себе дороже.

* * *

Внешне абсолютно спокойный Михаил чувствовал, как в крови бурлит хорошо знакомый азарт. Скинув с ног туфли и носки, юноша, не глядя на соперника, методично закатал рукава. Эта рубашка ему нравилась, испортить не хотелось.

Не прекращая своего занятия и размышляя о предстоящем бое, скользнул внимательным взглядом по лицам одноклассников. И абсолютно неожиданно заметил знакомую стройную фигурку.

В первых рядах стояла Софья и о чем — то разговаривала… с отцом.

Досадливо поморщившись, Михаил глубоко вздохнул. Присутствия князя он никак не ожидал. Но уже ничего не изменишь, да и не время отвлекаться на ненужные сейчас мысли.

Не глядя более ни на отца, ни на любимую, Михаил сосредоточился на противнике, внешне расслабленно стоящем напротив. Не произнося ни слова и не двигаясь, юноши просто смотрели друг на друга.

Зрители замерли в ожидании.

«Дуэль без магии? Настолько в себя верит? Что ж, значит, самое время спустить этого «первородного» с небес на нашу грешную землю», — подумал Михаил, не отрывая взгляда от Паскаля.

— И долго будешь прохлаждаться? — насмешливо поинтересовался тот, мгновенно создавая в левой руке хлыст.

Поблескивая голубоватым светом, острая как лезвие струя воды зловеще скручивалась по воле иноземца в причудливые спирали. А ведь он сам предложил не использовать боевые техники! Какое циничное нарушение правил!

Младший Разумовский мысленно усмехнулся, однако внешне остался так же спокоен. Лишь прищур васильковых глаз говорил о том, что княжич только ждал повода.

В этот момент хлыст, блеснув на солнце, устремился к Михаилу. Неуловимым глазу движением тот наклонил голову и избежал удара, что мог лишить глаза или же уха. Сделав один — единственный шаг в сторону, вновь уклонился от летящей к нему с угрожающим свистом струи воды.

Все это было сделано с показательной ленцой. Княжья сила отчетливо прослеживалась в каждом движении юноши. Едва заметный глазу рывок, и Миша уже стоял вплотную к Паскалю.

Иноземец хотел увидеть зверя? Определенно увидит!

Не дав сделать очередной замах, Разумовский крепко сжал руку француза. Спустя всего лишь один умопомрачительно короткий миг конечность иноземца не выдержала и жалобно хрустнула. Следом мощный джеб намеренно выбил челюсть.

Долгие годы оттачивая мастерство рукопашного боя, Миша филигранно научился контролировать силу удара. Желая показательно проучить зарвавшегося графа, он спокойно и методично избивал подонка, что посмел его оскорбить.

Гормоны бушевали, а воздержание делало без меры агрессивным. И сейчас княжич был искренне благодарен фортуне, что предоставила ему сегодня такой шанс, и можно, не нарушая строгих правил школы, слегка «выпустить пар».

Старшеклассники дружно кричали от восторга: бой действительно получился крайне зрелищным. Правда, через мгновение после начала поединка уже было ясно, кто победит. Однако это не мешало учащимся приветствовать каждый удар княжича одобрительным ревом.

Едва заметно хмурясь, светлейший князь наблюдал, как сын методично лупцует противника. Удар за ударом падал на едва сопротивляющегося и давным — давно лежащего на земле француза. Этот бой не походил на честный поединок, скорее, на целенаправленное уничтожение сильным слабого.

Скрипя зубами и сдерживая себя от желания добить оппонента, Михаил все же сквозь пелену ярости услышал голос секунданта:

— Противник сдался и молит о пощаде.

Прежде Иван Красноземский спокойно наблюдал за ходом поединка. А как только увидел характерные похлопывания Паскалем ладонью по траве, сразу понял, что тот сдался. Бой следовало прекратить.

Брезгливо подняв француза за шкирку, Михаил тряхнул того, как нашкодившего котенка, и властно произнес:

— А теперь извинись!

Тяжелая аура власти одновременно пугала и воодушевляла старшеклассников, но пылающий алым заревом ореол княжеской силы над головой Михаила не спешил гаснуть.

— Не слышу, — поторопил княжич.

— Прости, — произнес одними губами дрожащий иноземец. Выбитая челюсть ничуть не помогала в этом вопросе, напротив, приносила жуткую боль.

— Громче! — припечатал Михаил.

Иностранец в ответ лишь замычал и задрожал сильнее. Теперь он напоминал осенний лист, одиноко покачивающийся на могучем дубе.

— Я приношу свои извинения. Подобное больше не повторится, — жалобно мяукнул студент по обмену.

Вмиг позабыв все благородные поколения предков, что стояли у него за спиной, граф Паскаль Жатье желал только одного: чтобы его наконец — то отпустили зализывать раны.

Все так же держа Паскаля за шкирку, Михаил поморщился. Без видимых усилий поднес на вытянутой руке вялое тело соперника к стоящей неподалеку Анфисе.

— Спасибо, — тихо произнесла шокированная девушка, наблюдая за тем, как ей под ноги падает иноземец.

С трудом сев на колени, Паскаль опустил голову. Что — то беззвучно прошептав, медленно поднял ладони и уткнулся в них поломанным носом. Оторвав взор от наказанного за ее оскорбление юноши, Анфиса с восторгом посмотрела на одноклассника.

— Спасибо вам, Михаил, — повторила она. Ее голос был полон безграничной благодарности и восхищения.

Вот только простолюдинка Анфиса Прасковеева, естественно, не знала, что княжичу Михаилу Игоревичу Разумовскому глубоко плевать на ее слова благодарности. Да и на нее саму. Не обращая больше внимания на восторженную девушку и не реагируя на одобрительные возгласы одноклассников, Михаил уверенно направился по кромке поля к отцу и той, что даже сейчас будоражила кровь и влекла к себе, словно магнитом.

(обратно)

Глава 15

Бурно обсуждая увиденное, старшеклассники начали потихоньку расходиться. Я же, стоя рядом с невозмутимым князем Южным и довольной Ириной Соболевой, внимательно разглядывала приближающегося уверенной походкой Мишу. Очевидно, парень не пострадал, и это, безусловно, приносило облегчение.

Подойдя к нам, юноша остановился. Почтительно склонив голову перед князем, с достоинством произнес:

— Здравия вам, отец, — дождавшись приветственного кивка, перевел взор на меня и широко улыбнулся. — Рад видеть вас, боярыня.

В глазах Михаила плескалось торжество победителя и, как ни странно, уже такое знакомое сексуальное желание. Неужели он сейчас может думать о сексе?

— Взаимно, — обронила негромко и скупо улыбнулась.

Возможно, другая бы обрадовалась, что ее желают даже в такой ситуации, и искренне поздравляла любимого с победой. Да вот только ни того ни другого мне сейчас делать не хотелось.

Бой, как и предполагала боярыня Соболева, действительно оказался зрелищным, пусть и скоротечным. Михаил выиграл честно, однако, в отличие от довольных старшеклассников «Эвереста», поединок мне не просто не понравился, а подкинул пищу для размышлений.

Меж тем Ирина одобрительно улыбнулась победителю и украдкой показала ему большой палец. Легкая улыбка быстро промелькнула на лице Миши, но на нас с Соболевой он не смотрел. Все внимание юноши занимал исключительно князь. Даже жадный блеск в его глазах погас, уступив место тревожному ожиданию.

— Весьма интересный поединок, — спокойно произнес Игорь Владимирович, глядя на сына. — Твоему противнику кто помощь оказывает? — поинтересовался неожиданно.

Княжич с непониманием повернул голову в ту сторону, откуда пришел. Проследив за взглядом любимого, я заметила склонившихся над сидящим на земле Паскалем троих юношей. На их лицах читалась растерянность.

Понаблюдав пару мгновений за неуверенными манипуляциями старшеклассников, Михаил вновь посмотрел на князя и спокойно ответил:

— Секундант и дворяне из параллельного класса.

— Ясно, — сухо обронил Разумовский — старший. Посмотрев на Ирину Соболеву, мягче добавил: — У меня к вам личная просьба. Будьте добры, проконтролируйте, чтобы иностранцу оказали профессиональную медицинскую помощь.

— Как скажете, светлейший князь, — с неподдельным уважением произнесла девушка. — Можете на меня рассчитывать.

С достоинством поклонившись мужчине, она коротко мне улыбнулась и, не мешкая, направилась в сторону Паскаля Жатье.

Вновь посмотрев на абсолютно спокойного Михаила, Игорь Владимирович скользнул взглядом по его окровавленной рубашке, на миг задержался на босых ступнях. Затем прямо посмотрел в глаза юноше и холодно произнес:

— Езжай домой, приводи себя в порядок. Вечером жду в родовом поместье. В школе комиссия, уроков сегодня больше не будет, — добавил обычным тоном.

— Слушаюсь, отец, — отозвался Михаил. Посмотрев на меня, тихо сказал: — Я позвоню, Софья.

Кивнув, проводила неторопливо уходящего юношу задумчивым взглядом.

Как — то совсем незаметно на краю стадиона мы с князем остались в одиночестве, и я собралась было попрощаться, но мужчина неожиданно спросил:

— Что у тебя случилось?

Нахмурилась, откровенно не понимая, о чем речь.

— От тебя дымом пахнет, — пояснил Разумовский. Уголки его губ тронула улыбка, однако взгляд оставался серьезным.

После устроенного сестрами пожара в саду мы с Катенькой привели себя в порядок, но, оказывается, запах остался. Мысленно удивившись, скупо улыбнулась.

— Небольшой форс — мажор, — сообщила невозмутимо.

— Я могу чем — то помочь? — поинтересовался он с неподдельной заботой.

— Нет, — отрицательно качнула головой и машинально добавила: — Проблема решена.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся князь. В ярко — васильковых глазах читалось удивительное понимание. — Но все же. Главе рода бояр Изотовых совсем — совсем не нужна помощь?

Я задумчиво посмотрела на князя. У меня действительно была насущная и крайне острая проблема. Самостоятельно ее решать еще очень долго, да и глупо отказываться от предложения помощи.

— Главе рода бояр Изотовых нужен грамотный и надежный управляющий бизнесом, — сообщила без обиняков и тепло улыбнулась.

— Услышал, — кивнул Разумовский. Подумав, внимательно посмотрел на меня и продолжил: — Два года назад управляющий моим бизнесом ушел на покой, предварительно подготовив себе отличную замену. Валентин Павлович хоть и в годах, но натура у него деятельная. Думаю, уже успел хорошо отдохнуть и заскучал, — хмыкнул князь. — Если сам не возьмется на постоянной основе, то, определенно, найдет и натаскает нужного тебе профессионала.

Не скрою, предложение князя великолепно. Грамотного управленца, да еще и с таким колоссальным опытом работы днем с огнем не сыскать. Однако есть серьезное «но».

— Игорь Владимирович, вы, как опытный бизнесмен, конечно же понимаете, что даже рекомендованный вами сотрудник должен заслужить мое доверие, — произнесла, не отводя взора от князя. И добавила, даже не пытаясь утаивать правду: — Если ваш человек начнет на меня работать, за ним будут пристально наблюдать.

— Удивился, если бы ты сказала обратное, — беззвучно рассмеялся князь Южный. — Я договариваюсь с Валентином, а ты смотришь и делаешь выводы, — а потом самый могущественный человек в княжестве посмотрел на меня серьезно. — Но если по любым причинам вы решите расстаться, право слово, не обижусь.

— Договорились, — кивнула невозмутимо. Улыбнувшись, добавила: — Ваша порядочность не вызывает сомнений, и мне приятно такое искреннее желание помочь.

— Подарок понравился? — неожиданно сменил тему разговора он.

Тотчас вспомнила, что напрочь забыла его поблагодарить, и мысленно застонала. Я не просто не позвонила, но даже сообщения не отправила! И Катеньке не дала поручения. Это было очень, очень плохо.

Заметив на моем лице тень досады, мужчина тихонько хмыкнул.

— Мы начинаем привлекать ненужное внимание. Пойдем. Отвезу тебя домой, — заявил безапелляционно и неспешно направился в сторону парковки.

За нами действительно наблюдали. Даже не глядя по сторонам, я ощущала буквально всей кожей настырно — любопытные взгляды. Тихонечко вздохнув, последовала за Разумовским. Да опытный дипломат и не оставил мне другого выбора.

А еще, вот так вскользь упомянув о подарке, князь поселил в моем сердце тревогу. Оплошность действительно серьезная, и ее нужно срочно исправлять.

— Ваш подарок меня приятно удивил и порадовал, Игорь Владимирович. К сожалению, была крайне занята делами и не успела вам об этом сообщить.

— Теперь — то ясно, что столь сильной загруженности есть веская причина, — пряча усмешку в идеально подстриженной бородке, низким, ласкающим слух голосом отозвался мужчина. — Без хорошего управляющего времени и правда не остается.

Быстро глянула на него и, к своему облегчению, заметила в его глазах смешинки. Светлейший князь прекрасно понял, что я о нем забыла, но не сердился. Совсем.

Вообще, отсутствие реакции на подарок князь мог, да и, по правде сказать, должен был расценить как проявление неуважения. Ведь я — глава рода, и даже особое отношение ко мне не должно играть роли. Однако Игорь Разумовский поразил: несмотря на свой высокий статус и неоспоримую власть в княжестве, даже не намекнул на мое абсолютно недопустимое поведение. Напротив, искренне заботился. Такое дорогого стоит.

Подойдя к массивному черному внедорожнику князя, мы остановились. Задумчиво посмотрев на невозмутимого мужчину, поинтересовалась:

— Игорь Владимирович, а комиссия вас не потеряет?

Игнорируя подошедшего Савелия, светлейший князь самостоятельно открыл заднюю пассажирскую дверцу. Помог мне устроиться на сидении, сел рядом, небрежно захлопнул дверь и только тогда ответил:

— Сбежал под благовидным предлогом. Терпеть не могу эти проверки.

Улыбнувшись, я откинулась на приятно пахнущую кожей спинку сидения. Владыка Южного княжества, определенно, все больше и больше вызывал у меня симпатию.

Савелий завел двигатель, и автомобиль выехал с территории школы.

Помня об оставшейся в «Эвересте» Катерине, я достала из кармана юбки мобильный. Подруге надо сказать, чтобы не искала меня, ну и заодно захватила мой рюкзак, а Ярославу — чтобы отвез ее домой. Звонить сейчас или подождать — вот в чем вопрос. Все же не очень удобно в присутствии князя решать личные вопросы.

С сомнением посмотрев на мужчину, неожиданно встретилась с ним глазами. Не знаю, что он видел в моем взоре, но в его отчетливо читались понимание и… нежность.

— Мне нужно позвонить помощнице, — сказала тихо. — Не возражаете?

Князь, отрицательно качнув головой, тепло улыбнулся. С трудом оторвав от него взгляд, набрала знакомый номер. Лаконично сообщив отчего — то грустной — и что у нее опять стряслось? — Катерине необходимое, нажала на отбой. Вернула телефон обратно в карман. Хоть я и беспокоилась о подруге, сейчас было бы верхом наглости выяснять причину ее печали.

Вновь посмотрев на князя Южного, неожиданно для себя поняла: теперь я знаю ответ на вопрос, возникший у меня при первой нашей встрече. Его руки походят на руки пианиста потому, что он играет на рояле. Осталось только выяснить, как делает края бороды такими ровными.

Тьфу! Ну и бред же в моей голове!

Коротко усмехнувшись, внезапно вспомнила о Михаиле и тревожно нахмурилась. С одной стороны, юноша сегодня заступился за честь женщины, но с другой — проявил излишнюю агрессию. Это, вкупе с остальными сегодняшними «сюрпризами», откровенно настораживало.

За размышлениями я не заметила, как подъехали к моему дому и Савелий открыл дверцу. Выйдя из автомобиля, заглянула в салон. Немного подавшись вперед, князь внимательно смотрел на меня.

— До скорой встречи, — тихонько произнес на прощание очень привлекательный мужчина. Поселившаяся в его взоре грусть заставила на пару мгновений растеряться. В душе́ что — то не больно, но сильно кольнуло.

Не показывая чувств, я вежливо склонила голову.

— Благодарю за помощь и дружбу. Да продлятся долгие годы ваши дни, светлейший князь.

А потом, не мешкая, вошла в калитку. В груди отчего — то щемило и кололо.

Зайдя в дом, на мгновение задержалась в холле. Из приоткрытой двери кухни слышались приглушенные голоса. Экономка, похоже, что — то объясняла близняшкам. Но что именно — не разобрать.

Умница Надежда, похоже, нашла сестренкам дело.

Усмехнувшись, тихонько прошла по широкому коридору и без скрипа открыла кухонную дверь. И тотчас заметила сидящего возле стены на стульчике охранника, не сводящего с девочек глаз. Это порадовало.

Меж тем юные боярыни были заняты очень мирным занятием. Одетые в одинаковые симпатичные фартуки с вишенками на груди, они чинно сидели за кухонным столом и лепили… пельмени! Надежда же с сосредоточенным видом раскатывала тесто.

Вновь мысленно похвалив экономку, встретилась взглядом с воином. Мгновенно встав, тот уважительно поклонился, тем не менее не выпуская близняшек из вида.

Может, хватит уже и его, и девочек мучить? Ни к чему такой тотальный надзор. Перешагнув порог, я, глядя на охранника, произнесла:

— Можешь возвращаться на рабочее место. Благодарю за службу.

— Слушаюсь, госпожа, — вновь уважительно поклонившись, мужчина быстро вышел.

Едва заслышав мой голос, Надежда быстро повернулась и встревоженно на меня посмотрела. Девочки же синхронно перестали лепить и с тревогой переглянулись. Медленно отложив недоделанные пельмешки, повернули ко мне перепачканные мукой лица и, отводя глаза, тяжко вздохнули. Они откровенно переживали за случившееся.

Что ж, судя по всему, урок усвоен. Это мне и требовалось.

— Госпожа, вы рано сегодня, — тихонько сказала экономка, торопливо вытирая руки о полотенце. — А мы вот с боярынями пельмени затеяли, хотели вас порадовать. Жаль, не успели к вашему приходу, — добавила смущенно и замолчала.

— Уроки отменили, — поспешила упокоить встревоженную женщину. — А то, что не успели закончить, хорошо, — заметив искренне удивление на лицах сестренок, улыбнулась и пояснила: — Сейчас переоденусь и присоединюсь.

— Серьезно? Будешь с нами лепить? — ошарашенно произнесла Александра. — Даже по делам не уедешь?

— Правда — правда? — вторя сестре, посмотрела на меня с откровенным изумлением и затаенной надеждой Лиза.

— Правда — правда. Честно — честно, — рассмеялась тихонько. — Не доделывайте без меня. Я быстро!

Улыбнувшись сестрам, перевела взгляд на экономку. Едва встретившись с ней взором, почувствовала, как перехватило дыхание, а в носу неожиданно засвербело. В глазах такой преданной и заботливой женщины плескался безбрежный океан искренней и чистой любви.

Растерявшись, я коротко улыбнулась и быстро вышла из кухни, чувствуя наворачивающиеся помимо воли слезы. Такой искренней радости от моего присутствия, честное слово, не ожидала.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, с грустью подумала о том, что много хорошего и по — настоящему нужного проходит мимо меня.

Все мои физические и моральные силы уходят на бизнес. А ведь жизнь — это не только зарабатывание денег! Не для того рождается человек! Но, увы, без средств невозможно нормально жить, только существовать. Извечный вопрос: как умудриться все успеть и не пропустить саму жизнь? Как найти золотую середину?

Тяжко вздохнув, усмехнулась. Я такая, какая есть, со своим жизненным опытом, достоинствами и недостатками, и другой точно уже не буду. Абсолютного идеала в принципе не существует, да и быть не может: для каждого человека он разный. Мне давным — давно стало понятно, что главное — оставаться собой, а не пытаться соответствовать чужим ожиданиям.

Жить только проблемами сестер я не смогу. Да и, откровенно говоря, не хочу. У меня есть обязанности главы рода, есть личные желания, мечты, и мне нравится то, чем занимаюсь. А юные боярыни должны научиться искать и анализировать информацию, общаться с разными людьми, принимать решения и нести ответственность за свои действия — то есть жить самостоятельно. Только так малышки станут зрелыми личностями, а не инфантильными барышнями. Я в этом искренне уверена.

Моя же задача — мягко направлять их, если собьются с пути; помогать, когда что — то не получается и они просят о помощи. Женщина не должна решать абсолютно все проблемы детей, иначе ничего путного не выйдет. Дети повзрослеют, вылетят из гнезда, и тогда останется… пустота. Смысл жизни утерян.

Многие жители моего родного мира вряд ли бы одобрили такой подход к воспитанию. Но точно знаю одно: я даю малышкам все, что хочу и могу дать. И, если действительно им понадоблюсь, примчусь по первому зову. Главное, чтобы сестры об этом помнили и не стеснялись рассказывать о своих реальных проблемах.

Размышляя, зашла в гардеробную, быстро сменила школьную форму на штаны и футболку. Почувствовав, как резинка на волосах ослабла, решила расчесаться, а то не годится при готовке быть лохматой. И внезапно вспомнила слова Разумовского: «От тебя пахнет дымом». Особо не задумываясь, поднесла локон к носу и принюхалась.

Дымом действительно пахло, но едва — едва. Вот это нюх у мужчины!

На смену мыслям о князе пришли воспоминания о Мише. Происходило то, что мне критично не нравилось: у него открывались черты характера совсем мне не близкие. Даже более того — неприемлемые.

Ладно, поживем — увидим. Решение пока принимать рано.

Усмехнувшись,сноровисто закрепила косу резинкой и вышла из спальни.

* * *

— Да не так! — строго нахмурила бровки Саша. — Плотнее надо краешки скреплять. Раскроется же при варке. Смотри, как надо, — она продемонстрировала мне аккуратный пельмешек на ладошке. — Мы с Лизкой быстро научились, и у тебя получится, — добавила уверенно. — Может, попросим Надежду еще тесто замесить?

Конечно, я умела их делать, но почему бы не доставить удовольствие сестренке?

— Мы и столько не съедим, — осмотрев ровные ряды пельмешек на столешнице, безапелляционно заявила Лиза. — Куда больше?

— В следующий раз научим боярыню, — пряча улыбку, произнесла экономка и вопросительно взглянула на меня.

В три пары рук пельмени мы лепили без малого час, и их уже было с избытком. А я ожидала удобного момента, чтобы поговорить с сестренками. Поэтому, немного помолчав, кивнула и спокойно сказала:

— Надежда абсолютно права, — заметив легкое разочарование на личике Саши, невозмутимо добавила: — Сегодня предстоит еще очень важное дело, — увидев, как от любопытства глазки девочек широко распахнулись, торжественно произнесла: — Сейчас мы все плотно поедим, а после поедем к лошадям. Вы таких красавиц точно не видели.

— Ух ты! — восхищенно прошептала Саша.

— А покататься можно будет? — спустя пару мгновений тихонько поинтересовалась Лиза.

— Если пожелаете, — отозвалась я и тотчас заметила ликование во взоре сестры. — Ты хочешь научиться ездить верхом?

Помолчав, та тяжело вздохнула, а после бесхитростно призналась:

— Очень. Мы с Сашей давно планировали тебе сказать, но… — смущенно замолчав, Елизавета потупилась и поводила пальчиком по рассыпанной на столешнице муке.

— Девочки, давайте договоримся, — проговорила серьезно и внимательно посмотрела на сестер. — Вы у меня взрослые и умные, — видя, как близняшки моментально расправили плечики, и на их лицах появилось сосредоточенно — важное выражение, коротко улыбнулась, — но если с чем — то самостоятельно не можете справиться или чего — то действительно хотите, то приходите и говорите. Все просто: есть проблема — мы ее обсуждаем и находим компромиссное решение. Есть желание — то же самое. Догадаться же не всегда можно.

Сестры синхронно заулыбались и посмотрели друг на друга. Не произнося ни звука, они, казалось, о чем — то общались без слов. Ох, не открыла ли я только что ящик Пандоры?*

Многозначительно взглянув на меня, Надежда подбадривающе улыбнулась и принялась сноровисто убирать со стола пельмени. Вода у расторопной хозяйки уже вскипела.

— Сонечка, мы хотим тебя попросить, — наконец — то подала голос Саша. Замолкнув, опять посмотрела на сестру, словно ища у той поддержки. Едва заметно кивнув, Лиза округлила глаза.

Я внимательно наблюдала за близняшками. Вот, похоже, сейчас — то и узнаем, насколько они у меня «взрослые и умные».

— Сегодня я сожгла беседку и чуть было не навредила всем вокруг, — медленно продолжила девочка. Виновато опустив взор, тяжко вздохнула. — Мы тут с Лизой подумали: может, ты позволишь нам учиться боевым техникам? Наставники же учат контролировать эфир? Мы не хотим ненароком все спалить.

— Дельная мысль, — похвалила искренне. — Но вы должны знать: это сложная наука, потребуется много времени и усердия. Вы хорошо подумали? Готовы трудиться и не жаловаться на сложности?

— Да, — уверенно прозвучало в один голос.

— Ну раз так, то в ближайшее время постараюсь все решить. Будет у вас наставник.

Гордясь своими малышками, смотрела на довольные, но одновременно и решительные лица девочек. В моей душе росла уверенность: мной все сделано правильно.

В этот момент Надежда привычно поинтересовалась, где я предпочитаю обедать. Услышав: «На кухне», улыбнулась и, быстро застелив стол белоснежной накрахмаленной скатертью, расставила тарелки и разложила столовые приборы. Однако, всего на три персоны. Заметив мой укоризненный взгляд, смущенно улыбнулась и поставила четвертый — для себя.

Пельмени вышли просто бесподобными. Ведя неспешный диалог о разном, мы с аппетитом дружно пообедали.

Понимая, что в меня больше не влезет ни кусочка, я откинулась на спинку стула.

— Госпожа, чай с тортиком? — пряча добрую улыбку, поинтересовалась экономка.

— Уф — ф, — тяжело вдохнула и честно призналась: — Хочу, но не могу. Лопну.

Тихонько засмеявшись, Надежда кивнула:

— Ваша правда, боярыня. Всего должно быть в меру.

— И мы больше не можем, — сообщила за двоих Лиза. Переведя взгляд с улыбающейся экономки на меня, быстро поинтересовалась: — Вечером, да? Торт после лошадок?

— Да, после лошадок. Идите пока к себе. Ехать еще рано.

С нежностью посмотрела на довольных жизнью девочек. Вежливо поблагодарив за обед, те дружно выпорхнули из кухни. Я же, поднявшись со стула, пару мгновений внимательно смотрела на вновь хлопочущую по хозяйству женщину. Почувствовав мой взгляд, та замерла с тарелкой в руках, вопросительно глядя на меня.

— Спасибо тебе, Надежда. За все, — произнесла тихо. Заметив заблестевшие в глазах доброй женщины слезы, подошла и, не задумываясь, обняла ее.

Миша не прав: Надежда не просто слуга рода. Она — член моей семьи. Я хочу и буду сидеть с ней за одним столом когда того пожелаю. И в этом случае мне совершенно наплевать на мнение высокородных.

— Спасибо вам, Софьюшка, — долетел до меня едва слышный шепот. — Как же хорошо, что вы у меня есть!

(обратно)

Глава 16

Право слово, сестры у меня крайне любознательные и пытливые особы.

Устав отвечать на их многочисленные вопросы обо всем на свете, я, недолго думая, дала близняшкам задание поискать в сети информацию о скаковых лошадях. Времени до встречи с Лемешевым еще предостаточно.

Не возражая, девочки торжественно кивнули и удалились в комнату к Лизе. Зная из опыта, что благословенная тишина ненадолго и меня скоро опять начнут пытать реально сложными вопросами, решила предусмотрительно поменять место дислокации. Устроилась на мягком диванчике в гостиной на первом этаже и принялась внимательно изучать свежий номер журнала мод.

Листая яркие картинки, я не убивала время, коротая минуты ожидания, вовсе нет. На деловых встречах необходимо выглядеть хорошо, а значит, нужно быть в курсе тенденций. Хотя причина не только в этом. Мне и в повседневной жизни нравится осознавать, что отлично одета. Безусловно, я глава древнего боярского рода, но в первую очередь — женщина!

Рассматривая довольно необычные, но определенно интересные модели деловых костюмов и изящных платьев, всерьез задумалась о личной швее. Все же купить стильную и редкую вещь в обычных торговых центрах практически невозможно. Совершать же ежедневные многочасовые прогулки по элитным магазинчикам в поисках эксклюзивной одежды — не моя история.

Мысли с одежды и швеи плавно перетекли на наставника для сестер. Даже если получится с наймом на работу бывшего управляющего князя Южного, озадачивать Василия тренировками девочек — уже слишком. Обязанностей у него и так останется с избытком.

Впрочем, ситуация не безвыходная. Есть у меня одна идея. Сын Василия, Никита, профессионально и довольно успешно тренирует подростков. Почему бы его и не взять наставником для юных боярынь? Но прежде чем принимать решение, неплохо бы посоветоваться с Василием.

Надо ему позвонить.

Потянувшись за лежащим рядом телефоном, неожиданно услышала торопливые шаги в коридоре, и через широкие двухстворчатые двери вошла хмурая Катенька. Так и не взяв мобильный, я внимательно посмотрела на подругу.

Та, повертев головой, заметила меня и облегченно вздохнула. Подойдя, Катенька присела рядом и, смущенно порозовев, произнесла:

— Заждалась, да?

— Время еще есть, — отозвалась спокойно и, вопросительно посмотрев на девушку, добавила: — Ты откуда такая взвинченная?

— Из школы, — тяжко вздохнула она и, сердито блеснув глазами, пояснила: — Представляешь, я все это время удобрятелем работала!

— Кем? — мои глаза изумленно распахнулись.

— Удобрятелем, — припечатала та. — Не знаю, как иначе назвать. Представляешь, Ястребица принесла в класс личные цветы из дома, — шумно выдохнув и определенно подражая голосу классного руководителя, нравоучительным тоном произнесла: — Цветы создают уют и помогают настроиться учащимся на плодотворный учебный процесс, — а затем с искренним возмущением добавила: — К цветам у меня претензий нет. Но Ястребица почему — то решила, что ее кактусам непременно нужна земля, напитанная положительными эмоциями. По аналогии с магической кулинарией! — сердито фыркнув, Катенька обреченно вздохнула и с тоской в голосе продолжила: — Вот я и попала. Словно дура, сидела в обнимку с горшками и по капельке вливала эфир в землю под цветами! Не удивлюсь если завтра все сдохнут!

— Злилась, да? — улыбнулась понятливо, а подруга густо покраснела.

— Угу, — пробормотала она, еще пуще покраснев. Спустя мгновение виновато добавила: — Я, честно, старалась, но… — шумно вздохнула и сокрушенно развела руками. — Только и думала поскорее вырваться на свободу. И кто классную надоумил? — пробормотала под нос Катенька. Нахмурившись, с тревогой предположила: — Наверное, опять проштрафлюсь.

— Не волнуйся, — улыбнулась коротко. — Тамара Валерьевна у нас хоть и со странностями, но, в случае провала эксперимента, винить тебя уж точно не будет. Ну а если все же начнет упрекать — разберемся, — подмигнула озорно.

Встретившись со мной взглядом, подруга бесконечно долго не отводила глаз. Внезапно подавшись вперед, порывисто меня обняла. Посидев так, тихонько шепнула:

— Ты необычная. Самая лучшая. Люблю тебя.

Ошалев от неожиданности, я сидела недвижимо. В душе разливалась теплота. Искренняя похвала была приятна. Определенно, сегодняшний день горазд на всякие — разные сюрпризы.

— И ты мне дорога, — тихонько откликнулась, ответно обняв Катеньку.

Мы так и сидели, прижавшись, пока я аккуратно не отстранилась от привычно покрасневшего рыжеволосого чуда.

Заметив на моих коленях журнал, Катенька негромко поинтересовалась:

— Что — то интересное есть?

— Да, — кивнула. Прищурившись, внимательно посмотрела на девушку. В моей голове родилась весьма интересная задумка. — Твоя мама и сестры сильно загружены работой?

— Нет, — печально вздохнула подруга. — В ателье стало совсем мало заказов. Ты же видела мой район. У мамы еще есть клиенты, а сестры и вовсе без дела сидят. Я, само собой, помогаю: с зарплаты денег даю, — призналась бесхитростно.

Даже так? Зарплата, конечно, у Кати хорошая, но девушке и о себе думать надо!

— Помнится, ты говорила, что они отличные швеи, — дождавшись кивка, продолжила: — Хочу сделать заказ. Как думаешь, справятся?

— Вне сомнений, — абсолютно уверенно произнеcла Катенька. — Я и в сестрах не сомневаюсь, ну а мама вообще отличный профессионал. Она будет очень рада шить для тебя! — воскликнула искренне и привычно порозовела. Помолчав, практично поинтересовалась: — Что конкретно ты хочешь?

— Для начала, пару костюмов и платьев для деловых встреч. Ну а после планирую полностью обновить гардероб, — видя удивление в глазах подруги, улыбнулась. Помолчав, спокойно произнесла: — А еще думаю поменять форму воинов рода.

Желание не было спонтанным. Я действительно давно подумывала об этом: хорошая одежда для воина — не прихоть, но необходимость. А раз зашел разговор, то почему бы и не прозондировать почву? Моя помощница абсолютно точно зря нахваливать никого не будет.

— Ого! — не стала скрывать изумления Катя. — Думаю, сестры под надзором мамы справятся. Но тут много нюансов. Нужен консультант от воинов рода.

— Не вижу проблем, — пряча усмешку, ответила невозмутимо. — Никита прекрасно знает, что нужно. Заодно и с мамой твоей на официальных основаниях пообщается. Глядишь, он не только тебе, но и ей так же сильно понравится.

Занимаясь решением своих вопросов, хотелось одновременно помочь и семье Катеньки с деньгами, и самой девушке. Подруга не раз уже сетовала, мол, не знает, как рассказать маме о своем намерении связать судьбу с сыном слуги рода Изотовых.

Все же Екатерина Тимирязева — представитель хоть и обнищавшего, но древнего дворянского рода. Никита же — сын слуги. Да, боярин Изотов даровал верному Василию дворянство, но все ж таки у девушки были определенные сомнения в реакции матушки.

Видя счастливо заблестевшие глаза Кати, поняла — предложение пришлась ей по вкусу. А уж при близком общении рассудительный Никита расположит к себе строгую Василису Игоревну, это совершенно точно.

— Сонь, а давай тогда я прямо сегодня домой съезжу да с мамой и поговорю? Передам ей твои пожелания. Если не возражаешь, с ночевкой хотела бы остаться. Давно обещалась, — подруга смущенно улыбнулась.

— Спрашиваешь еще! — глянула с укоризной. — Конечно поезжай! Завтра перед школой Ярослава за тобой отправить?

— Нет, — Катя помотала головой. — Никиту попрошу. И сегодня отвезти, и завтра забрать, — прошептала едва слышно и густо — густо покраснела.

— Отлично! — не желая еще больше смущать юную дворянку, я деловито открыла журнал. — Смотри, что для себя хочу.

Мгновенно придвинувшись, Катенька вместе со мной склонилась над качественными иллюстрациями.

* * *

Жара на улице спала. День близился к вечеру, но до темна еще долго. Уверенно управляя автомобилем, Ярослав вез нас с сестрами в пригород Ростова.

Шестнадцать километров по отличной трассе — совсем не расстояние, но не для ерзающих от нетерпения девятилетних девочек. Поэтому, едва показалась стела с надписью «Чалтырь», прильнувшие к окнам близняшки одновременно радостно воскликнули. Сидя на переднем сидении, я быстро обернулась и, увидев предвкушение на лицах сестренок, улыбнулась. В детстве любая мелочь кажется восхитительной, а тут такое приключение!

Вновь перевела взор в лобовое стекло. Село Чалтырь приятно удивляло: отличные дороги и четко спланированные на городской манер улицы выглядели уютно и опрятно.

Заметив очередной храм, удивленно хмыкнула. Эти белоснежные, выглядящие очевидно древними здания с золотистыми куполами поражали не только архитектурой и ухоженным внешним видом, но и своим количеством. Пока ехали по селу, нам встретилось уже четыре! Похоже, местные жители крайне набожны.

Неожиданно почувствовала легкую вибрацию в кармане брюк. Вытащила мобильный и привычно быстро взглянула на дисплей: звонил Василий.

Приняв вызов, лаконично произнесла в динамик:

— Слушаю.

— Приветствую, госпожа, — голос мужчины звучал размеренно. — Докладываю: я нашел артефактора.

Услышав долгожданные слова, заулыбалась. Вот уже несколько недель по моему приказу Василий собирал информацию об артефакторах. И кандидатур было достаточно, но я отвергала их раз за разом: мне нужен самый — самый лучший.

— В нашем княжестве профессиональней его нет, — меж тем уверенно сообщил Василий. Послышался глубокий вздох, а после он продолжил: — Общался с ним по телефону: по специальности не работает, от предложения категорично отказывается. Сейчас еду на личную встречу, — мужчина помолчал пару мгновений и откровенно признался: — Шансы уговорить слабые.

Сердито нахмурившись, задумчиво поинтересовалась:

— Далеко живет?

— Не особо, — последовал короткий ответ. — Чалтырь. По трассе от Ростова десять минут.

— Я сейчас в Чалтыре, — сообщила новость и, усмехнувшись, добавила: — Давай попробуем вместе уговорить? Подожду с девочками тебя на конюшне Лемешева. Ярославу дать трубку? Расскажет, как проехать.

— Благодарю. Дорогу знаю. Скоро буду, — ответил Василий с присущей ему невозмутимостью.

Нажав на отбой, задумалась. Откуда Василий знает дорогу к конюшне Лемешева, меня не заинтересовало. Я думала о другом: мой слуга — отличный переговорщик. Однозначно, он получил всю возможную информацию об артефакторе и предложил тому крайне выгодные условия. Почему же мастер отказывается?

— Лошадки отменяются? — неожиданно раздался встревоженный голосок Лизы.

Обернувшись, посмотрела на напряженные лица сестер и мягко произнесла:

— Конечно нет. Я же вам обещала.

В этот момент, припарковавшись на специально отведенной для машин площадке, Ярослав заглушил двигатель.

Выйдя на улицу, с интересом осмотрелась. Прежде — то мне на конюшнях бывать не доводилось. Ближайшее одноэтажное кирпичное строение, покрытое темно — коричневой современной кровлей, красовалось стандартными окнами и на конюшню, по моему мнению, определенно не походило. Скорее, на административный либо жилой дом.

— Думаю, нам туда, — подтвердил мою догадку Ярослав, качнув головой в сторону здания.

— Пойдемте, — улыбнувшись остановившимся в нерешительности юным боярыням, я неторопливо направилась к виднеющемуся неподалеку широкому проходу в заборе. Телохранитель предусмотрительно шел первым.

Едва мы зашли на территорию, как из здания появился мужчина в стандартной камуфляжной форме. Однако выражение его лица и выправка не вызывали сомнений — нас встречал не простой работник, но воин рода Лемешевых.

Подойдя, мужчина бегло осмотрел нас и осведомился у Ярослава:

— Сообщите имя и цель визита.

— Боярыня Изотова с сестрами, — бесстрастно отозвался мой телохранитель.

— Павел Юрьевич вас ожидает, — сообщил воин. Встретившись со мной взглядом, с уважением добавил: — Следуйте за мной, пожалуйста.

Неторопливо идя вместе со всеми по выложенным темно — серой тротуарной плиткой дорожкам, я внимательно осматривалась. Конечно, и не предполагала увидеть что — то уж очень скромное, но «конюшня» Лемешева удивляла: это оказалось не одно здание, а целый современный комплекс.

Ведя нас к Павлу Юрьевичу, его воин рассказывал о «конюшне» скупо. Но даже крох информации хватало, чтобы понять: Миша прав, Лемешев действительно всерьез увлечен лошадьми. И хотя животных было всего двенадцать, жили они на площади более пятисот квадратных метров, у каждой имелся личный конюх, а за их здоровьем и сбалансированностью питания круглосуточно следил профессиональный ветеринар. О таком комфорте и заботе многим людям можно только мечтать.

Помимо самого места обитания лошадей, крытого манежа, больших площадей для тренировок и выгула животных здесь, оказывается, имеется парочка бассейнов, а также несколько жилых домов. А то здание, которое я приняла за административное, предназначалось для дислокации охраны.

Вскорости мы подошли к довольно интересному вытянутому в длину кирпичному строению и остановились неподалеку.

Первыми привлекали внимание деревянные двухстворчатые двери, расположенные ровно посередине фасада. По обе стороны от них имелось еще несколько широких дверец, и возле каждой — огороженное забором из горизонтальных металлических планок пространство.

В одном из таких «загонов» методично ровнял граблями песок мужчина. Хмуро глянув на нас, он не проявил абсолютно никакого интереса и ни на миг не прекратил своего занятия.

— Лиз, — неожиданно послышался тихий голос Саши, — а лошади тут живут?

— Не знаю, — неуверенно отозвалась ей сестра.

Мы определенно чего — то ждали. Улыбнувшись близняшкам, я вопросительно посмотрела на сопровождающего нас воина и заметила, что тот смотрит куда — то за мою спину.

— Здравствуйте, здравствуйте! — в это же время раздался приятный мужской голос.

Повернувшись, увидела Лемешева. Рядом с ним шел низенький, худощавый мужчина. Подойдя ближе, они остановились. Глянув на воина, Павел Юрьевич сухо обронил:

— Свободен, — затем перевел взгляд на меня и искренне произнес: — Софья Сергеевна, рад видеть! И вас, юные боярыни, — добавил, глядя на девочек.

Те, с непередаваемой важностью на лицах, синхронно кивнули.

— Взаимно, Павел Юрьевич, — отозвалась вежливо.

— Разрешите представить: Семен Ильич Иванов, самый лучший инструктор верховой езды, — не скрывая гордости, произнес Лемешев. — Я вам о нем сегодня рассказывал, Софья Сергеевна, — пояснил с улыбкой.

Коротко улыбнувшись в ответ, посмотрела на тренера. Антипатии темноволосый мужчина у меня не вызывал, но и не показался «душкой». Взгляд Семена Ильича был строг, а лицо серьезно. С таким учителем не забалуешь, и это радовало: за моими непоседами нужен глаз да глаз.

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова, — представилась, не отводя взгляда от тренера наездников. — А вот ваши будущие ученицы: Александра и Елизавета.

— Здравствуйте, — приятным низким голосом произнес Семен Ильич и едва заметно улыбнулся настороженно рассматривающим его близняшкам. — Хотите посмотреть лошадей? — предложил неожиданно.

Видя, как мгновенно заулыбались девочки, а их глаза заблестели от переполняющих эмоций, вопросительно взглянул на меня. И взгляд этот был более чем красноречив: инструктору необходимо наладить контакт и, желательно, без посторонних. Помедлив всего лишь миг, я посмотрела на девочек и кивнула:

— Ступайте. Присоединюсь к вам позже, — и, быстро глянув на Ярослава, едва заметно кивнула. Поняв приказ без слов, телохранитель отправился вместе с юными боярынями.

Проследив за ними взглядом, повернулась и тихонько хмыкнула от удивления. Уверенной походкой к нам приближался очередной воин рода Лемешевых. Но шел он не один, а сопровождал Василия.

Быстро, однако, домчался.

Подойдя ближе, тот с достоинством поклонился Павлу Юрьевичу, а я спокойно сказала:

— Разрешите представить: слуга рода Изотовых, дворянин Василий Юрьевич Фролов.

— Рад знакомству, — лаконично поприветствовал хозяин конюшни.

— Павел Юрьевич, мне очень жаль, но составить вам сейчас компанию, боюсь, не получится, — сообщила без обиняков. — Появились неотложные дела, — добавила и коротко улыбнулась.

— Понимаю, — кивнул Лемешев. — Не волнуйтесь, с боярынями ничего не случится. Они в надежных руках. Можете ехать со спокойной душой.

Внезапно начав сомневаться в правильности такого решения, я задумчиво посмотрела на Василия и неожиданно услышала:

— Госпожа, нет необходимости уезжать. Тот, кто нужен, стоит от нас в двух шагах.

Абсолютно точно Василий говорит не о Павле Юрьевиче и не о его воине. Тогда о ком?

Медленно проследив взгляд слуги, озадаченно нахмурилась.

Если правильно понимаю, то самый лучший артефактор в Южном княжестве… все так же тщательно ровняет песочек! Чудны дела твои, господи!

(обратно)

Глава 17

Не скрывая интереса, я разглядывала артефактора. Внешне он ничем не отличался от сотен тысяч мужчин, живущих в деревнях. Не красив и не уродлив, среднего роста, худощав — обычный пожилой человек, разве только чересчур угрюмый.

Меж тем, чувствуя мой взгляд, самый лучший артефактор принялся еще усерднее работать граблями.

Крайне удивленно поглядывая то на меня, то на своего работника, Лемешев, наконец, не выдержал и тихонько поинтересовался:

— Софья Сергеевна, позвольте полюбопытствовать, зачем вам мой конюх?

Конюх, говоришь? Ну что ж, попробую убедить твоего конюха вновь стать артефактором.

— Павел Юрьевич, вы можете его позвать? — произнесла негромко и скупо улыбнулась.

Не отводя внимательного взгляда, Лемешев пару мгновений молчал. Затем кивнул.

— Разумеется, — сказал мне, а потом, посмотрев на усердно трудящегося работника, повысил голос и строгим тоном проговорил: — Степан, подойди.

Неторопливо отложив грабли, конюх довольно ловко пролез меж планками ограждения и подошел к нам.

— Здравствуйте, Степан Абрамович, — доброжелательно произнес Василий и улыбнулся. — Разрешите представиться: Василий Юрьевич Фролов, слуга рода бояр Изотовых, — глянув на меня, продолжил: — Боярыня Софья Сергеевна Изотова. Глава рода.

— Я уже все сказал, — вместо приветствия буркнул артефактор, неотрывно глядя Василию в глаза. — Ваше предложение не интересует, — а затем повернулся ко мне и нахмурился сильнее. — Зря приехали, боярыня. Можете даже не уговаривать!

Я же холодно произнесла:

— А с чего вы решили, что буду?

Конюх ошарашенно захлопал ресницами.

— Тогда зачем вы здесь? — пробормотал недоуменно.

Выразительно посмотрев на все больше приходящего в смятение мужчину, лениво сказала:

— В данный момент смотрю на вашу работу. Превосходно песок разровняли. Лошадей любите?

— Очень. А что? — нахмурившись, Степан несколько мгновений пристально изучал мое лицо, а после кривовато усмехнулся и с сарказмом произнес: — Эти животные гораздо лучше людей.

— И как же зовут вашу подопечную? — поинтересовалась словно между прочим.

— Карамель.

Да ладно?! В памяти тотчас выплыли слова Михаила: «Травм вроде у нее не было. Просто не выставляет больше на скачки и теряет громадные деньги».

Переведя взгляд на напряженно прислушивающегося к разговору Павла Юрьевича, поинтересовалась многозначительно:

— Та самая Карамель?

— Да, — кивнул Лемешев и мгновенно погрустнел. Горько усмехнувшись, глухо сказал: — Даже вы уже знаете, — тяжко вздохнул и с глубокой печалью признался: — Все, вышла в тираж моя чемпионка. Потеряла интерес к бегу. Совсем.

Явно сильно переживая, мужчина отвел взгляд в сторону и замолчал.

Выдержав нужную паузу, я задумчиво произнесла:

— Интересный случай, — посмотрев на угрюмого артефактора, сдержанно спросила: — Степан, вы покажете свою подопечную?

— Софья, неужели у вас есть идея? — вскинулся Лемешев, не дав ответить работнику. В его глазах читалась смесь сомнения и робкой надежды.

— Посмотрим, — обронила коротко.

Мы зашли в просто роскошную конюшню. Я не смотрела по сторонам. Нацепив маску «снежной королевы», следовала за Степаном и накидывала возможную схему разговора. Определенно, я нащупала слабое место в его обороне. Этот артефактор — лучший, и мне он нужен.

Похоже, такой категоричный отказ от работы по специальности связан с особой «нелюбовью» к людям. Вон как сравнил! Ладно, Степан Абрамович, посмотрим, насколько сильно ты привязан к лошадям.

Идя по широченному, хорошо освещенному коридору, обратила внимание на то, что сестер в помещении нет. Тут же решительно отбросила ненужные тревожные мысли. Девочки под присмотром Ярослава, и пока опытный воин рядом с близняшками, с ними ничего плохого не случится. А без моего приказа он не отойдет ни на миг.

Уверенно подойдя к одному из денников*, конюх — артефактор распахнул дверцу. Остановившись на входе, я не спешила заходить внутрь. Скажу больше — даже и не собиралась.

Лошади мне нравились, но любоваться ими предпочитаю издали. А точнее, с трибуны на ипподроме. В прошлой жизни доводилось пару раз бывать на скачках, и на этом мое знакомство с лошадьми и заканчивалось.

В дальнем углу стойла на подстилке из свежей соломы стояла рыжая красавица. Прищурившись, я медленно прошлась взглядом по длинным мускулистым ногам, оценила немалый рост. В холке Карамель равнялась примерно с моей макушкой, а во мне, ни много ни мало, метр семьдесят.

Грациозно повернув голову, лошадь посмотрела на меня большими выразительными глазами. В них отчетливо виднелся ум и… странная для скаковой лошади апатия.

Что же с тобой приключилось, девочка?

— Расскажите о кобыле, — негромко, но твердо попросила, не отводя взора от животного.

— Карамель чистокровная верховая, — услышала глухой голос Павла Юрьевича. — Скоро три года. С двух лет регулярно участвует в состязаниях. Два с половиной месяца назад, за несколько дней до очередных забегов, перестала показывать нужный результат на тренировках. А потом и вовсе потеряла интерес к скачке. Со здоровьем проблем нет никаких, сотню раз проверяли, — помолчав с досадой продолжил: — Мой тренер что только ни делал! Все возможные методики испробовали. Без толку. Чистокровные — они ж, как скаковые, не имеют себе равных: значительно сильнее и резвее любой другой породы. Эти лошади рождены для скачек! — воскликнул мужчина и тотчас с искренней болью в голосе добавил: — А Карамель сейчас будто и не чистокровка, а так, недоразумение одно.

Не говоря ни слова, я задумчиво смотрела на абсолютно здоровое, но крайне апатичное животное. Раз азарт у них в крови, то, значит, можно попробовать его вновь разбудить. Есть одна идея, но озвучивать ее пока преждевременно.

— Карамель не кобыла, а лошадь, — неожиданно подал голос конюх — артефактор.

Встретившись с ним взглядом, вопросительно приподняла бровь. Язвительно ухмыльнувшись, он нравоучительно сказал:

— Главе рода бояр Изотовых стоило бы знать, чем отличается кобыла от лошади. Первая рожала, а вторая нет. Впрочем, юной барышне простительно.

Ах ты колючка! Гонор показываешь? Вот вроде бы простолюдин и обычный конюх, но гляди — ка характер какой! Аккуратненько «юную» боярыню укусил. Что же в твоей жизни произошло?

— Спасибо за информацию, — усмехнулась холодно. — Вижу, о лошадях вы знаете достаточно, — и, внимательно глядя в презрительно — насмешливые глаза артефактора, спокойно продолжила: — Также понимаю, что любите их еще меньше людей.

— О чем это вы? — мигом растеряв все свое превосходство, Степан Абрамович смотрел с искренним недоумением. — Люди мне не нравятся, не скрываю. Но при чем тут лошади?

— Вы назвали имя моего рода, — проговорила отчетливо и размеренно. — Наверняка знаете, что все женщины в роду Изотовых потомственные артефакторы, — увидев подтверждение своей правоты во взгляде мужчины, ледяным тоном произнесла: — Несмотря на юный возраст, я уже сейчас вижу — лошади можно помочь. А вы, высококлассный профессионал, находящийся постоянно рядом с Карамелью, ничего не сделали для очевидно страдающего животного, которого, по вашему утверждению, любите.

— Вы ничего не знаете! — зло воскликнул конюх. — У меня все продумано, но нет подходящего материала и нужного оборудования! — сердито поджав губы, он помолчал и глухо добавил: — Времени тоже нет, я же целый день в конюшне. На хлеб надо как — то зарабатывать.

— Да как скажете, — бросила безразлично.

— Софья Сергеевна, что происходит? — напряженно поинтересовался Лемешев.

— Степан Абрамович не просто конюх, но еще и высококлассный артефактор, — невозмутимо посмотрела на крайне удивленного новостью хозяина конюшни. — Однако ему гораздо интереснее ковыряться в навозе, чем создавать уникальные артефакты, — выдержав правильную паузу, продолжила: — Уверена, Карамели можно помочь, если создать для нее специальный артефакт. И в моем распоряжении есть все необходимые материалы, оборудование и профессиональные специалисты, — видя жгучий интерес в глазах Лемешева, скупо улыбнулась. — Конечно, сами понимаете, я — глава рода и лично не буду этим вопросом заниматься, но, как артефактору, мне интересно поучаствовать в решении сложной задачи. Не припомню, чтобы кто — то создавал для лошадей подобное, — помедлив пару мгновений, искренне призналась: — Да и Карамель жаль. Такая красавица! — вздохнув, повернулась к своему верному слуге. — Василий, у тебя было много кандидатур артефакторов. Выбери подходящего.

— Слушаюсь, госпожа, — коротко кивнул тот.

И это не блеф, вовсе нет. Подобный артефакт действительно можно создать, и задача для профессионала очень интересная. Но сейчас я сыграла на глубинных чувствах и здоровых амбициях Степана. Осталось всего ничего: помочь ему принять нужное мне решение.

Неожиданно тоненько всхрапнув, Карамель подошла ближе. Словно желая вразумить своего личного конюха, толкнула его мордой в плечо. Затем шумно втянула воздух трепетными ноздрями и тихонько фыркнула.

Хмурясь и поджимая губы, Степан задумчиво погладил ее по точеной шее. Я же, не обращая больше внимания на конюха — артефактора, доброжелательно улыбнулась Лемешеву.

— Как вы думаете, девочки долго будут знакомиться с вашим инструктором и лошадьми? Мешать не хочу, но беспокоюсь.

Глянув на дорогущие наручные часы, Павел Юрьевич постоял немного в раздумьях, а затем уверенно произнес:

— К скаковым лошадям Семен их, разумеется, не подпустит, даже не тревожьтесь. Ну а если тренер сочтет возможным, то под присмотром прокатятся на специальных спокойных лошадках. Уверен, малышкам понравится! — голос главы рода Лемешевых звучал удивительно по — человечески. Можно даже сказать, по — отечески. — А пока ваши сестры заняты, может, чаю? — поинтересовался, широко улыбаясь как довольный жизнью человек.

— С удовольствием, — улыбнулась в ответ.

Павел Юрьевич галантно предложил локоть, и мы неторопливо направились к выходу из конюшни. Немного позади бесшумно шел Василий.

— Софья Сергеевна, подождите! — неожиданно прозвучал голос конюха — артефактора.

Остановившись, я обернулась. Не выказывая интереса, безэмоционально посмотрела на приближающегося быстрой походкой Степана Абрамовича. Едва поравнявшись с нами, мужчина замер и внезапно сказал:

— Так и быть, согласен, — помолчав, гордо вздернул подбородок и добавил: — Согласен на вас работать.

Нет, братец, так не пойдет. Я руководитель — ты работник. Никак иначе. Твои одолжения мне абсолютно не нужны. А вот попросить взять тебя на работу возможность дам.

Нахмурилась и холодно поинтересовалась:

— А разве речь шла о работе на меня? Мы говорили о том, что вы отличный артефактор, но умения свои не используете.

В который раз недоуменно похлопав ресницами, Степан Абрамович смотрел растерянно. Похоже, я окончательно сломала все шаблоны у него в голове.

— Простите, — пробормотал конюх. — Я, видимо, не так понял, — недоуменно взглянув на невозмутимого Василия, он опустил голову и замолчал. А потом, медленно подняв взгляд на меня, с уважением в голосе произнес: — Софья Сергеевна, ваш слуга по телефону предлагал мне работать на род бояр Изотовых артефактором. Если моя кандидатура еще интересна, то готов приступить к работе не мешкая.

— Вы просите взять вас на работу, я правильно понимаю? — уточнила у хмурящегося и одновременно растерянного мужчины.

Кашлянув, тот неожиданно уверенно подтвердил:

— Все верно, Софья Сергеевна. Готов ехать прямо сейчас.

— Хорошо, — кивнув, повернулась к внимательно прислушивающемуся Лемешеву. — Павел Юрьевич, полагаю, работая на меня, Степан Абрамович в кратчайшие сроки сможет изготовить артефакт для Карамели. Вы готовы расторгнуть трудовые отношения с вашим конюхом?

— Безусловно, — усмехнулся тот. — Даже более. Прямо сегодня распоряжусь, чтобы ему перечислили хорошую премию. А по окончании работы над артефактом оплачу все расходы и щедро вознагражу.

— Спасибо, Павел Юрьевич, — едва слышно пробормотал бывший конюх.

Посмотрев на Василия, я кивнула. Поняв все без слов, слуга практично поинтересовался у Степана:

— Где вы живете?

— Да здесь, на территории, — торопливо ответил артефактор, затем, явно смутившись, добавил: — Собраться пару минут.

— Пойдемте, — предложил Василий. Уважительно попрощавшись, мой слуга и Семен быстро удалились.

Оставшись вдвоем с хозяином конюшни, неожиданно почувствовала его пристальный взгляд. Встретившись с мужчиной глазами, коротко усмехнулась. Павел Юрьевич — опытный бизнесмен и руководитель, и я ни секунды не сомневалась, что он все прекрасно понял.

— Просто нет слов, — сообщил Лемешев абсолютно искренне. — Высший пилотаж, Софья Сергеевна! Мне впору у вас уроки брать.

Тихо рассмеявшись, предпочла сменить тему и невинно поинтересовалась:

— Пойдемте пить чай?

Мужчина одобрительно улыбнулся, а после вновь предложил локоть и повел меня по территории конюшен. Довольно скоро мы уже сидели в ажурной беседке подле небольшого пруда.

Павел Юрьевич оказался интересным собеседником. Впрочем, умышленно избегая серьезных тем, я задавала вопросы исключительно о лошадях. А Лемешев охотно делился знаниями.

Солнце давно спряталось за горизонт. С тревогой бросив взгляд на тропинку, наконец — то увидела идущих к беседке сестер. Разумеется, их сопровождал Ярослав. Заметив на лицах девочек искреннюю радость, с облегчением вздохнула. Воин же, как и всегда, выглядел расслабленным и невозмутимым.

Отставив чашку с чаем, взглянула на темнеющее небо. Такой бесконечно долгий, просто сумасшедший и безумно щедрый на события день обещал закончиться хорошо. В этом уже не было никаких сомнений.

* * *

— Светлана? — князь Южный с удивлением посмотрел на вошедшую в его гостиную стройную брюнетку. — Откуда ты взялась?

Плавно встав с дивана, скользнул взглядом по большому темно — красному чемодану в руках слуги и коротко кивнул. Уважительно поклонившись хозяину, вышколенный слуга аккуратно поставил багаж нежданной гостьи на пол и бесшумно удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

— Только что с самолета, — мелодичным голосом проворковала красавица, делая едва заметный шажок к князю. — Ты редко сейчас в Москве бываешь, вот я и решила проведать. Заодно и Ростов посмотреть.

— А — а, — глубокомысленно протянул князь, не двигаясь с места. Задумчиво потерев подбородок, встретился глазами с женщиной и невозмутимо произнес: — Как понимаю, ты решила остановиться у меня?

Озадаченная холодным приемом, Светлана растерянно похлопала длинными ресницами и неуверенно кивнула.

— Хорошо. Распоряжусь, тебя проводят в гостевую часть дома, — деловито сообщил Игорь Владимирович и добавил: — Я сейчас уезжаю, вернусь дня через два. Будет нужен сопровождающий ؙ— скажешь охране.

— Но… Ты в Москве уже не был четыре месяца, и я соскучилась. Хотела сюрприз сделать, думала, обрадуешься, — огорченно прошептала откровенно расстроенная женщина и, прикусив губу, замолчала.

Князь Южный мысленно вздохнул. За эти четыре месяца, о которых упомянула Светлана, он был в Москве много раз, но просто не желал встречаться со своей бывшей любовницей. И сейчас Игорь недоумевал, как та не поняла очевидного. Да они и в начале романа встречались — то всего ничего.

Светлана приехала из провинции покорять Москву, но не вышло. Тридцатилетняя красавица, как и многие простолюдинки, не обладая особыми знаниями, трудилась няней. Познакомились они случайно, на катке, а после практически сразу стали любовниками.

Довольно быстро пересытившись сексом, Игорь понял — из разряда временных любовниц в статус наложницы Светлана абсолютно точно не перейдет. Ему с ней просто — напросто неинтересно. По правде сказать, со времен матери Михаила у него наложниц больше и не было. А уж о браке с этой женщиной и вовсе никогда не задумывался. Даже подобных мыслей не возникало.

Нет, князь искренне интересовался жизнью любовницы, с легкостью оказывал материальную помощь, когда просила. Всегда отвечал на звонки, а если не мог, то обязательно перезванивал. Но тех чувств, что испытывает мужчина к любимой, у Игоря к Светлане не было никогда. И обратного он ей не говорил.

Зачем она так внезапно прилетела, князь искренне не понимал и испытывал досаду. Вроде бы не глупая, но поди ж ты… Дурацкая ситуация.

— Тебе стоило сообщить мне о своем намерении. Сюрприз откровенно не удался, — сказал князь и, желая смягчить жесткие слова, коротко улыбнулся.

— Ну да, — тяжело вздохнула Светлана. — Не очень удачная идея прилететь без звонка. Ты далеко уезжаешь? — и посмотрела на Игоря безбрежными как синее море глазами.

— В Астрахань. На рыбалку, — лаконично ответил тот. — Тебе с дороги стоит поесть и отдохнуть. Сейчас распоряжусь.

Достав из кармана пластиковый черный квадратик, он привычно нажал на беленькую кнопочку. Буквально через мгновение дверь в гостиную бесшумно отворилась. Однако на пороге появился не только слуга, но и Михаил.

Зайдя в гостиную, статный юноша уважительно поклонился князю и спокойно произнес:

— Отец, я приехал, как вы просили.

Не в силах скрыть изумления, Светлана перевела вопросительный взгляд с юноши на столь желанного мужчину. Они, определенно, были похожи.

«Что я еще не знаю об Игоре? Может, у него и любимые наложницы здесь имеются?» — мелькали в голове женщины тревожные мысли.

Прежде ее вовсе не беспокоил тот факт, что обеспеченный дворянин явно утрачивает к ней сексуальный интерес. Он внимательно слушал сетования на жизнь, исправно снабжал внушительными суммами, а большего Светлане и не требовалось.

Однако неделю назад все изменилось.

Женщина совершенно случайно узнала — Разумовский не просто обеспеченный дворянин, но никто иной как баснословно богатый светлейший князь. И, кончено же, выпускать такого мужчину из своих цепких лапок умудренная опытом красавица не собиралась. Любила ли она его? Определенно нет. А вот деньги просто обожала.

Меж тем, глубоко вздохнув, Игорь безэмоционально произнес:

— Светлана, Михаил, прошу знакомиться. Мой сын и наследник княжич Михаил Игоревич Разумовский. Моя гостья Светлана.

— Рада знакомству, — величественно произнесла брюнетка и обаятельно улыбнулась юноше.

— Взаимно, — коротко поклонился Михаил.

Князь не сообщил ни фамилии, ни титула женщины, и это значило лишь одно: она не дворянка. А жаркие взгляды, украдкой бросаемые Светланой на Разумовского — старшего, говорили сами за себя.

«Любовница, — мысленно хмыкнул Миша. — А отец — то вовсе не монах!»

— Сопроводи и устрой гостью, — спокойно произнес Игорь Владимирович, глядя на лакея. — В мое отсутствие обеспечьте ей полный комфорт, при необходимости — сопровождение в городе. Передай охране, — не обращая более внимания на вытянувшегося по струнке слугу, перевел взор на Светлану и сухо добавил: — Вынужден попрощаться. По моему возвращению мы обязательно поговорим. Приятного отдыха.

— Доброй поездки, — мелодично пропела Светлана, неотрывно глядя на князя. Затем, переведя блестящий от эмоций взор на юношу, сдержаннее добавила: — Приятно было познакомиться, княжич. Всего вам хорошего.

Обольстительно улыбнувшись на прощание, женщина, словно лебедь, выплыла из гостиной. За ней незамедлительно последовал слуга с объемным чемоданом.

— Одна — а–ако, — хмыкнул Игорь, а потом, посмотрев на сына, строго произнес: — Я сейчас улетаю, меня ждут серьезные люди. Времени для разговора мало, но, надеюсь, услышишь мои слова, — он не отрывал тяжелого взгляда от тревожно хмурящегося сына. — Княжич обязан каждую секунду помнить кем является. Сегодня в поединке ты проявил излишнюю агрессию. Все могло закончиться плохо. Ранее за тобой подобного не наблюдалось, очень надеюсь, что и не будет. Ты понял, Михаил?

— Да, отец, — тихо произнес юноша, склонив голову.

Взглянув на настенные часы, князь поморщился от досады, затем сухо обронил:

— Пойдем.Проводишь, до вертолета.

Не мешкая, старший Разумовский твердой походкой вышел из гостиной. Поднявшись вместе с Михаилом на третий этаж, а затем на крышу, бросил взгляд на медленно вращающий лопастями вертолет. Потом, посмотрев прямо в глаза сыну, серьезно произнес:

— У меня нет времени выяснять происходящее с тобой. Буду краток: ты последнее время сам на себя не похож. Когда вернусь, я хочу видеть, что себя полностью контролируешь. Контролируешь, как и прежде. Все ясно?

— Да, отец, — глухо отозвался Михаил, тяжело вздохнув, и с улыбкой добавил: — Не волнуйся, я буду в норме.

Князь неодобрительно качнул головой. Резко развернувшись, подошел к вертолету и привычно сел на пассажирское место. Через мгновение лопасти стальной птицы закружились сильнее, и та с легкостью оторвалась от земли.

Задумчиво глядя на проплывающие далеко внизу огни ночного города, Игорь Разумовский повертел в руках телефон. Внезапно о чем — то вспомнив, быстро набрал сообщение. Через пару мгновений пришел ответ: боярыня Изотова, несмотря на позднее время, поблагодарила за то, что он договорился с управляющим.

Мечтательно глядя куда — то вдаль, князь тепло улыбнулся.

(обратно)

Глава 18

Проснувшись в приподнятом настроении, первым делом привычно протянула руку и взяла телефон: мало ли что произошло, пока спала. Плохого, к счастью, не было, было хорошее.

«Доброе утро, любимая. Жутко соскучился. Погуляем после школы?» — прочла сообщение Миши.

Почему бы и нет? Сегодня последний учебный день на этой неделе, а после два выходных. К тому же, я жутко устала от работы, и душа жаждала отдыха. Да и вспоминать или анализировать слова и поступки Миши сейчас совершенно не хотелось.

Написав лаконичный ответ: «Доброе утро. Согласна», почувствовала, как глуповатая улыбка растягивает губы.

Не переставая улыбаться, встала с постели. Неспешно приведя себя в порядок, надела школьную форму и, взяв рюкзак, спустилась на первый этаж. Тут же почувствовала умопомрачительные ароматы: заботливая Надежда готовила завтрак.

Войдя в кухню, сразу же заметила деловито хлопочущую у плиты женщину. Небрежно положив рюкзак на ближайший стул, добродушно произнесла:

— Доброе утро. Покормишь?

— Доброе утро, боярыня. Конечно — конечно! — отозвалась экономка и принялась накрывать на стол.

Впервые за долгое время она не поинтересовалась, где предпочитаю есть. Да это и не имело смысла. Усевшись за кухонный стол, я наглядно продемонстрировала, где именно.

Я наслаждалась великолепно приготовленным завтраком, поглядывая в окно и размышляя о предстоящем дне, и чувствовала, как с губ не сходит улыбка. Мысли были заняты совсем не учебой или работой. Мне очень — очень хотелось простого женского счастья.

— Спасибо, Надежда. Все просто идеально, — похвалила, встав из — за стола.

— Благодарю, боярыня, — искренне улыбнулась женщина и доложила: — Василия завтраком накормила. Он ждет вас на улице. Сказал, что сегодня лично отвезет в школу.

Кивнув, на пару мгновений задумалась. То, что Василий сегодня в моем распоряжении, это замечательно. Мы так вчера и не поговорили о наставнике для сестер, а еще у меня есть очень хорошие новости для нас обоих: князь Южный вчера сообщил, что его бывший управляющий принял предложение работы.

Впрочем, о работе позже. Сейчас есть другое дело — семейное. Я посмотрела на экономку.

— Для тебя будет поручение.

— Слушаю, госпожа, — мгновенно отреагировала та.

— Как близняшки проснутся и позавтракают, возьмите Ярослава и съездите по магазинам. Деньги на карту скинула. Трать не скупясь. Боярыням необходимо купить форму и обувь для верховой езды. Со следующей недели у них начинаются тренировки, — помедлив, улыбнулась и добавила: — Будут они у нас великими наездницами. По крайней мере тренер сказал, что задатки есть.

— Все исполню, — деловито сообщила Надежда. — Можете не беспокоиться.

— Знаю, — коротко улыбнулась женщине. — Поэтому ты будешь в дальнейшем девочек сопровождать. Вместе с Ярославом, естественно. Ничего особенного не потребуется. Просто наблюдать.

Конечно же, в присутствии Надежды на тренировках сестер нет необходимости. Телохранителя достаточно. Я просто — напросто таким довольно интересным способом хотела разнообразить жизнь не чужого мне человека. А то хозяйственная женщина занимается только уборкой, готовкой и заботой о нас. Она в принципе выходит из дома только по магазинам. Так не годится.

Видимо о чем — то догадавшись, Надежда робко улыбнулась и посмотрела на меня, как на величайшую реликвию. Ох и не люблю этого! Ничего ведь особого — то не сделала.

Коротко кивнув растроганной экономке на прощание, прихватила рюкзак и вышла из кухни. Распахнув входную дверь, глубоко вдохнула свежий воздух, пахнущий травой и цветами.

— Доброе утро, госпожа, — поприветствовал Василий.

— Доброе, доброе, — кивнула и, счастливо улыбнувшись, скомандовала: — Поехали. По дороге обменяемся новостями.

Путь до школы пролетел быстро. Василий сжато доложил обстановку по текущим делам. Фактически, проблем — то не было, кроме одной: я в который раз убедилась, что верный слуга работает на износ. Учитывая тот объем дел, которыми он занимался ежедневно, подозреваю, жена Василия уже и забыла, как выглядит муж.

Вовремя, очень вовремя князь Южный предложил свою помощь! Мысленно вновь поблагодарив Разумовского — старшего, лаконично сообщила Василию чудесную новость.

Известие о профессиональном управляющем, на днях приступающим к работе, слуга принял с такой откровенной радостью и облегчением, что от смеха удержаться удалось с трудом. Никогда не жалующийся на нагрузку Василий был не просто доволен — он был счастлив до глубины души!

Идею о тренировках юных боярынь с Никитой опытный воин также одобрил. Даже пообещал иногда присутствовать на занятиях. Благо, теперь время появится. О возобновлении же наших с ним тренировок пока не заикалась: других дел полно.

Клятвенно пообещав себе начать заниматься, как только появится свободное от работы время, коротко усмехнулась. Если есть возможность полениться, я, конечно, ею непременно пользуюсь, но все — таки надо брать себя в руки. Физическая подготовка крайне важна.

Остановившись на парковке, Василий предупредительно открыл мне дверцу. Выпорхнув из салона, кивнула слуге и, скупо улыбаясь идущим на занятия одноклассникам, неторопливо направилась в сторону учебного корпуса.

Спокойствие в душе сменилось легкой тревогой. Мой враг никуда не делся. Он или она все так же где — то рядом. Как же найти того, кто так страстно желает растоптать мою репутацию?

— Доброе утро, Софья, — послышался сбоку знакомый голос.

Не останавливаясь, я замедлила шаг. Повернув голову, коротко кивнула и доброжелательно улыбнулась Марии Стрелецкой. Вот вроде бы самый явный кандидат, но поди ж ты — не она.

— Завтра вечером жду вас у себя дома, — меж тем невозмутимо сообщила боярыня. — Ничего грандиозного не планирую, так, вечеринка одноклассников. Надеюсь, вам понравится.

— Благодарю.

Мазнув взглядом по шествующим рядом с боярыней «фавориткам», усмехнулась. Морозова и Салтыкова на посту, а вот Юлии Лемешевой не наблюдается. Оно и неудивительно: даже с деньгами ее отца за столь малый срок вырастить брови нереально.

А может тот самый враг — Морозова? Девушка меня терпеть не может и даже не пытается этого скрывать. Правда, это было бы слишком просто. Хотя… наверняка ничего утверждать нельзя.

Ох, надеюсь, скоро слуги князя все же отыщут того, кто пытался сломать мне жизнь, и все наконец закончится.

Войдя в класс вместе со Стрелецкой, заметила сидящую за нашей партой Катеньку. Мечтательное выражение на лице подруги говорило о многом.

Сев на свое место, посмотрела с улыбкой на витающую в облаках Катю и тихонько сказала:

— Привет.

— Ой! — встрепенулась та и привычно густо покраснела. — Доброе утро, Соня. Извини, не заметила.

— Как прошла встреча с мамой и… Никитой? — умышленно сделав паузу перед упоминанием имени возлюбленного Катеньки, широко улыбнулась.

— Все хорошо. Маме Никита понравился, — едва слышно прошептала смущенная дворянка, еще пуще покраснев, и замолчала.

Не желая выпытывать у Кати подробности, я принялась деловито выкладывать учебники из рюкзака. До начала уроков еще достаточно времени, но заранее подготовиться не помешает. А потом посмотрела на подоконник. Все до единого цветы радовали глаз набухшими бутонами, а кое на каких даже раскрытыми. Похоже, эксперимент Ястребицы удался.

Хмыкнув, многозначительно посмотрела на Катеньку. Тяжко вздохнув, та скорчила забавную мордашку. Через мгновение став серьезной, тихонько сказала:

— Мама приняла твое предложение сшить одежду лично для тебя и форму воинам рода. Никита с ней полвечера все обсуждал. Мама сказала, что он положительный и умный, — гордость сквозила в каждом слове девушки.

— Отлично! — улыбнулась подбадривающе.

— Если ты не возражаешь, сегодня после обеда мы с Никитой проедемся по магазинам, — девушка посмотрела вопросительно. — Мама дала задание выбрать ткань для формы. Покупать, естественно, не будем, просто определимся, возьмем образцы. Окончательное решение все равно принимать тебе.

— Не возражаю, — кивнула. И призналась: — Скажу больше: лучше, чем воины рода, никто не знает, что им требуется. И цвет, и фасон, и все прочее согласуйте с Василием, а потом закупи́те материал.

— Ты серьезно? — Катенька смотрела удивленно.

— Абсолютно, — произнесла твердо. — Мне может нравиться одно, а воинам требоваться совсем другое. Но в этой форме ходить и работать именно им. Поэтому поступим так: Никита консультирует, Василий принимает окончательное решение и утверждает, а я оплачиваю. Алгоритм ясен?

— Да, — быстро кивнула помощница. — А что насчет твоего личного гардероба?

— О — о–о, — протянула глубокомысленно, — здесь все только под моим контролем.

Озорно подмигнув подруге, заметила, как та понимающе заулыбалась. В этот момент раздалась трель звонка, извещая о начале урока. С досадой вдохнув, мы перестали болтать о личном и принялись грызть гранит науки.

Школьный день прошел в привычном ритме. Разве что Миша слал романтичные и очень милые сообщения не только на переменах, но даже во время уроков. Тщательно пряча довольную улыбку, я прикрывала тетрадью телефон и читала такие приятные сердцу слова любви. Поглядывая на меня, глазастая Катенька многозначительно улыбалась, но не расспрашивала. За эту вот тактичность ее просто обожаю.

Уроков сегодня было на редкость мало: всего — то четыре. Однако на переменах я старалась не выходить в коридор. И дело не только в предосторожности, скорее, в любопытных взглядах одноклассников. Отпрыски дворянских родов не только увлеченно и бурно обсуждали бой Михаила с иностранцем, но и мое дружеское общение с самим светлейшим князем. Если раньше еще кто — то не особо верил в расположение ко мне рода князей Разумовских, то теперь все сомнения отпали. И эту новость смаковали и обсуждали не меньше самого поединка.

Мысленно досадуя на столь явный интерес к моей персоне, я тем не менее ни словом, ни взглядом не давала новую пищу для разговоров. Снежная королева, и точка! Так удобнее, привычнее и безопаснее.

Едва дождавшись окончания последнего урока, мы с Катей шустро покидали учебники в рюкзаки и быстро вышли из класса. Спустившись на первый этаж, уже направились к выходу, как неожиданно Катеньку окликнули. Мгновенно узнав голос классного руководителя, подруга обреченно застонала и медленно повернулась.

— Добрый день, девушки, — подойдя, строго произнесла Тамара Валерьевна. — Катерина, вы мне нужны. Прошу вас остаться.

Печально вздохнув, Катенька уныло опустила голову. Никто из нас не забыл, чем вчера закончилась просьба классной помочь: юная дворянка не один час просидела в обнимку с цветочными горшками.

От Ястребицы Катя сама не отобьется. Надо срочно помогать.

— Что — то случилось, Тамара Валерьевна? — поинтересовалась невозмутимо, не отводя взора от деловито — сосредоточенного лица женщины.

— Нет, Софья, — отмахнулась от меня та. Потом повернулась к понурой Кате. — Вчера вы хорошо поработали. А теперь необходимо позаниматься с цветами в соседних классах, — сообщила властно и безапелляционно добавила: — Сейчас.

На самом деле Ястребица могла лишь попросить. Однако приказывала. Подобное поведение абсолютно недопустимо.

— Увы, — твердо произнесла я, холодно глядя на вконец обнаглевшую классную руководительницу. — Боюсь, что на вассала бояр Изотовых у главы рода другие планы. Екатерина Юрьевна сейчас уезжает вместе со мной.

На щеках женщины проявились ярко — красные пятна. Помолчав, Тамара Валерьевна кривовато улыбнулась, а после уже нормальным тоном произнесла:

— В таком случае буду очень признательна, если Екатерина сможет найти время на следующей неделе.

Взглянув на Катю, я промолчала, ожидая, что она скажет. Да, это сложно, но юной дворянке просто необходимо научиться говорить «нет».

— Я подумаю, Тамара Валерьевна, — гордо вскинула подбородок Катенька. — Как только у меня появится время — сообщу. Всего доброго.

Дежурно улыбнувшись ошарашенной классной, мы с подругой неторопливо направились к выходу из здания.

Очутившись на улице, Катя с силой выдохнула и, тревожно блеснув глазами, тихонько призналась:

— Я ей за все годы ни разу не отказала. Как думаешь, теперь сожрет?

— Не — а, — усмехнулась задорно. — Покусать попробует, но, если не позволишь, не сожрет. Все в твоих руках.

Нахмурившись, Катя постояла пару мгновений, а затем решительно тряхнула рыжей гривой и расправила спину. По пути к ожидающему нас автомобилю я, искоса поглядывая на юную дворянку, заметила в ее взоре решимость. Общаясь со мной, Катенька определенно менялась: становилась сильнее и начинала верить в себя. Это было очень хорошо.

Едва вернувшись домой, подруга быстро переоделась и практически сразу умчалась с Никитой по магазинам. Я же пошла к близняшкам. В общении с говоруньями — сестрами время пролетело быстро, и пришла пора собираться на прогулку с Мишей.

* * *

Ярко — красный спортивный автомобиль медленно проехал по улице и остановился у тротуара. Заглушив двигатель, Миша повернулся ко мне. Не отводя блестящих от эмоций глаз, с удивительной искренностью в голосе произнес:

— Ты самое дорогое, что есть у меня. Люблю тебя, Сонечка.

Его голос, эмоции — они были абсолютно честными. Говоря о своих чувствах, Миша не лгал.

Я же, словно девочка, внезапно растерялась. Смущенно потупившись, закусила нижнюю губу. Расправив легкое бирюзовое платье на коленях, тихонько вздохнула и вновь встретилась с ним взглядом.

Все тревоги мгновенно куда — то улетучились, не оставив и следа. Глядя в бездонный васильковый омут его глаз, чувствовала, как счастье разливается по телу. Моя душа тихонько пела.

— Пойдем погуляем? — широко улыбнулся Миша. — Хочу показать тебе старый Ростов.

Кивнув, дождалась, пока он откроет мне дверцу, грациозно ступила на разноцветную тротуарную плитку и протянула руку. Юноша, аккуратно взяв меня за ладошку, неторопливо повел меня по улицам своего родного города.

Ростов чем — то напомнил Москву. Так же, как и в столице, в центре — на Садовой и проспектах — древний город выглядел современным, но вот боковые улочки хранили атмосферу старины. Здесь не было высоток или громадных торговых центров, лишь двухэтажные и трехэтажные дома, по — восточному затейливые и увитые плющом. То и дело на глаза попадались разноцветные кошки, а из дворов звучал детский смех и строгие окрики женщин. Старый город жил своей, неповторимой жизнью.

Одна зеленая улочка сменяла другую, нежный ветерок играл с моими распущенными волосами, солнышко ласково пригревало, а я слушала рассказы любимого и с удивлением понимала, как много он, оказывается, знает.

Купив в небольшом магазинчике мороженое, Миша торжественно вручил мне сахарный рожок с огромным шариком пломбира. Мы отошли под сень раскидистого старого дерева, и я аккуратно лизнула лакомство. И тотчас почувствовала вкус детства. Не удержавшись, прикрыла глаза и тихонько застонала от наслаждения.

В этот же миг ощутила на губах поцелуй.

Вкус мороженого смешался со вкусом любимых губ. Даря ответные поцелуи, я чувствовала, как сильные мужские ладони скользят по талии. Все плотины и заборы, что так усердно выстраивала, рухнули. Мелодия любви звучала в душе все сильнее и сильнее.

Все же я не ледышка, нет! Просто влюбленная женщина.

— Люблю тебя, — словно вторя моим мыслям, будоражаще низким голосом шепнул Миша.

Прильнув сильнее к нему, взглянула в васильковые глаза, в которых страстное желание смешивалось с нежностью и грустью.

А может ну их, эти традиции и правила?

Видимо что — то уловив в моем взоре, Михаил на мгновение застыл, а после неверяще улыбнулся и тихонько спросил:

— Поедем?

Не сказав ни слова, лишь кивнула. Заурчав, словно пушистый котик, любимый жадно прильнул к моим губам, но быстро — видимо, боясь все испортить — отстранился.

Не особо помню, как вышли из проулка. Переплетя пальцы и не обращая внимания на прохожих, мы не сводили друг с друга счастливых взглядов.

В какой — то момент краем глаза заметила мужчин в оранжевых жилетках, они с лопатами в руках возились возле огромной кучи песка. Оказывается, двухэтажные домики давно кончились, и совсем рядом возвышается остов строящегося здания. Желая узнать, что строят, вновь взглянула на юношу, и все вопросы мигом отошли на задний план. Сейчас были только он и я. Остальное не имело значения.

Осторожно убрав локон с моего лица, Миша посмотрел настолько чувственно и страстно, что перехватило дыхание. Мое сердце от предвкушения быстро — быстро забилось, и я облизнула отчего — то пересохшие губы, затуманенным от сексуального желания взором неотрывно глядя на юношу. Похоже, гормоны полностью взяли разум под контроль.

Идиллию нарушила мелодичная трель телефона. Грустно вздохнув, Миша достал из кармана мобильный. Бросив взгляд на дисплей, с досадой поморщился. Приняв вызов, одними губами сказал:

— Работа.

— Не буду мешать. Догонишь, — шепнула в ответ. Михаил, внимательно слушая своего собеседника, задумчиво кивнул.

Наш путь лежал на другую сторону дороги. Машин видно не было, но я предпочла не нарушать правил дорожного движения. Дождавшись смены сигнала светофора на зеленый, неторопливо пошла по пешеходному переходу, улыбаясь легкому ветерку, нежно играющему с подолом платья.

Внезапно раздавшийся рев двигателя заставил вздрогнуть. Резко повернула голову и не поверила своим глазам: прямо на меня мчался на бешеной скорости ярко — желтый спортивный автомобиль. Было похоже на то, что им никто не управляет.

Безотчетно я замерла, глядя на неумолимо приближающуюся смерть. Мою смерть.

(обратно)

Глава 19

«Как жаль, что все так кончится, — промелькнула мысль. — Второй раз высшие силы точно не спасут».

Почувствовав такой родной запах и заметив до боли знакомый силуэт — не поверила. За один удар сердца любимый преодолел разделяющее нас расстояние и закрыл меня своим телом.

Мгновение — и дорожное покрытие вспыхнуло причудливой васильковой вязью. За безумно короткий миг верхний тонкий слой асфальта поднялся в воздух и собрался по воле Миши в гигантский черный щит каплевидной формы. Не в силах отвести взгляда, я, как завороженная, смотрела на пробегающие по его поверхности зловещие фиолетовые молнии. Меж тем, вытянув руку перед собой, княжич уверенно держал созданную им стену. Не раздумывая и рискуя собственной жизнью, он спасал меня.

Запоздалый визг тормозов, скрежет железа и звон бьющегося стекла резанули по ушам.

Помедлив пару мгновений, Михаил деактивировал неимоверно сложную боевую технику. Превратившись в черную мелкую крошку, асфальт осыпался на дорогу.

Быстро повернув голову, Миша с неприкрытой тревогой спросил:

— Ты как?

— Нормально, — выдохнула я, прижавшись к широкому плечу любимого и вместе с ним глядя на искореженный бампер и помятый капот дорогущей машины.

Спустя несколько долгих мгновений водительская дверца медленно отворилась.

— Какого черта? — послышался из салона раздраженный голос.

Спустя миг из разбитого автомобиля выбрался водитель. Небрежно расстегнутая гавайская рубашка бесстыдно демонстрировала густую черную поросль на его груди.

Взглянув на где — то оцарапанную ладонь, мужчина поморщился и вытер ее о светлые шорты.

— Зачем встали у меня на пути? Да вы знаете, кто я?! — выдал горе — водитель, покачиваясь на нетвердых ногах и высокомерно смотря на нас. — Никто не смеет останавливать главного архитектора княжества! — заявил пафосно и пренебрежительно фыркнул.

Не говоря ни слова, княжич сделал шаг вперед. Михаил явно желал проучить наглеца.

— Ты в своем уме?! Нападение?! На человека императора?! — искренне возмутился архитектор. — Не знаю, парнишка, кто ты… Да это и не имеет значения, — он нагло ухмыльнулся. — Задержка чиновника моего уровня будет стоить тебе дорого! — а потом неожиданно добавил: — Гляжу, девка у тебя неплохая. Эй, чика, не хочешь стать моей музой? — нагло подмигнул этот подонок уже мне. — В качестве хобби я занимаюсь скульптурой. С твоим телом выйдет классная работа в стиле ню.

Прищурившись, мужчина оглядел меня с головы до ног. По всей видимости, уже «приценивался», буквально раздевая взглядом. При этом полностью игнорируя предельно собранного Мишу.

Не произнеся ни слова, Разумовский сделал еще один шаг и ногой с разворота выбил наглому архитектору челюсть. От неожиданности упав на колени, тот взвыл от боли.

В этот же миг подле нас с жутким визгом затормозили три массивных внедорожника. Из них, как горох, высыпались крепкие мужчины с хмурыми лицами. Быстро среагировав на подобное «неуважение» к человеку императора, припозднившаяся охрана тут же ринулись в бой. Но пылающему праведным гневом Мише, казалось, было абсолютно наплевать, сколько людей вышло против него одного.

«Одолжив» у опрометчиво приблизившегося работяги лопату, княжич тут же нанес ближайшему охраннику сокрушительный удар по лицу. Дикий вой раненного человека мгновенно взвился высь. А Миша резко развернулся и, не сдерживая силу, ударил острием лопаты прямо в грудь следующего оппонента. Послышался отчетливый хруст раздробленных ребер, и мужчина, захлебываясь собственной кровью, упал лицом вниз.

Новый удар плашмя вырубил третьего. Секунда — и еще один молниеносный выпад обрубил пальцы следующего противника, попытавшегося коснуться меня.

Я же, ошалев от происходящего, смотрела на весь этот ужас и не знала, что делать.

Меж тем нас начали грамотно окружать. В руках охраны мелькнули электрошокеры с длинной ручкой. Видимо, так они предпочитают наказывать неудачливых «фанатов» архитектора.

Вырубив очередного охранника, Миша получил крайне болезненный разряд. Зарычав от ярости и боли, он со всей силы метнул лопату, словно копье, в ближайшего охранника. Через мгновение в васильковых глазах младшего Разумовского вспыхнули настоящие молнии, а на кончиках пальцев засверкали искры. Выдав витиеватую матерную конструкцию, Михаил вырубил оставшихся шестерых мужчин цепной молнией.

Тяжело дыша, княжич повернулся ко мне. Романтика — юноши больше не было: предо мной стоял безжалостный воин. Глядя, как бушуют огненные искры в его глазах, я словно потеряла дар речи, просто не представляя, что сейчас делать и говорить.

Глубоко вздохнув, Миша один миг постоял с закрытыми глазами. А после прямо встретил мой взгляд, и бушующее в его взоре пламя начало медленно затухать. «Мощь Зевса» вскорости уступила место таким родным и любимым «василькам».

Не слушая стоны и хрипы раненых охранников, мы, стоя напротив друг друга, молчали и не разрывали контакта взглядов.

Меж тем позабытый нами архитектор, придя в себя, медленно поднялся с асфальта. Выпрямившись, мужчина сунул руку в карман, достал меленькую золотистую капсулу и аккуратно раздавил ее возле лица. А после одним движением вправил свою челюсть.

Сделав шаг к нам, чиновник слегка качнулся на нетвердых ногах и неожиданно возмущенно произнес:

— А вот это уже хамство! Ладно, так и быть, прощаю. Но девку заберу, — добродушно улыбнулся человек императора. — Сама подойдешь? — поинтересовался деловито, и в этот же миг в княжича стремительно полетела сфера из чистого льда.

Не ожидавшего нападения Михаила сокрушительным ударом отбросило на пару метров. С трудом встав на одно колено, он попытался совладать с болью и одновременно выровнять дыхание.

Глядя на это, его противник лишь с досадой цокнул языком.

— А ведь хотел копье, — посетовал архитектор, обращаясь ко мне. — Непорядок! Так о чем это я? Ах, да. Прощаю тебя! — чиновник мило улыбнулся. — Ведь какой смысл держать зло на мертвецов? — вытащив из кармана шортов небольшую пузатую фляжку, тут же к ней приложился. — Зато сколько вдохновения! — воодушевленно провозгласил, запихивая флягу обратно в карман. — Так и вижу новую композицию из трех статуй: благородный воин побеждает грязного дикаря и спасает прекрасную деву! Все любят классику, — заявил пафосно.

Глубокомысленно кивнув в такт своим словам, мужчина отточенным и едва заметным движением создал в руке ледяное копье. Дурашливо помахивая смертельно опасным оружием, с невинным выражением на лице направился к Михаилу.

— Сердце красавиц склонно к измене и к перемене как ветер мая, — безбожно фальшивя, пел человек императора, неумолимо сокращая расстояние.

Княжич резко встал, но тут же получил в грудь ледяное копье. На светлой футболке начало медленно расплываться кровавое пятно.

Хрипло застонав, Михаил схватился ладонями за ледяное древко, торчащее в груди, и медленно завалился набок.

У меня перехватило дыхание. От жуткого удара юноша должен был бы неминуемо погибнуть!

Краем глаза увидела, как, сотворив еще одно копье, архитектор медленно приближается к лежащему на асфальте младшему Разумовскому. В этот момент высокопоставленный чиновник больше всего походил не на человека, а на шакала.

— Клятвами страстными сердце взволнует, этими ж губками лжот и цалует, — продолжал он петь до тошноты противным голосом.

Хотелось зажать ладонями уши, чтобы не слышать настолько омерзительных звуков. Вместо этого, стиснув зубы, лишь не отрывала взгляда от Миши. А тот, корчась от боли, сквозь туманящую взор пелену смотрел не на архитектора, а на меня. И взглядом запрещал мне подходить!

Неистово желая помочь любимому, послушно не двигалась с места, боясь навредить. К тому же я всей кожей ощущала, что вокруг него бушует энергия эфира. Когда золотистые искры, смешивающиеся с темно — васильковой княжьей силой, окутали тело Михаила, инстинктивно задержала дыхание. Сила рода и регенерация не дали княжичу погибнуть. Он медленно, мучительно больно, но восстанавливался.

Мои легкие начали разрываться от нехватки воздуха. Сделав вдох, обычным зрением увидела, как по напряженно сжатым на копье пальцам любимого пробежали огненные искры. Тихонько зашипев, несущая смерть ледышка превратилась в белесый пар.

Пошатываясь, княжич снова поднялся и выпрямился. На этот раз он был готов: в руке Миши потрескивала шаровая молния.

Да вот только человек императора вновь продемонстрировал отличные боевые навыки. Всего доля секунды — и в его руке появляется очередное копье из смертельного льда. Все с той же деланной небрежностью помахивая оружием, архитектор показушно тяжело вздохнул.

— Какой же ты все — таки живучий, дикарь! И с такими согражданами приходится делить одно княжество, — глядя на бледного, окровавленного Михаила, искренне посетовал чиновник. — Ну да ничего. Раз ты испортил мое авто и покалечил людей, то я вправе взять компенсацию, — разглагольствуя, вновь смерил меня заинтересованным взглядом с ног до головы.

Всего на один короткий миг архитектор утратил контроль над поединком. Михаилу этого оказалось достаточно.

Внезапно задрожала земля, на дорожном покрытии вспыхнула уже знакомая васильковая вязь. Асфальт под ногами чиновника молниеносно превратился в вязкое болото, и, сделав шаг, архитектор неожиданно завалился сломанной куклой. Блестящие черные щупальца вязкой субстанции выползали из дороги. Жадно оплетая руки и ноги чиновника, они тотчас намертво застывали. Вскоре мужчина походил на распятую бабочку.

Все так же молча поднявшись, окровавленный Михаил резко выбросил вперед руку, и в архитектора полетела мощная молния. Контролируя потрескивающую огненную дугу, юноша с ненавистью смотрел на дергающееся от разрядов тело противника. И только через минуту, видимо, посчитав, что шоковой терапии достаточно, Миша наконец — то деактивировал технику.

Игнорируя боль, княжич на одной ненависти все же доковылял до врага. Резкий удар, и челюсть архитектора вновь выбита. За первым последовал второй, третий, четвертый… Лицо человека императора окончательно стало похожим на отбивную.

До крови закусив губу, я смотрела на любимого.

Надежно зафиксированный техникой земли, архитектор более не представлял опасности, но Мише, кажется, было уже все равно. Он желал смерти врага. И мог бы убить того мгновенно, однако, действуя изощренно-жестоким способом, методично наносил один удар за другим.

— Хватит! — отчетливо произнесла, решившись впервые за всю бойню применить силу своего голоса.

Да вот только, как и раньше на светлейшего князя, мой дар просто — напросто не подействовал! Тогда, медленными шажками подойдя ближе, я попыталась просто по — человечески вразумить любимого:

— Миша, пожалуйста, остановись! Хватит!

Не слыша меня, младший Разумовский, как завороженный, продолжал монотонно избивать безвольного соперника. Все то, что так нравилось мне в юноше куда — то пропало. Теперь передо мной находилось настоящее чудовище. Такой родной образ и столько жестокости!

Первобытный страх поднял в душе уродливую голову. Переборов его, осторожно коснулась ладонью спины Михаила. Реакции не последовало. «Чудовище» оставалось все так же неумолимо.

Я видела, что из чиновника уже выбивают последний дух. К счастью, мужчина все еще продолжал держаться за жизнь.

Не задумываясь о последствиях, резко подалась вперед. Наклонившись, крепко обняла юношу. Не расцепляя ни на миг рук, медленно опустилась рядом на колени и тихо — тихо зашептала какую — то нежную чушь, перемешивая ее с простыми ласковыми словами. Зажмурившись и боясь увидеть худшее проявление «княжеской» натуры моего Миши, буквально каждый миг я была готова получить от него удар.

Но Михаил внезапно замер. Не решаясь открыть глаза, сначала услышала тяжелое сопение, а после измученный вздох. Повернувшись в кольце моих рук и удивительно бережно обняв, Миша с легкостью встал вместе со мной. Не отходя от распластанного на земле архитектора, привлек к себе и уткнулся носом в распущенные волосы.

Открыв глаза, поймала его мимолетный взгляд, полный вины и какой — то детской обиды. Вздохнув, осторожно провела тыльной стороной ладони по лицу юноши.

— Спасибо, — произнес княжич, продолжая сжимать меня, словно любимую игрушку. — Ярость перекрыла все, — признался тихо. — Но если бы не она, то я мог бы и не встать после первого копья. А эта его бравада и мерзкие речи… — младший Разумовский скрипнул зубами. — Так и раздавил бы гада! — в васильковых глазах княжича вновь мелькнули опасные искры.

Нежно — нежно коснувшись ладошкой лица Миши, с облегчением заметила, как быстро он успокоился. Не обращая внимания на поверженных противников и все так же распятого, жутко избитого архитектора, княжич неотрывно смотрел мне в глаза. В его взоре больше не было ни ярости, ни боли, ни вины. Но и нежности я не увидела, только все ту же знакомую жгучую страсть и желание.

Елки — палки, вот как можно постоянно думать о сексе?!

Быстро осмотрелась. Вокруг давным — давно стояли многочисленные зеваки, кое — кто снимал видео. Едва заметно улыбнувшись Михаилу, достала из кармана мобильный. Набрала номер Василия и, дождавшись ответа, коротко сказала:

— Нужна помощь.

(обратно)

Глава 20

Ночью я спала плохо: тревожные мысли все не отпускали. Забывалась лишь ненадолго, периодами проваливаясь в тяжелый сон. В очередной раз проснувшись, бросила взгляд в окно. Небо уже начинало сереть. Вчерашние события снова встали перед мысленным взором.

После моего звонка Василий в сопровождении воинов рода прибыл минут через десять. Буквально сразу же за ними подъехали на черном внедорожнике и двух тонированных микроавтобусах незнакомые крепкие мужчины. Разглядев среди них седую голову Савелия, не удивилась.

Я не отдавала приказа своему слуге известить о произошедшем князя Южного. Однако ни на мгновение не сомневалась — многоопытный Василий сам догадается и предусмотрительно проинформирует Савелия. Это логично и правильно.

С прибытием воинов все происходило очень быстро. Нас с Михаилом молниеносно развели по разным машинам. Без чьей — либо помощи идя к внедорожнику, княжич вяло отнекивался, но его все же увезли: даже при ускоренной регенерации Мише требовалась медицинская помощь.

Убедившись, что физически я абсолютно не пострадала и нахожусь в адекватном состоянии, Василий проводил меня к автомобилю, из салона которого через тонированное стекло можно было наблюдать за действиями воинов.

И нет, осталась я не ради контроля над ситуацией. Причина крылась в другом: присутствие Василия сейчас требовалось здесь. Услышав мой отказ ехать домой, слуга пристально посмотрел в глаза, а после кивнул, аккуратно закрыл дверцу машины и отошел к воинам.

Архитектора выколупали из застывшего асфальта весьма сноровисто. Мужчина едва дышал, но был жив. Видя, как его аккуратно несут к автомобилю на носилках, не сдержала вздоха облегчения. Мерзавец, конечно, редкостный, но ведь человек самого императора. Об этом не стоило забывать.

Воины двух родов действовали на удивление слаженно. Не говоря лишних слов, они быстро погрузили охранников архитектора в автобусы: в один раненых, а в другой… погибших. В то же время Василий с Савелием методично изымали телефоны у очевидцев. Стирая отснятые видео и фото, возвращали мобильные владельцам и ненавязчиво, но очень многозначительно рекомендовали не распространяться об увиденном.

Заглядевшись на слуг родов, я даже не заметила, когда воины успели убрать разбитый автомобиль архитектора. И вроде бы все внешние последствия устранили быстро, однако о происшедшем все же осталось напоминание: местами раскуроченное дорожное покрытие и, самое главное, человеческая память. Если с первым легко справиться, то со вторым дело обстояло гораздо сложнее.

Похоже, больше не усну. Встала с кровати, накинув тонкий длинный халат, села за компьютер и принялась сосредоточенно мониторить сеть. В новостях фото или видео очевидцев вчерашнего побоища, слава богу, не было. Но, боюсь, только пока.

Репутация рода Разумовских в любом случае под угрозой. Даже не знаю, что должен предпринять Игорь Владимирович, чтобы журналисты не прознали и не растрезвонили на весь мир о произошедшем. А уж как светлейший князь будет объясняться с императором, и вовсе не представляю.

Откинувшись на спинку удобного кресла, прикрыла глаза. Вчера каким — то чудом удалось сохранить самообладание, но сегодняшней ночью пришел откат. Пытаясь занять себя размышлениями о событиях с точки зрения главы рода, откровенно боялась оценивать их как женщина.

Хочу не хочу, но придется.

В Михаиле одновременно сочетаются диаметрально противоположные качества: романтизм, искренняя любовь ко мне, безусловное самопожертвование — и, наряду с этим, нечеловеческая, просто какая — то запредельная жестокость. Снова вспомнился полный злобы взгляд. Вчера за считанные мгновения меня словно с небес бросили прямиком в ад!

Душа рвалась на части и плакала кровавыми слезами. По — хорошему, моей вины в случившемся нет. Но… если бы я не пошла через дорогу или не была на этих высоченных каблуках и перебежала ее, то ничего бы не произошло. Не погибли бы люди.

Любимый спас меня, да. Только зачем — то отнял жизнь у других. Кажется, в родном мире юристы подобное называют «превышением пределов необходимой самообороны».

Я уверена — княжич мог действовать иначе. И все остались бы живы. Но нет, двоих охранников Михаил, не раздумывая, оправил к предкам. Если бы я не вмешалась, то и мерзкого чиновника без сожаления лишил бы жизни. Причем абсолютно не задумываясь о последствиях.

Недальновидность и жестокость Миши вводила в ступор. Кто знает, что дальше будет? Научится ли он анализировать последствия поступков, прежде чем их совершать? Вчера ведь даже ни разу не задумался о своем роде! А ведь княжич должен всегда о нем помнить.

Не распространится ли эта агрессия в дальнейшем и на меня?

А вдруг парень не виноват? Просто этот мир сделал его таким? И пока еще юного Мишу реально… исправить?

Вопросы сыпались, словно из рога изобилия.

Тяжело вздохнув, горько усмехнулась: упорно не желаю видеть очевидного и ищу оправдания Михаилу. А ведь очень хорошо знаю: люди не меняются, если только сами того искренне не пожелают. Можно охрипнуть, объясняя, но если человек не захочет — не услышит.

Да и осознать наличие проблемы — всего лишь один малюсенький шажок. За ним должен следовать упорный труд над самим собой. А княжич даже этого шага еще не сделал.

Что же остается? Надеяться и ждать, когда Миша изменится? Сжать зубы и терпеть? Но… зачем? Ради любви? Нет, одно с другим ну никак не стыкуется. Любовь не должна ломать личность.

В который раз я задала себе вопрос: а тот ли это человек, который мне нужен? Ответа не было. Все доводы разума затмевались воспоминаниями о том, каким он может быть нежным, как становилось тепло на душе только от одного его взгляда. К Мише тянуло, и поделать я с этим ничего не могла.

Внезапно завибрировал телефон: по видеосвязи звонил светлейший князь. Нахмурилась и быстро бросила взгляд на настенные часы — полвосьмого утра. Глубоко вздохнув, торопливо поправила на груди халат и приняла вызов.

Пару мгновений мужчина молчал, лишь тревожно вглядываясь в мое лицо.

— Доброе утро, Игорь Владимирович, — мягко улыбнувшись, решила помочь ему начать разговор. Князь совершенно точно уже знал о случившемся. В противном случае так рано, да еще и в выходной не звонил бы.

— Доброе утро, Софья. Прекрасно выглядишь, — низким голосом откликнулся мужчина, не отводя взора от моих глаз. Мысленно его похвалила: в так и норовивший разъехаться вырез халатика он не смотрел.

Разглядывая аккуратно стриженую бородку, ярко — васильковые умные глаза, мимоходом отметила задний фон. Старший Разумовский, определенно, находился не дома, позади него виднелась водная гладь и шезлонги.

Вопросительно приподняла бровь, ожидая продолжения.

— Рад тебя видеть. Сейчас не очень удобно говорить, — произнес спокойным голосом князь. — Сегодня возвращаюсь в Ростов. Надо всем вместе пообщаться. Найдешь вечером время?

Не говорит лишнего. Осторожничает. Рядом чужие уши?

Вполне разумно. Я бы и сама не стала обсуждать такие вопросы по телефону. Ну а звонок по видеосвязи… Похоже, желал удостовериться, что со мной действительно все в порядке. По голосу — то не всегда понятно, а вот глаза не солгут.

— Безусловно, — ответила невозмутимо.

Неожиданно захотелось с ним посоветоваться. Конечно, многого сейчас не скажешь, придется подбирать слова. Тем не менее, чуть — чуть подумав, спокойно сообщила:

— Боярыня Стрелецкая сегодня пригласила всех дворян — старшеклассников на вечеринку.

— Где планирует проводить? — моментально нахмурился князь.

— У себя, — информировала лаконично.

Задумчиво опустив взгляд, Разумовский пару мгновений помолчал. Затем чуть — чуть придвинул к лицу камеру мобильного и тихо спросил:

— Хочешь пойти?

— Нет, — усмехнулась невесело. — Но надо.

Идти действительно не очень хотелось. А уж после вчерашних событий и подавно. Да вот только пойти на вечеринку к Стрелецкой и вправду нужно. Невозможно жить в постоянном страхе и вычислять врага в школе. Нервов уже никаких не хватает. А так, глядишь, в неформальной обстановке он или она проявится. Ну и заодно узнаю, просочилась ли уже информация об инциденте. Однако я сомневалась в правильности своего решения.

Князь внимательно посмотрел мне в глаза.

— Очень хочу сказать: «Не ходи», — Игорь тихонько хмыкнул. — Но все понимаю и возражать не стану. Как ты сказала — надо. Хотя буду сильно волноваться, — признался искренне. — Куча родовитых мальчишек… Мало ли, соблазнять возьмутся? Ты же очень красивая, — бросив взгляд куда — то в сторону, вновь перевел взор на меня и громче добавил: — Колечко мое не забудь надеть.

Подняв правую руку, продемонстрировала ладонь: на среднем пальце красовалось кольцо — артефакт.

— Оно всегда со мной, — улыбнулась успокаивающе.

— Ты изумительная женщина, — неожиданно шепнул князь. В голосе слышались нежность и искреннее восхищение. А буквально через мгновение Разумовский внезапно заледенел лицом и абсолютно спокойно добавил: — Михаил поедет с тобой. Жду вас после вечеринки, — и сразу же нажал «отбой».

Медленно встав с кресла, я задумчиво остановилась около рабочего стола, машинально покручивая телефон в пальцах.

Опытный, взрослый, чертовски умный мужчина — и этим все сказано.

Как человек, князь, определенно, внушал искреннюю симпатию. Да и — зачем лгать — то самой себе? — внешне весьма и весьма привлекателен. Да вот только сердечко тосковало по его сыну.

Коротко улыбнувшись, с мобильным в руке направилась к выходу из комнаты. Внезапно проснувшийся аппетит настойчиво звал на кухню. После разговора со старшим Разумовским все мои тревоги пусть не ушли мгновенно, но… утихли, что ли?

Спускаясь по лестнице на первый этаж и предвкушая вкусный завтрак, услышала звук пришедшего на телефон сообщения. Остановившись на широкой ступеньке, прочла текст:

«Доброе утро, малышка. Здоров как бык. На вечеринку за тобой заеду. Жду встречи, любимая».

Здоров — это замечательно. Обрадованная хорошей новостью, широко улыбнулась. Но улыбка увяла после неожиданно мелькнувшей мысли: а ведь любимый даже не поинтересовался моимсамочувствием. Просто сообщил: с ним все хорошо и ждет встречи.

Размышляя о Мише, медленно спустилась по блестящим чистотой ступеням, а после решительно направилась в кухню. Судя по витающим в воздухе умопомрачительным ароматам, Надежда приготовила очень вкусный завтрак.

* * *

Светлейший князь не солгал, сказав Светлане, что едет на рыбалку, а Мише — что ждут серьезные люди.

Давным — давно на берегу старой Волги построили… рыбный завод. Со временем завод перестал приносить прибыль, опытные дельцы его выкупили, реконструировали и открыли дорогущий отель. Минимальное количество людей, живописная природа и восхитительная рыбалка — самое то для уставшего от городской суеты бизнесмена.

При этом в отеле всего — то одиннадцать номеров. Каждый имеет собственный выход к бассейну и может удовлетворить самые изысканные вкусы. А для особо требовательных постояльцев в наличии теннисный корт с твердым покрытием, шикарный ресторан, крытая терраса, вышколенные слуги и, конечно же, круглосуточная охрана. А главное — всего — то в сорока минутах езды от аэропорта.

Безусловно, идеальное место для неформальных встреч. И именно здесь несколько раз в год собирались российские князья. Находясь на отдыхе, властители обсуждали архисложные вопросы: политика и серьезный бизнес шли рука об руку.

Светлейший князь Игорь Владимирович среди очень влиятельных аристократов имел бесспорный вес и, однозначно, пользовался авторитетом. Наделенный редким даром универсала, князь Южный один стоил в бою маленькой армии, уважали его и за целеустремленность и самодостаточность.

С тех пор как Игорь стал главой, княжеский род Разумовских процветал, с каждым годом становясь лишь сильнее. Производством род владел… разным: от сложнейших военных разработок до банальной офисной мебели. Светлейший князь занимался практически всем, но без фанатизма: региональная добыча и последующая переработка нефти и газа; транзит в Европу; добыча металлов; деревообрабатывающий комплекс; агро— и животноводческая сфера. В круг интересов князя входили также дары моря и верфи. Не обошел он вниманием и промышленные заводы.

Первый день так называемого отдыха прошел очень продуктивно. Князья обсудили массу крайне важных для всех вопросов. А после решали уже личные. Игорь был очень доволен: с вечным сильным недругом князем Восточным наконец — таки удалось достигнуть предварительной договоренности по спорным территориям. А ведь их тихая вражда длится не один десяток лет!

Идя вечером в свой номер, усталый Игорь мечтал об отдыхе. Но поспать не удалось. Едва он зашел в комнату, позвонил Савелий и начал рассказывать о происшествии. Все радужное настроение князя мигом улетучилось, сон пропал без следа.

Когда слуга закончил подробный доклад, захотелось взять ремень и лично выпороть юнца. Наследник не внял сказанным перед отъездом словам. Более того, сын влип в крайне неприятную ситуацию. Еще и девочку втянул!

Михаил — единственный, хоть и внебрачный ребенок князя, но Игорь никогда его не воспитывал, просто — напросто не умел этого делать. Зато создал бастарду все условия для развития и жизни. Способного, можно даже сказать талантливого мальчишку постоянно направляли и аккуратно подталкивали к правильным решениям. Михаил же свято верил, что всего в жизни добился сам и всегда показывал отличные результаты.

И вот на тебе, сорвался!

А самое главное — о чести рода и вовсе не подумал. Ведь достаточно было бы использовать родовую княжескую силу и одним разом всех успокоить словом, а он покрошил кучу народа практически в центре города. Этого Разумовский — старший не одобрял, но, зная предысторию, как мужчина, сына понять мог.

Ну а дальше? Куда делся его мозг?

Княжич не побеспокоился ни о Соне, ни обо всем остальном. Не подумал вообще ни о ком, кроме себя. Навертел дел, а после спокойно отправился лечить… царапины!

Зато об устранении последствий позаботилась Софья, которая чуть не погибла под колесами машины, а мгновением позже стала свидетелем кровавой бойни. Именно она вызвала воинов и не уехала, пока не удостоверилась, что все нормально.

С трудом дождавшись утра, князь позвонил Соне. Конечно, он помнил доклад Савелия: девушка не пострадала. А еще, по словам слуги, держалась великолепно, чем вызывала уважение. Однако Игорь безумно беспокоился и хотел убедиться лично.

Едва увидев Софью, мужчина отчего — то потерял дар речи. Такая нежная, хрупкая и юная, она смотрела взором… взрослой женщины. Игорь давно заметил — эта бесспорно красивая девушка кардинально отличается от остальных: красота в ней гармонировала с острым умом, а юность сочеталась с деловой хваткой опытного бизнесмена. О главе рода Изотовых в высшем свете княжества уже не просто шептались по углам, наоборот, довольно часто упоминали с уважением.

Стараясь не выказывать истинных эмоций, Игорь говорил лаконично, и умница Софья вполне могла решить, что рядом есть «уши». Но мужчине было неудобно говорить только по одной — единственной причине: страстно хотелось прижать красавицу к груди и не отпускать.

Чуть позже Соня вновь поразила своей стойкостью. Никто не заставляет ее идти на вечеринку, где, вполне вероятно, будет присутствовать враг. Спрятаться дома — нормально и естественно для женщины, пусть даже и главы рода. А она спросила совета. Ей требовался не запрет, а поддержка.

Игорь едва не сорвался, но сумел быстро взять эмоции под контроль. Он не желал давить, тем более принуждать. Такая «любовь» ему не нужна. Соня должна решить и прийти сама. По доброй воле, как женщина к мужчине. Конечно, она может сделать выбор в пользу сына, но об этом князь старался не думать. Иначе душу тотчас начинала раздирать жгучая ревность.

Сонечка — жемчужина с редким даром, к тому же умница и красавица. Игорь давным — давно понял свои чувства к этой девушке. Однако после той встречи на пробежке не пытался более сблизиться.

Нет, старший Разумовский вовсе не был ангелом: на совести главы рода имелись здоровенные черные пятна. Не упрекнуть его и в мягкотелости или излишней щепетильности. Ни у кого из тех, кто знал князя Южного, не возникло бы даже такой мысли. Напротив, про него говорили — суров, порой очень жесток. Однако влиятельный мужчина старался поступать согласно своему личному кодексу чести, и некоторые вещи он никогда и ни при каких обстоятельствах не сделал бы. И, среди прочего, Игорь всегда оставлял право личного выбора за женщиной.

Закончив разговор с Соней, светлейший князь неспешно направился к крытой террасе. Владыки княжеств постепенно собирались на завтрак, предстоял новый день. Да вот только не долгожданного отдыха. Внешне приятельски общаясь, каждый шаг любой из присутствующих князей просчитывал наперед.

(обратно)

Глава 21 Вечеринка

Выходной пролетел незаметно. Я всласть пообщалась с сестрами, Надеждой и Катенькой, а после, оставив подругу с близняшками, отправилась заниматься тем, чем давно хотела, но все откладывала. Наконец — то у меня нашлось время.

Зайдя к себе в спальню, подставила стульчик и принялась тщательно протирать мягкой тряпочкой все до единой фигурки сказочных существ, аккуратно расставляя их на полочках. Пожалуй, нужна еще одна полка: коллекция действительно собралась большая.

Проведя пальчиком по спинке белоснежного единорожка, тепло улыбнулась, вспомнив подарившего статуэтку князя. Несмотря на вчерашний кошмар наяву и возможную активацию именно сегодня личного врага, я занималась вот такими простыми делами и ощущала странное спокойствие.

После разговора со старшим Разумовским во мне поселилась уверенность, что, даже если и случится неприятность, все обязательно закончится хорошо. Отчего так, догадывалась, но копаться в себе не хотела.

Тихонько хмыкнув, снова бросила взгляд на трех белоснежных единорожков и слезла со стула.

В общей комнате Катенька все еще болтала с моими сестрами, звонкие голоса девочек было слышно даже из — за закрытой двери. Отправившись заниматься фигурками, я самым наглым образом… сбежала от малышек. Но, похоже, пора выходить из укрытия и спасать подругу.

Я не стала рассказывать Кате об окончании моей романтической прогулки с Мишей: не хотела ее еще больше беспокоить. Умная девушка и так переживала, прекрасно понимая, что сегодня очень непростой день. Поэтому острую тему мы по молчаливой договоренности не обсуждали.

Выйдя из спальни, тотчас заметила облегчение в глазах подруги. Сестры же встретили меня одобрительными возгласами и блестящими от возбуждения глазками. Тяжело вздохнув, уселась рядом с Катей на диван и настроилась в стотысячный раз слушать близняшек. Девочки всерьез заинтересовались лошадьми и всем с ними связанным. А главное — очень хотели поделиться знаниями.

Не останавливаясь ни на миг, они, словно лекторы, ходили перед нами и с энтузиазмом рассказывали… обо всем! Теперь мы с Катей, наряду с прочим, узнали и о подковах, и о кормах, и о производстве шпор, и о физических особенностях чистокровных верховых. Поток информации все лился и лился, казавшись неиссякаемым.

Как только это все умещается в их маленьких головках?!

Взглянув на настенные часы, Катенька красноречиво посмотрела на меня. Кивнув и с трудом найдя паузу в монологе сестер, я деловито сообщила, что нам пора готовиться к выходу в свет. А после взяла подругу под руку, и мы направились по своим комнатам переодеваться и наводить красоту.

Грустно вздохнув, сестренки, недолго думая, убежали к Надежде. Свеженький, не усталый от потока информации, а главное — терпеливый собеседник… Проводив их взглядом, мысленно посочувствовала экономке.

Пройдя в гардеробную, села перед туалетным столиком. С теплотой думая об умных, но таких говорливых сестрах, неторопливо накрасила длинные ресницы, мазнула по губам нежно — розовой помадой и на этом остановилась: красилась всегда крайне умеренно.

Надев заранее приготовленное белоснежное летнее платье без рукавов, посмотрела на себя в ростовое зеркало. Вырез «лодочка» подчеркивал длинную шею, а юбка, мягко струясь по фигуре, приятно льнула к коже и, чуть — чуть расширяясь от бедер, доходила до колен. Юность, свежесть и без пафосной вычурности — все как я люблю.

Оставшись довольной отражением, быстро собрала волосы в привычный высокий хвост. Взяв легкие светлые туфли без каблуков, босиком прошла в спальню, села на краешек кровати и принялась методично и крепко — накрепко завязывать шнурки.

Такая обувь была выбрана намеренно: отвратительное ощущение беспомощности оттого, что не могла убежать на высоких каблуках, похоже, закрепилось в памяти надолго. Вероятность опять попасть в подобную ситуацию не особо большая, но береженого бог бережет.

— Сонечка, ты готова? — послышался от двери голос Кати. — Надежда сказала, Миша приехал. Ждет нас на улице, — добавила с одобрением.

Как и я, подруга надела легкое летнее платье до колен и не сильно воспользовалась косметикой. Правда, на ее стройных ножках красовались не удобные туфли, а изящные босоножки на низком каблучке. Оценив наряд, в который раз отметила, что небесно — голубой цвет и фасон платья ей удивительно идет.

— Отлично выглядишь, — произнесла абсолютно искренне. Улыбнувшись, взяла девушку под локоток и неторопливо направилась на выход из спальни.

Хмурясь, сильно нервничающая Катя то и дело бросала на меня быстрые взгляды. А вот я практически не испытывала тревоги.

Выйдя первой за калитку, тотчас заметила Мишу. Небрежно присев на капот стильной машины, он смотрел с восхищением и уже таким привычным желанием. Светлая футболка, темно — голубые джинсы, слегка взлохмаченные темные волосы и притягательные ярко — васильковые глаза — эдакая нарочитая небрежность в облике юноши просто кричала о сексуальности.

Не отводя от меня буквально полыхающего страстью взора, Михаил широко улыбнулся и волнующим голосом произнес:

— Шикарно выглядите, девочки.

Чувствуя, как по телу волнами пробежало возбуждение, медленно вдохнула и выдохнула. Моя собственная реакция предельно прозрачно говорила о сильном влечении к парню. Разум взрослой женщины уже так привычно начал уступать место желаниям юного тела.

— Привет. Ты тоже ничего, — пробормотала Катя, выходя из — за моей спины. Самостоятельно открыв дверцу автомобиля, она рыбкой нырнула на заднее сидение.

Неторопливо подойдя, Миша приобнял меня за талию. Заглянув в глаза, хрипловатым от сдерживаемого желания голосом шепнул на ушко:

— Я в норме. Продолжим сегодня то, что не успели вчера?

Да как так — то?!

На меня словно ушат холодной воды вылили. Услышать хотелось совсем не это. Миша всего одной фразой вновь продемонстрировал свой лютый эгоизм.

Кашлянув, скупо улыбнулась и обронила:

— Посмотрим по ситуации.

В глазах юноши мелькнула растерянность, а после недоумение и какой — то опасный блеск.

— Ну да, у нас всегда все решаешь ты, — хмыкнул Михаил многозначительно. — Даже «спасибо» за вчерашнее не сказала.

— Спасибо, — отчеканила ледяным тоном.

Видимо поняв, что свернул куда — то не туда, парень примирительно улыбнулся. Ласково проведя тыльной стороной ладони по моей щеке, тихонечко произнес:

— Сам не свой. Ты сводишь с ума, девочка.

— Вижу, — усмехнулась я. — Поехали?

Загадочно улыбнувшись, Миша помог мне сесть в автомобиль. А потом медленно поцеловал в уголок губ и нежно произнес:

— Люблю тебя.

На заднем сиденье тихонько вздохнула от умиления Катенька. Не обращая на девушку внимания, княжич сел на водительское место, аккуратно закрыл дверь. Через пару мгновений двигатель взревел, и ярко — красный спортивный автомобиль помчался по дороге.

За все время пути подруга не промолвила ни словечка. Впрочем, и мы с Мишей особой разговорчивостью не отличались. Каждый думал о чем — то своем.

Привычно захватив в плен мою ладонь, любимый лишь изредка поглядывал на меня. Плескающуюся в его взоре эмоцию, увы, определить не удалось: это была убойная смесь всего и сразу.

Поездка подошла к завершению. Проехав вдоль высоченного беломраморного забора, Михаил остановился у кованых ворот. Через пару мгновений створки автоматически распахнулись. Два высоких, крепких воина позволили беспрепятственно въехать на территорию родового особняка Стрелецких, лишь проводили внимательными взглядами.

Автомобиль неспешно двинулся по широченной ухоженной дороге, окруженной аккуратно подстриженным газоном. Вскоре за высокими деревьями появились очертания белоснежных стен и краешек темно — коричневой крыши, а потом показался во всей красе величественный трехэтажный… домище, иначе не скажешь.

М — да, неплохо так живут бояре Стрелецкие.

— Тут охрана. Почему не проверили документы? — неожиданно поинтересовалась Катенька.

— Мою машину многие знают, — лениво отозвался Миша, уверенно заезжая на заставленную автомобилями парковку перед домом.

Остановившись между двух дорогих машин, княжич заглушил двигатель. Озорно подмигнул Кате в зеркало заднего вида и, глядя на меня, серьезно произнес:

— Звонил отец. Ждет нас с тобой вечером, хочет о чем — то поговорить, — слегка нахмурившись, помолчал, явно о чем — то думая, а после неожиданно широко улыбнулся и радостно добавил: — Пора веселиться, девочки! Оторвемся по полной!

Я едва заметно качнула головой и, усмехнувшись, произнесла:

— Ну пойдемте посмотрим на эту вечеринку.

Выйдя из машины, мы направились к входу в дом.

На пороге уже поджидала красавица Мария Стрелецкая. В белой простой блузке затянутая в баснословно дорогие джинсы девушка выглядела просто изумительно.

Доброжелательно поздоровавшись, она лишь на мгновение задержала взор на улыбающемся Мише, а после без промедления повела нас за дом. Как оказалось, вечеринка уже началась. И мы, вроде бы не опоздав, умудрились приехать последними.

Тропинка, выложенная большими светлыми плитками, привела нас на лужайку с аккуратно подстриженной травкой и ухоженными туями. Прямо в центре газона размешался двухуровневый бассейн с небесно — голубой водой. Возле него — то уже вовсю и веселились одноклассники.

Внимательно осмотрев присутствующих, мысленно хмыкнула: здесь были практически все учащиеся — дворяне. Скромная вечеринка, ага. Персон так на сорок.

Может, нет тебя среди них, враг мой?

* * *

Солнце давно опустилось за горизонт. После нескольких напряженных часов ожидания я смогла вздохнуть спокойно: к огромной радости, нападать на меня никто не собирался.

На вечеринке мне не особо нравилось, но, должна признать, боярыня Стрелецкая — прекрасная хозяйка: организовано все просто на высшем уровне. Единственное, что начинало раздражать, — ни на мгновение не умолкающая громкая музыка.

Меж энергично танцующих у бассейна юношей и девушек тенями мелькали официанты в светлых форменных рубашках. Держа в руках тяжелые подносы, они без устали предлагали гостям закуски и напитки. А пила золотая молодежь вовсе не сок.

Потанцевав со мной немного в самом начале, Михаил виновато улыбнулся и, сказав, что хочет пообщаться с парнями, но не спустит с меня глаз, отошел. Его тотчас окружили юноши и девушки.

И любимый действительно присматривал за мной: взгляд чувствовался постоянно. Однако при этом умудрялся откровенно наслаждаться вечеринкой. Парни от княжича не отходили, а представительницы прекрасного пола буквально водили вокруг хороводы. Изредка поглядывая на Мишу, с удивлением понимала — здесь он словно в родной стихии. Разумовский — млдаший был душой компании, я же чувствовала себя чужеродным элементом.

С Марией Стрелецкой за весь вечер мы перебросились лишь парой дежурных фраз. Агрессии боярыня не выказывала, но и держалась довольно сдержанно. Такое поведение вполне понятно: пока у нас всего лишь тонкий лед примирения. А вот Катенька приятно удивила. Она как — то быстро перестала смущаться и чувствовала себя вполне свободно.

Правда, убедить ее не ходить весь вечер за мной по пятам удалось только недавно и с трудом. Сейчас Катенька находилась все так же неподалеку, с явным интересом слушая темноволосую стройную девушку.

К сожалению, имени одноклассницы вспомнить не удалось. Память подбросила лишь скудные сведения: дворянка, учится в параллельном классе. Впрочем, сию минуту это и не особо важно. Подходить и участвовать в их беседе в мои планы не входило.

Устав от болтовни с весьма нетрезвыми одноклассниками и страстно желая сбежать от шума, неспешно направилась к крытой террасе. Этот уютный уголок давно манил к себе, но приходилось разговаривать с теми, кто искал моей компании.

Беседуя с отпрысками аристократов, к огромной радости, не услышала новостей о вчерашнем кровопролитии. Ни малейшего намека. И это очень, очень хорошо. Даже мелькнула призрачная надежда, что, возможно, никто и не узнает.

По моим подсчетам, праздник должен скоро закончиться. И мне, раз враг где — то прячется или вовсе забыл прийти, можно хоть чуть — чуть расслабиться.

На миг остановившись, обернулась и тотчас улыбнулась: мой поход к навесу не остался для Михаила тайной. Окруженный стайкой одноклассниц, любимый провожал меня внимательный взглядом. Указав ему кивком в сторону вожделенного места отдыха, развернулась и подошла к террасе.

Падая сверху, неяркий желтый свет освещал мягкие серые диванчики и несколько таких же кресел. Меж них размещался круглый столик из светлого дерева, уставленный закусками и напитками. Вольготно устроившись, юные дворянки охотно пили определенно не сок и о чем — то увлеченно беседовали.

Зайдя под навес, остановилась и внимательно посмотрела на излишне оживленных девушек. Члены клуба «Тигровая орхидея» о чем — то увлеченно беседовали с тремя малознакомыми ученицами из параллельного класса.

Встретившись взглядом с привычно невозмутимой красавицей Ириной Соболевой, тепло ей улыбнулась.

— Присаживайтесь, Софья, — похлопала ладошкой по свободному местечку та. Поморщившись, добавила: — У нас тут тише, музыка по ушам меньше бьет.

Сев рядом, с наслаждением откинулась на спинку дивана. Ирина оказалась права: на террасе музыка гремела не настолько сильно, как возле бассейна.

Прислушавшись к разговору, загрустила: беседа вполне предсказуемо шла о мужчинах. Но вскоре абсолютно неожиданно плавно свернула на кое — что интересное. Девушки начали обсуждать девственность, точнее, детей, рожденных от первого мужчины.

К своему жгучему стыду, я понятия не имела, о чем говорят юные дворянки. В чужой памяти ничего подобного не нашлось. Поэтому, превратившись в сплошное внимание, напряженно слушала.

Оказывается, все дело в чистокровных и сильных наследниках рода. В этом мире потеря девушкой невинности именно с супругом — не просто прихоть. Ребенок от первого мужчины имеет возможность получить практически уникальный по полноте набор самых лучших генов обоих родителей. Конечно, не всегда, но часто. Похоже, в моем случае именно так и произошло: в теле Софьи крайне удачно сочетаются все лучшие качества представителей рода Изотовых.

Правда, в слова о зачатии уникального наследника непременно в первую брачную ночь я особо не поверила. Просто не видела разницы, в какой именно день это произойдет. Не особо и понимала, почему брак обязательно должен быть заключен до потери невинности и зачатия. Скорее всего, просто последствие воспитания девочек.

Дальше разговор юных дворянок свернул уж вовсе на невероятное. Разгоряченные напитками, они на редкость откровенно обсуждали добрачные связи. И если раньше я их слушала с большим вниманием, то теперь с трудом сдерживала улыбку. Девушки свято верили, что если у женщины до нежеланного замужества уже были связи, то своему мужу она вполне может родить ребенка… от первого, горячо любимого мужчины! И малыш, хоть и не родится уникальным, но будет напоминать о лучших моментах с тем, с кем, увы, судьба не сложилась.

А после юные дворянки, опасливо оглядываясь и понижая голоса, стали обмениваться «крайне важной информацией»: способами сокрытия утраченной невинности в первую брачную ночь с навязанным родом супругом.

Чудны дела твои, господи!

Усмехнувшись, быстро взглянула на спокойную Ирину Соболеву. Не участвуя в обсуждении, боярыня просто слушала. Но, в отличие от меня, охотно пила рубиновую жидкость из своего бокала.

Хотелось поговорить с Ириной об одноклассниках, но желание это одно, а реальность — другое. Даже сейчас слишком много вокруг людей. К тому же я постоянно чувствовала внимание тех трех дворянок из параллельного класса. В глазах одной из них и вовсе читалась такая знакомая зависть и отчего — то презрение. Может, мой враг она?

Неожиданно Ирина, склонившись ко мне, тихонько произнесла:

— Разговорились девочки, — усмехнувшись, сделала глоток из бокала. А потом, видимо, желая привлечь внимание излишне говорливых одноклассниц, громче добавила: — Отличное легкое вино, не правда ли?

— Согласна, — тотчас важно кивнула худощавая брюнетка Светлана Попова.

— Софья, а вы почему не пьете? — внезапно поинтересовалась та, что смотрела с презрением и завистью.

— Лариса, право, такие детские вопросы, — укоризненно произнесла Наталья Коршунова. — У всех свои причины. Думаю, Софья просто не любит алкоголь, — глубокомысленно заявила пышногрудая участница клуба «Тигровая орхидея».

— Все верно. Не люблю, — спокойно согласилась с удивительно догадливой Натальей.

— Получается, вы за весь вечер даже горло не промочили? — раздался у меня за спиной голос Стрелецкой.

Обернувшись, посмотрела на явно обеспокоенную данным фактом хозяйку вечера и пожала плечами.

— Так, это совсем не дело, — нахмурилась та, неодобрительно покачав головой. — Сейчас все исправим! Вам свежий сок или молочный коктейль?

— Коктейль не помешал бы, — улыбнувшись, ответила боярыне.

Стрелецкая права: я не съела ни кусочка и не выпила ни глотка. Не ела, потому что не хотелось, а вот не пила… Официанты, увы, не предлагали безалкогольных напитков. А запрошенный сок так и не принесли.

— Лично приготовлю! — торжественно заявила желающая реабилитироваться Мария.

— Вот куда спряталась, — послышался знакомый до мурашек низкий голос. Я подняла голову и с улыбкой посмотрела на безумно привлекательного Мишу. — Отец не любит ждать, поэтому через полчасика уезжаем. Приду за тобой, когда пора будет ехать.

Медленно оторвав от меня взор, юноша осмотрел взирающих на него с явным восторгом девушек. Галантно поклонившись, он выпрямился и расправил широкие, сильные плечи. Постоял несколько долгих мгновений, красуясь, обаятельно улыбнулся и бесшумно растворился в темноте.

— Какой мужчина! — с придыханием промолвила Лариса.

— Просто бесподобен! — вторя ей, вздохнула Наталья.

— Нечего на чужих парней пялиться! — неожиданно зло фыркнула боярыня Стрелецкая. Вновь посмотрев на меня, уже спокойным тоном добавила: — Раз вы скоро уезжаете, я прямо сейчас позабочусь о напитке. Не годится гостям жаждой страдать.

Выпрямив спину, Мария резко развернулась и ушла. Буквально в то же мгновение откуда — то налетели веселые и просто невыносимо звонкие одноклассницы. На прежде уютной террасе началось сущее столпотворение.

Неторопливо встав, вышла из — под навеса. Остановившись неподалеку, но все же в стороне, постаралась абстрагироваться от громких девичьих голосов и музыки. Слава богу, бешеный ритм сменился плавной мелодией.

Мысли о бродящем где — то рядом враге незаметно отошли на задний план, теперь беспрестанно кружась возле Михаила. Только что я впервые почувствовала ревность. Уж слишком любимый привлекал внимание девушек. И, вполне очевидно, ему это доставляло удовольствие.

— Вот ты где! — неожиданно воскликнула вынырнувшая из темноты Катенька. — Еле нашла! Держи, — она протянула пластиковый высокий стаканчик с яркой трубочкой. — Стрелецкая просила тебе передать.

Благодарно кивнув, взяла стаканчик. Собираясь отпить, неожиданно почувствовала сильный жар на пальце, а после в кожу словно вонзились сотни маленьких ледяных иголок. Не больно, однако весьма неприятно.

Не веря своим глазам, я ошарашенно посмотрела на принесенный Катенькой стакан. В нем, определенно, был не только обещанный коктейль, но и яд.

На этот раз меня желали не опорочить, а убить. Артефакт князя Южного ни много ни мало спас мне жизнь.

(обратно)

Глава 22

— Стрелецкая, говоришь, дала? — задумчиво протянула я, глядя на стаканчик в своей руке.

— Ну да, — непонимающе пробормотала Катенька. — Cказала — обещала тебе коктейль.

Медленно потерев кончик носа, усмехнулась. Вот что ей сейчас ответить? Нужные слова пока не находились.

В кармане платья завибрировал телефон. Достала его и, взглянув на дисплей, не мешкая, приняла вызов.

— Госпожа, скоро буду, — тотчас услышала напряженный голос Ярослава.

— Отлично. Заберешь Катерину, — отозвалась невозмутимо.

Последовало молчание, а после воин тихонько поинтересовался:

— Вы не пострадали?

— Нет. Знаешь ведь, — хмыкнула невесело.

— Знаю, — тяжко вздохнул Ярослав. — Но данные артефакта это одно, а услышать от вас — совсем другое, — пояснил с неподдельной искренностью и тревогой.

— Все хорошо, — мягко успокоила личного телохранителя. — На территорию к Стрелецким сможешь заехать?

— Да, — последовал лаконичный ответ.

— Хорошо. Ждем на парковке перед домом.

— Семь минут, госпожа, и я у вас.

Нажав на отбой, посмотрела на ничего не понимающую Катеньку и спокойным тоном произнесла:

— Сейчас тебя заберет Ярослав. Максимально подробно ответишь на все его вопросы.

Подруга всмотрелась мне в глаза и шепотом спросила:

— Что случилось?

— Чуть позже обязательно объясню, — деловито ответила, крепко, но осторожно держа треклятый стаканчик. — Пойдем за Михаилом? Ехать к князю пора.

Коротко улыбнувшись Кате, уверенно направилась к бассейну. Покусывая губы и хмурясь, подруга последовала за мной.

Почему я прямо сейчас не сказала, что в принесенном ею стакане яд? Предугадывала реакцию: сильно испугается, потом начнет винить себя, а после, особо не думая, рванет выяснять отношения со Стрелецкой. С нее станется.

Музыка гремела, золотая молодежь веселилась на всю катушку. Аккуратно обойдя выплясывающих нетрезвых одноклассников, краем глаза заметила целующуюся парочку. Да уж, во всех мирах дети богатых родителей, похоже, развлекаются одинаково.

А подойдя ближе к бассейну, замерла, не веря своим глазам.

В приятном свете фонарей, щедро подсвечивающих воду из глубины, удивительно пластичный Михаил танцевал с одной из красоток. Их движения были не просто эротичными, а на грани. Казалось, еще мгновенье — и красивая пара сольется совсем в другом танце.

— Ничего себе! — ошарашенно выдала остановившаяся рядом Катенька.

Я же, не глядя на подругу, не сводила взгляда с Миши. Меня тут травят, а он!..

И вроде бы надо его позвать, но вот подходить сейчас я абсолютно не желала.

Сбоку мелькнула знакомая белая рубашка.

— Стой! — громко окликнула проходящего мимо официанта.

— Что — то желаете? — тотчас отозвался мужчина. Мгновенно подойдя, продемонстрировал уставленный снедью поднос: — Закуски? Напитки?

— Нет, — ответила холодно и снова бросила взгляд на тесно льнущего к юной красавице Мишу. В душе начала подниматься буря.

Помня о том, как мою просьбу один из слуг Стрелецких уже проигнорировал, пристально посмотрела на официанта. Наполнив голос родовой силой, отчетливо произнесла:

— Через десять минут подойдешь к княжичу. Сообщишь: боярыня Изотова ждет возле машины.

Воздух вокруг меня тотчас заколыхался и мягко засветился, и нежно — сиреневые волны устремились к застывшему на месте официанту. Родовая сила бояр Изотовых намертво закрепит в его голове мой приказ. Ослушаться этот мужчина абсолютно точно не посмеет.

— Пойдем, — сухо бросила Кате. Резко развернувшись, уверенно направилась в сторону особняка. Хмурая подруга молча пошла рядом.

Обогнув по тропинке величественное строение, заметила в холодном белом свете фонарей знакомую фигуру Марии Стрелецкой. Перед ней, опустив голову, стояла полная женщина в форменном светлом платье.

— Вы совсем распоясались?! — гневно шипела боярыня. — На салфетке пятно! — резко выбросив руку, юная хозяйка швырнула в лицо служанки темно — красную ткань. — Слыхано ли, не заменили у гостьи испачканную салфетку! Ты обязана следить за официантами! — с трудом сдерживаемый боярыней гнев звенел и рвался наружу.

— Прошу простить, госпожа. Не углядела, — голос провинившейся обслуги звучал затравленно.

— Недосуг сейчас с тобой разбираться. Пшла вон! — с презрением произнесла высокородная дворянка.

— Слушаюсь, госпожа, — пролепетала женщина. Быстро нагнувшись, она подобрала злосчастную ткань и, втянув голову в пухлые плечи, торопливо ушла.

Повернувшись и увидев нас, Мария коротко вздохнула. Скупо улыбнулась, а затем с искренним возмущением сказала:

— Позорят хозяев перед гостями и смотрят невинными глазками, — зло поджала губы и с сожалением добавила: — Днем с огнем хорошей прислуги не сыскать! Вот и приходится этих терпеть. Да вы, Софья, и сами все про слуг знаете, — боярыня вновь тяжко вздохнула, а после извиняющимся тоном произнесла: — Из — за этих уродов коктейль вам ни сделать, ни принести не успела. Хорошо, Катю по дороге встретила, — она дежурно улыбнулась насупленной Катеньке и вновь посмотрела на меня: — Надеюсь, хоть наш бармен не подвел. Как вам напиток? Пришелся по вкусу? — в голосе девушки слышалась озабоченность.

— Довольно интересный состав, — произнесла я невозмутимо. — Мария, к сожалению, вынуждена попрощаться. Всего доброго, — скупо улыбнувшись, добавила: — Провожать нет необходимости. Дорогу помню.

— А Михаил разве не едет с вами? — удивленно поинтересовалась Стрелецкая и вопросительно приподняла идеально очерченную бровь.

— Он сейчас освободится и подойдет, — пояснила холодно.

Кивнув впавшей в задумчивость боярыне, взяла Катеньку под локоток и неторопливо поплыла в сторону парковки. Пройдя меж машин, остановилась около автомобиля Михаила и аккуратно поставила стакан с ядовитым коктейлем на прохладный металл капота.

— Сонь, — тихонько окликнула Катенька, — расскажи мне.

Шумно выдохнув, посмотрела на подругу. Вот как передать словами творящееся на душе? А было плохо. Очень.

Тут мое внимание привлек уверенно подъезжающий к нам автомобиль. Едва он остановился, из салона выпрыгнул Ярослав. Подойдя, воин быстро оглядел меня с ног до головы, а после остановил взор на красующемся на капоте стакане.

— Здесь? — поинтересовался сурово.

Кивнув, негромко сказала:

— Все подробности позже. Катя расскажет то, что знает.

— Да в чем дело — то?! — голос подруги звучал с неподдельной тревогой.

— Яд в коктейле. В этот раз хотели моей смерти, — ответила спокойно. Увидев, как молниеносно побелело лицо девушки, поняла, что правильно не сказала ей сразу.

— Но ведь его же принесла… Получается, я своими руками могла тебя убить?!

Голос Катеньки сорвался на нервный шепот, а из широко распахнутых глаз потекли огромные слезы.

— Ну хватит, хватит, — произнесла ласково, делая шаг к подруге и нежно обнимая вздрагивающие плечики. — Все хорошо, со мной ничего не случилось. Не плачь, пожалуйста. Давай дома все обсудим, ладно? — шепнула ей на ушко и, повернувшись к Ярославу, громче добавила: — Увози Катю. Мы с Михаилом сейчас едем к князю. Доложи Василию.

— Василию Юрьевичу уже сообщил. Ждет моего звонка, — невозмутимо отозвался телохранитель. Быстро посмотрев в сторону дома, на мгновение замер, а после мягким тоном обратился к всхлипывающей Кате: — Не стоит здесь плакать. Пойдемте в машину.

Покорно кивнув, девушка бросила на меня взгляд, полный вины, и уныло поплелась к автомобилю. Захлопнув за ней дверцу, воин повернулся ко мне.

— Прошу, будьте осторожней, госпожа, — произнес мужчина и сел за руль. Спустя миг мотор автомобиля негромко заурчал.

Немного понаблюдав за отъезжающей машиной, повернулась к дому и заметила размытые очертания фигуры приближающегося Михаила. Я его узнаю из тысячи, но вот как Ярослав углядел княжича издалека, да еще и в темноте? А в том, что воин увидел Мишу, даже не сомневалась: только поэтому он без возражений уехал.

— А я тебя искал, — широко улыбаясь, беспечно сообщил юноша. — Почему не дождалась на террасе?

Подойдя близко — близко, быстро огляделся и жадно прильнул к моим губам.

По обонянию ударил запах любимого, смешанный с духами другой женщины. Гнев и обида снова забурлили и заклокотали, грозя прорвать плотину и выплеснуться наружу. Не ответив на поцелуй, отстранилась. Непостижимым образом сумев сохранить самообладание, холодно сказала:

— Поехали. Ты говорил, твой отец не любит ждать.

Миша с досадой поморщился и с сожалением произнес:

— Вечно нам что — то мешает, — заботливо заправив мне за ушко выпавший из прически локон, низким, волнующим голосом шепнул: — Прямо сейчас увез бы тебя к себе…

— Князь ждет, — перебила невозмутимо и повторила: — Поехали.

Выбравшись из объятий раздосадованного Михаила, аккуратно взяла пластиковый стакан с капота. Подойдя к передней пассажирской дверце, вопросительно глянула на юношу.

Коротко усмехнувшись, тот пару мгновений смотрел на меня изучающе, а потом послышался характерный звук отключения сигнализации. Не мешкая, самостоятельно села в салон и бесшумно закрыла дверцу. Откинулась на удобную спинку кресла, прикрыла глаза. На сердце лежал здоровенный камень, а в душе творилось бог весть что.

Не размыкая век, услышала хлопок водительской двери, а после завелся двигатель.

Уже привычный аромат Мишиного авто — мужского парфюма и кожи кресел — смешался с бесящим запахом женских духов. Вдыхая этот «коктейль», почувствовала, как под пальцами прогнулся пластиковый стаканчик. Медленно разжала мертвую хватку, усилием воли унимая бешеное сердцебиение. Я обязана себя контролировать. Не маленькая ведь глупая девочка. Не хватало еще пролить отраву!

По дороге мы не разговаривали. Еще в начале пути, решив привычно сграбастать мою ладошку, Миша наткнулся на ледяной взгляд. Нахмурившись, медленно убрал руку и положил на руль. Больше проявлять нежность не пытался. Полностью сосредоточившись на управлении, до самого родового особняка Разумовских он не произнес ни слова: вероятно, чувствовал мой настрой.

А я разговаривать с княжичем совершенно не хотела. Не снимая привычной маски «снежной королевы», сидела с закрытыми глазами и испытывала, мягко говоря, очень неприятные эмоции. И дело не только в том, что его не было рядом, когда меня пытались отравить. Тот танец у бассейна до сих пор отчетливо стоял перед глазами. Запах же чужой женщины на коже любимого, а теперь и в салоне «удачно» довершил начатое.

Миша знал — мне может грозить опасность. Знал, но все ж таки эротические танцы с сексуальной красоткой оказались гораздо важнее. И чем оправдать такое поведение — не представляю. Опьянением? Нет, при коротком поцелуе запаха алкоголя не чувствовалось. Юноша, определенно, не пил.

Да и хотела ли я в своих собственных глазах продолжать обелять Михаила? Уже не особо. Очевидность настойчиво пыталась докричаться до разума, но сердце плакало кровавыми слезами и на что — то еще надеялось.

Промчавшись на большой скорости по вечернему городу, автомобиль остановился, а после умолк и двигатель.

— На месте, — прозвучал спокойный голос Миши. Я открыла глаза и, повернув голову, посмотрела в любимые ярко — васильковые глаза. — Ты объяснишь, что происходит? — подавшись вперед, не спросил, но потребовал он.

— Позже, — усмехнулась коротко. — Не будем заставлять князя ждать.

Решительно открыв дверцу, тотчас почувствовала живительный прохладный воздух. Глубоко вздохнула, а потом выбралась из салона. Почувствовав, как Миша встала рядом, посмотрела на него. В глазах юноши отчетливо просматривалось недоумение, раздражение и… злость. Миша явно злился на меня.

Даже так?

— Мне не нравится твое поведение. Оно просто отвратительно, — не отводя сердитого взгляда, княжич нахмурился: — Надеюсь, все же сегодня снизойдешь до объяснений. О большем уже и не прошу, — процедил язвительно.

Аккуратно держа пред собой стакан, я смотрела на Мишу и чувствовала, как сердце покрывается ледяной коркой.

— Обязательно поговорим. Но позже, — ответила спокойно и скупо улыбнулась.

— Безмерно благодарен, госпожа, — шутовски поклонился он. — Позволите вас сопроводить? Или сын наложницы — простолюдинки не достоин чистокровной боярыни?

О боги! Сколько же в нем детских комплексов!

— Прекрати, — произнесла холодно, отвернувшись.

— Извини, — через пару мгновений пробормотал Миша. — Пойдем к отцу?

Коротко кивнув, протянула руку. Мгновенно заулыбавшись, юноша аккуратно сжал мою ладошку и, расправив широкие плечи, уверенно повел меня ко входу в родовой особняк князей Разумовских.

(обратно)

Глава 23

В громадном холле нас встретил убеленный сединами слуга в темно — бордовой униформе.

— Где отец? — ледяным тоном поинтересовался Миша.

— Добрый вечер, Михаил Игоревич, — старик почтительно поклонился. — Светлейший князь в своих покоях. Вас сопроводить?

— Нет, — не глядя на слугу, холодно бросил юноша.

Аккуратно держа мою ладошку, княжич уверенной походкой пошел по блестящему чистотой мраморному полу. Сжимая в руке стакан, я шла рядом с ним, мельком осматривалась и отчетливо понимала — дом мне не нравится. Чересчур огромный и помпезный, а гостю и вовсе без сопровождения реально заблудиться.

Остановившись возле одной из дверей, Михаил легонько постучал. Не дожидаясь ответа, нажал на дверную ручку и уверенно вошел, увлекая меня за собой.

В небольшом уютном кабинете царил приятный полумрак. Хозяин дома стоял возле панорамного окна, но, казалось, нашего появления не заметил. Держа мобильный возле уха и неотрывно глядя в черноту за стеклом, старший Разумовский внимательно слушал собеседника.

Пользуясь моментом, осмотрелась. В отличие от дома, кабинет вызывал положительные эмоции. Думаю, тут комфортно работать. Нет ничего лишнего: широкий стол с большущим монитором на столешнице и приставленным шикарным офисным креслом; рядом, прямо на стене несколько полочек с книгами; на полу темно — серый пушистый ковер.

Не позабыл хозяин и о месте для отдыха. Угловой диван солидно поблескивал темно — коричневой кожей в самом дальнем углу справа. Подле него — симпатичный круглый столик и вмонтированный в стену внушительных размеров аквариум с разноцветными рыбками. Немного подальше виднелась чуть приоткрытая дверь.

Дом морских обитателей подсвечивал откуда — то снизу мягкий свет, причудливые водные растения размеренно колыхались, меж них неспешно плавали жители аквариума. Одного взгляда на эту безмятежность хватало, чтобы душа наполнялась покоем.

Пару мгновений полюбовавшись рыбками, перевела взор на спортивную фигуру у окна. И с удивлением поняла, что владыка Южного княжества выглядит уж больно по — домашнему: немного взъерошенные влажные волосы, светлая футболка, легкие серые спортивные штаны и… босые ступни. Складывалось впечатление, будто звонок застал мужчину прямо после душа.

— Ночью вылетаю, — неожиданно сказал князь и нажал на отбой. Повернувшись, несколько мгновений задумчиво смотрел куда — то сквозь нас. А потом, сделав приглашающий жест, негромко произнес: — Добрый вечер. Прошу.

— Добрый вечер, отец, — тотчас откликнулся Михаил.

— Добрый вечер, — поздоровалась любезно.

Мы с княжичем устроились на диване, а Разумовский — старший, небрежно положив мобильный на столик, сел практически напротив. Мужчина выглядел крайне усталым и одновременно чем — то глубоко озадаченным.

Все так же не выпуская злосчастный стакан из рук, я мельком глянула на Мишу и, к своему удивлению, заметила на его лице лишь спокойствие и ожидание. Странно. Даже если не брать в расчет попытку моего отравления (о которой никто из Разумовских еще не знает), то разговор между отцом и сыном предстоял очень серьезный. Почему же Михаил так безмятежно спокоен и уверен в себе? Интересно, а князь отпрыска проинформировал или все — таки нет?

Игорь Владимирович сильно потер лоб изящными музыкальнымипальцами, а после коротко вздохнул. Встретившись со мной взглядом, устало улыбнулся. Потом переместил взор на стаканчик в моих руках, нахмурился. В его глазах промелькнуло беспокойство.

Прикрыв стакан ладошкой, едва заметно качнула головой. Не время сейчас. Поняв все без слов, Разумовский посмотрел на сына и с поразительным спокойствием произнес:

— О произошедшем инциденте с архитектором я, конечно же, знаю, — не отрывая взора от лица Михаила, мгновенно ставшего раздосадовано — озадаченным, продолжил: — В автомобиле была установлена видеокамера. Запись видел. Ты, не раздумывая, спас жизнь Софьи. Достойный поступок, молодец, — глядя на то, как улыбка расцветает на губах Миши, князь негромко поинтересовался: — Почему позже не воспользовался силой рода?

— Так а зачем? И без нее справился, — с превосходством заявил юноша. — А сила рода… — он глубоко вздохнул. — Отец, вы же сами знаете, насколько сильный откат наступает через пару часов после ее использования. Это мучительно больно, — добавил, поморщившись.

— Поберег себя? — вкрадчиво полюбопытствовал Разумовский — старший.

— Княжич и наследник древнего рода должен думать о себе и своем здоровье! — уверенно сообщил Миша.

— А о последствиях своих действий княжич должен думать? — в голосе мужчины зазвенел металл.

— Ну да, — парень смотрел с искренним недоумением. — Я вас не понимаю, отец.

— Заметно, — Игорь усмехнулся и добавил: — Объясню тогда на пальцах. Отнимая жизни людей, исполняющих свой долг, ты даже не задумался: а надо ли? Устроив кровавую бойню в центре города, ты, наследник древнего рода, умудрился даже не вспомнить о последствиях для этого самого рода, — замолчав, старший Разумовский тяжелым взглядом смотрел на поникшего сына. — Гибели людей можно было с легкостью избежать всего лишь воспользовавшись силой рода. Один приказ — и все остались бы живы. И чертов архитектор бы не пострадал! — мужчина поморщился. — Но ты поберег себя. В итоге два трупа и множество раненых. Софья — глава совсем другого рода, но именно она подумала о нашем, — на лице Михаила отобразились вина и осознание, но князь не замолчал, продолжил объяснять столь простые и естественные вещи: — Хрупкая девушка, а не ты, мужчина и наследник, позаботился о репутации Разумовских. Ты же, наплевав на все, спокойно уехал лечить ссадины. «Достойный» поступок, ничего не скажешь.

— Ну я же и вправду пострадал, — желая хоть как — то оправдаться, едва слышно сказал Михаил.

Остановив его коротким жестом, князь поморщился.

— Даже слушать не хочу, — и вновь потерев лоб, устало добавил: — Запомни накрепко: человека характеризуют не слова, а поступки.

Княжич низко опустил голову и спорить больше не пытался.

Встретившись со мной взглядом, Игорь тепло улыбнулся.

— Мои сотрудники постоянно мониторят сеть. Кое — какие видео и единичные фото все же появляются, но их сразу же удаляют. Если бы не ваша своевременная реакция, — мужчина тяжко вздохнул, — молва уже, однозначно, разлетелась бы по всему миру. Искренне признателен вам, Софья, за то, что вы сделали для моего рода. Как глава, я пред вами в долгу, — он с уважением склонил голову, а потом посмотрел мне в глаза.

Скупо улыбнувшись, кивнула. Сказать, по сути, и нечего: я действительно оказала содействие роду Разумовских. Большего в тот момент вряд ли можно было сделать.

— Долг платежом красен, — напомнил мои же слова мужчина и неожиданно сообщил: — По решению императора на территории нашего княжества возводятся четыре больших храма, а в Ростове планируется строительство музея будущего — очень масштабный проект, аналогов ему пока нет, — в глазах князя мелькнула на миг гордость. — Кстати, отправленный Михаилом в кому архитектор приезжал с инспекцией, ведь именно он по личному приказу императора проектировал эти сооружения. Сейчас все пять зданий находятся в стадии строительства. По проекту отделка должна быть из турина, — Разумовский на мгновение примолк и абсолютно невозмутимо добавил: — Минерал на все объекты планируется закупать на вашем руднике.

Ух ты! Это же колоссальная прибыль! Жаль, но придется отказаться.

— Увы, боюсь, в ближайшее время у меня не будет таких объемов, — призналась с непритворной грустью.

— Это просто информация, — лукаво улыбнулся Игорь Владимирович. — А теперь о возврате княжеского долга чести. Для обеспечения строительства требуемым количеством минерала вам придется увеличить добычу. Естественно, для пробивания и обустройства шахт понадобятся свободные деньги. Нужную сумму выделю я, и ее нет необходимости возвращать. Соответствующее распоряжение своему управляющему уже отдал, — добавил с теплой улыбкой.

То есть на счета моей фирмы поступит не один и не два, а сотни миллионов! Нет, князюшка, так не пойдет. Любое влияние на мой рудник со стороны исключено. Но если просто возьму бесспорно нужные для развития деньги, боюсь, именно так и произойдет.

— Светлейший князь, уникальность и выгода предложения для рода Изотовых неоспорима. Безусловно, я очень вам признательна, — благодарно склонила голову и добавила с легкой улыбкой: — Но так же, как и вы, долги привыкла отдавать, — спустя мгновение по — деловому продолжила: — А возможно в качестве оплаты вашего долга чести получить не подарок, а возвратный заем? Допустим, по самой низкой процентной ставке и без обеспечения?

Качнув головой, старший Разумовский широко улыбнулся.

— Мне нравится ваш подход к бизнесу. По рукам, глава рода бояр Изотовых.

— Чей юрист займется оформлением документов? — уточнила деловито.

— Ничей, — лаконично отозвался Игорь Владимирович. — В данном случае это излишне, достаточно вашего слова чести, Софья Сергеевна, — добавил абсолютно серьезно.

— Даю вам слово чести, светлейший князь, — ответила твердо.

— Вот и решено, — мужчина улыбнулся, однако его глаза остались серьезными. Многозначительно посмотрев на мои руки, он произнес: — А теперь, Софья, скажите, что в вашем стакане.

Ярко — васильковые глаза настойчиво требовали ответа, и только я собралась им подчиниться, как неожиданно раздался голос Миши:

— Действительно, носишься с ним полвечера, словно с раритетом.

Надо же, заметил наконец — то. Взглянув на парня, мысленно усмехнулась и невозмутимо ответила:

— Мы приехали к вам прямо с вечеринки боярыни Стрелецкой. Здесь коктейль. По моей просьбе напиток обещала приготовить лично Мария Стрелецкая. Принесла стакан моя помощница и подруга Екатерина Тимирязева.

Немного подавшись вперед, князь внимательно слушал и не спускал с меня глаз. В них отчетливо читалась тревога.

— Стрелецкая приготовила коктейль, и надо теперь про него всем рассказывать? — c легким раздражением в голосе поинтересовался Миша.

— Кольцо — артефакт подало сигнал, что в напитке смертельный яд, — холодно сообщила я и аккуратно поставила надоевший стакан на столешницу.

Придвинув тот к себе, Разумовский внимательно смотрел на него. Но, судя по всему, не видел: мужчина о чем — то напряженно размышлял.

— Подозрительная личность твоя Катенька, — неожиданно громко и безапелляционно выдал Михаил. — Ты недопустимо приблизила ее к себе. Не только работу дала, еще и в доме зачем — то поселила. Отрава вполне может быть делом ее рук.

Да как он смеет так говорить о близком мне человеке?! Если Катя со мной рядом, значит, по душе! И не ему решать, с кем мне общаться, а с кем нет!

Стиснув зубы, посидела пару мгновений молча. Ох, чует мое сердце, сегодня ты, Мишенька, имеешь восхитительные шансы нарваться на крайне неприятный разговор, только уже не с отцом, а со мной.

— С чего такие выводы? — в очередной раз за сегодня сумев сохранить самообладание, поинтересовалась ледяным тоном.

— Банальная зависть, — юноша усмехнулся и уверенно добавил: — В женском обществе лучшие подруги зачастую самые заклятые враги.

Нашелся тут знаток женщин!

Раздражение и гнев волнами закружили по телу. Глубоко вздохнув, намеренно понизила голос и, словно недогадливому малышу, пояснила:

— Екатерина Тимирязева в родовом храме бояр Изотовых и по доброй воле дала мне, как главе рода, вассальную клятву. Родовая сила ее приняла и скрепила. Надеюсь, вам, княжич, последствия такой клятвы нет нужды объяснять? — все ж таки не удержавшись, слегка уколола парня.

Миша зло прищурился, язвительно усмехнулся и насмешливо произнес:

— Вы правы, боярыня. Наставники у меня все же были отличные: я с раннего детства знаю, что нарушение такой клятвы смертельно. Но скажите, куда так внезапно подевалась ваша «правая рука»? — он многозначительно поднял бровь. — Неужто рыжая вассалка Изотовых сбежала? Конечно, ведь если не придется врать — не умрет. Вполне себе естественное для слуги решение, — процедил с презрением.

Мысленно застонав, посчитала до десяти и обратно. Миша откровенно, но непонятно зачем провоцировал скандал.

Ну нет, даже не старайся, дорогой! Выяснения личных отношений в присутствии третьего не будет! Это не только идет вразрез с моими внутренними установками, но и элементарное неуважение к хозяину дома.

Много чего хотелось высказать юноше. Безумно. Вот прямо здесь и сейчас. И сдержалась я просто нечеловеческим усилием воли, понимая, что не время и не место.

— Мы поговорили о произошедшем с Екатериной. После мой слуга Ярослав увез ее домой. На этом диалог о возможной причастности моего вассала считаю законченным, — произнесла холодно.

Почувствовав взгляд Разумовского — старшего, повернулась. Не вмешиваясь в напряженный разговор, мужчина, казалось, вовсе не обращал внимания на сына. Он внимательно наблюдал за мной.

— Софья, на сей раз все очень серьезно, — негромко, но твердо произнес князь. — Произошло покушение на вашу жизнь. Я себя перестану уважать, если тотчас не приму меры. Однако, боюсь, и дальше держать в тайне поиски вашего врага не получится. Моим сотрудникам придется тщательно допросить всех присутствовавших на территории особняка бояр Стрелецких. Резонанса, вероятно, не миновать, но рисковать вашей жизнью — недопустимо.

Конечно, выносить сор из избы очень не хотелось, но кто знает, что придумает мой враг завтра? Неприятно, конечно, слышать перешептывания за спиной, да вот только это все же лучше, чем покинуть бренный мир раньше времени.

— Понимаю, — усмехнулась грустно. — Поступайте, как считаете нужным.

— Софья, ваш коктейль, разумеется, изучат мои эксперты. Узнаем, чем таким убойным вас собирались отравить, — помолчав, Игорь нахмурился, а затем тоном, которому невозможно противиться, добавил: — Я настоятельно не рекомендую вам в ближайшие дни ходить в школу. Если желаете, договорюсь с директором о дистанционном обучении. Хотя… Для установления личности вашего врага моим сотрудникам понадобится не более двух недель. Не такой уж и большой срок отсутствия на занятиях. Вам решать.

— Не волнуйтесь, самостоятельно позанимаюсь, — произнесла задумчиво. — А почему настолько мало времени?

— Когда нет необходимости действовать крайне осторожно, то все происходит быстро, — невозмутимо сообщил князь. — Опрос производится в специально оборудованном помещении с помощью артефактов. Смею вас уверить, никто не пострадает, — успокоил, заметив тревогу в моих глазах.

— Отец, позвольте помочь, — неожиданно прозвучал голос Миши. Глядя исключительно на родителя, юноша продолжил: — Вы знаете, что мои сотрудники работали над программой по распознаванию лиц. Вчера закончено тестирование. Если вы дадите доступ к архивам записей со всех камер видеонаблюдения города, максимум через пять суток личность врага Софьи будет установлена.

Князь задумчиво посмотрел на рвущегося в бой отпрыска.

— Давай поступим так, — наконец вынес решение старший Разумовский. — Время терять не стоит. Мои сотрудники начнут аккуратно опрашивать слуг и охрану, а твоим даю пять дней. Нет результатов — действую проверенными способами. Если справитесь, то, как и обещал, разработку твоей компании приобретем для силовых структур.

— Уложимся даже раньше срока, — расправив плечи, уверенно заявил Миша.

— Ну что же. Время уже позднее, не буду вас задерживать, — хозяин дома плавно поднялся и добавил, глядя прямо мне в глаза: — Был очень рад общению, но пора готовиться к отъезду, — грустно улыбнулся и пояснил: — Император желает срочно видеть.

Теперь понятно, почему он так забавно выглядел. Звонок самого императора вытащит откуда угодно!

За время нашей беседы влажные волосы старшего Разумовского высохли, и о его скоропалительном побеге из душа напоминали лишь босые ступни. Потешно шевеля пальцами ног по ковру, мужчина усиленно делал вид, словно ничего необычного не происходит. Всего — то босой и лохматый владыка Южного княжества принимает в своем кабинете главу древнего боярского рода.

— Удачи, Игорь Владимирович, — я понимающе посмотрела в очень умные, но крайне усталые глаза.

— Спасибо, — тепло улыбнулся тот. — Берегите себя, Софья. Скоро все кончится, обещаю. Мне вы можете верить.

— Очень хочется, — прошептала едва слышно.

Кивнув на прощание, вместе с задумчивым Мишей вышла из кабинета. Мы успели пройти совсем немного, когда из — за ближайшего поворота неожиданно показалась стройная женская фигурка в черном кружевном пеньюаре.

— Добрый вечер, Михаил, — подойдя ближе, проворковала прелестница.

Демонстративно застенчиво поправила полы невесомого халатика и пробежалась по мне внимательным, цепким взглядом.

— Добрый, Светлана, — довольно холодно отозвался юноша. — Отец у себя и уже один, — усмехнулся он многозначительно.

— Представляете, слуги буквально пару минут назад сообщили о возвращении Игоря из поездки! Вот недотепы! — Светлана с досадой поджала пухлые губы.

— Скоро опять уезжает, — ухмыльнулся Миша. — Бегите здороваться, а то потом долго ждать придется.

— Вот послала же судьба мужчину! Не бережет себя совсем, — промурлыкала Светлана и, обаятельно улыбнувшись, добавила тихонько: — Побегу. Не любит он ждать.

Проводив стройную фигурку взглядом, Михаил одобрительно хмыкнул.

Неспешно идя вместе со мной по широченному коридору, княжич молчал и о чем — то размышлял. Я же непонятно отчего… злилась. Сама не знаю почему, но встреча то ли с любовницей, то ли с наложницей подняла во мне бурю эмоций.

Это была не банальная женская ревность, вовсе нет. Скорее, злость, щедро смешенная с обидой на весь мужской род. Ведь тогда, на пробежке, князь недвусмысленно показал свое отношение. И вот на тебе! Знал же, что приедем, точнее, что я буду в его доме. Однако по родовому особняку преспокойно разгуливает красавица в весьма недвусмысленных прозрачных одеждах.

М — да. Отвратительно. Зато теперь поведение Миши становилось понятным. Как говорится, яблоко от яблони…

Выйдя на улицу и усевшись в машину, мы все так же не разговаривали. Выехав с территории особняка, автомобиль помчался по пустынному ночному городу.

Остановившись на облюбованном месте у моего забора, Миша повернулся ко мне и впервые за всю дорогу очень многозначительно произнес:

— Даже у критично занятого отца есть определенные желания, и для их удовлетворения имеется постоянная женщина.

— И что? — поинтересовалась холодно, отстегивая ремень безопасности. Все так же испытывая сильнейшее раздражение, сердито посмотрела на Мишу. — По твоему мнению, мне нужна эта информация? А может еще расскажешь и подноготную всех наложниц и любовниц твоего светлейшего папеньки? Ах да, чуть не забыла! — на моих губах появилась язвительная усмешка. Прекрасно понимая свое состояние, решила больше не сдерживаться: — Я должна стать такой, как ты желаешь. А какой, позволь спросить?

— Ты обязана вести себя подобающе воспитанной в старых традициях дворянке! — безаппеляционно выдал юноша.

Внезапно все мое раздражение и злость улеглись. Нет, не улетучились разом, а, скорее, притаились в ожидании. С интересом посмотрев на княжича, произнесла наугад:

— Молчать, терпеть, угождать супругу и во всем его беспрекословно слушаться?

— Было бы просто идеально, — серьезно ответил Миша. — Сейчас же ты своим поведением создаешь мне проблемы.

— Какие же?

— Если бы ты не ходила на идиотские встречи и не пила непонятно что в компании малознакомых людей, то никто бы тебя не накачал наркотиком, — он строго посмотрел на меня. — Это первое. Если бы ты внимательнее смотрела по сторонам, когда переходишь дорогу, то мне не пришлось бы тебя спасать. Это второе. И третье, самое важное, — примолк на мгновение и тоном абсолютно уверенного в своей правоте человека продолжил: — Если бы не ты, я не лишил бы тех людей жизни. Именно ты, Сонечка, виновата, что я сорвался, потом получил травмы, а в итоге разочаровал отца. Все из — за твоей холодности и неприступности! Ты своим непостижимым упрямством довела до того, что я потерял с таким трудом набранный авторитет в глазах отца. Понимаешь? — Миша говорил веско, роняя слова будто камни. Но смотрел потемневшим от сексуального желания взглядом. — Но можешь искупить свою вину, — прошептал низким, соблазняющим голосом.

— И как же? — полюбопытствовала тихо.

— Поехали ко мне? Прямо сейчас, — сказал с предвкушением, проведя тыльной стороной ладони по моему лицу. — Будешь меня успокаивать. Именно так надлежит поступать настоящей дворянке и любящей женщине.

Потеряв от шока дар речи, я смотрела на чудовище. Как, ну как искренне влюбленный юноша — романтик мог в итоге оказаться таким… таким… Просто нет цензурных слов!

— Я на пальцах объяснять не умею, однако попробую, — отчеканила негромко. — За сегодняшний день я увидела в тебе многое. Самое малое — неприкрытый, крайне нездоровый эгоизм, самолюбование и черствость. Мне такой мужчина абсолютно точно не нужен. Ждать, когда ты все поймешь и изменишься, или наступать себе на горло и подстраиваться не собираюсь, — глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и, не отрывая взгляда от удивленно хмурящегося юноши, продолжила: — Мы, определенно, очень разные. Полагаю, и для меня, и для тебя лучшее решение — прекратить неформальное общение. На этом все. Всего доброго вам, княжич.

Плавно выскользнув из автомобиля, аккуратно закрыла за собой дверцу. Не оборачиваясь, подошла к калитке, вошла во двор и задвинула засов.

Слезы спазмами душили горло. Божечки, как же больно!

Миновав вытянувшегося по стойке смирно охранника, не пошла в дом, а направилась в сад. Неизвестно каким чудом держалась, пока не оказалась под спасительной сенью деревьев. А потом слезы прорвались наружу и хлынули соленым водопадом.

Подойдя к ближайшей яблоне, с силой пнула толстый ствол. Боль от удара неожиданно всколыхнула глубоко спрятанные чувства, привела воспоминания. Был уже у меня в прошлой жизни один такой мужчина — отец моей так и не родившейся дочки. Несколько кошмарно долгих лет я ломала себя, винила во всех бедах, ждала да надеялась. А уже нося под сердцем ребенка узнала об измене. Потрясение оказалось настолько сильным, что желанного малыша сберечь не удалось. И тогда мой женский мир рухнул, осталась лишь работа.

— Сволочи! Какие же сволочи! — прошептала сквозь стиснутые зубы и с силой ударила кулачком по шершавой коре. — В каком инкубаторе вас только выращивают?!

Душа выла от боли и тоски. Мутузя дерево, я захлебывалась в беззвучных рыданиях и искренне вопрошала судьбу: «За что?»

Обессилив, уселась прямо на траву у дерева. Подтянув ноги к себе, обняла колени. В душе образовалась зияющая дыра, а сердце вновь покрылось ледяной коркой. Все, хватит, нахлебалась через край! Лучше быть одной, чем так!

— Больше никогда!.. — прошептала неизвестно кому.

(обратно)

Глава 24

Увидев на пороге кабинета полуголую Светлану, светлейший князь нахмурился. Он и забыл об оставшейся погостить бывшей любовнице.

— Ты почему в таком виде ходишь по моему дому?

— Слуги только сообщили о твоем возвращении, — с деланным смущением опустила глаза та. — А я так хотела тебя увидеть, что позабыла переодеться, — похлопав ресничками, красавица даже не предприняла попытки запахнуть разошедшийся на груди халатик.

Не реагируя на аппетитные полушария в черных кружевах, Игорь задумчиво посмотрел на женщину. Объяснять очевидные вещи не хотелось, но, видимо, придется. Судя по всему, сдаваться прелестница не намерена.

Словно подтверждая грустные мысли, Светлана обольстительно улыбнулась и подошла близко — близко. Грациозно подняв руку, провела пальчиком по мускулистой груди князя и посмотрела призывным взглядом.

— Не думал, что будет необходимость в этом разговоре, — не двигаясь с места, устало произнес Игорь. — Ты — очень красивая и умная женщина, но прилетела напрасно.

— И почему же? — она погладила его грудь уже двумя ладошками. Почувствовав, как превратились в горошины соски, проворковала: — Зачем лжешь и мне, и себе? Ты по — прежнему на меня реагируешь.

Хмыкнув, Игорь аккуратно убрал женские ладони. Неотрывно глядя Светлане в глаза, холодно произнес:

— Я не отношусь к мужчинам, думающим телом, а не головой. Завтра утром тебя отвезут в аэропорт. Билет оплачу. Сейчас же прошу немедленно удалиться в отведенную комнату. В доме с визитом мой сын и глава древнего боярского рода. И я не хочу, чтобы тебя увидели в подобном одеянии.

— Уже, — насупившись, пробормотала Светлана и неожиданно внимательно посмотрела на князя.

— Что ты сказала? — Игорь грозно нахмурился.

— Они уже видели. С Михаилом и юной дворяночкой мы столкнулись у дверей твоих покоев. Ты же из — за них отказался сейчас побыть со мной вдвоем? — беспечно промурлыкала она. — Прятаться не имеет смысла, — заявила безапелляционно. — Давай насладимся друг другом, а после ты решишь, так ли сильно не хочешь, чтобы я осталась?

Медленно облизнув пухлые губы, невероятно красивая и сексуальная женщина вновь положила ладонь на мужскую грудь.

Не двигаясь, Игорь невозмутимо смотрел на собеседницу и понимал: она не притворяется, действительно дура. Еще и Софья эту полуголую идиотку видела!

— Два раза не повторяю, — сухо обронил князь. — Более мы не увидимся. Прощайте, Светлана, — он больше не пытался оттолкнуть женщину, но в его глазах бушевала метель.

— С вашего позволения, — глухо пробормотала изумленная красотка и, крепко стянув на груди полупрозрачную ткань, выскользнула из кабинета хозяина дома. Сомнений в том, что они действительно больше не увидятся, у Светланы не было.

«Досадно, конечно, — идя по коридору, зло хмурилась она. — Но свет на нем клином не сошелся! Найду кого — то получше!»

Меж тем, вместо того чтобы собираться, Игорь устало опустился на диван. Взгляд вновь упал на коктейль с ядом, все так же стоящий у края стола. Аккуратно отодвинув стакан на середину, мужчина быстро написал в телефоне сообщение.

Ответа князь не ждал. Да и зачем? Приказ исполнят безукоризненно: скоро убийственный напиток заберут, и никто к нему просто так не прикоснется.

Мысли опять закружились возле Софьи. Сегодня, в тот момент, когда она общалась с княжичем, Игорь отчетливо понял: не только юность, свежесть и красота так сильно тянут его к девушке. Гораздо привлекательнее то, что в ней есть внутренний стержень, нечто такое, чего он прежде не встречал ни в одной из женщин. Даже в своей первой супруге, которую, бесспорно, любил.

На Соню реагировало не столько тело, сколько разум. Немыслимо, но боярыня Изотова умудрялась раз за разом поражать, хотя, казалось бы, куда уж больше. В ней удивительно сочеталась молодость и неизвестно откуда полученный колоссальный опыт. И иначе как на равных общаться не получалось, разницы в возрасте словно и не было.

Юная глава рода Изотовых с его непутевым сыном не останется, в этом старший Разумовский после сегодняшней встречи практически не сомневался. Слишком они с Михаилом разные. Слишком. Однако что будет дальше, для Игоря по — прежнему оставалось тайной за семью печатями. Лишь одно он знал наверняка: Софья та самая. С ней можно идти рука об руку по жизни, ее хотелось нежно любить, оберегать и защищать, но, в случае необходимости, хрупкая девушка сама способна встать на защиту.

Игорь мечтательно улыбнулся и, глубоко вздохнув, поднялся с дивана. На душе опытного мужчины тихонько скребла коготками тревога. Утром — аудиенция у императора. Ничего приятного от этой экстренной встречи в свете выкрутасов сына ожидать не приходилось.

«Справлюсь. Не впервой», — мысленно усмехнулся светлейший князь, выходя из кабинета.

* * *

Не знаю, сколько просидела под нещадно избитым мною деревом. Слезы давно иссякли, в голове и на сердце царила гулкая пустота.

Неожиданно нежные руки обняли за плечи. Смотреть, кто это, не было нужды.

Тяжко вздохнув, прижалась к подруге. Не произнося ни слова, Катя опустилась рядом на влажную траву. Не выспрашивая, что произошло, она просто делила со мной разрывающую и без того израненную душу боль.

Минуты шли за минутами, где — то в глубине сада стрекотали сверчки. Наконец я, поежившись от прохладного ночного ветерка, горько усмехнулась и мягко отстранилась от девушки. Не глядя на нее, едва слышно сказала:

— Мы расстались с Мишей.

— Его решение или твое? — спустя пару мгновений уточнила она.

— Мое.

Хмыкнув, откинулась назад, чувствуя спиной шершавую кору. Вытянула ноги и оправила на коленях помятое, давно утратившее чистоту белоснежное платье. В горле комом встала горечь. Собираясь на вечеринку, я думала не только об удобстве и приличиях, но и очень хотела нравиться Мише. А ведь знала, что ничем хорошим наша «любовь» не закончится. Сколько раз пробовала в прошлой жизни! Зачем, если не выходит, наступать на одни и те же грабли?

— Почему ты так решила? — тихонько спросила Катя.

— У нас давно уже все непросто, — слова признания удивительно легко слетели с губ. — В Мише сочетается несочетаемое: доброта и эгоизм; романтизм, нежность и одновременно поразительная, просто запредельная жестокость. Еще он хочет, чтобы я ему беспрекословно подчинялась. Не смогу быть рядом с таким мужчиной. Да и не хочу, — замолчав, устремила взор на простирающуюся перед нами лужайку.

— Если ты так решила, значит, тебе так будет лучше, — спустя длительную паузу проникновенно произнесла Катенька. — Парень, конечно, видный, но если рядом с ним плохо, то зачем себя мучить? Жизнь скоротечна, — добавила с какой — то житейской мудростью. Вздохнув полной грудью напоенный ночными ароматами воздух, я посмотрела на белеющее во тьме лицо подруги. — Ты очень — очень хорошая и заслуживаешь гораздо большего, — закончила уверенно.

— Ой ли? — в моем голосе отчетливо слышались горечь и сомнение. — Кто знает, чего мы на самом деле заслуживаем? Если женщине попадаются не те мужчины, то, может, дело не в них, а в женщине?

— Ты о чем? — удивленно поинтересовалась Катя и быстро убрала с лица упавший локон.

— Проблема во мне, — чуть помолчав, пояснила: — Все неприглядные черты я увидела в Мише практически сразу, — отвернувшись от подруги, вновь плотно прижалась к стволу дерева и прикрыла глаза. Шероховатая кора больно впивалась в кожу, но сейчас казалось, что только этого и заслуживаю. Усмехнулась и, не жалея себя, продолжила: — Однако мне очень нравилось чувствовать себя рядом с ним уникальной и единственной. Как же, самый популярный парень в школе, красавчик, спортсмен, ни на одну из учениц «Эвереста» не обращает внимания! — тихонько вздохнула. — Я не хорошая, Катя. Ты ошибаешься, — сглотнув, больно прикусила губу. — Фактически, всегда все делаю только для себя. Миша, безусловно, эгоист редкостный, но и я ничем не лучше. Два сапога — пара!

— С чего ты взяла, что делаешь все лишь для себя? — искренне возмутилась подруга. — Да ты же день и ночь пашешь словно проклятая! Ты заботишься обо всех: о сестрах, о рабочих и слугах! — Катя тряхнула головой и тише добавила: — Не выдумывай и не принижай себя. Ты — чудесный человек, и обязательно будешь счастлива!

— Что ты знаешь обо мне? — хмыкнула невесело. — По сути, ни — че — го, — произнесла по слогам, неотрывно глядя на подругу. — Ты не задумывалась, почему я столько делаю для других? — прищурившись, плотно сжала губы, затем язвительно произнесла: — А если не из — за широты души и сердечной доброты? Просто рабочие приносят прибыль, а в твоих глазах мне нравится видеть восхищение? Я не такая хорошая, как ты думаешь, — повторила с горечью и покачала головой.

Напряженная пауза повисла в воздухе. Вновь убрав с лица упрямый локон, Катенька медленно заправила его за ушко и твердо произнесла:

— Того, что уже знаю, достаточно. Можешь не переубеждать, мнение не изменится. Мое восхищение — искренно. Если оно тебе действительно нужно, я готова каждый божий день рассказывать, как тобой горжусь, напоминать, какая ты сильная, умная и красивая. И тебя, и у меня, и у сотни других людей масса недостатков, да. Но это естественно. Так было, есть и будет. А как жить — каждый решает сам, — не по годам мудро произнесла девушка и уверенно добавила: — Ты живешь по чести и по совести. О человеке говорят не слова, а поступки, — повторила сама не зная того Катя слова светлейшего князя.

Почувствовав скатившуюся по щеке одинокую слезинку, до боли закусила губу. И зачем, спрашивается, пыталась вывести из равновесия подругу? Ну да, мне плохо. Только при чем тут Катя?

Резко подавшись вперед, крепко обняла напряженную девушку и шепнула едва слышно:

— Прости.

— Ну что ты! Я вовсе не сержусь, — отозвалась та без малейшей обиды и тепло улыбнулась. — Хочешь, покажу, чему меня Никита научил?

Не дожидаясь ответа, она выпрямилась и плавно вытянула вперед руку. Через несколько мгновений в траве засветились мягким уютным светом желтые огоньки. Немного, всего штук пять мерцающих золотистых искорок, однако в душе тотчас появилось легкое предвкушение чего — то очень хорошего и почему — то умиротворение. И эмоции были не мои — Катеньки.

— Как ты это сделала? — не отрывая взора от огоньков, спросила негромко.

— О! Тут все просто! — бесхитростно сказала девушка. Даже не глядя на подругу, я понимала, что та улыбается. — Сродни магии кулинарии. Просто вливаешь эмоцию не в крем или тесто, а концентрируешь эфир на пальцах и, направляя в то место, куда хочешь, отпускаешь. Попробуй, — она осторожно дотронулась до моей руки.

Я пожала плечами. Почему бы и нет? Только захотелось создать не парочку светлячков, а больше. Гораздо больше!

Не вставая, повернула голову к лужайке. Затаив дыхание, тотчас увидела пляшущие над травой искорки эфира. Плавно вытянув руку, провела ей по воздуху, словно ладошкой вытирала запотевшее зеркало, заодно выпуская наиболее сильную свою эмоцию. И с печальной улыбкой посмотрела на творение своих рук.

Все получилось. Аккуратно подстриженная травка была густо — густо усеяна голубыми светляками. Но, в отличие от Катенькиных, они не походили на огоньки. Скорее, на застывшие льдинки. Летняя лужайка стала похожа на застывший каток. Правда, никакого умиротворения не чувствовалось. Лишь холод и величие ледяной пустыни.

— Ничего себе! Вот у тебя силища! — удивленно воскликнула Катенька, не отрывая взора от «ледяной лужайки». — Ты, как ледяная королева из сказки, — вжух, и все заморозила! — выдала с восхищением и внезапно замолчала. Медленно повернувшись ко мне, с поразительной проницательностью сказала: — Все пройдет.

Я усмехнулась и покачала головой.

— Можно делать что угодно, но суть человека не изменить.

— Ты не холодная ледышка! — упрямо стояла на своем Катя. — У тебя очень светлая душа и отзывчивое сердце. Просто много всего навалилось: и враг этот, и Миша, — подруга вздохнула, а потом уверенно добавила: — Все обязательно наладится. Боль пройдет. Просто нужно чуть — чуть времени, — улыбнувшись, она посидела пару минут молча, а затем тихонько предложила: — Пойдем спать? Время уже позднее.

Я согласно кивнула.

Зайдя в дом и поднявшись по лестнице на второй этаж, мы с Катей, нежно попрощавшись, разошлись по своим комнатам.

Выполнив все вечерние процедуры, я легла в постель. Но сон не шел. Еще и на тумбочке надоедливо жужжал и жужжал телефон.

Некоторое время созерцала белоснежный потолок, не реагируя на мобильный. Но все же, глубоко вздохнув, протянула руку и взглянула на дисплей.

Кто бы сомневался.

Десятки сообщений от Миши: сначала просил прощения, затем обвинял во всех смертных грехах, а после просил о встрече и вновь умолял о прощении.

— Хватит с меня! — пробормотала сердито. Выключив телефон, уткнулась лицом в подушку и накрылась с головой.

Сон и время действительно лечат практически все.

(обратно)

Глава 25

Дни стремительно летели один за другим.

Сестры занимались конным спортом и боевыми техниками. Малышек, к сожалению, я практически не видела: уходила рано, возвращалась затемно. Однако со слов Надежды и Кати знала, что юные боярыни жутко довольны, а Никита и тренер по конному спорту, словно сговорившись, не устают их нахваливать за талант и усердие.

Как и рекомендовал князь, в школу я не ходила. По правде говоря, и домашние задания, исправно приносимые Катенькой, делала спустя рукава. После насыщенного трудового дня ни моральных, ни физических сил просто не оставалось.

Полностью погрузившись в работу, я мысленно не раз поблагодарила Разумовского-старшего за рекомендованного управляющего. Степенный мужчина с цепким умным взглядом и размеренной речью оказался не только профессионалом, но и настоящим спасением. Валентин Павлович с первого же дня взял в свои руки бразды правления моим бизнесом, и сотрудники ему подчинялись беспрекословно. Глядя на этого опытного мужчину, становилось ясно — он рад появившейся возможности вернуться к привычному ритму жизни, хотя масштабы у меня, конечно, не такие, как у Игоря Владимировича. Князь оказался прав, говоря, что его бывший управляющий «уже отдохнул».

Однако за Валентином Павловичем все ж таки негласно приглядывали. Верный Василий не собирался расслабляться и держал руку на пульсе.

Светлейший князь, как и обещал, перечислил на счет моей фирмы огромную сумму. Все технические планы по разработке рудника были давным-давно составлены, с осуществлением задуманного задержки не предвиделось, и мы с Василием занялись новыми направлениями, круглыми сутками решая массу разноплановых задач. К счастью, управляющий взял на себя львиную долю проблем, связанных с тем, что уже работало.

Я адски уставала, но, справляясь с очередным препятствием, получала непередаваемое удовольствие. Возможно, когда-нибудь и смогу себе позволить лишь отдавать приказы да принимать отчеты, хозяйка все же. Но в текущий момент, пока многое настраивается, расслабляться рано.

Несколько дней назад Лемешев, согласно нашей договоренности, сделал большой заказ на артефакты для детской мебели. Боярин услышал мое предложение. Теперь на его заводе, кроме элитной мебели, инкрустированной турином, будут производиться и детские кроватки с артефактами, мягко навевающими сон и покой.

Лично объяснив новому старшему артефактору, что именно требуется, я намеренно не вмешивалась в процесс разработки и изготовления. Как сотрудники достигнут результата — абсолютно не мои проблемы. Они все отличные специалисты, получают великолепную зарплату. Думать и делать — их работа.

Но за процессом все же следила, получая информацию от Степана Абрамовича лично. Бывший конюх оказался неплохим руководителем и действительно профессионалом. Образец артефакта с необходимыми для заказа Лемешева характеристиками он изготовил буквально за двое суток. Теперь его непосредственные подчиненные усердно создавали копии. Получалось отлично.

Не забыл мужчина и про артефакт для Карамели. Однако рассказывал о нем скупо: определенно, имелись сложности. Но я не задавала лишних вопросов, просто терпеливо ждала. Уверена, Степан Абрамович справится.

На руднике тоже велась кипучая деятельность. Не приостанавливая привычную работу по добыче турина, специально нанятые люди, дав клятву о неразглашении, занимались новой шахтой. Пока единственной, но в будущем их планируется несколько.

Игорь Казаков оправдывал мое доверие. Он круглыми сутками работал, не в пример бывшему проворовавшемуся управляющему Твердохлебову. И хотя дел существенно прибавилось, энергичный мужчина ухитрялся успевать везде и сразу.

Впрочем, я тоже каждый день крутилась как белка в колесе. Вот и сегодня, умудрившись побывать и в головном офисе, и на строительстве домов для новых рабочих, привычно заглянула к артефакторам, а после в сопровождении верного слуги отправилась на шахтное поле.

Выйдя из автомобиля, бросила взгляд на небо. День неумолимо клонился к вечеру.

В предусмотрительно огороженной зоне пыль стояла столбом, а шум специализированной техники не умолкал ни на мгновение. Под аккомпанемент «строительной музыки», мы с Василием и вездесущим Казаковым выслушали обстоятельный доклад начальника строительства. Известия порадовали. Все шло по графику.

Снова почувствовав в кармане вибрацию мобильного, мысленно вздохнула. Мой телефон звонил гораздо чаще, чем того бы хотелось. И это притом, что Катя прилежно отвечает на кучу деловых звонков, а Василий и управляющие добросовестно выполняют свою работу.

И нет, причина не в деловых разговорах и даже не в Мише. Он-то как раз больше и не звонил, лишь изредка слал полные грусти сообщения. Я сперва отвечала, а потом собрала волю в кулак и перестала их даже читать. А вдруг сорвусь и вновь поверю в то, чего в принципе не может быть? Несмотря на доводы разума, сердце кровоточило, а душа болела, тосковала по княжичу.

Притворялась же перед самой собой, что не слышу звука телефона, я сейчас совсем по другой, весьма банальной причине: надоело отказываться.

Последние дни приходилось очень часто встречаться с представителями многих родов. Круг общения стремительно разрастался, и, как следствие, предложения посетить званый обед, ужин, еще бог весть какое светское мероприятие сыпались словно из рога изобилия.

У меня же на это не было ни времени, ни сил, ни желания. Совсем. И если не брать трубку, особо настойчивые дворяне, не дозвонившись, свяжутся с Катенькой. А та уж примет весь удар на себя.

Телефон все не умолкал.

Поджав от досады губы, достала мобильный. Как всегда игнорируя значки пропущенных вызовов и непрочитанных сообщений, прочитала имя звонящего. И медленно расплылась в улыбке.

Жестом показав Василию, что отойду, приняла вызов и неторопливо направилась к машине.

Однако сквозь грохот техники и лязг металла услышала совсем не слова дружелюбного приветствия.

— Ненавижу тебя!

Непроизвольно замерла возле дверцы несколько запыленного белого внедорожника, искренне надеясь, что послышалось. Увы, нет. В трубке опять раздался такой знакомый голос:

— Ненавижу! Ты сломала мне жизнь!

* * *

Несколькими часами ранее

Ярко-красный спортивный автомобиль уверенно лавировал в плотном потоке машин. Сменив привычный полуспортивный стиль одежды на изысканно-деловой, предельно собранный Михаил ехал на бесспорно важную встречу. Предварительно он по телефону пообщался с отцом и получил от него одобрение с четкими указаниями.

Договариваясь о визите, Миша не сообщил главе древнего боярского рода, зачем именно желает с ним пообщаться. Тот, безусловно, заинтересовался, однако не стал задавать вопросов. Опытный бизнесмен знал — есть разговоры, которые можно вести только с глазу на глаз.

Всего лишь на мгновение задержавшись около массивных ворот с величественным гербом, автомобиль, урча двигателем, заехал внутрь. Охрана прекрасно знала не только княжича в лицо, но и машину. Для бывшего бастарда вот уже много лет двери этого дома были гостеприимно открыты.

Остановившись на специально оборудованной площадке, Михаил вышел из машины и уверенно направился к парадному входу в роскошный особняк. Едва юноша приблизился к дверям, те бесшумно распахнулись.

— Добрый день, Михаил Игоревич. Вас ожидают, — с достоинством произнес вышколенный дворецкий, низко поклонившись. — Следуйте, пожалуйста, за мной.

Княжич в ответ лишь едва заметно кивнул.

Подойдя к кабинету, слуга, негромко постучав, плавно повернул блестящую дверную ручку и открыл дверь.

— Господин, к вам прибыл Михаил Игоревич Разумовский, — доложил хорошо поставленным голосом и посторонился, пропуская юношу в шикарный кабинет.

— Прошу, прошу! — радушно воскликнул, искренне улыбаясь, темноволосый, крепко сложенный мужчина, вставая из-за массивного рабочего стола. Быстро пройдя навстречу, крепко пожал Михаилу руку, а потом гостеприимным жестом указал на мягкое кресло. Дождался, пока визитер сядет, и только после вернулся на свое место. — Приятно вновь видеть вас в стенах моего дома. Давненько не заходили. Дочь даже сетовала по этому поводу, — легко улыбнувшись, он внимательно посмотрел на невозмутимого Михаила.

— Рад нашей встрече, — любезно отозвался тот. — Мой визит как раз таки и связан с вашей дочерью, — добавил размеренно.

Едва заметно усмехнувшись, глава древнего боярского рода подался вперед. Но не торопился отвечать. В душе опытного бизнесмена шевельнулось предчувствие. Увы, пока было непонятно, о чем пытается сказать интуиция.

Целеустремленному, весьма обеспеченному юноше с многозначительно туманной родословной боярин и прежде симпатизировал. Теперь же Михаил — признанный наследник могущественного рода. Безусловно, идеальная партия для его красавицы дочери. Предпосылок, правда, не было, ну а вдруг? Или тут что-то иное? Какая же цель может быть у княжича, так настойчиво попросившего о личной встрече, еще и немедля?

— Юрий Ильич, наш с вами разговор происходит по поручению моего отца, светлейшего князя Игоря Владимировича Разумовского. Если бы он сейчас не находился на аудиенции у императора, то непременно сам бы встретился с вами, — меж тем, не отводя спокойного взора от главы рода Соболевых, произнес Михаил.

Внешне не выказывая нетерпения, Юрий Ильич замер, боясь спугнуть удачу. Неужто у дочери непостижимым образом все же получилось заинтересовать княжича? Мужчина не лез в сердечные дела юной боярыни, но подозревал, что Ирина не просто так уже много лет настолько любезно общается с симпатичным одноклассником.

— Род Разумовских оказывает покровительство главе рода Изотовых, Софье Сергеевне. Полагаю, это не секрет, — невозмутимо сообщил Михаил.

Не понимая, к чему клонит собеседник, бояринскупо кивнул. Предвкушение резко сменилось тревогой.

— Несколько месяцев назад боярыню Изотову в престижном ресторане опоили наркотиком, — сухо продолжил юноша. — Только благодаря исключительному везению Софье Сергеевне удалось избежать тяжелейших последствий. Сотрудники моего отца уверены, что покушение на ее репутацию и честь намеренное, — не отводя взора от сурово хмурящегося и поджимающего губы главы древнего рода, Михаил продолжил: — Четыре дня назад боярыня Мария Стрелецкая в родовом особняке устраивала вечеринку для одноклассников. Во время праздника главу рода Изотовых попытались отравить смертельно опасным ядом.

— Софья Сергеевна, надеюсь, не пострадала? — в голосе Юрия Ильича звучала неподдельная тревога.

— Нет.

— В начале разговора вы упомянули мою дочь…

— Все верно, — кивнул Михаил. — В первом случае заказчицей преступления являлась боярыня Ирина Юрьевна Соболева. Многочисленные видеоматериалы тому бесспорное подтверждение, — словно тяжелые камни, бросил слова обвинения княжич. — Во втором — ее вина пока лишь косвенно подтверждается свидетельскими показаниями слуг боярина Стрелецкого. Но если делу дадут официальный ход, покушение на убийство главы древнего рода, скорее всего, будет доказано. Ваша дочь причастна, шансов на иное практически нет, — добавил ледяным тоном.

На высоком лбу Соболева появились бисеринки холодного пота. Он отлично знал, что случается с дворянами после официального обвинения в умышленном покушении на убийство: позорная жизнь, что гораздо хуже смерти.

— Не может быть! — ошарашенно произнес побелевший как снег боярин. — Моя дочь не способна на убийство!

— Я тоже раньше был в этом уверен, — с неподдельной горечью произнес юноша. — Мы столько лет сидели с ней за одной партой, — примолкнув, неодобрительно покачал головой, а после негромко продолжил: — Все видеодоказательства перепроверены мной лично. Факты таковы: Ирина нашла исполнителя преступления и оплатила услуги. Именно ваша дочь умышленно пыталась нанести непоправимый вред Софье Изотовой.

Прикрыв глаза, боярин Соболев несколько долгих мгновений сидел недвижимо. Информация просто-напросто не укладывалась в его голове. Если в первый случай с наркотиком он со скрипом все же мог поверить — мало ли, что у девушек стряслось, и дочь решила так жестко отомстить, — то для покушения на убийство оснований найти не получалось. Ирине просто незачем убивать отличного делового партнера отца и свою одноклассницу! Это какая-то фатальная ошибка!

— Я не могу поверить, что моя дочь желала убить, — попытался схватиться за соломинку надежды любящий родитель. — Может, просто трагическое стечение обстоятельств, и девочка оказалась не в том месте и не в то время?

— Сомнения развеять довольно легко, — холодно отчеканил княжич. — Есть два варианта: ваша дочь опрашивается сотрудниками отца в ходе официального расследования, либо она дает показания им же добровольно. И в том и в другом случае солгать не выйдет. Вы сами знаете, как проводятся беседы со свидетелями и подозреваемыми по резонансным делам, — заметив понимание в глазах боярина, помолчал, а после предложил: — Если Ирина уже вернулась из школы, то неплохо бы ее позвать, — и, многозначительно посмотрев на хозяина кабинета, замолчал.

В голове умудренного опытом мужчины тотчас пролетела стайка мыслей. Князь не вызвал лично, прислал сына. А это значит, что у дочери, да и у самого боярина есть шанс отделаться легким испугом.

Коротко кивнув, Юрий Ильич взял со стола свой телефон. Молчал пару мгновений, а после спокойным тоном произнес:

— Ты дома? Зайди прямо сейчас ко мне.

Нажав на отбой, медленно положил мобильный на столешницу. В кабинете воцарилась тишина. Не говоря ненужных сейчас слов, каждый мужчина думал о чем-то своем. Лишь мерно тикающие часы отсчитывали ход времени.

— Батюшка, вы меня звали? — раздался от дверей мелодичный девичий голос. — Рада вас видеть Михаил, — тепло улыбнулась однокласснику зашедшая в кабинет красавица. Умышленно небрежно заплетенная длинная коса, коротенькие белые шортики и симпатичная бледно-розовая футболка — боярыня Соболева выглядела сногсшибательно даже дома.

Повернув голову, Михаил встретился взглядом с той, которая столько лет была ему если не другом, то понимающим товарищем. Когда-то он даже испытывал к Ирине влечение, но все же решил, что не стоит.

Сердце кольнуло.

Кривовато улыбнувшись, княжич сдержанно кивнул. Не встал, не произнес слова приветствия. Но девушка не стала комментировать такое грубое нарушение этикета, лишь удивленно нахмурилась.

— Ирина, присядь, пожалуйста, — Юрий Ильич указал на свободное кресло у стола. Проводив взглядом послушно севшую дочь, он спокойно произнес: — У нас с Михаилом есть к тебе серьезный разговор.

Неожиданно боярыня густо покраснела. Затрепетав длинными черными ресницами, она закусила губу и опустила взор. Посидев так пару мгновений, глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, а затем резко выпрямила спину и, обаятельно улыбнувшись вначале Михаилу, а после отцу, сказала:

— Слушаю вас.

— Сотрудники светлейшего князя Южного установили твою причастность к отравлению боярыни Изотовой наркотиком в ресторане. Факт преступления доказан, — скупо роняя фразы, Соболев смотрел, как лицо дочери каменеет. — Кроме того, против тебя уже начали давать показания слуги боярина Стрелецкого, — примолкнув, подался вперед и добавил проникновенным голосом: — Скажи мне, зачем?

Гордо вскинув подбородок, Ирина несколько мгновений смотрела куда-то за плечо отца. Затем перевела взгляд на Михаила и тоном уверенного в своей правоте человека произнесла:

— Я давно решила, что выйду за тебя замуж. Мы идеально друг другу подходим. От нашего брака непременно бы родился уникально одаренный ребенок. Род бояр Соболевых и князей Разумовских получил бы идеального наследника. Кроме того, я тебя люблю, — добавила чуть дрогнувшим голосом, а после, молниеносно справившись с волнением, холодно произнесла: — Изотова встала у меня на пути. Это были просто адекватные меры по устранению преграды.

Не отводя взора от одноклассницы, Михаил хмурился, однако говорить не торопился.

— Ты сейчас серьезно? — негромко поинтересовался у дочери ошарашенный ее словами Соболев.

— Вполне, — та оторвала взгляд от княжича и невозмутимо посмотрела на отца. — Ты всегда говорил: если чего-то желаешь добиться, не стоит взирать на преграды, хорошо все продумай и действуй. Правда, рассказывал не мне, а брату, — Ирина грустно хмыкнула. — Но я ведь тоже член древнего рода Соболевых! А значит, не должна поступать иначе!

Закончив эту пылкую речь, девушка расправила точеные плечи. Сейчас она походила на прекрасную статую.

Не глядя на дочь, глава рода Соболевых задумчиво побарабанил по столешнице пальцами. Ирина, в целом, сказала правду. Да вот только, увы, неверно поняла, о чем он с юных лет толковал сыну. Речь шла о силе духа, необходимости тщательного анализа, решительности. Однако дочь почему-то сделала вывод, что, идя к цели, имеет право ни много ни мало безжалостно убивать всех, кто встал на пути.

— Михаил Игоревич, нет смысла производить официальный опрос. Вина моей дочери очевидна, — потухшим голосом сказал боярин. — Как глава рода, я готов понести любое наказание. Это касается и Ирины, — добавил твердо, глядя исключительно на княжича.

Юрий Ильич понимал — младший Разумовский уже знает решение князя. Фактически он и приехал-то только для этого: озвучить волю владыки. Мысленно вознеся короткую молитву, боярин Соболев застыл в ожидании.

— Я имею полномочия огласить вам вердикт, — и поза, и голос Миши были наполнены величием и важностью. — Боярыня Изотова не стремится придавать делу огласку. Напротив, желает ее избежать, — Соболев едва заметно выдохнул и чуть расслабился, но юноша не обратил внимания. — Поэтому светлейший князь считает возможным разрешить конфликт иным способом. Главе рода будет назначено наказание в виде штрафа, размер уточнят позднее. Ирина же должна незамедлительно принести извинения боярыне Изотовой и не мешкая покинуть территорию России. Вернуться ей дозволяется только после достижения двадцатипятилетия.

— Без возражений принимаю решение светлейшего князя, — твердо произнес Соболев. — В который раз убеждаюсь, что владыка нашего княжества бесконечно мудр. Разумеется, я, как и моя дочь, принесу глубочайшие извинения боярыне Изотовой, искренне надеясь на прощение.

— Изгнание? — прошептала Ирина, переводя взор с отца на Михаила и обратно. На лице девушки впервые промелькнули тревога и испуг. — За любовь и желание родить наследника лишиться всего?! — она неверяще посмотрела на невозмутимого княжича.

— Похоже, в твоих умственных способностях я сильно ошибался, — огорченно покачал головой Соболев. — Что ж, поясню: иначе ты отправишься на императорские рудники. Благодари светлейшего князя за избавление тебя от такого сомнительного удовольствия, а меня от несмываемого позора! — в тоне мужчины слышался металл. — В твое благоразумие уже не особо верю, поэтому боярыне Изотовой извинения принесешь по телефону. Встречаться с ней запрещаю, — процедил, неотрывно глядя на дочь. — Иди собираться. Улетаешь безотлагательно.

Ирина не стала спрашивать, куда отец ее отправит. Сейчас это не имело значения. Злость и ненависть к Изотовой клокотали и раздирали изнутри. Из-за этой выскочки не просто планы, а вся жизнь рухнула! Если бы Софья не пришла в школу, ничего бы не случилось!

Новенькая с первого взгляда не понравилась Соболевой. Однако, в отличие от глупой Стрелецкой, она предпочитала не воевать открыто. Постаралась вначале сблизиться с недругом, изучить болевые точки, а уже после — нанести сокрушительный удар. Однако выскочке Изотовой всегда удивительно везло. Ее словно оберегали высшие силы.

И вот теперь Ирине остается только смириться с наказанием. Иного выхода действительно не было.

— Я послушна вашей воле отец, — прошептала юная дворянка. — Боярыне Изотовой позвоню из своей комнаты, — коротко вздохнув, добавила: — Перед тем как начать собираться.

Грациозно встав, красавица выплыла из помещения и аккуратно закрыла за собой дверь.

Проводив стройную фигурку взглядом, княжич удивленно качнул головой. Неторопливо поднявшись, довольно сухо попрощался с боярином Соболевым. Михаил выполнил задание и теперь, согласно правилам, должен немедленно удалиться.

Сев в автомобиль, Миша сразу же позвонил отцу. Обстоятельно передав содержание беседы, получил такую желанную похвалу и удовлетворенно улыбнулся. Несколько дней подряд он не зря работал вместе со своими сотрудниками. Как и обещал, Михаил нашел врага Софьи, и теперь являлся гласом могущественного князя. Юноша испытывал нешуточную гордость за себя. Отец в него вновь поверил!

Быстро просмотрев отправленные Софье сообщения, сердито поджал губы: она их по-прежнему не открывала. Не отвечала и на звонки. Набрав еще раз выученный наизусть номер, послушал безразличные гудки, а потом, зло швырнув мобильный на сидение, завел двигатель.

Через несколько мгновений ярко-красный спортивный автомобиль мчался по городским улицам. Сжимая руль, Миша играл желваками.

— Да и не нужна ты мне! — бросил княжич неизвестно кому и нажал на педаль газа.

Он целенаправленно ехал по хорошо известному маршруту.

(обратно)

Глава 26

Сидя на переднем сидении автомобиля, я застывшим взглядом смотрела в лобовое стекло и молча слушала шокирующие откровения одноклассницы. Как, ну как Ирина Соболева могла оказаться тем самым врагом? Сомнений в этом, увы, не было. Боярыня сама призналась.

Не реагируя на мое молчание, прежде всегда невозмутимая Соболева все говорила и говорила. Закончив с явным удовольствием смаковать подробности разработки покушений и обвинять меня во всевозможных грехах, она сообщила о сегодняшнем визите княжича и принялась с какой-то отчаянностью изливать душу.

С надрывом в голосе Ирина рассказывала о том, что знает Мишу много-много лет; о том, как они сидели за одной партой, дружили; о том, как он приходил в гости и, думая, что она не видит, украдкой любовался ее красотой; какой он чуткий, добрый, умный, сильный, надежный, безупречно красивый, а главное — генетически перспективный отец. К сожалению боярыни, Михаил, становясь взрослее, все чаще избегал оставаться с ней наедине и все реже принимал приглашения посетить дом рода Соболевых.

А под конец она еще и поделилась своими сокровенными желаниями и даже эротическими фантазиями.

Это было словно кошмар наяву. Девушка, которой я действительно искренне симпатизировала, в итоге пыталась меня убить. А теперь искала у меня ни много ни мало понимания и женского сочувствия! Куда катится мир?!

Неожиданно боярыня замолчала. В трубке слышалось лишь ее прерывистое дыхание.

Спустя пару долгих мгновений Ирина, похоже, взяла себя в руки и уже спокойно произнесла:

— Миша выбрал не меня. Но и с тобой он не будет счастлив. Я-то его люблю всей душой и сердцем, а ты… Ты ненастоящая женщина, — добавила безапелляционно.

— С чего такие выводы? — поинтересовалась холодно.

— Так все же очевидно. Ты — ледышка бесчувственная. Внутри и нет ничего. Тебе не знакомы чувства, которые испытывает настоящая женщина к мужчине. Ты, Софья, на них не способна. Пустышка. Насмешка природы, — хмыкнув, Соболева помолчала, а после неожиданно деловым тоном продолжила: — Я должна выполнить приказ светлейшего князя и пред тобой извиниться, — последовал глубокий вздох. — Приношу вам свои извинения, боярыня Изотова, — Ирина сделала многозначительную паузу и добавила: — Ты отобрала у меня любимого мужчину и будущее, а сейчас из-за тебя мне придется покинуть страну. Не обольщайся. Угрызений совести не испытываю.

Пока я слушала Соболеву, Василий, попрощавшись с Казаковым, подошел к автомобилю. Но тактично остановился у капота, не желая мешать разговору.

Пожалуй, наш затянувшийся диалог с боярыней пора заканчивать.

— Иллюзий на ваш счет, Ирина, больше не питаю. Желать всего доброго и говорить «до свидания» не буду. Прощайте, — нажав на отбой, встретилась взглядом с Василием и кивнула.

Тотчас сев в машину, невозмутимый слуга завел двигатель. Наш автомобиль выехал с территории рудника и помчался по дороге в Ростов.

Насмешка природы. Бесчувственная ледышка. Ненастоящая женщина.

Отчего-то только эти слова Соболевой я прокручивала вновь и вновь. Они словно насмерть застряли в голове.

Медленно опустила взгляд на свой мобильный, открыла сообщения. Мельком просмотрев деловые, внимательно и не один раз прочла сообщения от Миши. Он писал о своей любви, о том, что можно все исправить, просил дать шанс.

Княжич впервые за эти дни мне даже сегодня позвонил. Да вот только я привычно не ответила.

Горько улыбнулась. Память вновь услужливо подкинула слова Соболевой.

Ледышка. Бесчувственная.

Надо Мише хотя бы «спасибо» сказать. Ведь благодаря ему больше не нужно искать врага и нервничать, опасаясь очередного нападения.

Стараясь не думать о том, что делаю, быстро нажала на кнопку вызова.

— Абонент не в сети, — бесстрастно сообщил автоответчик.

Может, самой к нему заехать? Ничего же страшного не случится. Просто поблагодарю, и все.

Придумав себе причину и не желая больше ни о чем думать, приказала:

— Едем к княжичу домой.

— Как скажете, госпожа, — тотчас откликнулся Василий.

Через несколько минут наш автомобиль заехал в Ростов. Уверенно лавируя в потоке, верный слуга вез меня к тому, о ком так сильно тосковало сердце.

* * *

Остановившись у ворот особняка, Василий опустил стекло и деловито сообщил угрюмому охраннику:

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова с визитом к княжичу.

Нахмурившись, воин рода Разумовских пару мгновений постоял в задумчивости. А после с явной неохотой сообщил:

— Хозяина просил не беспокоить. У него гость. Но есть приказ пропускать Софью Сергеевну в любое время суток. Проезжайте, — добавил решительно. Едва он отошел от машины, массивные ворота гостеприимно открылись.

Плавно въехав во двор, белоснежный внедорожник остановился практически у самых ступеней так понравившегося мне при первом визите дома. Посмотрев на Василия, я предупредила:

— Жди в машине. Долго не задержусь.

Пару мгновений мужчина смотрел на меня проницательным взглядом, а после скупо улыбнулся и коротко кивнул.

Самостоятельно выйдя из автомобиля, быстро взбежала по широким ступеням. У входной двери на миг остановилась. Сердце в груди отчего-то стучало сильно-сильно. Глубоко вздохнув, положила руку на блестящую сталью ручку и аккуратно потянула на себя. На удивление, оказалось не заперто.

Вновь глубоко вздохнув, облизнула внезапно пересохшие губы и решительно вошла.

И куда теперь?

Слева слышались громкие звуки популярной мелодии. Решив, что Миша скорее всего там, откуда грохочет песня, уверенно пошла на звуки. Дверь в комнату была едва-едва приоткрыта. Я на мгновение замерла и вошла.

Как оказалось, музыка вела в гостиную, которая так пришлась мне по душе. Об этом говорили знакомый рояль в дальнем углу и симпатичный чайный столик. Да только теперь я уже здесь отнюдь не желанная гостья.

На том самом диванчике, где Миша меня так страстно целовал, он сейчас с упоением занимался любовью с девушкой.

Внезапно песня закончилась. В наступившей тишине порыкивания юноши смешивались с хриплыми женскими стонами.

— Хорошая амплитуда, — произнесла я холодно, глядя на его ритмично двигающиеся обнаженные ягодицы.

Застыв от неожиданности, княжич медленно повернул голову. Ошарашенно посмотрел на меня, все так же продолжая лежать на своей партнерше.

— Благодарю за оказанную помощь, Михаил Игоревич. Можете продолжать, — сообщила ему невозмутимо и, не выказывая и тени эмоций, спокойно вышла.

Моя машина теперь стояла не у входа. Предусмотрительный Василий отъехал немного дальше, припарковавшись на специальной площадке для автомобилей.

Стараясь не думать об увиденном в гостиной, я неторопливо сошла по ступеням. Теплый вечерний ветерок ласкал лицо и играл с волосами, но в душе потрескивал лютый мороз.

Внезапно сильная ладонь схватила меня за запястье, и одновременно послышался твердый голос:

— Подожди.

Медленно повернувшись, смерила Михаила взглядом. Машинально отметила босые ступни, наспех надетые джинсы с расстегнутой верхней пуговицей, следы женских ноготков на мускулистых плечах, взлохмаченные волосы.

Стужа, уже сковавшая ледяным панцирем сердце и душу, уступила место метели. Во мне больше не было ни капли тепла и доброты.

Насмешка природы. Ледышка.

Демонстративно медленно посмотрев на сжимающую запястье мужскую ладонь, встретилась взглядом с Мишей. Не знаю, что парень там увидел, но быстро отпустил руку и сделал шаг назад.

— Ты сама в этом виновата! — попытался он защититься нападением, тревожно блестя глазами.

— Как скажешь, — откликнулась безэмоционально, чувствуя во всем теле странное покалывание.

Неверно истолковав мои слова, княжич улыбнулся и с едва уловимыми нотками обвинения и одновременно превосходства произнес:

— Но я люблю тебя. Мы сможем быть вместе, если ты станешь мягче, послушней. Тогда у нас все будет хорошо.

— Ни-ког-да, — отчетливо проговорила, не отрывая взора от внезапно ставших испуганными глаз Михаила. — Никогда между нами больше ничего не будет.

Метель бушевала внутри все сильнее и сильнее. Инстинкт самосохранения буквально вопил: отпусти ее! Отпусти убивающую тебя стужу на волю!

Не отдавая отчета в своих действиях, я медленно разжала непонятно когда сжатые кулачки. И холод, словно почувствовав, что путь открыт, сквозь кожу на ладонях яростно рванул наружу.

В считанные мгновения вся земля вокруг покрылась толстой коркой льда. Невесть откуда налетел пронизывающий до костей ветер, сильно пахнуло озоном, и с неба внезапно посыпалась ледяная крошка.

— Больше никогда не напоминай о себе и не приближайся ко мне. Ты понял? — произнесла ровно и холодно, но с отчетливой угрозой.

— Не самоубийца же, — негромко выдал шокированный Миша.

Тем временем ледяная крошка сменилась пушистыми хлопьями снега.

Не думая, не анализируя и действительно не испытывая больше никаких эмоций, я грациозно развернулась и неторопливо направилась к своему автомобилю, слушая скрип снега под подошвами летних туфелек. Возле внедорожника уже стоял Василий. Его поза говорила о готовности бежать и спасать то ли меня, то ли Михаила.

Приблизившись, взглянула на слугу. Быстро открыв дверцу, тот подал мне руку. Удостоверившись в моем удобстве, сел за руль. Через несколько мгновений мы выехали из ворот.

Прислонившись виском к приятно пахнущей коже подголовника, я невидящим взглядом смотрела в окно. Освободиться удалось только от избытков холода. Ледяная стужа никуда не ушла. Казалось, она теперь навечно поселилась где-то внутри.

За время в пути мой умный, верный слуга не задал ни единого вопроса. Лишь изредка я ощущала на себе его обеспокоенный взгляд.

Подъехав к дому, воин заглушил двигатель и, все же не выдержав, тихонько поинтересовался:

— Госпожа, как вы себя чувствуете? Выплеск сил был слишком мощный.

Пристально посмотрев в тревожно-заботливые глаза, коротко улыбнулась. Отвечая самой себе и совсем на другой вопрос, негромко сказала:

— Выживу. Не впервой.

(обратно)

Глава 27

Заложив руки за спину, светлейший князь Южный стоял подле большого окна. И задумчиво хмурился, глядя на фонари, освещающие изысканный внутренний двор летней резиденции императорской семьи.

Четвертый день томительного ожидания шел к исходу, но государь так и не назначил время аудиенции. Впрочем, император и прежде, срочно вызывая к себе, мог заставлять ждать по двое-трое суток. В таких ситуациях Игорь не роптал и всегда старался распоряжаться временем с пользой.

Во-первых, конечно же, работал удаленно. А во-вторых, собирал информацию о дворцовой жизни. Лакеи знали практически все и даже чуть больше. За долгие годы у князя Разумовского среди придворной обслуги появились верные глаза и уши.

Донесения в этот раз были весьма и весьма тревожные.

И дело не в том, что в кулуарах обсуждали крайне неприятную историю, произошедшую с Михаилом и архитектором императора. Тут-то Игорь особой опасности для репутации своего рода не видел. Пошепчутся и перестанут.

Он, как глава рода, уже все для этого сделал: сотрудники его спецслужб постоянно следили за информацией в сети, и фото и видео больше не мелькали; родственникам погибших охранников выплатили значительные суммы, а также по приказу князя назначили внушительные пенсии.

Раненные воины выздоравливали. Им тоже выплатили щедрые компенсации «за верную службу». Даже архитектор вчера к вечеру уже вышел из комы и удивительно бодро поправлялся. С ним еще предстояло серьезно пообщаться. Все же вина в произошедшем не только Михаила, но и «государева человека».

Игорь обоснованно сомневался, что император так уж сильно беспокоится об этом происшествии. У его величества сейчас совсем иные горькие думы. И они гораздо важнее тревоги о самочувствии одного из временных любимчиков. Самая главная женщина в жизни императора — супруга Елизавета Павловна — чувствовала себя крайне плохо. Ходили упорные слухи, что восьмидесятичетырехлетней государыне осталось совсем немного — буквально считанные дни.

Ни для кого из приближенных к императорской чете уже давно не было секретом, кто именно разрешает все по-настоящему важные вопросы. Не Александр Борисович, но Елизавета Павловна фактически руководила страной. Стальной ручкой в бархатной перчатке она умело направляла венценосного супруга, и без ее поистине мудрых решений тому придется крайне сложно.

С тех пор как слегла императрица, батюшка император сильно сдал: по слухам, жутко похудел, осунулся. А главное — вот уже без малого неделю сидел в личных покоях, запершись там с юристами. Готовились какие-то документы. Но вот над чем именно они так усердно работали, никто доподлинно не знал. Такая скрытность, определенно, говорила о чрезвычайной государственной важности.

Игорь предполагал, что это может быть, но не торопился делать окончательные выводы. По мнению опытного дипломата, чем меньше ожидаешь, тем меньше разочаровываешься. Однако всегда нужно делать все необходимое для достижения поставленной цели.

— Светлейший князь, его императорское величество готов вас принять, — раздался от двери мужской голос.

Быстро повернув голову, Разумовский увидел, как, низко-низко поклонившись, придворный лакей заученно вытянулся в струнку.

«Наконец-то», — мысленно вздохнул владыка Южного княжества.

Коротко кивнув, он уверенной поступью направился следом за слугой. В сопровождении не было необходимости — дорогу к личным апартаментам императора Игорь знал превосходно, — но все же дворцовый этикет и правила приходилось соблюдать неукоснительно.

Пойдя знакомым маршрутом, дождался, пока лакей доложит о его прибытии, а после вошел в довольно небольшую по местным меркам комнату. Интерьер здесь не менялся уже долгие годы: светлые стены, три больших окна, мягко задрапированных сливочно-молочного цвета шторами, множество картин с изображением лошадей и всадников, замысловатые лампы на низких столиках, пуфики, парочка пузатых комодов, на них — старинные часы, изящные статуэтки, резные шкатулки. Придворные полагали, что подобная обстановка больше подошла бы женщине, но со вкусом главы огромного государства не поспоришь.

Возле бездействующего по летнему времени белоснежного камина уютно разместились друг напротив друга два больших кресла с мягкими подушками. В одном из них сидел император и пристально смотрел на остановившегося перед ним Разумовского.

Как только лакей плотно закрыл за собой дверь, правитель тоном безмерно уставшего человека произнес:

— Присаживайтесь, князь.

Сев в свободное кресло, Игорь украдкой осмотрел владыку России. Александр Борисович действительно выглядел неважно. А ведь всего месяц назад на протокольном чаепитии девяностолетний мужчина, в отличие от супруги, был довольно бодр. Теперь же словно одномоментно превратился в дряхлого старика.

Император, поймав взгляд Игоря, грустно усмехнулся.

— Плохо выгляжу?

Князь не ответил, лишь внимательно посмотрел в прозрачно-голубые слезящиеся старческие глаза.

— Уверен, о состоянии матушки императрицы вы уже знаете. У нас тут мало что утаишь, — глубоко вздохнув, государь неожиданно сильно закашлялся. Затем взял с низенького столика высокий стакан с водой, немного отпил. Подержав в руках, нарочито медленно вернул обратно, и князь заметил два темно-коричневых конверта. Они лежали друг на друге всего в паре сантиметров от стакана, практически сливаясь цветом со столешницей.

Странный, однако, император выбрал способ привлечь внимание к конвертам. Неужели так сильно боится чужих ушей? Но сквозь защиту личных апартаментов даже комар не пролетит!

Присмотревшись к ближайшей стене, князь отметил легкое колебание воздуха: наимощнейший защитный полог предусмотрительно активирован. Тогда почему? Не иначе как у государя на почве болезни супруги все же развивается паранойя. Хотя не стоит забывать о вездесущих слугах, которые могут совершенно случайно узнать то, что никому из непосвященных знать не следует.

Разумовский вопросительно взглянул на Александра Борисовича, но не промолвил ни слова.

— Прочти, — едва слышно произнес владыка Российской империи, а потом чуть громче спокойным тоном продолжил: — С вами не я, а Елизавета Павловна хотела поговорить. Но матушка, увы, сейчас без сознания. Придется отложить встречу, — горестно вздохнул император и замолчал.

— Искренне сожалею о болезни государыни. Готов ожидать ее аудиенции столько, сколько потребуется, — отозвался князь и взял со столешницы оба конверта.

В первом оказался указ о престолонаследии. Император наделил себя правом назначить преемника. При отсутствии сыновей — очень правильное решение. И вполне очевидно, что о будущем государства побеспокоилась именно императрица. Мудрая женщина не хотела распрей и кровопролитных войн за престол.

Быстро ознакомившись с предельно лаконично составленным текстом, князь нахмурился. Почему из этого документа император сейчас делал тайну? Ведь после подписания важный для империи юридический акт обязаны обнародовать. Возможно, все объяснит содержимое второго конверта?

Открыв его, Игорь увидел официально заверенное и подписанное распорядительное завещание.

После смерти действующего владыки на трон Российской империи должен взойти первый на сегодняшний день претендент в очереди — светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский. А если он скончается ранее императора, на трон сядет княжич Михаил Игоревич Разумовский.

Было еще и прелюбопытное дополнение: если до того как уйти к предкам князь Южный вступит в законный брак и в этом браке родится сын, то он станет императором в обход признанного бастарда, а его мать — регентом*.

Наличие такого дополнения не вызывало удивления. Михаил — признанный наследник, но все же рожден от наложницы-простолюдинки, а чистота императорской крови не пустой звук.

Теперь понятно, зачем такие беспрецедентные меры предосторожности. Императорская чета не просто знакомила Игоря с текстом завещания, но еще и не желала раньше времени рисковать жизнью претендента на трон, его будущей жены и еще даже не запланированного «уникального» наследника. Ну и, конечно, Михаила.

Хотя княжичу-то опасность угрожала гораздо меньше. Бастарда не имеет смысла устранять физически. Парень достиг совершеннолетия, обладает задатками лидера, однако неопытен и просто не готов руководить огромной страной. А вот им самим управлять довольно легко.

Ход мыслей матушки-императрицы прослеживался предельно четко.

После обнародования указа о престолонаследии представители родов зашевелятся. Пока не оглашено завещание, доподлинно узнать, кто станет следующим императором, невозможно. Мало ли что взбредет в голову государю? Вдруг «забудет» об очередности и просто выберет того, кого пожелает? У многих появится надежда, сразу же начнется подковерная возня. В борьбе за власть представители родов ничем не брезгуют. Сплетни, интриги, «внезапная» смерть конкурентов — обычные явления.

И если информация о тексте завещания просочится уже сейчас, князя Южного, скорее всего, попытаются убить. Игорь — опытный и сильный игрок, и многим, естественно, не нравится. Поэтому он вполне может до коронации умереть «при странных обстоятельствах».

За последние шесть лет при таких «обстоятельствах» уже погибли четверо мужчин, стоящих ближе всего к трону. Да и на жизнь светлейшего князя пару раз покушались, но как-то вяло. Глава рода Разумовских — сильный воин и осторожный человек, устранить его крайне сложно. Но не невозможно. Как и все люди, Игорь смертен. Это касается и его жены, и сына, которых еще нет и в помине, но, вероятно, появятся.

Безопасность Софьи — еще одна причина, почему князь не предпринимал в отношении нее активных действий. Длительные открытые ухаживания в данном случае могли грозить юной главе рода серьезной опасностью.

Быстро взглянув на правый верхний угол завещания, Игорь увидел цифру два. То есть у него в руках второй экземпляр. Первый наверняка надежно спрятан в личном сейфе императора, а свидетели, подписавшие документ, как и нотариус, дали клятву о неразглашении под страхом смерти.

Почему два экземпляра, а не один, как чаще всего бывает, тоже понятно. Вероятно, императрица пожелала, чтобы Разумовский на всякий случай хранил его у себя. Ну и не обошлось без своеобразного тонкого юмора государыни: если что-то куда-то просочится раньше времени, то сам виноват.

— Забери себе, — словно вторя мыслям Игоря, на грани слышимости шепнул император.

Внимательно проследив за тем, как князь вернул первый конверт на столик, а второй спрятал во внутренний потайной карман летнего пиджака, Александр Борисович удовлетворенно улыбнулся. Медленно взяв стакан с водой, задумчиво подержал, а после, не сделав ни глотка, поставил обратно.

Посмотрев на столешницу, Игорь удивленно хмыкнул. Стакан уже стоял в гордом одиночестве. Конверт с указом чудесным образом пропал.

«Прелюбопытные у его величества есть артефакты. Понятно, почему я сразу конверты не увидел», — отметил для себя Разумовский.

Помолчав, государь задумчиво пожевал губами. А затем привычным движением деактивировал защитный купол, давая понять, что сейчас начнется обычный диалог.

— Игорь Владимирович, я хорошо к вам отношусь. Но все же вы меня несколько разочаровали, — произнес император холодным тоном. — О той отвратительной истории, произошедшей между вашим сыном и моим архитектором, уже не только придворные шушукаются, но даже газеты трубят.

Разумовский удивленно посмотрел на поразительно спокойного владыку. А тот, немного повысив голос, с невозмутимым выражением на лице отдал приказ:

— Принесите эту гадость.

Буквально через мгновение появился придворный лакей с пухлым журналом «Громкие новости» в руках и церемонно вручил его… князю.

Плотная бумага еще пахла типографской краской. На яркой обложке красовались очень качественные фотографии с места побоища.

Быстро открыв журнал, Игорь на первой странице увидел вновь фотографии и огромную статью. Пробежав ее по диагонали, сердито нахмурился. Михаила обвиняли в умышленном нападении на «государева человека» и его охрану, а также разглагольствовали о вседозволенности и безнаказанности отпрысков древних родов. Дескать, желая порисоваться перед юной красавицей боярыней Изотовой, княжич таким варварским способом демонстрировал ей свою силу.

Полный бред. Не зря император назвал журнал гадостью. Откуда журналюги только прознали? Впрочем, это уже не имеет значения. Информация стала достоянием гласности, и необходимо срочно принимать меры.

— Не буду спрашивать, что там случилось, — брезгливо поморщился император, жестом отпуская лакея. — Мне уже разные варианты озвучили. Но неплохо знаю своего архитектора, — мужчина хмыкнул и добавил: — Талантливый шельмец давно напрашивался, да все трусили связываться. Впрочем, разберетесь сами, без моего вмешательства. Но рекомендую на время сына куда-нибудь отправить. А архитектору не помешало бы рассказать газетчикам, что произошло на самом деле, — глубокомысленно предложил государь. Прекрасно понимая, что это приказ, Игорь коротко кивнул. — Ступайте. Вам сообщат, когда государыня изволит вас принять.

Встав, Разумовский поклонился и неторопливо вышел из апартаментов. В коридоре его встретил придворный лакей. Игорь привычно последовал за ним, размышляя о насущных и будущих проблемах.

Поручить Савелию убедить архитектора дать опровержение в газету, так же, как и отправить сына за границу, не проблема. Жаль только, застрял князь в Москве, похоже, всерьез и надолго. А так хотелось встретиться с Соней. Увы, опять придется разговаривать всего лишь по телефону.

Парадокс, но даже ненадолго покинуть пределы резиденции Игорь не имел права: государыня может в любой момент прийти в себя. Он был уверен — решение о назначении его правопреемником приняла императрица. Что же Елизавета Павловна хочет ему сказать?

Разумовский незаметно проверил в кармане завещание, которое в будущем делало его самым могущественным человеком в империи. Кто знает, сколько проживет Александр Борисович и как он будет править один после смерти супруги? А вдруг есть то, о чем император не пожелал рассказать?

Сплошные вопросы без ответов.

Вернувшись в свои покои, Игорь плотно закрыл дверь и, предусмотрительно активировав один из защитных артефактов, позвонил Савелию. Отдал распоряжения, выслушал краткие новости. Среди прочего, слуга доложил о визите к Михаилу юной особы и неожиданном прибытии боярыни Изотовой. В конце осторожно высказал предположение, что после такой весьма неоднозначной ситуации дальнейшее общение княжича и боярыни маловероятно.

— Кто бы сомневался, — пробормотал князь, нажимая на отбой. Опытный мужчина предполагал подобное развитие событий.

Деактивировав артефакт, Разумовский тяжело вздохнул. В наглухо закрытом помещении стало невыносимо душно. Решив немного прогуляться, он вышел из комнаты и, игнорируя придворного лакея, уверенно направился к выходу во двор.

Глубоко вдыхая прохладный ночной воздух, Игорь неторопливо пошел по чудесной аллее вглубь парка. Аромат цветущих лип пробуждал мечты и желания. О Соне князь последнее время думал каждую свободную минуту. Испытывая глубокие, искренние чувства, он уже давно хотел видеть своей супругой только Софью.

«Может, позвонить ей сейчас?» — мелькнула соблазнительная мысль.

Быстро взглянув на наручные часы, мужчина поморщился от досады. Половина одиннадцатого. Для делового звонка время слишком позднее.

Тем не менее, помедлив всего пару мгновений, он набрал номер боярыни и продолжил прогулку.

— Добрый вечер, Игорь Владимирович, — прозвучал в динамике ее мелодичный, как всегда спокойный голос.

— Приношу извинения за столь поздний звонок, — неожиданно растерявшись, произнес Разумовский первую пришедшую на ум фразу.

— Ничего страшного, — ровно ответила девушка. — Я сама хотела вам позвонить, — сделав небольшую паузу, Софья уверенно продолжила: — Благодарю вас, светлейший князь, за содействие в поисках врага. А также за перечисленные на разработку рудника средства. Работа идет полным ходом.

— Пустяки, — машинально отозвался Игорь, все так же неторопливо идя по ухоженной аллее. Помедлив, произнес решительно: — Софья, произошло непредвиденное: история стала известна журналистам. Теперь они будут настаивать на интервью. Может, тебе пока вновь не ходить в школу? — предложил с неподдельной заботой и добавил, надеясь, что девушка поймет все правильно: — Аудиенция у императора прошла в штатном режиме.

— Не вижу необходимости, — спустя миг возразила боярыня. — Вы наверняка позаботитесь о том, чтобы архитектор дал опровержение. Я же, со своей стороны, немного помогу. Расскажу, что княжич спас мне жизнь.

В который раз восхитившись проницательностью Софьи, мужчина остановился, глядя на медленно покачивающиеся под ветерком крупные листья липы. Неравномерно рассеченные и замысловато скрученные, они казались ажурными. Но Игорь их не видел. Он думал о том, что может сейчас сказать бесконечно дорогой женщине.

— Сегодня ночью Михаил улетает из России. Хочу, чтобы ты услышала это от меня.

— Отличное решение, — безэмоционально откликнулась боярыня.

Разумовский не видел девушку, но чувствовал — что-то в ней сильно изменилось. Тревожное ощущение неумолимо надвигающейся беды железными тисками сжало сердце. Говорить о своих чувствах не время, но а если потом станет критично поздно? Просто необходимо хоть что-то сделать именно сейчас!

Отбросив сомнения, Игорь пошел ва-банк.

— Мне сообщили о сегодняшнем инциденте, — тихо произнес и громче добавил: — Знай: я тебя искренне люблю и по окончании школы сделаю официальное предложение. Просто подумай и не спеши с ответом.

— Спасибо за все, Игорь Владимирович. Доброй ночи, — произнесла в ответ Софья, будто и не слышала признания. В каждом ее слове сквозил ледяной холод.

— Доброй ночи, — прошептал мужчина, слушая короткие гудки.

Неподалеку мелькнула человеческая тень. К сожалению, непрошенного слушателя погруженный в свои тяжелые мысли князь не заметил.

(обратно)

Глава 28

Ранним утром княжич в сопровождении Савелия прибыл в аэропорт. Выйдя из салона автомобиля, Михаил посмотрел на яркую вывеску внушительного здания аэровокзала, а потом перевел взгляд на слугу. Тот спокойно доставал из багажника джипа увесистую сумку, не реагируя на заметно нервничающего юношу.

— Савелий, думаешь, отец меня так же как Соболеву… изгоняет? — задал Миша тревожащий душу вопрос.

— Нет, — отрицательно качнул головой седовласый мужчина. — Вы должны просто на время уехать. Французский у вас отличный, а Париж — красивый город, — он едва заметно улыбнулся. — Окончите местную школу, побудете еще пару месяцев и вернетесь. К тому времени все уже уляжется, — добавил уверенно.

— Хорошо, если так, — облегченно выдохнул княжич. — Слишком экстренно все. Не успел с рабочими делами определиться, — он неодобрительно сжал губы.

— Не тревожьтесь, — успокоил Савелий. — Управляющий делами Игоря Владимировича возьмет под контроль и ваше направление. От вас сейчас потребуется просто учиться. Используйте это время с толком, — помолчав, слуга внимательно посмотрел на Михаила и поинтересовался: — Может, что-то передать при личной встрече боярыне Изотовой?

Нахмурившись, княжич опустил взгляд на свои белоснежные кроссовки. О чем-то вспомнив, тихонько хмыкнул. А потом поднял голову и уверенно произнес:

— Наши пути с боярыней разошлись. Но при случае передайте: мне жаль и я искренне желаю ей счастья, — всего лишь на миг замолчав, кривовато усмехнулся. — Ее мужчине заранее сочувствую. С ней очень тяжело.

Коротко кивнув, Савелий привычно направился к входу в аэропорт. Естественно, последние слова княжича он никому передавать не собирался.

Думая о своем, Михаил уверенно пошел следом за слугой. Вчерашнее происшествие действительно поставило жирную точку в их отношениях с Софьей. Юноша отчетливо понял: такой, как ему хочется, она никогда не станет. Слишком неуправляема и непредсказуема. А уж одержимость работой и наплевательское отношение к его желаниям и вовсе жутко бесили.

В душе парня еще оставалось тепло воспоминаний о нежных губах, объятьях, душевных разговорах. Мише было жаль, что Соня стала свидетелем измены. Но все же он часть вины за это возлагал и на нее. Если бы девушка вела себя по-другому, то их отношения могли сложиться совсем иначе.

Любил ли он Софью? Безусловно. Но, похоже, любовный угар прошел, осталась лишь горечь сожаления. Все же они с Соней слишком разные.

Расправив широкие плечи, Михаил улыбнулся. Если отец отправляет не в ссылку, то все к лучшему. Париж и правда отличный город для того, чтобы превосходно провести время. И почему бы после столькихлет упорного труда просто не пожить жизнью обычного восемнадцатилетнего парня, совершенно не нуждающегося в деньгах?

Ускорив шаг, княжич вскоре вместе с Савелием вошел в здание аэропорта. Он предвкушал новые знакомства и приключения, которые непременно будут. Ведь не зря же говорят, что Париж — город любви.

* * *

Проснувшись на заре, я долго лежала в кровати. О Михаиле вспоминать себе крепко-накрепко запретила, да и, надо признаться, не хотелось. Поселившаяся в душе стужа словно намертво все заморозила. Чувствуя себя вполне комфортно, она не собиралось никуда уходить. Может, оно и правильно. Так проще. Безопаснее.

Даже вчерашнее внезапное признание князя Южного в своих чувствах и рассказ о планах в отношении меня не растопили душевный лед. Впрочем, это не стало неожиданностью. Да вот только любви мужчин ни одного из миров больше не хотелось. Однако, будто в насмешку, я непременно должна в этом мире выйти замуж. У высших сил, определенно, крайне специфическое чувство юмора.

В отношении Разумовского-старшего никаких иллюзий у меня не было: своими глазами видела его полуголую любовницу, вольготно разгуливающую по родовому особняку во время моего запланированного визита. И вряд ли такое положение дел изменится после свадьбы.

Князь просил не торопиться, подумать. Да о чем тут думать-то? Даже брак по расчету между нами невозможен! И самое главное препятствие — я этому мужчине слишком хорошо отношусь. Не хочу и к нему испытывать отвращение. Право слово, с меня уже более чем достаточно.

Не спеша сделала все утренние процедуры и надела школьную форму. Захватив рюкзак, спустилась на первый этаж и прошла в кухню. Моя привычная внешняя холодность теперь соответствовала душевному состоянию. Соболева бы порадовалась, что не ошиблась. Похоже, я окончательно и бесповоротно вжилась в образ Снежной королевы.

Улыбающаяся Катенька и радостные сестренки уже завтракали, вокруг них привычно хлопотала заботливая Надежда.

— Соня? — завидев меня в школьной одежде, Катя округлила глаза.

— Уже все нормально. Иду с тобой, — пояснила я, садясь за стол. — Нашли. После расскажу, — шепнула, указав взглядом на щебечущих девочек, и приступила к еде.

Не скрывая облегчения, Катенька, широко улыбнувшись, понимающе кивнула. Сестры не знали о моих проблемах: естественно, при них ничего серьезного не обсуждалось. А Надежда… Душевный покой женщины мы с подругой оберегали и попусту не тревожили.

Слушая звонкие голоса близняшек, взахлеб и с предвкушением рассказывающих о предстоящей сегодня конной тренировке, я тихонько улыбалась. Хорошо быть маленьким и беззаботным!

Закончив завтракать, мы с Катей искренне поблагодарили довольно улыбающуюся экономку, пожелали юным наездницам и Надежде хорошего дня и вышли из дома.

К моему удивлению, как всегда невозмутимый Василий поджидал нас не в машине, а возле ступеней террасы.

— Доброе утро, госпожа. Предлагаю вам сесть в автомобиль во дворе, — спокойно произнес опытный воин.

— Журналисты? — предположила я.

— Да, — кивнул тот. — За забором семь человек с камерами. Не волнуйтесь, Ярослав ни к девочкам, ни к Надежде никого не подпустит.

— Что-то опять стряслось? — шепотом поинтересовалась подруга, воинственно хмурясь.

Кивнув Василию, взяла Катеньку под локоток и вместе с ней направилась следом за слугой.

— Несколько дней назад, когда мы с княжичем гуляли по городу, меня едва не сбила машина, — прямо на ходу начала с бесстрастным выражением на лице рассказывать. — За рулем находился архитектор императора. Михаил меня спас, но нанес травмы водителю и его охране. Несколько человек погибло. Сейчас информация просочилась к журналистам, — увидев испуг в широко распахнувшихся глазах Кати, успокаивающе слегка сжала ее локоть. — Не волнуйся, все будет нормально.

— Ох ты ж, — тихонько пробормотала она. А потом остановилась и внимательно посмотрела мне в глаза. — А что с врагом?

— Сейчас расскажу. Пойдем, — я потянула подругу к гаражу, в дверях которого уже успел скрыться Василий. — Врагом оказалась Соболева.

— Не может быть! — едва слышно прошептала ошарашенная девушка.

— Ее вычислили сотрудники Михаила, а после Ирина сама мне позвонила и призналась. Все покушения она совершила из-за ревности к княжичу.

— Вот это да-а, — изумленно пробормотала Катя. — И как накажут? — войдя за мной в ярко освещенный гараж, грозно поинтересовалась она.

— По распоряжению князя, Ирина должна уехать из России на длительное время, — сообщила ей спокойно, усаживаясь на заднее сидение внедорожника.

— Не слишком ли мягкое наказание? — захлопнув за собой дверцу, подруга сердито поджала губы.

— Я работаю с ее отцом. Наши рода не враждуют, напротив — союзники, — с усмешкой взглянула на жаждущую крови Катеньку. — Меня полностью устраивают сложившиеся отношения с Соболевым. Ирины уже нет в стране и не будет еще очень долго, — твердо произнесла и откинулась на спинку удобного сидения. — Не думаю, что Соболев назначит ей шикарное содержание. Достаточное — вне сомнений, но вряд ли она сможет поддерживать прежний уровень жизни. В чужой стране, денег по ее меркам нет, старинных приятелей-знакомых нет, в немилости у отца… Наказание для аристократки более чем достаточное, — добавила безапелляционно.

Ворота гаража плавно разъехались. Белоснежный внедорожник, неторопливо выехав наружу, шустро направился в сторону школы. В окно я мельком увидела разочарованные лица женщин с микрофонами и мужчин с большими камерами на плечах.

— А если, — задумчиво протянула Катя, — Ирина надумает мстить?

— Во-первых, из другой страны сделать это при ограниченном финансовом ресурсе довольно проблематично, — произнесла я с усмешкой. — А во-вторых, Соболева не такая уж и дура. Если со мной теперь что-то «внезапно» случится, подозрение падет именно на нее. Она об этом отлично знает. Нет, — покачала головой, — Ирина не станет больше рисковать. И не столько из-за страха наказания. Скорее, не желая причинить вред отцу и полностью лишиться поддержки древнего влиятельного рода, — немного подавшись вперед, посмотрела на умудренного жизненным опытом слугу и поинтересовалась: — Василий, как думаешь, я права?

— Да, — лаконично отозвался мужчина, не отрывая взгляда от дороги. — Госпожа, утром звонил Степан. Сообщил, что артефакт для Карамели практически готов. Просил позволения по окончанию работ лично протестировать. Я дал добро.

— Хорошо. Молодец Степан, так быстро справился, — я удивленно качнула головой и улыбнулась. — Ты только не давай ему много воли, — усмехнулась, вспомнив довольно-таки сложный характер артефактора.

— Разумеется, — невозмутимо ответил слуга. Заехав на школьный двор, он припарковался на стоянке и неожиданно предложил: — Госпожа, давайте провожу. И здесь журналисты, — добавил, нахмурившись.

Посмотрев в лобовое стекло, я увидела прогуливающихся между старшеклассниками мужчин и женщин. У многих в руках были разнокалиберные видеокамеры. Приглядываясь к лицам учениц, журналисты определенно кого-то искали. Даже не сомневаюсь, кого именно.

— Сам знаешь, их не просто так запустили на территорию «Эвереста». Значит, умудрились получить разрешения. Не вижу особого смысла прятаться, — невозмутимо произнесла и, усмехнувшись, добавила: — Опять стану звездой телеэкранов, — повернувшись к Кате, поинтересовалась: — Как считаешь, сможешь остаться внешне более-менее спокойной? Отвечать на вопросы журналистов тебе лучше не стоит. Твои слова наверняка исковеркают, — я внимательно посмотрела на упрямо поджимающую губы подругу. — Если есть хоть малейшее опасение, что справишься, Василий прямо сейчас отвезет обратно. Уверена, сегодня-завтра выйдет опровержение, и от нас отстанут.

— Иду с тобой, — решительно тряхнула рыжими кудряшками девушка и воинственно задрала подбородок.

— Нашу машину заметили, — деловито доложил воин и неожиданно веско произнес: — Удачи.

Благодарно улыбнувшись слуге, посмотрела в окно. Несколько видеокамер действительно уже были направлены в нашу сторону. Однако приближаться журналисты пока не спешили.

— Сейчас начнется, — невозмутимо предупредила Катю. — Просто молчи.

Дождавшись, пока Василий откроет мне дверцу, я глубоко вздохнула и грациозно выплыла из автомобиля. К нам тут же торопливо направились человек десять, не меньше.

Сколько же их тут!

Взяв меня под локоть, Катя встала рядом. Со стороны подруги не чувствовалось нервозности, лишь поддержка и решительность.

— Боярыня Изотова, какие отношения у вас с княжичем Разумовским?

— Почему вам помогает князь Южный?

— Расскажите о событиях, произошедших перед кровавой бойней!

— Что вы испытывали, когда видели жуткие убийства? Вы сильно испугались?

Перебивая друг друга, репортеры настойчиво засыпали меня вопросами. Одна из журналисток, особа лет тридцати, с острыми глазами и гладко прилизанными черными волосами, сунула в лицо Кати микрофон и важно сказала:

— Девушка, представьтесь, — а потом затараторила: — Как вы относитесь к Михаилу Разумовскому? Вы дружите с Софьей Изотовой? Что вы думаете о произошедшем?

Нахмурившись, подруга крепче сжала мой локоть и молча посмотрела на наступающую настырную мадам.

Движимые интересом одноклассники останавливались, а после подходили ближе. Вскорости перед нами с Катенькой выросла внушительная толпа. Поэтому Василий не торопился уезжать, готовый в любое мгновение прийти на помощь.

— Что происходит? — долетел до меня вопрос одной из старшеклассниц.

— Ах, вы не знаете?! Наш княжич кучу народа убил! А боярыня была рядом, — тотчас ответил ей кто-то.

Пора брать ситуацию под контроль.

— Тихо, — негромко промолвила я, вложив в голос толику родовой силы.

Воздух едва заметно заколебался. Не трогая одноклассников, нежно-сиреневые волны мягко коснулись чересчур любопытных журналистов. Те мгновенно замолчали, ошарашенно переглядываясь. Учащиеся «Эвереста» тоже перестали обсуждать между собой происходящее. Блестя от любопытства глазами, они напряженно ожидали развития событий.

— У меня мало времени, — пристально посмотрев в ближайшую камеру, скупо улыбнулась и абсолютно спокойно начала говорить: — Я, глава рода бояр Изотовых Софья Сергеевна Изотова, благодарю вас за предоставленную возможность публично высказать признательность человеку, спасшему мне жизнь: княжичу Михаилу Игоревичу Разумовскому, — помедлив мгновение, не отводя взора от камеры, проникновенно продолжила: — Все случилось днем, в центре города. На зеленый свет светофора я в одиночестве переходила дорогу по пешеходному переходу. Услышав жуткий рев двигателя, повернула голову и увидела несущийся на бешеной скорости спортивный автомобиль. Останавливаться водитель не собирался. Я понимала, что мне грозит смертельная опасность, но не могла ничего поделать. На высоких каблуках не особо побегаешь, — выбрав взглядом самую молодую журналистку, горько усмехнулась.

— Ох, да! — выдохнула миловидная девушка-журналист и быстро-быстро застрочила в блокноте.

Одна попалась.

— В тот злополучный день княжич Михаил Игоревич предложил погулять после уроков. Я много работаю, — грустно улыбнувшись, обвела взглядом женщин постарше. Те едва заметно покивали. На лицах появилось сочувствие. — После гибели родителей у меня на руках остались две маленькие сестрички. В семнадцать лет девушке быть главой рода, сами понимаете, очень непросто, — глубоко вздохнув, замолкла. Выждав пару мгновений, продолжила: — Князь Южный удивительный человек. Он абсолютно бескорыстно мне помогает налаживать дела рода. А Михаил, как вы знаете, мой одноклассник, — понизила голос и, на миг отведя взор, тихонько добавила: — Он хотел всего лишь сделать мою жизнь немного радостнее.

В толпе старшеклассников тут же послышались сочувственные возгласы и шепотки. Поглядывая то на них, то на нас с Катей, женщины-журналистки сосредоточенно писали в разномастных блокнотах, а мужчины задумчиво хмурились. На их лицах проскальзывало понимание.

— Увы, — продолжила я ледяным тоном, посмотрев в бесстрастный объектив ближайшей камеры, — вместо легкой прогулки княжичу пришлось спасать меня от неминуемой гибели. Не раздумывая ни мгновения, Михаил встал предо мной и не дал погибнуть. Водителя, управляющего тем самым автомобилем, сопровождала элитная охрана. На княжича разом напало несколько отлично подготовленных, опытных воинов. Разве пристало дворянину пасовать, отступать пред лицом опасности? — я обвела взглядом удивительно молчаливых журналистов. Остановив взор на статном мужчине, чуть-чуть нахмурилась.

— Конечно нет, — встретившись со мной глазами, твердо ответил тот.

— Вот и княжич не отступил, — кивнула я. Увидев одобрение, повысила голос: — Михаил Игоревич спас мне жизнь, проявил доблесть и отвагу, достойную настоящего дворянина. Уверена, каждая женщина со мной согласится: жить в мире, где есть такие мужчины, гораздо спокойнее, — тепло улыбнувшись, пробежалась взором по толпе. Все до единой журналистки согласно улыбались, мужчины же горделиво расправляли плечи.

Шах и мат. Эффект достигнут.

Не дав вставить никому и слова или задать неудобный вопрос, с легкой улыбкой сообщила:

— Через несколько минут начинается урок. Вынуждена вас покинуть. Всего хорошего.

Доброжелательно кивнув на прощание, неторопливо направилась в сторону учебного корпуса. Следом потянулись и другие учащиеся.

Катенька моментально пристроилась рядом, незаметно пожав мою руку в знак поддержки. Я же искренне молилась всем богам разом, чтобы журналисты не опомнились и не кинулись за нами.

Войдя в прохладное фойе, тихонько выдохнула. Похоже, отбилась.

— Пойдем скорее в класс, — шепнула крайне задумчивой подруге. — Иначе придется прямо сейчас отвечать на вопросы одноклассников, — добавила на ходу.

Конечно, совсем избежать вопросов не получится. Но прямо сейчас удовлетворять чужое любопытство не хотелось. К счастью, громкий звонок известил о начале урока и на время дал передышку.

Как и предполагалось, на первой же перемене нашу с Катей парту плотным кольцом окружили парни и девушки. И были тут не только одноклассники, но и учащиеся из параллельных классов. Сногсшибательная новость не на шутку взбудоражила школьников. Все же многие прочли злополучную статью еще вчера.

Слушая бурные обсуждения, я поняла — все получилось. Одноклассники для себя сделали нужный вывод: княжич — не зарвавшийся от безнаказанности злодей-убийца, как расписали в журнале, а самый настоящий герой.

К третьему уроку до меня долетела неожиданная новость. Оказывается, несколько дней назад юная дворянка из довольно обеспеченного рода вышла замуж. На удивление, одноклассницы обсуждали данное событие чересчур спокойно. Даже можно сказать — буднично.

Это было крайне странно и непонятно. В моем родном мире такое — нечто из ряда вон выходящее. А тут дворяне не только не осуждают — напротив, даже делятся мыслями, куда одноклассница поедет в свадебное путешествие.

Да как так-то?

Улучив момент, я прямо во время урока тихонечко спросила у Кати, почему она ничего не рассказала и отчего все настолько обыденно реагируют на столь неожиданное замужество. Отведя взгляд от математика, усердно выводящего очередные зубодробительные формулы на интерактивной доске, подруга придвинулась ко мне ближе. Поглядывая на педагога, шепотом пояснила:

— Так это обычное дело. Во многих родах до сих пор придерживаются старых традиций. Довольно часто девочки в выпускном классе выходят замуж. Неужели ты не знаешь? — помолчав мгновение, добавила: — Не думала, что тебе будет интересно, кто и когда сыграл свадьбу, — закончила совсем тихо, смущенно порозовев.

Я быстро посмотрела на математика. Тот, не обращая на нас внимания, вызвал к доске кого-то из парней. Переведя взор на Катю, вновь едва слышно поинтересовалась:

— А что дальше? В школу она ходить продолжит или уже все? А диплом?

— Запрета нет, но обычно не ходят. Как муж скажет, — так же тихо откликнулась девушка. — Диплом получают все, только в данном случае итоговые экзамены сдают дистанционно. Ты замуж собралась? — тревожно поинтересовалась Катя и посмотрела с укоризной.

Покачав головой, улыбнулась, заметив искреннее облегчение в глазах Катеньки. Замуж я прямо сейчас, естественно, не собиралась. Просто интересно узнавать традиции и правила этого мира. Похоже, занимаясь воспитанием моей «предшественницы», родители придерживались новых, прогрессивных взглядов: сначала учеба — потом замужество. Никак иначе.

Школьный день плавно подошел к концу. Выйдя из учебного корпуса вместе с Катей, я неожиданно услышала:

— Софья, подождите.

Обернувшись, вздохнула и посмотрела на хмурую Стрелецкую. В течение дня мы с боярыней пару раз обменивались ничем не примечательными дежурными фразами, однако во время уроков я частенько ощущала на себе ее внимательный взгляд. Мария явно что-то от меня хотела и ждала удобного случая.

— Можно с вами поговорить? — приблизившись, негромко сказала Стрелецкая. — Наедине, — добавила многозначительно.

— Катя, подожди, пожалуйста, в машине. Скоро подойду, — улыбнулась я насторожившейся подруге.

Немного понаблюдав, как Катенька идет к ожидающему нас автомобилю, вновь посмотрела на боярыню. Та, определенно, нервничала, но удачно скрывала эмоции.

— Наших слуг несколько дней подряд опрашивали сотрудники князя Южного, — тихо промолвила Мария, увлекая меня подальше от центрального входа. Остановившись около припаркованных машин, глубоко вздохнула и торопливо произнесла: — Никто толком ничего не понял, но есть подозрения, что это как-то связано с вами, — сердито поджав губы, она пару мгновений помолчала. — Вы можете объяснить, в связи с чем были эти проверки?

— Говорите, сотрудники князя? — изобразив на лице глубокую задумчивость, помолчала я для вида. — Не имею ни малейшего представления, — коротко пожав плечами, посмотрела на боярыню кристально честными глазами. — Вы меня удивили, Мария, — добавила озабоченно.

Ни с кем из посторонних я даже не помышляла обсуждать сделанное Ириной Соболевой. И уж конечно не собиралась объяснять боярыне Стрелецкой, почему их слуг опрашивали.

— Надеялась, что вы знаете, — тень разочарования мелькнула на красивом лице девушки.

— К сожалению, нет, — я покачала головой и добавила встревоженно: — Если появится какая-то информация, сообщите?

Задумавшись на пару мгновений, девушка кивнула:

— Если опросы наших слуг действительно имеют к вам отношение — обязательно.

— Благодарю, — искренне улыбнулась я боярыне и с сожалением добавила: — Мне пора. До завтра.

— До свидания, Софья, — на удивление добродушно ответила Стрелецкая и, не мешкая, направилась к ожидающему ее автомобилю.

Вряд ли обеспокоенная боярыня что-то узнает. Сотрудники князя умеют держать язык за зубами. Да и Соболев о случившемся уж точно не будет распространяться. Но держать руку на пульсе все равно не помешает.

Посмотрев вслед Марии, я неторопливо пошла к своей машине.

Как оказалось, забирал нас из школы сегодня не Василий, а Никита. Катя была счастлива до невозможности, а я искренне радовалась за нее.

Возле дома журналистов, на удивление, не наблюдалось. Однако Никита предусмотрительно заехал во двор. Видя, какими грустно-нежными взглядами обмениваются сын моего слуги и Катенька, усмехнулась. А потом, недолго думая, дала задание помощнице прямо сейчас съездить к маме и проверить исполнение моих заказов. Пусть влюбленные побудут вместе.

Благодарно улыбнувшись, подруга густо-густо покраснела. Мы обе прекрасно знали, что все там отлично.

Зайдя со мной в дом, довольная девушка занесла рюкзак к себе в комнату и тотчас умчалась вместе с Никитой.

Переодевшись в домашнее, я прошла по непривычно пустому — сестренки с Надеждой еще не приехали с тренировки — дому на кухню. Плотно пообедав, вернулась к себе в комнату.

Деловых поездок сегодня не планировалось, делать абсолютно ничего не хотелось, поэтому я улеглась на кровать и обняла подушку. И сама не заметила, как уснула.

* * *

— Хороша девка! Понимаю, почему на нее так запал князь, — одобрительно покивал темноволосый, довольно симпатичный мужчина, оторвав взгляд от огромного экрана телевизора. Взяв пульт, нажал на паузу. Коротенькое интервью с боярыней Изотовой он смотрел уже не в первый раз.

— Господин, я готов выезжать, — раздался от дверей низкий приятный мужской голос.

— Отлично, — откинувшись на мягкую спинку баснословно дорогого кожаного дивана, хозяин кабинета ухмыльнулся. Мазнув взглядом по худощавой, невысокой фигуре светловолосого визитера лениво произнес: — Даже завидую тебе немного. Такая краля! — почмокав чувственными, красиво очерченными губами, с откровенным ехидством добавил: — Хотя тебе-то какой прок. Дар редкий, но уж больно специфический. Всю мужскую силу забрал, — хмыкнув, он без тени веселья добавил: — Все делаешь предельно быстро и очень аккуратно. Девка сильная, не рассчитывай, что сможешь держать больше суток.

— Я все помню, господин, — не реагируя на колкость, все так же не подходя ближе размеренным тоном сообщил мужчина.

— Тогда ступай! — махнул рукой темноволосый. Услышав легкий скрип двери, он прикрыл глаза и, довольно улыбнувшись, прошептал: — Вот ты и допустил ошибку, Игорек. Теперь я знаю твое слабое место.

(обратно)

Глава 29

За окном рассвело. Еще робкие по утреннему времени лучи осторожно заглянули в окна летней резиденции императорской четы.

Одетый в элегантный строгий костюм светлейший князь Разумовский задумчиво расхаживал по гостиной в отведенных ему апартаментах.

Этой ночью Игорь не сомкнул глаз. Впрочем, не он один. Едва стрелки часов перевалили за полночь, по дворцу разнеслась скорбная весть: матушка императрица скончалась, не приходя в сознание. Государыня так и не успела принять князя и сообщить то, что желала.

Проведя несколько бесконечно долгих полных скорби часов с поникшим от горя императором, князь оставил его в обществе близких к правящей чете дворян и удалился к себе. Игорь хотел немного побыть в одиночестве, передохнуть. День предстоял насыщенный общением, психологически очень сложный.

Мысли мужчины вновь и вновь возвращались к Софье. С их последнего разговора прошла уже целая неделя.

Игорь, конечно же, видел интервью любимой по телевизору и искренне гордился: безупречно владея собой, она виртуозно справилась с журналистами. Не каждому такое под силу. А после и архитектор императора дал опровержение наделавшей столько шума статье. Не применяя физической силы, Савелий очень хорошо умеет объяснять человеку, когда тот неправ. Не подвел и в этот раз.

Интервью архитектора транслировали по главным каналам в нужное время. Испуганный мужчина с заживающими травмами на лице вещал прямо из больничной палаты. Признавая свою вину, государев человек искренне каялся и сожалел о случившемся.

Пересуды, безусловно, еще оставались. Но основной накал страстей прошел. Да и внезапная кончина государыни перекрывала собой по важности все произошедшее ранее.

Несмотря на многочисленные серьезные дела и задачи, князь всегда помнил о Соне. Ему докладывали, что у юной главы рода Изотовых за время его отсутствия в Ростове не появилось новых проблем: она все держит под контролем. Однако мужчину тревожили крайне нехорошие предчувствия. Предощущение беды, связанное именно с Соней, прочно угнездилось в душе и не отпускало.

Привычно активировав защитный артефакт, князь сел в кресло. Достал из кармана мобильный, немного помедлил, а после решительно набрал знакомый номер. Он должен прямо сейчас убедиться, что у любимой женщины все в порядке. Причем хотелось не просто услышать голос, но увидеть ее саму.

Через несколько мгновений видеозвонок был принят. Только на дисплее появилась не Софья, а какой-то неизвестный мужчина. Игорь сурово нахмурился и холодно произнес:

— Я хочу поговорить с боярыней Изотовой.

— Сонечка еще спит. Но вы можете сказать все мне, светлейший князь, — легкая усмешка тронула губы незнакомца. Он отвел чуть подальше телефон и принялся демонстративно застегивать пуговицы на распахнутой небесно-голубой рубашке.

— И кто же вы? — бесстрастно поинтересовался Разумовский, удержав эмоции под контролем. Даже сейчас, когда в душу все глубже и глубже вонзалась острыми когтями ревность, Игорь выглядел внешне невозмутимо.

Не торопясь отвечать, мужчина широко улыбнулся. А потом, якобы случайно повернув мобильный, позволил князю увидеть комнату и кровать, на которой, полностью укутанная в тонкое одеяло, лежала с закрытыми глазами Софья. Похоже, она действительно спала.

Светлейший князь стиснул зубы. Раннее утро, Софья еще в кровати, на звонок ответил довольный полуголый мужик — факты упрямо говорили об одном: боярыня провела эту ночь с мужчиной. Игорь не хотел, просто не мог в это поверить. Кто угодно, но не Софья! Всему должно быть другое — логичное — объяснение.

* * *

Днем ранее

Какое чудесное слово «выходной»! Самым наглым образом проснувшись ближе к обеду, я сладко потянулась и, неспешно откинув одеяло, встала с кровати.

Практически неделю назад мой артефактор впервые надел свое уникальное творение на Карамель. За это время произошло то, что многих заядлых лошадников повергло бы в шок: у лошади в первый же день вернулся интерес к скачкам, а после закрепился стойкий результат. Даже после снятия артефакта ничего не изменилось. Показатели Карамели не просто вернулись, но даже улучшились.

Вчера днем позвонил Лемешев и торжественно сообщил о готовности выставить лошадь на скачки. Меня, как непосредственно причастное лицо, с искренним уважением и почтением приглашали посмотреть.

Чуя здесь подвох, я попросила Василия навести справки. Интуиция не обманула: забег планировался сугубо местечковый и благотворительный. Похоже, Лемешев решил сначала попробовать. Выиграет Карамель — великолепно! Нет? Ну, значит, не сложилось.

С улыбкой вспоминая о крайне осторожном лошаднике, направилась в ванную. Ехать на скачки откровенно не хотелось. Лошади специфически пахнут, и, даже несмотря на уровень мероприятия, народа должно быть немало.

Но, может, стоит развеяться?

Скинув коротенькую ночную сорочку, затем белье, стянула с пальца кольцо-артефакт и положила на стеклянную полочку у слегка запотевшего зеркала. Так странно… Прежде с подарком князя я никогда не расставалась. Даже желания не возникало. А вот сейчас спокойно сняла. Видимо, действительно необходимости в артефакте больше нет.

Слава богу, все деловые вопросы решаются полюбовно и у бизнес-партнеров не возникает желания меня травить или убивать. Яблоко раздора и причина моих проблем с одноклассницами — княжич. Ну так он сейчас в другой стране. Какие теперь ко мне претензии?

Мысли невольно закружились возле князя. Было чуть-чуть жаль, что не смогу ответить на его чувства. Не для меня этот мужчина.

Встав под упругие струи, привычно подставила лицо под приятное тепло, бережно смывающее остатки сна.

Внезапно сердечко тревожно забилось.

Ну и к чему теперь? Все гадкое уже произошло, насущные проблемы успешно решаются, а любовь… Вероятно, я действительно аномалия. Ничего путного с противоположным полом не выходит. И вряд ли я, как женщина, когда-нибудь вновь поверю мужчине.

Усмехнувшись, выключила воду, вышла из душа. Вытерлась насухо и обнаженной прошлепала в спальню. Бросив взгляд на настенные часы, на мгновение задумалась. А после уверенно направилась в гардеробную — выбирать наряд. Думаю, все же стоит поехать на скачки.

Мой выбор пал на легкое бирюзовое платье и невесомые босоножки на среднем каблучке. Одевшись, тщательно расчесала волосы, немного подумала и оставила их распущенными. Чуть туши на ресницы, легкий мазок помадой по губам — все, я готова к выходу.

Посмотрела на свое отражение в зеркале: юная безупречно красивая зеленоглазая нимфа холодно смотрела в ответ. Эдакий модифицированный лично мной вариант Снежной королевы. Внешне — весна, но в глазах лютая стужа.

Скупо улыбнувшись зеркальному двойнику, вышла из гардеробной и направилась в общую комнату.

Из своей спальни выпорхнула в коротеньких шортиках и забавной футболке Катя. Замерев на месте, она удивленно осмотрела меня с ног до головы и с неподдельным восхищением произнесла:

— Ты такая красивая! Неужели гулять пойдешь? — поинтересовалась с затаенной надеждой. — Деловых встреч-то сегодня нет.

За эту неделю подруга пару раз осторожно намекала, что мне неплохо бы прогуляться. Мол, у девушки должны быть маленькие женские радости, а не только работа и школа.

Не реагируя, я лишь коротко улыбалась. Рассказывать, что расставание с Мишей не закончилось одним днем, а имело продолжение, оставившее в душе конкретный такой след, не хотелось. Девичьи радости — это, конечно, хорошо, да вот только мне они сейчас как мертвому припарка.

— Не совсем гулять, — я невозмутимо посмотрела на подругу. Увидев в ее глазах разочарование, широко улыбнулась и продолжила: — Лемешев пригласил на ипподром. Карамель участвует в забеге. Поедешь со мной?

Задумчиво нахмурившись, Катенька закусила губу и опустила взор.

— Ипподром — это очень заманчиво, — замявшись, произнесла она. И, решившись, тихонько призналась: — Мы с Никитой сегодня планировали сходить в кино.

Догадываясь, что происходит, я беззвучно рассмеялась.

— Не возражаю, если Никита составит нам компанию. Тем более нас должен кто-то отвезти. Василий в командировке, Ярослав уехал с Надеждой и девочками, — я лукаво взглянула на воспрянувшую духом подругу. — Остальным воинам доверяю, но твой Никита мне как-то ближе, — добавила абсолютно искренне.

— Тогда позвоню ему, — сосредоточенно произнесла Катенька. — Когда выезжаем?

— Через час. Иди звони, переодевайся. Встретимся внизу. Перекусить хочу, — пояснила и добавила: — Можешь не торопиться.

Не заходя на кухню, сразу отправилась в столовую. С тех пор как экономка стала сопровождать девочек на тренировки, ухаживать за мной во время еды она не могла. Да и ела я, надо признаться, в разное время. Но верная Надежда все равно обо мне заботилась: перед отъездом накрывала поздний завтрак или обед. Даже где-то достала специальные тарелки. Внешне они ничем не отличались от обычных, но сохраняли температуру блюд.

Усевшись за громадный стол, сервированный на одну персону, я неторопливо поела. Все, как всегда, было на высоте. Утолив голод, неспешно встала и направилась на террасу. Облокотилась о перила. Ласково пригревало летнее солнышко, в ветвях раскидистых деревьев чирикали птички — покой и умиротворение. Но отчего-то на сердце лежала тяжесть. Неужели интуиция вновь о чем-то пытается сказать?

— Никита приехал, — неожиданно из-за спины послышался жизнерадостный голос Катеньки. — Ты готова?

Кивнув, прошла следом за подругой к калитке. Доброжелательно поздоровалась с Никитой, устроилась на заднем сидении автомобиля и глубоко вздохнула. Тревога не отступала. Что же со мной происходит?

По дороге любознательная Катя читала нам добытую в сети информацию об ипподроме. Решительно отбросив тревожные предчувствия, я с интересом слушала.

Оказывается, ростовский ипподром занимал больше двадцати гектаров. На его территории расположено четырнадцать конюшен (причем несколько двухэтажных, что для меня и вовсе удивительно), кузня, ветеринарный лазарет, склад амуниции, зернохранилище. Сами состязания проходят на двух дорожках с песчано-грунтовым покрытием. Для зрителей оборудованы двухъярусные трибуны и даже имеется гостиница с рестораном.

Закончив нас с Никитой просвещать, подруга с одобрением произнесла:

— Даже не знала, что у нас такой ипподром. Никогда там не была, — привычно порозовев от смущения, призналась коренная жительница города.

— И я не был, — со вздохом отозвался Никита. — Только рядом, — пояснил, не отрывая взора от дороги.

«А обо мне тогда и говорить не стоит!» — мысленно хмыкнула я и отвернулась к окошку, наблюдая за тем, как мелькают вдоль широкой дороги высотные дома. Катенька почему-то не рассказала, что возле ипподрома жилой район. Возможно, просто эту информацию не нашла, а сама и не знала.

Немного поплутав, Никита подъехал к центральному входу. С трудом отыскав свободное местечко на специально отведенной площадке, припарковался. Не выходя из машины, внимательно осмотрелся и, удивленно качнув головой, негромко произнес:

— Не ожидал, что скачки настолько популярны.

— Ну не все же такие, как мы, — глубокомысленно заявила девушка. Увидев недоумение на лице возлюбленного, пояснила: — Кто-то жизни не представляет без азарта. А скачки — это адреналин.

Задумавшись, Никита смотрел в ясные глаза Катеньки. Постепенно его взгляд наполнился нежностью. Затаив дыхание, подруга не отводила взора от юноши.

Да уж, похоже, это может продолжаться бесконечно.

— Пойдемте. Будет у вас сегодня еще время пообщаться, — сказала с усмешкой и, не дожидаясь помощи Никиты, самостоятельно выбралась из салона.

На улице привычный запах прогретого солнцем асфальта смешивался со специфическим, пока едва уловимым ароматом. Обреченно вздохнув, подумала, что погорячилась, приняв предложение Лемешева. Лошади мне нравились, а вот запахи пота и их жизнедеятельности нет.

Покинув автомобиль, Никита цепким взглядом осмотрел стоянку, плотно заставленную машинами, и многочисленных людей, направляющихся к входу на ипподром. Неодобрительно поморщившись, взял за руку Катеньку, затем вопросительно посмотрел на меня.

— Не нервничай, — негромко произнесла, не отрывая спокойного взора от юноши. — Ничего здесь не случится.

Не разделяя моего оптимизма, парень нахмурился и вновь неодобрительно качнул головой. Он — воин, но не профессиональный телохранитель. Так, как Ярослав или его отец, однозначно не сумеет обеспечить мне полную безопасность в толпе народа. А рядом еще и любимая девушка.

Подбадривающе улыбнувшись, я пошла по направлению к входу. Заняв место за моей спиной, Никита вместе с довольной до невозможности смущенно краснеющей Катенькой шел несколько левее, отставая всего на пару шагов.

Возле центрального входа поджидал лично боярин Лемешев. Галантно поприветствовав, он окольными путями сопроводил нас на лучшие места для ВИП-персон. Удостоверившись в нашем удобстве, с искренним сожалением сообщил, что не сможет вместе с нами наблюдать за скачками, и тотчас куда-то удалился.

Немного подавшись вперед, я улыбнулась сидящей рядом подруге и с молчаливым укором посмотрела на напряженного Никиту. Ну и чего волновался?

Глубоко вздохнув, юноша чуть нахмурился и переместил себе на колени руку беспрестанно краснеющей Катеньки.

В сердце кольнуло, и на душе внезапно стало горько. Я просто была не в силах сейчас смотреть на счастливые лица влюбленных. Холод и одиночество — очевидно, другого для меня у судьбы не припасено.

Услышав сигнал к первому забегу, повернулась к беговым дорожкам.

Клички красивых, статных животных, высвечивающиеся на табло, сменяли друг друга, а неприятный запах становился все сильнее.

Внезапно резкий порыв ветра принес слишком концентрированный аромат. Поморщившись, неожиданно услышала рядом приятный мужской голос:

— Люблю лошадей, но запах…

Быстро повернув голову направо, удивленно приподняла бровь. На пустующем прежде месте рядом со мной теперь сидел элегантно одетый худощавый светловолосый парень. Я и не заметила, когда он успел появиться.

Выглядел незнакомец лет на двадцать пять. Но, приглядевшись к черным глазам, резко контрастирующим с практически белоснежными волосами, я поняла — ему гораздо больше. Не знаю почему, но этот человек не внушал доверия. Даже больше — умудрился вызвать резкую антипатию.

Не понимая, что со мной творится, чуть отклонилась к спинке сиденья.

— Возьмите, — меж тем, доброжелательно улыбаясь, мужчина протянул белоснежный платок.

Ощущая легкий приятный аромат духов, исходящий от ткани, нехотя взяла. Чужие пальцы мимолетно коснулись кожи, и я тут же позабыла о платке, неотрывно глядя на нечаянного соседа.

Тот, уже полностью накрыв мою ладонь своей рукой, не отрывая взгляда, едва заметно улыбнулся. Внезапно вся моя антипатия улетучилась. Тревожные молоточки в висках резко замолчали.

С каждым ударом сердца незнакомец становился все роднее и ближе. Словно заблудившемуся путнику в пустыне, мужчина давал мне надежду, что в жизни все может быть иначе. А он — именно тот, кому стоит безоговорочно доверять.

— Меня зовут Егор. В Ростове проездом, вот, решил развеяться. А как ваше имя, прекрасная дева? — поинтересовался блондин низким голосом, буквально обласкавшим ушко.

— Софья, — отозвалась тихонько, неотрывно глядя на того, кто так внезапно стал нужнее всех на свете.

Не отпуская моей ладони, мужчина свободной рукой забрал платок.

— Запаха вроде больше нет, — произнес с улыбкой, кладя ткань в карман стильных темно-серых брюк.

Я кивнула, словно завороженная, не в силах перестать любоваться прекрасным лицом.

— Соня? — откуда-то издалека долетел до меня встревоженный голос Катеньки.

С превеликим трудом отведя взгляд от Егора, я строго посмотрела на подругу и ледяным тоном осведомилась:

— Что?

Видя, с каким недоумением та смотрит на мою руку под ладонью мужчины, сурово сдвинула брови и поджала губы.

— Разрешите представиться: потомственный дворянин Егор Николаевич Потемкин, — привстав, мужчина, все так же держа мою ладошку, галантно поклонился неодобрительно хмурящейся девушке. Аккуратно взяв руку Катеньки, легонько прикоснулся к ней губами в старомодном поцелуе и, быстро отпустив, сел на место.

Вся настороженность подруги тотчас улетучилась, и я широко улыбнулась, снова вернув все внимание такому бесконечно дорогому мне человеку. В душе воцарились мир и согласие.

— Пойдемте погуляем? — не повышая голоса, предложил тот.

Не раздумывая, я кивнула и торопливо поднялась с места. Краем глаза заметив рванувшегося встать следом Никиту, строго посмотрела на напряженного юношу. Он-то куда собрался?

— Никит, перестань, — дернув за руку возлюбленного, произнесла Катенька с укором. — Соня в надежных руках. Наше с тобой общество сейчас ей совсем не нужно, — шепнула едва слышно и ласково улыбнулась хмурому парню.

— Все верно, — уверенно произнес блондин. — Вы не беспокойтесь. Рядом со мной с Софьей ничего не случится, — добавил, не выпуская мою ладонь из крепкой руки.

Не обращая больше внимания ни на Катю, ни на излишне осторожного Никиту, я пошла следом за Егором. Он сказал правду: в его обществе абсолютно безопасно. Мне это подсказывало сердце.

Не особо помню, как вышли с ипподрома, а после ехали куда-то в такси. Было уютно и покойно. Ни на мгновение не выпуская моей ладошки, Егор лишь молча тепло улыбался. Но, по правде сказать, разговоров и не хотелось. Ни к чему нарушать такое чудесное мгновение ненужными словами.

Поднявшись вместе с мужчиной по широким ступеням, я с легким удивлением осмотрелась. Мы зачем-то пришли в удивительно уютный, но безлюдный храм. Лишь седобородый священник стоял у алтаря и смотрел на нас вопросительно.

Подойдя вместе со мной ближе, Егор остановился. Посмотрев мне в глаза и тепло улыбнувшись, произнес:

— Выходи за меня замуж.

— Да, — откликнулась тихо. В правильности решения не возникло ни малейшего сомнения. За этим мужчиной я готова пойти и в огонь и воду.

— Вы нас сейчас обвенчаете? — все так же держа мою руку, поинтересовался Егор у служителя храма.

— С удовольствием, — широко улыбнулся пожилой мужчина.

Во время ритуальной службы по краям алтаря вспыхнули белоснежным светом две сферы — стандартное подтверждение чистоты и невинности невесты. Я с улыбкой посмотрела на них и подумала, что мои мытарства в поисках родственной души закончились. Теперь все непременно будет хорошо.

— Ваш брак заключен. Можете поцеловать супругу, — улыбнулся нам священник.

Твердые, прохладные губы мазнули по щеке. Не придав такому короткому и совсем не супружескому поцелую значения, я счастливо улыбнулась.

Крепко держа за руку, мой супруг вновь куда-то меня повел. Куда и зачем — не имело значения. Хотелось просто быть с ним рядом.

* * *

Проснувшись, ощутила дикую головную боль и ужасную сухость во рту. Все тело болело, словно меня вчера нещадно били палками. Услышав мелодию своего мобильного, с превеликим трудом разлепила глаза. И тотчас заметила какого-то мужчину с моим телефоном в руках. При этом неизвестный мужик весьма самоуверенно собирался передавать мне все, что ему скажет князь. Услышав знакомый голос Разумовского, сама не знаю почему, крепко зажмурилась, не пытаясь вмешиваться в диалог и усиленно притворяясь спящей.

В памяти зияла огромная дыра. Я пока не могла вспомнить, где нахожусь и как тут оказалась.

— И кто же вы? — бесстрастно поинтересовался князь.

Ага, и мне бы хотелось знать!

Не подавая признаков жизни, я вся превратилась в слух. Но отчего-то незнакомец медлил с ответом. Внезапно нахлынули воспоминания: знакомство на ипподроме, храм, брачный обряд. Неужели я сама и по доброй воле такое сделала?! Боженька, пусть это будет горячечным бредом!

— Законный супруг Софьи Сергеевны. Меня зовут Егор Николаевич, — спокойно произнес абсолютно чужой мужчина.

— Вот как, — лютая стужа отчетливо слышалась в голосе князя.

Не удержавшись, резко открыла глаза. Мой новоявленный супруг стоял спиной к кровати и, не знаю зачем, держал телефон так, что я видела лицо Разумовского. А тот теперь видел, что я не сплю.

Несколько долгих мгновений помолчав, Игорь дежурным тоном произнес:

— Счастья вам, Софья.

После чего связь оборвалась.

Медленно сев в кровати, откинула одеяло. Мое красивое платье безнадежно помялось. Оно и неудивительно, спала-то одетой. Брачной ночи, слава богу, у меня не было. Интересно, зачем этому мужичку так срочно понадобилось, чтобы я вышла за него замуж?

Неожиданно почувствовала непривычную тяжесть и посмотрела на руку. На ней красовался внушительный браслет из турина. Определенно, артефакт. И, похоже, он подавляет мою силу. Наверняка его, пока я спала, надел супруг.

— Уже проснулась? — спокойно поинтересовался незнакомец.

Я промолчала, разглядываянеторопливо застегивающего рубашку мужчину. А потом спросила первое попавшееся:

— Почему ты ответил на звонок?

— Я твой муж, — невозмутимо и с ленцой сообщил тот. — Теперь все будет иначе. Добро пожаловать в замужнюю жизнь, боярыня, — добавил и многозначительно усмехнулся.

Я же, видя в его бездонно черных глазах убойную смесь торжества, угрозы и какого-то предвкушения, отчетливо поняла, что меня не ждет ничего хорошего. Но сдаваться в любом случае не собиралась.

(обратно) (обратно)

Нина Ахминеева Софья. Другой мир-3

Глава 1

Откуда-то слышалось невнятное бормотание. Сознание медленно возвращалось. Чувствуя настырные прикосновения чужих рук к груди и шее, с трудом разомкнула веки.

Что за сволочь меня лапает?

С усилием сфокусировав взгляд, постаралась сквозь белесую мутную пелену перед глазами рассмотреть нахала. Потихоньку проявились очертания мужского лица: узкий подбородок с давно не бритой щетиной, маленькие голубые глазки-бусинки. По ощущениям, мне в грудь упирается его локоть, а влажные пальцы омерзительно скользят по шее.

Раздражение нарастало все сильнее. Да как он смеет?!

Меж тем, не отвлекаясь и продолжая что-то неразборчиво бубнить себе под нос, мужик усердно пытался расстегнуть мою цепочку.

— Руки убери, — прохрипела не своим голосом. В горле резко запершило.

Застыв на месте, небритый нахал наконец-то соизволил посмотреть мне в лицо. Я угрожающе прищурилась в ответ. Неверие в голубых глазах-бусинках за какие-то считанные мгновения сменилось животным ужасом. Буквально через миг вор закатил глаза и безвольно рухнул куда-то вниз.

Услышав глухой удар тела о что-то твердое, вяло повернула голову в сторону звука. Взгляд тотчас уперся в обитую светлой тканью низкую стеночку. Уцепившись непослушными пальцами за ее край, с натугой села.

Сердце билось в груди словно сумасшедшее. Прерывисто дыша, немного подалась вперед. Мужик лежал на полу и, определенно, был в глубоком обмороке.

Интересно, чего он так испугался? Может, больной?

А где это я?

Тусклый свет скудно освещал низкое помещение. Осторожно подняла голову и тотчас замерла. Буквально в нескольких метрах от меня на низеньком постаменте стоял закрытый крышкой массивный гроб. Немного поодаль виднелась еще парочка.

Облизнув непослушным языком сухие губы, глубоко вздохнула. Сердце уже не норовило выскочить из груди, но все же билось быстрее привычного. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, осмотрелась.

Теперь стало понятно, отчего потерял сознание небритый нахал. Я находилась в полуоткрытом гробу, а впереди красовалась закрытая дверца гигантской печи.

Похоже, крематорий.

Ощущая дикую слабость во всем теле, не с первой попытки сумела-таки выползти из своего «последнего жилища». Ноги плохо слушались, и, покачиваясь от слабости, я замерла около лежащего на полу в беспамятстве мужика.

Он скоро очнется. Нужно срочно уходить. В противном случае все будет зря.

Сделав малюсенький шаг в сторону, тотчас наступила на подол длинного темно-серого платья. Стараясь избежать падения, невольно схватилась за край гроба и сильно его качнула. Откинутая часть крышки с тихим стуком упала, закрывая обитое светлой тканью нутро. В последний момент буквально чудом удалось отдернуть руку и уберечь пальцы.

Неожиданно послышалось странное шуршание. Мельком глянула в сторону печи и оцепенела. Дверца на моих глазах плавно отъехала в сторону, сильно зажужжало, и мое деревянное «жилище» неспешно поехало вперед. Словно завороженная я проводила взглядом медленно исчезающий во чреве печи гроб. Едва вокруг него начало разгораться пламя, дверца вернулась на место.

Тотчас возле ног зашевелился приходящий в себя мужик. Наблюдая за ним, я осознала, что не успею уйти незамеченной. Так и случилось: с трудом сев, он поднял на меня взгляд. Едва наши взоры скрестились, в его глазах начал вновь нарастать первобытный ужас. Неожиданно для самой себя я подалась вперед и глухо выдохнула:

— Бу!

Тихонько пискнув, мужик снова закатил глаза и упал навзничь. Глядя, как стремительно темнеют зеленые штаны, злорадно ухмыльнулась. Поделом тебе! Нечего усопших обкрадывать!

Внезапно накатила слабость, за ней пришел озноб и такая знакомая тошнота. Мелко вздрагивая, поковыляла к единственной двери. Не думая ни о чем, потянула за ручку на себя. На мое счастье, оказалось не заперто, и я вышла из помещения.

Меня встретили два длинных коридора. С низкого потолка тускло светили редкие лампочки. Куда идти?

Свернув наугад направо, поплелась вперед, пугаясь едва слышного звука собственных шагов. Нужно выбраться отсюда пока не началась ломка.

Не помню, как давно «умерла», но отмена наркотика стала давать о себе знать. Совсем скоро тело скрутит от адской боли. Ее предвестники за время своего «счастливого» замужества я успела хорошо изучить.

Коридор плавно изгибался. Вряд ли он был таким уж длинным, но мне начинало казаться, что не закончится никогда. Мучительная тошнота спазмами скручивала пустой желудок. Появилась мелкая дрожь в руках и коленях.

Утирая ледяной пот со лба, я с трудом передвигала ноги и беспрестанно оглядывалась назад. С каждым мгновением боялась все сильнее и сильнее. В душе нарастала паника.

Увидят — вернут мужу. Снова через эти круги ада я не пройду.

Впервые в жизни в моей душе взметнулась лютая ненависть к определенному человеку. Подонок должен понести наказание! Именно эта ненависть и толкала через силу двигаться вперед.

Внезапно за очередным поворотом показалась первая за все время дверь. Мысленно молясь всем богам одновременно, несильно толкнула ее ладошкой: не заперто. Но впереди — крутая лестница, ведущая наверх. Узкая, без перил, она, определенно, предназначалась для каких-то служебных целей. Вопрос: приведет ли меня на свободу?

Хрипло дыша, с тоской посмотрела на ступени. Выбора нет. Надо идти.

Мышцы на ногах беспрестанно скручивало судорогой. Обламывая ногти в попытке уцепиться за стены, ступенька за ступенькой поднялась наверх. Остановившись на узкой площадке, угрюмо посмотрела на закрытую — на сей раз металлическую — дверь.

Боженька, помоги!

Воззвав к высшим силам, потянула дверь за ручку на себя. С противным скрипом она отворилась, и свежий воздух тотчас ударил в лицо. Да вот только я не успела порадоваться. Едва вышла из помещения в ночь, как сразу налетел сильный ветер, принесший с собой ледяной дождь вперемешку со снегом. Платье моментально промокло до нитки.

Крепко обхватив себя руками, посмотрела в ночную темноту. Кругом виднелись лишь темные силуэты деревьев. Углядев меж ними просвет, сжала губы в узкую полоску.

Надо идти.

Лязгая зубами от холода, дрожа и поскальзываясь, упрямо побрела то ли через редкий лес, то ли через заброшенный парк.

Время утратило всякий смысл. Под подошвами тонюсеньких тапочек чавкала грязь, волосы растрепались и мокрыми сосульками прилипли к лицу, а самое главное — мышцы все сильнее скручивало от боли. Началась ломка. Хотелось упасть и никогда больше не вставать. Но я не имею права. Если сломаюсь, что будет с сестрами? Урод-муженек не оставит их в покое.

Ненависть к так называемому супругу волнами поднималась в душе и придавала сил. Этот недочеловек пичкал меня наркотиками, глумился, морально и физически истязал. Он должен сдохнуть!

Превозмогая боль, на голой силе воли наконец-то выбралась к пустынной дороге. Далеко впереди виднелись огни домов. Хвала богам, погода смилостивилась: ветер стал тише. Ледяной дождь больше не хлестал по лицу, но сменился хлопьями снега.

Я дойду. Обязательно дойду.

Сконцентрировав взгляд на теплых огоньках окон, побрела через дорогу. Внезапно воздух разорвал резкий визг тормозов. Остановившись, медленно повернула голову: в паре шагов от меня застыл автомобиль. Свет фар слепил, но я, бездумно глядя вперед, просто ждала.

Через мгновение послышался хлопок дверцы. Метнувшись ко мне, водитель вцепился сильными пальцами в окоченевшие плечи. Хорошенечко тряхнув, мужчина с непритворным гневом прошипел:

— Совсем спятила?! Идиотка!

Безэмоционально взглянув на водителя, увидела смутно знакомые черты. В его злых глазах также мелькнуло узнавание. Не веря самому себе, он пристально осмотрел мое лицо.

— Боярыня? — ошарашенно пробормотал архитектор. — Ты ж померла! — добавил безапелляционно.

Этот мужчина однажды чуть меня не убил. Но сейчас — был шансом выжить.

— Помоги. Не отдавай… мужу, — едва шевеля синюшными губами, прошептала на грани слышимости.

На это действие ушли остатки сил, и я обмякла в руках человека императора. Сознание погасло.

(обратно)

Глава 2

Несмотря на раннее утро, супруг скоропостижно скончавшейся боярыни Изотовой, Егор Николаевич Потемкин, уже сидел в кресле шикарного кабинета одного из лучших юристов Южного княжества по делам наследования.

С невозмутимым лицом выслушав клиента и ознакомившись с переданными документами, опытный правовед, не утаивая, сообщил, что дело неординарное. А потом попросил подождать и уткнулся в большой экран монитора. Привычно щелкая кнопками клавиатуры, он принялся искать информацию.

За долгие годы юридической практики Константин Михайлович Казанцев встречал много разных людей. Посетитель с первого взгляда ему не понравился. Даже больше: вызвал резкую, по сути, ничем не обоснованную антипатию. Но, конечно же, юрист не подал вида.

Попросив подождать, хозяин кабинета не стремился уколоть или оскорбить клиента. Проблема, с которой тот пришел, была действительно нетипичной.

Константин Михайлович знал правильный ответ, но, решив перестраховаться, взял паузу: мало ли что поменялось в судебной практике. Да и запросы в банки и органы регистрации от имени вдовца необходимо отправить. Служитель закона всегда очень тщательно подходил к работе.

Усиленно пряча нетерпение и тревогу, Егор Николаевич не сводил черных глаз с интеллигентного лица лощеного юриста. Который, абсолютно не реагируя на пристальное внимание нервничающего визитера, уже более получаса что-то читал на огромном дисплее.

В очередной раз глубоко вздохнув, Егор закинул ногу за ногу и откинулся на спинку удобного кресла. Подгонять юриста или сердиться за проволочку не в его интересах.

«Безутешный муж» примчался бы на консультацию еще в день смерти Софьи, но, увы, не получилось. Вначале ему пришлось искать врача, а после договариваться и убеждать того выдать липовое заключение о смерти. Егор не мог позволить тщательного осмотра тела жены. Всплыло бы, что она употребляла наркотики, началось бы расследование. А это сродни самоубийству. Поэтому аферист потратил кучу времени и средств на доктора.

Потом в срочном порядке организовывал похороны, хоть и скромные, что тоже отняло массу времени. Ну а после вдовец общался с многочисленными журналистами. Просто отмахнуться от них нельзя. У дворян свои правила, необходимо их соблюдать, если не хочется ненужного внимания. А внимания мошенник усиленно старался избежать.

Преждевременная смерть «обожаемой» супруги была крайне невыгодна Потемкину и доставила огромные проблемы. Как же не ко времени строптивая девка померла! Не иначе, из желания напакостить.

Обнаружив позавчера ночью Софью мертвой, «любящий муж» пришел в ужас. Но не смерть девушки его испугала.

Впервые за много лет ему поручили по-настоящему важное дело, а он не справился. Упрямая боярыня не только сдохла раньше запланированного времени, но так и не сделала требуемого. И теперь все грандиозные планы добиться уважения господина да и, что скрывать, личные весьма смелые фантазии о будущей безбедной жизни могли пойти прахом.

Вся надежда оставалась на зануду-юриста. Вдруг тот все же найдет лазейку?

Господин совершенно точно знал о смерти Изотовой, но до сих пор не выходил на связь. Сам же Егор Николаевич откладывал важный звонок. Просто не знал, что сказать.

Старательно глуша нарастающий страх, мужчина предался воспоминаниям.

Озвучивая приказ чуть больше двух месяцев назад, господин предельно четко дал понять: интерес представляет исключительно уникальное месторождение турина. Все остальное Егор может забрать себе.

Казалось бы, обладая уникальным даром воздействия на разум женщин, он просто обязан был справиться. Да вот только не получилось. Строптивая баба с гнусным характером все испортила!

Вспомнив о фантастическом упрямстве Софьи, «безутешный» вдовец скрипнул зубами. А ведь так все хорошо начиналось!

Тщательно продуманный план шел как по маслу. Приехав в Ростов, Егор предусмотрительно не спешил, терпеливо ожидая, когда же боярыня изменит маршрут школа-работа-дом. И в один прекрасный день это случилось. Сразу же неслыханно повезло: глава рода не только отправилась на многолюдный ипподром, но и в сопровождении лишь безусого юнца, да подруги.

Незаметно просочиться в ВИП-ложу удалось без особых трудностей. А после, прикоснувшись к ладони девушки, и взять под полный контроль ее разум. Господин предупреждал о родовой силе Изотовой, но все получилось лучше, чем Потемкин даже мог себе представить: она за считанные мгновения стала его персональной игрушкой.

Мужчина понимал — скорее всего, ему просто в очередной раз повезло. Он не сомневался — боярыня в момент воздействия испытывала сильнейшие страдания: не физические, но моральные. Да вот только мага разума психологическое состояние жертв абсолютно не волновало. Чем хуже было женщине, тем быстрее Егор ее подчинял.

Мысленно ликуя, не пожалел сил, чтобы рыжеволосая подруга Софьи ненадолго воспылала к нему симпатией и не препятствовала их уходу.

Избавившись от спутников главы рода Изотовых, не мешкая, отвез ее в заранее присмотренный храм. Ритуал заключения брака прошел без сучка и задоринки. С первым этапом плана маг разума справился просто отлично.

Уверенный в своих силах, новоиспеченный муж после бракосочетания уже практически уверовал — Софья с минуты на минуту подпишет необходимые документы.

Предвкушая момент триумфа, сел вместе со своей жертвой в такси и поехал к загодя арендованному дому. Поглядывая на бледноватое лицо девушки, мечтал о том, как сегодня же позвонит господину. Услышав знакомый низкий голос, сухо доложит о выполнении приказа, а после, словно невзначай, с достоинством обронит: «Я справился за один день. Зря вы во мне сомневались».

Егор, благодаря дару, выглядел максимум лет на двадцать пять, но на деле разменял пятый десяток. Он являлся последним представителем хоть и нищего, но дворянского рода. Однако все эти годы, словно мальчик-простолюдин, обретался на побегушках и страстно желал уважения, подчинения и почитания.

И вроде бы сила у него уникальная, да вот только судьба поглумилась: его магия воздействия на разум влияла только на женщин. Да и то лишь когда те находились в определенном психологическом состоянии.

При этом Потемкин, как и все мужчины-обладатели редчайшего дара, был не совсем мужчиной: половое бессилие шло в комплекте с возможностью управлять разумом. По неизвестным причинам на женщин-обладательниц дара подобное не распространялось. Они спокойно выходили замуж и рожали детей.

И здесь этим стервам подфартило!

Последние лет пятнадцать Егор не только презирал представительниц слабого пола, но и начал ненавидеть. Собственно, он никогда и не пользовался у них успехом. Женщины удивительно единодушно старались обходить его стороной и жаждали внимания лишь после применения к ним силы мага разума.

Именно на эту тему господин частенько подтрунивал и выдавал злые шутки. Но Егор привык и не реагировал. По правде сказать, он давным-давно не тревожился об отсутствии секса.

У него имелась собственная, сокровенная тайна. Потемкин знал, что есть иное, ни с чем не сравнимое удовольствие: полная, безграничная власть над женщиной. Морально унижая, ломая свою жертву, маг разума растягивал удовольствие и просто упивался наслаждением.

Глава древнего боярского рода красавица Софья Изотова для удовлетворения тайных пристрастий подходила изумительно. Предвкушая, как сильная женщина будет умолять и ползать перед ним на коленях, целуя ноги, Егор украдкой потирал друг о друга разом вспотевшие ладони.

Но это после. Вначале необходимо исполнить приказ.

Ни на мгновение не ослабляя силу воздействия, аферист привез юную боярыню в арендованный дом на одной из тихих улочек Ростова. Неказистый с виду (да и внутри), стоящий на отшибе, он просто идеально подходил для воплощения планов.

Усадив Софью за стол, намертво вцепился в ее левую руку. Несмотря на усталость, максимально усилил воздействие и приказал подписать документы купли-продажи на месторождение турина.

Покорно взяв ручку, девушка уже собралась поставить подпись, но тут случилась первая неприятность: новоиспеченная супруга неожиданно отключилась. Уткнулась головой в стол, размеренно задышала и просто-напросто глубоко заснула.

Испытывая горькое разочарование, Егор корил себя, что переусердствовал и влил за один раз слишком много силы. Наверняка после пробуждения боярыни второго шанса застать ее врасплох и взять под контроль придется ждать долго. Вероятно, такая возможность и вовсе не подвернется: пресловутую силу главы рода никто не отменял.

Огорченно вздохнув, перенес спящую девушку на кровать. Маг разума хотел сделать все быстро, но, увы, не вышло. Теперь ему не оставалось ничего иного, как дождаться, когда супруга самостоятельно проснется, и дальше следовать плану: господин тщательно продумал все шаги.

Собственно, пока выполнен только первый пункт: заключение брака с боярыней Изотовой.

Утренний звонок и последующий диалог с князем Южным доставил мужчине искреннее удовольствие и подсластил горькую пилюлю неудачи. О грандиозных планах старшего Разумовского на юную главу рода его информировали. Сообщая Игорю о том, что любимая женщина вышла замуж, Потемкин в душе злорадствовал, хоть и не показывал виду.

Ну а дальше проснулась Софья.

В тот день она впервые испытала действие тяжелого наркотика, ну а «муж» получил порцию удовольствия.

— Егор Николаевич, вы меня слышите? — ворвался в воспоминания негромкий голос юриста.

Константин Михайлович уже не в первый раз окликал Потемкина. Разглядывая его лицо, юрист подумал, что такого мерзкого, до тошноты противного человека за все годы практики прежде не встречал. Поймав себя на этой мысли, удивленно хмыкнул, но тем не менее взгляд от клиента не отвел.

— Простите, задумался, — сообщил вдовец и глубоко вздохнул. — О Софьюшке вспомнил, — добавил, изобразив на лице глубокую печаль.

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, Константин Михайлович невозмутимо произнес:

— К сожалению, вы никаким образом не станете главой рода Изотовых.

Услышав это, Егор нахмурился и подался вперед, стараясь не пропустить ни слова.

— Я никогда не ввожу в заблуждение своих клиентов и не обещаю того, чего сделать не могу, — спокойно продолжил законник. — Софья Сергеевна при жизни не передала вам права главы рода. И дело тут даже не в надлежащем документальном оформлении, — он едва заметно усмехнулся. — Вы, Егор Николаевич, дворянин, но не боярин. Следовательно, супруга выше вас по статусу. Данное обстоятельство не дает вам автоматически принять права главы рода. Второе и самое важное: даже если бы суд признал за вами право, ни слуги, ни вассалы рода не будут вас почитать как главу. У вас нет родовой силы Изотовых.

Играя желваками, Потемкин несколько секунд молча разглядывал интеллигентное, породистое лицо правоведа. А затем с затаенной надеждой произнес:

— Вы сказали: «если суд признает за вами право главы рода». Значит, есть такая возможность?

— Вероятность иного исхода дел всегда присутствует. В вашем случае — не более одного процента, — безжалостно развеял все надежды юрист. — Егор Николаевич, как бы вы того ни желали, но главой боярского рода Изотовых вам не стать.

— И на что же я могу рассчитывать? — сердито раздувая ноздри, нарочито тихим голосом поинтересовался «безутешный муж». Конечно, о таком повороте дел он догадывался, но все же надеялся на чудо.

— Вы имеете право исключительно на долю в личном имуществе супруги. На собственность рода ваше право наследования не распространяется, — безэмоционально озвучил неутешительный вердикт Казанцев. — Все имущество, зарегистрированное на род бояр Изотовых, за ним и остается, — видя, как наливаются кровью глаза клиента, ледяным тоном продолжил: — Судя по предоставленным вами документам и ответам на мои запросы, Софья Сергеевна не обладала личной собственностью. Домовладение и автотранспорт приобретались на имя сестер-близнецов, а личных банковских счетов у вашей супруги не имелось, она пользовалась исключительно счетом рода. Выходит, и наследовать вам нечего, — выдержав многозначительную паузу, Константин Михайлович прямо посмотрел в глаза клиента и добавил: — Наряду с этим, вы вправе оформить опекунство над юными боярынями. Именно они, как единственные кровные родственники, вступят в права наследования ровно через девять дней после кончины главы рода. Однако, в данном случае необходимо согласие обеих девочек.

Замолчав, юрист откинулся на спинку рабочего кресла.

Старательно контролируя бушующий гнев, Егор немного помолчал, а после нарочито тихим голосом спросил:

— Если я получу опекунство над сестрами супруги, то какими правами буду обладать?

— Полный контроль над имуществом и бизнесом рода Изотовых до достижения совершеннолетия юными боярынями, — невозмутимо ответил правовед.

— Кто-то еще может претендовать на опекунство? — быстро поинтересовался «скорбящий» вдовец.

— Разумеется, — кивнул юрист и начал перечислять: — Вассалы рода, если давали клятву верности исключительно главе рода, либо представители дворянских родов равные или выше статусом. Если же опекунство над боярынями не будет оформлено, Российская Империя возьмет заботу о девочках на себя.

— А вдруг с детьми что-то случится? — делано безразлично уточнил Егор. — Я же член рода, значит, могу за ними наследовать?

— Не совсем так, — медленно произнес Казанцев. Заметив угрожающий прищур клиента, невозмутимо пояснил: — В случае смерти девочек имущество отойдет в пользу Российской Империи. Да, вы законный супруг главы рода, но, как уже говорилось, ниже по статусу и не получили прав главы. Следовательно, хотя формально и член рода, всеми правами кровных представителей не обладаете, — видя непонимание на лице клиента, спустя короткую паузу пояснил: — Если говорить простыми словами, то вы не имеете права наследовать за кем-либо из кровных представителей рода, кроме жены. Юридически у вас крайне мало прав. Но и давшие клятву верности роду Изотовых вассалы и слуги не могут причинить вам какого-либо вреда. В противном случае их ожидает смерть.

— Хоть на этом спасибо, — язвительно хмыкнул визитер и встал. — Было не очень полезно, дорого и долго.

— Всегда к вашим услугам, — не отреагировал на колкость Константин Михайлович.

Не попрощавшись, Потемкин быстро вышел из кабинета.

Проводив вдовца долгим взглядом, юрист с презрением усмехнулся. Константин Михайлович искренне не понимал, как красавица и, по слухам, умница боярыня Изотова умудрилась выйти за такого мужчину. У него же на лбу огромными буквами написано: «Мерзавец. Опасно!». Ну да кто этих женщин разберет. Самые умные и хваткие чудят порой так, что только диву даешься.

Неодобрительно качнув головой, Казанцев отбросил мысли о неприятном визитере и позвонил помощнице, велев пригласить следующего клиента.

(обратно)

Глава 3

Утро того же дня

Прилетевший чартерным рейсом Москва-Ростов светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский неторопливо вышел из здания аэропорта. Родной город встречал его прозрачно-голубым небом и легким морозцем.

На мгновение остановившись, князь лениво оглядел заставленную разномастными автомобилями парковку. Заметив массивный черный внедорожник, коротко усмехнулся. По ставшему традиционным за многие годы ритуалу верный Савелий не дожидался в здании аэровокзала, а стоял возле машины.

Увидев главу рода, седовласый мужчина коротко поклонился и пошел навстречу.

— Доброе утро, господин, — приблизившись, хмурый слуга забрал у князя дорожную сумку. — Как долетели? — добавил дежурно.

— Доброе. Нормально, — лаконично отозвался Игорь.

«Какая муха его укусила? Мог бы и улыбнуться. Все же больше двух месяцев не виделись», — подумал Разумовский, с интересом разглядывая непривычно угрюмое лицо преданного помощника.

Меж тем, внимательно посмотрев на господина, Савелий коротко вздохнул и, не промолвив больше ни слова, направился к внедорожнику. Удивленно хмыкнув, светлейший князь неторопливо пошел следом.

Предупредительно открыв заднюю пассажирскую дверцу, слуга удостоверился, что господин удобно устроился, мягко ее закрыл, обошел автомобиль и сел на водительское место. Через мгновение заурчал двигатель. Покинув стоянку аэропорта, черный внедорожник быстро поехал в сторону Ростова.

Сняв теплую куртку, Игорь небрежно бросил ее рядом. Откинулся на спинку сидения, прикрыл глаза. Однако тяжелый взгляд слуги, то и дело поглядывающего в зеркало заднего вида, заметил.

Обо всех неприятностях Савелий всегда докладывал сразу и без лишних сантиментов. Но в этот раз почему-то молчал. А в том, что проблема есть, и она, однозначно, не связана с делами княжеского рода, Разумовский не сомневался.

Интересно, что стряслось такого-эдакого, о чем слуга не решается сообщить?

Усмехнувшись, светлейший князь открыл глаза и поинтересовался:

— О чем ты мне хочешь рассказать?

Не отрывая взгляда от дороги, Савелий не спешил отвечать. Не зная, как иначе начать разговор и сообщить страшную весть, задал довольно глупый для них обоих вопрос:

— Господин, вы видели по телевизору новости?

— Ты знаешь, что я его не смотрю, — многозначительно заметил князь.

— Игорь Владимирович, я помню, вы запретили говорить о боярыне Изотовой, — глубоко вздохнув, Савелий помедлил пару мгновений и добавил: — Но все же, думаю, последние новости о ней вы должны услышать, — и крепко сжал руль в ожидании реакции.

— И что же у боярыни случилось интересного? Счастливые супруги известили мир о скором рождении наследника? — скрывая за язвительным тоном глубокую обиду и душевную боль, предположил Игорь, кривовато улыбаясь.

— Нет, — качнув головой, Савелий вновь глянул в зеркало заднего вида. Увидев, как поджал губы и сурово прищурился господин, вздохнул и, опять переведя взор на дорогу, с непритворной печалью произнес: — Софья Сергеевна умерла. Вчера состоялись похороны.

В шикарном салоне автомобиля мгновенно повисла гнетущая тишина. Шокированный новостью князь сидел недвижимо и, казалось, потерял дар речи.

Не сказав больше ни слова, Савелий неотрывно смотрел на дорогу. Разумеется, глава рода не обсуждал с ним свое увлечение красавицей боярыней. Даже более того — тщательно скрывал. Однако преданный слуга не был слепым или глухим, а уж тем более глупым. Отлично зная князя, он давно догадался — господин не просто влюблен в Софью Изотову, а испытывает к ней глубокие, искренние чувства.

Эти два чудовищно долгих месяца Разумовский-старший специально не возвращался в Ростов, стараясь вытравить теперь уже запретное влечение к чужой жене. Просто не мог с ней встретиться. Боялся сорваться. Соню он любил так, как ни одну женщину в мире. Но она сделала выбор не в его пользу. Что тут скажешь? Сам дурак. Упустил.

Целенаправленно убивая чувства к супруге другого мужчины, Игорь меж тем четко осознавал — по сути, это тщетно. Старайся не старайся, но в глубине души продолжают жить любовь и призрачная надежда: возможно, когда-то все изменится.

Князь зажмурился, стиснул зубы, и, сжимая кулаки, попытался справиться с адской болью, раздирающей душу. Сообщённое сейчас Савелием не укладывалось в голове. Нет, он понимал, что такими вещами слуга шутить не будет, но просто не мог себя заставить поверить.

— Не верю, — вторя мыслям, прошептал едва слышно.

Однако слуга услышал. Не отрывая взгляда от дороги, взял с переднего пассажирского кресла планшет. Сбавив скорость, быстро обернулся и, протянув гаджет, тихо сказал:

— Показывали вчера по всем каналам и не один раз. Посмотрите.

Князь медленно протянул руку, взял новомодную штуковину и посмотрел на дисплей. Похоже, предусмотрительный Савелий не только записал для него выпуск новостей, но и остановил в нужном месте: с замершей картинки смотрела довольно известная в Южном княжестве журналистка. На заднем фоне виднелись голые деревья и кусок серого здания.

Для того чтобы развеять все сомнения, Игорю стоило всего лишь снять видео с паузы. Помедлив, он скрипнул зубами и нажал пальцем на экран.

— Сегодня ночью скоропостижно скончалась глава рода бояр Изотовых, — тотчас разлетелся по салону автомобиля женский голос. — Медики установили, что причиной смерти восемнадцатилетней Софьи Изотовой являлся сердечный приступ, — печально вздохнув, симпатичная, строго одетая журналистка продолжила хорошо поставленным голосом: — Прощание с усопшей состоялось в городском крематории в скромном кругу. Присутствовали лишь супруг Софьи Сергеевны и воины рода. Со слов вдовца, десятилетние сестры-близнецы боярыни крайне болезненно переживают трагедию. Испытывая тревогу за душевное состояние девочек, господин Потемкин принял решение их не травмировать процедурой прощания. Сейчас Елизавета и Александра находятся у себя дома под присмотром Екатерины Тимирязевой, близкой подруги и верной помощницы боярыни Изотовой. Оказывая моральную поддержку тяжело скорбящим девочкам, Екатерина также не смогла присутствовать на церемонии прощания, — картинка плавно переместилась вправо. На экране появилось изображение светловолосого худощавого мужчины с черными глазами. — Егор Николаевич, — в интонации женщины послышалось сочувствие, — примите наши соболезнования. Что вы сейчас чувст…

Оборвав речь журналистки на полуслове, князь медленно положил планшет рядом с собой. Глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Не нарушая тишину ненужными разговорами, Савелий сконцентрировался на управлении автомобилем. Черный внедорожник мчался по пустынной дороге. Слева и справа мелькали припорошенные первым снегом бескрайние поля. До города оставалось еще минут десять.

— Останови, — неожиданно прозвучал приказ.

Плавно снизив скорость, машина съехала к обочине и остановилась. Тотчас открыв дверцу, Игорь выпрыгнул из салона.

С тревогой глядя на то, как господин без куртки, в одной футболке и джинсах идет по полю, Савелий неодобрительно качнул головой. Однако выходить следом не спешил, понимал — ему надо побыть сейчас одному.

Меж тем, не обращая внимания на холодные порывы ветра и настырно липнущие к дорогим туфлям комья сырой земли, князь отошел подальше от дороги. Остановившись, резко запрокинул голову и с ненавистью посмотрел в прозрачно-голубое небо. Высшим силам, похоже, недостаточно его мучений. Решив добить окончательно, они забрали Соню.

Он обязан быть стойким, но как же больно!

Больше не в силах держать убийственные эмоции в себе, мужчина резко выбросил руки вперед. Послушная воле мага земля мгновенно превратилась в монолитный черный камень. Стремительно покрывшись фиолетовым узором княжьей силы, каменное поле пару мгновений загадочно померцало, а затем внезапно середина вспучилась и взметнулась ввысь. Через пару мгновений на месте поля красовалась гигантская беспросветно-черная скала. Стоящая возле ее подножия мужская фигура казалась маленькой букашкой.

Игорь полагал, что вложил в эту боевую технику все эмоции, да вот только ошибся. Не полегчало. Дикая боль, ярость, гнев на судьбу и высшие силы, как и прежде, продолжали рвать в клочья сердце и душу.

Почему она?! Это несправедливо!

Зарычав словно раненный зверь, мужчина сделал несколько отточенных движений руками: четыре боевые техники запредельной силы одновременно обрушились на несчастное поле.

По гладкой монолитной поверхности неожиданно змеями заструились трещины, и, внезапно взорвавшись изнутри, мгновение назад казавшаяся нерушимой скала разлетелась на огромные осколки. Закрутившись в воронке бешеного урагана, каменные глыбы одна за другой вспыхнули режущим глаза пламенем и в мгновение ока сгорели дотла. Через несколько секунд на месте плодородного поля остался лишь глубокий, оплавленный по краям кратер.

Выполнив еще несколько грациозных движений руками и ногами, Игорь замер. Не замечая текущих по щекам слез, он наблюдал за тем, как со дна гигантского углубления начали бить высокие упругие струи. Бурля и клокоча, вода в считанные мгновения добралась до краев кратера, и все внезапно закончилось. Вместо поля теперь до самого горизонта простиралось озеро.

Печально улыбнувшись, князь посмотрел на спокойную водную гладь. Ярость и гнев выплеснулись. Да вот только душевная боль никуда не делась. Вглядываясь в тихую воду, мужчина словно воочию видел черты лица, глаза и улыбку любимой.

Глубоко вздохнув, Разумовский наконец-то ощутил влагу на лице и смахнул ее ладонью. Он уже и не помнил, когда последний раз плакал. Даже после смерти в родах первой супруги не проронил ни слезинки. Не потому что не любил, вовсе нет. Просто та боль была… иной. Искренне скорбя о жене и малыше, Игорь долго оплакивал их в душе. И думал — мучительней пытки не существует.

Как же он ошибался! Оказалось, может быть гораздо, гораздо больнее.

Постояв еще немного, мужчина резко развернулся и направился к автомобилю. Забравшись в салон, отрывисто бросил:

— Поехали.

Тотчас взревел двигатель, и машина тронулась с места. Савелий встревоженно поглядывал в зеркало на убитого горем господина. Слов для того чтобы хоть немного облегчить душевную боль просто не существовало. Опытный воин об этом знал. Здесь поможет только время.

Въехав в Ростов, внедорожник уверенно влился в плотный поток автомобилей.

— Озеро будет называться «Софья», — внезапно услышал слуга глухой голос князя. — Распорядись немедля посадить там деревья и цветы. Они должны цвести круглый год. Деньги не имеют значения.

— Слушаюсь, господин, — негромко отозвался Савелий. Бросив взгляд в зеркало, отметил бледность лица главы рода и тихонько вздохнул. Видеть, как тот страдает, было просто невыносимо.

Внедорожник привычно заехал на территорию родового особняка князей Разумовских. Автомобиль почти остановился у центрального входа, когда раздался настойчивый звонок телефона. Взглянув на дисплей, князь кривовато усмехнулся. Звонил сын.

Приняв вызов, Игорь сухо обронил:

— Слушаю.

— Светлого утра, отец, — довольно бодро поздоровался Михаил. — Вы еще в Москве?

Князь не желал абсолютно ни с кем разговаривать. Однако, старательно скрывая эмоции, холодно произнес:

— Только прилетел в Ростов. У тебя что-то срочное?

— Да нет, — быстро отозвался юноша. — Просто мне вчера сообщили, будто боярыня Изотова умерла. Хотел узнать, врут или нет.

Прикрыв глаза, Игорь несколько мгновений молчал, а после негромко сказал:

— Все верно. Софьи больше нет, — на имени любимой его голос невольно дрогнул.

— Дела-а-а, — потянул княжич. Глубоко вздохнул, а после добавил: — Жаль.

— Ты сказал все, что хотел? — ледяным тоном поинтересовался глава рода.

— Да я просто хотел с тобой поговорить, давно не общались, — миролюбиво сообщил Михаил.

— После, — бросил князь. Помолчав мгновение, добавил: — Сам наберу.

— Да, конечно. Всего хорошего, отец, — торопливо попрощался юноша. Разумовский-старший медленно нажал на отбой и невидящим взором уставился на погасший дисплей.

Подъехав к центральному входу в величественное здание, автомобиль остановился. Через пару мгновений Савелий распахнул пассажирскую дверцу. Оторвав взгляд от телефона, князь задумчиво посмотрел на слугу, а после ловко выбрался из салона. Отойдя от автомобиля на несколько шагов, внезапно остановился и приказал:

— Меня не беспокоить. Никому. Ни при каких условиях.

Небрежно бросив дорогой мобильный на брусчатку у своих ног, Игорь с силой наступил на него каблуком и, не оглядываясь, поднялся по широким ступеням.

Проводив прямую спину хозяина долгим внимательным взглядом, Савелий посмотрел на раздавленный телефон. Тревога за господина усиливались.

— Ясно, что будет иначе, — грустно усмехнувшись, едва слышно произнес мужчина.

Подобрав безнадежно испорченный мобильный, он тяжело вздохнул, а затем уверенно направился в сторону помещения охраны: следовало передать приказ господина. Отныне и на неопределенное время ворота родового особняка князей Разумовских закрыты наглухо для всех посетителей.

(обратно)

Глава 4

После консультации с юристом «безутешный вдовец» прямиком направился за прахом супруги. Ехать не хотелось, но выбора, по сути, и не имелось. По дурацким традициям необходимо забрать урну именно сегодня и непременно с утра.

Потемкин был крайне раздражен, однако это совершенно не сказывалось на манере вождения: Егор Николаевич дорожил своей жизнью. Привычно аккуратно управляя автомобилем, он неспешно ехал в плотном потоке машин и с тревогой поглядывал на небо. Голубой небосвод быстро затягивало свинцовыми тучами: как бы ни ливануло.

Погода в Южном княжестве обычно благосклонна к людям, но в последние дни словно сошла с ума: то яростный ветер сбивал с ног, то нещадно хлестал ледяной дождь со снегом. В очередной раз посмотрев на угрожающе хмурящееся небо, мужчина досадливо поморщился — зонт не взял. Еще промокнуть или простудиться из-за гадины-«женушки» не хватало!

Что ж за непруха-то такая?! Сплошные неприятности из-за этой стервы!

Стиснув руль, Егор скрипнул зубами от злости. Из-за упрямства и внезапной смерти Софьи не только его личные мечты и чаяния пошли прахом — план господина рухнул. Нужно срочно все исправлять.

Зануда-юрист сегодня нешуточно расстроил, но одновременно дал подсказку: чтобы выполнить приказ, необходимо взять опеку над девочками. Хорошо хоть, на это он имеет полное право.

За два месяца брака мужчина ни разу не был в доме Изотовых и, конечно же, с сестрами супруги не знакомился. Кроме того что детей не любил и в принципе не понимал, о чем с ними можно разговаривать, еще и не видел смысла налаживать контакт с юными боярынями. Но сейчас придется общаться. И с рыжей дворянкой тоже.

Кроме той встречи на ипподроме, Егор с Катериной больше не виделся. В первые дни брака отослал беспрестанно звонящей и пишущей сообщения девушке пару фотографий с телефона Софьи, сделал приписку: «Вышла замуж, отправляюсь в свадебное путешествие. Безумно счастлива. Когда вернусь — не знаю» и забыл о помощнице жены.

Увы, боярыня, упрямая гадина, ни в какую не желала сдаваться. Маг разума перепробовал многое, но так и не продвинулся в планах ни на шаг. Она даже, не иначе как из вредности, предпочла самостоятельно сдохнуть, только не покориться!

Исполни Изотова все как надо, сейчас не пришлось бы общаться ни с девочками, ни с подругой «горячо любимой» супруги.

Как же не хотелось этого делать!

Аферист не испытывал иллюзий в отношении сестер Софьи. Наверняка девочки обладают отвратным характером. Если, под стать главе рода, упрямые, словно бараны, то ждать от юных боярынь покорности — верх глупости.

Держась за руль одной рукой, второй машинально нащупал в кармане черного полупальто тот самый мобильный. И с ужасом подумал о предстоящем разговоре.

Память с воображением охотно подбрасывали картинки с вариантами расплаты. С каждым мгновением внутренности все больше скручивало от страха. Но не наказание так сильно пугало. Он до жути боялся разочаровать господина.

Дрянная баба! Все из-за нее! Но ничего-ничего, с мелкими пигалицами точно получится. И непременно надо выгнать из дома Изотовых рыжую дворянку. Мешаться только под ногами будет. Присосалась к боярскому роду, словно голодная пиявка!

Интересно, а эта Катерина давала вассальную клятву? Если да, то какую? Не может ли девка претендовать на опеку? Надо обязательно выяснить.

Погруженный в тревожные мысли Егор наконец-то доехал до городского крематория. Припарковавшись на пустой стоянке, вышел из автомобиля, со злостью хлопнул дверцей и глянул вверх: небо зловеще наливалось чернотой. Неодобрительно поморщившись, торопливо направился к уже знакомому серому зданию.

Потемкин быстро шел по асфальтированной тропинке меж старых высоких деревьев, и с ненавистью думал о Софье.

Стерва! Упрямая стерва! Сколько из-за нее проблем!

Стремительно преодолев несколько ступеней, Егор взбежал на крыльцо. Уверенно распахнул парадную дверь и, не мешкая, вошел. Пройдя по широкому коридору, свернул направо, а очутившись в уже знакомом ритуальном зале, осмотрелся. Поблизости никого не наблюдалось.

Мысленно досадуя, что не поинтересовался, где получать урну, «скорбящий вдовец» глубоко вздохнул. Скрестил руки на груди и приготовился ждать, когда кто-нибудь к нему подойдет. Бродить самому в поисках нужных сотрудников он считал ниже своего достоинства.

Однако ждать долго не пришлось. Буквально через пару мгновений в зал величественно вплыла миловидная статная женщина в строгом черном платье. Подойдя, чинно поздоровалась, задала пару вопросов. А затем, попросив немного подождать, удалилась.

Скользя безразличным взором по облицованному мрамором залу прощания, Потемкин принялся набрасывать план ближайших действий.

Первым делом — к Изотовым домой. С девочками пообщаться да Катьку прогнать. Но вначале прощупать, что девка из себя представляет. Вот навязалась же! И зачем только боярыня ее подобрала?

Внезапно нахлынувшие воспоминания о Софье вновь заставили скрипнуть зубами. Впрочем, не все. Были и те, которые вызывали в груди приятное томление. Играть с ней садисту доставляло истинное удовольствие. Редкий экземпляр.

— Примите мои соболезнования, Егор Николаевич, — выдернул его из размышлений приятный голос сотрудницы крематория.

Быстро повернувшись,Потемкин посмотрел на женщину. Когда та подошла, он и не заметил.

Сухо кивнув, вдовец изобразил на лице печаль. Взял протянутую серую гранитную урну и обреченно вздохнул. Как же ему не хотелось возиться еще и с этим! Но деваться некуда.

Меж тем, церемонно поклонившись, женщина замерла в ожидании.

— Спасибо, — не зная, что еще сказать, едва слышно буркнул мужчина. Не прощаясь, резко развернулся и знакомой дорогой пошел на выход.

С неба начал накрапывать мелкий дождик. Передернув плечами, Потемкин ускорил шаг. Однако, не дойдя до автомобиля, внезапно застыл на месте. На резко побледневшем лице отчетливо проступал испуг. И не без причины: в кармане чувствовалась вибрация того самого телефона. Звонить мог только один человек — господин.

Судорожно сглотнув, Егор медленно достал мобильный. Сердце лихорадочно билось в груди. Подождал пару мгновений, а потом трясущимися пальцами принял вызов. Крепко прижал телефон к уху и, пытаясь унять подкативший к горлу страх, с придыханием произнес:

— Светлого утра, господин.

— Разочаровал ты меня, Егорушка, — через несколько мгновений послышался из динамика обманчиво спокойный голос. — Сильно разочаровал, — добавил собеседник и многозначительно замолчал.

Ощущая, как на горле начала стягиваться невидимая удавка, Потемкин уронил треклятую урну на влажную землю. Резко вскинув руку, с силой прижал ладонь к шее, тщетно надеясь ослабить захват. На запястье блеснули дорогие часы, подарок господина.

Все напрасно: воздуха катастрофически не хватало.

Пошатнувшись, мужчина тяжело оперся плечом о ствол высокого дерева. Перед его глазами поплыли разноцветные круги: магическая клятва впервые напомнила о себе. Егор начал паниковать.

В тот день пойманный с поличным маг разума должен был умереть от рук служителей правосудия. Но смог убедить господина в своей пользе, дал клятву и остался жив.

А вдруг и сейчас судьба не отвернется?

— Господин, я все исправлю, — хватая ртом воздух, прохрипел он в телефон. Удавка сжалась сильнее. Сползая спиной по дереву, Егор с трудом дышал, но продолжал надеяться, что и в этот раз выберется. — Опека. Могу взять опеку, — прошептал, задыхаясь.

Внезапно хватка на горле ослабла. Смерть еще не разжала пальцы, но шанс на жизнь появился.

— Сестры-близняшки скоро примут наследство. Я, как вдовец, имею право взять над ними опеку, — скрипучим голосом прошептал Потемкин. Тотчас дышать стало легче. Опираясь ладонью о шершавую кору, маг разума начал осторожно вставать. Приняв вертикальное положение, все так же тихо добавил: — Девять дней — и рудник ваш.

Невероятно долгое мгновение господин молчал. Судорожно сглотнув, Егор замер в ожидании. На кону стояла ни много ни мало его жизнь.

— Хорошо, Егорушка. Но постарайся не оплошать. Опять, — через несколько бесконечных секунд раздалось с очевидной издевкой из трубки.

— Я не подведу вас, господин, — выдохнул Потемкин, слушая сигналы отбоя связи.

С неба все чаще падали ледяные капли. Стоя с закрытыми глазами, мужчина крепко прижимался спиной к стволу дерева. Он глубоко дышал, испытывая неимоверное облегчение и одновременно дикую злость.

Во всем виновата эта упрямая тварь! Не сдохла бы, сам с удовольствием прибил!

— Господин, как вы себя чувствуете? — неожиданно услышал Егор тихий голос.

Открыв глаза, увидел невысокого худощавого мужчину. Судя по темно-зеленым форменным штанам и рубахе, выглядывающей из-под старой куртки, — сотрудника крематория.

Едва посмотрев в голубые глаза бусинки, маг разума почувствовал знакомый зуд в пальцах и добела сжал кулаки. Жаль, этот хлюпик не баба, и нет под рукой любимой плетки.

Потемкину до безумия хотелось прямо сейчас выплеснуть из себя мерзкое чувство неполноценности, долгие годы разъедающее душу, словно раковая опухоль. Ему было просто необходимо ощутить ту власть, что дает сила. Да вот только мужик не женщина. Нужных эмоций все одно не получишь.

Положив мобильный обратно в карман пальто, Егор грубо рыкнул:

— Чего надо?

— Я думал, может, помощь нужна, — скользя настороженно-испуганным взглядом по лицу Потемкина, быстро пробормотал доходяга.

— Не требуется, — сквозь зубы прошипел маг разума.

— Как скажете, господин, — тотчас согласился рабочий. Помедлив, он остро взглянул на Егора и с очевидной нервозностью поинтересовался: — Вы же супруг покойной боярыни Изотовой? — Смахнув с лица дождевые капли, аферист поморщился и едва заметно кивнул. — Меня Потапом кличут. Я служу в крематории. Тела сжигаю, — доложил мужчина и с явным опасением опять осмотрелся. — И с вашей супругой вечор занимался, — добавил тише.

Брезгливо скривившись, Потемкин демонстративно медленно осмотрел собеседника с ног до головы и обратно. Сжавшись под его взглядом, тот продолжал все так же беспрестанно зыркать по сторонам. Однако не торопился уходить: он явно чего-то хотел.

Наверняка денег будет просить. Но боится, что коллеги увидят. Обнаглели вкрай.

— Нищебродам не подаю. Пшел прочь! — бросил презрительно. — Ползи обратно в свою вонючую конуру.

Заметив растерянно приоткрытый рот простолюдина, Потемкин пренебрежительно хмыкнул. Нагнулся, подобрал урну и уверенно направился к автомобилю. Открыв водительскую дверь, неожиданно краем глаза зацепил одинокую фигуру: невзирая на усиливающийся дождь, Потап по-прежнему стоял на дорожке. Вот же прицепился, репей!

В этот же миг работник крематория зло сплюнул на землю и резко махнул рукой, словно говоря: «Ну и ладно!». Затем, что-то бурча себе под нос, медленно побрел в сторону служебного входа.

Криво усмехнувшись, Егор сел за руль. С отвращением глянув на урну, небрежно кинул ее на сидение рядом. Затем, упершись затылком в подголовник, прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

Ему сегодня повезло. Дальше надо действовать продуманно и аккуратно. Теперь он будет крайне внимателен. Еще одного шанса господин не даст.

Машинально потерев шею, Потемкин в очередной раз глубоко вздохнул, а после завел двигатель. Через несколько мгновений неприметный серый седан выехал с территории крематория.

* * *

В небольшой, скудно обставленной комнатке царил полумрак. Плотно задернутые на окнах шторы не пропускали дневной свет. На старом шатком столе разместился огромный дорогой монитор, казавшийся удивительно чужеродным в аскетичном убранстве комнаты. В него безотрывно смотрел, неприятно хрустя пальцами, стройный светловолосый парень. На экране мелькали довольно непонятные картинки: то дорога, то приборная панель, а то и вовсе потолок. Однако блондин наблюдал за происходящим абсолютно невозмутимо.

Рядом со столом сидел симпатичный юноша в черной кепке. Оседлав стул задом наперед, парнишка со скучающим выражением на лице что-то рассматривал в телефоне. Чуть поодаль на затертом диванчике полулежал темноволосый мужчина. Свесив руку, он лениво поглаживал дремлющего на полу рыжего спаниеля.

Тихонько скрипнула дверь. Вошел щуплый, удивительно невзрачный тип, окинул внимательным взглядом помещение и поинтересовался:

— Что тут у вас? Матвей?

Вытащив микронаушник из уха, светловолосый, не отводя глаз от монитора, деловито доложил:

— Объект побывал у юриста, потом в крематории. Господин его слегка проучил. Теперь опять куда-то едет.

— Ясно, — усмехнулся щуплый. Повернувшись к лежащему на диване, сообщил: — Сергей, для вас с Лаки есть дело.

— Наконец-то, — с легкостью сев, темноволосый в ожидании посмотрел на начальника их небольшой, но профессиональной группы.

— Собирайся. Мы с тобой едем на рудник Изотовых. Устраиваемся на работу, — серьезно произнес тот.

Молча кивнув, мужчина быстро встал с дивана и подошел к шкафу. Распахнул мерзко скрипнувшую створку, достал невзрачную черную сумку. Мгновенно вскочив, рыжий Лаки радостно завилял хвостом.

— Алексей, что делаю я? — без тени нервозности поинтересовался у старшего юноша в кепке.

— Как и прежде: при необходимости, глаза и уши «в поле», — невозмутимо произнес щуплый. Заметив короткий кивок юноши, бросил взгляд на чем-то шуршащего в шкафу мужчину. — Сергей, жду вас на улице, — и вышел из комнаты.

Темноволосый закрыл протяжно скрипнувшие створки, поднял с пола увесистую сумку. Игриво помахав ладошкой остающимся коллегам, даже не взглянул на свою собаку и сразу направился к выходу.

Лаки особое приглашение не требовалось. Не задержавшись ни на миг, спаниель побежал за хозяином.

(обратно)

Глава 5

Василий завел двигатель и еще раз посмотрел на жену. Худенькая светловолосая женщина, невзирая на накрапывающий дождик, все так же стояла у калитки их небольшого, но уютного дома. Глядя на автомобиль, его любимая Аленушка грустно улыбалась.

Мужчина знал — супруга искренне скорбит о смерти боярыни. И не только беспокоится о нем, но и одновременно испытывает нешуточную тревогу за будущее всего рода бояр Изотовых.

Весь вчерашний вечер, сегодняшнюю ночь и утро Алена пыталась хоть как-то поддержать.

— Сердечный приступ даже у столь юной девушки, увы, не редкость, — печально улыбаясь, говорила женщина. — А при таком-то сумасшедшем ритме жизни и вовсе не случайность. Работала-то сколько госпожа! Плохо ела, мало спала, постоянные тревоги да заботы. Вот и не выдержало сердечко.

Поглаживая по крепкому плечу супруга, она тихонько плакала и сетовала на то, что вот и он себя не бережет, а давно уже стоило бы.

Слушая заботливое воркование жены, Василий привычно молчал и лишь упрямо поджимал губы. Он любил свою женщину и доверял ей, однако многое предпочитал не рассказывать.

Об отличной регенерации боярыни знало лишь несколько человек, в их число Аленушка не входила. Несмотря на заверения медиков, Софья Изотова просто-напросто не могла умереть от болезни сердца.

От чего же на самом деле скончалась госпожа? И как же он, Василий, не успел, не уберег?

Выбравшись из проулка на центральный проспект, автомобиль помчался к выезду из Ростова. Уверенно лавируя в плотном потоке машин, Василий следовал привычным маршрутом.

Следя за дорогой, мужчина снова подумал о том, что в роду Изотовых остались лишь две маленькие девочки, и их защита на сегодняшний день — первостепенная задача. В бизнесе все более-менее налажено, управляющий вполне справится самостоятельно. Непосредственное участие Василия, конечно, требуется, но рабочие дела подождут.

В первую очередь необходима информация. Однако у него по-прежнему нет нужных ресурсов, мало людей, да и время играет против. В данном же случае промедление в буквальном смысле может опять привести к смерти.

Василий не мог позволить, чтобы и с юными боярынями случилась беда. Не собираясь дальше продолжать осторожничать, он пару часов назад позвонил Савелию и попросил о встрече. Не задавая вопросов, тот сразу согласился.

Место и время для общения мужчины выбрали не случайно.

По прежде достигнутой договоренности внешний периметр деревни с находящимся внутри месторождением все так же охраняли воины князя Южного. С момента выставления постов охраны правая рука Разумовского-старшего приезжал в Степное только по одному ему ведомому распорядку. По мнению Савелия, воинам княжеского рода не следует расслабляться, они должны знать, что в любой момент их работу проконтролируют.

Договариваясь о встрече, мужчины решили совместить две задачи: проверить, как несут службу воины, и заодно пообщаться.

За время тесного сотрудничества двое высокоранговых слуг не то чтобы сильно сдружились, но находились в хороших отношениях. Вот только Василий не представлял реакцию Савелия на довольно деликатную просьбу. Однако никого другого попросить о подобном больше не мог. На кону стояла честь боярского рода Изотовых.

Размышляя о предстоящей встрече, Василий вновь и вновь прокручивал в голове события минувших дней. Чувство вины лежало на сердце тяжким грузом. Он слишком долго действовал по правилам, поступал так, как положено и принято. В итоге упустил драгоценное время, и эта ошибка главе рода стоила жизни.

Буквально за день до того как Софья внезапно вышла замуж и «уехала в свадебное путешествие», Василий отправился в деловую поездку. Появились серьезные проблемы в посредническом бизнесе рода, но присутствие боярыни на переговорах не требовалось. Он — директор данного направления, и сам вполне способен все разрешить. Это его зона ответственности.

О внезапном замужестве боярыни Василий узнал через сутки после ее поездки на ипподром. Позвонила Катерина. Сильно нервничая, девушка рассказала, что ей пришло сообщение от Софьи. Мол, вышла замуж, уехала в свадебное путешествие и когда вернется не знает. Даже прислала фото с мужем.

Конечно же, слуга тотчас насторожился. С личной жизнью у Софьи не складывалось. То, насколько сильно девушка переживала из-за княжича, Василий прекрасно видел. Да вот только в интересах рода госпожа должна выйти замуж. И раз она поступила так, а не иначе, значит, посчитала наилучшим решением. Слуге не следует вмешиваться в решения главы рода.

На всякий случай Василий все же решил перестраховаться: поручил четырем воинам, давшим клятву верности лично Софье Сергеевне, максимально аккуратно проверить информацию. Хотел быть уверенным, что боярыня действительно вышла замуж.

Выполняя распоряжение, недавние бандиты довольно быстро отыскали тот самый храм. Госпожа и вправду сочеталась браком с дворянином Егором Николаевичем Потемкиным. На церемонии присутствовали лишь они двое да священнослужитель.

Что тут скажешь? Софья Сергеевна — глава древнего боярского рода и вправе самостоятельно принимать решения. А если друзьям или слугам они не нравятся — не ее проблема. Но все же Василий распорядился потихоньку навести справки о супруге боярыни.

В поездке он задержался несколько дольше, чем предполагалось. Вернувшись через месяц с небольшим, первым делом отправился в дом Изотовых. Катерина сильно нервничала. Едва завидев усталого мужчину, тотчас сообщила, что Софья больше ей не писала и телефон боярыни всегда выключен. Девушка была уверена — с подругой случилась беда.

Надо признаться, на тот момент и сам мужчина уже подозревал неладное. К тому же о дворянине Егоре Николаевиче Потемкине информации в Южном княжестве не нашлось. Где живет постоянно, каким бизнесом занимается род, что из себя представляет за все это время выяснить так и не удалось. Словно муж Софьи Сергеевны призрак.

Можно придумывать оправдания многому, но факты вещь упрямая: не в характере боярыни так надолго оставлять семью и бизнес без присмотра.

Успокоив крайне встревоженную Катю, Василий аккуратно выведал всю известную ей информацию. Девушка подробно и без утайки рассказала о том, как ездили на ипподром, как Софья ушла с неизвестным мужчиной. Ну а после вновь показала то одно-единственное сообщение. Больше она ничегошеньки не знала.

А если у госпожи действительно нет проблем?

Но все же просто сидеть и ждать Фролов не мог. Первым делом он поинтересовался у бухгалтера, пользуется ли госпожа счетом рода. Тот откровенно удивился, но сообщил — только картой. Правда, не так активно, как прежде. Скорее, даже очень редко.

Эта новость хоть немного порадовала. Значит, в деньгах госпожа не нуждается. Похоже, ее потребности обеспечивает супруг. Вроде бы все в порядке, все так.

Да не так!

Характер Софьи Сергеевны не ложился на столь красивую картинку. Глава рода Изотовых не была легкомысленной, всегда заботилась о семье и следила за бизнесом лично. Неужели настолько устала, что плюнула на все, отключила телефон и уехала с супругом? Но куда? Ведь ни на один самолет или поезд билеты на ее имя не покупались. Разве только молодожены отправились на машине.

Он мог бы насесть на бухгалтера и вытрясти у того все сведения по движению денег на карте. Сразу бы узнал где, в каком городе она что-то покупала. Но опять все упиралось в полномочия: слуга рода имеет право требовать такие данные лишь в случае острой необходимости. А есть ли эта необходимость? Боярыня ведь не пропала.

Василий беспрестанно думал и с каждым часом все больше нервничал. Кроме того единственного сообщения, от госпожи не поступало вестей почти два месяца. Муж боярыни также не пытался общаться ни с кем из близких Софьи. Девочкам никто не угрожал, их постоянно сопровождала охрана. Новых проблем ни у членов рода, ни в бизнесе не появилось, и казалось, будто боярыня действительно не желает пока общаться. Но мужчина чувствовал — что-то не так. Увы, руки у него по-прежнему были связаны.

За четыре дня до трагических событий поступил звонок с неизвестного номера. Этот короткий диалог намертво отпечатался в памяти Василия.

Ему позвонил не кто иной как сам Егор Николаевич Потемкин. Не здороваясь, высокомерно представился. А после с непередаваемо омерзительной интонацией поинтересовался, как дела у близняшек. Не отвечая на вопрос, Василий твердо сообщил: о делах и членах рода Изотовых будет разговаривать только с главой.

Хмыкнув, Потемкин замолчал, в динамике зашуршало. А через бесконечно долгие мгновения раздался до боли знакомый голос:

— Ты хотел меня слышать? — крайне устало поинтересовалась боярыня.

— С девочками все в порядке, — произнес слуга и замер, словно натянутая струна.

— Отлично, — прошелестело в ответ. — Я немного приболела. Помощь не нужна. Поправлюсь — сама позвоню, — сделав акцент на последней фразе, госпожа сухо добавила: — Девочкам и Кате передай, что я их люблю, — и связь прервалась. Естественно, перезвонить на не определившийся номер нельзя. Так же, как и выяснить где находится абонент.

Отбросив все сомнения и наплевав на надоевшие до оскомины правила, Василий принялся за активные поиски. Он обязан найти главу рода! А дальше будь что будет.

Через полчаса у воина уже была информация о местах, где совершала покупки госпожа. Боярыня Изотова, похоже, никуда не уезжала из Ростова. Но вот почему-то пользовалась картой в разных районах и строго через день.

Найти в многомиллионном городе женщину, если она сама того не желает или ее прячут, можно, но требуется время. Боярыню круглосуточно искали все свободные от охраны рудника воины рода, да только опоздали. Василий опоздал.

В тот день, когда круг поиска сузился, и мужчины уже примерно понимали, где скорее всего находится боярыня, вновь позвонил Потемкин.

На этот раз в его голосе не чувствовалось высокомерия, напротив, отчетливо слышались растерянность и страх. Сообщив о смерти Софьи Сергеевны от сердечного приступа, дворянин, тяжко вздохнув, добавил, что процедура прощания состоится через час в городском крематории.

Не веря и надеясь на чудо, Василий вместе с шестью воинами помчался в крематорий. К сожалению, страшное известие оказалось правдой. Боярыня действительно ушла к предкам. А ее супруг… Трагическую весть Потемкин соизволил сообщить лишь Василию. Ну а вездесущие журналисты, как всегда, узнали откуда-то сами.

После скромной церемонии прощания Василий дождался, когда настырные репортеры разъедутся. А потом, незаметно отведя вдовца в сторонку, впервые поговорил с ним тет-а-тет. Точнее, больше говорил Потемкин, а Василий внимательно слушал и изучал мужчину. Слуга не почувствовал в муже боярыни той самой силы, и это, надо сказать, порадовало. Никчемней главы для рода трудно сыскать.

И чем больше говорил Егор, тем все больше недоумевал Василий. Как, ну как Софья Изотова умудрилась выбрать в мужья столь трусливого, слабого человечишку? Нет, не могла она по своей воле выйти замуж за такое убожество. Но почему-то вышла. Да и отчего плохо себя чувствовала перед смертью?

Вопросы копились и наслаивались друг на друга. Головоломка становилась все запутанней. Однако наседать на Потемкина преждевременно: тому имелись очень веские причины. Надо смотреть на его дальнейшие действия.

Общаясь, Василий отчетливо видел, насколько сильно мужчина нервничает. Егор изображал скорбь, но откровенно чего-то или кого-то до ужаса боялся. Все сомнения в том, что к внезапной смерти Софьи он приложил руку, исчезли без следа: для «безутешного вдовца» кончина супруги, определенно, стала полной неожиданностью. Но умудренный жизнью воин понял еще кое-что: дворянин Потемкин, даже если не убивал боярыню, к ее болезни точно причастен.

И теперь выяснение того, кто такой Егор Николаевич Потемкин, стало острой необходимостью. Если за ним стоят серьезные люди, то это сильно меняет дело. Именно для того и нужен был Савелий. Как правая рука князя, тот мог очень и очень многое.

Подъезжая к Степному, Василий издалека увидел знакомый черный внедорожник. Савелий уже приехал.

Остановившись неподалеку, слуга рода Изотовых заглушил двигатель. Вышел из автомобиля, коротко кивнул дежурному воину и уверенно направился в помещение охраны. Зайдя, цепким взором скользнул по многочисленным мониторам и сидящим около них крепким мужчинам в униформе княжеского рода.

Савелий, как всегда, не изменил своим привычкам: не отвлекая воинов от работы, медленно прохаживался за их напряженными спинами.

Целенаправленно нервирует. Вот изверг.

Глянув на Василия, правая рука князя усмехнулся. Жестом остановил начавших подниматься для приветствия воинов, подошел ближе. Протянув руку, спокойно произнес:

— Приветствую. Рад встрече.

— Взаимно, — пожимая крепкую ладонь, отозвался Василий. Не желая откладывать важный разговор, добавил: — Пойдем на свежий воздух?

Коротко кивнув, слуга рода Разумовских грозно глянул на подчиненных, а затем следом за Василием неторопливо вышел из помещения.

Не сговариваясь, мужчины сели в черный внедорожник.

— Что стряслось? — серьезно поинтересовался Савелий.

— Мне нужна максимально развернутая информация по дворянину Егору Николаевичу Потемкину, — твердо произнес Василий. — Чем скорее, тем лучше.

— Хм, — Савелий встретился со слугой рода Изотовых взглядом и тихо поинтересовался: — Есть подозрения?

Василий нахмурился, затем кивнул и уверенно произнес:

— Более чем.

Многозначительная тишина повисла в салоне. Слуга князя задумчиво почесал бровь ногтем и неожиданно признался:

— Игорь Владимирович тяжело переживает смерть боярыни. Он пока не спрашивал о Потемкине, но скоро потребует отчета. Я его знаю, — мужчина едва заметно усмехнулся. — Так что не волнуйся. Интересы наших родов здесь полностью совпадают. Информация никуда не уйдет, будь уверен. Поделишься своей? — прищурившись, посмотрел на Василия. Видя, как тот напряженно размышляет, понятливо хмыкнул и внезапно сказал: — Я не верю в смерть от сердечного приступа. О ее нереальной регенерации знаю не понаслышке. Видел лично, — заметив искренне удивление на лице слуги рода Изотовых, добавил: — И князь видел. Прости, большего не скажу. Клятва.

— Понял, — кивнул Василий, вернув привычную невозмутимость. Помолчав, он тихо сказал: — Ты знаешь князя, я знаю… — запнувшись, поправил сам себя: — …знал боярыню лучше, чем кто-либо. Не могу понять, почему она так срочно вышла замуж? Да еще и за этого, — Фролов весьма характерно поморщился. — Дело явно нечистое. Второе: Потемкин жутко испуган. Он совершенно точно не убивал госпожу. Но к ее внезапной и непонятной болезни причастен, не сомневаюсь.

— Ух ты! — удивленно качнул головой Савелий. — Стал главой рода? Сделки проходили?

— Я не увидел в нем силы, — усмехнулся Василий. — Незапланированных сделок не проводилось. У рода новых проблем также нет.

— Не понимаю, — задумчиво пробормотал Савелий.

— Вот и я не понимаю, — искренне признался слуга рода Изотовых.

— Он же, как вдовец, имеет право взять опеку над сестрами Софьи, — остро глянул на коллегу Савелий. — Ваша рыжая Катя, насколько я помню, единственный вассал Изотовых. Ты знаешь, какую клятву она давала?

— Боярыне, как главе рода.

— Тогда, значит, имеет право на опеку. Девочки ее знают, разумеется, выберут Катю, а не неизвестного мужика. В чем выгода Потемкина? У боярыни осталось много имущества?

— Софья Сергеевна все оформляла на сестер. Личного счета нет.

— Совсем ничего не понимаю, — пожав плечами, Савелий поставил локти на руль. Задумчиво глядя в лобовое стекло, он напряженно размышлял.

— Я тоже не вижу логики, — тяжело вздохнув, признался Василий.

После длительного молчания Савелий внимательно посмотрел на хмурого собеседника и, усмехнувшись, тоном уверенного человека произнес:

— Давай без утайки. Мы оба думаем, что у Потемкина что-то сорвалось и пошло не по плану.

— Согласен, — едва заметно улыбнулся Василий. — Потемкин — темная лошадка. Но меня больше беспокоит другое: есть ли у него хозяин, — мужчина многозначительно замолчал.

— Я тебя услышал. Сделаю все, что в моих силах и возможностях, — серьезно пообещал доверенное лицо могущественного князя Южного.

— Значит, скоро будут ответы на все вопросы, — скупо обронил Василий.

Беззвучно засмеявшись, Савелий завел двигатель. Внедорожник грозно рыкнул и помчался вдоль высоченного забора: настало время проверить посты.

(обратно)

Глава 6

Этот же день

Вечерело, по окнам барабанил дождь. Тесно прижавшись друг к другу, заплаканные близняшки наконец-то заснули, впервые за целые сутки.

Аккуратно закрыв дверь в комнату Лизы, Катя прижалась спиной к стене. Крупные слезы мгновенно потекли по щекам. Она не плакала при девочках. Но сейчас, когда сестренки Сони спят и не тянутся к ней в поисках защиты, эмоциям можно дать волю.

Сонечка… Ну как же так? Почему так несправедливо?! Что теперь будет с девочками? Что делать дальше?

Прижав ладони к лицу, рыжеволосая девушка беззвучно заплакала. О смерти Сони вчера рассказал Василий. Приехав сразу после процедуры прощания, он не утешал, не говорил, что все непременно наладится, но своим присутствием хоть немного успокаивал. Пробыв в доме Изотовых до глубокой ночи, мужчина в очередной раз проверил усиленные им посты охраны и уехал. Оставаться с ночевкой не имело смысла. Дом под надежной защитой, а утешать горько плачущих малышек воин просто-напросто не умел.

Отправив убитую горем Надежду отдыхать, Катя всю бессонную ночь и практически весь следующий день ни на миг не отходила от близняшек. Ей очень хотелось забиться в уголок, побыть наедине с горем. Да вот только нельзя позволить себе эту роскошь: к ней доверчиво прижимались две десятилетние девочки. У малышек теперь остались лишь слуги и она — вассал рода, подруга старшей сестры.

«Нашла, где реветь, — одернула себя Катя. — Не хватало еще девочек разбудить».

Вытерев тыльной стороной ладони опухшие от слез глаза, девушка тихонько прошла в свою комнату. Умывшись ледяной водой, тщательно заплела косу. Мельком глянула на отражение в зеркале и глубоко вздохнула: бледная, взгляд потухший. Впрочем, какая разница? Не до красоты теперь.

По-детски шмыгнув носом, вышла из спальни, бесшумно прошла через общую комнату, спустилась на первый этаж и зашла в кухню. Сегодня ей с горем пополам удалось накормить близняшек, но сама так толком и не ела.

Поседевшая за эти сутки Надежда ходила тенью. Пытаясь приготовить ужин, женщина то и дело застывала на месте, невидяще глядя в одну точку.

Пару мгновений постояв в раздумьях, Катя подошла к экономке, которая, не замечая ничего вокруг, вертела в руках пустую кастрюльку. По растерянно-недоуменному выражению лица было понятно — не помнит, зачем взяла.

— Надежда, — тихо позвала девушка. Медленно повернув голову, экономка скользнула пустым взглядом по Кате. — Иди к себе, — ласково дотронувшись до ее плеча, юная дворянка изо всех сил старалась не расплакаться. — Девочки уснули. Я сама справлюсь. Тебе нужно отдохнуть.

Вновь задумчиво посмотрев на идеально чистую посуду, Надежда поставила ее обратно на полочку. Не отрывая взора от ровного строя кастрюль, едва слышно произнесла:

— Только продукты зря перевожу. Ничего не выходит. Как жить-то будем дальше, Катенька? — а потом повернулась, не скрывая боли в глазах.

Не в силах выдержать этот взгляд, девушка медленно опустила взор, не зная, что ответить. Да и не смогла бы. Горло перехватили спазмы, хотелось зареветь в полный голос. Но нельзя. Надежде станет только хуже.

— Добрый вечер, — неожиданно раздалось от двери.

Быстро обернувшись, Катенька увидела стоящего на пороге Никиту.

— Какой же он добрый, Никитка? — прошелестела Надежда. — Осиротели мы без боярыни нашей, — по-старушечьи шаркая ногами, женщина вышла из кухни. Через несколько мгновений тихонько хлопнула входная дверь.

С силой прикусив изнутри губу, девушка шумно втянула носом воздух: слезы грозили пролиться водопадом, и она попыталась их удержать.

— Иди сюда, — с бесконечной заботой произнес юноша. Видя, что возлюбленная мешкает, быстро преодолел разделяющее их расстояние. Нежно обняв, ласково погладил по голове и шепнул: — Почему ты не позволяла мне приехать?

Катя не выдержала. Уткнувшись в грудь парня, зарыдала в голос. Заливая слезами его рубашку, невнятно пробормотала:

— Девочки. Надежда. Плакать нельзя. Я не такая сильная, как Соня. Не могу. Не могу! Невыносимо!

Осторожно поглаживая ее по голове и спине, Никита молчал: ждал, когда слезы чуть поутихнут. Вскорости она и вправду несколько успокоилась. По-прежнему не отрывая лица от груди любимого, лишь тихонько всхлипывала.

— Душа моя, позволь быть рядом, — приподняв девичий подбородок, он заглянул в опухшие от слез глаза. — Я хочу быть с тобой и в горе, и в радости. И пусть сейчас не лучшее время, — примолкнув на миг, проникновенно добавил: — Выходи за меня замуж.

Катя оцепенела, не в силах отвести глаза от бесконечно дорогого человека. Она так ждала этого предложения. Много ночей мечтала, как все произойдет, а после они с Соней будут вместе выбирать фасон свадебного платья.

Тихонько заскулив, вновь уткнулась лбом в его грудь и заплакала еще горше. Бережно поглаживая любимую по вздрагивающей спине, Никита зашептал ей милые глупости.

Потеряв счет времени, влюбленные, прижавшись друг к другу, стояли в центре кухни. В их позе и едва слышных словах Никиты не было ни намека на пошлость, лишь забота и нежность.

— Да вы совсем оборзели! — внезапно нарушил идиллию громкий мужской голос.

Резко повернувшись на звук, парень спрятал Катеньку за спину и посмотрел в чернильно-черные глаза Егора Николаевича Потемкина. Позади того стоял хмурый Ярослав. Не пропустить вдовца в дом воин не имел права, но, помня приказ Василия, едва Егор зашел за калитку, не отходил ни на шаг.

— Хозяйку только похоронили, а слуги уже вовсю в боярском доме обжимаются. Не пришел бы я сейчас, так в господской постели небось кувыркались бы, — меж тем с презрением процедил вдовец. — Радуешься поди, нищебродка? — высокомерно кинул выглядывающей из-за спины возлюбленного Катеньке.

Кровь резко прилила к щекам девушки. Бежать! Бежать куда подальше! Как же стыдно-то!

Неожиданно в памяти всплыли слова Сони: «Никто не сможет тебя унизить, пока сама не позволишь». Сжав добела кулачки, она сделала маленький шажок в сторону, смело посмотрела на мужа Софьи и ровно произнесла:

— Следите за словами. Я — потомственная дворянка и вассал рода Изотовых.

— А так сразу и не скажешь, — многозначительно ухмыльнулся Потемкин. — Юноша рядом, часом, не воин и слуга рода?

Какой же он мерзкий! Отчего тогда, на ипподроме, так не казалось?

— Что с того? — непостижимым образом сохраняя хладнокровие, пожала плечами Катя. — Никита Васильевич Фролов — дворянин и, да будет вам известно, сделал мне официальное предложение. Ничего предосудительного мы не делали. Ваши гнусные инсинуации неуместны.

Задумчиво посмотрев на девушку, Егор пару мгновений помолчал, а после хмыкнул и произнес:

— В таком случае, примите мои поздравления, — дождавшись, когда юная дворянка перестанет хмуриться и смущенно потупит взор, ледяным тоном добавил: — Мне, в принципе, все равно, кто с кем шуры-муры крутит. Главное, не в господском доме. Собирайте, девушка, вещички, и на выход. Я подобного терпеть не стану, — в его голосе отчетливо слышалось презрение и надменность. Неспешно смерив Катерину взглядом с головы до ног, Потемкин брезгливо скривился, а после отрывисто бросил: — Где девочки? Приведите. Я хочу их немедленно видеть.

Покраснев до корней волос, Катя вновь гордо вздернула подбородок.

— Девочки отдыхают. Будить не позволю, — чеканя слова, она не отводила глаз. — А насчет того чтобы я собирала вещи и уходила, — глубоко вдохнув, юная дворянка уверенно закончила: — Не вы хозяин и не вам решать.

— Да что ты говоришь? — вновь нарочито перейдя на «ты», протянул Потемкин и мерзко ухмыльнулся. Демонстративно медленно пройдя по кухне и не обращая внимания на напряженного Никиту, приблизился к девушке. Подняв руку, хотел прикоснуться к ее плечу, но та резко сделала шаг назад.

— Вы забываетесь, — быстро встал между возлюбленной и вдовцом парень, с явной угрозой смотря на мужчину.

— Не нервничайте, юноша, — язвительно усмехнулся Потемкин, глядя на младшего Фролова с откровенной издевкой и превосходством. — Не забывай, ты — слуга и никогда не сможешь причинить мне вреда, — переведя взор на Катю, насмешливо хмыкнул и процедил: — Я, законный муж боярыни, беру опеку над девочками. Если до этого момента не уберешься сама, вышвырну, словно паршивую собаку!

Резко развернувшись на каблуках, мужчина вышел из кухни. За ним тенью последовал угрюмый Ярослав. Через миг послышался звук закрывающейся входной двери.

Катя мелко задрожала: напряжение дало о себе знать. Сердце тревожно ныло. Как же уберечь малышек от мерзавца?

— Что же теперь делать? Уморит же близняшек, — ища совета и поддержки, Катенька с тревогой посмотрела на возлюбленного.

Тотчас мягко приобняв за плечи, Никита привлек ее к себе. Не выпуская любимую из объятий, достал из кармана телефон. Быстро нашел нужный номер, нажал кнопку вызова.

— Слушаю, — прозвучал из динамика спокойный голос Василия.

— Отец, я у Изотовых. Приезжал Потемкин. Собирается брать опеку, гонит Катю из дома, — скупо доложил парень.

— Уже еду, — невозмутимо произнес Фролов-старший. Помолчав, через мгновение добавил: — Напои ее чаем.

Не прощаясь, юноша нажал на отбой связи. Нежно поцеловал девушку в губы, а потом тихо, но уверенно сказал:

— Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, род — это семья, а в семье своих не бросают.

Быстро стерев ладошками опять наворачивающиеся слезы, Катя неуверенно улыбнулась. Вновь легонько поцеловав, парень усадил возлюбленную за стол. Деловито достал с полки заварочный чайник и поинтересовался у бледной как снег Катеньки:

— Подскажешь, где чай?

— Справа, первый от тебя шкафчик, — едва слышно отозвалась девушка и принялась вставать. Никита отрицательно качнул головой:

— Сиди. Я сам.

Повернувшись к кухонным шкафам, юноша сразу же открыл нужную дверцу. Пошуршал многочисленными пакетиками, выбрал несколько и принялся колдовать над напитком.

Наблюдая за уверенными действиями любимого, Катенька впервые за эти жуткие, эмоционально тяжелые дни позволила себе расслабиться. Никита так похож на Василия. Такой же спокойный, деловитый, уверенный. Он станет хорошим мужем и отцом.

«Стоп! — подумала с испугом. — Сонечка умерла, а у меня мысли о муже и детях! Плохая я подруга».

Не успев начать корить себя за черствость, Катенька внезапно ощутила глубоко-глубоко в душе крошечный огонек надежды. Сама не зная отчего, она почувствовала — все непременно будет хорошо. Это казалось полным бредом, но откуда-то появилась робкая мысль, что Соня не умерла. Боясь спугнуть такое умиротворяющее чувство, Катя застыла недвижимо.

Тонкий аромат свежезаваренного чая поплыл по кухне. Наполнив большую кружку, Никита поставил ее перед Катенькой. Затем придвинул к любимой плетеную корзиночку с выпечкой и ласково произнес:

— Ешь и пей.

Благодарно кивнув, Катя откусила кусочек имбирного печенья и начала пить благоухающий цветами напиток. А парень принялся развлекать ее рассказами о разных пустяках, умышленно стараясь избегать тревожных тем. Он излучал уверенность и спокойствие, но только внешне. Юноша волновался и не знал, что делать. Ситуация сложилась крайне неординарная.

Любимую девушку младший Фролов мог забрать прямо сейчас. Да и жениться был готов безотлагательно. Парень давно жил самостоятельно, спортивная школа приносила неплохой доход — обеспечить жену не проблема. Но как поступить с близняшками? Вся надежда только на опыт и мудрость отца.

Бесшумно войдя в кухню, Василий сразу же обратил внимание на сидящих за столом. Видя, с какой любовью сын держит за руку юную дворянку, печально улыбнулся. Против Катерины мужчина ничего не имел. Даже больше — был бы искренне рад видеть ее невесткой. Да вот только Фролов-старший знал то, о чем даже и не подозревали влюбленные: они не смогут быть вместе. И об этом ему придется сказать прямо сейчас.

— Добрый вечер, — привлек он внимание тихонько беседующей молодежи.

— Здравствуйте, отец, — вскочил со стула Никита.

— Здравствуй… те, — запнувшись, Катенька смущенно порозовела. Прежде она всегда обращалась к слуге боярского рода на «ты». Но после предложения Никиты все изменилось. Теперь Василий — отец жениха.

Заметив эту заминку, мужчина остро глянул на сына. Тот ответил смелым, прямым взглядом и спокойно произнес:

— Отец, я хочу вам сообщить, что сегодня сделал предложение руки и сердца Катерине.

В глазах Фролова-старшего поселилась едва заметная грусть. Подойдя к столу, он сел, по-отечески посмотрел на Катеньку и тихо поинтересовался:

— Катерина, вы уже дали согласие?

— Еще нет, — покраснев, едва слышно отозвалась та.

— Прежде чем ответите, я должен кое-что рассказать. Не стой истуканом, сядь, — бросил Василий сыну и перевел взгляд на удивленно-растерянную девушку. — Сегодня вы пообщались с вдовцом боярыни. Какой он человек, думаю, уже поняли, — видя синхронно сморщившиеся носы влюбленных, усмехнулся. — Потемкин действительно имеет право взять опеку над юными боярынями, — опытный воин вздохнул, начиная тихо себя ненавидеть. К сожалению, иного выхода и правда не было. — Но и вы, Катерина, тоже. Вы — вассал, давший клятву верности главе рода, и имеете такое же право на опеку.

Глаза Катеньки тотчас засияли. Быстро глянув на Никиту, она искренне улыбнулась.

— Так это же очень хорошо! — воскликнула радостно. — Я только не понимаю, при чем тут предложение Никиты, — девушка густо-густо покраснела.

— Фроловы — слуги рода. Дворянство нам даровано боярином Изотовым. Выйдя замуж за слугу, вы утрачиваете статус вассала и сами становитесь слугой. Даже если успеете взять опеку над юными боярынями, то после заключения брака с Никитой автоматически теряете на нее право, — Василий с искренним сожалением посмотрел на ошарашенную Катю.

Повисла звенящая тишина. Долг перед родом или личное счастье?

Застыв на месте, Никита не сводил глаз с возлюбленной. Парень знал, какой выбор она сделает. Впрочем, и Василий не сомневался. Только что он самолично лишил юную пару шанса быть по-настоящему вместе.

— Я совсем не понимаю в бизнесе, — тихо сказала Катенька.

— И не надо, — тяжко вздохнул Фролов-старший. — Управляющий отличный. Я также буду все контролировать. Вам не придется вникать в нюансы.

— До совершеннолетия девочек семь лет, — тихо промолвила Катя. — Не так уж и долго, — с тоской взглянув на бесконечно любимого юношу, сжала губы и быстро отвернулась к окну. Помолчала, а после медленно произнесла: — Возможно, прозвучит горячечным бредом, но я думаю, что Соня не умерла. Мне кажется, она скоро придет, и все станет у всех нас хорошо, — повернувшись к мужчинам, посмотрела на них, широко распахнув глаза. Крупные горошины слез текли по девичьим щекам.

Молча взяв ладонь любимой, Никита коснулся запястья губами. В душе парня плескалась боль и понимание. Фролов-младший и сам поступил бы точно так же.

Меж тем, не сводя с Катерины внимательного взгляда, Василий едва заметно подался вперед. Он сам видел боярыню в гробу и знал, что тело сегодня кремировали. Но Катя давала вассальную клятву главе рода в родовом храме. Вдруг все не так, как кажется?

— Я не считаю ваши слова бредом. И сам очень хотел бы в это верить, — твердо произнес Василий. — А пока, если вы решили брать опеку над юными боярынями, нам стоит заняться документами.

— Хорошо, — кивнула она. Грустно улыбнулась возлюбленному и только ему одному сказала: — Соня нас сплотила, подарила величайшую ценность — семью. Мы все не кровные родственники, но ближе людей просто быть не может. Я перестану себя уважать, если разрушу созданное ею.

— В настоящей семье своих не бросают, — повторил Никита.

«Софью Сергеевну порадовали бы такие слова», — одобрил Василий, не произнося ни звука и с бесконечной печалью смотря на молодое поколение.

* * *

Вдох-выдох. Зубы выбивают чечетку. Впрочем, озноб и боль во всех мышцах привычны, они пройдут. Надо просто переждать, перетерпеть. Сейчас, когда артефакты не блокирую мою силу, регенерация начала работать на полную мощность. Но боже, как же больно-то!

С головой закутавшись в теплое одеяло, я сидела, покачиваясь, в центре большой кровати. Смутно помнилось, как архитектор на руках занес меня в эту комнату. Огромные окна зашторены. Это хорошо, очень хорошо. Словно вампир, я сейчас предпочитала находиться в темноте.

Тихонько скрипнула дверь. Неяркий свет из коридора очертил мужской силуэт. Зажмурившись, едва слышно застонала. Даже тусклое освещение вызывало сильную боль в глазах.

Плотно затворив за собой дверь, мужчина подошел к кровати. Сел на краешек, тяжко вздохнул.

— Быстро приходишь в себя. Отличная регенерация, — произнес спокойно. — Что расскажешь, боярыня?

— А что ты хочешь услышать, архитектор? — выдохнула в ответ и замерла. Этого разговора я ждала и опасалась.

— Ну, для начала, неплохо бы узнать, почему я не должен сообщать о твоем воскрешении безутешному вдовцу, — хмыкнул мужчина. — Нет, должен, конечно. Но пока думаю. Ты пробудила мое любопытство, муза.

(обратно)

Глава 7

Повисла напряженная тишина. Мелко дрожа и кутаясь в одеяло, я не отводила тяжелого взгляда от сидящего рядом мужчины. И усиленно думала. Времяшло, а нужных слов пока не находилось.

Может, не заморачиваться и сказать правду? Поведать о том, что муженек мой садист? Рассказать, как два бесконечно долгих месяца сидела взаперти, в блокирующих силу браслетах да под наркотиками? Это ли не самое лучшее объяснение, почему не стоит сообщать Потемкину о моем «воскрешении»? Да вот только я ничегошеньки не знаю об архитекторе.

Ладно, потяну время, а после решу.

— Для начала, неплохо бы познакомиться, — сообщила, громко клацая зубами и цепляясь за края одеяла, которое так и норовило сползти.

— У-у-у… Правила — наше все? — глубокомысленно поинтересовался мужчина. Затем, хмыкнув, встал, выпрямившись, удостоверился, что не свожу с него взгляда, и торжественно произнес: — Разрешите представиться: потомственный дворянин, личный архитектор его императорского величества Назар Тихонович Краснопольский, — прижав ладонь к расстегнутой на груди свободной рубашке, дурашливо поклонился. А после с ехидством добавил: — Восставшей из мертвых боярыне не стоит утруждать себя, называя имя. Я и так знаю.

— П-положительно, есть с-с-свои п-плюсы в извес-с-стности, — пробормотала, выстукивая дробь зубами.

— Есть и минусы, — многозначительно заметил человек императора, вновь усаживаясь на прежнее место. — Давно сидишь на наркотиках, муза?

— Почему вы так решили? — старательно контролируя голос, постаралась сказать как можно безэмоциональнее. Архитектор сейчас намекнул на очень опасную вещь: если мое имя свяжут с наркотиками, репутации рода бояр Изотовых конец.

Слабыми пальцами продолжая стягивать края одеяла, сквозь спутанные волосы неотрывно смотрела на мужчину. Что он за человек и чего ожидать, я пока не понимала.

— Муза-а-а, — меж тем насмешливо протянул Назар, — давно в зеркало заглядывала? — театрально хлопнув себя по лбу, с притворным сожалением вздохнул. — Прости, не подумал — в гроб же зеркало не кладут, — выдержав короткую паузу, неожиданно строго заявил: — Всю кровать грязью заляпала. Белье, между прочим, дорогое!

— Претензия не ко мне. Скорее, к вам и вашему гостеприимству, — отозвалась невозмутимо.

— А мне нравится твоя здоровая наглость! — хохотнул Краснопольский. Снова встав с кровати, серьезно и спокойно сообщил: — Тебе сейчас лучше, но это ненадолго. Постарайся успеть принять душ. Из комнаты направо, — жестом указав на смутно виднеющуюся в темноте дверь, вновь посмотрел на меня и добавил: — Освещение поставил на минимум, но потерпеть все же придется. Специальных ламп не держу, уж извини, — демонстративно развел руками. — Не планировал мертвую и грязную боярыню-наркоманку сегодня принимать.

Плавно развернувшись, мужчина подошел к выходу из комнаты. Дверь он начал открывать нарочито медленно, и я крепко зажмурилась. А услышав тихий хлопок, вздохнула: Краснопольский явно догадался, от чего я страдаю, но почему-то помогал. Вопрос — что им движет?

Постанывая, сползла с кровати и направилась в душ, волоча по полу одеяло. Архитектор прав — помыться точно не помешает. Распахнув дверь, дрожащей рукой нащупала выключатель. Мягкий свет тотчас залил ванную комнату. Мучительно застонав, закрыла ладонью мгновенно заслезившиеся глаза.

Как же больно!

Не отрывая ладони от лица, с горем пополам прикрыла за собой дверь. Скинув одеяло с плеч, опустила голову. Глаза все так же резало. Похлопав веками, подождала немного, пока боль станет чуть меньше. Постепенно сквозь мутную пелену перед взором проступил безобразно грязный подол серого платья: похоронный наряд остался при мне. Да какая, в сущности, разница?

Жмурясь, осмотрелась. Кремовая плитка на стенах, гигантская черная ванна, такого же цвета санузел. Углядев матово поблескивающую душевую кабину, меленькими шажками направилась к ней.

Остановившись у раздвижной двери, принялась стягивать с себя грязную тряпку, когда-то бывшую платьем. Пальцы тряслись, не слушались, а по спине и лбу струился ледяной пот. Дотянув платье до шеи, устало прислонилась плечом к прохладной стене. Немного передохнула, а затем единым рывком стащила ненавистную тряпку и бросила на пол.

«Видимо, в этом мире покойникам трусы не положены», — безэмоционально отметила полное отсутствие на теле нижнего белья.

Держась за стену, обошла валяющееся платье, осторожно забралась в душевую кабину. Едва закрыла за собой дверцу, сверху полилась вода: не холодная, не горячая — именно такая, как нужно.

Выберусь, надо домой подобную технику установить.

Упругие струи принялись смывать грязь, пот и соль. Падая на плечи, вода ручейками стекала по шее, спине, ягодицам, ногам. Но, очищая тело, она, увы, была не в силах излечить израненную душу.

Воспоминания о пережитом нахлынули неожиданно. Одновременно с ними пришла та самая дикая боль. Не сумев сдержать мучительного крика, я резко осела. Все до единой мышцы в теле скрутила судорога.

Корчась на полу от нестерпимой муки, прикусила до крови губу и, поскуливая, попыталась сжаться в малюсенький комочек. Ненамного, но все же стало легче. Эта пытка знакома. «Заботливый» Потемкин прерывал ее лишь очередной «дозой».

Но на мне больше нет треклятых артефактов! Я справлюсь! Все пройдет. Надо просто потерпеть.

— Да что ж такое! — послышался откуда-то раздраженный мужской голос. — Вечно от тебя одни проблемы!

Смутно воспринимая происходящее, сквозь боль ощутила, как сильные руки подхватили под колени и плечи. Резкий рывок. Я судорожно вцепилась в рубашку Краснопольского.

— Не отдавай мужу, — прошептала искусанными, окровавленными губами.

— Удивила. Думал «поправиться» попросишь, — язвительно пробормотал Назар и вынес меня из душа. Его практически неслышимые шаги набатом стучали в голове.

Аккуратно положив на довольно твердую поверхность, набросил сверху на мое обнаженное тело что-то мягкое. Я оказалась в темноте, укрытая с головой то ли пледом, то ли одеяльцем, не имея ни малейшего представления, где нахожусь. Накатившая лавиной боль застыла в наивысшей точке. Тело самопроизвольно свернулось калачиком, и я изо всех сил постаралась абстрагироваться от мучений.

Господи, как же больно!

Куда делся архитектор, сейчас абсолютно не волновало. Скрипя от боли зубами, судорожно цеплялась за укрывающую меня тряпочку. Держаться помогали лишь кровожадные мысли о мести.

Пройдет. Надо просто потерпеть. Потемкин, если выживу, сама тебя убью!

— Жива? — неожиданно послышался спокойный голос Краснопольского.

Взявшись за краешек одеяла, он резко сдернул его с головы. Падающий откуда-то сбоку призрачный лунный свет осветил фигуру сидящего предо мной на корточках мужчины. Тяжело дыша, я смотрела на человека императора, а тот, в свою очередь, внимательно изучал мое искаженное гримасой боли лицо.

Посидев так несколько долгих мгновений, хмыкнул. А после протянул большую кружку с отвратно воняющей жидкостью.

— Пей! — приказал безапелляционно.

— Нет, — едва заметно мотнула головой.

— Дело хозяйское, — глубокомысленно пожевал губами Назар и сухо добавил: — Сдохнуть на моем диване не позволю. Звонить твоему «любимому»?

— Нет, — мой голос напомнил карканье испуганной вороны.

— Пей! — вновь приказал Краснопольский.

Приподнявшись, тяжело оперлась на предплечье. Одеяльце соскользнуло, обнажив плечи и грудь, но я, неотрывно смотря в глаза мужчины, не обратила на такой пустяк внимания. С выбором совсем негусто: либо вернуться к садисту, либо выпить непонятную дрянь.

Впрочем, если бы хотел сделать плохое, уже сделал бы.

Протянув подрагивающую руку, попыталась взять кружку непослушными пальцами. Не удержала. Мгновенно поймав ее, архитектор сокрушенно вздохнул. Осторожно поднес к моим губам, замер. Чуть подавшись вперед, сделала несколько маленьких глотков. Тут же почувствовала вкус просто запредельной горечи. Скривившись, отстранилась.

— Допивай, — велел сурово.

Тяжело глянув на Краснопольского, с силой выдохнула. Быстро допила все до капли и устало упала обратно на диван.

— Вот и молодец, — неожиданно миролюбиво сказал Назар. — Скоро полегчает, а потом уснешь.

Деловито поправив на мне одеяльце, он встал. Постоял пару мгновений недвижимо и отошел, унося с собой пустую кружку.

Меж тем гадкий на вкус и омерзительный на запах напиток, определенно, подействовал. С явной неохотой боль начала отступать. Боясь нового витка, я лежала с закрытыми глазами и старалась не шевелиться.

Послышался тихий шелест. Затем диван немного прогнулся, и за спиной кто-то лег. Сильные руки крепко обняли.

— Что за дела? — поинтересовалась хрипло.

— Ты совсем обнаглела? — возмущенно выдал Краснопольский. — Мою кровать изгваздала, захватила диван! А я, знаешь ли, спать на полу не собираюсь, — добавил решительно.

Откровенно говоря, меня не особо интересовало, кто сейчас лежит рядом. Сил просто не было. Разговаривать не хотелось. Однако, натягивая на грудь одеяло, глухо пробормотала:

— Белье поменять не судьба?

— Еще чего! — фыркнул архитектор. — Завтра придет горничная, все сделает, — помолчав, с ехидством произнес: — Костлявые полудолхлые боярыни сегодня у меня никаких эротических фантазий не вызывают.

— Вот и славно, — прошептала, неожиданно проваливаясь в глубокий сон.

Пронзительно синее небо. Неспешно ступая в сиренево-розовом тумане, я в белоснежной рубахе шла… куда-то. Мне давно не было так хорошо, покойно. Ни мыслей, ни тревог, ни боли. Умиротворение. Неземное блаженство.

Туман медленно расступился. Проявились очертания одинокого высохшего дерева, на котором, вцепившись острыми когтями в причудливо изогнутую ветку, сидел гигантский орел. Он не вызывал волнений, и я пошла к дереву. Под босые ступни ложилась мягкая изумрудная травка.

Внезапно распахнув огромные крылья, орел взлетел. Все мгновенно пропало. Я видела лишь его голову: массивный клюв и золотые глаза без зрачков. Птица смотрела изучающе.

«Чужая душа. Слабая глава рода», — отчетливо прозвучал голос в моей голове.

— Выбралась же, — безмятежно сообщила своему персональному глюку.

«Без меня умерла бы, — сердито отозвался орел. — Столько сил на тебя угрохал!» — в который раз за эти два месяца посетовал он.

— Так и с тобой едва в печи не оказалась, — хмыкнула я. — Дурацкая была затея — самой себе сердце останавливать, — помолчав, миролюбиво добавила: — Ты же не реальный. Тебя не существует. Может, хватит ворчать?

«Вот упертая! — золотые глаза ярко блеснули. — Ты ничего не знаешь об этом мире, чужая душа. Ты ничего не знаешь о силе главы боярского рода. Надоела, — неожиданно сообщил глюк. — Как будешь готова, приду».

Внезапно голова орла пропала. Пространство вновь заиграло приятными глазу красками. Я оказалась лежащей в мягких сиреневых облаках. С удовольствием посмотрела в пронзительно-синее небо. Вокруг среди звездочек эфира парили белоснежные зонтики одуванчиков.

Одиночные искорки сливались в плотные золотистые струи. Кружась в неспешном вальсе, они омывали измученное тело снаружи, проникали вовнутрь, лечили.

Физически я сейчас выздоравливала. Ну а с раненой душой и изрядно потрепанной психикой как-нибудь потом разберусь.

(обратно)

Глава 8

День выдался на редкость погожим. Две темноволосые девочки, сидя на подоконнике в общей комнате, наблюдали за отъездом Кати и Василия. Едва белоснежный внедорожник скрылся из виду, Александра посмотрела на задумчивую сестру.

— Лиз, что делать будем?

— Прекращаем плакать! — решительно сказала та. — Сони больше нет, — Елизавета быстро отвела влажно заблестевшие глаза и удивительно по-взрослому добавила: — Слезы горю не помогут. Предлагаю делать то же, что и раньше, — аккуратно спустившись на пол, она строго глянула на близняшку.

Кивнув, Саша ловко спрыгнула с подоконника. Подойдя ближе, угрюмо поинтересовалась:

— И в школу ходить?

— Угу, — тяжко вздохнула Лиза. — Завтра пойдем. Сегодня у нас по графику занятия с Никитой.

Не сговариваясь, дети торопливо пересекли комнату. Спустившись на первый этаж, замерли на пару мгновений в холле. Из кухни слышался неразборчивый разговор. Быстро, но тихо девочки направились на звуки.

— Что ж с юными боярынями-то решили, не знаешь? — неожиданно отчетливо раздался голос Надежды.

Остановившись у полуприкрытой двери, сестры тревожно переглянулись. Не спеша заходить, замерли недвижимо.

— Отец с Катей поехали узнавать про опеку, — грустно прозвучал знакомый мужской голос.

— Никита, — едва слышно шепнула Саша. Быстро прижав палец к губам, Лиза призвала ее к молчанию.

— А вдовец-то тоже, поди, станет претендовать? — меж тем встревоженно поинтересовалась женщина.

— А то! Вчера вечером уже являлся. Требовал встречи с девочками, Катю пытался из дома выгнать. Редкостный мерзавец.

— Ох! — испуганно воскликнула экономка. Спустя пару мгновений тишины, спросила: — А Катя-то имеет право взять опеку над боярынями?

Навострив ушки, близняшки прислушались, боясь шелохнуться и пропустить хоть одно словечко из разговора взрослых.

— Она вассал рода и давала клятву Соне. По закону имеет, — очень печально ответил парень.

— Ведь хорошо же. Что грустишь-то, Никитка?

— Нам придется на семь лет отложить свадьбу. Будем ждать, когда боярыни достигнут совершеннолетия, — последовал тяжелый вздох. — Если Катенька выйдет за меня замуж, то утратит право на опеку, — не стал утаивать правду Фролов-младший.

— Что тут поделать, — спустя пару мгновений с сожалением произнесла женщина. — Не этому же малышек отдавать. Уверена, нашу Сонечку он уморил!

— Все может быть, — прозвучал на грани слышимости ответ юноши.

Голоса затихли. Тишину разбавляло лишь шипение масла на сковороде. Холл медленно наполнялся ароматом жареного мяса.

Нахмурившись, сестры пристально посмотрели друг на друга. Указав кивком в обратном направлении, Саша на цыпочках отошла от двери. За ней неслышной тенью последовала Лиза. Дойдя до лестницы, девочки синхронно развернулись. Выждав немного, уже не таясь, направились обратно к кухне.

— Проголодались? — заметив вошедших близняшек, с материнской теплотой поинтересовалась Надежда. — Обед уже скоро.

Сильно сдавшая за эти дни женщина сумела взять себя в руки. Теперь она была готова, как и прежде, окружать заботой юных боярынь.

— Нет, — качнула головой Лиза. — Спасибо, еще не голодны, — повернувшись к сидящему около стола Никите, сурово сдвинула черные брови. Вздохнув, пояснила: — Мы решили снова тренироваться. Завтра пойдем в школу.

Быстро обменявшись удивленным взглядом с Надеждой, юноша неспешно встал.

— Раз решили, — он осмотрел одежду подопечных, — идите переодеваться. Наденьте куртки. Сегодня тренировка на улице.

Едва заметные улыбки мгновенно расцвели на прежде сосредоточенных лицах малышек. Они давно просили о занятиях на свежем воздухе. Однако наставник не соглашался, объясняя, что в специально оборудованном зале гораздо безопаснее. А сегодня внезапно расщедрился.

Одобрительно кивнув невозмутимому Никите, экономка понимающе улыбнулась.

Меж тем девочки поторопились выйти из кухни. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Саша то и дело поглядывала на сестру. Хмурясь, та о чем-то напряженно размышляла. А затем, не произнося ни слова, направилась прямиком к своей комнате.

— Лиз! — окликнула Александра.

— А? — остановившись, девочка подождала торопливо приближающуюся Сашу.

— Ты знала, что Никита с Катей собираются пожениться?

— Разве не видела, как они друг на друга смотрят? Это ж очевидно!

— Я считала, просто дружат, — Саша нервно намотала на палец конец длинной косички. — Лиз, мы ведь теперь им мешаем, — прошептала и тяжко вздохнула.

— Что-нибудь придумаем, — поспешила успокоить сестру Елизавета. — Пока в голову ничего путного не приходит, — призналась бесхитростно и добавила: — В школу пойдем — с Тихоном посоветуемся.

— Тихон у нас умный, — согласно кивнула Саша. — А мужа нашей Сони опекуном не хочу, — добавила твердо.

— И я не хочу, — вторя ей, отозвалась Елизавета.

Разойдясь по комнатам, сестры торопливо переоделись в спортивную форму и уже буквально через несколько минут в застегнутых наглухо одинаковых оранжевых куртках стояли на террасе. Щурясь от яркого солнышка, они внимательно смотрели на наставника. Тот о чем-то очень тихо беседовал с Ярославом.

Закончив диалог, юноша повернулся к сосредоточенным близняшкам.

— Тренировка будет проходить в саду, — сообщил он. — Прошу за мной.

Парень неторопливо пошел по выложенной плиткой дорожке. Не мешкая, девочки последовали за ним. За то время, пока юные боярыни переодевались, Никита с Ярославом выбрали наиболее безопасное место для тренировки. Площадка, где раньше стояла удачно сожженная беседка, подходила великолепно.

Софья Сергеевна хотела там построить новую. Рабочие даже демонтировали потрескавшийся фундамент и залили ровным кругом свежий. Однако госпожа все не могла определиться с эскизом. В итоге среди зеленого газона уже довольно давно серело внушительное пятно бетона.

Расставив сестер подальше друг от друга на импровизированной тренировочной площадке, Никита выдал задание. И снова наставник решил порадовать юных боярынь. Каждой из них предстояло делать одинаковые упражнения, но Лизе с любимой ею водой, а Александре — с огнем.

Не отводя пристального взора от усердных учениц, юноша прохаживался вдоль площадки. Над ладошками сосредоточенной Лизы висел довольно внушительных размеров водный шар, а над Сашиными — ни много ни мало потрескивала шаровая молния. По команде Никиты девочки управляли боевыми техниками: видоизменяли свои «шары». Вода и огонь то принимали форму квадрата, то треугольника, то становились плоскими, словно блины, то вытягивались и истончались до тонкой нити.

Видя, как от усердия малышки одновременно высунули кончики языков, парень по-доброму усмехнулся. Он искренне гордился ученицами. Несмотря на юный возраст, боярыни на неплохом уровне контролировали потоки и плотность эфира. Жаль, Софья этого уже не увидит.

Едва слышный звук шагов привлек внимание юноши. Полуобернувшись, он заметил приближающегося Потемкина. В руке мужчина нес свернутые в трубочку листы бумаги. Следом за нежеланным гостем шел Ярослав.

Прекрасно понимая, что ничего хорошего от такого визита ждать не приходится, Никита перевел взор на девочек. В данный момент те, выполняя очередное задание, усердно придавали воде и огню форму цилиндров.

— Закончили. Теперь формируете из потоков ленты. Ширина не более пяти сантиметров, длина — метр. Внимательно следите за плотностью, — скомандовал парень. Словно не замечая Егора Николаевича, неторопливо прошел к дальнему концу фундамента и остановился, все так же не отводя глаз от учениц.

Едва прозвучало новое задание, Ярослав не сдержал злорадной ухмылки. Замедлив шаг, воин рода Изотовых сошел с тропинки, а потом и вовсе отошел на пару метров в сторону, замерев на месте.

Меж тем юные боярыни быстро глянули на уверенно шагающего к ним незнакомца. Кто этот мужчина, они не знали. По правде сказать, им было и не особо интересно: тренировка крайне увлекла.

Прежде наставник такого задания не давал. Сейчас требовалось тщательно следить за собственными эмоциями. Управлять эфиром и умудряться одновременно соблюдать заданную длину и ширину очень сложно. Нужно быть максимально спокойным и сосредоточенным.

Над ладошками Александры начала причудливо изгибаться плотная лента огня. Елизавета не отставала от сестры: буквально через миг над ее протянутой рукой шевелилась, словно живая, плоская струя воды.

Остановившись прямо напротив близняшек, Потемкин несколько мгновений наблюдал за выполнением упражнения. Сам он не владел ни одной боевой техникой, потому аккуратные, медленные движения девочек показались ему слишком неумелыми. Презрительно хмыкнув, мужчина произнес:

— Меня зовут Егор Николаевич Потемкин. Я — супруг вашей сестры, боярыни Софьи Сергеевны Изотовой, — выдержав многозначительную паузу, с легким презрением сообщил: — Софья вас почему-то любила. Так и быть, в память о жене возьму над вами, недотепами, опеку, — добавил, словно делая великое одолжение.

Поджав губы, юные боярыни продолжали выполнять упражнение. Не отводя взгляда от сосредоточенных лиц девочек, Ярослав предусмотрительно сделал еще один маленький шажок в сторону. Воин рода прекрасно понял затею Никиты и чем все может закончиться.

Видя, что близняшки не реагируют на оказанную им «милость», Потемкин несколько раздраженно произнес:

— Сейчас вы должны подписать документы, — мужчина помахал свернутыми в трубочку листами. Не отвлекаясь, девочки уделяли внимание только упражнению. Поиграв желваками, Потемкин громко сказал: — Хватит ерундой заниматься! У меня мало времени!

— Ой! — внезапно прозвучал звонкий голосок Александры.

В это же мгновение, жутко затрещав, огненная лента сорвалась с ее рук. Прочертив воздух стрелой, ударила в землю около правой ноги Потемкина. Пламя тотчас жадно вгрызлось в штанину.

Тоненько взвизгнув, «благодетель» резко взмахнул руками, отбросил документы и запрыгал на одной ноге. Тряся объятой пламенем конечностью, вдовец попытался сбить огонь с ткани. Безуспешно.

Быстро посмотрев на злое лицо сестрицы, Елизавета перевела взор на скачущего козлом мужчину. Мстительно прищурившись, плавно повела рукой. Тугая струя воды, послушно выполняя волю создательницы, стремительно полетела в ногу Потемкина. А достигнув полыхающей ткани, мгновенно превратилась в плотный ледяной панцирь.

Держа ногу на весу, Потемкин с ужасом взирал на закованную в толстый слой льда конечность.

— Для первого раза упражнение выполнили хорошо, — невозмутимо произнес Никита, кивнул ученицам и подошел к шокированному Потемкину. — Ярослав, — оглянулся на прячущего улыбку воина, — тут нужен молоток. Вряд ли Егор Николаевич согласиться на применение еще одной боевой техники огня, — добавил с искренним сожалением.

— Вы!.. Да вы!.. — не находя слов, источающий злобу вдовец с ненавистью посмотрел на Никиту.

— Егор Николаевич, вы же дворянин. Должны знать о правилах безопасности, — Фролов-младший неодобрительно покачал головой и нравоучительным тоном добавил: — Находиться в непосредственной близости от учеников, занимающихся боевыми техниками, категорически запрещено. Что же вы так? — он сокрушенно вздохнул.

Испепелив парня взором, полным ненависти, Потемкин резко развернулся на одной ноге. Стараясь меньше наступать на обожженную, а после закованную в лед конечность, поковылял по тропинке. С усмешкой понаблюдав за его неровной походкой, Никита быстро глянул на Ярослава. Тот подмигнул и последовал за визитером.

Юноша тем временем абсолютно невозмутимо произнес:

— Впредь при выполнении упражнений старайтесь постоянно контролировать эмоции. Если утратить контроль, можно принести вред окружающим. Сейчас вы это видели.

— Никита, а ты нас накажешь? — встревоженно поинтересовалась Александра.

— В данном случае, Егор Николаевич нарушил технику безопасности. Поэтому нет, — видя, как мгновенно просветлели лица девочек, строго добавил: — Уверен, вы в дальнейшем будете себя контролировать тщательнее. И даже если кто-то нарушит технику безопасности, приложите все усилия, чтобы наблюдатель не пострадал. Мы друг друга поняли?

— Да, наставник! — хором выпалили юные боярыни.

— Вот и славно, — с доброй улыбкой отозвался Никита. — Тренировка окончена.

Поочередно ссадив близняшек с бетонного фундамента на землю, он неторопливо направился в сторону дома. Немного отстав от самого любимого наставника, девочки пошли следом. Юные боярыни о чем-то таинственно шептались. Однако парень не прислушивался. Не по правилам это.

(обратно)

Глава 9

Глубокая тоска по любимой женщине и боль утраты не отпускали. Игорь знал, что только время поможет. Но как же вытерпеть эту нестерпимую муку?

Бродя тенью по шикарной спальне, мужчина даже не пытался ложиться. За окном серело. Князь печально улыбнулся: еще одна бессонная ночь прошла.

В стотысячный раз он задавал себе один и тот же вопрос: отчего повел себя, словно обиженный мальчишка? Стоило хотя бы просто поинтересоваться ее жизнью! Если нужно, предоставить ей любые клиники мира, самых лучших врачей! Пусть осталась бы с этим… своим мужем, но была бы жива!

«Чем он лучше? Соня же тянулась ко мне. Почему не я?» — эти мысли опять и опять приходили на ум. Чересчур болезненный удар нанесла боярыня по мужскому самолюбию.

Почему она сделала именно такой выбор, теперь не узнать. Слишком поздно для бесед. Для всего поздно: гордая глава рода бояр Изотовых ушла к предкам.

Все чаще и чаще тяжкие думы горюющего мужчины возвращались к причине смерти любимой. Игорь помнил о поразительной регенерации Софьи. Какой страшный недуг мог оборвать ее жизнь? Почему остановилось сердечко? Что-то тут не то. Сонечку не вернуть, но он обязан разобраться.

Быстро надев удобную толстовку, Игорь вышел из спальни. Спустившись по мраморным ступеням, уверенно направился к выходу из особняка. Конечно, прикажи князь любому из слуг прийти к нему, никто не посмел бы ослушаться. Однако он сам пошел к Савелию: тело и разум просили прямо сейчас хоть каких-то действий.

Выйдя во двор, решительно направился к одному из домов для прислуги. Савелий предпочитал жить, по меркам князя, очень скромно. Высокоранговый слуга мог себе позволить многое, однако упорно избегал роскоши, довольствуясь малым.

Взбежав по ступеням из дикого камня, Игорь уже хотел поднять руку, чтобы постучать, но остановился. Усмехнувшись, решительно толкнул массивную деревянную дверь и вошел внутрь.

Помещение встретило приятным ароматом дерева и чистоты. Бесшумно ступая по выложенному серо-крапчатой плиткой полу, князь приблизился к приоткрытой двери в спальню. Тихонько вошел, но не успел сделать и пары шагов, как мирно спящий в кровати мужчина стремительно сел.

— Господин, что случилось? — немного хриплым после сна голосом поинтересовался Савелий.

— Мне нужна информация от врачей, констатировавших смерть боярыни Изотовой. А также абсолютно все по ее мужу, — твердо сообщил князь.

— Кое-что могу уже сейчас доложить, — не удивившись, спокойно отозвался Савелий. Мгновенно надев спортивные штаны, подошел к господину. — Врача я лично опросил, — начал рассказывать. — Тот признался, что по просьбе вдовца фактически не осматривал тело боярыни. Довольствовался внешними признакам. Однако клянется, что сердечный приступ и стал причиной смерти. Тело уже кремировали, провести экспертизу не выйдет.

Скрипнув зубами, Разумовский неотрывно смотрел на Савелия. Прекрасно понимая значение этого взгляда, слуга глубоко вздохнул. В дворянских кругах после смерти кого-то из рода редко проводят экспертизу. Тут вроде бы жутких нарушений нет. Да вот только супругу боярыни, определенно, не поздоровится.

— Что по мужу? — вторя мыслям слуги, поинтересовался Игорь.

— В Ростове проживает в арендованном доме. Деловые связи ни с кем не поддерживает, — тотчас сообщил Савелий. — Два с половиной месяца назад прилетел из Москвы, но постоянно там не живет. Откуда и когда прибыл в столицу, сведений не имеется, — заметив угрожающий прищур, быстро продолжил: — Дворянин Потемкин Егор Николаевич, пятидесяти трех лет от роду, урожденный житель Камчатки. Сорок лет назад в результате цунами его родной город Северо-Курильск был полностью уничтожен. Из членов рода Потемкиных уцелел лишь тринадцатилетний Егор. Имущества либо денег у рода не осталось. Когда, куда он перебрался жить, а также источник доходов в настоящее время — пока не установили. Ни в чем предосудительном в юном возрасте не замечен, в имперских сводках по преступникам на сегодняшний день не числится. Сотрудники продолжают работать. Данные скоро будут.

— Не спускать с Потемкина глаз, — отрывисто бросил князь. — Подключай любого, кого посчитаешь нужным. Я должен знать о нем все.

— Слушаюсь, господин, — невозмутимо сообщил Савелий.

* * *

Несколькими часами ранее

Проснувшись, я долго лежала с закрытыми глазами. Прислушавшись к своему телу, поняла — боли нет. Какое восхитительное ощущение, когда ничего не болит!

Медленно подняла веки. Царящий в помещении полумрак не вызвал привычной рези в глазах. Неужто удалось так быстро избавиться от гадости в крови? Вонючий напиток архитектора помог или регенерация включилась на полную? Впрочем, без разницы. Главное — больше нет боли.

И как я умудрилась в такой кошмар вляпаться? До сих пор для меня это тайна за семью печатями.

Испытывая вполне понятную слабость, с предосторожностями села. Одеяльце съехало с груди и открыло моему взору мужскую пижаму. Архитектор постарался? Когда успел? Ничего не помню.

Удивленно хмыкнув, неторопливо осмотрелась. Диван стоял подле панорамного окна в поистине гигантской современной кухне-столовой. Убедившись в отсутствии архитектора, перевела взгляд в окно. Опять сумерки. Сколько же я проспала?

«Краснопольский живет в высотке? — подумала, рассматривая силуэт многоэтажного дома с черными провалами окон. А потом мысли заметались встревоженными птичками: — Как там близняшки? Плачут ведь, маленькие. Что делает Катя? А с бизнесом как? Не снял ли с рудника свою охрану разобиженный князь Южный? — и в бессчетный раз: — Почему никто не пришел на помощь?!»

В отношении старшего Разумовского я не испытывала иллюзий. Возможно, он и правда ко мне что-то чувствовал. Да вот только… Зачем красивому, облеченному огромной властью мужчине чужая жена? Свободных красавиц — вагон с маленькой тележкой. Погрустил да и утешился с очередной. В ту самую настоящую любовь, о которой мечтает каждая девочка, я больше не верила.

А вот Катю с Василием считала семьей. На них надеялась. Неужто ошибалась?

Почему, ну почему единственная подруга не забила тревогу? Разве я по своей воле оставила бы так надолго семью? Ну да, мы с ней не особо откровенничали, но поступки-то говорят гораздо больше слов. Всегда же старалась быть рядом, поддерживала. Отчего такое безразличие?

Душу болезненно царапали острые коготки разочарования. По щекам впервые за последние месяцы покатились слезы. Я попала в беду, но никто, никто не помог.

Ладно, юная девочка растерялась. Но Василий-то! Вот как такой опытный воин мог с ходу поверить в тот бред, что насочинял в сообщении Потемкин?! «Муж» мне зачитывал текст. Я в жизни бы не поверила! Неужто этот мир настолько отличается?! Обида на людей, которых считала близкими, камнем легла на сердце.

Да, я совершила фееричную глупость, выйдя замуж за первого встречного. Но старалась все исправить. Два немыслимо тяжелых месяца думала о роде и стояла на своем: отказывалась подписывать треклятые документы на продажу месторождения, не передавала права главы рода, тянула время. Искренне верила — воины ищут. Надеялась, что вот-вот дверь распахнется, и меня вырвут из лап садиста. Но никто так и не пришел.

В той душной каморке без окон время словно остановилось. Ненависть, боль, а после и ощущение полного бессилия стали моими верными спутниками. В кромешной темноте, корчась от боли на старом матрасе, упрямо стискивала зубы и мысленно твердила: «Я должна вытерпеть».

Теперь думаю: ради чего и кого? Может, это расплата за мою ошибку? Бог его знает, почему я вышла замуж за Потемкина, но за глупость заплатила с лихвой.

«Любящий супруг» круглосуточно накачивал меня наркотиками, воспитывал хлесткими ударами плетью. А еще — вел задушевные беседы. Абсолютно не таясь, практически сразу сообщил, зачем женился: его интересовало только имущество Изотовых, а также власть главы боярского рода. Женщин супруг презирал.

И, надо признать, довольно красноречиво объяснял свою позицию. По его исключительно правильному мнению, слабый пол — низшие существа, созданные лишь для удовлетворения мужских потребностей. Мы, женщины, не имеем права мыслить иначе, поступать так, как хочется, обязаны следовать воле высшего творения — мужчины.

Потемкин… Воспоминания об этой мрази вызвали привычный гнев. В первый же день он нацепил на мои запястья мощные артефакты. Эфир стал полностью недоступен. Естественно, снять блокираторы силы я периодически пыталась, только без толку.

Что может сделать едва живая женщина с физически сильным мужчиной? Увы, немногое. Один-единственный раз удалось ногтями оцарапать ненавистно лицо да укусить до крови за руку.

После этого «дражайший супруг» стал намного осторожнее: предусмотрительно включал яркий свет, а после подходил с плеткой. Безуспешно пытаясь избежать хлестких ударов, я отползала, инстинктивно закрывалась руками от режущего глаза света и своего мучителя.

Затем следовал быстрый укол. Часть тела для введения отравы муженек не выбирал. Главное, чтобы наркотик попал в тело. Ну а после Егор вальяжно садился на стул и очень внимательно наблюдал.

Смертельно опасное вещество действовало на меня своеобразно. Не только разум, но и весь организм сопротивлялся. Это было мучительно больно. Практически так же, как при ломке. Хотя нет, при отмене наркотика все же гораздо хуже.

Эти два месяца мерзавец буквально упивался моими страданиями. Порой казалось, Потемкину не так уж и нужна моя подпись на документах. Ему просто нравилось смотреть на мучения.

Я окончательно не сошла с ума чудом, не иначе. Но проваливаясь от мучительной боли в спасительное полузабытье, нередко видела красочные галлюцинации. Среди прочего бреда часто мерещился один и тот же гигантский орел.

Сетуя на артефакты-блокираторы, которые высасывают из него силу, орел ворчал, но одновременно и поддерживал: говорил, что я не одна и обязательно справлюсь. Он, дух рода бояр Изотовых, поможет в меру сил, а я должна непременно продолжать в себя верить.

Ни о каких «духах рода» в памяти моей предшественницы информации не нашлось. Похоже, столь экстравагантным способом мой разум пытался защититься от насилия.

Тот судьбоносный день ничем не отличался от других. Привычно помучив ярким светом, исхлестав плетью и дав наркотик, Потемкин уселся на полюбившийся стул.

— Подпишешь документы? — в стотысячный раз лениво поинтересовался муж.

Переждав очередной виток боли, выдохнула:

— Нет.

— Раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — он деланно огорченно вздохнул. — Ты не оставляешь мне выбора, жена, — подавшись вперед, мерзопакостно улыбнулся. — Видишь ли, я действительно был добр к тебе. Не хотел портить репутацию рода Изотовых, — помолчав, садист пристально вгляделся в мое лицо, затем проникновенным голосом поинтересовался: — Слышала о «Пороке», дражайшая супруга? — заметив промелькнувшую тень испуга в моих глазах, многозначительно усмехнулся: — Приятно иметь дело с образованным человеком.

От очередного приступа боли я неосознанно сжалась в комочек, а сердце обдал холодом липкий страх неизвестности. Что урод еще задумал?

Меж тем, посидев с глубокомысленным видом, Потемкин спокойно сообщил:

— Сегодня я дал тебе последнюю дозу. Если продолжишь упорствовать, не выполнишь мою такую пустячную просьбу, следующая инъекция будет «Пороком». Не надейся, сам я к тебе не прикоснусь, — он брезгливо поморщился, а после буднично начал делиться жуткими планами: — Отвезу тебя днем в центр города. Поищешь себе половых партнеров, — заметив на моем лице гримасу отвращения, невозмутимо добавил: — Выглядишь ты не очень, конечно, но желающие найдутся. Бродяги те же. Они, знаешь ли, не особо разборчивы. А тут голая, жаждущая секса баба сама лезет, — выждав пару мгновений, язвительно усмехнулся и тоном уверенного человека продолжил: — Предварительно побеспокоюсь о том, чтобы за твоими сексуальными развлечениями наблюдали юные Лиза с Сашей и, естественно, журналисты. Куда ж без них! Такое грандиозное событие не должно пройти незамеченным.

— Тебе-то какой с этого прок? — в моем голосе отчетливо слышалась лютая ненависть.

— Милая, ты беспокоишься обо мне? — мужчина обаятельно улыбнулся. — Не о том думаешь. Я решу свои проблемы, будь уверена. А вот твоему роду придет конец. Может, хоть раз вспомнишь о сестренках? Из-за тебя девочки станут изгоями. Уже вижу заголовки новостей: «Глава рода — наркоманка!», «Секс боярыни с бродягами в центре города!».

— Тварь, — сорвался с губ тихий стон. А затем очередная спираль боли выкинула из реальности.

Медленно возвращаясь из пучины страданий, привычно ощутила жадный взгляд маньяка и с трудом расслышала «заботливый» голос:

— Пока с твоими сестрами ничего не случилось. Живут малышки в полном неведении о своем крайне печальном будущем. Хочешь удостовериться, что с ними все в порядке?

Надежда на спасение вспыхнула мгновенно, на короткий миг заслонив боль. О, если бы он дал мне возможность пообщаться хоть с кем-то!

— Пожалуй, разрешу тебе поговорить по телефону со своим Василием. Вдруг это поможет принять правильное решение? — поразительно беззаботно поведал Потемкин. Не веря своему счастью, я превратилась в слух. Выдержав долгую паузу, мучитель с усмешкой добавил: — Сделаешь глупость — сразу же отправишься искать себе партнера по сексу. Гляди-ка, — подняв руку, привлек внимание.

С трудом сфокусировавшись, посмотрела на маленький пластиковый тюбик с иглой. Аккуратно держа его меж пальцев, супруг продемонстрировал перекатывающуюся в нем жидкость. В том, что это «Порок», сомнений не возникло.

В прошлый раз я выпила с ним чай. Прекрасно помню, что испытывала. А если эта дрянь сразу попадет в кровь? Ладошки мгновенно вспотели от страха.

— Здесь три дозы. Обслужить парочку вонючих бродяг успеешь, но после однозначно сдохнешь, — безэмоционально сообщил садист. — Ну и? — демонстративно поднял телефон другой рукой, а потом поднес его к наркотику.

Сволочь!

В твердости намерений «дражайшего супруга» я была абсолютно уверена. Садист, конечно же, сейчас забавлялся, но он не даст мне ни малейшего шанса. Скажу хоть одно лишнее слово, и все. А так, может, что-то узнаю.

— Звони, — выдохнула я.

Ухмыльнувшись, Потемкин встал, медленно подошел, постоял, словно в раздумьях, а после резко сел рядом на тонкий матрас. Желание ударить его сильно-сильно и бежать было почти нестерпимо. Но лишь крепче сжала кулаки. Бесполезно, даже до двери не доковыляю — поймает. Пробовала.

Когда рука садиста легла на плечо, я вздрогнула. Не от иглы, легонько прикоснувшейся к артерии на шее. И не от страха. От отвращения. Сейчас просто предупреждение: не делай глупостей, сдохнешь. Позор ляжет на твое имя и род.

Егор набрал номер и, смотря мне в глаза, приложил телефон к уху. Я крепче стиснула кулачки. Ненавижу тварь!

Услышав прозвучавший из динамика спокойный голос Василия, с трудом сдержала порыв закричать: «Спаси!» Но что я могу сказать с иглой у шеи? Продумывая каждое слово, попыталась донести до слуги, что не все у меня в порядке. Да вот только услышал ли, поняли ли?

Прервав такой короткий разговор, Потемкин убил мою последнюю надежду на помощь всего одной фразой:

— Вот можешь же быть умницей, — убрав иглу от шеи, мило улыбнулся. Встав, неспешно подошел к двери и сухо обронил: — У тебя четыре дня на раздумья.

Щелчок выключателя, звук закрывающегося замка.

Благословенная темнота принесла немного облегчения моим воспаленным глазам. Я поджала колени к груди, легла на тощий матрасик. А вдруг случится чудо, и меня все же спасут?

Никто не пришел.

Адские муки от отмены наркотика все реже прерывались галлюцинациями. Однажды, то ли в бреду, то ли наяву, увидела знакомые очертания орла. Тот уже не топорщил храбро перья. «Гордый птиц» смотрел с тревогой. Впившись в меня золотыми глазами, он заявил: я должна остановить себе сердце, иного выхода нет.

— Не хочу. Я не самоубийца. Это самая большая глупость. Лишь пока жива, есть шанс что-то изменить, — криво улыбаясь, втолковывала неразумному.

— Я не говорю о настоящей смерти! — рассердился тот. — К тебе все сложнее пробиваться. Подумай, как на время стать мертвой! — сообщил и истаял.

Последняя фраза моего персонального глюка накрепко отпечаталась в памяти. В промежутках между лавинами боли воспаленный разум принялся напряженно искать решение. Иного выхода действительно не было.

А я ведь знаю, как умереть на время!

Артефакты глушили силу, не позволяли выбрасывать ее наружу, регенерация практически на нуле. Можно попробовать использовать технику расслабления. Направить эфир из каналов прямиком к сердцу. Медведи ведь впадают в спячку. Фактически это не смерть — сон.

Не откладывая дело в долгий ящик, попыталась расслабить сердце. Получалось из рук вон плохо. Но, судя по всему, раз я жива, мои титанические усилия увенчались успехом.

Услышав громкое урчание в пустом животе, грустно усмехнулась. Когда я ела-то? Потемкин последние дни меня не кормил.

За окном наступал рассвет. Медленно встав с дивана, направилась в обеденную зону. Увы, слабость никто не отменял. Дойдя до стола, тяжело упала на стул и откинулась на спинку. Пока переводила дух, внимательно осмотрела столешницу. Кроме большой кружки-термоса, ничего не наблюдалось. Протянув руку, подтянула к себе емкость. С трудом отвинтила крышку и мгновенно почувствовала пряный запах наваристого бульона.

Еда!

Вцепившись в кружку, сделала пару маленьких глотков. Боже, как же хорошо-то! Старательно заставляла себя не выпить все залпом, продолжила утолять голод.

— О, проснулась наконец-то, — внезапно послышался ворчливый голос Краснопольского. — И еду свою нашла, — добавил мужчина с усмешкой.

Деловито пройдя мимо меня в одних семейных трусах, Назар открыл холодильник. Я машинально зажмурилась, ожидая боли от даже такого неяркого освещения, но она не появилась. Посидев пару мгновений, осторожно приоткрыла веки.

Взяв жестяную баночку, архитектор ногой захлопнул дверцу. Затем, подойдя к столу, уселся напротив и требовательно произнес:

— Рассказывай.

— Мне нужен твой телефон, — тихо, но твердо заявила в ответ.

(обратно)

Глава 10

Усмехнувшись, Краснопольский сделал большой глоток из баночки, затем с тихим стукомпоставил ее на стол. Неторопливо откинувшись на спинку стула, скользнул по моему лицу изучающим взглядом. Не выказывая тревоги, я не спешила нарушать тишину. В том, что сейчас состоится важный разговор, сомнений не было.

— Ты наркоманка, боярыня, — ледяным тоном внезапно произнес человек императора. — Один мой звонок, и тебя либо заберет муж, либо растерзают репортеры. А может, и все вместе, — выдержав многозначительную паузу, неожиданно мягко продолжил: — Только мне этого не нужно. Наоборот, хочу помочь попавшей в беду девочке, — заметив явный скепсис в моем взоре, Назар сокрушенно вздохнул. — Вот что с людьми недоверие-то делает! — нарочито огорченно покачал головой. — Ты ведь мучилась, но не просила дозу, притом люто боялась встретиться с мужем. Я же не дурак, Софья, — он добродушно хмыкнул. — Наверняка на иглу тебя посадил супруг. Моя настойка не помогла бы человеку, не желающему справиться с зависимостью. Все же очевидно: ты попала в беду, — немного подавшись вперед, тихонько добавил: — Расскажи мне. Мы обязательно найдем выход. Понимаю, тогда, на дороге я тебя испугал. Напился как сволочь и сел за руль. До сих пор чувствую вину. Вот видишь, совсем ничего не утаиваю, а ты не доверяешь, — грустно улыбнувшись, посмотрел на меня кристально честным взглядом.

Врет, гаденыш. Зачем же я ему нужна-то?

Задумчиво повертела в руках кружку, а потом резко подняла голову и посмотрела мужчине в глаза.

— Да ладно тебе, архитектор, — мой голос звучал абсолютно спокойно. Заметив, как Краснопольский нахмурился, пояснила: — Когда один человек помогает другому, он делает это, в первую очередь, для себя. И не пой про чувство вины и прочее, — демонстративно поморщилась, а затем поинтересовалась: — Ты сам-то давно слез с наркотиков?

— Откуда такие выводы? — спросил Назар удивленно. Однако в его взоре отчетливо промелькнул испуг.

— Так и я не дура, — усмехнулась, не отводя взгляда. — Ты отлично знаешь симптоматику ломки, свободно пользуешься сленгом наркоманов, умеешь готовить крайне специфичный напиток. Еще и ингредиенты для него дома держишь, — заметив, что мужчина собрался возразить, остановила его небрежным жестом. — Вот только не надо говорить, что императорский архитектор обязан знать такие вещи или что у тебя кто-то из близких употреблял, — прищурившись, холодно уточнила: — Прежде чем вести конструктивный диалог, объясни свои мотивы.

— Cколько тебе лет, девочка? — изумленно пробормотал собеседник. — Точно восемнадцать?

Тихонько хмыкнув, невозмутимо промолвила:

— В данном случае возраст не играет роли. Я — глава древнего боярского рода, — скупо улыбнулась. — Нам будет проще договориться, если расскажешь, чего ты реально хочешь.

— Хм-м… — Краснопольский повернулся к окну.

Наблюдая вместе с ним, как еще робкие солнечные лучи отбрасывают блики на стекла соседней многоэтажки, я молча ждала.

Спустя время, все также не глядя на меня, Назар неожиданно сказал:

— После того случая я наводил справки, — повернувшись, невозмутимо продолжил: — Я помогу тебе сохранить репутацию и выбраться из гнусной истории, а ты поможешь мне.

— И чем же я могу помочь? — поинтересовалась невозмутимо.

— О-о-о, многим, — мечтательно протянул мужчина, а потом внезапно посерьезнел. — Во дворце ползет шепоток, что следующим императором станет светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский. Правда или нет, время покажет, — задумчиво глянув на жестянку, неспешно ее отодвинул. Поставил локти на стол, переплел у подбородка длинные пальцы. — Как уже сказал, я наводил о тебе справки, — он выразительно пошевелил бровями. — Ты девочка красивая и, правда, очень умная. Я же предпочитаю не упускать возможностей, — усмехнулся. — У тебя есть все шансы стать любимой фавориткой князя. А в постели женщины способны убеждать и самых несговорчивых мужчин. Даже если Игорь Владимирович не сядет на трон, перспективы открываются шикарные, — счастливо вздохнув, вновь широко улыбнулся. — Видишь ли, человек я амбициозный. Но, сама понимаешь, без препятствий на пути к цели никак, — огорченно поцокал языком. — Я стал личным архитектором его императорского величества, но этого крайне мало, — взгляд мужчины заледенел. — Моя цель — ресурсы и власть. От тебя-то всего и потребуется оказывать мне содействие.

Обалдеть! Из лап садиста прямиком попала в руки шантажиста!

— Меня сейчас юридически не существует, — напомнила, печально покачав головой. — Сначала надо этот вопрос решить. А ты позвонить не даешь, — посетовала и неожиданно поинтересовалась: — У тебя кофе есть?

— Конечно есть. Даже больше скажу: я его отменно варю! — Краснопольский подмигнул. Встав из-за стола, выразительно обронил: — Рад, что мы друг друга поняли. Пойду переоденусь, — добавил, мельком глянув на свои семейники.

Насвистывая незатейливый мотивчик, Назар неторопливо вышел из помещения. А я, медленно поднявшись со стула, постояла пару минут — слабость, конечно, еще присутствовала, но головокружения, слава богу, не было — и, не делая резких движений, подошла к окну.

Остановившись у гигантского затемненного стекла, посмотрела на теперь уже четкий силуэт соседней высотки. Похоже, квартира архитектора находилась чуть ли не под самой крышей.

Что ж мне так не везет-то? Хотя, с другой стороны, есть и плюсы. Этому я нужна живой и здоровой.

Не отводя взора от окна, принялась закатывать длинные рукава пижамы. Такое нехитрое дело помогало размышлять. Идти на поводу у шантажиста, естественно, не собиралась.

Решение пришло внезапно и оказалось таким простым! Однако для воплощения замысла нужно хоть немного времени: слабость давала о себе знать. А вдруг в самый неподходящий момент потеряю сознание? Да и надо еще кое-что прояснить. Оставлять даже малый шанс вымогателю нельзя ни в коем случае.

Прекрасно помня, как лихо архитектор вначале вел поединок с Михаилом, иллюзий я не питала. Потому и не собиралась применять к нему ни одну из боевых техник из своего скудного арсенала. Открыто конфликтовать — самоубийство. Человек императора даже пьяный крайне опасен. И если бы в тот злополучный день Краснопольский был трезвым, то и для младшего Разумовского все могло сложиться иначе.

Анализируя ситуацию, заметила вернувшегося Назара. Легкий спортивный костюм довольно отчетливо обрисовывал его жилистое тело. В руке архитектор держал мобильный.

Если у него нет фото или видео, крайне удивлюсь.

Демонстрируя полное отсутствие сил, сделала пару неуверенных шагов от окна. С трудом опустилась на диван, подтянула к себе подушку. Обняв ее, вопросительно посмотрела на направляющегося ко мне мужчину.

Плюхнувшись рядом, он с досадой покачал головой.

— Что ж ты слабенькая-то такая, — пробормотал сокрушенно. — Сейчас сварю кофе. А пока полюбуйся картинками, — разблокировав телефон, сунул мне его в руку и быстро встал.

Я медленно пролистала фотографии. М-да, шантажисты в любых мирах действуют по схожим схемам. Вполне ожидаемо архитектор наснимал меня во время ломки. Фотографии получились качественные и весьма красноречивые.

Не моргнув и глазом, спокойно положила телефон на колени.

— А видео нет? — поинтересовалась c показным сожалением.

— Обижаешь, — отозвался стоящий около плиты Назар, не прекращая молоть ручной мельницей кофе. — И видео есть, и фоток еще куча. Все в рабочем компе, — усмехнувшись, добавил: — Империя бережет мои секреты. Излишне же дальше объяснять?

— Разумеется, — отозвалась, устраиваясь поудобнее.

— Приятно иметь дело с юным, но таким мудрым человеком, — с искренним восхищением сообщил он. — Сонечка, ты не нервничай. Это просто страховка. Поверь, у нас с тобой большое будущее! — провозгласил пафосно и вновь отвернулся к плите.

Одарив спину архитектора ледяным взглядом, натянула на себя мягкое одеялко. Не потому что замерзла. Под ним отчего-то было спокойнее. В моем плане имелись здоровенные бреши, но всего не предугадаешь. Придется набраться терпения и ждать дальнейшего развития событий.

Вскорости по воздуху поплыл умопомрачительный аромат. Налив кофе в изящную чашечку, Краснопольский подошел ко мне. Присел на корточки перед диваном и протянул напиток.

— Все готово, моя королева, — прошептал тоном заговорщика.

Далеко идущие у тебя планы, господин архитектор. Похоже, ты метишь ни много ни мало прямиком в «серые кардиналы». Да вот только нам, определенно, не по пути.

Осторожно взяв чашку из тончайшего фарфора, пригубила напиток: крепко и сладко. Такой кофе я не любила, но сейчас лучше и не придумать. Одобрительно кивнув, принялась пить маленькими глоточками.

Понаблюдав за мной пару мгновений, Назар переместился на диван. Уселся близко-близко, взял свой телефон. Задумчиво листая контакты, неожиданно сказал:

— По-хорошему, нужно звонить прямо князю. Но, с другой стороны, есть нюансы. Разумовский — мужик очень непростой. Неплохо бы вначале заручиться поддержкой близкого ему человека. Может, позвонить Савелию? Он и устроит вам встречу. Что думаешь?

Что думаешь, что думаешь… Отдай мне весь компромат, вызови Василия и забудь о моем существовании, вот что я думаю!

Сделав очередной глоточек, осуждающе посмотрела на мужчину.

— Учитывай, как я выгляжу. В гроб краше клали, — хмурясь, неодобрительно поджала губы. — Какой князь? Зачем Савелий? Не лучше ли позвонить моему слуге Василию? Он приедет, заберет меня. Оклемаюсь, приведу себя в нормальный вид, а после уже можно и с князем встречаться.

Я не рассчитывала получить согласие, но попробовать стоило. Ну а вдруг?

— У меня нет номера твоего слуги, а вот князя Южного и его «правой руки» — есть, — многозначительно сообщил Назар.

— Увы, и я не помню, — тяжко вздохнула, мысленно коря себя за забывчивость. — Но ты же можешь узнать.

— Могу, но не буду. Не вижу смысла звонить твоему Василию или затягивать вашу встречу с князем, — твердо произнес Краснопольский. — Разумовский быстренько решит все проблемы: и юридически воскресит, и с супругом твоим разберется. Ну а внешний вид, — он цепким взглядом прошелся по мне. — Восставшие из гроба и не выглядят иначе. О твоем бурном прошлом уже и не скажешь. Бледная хрупкая девочка вызовет у Южного желание защитить. Объяснишь — был сердечный приступ, впала в кому, врачи не разобрались, в итоге определили в покойницы. Мужа не любишь, думаешь только о князе. Дальше сориентируешься по ситуации. Долго с сексом мужика не маринуй. Не в твоих интересах, — помолчав, кивнул своим мыслям и добавил уверенно: — Звоню Воронцову.

Быстро выбрав нужный контакт, нажал на вызов и приложил мобильный к уху. Через несколько мгновений тоном делового человека произнес:

— Доброе утро, Савелий. Краснопольский беспокоит, — выслушав ответ невидимого собеседника, продолжил: — У меня есть важная информация относительно боярыни Софьи Изотовой. Нам необходимо срочно встретиться.

Бережно держа чашечку с кофе, я внимательно наблюдала за лицом архитектора, пока тот слушал ответ слуги князя. Но что говорил Савелий, как ни старалась, разобрать не могла.

— Да хоть под утро. Обещаю, сведения того стоят. Будет гораздо лучше, если вы приедете ко мне домой, — меж тем хладнокровно сказал Назар. — Адрес знаете? — выдержав короткую паузу, обронил: — Тогда до встречи.

Нажав на отбой, Краснопольский внимательно посмотрел на меня. А затем, неожиданно подмигнув, откинулся на спинку дивана. Заложил руки за голову, устремил взор к потолку и, не скрывая удовольствия, тихо сказал:

— Савелий очень заинтересовался. Сейчас он за пределами Ростова, вернется либо поздно вечером, либо глубокой ночью. Обещал сразу же приехать. У нас целый день на подготовку! Надо заказать тебе одежду: эротичное бельишко, строгий костюмчик. Идеальное получится сочетание. И еще немного тебя полечить, заодно и план продумать тщательнее.

Пропустив мимо ушей информацию о составлении планов, акцентировала внимание на времени приезда Савелия и… лечении.

— Снова пить твою гадость?

— Не так уж и плох напиток, — нарочито обиженно буркнул Назар. Затем внезапно рассмеялся. — Вру, мерзость редкостная. Но у меня есть кое-что поинтереснее. Давай, пей кофе, покажу, чем будешь лечиться.

Не торопясь, допила уже совсем остывший напиток. В принципе, Краснопольский прав: откладывать встречу с князем особого смысла нет. Я в любом случае собиралась обращаться к нему за помощью. Игорь Владимирович действительно может с легкостью решить мои проблемы. Вопрос: что предложить взамен? Просить-то я хотела не только о юридическом возвращении к жизни.

По поводу Назара, в данный момент мечтательно улыбающегося, особой тревоги не испытывала. Он, хоть и планирует меня использовать на полную катушку, но зла пока не причинил. Напротив, сильно помог.

Если все пойдет так, как нужно, то архитектор останется жив и даже здоров. Шантажист Краснопольский — это не садист Потемкин.

Вспомнив о супруге, скрипнула зубами. Егор Николаевич Потемкин должен отправиться прямиком в ад. Там ему самое место.

(обратно)

Глава 11 Катя

Проснувшись ранним утром, Катя некоторое время просто бесцельно смотрела в потолок. Сегодня вновь предстоит тяжелый день. Не физически — морально. После пропажи Сони жизнь юной дворянки менялась с устрашающей скоростью. Ее постоянно ставили перед выбором. Даже вчера в городской администрации без него не обошлось.

Вначале ничего не предвещало неприятных сюрпризов. В одном из кабинетов Катя долго заполняла анкеты. Потом миловидная сотрудница провела ее в другой. В этом полутемном, даже, можно сказать, таинственном помещении угрюмый мужчина проверил наличие вассальной клятвы, данной главе рода бояр Изотовых.

По просьбе служащего девушка приложила ладонь к идеально отполированной небольшой плитке турина. Пару долгих мгновений ничего не происходило. Однако не успела Катя начать беспокоиться, как по артефакту забегали фиолетово-сиреневые всполохи. Она убрала руку, и всполохи тотчас погасли.

Сделав отметку в большой книге, мужчина заполнил очередной бланк. Протянув его девушке, буркнул, что сейчас ей нужно в кабинет номер три. Дескать, там начальство. Но провожать не станет, ибо жутко занят.

Поплутав по бесчисленным коридорам, Катенька наконец-то обнаружила нужную табличку с цифрой три. Тихонько постучав, робко вошла в стильно обставленное помещение. Строгая женщина в очках и с чопорным пучком на голове сидела за столом и что-то сосредоточенно писала.

— Добрый день, — внезапно осевшим голосом поприветствовала Катя чиновницу.

Мельком глянув поверх очков на визитера, та продолжила писать. Немного помявшись у порога, юная дворянка подошла к столу и с уважением произнесла:

— Меня зовут Екатерина Юрьевна Тимирязева. Я вассал рода Изотовых. Оформляю опеку над юными боярынями Александрой и Елизаветой Изотовыми.

Оторвавшись от бумаг, хозяйка кабинета пристально посмотрела на рыжеволосую посетительницу.

— Присаживайтесь, — предложила неожиданно доброжелательным тоном. — Давайте ваши документы.

Усевшись на один из стульев, Катя протянула чиновнице исписанные листы. Та внимательно с ними ознакомилась, а потом, сняв очки, потерла двумя пальцами переносицу.

— Тамара Прокофьевна, начальник отделения опеки, — представилась женщина, вновь возвращая очки на место. — У вас действительно есть право на опеку, Екатерина Юрьевна. Однако не хватает пары документов.

— Каких? — быстро поинтересовалась Катя.

— Первый — согласие Елизаветы и Александры Изотовых на то, чтобы вы стали их опекуном.

— С этим проблем не возникнет, — уверенно сообщила девушка.

— Отлично, — кивнула Тамара Прокофьевна. Открыв один из ящиков стола, достала два листа с напечатанным текстом. — Это бланки согласия. Боярыням их надо подписать.

— Хорошо, — Катя кивнула. — А какой еще документ нужен?

— Судя по возрасту, вы можете являться ученицей старших классов. Для получения опеки вам необходимо предоставить справку, что не проходите обучение в школе.

— Но я же учусь, — растерянно захлопала ресницами претендентка на опеку. — Глупость какая. При чем тут моя учеба в школе?

— Правила есть правила. Если вы не хотите получить отказ, необходимо предоставить положенные документы, — тяжко вздохнула Тамара Прокофьевна.

— И что же делать? — спросила, широко распахнув глаза, девушка.

— Я вижу только два варианта, — спустя паузу, промолвила чиновница. — Либо вы заберете документы из школы и принесете справку, либо не претендуете на опеку, — заметив, как юная дворянка нахмурилась, неторопливо поправила очки. — Мне жаль, но закон есть закон, — добавила безапелляционно.

— Когда нужно принести согласия и справку? — тихо поинтересовалась Катя.

— По утвержденному министерством графику послезавтра утром я рассматриваю документы на право опеки. Следующая дата — через две недели. Сами решайте.

— Если я принесу их завтра, то могу рассчитывать на получение опеки?

— Нет, — качнула головой начальница. Заметив недоумение на лице девушки, пояснила: — Документы я рассмотрю. А вот вынесу ли решение о том, что именно вы получите опеку, сейчас не скажу. Возможно, появятся иные претенденты. Я оцениваю каждого. Может, ни один не подойдет. В таком случае заботу о боярынях возьмет на себя Российская Империя.

— Кошмар! — неверяще пробормотала Катя. — То есть даже если я брошу школу, то не факт, что получу опеку?

— Правила есть правила, — торжественно повторила чиновница. — Отделение опеки подчиняется напрямую Министерству образования. Алгоритм работы, а также требования к соискателям составлены сотрудниками Министерства. Мы действуем только в интересах детей.

— Оно и видно, — тихо сказала Екатерина.

— Вы еще юны, — проникновенно произнесла женщина. — Дети — огромная ответственность. Скоро у девочек начнется переходный возраст, будет очень тяжело. Нужно ли вам такое бремя? Мне кажется, для сестер гораздо лучше, если над ними возьмет опеку человек постарше. Подумайте. Родите своих, успеете нанянчиться.

— Лиза и Саша моя семья, — просто сказала Катя, поднимаясь.

— Что ж, приносите документы, я их обязательно рассмотрю, — вздохнув, произнесла Тамара Прокофьевна. — Но настоятельно рекомендую хорошо подумать.

— Спасибо. Всего доброго, — учтиво попрощалась юная дворянка.

Лежа в постели, она вновь и вновь прокручивала в голове разговор с чиновницей. Тревога за судьбу девочек не отпускала. Но Катя за малышек была готова биться до конца, и в правильности этого решения не сомневалось ни мгновения.

Наряду с беспокойством о близняшках, Катерина день и ночь думала о том, что предала Софью. Эти мрачные мысли разъедали душу, словно кислота. Да, вассальная клятва в случае реального предательства не позволила бы ей жить. Но все же…

Встав с кровати, рыжеволосая девушка надела джинсы, футболку. Стараясь раньше времени не разбудить девочек, тихонько вышла в общую комнату. Бесшумно дошла до одной из закрытых дверей. Помешкав пару мгновений, несильно толкнула створку.

В спальне Сони ничего не изменилось. По молчаливой договоренности с Надеждой все осталось как раньше. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Катя бесцельно прошлась по комнате.

«Так странно, — отмечая вроде бы незначительные детали, думала девушка, — Сони больше нет, но вещи хранят о ней память. Вон заколка, позабытая на рабочем столе. Рядом любимая ручка. Открытая на восьмой главе книга с карандашными пометками на полях…»

Сглотнув ком в горле, Катя стерла ладошкой навернувшиеся слезы. Медленно отойдя от стола, остановилась напротив настенной полочки и, печально улыбаясь, окинула взглядом многочисленные статуэтки.

Увлечение игрушечными мифическими животными глава рода Изотовых не афишировала. Кате порой даже казалось, что подруга стесняется такого хобби. Тем не менее домочадцы знали, насколько трепетно Сонечка относится к своим фигуркам.

Юная дворянка взяла маленького белоснежного единорожика. Забавная вещица на ощупь казалась теплой. Впервые так пристально рассматривая статуэтку, девушка удивленно качнула головой. Изумительная, филигранная работа. Осторожно вернув фигурку на место, Катя грустно осмотрела спальню.

Внезапно запредельная тоска, словно тисками, сдавила сердце. Девушке на мгновение почудилось — сейчас дверь откроется, и войдет Соня. Улыбнется, скажет: «Все поправимо». Слабый огонек надежды упрямо тлел и не желал затухать, душа отчего-то верила — Сонечка жива. Да вот только разум твердил обратное: глава рода никогда не зайдет в свою спальню.

И она, Екатерина Тимирязева, которая считала себя лучшей подругой, виновна в ее смерти.

Катя не верила, что Соня могла спонтанно выйти замуж и уехать развлекаться. Вассальная клятва, данная лично главе рода, наделяла девушку многими обязанностями, но и возможностями тоже. Она имела полное право отдать приказ о поисках боярыни. Подчинился бы даже Василий. Однако этого не сделала. Вначале ужасно растерялась, еще и запугала саму себя надуманными проблемами, а после предпочла оставить решение за опытным слугой рода.

— Софья Сергеевна, в первую очередь, наша госпожа. И если поступила так, а не иначе, мы должны подчиниться. Развернув поиск, можем невольно нанести удар по репутации рода. Не накручивай ни себя, ни других: боярыня не пропала без вести. Ждем ее возвращения, — сказал он тогда.

Юная дворянка подчинилась. И дальше, эти бесконечно долгие месяцы, полные тревог и слез в подушку, Катерина покорно слушалась отца своего возлюбленного. В отсутствие главы, привилегированный слуга полностью взял на себя бразды правления родом.

У Софьи имелось множество разных знакомых, партнеров по бизнесу и даже союзников. О внезапно пропавшей «с радаров» боярыне тревожились, личному помощнику главы рода постоянно звонили. Однако, выполняя наказ Василия, Катерина изо дня в день повторяла как попугай: «Все вопросы, связанные с бизнесом, уполномочен обсуждать лишь Василий Юрьевич. Иных комментариев не будет».

Это по распоряжению Фролова-старшего она на вопросы учителей и учеников твердила одно и то же: «С Соней все в порядке. Большего сказать не могу, вассальная клятва». После фразы «вассальная клятва» одноклассники расспросами донимать переставали. Вскорости уже весь «Эверест» знал: с боярыней Изотовой «все в порядке». Даже если и имелись сомнения, Катерине их не озвучивали.

После смерти подруги Катя по-прежнему продолжала слушаться Василия. В его действиях по отношению к роду ничего плохого не было. Напротив, старший Фролов искренне болел и душой, и сердцем за род Изотовых. Да вот только едва голова касалась подушки, к девушке приходили одни и те же мысли.

Предала. Своим слабоволием убила Соню.

Страшные слова вновь набатом зазвучали в голове. Сжав виски ладошками, Катенька села прямо на пол.

Слезы душили, грозили пролиться водопадом. Тихонько заскулив, она обняла колени и уткнулась в них лицом. Проклиная себя и горько плача, убитая горем девушка истово просила у подруги прощения.

Вскорости слезы иссякли. Прижавшись щекой к острой коленке, Катя невидящим взглядом смотрела на полочку с фигурками животных. В душе царила гулкая пустота.

«Ошиблась? Все ошибаются. Сделай выводы и иди дальше. Жизнь — это путь», — внезапно вспомнились давным-давно вскользь оброненные Соней слова.

Катя уже и не помнила, когда и по какому поводу их сказала подруга. Однако именно сейчас предельно четко поняла, о чем та говорила. Боярыня всегда принимала самостоятельные решения. Впрочем, и несла за них ответственность. Соня жила не чужим, а своим умом. Не боялась совершать ошибки.

— Я все поняла, — прошептала непонятно кому юная дворянка.

Медленно встала, осторожно выглянула из-за двери. Близняшек в общей комнате не увидела. Облегченно вздохнув, прошмыгнула к себе и принялась собираться.

Сегодня вместе с девочками планировалось ехать в школу. Василий вчера сказал, что с опекой тянуть нельзя, и Катя была с ним полностью согласна. Однако не из-за желания Фролова-старшего она заберет документы. Ей самой так хочется.

Катенька решила впредь не жить по чужой указке и не прятаться за спины других. Она станет действовать так, как считает правильным.

(обратно)

Глава 12

Одетые в школьную форму, с тщательно заплетенными косами близняшки завтракали в кухне. Рядом привычно находилась экономка. Зорко поглядывая на девочек, женщина вновь что-то готовила.

По правилам юные боярыни должны были есть в столовой. Но Софья ввела другие традиции: основным местом трапезы стала кухня. В доме Изотовых все оставалось ровно так же, как при Сонечке. И это не просто дань памяти, так домочадцам привычнее, уютнее.

— Доброе утро, — поприветствовала Катерина, входя в кухню.

— Доброе утро, — в один голос отозвались сестры, рассматривая одетую в темно-синий брючный костюм девушку.

Приветливо кивнув юной дворянке, Надежда не стала задавать ненужных вопросов. Она все прекрасно знала и понимала.

— Катенька, что желаете на завтрак? Есть овсяная каша с фруктами, омлет, оладьи со сметаной, — заботливо поинтересовалась экономка.

Сев за большой стол, Катя положила рядом какие-то бланки и ручку. Посмотрев на сытых девочек, лениво пьющих чай, улыбнулась.

— Пожалуй, омлет, — ответила тихо.

— Сейчас будет, — откликнулась Надежда и захлопотала у плиты. Через пару мгновений перед юной дворянкой стояла белоснежная тарелка с пышным омлетом. — Приятного аппетита, — ласково произнесла экономка. — Боярыни, может, что-то еще желаете? — забирая пустые чашки со стола, добавила с материнской заботой.

— Нет, — синхронно помотали головами Лиза с Сашей. Не торопясь уходить, они с интересом поглядывали то на Катю, то на лежащие рядом с ней документы.

Быстро управившись с завтраком, Катерина кивком поблагодарила Надежду. Дождавшись, когда та уберет со стола посуду, взглянула на наблюдающих за ней близняшек.

— Девочки, вы действительно хотите идти в школу? Можете побыть дома, — предложила с непритворной заботой. Дети отрицательно качнули головами.

— Дома сидеть еще хуже, — вздохнув, призналась Александра.

— Почему ты не в школьной форме? — встревоженно поинтересовалась Елизавета.

— И что это за бумаги? — вторя сестре, задала вопрос Саша.

— В школу я больше ходить не буду. Иначе мне откажут в опеке, — не видя смысла обманывать, призналась Катя. — Сейчас поеду с вами, заберу свои документы, а после в администрацию. А бумаги… Это бланки согласия. Если не возражаете, чтобы я стала вашим опекуном, вам обеим их надо подписать.

Быстро переглянувшись, близняшки синхронно опустили глаза на белоснежную скатерть.

— Что-то не так? Вы не хотите? — мигом встревожилась Катерина.

— Мы тебя очень любим, — тихонько произнесла Лиза. Саша молча кивнула, подтверждая слова сестры. — И не хотим портить тебе жизнь.

Положив бумаги на стол, Катенька быстро встала. Подойдя сзади к девочкам, обняла их за худенькие плечики.

— Глупышки, — шепнула с нежностью. — Ничего вы не портите. Я вас очень-очень люблю. Для меня честь заботиться о вас, — на мгновение примолкла и добавила: — Так же, как делала ваша старшая сестра.

Хмурясь и сопя, девочки смотрели то друг на друга, то на стол. Неожиданно Лиза спросила:

— А кроме тебя и мужа Сони, кто-то еще может над нами взять опеку? Потемкин нам очень не понравился, а тебя любим. Замуж не выйдешь, школу должна из-за нас бросать, — сумбурно выдала не по годам умная девочка.

Катя медленно убрала руки с плеч близняшек. Переведя взгляд в окно, она напряженно размышляла. Соня относилась к сестрам как к равным, просто менее опытным: не пыталась им заменить мать, но была старшим другом. Катерина решила поступать так же.

— Да. Дворяне, равные вам по статусу или выше, — произнесла девушка. — В Южном княжестве боярских родов достаточно. Вполне вероятно, многие захотели бы взять над вами опеку, — девочки резко повернулись, их глаза загорелись энтузиазмом, а Катя с досадой поджала губы. — Только, скорее всего, представителям этих родов интересны не вы, а имущество Изотовых. Помните об этом, — глубоко вдохнув, задумчиво добавила: — Можно доверять только княжескому роду Разумовских. Светлейший князь Игорь Владимирович очень достойный человек. Он всегда оказывал помощь Софье. Но если у вас есть я, зачем на кого-то возлагать дополнительные обязанности? Князь и так крайне занятой человек, на вас у него просто нет времени. Да и неправильно это, когда есть семья, — помолчав, Катя тихо продолжила: — Мне сегодня необходимо сдать документы в органы опеки, тогда завтра их рассмотрят. Если не успею, может случиться всякое, — выдержав паузу, твердо закончила: — Боюсь, вам придется выбирать только между мной, Потемкиным и государственной опекой.

Все так же сидя полуобернувшись, девочки смотрели на Катеньку, которая впервые не смущалась, не краснела, а говорила очень уверенно. Это было в диковинку.

— Что такое государственная опека? — хмурясь, поинтересовалась Лиза.

— Заботу о вас возьмет на себя Российская империя. И уже не получится жить прежней жизнью: не будет «Эвереста» и школьных друзей, тренировок с Никитой, занятий конным спортом. До совершеннолетия вас поместят в закрытый пансионат. Я смогу приезжать лишь изредка, — не утаивая правду, сообщила Катя. — Как и Соня, я хочу для вас нормального детства в родном доме, в кругу близких людей. Претендовать на опеку — мое осознанное решение. Теперь вам обеим предстоит сделать выбор.

— Где надо подписать? — синхронно произнесли девочки.

Напряженно прислушивающаяся к разговору Надежда облегченно вздохнула. С благодарностью посмотрев на поразительно спокойную Катю, вновь занялась своими делами.

Переложив бланки поближе к близняшкам, юная вассал рода объяснила, где необходимо поставить подписи. Убедившись, что все сделано правильно, взяла заполненные листы.

— Теперь надеваем куртки, берем рюкзаки и на выход. Пора ехать, — сказала с улыбкой.

Согласно кивнув, девочки шустро встали, поблагодарили экономку за завтрак и в сопровождении Катеньки вышли в холл. Надев верхнюю одежду и прихватив школьные рюкзаки, чинно покинули дом. Следуя за ними, Катя неторопливо пошла по тропинке.

Возле калитки стояли два автомобиля: на одном ездил Ярослав, на втором — Василий.

Предупредительно открыв заднюю дверцу боярыням, Ярослав проследил, как девочки устраиваются на сиденье. Фролов-старший стоял чуть поодаль и невозмутимо молчал.

— Василий, вы можете ехать, — сказала девушка. — Ярослав отвезет нас в школу, съездит со мной в администрацию, а после вернется за боярынями.

Удивленно хмыкнув, слуга рода коротко поклонился и сухо промолвил:

— Как скажете, Катерина.

Кивнув мужчине, юная дворянка уверенно села на переднее пассажирское сиденье. Через пару мгновений Ярослав занял водительское место, завел двигатель. Машина плавно тронулась и неторопливо поехала в сторону школы.

Беспрестанно хмурясь, Катенька о чем-то думала, девочки тихонько перешептывались, а телохранитель все чаще бросал внимательные взгляды в боковое зеркало. Заехав на территорию школы, воин припарковался на стоянке и, заглушив двигатель, тихо сказал:

— Практически от самого дома за нами ехала машина Потемкина.

— Ты уверен? Что будем делать? — встревоженно прошептала Катенька.

— Ярослав, Катя, что случилось? — тотчас послышался с заднего сиденья напряженный голос Лизы.

— Мы должны знать, — вторя сестре, быстро сказала Саша.

Нахмурившись, телохранитель внимательно посмотрел на Катерину, затем на встревоженных девочек.

— Боярыни, за нами следовал автомобиль Егора Николаевича Потемкина. Мы заехали на территорию школы, он проехал дальше, — доложил воин.

— Ну так проехал же, — угрюмо пробормотала Саша.

— Вполне может вернуться. Зайти в школу и захотеть с вами пообщаться, — пояснил Ярослав. — Если не желаете с ним разговаривать, то, полагаю, вам лучше поехать домой.

— Совсем не желаем, — быстро глянув на сестру, сообщила за двоих Лиза. — Только Егор Николаевич и к нам в дом заходит, — напомнила девочка.

— Вы правы, боярыня, — согласно кивнул воин. — Пока у вас нет опекуна, никто не запретит ему приходить. Но дома я рядом, и плохому случиться не позволю.

— В школе элитная охрана, учителя, — напряженным тоном сообщила Катя и многозначительно посмотрела на Ярослава.

Тот отлично понял, о чем умолчала девушка. Даже если Потемкин внезапно сойдет с ума и решит что-то сделать девочкам, его мигом скрутят. Побарабанив по рулю пальцами, мужчина неодобрительно поморщился. Прямой угрозы действительно нет.

Опытному воину после трагической смерти главы рода было гораздо спокойнее, когда девочки постоянно находились у него на виду. Однако неправильно идти вместе с ними на уроки. С Софьей Сергеевной подобное уже проходили. Боярыня категорически возражала присутствию телохранителя в школе.

— Давайте поступим так, — наконец решил он. — Екатерина сейчас пойдет в администрацию, я вас провожу к учебному корпусу. Если вдруг Егор Николаевич вернется и захочет с вами пообщаться, то все диалоги с ним только в присутствии педагогов. Не окажется их рядом — не стесняйтесь, зовите охрану.

— Зачем девочек пугаешь? — укоризненно качнула головой Катя.

— Мы давно не маленькие, — серьезно сообщила Саша. — И нечего тут бояться.

Ярослав одобрительно кивнул юным боярыням. А затем достал из нагрудного кармана кольцо-артефакт. Его прежде носила Софья Сергеевна. Эта вещь единственная после смерти хозяйки покинула ее комнату.

— Это артефакт, — демонстрируя малышкам кольцо, пояснил телохранитель. — Благодаря нему я буду знать точное местоположение и состояние здоровья того, кто носит. Кто из вас наденет?

Малышки переглянулись. В их глазах и на лицах читалась глубокая печаль: они с первого взгляда узнали колечко сестры.

— Саша, — спустя долгую паузу безапелляционно заявила Лиза. — Она вечно куда-то попадает, а я от нее не отхожу. Ты не волнуйся, мы поняли, — добавила серьезно.

— Хорошо, — кивнул телохранитель. Передав кольцо Саше, проследил, как малышка надела его на пальчик. Заметив широко распахнувшиеся от удивления глаза девочки, пояснил: — Оно подстроилось под твой размер. Сейчас расслабься. Второе кольцо у меня, им надо синхронизироваться, — Александра откинулась на спинку сиденья, глубоко вздохнула. — Если вдруг что-то случится, сразу звоните, договорились?

— Да, — ответила за обеих Лиза. Глянув на сестру, любующуюся колечком, перевела взор на Ярослава, затем на Катю: — На уроки уже пора. Пойдемте?

— Только вы должны пообещать, что будете максимально осторожны, — подумав, строго произнесла Катя. — Егор Николаевич не внушает мне доверия, — не стала она лукавить.

— Катенька, — Лиза дотронулась ладошкой до плеча девушки. — Мы даже из корпуса на улицу не будем выходить! Не тревожься, — малышка мило улыбнулась.

Пару мгновений помолчав, юная вассал рода Изотовых решительно сказала:

— Идем, — и первой покинула салон автомобиля. Не мешкая, девочки последовали ее примеру.

Проводив взглядом направляющихся к корпусам младших классов близняшек с Ярославом, девушка тяжко вздохнула. Вроде бы и особого повода для столь сильного беспокойства нет, но на сердце почему-то тревожно.

Уговаривая себя, что это просто нервы, Катя зашла в администрацию. Пройдя привычным маршрутом, на миг задержалась у двери в кабинет директора, а потом решительно вошла.

Светловолосая женщина-секретарь печатала на компьютере. Увидев Катю, она печально покачала головой. Конечно же, в школе знали о смерти главы рода Изотовых.

— Доброе утро. Я хочу забрать свои документы. Еще мне нужна справка, что в «Эвересте» больше не учусь.

— Справка для опеки? — c искренним сочувствием поинтересовалась осведомленная секретарь.

— Все верно, — грустно улыбнулась девушка.

— Катерина, вы присаживайтесь. Через пятнадцать минут будет готово, — скупо сообщила женщина и, быстро встав из-за стола, вышла из кабинета.

Девушка не стала пользоваться приглашением. Осталась стоять, задумчиво глядя в окно. Ничего примечательного там, конечно, не имелось. То же одинокое дерево и деревянная лавочка на изогнутых ножках.

Кате было очень грустно расставаться с «Эверестом» и жаль долгожданного диплома. Но на кону судьба девочек. Катя верила — для юных боярынь Потемкин во сто крат хуже, чем перспектива оказаться в закрытом пансионате.

— Ваши документы, — внезапно прозвучал деловитый голос секретаря. Подойдя к Катерине, женщина протянула плотную бумажную папку. — Справка в администрацию прикреплена к первой странице. Если надумаете вернуться, приходите. Удачи вам, — добавила с неподдельной искренностью.

— Спасибо, — тихо отозвалась девушка. — Всего доброго, — быстро попрощалась и, не оглядываясь, покинула кабинет.

Выйдя из администрации теперь уже бывшей школы, уверенно направилась к автомобилю. Села на переднее пассажирское сиденье, повернулась к Ярославу.

— Боярынь проводил. Передал их прямо в руки классной, обещала за ними присмотреть. В школе знают о несчастье, — доложил тот. — Едем в администрацию?

— Да, — кивнула Катя. — Думаю, быстро управлюсь. Там всего-то документы сдать, — пояснила хмурому мужчине.

Ярослав сурово поджал губы и завел двигатель. Внимательно оглядев парковку, не увидел ничего подозрительного. Однако душу тревожили сомнения. Неспроста ведь Потемкин ехал следом. Что затеял? Конечно, в обиду боярынь в «Эвересте» не дадут, но напугать или расстроить девочек ушлый вдовец может.

«Что если он… Нет. Вряд ли, — Ярослав отрицательно качнул головой, в очередной раз прогоняя назойливые мысли. — Надо быстро все сделать и сразу же вернуться», — решил мужчина, нажимая на педаль газа.

(обратно)

Глава 13

Немного ранее

Выйдя из дверей до смерти надоевшего арендованного домишки, Егор Николаевич уселся за руль своего серого неприметного седана. Завел двигатель и поехал по тихому проулку. Долго простояв на светофоре, довольно агрессивно, настойчиво сигналя особо настырным лихачам, вклинился в плотный поток машин.

Обожженная, а после еще и замороженная противными девчонками нога болела, однако откладывать важное дело категорически нельзя. С графиком рассмотрения заявлений вдовец предусмотрительно ознакомился на сайте администрации и во что бы то ни стало собирался именно сегодня получить вожделенное согласие боярынь на опеку.

По дороге к дому Изотовых Потемкин встретил автомобиль с Ярославом за рулем и сидящей рядом рыжей девчонкой. На заднем сиденье вроде бы маячили детские головы. Не раздумывая, быстро развернулся в ближайшем проулке и, не приближаясь, поехал следом.

Он видел, как Ярослав заехал на территорию «Эвереста» и благоразумно проехал мимо. Мошенник не был уверен, что близняшки отправились на уроки. Но застать их одних, без вездесущих слуг, попытаться обязан. Если не получится, то, конечно, придется ехать к ним домой.

Предусмотрительно сделав огромный крюк, Егор неспешно вернулся к школе. Мысли мужчины занимали исключительно две маленькие девочки. Они обязаны подписать сегодня документы!

Остановившись возле шлагбаума, преграждающего въезд на территорию, аферист надменно посмотрел на приближающегося охранника. А едва тот подошел к автомобилю, опустил стекло и вальяжно поинтересовался:

— Кто тут у вас занимается воспитательной работой в младших классах?

— Заместитель директора Валентина Степановна Тепликова, — невозмутимо сообщил охранник.

— Она на месте?

— Да. Если желаете с ней побеседовать, паркуйте автомобиль, — воин указал на небольшую парковку справа от шлагбаума, — и пройдемте со мной.

— А внутрь я заехать не могу? — раздраженно поинтересовался Потемкин.

— Нет, — охранник качнул головой и пояснил: — Автомобиль отсутствует в списке транспорта, которому въезд разрешен.

Поморщившись, Егор молча закрыл окно. Немного сдав назад, заехал на асфальтированную площадку, заглушил двигатель, вышел из машины и осмотрелся. Чуть правее возвышалось здание из красного кирпича, глухим фасадом с единственной дверью оно частично заменяло кованый забор.

— Прошу следовать за мной, — проговорил подошедший охранник. Не дожидаясь ответа, он широкими шагами быстро преодолел расстояние до кирпичного здания, уверенно распахнул дверь и жестом пригласил визитера войти.

Прихрамывая и морщась от болезненных ощущений в ноге, мошенник направился к открытой двери. Неторопливо зайдя внутрь, остановился у длинной стойки. В глубине виднелись крепкие спины троих мужчин, сидящих за мониторами.

«Ого, как тут все серьезно! Наверняка и по территории охрана ходит», — отметил Потемкин, удивленно хмыкнув.

Меж тем, деловито зайдя за стройку, охранник сказал:

— Встаньте в желтый квадрат. Я должен удостовериться, что у вас нет специфических артефактов, оружия или запрещенных веществ.

Глянув под ноги, Потемкин озадаченно нахмурился. Прямо у носков его туфель пол начал светиться приятным желтым светом. Егор уверенно шагнул вперед. Он не боялся, ничего из перечисленного у него с собой не было.

— Теперь прошу показать ваше водительское удостоверение либо иной документ, удостоверяющий личность, — по-прежнему невозмутимо произнес школьный охранник.

Демонстративно медленно аферист достал из кармана осеннего полупальто пластиковую карточку и положил ее на стойку. Охранник начал вносить данные в компьютер, а Егор с едва заметным ехидством поинтересовался:

— «Эверест» на осадном положении? С чего такие предосторожности-то?

— С этого учебного года подобные меры безопасности введены во всех школах Южного княжества. Распоряжение Министерства образования, — сухо сообщил охранник, возвращая Потемкину удостоверение. — Сейчас пройдите по коридору налево, выйдите из здания, наш сотрудник сопроводит вас к Валентине Степановне.

Не обращая более внимания на охранника, Егор, ощутимо припадая на правую ногу, прошел по узкому коридорчику и толкнул металлическую дверь.

— Доброе утро, — поприветствовал его высокий мужчина в униформе. — Прошу следовать за мной.

Не удостоив даже словом, аферист смерил охранника надменным взглядом. Но тот не выказал ни тени недовольства. Развернулся и неторопливо пошел по дорожке, ведущейк одному из школьных корпусов. Сердито раздувая ноздри, Потемкин поковылял следом.

Вскорости мужчины вошли в здание начальной школы. Уверенно пройдя по пустынному коридору, сотрудник охраны остановился подле одной из многочисленных дверей. Дождавшись, когда приблизится все сильнее хромающий Потемкин, постучал, затем открыл дверь и доложил:

— Валентина Степановна, к вам посетитель.

— Пусть войдет, — послышался в ответ приятный женский голос.

Сделав шаг в сторону, воин освободил проход:

— Прошу.

Войдя в кабинет, Егор увидел сидящую за рабочим столом женщину и мгновенно натянул маску скорби.

— Светлого утра, Валентина Степановна, — печально произнес «безутешный вдовец».

— Здравствуете, — доброжелательно откликнулась Тепликова. — Присаживайтесь, — указав посетителю на удобное кресло, дождалась, пока тот сядет, и вежливо поинтересовалась: — С кем имею честь?..

— Дворянин Егор Николаевич Потемкин, — с достоинством представился аферист. Тяжко вздохнув, добавил: — Супруг безвременно ушедшей боярыни Софьи Сергеевны Изотовой, — многозначительно замолчав, печально посмотрел на женщину.

— Мы знаем о несчастье, — тихо произнесла та. — Чем я могу вам помочь? Проблемы с Сашей и Лизой?

— Понимаете, сложилась довольно сложная ситуация, — Егор примолк, как если бы подбирал слова. — Дело в том, что Сонечка, — мошенник снова вздохнул, — перед смертью тяжело болела. Она хотела, чтобы я позаботился о сестричках. Это была ее последняя воля, — прошептал едва слышно и изобразил на лице страдание.

Быстро встав, Валентина Степановна взяла с маленького круглого столика графин, наполнила стакан водой и, приблизившись к «безутешному вдовцу», тихонько сказала:

— Понимаю ваше горе. Искренне скорблю вместе с вами, — протянув стакан мужчине, посмотрела на того с глубокой печалью.

Делая вид, что собирается взять воду, маг разума плотно обхватил пальцы женщины. Неотрывно глядя в глаза, зашептал:

— Мне нужна ваша помощь. Я столкнулся с вопиющей несправедливостью. Есть отвратительные люди, желающие завладеть имуществом Саши и Лизы, — услышав слова вдовца, заместитель директора тревожно ойкнула, а Егор, методично воздействуя на женщину своей уникальной силой, продолжил шептать нужные слова: — Девочек настраивают против меня, не позволяют общаться. Боюсь, малышки меня теперь не могут. А ведь мы даже не разговаривали толком, — он сокрушенно покачал головой, не прекращая отслеживать реакцию Тепликовой. Удостоверившись, что она прониклась к нему сочувствием, немного повысил голос: — Выполняя волю умершей супруги, я должен взять опеку над девочками. Сегодня последний день, когда можно подать документы в администрацию. Потом я просто не успею. Негодяи завладеют имуществом рода. Помогите исполнить волю Сонечки! Позовите девочек, они безотлагательно должны дать согласие на опеку. Иначе будет беда.

Не отводя взора от вдовца и не делая попытки убрать ладошку из-под его руки, Валентина Степановна несколько долгих мгновений стояла молча. Затем тихо ответила:

— Вы поразительный человек. Такой чуткий и заботливый. Конечно же, я вам помогу, — она мягко улыбнулась.

Продолжая смотреть в полные обожания и непритворного восторга глаза, Потемкин направил очередную, четко выверенную порцию силы. А потом, плавно убрав руку, взял стакан.

Валентина Степановна быстро достала мобильный. Набрав нужный номер, твердо произнесла:

— Василиса Егоровна, пришлите ко мне прямо сейчас боярынь Изотовых, — послушав собеседника, мягким тоном пояснила: — Нет. Ничего не случилось. Вы же знаете, у девочек в семье горе. Я обязана с ними поговорить, — через пару мгновений удовлетворенно улыбнулась. — Отлично. Жду, — нажав на отбой связи, положила мобильный на стол и пояснила: — У сестер урок литературы. Педагог их сейчас сама приведет.

Поднявшись, Потемкин, поставил стакан на столешницу. Словно ненароком прикоснувшись к запястью Тепликовой, проникновенно сказал:

— Сонечка отзывалась о вас очень хорошо и была бы рада узнать, что не ошиблась.

Взрослая, замужняя женщина смущенно порозовела и потупилась, будто юная школьница. Ей внезапно и очень сильно понравился бывший супруг боярыни Изотовой. Понравился как мужчина. За все двадцать восемь лет брака она подобного припомнить не могла.

Между тем, не выпуская руку пытающейся совладать с порочными желаниями хозяйки кабинета, Егор многозначительно произнес:

— Сашу и Лизу настроили против меня. Боюсь даже представить их реакцию на мое присутствие.

— Встаньте слева от двери, — заговорщицки подмигнула заместитель директора. — Сразу девочки вас не увидят, а после разберемся, — добавила уверенно.

Легонько коснувшись губами ее запястья, «безутешный вдовец» нарочито медленно отпустил руку смотрящей на него с откровенным вожделением женщины. Обворожительно улыбнувшись, Потемкин отошел к двери.

Донельзя смущенная Валентина Степановна села за стол. Не поднимая на него глаз, покраснела и принялась судорожно перекладывать документы.

«Делов-то, — мысленно хмыкнул Егор. — Все бабы одинаковы. Вызвать жалость, желание помочь, затем сексуальное желание — и готова. Только моя «супружница» тварь непокорная, — предусмотрительно отведя взор от своей жертвы, зло блеснул глазами. — Ну ничего. Сдохла гадина. А остальные всегда подчинялись, — вновь посмотрев на Тепликову, мило той улыбнулся. Видя, как женщина от его улыбки затаила дыхание, а после снова зашуршала листами, едва заметно усмехнулся. — К вечеру очухается, будет перед мужем скакать да виновато в глаза заглядывать. Ненавижу сучек».

Неожиданно послышался робкий стук, и дверь отворилась, скрыв от Потемкина посетителей. Мгновенно насторожившись, маг разума превратился в слух.

— Валентина Степановна, боярыни Изотовы, — услышал он женский голос. — Девочки, проходите. Если я не нужна, пойду на урок. Ученики одни.

— Здравствуйте, Валентина Степановна! — синхронно выпалили юные боярыни, приближаясь к столу.

Затаив дыхание, аферист наблюдал за тем, как, Тепликова кивком отпустила сопровождающего детей педагога. Дверь тихо закрылась.

— Здравствуйте, девочки. Садитесь. У меня к вам серьезный разговор, — пригласила заместитель директора.

Неотрывно глядя на учениц, устраивающихся в креслах, она усиленно избегала смотреть на стоящего возле стены мужчину. Ей очень хотелось помочь симпатичному вдовцу, но одновременно она жутко сердилась на себя за крайне непристойные фантазии в его отношении.

— Дорогие мои, понимаю, вам сейчас тяжело, — с непритворной печалью произнесла Тепликова. — Тем не менее Елизавета, — повернулась к девочке, сидящей слева, затем перевела взор на вторую, — Александра, вы уже достаточно взрослые и, я уверена, вправе знать о последней воле вашей сестренки. Софья хотела, чтобы над вами взял опеку ее супруг Егор Николаевич Потемкин.

— Нет, — качнула головой Лиза. — Соня не могла этого хотеть. Мы же Потемкина совсем не знаем, и он нам не нравится.

— Лизонька, ты очень умная девочка, — Валентина Степановна улыбнулась с подкупающей добротой. — Вероятно, вы с ним просто не общались? Мне он показался весьма достойным человеком.

— А нам нет, — сурово сдвинув бровки, твердо ответила Лиза. Смотрящая исподлобья на педагога Саша согласно кивнула.

— О чем вы с ним разговаривали? — корректно поинтересовалась Тепликова. — Егор Николаевич вам сказал или сделал что-то плохое?

Быстро переглянувшись, сестры синхронно пожали плечами.

— Да мы и не разговаривали, — неохотно призналась Лиза. — Просто сразу не понравился, — пояснила тихо.

— А я имела честь с ним беседовать, — улыбнулась женщина. — Уверена, вы измените мнение, когда пообщаетесь.

— И о чем нам говорить? — грозно прищурилась Саша. — В опекуны мы его не хотим! О нас есть кому заботиться.

— Это он вам сказал о последней воле Сони? — подавшись вперед, прозорливо поинтересовалась Лиза.

Валентина Степановна бросила взгляд поверх голов девочек. Верно его истолковав, Потемкин, стараясь не хромать, максимально быстро подошел к креслу Елизаветы. Аккуратно положил ладонь ей на голову и мягко произнес:

— Ты права, Лиза. Это я сообщил о последней воле вашей сестренки и главы рода Изотовых.

Медленно повернувшись, девочка посмотрела на мошенника огромными глазами. Ее сестра так же не отрывала удивленного взора от мужчины.

Потемкин плавно переместил ладонь с головы Лизы на худенькое плечико, едва заметно прикасаясь большим пальцем к обнаженному участку кожи на шее.

— Кто, кроме меня, может знать об этом? — осторожно воздействуя своей силой, вкрадчиво поинтересовался маг разума. — Ваша сестра не пожелала бы вам плохого, — бегло глянув на Сашу, заметил злой прищур. Но, не выказывая раздражения, все так же мягко продолжил: — Лизонька, ты же знаешь, я говорю правду.

Юная боярыня не промолвила ни словечка, по-прежнему пристально смотря на Егора. Тот усилил воздействие и внезапно почувствовал резкий отток сил. Девчонка, определенно, сопротивлялась, сама того не понимая!

— Я хочу, чтобы ты сейчас подписала согласие на опеку, — не разрывая контакта с кожей своенравной жертвы, сообщил Потемкин. Он беспрестанно вливал силу, но та утекала, словно вода сквозь сито. Однако мгновения шли, и в глазах девочки наконец начало появляться нужное выражение. Едва заметно усмехнувшись, маг разума достал из внутреннего кармана сложенные листы бумаги. Вручив их задумчивой Лизе, попросил: — Просто прочти и подпиши. Соня была бы очень рада, — добавил и с легкостью изобразил на побледневшем лице печаль.

Медленно расправив листы, Елизавета положила их на краешек стола. Быстро пробежав по тексту глазами, тихо сказала:

— Писать нечем.

С беспокойством посматривающая на опечаленного, но такого привлекательного вдовца Тепликова протянула девочке ручку. Взяв ее, Лиза несколько долгих, томительных для Егора мгновений сидела недвижимо.

Саша подалась вперед, округлив от удивления глаза.

— Лиз, ты чего? Собралась подписывать? — удивленно поинтересовалась она. — Мы же не хотели!

Почувствовав, как под ладонью напряглось плечико жертвы, маг разума мгновенно усилил воздействие. Получается, нужно обработать еще и вторую упрямицу. Но как такое провернуть, не привлекая внимания? Старательно изображая грусть, аферист лихорадочно искал решение.

— Лизонька, о чем ты думаешь? — ласково поинтересовалась педагог с непритворной заботой.

— Думаю о том, зачем мне это делать, — заторможенно отозвалась Лиза. — Одна часть меня говорит: «Не вздумай!», а вторая просит подписать, — внезапно юная боярыня в нужной графе быстро написала «Согласна» и подставила подпись. А потом сухо поинтересовалась: — Что-то еще?

— Спасибо за доверие, — довольно улыбнулся Потемкин. — Теперь осталось твоей сестричке подписать второй бланк. Но, вижу, она не хочет. Похоже, я ей сильно не нравлюсь, — он демонстративно горько вздохнул. — Вот только не пойму, в чем причина.

Многозначительно глянув на Тепликову, маг разума замолчал. Усиленно изображая печаль, аферист ждал ее слов, даже не сомневаясь в том, что та сейчас бросится ему помогать.

— Сашенька, и правда, почему ты не хочешь, чтобы Егор Николаевич стал опекуном? — ручейком зажурчал встревоженно-заботливый голос педагога. — Лизонька согласилась.

Не отвечая, Саша во все глаза смотрела на самого близкого человека. И не понимала, что с Лизой происходит.

Неожиданно повернув голову к сестре, Елизавета сказала:

— Я уже подписала. Он станет моим опекуном, — протянула близняшке ручку и замерла в ожидании.

Блестящими от эмоций глазами Саша долго-долго смотрела на сестру. А потом встала, взяла у нее ручку, написала на втором бланке «Согласна» и поставила подпись. Затем, повернувшись к Потемкину, твердо заявила:

— Не знаю, что нашло на Лизу, но вы мне по-прежнему не нравитесь.

Убрав руку с плечика крайне задумчивой Елизаветы, Егор забрал бланки. Быстро их просмотрел, аккуратно свернул. Положив драгоценные документы во внутренний карман, встретился с сердитым взглядом Саши. И, ничуть не уступая лучшим артистам, с обидой заметил:

— Ничего плохого я вам никогда не делал. Ни к чему и сейчас не принуждал, Валентина Степановна не даст солгать, — в знак согласия женщина важно кивнула. — Почему я тебе так неприятен? — Егор огорченно вздохнул.

— Потому! — внезапно заявила Саша, смело глядя в глаза мужчине.

— Александра! Как ты себя ведешь? Ты же потомственная дворянка, — строго призвала ученицу к порядку заместитель директора по воспитательной работе.

— Валентина Степановна, мы можем идти? — поднявшись, тихонько спросила Лиза.

— Конечно, — резко сменила гнев на милость Тепликова. — Лиза, с тобой все в порядке? — поинтересовалась с тревогой.

Коротко пожав плечиками, девочка пристально посмотрела на Потемкина, потерев шею в том месте, где его рука касалась кожи.

— Ли-и-из, — шепотом позвала Саша.

— Как и сестре, вы мне не нравитесь! — произнесла громко Елизавета. — До свидания, Валентина Степановна.

Не дожидаясь ответа, взяла близняшку за руку и быстро увлекла ту прочь из кабинета.

— Видите, их серьезно обработали, — проводив девочек взглядом, сокрушенно поджал губы аферист.

Согласно кивнув, Валентина Степановна поинтересовалась:

— Когда назначена комиссия?

— Завтра утром, — выдержав паузу, Потемкин с непритворной тревогой добавил: — Вот, думаю, как там все будет проходить.

— Процедура стандартная, — испытывая нешуточное желание помочь такому интересному мужчине, сообщила педагог. — Придете, подождете, пока вызовут. Если есть другие претенденты, то заходите в кабинет вместе с ними. Начальницу опеки я давно знаю. Тамара Прокофьевна формально задаст пару вопросов и тут же вынесет решение. Уверена, вы получите опеку, — торжественно заявила она.

— Только этого и жду, — едва слышно пробормотал Егор, а потом повысил голос: — Всего вам доброго, Валентина Степановна. Был очень, очень рад знакомству.

— Взаимно, — в который раз смутившись, произнесла женщина. Стоило двери за вдовцом закрыться, откинулась на спинку кресла, зажмурилась и мечтательно протянула: — Какой мужчина-а-а!

(обратно)

Глава 14

Небо хмурилось, свинцовые тучи грозили пролиться дождем. Не обращая внимания на порывы холодного ветра, Ярослав прогуливался возле автомобиля, изредка поглядывая на темно-желтое двухэтажное здание городской администрации. Екатерина у чиновников находилась уже больше часа. Но в этом как раз таки не было ничего странного. На собственном опыте мужчина знал — в государственных учреждениях можно ожидать приема часами. Тревожился он за юных боярынь.

Дождавшись, когда вассал рода Изотовых скроется за дверью администрации, воин сразу же позвонил Василию и доложил о произошедшем: ситуация сложилась нестандартная, хотел посоветоваться.

Выслушав, Фролов-старший деловито сообщил то, что Ярослав и так прекрасно понимал. Угрозы жизни и здоровью боярынь фактически нет. С такой безопасностью, какая сейчас в «Эвересте», насильно увезти ученика нереально, даже просто попытаться причинить физический вред крайне проблематично. Если Потемкин действительно приедет в школу, что сможет сделать девочкам? Ничего.

Кольцо-артефакт на пальце воина исправно работало. Мужчина знал — Саша находится на территории школы, ее здоровье в полном порядке. А случись что-то с Лизой, сестра или педагоги моментально бы сообщили. Однако, вопреки фактам и здравой логике, испытывал сильное беспокойство. Отчего-то при виде Потемкина память всегда с поразительной настойчивостью возвращалась к грязной тайне его собственной семьи.

«Я зря нервничаю. Садистов давным-давно извели, — в который раз успокоил он себя, неосознанно нащупывая под тканью футболки драгоценный артефакт. — Потемкин не похож на мою родню. Обычный хлыщ».

Внезапно на парковку перед администрацией заехал знакомый серый седан, и Ярослав насторожился. Через пару мгновений из автомобиля вышел довольный Егор. Сразу же заметив статную фигуру телохранителя, язвительно ухмыльнулся и направился к входу в здание.

Наблюдательный воин моментально отметил и сильную хромоту вдовца, и то, как демонстративно небрежно тот помахивает прозрачной папкой с документами. Ни на миг не задумываясь, Ярослав быстро пошел следом. Мало ли что случится. Екатерина-то все еще в администрации.

Предусмотрительно отставая от Потемкина, вошел за ним в просторный холл. В уши тотчас ворвался гул раздраженных голосов: посетителей из разных слоев общества сегодня было с избытком.

Не достигнув и середины большущего холла, Ярослав заметил знакомую рыжую шевелюру. Опустив взор к полу и не обращая внимания на ходящих туда-сюда людей, хмурая Катерина торопливо шла к выходу. Движущегося прямо ей навстречу Потемкина девушка не замечала.

Тренированное тело отреагировало молниеносно. За один удар сердца воин рода Изотовых преодолел приличное расстояние. Буквально за несколько мгновений до столкновения он мягко отодвинул Катерину в сторону. Ошарашенная внезапным перемещением девушка изумленно посмотрела на невозмутимого Ярослава, а потом перевела взгляд на язвительно ухмыляющегося Потемкина.

— Добрый день, — машинально поприветствовала она вдовца.

— Знаете, а сегодня день действительно добрый, — глубокомысленно заявил Егор и с насмешкой пояснил: — Боярыни только что дали мне согласие на опеку, — помахав перед лицом девушки папкой с бумагами, неприятно осклабился. В его тоне слышалось неприкрытое злорадство.

— Этого не может быть! — категорично заявила Катя. — Вы лжете!

— Полноте вам, — брезгливо поморщился вдовец. — Наше общение проходило в кабинете Тепликовой. Валентина Степановна присутствовала. При необходимости, педагог подтвердит — боярыни сами так решили, — он удовлетворенно улыбнулся. Затем смерил побледневшую девушку презрительным взглядом и холодно обронил: — Невзирая на все ухищрения, завладеть имуществом боярского рода у вас не выйдет.

Пропустив обидные слова мимо ушей, Катя неверяще смотрела на омерзительно ухмыляющегося мужчину. В ее голове не укладывалось, почему малышки добровольно дали согласие на опеку человеку, который им неприятен. Такого просто быть не могло!

Вокруг так же сновали люди. Занятые своими проблемами посетители совсем не обращали внимания на стоящую посреди холла троицу. Едва заметно сместившись, Ярослав занял наиболее удобную позицию, готовый в любое мгновение защитить вассала рода.

— Вы лжете, — тихонько повторила Катя.

Потемкин нарочито медленно оглядел юную дворянку с ног до головы. Презрительно скривившись, ледяным тоном произнес:

— Ваше мнение, девушка, мне неинтересно. Настоятельно рекомендую собрать вещи и покинуть дом прямо сегодня. Завтра утром я получу опеку. Если ты до этого времени не уберешься, вышвырну за шкирку, — намеренно перейдя на «ты», он угрожающе прищурился.

— Решение еще не вынесено, — гордо вскинула подбородок Катерина. — Не забывайте, я тоже имею право на опеку.

— Как же ты надоела, нищебродка! — зло процедил Потемкин.

Шагнув к Катерине, Егор резко вскинул руку. Да вот только что бы ни собирался сделать — не успел. Ярослав отреагировал молниеносно. Закрыв собой девушку, воин сурово нахмурился.

Шумно выдохнув, Потемкин отвернулся. Спустя несколько томительно долгих мгновений внезапно посмотрел на выглядывающую из-за плеча Ярослава Катю. Не повышая голоса и чеканя слова, произнес:

— Завтра я переезжаю к девочкам. К моему приезду чтобы духу твоего в доме не было.

Демонстрируя, что разговор окончен, Егор широко шагнул в сторону. И столкнулся с полной женщиной. Злобно оскалившись, грубо отодвинул испуганную посетительницу с дороги. Затем, припадая на правую ногу, направился в один из многочисленных коридоров.

— Совсем охамели! — бросила ему вслед женщина. Поджав тонкие губы, разгневанно глянула на спокойного Ярослава и быстренько засеменила по своим делам.

Проводив Потемкина цепким взглядом, воин увлек Катерину к выходу. Подойдя вместе с ней к машине, удостоверился, что юная дворянка удобно села, захлопнул дверцу, сел за руль, завел двигатель и выехал с заполненной автомобилями стоянки.

Аккуратно лавируя в плотном потоке машин, мужчина искоса поглядывал на угрюмую Катеньку. Не спеша обсуждать неприятные новости, он напряженно думал.

В тот момент, когда вдовец попытался схватить девушку, на короткий миг в черных глазах мелькнула та самая сила. Подобный взгляд Ярослав видел не раз и запомнил на всю жизнь: в его семье и мать, и бабка, и дед, и многие родственники до них были треклятыми магами разума. Он — единственный, кто не унаследовал мерзкий дар.

Проклятье рода до седьмого колена. Иначе не скажешь.

Закрывая собой Катерину, воин одновременно желал защитить девушку и окончательно убедиться, что Потемкин — маг разума. Нарочно задев руку вдовца, он не рисковал понапрасну: артефакт мгновенно блокировал воздействие чужой воли. Однако, к удивлению, ничего не произошло, древняя реликвия молчала.

Это озадачило. Да, внешне супруг боярыни не походил на удивительно красивых магов разума. И цвет глаз у него черный, а не прозрачно-голубой, как у матери, бабки и ее близнеца, окончательно спятившего перед смертью садиста. Но Ярослав, без сомнений, во взгляде Егора увидел именно ту силу.

«Может, ущербный?» — мелькнула мысль.

— Я не знаю, что делать, — внезапно произнесла Катерина. — Боюсь, Потемкину действительно дадут опеку. Сегодня начальница опять предлагала подумать, нужно ли мне брать на себя заботу о девочках. Это у нее я просидела так долго, — юная дворянка горько улыбнулась. Пристально посмотрев на мужчину, срывающимся голосом быстро спросила: — Почему девочки передумали? Почему дали ему согласие? Неужто считают меня недостойной? Они ведь и утром не сильно хотели подписывать бумаги.

— Боярыни тепло к вам относятся, — мягко промолвил телохранитель. Глянув на Катю, перевел взор на дорогу. — Думаю, причина в другом, — лавируя среди машин, он говорил тихо, но твердо. — Возможно, растерялись. Маленькие ведь еще. Наверняка сейчас переживают.

Успокаивая девушку, Ярослав теперь не просто догадывался, а знал истинную причину всех бед, свалившихся на род Изотовых. Не зря о магах разума старались последние столетия даже не упоминать. Если появились рядом — жди смертей и черной полосы.

Мало кто сейчас помнил об этих внешне красивых, но удивительно темных душой людях. Точнее, нелюдях. Давным-давно по приказу батюшки императора их истребили под корень. Наделенные силой подчинять себе чужой разум, и мужчины и женщины одинаково упивались властью над людьми: ломали жизни, убивали не задумываясь. И самое страшное — все до единого наслаждались, наблюдая за страданиями своих жертв.

Даже материнская любовь у таких женщин была крайне специфичной. Обосновывая действия исключительно заботой, мать с упоением лупила маленького Ярослава розгами до крови. А когда считала, что чадо недостаточно послушно, применяла силу. Маленький мальчик тотчас превращался в безвольную марионетку. Он подозревал, что и отца она угробила, потому как, кроме имени, ничего о нем не знал. Ну, или мужчина оказался достаточно умным, чтобы сбежать от такой женушки подальше. Фамилию Ярославу дали дедовскую, а тема зятя была в семье Моховых под запретом.

Впрочем, одним сыном мать не ограничивалась. Так же, как и бабка, и дед. Только убеленный сединами красавец-мужчина гораздо хуже контролировал садистские наклонности. Скорее всего, именно поэтому семья из четырех человек не оставалась подолгу на одном месте. Словно кочевники, они переезжали из города в город, а потом из одной глухой деревни в другую.

Тот осенний день, когда их дом на окраине нанайской деревеньки близ Амура вспыхнул факелом, Ярослав помнил очень хорошо. Семилетним пацаном он вместе с нанайцами ловил кету. Ну как ловил: тихонечко сидел в катере да восхищенно наблюдал за сноровисто достающими из большущих сетей сильную серебристую рыбу мужчинами.

Зарево на берегу сразу же привлекло внимание. Полыхал его дом. Мальчик не проронил ни слезинки, а рыбаки, никак не реагируя на пожар, невозмутимо занимались своим делом.

Заполненный рыбой катер вернулся глубокой ночью. Едва Ярослав ступил на глинистый берег, подошла соседка.

— Нэку*, твоих больше нет. Будешь жить у меня, — сказала добрая женщина. Молча кивнув, мальчик пошел за ней.

В чужой семье своим он не стал, но был благодарен за все, что для него делали. Даже дали новую фамилию — Вельды. В сочетании с именем и отчеством звучало довольно странно, но Ярославу нравилось. Ничего общего с настоящим родом иметь не хотелось. За всю взрослую жизнь он всего лишь дважды называл родовую фамилию: когда давал клятву верности главе уже несуществующего рода Троекуровых, а потом — Софье Изотовой. Иначе нельзя, магия бы не приняла.

Став взрослее, понял: местные неспроста его в тот день взяли с собой. Пощадили обычного, доброго мальчишку, спасли ему жизнь. Но остальных «злых пришлых» ее лишили. Мать, бабка и дед сгорели заживо. Прожили маги разума среди добродушных нанайцев всего-то пару лет, но умудрились заслужить жуткую смерть. А внезапный пожар — именно казнь его родственников, Ярослав в этом не сомневался.

На мгновение зажмурившись, воин привычно отогнал воспоминания. Остановившись около дома Изотовых, невозмутимо посмотрел на грустную девушку.

— Я поехал в школу. Заберу боярынь. Василию позвонить или вы сами?

— Сама, — тяжко вздохнула Катя. — Может, вместе придумаем, что теперь делать. Нельзя малышек Потемкину отдавать. Ох, натворили дел, глупышки.

— Не отдадим, — твердо произнес Ярослав.

Как только Катерина вошла в калитку, автомобиль тронулся с места.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, воин рода направился прямиком в кабинет заместителя по воспитательной работе. Хотел встретиться с Валентиной Степановной, возможно, задать пару ничего не значащих вопросов.

После воздействия мага разума неизменно остаются последствия: длительная эйфория, мучительная сексуальная неудовлетворенность, жуткие головные боли, а то и затяжная депрессия. Все зависит от желания нелюдя. Но при этом жертва никогда не понимает, что произошло.

К сожалению, Тепликовой на месте не оказалось. Отойдя от кабинета, Ярослав прислонился широким плечом к стене. Задумчиво разглядывая пустой коридор, вновь принялся размышлять о юных боярынях.

Кольцо не сообщило об изменении состояния здоровья Саши. Значит, Потемкин воздействовал на Лизу. Отчего тогда вторая близняшка подписала документы? Сестринская любовь?

Зачерствевшая за суровые годы нелегкой жизни душа воина дрогнула.

Ярослав был искренне благодарен Софье Сергеевне и скорбел о ее безвременной кончине. Ровно так же, как и остальные воины рода, которым глава рода Изотовых дала шанс. А вот сестры-близнецы запали ему в сердце. За малышек убил бы не раздумывая. Не только из-за клятвы — сам желал их защищать.

Сейчас он отчетливо понимал, каких ужасов могла натерпеться Софья перед смертью. И девочек садисту отдавать был не намерен.

«Не позволю гаду над ними издеваться! Жаль, клятва роду держит», — мужчина зло скрипнул зубами.

Громкая трель звонка сообщила об окончании урока, и одна за другой начали распахиваться двери. В коридор из классов хлынули ученики. Высокий Ярослав издалека увидел боярынь: взявшись за руки, девочки шли к нему с серьезными лицами.

— У нас беда, — приблизившись, тихо сказала Саша. Ухватив покрепче за руку угрюмую близняшку, добавила: — Мы сегодня подписали согласие на опеку Потемкину. На Лизу что-то нашло, а я сестру не брошу.

— Лиза, голова сильно болит? — поинтересовался телохранитель.

— Да, — едва слышно отозвалась та. Посмотрев болезненными глазами на воина, удивленно спросила: — А ты откуда знаешь?

— Бледная очень, — мягко улыбнулся мужчина. — Поехали?

Короткая дорога домой пролетела незаметно. Подъехав к воротам, Ярослав нажал кнопочку на брелоке. Створки начали плавно открываться, а с заднего сиденья неожиданно раздался голос Лизы:

— Мы решили завтра идти с Катей в администрацию, — уверенно произнесла девочка, снова с силой потерев шейку. — Скажем, что только ее хотим в опекуны.

Глядя в зеркало заднего вида, воин молча кивнул. За время пути он то и дело посматривал на боярынь. Конечно же, заметил, как Лиза несколько раз потирала шею. Этот жест Ярославу сказал о многом: маг обязательно должен коснуться кожи жертвы, и девочка неосознанно показывала, куда именно прикасался вдовец.

«Просто сдохнуть — для Потемкина слишком легкая смерть», — хладнокровно подумал тот, чьи родственники все до единого были магами разума.

Нэку* — маленький. Обращение взрослых нанайцев к детям односельчан.

(обратно)

Глава 15

В уютной кухне дома бояр Изотовых за столом сидели двое сосредоточенных мужчин. Перед Василием и Ярославом стояли кружки с давным-давно остывшим чаем. Так и не притронувшись ни к напитку, ни к свежей выпечке, воины не смотрели друг на друга и молчали. Им было, о чем подумать.

Минут пятнадцать назад боярыни закончили подробный рассказ о событиях в кабинете Тепликовой. А также вновь сообщили о готовности завтра идти с Катей в администрацию. Саша выглядела бодрой, а вот Лиза себя откровенно плохо чувствовала — сильно болела голова. С непритворной заботой предложив девочкам отдохнуть, Катерина пошла вместе с ними на второй этаж.

Закончив хлопотать по хозяйству, Надежда села на стул в уголочке, сложив натруженные руки на коленях.

— Никак в толк не возьму, почему Лизонька поддалась Потемкину? — тихо произнесла она. — Знаю же их с малолетства! Слово крепкое. Решили — значит, так и будет. А тут на тебе! Нечисто что-то. Может, их опоили чем в кабинете-то? Вон, Лиза как плохо себя чувствует, — женщина встревоженно перевела взгляд с одного мужчины на другого.

— Никто их ничем не поил, — поморщился Василий. — Маленькие просто еще. Переволновалась боярыня, оттого и голова болит, — он с досадой поджал губы.

— Я должен был пойти сегодня с ними, — сурово сказал Ярослав. Машинально подняв руку к груди, привычно дотронулся до артефакта, скрытого футболкой.

— Ты опять забываешь о том, что Софья Сергеевна категорически возражала присутствию телохранителя в школе. Кроме того, помни о правилах, — сурово глянув на Ярослава, отчитал Василий. — В настоящее время окончательное решение принимает Катерина. Она выслушала и тебя, и боярынь. А после вынесла вердикт: девочки пошли в школу, вы поехали в администрацию. Мы обязаны подчиняться безоговорочно.

— А ты не ошибаешься ли? — поинтересовался Ярослав.

— На что ты намекаешь? — холодно уточнил Фролов. — После замужества Софьи Сергеевны я думал о репутации рода и действовал строго по правилам. Хочешь меня обвинить в ее смерти?!

Ярослав встретился глазами с привилегированным слугой. Выдержав паузу, спокойно произнес:

— Заметь, не я разговор о боярыне начал, — помедлив, не повышая тона продолжил: — Екатерина Юрьевна пока молода и неопытна. Она не привыкла, да и просто не умеет принимать серьезные решения. Понадеялась на тебя, — он примолк на мгновение. — Я общался с Софьей Сергеевной не так уж и долго. Однако даже я понимал, что глава рода Изотовых никогда бы по своей воле так внезапно не исчезла, — выдержав многозначительную паузу, подался вперед: — Ты знал боярыню намного, намного лучше. Да вот только провел поверхностную проверку и успокоился. Как послушный слуга, сидел и ждал. Но при этом довольно умело руководил Катериной и делами рода, — хмыкнув, Ярослав холодно отметил: — С бизнесом-то все в порядке. И с репутацией рода отлично. Глава рода только умерла, — скрипнув зубами, на миг прикрыл глаза. — Сегодня следовало поступить не по правилам. Но мы опять строго их блюдем, — воин откинулся на спинку стула. — Девочки могут серьезно пострадать. Определись уже, кто ты — слуга безмолвный или вправе принимать самостоятельные решения.

Нахмурившись, Надежда внимательно слушала диалог мужчин. Заметив замершую на пороге кухни Катю, женщина тяжко вздохнула. Не вовремя та вернулась.

— Я всегда действовал исключительно в интересах рода! — играя желваками, отрывисто сказал Василий. — Правила на то и существуют, чтобы их соблюдать неукоснительно! Не тебе, воину и простому телохранителю, меня учить, как поступать.

— Но думать-то и озвучивать свои мысли мне не запрещено, — усмехнулся Ярослав. — Ты спросил, я ответил.

— Хотите сказать, все беды из-за меня? — срывающимся голосом поинтересовалась Катя. — Из-за меня умерла Соня? И девочкам плохо из-за меня?! — вздернув подбородок, вассал рода посмотрела на мужчин глазами, полными слез. Через несколько мгновений ее плечи начали подрагивать от сдерживаемых рыданий.

— Слуги и воины не вправе оспаривать решение, даже если оно не по душе. Правила придуманы не просто так. Благодаря им… — начал Василий.

— А ну хватит! — неожиданно прозвучал громкий голос Надежды.

Изумленно смотря на вставшую женщину, присутствующие мгновенно замолчали. Обведя их суровым взглядом, экономка произнесла:

— Вина есть на каждом из нас! — немного постояв, Надежда тяжело опустилась обратно на стул. — Прав ты, Ярослав. Все мы понимали. И не блести глазищами! — повысила голос на нервничающего Василия. — Стал словно индюк напыщенный. «Правила, правила!» Заладил одно и то же, — она неодобрительно покачала головой. — Если всегда следуешь правилам, то почему перед смертью госпожи воинов разом поднял?

Стиснув зубы, Василий тяжело дышал, но молчал. Надежда хлестко ударила по больному. После звонка госпожи он действительно стал действовать не по правилам, а по велению сердца. Да вот только опоздал.

— То-то и оно, — не отводя взора, многозначительно сказала экономка. — Привыкли мы, что госпожа все решала. А беда с ней случилось, что сделали-то? Ничего! Побоялись, как бы чего не вышло. Все тут хороши, — улыбнулась горько. — Нам бы тогда стоило собраться да обсудить ситуацию. Так нет! Переживали одинаково, но молчком. Правила блюли, — огорченно махнула рукой. — А Софьюшка нас семьей своей считала, — с болью тихонько напомнила женщина. Вновь посмотрев на Фролова, с укоризной промолвила: — Ты что ж творишь-то, Василий?! Слуги, господа… Да когда к нам боярыня как к слугам относилась?! — обведя всех строгим взором, сама ответила: — Не было такого!

Отведя взор к окну, слуга рода не находил слов. Катенька низко опустила голову, и даже Ярослав начал чувствовать вину за то, что молчал все это время. Надежда права — виноваты абсолютно все.

— Не выяснять сейчас надобно, кто главнее и виноватее, а стать едиными, — меж тем проникновенно сказала экономка. — Семьей. И не на словах красивых, а на деле, — посмотрев на Катю, устало добавила: — Слезами горю не поможешь. Хватит тебе уже рыдать. Пока Лиза не станет главой рода, как старшая из близнецов, придется, видимо, решение общее выносить. Садись, думать будем. Проблема серьезная.

Шмыгнув носом, Катерина подошла к столу и села между мужчинами. Тяжко вздохнула. Внезапная грозная отповедь Надежды повлияла на всех. Украдкой поглядывая друг на друга, воины больше не пытались выяснять отношения, а Катя просто ждала. Идей у нее пока не имелось.

Прежде Ярослав не собирался озвучивать свои выводы, планировал просто защищать девочек. Телохранитель слишком много знал о магах разума, и пришлось бы объяснять откуда. А рассказывать о семье жутко не хотелось. Однако сейчас понял — скрывать нельзя. Надежда права: одинаково беспокоясь о роде, они и не общаются толком.

— Потемкин — маг разума, — в звенящей тишине отчетливо прозвучал его голос.

— Кто это? — тихонько спросила Катя, украдкой смахнув одинокую слезинку. — Никогда не слышала.

Василий качнул головой и пожал плечами. Он тоже не слышал о таких магах.

Не торопясь отвечать, Ярослав вопросительно посмотрел на экономку. Та самая старшая, выросла в деревне, вполне могла слышать от стариков. В глубинке память о прошлом крепче, чем в суетливом городе.

— Я знаю, — не разочаровав, тихонько сказала Надежда. — Прабабка в детстве рассказывала о жутких людях с силой особой. Жили они лет триста тому назад и волю человека умели себе подчинять. Прикоснулись, и все — любой приказ их жертва исполняет с радостью. За злобу лютую нелюдями их называли, — видимо вспомнив что-то особенно страшное, экономка тихонько ойкнула и прикрыла рот ладошкой, с ужасом глядя на спокойного Ярослава.

Согласно кивнув, тот невозмутимо сказал:

— Все так. Но если быть точнее — магов разума по распоряжению императора уничтожили триста шестнадцать лет назад, — грустно усмехнувшись, добавил: — Да вот только кое-кто выжил.

— Откуда ты про них знаешь, если даже я не слышал? И с чего ты взял, что Потемкин к ним имеет отношение? — поинтересовался Василий.

— Вся моя родня — маги разума, — хладнокровно произнес Ярослав. — После встречи в администрации уверен: вдовец один из этих нелюдей.

— А ты? Ты обладаешь такой силой? — тотчас подался вперед мгновенно собравшийся Василий.

Затаив дыхание, Надежда во все глаза смотрела на воина. Ну не мог он быть одним из тех жутких нелюдей, о каких шепотом да с оглядкой рассказывала прабабка! Слишком добрый и честный.

— Нет, — меж тем невозмутимо ответил Ярослав. — Я единственный, кто не унаследовал проклятый дар.

Удивленно хмыкнув, Фролов изучающе осмотрел подчиненного. Тот не дрогнул.

«Правду говорит, — решил Василий. — Упрямый, своенравный. Если бы умел воздействовать на разум, стал бы сейчас нарываться да слова неприятные кидать? Точно нет. Да и спорить больно любит».

Быстро перебрав в памяти все, что знал о воине, слуга рода расслабился.

— Так вот почему… — нарушил тишину встревоженный голос Кати. — А я не могла понять, отчего тогда на ипподроме так спокойно отпустила Соню! А ведь Потемкин же прикасался ко мне! Руку целовал, — округлив глаза, ошеломленно произнесла девушка. — А Сонечка… Ужасно! Он ее заставил!

Тяжело дыша, она сжала добела кулачки. В душе юной дворянки взметнулась лютая ненависть к вдовцу и боль за подругу.

— Потемкин сегодня воздействовал на Лизу. Оттого у нее голова болит, — сухо сообщил Ярослав. — Думаю, и на заместителя директора. Слишком все гладко.

— Идеи есть? — деловито поинтересовался Василий.

— Хочу завтра не просто сопроводить Катерину и боярынь в администрацию, а зайти с ними в кабинет. Если Потемкин решит применить свою силу, остановлю, — уверенно сообщил воин.

— У тебя какой-то иммунитет? — поинтересовалась Катя.

— Можно и так сказать, — усмехнулся Ярослав. Вытащив из-под футболки древний артефакт, продемонстрировал на ладони. — Это артефакт-блокиратор. Никому передать не могу, но защитить другого — безусловно.

Внимательно разглядывая нежно-сиреневый камень, обточенный в форме когтя медведя, Василий задумчиво произнес:

— Твоя фамилия Вельды. Почему на нанайца не похож? Давно хотел спросить, — он добродушно улыбнулся, однако глаза остались серьезными.

— Нанайцы сожгли дом со всей моей родней. Потом они же меня усыновили и дали новую фамилию, — в тон ему отозвался воин. — О прежней фамилии, статусе и роде я предпочел забыть.

— Извини, — поднял ладони Фролов. Помолчав, признался: — После смерти боярыни я связался с помощником князя Разумовского. Савелий сейчас собирает информацию по Потемкину. Подозреваю, что у того есть покровители. Пока ничего существенного не нашли. Егор словно призрак.

— Комиссия утром, — тихо напомнила о насущной проблеме Катя. — Он непременно придет.

— Раньше времени-то не раскисай, — одернула Надежда. — Ярослав рядом, и нелюдь этот ничего не сможет сотворить, — сообщила тоном уверенного человека. — А потом уж будем действовать по обстоятельствам.

Согласно кивнув, Василий помолчал пару мгновений, а после сурово сдвинул брови:

— Если Потемкину вдруг дадут опеку, то, коли он маг разума, думаю, брак с госпожой через суд реально аннулировать. Надо посоветоваться с юристом, — Фролов задумчиво покрутил чашку с нетронутым чаем.

— Знаешь, где найти-то умного да неболтливого? — уточнила экономка.

— Есть на примете.

— Вот и славно, — тепло улыбнулась женщина. Помолчав, с болью прошептала: — Бедная наша боярыня. Угодила в лапы нелюдя. А мы-то… Эх, — словно разом потеряв весь боевой настрой, она ссутулилась и опустила взор.

Понурив головы, слуги и вассал рода Изотовых сидели молча. За вымытыми до блеска оконными стеклами солнце клонилось к закату. Вина пуще прежнего острыми когтями рвала им душу.

— Погоревали и хватит, — внезапно произнесла Катя. — Василий, Ярослав, — внимательно посмотрела на мужчин, — отныне отходим от правил. Я совсем не понимаю ни в бизнесе, ни в безопасности. Мы обязаны защитить девочек и не дать роду Изотовых увянуть. И хотя Сонечка справлялась одна, главы рода больше нет, а у меня мозгов управлять не хватит. Надежда права: все серьезные вопросы нам стоит обсуждать вместе.

— Принято! — удивительно слаженно отозвались воины.

Экономка встала и вновь принялась за привычные дела по хозяйству. За ее спиной мужчины обменивались информацией и строили планы, время от времени Катя вносила довольно дельные предложения.

«Вот и хорошо. Наконец-то стали общаться как настоящая семья. А то «слуги», «господа», — одобрительно подумала женщина. А потом, вспомнив о госпоже, судорожно сглотнула. — Бедная наша Сонечка. Не уберегли мы боярыню. Не искупить вины!»

Нанайцы* — коренной малочисленный народ Дальнего Востока, проживающий по берегам Амура.

(обратно)

Глава 16

Осматриваясь, я неторопливо шла за Краснопольским по квартире. В новом мире живу не первый год, а бывать в местных высотках пока не доводилось.

Удивление вызвала не шикарная отделка и не огромная площадь множества комнат. В этом квартира ничем не отличалась от привычных элитных московских пентхаусов. Поразила пустота. Во всех помещениях, за исключением хозяйской спальни и кухни-столовой, не было мебели.

— Любишь минимализм? — поинтересовалась, сбавив шаг около распахнутой двери, ведущей в просторную, светлую комнату с тремя большущими окнами. Как и другие, она поражала качественным ремонтом и полным отсутствием обстановки.

— Что? — обернувшись, Назар замер и пару мгновений смотрел удивленно. Затемпроследил взгляд, усмехнулся. — А, ты об этом. Выкинул мебель, — сообщил беспечно. — Квартиру недавно выделила администрация города. Прошлая совсем крошечная. Да и эта не предел мечтаний, но сгодится, — он поморщился. — Ремонт более-менее, а вот обстановка — кошмар. Скоро новую завезут, — произнес с ленцой. — Пойдем, здесь пока смотреть нечего, — отвернувшись от пустого помещения, Краснопольский неспешно пошел по сверкающему чистотой белоснежному полу. Не сбавляя шага и не глядя на меня, вроде бы между прочим обронил: — В следующий твой визит вся мебель будет. Тебе отведу комнату. Приходить-то частенько станешь, — остро глянув, добавил безапелляционно. — Причина для князя, — на миг задумался, — портрет твой пишу. Может, и вправду попозируешь мне, — мужчина многозначительно поиграл бровями.

— Поживем — увидим, — пожала плечами, точно не собираясь когда-либо переступать порог этого дома.

Мы прошли по коридору, свернули налево и оказались в гигантской светлой студии. По всей видимости, помещение являлось одновременно рабочим кабинетом и местом для творчества.

Отойдя от двери, Краснопольский вопросительно обернулся. Скупо улыбнувшись в ответ, неспешно пошла по студии, осматриваясь.

Подле глухой стены притулились чистые холсты в подрамниках и три акварельных пейзажа. Чуть подальше стояли открытые стеллажи со всякой всячиной. По центру размещался старинный деревянный мольберт с заставленной красками полочкой. В самом дальнем углу виднелась непонятная круглая штуковина на подставке, рядом — высокий барный стул. А справа, у тонированного панорамного окна, расположились чертежная доска и стильный рабочий стол с кожаным креслом.

На широкой столешнице стоял здоровенный монитор, но я не стала акцентировать на нем внимание, а уж тем более показывать интерес. Не сейчас. Пока рано.

Остановилась подле неизвестного объекта. Молочно-белый на вид поразительно гладкий шар низко висел над высокой подставкой. Озадаченно нахмурилась, не понимая, каким образом шар размером с большой пляжный мяч парит в воздухе и для чего он предназначен.

— Знаешь, что такое сублимация*? — неожиданно поинтересовался архитектор, обдав ухо теплым дыханием.

Плавно шагнув в сторону, спокойно взглянула на мужчину.

— Безусловно. Оригинальное придумал лечение, — усмехнулась.

— Зря носик воротишь, — с искренней обидой произнес Назар. — Наркотическая зависимость — штука серьезная. И тело, и психика страдают. Ты мне нужна адекватная, а творчество исцеляет не хуже лекарств.

— И что ты для меня припас? Рисовать должна? Так не умею. Совсем.

— Кое-что иное, — широко улыбнулся тот. — Садись, — жестом указал на стул.

Послушно сев, вопросительно взглянула на внезапно ставшего сосредоточенным архитектора.

— Смотри внимательно, — положив обе ладони на молочно-белый шар, мужчина замер. Через миг по поверхности непонятной штуковины побежали маленькие черные точечки. — Это имитатор. Активируется теплом ладоней, — начал деловито пояснять. — Из него можно вылепить что угодно, придать любую форму и размер. Мелкие детали и цвет добавляются или изменяются по твоему желанию. Не нужно быть скульптором, справится даже ребенок. Уникальная современная разработка, — шустрые, длинные пальцы летали по поверхности существенно уменьшившегося шара. — Я его использую для работы, но, так и быть, готов тебе дать сейчас позаниматься.

Рассказывая, архитектор с увлечением лепил. Я же, подавшись вперед, с интересом наблюдала, как под ловкими пальцами рождается маленькое чудо.

— Вот и все, — через несколько мгновений мужчина убрал руки от бывшего шара.

Над подставкой парил… самый настоящий металлический арочный мост! Небольшой, но выполненный в мельчайших подробностях. Даже виднелись заклепки.

— Впечатляет, — произнесла искренне. — А как обратно?

Поняв с полуслова, Назар легонько шлепнул по своему творению. Я успела лишь моргнуть, а вместо моста уже вновь висел молочно-белый шар.

— Психологическую зависимость ты можешь воплотить в чем угодно. Визуализируя ее, отпускаешь. Некоторые известные художники, работая над картинами, избавляются от душевных терзаний. Рисуя, освобождаются от злобы, боли, обиды. Да много еще от чего! Скульптура то же самое. Попробуй, — легонько хлопнув меня по плечу, архитектор неторопливо отошел к столу, затем привычно включил компьютер. Поймав мой взгляд, усмехнулся. — Лечись давай. Дел много будет, — обронил сухо и перевел глаза на монитор.

Я повернулась к шару. Задумалась. Краснопольский ошибался: психологической зависимости от наркотиков у меня нет. То ли она не появилась, то ли регенерация и здесь постаралась. Потеря контроля над телом и помутнение разума лично для меня просто ад. Но вот кое-что полечить было бы неплохо.

Два кошмарно долгих месяца оставили после себя четкий след. В душе поселился… страх. Я до одури боялась того жуткого бессилия, испытанного в темной каморке. Но старалась держаться. И, несмотря на желание сдаться, упрямо стискивала зубы.

Да вот только силы не бесконечны. Все накладывает отпечаток. Я морально вымоталась. До сих пор терзают навязчивые мысли о том, что абсолютно никому в этом мире не нужна. Боль и обида на тех, кого считала близкими, никуда не делись. Видимо, на душу и разум регенерация не распространяется. А жаль.

Однако, если подвернулся случай, то почему бы не воспользоваться предложением?

Разместив обе ладони на гладком шаре, дождалась его активации и начала лепить. С первых же мгновений почувствовала — мне это и вправду необходимо. В душе волнами поднимались тяжелые воспоминания. Эмоции зашкаливали и сквозь пальцы уходили в податливый материал.

Слезы потекли по щекам. Но такая мелочь внимания не стоила. Слизывая с губ солено-горькие капельки, постаралась выплеснуть всю стоящую комом в горле и мешающую дышать черноту.

Шар медленно менял очертания. Утратив счет времени, не обращая внимания ни на что, я вновь и вновь освобождала душу от грязи, лепила без устали. Откуда-то знала — это действительно поможет не просто избавиться от тяжкого груза, но жить дальше. Так хотелось верить людям!

Пригладив последнюю шероховатость, опустила руки. Устало, но довольно посмотрела на застывшее в черном мраморе знакомое до мельчайших черточек лицо. Я вылепила себя. Нет, не ту, которую вижу в зеркале последнее время. Другую. Из прошлого мира.

Не скажу, что возродилась из пепла, словно птица феникс, и стала полностью обновленной. Это не так. Но вот того стесняющего дыхание кома в горле больше не чувствовала. В душе вновь загорелся огонек. Ну не могу я жить без надежды. Просто не умею. Да и не хочу.

— Наконец-то! — внезапно раздался довольный голос Назара. — Свершилось!

Медленно повернув голову, посмотрела на хозяина квартиры с удивлением. Отчего так радуется-то? Да и внешний вид поражает. Мужчина впервые был причесан, не в трусах или шортах, а прилично одет: светлая рубашка, темные выглаженные брюки.

«Приболел, не иначе», — усмехнулась про себя.

Бесшумно подойдя, архитектор осмотрел мое творение.

— Однако, — хмыкнул спустя время. — Своеобразное у тебя видение своей зависимости. Женщина на наркоманку абсолютно не похожа, — он покачал головой. — Даже весьма привлекательна, хоть и в возрасте уже. А вот жизнь изрядно ее побила, — глянул многозначительно. — Ты, определенно, не понимаешь, что случается с наркоманами, — сокрушенно вздохнул. — Но хоть так.

Я промолчала. Краснопольский разглядывал не мое «видение зависимости», а прошлую меня, да вот только об этом я ему сообщать, естественно, не собиралась.

— Надеюсь, тебе полегчало, — несколько нервно продолжил архитектор. — Ты сидела без малого двадцать часов, — огорошив новостью, неодобрительно скривился. — Знаешь, что уже рассвет? Даже я так долго не работаю!

— Ого! — изумленно глянула в окно. На улице снова серело. Дежавю. В какой раз за последнее время день мимо проскальзывает?

— Меня Савелий разбудил. Через час приедет, — прервав мои размышления, торопливо сообщил Назар. — Тебе надо быстренько привести себя в порядок, переодеться. Да и перекусить не помешает. Свалишься еще. Давай, давай. Поднимайся, и пойдем, — поторопил, сердито поджимая губы.

Неспешно встав, ощутила легкую дрожь в ногах. Постояла немного и повернулась к своему творению. Пришла пора прощаться. Не испытывая сожаления, резко ударила. За мгновение лицо смазалось, черный мрамор вновь превратился в молочно-белый шар.

Прошлое осталось в прошлом. Опыт получила, выводы сделала — живу дальше. Только сначала разберусь с кое-чьими непомерными аппетитами. Шантажировать себя не дам.

— Я готова. Пойдем.

— Заказал тебе одежду и белье, — идя рядом со мной по коридору, сообщил Назар. — Все давно привезли. Ступай в ванную, вещи уже там.

Не дойдя немного до кухни-столовой, мужчина широким жестом распахнул одну из дверей.

— Спасибо, — поблагодарила и скрылась в ванной комнате.

Закрыв за собой дверь, на миг замерла. Интересно, неужто он так Савелия боится? Вон, даже переоделся. Чудны дела твои, господи.

Размышляя, подошла к демонстративно разложенной на открытой полке женской одежде. Краснопольский явно обладал отменным вкусом и не страдал от недостатка эротических фантазий. Белье оказалось ну крайне провокационным!

Впрочем, это лучше, чем ничего.

Скинув опостылевшую пижаму, направилась в душ. Спать и так не хотелось, а хлынувшая сверху прохладная вода взбодрила еще сильнее. Быстренько смыв соленый пот, тщательно промыла волосы. В прошлый раз это не удалось, и теперь голова знатно чесалась.

Выйдя из душевой кабины, вытерлась и с сомнением огляделась в поисках фена. Обнаружив его на полке у зеркала, удивленно хмыкнула. Не думала, что Назар им пользуется. Хотя, может, к нему женщины захаживают? Ну или о моей внешности сейчас печется.

Так, отвлекаясь пустыми мыслями, высушила чистые наконец-то волосы, оделась и обулась. Встав перед ростовым зеркалом, осмотрела свое отражение с ног до головы и обратно. М-да, похудела сильно. С прежней и не сравнить.

Кстати, архитектор выбрал очень правильную одежду: массивные черные ботинки на шнуровке, плотные черные колготы, скромное, но очевидно дорогое приталенное темно-серое платье выше худеньких колен. Выглядела я поразительно беззащитной и невинной. Даже захотелось саму себя укрыть от всех напастей.

Вот пройдоха!

Усмехнувшись, заплела небрежную косу, закинула ее за спину. В таком виде и с князем встречаться не стыдно.

Глубоко вздохнув, отвернулась и решительно направилась к выходу. Скоро узнаю, справлюсь или нет со своей затеей.

Прежде чем уйти из этого дома, обязательно нужно забрать компромат, но Савелия втягивать не хотелось. Как бы там ни было, а Назар фактически спас мне жизнь, да и после сильно помог.

Решила действовать самостоятельно. Рискнуть.

— Долго ты, — раздраженно пробурчал мужчина, заметив, что я вошла в кухню-столовую. Сидя за накрытым на одну персону столом, он нервно крутил меж ладоней уже знакомую баночку. — Садись и ешь.

Хмурясь, взглянул на лежащий рядом телефон. Звонка ждет.

Не выказывая недовольства приказным тоном, села. С наслаждением вдохнула аппетитный запах жареной рыбы и без стеснения принялась есть.

Краснопольский начал инструктаж:

— Твоя история: очнулась в крематории, пошла невесть куда. Я тебя подобрал ночью на дороге. Привез к себе. Отмыл, обогрел, накормил. Ты немного отлежалась и попросила связаться с Савелием. Что я благополучно и сделал.

Промокнула губы салфеткой, неспешно отложила ее в сторону. Налив себе из пузатого чайника ароматного чая, пригубила. Я не особо слушала шантажиста, но внимательно за ним следила.

Вне всяких сомнений, архитектор сильно нервничал. Об этом красноречиво говорили жесты: руки подрагивали, пальцы то и дело судорожно сжимали банку с напитком. Пару раз он легонько дотронулся до кармашка на груди, будто проверяя, на месте ли важная вещь. Так ведут себя люди, когда боятся ненароком утратить что-то крайне ценное. И вот зачем, спрашивается, начинать опасную игру, если так сильно трусишь?

— Не вздумай рассказывать князю о наркотиках и о том, как я тебя лечил, — неожиданно заявил Назар. Поставив локти на стол, переплел тонкие пальцы. Резко подавшись вперед, добавил нервно: — Это может вызвать ненужный интерес. Ясно?

— Конечно, — отставив чашку, ответила невозмутимо. — Что-то еще?

— Разумеется, — сердито глянул мужчина. — Первичный план — вышла замуж по глупости и так же по-идиотски чуть не умерла — не меняем. Мужа не любишь, живешь лишь мыслями о князе. Чем проще, тем лучше.

— Верно, — кивнула, отвечая не архитектору, а самой себе.

— Не нравится мне твое спокойствие, — поджал губы Назар и едва слышно побарабанил пальцами по столу. Затем кривовато усмехнулся. — Обо всем я один заботиться должен, — притворно тяжело вздохнул. — Пока ты лечилась, я успел съездить в банк, — он многозначительно замолчал.

Вопросительно приподняв бровь, посмотрела на архитектора в ожидании. Вопросов, разумеется, задавать не собиралась. Сам скажет. Переговорщик из него неважный.

— Я хорошо подумал и решил, что хранить твои фотографии в телефоне и компьютере небезопасно, — меж тем заявил он. — Вдруг телефон потеряю или ограбят квартиру да компьютер вынесут. Всякое случается, — выдержав красноречивую паузу, усмехнулся и продолжил: — Перенес все на жесткий диск и положил тот на хранение в международный банк. Рисковать не хочу, — мило мне улыбнулся, но в глазах притаилась угроза и… страх.

— Разумное решение, — спокойно сообщила и вновь отпила из кружки.

А сама экстренно меняла ранее придуманный план. Подозрения о том, что лежит в кармане, крепли. Неужто повезет, и не придется заставлять шантажиста идти к компьютеру?

Поглядывая поверх кружки, внимательно осматривала за спиной хозяина квартиры кухонную утварь. Категорически отвергнув разномастные тяжелые ножи, заприметила блестящий молоточек для отбивания мяса. То что надо! Осталось еще чуть-чуть. Нужно дождаться Савелия.

— Я купил тебе пальто. Оно в коридоре на вешалке, — нервно косясь на темный дисплей мобильного, быстро сказал Краснопольский. — Будешь выходить, обязательно надень капюшон. Тебя не должны… — внезапная трель телефона оборвала речь на полуслове. Усиленно пытаясь сохранить бесстрастное выражение на лице, мужчина принял вызов.

— Слушаю, — произнес глухо и замер. Через пару мгновений сказал: — Поднимайтесь, жду вас.

Нажав на отбой, внимательно посмотрел на меня. Тотчас внутренне собравшись, решила для надежности уточнить:

— Савелий?

— Да, — кивнул мужчина. — Пойду встречу, — он начал подниматься.

— Сидеть, — приказала твердо, неотрывно глядя на шантажиста.

Воздух вокруг моментально окрасился нежно-сиреневыми всполохами родовой силы бояр Изотовых. Плотные волны рванули в сторону опешившего архитектора. Едва первая коснулась Назара, тот мгновенно плюхнулся обратно на стул.

В его глазах читалось искреннее удивление. Он даже представить не мог, что глава рода Изотовых способна воздействовать на кого-либо еще, кроме слуг и воинов, давших клятву.

Хорошо иметь секреты.

Быстро встав, торопливо прошла за спину застывшего мужчины. Ухватив серебристый молоточек, вернулась. Достала из нагрудного кармана Назара маленький пластиковый квадратик.

Архитектор никудышный врун! Какой жесткий диск, какой банк?! Миниатюрная карта памяти, и все. Да ее же можно так запрятать!.. Восхитительно, что он пока не решил, куда именно. В кои-то веки мне повезло.

Желая перестраховаться, вновь вложила в голос родовую силу и спросила:

— На ней все фото и видео со мной? — увидев медленный кивок, уточнила: — Где еще есть? Отвечай!

Лицо Назара мучительно скривилось. Не в силах сопротивляться, он хрипло выдавил:

— Только в телефоне.

Я пододвинула мобильный поближе к краю стола и положила на дисплей карту памяти. Избавляться от компромата решила разом.

С силой резко ударила молотком. Карта памяти разлетелась вдребезги. Дорогущая коробочка из пластика и стекла также не выдержала встречи с «грозным оружием»: дисплей пошел паутиной трещин, корпус разломился.

Однако этого показалось мало. Необходимо увериться, что ничего восстановить не получится. Направила тоненьким ручейком эфир в руку и еще пару раз с силой ударила. Мобильный превратился в мешанину мелких обломков. Компромата больше нет.

— Ты отличный архитектор. Им и оставайся. Шантаж грязное дело, — держа в руке молоток, невозмутимо посмотрела на застывшего статуей Назара.

Внезапно тишину разорвал громкий звонок. Едва слышно выдохнув, вновь вложила в голос родовую силу и, чеканя слова, приказала:

— Как только открою дверь, можешь встать.

Небрежно кинула молоток на столешницу и направилась в коридор.

Чувствуя спиной пристальный взгляд, внутренне содрогнулась. Я понятия не имела, как долго воздействует родовая сила. Краснопольский в любой момент освободится. Не успею и глазом моргнуть — скрутит в бараний рог.

Снова прозвучал настойчивый звонок. Отбросив показушную невозмутимость, рванула к входной двери. Мысленно чертыхаясь, мучительно медленно открыла упрямый замок. Стоило тому поддаться, потянула за ручку. Массивное, тяжелое дверное полотно начало плавно распахиваться.

В этот же миг каким-то седьмым чувством почуяла движение сзади. С силой дернув ручку, широко раскрыла дверь, предельно четко осознавая — еще чуть-чуть, и я бы не успела. Прямо за спиной стоял архитектор.

— Доброе утро, Савелий, — невозмутимо произнесла, глядя на замершего за порогом седовласого мужчину.

Слуга князя смотрел на меня, не мигая, казалось, от изумления напрочь потеряв дар речи. Кое-как справившись с первым шоком и все так же не промолвив ни слова, он с достоинством поклонился. Выпрямившись, перевел взор на стоящего чуть позади Назара.

— Доброе утро, — сухо поздоровался тот.

Коротко кивнув, Савелий вновь изумленно посмотрел на меня. Сделав пару шагов в сторону, благо, широкий коридор позволял, я максимально отдалилась от шантажиста. Дыхание в затылок нервировало.

Краснопольский одновременно и разозлился, и откровенно растерялся. На миг даже показалось, словно на его лице промелькнула тень испуга.

— Назар, спасибо вам большое за гостеприимство. Вы прекрасный хозяин. Принесите, пожалуйста, мое пальто, — произнесла доброжелательно. Не дожидаясь реакции, тепло улыбнулась молчаливому Савелию. — Я хочу встретиться с князем. Дело не терпит отлагательств. Поможете?

— Конечно, боярыня, — наконец-то обрел дар речи Воронцов. — Едем прямо сейчас.

— Ваше пальто, Софья Сергеевна, — ровно произнес архитектор.

Благосклонно кивнув, позволила помочь мне одеться. Молчаливый Савелий, удостоверившись, что я готова к выходу, посторонился, пропуская.

Накинув капюшон, не мешкая, вышла за дверь. На мгновение остановившись, обернулась к Краснопольскому и тихо сказала:

— Добро помню. Удачи тебе, Назар, — и, отвернувшись, неторопливо пошла по коридору.

Мужчины попрощались, а после раздался характерный хлопок закрывшейся двери. Через миг сосредоточенный Савелий уже шел со мной рядом.

(обратно)

Глава 17

Над Ростовом занимался рассвет. Уверенно обгоняя одиночные попутные машины, массивный черный внедорожник мчался по асфальту, разбрызгивая мелкие лужи.

Удобно устроившись на заднем пассажирском сиденье, я смотрела на городские улочки и дома. Привычная невозмутимость на лице, а внутри все скручивается от тревоги. Влипла я капитально.

Сидящий за рулем Савелий то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Безусловно, он хотел поговорить: не каждый день боярыни воскресают. Только беседовать с ним не хотелось. Игнорируя вопрос в глазах тактично молчащего мужчины, я напряженно размышляла.

Краснопольский паразит, конечно, редкостный, но, не дав позвонить Василию, рассуждал здраво. Мой слуга — опытный воин, однако ситуация сложилась крайне серьезная. Навалившиеся проблемы Фролову решить не по силам. Обратившись за содействием к Савелию, я не лукавила и действительно хотела как можно скорее встретиться с князем. Без помощи могущественного человека вряд ли справлюсь.

Но вот что ему сказать? Как убедить помочь?

В наш последний телефонный диалог Игорь признался в своих чувствах. Фактически предложил стать женой. И что сделала я? Внезапно вышла замуж. И узнал князь новость не от меня, а от моего «дражайшего супруга».

Если смотреть правде в глаза, для мужчины это выглядело плевком в душу. Что бы я сама испытала в тот момент на его месте? Да ничего хорошего! И о том, кому не нужна, постаралась бы забыть поскорее.

Вряд ли Игорь сильно огорчился, узнав о моих похоронах. И более чем уверена, младший Разумовский тоже воспринял эту новость спокойно. Бывшего возлюбленного я изучила преотлично. Вне сомнений, он окружен любовью и лаской красоток и обо мне не вспоминает. Собственно, по этому поводу вовсе не переживала, поскольку к Михаилу прежних чувств не испытывала. Было да прошло.

А вот к старшему Разумовскому… Врать себе не хочу и не собираюсь: я не пылаю страстью. Он мне просто нравится. И лгать князю, как предлагал Краснопольский, критично не хотелось.

Отец и сын… Отчего судьба так упрямо сталкивает то с одним, то с другим?

Мысли круто свернули с князей Разумовских на собственный род. Обида на близких кольнула сердце.

Поймав в зеркале взгляд Савелия, спокойно спросила:

— Скажите, вам, случаем, неизвестно, как обстоят дела на моем руднике?

— Все без изменений, — мгновенно доложил мужчина.

— Отлично, — скупо улыбнулась. — А мои сестры? О них что-то знаете? — в голосе проскользнула тревога.

— Живы-здоровы, — помедлив лишь миг, успокоил Савелий. — Начали опять ходить в школу. Екатерина Юрьевна и ваш, — он замялся, — Егор Николаевич одновременно претендуют на опеку.

— Ясно, — кивнула и вновь повернулась к окну.

Малышки не упали духом, очень хорошо. Боялась, сломаются. Две смерти в семье за короткий промежуток не каждый взрослый выдержит: сначала мать, потом я.

Воспоминания о близняшках разлились теплом по сердцу. Соскучилась по ним неимоверно. Но даже просто увидеться с девочками сейчас не могу себе позволить. Не имею права и не собираюсь рисковать. Мало ли чем обернется встреча для сестер? Да и для рода. Прежде мне нужно юридически воскреснуть. Только как это сделать в экстренном порядке?

В этом мире такие вопросы решаются через суд. О подобной практике однажды рассказывал партнер по бизнесу. Звучало лютым бредом, оттого и запомнила. Ходить, дышать — и доказывать суду, что не мертва. Идиотизм. Но закон есть закон, с ним не поспоришь.

Потемкина, как ближайшего родственника, непременно вызовут на судебное заседание. И все, я опять окажусь в руках садиста.

Что же делать?

Множественные проблемы слиплись в один гигантский ком. Юридическое признание живой — полдела. Как после избавиться от Потемкина? Развестись не вариант. Закон не запрещает, но по местным традициям буду считаться опозоренной. И моей репутации, и репутации рода Изотовых конец. Я ведь глава.

Может, по-тихому «заказать» мерзавца?

Непроизвольно скрипнула зубами. Я страстно желала ему смерти. Причем, крайне мучительной. Да вот только, подозреваю, за Потемкиным стоит кто-то могущественный. Муженек терзал меня, требуя подписать документы на продажу месторождения, и надо быть полной идиоткой, чтобы не понимать очевидного: он действовал по чьей-то указке. И этот «кто-то» совсем не прост.

— Софья Сергеевна, прибыли.

Услышав голос Савелия, встрепенулась и с удивлением поняла, что автомобиль остановился. Сердце внезапно застучало часто-часто.

Через миг дверца с моей стороны открылась. Подав руку, слуга князя помог выбраться из высокого внедорожника.

Очутившись на улице, быстро осмотрела величественный особняк рода Разумовских и зачем-то начала застегивать длинное черное пальто.

Савелий, окликнув проходящего мимо воина, пошел тому на встречу.

Поглядывая на тихонько беседующих неподалеку мужчин, я наконец-то застегнула подрагивающими пальцами последнюю пуговичку и накинула на голову капюшон. В горле резко пересохло. Сама не знаю почему, но впервые за долгие годы ощущала настолько сильное волнение. Даже не удалось привычно быстро с собой совладать.

Стараясь дышать размеренно, с силой сжала кулачки. Расскажу все без утайки. Либо поможет, либо нет. Кто знает, вдруг мое предложение в обмен на помощь придется ему по нраву?

Тем временем Савелий вернулся и тихо произнес:

— Игорь Владимирович никого не принимает. Хотя для вас, думаю, сделает исключение. Он сейчас на ледовой арене. Идти не очень далеко, но, если желаете, доедем.

— Ни к чему, — покачала головой. Забота этого серьезного, тактичного мужчины была приятна. — Пойдемте пешком.

— В таком случае, прошу за мной.

Я особо не смотрела по сторонам. Хотя при других обстоятельствах непременно бы полюбовалась восхитительным ландшафтным дизайном и архитектурой строений. Но не могла не заметить, что все постройки, попадавшиеся на нашем пути, удивительно гармонично сочетались между собой: старина и современный стиль шли рука об руку.

«Не очень далеко» на деле вышло минут пятнадцать-двадцать быстрого шага. Мысленно поражаясь гигантскому размеру земельного участка, вместе с Савелием направилась к куполообразному серому зданию.

— Игорь Владимирович разносторонняя личность, — сбавив шаг, неожиданно начал рассказывать мужчина. — Любит орхидеи — распорядился разбить ботанический сад. Вы туда с одноклассниками приезжали, — напомнил невозмутимо. — С детства увлекается конным спортом — приказал организовать конноспортивную школу для детей простолюдинов. Сейчас у княжеского рода Разумовских одна из лучших конюшен в империи, — сообщил с гордостью. Быстро глянув на меня, продолжил: — Господин не чурается фигурного катания, отлично стоит на коньках. Вот и ледовую арену построил не только для себя. Открыт доступ для одаренных детей всех сословий. С ними занимаются лучшие тренеры. Форма, выезды на соревнования — за счет княжеского рода, — Савелий ненадолго задумался, а потом тихо добавил: — Светлейший князь достойный человек. Я горжусь, что служу ему.

— Не сомневаюсь. Такие поступки действительно вызывают уважение, — ответила искренне. А перед глазами всплыл образ полуголой прелестницы, разгуливающий по дому в мой первый визит. Интересно, она там одна или целый набор? Помедлив, спокойным тоном произнесла: — Знаю, князь единственный, поздний ребенок, родители давно ушли к предкам. Мир их праху, — опустив голову, пару мгновений помолчала, отдавая дань памяти. — Родовой особняк большой, Михаил живет отдельно. Игорю Владимировичу одному не скучно?

— Господин всегда очень занят. Многие дни в разъездах. Довольно часто к нему приезжают с визитами. Развлекают, — тон слуги заметно похолодел, однако мужчина был предельно корректен. — Вот и сейчас уже больше месяца в особняке живут гости.

Понятно, какие гости, точнее, гостьи Игорю Владимировичу скучать не дают. Яблоко от яблони недалеко падает.

— Савелий, я не хочу, чтобы кто-либо из гостей князя меня сейчас увидел, — уточнила, не сбавляя шага, и поправила сползший капюшон.

— Не беспокойтесь, — невозмутимо ответил мужчина. — Игорь Владимирович обычно тренируется один. Сейчас еще очень рано, и на льду, кроме него, никого нет. Да и зайдем мы со служебного входа, — глянул на меня и улыбнулся. — В этом пальто даже мне вас крайне сложно узнать. Просто опускайте лицо и не снимайте капюшон. Но если все же опасаетесь, встречу можно отложить. Правда, пока не знаю планов господина, — он слегка нахмурился.

— Нет. Лучше сейчас, — отрицательно качнула головой. Савелий кивнул.

Пройдя вдоль глухой стены ледовой арены, мужчина на миг остановился у ничем не примечательной коричневой металлической двери. Распахнув ее, вошел первым. Быстро оглядевшись, кивнул мне. Тяжко вздохнув, я переступила порог.

Очутившись в небольшом квадратном помещении с четырьмя широкими проходами, пониже опустила голову. Не мешкая, слуга князя повернул налево и повел меня по щедро освещенному коридору без окон.

Сердце вновь тревожно забилось. Облизнув моментально пересохшие губы, внутренне собралась. Мне нужна помощь Игоря Разумовского.

Коридор неожиданно закончился. Выйдя первым в огромное светлое помещение, Савелий глянул куда-то направо и наверх. Заметив на лице мужчины тень досады, сделала маленький шажок вперед. Проследив его взгляд, увидела длинный балкон, на котором, прислонившись к ограждению, стояли две стройные девушки.

Тотчас опустив голову, мысленно чертыхнулась. Ну конечно, как же тренироваться без восторженных красавиц! Князя я пока не заметила, но уверена — тот на льду.

— Прошу за мной. Идем под балкон, — тем временем тихо пригласил Савелий.

Идя немного впереди, он прикрывал меня от ненужных взглядов красоток. Ну и невольно полностью закрывал мне обзор. Мы прошли подальше под балкон и остановились. Вопросительно посмотрела на Савелия.

— Подождите, — сказал тот негромко. — Вас здесь никто не увидит.

Развернувшись, мужчина направился к высокому бортику, огораживающему ледовую поверхность. Остановившись, Савелий положил руки на ограждение, видимо, ожидая, когда господин обратит на него внимание. Разумное решение.

Я же, сместившись немного в сторону, неотрывно смотрела на одинокую фигуру на льду. Удобная серая толстовка подчеркивала широкие плечи князя, в тон ей свободные штаны не затрудняли движений. Игорь Разумовский чувствовал себя на коньках легко и непринужденно. Казалось, что он их и не замечает вовсе.

Не в силах отвести взора от грациозно скользящего по льду мужчины, даже забыла дышать, когда тот с филигранной точностью выполнил неимоверно сложный прыжок. Катался князь божественно.

«Его девочек можно понять, — подумала с грустью, провожая взглядом статную фигуру Игоря. — Ради такого зрелища не грех встать на пару часов пораньше».

Наконец-то заметив Савелия, князь быстро направился к нему. Не доехав пару метров до бортика, небрежно мазнул по мне взглядом. И встал словно вкопанный. В васильковых глазах читалась адская смесь неверия и… надежды.

А он похудел. Бороду сбрил.

Судорожно вдохнув, я расправила плечи и подняла голову. Капюшон плавно сполз.

Помедлив секунду, Игорь рванул в мою сторону. Одним прыжком преодолев высокий бортик, в мгновение ока оказался рядом. Крепко схватил, прижал к груди.

Он не произносил ни слова. Застыв недвижимо, я чувствовала, как сильно бьется его сердце.

Крепкие руки заскользили по спине. Теплые губы дотронулись до виска, спустились по шее. Запустив ладонь в мои волосы, Игорь легонько прикоснулся губами к губам. Не отдаляясь, прошептал лишь для меня одной:

— Лебедушка моя. Душа моя. Жива!..

И вновь обнял, держа словно бесценную реликвию. Казалось, он хотел защитить, укрыть от любых невзгод.

Глубоко вздохнув, мягко отстранилась. Увидев лучащиеся счастьем васильковые глаза, едва не застонала. Так захотелось поверить! Но красотки на балконе весьма недвусмысленно намекали, что меня ждет. Не отрывая взгляда, негромко произнесла:

— Я хочу предложить сделку.

(обратно)

Глава 18

Аккуратно держа за плечи, Игорь пристально смотрел мне в глаза.

— Что я тебе такого плохого сделал? — наконец спросил тихо.

— Ничего, — ответила с неподдельным удивлением. — Напротив, признательна за все для меня сделанное, — помолчав немного, добавила: — Савелий рядом. Да и ваши женщины наверху. Может, обсудим в другом месте?

— Женщины? — с недоумением переспросил князь, проигнорировав упоминание о слуге. Видимо, совершенно того не опасался.

Указав пальчиком на нависающий над нами балкон, невозмутимо повторила:

— Ваши женщины находятся поблизости. Я хочу серьезно поговорить. Лишние уши не нужны.

Не убирая рук с моих плеч, он долго-долго смотрел в глаза. Внезапно кривовато усмехнувшись, промолвил:

— Мои женщины… Впрочем, ты права: здесь не место для серьезного разговора.

Крепко схватив за руку, он стремительно повел меня под балконом. С удивлением поглядывая на сурово поджимающего губы мужчину, не могла взять в толк, что с ним происходит. Разумовский, определенно, злился.

Не поспевая за длинноногим, уверенно вышагивающим в своих коньках князем, я почти бежала. Это никуда не годилось, но возмущаться не в моих интересах: мне нужна его помощь.

Мысли летали встревоженными бабочками.

Продуманный диалог сразу же пошел не по плану. Такой реакции на свое предложение я не ожидала. Впрочем, как и настолько эмоциональной встречи. Ладно, буду ориентироваться по ситуации.

Отбросив ненужные размышления об отношении ко мне князя, перешла на легкий бег: видимо, не желая медлить с разговором, Игорь ускорил шаг.

Буквально влетев за ним следом в небольшое помещение, сделала по инерции еще несколько больших шагов. Сердце стучало где-то в районе горла. В пальто стало невыносимо жарко.

Отпустив руку, Разумовский остро глянул на меня, а затем направился к распахнутой им настежь двери.

Пока он закрывал замок, неспешно прошла по комнате, на ходу расстегивая пуговицы и осматриваясь. Здесь, так же, как и на всем нашем пути, пол был покрыт прорезиненным темно-зеленым материалом. По центру стояла низенькая длинная скамейка, вдоль стены — вместительные металлические шкафчики. Недалеко от небольшого тонированного окна обнаружился круглый деревянный столик с тремя пластиковыми литровыми бутылками какого-то напитка.

По всей видимости, мы пришли в раздевалку.

Не увидев стульев, огорченно вздохнула. Подойдя к столу, почувствовала взгляд в спину и повернулась. Князь стоял в нескольких метрах, не говоря ни слова, но и не отводя глаз. Очевидно, начинать разговор первым он не собирался.

— Игорь Владимирович, у меня к вам взаимовыгодное предложение, — произнесла деловым тоном.

Вопросительно изогнув бровь, мужчина все так же молча меня изучал. И вел себя крайне нетипично.

Погасив зарождающееся беспокойство, продолжила:

— Не буду скрывать, ситуация сложная. Мне необходимо юридически воскреснуть, а также с минимальными потерями выйти из нежелательного брака. Кроме этого, я нуждаюсь в вашем покровительстве и защите, — замолчав, посмотрела на бесстрастного, опытного дипломата. На его лице не дрогнул ни один мускул. — В качестве благодарности за помощь предлагаю половину принадлежащего мне месторождения турина.

— Не интересно, — ответил он сухо, наклонив голову набок.

— Что должно произойти, чтобы вы заинтересовались? — не выказывая нервозности, но демонстрируя внимание, чуть-чуть подалась вперед.

— Может, стоит предложить нечто иное? — усмехнулся мужчина.

— Ничего более ценного у меня нет, — качнула головой. — Если вас не устраивает доля в месторождении, готова к диалогу.

— Судя по твоему поведению, ценное, определенно, есть, — намеренно игнорируя крайне выгодное предложение, сообщил он холодно.

— И что же? — поинтересовалась с удивлением.

Нарочито медленно князь принялся рассматривать мою фигуру. Потом неспешно направился ко мне, встав близко-близко, нависая. Аккуратно приподняв за подбородок мою голову, вгляделся в глаза.

— Ты упомянула о моих женщинах, — с непонятной горечью тихонько хмыкнул и многозначительно произнес: — Теперь-то и ты не девушка, — не отпуская подбородок, легонько провел большим пальцем по губам. — Или я тебе настолько неприятен?

Мужчина замер в ожидании ответа.

Привычную маску невозмутимости удалось сохранить, а мысли лихорадочно заскакали.

И вот что мне делать?

Интересно, в этом мире девственность восстанавливают?

Сын точно пошел в папу.

У меня нет времени на обдумывание.

Сама не выпутаюсь.

— Отчего же? — отозвалась спокойно. — Если вас устроит такая благодарность…

— Сейчас? — все тем же бесстрастным тоном поинтересовался князь.

— Почему бы и нет, — усмехнулась я. — Условия сделки озвучены. Я их принимаю.

Продемонстрировав открытую ладонь, щелкнула пальцами. Над ними мгновенно появилось маленькое нежно-сиреневое облачко и тут же истаяло. Закрепленное магией слово дано. Продолжая держать привычную маску ледяной королевы, тем не менее отчетливо понимала, что сама себя загнала в угол: закрепив сделку эфиром, намеренно отрезала путь обратно.

Вернулось спокойствие. Прогнав назойливые мысли — почему поступила так, а не иначе, — принялась рассматривать легкую щетину на скулах и подбородке мужчины.

Ему идет. Так гораздо лучше, чем с бородой.

Внезапно шагнув назад, он несколько долгих мгновений смотрел нечитаемым взглядом.

— Даю слово, — наконец глухо произнес самый могущественный человек в Южном княжестве, — я буду помогать тебе, оберегать и защищать.

В тот же миг над головой Игоря отчетливо проступила васильковая вязь силы. Померцав, резко вспыхнула и пропала.

Через секунду Разумовский с мрачной решимостью единым движением стянул с себя толстовку вместе с футболкой и небрежно кинул их на пол. Но почему-то не спешил подходить. Казалось, он ждет моего ответного шага.

Не выказывая нервозности, неторопливо сняла пальто, отбросила в сторону. Встав спиной к столу, оперлась руками о столешницу и медленно скользнула глазами по обнаженному рельефному торсу.

Лучшего кандидата для потери девственности сложно сыскать: умный, опытный и чертовски привлекательный. И не в пресловутых носках, а в коньках! Целый букет эротических фантазий!

Определенно, свой первый секс в этом мире я запомню навсегда.

Тем временем Игорь неожиданно подался вперед. Без малейшего усилия приподняв, усадил меня на столешницу. Одновременно резко вклинился меж моих бедер, разведя те в стороны. С тихим стуком пластиковые бутылки попадали на пол.

Сильные руки обнимали, скользили по телу, словно изучая, гладили. С легкостью сорванное платье улетело в неизвестном направлении. Я осталась в фривольном нижнем белье и колготках, притом сидела на столе с бесстыдно разведенными ногами.

Прикрыв отяжелевшие веки, тесно прижалась к возбужденному князю, даря ответные поцелуи. Почуяв скорое обретение желаемого, гормоны возликовали и пустились в бешеную пляску. Я, словно большая кошка, льнула к нежно ласкающему мое тело мужчине, без малейшего стеснения ответно покусывала шею, горошинки сосков, легонько вонзала в спину ноготки.

О принятом решении сожалений не было. Как и пути назад.

— Почему он, а не я? — неожиданно прошептал Разумовский в мои припухшие от поцелуев губы. В голосе отчетливо слышались обида и боль. — Почему вышла замуж за другого? Неужели я так плох для тебя?

И вот что ответить? Сказать, что не желала терпеть любовниц и понятия не имею, почему вышла замуж за садиста?

— К чему теперь об этом, — крепко обхватив мускулистые мужские бедра ногами, прижалась сильнее. А ощутив, насколько велико его возбуждение, тихонько застонала. Не хотелось, чтобы он медлил. Страстно целуя, поторопила: — Хватит разговоров.

Ни на миг не выпуская из объятий, Игорь отчего-то не спешил завершать начатое.

— Хочу тебя, — шепнула едва слышно.

Бережно придерживая ладонью за спину, князь все мешкал. Тогда я, подавшись вперед, прижалась к нему грудью и, закинув руки на шею, потянула к себе.

Внезапно он опрокинул меня на стол. Но не позволил удариться, а мягко положил. Нависая надо мной, умопомрачительно поцеловал, лаская.

Стон сдержать не удалось. Казалось, еще чуть-чуть — и наступит долгожданная разрядка.

Но Игорь, подарив очередной сумасшедший поцелуй, отстранился. Я больше не ощущала его рук и губ.

Не понимая, что происходит, с трудом сфокусировала взгляд на красивом лице. Тот, кто буквально пару мгновений назад желал секса не меньше меня и ласкал так страстно, казался совершенно спокойным.

— Любовниц и наложниц у меня нет. Те девушки на балконе — дальние родственницы, — внезапно прозвучал низкий, с сексуальной хрипотцой голос.

Я озадаченно захлопала ресницами, с трудом понимая, о чем речь.

Коротко улыбнувшись, князь с каким-то запредельным самоконтролем деловито поправил съехавшее кружево на моей груди.

— Девочки гостят со своей матерью уже не помню сколько, — невозмутимо продолжил он, выпрямляясь. — Я не очень хороший хозяин. Бывает, о гостях забываю, — чуть сместившись в сторону, аккуратно свел мои ноги вместе. — Нужно с ними сегодня пообедать, наверняка обижаются, — Разумовский сокрушенно вздохнул и неодобрительно покачал головой.

Недоуменно хмурясь, начала подниматься. Что происходит? Я же вижу, насколько сильно меня желает! Как, ну как он умудряется держать себя под контролем?!

Стоп! У него и вправду нет кучи любовниц? Я… все придумала?!

Тем временем князь подал руку, помог сесть. Опустив ноги со стола, растерянно посмотрела на невозмутимого мужчину.

— Я ведь тоже живой человек. И у меня есть чувства, — сказал он с тихой грустью. — И сейчас намеренно тебя провоцировал, — скупо улыбнулся. — Условия сделки приняла ты, но не я, — замолчал, давая время на осознание. Видимо, заметив что-то в моем взгляде, тихо пояснил: — Я дал княжье слово тебя защищать и оберегать, но ты мне ничего не должна. Сделки нет. Я не собирался доводить начатое до конца. Лишь хотел… — оборвав себя на полуслове, Разумовский замолчал.

Слова о незаключенной сделке прозвучали как легкий щелчок мне по носу.

— Зачем тогда это все? — уточнила, подавшись вперед, и застыла в ожидании ответа.

— Хотел, чтобы ты поняла: просто тело мне неинтересно, — покачал головой князь. — Я искал твоей любви. Но в твоих глазах почему-то кобель редкостный. Да вот только женщины у меня давно не было. С тех самых пор, как мы с тобой общались на пробежке. Помнишь? — он усмехнулся. — Видишь, я умею контролировать свои сексуальные желания.

Кивнув, набрала в грудь воздуха, собираясь ответить. Но резко передумала. Не скажешь ведь, что оценивала отца по сыну и исходила из прошлого болезненного опыта отношений.

Игорь отвел взгляд к окну. Конечно же, ничего там не разглядывал, просто дипломатично давал время осмыслить все произошедшее и сказанное.

Я же, не обращая внимания на собственный полуголый вид, сидела молча, впервые не зная, что ответить.

— Игорь Владимирович, срочная информация! Дело не терпит отлагательств! — внезапно прогремел из-за дверивстревоженный голос Савелия.

Неодобрительно качнув головой, князь широко шагнул в сторону, поднял пальто, подал мне. Безнадежно испорченное платье так и осталось валяться на полу.

Соскользнув со стола, торопливо надела пальто и принялась застегивать пуговки.

— Игорь Владимирович, это действительно очень важно! — вновь послышался из-за закрытой двери громкий голос Савелия.

Как только я застегнула верхнюю пуговицу, Разумовский резко развернулся. Уверенно вышагивая в своих коньках, направился к двери. Распахнув ее, сухо обронил:

— Входи. Что случилось?

Стремительно перешагнув порог, Савелий прикрыл за собой дверь. Вытянувшись перед князем, быстро произнес:

— Звонил Фролов. Потемкин, вероятно, маг разума. Я поднимаю спецотряд?

На лице князя отчетливо проступило удивление. Затем его сменило… отвращение.

— Данные проверил? — ледяным тоном поинтересовался он.

— Пока только косвенные признаки, — с досадой поморщился Савелий.

Играя желваками, Игорь несколько долгих мгновений стоял недвижимо. Глядя куда-то поверх головы слуги, о чем-то напряженно размышлял.

Я с недоумением смотрела то на одного мужчину, то на второго. Что за маг разума? О чем речь?

Не реагируя на меня, Савелий не отводил взора от князя. Тот же, неожиданно повернувшись ко мне, чеканя слова, спросил:

— Софья, как и где вы познакомились с Потемкиным? Почему вышли на него замуж? Что произошло после?

И сейчас вопросы задавал именно правитель Южного княжества. Как бы ни было стыдно и неприятно, лучше не увиливать.

Насколько я поняла, Савелию князь доверял. Потому, не видя смысла утаивать правду, ровно начала:

— Почему вышла замуж — не знаю. Для меня самой это тайна, — мельком глянув на князя, заметила, как его лицо окаменело. Нахмурившись, постаралась припомнить события первой встречи с «любящим мужем». Тщательно подбирая слова, продолжила: — Впервые встретились на ипподроме. Потемкин сел рядом, взял за руку и… все, сразу стал самым близким человеком. Поверила безоговорочно. С ипподрома отвез в храм. Согласие на брак я дала добровольно, — грустно усмехнувшись, добавила: — Вы звонили наутро после нашего бракосочетания. Тогда я уже не испытывала необъяснимого доверия и эйфории. Впоследствии пришлось самой себе остановить сердце, чтобы, — примолкнув, поморщилась, — скажем так, избежать общения с супругом. В итоге очнулась в крематории. Выбралась из гроба, пошла по дороге. Меня подобрал Краснопольский, затем связался с Савелием. Ну а тот по моей просьбе привез к вам.

Поймав вопросительный взгляд князя, Воронцов кивнул. Глубоко вздохнув, Игорь вновь повернулся ко мне.

— Об «общении» с Потемкиным и встрече с архитектором после расскажете детально, — заявил безапелляционно. — Вы до сих пор девственны? — ледяным тоном продолжил допрос, нарушив непреложные правила. Ну не задают такие вопросы дворянкам в присутствии слуг! Не спеша говорить, задумчиво нахмурилась. — Я должен знать. Это важно, — надавил, глядя неотрывно, требуя ответа.

— Да, — произнесла громко и отчетливо. — По неизвестным причинам супруг не пожелал воспользоваться своим правом. Впрочем, об этом я ничуть не сожалею.

На один короткий миг в глазах Разумовского промелькнул адский коктейль эмоций. Моментально взяв их под контроль, он хладнокровно сообщил:

— Причина проста: маги разума импотенты, — а потом, повернувшись к Савелию, уточнил: — Где Потемкин?

— Вот уже полчаса в городской администрации. Дожидается комиссии по опеке. Там же находится помощница Софьи Сергеевны и юные боярыни. Их сопровождает телохранитель рода Изотовых.

— Поднимай спецотряд. Потемкина арестовать немедленно, — приказал князь. — Действовать максимально аккуратно. Никто не должен пострадать. Он нужен мне живым. По выполнении — доложить.

От интонации мужчины стало не по себе. Повеяло не просто опасностью, а смертельной угрозой. Вся «сердитость» на меня мигом показалась детской забавой.

— Слушаюсь, господин, — коротко поклонившись, Савелий быстро ретировался, плотно прикрыв за собой дверь.

— Не волнуйся, с твоими сестрами все будет в полном порядке, — низким голосом успокоил Игорь. Едва мы остались одни, он вновь перешел на «ты».

Сев на лавочку, принялся расшнуровывать коньки. Сняв их, подошел к шкафчику, достал кроссовки и начал неторопливо обуваться.

Наблюдая за полуголым князем, напряженно размышляла. Получается, Потемкин с момента знакомства воздействовал на меня какой-то неизвестной силой? Это все объясняло, пазл сложился. За исключением одной-единственной детали: кто же стоит за спиной «муженька»?

Меж тем Игорь поднял скинутую в спешке толстовку. Вытащив из нее футболку, небрежно откинул ту в сторону. Надев теплую кофту прямо на голое тело, застыл на миг. А после внезапно подошел ко мне. Резко развернув к себе спиной, крепко обнял.

— Тебя принуждали отдать месторождение? — спустя миг, услышала его хрипловатый от эмоций голос. Он вроде спрашивал, но фраза звучала утвердительно.

— Да, — ответила, не лукавя. — Как именно — пока не готова рассказывать, — добавила и тяжко вздохнула.

— Я все сделаю, — твердо произнес князь. — Потемкин понесет заслуженную кару. Ваш брак аннулируется. Я найду того, кто это затеял, и лично накажу. Обещаю, — нежно обнимающие руки сжались сильнее, но через миг хватка ослабла. Очевидно, он не хотел даже ненароком причинить мне боль.

— Кто такие маги разума? — задала надоедливой мухой зудящий в голове вопрос.

— После расскажу. Пойдем, приведешь себя в порядок, отдохнешь.

— А ты? — спросила негромко.

— А я буду выполнять данное тебе слово, — усмехнулся он.

Плавно выпустив из объятий, Разумовский взял меня за руку и уверенно повел прочь из раздевалки. Последовала за ним, не возражая. В израненной душе царил полный хаос.

Меж тем разум принялся холодно анализировать происходящее.

(обратно)

Глава 19

Этот же день. Ранее

Покусывая губы, одетая в стильное пальто и строгий костюм Катерина вот уже полчаса ходила по террасе дома Изотовых. Жутко нервничая, девушка то и дело доставала из сумочки мобильный и поглядывала на дисплей. Время часа «икс» неумолимо приближалось, до поездки в администрацию оставалось всего ничего.

«Как пройдет? — страшась неизвестности, беспрестанно думала юная вассал. — Вдруг девочкам не разрешат со мной зайти? Или мне не дадут опеку? А если Потемкин применит свою силу?»

Тяжко вздыхая, она мерила шагами пол, не замечая остановившихся поблизости двух воинов рода Изотовых. Что-то негромко сказав Ярославу, его коллега неторопливо пошел вдоль дома, а привычно спокойный телохранитель направился к террасе. Не поднимаясь по ступенькам, он остановился.

— Доброе утро, — глядя снизу вверх, поприветствовал девушку.

— Доброе, — хмуро отозвалась Катенька и начала спускаться по лестнице. — Думаешь, на комиссии все пройдет хорошо? — прямо на ходу поинтересовалась с тревогой.

Посторонившись, мужчина дал ей дорогу. Посмотрев теперь уже сверху вниз, неожиданно философски изрек:

— Будь готов к худшему, но делай все, чтобы этого не случилось, — помолчав, уверенно добавил: — Со своей стороны гарантирую вам и боярыням безопасность.

Поджав губы, Катя, не мигая, смотрела на безмятежного воина. Как он может быть сейчас таким спокойным? Неужто совсем не страшно?!

— Ярослав, а откуда у тебя артефакт-блокиратор? Расскажешь? — тихонько спросила. — За разговором время быстрее идет. Тревожно. Очень, — пояснила и, покраснев, принялась нервно теребить ручку изящной сумочки.

«Вроде бы ровесницы с Софьей Сергеевной, а настолько сильно отличаются. Глава рода Изотовых всегда сохраняла самообладание», — с грустью подумал мужчина. Быстро глянув на наручные часы, он задумчиво посмотрел на смущенную и одновременно крайне встревоженную девушку.

— Особо рассказывать нечего, — произнес невозмутимо. — Мне тогда было лет десять. Любил в одиночку уходить из деревни да бродить по тайге. Самонадеянный, ничего не знающий, по сути, мальчишка. Однажды, к концу сытого лета, нос к носу столкнулся с молодым медведем, — увидев, как Катенька испуганно округлила глаза, улыбнулся. — Медведь от неожиданности заорал со всей мочи, и я вместе с ним. Оба друг друга испугались да и рванули в противоположные стороны. Медведь на дорогу, а я в лес. Мой бег закончился падением в овраг. Ногу повредил, сам выбраться не смог. На третьи сутки меня оттуда вытащил старец. Принес к себе в избушку, накормил, подлечил, поговорил. Позже он стал моим наставником. Научил боевым техникам, житейской мудростью поделился, артефакт-блокиратор подарил. Объяснил, как им пользоваться, на меня настроил. Откуда знания и артефакт у наставника — не спрашивал. Разный народ вдоль Амура живет да от глаз людских прячется, не принято там вопросов задавать. А сам он помалкивал.

— Ты… — Катерина помялась, а после быстро спросила: — Артефактом доводилось пользоваться в деле?

Помолчав, Ярослав односложно ответил:

— Да.

По его тону и моментально застывшему лицу юной дворянке стало понятно — дальше расспрашивать не стоит. Не скажет. Повисла напряженная пауза. Желая скрасить последствия неудобного вопроса, Катя миролюбиво поинтересовалась:

— А с наставником вы общаетесь?

— Нет, — качнул головой воин. — Учитель давно ушел к предкам. В тот год я и с приемной семьей простился. Больше в деревню не возвращался. Это произошло двадцать лет назад, — усмехнулся мужчина.

— А сейчас тебе сколько? — удивленно нахмурилась юная дворянка. — На вид, максимум тридцать. Любимая девушка есть? — выпалила и густо-густо покраснела.

— Тридцать семь, Екатерина Федоровна, — ровно ответил Ярослав. — Постоянной женщины в моей жизни нет и не будет, — встретив удивленный взгляд Кати, пояснил: — Проклятие рода должно уйти вместе со мной. Сейчас мне есть о ком заботиться. Надеюсь, так и останется. Нам пора, — сообщил внезапно и резко повернул голову к входной двери.

Через пару мгновений та распахнулась, и на террасу вышли сосредоточенные близняшки.

— Доброе утро, Ярослав, — хором поздоровались, чинно спускаясь по лестнице.

Приглядевшись, мужчина не обнаружил у них ни тени страха, лишь решимость. Храбрые малышки, определенно, не боялись. Они были готовы отстаивать свои интересы.

— Светлого дня, боярыни, — воин почтительно поклонился. — Прошу в машину.

Синхронно кивнув, девочки в сопровождении Катерины направились следом за телохранителем. Удостоверившись в удобстве пассажиров, Ярослав завел двигатель. Вскоре машина выехала со двора.

По дороге Катя изредка поглядывала на сосредоточенных, воинственно настроенных близняшек. На вчерашнем совете взрослые решили не рассказывать боярыням о том, что Потемкин не простой человек, а треклятый маг разума. Вассал рода вначале сомневалась, правильное ли это решение. Но теперь чувствовала — да, верное. Ее саму пугает предстоящая встреча с Егором, а каково было бы малышкам? Нет, пусть лучше не знают.

Белоснежный автомобиль припарковался на стоянке городской администрации. Выйдя из салона, телохранитель быстро осмотрелся. Заметив знакомый серый седан, не повел и бровью. К возможным проблемам он подготовился.

Открыл первой дверцу Катерине, затем помог выбраться девочкам. Крепко взяв их за ладошки, вассал рода Изотовых решительно направилась к входу в администрацию. Невозмутимый Ярослав бесшумной тенью шел рядом.

Миновав полупустой в этот раз холл, они беспрепятственно поднялись на второй этаж. Катерина уверенно шагнула в широкий коридор, хотя сердечко в груди билось тревожно. Свернув направо, остановилась напротив нужной двери. Быстро оглядела сидящих на стульях вдоль стены немногочисленных посетителей.

Две весьма почтенного возраста женщины тихо беседовали. Седовласый мужчина угрюмо о чем-то размышлял. Беловолосый юноша в черной кепке увлеченно играл в телефоне. Оторвавшись на миг от дисплея, он, заприметив симпатичную рыжеволосую девушку, обаятельно улыбнулся, разглядывая незнакомку с явным интересом.

Одарив паренька холодным взором, Катерина глянула налево и моментально напряглась. В конце коридора, у самого окна, скрестив на груди руки, стоял Потемкин. На его лице отчетливо читалось высокомерие и презрение.

Вассал рода Изотовых гордо вскинула подбородок. Весь страх внезапно куда-то улетучился. Она собиралась бороться за близняшек до победного.

Меж тем, демонстративно поклонившись Катерине, Егор ядовито ухмыльнулся. А после внимательно оглядел невозмутимого Ярослава и хмурых боярынь. Увидев возможного опекуна, девочки даже и не подумали с ним здороваться. Крепко держа за руки Катю, они смотрели на мужчину исподлобья.

Заметив, как вдовец угрожающе прищурился, Ярослав тихо сказал Кате:

— Думаю, вам с девочками лучше присесть, — воин жестом указал куда именно: между одной из женщин и юношей пустовали три стула.

Коротко кивнув, Катерина села на ближайший. Очутившийся по соседству молодой человек тотчас снял кепку и быстро провел ладонью по светлой шевелюре. Затем, желая понравиться симпатичной девушке, снова обаятельно, демонстрируя милые ямочки на щеках, улыбнулся.

Не выказывая ответного интереса, Катерина даже не сменила непроницаемое выражение на лице.

Цепко глянув на парня, Ярослав проследил за рассаживающимися боярынями, а потом отошел к противоположной стене и встал напротив подопечных.

Задумчиво покрутив в руках мобильный, юноша повернулся к Кате и негромко заметил:

— Вы с сестрами очень похожи. Все красавицы.

— Благодарю, — ледяным тоном отозвалась девушка, прекрасно понимая, что с боярынями они не похожи ни капли.

— А я вот сижу, жду, когда документы отдадут, — не реагируя на холодность девушки, сообщил юноша. — На этих чиновников никаких нервов не хватает. Меня Ефимом зовут. А тебя?

— Имени своего вам сообщать не намерена, — отозвалась Катерина холодно.

Разочарованно вздохнув, юноша посмотрел на Ярослава, словно ища у того помощи. Ответив нечитаемым взглядом, телохранитель моментально напрягся. Вроде безобидный, улыбчивый паренек, и угрозы пока не наблюдается, но профессиональная интуиция отчего-то сработала.

В это же мгновение дверь в кабинет распахнулась. Остановившись на пороге, затянутая в строгий черный костюм заместитель начальника произнесла:

— На комиссию приглашаются претенденты на опеку над боярынями Изотовыми.

Отлипнув от стены, Ярослав подождал, пока Катерина и девочки войдут в кабинет, и, намеренно опережая Потемкина, скользнул следом. Очутившись в просторном помещении, сопроводил подопечных к самым дальним стульям. А потом замер рядом, не отводя тяжелого взгляда от Потемкина. Тот, демонстративно возведя глаза к потолку, неодобрительно покачал головой.

— Тамара Прокофьевна, — неожиданно послышался от двери голос заместителя, — можно мне все же уйти?

— Ступай, — с досадой отозвалась начальница. — Справлюсь одна.

За упорхнувшей по личным делам сотрудницей захлопнулась дверь, а хозяйка кабинета пододвинула поближе документы. Конечно, отпускать заместителя во время комиссии не по правилам, но у той ночью дочь отвезли в роддом. От встревоженной будущей бабушки пользы сегодня ждать не приходилось.

«Позже подпишет протокол», — успокоила себя Тамара Прокофьевна.

Не выказывая удивления количеством визитеров, привыкшая ко многому за столько лет работы женщина принялась медленно листать лежащую перед ней папку.

Подобные дела в ее практике уже встречались. Она нередко сталкивалась с тем, что молодые кандидаты в опекуны впоследствии горько сожалели о принятом решении. Приходилось вновь пересматривать дела, и частенько дети отправлялись под опеку государства. Поэтому начальница уже не раз беседовала с юной претенденткой Тимирязевой. Второго кандидата Тамара Прокофьевна видела впервые: документы у него принимала заместитель.

Вновь поправив очки, женщина строго оглядела присутствующих и хорошо поставленным голосом произнесла:

— Прибывших на комиссию прошу представиться, — остановив взор на Потемкине, дала понять, кто именно будет говорить первым.

— Потомственный дворянин Егор Николаевич Потемкин, — мгновенно сориентировался тот. Галантно поклонившись, изобразил на лице глубокую печаль. — Супруг безвременно почившей главы рода бояр Изотовых Софьи Сергеевны.

— Сочувствую вашему горю, — искренне промолвила начальница.

Неторопливо поднявшись с места, Екатерина гордо вскинула голову.

— Потомственная дворянка Екатерина Федоровна Тимирязева. Вассал рода Изотовых, давшая клятву верности лично главе рода Софье Сергеевне. Со мной прибыли на комиссию боярыни Елизавета и Александра Изотовы, а также их телохранитель.

Взглянув поверх очков на решительно настроенную девушку, чиновница вновь полистала документы.

— На получение права опеки претендуют два кандидата, — начала сухо, глядя в бумаги. — Елизавета и Александра Изотовы дали согласие обоим. По правилам я должна принять решение на основании имеющихся в деле анкет. Более подходящей кандидатурой пока для меня является Егор Николаевич. — Вдовец довольно приосанился. — Однако в целях детального рассмотрения дела я готова выслушать юных боярынь, — моментально смягчив тон, она обратилась к девочкам: — Елизавета, Александра, хотите ли вы что-либо сказать?

— Да, — твердо произнесла Лиза, синхронно встав вместе с сестренкой и взяв ту за руку. — Мы хотим в опекуны Катерину Федоровну Тимирязеву. А Потемкин нам не нравится, мы его совсем не знаем.

— Но вы же дали ему согласие, — напомнила начальница. — Отчего так вышло? Вас кто-то заставил?

Быстро переглянувшись, боярыни одновременно хмуро посмотрели на хозяйку кабинета, не торопясь отвечать.

Катерина собралась было вмешаться, но женщина остановила ее жестом.

— Мы не знаем, как так вышло, — тихонько объяснила Саша. — Никто нас не принуждал. Сами подписали. Но мы не хотим его в опекуны.

— Совсем, — твердо добавила Лиза.

— Садитесь, — практически с материнской заботой произнесла начальница, затем кивнула Потемкину. — Даю вам слово, Егор Николаевич.

— Девочки правы: они меня действительно не знают, — неожиданно для Кати выдал вдовец. — Да вот только моей вины в этом нет, — мужчина огорченно вздохнул и безапелляционно заявил: — Присутствующая здесь Екатерина Тимирязева, желая получить опеку, действует исключительно из корыстных побуждений. Ее не интересуют дети, только имущество рода Изотовых. Она препятствует моим встречам с боярынями и продолжает настраивать их против меня. Подтверждением тому служит согласие девочек на опеку, — заметив заинтересованность начальницы, пояснил: — Даже пришлось приезжать в школу, чтобы с ними пообщаться! В присутствии заместителя по воспитательной работе я поговорил с девочками по душам, — на лице женщины мелькнула тень одобрения. Потемкин моментально воодушевился. — Лиза с Сашей решили, что лучше меня им опекуна не сыскать. А вот теперь снова идут на попятную, — он с показной беспомощностью развел руками. — Одна только надежда осталась на вас, Тамара Прокофьевна.

Сжав губы, Катерина поднялась.

— Егор Николаевич умеет быть крайне убедительным. Я не обладаю таким же даром красноречия, увы. Могу сказать лишь одно: его слова лживы. Девочек я искренне люблю. Вассальная клятва, принятая у меня главой рода Изотовых, подтверждает — Софья Сергеевна мне доверяла. На тот момент боярыня замужем не была, а значит, если бы с ней что-то случилось, опекуном для близняшек стала бы я, — неожиданно прозорливо напомнила об очевидном девушка.

— Катя — наша семья, — звонко прозвучал голосок вскочившей Саши. — Она нас любит и заботится так же, как Сонечка! — смело встретившись взглядом с Потемкиным, девочка твердо заявила: — Даже если вам дадут над нами опеку, знайте: мы никогда не будем вас считать членом нашей семьи, — и, гордо вздернув подбородок, вновь села.

Скрипнув зубами, Егор собрался ответить, однако Тамара Прокофьевна не позволила. Остановив мужчину властным жестом, начальница отдела опеки громко произнесла:

— Рассмотрев материалы дела и выслушав присутствующих, принято решение передать опеку над боярынями Александрой и Елизаветой Изотовыми, — она выдержала бесконечно долгую паузу, — Екатерине Федоровне Тимирязевой. Документы получите через три дня, — добавила и захлопнула папку.

Радостно воскликнув, девочки вскочили и принялись обнимать счастливую Катерину. В это же мгновение Потемкин прошипел:

— Не бывать тому!

С поразительной скоростью маг разума рванул к чиновнице. Однако успел лишь едва коснуться руки изумленной женщины, как, истошно взвизгнув от испуга, уткнулся лицом в столешницу. За его спиной возвышался невозмутимый Ярослав. К великому сожалению воина, он не имел права причинить боль вдовцу. А так хотелось!

Аккуратно придерживая руки и плечи вырывающегося мага, телохранитель укорил:

— Егор Николаевич, нельзя к женщинам прикасаться без их на то согласия. Вас разве в детстве не учили?

— Отпусти! — заверещал Потемкин. — Я приказываю!

— Вашим приказом не подчиняюсь, — легкая улыбка скользнула по лицу воина.

В этот же миг дверь распахнулась. Трое мужчин в черной униформе с эмблемой князя Южного на рукаве бесшумными тенями проскользнули в кабинет. Мгновенно оценив обстановку, двое заменили посторонившегося Ярослава, а третий защелкнул на Потемкине мягкий блестящий ошейник.

Едва почувствовав тот на шее, Егор взвыл раненным зверем. Забившись в крепких руках воинов, попытался вырваться, но тщетно.

— Что здесь происходит? — машинально потирая место прикосновения, поинтересовалась шокированная Тамара Прокофьевна.

Ярослав глянул на одного из спецов. Тот кивнул, и воин рода Изотовых пояснил:

— Потемкин — маг разума. На вас совершена попытка воздействия запрещенной силой.

Командир спецотряда, глядя на изумленную женщину, добавил:

— Егор Николаевич Потемкин арестован. Сегодня с вами свяжутся для дачи показаний. Если пожелаете привлечь Потемкина к ответственности, вы вправе подать заявление.

— Конечно желаю! — хоть и не понимая, как именно на нее собирались воздействовать и кто такой маг разума, возмущенно воскликнула Тамара Прокофьевна. — Это куда годится?! Нападение на чиновника! — сердито пыхтя, она сняла очки и принялась их протирать вытащенной из ящика стола салфеткой.

— Вы не пострадали? — обратился воин к обнимающей малышек Кате.

— Нет, — покачала головой Катерина. — Спасибо, что арестовали, — поблагодарила искренне.

— Это наша работа, — скупо обронил мужчина. — Выводите! — скомандовал коллегам. — Всего доброго, — церемонно попрощался, когда поникшего Потемкина вывели, и покинул помещение.

Под изумленными взглядами посетителей воины быстро провели по коридору низко опустившего голову Егора. На его бледном лице не было ни кровинки.

Светловолосый юноша дождался, пока они скроются с глаз. Нацепив черную кепку, встал и нарочито громко заявил:

— Дурдом какой-то! Не нужны мне эти документы!

Засунув руки в карманы потертых модных джинсов, он неторопливо пошел по коридору. Спустившись на первый этаж, вышел из здания администрации. Не выказывая излишнего интереса к микроавтобусу, в который грузили Потемкина, направился в противоположную сторону. Удалившись на безопасное расстояние, осмотрелся и, убедившись в отсутствии поблизости чужих глаз и ушей, набрал нужный номер.

— Объект арестован спецотрядом, — доложил негромко. Выслушав ответ, принялся обстоятельно рассказывать, привычно внимательно следя за окружением.

* * *

Удобно расположившись в шезлонге, темноволосый мужчина в белоснежном длинном халате попивал из пузатого бокала темно-коричневый напиток и, о чем-то размышляя, лениво наблюдал за плескающимися в огромном бассейне обнаженными красотками.

Торопливо подойдя, перед ним почтительно склонился личный помощник. Его элегантный темно-серый костюм выглядел неуместно в помещении великолепного крытого бассейна, но дожидаться, пока господин покинет зону отдыха, он не мог: новости были важными.

— Рассказывай, Андрей, — небрежно кивнул помощнику мужчина. — Что стряслось?

— Информация из Южного княжества, — доложил верный слуга. — Потемкина арестовал спецотряд князя прямо в администрации. Сразу же вывели из кабинета в ошейнике-блокираторе.

— Идиот. Опять не справился, еще и засветился, — хозяин дома брезгливо поморщился. — Теперь о Потемкине можно забыть. Жаль, самому его наказать не получится, — он с угрозой нахмурился, а после пренеприятно усмехнулся: — Ну да пусть с ним спецы Южного поиграются. Все одно без толку. Обо мне не расскажет. Клятва не даст.

В бассейне по-прежнему так же шумно плескались безупречно красивые наложницы хозяина. Не глядя в сторону юных прелестниц, Андрей недвижимо ожидал приказа.

— Пыль охрового камня привезли? — не отрывая взора от бокала, поинтересовался темноволосый.

— Да, — кивнул слуга. — Готовы передать группе.

— Раз готовы, значит, действуйте. Срок сегодня ночью, — спокойно отдал приказ господин. Заметив, что Андрей явно желает задать вопрос, но не решается, махнул рукой. — Говори уже, — голос мужчины прозвучал на удивление миролюбиво.

— Господин, охровый камень стоит бешеных денег. Нельзя гарантировать, что Южный будет лично участвовать в спасательных работах. Не станет ли это пустой тратой средств? Может, попробовать иначе?

— Так печешься о моих деньгах? Не ожидал, — усмешка тронула чувственные, пухлые губы весьма привлекательного мужчины. Заметив, как слуга напрягся, но тем не менее не отвел взгляда, он хмыкнул. Выдержав многозначительную паузу, невозмутимо продолжил: — Вот за эту смелость тебя и уважаю. Однако, впредь знай свое место, — слова прозвучали будто удар хлыста. Слуга тотчас опустил голову. Меж тем, отпив из бокала, мужчина закинул ногу на ногу и соизволил объяснить: — Все покушения на Разумовского окончились неудачей. Сейчас же я разом могу и удалить серьезного противника, и получить месторождение. Став овощем, Южный уж точно не сможет влиять на политический расклад в империи, да и мой доход существенно увеличится. А две маленькие девочки со слугами не станут сопротивляться, — он едва заметно улыбнулся, а после, прищурившись, уверенно добавил: — Каким бы ни был Разумовский осторожным и подозрительным, но в эту ловушку попадет. Игорь никогда не бросает своих подданных. Поэтому нет, Андрей, мои траты по сравнению с тем, что могу получить, — пыль, — посчитав аналогию с убийственной сугубо для универсалов пылью охрового камня удачной, он с предвкушением почмокал губами.

— Слушаюсь, — низко поклонившись, слуга ретировался.

Не выпуская бокала из рук, господин лениво осмотрел обнаженных наложниц. Капли влаги на идеальной женской коже и изгибы безупречных тел завораживали и манили.

— Хватит плескаться. Идите ко мне! — прогремел в воздухе его властный голос.

Моментально отреагировав на зов, шесть красивых женщин грациозно вышли из бассейна и направились к своему хозяину.

(обратно)

Глава 20

Пройдя коротким путем к особняку, мы зашли в дом не через парадный вход, а со двора. Князь все время крепко держал меня за руку, ни на миг не отпускал. Даже показалось, будто боится, что внезапно сбегу. Покачала головой, поймав себя на такой наивной мысли.

Уверенно миновав широкие пустынные коридоры, Игорь резко свернул налево, а затем открыл единственную двухстворчатую дверь.

— Проходи. Это моя территория, — сказал с улыбкой.

Зайдя, неторопливо прошлась по гостиной, осматриваясь. Стены цвета золота, мраморные пол и колонны — вполне ожидаемо. Однако помещение не кричало о безвкусии, как в домах иных богачей, поражая плавными линиями, натуральными материалами и изяществом во всем. Не знаю, сам ли князь приложил руку к дизайну интерьера, но мне нравилось.

Взгляд скользнул по белокаменной витой лестнице с коваными узорчатыми перилами, ведущей к комнатам на втором этаже и открывающей доступ на полукруглый балкончик. Одобрительно хмыкнув, принялась рассматривать спрятавшийся в нише под балконом шикарный камин. Подле него с нарочитой небрежностью разместились круглый пуф и небольшой двухместный диванчик.

Остановившись около серого уютного дивана с многочисленными стильными подушками, перевела взор на огромные полукруглые окна во всю стену. Сквозь неразличимые глазом стекла открывался вид на изумительный дворик с беседками и прудиками.

— Как тебе? — тихо поинтересовался бесшумно подошедший князь.

— Спокойно тут, — призналась, не лукавя. Повернувшись, встретилась с пристальным взглядом ярко-васильковых глаз.

— Мне нужно отойти, — он смотрел неотрывно, словно что-то пытался разглядеть, но так и не находил. — Чувствуй себя как дома. Тебя никто не побеспокоит. Постараюсь долго не задерживаться, — добавил и тотчас ушел.

Оставшись в одиночестве, покачала головой. Увы, почувствовать себя «как дома» не получится. В застегнутом наглухо пальто становилось все жарче. Но под ним лишь нижнее белье да колготки. Данный факт напрочь отбивал желание расстегивать пуговицы.

Коротая время ожидания, принялась задумчиво вышагивать вдоль окон, размышляя о разном.

Нормально ли пройдет задержание Потемкина? Князь пообещал, что малышки не пострадают, тем не менее тревога не утихала. Всякое может произойти. Судьба — она такая затейница, только диву даешься.

А мой «муженек» оказался редким и ненавидимым всеми магом разума, надо же. Пока шли к особняку, Игорь кратко рассказал о них. Откровенно говоря, не до конца поняла, уяснила только, что Потемкин и ему подобные, прикоснувшись, подчиняют своей воле.

Но ведь и главы родов умеют подчинять. Правда, не через прикосновение, а голосом. Вероятно, дело в том, что главы воздействуют только на давших клятву верности. Но тогда и меня можно назвать магом разума! Я-то без проблем воздействую практически на всех. Пока из «подопытных» не поддался лишь светлейший князь.

Вспомнив, что Савелий и Игорь были первыми людьми, встреченными в этом мире, усмехнулась. Видимо, случайности не случайны. Практически с первого дня князь Южный играет не последнюю роль в моей жизни в чужом мире. А сейчас и вовсе от него зависит очень и очень многое.

«Интересно, почему он сбрил бороду?» — вновь откуда-то вынырнула мыслишка. Вот далась мне эта борода! О чем только думаю?!

Медленно провела пальцем по припухшим от страстных поцелуев губам. Князь сегодня поразил. Сильно. Сама не знаю почему, но сердечко защемило, а душа робко потянулась к нему. Так захотелось почувствовать себя слабой рядом с тем, кто, похоже, сильнее меня.

Нет! Не хочу сейчас никаких отношений! Ни с князем, ни с кем-либо другим! Из передряги поскорее бы выбраться. А Разумовский… Кто знает, что дальше будет? Поживем — увидим.

Неожиданно краем глаза заметила объект своих мыслей. Быстро развернулась, наблюдая за неторопливо приближающимся мужчиной. Его лицо не выражало эмоций, и не понять, какие вести принес. Мгновенно собравшись, приготовилась к самому худшему исходу.

Подойдя, князь сообщил:

— Твой телохранитель отработал отлично. Задержание Потемкина прошло успешно, — видимо, заметив мое напряжение, добавил: — С девочками все в полном порядке. Никто не пострадал.

— Спасибо, — выдохнула с облегчением и призналась: — Волновалась за них, — а потом деловито поинтересовалась: — Что дальше?

— Пойдем, присядем. Надо поговорить, — сказал Разумовский, увлекая к дивану.

Усевшись, внимательно посмотрела на спокойного мужчину, но, как ни старалась, не смогла предугадать, что скажет: он фантастически контролировал эмоции и жесты. Отчего раньше подобного не замечала? Ведь не раз общались по бизнес-вопросам. Хотя деловые встречи это одно, а вот личные — совсем, совсем другое.

Терпеливо ожидая разговора, отвела взор. Беседа явно предстоит серьезная.

— Тебе в пальто не жарко? — нарушил молчание князь.

Остро глянув на мужчину, заметила лукавые огоньки в глазах. Досадливо поморщившись, покачала головой.

— Пока не критично. Я слушаю.

Не отводя взгляда, Разумовский невозмутимо начал вводить в курс дела:

— Потемкин не отрицает, что маг разума. Требует княжеского суда и защитника, — удивив, но, однако, не делая ненужных театральных пауз, продолжил: — Во время ареста он пытался воздействовать на начальницу отдела опеки. Та жаждет правосудия и публичного привлечения к ответственности. Увы, формально преступление заключается в попытке овладеть разумом чиновницы. Это тоже наказуемо, но менее серьезно, чем если бы попытка оказалась завершена. Думаю, Потемкин надеется «отделаться легким испугом», — Игорь взял мою руку в свою. — Я могу устроить так, что он не выйдет живым из тюрьмы, — в голосе князя зазвенел металл, на корню гасящий любые сомнения. — Но если удовлетворю просьбу, то появится возможность решить большую часть твоих проблем разом. И репутация рода Изотовых не пострадает. Напротив, укрепится.

— Это каким образом? — не скрывая заинтересованности, подалась вперед.

— Если захочешь, выступишь на суде еще одним обвинителем, — невозмутимо сообщил Игорь.

После этой фразы я словно окаменела, а ладони сжались в кулаки. Лютая ненависть чернотой окутала душу. Невероятно хотелось, чтобы эта тварь сдохла, желательно, на моих глазах. Но суд? Не уверена. Есть факты, о которых предпочла бы умолчать.

Глядя понимающе, Игорь не убрал руки и не требовал ответа моментально.

— Не каждый взрослый мужчина способен противостоять магу разума. Ты — юная девушка, и сумела, — замолчав, он смотрел неотрывно. Складывалось впечатление, будто ждет моей реакции.

Наверное, стоило проникнуться, прочувствовать всю свою уникальность. Но для меня его слова прозвучали лишь простой констатацией факта. Рискнула, сделала все, что в моих силах, — и победила. Но ведь могла проиграть! И гордости я сейчас не испытывала. Напротив, досаду. Так глупо попала в лапы садиста! Впрочем, всего не предугадаешь. Впредь буду умнее и осторожнее.

Меж тем Игорь продолжил:

— Как бы сама к произошедшему ни относилась, но ты проявила себя сильной главой. Ничуть не уступая мужчине, продемонстрировала лучшие качества дворянки. Это очень ценно, — и он не лукавил, действительно говорил, что думает. Все так же накрывая рукой мою руку, князь невозмутимо пояснил: — Как только об этом узнают, твоя репутация мгновенно укрепится. Многие влиятельные рода захотят стать союзниками бояр Изотовых. Кроме того, на суде произойдет одновременно признание тебя живой, аннулирование брака и наказание Потемкина. Дам юриста, тот все сделает, — добавил безапелляционно. — Главное в другом, — князь нахмурился. — Выдержишь судебное разбирательство? Будут неудобные вопросы в присутствии зрителей и журналистов.

— Выдержать-то выдержу, — я тяжко вздохнула. — Во время суда используются артефакты правды?

— Да, — отозвался Игорь, — один универсальный. Проинформирует о лжи, ну и, бонусом, подтвердит твою невинность, — лукавые искорки вновь появились в ярко-васильковых глазах. Вот далась ему моя девственность!

Неодобрительно нахмурилась, напряженно размышляя. Предложение Разумовского отличное. Так все упрощается. Вот только, боюсь, всплывет один очень неприятный факт, и тогда моя репутация серьезно пострадает.

Наркотики — страшное зло в любых мирах. И, к сожалению, бывших наркоманов и алкоголиков не существует, есть лишь состояние стойкой ремиссии. Но всегда существует вероятность сорваться. Произойдет это или нет — зависит от самого человека.

Ну да, я не сама употребляла, кололи силой. Регенерация, слава богу, уже восстановила физическое здоровье. Но тема крайне скользкая. По факту, я даже могу считаться в некотором роде ущербной, потому что наркотики не только гробят тело, но и ломают личность, отравляют душу. Со мной такого не произошло, однако прекрасно понимаю Краснопольского: так же, как и архитектору, не хотелось, чтобы мое имя связывали с наркотиками.

— Что тебя тревожит? — тихо, но твердо задал вопрос князь.

— Не девственность. С ней-то все в порядке, — усмехнулась невесело. Нет, я доверяла Разумовскому, но говорить о том, что вытворял со мной Потемкин, было сложно. Не нарушая тишины, Игорь ждал. Наконец решилась: — Кое о чем я еще не рассказала, — промолвила тихо. Не глядя на мужчину, плавно забрала свою руку. Крепко сцепив пальцы и чеканя слова, призналась: — Все два месяца брака Егор держал меня взаперти и накачивал наркотиками. Пока гостила у Краснопольского, — горько усмехнулась, — восстанавливалась. Моя регенерация справилась, да и настойки Назара помогли. Уже все в норме. Но я теперь не так чиста, как ты думаешь, — напряженно застыв, посмотрела в окно, за которым ветер шевелил обнаженные ветви деревьев.

Не нарушая тишины, я с грустью размышляла о том, что любить придуманный образ легко. Гораздо сложнее принять человека таким, какой он есть. А реальность от вымысла порой отличить ой как непросто.

Прерывая поток мыслей, Игорь едва слышно шепнул:

— Иди ко мне.

Быстро взглянула на князя и обомлела: окаменевшее, бесстрастное лицо, однако в потемневших глазах — угрожающие всполохи княжьей силы. На миг стало чертовски страшно. Как хорошо, что он не мой враг!

Поддавшись рукам сильного мужчины, прильнула к груди Разумовского и замерла недвижимо, слушая ритм его сердца. Неожиданно почувствовала бережные поглаживания по голове, и меня накрыла лавина воспоминаний. Спазмы сдавили горло, захотелось уткнуться лицом в его толстовку и по-женски разреветься.

Глубоко вдохнув, привычно запретила себе. Не сейчас, позже, когда все закончится. Я обязана быть сильной.

Словно ощутив изменения в состоянии, Разумовский плавно меня отстранил.

— Одежду для тебя уже должны были привезти, — произнес невозмутимо. — Пойдем, провожу в комнату.

Подав руку, помог встать, почему-то ничего не сказав о суде. Тема закрыта? Тогда что дальше-то?!

Не выказывая тревоги, пошла за князем. Вполне вероятно, о своих чувствах Игорь больше не заговорит, но в любом случае продолжит заботиться. Его теперь связывала клятва. Интересно, уже пожалел, что дал ее?

Тем временем, неторопливо поднявшись со мной по лестнице, князь подвел к двери из светлого дерева. Остановившись, толкнул створку и, предупредительно замерев на пороге, жестом предложил войти.

Зайдя в уютную комнату, увидела на небесно-голубом покрывале широкой кровати множество разномастных пакетов и коробок с логотипами известных брендов. Без сомнений, в них одежда и обувь. Когда только успели купить? Игорь действительно проявляет обо мне заботу.

Отчего-то на душе стало горько.

— Отдыхай, приводи себя в порядок. Если что-то понадобится, зови слуг без раздумий, — промолвил князь. Взглянув на настенные часы, добавил: — Сегодня на обеде познакомлю тебя с моими родственницами, — голос звучал дежурно-спокойно. — Если станет скучно, заходи. Наши комнаты смежные.

Машинально кивнула, а затем пристально посмотрела в глаза мужчине.

— Я не хочу, чтобы меня видели до «воскрешения».

Моментально поняв, о чем идет речь, князь кивнул.

— Не волнуйся, слуги умеют держать язык за зубами. А боярыню Изотову гостьи в тебе не узнают, — заметив, как мои брови удивленно взметнулись, улыбнулся и пояснил: — Эта проблема решаема. Так же у тебя не возникнет, — он примолк, подбирая слова, — неприятностей с артефактом правды в суде. На каждое действие есть противодействие, — сообщил загадочно и, не мешкая, вышел из комнаты.

Проводив статную фигуру взглядом, озадаченно нахмурилась. Вроде бы сказал много, но, по сути, ничего. Вот же… дипломат!

Неторопливо принялась расстегивать пуговицы на опостылевшем пальто. Сняв его, небрежно кинула на край кровати и, сев рядом, с силой закусила губу.

Что ж, буду смотреть правде в глаза.

Князь своего слова не нарушит и окажет содействие — факт. Сегодня в очередной раз убедилась: Игорь и прежде всегда помогал бескорыстно. Правда, раньше я думала, что из-за особого отношения ко мне. Но, как оказалось, у этого мужчины такая суть. И дальше придумывать иные причины — лгать самой себе. Да и ни к чему.

На душе заскребли кошки. Как жаль, что все так, а не иначе. Там, в раздевалке ледовой арены, на безумно короткий миг показалось — счастье возможно. Стоит лишь протянуть руку, и вот оно, бери!

Увы, похоже, снова ошиблась.

К тому же, для Игоря Владимировича боярыня Изотова теперь не столь уж и завидная партия. Он, вероятно, мечтает об уникальном наследнике. А со мной остается риск, хоть регенерация у меня и превосходная. Бывших наркоманов не существует.

Да и черт с ней, с любовью! Не выходит и не надо. Других забот сверх меры.

Решительно встав, принялась потрошить пакеты. Не годится главе боярского рода щеголять голышом в доме светлейшего князя.

* * *

Оставив Соню, Игорь быстро вошел к себе в комнату, стянул пропахшую потом после тренировки одежду и стремительно прошел в душ. Встав под воду, сжал кулаки и скрипнул от злости зубами.

Недавно он с трудом сдержался и едва не утратил контроль.

Его хрупкая, но сильная девочка рассказала о том, что пришлось вынести, так просто! Два месяца ужаса и боли! А этот урод не только использовал свою силу, но еще и накачивал ее наркотой! Как только выдержала?!

Ярость клокотала, требовала действий. Открутить Потемкину голову хотелось нестерпимо. Прямо сейчас поехать в тюрьму и одним движением свернуть шею! Но нельзя давать выход эмоциям. Надо делать все так, как запланировал. Соня должна вернуться к нормальной жизни. А мразь сдохнет, но позже. А затем и его хозяин.

Вода била по крепкой шее, стекала ручейками по мускулистым плечам, широкой спине, омывала упругие ягодицы и, журча, исчезала в сливе. Вместе с ней уходил и гнев. Все проблемы можно решить. Главное — она жива. Значит, у него есть шанс.

Сонечка… Мысли о том, что любимая женщина рядом, наполняли душу теплым светом. Вновь хотелось жить.

Игорь страстно желал обнять свою снежную королеву, прижать к груди крепко-крепко и никогда не отпускать. Безумное искушение!

Он ведь мог бы в ближайшие дни назвать ее законной женой, и мучениям конец, любимая навсегда останется рядом. Князь прекрасно знал — сейчас боярыня не станет сопротивляться. Требуется лишь чуть-чуть надавить.

Беззвучно рассмеявшись, могущественный мужчина подставил лицо под упругие струи. Теплая водарасслабляла кожу, мышцы, но не приносила покой в душу. Игорь любил Софью всем сердцем.

Да вот только она не любила.

Князь не просто понимал — четко знал это. Так же, как и то, что не воспользуется ее мимолетной слабостью. Так он не хотел. Решит быть с ним — останется. Нет? Удерживать не станет.

Игорь давно не юнец, первый брак окончился трагедией. Хоть и с трудом, но перетерпел, пережил. А после…

Череда на все согласных красоток оставила за собой лишь горечь разочарования, и жить так, как большинство мужчин его статуса, не хотелось. Потому был один. Более того, с годами пришло понимание: женщина должна идти не позади мужа, а рука об руку, и быть личностью, равной супругу.

Игорь не сомневался, Соня — та самая, с кем хотел бы пройти жизненный путь. Поэтому вновь даст ей выбор. По-другому у них просто-напросто ничего не выйдет. Нельзя давить на равного, а уж манипулировать и подавно. Иначе брачный союз рассыплется карточным домиком. Счастлив тогда ни один не будет, но уйти уже никто не сможет. Незавидная участь, постигшая многие знакомые ему пары. Лучше уж жить одному, чем так: в холоде, фальши, взаимных претензиях и непонимании.

Опершись руками о стены душевой кабины, мужчина низко опустил голову. С губ слетели едва слышные слова:

— Дай мне свою любовь, девочка.

(обратно)

Глава 21

За окном темнело. Полулежа на заправленной кровати, я лениво щелкала пультом телевизора. К коже приятно льнул шелк длинного халата, тело благоухало свежестью и было полностью расслабленно.

К моему искреннему удивлению, день прошел не в гордом одиночестве и тяжких размышлениях, а весьма приятно.

Стоило приступить к осмотру купленного гардероба, в дверь раздался тихий стук. Темноволосая, смуглая девушка в форменном темно-сером платье бесшумно вошла в комнату. Вежливо поклонившись, сообщила, что ее зовут Лена и по распоряжению князя она моя личная горничная.

Этому не удивилась, а вот последующая фраза вызвала улыбку. Со слов девушки, прислуге особняка меня надлежит кормить, лелеять и холить. Вначале решила, что горничная просто пошутила. Однако позже поняла — все именно так и есть.

Действительно кормили — много и разнообразно. Не докучая разговорами, сделали педикюр, маникюр, кучу разных приятных косметических процедур. Я даже попарилась в бане, затем вдосталь поплавала в бассейне, а после побывала в руках восхитительного массажиста.

Как оказалось, Игорь предоставил в мое распоряжение не просто одну гостевую спальню, но практически личное крыло в шикарном родовом особняке. При этом, кроме профессионалов, окруживших заботой, за весь день я больше никого не увидела. Где прятались гостьи светлейшего князя, непонятно. Собственно, и самого хозяина дома-то ни разу не встретила.

Впрочем, по этому поводу не расстроилась. Прекрасно понимаю, князь — деловой человек. Сама порой забывала о еде и сне, занимаясь рабочими вопросами. Куда уж тут развлекать гостей. Хотя… Есть у меня мыслишка, что Игорь так поступил намеренно, не зря же он, уходя, предложил отдохнуть.

И это, определенно, получилось.

Отложив пульт, вольготно расположилась на мягком покрывале. В душе теплом растекалась благодарность к князю. После пережитого кошмара мне действительно было нужно провести время вот так: ничего не делать, не думать, не разговаривать, но полностью расслабиться. А самое важное — не тревожиться о сестрах и не бороться за свою жизнь. По крайней мере сейчас нам ничего не угрожало.

Дверь бесшумно отворилась. К моему ложу подошла темноволосая Лена. Остановившись в паре метров, негромко напомнила:

— Госпожа, через пятьдесят минут ужин. Вам помочь одеться?

Вновь услышав о предстоящем мероприятии, мысленно застонала. Обедая сегодня в одиночестве, я уже обрадовалась, решив, что князь передумал, и знакомство с его родственницами не состоится. Но нет, пару часов назад горничная тактично сообщила, что ужинать буду не одна.

Видит бог, есть больше не хотелось. Совсем. Впрочем, общаться с гостьями князя тоже. Но тут с хозяином дома не поспоришь. Невежливо это, да и неправильно. А вот с Разумовским заранее поговорить тет-а-тет не помешает.

Каким таким волшебным образом во мне не узнают боярыню? Прям интересно. Заодно спасибо скажу да выясню планы по моему «воскрешению».

— Игорь Владимирович сейчас занят? — поинтересовалась, грациозно поднимаясь с кровати.

— Он в малом кабинете, — уклонилась от ответа девушка. Или и вправду не знала, что господин делает.

— Расскажешь, где малый кабинет?

— Конечно, — отозвалась горничная. — Можно пройти двумя путями. Первый, короткий, через гардеробную, ваши покои смежные. А второй — по коридору. Но, боюсь, так не сумею объяснить. Показывать нужно, — Лена слегка замялась.

— Спасибо, — произнесла искренне. — Помогать одеваться и показывать дорогу не надо. Можешь идти.

Дождавшись, когда девушка удалится, пару минут постояла задумчиво. Переодеваться или нет — вот в чем вопрос. С одной стороны, соблюдать этикет необходимо, а с другой — элементарно лень.

Вот заявлюсь сейчас к князю в домашнем халатике, и пусть думает, что хочет!

Направляясь к гардеробной, едва заметно улыбнулась. Глупости. Конечно же, буду соблюдать правила.

Остановившись в центре просторного помещения с множеством полочек и ящичков, посмотрела на заботливо развешенную горничной одежду.

«Вот же я растяпа! — неодобрительно качнула головой. — Не спросила, что надевать на ужин. Вдруг строгий дресc-код?! Князь в костюме, а дамы в вечерних платьях?»

Но отчего-то крепла уверенность — на предстоящее мероприятие Игорь не будет наряжаться. И от гостей не потребует.

Отбросив сомнения, решительно сняла с вешалки узкие серые брючки и свободную рубашку на два тона светлее. Неторопливо переоделась. Сунув ноги в удобные туфли-лодочки, подошла к ростовому зеркалу. Быстро пробежав расческой по волосам, с пристрастием осмотрела зеркального двойника с головы до ног.

Я больше не казалась заморышем. После всех сегодняшних процедур волосы мягкими, шелковистыми волнами падали на плечи и спину, кожа приобрела здоровый вид и будто сияла изнутри. Славно. Даже не скажешь, что два месяца просидела взаперти, да еще и под наркотиками.

Воспоминания о пережитом пробудили уже такую знакомую ненависть. Не знаю, как «дражайший супруг» чувствует себя в тюрьме, но искренне желаю, чтобы ему там было максимально отвратительно!

Расправив плечи, решительно направилась к виднеющейся в противоположной стене единственной двери. Если она не ведет в Нарнию*, то, однозначно, в покои светлейшего князя. Больше некуда.

В довольно уютном кабинете Игоря заметила сразу: его рабочий стол размещался прямо у огромного окна. Подавшись вперед, хозяин дома сидел ко мне боком, сосредоточенно глядя в большой монитор.

Не приближаясь, я постояла у двери, внимательно рассматривая Разумовского. Слегка растрепанные темные волосы, белоснежная подчеркивающая рельефный торс футболка, на ногах темно-синие джинсы и полуспортивные светлые туфли. Если он не планирует переодеваться, то я угадала с выбором своей одежды.

Взгляд неожиданно зацепился за длинные, изящные пальцы мужчины. Моментально вспомнилось, какими сильными и одновременно нежными могут быть его руки. Сердце гулко застучало, а губы внезапно пересохли.

Господи, о чем я только думаю?!

Мысленно дав себе подзатыльник, направилась к Игорю, бесшумно ступая по длинноворсовому песочного цвета ковру. Встав сбоку, положила ладошку на спинку рабочего кресла.

Не знаю, заметил меня князь или нет, но, не реагируя на мое присутствие, продолжал пристально смотреть на экран монитора. Он действительно работал — изучал графики биржевых сводок. Давным-давно, в прошлой жизни, и мне приходилось заниматься подобным. Не особо увлекательный процесс, однако крайне нужный бизнесмену. В этой жизни из любопытства как-то раз заглянула на общемировой рынок. По правде говоря, испытала облегчение, обнаружив знакомые сводки. Миры разные, а вот графики — нет.

Вглядываясь в линии на экране, вновь подумала, что они походят на кардиограмму. Отчего-то при виде них всегда приходило на ум такое сравнение. Впрочем, по сути, так и есть. Рынок работает как сердце: напрягается, расслабляется и дальше по кругу.

В левом углу «кардиограммы» красовалась непонятная аббревиатура финансового инструмента. Без расшифровки из терминала не узнаю, что конкретно князь изучает. Любопытно, что его интересует? Сырье? Акции? Валюта? Пока непонятно, но это «что-то» явно стабильно.

— Добрый вечер, — поздоровалась тихо. — У рынка столько сил? Вижу, совсем не колеблется.

— Привет, — откликнулся Игорь, оторвавшись от монитора. И, сграбастав меня одной рукой, неожиданно усадил к себе на колени.

Опешив, я молча посмотрела на невозмутимого мужчину.

Тем временем, бережно обняв, князь с вполне понятным сомнением поинтересовался:

— Ты умеешь читать графики?

— Не так хорошо, как хотела бы, — проговорила, не делая попытки вырваться. Меня откровенно нервировала нестандартность ситуации и спокойствие мужчины. Потому, недолго думая, выдала: — Если бы для анализа использовались бары*, вряд ли сходу поняла. С японскими свечами* проще. Теней* нет — рынок стабилен.

На лице светлейшего князя отчетливо проявилось изумление.

Ну конечно! И пусть я глава рода, но мой бизнес не настолько серьезен, чтобы заниматься аналитикой рынка. Плюс физический возраст не предполагает тяги к подобным знаниям. Удивление Разумовского более чем понятно.

Черт, что же я так неаккуратно! Досадуя на себя, тем не менее не повела и бровью.

Немного помолчав, Игорь серьезно произнес:

— Ты продолжаешь меня поражать.

— Нравится узнавать новое. Не люблю чувствовать себя совсем уж неучем среди деловых мужчин, — пояснила искренне и тут же замолчала, сделав вид, что изучаю «кардиограмму».

Но на самом деле ее не видела. Даже мысли о том, что сказала лишнего, улетучились, а сердечко внезапно сильно-сильно застучало.

А причина… Я и представить не могла, настолько князь темпераментный мужчина! Всего-то пару минут сижу у него на коленях, однако уже чувствую под ягодицами весьма характерную твердую выпуклость!

— Чем интересуешься? — спросила внезапно севшим голосом. — Аббревиатуру не знаю, — уточнила, стараясь не шевелиться.

— Акциями моих компаний на фондовом рынке. Непозволительно забросил работу в последние дни, — низким, будоражащим голосом отозвался мужчина. — Я почти закончил. Еще немного, и весь твой.

Выдав это, он, все так же обнимая меня одной рукой, принялся снова изучать графики.

Я тоже смотрела на монитор, только боялась пошевелиться. По сути, невинные слова князя прозвучали крайне двусмысленно. Память услужливо принялась показывать картинки из раздевалки. По телу тотчас волнами побежало знакомое тепло. Сконцентрировавшись внизу живота, жар настойчиво напоминал о не произошедшем.

Мысленно заскулив, неожиданно осознала — мне искренне жаль, что Игорь не закончил начатое. Не сидела бы сейчас, как идиотка, мучаясь от весьма понятных желаний.

— Все, — прозвучал спокойный голос Разумовского, прерывая поток моих эротических фантазий.

Откинувшись на спинку кресла, Игорь обнял меня второй рукой и посмотрел поразительно хладнокровно. Не сиди я на каменной выпуклости, то даже и не догадалась бы о его нешуточном возбуждении.

— Ты просто соскучилась или хочешь поговорить? — поинтересовался князь, ни на миг не теряя самообладания.

И вот что ответить? Что желаю забыть обо всем и заняться с ним любовью? Бред полный!

Нацепив привычную маску невозмутимости, спросила первое пришедшее в голову:

— Чем маги разума отличаются от глав родов? — заметив озадаченное выражение на лице князя, пояснила: — Ведь главы тоже влияют на людей. Да, большинство повелевают лишь давшими клятву, но есть ведь и те, кто может воздействовать и на других, — все так же не делая лишних движений, я в ожидании посмотрела на могущественного мужчину.

— Не тревожься, ты к магам разума никакого отношения не имеешь, — успокоил Игорь, мгновенно догадавшись о причине вопроса. Увидев тень облегчения в моих глазах, едва заметно улыбнулся и принялся объяснять: — Абсолютно все главы родов, в том числе и ты, и я, в меру своих возможностей воздействуют на внутреннюю энергию человека. Управляя эфиром, голосом побуждают осуществить нужные действия. При этом объект прекрасно все понимает. Но чем интенсивнее воздействие, тем сильнее откат. Пара простых приказов даже может пройти незаметно. В определенных же случаях, когда требуется жестко наказать провинившегося, глава рода использует собственные жизненные силы, — примолкнув, Игорь деловито принялся выключать компьютер.

Похоже, дает время переварить информацию.

О подобном я ни разу не слышала. Получается, отдавая действительно серьезный приказ, глава рода сокращает себе жизнь. Неслабая цена за воздействие! Теперь понятно, почему Михаил не пожелал применять родовую силу во время поединка с Краснопольским. Постареть раньше времени боялся.

Интересно, а что могу делать без ущерба для себя я? Опыта-то и знаний ноль. Савелия в первую нашу встречу заставила меня домой отвезти, а вот Разумовский даже бровью не повел. Впрочем, оно и неудивительно: князь — редкий маг-универсал, сила должна быть нереальная. Что еще? Несостоявшихся бандитов в парке остановила, Краснопольского принудила сидеть, а потом ответить на вопросы.

Вспомнив ощущения, поняла — все прошло бесследно. А вдруг я могу гораздо больше?

Меж тем Игорь нахмурился, а после, неодобрительно качнул головой.

— Предполагаю, ты не знаешь границ своих способностей. Наверняка не учили, пользуешься интуитивно.

— Есть такое, — кивнула, не став утаивать правду. В моем невежестве в данном вопросе как раз таки нет ничего предосудительного. Женщины, в принципе, редко становятся главами родов. Естественно, посвящать юных дворянок в тонкости особой необходимости нет.

— Ты — сильная девочка, и можешь больше, чем многие. Но накрепко запомни: твои возможности ограниченны. Не всякое нападение сможешь остановить без урона для себя, — выдержав многозначительную паузу, добавил, не скрывая тревоги: — Лишить жизни не сможешь. Сил не хватит. Сама погибнешь, а существенного вреда противнику не причинишь.

— Спасибо, — шепнула и чуть громче пообещала: — Не буду и пытаться.

Легкая улыбка моментально осветила строгое лицо князя. Прижав к себе покрепче, он внезапно снова нахмурился.

— Маги разума действуют иначе, чем главы родов, — произнес холодно. — Они полностью подавляют волю. Человек становится в их руках марионеткой, абсолютно не осознает, что действует по чужой указке. И, самое страшное, такой послушной куклой может быть бесконечно долго. Последствий в виде откатов для этих садистов нет.

— М-да, — тяжко вздохнула. — Теперь все встало на свои места.

— Всегда пожалуйста, — тихо отозвался Игорь.

Медленно подняв руку, тыльной стороной ладони провел по моей щеке. Его голос и мимика говорили о спокойствии, но то, на чем я сидела, свидетельствовало о противоположном: возбуждение мужчины никуда не делось. Такая невинная ласка вызвала ураган эмоций. Гормоны снова пустились в пляс, требуя физической близости.

Склонив голову, пару мгновений посидела недвижимо, затем аккуратно встала. Втайне боясь, что голос подведет, тихо поинтересовалась:

— Каким образом твои гостьи меня не узнают?

Игорь молча протянул руку и открыл верхний ящик стола. Достав резную шкатулку из темного дерева, бережно поставил пред собой. Тихонько щелкнул маленький замочек. Крышка откинулась.

Наклонившись, я внимательно осмотрела лежащие на кремовом шелке кулон и браслет, изготовленные просто безупречно. Но восхищало не только мастерство ювелира. Мое внимание полностью захватили вставленные в украшения небесно-голубые камни с таинственно мерцающими золотистыми искорками. Вне всяких сомнений, предо мной безумно сложные артефакты, а сами камни — уникальная разновидность и без того редкого турина. Найти их великая удача.

Тем временем Игорь взял кулон за длинную цепочку из белого золота, расстегнул замочек. Встав с кресла, надел мне на шею, да так, чтобы артефакт скользнул под ткань рубашки.

Почувствовав тепло камня на коже, потянула за цепочку, желая получше рассмотреть кулон. Заметив мои действия, князь качнул головой.

— Подожди. Чуть позже, — он достал из шкатулки браслет, ловко застегнул его на своем запястье. — Теперь ты прикасаешься к браслету, а я — к кулону.

Вот уж удивил! К чему такая сложная настройка и активация?

Не выражая недовольства, положила руку на запястье мужчины. В этот же миг он быстро вытянул за цепочку кулон из-под моей рубашки. Как только его ладонь обхватила камень, по всему телу пробежалось легкое покалывание. Длилось оно буквально пару ударов сердца, а после пропало.

Глядя куда-то поверх моей головы, Игорь молчал. Следуя его примеру, я тоже не нарушала тишины.

Ощущая пальцами приятное тепло и мелкую вибрацию камней в мужском браслете, испытывала откровенную досаду. Не на князя, на себя. Оказывается, в моих познаниях в артефакторике имеются существенные пробелы: чужая память не смогла дать даже намека на предположительные свойства артефактов.

— Все, — убирая ладонь от кулона, сообщил Игорь. Поймав мой вопросительный взгляд, пояснил: — Артефакт полностью считал твои исходные физические данные, а затем изменил облик: цвет волос, черты лица, фигуру.

— Ты шутишь? Это же считается невозможным! — не стала я скрывать удивления.

— На нас реликвии моей семьи. Секрет изготовления за прошедшие века утрачен, аналогов пока нет. Кроме меня, об их существовании знаешь лишь ты.

С поразительной легкостью открыв родовую тайну, светлейший князь посмотрел с такой запредельной нежностью, что сердце защемило.

Я откровенно растерялась: мне сейчас оказали высочайшее доверие. Не зная, как реагировать, предпочла спрятаться за привычную маску снежной королевы, и медленно отвернулась.

В кабинете повисло звенящее молчание. Такое густое, хоть ножом режь. Не глядя на Игоря, услышала:

— Работая в паре, артефакты способны на многое.

И вроде бы тон не изменился, но в голосе послышался холод.

Снова посмотрев на мужчину, увидела привычную невозмутимость. Нежности словно и небывало.

— Благодаря им, артефакт в зале суда даже на самую вопиющую ложь с твоей стороны не отреагирует. Примет за правду, — князь замолчал, казалось, ожидая ответа на незаданный вопрос.

— Я готова выдвинуть обвинения Потемкину, — проговорила уверенно.

— Отлично, — деловито одобрил Игорь. — Я в тебе не сомневался. Суд назначил на послезавтра, — поразив известием, как ни в чем не бывало продолжил: — Управлять артефактом просто. Захочешь вернуть прежний облик, положи ладонь на камень и мысленно скомандуй: «Отмена». Свойства в него заложены разные, — он задумался, видимо, размышляя, о каких можно сказать, а о каких стоит умолчать. — Пока носишь кулон, я буду знать о состоянии твоего здоровья. Возникнет необходимость — приду на помощь. Об остальном расскажу позже, если появится нужда.

— А я о твоем здоровье знать буду? — поинтересовалась, проигнорировав фразу о других, пока неведомых свойствах.

— Меня спасать, надеюсь, не придется, — скупо улыбнулся могущественный маг-универсал, взглянув на наручные часы. — Пойдем на ужин? Нас уже ждут. Возле столовой есть зеркала, сможешь оценить свой вид.

Кивнув, тотчас почувствовала, как он уверенно взял мою руку.

Изменения внешности вовсе не волновали, а вот поразительное доверие князя Южного напрочь выбило из колеи. В этом мире родовые тайны знают лишь члены семьи.

Неужели Разумовский даже после рассказа о наркотиках настолько серьезно ко мне относится? Что же дальше? Кем представит родственницам?

Эмоции и мысли метались, наслаивались, мешая прийти к однозначному выводу. Впрочем, зайдем в столовую, и сразу и узнаю, какую он отвел мне роль в своей жизни.

Примечания:

*Нарния — мир в стиле фэнтези, страна или королевство. Дружелюбно настроен к соседним странам. Создан англо-ирландским автором Клайвом Стейплзом Льюисом. Среди главных героев — люди, попадающие туда из нашего мира через дверь шкафа.

**Бар — элемент графика для отображения биржевых котировок за определенный период времени: минуту, пять минут, пятнадцать минут, час, день и т. д. Изображается схематическим рисунком в виде вертикальной линии, верхняя и нижняя точки которой указывают максимальную и минимальную цены.

*** Японские свечи — тип графика. Используется в техническом анализе. Он считается наиболее информативным инструментом для анализа динамики цен на биржевые инструменты.

**** Тень японской свечи — графическое отображение активности биржевых торгов за фиксированное время, которое отражает свеча.

(обратно)

Глава 22

Не торопясь заходить в столовую, я изучала свое отражение в гигантском зеркале, занимающем добрую половину стены. Князь Южный стоял чуть позади, не выказывая нетерпения.

Ощущения испытывала своеобразные. В зеркальной глади опять отражалась совершенно незнакомая девушка. Слава богу, временно! Второй раз становиться обладательницей другого тела совсем не хотелось. К этому-то привыкла с трудом.

Знакомясь с новой собой, грандиозных изменений в фигуре не заметила, появились лишь приятные округлости. А вот черты лица и цвет волос преобразились кардинально. В нежной голубоглазой блондинке узнать боярыню Изотову действительно нереально.

— Отчего внешность стала именно такой? — поинтересовалась у зеркального двойника Игоря.

Неспешно пригладив взъерошенные волосы, Разумовский пояснил:

— Артефакт создал противоположный вариант тебя настоящей. При желании можно выбрать любой образ, но только своего пола. Мужчиной ты не станешь, — он усмехнулся. — Но есть минус. Продуманный облик создавать довольно долго. Если нужно быстро, артефакт сам сделает выбор. Тебе некомфортно или критично не нравится внешность? — поинтересовался с легкой тревогой.

Вспомнив свою реакцию, когда осознала, что нахожусь в чужом теле, мысленно хмыкнула. Изменение внешности — не самое удивительное из произошедшего со мной.

— Да нет, весьма неплохо, — пожала плечами. — Просто довольно необычно.

Подбадривающе улыбнувшись, Игорь взял за руку. Повернув к себе лицом, тихо сказал:

— Для меня ты в любом облике хороша. Душу спрятать нельзя, — я растерялась, словно девочка, а мужчина грустно усмехнулся. — Ужин будет вкусным, это гарантирую. А вот в том, что тебе понравятся мои родственницы, не уверен, — и, не произнеся более ни слова, повел к двустворчатой двери.

Едва подошли, створки плавно, без малейшего скрипа отворились.

Прямо с порога в глаза бросилась все та же позолота на стенах, мрамор на полу и колоннах. Ну и конечно же не ускользнул от внимания длинный белоснежный стол с сидящими за ним тремя родственницами князя.

Одетые в роскошные вечерние платья юные красотки напряженно слушали шепот восседающей меж ними женщины. Чуть поодаль двумя молчаливыми статуями застыли юноши-официанты.

В отличие от гостей князя, прислуга заметила нас мгновенно. Поклонившись, юноши бесшумно встали позади стоящих рядышком стульев.

В полном молчании мы прошли к нашим местам. Едва устроились, Игорь довольно холодно поздоровался:

— Добрый вечер.

Юные прелестницы вразнобой поприветствовали хозяина дома, не отводя от него восторженных глаз.

Пользуясь случаем, я пригляделась к гостьям князя. Все трое стройные, зеленоглазые шатенки. Девушки сильно похожи на мать. Симпатичные. Наверное, погодки. Старшей едва ли больше восемнадцати.

Взгляд сместился на женщину. На вид ей лет пятьдесят. Поздно родила?

«За собой следит. Молодец», — отметив здоровые волосы, ухоженную кожу и отличный маникюр, похвалила мысленно.

— Добрый вечер, Игорь Владимирович, — меж тем, намеренно не обращая на меня внимания, величественно заявила женщина. — Наконец-то вы нашли время для родственников, — добавила с укоризной.

Ничего не ответив, Игорь едва заметно усмехнулся и кивнул официантам. В тот же миг юноши бесшумно удалились. Вернувшись буквально через минуту, принялись расставлять перед нами блюда.

Ощущая на себе пристальные, изучающие взгляды девушек, я привычно сохраняла хладнокровие, хотя некоторая нервозность присутствовала. Через пару мгновений приступим к ужину. Как хозяин дома, Игорь должен представить гостей друг другу до начала трапезы. Почему молчит? Нарочно нервирует родственниц?

— Игорь Владимирович, вы представите нам вашу спутницу? — словно подслушав мои мысли, строгим тоном поинтересовалась женщина.

Посмотрев на меня, Разумовский улыбнулся. А потом, переведя взор на родственников, невозмутимо произнес:

— Евдокия Матвеевна, Анастасия, Василиса, разрешите вам представить — моя любовь.

Лица девушек моментально вытянулись, справиться с разочарованием у них получилось из рук вон плохо. Старшая дама контролировала себя гораздо лучше: лишь на миг с досадой поджала губы.

Стало предельно ясно — на холостого князя у матери двух красивых дочерей имелись вполне очевидные планы. Сейчас же Игорь всего лишь одной фразой дал понять родственницам — его сердце занято.

Но и мне особо радоваться нечему. «Моя любовь» толковать-то можно двояко. Помимо проявления чувств, Любовь еще и женское имя, однако в этом мире в подобных ситуациях без титула и фамилии представляют только любовниц да наложниц.

Хотела узнать, какое место отводит в своей жизни? Получите, распишитесь!

Глянув на поставленное официантом предо мной блюдо, взяла салфетку, расстелила ее на коленях, внешне сохраняя ту же невозмутимость. А в душе разлилась тоска. Ответ на незаданный вопрос получен, и он предельно ясный: теперь Разумовский видит меня не женой, а наложницей. Хотя после признания о наркоманском прошлом это ожидаемо. Я же, естественно, становиться «постельной грелкой» не собираюсь.

Тем не менее, не выказав даже тени эмоций, следом за князем и его гостьями приступила к еде.

Блюда сменяли одно другое. Ужин проходил в полном молчании. Тишину лишь изредка нарушал тихий стук столовых приборов. Вяло ковыряя десерт, девушки хмурились, косились на меня все чаще. Меж тем их мать продолжала игнорировать мое присутствие за столом, но, так и не притронувшись к нежнейшему медовику, периодически бросала острые взгляды на князя. Очевидно, она хотела поговорить, но отчего-то мешкала. Наверное, выбирала подходящий момент.

Игорь начал разговор первым. Аккуратно промокнув белоснежной салфеткой губы, спокойно сказал:

— Вы гостите в моем доме почти три месяца. Иван Петрович, должно быть, по вам и дочерям соскучился. Да и вы, вероятно, по дому скучаете.

Евдокия Матвеевна пару мгновений помолчала, а потом уверенно произнесла:

— Гафитское — настоящая деревня. Мой муж последнее время ограничен в средствах. Старший сын помогает ему вести бизнес, но пока дела идут из рук вон плохо, — она презрительно скривилась. — Иван Петрович прекрасно понимает — мне и девочкам в деревне не место. Мы общаемся по телефону, этого вполне достаточно, — сообщила «любящая супруга» равнодушно.

Отпив из изящной фарфоровой чашечки, князь невозмутимо поинтересовался:

— Какие у вас дальнейшие планы?

— Разные, — уклончиво ответила женщина и сделала вид, что увлечена десертом.

Не дрогнув ни единым мускулом на лице, князь внимательно посмотрел на юных прелестниц. Те довольно заулыбались, принялись, заигрывая, опускать глаза и слаженно хлопать длинными ресницами. Не знаю, как для князя, но для меня это выглядело очень забавно.

— Девушки, вы уже окончили школу? — полюбопытствовал Игорь.

— Я — совершеннолетняя и в выпускном классе, — важно ответила одна из сестер. — Насте еще год учиться. Семнадцать ей только через месяц.

Остро глянув на сестру, Анастасия нахмурилась. Их мать переводила взгляд то на князя, то на старшую дочь. На меня Евдокия Матвеевна все так же не обращала внимания.

Впрочем, то, что я по-прежнему оставалась для нее невидимкой, совершенно не волновало. Откинувшись на спинку стула, я с любопытством наблюдала за развитием событий, догадываясь, чем закончится ужин. Интересно, ошиблась или нет?

— А после окончания школы что планируете делать? — меж тем продолжил спрашивать Разумовский, не отводя ярко-васильковых глаз от лица Василисы.

— Как всякая приличная девушка и дворянка, выйду замуж, — безапелляционно выдала та, без сомнений, копируя чьи-то слова.

Кивнув, Игорь повернулся ко второй сестре. Подбадривающе улыбнувшись, с неподдельным интересом спросил:

— А вы? Тоже хотите сразу после школы выйти замуж?

— Да, — без паузы ответила Анастасия — Самое важное для женщины — выбрать правильного мужчину и родить ему ребенка, — томно вздохнув, она похлопала длинными ресницами.

— А увлечения у вас есть? — переведя взгляд на Василису, задал очередной вопрос князь.

— Конечно, — юная прелестница вновь кокетливо похлопала ресницами. — Я научилась делать отличные селфи. Выкладываю в сеть, подписчикам очень нравится. Постоянно получаю восторженные комментарии, — девушка лукаво улыбнулась, — от юношей.

— А для себя, кроме брака, вы что-то желаете? — заметив непонимание на лицах собеседниц, Разумовский пояснил: — Допустим, получить знания в элитном учебном заведении, стать профессионалом в какой-либо области.

Переглянувшись, сестры дружно посмотрели на князя с искренним изумлением. Затем отрицательно покачали головами.

— Если уж и идти учиться в элитную школу, то только ради нужных знакомств, — глубокомысленно заявила Василиса. — А знания… Красивой женщине они ни к чему, — она обольстительно улыбнулась.

Тихонько хмыкнув, светлейший князь пару мгновений помолчал, а после обратился к матери девушек.

— Евдокия Матвеевна, ваши дочери уже три месяца не ходят в школу. Объясните причину, — потребовал ледяным тоном.

— Я думала об их переводе в Ростов, — поджимая губы, заявила та. — Но самостоятельно данный вопрос решить невозможно, а вас дома не бывает. Мы же сегодня впервые за три месяца увиделись! — и недовольно глянула на князя, явно считая того жутко перед ней виноватым. — На хорошую школу у моего мужа денег нет, а в обычной моим девочкам делать больше нечего, — женщина презрительно скривилась. — Вы же, Игорь Владимирович, даже ни на миг не задумались, что у ваших родственниц есть проблемы! — Евдокия Матвеевна сердито блеснула глазами.

Игорь моментально нахмурился. Задумчиво потирая указательным пальцем лоб, он молчал. Тем временем, очевидно, все еще не понимая, что с князем привычный ей номер не пройдет, Евдокия Матвеевна продолжила озвучивать претензии:

— Дом, конечно великолепен, но мы целыми днями сидим взаперти. Ни элитных магазинов, ни ресторанов, ни развлечений. И это в городе-миллионнике! — демонстрируя, как сильно ее негодование, женщина неодобрительно покачала головой. — Вам стоит быть внимательнее к родственникам, — добавила желчно.

— Евдокия Матвеевна, напомните степень нашего родства, — голос князя прозвучал обманчиво спокойно.

Внезапно стушевавшись, та отвела взгляд. Затем с видимой неохотой сказала:

— Мы с вами дальние родственники. Муж приходится пятиюродным правнуком вашему двоюродному дяде. Но все же вы обязаны помнить: мы — родня! — вновь повысив тон, уверенно заявила женщина. — О близких глава княжеского рода должен заботиться как подобает. Вы же этого не делаете, — изобразив на лице глубокую обиду, демонстративно принялась смотреть куда-то за плечо Игоря.

Я с любопытством наблюдала за зарвавшейся родственницей. Бессмертной себя считает или правда настолько дура?

— И что же я должен сделать, по вашему мнению? — чуть подавшись вперед, хозяин дома, казалось, искренне хотел получить ответ на невероятно важный вопрос.

Абсолютно не понимая, что князь играет с ней как кошка с мышкой, Евдокия Матвеевна посмотрела на него с убойной смесью торжества и превосходства.

— Для начала, выделить нам покои в вашем крыле, а не в гостевом. Не годится кровным родичам со всеми иными быть наравне, — заявила безапелляционно. — Кроме того, с завтрашнего дня вы обязаны нам с девочками обеспечить досуг. Ну а после уж определимся с остальным, — ее голос звучал снисходительно-великодушно. — Понимаю, вы давно живете без мудрых советов матери, — добавила она с сочувствием. — Оттого, видно, позабыли, как должно себя вести в семье. Я помогу. Мы вместе исправим это, — мазнув по мне взглядом, демонстративно вздохнула, — досадное недоразумение.

Князь угрожающе нахмурился. Опережая негативную реакцию с его стороны, мягко положила ладошку на руку мужчины, четко давая понять — все нормально, в защите не нуждаюсь.

— Ваши личные желания и потребности ваших дочерей ясны, — спустя пару мгновений нарушил тишину спокойный голос Игоря. — Время уже позднее. Утром распоряжусь, чтобы вам вызвали такси, — «дальняя родственница» стремительно побледнела, а он невозмутимо продолжил: — Ваш супруг настойчиво просил оказать ему милость: умолял пустить погостить семью. Вы же не только неприлично долго пользовались моим гостеприимством, еще и решили, что имеете право диктовать мне условия. Впредь не рекомендую кому-либо из членов вашей семьи обращаться с просьбами либо упоминать о нашем дальнем родстве. Надеюсь, вы поняли. Разумеется, вашему супругу я позвоню.

Кожа на лице Евдокии Матвеевны приобрела землистый оттенок, а после пошла красными пятнами. Даже стало ее немного жаль. Забыв, с кем имеет дело, глупая женщина решила действовать так, как привыкла: вызвать чувство вины, а после получить желаемое. В итоге собственными руками поставила жирный крест на возможности обращения за помощью к могущественному родственнику. А ведь Игорь действительно хотел помочь ее доченькам. Это было понятно из его вопросов.

Нет, она не бессмертная. Просто идиотка.

— Маменька, мы что, уезжаем? — неожиданно подала голос Василиса. — Вы же обещали, что я… — задохнувшись от возмущения, девушка гневно засопела.

— После, — едва слышно прошипела ей мать, избегая смотреть куда-либо, кроме своей тарелки.

— Нет уж! Какое после! — продолжала настаивать девушка. — Я не собираюсь возвращаться в нашу дыру! Вы обещали мне!

— И мне обещали! — вторя сестре, заявила Анастасия.

Неспешно встав, Игорь галантно помог мне подняться. Немного отойдя от стола, неожиданно замер, повернулся и, не обращая внимания на заискивающе-умоляющее выражение на лице женщины, холодно произнес:

— Утром будьте готовы к отъезду. За вами придут. Всего доброго, — после чего, взяв меня за руку, направился к выходу из столовой.

— Вы уверяли, что я стану княгиней! Сами езжайте в вашу деревню! — уже на пороге долетел до нас злой голос Василисы.

Не оборачиваясь, Разумовский лишь плотно переплел свои пальцы с моими и вышел из помещения.

Пока мы в молчании шли по шикарным коридорам особняка, у меня появилось время хладнокровно проанализировать произошедшее.

Без сомнений, организовав встречу с «родственницами», Игорь хотел показать, что ничего интимного у него с юными прелестницами нет. Ему это удалось. Он гарантировал вкусный ужин. И здесь не подвел. Еда и вправду была отменно приготовлена.

Ну а остальное…

Уверена, князь прогнозировал подобный исход. Не зря ведь предположил, что общение с его гостьями мне не понравится. Видимо, именно потому и не стал заморачиваться, придумывая титул и фамилию. В данном облике с «дальними родственницами» я точно никогда больше не встречусь. Это так же очевидно, как и то, что предложения руки и сердца от Разумовского не будет. А вот пожелание стать любовницей — скорее всего.

Погруженная в раздумья, не заметила, как очутились в отведенной мне комнате. Прикрыв дверь, Игорь шагнул ближе, осторожно обнял.

— Верни облик, — шепнул едва слышно.

Я крепко сжала кулон в ладони и мысленно скомандовала: «Отмена». А потом посмотрела в настороженные глаза мужчины. Он будто ждал от меня слов или действий. Зря беспокоится, не собираюсь его упрекать и уж тем более обвинять. Общаясь с «родственницами», князь вел себя поразительно корректно.

— Не волнуйся. Я все понимаю, — уверила тихо.

— Я рад, — вторя мне, отозвался Игорь.

Отчего-то на душе внезапно стало неспокойно. Предчувствие неумолимо надвигающейся беды тисками сдавило сердце. Перед тем как очутиться в чужом мире, я что-то подобное уже испытывала. Но сейчас тревога была несколько иной: не за себя, за кого-то другого.

Тем временем руки мужчины плавно скользнули по волосам и спине, лаская. А потом Игорь нежно провел тыльной стороной ладони по щеке, явно собираясь поцеловать.

— Тебе пора, — выдохнула ему в губы и отстранилась. — Доброй ночи.

Легонько взяв меня за подбородок, Разумовский долго-долго смотрел в глаза. Опять почудилось, словно что-то ищет. Очевидно, не найдя этого, он, грустно улыбнувшись, медленно опустил руку.

— Сладких снов, — произнес хрипловатым голосом и, резко развернувшись, вышел из спальни, плотно закрыв за собой дверь.

Проводив его взглядом, я печально вздохнула. Как же жаль, что обстоятельства сложились так, а не иначе. Игорь мне нравился все больше и больше. Если так и дальше продолжится, могу в него влюбиться, и потом опять придется мучиться.

Повернувшись к кровати, неторопливо разделась. Не желая идти в гардеробную за ночной сорочкой, в одних трусиках нырнула в постель, тщательно закуталась в одеяло, обняла подушку. На душе было удивительно паршиво.

Надо держать с Разумовским дистанцию — вот единственное верное решение.

Старательно отгоняя тревогу, принялась размышлять о делах насущных, но беспокойство мешало здраво мыслить.

Вроде ничего критичного нет, что же со мной происходит?! Видимо, совсем нервы ни к черту стали!

Вскорости усталость победила. В очередной раз широко зевнув, сама не заметила, как уплыла в царство Морфея.

* * *

В это же время

Несмотря на глубокую ночь, на руднике боярыни Изотовой вовсю шла трудовая деятельность. Гудела большегрузная техника, под ярким светом прожекторов то и дело деловито передвигались рабочие в спецодежде.

Выйдя из большого металлического ангара, темноволосый мужчина с заметным наслаждением расправил спину. Очередная ночная смена подошла к концу.

Сергей искренне радовался, что для них с Алексеем работа на руднике наконец-то закончилась. Правда, и для многих рабочих, заступающих сейчас на смену, она также станет последней. В прямом смысле слова. Впрочем, о планируемых разрушениях и неминуемых смертях мужчина ничуть не сожалел. Работа есть работа, и у каждого она своя.

Издалека увидев хозяина, к Сергею подбежал рыжий спаниель. Усевшись у ног, посмотрел с обожанием.

Наклонившись, мужчина ласково потрепал Лаки за уши. Пока он работал, пес отнес и зарыл последний артефакт.

«Умница. Как всегда, справился», — похвалил мысленно, с удивительной для его деятельности нежностью глядя в блестящие круглые глаза верного друга.

На руднике, кроме Лаки, собак не было. Однако умное животное непостижимым образом умудрилось расположить к себе охрану и стать любимцем многих трудяг буквально за несколько дней. Суровые воины не только пропускали спаниеля на рудник, но и даже украдкой баловали сахарными косточками и с удовольствием гладили. Никому из них и в голову не пришло, что дружелюбный пес таит опасность.

Собака зарывает в укромном уголке очередную подаренную косточку. Что может быть прозаичнее и невиннее? Сколько элитной охраны на этот трюк попалось, не сосчитать. Лаки — актер знатный.

А меж тем спаниель занес в своем ошейнике на строго охраняемую территорию множество смертоносных артефактов. Позднее по приказу хозяина часть из них украдкой прикопал в нужных местах.

Сергей усмехнулся и глянул на часы. Старший группы уже должен подниматься со своей сменой из шахты.

На долю щуплого Алексея выпало работать в забое. Но, естественно, не только добычей турина он там занимался. Незаметно установить артефакты в нужных местах, а сегодня еще и рассеять охровую пыль, задача крайне сложная.

Глянув на Лаки, Сергей неторопливо направился подальше от ангара. Лаки побежал следом. Отойдя на нужное расстояние, мужчина изобразил на лице жуткую усталость. Присев на небольшую кучку камней, принялся наглаживать пса, то и дело посматривая на вход в шахту. Для проходящих мимо охранников картина выглядела просто идеалистической: после тяжелого трудового дня хозяин рад встречи с другом.

Приближающегося мужчину Сергей заметил моментально. Не прекращая ласкать спаниеля, вроде бы случайно поднял голову и скупо улыбнулся. Этого человека он знал: они не только работали вместе, но и жили в соседних комнатах.

— Шикарная у тебя собака, Серега, — подойдя, добродушно произнес светловолосый худощавый мужчина лет пятидесяти.

— Есть такое, — не стал лукавить тот. — Устал сегодня зверски. Сил даже нет идти в общежитие, — вздохнув, он нарочито тяжело поднялся. Спаниель тотчас уселся у ног хозяина.

— В забое работенка и того хлеще, — уверенно сообщил собеседник. — Но и платят гораздо лучше, — он сокрушенно покачал головой. — Если бы здоровье позволяло, я б и сам пошел. Ты, пока молодой да здоровый, подумай о работе в шахте. Деньжат срубишь, — деловито предложил мужчина. — Вон, мой сын даже и не думает на поверхность переводиться. А смены постоянно самые тяжелые выпадают. Сегодня в четвертую опять идет. Мы спать, а он под землю. Но больших денег иначе и не заработать.

— Эх, деньги — это хорошо, — грустно протянул Сергей. — Но, скажу тебе по правде, Николай, — он таинственно понизил голос, — я вообще хочу уволиться. Попробовал и понял — не для меня такая работа. Силенок не хватает. Стыдно, конечно, а что поделать? — мужчина с неподкупной искренностью огорченно развел руками. — Сейчас помоюсь да на автобус. А утром дождусь открытия офиса и расчет заберу. Не выдержу я здесь больше, — едва слышно «поделился он планами» со словоохотливым коллегой.

— Так-то да, не каждый выдерживает, — с сочувствием похлопал его по плечу тот. — Ты не расстраивайся. Со всяким бывает. Пойдем, что ли, потихоньку? А-то, вон, охрана начала коситься. Из забоя мужики уже вышли, а мы все стоим.

Небрежно кивнув в сторону входа в шахту, Николай вразвалочку направился кдороге. Демонстративно свистнув Лаки, Сергей пошел следом за теперь уже бывшим коллегой. Вскорости мужчины смешались с толпой усталых шахтеров.

Словно ненароком очутившись рядом со старшим группы, Сергей привычно сделал вид, что они незнакомы. Без слов понимая хозяина, умный Лаки, тоже не реагируя на близость Алексея, просто шел рядом.

Перебрасываясь ничего не значащими фразами, часть мужчин направилась в баню. У входа в добротное здание, невзрачный, щуплый Алексей неожиданно громко сказал:

— Оторвусь сегодня! Сейчас помоюсь и махну в город. Там девочки!

Его поддержал дружный хохот усталых мужиков.

— Вот откуда в тебе столько сил-то?

— Ты ж с виду задохлик, а гляди-ка, еще и по бабам собрался!

Слушая добродушные подтрунивания шахтеров над Алексеем, Сергей незаметно отделился от группы работяг. Теперь он знал — старший справился.

Быстро догнав Николая, неторопливо пошагал к выезду из рудника. В отличие от шахтеров, тем, кто трудился на земле, в баню можно было не ходить. Трудовой пот, пыль и грязь вполне сносно смывались в душе.

Обоснованно гордясь выполненной работой, Сергей размышлял о том, что через сорок пять минут они с Алексеем встретятся у автобуса и покинут надоевшее до оскомины Степное. А через час пятнадцать на руднике боярыни Изотовой произойдет жуткая катастрофа. И если князь Южный решит лично принять участие в спасательных работах, то ему ох как не поздоровится. Занесенного сегодня Алексеем в шахту количества охровой пыли хватит не только Разумовскому, но и еще парочке универсалов.

Господин не поскупился, желая уничтожить противника. И теперь наверняка будет доволен группой.

(обратно)

Глава 23

Мягкий свет ночника освещал уютную гостиную. Из-за слегка приоткрытого окна слышался шум дождя. Несмотря на глубокую ночь, светлейший князь даже не собирался идти спать. Закинув ногу на ногу, он медленно покачивался в кресле-качалке. На его коленях лежала так и не открытая книга. Прикрыв глаза, Игорь погрузился в размышления.

Тихонько отворилась дверь. Лишь на миг задержавшись у входа, отчего-то одетый в униформу воинов княжеского рода Савелий направился к князю. Остановившись в паре метров, тихо произнес:

— Господин, доброй ночи.

— Рассказывай, — не открывая глаз, сухо приказал князь.

— Мне только что сообщили: в районе Степного землетрясение. Воины слышали два взрыва в шахте. О разрушениях и жертвах информации пока нет. Горноспасатели и Фролов уже там. Сейчас еду на рудник.

Молниеносно поднявшись, князь лаконично приказал слуге:

— Жди, — и ушел в соседнюю комнату. Буквально через минуту вернулся, уже одетый в черную форму воинов княжеского рода. — Поехали, — обронил, направляясь к выходу из гостиной.

Быстро миновав пустынные коридоры особняка, мужчины вышли на улицу. Не обращая внимания на усиливающийся дождь и не мешкая, сели в стоящий у парадного входа черный внедорожник. Через пару минут автомобиль на большой скорости мчался по ночному городу.

Сидящий на заднем сидении Игорь бесшумно барабанил пальцами по обтянутому кожей подлокотнику. Он напряженно размышлял о произошедшем. Каприз природы? Южное княжество не находится в сейсмоопасной зоне, стоит на твердой основе. Но и в ней есть разломы. Ученые предупреждали — теоретически землетрясение вполне возможно. Или все же причина иная? В свете последних событий с родом Изотовых вмешательство извне нельзя бездумно отметать.

Переведя взгляд в окно, князь спросил:

— Что по Потемкину?

— Анализ его энергопотоков завершен, — мгновенно доложил Савелий, внимательно следя за дорогой. — Вы оказались правы: он не слуга, однако в любой момент может умереть от клятвы, данной хозяину. Во избежание неприятных сюрпризов Потемкин по-прежнему находится в блокираторах. На всякий случай поместили в спецкамеру, — быстро крутанув рулем, воин ловко объехал выбоину на дороге, затем продолжил: — Структура клятвы мудреная. Получить информацию и оставить мага живым крайне сложно. Пока мы все так же топчемся на месте, — признался с досадой. — Специалисты говорят, смогут разобраться в слоях клятвы месяца за два.

Сработал датчик, и дворники быстрее заскользили по стеклу, а опытный воин неодобрительно поморщился. Усилившийся дождь сейчас был совсем некстати. Разбирать завалы под ливнем сложнее.

Между тем, услышав вполне ожидаемое, Игорь кривовато усмехнулся.

— Не вижу смысла возиться с клятвой. Более чем уверен, энергетический след оборвется и к хозяину Потемкина не приведет. Со спецами все понятно — такой уникальный объект для изучения получили, — хмыкнув, Разумовский помолчал, а после сухо распорядился: — Завтра на суд привезете мага в усиленных блокираторах.

— Слушаюсь.

Неожиданно в салоне автомобиля послышалась тихая мелодия. Торопливо достав из кармана телефон, Савелий глянул на дисплей. Едва заметно нахмурившись, поднес мобильный к уху и коротко произнес:

— Воронов.

Не говоря более ни слова, он внимательно следил за дорогой, одновременно слушая собеседника.

Не выказывая даже тени раздражения или нетерпения, светлейший князь ожидал окончания разговора. Звонок, очевидно, важный, слуга просто не посмел бы в его присутствии, не спросив разрешения, заниматься личными делами.

— Молодцы. Ждите дальнейших распоряжений, — довольно холодно похвалил Савелий. Положив телефон на приборную панель и не отрывая взгляда от влажного асфальта, сообщил: — Произведено задержание лиц, осуществлявших слежку за Потемкиным.

— В связи с чем? — невозмутимо поинтересовался князь.

О том, что Потемкина профессионально «вели», не только следуя за ним, но и с помощью средства слежения, вмонтированного в часы, слуга сообщал. Разумовский отдал приказ не трогать соглядатаев, но наблюдать. И раз сейчас произвели арест, значит, случилось что-то неординарное.

Ни на миг не утрачивая контроля над управлением внедорожника, Савелий ответил:

— По месту жительства двух объектов слежки прибыли еще двое мужчин с собакой. В доме началось шевеление. Очевидно, готовились к отъезду. Старший группы наружки решил не рисковать: забрали всех, в том числе и пса. Спецы ожидают дальнейших распоряжений. Уже установлено, что задержанные под магической клятвой, а удостоверения личности — качественная подделка.

Не комментируя сказанное, князь задумчиво посмотрел в окно. Затем, не отводя взора от мелькающих силуэтов голых деревьев, приказал:

— Сегодня же сличить внешность тех, кто прибыл, с камерами видеонаблюдения месторождения. В том числе и собаку. Если совпадет хотя бы псина, берешь наших спецов, и работаете. Вы должны вытрясти из них что можно и нельзя. В отличие от Потемкина, эти мне живыми не нужны.

— Господин, вы думаете, теракт? — Савелий с тревогой глянул в зеркало заднего вида на князя.

— Не исключено, — хмурясь, произнес Разумовский. — Давай порассуждаем. Некто, желающий завладеть рудником Изотовых, прислал редкого мага разума. Об аресте Потемкина, однозначно, доложили. О «воскрешении» главы рода не знает никто. Остались две малолетние боярыни да юная вассал. Что они будут делать с полуразрушенным рудником? — задал риторический вопрос князь. — Слишком уж своевременно произошло землетрясение. Случайностей не бывает, — добавил тихо, но уверенно.

— Так, может, отложить суд? — осторожно уточнил мудрый Савелий. — Подождать, пока к боярыням придут с заманчивым предложением?

— И опять упремся в стену: заказчик сам не объявится, а пришлет очередную «пешку», — с досадой ответил Игорь. — Не вижу смысла тянуть. У нас уже есть с кого стрясти всю нужную информацию и есть умеющие обходить клятвы специалисты, — лицо Разумовского окаменело. В глазах могущественного человека не промелькнуло ни капли жалости к тем, кто неминуемо умрет, назвав имя хозяина.

— Слушаюсь, господин, — откликнулся Савелий. Помедлив пару мгновений, тихо поинтересовался: — Софье Сергеевне сообщить о землетрясении? Она ведь глава рода.

— Ты прав, Софья глава рода, — голос князя звучал глухо. — Но еще и измотанная за два месяца юная девушка. Сейчас четыре утра. Ни к чему ее пока тревожить. Пусть отдохнет. Вернемся, сам расскажу.

— Как скажете, господин, — согласно кивнул слуга.

Вскорости черный внедорожник подъехал к Степному. Едва остановился перед наглухо закрытыми воротами, те плавно начали разъезжаться в стороны, и тотчас возле автомобиля, словно из ниоткуда, возник воин в униформе княжеского рода.

Опустив стекло, Разумовский безэмоционально посмотрел на начальника дежурного отряда охраны. Не реагируя на льющий стеной холодный дождь, тот вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:

— В деревне существенных разрушений нет. Подача электроэнергии не нарушена. Воины обоих родов продолжают осмотр. По предварительным данным, у пострадавших травмы легкой и средней степени тяжести. В центре села организован пункт медицинской помощи. С ранеными уже работают.

В душе Игоря вспыхнула надежда, что ситуация не так критична, как он предполагал. Однако, услышав дальнейшие слова, мужчина стиснул зубы. Все было плохо.

— На территории шахтного поля произошло обрушение ангара. Погибших нет, трое тяжелораненых отправлены в больницу Ростова. Вход в шахту заблокирован. Горноспасатели приступили к работе. Под землей остались в полном составе четвертая смена и технари.

— Сколько человек? На какой глубине? — мгновенно поинтересовался князь.

— По данным администрации, во время взрывов в шахте находилось семьдесят шесть человек, — уверенно отрапортовал воин. — Спасатели проверяют сигнальные маячки шахтеров. О результатах пока не сообщали.

— Продолжайте работу, — кивнул Разумовский. Подняв стекло, приказал Савелию: — Езжай на рудник.

Грозно рыкнув, внедорожник, миновав пост охраны, поехал по деревне. Свет фар то и дело выдергивал из темноты фигуры людей, бредущих по обочине под проливным дождем, — и одиночек, и группы в сопровождении воинов.

Заметив прихрамывающую женщину, ведущую за руку маленькую девочку, князь скрипнул от злости зубами. Если подтвердится, что произошедшее не природный катаклизм, ублюдка, это затеявшего, он лично сотрет в порошок!

Остановившись у единственного въезда на рудник, Савелий приоткрыл стекло.

— Где старший спасателей? — спросил грозно у мокнущего под дождем дежурного воина рода Изотовых.

— В администрации. Василий Юрьевич и начальник рудника там же. Вас ждут, — быстро сообщил тот, неукоснительно соблюдая приказ руководства. — Сейчас езжайте прямо, потом свернете налево. Справа красное кирпичное здание, — закончив объяснять, воин предусмотрительно отошел от сразу же рванувшего с места внедорожника.

Подрулив прямо к входу в администрацию, Савелий заглушил двигатель. Князь быстро выпрыгнул из салона, не дожидаясь, когда слуга откроет дверь. Взбежав по ступеням и очутившись в длинном, узком коридорчике, прислушался. Впереди и справа звучали приглушенные мужские голоса.

Идя по коридору, Разумовский слышал почти беззвучную поступь за спиной: верный Савелий шел следом. Заметив полуоткрытую дверь, Игорь, не мешкая, ее распахнул.

Яркий свет резанул по глазам. Слегка прищурившись, князь окинул взглядом довольно просторное помещение и уверенно направился в самый дальний угол. Там над разложенным на столе громадным чертежом стояли трое мужчин с угрюмыми лицами.

«Похоже, все еще хуже», — подумал Игорь, останавливаясь в паре шагов.

Первым хозяина Южного княжества заметил Василий Фролов.

— Доброе утро, светлейший князь, — с достоинством поклонился он.

— Симаков Александр Иванович, руководитель отряда горноспасателей, — немного нервно произнес коренастый седовласый мужчина в форменной куртке.

— Игорь Ильич Казаков, управляющий рудником, — деловито представился третий мужчина.

— Докладывайте, — сухо приказал князь.

— Центральный вход и запасные проходы наглухо завалены породой, — спустя миг послышался хрипловатый голос Фролова. — Вентиляционные шахты, а также компрессоры повреждены. Связи нет. По маячкам на шлемах установили местоположение шахтеров. Пятьдесят девять человек в нижнем забое на глубине двести двадцать два метра, четырнадцать человек на ста пятидесяти четырех метрах, трое возле ствола шахты. По предварительным подсчетам потребуется не менее суток, чтобы добраться до нижнего горизонта*. Воздуха в спасателях * хватит на два с половиной часа.

— Какой план? — хладнокровно поинтересовался Разумовский.

— Завалы слишком серьезные. Специалистов, владеющих техникой земли на уровне, нужном здесь и сейчас, даже в России единицы, — поджав губы, убеленный сединами начальник горноспасателей вздохнул. — Будем пробиваться, — замолчав, опустил глаза. Он, как и все присутствующие, прекрасно понимал: в самом лучшем случае удастся спасти семнадцать из семидесяти шести рабочих.

В звенящей тишине Игорь шагнул к столу. Наклонившись над техническим планом шахты, начал внимательно его изучать. Затем, выпрямившись, невозмутимо проговорил:

— Я сделаю проход за короткое время, но не лишней будет помощь сильного воина, — почувствовав напряженный взгляд Савелия, отрицательно качнул головой. — Нет, у тебя другие задачи, — моментально поняв, о чем речь, слуга коротко кивнул, а Игорь перевел взор на Василия и спросил: — Как долго сможешь использовать технику воздуха?

— Столько, сколько потребуется, — негромко, но уверенно ответил Фролов.

— Приятно слышать, — серьезно произнес князь и приказал: — Ведите к шахте.

Резко развернувшись, владыка Южного княжества направился к выходу из комнаты. Не мешкая, присутствующие поторопились следом.

Выйдя на улицу первым, Игорь остановился под навесом на крылечке. Бесстрастно глядя на стену дождя, он казался абсолютно спокойным. Внезапно с легким хлопком над его головой раскрылся большой черный зонт.

— Покажу короткую дорогу, — без малейшего намека на подобострастие сказал управляющий рудником, махнув свободной рукой, второй держа за удобную ручку нехитрую защиту от дождя.

Кивнув, князь молча пошел вниз по ступенькам. Едва поспевая за широко шагающим мужчиной, низкорослый Казаков пытался удержать зонт.

И нет, он не желал понравиться либо угодить хозяину Южного княжества. Просто проявлял искреннее уважение. Разумовский, как большинство других высокородных дворян, мог бы остаться в стороне. Месторождение — владения чужого рода. Однако князь решил дать шанс выжить тем, кто заперт под землей. Он думал о людях.

Вскорости асфальтированная дорожка сменилась грязью и глиной. Мужчины особо не выбирали пути, направляясь к шахте, прожекторы возле которой ярко освещали спецтехнику, деловито снующих воинов и горноспасателей в куртках с белой полосой.

Остановившись напротив входа, Игорь внимательно осмотрел завал. Заметив замерцавшее вокруг силовое поле, одобрительно хмыкнул. Спасатели действовали профессионально: укрыв от ливня светлейшего князя, они облегчили тому работу и одновременно обеспечили защиту присутствующим.

Сложив уже ненужный зонт, Казаков отодвинулся, уступив место предельно собранному Фролову.

— Идешь следом за мной. На тебе контроль воздуха в шахте, — Разумовский остро глянул на помощника Софьи. Не дожидаясь реакции, повернулся к начальнику горноспасателей. — Я делаю проходы, ваши люди заходят после нас и выполняют то, что должно.

— За это не волнуйтесь, — отозвался Александр Иванович. — Самое важное — проходы. Остальное мы сделаем, — вытащив из кармана коробочку, достал из нее два микронаушника. Протянул один князю, второй Василию. — Возьмите для связи.

— Запасливый вы человек, — усмехнулся Игорь, вставляя наушник в ухо.

— Опыт, — скупо улыбнулся руководитель отряда горноспасателей, а потом развернулся и громко скомандовал: — Всем выйти из-под силового поля!

Уважительно поклонившись князю, Александр Иванович вместе с остальными отошел подальше. Через несколько мгновений у засыпанного большими и мелкими булыжниками входа в шахту стояли лишь двое мужчин.

Глубоко вздохнув, Игорь сделал пару отточенных жестов руками и замер. Через несколько мгновений по камням побежали васильковые искры. Ярко вспыхивая, они оставляли после себя плотную вязь княжеской силы. Спустя пару томительно долгих минут ожидания мерцающее таинственным светом ажурное полотно покрывало всю площадь завала.

Ошарашенно распахнув глаза, спасатели наблюдали за насыщенно-синим массивом, в полной тишине неспешно двинувшимся вперед. Словно растворяя разномастные камни, княжеская сила оставляла по бокам шахты идеально гладкую черную поверхность: сильнейший универсал действовал с филигранной точностью.

Спасательная работа началась.

* * *

В это же время

Ночь длилась бесконечно долго и никак не заканчивалась. Просыпаясь, затем вновь погружаясь в тяжелый рваный сон, я мечтала хоть ненадолго избавиться от терзающего душу страха и отдохнуть. Но усилия оказывались тщетны.

Вынырнув из очередного кошмара, бездумно посмотрела в потолок. Слушая гулко бьющееся в груди сердце, не понимала, что со мной происходит. С кем же должна случиться беда?! Ну не могу я просто так быть настолько неадекватной!

Машинально подняв руку, крепко сжала лежащий на груди артефакт. Поглаживая гладкие грани турина, мысленно попросила у высших сил хоть малюсенькой подсказки, прекрасно понимая — ответа не дождусь. Но непонятно почему надеялась. Случаются ведь в моей жизни чудеса!

Вновь и вновь прося ответа и помощи, неожиданно ощутила приятную дремоту. Плавно утягивая сознание за собой, она сулила долгожданный покой.

Не сопротивляясь, я медленно парила в густом нежно-сиреневом тумане. Это был не сон и не явь, а нечто среднее и до боли знакомое. Тогда, в той тесной каморке, где меня мучил Потемкин, разум творил что-то подобное. И если сейчас пожалует мой персональный глюк, не удивлюсь.

Из сиреневой дымки действительно вынырнула голова орла.

— Привет, глюк, — поздоровалась я, без тени страха глядя в огромные янтарные глаза.

— Опять ты за свое! — орел гневно щелкнул клювом. — Я — дух рода бояр Изотовых! — не отводя немигающего взора, большая птица, казалось, смотрела прямо в душу.

— Ладно, — откликнулась миролюбиво. — Чем на этот раз вызвано твое появление? Меня же вроде спасать нет необходимости.

— Хм-м, — склонив по-птичьи голову набок, тот, кто упорно величал себя «духом рода», застыл на пару ударов сердца, а после вкрадчиво произнес: — Ты же сама просила ответов.

— Ну да, ну да, — глубокомысленно покивала, не желая спорить с галлюцинацией. — Как дела? Как жизнь?

— Видно, иначе твои установки не пробить! — грозно пророкотал глюк. Из сиреневого тумана проявились очертания гигантских крыльев. — Буду показывать.

— Летать научишь? — поинтересовалась с самоиронией. Протянув руку, прикоснулась к большому коричнево-белому маховому перу.

Совсем по-человечески тяжело вздохнув, орел взмахнул крыльями. Туман тотчас заклубился. Я ощутила на талии аккуратную хватку когтистой лапы, но не успела издать и звука. Меня резко рвануло вверх, а потом началось падение вниз.

Вроде не под наркотиками, а такие яркие фантазии!

Летя в лапе гигантского орла в нежно-сиреневой густой, как кисель, дымке, я не испытывала тревоги. Наоборот, было интересно, на какие еще выверты способен мой разум.

Внезапно туман разошелся, и прямо под нами появились очертания деревеньки. Мы опускались все ниже и ниже. Приглядываясь к домам, с удивлением поняла, что место знакомо.

— Думаешь, я настолько соскучилась по своему руднику? Решил экскурсию провести? — поинтересовалась, осторожно поглаживая огромный коготь.

— Сегодня ночью на руднике произошло землетрясение. Я снизил его амплитуду до минимума, — поразительно спокойно сообщил орел. — В деревне разрушений практически нет. Так, парочка старых домов развалилась. А вот с шахтой проблемы. Везде не успел.

— Ясно. Везде, конечно, успеть нельзя.

В реальность происходящего поверить попросту не получалось. Лечу над рудником, говорящий орел сообщает шокирующие новости о землетрясении и проблемах на шахте… Видимо, пора идти к психотерапевту. Чем быстрее, тем лучше.

— Да что ж ты такая упертая! — гневно пророкотал глюк. — Смотри, чужая душа!

Пара взмахов крыльев, и мы зависли над шахтным полем. Распахнув глаза, я молча смотрела на воинов двух родов, копошащихся возле разрушенного ангара, на беззвучно отдающих приказы спасателей и машины скорой помощи, в которые грузят раненых.

Опустившись ниже, орел завис перед изменившимся до неузнаваемости входом в шахту.

Неужели все правда?! Да нет, наверняка плод больного воображения!

— Надоела! — внезапно заявил дух рода.

Резко рванув вперед, орел залетел внутрь шахты. И если прежде он казался гигантским, то сейчас, в узком туннеле, мы оба были невесомыми песчинками. Видимо, для него пространство и размеры не имеют значения.

Нырнув в черноту ствола, глюк стремительно несся вниз. Внезапно движение прекратилось, и я, не в силах издать ни звука, увидела непривычно грязного, слегка бледного князя.

С видимым усилием контролируя мерцающую вязь княжеской силы, Игорь убирал последствия обвала, открывая проход в забой. Чуть поодаль стоял мой Василий. От ладоней предельно сконцентрированного мужчины спиралями исходило бледно-голубое свечение. Он, несомненно, использовал боевую технику воздуха.

— Что происходит? — спросила тихо.

— Они спасают твоих рабочих, — безэмоционально сообщил дух рода. — Жаль, оба пострадают.

— Что?!

Не реагируя на вскрик, орел внезапно развернулся и помчался наверх. Вылетев из шахты, свечей взмыл ввысь. Через пару ударов сердца вокруг нас клубился знакомый густой туман.

— Скажи мне, — попросила с мольбой.

— Слуга, вероятно, и выживет. Он-то просто свои силы сверх меры черпает, — безразлично сообщил орел. — А вот князь выгорит полностью. В лучшем случае, останется инвалидом. В шахте повсюду пыль охрового камня. Надышался.

— Можно хоть чем-то помочь?

Когти на талии разжались. Передо мной вновь сверкали огромные янтарные глаза.

— Наконец-то, — непонятно откуда услышала шепот. — Если решишься, позови. Но помни: у тебя мало времени!

Внезапно туман пришел в движение, все вокруг бешено закрутилось. Резко вскинув руки в защитном жесте, осознала, что сижу в кровати, тяжело дыша, а сердце отбивает барабанную дробь.

Ну и сны у меня!

Опустив голову, заметила кулон на обнаженной груди. Взяла его в руку. В нежно-голубом минерале отчетливо виднелись черные ленты. Память услужливо подсказала: артефакт из этого редкого сорта турина меняет цвет в случае смертельной угрозы.

Мне сейчас точно опасность не грозит, а раз активировали и настраивали древние реликвии мы вдвоем с Игорем, значит…

— Черт! — громко воскликнула и рывком скинула одеяло. Не уверена, правда показанное глюком или плод болезненной фантазии, но мне срочно нужно на рудник.

Не имея ни малейшего представления, что дальше делать, я прошла в гардероб и начала быстро одеваться.

Примечание:

Шахтный самоспасатель * — средство индивидуальной защиты органов дыхания горнорабочих при подземных авариях, связанных с образованием непригодной для дыхания среды. Представляет собой изолирующий дыхательный аппарат разового применения

Горизонт (подземный)* — принятое в горном деле обозначение глубины той или иной выработки, пласта и т, п. Например, «горизонт 150» — это то, что находится на глубине 150 метров.

(обратно)

Глава 24

На сборы ушло минут пять, не больше. Сидя на банкетке и зашнуровывая высокие ботинки, принялась думать, как попасть в Степное.

Автобусы и такси отпадают. Ни разу в этом мире на них не ездила. Да и денег нет. Совсем.

Принудить охрану силой голоса? Приказать-то, чтобы отвезли, не проблема. Но долго ли смогу без ущерба для себя контролировать сильного воина княжеского рода? А если вдруг выйдет из-под воздействия? Мало уж точно не покажется.

Заставить дать мне машину? Так далеко не уеду. Я сидела за рулем не просто давно, а вообще в прошлой жизни.

Вспомнив о родном мире, тяжко вздохнула. Не скажу, что там было намного проще, всякое случалось. Однако происходящее со мной здесь напоминает сумасшедшую карусель: жизнь постоянно меняется с устрашающей скоростью. Привыкнуть просто невозможно, а как сойти с этой карусели пока не знаю.

Встав, прошла к вешалке, сняла длинное черное пальто, купленное еще Краснопольским, надела. Посмотрев на себя в ростовое зеркало, усмехнулась. Вся одежда на мне — водолазка, джинсы, ботинки, пальто и даже нижнее белье — презентована мужчинами. Дожила.

Глядя на отражение, беззвучно, с горечью рассмеялась. Боже, я ведь не в доме врага! Достаточно просто-напросто попросить дать телефон, а после, если понадобится, отвезти в Степное. К чему такие сложные многоходовки? Вот если слуги откажут, тогда другое дело.

Выйдя из гардеробной, взяла со столика маленькую пластиковую коробочку с единственной кнопкой, нажала. Буквально через пару мгновений дверь отворилась. Переступив порог, моя личная горничная, пройдя несколько шагов, застыла недвижимо.

— Доброе утро, госпожа, — поздоровалась приветливо Лена и мило улыбнулась. Служанка не выказала даже тени удивления, видя меня в пальто.

— Игорь Владимирович спит? — поинтересовалась я на всякий случай.

— Нет, — девушка качнула головой. — Хозяин в сопровождении Савелия ночью уехал.

— Мне сегодня будет нужна машина с водителем, — сообщила ей с непроницаемым лицом.

— Хорошо, — Лена кивнула. — Как только понадобится, скажите.

Моментально почувствовав облегчение, внезапно заметила нерешительность девушки. Она, определенно, что-то хотела сказать. Вопросительно изогнув бровь, молча посмотрела на горничную, ожидая подвоха. Все же слишком быстро та согласилась выполнить просьбу. Неужели князь разрешил меня возить только в конкретные места?

Тем временем, смущенно порозовев, девушка тихо предложила:

— Госпожа, может, вы позавтракаете? Пару минут, и принесу.

— Спасибо за заботу, но нет. Время поджимает, — улыбнулась служанке и мысленно дала себе подзатыльника.

Девушка просто беспокоилась, а я везде и во всем ищу «второе дно». Даже успела напридумывать всякого-разного. Впрочем, и неудивительно. Последнее время слишком часто попадаю в неприятности. В нормальное, человеческое отношение теперь верить сложно.

— Лена, мне надо позвонить. Телефона, увы, нет, — сообщила, не скрывая досады.

Служанка быстро достала из кармана белоснежного передника мобильный и, не задавая вопросов, протянула со словами:

— Возьмите мой. Блокировки на нем нет.

Естественно, я не знала на память ни номера князя, ни Воронова. Поэтому, не торопясь брать телефон, попросила:

— Набери Игоря Владимировича или Савелия.

Нацепив ставшую уже родной маску ледышки, усиленно прогоняла тревогу. Я беспокоилась о многом, но прекрасно понимала, что именно сейчас переживаю в большей степени за Разумовского. Почему так, а не иначе, старалась не думать.

Меж тем, на миг призадумавшись, девушка поводила пальчиком по дисплею. Нажав на кнопку вызова, поднесла к уху. Секунды ожидания шли бесконечно долго. Не отводя взора от Лены, я попыталась догадаться, кому та звонит.

Кто бы это ни был, но на звонок он так и не ответил. Виновато улыбнувшись, горничная торопливо набрала новый номер. Буквально через миг быстро протянула мне аппарат. Едва я поднесла тот к уху, тотчас услышала несколько раздраженный мужской голос:

— Воронов. Слушаю тебя, Лена.

— Доброе утро, Савелий, — сдержанно поприветствовала. Ожидая реакции слуги князя, глянула на горничную. Та, понимающе кивнув, быстренько ушла из комнаты.

— Доброе утро, Софья Сергеевна, — ответил через долгую паузу мужчина, не торопясь интересоваться, чем вызван мой звонок, к тому же с номера служанки.

— Вы сейчас в Степном? — решив не ходить вокруг да около, спросила в лоб.

— Да, боярыня, — к моему великому сожалению согласился Савелий.

Все еще лелея надежду, что землетрясения не произошло, а у меня просто разыгралась фантазия, довольно бестолково сформулировала вопрос:

— Игорь Владимирович рядом с вами на руднике? — ожидая ответа, нервно закусила губу.

— Нет, — спокойно произнес мужчина. Но не успела я обрадоваться, добавил: — Я на посту охраны, а господин сейчас в шахте на двести двадцать втором горизонте.

Отчего-то резко защемило сердце. Медленно глубоко вздохнула и посмотрела на артефакт: черных лент в небесно-голубой сини стало гораздо больше. Игорь в беде.

Тем временем ни о чем не подозревающий Савелий с заботой проговорил:

— Софья Сергеевна, не волнуйтесь, пожалуйста. В новостях куча домыслов. Знаете же, как журналисты любят преувеличивать. На территорию Степного их, естественно, не пустили, — видимо, решив, что я узнала о происшествии из репортажей, сообщил подробности: — Землетрясение было слабым. Погибших нет. Несколько тяжело раненных, но состояние у всех стабильное. Сейчас Игорь Владимирович занимается последним завалом в шахте. Есть большая вероятность, что и остальные рабочие особо не пострадали, — на миг примолкнув, добавил: — Я прекрасно понимаю, вы — глава рода и беспокоитесь о своих людях, но, думаю, вам сейчас не стоит посещать рудник. Игорь Владимирович планировал по возвращении сам рассказать.

Намек правой руки Разумовского прозрачен: князь все лично контролирует, а мне нежелательно нигде мелькать до «воскрешения». Могут появиться ненужные сплетни и подозрения. Еще и журналисты около рудника вертятся. Без сомнений, мое появление вряд ли пройдет незамеченным. Савелий прав.

Однако, желая поехать, рисковать я не собиралась. Просто воспользуюсь артефактом Игоря и сменю внешность на уже знакомую блондинистую. Но что делать дальше-то? Как спасать князя?

— Я приеду, — произнесла несколько нервно.

— Дайте минуту, договорюсь о машине, — деловито отозвался мужчина.

Слушая веселенькую мелодию удержания вызова, я напряженно размышляла. Как сообщить, что князю грозит опасность от пыли неведомого мне охрового камня? Как объяснить, от кого узнала, что в шахте Игорь ею надышался?

А вот интересно, откуда этот камень вообще там взялся, да еще и превратился в пыль? Или под землей он находился всегда? Глюк-то о нем знает.

Может, рискнуть и рассказать о духе рода бояр Изотовых, до сих пор кажущегося фантазией? А вдруг, если орёло-глюк действительно существует, у других родов такого нет и никогда не было? Чем это в итоге обернется для моего рода? К тому же, пусть Игорь и доверят слуге, но клятву-то Савелий давал ему, а не мне.

Боже, ну почему так мало времени?! Я просто не могу сейчас просчитать ход событий, слишком много всяких нюансов и деталей. А если опять влипну в отвратную историю?

Внезапно мелодия оборвалась.

— Соберетесь — выходите, — прозвучал из динамика голос Савелия. — У парадного входа вас будет ждать автомобиль ровно столько, сколько вам понадобится. Прошу извинить, должен идти. Журналисты охрану атакуют. До свидания, — и Воронов отключился.

— Да ладно? — пробормотала себе под нос и, нахмурившись, удивленно посмотрела на затухающий экран мобильного. Вообще-то мы не договорили!

Что-то я совсем размякла. Соберись, тряпка!

Глубоко вздохнув, постояла, настраиваясь, и уверенно нажала на вызов.

Вначале услышала гул голосов, затем грозный рык Воронова:

— Уберите камеру! — а потом уже мне бесстрастное: — Что-то срочное?

— Слушайте внимательно, — произнесла безапелляционно. — В шахте возможно наличие пыли охрового камня. По моей информации, для князя она смертельно опасна. Вызывайте лучших реанимационных медиков. Скоро приеду.

— Принято, — голос мужчины едва заметно дрогнул.

Вот теперь я сказала все. Первой нажав на отбой связи, решительно направилась прочь из комнаты.

Выйдя в коридор, сразу заметила прогуливающуюся неподалеку горничную. Подозвав ее жестом, протянула мобильный и, скупо улыбнувшись, сообщила:

— Савелий Павлович решил вопрос с автомобилем. Я сейчас уезжаю. Спасибо за телефон, вы свободны.

Быстро поклонившись, Лена поинтересовалась:

— Вас к обеду ждать?

— Не могу обещать, — обронила я холодно и уверенно пошла по широкому коридору, вспоминая, есть ли где по дороге зеркало. Мне необходимо сменить облик, а при горничной это делать не хотелось.

Заприметив на стене желанное зеркальное полотно, быстро подошла и осмотрелась. Никого не увидев, сжала в ладони артефакт, представляя блондинистый облик. Действовала больше интуитивно. Игорь ведь не дал инструкцию, как менять внешность, лишь сообщил, как вернуть свою.

Через пару мгновений волосы начали светлеть, черты лица смазались. Еще один удар сердца — и в зеркале отражаюсь уже не я, а прежняя блондинка с ангельским личиком. Получилось!

Удовлетворенно улыбнувшись, резко развернулась и торопливо направилась к входной двери.

Выйдя из особняка, прошла по террасе и остановилась у перил. Обещанной Савелием машины пока не заметила, у ступеней лишь стояло одинокое желтое такси, в багажник которого сосредоточенный водитель грузил вещи. Но в том, что за мной автомобиль приедет с минуты на минуту, сомнений не возникало.

Поежившись от легкого морозца, глянула на серое, затянутое пеленой облаков небо. Похоже, сегодня на смену надоевшему дождю придет снег.

— Прекрати! Ничего хорошего в том захолустье не будет! — внезапно за спиной послышался раздраженный девичий голос.

— Василиса, ну зачем ты так, — раздался второй.

Обернувшись, заметила двух юных «родственниц» князя. Обе хмурились и выглядели расстроенными.

Точно, они же сегодня уезжают! Но, похоже, Василиса по-прежнему не горит желанием ехать домой. А мамочку где потеряли?

Тем временем младшая из сестер, Анастасия, напустила на себя важный вид и принялась спускаться по лестнице. Вторая же внезапно замерла. С задумчивым выражением на лице она бесцеремонно на меня уставилась.

Не выказывая нервозности, я спокойно встретила ее изучающий взор.

— Тебя ведь Люба зовут? — с пренебрежением поинтересовалась Василиса.

Не отвечая, я едва заметно усмехнулась. Девица решила, будто имеет право мне тыкать? Вот ведь нахалка! Ну ладно, послушаю, чем вызван внезапный интерес.

Тем временем, приняв мое молчание как само собой разумеющееся, девушка подошла ближе и выдала уверенно:

— Я должна жить в особняке Разумовских. Позвони князю и скажи, что он принял неверное решение. Мать с сестрой пусть едут, а я останусь.

Все так же не говоря ни слова, я с любопытством разглядывала юную дворянку. Настолько наглые и самоуверенные девицы в этом мире мне пока не попадались.

— Наверное, думаешь, что получишь взамен? — Василиса пренебрежительно фыркнула. — Я могу стать княгиней, — заявила внезапно. — Уверена, ты заметила, как на меня смотрел князь за ужином, — она многозначительно примолкла. Выдержав паузу, с показной снисходительностью продолжила: — Взрослым мужчинам простительны маленькие слабости, поэтому, ладно уж, позволю тебе жить на территории особняка. Не в господском доме, конечно, сама понимаешь, подобное против приличий, но комнату во флигеле для прислуги можешь занять. А вот если князь женится на другой, на такое великодушие точно не рассчитывай. В твоих интересах прямо сейчас начать со мной сотрудничать.

— Пожалуй, откажусь, — ответила, привычно сохраняя хладнокровие.

Неодобрительно поморщившись, Василиса с раздражением процедила:

— Желаешь большего? Ты моя ровесница, но даже сейчас твой максимум — изредка греть постель князю и надеяться, что получится родить ему сына. Да и то вряд ли выйдет, — заявила уверенно и презрительно скривилась. — Такого предложения тебе больше никто не сделает. Я же обещаю: пока личико смазливое да фигурка стройная поживешь в довольстве, ну а дальше все зависит от твоего поведения. А теперь доставай телефон и звони! А то ведь могу и передумать! — в ее голосе, кроме настойчивости, послышалась угроза. Похоже, запредельная наглость и непроходимая тупость — отличительная черта женщин этой семьи.

Заметив краем глаза движение, я неторопливо повернула голову. Тихонько урча двигателем, прямо к ступенькам подъехал шикарный белоснежный седан представительского класса с сильно тонированными стеклами.

«Савелий о моем инкогнито беспокоится», — подумала с благодарностью.

Ловко вынырнув из салона, статный воин предупредительно открыл заднюю пассажирскую дверцу. Замерев рядом, мужчина вопросительно посмотрел в нашу сторону. Видимо, мою собеседницу он знал в лицо, а вот на мой счет сомневался. Во избежание недоразумений, я кивнула, давая понять, что приехали за мной и сейчас подойду.

Заметив ответный короткий поклон, повернулась к зарвавшейся дворяночке. Выдержав паузу, холодно обронила:

— Езжай домой, девочка. Играть во взрослые игры явно не твое.

Не обращая больше на нее внимания, неспешно спустилась по лестнице. Приняв помощь воина, устроилась на удобном сиденье. Через пару мгновений мужчина вновь сел на переднее пассажирское кресло, и автомобиль плавно тронулся с места.

Пока машина разворачивалась на специальной площадке у центрального входа, я заметила появившуюся из дверей особняка жутко расстроенную мамашу девушек. Не обращая внимания на застывшую соляным столбом дочь, женщина направилась к такси. Теперь все в сборе.

Вот откуда только такие берутся?

Тяжко вздохнув, откинула голову на подголовник и прикрыла глаза. Понимаю, эту непроходимую дуру просто понесло, но фраза о детях зацепила. Сильно. В прошлой жизни, а теперь, похоже, и в нынешней это для меня крайне болезненная тема.

С силой стиснув зубы, отбросила ненужные размышления. Резко распахнув глаза, громко и отчетливо произнесла:

— Мы должны добраться до Степного как можно быстрее.

— Слушаюсь, — отозвался воин-водитель. Двигатель взревел, и шикарный автомобиль, набирая скорость, помчался по городской дороге.

Вновь закрыв глаза, сосредоточилась. Необходимо связаться с персональным глюком. Мысленно позвав, застыла в ожидании. Увы и ах, ничего не произошло. Попыталась расслабиться и вновь позвала орла. И снова без толку.

Тихонько хмыкнув, я под тихий гул мотора продолжила методично звать собственную галлюцинацию. Делать в дороге все равно нечего, а так хоть не дам захватить себя тревоге.

Внезапно почувствовала, как автомобиль остановился. Открыв глаза, подалась вперед и вгляделась в лобовое стекло.

На дороге перед въездом в Степное было невиданное скопление людей и машин. М-да, похоже, землетрясение на моем руднике вызвало небывалый интерес у вездесущих репортеров. Проехать казалось нереальным, разве только пролететь!

Словно реагируя на мои мысли, один из воинов быстро покинул салон. Идя перед капотом, статный мужчина в униформе княжеского рода принялся освобождать проезд.

Восторга у журналистов его убедительные просьбы не вызвали. Не желая покидать облюбованные места, они уступали дорогу крайне неохотно и с еще меньшим энтузиазмом перегоняли свои авто. Самые настырные бегали вокруг нашей машины с камерами и пытались хоть что-то разглядеть сквозь тонированные стекла.

Наблюдая за безуспешными потугами репортеров, я прекрасно понимала: сопровождающие меня воины делают все возможное и максимально корректно. Однако мы двигались черепашьим темпом: жалкие пятьсот метров ехали более получаса.

Наконец-то наш автомобиль добрался до ворот. Те моментально открылись, пропуская, а едва шикарный седан заехал внутрь, захлопнулись, отсекая любопытных.

Стараясь не нервничать, я неотрывно смотрела в окно. Слава богу, заметила лишь несколько развалившихся ветхих зданий. Но их и так планировалось сносить. Похоже, и вправду дух рода ухитрился снизить разрушения до минимума.

Размышляя, не прекращала рассматривать деревню. Возле домов привычно деловито расхаживали люди. На лицах жителей и рабочих, к огромному облегчению, не заметила ни горя, ни страха. Скорее, раздражение, смешанное с досадой.

Господи, пусть с Игорем и Василием также будет все в порядке!

Беспрепятственно миновав пост охраны, автомобиль въехал на территорию рудника. В отличие от деревни, на шахтном поле ощущалась тревога. Стояли машины скорой помощи, между воинами двух родов и грязными рабочими мелькали спасатели. Страх острыми когтями тут же впился в сердце.

Не доезжая до входа в шахту, где было наиболее плотное скопление людей, автомобиль плавно остановился. Я, не дожидаясь помощи, быстро распахнула дверцу и выбралась из салона.

Тревожно осмотрела стоящий в каких-то считанных метрах медицинский вертолет. Очевидно, медиков вызвал Воронов после нашего разговора. Но где Игорь? И что с Василием? И куда, черт возьми, запропастился сам Савелий?! Отчего не встретил?!

— Надо найти Савелия или Игоря Владимировича, — отрывисто приказала сопровождающим рослым мужчинам, которые, не мешкая, следом за мной покинули машину и встали по бокам.

— Вижу Савелия Павловича, — через несколько секунд невозмутимо доложил воин, стоящий слева.

— Идем, — скомандовала, и мои новые телохранители с поразительной легкостью повели меня сквозь угрюмую толпу.

Внезапно заметив меж мужских фигур белоснежный бок скорой помощи и склонившихся над каталкой медиков, застыла. На лицо пострадавшего надели кислородную маску, но я успела рассмотреть.

Василий.

Судорожно сглотнув ком в горле, торопливо направилась к машине. Провожая взглядом исчезающую в ее чреве каталку, с тревогой спросила у женщины-медика:

— Как он?

— Стабильно тяжелый, — ответила та. — Энергетические каналы повреждены. Жить будет, в остальном прогнозы делать рано. Простите, нам нужно ехать, — добавила и быстро отошла. Через пару мгновений скорая блеснула маячками и тронулась с места.

— Главное — останется жив, — прошептала вслед удаляющейся спецмашине.

— Госпожа, пойдемте, — услышала мужской голос над ухом, и один из телохранителей настойчиво потянул куда-то в толпу.

Заметив, как сильно встревожен мужчина, моментально собралась. Похоже, он что-то успел увидеть с высоты своего роста. Усиленно прогоняя плохие мысли, поторопилась за воином. Второй не отставал от нас ни на шаг.

Уверенно двигаясь вперед, телохранитель провел меня меж высоких, крепких мужчин в черной униформе, и вскоре мы очутились на открытом пространстве.

Ямоментально застыла. Боже… За что?!

В самом центре небольшой площадки, окруженной плотным кольцом из воинов княжеского рода, на переносной каталке лежал… Игорь. Бледно-восковая кожа, обострившиеся черты лица, посиневшие губы, набухшие на сильной шее черные вены — светлейший князь находился на грани жизни и смерти. Сон оказался страшной правдой.

Пытаясь справиться с душевной болью, я смотрела на едва дышащего Игоря. Рядом с ним стояли двое хмурых мужчин в форменной одежде медиков. Пряча виноватые взгляды, они, ничего не делая, казалось, просто ждали. Впрочем, воины князя все до единого тоже бездействовали.

— Почему не оказываете помощь? — мой звенящий от напряжения голос разрезал тягучее молчание.

Никто не ответил, и я видела, как судорожно сжимаются у многих мужчин кулаки, а на скулах играют желваки.

Почему, ну почему не предпринимают хоть что-то?!

Всматриваясь в застывшие каменными масками лица, внезапно увидела Савелия, стоящего практически рядом. Он, не отводя от Разумовского полный страдания взор и, видимо, узнав по голосу, тихо произнес:

— Софья, врачи бессильны. Игорь Владимирович скоро уйдет к предкам. Светлейший князь спас семьдесят шесть жизней. Достойная смерть для воина.

Почувствовала, как пелена слез застит глаза. Прикрыв их ресницами, опустила голову и до боли закусила нижнюю губу.

Нет, он не может умереть! Должен, ну просто обязан быть выход!

(обратно)

Глава 25

Игорь еще жив, а значит, у меня есть шанс.

Абстрагировавшись от всего, что могло помешать, я напрочь позабыла о страхе, тревоге, сомнениях, заглушила ненужные сейчас эмоции. Затем мысленно не попросила и не позвала, как прежде, но приказала:

«Дух рода, приди!»

«Я здесь, глава рода», — мгновенно прозвучал знакомый голос в голове.

«Его можно спасти?» — не размыкая губ, потребовала ответа.

«Да, ты можешь, — уверенно сообщил орел и добавил: — Теоретически».

«Что мне делать?» — я упрямо стиснула зубы.

«Прими силу рода, а потом поделись с князем. Иного варианта нет, — сухо произнес дух. — Вместе спуститесь в склеп родового храма. Я открою проход в скрытую комнату. Торопись, время уходит».

Резко подняв голову, встретилась взглядом с Савелием. Словно что-то почувствовав, тот моментально напрягся.

— Князя надо максимально быстро перенести в часовню. Сделаю все, что в моих силах, — сказала хладнокровно.

Через два удара сердца Савелий четко отдал приказ:

— Подняли господина. Несем в часовню.

Вмиг четверо сильных мужчин синхронно взялись за ручки каталки. Клацнули, сложившись, ножки с колесиками. Впереди и по бокам, охраняя, клином выстроились воины рода Разумовских, и хозяина Южного княжества очень быстро, но предельно аккуратно понесли к родовой усыпальнице бояр Изотовых.

Последние метры до часовни буквально пробежав, сопровождение осталось на улице, я же влетела следом за слугой князя и несущими носилки мужчинами в родовой храм. Ноздри защекотал знакомый запах ладана.

Тяжело дыша, быстро осмотрелась. Священника не было, в тишине лишь потрескивали свечи у ликов святых.

Гулко стуча башмаками по полу, вместе с Вороновым направилась к ожидающим приказа воинам, остановившимся в центре храма и держащим на весу носилки с умирающим князем.

— Надо спуститься в склеп. Кто-то один возьмите господина, — распорядилась, заодно предупредив: — Лестница крутая и узкая.

В тот же миг худощавый, но жилистый Савелий быстро подошел к воинам. Склонившись над носилками, повернулся боком, затем аккуратно закинул руки князя себе на плечи и с видимым усилием взвалил того на спину.

Согнувшись под весом рослого, мускулистого Игоря, абсолютно седой мужчина остро глянул на воинов, потом на меня. В его взоре отчетливо читалось: «Даже не вздумайте возражать! Справлюсь!» Достойный поступок.

Кивнув в знак того, что все поняла, уверенно прошла мимо узкого окна, направляясь к неприметной нише, в глубине которой находилась дверь в родовую усыпальницу. Я была там один только раз, но дорогу запомнила.

Потянув за медное кольцо, с усилием отворила деревянную дверь. Мгновенно вспыхнули тусклым светом настенные лампы, осветив круто уходящие вниз обветшавшие за многие столетия ступеньки.

Не мешкая, торопливо спустилась в низкое квадратное помещение. Реагируя на движение, светильники зажглись приятным желтым светом, осветив стены и стоящие в нишах десятки урн с прахом бояр Изотовых.

Сильные воины и умелые артефактчицы, любящие мужья и жены древнего рода обрели здесь покой. Эта комнатка стала их последним пристанищем, а также напоминанием потомкам о неизменном: время скоротечно, у всех свой срок. Довольно специфичное место для возвращения к жизни.

Бесстрастно размышляя о вечном, тем временем методично осматривала урны и стены. Орел говорил о проходе. Где же он?

Позади послышались знакомые тяжелые шаги. Быстро обернувшись, увидела Воронова, несущего на спине Игоря. Отойдя от входа, мужчина остановился рядом со мной и глянул вопросительно. В ту же секунду в голове прозвучал голос духа:

«Повернись налево».

Следуя указанию, развернулась, встав лицом к стене, и увидела, как ровно посередине древняя кладка начала терять четкость, уступая место мерцающей сиреневым светом дымке. Через пару мгновений за призрачной пеленой проявились очертания еще одного, прежде скрытого от глаз помещения.

«Кроме тебя, никто не зайдет, — безэмоционально заявил дух. — Придется самой перемещать князя. И сними с него и с себя артефакты. Испортятся».

Не отвечая духу, скомандовала Савелию:

— Клади на пол.

Не выказав удивления, тот послушно опустил господина на прохладный позеленевший от времени камень.

Быстро нагнувшись, сняла с запястья Игоря браслет. Не обращая внимания на удивленный взгляд Савелия, торопливо расстегнула верхние пуговицы пальто. Выудив за цепочку кулон, на короткий миг сжала в ладошке и безмолвно скомандовала: «Отмена». Подождав пару мгновений, сняла артефакт. Протянув украшения слуге князя, отрывисто бросила:

— Храни.

Коротко кивнув, тот молча взял древние реликвии, оставив без комментариев изменение моей внешности. Мысленно похвалив его, сконцентрировалась на делах насущных. Прекрасно понимая, что взрослого мужчину мне не поднять, вновь нагнулась. Вцепившись в воротник куртки Разумовского и пятясь, словно рак, потащила тяжеленного Игоря к проходу.

Глянув исподлобья на Савелия, увидела, как у того от изумления округлились глаза. Самообладание, очевидно, дало сбой. Вероятно, для слуги князя проход в стене оставался по-прежнему невидимым. Однако, несмотря на мои чудачества, мужчина не двинулся с места, только пристально наблюдал.

Меж тем, кряхтя от натуги, я с трудом дотащила Разумовского до стены, а потом затянула безвольное тело в проход. Едва мы оказались внутри неприкосновенного места бояр Изотовых, дымка ярко вспыхнула и пропала. Переход закрылся.

Выпрямившись, откинула упавшую на лицо прядь волос. Не отходя от лежащего у ног Игоря, обвела цепким взглядом полукруглое помещение. Пол, стены и даже закругленный потолок покрывал редкий небесно-голубой турин. Мерцая и переливаясь, минерал излучал неяркий свет. Однако освещения хватало, чтобы понять — здесь совершенно пусто.

Уже не таясь, вслух спросила:

— Что дальше?

Эхом отразившись от стен, мой голос улетел куда-то ввысь. Так странно: потолок-то не особо высоко.

Внезапно показалось, будто Игорь пошевелился. С затаенной надеждой посмотрела на мужчину. Тот действительно медленно поднимался над полом. Увы, не сам. Кто-то или что-то, видимо, решило его поднять.

Глядя на замершего в полуметре от пола Разумовского, задумчиво нахмурилась. Я не понимала, что происходит, а дух рода пока молчал.

Внезапно над пребывающим в беспамятстве князем появились маленькие золотистые искорки. Кружась, они настойчиво облепляли мужчину со всех сторон. Буквально через пару мгновений тело Игоря оказалось усыпано мерцающими песчинками.

Не веря глазам, затаила дыхание и расфокусировала взгляд. Но картинка не изменилось. В этом месте я видела эфир, даже не прибегая к своим умениям.

— Я поместил его в стазис. У тебя будет время, — услышала знакомый голос, на сей раз не в голове.

Повернувшись на звук, заметила стоящего на полу гигантского орла. Мой персональный глюк явился во плоти. Ничему уже не удивляясь, но не понимая значения слова, переспросила:

— Стазис?

— Чужая душа-а-а, — не размыкая клюва, с укоризной протянул орел. — Если по-твоему, — он примолк, видимо, подбирая подходящее сравнение, — то князь сейчас в искусственном сне. Ну или медицинской коме. Не совсем точное определение, но похоже. Если хочешь, расскажу подробно, — заявил деловито.

Что такое медицинская кома, я прекрасно знаю: она дает дополнительное время на борьбу с тяжелой патологией. Если неведомый стазис хоть чем-то с ней схож — отличная новость.

— Спасибо за помощь, — обронила сухо. — Лекции не нужны. Что делать? — спросила сурово.

— Иди к центру, садись на пол, — распорядился орел.

Торопливо расстегивая длинное пальто прямо на ходу, подошла к нужному месту. Не промолвив ни слова, опустилась на пол и устроилась в позе лотоса.

— Закрой глаза. Расслабь руки, положи на колени. Дыши размеренно, — голос орла внезапно стал приятно расслабляющим. — Отпусти мысли, позволь им течь беспрепятственно. Не сопротивляйся, — слова журчали тихим ручейком.

Опустив голову, почувствовала, как каждая мышца в теле удивительно быстро расслабляется. Приходит покой. Сама по себе я в столь короткий срок не достигла бы такого состояния. Наверняка дух на меня воздействовал. Но я не роптала. Напротив, была благодарна за помощь.

Время словно замедлило ход. Тревожные мысли возникали, но, не задерживаясь, уходили, не вызывая эмоций. Неизвестно откуда появившееся тепло ласково обволакивало, убаюкивая. Легкое, едва ощутимое покалывание не порождало беспокойства.

Внезапно одновременно со всех сторон почувствовала удар плотной волны силы. Невиданная мощь накрыла с головой, врываясь внутрь моего тела.

Рефлекторно начала сопротивляться, и моментально стало мучительно больно. Отчего-то все естество противилось. Я просто не могла впустить в себя эту инородную силу!

— Смирись! Прими ее! — раздался грозный клекот орла.

Тихонько застонав, глубоко вдохнула, словно перед погружением в воду, настраиваясь отпустить контроль. Господи, как же сложно!

Затаив дыхание, максимально расслабилась и мысленно позволила чужой силе войти. И внутренним взором увидела, как ярко-фиолетовые искры с сумасшедшей скоростью стремятся к энергоканалам, проникают внутрь, смешиваются с золотистым эфиром.

С каждым ударом сердца я чувствовала растущую мощь. Чужая сила переплеталась с моей, становясь единой. Она бурлила, кипела, требовала выхода. Ощущения запредельные! Казалось, если возникнет такая прихоть, прямо сейчас одной рукой могу играючи сдвинуть гору.

— Все, — неожиданно услышала голос орла.

Резко подняв веки, увидела прямо перед собой громадную орлиную голову с огромными янтарными глазами. Мой персональный глюк опять где-то потерял остальное тело. Впрочем, неважно. Главное — у нас получилось.

Взгляд зацепился за лежащую на колене руку: кожа словно подсвечивалась изнутри, приобретя сиреневый оттенок. О, я теперь почти смурфик*!

Отметив, что пол больше не светится, но отчего-то почернел, встала единым слитным движением. Ощущая поразительную легкость и одновременно мощь, уверенно встретила немигающий взор духа рода.

— Как мне поделиться силой с князем?

— Ну-у, — орел неожиданно замялся, янтарный глаз впервые моргнул. — В этом зале сосредоточена сила всех предков Изотовых. В твоем теле соответствующий набор генов, но душа-то из другого мира. Вначале ты сожгла турин на полу, не принимая боярскую силу. А потом, словно губка, всосала абсолютно всю. Сейчас ты… — он на пару мгновений примолк, видимо, вновь подбирая правильное слово, а после с досадой признался: — …вроде летящей к земле атомной бомбы. Обычные способы передачи силы теперь вряд ли помогут. Да и научить тебя сейчас уже не выйдет.

— Что. Нужно. Делать? — чеканя слова, с прищуром посмотрела на висящую в воздухе голову.

Одновременно с легким раздражением ощутив покалывание в правой руке, подняла ее и удивленно хмыкнула. Над сиреневой кожей мелькали фиолетовые молнии.

— Вот об этом и говорю, — вздохнул орел. — Рванешь в любой момент.

— Не тяни. Просто скажи, а я все сделаю, — ответила уже миролюбиво.

Глюк прав. Я действительно с трудом сдерживаю огромную силу. Сейчас любое колебание эмоций чревато катастрофой.

— Направленная передача большого потока сил с учетом твоего нестабильного состояния возможна только одним способом, — неожиданно дух замолчал, а потом выпалил: — Секс с князем! — и тотчас грозно воскликнул: — Держи себя в руках!

Зашелестели, а после, обдав меня холодным потоком воздуха, проявились огромные крылья.

Медленно выдохнув, постояла, гася эмоции. Разрушить часовню и погибнуть не хотелось.

Если подумать, а что мне остается? Раз все пошло не так и нет другого выхода, то к чему кочевряжиться? Но даже если отбросить нравственные заморочки, есть одна крайне серьезная проблема. Разумовский в данном мероприятии также должен принимать участие, а он… в коме.

— И как ты себе это представляешь? — ледяным тоном поинтересовалась у птицы. — Не знаю, как дело происходит у духов, но у людей, — язвительно усмехнулась, — мужчина должен испытывать возбуждение. Князь сейчас на сексуальные подвиги явно не готов.

— Напоминаю: стазис — не типичная кома, — невозмутимо ответил орел. — Рефлекторная активность, мышечный тонус в теле и чувствительность, — многозначительно хмыкнул, — в нужном органе сохранена. Ты взрослая женщина, разберешься.

— Сгинь, — мрачно глянула на духа.

— Я и не собирался смотреть, — с неподдельной обидой отозвался тот. — Совет напоследок. Когда эмоции и сила выйдут из-под контроля, а они обязательно выйдут, не пугайся. Теоретически князь к тому моменту уже самостоятельно сбросит стазис и дальше все сделает сам. Он сильный мужчина, универсал, глава древнего рода. Справится, — глубокомысленно заявила голова и моментально истаяла.

Ага, теоретически.

Усиленно пытаясь сохранить хладнокровие, направилась к Игорю, по-прежнему висящему над полом. Едва подошла, тот плавно опустился. В этот же миг плотная сиренево-фиолетовая дымка заклубилась вокруг поблескивающего золотистым светом тела. Полностью скрыв под собой мужчину, туман разошелся по полу, а после, достигнув уровня моей талии, замер и стал гуще — эдакий фиолетовый кисель.

Пытаясь увидеть хоть малейшие очертания фигуры на полу, не сдержала усмешки. Демонстрируя нежелание подглядывать, дух малость перестарался: я практически не видела в тумане Игоря. Похоже, придется на ощупь.

Сняв пальто, небрежно кинула его на пол. Опустившись на колени, с удивлением поняла — дышать в «фиолетовом киселе» могу свободно. Очень хорошо, а то я слегка тревожилась.

С трудом различая едва заметные золотистые песчинки, подобралась поближе к Игорю. Усевшись рядом с теплым боком, на ощупь принялась расшнуровывать свои ботинки. Избавившись от обуви, немыслимым образом извернулась и стянула джинсы вместе с бельем.

Стараясь не думать о том, что делаю, по-прежнему на ощупь расстегнула пряжку на ремне брюк князя. М-да, стягивать штаны с бессознательного мужчины весьма странное занятие. А если учитывать, зачем я это делаю, то и вовсе форменное безобразие.

Ощутив под ладонями обнаженную кожу, мысленно пожелала себе успеха. Дух сказал, что чувствительность нужного органа сохранена. Надеюсь, все получится. Должно получиться! Других-то способов я не знаю!

Склонившись, коснулась губами мягкой плоти.

Игорь не подвел. Через несколько мгновений его достоинство стало как камень.

Не позволяя себе нервничать или сомневаться и вообще запретив думать, перекинула ногу через бедра мужчины. Заняв нужную позицию, лишь миг помедлила и резко опустилась. Моментально прострелившая боль дала понять — с девственностью покончено.

Сожалений не было. Я обязана завершить начатое.

Подавшись вперед, прикоснулась губами к твердым безжизненным губам и начала двигаться. Неожиданно почувствовала, как прежде безмолвствующая сила зашевелилась и тонкими ручейками потекла в князя.

Мысленно махнув на весь происходящий беспредел рукой, страстно впилась в губы мужчины и позволила юному телу получить то, чего оно так давно просило. Лавина эмоций моментально накрыла с головой. Скручивая в тугие спирали, сила нескончаемым потоком вливалась в тело Игоря.

Мои хриплые стоны становились громче и громче. Теперь я и сама уже перестала осознавать происходящее. Понимала только, что не просто отдаю силу Изотовых, но и получаю обратно… княжескую!

Неожиданно почувствовала, как еще недавно безжизненные ладони Разумовского сильно сжали мои ягодицы. В тот же момент фантастически мощная волна княжеской родовой силы ворвалась в меня, словно ураган. Захватив в плен родовую силу Изотовых, отхлынула обратно. И вновь вернулась.

Реальность вдруг взорвалась фейерверком разноцветных искр и пропала. А с ней перестала существовать и я. Происходило что-то невообразимое. Меня кружило в гигантском водовороте, словно песчинку, и я не просто наблюдала, но проживала чужую жизнь.

Одна за другой мелькали картинки из прошлого мальчика, подростка, мужчины. Я чувствовала детский восторг пацаненка, влюбленность юноши, искреннюю радость побед, горечь неудач.

Вместе со взрослым мужчиной переживала предательства, последствия неверных решений. Вместе с ним впервые познала огромную, безграничную любовь. Моя душа ликовала: вот оно, вот оно счастье! Не знаю, к какой женщине Игорь испытывал это поистине волшебное чувство, но оно было прекрасно.

Внезапно нахлынувшая адская боль утраты оказалась невыносимой. Не в силах терпеть запредельные страдания мужчины, я закричала. Все вокруг вновь ярко вспыхнуло и погасло.

Понятия не имею, сколько прошло времени. Обессиленная, я лежала на спине, а надо мной нависал живой и невредимый Разумовский. Как и когда он окончательно пришел в себя и мы поменялись местами, не помню. Главное — у меня получилось.

Вяло удивившись куда-то подевавшемуся туману, посмотрела на Игоря. На окаменевшем лице мужчины не отражались никакие эмоции. В душе моментально все оборвалось.

Боже, я ведь видела его жизнь! Неужели он видел мою?! И теперь знает… что я из другого мира?!

Не промолвив ни слова, князь отстранился. Отвернувшись, быстро натянул приспущенные брюки, прошелся по комнате, поднимая неизвестно когда разбросанные в разные стороны мои ботинки, затем штаны.

Заметив рядом трусики, я торопливо их надела. Встав, взяла из рук подошедшего мужчины джинсы и обувь. Одевшись, кивком поблагодарила за поданное пальто.

Встретившись с ним взглядом, спокойно сказала:

— Давай забудем произошедшее, и дальше каждый продолжит жить своей жизнью.

— Нет, — лаконично ответил хозяин Южного княжества. — В этой комнате ты сделала выбор. Теперь я стану поступать так, как считаю нужным, — не отводя взора, поразительно хладнокровно добавил: — Ни один мужчина, кроме меня, к тебе больше не прикоснется, — чуть повернув голову, не повышая голоса хлестко приказал: — Дух, открой проход!

— Слушаюсь, господин, — внезапно ответил невидимый орел.

Не поняла? С чего вдруг князь отдает приказы духу боярского рода? А тот еще и слушается!

Нахмурившись, попыталась разобраться в происходящем. Не вышло. В голове была жуткая каша.

Тем временем свет редчайшего турина на одной из стен замерцал. Через миг вновь появилась уже знакомая дымка прохода. Крепко взяв за руку, Игорь уверенно повел меня прочь из комнаты.

— Господин! — едва мы вышли в усыпальницу Изотовых, встревоженно-радостно воскликнул Савелий.

— Рад тебя видеть, — заметно потеплевшим тоном отозвался князь. А затем, пристально глядя на приближающегося слугу, велел: — Рассказывай.

Остановившись в паре шагов, Савелий внимательно посмотрел на князя, после — на меня. В глазах мужчины отчетливо читалось удивление. Быстро взяв себя в руки, он, глухо кашлянув, принялся деловито докладывать:

— На территории рудника остались только воины. Работы приостановлены. В результате катастрофы погибших нет. Пострадавшим своевременно оказана медицинская помощь. Трое рабочих получили серьезные ранения, однако их жизни угрозы нет. Состояние Василия стабильно-тяжелое. Врачи пытаются восстановить энергетические каналы, — мужчина примолк и, повернувшись ко мне, проговорил с сочувствием: — Но есть вероятность, что ваш слуга больше не сможет пользоваться эфиром.

— Главное, он жив, — ответила тихо и печально улыбнулась.

Тем временем, глянув на свое запястье и не обнаружив браслета, Разумовский поинтересовался:

— Софья, где артефакты?

— Оба у вашего слуги. Могли испортиться, — пояснила спокойно.

Тотчас сунув руку в карман, Савелий быстро протянул господину древние реликвии. Взяв их, Игорь надел на мою шею цепочку, затем на открытой ладони продемонстрировал браслет и вопросительно приподнял бровь.

Вот же… дипломат хренов! Вот откуда у него такой самоконтроль?!

Нацепив привычную маску снежной королевы, невозмутимо защелкнула браслет на запястье мужчины. Поблагодарив кивком, Игорь мельком глянул на стремительно светлеющие минералы в артефакте. Повернувшись ко мне, тихо произнес:

— Измени облик. Мы уезжаем.

Положив ладошку на кулон, сосредоточилась, повторяя утренние действия. Правда, на сей раз зеркала не было, но справилась и без него. Подождав пару мгновений, опустила руку. Затем пристально посмотрела в ярко-васильковые глаза. Ну скажи же что-нибудь! Дай хоть малейший намек! Я должна знать, что со мной будет дальше!

Тем временем, не отводя от меня глаз, этот невозможный мужчина деловито поинтересовался:

— Савелий, ты закончил сличение внешностей?

— Да, господин, — моментально доложил тот. — Оба мужчины и собака.

— Поехали, — приказал светлейший князь.

Ничего не объясняя, он снова крепко взял меня за руку, и, на удивление, отлично ориентируясь в незнакомом месте, увлек к лестнице.

Выйдя вслед за Игорем из часовни, заметила, что на улице уже глубокий вечер. Тихонько улыбнулась: в ярком свете прожекторов с неба медленно падали пушистые белые хлопья. Зима вступила в свои права.

Почувствовав пристальный взгляд, повернула голову. Мужчина смотрел внимательно, но безэмоционально.

Без сомнений, князь действительно знает, что я не из этого мира.

Примечание:

Смурфики* — маленькие голубые существа. Придуманы и нарисованы бельгийским художником Пьером Кюллифором

(обратно)

Глава 26

За всю дорогу обратно Игорь не промолвил ни слова. Но, расположившись рядом на заднем сиденье внедорожника, он все так же крепко держал меня за руку.

Я тоже не пыталась завязать диалог, невидяще глядя на мелькающие за окном огни ночного города. Сожалений не было. Но вот то, что в результате «спасательной операции» моя личная, опасная тайна перестала быть таковой, порождало тревогу. Не страх, нет. Уверена, князь не раструбит обо мне всему свету, не отдаст на опыты. Но его чувства и мысли оставались тайной за семью печатями. Небезразличная женщина оказалась гостьей из другого мира, еще и не целиком, а только душа — такое осознать непросто. А уж принять и вовсе проблематично.

Как повела бы себя я? Не предала бы, однозначно, а вот остальное… Не знаю. Слишком сложно.

Миновав ворота, автомобиль неторопливо въехал на территорию родового особняка Разумовских. Внезапно подумалось: «А если во время передачи сил накрыло чужими воспоминаниями только меня? Вдруг ошибаюсь, и с ним подобное не произошло?»

Повернув голову, тотчас встретила внимательный взгляд Игоря. Помедлив, он подался ближе. Теплое дыхание коснулось уха.

— Не волнуйся. О тебе никому не скажу, — шепнул едва слышно.

Последние сомнения отпали. Грустно улыбнувшись, ответила:

— Спасибо.

— Все будет хорошо, — отстранившись, произнес мужчина задумчиво.

Тем временем внедорожник остановился у парадного входа в особняк. Заглушив двигатель, Савелий вышел из салона, открыл пассажирскую дверцу. Протянув мне руку, помог выйти. Через пару мгновений вновь почувствовала тепло ладони Игоря.

— Пойдем, — спокойно сказал князь и повел меня в свой дом.

Не говоря ни слова, мы прошли по привычно пустынным коридорам шикарного особняка. Остановившись у двери моей комнаты и не выпуская руки, Игорь пристально вгляделся в глаза. Только ничего больше не искал. Скорее, пытался понять.

— Что теперь? — спросила тихо.

— Ты поужинаешь, отдохнешь, — невозмутимо отозвался Разумовский. — Завтра утром Савелий привезет в суд. Юрист все сделает. Не забудь надеть кулон. Артефакт не распознает ни твоей лжи, ни того, что больше не девственна. Не тревожься.

Горько усмехнулась, а потом уверенно и спокойно произнесла:

— Ты ведь знаешь, не об этом спросила.

— Да, — лаконично согласился мужчина, не став делать вид, будто не понял. — Мы обязательно поговорим, — твердо пообещал и добавил: — Сейчас мне надо идти: дела. Скорее всего, освобожусь поздно. А если точнее — рано утром, — он чуть нахмурился.

— Буду ждать, — шепнула с надеждой.

— Значит, приду, — его голос прозвучал абсолютно уверенно. На миг крепко прижав к себе, Игорь отстранился и быстро ушел.

Зайдя в комнату, я неторопливо сняла пальто. Затем взяла в гардеробной белье и легкий халатик и отправилась прямиком в ванную, устранять характерные последствия «спасительной операции».

Вымытая до скрипа, вернулась в спальню. На круглом изящном столике уже стоял поздний ужин. Лены не наблюдалось. Прислуга у князя настоящие профессионалы: интуитивно понимают, когда их присутствие нежелательно.

Одобрительно хмыкнув, села за стол. Думала, не стану есть, однако нежнейшая, с хрустящей корочкой белая рыба моментально пробудила аппетит. Вкусно поев, вызвала горничную. Буквально через миг Лена бесшумно вошла. Мило улыбнувшись, составила на тележку посуду, поклонилась и поинтересовалась:

— Госпожа что-то еще желает?

— Нет, — вставая из-за стола, кивком поблагодарила девушку. — Передайте повару — рыба изумительна.

— Непременно, — лицо горничной озарилось радостью. — Я вчера обратила внимание, что вам понравилось блюдо из рыбы. Мы старались вас порадовать.

— Спасибо, — поблагодарила искренне. — Можешь отдыхать, сегодня больше не понадобишься. И выключи свет, — попросила, подходя к кровати.

— Доброй ночи, госпожа, — пожелала Лена и вместе с тележкой направилась к двери. Через несколько мгновений свет погас.

Не снимая халатика, я забралась на середину кровати. Сев, обняла большую подушку. Глядя в дальний угол комнаты, старательно принялась думать о восстановлении рудника, реабилитации пострадавших. Набрасывала план неотложных действий.

Думы с работы плавно перешли на девочек. Как там малышки? Сердце рвалось к ним. Так хотелось обнять, успокоить. Сказать, что рядом и больше не уйду. Завтра после суда первым делом поеду домой. Не испугаются ли моего «воскрешения»?

Мысли резко свернули на Потемкина. Зло сжимая подушку, попыталась спрогнозировать события на суде, искренне желая, чтобы эта тварь не отделалась каторгой, а все-таки сдохла. Размышляла и о хозяине «муженька». Однако так и не поняла, кто бы это мог быть. Но вот не верю, что все из-за рудника! Игорь-то один пострадал из-за этой чертовой пыли. Впрочем, он наверняка разберется.

Усиленно избегая мыслей о князе, задумалась о здоровье Василия, после с грустью вспомнила о Кате и Надежде. Обида на тех, кого считала семьей, перестала так остро царапать, но еще жила.

Размышляя о всяком-разном, понимала — прячусь от реальной проблемы. Мысли вновь и вновь упрямо возвращались к одному и тому же. Отрицать очевидное глупо: со светлейшим князем Игорем Владимировичем Разумовским теперь накрепко связано мое будущее.

С силой стукнула ни в чем не повинную подушку. Как бы я ни сопротивлялась, но то ли судьба, то ли высшие силы нас упрямо сводили. А сегодня все настолько перепуталось, что распутать этот клубок вряд ли получится.

Князь меня теперь не отпустит — факт. Иначе трактовать слова о том, что ко мне не прикоснется ни один мужчина, кроме него, просто невозможно. Но о каком сделанном мною выборе он сказал там, в комнате? Я ведь не вынуждала на себе жениться, спасая таким вот экстравагантным способом. И не желала получить выгоды. Господи, да я даже не думала, зачем мне это нужно! Просто поступила по велению сердца.

Ну да, последствия для нас обоих весьма неоднозначные. И что будет дальше, непонятно. Теперь не просто очень многое, а практически все зависит от Игоря. Честно признаться, подобное архисложно принять. Фактически остается лишь ждать, а после покориться его воле.

От такой перспективы внутри все вставало на дыбы. Я, сильная, взрослая, самодостаточная женщина, никогда не зависела от мужчины. А сейчас… все, абсолютно все уперлось в Разумовского!

Память услужливо подкинула чужие воспоминания. Застыв недвижимо, я с изумлением поняла — он гораздо сильнее меня. И дело тут не в банальных физических различиях: иное логическое мышление, скорость принятия решений, запредельный самоконтроль, да вообще куча всего! Игорь открылся совершенно с иной стороны. Его внутренняя сила одновременно завораживала и пугала.

Божечка, что я такого плохого натворила в прошлой жизни? Мне ведь в этом мире очень тяжело. Я устала. Даже просто по душам поговорить не с кем. Одна. Всегда одна.

Хотя нет, есть же персональная галлюцинация! М-да, духа только и остается позвать.

Грустно засмеявшись, уткнулась лицом в подушку.

— Ты хотела поговорить? — внезапно послышался знакомый голос.

Удивленно нахмурившись, повернулась на звук. Мой орело-глюк самым наглым образом сидел на столике.

— Ты откуда взялся? — спросила тихо.

Расправив крылья, птица перелетела в изножье кровати. Усевшись, наклонила голову, в который раз изучая меня немигающим янтарным глазом. Покрепче обняв подушку, ответила пристальным взором.

— Недавно общался с князем, — удивил орел. — Настоящий глава рода! — в его голосе слышалось неприкрытое восхищение.

Усмехнувшись, поинтересовалась:

— А я какая?

— Ты? — птица помолчала, а после озадачила вопросом: — Как думаешь, зачем женщине нужен муж?

— Помощь, защита, — ответила уверенно.

Орел заинтересованно уточнил:

— Помощь в чем именно? От чего защита?

А правда, в чем помощь и от чего защита? Я ведь и сама все могу: и деньги заработать, и с недругами разобраться, да и банальный гвоздь прибить.

Глубоко задумавшись, молча смотрела на орла. Такой вроде простой вопрос, а ведь ответа-то нет.

— За время нашего тесного общения я неплохо изучил тебя, — спокойно сообщил «глюк», удобно усаживаясь на скомканном одеяле. — Есть такое слово «агапе». Знаешь его значение?

— Любовь?

— Верно, — мотнул головой орел, — любовь. Только это не пресловутые бабочки в животе и не испытываемые рядом с мужчиной ощущения, — он многозначительно замолчал, отслеживая мою реакцию.

Нахмурившись, отвела взор. А ведь прав пернатый. Даже с тем же Мишей мне нравилось исключительно то, что испытывала с ним рядом. Не желая видеть очевидного, я, похоже, любила свою фантазию, а вовсе не реального человека. Иначе разве вcе так быстро прошло бы?

— Вижу, поняла, — хмыкнул «глюк». — Любовь и влюбленность — разные вещи. Но существует еще одно заблуждение. Большинство женщин в нашем мире одержимы желанием стать для мужчины незаменимой, думая, что это и есть любовь. Зачем-то стараются казаться лучше, стремятся угодить, забывая о себе, о своих мечтах, желаниях, — он сердито блеснул янтарными глазами. — Женщина — не слуга, не мама и не палочка-выручалочка для слабого мужчины во всех его бедах. Чистая одежда, вкусные завтраки, обеды и ужины, тело по первому требованию — не так ли ведет себя женщина? А что жаждет получить взамен? Якобы настоящую любовь не подходящего ей человека? Но этого не произойдет! — птица громко щелкнула клювом. — Ко всему прочему, многие инфантильные женщины за свои услуги требуют от мужчины финансового обеспечения. Это уж и вовсе банальная бытовая проституция! — внезапно заявил дух и замолчал. Неотрывно глядя на меня, он, казалось, давал время на размышления. А возможно, и ждал ответа.

Я кашлянула, откровенно не зная, что сказать. Подобное отчего-то в голову не приходило. В памяти невольно всплыли картинки из прошлого. Тот, от кого в той, далекой жизни ждала ребенка… Я ведь делала все для него: была и слугой, и мамой, и палочкой-выручалочкой. В итоге об меня вытерли ноги.

Получается, подменив любовь влюбленностью, я выбрала изначально не подходящего мужчину. Позабыла о себе, стараясь стать для него незаменимой. Вновь и вновь сталкиваясь с его омерзительными поступками, пыталась переделать, надеялась, что он изменится. А после предательства утратила веру и много лет собирала душу по крупицам.

Господи боже! Я же сама себе упрямо ломала жизнь, принимая желаемое за действительное!

Шокированная сделанным открытием, посмотрела на духа рода. Слов по-прежнему не находилось.

— Истинная любовь, семья — иное, — проникновенно произнес орел. — Видеть, принимать человека, которого выбрал, всего, целиком, без оговорок и дурацкого желания переделать, — вот любовь, — помолчав, уверенно продолжил: — Люди все перепутали, перевернули и позабыли. Изрядно измельчавшие мужчины завели гаремы, наложниц, любовниц. Женщины так и вовсе, — не закончив фразы, он сердито фыркнул. — Высшими силами заложена совершенно иная модель. Настоящий, крепкий союз должны создавать двое: не инфантильные, но зрелые личности. В семье два основных круга: жена это круг малый, муж — большой. Мудрая жена, зрелая женщина реализуется как личность, передает знания и навыки детям, помогает супругу, идет с ним рука об руку. Они партнеры. Но муж все одно сильнее. Он защищает не только семью от внешних проблем, но и свою женщину.

— От чего может защитить мужчина лично меня? — я нахмурилась, искренне не понимая. — От бандитов в парке? — беззвучно рассмеялась.

— Лично тебя? От самой себя в первую очередь, — огорошил орел. — Просто подумай, сколько в тебе намешано. Знаешь ведь? — заметив промелькнувшую на моем лице тень досады, дух многозначительно хмыкнул.

Хотелось бы сказать, что я идеальна, но это ложь. Таких людей в принципе не существует. А в моей голове живет столько тараканов… В общем, тут дух прав. Иногда меня нужно тормозить, а то унесет в неведомые дали.

— Ты не слабая, но князь, честно говоря, намного сильнее, — неожиданно заявила птица. — Если будете вместе, он станет твоим спасителем от разрушающих и тебя саму, и ваши отношения мыслей, пагубных желаний. Станешь упорствовать, причиняя вред семье, — удалит, словно раковую опухоль, — уверенно произнес дух и замолчал.

Вот что тут сказать? Какие-то из его слов откликнулись сразу, какие-то со скрипом, но воспринимать мужчину спасителем души?.. Это чересчур.

— Почему там, в комнате, ты исполнил приказ Игоря? — задала вопрос, отойдя от острой темы.

— Ах да, ты же не знаешь, — с досадой он пощелкал клювом. — У Разумовских и Изотовых есть духи рода. Но не каждый род так силен, чтобы обладать собственным хранителем знаний и силы. Нас крайне мало. Существуют непреложные законы, которые мы не имеем права нарушать, — замолчав, мой персональный глюк помял когтями одеяло, удивительно напоминая кота. Затем с неохотой признался: — Ты сегодня разом влила в главу княжеского рода силу предков Изотовых. Вообще всю, — распушив перья, дух, перестав напоминать кота, теперь походил на курицу в гнезде. — Пока ты тут разбираешься со своими мыслями, Игорь стабилизирует силу двух родов. Они того… конфликтуют, — орел нервно пошевелил крыльями. На миг даже показалось, будто смутился. — Силой ведь можно делиться только с членом рода. То, что мы с тобой сегодня сделали, вообще-то запрещено. И сейчас в теле князя одновременно оказались мощнейшие, накопленные за века силы предков двух родов, ну и вошли в резонанс. Но уже точно не рванет. Он справился. Как я и предполагал.

— С каждой минутой все чудесатее и чудесатее, — задумчиво пробормотала, разглядывая явно нервничающего орла. — Тебя накажут за произошедшее?

— Кто?! — изумленно спросил «глюк». Похлопав глазами, словно внезапно стал совой, пояснил: — Это не так работает. Долго объяснять. У меня просто… скажем, недопонимание с духом Разумовских. Ни один из нас не заходит на территорию другого. Табу. А в тебе, как и в князе, перемешались силы глав двух родов. У него их больше, у тебя — гораздо меньше, но хватает, — орел огорченно вздохнул. — В общем, есть территориальные и прочие разногласия. Вы же теперь оба способны взаимодействовать с духом не только своего рода, но и другого. Брать требуемое, — довольно мудрено сообщила птица.

— Дело ясное, что дело темное, — хмыкнув, я энергично взбила изрядно помятую во время беседы подушку. Расспросить бы орла подробно, но, видит бог, сейчас ничего не пойму. И так голова забита.

— Мне пора, — неожиданно заявила птица. — Доброй ночи, — попрощавшись, дух пропал.

Встав с кровати, подошла к окну. Белоснежные хлопья снега бесшумно падали на землю. Наблюдая за ними, попыталась разобраться в чувствах к Игорю. Неожиданно вспомнилась та огромная, искренняя любовь князя к неизвестной женщине. Даже стало завидно. Вот если бы он так любил меня… Вполне вероятно, я бы откликнулась.

Горько усмехнувшись, схватилась за подоконник, пальцы напряглись добела. Какая любовь?! Я — душа из другого мира, да еще и в чужом теле. Разве нормальный человек примет такое странное создание целиком и полностью? Нет, похоже, рассчитывать можно лишь на влюбленность Разумовского. Но и та непонятно сколько продлится. Или уже и вовсе закончилась после сегодняшних открытий.

Неожиданно меня обняли сильные мужские руки, к спине прижалась мускулистая грудь. Почувствовав знакомый аромат, медленно повернулась. В лунном свете отчетливо увидела обнаженный торс и усталое лицо.

Проведя ладонью по слегка взъерошенным влажным после душа волосам, он тихонько произнес:

— Пришел, как и обещал.

— Устал?

— Есть такое дело, — князь вздохнул и грустно улыбнулся.

— Почему не сказал, что в тебе две силы конфликтуют? — тревожно нахмурилась. — Мне дух сейчас рассказал. Возможно, я могла бы помочь.

— Это моя зона ответственности, — невозмутимо отозвался Игорь. Нежно прикоснувшись губами к виску, шепнул: — Чертовски хочу спать.

Внезапно он без малейшего усилия взял меня на руки. Подойдя к кровати, аккуратно положил. И тут же, не снимая легких штанов, улегся рядом. Подтянув поближе, крепко прижался к спине.

Ощутив нежный поцелуй в шею, моментально почувствовала уже знакомую твердокаменную выпуклость.

— Кто-то говорил, что хочет спать? — напомнила с усмешкой.

— Угу, — едва слышно пробормотал и чуть громче добавил: — Не обращай внимания. Стандартная реакция на тебя. Я действительно устал. А сверху ты сегодня уже была, — в его голосе послышалось сожаление.

С силой стиснув зубы, не мигая, смотрела перед собой. Не хочу придумывать за него ответ, поэтому должна задать вопрос прямо сейчас.

— Ты жалеешь о том, что между нами сегодня произошло? — спросила и замерла.

— Отчасти, — спокойно ответил мужчина и пояснил: — Уверен, тебе было больно. Понимаю, ты не юная девушка, но самой себя лишать невинности… неправильно. Жалею о том, что ты сделала все сама. Об остальном — ни на миг, — приблизившись к уху, он с неподдельной искренностью прошептал: — Ты подарила мне жизнь. Спасибо, девочка.

— Девочка, — повторила тихонько и с горечью рассмеялась.

— Ну не мальчик уж точно, — отшутился Игорь, а после осторожно спросил: — Каково это — оказаться в другом мире?

Помолчала, подбирая слова. Потом на грани слышимости ответила:

— Непросто. Очень непросто.

Его ладонь нежно тронула волосы, губы скользнули по шее. Он не произносил неуместных слов, но, казалось, понимал. Странное чувство. Я ведь впервые в новом мире могла говорить без утайки, не подбирая слов, не страшась разоблачения каждую минуту. Неужели я больше не одна?

Закусив губу, затаилась, боясь расплескать, потерять такое до дрожи приятное чувство.

— Засыпай. Завтра у тебя напряженный день, — услышала его низкий голос.

— А у тебя?

— Обычный день хозяина беспокойного княжества, — будничным тоном сообщил Игорь. — Спи, женщина, — не предложил, но приказал. Прижав плотнее, этот невозможный человек через пару мгновений мирно засопел.

Честно признаться, хотелось его растормошить, задать вопросы, которые сильно тревожили и грозили высыпаться, словно сухой горох из стручка. Но благоразумие одержало верх. Пригревшись в сильных руках, сама не заметила, как уснула.

* * *

Такое непривычное ощущение покоя. Выплывая из сна, поняла, что улыбаюсь.

— Доброе утро, родная, — его низкий, приятный голос ласкал слух. Сильные руки прижимали, не отпуская.

— Доброе, — все так же улыбаясь, встретилась с ярко-васильковым взглядом.

— Не хочу уходить, — искренне признался Игорь, — но надо. Пора работать, — добавил со вздохом.

Тревога мгновенно царапнула коготками душу. Улыбка исчезла. Не отводя глаз, задала самый важный для меня вопрос:

— Скажи мне, что будет дальше?

Как и прежде, Разумовский понял верно.

— А что ты хочешь для себя? — приподнявшись на локте, посмотрел очень внимательно.

— Счастья, — ответила не задумываясь.

— Счастье не равно радости, — внезапно удивил князь. — Если его искать, ждать — никогда не получишь. А вот радость несложно.

— Не понимаю, — задумчиво нахмурилась, изучая спокойное лицо мужчины.

— Моя взрослая-маленькая девочка, — он улыбнулся, глядя с запредельной нежностью. Мое сердце тотчас часто-часто застучало, а губы внезапно пересохли. Смутившись, словно и правда юная девушка, почувствовала, как жар прилил к щекам. — Получаешь удовольствие — испытываешь радость, — Игорь едва заметно усмехнулся. — А вот счастье… Это полная удовлетворенность своей жизнью. Это работа, малышка. Счастливой ты себя можешь сделать лишь сама. Не я.

Как так-то? Мне же всегда казалось, что по-настоящему счастливойженщину делает мужчина! О чем он сейчас говорит?!

— Просто подумай, чего ты действительно хочешь от меня. Не торопись. От этого и зависит наше «дальше», — серьезно сказал князь. — Мне, правда, пора.

Нежно погладив по волосам, он плавно встал с кровати, прошел к двери гардеробной и через миг исчез за ней.

(обратно)

Глава 27

Переодевшись в удобные спортивные штаны и футболку, светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский расположился на мягком диване в гостиной. Мысли снова и снова возвращались к Софье.

Взрослая душа из чужого мира в юном теле, надо же.

Мужчина качнул головой и усмехнулся. Сейчас он воспринимал случившееся привычно хладнокровно. Но вчера, по правде сказать, был шокирован. Произошедшее в священной комнате Изотовых — полное смешение сил, его исцеление, обмен воспоминаниями — прежде считалось невозможным, запредельным.

Информация о том, что любимая — гостья из другого мира, принялась поразительно легко. Игорь догадывался, почему так: Софья изначально не походила на сверстниц. Красавица говорила и вела себя не как восемнадцатилетняя дворянка, а как взрослая женщина. Юная девушка просто не может обладать знаниями, опытом и хваткой матерого бизнесмена. А у главы рода Изотовых всего этого имелось с лихвой.

Несостыковки сбивали с толку и порождали кучу вопросов, на которые хозяин Южного княжества не находил ответов. Однако к чему лукавить, ведь именно непохожестью она и зацепила.

Сногсшибательная новость об иномирном происхождении Сони на чувства Игоря не оказала негативного воздействия. Напротив, кое в чем мужчине даже стало легче. Откровенно говоря, такое безудержное влечение к старшекласснице несколько нервировало. Подобного он за собой ранее не замечал.

Сейчас все наконец-то встало на свои места. То, что любимая женщина оказалась душой из чужого мира, переселившейся в тело юной боярыни, для другого мужчины, вероятно, и стало бы непреодолимым препятствием. Но для светлейшего князя, по сути, ничего не изменилось. Он действительно ее любил.

Софья же постоянно сомневалась. Делая шаг вперед, отходила на три назад, закрывалась, ускользала.

Раньше, желая им обоим счастья, Игорь хотел, чтобы девушка самостоятельно сделала выбор: быть или не быть с ним. Сейчас же их брак, а точнее, супружеская клятва верности, — единственный выход из крайне сложной ситуации.

Спасая ему жизнь, Софья немыслимым образом переплела древние силы и заглянула туда, куда совсем не следовало, — в его воспоминания. В итоге на кону стоят уже не просто личные отношения глав двух родов, но безопасность и его рода, и империи. Как кровный родственник самодержца и прямой наследник престола, светлейший князь Разумовский буквально несколько месяцев назад получил доступ к знаниям и силе императорской семьи. А теперь этот доступ в результате специфической «спасательной операции» появился и у Софьи.

Он не ведал, насколько глубоко она считала информацию из его памяти, но рисковать не мог. Сам-то Игорь сейчас знал о любимой буквально все и, даже полностью доверяя, просто не имел права ее отпустить. Как глава рода и будущий император он обязан думать не только о себе.

А еще князь понял, что из-за прошлого болезненного опыта Соня боится серьезных отношений. Но так же, как и он, хочет крепкую семью.

Потому мужчина дал ей немного времени разобраться в себе самой, своих желаниях и ожиданиях. Игорь искренне надеялся на женскую мудрость Софьи. Хотелось верить — она не превратит их брак в ледяную безжизненную пустыню.

Вспомнив о том, что у любимой от старшеклассницы только внешность, но не разум, и можно больше не напрягаться по этому поводу, Игорь вновь усмехнулся. Данное обстоятельство крайне радовало.

Плавно поднявшись, мужчина неспешно вышел из гостиной. Направляясь в личный надежно защищенный тренировочный зал, задумался о предстоящем поистине суматошном дне. Сейчас необходимо закрепить стабилизацию сил двух родов, ну а после — публичный княжеский суд над муженьком Сони.

Вот зря тот о нем просил! Уготованное ему владыкой Южного княжества станет уроком для многих.

Потемкина Игорь ничуть не жалел. Тварь, наслаждающуюся страданиями женщин, он искренне презирал.

Ночью, когда Разумовский только-только разобрался с раздирающими изнутри и воюющими меж собой силами, Савелий передал просьбу «безутешного вдовца» о личной встрече перед судом. Подобная просьба для князя не стала неожиданностью. Маг разума желал любыми путями сохранить себе жизнь — все естественно и предсказуемо. Скорее всего, Егор планировал, делая упор на своей «полезности», просить о сотрудничестве и снисхождении.

Если отбросить этические нормы, рассуждать дальновидно и исключительно с позиции главы рода, то ручной маг разума под боком это весьма и весьма неплохо. Да вот только в данном случае Игорь думал как обычный мужчина: мерзопакостный недочеловек, причинивший боль его женщине, должен сдохнуть. Иное не обсуждается. Потому общаться с Потемкиным он не собирался.

Сегодня Савелий, надо полагать, принесет вести о хозяине мага разума. Спецы практически сняли клятву с трех арестованных. Осталось совсем немного, и у него будет имя. В том, что этот человек не только заинтересован в руднике Сони, но и его персональный враг, светлейший князь не сомневался. Изящество приготовленной именно для него ловушки в шахте Разумовский оценил по достоинству. Недруг умен и крайне опасен.

Погруженный в раздумья Игорь вошел в зал. Тотчас автоматически вспыхнул свет. Огромное, совершенно пустое помещение без окон, с отделанными темно-серым материалом стенами и потолком и близко не походило на привычный тренировочный зал. Но только в подобном месте универсал мог позволить себе без опаски практиковаться. А теперь планировал усмирять силы двух родов.

Бесшумно ступая по пружинящему покрытию, Разумовский отошел подальше от входа. Сев на пол, замысловато сложил ноги и зарыл глаза. Для начала стабилизации сил требовалось полностью расслабится.

Но, не успев и пару раз глубоко вдохнуть, услышал знакомый голос:

— Господин, важная информация, — не скрывая тревоги, сообщил Савелий.

Открыв глаза, Игорь приказал:

— Рассказывай.

— Получено имя заказчика теракта и покушения на вас. Князь Петр Петрович Коршунов.

— Северный, значит, — задумчиво произнес Игорь и сурово нахмурился.

Новость была на редкость отвратительна. Коршунов — хозяин Северного княжества, один из четырех уникальных магов-универсалов. Только вот, в отличие от князя Восточного, Петр никогда не выказывал агрессии. Напротив, уверял в лояльности.

Отношения меж двумя большими, сильными княжествами и их весьма серьезными союзниками уже много веков не вызывали беспокойства. Но сейчас оставить все как прежде нельзя. Игорь не имеет права спустить дело на тормозах, он обязан отреагировать соответственно содеянному.

Коршунов наверняка уже осведомлен о провале затеи с ликвидацией хозяина Южного княжества. И теперь-то понятно, что ажиотаж, устроенный репортерами у Степного, не просто рвение охочих до новостей журналистов. Видимо, кому-то из них пообещали, не сообщая подробностей, сенсацию.

О «воскрешении» и вмешательстве боярыни Северный, скорее всего, еще не в курсе. В принципе, это уже и неважно. Коршунов — стратег и, однозначно, загодя начал готовится к возможным серьезным последствиям. То, как должен поступить князь Южный в случае провала операции, лежало на поверхности.

— Господин, это война? — тихо спросил Савелий, озвучивая то, о чем думал Игорь.

Светлейший князь молча посмотрел на слугу, а потом усмехнулся и спокойно сказал:

— Я оценил творческий подход. Удивим и мы. Сделаем то, чего он от меня не ожидает.

Прикрыв глаза, он принялся отдавать слуге распоряжения.

Кровопролитной войны меж Южным и Северным княжествами, в которую неминуемо будет втянута большая часть Российской империи, не случится. Если все пойдет по плану, то никто, кроме князя Северного, не пострадает. А Разумовский не только отомстит, но и одновременно укрепит свой авторитет.

Однако имелась и нешуточная опасность лично для Игоря. Впрочем, он не сомневался, что справится.

* * *

Вяло ковыряясь в тарелке с воздушным омлетом, я напряженно размышляла о приближающемся суде. Князь говорил, что меня будет представлять юрист. И хотя он, бесспорно, окажется профессионалом, я беспокоилась. Впервые в жизни мне предстоит выступать в качестве стороны процесса. Впрочем, участвовать в судебном заседании тоже.

Как все пройдет? Я же ничегошеньки не знаю!

Позабыв об остывающем завтраке, машинально потеребила древний артефакт на груди.

— Госпожа, вам не понравилось? — выдернул из глубокой задумчивости мелодичный голос Лены.

— Все хорошо, — ответила ровно. — Просто нет аппетита, — добавила, скупо улыбнувшись и, не вставая из-за стола, перевела взгляд на окно, за которым по-прежнему медленно падали белые пушистые хлопья снега. Тихонько звякнула убираемая горничной со стола посуда.

Мысли перетекли с судебного процесса на Игоря. Точнее, меня тревожили наши с ним отношения. Что дальше? Какую судьбу он мне уготовил?

«Мужчина не может сделать женщину счастливой. Только ты сама себя» — эта фраза Разумовского намертво засела в голове и не желала укладываться. Всю жизнь считала иначе, а он с поразительной легкостью все перевернул.

«Просто подумай, чего ты хочешь от меня» — не менее ошарашившие слова.

Я откровенно не знала, чего могу еще хотеть от Игоря, кроме любви. Настоящей, той, о которой вещал дух, — когда мужчина принимает целиком и полностью. Но разве подобное возможно? Я теперь сплошное недоразумение: душа в заимствованном теле, к тому же бывшая наркоманка с туманной перспективой рождения здоровых детей.

Ладно, предположим, хоть это и маловероятно, мы поженимся с князем и случится чудо — он примет меня без оговорок. Что я могу дать взамен? Ведь даже не умею строить нормальные отношения!

Говорят, нельзя постоянно наступать на одни и те же грабли. Я же повторяю с завидным упрямством. Вроде стараюсь, а всегда заканчивается одинаково — полный провал и истерзанное в клочья сердце.

— Госпожа, вас в гостиной ожидает юрист, — вновь прервала мои размышления Лена.

Кивнув, встала из-за стола и неторопливо прошла за горничной в смежную комнату. Едва переступила порог, из кресла поднялся убеленный сединами представительный мужчина в элегантном костюме.

— Доброе утро, Софья Сергеевна, — поклонившись, сказал он приятным, густым басом. — Меня зовут Андрей Дмитриевич Рязанов. Сегодня я представляю ваши интересы на княжеском суде.

Кивнув, жестом предложила ему сесть. Мужчина дождался, пока я устроюсь на диванчике, а потом вернулся на место и сообщил:

— Игорь Владимирович лично ввел меня в курс дела. Я судебный юрист, нахожусь под клятвой. То, что не должно предаться огласке, останется не сказанным.

— Радует, — ответила спокойно.

Легкая, понимающая улыбка мелькнула на лице профессионала.

— Итак, начнем, — деловито произнес он. А далее обстоятельно и подробно рассказал, как все будет происходить, озвучил возможные вопросы со стороны суда или защиты Потемкина и варианты моих ответов.

Я старательно запоминала его слова. Впрочем, прекрасно понимала, суд есть суд. Здесь как в бизнесе: вроде готов ко всему, ан нет, неприятные сюрпризы обязательно вылезут.

— Защитника Потемкина я знаю, — неожиданно заявил Андрей Дмитриевич. — Молод, достаточно умен, крайне амбициозен. Предполагаю, на этом деле желает сделать себе громкое имя, — мужчина нахмурился, но тем не менее спокойно продолжил: — Наверняка он станет провоцировать вас на необдуманные ответы, нарочито нервировать. Будьте аккуратны. Понимаю, сложно, но постарайтесь сильно не волноваться. Планируется трансляция заседания по телевидению. Это делается в ваших интересах. Разом отпадет существенная часть ненужных домыслов.

— Безусловно, — произнесла с привычной невозмутимостью. Получив недостающую информацию, я больше не нервничала.

— Вы поразительно хладнокровная женщина! — поднимаясь, искренне восхитился Рязанов. — Сделаю все от меня зависящее и даже немного больше.

— Великолепно, — усмехнулась и грациозно встала с дивана. — До встречи в суде, Андрей Дмитриевич.

Уважительно поклонившись, мужчина попрощался и покинул гостиную. Я же, глянув на настенные часы, вздохнула. До заседания оставалось два с половиной часа. Пора приводить себя в порядок и переодеваться.

Что надеть — вот в чем вопрос. Извечная женская проблема.

Усмехнувшись, направилась к себе в спальню. А едва переступила порог, удивленно остановилась. Помимо Лены, в комнате находились еще две миловидных девушки. Каждая в руках держала по весьма вместительному чемоданчику.

— Доброе утро, госпожа, — доброжелательно хором поприветствовали меня незнакомки.

— Госпожа, это Зоя и Алла, — предвосхищая мой вопрос, деловито сообщила Лена и, не мешкая, пояснила: — Господин предупредил о вашей сегодняшней важной деловой встрече. Зоя подберет одежду и сделает макияж, Алла займется прической. А я буду им помогать.

— Чудесно, — ответила негромко, не скрывая довольной улыбки. — Времени на все про все часа полтора. Максимум два.

— Успеем, — кивнула горничная и строго глянула на девушек.

Те тут же энергично принялись за работу. Одна из них, видимо, Алла, усадила меня напротив туалетного столика, раскрыла свой чемоданчик и взялась за расческу. Вторая же вместе с Леной незаметно исчезла за дверью гардеробной.

Наблюдая за умелыми действиями Аллы, внезапно поняла — такое ненавязчивое внимание князя чертовски приятно. Вне сомнений, Игорь критично занят, но он не только не забыл о юристе, это предсказуемо, а позаботился о визажисте и парикмахере.

Сердце тихонько защемило. Разумовский помнил, что я гостья в его доме. Догадывался, что наверняка возникнут определенные женские трудности. Конечно, и сама бы справилась, но… Вот вроде мелочь, а как же любо-то!

Время за наведением красоты и облачением в подходящий наряд пролетело единым мигом. Девушки оказались настоящими профессионалами: ни разу мне не пришлось делать замечания или выказывать неодобрение.

Полностью готовая к выходу я посмотрела на себя в ростовое зеркало и одобрительно кивнула.

Светло-серый пиджак с такого же цвета узкими брючками сидели идеально, кипенно-белая блузка чудесно с ними гармонировала. Собранные вверх темные волосы полностью открывали шею и притягивали внимание к лицу, макияж вроде бы и незаметен, но я выглядела бесподобно: сияющая кожа, огромные, выразительные глаза, едва тронутые нежной помадой губы. Зоя с Аллой отменно постарались.

— Спасибо, — искренне поблагодарила девушек.

— Всегда готовы помочь, — за всех ответила Лена, подавая мне длинную серую шубу с капюшоном. — Савелий Павлович уже ожидает в машине, — добавила, направляясь вместе со мной к выходу из комнаты.

Кивнув, коротко обронила:

— Не провожай, — и, не оборачиваясь, пошла уже знакомым маршрутом по извилистым привычно пустым коридорам.

Нравилось ли мне здесь? Честно говоря, не очень. Я любила свободное пространство и тишину, да, но в резиденции Разумовского чересчур уж тихо и безлюдно. Мне больше по душе знать, что в доме есть не только слуги и охрана.

Мысли плавно свернули к сестрам. Сегодня наконец обниму близняшек! Как же хорошо-то!

Едва заметно улыбаясь, вышла на свежий воздух. Знакомый белоснежный автомобиль с тонированными стеклами ожидал у подножия лестницы. Подле задней пассажирской дверцы стоял воин княжеского рода. Заметив меня, он поклонился и предупредительно открыл дверь.

Моментально собравшись, нацепила привычную маску снежной королевы. Кивком поблагодарив сурового мужчину, устроилась на сидении. Встретившись со мной глазами в зеркале заднего вида, Савелий невозмутимо произнес:

— Доброе утро, Софья Сергеевна. Отлично выглядите.

— Спасибо, — я усмехнулась. — А Игорь Владимирович… — намеренно не закончила фразу, ожидая ответа.

— Господин уже в суде, — моментально отозвался умный мужчина.

Через миг двигатель взревел, и автомобиль направился к выезду с территории. А я, не нервничая и не тревожась, принялась вспоминать информацию, полученную от юриста.

В принципе, основные острые моменты он озвучил. Единственное, что беспокоило, — получится ли сдержаться в присутствии садиста-муженька. Как бы ни старалась, готовясь к скорой встрече с этим гадом, в душе поднимал голову… страх. Перемешиваясь с ненавистью, он не давал адекватно мыслить и реагировать.

Тем временем, въехав на заставленную машинами стоянку, Савелий не стал парковаться, а уверенно направился вдоль величественного здания с белоснежными колоннами.

Откинувшись на спинку сидения, я сквозь тонированное стекло угрюмо смотрела на толпы снующих людей с камерами. Журналистов была просто тьма-тьмущая. И если вчера в Степном репортеры меня не особо волновали, то сегодня чувствовалась нешуточная тревога.

С силой сжав кулаки, упрямо стиснула зубы. Ненависть, страх — естественные реакции. Я обязана себя контролировать.

Меж тем, миновав шлагбаум с двумя суровыми крепкими охранниками, автомобиль подъехал к неприметной двери и плавно остановился.

— Мы на месте, — заглушив двигатель, сообщил Савелий. — Надевайте капюшон, незаметно проведу вас к комнате, где будете ожидать вызова. Ваш юрист уже в здании.

Через пару мгновений пассажирская дверца открылась.

Натянула поглубже капюшон и покинула автомобиль. А потом вместе с слугой князя направилась к черному входу.

Ну, с богом.

(обратно)

Глава 28 Княжеский суд

В большом зале Дома правосудия было на редкость многолюдно. В громадном помещении, рассчитанном на тысячу человек, все места оказались заняты. Зрелище действительно предстояло уникальное: светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский за время своего правления лишь пару раз лично рассматривал сложные дела.

Первое закончилось оправдательным, а второе обвинительным приговором — подсудимый отправился на пожизненную каторгу. И хотя оба вердикта признавались справедливыми, к княжескому суду обвиняемые и их защитники старались не прибегать.

Светлейшего князя уважали и вполне обоснованно боялись. В отличие от обычного суда, решение Разумовского не подлежало обжалованию. Осуществляя правосудие, он имел право как помиловать, так и лично покарать смертью.

А еще на княжеском суде использовался редкий артефакт правды. Его обмануть нереально, однако опытные судебные юристы знали уловки, чтобы древняя реликвия не отреагировала. Они умели строить фразы так, что вроде и правды не говоришь, однако и не врешь. Но Игорь принял меры: его виртуозно задаваемые вопросы подразумевали лишь однозначный ответ. И артефакт мгновенно сообщал, лжет человек или нет. Так что никто не желал зазря рисковать. Каторга все ж таки получше смерти: городские суды крайне редко выносили смертные приговоры.

Пришедший сегодня на заседание народ был взбудоражен не на шутку. Судит сам — сам! — князь, еще и слушается дело редчайшего мага разума, об этом вот уже целые сутки вещали в сети, газетах и по телевизору. Репортеры добыли информацию о давно позабытых нелюдях и поспешили поделиться с народом. И теперь сам факт существования Потемкина заставлял жителей Южного княжества жутко нервничать. Однако, невзирая на страх, они толпой пришли на процесс.

Щелкали фотоаппараты, черные блестящие объективы видеокамер бесстрастно следили за зрителями, тихонько переругивались меж собой журналисты, воюя за наиболее удачные места. В воздухе разливалось напряжение. С минуты на минуту приведут обвиняемого, займут свои места члены суда, и процесс начнется.

Бледная до белизны Катерина недвижимо замерла на жестком стульчике в первом, пустующем, ряду, предназначающемся для свидетелей. Рядом с вассалом рода Изотовых сидел всего лишь один человек — Ярослав. Воин, как и всегда, сохранял внешнюю невозмутимость.

Наклонившись к Катерине, он едва слышно шепнул жутко нервничающей девушке:

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Покрываясь липким потом под прицелом видеокамер, юная дворянка тоскливо глянула на телохранителя и отвернулась. В каких-то десяти метрах прямо перед ней возвышался массивный стол — места судей. Тот пустовал, но девушка настолько накрутила себя и перенервничала за последние сутки, что боялась лишний раз вздохнуть.

Нервно покусывая губы, Катя перевела взор на «виновницу» сегодняшнего процесса. Переполненная чувством собственной значимости начальница отдела опеки не выказывала тревоги. Гордо выпрямившись, она вместе со своим защитником удобно устроилась неподалеку за небольшим столиком.

Тамара Прокофьевна то и дело поверх очков надменно оглядывала репортеров, поджимая губы, презрительно смотрела на видеокамеры и еще не занятую обвиняемым здоровенную клетку. Затем наклонялась к седому представительному мужчине в элегантном костюме и о чем-то тому сердитым шепотом толковала. Защитник же в ответ лишь скупо улыбался и внимательно слушал клиентку.

Люди в зале все чаще и громче переговаривались. Слышались нервные смешки и предположения, чем закончится суд. А в душе Катеньки с каждой минутой нарастал страх, грозя вылиться в безотчетную панику.

Закусив до крови губу, она положила руки на коленки и крепко сцепила пальцы.

«Как хорошо, что нам сказали девочек с собой не брать», — подумала тоскливо, страстно мечтая оказаться прямо сейчас где-нибудь подальше.

Впрочем, Катерина, даже если бы не являлась свидетелем, все равно бы пришла. Юная вассал рода считала себя обязанной хоть как-то помочь восторжествовать справедливости. Теперь она была уверена — в смерти Софьи повинен Потемкин. И пусть по другому поводу, но он должен понести наказание!

Ярослав же прибыл по собственной инициативе, на присутствии телохранителя никто не настаивал. Но воин, так же, как и Катерина, просто не мог остаться в стороне.

Гулко хлопнувшая металлическая дверь заставила девушку вздрогнуть. Испуганно округлив глаза, она, не мигая, смотрела на входящих в зал один за другим рослых воинов. Бесшумно ступая, суровые мужчины в черной униформе княжеского рода встали вдоль стены за столом суда.

Едва они застыли грозными статуями, воцарилась тишина. В гробовом молчании в зал ввели Потемкина.

Не обращая внимания на десятки камер, устремленных в его сторону, маг разума шел горделиво задрав подбородок. На шее и запястьях одетого в строгий костюм мужчины поблескивали металлом блокираторы, однако на его лице Катенька видела все то же надменно-презрительное выражение.

Юная дворянка изумленно хлопнула ресницами. Она не понимала, чем вызвано спокойствие нелюдя. Неужто надеется на оправдательный приговор?

Наблюдая за тем, как Потемкина завели внутрь клетки, девушка обратила внимание на подошедшего к нему стройного моложавого мужчину. Приблизившись к толстым прутьям, маг разума слушал его тихую речь и кивал.

Наплевав на приличия, Катя старательно прислушалась, но, увы, не разобрала ни слова. С досадой поморщившись, она внезапно сделала для себя открытие, что мужчина, общающийся с Потемкиным, вполне может быть его защитником.

Надо же, и этого защищают!

Сердито поджав губы, неискушенная девушка тихонько вздохнула. О подобном она даже не подумала.

«А если князь его оправдает? И девочек отдадут ему под опеку?» — промелькнула заполошная мысль, и липкий страх щупальцами крепко сжал душу. Сердце молниеносно переместилось куда-то в горло и быстро-быстро застучало.

Катя судорожно сглотнула. Она боялась неимоверно, не осознавая, что пугает больше. Точнее, девушку страшило все и сразу.

— Встать! Суд идет! — внезапно прогремел мужской голос.

Шелест одежды, скрип сидений и взволнованный шепот коснулись слуха Кати. Медленно встав, она испуганно посмотрела на вошедших в зал. Отчего-то ей казалось, что князь будет один, но нет, ошиблась.

Игорь Владимирович зашел в сопровождении двух мужчин, судя по белоснежным мантиям с элегантными воротничками — городских судей. Следом за ними чинно вышагивал юноша в темно-синей форме работника суда. В руках он с гордостью нес небольшой прозрачный шар, видимо, тот самый артефакт правды.

Усевшийся за столом меж своих спутников Разумовский в черном, отделанном золотом княжеском кителе казался неприступной крепостью. За спиной Кати моментально пронесся восхищенный шепот: женщины восторгались внешностью князя. Приглядевшись, девушка внезапно осознала, что Игорь Владимирович действительно безумно привлекательный мужчина. А красавчик Михаил внешне на отца, конечно, сильно похож. И как только раньше в школе не замечали?

Девушка с досадой поджала губы, продолжая изучать князя. И отчетливо поняла, чем отец и сын различаются. У старшего Разумовского было то, чем княжич гордиться пока не мог: взрослый, невозмутимый мужчина обладал той редкой внутренней силой, которая моментально вызывала желание склонить перед ним голову и делать что прикажет. Он — бесспорный лидер, владыка.

Мурашки страха пробежали по коже Кати. Боясь пошевелиться, она вместе с остальными присутствующими продолжала стоять, ожидая дальнейших распоряжений.

Меж тем светлейший князь обвел зал пронзительными ярко-васильковыми глазами. Дождавшись, когда юноша установит шар на специальной подставке рядом со столом суда и отойдет, Разумовский сухо обронил:

— Прошу садится. Княжеский суд объявляю открытым.

Под аккомпанемент шуршания одежды и скрипа стульев Катенька села. Выпрямив спину, вновь сильно переплела пальцы. Переместившейся вниз страх больше не стоял комом в горле, но сводил живот.

Тем временем, пошелестев документами в папке, судья, сидящий справа от Разумовского, деловито произнес:

— На рассмотрение княжеского суда поступило дело в отношении дворянина Егора Николаевича Потемкина, обвиняемого в применении магии разума с целью получения собственной выгоды, — не отрывая глаз от текста, он быстро зачитал: — В служебном кабинете начальника отдела опеки городской администрации Тамары Прокофьевны Власовой состоялось заседание комиссии по вопросу об опеке над несовершеннолетними боярынями Изотовыми, Елизаветой и Александрой. На опеку претендовали двое — вассал рода Изотовых Екатерина Федоровна Тимирязева и супруг скоропостижно скончавшейся боярыни Изотовой Егор Николаевич Потемкин. Изучив анкеты кандидатов и выслушав мнение несовершеннолетних боярынь, Власова приняла решение отдать опеку вассалу рода Тимирязевой. Тогда Потемкин с возгласом «Не бывать этому!» бросился к столу потерпевшей и, используя силу магии разума, попытался оказать на ту воздействие. Его преступные действия были пресечены прибывшими сотрудниками спецотряда. Потемкин на месте арестован и помещен в изолятор временного содержания, — судья сделал паузу и сухо обронил: — Потерпевшая Тамара Прокофьевна Власова, вам слово.

Тотчас поднявшись, защитник начальницы отдела опеки подбадривающе улыбнулся своей клиентке. Затем, обведя внимательным взглядом зал, спокойно заговорил:

— Я являюсь доверенным лицом Тамары Прокофьевны и представляю ее интересы. Меня зовут Андрей Дмитриевич Рязанов.

Слушая пролетевший по залу одобрительный гул и перешептывание за спиной, Катерина не отводила взора от юриста. Его имя ей ни о чем не говорило, но из долетающих обрывочных фраз стало понятно — он настоящий профессионал.

— Уважаемый суд, без сомнений, вы ознакомились с материалами дела. Буду краток, — все так же спокойно продолжил юрист. — Как вам известно, глава рода Изотовых, восемнадцатилетняя боярыня Софья Сергеевна Изотова, после двух месяцев брака с Егором Николаевичем Потемкиным скоропостижно скончалась. Законными наследницами и фактически единственными представителями древнего рода остались две несовершеннолетние девочки, сестры-близнецы, — примолкнув, Рязанов дождался сокрушенных вздохов и перешептываний. — Обвиняемый претендовал на опеку над несовершеннолетними, очень обеспеченными наследницами. Однако, узнав об отказе, решил, что имеет право применить мерзкую, запретную силу мага разума, и кинулся на беззащитную женщину, — юрист многозначительно замолчал, нахмурился и внимательно осмотрел зрителей. Неодобрительный ропот пролетел по залу. Выждав нужный момент, Андрей Дмитриевич с искренним негодованием произнес: — Движимый корыстью, Потемкин желал подчинить несчастную женщину. А ведь та не могла оказать ему ни малейшего сопротивления! Он действовал точно так же, как всегда поступали маги разума, те, кого за их жуткие злодеяния мы до сих пор называем, — на миг примолкнув, с гневом отчеканил: — Нелюди, ибо другого слова они не заслуживают, — услышав это, толпа заволновалась, гул в зале усилился, раздались гневные выкрики в адрес треклятого мага разума и пожелания смерти. Дождавшись, когда шум стихнет, Рязанов хорошо поставленным голосом торжественно заявил: — Но заслуженная кара всегда настигает преступивших закон, — обведя строгим взглядом притихших зрителей, юрист повернулся к членам суда. — Прошу светлейшего князя применить к Потемкину Егору Николаевичу исключительную меру наказания и вынести смертный приговор.

Громкие аплодисменты и одобрительный рев взорвали воздух, демонстрируя настрой народа. Тихонько выдохнув, Катенька осмелилась вновь взглянуть на суд.

Откинувшись на высокую спинку кресла, Разумовский бесстрастно рассматривал людей в зале. Судья, сидящий от него слева, перебирал какие-то бумаги и задумчиво жевал губами.

«Интересно, о чем князь думает? Почему прямо сейчас не примет решение? Ведь все понятно уже!» — заметались мысли в голове девушки. Плотно прижавшись к спинке стула и желая хоть немного унять тревогу, она с силой скрестила ноги в лодыжках.

Судья, что говорил ранее, предупреждающе поднял ладонь, прося тишины. Через несколько мгновений шум стих.

— Предоставляется слово обвиняемому Потемкину Егору Николаевичу, — деловито сообщил он.

Встав из-за стола, находящегося поблизости от клетки с обвиняемым, темноволосый молодой мужчина в гнетущей тишине бодро произнес:

— Добрый день, уважаемый суд. Меня зовут Константин Леонидович Александров. Я доверенное лицо Егора Николаевича Потемкина и представляю его интересы, — не реагируя на неодобрительный гул в зале, юрист невозмутимо продолжил: — Андрей Дмитриевич напомнил нам о тех, кого ненавидят до сих пор — нелюдях. Без сомнений, за свои жуткие преступления они заслуживают смерти, — замолчав, мужчина спокойно посмотрел на присутствующих. Шепот удивленных людей пролетел по залу.

Повернув голову, Катя с изумлением разглядывала Александрова, искренне не понимая его действий. Он же вроде должен защищать клиента? Что вообще происходит?!

— Да вот только представитель потерпевшей, видимо, позабыл, что суд выносит решение на основании фактов и доказательств, а никак не по голословным обвинениям, — нарочито озабоченным тоном сообщил молодой юрист. — Суду не предоставлено ни единого подтверждения того, что Егор Николаевич Потемкин вообще владеет магией разума, — ошарашил зрителей Константин Леонидович. — Моим коллегой очень красочно описаны действия моего клиента в администрации. Для подтверждения даже приглашен в суд свидетель — вассал рода Изотовых Екатерина Федоровна Тимирязева.

Встретившись с защитником Потемкина взглядом, Катенька до боли стиснула побелевшие пальчики. Стараясь сохранить самообладание под прицелом многочисленных видеокамер, девушка держалась из последних сил. Ей казалось — еще чуть-чуть, и она просто упадет в обморок от напряжения.

Тяжко вздохнув, юрист понизил тон и уверенно заявил:

— Екатерина Федоровна потомственная дворянка. Лгать ей не по чести. Но девушка может рассказать суду только то, что видела. И это будет, конечно же, правдой. А видела она, как мой доверитель после сообщения об отказе в опеке устремился к столу потерпевшей со словами «Не бывать тому!», — Константин сокрушенно пожал плечами. Неторопливо пройдясь возле своего стола, остановился и проникновенно сказал: — Вина Егора Николаевича, безусловно, есть, — в напряженной тишине его голос слышался во всех уголках зала, — но лишь в том, что не сдержался, как подобает дворянину, сделал пару шагов к столу начальника опеки. Вина Егора Николаевича в том, — Александров выдержал долгую паузу, привлекая внимание и суда, и зрителей, — что выкрикнул, видимо, по мнению обвинения, жуткую фразу: «Не бывать этому!», — с удовлетворением отметив озадаченность на лицах людей, он с непритворным негодованием поинтересовался: — И за нее карать смертью?!

— Как же так? Потемкин, что, невиновен? — внезапно раздался сердитый голос начальницы отдела опеки. — Меня же уверили, что вдовец — маг разума, тот самый нелюдь! И собирался на меня воздействовать! Как это понимать?! — женщина грозно пробуравила взглядом своего невозмутимого защитника.

— Вот и я о том. Ни единого доказательства, — глубокомысленно заявил молодой юрист. Неодобрительно покачав головой, защитник обвиняемого решительно повернулся к суду и громко закончил: — Прошу светлейшего князя оправдать Егора Николаевича Потемкина.

Люди принялись перешептываться, с явной злостью поглядывая на Рязанова. То и дело звучали возгласы, что Потемкин вовсе не жуткий нелюдь, и его обвинили огульно. Склонившись к Разумовскому, судьи по очереди о чем-то князю тихонько говорили.

Меж тем лучший судебный юрист Южного княжества Андрей Дмитриевич Рязанов, не реагируя на злобный шепот Тамары Прокофьевны, поразительно хладнокровно ждал реакции судей. Абсолютно все происходящее он спланировал, а его амбициозный молодой коллега с радостью проглотил наживку.

Конечно же, у стороны обвинения не имелось ни единого доказательства вины Потемкина в покушении на преступление. Да вот только оно и не требовалось. Весь судебный процесс был создан с одной-единственной целью и исключительно в интересах боярыни Изотовой. Произошедшее в администрации послужило лишь отличным поводом для привлечения внимания прессы и жителей княжества. С минуты на минуту наступит кульминационный момент, ради которого все затевалось.

— Тихо! — прогремел грозный голос судьи, ведущего процесс. В зале постепенно стихло. Внезапно прежде неактивный артефакт засветился приятным желтым светом. — Напоминаю сторонам: согласно регламенту княжеского суда сейчас должны быть заданы вопросы потерпевшей, обвиняемому и свидетелям. Представитель потерпевшей, вы уверены, что суду стоит терять время, опрашивать вашего свидетеля и клиентку? — сухо поинтересовался судья.

Неторопливо встав, Андрей Дмитриевич сдержанно произнес:

— Уважаемый суд, сторона защиты, хочу обратить ваше внимание на обвинение, предъявленное Потемкину, — взяв лист бумаги со своего стола, юрист громко прочитал: — На рассмотрение княжеского суда поступило дело в отношении дворянина Егора Николаевича Потемкина, обвиняемого в применении магии разума с целью получения собственной выгоды.

— Мы это прекрасно помним. К чему вы клоните? — с долей раздражения пробурчал один из судей. Неодобрительно поморщившись, второй судья быстро глянул на светлейшего князя, но тот по-прежнему бесстрастно смотрел на опытного юриста.

— Я говорю о том, что заявленное обвинение не утверждает, будто потерпевший по делу один, — мгновенно раздался слаженный гул удивленных и ничего не понимающих людей, а Андрей Дмитриевич продолжил зубодробительным, малопонятным юридическим языком: — Согласно действующим нормам права Российской империи, в ходе рассмотрения княжеским судом дела по обвинению в тяжком преступлении сторона обвинения имеет право делать заявления о рассмотрении требований иных лиц, пострадавших от таких же деяний. В связи с этим прошу суд выслушать показания еще одного лица, пострадавшего от преступных действий Потемкина. Ну а дальше уважаемый суд сам решит, стоит или нет опрашивать присутствующих сейчас в зале Власову и Тимирязеву.

— Возражаю! — громко заявил молодой юрист, поднимаясь с места. — Сторона обвинения, очевидно, пытается затянуть процесс, — он пренебрежительно хмыкнул. После, широко улыбнувшись зрителям в зале, перевел взгляд на суд. — Боюсь, скоро Андрей Дмитриевич в поисках доказательств предложит выслушать духов предков.

Рязанов не дрогнул ни единым мускулом на лице, ожидая ответа на свою просьбу.

— С юридической точки зрения просьба к суду правомерна, — задумчиво произнес прежде молчащий судья, вопросительно посмотрев на князя.

— Вызывайте вашего второго потерпевшего, — сухо обронил Разумовский и, явно демонстрируя неодобрение, поморщился. Затем, глянув на наручные часы, ледяным тоном добавил: — У вас три минуты. Время пошло.

— Благодарю, — кивнул Андрей Дмитриевич. Быстро достав из кармана телефон, набрал номер и произнес лишь два слова: — Суд ждет.

(обратно)

Глава 29

В маленькой комнатке, вероятно, служащей местом отдыха обслуги, я сидела на диванчике рядом с Савелием. Чуть поодаль, прямо у входной двери, недвижимо замер воин княжеского рода с моей шубой в руках.

С первой секунды, как только вошла сюда, понимала — меня охраняют, ничего плохого не произойдет. Но все одно от спокойствия, которое испытывала в машине по дороге в суд, не осталось и следа. Я нервничала.

Не желая вести дежурные, совершенно не нужные мне беседы, не отводила пристального взгляда от экрана телевизора. Журналисты работали исправно: даже не находясь в зале суда, битком набитом людьми, я прекрасно видела и слышала что там происходит.

Практически сразу заметив в первом ряду Ярослава и бледную до синевы Катю, горько вздохнула. Подруга явно была напугана, но держалась.

«Потерпи, — мысленно шепнула, прекрасно понимая, насколько ей сейчас тяжело. — Скоро все закончится. Эту мразь накажут».

Такое знакомое чувство лютой ненависти внезапно пронзило душу. Ощущая, как она захватывает каждую клеточку тела, решила — не хочу усмирять. Именно желание выжить и ненависть к Потемкину не дали сломаться за бесконечные месяцы «счастливого» брака.

Через пару мгновений от страха предстоящей встречи с супругом не осталось и следа. Я страстно жаждала отмщения. Садист должен быть наказан.

Едва в зал ввели Потемкина, мои ладони непроизвольно сжались в кулаки. Видя сквозь застилающую взор кроваво-алую пелену ярости его высокомерно-презрительную физиономию, внезапно осознала — а ведь могу сорваться и прямо в зале суда натворить дел.

Это уже никуда не годится. Ненависть и ярость теперь только мешали.

Прикрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнула. Надо срочно брать себя в руки. Сейчас трезвый рассудок — самый верный помощник.

Не в силах отвести тяжелого взгляда от дражайшего муженька, сидящего в клетке, я задышала размеренно, возвращая привычное хладнокровие. Успокоившись, наконец-то сосредоточилась на выступлении Андрея Дмитриевича.

Тот же в своей вроде бы короткой речи просто виртуозно отошел от основного обвинения и подготовил почву к моему появлению.

Сегодня утром юрист, кроме прочего, сообщил — наказание для Потемкина будет справедливым. Надо признаться, я подозревала об определенной договоренности с судьями. Однако реальность упрямо твердила об обратном: двое мужчин в судейских мантиях, похоже, действительно ничего не знали.

А вот Разумовский был просто бесподобен. И не только внешне, чего не отнять. С удивлением отметила — он ни взглядом, ни жестом не показал, что знает гораздо больше других. Впрочем, чему тут удивляться? О поразительном самообладании хозяина Южного княжества теперь знаю преотлично.

Заседание шло своим чередом. Юрист Потемкина предсказуемо начал торжествовать победу. Прекрасно понимая, что скоро мой выход, медленно поднялась с диванчика. Украдкой нащупала надежно спрятанный под блузкой кулон.

Только бы не подвел.

Через несколько мгновений услышала мелодичную трель звонка. Достав из кармана телефон, Савелий принял вызов. Долгожданные слова Андрея Дмитриевича из динамика мобильного и телевизора прозвучали одновременно:

— Суд ждет.

— Удачи, Софья Сергеевна, — сбросив вызов, искренне пожелал Савелий.

— Спасибо, — обронила лаконично.

Все так же держа мою шубу, воин княжеского рода уверенно распахнул входную дверь. Выйдя первой, увидела еще одного воина, дежурившего в коридоре.

— Прошу за мной, — невозмутимо произнес тот. Затем, развернувшись, быстро пошел вперед.

Не оглядываясь, последовала за ним. Я знала — второй воин идет следом, а Савелий остался в маленькой комнатушке. То, что воины Разумовского приведут в зал потерпевшего или свидетеля, — естественно, во время княжеского суда это одна из их обязанностей. А вот если со мной придет Савелий, слуга и правая рука князя, то, однозначно, пойдут ненужные разговоры.

Свернув налево, мы сразу же оказались в небольшом холле, заполненном людьми. Видимо, не сумев попасть на процесс, они толпились у запертой двери в надежде хоть что-то расслышать.

— Дорогу! — гаркнул воин, идущий впереди. Нарядно одетые мужчины и женщины, с интересом глазея на нашу маленькую процессию, торопливо освободили проход.

Распахнув дверь, сопровождающий вошел первым, я решительно проследовала за ним.

Войдя в зал судебного заседания, мужчина отошел на несколько шагов, а после остановился, пропуская вперед. Не выказывая ни тени нервозности, я неторопливо направилась к суду. Отставая лишь на шаг, за мной следовали двое воинов в черной униформе княжеского рода. Стараясь не крутить головой, тем не менее заметила, как меня провожают видеокамеры и пристальные и крайне любопытные взгляды.

Внезапно среди зрителей пробежал встревоженный шепоток. Кто-то из женщин громко ойкнул. Затем по рядам разлетелись испуганные возгласы. Через пару ударов сердца люди в зале напоминали встревоженно гудящих в улье пчел.

Ты посмотри-ка, похоже, узнали.

Мысленно усмехнувшись, кивнула невозмутимому Андрею Дмитриевичу и остановилась в центре свободной площадки перед массивным столом суда.

Где-то за спиной сидели Катя с Ярославом. Что они сейчас испытывают, я представляла весьма смутно, но догадывалась: неверие — это самое малое.

Потерпите. Все после.

Хладнокровно встретив суровые взгляды двух судей, нарочито медленно повернула голову к клетке собвиняемым.

Беззастенчиво всматриваясь в мое лицо, юрист «вдовца» сильнее и сильнее хмурился. А муженек… Напрочь потеряв дар речи, Потемкин не отводил черных, словно тьма, глаз.

Выдержав долгую многозначительную паузу, вновь перевела взор на суд. Подавшись вперед, двое городских судей, уже не сдерживаясь, разглядывали меня со жгучим любопытством. Разумовский же, как и прежде, являлся эталоном самоконтроля и напоминал красивую статую.

— Уважаемый суд! — внезапно громко воскликнул юрист Потемкина. — Обращаю ваше особое внимание на жуткую безнравственность представителя потерпевшей стороны! Желая выиграть заведомо безнадежный процесс, Рязанов попрал все этические нормы! — грозно потрясая рукой, мужчина прямо-таки кипел праведным гневом. — Предъявляя данную особу суду, он самым бесстыдным образом порочит добрую память почившей боярыни Изотовой! Вместо этого театра обвинению стоило бы побеспокоиться о реальных доказательствах того, что мой клиент маг разума, — добавил безапелляционно, скрестив руки на груди.

Андрей Дмитриевич сурово нахмурился и громко сказал:

— Коллега, вы забываетесь. Впредь следите за словами.

— Прежде чем давать советы, на себя посмотрите, — зло фыркнул молодой юрист. — Ничего святого для вас нет! Даже актрису, похожую на Софью Сергеевну, нашли да в суд притащили! — он презрительно скривился. — Вы, видимо, таким странным способом рассчитывали пробудить сострадание к еще одной якобы потерпевшей? — мужчина брезгливо поморщился. — Да вот только проиграете, уважаемый коллега, — Александров торжествующе улыбнулся. — Ясно же как день — вы намеренно предъявили страшные обвинения в использовании магии разума Егору Николаевичу и раздули из банального дела громкий процесс! Мой доверитель отрицает, что он маг разума. Ни одной экспертизы не проводилось, доказательств нет, именно поэтому я убедил Егора Николаевича просить о княжеском суде. Не знаю, где и кому он перешел дорогу, но осудить невиновного у вас не выйдет, и не старайтесь! — закончил уверенно и гордо расправил плечи.

В помещении тотчас раздался одобрительный рев, послышалось улюлюканье. Повернув голову, заметила явное облегчение на лице «горячо любимого» супруга. Его же юрист продолжал рьяно демонстрировать крайнюю степень неодобрения.

А ведь Александров прав: дело и правда шито белыми нитками. Однако Игорь очень умный человек и прекрасно знает, что делает. Княжеские спецы, однозначно, поработали на славу. И если не предоставили в суд доказательства, значит, тому есть веские основания.

Может, Разумовский получил информацию о том, кто хозяин моего муженька? Впрочем, не исключено, что просто понадеялись на артефакт правды. Но ведь и Потемкин способен схитрить — как и я, обмануть реликвию. Отчего мой юрист не озаботился хоть малейшими доказательствами?!

Я неодобрительно поджала губы и внезапно замерла. Осознав, насколько все просто, чуть не застонала вслух.

Княжеский суд ведь не коллегиальный. Игорь единолично принимает решение, и оно не подлежит обжалованию. Сегодня для светлейшего князя не имеет значения, кто или что скажет, какие доказательства предоставит. Для уверенности народа в справедливом суде действительно вполне хватит артефакта правды. Не удивлюсь, если Разумовский лично накажет садиста. Интересно, как именно?

Тем временем в зале началось что-то невообразимое. Люди то и дело вскакивали с мест; одни требовали от Андрея Дмитриевича не кощунствовать и не тревожить дух почившей красавицы-боярыни; другие предлагали актриску выпороть прилюдно, а заодно наказать зарвавшегося Рязанова; ну а третьи сокрушались о моей безвременной кончине и даже искренне жалели овдовевшего, а теперь и попавшего под суд Потемкина.

— Молчать, — внезапно прозвучал леденящий душу голос светлейшего князя.

Хозяин Южного княжества даже не повысил тона, однако приказ услышал буквально каждый присутствующий в зале. Шум и гвалт моментально стихли. Вытянувшись в струнку, защитник Потемкина испуганно посмотрел на Разумовского, Андрей Дмитриевич же лишь сурово поджал губы.

Не отводя от меня бесстрастного взгляда, Игорь сухо изрек:

— Я знал Софью Сергеевну лично. Ваше внешнее сходство поразительно, — с каменным выражением лица этот невозможный мужчина посмотрел мне прямо в глаза. — Перед тем как начнете отвечать на вопросы, напоминаю — артефакт правды активирован. Любая ложь мгновенно будет распознана. Вам ясно?

— Безусловно, светлейший князь, — произнесла невозмутимо.

— Представьтесь полным именем.

— Меня зовут Софья Сергеевна Изотова. Я глава боярского рода Изотовых, — ответила громко и отчетливо.

Установившаяся в зале тишина давила на уши. Я спокойно смотрела на Разумовского, тот же, в свою очередь, пристально смотрел на артефакт правды, а вместе с ним и остальные присутствующие. Древняя реликвия с желтого изменила цвет на ярко-зеленый, безоговорочно подтверждая правдивость моих слов.

Через несколько бесконечно долгих мгновений зал буквально взорвался громкими криками. Понять, что именно одновременно вопят сотни людей, было попросту нереально. Да я и не пыталась. До боли хотелось взглянуть на Катю и Ярослава. Но не время. Все светлые и добрые чувства — позже.

Медленно повернула голову к Потемкину. Тот, как и прежде, стоял возле прутьев клетки. Да вот только выражение лица изменилось: вместо презрения и высокомерия отчетливо читался страх. Садист ужасно перепугался, даже не сумел скрыть эмоции.

Наблюдая за «любимым супругом», краем глаза заметила, как на него устремились камеры. Быстро отойдя назад, Потемкин прижался спиной к стене и закрыл лицо руками.

Тем временем светлейший князь небрежно поднял левую руку. Многоголосый шум моментально стих. Помолчав, Игорь встретился со мной взглядом и негромко сказал:

— Рад вас видеть в добром здравии, Софья Сергеевна. — Я уважительно поклонилась. — Озвучьте ваши требования к княжескому суду, глава рода Изотовых.

— Прошу привлечь к ответственности Потемкина Егора Николаевича за применение в отношении меня магии разума, — твердо произнесла, не реагируя на испуганный вскрик какой-то женщины в зале. — Используя запрещенную магию разума, Потемкин вынудил меня вступить с ним в брак. Сразу же после заключения союза и в течение нескольких месяцев он принуждал подписать договор купли-продажи принадлежащего Изотовым месторождения турина. Однако Потемкин не учел, что глава древнего боярского рода, используя силу рода, сможет долгое время оказывать ему сопротивление, — глубоко вздохнув, тише продолжила: — Магу разума противостоять очень сложно, и в один из дней я поняла — больше не выдержу. Потому, не желая предавать интересы рода, рискнула: используя технику владения эфиром, практически остановила себе сердце. План удался. Потемкин посчитал меня мертвой, — гордо вскинув голову и вновь повысив голос, сказала: — Я, боярыня Софья Изотова, прошу княжеский суд признать меня живой, наказать Потемкина по всей строгости закона и аннулировать наш с ним брак.

В зале царила гнетущая тишина, лишь откуда-то из глубины доносились всхлипывания особо впечатлительной женщины. Опершись рукой о стол, Андрей Дмитриевич едва заметно мне улыбнулся, затем перевел тяжелый взгляд на суд. Разумовский хмурился, а городские судьи явно пребывали в глубокой задумчивости.

Послышался тихий скрип стула. Через мгновение молодой юрист, глухо кашлянув, взял слово:

— Уважаемый суд, боярыней Изотовой заявлены три просьбы. Это ее законное право, — он уважительно кивнул. — Выражая мнение моего доверителя, сообщаю. В части удовлетворения требований в привлечении Потемкина к ответственности за использование магии разума прошу отказать, — возмущенный ропот тотчас всколыхнул зал. — Софьей Сергеевной, как и моим коллегой, не предоставлено этому документальных подтверждений. Лишь одни слова, — демонстративно не обращая внимания на артефакт правды, мужчина гордо вскинул подбородок. — В признании судом боярыни Изотовой живой не возражаю. Факт бесспорный, — сообщил Александров и добавил: — А вот для аннулирования брака необходимо, чтобы заявитель женского пола не утратил невинности. Софья Сергеевна, — мужчина дернул уголком губ, глядя на меня неотрывно, — вы очень красивы, и состояли в браке с моим доверителем довольно долго. При всем уважении, неужто станете утверждать, что между вами и мужем не случалось физической близости? Вы девственны? — уточнил с откровенным недоверием.

Я хладнокровно посмотрела на защитника Потемкина и про себя поблагодарила Рязанова. Он предупреждал об этом вопросе и рекомендовал сразу не отвечать, но дождаться, когда спросят вновь.

— Защита неоднократно просила нас представить доказательства того, что Потемкин маг разума, — внезапно послышался спокойный голос Андрея Дмитриевича. — Не секрет, что мужчины, обладающие этими… — он поморщился, словно испытывая крайнюю степень отвращения, — …скажем, способностями, поголовно страдают половым бессилием, — выдержав нужную паузу, продолжил задумчиво: — Коллега, вас не смущает, что, если Софья Сергеевна ответит, то суд прямо сейчас получит бесспорные подтверждения вины вашего доверителя? Вы серьезно решили облегчить мне работу? — опытный юрист усмехнулся.

Не понимая, что играет по чужим правилам, Александров упрямо поджал губы.

— И все же, — он настойчиво гнул свою линию. — Софья Сергеевна, прошу ответить на вопрос.

Холодно глядя на защитника Потемкина, дождалась торжествующего блеска в его глазах, а после мысленно скрестила пальцы на удачу и громко произнесла:

— Егор Николаевич, являясь моим супругом, ни разу не прикоснулся ко мне как мужчина к женщине. Да, я девственна.

Артефакт правды, вспыхнув ярко-зеленым, вновь подтвердил мои слова.

Одобрительный рев зала моментально заложил уши. Александров с явной растерянностью начал нервно перебирать бумаги на столе. Он проиграл. Это было очевидно.

Внезапно Потемкин торопливо приблизился к прутьям клетки. Схватившись за них, выкрикнул:

— Прошу слова!

Быстро глянув на поразительно невозмутимого Разумовского, судья-докладчик сухо сообщил:

— Суд слушает вас, обвиняемый.

— Я уникальный маг разума, — неожиданно признался Потемкин.

Не обращая внимания на проклятия, градом полетевшие в его адрес от зрителей, Егор смотрел исключительно на Разумовского. Тот же, по-прежнему выглядел бесстрастно и холодно.

Судорожно сглотнув, «муженек» торопливо, словно боясь не успеть, вновь заговорил:

— Светлейший князь, я просил о встрече, хотел рассказать, как могу быть полезен. Но вы не нашли времени. Понимаю, крайне заняты, — он быстро облизнул губы. — Я действительно обладаю редчайшей силой и принесу огромную пользу Южному княжеству. Думаю, таких, как я, и нет больше, — голос Потемкина неожиданно сорвался. Покашляв, Егор уже тише добавил: — Не отрицаю, желая поправить финансовое положение, женился на боярыне Изотовой без ее на то добровольного согласия. Ну так все совершают ошибки. Вот и я оплошал, — в словах отчетливо слышалось сожаление.

Не поверив ушам, я озадаченно посмотрела на супруга. Он действительно сожалел, да вот только не о том, что женился на мне без согласия, а о том, что не удалось сломать.

— Боярыня — лишь женщина, — безразлично глянув на меня, глухо продолжил мерзавец. — Их миллионы, — скривился с откровенной досадой, затем судорожно выдохнул: — Владыка, я вам обязательно пригожусь! — уставившись на князя, словно побитая собака, с мольбой попросил: — Не наказывайте сурово!

В зале вновь воцарилась гробовая тишина. Лишь изредка слышались перешептывания зрителей.

Внешне сохраняя ледяное спокойствие, я стояла перед судом и испытывала крайне неприятное чувство. Не злость или ненависть, нет. Отвращение. Мне было противно. До тошноты. Садист настолько желал спасти свою шкуру, что совершенно наплевал на честь. Фу, какая падаль!

Тем временем двое судей склонились к светлейшему князю и о чем-то неслышно заговорили. Разумовский бесшумно барабанил пальцами по столу и внимательно их слушал.

Спустя длительное молчание хозяин Южного княжества, глянул на медленно затухающий артефакт правды, холодно произнес:

— Я принял решение.

Суд выносит вердикт, в артефакте больше нет нужды, — догадалась я и, если честно, испытала облегчение. Все это время волновалась, вдруг Потемкин удумает вопить про то, что я наркоманка. Начну отвечать, а кулон Разумовского внезапно даст сбой. Невольное наркоманское прошлое волновало меня гораздо больше, чем утраченная девственность.

Как только артефакт погас полностью, Игорь бесстрастно заговорил:

— В удовлетворении требований потерпевшей Тамары Прокофьевны Власовой отказать за недоказанностью.

Зал встретил данное решение молчанием. Казалось, никого больше не интересовало, откажут в этой части или нет.

Быстро глянув на начальницу отдела опеки, я заметила, как та поджала губы и сердито посмотрела на спокойного Андрея Дмитриевича.

— Главу рода бояр Изотовых Софью Сергеевну Изотову признать живой, — сухо произнес князь, глядя куда-то поверх голов зрителей. — Брак с Потемкиным Егором Николаевичем аннулировать, — судья-докладчик важно надул щеки, а второй быстро записал слова светлейшего князя. Меж тем Игорь встретился со мной глазами и серьезно сказал: — С этого дня род Разумовских официально берет под покровительство род Изотовых.

Слаженный одобрительно-восхищенный выдох сотен людей в битком набитом зале послужил ответом на решение князя. Он прилюдно удостоил бояр Изотовых большой чести. Таким мало кто мог похвастаться. Слова хозяина Южного княжества фактически открывали для меня все двери.

Не мешкая, поклонилась Разумовскому.

— Благодарю вас, светлейший князь.

— Вы этого заслуживаете, — невозмутимо сообщил тот. — Располагайтесь, Софья Сергеевна, где вам удобно.

Плавно развернувшись, я впервые посмотрела на Катерину. Юная дворянка сидела с широко распахнутыми глазами и не стыдилась текущих по лицу ручьем слез.

Ярослав же быстро встал со стула, моментально опустившись на одно колено, прижал правую ладонь к сердцу и произнес:

— Приветствую вас, глава рода.

Одобрительный рев зрителей встретил слова мужчины.

Кивнув воину, я неторопливо подошла к местам для свидетелей. Быстро встав с колен, Ярослав дождался, пока сяду около подруги, и занял стул со мной рядом. Всем своим видом он давал понять — глава рода не только под охраной Разумовских, у нее есть собственные воины.

Положив руки на колени, моментально ощутила, как Катенька намертво в меня вцепилась. Ее полные слез глаза лучились неподдельным счастьем.

— После, — шепнула подруге одними губами.

Мелко-мелко закивав, та с силой прикусила нижнюю губу, но так и не отвела глаз. Казалось, Катя просто не могла насмотреться.

— Подведите обвиняемого, — внезапно резанул слух строгий голос светлейшего князя.

Едва заметно улыбнувшись подруге, вновь сосредоточилась на процессе.

Лязгнул металлический запор на клетке. Через миг Потемкин стоял на моем месте напротив суда. По бокам от его щуплой фигуры возвышались рослые воины княжеского рода. К сожалению, я больше не видела лица теперь уже бывшего супруга. Но напряженную спину — отлично.

Разумовский поднялся. Не отрывая тяжелого взгляда от подсудимого, ледяным тоном озвучил вердикт:

— Вы признаетесь виновным.

— Я раскаиваюсь, светлейший князь, — пробормотал Потемкин. — Готов искупить вину, служа верой и правдой на благо Южного княжества.

— В течение долго времени вы пытались сломить волю главы рода Изотовых, — все тем же леденящим душу голосом продолжил владыка. — Позабыв о дворянской чести, о том, что мужчина, жаждали наживы. Юная девушка проявила поразительную стойкость и сумела выстоять против вас, мага разума. Прежде такого в Российской империи не случалось, — слова падали тяжелыми камнями. — Больше никто и никогда не пострадает от вашей силы.

— Господин, пощадите! — умоляющий вскрик Потемкина умчался к потолку. Упав на колени, Егор не отрывал взора от князя.

— Обычная смерть — слишком легкое для вас наказание, — от металлического голоса Игоря тревожно забилось сердце. Подавшись вперед, заметила, как воины, прежде плотно стоящие по бокам от Потемкина, синхронно отступили в стороны. — За совершенное тяжкое преступление вы приговариваетесь не только к физической смерти, — васильковая вязь княжеской силы моментально окутала мага разума с ног до головы. — Ваша душа не покинет мертвое тело, останется в нем страдать и мучиться, пока плоть не превратиться в прах. А этого не произойдет бесконечно долго, — примолкнув на миг, светлейший князь отдал приказ: — Умри!

В то же мгновение нелюдь громко вскрикнул и закрылся руками в защитном жесте.

Яркая вспышка озарила судебный зал, погаснув через пару ударов сердца. Меж двух воинов бездыханным, с застывшей гримасой невыносимой муки на лице лежал треклятый маг разума.

Правосудие свершилось.

Оцепенев, люди в зале, казалось, боялись пошевелиться. Знать о возможностях сильнейшего универсала это одно, а вот увидеть своими глазами — совсем, совсем другое. Впервые за все время правления Игорь Разумовский продемонстрировал реальную мощь княжеской силы.

Деловито взяв тело Потемкина за руки и за ноги, воины быстро унесли труп из зала судебного заседания.

— Свобода воли — нерушима, — грозно промолвил хозяин Южного княжества. — Честь, доблесть, верность — вот что ценно. Всякий, кто преступит закон, будет сурово наказан, — Игорь замолчал, тяжелым взглядом обводя жителей Ростова.

Раздались первые робкие хлопки. Через миг зал разрывался от шквала оваций и одобрительных выкриков.

— Княжеский суд окончен, — обронил Игорь. И, не обращая более внимания на вопящих от восторга зрителей, в сопровождении судей неторопливо удалился.

Проводив его статную фигуру взглядом, я внезапно ощутила невероятное облегчение. Словно с моих плеч сняли тяжкий груз. Безграничное чувство признательности к ставшему таким близким за последние дни мужчине теплом разлилось в душе и заставило сердечко биться чаще. Благодаря Игорю мой персональный ад закончился.

— Сонечка… — раздался едва слышный сквозь царящий гвалт голос Кати.

— Поехали домой, — глянув на ошарашенно-счастливую подругу, устало улыбнулась. — Все закончилось.

(обратно)

Глава 30

Проход по коридорам суда к центральному выходу оказался тем еще испытанием: сотни людей, движимые любопытством, страстно желали рассмотреть поближе внезапно воскресшую боярыню. А журналисты и вовсе словно с цепи сорвались — буквально ежесекундно и одновременно выкрикивали десятки самых разных вопросов.

Я не отвечала. Смысла не видела. В царящем гвалте меня просто-напросто не услышат.

Не обращая внимания на столпотворение, двигающиеся впереди нас с Катей невозмутимые воины княжеского рода уверенно прокладывали дорогу. Чуть сбоку шел максимально сосредоточенный Ярослав, а следом — еще двое воинов князя.

Наконец-то многолюдные коридоры суда остались позади. Все тем же порядком воины сопроводили нас к белоснежному автомобилю рода Изотовых. На миг замешкавшись у распахнутой Ярославом пассажирской двери, вновь услышала очередную порцию вопросов репортеров:

— Софья Сергеевна, что вы сейчас чувствуете?

— Вы довольны решением княжеского суда?

— Что вы планируете делать дальше?

Пристально посмотрев на девушку-журналистку, спросившую последней, я спокойно уточнила:

— Что планирую делать? — едва заметно улыбнувшись, ответила: — Жить. Просто жить, — и, помахав на прощанье, скрылась в салоне автомобиля.

Сев рядом со мной, Катя замерла. Она, казалось, о чем-то напряженно размышляла. Ярослав же привычно устроился за рулем, и автомобиль плавно тронулся. Вскорости мы выехали с парковки у здания суда.

Мелькали машины, пешеходы, дома. Глядя на них сквозь прозрачное стекло, я верила и не верила в то, что суд наконец-то свершился. Боже мой, неужели и вправду этот ад закончился?!

Внезапно услышала тихий всхлип. Не успев обернуться на звук, ощутила объятия Кати.

— Ну, ну, тише, — шепнула ей едва слышно. — Все уже хорошо. Я выжила, — не удержавшись, тихонько хмыкнула.

В голос разрыдавшись, подруга прижалась сильнее. Орошая шубу слезами, принялась торопливо рассказывать, что происходило, пока меня не было. Затем, не таясь Ярослава, признавалась в малодушии и жарко просила прощения.

Я не пыталась освободиться. И если раньше лишь предполагала, то теперь слышала от единственной подруги, почему та поступала так, а не иначе. По сути, ее слова подтвердили мои предположения: растерялась, испугалась, не знала, что делать.

Слушая торопливую, перемешанную со слезами и густо наполненную эмоциями речь Кати, с удивлением поняла, что ощущаю… пустоту. Мне не за что ее винить или прощать. Катерина Тимирязева такая, какая есть. По правде говоря, сейчас я абсолютно не понимала, как дальше вести себя с ней.

— Почему, ну почему ты не подала знака, что в беде? — больше не пряча опухшего от слез лица, в который раз спросила Катя. — Хоть бы намек! Мы же ничегошеньки не знали! — в ее голосе послышались нотки обиды. — Где ты, — примолкнув, она, видимо, подбирала правильное слово, — потом пряталась? Почему не послала весточки? Мы бы примчались и помогли!

Не отводя взгляда от девушки, я думала, что же сказать. Знала — информация не уйдет. Однако именно сейчас откровенничать не хотелось.

— Не смогла, — ответила лаконично и предпочла сменить тему: — Как девочки? Что врачи говорят про Василия?

— С близняшками все в порядке, — шмыгнула носом Катя. — Сегодня в школу не пошли, дома с Надеждой. Рано утром к нашим воинам добавились княжеские. Теперь вместе дом охраняют. А откуда ты знаешь про Василия? — юная вассал рода озадаченно нахмурилась.

Ух ты, Игорь еще и дополнительную охрану для девочек прислал! Надо же!

Не отвечая сама, я спокойно ожидала ответа подруги.

Катя глянула с укором и тихонько сообщила:

— Василий идет на поправку. Сегодня врачи даже дали положительный прогноз по энергоканалам, — девушка довольно улыбнулась, пояснив: — Никита перед судом звонил. Они с мамой в больнице. Не отходят ни на миг, — влюбленная дворянка смущенно порозовела.

— Отличная новость, — спокойно отозвалась я и замолчала, подумав о слуге. Он поправится — это превосходно. Но что же делать дальше? Прежде безоговорочно верила — Василий вытащит из любой передряги, не оставит в беде. Но теперь… больше нет слепой веры. Все изменилось.

— Сонь, — спустя долгую паузу, позвала Катя, — Никита сказал, лучшие врачи приехали по приказу князя. Ты знаешь о Василии. И воины княжеского рода прибыли еще до процесса, — замолчав, вовсе не глупая девушка посмотрела вопросительно.

— Ты же слышала слова князя на суде, — ответила я невозмутимо. — Разумовские с сегодняшнего дня покровительствуют роду Изотовых. Игорь Владимирович и прежде помогал. Ничего удивительного.

Катя тяжко вздохнула, а затем едва слышно полным печали голосом произнесла:

— Почему ты стала настолько скрытная? Совсем мне больше не доверяешь?

— Есть вещи, о которых просто не могу рассказать, — уклонилась я от ответа.

Потупив взор, девушка медленно отстранилась. Затем сложила руки на коленях и опустила голову. Вся ее поза словно говорила: «Кто я такая, чтобы настаивать?».

Я прекрасно понимала ее. Сейчас она ждала заверений, что ничего не изменилось, и клятв в вечной дружбе. Да вот только врать не хотелось, а что теперь испытываю к ней, сама еще не понимала.

Чувствуя легкий холодок на сердце, посмотрела на такую привычную Катю совсем другими глазами. Она-то не изменилась, но вот я, похоже, — сильно.

Меж тем автомобиль неторопливо подъехал к дому Изотовых. Едва мы очутились в таком до боли знакомом проулке, раздался спокойный голос Ярослава:

— Госпожа, — поймав мой взгляд в зеркало заднего вида, мужчина невозмутимо произнес: — От самого суда за нами следует автомобиль с воинами княжеского рода.

— Ясно, — едва заметно усмехнулась.

Похоже, Игорь решил не спускать с меня глаз ни на миг. Вероятно, раньше испытала бы раздражение из-за такой гиперопеки, но теперь я была искренне благодарна князю.

В душе вновь зашевелилась тревога. Беспокоилась не столько за девочек или за себя, сколько за Игоря. Потемкин мертв, но его хозяин жив-здоров. Мой враг и враг Разумовского тоже.

Да, я сегодня воочию видела запредельную силу князя. Честно говоря, до сих пор пребывала в шоке. Даже не подозревала, что мужчина может лишить жизни одним словом! Но все же… Буквально вчера Игорь чуть не погиб.

Неизвестный враг силен и очень опасен. Об этом нельзя забывать.

Боже, ну кто этот человек, и чего от него ждать еще?! Вновь сплошные вопросы без ответов!

Тем временем автомобиль остановился у ворот моего дома. Через миг дверца отворилась. Опершись о руку Ярослава, я вышла из салона. Поблагодарив воина кивком и не дожидаясь Кати, быстро направилась к предупредительно распахнутой княжеским воином калитке.

Прежде тревожащие мысли моментально отлетели на задний план. Меня ждала встреча с двумя самыми любимыми девочками.

Торопливо пройдя по тропинке, взбежала по ступенькам террасы и решительно распахнула дверь, переступая порог собственного дома. И застыла, неожиданно растерявшись.

В холле чувствовался аппетитный запах выпечки, из кухни доносились звонкие голоса близняшек и деловитый Надежды — все как прежде.

Сглотнув ком в горле, бесшумно прошла к кухне. Войдя внутрь, через пару шагов остановилась.

Еще не замечая меня, девочки чинно пили чай за столом. Надежда же, по обыкновению, хлопотала у плиты. Внезапно женщина напряглась. Постояв пару мгновений недвижимо, экономка мучительно медленно обернулась.

— Боярыня… — беззвучно шевельнулись губы на резко побледневшем лице. Из ослабевших пальцев с громким звоном выпал половник.

Абсолютно седые волосы, глубокие морщины на лбу, возле глаз и рта — за месяцы моего отсутствия Надежда очень сильно сдала.

— Я жива. Не нервничай, — позабыв заготовленные фразы, сказала довольно бестолково. А затем, кривовато улыбнувшись шокированной женщине, перевела взгляд на сестер.

Распахнув глаза, те смотрели на меня не мигая. Через мучительно долгое мгновение, не произнося ни слова, синхронно вскочили из-за стола и бросились ко мне.

Раскрыв объятья, поймала малышек. В душе творилось что-то невообразимое, а глаза застилали слезы. Изредка слизывая соленые капли, я поглаживала дрожащими пальцами тщательно заплетенные косички и чувствовала, как крепко-крепко прижимаются близняшки.

— Люблю вас, — беспрестанно шептала, обнимая двух девочек сразу. — Теперь мы вместе, родные. Все будет хорошо.

Продолжая утыкаться мне в шубу, дети неожиданно дружно расплакались. Прижав их к себе, я замерла. Сердце защемило от неведомых ранее чувств и эмоций, а в душе с каждым мгновением крепла уверенность, что все действительно будет хорошо. Ну не может быть иначе!

— Какое счастье! — послышался хрипловатый от эмоций голос экономки. — Вы и правда живы!

Не скрывая слез, взглянула на постаревшую женщину. Как и я, та беззвучно плакала.

Внезапно пришло понимание: просто так в одночасье не седеют. И легкая обида на Надежду истаяла, словно туман под лучами солнца.

— Иди к нам, — тихонько позвала.

Помедлив лишь миг, Надежда осторожно подошла. Обтерев лицо покрытой старческими пятнышками рукой, внезапно крепко обняла. Не говоря больше ни слова, мы вот так и стояли вчетвером посреди уютной кухни.

* * *

На темном небосводе зажигались звезды. Поправив одеяло на спящих в обнимку девочках, я посмотрела на сестер и тепло улыбнулась.

Близняшки весь день не отходили ни на шаг. От их чистых, светлых эмоций мне было настолько хорошо, что даже становилось немножечко страшно.

Какое восхитительное ощущение — чувствовать каждой клеточкой тела непритворную, искреннюю любовь. Конечно, малышки не знают, что я самозванка и никакая им не сестра, но любили они именно меня.

Выскользнула из комнаты Саши и аккуратно прикрыла за собой дверь. Тотчас почувствовав пристальный взгляд, повернулась.

Поджав ноги, Катенька сидела на диване и смотрела блестящими от слез глазами. Заметив ее дрожащую нижнюю губу, мысленно застонала. Господи, сегодня мне совсем не хотелось душещипательных бесед! Впереди целый вагон неразрешенных вопросов, и сейчас я просто хотела немножечко отдохнуть, побыть с девочками.

Катя же упорно не желала понимать, раз за разом пытаясь завязать серьезный разговор. Я мягко сворачивала на нейтральные темы, но подруга горела желанием получить прощение. Невзирая на мои слова, что не сержусь и не обижаюсь, Катя весь день, как тень отца Гамлета, бродила по дому, и ее виноватый и даже заискивающий взгляд ощущался постоянно.

Это утомляло, и сейчас я мысленно попросила девушку не начинать снова.

— Уснули? — голос подруги прозвучал очень тихо.

— Угу.

— Сонь, — Катя встала с дивана. Шагнув ближе, протянула мобильный. Заметив мое удивление, пояснила: — У тебя же нет телефона. Я попросила Ярослава съездить купить. Номер остался прежний. Все известные мне контакты внесла.

— Спасибо, — поблагодарила, беря из рук девушки средство связи. — Умница, — похвалила искренне, втайне боясь, что она опять начнет просить прощения.

— Сегодня очень много звонили, — произнесла помощница. Услышав ее слова, мысленно выдохнула с облегчением. Слава богу, не начала опять каяться! — Журналисты, партнеры, одноклассники — много кто. Даже главы влиятельных родов из Москвы, — Катя удивленно округлила глаза. — Журналисты спрашивали о твоих дальнейших планах, настаивали на интервью с тобой, — девушка поморщилась. — Остальные выражали почтение и изъявляли готовность к сотрудничеству, — сделав небольшую паузу, тихонько промолвила: — И тебе звонили. Сразу, как включила мобильный, пришлось его ставить на беззвучку, — Катя указала глазами на телефон в моей руке и внезапно сказала: — Со мной связывался личный секретарь светлейшего князя. Игорь Владимирович сегодня ждет твоего звонка. Время суток роли не играет, — добавила, очевидно, повторяя фразу слово в слово.

— Давно звонил? — я задумчиво нахмурилась.

— Два часа назад. Ты общалась с сестрами. А раз время большой роли не играет, я не стала беспокоить, — смутившись, она опустила глаза и начала привычно краснеть.

— Не волнуйся. Все правильно, — ответила, пролистывая контакты в своем новом телефоне. Найдя словосочетание «светлейший князь Разумовский», не раздумывая, нажала на вызов.

Прижав аппарат к уху и слушая веселенькую мелодию, невозмутимо посмотрела на Катю. Та торопливо вернулась на диван и принялась разглядывать ногти.

— Добрый вечер, — послышался из динамика знакомый низкий голос.

Сердце внезапно забилось быстро-быстро. Сама не понимая, отчего так разволновалась, позабыла поздороваться и довольно сухо сообщила:

— Моя помощница только передала вашу просьбу перезвонить.

Перед мысленным взором моментально возникли умные, понимающие глаза Игоря. Буквально через миг услышала спокойно-деловитое:

— Я ночью улетаю. Вероятно, надолго. Лучше обсудить все до отъезда. Мои воины тебя отвезут. Собирайся.

— Хорошо. Скоро приеду, — кивнув невидимому собеседнику, нажала на отбой и нахмурилась. Вот этого разговора я ждала и одновременно боялась. Вне сомнений, Игорь озвучит свои планы в отношении меня. И к чему готовиться?

— Что-то случилось? — выдернул из раздумий голос не на шутку встревоженной девушки.

Грустно усмехнувшись, встретилась с ней взглядом. Выдержав долгую паузу, неожиданно для самой себя призналась:

— У меня постоянно что-то случается. А после сегодняшней встречи с князем, боюсь, моя жизнь больше не будет прежней.

— Я могу чем-то помочь? — Катя вскочила с дивана. — Просто скажи, все сделаю! — она, казалось, была готова мчаться куда угодно.

— Нет, Кать, — покачала головой. — Тут только я сама. Спасибо.

Кивнув помощнице, я отправилась в свою комнату за теплой курткой. Наряжаться не собиралась — джинсы и футболка вполне сойдут для такой беседы. Какая разница, в чем приедет самозванка и потенциальная наложница?

Зайдя в гардероб, натянула теплые кроссовки, сунула руки в рукава темно-синей стеганой куртки и быстро покинула спальню.

— Ты когда вернешься? — спускаясь по лестнице, услышала встревоженный голос Кати.

Замерев на ступеньке, глянула наверх и увидела стоящую у резных перил девушку. В ее глазах плескался целый коктейль эмоций.

— Ложись спать, — ответила сухо. Подумав немного и, желая смягчить резкость тона, добавила: — Я, правда, не знаю, когда вернусь.

Развернувшись, быстро преодолела оставшиеся ступени, гулко простучала башмаками по холлу и вышла на улицу.

— Добрый вечер, боярыня, — поприветствовал меня статный мужчина в форме рода Разумовских. — Прошу пройти со мной. Машина у ворот.

Коротко кивнув, пошла следом за ним. Через пару мгновений уже устраивалась в большом черном внедорожнике. Княжеский воин сел рядом с водителем, и, взревев двигателем, автомобиль быстро тронулся с места.

Я смотрела на огни ночного Ростова, но вновь не видела. Хмурясь, напряженно думала, стараясь предугадать, чего ждать от встречи. Хотелось бы хорошего, но разыгравшаяся фантазия напрочь лишала логического мышления и подбрасывала картинки одну хуже другой. Впрочем, что в данном случае для меня «хорошее», и сама толком понимала.

Вскорости автомобиль остановился у подножия лестницы особняка Разумовского. Выйдя из салона, глубоко вдохнула морозный воздух, а потом, застегнув верхнюю пуговицу куртки, уверенно направилась к дверям. Едва приблизилась, те распахнулись. Меня впервые за эти дни встречал дворецкий. Наверное, для разнообразия.

Седовласый мужчина в идеально сидящей ливрее низко поклонился и вежливо пригласил:

— Госпожа, прошу пройти со мной. Игорь Владимирович вас ожидает.

Обычная фраза вызвала глухое раздражение. Только и делают, что просят куда-то пройти!

Постаравшись совладать с недовольством, дождалась, когда мужчина развернется и пойдет по коридору, и отправилась следом.

Что со мной происходило, откровенно не понимала. Ну не могу же я так психовать из-за перспективы стать любовницей?! Или могу?

Погруженная в мысли, сурово глянула на открывшего предо мной дверь важного дворецкого и вошла в кабинет. Игоря заметила моментально. Он вновь сидел за рабочим столом и что-то изучал на мониторе.

Тихонько хмыкнув, бесшумно подошла к князю. На сей раз он, похоже, читал какой-то договор. Однако не успела вникнуть в суть: сильные руки обняли, и я очутилась на коленях мужчины.

— Привет, — спокойно произнес Игорь. — Почти закончил. Еще немного, и весь твой, — очевидно вспомнив, что подобное уже происходило, он едва заметно усмехнулся.

— Не торопись, — ответила задумчиво, разглядывая князя.

Голову даю на отсечение, сегодня утром у него не было ни единого седого волоска! Но сейчас виски слегка серебрились. Неужели это плата за использование силы?

Подняв руку, я осторожно коснулась его волос.

— Сильно постарел? — не отрывая взора от монитора, поинтересовался Разумовский.

— Тебе идет, — отозвалась невпопад и прикусила язычок. Мой разум по непонятным причинам просто отказывался после суда нормально функционировать. Я совсем не походила на себя, и это нервировало.

Через несколько томительно долгих минут ожидания князь наконец-то оторвался от монитора и откинулся на спинку кресла.

— Все. Теперь я твой.

Не зная, что говорить, отвела глаза. Через миг почувствовала, как Разумовский вместе со мной внезапно встал. Неся меня на руках, словно пушинку, неторопливо пересек кабинет, затем ногой открыл дверь и занес… в спальню.

«Вот и весь разговор. Очень красноречиво», — подумала с грустью, смотря на гигантскую кровать.

Меж тем Игорь обошел спальное место и усадил меня на небольшой диванчик. Устроившись рядом, пояснил:

— Здесь удобнее, чем в кабинете, — мазнув взглядом по моей застегнутой наглухо куртке, поинтересовался: — Ты внезапно начала меня бояться?

— Нет, — я качнула головой. А потом искренне призналась: — Но то, что ты хочешь обсудить, страшит.

Прищурив ярко-васильковые глаза, мужчина невозмутимо промолвил:

— Предпочитаю не додумывать за собеседника, а спрашивать. Так чего конкретно ты боишься?

— Я не хочу быть твоей любовницей, — произнесла, чеканя слова.

— Так и не будешь, — спокойно ответил он.

Ничего не понимая, я наблюдала за тем, как Игорь неторопливо встал, прошел к комоду, открыл верхний ящик и, что-то достав, вернулся ко мне.

Глядя на защелкивающийся на запястье поразительной красоты браслет, услышала невозмутимый, даже будничный голос:

— Это реликвия моего рода. Прапрадед специально заказал для прапрабабки перед помолвкой в знак серьезных намерений. Официальное предложение как положено, с кольцом, сделаю, когда вернусь. Пока преждевременно.

— Я не ослышалась? — отметив на подкорке последнюю фразу о преждевременности, неверяще посмотрела на князя. — Ты по-прежнему хочешь взять меня в жены?

— А должен был передумать? — недоуменно поинтересовался Разумовский. — Говорил ведь уже, как к тебе отношусь.

Подавшись вперед, прижалась к его груди. В голове царил сумбур.

Крепко обняв, могущественный мужчина безапелляционно сообщил:

— Мои чувства неизменны. Ты станешь моей супругой. Это больше не обсуждается.

— Ясно, — пробормотала растерянно.

Видит бог, подобного услышать я не ожидала. Неужели после всего, что узнал, он еще желает на мне жениться? Может, это потому, что потерял ту, которую любил по-настоящему?

Воспоминания о волшебных эмоциях, испытанных при погружении в память князя, словно ножом резанули сердце.

А после пришла тоска.

Все ведь ясно: любимой больше нет, а я его спасла, девственностью пожертвовала. Да и чисто теоретически, если не знать нюансов, боярыня Изотова партия весьма неплохая.

— От тебя зависит, каким будет наш брак, — внезапно заявил князь.

— Поясни, — искренне не понимая, озадаченно посмотрела на Разумовского.

— Я знаю, ты меня не любишь, и требовать любви не имею права, — поразительно хладнокровно ответил он. — Но уважения — вполне.

— Всего-то? — уточнила. При этом где-то глубоко в подсознании зашевелилась мыслишка, что я просто не позволяю себе испытывать к Игорю какие-то другие эмоции, кроме благодарности.

— Не знаю, что ты вкладываешь в смысл данного слова, — он твердо встретил мой взгляд. — Но, поверь, это очень и очень много.

Нахмурившись, промолчала. Определенно, стоит попытать о местных заморочках духа рода.

Внезапно вспомнила вскользь брошенную Игорем фразу. Мягко отстранившись от сильной груди, спросила:

— Почему ты считаешь, что сейчас рано делать официальное предложение?

— Не хочу ставить тебя в неудобную ситуацию, — не теряя самообладания, заявил этот невозможный мужчина. — Уверен, все будет хорошо. Но перестраховка не помешает.

Не отводя глаз от Разумовского, я ощутила нарастающую тревогу. Но, увы, понимала: он сообщил все, что хотел, и не скажет на эту тему больше ни-че-го.

— Игорь, мне… непривычно, — тихо промолвила. — Я ничего не контролирую и должна просто следовать твоей воле, — помолчав, спросила: — Получается, теперь по-настоящему важные решения принимаешь только ты?

— Несомненно, — абсолютно серьезно ответил князь. — Ты женщина, я мужчина, — добавил так, словно это сразу все объясняло.

Ну и что тут ответить? Разумовский без устали ломал шаблоны.

Вновь мысли засуетились, запрыгали. Разум категорически отказывался принимать доминирующую позицию мужчины. Я же сильная, самодостаточная, все сама могу. Вон, каким бизнесом в прошлой жизни ворочала! Да и сейчас с нуля подняла.

Стоп! А верны ли мои поступки и размышления? Ну ведь не просто так отношения не складывались? Вдруг причина не только в неподходящих мужчинах? Может, дело и во мне самой?

Ошарашенная внезапным открытием, посмотрела на того, кто совсем скоро станет моим мужем. Игорь не просил о любви, но требовал уважения. Неужто в его понимании они стоят настолько близко друг к другу?

Меж тем, не торопясь вновь начинать разговор, Разумовский, очевидно, ждал моих слов.

Похоже, придется провести генеральную уборку в собственной голове. Но это позже. Сейчас имеется не менее животрепещущая задача, которую надо решать.

А раз теперь есть с кем поговорить не таясь, то к чему тушеваться?

— У меня затруднения с единственным вассалом и давним слугой рода. Не знаю, как лучше поступить, — произнесла с досадой. — Поможешь разобраться?

— Рассказывай, — с готовностью откликнулся князь.

(обратно)

Глава 31

Обдумывая, как и что рассказать, я слезла с коленей мужчины, затем неспешно расстегнула пуговицы на куртке. Под лукавым взглядом Игоря сняла ее, положила рядом на диванчик. Обратив внимание на ступни князя, на миг замерла: он в белоснежных носках, а я в теплых кроссовках.

Разумовский заподозрил, что его боюсь? Да с чего бы?

Сохраняя невозмутимость, быстро сняла обувь, поставила сбоку от дивана. Задумчиво нахмурилась, и в тот же миг сильные руки Игоря обняли. А после мужчина вновь усадил к себе на колени.

Прижимаясь к его груди, неожиданно поняла, что улыбаюсь. Хорошо было неимоверно!

Сожалея о скоротечности этого волшебного момента, вздохнула и начала говорить:

— Катя Тимирязева из обнищавшего дворянского рода. Семья — мать, пять незамужних сестер. В деньгах очень нуждаются. Учимся с ней в одном классе. Сдружились, решила поддержать. Поселила в своем доме, сделала помощницей, — грустно усмехнулась. — Она действительно умная девушка, и в роли помощницы не разочаровала, и с близняшками быстро поладила. Поэтому даже особо не думала, принимая у нее вассальную клятву в родовой часовне Изотовых, — помолчав, тихо продолжила: — До скоропостижного брака я не сомневалась — мы действительно не чужие друг другу люди. А слуга… Василий Фролов и вовсе был поначалу единственным воином рода. После стал моей правой рукой, на нем безопасность рода и посредническая деятельность. Я же безоговорочно ему верила, думала, уж он-то не бросит в беде! Однажды Потемкин вынудил меня поговорить с Василием по телефону. Пришлось сказать, что все хорошо и вернусь сама. Да, япрактически приказала меня не искать, но надеялась, что догадается, — закусив губу, сглотнула внезапно вставший в горле ком и с горечью призналась: — И ведь не только относилась к Кате и Василию как к членам семьи, а действительно их таковыми считала. Но, когда пропала, они ничего не сделали, хотя точно знали — не могла просто так исчезнуть, бросить семью, — с силой потерев лоб, прямо посмотрела на Игоря. — Ни вассал, ни слуга клятвы не нарушили, но я им больше не доверяю.

Замолчав, перевела взор на ночь за окном. Подсвеченные отблесками желтых фонарей, с неба медленно падали хлопья снега.

В уютно освещенной спальне царила тишина, но не гнетущая. Я чувствовала — Игорь не просто слушал. Он понял.

— Теперь Катя ходит за тобой и просит о прощении? — уточнил князь.

— Угу, — повернув голову, посмотрела в чертовски умные глаза мужчины. Стараясь в них не утонуть, хрипловатым голосом сказала: — Мол, растерялась, струсила, понадеялась на опытного Василия, — неодобрительно поморщилась. — С ним еще не разговаривала. Предполагаю, слуга будет ссылаться на то, что я не давала указаний на подобный случай, и он действовал по правилам и в интересах рода, — уткнувшись лбом в плечо Игоря, глухо пробормотала: — Почему, ну почему они ничего не делали?!

Разумовский осторожно отстранил меня. Затем, внимательно посмотрев в глаза, сказал:

— Каждое решение подразумевает ответственность. Твоя подруга и вассал молода и неопытна, однако это не освобождает ее от ответственности. Проявив трусость и малодушие, Тимирязева сделала выбор — ничего не предпринимать. Происходящее — лишь следствие, но у всего есть причина.

Видимо, давая время осмыслить свои слова, князь неожиданно встал, устроил меня на кровати, а после вольготно улегся рядом. Встретив мой вопросительный взгляд, безапелляционно заявил:

— Сегодня ночуешь здесь, — и пояснил: — У нас обоих был тяжелый день. В горизонтальном положении удобнее. Не нервничай, — Разумовский лукаво улыбнулся.

Право слово, ну что он со мной, как с юной девушкой? Нервничать из-за того, что лежу с ним в одной кровати уж точно не собираюсь. Придумал же!

Поморщившись, с укоризной взглянула на мужчину. Поймав его спокойный взор, внезапно осознала: он так не считает. Просто таким вот нехитрым способом разряжает атмосферу.

С тихим смешком покачала головой, давая понять, что разгадала замысел. Затем вновь стала серьезной. Устроившись на подушках поудобнее, задумчиво произнесла:

— Думаю, причина такого поведения Кати в инфантильности. Ей предстоит повзрослеть.

— Вот видишь, — Игорь усмехнулся, — сама все знаешь, — неожиданно князь нахмурился. — Фролов — отличный воин. Там, в шахте, я не мог понять, отчего он выкладывается сверх всякой меры. Словно нарочно себя гробит. Теперь все встало на места.

— О чем ты?

— Помимо клятвы верности существует кодекс воина. Воин обязан беспрекословно подчиняться господину. За ослушание — смерть, господин лично отрубает голову, — невозмутимо сообщил жуткую новость Разумовский. — Если господин до наказания неожиданно умирает ненасильственной смертью, провинившийся воин не имеет права лишить себя жизни. Он должен существовать с этим чувством неизбывной вины, обязан продолжать верой и правдой служить роду. Однако целенаправленно погибнуть при выполнении долга не возбраняется.

— Ужас какой! — пробормотала и, не удержавшись, нервно передернула плечами. — Подожди, — непонимающе посмотрела на князя. — Получается, Василий клятву не нарушил, иначе магия за предательство покарала бы мгновенно. Тогда… он меня не послушался? Но в чем?! Почему хотел умереть-то?

— Ты не давала указаний на случай, если внезапно исчезнешь, — ответил князь строго. — Но в кодексе есть оговорка: при наличии обоснованных подозрений, воин, отвечающий за безопасность рода, имеет право самостоятельно начать поиски. Вот только ты действительно вышла замуж, еще и по телефону недвусмысленно дала понять — искать не надо, — Игорь смотрел серьезно. — По моему приказу Савелий кое-что выяснил: перед твоей скоропостижной кончиной Фролов все же развернул масштабные поиски. Фактически, искренне беспокоясь о тебе, как о родной, воин ослушался прямого приказа госпожи. О последствиях для него я уже сказал.

— Уф-ф! — шумно выдохнула и села, скрестив ноги. Закусив губу, я молчала, не находя слов.

— Есть еще одно обстоятельство, — сурово промолвил владыка Южного княжества. — Воины, вассалы и слуги никогда не становятся полноценными членами рода, а ты в порыве эмоций пошла вопреки традициям. Но одновременно с этим не наделила подчиненных свободой в полной мере. И, более чем уверен, продолжала строго контролировать. Получается, ломая устоявшиеся веками правила, как глава рода не особо-то выстроила новые. В итоге Василий — отличный, преданный роду Изотовых воин — попал в крайне неоднозначную ситуацию. А Катя… Ну, тут особой разницы-то и нет. Ей еще взрослеть и взрослеть, — Игорь неодобрительно поморщился.

Судорожно пытаясь осмыслить, уложить в голове все рассказанное Разумовским, с тревогой спросила:

— И как же сейчас поступить правильно?

— Правильно — неправильно, — он хмыкнул. — Плохо или хорошо — понятия относительные.

— Ну есть же общепринятые нормы, — я озадаченно посмотрела на Игоря.

— Есть, — усмехнулся тот. — Но большая часть людей просто не понимают, что скрывается за ними. Им сказали: «Это хорошо, а вот это плохо», — все, думать не надо, берем за аксиому. Анализировать, размышлять — сложно. Проще жить по ранее придуманному шаблону, идти туда, куда поведут. Потому и существуют главы родов и те, кем они управляют.

— Ну так-то да, — я тяжко вздохнула.

Вот это понятно. В бизнесе часто сталкивалась с подобным. Приходилось принимать волевое решение и озвучивать сотрудникам. Те же безропотно выполняли, даже не задумываясь. Впрочем, от них и не требовалось — мне был нужен результат.

— Скажу больше: женщины живут эмоциями, мужчины — нет. Именно поэтому главы родов обычно мужчины. Мы по своей природе не умеем так, как вы, думать и принимать решения, — нежно поцеловав в губы, он, словно ни в чем не бывало, продолжил: — Главе рода точно не стоит идти на поводу, когда у него вымаливают прощение. У слуг, вассалов и воинов, допустивших серьезную ошибку, должно произойти изменение образа мыслей, — Игорь многозначительно замолчал, неотрывно глядя в глаза. Видимо, заметив там что-то, скупо улыбнулся. — Поплакать, попросить прощения легко. Именно по этой дорожке пошла сейчас твоя Катя, — князь вновь поморщился. — Но вот реально осознать, почему поступил так, а не иначе, сделать правильные выводы и доказать действиями, что все понял верно, — архисложно, — нахмурившись, со значением добавил: — Ты — глава рода, но еще и женщина. Эмоции при реализации власти — твой лютый враг.

В комнате повисла звенящая тишина. Я осмысливала сказанное. Как же сложно! Но разобраться действительно необходимо.

Не глядя на Разумовского, искренне призналась:

— Много нового. Трудно усвоить сходу. Я, честно, даже и не подозревала, насколько мужчины… другие. Один ваш кодекс воинов чего только стоит! — вспомнив о рубке голов за ослушание, передернулась от отвращения.

— Потому и рассказываю, — невозмутимо отозвался Игорь. Крепко обняв, шепнул: — Очень хочу, чтобы ты меня понимала. Я никогда не буду мыслить как ты, а ты — как я. Просто прими это.

Тяжко вздохнув, вновь откинулась спиной на подушки. В голове царил кавардак, однако все теперь затмевал жгучий стыд. Я злилась на Василия за то, что не пришел спасать из лап садиста, а меж тем…

Господи боже, как же я ужасно ошибалась! Ну знаю ведь — это другой мир, со своими законами и традициями! Почему же упорно продолжаю мерить его привычными правилами?

Внезапно осознала, что прямо сейчас необходимо спросить у князя одну крайне важную вещь. Кто, как не будущий супруг, об этом расскажет?

— Игорь, объясни мне, — вновь пристально посмотрела в ярко-васильковые глаза. — Я умею взаимодействовать с мужчинами в бизнесе. Даже не особо зная правила вашего мира, — с досадой поджала губы, — весьма неплохо справляюсь. Но в быту… — сокрушенно покачала головой. — Совершенно не понимаю, как такие разные мужчины и женщины умудряются не только находить общий язык, но и жить счастливо? Ты знаешь ответ?

Улегшись на бок, Игорь подпер голову рукой и уверенно произнес:

— Любовь, уважение, схожие ценности — основные точки соприкосновения, — выдержав долгую паузу, продолжил: — Женщины гибче мужчин. Ты слышала о женской мудрости?

Словосочетание-то было знакомо, но в том, что понимаю его верно, начинала уже сомневаться. Сделав зарубку на память посмотреть значение в этом мире, кивнула.

— Женская мудрость помогает сохранить семью. Именно женщина, не мужчина, создает атмосферу, бережет отношения. Не бойся, ты справишься, — лукавые огоньки заплясали в васильковых глазах.

— Хотелось бы верить, — пробормотала неуверенно. Затем твердо сказала: — С Катей в целом уже понимаю, как быть. С Василием же не в пример сложнее, — сердясь на себя, сурово поджала губы.

— Хочешь совета? Первое — не вздумай извиняться пред Фроловым, — строго изрек князь. — Ты глава рода, он — слуга, допустивший серьезную ошибку. Только так, а не иначе.

Насупившись, отвела глаза. Этот удивительно догадливый мужчина успел просчитать мое желание: я ведь действительно думала поговорить с Василием по душам. А не нужно, получается.

Пришлось согласиться. Сомневаться не приходится, светлейший князь лучше знает, как вести себя с воинами и слугами.

Меж тем, словно считывая мои мысли, Разумовский твердо произнес:

— Второе. На месяц полностью отстрани его от управления безопасностью рода. Не объясняй почему, сам разберется, — снова поразил и добавил: — Я дам поручение Савелию, тот возьмет руководство на себя. Он и так уже за безопасность твоего рудника, дома и кровных членов рода Изотовых отвечает.

В принципе, в том, что Савелий заменит на время Василия, нет ничего странного. Напротив, очень даже логично: я осталась без начальника охраны, и заменить его в кратчайшие сроки вряд ли бы сумела без помощи князя. Да вот только тревожил один момент.

— Игорь, но, получается, я Василия накажу, — угрюмо посмотрела на мужчину. — Теперь ведь понимаю, что многое случилось из-за меня. По сути, он и не сильно-то виноват.

— Твое решение и его последствия — твоя, как главы рода, зона ответственности. У Фролова она своя. Не смешивай одно с другим. Поверь, наказание твой Василий примет с искренней благодарностью.

— А по истечении месяца? — подозревая подвох, прищурилась.

— Потом ты выйдешь за меня замуж, — невозмутимо заявил Разумовский, ложась на спину и подтягивая под голову подушку. — Ну а дальше, — Игорь усмехнулся, — Фролов и Воронов сработаются. Уверен, из них выйдет отличная команда.

— Прекрасно, — пробормотала внезапно осипшим голосом. Вот вроде бы разговаривали о действительно серьезных вещах, но мой взгляд то и дело цеплялся за такую уже знакомую выпуклость. Легкие домашние штаны Игоря совершенно не скрывали его возбуждения. — Ты хочешь секса?

Не скрою, мне с ним чертовски хорошо, однако сексуального влечения сейчас не было. В голове роились, наслаивались мысли. Я просто не смогла бы расслабиться.

Интересно, поймет? А если нет? Впрочем, сопротивляться не стану. Но, увы, наслаждения не получу.

Тем временем, страстно поцеловав, Разумовский отстранился и невозмутимо ответил:

— Да, хочу. Но его не будет. После нашего разговора тебе не до секса. Я тебя уважаю, потому ни сейчас, ни в дальнейшем у нас физической близости не будет, если ты не хочешь. Свобода воли, право выбора, — невинно улыбнулся опытный правитель, вновь укладываясь на спину.

— Не то чтобы совсем не хочу, — торопливо произнесла, а потом прижалась к нему крепко-крепко. — Но ты прав. Мне сейчас нужнее твое тепло и сила. Рядом с тобой спокойно, — прошептала едва слышно.

— Отдыхай, родная, — его губы легонько коснулись виска. — Правильно понимаю, раздеваться не хочешь? — с грустной усмешкой глянув на мое озадаченно-хмурое лицо, шепнул на грани слышимости: — Так и думал, — и, нежно поцеловал в губы, уже громче сообщил: — Я спать.

Положив мне под голову руку, Игорь глубоко вздохнул.

Слушая, как его сердце из бешеного галопа буквально за считанные мгновения вернулось к размеренному ритму, удивленно нахмурилась. Не поняла? Он действительно так быстро уснул?

В стотысячный раз поражаясь такому фантастическому самоконтролю, сползла с руки мужчины, не желая ее отлежать. В отличие от него, у меня сна не было ни в одном глазу.

Удобно устроив голову на подушке, прикрыла веки и принялась максимально хладнокровно переосмысливать то, что услышала от Разумовского. И чем больше размышляла, тем отчетливее видела совершенные ошибки. К своей досаде поняла — их более чем достаточно, и во взаимоотношениях с мужчинами до сих пор сам черт ногу сломит. В бизнесе их логика понятна, но в личном… Короче, со своей головой мне еще разбираться и разбираться.

Василий — отдельная, больная тема. К жгучему стыду перед ним присоединилось чувство вины. Я ведь понятия не имела, насколько все сложно. По правде говоря, для меня еще и местами жутковато. Рубить головы! Придумали же! Точно этого делать не буду. Никогда.

Елки-палки, а ведь Игорь посоветовал идеальный выход! Фактически предложенное им наказание, по сравнению со смертью, сущий пустяк. Однако, есть вина — должна быть и ответственность.

В душе медленно разливалось тепло. Как хорошо, что у меня теперь имеется собственный светлейший князь — умный, понимающий и чертовки красивый.

Резко оборвав поток мыслей об упорно тревожащем сердечко Игоре, направила их на решение вопроса с Катей. И сама себя спросила: что может объединять восемнадцатилетнюю девушку и сорокалетнюю женщину, к тому же из разных миров? То-то и оно — практически ничего.

Скорее всего, юная дворянка тянулась ко мне, видя в более удачливой сверстнице защиту, опору. Вероятно, так чувствовала уверенность в будущем. А я… Впрочем, смысл продолжать по-страусиному прятать голову в песок? Пора взглянуть правде в глаза: я всеми силами пыталась избежать давящего чувства одиночества, которое постоянно грызло изнутри. Притом яснее ясного понимала — Катя для меня маленькая. Не по физическому возрасту — по разуму. Оттого целенаправленно, словно курица-наседка, ее опекала.

Девочка, бесспорно, перспективная. Если перестать над ней трястись и дать возможность самостоятельно получить болезненный опыт, станет просто незаменимым помощником. И, похоже, отличным вассалом.

Ну а наша дружба…

Симпатия, общие интересы, искренняя привязанность, однозначно, есть. А взаимное понимание? Я ее поступки и мысли, безусловно, понимаю. А вот она мои — нет. Отчего так происходит, вполне понятно: я закрываюсь. Иначе просто не умею.

Грустно вздохнув, не открывая глаз, повернулась набок. Реальность — не фантазии. Сняв розовые очки, воспринимаешь все как есть, без прикрас. Больно, зато честно. Видя истинную причину проблем с теми, кого считаю близкими, легче избежать в дальнейшем крайне нехороших ситуаций. Это факт.

Игорь сегодня очень помог. Поинтересовалась одним, а узнала намного больше. Но есть то, с чем в корне не согласна — традиции. Нет, не со всеми. Нервировала сейчас одна.

Я ничуть не сожалела о том, что хотела сделать настоящую семью не только из нас с близняшками, но из слуг и вассала. Не могу найти этому желанию логического объяснения. Просто чувствую — так правильно. Ну да, женщина, живу эмоциями.

Тихонько хмыкнув, открыла глаза. Глянув в окно, с удивлением обнаружила посеревшее небо. Надо же, погрузившись в тяжкие раздумья, я и не заметила, как пролетела ночь.

Повернув голову, посмотрела на лежащего рядом мужчину. За все время Игорь, оказывается, не сменил позы.

Разглядывая черты лица, скользнула взглядом по чувственным губам, отметила длинные, пушистые ресницы с чуть рыжеватыми кончиками, россыпь мелких и парочку глубоких морщинок в уголках глаз. Задержав взор на суровой складке меж соболиными бровями, почувствовала, как сердце защемило от нерастраченной нежности. Совершенно непонятно откуда родилось нестерпимое желание проявить заботу именно об этом мужчине.

Внезапно осознала — а ведь он, должно быть, за последние дни жутко устал.

Хороший мой…

Не особо задумываясь, склонилась над Игорем и коснулась губами суровой складки на лбу.

И моментально ощутила на талии его сильные руки.

— Здравствуй, родная, — шепнул он.

Не отводя взгляда, я впервые в этом мире искренне ласково улыбнулась мужчине. Не говоря ни слова, просто смотрела и смотрела в ярко-васильковые глаза. И, видя в них безграничную нежность, смешанную с разгорающейся страстью, больше не испытывала привычной холодности. Со мной творилось что-то невообразимое, только я не сопротивлялась.

Видимо, этому действительно суждено случиться. Ледяная крепость, так старательно мной воздвигнутая внутри, ломалась на гигантские осколки, а после превращалась в мелкую пыль. В душе, прямо в том месте, где царила прежде лютая стужа, раскрывался алый небывалой красоты цветок. И это не влюбленность, вовсе нет. Нечто иное: чистое, искреннее, светлое.

Каким-то сверхчутьем уловив происходящие во мне изменения, Игорь несколько долгих мгновений смотрел неверяще. Затем, словно величайшую ценность, привлек к себе.

— Люблю, — шепнул в губы.

Растворившись в страстном, но поразительно нежном поцелуе, моментально почувствовала, как мир поплыл, а голова сладко закружилась. Его умелые руки беспрепятственно скользили по изгибам моего тела, губы дарили наслаждение. Ластясь в ответ, я ощущала, как внизу живота концентрируется весьма характерный жар.

О да, теперь-то я однозначно и бесповоротно хочу секса.

Сквозь туманящую мозг пелену сексуального возбуждения внезапно пробился нудный звон будильника. Что за черт?

Сокрушенно застонав, Игорь, чередуя слова поцелуями, с неподдельным сожалением произнес:

— Через полтора часа самолет. Нужно собираться.

Замерев в его объятиях на мучительно долгое мгновение, убрала со своего тела мужские руки. Нацепив такую привычную маску снежной королевы, неторопливо встала. Чувствуя на себе острый, напряженный взгляд, прошла к изножью кровати. Остановившись, невозмутимо посмотрела на Разумовского.

— Нам обоим сейчас не помешает душ. Показывай дорогу, мой мужчина.

Беззвучно рассмеявшись, Игорь умопомрачительно улыбнулся. А после низким, будоражащим голосом ответил:

— Плутовка. Пойдем, моя женщина.

Немыслимым образом он за один удар сердца оказался рядом и, не мешкая, поднял на руки. Быстро пройдя через спальню, ногой открыл дверь.

Очутившись в просторной душевой, даже не успела опомниться, как все разом утратило смысл. Мешающая одежда разлетелась в стороны.

Остались только он и я.

Это нельзя было назвать просто сексом. Меж нами творилось настоящее волшебство. Время остановилось. Для нас обоих.

Под теплым водопадом мои ладони скользили по мускулистому телу, от ласк и ритмичных движений из горла рвались хриплые стоны. Перекрывая шум воды, мой голос эхом отражался от стен. Извечный, древний, как сама жизнь, танец мужчины и женщины, лишал рассудка, а слова любви уносили ликующую душу в неведомые дали.

Страстно желая стать с Игорем единым целым, я оставляла борозды на его плечах и спине. Но ничего с этим поделать не могла: я не подчинялась себе. Только ему — моему мужчине. Таяла в его любви, словно лед под солнцем, умирала и воскресала вновь. Без остатка отдавая себя, в ответ получала неизмеримо больше.

Не знаю, сколько длилась удивительная сказка. Как и в наш первый раз, время не имело значения. Очнулась, прерывисто дыша и стоя на ватных ногах, прижавшись к мужской груди. Уловив краем уха исчезновение шума воды, почувствовала, как Разумовский укутывает меня в большущее полотенце.

— Любимая, нам пора одеваться, — с затаенной печалью произнес он. — Не грусти. Впереди у нас целая жизнь.

Пряча под ресницами счастливые до безобразия глаза, тихо спросила:

— Думаешь?

— Уверен, — заявил безапелляционно.

— Ну, раз так, идем, — усмехнулась.

Плотно замотавшись в полотенце, бросила взгляд на бедра Игоря, укрытые полотенцем поменьше, затем покосилась на раскиданную по полу мокрую одежду. Мысленно порадовавшись тому, что у меня в этом доме полная гардеробная, на дрожащих ногах направилась к выходу из ванной. Однако, не успев пройти и пары шагов, внезапно вновь оказалась на руках князя.

Укоризненно посмотрев на мужчину, буркнула:

— И часто я так буду передвигаться?

— Надеюсь, после наших ласк, — он многозначительно поиграл бровями, — только так и будешь.

— Разумовский, ты нечто, — тихонько рассмеялась. Светлейший князь дурашливо горделиво выпятил мускулистую грудь и по-мальчишески выдал:

— Ты пока практически ничего не видела. Удивлять и поражать собираюсь еще долго.

Несильно стукнула кулачком по будто выкованному из железа плечу. Вот честное слово, сейчас Игорь казался совершенно другим. Его глаза буквально лучились счастьем и чистой, искренней любовью.

Любовью ко мне.

Глядя на него, хотелось то ли петь, то ли прямо сейчас умереть с глупой улыбкой на лице. А вот возвращаться к реальной жизни жутко не хотелось.

Поняв, что Игорь заносит меня в уже знакомую гардеробную, даже не удивилась. Разумовский, без сомнений, помнит обо мне и моих потребностях. Это я уже поняла, а сейчас в очередной раз убедилась.

Аккуратно поставив на пол, князь заботливо поинтересовался:

— Горничную вызвать?

— Сама справлюсь, — покачала головой. Помедлив пару мгновений, добавила: — Хочу проводить тебя в аэропорт, пожелать доброй дороги. Знаешь, все женщины немножко волшебницы. Поколдую, и полет обязательно пройдет нормально, — не очень удачно пошутила.

В действительности было не до юмора. Ужасно не хотелось его отпускать. Сказав о желании поехать провожать, я просто-напросто оттягивала момент разлуки.

Застыв, он посмотрел мне в глаза, а затем проникновенно произнес:

— Малыш, я не хочу улетать и не хочу тебя оставлять, но есть такое слово — надо, — внезапно посуровев, уже деловым тоном сказал: — Сейчас я уеду один. Но, как вернусь, с первого же дня мы сможем с тобой появляться везде, где угодно. А пока не время, — помолчав, видимо, решая, что говорить, а что не стоит, продолжил: — Савелию отдам распоряжения и по охране, и по восстановлению рудника. Спокойно окончи школу. Я на твой выпускной абсолютно точно приеду. Скорее всего, ближайшие недели две-три звонить не буду. Что бы ни происходило — просто верь мне. Ни на миг не забывай: я тебя люблю, — его слова прозвучали с непритворной искренностью.

— Игорь, — сделав шаг к мужчине, с тревогой вгляделась ему в глаза, — почему так срочно улетаешь?

— Дела, работа. Все нормально, — улыбнулся, но взор остался серьезным. — До скорой встречи, будущая супруга.

Резко подавшись ко мне, обнял до хруста косточек. А после так же внезапно отпустил и, не оглядываясь, вышел из гардеробной.

Тяжело вздохнув, уныло побрела к полкам с одеждой. Верю, дурдом в моей жизни обязательно закончится. Вопрос — когда?

(обратно)

Глава 32

Неторопливо одеваясь, с изумлением поняла — думаю исключительно об Игоре.

Настолько умного, понимающего, с колоссальной внутренней силой мужчины, как Разумовский, прежде не встречала. А уж остальное… Против воли перед глазами снова и снова всплывали красочные картинки произошедшего буквально недавно в ванной комнате.

Вспоминая нескромные ласки, таяла, словно юная дурочка. Сердце сладко щемило, опухшие от страстных поцелуев губы побаливали. Душа ликовала и настойчиво шептала, что вот он, тот самый мужчина, которого так долго ждала.

Мечтательно улыбнувшись, потянулась за шубкой. И застыла. Улыбка моментально сползла с лица.

Как я могла забыть?! Похоже, мозг окончательно размягчился!

На моем руднике произошла трагедия, пострадали люди, Игорь чуть не погиб от пыли неведомого охрового камня. А как отреагировала я? Да вот хотя бы у того же духа спросила, что в действительности произошло на месторождении и откуда в шахте эта пыль взялась? Конечно нет! Мне же не до того, все о себе любимой думаю! Вместо решения действительно серьезных вопросов размышляю непонятно о чем!

Глава рода хренова!

Хмуро глянув на ни в чем не повинную шубу, сдернула ту с плечиков. Небрежно зажав ее под мышкой, быстро прошла в комнату.

Знакомая пластиковая коробочка для вызова горничной лежала на прежнем месте. Подойдя к комоду, нажала на кнопку и перевела взор на входную дверь. Буквально через пару мгновений та отворилась.

— Доброе утро, Софья Сергеевна, — впервые назвала меня по имени личная горничная.

Не выказывая удивления и запретив себе тревожиться о том, что подумают обо мне слуги, деловито сказала:

— Доброе утро, Лена. Савелий уехал с князем?

— Да, госпожа, — кивнула девушка и торопливо произнесла: — Игорь Владимирович перед отъездом настоятельно просил убедить вас позавтракать и передал, что вас отвезет Савелий Павлович.

Хмыкнув, я, небрежно кинув дорогущую шубу на кровать, села в кресло возле столика.

— Ну, раз настоятельно просил убедить, не буду разочаровывать, — едва заметно улыбнулась и со вздохом добавила: — Неси завтрак.

Уважительно поклонившись, девушка удалилась.

Задумчиво глядя в окно, отметила, что погода совсем уже зимняя. Солнечные лучи отбрасывали блики на ветви заснеженных деревьев, снег искрился и мерцал. Красиво.

Но любоваться не хотелось. Я напряженно размышляла.

Вне сомнений, полной информацией Савелий владеет. Но вот даст ли? И в каком объеме? Часть, конечно, можно выведать у духа рода, но этого крайне мало.

А вдруг Игорь так срочно улетел именно из-за неведомого мне врага?

Внезапно снова накрыли эмоции. Если он и правда по-настоящему любит, почему ничего не рассказал? Должен же понимать — проблема касается не только его, но и меня. Может, испытывает ко мне и не любовь вовсе? Им движет что-то иное? Но что?

Тихий звон посуды вернул к реальности. Понаблюдав за тем, как Лена споро накрыла столик, поблагодарила кивком и неторопливо принялась за еду. Аппетита не было абсолютно. Вяло ковыряя вилкой в воздушном омлете, не переставала ни на миг думать.

Личное накрепко переплелось с делами рода. Да так, что и не распутать. Досконально не разобравшись с этим самым личным, я просто не смогу здраво мыслить о делах.

Игорь не ущемлял моей, как главы рода, власти, однако совершенно незаметно взял руководство на себя. Неизвестно зачем, но я упорно искала подвох в его действиях. Да вот только не находила! Умалчивание Разумовским некоторой информации иначе чем беспокойством обо мне не объяснишь.

Он просил верить… Господи боже, я даже не предполагала, насколько это сложно! А ведь Игорь ни разу не подвел и тем более не предал. Я ведь видела от него только искреннюю заботу и помощь.

Отложила вилку, невидяще глядя в окно. Наконец-то я начала не просто понимать, но приняла.

В отличие от карьеры, моя личная жизнь в прошлом мире не задалась. И если продолжу мыслить и действовать как прежде, то, судя по всему, здесь сценарий повторится: как бизнес-леди реализуюсь, а как женщина вновь потерплю крах.

Не знаю почему, но кто-то там наверху дал мне уникальный шанс прожить новую жизнь. Я буду идиоткой, если не воспользуюсь подаренной возможностью.

Игорь Владимирович Разумовский, светлейший князь и владыка Южного княжества — мой первый в этом мире мужчина и будущий супруг. И хватит себя накручивать!

В памяти всплыли слова Игоря:

«Любовь, уважение, схожие ценности — основные точки соприкосновения. Женская мудрость помогает сохранить семью. Именно женщина, не мужчина, создает атмосферу, бережет отношения».

Что ж, значит, так тому и быть. Пора учиться новым навыкам.

В груди моментально разлилось тепло. Словно подтверждая правильность сделанного выбора, тело расслабилось. Пришло спокойствие.

Окончательное решение принято. А дальше — жизнь покажет.

Глубоко вздохнув, невозмутимо посмотрела на вытянувшуюся в струнку горничную. Она так стояла довольно давно, но я самым наглым образом игнорировала, боясь упустить такую важную нить размышлений. Теперь ничего не мешало выслушать девушку.

— Софья Сергеевна, Савелий Павлович приехал. Ждет вас в машине у входа, — сообщила та.

— Спасибо, — произнесла спокойно. Встав из-за стола, надела протянутую горничной шубку. Затем поинтересовалась:

— Ты впервые сегодня назвала меня по имени-отчеству. Отчего такие изменения?

Смутившись, Лена призналась:

— Все слуги в доме видели по телевизору княжеский суд. Боярыня, мы вами восхищаемся! Вы такая сильная и смелая! А уж как Игорь Владимирович к вам относится!.. Мы уже давно поняли: лучшей княгини для рода, чем вы, даже пожелать невозможно!

Кашлянув, предпочла оставить слова внезапно разоткровенничавшейся девушки без ответа и принялась застегивать пуговицы.

От глаз вездесущих слуг действительно укрыться нереально. Раз личная горничная так смело озвучивает мнение большинства, значит, меня заранее приняли как госпожу. Это хорошо. Но плохо то, что информация может утечь раньше времени за пределы дома. Надеюсь, Игорь подобное предусмотрел.

— Софья Сергеевна, вы не тревожьтесь, — внезапно заявила девушка. — Все, происходящее на территории особняка, здесь и остается. Дело не только в клятве, данной светлейшему князю. Игорь Владимирович хоть и строгий, но очень хороший хозяин. Мы его искренне уважаем, — примолкнув на миг, серьезно добавила: — Личной горничной трепать языком об увиденном и услышанном — покрыть себя несмываемым позором, — и через пару мгновений как ни в чем не бывало спокойно сообщила: — Ваши вещи из комнаты господина я уже забрала. Приведу в порядок и отнесу к вам в гардеробную. Ни о чем не беспокойтесь, — девушка непритворно по-доброму улыбнулась.

Хм, а Лена-то молодец, настолько тактично предупредила, что о наших до свадебных отношениях с князем информация никуда не уйдет. Надо присмотреться к ней. Вполне вероятно, и дальше оставлю ее своей горничной.

Сделав себе заметку о непреложных законах для слуг в доме Разумовского, я невозмутимо проговорила:

— Благодарю за заботу. Как и прежде, провожать не надо.

— Слушаюсь. Рада вам служить, Софья Сергеевна, — девушка низко поклонилась.

Выйдя из комнаты, я быстро прошла уже знакомым маршрутом. Очутившись на улице, не стала задерживаться, сразу же направившись к стоящему у подножия лестницы черному внедорожнику. Самостоятельно занырнув в салон, устроилась на переднем пассажирском сиденье.

— Доброе утро, Софья Сергеевна, — несколько растерянно поздоровался Савелий, быстро кладя телефон на приборную панель. На лице мужчины отчетливо читалось смущение. Я умудрилась лишить его возможности проявить учтивость и открыть мне дверцу.

— Доброе утро, — ответила сдержанно. — Савелий, вы знаете, в какой больнице лежит Фролов?

— Безусловно, — сообщил слуга, заводя двигатель. — Если желаете, поедем прямо сейчас. Для посетителей рано, но нас пустят.

— Поехали, — кивнула и, положив руку на подлокотник, перевела взгляд в окно.

Покинув территорию особняка, внедорожник помчался по дороге, уверенно обгоняя редкие по утреннему времени машины. Савелий молчал. Казалось, он сосредоточился исключительно на управлении автомобилем. Мне же было нужно с ним поговорить.

Понаблюдав пару мгновений за мужчиной, я начала разговор:

— Игорь Владимирович сообщил, вы теперь исполняете обязанности Фролова.

— Да, боярыня, — лаконично ответил тот.

— Поэтапное восстановление месторождения мы обсудим позже. Сейчас меня интересует причина взрывов в шахте. Доложите, что выяснили, — не попросила — приказала.

— Теракт, — сухо отозвался Воронов. — Исполнители найдены. Информация о заказчике получена. Имя не имею права вам сказать, Игорь Владимирович запретил.

Вот в этом ни капельки не сомневалась. Князь вновь проявлял заботу. И, не исключено, одновременно устранял вероятность нарушения каких-то его планов. Впрочем, лезть куда не стоит я не собиралась. Зря тревожился.

Многозначительно усмехнулась. Похоже, слуга обязан отвечать на мои, как главы рода Изотовых, вопросы. Ну что ж, терпи, Савелий.

— Землетрясение на руднике вызвано терактом? Пыль охрового камня доставлена в шахту в ходе подготовки к нему? — мой голос прозвучал уверенно и требовательно.

— На оба вопроса да, — моментально отозвался мужчина. Пальцы на руле крепко сжались, плечи напряглись.

— И где сейчас находятся исполнители?

— В живых их больше нет, — глухо произнес Савелий и через паузу добавил: — Софья Сергеевна, предлагаю говорить начистоту. Я уже понял, вы умеете задавать правильные вопросы, — ловко обогнав тихоходную маленькую машинку, быстро глянул на меня. Затем, внезапно одобрительно улыбнувшись, вновь сконцентрировался на дороге. — Позвольте, сам расскажу, что вправе озвучить. Исполнители — четверо мужчин и собака. Именно пес проносил на месторождение смертоносные артефакты и пыль. Мужчины — профессионалы, состояли на службе у заказчика. Скоропостижно скончались, как только сообщили нужную нам информацию.

Задумчиво нахмурясь, я напряженно размышляла. Ситуация все больше и больше не нравилась.

— Умная собака, — пробормотала невпопад, ничуть не сожалея о гибели террористов. Подобные люди никогда не вызывали сочувствия.

Остро глянув в мою сторону, Савелий неожиданно сообщил:

— Я забрал Лаки себе. Надеюсь, сдружимся. Отличный пес, — в его голосе прозвучала настойчивость, как если бы он пытался что-то доказать.

— Правильно сделали. Пес просто выполнял приказы хозяина, — ответила твердо. Я действительно не считала собаку виновной. Но меня беспокоило совсем иное. — Савелий, пыль охрового камня дорогая?

Тяжко вздохнув, тот ответил:

— Баснословно.

Прикрыв глаза, откинула голову на подголовник. Ситуация складывалась препаршивая. Остался всего один вопрос. Наверняка Савелий и на него ответит положительно. Не размыкая век, поинтересовалась:

— Заказчик теракта на руднике имеет отношение к моему браку с Потемкиным?

— Да, Софья Сергеевна. Самое непосредственное, — выдержав паузу, тихо отозвался воин.

Жутко захотелось материться. Причем в голос. Все, абсолютно все замкнулось на одном человеке. Теперь понятно, что враг очень богат и влиятелен — другой бы против Игоря просто не пошел — и, похоже, обладает редкими знаниями. Более чем уверена, о смертельной опасности охровой пыли для универсалов знают лишь избранные.

Вряд ли враг иностранец, скорее всего, свой. Универсалов в Российской империи четверо. И все могущественные, практически равные друг другу князья.

Елки-палки!

Ошарашенная напрашивающимся выводом, я непроизвольно задержала дыхание, не желая верить.

Собравшись с духом, просила воина:

— Савелий, что произойдет, если один князь в Российской империи будет уличен в намерении убить другого?

Бесконечно долго слуга Игоря молчал. Я не торопила. Своим ответом он никоим образом не преступит ни клятвы, ни кодекса воинов: я предельно аккуратно спросила о сложившейся традиции. А вот если Савелий не ответит, вполне могу поинтересоваться у кого-либо еще. И это уже опасно: вдруг спрошу не у того или услышит тот, кому не следует? Не сомневаюсь — Воронов подобный вариант просчитал.

— Софья Сергеевна, как правило, в таком случае начинается война, — наконец произнес мужчина.

— Война… — повторила тихо и уставилась в окошко, чувствуя, как сердце сжало тисками. Пазл сложился.

В голове внезапно урывками начали всплывать воспоминания Игоря. Теперь, когда тайное стало явным, они помогли разобраться.

Я знаю, как он поступит.

Разумовский не трус, прятаться не станет и врага не простит. Но война — не то, чего он будет искать. Желая наказать злодея, но спасая многие жизни, Игорь, скорее всего, рискнет своей.

Душа заплакала, застонала. Божечка, я же просто не смогу без него! Не смогу!

«Не сметь! — одернула сама себя. — Он сильный, умный и опытный. Обязательно справится».

Набежавшие слезы моментально высохли, губы превратились в узкую полоску, а кулаки непроизвольно сжались.

Неожиданно поняла — автомобиль больше не двигается. Очевидно, мы приехали к больнице. Однако Савелий не торопился выходить, пристально смотря на меня. В глазах мужчины читалось удивление, недоумение и… досада. Он молчал, но стало ясно, что я верно вычислила статус врага.

Эх, Воронов…

Не отводя тяжелого взора, хладнокровно поинтересовалась:

— Савелий, что от меня сейчас требуется? Чем могу помочь Игорю Владимировичу?

На миг прикрыв глаза, воин признался:

— Я всегда считал вас умной девушкой. Но даже и не представлял, что самостоятельно доберетесь до сути, к тому же так быстро. — Я не отреагировала: мне не нужны похвалы. Видимо, сделав какой-то вывод, многоопытный Савелий невозмутимо заявил: — Самое оптимальное — жить спокойно, размеренно. Поменьше ездить на работу, побольше времени уделять девчачьим штучкам и учебе. Вечеринок или иных шумных, многолюдных мероприятий предпочтительнее избегать.

Получается, пока Игорь где-то там рискует жизнью, а я должна просто спокойно жить? Но, елки-палки, если это хоть как-то ему поможет, буду сидеть в салонах красоты безвылазно! Ну а на всякие разные мероприятия и раньше не ходила, тут и говорить не о чем.

Кивнув, предельно собранно поинтересовалась:

— На что стоит обратить особое внимание?

— Вас будут донимать журналисты. Впрочем, уверен, вы об этом знаете и справитесь, — заметив очередной кивок, спокойно продолжил: — После громкого процесса над Потемкиным вы — крайне завидная невеста, потому в школе к вам станут проявлять настойчивое внимание юноши из знатных родов. Гулять с ними по городу не стоит. Вполне достаточно невинно общаться на территории «Эвереста», — увидев, как я грозно нахмурилась, пояснил: — После всего, что вам пришлось пережить, подобное поведение в глазах дворянства выглядит естественно. Вы и раньше для влиятельных родов являлись желанным, хм-м, приобретением, а теперь за вашу благосклонность и вовсе начнут открыто бороться. И еще, — правая рука моего будущего мужа задумался. Затем, тяжело вздохнув, весьма туманно выдал: — Определенно, это во многом поможет и не пойдет вразрез с планами Игоря Владимировича.

Мысленно застонав, заверила:

— Раз поможет и не пойдет вразрез с планами, буду собирать хоровод из потенциальных женихов.

На душе скребли кошки. Нет, не из-за дурацкой перспективы изображать из себя юную деву, капризно перебирающую кандидатов мужья. Надо так надо. Более чем уверена, Разумовский подобное прогнозировал. Сердце сжималось от тревоги за Игоря.

Увы, верный слуга не расскажет плана господина. Ладно, вот вернется самый лучший на свете мужчина, непременно выскажу, что о нем думаю!

Но, господи, пожалуйста, пусть у него все получится, и он просто ко мне вернется.

— Пойдемте, Софья Сергеевна. Сегодня еще много дел, — ворвался в мысли тихий голос Савелия.

Проследив за тем, как мужчина вышел из машины, дождалась, пока он откроет дверцу, грациозно оперлась на его протянутую руку и выплыла из салона.

(обратно)

Глава 33

Деловито кивнув симпатичной девушке-администратору, разговаривающей по телефону за внушительной стойкой ресепшен, Савелий уверенно повел меня через большой светлый холл.

Идя рядом с мужчиной, я с любопытством осматривалась. Заметив двух сотрудниц, вовсю уже наводящих порядок, удивленно хмыкнула. Вроде бы еще очень рано, тем не менее одна пожилая женщина в темно-синем форменном платье старательно намывала шваброй и так блестящий пол, а вторая, чуть помоложе, протирала белоснежные кадки с деревцами. Кстати, причудливо изогнутые стволы растений и насыщенно-зеленый цвет крон поразительно походили на «бонсай». По моему мнению, отличались деревца от миниатюрных собратьев лишь метровой величиной.

Скользнула взглядом по мягким диванчикам для посетителей и акварелям на стенах. Здесь ничего не напоминало о больнице. Дизайн, обстановка, девушка на ресепшен, да те же «бонсай» — ни единого намека на лечебное учреждение, больше похоже на хороший отель.

— На территории шесть корпусов. Установлено самое лучшее оборудование. Отличные врачи, — не сбавляя шага, начал рассказывать Савелий. — Несколько раз в год все специалисты проходят повышение квалификации, изучают новые методы диагностики и лечения. Для жителей нашего княжества, вне зависимости от сословия, абсолютно все бесплатно. Расходы берет на себя княжество, — подведя к лифту, он нажал на кнопку вызова. — Подданным князя Разумовского нет необходимости ездить куда-либо за медицинской помощью. Напротив, довольно часто приезжают из столицы к нам, — в голосе правой руки светлейшего князя отчетливо слышалась гордость.

Двери лифта с тихим звуком разъехались, и Савелий галантно пропустил меня вперед. Буквально через несколько мгновений двери вновь открылись. Выйдя из кабинки в наполненное светом и воздухом помещение, я тотчас обратила внимание на темноволосую женщину.

Одетая в темно-зеленую медицинскую форму, она сидела за рабочим столом подле большого окна и что-то сосредоточенно читала на мониторе. Рядом на серебристой квадратной настенной панели ровным желтым светом горели огоньки. Наверное, дежурная медсестра.

Подняв голову, женщина мило улыбнулась и с непритворной доброжелательностью произнесла:

— Доброе утро, Савелий Павлович, — затем посмотрела на меня. — Здравствуйте.

Через пару мгновений ее глаза расширились от изумления, а после заблестели от восхищения. Прекрасно понимая, что теперь многие будут меня узнавать, невозмутимо кивнула женщине и глянула на Воронова.

Подойдя к медсестре, тот с довольно неожиданной теплотой произнес:

— Здравствуйте, Светлана. Фролов как себя чувствует? Посетители есть?

— Василий Юрьевич проснулся час назад, жалоб не имеет. Состояние энергоканалов средней тяжести. Прогнозы положительные, — деловито доложила женщина. — Посетителей уже нет, — она качнула головой и пояснила: — Его супруга с сыном сегодня ночью уехали домой. Не желали, но Фролов настоял.

— Благодарю, — отозвалась я, чувствуя, как камень падает с души. Хоть Катя и говорила, что Василий пошел напоправку, все одно тревожилась.

— Отличная новость, — вторя моим мыслям, откликнулся Савелий. Затем, приглашающим жестом указав мне направление, неторопливо пошел налево.

Следуя за ним по широкому блестящему от чистоты безлюдному коридору, я вновь не обнаруживала сходства с больницей. Все те же кадки с деревцами, картины на стенах, шикарные кожаные диванчики. Изредка попадались двери с номерными табличками. Ощущение, что нахожусь в отеле, не покидало.

Не сбавляя шага, поинтересовалась у Савелия:

— Почему так мало палат?

Тот скупо улыбнулся и пояснил:

— Мы сейчас в главном корпусе. Со второго по шестой этажи дневной стационар, а на этом — палаты для самых редких, интересных случаев. Пациентов никогда не бывает много, — остановившись у двери с номером семьдесят семь, обронил: — Пришли, — помедлив пару мгновений, тихо сказал: — Думаю, вам лучше войти одной. Не торопитесь. Буду ждать сколько нужно.

Кивнув, сняла шубу. Отдав ее Савелию, положила ладонь на блестящую дверную ручку. Сердце тревожно забилось. Я желала и одновременно боялась встречи.

На миг прикрыв глаза, глубоко вдохнула и вошла.

Просторную комнату освещал лишь свет из огромного окна. Мой взгляд упал на современную медицинскую кровать, переместился на какое-то неведомое оборудование, отметил телевизор, диванчики, столик, а после замер на мужской фигуре.

Сердце кольнуло.

Вне сомнений, это был Василий. Не двигаясь, он стоял спиной к двери и неотрывно смотрел на заснеженный больничный двор. Тело моего слуги с ног до шеи казалось усыпанным сотнями малюсеньких искорок, мерцающих призрачно-голубоватым светом.

Приглядевшись повнимательнее, поняла — на воине чернильно-черный плотно прилегающий комбинезон. А «искорки» — не что иное как изумительные артефакты из турина, соединенные причудливо переплетенными тончайшими серебристыми нитями. Уникальная разработка ученых поразительно напоминала изящную кольчугу.

Мой воин света.

Тихонько закрыла за собой дверь. Не отводя взгляда, подошла ближе к погруженному в раздумья и пока не заметившему меня мужчине. Остановившись в паре шагов, тихо промолвила:

— Здравствуй, Василий.

Мучительно медленно повернувшись, тот мгновение смотрел неотрывно. Затем, с трудом опустившись на одно колено, прижал правую руку к сердцу, выдохнул:

— Приветствую вас, госпожа, — и низко опустил голову.

К горлу подступил ком. Привычно глуша эмоции, промолвила:

— Встань, воин.

— Госпожа, — голос слуги прозвучал хрипло. Не сделав ни малейшего движения подняться, мужчина опустился на второе колено и ровно произнес: — Я нарушил кодекс воина. Заслуживаю наказания, — повинно склонив голову, он застыл, словно изваяние.

Стиснула кулаки до больно впившихся в кожу ногтей. Верный Василий с первого же моего дня в этом мире был рядом, оберегал, помогал всеми силами. А вот теперь стоит на коленях, ожидая кары.

Почему же в жизни все так сложно?!

Помолчав, вернула прежнее хладнокровие и отчеканила:

— За нарушение приказа ты на месяц отстраняешься от руководства безопасностью рода. На это время тебя заменит Воронов.

Медленно подняв голову, Василий смотрел неверяще. Через пару долгих мгновений его взор затопила благодарность.

Игорь оказался прав. Рекомендовав именно такое наказание, мой светлейший князь, конечно же, не ошибся. Более того, я сегодня в очередной раз убедилась, насколько искренне преданы ему слуги, хоть он и держал тех на расстоянии вытянутой руки.

Да вот только ни Василия, ни Надежду, ни Катю слугами я не воспринимала. Душа к ним прикипела. И сейчас поступлю не так, как поступил бы Разумовский, а по своему желанию, как считаю правильным. Не могу, да и не хочу иначе.

Нацепив спасительную маску ледышки, я произнесла то, что должна была давно сказать:

— По истечении наказания ты имеешь полную свободу в принятии решений как полноправный член рода Изотовых, — на лице мужчины отчетливо проявилось изумление, граничащие с шоком. Выждав пару ударов сердца, спокойно продолжила: — Знаю, ты относишься ко мне как к родной. Я к тебе отношусь ровно так же. Сестры, Надежда, Катерина и ты — моя семья. Впредь, принимая решения, помни — все до единого они влекут ответственность и имеют последствия. А среди близких людей — буквально для каждого.

— Никогда не забываю, — прошептал верный слуга.

Видя, с каким трудом он поднимается с колен, в душе плакала, но чувствовала — нельзя помогать. Просто нельзя. Он воин, мужчина. Я, хоть и глава рода, но женщина.

Тем временем Василий наконец-то встал. Явно испытывая слабость, уважительно поклонился, а выпрямившись, пошатнулся. Стараясь не упасть, схватился за подоконник.

— Ты еще слаб. Ложись в кровать, — промолвила тихо.

Сама не понимаю, где находила силы, чтобы не рвануть к нему. Так хотелось помочь, повинится, сказать, что не знала о суровых правилах и даже не подозревала о совершенных мною ошибках. Но… так неправильно. Иерархию никто не отменял.

Отцепившись от подоконника, сильный мужчина — пусть сейчас не телом, но, как и всегда, духом — с глубокой, неприкрытой досадой прошептал:

— Вы правы. Слаб.

Наблюдая за севшим на кровать, а после и прилегшим воином, неторопливо подошла. Устроилась на стуле для посетителей. Звенящая тишина ввинчивалась в уши. Вроде надо о чем-нибудь поговорить, да вот только о чем — не знала. Не о работе же, право слово!

— Софья Сергеевна, — голос Василия прозвучал глухо. — Я смотрел по телевизору княжеский суд… — оборвав себя, он сжал губы.

— Хватит об этом, — остановила твердо. — Расскажи лучше, что случилось хорошего за мое отсутствие.

Слабая улыбка мелькнула на лице бледного до белизны мужчины.

— Мой Никита сделал предложение руки и сердца Катерине, — его голос стал довольным. — Она согласилась. Но, — Фролов вновь посуровел, — решила отложить свадьбу до совершеннолетия юных боярынь.

— Почему? — хмуро поинтересовалась, не понимая взаимосвязи.

Василий помолчал, а после абсолютно неожиданно выдал:

— Катерина, как и все мы, даже в мыслях не держала, чтобы юные боярыни перешли под опеку государства или Потемкина. А выйди она замуж, именно так и произошло бы. Отдел опеки не дремлет, будь он неладен со своими зверскими правилами! — мужчина поморщился. — Катя поэтому и из школы ушла, — вновь удивил и тут же добавил: — Она ведь каждый день твердила, что вы в беде. Ну а Надежда… Когда зашли в тупик и не понимали, как лучше поступить, та нас встряхнула, мозги вправила, — он грустно усмехнулся.

— Я не знала, — ответила едва слышно. На душе стало тепло-тепло. — Спасибо, что поделился.

Неотрывно глядя на меня, Фролов молчал. Только молчание больше не давило.

Ладно, самое важное нами обоими сказано, пора идти.

— Выздоравливай. Ты всем нам очень нужен, — встав, проговорила подбадривающе.

— Обязательно, — откликнулся Василий тихо, но уверенно. — Хорошего дня, боярыня.

— Взаимно, — улыбнулась и решительно вышла из палаты.

Прикрыв за собой дверь, позволила Савелию помочь надеть мне шубку. Кивнув в знак благодарности, неторопливо направилась обратным маршрутом. Не задавая вопросов, невозмутимый Воронов беззвучно шел рядом.

Выйдя на улицу, мы уселись в автомобиль. Заведя двигатель, Савелий посмотрел на меня вопросительно.

— Домой, — обронила лаконично.

Внедорожник тронулся с места, выехал с территории «Госпиталя современной медицины» и помчался по городу.

Удобно устроившись на сиденье, я прикрыла глаза. Жуткий урок нами всеми, однозначно, усвоен. Василий поправится, а с Катей чуть позже поговорю по душам. Пока пусть сама поразмышляет. Изменение образа мыслей для любого человека болезненный процесс, но так надо. Уверена, она справится.

Все будет хорошо. Только…

Сердце моментально сжалось, а после тревожно забилось. Игорь… Предчувствие плохого неустанно скребло острыми когтями душу, доставляло беспокойство, порождало страх.

Не знаю, кто из высших сил мне помогает, но молю вас: пусть у него все получится!

(обратно)

Глава 34

Прошло двадцать дней

В пустынном коридоре школы было тихо: шел очередной урок. Прислонившись бедром к широкому подоконнику, я смотрела на заснеженный школьный двор, изредка бросая взгляды на запертую дверь в кабинет директора.

Двадцать минут назад я сдала лично директрисе свой последний экзамен. И теперь ждала, пока закончит отвечать Катенька.

Завершить учебу экстерном до выпускного и гораздо раньше начала аттестации одноклассников — полностью моя идея, ну а Катя просто решила поддержать.

Администрация «Эвереста» сразу же пошла нам навстречу. Да и когда пришли с Катей в школу c заявлением о восстановлении, директор встретила нас обеих прямо-таки с распростертыми объятиями. Впрочем, я не удивилась. Более чем уверена, дело не в личной симпатии. Однозначно, князь Разумовский помог.

Мое возвращение в школу, конечно же, не осталось незамеченным. А вот Катю, как и прежде, не трогали.

Я с первого дня стала объектом повышенного, даже можно сказать болезненного интереса. И не только со стороны девушек-дворянок, внезапно воспылавших желанием со мной непременно подружиться. Как и предупреждал Савелий, вокруг меня начали водить хороводы потенциальные женихи.

Родовитые и не очень одноклассники слали пылкие сообщения на мобильный, при любом удобном случае отлавливали в коридорах школы и осыпали витиеватыми комплиментами. Но это полбеды. С недавних пор настойчивые кавалеры, словно задиристые петухи, принялись бороться за мою благосклонность друг с другом.

В школьной столовой спокойно поесть стало просто невозможно. Меж соперниками, желающими сесть ко мне поближе, разгорались жаркие споры и разве что не летали искры. Сама того не желая, я становилась яблоком раздора.

Уже на третий день после возвращения в школу атмосфера начала накаляться. В обеденное время, не поделив ближайший к моему столик, двое высокомерных юношей-дворян едва не закончили конфликт членовредительством. Погасил его, как ни странно, Заяц. Возникнув в самый острый момент, учитель физкультуры невозмутимо предложил парням выпустить пар в спортзале.

Уводя гневно пыхтящих юношей, педагог хмуро глянул на меня, а после неодобрительно поджал губы. В тот момент я отчетливо поняла — на занятия ходить больше не хочу. Не по нраву мне такие свистопляски, чай, не юная девочка.

Хорошо подумав, решила, что экстернат — оптимальный выход.

Обсудив организационные моменты с поразительно покладистой директрисой, я вздохнула с облегчением. Мы с Катей перестали ходить на ежедневные занятия и дружно сели за учебники.

Вскорости стало ясно — это действительно правильное решение. Да, приходилось несладко: в таком цейтноте учить экзаменационные билеты было очень тяжело. Однако дни и ночи зубрежки, удаленный контроль над бизнесом и сон урывками позволяли забыться, уйти от удушающих, тревожных мыслей и беспокойства об Игоре.

Савелий приезжал довольно часто, но о господине не упоминал. Да я, собственно, и не задавала больше ему вопросов. Все, что мог, Воронов уже озвучил.

Не зная, что именно князь затеял, ждала его возвращения, работала и училась. Потенциальных женихов не отвергала, но с ними и не любезничала. Благо, имелась веская на то причина: экзамены же! А вот с посещением салонов красоты, о которых говорил Савелий, не задалось.

Впрочем, выпускной совсем скоро, надо бы съездить, навести лоск.

Выпускного я ждала и одновременно страшилась. Игорь обещал на него приехать, а значит, со дня на день его план перейдет в заключительную фазу.

— Отстрелялась? Что поставили? — выдернул из раздумий знакомый девичий голос.

— Привет, — я повернулась к Марии Стрелецкой, присевшей рядышком на подоконник. В отличие от остальных одноклассниц, боярыня вела себя со мной как и прежде: не жарко и не холодно. — Пять, — ответила довольно и добавила: — Все. Учеба закончена.

— Молодец, — непритворно похвалила боярыня. Выдержав паузу, задумчиво произнесла: — Вот знаешь, даже немножко завидую. Нам только предстоит зубрить и трястись, а вы с Тимирязевой уже вольные птицы, — Мария нарочито скорбно вздохнула, а потом широко улыбнулась. — Хотя нет. В таком сумасшедшем ритме, да еще и после значительного пропуска… Точно не согласна! Ты прям очередной подвиг совершила, — Стрелецкая лукаво подмигнула.

Усмехнувшись, я промолчала. Мария, похоже, сбежала с уроков. А раз пришла ко мне, значит, что-то ей нужно.

— Ты почему не на занятиях? — поинтересовалась у одноклассницы.

— Дела появились, — заявила та туманно. — Отпросилась, — а после огорошила вопросом: — С кандидатом в мужья определилась?

— С чего такой интерес? — я невозмутимо посмотрела на явно напряженную красавицу.

Понятно, какие у нее появились дела, — со мной захотела тет-а-тет пообщаться. Причем лично, не по телефону. Новый конфликт интересов?

Тем временем, заправив локон за изящное ушко, Стрелецкая на удивление искренне сказала:

— Больше не хочу между нами вражды, — она поджала на мгновение губы. — Михаил с отцом сейчас в Москве. Там все девицы на выданье на ушах стоят. По слухам, оба Разумовских ищут себе невест, — заметив промелькнувшее на моем лице удивление, уверенно кивнула, подтверждая сногсшибательную новость. Затем вновь поразила осведомленностью: — Михаил, как и ты, окончил школу экстерном. Правда, дистанционно. Он сам рассказал. Мы… иногда созваниваемся. Миша сообщил, что приедет на выпускной, — выдержав паузу, твердо произнесла: — В общем, новая война с тобой из-за него мне не нужна, — боярыня вновь поджала губы и нахмурилась.

— Я с тобой не воевала, — ответила ей негромко. И легонько улыбнулась: — Можешь не волноваться. Княжич меня не интересует.

Подозрительно прищурившись, девушка несколько мгновений неотрывно смотрела мне в глаза, затем с удивлением покачала головой.

— Вроде не врешь. Если так, то я рада. Хочу снова попробовать, — неожиданно призналась она и, к моему изумлению, порозовела.

— Раз хочешь, значит, действуй, — отозвалась невозмутимо.

В этот момент раздался характерный скрип открываемой двери. Я быстро повернулась на звук.

Взъерошенная Катя царственной походкой выплыла из кабинета директора в коридор.

— Пять! — облегченно выдохнула подруга, счастливо блестя глазами. Затем, быстро пригладив отчего-то распушившиеся волосы, словно ей не задавали вопросы, а заставляли бегать, Катерина подошла к нам.

— Поздравляю, — я искренне улыбнулась и отлипла от окна. В школе оставаться больше нет необходимости.

— Присоединяюсь, — равнодушно произнесла Стрелецкая. — До встречи на выпускном.

Грациозно спустившись с подоконника, боярыня пошла по коридору. Проводив одноклассницу внимательным взглядом, Катя взяла меня под локоток. Увлекая к лестнице, тихонько поинтересовалась:

— Чего она хотела?

— Сообщила, что Михаил будет на выпускном балу, — хмыкнула я и добавила с усмешкой: — Уточнила, не собираюсь ли претендовать на княжича. У Марии на него снова планы.

— Опять за свое, — пробормотала Катя, сурово нахмурившись.

Бок о бок с внезапно ставшей угрюмой подругой мы спустилась на первый этаж и попросили у гардеробщицы наши шубки.

Разглагольствуя о всяком-разном, шустрая прежде женщина двигалась крайне неторопливо. Посмотрев на настенные часы, я недовольно поджала губы. С минуты на минуту урок закончится. Если не успею сбежать, то опять рискую стать объектом повышенного внимания. Так случилось после прошлого экзамена.

И действительно вскоре послышалась трель звонка, извещающая об окончании урока. Я с досадой поморщилась. Катя уже одевалась, а вот мою шубу гардеробщица искала, а потом несла уж больно медленно. Даже складывалось впечатление, словно делает это умышленно.

Буквально выдернув одежду из рук раздосадованной женщины и не обращая внимания на ее неодобрительное бурчание, я быстро оделась и поторопилась к выходу.

На улице морозный воздух моментально защипал щеки. Катя уцепилась за мой локоть, и мы молча пошли рядом. Тихонько поскрипывал снег под подошвами.

Хмурясь, я напряженно размышляла.

Стрелецкая просто так слухи не передает. Не водится за ней подобного. Но принесенные ею новости не укладывались в голове. Княжич, оказывается, уже не во Франции. Он дистанционно закончил обучение в «Эвересте» и вдвоем с отцом ищет жену.

Что, черт возьми, происходит?!

Вместо вполне ожидаемой войны Игорь занимается обыденными для свободного мужчины делами. И вот что тут думать? В то, что князь действительно ищет себе или сыну жену, лично я не поверила. И если таким образом Разумовский решил нашего общего врага сбить с толку, то у него весьма неплохо получается. Даже у меня разум отказывался прогнозировать дальнейшее развитие событий.

Что же ты затеял, мой хороший?

Идя по дорожке возле администрации школы, внезапно услышала до боли знакомый голос за спиной:

— Софья, подождите!

Тяжко вздохнув, я остановилась, а после медленно повернулась.

Широко улыбаясь, к нам торопливо приближался обаятельный светловолосый парень из параллельного класса. Несмотря на мороз, он был в одном костюме.

Красавчик Сергей Вяземский, отпрыск древнего уважаемого боярского рода, прежде не видел в упор, а теперь буквально ходил за мной по пятам. Уж не знаю причины — то ли глава весьма влиятельного рода дал строгий наказ сыну заполучить воскресшую боярыню в невесты, то ли Сергей сам воспылал внезапной страстью, — но он, словно гончая, чуял меня за версту. Не помню ни одного дня, чтобы, придя в школу, я не встретилась с этим парнем.

— Здравствуйте, Сергей, — миролюбиво поприветствовала первой, надеясь, что разговор закончится побыстрее.

— Светлого дня, Софья. Вижу, вы, как всегда, спешите, — с искренним сожалением промолвил парень.

— Увы. Дела рода, сами понимаете, — сокрушенно вздохнув, поинтересовалась: — Вы что-то хотели?

— Послезавтра выпускной бал. Вы придете?

— Конечно, — ответила с улыбкой и мысленно чертыхнулась. Сейчас бы надеть привычную маску снежной королевы да одарить ледяным взглядом, напрочь отбивающим желание со мной общаться! Но, увы, с потенциальными женихами приходилось любезничать.

— Очень, очень рад. Буду с нетерпением ждать встречи. Нам надо серьезно, без спешки поговорить, — многозначительно произнес Вяземский. Аккуратно взяв мою ладонь, церемонно прикоснулся губами к пальчикам. — До скорой встречи, Софья, — добавил внезапно охрипшим голосом.

— Всего вам доброго, Сергей, — мило проворковала.

Грациозно развернувшись, на сей раз сама крепко взяла за локоть упорно молчащую подругу и быстро пошла вперед. Уже практически подойдя к ожидающему нас автомобилю, услышала вопрос Кати:

— Сонь, а что ты сейчас думаешь о Михаиле?

Удивленно глянув на подругу, не сбавляя шага, я скупо ответила:

— Не хочу это обсуждать.

С чего она вдруг заговорила о Мише? Конечно, и до сегодняшних новостей Стрелецкой я о княжиче вспоминала. Но только из-за того, что он — сын моего будущего супруга. Хочешь не хочешь, как-то придется в дальнейшем общаться. А вот Катя-то почему о нем вспомнила? Чудны дела твои, господи.

Поблагодарив кивком Ярослава, открывшего предо мной дверцу, уселась на заднее сиденье. Вскоре рядом привычно устроилась Катя. Голову даю на отсечение, подруга продолжит диалог о Мише.

Проезжая через парковку, машинально отметила стоящий там знакомый белоснежный автомобиль представительского класса с тонированными стеклами. Прежде воины князя пару раз возили в этой машине меня, но последние три недели — исключительно сестер.

Если машина здесь, значит, близняшки еще на уроках. За девочек я не волновалась. С ними точно больше ничего плохого не случится. Лизу и Сашу постоянно охраняют.

Почти три недели назад Ярослав, скрепя сердце, согласился передать охрану юных боярынь двум воинам княжеского рода. Теперь и на тренировках, и даже в школе те ходили за малышками по пятам. И в данном случае мне наплевать, кто и что подумает или скажет. Безопасность сестер важнее всего.

Нас же с Катей по-прежнему сопровождал Ярослав. От школы до дома ездить с эскортом из элитных телохранителей князя я не видела необходимости. Савелий со мной был полностью согласен.

Впрочем, и поправившийся Василий не выказывал неодобрения. Он хоть и не руководил сейчас безопасностью рода, но, словно зоркий орел, следил за всем и сразу. Кстати, конфликтов у Савелия с Василием не возникало. Игорь и здесь оказался прав: воины отлично ладили.

— Сонь, ты не думай, я всегда тебя поддержу, — внезапно послышался тревожный шепот Катеньки. — Если решила, что с ним тебе будет лучше, то, значит, оно так надо.

— Ты сейчас о ком? — поинтересовалась озадаченно.

— О Михаиле, — едва слышно шепнула девушка, глядя удивленно. — О ком же еще?

— Дома поговорим, — осадила ее строго, с трудом сдержав улыбку. Все же я отлично изучила подругу. Но в присутствии телохранителя, хоть и верного, общаться на подобные темы не стоит. Об этом ей не следует забывать.

Юная дворянка понимающе кивнула.

Тем временем автомобиль въехал во двор моего дома. Неторопливо выйдя из салона, увидела приближающегося воина княжеского рода.

Уважительно поклонившись, тот доложил:

— Происшествий нет. Журналисты сегодня не появлялись. Присланные вам цветы складируем в гараже. Надежда у себя в домике.

— Спасибо, — сухо ответила и направилась в дом. Что-то Надежда совсем сдала. Надо ее поберечь.

А вот новость о цветах не удивила. Их в последнее время привозили с завидной регулярностью — и от кавалеров, и просто от незнакомых дворян, желающих процветания всему роду Изотовых и его главе в частности. Растения, безусловно, красивы, но мне не нужны, а выбрасывать жалко. Вот и благоухали в гараже.

Зайдя в дом, я неторопливо прошла на второй этаж. Стянув на ходу шубу, небрежно кинула на кресло в гостиной. Сев на диван, подождала, пока Катя снимет шубку, и спокойно произнесла:

— Вот теперь рассказывай.

Немного помедлив, та устроилась рядом. Взяв меня за запястье, указала глазами на браслет, подаренный Игорем.

— Он появился после встречи с князем, и ты его практически не снимаешь. Но неделю назад, помнишь, забыла в ванной и попросила принести? — Катя порозовела. — Я, правда, случайно увидела внутри гравировку: герб князей Разумовских — медведь — и слово «Ага́пэ». Из любопытства посмотрела перевод. На древнегреческом оно означает «любовь», — подруга умолкла, явно обдумывая, что сказать дальше.

Не нарушая тишины, я ждала продолжения. Вот же глазастая Катерина у меня!

Конечно же, про гравировку я знала: браслет изучила вдоль и поперек. А вот о наших взаимоотношениях с князем подруге не рассказывала. Вовсе не из-за боязни утечки информации, нет. Просто… почему-то. Скорее всего, опять сработала моя закрытость.

— Сонь, — Катя замялась, а затем честно призналась: — Я же вижу, женихи тебя не интересуют, но браслет — не просто изумительное по красоте украшение, а вещь со смыслом — тебе очень дорог. Сегодня Стрелецкая сказала, что Михаил приезжает на выпускной, вот я и подумала — Разумовские в Москве ищут невесту только Игорю Владимировичу, — помолчав, торопливо выпалила: — Честно-честно, ни словечка плохого про княжича не скажу! Если для тебя так лучше, то, конечно, выходи за Михаила.

Я быстро подалась вперед, с прищуром глядя на густо краснеющую подругу. Но не из-за вывода о моих матримониальных планах насчет княжича. Он проскользнул мимо ушей. Как, ну как я могла забыть, что моя помощница пристально следит за светской жизнью?! Это ведь одна из ее прямых обязанностей!

— Расскажи, где Разумовские бывают в Москве, с кем общаются? — не попросила, а практически приказала.

Сосредоточенно нахмурившись, Катерина деловито начала рассказывать:

— Князь с сыном последние три недели не пропускают ни одного значимого мероприятия столицы: посещают выставки, галереи, оперу, званые вечера. В сети только и говорят, что князь с сыном ищут будущих жен, — Катя быстро посмотрела на мой браслет. — Они всегда приходят вдвоем. Охотно общаются с потенциальными невестами, их родителями и так же вдвоем уходят. Но ни разу ни одного из Разумовских не замечали в компании женщины.

Нахмурившись, я с силой потела лоб. Господи, а все ведь так ясно! Игорь, похоже, пошел по самому простому, оттого и неочевидному пути. Уверена, что не ошибаюсь, а вот наш враг вряд ли догадается. У меня же есть то, чего нет у него, — память Разумовского. И сейчас, когда голова не забита всем и сразу, еще и появилась новая информация, я начала осознавать, чего добивается Игорь.

Остро взглянув на подругу, спросила:

— А на светские мероприятия, где бывают Разумовские, приходили в это же время князья Северный, Восточный и Западный? — видя глубокую задумчивость на лице девушки, надавила: — Вспоминай, Катя. Это важно.

— М-м-м, — глубокомысленно промычала подруга, наморщив лоб. — Западный с супругой три дня назад посетил бал у Балконских. Они весьма любезно общались с Игорем Владимировичем и Михаилом. Ни Восточного, ни Северного в Москве за это время не замечали. Восточный уже с месяц в Арабских эмиратах, а Северный тот и вовсе редко куда-то выезжает. Заядлый домосед. Однако они должны сегодня прибыть во дворец. Император дает обед в память о матушке императрице. Все главы влиятельных родов приглашены. Не приехать — значит, нанести оскорбление императорской семье, — речитативом выдала Катерина и, тревожно нахмурившись, поинтересовалась: — Соня, а что происходит?

Скрипнув зубами, отрывисто бросила:

— Знаешь, во сколько этот обед?

— В пятнадцать сорок, — без запинки ответила девушка.

Посмотрев на наручные часы, мысленно застонала. Обед во дворце шел уже без малого два часа.

— Включи телевизор, — внезапно осипшим голосом попросила Катю. Если произойдет то, о чем я подозреваю, то СМИ, однозначно, сообщат. — Главный канал.

Совместные походы с Михаилом по всяким-разным мероприятиям — ширма. По всей видимости, Игорь решил спровоцировать дуэль. Да так, чтобы сам враг прилюдно оскорбил светлейшего князя Разумовского и, надо полагать, задел честь самого императора.

Как он это сделает, ума не приложу. Вне сомнений, неизвестный мне могущественный враг крайне осторожен в словах. При личной встрече, да еще и во дворце он будет постоянно начеку.

Господи боже, Разумовский, вернись живым, молю тебя!

А может, я ошибаюсь, и мой будущий супруг затеял что-то другое?

(обратно)

Глава 35

Шикарный автомобиль представительского класса медленно двигался в плотном потоке машин. Вольготно развалившись на заднем сиденье, одетый с иголочки князь Северный поглядывал в окно и неодобрительно морщился. Петр Петрович Коршунов терпеть не мог шумную, многолюдную столицу. Да и, в принципе, не любил куда-либо ездить.

Ни для кого не было секретом — хозяин Северного княжества сильнейший универсал Коршунов покидает свой гигантский особняк лишь в исключительных случаях. И редко кого приглашает в гости.

Баснословно богатый мужчина, окружив себя гаремом из красавиц-наложниц, наслаждался жизнью в пафосном родовом гнезде, при этом держал в ежовых рукавицах и супругу, и малолетнего сына. А бизнес-процессы хладнокровный универсал отлично контролировал и удаленно. Словно ядовитый паук, плел паутины интриг, добиваясь цели невзирая ни на что.

Глава влиятельнейшего княжеского рода Коршуновых ничего не делал просто так — только с выгодой лично для себя и своего рода. Не брезговал он играть и по-грязному. Каждое появление Петра на светских мероприятиях вызывало волнение средь дворянства: его вполне обоснованно опасались, а многие всерьез боялись.

Сегодня — тот редкий случай, когда князь Северный прилетел в Москву. Приглашение самого императора на званый обед в память ушедшей к предкам супруги игнорировать нельзя. Расценят как неуважение.

Вспомнив о причине визита в столицу, Коршунов скрипнул зубами. Покойную императрицу даже после смерти он люто ненавидел.

Красавец князь нравился женщинам и с легкостью находил к ним подход. Но вот с Елизаветой Павловной, как ни старался, общение не задалось. Фактически руководя страной вместо венценосного супруга, она испытывала к Северному необъяснимую неприязнь, хоть и старательно не показывала вида.

Перед самой смертью Елизаветы Павловны князь направил императору прошение о передаче роду Коршуновых давным-давно заброшенной полуразрушенной деревеньки близ одного из притоков Амура. Империи та ни зачем не сдалась, а вот князю Коршунову — требовалась позарез.

На территории Северного княжества велась добыча алмазов, гранатов, аметистов, шпатов и ставролитов, но все было не то. Петр Петрович страстно желал иметь собственное месторождение турина и для осуществления мечты денег не жалел.

По его приказу в княжестве исследовали буквально каждый клочок земли. И в один прекрасный день наконец сообщили долгожданную новость — в тайге, под покосившимися, сгнившими домами обнаружены залежи уникального минерала. Да вот только имелась загвоздка. Оказывается, эта земля не принадлежит роду Коршуновых, а находится в собственности империи.

Направляя прошение, Петр не сомневался — деревню передадут. Обычная, устоявшаяся практика. Ан нет, отказ. Выясняя причину, Коршунов получил от приближенных к императорской семье предельно прозрачный намек — Александр Борисович прислушивается к мнению супруги, а та против.

Естественно, Северный пытался выяснить причину, почему находится в такой немилости у государыни, но без толку. Похоже, зловредная старуха его чисто по-женски невзлюбила. Стерва!

Петр добела сжал кулаки.

Конечно, после ее смерти князь вновь подал прошение, но пока ответа не получил. И сегодня на званом обеде Коршунов планировал пообщаться на данную тему с императором, подтолкнуть того к нужному решению.

Мысли мужчины внезапно свернули на князя Разумовского. Петр тотчас скривился, словно лимон откусил. Вот этот везунчик был прямо-таки обласкан обоими правителями. Коршунову же приходилось из кожи вон лезть, чтобы оставаться в милости у императора.

Северный не питал ненависти к хозяину Южного княжества, скорее, его глодала… лютая зависть. Отлично владея собой, Петр Петрович демонстрировал исключительно дружелюбие и лояльность, но при любом удобном случае вредил и оттого испытывал удовольствие. Ну а когда появилась перспектива физически устранить Южного, он не колебался ни мгновения. Скорое получение долгожданного месторождения турина, смерть Разумовского… Душа мужчины млела от предвкушения.

Увы. Снова неудача.

А сегодня князьям впервые за долгое время предстояло встретиться лично, и Петр Петрович тревожился. В то, что Южный не знает о заказчике теракта, Северный не верил. Да вот только вполне ожидаемой войны ему до сих пор не объявили! Даже больше — Разумовский вел себя так, словно ничего не произошло.

В тот самый миг, когда элитные воины не вышли на связь, Петр понял — что-то пошло не по плану. Но все же надеялся.

Выслушав доклад о землетрясении в Степном, взрывах в шахте и визите Южного на рудник, Коршунов лично смотрел репортажи журналистов и ждал новостей о скоропостижной кончине недруга. Полезший спасать людей Игорь, вне сомнений, надышался охровой пыли и должен вот-вот умереть.

Но нет, на следующий же день после теракта живой и здоровый Южный, как ни в чем не бывало, вершил княжеский суд. Причем над его, Петра, личным магом разума! А уж появление на процессе воскресшей боярыни Изотовой и вовсе поразило.

Ситуация выходила из-под контроля. И Северному оставалось просто ждать ответных действий Разумовского. Однако тот изумлял… бездействием.

Вполне предсказуемо взяв под официальное покровительство род Изотовых, Игорь не стал предъявлять права на перспективную невесту-боярыню. Напротив, сразу же уехал в столицу. А Софья, судя по донесениям соглядатаев, принялась рассматривать кандидатуры потенциальных женихов.

Прошла любовь, завяли помидоры? По всему выходило именно так.

Впрочем, как доносили лазутчики, Южный взял под контроль бизнес рода Изотовых, так что в заключении брака с боярыней необходимость отпала. Софья Изотова невеста, конечно, перспективная, но, видимо, у Игоря теперь иные планы.

Только вот какие?! Естественно, Северного не интересовали амурные дела Разумовского. Он напряженно ждал мести и не выпускал недруга из поля зрения ни на миг.

Желая изощренно отомстить, Игорь, по логике Коршунова, должен был искать аудиенции императора. Но и здесь Разумовский продолжал удивлять. За те три недели, что находился в Москве, он не появился во дворце ни разу!

Игорь Владимирович просто-напросто вводил в светское общество признанного бастарда. И, по слухам, занимался поисками невест и для сына, и для себя любимого. В последнее Северный не особо верил. Скорее всего, Южный прощупывал возможных союзников.

Но вот готовится ли он к войне? Никаких действий по укреплению своего войска или его переброске к границам Южный не предпринимал, наоборот, фактически вел привычную жизнь. Однако в то, что светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский спустит дело на тормозах и не отомстит, поверить было крайне сложно.

Коршунов не мог сейчас просчитать действий оппонента, оттого испытывал раздражение и постепенно терял привычное хладнокровие. Даже итог сегодняшней встречи спрогнозировать не получалось. Контролировать развитие событий с Разумовским выходило крайне плохо.

Князь Петр Петрович Коршунов неодобрительно поморщился. Проигрывать он не любил.

* * *

В поистине громадном, именуемым Большим зале резиденции императора играла тихая музыка, меж накрытых столов тенями мелькали вышколенные официанты. Совсем скоро появится самодержец всероссийский Александр Борисович, и начнется званый обед.

Ожидая государя, преисполненные собственной значимости разряженные по последней моде мужчины и женщины то и дело кидали взгляды на стоящий обособленно стол, накрытый на одну персону: он предназначался императору.

Важно дефилируя по натертому до блеска мраморному полу, дворяне — сегодня без малого здесь присутствовало девятьсот человек — выискивали знакомые лица, собирались в небольшие группки, привычно общались. Красавицы улыбались, позируя фотографам, а главы родов весьма охотно отвечали на вопросы журналистов.

Меж тем государь вовсе не торопился к гостям. В одной из маленьких, наглухо закрытых защитой комнат дворца он общался со светлейшим князем Южным. Мужчины и прежде разговаривали по закрытому каналу связи, но сегодня возникла необходимость в личной встрече: император планировал отречься от власти.

— Игорь, максимум послезавтра вечером, — безапелляционно произнес самодержец. — Я устал.

Сильно сдавший после смерти супруги мужчина откинулся на спинку массивного кресла, тяжко вздохнул.

— Как скажете, ваше императорское величество, — довольно спокойно промолвил Разумовский. — Не смею противиться.

Замолчав, князь едва заметно нахмурился. Император сегодня огорошил. Игорь надеялся, что тот продержится хотя бы полгода, но измотанный, стремительно постаревший мужчина жаждал покоя. Впрочем, Разумовский догадывался об истинной причине нежелания оставаться у власти: без мудрых советов супруги Александр Борисович просто не привык управлять огромным государством и боялся совершить фатальную ошибку.

Но что можно успеть сделать за два дня?

Безусловно, из-за решения государя многие планы хозяина Южного княжества менялись. Но уж точно не сегодняшний. В случае положительного исхода авторитет Разумовского у дворянства сильно укрепится. О простых людях и говорить нечего: будут возносить до небес.

Однако имелась проблема — Игорь обязан действовать максимально аккуратно. Теперь на кон поставлены не только его собственное здоровье и, возможно, жизнь, но и дальнейшая судьба Российской империи.

Отложить задуманное даже на время, оставив таким образом могущественного врага за спиной, Игорь позволить себе не имел права. После вступления на престол и так придется несладко. Эти три недели в Москве Разумовский тесно общался с главами родов и был абсолютно уверен — непременно найдутся те, кому не по вкусу новый император. Дополнительные и, вне сомнений, серьезные проблемы с влиятельным, сильным княжеским родом Коршуновых совсем ни к чему.

Помолчав, Александр Борисович остро глянул на своего преемника и поинтересовался:

— Знаешь ведь, что Коршунов буквально жаждет ту деревню получить? — видя безмятежное спокойствие на лице Разумовского, понимающе усмехнулся. Затем со значением предложил: — Может, пока не следует сообщать?

— Сегодня день памяти Елизаветы Павловны. Бокал вина из ваших рук смягчит отказ, а тост в честь ушедшей к предкам матушки императрицы предельно ясно укажет на причину, — хладнокровно ответил Игорь.

— Бокал вина, говоришь? — задумчиво протянул Александр Борисович, сплел меж собой сильно задрожавшие пальцы. Затем выдержал длительную паузу, а после тихо сказал: — Тебе дальше править империей. Уверен, ты знаешь, что делаешь, — примолкнув на миг, глубоко вздохнул. — Мне не нравится твоя затея, но помогу. Устал я от интриг, Игорь, — признался внезапно. — Ступай. Тебе дадут знак, когда подойти.

— Благодарю за аудиенцию, государь.

Встав, князь уважительно поклонился и направился к выходу. Положив ладонь на ручку двери, дождался, пока та засветится нежно-зеленым, извещая о снятии защиты, затем вышел из комнаты.

Прикрыв за собой дверь, Игорь нашел взглядом личного слугу императора. Стоя чуть поодаль, у стены, рыжеволосый, гладко причесанный мужчина смотрел вопросительно. Не промолвив ни слова, Разумовский коротко кивнул. Слуга государя поклонился, давая понять — о договоренности помнит, все будет исполнено.

Соглашаясь выполнить просьбу князя, находящегося в особой милости у господина, верный слуга не шел против клятвы, данной императору. Даже больше — многоопытный мужчина подозревал, кто вскорости заменит Александра Борисовича на троне. А значит, задуманное светлейшим князем Разумовским пойдет во благо. И ему самому, и империи.

Тем временем Игорь резко развернулся и уверенно пошел по известному лишь избранным узкому коридору, ведущему в Большой зал резиденции. Начинался финальный этап устранения врага.

Государь сам, без уговоров, согласился помочь. Хотя, конечно же, он не знал, а Игорь, разумеется, не стал рассказывать, что сегодняшний званый обед — составная часть княжеского плана. Пара слов, словно невзначай брошенных нужному человеку в нужное время, и результат получен: самодержец собрал многочисленных знатных гостей на день памяти почившей матушки императрицы.

Ловушка для Северного расставлена, осталось лишь захлопнуть.

Незаметно смешавшись с гостями, Игорь без особого труда отыскал Михаила и его спутницу. Стоя в обусловленном месте средь щебечущих девушек на выданье, княжич блистал красноречием, купаясь во внимании красавиц, благо, за три недели практически со всеми успел перезнакомиться.

Спутница сына — почтенного возраста элегантно одетая женщина в изящной шляпке с легкой сеточкой вуали, закрывающей пол-лица, — предпочитала молчать. На незнакомку дворянки поглядывали, но, не замечая у той особого интереса, не донимали расспросами.

В плане Южного ей сегодня отводилась своя, особая роль. Впрочем, настоятельница женского монастыря Ангелина Васильевна Соловьева об этом даже не подозревала. Искренне уважая покойную императрицу, она была безгранично, буквально до слез счастлива, получив приглашение Игоря Владимировича съездить в Москву, составить им с сыном компанию на званом обеде. И, конечно же, просьбу хозяина Южного княжества согласилась выполнить без лишних вопросов. Ровно так же, как не задавал их и княжич, беспрекословно подчиняясь воле родителя.

Заметив направляющего к ним Разумовского, Ангелина Васильевна скромно улыбнулась. Миша же лишь бросил мимолетный, но острый взгляд на отца.

Артистически ловко изобразив, будто он тут давно, Игорь Владимирович завел разговор с влиятельным мужчиной из московской аристократии. Здороваясь со знакомыми, вместе с ним подошел к Михаилу и спокойно произнес:

— Моего сына вы уже знаете, Савелий Аркадьевич. — Княжич и московский аристократ обменялись приветствиями. — Разрешите представить нашу спутницу. Настоятельница женского монастыря Ангелина Васильевна Соловьева, верная последовательница идей матушки императрицы Елизаветы Павловны. Ее помощь в работе с женщинами, оказавшимися в трудной жизненной ситуации, бесценна.

— Мое почтение, Ангелина Васильевна, — уважительно проговорил мужчина, прикладываясь к маленькой ручке в узорчатой белоснежной перчатке. Как и многие дворяне, Савелий Аркадьевич знал — Разумовский поддерживал начинания императрицы. И не удивился тому, что в Южном княжестве даже в монастырях продолжают следовать ее указаниям.

— Взаимно, — тихо откликнулась настоятельница.

Неожиданно в зале появились пять церемониймейстеров с элегантными тоненькими тросточками и начали постукивать ими о паркет. С каждый мгновеньем этот ритмичный звук становился все громче.

Приглашенные затихли, заняли свои места. Подошло время выхода императора.

Через пару мгновений по залу разлетелось торжественное:

— Император, самодержец всероссийский Александр!

Памятный обед начался.

Выслушав проникновенную речь о супруге Александра Борисовича, гости принялись за великолепно приготовленную еду. Звучала тихая музыка, безмолвными тенями мелькали официанты, раздавался едва слышный звон столовых приборов, кое-где за столиками вспыхивал смех. Все как всегда.

Сидя вместе с сыном, настоятельницей и парочкой высокородных дворян за отведенным столиком, Игорь невозмутимо поддерживал беседу. Внешне привычно спокойный, он не искал глазами своего врага. Князя давно проинформировали — в обеденном зале Коршунова нет.

Однако Разумовский по этому поводу не тревожился, поскольку был прекрасно осведомлен обо всех передвижениях Северного. Впрочем, знал и то, что соглядатаи недруга также не дремлют.

Обычно на редкость пунктуальный Коршунов, прилетев за пару часов до обеда, слегка не рассчитал время в пути: его автомобиль по дороге в резиденцию попал в банальную многокилометровую пробку.

«Подарок небес, не иначе, — Игорь мысленно потер ладони. —Будет раздражен».

Вскорости большая часть гостей плавно перетекла в бальный зал.

Заметив, как поднялся, а после ушел к танцующим император, Игорь неторопливо встал. Михаил, вежливо протянув руку Ангелине Васильевне, неспешно последовал вместе с ней за отцом.

Остановившись неподалеку от беседующего с очередным гостем императора, Разумовский с сыном тотчас попали в лапки красавиц-дворянок. Мужчины завели неспешный разговор, при этом не забывая уделять внимание своей спутнице. По-прежнему не поднимая вуали, та явно нервничала.

Подбадривающе ей улыбнувшись, Игорь краем глаза зацепил рыжеволосого слугу государя. Едва заметно кивнув, тот растворился средь танцующих пар. Таким вот нехитрым способом Игорю сообщили о прибытии во дворец Коршунова.

— Я отойду, — галантно поклонившись красавицам, Разумовский мельком глянул на сына и направился к Александру Борисовичу.

Первым делом Петр, несомненно, подойдет к государю — приносить извинения за невольное опоздание. Лучшего момента и не придумать.

Едва светлейший князь Южный подошел к императору и склонился в приветственном поклоне, тот небрежным жестом дал знать стоящим рядом, что желает пообщаться без свидетелей. Дворяне моментально отошли, но не настолько, чтобы не слышать диалога.

— Разрешите выразить мое почтение, ваше императорское величество. Я искренне польщен получить приглашение на такое знаменательное мероприятие, — с уважением произнес Разумовский.

— Рад, очень рад вас видеть, Игорь Владимирович, — добродушно ответил император. Шоу двух отличных актеров началось.

Неспешно говоря на нейтральные темы, мужчины прекрасно понимали — каждое их слово жадно ловят десятки ушей.

Наконец Игорь заметил уверенно лавирующего меж танцующих пар Коршунова, направляющегося в их сторону.

Склонившись в глубоком поклоне перед государем, князь Северный выпрямился, затем с достоинством заговорил:

— Светлого дня, ваше императорское величество, — сохраняя привычную доброжелательность, кивнул невозмутимому Южному, а после с досадой добавил: — Искренне сожалею об опоздании. Пробки, — мужчина едва заметно поджал губы.

— Вам следует чаще бывать в столице, Петр Петрович, — холодно промолвил Александр Борисович. Дворяне моментально навострили уши. Князю Северному только что предельно ясно показали — он рассердил императора. Выдержав многозначительную паузу, государь небрежно сообщил: — Я рассмотрел ваше повторное прошение. Земли уже переданы во владение светлейшему князю Разумовскому.

Заметив, как у Северного нервно дернулась губа, Игорь обаятельно тому улыбнулся.

— Очень жаль, — металлическим голосом ответил Коршунов, прекрасно понимая, что Южный его переиграл. — Видимо, мое прошение вам передали слишком поздно.

— Не расстраивайтесь, князь, — нарочито миролюбиво промолвил самодержец. — День сегодня действительно знаменательный. Предлагаю поднять бокалы в честь светлой памяти императрицы Елизаветы Павловны.

Государь сделал едва заметный жест. Буквально через мгновение словно из ниоткуда возник рыжеволосый слуга императора с серебряным подносом, на котором стояли три бокала белого вина. Первым слуга предложил взять напиток государю, затем князю Южному, а уже после — Северному.

Для жадно наблюдающих и прислушивающихся к диалогу дворян это послужило демонстрацией того, кто из князей в милости самодержца, а кто, похоже, попал в опалу. Ведь относись государь к собеседникам одинаково, личный слуга просто подождал бы, пока император, а после и князья возьмут напиток. Дворцовый этикет весьма красноречив.

Видя заминку Северного, Александр Борисович нахмурился.

— Петр Петрович, вы желаете, чтобы я лично вам подал вино?

— Прошу прощения, государь. Задумался, — Коршунов быстро взял с подноса злосчастный напиток. — Светлая память матушке Елизавете Павловне, — подняв бокал, дождался, когда император пригубит напиток, а после залпом выпил до дна.

Сделав маленький глоток, Разумовский начал отсчет времени. Только он и личный слуга Александра знали, что именно находилось в вине Северного. Не яд, вовсе нет. И даже не сыворотка правды — ею универсала не возьмешь. Петр Петрович Коршунов выпил стимулятор агрессии.

Остался последний штрих.

Поворот головы, быстрый, едва заметный кивок внимательно наблюдающему сыну. Через миг к императору и князьям приблизились Михаил и Ангелина Васильевна.

— Разрешите вам представить мою спутницу, — невозмутимо произнес Разумовский. — Большая поклонница покойной матушки императрицы, настоятельница женского монастыря Южного княжества потомственная дворянка Ангелина Васильевна Соловьева.

Низко поклонившись государю, женщина неспешно подняла вуаль. В глазах императора мелькнуло удивление, а после поселилась грусть. Тем временем, мило улыбаясь, настоятельница пристально посмотрела на застывшего соляным столбом Северного.

Эти взгляд и улыбка стали последней каплей. Прежде всегда отлично контролирующий себя Коршунов сорвался.

— Сволочь! — прошипел князь Северный, словно змея. — Даже старуху, похожую на коронованную шлюху, приволок!

Поймав спокойный взор ярко-васильковых глаз Игоря, Петр внезапно побелел, на лбу выступили бисеринки пота.

Резкий взмах руки разгневанного императора прекратил музыку. По залу прокатился тревожный шепот, а после громко прозвучал наполненный металлом голос князя Разумовского:

— Ваши слова не что иное как намеренное оскорбление лично меня, а также попрание светлой памяти императрицы Елизаветы Павловны. Я вызываю вас на поединок, князь Коршунов.

— Я принимаю вызов, — сухо отозвался Северный и коротко поклонился Разумовскому. — Время и место? — поинтересовался хрипло, из последних сил сдерживая ярость.

Внезапно по залу разлетелся леденящий душу голос императора:

— Разнести вам Москву я не позволю. Поединок пройдет на мечах и состоится через сорок минут на дворцовой площади, — глянув на князя Северного, сухо обронил: — Все необходимое вам предоставят. А сейчас подите прочь.

Не промолвив ни слова, Коршунов низко поклонился не на шутку разгневанному самодержцу. Резко развернувшись, он расправил широкие плечи и уверенно пошел через расступающуюся перед ним толпу.

Проводив подтянутую фигуру Коршунова внимательным взглядом, император пристально посмотрел на поразительно хладнокровного Южного.

— Князь, вы не имеете права проиграть, — в звенящей тишине напутствовал самодержец.

— Знаю, мой государь, — Игорь уважительно склонил голову.

Выдержав долгую паузу, Александр Борисович повернулся к замершим в напряженном ожидании подданным.

— Праздник окончен, — его голос звучал твердо. — Желающим дозволяется присутствовать на поединке, — услышав одобрительные перешептывания, вновь посмотрел на Игоря. — Пойдемте со мной, князь. Вам пора готовиться.

Через миг государь в сопровождении невозмутимого Разумовского удалился из гудящего, словно улей, зала.

Стоило за ними закрыться дверям, журналисты принялись срочно выходить в прямой эфир, а дворяне — наперебой обсуждать сногсшибательное происшествие и спутницу князя.

Ангелина Васильевна действительно походила на покойную императрицу. Но о том, что настоятельница монастыря является родственницей Елизаветы Павловны, никто и не думал, ибо предков императрицы дворяне знали до седьмого колена.

Взяв под ручку ошарашенную внезапным конфликтом женщину, предельно собранный Михаил незаметно, но быстро повел ту на выход. Ей пора уезжать.

А вот сам княжич, безусловно, планировал остаться понаблюдать за поединком. Теперь стало понятно, чего именно добивался отец. Однако, увы, тот не сообщил о настоящей причине конфликта. Впрочем, бывший бастард и не собирался спрашивать. Он не сомневался: князь делает все исключительно на благо рода Разумовских.

(обратно)

Глава 36

Я ошиблась: не только главный, но абсолютно все каналы одновременно транслировали сенсационную новость.

Слушая очередного репортера, вещающего о предстоящей с минуты на минуту дуэли между князьями Разумовским и Коршуновым, я даже позабыла о Кате.

Мужчина уверенно говорил о том, что примирение соперников невозможно — бой закончится смертью одного из дуэлянтов. А «дорогие телезрители» непременно увидят зрелищный, уникальнейший поединок в прямом эфире.

Могущественный недруг оказался князем Северным. Впрочем, это особого удивления не вызвало. Еще не веря в реальность происходящего, я пыталась принять сам факт. Игорь все-таки осуществил свой план. Причем так изящно подвел врага к дуэли, что впору его изобретательностью гордится: месть за содеянное Коршуновым свершится, но все будут уверены — причина конфликта иная.

Да вот только предвкушения от наказания сволочи, устроившей мне ад на Земле, я не испытывала. Мой мужчина шел на смертельный поединок с равным по силе. Он может прямо сейчас погибнуть. Умереть на моих глазах.

Боже, неужели это действительно произойдет?!

В душе воцарилась гулкая пустота. Чувства разом пропали. Мир потерял краски, исчезли звуки. Утратив счет времени, ничего не видя и не слыша, я слепо пялилась в экран телевизора.

Внезапно в голове шевельнулась мысль: пугаю Катю, надо брать себя в руки.

Повернувшись и не обнаружив рядом подругу, скользнула напряженным взглядом по гостиной. Катенька оказалась неподалеку: пряча за улыбкой беспокойство, дружелюбно беседовала с непонятно когда успевшими вернуться из школы близняшками.

Вскоре она сноровисто увела девочек в комнату Лизы, а я встала с дивана и прошла в свою спальню. Наверное, надо и мне хоть немного пообщаться с сестрами.

Не могу. Позже.

Взяв со стола пульт, включила настенный телевизор. По комнате тотчас разлетелся звонкий голос журналистки. Сообщив о том, что осталось десять минут до начала поединка, она деловито принялась рассказывать об истории одного из двух внутренних дворов Кремля, именуемого Дворцовой или Императорской площадью.

Не в силах сейчас смотреть на возможное место гибели моего мужчины, прошлась по комнате. Остановилась у полочки с миниатюрными фигурками сказочных животных. Задержала взгляд на трех белоснежных единорожках.

Их подарил Игорь.

Протянув руку, взяла папу-единорожка. Осторожно погладив пальчиком безупречно гладкий камень, крепко сжала ладонь, на миг прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Затем скрипнула зубами от злости. На себя.

Игорь справится! Он обязательно победит!

Стремительно пройдя к кровати, забралась на середину. Скрестив ноги по-турецки, обняла себе большую подушку, не разжимая ладони с единорожком, а после, собравшись с духом, обратила взор на экран.

Тревога и страх потерять дорогого человека никуда не делись. Но присущее мне хладнокровие помогло не сбежать, не спрятаться, забившись в дальний угол, а остаться у телевизора.

И смотреть.

По зимнему времени быстро стемнело. В теплом свете множества окон дворца кружились большие хлопья снега. Устилая белоснежным ковром брусчатку П-образной Императорской площади, снежинки оседали на головах и плечах празднично одетых дворян.

Не занимая центр, представители высшего света выстраивались вдоль стен зданий, кучковались под арками воздушного перехода. Кутаясь в шубки, женщины боязливо жались к своим спутникам, однако не стремились покинуть место дуэли. Мужчины же, довольно скупо жестикулируя, общались меж собой. Слов было не разобрать, но и жестов хватало для понимания — дворянам крайне интересно.

Картинка постоянно менялась. То и дело камера показывала лица зрителей. Я отчетливо видела восторг, предвкушение, а кое у кого и злорадство.

Происходящее начинало казаться визуальным обманом, диким сном. Смертельный поединок на мечах в современном мире — разве не сюр?!

Краем глаза неожиданно зацепила зашедшую в комнату Катю. Через миг кровать слегка прогнулась.

— Девочки с Надеждой. К телевизору не подойдут, в сеть не залезут. Не тревожься, — раздался тихий голос.

Не глядя на девушку, кивнула.

— Ой, там среди зрителей Михаил! — шепотом сообщила глазастая Катерина.

Не отвечая, я грустно усмехнулась. Сын сегодня рядом с отцом. Иначе и быть не могло.

Внезапно сердце замерло, а после тревожно забилось. С разных сторон к центру площади неторопливо шли двое высоких широкоплечих темноволосых мужчин в светлых одеждах. Их не сковывающие движения одеяния напомнили мне облачения японских самураев из родного мира. Придерживая закрепленные на поясе длинные узкие ножны, соперники неумолимо сближались.

Моментально узнав в одном из мужчин Игоря, застыла недвижимо, словно натянутая струна, неотрывно следя за происходящим. В душе все сильнее нарастала тревога.

Будто из параллельной реальности до моего сознания долетел голос репортера. Тот с восхищением рассказывал о катане — мече, являющимся символом чести воина. Конечно же, именно его выбрали для поединка главы двух древних родов.

«Российские князья — воины-самураи без страха перед смертью. Дуэли в защиту чести — на катанах. «Логичный» чертов мир!» — мрачно подумала я.

Неожиданно осознала, что репортер замолчал.

Остановившись друг напротив друга, соперники уважительно поклонились. В то же мгновение центр Императорской площади вспыхнул призрачно-голубоватым светом. Защитный купол померцал, уплотнился, затем стал практически прозрачным. Лишь высоко над головами поединщиков изредка мелькали голубые всполохи, подтверждая, что купол работает.

— Для спокойствия. От универсалов он не защитит, — громким шепотом уверено сообщила Катерина. — Мне Никита рассказывал.

Не успев ответить, с ужасом заметила мелькнувшие в безмолвной тишине клинки. Смертельный танец двух воинов начался.

Это было жутко и одновременно прекрасно. Словно став единым целым со своими мечами, князья уверенно вели поединок: блокировали удары, делали практически незаметные глазу выпады, искали слабые места противника, отступали и снова нападали. Слышался скрип снега под подошвами их обуви, звон клинков, шорох ткани. Казалось, идет просто тренировочный бой двух равных по силе соперников.

Но нет. Поединок был смертельный.

Белые одежды обоих князей постепенно покрылись ярко-алыми пятнами. Но воины словно их не замечали. Они продолжали бой как ни в чем не бывало.

Закусив с силой губу, не почувствовала боли, впервые проклиная этот мир с его порядками. Не в силах отвести взгляда, мысленно взвыла от собственного бессилия. А ведь один из двух воинов на этой площади и останется. Неужели и правда им может оказаться тот, кто безмерно мне дорог?

Я давно уже не понимала где Игорь, а где Коршунов: мужчины стали двигаться с какой-то запредельной скоростью. Сквозь неторопливо падающий снег лишь мелькали размытые силуэты в белых одеждах да изредка поблескивали мечи.

Внезапно смертельный танец закончился. Оба воина застыли.

Прижав ладонь к животу, один из оппонентов мучительно медленно завалился набок. Второй же деловито вложил катану в ножны и, достав короткий клинок из висящего на поясе чехла, склонился над соперником.

В диком ужасе прижав ладонь ко рту, я подалась вперед в надежде разглядеть, кто именно получил смертельное ранение. Будто услышав, камера впервые за весь бой показала крупный план.

Стремительно бледнея, темноволосый мужчина лежал в растекающейся под ним алой луже, тонкая струйка крови катилась из уголка его рта. Широко распахнув глаза, я смотрела на восковое лицо Коршунова.

Над площадью пролетел удивленный гул. Похоже, происходило что-то необычное.

Тем временем, не отводя глаз от склонившегося над ним Игоря, князь Северный хрипло прошептал:

— Как свинью решил добить?

— Как настоящий воин ты умереть не достоин, — презрительно отозвался Разумовский.

Глаза Коршунова изумленно округлились. Казалось, он понял, почему умрет именно так. Его ошарашенный шепот отчетливо прозвучал из динамиков телевизора:

— Это из-за нее? Из-за…

Князь Северный не успел договорить. Резко взмахнув клинком, Игорь без малейшей жалости полоснул врага по горлу. Глаза того безжизненно закатились.

Вытерев кровь с клинка об одежду поверженного соперника, хозяин Южного княжества деловито вернул оружие в чехол на поясе. Шагнув в сторону, обвел суровым взглядом поразительно тихих зрителей. Затем, посмотрев прямо в камеру, твердо произнес:

— Честь рода, честь женщины, даже ушедшей к предкам, неприкосновенны, — выдержав паузу, безапелляционно добавил: — Истинный воин никогда не причинит вреда, не оскорбит ни словом, ни делом того, кто слабее. Нарушивший непреложный закон заслуживает лишь позорной смерти. Так было, есть и будет!

Через пару мгновений над Императорской площадью загремели овации и взметнулся к небу оглушительный рев сотен голосов. Слова князя нашли отклик в сердцах глав родов. Отбросив свойственную им сдержанность, воины единогласно приветствовали победителя.

«Все закончилось. Все закончилось», — набатом застучало в моей голове.

Не знаю, когда Катя выключила телевизор. Таращась в черный экран, я ощущала, как по щекам катятся слезы.

Игорь ведь сейчас так жестоко наказал Коршунова не за себя. За меня. Рискуя собственной жизнью, Разумовский в очередной раз продемонстрировал, что будет с тем, кто причинит мне вред.

Тот, родной мир был не слишком ласков к женщинам. Частенько мужчины запросто могли поднять руку на того, кто заведомо слабее, без малейших угрызений совести оставить ту, кому шептали слова любви, одну в беде. Такое случалось сплошь и рядом. Но и этот мир я не идеализировала: уже успела увидеть и испытать многое, с избытком хлебнула горюшка.

Игорь же ничего не старался доказать, не говорил красивых фраз да и на эмоции был крайне скуп. Он неизменно принимал решения сам, поступал так, как считал правильным. Этот невероятный мужчина день за днем просто показывал — с ним все может быть иначе.

Медленно разжав судорожно сжатый кулак, положила перед собой на подушку единорожка. Внезапно плотина сдерживаемых эмоций рухнула. Прижав ладони к лицу, я горько разрыдалась, покачиваясь из стороны в сторону. Душа выворачивалась наизнанку, но при этом становилось легче. Мой персональный ад действительно закончился.

— Сонь, ну что ты? — раздался встревоженный голос Кати. Подруга обняла, заглядывая в глаза, гладя по голове и плечам. — Даже не думала, что ты такая впечатлительная, — неодобрительно пробормотала прежде пугливая, робкая девушка. Казалось, будто Катенька внезапно повзрослела, и в данное мгновение старше по разуму не я, а она.

Смахнув тыльной стороной ладони слезы, я улыбнулась, чувствуя, как нервно подрагивают губы.

— Ты говорила о моем браслете, — тихо напомнила, не отводя взора. Увидев кивок, призналась: — Ты права во всем, кроме одного. К Михаилу он не имеет никакого отношения, — заметив на лице девушки озадаченное выражение, усмехнулась. — Браслет в знак любви и серьезных намерений подарил старший Разумовский. В ближайшие дни Игорь сделает мне официальное предложение.

Катя пораженно открыла рот, но тут же захлопнула, отчетливо клацнув зубами. А затем, не скрывая изумления, развела руки в стороны и шокировано пробормотала:

— Удивила так удивила. Ты его любишь? — спросила тихонько, с бесконечной заботой.

А вот на этот вопрос я ответить не могла. Даже самой себе.

— Не знаю, — прошептала на грани слышимости. Внезапно вспомнились слова Игоря, и я настойчиво всмотрелась в глаза подруги. — Cкажи, что для тебя означает уважение к супругу?

— Так тут все просто, — пожала плечами юная дворянка. — Уважать — значит слышать, воспринимать мужа. Не только зрением и слухом, но и эмоционально: сочувствовать, проявлять интерес, — помолчав, Катя, видимо, решила просветить меня подробнее: — Замужняя женщина считается ровней мужчинам других родов, но покорна она только воле главы своего рода и супругу. Родителей же просто почитает.

— Что? Покорна?! — я гневно свела брови, разом позабыв о пролитых секунду назад слезах. Перспектива беспрекословного подчинения вызвала бурю негодования, какое-то дичайшее отторжение.

— Понимаю, тебя воспитывали больше как мальчика, главу рода, — нашла оправдание моему гневу Катя. — Пойми, быть покорной не означает не иметь собственного мнения. Да, по всем важным вопросам принимает решение муж, но если женщина не согласна, она может об этом сказать. Хотя все равно будет так, как решит ее мужчина.

— М-да, — я с сомнением покачала головой и горько усмехнулась. — Плохая из меня выйдет жена для князя. С уважением-то разберусь, а вот покорности во мне ноль целых ноль десятых.

— Ты очень сильная, — голос Кати прозвучал искренне. — Игорь Владимирович тот и вовсе, — она тяжко вздохнула, обреченно махнула рукой. — Супругов же связывает не только секс и дети, — юная дворянка привычно густо покраснела, но справилась со стеснением и продолжила: — Любовь идет в паре с уважением. Но первое есть не всегда, а вот второе просто необходимо. И у мужа, и у жены. Они должны уважать друг друга. Ну, а остальное… — подруга вновь вздохнула. — Уверена, вы с князем сумеете договориться.

— Ох, мне бы твою уверенность, — я задумчиво закусила губу.

— Ой! — встрепенулась Катя. — Тебе же сообщение пришло! — быстро встав, помощница подошла к столу, взяла мой телефон и вернулась к кровати. Вновь устроившись рядышком, пояснила: — Давно пиликал. Ты плакала тогда.

Я сняла мобильный с блокировки. Действительно пришло сообщение. От светлейшего князя Разумовского.

Судорожно сглотнув, прочла текст. На глаза вновь навернулись слезы.

— Что там? — спросила Катя с тревогой. — Что стряслось?

Сунув телефон подруге, сжала в ладошке единорожка Игоря и сквозь вырвавшийся всхлип выдохнула:

— Читай.

— Все нормально. Приеду на выпускной. Соскучился. Люблю, — озадаченно прочла вслух Катя. Заметив имя отправителя, порозовела. Помолчав, склонилась ко мне и удивленно спросила: — И чего ревешь?

— Не знаю, — прошептала, глотая слезы. — Не знаю.

А потом неожиданно для себя самой разревелась белугой. Прижимая к груди папу-единорожка, я не сдерживала слез. Хоть и горько-соленые, но они несли облегчение.

— У-у-у, как все запущено, — глубокомысленно заявила девушка. — Иди сюда, — крепко обняла. — Все у вас будет хорошо, — уверенно сказала, прижав щеку к моей голове.

Хотелось бы и мне в это верить.

(обратно)

Глава 37

С минуты на минуту нам с Катей предстояло ехать на выпускной бал. Подруга выглядела бесподобно. Удивительно красивая в длинном приталенном вечернем платье цвета небесной лазури, она с кем-то тихонько разговаривала по телефону.

Не выказывая нетерпения, я стояла перед ростовым зеркалом в холле. Хмурясь, рассматривала зеркального двойника. Как и прежде, наряд сшила мама Кати. И он мне нравился. Однако крайне непривычно видеть себя в такой одежде.

Традиции этого мира своеобразны. То, что в моем мире в школах именуют последним звонком, здесь — выпускной бал, и проходит он максимально пафосно. Для выпускников и их родителей установлен жесткий дресс-код, предписывающий явиться в изящных вечерних нарядах.

Ну, это вполне естественно. Сюрприз скрывался в другом.

Простолюдины приходят исключительно в черных платьях и костюмах, юношам еще дозволялись белые рубашки. А вот у дворян все иначе. Их наряд обязательно должен быть в цветах рода. Да, классовая обособленность есть, и от нее никуда не деться. Впрочем, юные представители дворянства не возражали. Как и их родители, они с гордостью демонстрировали принадлежность к своему роду.

Однако в дресс-коде имелась оговорка: главам боярского или княжеского рода надлежало одеться в традиционный наряд.

Казалось бы, что такого? Ну придет отец на выпускной к чаду в одежде, подчеркивающий его высокий статус. Делов-то!

Да вот только из-за требований, которые нарушить никак нельзя, сегодня я буду чересчур выделяться. Еще бы! Единственная выпускница «Эвереста», являющаяся заодно и главой боярского рода.

И сейчас, предчувствуя повышенное внимание, я придирчиво себя разглядывала.

Зеркало бесстрастно отражало пошитое из баснословно дорогой насыщенно-серебристой ткани платье-кафтан длиной до пола. К шее плотно прилегает накладной широкой воротник со сложным темно-серым узором и россыпью жемчужин. Ровно по центру, от ворота и до края подола, пришита лента такого же цвета. По ней — многочисленные жемчужные пуговички. Длинные откидные рукава доходят практически до колен, но, на удивление, не мешают: сквозь прорези в них свободно двигаются руки, закрытые светло-серебристой тканью нижней рубашки. На ногах — в тон наряду ботиночки на низком каблучке. А на голове — самый настоящий жемчужный венец.

Что тут сказать? Величественная, поразительно красивая женщина. Не старшеклассница, но глава древнего, уважаемого рода.

Надо признаться, мне нравилось. Но все же очень непривычно.

— Пойдем? — спросила уже одетая к выходу Катя, подавая соболью шубку.

Кстати, Катенька тоже будет без сопровождения. Ее мама категорически отказалась ехать на выпускной. Подруга одобряла решение, а я не настаивала. Каждый делает выбор сам.

Хмуро глянув на чем-то довольную девушку, надела шубу и величественно выплыла из дома. Иначе в этом наряде ходить не получалось: особый крой и тяжелая ткань вынуждали держать спину исключительно прямо. Да уж, в такой одежде не попляшешь.

Провожаемая пристальными взглядами воинов княжеского рода, я устроилась на заднем сиденье белоснежного автомобиля Разумовского. Рядом привычно села Катя.

О том, что сегодня мы поедем в школу на машине Игоря и в сопровождении его элитных телохранителей, сообщил вчера по телефону Савелий. Князь за прошедшие сутки больше не писал и не звонил. Впрочем, за такое молчание я не сердилась. Мало ли какие у него дела? Да и против заботы не возражала. Начинала к ней привыкать.

О ранениях князя, конечно же, беспокоилась. Но кулон не сообщал об угрозе жизни, да и регенерация у универсалов великолепная. А раз он обещал приехать на выпускной, значит, обязательно сегодня встретимся. Вот и спрошу о самочувствии.

Сердечко вдруг тревожно защемило. Отчего-то, словно у впечатлительной юной девушки, даже вспотели ладони.

Стоп, так нервничать никуда не годится!

Глубоко вздохнув, призвала эмоции к порядку. Быстро глянув на Катю, заметила на ее лице таинственное выражение. Уже второй день подруга вела себя крайне нетипично, и сейчас внезапно до меня дошло: загадочность Кати вполне может быть как-то связана со мной.

— Что происходит? — строго спросила, не отводя взора от помощницы.

— Ты очень красивая сегодня, — широко заулыбалась та, увильнув от ответа, и добавила, невинно хлопая ресничками: — А знаешь, что по давним правилам главы родов сочетаются браком в традиционных нарядах?

— Нет, — я качнула головой. В душу моментально закрались весьма обоснованные подозрения. — Кать, — сурово поджала губы, — ты что-то скрываешь.

— Да, — с легкостью согласилась та, что давала мне вассальную клятву верности. А затем, улыбнувшись до безобразия счастливо, огорошила: — Но сказать не могу. Приятный сюрприз испорчу. Скоро сама узнаешь.

Насупившись, хмуро глянула на довольную подругу-заговорщицу. Неодобрительно покачала головой, но промолчала. Весьма вероятно, Игорь на выпускном сделает официальное предложение. И, скорее всего, Катя в курсе.

С одной стороны, действительно удобно. Шестьдесят выпускников придут с родителями, некоторые с обоими. А учитывая, что подавляющая часть учеников в «Эвересте» дворяне, новость о предстоящем бракосочетании «воскресшей» боярыни и хозяина Южного княжества разлетится молниеносно.

Но с другой стороны… Безусловно, замуж за Игоря выйду — дело решенное. Но мне хотелось бы больше времени.

Где-то глубоко в душе осознавала — меня держит страх. Я боялась, что у нас с ним ничего не получится. Да и память услужливо подбрасывала дровишек в костер тревог-сомнений. Ведь Игорь страстно, всей душой и сердцем любил другую женщину. Да, она ушла к предкам. Но настолько глубокое, искренне чувство не умирает.

Как бы я хотела, чтобы он так любил меня! Увы, этому не бывать.

Я могла с легкостью узнать, кто она. Стоило лишь заглянуть в воспоминания князя, они ведь по-прежнему хранятся в моей собственной памяти. Только не буду. Пусть сам о ней расскажет.

Даже не пытаясь разобраться, почему для меня это так важно, с грустью оглядела заснеженный двор школы. Мы приехали.

Грациозно выйдя из машины, кивком поблагодарила воина, подавшего руку. Привычно надев маску снежной королевы, вместе с Катей неторопливо пошла в центральный корпус школы.

И моментально оказалась под прицелом множества глаз. Юноши смотрели с восхищением, девушки с неприкрытой завистью. М-да. И так все сложно, а теперь еще и одеждой выделяюсь.

Радуясь, что больше нет причин любезничать с потенциальными кавалерами, следом за Катериной сняла шубку. Неспешно передала верхнюю одежду мужчине в форме обслуживающего праздник персонала и направились в богато украшенный зал.

Переступив порог и увидев десятки шикарно одетых людей, мысленно застонала. Бояр-то не особо и много, так что будет на празднике в традиционной одежде максимум человек шесть. Ну а в женском варианте и вовсе я одна. Да уж, звезда.

Внезапно пришло воспоминание. Ведь именно в этом помещении на прошлогоднем зимнем балу я танцевала с Михаилом. Как же много с того дня и в моей жизни, и во мне самой изменилось!

Не задерживаясь у входа, мы с Катей неторопливо направились поближе к небольшой сцене. Перед танцами директриса обязательно произнесет речь.

Не идя, но плывя меж многочисленных одноклассников и их родителей, холодно кивала в ответ на приветствия. То и дело слышались одобрительные перешептывания.

Боже, как же хочется удрать! Прямо сейчас развернуться и уйти.

Неожиданно поняла: а ведь если бы Игорь не пообещал приехать на выпускной, то, скорее всего, меня бы тут и не было.

М-да, люблю создавать себе дополнительные проблемы. Прямо хлебом не корми. Что мешало если не позвонить, так написать ему о нежелании идти на бал? Ведь ничего же. Теперь приходится терпеть.

Заприметив впереди статную фигуру Сергея Вяземского, тотчас скорректировала курс: пошла немного левее. Парень общался с, похоже, отцом и меня пока не видел. Но я не на миг не сомневалась — как только попаду в поле зрения кого-либо из Вяземских, диалога точно не избежать.

Среди одежды всех цветов радуги изредка встречались черные платья и костюмы. Надо отметить, в этом буйстве красок простолюдины выглядели шикарно. Но, подозреваю, не родовитым одноклассникам, как и мне, не больно-то приятно выделяться. Хотя им все же проще. На этом празднике боярыня-глава рода в единственном экземпляре.

Теперь стало понятно, отчего Сергей Вяземский интересовался, приду ли на выпускной.

Не дождетесь! Я гордо подняла подбородок.

— Светлого дня, девушки, — внезапно раздался совсем рядом до боли знакомый мужской голос.

Остановившись, повернула голову. Буквально в двух шагах стоял Михаил Игоревич Разумовский собственной персоной.

— Светлого дня, княжич, — опередив меня, любезно поздоровалась Катя, а потом заявила: — Я отойду на минуточку. Не теряй, — и устремилась к группке девушек из нашего класса.

Проводив удивленным взглядом сбежавшую Катеньку, невозмутимо посмотрела на Михаила.

Белоснежный костюм-тройка с золотистой тесьмой по бокам брюк сидел на его спортивной фигуре как влитой. Все те же чуть растрепанные темные волосы, такие знакомые ярко-васильковые глаза, чувственные губы — юноша не изменился. Только в моей душе ничего не шевельнулось. Абсолютно.

Словно молния, промелькнуло озарение: а ведь в самом начале наших отношений я купилась именно на схожую внешность. Влюбленный юноша-бастард напоминал мне хозяина Южного княжества.

Меж тем Михаил не отводил от меня глаз, рассматривая с каким-то необъяснимым интересом. Э нет, братец, в эти игры я больше не играю.

Не собираясь заморачиваться тем, что на него нашло, невозмутимо промолвила:

— Светлого дня, княжич. Отлично выглядите.

— Хотел сказать то же самое, — он широко улыбнулся. — Впрочем, нет, сегодня вы особенно красивы, — сообщил низким, с характерной хрипотцой голосом. — Софья, — Миша на миг замялся, а после, резко перейдя на «ты», тихо произнес: — Прости за все. Если можешь.

— Забудь, — ответила твердо. — И давай больше эту тему поднимать не будем.

На лице княжича отразилась искреннее облегчение. Не веря своим глазам, я с трудом удержала маску хладнокровия. Что, черт возьми, происходит? Он и правда не собирается выносить мне мозг?

Шагнув ближе, Михаил аккуратно взял мою правую руку. Провел большим пальцем по подаренному Игорем браслету и только для меня одной шепнул:

— Отец сообщил, что вы поженитесь, — удивив осведомленностью, пару мгновений помолчал. А после уверенно сказал: — Я никогда не пойду против его воли, — нахмурившись, Миша тяжко вздохнул. — Боялся, что ты меня ненавидишь, планируешь мстить. Между мной и отцом пойдет разлад, а ведь у нас с ним последнее время все хорошо, — заглянув в глаза, проникновенно предложил: — Давай будем друзьями?

Чудны дела твои, господи!

Впрочем, Михаил как был махровым эгоистом, так и остался. Княжич в первую очередь думал о себе любимом. После брака с отцом я начну мстить, а у них все хорошо — изумительный аргумент для крепкой дружбы!

Выдержав долгую паузу, невозмутимо ответила:

— Дружба — наилучшее решение. А раз ты все знаешь и недопонимания больше нет, — усмехнулась, — спасай будущую мачеху от кавалеров, — бегло глянула в ту сторону, откуда чувствовала злобное внимание. Кто бы сомневался! Естественно, для боярыни Стрелецкой наше общение с княжичем не осталось незамеченным. Именно она сейчас смотрела на нас с ненавистью. Все повторялось. — Заодно и от Стрелецкой. Иначе твоя воздыхательница испепелит меня глазами.

Беззвучно рассмеявшись, Михаил нашел взглядом Марию. Церемонно поклонился, затем кивнул, видимо, напоминая той о каких-то договоренностях. После, обаятельно улыбнувшись оттаявшей девушке, галантно предложил мне взять его под руку.

Подождав, когда приму предложение, тихонько признался:

— Я, собственно, поэтому и здесь: отец просил за тобой приглядеть. Он скоро приедет.

Сохраняя бесстрастное выражение на лице, я, ведомая княжичем, направилась поближе к сцене. И, краем глаза отмечая, как тот убийственно смотрит на парней, желающих подойти, испытывала удовлетворение. Меня доставать не будут. Это очень, очень хорошо.

И все же Разумовский — прирожденный интриган. Уже не сомневаюсь, что официальное предложение он сделает именно на выпускном.

Игорь ведь не просто так заблаговременно проинформировал сына о планах в моем отношении. Очевидно, предвидел проблемы и подтолкнул Мишу к верному выбору. Скорее всего, князь решил мне помочь побыстрее сгладить острые углы с будущим родственником.

Хозяин Южного княжества, словно гроссмейстер, просчитывает варианты развития событий на множество ходов вперед. И ловко поворачивает любую ситуацию в свою пользу. Я так точно не умею.

Придя к такому выводу, с досадой поморщилась. Сложно принять, что мужчина гораздо умнее меня.

Размышляя о будущем супруге, нашла взглядом стоящую чуть поодаль Катю. Быстро глянув в мою сторону, та невинно похлопала ресничками и вернулась к оживленному диалогу с девушками.

Уже ничуть не сомневаясь, что подруга и вассал «завербована» старшим Разумовским, я едва заметно покачала головой.

Тем временем на сцене появилась директриса с заместителем по воспитательной работе Тепликовой. Учащиеся встретили их бурными аплодисментами. Пришло время торжественных речей.

Делая вид, что слушаю, я думала исключительно о своем. Да и к чему мне информация об экзаменах, которые начнутся для выпускников через месяц, и всяких «плюшках» для отличников? Точно не нужна.

Мысли крутились вокруг предстоящей встречи с Игорем. Стыдно признаться, но я волновалась. Прямо до дрожи в коленях. Корила себя всяко-разно, но ничего не помогало. Не знаю, что со мной происходило, но теперь я лишь выглядела хладнокровной. В душе и разуме царил хаос.

— Не отвлекайся, — неожиданно услышала шепот Миши.

Встрепенувшись, глянула на таинственное лицо княжича, потом внезапно обнаружила стоящую от меня с другого бока загадочную Катю. Не успев спросить, что, собственно, с ними обоими случилось, услышала наполненный важностью голос директрисы:

— А сейчас с гордостью хочу сообщить: на наш праздник прибыл сам светлейший князь Игорь Владимирович Разумовский! Прошу вас!

Ее слова утонули в одобрительном реве. Приветствуя хозяина Южного княжества, школьный зал буквально разрывался от оваций.

Сердце пропустило удар, и я забыла о дыхании, неотрывно смотря на сцену.

Мазнув по мне лишь на миг потемневшим взором, абсолютно невозмутимый Разумовский неспешно встал между двух элегантно одетых женщин. Естественно, Игорь облачился в традиционный наряд. И князь сегодня здесь был, как и я, в единственном экземпляре.

Белоснежный, расшитый причудливым золотым узором кафтан доходил Игорю до колен. Из-под него виднелся повторяющий силуэт кафтана и плотно прилегающий к телу камзол, под ним — белая легкая рубаха. Кипенно-белые брюки, очерчивая сильные ноги, прятались в высоких сапогах. Разумеется, тоже белых.

За спиной послышались восхищенные голоса одноклассниц, дружно обсуждающих князя. И я полностью разделяла мнение девушек: светлейший князь, как воин, не знает себе равных, а внешне — просто изумителен.

Глядя на Игоря, о его здоровье больше не тревожилась. Очевидно, от ранений он полностью оправился.

Меж тем величественный, поразительно спокойный, недосягаемый хозяин Южного княжества невозмутимо осмотрел приветствующий владыку зал. Дождавшись, когда шум стихнет, промолвил:

— Знаю, все с нетерпением ждут праздника, и длинные речи вам вовсе не нужны, — он скупо улыбнулся. Присутствующие одобрительно загудели. Подняв руку, Разумовский дождался тишины и продолжил серьезным тоном: — Я обещал сделать подарок выпускникам, на «отлично» сдавшим экзамены. Уверен для вас не секрет, что трое старшеклассников экстерном закончили обучение. Каждый из них заслужил мой подарок, — по залу пролетел завистливый шепоток. — Екатерина Федоровна Тимирязева, прошу вас подняться на сцену, — неожиданно предложил Игорь.

Катенька испуганно округлила глаза. Похоже, такой поворот для нее стал новостью.

— Иди, — подбодрила подругу.

Юная дворянка, опустив голову, прошла вдоль сцены, затем, быстро преодолев три невысокие ступеньки, несмело подошла к князю.

Взяв из рук директрисы белоснежный конверт с золотой полоской, Разумовский доброжелательно улыбнулся Кате.

— Екатерина Федоровна, по результатам вашей аттестации вы имеете право выбрать любое высшее учебное заведение, какое только пожелаете. В том числе и за рубежом. Оплата за весь период будет произведена лично мной. — Восхищенный вздох учеников прошелестел в воздухе. Действительно, очень щедро. — Вручаю ваш диплом об окончании школы. Искренне поздравляю.

— Спасибо, — едва слышно пролепетала жутко смущенная Катя. И покраснела еще больше, когда раздались громкие аплодисменты одноклассников. Кстати, вполне заслуженные. Педагоги в «Эвересте» ставили оценки только за знания, родовитость или знакомства не имели значения. Поначалу я в это не верила, однако в полной мере осознала, сдавая экзамены. Мне, главе боярского рода, находящегося под покровительством самого князя, шли навстречу исключительно в организационных моментах. А в остальном не сделали ни единой поблажки!

Проводив подбадривающими криками смущенную Катеньку, спустившуюся со сцены, одноклассники замерли в предвкушении. Остались я и… княжич. Мне оплата обучения точно не нужна, ну а Мише и подавно.

Втайне надеясь, что все ограничится вручением дипломов, услышала голос Игоря:

— Боярыня Софья Сергеевна Изотова, княжич Михаил Игоревич Разумовский, прошу вас вместе подняться на сцену.

Глянув на Мишу, заметила, как тот удивленно пожал плечами.

Нас с княжичем одноклассники и их родители встречали очень бурно. Оно и неудивительно. Я последнее время пользуюсь повышенным интересом, а Михаил всегда был одним из лидеров школы.

Поймав мгновение тишины, Разумовский-старший вновь заговорил:

— Было бы странно подтверждать собственному сыну, что оплачу обучение. — Дружный смех взвился к потолку. — У меня для него иной подарок. Я хочу сообщить о нем в присутствии глав родов, — князь пристально посмотрел на моментально заинтересовавшихся взрослых. — Как глава рода, дозволяю моему законному наследнику самостоятельно выбрать жену. Его решению препятствовать не буду, даю слово. Однако заключить брак он должен в течение года. На то моя воля, — Игорь протянул конверт с дипломом княжичу. — Поздравляю с окончанием учебы, сын.

На миг застыв, словно статуя, Михаил, взяв диплом из рук отца, уважительно поклонился. Выпрямившись, повернулся к залу и шутливо развел руки, будто демонстрируя себя потенциальным невестам. Послышались одобрительные смешки и выкрики парней:

— Девчата, не робей!

— Хватай, пока не забрали!

Пряча смущение, девушки заинтересованно блестели глазами, а их родители довольно улыбались.

Получается, на Михаила его собственный отец только что объявил охоту. Вот же… интриган!

Под гром оваций и подтрунивания одноклассников ничуть не расстроенный княжич спустился в зал. Даже показалось, что он рад стать «желанной добычей».

Из учеников на сцене осталась только я. Сердце сильно-сильно забилось.

— Главе рода бояр Изотовых подарка у меня нет, — послышался строгий голос светлейшего князя. Гости удивленно зашептались, а я с недоумением посмотрела на Игоря. Не дав мне ни мгновения на осмысление, тот невозмутимо сообщил: — Но, пользуясь моментом, хочу сделать вам особое предложение, Софья Сергеевна.

В зале мгновенно началось шевеление. Взрослые напряженно переглядывались друг с другом, тихо о чем-то переговариваясь, а старшеклассники с жадностью ловили каждое слово. Присутствующие понимали — сейчас произойдет что-то крайне интересное.

Меж тем, словно в этом нет ничего необычного, Игорь плавно опустился предо мной на одно колено. Протянул на открытой ладонибелоснежную коробочку с кольцом. Едва заметно улыбнувшись, поразительно хладнокровно сказал:

— Софья Сергеевна, я предлагаю вам стать моей супругой.

Как, ну как он может быть настолько спокойным в такой момент?!

Почти утонув в безмятежных, словно озерная гладь, ярко-васильковых глазах, я в звенящей от напряжения тишине отчетливо произнесла:

— Я принимаю ваше предложение, Игорь Владимирович.

Через мгновение на пальце появилась приятная тяжесть.

В тот же миг в ушах загремело от восторженных криков и аплодисментов. Казалось, дворяне разом растеряли весь снобизм и откровенно радовались. Разумовский действительно пользовался искренним уважением и безграничным авторитетом.

— С праздником вас! — перекрывая многоголосый шум, пронесся по залу голос князя.

Не особо воспринимая реальность, ощутила, как Игорь, взяв за руку, увлек меня к лестнице, ведущей со сцены. Ведя по залу сквозь беспрестанно поздравляющих нас людей и благодаря в ответ подданных, он ни на секунду не выпускал моей ладони.

Я же гордо держала голову, лишь изредка коротко кивая особо настойчивым одноклассникам. Стиснув зубы, бесстрастно смотрела на рвущихся нам людей. Мне начинало казаться, что со стороны Игоря нет тех чувств, которых я жду от будущего мужа. Слов любви от него не прозвучало.

— Примите мои поздравления, Игорь Владимирович, — средь других голосов расслышала звонкий юношеский голос. Повернувшись, увидела сосредоточенного Сергея Вяземского. На короткий миг он нахмурился, затем напряженно добавил: — Такую жемчужину в жены берете. Когда планируете свадьбу? — уточнил, криво улыбнувшись.

— Сегодня, — шокировал ответом Игорь.

— Вы шутите? — парень озадаченно нахмурился.

— Разве я похож на человека, шутящего такими вещами? — ледяным тоном поинтересовался хозяин Южного княжества.

— Нет, — юноша мотнул головой. Судорожно сглотнув, испуганно блеснул глазами и выдохнул: — Желаю вам счастья.

— Благодарю, — лаконично обронил Разумовский.

Через миг пожелания счастья полетели с утроенной силой. Новость действительно была исключительной. Вне сомнений, смаковать подробности будут долго.

Он что, и правда сегодня собрался на мне жениться?

Не выказывая удивления, я продолжала величественно кивать в ответ на пожелания всего, чего только можно. Вскоре, как волна откатывается от берега, так гости расступились пред нами. Не произнося больше ни слова, Игорь взял у мужчины в униформе мою шубку, помог надеть.

Наконец-то выйдя из здания школы, я вздохнула с облегчением. От того, что ушла практически в самом начале праздника, разумеется, не испытывала досады. Напротив, радовалась. Этот морально тяжелый для меня выпускной бал наконец-то закончился.

Но что дальше?

Излучая уверенность и спокойствие, Разумовский неторопливо подвел меня к длинной шикарной машине, стоящей напротив входа. Похоже, местный аналог лимузина. Вон, даже перегородка от водителя есть.

Плавно покачиваясь, автомобиль тронулся с места и куда-то поехал. Куда — для меня не имело значения. Все мысли отошли на второй план, осталась только одна. Она настойчиво билась, требуя ответа.

Пора выходить из сумрака.

Я медленно повернула голову. Игорь не сводил с меня глаз, во взоре — нежность и усталость. Неожиданно подавшись ко мне, шепнул в губы:

— Привет. Я соскучился, родная.

— Привет, — повторила тихо.

Его умопомрачительно страстный, но нежный поцелуй подарил тепло, принес свет в душу. Все мое естество буквально тянулось к этому мужчине. Но я должна знать. Прямо сейчас.

Отстранилась. Неотрывно глядя в глаза будущего мужа, спросила:

— Кто та женщина, которую ты любил, и она умерла? Я не про твою первую супругу, — заметив непонимание, пояснила: — Воспоминание свежее, острое. Я не стала сама искать ответ. Расскажешь?

Бесконечно долго Игорь смотрел мне в глаза. Затем покачал головой, с силой потер лоб.

— Это так для тебя важно? — спросил тихо.

— Да, — кивнула, отведя взгляд.

— Хорошо, — спокойно ответил князь. — Чуть-чуть подожди. Скоро приедем, — добавил зачем-то. Аккуратно сжав мою руку, откинулся на спинку сиденья. Прикрыл глаза. И внезапно вновь заговорил: — Мы едем к месту нашей свадьбы. Там я, — он на пару мгновений замолчал, — пытался справиться с утратой, — едва заметно усмехнулся. — Сейчас там красиво. Надеюсь, тебе понравится.

Стиснув зубы, почувствовала, как сердце защемило. Жениться на мне в том самом месте, где оплакивал смерть любимой женщины? Что за садизм? А может, он просто хочет таким образом окончательно забыть о ней? Отпустить? Или что? Себе что-то пытается доказать? А как же я? Неужто мои чувства совсем не в счет?

Игорь сбивал с толку. Я ничего не понимала. Глубоко вздохнув, постаралась усмирить скачущие табуном мысли. Не стоит себя накручивать, подожду.

Как бы не так! Справиться с эмоциями оказалось архисложно. К тому времени, когда машина остановилась, я была взвинчена до предела.

— Оставь шубку здесь. Там тепло, — невозмутимо предложил Игорь. Заметив, что, сидя, мне затруднительно снять верхнюю одежду, помог. Затем, первым выйдя из салона, протянул руку.

Очутившись на свежем воздухе, тотчас почувствовала легкий морозец. Все так же шел снег. Передо мной простиралась гигантская молочно-белая стена. Похоже, защитный купол. И где обещанное тепло? Да и красоты не наблюдается.

Прервав размышления, Игорь взял за руку и повел прямиком в стену. Испуганно зажмурившись, через пару секунд почувствовала теплый воздух. А разомкнув веки, ошарашенно замерла.

Краем уха отмечая щебет птиц, неверяще посмотрела на изумрудную травку, ковром устилающую землю. Повсюду цвели сакуры и какие-то неведомые экзотические деревья, а в центре сего великолепия раскинулось гигантское небесно-голубое озеро.

Ступив на выложенную плиткой тропинку, заметила неподалеку круглую площадку с аркой, украшенной цветами. Под ней стоял седобородый священнослужитель в белоснежном одеянии.

Острая игла пронзила сердце. Дань памяти… Как, должно быть, он ее любил.

Сглотнув ком в горле, взглянула на Игоря. Его глаза лучились запредельной нежностью и… любовью. Настолько огромной, что захватывало дух. Вся сдержанность мужчины испарилась.

В моей голове моментально образовался вакуум. Мозг не желал делать напрашивающийся вывод.

Не отводя от меня любящего взгляда, Игорь просто сказал:

— Это озеро я назвал «Софья».

На миг прикрыв глаза, тихонько застонала от собственной глупости и слепоты. А чудесный цветок, росший в моей израненной душе, стремительно рванул ввысь. Сердце распахнулось.

Теперь я знаю, что такое настоящая любовь. Она есть и во мне.

Не дав опомниться, он обнял. Губы обжег властный поцелуй.

— Люблю. Тебя. Одну.

— Люблю, — едва слышно шепнула в ответ.

Его руки сжали так сильно, что стало сложно дышать. Через миг, ослабив объятия, Игорь прошептал, лаская дыханием ушко:

— Так этого ждал.

Неохотно отстранившись, князь взял меня за руку и повел к арке. Низко поклонившись, священнослужитель, не мешкая, начал обряд. Я же не слушала торжественных слов, неотрывно смотря на своего мужчину. Утонув в омуте его глаз, уже и не пыталась выплыть. Счастье наполняло, переливалось через край.

— Пред высшими силами и людьми объявляю вас мужем и женой, — донеслось словно откуда-то издалека. Для меня осталась только одна реальность: страстный поцелуй мужа. Растворяясь в ласках, услышала тихое:

— Нам пора. Скоро император отречется от трона.

— Что? — выдохнула, не понимая, к чему сейчас эта информация.

Усмехнувшись, Игорь ласково провел по моей щеке.

— Мне придется принять трон. Ты станешь императрицей, — заметив тоскливое выражение у меня на лице, беззвучно рассмеялся. — Жена идет рядом с мужем. Рука об руку, — взяв мою ладошку, улыбнулся.

Не отводя взгляда от его сияющих, полных любви глаз, кивнула. В душе крепла не просто вера, но знание — меж нами все будет хорошо.

(обратно)

ЭПИЛОГ

Поздняя осень принесла с собой слякоть и дожди. Не обращая внимания на отвратительную погоду, самодержец всероссийский Игорь в футболке и тонких джинсах стоял на балконе.

Положив сильные ладони на каменное ограждение, мужчина не замечал, как из-под его пальцев сыплется гранитная крошка. Всегда безукоризненно контролирующий себя универсал жутко нервничал. Вот уже восьмой час Соня рожала, а Игорь не знал, чем помочь любимой женщине. Натянутые до предела нервы требовали действий, но приходилось просто ждать.

— Отец, — послышался голос Михаила.

— Что ты хотел? — ледяным тоном отозвался император.

Не реагируя на холодность родителя, сильно возмужавший за десять месяцев управления княжеством парень внимательно посмотрел на истерзанное ограждение и спокойно произнес:

— Близняшек и жену я отправил спать. Надежда ушла с девочками. А вот Катерина не желает уходить, — юноша хмыкнул и добавил: — И муж не сумел убедить. Сидят вместе с Никитой и Василием в гостиной, — он слегка поморщился.

Выслушав новость, Игорь даже не глянул в сторону сына. Он прекрасно знал — тот не одобряет столь тесное общение императрицы со слугами. Да и Катерину недолюбливает. Однако Разумовскому было искренне наплевать на мнение Михаила, да и кого-либо еще по этому поводу. Софья считает их близкими людьми, семьей, значит, так тому и быть. Игорь уважал ее выбор.

А Катерину, не желающую иди отдыхать, он очень даже понимал. Соня мучается, о каком сне речь?!

Пальцы напряглись. Очередной кусок гранита с гулким стуком упал на мраморный пол.

Тем временем, встав рядом, Михаил поднял голову к чернильно-черному небу. Спустя долгую паузу, неожиданно признался:

— Честно, я и не подозревал, что так сильно можно любить. Вы с Соней поразительно складно живете, — помолчав, с печалью добавил: — Соня… она другая.

— Поясни, — в голосе самодержца послышался металл.

— Не так сказал, — юноша нахмурился. — Вы оба сильные личности, постоянно работаете. Софья к тому же своенравна и непокорна. Но живете мирно, остуды меж вами нет. Словно половинки друг друга.

Усмехнувшись, Игорь внимательно посмотрел на отпрыска. Затем, не отводя глаз от сына, уверенно произнес:

— Половинок не бывает. Человек изначально цельный. Любовь, уважение между супругами делают брак таким, какой у нас с Соней.

Нахмурившись, Михаил с досадой поджал губы. Он не знал, что ответить. С бывшей боярыней Стрелецкой, а теперь княгиней Разумовской он ежедневно был словно на передовой. Жена говорила, что любит, пыталась всячески угодить, однако мира и согласия меж ними так и не установилось.

Мария постоянно его упрекала, то плакала, то ругалась. Порой и домой возвращаться не хотелось. Но парень ни разу не пожалел, что среди множества претенденток выбрал именно ее. Видимо, Миша жену все же любил. По-своему. Как умел.

Сквозь завывания ветра Игорь непостижимым образом умудрился расслышать долгожданные шаги. Резко развернувшись, он напряженно замер, глядя на остановившуюся у входа на балкон женщину.

Та низко поклонилась, а после устало сообщила:

— Мой император, — ее голос внезапно сорвался. Кашлянув, опытная акушерка справилась с волнением и четко доложила: — Роды прошли успешно. У вас абсолютно здоровый мальчик. Поздравляю.

— Как она? — самодержец застыл.

— Все хорошо, — женщина довольно улыбнулась. — Минут через десять можете зайти к императрице.

Словно внезапно обессилив, Игорь прижался спиной к истерзанному ограждению. Глаза предательски заблестели. Глубоко вздохнув, осевшим голосом промолвил:

— Спасибо вам, Вера Аркадьевна.

— Служу моему императору, — торжественно ответила женщина и, вновь низко поклонившись, бесшумно удалилась.

— С ней все хорошо, — на грани слышимости прошептал Игорь. — Все хорошо.

— Я сообщу новость? — уточнил Михаил, радостно улыбнувшись.

— Да, — император кивнул. — Но посещения завтра. Ей надо отдохнуть, — добавил чуть дрогнувшим голосом.

* * *

Измученная родами, я уснула моментально. Не знаю, сколько проспала.

Проснувшись, сладко потянулась. Ничего больше не болело, и это радовало. Внезапно молнией пронзила мысль: мой малыш, как он?

Распахнув глаза, поморгала, пытаясь привыкнуть к темноте: плотно задернутые шторы не пропускали света. Начав приподниматься, услышала спокойный голос мужа:

— Он в порядке. Не тревожься.

Теплый свет ночника разорвал тьму. Держа на руках маленький комочек счастья, Игорь аккуратно сел рядом. Бережно положив малыша мне на грудь, с нежностью промолвил:

— Ты умница, — потом прилег, ласково провел тыльной стороной ладони по моей щеке. — Я волновался, — шепнул скупой на эмоции супруг и тяжко вздохнул.

Не тая улыбки, заглянула в любимые васильковые глаза. Немного потянувшись к мужу, дотронулась губами до ранних морщинок и негромко сказала:

— Люблю.

— Люблю, — эхом повторил Игорь, осторожно обнял.

Нежась в крепких, но таких бережных объятиях, смотрела на нашего ребенка и понимала, что вновь улыбаюсь.

Я больше не жила ни прошлым, ни будущим. Научилась ценить каждое мгновение. Чужой прежде мир стал родным, мне удалось заслужить авторитет у знати, хотя это было ох как непросто. Конечно, испытывала радость и гордость за себя, но все же тепло на сердце становилось совсем от другого.

Я люблю и любима, у меня есть семья — вот самое ценное в жизни женщины. А сегодня свершилось долгожданное чудо: я стала мамой.

Тихонько вздохнув, сильнее прижалась к груди своего мужчины. Как же хорошо!

Счастье — словно морской прибой. То нахлынет, то отойдет. Оно не может длиться постоянно. Но сейчас тот самый миг, когда я безгранично счастлива.

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева Охота за зачетом

Охота бывает разной. Порою с самострелом в руках – на дичь, с пульсаром – на дичь полную и часто уже единожды умершую, с фатой в руках – на жениха, а я… Я охотилась на свой зачет. И поджидала свою жертву в засаде, за кустами, что росли рядом с полигоном одной из старейших академий Светлой империи.

Моя альма-матер носила гордое имя героя древности – дракона Кейгу Золотое Крыло, и ее ректор ни в какую не желал отпускать свою адептку на полевую практику. А все потому, что я была лучшей. А хорошими студиозусами начальство разбрасываться не хотело. Тем паче посылать на границы с Шумерлинскими топями. Мало ли: там и темные, и нежить, но, главное, там будет Лисинор Бокр – мой жених, которого ни в какую не хотела принимать семья.

Опять же отец был дружен с ректором Матистасом Ленирросским и, подозреваю, лично попросил старого приятеля, чтобы тот меня попридержал здесь, в столице.

А я… Я всеми силами жаждала пройти полевую практику. По уже понятным причинам, лишь отчасти связанным с этой самой практикой.

Лисинора, или Лиса, перевели в нашу академию пару месяцев назад из магистерии Южного предела. Простой маг, без имени и без судьбы, как говаривала моя мать, кривя губы. А отец ее молчаливо поддерживал. Родители единогласно считали, что он мне не пара. И брат, поганец, их в этом поддерживал.

Мне же было плевать, что у Лиса за душой ни гроша. Вот только когда боевик пришел к нам в дом, как полагается, просить у отца моей руки, то папа его принял. Правда, самого лиса, а вот на его предложение ответил категорическим отказом и припечатал: даже если совратишь, если Натиша забеременеет, так и знай – выдам ее замуж за другого.

Я, подслушивая этот разговор, лишь заскрипела зубами. И… принялась ждать своего совершеннолетия. Когда мне осенью исполнится двадцать один, я сама смогу решать, за кого мне выходить замуж, а пока… Нужно было пережить лишь летнюю практику. Вот только на нее меня не пускали. Из-за сущей формальности, к слову. У меня не стоял зачет по стационарной защите.

Вел оный предмет Аэрин Ромирэль. Он являлся героем битвы Семи Холмов, когда было подавлено восстание предгорной нечисти. Там, поговаривают, он приобрел хромоту, раннюю седину и невероятную выдержку. А вот чего не приобрел – это богатства. За исключением пурпурной ленты, от императорских щедрот ему ничего не досталось. Ни захудалой деревеньки за отвагу, ни кошеля с золотом за героизм, когда Ромирэль в одиночку целые сутки держал оборону гарнизона, полного тяжелораненных ратников, до прибытия подмоги, чуть не выгорев при этом. Ему досталась лишь слава, которую на хлеб не намажешь и в ломбард не заложишь. В общем, прославленный маг как был безземельным бессребреником, так и остался оным по сей день.

А еще этот полуэльф на несколько полетов чуял опасность, темных магов и адепток, желающих заполучить его в мужья. Последних в стенах академии имелось преизрядно. Некоторые лэриссы только ради него поступали на факультет защиты от темных сил.

И вот ныне я тоже вела охоту на этого умного, благородного, демон его за ногу, в прошлом – бывшего военного офицера, а ныне – преподавателя Ромирэля. И мне, в отличие от прочих, от него нужны были не брачные браслеты, а автограф в моей зачетке.

Я так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав насмешливое:

– Адептка Натиша Норрилл, выползайте из кустов, вас там преотлично видно.

Я вознегодовала. Как это отлично? Да у меня маскирующие чары, полог невидимости и отвод глаз были накинуты! А сверху – еще зеленые ветви акации! Густые такие. Я специально этот куст, как самый густой, курчавый и раскидистый, выбрала. А он – преотлично видно.

Я запыхтела и, зажав зачетку в зубах, по-пластунски начала выбираться из своего укрытия. Тренировочный меч, перекинутый через спину, цеплялся за каждый сучок. Я ругалась сквозь зубы. Правда, не матом, а, как и многие лекари, перечисляя болезни, названия которых порою способны переплюнуть любую площадную брань. К слову, брат по этому поводу ерничал, что лучше бы я, как нормальные маги, материлась, ибо отучить ругаться матом несложно. Я парировала: зато перестать матом думать – практически невозможно. На что мой братец тут же отвечал, дескать, никто же не слышит…

Полагаю, со стороны картина была презабавной, когда я на четвереньках оказалась стоящей перед начищенными сапогами преподавателя. Меч, перекинутый через спину, крестовиной упирался в мою макушку.

– И? – иронично изогнув бровь, уточнил преподаватель.

Я наконец смогла распрямиться и взять зачетную книжку в руки.

– Магистр Ромирэль. – Я сдула со лба упавшую прядь. Беда с этими кучерявыми волосами: как их ни собирай, все равно что-нибудь да вылезет. – Я на вас тут охоч… жду.

– Я догадался, – он усмехнулся.

– Поставьте мне зачет… Пожалуйста.

– Но у вас же он только через две седмицы? – справедливо удивился преподаватель.

– А группу для прохождения практики рядом с Шумерлинскими топями набирают сейчас. – Я посмотрела прямо.

– Но ведь это группа боевиков? – Я удостоилась пристального взгляда полуэльфа.

– Да… Но там нужны два лекаря… И я…

– Так хотели бы поближе познакомиться с реликтовой флорой и фауной для изготовления зелий? – иронично закончил за меня магистр. Казалось, этот полуэльф видел насквозь и знал наперед каждое мое слово.

– И это тоже. – Я покраснела как маков цвет.

– Натиша, скажите честно, что вам нужно.

– Замуж, – выпалила я. И у Ромирэля дернулся глаз.

– И за кого? – вкрадчиво уточнил он.

И по тому, как спокойно произнес свой вопрос магистр, я поняла: его расслабленность обманчива. И мне стоит поторопиться, если я не хочу замереть здесь соляным столбом под действием заклинания стазиса, как адептка Солох. Пару месяцев назад она прокралась в преподавательские душевые: решила, что там самое удобное место, чтобы соблазнить полуэльфа своими прелестями, но… даже раздеться не успела, а вот стать учебным пособием для первокурсников, отрабатывавших снятие заморозки, – еще как. Ромирэль самолично принес живую статую на практикум первогодок со словами: «Дарю! Но на время».

– Не за вас. – Я даже раскрытые ладони выставила перед собой в жесте «на общественную девичью грезу не претендую».

Мне показалось, что сразу после этой фразы дышать стало легче.

– А поподробнее? – Все же Ромирэль порою был весьма въедлив, прямо как дознаватель.

И пока я не выложила все подробно, зачет принять не согласился. А уж на полигоне… Магистр не делал скидок на то, что я вообще-то лекарь, а не боевой маг. И гонял меня по полной. Под конец я так вымоталась, что мой резерв оказался абсолютно пуст.

Пульсар, который Ромирэль сорвал с пальцев играючи, устремился в одну самоуверенную адептку вместе с криком: «Защищайтесь!» А я… я была все же девушкой. Целительницей. И поступила не как стихийник, у которого отказала магия. Нет. Вместо того чтобы принять удар на тренировочный клинок, я инстинктивно кинула меч в преподавателя. Как простую орясину или булыжник, а сама ничком упала в грязь полигона.

Надо мной с шипением просвистел огненный шар, а потом послышалась сдавленная ругань. Я еще не подняла головы, но уже представляла, какую картину увижу: злого преподавателя. А если я в него еще и клинком попала…

– Только бы не порезала, только бы не порезала… – начала как заклинание шептать я.

– Адептка Натиша! – Голос, в котором мне почудился звон стали, заставил вскочить на ноги. Я чувствовала себя нашкодившим котенком, которого сейчас возьмут за шкирку и… вытурят с полигона. Я стояла зажмурившись.

Но меня никто не трогал. Зато послышался вопрос:

– Урилл, ты как? – магистр обращался явно не ко мне.

– Жить буду. К тому же шрамы украшают мужчину, – прозвучал насмешливый ответ, и я рискнула приоткрыть один глаз.

– То шрамы. А у тебя шишка от рукояти меча. Причем посреди лба, – усмехнулся Ромирэль и добавил: – Где твоя реакция, адепт? Неужели не мог уклониться?

– Как вы, магистр? – ехидно и совершенно без почтения уточнил… память услужливо подсказала имя: Урилл Мейнс. Второкурсник, успевший нажить себе уйму врагов, завистников и стать всего за полтора года первой язвой академии.

– Если можно уклониться, не применяя магию, то лучше уклониться, – со странной едкой иронией ответил Ромирэль. – Это отнимает меньше сил, которые еще понадобятся.

А у меня возникло странное чувство: Ромирэль прекрасно знал, кто стоит у него за спиной. И специально уклонился, не перехватил летящий клинок. И… устроил проверку. Только уже не мне, а этому второкурснику, который смотрел на преподавателя с вызовом во взгляде. И адепт эту проверку провалил.

– Я здесь, чтобы научить адептов быть собранными. Всегда. И рассчитывать свои силы. – Полуэльф перевёл взгляд на меня.

Я сглотнула, понимая, почему он меня ТАК гонял: если я собралась на полевую практику с боевыми магами, то и спрос с меня будет наравне. Хоть я и целитель. Но болотной льерне на это будет плевать, реши она меня сожрать в Шумерлинских топях. И ее заверения в том, что у меня другая специализация, не убедят.

– Натиша, что вы должны были сделать, когда поняли, что у вас резерв на нуле?

– Принять удар на острие клинка. Заговоренная сталь впитала бы силу пульсара, а потом – кинуться на вас… – последние свои слова я произнесла тихо. Очень.

Но полуэльф их отлично расслышал и усмехнулся. А до меня стало доходить: он знал, что я вычерпала всю энергию, и специально… А я… Идиотка!

– Когда мне прийти на пересдачу? – Я упрямо сжала губы.

– Завтра утром. – Если ответом можно убить, то сейчас это был как раз тот случай. За ночь я не восстановлюсь и вполовину. – Свободны.

– А теперь погоняю тебя… – это магистр обратился уже к тому, кого я нечаянно подбила.

Шишка на лбу Мейнса уже напоминала размером сливу и грозила вырасти еще, до почетных габаритов яблока. Вот только, судя по настрою и адепта, и преподавателя, отпускать пострадавшего в лекарское крыло никто не собирался.

Интересно, Урилл пришел на отработку или… он же вроде алхимик? Но по тому, как парень уверенно начал бинтовать запястья, точно боевой маг, я усомнилась.

А потом мне стало обидно. И за себя, и за этого Мейнса, над которым полуэльф наверняка будет так же изуверствовать, гоняя до седьмого пота.

У меня сил не осталось, но я маг жизни и… зачерпнув из неприкосновенного резерва ауры, подошла и положила на лоб опешившего парня ладонь. Заклинание было простым и требовало дара совсем чуть, но я все же пошатнулась. И плевать: до завтра все равно восстановиться не успею, так что зачет все равно завалю. А этот Урилл хоть не будет радовать магистра шишкой.

Про то, что за удар колокола адепт наставит с дюжину новых, я старалась не думать.

– Натиша, давайте вашу зачетку, – неожиданно прозвучало из-за спины.

Я ушам своим не поверила. Но все же протянула книжицу дрожащей от усталости рукой.

Ромирэль поставил росчерк в графе со словами:

– Боец вы, конечно, никакой, но целитель – истинный. И если на практике боевики уберегут вас от нечисти, то вы обязательно спасёте их от ран. Так что держите. – Он протянул мне зачетку. – А на тренировки с мечами все же поднажмите… – последнее он произнес с усмешкой.

А я зарделась и… подхватив из пыли тренировочный клинок, помчалась в сторону общежитий. Ура! Я еду вместе с Лисом!

Вот только радость моя была недолгой.

Как оказалось, группа уже успела отбыть на практику.

– А как же лекарь? С адептами должен быть целитель! – ошарашенно произнесла я, стоя в канцелярии.

– А с ними и поехала Марика Хосс, ваша одногруппница, – сверилась со списками милая грымза-секретарша. Она и вправду была симпатичной. Для своей расы. С аккуратно торчащими заостренными ушками, клычками, выступающими над верхней губой, и когтями, которыми без всяких ножниц легко вскрывала конверты даже из самой плотной бумаги.

– Но у нее нет зачета по стационарной защите! – выпалила я, памятуя, как удивился магистр Ромирэль, когда я пришла к нему. Значит, до меня никто к нему не подходил.

– Как нет? – вскинула брови секретарь, а после не поленилась поднять документы и… – Вот поганка, подделала! А я сразу и не заметила!

В итоге я убила уйму времени, пока добилась, чтобы меня включили в список для практики вместо проныры Марики. Вот только когда я пошла за подписью к декану… В общем, тот метал на меня, с ректорского благословения, громы, молнии и нелестные эпитеты. Эпитеты особенно. Но я была неумолима. Так меня тянуло… обогатиться знаниями о лекарственных растениях Шумерлинских топей!

– Вот! – с интонацией «подавись, зараза» произнес декан и поставил свою подпись под приказом.

Формально у него не было причин мне отказать, а не формально… Он пытался, честно. Но сдался. Потому как клянчить, давить на жалость, плакать и угрожать уходом – это, как оказалось, не только обязательный ритуал для женщины на пути к шубе, но и одной адептки – к полевой практике. Потому как я заявила: либо я еду на север, либо пишу заявление о переводе в Алжиррас.

И по глазам декана я видела ответ: «Ну и пиши!» – но он понимал, что в таком случае будет скандал уже с начальством: студентка, да еще четвертого курса, с девятым уровнем дара – и уйдет к конкурентам-южанам! В итоге мое угрожающее молчание перешло в беспощадное отступление декана и я смогла с легким сердцем покинуть академию. Вот только отправляться одной на ночь глядя по северному тракту вдогонку группе боевиков – идея была так себе. И в кои-то веки мой разум возобладал над девичьей дурью.

Я вылетела на метле из Йоноля, когда летнее солнце еще только-только поднималось над горизонтом, жаворонки едва просыпались, а утро еще не успело заявить о себе во всеуслышание и вылить на землю черпак молочно-розовых лучей. Мое сердце было полно рассвета и надежд. Я неслась ветром над полями, лесами, долами, озерами, то взмывая в облака, то устремляясь вниз, так что пятки однажды едва не коснулись воды в излучине реки.

Я была свободна, как никогда. И радовалась этому. А еще ждала встречи с Лисом, в красках представляя, как подлечу к нему, обниму, как он закружит меня над землёй и прошепчет ласково: «Натиша…» А мое сердце замрет, чтобы в следующий миг пуститься вскачь.

Сумка, перекинутая через плечо, от порывов ветра хлопала по бедру, плащ развевался серыми крыльями за спиной, прижатый посредине ножнами меча. Я чувствовала себя ведьмой, потому что хотелось расхохотаться. Мне все же удалось! Несмотря на все препоны ректора и волю родителей. И уже к вечеру я нагоню группу.

Этого заката я ждала. Очень. Оранжевые сумерки сменились багрянцем, тяжелым, как императорская мантия, и таким же длинным. Солнце медленно, неспешно уползало за горизонт. И лишь когда небо вызвездило, я спешилась с метлы у порога придорожной корчмы. Внутри, судя по звукам, было шумно, весело и людно.

Оставив метлу рядом с коновязью, я осторожно вошла. Гладко струганная входная дверь даже не скрипнула, без слов говоря: здешний корчмарь – человек хозяйственный, не жалеет масла для петель. Авось и места для постоя у такого приличными будут, без блох.

Меня из посетителей никто не заметил. Лишь вышибала прошелся по фигуре взглядом единственного целого глаза, меланхолично перекинул соломинку, которую жевал, из одного угла рта в другой. Но, видимо, не счел опасной. И правда, чего бояться какой-то пигалицы, когда в корчме пирует дюжина молодых магов-боевиков. Весело так пирует, с размахом.

Куратора видно не было. Не иначе как ушел уже к себе в комнату. А вот Лис оказался в центре шумной компании, заливался смехом. А на его коленях, по-хозяйски закинув руку на плечо моего жениха, сидела Марика.

Я сама не заметила, как набросила на себя полог отвода глаз. Видимо, выволочка магистра Ромирэла, раскритиковавшего накануне мою маскировку в акации, не прошла даром. Слова заклинания вспомнились сами собой.

Я замерла у входа, рядом с притолокой, и увидела, как Лис жадно, никого не стесняясь, целует Марику. Как его ладони приподнимают ее бедра, устраивая удобнее у себя на коленях, а она весенней кошкой льнет к нему.

Парочка так разошлась, что Лис задел локтем кружку с брагой, и та опрокинулась прямо на Марику. Честно, она сама опрокинулась. Я тут ни при чем. И заклинание левитации тоже.

Пассия боевика завизжала, а потом делано возмутилась, протянув:

– Ли-и-ис, ты чего? Я же мокрая теперь.

– Я щас высушу. – Боевик щелкнул пальцами. Вот только брага – не вода, испарившись, она оставила пятно и, судя по писку Марики, еще и намертво прилипла к коже.

Марика, матюгнувшись напоследок, зло потопала по лестнице на второй этаж. Судя по всему, решать проблему со штанами.

А мой жених, уже бывший, вальяжно откинулся на стену.

– Завидую я тебе, Лис, – услышала я хмельной юношеский голос. – Девки на тебя так и вешаются. Что эта, что чернявая, что кучерявая…

– Завидуешь?

– Да иди ты!

– Я-то пойду, – ухмыльнулся Лис. – На второй этаж. Там уже она штаны небось сняла… – послышалось мечтательное. – Не то что эта Натиша, которая и дать-то толком не может, – на последних словах Лис скривился.

– А что же ты тогда с ней всю весну ходил? – задал вопрос еще один боевик.

– А затем, что жена из нее неплохая получится.

– Богатая, глупая и красивая? – хохотнул кто-то с другого края стола.

– Вот! Норис меня понимает, дружище! – Лис похлопал напоказ. – Нам, бессребреникам, надо жен с умом выбирать, чтоб потом без связей и денег не куковать, – и он сам рассмеялся своей шутке.

Вот только я краем глаза заметила, как некоторые парни без слов встают из-за стола и уходят. Словно им противно слушать. А мне… мне тоже было противно. Вот только я не могла пошевелиться. Так и стояла истуканом, не видя перед собой ничего вокруг. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я отмерла.

Внутри словно что-то оборвалось. Отстраненно мелькнула мысль: не быть мне боевым магом. Те реагируют мгновенно. Боевичка на моем месте непременно устроила бы погром, ведьма – прокляла бы, а я… Я, целительница, лишь поняла: сегодня внутри меня что-то умерло. Я разочаровалась. Да, именно так. Потому как только разочарование одновременно и убивает, и рождает пустоту в душе. Обида, ревность, ненависть – после них остается что-то… Пепел, ярость. А тут абсолютно ни-че-го.

Я чувствовала себя скорлупой, внутри которой бездна. Коснись – и оболочка треснет, сомнется, проваливаясь внутрь, под давлением внешней среды. И я исчезну.

Я не помнила, как ушла из корчмы, как оседлала метлу и как летела на юг… Вроде бы даже не одни сутки провела, ухватившись за черен. Словно я боялась, что если остановлюсь хоть на миг – то все.

Как при этом я не свернула себе шею, не выгорела, не напоролась на разбойников… Для меня загадка. Вот только вывел меня из состояния оцепенения протяжный крик. Лес уже давно сменился чахлыми кустами, вот-вот норовя перейти вовсе в разнотравье.

Дорога подо мной вилась змеей. Сгущались сумерки, и на небе светила дебелая луна. А внизу, в телеге, остановившейся посреди тракта, отчаянно голосила женщина. Кричала она тем особенным криком, который может стать и началом жизни, и ее окончанием.

Вокруг суетился мужик, причитая, заламывая шапку и взывая одновременно и к богам, и к крикуше:

– Да потерпи ты чутка, Олеша, немного до колдуна осталося. Повитуха же сказала, сама не выдюжишь!

– Не могу, Микай, не могу! – схватившись за живот, вопила она. – Помираю!!!

– Да что же это, да как же ж… Олеша…. Колесо…

Только тут я заметила, что один из ободьев на телеге треснул. Теперь ясно, отчего они остановились в чистом поле.

– Ты чутка потерпи, я мигом до Животинок, щас, щас, – с этими словами он начал распрягать телегу.

Видимо, решил верхом домчать до «колдуна» – наверняка местного целителя. Я хотела уже спуститься, когда подумалось: стоит подождать, пока мужик уедет. А то с него еще станется мешать мне под руку: или в обморок хлопнется, или примет за ведьму. И я вместо того, чтобы помогать роженице, буду уклоняться от вил или дрына. Нет уж.

Выждав, пока мужик отъедет, я спустилась по спирали к земле. Олеша уже не выла, а тихонько постанывала. Весь низ ее рубахи был мокрым, деваха смотрела на мир затуманенным взглядом и уже мысленно наверняка отдала богу душу.

– Так ты рожать будешь или умирать? – деловито уточнила я, щелкая пальцами так, что по рукам пробежали всполохи дезинфицирующего заклинания.

– Ты, – вдох, чтобы набраться сил, – к-к-колдовка?! – дрожащими синими губами прошептала беременная, то ли спрашивая, то ли утверждая.

– А тебе не все ли равно?

– Дланник храмовый в проповедях не велит к колд… – начала было Олеша.

– Может, и не велит, но его тут нет. А я есть. И могу помочь.

– За-ду-шу, – шипя протянула роженица, кажется позабыв о потугах. Причем произнесла она это так, что я не поняла: то ли она мне душу в качестве товара обещает, то ли то, что придушит меня, как оклемается.

– Задушишь-задушишь, – решила заверить я, не сильно вдумываясь в смысл того, что говорю. Ибо пока беременная отвлекалась на разговор, я смогла осмотреть ее. И понять: дело дрянь.

Двойня, да еще у обоих неправильное предлежание. И, кажется, у одного еще и обвитие… Выругавшись сквозь зубы, я начала кастовать первое заклинание, чтобы освободить шею нерожденного от петли пуповины.

Повивальной практики у меня еще не случалось. Все больше были ранения, переломы, даже ассистировала при операциях, но роды… Да еще вот так – в телеге, посреди тракта, а не на кушетке, под руководством наставника.

И все же у меня получилось. Молодая мамаша была хоть и голосистой, но хотя бы брыкалась не сильно. Мимо моего уха, когда принимала первого, ее пятка только пару раз просвистела. Но я увернулась. Правда, подозреваю, не уклонись я, еще неизвестно, осталась ли бы в здравом уме, твердой памяти и без вмятины в черепе. Удар, пришедшийся в борт телеги, проломил дубовую доску.

– На вот, держи, мни, – я сунула Олеше в руку первое, что попалось, – а лягаться не смей! – сурово скомандовала я, перерезая своим мечом пуповину первого младенца. Тот горланил не хуже матушки.

Мелькнула мысль, что на такой вой наверняка вся окрестная нечисть сбежится. Но она быстро сменилась другими: надо было принимать еще одно дитя, которому уже не терпелось появиться на свет.

Второй вылетел по родовым путям пробкой из бочки. Я только руки успела подставить, как он показался. Точнее – она. Мелкая, та самая, вокруг шеи которой обвилась пуповина, попискивала не в пример слабее братца, зато на одной ноте и не переставая.

Когда же я хотела положить роженице на грудь детей, чтобы те попробовали материнского молока, а заодно помогли отделиться последу, то только тут увидела, что дала Олеше в руки… подкову. Которую та благополучно разогнула. Совсем.

Я осторожно отняла у нее железяку и приложила к груди детей. Вот только закончить с родами мне не дали. Вой – характерный, протяжный – огласил округу. Степные волкодлаки.

Они подбирались кругом. Я чуяла их приближение, как иные – дуновение ветра в тяжелом от зноя воздухе. Только этот ветер нес с собой запах смерти.

Оскаленные пасти показались из травы спустя несколько мгновений. К тому времени успела создать защитный контур, но… изрядно поистратившись на родах и так до конца и не восстановившись после сдачи зачета, я была вымотана, поэтому сомкнуть его куполом не смогла.

И все же сожгла несколько тварей, прежде чем одна, самая шустрая, перепрыгнула через марево барьера. Наука магистра Ромирэля не прошла даром. Клинок оказался в моей руке раньше, чем я успела сообразить. И кровь от перерезанной пуповины смешалась с кровью нечисти, когда я отсекла той башку.

Еще одна гадина попробовала повторить трюк товарки, но для нее барьер оказался все же высок, и она с визгом завалилась на спину, ударившись о полупрозрачную препону.

А я… я понимала, что до утра не дотяну. Да и уйдет ли стая, почуявшая кровь, на заре? Вред ли. Но дорого продать свою жизнь…

Цокот копыт, властный окрик и пульсар, рассекший тьму так, что его росчерк выжег полосу правы, а вместе с ней и парочку волкодлаков, – это последнее, что я помню перед тем, как рухнуть без сознания. Контур я держала до последнего, вычерпав себя до дна.

Пробуждение вышло не из приятных. Все тело ломило, а я сама была спелената точно младенец: одеяло, подоткнутое по периметру кровати, не давало пошевелиться.

– А… очнулась, практикантка… – протянул старческий голос. – Ну добро, добро. Ты молодец. Хоть и бестолочь, но молодец.

С этими словами он приставил к моим губам чашку с отваром. Взвар норышника. Травки своенравной и дюже вреднючей, которую не так-то просто было поймать: она так и норовила юркнуть под землю, когда до нее дотрагиваешься. А еще обладала отвратным вкусом. Зато помогала восстанавливать силы.

Я зажмурилась и сделала глоток, ожидая, что тут же вырвет. А что? Бывало. Но нет, отвар прокатился огненным комом по горлу и змеей стал угнезживаться в желудке.

Лишь на следующий день я узнала, куда я попала, а главное – к кому. Извар Бейсминский, больше известный как Извар Волна, – целитель, который чуть меньше века назад, будучи семилетним мальчишкой, сумел остановить желтый мор в городке Бейсмине. Болезнь едва не выкосила город. Целители тогда не справлялись. Улицы были полны трупов, которые не успевали закапывать. И власти приняли решение, что нужно погрузить весь город под купол по принципу: никого не впускать и не выпускать, чтобы остановить распространение заразы.

У Извара от болезни погибла вся семья. Он остался один, и тогда у юного мага не просто проснулась мета, но и сразу инициировалась. Правда, произошло это в результате магического срыва, прокатившегося по городу волной. Чистая сила буквально выжгла всю заразу окрест. А вот маг, у которого мог бы быть десятый уровень дара, почти полностью выгорел. Восстановиться до конца юный целитель так и не смог, если судить по учебникам истории целительства, то у него так и остался дар на уровне тройки. Но и с ним Извар творил чудеса, утверждая, что сила целителя не в том, каков его магический резерв, а в том, как он умеет пользоваться магией.

В общем, я угодила к великому целителю. Дюже сварливому, с ехидным характером, не терпящему возражений и не берущему практикантов. К слову, оные, практиканты, к нему ежегодно заявлялись на порог, причем пачками. От каждой академии минимум по дюжине. Ведь учиться у легендарного целителя искусству врачевания – престижно, почетно и вообще честь. А еще после такой практики выпускника оторвут с руками лучшие лекарские империи.

Вот только сам Извар, удалившийся от городской суеты в глушь, брать учеников не желал, считая всех приезжавших к нему бездарями. Разворачивал адептов на пороге. И меня бы, наверное, погнал, заявись я к нему с направным листом, увенчанным ректорской печатью. Вот только я не постучалась в его дверь, а… шла довеском к только что родившей пациентке.

– Ну и что мне с тобой делать, практикантка? – вопросил убеленный сединой чародей на исходе второго дня, когда я смогла сделать пару шагов от кровати, и даже не по стеночке – то есть почти поправилась.

Я лишь пожала плечами и предельно честно ответила:

– Может быть, ничего? А я оклемаюсь и сама, как синяк, сойду, в смысле уйду отсюда?

– «Ничего», – усмехнулся старик в бороду и огладил ее рукой. – Да чтоб ты знала, умению ничего не делать учатся всю жизнь! И многие, даже ставши привидениями, не могут постичь этой тонкой науки! Ты вот тоже, смотрю, «ничего не делала» рядом с той дурой, что с мужем-остолопом поперлась на ночь глядя через вурдалачье поле. Сразу бы за мной верхового послали. Зачем ввязалась-то? – с прищуром смотря на меня, вопросил Извар. – Тебе же за это никто не заплатил бы. Да и сейчас не заплатит. Разве что на костер предложит прогуляться. Эта Олеша, как очнулась, первое, что заявила, что ты ведьмовка. И надумала ее детей утащить. – Еще один внимательный взгляд. – Насилу тебя у животинцев отбил.

Он говорил, а сам будто чего-то ждал, искал на моем лице и… не находил.

– Животинцев? – я спросила самое глупое из всего, что могла. Но как-то мне не было особого дела, что за работу не заплатят, а из почестей могут ждать рогатины да охапки хвороста и хула.

– Ну да. А как еще звать тех, кто живет в Больших Животинках?

– А-а-а, – протянула глубокомысленно тоном «мне все ясно, но я ничего не поняла».

– Хм-м-м… Может, ты и не так безнадежна. Посредственность, конечно, та еще, ну да ладно, оставайся, пройдешь у меня свою практику, – припечатал он, даже не спрашивая, хочу ли я, собственно, у него учиться.

Извар ушел, а я… снова уснула. Лишь намного позже я поняла, что это была своеобразная проверка, которую мне устроил Учитель. Проверка на то, что для меня важно:деньги, признание или само лекарское ремесло. И я её прошла. Просто никак не отреагировав на это его «не заплатят» и «на костер».

Родителям я отписала письмо, отправив его с вестником-пустельгой. А что? Какую смогла птицу, такую и поймала, а потом еще долго втолковывала в ее птичьи мозги заклинание, куда лететь. Пернатая паршивка, привыкшая к теплым вольным степям, категорически не хотела лететь на север и норовила расцарапать мне лицо. Но все же из этой битвы я вышла победительницей.

Спустя пару дней пришел ответ родителей. А после вестники всех мастей и оперений буквально атаковали дом Извара. Преподаватели, одногруппники – всем хотелось знать, как мне удалось попасть в ученицы к известному и нелюдимому мэтру, который никого до этого не брал.

На второй дюжине посланий я психанула и написала активно любопытствующей подруге, как оно было: через постель! А что? Истинная правда! Я лежала на кровати Извара, когда он сообщил, что дозволяет мне остаться. А то, что при этом я больше напоминала зомби, с ссадинами и синяками, а магия во мне едва начала восстанавливаться, – так, мелочи, на которые не стоит обращать внимания.

После этого письма как-то резко прекратились. То ли юные адепты оказались не готовы к такому повороту, то ли их любопытство резко иссякло. И меня оставили в покое, и наконец-то можно было всецело погрузиться в практику.

У Извара действительно было чему поучиться. Небольшой уровень дара он использовал так виртуозно, как иные целители с десятым уровнем, наверное, не смогли бы. И я впитывала его знания жадно, как сфагнум – болотную воду.

Жители Больших Животинок – малой деревни, разросшейся до выселка, – звали Учителя уважительно «господин колдун». И обращались к нему не только если кто занедужит. Если расшалились волкодлаки, падеж скота случился или засуха – шли к нему, кланяясь в пояс. И даже дланник уважительно приветствовал Извара при встрече. Хотя обычно божьи служители магов на дух не переносили, считая их конкурентами.

Меня же поначалу считали ведьмой, но уже к осени в спину не плевали и даже кукишей в карманах не выворачивали. Наоборот, стали звать ученицей. Даже за глаза. Правда, прибавляя к этому эпитеты в зависимости от ситуации от «архова» до «столичная фифа».

От Лиса я получила на исходе травня гневное письмо о том, насколько я бессердечная и как могла изменить своему жениху со старым хрычом. Послание я прочитала и… сожгла.

Во мне в тот вечер, когда я увидела жениха в таверне с Марикой, что-то изменилось. Словно отрезало у меня ломоть души. А я сама начала покрываться панцирем цинизма. В этом помогал и наставник. Его ехидства и язвительности хватало на десятерых. И шпынял он меня нещадно. Я была и «криворукой», и «бестолочью», и «куда ты лезешь, дура!».

Но странное дело, я не обижалась. Хотя в столице за куда более мягкие эпитеты кого другого могла бы возненавидеть. А еще я была благодарна Учителю, что он не расспрашивал меня о личном, о том, что привело меня сюда. Словно знал все наперед.

Извар учил врачевать. Причем не только тело, но и душу, понимать причины болезни, будь она физической или магической природы. Слушать и слышать. Он ставил мне руки. Руки лекаря, а не простого адепта-целителя. Чтобы я и без магии умела чувствовать больного. Определять тремя пальцами, без сканирования утробы, как лежит плод, с первого взгляда отличать лихоманку от лихорадки и обходиться малым. И резервом, и инструментами.

Я осталась у него вместо месяца на год. Написала в деканат прошение об академическом отпуске. И мне его на удивление быстро одобрили.

Может, я осела бы в Животинках и навсегда, вдали от шумной столичной суеты. Здесь было все по-другому, и я начала понимать, почему Извар тут остался. Лекари нужны везде. Потому что и болеют люди везде. И чем та же Олеша отличается от столичной изнеженной госпожи? Лишь тем, что вокруг последней будут виться лекари, если йольская цаца решит разродиться, а простая крестьянка будет лежать в обозе одна и ждать хоть кого-нибудь, воя от боли.

Я приняла эту истину, а Животинки в ответ приняли меня. И на празднике Осеннего урожая я смеялась вместе со всеми, отхлебывая из глиняной кружки крепкого пива, хохотала над тем, как наездники, оседлав откормленных боровов, устраивают скачки, а до вестей из столицы о турнире четырех стихий, на который (неслыханное дело!) прибыли темные, мне и дела не было. Говорили что-то там про черную ведьму, которая поступила в Академию Кейгу Золотое крыло под личиной, и про дракона, умудрившегося прошляпить свою мету, но в это я и вовсе не верила.

Минула пёстрая осень, зима, за ней – шумная полноводная весна, жаркое лето, и я сообщила наставнику о своем решении остаться в Животинках. На что получила отказ!

– Ты молода, в тебе бурлит сила, Нат. Тебе суждено еще многое. Ты всегда можешь сюда вернуться. Но… Сначала закончи обучение, получи диплом и докажи, что я не зря в тебя поверил. И скажи наконец этим идиоткам из столицы, что я больше даже через постель учеников не беру! Теперь только по большой и духовной любви! – в своем напутствии наставник все же не удержался от подколки, припомнив мне «откровение» подруге, которая оказалась тем еще треплом. И теперь старика считали сластолюбцем, а меня – стервой, готовой на все.

А еще Извару стали поступать предложения пикантного толка. Но зато хоть атаковали его не массово, как ранее, когда под его дверь адепты приходили пачками, а, так сказать, разово. Самые смелые. Но я лично видела парочку отчаянных девиц на пороге. И из одежды на них были лишь сорочки столь ажурные, что показывали тела гораздо больше, чем прикрывали.

– Хорошо, – согласилась я. – А другим ученицам скажу, чтобы впредь приходили не только в неглиже, но и со своими кроватями. – Что же, за этот год я тоже научилась быть язвой.

Я вернулась в столицу, а спустя полтора года с блеском окончила академию, защитив диплом по новой, моей личной методике сращивания ран в полевых условиях. Я не только разработала ее, но и апробировала. Два года ушло на рунную составляющую манипуляции, векторы силы, само плетение и собственно заклинание. Получившиеся чары были просты, эффективны, требовали малого резерва, не сбоили при жаре, холоде, магических аномалиях, были доступны даже первокурснику, но главное – тут же были внедрены в методику хирургического лечения.

– Поздравляю, Натиша, – произнёс ректор, пожимая мне руку и вручая белый диплом с отличием, – я никогда еще не видел таких чар. В них словно каждый пасс сам в руку ложится. Тебя ждет большое будущее…

– Я просто хотела, чтобы умирало как можно меньше больных, – произнесла я, еще не зная, какое будущее мне уготовано.

5 лет спустя

– Госпожа Натиша, – целительница Вельма, всегда аккуратная и собранная, вихрем ворвалась в мой кабинет, – т-там из департамента… – Она выдохнула, схватившись за бок, который наверняка кололо от быстрого бега. – Смертника привезли. Приказ самого императора – спасти. Вас требуют.

Лишь спустя несколько мгновений из сбивчивой речи я поняла: еще один из тайной канцелярии. Их в главный императорский госпиталь привозили как по расписанию, раз в пару месяцев так точно, – агентов, скорее мертвых, чем живых, смертников, одним словом. И возвращать их с пути за грань была задачка та еще. Но никогда Вельма так не реагировала.

– Требуют, чтобы лично вы, госпожа, провели операцию.

У меня же сегодня утром был по плану обход, летучка и две назначенных операции. И тут…

– Требуют? – Я изогнула бровь.

– Д-да… там ранения, проклятья и…

Она не договорила, а я поняла: безнадёжный случай, от которого отказались целители тайного ведомства. А агент слишком ценен. Или знает то, что некромантам не выудить ни в смерть.

– Готовьте операционную, – бросила резко.

Вечером я стояла над тем, кого было проще убить, чем спасти. Операция шла весь день. Бригада целителей еле стояла на ногах. Множество ран, дюжина проклятий – пациент был все еще жив вопреки всему: логике, здравому смыслу, возможностям организма и магического резерва. Судя по всему, их все компенсировало упрямство мужчины, что лежал на операционном столе. Я впервые видела подобную силу воли.

Я же сама стояла, закусив губу и удерживая сразу и заклинания, которыми левитировала инструменты, и чары заживления, и проклятийный след, чтобы он, отделившись от тела, не утянул за собой душу за грань. А еще контролировала и работу целителя, отвечавшего за сокращения сердца, и аурника, что подпитывал оперируемого, и ассистирующих сестер, готовых в любой момент подать зажимы, тампоны, скальпели.

Операция закончилась ближе к полуночи. Лишь тогда я, завязав последний узел на шве, смогла выдохнуть.

– Перевязка. И как привезёте в палату – пять мер эликсира Уроха, две меры восстанавливающей сыворотки, три меры отвара живоглотки, смешанной с экстрактом мандрагоры, – отдала я распоряжение и вышла из операционной.

Голова кружилась, все тело ныло, но… на душе было легко. Я выиграла еще один бой в этой извечной войне целителя и смерти. Даже на миг показалось, что где-то рядом проскрежетала зубами старуха Хель.

Ан нет, не показалось, я внимательнее присмотрелась и увидела, как в углу сидит в своем черном балахоне костлявая.

Та, завидев меня, усмехнулась, перекинула косу из одной руки в другую и недовольно протянула:

– Опять ты, паразитка. А он, между прочим, моим был. У меня даже акт, подписанный, на отъём души Аэрина Ромирэля имеется. А ты, ырхова урозубка…

– И вам не хворать, госпожа Хель. – В обычном добром пожелании не было ничего крамольного, если не учитывать, кому именно я желаю здравия – Смерти.

– Ыть, зараза, знаешь толк в проклятиях, – сплюнула незваная гостья. Но мне почудилось, что в этой ее фразе скользнуло… уважение.

Впервые с Хель я столкнулась после одной из операций, когда, вычерпав резерв, едва сама не отдала богам душу. Тогда-то она ко мне и пришла. С повесткой. И несказанной радостью. Но я назло ей сумела выкарабкаться. И вот теперь мы периодически встречались с этой каргой. Иногда она уходила ни с чем. Порою, глумливо скалясь, с поживой.

Хель уже растворилась в ночи, а я все еще стояла.

– Ромирэль… – произнесла я вслух, прокатив имя на языке. Оно показалось мне горьким и сладким на вкус, как дикий мед.

А потом память услужливо подкинула мне образ преподавателя из академии. Столько лет прошло…. «Да ерунда, это не может быть он!» – подсказывал разум. Где прямолинейный бывший офицер, преподаватель академии – и где агент тайной канцелярии, да и вообще… нет, ерунда! Просто совпадение.

Любопытство, но вялое, придавленное усталостью. Лицо пациента было изувеченным, и я думала не о его красоте, а о том, как половчее срастить кости скулы, соединить сосуды и наложить швы.

Широко зевнув, поплелась к себе в кабинет. Я – аристократка, у которой было несколько особняков в столице, с бессчетным количеством спален и шикарных кроватей в оных, – опять буду спать на кушетке.

Может, и вправду, как шутила Вельма, купить спальный диван и поставить его сразу рядом с операционной?

Нет, любовники у меня были, но как-то эпизодически. И родители уже отчаялись, что я выйду замуж, ибо у меня уже есть супруг – работа. Она меня и кормит, и поит, и любит, правда – в мозг. Матушка с отцом уже согласились, и с большой охотой, на внебрачных внуков, только бы я родила. И я… я была не против. Но все некогда. Да и отца для своего ребенка нужно выбирать тщательно. Все же наследственность – великое дело.

Фыркнула своим мыслям. О чем только не начнет думать уставший мозг, когда тело вымотано до предела. Спать я легла на кушетке, прямо в халате. А вот утро началось с крика.

Я с трудом открыла глаза. И лишь спустя пару мгновений поняла: вопит одна из сестер-целительниц. А когда наконец-то проснулась, то смогла понять и по какой причине. Голосила она во всю мощь легких, чтобы мат одного из пациентов не перешел в предсмертный вздох.

А все оттого, что мой вчерашний пациент оказался очень резвым. А еще – редким. Я бы даже сказала, редкостным. Идиотом. И рвался – нет, не до утки (если бы!), зов природы еще можно оправдать, а до подвигов. Дескать, он требует какого-то Никориса Орха. А если мы не позовем, он отправится к нему сам. Вот прям в повязках.

Я, поняв, что еще немного – и все мои труды пойдут насмарку, так и рванула. Не причесавшись, не поправив помятого за ночь платья, не умывшись. Наверняка с заспанными глазами и отпечатком валика кушетки на скуле. Плевать!

Влетела в палату разъярённой фурией и застала картину: этот… недомумифицированный командовал! На моей территории! Причем ладно бы своими подчиненными. Так нет же! Сестрами-целительницами. И даже мной попытался.

– Помоги мне подняться, – прозвучало приказное из-под вороха бинтов.

У меня дернулся глаз.

– Я помогу… – многообещающе начала я и, сделав паузу, добавила: – …спуститься, – прошипела, уже наклоняясь над этим психом. Причем положила руки так, что они намертво прижали одеяло с обеих сторон от тела больного. – И с небес на землю, в Бездну, и даже за грань провожу, если жить надоело!

Пациент замер.

И не от моей гневной отповеди. Нет. Слова этому психу были что шкуре дракона снежок. Просто у меня кроме голосовых связок еще и силовые методы воздействия были.

Ведь целитель должен не только уметь рассечь скальпелем рану так, чтобы лезвие разрезало верхний слой, не потревожив нижний (хотя и расстояние между ними может быть тоньше волоса), но еще и иметь в руках силу, чтобы удержать ту же роженицу, когда она во время потуг может и кочергу узлом завязать. Нечаянно так. Или тролля, на которого не действуют обезболивающие заклинания, а ногу ампутировать нужно…

Хотя да, для тех, кто знал меня лишь вне работы, Натиша Мейрис была созданием хрупким. Внешне – так точно.

– Я, значит, почти сутки, – тут, правда, слегка преувеличила, но самую малость, – над ним в операционной стою, по кусочкам собираю, хотя было бы проще тебя Хель отдать, чем вылечить. А он, едва очнулся, задумал удрать! – Я кипела от гнева.

В ответ на меня, через щель бинтов, смотрели внимательно. Заинтересованно так. Но… ни капли, ни толики… ни зачатка раскаяния в этом взгляде не было.

– Мне сказали, что меня врачевал легендарный целитель Мейрис… – наконец раздалось из-под повязок. – Но я не думал, что лекарь столь молод и что он… женщ… то есть вы, – в голосе ненормального больного прорезалось удивление и… уважение.

– Шовинист, – отчеканила я, впрочем не убирая рук от кровати. Перепалка взбодрила меня не хуже чашки крепкого кофе. Спать не хотелось. А вот мстить… – И раз уж вам так не терпится покинуть лечебницу, то приступим, собственно, к процессу целительства. И для начала сменим повязки.

Следующий удар колокола ознаменовался тихим шипением сквозь зубы. Пациент мужественно терпел. Но ровно до того момента, пока дверь не распахнулась и с порога, без всякого приветствия, не прозвучал приказ:

– Мне нужно допросить агента. Покиньте помещение!

Я обернулась к посетителю с единственным желанием – убивать! Раскомандовались тут. А вот чего не ожидала, так это какого-то спокойного и даже ехидного комментария:

– Это вы зря… – протянул с койки мой недавно собранный пациент. – Капитан Форс, советую вам выйти, зайти и ВЕЖЛИВО попросить у магистра Мейрис разрешения.

На забинтованного с удивлением уставились все. Даже я. И он в абсолютной тишине продолжил:

– Иначе она вас сейчас размажет. Да не по стенке, а по хлебной корочке. А потом закусит. – И в довершение своей речи этот… этот – у меня даже слов приличных, да и неприличных тоже, для пациента не нашлось – закончил: – Меня вот уже размазала.

Удивительно, но вломившийся без стука агент струхнул. И действительно вышел за дверь, чтобы через миг очень осторожно в нее постучаться.

Я оставила агентов наедине. Как бы ни была зла, но дела огромной важности, срочности, секретности, и вообще гостайны, – это не то, с чем стоит шутить.

Правда, «побеседовать» затянулось у посетителя надолго. За это время я смогла совершить обход, сделать назначения и немного отдохнуть перед плановой операцией. Одной из тех двух, вчерашних, что пришлось отложить.

И только в обед вспомнила: вообще-то у меня сегодня выходной! Об оном я удачно забыла и пробыла бы в неведении до вечера, если бы вестник настойчиво не стал ломиться ко мне в окно с письмом от матушки.

Родительница в десятый раз напоминала о том, что я обещала сегодня быть на светском приеме. Причем это самое мое обещание выбивалось несколько месяцев угрозами, шантажом и одним талантливо разыгранным сердечным приступом. Правда, его я быстро раскусила, чем очень расстроила лэриссу Мейрис.

– Ты все же аристократка, а не простолюдинка! Твой статус обязывает тебя хотя бы изредка появляться в свете! – вспомнила я слова матери. Говоря это, родительница заламывала руки.

– А мой долг целителя обязывает меня появляться в лечебнице, – парировала я.

– А твой долг как дочери – подарить мне внуков, – отринув всякий этикет, в лоб заявила мать.

– Значит, тебе стоит завести еще одну дочь, – я вспылила.

И самое удивительное, что на это мать как-то сникла и, опускаясь в кресло, печально произнесла:

– Может, зря мы с отцом так противились тому адепту… Лисинору, кажется. Я бы сейчас нянчила внуков.

Я так и не сказала родителям, почему решила отказаться от помолвки. И вообще, окружающие считали, что я карьеристка, которая ради практики у легендарного магистра пошла на все. В общем, стерва. Даже сам бывший так считал. И быстренько женился на Марике. Хоть у той приданое было и поменьше, но все же не простолюдинка. Ныне семейство Бокр здравствовало, плодилось и размножалось.

Марика так и не окончила академию, забеременев на последнем курсе. За прошедшие годы она раздобрела, оплыла. Лис гулял от нее напропалую, влезал во все большие долги, прокутив ее приданое, но она, казалось, этого не замечала, растворившись в детях. А ведь это могло бы стать моей судьбой. Б-р-р.

Сейчас я не могла себя помыслить без своей профессии, без свободы, без всего того, что было моей сутью. Если ради этого придется поступиться браком – я готова. Но мать… она просто так не сдастся. Ей нужны внуки. Хотя бы внучка. Одна.

А может, и вправду найти приличного лэра и забеременеть? Эта мысль уже не первый раз приходила мне в голову, и… Признаться, я и сама хотела качать на руках своего ребенка. Уже ведь не юница… вот только где взять этого… приличного? Я сутками на работе. Да, любовники у меня были, но то для тела, а не для дела. В постели провести ночь – прекрасно. А вот чтобы ребенок получил в наследство паршивый характер отца или родовое проклятье, что передается по крови… Нет, такого счастья не хотелось.

Хотя… Усмехнулась невесело: у меня же этих кандидатов в отцы – половина больницы. И о состоянии их здоровья все известно, и о проклятиях. Вот, к примеру, сегодняшний какой живучий! Отличные физические данные. К тому же агентов проверяют не только на психическое здоровье, но и на склонность к стяжательству, авантюрам. Такой тщательной проверки жениху ни одна сваха не устроит. А что до внешности: вот заживут шрамы, можно будет и лицо оценить… Я замотала головой! Все же какая чушь порой приходит!

Притянула к себе лист бумаги, чтобы написать матушке ответ: дескать, я не могу сегодня явиться. Работа, срочный вызов… Но подумала, что с родительницы станется в таком случае лично заявиться в лечебницу и проверить, так ли у меня много всего, как я отписалась.

Рука вместо этого сама вывела: «Сегодня не могу. Работаю над твоими внуками. Просьба не мешать». Прочитала и поняла: это идеальный предлог! Хотя для лэриссы и возмутительный. Впрочем, у меня и так была сомнительная репутация для аристократки. Но зато мать точно не побеспокоит. И я с легким сердцем отправила вестника. А сама пошла на операцию.

Лишь к вечеру я освободилась. И решила проведать утреннего пациента. Что же… он оказался не только живучим, но и с отличной регенерацией. Обычно для заживления швов даже с эликсирами и чарами требовалось несколько суток. А на этом заживало лучше, чем на тролле. И даром что полуэльф.

Снимая с груди фиксаж, я с задумчивым видом разглядывала свежий рубец. Не удержалась и спросила:

– А мы нигде не встречались?

– Обычно это говорят, глядя не в район пояса, – послышалось насмешливое. Лицо больного было все еще в бинтах. – Но я тебя вспомнил. Как не вспомнить единственную адептку, которая напрочь завалила зачет, но все же его получила.

В груди отчего-то екнуло. Рука на миг замерла, сжимая бинт. Все-таки это именно тот самый Ромирэль. А я еще думала: возможно ли такое? И решила: совпадение. Все же Ромирэль – имя среди остроухих распространённое. Но это был он. Полуэльф, который, сам того не желая, изменил мою жизнь. С его легкой подписи я получила зачёт и отправилась на практику. И увидела бывшего в его истинном свете, разочаровалась, умерла, родилась заново, встретила Учителя… Как бы оно все было, не поставь он мне тот зачет.

– А вы с нашей последней встречи, – Ромирэль сбился, отчего-то пристально вглядываясь в мое лицо, – изменились. Хотя целеустремленность все та же.

– Вы тоже изменились, – справившись с мгновением растерянности, отозвалась я. – В последнюю нашу встречу были не столь продырявлены. И вообще, выглядели приличным полуэльфом, строгим преподавателем, героем войны, за которым бегала вся женская половина академии…

– Но так и не догнала, – Ромирэль произнес так, словно это была его самая большая победа.

– Именно поэтому, когда я вернулась на учебу, вас уже не было среди преподавателей? Удра… уволились? – я исправилась в последний момент, мельком взглянула на собеседника, не обиделся ли, и… провалилась в его взгляде.

Кажется, только сейчас я начала понимать тех, кто влюблялся в Ромирэля. Даже лежа в бинтах, когда из лица была видна одна щель глаз, он был притягательным. Потому что он был способен на поступки, а значит – и обречен быть любимым. Об этом я думала, меняя повязки, накладывая заклинания на свежие шрамы, и… чувствовала на себе взгляд Ромирэля.

– Приподнимитесь, обопритесь на подушки. Сейчас посмотрим, что у вас с лицом… – Я попыталсь не подать виду.

Снимала я повязки осторожно, стараясь не потревожить только-только зарубцевавшиеся раны. Шрам, что пересекал скулу полуэльфа, – он наверняка останется навсегда. Тонкой нитью. Но даже сейчас я могла сказать: он не будет его портить. А вот та гематома во всю щеку – сойдет.

Я уже хотела отнять руку от его лица, когда Ромирель поймал мою ладонь в свои пальцы. Легкое прикосновение, от которого меня словно прошило разрядом. Наши взгляды встретились. Открыто, отчаянно, чтобы больше не отпустить.

– Натиша, – прошептал Ромирэль спустя вечность мига, – спасибо.

Я уже было хотела умилиться, но следующая фраза испортила все впечатление о полуэльфе:

– Но за утро извиняться и не подумаю… Я давал клятву, присягал императору и… Это важнее любых лекарских предписаний.

Мне так и захотелось огреть этого самонадеянного остроухого по темечку. Останавливало только то, что потом самой придется его лечить еще и от шишки. Но соблазн был велик. Очень. И плевать, что он в прошлом мой преподаватель. Ныне же этот на всю голову героический тип – мой пациент. И вдохнула. Выдохнула. Успокоилась. Почти. И следующую фразу произнесла даже без жажды членовредительства:

– Я понимаю, – сквозь зубы прошипела я. – А сейчас я дам вам успокоительную настойку для глубокого восстанавливающего сна. Она действует практически мгновенно.

– Мгновенно – это хорошо, – мне показалось, что в голосе полуэльфа скользнула грусть.

– Да, буквально несколько ударов сердца – и вы отойдете в страну грез, – подтвердила я. – Я даже могу побыть с вами, если боитесь засыпать в одиночестве, – не удержалась от подколки.

А этот полуэльф возьми да и согласись!

– Побудьте.

Накапала ровно две меры настойки, напоила несносного больного и начала ждать. Правда, делать это в абсолютном молчании было странно.

Не знаю, кто первым заговорил. Он? Я? Ромирэль припомнил тот злополучный зачет, признался, что не был преподавателем, а выполнял в академии задание (правда, так и не сказал какое). Я в шутку посетовала, что везде обман и даже учителей в академии подсовывают ненастоящих… Настойка не действовала на удивление долго. Все же сопротивляемость у полуэльфа оказалась феноменальной.

Он уснул. А я так и осталась сидящей в кресле, рядом с кроватью. Побарабанила пальцами по постели.

Ночь – время раздумий. Медленных, неспешных. Ночь – привратник у двери воспоминаний. Семь лет. За это время я полностью изменилась. Все могло быть совсем иначе, не получи я тот зачет, злополучный и счастливый одновременно.

Спавший на постели даже и не подозревал, как когда-то, поставив всего одну подпись, изменил мою жизнь. И ведь Ромирэль был не императором, а простым преподавателем. И то, как выяснилось, подсадным!

Луна полноправно заглядывало в окно, озаряя палату беспокойным, давящим, тяжелым светом, вдоволь разбавленным мраком, и наводя на беспокойные мысли. Магический светляк уже давно прогорел. Пора было уходить. На сегодня выходной день, обернувшийся рабочим, закончен.

Я встала, чтоб задернуть шторы, и услышала стон. Полуэльф заметался на простынях и, шипя сквозь зубы, выгнулся дугой. Я подбежала. Тронула, пытаясь зафиксировать его, чтобы не потревожил раны. Попыталась разбудить без заклинаний. Но Ромирэль и не думал приходить в сознание.

Быстро просканировала: это было не проклятие, не наведенные чары, не последствия ранений. Кошмары. Сон, глубокий, как омут, липкий, не желающий отпускать, – Ромирэль увяз в нем.

Был вариант применить заклинание пробуждения, но оно отразится на только что стянувшихся ранах. Они могут разойтись, и… не хотелось кровотечения. Особенно внутреннего. Но и оставлять его вот так, мечущимся по постели… Моя рука легла к нему на лоб. Губы зашептали слова успокоения, и… такого исхода я не ожидала.

Ромирэль, не приходя в сознание, сгреб меня, как плюшевого медведя, прижав к себе. Причем сильно. Больной-больной, а из его объятий я вырваться так и не смогла. Пришлось смириться. А полуэльф, на удивление, затих. Но меня так и не отпустил.

Я еще пару раз попробовала отстраниться, а потом решила: полежу немного. Ромирэль успокоится, его хватка ослабнет, и я выскользну. Но… сама не заметила, как задремала. И сон у меня, после двух суток дремы урывками, вышел глубоким, как после трех мер успокаивающей настойки.

Утро мы встретили в одной постели. Причем я думала, что мне снится сон. Приятный, будоражащий и далеко не целомудренный. Грезилось, что меня целовали. Горячо, страстно, лишая воздуха, разжигая внутри пожар. И я, думая, что все это не в реальности, льнула, отвечала, растворялась в нежных руках, отдавалась требовательным губам.

Его рык. Мой стон. Тяжесть его тела и напор. Моя задранная юбка и предвкушение. Осознание того, что это не сон, пришло со звоном стекла: я махнула рукой и сшибла с прикроватного столика пузырек с лекарством.

Я распахнула глаза, чтобы встретиться с ошалелым взглядом Ромирэля. И… если я думала, что он остановится, отпрянет, то нет… Держал так же крепко, как и ночью. И тем страннее прозвучал вопрос:

– Что ты здесь делаешь?

Ну да, выкать девице, к которой у тебя самые твердые намерения и которая буквально пару мгновений назад страстно отвечала на твои поцелуи, странно.

– Стоически терплю домогательства, – ничтоже сумняшеся ответила я.

Тут же стоически терпеть стало нечего. Руки полуэльфа наконец разжались, так что я могла высвободиться.

– А до этого? – прищурившись, уточнил Ромирэль.

– А до этого у вас… тебя, – я решила тоже перейти на ты, – был кошмар, ты не просыпался, а когда я попыталась успокоить – захватил в плен. Ты вообще часто девушек, проходящих мимо твоей кровати, хватаешь и тащишь к себе?

– Вообще-то, ты первая, – кристально честно ответил пациент.

Я глянула в его светлые чистые глаза и… сильно так усомнилась. Я вспомнила толпы адепток, которые пытались подстроить все так, чтобы у преподавателя не было иного выхода, кроме как жениться. Но все потерпели поражение.

– Не больно-то и хотелось… – фыркнула я.

И именно в этот момент дверь в палату распахнулась. Утренний обход подкрался незаметно. Во всех смыслах этого слова. Я думала, что у меня есть время, чтобы встать, привести себя в порядок, и вообще, накинуть отвод глаз и незаметно уйти. Но молоденькая сестра-целительница не иначе как решила проявить рвение и навестить пациента. В весьма откровенном халатике навестить, и тут… упс в моем лице.

Нас так и застали – в одной постели. Сестра ойкнула, прикрыла дверь, но… я была уверена: уже к обеду весь целительский корпус будет знать, с кем я провела ночь.

Полуэльф помрачнел. Я же встала, одернула юбку и произнесла:

– Не стоит. Моя репутация была скомпрометирована почти семь лет назад, на полевой практике. Поверь, ее одна ночь в стенах лазарета не опорочит сильнее.

Ромирэль стал похож на грозовую тучу. Я же сочла, что лучшее – удалиться. Вот только произошедшее в палате не шло из головы. Воспоминания о «сне» будоражили, и, когда вечером я легла спать, мне снова пригрезился этот полуэльф. Чтоб его!

Вот только утром в лечебнице меня ждал сюрприз – оказалось, что этот недобитый… сбежал. Вернее, его увезли. В лечебницу при тайной канцелярии. Дескать, жизни агента ничего не угрожает, и мы его забираем. Я даже не знала, злиться мне или радоваться.

Но Ромирэль никак не шел у меня из головы. А еще эти шепотки за спиной. Раньше я не обращала на них внимания, но сейчас они стали раздражать.

А спустя седмицу это и случилось. Я вроде бы случайно столкнулась с Ромирэлем. На улице, когда возвращалась из лечебницы. Приветствие, обмен любезностями, благодарность за исцеление, и… сама не заметила, как уже иду под руку с полуэльфом, а он провожает меня до дома.

А на следующее утро – букет цветов. Скромных фиалок. Без подписи. Но я почему-то была уверена, что это Ромирэль.

И на следующий день еще одна «нечаянная» встреча. И еще.

Я не выдержала и спросила в лоб:

– Ты меня преследуешь?

– Пытаюсь понять, как за тобой ухаживать, – так же без обиняков ответил Ромирэль.

– Зачем? Вокруг же полно лэрисс, готовых броситься в объятья, стоит только тебе улыбнуться.

– Но вспоминаю я о той, которая дважды отказала. – Он так выразительно на меня посмотрел, что не осталось сомнений, о ком идет речь.

– Когда это я успела? – Вскинула бровь.

– «Не больно-то и хотелось», «замуж, но не за вас», – иронично процитировал полуэльф.

Первую фразу я помнила преотлично. И она не была отказом, а так… Маленькой ложью во имя девичьей гордости. Вот вторая…

– Не припомню, чтобы у нас хоть раз речь шла о замужестве.

– Ну как же… Кусты акации, адептка, извиваетесь на земле… – Он сделал паузу и усмехнулся: – С зачеткой в зубах, выползая из-под веток…

Мои щеки помимо воли порозовели. Потому как бархатистый голос придал, казалось, невинной ситуации пикантные ноты. И я разозлилась, в первую очередь на себя. Я уже давно не девочка-первокурсница. А игра в провокации… В нее можно играть вместе.

Я сделала шаг. Так, что мы оказались возмутительно близко.

– И это говорит тот, кто еще недавно целовал невинную… – споткнулась, вспомнив о бывших любовниках, и поправилась: – Почти невинную девушку на больничной койке? Соблазнял? Компрометировал…

– Видимо, не докомпрометировал до конца, – голос полуэльфа стал враз хриплым.

Впрочем, как и мой. Видимо, он тоже вспомнил то утро в красках. Кто первый и кого поцеловал – я не знаю. Просто в этот момент я поняла, что нужно спешить жить, любить, касаться губами губ тех, кто нравится. И главное – не лгать себе. Потому что неизвестно, сколько нам обоим осталось. Я не была наивной и понимала, что Ромирэль рискует жизнью. Постоянно. И в этот раз ему повезло. Я смогла его спасти, а в следующий?

И мне захотелось оставить о нем воспоминания. Порыв усталой души, которая встретила родную душу.

Наш роман вспыхнул ярким осенним костром. Он был с запахом вишни и корицы, кружил пестрыми кленовыми листьями пряной ночи. Порою Ромирэль исчезал по долгу службы, мог пропадать несколько седмиц, но всегда возвращался. А я… сама не заметила, как начала его ждать. Скучать по его взгляду. Только он мог смотреть на меня так. По-особенному. Даже когда мы не одни.

Раннюю осень сменили моросящие дожди, а за ними пришла и зима. И в одну из вьюжных ночей, нежась в крепких объятиях, вычерчивая пальцем узор шрамов, которые я знала как никто, вдруг услышала простое и обыденное:

– Выходи за меня замуж.

Моя рука замерла на миг. Это в двадцать лет девушки хотят выйти замуж. А в двадцать семь… тоже. Но гораздо больше – другого. Чтобы рядом был тот, кто тебя поймет, поддержит. А еще мне хотелось ребенка. Наверное, поэтому я вместо пресловутого «да» выпалила:

– Сначала ребёнок, а потом может быть и свадьба.

И в ответ я услышала обреченное:

– Я знал, что с тобой будет непросто. Но не настолько же… Нати, я хочу семью. Нормальную. Я люблю тебя и хочу быть всегда рядом.

– Я тоже и люблю, и хочу.

– Так ответь «да», – не выдержал Ромирэль.

– А без брака никак? – с надеждой уточнила я.

Для меня замужество было синонимом тюрьмы. Я видела многих талантливых чародеек, которым пришлось поступиться ради семьи любимым делом, и… не могла представить себя без работы. Без лекарского крыла…

Именно это и выпалила полуэльфу. А он… понял. Потому что сам был таким же. И больше о браке не спрашивал. До следующего дня.

А вечером, на семейном ужине, на который мать меня буквально вытребовала, я узнала, что у Ромирэля с отцом был серьезный разговор. Если вкратце, то полуэльф ничтоже сумняшеся заявил, что он меня скомпрометировал, обесчестил и теперь, как честный человек, точнее полуэльф, просто обязан на мне жениться.

Отец, мрачный как туча, узнав, что «обесчещивали» меня несколько месяцев подряд, по этому поводу ответил решительным… согласием. Матушка же радостно причитала: «Наконец-то». А я… чувствовала себя отвратно. Мне не нравилось в этом семейном вечере решительно все. Бесил яркий свет ламп, запахи, еда. Хотя… к еде у меня в последнюю пару седмиц в целом был ряд претензий. Но к Ромирэлю – этому демонову стратегу, шпиону и расчетливому паразиту, решившему заручиться в брачной операции поддержкой моих родных, – претензий было куда больше.

Высказать их хотелось немедленно. Но, увы, этого не получилось. Его вызвали по службе. Опять. И я продолжала кипеть всю седмицу. Причем злилась на Ромирэля аж до тошноты по утрам: сговориться с отцом и мамой за моей спиной! А на работе, как назло, началась масштабная проверка. И еще зимняя вспышка чахотки, из-за чего палаты оказались забиты. Я закрутилась на работе, спала урывками и, лишь когда меня в очередной раз затошнило на глазах у Вельмы, я вдруг услышала: «Натиша, а ты случаем не беременна?», – то прозрела.

Осторожно прикоснулась рукой к животу и поняла… Я, одна из лучших целительниц империи, отличный диагност… проворонила собственную беременность. Подсчитала и оказалось, что, когда ставила полуэльфу ультиматум: сначала дети, потом брак, – уже была в положении.

Ромирэль появился через седмицу. Серьезный, напряженный, с брачным браслетом в руках. И официально попросил моей руки. Я ответила согласием.

И лишь потом поняла: остроухий знал, что я беременна. Еще в ту ночь, когда сделал мне предложение. И когда я обвинительно ткнула пальцем в его в грудь, обличая коварный план, он признался:

– Нати! Я никогда, в самом кошмарном сне не мог помыслить, на что мне придётся пойти, чтобы заполучить любимую женщину в жены.

– Учти, и это только начало, – предупреждающе произнесла я в надежде: может, он все же одумается?

Ха! Наивная. Ромирэль, надев мне на руку брачный браслет и отведя к алтарю, на этом не остановился.

И спустя несколько лет у малыша Ворока появились две сестренки. А через три года – еще и братик. А я… я не возражала. Потому что брак с тем, кого любишь ты и кто любит тебя, никогда не будет тюрьмой. Ромирэль понимал, что я не мыслю себя без работы, и дал мне свободу, не пытаясь во мне ничего изменить… Ну, кроме фамилии.

(обратно)

Надежда Мамаева Черная ведьма в Академии драконов

Пролог

Год 9927-й от пришествия драконов

– Ни один некромант, ни один маг тьмы и тем паче черная ведьма не переступят порог Пресветлой Академии драконов! – Голос ректора разнесся по залу, отразился от окон и стен, эхом прокатился до задних рядов.

Казалось, усиленный магией звук был призван помимо воли слушателей доходить до их сознания, но… Порою даже заклинание десятого порядка бессильно. А все оттого, что добираться умным словам ректора было попросту не до чего. У иных находящихся в зале адептов в черепной коробке было столько же дум, сколько ледников в жаркой песчаной Эйгушской пустыне. Зато эти бравые студиозусы, не обремененные тяготами мыслительного процесса, были белыми магами. И пусть искра их дара едва теплилась. Зато белая. И точка.

После минувшего переворота темные чародеи были в опале. Две древнейшие расы – демоны и драконы – делили власть и рудники магического металла анария, но, как водится, в результате разделили мир на два лагеря. Увы, рогатые проиграли в сложной и запутанной подковерной игре, а вместе с ними и все их союзники. Не было выстрелов, битв, и мертвые тела не устилали поля сражений. Зато вдосталь – интриг, подлогов, дипломатических переговоров, а архимаги с обеих сторон продемонстрировали возможности новейших заклинаний. Так, ни на что не намекали, но испытания провели. Публичные и на бис.

Увы, светлые оказались теми еще черными и хищными душонками, хитрыми и охочими до новых земель. А главное – белых магов было гораздо больше. Как итог: эльфы, гномы, дриады, драконы и белые маги ныне смело осваивали территории, что ранее принадлежали темным, разрабатывали рудники.

Сумеречные маги посчитали за лучшее уйти за перевал. Не то чтобы они сильно впечатлились мощью светлых, скорее затаились. И в их земли путь заказан был любому, чья магия имела хоть проблеск светлого дара.

Простому люду до того, что пограничная вешка теперь переставлена на двенадцать полетов стрелы южнее или западнее, дела не было. У крестьян, ремесленников и горожан имелись свои насущные заботы: пахать и сеять, тачать и ткать, торговать. А налоги… Так всегда их платили. Не суть важно – темным князьям или светлым владетелям.

Но то простые смертные, обделенные даром. Они не правили, не делили трон или голоса сторонников, расчищая себе путь к власти. Простые люди и академий магических не строили, и тем более в них не учились. Они просто жили, радовались малому, печалились о проходящем.

– Эти стены – обитель высшего разума, света. И вы спустя семь лет выйдете отсюда не адептами, но магами. Борцами с нечистью и теми, кто не чист помыслами. Времена, когда люди и нелюди чурались друг друга, прошли. Их стерла Великая эпоха перемен. И один из сильнейших драконов – Кейгу Золотое Крыло, основавший нашу академию, заповедовал: из стен сей обители знаний выйдут только достойные, те, кто не убоится сразиться со злом во имя добра.

(обратно)

Глава 1

Триста лет спустя

– Да чтоб тебя!

Я чудом не выпала из летающей общественной лодки, когда та лихо затормозила у посадочной площадки академии. Эта зачарованная посудина, битком набитая в ранний час пассажирами, следовала по традиционному маршруту: пригород – академия – ткацкие мануфактуры – улицы столицы. С утра, когда все спешили, в нее было не втиснуться. И хотя посадочных мест в лодке было всего три дюжины, а стоячих вроде как вообще не предусматривалось, но и пассажиры, и старый маг-кормщик, управлявший своей летающей развалюхой, на это правило плевали. На работу нужно было всем. А мне вот – на учебу.

Зато сам проезд был дешев – одна медька. Так что я мирилась и мечтала о личной метле.

Вообще, идея зачаровывать для полета не только традиционные метлы пришла к магам не столь давно – всего полвека назад. И прижилась. Дешево, быстро, почти удобно, если не попадешь в давку.

Лодка остановилась, пассажиры незлобиво, скорее по привычке, ругнулись, кормщик зычным басом возвестил:

– Воздушный причал Академии драконов. Выходим, не задерживаемся.

Я спрыгнула на каменную площадку. За мной – еще с десяток пассажиров: кухарки, дворники, гардеробщицы – в общем, прислуга, что работала в стенах академии.

Лодка качнулась, словно пытаясь зачерпнуть бортами немного небесного тумана, а потом тронулась в путь. Погода сегодня была не просто пасмурная – чернильная. Небо, затянутое низкими, разбухшими от дождя и оттого тяжелыми тучами, грозило вот-вот разродиться ливнем. Но пока держалось: копило гнев и влагу, чтобы опрокинуть на нас, суетящихся на земле букашек, сразу водопад.

Я поежилась. Глянула вниз. Если решусь на самый быстрый вариант спуска – прыжок, то лететь мне добрую дюжину вздохов, а по приземлении от меня останется качественная отбивная. Ну почему эта площадка так высоко?! Вопрос риторический. Так удобнее магам-транспортникам: общественной лодке не нужно идти на снижение, чтобы высадить пассажиров. А последние – не сахарные, не растают, топая три сотни ступеней. И ладно поутру вниз, а вот в конце рабочего дня… Чтоб их Пресветлый побрал, этих оптимизаторов общественных маршрутов.

Как всякая истинная черная ведьма ругалась я, поминая имена только из пантеона светлых богов. Правда, ныне приходилось это делать исключительно про себя.

Мягко говоря, наше темное племя в академии недолюбливали. Причем порою столь рьяно, что светлые чародеи аж полыхали праведным гневом, а заодно и кострами, если удавалось отловить какого черного мага. Убивать уже не убивали, правда, лет сто как, но испытывать на своей шкуре процесс копчения темных не хотелось. Сдается мне, что славные обладатели светлой искры дара с удовольствием бы продолжили веселый шабаш под названием «Зажигаем с темными» (к слову, последние шли бы в качестве топлива), но сторонники демонов были очень уж верткими, хитрыми, быстро драпающими, а потому трудноуловимыми. И я в полной мере старалась поддерживать образ коварной и неуловимой темной: была мила, светла, приветлива, а если и проклинала, то исключительно так, чтобы ни одна живая душа (да и мертвая тоже) не заподозрила, чьих это рук и языка дело.

Вот и сейчас я с самоймилой улыбкой топала по ступеням винтовой лестницы вниз, во двор академии. Мило болтала с младшей кухаркой, совсем еще молоденькой девчушкой, о погоде, вполуха слушая ее стенания о неразделенной любви к какому-то старшекурснику. С этой девицей мы вроде как даже были подругами. Я вообще за последний месяц стала удивительно дружелюбна. А для черной ведьмы – так и вовсе исчерпала на дюжину лет вперед свой лимит на ту пакость, которую простые люди величают приятельством. Но деваться было некуда, и я дружила для виду и с кухарками, и с одногруппниками, и даже со своей квартирной хозяйкой. Хотя периодически, чисто по ведьминской дружбе, насылала на эту старую каргу заклинания ревматизма. Ибо одно дело пару раз приложиться к замочной скважине своим старушечьим глазом, а другое – проделать в стене комнаты две дырки для «посмотреть» и сдавать сей наблюдательный пункт за серебрушку всяким извращенцам. Правда, ушлая бабка нажиться на своей гениальной идее не смогла: ровно на место для гляделок я повесила картину… Но сам факт того, что за мой счет пытались обогатиться, причем дважды, возмутил меня до глубины души.

Я бы съехала из комнаты уже давно, но вот найти жилье за столь же мизерную цену даже на окраине столицы было нереально.

В итоге я терпела бабку, та – меня. Картина со стены регулярно падала, даже будучи прибита не только гвоздями, но и чернокнижными заклинаниями, а карга не теряла надежды обогатиться на тайном просмотре юной девы в неглиже, обитающей в естественных условиях съемного жилья.

Сегодняшнее утро не заладилось с самого начала: я чуть не проспала. Потом была ужасная давка в лодке, а теперь вот трескотня…

Я искоса взглянула на рябое лицо курносой кухарки… М-да. Ей бы подумать о своей ровне, каком-нибудь булочнике из соседнего дома или водовозе. Так нет… Мечтала оказаться лежащей на сеновале или иной горизонтальной поверхности непременно с этим адептом-аристократом. Вернее, грезила-то девчушка об ухаживаниях и поцелуях, но в итоге получила бы именно разглядывание потолка. А потом… В лучшем случае слезы и сопли. Про брюхатость и иные болезни, передаваемые половым путем (и частенько не без помощи ведьмовских проклятий – заявляю как специалист в области срамословия), кухарочка, видимо, тоже не думала, заливаясь соловьем о достоинствах своего замечательного адепта.

Наконец мы спустились во двор. Тут уже в рядок у метелковязи выстроились летные метлы. Почему-то у адептов было особым шиком рассекать небо именно на них. Хотя черены метел нет-нет да и перемежались с паланкинами, шторы которых скрывали своих пассажиров. Чаще всего пассажирок, поскольку так предпочитали передвигаться по воздуху аристократки.

Прозвучал удар колокола, возвещая, что через две дюжины вздохов начнется первое занятие. Я ускорила шаг и поправила на плече холщовую сумку, или торбу, у которой еще вчера оторвалась тесемка, стягивавшая горловину. Оттого сейчас свитки и перья топорщились наружу, норовя вывалиться. По этой причине я всю дорогу, стоя в лодке, держала сумку, боясь, что в сутолоке лишусь своих записей.

Понимая, что сильно опаздываю, я перешла с шага на рысь. Юбка взметнулась вверх, обнажая щиколотки в белых чулках, но мне было не до приличий.

Я уже почти пересекла двор, когда прямо на меня, выходя из крутого пике, полетела здоровенная метла. Ее внушительный черен из мореного дуба мог легко выдержать трех рыцарей в полном боевом доспехе и дракона в крылатой ипостаси в придачу. Но пока таковых не было. Зато в седле метлы имелся белобрысый здоровяк.

Он-то и задрал черен своей леталки едва ли не вертикально.

Я успела отпрыгнуть в сторону в последний момент. Навершие метелки протаранило воздух в том месте, где я стояла миг назад. Седок пролетел вперед еще с десяток локтей и наконец остановился, отчаянно матерясь.

За его широкой спиной обнаружилась девица веселого и на все согласного вида: облегающая выдающиеся женские прелести тонкая блузка, кожаные штаны, распущенные рыжие волосы и призывно алая помада на губах.

– Куда прешь, курица! – именно со столь высококультурной фразы начала свой разговор эта яркая девица, отлипнув от спины седока. – Ты копыта отбросишь, напоровшись на черен, а Молоту потом штраф за такую убогую мозгами платить? Если ничего в жизни не светит, то давай накинь белую простыню и ползи тихо к погосту, не мозоль глаза.

Здоровяк обернулся, чтобы смерить меня оценивающим взглядом. Высокий лоб и скулы, темные брови и притом светлые волосы – признак породы, что красноречивее всяких титулов. Точно такой же высокородный кобель, как и герой девичьих грез кухарочки.

– Че застыла изваянием, словно василиск тебя взглядом раздел? – хохотнула собственной плоской шутке рыжая.

Она прогнулась в пояснице, прильнув к адепту, и откинула голову, тряхнув власами. И тут выражение ее лица стало до отвратного глумливым.

– Хотя постой так еще немного, а лучше чуть пригнись. Тогда испытаешь всю радость взрослой жизни, когда тебя Волнолом насадит на свой черен…

Запоздало взглянула наверх. Если до этого я думала, что здоровенный блондин несся на меня тараном, то сейчас мне стоило взять свои слова назад и умилиться тому, как предупредительно и аккуратно он водил свою летунью.

Со скоростью арбалетного болта на меня мчался пепельный ураган. Этот ненормальный не просто падал камнем, нет. Он держал метелку одной рукой, заставляя ее лететь отвесно к земле с бешеной скоростью.

Мозг отстраненно успел подумать, что такими самоубийцами могут быть только драконы. Это им, сынам неба, мало простого полета. Обязательно еще и нервишки пощекотать, причем ладно бы себе, а то всем.

Я инстинктивно шарахнулась в сторону, поскользнулась и, уже падая в лужу носом, успела сделать то, что на моем месте сотворила бы любая уважающая себя ведьма. Пожелала…

Все утро я вела себя как образцовая светлая магиня, добрая и кроткая… А тут не сдержалась, ведь быть хорошей – это так изнашивает и утомляет.

Метелку у пепельного вихря резко мотнуло в сторону, нацелив ее черен аккурат на рыжую. Сильная загорелая рука дракона попробовала удержать изначальный курс. Ага, щас. Чернокнижное заклинание десятого порядка способно легко и пушечное ядро с курса сбить, не то что крылатого ящера.

Но, судя по всему, психа-летуна я все же недооценила: он успел оседлать свой транспорт в последние мгновения полета. Черен его метлы затрещал, когда до рыжей оставалось несколько локтей, и замер, не долетев до наглой девицы расстояния в каких-то две ладони.

Я медленно встала из лужи. Свитки с записями лекций были безнадежно испорчены: жижа залилась в сумку, основательно вымочив пергамент.

Стерла с лица грязь.

Рыжая гоготала, забавляясь. Кажется, она, как и белобрысый, не поняла: их от участи шашлыка только что спасла железная хватка пепельноволосого.

А вот дракон с подозрением уставился на меня.

– Ну, Волнолом, ты даешь. – Белобрысый слез с метлы. Он даже сделал несколько шагов, подходя и протягивая руку пепельноволосому. То, что при этом его большущие сапожищи растоптали мои самопишущие перья, здоровяк даже не заметил. – Я на один вздох даже решил, что ты не сможешь затормозить и все же врежешься…

Тот, кого белобрысый назвал Волноломом, не спешил пожимать протянутую руку, все еще буравя меня взглядом. Я не осталась в долгу и ответила тем же.

Высокий, жилистый, решительный и столь же опасный, как смертельное проклятие, пепельноволосый напоминал мне сейчас змею, готовящуюся к броску. Его гладкие волосы чуть ниже плеч отчаянно трепал ветер, так и норовя бросить очередную прядь в лицо.

Странное прозвище Волнолом ничуть ему не шло. Слишком он для него не монументальный, что ли. Сильный, да. Но скорее сильный силой клинка, а не скалы. Эта сталь способна и отразить удар, и согнуться дугою, а потом распрямиться и ударить во сто крат мощней. А вот утес… Большой, неповоротливый, он рассекает собою волны и стоит недвижимо.

Пепельноволосый был текучей ртутью. Недаром даже макушка у него цвета этого металла.

Но это все я отметила машинально, пока меня изучали льдисто-голубые глаза. Внутри я поежилась от такого взгляда. Не зря чернокнижники говорят: нет драконов плохих и хороших, есть неверно выбранная дистанция. Так вот, в случае одного конкретного пепельного ящера: чтобы он был милашкой, расстояние до него должно составлять минимум пару полетов стрелы.

Между тем белобрысый, стоя с протянутой рукой, напомнил о себе:

– Волнолом, я думал, что тебя шоготты на летней практике сожрали. А смотри-ка, жив-здоровехонек.

Пепельноволосый нехотя оторвал от меня взгляд, спешился.

– Молот, ты лучше в следующий раз не останавливайся поперек посадочной полосы, – с изрядной долей холода в голосе произнес он.

– Так если бы кто другой был, я бы испугался, но ты-то всегда умеешь затормозить… – струхнув, выдал белобрысый.

– Я могу, а вот метла…

Только тут я заметила, что по всему древку драконьей метлы прошла молния трещины. Мне стало жаль. Жаль, что черен не развалился пополам. Тогда бы пепельноволосый при всем желании не успел остановиться, и вся эта троица провела бы веселенький день в лазарете, сращивая кости. И мне было бы не столь обидно так изгваздаться. Еще и конспекты, что выпали из сумки при моих маневрах, выпачкались в грязи. Придется переписывать (денег на зачарованный пергамент у меня не было, а вот на обычном все чернила уже наверняка размылись).

Но тут на шее пепельноволосого я заметила маленький драконий хвостик и про себя предвкушающе улыбнулась. Этот летун – неинициированный.

У всех, кто не был обделен толикой магии, на теле имелся рисунок. Он появлялся с самого рождения и рос вместе с владельцем. У драконов это был крылатый ящер в миниатюре, у дриад – дерево, у оборотней – щенок. У меня вот, например, дикий плющ. Сначала он был совсем маленький, черно-белый, и обвивал лодыжку. Потом, в день моего тринадцатилетия, я заметила, как его листья начали окрашиваться. И, судя по всем признакам, скоро он начнет путешествовать по моему телу. Точно так же как лазурный дракон сейчас крадется по шее пепельноволосого. Подвижная мета – это последняя стадия становления дара. После нее – инициация. Говорят, у драконов во время нее оживший рисунок сливается с сутью и так рождается крылатая ипостась. Причем мини-ящер у драконов именно того цвета, какого был рисунок.

Но дракон, кажется, даже не чувствует сейчас своей меты. А я девушка хозяйственная, бережливая.

– Аккуратнее надо быть! – С такими словами я сделала два шага.

Вроде бы в сторону, но резкий поворот головы – и мои волосы хлестнули по шее дракона. Это должно было сойти за компенсацию за оскорбленную добродетель. Пасс рукой, заклинание, которое я прошептала, почти не шевеля губами, – и замершая миниатюрной статуэткой добыча запуталась в моих кудрях.

Я лишь величественно распрямила плечи и двинулась прочь. И не важно, что при этом с моего подола стекала грязь, в туфлях хлюпало, а белые чулки превратились в серые.

В последний момент вспомнила, что стоит подарить наглым адептам немного теплоты. Щелчок пальцами – и все мои конспекты, что так и остались в луже, вспыхнули. Послышался басовитый мат белобрысого и визг девицы.

Я мотнула головой, перебрасывая прядь волос на грудь, аккуратно отцепила маленького дракончика. Да, украсть мету нельзя. Но это правило не распространяется на темных магов.

Раздался повторный звук колокола, оповещая, что занятие началось. Да чтоб его! Не успела.

Ужасно хотелось пропустить занятие вовсе и привести себя в порядок в туалете: почистить платье и чулки, причесать растрепанные волосы, умыться, в конце концов. Но в расписании значилась защита от темной магии – тот предмет, который мне, будущей магессе оборонительных заклинаний, посещать было просто жизненно необходимо. Как выразился ректор, кривясь и подписывая мой перевод из Рорского университета чародейства: «Госпожа Вивьен, помните, что ректорат в моем лице идет вам навстречу только лишь благодаря протекции магистра Блеквуда. Поэтому не заставляйте почтенного мэтра за вас краснеть, посещайте все лекции, практические занятия, сдавайте зачеты и экзамены вовремя. Тогда, возможно, вы заработаете мое уважение. Пока же вашей заслуги в том, что вы будете обучаться в одной из лучших академий Светлых земель, нет». А потом он помолчал и добавил: «В отличие от всех остальных адептов».

Прошел уже месяц, а я как сейчас помню напыщенную речь индюка, развалившегося в ректорском кресле и, верно, по ошибке щеголявшего пурпурной лентой, которой награждают героев за боевую доблесть и отвагу. Ну не могла я представить его холеные пухлые руки с мечом или боевым заклинанием, что крушат нежить. Зато эти ухоженные длани, унизанные перстнями, вполне могли брать мзду. Например, за одну «родственницу», которая решила перевестись из захолустья в столичную магистерию.

Касательно «остальных адептов», заслуживших возможность обучаться в стенах драконьей академии… никогда не поверю, что я тут одна такая уникальная. Вон сколько золотых пробковых деревьев в одной моей группе – дураки дураками, не могут запомнить простейших пентаграмм. И это они достойные и непогрешимые?

Злиться (то бишь пребывать в нормальном для черной ведьмы состоянии) я могла сколько угодно, но идти на занятие было надо. Мало того что оно профильное, так за неявку магистр Фабиус обязательно настрочит кляузу ректору: де госпожа Вивьен Блеквуд изволила прогулять защиту от темной магии без уважительной причины. Вот знал бы этот сморчок (ходили слухи, ему больше трехсот лет), что я не только защиту от себя самой прекрасно знаю, но и атаку на светлого мага могу прекрасно без конспекта ему оттарабанить!

Я подозревала, что магистр Фабиус питает ко мне чувство. Чувство глубокого презрения, подкрепленное ненавистью ко всему женскому роду. Мало того что я носила юбку, а значит, по мнению старикашки, уже была обделена умом от природы, так еще и поступила сразу на второй курс по протекции… В общем, этот пенек плешивый словно задался целью – исключить меня если не из академии, то из группы защитников.

Мне же вылетать из магистериума нельзя было ни в коем случае. А если учесть, что на днях в женском общежитии освобождалось место (не выдержала учебной – и любовной! – нагрузки одна первокурсница), то…

В общем, вся в грязи, мокрая и желающая всем сразу и оптом сдохнуть, я постучалась в двери кабинета. Заглянула, постаралась изобразить на лице милую улыбку. Получилось плохо. Осталось надеяться, что мой оскал все же не столь кровожаден, чтобы заподозрить во мне вампира.

– А-а-а… Адептка Блеквуд. Вы так спешили на занятие, что не разбирали дороги? – глумливо начал профессор, разглядывая меня. – И что же вам попалось на пути? По виду – так минимум Шумерлинская топь, где на вас напала кровожадная льерна. Но, судя по тому, что вы все же здесь, вы доблестно от нее отбились, и вот мы сейчас можем вас лицезреть…

Лучше бы на меня напала льерна, чем один чокнутый дракон и его дружок с рыжей в придачу.

К слову, льерна была весьма мирной тварью из рода гигантских иглобрюхих полозов. Сожрет косулю или человека, и больше никого после трапезы не трогает пару месяцев. С льернами темным магам порою можно было даже договориться, если перед этим животное хорошо накормить. А вот с Фабиусом подобный трюк, увы, не пройдет. Подозреваю, что даже двумя освежеванными козами преподавательскую глотку не заткнешь…

Магистр между тем упражнялся в остроумии, некоторые адепты подхихикивали. Причем делали это не оттого, что шутки магистра оказывались столь уж остры и изящны, а скорее в надежде польстить самолюбию привередливого хрыча.

– Садитесь, адептка Блеквуд. И в будущем постарайтесь являться на занятия в надлежащем виде.

Я мрачно потопала к своему месту. Да уж, черная ведьма, пусть даже вооруженная до зубов терпением, бессильна перед всемогущим женоненавистничеством Фабиуса. Иногда мне казалось, что еще немного – и оно, мое терпение, лопнет, забрызгав моей же злостью не только магистра, но и всех вокруг.

Села рядом с Корнелиусом – весельчаком и паяцем, обладавшим поистине бесценным даром: он мог трещать полдня напролет и при этом не раздражать.

– Ви, ну ты даешь! – вместо приветствия тихо выдал однокурсник.

Но даже сказанная шепотом фраза заставила преподавателя повернуть голову в нашу сторону.

– Тишины! Я требую тишины! – На щеках Фабиуса расцвели ярко-красные нервические пятна. – Защита от темных сил – это тот предмет, который вы все должны как минимум ценить! Ибо, только зная основы обороны от черных магов, вы сможете выжить. А те же, кто полюбит данный предмет всей душой, – не только выживут, но останутся целы и невредимы. Так что советую быть вам всем внимательными.

– И любить мой предмет, – тоном преподавателя, но так, чтобы услышала лишь я, выдал сосед.

Корнелиус был тот еще лицедей и кривляка, передразнивать всех и вся умел мастерски. Я едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Знать предмет, разбираться в нем – это понятно. Но любить? Моя старшая кузина Барлин, к примеру, считала, что, когда мужчина не способен любить женщину, он начинает любить что попало: родину, императора, защиту от темных сил, пирожки с мясом… А в том, что известная сердцеедка и кокетка Бар разбиралась преотлично в существах, которые когда-то вылезли из женщины и до самой смерти стремятся залезть в нее обратно, сомневаться не приходилось.

Между тем голос магистра Фабиуса начал стихать: он, все еще что-то бубня, повернулся к доске. Легкий пасс его руки, и грифель взмыл над землей. Пара мгновений, и на черной поверхности начали появляться четкие линии – схема пентаграммы защиты от демонов низшей ступени.

Я перерисовывала ее на лист, которым со мной поделился сосед. К несчастью, мой конспект сгорел синим пламенем, как и все пергаментные свитки, что упали в лужу. Занятие тянулось нескончаемо долго. Занудный голос преподавателя, засохшая грязь, которая стягивала кожу, мокрая обувь…

Удару колокола я обрадовалась, как иная новобрачная свадебному гимну. Увы, я сильно поспешила быть счастливой.

– Я не закончил! – Фабиус воздел корявый перст к потолку.

Мы поникшими лютиками опустились на лавки.

– Через четыре седмицы вы все должны сдать рефераты. Темы написаны напротив ваших фамилий вот тут! – Старик потряс в воздухе листом. – И учтите! Не успеете вовремя, до турнира Четырех стихий, долги я принимать не стану, зачет тоже.

Как всегда, в своем репертуаре: максимум пафоса, минимум адекватности.

Профессор оставил лист на кафедре и степенным шагом удалился. Мы же рванули со своих мест. Когда я увидела свою тему, то скривилась. «Руническое письмо на коже мага как элемент защиты от темных чар на примере тела покойного архимага Энпатыра Медная Кирка», – значилось корявым почерком рядом со скромным В. Блеквуд.

Была у белых странность: простые, ничем не примечательные маги носили фамилии, а заслуженные и прославленные – прозвища. Многие адепты в подражание великим и усопшим тоже обзаводились подобными в обход имени рода. Как мне казалось, делали это юные маги по двум причинам: для солидности и подстраховать себя. Что до второго, то тут все понятно: если совершит студиозус великий подвиг, чтобы его не поименовали по месту оного. Ведь зачастую геройствовать приходилось в какой-нибудь деревеньке Жабки, Заячьи Рожки или Комариная Пустошь. Вот и выходило порою у непредусмотрительных, что и имя вроде известное, а улыбку вызывает: Вольдемар Большие Животинки или Марселина Гадючья Топь.

Я уже хотела записать тему. Но тут чей-то палец, до этого заслонявший часть строчки с моей фамилией, исчез. И стала видна приписка: «Посещение усыпальницы архимага и перерисовка рун обязательна». Я чуть не завыла в голос. Мало того что это храм, куда ведьмам, пусть и неинициированным (а значит, еще с не совсем черной аурой), входить тяжело (скручивает так, что, того и гляди, сознание потеряешь), так еще и усыпальница, куда допуск для второкурсницы еще надо исхитриться получить. Как-никак мощи легендарного героя…

Покидала аудиторию в раздраенных чувствах. Да что за день сегодня такой! Вот это называется «проснулась и как давай жить!». Надо срочно что-то с этим делать, а то такими темпами я к вечеру революцию совершу.

Перво-наперво нужно привести себя в порядок. Бытовые заклинания у меня выходили через раз, поэтому решила просто добраться до туалета и хотя бы умыться. Но, увы, видимо, сегодня я чем-то разозлила Темного бога.

На пути мне попалась Арелия со своей свитой. С этой девицей с первой встречи я была сама вежливость. Как показал опыт – зря. Некоторым, чтобы самоутвердиться, нужна мишень для метания заклинаний. И отчего-то именно я приглянулась блондинке. Может, потому, что была ее полной противоположностью. Арелия – эдакое небесное создание. Нимфа, мать ее, во всех смыслах! Отцом белокурой красавицы был эльф, а вот матушкой – крылатая прелестница. Только подозреваю, что среди родни полукровки все же затесались лепрекон с гоблином – уж больно характер у нее был паскудный. В Темногорье ее бы ведьмы точно приняли за свою.

Впрочем, это Вивьен из рода Блеквудов – неприметная серая мышка, которая терялась на фоне блистательной Арелии. А вот Вивианита Эрастис кон Торастас из клана Полуночных ведьм могла бы дать фору белой лабораторной крысе, возомнившей, что если она в виварии самая раскормленная и толст… красивая и непревзойденная, то и во всем мире так.

Знала бы недоэльфийка, что мне для соответствия образу каждое утро приходилось умываться уродреей – эликсиром, обратным по действию пресловутой гламурее. В результате тонкие черты лица становились грубее, изящество исчезало вовсе, кожа вместо загорелой и смуглой начинала казаться землистой, а цвет глаз из насыщенно-зеленого менялся на невзрачный серый, да и вся я в целом превращалась в далеко немилашку. Вот только эликсир отчего-то был бессилен против отцовского наследства – густых каштановых, слегка вьющихся волос.

– Смотрите-ка, свинья вылезла из своей лужи и перепутала магистерию и хлев…

Арелия демонстративно помахала перед своим лицом ладошкой. Шутила она как-то слишком грубо для своих нимфо-эльфийских предков.

Но, в отличие от боковой ветви рода перворожденных, я была истинной черной ведьмой, которая руководствуется принципом: не копить обиды в себе, а просто либо прощать, либо убивать того, кто тебя огорчил. А поскольку милосердие у темного племени – атавизм, то я лишь мило улыбнулась Арелии, про себя решив: она крайне нуждается в хорошем проклятии.

– А я смотрю и вижу, как внешняя красота приобретает внутри уродливые формы… – пропела я в сторону, словно бы ни на что не намекая, но максимально громко, чтобы услышали все.

– Ты что этим хочешь сказать, убогая?

Нет, я, конечно, подозревала, что смазливая мордашка и ум идут зачастую параллельно, и, как всякие параллели, они не пересекаются, но чтобы настолько, как у Арелии… Сегодня меня достали. У меня было трудное утро, которое контрольным выстрелом добил Фабиус со своим рефератом, потому я подошла вплотную к блондинке, источавшей аромат лилий и малины (и почему тошнотворное сочетание сиропных запахов этой осенью считается наимоднейшим в столице?), и положила ей руку на кружевное жабо, словно хотела поправить пуговичку или складку. От такой наглости Арелия скривилась и уже хотела ударить меня изящными пальчиками с ледяными иглами вместо ногтей, которые она моментально отрастила, как я резким движением сграбастала ее за грудки. Полуэльфийка, произносившая заклинание «ледяных когтей», от удивления вскрикнула и потеряла концентрацию.

Между нашими лицами расстояние оказалось не больше перста. Мы смотрели глаза в глаза: я, чуть запрокинув голову, Арелия – вынужденно склонившись.

– У меня сегодня было поганое утро. А за ним начался отвратный день. И если ты еще хоть словом, хоть взглядом в мою сторону… – Я намеренно не договорила, но, полагаю, мой взгляд и без слов довершил фразу: «…убью».

Вообще, черные ведьмы умеют быть убедительны. Это у нас врожденный талант, передающийся из поколения в поколение и взращенный на материнском молоке.

Арелия сглотнула, на ее висках выступили бисеринки пота.

– Ты мне угрожаешь? – Она нашла в себе силы ответить. Правда, голос ее при этом слегка дрожал. – В тебе даже сила не пробудилась, первый уровень дара. И рискнешь вызвать меня на магический поединок?

– А кто говорит о честном бое? – Я усмехнулась так отчаянно, как может улыбаться либо сумасшедший, либо тот, кому нечего терять… Либо та, которую в десять лет бабуля лично познакомила с одним из архидемонов первородного мрака.

– Ты – отродье тьмы, – скривилась Арелия, видимо думая, что оскорбляет меня. – Только они нападают из-за угла и бьют в спину.

«Ну, не из-за угла, а с наиболее выгодной со стратегической точки зрения позиции. И не бьют в спину, а заботливо указывают противнику на его слабые места в защите», – поправила я про себя. Впрочем, вслух сказала другое:

– Ты обвиняешь меня в чернокнижии? Смеешь сомневаться в силе мертвого сердца Кейгу? Считаешь, что оно способно впустить в академию черного мага? Это попахивает посильнее любой лужи… Например, исключением, – выдохнула я блондинке прямо в лицо, и она вздрогнула.

Я знала, что попала точно в цель. В магистериуме были неоспоримы три вещи: слово ректора, непогрешимость артефакта, в который превратилось закаменевшее сердце дракона, основавшего академию, и свод из двенадцати академических правил. И только что Арелия усомнилась во втором постулате, на котором и держалось величие магистериума.

Нет, конечно, возмущались и приказами ректора, и тем, что артефакт распределения как-то странно порою показывает уровень силы мага, и кляли двенадцать правил. Но делали это тихо, в кругу друзей или тех, кого считали таковыми, а если вели речь в открытую, то чаще всего вылетали из академии. Ибо вольномыслие вольномыслием, но начальство трогать нельзя.

Арелия побледнела, дернулась, чтобы отпрянуть, но я держала ее крепко.

– Я подобного не говорила… – Она все же попыталась перешнуровать ботинки в прыжке.

– Зато я слушала.

В глазах Арелии плескалась ничем не замутненная ненависть.

– На подобную тебе не стоит тратить ни слов, ни взглядов, – прошипела полуэльфийка.

Хм… Кажется, кто-то не любил проигрывать, но если доводилось удирать с поля боя, то считал своим долгом оставить последний выкрик за собой.

– Рада, что мы друг друга поняли. – Я отпустила жабо красотки.

Она тут же отпрянула, фыркнула, распрямив плечи, и, не глядя на меня, двинулась прочь.

Ее свита, стоявшая чуть поодаль, пока мы вели милую беседу, лишь зашуршала юбками и зашушукалась, кося на меня осторожными взглядами, а потом потянулась за своей «королевой».

Я усмехнулась про себя. Да, когда-нибудь меня за мой длинный язык, язвительность и любовь к провокациям сожгут на костре, но пока я тут, в этой, свет ее подери, академии, поэтому продолжим-с. С таким настроем я наконец-то добралась до туалета.

Внутри никого не оказалось, и я смогла спокойно привести себя в порядок. Настроение, как ни странно, было замечательным. Арелия так легко повелась на провокацию. Сразу видно, не закаленная она гадючьими чернокнижными натурами моих кузенов и кузин. Вот те умели раскатать в тонкий пласт с милой улыбкой и без магии, заставляя меня тихо закипать от гнева и ждать. Ждать, когда пройдет инициация и я смогу как следует им отомстить.

Не дождалась. Пришлось срочно драпать туда, где не найдут. Тут-то бабуля и рассказала, что я смесок. И во мне течет кровь белого мага.

Вообще-то черные ведьмы – существа, не обремененные семейными оковами. Мы вольны выбирать, где, когда и с кем (сколько бы их ни было) проводить ночи. Правда, это бывает чаще уже после того, как темная магиня родит своего первенца… Увы, с моей матерью все случилось не по канонам. Она где-то на границе со Светлыми землями (а клан Сумеречных ведьм обитал как раз там) умудрилась подцепить светлого. Как ба заключила позже – шпиона. Тот, хоть и был отрыжкой небесной магии, но поступил как истинно темный папашка: бросил деву со своим приплодом и умотал к себе.

Мама, втюрившаяся по самые уши в этого урода со светлой аурой (хотя на рожу, судя по тому, что в моем лице выросло из его семени, был совсем даже ничего), на этой почве и инициировалась в шестнадцать лет. Вообще, это отличительная черта рода Эрастисов – поздняя инициация. Обычно она проходит медленно и постепенно, но у маман от нервов все случилось враз. А спустя положенный срок появилась и я.

Ба отнеслась к произошедшему философски, сказала, что чем больше черных ведьм, тем лучше, похвалила маму за быстрое вхождение в полную силу и… предложила забыть о том досадном инциденте и о том, что мой отец – светлый маг. Забыли. Основательно. Даже моя маман, которая меняла любовников как чулки.

Я бы так ничего и не узнала, если бы на мое девятнадцатилетие не случилась, скажем так, неприятность: меня захотели убить. Ба при всем своем желании противиться в открытую не могла, но как глава рода постаралась меня сберечь и… послала куда подальше. А точнее – к отцу, в Светлые земли.

Увы, родителя лично я не нашла, зато отыскался его дядя – почтенный и седой Блеквуд. Он долго тряс своей бородой, не веря, что родовой артефакт признал во мне единокровницу. Но как только сомнения отпали, а моя слезливая и ни разу не настоящая история провинциалки из захолустной академии, к которой непотребно приставал ректор, наоборот, запала магу в душу, то старика словно подменили. Он приложил все усилия, чтобы у его внучатой племянницы случилось если не несметное богатство – Блеквуд жил скромно, – то хотя бы приличное образование. Дед устроил меня в академию, где сам преподавал, и порывался в провинцию: вызвать ни о чем не подозревавшего ректора (к слову, имя я взяла реальное) на магическую дуэль. Едва удалось его отговорить.

В первый день в столичной академии меня знатно потряхивало. И вовсе не от благоговения к детищу Кейгу Золотое Крыло. Было страшно, что темное наследие, хоть и не пробудившееся, заявит о себе. Но нет, оказалось, что неинициированная темная ведьма, у которой на уме в момент проверки были лишь мысли о добром и прекрасном, сойдет за побитую моль светлую.

В тот приснопамятный день я держала в руках мертвый камень, который, несмотря на свою полную и безоговорочную смерть, бился, пульсировал, как живое сердце. Мне было страшно до жути, но усилием воли я грезила о такой мерзости, как всепрощение и отзывчивость. И по сей день меня от подобного выворачивает, но тогда именно эти думы и наскребли во мне ту единицу светломагической силы. По десятибалльной шкале.

У нас же, темных, силу принято измерять в уровнях. Сколь глубоко во мрак может погрузиться маг и не сдохнуть при этом – такова и его сила. Точное число уровней не знал никто. Поговаривали, что у Верховного темного их было больше всех. У меня – пока тридцать, но ба после полной инициации пророчила все шестьдесят, а то и больше. Сама она гордилась преодоленным порогом в полсотни пластов тьмы.

В общем, белой магиней я оказалась никакущей, чем и расстроила Блеквуда. Но он, хоть и поник, с истинно светлым благородством предложил мне помимо протекции еще и кров. Я отказалась. И вовсе не из-за смущения. Просто светлому магу легче почуять во мне тьму, пусть и не вошедшую в полную силу, чем простой квартирной хозяйке, что сдавала мне комнату на отшибе.

Я бы и дальше у нее проживала, не задумываясь об общежитии, если бы не вестник от тетки Морриган. Когда ворон с зажатой в клюве запиской постучал ко мне в стекло, я пришла к выводу, что лучше мне обождать год в стенах академии.

Сообщение гласило: мои убийцы нашли способ на законных основаниях прибыть в столицу Светлых земель. А это значит, что теперь по улицам Йонля одной черной ведьме Блеквуд гулять опасно.

Чтобы выжить, мне в ближайший год не стоит и носа высовывать за ворота академии. Да, риск попасться магистрам возрастал во стократ даже по сравнению с домом Блеквуда, но и умирать от руки темных, что шли уже по мою душу, тоже как-то не хотелось. А своих сородичей я знала и их настойчивость тоже. Потому из двух зол выбирать пришлось свет.

Плеснула водой в лицо, отгоняя мрачные мысли, умылась. И только когда глянула в зеркало, поняла, что смыла-таки эликсир. Не успела выругаться, как в дверь с силой ударили.

– Выходи, поганка!

В сумке тут же ожил украденный дракончик. Видимо, почуял хозяина.

(обратно)

Глава 2

Я не глядя запустила руку в сумку и извлекла оттуда лазурную мелочь. Ящеренок брыкался, хлопал крыльями и норовил цапнуть.

– Гардрик, что вы делаете? Перестаньте ломиться в женскую уборную! – Негодующий женский голос явно принадлежал кому-то из преподавательниц.

Дверь, по которой уже пошла внушительная трещина, перестала прогибаться.

– Профессор Брук, прошу прощения…

Пепельный, видимо, начал разводить с магессой политесы.

Я же, обрадовавшись передышке, поняла, что надо срочно удирать. Через дверь – не вариант. Зато имелись вентиляция и маленькое узкое окошко под потолком.

Дракоша, которого я держала за хвост вниз головой, понял, что свобода просто так не дается, и плюнул в меня огнем. Запал был маленький, но приятного все равно мало.

Тратя драгоценные мгновения, я выудила из сумки бутерброд с тонким, почти прозрачным кусочком колбасы.

– Подавись, – сунула мой сегодняшний обед в драконью мордочку.

Мета, хоть и была соткана из магии, оказалась на диво прожорливой и впилась своими мелкими клыками в угощение. Подбежав к окну, я запрыгнула на умывальник и, кое-как кончиками пальцев дотянувшись до створки, открыла ее.

– …Там одна моя знакомая. Она просила подождать ее у входа, но дверь заклинило, и теперь ей не выйти, – меж тем донеслось из коридора.

Все же швабра, вдетая в ручку двери, была отличной идеей. Как печенкой чуяла, что пригодится.

– Ну, знакомая, положим, выйдет. А кто будет ремонтировать дверь?

Видимо, магесса тоже потянула ручку на себя и убедилась, что просто так уборная не сдастся. Только штурм, только атака. Впрочем, подозреваю, что если за дело взялась профессор, то она скорее использует магию, а не силу. Поэтому счет шел на удары сердца.

Раз…

Я спрыгиваю с умывальника и слышу, как из-за двери доносится:

– Профессор Брук, я обязуюсь лично починить эту дверь и еще три таких же, только освободите мою знакомую…

А мне чудится в недосказанности окончание фразы: «Чтобы я мог лично свернуть ей шею».

Два…

Хватаю дракончика, что заглатывает шкурку от кусочка колбасы, сую его в сумку.

И слышу ответ профессора:

– Ну, раз вы так просите и обещаете все лично починить…

Три…

– Эристиус корвус!

Слова заклинания пропитывают воздух. Я вскарабкиваюсь на тумбу, что стоит под вентиляцией.

Четыре…

Дверь содрогается от попавшего в нее заклинания, а я закидываю сумку с драконом в вентиляцию и сама ввинчиваюсь в узкий лаз.

Пять…

Новая волшба – и от древка швабры, да и самой двери остаются одни щепки. Но я уже успела не только втянуть свое тело в вентиляционную шахту, но и приставить решетку.

Мы, черные ведьмы, когда дело касается спасения собственной шкуры, очень проворные.

Пепельный влетел в уборную и заозирался. Сведенные на переносице брови, побелевшие костяшки сжатых кулаков, злой взгляд – Гардрик был явно в бешенстве.

Дракоша завозился, пытаясь выбраться из сумки. Только не сейчас! Чтобы быстро усыпить мету, нужно заклинание третьего порядка, а оно всколыхнет магический фон. Пепельный, может, и не заметит, а вот профессор… не факт. Мелкие проклятия, которые недотягивают и до второго уровня, что звук падающего листа – если не видишь волшбы, то и не услышишь. А вот чем выше порядок, чем больше сил вкладываешь, тем громче и отдача. И если адепты, которые еще не сталкивались с тьмой, могут ее заметить, но не придать значения, то сражавшиеся с мраком не ошибутся.

Женщина, вошедшая вслед за адептом в уборную, выглядела настоящим боевым магом – не чета ректору. Жилистая, с лицом, расписанным шрамами, и абсолютно лысым черепом. Зато осанка – точно меч проглотила. Да уж, если не знать, что она «госпожа», легко можно обратиться к ней «уважаемый лэр», а не «лэрисса».

– Похоже, вашей знакомой здесь нет, – с легкой издевкой протянула магесса.

Сквозь решетку я увидела, как пепельный повернул голову в сторону окна и застыл.

Между тем лазурный дракончик деловито вскарабкался на мое плечо, задрал мордочку и выжидательно уставился на одну черную ведьму. Я поднесла палец к губам: мол, тихо. Правда, при этом сильно сомневалась, что вредная тварюшка наделена хотя бы зачатками разума. Вон хозяин ее и тот еще маг без башни, что уж до маленькой меты…

«Сейчас спалюсь, а потом меня спалят, причем последнее – весело и всем дружным коллективом магистерии. Буду зажигалочкой внеплановой вечеринки, так сказать», – успела подумать, когда лазурный деловито облизнулся.

Я без слов поняла этого вымогателя. Ему понравилась колбаса, и он требовал продолжения банкета. Согласно кивнула. А что мне еще оставалось делать?

Хорошо, что у меты нет зова, иначе бы пепельный и головы в сторону открытой форточки не повернул… Неприятно, что этот сумасшедший дракон так быстро меня вычислил и нашел. Я же специально все свои конспекты, что валялись в луже, сожгла. Как говорится, себя не пожалела, чтобы сделать пакость недругу.

Лазурный затих, удовлетворенный своей дипломатической победой. Зато внизу самое интересное только начиналось.

– Видимо, ваша знакомая так жаждала встречи с вами, что сбежала через окно. Да и швабру не поленилась в ручку двери вставить. Полагаю, что исключительно из желания поскорее увидеться с вами, Гардрик…

Если бы голос разъедал, подобно кислоте, на месте дракона уже была бы шипящая воронка. Звук стираемой эмали зубов пепельного я услышала отчетливо.

– Потрудитесь починить эту дверь до заката. Инструмент можете получить у Цербуса в кладовой.

Лэрисса Брук прошлась между кабинок и задумчиво протянула:

– Интересно, кто так распалил наследника правящего клана, что он едва сдержался? Хотя… Кто бы это ни был, но, пока Гардрик будет работать молотком, он поостынет. – Магесса задумчиво взглянула на узкое окно под потолком и добавила: – Наверняка из искусниц. Это они все мелкие и смазливые.

Зазвучали решительные шаги, и я услышала, как ее рука резко отдернула решетку вентиляции.

– Странно, я бы между падением с третьего этажа и воздуховодной шахтой выбрала вторую, – донеслось до моего слуха.

Но нас с драконом в том рукаве уже не было. Мы ползли по боковому ответвлению. Как оказалось, вовремя удрали, не став дожидаться, когда и магесса уйдет.

Лаз оказался настолько узким, что я постоянно боялась застрять. На очередной развилке услышала разговор.

– В этот раз участвовать в отборочном туре могут только маги с уровнем дара не ниже седьмого, – удрученно вещал тенор под звуки льющейся воды.

– Значит, участники будут с двух последних курсов. Только там можно найти пару, чтобы и защитник и атакующий были такими, – авторитетно прогнусавил второй. – С первого по пятый курс нет ни одного сильного, полностью пробудившегося. А если и вошли в силу, то с уровнем не выше трешки.

– Да, третьего уровня для победы на турнире маловато, даже если сцепка сработанная… Нужен минимум пятый.

А этот голос явно принадлежал Корнелиусу. И тут я поняла, что не вынесу больше. Нет, не темы разговора в мужской уборной, а пыли, набившейся в нос.

Чихнула. Оглушительно и с чувством, заставив троицу разом замолкнуть. Решив, что терять уже нечего, я толкнула решетку и практически ввалилась в дружный мальчишеский коллектив.

Все трое уставились на меня, как девственницы на обнаженного инкуба.

– Не каждый день на тебя падает такая неземная красота. Пусть и слегка пыльная, – ошалело выдал Корнелиус, пристально рассматривая меня. А потом подозрительно спросил: – А мы не встречались?

М-да, когда я после лекции сказал Кору, что пойду в дамскую комнату, дабы привести себя в порядок, то думала, что буду выглядеть слегка иначе.

– Конечно. Совсем недавно. Но я так скучала по тебе, милый, что решила прийти пораньше. И пришла.

Занавес. Теперь и Кор был ликвидирован на несколько мгновений, он судорожно вспоминал, где же мы могли видеться.

А я воспользовалась моментом, стряхнула с себя пыль и вышла из мужского туалета как ни в чем не бывало.

Идя по коридору с высоко поднятой головой, боковым зрением отметила, как на меня оборачиваются. Срочно! Нужно срочно найти укромное место, чтобы умыться уродреей, бутылек которой лежал на дне мой сумки.

Зря я вспомнила о своей холщовой торбе. В ней тут же активизировался прожорливый дракоша. Да что за день сегодня такой, только и успеваю в неприятности вляпываться. Утешала мысль, что это всего лишь плохой день, а не плохая жизнь.

Между умыванием и подкупом я выбрала второе и резко сменила направление. В столовую. Обычно я обедала тем, что брала с собой, но сегодня разорилась на три бутерброда с ломтиками вяленого мяса.

Нет, если студенты хотели, то могли платить три золотых в месяц и получать комплексный обед. Пять – то не просто комплексный, а элитный. Вовсе же бесплатная еда была для тех, кто зачислен на стипендию. Но таких талантливых, одаренных и потенциально сильных магов было немного. А мне, бесперспективной белой единичке, приходилось выкручиваться.

Брать деньги у деда Блеквуда не хотелось, но мои финансы стремительно таяли. Скоро и вовсе помашут мне последней гнутой медькой. Надо было срочно искать работу, желательно в академии.

Да уж. Мои предки в гробу не раз перевернутся, если узнают, что их праправнучка, черная ведьма в девяносто третьем колене, наймется на работу к белым магам. Но лучше так, чем висеть на шее у старика, который живет на одно свое жалованье.

Заполучив бутерброды у гоблинши-буфетчицы, я разделила свою добычу: хлеб мне, мясо в сумку. Третий ломтик завернула в пергамент и спрятала отдельно.

Я сидела в закутке на подоконнике, болтала ногами, уплетая белый мякиш, и жмурилась от удовольствия, представляя, как кто-то сейчас усиленно работает молотком и психует.

Жаль, что мету оставить у себя нельзя. Все же кража – это вескоепреступление. Но пусть пепельный еще побесится, изойдет на нервы и гнев… Потом, так и быть, выпущу лазурного. Мелкий, если захочет, сам к хозяину дорогу найдет.

Дракоша, будто услышав мои мысли, выглянул из сумки и закурлыкал. На ласку напрашивался. Я усмехнулась. Все же не так мы и различны, светлые и темные. Взять те же меты: мы не слышим их. Зато они наш зов прекрасно слышат.

Я погладила лазурного по голове. Он зажмурился от удовольствия. А потом извернулся и ткнулся носом в ладонь. У-у-у, хитрец.

– Я свою часть договора выполнила. Теперь сиди до вечера тихо. Выполнишь – получишь еще вкусненького.

Пришел черед умывания. Хорошо, что у нашей группы сегодня была единственная лекция до обеда. У Фабиуса. Предполагалось, что потом мы до первого удара колокола просидим в библиотеке, а после перерыва и до вечера будет практикум по иллюзориям. Вела его магесса Илвия – дама весьма интересная.

Ее занятия я любила и посещала с удовольствием. Ведь нет ничего более правдивого, чем та иллюзия, в которую ты поверил. Эту простую истину знает каждая черная ведьма. Светлые маги тоже не чурались сей грани магии, но преподносили ее как науку, в то время как темные считали иллюзию скорее искусством. Светлые пытались запихнуть мираж в идеальное сочетание формул и графиков, а темные развивали в себе интуицию и доверяли ей в создании образов.

Мыслями я была уже на занятии, а руки тем временем доставали заветный пузатый пузырек черного стекла. Я ополоснула лицо и протерла ладони приятным, отдающим мятой эликсиром. И вновь кожа загрубела, став привычного землистого цвета. Вот и все. Невзрачная Вивьен Блеквуд готова приступить к занятиям.

Отличный у бабули рецепт. Простой, но верный. И главное, в нем такая капля магии, что ее и не учуять. Как говорится, у меня все натуральное, а что не натуральное, то почти естественное.

Дракоша улегся на дно сумки, свернулся калачиком и… уснул. Я доела хлеб и поспешила на занятия.

Время у магессы Илвии пролетело, как всегда, незаметно. Сегодня учились отличать фантомных чудовищ от реальных. Узнала много нового и интересного. Теперь, если Темный бог приведет пугать своими творениями светлых магов, я буду знать, куда эти белые подлецы будут бить в первую очередь.

Корнелиус был на удивление задумчив, нет-нет да и косил на меня взглядом, задумчиво останавливаясь на волосах. Но потом мотал головой, словно прогоняя бредовую мысль.

Вечер подкрался незаметно, заглянул в стрельчатое окно лучами заходящего солнца. Колокол возвестил об окончании занятий. Я так увлеклась, что даже забыла о пепельной неприятности, о реферате для Фабиуса и мелкой лазурной вредности. День выдался насыщенным.

Я слегка опасалась дракона. Если он так быстро вычислил меня, то наверняка сейчас поджидает у аудитории, и стоит мне только высунуть нос…

Все адепты уже давно вышли, а я все оттягивала миг расплаты. Идея пришла, когда стопка пособий, вырвавшись из аркана заклинания левитации, рассыпалась по полу.

Магесса вздохнула. Ей удавались сложнейшие заклинания иллюзий, но с простой бытовой магией преподавательница отчего-то не дружила.

– Вам помочь их отнести? – Я была сама вежливость.

– Да, Вивьен, если вас не затруднит.

Я обрадовалась и от жадности нагрузила себе стопку, которая закрывала меня ровно по макушку. Так, под щитом из пособий, прикрываемая магессой с тыла, я миновала выход из аудитории.

Справившись с почетной миссией носильщика, я рванула к посадочной площадке. Общественная лодка вот-вот должна была прибыть.

Вечером оказалось полно свободных мест, и дорога назад была почти комфортной. А что до запаха жареного лука с салом – так никто от соседа-гурмана в общественном транспорте не застрахован.

Добравшись до своей каморки, я с наслаждением потянулась, подошла к стене и в очередной раз повесила злополучную картину. За стеной кто-то досадливо сплюнул.

Прежде чем задернуть шторы, в который раз улыбнулась милой рекламной надписи на витрине, что красовалась напротив:

Вам нужно только помереть! Остальное мы берем на себя. Погребальная лавка Синра Алжиррасского.

Все наши клиенты уходят в мир иной довольными!

Высокое качество товара и скидки

для постоянных покупателей.

И милая такая экспозиция гробов на любой вкус. В общем, картина, отрадная глазу черной ведьмы.

Вот только сегодня у этого милого вида имелся один изъян – пепельный. Едва он увидел меня в оконном проеме, тут же оседлал свою метлу, что до этого держал в руках, и подлетел к стеклу.

Щелчок пальцами – и рассохшиеся створки предательски заскрипели, открываясь. Я попятилась вглубь комнаты, дракон ступил на подоконник, слезая с метлы.

– Ну, вот мы и встретились, Вивьен Блеквуд, – предвкушающе протянул он. – Отдашь моего дракона по-хорошему?

Гардрик отставил ненужную уже метелку и бесшумно двинулся на меня. Руки так и чесались кинуть заклинанием, но пока было рано. С этого паршивца станется и уклониться, а то и запустить в ответ свой аркан. А мне нужно один раз и с гарантией.

– Сдался мне твой дракон… – попыталась отпереться я.

Пепельный оказался рядом со мной так стремительно, что я и глазом моргнуть не успела, а уже стояла прижатой к стене. Правда, клубок заклинания все же успела приготовить.

– На кого ты работаешь? – прошипел Гардрик мне в лицо.

Я опешила:

– Ни на кого. Не дают мне работы, диплома нет, только учусь пока…

Кажется, не такого ответа ожидал дракон.

– Еще скажи, что не ты год назад украла мету у моей сестры Бригит, а потом шантажировала всю нашу семью? Решила пойти по второму кругу?

Вот тут-то я и поняла, что влипла. Хотела проучить, называется. Кто же знал, что у пепельного есть кровница, которая уже нарвалась на кого-то из темных. У нас-то так шутят чуть ли не дошколята: украсть мету у зазевавшегося собрата – это святое. Потому за своими рисунками мы следим, особенно когда те ползать по телу начинают. Маскируем, носим закрытую одежду вплоть до того момента, как пройдет инициация и ее уже будет просто невозможно умыкнуть.

– Да год назад меня здесь еще не было… – Я уставилась в глаза дракона, которые сейчас радовали мир вертикальным зрачком.

Ничего себе. Вот это сила: даже без меты готов обернуться.

– Знаю. Я все о тебе выяснил, Блеквуд. Я ни об одной своей девушке столько не знал, сколько сейчас знаю о тебе.

Я лишь подивилась драконьей оперативности и сглотнула, понимая, что заклинанием стазиса, готового было сорваться с кончиков моих пальцев, не отделаться.

Наши взгляды схлестнулись: буран и пламя, сжигающий свет и первородная тьма. Его руки крепко держали меня за плечи, не давая возможности вырваться. Меня буквально затрясло от ярости. Чтобы истинную черную ведьму да прижимали к стене, как девицу из дома терпимости! Дернулась, желая освободиться. Напрасно. Лишь почувствовала, как дракон сжал плечи еще сильнее. Наверняка завтра синяки останутся.

Пепельный нависал надо мной, как могильная плита над покойником, давил силой внешней и своим даром, заставляя склониться, подчиниться. Причем проделывал это с невозмутимо каменным лицом.

А потом я почувствовала, как по моей ноге начал ползти плющ. Только не сейчас! Моей мете еще рано просыпаться!

Вдох… Выдох… «Успокоиться, главное – успокоиться», – повторяла про себя я как мантру. Только вот беда, она ни капли не действует, когда прямо тебе в лицо практически дышат огнем и требуют ответа за то, чего ты не совершала.

– Раз ты все разведал обо мне, то должен знать, что я прибыла в столицу чуть больше месяца назад.

– А где ты ошивалась до этого? – вкрадчиво поинтересовался драконистый гад.

– В Рорской академии магического права, – выдала я ту ложь, которую до этого момента произносила не единожды.

И в первый раз меня словно очередью из пульсаров расстреляли фразой:

– Врешь.

Дракон тряхнул меня так, что затылок стукнулся о стену.

– Я послал по телепатофону запрос в ту дыру, откуда ты якобы приехала. Ответ пришел один удар колокола назад. Ни о какой Вивьен Блеквуд там не знают, впрочем, как и о любой другой Вивьен. И не училось там адепток с такой внешностью. Она у тебя слишком характерная. Так скажешь мне, кто ты, здесь и сейчас или у дознавателей в камере пыток?

– Здесь и сейчас, только отпусти. – Я постаралась заплакать.

Правда, этот процесс никогда не удавался мне столь хорошо, как моей кузине Сью, что могла практически мироточить без покрасневших глаз, распухшего носа и по заказу.

Я всхлипнула, обдумывая – зареветь ли с надрывом, но решила, что сие уже перебор. Гардрик чуть ослабил хватку, и для меня этого оказалось достаточно.

К мраку и тлену конспирацию. Я запустила в него отборным чернокнижным заклинанием успокоения (оно же для малахольных и упокоения), а заодно ударила его в пах.

Пепельный, не ожидая такого коварства, охнул, отступил на шаг, борясь с арканом тьмы, а я решила, что это – знак сниже. Потому и зарядила пяткой дракону в солнечное сплетение.

Увы, он оказался хорошим боевым магом, что было весьма плохо для одной черной ведьмы: аркан скинул за пару вздохов, с болью справился и того быстрее и рванул за мной следом.

До двери я не добежала каких-то два шага. Меня повалили, и мы клубком покатились по полу комнаты, натыкаясь на ножки кровати и стола, тумбу и табурет. Я шипела и сыпала проклятиями, дракон уворачивался и даже умудрялся выставлять защиту, при этом пытаясь скрутить меня.

Моя юбка задралась чуть ли не до талии, чулки съехали, обнажая лодыжки.

В какой-то момент я извернулась и укусила его за неосмотрительно подставленное драконье ухо. Сделала я это без нежности и пиетета, прокусив мочку.

Гардрик вздрогнул и зашипел. На его лице показались чешуйки, покрыв лазурным мерцанием скулы и лоб.

После укуса сразу же во рту почувствовался вкус крови. Или, может, это была моя из разбитой губы?

Но нет, глаза начал застилать туман, подтверждая, что кровь все же драконья. Кончики пальцев предательски закололо. Мысли стали исчезать в мареве.

Как сквозь пелену я увидела мелкого дракошу, что выползал из сумки. Сытый и довольный. Он узрел хозяина, который тоже не отличался проворством. Движения его были смазанными и замедленными.

И тут в порядке полубреда родилось решение. Кровь, плоть и добрая воля.

– Хочешь получить мету обратно? – сипло спросила я у дракона.

– Да, – очумело выдохнул он.

Я прошептала заклинание, давая приказ своей мете. Плющ, еще только испивший силу, подчинился неохотно.

Дракончик же, почуяв нити заклинания, что опутали и его, мотнул головой, мол, давайте, ребята, сами справляйтесь, без меня. Но потом вразвалочку все же пошлепал своими лапами к нам.

А дальше я отрубилась, искренне надеясь, что все удалось и в мире одним чернокнижником только что стало больше.

Пришла я в себя, когда за окном была глубокая ночь. Картина, паршивка, валялась на полу. Чувствую, что сегодня старуха все же сорвала куш на просмотре. А глянуть было на что.

Мало того что комната была разгромлена и посреди нее мирно почивал красавец-блондин в разорванной на груди рубахе, так еще под его боком имелась девица тоже весьма пикантного вида. Чего только стоили мои беленькие панталоны с кружевной оборкой, которыми я вовсю светила.

Я одернула юбку свободной рукой. Вторая, увы, была цепко схвачена Гардриком. Попыталась освободиться. Куда там, меня так резко дернули к себе и повалили, что я от неожиданности охнула.

Этот звук по чудодейственной силе пробуждения оказался сильнее бодрящего заклинания. Глаза дракона резко распахнулись, и он сел, осоловело таращась вокруг.

Мне до смерти хотелось пить. Все же кровь дракона даже в малых дозах действует на черных ведьм не самым лучшим образом. Подозреваю, что и ведьминская на летающих гадов – соответствующе.

– Что ты сделала, ведьма? – хотел прорычать, а на деле прохрипел дракон.

– Как ты и просил, отдала тебе мету. – И мстительно добавила: – Свою.

Гардрик остолбенел. Я же, воспользовавшись заминкой, вырвала-таки свое запястье из его хватки и на четвереньках (ибо сил встать не было ни капли) поползла к кувшину для умывания, в нем была вода. Жадно прильнула в его горлышку и начала пить большими глотками, чувствуя, как ко мне вместе с влагой возвращается сама жизнь.

С наслаждением умылась. И только после обернулась.

Пепельный все так же сидел на полу и, сняв рубашку, смотрел на свое плечо. Там, на бронзовой коже, красовался узор из абсолютно зеленого плюща. Видимо, драконье плечо оказалось для него почвой весьма благодатной, раз он вымахал втрое за столь короткий срок, да еще и окрасился.

Плющ, польщенный вниманием, зашелестел листочками и пополз к позвоночнику. А я хлопнула себя по шее, думая, что комары здесь стали чересчур наглыми и откормленными: не боятся подзакусить даже черной ведьмой.

Тут же поправила себя. Бывшей черной ведьмой. Под ладонью обиженно фыркнули, и тут же кожу ожгло струйкой пламени. Не сильно, но чувствительно.

– Как ты это сделала? – Гард сглотнул, а потом, видя в руках у меня кувшин, начал вставать.

В отличие от меня он, хоть и шатаясь, но поднялся, подошел, взял мой кувшин и выпил залпом весь остаток воды.

– Будешь убивать? – вместо ответа вопросила я.

Сил сопротивляться не было, поэтому, если сейчас Гард приступит ко второму акту пьесы под названием «Удушение», я даже сопротивляться не стану. Честно. Ну, может, проклятие какое для приличия прошепчу…

– Чуть попозже, отдохну и обязательно убью, – пообещал бывший дракон.

Он присел рядом со мной на пол, опершись спиной о стену. Выдохнул, обтер ладонью лицо и спросил единственное:

– Зачем?

– Чтобы выиграть время, – откровенно призналась я. – Ты ведь наверняка бы меня убил или сдал сумеречным.

– К стражам идут только тогда, когда пострадавшие сами не в состоянии вершить правосудие, – усмехнулся дракон.

– Значит, сам решил прикончить, – подвела я итог нашей милой беседе.

Мы сидели без сил, и казалось, что единственный мускул, который еще не устал окончательно, – это язык.

Вообще, обмен метами – не столь энергозатратный процесс, как может показаться. Скорее, после того как в ауру начинает врастать новая сущность, мага словно рвет изнутри. А вот это уже весьма болезненно и изматывающе.

– Что до твоего вопроса… Теперь ты, если судить по мете, темный маг. Причем стал им добровольно. Ты ведь дал согласие на обмен. Прикончишь меня – не только обратно дракона не получишь, но еще и сам будешь осужден за причастность к чернокнижному колдовству.

– Да ни на что я добровольно не подписывался! – взъярился Гард и потянулся-таки к моей шее.

Я уклонилась, а точнее – просто шмякнулась на пол и откатилась. Уже лежа и взирая на потолок, парировала:

– Согласился. На мой вопрос, хочешь ли ты получить мету, ты ответил однозначно: «Да». Конкретно не уточнялось, какую именно: свою или мою…

– Темная зараза! – Все же злость оказалась сильнее изнеможения, и Гард с рыком бросился на меня.

Заклинание, что я повесила, блокировало громкость звуков внутри моей комнаты. Может, заслон полного беззвучия был бы и лучше, но квартирной хозяйке картина, когда ее постоялица что-то говорит, а она не слышит ровным счетом ничего, показалась бы крайне подозрительной. А так – шелест, шуршание, невнятные звуки… Можно списать на глухоту самого «шпиона».

Но та картина, что развернулась сейчас перед взором подглядывающей хозяйки, больше всего походила на начальный процесс детопроизводства. Я пыхтела и брыкалась, Гард навалился сверху и иногда вздрагивал. Только делал он это не от удовольствия, а от того, что я лягалась, пиналась и кусалась.

За стеной запыхтели. Усиленно так, заинтересованно.

Даже дракон, как бы он ни был увлечен процессом убиения ведьмы, услышал и на миг замер.

Я улучила момент и врезала под дых. Пепельный охнул.

– Будем считать твою конвульсию за завершение процесса.

– Какого? – ошарашенно выдохнул он.

– Ну как какого, общеизвестного. После которого через девять месяцев на свет появляются молоденькие ведьмочки, эльфики, дракончики…

– Можешь не продолжать. Я в курсе, как появляются дети, – процедил удушитель и задал очевидный вопрос: – За тобой что, следят?

– Не просто следят, а бдят буквально круглые сутки. Даже ради этого картину каждый раз со стены скидывают.

– Зачем?

– Как зачем? Любую особу в этом мире, не обремененную собственным сердечным увлечением, до колик в животе интересует личная жизнь других. А если на этом любопытстве можно еще и заработать…

– Твоя квартирная хозяйка не только следит за тобой, но еще и приглашает за деньги любителей подглядывать, как ты проводишь время с…

– Ну да. Хотя со мной она в этом плане просчиталась. – Я усмехнулась. – Весь месяц, что я снимаю у нее комнату, она так и не смогла насладиться тем, ради чего и пустила меня сюда. Так что могу тебя порадовать: ты у моей квартирной хозяйки первый.

Дракон закашлялся.

– В смысле?

– Просто до тебя столь пикантных сцен, где в главных ролях я и мужчина, эта старая карга еще не видела.

– И не увидит, – многообещающе протянул пепельный.

Откуда у него только силы взялись подняться? Чуть шатающейся расслабленной походкой (еще и штаны успел подтянуть, характерно почесав при этом живот) дракон подошел к нужной стене. Правда, смотрел при этом крылатый исключительно в окно. А потом молниеносно ткнул указательным пальцем точно в дырку.

С той стороны стены донесся сначала вой, а потом мат. Причем мужской. Что-то упало с оглушительным звуком, затем последовал звон разбившегося стекла, старушечьи причитания… Гард с невозмутимым видом повесил картину на место, а я поняла: это последняя ночь. Завтра мне стоит собирать вещи и съезжать. Хозяйка наверняка найдет предлог, чтобы меня выставить. Печально вздохнула. Везет мне прямо как ведьме на горящем костре.

– Зачем? – задала я единственный вопрос.

– Раз я у тебя тут первый и единственный, то мне положено стесняться, – оскалился крылатый. – К тому же, знаешь ли, это темные могут предаваться плотским утехам даже посреди толпы…

– А еще пить кровь младенцев, распутствовать с демонами, калечить ни в чем не повинных… – в тон дракону подхватила я. – Вот только сейчас кого-то сделал одноглазым ты, а не мерзопакостная ведьма.

– Это все влияние твоей меты, – тут же нашелся Гард.

Я зло глянула на крылатого, что стоял в наполовину разодранной рубахе посреди комнаты. Да уж. Вот он, классический образец светлого мага, который всем своим видом олицетворяет поговорку: добро должно быть с кулаками. Иначе как показать злу хороший кукиш?

– К тому же мы не крадем магию друг у друга, а уж знаки расы – тем более.

– Мы тоже не крадем. – Я одернула юбку, да и в целом начала приводить себя в порядок. – Это шутка. Детская шутка.

– Хорошая такая шутка, стоившая моей семье половины сокровищницы.

– Да не брала я ничего у твоей сестры! – в сердцах воскликнула я.

– Я уже сам понял, что не брала, – злясь то ли на меня, то ли на себя, выдал дракон и повернулся к окну. – Думал, нашел того темного мерзавца, что украл мету у Бригит. А сейчас понял: разве считала бы ты медьки, выбирая жилье подешевле, да еще и с соглядатаями, если бы у тебя в гномьем банке было двести мешков полновесного золота…

– Сколько? – Я поперхнулась и даже закашлялась.

Дракон, обернувшийся на мой кашель, так и замер. Сначала я не поняла, в чем, собственно, дело. На меня смотрели, внимательно изучали, словно прикасались взглядом к щекам, губам, векам, гладили волосы. Потом взор пепельного спустился чуть ниже, к вырезу.

– Что? – Я посмотрела исподлобья.

– Просто, пока тебя душил, не заметил, что ты, оказывается, не такая и страшная.

Тут я вспомнила, что имела неосторожность умыться, после того как попила воду из кувшина. Эликсир…

– Вот видишь, все хорошее видится на расстоянии. А если решишь вообще уйти отсюда, так я для тебя и вовсе писаной красавицей стану.

– Спасибо, меня и так твой вид устраивает, – заявил этот наглец.

Потом дракон задумчиво взглянул на небо, которое сегодня было по-особенному звездным. Когда над осенним миром такие плеяды, и к пифии ходить не надо, чтобы догадаться: ночь очень холодная.

Колокол пробил один раз, возвещая о том, что начался отсчет нового дня. Вроде бы простой звук, а мне нестерпимо захотелось спать. Как-никак минуло самое темное время ночи – пора соловьев, как ее именовали в деревнях. Когда колокол ударит три раза – начнет заниматься заря.

Веки закрывались сами собой. Выпроводить бы этого настырного дракона и лечь спать. Вот только крылатый визитер и сам широко зевнул, прикрыв рот ладонью. А затем шагнул к моей кровати и улегся на нее.

Он что, спать здесь собирается? Эту мысль я и озвучила.

– Твоей репутации уже ничто не повредит, – устраиваясь поудобнее, заявил дракон. – А я устал.

– Убью, – пообещала я.

– Тогда ты не получишь обратно свою мету, – мстительно процитировал дракон мои же слова и… снова зевнул.

У меня задергался глаз. Хотелось проклясть этого ящера с особой жестокостью. А если ведьма чего-то сильно хочет…

Я с наслаждением произнесла слова, и… Ничего не произошло. Ровным счетом ни-че-го!

Я прислушалась к себе. Глубоко внутри черный кокон моей темной силы все так же пульсировал, то уплотняясь, то вновь растекаясь туманом, но он был окружен со всех сторон светом. Белой магией, что пришла ко мне вместе с метой дракона. Я чуть не взвыла.

Недотемный дракон уже вовсю дрых. Захотелось отпинать его как следует, вернуть немедленно мой плющ обратно, но на это просто не было сил. Я дошла до постели и, толкнув наглого узурпатора локтем, легла рядом. Думала, засну в миг, но, будто назло, вертелась и никак не могла шагнуть в царство сновидений… Впрочем, в моей бессоннице не было ничего удивительного. Ведь зло никогда не дремлет. И я начала строить планы мести… Не заметила, как мои веки потяжелели. Я таки уплыла в дрему.

Зато утро началось с громогласного крика. Орала моя квартирная хозяйка, причем голосила так, будто высшего демона на своей кухне увидела.

(обратно)

Глава 3

– Прокляну старую грымзу, – простонала я, силясь открыть глаза.

Ветхая на вид, а на поверку здоровая как лось карга наконец-то замолчала.

Я попыталась откинуть одеяло, все еще пребывая скорее в обители сновидений, нежели в реальности, но отчего-то вместо ткани мои пальцы нащупали запястье. Широкое, жилистое и явно мужское.

Сон слетел мигом. Я распахнула глаза, рывком села на постели. Потом еще для верности помотала головой, искренне надеясь, что это просто галлюцинация. Увы, надежда не подтвердилась: слишком уж у моего бреда был реальный вид.

На моей постели дрых дракон, осененный лучами восходящего солнца и перьями из дырявой с одного бока подушки. Ну как дрых. До вопля квартирной хозяйки именно этим он и занимался. А сейчас, сонно сощурив глаза, с интересом разглядывал меня.

– Я мало что помню о проведенной ночи, но могу точно сказать одно: у меня отменный вкус. Твоя мордашка симпатична даже поутру. – Он широко зевнул, а потом до него стало что-то доходить. Иначе с чего бы вдруг лоб дракона разрезала вертикальная морщина, а взгляд из рассеянного вдруг превратился в ледяной?

Но не поддеть этого самоуверенного женолюба я просто не смогла:

– О да, прошлой ночью ты меня впечатлил. Я бы даже сказала, сразил наповал. Целых два раза.

О том, что при этом мы катались по полу, сцепившись, как кошка с собакой, Гард, полагаю, уже вспомнил.

– Языкастая зараза, – недобро сощурившись, ответил дракон, что развалился на моей постели.

– А то! Но вам, темным, к этому не привыкать. – Я прошлась по свежей мозоли пепельного. Напомнила, так сказать, о том, что он теперь обладатель плюща, а не мелкого лазурного прожорливого чудовища.

Кстати, о метах… Новой, драконистой, по ощущениям сейчас на мне не было. Зашарила по телу, ощупывая себя.

Все это я проделывала под новый виток воплей квартирной хозяйки и ехидные комментарии Гарда.

– Да-да… Вот так. – Он пытался перекричать голосистую старуху, но получалось лишь отчасти. – Не успеешь оглянуться, а у тебя уже и нет твоей меты…

Я по привычке прошептала в адрес хозяйки мелкое проклятие. На этот раз из разряда «да чтоб ты молчуна проглотила!».

Буквально скатившись с кровати, я помчалась вон из комнаты вниз. Пока неслась по лестнице, раз десять успела пожалеть, что сейчас мое чернословие нельзя подкрепить магическим посылом. Во всяком случае, временная потеря голоса старой каргой оказалась бы как нельзя кстати.

Я ворвалась на кухню, где квартирная хозяйка, вооружившись веником, сгоняла со стола мелкого лазурного дракона. Тот не сдавался и отчаянно защищал свои владения: кринку со сметаной, ватрушку и кофейник. Он верещал не хуже старой выдры, плевался огнем, а иногда даже взлетал и норовил атаковать.

Не сказать чтобы попытки его наступления были совсем уж безуспешны: у хозяйки оказалась напрочь сожжена одна бровь, платье на груди радовало взор горелыми проплешинами, и из ее шевелюры кто-то явно выдрал пару клоков волос.

Ух ты! Я и не знала, что лазурный может быть таким опасным противником. Но все же мелкого надо было выручать. Карга тоже не дремала, и веник нет-нет да и с силой ударял по тому месту, где миг назад сидел дракоша. Пока тому удавалось уклоняться, но однажды удача и проворство могли ему изменить.

– Не трогайте бедную животинку!

На мой крик обернулись оба: и хозяйка и ящеренок. Причем если первая удивленно, то второй – исключительно обиженно. Похоже, мелкому боевому дракону было крайне обидно оказаться «животинкой».

– Так это твоя пакость, распутница? – взъярилась хозяйка.

Я еще раз окинула старую перечницу взглядом. Ее вид откровенно меня радовал. Жаль, что вчера фингал достался не ей. Зато сегодня поутру дракоша слегка поработал над бровью и прической карги…

– Не пакость, а мета. – Я подошла и взяла лазурного на ладони.

– Да мне плевать, мета или еще какая дрянь… Но ведет себя этот выродок крылатый как сущий выкидыш бездны. Платить за погром, им учиненный, ты будешь?

Похоже, старая брюзга понятия не имела о метах. Да и о магах она, как я успела выяснить, знала немного. Она даже не подозревала, что у нее квартирует чародейка.

Когда я искала крышу над головой, то все хозяева не хотели пускать юную магичку на порог. Поэтому в очередной раз, постучав в дверь, я скормила сказку, что учусь на переписчицу свитков. Моя грымза (а слушательницей оказалась именно она) поверила. Одарила меня тогда взглядом торговца на невольничьем рынке, да и пустила к себе в комнату. О том, что имеется еще и смотровое окошко в стене, я узнала в тот же вечер. Но съезжать из-под крыши, за которую уже отдала кровные, было жалко: навряд ли хозяйка вернула бы отданные ей монеты.

Сейчас я смотрела на потрепанный вид тетки, в глазах которой плескалась ненависть, и точно знала, чем я буду заниматься в ближайший удар колокола.

Собирать вещи.

– Развратница, вертихвостка, паскудница! – Между тем эта выдра начала входить в раж. – Мало того что хахаля своего притащила сюда, ко мне, старой Марте, благочестивой и честной горожанке, так еще и всяких тварей разводишь… У-у-у, блудница!

Она замахнулась веником, чтобы огреть то ли меня, то ли дракошу, но в этот миг на пороге кухни появился предмет моего разврата собственной персоной.

– Если вам, уважаемая, так завидно, то милости прошу присоединиться. Меня не только на малышку Ви хватит.

Хозяйка поперхнулась вздохом. Похоже, таких откровенных предложений поучаствовать в оргии, да еще от такого красавчика, ей слышать ни разу не доводилось. У меня на миг даже мелькнула мысль, что грымза откинет веник в сторону и заявит, что она готова к экспериментам. Но нет, кошелка поняла, что над ней откровенно издеваются, и заорала:

– Ах ты, паразит! Залез к честной женщине в дом, всю ночь блудил и непотребством занимался, а сейчас еще и язык чешешь. Вот вызову стражей…

– Лучше сразу дознавателей из Сдобного квартала, – нагло усмехнулся Гардрик, облокотившись о косяк.

Конечно, в стольном граде Йонль были и официальные названия кварталов, но чаще всего они использовались в указах и документах. В народе же прижились Сдобный, Ситный, Ржаной, Корки, Лебеда… по тому хлебу, который предпочитало большинство обитателей того или иного квартала.

Квартирная хозяйка, услышав такое наглое заявление, насторожилась.

– Это с чего мне сдобников-то тревожить? Чай, не аристократы какие тут собрались… – Она осеклась на полуслове, увидев, как Гард небрежно почесал отросшую за ночь щетину.

Родовой массивный перстень с немалым таким сапфиром на пальце пепельного явно свидетельствовал об обратном. Таки перед старухой как раз этот самый аристократ и есть.

А дальше я удостоилась еще одного злобного взгляда. Ну да, нашла крайнюю.

– Чтобы к ночи и духу твоего тут не было! – наконец нашлась грымза. – Мало того что блудница, так еще и демонюку своего… – она ткнула корявым пальцем в ящеренка, – …притащила.

Мне захотелось проклясть ее от души и с чувством. Но я вспомнила, как вчерашняя попытка чернословия с треском провалилась, когда я хотела пожелать всего «хорошего» спящему Гарду, и… закрыла рот.

Что ж, черной ведьме сделать пробоину в водопроводе тяжелее, чем наслать приступ ревматизма, но вполне по силам. А покидать дом старой грымзы просто так, не оставив ей на память тройку-другую подарочков, я не собиралась.

Я фыркнула, развернулась на пятках и гордо вышла из кухни, по дороге толкнув стоявшего в дверях пепельного. Поднималась по лестнице, зло топая и костеря про себя и Гарда, и хозяйку, и ящеренка. Мелкий крылатик, не подозревая о моих думах, с ладони взобрался ко мне на плечо и начал что-то радостно верещать.

– Из-за тебя нас выселяют, – повернув голову к воинственному дракоше, процедила я.

Нет, конечно, меня бы так и так выперли, после того как Гард вчера обезглазил застеночного любителя подглядывать. Но я надеялась, что хотя бы повод карга будет искать пару дней. А тут…

Я решила не тянуть до вечера и собрала свои нехитрые пожитки. Вышло две котомки и сумка. В том, что я не успела обжиться, были и свои плюсы.

За тем, как я молчаливо пакую вещи, наблюдал Гард. Он вернулся в комнату и встал у стены, не говоря ни слова.

Когда я закончила и распрямилась, утерев выступивший пот рукавом, наглый недодракон зевнул, демонстративно скрестил руки на груди и вопросил:

– И куда теперь?

– Ты еще тут, нечисть? – Я была сама деликатность и вежливость.

– Кто из нас двоих бо́льшая нечисть, еще вопрос, – парировал Гард.

– А ты пожелай чего-нибудь от души. Например, грымзе, которая чуть не пришибла твоего лазурного.

Ящеренок, сидевший у меня на плече, встрепенулся и что-то воинственно проверещал. Видимо, вспомнил недавний тяжкий бой за обладание ватрушкой.

– Издеваешься? – подозрительно, с прищуром глядя на меня, уточнил пепельный.

– Ничуть. Только темное племя способно простое пожелание превратить в проклятие. Вот и пожелай. Сразу узнаешь, на какой ты сейчас стороне.

– Да чтоб ты провалились, зараза языкастая, – в сердцах выдал дракон. – Ерничать – это твой врожденный талант? Или ты специально трениров…

Договорить он не успел. Одна из досок скрипучего старого пола треснула подо мною, я вскрикнула, теряя равновесие, и тут соседка уже сломанной половицы решила последовать славному примеру товарки.

Я полетела вниз, следуя искренним пожеланиям дракона. Проваливалась с чувством и полной самоотдачей, так сказать. Мета не иначе как с испугу сочла за лучшее нырнуть ко мне в ворот, а там и слиться с кожей.

Лишь в последний момент сильная рука ухватила меня за запястье. Я так и замерла, ощущая на себе все прелести подвешенного положения. Мои ноги болтались на первом этаже, голова пока была на уровне пола второго.

– Не умеешь проклинать, не берись, – пропыхтела я.

– Я всего лишь следовал твоему совету, – вытягивая меня, как барсука из норы, возвестил Гард.

Снизу донесся запоздалый крик:

– Мой сон ожил!

Нет, конечно, я знала, что подо мною снимает комнату почтенное семейство: прыщавый юнец, его дородная мамаша и затюканный, вечно горбящийся отец. Интересно, кто из двоих Дредноутов – отец или сын – испустил этот клич счастья при виде голых девичьих ножек?

– Ах ты, старый потаскун! – Звук звонкой оплеухи и сопроводивший ее комментарий свидетельствовали, что о дармовых молодухах, падающих сверху, грезил господин Дредноут-старший. – Чего радостно пялишься? Не видишь, у соседей пол проломился… Я всегда говорила, что этот клоповник не стоит тех денег, что мы за него платим. Если даже под той чахоточной доски трескаются, то подо мной, честной женщиной в расцвете сил, и подавно могут! А хозяйка дерет за свой сарай почти как за элитные номера!

Гард вытянул меня споро. Едва оказавшись целиком на втором этаже, я заглянула вниз, свесившись. Помотала головой, пытаясь отбросить волосы, что закрывали мне все лицо.

– Прошу прощения за беспокойство, госпожа Дредноут. – Я натянула на губы самую милую улыбку.

Только что эта внушительная дама, чьи объемы приводили в восторг продавцов тканей, подала мне отличную идею. Нет для слуха ведьмы ничего приятнее, чем звуки свары. А рьяный спор постоялицы и квартирной хозяйки за лишнюю медьку-другую – чем не повод?

– Вивьенка, ты там сама-то еще живая? – задрав голову, бесхитростно спросила запасливая на калории дама.

То, как она бесцеремонно обращалась ко всем, меня порою коробило, но бесило другое. Госпожа Дредноут присматривалась ко мне как к потенциальной невесте для своего сынка и сочла, что такая бедная храмовая мышь – лишь запасной вариант для запасного варианта.

По ее мнению, основным моим достоинством была внешность. Да-да, та самая, серая и невзрачная. Дескать, я буду ее сыночку Цимпреиусу верной супругой: кто особо позарится на такую красотку?

Но сейчас соседка увидела меня в истинном облике и поменялась в лице.

– Это ты что ж так подурнела, деточка? Красавицей же была… Неужто за столичной модой погналась?

Я решила поддержать заблуждение матроны:

– Ага, гламуреей умылась. Нравится?

– Отвратительно и распутно. Без нее тебе было лучше.

– И я считаю, что без эликсира было лучше, – вмешался в нашу милую беседу Гард. Он тоже свесил голову в образовавшуюся дыру и с интересом изучал комнату соседей. – Здравствуйте.

Под конец дракон проявил чудеса вежливости, вспомнив о том, что сначала принято здороваться. В этот момент открылась дверь и вошел младший член семейства Дредноутов – Цимпреиус. Самым претенциозным и величественным в юноше с тощей цыплячьей шеей было его имя.

– Мам, я принес… – Вошедший осекся, уставившись на дыру в потолке, из которой торчали две головы.

– Доброе утро, госпожа Вивьен.

Сосед, в отличие от Гарда, о воспитании не забыл. А потом он рассмотрел мое лицо и замер. Даже корзину с овощами, что принес с рынка, выронил. Его отец и вовсе после затрещины, которую выписала ему дражайшая супруга, был нем как рыба.

Определенно надо умыться эликсиром, и побыстрее. Но сначала довершить начатое – подбить дородную даму на скандал.

– Доброе утро, Цимпреиус, – как ни в чем не бывало защебетала я. – А я к вам в гости почти завалилась. А все оттого, что полы не к бездне! Чуть шею себе не свернула, и если бы не братец… – кивок в сторону Гарда, – то точно бы убилась. Правда, за эту комнату я заплатила всего пару медек…

Дракон был озадачен приобретением «сестрички». Даже хмыкнул по этому поводу.

– Не умеешь делать гадости, так не мешай другим и учись, – шикнула я так, чтобы услышал лишь пепельный.

Мои слова про пару медек достигли цели. Матушка Цимпреиуса задумалась. Логично, раз я за такую развалюху плачу такие деньги, то чем они хуже?

Чую, сегодня все постояльцы старухи повалят к ней толпой, сбивая цену за постой… И ведь не с руки объяснять карге, что цена была бросовой лишь потому, что комната смотровая, а жиличка в ней – молодая особа.

– Это ваш брат? – Младшего Дредноута, в отличие от матери, волновал вопрос отнюдь не цен на жилье.

– Да, это гад… в смысле Гардрик, – представила я дракона.

– Сводный, – тут же открестился от прямого родства пепельный.

Тут я решила, что дружескую соседскую беседу пора сворачивать, и распрощалась, оставив озадаченным семейство Дредноутов.

Утро определенно обещало интересный день.

Я одернула платье, в котором пришлось ночевать, достала из сумки эликсир, умылась, подхватила свои вещи и уже собиралась выйти из комнаты мимо все это молча созерцавшего Гарда, когда меня бесцеремонно схватили за локоть.

– За сегодняшнее утро я понял одно: черные маги – чокнутые. Я все ждал, когда ты сама заговоришь о наших метах, но… Ты ничего не хочешь объяснить?

– Полегче о темных, ты теперь один их них.

– Прокляну.

Я проскрежетала зубами. Этот гад быстро освоился с темным наследием! Хорошо хоть больше душить меня не пытался. Видимо, понял, что темная ведьма податлива силе, как ртуть: не только в тиски ее не возьмешь, но и имеешь неплохие шансы ухудшить свое здоровье.

– Ты не слышал о такой форме уважения, как дистанция? – Я взглянула на наглеца исподлобья.

– С радостью буду уважать тебя за сотню полетов стрелы. Только верни мне дракона.

Я поставила сумки на пол. Ведь не отвяжется.

Лазурный, будто дразня хозяина, решил, что прогулялся сегодня уже достаточно, и, прильнув к моей шее, просто слился, превратившись в цветную татуировку под мочкой уха.

– Твоего дракона все равно до ближайшего полнолуния не вернуть. Так что успокойся и отпусти меня.

– А после полнолуния? – упрямо вопросил драконистый гад.

– А после полнолуния будет мой доклад на тему: «Руническое письмо на коже мага как элемент защиты от темных чар на примере тела покойного архимага Энпатыра Медная Кирка»…

– При чем здесь это? – не понял пепельный.

– Ну хотя бы при том, что теперь я смогу написать его. А то плющ мешал мне войти в усыпальницу при храме…

Я мстительно усмехнулась. Как говорится, в каждой гадости есть толика радости, а при должной смекалке – еще и сундук выгоды.

Дракон после моего заявления побагровел. Я могла поклясться своим любимым чугунным котелком, в котором варила зелья, что сейчас, когда Гарда переполняли эмоции, его словарный запас сузился до трех слов.

– Убью! – прошипел ящер.

«Не угадала», – поняла я. Не до трех. До одного. Зато вполне цензурного.

– И потеряешь возможность стать драконом обратно. – Я выдрала свой локоть из его хватки и потянулась за упавшими на пол сумками.

– Выкручусь как-нибудь, – мрачно возразил Гард.

– Не сможешь, – авторитетно заявила я и пояснила: – Опыта для этого маловато.

Меня смерили уничтожающим взглядом.

Мы так и стояли в дверях, когда с улицы донесся колокольный перезвон.

Ну вот. На первое занятие по общей истории магии я опоздала. А все из-за некоторых!

Поправила на плече ремень от сумки, покрепче перехватила поклажу, что была в руках, и уже занесла ногу, чтобы шагнуть в коридор, когда Гард, процедив сквозь зубы: «Ну все, с меня хватит!» – просто перекинул меня через плечо.

Я заорала и попыталась лягнуть его побольнее. Потом – цапнуть за плечо. Правда, свою поклажу так и не выпустила.

– Руки убери, сволочь белобрысая!

– И не подумаю, – невозмутимо заявил дракон, подходя к окну.

Я извивалась не хуже гадюки, сучила ногами и даже пару раз умудрилась заехать лбом этому наглецу по пояснице. Гард, держа меня словно в стальных тисках, влез на подоконник.

– Что ты делаешь? – Я попыталась извернуться.

– Ворую, – буднично ответил ящер. – Поступаю в лучших традициях своих далеких предков. Правда, ты, увы, не принцесса…

– Да и ты теперь не дракон, – попыталась возразить я.

– Ну, это с какой стороны посмотреть… – задумчиво начал Гард. – Меты у меня теперь нет. Зато остались инстинкты.

Не дожидаясь моего следующего вопроса, он оглушительно свистнул, подзывая свою летную метлу.

Я замерла вниз головой на плече у этого ненормального, пытаясь вспомнить, что я знаю о драконах и об их инстинкте уволакивать к себе в пещеру. Мешанина из баек, от многократно целомудренных принцесс до вкусного обеда, привела к тому, что у меня непроизвольно вырвалось:

– Я невкусная и бревно.

– Э-э… мм… – озадачился ящер, уже готовый спрыгнуть с подоконника. – Меня, конечно, радует, что ты трезво оцениваешь свою внешность, но зачем мне эти ценные сведения?

Какой же дуб этот дракон! Пришлось пояснить:

– Черных ведьм есть опасно. В нас слишком много желчи, а она вызывает язву желудка. Поэтому жрать меня не стоит. А про бревно… Я в постели оно самое, так что для драконьего употребления не гожусь вовсе…

Думала, что после такого ящер выпустит меня обратно. Но этот гад… захохотал. Нет, не так. Заржал.

А потом, хлопнув меня по той части тела, которая у ведьм любит притягивать к себе приключения, осведомился:

– Мне сейчас даже интересно стало, какой вариант событий для тебя лучше? Ну, чтобы я тебя съел или чтобы надругался?

«Никакой», – мысленно ответила я. Но, исключительно чтобы позлить дракона, ляпнула:

– Ведьмы – народ неунывающий. Для нас любой исход событий в итоге получается оптимистичным.

– И что хорошего в том, чтобы тебя съели? – заинтересованно вопросил пепельный гад.

– Ну, раз съели, то наверняка отравятся. И одним драконом в мире станет меньше. А это тоже неплохо, – заверила я.

А потом заорала.

Причина, почему я взяла столь высокие ноты, была проста, как медька: Гард прыгнул-таки на свою метелку, оттолкнувшись от подоконника.

Миг полета – и меня ощутимо тряхнуло.

– Верни, где взял, – заголосила я, когда увидела, как резко удаляется от меня земля.

Если этот псих меня сейчас уронит, то от одной ведьмочки останется только размашистая подпись на брусчатке. Причем чернилами в ней будет моя совсем не черная, а вполне себе рубиновая кровь.

– Отпустить, говоришь? – провокационно протянул Гард и… разжал руку, заложив крутой вираж.

Я же сделала неожиданное открытие: если дракон пытается скинуть ведьму в полете, то у последней резко возрастает хватательнаяактивность. Боясь разбиться, я буквально руками и ногами обвила тело Гарда. От чего дракон не на шутку напрягся. Аж весь закаменел. А потом чуть сиплым голосом предупредил:

– Я сейчас в штопор уйду.

– Ты даже не представляешь, как темные умеют крепко обнимать, – заверила я.

– Ты хотела сказать, душить в объятиях? – Дракон задрал черен метлы вверх, а потом и вовсе, как обещал, ушел в штопор.

Правда, перед этим все же сумел отодрать меня от себя и скинуть. Я вместе со всеми своими вещами полетела вниз.

В голове лишь мелькнула мысль: сволочь!

Ветер свистел в ушах и буквально обдирал лицо, меня крутило так, что небо и земля менялись местами – полная дезориентация.

И посреди этого хаоса – резкий рывок, от которого ткань моего платья затрещала, разрываясь. На миг из легких напрочь выбило воздух, а уши заложило. Потому крик Гарда я услышала не сразу:

– …аная, брось свои сумки!

Я замотала головой. Мое. Умирать буду, а холстину, где не только учебные свитки, но и бабкин гримуар, не брошу. Платья, ботинки пусть летят на землю, а вот бабулин подарок – ни-ни.

Меня встряхнули за шкирку, как котенка. Я лишь крепче прижала к груди сумку со свитками, выпустив-таки остальные свои пожитки.

Отстраненно проследила, как вещи пикируют к земле. Вот не выдержали завязки торбы, и в небе флагом начало алеть бордовое платье. За ним перистыми облаками закружились панталоны и чулки…

Я висела, инстинктивно поджимая под себя ноги. Оторвав взгляд от своего уже бывшего имущества, с ненавистью взглянула на Гарда.

Он сидел верхом на метле и ухмылялся.

– Ну как, летим дальше вниз или… – Дракон многозначительно замолчал.

– Или что? – не выдержала я спустя три десятка ударов сердца.

– Или заключаем сделку.

Как я посмотрю, этот пепельный – прирожденный дипломат: умел создавать выгодную для переговоров обстановку и добиваться согласия, даже если изначально оппонент был всеми конечностями против.

– Какую сделку? – тоном ведьмы, привязанной к столбу на костре, вопросила я.

– Ты помогаешь мне найти ту сволочь, что оставила мою сестру без меты, возвращаешь мне моего дракона и проваливаешь из столицы.

– Бросай, – честно ответила я, прекрасно понимая, что если уйду из академии, то жить мне недолго. Стражи мрака наверняка уже совсем близко.

Куда моим палачам вход был заказан, так это в храмы, в казармы, где обитают боевые маги, и, собственно, в столичную чародейскую академию. В остальных местах защита от выходцев бездны была не столь сильной. Обретаться среди пары сотен боевых магов в военном лагере или тем паче в качестве храмовой служки черной ведьме было слегка проблематично. Да даже то, что я училась в академии, нашпигованной драконами и прочими светлыми, уже было сродни самоубийству. Но так у меня был хотя бы призрачный шанс переждать три года и выжить…

А вот случись мне встретить стражей мрака, шансов остаться на этом свете не было ни одного. Год… Всего год, и будет новая жатва. Выберут другую юную ведьму, и тогда моя жизнь будет уже в относительной безопасности.

Пока же мне светил жертвенный алтарь и семь ночей агонии. Краткий полет до земли в качестве альтернативы казни, уготованной мне моими палачами, был более чем привлекателен.

Увы, Гард не знал о том, что я выбираю не между жизнью и смертью, а между способами отправиться к праотцам. Потому недоверчиво переспросил:

– Бросить?

– Да, – прошипела. – Мне без академии все равно жизнь не мила.

Дракон от удивления присвистнул:

– Не знал, что у темных такая тяга к знаниям.

– Ага, мы больше жизни учиться любим, – поддакнула я и мстительно добавила: – И ты, кстати, теперь тоже.

Гард проскрежетал зубами, сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить злость. Фигово у него получилось, я скажу, драконьи клыки все равно убрать не сумел. Они так и радовали мир, когда дракон заговорил:

– Хор-р-рошо. Раз тебе так приспичило учиться, оставайся в академии. Но мету вернешь…

– Я и с сестрой могу помочь разобраться, – перебила я. Гард не успел еще обрадоваться моей покладистости, как я присовокупила: – За разумную плату, разумеется.

– Ты еще со мной торгуешься? – поразился дракон.

– Ну… – я ухмыльнулась, – торг всегда уместен, пока клиент жив.

– Звучит прямо как девиз некромантского ордена.

– Почему девиз? – возмутилась я. – Это цитата из свода правил. Между прочим, я тоже эту книжищу штудировала. Свод учат ведьмы и черные алхимики, если желают получить лицензию на свою деятельность.

– Даже знать не хочу, какие там остальные правила и предписания в этом вашем своде, – с каменной мордой лица парировал Гард.

Тоже мне чистоплюй в сотом поколении. А у меня, между прочим, даже вещей никаких по его милости не осталось. Вот теперь пусть и платит мне за помощь. К тому же слова «ведьма» и «безвозмездно» всегда были антагонистами.

Судя по тому, каким взглядом на меня смотрели, Гард тоже познал сию лингвистическую аксиому. И смирился.

– Сколько?

– Десять золотых, и ты будешь знать не только имя этого вора, но даже то, где он сейчас находится.

Я очень старалась не продешевить, но, судя по ухмылке наглого ящера и тому, как он быстро согласился, – нужно было просить минимум сотню. Хотя на самом-то деле отследить похитителя меты было так же просто, как и эту мету своровать. Вот только оба заклинания были исключительно чернокнижные…

Лишь когда Гард усадил меня к себе на метлу и мы сговорились о деталях сделки, я вспомнила, что теперь черного источника сил лишена.

– Га-а-ардрик, – протянула я, крепко вцепившись в черен метелки. Так, на всякий случай. – У нас с тобой маленькая проблема.

– Какая? – подозрительно вопросил дракон, уже подлетая к городской площади.

– Колдовать, чтобы найти вора, придется тебе. Потому как черный маг из нас двоих сейчас ты. Ну или подожди с месяц, пока луна обернется.

– Ведьма! – взвыл ящер.

– Чем и горжусь, – парировала я.

В гробовом молчании мы приземлились рядом с площадью.

Едва спешились с метлы, как Гард кивнул на одну из вывесок. «Светлый рыцарь», – гласила надпись. Странное название для трактира. Вот «Золотой фазан» или «Девять с половиной сосисок» – это я понимаю. Сразу ясно: здесь будет вкусно, сытно и мясно. А паладин навевал лишь мысли о каннибализме.

Зато оно было абсолютно в духе светлых: звучное, возвышенное и абсолютно не отражающее низменной чревоугоднической сути.

Но так или иначе, а есть мне хотелось. Причем жутко. Гарду, как я подозревала, тоже. Мы вошли в трактир. Утро – не то время, когда в заведении тьма народу. Хотя треть столиков была занята.

Я осмотрелась. Хм… Как по мне, это скорее не таверна, а кофейня. Столы с льняными скатертями, вместо лавок стулья, под потолком – магические светильники. Даже подавальщица – и та в белом переднике.

– Доброе утро, господин Гардрик, вам как обычно? – сияя улыбкой, вопросила подошедшая красавица.

– Да. – Дракон ответил столь же лучезарной улыбкой. – И кофе для моей знакомой.

Тут только подавальщица обратила на меня внимание.

– Лучше принесите сразу кофейник на двоих. И мне то же самое, что и господину Гардрику.

По большому счету мне было все равно, что принесут. Лишь бы была возможность поменяться тарелками с драконом, ибо красавица в переднике смерила меня таким взглядом, после которого клиенту обычно плюют в еду. А я хотела хотя бы поесть нормально… Ага, размечталась, наивная…

(обратно)

Глава 4

Пару мгновений мы сидели за столом молча. Я рассматривала стены, на которых тут и там красовались бутафорские щиты и мечи. Газовые рожки, стилизованные под факелы, были выключены. Подозреваю, что вечером, когда на улице стемнеет, их зажгут, по стенам запляшут тени, и трактир вправду чем-то будет напоминать трапезную старинного замка. Во всяком случае, деревянные мечи, покрытые серебристой краской, в полутьме могут вполне сойти за настоящие. За обернутые фольгой деревянные щиты уже не ручаюсь.

Пока я разглядывала убранство «Светлого рыцаря», один совсем не рыцарь, хоть и светлый, беззастенчиво рассматривал меня. Дракон не просто созерцал ведьму, что сидела напротив. По ощущениям, он просто-таки составлял мой словесный портрет. Подробный. С грифом «Разыскивается. Особо опасна». Специально для дознавателей.

– Зачем тебе эликсир для умывания? – наконец спросил он.

– Мне так больше нравится, – выдала я универсальный женский ответ.

Дракон лишь хмыкнул, побарабанил пальцами по столешнице и неожиданно произнес:

– Ты меняешь личину, втерлась в доверие к старику Блеквуду так, что он даже принял тебя за свою… От кого ты скрываешься?

Хорошо, что я сидела.

– Ты, между прочим, их знаешь. Это веселые жизнерадостные ребята, которые всегда рады поделиться теплом и радостью от встречи с ведьмой. Теплом костра и радостно светящими в тебя боевыми пульсарами. В общем, милые позитивные люди и нелюди – светлые маги.

– Врешь, – уверенно припечатал Гард. – Если бы от нашей братии скрывалась, то в академию бы не сунулась. Значит, бежишь от своих же. Как раз за последний месяц участились стычки с темными на границе. И не только там…

– Слушай, у нас с тобой уговор только на отлов вора, который стянул мету твоей ненаглядной сестрички. Все. К тому же ты мне должен десять золотых.

– Уже?

– Ведьмы работают по предоплате.

– Ты уже не ведьма.

– Ну да, у нас теперь темный – это ты. Вот и ищи вора сам, раз такой талантливый… А я с драконом твоим пока освоюсь.

Лазурный, словно почуяв, что заговорили о нем, проснулся и пополз по шее, щекоча кожу. Гард, увидевший собственную мету, замолчал.

Вскоре подавальщица принесла нам заказанное. Нет, я подозревала, что драконистая растущая особь мужского пола должна есть много. Но не думала, что это «есть» подразумевает «жрать».

Перед нами выставили два салата, два омлета, пару стейков, прожаренных до состояния «почти угольки», четыре горшочка с запеченным картофелем, кофе и пирожные с вишенками. Десерт меня добил. Как-то не вязался образ сурового дракона со взбитыми сливками.

Когда подавальщица, одарив Гарда еще одной сияющей улыбкой, ушла, дракон невозмутимо прокомментировал:

– А сейчас принесут твою порцию.

Я сглотнула:

– То есть это все тебе? Ты издеваешься?

– Ты сама попросила себе такой же завтрак. И да, я откровенно издеваюсь.

Вот теперь мне захотелось треснуть ящеристого гада. Но в животе заурчало, напоминая, что война войной, а про завтрак забывать не следует.

Неожиданно у меня проснулся драконий аппетит. Но, прежде чем начать есть, я поменяла наши с Гардом тарелки местами. Как выяснилось чуть позже – не зря. Дохлый таракан оказался спрятан аккурат под вишенкой в пирожном, которое услужливая девица выставила передо мной.

Пока же я уминала салат, Гард от меня не отставал, но при этом успевал еще и ехидничать:

– Ты не переживай, это легкий завтрак… Обычно к обеду, после тренировки, мой дракон прямо-таки звереет, и есть хочется до жути.

Я закашлялась.

– В смысле?

– В прямом. Как ты думаешь, откуда при обращении берется здоровенная драконья туша из тщедушного человеческого тела? Ее нужно «наесть» до инициации.

– Издеваешься? – с подозрением уточнила я, обеими руками придвинув горшочек с картошкой.

– Ничуть. – Дракон был сама серьезность. – Просто предупреждаю. А то вы, девицы, на диетах и талиях повернутые бываете. Так вот, про фигуру можешь забыть. Пока с тобой моя мета, придется питаться не так, как ты хочешь, а как у будущей ипостаси аппетит проснется. Мой лазурный – тот еще проглот.

– Я не такая, как твои знакомые девицы, – уверенно заявила я и впилась зубами в стейк. Вкусный, кстати, и сочный.

– А какая же? – с интересом вопросил дракон.

– Я ем и не полнею, у меня этот… ускоренный метаболизм, – выдала я, забыв уточнить, что причиной быстрого обмена веществ являются каверзы, которые моя темная суть просто требует устраивать. А уж сколько энергии тратится на их воплощение – и не счесть. Потому таки да: я ем и не полнею.

– Ну, теперь мне понятно, как вычислить ведьму: надо просто попытаться откормить ее. Та, что не наест бока, и есть темная.

– Хм… Интересная идея, – ободрила я Гарда, наливая себе кофе. – Не хочешь провести эксперимент? Например, прокорм… в смысле откормить одну знакомую тебе ведьму, – выдала я, уже мысленно подсчитывая, сколько таким макаром можно сэкономить на питании за месяц с учетом того, что лазурный оказался чересчур прожорливым.

– Тебя, что ли? – подозрительно уточнил ящер, нацеливаясь на пирожное.

– Ну да, – постаралась очаровательно улыбнуться, забыв, что я «в гриме».

Лицо одного из посетителей трактира, который в этот момент посмотрел на меня, перекосило. М-да… Подозреваю, что сейчас моя застенчиво скалящаяся мина для неподготовленного человека могла быть не намного симпатичнее, чем решивший пококетничать свежий труп.

Гард держался намного мужественнее. Видать, сказывался опыт общения с нежитью, которой на практике у боевых магов имелось с избытком.

– Даже не надейся. Это теперь твой дракон. Вот и корми его сама.

– Жлоб.

– Пройдоха.

– Кстати, так или иначе, но за этот завтрак все равно платишь ты. Так что можно сказать, что эксперимент уже начался.

– С чего это я? – возмутился Гард. – За тебя и не подумаю, обжора.

– Платишь, – мстительно заверила я. – По праву благородного лэра, пригласившего даму.

– Не вижу здесь… – Дракон так и не договорил, кого именно он не видит: в моем лице даму или же в своем благородного лэра…

А все потому, что на его зубах захрустел таракан.

Дракон с задумчивым видом хрумкнул еще раз. Его челюсти замерли, а потом на свет с изяществом сплюнутой шелухи от семечки явился пожеванный рыжий трупик…

Я ехидно заметила:

– Нет, я, конечно, слышала, что драконы едят рыцарей, но не думала, что до инициации они тренируются на тараканах.

– Знала? – припомнив, как я меняла тарелки, уточнил ящер.

– Предполагала, – скромно уточнила я. – Видишь ли, твоя поклонница смерила меня таким взглядом, что если бы она не решилась подстроить мне какую-нибудь пакость, то согрешила бы против своей натуры.

Дракон с интересом посмотрел на дохлого таракана, а потом четким, холодным, полным скрытой угрозы голосом потребовал управляющего.

Вот как у Гарда это получилось? Вроде и не кричал, не бросался титулами, но при том заставлял себя не только слушать, но и слышать, а тем паче исполнять свои требования.

Управляющий прилетел к нам в буквальном смысле на крыльях: он был из сиринов – полуптиц-полулюдей. Его небольшое совиное тело с вполне себе человеческой головой, хоть и небольшой, было еще ничего, но вот голос… Такое ощущение, что сирины были специально созданы светлыми, чтобы своим криком изводить черных ведьм.

Впрочем, этот был сама любезность. Он приземлился на спинку свободного стула, сложил крылья и растекся медовым голосом:

– Господину Гардрику что-то не понравилось?

– Да. – Ящер был краток и вместо тысячи слов просто предъявил труп.

Пока – таракана. Но сдается мне, что управляющему было недалеко до шестилапого усача. Я не без удовольствия отметила, как дракон чуть морщится при общении с сирином. Видимо, плющ давал о себе знать. Переговоры длились недолго. Сирин извинялся, ухал, по-птичьи закатывая глаза, и кивал головой, словно силясь проглотить стыд…

А я умилялась, наблюдая, как Гард виртуозно выбивает не только бесплатный завтрак, нами уже съеденный, но и чуть ли не месяц халявных трапез в трактире в счет морального урона его драконьей персоны. Нет, все же плющ на этого светлого положительно влияет. Хотя… Может, наглость и коммерческая предприимчивость не чужды и драконам?

Мне даже стало интересно. А вот лазурному – скучно. Иначе с чего мелкий удрал с моей шеи и устроил себе ванну прямо в моей чашке кофе.

Оттуда я его вытащила за хвост под изумленный клекот управляющего. Мелкий верещал, сопротивлялся и был крайне недоволен, что его выудили из сладкого и теплого напитка.

– М-да… Дракспрессо у вас тоже так себе, – прокомментировала я. – У меня, между прочим, в чашке был настоящий дракон, а не жалкий таракан. Так что парой бесплатных бутербродов вы не отделаетесь, господин управляющий.

Сирин, видя такой произвол, решил, что нервов его на это уже истрачено изрядно, и притворился обморочным, закатив глаза и свесив голову набок. Упасть не упал, как и всякая спящая птица на ветке. Везет, а… Даже башкой об пол биться не пришлось, чтобы уйти от ответа.

– Пережала, – отстраненно прокомментировал дракон. – Тебе никто не говорил, что у сиринов тонкая душевная организация?

– Ага, то-то ты в эту тонкую и душевную чуть ли не гвозди забивал, торгуясь, как заправский гном.

– Мне просто стало интересно, во сколько завтраков он оценит оплошность своего лучшего повара…

– Не подавальщицы? – хитро прищурилась я.

– Ингрид перестаралась… Приносить таракана даже не моей новой девушке, а просто случайной… – Тут он замялся, подбирая слово.

Я воспользовалась моментом:

– И сколько вы встречались?

– Один раз.

– Горизонтально? – уточнила я.

– Конечно. Я всегда добиваюсь своего сразу, без захода на второй круг.

Управляющий все так же старательно изображал обморок, подавальщица маячила у стойки, боясь подойти, лазурный недовольно фыркал и вытирал лапки о скатерть.

А я призадумалась.

– Слушай, ты лучше сразу сообщи, с кем успел переспать, чтобы я знала, от кого ожидать таракана в десерте, от кого – ненавидящего взгляда, а от какой ревнивицы и пульсара в глаз.

– С твоим нынешним видом… Извини, Вивьен, но ты себе льстишь. Ингрид просто до жути ревнивая. И я бы не заходил сюда, если бы здесь не готовили так вкусно.

– И тараканисто, – не преминула напомнить я.

– Все-таки ты язва.

– Ага, хроническая, – подтвердила я. – Чем и горжусь.

Ревнивица Ингрид навела меня на интересные мысли… Меркантильные, я бы сказала. Но потом мое внимание переключилось на дракона. Слишком он был сейчас спокоен, собран, внимателен…

– Ты специально привел меня именно сюда. Ты ожидал чего-то подобного? – осенило меня.

– Конечно, – невозмутимо подтвердил ящер.

– Зачем? – Я изогнула бровь.

– Допустим, мне захотелось узнать: может ли ведьма учуять замышляемую против нее пакость? Ну или считай, что я, как твой наниматель, проверял тебя на профпригодность.

Я печенкой чуяла, что Гард чего-то недоговаривает, а то и откровенно врет. Но где именно и в чем – не могла понять.

– Наниматель… Когда будет аванс?

– А когда ты сможешь начать поиски?

Я прикинула, что пару дней мне все же потребуется для полного восстановления.

Условились на послезавтра. После чего я требовательно протянула руку за оговоренными золотыми.

Дракон с видом сиротинушки, у которого отнимают последнее, отсчитал мне желтые кругляши и, прежде чем отдать, взыскал еще и стандартную магическую клятву между заказчиком и исполнителем. Ну, я и произнесла. Мне не жалко. Все равно я знала около двух дюжин условно законных способов ее обойти.

Засим мы и распрощались.

Мы уже поднимались из-за стола, как эта жадина – не иначе от случившегося враз временного помутнения рассудка! – оставил на столе целый сребр. И это при том, что с управляющим они уже условились о завтраке за счет заведения.

На мой вопрос: «А зачем же ты тогда довел до нервной икоты сирина?» – Гард лишь загадочно улыбнулся и обронил что-то про оттачивание исконных драконьих навыков. Да уж. Видимо, ни демона я не смыслю в загадочной ящеристой психологии.

Когда я оставила позади площадь, а вместе с нею и ступавшего с довольным видом Гарда, прозвучал колокол. Десять ударов. Если я потороплюсь, то еще успею на практикум по стационарной защите. Я поспешила к шпилю, где швартовались общественные лодки. Нужная подошла почти сразу же. И улыбчивый усатый маг даже махнул на меня рукой, не став требовать платы за пролет у единственной пассажирки. Дескать, у него сегодня праздник: теща уехала обратно к себе домой. И он решил отблагодарить небеса, сделав благое дело.

И почему такое везение меня не насторожило? Если задуманное начинает получаться быстро и легко, то это верный признак того, что впереди в засаде окопались крупные неприятности.

В академию я успела вовремя и в зал вошла вместе с остальными адептами. Стационарная защита – не боевая подготовка, где носишься по полигону с полной выкладкой, но и, сидя за партой, ее не изучишь. Потому плетения мы осваивали в зале, где мягкие стены, а пол устлан матами, смягчающими удар.

Преподаватель Аэрин Ромирэль вошел в зал, чуть прихрамывая. Этот полуэльф, по-моему, не имел ни одного «достоинства» и состоял сплошь из «недостатков». Ну, сами посудите: благородный, честный, возвышенный, сдержанный и терпеливый. Даже когда адепты совершали серьезные промахи, он лишь сводил брови и выразительно молчал, не попрекая не то что словом – жестом.

К тому же Ромирэль – герой битвы Семи Холмов, когда было подавлено восстание предгорной нечисти. Он был отмечен самим императором. Ну как отмечен… Повесили на грудь пурпурную ленту – символ исключительной воинской отваги и доблести. А вот о том, чтобы благородному, но нищему полукровке пожаловать земли с парой деревенек, светлейший правитель не позаботился. Или попросту зажмотил.

Сам Ромирэль был слишком глу… гордый, чтобы просить вместо ленточки чего-то посущественнее. Но тем не менее безземельный полуэльф, несмотря на свою малопривлекательность с финансовой точки зрения, не имел отбоя от поклонниц.

Юным девам, в отличие от их прозорливых и хватких на богатых женихов матушек, было плевать, что маг не имел за душой ничего. Они охотились за самим Ромирэлем. Некоторые только ради него и пошли учиться (причем платно!) на факультет защиты от темных сил.

Увы, он таких порывов не ценил, а, наоборот, сторонился. В чем-то я его понимала: нет страшнее существа, чем созревшая девица, возомнившая, что она в тебя влюблена и ты обязан составить ее семейное счастье. Таковых оказалось изрядно. И нервы они портили полуэльфу регулярно.

По слухам, ему и так в жизни досталось: папаша, как и все эльфы, не обремененный инстинктом заботы о потомстве, скинул своего бастарда, принесенного к воротам его особняка, на служанок. А когда Ромирэлю исполнилось тринадцать зим – и вовсе выгнал того из дому со словами, что по людским меркам он уже вполне взрослый.

Оставшись без средств к существованию, полуэльф встал перед выбором: идти в армию или в воры. Выбрал третий путь: в академию. Самое удивительное, что он сумел поступить. Причем на бесплатное отделение боевого факультета. Вот только долг магистерии отдавать пришлось дольше, чем было условлено в договоре.

Сначала служба в Приграничье, потом нашествие предгорной нежити, сражения, в которых полуэльф подрастерял последние юношеские иллюзии и здоровье, зато в тридцать лет обзавелся сединой, ранними морщинами и хромотой.

Но это его ничуть не портило. Скорее, наоборот, придавало ему загадочности. И вот сейчас боевой маг решил отойти от военного прошлого и стать наставником в академии… Наивный. Единственным плюсом в преподавательском деле было то, что платили здесь чуть больше, чем офицеру гарнизона. Во всем остальном были сплошные минусы: ни головы адептам оторвать (а вот разгулявшейся приграничной нежити – за милую душу), ни послать куда подальше надоедливых адепток (солдат – всегда пожалуйста), ни выматериться от души (хотя, подозреваю, что и в бытность офицером полуэльф не склонял никого во все корки, слишком уж сдержанный.)

В общем, вот такой нам достался преподаватель по стационарной защите. Умный, сдержанный и благородный, мать его за ногу.

Я осмотрелась. Сегодня у нас было спаренное занятие с эмпатами – исключительно женской группой. Отчего-то дар слышать чувства раскрывался в основном у девушек.

Мои сокурсники расправляли плечи, радостно скалились и всячески демонстрировали себя с самой симпатичной стороны. Увы, напрасно. Большинство будущих магесс во все глаза смотрели лишь на статного красавца-полуэльфа.

– Добрый день, адепты, – прокатился по залу голос Ромирэля. – Сегодня изучаем плетение защиты Нордеа. Поэтому разбейтесь на пары.

Я нашла взглядом Корнелиуса. Друг беззастенчиво лыбился какой-то девице с потока эмпатов. И ладно бы перемигивался, так он еще и целеустремленно двинулся к ней… Тоже мне напарничек…

Пришлось встать рядом со здоровяком Ронни. С этим адептом у нас, мягко говоря, отношения не заладились. Он происходил из богатой, но неблагородной семьи. Презирал нищих, то есть тех, кто не в состоянии потратить на один обед в столовой магистериума золотой. В то же время истинные аристократы сторонились выскочек и в свой круг не пускали.

Боров Ронни смерил меня полным презрения взглядом и фыркнул:

– Готовься превратиться в отбивную, Блеквуд. Я тебя размажу, приблудная бродяжка.

У нас с этим золотым дубом, чье обучение папочка не только оплачивал, но и проплачивал в личный ректорский карман, были крепкие взаимные чувства. Я его тоже любила до печеночных колик.

Между тем преподаватель начал объяснять принцип построения защиты. Оказалось, что плетение Нордеа представляет собой не сплошной щит, а подобие трехслойной ячеистой структуры, под которой находится поглотитель.

Сначала поток атакующего разрезали ребра крупных сот, которые и являлись первым рубежом обороны. Потом уже рассеченные лучи проходили через более мелкие соты и, наконец, дробились в самых маленьких. Остатки впитывались в сферу-накопитель самого мага. Накопитель представлял собой вращающееся веретено, которое наматывало на свою ось рассеченные сотами пучки энергии.

Защита казалась сложной в исполнении, но имела неоспоримый плюс: даже небольшого потенциала среднего мага хватало, чтобы ее создать. Ведь это не сплошной щит без единой бреши, на поддержание которого уходит прорва сил. Ребра требовали в разы меньше энергии.

Поначалу мы тренировались, создавая первичную, вторичную и третичную сети. Потом учились запускать ось, чтобы она накручивала на себя остаточные потоки и экранировала нас, защитников, от шлейфового излучения.

Когда Ромирэль убедился, что абсолютно все усвоили теорию, мы перешли к практике.

Толстяк Ронни выразительно размял пальцы. Я приготовилась. Сейчас атаковал он. Я должна была защищаться. Противник создал пульсар. Да не абы какой, а пятого уровня, воспользовавшись тем, что полуэльф отвернулся и нас не видит.

А ведь Ромирэль строго приказал: не выше третьего. Да, похоже, мой противник решил, пользуясь моментом, размазать меня. Я уже мысленно приготовилась пробороздить копчиком маты, но, как ни странно, защита устояла. Лишь спин завертелся бешеным волчком, впитывая в себя излишки энергии.

Зато вымораживающий голос полуэльфа услышали все. Он не кричал и не использовал заклинание усиления звука, но военный опыт под половик не спрячешь.

– Адепт Роннин Мастус, кто дал вам право использовать заклинание пятого порядка?

Боров струхнул. Он-то надеялся, что его выходку не заметят. Откормленные розовые щеки дрогнули и начали стремительно бледнеть.

– Еще одно такое нарушение, и я буду вынужден доложить ректору о том, что вы, адепт, не можете контролировать свою силу. Желаете пройти проверку на стабильность?

Ронни затрясся. Я бы на его месте тоже струхнула. Конечно, говорят, что комиссия не ошибается, но даже если так… Когда совет магов должен решить, стабилен ли твой дар и не заблокировать ли его от греха подальше, – это, мягко говоря, не вдохновляет.

Преподаватель больше не сказал борову ни слова. Лишь бросил остальным притихшим адептам:

– Продолжаем.

Больше убийственных пульсаров в меня не летало, и я слегка расслабилась. А потом мы поменялись местами.

– Атакуем, – прозвучала команда.

Не стала создавать ни ледяных игл, ни фаерболов. Занятие уже близилось к концу, и я, лишь бы отвязаться, запустила в Ронни просто сырой силой.

Сырой. Не оформленной в матрицу заклинания. Вот только я не учла, что после обмена метами светлый дар во мне усилился. Я вкладывала всего три единицы магического потенциала. Но как они сумели превратиться в тридцать, причем за сотую долю мига, – ума не приложу. Тем не менее в Ронни сейчас летел поток убийственной силы.

Волна чистой энергии смяла первый и второй контуры, как бумагу. В моем воспаленном мозгу мелькнула мысль: «Я его убила!»

Всегда выдержанный и спокойный полуэльф враз изменился в лице и с нечеловеческой скоростью в последнее мгновение метнул «штормовой вал» – мощнейшее заклинание, что сметает все на своем пути. Сложное в исполнении, требующее неимоверной выдержки, концентрации и жрущее чуть ли не сто единиц потенциала, оно имело одно неоспоримое преимущество: долетало до противника в кратчайший миг. Вот и сейчас матрица «вала», врезавшись в мой поток боковым тараном, сумела его сместить.

Ронни, побледнев, не нашел ничего лучше, как потерять сознание. Хотя… Когда рядом с тобой в каменной стене появляется основательная вмятина, это вполне себе повод изобразить, что «сил моих дамских на вас больше нет» и грохнуться без чувств.

Падал боров в оглушительном молчании вмиг замерших от шока адептов, а вот потом… Нет, Ромирэль не выругался, он просто употребил все средства языка с целью более точного выражения своих эмоций.

После его пламенной короткой речи, суть которой сводилась к тому, что адептка Блеквуд слегка не в себе, тишина вокруг стала прямо-таки гробовой. Я даже прониклась… Представила собственную могилку, припорошенную первым снегом… А потом до меня дошло: непогрешимый, всегда сдержанный Ромирэль впервые на моей памяти вышел из себя. Да как! Сейчас взглядом полуэльфа можно было не просто убивать, а препарировать заживо.

– Занятие окончено. Адептка Блеквуд, за мной!

После такого категоричного заявления мне не оставалось ничего иного, как последовать за преподавателем. Мысленно я уже прикидывала, лапшу какой длины нужно намотать на его уши, когда магистр вдруг остановился и махнул рукой на дверь своего кабинета.

Небольшая комната с единственным окном, выходившим на хозяйственные постройки, в которой каким-то чудом умещались стол, шкаф и пара стульев, – вот то место, где последние полгода магистр Ромирэль работал над теоретическими выкладками своей диссертации.

Мягко говоря – скромно.

Ромирэль, указав мне на один из стульев, сам сел на второй. Между нами оказалась поверхность стола, и я почувствовала себя как на экзамене.

Мысленно помянула демонов сотого круга бездны и открыла рот для вполне сносной лжи о тонизирующем эликсире, которого перебрала. Ну да, это была та еще дурманящая гадость, и магам ее вроде как принимать запрещалось, но… Лучше быть слегка опороченной адепткой, чем честной разоблаченной черной ведьмой.

Я набрала побольше воздуха в грудь, дабы озвучить свою ложь, но полуэльф выстрелил в меня, словно из арбалета, одной короткой фразой:

– У вас вчера случилась полная инициация?

Я подавилась вдохом. Ну нельзя же так! А как же деликатность, приватность и прочие атавизмы мужского благородства?

Сглотнула и залилась румянцем. Так. На всякий случай. Последний жутко не хотел проявляться на щеках, пришлось прогнать галопом в воображении самые пикантные сцены, припудрив их разгулявшейся ведьмовской фантазией.

Словесно я не спешила ни подтверждать, ни опровергать предположение магистра. Полуэльф продолжил:

– Не надо так смущаться, в этом нет ничего постыдного. Да, способ не самый целомудренный, и у магесс шансы в подобном случае повысить свой уровень не столь велики… Именно поэтому рекомендуется не провоцировать инициацию, а дождаться, пока мета созреет сама. Но в вашем случае, Блеквуд, я вижу весьма впечатляющий результат. На сырой силе и такой поток… Думаю, измеритель потенциала покажет, что дар не ниже шестого уровня…

Я кусала губы. Вроде как от смущения. А на деле – чтобы скрыть истинные эмоции.

Инициация – процесс полного слияния меты с телом хозяина – происходил по-разному. Первый вариант – это «созревание», как метко выразился полуэльф. Когда ничто и никто извне не влияет на хозяина. Второй – шоковый, под действием нервных потрясений. И третий – при полном соприкосновении аур. Причем одна должна быть обязательно уже инициированного сильного мага. Именно его аура встряхивает еще не до конца сформированную ауру юного мага и либо заставляет мету инициироваться, либо просто подавляет ее. Второе – чаще. Особенно с магичками.

Поэтому совет магов ныне даже рассматривал закон о наказании за «растление» юных магов сильными, уже давно инициированными.

Я лишь усмехнулась про себя: светлые моралисты.

Все же мне не понять их логики. Белые чародеи вещали о целомудрии и совращении, при этом закрывая глаза, когда еще не инициированные адепты посещали увеселительные дома, а адептки делали аборты. Это считалось целомудрием. Потому что неинициированные спали с простыми, лишенными дара. Ну или же с такими же, как они сами, не вошедшими в полную силу…

Пока полуэльф говорил, я прикинула, чем мне может грозить его заблуждение. С одной стороны, имелся неоспоримый плюс: не нужно лгать и изворачиваться. И даже нагоняя я, кажется, не получу… Но с другой – мету через месяц придется вернуть, и как я объясню, что дар у меня вновь скатился до единицы?

В общем, я поняла, что каяться в употреблении запрещенного эликсира все же придется. Хорошо еще ни слова в подтверждение теории полуэльфа не сказала. А мой румянец смущения, который Ромирэль принял за утвердительный ответ на свой вопрос… Так жарко в комнате очень, а я с испугу и вообще… Может, мне стыдно, что я в Ронни промазала!

– Блеквуд, а вы знаете, что в команде турнира Четырех стихий должно быть шесть игроков, из которых минимум две адептки? – ни с того ни с сего вопросил полуэльф.

– Нет, – прищурилась я, кажется сообразив, куда он клонит.

– Уже да. – Магистр оказался категоричен.

Побарабанив пальцами по столешнице, этот ушлый тип (а ведь строил из себя такого благородного!) добавил:

– Я, конечно, не одобряю выбранного вами способа, но это мое личное мнение. Пока же я вижу перед собой предприимчивую, амбициозную и рисковую особу. А именно такие мне как тренеру в команде и нужны.

– А если я не захочу столь почетной участи, как отбивная на арене турнира?

Я не утверждала, скорее осторожно прощупывала почву. Увы, улизнуть не удалось.

– Тогда я вынужден буду подать рапорт о случившемся. Думаю, ректор не упустит возможности протащить вас через комиссию и исключить. Я слышал, он не очень доволен тем, что пришлось вас зачислить.

– Шантаж? – уже без обиняков спросила я.

– Я всего лишь честно открыл перед вами свои карты, – усмехнулся полуэльф.

Вот тут я поверила, что передо мной военный, служивший в Приграничье. В хищной усмешке Ромирэля не было сейчас ничего возвышенного и рыцарского. Передо мной сидел стратег и тактик, добивающийся победы любым способом. Впервые закралась мысль: а так ли благородно-безземелен этот полукровка? И миф о том, что он оказался отмечен лишь пурпурной лентой, развеялся.

– Итак, я жду вашего решения, Блеквуд.

Я размышляла. Если совру про дурман, то мне грозит объяснительная и штраф за ремонт стены зала. Но ректор вполне может ухватиться за произошедшее как за повод выпереть меня из академии.

Если упрусь и откажу ушастому – комиссия.

Команда же, защищающая честь магистерии на турнире, – почти неприкасаемые. Этот месяц меня не тронут, а там и случай с моим всплеском силы забудется… Главное, на арене аккуратно подставиться под удар, чтобы потом можно было объяснить, отчего мой уровень вдруг вновь стал единичкой.

Но это – потом. Сейчас на повестке дня – чтобы лазурный, который вновь ожил, не вылез на шею или лицо… Неудобно будет. В анкете у меня в качестве меты заявлена пятиконечная звезда – символ светлых магов-универсалов.

Я чувствовала, как дракоша ползет по груди, пробираясь к краю ворота. Еще немного – и его лазурная морда высунется над воротничком.

Захлопала себя по груди, изображая приступ кашля, и решилась:

– Вам, магистр, никто не говорил, что вы умеете убеждать?

– Много раз. Причем темные маги, когда мы вели переговоры в Приграничье.

Что же я сразу не поняла, отчего ты такой подкованный в вопросе интриг? Я чуть не взвыла с досады.

А Ромирэль между тем уточнил:

– Так вы согласны на участие в турнире?

– Да, – процедила я и не удержалась: – И почему из всей академии, из нескольких тысяч желающих, вы выбрали ту, которая участвовать совсем не жаждет?

– Может, потому, что мой «штормовой вал» едва сумел сбить ваш поток сырой силы. А на подобный выброс способны лишь пятеро адептов академии. Считайте, что сегодня был ваш персональный экзамен на зачисление в команду. И вы его прошли.

– И что теперь? – Я прищурилась.

– Теперь нам нужно зайти к ректору, чтобы точно узнать, какой у вас уровень дара после инициации.

К главе магистерии Ромирэль отконвоировал меня незамедлительно.

Миновав приемную с грымзой-секретаршей (и ведь приятная в общении женщина, а с расой ей не повезло: у грымз всегда свирепо торчат клыки, а волосы столь жесткие, что их невозможно даже в косу заплести), мы оказались в кабинете ректора. Роскошная комната – три дюжины локтей в длину и столько же в ширину – выходила своими высокими стрельчатыми окнами на двор академии. Массивная резная мебель мореного дуба, картины, что в течение суток меняли не только свою композицию и цвета, но и полностью содержание – от утреннего пейзажа до натюрморта в обед и до батальной сцены вечером… В общем, наш глава академии любил дорогие вещи и не отказывал себе в этом маленьком капризе.

Ромирэль коротко поздоровался и представил Матистасу Ленирросскому шестого игрока сборной Академии имени Кейгу Золотое Крыло меня, черную ведьму. Вернее, Вивьен Блеквуд, талантливую адептку с «впечатляющим потенциалом светлой магии». На словосочетании «Блеквуд» и «впечатляющий потенциал» у Ленирросского нервно дернулся глаз.

Но все же холеный толстяк справился с собой и, пробормотав: «Проверим этот потенциал», – встал из своего кресла. Дойдя до шкафа, глава академии достал с полки ларец.

Массивная резная шкатулка, инкрустированная драгоценными камнями, сама по себе впечатляла. И как-то разительно она не вязалась со своим содержимым. В ней лежали на первый взгляд простые медные браслеты, которые больше походили на кандалы, чем на украшение.

А может, так оно и было? У тех, в ком эти наручники обнаруживали высший, десятый уровень дара, уже не было иного выбора, как присягать на верность короне и императору и служить на благо империи. Нет, такие уникумы получали множество привилегий, почет и прочая, прочая, но император Аврингрос Третий чтил закон: власть превыше всего и сила подчиняется власти. В том числе и магическая. Потому светлый владыка железной рукой в мягкой перчатке старался взять за горло сильнейших магов. Кого – связать кровной клятвой, кого – припугнуть, намекнув на сиюминутность жизни и благополучия родственников, кого – подцепить на крючок звонкой монетой… В общем, порою его методам темные аплодировали стоя.

У меня по спине пробежал холодок. Обычно адепты молятся о том, чтобы между браслетами пробежало хотя бы четыре сполоха, что означало бы четвертый уровень дара. Я же мечтала об обратном.

– Ваши руки, адептка Блеквуд, – неприязненно буркнул ректор, самолично решив проверить мою силу дара.

Делать нечего. Засучила рукава и протянула запястья. Парные браслеты Дианары, названные так в честь магессы, их сотворившей в незапамятные времена, не только показывали уровень силы, но и не давали ее скрыть. Как бы ты ни хотел солгать, приуменьшить или преувеличить свою силу, они заставляли тебя выложиться до донышка.

– Думаю, не нужно объяснять, что делать, – сев в кресло и сложив руки на животе, причмокнул губами Матистас Ленирросский.

Безумно хотелось проклясть обоих: и ректора и полуэльфа, но увы… Темная магия во мне была заблокирована из-за этого гребаного Гарда.

Мои ладони находились одна напротив другой на уровне груди. Расстояние между ними было ровно в половину локтя. Выдохнула, как перед прыжком в пропасть.

Три.

Два.

Один.

Вспышка вышла знатной. Когда из одной моей ладони во вторую ударил разряд. А за ним еще один и еще… Я насчитала ровно восемь.

Все это время я смотрела на сполохи, что пробегали от одного браслета к другому, и, только когда все закончилось, смогла поднять взгляд.

Ректор застыл как василиском поцелованный. А Ромирэль рассматривал меня, словно я была преступницей, а он – дознавателем. Он первым и нарушил молчание:

– Она в моей команде!

Это был не вопрос, а скорее – приказ. Но самое поразительное, что ректор даже и не думал возражать, словно не он был тут главный, а вот этот вот полуэльф.

Ректор лишь кивнул. Но как-то ошарашенно. Словно он все еще пребывал в ступоре. Из кабинета мы вышли в полном молчании, но, едва закрылась дверь, я была резко прижата. Увы, не к сильной мускулистой груди. В таком случае хотя бы лягнуть или укусить могла, чтобы вырваться. Вот уж не думала, что выражение «припереть к стенке» может выглядеть так буквально.

– Кто он?

Будь это сказано не таким спокойно-холодным тоном, вопрос был бы вполне в духе рассерженного любовника.

– Ик! – выдала я самый универсальный из возможных ответов и уставилась на полуэльфа удивленными глазищами.

– Кто тот маг, который тебя инициировал? У него должен быть как минимум девятый, но скорее десятый уровень…

«А за такими сильными чародеями всегда приглядывают», – мысленно завершила фразу я.

Потом сложила в уме, как в критический момент Ромирэль легко использовал сложнейшее заклинание, как ректор в собственном кабинете уступил ушастому право распоряжаться, и требовательный тон сейчас, словно я совратила вчера кого-то из его подчиненных. Прямо как инкуб монашек в обители, где этот полуэльф занимал почетную должность игуменьи…

– Да с чего вы вообще взяли, что мой любовник именно с десятым уровнем? – Я решила подыграть Ромирэлю.

– Хотя бы с того, что за одну ночь он вытянул тебя с единицы до восьмерки. Ты хотьзнаешь, Блеквуд, что в империи на сегодняшний момент всего четырнадцать магов такого уровня? И кого-то из них ты могла ополовинить. У тебя не просто искры пробегали, а вспышки целые, ты буквально светилась.

– И что с того? – Я сглотнула. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой.

Лицо полуэльфа превратилось в каменную маску, лишь резко обозначились побелевшие желваки.

– Хотя бы то, что твоя сила будет прибывать. Так кого ты использовала?

– Вас, – нагло заявила я и полюбовалась ошарашенным лицом полуэльфа. А потом добила: – Если кто-то решит задать мне такой вопрос, то я с чистой совестью отвечу, что это были именно вы. А я, наивная фиалка, не смогла устоять перед вашим обаянием. Ведь славный воин, пусть и боковая ветвь древнего рода, в одиночку сумел упокоить всю нежить подгорной топи… Наверняка у него должен быть как минимум девятый, но скорее десятый уровень… – Последнюю фразу я процитировала с точностью до буквы и тем же тоном, вернув тем самым Ромирэлю его же высказывание.

Судя по лицу полуэльфа, либо меня сейчас убьют, либо решат, что с такой гадюкой лучше не связываться, и оставят в покое. Хотя первое – вероятнее. Но второе – желаннее.

Я в упор посмотрела на Ромирэля и, усмехнувшись, добавила:

– Хотя, скорее всего, именно этот факт и не афишировался в официальной хронике.

Он все еще держал меня за плечи, но уже не сжимал до синяков. Скорее изучал. Задумчиво, словно ученый-некромант, который обнаружил новый, неизученный вид упырей.

– Знаете, Блеквуд, по роду своей профессии мне зачастую приходится общаться с редкостными идиотами. И я успокаиваю себя формулировкой «уникальные собеседники». Но, похоже, это абсолютно не ваш случай…

– Я слишком уникальная? – уточнила я осторожно.

– Нет. Не просто уникальная. Вы редкостная. Редкостная язва и интриганка.

– Маг мага видит с полушага, – выдала я народную пословицу.

Преподаватель чуть изогнул бровь. И его спокойная реакция укрепила во мне подозрение: ой непрост, совсем непрост полуэльф. И его маска безземельного героя, по которому вздыхают толпы адепток, и не только адепток, – идеальная личина, за которой скрывается… кто? Меня разобрало извечное ведьминское любопытство.

– Так вы не скажете, кто вас инициировал? – спросил Ромирэль.

– А зачем вам знать?

– Чтобы упредить удар. Серые тени императора наверняка заинтересуются, если у одного из сильнейших магов начнет резко уменьшаться резерв…

Я лишь поразилась, как хитро вывернул полуэльф. Интересно, а он сам не один ли из этих серых теней?

Теперь уже я мерила его изучающим взглядом, словно разбирая на декокты. Ногти – для одного зелья, волосы – для другого, глаза – для третьего…

Увы, Ромирэль должного пиетета не проявил.

– Один – один, Блеквуд, – словно соглашаясь на мировую, усмехнулся он.

Полуэльф вновь натянул на себя привычную маску. Но отчего-то в душе поселилась уверенность: теперь он с меня глаз не спустит.

– Так или иначе теперь вы, адептка, игрок в моей команде. Тренировки начнутся послезавтра, после официального объявления списка участников.

Он отступил, больше не говоря ни слова, развернулся и ушел. У меня возникло четкое ощущение, что одну маленькую черную ведьму просто не раскусили, как орешек, с первого раза. Значит, будет еще не одна попытка со стороны ушастого меня «разгрызть». Мысленно пожелала ему познать все прелести пародонтоза, а потом встряхнулась.

Что же, в зачислении в команду университета был и профит: теперь я смогу получить комнату в общежитии в кратчайшие сроки. Надо только раздобыть копию приказа.

И только я взялась за ручку двери, как раздался звук колокола.

Всю нашу непродолжительную беседу в коридоре мы с преподавателем были одни. Но вот стоило мне проявить независимость и попытаться просочиться к секретарше-грымзе за приказом…

Перемена. Время стремительное и многолюдное. Но это ерунда. Главное, что после нее начнется новое занятие, пропустить которое мне не хотелось. И так из-за этого Гарда первую пару прогуляла.

Встал вопрос: знания или место в общежитии?

Я решила, что секретарша никуда сбежать со своего места не успеет, а вот алхимия с магессой Илордой Анирисской вполне может аукнуться.

Как выяснилось, не зря я проявила учебное рвение. Практикум по определению состава туманов, насылающих галлюцинации, оказался весьма познавательным. Но что самое интересное – создателями оных чаще выступали светлые маги. В общем, как черная ведьма я узнала много нового и отправилась добывать копию приказа. Не скажу, что это далось мне совсем уж легко, но я заполучила бумажку.

А потом оной трясла перед крючковатым носом комендантши. С виду она была чистокровным человеком, но в душе – помесью гнома с гоблином. Во всяком случае, именно у них основным предметом гордости являются такие черты характера, как упертость и подозрительность.

Время близилось к вечеру, когда я наконец стала законной временной обладательницей кровати, трех полотенец, подушки, одеяла, смены постельного белья и двух соседок по комнате.

Эти две адептки при первом брошенном на них взгляде вызвали в моей ведьминской душе лишь одно желание – проклясть. При втором, впрочем, тоже.

(обратно)

Глава 5

Сестры-погодки Винсон, Дейна и Далия, оказались из потомственных провинциальных зазнаек. Как я поняла из сцеживаемых через слово фразочек: «а наш батюшка, фьерр Винсон», «не то, что у нас в Бейсминском округе», девицы раздувались от важности. Они кичились, что в их жилах течет полублагородная кровь. До неразбавленных аристократических дев, увы, недотягивали ни манерами, ни воспитанием, ни внешностью, которая у них, казалось, была одна на двоих.

Обе соседки были ненатурально выбелены (словно специально травили организм уксусом, а кожу – мерцающей пудрой), с явно сведенными со скул веснушками, рыжими прямыми волосами и лицами, чем-то напоминающими лошадиные. Вот только у Дейны были золотисто-карие глаза, а у Далии – серые. У старшей – щербатые зубы, у младшей – ровный прикус и родинка на щеке.

Меня при появлении облили тонной презрения, раскритиковав внешний вид «сенной девки». Ну подумаешь, платье мятое и слегка порванное, а волосы стоят дыбом. Может, это мой парадный костюм?

Девицы, ничуть не стесняясь, выразительно фыркали и обсуждали меня между собою, словно я была невидимкой. Происходило это в духе:

– Дейна, согласись, что в нашем округе не случалось такого, чтобы благородному обществу навязывали голодранку из трущоб.

– Соглашусь, Далия…

Пшик… Пшик… В воздух демонстративно распылили новомодный в этом сезоне парфюм «Аромат сладких грехов».

Ну-ну… А я всего-то одну фразу произнесла: «Я ваша соседка». И эти две запудренные моли вцепились в меня, как в грязный шерстяной носок.

Я заправляла кровать, прикидывая, успею ли до закрытия ворот академии выбраться в город и купить себе хотя бы смену белья. Морозильный сундук, что стоял в комнате, меж тем издал характерный звук: у него закончилось заклинание. Ларь таким нехитрым способом сообщал хозяйкам, что пора бы его обновить. И вот тут началось интересное…

Обе девицы скривились, словно им в нос ударил запах тухлых яиц.

– Опять Мейнсу платить, – морщила нос старшая Винсон. – Я к нему не пойду. Твоя очередь.

– Ну, Дейна, я к нему не хочу, он ко мне пристает…

«Было бы к чему приставать. Он над тобой потешается», – усмехнулась я про себя. Урилла Мейнса знала вся академия. Талантливый маг, у которого вот-вот должна была пройти инициация, обещал стать после нее девятиуровневым, а может, и целой десяткой.

Этот тощий как щепка, высокий брюнет с волосами до плеч, обладал живым лукавым взглядом, имел острый пронырливый нос и характер, от которого выли все магистры академии. Способность Мейнса изысканно глумиться, провоцировать и хамить так, что культурно ответить было невозможно, а некультурно (кулаком в глаз) запрещал устав магистерии, стала притчей во языцех. Его симпатичное утонченное лицо не портил даже небольшой шрам от алхимического ожога у левого виска.

В общем, моя черная душа была от Урилла в тихом восторге. Циник, язва с выдающимся умом и сообразительностью – этот выходец из квартала Лебеда сумел завоевать в академии свое место. И было оно одним из лучших и уважаемых.

Да, у парня не имелось богатых родителей, готовых отстегнуть за чадо сотню золотых. У него их вообще не было. Про отца не знаю, а вот мать отправилась за грань, когда Уриллу исполнилось пятнадцать. Он часто подрабатывал, то в городе, то среди вот таких вот неумех-адептов, как сестрицы Винсон, которые не могли толком пользоваться собственной искрой дара. Зато могли заплатить звонкой монетой. Но при этом Урилл каждый раз будто делал одолжение богатым зазнайкам, чем неимоверно их бесил.

Вот и сейчас обе сестрички играли в гляделки друг с другом и не горели желанием встречаться с чернявой язвой с шестого курса.

Я изображала табуретку и не вмешивалась в молчаливый диалог выразительных вздохов и косящих на дверь глаз… Хотя руки чесались утянуть из морозильного сундука остатки магии. А потом сменить заклинание замораживания на «жар печи»… Пусть в нем протухнет все. Даже то, что теоретически протухнуть не может.

Останавливала лишь мысль – мне самой потом этот ларь пригодится для эликсиров и декоктов. И все же посмотреть на вытянувшиеся рожи двух рыжих кобыл очень хотелось.

Я молча подошла к сундуку и положила руку на его крышку. Из-под моих пальцев побежали искры льдистого света. Главное, не переборщить, а то выйдет как с толстяком Ронни. Эта мысль долбила меня упорным дятлом все то время, пока я питала силой заклинание морозного дыхания.

Все же немного перестаралась: ларь и снаружи покрылся инеем.

Зато сестрички замолкли и теперь таращились на меня во все глаза. Пришлось пояснить:

– Блеквуды никогда не платят магам. Это маги платят нам…

«Силой, временем и нервами, пытаясь отловить нас, изворотливых черных ведьм», – закончила свою фразу уже мысленно. Но рыжие впечатлились и от первой части моего высказывания.

– Ты… то есть вы, лэрисса, из тех самых Блеквудов? Ваш дядя читает курсы «Пространственная магия» и «Векторные плетения»?

Младшая сестричка оказалась посообразительнее. Старшая все еще презрительно косилась на меня.

– Та самая.

Я была отомщена. Лица сестер Винсон менялись на глазах. А дальше… Я убедилась, что здоровое безразличие всегда лучше больного энтузиазма. Последнего в двух рыжих обнаружилось с избытком, так усердно они начали добиваться моего расположения.

Тут же были предложены и чай с конфетами, и лучшие полки в шкафу (хотя до этого он был равномерно забит нарядами сестриц), и экскурсия по общежитию, чтобы показать, что здесь и где…

Я мило улыбнулась и отказалась. Нужно было успеть купить замену тем вещам, коих я утром лишилась по вине Гарда.

До центра добралась к шестому удару колокола. В это время в провинции приличные лавочники уже закрывали свои магазинчики и шли домой к женам и детям. Здесь же, в столице, вечер был самым бойким временем, когда пестрая многоликая толпа текла по улицам. Небо еще не вызвездило, солнце уже собиралось за горизонт, а я намылилась первым делом к модисткам. Шляпы мне были без надобности, а вот пара-тройка чулок и прочее необходимое каждой приличной девушке исподнее требовалось.

Потом по плану значилась лавка магическая, где можно было купить все (и даже больше) студенту академии: перья, из-под которых самый ужасный почерк выходил аккуратными и разборчивыми рунами, чернила, что не оставляют клякс, накопители, карманные телепортационные камни для отправки коротких записок, учебная форма, которая не мнется и не рвется. Я замахнулась на последнюю, уж больно мое нынешнее, обычное, платье было потрепанным и местами рваным. А ведь я шила его у портнихи всего месяц назад.

Правда, обошлось мне оно в три дюжины медек, а форма из магической лавки стоила целый золотой… Но стребованного с Гарда мне вполне хватит на один неубиваемый комплект одежды.

Для магичек было длинное платье насыщенного синего цвета. Оно предназначалось для лекций в аудиториях. Штаны и рубаха – для полигона. Фартук с нарукавниками – для алхимических опытов. Была еще парадная мантия за отдельную сумму, но я посчитала плату за нее лишней тратой.

Под конец все же разорилась на перо и чернила. Посмотрела еще и на камушек, вспомнила, сколько у Вивьен друзей, потом – сколько осталось денег, и… Поняла, что хорошие обеды и завтраки в столовой принесут мне больше удовольствия, чем переписка с сомнительными местными друзьями лэриссы Блеквуд.

Когда со свертком покупок я вышла из лавки, уже стемнело. Стоило поторопиться в академию, пока ворота не закрыли. Я уже стояла на посадочной площадке, ожидая лодку, когда спиной почувствовала: темные рядом. Причем не абы какие, простые. Это был мой личный темный палач. Я замерла, боясь обернуться. Постаралась нарочито не горбиться, но и не держать спину излишне прямо. Меж лопаток скользнула капля холодного пота. В горле враз пересохло. Сглотнула, силясь сделать обычный, не рваный вдох.

Сказала почти беззвучно, убеждая саму себя:

– Я простая горожанка, таких сотни вокруг. Мне нет дела до темных, что пришли по душу одной черной ведьмы…

Головы так и не повернула: хватило отражения в одной из витрин. Высокий, статный, хищный темный процеживал толпу. Искал. Звал и не находил.

Причалила лодка, и я поспешно нырнула в нее. Только когда кормчий взял курс на академию и столичные улицы затерялись в вечерней дымке, я смогла выдохнуть.

Интересно, почему у меня получилось проигнорировать зов, который звучал так близко? Смогла услышать, но не пойти за ним, как крысы за дудочкой? Может, оттого, что сейчас во мне особенно сильна светлая магия и до темной моей сути палач просто не дозвался? Хотелось бы в это верить.

Я с теплотой подумала о лазурной мете. Дракоша, словно учуяв, что мысли о нем, проснулся и защекотал хвостиком мое плечо, хулиганя.

Я улыбнулась, а потом… Никогда со мною не было такого резкого и острого приступа голода. До головокружения, до звона в ушах.

Что там говорил Гард о питании? Побольше есть, потому как меня всегда будет преследовать легкое чувство голода? Да я сдохну от такой легкости! И ведь все было нормально, пока не проснулся лазурный.

Дотерпеть бы до академии, а там… Вспомнились конфеты сестричек, от которых я столь опрометчиво отказалась. При мысли о съестном живот скрутило.

В магистерию я все же опоздала. Привратник уже запирал дверь, через которую можно было выйти с посадочной площадки на лестницу и спуститься вниз. Еще пара мгновений, и академию накроет чародейский охранный купол так, что и подлететь к ней не будет никакой возможности.

– Господин Эльтре, пустите пожалуйста… – протянула я, с трудом вспомнив имя вечно ворчливого старика, с которым часто здоровалась поутру.

Он сощурил подслеповатые глаза, словно в первый раз меня видел.

– Припозднилась ты, залетная, – не без злорадства протянул он. – Я уже все закрыл. Приказ ректора: после девятого удара колокола никого не впускать и не выпускать…

С этими словами он защелкнул засов, и за дверью раздались его шаркающие шаги.

С той стороны едва слышно донеслось:

– Приду утром, отопру, вот и спустится… А покуда пусть померзнет на стылом ветру.

Вторя его словам, над моей головой вспыхнул купол. Он был так близко, что, привстань я на цыпочки, и могла бы дотронуться до его вершины. Это и немудрено. Я находилась на самой высокой точке академии, да что там Академии – всей столицы. Мне бы любоваться корпусами и полигонами магистерии, вечерними огнями и звездами надо головой… Но я хотела банального и приземленного – еды.

Начало холодать. Осенняя ночь еще не опустила до конца свое покрывало, и виднелся кровавый подбой заката, но, судя по всему, скоро холодный ветер начнет кусать меня за плечи.

Я поежилась. Вспомнила с сотню проклятий и пожалела, что не могу воплотить ни одного. А то старик Эльтре дал бы дуба еще на лестнице, так и не дойдя до двора академии. А потом подумала, что раз я сейчас светлая, то могу благословить, и от души пожелала привратнику чистых, свежевымытых ступеней под ногами…

Звук падающего тела под аккомпанемент матросской ругани стал для меня лучшей музыкой. Вот еще раз подтвердилось очевидное: маленькая и хрупкая Вивьен Блеквуд по жизни способна двигаться лавиной. Потому не стоит вставать у нее на пути.

Однако месть местью, но надо думать, как выбираться.

Глянула вниз. Грохнуться камнем на брусчатку – это был не вариант. К тому же приличные темные не валяются в виде отбивной во дворе светлой академии. Упасть духом, да еще и где попало, для темной ведьмы моветон.

Я измерила посадочную площадку шагами, свесилась со всех сторон и наконец увидела его, узкое стрельчатое окно, больше похожее на бойницу, чем на приличный проем. Припомнила, что оно как раз выходит на лестницу.

Закралось подозрение, что я в него не пролезу… Но где ведьма не пропадала? Некоторые мои соплеменницы даже умудрялись с собственного погребального костра улизнуть. Причем вместе со столбом, к которому были привязаны. А тут какая-то бойница… Пфф!

Дольше всего возилась с веревкой, потому как фирма «Лардис и Ко. Лучшая учебная форма для чародеев» веников не вязала. А вот мне из ее изделия – пришлось. Только не веник, а импровизированный канат. Правда, фартук рваться не желал категорически, демонстрируя заявленное изготовителями качество и прочность. Но я оказалась упорнее: слишком хотелось есть. В результате ткань сдалась. Ленточки вышли тонкими и прочными, а веревка – на удивление длинной. Ее хватило даже с небольшим запасом.

Спускаться я решила без вещей. Если ввинчусь в бойницу, то обязательно поднимусь и отопру дверь, чтобы их забрать. Нет – ползти назад всяко легче, когда руки заняты только веревкой.

Спускалась я осторожно, под писк лазурного, что зудел хуже комара над ухом. Правда, верещал он наверняка о безмозглости одной ведьмы, у которой уже поджилки тряслись от голода, а не о жажде крови.

– Незачем так хотеть жрать, тогда бы и мне рисковать жизнью не пришлось, – пропыхтела я, в очередной раз приложившись плечом о каменную кладку.

Дракоша пристыженно смолк. А вот когда достигла лаза, возникли проблемы. Я туда не помещалась. И это несмотря на мои субтильные габариты.

Творить чары, болтаясь на высоте, было жутко неудобно. Но я все же попыталась. Увы, башня оказалась под защитой от адептской волшбы… Видимо, я не первая ее штурмовала. А потом пришла идея. Если я не могу изменить ее, то почему бы не попробовать изменить себя?

Нужно-то всего ничего: чуть убрать у себя. Да и то не везде. Выдохнула и настроилась уже на собственное тело, когда решила еще раз попробовать ввинтиться в бойницу. Пожелала удачи одной невезучей темной ведьме, и… каким-то чудом я влезла в стрельчатое узкое окно.

Ободрала локти, колени, содрала кожу на скуле и окончательно разорвала подол платья, зато оказалась внутри башни. Руки дрожали, есть хотелось до зверства, но я все же вернулась на три витка лестницы выше, отперла засов и забрала со смотровой площадки свои вещи.

А потом пошла грабить. Увы, столовая была уже закрыта, потому моей целью стал Корнелиус. Кажется, он обитал в третьем мужском общежитии. До закрытия оного был еще один удара колокола, но все же следовало поспешить.

То, как я появилась на пороге комнаты друга, которую он делил с соседом, – отдельная сага. Достаточно сказать, что от меня, как от чумы, шарахались адепты, пока я разыскивала апартаменты Кора. Когда я потребовала меня накормить, друг, мягко говоря, был ошарашен. Но, к его чести, не пожалел для меня полпирога. Я вмиг умяла еду и жалобно воззрилась на своего спасителя от голодной мученической смерти, прося добавки.

– Ви, да чтоб тебя! Нельзя смотреть на мужчину такими жалобными глазами. Особенно когда на твоем лице за слоем грязи и пыли видны одни глаза.

– Нельзя, потому что ты проникаешься ко мне огромным сочувствием? – с надеждой вопросила я.

– Нет, потому что я начинаю тебя бояться. Такое ощущение, что ты сейчас готова съесть меня самого.

Я шмыгнула носом.

– Ладно, сиди, если придет мой сосед…

– Не смотреть на него?

– Послать куда подальше. А лучше вообще покусать. Я опять за этим блохастым всю комнату убирал. Столько шерсти от какой-то шавки-переростка…

– А я смотрю, теплые у вас отношения…

– Ага, прям хоть носки на зиму вяжи, – поддакнул Кор и утопал за провизией.

Вернулся он быстро, а потом с видом исследователя наблюдал, как я уминаю вернейшее приворотное средство всех времен и народов – наваристый борщ.

Когда тарелка оказалась пуста, Кор подпер подбородок кулаком и, задумчиво глядя на меня, выдал:

– Знаешь, Ви, теперь я точно уверен, что дружбой можно нажить себе состояние, – протянул адепт. – Предынфарктное, шока и депрессии…

Я заинтересованно уставилась на светлого мага, который мыслил прямо-таки по-черному.

– Это еще почему?

– А представь, что ты тихо-мирно собирался пойти к друзьям, и вдруг на пороге возникает что-то пыльное, грязное и страшное, больше всего напоминающее пронафталиненную смерть или весьма наглое умертвие, и требует его накормить… Это шок. А когда я узнал в этой нежити тебя… Ну и последней каплей стала битва за борщ. Ты хоть знаешь, что я его у Мейнса спер? Ради тебя, заметь.

– А откуда он у него?

– Так все знают, что он не ходит в столовую. Договорился, и ему еду в комнату приносят, как аристократу прямо.

– Ну, этот чернявый покруче многих аристократов будет, – честно признала я.

И тут с порога донеслось:

– Отрадно слышать столь высокое мнение обо мне поедательницы моего же ужина.

– Да она вообще прекрасная жрица, – ошарашенно поддакнул друг, сдавая меня с потрохами.

И что-то мне подсказывало, что Кор имел в виду не мою красоту и приверженность к культу светлых.

– Просто у меня был стресс. – Я обиженно шмыгнула носом, разыгрывая оскорбленную невинность.

Уперла кулак, в котором была зажата ложка, в подбородок и уставилась на Урилла с укором: дескать, для такой замечательной меня и пожалеть пару капель какого-то овощного компота…

– Борщ снимает пресс, а не стресс, – назидательно выдал Урилл в своей излюбленной манере скрытой издевки, но потом все же не удержался и добавил: – Хотя… Я всегда думал, что девушки стремятся если не улучшить, то хотя бы сберечь фигуру. А для этого главное – вовремя закрыть рот. Впрочем, чтобы сберечь хорошие отношения, а порою и жизнь, нужно то же самое…

Я хмыкнула. Чернявый не иначе вытравил свое чувство такта, как иные бородавку кислотой, раз и навсегда. Но и у черной ведьмы совесть – не орган, чтобы болеть. Я беззастенчиво взглянула на брюнета.

– Да, я понимаю, расставание – это всегда больно, особенно если оно – с вкусным ужином… Но, поверь мне, борщ не стоил тех душевных трепыханий, какие ты тут мне пытаешься изобразить. Он был… так себе. – Я скривилась, а потом с видом великого одолжения добавила: – Впрочем, если у тебя есть еще что-то такое же отвратное по вкусу, я, так и быть, соблаговолю это употребить, чтобы избавить тебя от отравления.

Кор весь наш милый диалог стоял рядом со мной и пытался притвориться гипсовой статуей. В смысле побледнел до цвета снега и, кажется, перестал дышать.

От моей наглости Урилл закашлялся. Похоже, я только что в неравном сражении наглости и сарказма отвоевала у него почетный титул «стервец года». А потом раздалось многообещающее:

– Конечно, есть…

И в меня полетели чары первого порядка. Безобидные на первый взгляд и исключительно бытовые, если бы не одно «но»: их применяли на платье не тогда, когда оно на кого-то надето. Блохоловка, как часто величали разветвленную нециклическую цепочку заклинания низшего порядка с усилением в бета- и гамма-структурах, сопровождаемого вливанием энергии и кистевым пассом, сработала бы на ура, если бы не моя исконная ведьминская чуйка. Я шарахнулась в сторону и нечаянно пнула Кора.

Тот не устоял и повалился вперед, приняв на свою доблестную грудь весь удар. Друг заорал во всю глотку, подтвердив мудрость: не делай ведьме добра. Кусалась блохоловка знатно, как сотня муравьев. По идее, так она и работала: жрала блох, вшей и прочую гадость, что могла скрываться в одежде. В общем, цапала все живое на неживом. Вот только в нашем случае заклинание приняло за блоху самого Кора…

Здыхлик бы побрал этого Урилла! Кор мой друг, и только я могу тестировать на нем свои сомнительные магические таланты!

Об этом я подумала, уже распластавшись на полу. Пасс рукой вышел на удивление легко, как и любая гадость, сделанная от души. В отличие от меня Урилл уклониться успел лишь частично. И своей правой половиной тела ощутил все прелести становления настоящей женщиной, прекрасной и ухоженной.

Немножко поорал, правда. Зато теперь на месяц правая нога Урилла, как и рука, и, как подозреваю, половина тела оказались гладкими, как у младенца, без лишней растительности. Правда, без применения тряпиц, пропитанных воском. Но ощущения были точно те же самые. Что я, изверг какой, что ли, еще и обезболивающее заклинание к основному цеплять. А вдруг напортачила бы?

– Прибью, пигалица!

– Благословлю, – выдвинула я свою угрозу. – С гарантией.

– Ты мне угрожаешь? – не поверил брюнет.

– Продлением рода! Абсолютным! После каждого раза!

Брюнет, видимо, подсчитал, сколько при таком раскладе у него окажется наследников, и… даже не захохотал, а заржал в голос, подтверждая старую истину: в мужчине главное – чувство юмора. А если он окажется немножко извращенцем, то он будет вообще идеален.

Брюнет щелкнул пальцами, снимая с Кора блохоловку.

– Ценю находчивость. И как зовут такую изворотливую малышку? Я твоего лица раньше в общежитии не видел.

Кор скривился и на правах хозяина комнаты нехотя ответил:

– Вивьен Блеквуд, моя одногруппница и, как я до этого момента думал, вполне приличная девушка.

– А что тебе мешает думать так и дальше? – Мне стало любопытно.

– Хотя бы то, что теперь я точно знаю, кто станет главной язвой академии после того, как Урилл Мейнс получит диплом.

– Прости, я нечаянно…

– Нечаянно можно чай разлить, а вот заставить меня просчитаться – это надо суметь, – хитро прищурился брюнет.

Я сочла его слова за изысканный комплимент и начала подниматься.

За время нашей короткой схватки комната успела превратиться в филиал кабака «Отчаянный кролик», где каждый вечер клиенты не только чесали языки, но и что-то делили: выпивку, девочек, ценные мнения… И отвешивали друг другу сдачу хуками, плюхами, фингалами, а главной разменной монетой в таких посиделках были выбитые зубы.

Сие почетное заведение было мне отлично знакомо, ибо находилось через три дома от того места, где я еще вчера снимала комнату. И вот сейчас я прямо-таки почувствовала, как в воздухе разливается непередаваемая атмосфера «Кролика». Разбитая тарелка из-под борща, поломанная ножка табуретки (на оную упал Кор в бесплодной попытке стряхнуть с себя блохоловку), летающие перья из порванной подушки, наперник которой не выдержал моей прыти, когда я рванула с постели, полуощипанный гость и я в разодранном платье.

– Темные с тобой, – махнул рукой Урилл, осматривая следы вакханалии. – Так и быть, украденную тарелку борща я прощаю. Но в первый и единственный раз. И то лишь потому, что я давно так не веселился: угрожать… да благословением… и мне…

Я про себя улыбнулась: чернявый был недалек от истины. Темные и правда были со мной.

Урилл ушел, даже черепков от тарелки себе не потребовал, а я удостоилась негодующего взгляда друга.

– Ви, ну что тебе стоило промолчать? Покраснела бы там, промямлила, как вы, девушки, это умеете. Мейнс позлился бы для виду, и все, а теперь…

– А теперь он тебя зауважает и, может, даже проникнется сочувствием. – Я попыталась утешить друга. – Ведь тому, у кого в друзьях я, можно только посочувствовать.

– Ага… – услышала я вместо опровержения и заверений в том, какая я хорошая и как Кору со мной повезло.

Я захотела огреть его подушкой, но вовремя вспомнила, что у той сезон линьки, именуемый «дыра».

– Нет, я серьезно. Если бы я стандартно раскаялась, то прилетело бы тебе.

– Мне и так, как ты выразилась, прилетело.

– Нет, ты случайно попал под раздачу. Но, самое главное, Урилл сейчас пар спустил и не будет тебе устраивать неприятных сюрпризов или поддевать у всех на виду так, что ты не сможешь достойно ответить.

– Ты это все специально? – дошло до Кора. Ага, как до каменной горгульи, что венчает одну из крыш академии.

– Ну да, – подтвердила я, отряхивая юбку от перьев.

– Знаешь, Ви, беру свои слова назад.

– Это какие?

– Про то, что ты станешь первой язвой после Мейнса. Ты и сейчас ему ничуть не уступаешь. Сегодня утром вывесили список из пяти игроков. Только шестого не хватает. Мне даже жаль, что ты не в команде, которая будет играть за нашу академию на турнире стихий. Вы с Мейнсом отлично бы спелись. Я прямо вижу, что стоите друг друга…

– Кор, боюсь тебя огорчить, но шестой – это я.

Друг нервно хохотнул, но потом, видимо, вспомнил, как я днем приложила толстяка Ронни, и…

– Магистр Ромирэль тебя за собой поэтому потащил? Я-то думал, чтобы наказать, а он…

Пришлось в счет моральной компенсации за блохоловку поведать Кору о том, что произошло после приснопамятного крика преподавателя. Правда, на все вопросы о том, как в одночасье стала обладательницей столь высокого уровня, я лишь загадочно улыбалась и молчала.

С десятым ударом колокола пришлось покинуть комнату Корнелиуса и возвращаться к себе.

Моих соседок на месте не оказалось. Взяв сменные вещи, я пошла в помывочную, что находилась в дальнем конце коридора. Отрезвляюще холодные струи душа смывали с меня не только грязь, но и усталость.

Когда же завернулась в полотенце, то первым делом умылась эликсиром, возвращая себе прежний «очаровательный» облик. А потом натянула на себя чистое новое белье. Оно было свежим, пахнущим лавандой, отглаженным, прохладным… Захотелось от удовольствия потянуться, как кошка. Но потом вспомнила, что к завтрашнему дню надо сдать задания по совместимости защитного и атакующего заклинаний. Целых двадцать структурных уравнений. У-у-у-у!

Я взвыла не хуже волколака в полнолуние. Вошедшая как раз в этот момент в помывочную адептка вздрогнула и даже отскочила, вновь захлопнув дверь. Я же, сцепив зубы и проглотив невесть откуда взявшийся зевок (а ведь только что была полна бодрости и сил, стоя под душем), пошла обратно в комнату.

Сестрички Винсон демонстративно сопели под одеялами, повернувшись ко мне спиной. Похоже, они так до конца и не определились, как себя со мною вести: то ли преклоняться, то ли проклинать. Мне предпочтительнее было второе, ибо привычнее.

Я щелкнула пальцами, призывая светляка.

– Приглуши, спать мешаешь, – буркнула из-под одеяла одна из сестер.

Интересно, и когда это они уснуть успели, если еще пол-удара колокола назад их тут и вовсе не было? Но я все же убавила яркость магического светильника и зашуршала свитками, роясь в сумке.

Достала «Типы связи заклинаний» и села за расчеты. Глаза слипались, спать хотелось нещадно, но я стоически выводила структурные формулы взаимодействия. Некоторые были длиннющими, некоторые, наоборот, простейшими, но зато с кучей стехиометрических коэффициентов.

Когда я закончила, на небе занималась заря. Поспать удалось самую малость, потому звук колокола, что будил всю академию, показался мне сущим зверством. Я продрала глаза с единственным желанием – убивать.

Стоило мне только одеться, как проснулся лазурный: есть захотелось нестерпимо.

Захватив медяшек, поспешила в столовую. И там меня ждал приятный сюрприз: оказалось, что членов команды кормят бесплатно. Причем не просто бесплатно, но сытно и много. На вкус, правда, это правило не распространялось, но я и овсянке была рада. Тройной порции.

День же прошел подозрительно спокойно. Даже на связях заклинаний задания сдала без особых эксцессов.

Моя светлая полоса длилась ровно до пятого удара колокола. А потом наступил вечер. Именно на сегодня мы с Гардом условились, что я постараюсь найти того, кто умыкнул мету его сестрички.

Кто бы знал, как мне не хотелось в столицу, которая была от академии всего в какой-то четверти удара колокола лету. При воспоминании о том, что по улицам города сейчас рыщет мой персональной кошмар, делалось дурно, но, с другой стороны, если я не выполню свою часть договора, то дракон может и отомстить, а вылетать из академии мне не хотелось.

Сцепив зубы и трижды повторив про себя, что я непотопляема, неубиваема и вообще черная ведьма, двинулась на встречу с драконом. Долетела быстро. Еще быстрее нашла дом Гардрика. И даже в подъезд попала без проблем, хотя на последнем висело навороченное охранное заклинание. А вот дальше вышла заминка. Я упорно колотила в дверь, но мне никто не открывал.

Зато из соседней высунулась толстая бабища нахрапистого вида, но при этом сверкавшая золотом и в ушах и на пальцах, и глумливо усмехнулась:

– Нечего тарабанить! Что, в подоле приперла? Много вас тут таких шляется, да только этот хлыщ двери открывает, когда краля ноги раздвинуть готова, а как с довеском придет, так и не достучится…

Я ничего ей не ответила. Лишь показала палец. Средний. Со свечкой пламени, что заплясала аккурат над ногтем. Жест сопроводила своей фирменной улыбкой.

Дверь тут же захлопнулась с криком: «Ведьма!» А я ведь даже не представилась.

Зато лазурный на плече ожил, заскользил под одеждой и, выбравшись из-под ворота, прыгнул на ручку двери Гарда.

Заскрежетало нутро замка́, а потом раздался характерный щелчок. Я толкнула створку. Та подалась. Лазурный тут же запрыгнул обратно мне на руку.

Шагнула через порог.

– Га-а-ард!

В ответ послышался стон и шорох ткани. Двинулась на звук. Коридор, гостиная, спальня. Дверь в последнюю была приоткрыта, и я осторожно вошла.

Да уж…

(обратно)

Глава 6

Картина была живописной. Правда, художник, судя по всему, тот еще фанат восходящего солнца, малевал исключительно красным по белому.

На кровати раскинулся Гард в позе морской звезды. Мой плющ начинался у него как раз там, где у нормальных людей находится стратегический запас жира, а у таких, как я, еще и плацдарм для приключений. Стебель вился по всему позвоночнику и заканчивался у основания шеи.

Судя по тому, каким мощным стал плющ, на драконьей спине ему было совсем недурно, я бы даже сказала, привольно. Листочки, что уже отчаянно зеленели, шевелились, как от дуновения ветра. Красота, одним словом, а не мета.

Но кроме нее, родимой, прекрасного не было больше ничего.

Всю спину и руки дракона покрывали синяки, кровоподтеки, ссадины, на левом плече красовался внушительный только-только затянувшийся порез. Похоже, именно эта рана и являлась причиной перепачканных белых простыней.

Интересно, и кто его так? Сильное, накачанное тело сейчас больше походило на непрожаренную отбивную, чем на дракона. На миг показалось, что Гард перестал дышать. Лазурная мелочь запищала мне в ухо на ультразвуке.

Я подошла поближе, чтобы хотя бы понять, кого вызывать: лекарей или некромантов. Склонилась над телом и попыталась нащупать пульс. Увы, на запястье его не было. По спине пробежал холодок. Торопливо приложила пальцы к шее, нащупывая жилку. И тут Гард снова застонал во сне, а потом повел носом, принюхиваясь. На миг замер, словно кот, приготовившийся для финального прыжка за верткой мышью. Я и пискнуть не успела, как очутилась на кровати.

Дракон спящий оказался столь же проворен, как дракон бодрствующий. Во всяком случае, этот гад, не открывая глаз, начал активно шарить своими лапищами по моему телу. Причем не абы с какой исследовательской целью, а исключительно с вандальной: пытаясь не расстегнуть, а порвать ворот платья и задрать юбку.

Но тут крылатого подстерегала засада: форма, на которую я потратила целый золотой, оказалась действительно сверхпрочной и на атаку драконистых лап не поддалась. Только предостерегающе затрещала. Но ни одна пуговичка не сдала своей позиции.

Пепельный недовольно зашипел, а я, поняв, что для умирающего у него слишком сильная тяга к жизни, в том числе и к ее размножению, решила привести ящера в чувство. Пытаться достучаться до совести такого наглеца было бы бессмысленно, просто настучать по черепушке – чревато. Вдруг этот сплошной синяк еще и крылья склеит?

Поэтому я применила прием, которым способен защититься даже полугодовалый малыш. Но в отличие от карапуза, у которого прорезался лишь первый зуб, мои челюсти были укомплектованы тридцатью двумя кусательными единицами, ровными, белыми и острыми.

Я вцепилась в то, что первым попалось под челюсть, в шею.

Что могу сказать: первый опыт работы вампиром вышел запоминающимся. Причем как мне, так и Гарду.

Дракон взвыл от боли, я от того, что меня саданули по затылку локтем. В глазах даже потемнело, а потом я услышала ошалелое:

– Ви? Ты что здесь делаешь?

– Фуфаюсь, – прошипела я.

Но, сообразив, что пациент уже пришел в себя и в дальнейшей побудке не нуждается, медленно разжала челюсти. Вот только зрение не спешило возвращаться. Я все так же обреталась в темноте. Зато запахи, звуки, ощущения резко обострились.

Я почувствовала рваный ритм сердца Гарда под своей ладонью. То, как оно, быстро сокращаясь, гнало кровь по руслам вен стремительным горным потоком. Запах мускуса и морского бриза, что исходил от его тела. Сильного тела, навалившегося на меня и подмявшего под себя.

А еще я поняла, почему мужчины так кичатся твердостью своего слова и намерений. Сейчас одно такое намерение упиралось в мой живот.

Зрение возвращалось медленно. Сначала тьма начала светлеть, из нее стали проступать силуэты. Постепенно они обретали форму, цвет, объем. Окрашивались деталями и полутонами.

А руки Гарда, замершие на миг при восклицании «Ви?», вновь ожили. Но на этот раз не нахраписто, а блуждая по телу, словно пробуя, исследуя…

Я попробовала скинуть с себя чересчур прыткого ящера. Не тут-то было. Проще стену, что окружает Академию имени Кейгу, передвинуть.

– Что ты творишь? – возмутилась я.

– Пользуюсь ситуацией, – проурчал дракон. – Раз уж даме, оказавшейся в моей постели, я не могу преподнести букет цветов, то… памятуя о том, что дети – это тоже цветы, цветы жизни, я решил подарить тебе семена…

– Руки убрал, агроном, а то сейчас я наплюю на твое и так побитое состояние и ты вовсе без сеялки останешься.

Гард заворчал, но лапы отцепил. Зато закинул на меня ногу.

– Как это понимать?

– Просто полежи со мной рядом, раз уж жизненной силой через слияние тел делиться не хочешь, – нехотя признался этот несносный крылатый.

– В смысле слияние тел? – угрожающе вопросила я.

Дракон закинул на меня свою руку для верности, словно чуя, что я приготовилась дать деру.

– Ви, ты как маленькая, разве не знаешь, что драконы, в отличие от людей, быстрее всего восстанавливают свои силы двумя способами: лежа на своих сокровищах или занимаясь любовью. Кстати, именно по этой причине в стародавние времена те из наших собратьев, кто не имел приличной пещеры с сокровищами, требовали себе дев, да побольше.

– Невинных?

– Можно и виноватых, даже преступниц. Для процесса восстановления жизненных сил дракону без разницы, что у девы было в прошлом.

– Откуда мне все это знать, там, откуда я родом, силы принято восстанавливать по-другому.

– И как же? – заинтересовался он.

Черная ведьма… и чтобы согласилась изображать лекарку для побитого ящера? Как истинная дочь тьмы Вивьен Блеквуд должна была бы засветить в эту наглую морду чем-нибудь. Я же, удивляясь сама себе, лежала рядом и ощущала, как наши с Гардом ауры соприкасаются, выравнивая магический потенциал.

Чувство было странное, будто мне на плечи опускается усталость, медленно, не давя непомерным грузом, но даря желание уснуть.

– Чернокнижники часто пополняют свою силу за счет эмоций: гнева, злости, испуга, отчаяния. Они пьют их, как вино, лишь схватив тебя за руку.

– Поэтому в Темных землях никогда не протягивают открытую ладонь при встрече? – вопросил сонным голосом дракон и зевнул.

– Откуда знаешь?

– Оттуда. – Палец ткнул в сторону, указывая на тумбу, что стояла рядом с изголовьем.

На ней лежал здоровенный том. «Темные маги. Обычаи, традиции, верования, уклад жизни». Книжища, казалось, была ровесницей самого пришествия драконов. После ухода темных сей фолиант назывался бы «Темные. Способы распознавания и уничтожения».

Гард, не подозревая о моих мыслях, пояснил:

– Надо же мне было знать, с кем я связался.

Лазурный, вновь ожив (а ведь как быстро превратился в рисунок, стоило Гарду на меня покуситься) и словно подтверждая мои мысли, что-то застрекотал. Выполз на мой манжет, потом с него – на одеяло и, семеня короткими лапками, двинулся по краю кровати: дескать, я приличный дракончик, в ваших сонных постельных оргиях не участвую.

Тоже мне моралист. Интересно, когда Гард на этой постели с другими развлекался, лазурный так же с хозяина уползал? Не поверю…

От последней мысли почему-то стало неприятно, как от камешка, попавшего в башмак. Зато сонливость слетела мигом.

Я повернула голову к дракону, сухо сообщив:

– Сеанс лечения закончен.

Ответом стал полный скорби и немого смирения взгляд. Если бы не знала, что передо мной светлый маг, непременно решила бы, что Гард – уроженец Темных земель. Столь талантливо он давил на жалость. Может, с какой-нибудь сердобольной подавальщицей это и сработало бы, но я, к несчастью для дракона, была ведьмой. Потому ответила ему тем же. Натянула на лицо маску невинной девы, которую преследует стая оборотней. Ужас, трепет, ожидание неминуемой кончины.

Взгляд дракона стал еще более скорбным. Он словно кричал без слов: останься.

Мой перешел в категорию «невинная жертва вот-вот умрет, если проторчит тут еще хоть миг».

Гард посмотрел на меня. Я на него. Он на меня. Я на него. Почувствовала, что еще немного – и моя актерская игра даст свои плоды, а конкретнее – нимб святости над головой.

– Ви, ну нельзя же так! – Гард все-таки сдался первым. – Тывыглядишь такой обездоленной и непорочной, что мне рядом с тобой даже жить как-то неудобно становится.

Я хмыкнула:

– Дракону не стоит тягаться с ведьмой в умении выглядеть благочестиво.

Но, кажется, Гарда это ничуть не расстроило. Он откинулся на подушки, уставился в потолок и с деланым сожалением протянул:

– Ну, если восстановиться, как дракон, не получается, буду как человеческие маги.

Была бы простым человеком, наверняка уточнила бы: «Через артефакты?» Но я являлась магом, хоть и темным, потому понимала, что зарядные амулеты лишь наполняют энергией, но не латают прорех в ауре. И даже если напитаться под завязку, вся сила спустя пару ударов колокола вытечет из мага через прорехи в ауре, как из худого ведра.

Когда ауры магов взаимодействуют, то здоровая способна затягивать прорехи у поврежденной. В ином случае восстанавливалась эфирная оболочка так же, как и тело, получившее рану: сама, медленно, постепенно, стягивая «раны», рубцуясь.

– Приготовь мне поесть, – между тем распоряжался Гард. – И выпить.

Я фыркнула, но пошла на кухню: меня и саму одолевал голод. Лазурный, что до этого совершил демарш, полетел за мной, сел на плечо и что-то заклекотал на своем драконьем.

Управляясь со сковородкой и чайником, быстро приготовила омлет с беконом. Пока руки оказались заняты, появилось время осмыслить случившееся. А подумать было над чем.

Когда я принесла Гарду еду и «выпить», то услышала сварливое:

– У меня же был коньяк. Он на верхней полке стоял.

– Слушай, ты не рябина, чтобы настаивать на коньяке. Пей вино и не выеживайся.

Дракон фыркнул и махом ополовинил стакан. А потом взглянул на меня серьезными, совершенно трезвыми глазами.

– Ви, спасибо тебе большое. Но прими дружеский совет: никогда не подходи к дракону после сражения. Это чудо, что я вовремя остановился. В нас, сынах неба, если мы сильно ранены, говорят инстинкты и древняя кровь. Когда подмял тебя под себя, мне было совершенно… – Он оборвал себя на полуслове, но, сглотнув, словно делая усилие, продолжил: – Безразлично, согласна ты или нет. В висках стучало единственное желание: поскорее восстановиться, напитаться силой. А когда я понял, что это ты… Знаешь, меня, конечно, считают тем еще гадом, и не без оснований, но я не насильник.

– Зачем же ты лапал меня после, когда понял, что я это я?

– Ну, я решил, что раз уж ты рядом, то вдруг согласишься помочь умирающему, если я буду достаточно внимателен и чуток?

Нет, этот дракон непотопляем.

– Кто тебя так? – не выдержала я. Этот вопрос вертелся у меня на языке с того момента, как увидела Гарда лежащим в постели.

К слову, рана на плече у него уже радовала мир розовым свежим шрамом, а тело больше не напоминало один сплошной синяк.

Гард задумчиво посмотрел на стакан с вином.

– Знаешь, я тоже задаюсь этим вопросом.

Думаю, стук моей челюсти был слышен соседям снизу. Вот это заявочка. Сразу видно, что светлый. Если бы темного так отделали, он бы сдох, но запомнил того, кому надо отомстить. Темный умертвием пришел бы к врагу на порог… А этот. Тьфу, одним словом. Выжил – и счастлив так, что последние мозги потерял. А ведь они, мозги, в мужчине самое главное. Не харизма, не харя смазливая, не сила, с которой без ума только портить все, а именно то, что в голове.

– Бедненький, это как же тебя отколошматили. – Я столь сладко посочувствовала, что Гард предостерегающе зарычал.

– Издеваешься?

– Что ты! – возмутилась я. – Издевки – удел светлых. Как истинная темная я откровенно глумлюсь.

– Ах ты…

Гард не договорил, я его перебила:

– Неподражаемая, очаровательная и бесподобная.

– Зараза, – закончил за меня дракон, вновь пробудив во мне надежду, что все же ничто темное ему не чуждо.

– Вот видишь, умеешь же говорить комплименты, когда хочешь обругать.

– У меня просто отличный учитель, – фыркнул Гард.

– И все же, как ты оказался таким красивым?

– Не отстанешь?

– Чтобы черная ведьма и отступилась? – изумилась я.

– И правда, чего это я, наивный дракон…

По-моему, наивного дракона в жизни встретить тяжелее, чем черную ведьму, которая читала бы псалмы в храме светлых богов.

– Ладно, твоя взяла. У нас есть еще время до прихода сестры, расскажу, но только ей ни слова. По рукам? – И он вроде бесхитростно протянул ладонь.

Вот только на одном из пальцев красовалось кольцо, невзрачненькое такое, серебристое, с серым камушком, вплавленным в металл. «Печать правды» – так величали его светлые. Клеймо клятвы, от которого плевались темные. Оно скрепляло обычную сделку магически. И даже если я захочу нарушить свое слово – не смогу. Клеймо не позволит.

Оно будет жечь изнутри руку, которая станет выводить руны, пытаясь рассказать о том, что я должна хранить в тайне. Или же не позволит повернуться языку, опалив его огнем, реши я поведать тайну Гарда миру.

Хитер, жук! Но у кольца есть и обратная сторона: клятва, как обоюдоострый меч, способна ранить обе стороны, что участвуют в уговоре.

– Идет, но ты рассказываешь мне все от и до, отвечаешь на все мои вопросы. – С этими словами я ударила по руке и почувствовала, как кольнуло ладонь.

Похоже, только тут дракон познал весь глубинный смысл поговорки: «Храмовнику врать грешно, а ведьму обманывать невыгодно».

Не уточнив временные рамки честного ответа, я заполучила абсолютно правдивого Гарда на неопределенный срок, пока сама же не освобожу его от ярма сделки. Не зря же ходит молва, что светлые способны лишь использовать выгодные обстоятельства, а мы, темные, еще и умеем создавать их.

– Это ты нарочно? – не разжимая пальцев, уточнил Гард.

Моя ладонь осталась в крепко стиснутой его руке.

– Случайно, – сглотнула я. – Импровизация…

– Импровизация… – протянул дракон и выдохнул, словно усмиряя гнев. Показалось, из его ноздрей даже дым пошел. Горячий. Наконец Гард полностью совладал с собой и прошипел: – Ладно уж… импровизаторша, смывай с себя лицедейскую личину, а я пока оденусь. А потом все расскажу.

– И чем тебе моя внешность не нравится? – возмутилась я.

– Аппетит портит, – тут же нашелся крылатый прохвост.

Я пожала плечами и ушла в умывальню. За моей спиной зашуршали. Судя по звукам, Гард выполнял свою часть договора и одевался.

Вернулась, с наслаждением смыв с лица не только эликсир, но и пот с пылью. Дракон щеголял в одних портах, видимо решив, что красивого мужчину излишки ткани только портят.

– Кожа зудит, когда быстро заживает, – пояснил он в ответ на мой скептический взгляд.

– У тебя вообще много чего зудит… – обронила я как бы между прочим.

– Ви! – с укоризной покачал головой дракон. – Я вот поражаюсь, как ты с твоим острым языком и невыносимым характером дожила до своих лет.

– Нормально дожила. – Я пожала плечами и предпочла сменить тему, кивнув на поднос: – Давай ешь уже омлет!

– А из чего ты его приготовила? – подозрительно уточнил Гард.

Не выдержала:

– Из последних моих сил!

Гард оценил и проникся. Потому осторожно пояснил:

– Ви, понимаешь, маленький нюанс: у меня в доме не было яиц. Вообще не одного.

– А я нашла, – возразила, уперев руки в бока.

– А где?

– В холодильном ларе…

– На второй полке? – уточнил дракон.

– Ну да.

– Это был мой зачет! – простонал дракон. – Толстостенная икра реликтовой каменной шоготты. Они там дозревали.

– Ну вот и дозрели до омлета. – Я философски развела руки в стороны. Все равно не изменить уже ничего. И в скорлупу желтки обратно не засунешь. Так зачем переживать?

Гард на миг застыл, а вот драконыш, все это время сидевший на плече и бдительно следивший за процессом готовки, наоборот, оживился, заверещал, отлип от кожи и, расправив крылья, полетел атаковать омлет.

Мне показалось, что я даже расслышала в этом победном писке слово «еда!». Но, увы, лазурному не суждено было первым продегустировать эксклюзивный омлет. Гард цапнул мелкого за кончик хвоста, чем вызвал целую бурю гневных воплей.

– Э нет. Зачет был моим. Значит, и омлет тоже мой. В конце концов, когда я еще попробую икру каменной шоготты…

Все это было сказано отстраненно холодным тоном, словно Гард подумывал не о дегустации деликатеса, а о том, придушить ли повара или пусть пока живет.

Спустя некоторое время мы все дружно жевали зачетный омлет, а дракон рассказывал о том, кто его так уделал. По ходу рассказа Гард то и дело шипел: это давала о себе знать «Печать правды», жаля, когда он пытался солгать.

Как оказалось, род Бьернов, к которому принадлежал Гард, имел специфические традиции воспитания, в том числе и способы воздействия на своих наследников. Например, моего пепельного собеседника отец лишил не только средств к существованию, но и выгнал из дома, когда сын не захотел подчиниться.

Я выразительно огляделась. Квартира, которую снимал дракон, не тянула на скромную… Даже весьма богатый горожанин вряд ли мог себе такую позволить. Один вид на набережную Йонля чего только стоил. Панораму можно было рассматривать долго и с наслаждением через окно, что начиналось от самого пола и упиралось стрельчатой аркой в потолок. Оно, стыдливо зашторенное плотной парчовой тканью, напоминало мне скорее дверь в небо.

Напротив постели имелся даже небольшой камин, в котором до наступления холодов нежилась в летней спячке огненная саламандра.

Шелк простыней, мореный дуб паркета – все это могло бы сейчас тянуть на музейную экспозицию «классическая спальня аристократа», если бы находилось в прибранном и чистом состоянии. Но смятая постель с пятнами крови, не самый чистый пол и носки, которые словно метили территорию, валяясь по углам, явно свидетельствовали, что в этом урочище обитает зверь ценной породы: холостякус богатус. На таких открыта всесезонная охота для свах.

Между тем Гард поведал, как без гроша в кармане смог позволить себе такие апартаменты.

– Ви, ты слышала когда-нибудь о подпольных боях магов?

– Это там, где закидывают друг друга пульсарами до потери пульса? – невинно уточнила я и удостоилась укоризненного взгляда. – Но если этот мордобой подпольный… Он вне закона?

– Ви, откуда ты такая догадливая и умная? – сыронизировал Гард.

– Оттуда, куда вы, светлые, обычно друг друга посылаете за сакральными знаниями.

Гард хмыкнул, но углубляться не стал, иначе с меня бы сталось вспомнить драконью анатомию. А у нас все же были не занятия в стенах академии, а серьезный разговор о боях без правил.

Со слов дракона выходило, что под столицей есть целая сеть катакомб и пещер, где раньше добывали гарлий – минерал, что способен блокировать магию. Под старой частью города этот ценный камушек выбрали подчистую, потому как там проходила богатая жила. А вот прииски на окраинах оказались не столь богаты.

Может, их бы и разработали со временем, но тут Йонль стал шириться: в третий по величине город империи переехала тогдашняя императорская чета.

Аврингрос Первый опасался, что к старой столице слишком уж близко подступают Темные земли. Сразу же после переезда величайшим указом разработку гарлия запретили.

В итоге почти на окраине города, под землей, имелось несколько пещер, обладавших специфическими свойствами: они ослабляли любое магическое заклинание, гасили фон и словно бы запирали силу мага.

Вот там-то и собирались зрители, желающие пощекотать себе нервы, спустить (хотя верили, что заработать) деньги. А еще на ринг мог выйти любой маг. А вот уйти – не всегда. Чаще смельчаков выносили ногами вперед.

Гард, когда остался без гроша, пришел именно туда. За обучение надо было платить, ибо как истинный аристократ он в свое время не поступил на бесплатное отделение, дабы не быть обязанным короне. И вот теперь взнос в пять сотен золотых оказался для дракона неподъемным.

За участие в боях самое малое для адепта – вылет из академии, а для практикующего мага – отзыв лицензии чародея. Ибо дуэли между магами были запрещены ровно сто лет назад величайшим указом одного из императоров.

Нет, росчерк пера не смог прекратить многовековых традиций, но сейчас тот, кто решил бросить вызов, и тот, кто его принял, хоть и оставались верны своей чести, по факту оба были преступниками.

Поединок магов, мечущих друг в друга огонь и лед, молнии и пульсары, всегда завораживал, а потому и притягивал к себе зрителей. Своды пещеры поглощали львиную долю чар, позволяя болельщикам наблюдать за бойней в относительной безопасности. Потому-то организаторы боев, вцепившись в сие уникальное место, и предпочитали отдавать сумеречным стражам, что закрывали глаза на подпольные бои, едва ли не половину выручки. Чтобы взяточники-законники не мешали им и дальше проводить поединки именно в этих пещерах, где маги не могут разойтись, разгуляться как следует, ведь чем больше силы вложишь в плетение чар, тем сильнее и быстрее друзы гарлия высосут из тебя весь резерв.

Чародеев такое сражение выматывало и опустошало вплоть до выгорания. Чтобы не превратиться в пустышку, некоторые бойцы шли на хитрость: после того как противника не удавалось одолеть заклинаниями, старались подобраться как можно ближе, чтобы поприветствовать соперника хуком. Лично. Прочувствованно. От души.

Гард тоже дрался. Выйдя на ринг в первый раз, чуть не лишился дара, но все же выиграл. Пепельный сумел заплатить взнос за полгода. Но упрямому дракону надо было где-то и на что-то жить. И он пришел драться вновь. И вновь.

– Это оттуда за тобой потянулось прозвище Волнолом?

– Да. Я как-то уделал матерого мага по прозвищу Штормовой Вал. Вот ко мне и прицепилось. И не отстанет уже. – На последних словах он поморщился.

– Хорошо, что ты тогда положил Штормового, а не какого-нибудь Томара Пуговку. А то был бы сейчас Портняжкой, – изрекла я, доедая последние кусочки, честно отвоеванные у лазурного.

Мелкий протестующе верещал, но в мою вилку огнем не плевался, лишь недовольно фыркал.

– Спасибо, утешила, – не проникся Гард.

– А вчера кто-то уделал тебя?

– Не совсем… – Дракон задумчиво покрутил вилку, уперев ее зубцы в пустую тарелку. – За все то время, что я дрался, ни разу не проиграл. А вчера меня словно повело. Никогда такого не было. Сначала услышал то ли зов, то ли манок. В голове резко стало пусто. Я умудрился пропустить несколько ударов. А потом понял, что не могу призвать силу. Светлой было слишком мало, а…

– А темный источник, который есть у моего плюща, очнулся и взбесился, – закончила я за Гарда.

– Откуда знаешь?

– Оттуда, что это был зов моего палача. Похоже, что он настроил его на мою мету. Так сила призыва получилась максимальной, но неточной. Если бы ориентировался на ауру, то зов вышел бы не столь сильным, но рассеянным. – Я со вздохом пожала плечами.

Тут же удостоилась гневного:

– Ви?! Какой палач? Не хочешь мне ничего рассказать?

– Обыкновенный темный палач, что убивает согласно штатному расписанию во славу мрака. – Больше я ничего не хотела рассказывать.

Но это «ничего» было ровно до того момента, когда один наглый и уже вполне здоровый дракон не навис надо мной с явными намерениями кое-кого расчленить.

– Я. Хочу. Знать. Причину. По которой. Вчера. Впервые. Пришлось. Проиграть, – чеканя каждое слово, с плохо сдерживаемой яростью произнес Гард.

И тут лазурный, безнадежно пытавшийся что-то найти в моей пустой тарелке, заверещал. Воинственно, на одной ноте. А потом сдесантировал мне на макушку и грозно зашипел, расправив крылья.

– Даже так? – изумился Гард, не веря, что его мета встала на сторону противника.

Я, признаться, тоже слегка опешила. Но, видимо, лазурный рассудил, что возврат к истинному хозяину еще в будущем, а в настоящем ему грозит труп временного владельца и, следовательно, основательный перерыв в питании. Последнее оказалось для мелкого страшнее, чем разгневанный Гард.

По вытянувшемуся змеиному зрачку пепельного и проступившим на его скулах чешуям я поняла, что если науськанного на него палача отпрыск славного рода Бьернов еще мог стерпеть, то вероломное предательство лазурного…

– Тьма и Мрак Бездны, прокляните и примите к себе дочь свою… – запричитала я.

– Чего? – Гард так изумился, что даже лицо его вновь стало полностью человеческим.

– Того, не мешай мне молиться, я, может, душу хочу оскверни… очистить молитвой перед смертью.

– Тьфу ты, ведьма, – в сердцах плюнул пепельный.

– Кто бы говорил, темный, – не удержалась я, но потом во мне каким-то чудом проснулся инстинкт самосохранения, и я быстро поменяла тему: – Знаешь, судя по тому, как ты описал зов, мой убийца был где-то совсем рядом с тобой. Я удивляюсь, как ты сумел не поддаться. Хотя… Ты говорил, что та пещера поглощает магию?

Зато теперь нашлось объяснение, почему я смогла пройти мимо палача, когда встретила его на улице. Но то, что зов сумел достичь Гарда под землей, говорило только об одном: за Вивьен Блеквуд послали самого Верховного.

Пепельный выразительно молчал. Я сглотнула и, машинально погладив все еще возмущенного лазурного, произнесла:

– Знаешь, Гард, кажется, у меня для тебя две новости. Хорошая и плохая.

– Какая же хорошая? – Дракон, все еще нависавший надо мной, проявил умеренное любопытство.

– Ты переезжаешь в общежитие академии.

– Если эта, по-твоему, хорошая, мне интересно, какая тогда плохая? – усмехнулся пепельный.

– Нас пытается убить Верховный палач мрака, – произнесла я невесело. – Вчера он выложился на зов и теперь около суток будет восстанавливаться с учетом всех амулетов-накопителей. Так что советую поторопиться.

А про себя подумала: интересно, как Верховного не засекли столичные светлые маги? Дар пожирателя душ не прикроешь никаким амулетом…

– Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? – до жути спокойно вопросил Гард.

– Свернуть мне шею? – подсказала я.

Дракон лишь красноречиво кивнул, подтверждая мою догадку.

– Нельзя, я еще гонорар не отработала, – напомнила я. – К тому же я ценный работник редкой квалификации!

И тут скрипнула дверь, и женский голос с ленцой произнес:

– Гард, не припомню, чтобы раньше твои пассии-однодневки так беззастенчиво нахваливали качество своих сомнительных постельных услуг.

У меня дернулся глаз.

(обратно)

Глава 7

Кто бы эта пришлая ни была, она однозначно пожалеет о сказанном. Я медленно развернулась к потенциальному трупу. Перспективная покойница была весьма недурна собой: невысокая блондинка с мраморной кожей, голубыми глазами и тонкими, аристократическими чертами лица. Она стояла, морща свой изящный носик и демонстративно отставив руку в лайковой перчатке.

Для полноты образа избалованной и пресыщенной жизнью лэриссы ей не хватало курительной трубки, которая, судя по магографиям в новостных листках, была сейчас на пике моды у этих аристократи́чек. Да-да, про себя я называла дам, подобных нынешней гостье, именно так: смесь перманентной истерики и высокого штиля.

Блондинка смерила меня презрительным взглядом и недовольно фыркнула. Я ответила тем же, а потом добавила:

– Милочка, мы с моим любовником еще не закончили. Подождите за дверью. И да, лезть без очереди тоже не рекомендую. Лучше займите, как все. Вы будете сорок первой после рыженькой Сесилии.

Дамочка подавилась вздохом, а Гард, отпрянув от меня, разулыбался так, словно я только что произнесла изысканный комплимент, причем ему.

– Бригит, сестренка, признайся, тебя еще ни разу так не отшивали, – ухмыльнулся дракон и, ловко сцапав рубашку с кровати, тут же поспешил нырнуть в нее.

Ясненько. Гард не хочет, чтобы дорогая сестренка видела его новую мету… Как говорится, в благородном семействе родственникам хоть и доверяют, но разумно опасаются рассказывать им правду.

– Если ты пригласил меня к себе только за тем, чтобы похвастать очередной подружкой, то ты… – Она на миг замолчала, подыскивая слово, подходящее для благородной лэриссы, ибо по ее виду было понятно, что на языке у нее вертелась плебейская и не совсем цензурная характеристика братца.

– …первосортный кобель, хоть с виду и дракон, – радостно подсказала я.

– Ви! – подал голос слегка опешивший Гард.

– Знаю-знаю, – я невозмутимо откинулась на спинку стула, – умница, красавица и редкий талант.

– Такой талант, который не грех и в землю зарыть, перед этим упокоив и осиновый кол в грудь вогнав, – в сердцах бросил дракон.

– Зачем? Я же не вампир, – возмутилась я такой расовой непросвещенностью Гарда.

– Ты хуже вампира! Клыкастые хотя бы только кровь сосут, а ты еще и нервы мне портишь.

– Зато я делаю это качественно и со знанием дела. Профессионально. Не то что какие-нибудь истерички-дилетантки.

Тут уже вспыхнула гостья, посчитав сказанное шпилькой в свой адрес:

– Ах ты, ведьмино отродье!

– С чего бы?

– Как догадалась?

Наши с драконом вопросы прозвучали практически синхронно.

Блондинка ахнула и, прижав затянутую в лайкру ладонь к непроизвольно открывшемуся рту, побледнела. Ее высокомерие и заносчивость как ветром сдуло. Сейчас это была просто растерянная девушка, пусть и в дорогом наряде, с уложенной волосок к волоску прической.

– Гард, она что… – Бригит сглотнула, словно слова давались ей с трудом. – …Действительно темная?

Дракон, поняв, что проговорился, поспешил возразить:

– Отчего ты так решила?

– Она ведет себя вызывающе и дерзит, как темная. Она выглядит так же распутно, как темная, и она ничего не отрицает! – Бригит произнесла это слегка истеричным голосом, как прописную истину.

– Однако же критерий… Если честно высказываешь то, что думаешь, значит, ты темный и тебя на костер? – Я легко передернула фразу блондинки.

Все же смывать эликсир было плохой идеей. Вон уже и в распутном виде обвинили. Смуглая кожа, темные волосы и дар маменьки – красивое лицо порою некоторыми суеверными и невежественными имперцами воспринимались как признаки распутной ведьмы.

Гард, уже познавший истину, что нет такой проблемы, которую черная ведьма не смогла бы создать, поспешил нейтрализовать меня, пока я его сестричку планомерно не довела до нервного срыва.

– Бригит, знакомься, это Вивьен. Она действительно весьма ценный специалист по темным ритуалам. Обещала помочь мне в поисках того, кто украл тогда твою мету.

Я дружески оскалилась, продемонстрировав ровный ряд белых зубов, и приветственно поиграла пальцами руки.

– Гард, ты сошел с ума и притащил сюда темную? Или она тебя приворожила? – не унималась Бригит.

– Ага, – весело подтвердила я вместо дракона. – Он еще и расплатиться успел.

Я так выразительно посмотрела на кровать, что не выдержал уже пепельный:

– Ви!

– А что сразу Ви? Я вообще ни при чем! Просто не надо меня доводить. Я всегда за конструктивный диалог. Между прочим, даже сейчас к нему готова. Так готова, что меня даже отсутствие собеседника не остановит!

В этот момент подал голос лазурный.

Бьерны, и брат и сестра, тут же уставились на мое плечо. Именно туда, под покров распущенных волос, и улизнул лазурный, едва на пороге появилась гостья. Теперь, видимо, мелкий решил явить себя миру.

– Гард, твоя мета… – Блондинка окончательно растерялась.

М-да. Как, оказывается, мало надо, чтобы сбить с некоторых уверенность и спесь.

Зато я, как черная ведьма, возликовала: клиент готов! Теперь Бригит, находясь в прострации, не будет мешать мне колдовать.

Я встала, не говоря ни слова, осмотрелась, деловито прошлась по спальне, считая шаги. Для пентаграммы должно хватить. Потом все так же молча ссадила мелкого на стол и, подняв с пола свою сумку, начала в ней копаться.

Бригит все еще таращилась на меня своими голубыми глазищами, Гард с каждым мигом становился все мрачнее.

– Ви, ничего не хочешь объяснить?

– Закатай штаны, намочишь, – буркнула я, не отвлекаясь от раскопок в собственной торбе.

Гард ничего не ответил. Гордо промолчал, сверля мои лопатки взглядом, который я чувствовала через плотную ткань платья.

Наконец нашла мел и принялась за дело. Чертеж чернокнижных пентаграмм – дело ответственное, требующее сосредоточенности и твердой руки.

Пятиконечная звезда Армира, меж лучами которой красовались руны поиска, привязки дара крови, вины и исхода времени мне удавались через раз. Сегодня Гарду повезло: вышло хорошо и ровно.

Зато демону шестого уровня бездны повезло не очень.

Я специально не стала замахиваться на уровень поболее, чтобы возмущение фона было минимальным. Хотя мне по силам было заявиться и к уроженцу первородного мрака уровня пятидесятого… Но зачем забивать гвозди телескопом? Шестиуровневый вполне справится с задачей.

Вот только, как выяснилось чуть позже, если Гард был морально готов к встрече с выходцем из Тьмы, то его сестричка оказалась не совсем готова. Вернее, совсем не готова.

Но самое интересное началось еще до вызова демона. Я, начертив пентаграмму и распрямив затекшую поясницу, широким жестом указала на свое напольное творение и предложила Гарду:

– Я все, теперь ты пользуйся! Вызывай!

Дракон, вместо того чтобы начать призыв, банально взвыл. Точнее, взревел:

– Ви!

Ошалевшая Бригит захлопала ресницами.

Я пояснила непонятливому ящеру:

– Ну кто из нас двоих нынче темный? У кого плющ? Не у меня же. – Я пожала плечами, дескать, что ты, чернокнижник недоделанный, ко мне привязался?

Со стула, на котором сестрица дракона изображала бледную немочь, донеслось потрясенное:

– Гард, как это понимать?

– Да просто: твой брат с недавних пор чернокнижник, – любезно ответила я.

– Что-о-о? – скандально завопила блондинка и обратилась за опровержением к братцу: – Скажи, что она врет!

– Она врет, – послушно повторил дракон и добавил: – Я не чернокнижник, у меня просто темный источник открылся.

Бригит все же грохнулась в обморок. Со стула. Ее голова глухо, с каким-то плебейским, совсем неаристократическим, звуком ударилась об пол.

– Заметь, это не я довела ее до потери чувств, а ты своим заявлением об источнике… – произнесла я тоном святой невинности.

– Ви, я тебя придушу! Видят Пресветлые боги, однажды не сдержусь. – Дракон поднял тело сестрички и уложил его на кровать.

– Не сегодня. – Я сделала паузу. – Иначе имени не узнаешь.

– Сама же только что заявила, что темный тут я, а ты светлая… Как будешь отрабатывать гонорар?

– Вызывать будешь ты, – начала я и, опережая возражения дракона, в предупреждающем жесте подняла ладонь. Гард, уже набравший в грудь воздуха, чтобы высказать все, что думает о наглых ведьмах, смолчал, и я продолжила: – Я буду тебя направлять. Надеюсь, с проводниками работал?

Гард презрительно фыркнул. Еще бы! Боевой маг должен уметь работать в команде, а проводники – первая ступень этой самой работы. Вторая – щит атакующий. Третья – слияние сознаний.

– Тогда неси таз с водой. И желательно побольше, чтобы мы с тобой вдвоем в нем поместились.

Вообще-то при вызове можно было использовать и песок и металл, но и о тот и о другой проводник в мир бездны я обжигала ноги. Поэтому давно и прочно остановилась именно на воде.

Гард заскрипел зубами, но подчинился.

Вернулся он почти сразу же, с огромным медным тазом. В нем я могла бы уместиться вся целиком, если бы села на дно, согнув ноги в коленях.

– Надеюсь, после вызова с ним ничего не случится? – сварливым тоном осведомился Гард.

– Эта посудина тебе так дорога?

– Мне – нет. Но квартирная хозяйка отчего-то прикипела к нему всей душой. Подозреваю, что она может даже снесенные стены мне простить, но не порчу этого стирального раритета.

Теперь понятно, отчего таз такой здоровый. Он просто рассчитан на заклинание стирки, когда всю грязную одежду скидываешь в него, заливаешь водой и кладешь туда амулет, что за какой-то удар колокола удаляет с ткани всю грязь и пятна.

– Ставь в центр пентаграммы, – меж тем скомандовала я.

– Демон будет плавать в воде? – изумился дракон.

– Нет, это мы будем там, как ты выразился, «плавать».

Гард так и замер с тазом, не дотащив его всего пару ладоней до очерченного в центре звезды круга.

– В смысле «мы»?

Я тяжело вздохнула и пояснила:

– Это у вас, светлых, гостей за шкирку принято в дом тащить. А мы, темные, люди и нелюди приличные: сами ступаем на порог и уже оттуда зовем того, кто нам нужен.

Таз дракон все же поставил. И только после этого удосужился внять моему совету и засучить штаны. По колено.

Я тоже сняла ботинки, чулки и подоткнула за пояс подол юбки с боков. За последними манипуляциями дракон отчего-то следил весьма пристально.

– Ну что, готов стать не только обладателем темного источника, но и чернокнижником? – шутливо спросила я.

Лично я не боялась. Ну разве что чуть-чуть. Самую малость. Ведь до этого всегда погружалась в бездну одна. Лишь первый раз был исключением. Тогда моим проводником стала бабушка.

Я засучила еще и рукава, чтобы голая кожа легко коснулась голой кожи.

– Ви, я уже трижды проклял тот день, когда столкнулся с тобой.

– Прошлое проклинать – только зря время и силы терять. Эффект-то нулевой. Нужно желать зла на перспективу, глядя в темное будущее… – нравоучительно начала я и споткнулась о взгляд Гарда. Дракон был готов метать молнии, но пока делал это мысленно. Зато исключительно, как подозреваю, в мою персону. Потому поспешила перевести тему разговора в сугубо техническое русло: – Встань ногами в воду и возьми меня за предплечья, ближе к кисти. И вливай темную силу. Только темную. У тебя, как и у меня, сейчас два источника: родной и тот, что идет от меты.

Сама подала пример. Воды в тазу оказалось до середины икры. Холодная, она покалывала кожу, заставляя ежиться.

Гард встал позади, прижался близко. Так близко, что я спиной чувствовала размеренные удары его сердца. Макушкой ощущала его дыхание. И по телу бежали мурашки.

Исключительно от холода!

Сильные руки чуть сжали мои запястья. Я закрыла глаза. Сейчас зрение могло только помешать. Начала речитативом, без вдохов и выдохов, читать заклинание, все убыстряясь. А потом мы провалились в бездну. Вода в тазу вмиг из ледяной стала обжигающе горячей.

Медленно открыла глаза. Языки черного пламени были повсюду. Они то ластились кошкой, то скалились голодной гиеной, но так и не смели пересечь линий пентаграммы.

– А я думал, что первородный мрак – это холод и тьма… – До слуха донесся чуть слышный голос Гарда.

– Увы, жизнь полна разочарований. А смерть – и подавно. Ибо большинство людей отчего-то наивно верят, что будут жить вечно. А когда убеждаются, что это не так, вдруг сильно печалятся, – не смогла удержаться я.

Тут из тьмы громыхнуло.

– Узнаю голос малышки Ви. – У одного из лучей появилась морда демона. – Привет, мелкая, давно ты тут не появлялась…

– И тебе проклятий позабористей, Данириссий. – Я усмехнулась рогатому, давнему моему приятелю.

Демон был шикарен: здоровенная лобастая голова с витыми рогами, клыки, торчащие над нижней губой, три сотни шрамов, расписавших толстую серую шкуру, которую не пробьет и внушительный пульсар. Сын Мрака стоял у одного из лучей пентаграммы, скрестив на груди руки, увенчанные гигантскими орлиными когтями, и приветственно скалился мне.

– Да я жить сильно хотела. А после того как прошла жатва и выпало мое имя…

– Знаю-знаю… Сам Верховный соизволил на девяносто второй уровень к нам провалиться, чтобы лично уверить мое начальство, что ты не дотянешь до следующей кровавой луны.

– И как? – Мне стало любопытно.

– Что – как? – вскинул косматую бровь Данириссий. – Ставки делаем. На тебя и на Верховного. Пока шесть к одному, что он все же отсечет тебе голову и выпьет кровь. Кстати, я поставил три души из моих накоплений, что ты умрешь, – радостно сообщил демон.

Я столь же радостно показала ему жест из одного пальца.

Демон задумчиво разомкнул руки и, почесав макушку, изрек:

– Что за хмырь за твоей спиной? Неужто покровителя нашла?

Гард, чьего лица я не видела, выразительно кашлянул.

– Не просто покровитель. Я, можно сказать, ее вторая половина. Причем лучшая половина.

– Уф… – облегченно выдохнул Данириссий. – А я-то было подумал, что светлый. Зыркает так, словно первый раз во мраке.

– Он просто так высоко ни разу не бывал. В первое же свое погружение ухнул сразу на двадцатый уровень Тьмы. Так что тут, на шестом, мой… – Тут я замялась, решая, как обозвать дракона. «Друг», «коллега» и даже «любовник» – не пойдет. Демоны не поймут. Ибо с кем попало в связке в Тьму не погружаются. Ничтоже сумняшеся выдала версию Гарда: – Моя полови… скорее уж мои худшие три четверти тут да, впервые.

Запрокинув голову так, чтобы видеть лицо Гарда, вопрос уже адресовала ему:

– Правда ведь, будущая гантеля моей жизни?

– Конечно, моя прободная язвочка, – вторил мне дракон.

Тут послышался шмыгающий звук. Я повернула голову, перестав пытаться взглядом прибить Гарда, и узрела еще одного демона. Вернее, демонессу. Она стояла чуть поодаль и утирала слезы умиления.

– Данириссий, ты только посмотри на них, как воркуют, как воркуют. Сразу видно, молодожены…

Мы с Гардом синхронно вздрогнули.

Вокруг стали собираться и другие зрители. Демоны, дивы, темные джинны, банши, гаки. С хвостами, рогами, копытами, иглами, шипами – в общем, как и на всяком высоком уровне, толпа была разномастной. Это ближе к сотому уровню только высшие демоны обитают, а тут всех полно.

Данириссий, словно не замечая оживления вокруг, довольно хмыкнул.

– Да смотрю, Ви как примерная жена уже у мужа и в сердце и в печенках засела…

Дракон стоически молчал, я тоже не возражала, чтобы не спалиться. А Данириссий задумчиво почесал рог и пробубнил под нос:

– И чего так прытко замуж выскочила? Теперь новую непорочную ведьму попробуй отыщи. А кровь девственницы, да еще и темной… Эх, а я уже на десерт рассчитывал.

– Чего-чего? – Я приподняла бровь, сделав вид, что не расслышала гастрономических стенаний демонюки.

Данириссий кашлянул и исправился, громогласно заявив, что я теперь с покровителем, потому ему стоит поменять ставку на то, что Ви останется жива… Тем более пока один к шести.

– Надо брать, – убежденно заключил демон.

– Конечно, бери, – поддержала я.

Ведь когда вера в твой успех подкреплена сторонними финансовыми вложениями «болельщиков», это заставляет последних не мешать тебе. В моем случае – не мешать выживать, а даже всячески содействовать исключительно сложному процессу.

– Ви, так зачем к нам пожаловала? – наконец вопросил демон.

Признаться, этого вопроса я ждала, ибо первое правило темных: пока демон сам не заговорит о деле – не просить. Это светлые придумали, что если чернокнижник решается на ритуал, то, едва увидев демона, начинает требовать у него чего-то. Ну или кого-то. Целого. Или по частям. Это уж по обстоятельствам и в меру фантазии светлых. А взамен маг тут же предлагает свою душу.

Ну-ну…

Рассудили бы эти светлые здраво: душа-то у чернокнижника одна, а темных желаний и запланированных злодеяний – множество. На каждое по душе не напасешься. А если не своя, то не набегаешься за жертвами. Последние-то тоже из темных и могут ответно попытаться упокоить собрата, который решил задарма приобрести лишнюю душонку для демона.

В общем, выходцы Мрака и рады бы разжиться лишней душой, но кто же из исконных темных ее предложит? Идиотов нет. Чаще такими глупостями страдают светлые, что сдуру решили обернуться к чернокнижию и тащат на жертвенный алтарь кого ни попадя: и людей, и эльфов, и дриад…

Потому-то души для демонов – товар редкий и ценный, поставляемый в основном из-за границы, в смысле от светлых, которые возомнили себя темными.

На самом деле переговоры с выходцами Мрака у ведьм сугубо деловые. По протоколу. Не о погоде-природе, конечно, но все как у солидных торговцев. Сначала о делах мелких, насущных, потом уже о финансах.

– Надо отследить одного шустрого. Мету увел.

– У кого? – прозорливо уточнил Данириссий.

– У светлой драконицы.

Демонюка выразительно присвистнул.

– Увел один из наших. Следовательно, сделал все чисто и, думается, брал под заказ.

– Отчего так решила? – склонив голову набок, точно овчарка, вопросил демон.

– Там шантаж был. Всего семейства. На внушительную сумму. Сам подумай, стал бы кто-то из наших метой шантажировать?

– Не стал бы, – поддержал меня Данириссий и выдал версию событий, что характерна для темных: – Проклял бы минимум на смерть. Потом под это дело стряс бы не половину, а все состояние до последней гнутой медьки.

Я почувствовала, как на предплечьях сжались руки Гарда. Он все так же ровно вливал в меня силу, но известие о том, что если бы темный работал по собственной инициативе, то его сестре грозила бы смерть, все же произвело на него впечатление.

– Вот и я так думаю. А раз заказали, то и след перекинули на заказчика. Я бы так и сделала, – призналась без утайки.

– Да любой нормальный темный так бы и сделал.

Гард за моей спиной не шевелился.

– Так возьмешься, Данириссий?

– А плата? – тут же оживился демон.

– Пять капель чистой силы, – предложила я стандартную цену и предупредила: – Только не с меня, а с моего… покровителя. – Последнее слово я сквозь зубы прошипела гадюкой.

– Даже так? – изумился демон.

– Угу, – мрачно заверила я.

– Интересно… – протянул Данириссий и предвкушающе потер ладони, отчего его когти аж чиркнули друг о друга, высекая искры. – Обокраденная рядом с тобой?

– Да, сейчас нить от нее к тебе совью.

Данириссий согласно кивнул. Я облегченно выдохнула. Этот демон был с норовом. По правде, место ему было никак не на шестом уровне, а много ниже, но отчего-то он любил, как сам выражался, «плескаться на мелководье», хотя по собственному определению был «рыбой из глубин».

Сейчас предстояло сделать привязку от тела Бригит к Данириссию. И уже по этой тонкой нити пойдет демон, заскользит не в реальном, а в сумеречном мире, по самой границе, к тому, кто так опрометчиво вступил в сделку с черным магом.

У нас, темных, есть правило: если мы беремся за заказ, то откат, или, как светлые храмовники любят говорить, «тяжесть греха», заказчик берет на себя.

Я плела, пропуская через себя силу Гарда, вела, прокладывая путь. Когда закончила, демон лишь хмыкнул. А потом, мотнув хвостом и получив нить, сказал:

– Скоро найду, готовься заплатить.

И исчез, растворившись во мраке. Я же поняла: нам тоже пора.

Закрыв глаза, начала читать заклинание. Вода забурлила, окатив нас против ожидаемого не до колен, а с головой. Благо в тазу ее было в избытке. В итоге вернулись мы в комнату мокрые до нитки и слегка дымящиеся от пара, потому что ткань нагрелась и спешила поделиться своим теплом с водой.

– Говоришь, надо было закатать штанины, чтобы не намочить? – вкрадчиво поинтересовался Гард, все еще не выпуская моих рук из своих.

А я как-то некстати подумала, что мое мокрое платье не из самой плотной ткани слишком уж явно очерчивает фигуру.

Шагнула из таза прямо на пентаграмму, спеша стереть основные линии босой ногой. А когда закончила и подняла взгляд на дракона, поняла: что уж там мое платье. Одежда, облепившая Гарда как вторая кожа, не оставляла и вовсе простора для воображения.

Вот только ни дракон, ни я не были натурами романтичными, а крылатый и вовсе оказался прагматиком до мозга костей, который плевать хотел на все, кроме ответа на вопрос, который его сейчас интересовал.

– Итак, Ви, что все это сейчас было? И почему расплачиваться каплями дара должен я?

Я устало вздохнула. Захотелось по примеру сестрички дракона грохнуться в обморок. Но ведь с этого садиста станется начать приводить меня в чувство. Причем сразу самыми изуверскими способами типа стакана холодной воды в лицо и заклинания мгновенного пробуждения.

– Не хочешь каплями, найди девственницу, – предложила я, зевая. – Желательно мага.

Гард зло вопросил:

– Для жертвы?

– Нет, для сцеживания. Взамен каплям силы. И то и другое Данириссий любит одинаково.

– А ты не могла дать ему свою кровь?

– А ничего, что для демона мы как бы женаты? Я ведь явилась во мрак с тобой. И ты подтвердил, что для меня даже больше, чем покровитель, то бишь любовник и опекун в одном лице. А выше покровителя только муж.

– И зачем только я с тобой связался? – выдохнул Гард.

– Чтобы узнать имя своего врага, – поделилась я простой истиной.

И тут сразу же произошли две вещи: очнулась Бригит и явился Данириссий, нашедший заказчика.

(обратно)

Глава 8

Ор получился слаженный, будто репетировали:

– Он!

– Она!

Но если Бригит взяла верхние ноты так, что, по ощущениям, задрожали стекла, то демон грянул своей луженой глоткой, обещая моим барабанным перепонкам смерть, а одной черной ведьме – контузию. Об экстренной потере сознания, к слову, я сама стала спешно мечтать, когда увидела, что Бригит судорожно плетет заклинания, а у Данириссия в ладони заклубилась первородная тьма.

– Изыди, тварь!

– От твари слышу! Сама изыди, белобрысая! Я тут по работе!

Бригит, то ли обидевшись на свою звериную классификацию, то ли просто у светлых рефлекс такой – швырять пульсарами без разбору во всю нечисть, запустила сгусток пламени в рогатого.

Тот, не будь дурак, ответил тем же.

Я заорала:

– Гард, спасай таз!

Пепельный вместо этого ринулся то ли на подмогу сестре (добить демона), то ли, наоборот, ее утихомирить и выручить уже рогатого. Но ведь дракон сам говорил, что его квартирная хозяйка простит все, даже стены в саже, только не гибель ее любимого таза! Не умеет пепельный правильно расставлять приоритеты!

Данириссий, не отвлекаясь от защиты, заржал громогласным демонским смехом.

Ничего вокруг не замечая, Бригит сосредоточенно плела атакующие чары: на этот раз в рогатого полетели ледяные кинжалы. Так сказать, чтобы не только прожечь все вокруг, но и продырявить.

Мне же хватило опыта перфорированной стенки в съемной каморке. Использовать свой светлый источник для заклинаний я боялась, а то вдруг получится как с толстяком Ронни… Убью еще ненароком. А вот совершить подвиг, требующий всего лишь человеческих, физических усилий, – могла. Я метнулась к центру пентаграммы и, рывком подняв таз (и как только Гард тащил эту медную дуру, словно она ничего не весила?!), вылила остатки его содержимогона сестричку дракона.

Картина получилась впечатляющей: с Гарда, сумевшего-таки заломить сестренке руки, чтобы она не швырялась пульсарами, стекала тепленькая водичка, как и с Бригит, которая враз стала напоминать мокрую помойную кошку: белила, тушь и румяна потекли, тщательно уложенная волосок к волоску прическа смахивала на размоченную паклю. Преображение в момент, как говорится.

Бригит в шоке таращилась на меня. Или не на меня? Я обернулась, проследив за ее взглядом. Так и есть. Ровнехонько за моей спиной стоял Данириссий и скалился своей клыкастой улыбкой. Ах так?! Остатками воды, что плескались на донышке таза, я с удовольствием угостила демона. Мокрые, так уж все. Ибо насмехаться над ведьмой даже демону опасно для здоровья. Лишь после этого поставила таз на пол.

– Ви, меня-то за что?

– За компанию. За нашу дружную и теплую компанию.

– Вижу, какая она у тебя теплая. – Данириссий демонстративно подкинул в руке один из пойманных им ледяных кинжалов.

– Ну, просто в семье не без урода… В смысле экзальтированно настроенной особы. – Я развела руками, дескать, сам понимаешь: вести себя как истеричная дамочка (даже если у тебя кадык и щетина) – это же в лучших традициях светлых.

Но от моих слов демонюка отчего-то кривился. Ударил хвостом об уже изрядно мокрый и грязный пол и махнул лапой.

– Ви, понимаешь, проблема в том, что, кажется, это моя семья.

Я от неожиданности икнула. Гард, опешив, разжал хват, а Бригит, как самая умная, грохнулась в обморок повторно. Правда, в этот раз братец все же успел ее подхватить.

– Ик! – выдала я снова и, наконец овладев членораздельной речью, уточнила: – А поподробнее можно?

– Можно. – Данириссий поскреб лапой затылок.

Пока дракон укладывал свою сестричку на кровать, демонюка пояснил:

– Мелкая, понимаешь, когда ты мне от нее нить кинула, я сразу почуял какую-то подлянку судьбы. Но не придал особого значения.

– И в чем же было это «особое значение»? – подал голос Гард.

– Тяга, – печально вздохнул рогатый. – Хотя вам, светлым, этого не понять… А у нас, демонов, есть своего рода запечатление. Вот оно-то со мной и случилось. Семь лет назад… Из-за него я и ошивался все это время на верхних уровнях Мрака.

Как выяснилось, Бригит в свои четырнадцать лет решилась на гадание, причем не какое-нибудь ерундовое, а на настоящее темнокнижное. Не знаю, где они с подругами откопали описание ритуала семи зеркал, но… Так получилось, что у трех юных драконесс ничего не вышло. То ли они слова перепутали, то ли неправильно установили атрибуты (как их при этом не разрезало зеркалами – отдельное мое черноведьминское удивление), но вышло все по правилам у одной Бригит. Ну она и провалилась на один из нижних уровней Мрака, к тому, кто и есть «ее судьба».

Надо ли говорить, что «судьба» был крайне не рад появлению какой-то светлой пигалицы. Взаимно не рад. Бригит наверняка грезила о каком-нибудь знатном драконе или, на худой конец, просто сильном маге, обязательно красивом, родовитом и далее по списку. А по гаданию выходило, что ее нареченный – демон.

Я хмыкнула. М-да… Судьба любит щелкать тех, кто сует свой любопытный нос в ее планы. Вот и Бригит получила Данириссия.

– Не повезло тебе, – посочувствовала я рогатому.

– Не то слово, – согласился демон. – А ведь знаешь, в чем самая пакость? Я ведь как ее увидел, сразу понял, что все, влип по полной. И чем я перед судьбой-паучихой провинился? За что светлая? Нет чтобы порядочная ведьма, не обремененная моралью. На кой мне был тогда этот угловатый выкидыш Света?

Гард стоял молчаливым воплощением возмездия, скрестив руки на груди и буравя Данириссия взглядом.

Демон нервно бил хвостом об пол и задумчиво изучал почти смытую пентаграмму.

– А ты забыть ее как-нибудь можешь? – Мне стало жаль рогатого.

– Нет.

– А если я тебе помогу? – Я решила быть сегодня доброй.

– Как? – тут же оживился демон и прошелся заинтересованным взглядом по моей фигуре, все еще облепленной мокрым платьем.

– Никак, – отрезал дракон, отчего-то решивший подать голос и вмешаться в наш диалог. – Я вроде как пока ее муж…

– Му-у-уж… – протянула я, уперев руки в бока. – Я вообще-то тебя хотела попросить в этом деле посодействовать… Разделить задачу забвения на троих.

– Разделим ложе на троих? – оживился Данириссий. – Я только «за». Так и вправду забыть эту… – лежащая на кровати Бригит удостоилась кивка головой в свою сторону, – …будет легче.

– Вообще-то я имела в виду не ложе, а ломик. – Я невинно похлопала ресницами. – Сотрясение, потеря памяти, и все дела…

– Согласен, – с энтузиазмом отозвался Гард. – Только пусть сначала скажет имя того, кто виновен в краже меты.

Я хмыкнула про себя. Этот дракон хоть и светлый, но мыслит как прирожденный темный.

– А вот теперь я уже не согласен! – фыркнул Данириссий.

Заметила странность: демон, как бы ни пытался казаться сильным, независимым, как бы ни утверждал, что Бригит ему и за всеми тварями Мрака не сдалась, а нет-нет да и косил на нее взглядом.

Драконица в очередном обмороке и не подозревала, что лежит на пороге больших перемен в своей жизни. Любая ведьма знает, что нет ничего хуже влюбленного демона. Такого даже светлый легион не остановит. Закинет рогатый свою судьбу на плечо и утащит на самый нижний уровень, на который способен.

Хотя сами дети мрака и отрицают, что страдают сим сердечным недугом, величая его «тягой».

Ну-ну, тяга у Данириссия… То-то он от этой тяги на «мелководье» и обретался. Наверняка ведь неспроста. Надеялся, что раз судьба указала ему его запечатленную, то и сведет их вновь. И ведь свела. Через одну черную ведьму.

– Так кто же виноват в похищении меты? – гнул свое дракон.

– Барт Гоинбу, – буркнул демон.

Лично мне это имя ни о чем не говорило. Гарду, судя по его реакции, тоже. Но, в отличие от меня, крылатый вопросил:

– А прозвище у этого выродка есть?

– А то как же. – Демон скривился. – Штормовой Вал.

Я присвистнула, Гард помрачнел. Его лицо стало меняться, а зрачок и вовсе вытянулся. Дракон без лишних слов уточнил у Данириссия:

– Где сейчас этот… Гоинб?

– Я тебе не только скажу где, но и проводить могу. – Демон выразительно размял пальцы.

Узнаю старину Данириссия. Да, он терпеть не мог светлых. Но, сдается мне, для одной драконицы сделает исключение. Ведь это его светлая, а значит, портить ей нервы может только он.

Демон щелкнул пальцами, и из-под его ног начал стелиться черный туман, который коконом спеленал и Данириссия и Гарда.

Я осталась в компании обморочной Бригит. Выглянула в окно. Там уже сгущались сумерки. Повторять на бис вчерашний прорыв в академию мне не хотелось, так что стоило поторопиться. Вот только мой внешний вид… И тут за окном раздались отчетливые удары колокола. Поздно. Придется ночевать здесь.

С другой стороны, никуда не надо мчаться сломя голову, да и ванная комната у Гарда не в пример помывочным кабинкам в общежитии или ведру-душу в съемной комнатке, где я до этого квартировала…

Рассудив, что дракон от одной рубашки не обеднеет, а мне в чем-то надо ходить, пока платье высохнет, я без зазрения совести взяла одну из белых атласных сорочек Гарда. По длине она оказалась мне почти до колен. Обрадованная, я ринулась навстречу теплой воде.

Зашла в ванную и открыла латунный массивный вентиль. Горячая струя ударила о дно, обрызгав все вокруг и меня в том числе. Но это была настоящая ванна! Я аж зажмурилась от предвкушения удовольствия. А потом взглянула в зеркало. М-да… Лучше бы я этого не делала. Волосы дыбом, лицо перепачкано, на скуле ссадина.

– Я не кикимора, а просто уставшая богиня, – выдала я своему отражению и тут же как истинная ведьма уверовала в то, что неотразима. Нужно только мою прелесть умыть, причесать и накормить.

Оживший лазурный согласно заурчал, подтверждая, что омлет омлетом, но магичить – это не стишки сочинять. Энергии на чары уходит прорва. К тому же мелкий драконий организм требует подношений. Посытнее и повкуснее.

В общем, план был прост, а его реализация – приятна. Наплескавшись в ванне и простирнув платье, я вышла оттуда с тюрбаном из полотенца на голове и в рубашке Гарда.

На кухне уже хозяйничали без меня. Точнее, нагло поедали варенье, прихлебывая его чаем из фарфоровой чашки и даже мизинчик при этом оттопыривая.

– Оно с ядом, отравишься! – попыталась я спасти ценные калории.

– Драконы способны переваривать не только яды, но даже железные клинки, – заявила Бригит, не думая отстраняться от банки с малиновым вареньем. – И вообще, у меня стресс!

– А если продолжишь, к стрессу прибавится еще и лишний вес. – Я демонстративно сложила руки на груди и оперлась о косяк.

– Нашла чем пугать! Мне до лишнего есть и есть…

Вот тут Бригит оказалась права. Она была стройна, я бы даже сказала – тоща… Но тут уж дело вкуса. А варенье нужно во что бы то ни стало отвоевать. Пока она его не слопала. Есть хотелось до жути. Я ведь найду чем напугать до колик, правда?

– Знаешь, – вкрадчиво протянула я, – твой жених, демон, скоро вновь придет.

Ложка выпала из тонкой руки Бригит и в полной тишине звякнула об пол.

– Так это был не бред? И ты не очередная подружка братца, с которой он весело порезвился?

Похоже, у кого-то слишком тонкая душевная организация и кому-то проще сунуть голову под одеяло с криком «ничего не видела, ничего не слышала, ничего не было!», чем взглянуть правде в глаза.

– Ну… насчет «весело порезвиться» могу тебя заверить, что так оно и было в некотором роде. А вот про все остальное… К слову, свою часть договора я выполнила и имя того, кто похитил твою мету, теперь Гарду известно…

– Где брат? – перебила меня драконица.

– Я так понимаю, убивает. Или его убивают. Это уж как повезет. Ну, с учетом того, что с ним пошел Данириссий, то скорее все же первое.

Бригит побледнела. От высокомерной снобки не осталось и следа. Что ж, эта девица еще не совсем потеряна, раз так переживает за брата. Но все варенье уплести я ей все равно не дам.

– А пока они там и твой брат мстит, я поужинаю. – Я протянула руку и умыкнула варенье из-под носа Бригит.

Увы, добыча оказалась скудна. Банка только выглядела полной, а на деле… Лишь стенки обмазаны. Прокляв про себя драконицу и в который раз пожалев, что мои злословия не подкрепить темной силой, начала шарить по кухне. Нашлись мука и молоко, сахар и даже сода… Для экспериментальных блинов сгодится. Жаль, что зачетных яиц не осталось.

В итоге напекла стопку ажурных блинчиков. Бригит все это время сидела на стуле и тщетно пыталась делать вид, что она тут независимая, гордая и вообще благородная. Встать и уйти с высоко поднятой головой, как я понимаю, ей не позволяли переживания за брата. Как вести себя с черной ведьмой и исчадием тьмы, которое деловито хозяйничает на кухне, эта аристократичка, похоже, тоже не представляла. К тому же ее наверняка мучила целая прорва вопросов, которые она все же решила озвучить. И начала с тех, что терзали ее, видимо, сильнее всего:

– Как демон сумел прорваться к нам? И почему он отправился с Гардом мстить, а не провалился к себе во мрак?

Я не удержалась и просветила Бригит, за кого просватала ее госпожа Судьба. Третьего обморока не случилось. А жаль. Я надеялась съесть все блины единолично.

Когда за окном окончательно стемнело, а блины были уничтожены ровно наполовину, в комнате материализовался Гард. Дымящийся, злой, но вполне себе живой.

Бригит сорвалась с места. Подбежала, обняла брата, заглянула в глаза, а потом с чувством выдала:

– Сволочь! Нельзя же так пугать! Твои загулы по девкам, уход из дома, проделки… Все это хоть и не красит род Бьернов в высшем свете, да по большому счету ерунда. Но никогда, слышишь, никогда не смей столь необдуманно рисковать собой. Зачем ты связался с темными?

– Бриг, успокойся. – Дракон мягко чуть отстранился сестры, чтобы лучшее ее видеть. – Я все выяснил и уладил. То золото, что заплатили за выкуп меты, завтра утром уже будет на родовом счете Бьернов. – Тут дракон замялся, но, сглотнув, продолжил: – Ну как все, за исключением того, что успел потратить Штор…

Гард снова осекся. А потом вместо слов протянул руку и разжал кулак. На его ладони, свернувшись клубочком, спал фиолетовый дракончик. Тощий до невозможности, заморенный. Только тут я поняла, что, хоть шантажисту и была выплачена оговоренная сумма, мету этот паразит так и не вернул.

– Теперь ты сможешь обратиться.

Глаза Бригит засияли. Она неверяще потянула руку к своей мете, и та открыла глаза, приподняла маленькую лобастую головку и радостно заверещала. А потом осторожно перешла на руку хозяйки и сразу же растворилась на коже. Похоже, настолько обессилела, что просто не смогла уползти дальше. Ничего, скоро она придет в себя.

– Бриг, возьми мою метлу. Я немного устал и не смогу тебя проводить до дому. Да и сама знаешь, что у нас с отцом… – Гард на миг замолчал. – Только никому не слова, откуда у тебя мета, и…

– И не говорить о черной ведьме, – закончила за него драконица и понимающе кивнула.

– Ты у меня умница, Бриг.

Когда она ушла, Гард пошатнулся.

А ведь строил из себя такого белого рыцаря. Актер. Дотянул-таки до того момента, когда опустится занавес.

– Блины будешь? – поинтересовалась я. Раз пепельный держится на ногах, значит, не при смерти. А еда – она всегда хорошо. Особенно для потратившего весь резерв мага.

– Нет, – выдохнул дракон. – Блины не буду. Буду тебя.

Я поперхнулась. Скептически посмотрела на шатающегося дракона, который цеплялся за косяк, чтобы не упасть. Изогнула бровь и произнесла:

– Мне кажется, что это несусветная наглость.

– Нет.

– Что нет? – Я сложила руки на груди.

– Тебе не кажется, – устало выдохнул Гард. – Но, Ви, я не об этом. Просто полежи со мной рядом.

– Сам же говорил, что к раненому дракону лучше не приближаться, – напомнила я.

– Сейчас я не ранен. Просто устал.

С этими словами он демонстративно начал оседать на пол. Была бы я светлой – обязательно бы поспешила подхватить. Но, увы, дракону не повезло, рядом с ним оказалась темная.

Видя, что на выручку ему не спешат, Гард падать перестал, в последний момент уцепившись за ручку двери самостоятельно.

– Ви, ты бессердечная!

– Вовсе нет. Сердце у меня есть. И оно даже бьется.

– За что мне небо послало тебя? – Гард выпрямился и, тяжело дыша, побрел в спальню.

Я лишь пожала плечами.

– А мне лучше спросить Тьму, – пробубнила я себе под нос, – почему я вынуждена терпеть дракона, который сам по себе гремучая смесь из аристократа, холодного расчетливого бойца, верного брата и отъявленного мерзавца.

В спальне между тем что-то зашумело и тихо заматерилось.

Лазурная мета давно и прочно уснула у меня на плече, превратившись в рисунок еще в ванной, зато проснулся дикий драконий жор. Я облизнулась на оставшиеся блины и устроила ночную вакханалию.

Наконец, сытая и довольная, я потянулась кошкой и вздохнула. Следовало идти на поиски кровати. Или дивана. Или тахты. В общем-то без разницы. Главное, чтобы можно было поспать, и желательно без озабоченного дракона под боком. Обошла квартиру. Увы. Мои чаяния не оправдались. Да, в гостиной имелся диванчик, но на нем помещалась ровно половина меня. О стульях, пианино, шкафе говорить и вовсе не приходилось.

Да, ведьмы народ вредный, но весьма рассудительный. Вот и я, выбирая между желанием досадить ближнему и больной поясницей вкупе с затекшими конечностями, пришла к выводу, что себя все же люблю больше, чем ненавижу наглого дракона.

Потому приоткрыла дверь в спальню. На все еще мокром полу валялись вещи Гарда вперемешку с осколками и кусками штукатурки. Осторожно, на цыпочках, я прошла к кровати дракона и прилегла на самый край.

Едва слышимое размеренное дыхание пепельного сменилось глубоким вздохом. А потом в темноте послышалось:

– Все-таки пришла.

– Даже не мечтай! К тому же ты вроде как спишь.

– Хорошо, – покладисто согласился Гард. – Я сплю, и ты мне снишься. А раз это мой сон, то придвинься поближе.

Я фыркнула.

– Если пододвинешься, я расскажу, что произошло, когда мы с демоном исчезли.

Я фыркнула повторно.

– И ты узнаешь, куда исчез Данириссий.

– Знаю, куда он провалился – во мрак. На свой любимый шестой уровень, как только получил от тебя плату…

Нет, мне, конечно, было любопытно, что стало со старым знакомым из первородной тьмы. Но вот так признаваться в этом светлому? Дудки. Сейчас сам все выложит из чувства противоречия. Даже придвигаться не надо будет.

Но Гард решил все за меня и сам лег ближе. Я оказалась перед выбором: то ли отодвинуться и грохнуться на пол, то ли сделать вид, что все идет по плану, и не дергаться.

Наглая лапа пепельного, которой он схватил меня за талию для надежности, не оставила альтернатив. Значит, лежу, не шебуршу и вообще отыгрываю роль мешка картошки.

– Вот так-то лучше, – сонно пробормотал Гард и уткнулся своим носом в мою макушку, приготовившись уснуть.

– Отрабатывай! – не выдержала я.

– Что? – зевая, уточнил пепельный.

– Мое присутствие в своей кровати отрабатывай!

– Ви, давай вопросами детопроизводства займемся с утра.

– Я прямо сейчас займусь вопросами драконоусекновения, – зашипела черная ведьма, которую умудрились обхитрить. – Если не расскажешь немедленно, что там с Данириссием, кто такой Штормовой Хрен и на кой тебе надо было перед сестрой рисоваться, я тебе что-нибудь оторву. Например, голову. Ты все равно ею думаешь через раз. Или хваталки, которые кладешь куда не надо. – Я скинула с талии руку дракона.

– Ви, ты изверг!

– Спасибо, стараюсь. А еще слушаю, что там с рогатым. Это он у тебя столько энергии выпил?

– Да не пил у меня этот демон ничего, – обреченно простонал Гард, понимая, что за восстановление резерва через ауру ведьмы придется расплачиваться сразу же и целиком.

Дракон начал свой неспешный рассказ, изрядно сдабривая его зевками. У меня самой глаза слипались, но я упрямо бдела. А история похищения меты выходила занятной…

Как оказалось, не только Гард не знал на ринге поражений, но и некий Штормовой Вал. На их бой делались заоблачные ставки. Небывалое число зрителей пришло посмотреть поединок магов. Один – молодой, наглый, появившийся недавно и верткий, как снежный лис, против второго – матерого, сивого, как морская волна.

Гард тогда победил. В тяжелом бою, давшемся ему тремя сломанными ребрами, растяжением лодыжки и кучей шрамов, дракон чуть не лишился своей силы, едва не выгорел. Помимо увесистого кошеля победителя Гард получил еще и свое прозвище – Волнолом.

Его противнику повезло меньше. Пещеры забрали его дар полностью. Штормовой Вал стал пустышкой. Он тогда так и остался лежать на арене, не в силах подняться.

Я слушала Гарда и отчетливо понимала, что он вполне мог оказаться на месте своего противника. Искалеченным, без дара, лежащим на песке, пропитанном своей и чужой кровью.

Между тем дракон неспешно рассказывал, как его бывший противник решил отомстить наглому белобрысому выскочке. Выследил, нашел самое слабое место и ударил. Бригит оказалась тем единственным, чем дорожил пепельный.

Возвращать мету бывший маг не собирался. Но ему не повезло повторно, когда наши с Гардом пути и интересы пересеклись. И не только наши.

Данириссий, как я поняла, нацелился-таки унять свою тягу. А точнее, заполучить Бригит. О чем, собственно, и поведал Гарду, когда вопрос с вором меты был решен. Вот тут демон на собственной шкуре и узнал, что значит светлый боевой маг.

– Так это на Данириссия ты весь резерв свой угрохал?

– Угу, – нехотя признался Гард и мстительно добавил: – А он свой – на меня.

– И охота тебе было… – сонно отозвалась я.

– Что значит «охота»? Мне в лицо заявляют, что хотят мою сестру против ее воли уволочь замуж…

– Почему сразу замуж? – настал мой черед удивляться.

– Но он сам сказал, что она его судьба, единственная…

– Ну да, единственная…. Идеальная для процесса продления его рода. А как только демон свой инстинкт размножения удовлетворит, так все, тяга и пройдет…

Уточнять, что рогатые к процессу создания потомства относятся ответственно и считают, что наследников много не бывает (а посему тяга у них сохраняется практически до конца жизни), не стала. Пусть Гард слегка успокоится… Куда там. Дракон, наоборот, закипел:

– То есть ты хочешь сказать, что этот может просто похитить мою сестру и…

Ужасно хотелось спать. Потому лучше сказать Гарду правду. А то еще полночи будет вопить о своей ненаглядной Бригит.

– Открою тебе страшную тайну. Во мрак можно утащить кого-то только с его согласия. Первородная тьма не примет к себе твою Бриг, если она сама не захочет туда пойти. – Я широко зевнула и добавила: – А теперь не мешай спать.

Вместо ответа меня прижали к себе еще плотнее, хотя, казалось, куда еще ближе-то? А потом я провалилась в сон, как в колодец. Имела полное право, потому что свою часть сделки с драконом я честно выполнила и даже перевыполнила.

Утро оказалось полно сюрпризов. Вернее, сюрприза, деятельного такого, активного.

Сонная, невыспавшаяся и пробудившаяся от чрезмерной активности одного ящера, я с усилием разлепила глаза и пробормотала:

– Гард, ты знаешь, что самое поганое утро черной ведьмы может исправить один дракон. Главное, правильно принести его в жертву.

Пепельный так и замер с сумкой в руках и, подозрительно глядя на меня, осведомился:

– Ты о чем?

– О том, что на кой так шуметь? Рань ведь несусветная! Еще даже не рассвело. Дай поспать, не будь светлым!

– Ви, я как бы и так не совсем темный, так что придумай что-нибудь пообиднее.

– Я просто еще не проснулась, – демонстративно зевнула и накрылась с головой одеялом.

Полежала. Было жарко, душно и тяжело. В общем, постель словно ополчилась против одной черной ведьмы, чтобы согнать ее с себя.

Нужно ли говорить, что хорошего настроения это мне не прибавило. Злая, перманентно зевающая, я спустила ноги на пол и встала. Потянулась. И поймала на себе заинтересованный взгляд Гарда, который блуждал как раз в том месте, где заканчивалась его рубашка, которую я вчера позаимствовала без зазрения совести и как-то подзабыла, что она хоть и длинная… Но все же середина бедра – не самая моя любимая длина.

Дракон хитро улыбнулся, разглядев на мне собственную одежду.

– Не отдам! – тут же нашлась я. – Это моральная компенсация.

И для верности еще скрестила руки на груди, чтобы ящер не ринулся снимать с меня свою тряпку.

– Между прочим, эта рубашка моя любимая. И счастливая. Меня в ней ни одна не отшива… – Гард словно поперхнулся словами и поспешил исправиться: – Я в ней все экзамены сдавал на «отлично».

– Жизненно важные экзамены, как я поняла.

– Да, социально-бытовые, – не стал юлить пойманный на слове дракон.

– Все равно не отдам… Может, мне тоже… потребуется экзамены сдавать. Вот одежка и пригодится.

Утренняя перепалка заменила нам чашку бодрящего отвара, заставив меня окончательно проснуться, а дракона – ускориться.

Гард собирал вещи, причем, что меня поразило, не абы как запихивая их в сумку, а аккуратно складывая.

– Куда собрался? – поинтересовалась я, ища взглядом тапочки или обувь, которая сошла бы за оную. Пол все так же радовал мир бликами от мелких осколков.

Увы. Ничего не нашлось. Гард расхаживал по спальне в штанах, которые заправил в сапоги на шнуровке. Рубашку он так же, как и вчера, игнорировал.

Ну да, зачем ему скрывать плющ от черной ведьмы?

– В академию. Поживу в общежитии, пока, как ты утверждаешь, по столице рыщет чернокнижник, желая убить обладателя темного дара.

– Не чернокнижник, а Верховный палач мрака, – педантично поправила я.

Да, сегодня в полночь мой личный кошмар вновь наберется сил, чтобы выйти на охоту и послать свой зов. Было соблазнительно оставить себе лазурную мелочь, и пусть бы мой убийца охотился за Гардом. Но я, в отличие от дракона, знала, что палачу нужна не мета. Ему нужна именно я.

Тряхнула головой и решительно произнесла:

– Гард, я свою работу выполнила. Даже с лихвой. На следующее полнолуние сможем обменяться метами обратно, и я надеюсь, что на этом мы сможем расстаться к обоюдному удовольствию.

Сказала как отрезала, желая сразу расставить все точки над рунами. Причиной тому был не только Верховный. Помимо прочего мне не хотелось повторять судьбу мамы, влюбившейся бездумно и безумно. Не зря среди темных ходит поговорка: ведьма любит телом многих, а душой – никого, тем и сильна.

А во мне стало слишком мало ненависти к этому пепельному. Так недолго и до симпатии. А там… Меня передернуло.

Гард же отчего-то нахмурился и резко спросил:

– Значит, через три седмицы ты вернешь мне мою мету?

Я кивнула. В воздухе разлилось напряжение. Еще немного, и молнии начнут сверкать. С чего бы, спрашивается? Ненавистная ведьма сама предлагает разбежаться по-тихому. Или драконы не умеют делать что-то незаметно?

Словно в подтверждение моих слов очнулся от спячки лазурный и мигом заголосил. Требовал ящеренок всего и сразу: и ласки, и еды, и внимания.

Машинально потянулась, чтобы погладить мелкого проглота, и тут же услышала сварливое:

– Он не котенок, а дракон. Боевой. Не делай ему больно, но не приучай к нежности понапрасну. Ты скоро исчезнешь, а он останется с ложной надеждой на нечаянную ласку.

Я поразилась. Мы, темные, всегда считали, что душевной боли не существует, есть лишь задетое самолюбие. Нет ревности, есть лишь желание охранять свои богатства, будь то золото, или что-то еще, или кто-то. А что до любви… Мы предпочитали считать, что лучше ее привычка и удобство, тогда и расставание не ранит. Так жить проще, легче.

А дракон… Нет, не понять мне его ценностей.

– Ты всегда думаешь о мрачном заранее? Такие мысли о грядущем не позволят тебе насладиться как следует настоящим. – Я специально, дразня Гарда, погладила лазурного под шеей.

Мелкий заурчал. Пепельный – зарычал.

– Поэтому вы, светлые, такие пессимисты, – усмехнулась я. – Не умеете радоваться простому, мимолетному. Зануды, одним словом.

– Не умеем наслаждаться жизнью, говоришь? – нехорошо спросил Гард. Очень нехорошо, внимательно глядя на меня.

Я вдруг резко вспомнила, кто передо мной. И кто я сама. Попятилась.

Все произошло практически мгновенно. За один краткий вдох Гард оказался рядом, схватил запястья, чтобы я не вырвалась. А потом впился в губы, сметая напором, стремительно углубляясь.

Меня буквально снесло тайфуном. Мысли о том, чтобы укусить его наглый язык, который беззастенчиво раздвигает мои губы, или как следует заехать коленом, теряли свою ясность. И виной тому был пьянящий аромат моря и мускуса, который был присущ лишь этому дракону бездны. Я вдыхала его, наслаждалась им, впитывая ощущения, что захлестнули меня с головой.

Казалось, мы оба не поняли, в какой именно момент злость схлынула. А на смену ей пришло нечто новое, манящее, будоражащее все внутри, отдающееся в кончиках пальцев, ощущаемое всей кожей.

Не помню, когда Гард отпустил мои руки и как его ладони оказались на моих бедрах. Да и сама… Мои пальцы впились в его спину. Я не отталкивала, а наоборот, отвечала, пыталась быть как можно ближе. Чувствовала гулкие удары его сердца как собственного. И ощущала не только их.

Гард был готов и настроен решительно. Это меня и отрезвило. Я вырвалась. Растрепанные волосы разметалась по плечам, губы горели от поцелуев.

Дракон смотрел на меня затуманенным взором. Он был крайне возбужден и не скрывал этого.

– Ви, – его голос был хриплым, – ты же сама говорила, что темные умеют наслаждаться моментом… А это и есть тот самый момент, которым стоит насладиться. Не отрицай, ты тоже этого хочешь.

Гард потянулся ко мне. Я, босая, в одной рубашке, причем не своей, посреди разгромленной спальни, отступила. Пепельный сделал шаг вперед. Я – еще один назад. И уперлась лопатками в каминную полку.

– Решил проучить? – разозлилась я. Причем в кои-то веки не столько на дракона, сколько на себя. За то, что поддалась. За то, что на миг потеряла голову.

– Не только, – отозвался пепельный.

Он тоже приходил в себя. Взгляд его стал более осмысленным, на лице заиграла самодовольная улыбка, дыхание выровнялось.

– А что еще?

– Подумал, а вдруг ты поддашься. У меня еще ни разу не было темной ведьмы. К тому же, когда я нахожусь с тобой рядом, мой резерв пополняется практически мгновенно. А уж если бы мы переспали…

Сначала я услышала звук пощечины, потом ощутила боль в руке и только тогда осознала, что ударила Гарда.

Оплеуха вышла знатной. Скула дракона заалела, но голова его даже не дернулась.

– Сволочь! Светлая самоуверенная сволочь!

– Ви, ты банальна.

– Не Ви, а госпожа Вивьен Блеквуд.

– С «госпожой» ты слегка запоздала, у нас уже для такого обращения слишком близкие отношения.

– Близкие, говоришь… Ну вот тогда тебе от меня как от близкой подарок.

Я наклонилась, не глядя схватила из давно прогоревших углей дремавшую там саламандру и благословила ее на яркий и жаркий огонь. Правда, магическое пожелание прозвучало уже в тот миг, когда тварюшка полетела в лицо Гарду.

Пары мгновений мне хватило, чтобы собраться не только с мыслями. Заклинания не плела, а просто что было мочи ударила волной сырой силы.

Гарда смело, протащило по полу и, перекувырнув пару раз, ударило в окно.

Звон разбитого стекла был для меня лучшей мелодией, а крик дракона – прекрасным соло к ней.

Лазурный, что все это время был на плече, что-то осуждающе заклекотал, но я лишь фыркнула. Как говорится, если ты темная, не отвечай светлым добром, отвечай взаимностью.

Спустя совсем немного времени на пороге появился Гард в легкой степени помятости. В царапинах, ссадинах, с ожогом на плече. Я сидела за кухонным столом и попивала чай, одетая в платье, умытая и причесанная. А самое главное – малосимпатичная благодаря эликсиру.

Оглядела дракона сверху донизу.

– Сразу видно, что заклинание левитации ты усвоил из рук вон плохо.

– Нет, я усвоил его отлично. Но оно не спасает от летящих на тебя осколков, – прорычал дракон и смерил меня злым взглядом.

В его ладони сидела маленькая притихшая саламандра и таращила на меня испуганные глаза.

По тому, как подчеркнуто невозмутимо вел себя Гард, я поняла, что он много чего еще хочет мне сказать, но сдерживается. Мне тоже много чего хотелось ему ответить, причем исключительно на языке проклинающих, но я ограничилась сухим:

– Гардрик Бьерн, я не советую тебе приближаться ко мне. Для твоего же здоровья.

А потом встала, гордо прошагала мимо дракона, подхватила в прихожей сумку и ушла. Вот только прямой спины и невозмутимого лица хватило ровно до выхода из подъезда.

Этим утром мне как никогда хотелось желать всем зла, и побольше. Но мой желудок, в отличие от души, был весьма прагматичен и не удовлетворился спитым чаем, который я плеснула себе в кружку, когда дракон уже вошел в квартиру. Впрочем, попал бы он к себе гораздо быстрее, если бы перед этим не высаживал собственную дверь плечом.

Прикинула, что на одну серебрушку могу позволить себе приличный завтрак, и пошла по улице в поисках кабака или таверны, что еще не закрылись в такую рань.

Мысли в голове смешались, зато с чувствами все было в полном порядке. В том плане, что меня снедало одно-единственное – чувство голода. И оно усиливалось с каждым шагом.

Когда нашла приличное место, где можно поесть, то поняла, что еще немного, и я накинусь на подавальщицу с исключительно гастрономическими намерениями. Заказала себе двойную порцию мясного рагу, жареную картошку, квашеную капусту и кружку горячего отвара. Чуть сонная подавальщица посмотрела на меня с недоумением. Но серебряная монета разом не только помогла девушке проглотить вопрос о том, не оговорилась ли я, заказывая столько, но и придала ей ускорения.

Еда появилась передо мной быстро, и была она горячей и вкусной.

Выйдя из таверны, я печально вздохнула. Такими темпами десять золотых скоро исчезнут, и надо будет на что-то жить. И кормить мелкого прожорливого дракона.

А затем я и вовсе приуныла, потому как вспомнила, что сегодня первым в расписании значится занятие у магистра Лонгана. Аналитическая магометрия, которую я ненавидела всей душой. Ну что за день такой сегодня! А ведь он еще начаться-то толком не успел.

(обратно)

Глава 9

Благодаря раннему пробуждению в аудитории я оказалась первой. Села на пустую скамью и призадумалась.

Где взять денег? Этот извечный вопрос будоражил умы издревле. И думали об ответе на него гораздо чаще, чем на вечные «в чем жизненное предназначение?» или «кто виноват?».

На сытый желудок мозги включались из рук вон плохо. Мысли плавно перетекали на мясное рагу, которое мне подали в таверне. Хотелось еще, про запас. А потом вспомнилась подавальщица из «Светлого рыцаря» – случайная подружка Гарда.

Едва в голове всплыл образ дракона, я скривилась. Нет, светлые тоже мастаки выехать за счет другого. Но чтобы затащить меня в кровать для пополнения резерва, прекрасно отдавая себе в этом отчет… Так черную ведьму Вивьен Блеквуд еще никто не пытался использовать! Утром, осознав это, я задохнулась от возмущения. А сейчас, чуть остыв… Даже стало любопытно, скольких Гард вот так уложил в постель? Наверняка найдется пара дюжин обманутых девиц. И сдается, дракон не один такой. Не зря же о светлых магах и их любвеобильности ходят байки.

Ладно. Где обида, там и прибыль! Во всяком случае, для черной ведьмы. И пусть темный источник пока использовать нельзя. Но умение пакостить еще при мне!

Предвкушающе потерла ладони. Какая же я сама у себя молодец. И как только в голову раньше не пришла такая отличная идея?

Одногруппницу, что появилась в аудитории после меня, я уже встречала с исключительно исследовательским интересом, прикидывая, может ли она стать моей первой клиенткой. А что? Дикла была в меру симпатичной адепткой с троечкой потенциала. Смазливому парню с такой приятно провести вечер, а потом легко забыть. К тому же из богатой семьи, а значит, заплатить за услуги может…

Потенциальный объект для достижения ведьминских целей меж тем смерил меня неприязненным взглядом.

– Блеквуд, хочешь быть везде самой первой? Ну-ну. Вам, девицам с окраины, всегда хочется урвать всего и побольше. Только у таких бездарностей это редко выходит.

М-да, запамятовала, что порою богатство, особенно если нажито оно было не поколениями, а враз, как ушлым торговцем Гат-Смейном, отцом Диклы, идет рука об руку с хамством и желанием самоутвердиться за счет тех, кто ниже по положению или достатку.

– Я вот слышала, что молчание – это признак породы. И наоборот, громче всех тявкают именно дворняги. Даже если их забрать с улицы, вымыть и накормить… – не удержавшись, протянула я.

Как говорится, не говори ведьме гадости, особенно глядя в глаза. А то она решит, что смерть тебе к лицу. Ну или хотя бы проклятие позабористее. Я, увы, была лишена даже возможности чернословия, потому просто сделала зарубку в памяти, что если эта Дикла решит воспользоваться моими услугами «мстительницы за неверность», то с нее придется содрать тройную, нет, четверную цену.

Между тем девица Гат-Смейн закипала, как чайник, пытаясь найти достойный ответ. По лицу адептки было видно, как хочется ей запустить в меня пульсаром.

Скрипнувшая дверь заставила Диклу поперхнуться очередной колкостью. В аудиторию вошли сразу несколько студиозусов, в том числе и Корнелиус. Друг, как всегда взлохмаченный, невыспавшийся и помятый, прямо-таки олицетворял образ адепта-раздолбая.

Он упал на скамью рядом со мной и, сцедив зевок в кулак, вместо приветствия осведомился:

– Ви, решила задачи на определение класса магического воздействия? Дай списать…

– Какие зада… – Тут я осеклась, вспомнив, что нам действительно на той неделе задавали… Как же я могла забыть?

Лихорадочно открыла учебный свиток. Так и есть! Вчиталась в условия. Вроде ничего сложного. До начала занятия еще есть время, может, успею…

Перо лихорадочно заскрипело по бумаге. Для меня исчезли и аудитория и адепты. Остались лишь условия задачи. Я уже справилась с четырьмя, когда раздался удар колокола, возвещая о том, что занятие началось.

Хлопнула дверь, и в аудиторию решительно вошел магистр Лонган. Рыжий морской тролль был коренаст, невысок и веснушчат. А еще он славился острым языком. Лонган без применения магии умел так раскатать собеседника, что за одно это свое достоинство у темных был бы в почете. А вот светлые адепты его отчего-то откровенно не любили. И побаивались. Хотя попробуй не уважать магистра, который не только остер на язык, как истинный тролль, но в случае чего может и чарами приложить? Девятого уровня, к слову, чарами.

– Здравствуйте, господа недомаги. Садитесь. – Преподаватель грохнул здоровенным фолиантом по своему столу и азартно потер руки. – Ну что, по лицам, полным радости и оптимизма, вижу, что с заданием справились все.

Мы угрюмо закивали. А попробуй возрази. Сразу же схлопочешь удар маленькой молнии в грудь.

Когда адепты сели на свои места, Лонган пробежался по притихшей аудитории взглядом.

– Начнем измерять глубины ваших знаний. Адепт Когар, к доске. Вам выпала честь поразить нас всех изяществом своего решения…

Высокий сутулый Когар поплелся к доске, как на виселицу. Только в отличие от пеньковой петли дергаться у доски студенту предстояло значительно дольше. Зато он мог остаться жив и здоров. Правда, последнее – чисто теоретически. Если очень повезет. На моей памяти удача еще никому не улыбалась. Даже мне однажды от магистра достался разряд за мелкую ошибку, и я потом полдня дергала левым глазом.

Судя по тому, как выглядел Когар, ошибок в расчетах у него не было. Потому как не было и самих расчетов.

Корнелиус плавно съехал под парту, где, судя по тихому шуршанию, начал усердно рыть подкоп, чтобы провалиться на первый этаж.

Между тем в Когара полетел разряд. Долговязый вскрикнул, корчась от боли.

– За невыполнение – десять штрафных заданий. С одиннадцатого по двадцатое в шестом параграфе учебного свитка номер семь, – отчеканил магистр и повел взглядом по аудитории, выбирая новую жертву.

Одной черной ведьме везло все то время, пока разбирали задачи, которые я успела уже решить. Надо ли удивляться, что именно мне выпала почетная миссия поделиться гениальным решением последней, пятой?

Я вышла к доске.

– Ну-с, госпожа Блеквуд. Нынче на вас деканат возлагает большие надежды. Вот только мне кажется, что одной силы недостаточно для победы, нужен еще и ум. Докажите, что он у вас имеется.

По аудитории пробежала волна шепотков и переглядываний. Судя по всему, официально список участников команды на турнире стихий еще не огласили, и многие недоумевали. Многие, но не Кор, которому накануне я уже поведала о том, что являюсь участницей.

Пока адепты недоуменно переглядывались, я вчиталась в условия задачи и сглотнула. Чем дольше я смотрела на строки, тем четче понимала: правильное решение мог знать только темный маг.

Имелся остаточный след. При воздействии на него малой дозы заклинания проявления он становился четче. Но стоило чуть увеличить силу воздействия проявителя, как все исчезало. Не оставалось ровным счетом ничего.

Вторым пунктом автор пояснял, что это заклинание относилось к разряду защитных.

Вроде бы из первого условия все указывало на стандартную магию заклинаний двоякого класса, которые могут быть применимы как темными, так и светлыми. Нужно было только подобрать к проявителю соответствующий стазисный закрепитель, который бы позволил «заморозить» остаточный след на длительный срок, не позволив ему развеяться.

А дальше шла бы кропотливая работа по перебору. По стандартной схеме решения нужно было описать реакции, которые возможны при взаимодействии проб с кристаллами-анализаторами.

К слову, последние были изобретены относительно недавно, всего столетие назад, и значительно упростили задачу магам-аналитикам. Достаточно было погрузить кристалл в матрицу, содержащую неизвестное заклинание, как тут же можно было определить стихию, что использовалась при плетении.

Например, если перед нами была использована магия огня, то след должен был окраситься в желтый, если земли – то в карминный, воздуха – в белый, воды – в синий, смерти – в фиолетовый, ментального воздействия – в черный, исцеления – в зеленый.

А уж после того, как будет определена стихия, можно будет разложить остаточный след на составные вектора и определить по ним исходную матрицу заклинания и, следовательно, результат, который должен был быть достигнут этим заклинанием.

Вот только логичную картину решения портила приписка в конце задачи: «Если сразу, без проявителя, использовать стандартную формулу расщепления векторов, то произойдет детонация остаточного следа».

Эта фраза говорила об одном: правильный ответ – плетение семи смертей, которое используют для защиты при отступлении чернокнижники. Лишь оно спустя какое-то время способно взрываться не только при попытке разделить нити его плетения, но и при ударе сырой волной силы. Так сказать, прощальный привет от темных магов своим врагам.

Увы, адептка Академии имени дракона Кейгу Золотое Крыло этого знать никак не должна была. Я вздохнула и начала старательно выводить на доске формулы закрепителя, проявителя, расписывать возможные варианты реакций.

Лонган смотрел на меня, покачиваясь на своем стуле, и откровенно зевал. Одногруппники сидели тихо, кто-то даже перерисовывал уравнения к себе на листки. Хм, похоже, что я не одинока в том, что не решила эту задачу.

Я все углублялась и углублялась в дебри аналитики, припоминая даже то, что, казалось бы, не знала. Моей целью было дотянуть до перемены, не выдав свои темные знания и не получив «неуд». У меня их и так было благодаря стараниям магистра Фабиуса достаточно. А запасаться двойками впрок, чтобы вылететь, не хотелось.

Озабоченная сразу тремя задачами, я не заметила, как при записи одной из возможных формул матрицы вывела-таки структуру защитного заклинания темных.

Правда, в моем случае она получилась настолько корявой и нестабильной, с кучей таких дыр, что, реши темный маг применить ее на практике, самоубился бы с вероятностью девятьиз десяти. Но все же это было именно то самое плетение!

Магистр, бросив очередной скучающий взгляд на доску, тут же потерял равновесие и загремел со стула. Произошло это под оглушительный удар колокола, ознаменовавшего начало перемены.

Я с ужасом уставилась на формулы, понимая, что по мою душу пришел редкий фольклорный персонаж – седоусый дядька Кирдык.

Адепты, заслышав сигнал свободы, подорвались было со своих мест. Но их остановил громкий голос, раздавшийся из-под преподавательского стола:

– Стоять! Сидеть! Бояться!

И хотя никакого заклинания магистр Лонган не использовал, все замерли на своих местах. А я и вовсе забыла, как дышать, став прижизненным памятником самой себе. В мозгу билась лишь одна мысль: «Попала!»

Пока магистр выбирался из-под стола, держа в руках сломанную ножку стула, я в уме прикидывала варианты темных атакующих арканов. Но Лонган не спешил швыряться в меня ведьмоубийственными заклинаниями, скорее даже наоборот. Он внимательно и неотрывно смотрел на доску, испещренную формулами. И чем дольше он читал, тем выше поднимались его рыжие брови. Казалось, про меня он забыл напрочь.

А потом преподаватель и вовсе, совершив пасс рукой, перенес написанное мною к себе в свиток.

– Поразительно, Блеквуд! Просто поразительно! Вы умудрились решить задачу Ейхерса! Да с ней до вас ни один адепт справиться не мог! Она вообще считалась нерешаемой.

– Простите, магистр, я нечаянно, – осторожно пробормотала я.

– Простить?! – грянул Логан. – Да ее специально составляли для того, чтобы правильно вывести матрицу никто не смог.

Захотелось схватиться за голову. Даже если сейчас и удастся отбрехаться, преподаватель мне этого не простит. Я случайно умудрилась сломать его любимую игрушку, благодаря которой он, судя по всему, сумел свернуть мозги не одному поколению адептов.

Между тем магистр, пылая праведным гневом, провозгласил:

– Блеквуд, знаете ли вы, какова была основная цель этой задачи?

Я, понурив голову, промолчала. Но Лонгану и не нужен был мой ответ. Он продолжил свой монолог:

– Решая ее, вы должны были осознать две вещи. Во-первых, что ваши знания недостаточно глубоки и требуется непрестанно пополнять их. А во-вторых, что есть вещи, которые вы преодолеть, разрешить не в силах. И потому должны уметь смириться с неизбежным.

– Тогда бы и составили задачу так, чтобы она выглядела откровенным бредом, – тихо буркнул Кор со своего места, полагая, что его не услышат.

Но Лонган, как истинный тролль, умел не только прицепиться к любому сказанному слову, но и расслышать его, будь оно даже не произнесено, а лишь обозначено движением губ немого.

– Откровенный бред был бы слишком явен. Поэтому Ейхерс и составил именно такую задачу. Не-ре-ша-емую. Но похожую на правду. А адептка Блеквуд сумела каким-то непостижимым образом найти ответ. Причем правильный. Причем исходя исключительно из формул расширенного курса боевых и бытовых дисциплин светлой магии.

Я впервые за долгое время на миг почувствовала искреннее сожаление: загубила такую отличную пакость для адептских умов.

Лонган выговорился, спустив пар, и уже спокойнее поинтересовался:

– Вивьен, я поражен. Скажу больше, обескуражен. Вы применили весь свой арсенал знаний. Я вижу тут и взаимодействие структуры аркана силы, которое проходят лишь на четвертом курсе боевые маги, и преломляющий спектр Квартерона, который не входит в основную программу защитников. Но как вы умудрились соединить эти боевые чары с примитивной формулой заклинания блеска для паркетных полов?

– Она не примитивная, она самая стабильная из всех, отвечающих за отражение светового потока… – выдала я очевидное.

Лонган замер на миг от столь простого объяснения, покачал головой, а потом объявил:

– Переписываем решение, и свободны. И чтобы к следующему занятию каждый из вас разобрался, какие именно формулы использовала Блеквуд.

По аудитории разнесся слаженный стон. Прекрасно понимала отчего: внушительная доска была практически вся испещрена моим убористым почерком.

Зато я выдохнула с облегчением. Кажется, сегодня я никого не убью. И меня тоже не отправят на тот свет. Уже хорошо.

Перемена была большой, но моя запись на доске еще больше. В итоге мы всей группой опоздали на следующее занятие. Благо чарографию вела магесса Иштар Атарийская. Эта интеллигентная лэрисса была дамой уже в возрасте, я бы даже сказала, в весьма почтенном возрасте. Ровесницей эдак исхода темных за горную гряду. Хотя по ее внешнему виду такого даже предположить было нельзя. Но то свойство всех гиан – духов леса.

В отличие от дриад гианы не сливались со стволами, а просто жили в лесу, следили за тем, чтобы вовремя распускались почки и опадала листва, а еще они имели ментальный дар и чувствовали сокровища. Последнее свойство явилось причиной геноцида, случившегося несколько тысячелетий назад, когда практически всех древесниц истребили.

Магесса Иштар Атарийская ждала нас в аудитории. Она стояла у окна с исключительно прямой спиной, в длинном черном платье, и курила сигарету через длинный мундштук, задумчиво глядя на кольца дыма. Солнечный свет отражался в ее серьгах и броши старинного серебра с горным хрусталем.

Когда она обернулась и узрела толпу адептов, кажется, ничуть не удивилась. Лишь промолвила:

– Вы задержались. Садитесь на свои места и не тратьте понапрасну ваше же время, которого осталось не столь много.

Все это было сказано без тени высокомерия, злости или недовольства. Просто констатация факта, что прежде всего мы, а не магесса, заинтересованы в получении новых знаний.

Пока рассаживались, Иштар Атарийская пояснила:

– Сегодня мы будем изучать атакующую руну Эль-торо и руну защиты Корхор. Обе они рисуются как на теле, так и на предметах. А в демонстрации возможностей применения этих рун в условиях боя мне помогут адепты Икстли.

После ее слов мы завертели головами, ища знаменитых не только на всю академию, но и на всю империю брата и сестру. Это были полностью инициированные маги-дуалы восьмого уровня.

Хейм – черноволосая мечта многих девушек и та еще чопорная самовлюбленная задница. Рослый, красивый идеально-холодной, породистой красотой, он откровенно меня бесил.

Его сестричка, Йола, наоборот, казалась своей в любой компании. Порою она разговаривала слишком громко, фонтанировала энергией так, что дым из ушей валил, хотя, как и брат, унаследовала все исключительно от матери – чистокровного человека, не взяв от отца-феникса не только дара, но даже внешних черт. Создавалось впечатление, что Йола торопилась жить, дышать, не тратя времени на сон. С короткой стрижкой, с окрашенными в огненный цвет волосами, губами и ногтями, она, в отличие от брата-педанта, плевать хотела на то, как выглядит, выбирая удобство. Даже форменному платью предпочитала штаны, тяжелые сапоги со шнуровкой и широкие рубашки. Ректор, который поначалу пытался воззвать к нормам и приличиям, смирился с Йолой. Магам, обласканным вниманием самого верховного чародея, не перечат. Особенно если юные дарования родовиты, имеют кучу влиятельных родственников и вздорный нрав.

Сейчас эти двое поднялись из-за последней парты, что стояла в углу аудитории, скрытая в тени. Но я могла бы поспорить на душу (не свою, конечно), что Икстли использовали еще и заклинание отвода глаз. Интересно, с чего бы таким знаменитым адептам ассистировать на вполне рядовом занятии?

Между тем взгляды брата и сестры, до того блуждавшие по аудитории, вдруг разом остановились на мне. Захотелось помянуть всех демонов мрака. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто будет одной из пар «защитник – атакующий» в команде академии на турнире. Более совершенной сцепки, чем Икстли, было просто не найти.

Я ответила на их взгляд фирменным ведьминским, наглым и ироничным. Если эти двое пришли на смотрины, еще большой вопрос, кто тут сват, а кто невесты…

(обратно)

Глава 10

Йола усмехнулась в ответ, принимая вызов. Хейм скривился, словно я была тараканом, осквернившим своим видом прекрасную картину, что развернулась перед аристократическими очами.

Не знаю, чем бы закончились наши взаимные гляделки, если бы магесса выразительно не кашлянула. Раз так десять.

Первой на чахоточный укор отреагировала огненная Икстли. Она повернула голову в сторону Иштар Атарийской, а потом еще и локтем толкнула в бок братца, дескать, хватит пялиться, официально мы не за этим сюда пришли.

Брюнетистый Икстли чуть поморщился и тоже обратил свой взор на магессу.

Преподавательница, недовольно поджав губы, пригласила брата с сестрой выйти к доске.

А потом была эффектная демонстрация действия знаков Эль-торо и Корхор. Причем если Йола с легкостью рисовала атакующую руну огненным пальцем перед собой, оставляя росчерки пламени в воздухе, и уже в полете к брату напитывала их силой, то Хейм, в мгновение ока также превративший одну из фаланг в миниатюру пылающего факела, выжег на второй своей ладони защитный знак. По аудитории поплыл запах паленой кожи.

Структура энергетического щита начиналась прямо из обожженной раны на его коже. Такой заслон был в разы мощнее, да и удержать над ним контроль было проще, вот только не каждый маг мог себе его позволить. Ведь руна, нанесенная на тело, активируясь, питалась энергией чародея из его резерва непрерывно, а не отдельными порциями, как в случае Йолы, которая лишь единожды вливала в свой знак силу. Потому атаки огненной Икстли имели определенный предел мощности, а щит брюнета казался мне непробиваемым.

Зато и цена у такого мощного заслона тоже была немалой: маг просто мог не заметить, когда высеченная на коже руна Кохор, пиявкой выкачав весь магический резерв, примется за ауру своего хозяина. Поэтому у чародеев ниже третьего уровня стоял запрет на использование рун, нанесенных непосредственно на свое тело. Слишком велика была вероятность не только выгорания дара, но и смерти мага.

Все это нам пояснила Иштар Атарийская, пока мы старательно перерисовывали не только изображения самих Эль-торо и Корхор в свои конспекты, но и знаков-спутников этих рун. К слову, последних было три десятка.

Одногруппники выли, представляя, сколько комбинаций придется заучить, а потом и отработать до автоматизма. А я своей ведьминой печенкой чуяла, что простой зубрежкой Вивьен Блеквуд не отделается.

Так и вышло. Когда до конца занятия оставалось совсем ничего, магесса провозгласила, что у нас еще есть время потренироваться в парах и попробовать самим на практике воспроизвести две руны. Пока лишь в их первозданном виде, без спутников и исключительно в воздухе.

Адепты дружно стали объединяться в пары.

Мы с Кором синхронно повернулись лицом друг к другу, как двое влюбленных на брачной церемонии, которым храмовник наконец-то разрешил поцеловать друг друга. Увы, нашу милую идиллию нарушил голос брюнетистого Икстли:

– Лэрисса, а можно нам тоже поучаствовать в отработке? Помочь адептам овладеть рунами…

Он говорил, пристально глядя на нас с Кором. Ясно. Перед тем как официально назовут имена шестерых участников турнира стихий, кое-кто решил лично убедиться в том, что товарищи по команде не зря занимают свои места. Ну-ну. Тестировщик ахов! Даже не поленился прийти на занятие к второкурсникам.

В том, что надменный брюнет – инициатор смотрин, я не сомневалась, как и в том, что именно мне этот Икстли окажет великую честь: помощь в изучении рун.

Так и вышло. Нас с Кором разлучили. В смысле поделили. Йола, озорно улыбаясь, предложила другу и моему соседу по парте свою компанию, а мне достался брюнет. Бонусом к нему шли недовольные взгляды одногруппниц. Как же, черноволосая мечта выбрала меня, совсем не красавицу, а на них и не взглянула.

Магесса хлопнула в ладоши и совершила замысловатый пасс, после которого парты растворились туманом в воздухе, оставив аудиторию абсолютно свободной от какой бы то ни было мебели, да и наших вещей тоже.

– Итак, приступаем. Уровень атакующей руны – первый, защитной, соответственно, такой же, – напутствовала Иштар Атарийская.

Хейм выразительно размял пальцы. Его ладонь вновь была чистой, словно и не выжигал он на ней совсем недавно руну Корхор. Либо у брюнетистого засранца есть регенерационный амулет, либо заклинание заживления отработано им до автоматизма и не нуждается не только в звуковой формуле активации, но даже в пассе, лишь в мысленном посыле.

Но и в том и в другом случае мне, черной ведьме, это отнюдь не на руку.

Меж тем Икстли, чуть скривив губы, произнес:

– Я нападаю, ты защищаешься.

– Просто очаровательно, – с сарказмом пробубнила я себе под нос, имея в виду размер сомнительного подарка, преподнесенного мне судьбой. Мало мне испытания у доски, так теперь еще и этот… проверяльщик.

– Ты что-то сказала? – надменно изогнув бровь, уточнил адепт.

– Я говорю, что ты очарователен, – нагло, исключительно по-ведьмински начала я, глядя ему в глаза.

Этот красавчик привык купаться в женском внимании. Оттого и меняет своих симпатичных пассий быстрее, чем храмовые служители свечи перед ликами светлых богов. Откровенный комплимент из уст весьма несимпатичной адептки его не обрадовал. Хейм скривился, словно кокетничать с ним решил полуразложившийся зомби.

– К сожалению, не могу сказать о тебе того же. – Похоже, Икстли решил поставить наглую адептку на место.

– Ну, тогда сделай как я. Соври, – посоветовала я брюнетистому гаду.

Да, таких ценных указаний Хейм, похоже, еще не получал. По поджатым губам и холодному цепкому взгляду я поняла, что противник разозлился.

Атакующая руна моментально вспыхнула в воздухе перед лицом брюнета. Я и глазом моргнуть не успела, как он начертил ее огненным пальцем правой руки. Икстли взмахнул левой рукой, и из раскрывшейся ладони вверх полетела галька. Штук пять камешков, впитавших в себя Эль-торо.

Да, Хейм действовал строго в заданных рамках: полетевшая в меня руна не была нанесена на тело. К тому же адепт напитал Эль-торо силой лишь первого уровня, но… Но при этом в меня сейчас летел рой огненных пчел.

Я должна была на чем-то или прямо в воздухе начертить щит Корхор, влить в него силу и стойко принять удар на себя. Но это если бы я была светлой. А вот мы, темные, в первую очередь исповедуем правило: выжить. Причем сделать это с минимальными потерями. Потому я совершила то единственное, что успевала: увернуться.

Я отпрыгнула в сторону. Один из раскаленных добела камешков все же успел чиркнуть по плечу. Зачарованный материал форменного платья выдержал испытание магией, а вот кожа на моем плече – нет. Я зашипела от боли, словно на миг ко мне прислонили раскаленную кочергу.

Ну все, брюнетик, ты попал! Хейм, не подозревая о том, что крупно нарвался, я бы сказала, по-черному, презрительно бросил:

– Что, так испугалась, что не смогла вспомнить, как выглядит Корхор? Или у тебя просто опустились руки?

У меня задергался глаз. Чтобы у ведьмы опустились руки? Да разве что затем, чтобы поднять топор!

Брюнетистый поганец не только трепал языком, нет, он при этом чертил еще одну атакующую руну. Творил он Эль-торо, как художник-монументалист, рисуя ее размашисто. Она вышла выше меня раза в два, а шире – в три. И это огненное знамя полетело в меня.

Икстли явно издевался, решив если не убить, то основательно покалечить меня, свято блюдя при этом все правила академии в целом и магессы Иштар Атарийской в частности. Уровень единица? Так и есть. А вот о размере Эль-торо или о том, что ее можно растиражировать и запустить сразу роем, ничего сказано не было.

Этим Хейм и пользовался.

Краем глаза я заметила огненную шевелюру. Йола стояла недалеко от меня, удерживая перед собой щит. В нее целился Кор, пытаясь не то чтобы атаковать, а для начала хотя бы изобразить Эль-торо в воздухе. Получалось не очень.

Решение пришло мгновенно. В один прыжок я оказалась рядом с Йолой и, в последний момент схватив ее за локоть, развернула так, что щит рыжей Икстли принял на себя удар ее же братца. Вспышка вышла знатной.

Она совпала с ударом колокола, ознаменовавшего конец занятия, и сочным комментарием Хейма, не ожидавшего такой наглости от замухрышки-второкурсницы. Надо думать, что от магических атак брюнетистого Икстли никто еще не прикрывался его же собственной сестрой.

Рыжая двойняшка тоже не осталась в долгу. И поскольку она, в отличие от братца, плевать хотела на правила хорошего тона, подобающие лэриссе, то высказала все. Из ее короткой эмоциональной речи выяснилось, что ее братец – тот еще альтернативно одаренный, вздумавший сделать из малявки, то бишь меня, бифштекс. А я, пигалица, вообще потеряла страх и совесть, совершив проступок, редкий по дерзости, ловкости и наглости.

Я про себя лишь хмыкнула. Пусть Йола оставит свою лесть при себе. Все равно не раскаюсь.

Магесса взирала на все происходящее невозмутимо, словно и предполагала нечто подобное. Ее последующие слова лишь подтвердили мое предположение. Хлопнув в ладоши так, что в аудитории вновь материализовались парты и скамьи, Иштар Атарийская произнесла:

– Занятие окончено. Все свободны. Попрошу покинуть аудиторию.

Адепты засобирались к выходу, хотя и с явной неохотой. Всем было любопытно, что же за светопреставление все-таки произошло? Я была одной из последних, и до моего уха донесся голос преподавательницы, тихо выговаривающий невозмутимому Икстли:

– Я вас предупреждала, что на любую вашу хитрость Блеквуд может ответить своей непредсказуемой изворотливостью. Зачем было…

Дальше подслушивать стало совсем уж неловко, и я поспешила на выход. Интересно, а магесса Атарийская специально не вмешивалась в нашу с Икстли милую «отработку рун» или просто не заметила? Что-то мне подсказывало, что второе – маловероятно.

То ли она так верила в мою изобретательность, то ли в криворукость одного из лучших адептов боевого факультета, то ли ей просто было интересно, кто из нас кого раньше покалечит. Любопытно, что из этого истина?

В любом случае ее невмешательство напомнило мне поведение старушек-сплетниц, что пускают слух и наслаждаются потом бурным выяснением отношений. Да уж… А с виду такая гранд-дама… Хотя, может, я чего-то недопонимала в специфике методов обучения светлых?

То ли дело у нас, темных. Все просто и понятно: сначала практикум, например, по упокоению зомби, потом теория. Выжившие после первого очень внимательно слушают вторую. Успеваемость среди адептов черных искусств магии стопроцентная. Потому как ты либо занимаешься на «хорошо» и «отлично», либо попадаешь в аудиторию, но уже в качестве учебного пособия, причем не всегда живого.

Размышляя о тонкостях учебного процесса светлых, я топала на начертательную чарометрию. Как по мне, это был самый женский из предметов в академии: сидишь себе, доказываешь, делаешь выводы, строишь теории, опираясь порою то ли на аксиомы, то ли на интуицию.

Вел дисциплину магистр Мальвик Мейнхель, мужчина настолько скучный и правильный, что вызывал у меня стойкую ассоциацию с затянувшейся мессой. На его занятиях хотелось непрестанно зевать, а его неразборчивый монотонный голос… Таким можно усыплять орущих младенцев, причем сразу оптом.

Его занятие, как и сам преподаватель, вышло спокойным. Что ж, хоть какое-то разнообразие в сегодняшнем суматошном дне.

Близилось самое замечательное время – большой перерыв. Я уже со смаком представляла, как спущусь в столовую и поем. Образы булочек, плюшечек, бутербродов и горячего чая напрочь вытесняли из головы золотое сечение и пентаграмму Алеросса. Проснувшийся дракоша, вяло ползавший по моему плечу под одеждой и щекотавший кожу, был полностью со мной солидарен.

В то самое время, когда мои мысли и желания были в полной гармонии с планами на ближайшее будущее и я уже мысленно отсчитывала последние мгновения до звука колокола, который оповестил бы об окончании занятия, по академии разнесся магически усиленный голос ректора:

– В большой перерыв всем адептам и преподавателям собраться в общем зале.

М-да, а я-то только размечталась, что поработаю над своей точеной фигуркой… В смысле заточу сдобу в обед. Нет, адептка Блеквуд, добрый Матистас Ленирросский позаботился о твоей талии и объявил о намечающемся шабаш… в смысле собрании. Поняв, что мой обед накрылся медным тазом, я уподобилась вампирам и возжелала крови. Ну или хотя бы кого-нибудь убить. Лучше всего – ректора.

В зал я шла сильно злая. Лазурный тоже сердито, утробно урчал, правда, уже в сумке, куда я его, окончательно проснувшегося, ссадила заранее. Так, на всякий случай, чтобы неожиданно не выполз на лицо в какой-нибудь неловкий момент. А если учесть, что у меня в последнее время вся жизнь один тот самый неловкий момент и есть, то… В общем, подстраховалась.

В актовом зале было шумно, людно и драконно, а также дриадно, эльфячно, чуть-чуть гномно и совсем немного тролльно.

Преподавательский состав тоже казался преисполненным энтузиазма. Магистр Ромирэль сцеживал в кулак зевок, Фабиус смотрел на всех и каждого с выражением профессионального дегустатора уксуса, магесса Илвия с интересом изучала рисунок на своих ногтях. В общем, у меня создалось стойкое впечатление, что для преподавателей новости, которые должен озвучить ректор, давно уже не новости.

В толпе адептов происходило весьма оживленное движение. Будущие маги чуть ли не сталкивались лбами, многие, особенно представители боевого факультета, активно жестикулировали, и то и дело звучала фраза «команда для турнира».

Я этого ажиотажа не разделяла. Уже то, что в этом самом списке шести мишеней для пульсаров есть я, отбивало напрочь любые зачатки радужных чувств. Утешало лишь одно: задача у меня, в отличие от остальных пятерых, не выиграть, а попытаться не сдохнуть. Лучше всего красиво упасть от первого удара и притвориться полутрупом.

Адепты расселись наконец на скамьи, которые стояли полукругом и чуть возвышались над сценой-ареной. Причем стояли не абы как, а разбитые на сектора. Первый, алый, – отделение боевых магов. Второй, синий, – алхимиков. Третий, белый, – прорицателей. Четвертый, фиолетовый, – теоретиков, куда относилась и я. Пятый, зеленый, – целителей. Шестой, оранжевый, – артефакторов. Седьмой, желтый (хотя представители оного задирали носы и утверждали, что золотой), – магических искусств.

Как по мне, в последний сгоняли всех тех, кто не подошел ни на один из первых шести. На желтом факультете было столько специальностей, от мастера иллюзий до искусников бытовых чар, что сам ректор, наверное, в них терялся.

Специальных отличительных знаков до третьего курса адепты не носили, форма была единой. А вот когда сдавали пограничные экзамены, им вручались броши с кристаллом того цвета, к факультету которого будущий маг и принадлежал.

Между тем голос Матистаса Ленирросского прогремел, словно из трубы:

– Я рад приветствовать всех собравшихся в этом зале!

Выпятив изрядную гастрономическую мозоль, что приличествует каждому уважающему себя заядлому гурману и любителю пива, ректор с важным видом сложил на ней пухлые руки. Мы все уставились на главу академии, согнав… собравшего нас здесь.

Ректор наслаждался моментом и, когда пауза начала звенеть тишиной, продолжил свою речь. Витиеватая и обвешанная эпитетами, метафорами и сравнениями, как бродячий кобель – репьями, она сводилась лишь к одному: лучшие из адептов академии должны не посрамить имени и крыльев знаменитого Кейгу и навалять всем на турнире Четырех стихий.

А потом Ленирросский отточенным движение фокусника достал из воздуха свиток и начал зачитывать имена тех, кто с легкого ректорского языка стал не головной болью всего преподавательского состава (а ведь известно, что чем умнее ученик, тем больше вероятность сесть в лужу его учителю), а гордостью и надеждой академии.

Первым ожидаемо шел Урилл Мейнс. Ну, с этим алхимиком, которому пророчили аж девятый уровень, все понятно.

Адепт, едва прозвучало его имя, поднялся и, откинув мешавшую челку так, что стал виден шрам на лице, пошел в центр, к ректору.

Вторым и третьим именами стали брат и сестра Икстли. Эти поднялись синхронно и почти так же слаженно, нога в ногу, двинулись в центр. Но если этих двоих зал встретил спокойно, то третье имя не могло не вызвать бурной реакции.

Хариш Вронг являлся личностью весьма примечательной. Одно то, что он три раза с треском вылетал из академии и столько же раз возвращался, говорит уже о многом. Этот здоровяк был на три головы выше меня, мог легко удержать одной левой и двуручный меч, весом в сноба Икстли, и оставить лишь мокрое место от паразита-брюнетишки в рукопашной.

Впрочем, не только физической силой природа не обделила Хариша. Полностью инициированный маг с восемью единицами. И это в двадцать два!

Поговаривали, что у него среди предков затесались орки. Может, и правда, хотя по лицу парня этого сказать было нельзя. Взять хотя бы то, что Хариш был блондином. Из той породы светловолосых, чья шевелюра еще не определилась, цвета она спелой пшеницы или все же светлой меди. Я бы назвала его даже рыжим, если бы не полное отсутствие веснушек и темные брови, про которые говорят, что они – признак породы. К тому же величать варваров (а Хариш Вронг был уроженцем Диких Земель) рыжими чревато для здоровья. Почему-то они как только слышали в свой адрес о рыжине и конопатости, так начинали думать, что говорящему к лицу черепно-мозговая травма. Может, оттого, что исконные враги степняков – огненно-рыжие наги?

Когда Хариш Вронг, он же личная головная боль ректора, вышел на сцену, по залу пронесся гул.

Впрочем, все быстро успокоились, стоило блондину обвести сидящих на скамьях взглядом. Тяжелым взглядом, способным контузить не хуже прямого удара в челюсть.

Имя Гардрика Бьерна вызвало слаженный девичий вздох. Я усмехнулась. Пепельный и тут оказался в числе лучших. Кто бы сомневался. Почти сразу же за ним поднялась рыжая адептка. Красивая, высокая, стройная… Не девушка, а картинка.

Я удивилась: неужели ей так срочно приспичило, что она… Но рыжая стояла, словно ждала, что назовут ее имя. И когда вслед за «Бьерн» прозвучало «Блеквуд», адептка, уже шагнувшая вперед, так и замерла.

А потом на весь зал разнеслось ошарашенное:

– Как Блеквуд?

Гард сбился с шага, резко развернувшись. Весь зал, наплевав на ректорский призыв к тишине, забурлил. Шестое имя, которое до этого было неизвестно, произвело фурор.

– Это ошибка! – Рыжая скрестила руки на груди и с прищуром посмотрела на ректора. – Там должно быть мое имя: Калирисса Моркер.

– Должно быть, но нет, – раздалось из сектора, где сидели преподаватели.

Со своего места поднялся Аэрин Ромирэль и смерил рыжую взглядом.

– По какому праву… – начала та.

– По праву наставника, – перебил ее полуэльф. – Состав команды определяю я, и за победу или поражение на турнире отвечаю тоже я. Это было мое решение.

– Но я… – попыталась было возразить Калирисса.

– Но вы из уважаемого рода, приближенного к императору, у вас седьмой уровень дара, и вы уже два года тренировались вместе с остальными участниками команды? – продолжил за рыжую Ромирэль, словно зная наперед все ее слова.

Калирисса подавилась вдохом. А полуэльф продолжил:

– При всем моем уважении, но есть кандидатуры более… перспективные.

– И в чем же перспективность… как ее… Блеквуд? – презрительно выплюнула мое имя рыжая.

Ромирэль словно взвешивал что-то в уме, прежде чем ответить.

– Адептка Моркер. Вы слишком очевидны и предсказуемы. Вас легко просчитать. Даже эту вашу вспышку гнева я предвидел. К тому же несдержанны. У вас ниже уровень дара. Слабая семерка против искрящей восьмерки, которая вот-вот перейдет в девятку. Этого достаточно для замены.

Крылья носа рыжей затрепетали, лицо покраснело. Такое ощущение, что еще немного и она закипит. Но нет. Калирисса повернулась на каблуках и в абсолютной тишине гордо вышла из зала.

Я бы, как и все, провожала ее взглядом, если бы не одно «но». На меня саму в это время пристально смотрели. Четверо уже стоявших с ректором сокомандников и Гард, так и не поднявшийся на сцену. Причем дракон сжимал челюсть столь сильно, что его скулы побелели.

У меня по спине пробежал холодок. Только бы не в пару с Гардом. И Мейнс и Вронг враз мне показались такими милыми, славными и приятными мальчиками…

(обратно)

Глава 11

Ректор, напомнив о том, что вроде как он здесь главный, прокашлявшись, повторил:

– Адептка Вивьен Блеквуд.

Со своего места я поднималась крайне неохотно. Шла медленно. Но все же дошла. А жаль. Вариант провалиться сквозь землю меня бы вполне устроил. Хотела обойти ровную шеренгу из пяти адептов и встать рядом с Уриллом, так, на всякий случай, чтобы нервные после утреннего драконы зубами над ухом не клацали… Но упомянутый крылатый, процедив едва слышное сквозь сжатые зубы: «Куда?» – ловко цапнул меня и поставил рядом с собой.

Ректор, не иначе решивший переплюнуть в красноречии эльфов, выдал финальную речь вдвое длиннее и цветастее вступительной. У меня аж челюсть свело от того, сколько зевков я успела подавить.

Наконец с торжественным оглашением списка команды было покончено. Далее мы шестеро должны были принести клятвы, что будем соблюдать правила соревнований, выполнять требования наставника и мужественно сражаться на турнире, защищая честь академии.

Когда мы хором повторили слова за ректором, то в воздухе над нами возникла шестиконечная звезда. Из двух ее лучей синхронно брызнули два снопа алого света, ударив в двойняшек Икстли. Потом еще два, золотистых, – угодив в здоровяка Вронга и Мейнса. А вот нам с Гардом достались неодинаковые цвета – в меня полетел снежно-белый луч, а в дракона – черный. После того как нас «пометили», пентаграмма начала уменьшаться в размерах и сгущаться. Я неотрывно следила за тем, как она превращается в круглый щит. Причем последний был с гербом, изображавшим самого Кейгу Золотое Крыло в его истинной ящерной ипостаси.

– Ваши кандидатуры одобрил сам дух академии, – враз севшим голосом проговорил ректор. – Теперь любая замена исключена.

Я уже было возрадовалась, что заседание окончено и можно удрать, как Ленирросский, подняв щит, в лучших традициях темных, которые любят приберегать самую большую пакость напоследок, произнес:

– В этом году в турнире Четырех стихий участвуют не только три традиционные команды из академий светлой магии империи. В качестве жеста доброй воли и ради укрепления отношений наш император, Аврингрос Третий, и правитель Сумеречных земель договорились, что четвертой командой – участницей турнира станет сборная университетов темного чародейства.

Есть такая тишина, которую можно резать ножом. Есть такая, что звенит осколками хрусталя. Есть та, которая рвет оголенные нервы. Так вот, подобного не было и в помине. От сказанного загудели не только адепты, но и преподаватели. Похоже, и магистры были не в курсе подобного «приятного» сюрприза.

Под столь бурное обсуждение я и начала тактическое отступление. Сначала за спину Гарда, потом – к своему месту в зале.

Увы. Удрать мне не удалось. Я была отловлена драконом и схвачена за талию со словами: «Куда пошла, напар-р-рница».

Пришлось стойко выдержать оставшуюся часть ректорских напутствий и короткую (а посему встреченную с большим одобрением) речь наставника команды Аэрина Ромирэля.

И все это – под рулады моего голодного желудка. Все сокомандники и ораторы делали вид, что не слышат ничего, а первые ряды не могли понять, кто же урчанием так и норовит перебить сначала ректора, а потом полуэльфа.

Наконец, слава темным богам, собрание было завершено. Наставник сообщил, что ждет нас шестерых к четвертому удару вечернего колокола на тренировочном поле номер семь, и я с чистой совестью дала деру.

Думать о том, что в перспективе возможна встреча с темными, не хотелось в принципе. Я планировала, что наша команда проиграет быстро и качественно в первом же состязании.

Увы, как бы мне ни хотелось пойти на занятие по основам элементарной алхимии, но я поняла: если сейчас не возьму штурмом столовую, то просто сдохну. Или мучительно умрет тот, кого я загрызу, если не доберусь до супа и каши.

Едва я завернула за очередной угол, как натолкнулась на очередную поджидающую меня неприятность. На этот раз рыжую, с огненным торнадо в руке наголо.

– Ты заняла не свое место, Блеквуд, – протянула адептка.

Только этого мне не хватало! Похоже, Моркер думает, что некая Блеквуд специально ее обставила. Тоже мне нашла конкурентку.

Спокойно, спокойно… Черная ведьма должна всегда вести себя спокойно, даже с соперницей. Спокойно поговорила, спокойно умертвила, спокойно закопала.

Потому я изогнула бровь и осведомилась:

– Какое?

– А сама не догадываешься? Я должна была стать напарницей Бьерна. Я! А не какая-то уродливая пустышка. Из какой помойки ты выползла? Но да не суть важно. Главное, что сейчас ты в нее вернешься. – И она замахнулась, готовясь кинуть в меня иссушающую воронку Кахриса – вещь препротивную, за использование которой вне занятия можно было легко вылететь из академии.

Настроение у меня стало еще «лучше». Таким, что ни проклятием сказать, ни пером описать. Потому я, памятуя, что лучшая защита – это нападение, начала закатывать рукава со словами:

– А ты не обнаглела ли, плешивая?

От такого обращения Калирисса на миг опешила. Хм, наверняка к этой породистой коб… в смысле лэриссе, еще ни разу так не обращались.

Я не спеша, словно совсем рядом со мной не танцевало на руке огненное торнадо, сняла с плеча сумку, стянула с ног башмаки и начала подтыкать подол юбки.

Калирисса следила за мной с все возрастающим удивлением.

Когда с юбкой было покончено, я милостиво разрешила:

– Теперь нападай.

– Ах ты! – отмерла наконец рыжая, и в меня таки полетело огненное торнадо.

Уклонилась в последний миг, упав и впечатавшись грудью в пол. Воронка просвистела над головой, не задев. О том, что, коснись она меня – и резерв сгорел бы в один миг, а я сама при этом имела бы неплохие шансы превратиться в древнюю старуху, постаралась не думать.

Между тем воронка, не найдя конечной цели, зависла у стены и вновь помчалась на меня.

Я не зря так основательно готовилась к бою. Лазурный, которого я ловко выудила из сумки, а ныне зажатый в руке, был выпущен на свободу с криком:

– Удирай, мелкий!

Дракоша недовольно рыкнул, но, узрев летящее на него торнадо, заработал крыльями во все лопатки, уводя за собой огненную смерть.

Я не стала ждать, пока Калирисса сплетет еще одно заклинание, и, свято чтя устав академии о неприменении боевой магии вне учебных занятий, занялась тем, что, собственно, устав разрешал, – банальной дракой.

Кто сказал, что черные ведьмы умеют только проклинать? Нет. У нас физическое воспитание еще в каком почете! Правда, отчего-то испокон веку так получалось, что темные лидировали в беговых дисциплинах, в отличие от светлых, которые лучше стреляли пульсарами. Но в плане выдирания шевелюр мы с рыжей были на равных. Правда, недолго.

Я схватила одной рукой Моркер за ее распущенные лохмы и дернула, засадив кулаком свободной руки еще и под дых. Тут же сама получила локтем в челюсть так, что на миг увидела звездное небо.

Удар по моему колену заставил упасть на пол. Я так и не выпустила из руки огненной шевелюры, утянув за собой и ее владелицу. Калирисса взвыла и схватила меня за ворот платья.

Припечатавшись лопатками к полу, я поняла, что скальп – это прошлый век. А вот лодыжка соперницы – это в ногу со временем! Выпустив волосы, я вывернулась и подмяла рыжую под себя. Одной рукой схватила каблук, второй – нос сапога Калириссы и… крутанула.

Характерный звук было трудно с чем-то перепутать. Вой, перешедший в дикий ор, подтвердил, что я достигла своей цели!

Мою одежду отпустили, и я решила поступить в лучших традициях ведьмы: смотаться подальше от этой озабоченной, которой то ли нужна была слава и победа на турнире, то ли она положила глаз на Гарда, и я стала помехой ее любовным планам.

Рванула с низкого старта. Но Калирисса оказалась упорной и резво похромала следом за мной. «Делать нечего, придется добивать», – решила я и устремилась не налево, в коридор, а к узкому стрельчатому окну, главным достоинством которого был высокий подоконник.

Рыжая, ковылявшая за мной, наверняка ожидала, что я выпрыгну. Но вот чего она никак не предвидела, так это того, что я, набрав приличную скорость, оттолкнусь ногой от подоконника и, совершив кульбит над ее головой, перевернусь в воздухе и оседлаю ее же шею.

Я тихо и мирно начала душить эту ненормальную, сдавливая горло и руками и ногами, но она отчего-то прощаться с жизнью не возжелала, а понеслась как оголтелая в коридор, а из него – в дверь, над которой и был он, косяк. Висел, родненький, черной ведьмы дожидался.

С ним-то мой лоб и поздоровался, горячо и прочувствованно. Я упала хорошо, на спину. Причем так выразительно, что решила: а почему бы не полежать, не поизображать труп? Хотя бы отдохну. Не стала подниматься, а так и осталась давить лопатками пол, старательно отыгрывая роль еще не поднятого зомби.

Калирисса замерла. Через густые полуприкрытые ресницы я видела, как она, сама мертвенно-бледная, склонилась надо мной и дрожащей рукой потянулась к шее то ли пощупать пульс, то ли придушить до конца. Я не стала полагаться на волю случая и, резко воскреснув, впечаталась своим многострадальным лбом в переносицу Калириссы.

Удар вышел знатным. Кровь брызнула резко и фонтаном. Не мешкая, я закрепила успех еще и хуком.

Спустя несколько ударов сердца рыжая с заломленной рукой молила о пощаде.

– Отзывай свою воронку, пока она моего дракона не сожрала, – остервенело шипела я, выкручивая ей кисть.

Вообще, кисть – самая ценная конечность всех магов. Чародей может быть без ног, с одной почкой, слепым, без ушей, но не без рук. Ведь именно кисти и пальцы совершают пассы, через ладони внутренняя энергия мага выходит вовне.

– Не могу. – Из глаз Калириссы лились слезы. И отнюдь не сожаления, а боли. – Я над ней контроль потеряла.

– Зато я, кажется, нашел. – Раздавшийся в коридоре голос был знаком нам обеим.

Полуэльф стоял и держал на ладони воронку. На плече у него сидел лазурный и что-то верещал в острое наставничье ухо. По-моему, ябедничал.

Я умилилась мелкому. Какой умничка! Не только отвлек на себя торнадо, но и нашел выход, как спасти собственный хвост!

– Адептка Моркер. Вам неуд по контактному бою и пересдача полевого практикума! Подходить к противнику абсолютно неподготовленной, даже без стандартного пульсара, не будучи уверенной в том, что он – труп? Моркер, вы позорите весь пятый курс!

Челюсти у нас с рыжей отпали синхронно.

Наставник как ни в чем не бывало продолжил:

– Кстати, Моркер. Вы хотели знать, чем Блеквуд лучше вас? Сейчас вы смогли сами в этом убедиться. Она умудрилась без применения магии справиться с заведомо более сильным и опытным противником. К тому же атаковавшим ее заклинанием шестого уровня. – Полуэльф сжал ладонь, и огненное торнадо впиталось в его руку. – Кстати, о том, что вы нарушили устав. Поскольку пострадавших нет…

Рыжая усиленно закивала головой, подтверждая, что вывихнутая лодыжка и почти вылетевшая из сустава кисть, которую я так и не отпустила, сущие пустяки, меньше заусенца, право слово.

– Так вот, поскольку пострадавших нет, ректору я докладывать не буду. Ограничитесь внесением штрафа в тысячу золотых на счет академии и пересдачей, – и обращаясь уже ко мне: – Блеквуд, отпустите адептку Моркер, будьте столь любезны.

Делать нечего, я разжала руки.

И тут за спиной послышались голоса. Я обернулась, чтобы лицезреть пятерых своих коллег по несчастью, которые, видимо, тоже решили, что учеба – это хорошо, а поесть – еще лучше. А чтобы воссоединиться побыстрее с едой, срезали путь до столовой.

Узрев нас с Калириссой, они замерли как вкопанные. Первым нашелся Урилл.

– Гард, смотри, кажется, девочки тебя не поделили, – усмехнулся алхимик и, сделав вид, что оговорился, поспешил исправиться: – В смысле не поделили место в команде.

Рыжая зло сверкнула на алхимика глазами. Расправляя юбку и убирая за уши выбившиеся из прически пряди, я спокойно возразила:

– Увы, не поделили мы обед. Я просто жутко хотела есть, а Моркер решила, что мне стоит еще поголодать. Я и так на диете! А когда девушка на диете – она звереет.

Парни ошарашенно прошлись взглядом по мне, потом по рыжей и, похоже, поняли, что давать мне голодать нельзя. Для их же безопасности нельзя.

Ромирэль выразительно хмыкнул, а потом, сняв с плеча лазурного, отрывисто произнес:

– Адептка Моркер, вы свободны.

Рыжая, кривясь при каждом шаге, удалилась. Причем хромала она в гробовой тишине. Едва она скрылась за поворотом, как наставник продолжил:

– Раз уж все в сборе, то прошу пройти на поле для поединков. Начнем пораньше.

Ответить я не успела. Разом таким тренировочным произволом возмутились и мой желудок, и мелкий дракон. Причем последний заверещал так пронзительно, словно у него собрались отнять самое ценное.

Полуэльф ничтоже сумняшеся цапнул лазурного за хвост и подвесил перед лицом вниз головой. Мелкий затрепыхался.

– Блеквуд, а с каких пор у вас, человеческого мага, мета – дракон?

Повисла пауза, про которую можно было смело сказать – это прелюдия паники. Но только не для тех, кто рожден в Темных землях. Потому я смахнула невидимую пылинку с плеча и с интонаций «надоело объяснять очевидное» произнесла:

– А она не моя. Она мимо пролетала. Чей это дракон, я вообще не знаю.

От такой наглости Гард закашлялся, а лазурный даже верещать перестал, хоть и остался все так же висеть вниз головой.

– Очевидно же, эта мета кого-то из драконов, – продолжила я. – Моя при мне… – и потянулась к вороту платья.

Когда я решила спрятаться от палача в стенах академии, то знала, что рано или поздно вопрос с моей метой всплывет, и заранее позаботилась об этом. На плече ныне у меня красовалась татуировка – пятиконечная звезда стихий, классическая мета магов-элементалистов.

Но продемонстрировать ее Ромирэль мне не позволил, выразительно кашлянув.

– А что? Я только показать хотела.

– Да, что? – тут же поддержал меня Урилл. – Мы совсем не против посмотреть.

Судя повыражению лица Гарда, который так и прожигал меня взглядом, пепельный был отчего-то совсем даже против.

Повернувшись к дракону лицом так, чтобы полуэльф узрел лишь мою спину, я попыталась изобразить пантомиму: мол, скажи, что лазурный – твой. Но, видимо, я была больше похожа на старуху, которую сразу одолели и нервный тик, и удар, отчего пол-лица перекосило, но Гард решительно ничего не захотел понять и лишь сильнее нахмурился.

Остальные четверо зрителей взирали на мои лицедейские потуги в немом удивлении. Потом до дракона начало наконец что-то доходить, и он процедил:

– Это моя мета. Просто она очень… свободолюбивая.

Я тут же перестала изображать орочьего шамана, занятого профессиональной деятельностью, и выдохнула. Мелкий был не столь свободо… сколь бутербродолюбивым. А еще мясопирого- и кофелюбивым. В общем, губа у лазурного была не только не дурой в плане поесть, но еще и широкой.

– Отчего тогда этот летун, едва я поймал воронку, стал всем своим видом показывать, что надо мчаться за ним кого-то спасать? – подозрительно уточнил Ромирэль.

– Вы хотите сказать, что меня спасать не надо было? – Я повернулась к полуэльфу и уперла руки в бока.

– Знаете, глядя на вас с адепткой Моркер, я задал себе тот же вопрос.

– Ну знаете… – Я изобразила праведный гнев.

Да что гнев, я была готова сыграть любые чувства, лишь бы уйти от щекотливой темы меты.

Дракончик, от которого все отвлеклись, изловчился и цапнул-таки узурпатора его свободы за палец. Полуэльф непроизвольно разжал руку, и мелкий получил долгожданную свободу.

Я молилась демонам бездны лишь об одном: чтобы этот лазурный паршивец не полетел сейчас ко мне. И то ли я исчерпала запас неприятностей на сегодня, то ли эта мелочь из исключительной вредности решила меня проигнорировать, но опустилась она на плечо Гарда.

Я выдохнула. А потом решила, что, раз мне повезло, надо ловить удачу за хвост, крылья, клюв, лапы и тянуть к себе. Потому и заявила:

– На тренировку – только после столовки! Ибо если я не поем, то все. Конец. Причем всем и сразу.

На такой ультиматум полуэльф мученически вздохнул, брюнетистый Икстли закатил глаза, его сестра не сдержала улыбки, Урилл хмыкнул, а здоровяк Вронг рассмеялся. Пепельный, гладя по голове лазурного, лишь фыркнул.

Да, Гард знал причину моей диеты. И то, что пусть его мета в прямом смысле у него в руках, но слиться с хозяином все равно не может.

– Ну, раз адептка Блеквуд настаивает… – задумчиво начал Ромирэль.

– Я тоже с удовольствием перекушу, – подхватил Урилл и многозначительно добавил: – К тому же сегодня в столовой борщ.

При этих словах я неожиданно для себя покраснела, вспомнив о том, как совсем недавно был обворован доблестный адепт (он же – первая язва академии).

– И я не прочь пообедать, – пробасил Вронг.

По надменному лицу Икстли было видно, что он к трапезе приобщиться не желает…

Спустя совсем недолгое время я убедилась, что корчивший брезгливую мину аристократ был еще как голоден. Во всяком случае, от супа, каши и компота он нос не воротил, а ел весьма шустро. Причем делал это, строго следуя правилам этикета: нож держал в правой руке, а окружающих – в страхе. Хейм так сверкал глазами в адептов, которые проходили мимо стола, что юные маги торопились обогнуть нашу шестерку по широкой дуге. Не у всех подобное получалось тихо и мирно.

Так было обронено три подноса, расквашен один нос и опечалена целая прорва девиц, пытавшихся состроить глазки брюнету.

Даже Йола не выдержала:

– Хейм, перестань злиться и испепелять взглядом всех и каждого! Ты же ф… – Девушка замолчала, словно в последний момент успела поймать слово, уже почти слетевшее с языка, и тут же исправилась: – В конце концов, ты эмпат и должен всегда держать себя в руках.

Тоже мне эмпат. Хотя да, у дуалов сочетание стихийник-эмпат редкое, но все же…

Все равно этому Икстли далеко до тетки Морриган. Вот уж кто безо всякого дара способен одним взглядом убить. Причем не фигурально. Как-то на праздновании ночи Сярем она так зыркнула на старика Грошича, что тот скончался. Правда, как выяснилось, не от проклятия, а от банального разрыва сердца. Вот так-то. Этот дряхлый некромант, повидавший армию зомби, упырей и вурдалаков, не выдержал одного женского взмаха ресниц. Так что плевать я хотела на прожигающий взор Икстли. Моему аппетиту он ничуть не мешал.

Только одно непонятно. Если ему так неприятно сидеть со мной рядом, зачем, спрашивается, поперся за общий стол? К слову, я хотела поесть одна, но здоровяк Вронг заявил, что мы теперь команда и все должны делать вместе.

Я невинно уточнила: совсем ли все? В разговор тут же вмешался Гард и заявил, что «все», но в пределах разумного.

Самым приятным в обеде было то, что за съеденное мне не нужно было платить. В очередной раз порадовалась, что участники команды на время подготовки к турниру получают полное обеспечение за счет академии. Это обстоятельство даже слегка примиряло меня с ежедневными тренировками.

К слову, о последних… Через один удар колокола первая из них должна была начаться.

Поев, я прикинула, что вполне успею сбегать переодеться, и шустро поднялась из-за стола, над которым все время трапезы висела тишина.

– Спасибо за компанию, встретимся на поле, – излучая дружелюбие, произнесла я.

А что, в точности так должна себя вести прелесть какая дурочка, чью роль я усиленно пыталась играть в академии.

На меня уставились четыре пары недоуменных глаз. Ну да, сокомандники как-то не ожидали от еще недавно злой и готовой оторвать голову Моркер меня такого благодушия и радостно-придурковатых интонаций. Гард же, в отличие от Икстли, Вронга и Мейнса, тренированный ведьмиными вывертами, уже ничему не удивлялся. Зато он столь же резво отставил недопитый компот и тоном, не терпящим возражений, заявил:

– Я тебя провожу до поля, а то вдруг заблудишься…

Урилл усмехнулся и прокомментировал:

– Гард, не знаю, хочешь ли ты поближе узнать свой новый «щит» или прикопать его где-нибудь в кустах, но в любом случае не затягивай процесс и не опаздывайте. А то не хочется в первый же вечер закончить тренировку, когда приличные люди видят десятый сон.

Остальные заулыбались, но ничего не сказали. Гард, впрочем, тоже, но то, как резко обозначились желваки на скулах дракона, говорило – он в бешенстве.

Я не стала дожидаться окончания милой беседы Урилла и пепельного, развернулась и потопала к выходу. Едва оказалась за дверью, дала деру. Нужны мне еще всякие провожатые…

Увы, как выяснилось опытным путем, драконы не только хорошо летают, но и отлично бегают.

Драконистый вихрь нагнал меня в конце коридора. Я и пискнуть не успела, как Гард схватил и куда-то потащил одну черную ведьму. Как оказалось – в каморку под лестницей, что была недалеко от нас.

Как только мы оказались в тесном помещении, где ютились ведра и швабры, я удостоилась фирменного драконьего рыка:

– Ви, ты что творишь? Как ты вообще оказалась в команде? И эта драка с Моркер… Ты что, сошла с ума?

Ухватившись за последнюю, самую безопасную фразу, как кот за хвост голубя, не успевшего вовремя взлететь, я выдала:

– Гард, открою тебе тайну: ведьмы с рождения чокнутые на всю голову. Абсолютно все. Я сама ведьма, по себе знаю, – и улыбнулась рассвирепевшему гаду в лицо.

– Ви, порою мне кажется, что по тебе дом скорби плачет! – обреченно выдохнул дракон.

– Ну хоть кто-то! – оптимистично воскликнула я.

– Ви! – закипая, прорычал Гард, не иначе как подзабывший все цензурные слова, кроме моего имени. Он сцепил зубы, видно было, что едва сдерживается. – Скажи мне только одно: как получилось, что ты оказалась в нашей команде?

– Жалеешь о замене рыжей на меня? – прищурилась я.

– При чем здесь Моркер? Я говорю сейчас о тебе, демонова ведьма!

– Не у меня надо спрашивать, а у вашего длинноухого наставника. Это его решение.

– Интересно, а за какие заслуги он решил взять в команду адептку, потенциал которой недотягивает даже до второго уровня? – Дракон, на скулах которого проступили чешуйки, буквально рычал, давя на меня не только своим голосом, но и массой. Я оказалась буквально впечатана в стену подсобки.

– До девятого.

– Что?

– Потенциал. Он едва недотягивает до девятого, а не до второго, – прошипела я в лицо дракону. – Искрящий восьмой уровень. Именно столько позавчера показали браслеты Дианары.

Гард замер. Его тело буквально закаменело.

– Восьмой?

– Да.

– Увеличение потенциала? И как…

– Судя по всему, когда ты пытался меня убить в моей же комнате. Или скинуть с метлы. Или…

– Дос-с-статочно. Я понял! – процедил дракон, но от меня таки не отстранился. – Ты хоть понимаешь, что, дав согласие на участие… Это не показуха для публики. На этом турнире… Там сама арена – артефакт древний. В нее заключены элементали со своим нравом. И задания, что они могут уготовить участникам, не всегда позволяют вернуться живыми тем, кто ступил на песок этого ристалища.

– Слушай, а отчего тогда вы, светлые, такие правильные, вообще проводите на ней свой турнир? Забыли бы об этой арене ко всем архырам, разбили бы там сад фруктовый или музей какой… Или вовсе с землей сровняли. Зачем надо на нее каждые пять лет выпускать команды сильных магов, чтобы кто-то из них в итоге лишился жизни?

– Потому что у каждой силы есть своя плата. Соревнуясь с элементалями, мы, маги, доказываем, что достойны светлого дара, что способны подчинить себе стихии, какой бы вызов они нам ни бросили.

Я закусила губу. «У каждой силы есть своя плата». Увы. Эта истина была мне знакома. Хорошо знакома. Даже излишне.

– А что будет, если однажды элементали победят? Если никто из магов не сумеет их одолеть? – Я задала вопрос наобум, чтобы лишь избавиться от теней прошлого, что напомнили о себе.

Хотя ответ на вопрос представляла: будет то же, что и с седоком, которого сумел сбросить дикий жеребец при попытке его объездить. Если повезет, то не сдохнет. Но, скорее всего, неудачливому наезднику перешибет хребет. Либо при падении, либо под копытами взбесившегося животного.

– Ничего не будет. И нас самих, светлых, не будет, – посуровел Гард. – Поэтому на турнире хуже, чем на подпольных боях: магия разрешена, и ее уровень не ограничен. И выступают там самые сильные, соревнуясь не только со стихиями, но и друг с другом. Команды стремятся показать, на что способны. Престиж академии – не пустой звук. К тому же многие участники весьма тщеславны.

– А я – нет, – пожала плечами, не совсем понимая, к чему клонит Гард.

– А я – да. И Моркер в этом плане была бы для меня отличным щитом.

От столь честного ответа мне стало даже обидно. Слегка. Совсем капельку. Ровно настолько, чтобы захотелось проклясть пепельного какой-нибудь смертельной хворью.

– Она была столь хорошо подготовлена? Вы с ней сработались или… – решила все же уточнить.

– Нет. Она была идеальна, потому что мне на нее было на-пле-вать. Как любому атакующему не жаль его щит, – прорычал Гард. – И не смотри на меня так. Да. Каждый нападающий должен уметь без раздумий подставить свой щит под удар, чтобы иметь возможность закрыться и вновь атаковать. Что при этом станет с тем, кем он заслонился, – об этом не думают. Икстли в этом плане отлично сработанная пара. Хейм не знает жалости, а Йола… Она такая же сумасшедшая, как и ты. Для нее вообще нет понятия «невозможно». Урилл прекрасно знает, что его напарник может выдержать практически любой удар, и жалеть его незачем. А вот я с тобой… Ви, я не представляю, как я буду прикрываться тобой.

– Боишься, что если со мной что-то случится, то останешься навсегда с плющом? – Мой взгляд помимо воли переместился на макушку пепельного, где в волосах мелкий устроил себе нечто вроде гнезда.

– Да при чем здесь мета? – вскипел Гард. – Ви, ты изворотливая черная ведьма, но на турнире этого мало, чтобы выжить, а уж тем более победить.

– А зачем тебе так нужна эта самая победа?

– Она для меня шанс заявить о себе как о сильном маге. Очень сильном. Выйти из тени рода и отца.

Дракон больше не сказал ничего, но я и так поняла: вечно участвовать в боях он не может. И осознает это. А потому смотрит в будущее, пытаясь добиться всего сам.

Да, Гард упрямо гнул свою линию, не желая идти на поклон к отцу, Бьерну-старшему, прокладывая в жизни свой путь… Такому упорству, которое характерно истинным темным, можно только позавидовать. Но имелась одна незадача: мне выигрывать нельзя было категорически.

– А если я не хочу побеждать?

– Захочешь. Ромирэль умеет убеждать. К тому же у него стоит сейчас задача не только одержать победу… – И тут Гард закашлял. Его горло словно обхватила огненная удавка.

Вены на шее дракона вздулись, мышцы напряглись, а сам дракон зашипел от боли.

– Клятва? – Я посмотрела в упор.

Гард кивнул, ожидая, когда удавка на шее чуть успокоится и ослабнет. Когда кольцо начало исчезать, он сглотнул:

– Как видишь, говорить я не могу. Но ты сама присмотрись и к наставнику, и к членам команды.

– Да я уже поняла, что все вы уникумы. – Я пожала плечами.

– Ага. Только один из нас особенно уникален. И император лично в нем заинте…

Договорить Гард не успел. Удавка клятвы вновь посчитала, что еще немного – и дракон нарушит обет, данный на крови.

Я потянулась к шее, пытаясь успокоить рарху – удавку клятвы. Мы, ведьмы, это умеем, хотя и расход энергии при таком колдовстве большой.

Моя рука прикоснулась к коже Гарда, и мы оба вздрогнули. Мне показалось, что меня ударило разрядом.

Дракон тяжело выдохнул и, не обращая внимания на огненную петлю, сияние которой стало убывать, покачал головой:

– Ви, с тобой я становлюсь сумасшедшим.

На меня смотрели практически черные глаза цвета штормового неба, в которых даже не знаю, чего было больше: желания меня придушить или просто желания. И если с первым я прекрасно понимала, что делать, то со вторым…

Дракон рывком притянул меня к себе. Его губы впились в мои. Он буквально смял их. Лизнул, словно обжег. Прикусил нижнюю губу.

А потом прижал меня к стене, буквально припечатал. Я почувствовала, как к позвоночнику прижался черен швабры. Что-то загрохотало под ногами. Но нам обоим было плевать.

Его руки скользили по моему телу. Казалось, Гард был везде. Пальцы, губы, мысли… Хотя последних практически не осталось, поскольку голова отчего-то отказывалась трезво оценивать происходящее. Воздуха не хватало. Вдохи и выдохи заменил один долгий жадный поцелуй.

Я впервые так горела. Изнутри. В животе ничего не порхало, вопреки ванильным утверждениям. Жгло, скручивалось змеей, разносилось лавой по венам. Требовало. От этого огня, казалось, я засыхаю. И единственный способ утолить жажду – напиться. И не воды – губ Гарда, его прикосновений, просто – его.

Мои руки жили своей жизнью. Мелкие пуговицы рубашки дракона. Шуршание ткани. Мой протяжный стон, когда его рука коснулась моей обнаженной груди. Я провела пальцами по затылку. Кожи коснулись жесткие волосы, а потом меня кто-то недовольно цапнул. Ощутимо укусил, отрезвляя.

Я почувствовала, как мета перетекает на мою руку, вливаясь в нее, становясь едва ощутимым рисунком.

Протрезвела ли я от этого? Так сама до конца и не поняла. Лишь уперла руку в грудь Гарда. Не отталкивая, не дразня. Просто пытаясь дать нам обоим передышку.

Но дракону она, казалось, не нужна. Он для себя уже все решил. Поднес мою кисть к своему лицу и поцеловал раскрытую ладонь. Его язык двинулся выше. К запястью, по предплечью, во впадинку и дальше, к плечу, шее, мочке уха. Эти прикосновения доводили практически до безумия.

На пол полетели мои шпильки – это Гард запустил руки в прическу и бесцеремонно хозяйничал, то лаская затылок, то собирая волосы в кулак и чуть сжимая.

– Моя, – то ли стон, то ли сказанное вслух желание. – Мое проклятие, от которого я схожу с ума.

Он дышал рвано, хрипло, не прекращая то ли ласкать, то ли завоевывать мое тело.

Я простонала, сдаваясь. И тут же почувствовала, как Гард вжался в меня. Его вздувшиеся от напряжения вены на шее, буквально закаменевшие мышцы, его возбуждение… Дракон сейчас жил одними чувствами и желаниями.

Мой ответ, когда я закинула ногу ему на бедро, был понятен без слов. От прикосновения его пальцев к моей коже там, где заканчивался чулок, я протяжно простонала.

Гард сглотнул, потом что-то прорычал, подхватывая меня под ягодицы.

Кровь неслась по венам стремительным потоком, стучала в висках. А внутри плескалась сила. Резерв, как и я сама, словно сошел с ума. Чувствовала, как буквально пьянею от прилива энергии. Хотелось еще и еще. И Гарда. Гарда хотелось особенно.

Неужели то же самое происходит и с драконом?

Затуманенным взором поймала взгляд пепельного: расширенный зрачок, что почти закрыл собою радужку. Мы были двумя сумасшедшими, сорвавшимися с цепи. Или…

– Нет, – выдохнула из последних сил.

Как? Я же черная ведьма! Расчетливая, циничная. И этот светлый? Что со мной?

Попыталась отпихнуть от себя дракона. Куда там. Увы, мне доподлинно было известно: проще сдвинуть скалу, чем пепельного.

– Ви, я хочу тебя… – неприкрыто, откровенно. Не просьба и не приказ. Но руки Гарда по-прежнему держали крепко.

А до меня начало доходить. Это дракон никогда не сталкивался с обменом метами и эффектом притяжения. Но я-то, черная ведьма, как могла сразу не понять!

– Это всего лишь резонанс. Гард. Ре-зо-нанс, – произнесла по слогам, чтобы до дракона быстрее дошло.

– Какой, к демонам, резонанс? – прорычал пепельный.

– Притяжение. Взаимное. Твоя сила раскачивает мою. И наоборот. – Я говорила и чувствовала, как мои губы распухли от поцелуев. А Гард… Он неотрывно следил за ними и, казалось, вообще не слышал, что именно я сказала. Но нет, это только показалось.

– Мне плевать. Точно знаю только одно, Ви. Я схожу от тебя с ума. Я все утро, как только ты ушла, был словно оглушенный. И весь день. Мысли – только о тебе… Когда ты стояла рядом, там, на сцене, знаешь, я не думал о турнире. Я думал лишь о том, что не смогу подставить тебя под удар. И это бесило.

Но тут за дверью загрохотало ведро. Бряцанье ключей и… Я так и не успела убрать ногу с бедра Гарда, а уж тем более одернуть юбку и поправить платье. Дракон и вовсе стоял без рубашки, в одних штанах.

Заклинание невидимости слетело с наших губ синхронно. А мы сами застыли соляными столбами. Еще бы. Одно движение – и морок спадет.

Между тем дверь открылась, и появилась бука. Маленькая, деловая, в передничке и чепце на полностью мохнатом тельце, она покрутила носом из стороны в сторону, фыркнула в усы и затащила в каморку ведро. Оно было едва ли не с нее ростом. Но буки – народ сильный. Ребятню вон враз могут схватить за пятку и утащить под кровать или в шкаф.

Но в академии маленьких детей не было, зато имелись взрослые маги и еще более опасные не совсем взрослые маги, а именно – адепты. Последние не то что безобидную буку, вполне себе злобного ырку могут сами утащить. Причем не под кровать (размечталась, наивная нечисть), а в качестве чучелка в музей нежитеведения, а остатки пристроят на декокты и амулеты.

Бука, вздохнув, утерла лапой нос и, развернувшись, закрыла дверь.

Мы с Гардом выдохнули. Я наконец-то опустила ногу, одернула юбку и вообще развила бурную деятельность по приведению себя в приличный вид. Ибо что такое порядочная черная ведьма? Это та, у которой платье в полном порядке, а об облике моральном у темных речи не идет. А я порядочная ведьма, в конце-то концов! Так что застегнулась, отряхнулась, оскалил… в смысле улыбнулась.

Дракон не торопился, стоял и пристально смотрел на меня, скрестив руки на груди.

– Значит, резонанс, говоришь? – наконец уточнил он.

– Именно. – Я уже вполне справилась с собой, чего нельзя было сказать о моих кудряшках, которые без шпилек рассыпались по плечам и не желали складываться хоть в какую-нибудь прическу. – Скорее всего, при прикосновении срабатывает. И чем дальше, тем тяга будет сильнее.

– Хм, уточню… – протянул дракон задумчиво.

Похоже, мне попался умный и подозрительный дракон, который в отличие от дурака не доверял и затем обвинял, а предпочел сначала проверить и уже только потом касаться вопросов доверия.

Я пожала плечами (мол, если хочешь – копайся в библиотечных свитках) и с независимым видом потянулась к ручке двери. Дернула. Закрыто. Дернула еще раз.

– Дверь зачарована, – напомнил дракон.

А то я не знала, что в академии от ушлых адептов везде стоят чары… Иначе щеколды были бы бесполезны.

– И? – Я изогнула бровь.

– Извини, но ничем не хочу тебе помочь, – словно издеваясь, промолвил этот пепельный гад. – Меня и так все устраивает. И место. И компания.

Я с ненавистью взглянула на дракона. Самодовольный, непрошибаемый, не терпящий отказов. Даже если ему все объяснили… У-у-у! Ненавижу эту наглую морду!

– Не сверкай так глазами, а то я решу, что тебе небезразличен. – Гард все же наклонился за своей рубашкой. – Если я открою дверь, обещай мне одно желание.

– А не много за выход из подсобки?

– Ну, тогда сидим, – развел он руками.

– У тебя в роду некромантов не было? – подозрительно уточнила я.

– Нет, – уверенно заявил Гард.

– А вот я думаю, что да. Налицо отличительная родовая черта – наглость. К тому же у тебя поразительное умение вести переговоры… Я прямо чувствую себя рядом с тобой зомби: что ни предложи, на все один ответ: будешь дергаться – упокою!

Меня смерили сердитым взглядом и… пошли на уступки:

– Хорошо, не желание, а маленькую услугу.

– Идет, – кивнула я, соглашаясь.

– Э нет. Я тебя знаю. Клянись. А то вдруг случится амнезия, девичий склероз…

Делать нечего. Пришлось клясться. А потом Гард просто саданул плечом в дверь. Та вылетела с оглушительным грохотом. М-да… Похоже, знакомство со мной тренирует у дракона навык срывания дверных петель. Еще немного, и станет прямо профессионалом в этом деле.

Я величественно вышла из подсобки и, не оглядываясь, пошла к себе. Раз уж последнее занятие прогуляла, а впереди маячит тренировка, стоит хотя бы переодеться.

В комнате меня ждали. Сестрички, видно, все же определились, что со мной лучше дружить, чем игнорировать, потому начались пляски с бубном вокруг одной скромной черной ведьмочки. А еще расспросы. Много, дружно и порою перебивая друг друга, Дейна и Далия тарахтели. Надо ли упоминать, что в такой обстановке я переоделась в рекордные сроки и удрала на тренировку. Что там Гард говорил о мотивации? Хм… Судя по всему, сестрички Винсон в плане Ромирэля по взращиванию нового члена команды отвечают за то, чтобы я никогда не опаздывала. Ибо задерживаться в одной комнате с ними хоть на один лишний миг ничуть не хотелось.

Когда я пришла на поле, Урилл уже сидел на жерди, что служила ограждением, и смачно грыз яблоко.

– Не убил! Хариш, ты мне десять золотых проспорил.

– А я говорил, что эта козявка изворотливая, как виверна, – обронил брюнетистый Икстли.

– Ну да, тебе лучше знать, ты-то в нее не попал. Причем дважды, – ввернула брату сестричка.

– А где Гард? – Я покрутила головой, ища пепельного.

– Это у тебя надо спросить. – Урилл дожевал яблоко и кинул огрызок через плечо.

По сдавленному комментарию мы все поняли: будущий алхимик у нас меткий. А когда выяснилось, что попал он прямиком в темечко неслышно подходящему наставнику, то убедились, что Урилл у нас не только меткий, но и «везунчик», потому как Ромирэль с ходу ответил десятью штрафными кругами по полю для особо яблоколюбивых магов.

Гард, со слов длинноухого, отрабатывал в академии повинность: ремонтировал очередные двери.

– И что это Бьерн таким хозяйственным стал? – как бы между прочим протянул Икстли.

– Разъелся. Ему двери в плечах жмут, – сурово скрестив руки на груди, отчеканил наставник. – А чтобы вам не жали и вы остались стройными… Семь кругов по полю бегом!

И мы вслед за Уриллом побежали. Как ни странно, но я не спеклась. Хотя Йола рядом тяжело дышала. Сразу видно, что светлая. Не привыкла удирать. Такая неприятности встретит стойко и стоя, с опущенным забралом и обнаженным мечом. А мы, ведьмы, народ, приученный не только творить вечное, как то: проклятия и пакости, но и вовремя после оных сматываться.

Увы, то была только разминка. Потом наставник нам объяснил суть выражения «порхай, как бабочка, и падай, как клавесин». Мы уклонялись от обстрелов пульсарами, ползали в грязи и вообще всячески изображали хрюшек на выгуле. И этот произвол Ромирэль назвал стандартной полосой препятствий?

Я отплевывалась от попавшей в рот жижи. Рядом благородный Икстли совсем не по-аристократически крыл последними словами остроухого. Бок о бок с ним пыхтела солидарная в оценке педагогической методики наставника огненная сестричка.

Урилл умудрялся угрем проходить все препятствия: проскальзывать и через качающиеся мешки, и через огненную ловчую сеть, и даже сквозь град ледяных игл просочился. Только в топи, щедро наколдованной на тренировочном поле, чуть подзастрял. То, с какой легкостью алхимик осилил полосу, вызывало лично у меня зависть пополам с досадой. Надо же, светлый, а пролезает и выходит если не сухим из топи, то уж точно не по шею в трясине!

Тяжелее всех приходилось Вронгу, поскольку в такую крупную мишень было легче всего попасть. Чем наставник и пользовался. Блондин то и дело нырял в жижу и сейчас напоминал лично мне матерого кабана, который, готовясь к зиме, старательно вывалялся в лужах и сухих листьях, чтобы на его шкуру налип толстый панцирь из грязи.

Такими, изображающими лягушек на марш-броске, нас и застал подошедший Гард. Выглядел дракон не сильно счастливым, а когда полуэльф назначил ему дюжину кругов и полосу, вовсе посмурнел.

Я же, вспомнив выражение тетки Морриган о том, что черной ведьме не к лицу падать духом где попало, сцепила зубы и погребла, в смысле двинулась через жижу. До конца полосы препятствий было совсем ничего, когда почти вылезший на твердый берег Урилл коротко вскрикнул, а потом запустил пульсаром в здоровенную тварь, которая появилась прямо перед его носом, соткавшись из тумана.

– Иглобрюхая льерна, – скрестив руки на груди, скучающе пояснил наставник. – Ваша задача, раз уж наконец вся команда в сборе, справиться с этим гигантским полозом.

Икстли, что были на пару шагов позади меня, действуя как единый организм, встали в классическую двойку: атакующий чуть слева и сзади, щит – правее и впереди. Урилл понял, что его сейчас нашпигуют ядовитыми иглами, которыми льерна любила выстреливать, напрягая свое змеевидное тело, и поспешил в грязевую купель. Нырнул в жижу с головой, так что тварь лишь разочарованно зашипела и для профилактики выпустила несколько игл. Они хлюпнули в грязи. Но, судя по тому, что алхимик не всплыл, он оказался достаточно ловким, чтобы удрать.

Вынырнул Урилл уже за моей спиной. Шустрый, однако, паршивец.

Теперь в очереди на аудиенцию к льерне шла одна маленькая черная ведьма. Я прикинула, каким именно заклинанием можно воспользоваться, учитывая то, что эти твари Шумерлинских топей вообще плевать хотели на большинство чар. С такими лучше всего сладил бы меч. Причем желательно, чтобы он был в три моих роста и такой же толщины, чтобы уж наверняка не сломался о дубовую шкуру полоза.

Между тем льерна начала подниматься. Шипы на ее теле пришли в движение, проходя волнами и перекатами по ритмично то напрягающимся, то расслабляющимся брюшным мышцам.

Чуть наклонив лобастую голову, зверюга раззявила пасть и издала утробный рык. За спиной раздался крик Гарда: «Беги!» Дракон, стоявший у начала полосы препятствий, без раздумий сиганул ко мне через ядовитый туман.

Я на миг замерла. Как упокоить льерну, я знала. Все же черная ведьма. Вот только заклинание было самым что ни на есть темным, причем пятого порядка. Не думаю, что, примени я его, у кого-то остались бы сомнения, что Вивьен Блеквуд – не совсем светлая. Нет, имелся, конечно, еще один безотказный способ, но где быстренько взять свежий труп, чтобы отвлечь тварь? На роль оного, конечно, весьма подходил наставник, которого я уже ненавидела всей душой… Но, думаю, вряд ли Ромирэль добровольно согласится на почетную должность закуси для льерны.

Тварь взвыла. Гард рванул ко мне, наплевав на то, что в тумане может напороться на ловушки, которые мы пятеро так старательно обходили. Урилл рядом, буквально за моей спиной, что-то прокричал, и тут в полоза ударил огненный шар, который, едва соприкоснувшись со шкурой шумерлинской зверюги, лопнул и растекся огненной лавой. Это постарались Икстли.

Льерна взревела, поднявшись еще выше, так, что нам пришлось задрать головы. А я поняла, что вот так выглядит полный трындец. Причем оптовый. Шкура твари горела, и было понятно, что она если и не сдохнет, то будет тяжело ранена. Но, как говорится, нежить опасна, а раненая или агонизирующая – опасна вдвойне.

Я сделала то единственное, что успевала.

На миг обернувшись лицом к Уриллу, крикнула: «Корхор». Алхимик понял меня без пояснений. Я начала чертить в воздухе руну, а поверх моего синего свечения ложились золотые росчерки алхимика. Сдвоенный щит.

Мы успели в последний момент. Я вложила всю силу, вычерпав резерв до дна. Урилл, видимо, тоже, и, лишь когда прозрачный щит вздрогнул, расширяясь и разрастаясь, я поняла: что-то не так.

То ли я перестаралась, то ли руна в спешке вышла у меня слишком кривой, но вместо статичной преграды мы получили движущуюся, хотя, слава темным, на тварь, а не на нас самих. И щит Корхор, похоже, не только рос ввысь, но и вглубь. На льерну двигалась волна жижи. Целый штормовой вал, какой в принципе вообще невозможен в условиях топи.

Нечисть рыкнула и выпустила иглы. Сразу во все стороны, так что и остроухому наставнику, который был у нее за спиной, тоже пришлось выставлять заслон. К слову, это была не пресловутая руническая защита и даже не сейлинский купол, который чаще всего используют архимаги. Нет. Ромирэль отточенным пассом выкинул перед собой абсолютный экран Кронвича, примечательный тем, что изобрел его маг с десятым уровнем дара и творил он его под себя. Те, у кого восьмой и девятый, не могли его использовать. Просто недотягивали по силе для того, чтобы удержать плетение.

Об этом экране знали все зеленые адепты, только-только перешагнувшие порог академии. Но сия абсолютная защита была сродни легенде о звездных девах, что падают с небес на землю, или истинной любви: разговоров много, свидетелей и очевидцев – почти нет. И вот сейчас я лицезрела его – экран Кронвича.

А наш наставник не так прост, как кажется. Бывший боевой маг из обедневшего рода, вынужденный зарабатывать на жизнь преподаванием, и только? Что-то сейчас мне мало в это верилось. Чародеи с таким даром на окладе магистра не пылятся.

Сдается мне, что полуэльф выставил экран сейчас лишь потому, что был уверен: его не увидят за лавиной грязи.

Но одна черная ведьма углядела и сильно призадумалась. Увы, отрефлексировать на тему «Загадочный маг Ромирэль, или Тайны остроухого наставника» мне не дал крик Гарда:

– Хейм! Хариш! Плетение Бестирс!

Трое магов почти синхронно развели руки в стороны, а потом словно начали наматывать перед собой гигантские клубки. Вот только если у Икстли и здоровяка-блондина плетения были серебристыми и алыми, то у Гарда – истинной тьмы.

Чуть не взвыла, но, кажется, лишь я заметила, что у дракона что-то не то с магией. Наставника скрыл вал грязи, а остальным было не до того.

Белой магии, после того как я выложилась без остатка в щит, во мне оказалась лишь капля. Зато сейчас, абсолютно опустошенный светлый дар, который до этого глушил темный источник, спал и позволил мне прикоснуться к своей черной силе.

Морок, который искажает увиденное, я успела создать еще до того, как плетение Гарда сорвалось с его пальцев. Потому от дракона в тварь устремилась вполне себе светлая вспышка.

Атакующие заклинания пролетели через щит и ударились в льерну. Та выгнулась дугой, запрокинув голову с раззявленной глоткой и показав клыки небу.

Я машинально прокляла наставника, который притащил эту зверюгу на тренировочное поле специально для нас. И – о чудо! – темнословие сработало. Жаль только, что я пожелала Ромирэлю быть поцелованным льерной.

Тварь, извиваясь в агонии, из последних сил выбросила тело назад и вбок и устремилась к остроухому. А следом за нею и волна грязи, которую поднял щит Корхор, словно совком стащивший часть топи.

Вал обрушился на издыхающую льерну и наставника. Не знаю, успел ли Ромирэль превратить экран в купол. Я искренне надеялась, что нет.

Щит достиг тела льерны и, оплетя его, сгорел. В воздухе запахло паленым и тухлятиной. Да что там запахло, засмердело.

Полоз издох, подтвердив, что к некоторым тварям надо относиться холодно, иначе они начинают гнить от теплого отношения. Впрочем, последнее касалось не только нежити.

Мы, уже не по грудь, а только по пояс (Вронг вообще по колено) в грязи, стояли и лицезрели прекраснейшую из картин: морда уже сдохшей льерны, впечатавшаяся в экран в локте от лица наставника.

Ромирель, оперативно убравший защиту, словно той и не было вовсе, глянул на нас. Мы на него. И тут льерна, которая уже была вроде бы окончательным трупом, не иначе как конвульсивно, клацнула челюстями.

Синий склизкий язык удлинился и… таки лизнул не ожидавшего такой наглости полуэльфа. Ромирэль хоть и уклонился в последний момент, но полностью уйти от поцелуя не сумел.

Эх, жаль не уточнила в проклятии, что лобызать надо в лицо, а не в подметку окованного железом сапога.

– За-ме-ча-тель-но, – отчеканил наставник, смерив нас взглядом и ударяя в ладоши.

Правда, при этом предусмотрительный полуэльф отошел от твари на несколько шагов.

– Завалить несчастную льерну, израсходовав при этом весь свой резерв, – взгляд на меня и Урилла, – атаковать, используя Бестирс, вместо стандартного аркана удушения… Вы меня разочаровали. Хотя, не скрою, сдвоенный щит был хорош. На простейшей руне создать практически барьер…

Мы внимали молча. А у меня между тем такое хорошее настроение пропадало… И не убьешь ведь никого вот прям сейчас. Даже не проклянешь, ибо под бдительным наставничьим оком стоишь.

– Вы меня разочаровали. Турнир проводится раз в пять лет. И команда Академии Кейгу на прошлых играх завоевала кубок. Ректор надеется, что и в этот раз адепты окажутся ничуть не хуже. Но я в этом сомневаюсь.

Вот отчего мне казалось, что Ромирэль старательно так недоговаривает? Прямо печенкой это чуяла. И дело даже не в том, что ректор наверняка грезил не только престижем и прочей шелухой славы, что сопутствует победе команды из его академии, но и тем, как он запустит руку в солидное вознаграждение, кое император выделяет занявшим первое место на турнире. Тут было что-то еще.

Мы стояли и слушали, как распекает нас наставник, а вдалеке уже показались первые влюбленные дур… болельщицы и почитательницы то ли брюнетистого Икстли, то ли Гарда, то ли самого наставника. Хотя кто знает, может, среди них затесались и фанатки язвы Урилла или здоровяка Вронга?

Со слов Ромирэля выходило, что мы все сделали не так: и силы не рассчитали, и не перестроились. Лишь Икстли вели себя вроде как правильно, но и то…

– И последнее, что касаемо вас, Блеквуд. Я понимаю, что хороший испуг – неиссякаемый источник сверхспособностей. А девушка в приступе паники способна забить до смерти врага чайной ложечкой, но все же… В другой раз постарайтесь не создавать таких барьеров, которые способны убить жертву без всяких дополнительных заклинаний. Дайте и другим магам проявить себя.

– Простите? – вырвалось у меня.

Ромирэль усмехнулся и пояснил:

– Даже если бы ваши товарищи не активировали Бестикс, льерна бы все равно сдохла, как только барьер нагнал бы ее. Вы что, не видели, как этого иглобрюхого полоза буквально прожарило вашим с Мейнсом сдвоенным щитом? Потому так и смердит вокруг. Вы просто раздавили льерну и сожгли ее, выдавив ее внутренности, которые, к слову, не амброзией пахнут.

М-да, промашка вышла…

– На сегодня все, – бросил Ромирэль. – Уровень вашей подготовки и взаимодействия я увидел. Завтра, после обеда, ко второму удару колокола, жду вас в синем зале факультета боевой магии. Будем отрабатывать парное взаимодействие «защитник – атакующий».

Наставник развернулся и зашагал прочь.

Мы последовали примеру магистра. Правда, для того, чтобы покинуть поле, нужно было сначала выбраться из грязи. Чем мы и занялись. А когда наконец выползли из трясины, я провела рукой по лицу, убирая грязь. И тут услышала, как Вронг присвистнул и выдал:

– Краля, а ты, оказывается, ничего так, симпатичная.

Он что, издевается?

– Симпатичная я была лет в семь, а сейчас я просто изумительно хороша, – влет ответила я и только потом сообразила, что это была вовсе не подколка. На мне сейчас не было уродреи.

На темную ведьму внимательно уставились четыре пары глаз.

– Ви, я же говорил, что этот номер не прокатит, – как ни в чем не бывало заявил Гард.

– Ты знал, что она такая милашка? – тут же оживился Вронг и, уже обращаясь ко мне, вопросил: – А что ты делаешь сегодня вечером? Мы, товарищи по команде, должны лучше узнать друг друга…

Все же здоровяк был неисправим! Ходили слухи, что в свое время он, будучи на боевой практике в какой-то приграничной деревеньке, куда адептов послали усмирить разгулявшуюся нежить, один упокоил целый жальник. Но… на этом подвиги Вронга не закончились. Он решил, что в данной местности срочно нужно улучшить генофонд. Ну и наулучшал. Так, что безрогих мужиков в округе не осталось.

Мужья, отцы и братья взревели и в едином порыве, поймав как-то мага на сеновале с очередной девицей, которая уже была не совсем девица, знатно намяли сластолюбцу бока.

Но ведь что поразительно: на нежить мужичье пойти побоялось, а на того, кто ее упокоил, – нет. Вот что ревность с деревенскими сделала!

С тех пор, думается, Вронг не сильно изменился. Во всяком случае, от адепток у него отбоя точно не было. И всех их он любил. Никого не обижал невниманием.

– Она не милашка. Она – та еще заноза. Поэтому не советую, если не хочешь неприятностей.

– Говоришь, словно сам на личном опыте убедился, – хмыкнул Вронг.

Икстли не проронили ни слова, а Урилл подмигнул.

Так. Грязь… Она же целебна! Омолаживает кожу, делает упругой, сияющей. И чего это я ее раньше времени с лица убрала? Потому старательно измазалась заново.

Алхимик, глядя на это дело, не смог сдержать свою внутреннюю ехидну:

– Если девушка старается выглядеть хуже, чем она есть на самом деле, либо она безответно влюблена, либо у нее неприятности.

– Либо она в имперском розыске, – лениво обронил брюнетистый Икстли, сам не подозревая, как близок к правде.

Вот только он вряд ли помыслить мог, что та империя чуть дальше, чем он подразумевал. А если точнее – в Темных землях.

– Просто девушке не повезло понравиться одному му… дураку, напыщенному и богатому, который ее теперь преследует и не понимает слова «нет», – ответила я, глядя в упор на Икстли и давая понять, что тот недалеко ушел от моего гонителя.

Тот, все поняв, уничижительно фыркнул.

Кажется, обошлось и в сказочку, сочиненную на скорую руку, поверили. Жаль, что не все. Гард задумчиво смотрел на меня, не говоря ничего.

(обратно)

Глава 12

Иногда лучшее – провалиться сквозь землю во мрак. А если это невозможно, то хотя бы уйти. Именно так я и сделала, потопала к себе. Шла по той же дороге, по которой удалился наставник, и, когда вырулила из-за очередного поворота, увидела спину Ромирэля. Полуэльф хранил слишком много тайн, и они манили любопытную черную ведьму посильнее, чем сказка о философском камне – алхимика.

Очень подозрительным был этот Ромирэль. Десятый уровень на помойке не валяется. А уж его обладатель – тем более. Носители дара такой силы всегда были опасны, особенно для темных. Потому мне стоило узнать о нем побольше, а не пускать все на самотек. Как говорится, беспечность – враг ведьмовского долголетия. Именно поэтому мы суем нос всюду. Вовсе не пытаемся владеть информацией и миром, а всего лишь пытаемся выжить. По возможности выжить в достатке, процветании и собственном особнячке типовой замковой постройки.

Как там в любимом мной выражении? «У черной ведьмы никогда нет четкого и продуманного плана, она страшна своей импровизацией». Именно!

Крадучись двинулась за остроухим. На руку играло то, что сейчас, пока светлый дар во мне был практически на нуле, я могла дотянуться до своего темного источника. Заклинание неслышных шагов слетело с губ само собой. А уж с детства знакомое всем темным «oculus, caecus», или «ослепни на меня», при котором объект видел всех, кроме тебя, я добавила следом, запустив в спину полуэльфа. Тот вздрогнул, заозирался, но так меня и не углядел. Я скользила тенью за остроухим. И вот странность. Направлялся наставник отнюдь не в сторону своего домика и не к учебным корпусам. Он шел в направлении старого парка, который славился своими трехсотлетними дубами. Я преследовала свою жертву в лучших традициях шпионов. И плевать, что он не мог меня заметить. Лучше перебдеть, чем на костре сгореть.

Предосторожность не оказалась напрасной. Ромирэль походя раздвинул магией кусты терна. Легкая вспышка. Судя по всему – полог тишины или отвода глаз, а то и оба вместе. Но я была упряма и по-пластунски полезла через колючие заросли.

Мягко коснулась прозрачного барьера и… Тот задрожал, словно густой кисель. Похоже, предназначался он для светлых, а я оной сейчас не была. Белый источник спал, а вот темный резерв плескался через край. Воспользовавшись заклинанием червя, я аккуратно раздвинула нити плетения и начала пробираться через преграду, надеясь, что ее создатель меня не заметит. Получилось.

Когда мой нос высунулся из кустов, я увидела, что на небольшой поляне, огороженной со всех сторон терновником, Ромирэля ждали.

Визитер не тянул ни на преподавателя, ни на адепта. Он стоял в сером плаще с капюшоном, опущенным так, что лицо было скрыто. Прямая гордая осанка, голова, что не привыкла склоняться, холеная рука, унизанная перстнями, судя по излишне яркому блеску камней не простыми, а магическими, выдающими, что это амулеты (от сглаза, запора ли, а может, чтобы дрогнула рука убийцы, замыслившего смерть хозяина этих чародейских цацек, – кто знает)… Все это говорило о том, чтоожидавший явно знатен.

Я засела в своем схроне, приготовившись шпионить и молясь темным богам, чтобы лазурный не вздумал проснуться.

Разговор полуэльфа с таинственным гостем оказался весьма интересным.

– И как мой сын проявил себя в команде?

– Он сильный маг, ваше величество. – Полуэльф склонил голову.

– Я не услышал ответа на вопрос, Аэрин. Ты не только его тень и наставник. Мы с тобою знакомы едва ли не три десятка лет. И до того, как стать одним из лучших агентов сумеречной канцелярии, ты был еще и моим другом. Я давно дал тебе дозволение говорить со мною прямо, не боясь обидеть, когда речь идет о моем… – Говоривший на миг замолк, словно сожалел о чем-то, но потом все же добавил: –…бастарде.

– Он еще молод, но уже тверд, решителен и готов идти до конца. Он будет вам опорой.

– С учетом того, что законная супруга смогла подарить мне лишь двух дочерей, а венец требует крови воина, а не девы, то да… Но у меня должен быть повод приблизить его к себе, чтобы ни у кого не возникло сомнений в причине такой благосклонности. В том, что свое место подле трона этот юноша заслужил сам. Именно поэтому я жду от команды академии лишь победы в турнире над темными. А черные маги наверняка выставят тоже сильнейших.

Мозаика из разрозненных фактов быстро складывалась в моей голове в целостную картину. Может, этому способствовало то, что в Темных землях нравы были весьма вольные, а тетка Морриган учила меня мыслить широко… Или это врожденное свойство всех уроженцев проклятых земель – видеть интриги насквозь. А если не обладаешь сим талантом, что ж, как говорится, глупый чернокнижник – мертвый чернокнижник. К тому же мы сами мастера хитрых махинаций и пакостей, так что…

Я делала выводы из подслушанного. Выходило, что один из четырех парней – бастард самого императора. И что это еще за венец? Зато теперь стало понятно, зачем нужно вообще сражение с темными. Не жест доброй воли и попытка примирения. Нет. Лишь демонстрация мощи. И те, кто одержит победу над сильнейшими из детей тьмы, станут для всей империи героями. Незаконный сын сможет быть подле отца. Ведь признать его официально Аврингрос Третий не может, иначе факт измены будет удачной почвой, чтобы расшатать трон… А так наследник огненной крови займет достойное место, и если выяснится, что одна из принцесс не от императора, то вполне возможен династический брак. О последнем заставила задуматься оброненная вскользь фраза о двух принцессах. Насколько мне было известно, официально у Аврингроса аж четыре наследницы престола, так что… Простая и изящная комбинация выходила.

Вот только мне от всего этого становилось грустно. Победу на турнире из меня выбьют, вытрясут любой ценой. Или закопают. Эх, что-то с каждым днем желающих свести Вивьен Блеквуд на свидание к праотцам все больше и больше.

А визитер меж тем продолжил:

– Турнир обещает быть непростым. Сдается мне, что у черного властелина есть тоже какой-то скрытый интерес. Дипломаты темных сами предложили, чтобы их маги поучаствовали в играх. И меня весьма настораживает этот жест доброй воли. Но мои советники не поймут, если я откажусь от столь удачного повода для попытки примирения.

– Ваше величество, осмелюсь спросить. Как давно темные выразили заинтересованность турниром?

– Месяц назад. Причем напирали на то, чтобы их команда могла прибыть в столицу для тренировок заблаговременно.

– Насколько заранее?

– Они прилетели позавчера, и в их команде, судя по докладу главы сумеречной канцелярии, есть пожиратель душ…

При упоминании о Рашгарде я вся покрылась липким потом. Если я хотела остаться в живых, встречаться с ним мне нельзя было категорически. Безжалостный, не привыкший проигрывать. Самый молодой из всех Верховных палачей. Значит, вот как он обеспечил себе пропуск на территорию светлых! Ведь пожирателя душ с его давящей темной аурой просто невозможно не засечь. Оттого Рашгард прибыл сюда не таясь, у всех на виду…

Могу поспорить, как только он почуял, что мой след оборвался в столице, так владыка и изъявил желание, чтобы команда темных приняла участие в турнире.

– Да маги засекли, что в столице была волна темного манка, но на кого был рассчитан зов, они так и не смогли выяснить. Скорее всего, его появление связано с турниром, так что…

– Я буду начеку, – заверил Ромирэль, чуть поклонившись.

Император и полуэльф перебросились еще парой фраз, и после этого Аврингрос Третий, провернув один из перстней камнем вниз, исчез. Только сейчас я поняла, что видела не человека, а лишь его проекцию. Ромирэль щелкнул пальцами. Воздух дрогнул, и я почувствовала легкий запах озона.

Полуэльф оглянулся, словно почувствовал неладное, даже несколько раз мазнул взглядом по тому месту, где я залегла, но, так ничего и не углядев, решительно двинулся прочь.

Я же поняла, что мне и тут неплохо. Да, не мягко, зато, если лечь на спину, через колючие ветви видно пронзительно-синее небо. И рыжие листья… Хорошее место, романтичное. В самый раз для могилки. И ползти никуда не надо.

Эти и подобные мысли бродили в моей голове, пока я решала вопрос: как выжить в ближайшие три седмицы и не свихнуться. А основания что для первого, что для второго были.

Во-первых, меня хочет убить Рашгард, чью едва начавшуюся карьеру Верховного палача я успела основательно заляпать. К слову, свою должность весьма талантливый пожиратель душ (а в палачи берут только их) занял, в буквальном смысле съев предшественника. Бросил Верховному вызов на поединке Ста Смертей и доказал, что его дар таки сильнее. Как доказал? Просто. Сумел сожрать душу противника.

Во-вторых, в перспективе у меня маячил веселенький аттракцион «сожги ведьму», который наверняка организуют светлые, если меня поймают.

В-третьих, этот турнир, будь он неладен, и обмен метами, и реферат по рунам! Последний меня и добил. Я застонала и как следует ударилась головой о землю. Не знаю, чего хотела этим добиться. Может, контузии и беспамятства, а может, просто стать чуть глупее. Говорят, дуракам везет… Мне же удача была нужна позарез. Увы, чуда не произошло. Зато проснулся лазурный, вылез из-под манжета и, как и всякий мужик, затребовал главного: жрать. Да побольше. В животе заурчало.

– У-у-у… Когда же ты откормишься, паразит крылатый!

Мелкий скривил морду и нехотя пополз от запястья к локтю. Есть захотелось еще сильнее, а остаться под терновым кустом и сдохнуть – чуть меньше.

– Давай превращайся обратно в татуировку и пойдем.

Мелкий недовольно курлыкнул, мол, и не подумаю. Дескать, мне и так неплохо. Я заскрипела зубами. Вымогатель!

– Хорошо, будет тебе бутерброд с мясом.

– Курлы.

– Ладно, два бутерброда.

– Курлы. – И взгляд такой невинный, лазурный…

– Хорошо. И чашка кофе для купания.

Наконец ящеренок счел, что взятка достойна, вперевалочку побрел по плечу, залез в ворот и там слился с кожей.

Задом наперед, кряхтя, как столетняя старуха, я поползла на свободу из плена шипастых веток. Надо ли говорить, что, когда я выбралась, настроение у меня было прекрасное. С таким даже безобидное проклятие насморка превращается в смертельное – серой гнили или чумной лихоманки.

Адепты, словно чуя, что к грязной, злой и мрачной мне лучше не приближаться, спешили обойти по широкой дуге. Вот только инстинкт самосохранения у некоторых все же отсутствовал. Похоже, у Арелии его вытеснила врожденная глупость и спесь. А про заповедь опытных светлых магов, что охраняют границы темных предгорий, «не обижай черную ведьму, да и не проклят (наверное) будешь» – она еще не слышала.

Белокурая красотка, скривив физиономию, процедила:

– Если кучу отбросов поставить на витрину и нацепить завлекательный ценник, это не сделает ее дорогой и красивой вещью. – Арелия демонстративно помахала ладонью перед своим носом. – Из какой помойной ямы ты выбралась, Блеквуд? От тебя невыносимо смердит.

– От двойняшек Икстли смердит не меньше. Ты готова им это же сказать в лицо? – Я изогнула бровь и сделала вид, что за спиной блондинки показались как раз Йола и Хейм. Даже рукой кусту помахала для правдоподобия. – Кстати, а вот и они.

Арелия закашлялась, отчего-то не пожелав продолжить нашу «милую» девичью беседу. Фыркнула и, пробормотав себе под нос что-то о выскочках, поправила прическу.

Последнее действо было рассчитано, дабы выглядеть как можно лучше перед брюнетистым Икстли, к которому, как думала Арелия, она и поворачивается. Зато от меня она отвернулась. Истинная черная ведьма не могла не воспользоваться столь удачной возможностью. Чернословие сорвалось с моего языка. Жаль только, что нельзя его сделать долгим, иначе сразу станет понятно, что язык блондинки мелет неспроста.

Проклятие «абсолютной правды» – это именно то, что стоит пожелать своим верным врагам. Ведь нет ничего хуже для собственного благополучия, чем говорить всем в лицо то, что ты о них думаешь.

До ужина было всего два удара колокола. Интересно, к вечеру уже будет Арелия без друзей, семьи, одинокой, без связей, а возможно, и денег, лежащей в лазарете? Или дело ограничится девичьей сварой с выдиранием волос и тихой женской местью? В любом случае блондинка будет слегка занята.

Обеспечив ей вечерний досуг, я посчитала, что и мне пора бы честь знать. Потому развернулась и гордо пошла прочь. Не важно, что при этом мой путь лежал к тренировочному полю. Зато удалялась я с достоинством. И точка.

Блондинка что-то прокричала мне вслед. Может, не увидев Икстли, требовала, чтобы ей его преподнесли на блюдечке? Но да не суть важно. Я была занята ответственным делом – гордо удалялась.

Причем так увлеклась этим процессом, что вышла аккурат к ограде полигона, где мы не столь давно дружно квакали. К слову, пять «лягушек» так и стояли недалеко у ворот, видимо, что-то обсуждали.

– Ви? – удивленно вопросил Гард.

Я пожала плечами и выдала первое, пришедшее на ум:

– Я соскучилась! Вот шла-шла и соскучилась. Поняла, что не могу больше без вас, и решила вернуться.

Дракон, закаленный вывертами ведьмовской логики, лишь кашлянул, у остальных случился ступор. Гард, решив взять на себя роль переводчика, пояснил:

– Ребята, из личного опыта: чтобы понять Ви, надо чуть-чуть сойти с ума.

– Ну да, это многое объясняет, – хмыкнул Урилл. – И раз уж ты по нас всех скучаешь, так и быть, мы тебя проводим.

– В столовую! – тут же сориентировалась я, поняв, что между «чисто» и «сыто» второе мне гораздо важнее.

Я бы даже сказала, жизненно необходимо, поскольку, по ощущениям, пустой желудок готовился напасть на остальные мои внутренние органы, чтобы переварить.

– И куда в тебя влезает? – Йола была предельно прямой. – Ты же совсем недавно съела тройную порцию супа, две тарелки каши и выпила пять кружек компота.

– Про две булочки забыла упомянуть, – педантично уточнил братец.

– Просто у меня большая харизма, и она требует, чтобы ее питали, – парировала я.

– А твоя харизма не треснет от такого рациона? – издеваясь, уточнил Икстли.

– Нет. – Я была сама невозмутимость. – И вообще, завидовать нужно молча.

– Чему тут завидовать? – удивился брюнет.

– Тому, что я ем и стройнею. А у тебя вон уже жирок с боков свисает.

Икстли, на тренированное тело которого только что был возведен поклеп, не сразу нашелся, что сказать.

Зато у меня в животе громко заурчало.

– Ну, вы как хотите, а я в столовую.

Вронг, до этого молчавший, вдруг оживился и заявил, что непременно составит мне компанию и лично проследит, чтобы я помыла руки и умыла лицо перед едой. Вот ведь… озабоченный.

Гард тоже вызвался в провожатые. А Урилл заявил, что ему просто интересно будет посмотреть, кто кому засветит пульсаром: Хариш Гарду или наоборот.

Брюнетистый Икстли обронил, что не в его правилах являться в общественное место грязным и дурно пахнущим. А Йола заявила, что она еще не старая перечница и моралистка, и… пошла с нами.

Надежд Урилла дракон и здоровяк не оправдали. Ужин прошел чинно, мирно, с подсчетами количества порций, которые я умну. Под конец мнения экспертов разошлись: три или четыре тарелки жаркого я все же съела. В итоге эти горе-математики сошлись на шести. Вот наглецы! Те три пустые мне просто подбросили!

Зато сбылась моя мечта: я наконец-то насытилась. Попрощавшись со всеми и пожелав приятного вечера, я заскочила к себе в комнату за чистой одеждой и пошла мыться.

В душевой было на удивление безлюдно, так что я нежилась под теплыми струями долго. Вода стекала по телу, унося усталость и расслабляя натруженные мышцы. Я чувствовала, как постепенно мой темный источник закрывается более мощным светлым. Тепло, спокойствие, умиротворение, нега. Словно я сливаюсь со своей стихией… Но ведь моя сила – тьма. Раньше так хорошо я чувствовала себя лишь в пещерах, куда тысячи лет не попадал ни единый луч света.

Тревожная мысль, что обмен метами начал затрагивать уже то, что не должен был, например, основную стихию мага, мелькнула и пропала. Мне было хорошо. Лазурному, который ожил и сейчас сидел у меня на плече, курлыкая от удовольствия, тоже.

Прислонилась спиной к стене. Звук падающих капель отгораживал от всего остального мира, вода стекала по лицу, плечам, спине, обволакивая, словно заворачивая в мантию, наполняя энергией изнутри, – это пьянило…

Глаза закрылись сами собой, и я начала проваливаться в сон. И тут дверь душевой хлопнула. Раздались девичьи голоса. Беседовали, а точнее, сплетничали двое:

– Слышала, как магистр Фабиус кричал на Арелию? Грозился, что костьми ляжет, а выпрет ее из академии!

– Ну, назвать его в лицо мелким чванливым старикашкой родом из квартала Лебеда и рассчитывать, что это сойдет тебе с рук… Да будь она хоть герцогиней, Фабиуса бы это не остановило.

– Но ведь он и правда такой! – попыталась возразить первая. Судя по всему, она была любительницей брать высокие ноты.

– Но зачем высказывать это ему в лоб? Ясное дело, что он взбеленился. Арелия сама виновата.

– Ты так говоришь потому, что она и тебя обозвала толстой кор… – Первая собеседница не успела договорить, как ее перебили:

– Повторишь, и я тебе тоже, как и этой белобрысой, прорежу шевелюру. Тем более что и свидетелей нет, не нужно нигде подкарауливать специально.

– Констанция, ты чего? – сразу же пошла на попятную бывшая защитница Арелии.

Я тихонько убавила душ. Так, на всякий случай. Про засаду и думать не думала. Все только для того, чтобы шум воды не мешал двум милым подружкам беседовать. В общем, я была сама деликатность.

А беседа была весьма познавательной. Как выяснилось, за то недолгое время, что я ужинала и мылась, про́клятая мною белокурая красавица сумела подтвердить старую истину: правда оскорбительна, потому все еще популярна. Ныне об Арелии судачила вся академия. Она стала едва ли не самой обсуждаемой фигурой наравне с еще шестерыми адептами.

К слову, о последних… Девицы, перемыв косточки белокурой красотке, плавно перешли на мужской состав команды турнира. И тут девичьи мнения разошлись: одной нравился брюнет Икстли, другой – пепельноволосый Гард. По поводу Урилла обе сошлись, что такой язвы еще свет не видывал, а Вронг успел отметиться в ухажерах (и не только) у обеих.

– Вот бы на балу тысячи масок, что будет сразу после турнира, потанцевать с Хеймом. – Обладательница сопрано, что так любила восклицать, сейчас обошлась без патетики. Наоборот, ее фраза была мечтательной и тихой.

– А как ты поймешь, что это именно Икстли? – вернула ее с небес более приземленная собеседница.

– Ну, тяжело его с кем-то спутать. Пусть все будут в личинах, но все же… Мне сердце подскажет.

– Ага, и следилка-паучок, которую ты уже вторую неделю мастеришь.

– И это говорит та, что спит и видит, как захомутать Бьерна? – фыркнула обладательница сопрано.

– А что Гардрик? – тут же возмутилась поклонница дракона. – Он хотя бы не отмороженная селедка, как Икстли. Гард горячий, сочный, опасный…

«Прямо как пирожок из кошатины у торговки на рынке», – мысленно завершила я поток эпитетов обожательницы пепельного ящера. Та же, ничего не подозревая, продолжала:

– По слухам, Гард сейчас живет в общежитии, так что…

– По тем же слухам, он уже пятерых голых девиц из своей комнаты выставил. И это только за сегодня! А еще ночь не наступила.

– Ерунда! – оптимистично заявила та, что вознамерилась составить драконье счастье. Жаль только, что сам Гард об этом пока не знал. Но да я портить ему сюрприз не собираюсь.

Стоя под слабыми струями душа, я начала подмерзать, а эти две сплетницы никак не могли наговориться. Переступила голыми ногами по деревянной решетке. Мокрые волосы прилипли к плечам, захотелось завернуться в полотенце, но… как выйти? Мало того что эти две сплетницы поймут, что их подслушивали, так еще у меня и эликсир с уродреей остался вместе с вещами. Да и дракоша… Последний, словно почуяв, что запахло очередной аферой, поспешил скрыться. Залез на шею и уже там, превратившись в татуировку, пополз по коже. Остановился меж лопаток и затих, словно его и не было вовсе.

Сообразив, что девицы истинного моего лица ни разу в академии не видели и больше не увидят, я решила, что стоит наплевать на все и явить-таки себя миру. И пусть этот мир – лишь душевая. В этот самый момент раздался скрип кранов, и полилась вода. Похоже, девицы наконец-то добрались до того, зачем, собственно, и пришли.

Я тихо вышла из своей кабинки и, быстро одевшись и умыв лицо эликсиром, поспешила вон.

Как оказалось, под душем я пробыла изрядно. В комнате сестры Винсон уже мирно спали, каждая повернувшись лицом к стене. Идиллия. Жаль только, что мне еще рано ложиться. Подготовка к турниру – это хоть и хорошо: свежий воздух, физические нагрузки… Но учебы никто не отменял, в частности задания по теории полевого целительства.

С оной дисциплиной я была, мягко говоря, не в ладах. Ну не умеют ведьмы работать со светлыми нитями ауры при лечении. Если что порезать там, когда оперируешь, нашинковать кого ядом – это всегда пожалуйста, а облегчать страдания – такому противилась сама моя темная суть. Но я упорно до полуночи учила заклинания остановки крови и восстановления жизненных сил. Хотя прекрасно понимала, что в реальности я скорее ими убью пострадавшего, чем спасу.

Поэтому на занятиях я честно творила заклинания как положено, а когда магесса Белладонна Строхрис отворачивалась, быстренько либо «убивала» фантом, чтобы тот не мучился, либо нагло использовала темную магию и развеивала ее следы до того, как преподавательница успевала заметить, что я мухлюю.

Кстати, именно по той причине, что мой организм противился белой магии целительства, я старалась избегать посещений лечебницы: местные восстанавливающие отвары вполне могли загнать одну темную ведьму в гроб.

Когда за окном колокол ударил в третий раз, я поняла: нужно ложиться спать. Этот день был настолько длинным, что я устала от всего, даже от самой себя. Возникло желание превратиться в кого-нибудь другого, хотя бы на пару недель, но лучше – навечно.

Но увы. Как-то моя тетка, говоря о том, что такое настоящая усталость, привела пример из собственной богатой биографии. Она, тогда еще в самом расцвете своей ведьминской красоты и силы, пришла под утро с шабаша. А на кровати в спальне ее ждал обнаженный красавец с совершенным телом и явным желанием, которое читалось не только в его голубых глаз. Так вот, тетка разделась, подошла к нему и, вместо того чтобы предаться разврату, сбросила его с кровати и легла спать!

Вот и у меня сейчас было точно такое же состояние. Только молодого голубоглазого любовника не было. Зато был лазурный дракон, который тоже развалился на покрывале. Надо ли говорить, что с ним я поступила точно так же, как тетя со своим любовником?

К слову, мелкий обиделся больше, чем теткин сластолюбец, ибо верещал долго, пронзительно и на одной ноте. Так, что обе мои соседки проснулись, начали толкать меня и требовать заткнуть мою зверюгу. Ну я и заткнула. Подхватила лазурного за хвост и поднесла к окну, готовясь выкинуть. Дракон, от такого поворота событий враз онемевший, даже не дергался. Поэтому переговоры «ты – молчишь, я – сплю» прошли быстро и завершились безоговорочной капитуляцией ящеренка.

Вот всегда знала, что талант к дипломатии проявляется тогда, когда в твоей руке оказываются убийственные (на крайний случай членовредительские) аргументы или просто оглушительная наглость.

Утро началось в несусветную рань. И опять по той же причине. Я хотела есть. Лазурный нарезал по комнате круги, но беззвучно. Приведя себя в порядок и одевшись, пошла в столовую, которая оказалась практически пустой, как и каша. Овсянка, в которую пожалели даже соли, не то что масла, не вдохновляла, но я все равно упрямо жевала. А еще размышляла. Кто же из четверых сокомандников бастард императора?

Урилл, выходец из трущоб? Это вряд ли.

Брюнет Икстли, матушку которого среди вереницы фрейлин мог заприметить император? Хм… может быть.

Здоровяк Вронг, которому в академии все сходит с рук? А что?

Или Гард?

В последнем случае было уж больно много совпадений: и то, что отец сбросил его со счетов, словно не текла в Гарде кровь Бьернов, и то, что дракон столь истово жаждет победы…

Надо бы наведаться в библиотеку. У меня накопились вопросы и касательно его императорского величества, и того, по какой линии (отца или матери?) Гард унаследовал своего лазурного, и почему венец требует, чтобы наследник огненной крови был мужчина…

Сегодня в расписании занятия были до обеда, а после, почти сразу же, тренировка. Если после нее останутся силы, пойду в библиотеку. Не то чтобы у меня возникло рьяное желание погрузиться в дебри генеалогии и выяснить, что же за особенность у главного императорского артефакта. Скорее уж необходимость. Причем – жизненная. Сдается мне, что Первый алтарь Темных земель и венец светлых в чем-то похожи…

При этой мысли по спине пробежали мурашки. Сразу вспомнился Рашгард. Есть расхотелось. Я решительно отодвинула тарелку. Пустую. Как вовремя у меня пропал аппетит, аккурат к концу порции.

Время еще было, поэтому перед первой лекцией, которую вел магистр Фабиус, я решила прогуляться по парку. Иначе меня после еды обязательно бы сморило.

А так – пройдусь по аллее, подышу прохладным утренним воздухом… Идея была хороша. А вот ее воплощение – не очень. Воздух оказался слишком свежим, аж до костей пробирающим при неспешной ходьбе. Сразу вспомнилось, что сбегала я из Темных земель жарким летом и о пуховом платке думала в последнюю очередь. А вот сейчас бы он был мне как нельзя кстати. А еще лучше – курточка или плащ с меховой подбивкой. И сапожки. И шерстяные чулки. Но, увы, деньги, которые заплатил мне Гард, оказались на исходе, как и теплые дни золотой осени.

Это пока солнце грело, а вот ночью… Через седмицу появятся лужи, а через месяц они начнут покрываться ледком.

От таких мыслей я и вовсе опечалилась. Оттого полной неожиданностью стал плащ, которым чьи-то заботливые руки накрыли мне плечи.

– Как ты подошел, что я не заметила? – вместо приветствия вопросила я Гарда.

Сам дракон стоял в рубашке и расстегнутом колете. Тени, залегшие у него под глазами, свидетельствовали, что если дракон и спал, то не больше моего.

– Просто ты так была погружена в мысли, что не замечала ничего вокруг. Обхватила себя за плечи и клацала зубами, уставившись под ноги.

Я? И чтобы не замечала? Да наверняка ему мета помогла. Обладатели плюща всегда были лучшими шпионами. Но отчего-то вслух произнесла другое:

– Я задумалась.

– И о чем же?

– О том, когда в моей жизни что-то случится для радости, а не для обогащения опытом… – И тут же перешла в наступление: – А ты что тут делаешь в такую рань?

– За тобой слежу, – без обиняков выдал Гард. – Я вчера вечером проверил то, что ты сказала, про резонанс… Похоже, что ты права.

Он замолчал, надолго так. Мы стояли, я рассматривала носки своих ботинок и начищенные черные сапоги, что стояли рядом. Поднимать взгляд выше отчего-то не хотелось.

– Ви, в общем, я постараюсь сдерживаться.

– Ты? Сдерживаться? – Я была столь удивлена сегодняшним Гардом, что невольно вскинула голову.

Наши взгляды встретились.

– Я далеко не святой, но знаешь… Быть одурманенным, словно под приворотом, не хочу.

– А мне казалось, что… – в последний момент я заменила почти оскорбительное «тебе» на более нейтральное, – …мужчинам достаточно лишь удовольствия тела.

– Не всем. Не всегда. И не со всеми. – Дракон улыбнулся, но как-то невесело. – Порою нужно, чтобы мужчина мог целовать не только губы, но и душу.

Лучи рассветного солнца играли в пепельных волосах, отчего казалось, что они светились. Я даже на миг залюбовалась.

Вокруг нас царила безмятежность. Золото кленов. Пурпур рябины. Шорох падающих листьев. Начало нового дня, как новой, пусть и короткой, зато яркой жизни. И я, завернувшаяся в теплый плащ, который пах бризом и мускусом.

– Ви, скажи, от кого ты бежишь?

Простой вопрос из категории тех, на которые так сложно ответить.

Я отвела взгляд и закусила губу. Сказать или не стоит? Лед подо мной и так слишком тонок, и рано или поздно, но я провалюсь под него с головой. Интересно, если я откроюсь Гарду, он сам постарается, чтобы я быстрее ушла на дно, или протянет руку, спасая свою мету?

– Ты слышал что-нибудь о Кейренире?

– Нет, – мотнул головой Гард.

– Это праздник жатвы в Темных землях. Раз в год первородному мраку отдают плату. Это обычай, дань. Так все черные маги показывают, что готовы отдать тьме все, даже себя, что они верны ей.

Дракон, видимо поняв, к чему я клоню, сам продолжил:

– А в этом году в качестве отступных выбрали тебя?

Догадливый. Я невесело усмехнулась.

– Ну да. Увы, я оказалась не столь покорной и умирать не захотела. Сбежала почти с самого алтаря, чем посрамила репутацию Верховного палача, который и должен был принести меня в жертву. Я была у него первой. А уж когда сумела удрать с разделоч… рабочего стола, откуда живыми вроде как уже не встают… Да даже в виде зомби – и то редкость. В общем, Верховный поклялся самолично отправить меня к праотцам. Это его зов ты слышал в ту ночь… Ну, когда дрался на подпольных боях…

– Понятно. – Гард был невозмутим. Я бы даже сказала – излишне спокоен. Прямо как море перед штормом. – И долго тебе так бегать?

– Год. На следующий Кейренир будет новая плата. И надеюсь, что не я.

– Ви, ну неужели из всех жителей Темных земель ты оказалась такой уникальной, что ваш первородный мрак выбрал именно тебя. Прямо вышел и указал перстом?

– Нет. – Я усмехнулась. – Все было по протоколу. Составили список сильных неинициированных ведьм возрастом от четырнадцати до двадцати лет. Имена вписывали по принципу «кого не сильно жалко». Ну и угадай, кто из трех тысяч оказалась самой везучей?

Мой вопрос так и повис в воздухе. Вокруг – свет, солнце, кристальная ясность, а в душе… В душе было муторно.

– Сейчас палач рыщет по столице, ищет меня. А поскольку мы обменялись метами, то его поисковик может выйти на тебя. А стены академии…

– Не пускают внутрь того, в чьем сердце лишь тьма, – процитировал Гард слова, выбитые над воротами. – Ви, я понял тебя: здесь мы в безопасности.

– Ну, тебе не нужно беспокоиться. Через пару седмиц, когда луна вновь будет полной, я верну твою мету и Верховный палач перестанет быть твоей заботой.

– Ви, понимаешь, в чем проблема, как раз через эту «пару седмиц» турнир.

Я поразилась тому, как он это сказал. Спокойно, без эмоций, но столько всего было за этой фразой… И его желание победить, и тяга, которая лишь мешала, и уснувшая было ненависть, которую испокон питают все светлые маги к ведьмам, – все это вплелось в тугой клубок осенних змей. Но ничего из этого так и не прозвучало.

– Я, наверное, пойду… – Мои слова прозвучали неловко. – Скоро занятия начинаются, а Фабиус всегда злится, если опаздывают. Особенно на меня. Я ему чем-то не приглянулась. Наверняка он чует своей печенкой, что я не совсем светлая. – Я попыталась пошутить и потянулась к плащу, чтобы отдать его хозяину. – Спасибо, было тепло…

– Иди в нем, потом отдашь.

Ну я и пошла. А что? Подобно всякой добропорядочной девице, блюдущей свою репутацию, настаивать на том, чтобы Гард взял свой плащ? Пфф! Магички не заботятся о такой ерунде, черные ведьмы и подавно. К тому же благородство – вещь, конечно, хорошая, но в холод им не согреешься, а в голод не наешься.

В аудиторию я пришла как раз вовремя. Кор, увидев меня, тут же оживился и поинтересовался, не начала ли я писать реферат. Пришлось расстроить друга. Причина же его воодушевления был простой: ему тоже достался труп архимага Энпатыра Медная Кирка. Только Кору предстояло описать не руны на теле почившего героя, а изложить, каков шлейфовый фон проклятия, убившего Энпатыра.

– Я хотел тебя попросить, раз уж тебе все равно идти к этому хрустальному героическому гробу, чтобы ты мне на пластину засветила. – Кор протянул мне досточку, размер которой был едва ли больше моей ладони. – Сделаешь?

– Давай, – согласилась я.

Делов-то. Положить пластину на прозрачную крышку усыпальницы, а через один удар колокола забрать. На ней останется отпечаток остаточного шлейфа, а уж проявлять и расшифровывать его в лаборатории Кор будет сам.

Он обрадованно всучил мне свою пластину.

– С меня причитается! – беззаботно улыбнулся сокурсник, еще не подозревая, что тортиком его расплата и не пахнет.

– А то как же. С тебя список покинутых, обманутых и просто несчастных девиц.

– Ви, я, конечно, рад, что ты столь высокого мнения о моей мужественности… Но я тебя разочарую, число моих побед на любовном фронте пока на список не тянет. Всего-то пара-тройка…

– Я не твоих имела в виду. А в целом. По академии. Кто из адепток, так сказать, желал бы отомстить своему бывшему сердечному другу…

– Ви, я, конечно, слышал, что каждая уважающая себя магичка должна иметь свое маленькое ку-ку. И чем она как чародейка сильнее, тем чудесатее. И знаешь, исходя из этой народной мудрости у тебя впереди большое будущее…

– Кор, а тебе никто не говорил, что ты так чудесно умеешь сделать комплимент, что тебя хочется после этого задушить в объятиях. Причем не просто задушить. Я бы даже сказала – удавить, качественно и с гарантией невоскрешения.

– Говорили. Причем ты. И даже не так давно, на прошлой седмице. Я проникся и начал оттачивать свое мастерство изящной словесности. Могу с уверенностью сказать, что сейчас моя лесть стала намного изысканнее.

– Припоминаю… А еще я тогда же говорила, что я девушка с тонкой душевной организацией, ранимая, и обижать меня не стоит. А то я чуть что – и сразу в слезы… Потом с заплаканными глазами так тяжело понять, прибила я обидчика пульсаром или нет…

– Но ведь на твоих друзей это правило не распространяется? – невинно уточнил сокурсник. – Кто, как не друг, скажет в лицо всю правду.

Сказать-то он может все, только пусть после этого не забудет сразу же уклониться от пульсара – теплого ответного слова. Я уже открыла рот, чтобы все это ему выложить, но тут вошел магистр.

– Утра! – бросил Фабиус, на ходу расстегивая пиджак. – А вот доброго или нет, мы сейчас и узнаем.

По его жаждущему крови взгляду мы поняли, что «доброго» – весьма сомнительно, ибо что для преподавателя хорошо, то для адептов – смерть, увечья или, того хуже, неуд.

Сегодня был коллоквиум, и магистр зверел. Как по мне, вурдалаки в Пижанских топях по сравнению с ним были милыми дворовыми собачками. Но что самое удивительное, меня Фабиус не выделял. Обычно он зубоскалил по поводу адептки Блеквуд куда больше. А тут… То ли пиетет у него к участникам турнира, то ли новую любимицу себе нашел. Хотя… Почему «то ли»? Если Арелия и вправду вчера высказала в лицо магистру все, о чем судачили сплетницы в душевой, то немудрено…

В общем, коллоквиум прошел напряженно, причем после пары молний, которыми магистр сыпал сегодня особенно часто в качестве наказания для нерадивых студиозусов, воздух в аудитории буквально искрил. Проснулись не только самые сонные адепты, но и чучело василиска, которое должно было изображать учебное пособие.

Ящер, нашпигованный опилками, грохнулся с верхней полки стеллажа аккурат под ноги Фабиусу. Магистр невозмутимо перешагнул через него и продолжил распекать очередного не выучившего заклинание (оное, к слову, и задано-то не было!). И в этот самый момент кто-то из парней запустил в василиска заклинанием временного оживления.

Чары сами по себе были слабыми, но, пока летели до чучела, напитались энергией разрядов, и челюсти мертвого ящера цапнули Фабиуса за ногу весьма ощутимо.

В итоге чучела не стало по причине несовместимости выделанной шкуры ящера и опилок с сильно горючим пульсаром. Коллоквиум закончился чуть раньше, немного нецензурнее, и с таким списком домашнего задания, что взвыли все. А шутник, коим оказался Ронни Мастус, получил еще и отработку в столовой. И ведь могу поспорить, что когда он задумывал каверзу, то был уверен, что отвлекшийся преподаватель его не вычислит.

А все потому, что незнаком он с одной из заповедей черной ведьмы: пакость требует не только вдохновения, но и тщательной подготовки, конспирации и на всякий случай подставных подозреваемых.

Занятие по лекарскому делу прошло не в пример спокойнее. Я даже сделала определенные успехи: мой фантом от лечения сдох не сразу, а какое-то время порывался идти то ли в бой, то ли просто сбежать. Причем со вскрытой грудной клеткой.

Преподавательница, магесса Белладонна Строхрис, поджала губы, но, памятуя о том, что все заклинания я оттарабанила ей от и до, все же зачет поставила. Как прокомментировала магесса: «Исключительно из-за вашего упорства и стремления к знаниям, адептка Блеквуд». Про то, что в сторону она добавила: «И слава небесам, что они лишь теоретические!» – я предпочла забыть.

Обед пролетел быстро и почти вкусно. Во всяком случае, лазурный был доволен и сыто урчал у меня в сумке.

Быстро переодевшись в тренировочную форму, я потопала в синий ангар боевого факультета. Как оказалось, сегодня наставник решил нас не возить лицом по грязи в прямом смысле этого слова, зато фигурально – очень даже.

Мы узнали, насколько мы дремучи в стратегии и тактике, как стоит распределять резерв и что нас ждет именно на этом турнире, который будет не совсем традиционным.

Я по наивности думала, что выйдут две команды и начнут обстреливать друг друга заклинаниями. В какой из них быстрее кончатся игроки – та и проиграла. Потом точно так же со второй парой. В финале же сойдутся победители. Но все оказалось гораздо сложнее.

Основная задача турнира – собрать сердца-кристаллы всех четырех стихий. К слову, по три пары в каждой команде было не случайно. Первая – это защитники, которые и охраняли других участников команды. Вторая – нападающая, призванная отвлечь противника. И третья – собственно добытчики. В зависимости от того, где расположен очередной кристалл, двойки могли поменяться ролями. Так Икстли был специалистом по стихиям. Ему что реку из огненной лавы перейти, что через ледяной заслон пробиться – раз плюнуть. Но вот разобраться с нечистью, хоть живой, хоть уже свой век отгулявшей, – это уже к Гарду. Урилл же был мастером головоломок.

Что же до щитов – наша задача была сделать так, чтобы атакующие во время своего подвига не скапустились раньше времени.

Когда Ромирэль напомнил пятерым, а одной – открыл сии архиважные знания, мы начали отработку в парах. И если Икстли были словно одно целое, то и Уриллу с Вронгом, и нам с Гардом пришлось туго. Причем алхимик со здоровяком могли хотя бы прикасаться друг к другу, а мы с драконом представляли собой прямо-таки пару на светском приеме.

Ромирэль смотрел на нас. Багровел. Его острое ухо нет-нет да и дергалось. Наконец он не выдержал:

– Все свободны, кроме Блеквуд и Бьерна.

Когда ангар опустел, полуэльф сложил руки на груди и, раскачиваясь с пятки на носок, поинтересовался:

– Вы. Двое. Что творите? Хватит расшаркиваний. Блеквуд! – Обличительный перст ткнул в мою сторону. – Ты его закрывать должна! Закрыва-а-ать. На кой отскакивать в сторону, подставляя под удар своего атакующего?

– Простите, это у меня рефлекторно.

– Рефлекторно? Покажи мне того гада, который в тебя эти рефлексы вбил!

Глядя на рассвирепевшего наставника, я поняла, что с удовольствием бы показала кто. Даже познакомила бы… Прямо от всей души, с большим желанием сделала бы это. Но боюсь, что полуэльф откажется прогуляться на семидесятый уровень мрака.

Между тем Ромирэль обратился уже к Гарду:

– А ты почему отвлекаешься каждый раз, когда в твой щит летит атакующий аркан? И почему ты не используешь плетение выше пятого уровня? Тебе же под силу девятый!

Дракон молчал. Хмурился и молчал. Наконец, тяжело выдохнув, произнес:

– Магистр, я на днях израсходовал весь резерв. Весь, подчистую. Похоже, еще не совсем восстановился.

– Где?

Жесткий, требовательный вопрос, хлестнувший не хуже плети, заставил Гарда упрямо вскинуть голову.

– Это мое личное дело.

– Когда личное дело ставит под сомнение победу всей команды, оно перестает быть личным.

– Я восстановлюсь, – ответил дракон и посмотрел наставнику прямо в глаза.

Ромирэль ответил таким же, полным сдерживаемой ярости взглядом.

– Упрямец. Даю тебе неделю, чтобы полностью прийти в норму. От физических нагрузок не освобождаю, от теории тоже. Но чары для тебя пока под запретом. Даже самые простейшие, бытовые. Это понятно?

– Понятно, – отчеканил дракон и добавил: – Я могу идти?

– Да, свободен.

– И я тоже? – решила уточнить у рассерженного наставника.

– И вы тоже, Блеквуд, после того как пробежите двадцать кругов. У вас хромает физическая подготовка.

У меня нервно дернулся глаз. Чтобы у темной ведьмы что-то хромало? Разве что враги. Причем те не только припадали на одну ногу, но и косили на один глаз, держались за свой радикулит и вообще страдали от наведенных проклятий по полной.

Скрипя зубами, я развернулась на пятках и побежала, про себя костеря на все лады остроухого. Но, вспомнив, что проклятия малоэффективны, решила благословить. Пожелала этому несчастному побольше девичьей благосклонности и внимания. А то, не ровен час, так бобылем и останется…

От души так пожелала. Раз десять. Светлой энергии на это дело не пожалела. Даже подобие молитвы небесам вознесла, что-де радею о счастии и благополучии белого мага Аэрина Ромирэля. А какое же счастье, если мужик холостой? Некому ему, одинокому, и скандал закатить, и тещей попугать, и приревновать на пустом месте… Непорядок. Обделенный.

Несчастный и обделенный, еще ничего не подозревая, подгонял меня:

– Давай-давай, Блеквуд, тебе нужно тренироваться до упора!

– Магистр Ромирэль, а если я уже упоролась, можно мне уже все?

– Если разговариваешь, значит, еще силы есть. Беги!

Я уже изрядно устала, дыхание еще не сбилось, но чувствовалось, что совсем немного – и все, начну сипеть. В боку кололо. И тут начало сбываться благословение… В дверь заглянула сначала одна адептка, потом вторая, а за ними еще две. Наконец, вошла к нам молодая преподавательница. Судя по броши на мантии, она вела занятия у предсказателей.

– Добрый день, лэр Ромирэль! У меня к вам возник один вопрос… – произнесла она таким кокетливым тоном, что полуэльф, орка съевший на своих поклонницах, тут же почуял неладное. Поэтому, как всякий опытный полководец, понявший, что силы противника превосходят (магесса – только авангард, а за дверью топчется подкрепление из стайки адепток), поспешил покинуть поле боя.

– Лэрисса Устрин, мне было бы крайне интересно его выслушать и ответить, но, к сожалению, я очень тороплюсь.

Уточнять, куда именно, наставник не стал. Умно. Иначе магесса наверняка сразу бы «вспомнила», что ей в ту же сторону. Даже если там мужская уборная. Уж слишком решительный у Устрин был вид. Один макияж чего стоил: с подобным дамы выходят на тропу войны с соперницами или на охоту за будущим мужем и отцом своих детей.

Я все замедляла бег и присматривалась, куда бы скрыться. Для этого отлично подошла доска, на которой наставник два удара колокола назад изобразил нам классическую схему турнира. Я спряталась, но все же не утерпела и высунула свой любопытный нос из схрона.

Ромирэль, выходивший из ангара, мазнул по залу взглядом. Но, похоже, решил, что отчитать меня он успеет и завтра, а вот уйти от лобовой (она же – любовная) атаки магессы Устрин стоит уже сейчас, дабы не стать жертвой брачных клятв.

Когда дверь за остроухим закрылась, я вышла из своего укрытия. Время до ужина еще было. Как раз успею заглянуть в библиотеку. И материал для реферата поищу, и про венец императора постараюсь узнать.

Преисполненная решимости, я направилась в библиотеку. Вот только по дороге задумалась. Если по поводу рунической письменности на теле почившего Энпатыра Медная Кирка все понятно, то как сформулировать запрос для книжного духа про венец и родословную Бьернов, чтобы тот ничего не заподозрил? Ведь подобные темы в академическом курсе не значатся…

А потом я решила, что раз уж сейчас состою в команде и вроде как нахожусь на особом положении, то буду этим пользоваться. Сочинила эфиру библиотеки сказку о том, что мне, дабы не ударить в грязь лицом и перед другими командами, и перед самим императором, который обязательно посетит турнир, нужны материалы по этикету, знатным родам империи и собственно императорскому роду. В результате получила внушительную стопку книг.

Эфемерный страж, материализовав ее прямо перед моим носом, глумливо уточнил, что это только часть. Остальное он выдать пока не может, ибо превышен лимит. Дескать, не более трех дюжин книг и свитков единовременно в одни руки. А потом еще и мстительно присовокупил, что если я не успею закончить изучение материалов до шестого удара колокола, то расставлять книги по полкам мне придется самой согласно их индексам и номерам на переплетах. Дескать, у духов тоже есть понятие о трудовом кодексе и положенное время на отдых!

Осознав масштабы поисков, я слегка пригорюнилась и пошла в читальный зал. Последний оказался почти пустым, не считая пары адептов за крайним столом.

Сразу отложила в сторону гримуары и монографии по рунологии, которые нужны были мне для реферата. А затем принялась внимательно изучать то, что подсунул мне дух касательно егоимператорского величества и известнейших родов империи.

Судя по названиям некоторых книг, дух библиотеки был той еще язвой. «Азбука этикета для самых маленьких», «Принцессоведение, или Как вести себя на свидании с особами огненной крови», «Настоящая лэрисса пальцем в носу не ковыряет» и даже безбожно замусоленный «Свадебный этикет в высшем свете. От помолвки до медового месяца». И, наконец, апогей – свиток «Правила поведения на светском приеме для тех, кто сильно напуган или пьян». Впрочем, среди всего этого безобразия попалась и пара стоящих книг. Так я скрупулезно изучила главу «Возложение венца» из «Императорского уклада».

Оказалось, что и у светлых есть понятие «дань». Только в отличие от нас ее платили лишь потомки мужского рода, в чьих жилах текла огненная кровь, или проще – дети императора. Когда на голову нового правителя и его супруги (если она уже имелась) возлагали венец, то проливалась кровь: корона имела шипы, которые были обращены вовнутрь, к челу носителя.

Именно по этой причине у всех императоров Светлых земель на лбу на всю жизнь оставалось несколько отметин, вылечить которые было не под силу самым талантливым лекарям. М-да, понятие «тяжесть венца» у белых отнюдь не фигура речи. Судя по описанию, эту корону не зря возлагали на правителя лишь единожды, а для приемов и торжеств ювелиры делали замену.

У каждого императора была своя «парадная» корона: у Трихольда Лютого – скромный лавровый веночек, у Мурципалла Кривозубого (к слову, лысого как коленка) – аж с мехом, у Райхара Победоносного (который за все правление ни одного сражения не провел) – зубцы короны напоминали острия мечей.

Но никто из правителей и никогда не отваживался носить всю жизнь тот венец, что был возложен ему на голову при коронации. И, если честно, я этих мужчин прекрасно понимала. Мало того что сей символ власти был с шипами, так еще и весил как половина меня.

Подозреваю, что древние, что создали сей артефакт, хотели не только напомнить правителю: император должен проливать кровь за свой народ и помнить о страданиях, а не наоборот. Этот символ власти был еще и мощнейшим стабилизатором энергетических потоков. Отсюда и его немалый вес. И подзаряжался он для бесперебойной работы именно силой огненной крови. Причем то ли я чего-то не понимала, то ли настройка была очень уж тонкая, то ли просто изготавливала венец магесса, но в качестве «заправки» подходила только мужская кровь. Хорошо хоть не определенной возрастной категории и диетического состава.

Когда с вопросами коронации было покончено и я перешла к родословной Бьернов, колокол пробил восемь раз. Поняв, что библиотека опустела и дух благополучно отбыл на свой отдых, я решила, что раз уж начала, то стоит закончить.

Генеалогию знатных родов Светлых земель шерстила едва ли не до полуночи, но уяснила главное: Бьерны – род знатный и древний, но драконья кровь слегка разбавлена. Так в предках у Гарда триста лет назад потоптались эльфы, а потом один ушлый гном. Оный, доблестный и прославленный воин, поступил в лучших традициях военных. Провел стремительную стратегическую операцию, взял в плен заложника, в смысле заложницу, и отбыл в подземелья.

Не знаю, как удалось уцелеть Железным горам, когда прапрапрабабушка пепельного резко инициировалась до драконицы в шахтах, но, судя по тому, что потомков этой ветви было много, все же похищенная со своим умыкателем сумели договориться полюбовно.

Касаемо самого Гарда выходило, что его мать, лазурная драконица, вышла замуж за человеческого мага. И если судить по датам бракосочетания и появления наследника, то вышла уже глубоко беременной.

Я крепко задумалась. Побарабанила пальцами по одному из свитков. Голова шла кругом. А потом поняла, что стоит все это отложить до завтра. К слову, последнее было готово вот-вот наступить.

Уже начала было собирать все книги, как вспомнила, что у меня еще не сделаны выписки для реферата. Застонала. Живот, будто вспомнив о том, что ужин пропущен, заурчал. Но я сцепила зубы. Лучше сейчас еще немного поработать, раз уж я все равно выбралась в библиотеку.

Достала свиток, зачарованное перо и начала поиски. Я выписывала цитаты из книг, сцеживая зевки в кулак, и не заметила, как уснула.

Когда очнулась, маленький светильник, что стоял на столе, уже почти прогорел. Проморгалась и увидела, что напротив меня кто-то спит. Нагло так спит, закинув ноги на край моего стола и откинувшись на спинку стула.

Этот кто-то был мне знаком. Хорошо знаком. Гард собственной персоной. Я пожала плечами. Ну захотелось дракону вздремнуть в библиотеке. Может, ему неудобно в собственной мягкой постельке… Тесно от поклонниц, которые так и норовят развлечь. Может, дракона тяготит обстановка в крыле общежития, отведенном специально для аристократов и богачей. К тому же в оном проживание в отдельных комнатах стоит по семь золотых за месяц.

Дракон, словно почуяв, что я проснулась, встрепенулся и попытался сесть. Но стул и стол оказались коварнее: у Гарда затекли и ноги и шея. Он застонал и… не преминул обвинить меня!

– Ви, ну почему каждое утро, когда просыпаюсь рядом с тобой, начинается с мысли: отчего я не сдох вчера?

– Потому что я – это я.

– Говори конкретнее: ведьма, – беззлобно проворчал пепельный и со стоном начал разминать затекшую шею.

Я с наслаждением потянулась и скорее уже по привычке подколола:

– Зато со мной ты не умрешь со скуки.

– Ага, просто умереть, находясь рядом с тобой, у меня шансов значительно больше. – Дракон все же встал, а потом полез в свою сумку и, выудив оттуда два бутерброда, протянул один мне. – Держи.

– Это взятка или он отравлен? – уточнила я, вгрызаясь в мясо и сыр с хлебом.

– Нет, облит приворотным зельем, – язвительно парировал дракон. – Ешь давай.

«И не выпендривайся», – хоть и не было произнесено, но явственно читалось между строк.

Судя по тому, что пепельный уминал точно такой же бутерброд, приворожить он решил не только меня, но и себя.

– Как специалист говорю, в твоем зелье горчицы маловато и чесночка недоложили.

Дракон закашлялся.

– А что? Мясо и вправду почти без чесночка. А я люблю остренькое…

– Ви, ты же темная! Ты должна бояться чеснока, трепетать перед храмовниками и…

– И вообще гореть на костре, – закончила я за дракона, уплетая за обе щеки. – Гард, ты меня, часом, с вампирами не перепутал? Это они дрожат от чеснока, осиновых колов и божественного знака дважды рассеченного круга. Да и то только на страницах ваших светлых учебников. А в реальности могут и воткнуть этот осиновый кол ведьмаку в самое неожиданное место, если тот побеспокоит в неурочный час мирный упыриный склеп…

– Говоришь так, словно у тебя немалый личный опыт в подобном деле… – Гард многозначительно замолчал.

А я, дожевав бутерброд и вздохнув (жаль, что все хорошее в этом мире так быстро заканчивается), изрекла:

– Опыт не опыт, а после того раза (мне тогда исполнилось десять лет), я поняла, что с кладбища нужно уходить раньше, чем успеешь разозлить его обитателей. Ну или, по крайней мере, приметить на случай отступления пару перспективных берез, на которых можно дождаться рассвета…

Уточнять, что эти ценные знания достались мне уже после того, как мы с двенадцатилетней кузиной на пару разворотили старинный склеп, не стала. Тогда к моей ба вампиры пришли с петицией и счетом на восстановление порушенного жилья. Бабуля была ведьмой ушлой, умудрилась оформить наш погром у страховщика как «стихийное бедствие малого масштаба» и не заплатила за ремонт ни копейки. Зато контора, которой не повезло покрывать ущерб, долго сомневалась, кто из сторон конфликта настоящие «кровопийцы». И сдается мне, что черная ведьма в этом вопросе лидировала, обогнав исконных представителей клыкастой расы.

Гард, тоже расправившись с едой, откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня. Я – на него. Он – на меня.

Наконец дракон вопросил:

– И даже не поблагодаришь за этот скромный романтический… – Тут он, похоже, замялся, определяясь со временем трапезы, но, все же прикинув, что еще не рассвет, выдал: – Ужин? Поцелуя в щеку, и не только в щеку, было бы достаточно…

– Будет ужин, будет и благодарность. А за перекус могу сказать «спасибо». – Я была сама незамутненная искренность. – Но неужели ты только ради того, чтобы преподнести тот скромный ломтик мяса, прозрачную пластинку сыра и краюшку хлеба, искал меня в академии, а потом ждал, когда я проснусь?

– Во-первых, не краюшка, а почти четверть ковриги, и не кусочек, а ломоть хорошего вяленого мяса и внушительный пласт сыра… А во-вторых, не только ради этого. – И Гард выложил передо мной телепортационный камень.

Признаться, я о таком много слышала, но вживую видеть еще не приходилось. Не чета той серой гальке, что продавались в лавке, где я купила свою форму и зачарованное перо. Правильный восьмиугольник насыщенного синего цвета, полупогруженный в округлую серебряную форму. Новинка техномагов, которая стоила баснословных деньжищ.

Этот камень мог передавать сообщения мгновенно. Кладешь его на листок, нажимаешь на камень сверху и вливаешь силу. Твое послание исчезает и материализуется уже у адресата.

– Зачем? – удивилась я, разглядывая артефакт.

– Чтобы я мог с тобой связаться. Искать свой щит по всей академии, как сегодня, то еще увлекательное занятие.

– Так оставил бы телепорт рядом со мной с запиской…

– Такие вещи вручают лично, – упрямо возразил Гард.

– Ну разбудил бы…

– Я и хотел. – Дракон и вовсе нахмурился. – Но потом решил, что ты вот-вот сама должна проснуться, ну и… А дальше ты сама знаешь.

– Угу, знаю. А еще я знаю, что до побудки есть время, которое можно провести с пользой. Например, в своей теплой и мягкой кровати.

– Я обязательно так и сделаю. Только увижу, что и ты пошла спать.

– Забота – вещь подозрительная. Особенно если она бескорыстная. А уж от дракона…

– А я и не страдаю приступами альтруизма. Просто драконы не только собственники. Они еще и очень бережливы. И берегут свое.

Я лишь изогнула бровь на это его «свое». От этого «своего» у меня имелось лишь лазурное наглое недоразумение.

Но, прежде чем идти спать, нужно было еще кое-что сделать. Вздохнув, я поднялась со своего места.

Спустя полудара колокола пепельный поинтересовался:

– Ви, ты не устала? Может быть, я побуду сверху?

Дракон, что находился подо мной, выглядел ничуть не запыхавшимся, а у меня уже слегка кружилась голова, но я упрямо пробормотала:

– Гард, хватит уже! Держи лестницу крепче! – С этими словами впихнула очередную книгу на полку.

Расставляли мы эти светочи знаний, по моим ощущениям, уже прорву времени. Даже закралась мысль, что книжный дух специально повыдергивал их с разных концов библиотеки.

Все же, когда я тщетно пыталась впихнуть последнюю книгу по этикету, не удержалась. Вниз полетела не сказать чтобы красиво, зато громко. Успела в красках представить, как мне будут складывать кости и фиксировать все это дело в лубках.

Дракон поймал меня. Это оказалось неожиданно приятно. Не падать, а то, что кто-то тебя ловит. Вот так мягко пружинят сильные руки и прижимают к себе.

Мы так и застыли. Я, Гард и стремянка, что валялась невдалеке. Удивительно, но мне не хотелось ни язвить, ни вообще что бы то ни было говорить. Просто быть. Дышать этим мгновением, когда лучи рассветного солнца несмело крадутся сквозь витражные стекла. Чувствовать, как бьется сердце Гарда. Эти сильные учащенные ритмичные удары, которые отдавались в кончиках моих пальцев, что были прижаты к груди дракона.

А мы смотрели друг другу в глаза. Неотрывно. Пристально. Будто в первый раз.

Такими нас и застал книжный дух. И вот этому эфемерному, в отличие от двух заспанных адептов, нашлось что сказать. Причем много и феерично.

Потому Гард предпочел унести ноги и меня заодно подальше от духа. Я едва успела сумки со стола подхватить…

Когда я наконец оказалась в своей постели, то поняла, что мне абсолютно не хочется спать. Совсем-совсем. При этом на лице блуждала глупая улыбка. А потом я закрыла глаза. Всего лишь на миг… И вот уже кто-то старательно тряс меня за плечо со словами:

– Занятия сейчас начнутся, просыпайся, Блеквуд.

Одна из сестренок Винсон тормошила меня с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Мне же пробуждению поддаваться не хотелось. В который раз я мысленно дала себе зарок: вот сегодня, непременно сегодня, я лягу спать пораньше…

Но, судя по тому, сколько раз я себе это обещала и слова так и не сдержала, пораньше ведьма Блеквуд ляжет только в гроб.

На такой позитивной мысли я и открыла глаза окончательно. А когда наконец приняла вертикальное положение и поняла, что практикум по атакующим заклинаниям вот-вот начнется… Думаю, моей скорости могли бы позавидовать ветра Долины шести демонов. А они там злющие, шапки на ходу срывают.

Я промчалась по комнате, сметая все на своем пути, запрыгнула в тренировочный костюм и рванула на пятой летной не хуже зачарованной метелки или дракона, которому прищемили хвост.

Едва успела. Магистр Люмпиус, что вел у нас атаку, был низкоросл, плечист и способен урыть не только зарвавшегося студента, но и просто опоздавшего. Причем урыть – в прямом смысле, закопав по шею в землю. Поскольку доблестный Люмпиус был магом земли со всеми вытекающими…

Два удара колокола мы пыхтели, создавая ледяные клинки и пытаясь увернуться от оных, когда соседи не могли совладать с норовистым заклинанием. Кор сопел рядом, у него никак не выходило. С учетом того, что он, похоже, будет неплохим магом огня, это неудивительно.

Магистр, видя, как Кор пыхтит, не удержался от сарказма:

– Адепт Корнелиус, у меня возникает сомнение в правильности девиза вашего рода: «Пришел, увидел, победил!» Пока с такими успехами в заклинании ледяного клинка вы можете рассчитывать разве что на «Попытался, испугался, убежал»…

Друг багровел, закусывал губу, но молчал.

Наконец занятие завершилось, и магистр Люмпиус разрешил нам идти. И тут приятель, выдохнув с облегчением, протянул мне сложенный листок:

– Держи, как ты и просила.

– Что это?

– Ви, ну ты даешь! Я, конечно, слышал, что девушки – натуры забывчивые, но думал, это в основном касается их промахов…

Я развернула лист и увидела список. Имена девушек выстроились в аккуратный столбик. Причем Кор даже не поленился написать напротив каждого имени адептки, за что та или иная зла на своего бывшего.

– Это те, кто готов оторвать голову своим благоневерным с особой жестокостью. Как понимаешь, список неполный. Академия все ж таки большая, а я один….

– Мне и этого достаточно, – заверила я. – Ты – чудо!

Кор просиял, словно он был особо секретным шпионом, выполнившим архисложное задание и получившим только что за сие деяние орден.

Я углубилась в список.

«Татия Элингоросс. Ненавидит Малькольма Бетерби (Молота). Встречались полгода. Изменил с Оливией Корнуэлл», – строчка ничем не примечательная. Но черная ведьма в моем лице зацепилась за прозвище «Молот». Я его где-то слышала. Причем не столь давно. Напрягла память. Ну конечно! Это тот самый белобрысый, с которого все и началось. С него и его рыжей крали. Не сбей они меня тогда на посадочной площадке для метелок, мы бы с Гардом наверняка разминулись.

Решив, что сводники должны быть наказаны в первую очередь, а особенно те, что сводят тебя с кучей неприятностей, я начала расспрашивать Кора о Татии.

Тот знал о девушке, как оказалось, немало. И отчего-то слегка краснел, говоря о ней.

(обратно)

Глава 13

Татия была из богатых горожанок, красивая той утонченной красотой, которую так любят воспевать менестрели.

Сделав для себя пометку, я решила взглянуть на свою потенциальную клиентку сначала издалека.

Удалось мне это сделать лишь после обеда, когда занятия закончились. Увидев в расписании, что группа искусников третьего курса занимается в зале магических иллюзий, я поспешила туда. Дверь в аудиторию оказалась закрытой, зато имелись окна, что располагались вверху и шли по всей длине зала. А под ними – Доска почета.

Я огляделась. Коридор был пуст. Положила сумку на пол, присела, как следует оттолкнулась и прыгнула. Пальцы ухватились за край доски.

Это был эпохальный момент: черная ведьма висела на Доске почета в академии светлой магии. Правда, недолго. Пока руки не затекли, подтянулась, помогая себе ногами, что упирались в стену. Когда окно оказалось на уровне глаз, я смогла заглянуть в аудиторию.

Светловолосая красавица со сливочно-белой кожей и метой в виде бутона розы под мочкой правого уха в аудитории была одна. Что же, Кор описал девушку верно. Теперь осталось дождаться окончания занятия и тихонько проследить за ней…

Сказано – сделано. Едва прозвучал колокол, оповещая об окончании занятия, как двери аудитории искусников распахнулись. Адепты, утолившие тягу к знаниям, спешили теперь насытиться пищей телесной.

Татия покинула аудиторию одной из последних. Она шла по коридору с прямой спиной, гордо подняв голову, независимо. Слишком независимо. Словно внутри нее жили демоны, которых она каждый миг пыталась обуздать.

Так несет себя лишь та, которую предали, втоптав в грязь, а она назло врагам поднялась. И сейчас ее задача – если не быть сильной, то хотя бы такой казаться. Иначе – сломается.

Так мы и шли. Татия впереди, я в отдалении за ней, внимательно наблюдая. Белокурая магичка направлялась к посадочной площадке для метел. Когда она почти пришла, то остановилась и, ступив в сторону, в тень дерева, начала ждать. Кого именно, я поняла спустя четверть удара колокола.

Молот приземлился на метле. Как и в тот раз, с развязной рыжей девицей, что сидела позади. Они целовались. Медноволосая то и дело прижималась к нему кошкой, а он лапал ее за зад.

Татия смотрела на все это, не выказывая своего присутствия.

Когда Молот со свой пассией ушли, она продолжала стоять, прислонившись к стволу и бездумно глядя в пустоту.

Я посчитала, что это лучший из моментов. В другое время белокурая красавица сможет закрыться от меня, отгородиться стеной гордого молчания. Но не сейчас.

Подошла неслышно, даже сухая листва под подошвой не зашуршала.

– Не стоит смотреть так пристально, – проговорила я мягко, вкрадчиво, как это любят делать высшие демоны первородного мрака, убеждая перешагнуть круг, поделиться с ними силой. – Особенно если кажется, что никто тебя не видит. Это выдает боль, которая способна сжечь душу дотла.

Белокурая сразу вскинулась и, резко подняв голову, нацелилась в меня взглядом.

– У меня все хорошо, – произнесла она тоном «не твое дело».

– А звучит так, будто ты проклинаешь. Причем смертельным заклятием. – Я прислонилась к стволу дерева как раз напротив Татии.

– Кто ты? И зачем вообще сюда пришла? – Она буквально впилась в меня взглядом. А потом сама же ответила на свой первый вопрос: – Хотя… Твое лицо знакомо. Не ты ли шестая участница турнира?

– Она самая, – не стала отпираться я. – А по поводу причины, по которой я здесь… В первую очередь, чтобы напомнить, что в жизни есть много прекрасных моментов. Вот ради них и стоит дышать.

– Вот только между этими моментами пропасть. Бездна, от которой хочется сдохнуть. Причем сделать это не единожды, а дюжину раз подряд как минимум.

– Это как раз вторая причина, почему я здесь. Скажем, я могу сделать так, что сдохнуть тебе захочется после нашего разговора немного меньше.

– Извини, но ты не похожа на светлого духа, что забирает печали и дарует беспамятство…

– А ты только на помощь небесных покровителей согласна? Но учти, им, возвышенным, слово «месть» неведомо.

Лицо собеседницы осталось невозмутимым. Но вот глаза… В них на миг промелькнул блеск. Опасный. Из тех, что бывают только в женском взоре. И подобного блеска боятся даже демоны мрака. Ибо деве, решившейся отомстить, не страшны даже твари первородной тьмы.

– Ты странная, – произнесла Татия задумчиво.

– Чокнутая на всю голову, как выражается мой друг.

– Должно быть, это очень хороший друг. Раз он не боится высказывать тебе такие вещи в лицо.

– Есть такое. – Я усмехнулась, вспомнив Данириссия.

Демон, правда, выразился тогда более ярко: «Ты психованная неадекватная эгоистка и стерва!» На что я заверила демонюку, которому подпалила шкуру, что это мои лучшие качества. Ибо не нужно было в ночь нашего знакомства пытаться меня выпить.

– Тогда понятно, почему магистр Ромирэль выбрал тебя, а не Моркер, которая на каждом углу самоуверенно трещала, что она будет в паре с Бьерном и уж тогда-то… – Белокурая оборвала сама себя.

– И почему же? – Мне стало интересно, чем я так поразила остроухого.

– Только между нами. Он сам псих, настолько чокнутый, что гениален.

– Смелое суждение.

– Всего лишь наблюдение.

– Я заметила, что ты вообще любишь наблюдать. – Я кивнула на площадку, где сейчас в воздухе зависла метла Молота.

– У всех свои недостатки, как и достоинства. И, судя по тому, что ты первая заговорила о мести, ты знаешь в ней толк.

Я пожала плечами и, оттолкнувшись от ствола, подошла к Татии ближе.

– И толк, и цену, и результат.

Этот чуть странный разговор мне определенно нравился, как и собеседница. Умная девочка. Я даже рада, что с Молотом они расстались. Он был ей не пара.

– Даже так?

– И никак иначе, – заверила я, усмехнувшись. – Втоптать его в грязь будет стоить пять золотых. Сделать так, чтобы от него с криком сбежала та рыжая – семь. А если хочешь, чтобы он стал изгоем, – дюжину.

– Смелое заявление. Особенно с учетом того, что Малькольм – богатый наследник влиятельного рода, неслабый инициированный маг с кучей дружков. К тому же недурен собой и пользуется успехом у адепток…

– Тем будет интереснее. – Я изогнула бровь. – Возможно все, вопрос лишь в оплате.

– Что же, ради такого… не жалко и дюжины золотых.

Я усмехнулась. В моем мозгу теперь между образом белобрысого и теплой шубкой из песца стоял прочный знак равенства. В общем, пришел Молоту белый пушистый зверек, ибо ведьма в холода мерзнуть не желала. А песцовая шубка стоила аккурат оговоренную сумму.

Татия была предусмотрительна и проницательна, будто и раньше с темными дело имела, и стребовала с меня клятву, сама дав ответную. Зато и аванс вручила – пять золотых.

Причина, по которой Татия стала столь осторожной, оказалась банальна: ничто так не учит женщину быть умной, как попытка побыть слабой и глупой. Довериться.

С белокурой именно это и произошло. Год назад она перевелась из академии Вейхон, что на севере империи. Красавица выделялась из толпы, и к ней начали присматриваться многие адепты. А некоторые – не только присматриваться. Среди последних был и Молот. Татия казалась неприступной крепостью, блюла себя и хранила верность жениху, оставшемуся далеко, среди северных гор.

Но Малькольм был упорным. Каждое ее «нет» словно подстегивало белобрысого. В ход пошли сначала дорогие подарки, потом романтические серенады. Молот закрыл собою для нее весь свет. Дрался с любым, кто хотя бы взглянет в сторону Татии, клялся в любви.

Она сдалась через полгода. Вся академия пристально следила за самым бурным и красивым романом. Даже делали ставки, когда свадьба. Но до обручальных клятв дело не дошло, потому что у отца Малькольма были на наследника династии Бетерби другие планы.

Татия рассказывала, а мне все казалось, что она чего-то недоговаривает. И хотя красавица исподволь подводила меня к мысли, что она просто надоела белобрысому… нет, если бы просто надоела, то она бы смотрела на него взглядом побитой собачонки, а не с ненавистью. Было что-то большее…

– Ты инициированный маг? – спросила я, уже догадываясь об ответе.

– Да. – Татия поджала губы.

– И как давно?

– С месяц.

– А расстались вы седмицы две назад? – Я сделала шаг вперед. Почти неосознанно.

Меня вел запах болиголова, смешанный с нотками звездчатки и маслянистого, чуть терпкого аромата ягод болотной кейсии. Тонкий, едва уловимый…

Оступилась, покачнулась и на миг схватилась за Татию, чтобы не упасть.

– Допустим. Зачем тебе это?

– Просто я любопытна, – пожала я плечами и отошла от красавицы на шаг. – Но при этом молчалива.

– Это радует. Через три дня, как и условились, я жду результата. – Татия повернулась и ушла.

А я осталась стоять, сжимая в руках маленький пузырек, что ловко выудила из сумки белокурой красавицы, «нечаянно» оступившись.

Он пах болиголовом, звездчаткой и кейсией, крышка оказалась не так плотно притерта. Еще чуть-чуть, и эликсир разлился бы. Я поднесла ближе к глазам. Мелкий, убористый почерк перечислял весьма интересный состав. Но именно эту настойку давали черные ведьмы тем женщинам, кто скинул дитя, чтобы организм восстановился. Только вот отчего-то мне кажется, что в случае Татии вмешивался целитель. Не сильно опытный и подпольный, ибо умерщвление плода, да еще и у только что полностью инициированной магички… За это в законном порядке возьмется разве что сумасшедший.

Похоже, что у Татии с Молотом было все серьезно, но когда белобрысый узнал, что скоро станет отцом, то поступил в лучших традициях сволочизма: плюнул на собственные слова, что белокурая красавица ему так дорога, и нашел ту, что подешевле.

А Татия, судя по всему, приняла решение избавиться от плода.

Я надавила на пробку, плотнее закупоривая пузырек. Что ж, у каждого из нас есть свой секретный эликсир. Главное, чтобы не подвела крышечка, что закрывает склянку, в которой плещется снадобье…

Колокол пробил четыре раза. Надо торопиться, скоро начнется тренировка.

Увы, я опоздала. Когда пришла на поле, все уже были в сборе. Ну, почти все. Повертела головой. Гард опять где-то дверь чинит, что ли?

Ромирэль, недовольный настолько, будто потерял свое настроение уже давно и прочно, озвучил нам план на сегодня. Мы должны были отрабатывать парные атаки и щиты, когда действуют сразу все три двойки.

– Поскольку Гардрик пока не может с вами тренироваться, я лично заменю его, – обрадовал меня наставник.

Что я могла сказать на это самонадеянное заявление остроухого? Правильно, ничего. Лишь посочувствовать Ромирэлю.

Спустя два удара колокола одна черная ведьма обогатилась весьма ценными знаниями: наставник владел четырьмя языками. Общеимперским, командирским, почти ласковым (когда пытался сманить меня с верхушки столба) и матерным (когда я с оного не слезла, а нечаянно запустила в остроухого еще и арканом всесожжения).

А все почему? Потому что не надо было пытаться прикрыться бедной мной от атаки Вронга, который, наплевав на магию, запустил в нашу с преподавателем пару своим самым опасным и уникальным оружием – злым и готовым к любой пакости Уриллом.

Когда в черную ведьму на бреющем полете движется целый маг с веером атакующих заклинаний на изготовку, ведьма тушуется. Она хочет побыстрее уйти с дороги, чтобы не мешать ему рассекать воздух и дальше.

Увы, наставник был другого мнения. Особенно когда Урилл, не ожидавший, что вместо упругого магического щита его встретит пустота, пролетел чуть дальше и впечатался носом прямиком в грудь Ромирэлю.

Я же, видя такое дело, укрылась там, где достать меня было слегка проблематично.

Поэтому сейчас я лишь крепче обнимала руками и ногами столб.

– Вивьен Блеквуд, спускайся немедленно! – задрав голову, вещал внизу остроухий.

– И не подумаю, мне жизнь пока дорога.

Урилл тоже запрокинул голову и взирал на мой магнит приключений. Но, в отличие от преподавателя, адепт поднял нос к небу по другой причине: его шнобель был разбит. Кровь все еще сочилась, пачкая лицо и одежду, хотя заклинание исцеления было произнесено уже не единожды. Но то ли читали его коряво, то ли Урилл просто был хорошим актером (наверняка не раз припомнит мне этот случай, как и кражу борща!), только я пока могла созерцать, как алхимик хлюпает своим длинным носом.

– Все свободны, кроме Блеквуд, – наконец возвестил Ромирэль.

Икстли, Вронг и Урилл нехотя пошли прочь. Мы с остроухим остались тет-а-тет. Мысленно глянув на ситуацию со стороны, я пожелала наставнику терпения, терпения и еще раз терпения.

– Блеквуд, я тебя по-хорошему прошу, слезай!

– Извините, но не слезу. Вы говорите таким голосом, словно хотите лично организовать мою встречу с праотцами.

– Блек-вуд! – вскипел наставник, произнося мое имя по слогам. – Я уже пожалел, что включил тебя в команду, и искренне расстроен, что исправить эту ошибку нельзя. Даже если ты совершенно нечаянно покалечишься или, того хуже, погибнешь…

– Это почему же? – Мне стало так интересно, что я даже со столба на пару ладоней вниз съехала.

– Имена участников внесены с магический свиток и изменению не подлежат. Можно выставить команду, в которой не хватает игроков, но заменить одного участника на другого не позволят духи стихий. Поэтому, Блеквуд, слезай. Я ничего тебе не сделаю. Моя задача, чтобы ты вышла на поле максимально подготовленной и готовой защищать Гарда. – Ромирель вздохнул и выложил, как ему казалось, последний козырь: – Поэтому ты мне на все то время, что идет подготовка к играм, почти как родная дочь…

– Как родная дочь? – насторожилась я и уточнила: – В смысле, если что, вы и ремня можете мне дать?

– Да! – рявкнул доведенный до белого каления наставник.

Слезать расхотелось окончательно, а к столбику я воспылала еще большей любовью. Обняла его, как самого близкого и единственного… И медленно начала скользить вниз.

Причина, по которой сила тяжести превозмогла мою жажду жизни (здоровой, долгой и, как мне мечталось, счастливой), оказалась банальной: наставник просто-напросто приложил руку к процессу моего спуска. Причем во всех смыслах приложил: его ладонь касалась тесаного дерева, и столб медленно погружался в ставшую слишком мягкой почву.

Когда же мои ноги достигли земли, та вновь затвердела. Я оказалась сидящей на корточках и единственное, что смогла вымолвить, после того как громко икнула, это: «Ну все, приехала».

Наставник подтвердил: таки да, приехала. А потом я в гордом одиночестве нарезала круги по полю. Ромирэль при этом взирал на меня с видом плантатора, перед которым раскинулись его поля с богатым урожаем. А рабы на оных старательно горбатят спины, обогащая своего хозяина.

Он сидел на том самом столбе, который самолично же и утопил. Благо сейчас обтесанный ствол торчал из земли аккурат чуть выше пояса. Как наставник умудрялся сидеть на такой «табуреточке», да еще скрестив под собой ноги, точно восточный болванчик, для меня осталось загадкой полуэльфийской анатомии. Я бы уже давно грохнулась с подобного насеста. А этот, смотри же ты, как на ковре устроился.

Когда я буквально доползла до Ромирэля, закончив последний круг, он изрек:

– Блеквуд, я наблюдал за вами. И могу сказать только одно: вы слишком изворотливы. Да-да, бывает и такое. И это вредит команде в целом. Такое ощущение, что вы привыкли рассчитывать только на себя и беспокоиться тоже только о себе.

Я стояла согнувшись, уперев ладони в колени и тяжело, рвано дыша. Но не могла, просто не могла не усмехнуться про себя.

Ромирэль сейчас буквально повторил первое правило темных: в любой беде сначала позаботься о себе, а уже потом спасай напарника. Если, конечно, к тому времени будет кого спасать.

Как ни странно, но благодаря этому правилу выживаемость у темных по сравнению со светлыми была в разы выше. Когда ты не надеешься, что кто-то большой и сильный придет, чтобы вытащить тебя, такого беспомощного лапочку из-под удара, сам сразу начинаешь шевелиться, чтобы сохранить свою шкуру.

Наставник, не подозревая о ходе моих мыслей, продолжал:

– Блеквуд. Вы – щит. Уясните себе это. А если не можете осознать это головой, то я натренирую ваше тело, чтобы оно действовало быстрее, чем вы успеете подумать. Вы должны закрывать собою того, кто стоит за вашей спиной, вашего атакующего. Он полагается на то, что у него есть щит, который способен закрыть его от удара.

На эту пламенную речь мне хотелось сделать встречное предложение: едва в нас с Гардом полетит первый аркан, я тут же упаду, притворюсь трупом и не буду отсвечивать всю игру. Так мой атакующий поймет, что щита у него нет, и будет уже более осмотрителен… Но увы, вряд ли такой план понравится Ромирэлю. А жаль.

А вот чего я не подозревала, так это того, что остроухий только начал измывательства над одной бедной ведьмой.

Слова о том, что он натренирует мое тело действовать раньше головы, оказались не пустым звуком.

Едва я распрямилась, как меня осчастливили: тренировка продолжается! До ночи мы с наставником отрабатывали простейшие комбинации. А потом я просто упала. Как давно и мечтала. Было плевать, что лицом в грязь и что в оной вообще-то холодно и мокро.

– Блеквуд, поднимайтесь, – непререкаемо произнес Ромирэль.

Я даже не дернулась.

– Блеквуд, вы имеете все шансы простудиться.

Я лежала и не реагировала, завидуя зомби.

– Блеквуд, если вы умрете, я наплюю на все законы империи, притащу из Темных земель некроманта и заставлю его оживить вас. И все свое посмертие вы будете тренироваться на этом полигоне. Станете единственным и неповторимым зомби на всю академию. Да что там академию, империю!

Даже на такую угрозу я не прореагировала.

А потом… Меня подхватили сильные руки и куда-то понесли. Было тепло, хорошо и, главное, никто не орал над ухом: «Блеквуд!»

Но постепенно я начала приходить в себя. Открыла глаза и тут же поймала несколько заинтересованных, а порою и откровенно завистливых взглядов. Оказалось, что меня самолично нес Ромирэль. Этот неуловимый полуэльф, на руках которого мечтала прокатиться чуть ли не половина адепток (да и преподавательниц академии тоже!), сейчас тащил меня традиционным свадебным способом. То бишь перед собой, со всеми предосторожностями.

– Могли бы и через плечо перекинуть, раз уж вы решились транспортировать меня через всю академию, – было первое, что я пробормотала.

– Это самое неожиданное заявление от девушки, которое я когда-либо слышал, неся ее на руках, – тут же ответил остроухий. – Позвольте узнать: вам висеть вниз головой удобнее? Или так мыслительный процесс лучше идет?

– Так жить завтра будет легче, – брякнула я, а потом пояснила: – Меня сейчас все ваши потенциальные невесты взглядом убить готовы.

– Привыкайте, Блеквуд, через пару недель вас будут хотеть умертвить не только взглядом. На турнире у противников найдется кое-что посущественнее.

– Кстати, а куда вы меня несете?

Ехать на руках было, конечно, гораздо удобнее, чем топать уставшими ножками, но конечную точку маршрута знать все-таки не помешало бы.

– К целителям, в лазарет.

Эти слова подействовали на меня лучше любого жизненного эликсира. Я тут же проявила небывалую резвость, заверила, что чувствую себя отлично и вообще… Мне надо в уборную.

Ромирэль изрядно удивился, но с рук спустил, и я поспешила удалиться.

Только в комнате общежития я позволила себе расслабиться. Стонала долго и протяжно, как радикулитная старуха. А до душевой и вовсе шла согнувшись. Горячая вода чуть расслабила мышцы, но я не обманывалась, точно зная, что завтра буду двигаться, как рыцарь в напрочь проржавевших и то и дело заклинивающих доспехах.

Наутро стало понятно, что мое вчерашнее предсказание сбылось. Я едва разогнулась. Казалось, все мое тело состоит лишь из болевых узлов. Едва доковыляла до столовой, потом на лекции. А потом содрогнулась, представив, как буду двигаться на сегодняшней тренировке. Но в обед ко мне подошел кто-то из первокурсников с запиской: Ромирэль дал мне выходной.

Возрадовалась и поковыляла к себе в комнату. Сестрички Винсон, с которыми в последние дни мне удавалось разминуться, были тут как тут. Благо милая беседа с ними, больше похожая на допрос, не длилась долго. Одна убежала на свидание, вторая – на занятия по бальному мастерству.

Я, помнится, еще удивилась: вроде бы такого предмета в расписании ни у кого не значилось, кроме искусников. На что Далия фыркнула и заявила, что у кого-то турнир, а у кого-то – бал в честь этого самого турнира. Потому позориться, не зная движения и пируэты «Кленового листа» или «Талиинского верлиса», она не намерена.

Между тем близился вечер. Должно быть, тренировка уже закончилась… Едва успела подумать, как моя сумка мигнула, а потом загудела. Впрочем, полтергейст продолжался недолго. Я, кряхтя, полезла проверять. Оказалось, что это сработал телепортационный камень. Рядом с ним я нашла записку.

Резкий, с наклоном почерк. Явно мужской. «Ви, я скоро буду. Какие нужно эликсиры?» Ни подписи, ни приветствия. Дракон, одним словом. Я начала искать листочек, чтобы написать в ответ, что ничего мне не нужно и вообще, у каждой уважающей себя ведьмы есть собственные эликсиры.

Но только я дописала и положила свою записку под камень, как в дверь решительно постучали. На пороге стоял Гард собственной персоной. Слегка злой и весьма встревоженный.

– Ви, ты в порядке? Ромирэль сказал, что вчера ты слегка переутомилась и сегодня на физической подготовке тебя не будет…

Пришлось заверить, что со мной все в полном порядке. А на предложение «принести микстуры или сопроводить в лазарет» объяснить, что лечение светлыми потоками для черной ведьмы скорее вред, чем польза.

Гард тут же, поджав губы, возразил, что некоторые полуэльфы на руках кое-кого носят как раз в сторону лазарета. На что я невозмутимо уточнила: так не донес же. И вообще, девушек вначале нужно спрашивать, что им самим нужно и куда их можно таскать.

– И чего же именно ты хочешь? – сквозь зубы поинтересовался дракон.

– Три тарелки супа! – Я была сама честность.

– Хор-р-рошо, – ответил Гард и ушел, видимо решив, что я над ним издеваюсь.

Но каково же было мое удивление, когда спустя некоторое время в дверь опять постучали. И опять это был дракон. Не говоря ни слова, он прошел к столу и водрузил на него чан. Здоровенный, дымящийся, до краев наполненный супом. Да этого хватило бы, чтобы накормить дюжину голодных каменотесов!

– Вдруг ты захочешь чуть больше. Поэтому чтобы наверняка… – проговорил он, протягивая мне ложку.

Ведьма впечатлилась. Ведьма ухаживание оценила. А затем Гард достал еще одну ложку и заявил, что он, конечно, хотел совершить красивый жест и все такое… Но после тренировки он сам тоже голоден. В итоге ели добычу дракона вместе. Так нас и застали сестрички Винсон: склонившихся над чаном и орудующих ложками.

Я предложила им примкнуть к нашему скромному ужину, даже свою ложку облизала и протянула. Но они отказались. Сразу видно, никакого воспитания и умения поддержать светскую беседу… А все отчего? Оттого, что не имели они дела с драконьими метами.

Гард спросил, приду ли я на тренировку завтра, и попытался вернуть себе свой чан. На что я заявила, что еще не наелась. Дракон хмыкнул и отбыл.

Признаться, на суп я смотреть уже не могла. Но позволить унести Гарду обратно столь ценную посудину, как чан, и подавно.

Вечер по причине моей сытости вышел вполне спокойным. Я даже о чем-то почти мило беседовала с соседками и ждала ночи. А когда оная настала, я сочла, что самое время стать истинной светлой. Почти небесной богиней, да пребудет со мной Темный бог!

Сначала спустилась в прачечную. В полночь никого из адептов не обуревала тяга к чистоте, и помещение было пустым. То, что нужно. Если б знала тетя Морриган, что ее фирменное зелье готовится в таких условиях, в гробу бы перевернулась. Но, к счастью, она пока была жива. А про приспособленный под ведьминский котел чан из-под супа я ей в жизнь ни скажу. В смерть, впрочем, тоже. Есть тайны, которые и после упокоения должны оставаться таковыми. Например, мой позор, потому что котел для ведьмы – это одна из величайших ценностей. А тут… В академии светлой магии, среди ароматов отдушки сирени и ванили, которые шибали в нос, практически в кастрюле готовить зелье мужского бессилия…

Да, это и был знаменитый теткин эликсир. Хотя многие клиенты мужского пола считали, что старая черная ведьма знаменита на всю округу тем, что способна любого мужчину наделить силой. Потому активно покупали у Морриган вытяжку бычьего корня, не подозревая, что это зачастую всего лишь разбавленный гномий самогон, в который добавлен молотый жгучий перец.

Тетка у меня была умной ведьмой, прекрасно понимавшей, что даже светлым магам честным путем капиталец трудно сколотить, а уж ведьмам и подавно. Потому она нашла простое и гениальное решение: просто ликвидировать действие своего же эликсира.

Тетушка долго выводила состав, чтобы ни вкус, ни цвет, ни запах не выдавали того, что еда или питье с сюрпризом. А уж подмешать свое фирменное зелье куда угодно – на то Морриган была мастерица.

А потом к ней же шли ее «жертвы»: те, кто хотел женщин активно любить, но в последнее время мог с ними только сидеть и дружить. И вот сейчас я варила в чане из-под супа то самое зелье бессилия.

Когда все было готово, я разлила варево по бутылочкам и прибрала за собой. Умылась и, достав белую простыню, завернулась в нее, как в хламиду. Печать на ткани, свидетельствующую о том, что белье – собственность академии, тщательно замаскировала. Шарфик на голове по моему замыслу должен был изображать покрывало богини.

Дальше в ход пошли: магическое свечение, заклинание левитации и исконная ведьминская наглость. Ведь ни один светлый не решится на такое богохульство. Я бы тоже десять раз подумала, прежде чем своего Темного бога изображать. А вот чужого… Ну что она мне сделает?

Богиня плодородия (из всего светлого пантеона я была на нее больше всего похожа) поплыла по коридору женского общежития, вылетела в окно второго этажа и по воздуху направилась прямиком к окнам мужского.

То, что заклинание жрало прорву энергии и в любой момент могли сработать сигналки, я прекрасно осознавала. Как и то, что в появление богини в собственной спальне Молот может поверить, если оно будет именно таким: ночью, по воздуху, а не на метле…

Когда я поравнялась с его окном, увидела то, что в принципе и ожидала: парень весело проводил время. Причем не один. Щелкнула пальцами, отпирая щеколду. Створки медленно начали открываться.

Я висела напротив, молитвенно скрестив руки на груди, облитая светом луны, сияющая. Воплощение укоризны и кротости одновременно. И при этом матерясь про себя: ну когда же эти двое обратят на менявнимание? Деликатно кашлять, увы, противоречило образу.

Наконец то ли Молот начал подмерзать, то ли его пассию стало смущать то, что ее стоны громко перебивает филин… В общем, к окну мой «клиент» подошел. И застыл с открытым ртом.

Я ничего не говорила, лишь смотрела. Пристально.

– Ик! – выдал Малькольм.

Я с материнской нежностью во взоре произнесла единственное:

– Зачем?

– Что зачем? – отмер Молот.

– Зачем все это… Пустое. Мне как богине Оторис безрадостно смотреть… как ее любимец тратит свою жизнь на суету вместо своего предназначения… – Я развела руки в стороны.

Зря. Почувствовала, что еще немного, и вместо целомудренной богини будет обнаженная ведьма. А поддергивать простыню, одеяние божественное, было как-то не с руки.

Потому решила ускорить события и поплыла навстречу объекту.

Молот, опешив, попятился. Рыжая, до этого лежавшая в постели нагишом, тоже при появлении божественной решила приодеться и потянула на себя край одеяла.

Заплыв в комнату и так же не касаясь пола, я подлетела к столу, глянула на бокалы вина, фрукты… Невзначай провела над ними рукой и толкнула краткую прочувствованную речь, смысл которой был: если ты не возьмешься за ум, боги сделают так, что на тебе твой род и прервется…

Не знаю, впечатлился бы так Молот, если бы перед этим не уговорил со своей рыжей почти полную бутылку вина, но хмельным он вопросов о моей божественной сущности не задавал.

А вот я поняла, что если провишу еще немного, то весь спектакль с треском провалится. Потому откланивалась я быстро, удалялась стремительно, но едва залетела за угол общежития, как тут же стало ясно: резерв на нуле.

Вниз падала беззвучно, как и подобает истинной ведьме, совершившей пакость. Мы, темные, в лепешку расшибемся, но себя не выдадим. Мне повезло: край моего одеяния зацепился за сук дерева, простыня, как кулек, развернулась в полете, и я успела схватиться за ее край. В итоге сама я не пострадала. Увы, этого же нельзя было сказать о моей гордости. Оная на манер простыни, что сейчас тряпкой болталась в кроне клена, была помятой, местами продранной и грязной.

Снимала я эту злополучную простыню долго и упорно. А поскольку магия была на нуле, то в ход пошли исключительно мое упрямство и навыки, приобретенные в пору активного лазания по заборам.

Вернулась в комнату уже под утро, плеснула в лицо уродреей и счастливо заснула, радуясь, что впереди целых два выходных.

Сквозь дрему слышала, как суетились соседки, не поделив то ли что-то, то ли кого-то.

– Да Майк тебя уже знать не хочет! Он за мной начал ухаживать! – выступала Дейна, а может, Далия. Орали обе так, что по голосам было не различить.

– Это ты его у меня увела!

– Да никого я не уводила. Просто он к тебе остыл. Совсем остыл!

– Если ваш Майк совсем остыл, то похороните его и не мешайте мне спать! – пробормотала я и натянула одеяло повыше.

– Как похоронить? – не поняли обе Винсон.

– Обыкновенно, – пробурчала я. – Взять лопату, вырыть яму…

Дальше процесс упокоения описывать не стала, полагая, что девицы умные и сами поймут…

Но, увы, девицы совету не вняли. Спустя совсем немного времени брань возобновилась. Потом были крики, визги, что-то со звоном впечаталось в стену над моей головой (благо я с макушкой была под одеялом). Последнее меня и добило. В смысле превратило просто сонную ведьму в злую и невыспавшуюся черную ведьму.

Я решительно откинула одеяло, чтобы лицезреть, как от этих двух бешеных сцепившихся кошек во все стороны разлетаются клоки волос и весьма лестные эпитеты. В другой ситуации я бы заслушалась и даже законспектировала бы парочку. От портовых матросов такие многоэтажные конструкции редко услышишь.

Зевнула. Потянулась. Щелкнула пальцами, произнося простейшее заклинание. Дверь комнаты открылась. Как оказалось, в коридоре уже собрались зрители. Примитивный аркан позволил мне выпихнуть вцепившихся друг в друга сестричек Винсон в коридор. Заодно благословила соседок на то, чтобы их спор разрешился честно и каждой досталось равная доля. А поскольку распилить их общего кавалера было проблематично по той простой причине, что он как бы слегка жив, то выяснение отношений сестричек грозило затянуться до вечера. Вот пусть и катаются по полу, мутузя друг друга и протирая своими платьями коридор.

Нет для женщин ничего более унизительного, чем делить мужчину. Он же, в конце концов, не петух, что мчится не разбирая куда, лишь бы там было полно зерна. А если такой, то зачем он надобен? Разве что на суп… И тут мои мысли плавно перетекли на куриный бульончик, и я поняла, что жутко голодна.

На пороге возникла Йола Икстли собственной персоной. Оглядев меня с растрепанной макушки до голых пяток, она изрекла:

– А что у вас тут такое?

– Это у нас тут трындец, – пробормотала я, прикидывая, то ли одеться и спуститься в столовую, то ли попробовать заснуть.

– Ух ты, какой большой! – восхитилась Икстли, поплотнее запахивая наспех накинутый халат. – А я думала, это ты кого-то с кем-то не поделила…

Я удивленно изогнула бровь.

– Ну… Совсем недавно ты и Моркер тоже имели весьма горячую беседу.

– У нас была не беседа, а деловой обмен мнениями. Без лишних эмоций и ярких эпитетов. А тут всего лишь сестры решили посекретничать…

Я пожала плечами, словно подобные сцены были в порядке вещей и каждое утро я начинала именно так, со скандала, а не с чашки кофею.

– А-а-а… Ну раз беседа, то мне и беспокоиться не стоило, – заявила незваная гостья и… прошла в комнату. – А то наставник просил за тобой присмотреть. Сказал, что ты переутомилась.

– Да, резерв на нуле, – брякнула я, вспомнив, что вчера выложилась по полной и даже слегка переоценила свои силы, из-за чего щеголяла под луной, едва прикрытая остатками разорванной простыни.

– Даже так? А магистр упомянул, что ты истощена физически…

– И физически тоже, – на всякий случай заверила я. – Вон какая тощая!

Я и вправду была даже с уродреей далека от гоблинских идеалов. К слову, именно у этой расы самая красивая та, что дородна телом, высока, сильна, с могучими руками и кривыми ногами. Последнее, как мне в свое время объяснил старый гоблинский шаман, с которым мне как-то довелось столкнуться, вызвано тем, что ноги колесом позволяют гоблинше не только на коне лучше держаться, но и мужчину в постели страстно обхватывать. Потому-то чем ноги «округлее», тем они для гоблинов симпатичнее.

Я же, наоборот, никогда особыми формами не блистала, а вот сейчас с этой прожорливой метой и вовсе стала похожа на спицу.

– М-да, – только и выдала Икстли, еще раз оглядев меня.

Сочтя, что забота Йолы (прибежала ведь, с постели, судя по всему, соскочила) достойна ответного жеста, я пригласила огненную составить мне компанию за завтраком.

Условились встретиться через пол-удара колокола в столовой. Но спустя положенное время оказалось, что завтракать спустилась не только сестра, но и братец Икстли.

То ли брюнет не выспался, то ли его подменили, то ли какая гарпия укусила, но он был на удивление дружелюбен. Я огляделась, ища рядом с собой того, к кому вполне нормально обращался этот заносчивый сноб.

Видя, что я озадачена, огненная хмыкнула и пояснила:

– Мой братец источает ведра холодного презрения обычно в сторону тех, кого не признает за равных.

– Финансовое положение у меня осталось прежним, – заверила я. – Как и прежде, готова торговаться на ярмарке за каждую гнутую медьку.

– Дело не в финансах, – усмехнулся Хейм. – Просто ты доказала, что достойна быть в команде.

– И чем же? – Мне стало любопытно.

– У тебя не только высокий уровень дара. Главное, ты знаешь, как его использовать. И еще… в тебе нет трусости и страха перед опасностью…

«Как и у всех нас» осталось недосказанным, но я поняла.

Завтрак прошел вполне дружелюбно. А потом я вспомнила, что реферат, увы, сам себя не напишет, и пошла в библиотеку. Там и просидела до вечера.

Следующий выходной провела так же, с одной поправкой. Помимо написания реферата и выполнения других заданий по учебе я отрабатывала гонорар на шубу. Для этого даже пришлось стащить форменный бланк из целительской.

Благо мы, ведьмы, народ, умеющий не только проклинать. Спектр пакостей у нас широкий, подготовка к оным – разносторонняя. Потому, пошуровав шпилькой в замочной скважине, я заполучила-таки бланк с оттиском печати лекаря.

А дальше… моя фантазия плюс справочник по заболеваниям – и Малькольм Бетерби стал несчастливым обладателем серогнилостной гейнерии, недуга, передающегося исключительно через любовь. Точнее, через занятие оной.

Затем милый листочек (ну совершенно случайно) оказался лежащим на одном из подоконников женского общежития. Аккурат рядом с комнатой, где проживала Фелисия. Сия адептка была знаменита не столько красотою и оценками, сколь своим талантом сплетницы. В деле промывания чужих костей Фелисия не имела себе равных. Ей бы в качестве работника новостного листка цены не было. Но увы, ее батюшка посчитал, что основной свой талант его дщерь и так у себя разовьет. А вот для магического нужны учителя. Потому и определил Фелисию в академию, благо счет в гномьем банке это позволял.

Я поспешила убраться поскорее от порога главной сплетницы академии к себе в комнату. Оттуда уже второй день подряд носа не высовывали «красавицы» Винсон. Одна – с фингалом, вторая – полулысая. Мазями натирались и заживляющие заклинания читали… Но, видимо, мое благословение все же рьяно сопротивлялось чарам заживления, даруя поровну и синяков и ссадин обеим. Своего Майка, к слову, они тоже поделили. Ему досталось от обеих, хотя бедный парень попросту не знал, что эти двое – сестры. Получается же у молодых магов любить сразу нескольких, и Майк думал, что будет достаточно расторопен и аккуратен. Но увы…

От Гарда за выходные я через телепортационный камень получила несколько писем. Дракон все время проводил в зале медитаций, пытаясь восстановить резерв, и, судя по всему, это было легче сделать в отдалении от резонатора, то бишь меня.

Вечером накануне новой седмицы мы перебрасывались посланиями чуть ли не до полуночи.

Периодически светящийся камень жутко раздражал моих соседок, но на пару их попыток намекнуть мне, что они хотят спать, я так грозно сверкнула глазами, что обе Винсон сочли за лучшее отвернуться лицом к стенке и сделать вид, что их нет.

А между тем я читала строки, написанные резким почерком с наклоном:

«Ви, не знаю, зачем пишу. Это вообще плохая идея – написать тебе письмо. Поэтому я обязательно решил попробовать. Долго думал перед тем, как взять в руки перо. А потом, когда нашел, кажется, самую лучшую строчку для начала… скомкал бумагу.

Сегодня, идя к себе из зала медитации, заметил, что луна висит так низко, что кажется, будто ее щекочут макушки деревьев. А мне вспомнилась каемка розового предрассветного неба того самого утра, когда мы проснулись у меня в квартире. Скажи, Ви, а что ты больше любишь: утро или вечер?»

Я держала в руках письмо и улыбалась. Вместо сотни серьезных вопросов Гард спрашивал в общем-то о сущей ерунде. Но именно в мелочах видно главное.

«Ночь. Ночь, с ее пустыми улицами, звездами, отблесками костра и густым туманом. А ты? Какое твое любимое время?»

Ответ пришел почти мгновенно, простой и откровенный: «Знаешь, меня в детстве учили, что славный потомок рода Бьернов не должен к чему-то привязываться, что-то любить. Говорили, что выраженные предпочтения – признак слабости характера. А Бьерны всегда были сильными. Сильными магами с сильным характером… Поэтому с любимым временем у меня не сложилось, как и в целом с любовью».

Я не выдержала.

«Тебе говорили сущие глупости, – надавила на перо так, что оно прокололо бумагу. – Иногда мне кажется, что главная ценность этого мира и есть любовь. За нее единственную стоит бороться».

«Ви, а ты готова побороться за свою любовь?»

«Я и так за нее борюсь. За любовь к собственной жизни», – написала, практически не задумываясь, и прикусила кончик пера.

Гард не отвечал долго. Я уже решила не ждать, когда телепортационный камень зажегся вновь:

«Ви, знаешь, временами кажется, что я круглый дурак».

Не удержалась от ответа:

«Не наговаривай. Ты ни капельки не круглый».

Я отправила записку и, когда камень мигнул, оповещая, что заряд иссяк, добавила вслух: «Ты не круглый дурак, а стройный и подтянутый».

С такими мыслями и легла спать.

Первый день новой седмицы обещал быть спокойным и ничем не примечательным. Первая его половина действительно прошла тихо, а вот потом… За обедом в столовой я уловила волнение. Студенческое море еще не захлестнул шторм, но оно было далеким от штиля.

Решила уточнить у Кора, который стоял рядом со мной в очереди на раздачу, что случилось. Друг отчего-то стушевался и заявил, что он не сплетник. Я глянула недобро. Если от ведьмы кто-то пытается что-то утаить, то ему же становится хуже.

Ведьма с заботой и лаской во взоре выест мозг чайной ложечкой, но узнает все, что ей нужно. И даже больше. В итоге Кор раскололся. А я чуть не плюнула от досады. Ту новость, которую я вытаскивала из друга клещами, оказалось, я сама и организовала.

Молот. Сегодня он чуть не разнес целительскую. Причина была малой, легкой, почти невесомой (ну да, справки много не весят, да и размером не с подробную карту империи). Но отчего-то именно она изрядно испортила репутацию адепта.

Доев обед, я решила подождать. Тренировка сегодня была назначена на вечер, так что особо торопиться мне было некуда… Мое ожидание не сказать чтобы уж совсем скоро, но было вознаграждено: Молот таки появился в столовой.

Я не удержалась. Заклинание спотыкуна, вполне нейтральное, питаемое как темной, так и светлой магией, слетело с моих губ раньше времени.

Белобрысый здоровяк с полным подносом полетел вперед. Как оказалось, это была последняя капля. Молот взорвался. Причем в буквальном смысле: его охватило пламя с головы до ног. Неконтролируемый выброс магии, с которой сам чародей не в силах совладать.

Магистры, что обедали за отдельным столом, отреагировали мгновенно: ледяной кокон, усыпляющее заклинание… Но шепоток о том, что Малькольм Бетерби не может контролировать себя, уже разнесся по чужим умам.

У взрослых магов, которые не способны управлять своим даром, может случиться и принудительная блокировка способностей… А это – прощай чародейская лицензия.

Конечно, Малькольм был еще адептом, к тому же случай первый… Подобное ему не грозило. Но вот от сплетен было уже не укрыться.

Я поймала на себе взгляд Татии. Она тоже сидела в столовой, в дальнем углу. Не улыбалась, не злорадствовала. Ее лицо вообще ничего не выражало. Похоже, через пару лет из стен академии выйдет сильная и опасная магичка: умная, поскольку уже вкусила разочарований этой жизни сполна, красивая от природы и сумевшая возвести свою красоту в абсолют, как истинная искусница.

Она качнула головой в сторону выхода, и мы поняли друг друга без слов.

Мы встретились с белокурой недалеко от посадочной площадки для метелок. Под тем же деревом.

– Не знаю, как ты сумела вывести непрошибаемого самоуверенного Молота из себя… – С этими словами она протянула кошель.

Я же про себя лишь хмыкнула. Как говорила ба, даже самый уверенный в себе мужчина начинает тушеваться, когда осознает, что он не может быть мужчиной в полном смысле этого слова. Сдается мне, что после моего отбытия Молот не раз уверился с той рыжей в своей мужской несостоятельности.

Татия между тем добавила:

– Если бы я не была уверена, что в стены академии не может проникнуть ни одна черная ведьма, то обязательно бы решила, что ты из темного племени.

– С чего бы? – Я прищурилась.

– Только ведьмы способны ради денег сотворить невозможное.

– А светлые разве нет?

– Нет. Светлым для этого нужно еще кое-что.

– И что же? – полюбопытствовала я.

– Знамя добра. Именно под этим штандартом порою может быть сотворено то, что не снилось ни одному темному.

В ее словах была потаенная горечь. Словно она на собственном опыте знает, о чем говорит.

– Ну, будем считать, что я мстила за тебя. За твои мечты и надежды.

– Значит, моя настойка у тебя?

– Какая настойка? – Я сделала удивленные глаза.

Татия печально улыбнулась, и в мою руку опустилось еще пять золотых.

– Блеквуд, с тобой нужно либо дружить, либо тебя убить. Ибо, сдается, ты слишком много знаешь.

– У толкового некроманта и трупы тоже порою чересчур болтливы.

– Делать нечего, значит, придется дружить, – иронично ответила Татия.

В итоге мы расстались весьма довольные друг другом. Положив кошель в сумку, я направилась к себе. Переоденусь – и пора будет идти на тренировку. Но не тут-то было. По дороге через парк дорогу мне заступили.

Мрачный, нависающий, как скала, и грозный, как само возмездие за порушенную репутацию, и не только, он стоял и буравил меня взглядом. Была бы светлой – испугалась бы до дрожи. А так. Ну хотят меня убить в очередной раз. Что тут такого? Рабочая, можно сказать, рутинная обстановка.

– Ви, у меня лишь единственный вопрос: зачем? – Гард скрестил руки на груди.

– Что «зачем»? – Я решила, что роль дурочки мне весьма к лицу.

– Зачем ты довела Молота до нервного тика и почти бреда? Он сейчас лежит у целителей. Несет какую-то чушь про богиню и ее возмездие.

– Как догадался? – отбросив притворство, вопросила я.

– Так быстро и качественно испортить жизнь может только черная ведьма. А в академии на эту роль подходишь лишь ты, Ви.

Признаться, комплимент меня порадовал. Потому решила, что Гард достоин честного ответа.

– Мне просто захотелось тепла.

– Душевного? – подозрительно уточнил дракон. Вот ведь. Еще немного, и он в темных начнет разбираться не хуже самих выходцев из Сумеречных земель.

– Нет, песцового.

Гард нахмурился. Пришлось пояснить:

– Скоро зима. Вот я и подумала, что лучше я буду носить песца, чем этот упитанный зверек явится ко мне лично. Живой, здоровый и вещающий о том, что мне пришел каюк.

– Ви-и-и-и, – простонал Гард и помотал головой.

А я что? Я ничего. Решила, что разговор окончен, и попыталась обогнуть драконистое препятствие. Но пепельный, судя по всему, считал иначе. Он схватил меня за локоть и предостерегающе изрек:

– Ви, чтобы ты еще куда-то не вляпалась или чего не натворила, учти: я буду за тобой следить.

Ведьма во мне на это заявление фыркнула. Ведьма сильно оскорбилась и, постучав коготками, промолвила: «Посмотрим». Но то внутри. А внешне я лишь улыбнулась.

Наши взгляды встретились. И я потерялась. На миг. На сотню лет. И тут Гард вздрогнул. Отпустил мою руку и остервенело зачесал плечо.

– Ви, опять твои шутки!

– Какие еще шутки? – возмутилась я, на этот раз для разнообразия абсолютно невиновная.

– Твой плющ не просто чешется, он жалит…

– Это нормально, – заверила я и мстительно добавила: – Зато твой дракоша только ест и спит. В последнее время даже не материализуется.

Гард помрачнел.

– Совсем не появляется? А ползает?

– Да нет же… – И я начала понимать, к чему клонит дракон. Это у темных меты могут по нескольку раз засыпать и просыпаться перед полной инициацией. – Ты хочешь сказать…

– Что ты можешь стать драконицей, – подтвердил мою догадку Гард. – Но обычно между слиянием и затихшей метой проходит три-четыре седмицы.

– Полная луна будет через две. Сразу же после окончания турнира, – прикинула я. – Успеем поменяться обратно.

Гард на это ничего не ответил. Впрочем, и я была не расположена к разговорам. Засим мы и расстались, чтобы встретиться совсем скоро, на тренировке.

(обратно)

Глава 14

Сегодня отрабатывали энергетические щиты. Атакующие, и пепельный в том числе, были скорее наблюдателями. А мне, Йоле и Вронгу досталось по полной.

До кровати я буквально доползла.

Новый день начался у меня просто прекрасно. С лекции Фабиуса, который с улыбкой демона-искусителя на устах «обрадовал», что сдача рефератов совсем скоро. При этом не преминул особо паскудно усмехнуться лично мне. Я приуныла. Если с теорией удалось разобраться, то перерисовка рун и расшифровка их взаимного влияния на теле архимага Энпатыра Медная Кирка была невозможна без визита в усыпальницу. А оная находилась в храме Семи богов, рядом с центральной площадью Йонля.

Мысленно прикинула сроки. Выходило, что посетить мне ее надо в ближайшую седмицу-две. И мое уныние превратилось в злость, когда бесит абсолютно все.

А если ведьма злая – она решительная. Не откладывая дело на дно сумки, после обеда я отправилась на площадку, к которой швартовались общественные пассажирские лодки. Но благополучно добраться до нее мне не удалось.

Появившийся словно из-под земли Гард без какого-либо приветствия вопросил:

– Куда направилась?

– Самоубиваться, – честно призналась я.

– Тогда я с тобой, – не спрашивая моего согласия, заявил наглый дракон.

– Ну уж нет. Процесс самоубиения – интимный. Мешать ему – кощунство.

– Так я и не буду мешать. Могу даже топорик над шеей подержать, стульчик из-под ног выбить… – заявил Гард со столь заботливой и сладкой интонацией, после которой в чай и сахар класть не надо. – К тому же у тебя мой дракон, а его смерть идет в комплекте с твоей. А он – моя собственность.

– Собственник тоже мне нашелся… – Я поправила ремень сумки на плече.

Отбрыкаться от компании дракона мне так и не удалось. Даже то, что зов Верховного палача он будет слышать сильнее меня, не убедило его остаться. Ему было плевать. К тому же едва он понял, что лететь придется на общественной лодке, как тут же категорично заявил, что его метла быстрее и улетать на ней от моего убийцы будет удобнее.

Гард так четко произнес это «улетать», что я поняла: резерв в нем так и не восстановился. Иначе он попробовал бы дать отпор Верховному.

Пока мы летели, я обнимала Гарда со спины, крепко держась за его талию, и всю дорогу бубнила под нос, что некоторые пообещали «следить»… И нет чтобы не сдержать обещания!

Дракон усиленно делал вид, что этого не слышит и вообще не замечает. У входа в храм, где находилась усыпальница Энпатыра Медная Кирка, случилась неприятность. Гарду поплохело. Заметно так. Даже зашатало. Я же, наоборот, ничего не почувствовала.

– Так вот что испытывают темные, когда пытаются войти в храм… – только и прошипел дракон, стиснув зубы.

Я прекрасно поняла его. Что ж, ощущение, что тебя враз ударили под дых и облили кипящей смолой, не из приятных. Но то только для неинициированных. Темный, у которого мета полностью слилась с аурой, мог и факелом вспыхнуть. Отчего-то светлые боги не любили выходцев из Темных земель. Впрочем, белых магов они тоже не очень привечали, ибо в храме запрещалась любая волшба. Только покаяния, только молитвы, только дары и подношения богам. Желательно – в звонкой монете.

Внутри храм буквально оглушал своим великолепием. Чего только стоили высокие стрельчатые окна-витражи. Свет, струясь через цветную стекольную мозаику, раскрашивал светлый мраморный пол причудливым ковром. Белые колонны уходили вверх, поддерживая потолок, который находился так высоко, что я едва могла разглядеть на нем фрески.

Статуи богов и богинь взирали на прихожан со своих каменных постаментов.

И в это царство света и гармонии абсолютно не вписывалось золото. Но храмовники считали иначе. Потому скульптуры украшались золотыми тогами, колонны были обвиты плющом из благородного металла, а сами служители носили одеяния исключительно из парчи либо расшитые жемчугом и опять же золотом.

Именно такой, облаченный в белую парчовую сутану, стоял у одной из колонн, сложив руки на груди, и смотрел на нас взором опытного менялы.

Я неосознанно чуть прижалась к Гарду и почувствовала, что его знобит. Не поменяйся мы метами, меня бы так же трясло или все же меньше? Ведь, судя по всему, плющ, расцветший буйным цветом на драконе, сейчас стал гораздо больше, чем был у меня, а следовательно, и воздействие на Гарда защитным куполом храма сильнее.

– Может, останешься у входа? – поинтересовалась я.

Но дракон ожидаемо мотнул головой. Храмовник подошел к нам и с улыбкой сытого удава поинтересовался:

– Что привело вас в храм Семи небесных богов, чада мои?

Ляпнуть, что я не чадо, а скорее исчадие, очень хотелось, но я лишь поведала, что мы адепты Академии Кейгу. Взор храмовника сразу сделался злым и колючим, нос чуть задрался вверх, а вся тощая фигура вытянулась настолько, что казалось, выдохни сутанный еще немного, и я смогу пересчитать позвонки на его пояснице.

В общем, храмовник преисполнился гордости и достоинства. Наверняка чтобы послать нас по богоугодному маршруту, то есть вон из церкви. Но я ловко вытащила из сумки и продемонстрировала загодя стребованную сегодня в обед в деканате грамоту. В развернутом виде, буквально ткнув листком в нос. Украшенный печатью листок гласил, что подателям сего должно быть оказано всяческое содействие и сопровождение в усыпальницу, которая находится при храме, для изучения рунической письменности на теле архимага Энпатыра Медная Кирка.

Храмовник скривился так, словно ему в постель подкинули обнаженную шестидесятилетнюю девственницу, которая рьяно жаждет наконец-то превратиться из девушки в женщину. Он процедил:

– Следуйте за мной.

Идти пришлось долго. Гард был белым как мел, с бескровными губами, но упрямо не желал подождать меня у входа.

Даже храмовник в дверях усыпальницы поинтересовался, не плохо ли моему спутнику. На что Гард невозмутимо ответил, что он дракон, поэтому обилие золота вызывает у него инстинктивное желание пополнить свою сокровищницу. Но пока он сдерживается. И внимательно так взглянул на парчовую сутану провожатого.

Зрачок ящера, при этих словах ставший вертикальным, заставил неторопливого служителя культа развить бурную деятельность. Замок был отперт в считаные удары сердца, а скрипящая решетчатая дверь открыта. Едва мы вошли в усыпальницу, как оная за нашими спинами и захлопнулась.

– Приду через удар колокола, – не оборачиваясь, крикнул храмовник, спешно удаляясь.

Я смотрела через кованые прутья двери, изображавшие побеги хмеля, и поражалась тому, как можно быстро переобуваться в полете: от благодушия до заносчивости и даже страха. То, что сутанник испугался, было понятно без слов.

– Ты как? – обернулась к Гарду.

– Ви, если ты рассчитывала, что самостоятельно одна со своей метой пойдешь в этот храм, то у меня для тебя плохие новости: ты чокнутая! Как ты вообще планировала пережить этот поход, да еще что-то законспектировать, если я с твоим плющом едва на ногах стою?

– Ну, допустим, мне было бы не так плохо, как тебе. Чем сильнее источник, тем более рьяно сопротивляется защита храма. У меня же, пока я тебя не встретила, мета вообще непробудившейся была…

– Все равно ты ненормальная.

– Кто бы говорил! – Я развернулась и направилась между рядов саркофагов с крышками из прозрачного хрусталя. Величайшие герои, святые или просто достойные. Среди них не было императоров, ораторов, придворных. Именно поэтому здесь отсутствовала та помпа и кричащее о богатстве убранство, что царили за дверью усыпальницы.

Саркофаг легендарного архимага был в самом конце. Дойдя, я присела рядом и положила на прозрачную крышку пластину Кора: пусть пока фиксирует остаточный фон. Сама же, достав бумагу и грифели, начала перерисовывать руны. Гард, какое-то время бдительно ходил рядом, а потом «порадовал» меня своим открытием. Оказалось, что в этой усыпальнице защита стоит не хуже, чем в императорском дворце: ловушки механические и энергетические, атакующие арканы (и это при том, что храмовники были против чародейской магии! Ну-ну, на богов надейся, а пульсаром запасись, как говорится) и спящие в камне стражи.

От перечисленного я впечатлилась и заработала грифелем вдвое быстрее. Гарду, видимо, стало хуже, он прислонился спиной к саркофагу. По его вискам градом тек пот. Губы побелели. Я поняла, что надо срочно уходить. Что-то я уже зарисовала, а остальное… Ну, придумаю, в конце концов. На «удовлетворительно» я вроде как уже наскребла.

– Ви, она рвется наружу… – прохрипел дракон.

Кто она и отчего рвется, пояснять было не нужно. Сила темного источника. Мете тоже не нравился храм, как и храму – мета. И эти две силы рвались друг другу навстречу.

Вдалеке послышался скрежет отпираемого замка. Видимо, прошло означенное время, и храмовник вернулся. Вот только не один, а со стражей. Дюжина воинов в боевом облачении с мечами и арбалетами на изготовку. Видимо, церковник опасался, что дракон все же решит пополнить свою сокровищницу.

Гард, у которого уже не только зрачок стал вертикальным, но и на скулах показались чешуйки – знак того, что он контролирует свой дар из последних сил, тоже поднялся. Я подхватила пластину Кора, сунула ее в сумку и начала запихивать туда же свои рисунки. И тут из недр моей торбы выпал телепортационный камень. Звучно ударившись о хрустальную крышку саркофага, он мигнул ярким магическим светом. На вспышку откликнулась одна из ловушек. За ней – вторая, третья… И воздух усыпальницы пронзила сотня огненных стрел.

В середине коридора полыхнуло.

Кто-то из стражей в панике заорал: «Ограбление!» Вжикнувший рядом с драконьим ухом арбалетный болт другого стражника стал последней каплей. С пальцев Гарда сорвалась сырая темная сила. Она схлестнулась с охранными заклинаниями, что были в храме. В нас полетели стрелы, в стражников – первородная тьма. Гард успел уклониться.

Такого количества полыхающего огня и дикого, необузданного количества энергии я еще не видела. Воздух буквально звенел силой, вырвавшейся из плетения ловушек, что были установлены в усыпальнице. Да, на защиту этого царства мертвых храмовники не скупились.

Тут я краем глаза заметила, как мой почти разряженный телепортационный камень начал впитывать в себя разлитую вокруг него силу. Втягивать так жадно, что и тьма и свет, скрутившись в один тугой жгут, уходили воронкой в центр кристалла.

Гард, буквально схватив меня за шкирку, прыгнул через саркофаг, пытаясь укрыть нас обоих за его каменной стенкой.

В этот момент сработала еще одна из ловушек. Все окрест залило нестерпимым, жгущим даже сквозь сомкнутые веки светом. А потом я вдруг почувствовала острую боль в подреберье. Не успела понять, что это и отчего я все в крови, как ощутила: нас с драконом куда-то затягивает. В этот момент все поплыло перед глазами, и я потеряла сознание.

В себя пришла от нестерпимой боли во всем теле. Особенно горел правый бок, в котором будто проворачивали воткнутый раскаленный штырь.

Первое, что услышала:

– Ви, потерпи, потерпи немного… Сейчас я отнесу тебя к целителю…

Мало что соображая, я разлепила губы, силясь сказать, что мне к светлым врачевателям нельзя. Но вместо этого раздался едва слышный сип.

Ощутила, что меня несут на руках. Вокруг – темнота, которую едва разрезали редкие полоски нестерпимо яркого света. Или он был ярок лишь для меня?

Меня занесли куда-то. Вместо сильных рук спина ощутила холод камня. На миг показалось, что Верховный палач меня все же догнал и теперь положил на алтарь, чтобы выпить силу.

От подобной мысли я попробовала закричать, дернуться, но меня удержали.

Как сквозь пелену услышала голоса:

– Гард, ты уверен, что стоит сюда? Может, все же лучше в имперскую лечебницу…

– Там сразу же поймут, что она не совсем светлая. – Ответ дракона я едва разобрала.

Почувствовала, что проваливаюсь в бред. Или это действительность столь бредовая? Было ощущение, что тону, а к ногам привязали неподъемный груз. Вот мутная вода смыкается над головой, выдавливая остатки воздуха и жизни из легких…

– Ви, еще чуть-чуть. Не засыпай, слышишь. Иначе можешь не проснуться.

Ощутила, как лица коснулась влажная ткань, смывая кровь и грязь. А заодно и мою маску. На миг открыла глаза. Свет резанул, ударил наотмашь, заставив смежить веки. Но успела увидеть, что место, где я находилась, – отнюдь не лечебница. Скорее уж логово мага, который не чурался ни светлых, ни темных ритуалов. На стенах – пентаграммы первородной тьмы и тут же амулеты защиты от тварей мрака. На полке рядом стояли «Некрономикон» и трактат по целительской магии эльфов.

Вторая попытка поднять веки – и я уткнулась взглядом в светловолосую незнакомую девушку в откровенном красном наряде. Она стояла рядом с Гардом и смотрела на меня в упор с чисто женским интересом. Ее рука замерла в воздухе, когда я открыла глаза. Красавица на миг застыла, а потом все же положила ее на плечо дракону, словно говоря: «Это мое!»

Во второй руке она держала бокал с вином. Отпив из него, блондинка произнесла, обращаясь исключительно к дракону:

– Без тебя было скучно, Волнолом. С последнего боя прошло уже больше десяти дней, а тебя все нет… Когда сказали, что ты появился у серого целителя, я уже было подумала, что случилось что-то неладное. Но оказалась сущая ерунда.

– Катрин, исчезни! – буквально прорычал Гард, подходя ко мне. И уже через плечо бросил: – Где носит этого хрыча, когда он нужен?

Блондинка, проигнорировав рык ящера, еще раз отпила из бокала и протянула:

– А раньше ты, наоборот, хотел, чтобы я осталась с тобою подольше. Подольше в постели, – уточнила Катрин.

– Ты пьяна, исчезни.

– Нисколько, – возразила она. – К тому же капля вина украшает девушку, делает ее более загадочной, смелой, доступной и соблазнительной одновременно.

– Катрин, знаешь, чем доступнее женщина, тем больше в ней разочаровываешься.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась блондинка.

– Что ты для меня разочаровательна. Очень.

Взгляд красавицы стал острым, жестким.

А я поняла, что готова сейчас сдохнуть, лишь бы не видеть, как флирт из серии «ты оттолкни, и я стану лишь ближе» перейдет в иную, горизонтальную плоскость.

Уже почти закрыла глаза, когда увидела, как Гард, стряхнув с себя руку Катрин, идет к двери и, распахнув ее, без слов указывает блондинке на выход.

Она, фыркнув, все же ушла, покачивая бердами. До моего слуха донесся стук каблуков. Размеренный, четкий. Словно гвозди в крышку гроба заколачивали.

А потом в комнату вошел еще кто-то. Я его не видела, только слышала.

Холодные пальцы коснулись моего лба.

Вздрогнула. Тело начало бить в ознобе.

– Ее хорошо зацепило. Прошило насквозь плетением Аргроссо. Была бы чисто светлой – конец. – Голос говорившего был начисто лишен эмоций. – Но она, как вижу, темная. К тому же сильная девочка. Должна выкарабкаться. А тело ее сейчас подлатаю.

Холодные пальцы переместились на шею и ниже. А затем, по ощущениям, из меня начали вырывать хребет. По одному позвонку. Через грудную клетку.

Рядом раздался голос Гарда:

– Ви, я рядом. Только не засыпай. Скоро все закончится…

Это было последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в липкий холодный омут мрака.

Очнулась я в полном одиночестве. Спина чувствовала все тот же холод камня. Открыла глаза и первое, что увидела, – Гард. Осунувшийся, он сидел в кресле, смежив веки.

Едва я вздохнула чуть глубже, как дракон открыл глаза.

– Очнулась! – Он встрепенулся.

– Ты слышал зов палача, – хрипло сказала я.

– Ты тоже?

– Я – нет. Но больше чем уверена, что Верховный звал.

Дракон кивнул и подтвердил: да, все так и было.

– Что вообще произошло? – спросила я.

Оказалось, что случилось невероятное: телепортационный камень (к слову, новейшей, улучшенной модели со сверхпрочным каркасом плетения чар) не был рассчитан на такой поток энергии. Но, когда в усыпальнице он начал все же ее впитывать, его плетения это выдержали. Заклинание телепорта решило самоактивироваться. В результате впервые в истории магии телепорт перенес не только мертвую материю в виде тела в саркофаге, но и двух наглых, едва живых адептов.

– Нас выкинуло в самом пике арки переноса, – устало усмехнулся Гард. – И ты не поверишь, на какое место этот пик пришелся.

– Умм? – заинтересованно промычала я.

– На крышу публичного дома, – с самым серьезным лицом известил Гард.

Вот же… Наверное, этот Энпатыр Медная Кирка был тем еще бабником! Даже после смерти умудрился посетить бордель. А еще святой, называется…

Дракон, не подозревая о ходе моих мыслей, продолжил:

– Так что теперь саркофаг лежит в подвале сего милого заведения. Его даже пообещали сохранить за небольшую плату в два золотых. Еще три золотых ушло на грядущий ремонт проломленной крыши… – перечислил ущерб от сбора данных для моего реферата пепельный.

М-да, вот это я понимаю, собрала научный материал. С размахом, так сказать.

– Ви, ты сейчас полежи немного. Я принесу восстанавливающий эликсир.

Он ушел, а я осталась созерцать потолок. Трещины, серый камень, которого никогда не касалась побелка, – похоже, мы в каком-то ответвлении катакомб. И если зов был… Пусть даже Гард ему не поддался, но палач может пройти по нему, как по нити. А это значит, нам следует убираться отсюда, и побыстрее.

Я осталась с кучей вопросов, и ни на один из них не было ответа. А потом незаметно для себя уснула. То, как Гард вливал в меня эликсир, чувствовала сквозь дрему. А потом было ощущение полета.

В следующий раз проснулась от теплого прикосновения. Солнечный луч пробивался сквозь тяжелые шторы.

Я сглотнула. В горле было сухо, как в пустыне. Сколько сейчас времени? Который удар колокола? Который день? Я постаралась оторвать голову от подушки. Получилось, хотя не с первого и даже не со второго раза, но получилось. Я была одна.

Очнулась явно не у себя в общежитии. Комната, небольшая, со встроенным шкафом, почти таким же, какой я делила с сестрами Винсон. Вот только кровать здесь была одна. Да и в целом обстановка более презентабельная, что ли. Похоже, вот так выглядит убранство тех самых комнат общежития в крыле для аристократов.

Тело перехватывала плотная повязка. Задрала рубашку и посмотрела на свой бок. Бинты туго перетягивали грудь и часть живота, словно свидетельствуя, что мне случившееся в усыпальнице не привиделось. Голова кружилась, руки дрожали. Упрямо, схватившись за изголовье кровати, встала. Меня шатало, но шаг за шагом, словно шла по дороге длиною в тысячу полетов стрел, я преодолела путь от постели до окна. Приоткрыла штору. То, что я по наивности приняла за рассвет, было закатом. Солнце пламенело. Его последние лучи купались в золотой листве осенних кленов.

Вдалеке раздался удар колокола. Один, второй, третий… Всего я насчитала семь. На подоконнике увидела аккуратную стопку учебников, два свитка и рядом – телепортационный камень. Такой же, как и у меня.

Я была в комнате Гарда. В его постели. И, судя по тому, что было на мне, в его же рубашке.

Сколько я пробыла без сознания? Мысль о том, что надо бы найти свои вещи и как всякой порядочной ведьме дать деру, оказалась последней. Голова закружилась еще сильнее, я упала.

Сквозь пелену услышала, как мужской голос ругался сквозь зубы на глупых ведьм, а потом меня куда-то опять потащили и уложили в постель.

– Ви, что же ты за наказание такое! – Явно кое-кто думает, что его никто не слышит (полубессознательная я не в счет), и решил выпустить пар: – Ну разве нельзя было лежать спокойно? Одно слово – темная! Независимая, непокорная, своенравная, абсолютно непредсказуемая. – В голосе послышалась какая-то странная, не свойственная дракону теплота.

А потом моего виска коснулась рука. Нежно, едва ощутимо. Погладила волосы, тронула скулу.

– Ви, может, и хорошо, что ты спишь. Хотя бы так я могу высказать все, что о тебе думаю. – Гард, а говорил именно он, выдохнул: – Ви, ты загадочна, порою сложна настолько, что недоказуемая теорема структур по сравнению с твоей логикой – детский лепет. Ты не терпишь, когда тебе переходят дорогу или толкают под руку. За это можешь проклясть в сердцах так, что ни один архимаг не возьмется снять это проклятие. Ради достижения цели ты способна на все и даже больше. Я уверен, что ты легко можешь отправиться в полнолуние на кладбище добывать ногти с руки мертвеца (а если тот восстанет, хладнокровно упокоишь его принесенной лопатой) для декокта, не испугаешься демона в пентаграмме, но боишься довериться и открыться. Уверен, что твоей красотой, как внешней, так и внутренней, наверняка пленяются и короли, и рыцари, и даже нечисть. Во всяком случае, один глупый дракон уже точно попал… И резонанс здесь ни при чем.

Я почувствовала, как его губы, мазнув по моей скуле, нашли мои. Сердце пропустило удар. Нежность и сдерживаемая страсть – я чувствовала их всем своим существом. Гард целовал меня так, как никто и никогда. Хотелось ответить, забыться, утонуть в поцелуе. Но вместо всего этого я улыбнулась и, приоткрыв глаза, выдохнула в губы Гарду:

– А ты харизматичный диктатор. Узурпатор на полставки. Казначей, берегущий свое злато. Одним словом – образцовый дракон. Ты способен убедить кого угодно в чем угодно. Даже в том, что драконье дыхание отлично лечит ревматизм, если оплачено полновесным мешочком золота.

Гард опешил, а я продолжила. То ли во мне ярилась ведьма, которую этот гад крылатый так хорошо изучил и выдал ей полную характеристику, то ли просто мой язык решил, что раз хозяйка слаба, то ему все дозволено… Но остановиться я не могла:

– Ты способен забивать гвозди своим интеллектом. Порою благороден донельзя. Любишь заботу, понимание и свободные уши. Но еще больше – подношения. Берешь взятки борщами, баранами, золотом, изумрудами и наверняка еще и девственницами. В общем, любым ходовым товаром, который можно припрятать в своей пещере или употребить с пользой. Порою упрям, но всегда сообразителен.

– Ви, ты невыносима!

– Стараюсь в меру сил и возможностей.

Наш диалог, когда между лицами – лишь ладонь, а здоровое накачанное тело дракона нависло над бедной лежащей мной, был далек от норм этикета. Но на этот самый этикет больше драконов плевали разве что ведьмы.

– А ведь ты была практически идеальной. Лежала, молчала, спала…

– Как Энпатыр Медная Кирка в своей новой усыпальнице? – ехидно добавила я. – Кстати, а что с моими рисунками? И с пластиной?

Последние вопросы задавала, примерно представляя ответ: все сгорело. Но Гард меня удивил.

– Ты про свой реферат? Он сдан. Я лично передал твои рисунки магистру Фабиусу. Кстати, и саркофаг вернул. Только не в храм, а потомку архимага. К слову,все тот же досточтимый магистр Фабиус оказался прапрапра- и так двадцать три раза внуком славного Энпатыра Медная Кирка. А я-то все думал, отчего этот старикан каждому курсу обязательно задает что-то по этому несчастному покойнику…

– А как же ты вернул саркофаг, он же вроде бы остался в городе? – Я решительно ничего не понимала.

– Очень просто. Написал своему знакомому, и тот за умеренную плату согласился доставить покойного вместе с его ложем к дверям дома Фабиуса. Посыльный даже не поленился от себя послание чиркнуть. Дескать, извините, вышла ошибочка, и мы нечаянно своровали вашего дедушку. Возвращаем в целости и сохранности. Над ним никто не надругался.

– Слушай, а твой знакомый… Он точно светлый?

Вопрос был закономерным, потому как если бы я возвращала подобный «презент», то наверняка написала бы подобное.

Гард усмехнулся:

– Он почти светлый. Этот тот самый целитель, что лечил тебя. Он был единственным лекарем, которого я знал, кто хотя бы немного знаком с темными ритуалами. Раз уж к обычным целителям тебе нельзя.

– Он и тебя лечил? – догадалась я.

– Да, сшивал, – признался дракон. – После некоторых боев я был не совсем целым, хотя и выходил победителем.

– А нас не ищут храмовники? – запоздало спохватилась я.

– Знаешь, я сам удивился, но нет. Факт кражи вообще никак не афишировали публично. Правда, ходят слухи, что седмицу назад в усыпальницу под видом адептов проникли двое темных, чтобы осквернить гробницы. Но доблестные храмовники все отстояли и злоумышленников уничтожили…

– Как седмицу? – От такой новости я попыталась встать с постели, но меня удержали сильные руки.

– Так, – спокойно произнес Гард. – Ты здесь уже ровно шесть дней.

– Подожди, это что же… Турнир через… – Я попыталась сосчитать.

– Через четыре дня. Вся столица гудит.

Это известие оказалось неожиданным. Но даже не оно подкосило меня окончательно. А другое.

– Но я добился того, чтобы ты не участвовала.

– К-к-к-как? – потрясенно выдавила я. – Ромирэль же сказал, что даже мертвой меня притащит на турнир. Команда академии должна победить…

– Я сказал, что ты ждешь от меня ребенка.

– Что-о-о? – опешила я.

– И что тебя сейчас так мутит, что ты встать с постели не можешь, – невозмутимо продолжил дракон. – Это было самое убедительное оправдание тому, что ты лежишь в моей комнате, не ходишь на занятия и… я отказываюсь прикрываться тобой от атакующих арканов.

– Я тебя сейчас убью! – пообещала я, вставая с постели.

И откуда только силы взялись? С руки непроизвольно слетел пульсар. Не из самых простых, уровня пятого. Гард машинально выставил защиту, но огненный шар ее пробил! Зашипел, уменьшился в размере в десять раз, но пробил!

– Гард, – настороженно протянула я, – а что у тебя с резервом?

Ответом мне было молчание.

– Ты хочешь сказать, что так и не восстановился?

Дракон вновь ничего не ответил. Лишь сверкнул глазами. А я начала напирать:

– Ты чокнутый ящер! Какой у тебя сейчас уровень?

Дракон сжал челюсти так, что на скулах заходили желваки.

– Четвертый. Правда, сейчас он слегка увеличился.

– Четвертый? И ты собрался без щита выступать…

– Это мое дело. И мое решение, – отрезал дракон.

Я задохнулась от возмущения.

Не знаю, до чего бы мы договорились, но тут в дверь постучали.

Гард пошел открывать, загородив меня от стоящего за порогом своей широкой спиной. А когда дракон повернулся, в руках у него был поднос с ужином. Я же поймала себя на том, что чувство голода, с которым я практически сроднилась за последнее время, сейчас почему-то не дает о себе знать.

Как выяснилось, ужин доставил один из адептов первого курса. За едой мы с драконом перебросились лишь парой фраз, чувствуя, что еще немного – и мы просто не удержимся от бурного выяснения, кто тут дурак, а кто неблагодарная ведьма. А после ужина я поняла, что еще немного – и усну. Поэтому, предвосхищая события, сама легла в кровать.

Утро встретило меня пустой комнатой и запиской от пепельного: «Отдыхай и поправляйся». Но то ли «полусонное времяпрепровождение» и «ведьма» были понятиями несовместимыми, то ли за прошедшую седмицу я отлежала себе все бока и запаслась сном на год вперед, но к обеду я готова была буквально разнести всю комнату. К тому же поговорка, что любая ведьмочка на свете, какой бы слабой ни была, сумеет навести проклятие и все спалить вокруг дотла, – родилась не на пустом месте. Мы, темные, когда бездействуем, становимся опасны. Причем для всех. Потому я решила, что уже почти здорова и… Пора бы сходить на тренировку.

Вот только кто бы мне сказал, на кой демоны меня туда понесли? Ведь по идее все складывалось наилучшим образом: я и в турнире не участвую, и за ворота академии выходить не нужно. Есть все шансы пережить этот год, а там уже алтарь Мрака потребует иную жертву. Вот только было одно «но»: я своих темных соплеменников знала. Они не оставят в живых команду светлых. Это будет не турнир, а самая натуральная война в миниатюре. Да и команда академии… Если император хочет победы своего бастарда, тот будет сражаться не для игры, а для этой самой победы. Значит, готов или убить, или погибнуть. Героями ведь на пустом месте не становятся.

Саму же себя я убеждала, что делаю все исключительно из желания вернуть свой плющ, ведь если Гард умрет, то не видать мне родной меты.

Сегодня занятия проходили не на поле, а в крытом ангаре и, судя по всему, начались значительно раньше. Когда я подошла, тренировка уже закончилась и из дверей вышли Икстли, Вронг и Урилл. Я не желала с ними сейчас сталкиваться: не готова была еще к объяснениям, что Блеквуд слегка небеременная, просто у дракона чувство юмора специфическое. Я отошла в тень, аркан отвода глаз слетел с языка сам собой.

Четверка протопала мимо. Все они были уставшими и молчаливыми. А вот Гарда все еще не было видно. Решила заглянуть, благо дверь в ангар оказалась открыта.

– …Гардрик, что с твоим даром? Щит. Щит пятого уровня ты едва выдерживаешь. Еще и настаиваешь, чтобы на турнире ты был один, без связки. Я понимаю, что ты, как последний идиот, влюбился в Блеквуд и боишься к ней сейчас даже прикоснуться… – Ромирэль замолчал. Прикрыл глаза, а потом, словно приняв для себя решение, добавил: – Я не должен этого говорить как преподаватель, как наставник – тоже. Но скажу как тот, кто должен привести команду к победе: найди себе адептку, а лучше полностью инициированную магичку посильнее и переспи. Тебе нужно восстановить свой резерв любым способом, если уже медитации, амулеты и тренировки не помогают.

– Нет. Не буду.

– Значит, будешь умирать и смотреть, как гибнут твои товарищи? Из-за чистоплюйства?!

Дракон ничего не ответил.

– Хорошо, – выдохнул Ромирэль. – Если ты такой благородный, скажи: а ты готов отказаться от своей магии насовсем?

– Как это?

– Есть эликсир Таройи. Он способен на сутки увеличить уровень дара втрое. Но после этого происходит полное выгорание. Ты больше никогда не сможешь прибегнуть к магии. И обратиться драконом тоже не сможешь.

Гард задумался, а я закусила губу.

– Хорошо. Давайте сюда. – И пепельный протянул руку.

А я чуть не взвыла. Ну почему этот ящер такой… светлый. Такой идиот!

– Прими накануне турнира, – напутствовал Ромирэль. – Завтра тренировка как обычно.

Входить в ангар расхотелось окончательно. А вот подумать стоило о многом. Если Гард – бастард императора, то вряд ли остроухий предложил бы ему выжечь дар. Или мог бы? Правитель светлых – человек, к тому же не маг. Значит, для него сын даже без магии не будет ущербным. Скорее даже, наоборот, полностью очеловеченным. Только с пустотой внутри вместо дара.

А если тот, кого прочат в будущие супруги ее высочеству Василинарии, все же не Гард, а Урилл, Вронг или брюнет Икстли?

У меня даже голова заболела от предположений.

(обратно)

Глава 15

Сама не заметила, как вернулась к себе в комнату. Сестры Винсон смотрели на меня настороженно. И это бы ничего, если бы они нет-нет да не опускали взгляд на мой живот. Убить Гарда захотелось еще сильнее. Причем лично, а не доверять это ответственное дело команде темных на турнире.

Ночь я промучилась. Следующий день – тоже. Меня раздирали два противоречивых чувства: желание все же вернуться в команду и отплатить дракону той же монетой (то бишь попытаться его спасти) и здравый смысл. Последний буквально кричал, что теперь-то все хорошо, черной ведьме ничего не грозит и я спокойно могу пересидеть год в академии. А что станется с драконом – уже не моя забота.

На занятиях я была рассеянна. А после них попыталась найти Гарда, но его нигде не было. Следующий день прошел так же.

А потом мне стало плевать на все. Да, возвращение меты раньше срока – процесс опасный и болезненный. Я вполне отдавала себе отчет, что отдачей может меня убить. Именно меня, как ту, которая будет рвать нити, что связывают мету с хозяином. Срок полного оборота луны для этого ритуала определен не зря.

Плющ не дает светлому дару Гарда проявиться до конца, он душит его светлый источник, забирая силы в себя. А это значит, что послезавтра на поле выйдет не сильный светлый маг, а лишь теоретик боя. Или того хуже, дракон додумается выпить эликсир, что выжжет его.

Я пошла к нему.

Проигнорировав крики о том, что в мужское общежитие нельзя, а в крыло аристократов – тем более, я постучала в дверь комнаты Гарда.

Сбоку послышался смешок кого-то из соседей-умников, что-де, если не открывают, значит, заняты. И не стоит прерывать уединившегося с дамой Бьерна.

Услышанное обожгло, словно плетью хлестнули. Я. Черная ведьма. Первый раз в жизни решила сделать доброе дело! Причем по собственной воле. Бесплатно! А эта ящеристая сволочь…

Прокляну! А если не прокляну, так благословлю, что смерть ему будет в радость. А потом прибью из милосердия.

Все же решил-таки воспользоваться первым советом наставника, гад пепельный!

Только когда открылась дверь и на пороге появился всклокоченный Гард, у которого из одежды было лишь полотенце, обмотанное вокруг бедер, я поняла, насколько зла.

Я посмотрела на почти обнаженного дракона, оценила и… залепила пощечину. Звонкую, от души. Такую, что у самой рука заболела. Хотела гордо развернуться и уйти, но побагровевший от злости дракон процедил:

– Ну уж нет!

Меня схватили за руку и силком вдернули в комнату, захлопнув дверь.

– Отпусти, паразит, гад, сволочь! – Я дернулась и заехала каблуком по босой стопе дракона.

– Ни за что, – пыхтел взбешенный Гард.

– Что, решил восполнить резерв, как и подобает дракону? Побольше дев и любви? – выпалила я.

Гард на миг замер, а потом, будто не веря, спросил:

– Ты что, ревнуешь?

Он резко выдохнул, и его взгляд скользнул к моим губам. Я буквально кожей чувствовала его, обжигающий, пьянящий. В горле пересохло.

Гард поцеловал. Не нежно, не яростно, а словно истосковавшись. Шея, ямочка между ключиц, плечи – его губы были везде. Он смотрел на меня тяжело, жадно. А я понимала: к бездне резонанс, к мраку все! И пусть завтра я об этом пожалею, но сегодня, сейчас… Мое тело отзывалось на его ласки, внизу живота скручивалось в тугой жгут наслаждение. Я не могла и не хотела этому сопротивляться.

Мы хрипло дышали. Сжигали друг друга и плавились сами. Мое платье и его полотенце упали на пол нам под ноги. Сплетенные волосы, и пальцы, и обнаженные тела, что всей своей кожей целуют друг друга – мы жили этим мгновением, впитывали его…

Не помню, как мы оказались на кровати. Гард навис надо мной. Вздувшиеся жгуты мышц на шее, неистово бьющаяся жилка, напряженные руки – я ощутила, что он совершил над собой неимоверное усилие, чтобы на миг остановиться.

– Ви, скажи, принимаешь ли ты мою заботу. Согласна ли, чтобы я оберегал тебя, как свое главное сокровище. Покоришься ли ты мне?

Ведьма внутри меня возмутилась. Она была категорически не согласна с двумя вещами сразу. Во-первых, к чему слова в такой момент? И во-вторых, подчиняться кому бы то ни было? Но отчего-то мои губы прошептали «да».

– Еще раз, Ви, скажи еще раз, – потребовал дракон, словно ответ был ему жизненно важен.

– Да, да и еще раз да! Демонов ящер! – выпалила я, закипая и притягивая его.

Я уже не контролировала себя. Но, вместо того чтобы поцеловать, этот наглый дракон потянулся куда-то к изголовью кровати. Звук защелкнувшегося на одном из моих запястий браслета на миг отрезвил, но лишь на миг. Поцелуй дракона, что последовал сразу же за сим действом, заставил забыть не то что о браслете, вообще о том, где небо и где земля.

Никогда я не подозревала, что желание может быть таким – до боли, до головокружения. Мне хотелось его касаться. Везде, всюду. Ощущать, ласкать, целовать. Быть рядом с ним, быть им. И знать, что он мой. Пусть только сейчас. Смотреть ему в глаза, чувствовать его всем телом. И понимать, что, если Гард остановится лишь на миг, я умру. Потому что сейчас нет ничего и никого, ни мира вокруг нас, ни времени, ни мыслей. Есть только он и я.

Дракон шептал мне что-то. Я различала лишь имя «Ви», и от этих звуков сходила с ума.

– Ви, я не могу без тебя… Моя. Моя ведьма…

Из его горла вырывался стон удовольствия, и я тоже не смогла удержаться. Он целовал меня, моля о прощении, а потом сорвался. Проник.

Я выгнулась дугой, откинув голову, царапая его спину ногтями. Страсть, что сожгла боль, страсть, что подарила наслаждение, граничащее с безумием… Это была наша ночь. Одна на двоих.

Гард входил вновь и вновь, рыча. Двигался. Еще и еще. Кажется, сливались не только наши тела, но и ауры, и даже меты… Почувствовала, как плющ обвил мою руку.

А мы с драконом горели.

– Га-а-ар-р-рд, – выдыхаю и ощущаю дикое наслаждение на кончике языка от одного его имени.

– Произнеси еще раз. – Он буквально потребовал. – Ви… Хочу, чтобы ты всегда смотрела на меня, Ви. Моя Ви. Я тону в тебе, в твоих глазах.

И я произношу его имя. Еще. И еще. Буквально кричу. Он ловит мой крик губами, целует. Я пью этот поцелуй, как сладкое и крепкое вино.

Этой ночью мы, сумасшедшие, а потому безгранично счастливые, засыпаем в объятиях друг друга. И то ли во сне, то ли в реальности краем вплывающего в дрему сознания я услышала хриплый голос дракона:

– Ви, я был у тебя первым. И постараюсь сделать все, чтобы после меня никого у тебя не было, моя маленькая ведьма, моя ж… – Последнее слово я не расслышала, но и этого было достаточно, чтобы окончательно уснуть со счастливой улыбкой на лице.

Проснулась я, когда на небе еще сияли звезды. Гард был безмятежен. Он лежал на животе, обнимая меня. Стоило немалого труда выбраться из этого капкана драконьих рук. А встать было необходимо. Хотя бы затем, чтобы взять эликсир Таройи. Думаю, сейчас он Гарду уже ни к чему.

Перешла на магическое зрение: аура дракона светилась золотым так, что больно было смотреть. Плющ сейчас покрывал всю спину Града, и не только ее. Росток спускался по бедру и обвивал даже лодыжку.

Взяла склянку с эликсиром в левую руку. А второй рукой, сложив пальцы в классическую «кошачью лапу», сотворила аркан, который и накинула на дракона. Теперь он сутки проспит, не меньше. А послезавтра – турнир.

Сейчас мне было совершенно не важно, что будет потом. Окажется ли Гард тем самым бастардом, а значит, будущим императором со всеми вытекающими, или нет. Скорее всего, наши пути разойдутся, и спустя много лет я среди делегации темных склоню голову перед ним и его супругой-императрицей… Главное, чтобы это будущее было. И он тоже был. Живым.

Ушла из комнаты дракона еще до рассвета. Перед тем, правда, пыталась снять с запястья браслет, но не смогла найти застежки. Словно этот обруч был литой.

Когда над славным Йонлем начала разгораться заря, я поняла: что-то во мне изменилось. Изменилось настолько, что я решила: хватит прятаться. От своего палача, этого пожирателя душ, от самой себя. Я пойду на этот безднов турнир и лично прикончу свой ночной кошмар – Рашгарда.

В обед постучалась в кабинет Ромирэля и сообщила наставнику, что пепельный слегка ошибся, я не беременная, ну и соответственно не от Бьерна. Просто драконы – жуткие собственники. Но пока я сама за себя решаю, что буду делать, а что нет.

Наставник на такое заявление дернул острым ухом, но все вопросы оставил при себе, хотя по лицу было видно, что их превеликое множество.

– Я так понимаю, Гардрик о твоем решении участвовать еще не знает?

Я помотала головой.

– И незачем, – кивнул своим мыслям Ромирэль, а затем начал инструктировать: – Встанешь рядом со мной. Когда команды будут переступать черту барьера, шагнешь последней, следом за Гардриком. Ему нужен щит, просто необходим, и я рад, что ты это понимаешь…

«В отличие от него», – так и осталось невысказанным, но и я и остроухий прекрасно поняли друг друга.

– Вот форма. Накинь мантию, чтобы Бьерн не догадался.

Я взяла в руки аккуратно сложенный комплект одежды: белая рубашка и такие же штаны, украшенные алым орнаментом.

– И все? – удивилась я.

– Барьер, что ограждает арену турнира, зачарованный. Тот, кто переступит ее перед началом состязания, сможет выйти лишь только тогда, когда определится победитель.

Странно… Полуэльф легко согласился, а ведь я даже не тренировалась наравне со всеми в последнюю неделю.

– Удивлена? – словно прочитав мои мысли, спросил Ромирэль.

– Да, – призналась честно.

– Моя задача – не вложить в ваши головы заклинания – для этого есть занятия. Не накачать вам мускулы – для этого у всех адептов есть уроки боевого искусства. Моя цель как наставника – научить команду быть командой. Чтобы каждый был готов закрыть собою другого. Блеквуд, придя сегодня, ты подтвердила, что готова быть для Бьерна щитом. А в твоей силе и знаниях я не сомневаюсь.

Я склонила голову и, поблагодарив, вышла.

Знал бы этот ушастый, что мною двигали отнюдь не благородные мотивы, а простая истина темных: если ты хочешь жить спокойно, твои враги должны быть покойны.

Эту ночь я не спала. Лежала, смотрела в потолок и ждала беды. Отсчитывала удары колокола до нее и до пробуждения дракона.

Наступил решающий день. Сегодня вся академия не училась. Еще бы. Турнир. Общежитие гудело. Команда магистерии готовилась отбыть на отдельной лодке на центральную столичную арену. Я затесалась вроде как в провожатые. И провожала до самой арены.

До официального открытия турнира оставалось совсем ничего. Команды выстраивались. Наставники давали последние напутствия, кто-то прощался с любимыми.

Мы с Гардом стояли друг напротив друга.

– Ви, зачем ты ушла тогда? Что ты задумала? То, что эликсир Таройи исчез из моей комнаты… Чьих рук это дело – я не сомневаюсь. Но… – Гард не закончил.

Я его перебила, просто приложив свой палец к его губам.

– Только знай, я буду тебя ждать и молиться первородному мраку за твою победу, – сказала я чуть пафосно, абсолютно в духе светлых.

Дракон недобро сощурился.

– Если бы ты приставила к моей спине нож и заявила, что вонзишь его в меня, если я вернусь не со щитом, а на щите, то я бы не беспокоился. Это моя Ви… Но сейчас ты меня пугаешь.

– Гард, я не пойму. Кто из нас темный? – возмутилась я. Справедливо, надо заметить.

Пепельный промолчал, лишь крепче сжал мою руку.

Загудели трубы. Громко, резко, враз. Турнир начался. Зазвучали торжественные речи императора Аврингроса Третьего и темного властелина Эйгоса, который лично прибыл в столицу Светлых земель, дабы лицезреть игру команд.

А потом небо резко затянула мгла – в дань почетным вражественным гостям.

На этом черном фоне ввысь вырвался иллюзорный огненный шторм, завертелся воронкой, раскинул в сторону лепестки, но уже не пламени, а воды, а затем вспыхнул фонтаном радужных искр, ударивших в центр круглой арены.

Лучи пробежали в разные стороны, чтобы коснуться черты. Круг, что опоясывал арену, вспыхнул. Языки огня были еще невысокие, такие, что можно просто перешагнуть. Но лишь тем, чьи имена хранил в себе зачарованный свиток турнира, что реял сейчас над ареной.

Они ступили синхронно, слитным единым движением. И игроки команды Северной Вейхонской Академии магии, и Магистерии Южного Предела, и темные. Вот только шестерка Академии Кейгу подкачала. Пятеро, как один, перешагнули черту, а шестая почти белкой перепрыгнула уже поднимающийся барьер.

Рык дракона: «Ви!» – в воцарившейся на арене тишине был отчетливо слышен.

А я что? Я ничего. Аккуратно сняла плащ и встала рядом с полным ярости драконом плечом к плечу.

– Ты же обещала ждать и молиться? – Гард все же нашел в себе силы сдержаться, чтобы не придушить меня самолично.

– И буду, – заверила пепельного. – Я же не уточняла, где именно это сделаю. Вот за твоей спиной наверняка сейчас окажется самое безопасное место. Там этим и займусь.

Увы, реальность решила внести коррективы в мои планы. Земля задрожала. Древняя арена пробуждалась. Что она уготовила на сей раз? Ответ на этот вопрос наперед не мог дать даже самый сильный предсказатель.

Реальность вокруг менялась стремительно и неотвратимо.

Нас ждали четыре грани бытия, преодолеть которые дано не всем.

Земля под ногами начала резко истаивать, становиться прозрачной как стекло. А потом по нему пошли трещины. И тут же из воздуха начали ткаться уступы. Одни – на вид надежные, но острые как бритвы, другие – почти иллюзорные, за них не схватиться.

Мы полетели вниз. В последний момент кто-то поймал меня за руку и дернул вверх. Огненная Икстли. Ей удалось арканом зацепиться за один из парящих шипов. Я же, едва обретя опору, сотворила путы и кинула, метя в летевшего вниз Урилла. Вообще-то моя ловушка – классическое плетение темных. Плевать. Зато держит отменно.

Попавшая в улов нога Урилла заставила алхимика перевернуться в полете и зависнуть вниз головой.

Я выдохнула и постаралась оглядеться. Гарда и брюнетистого Икстли сумел подхватить Вронг, который каким-то чудом стоял на парящем стеклянном осколке некогда твердой земли.

– Как ты держишься? – вырвалось у меня.

– Не знаю, – закричал мне в ответ здоровяк.

Тут я почувствовала, как меня дернуло вниз. Шип, за который зацепилась Икстли, резко накренился.

– Первое испытание – это страхом, – крикнул болтающийся вниз башкой Урилл. – Хариш, вспомни, о чем ты подумал. Чего ты не боишься? Опора под твоими ногами – это отсутствие какого-то страха, который есть у остальных.

– Я не боюсь собственной смерти, – прокричал здоровяк, удерживая обеими руками Икстли и Гарда. – Перестал бояться, потому как довелось уже умирать.

Если бы не обстоятельства, я бы подробно расспросила громилу о таком бесценном опыте: как умереть и выжить. Оный мне был крайне необходим, особенно когда на горизонте маячил Верховный палач.

Но увы, окружающая обстановка пока не располагала к душевной беседе.

Донесшийся снизу крик Урилла заставил меня вовсе позабыть о примечательном случае из биографии Вронга.

– Ви, отпусти меня. Я знаю, где искать первое сердце стихии.

Не поверила своим ушам.

– Урилл, ты уверен?

– Да, – донеслось снизу.

Ну, я ведьма послушная. Хочет адепт умереть – мешать не буду. Урилл полетел в бездну без единого крика. Причем, как мне показалось, даже целенаправленно так, развернувшись лицом вниз. Словно силясь догнать что-то.

А потом следом за ним рухнули и мы с Йолой: шип, на котором держался ее аркан, обломился.

Самое поразительное, что мы не разбились. Ударились сильно, но остались почти целы, спружинив обо что-то. Обо что именно, я поняла, когда затеплила магический светлячок. Щупальца хаши, болотной нечисти, размерам которой мог позавидовать матерый дракон. Мягкие, водянистые, они погасили силу удара. Они были недвижимы, словно нечисть мертва.

Раздавшийся чуть с высоты голос Урилла заставил нас с Йолой вскинуть головы.

– Я все же успел. – И он весело подкинул на руке светящийся кристалл. – Он уже почти упал к ней в пасть, когда я его арканом зацепил.

Что именно успел и почему мы еще живы – объяснять не пришлось. Алхимик сумел взглянуть своему страху в глаза, отправиться к нему навстречу. Увидел цель и поверил в себя больше, чем в свою смерть.

Я пнула одно из щупалец: надо убедиться, что тварь все же дохлая. И тут нечисть начала осыпаться пеплом. Мы с Йолой упали на камни, благо твердь оказалась не так высоко.

Прочихались от пыли знатно.

– Ви, больше так не делай. Разве не знаешь, что, как только испытание пройдено, все препятствия истаивают.

Нам повезло: сначала нечисть сдохла, а потом обратилась прахом. Грохнись мы не на ее щупальца – было бы два отборных мешка костей. Один по фамилии Блеквуд, второй – Икстли.

– Дамы, я понимаю, отдых и все такое… – чуть паясничая, начал Урилл. – Но сдается, что и другие команды вскоре найдут свои сердца. Поэтому посоветовал бы все же подняться.

Алхимик как в воду глядел. Прошло совсем чуть-чуть времени, и загремели трубы, оповещая, что первый этап пройден. Реальность вновь начала меняться. Таяли стены каменного мешка, под ногами вновь оказался песок арены.

На поле отчего-то стояло всего три команды. Темные (кто бы сомневался!) и северяне. А вот южане… То место, где до этого стояла их команда, ныне окутал молочный туман. И сдается мне, в нем не было живых.

Такая мысль пришла от того, что слишком уж тихи стали зрительские трибуны. Это мы, отрезанные от всего, видели только то, что пожелала арена. А вот те, кто находились за кругом… Им были зримы все четыре команды.

Император смотрел на арену спокойно, впрочем, как и темный владыка. Зато болельщики, одетые в желто-фиолетовые цвета южан, все как один молчали.

В вышине разнесся голос глашатая:

– Команда Академии Южного Предела выбывает из турнира четырех стихий.

Я сглотнула и, повернув голову, уперлась в прямой как стрела и острый, как заточенный меч, взгляд Рашгарда. Он возвышался над остальными темными и безотрывно смотрел на меня. «Ты моя добыча», – прочитала я по губам. Сомнений не осталось, этот темный узнал меня под личиной.

В другой момент поспешила бы отойти в тень, желательно в тень надежного мужского плеча, но не сегодня. Нагло усмехнулась своему палачу.

Гонг возвестил о начале второго испытания.

С последним его ударом вокруг нас вспыхнула стена пламени. Испытание огня началось. Вокруг все запылало. Еще несколько мгновений, и мы просто бы сгорели.

– Единый щит! – заорал Гард.

Мои руки подчинились быстрее разума. Мы с Йолой и Вронгом за два удара сердца смогли создать купол, который отгородил нас от пылающей бездны. Вот только надолго ли? Огонь напирал, заставляя сферу постепенно сужаться.

Я увидела, как у Йолы из носа потекла кровь.

– Гард, я или ты? – Хейм кивнул дракону.

– Я не смогу, – мотнул головой пепельный, – но прикрыть – прикрою.

– Хорошо, – бросил Икстли, снимая с пальцев перстни. И протянул их Уриллу. – Подержи, жаль будет, если они пропадут.

– Смотри, перьев не опали, – бросила Йола.

К чему это она, ведь вроде как оба не унаследовали дара отца-феникса и были чистокровными магами? Хейм оттолкнулся ногами от земли и подпрыгнул. А через миг над нами простер свои крылья огненный феникс. Пока небольшой, с сову, но я поняла: это Икстли просто сдерживается.

– Размыкай щиты! – командовал дракон.

Едва наш заслон с Вронгом разошелся, как внутрь сферы хлынул нестерпимый жар. Тут же из рук Гарда полилась сила. Простейший вал. Зато какой мощи. Вот только одна маленькая неприятность: он был темный. Наичернейший, как – бездна его подери! – у Рашгарда.

Но удивляться было некогда. Феникс, возмущенно заклекотав, под прикрытием атакующего вала вылетел в пекло. А нам оставалось ждать во все сжимающемся круге. Когда же мы и вовсе оказались прижатыми спина к спине и в пяди от моего лица полыхало пламя, зазвучали трубы. Пламя схлынуло на миг раньше. Значит, Икстли все же успел, но чего же он так долго?

Огонь окончательно улегся, и мы увидели брюнета. Он лежал на песке нагой, обожженный, но сжимал в руке кристалл.

Йола первой подбежала к брату.

– Даже не рассчитывай, проныра, мою лабораторию не получишь. И гримуар прадеда тоже. Я еще собираюсь пожить… – съехидничал Икстли, глядя в перепуганное лицо сестры.

– Испытание огня не прошла команда Северной академии, – между тем возвестил глашатай.

Судя по тому, что болельщики северных гудели, на этот раз обошлось без трупов. Ну или без явных мертвецов. Я повернула голову, чтобы увидеть обгоревших северян. Но тут один из проигравших пошатнулся и упал. Замертво. А его душа, едва отлетевшая от тела, не успела шагнуть за грань. Ее поймал Рашгард и втянул в себя.

Трибуны ахнули. Похоже, до многих только сейчас дошло, что пожиратели душ – это не фигура речи. И они вправе сожрать дух умершего. Таким, как Рашгард, не может отказать даже сам темный владыка. Законная добыча пожирателя – те, кто шагнул за грань. И слава мраку, что только умершие, а не живые! Исключение – жертва, что приносилась раз в год первородной тьме.

Но помимо души Рашгард захватил еще кое-что: нерастраченный резерв умершего северянина.

Нашу команду больше интересовал обгорелый феникс. Не хватало еще, чтобы и его сожрал этот темный, воспользовавшись тем, что здесь, на арене, он может это сделать.

– Ты как? Может, попросить удаления игрока? – Урилл склонился над Икстли.

– Не дождешься, язва. Хочешь всю славу себе заграбастать? Нет, не выйдет.

Гард без слов стянул с себя рубашку и кинул брюнету. Тот, вставший не без помощи сестры, поймал ее и благодарно кивнул.

Зато девичья часть зрительниц была дракону отнюдь не благодарна. Хотя, как по мне, Хейм в рубашке, обернутой вокруг бедер, смотрелся более уместно, чем Хейм абсолютно нагой.

А вот судя по тому, как активно сейчас беседовали темный владыка и император, у правителей шло выяснение отношений: кто сжульничал больше. Одни выставили на игры не мага, а считай саму смерть в человеческом обличье. А вторые и вовсе – черного чародея. В общем, поступили совсем не по-светлому, а в лучших традициях темных.

Но владыки могли сейчас хоть скипетрами друг другу по темечкам настучать – ничего бы не изменилось. Правило арены. До окончания турнира вмешиваться в ход игры нельзя.

Третьим было испытание, оказавшееся для нас и темных совместным. Мы просто провалились в море, когда вокруг вместо воздуха вдруг оказалась вода.

Причем в отличие от двух предыдущих этапов мы и темные могли видеть друг друга. Впрочем, не только друг друга, но и… здоровенные щупальца спрута. Оный, к слову, не будь дурак, ухватил сразу самых крупных – у нас решил умыкнуть Вронга, у соперников – Рашгарда.

Пожиратель душ поступил в исконно чернокнижной манере: проклял одним взглядом так, что серая гниль поползла по щупальцу, расцветая узорами не хуже инея на стекле в морозную ночь. А вот Вронгу пришлось тяжелее. Здоровяку, чтобы сплести заклинание, нужно было открыть рот и произнести слова чар. А сделать это сейчас было слегка проблематично.

Но, как оказалось, в воде можно не только проклинать, но и отлично прогрызать себе путь к свободе. Причем последнее – не фигурально. Вронг, лишенный возможности говорить, впился зубами и руками в эластичное щупальце и буквально начал выдирать куски спрутятины.

Тварь, не ожидавшая такой наглости, забила щупальцами сильнее. Переняв передовой опыт подводной магии, я решила, что если проклясть, как Рашгард, не могу, то благословить спрута – вполне. И я пожелала, чтобы бедная подводная тварь воздала своим обидчикам-темным по заслугам.

Спрут и воздал сполна, схватив команду темных и потянув ко дну. Вот только отчего-то я забыла, что и сама родом из Темных земель. Щупальце обвило мою ногу.

Воздух в груди заканчивался, перед глазами уже плыли кровавые круги, когда я почувствовала, что кто-то буквально выдирает мне руки. А вместе с ними и меня из хватки спрута. Гард. Дракон упрямо пытался спасти одну глупую темную ведьму. Хотя сам сейчас имел больше шансов погибнуть, чем выжить. И тут в воде словно вспыхнули две звезды. Вернее – сердца стихии. Я увидела, что одно из них – прямо перед Гардом. Протяни дракон руку – и схватит.

Но ящер упрямо тянул меня. Я закричала, хотя в воде это бессмысленно. Стайка пузырьков тут же устремилась вверх, а дракон мотнул головой, словно отвечая на мой неудавшийся крик свое извечное «нет».

Вдруг между мной и им возник еще один кристалл – неяркий, но истинный. Я запоздало вспомнила, что испытание воды еще именуют испытанием истинных ценностей. Когда между ложными целями нужно выбрать одну настоящую.

Наши с Гардом руки коснулись кристалла одновременно. Вода тут же схлынула, выбросив нас на песок арены. Но и темные держали в руках свой кристалл.

А это означало только одно: грядет последнее испытание. Ибо победитель может быть только один.

Были земля и ее бездна, огонь, сжигающий надежды, и вода, отделяющая ложное и настоящее. Выходит, сейчас заговорит самая коварная из стихий – воздух.

Реальность вновь начала меняться. Мы оказались в горах. На склоне вершины, аккурат на той высоте, на которой так любят пастись облака. И тут я не увидела, скорее почувствовала опасность. А в следующий миг меня дернуло в сторону.

Ровно в то место, где я только что стояла, вонзилось ледяное копье. А потом обрушился град таких же.

– Бежим, мы у них как на ладони! – крикнул Урилл.

На миг вскинула голову. Команда темных стояла на уступе. У всех – готовые сорваться с пальцев боевые арканы, а мы – прямо под ними, как на блюдечке. Ну спасибо, арена, удружила.

Мы побежали за один из уступов, который мог укрыть от прямых ударов.

Теперь темным придется спуститься, если хотят нас прикончить. Вот только, спрятавшись за каменной преградой, мы поняли: отступать больше некуда. Ноздри защекотал характерный запах. Из тех, что можно учуять, едва разобьешь скорлупу протухшего яйца. Сернистое облако отравляло все живое вокруг. Оно поднималось из пропасти, чей провал зиял рядом.

– Сдавайтесь и покоритесь! – долетел до нас голос Рашгарда.

Пожиратель душ произнес ритуальную фразу темных, которая имела и продолжение: «И смерть ваша будет легкой».

– Ага, разбежались, аж три раза, – отозвался Вронг, совершенно игнорируя высокий слог, а потом и вовсе добавил несколько ругательств, выразив наше общее мнение.

Темные сочли, что военный этикет соблюден, а потому запустили в нас сразу пригоршней заклинаний.

Выступ скалы, за которым мы укрылись, дрогнул и пошел трещинами. Вторая атака – и он вовсе разлетелся.

Только и мы зря времени не теряли. Плетение Бореа с тройной сотовой структурой, которое сейчас держали мы с Вронгом, было готов принять на себя любое заклинание темных. Чуть позади стояла Йола. Она отвечала за ось, что должна была намотать на себя разрезанные нити силы.

Урилл и Хейм создали сдвоенный атакующий аркан.

Едва наше укрытие разлетелось крошкой, как тут же темные ударили вновь. В нас полетело заклинание стрел тьмы. Щит выдержал, и тут же ударили наши атакующие. Но аркан, едва долетев до Рашгарда, свернулся воронкой. Пожиратель просто втянул силу в амулет, висевший на его шее.

Я сглотнула. В мире был только один артефакт подобной силы. И он по легенде давно утерян.

– То же самое будет с любым вашим заклинанием. Око Тьмы способно поглотить любые чары светлых.

– Но не тьму, – сказала уверенно и по дрогнувшему на миг лицу Рашгарда поняла: угадала.

– У маленькой ведьмы не хватит сил тягаться со мной, – усмехнулся пожиратель.

– Зато у меня хватит, – раздалось за моим плечом.

Гард шагнул вперед, за плетение щита. Я никогда не видела его таким, оскалившим зубы в ухмылке, спокойным, расчетливым. Темным. Это был уже не дракон. Пожирателю бросил вызов чернокнижник, полностью инициированный, вокруг которого клубился сам первородный мрак.

«Прощай моя мета», – успела подумать я перед тем, как Рашгард ударил. Гард выставил щит. А потом начался танец двух смертей.

Они оба двигались так быстро, что глазу было не уследить. Оба – способные на многое, умеющие убивать. Два черных мага, что спускали всю свою силу без остатка.

Они плавились в этом поединке, и мы, и светлые и темные, не могли оторвать от них взгляда.

Аркан тлена, выпущенный Рашгардом.

Руна отражения, выставленная пепельным в последний момент.

Еще одна атака пожирателя и вновь щит Гарда. Они кружили в бешеном танце, все приближаясь к обрыву.

А я чувствовала, что как бы ни был силен мой чернокнижник, но он только что инициирован и с Верховным палачом ему не тягаться. Пепельный упорно сражался, уже перешагнув грань невозврата. А за нею было… даже не выгорание. Смерть. Смерть от непосильной нагрузки. Я уже видела наперед, как Гард упадет на землю не от ран, полученных в бою, не от сгоревшей ауры, а просто потому, что смертельно устал.

Но пока Бьерн танцевал. Черные пульсары, в которых клубилась сама тьма, слетали с его ладоней, он отвечал ударом на удар, пока не оказался напротив пропасти.

Рашгард, стоявший к нему лицом, почувствовал за своей спиной дыхание бездны и понял, чего добивался его противник. А потому, упреждая очередной аркан, ударил сам. Сырой силой.

На заклинание у пепельного не было и сотой доли мига, потому он ответил так же: волной силы. Два потока встретились, ударили друг в друга.

Сейчас, когда они застыли, я бы хотела вмешаться, но при всем своем желании – не могла. Мой черный источник полностью растворился, ушел вслед за плющом к новому, теперь уже точно постоянному хозяину. А светлый… Если я выпущу заклинание, то Рашгард утянет его в себя, станет лишь сильнее…

Зато команда противника посчитала, что если нельзя помочь пожирателю, то можно навредить соперникам.

В Гарда полетело проклятие. Блокировать его никто не успевал, а вот перетянуть… Я послала луч, но Вронг, стоявший чуть ближе, опередил меня. Чернословие легло на него.

Мне тоже пришлось отвлечься от боя двух темных по более прозаической причине: нас тоже пытались убить.

Брат и сестра Икстли, не сговариваясь, ударили классической парой: один – щит, второй – аркан, взяв на себя двоих.

Мне достался третий.

Урилл в одиночку атаковал слаженную пару темных. И как атаковал! Мастерски. Даже боевой архимаг не мог бы лучше. Отринув щиты, алхимик извернулся змеей, уходя от летевших в него сгустков мрака, и ударил сложнейшим арканом Хориса. Его заклинание десятого уровня смело щиты и буквально впечатало обоих темных в скалу, размазав по ней тонким слоем.

Вронг лежал на земле, слепо таращась в небо. М-да, проклятие живого мертвеца, когда падаешь замертво не в силах пошевелиться, а твое тело скручивает дикая боль, – та еще «радость».

Я же, наплевав на то, что вроде как специализируюсь по щитам, атаковала в лучших традициях темной магии, но светом. Когда в моего противника полетел классический стилет тьмы, наполненный белой энергией, он просто растерялся, поскольку блокировать его темным же заслоном не вышло, а другой он поставить уже не успел. За что и поплатился отсеченной по локоть рукой.

В пылу боя в какой-то миг я повернула голову в сторону Гарда и увидела, что он падает. Но перед этим мой чернокнижник успел. Успел потоком своей силы столкнуть Рашгарда в пропасть. Я развернулась, чтобы бежать к пепельному, когда реальность дрогнула.

Арена определила победителя. Урилл держал в руках последний кристалл.

Из команды темных выжили трое: пара, которую изрядно потрепали Икстли, и мой уже однорукий противник.

А вот Гард… Он умирал. Это поняли все.

Взревели трубы, в небе расцвел фейерверк, трибуны ликовали, темный владыка испепелял лежащего на песке Бьерна взглядом.

Стена огня, что до этого огораживала круг, опустилась. Кто-то выбежал на арену, хватая за руки обоих Икстли, Урилла, унося Вронга… А я… Не помню, как оказалась рядом с Гардом на коленях. И все держала его за руку, не отпускала.

В голове было пусто. Совсем. Единственное, что я сейчас точно знала, что нельзя размыкать пальцев. Браслет на моей руке нагрелся. Только тут я увидела, что на запястье моего чернокнижника – точно такой же обруч.

– Вивьен, его не вернуть. – На мое плечо легла рука.

Вскинула голову. Рядом со мной стоял Урилл. Откинутая косая челка сейчас не скрывала шрама. Точеный профиль с прямым, чуть длинноватым носом, высокие скулы… Он не было похож на императора, но был его сыном.

Мальчишка из трущоб, сирота. Именно он – бастард.

Не Икстли, унаследовавший феникса от своего отца, не Вронг, лежавший недвижимым, не Гард. Иначе лицо императора не сияло бы сейчас радостью. Владыка светлых буквально лучился радостью.

– Ваше будущее величество… – выговорила я почти беззвучно, так чтобы услышал только Урилл.

Он вздрогнул, и черты его лица на миг изменились. Проступила жесткая складка у губ, вертикальная морщина меж бровей, тяжелый взгляд.

– Ты знала?

– Догадалась. – Я сглотнула. По щекам текли слезы.

– Значит, зря мы пятеро от тебя это скрывали… – тихо произнес Урилл и повторил: – Ви, отпусти Гарда. Пусть его душа уйдет спокойно за грань. Ее уже никто не выпьет.

– Не отпущу его. Даже если нас обоих сейчас повезут на костер.

Мои последние слова, сказанные чуть громче, долетели до острого и чуткого уха подошедшего наставника.

– Костер – слишком суровое наказание для победителей. Тюремный лазарет до выяснения причин.

– Гарда к сумеречным стражам?

– Не Гарда. Ви, ты не поняла. Тебя. Посмотри на себя. Ты сильно ранена, резерв на нуле… Бьерн мертв. У него даже ауры нет. Он ее всю сжег.

Я лишь упрямо сжала руку моего чернокнижника.

Полуэльф все понял без слов. И меня, так и не разомкнувшую пальцев, повели, а его – понесли рядом со мною. И мне было все равно куда.

За зарешеченным окном в черном небе расцветали розы фейерверка. Столица праздновала. Столица ликовала. А я смотрела пустым взглядом и лишь сжимала пальцы. Рука Гарда была едва теплой. А все твердили, что он умер. Что нити души и тела разорваны и ауры вокруг тела уже нет… Но я верила.

До того момента, пока душа полностью не покинет пепельного и не шагнет за грань, я буду верить.

Комната лазарета, куда нас определили, больше походила не на тюрьму, а на кабинет практикующего мага жизни: кровать, белые стены, серый пол, тумба, стул, на котором я, собственно, и сидела, и зарешеченное окно.

Она прилетела ровно в полночь. Каркнула, прошла между прутьев и присела наподоконник. А потом оттолкнулась лапами и на пол ступила уже в сером балахоне. Перекинула косу из одной костлявой руки в другую.

– Отпусти его, ведьма. Душу твоего мужа уже давно ждут у нас. Видишь, даже лично за ним пришла. Такой чести не многие удостаиваются.

– Тогда и меня бери с собой.

– Тебя еще рано.

– Нет.

– У тебя все равно не хватит сил, чтобы его удержать. День. Два. Седмица… Не больше, – оскалилась Смерть.

– Значит, столько. Я буду сжигать свой дар, сколько смогу. Чтобы мой огонь грел того, кто мне дорог.

Ведьмы не влюбляются. Это правило. И возникло оно не на пустом месте. Потому как если мы полюбим – это уже раз и навсегда. Ради того, кто нам дорог, мы можем и на костре сгореть, и пойти за ним даже на тот свет.

– Упрямая… – протянула костлявая. – Такая же, как и он.

А потом Смерть взмахнула рукой, соткав рядом с собой подобие стула.

– Ну, значит, и я подожду.

Так втроем мы и встретили рассвет. А когда в камеру вошла целительница и увидела картину: Смерть, труп, черная ведьма, то ор вышел знатный.

Пришедший смотритель тоже отчего-то побледнел. А потом к нам заявился и Ромирэль. Полуэльф хоть и дергал ухом, но в остальном виду старался не подавать, даже на Смерть не косился. Почти.

– Ви….

– Я сказала: нет!

– Да послушай же ты, сумасшедшая…

Тут я почувствовала, как мою руку сжали в ответ. Стало абсолютно наплевать и на бывшего наставника, и на Смерть… На всех, кроме того, кто лежал передо мной.

А вот костлявая буквально взбеленилась! Ударила череном косы об пол так, что стены содрогнулись.

– Как же я вас ненавижу, влюбленные ведьмы! Вы и мертвого своим упрямством из могилы поднимете.

А я лишь плакала. Плакала и улыбалась. Он нашел дорогу обратно.

Его руку я отпустила спустя три дня. Тогда, когда поверила, что Гард действительно сможет дышать сам, что его сердце сможет биться само.

Правда, сама я, едва разомкнув пальцы, потеряла сознание. Когда очнулась, увидела себя лежащей на точно такой же постели, что и Гард, и наши кровати рядом. Все в том же тюремном лазарете. Пепельный еще не приходил в себя, но целители в один голос утверждали, что опасность миновала. И уже теперь темный маг Бьерн должен восстановиться. Сам.

А спустя несколько дней в камеру пришел Кор. Друг поначалу волновался, но потом его будто прорвало. Сначала были упреки в том, что я, такая-рассякая, держала его в неведении, потом описание бала, на котором он набрался храбрости и пригласил на танец красавицу Татию, в которую, как оказалось, тайно уже давно влюблен.

– Только ты смотри, не обижай ее. – Я сглотнула. – А то мало ли…

Кор улыбнулся и заявил, что намек понял. А потом начал рассказывать о том, как чествовали победителей. Уриллу за мужество и отвагу император даже пожаловал титул. Теперь алхимик – не выходец из трущоб, а благородный лэр. Правда, друг все же не удержался и проворчал, что вместо титула могли бы Уриллу помочь материально… Но я прекрасно поняла, что для будущего императора важнее титул, нежели мешочек золотых. Потом приходили и Икстли, и Вронг, и даже его будущее императорское величество Мейнс. Последний зашел один и долго молчал…

– У власти всегда есть цена, – наконец нарушила я тишину.

– Я думал, что сам оплачу.

– Мы не всегда вольны выбирать. – Злости на Урилла не было. Просто так сошлись нити судьбы, завязались в тугой узел.

– Любой узел можно если не распутать, то разрезать. – И с этими словами Урилл, подошедший к моей кровати вплотную, незаметно вложил в руку что-то маленькое и острое. – Император милостив, но никто не знает насколько.

Лишь когда он ушел, я смогла тихо, чтобы те, кто должен был следить за нами через смотровое окошко в двери, не заметили. Рассекатель. Артефакт, способный взломать любой замок, любые путы заклинания. Жаль, что только единожды.

А на следующий день я почувствовала нестерпимый зуд на спине. Поняла не сразу: это идет моя инициация. Драконья, бездна ее подери, инициация…

Когда об этом узнал смотритель, он тут же засуетился. Меня срочным образом решено было перевести в камеру попросторнее. Я уже традиционно заявила, что никуда без Гарда с места не тронусь. И дело тут было не в ведьминской дури.

Мало ли что решит император: казнить или помиловать? Дожидаться приговора я не собиралась.

Смотритель заскрежетал зубами так, словно хотел стереть их в порошок, и буркнул что-то в духе: «Пока эта чокнутая валялась в отключке, все было просто замечательно…»

Но я добилась главного: нас повели вместе. Вернее – меня повели, а Града – понесли на носилках. Сначала по коридорам, потом – через небольшой двор, над которым сиял магический купол. Вот тут-то я дала волю лазурному, который уже просился ввысь.

Казалось, меня вывернуло наизнанку, сломало хребет и обожгло изнутри. Все враз обострилось: и зрение, и слух и ощущения…

Купол, охранявший небо над тюрьмой, мне было не пробить, да я и не собиралась. А вот ворота…

Взмыла вверх, чуть неуклюже, но ушла-таки от обстрела пульсарами. Отлично, пока они кастуют второй раз, у меня есть пара мгновений. Я ими и воспользовалась. Рявкнула так, что сама испугалась. Еще бы. Вместо пламени из моей, в смысле драконьей, глотки вырвалась тьма.

Я же, цапнув в пасть Гарда, на бреющем полете устремилась прямо к воротам. И тут на весь двор прогремел голос Ромирэля:

– Блеквуд, прекратить побег, выплюнуть Бьерна!

Ага. Сейчас, размечтался. Мы, ведьмы, пусть и ныне в облике дракона, своего не упустим. В смысле из пасти не выпустим.

– Блеквуд, император подписал вам обоим помилование! – между тем проорал ушастый. – Пусть лишусь своего дара, если вру! – Наконец Ромирэль понял, что ведьмы простым речам, не подкрепленным клятвой, не верят.

Его слова заставили меня слегка поменять планы.

Я остановилась.

(обратно)

Эпилог

Три месяца спустя

– Вивьен, если ты не спустишься сейчас же, то я лично поднимусь к тебе, перекину через плечо и отвезу в том, что на тебе сейчас надето.

– То есть ты хочешь, чтобы все гости увидели меня абсолютно голой?

Из холла послышался рык.

Я пожала плечами и продолжила неторопливо натягивать черный чулок. Все же день свадьбы, причем собственной, – событие ответственное. Глянула на остроконечную черную шляпу, платье цвета безлунной ночи и парадную метелку. Все, как и полагается приличной ведьме. Бывшей. Увы, темного дара во мне больше не было, а привычки остались. Хотя нет, прибавилась еще одна, полученная исключительно от лазурного, – тяга к кофе. Эта мелочь, которая так любила принимать кофейные ванны в чашке, уже давно слилась с моей сутью, наградив свою хозяйку любовью к крепкому ароматному напитку и булочкам с марципаном.

Свадебная церемония должна была состояться в дубовой роще – месте, куда, в отличие от храма, могли прийти гости и со стороны жениха, и со стороны невесты. Правда, и тех и других оказалось совсем мало. Лично я и вовсе обошлась бы без этих торжественных клятв. По законам темных мы поженились тогда, когда обменялись метами, по обычаям драконов, как выяснилось, в тот момент, когда я трижды сказала «да» и Гард надел на меня браслет.

Но пепельному чернокнижнику показалось мало, ему официальное торжество подавай! Я честно сопротивлялась. Но Бьерн, будь он неладен, припомнил мне, что в каморке под лестницей я как-то клятвенно обещала ему маленькую услугу в обмен на выбитую дверь. У-у-у. Припомнил, темный гад!

Рык снизу усилился. А потом послышались шаги. Кто-то злой поднимался по лестнице. Когда дверь распахнулась, я как раз поправляла шляпу.

– Ви, ты издеваешься?

Меня смерили яростным взглядом. Я, осмотрев Гарда с ног до головы в ответ, выдала:

– Из нас двоих издеваешься ты!

Еще бы. Чернокнижник стоял в белом кителе и белых же штанах. Парадный мундир, чтоб его.

Увы, милость императора была монетой, у которой оказалась и оборотная сторона. Инициированный темный, знающий все о светлых, слишком лакомый кусок для владыки Черных земель. Как и светлая, что способна творить сложнейшие чернокнижные заклинания, вливая в плетения белые нити.

Тайная сумеречная канцелярия заинтересовалась нами обоими. И если у меня еще было впереди несколько лет относительного спокойствия, пока я стану дипломированным магом, то у Гарда – увы, нет.

Помощник начальника отдела инквизиции при департаменте серых теней – должность, от которой Гард не мог отказаться. Благодаря чернокнижнику, секретарь верховного инквизитора обзавелся заиканием и полностью седой шевелюрой. А некоторые служащие начинали дергать глазом, когда пепельный темный шел по коридорам корпуса инквизиторов. Сам верховный инквизитор был, мягко говоря, недоволен приказом императора, но подчинился. Еще бы! Инквизиция – оплот, искореняющий в Светлых землях тьму и мракобесие. И в его стенах черный маг! Причем даже не в цепях и не в застенках.

Помнится, первый день на новом месте у Гарда выдался знатным, но, как говорится, тому, у кого жена ведьма, и демоны первородного мрака не страшны!

Я тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли. Сегодня наш день. И ничего его не омрачит.

Гард таки сдержал слово. Ему надоело ждать, и он, оценив, что я уже вроде как одета, подхватил меня на руки и понес. Вот ведь… даже шагу ступить самой не дает. Хотя, может, так и нужно, чтобы ведьма принадлежала лишь тому мужчине, который смог лишить ее самостоятельности? Во всяком случае, сейчас я была совершенно не против, что меня вот так несут.

Спустя один удар колокола мы стояли под дубом. Церемонию проводил, как ни странно, Ромирэль: ни один храмовник не согласился, а запись в регистрационной книге все же должна была быть. Поэтому «осчастливили» сей почетной обязанностью капитана внутренней разведки империи. Именно такой чин носил остроухий.

Церемония шла своим чередом. Все, как и полагается на свадьбе темной: небо, затянутое предгрозовыми тучами, летучие мыши на ветках дерева, черная белка несла шлейф моего платья.

Бабуля и тетя, прибывшие на свадьбу (позволение у императора пришлось добывать через Урилла: все же на ведьм в империи шла охота), даже слегка прослезились.

Со стороны Гарда было все семейство полным составом. Даже отец, в свое время отрекшийся от наследника, пришел. Хотя, подозреваю, появиться его сегодня заставили отнюдь не родительские чувства, а банальный страх перед одним из сильнейших (причем черных!) магов империи.

Ромирэль невозмутимо читал слова наставления, вот только когда дошел до фразы «плодитесь и размножайтесь», то нервно дернул ухом. Видимо, представил, что может получиться в итоге.

Забегая вперед, стоит отметить, что ушастый оказался прав: наши с Гардом дети стали белыми чернокнижниками, с равнозначно сильными светлым и темным источниками у каждого. Преподаватели хватались за голову, когда чада в очередной раз разносили стены магистерии. Правда, и мы с Гардом тоже хватались. Я в гневе за метелку, чтобы попугать хулиганов, супруг – за кошелек, чтобы возместить урон.

Но пока, стоя на церемонии, мы этого ничего не знали и были счастливы.

В первом ряду сидели Данириссий и Бригит. Демон что-то нашептывал ей на ухо, а сестра Гарда слушала, сжав губы и явно сдерживая раздражение. Рогатый уже третий месяц нарезал круги вокруг своей пары, но та на все его ухаживания отвечала категорическим «нет». И тут я увидела, как она кивнула. Наверняка своим мыслям, ибо лицо ее при этом было все таким же решительным, а она сама – неприступной. Но, судя по всему, демон задал правильный вопрос.

Под ними разверзлась тьма, и Дан схватил визжащую Бригит в охапку. Они начали проваливаться во мрак, я хотела рвануть за ними: паразит все же испортил мне свадьбу! Так и знала, что не стоит приглашать этого рогатого. Увы, кто-то меня дернул за подол с криком: «Ви, мы его потом убьем! Ты не сказала еще, что согласна!» Отмахнувшись, я бросила через плечо, что-де беру Гарда в законные мужья, а потом все же успела благословить Дана и Бригит. От души так.

Мне в ответ из схлопнувшегося портала донесся крик демона:

– Ведьма-а-а!!!

Тетка, глядя на все это, расхохоталась:

– Узнаю. Вот это моя племянница. Пожелать демону побольше добра и света в жизни!

Я пожала плечами. Зная Дана, месяцев через девять у него точно будет побольше света, а точнее светлой, чем сейчас.

Несмотря ни на что, наша свадьба все же завершилась, и вполне благополучно. Правда, когда стали открывать подарки, Гард был изрядно удивлен. Например, кинжалом, к которому была привязана атласная лента с надписью «Для Ви».

– Это такой намек, чтобы в случае чего тебе было чем меня убить? – вопросил супруг.

– Нет, это намек на то, что тетя верит: ты станешь следующим темным властелином.

– В смысле? – насторожился супруг.

Пришлось пояснить:

– За каждым великим темным стоит ведьма, что время от времени упирает острие кинжала ему в спину.

– Да… Я чувствую, что мне еще многое предстоит узнать о черных магах, – усмехнулся Гард.

Я же на это ничего не сказала. Только подумала… Умная ведьма рядом с сильным чернокнижником – это такая страшная пара, что ее и пульсаром не прошибешь. А это значит, что у меня с Гардом все будет хорошо.

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НАСЛЕДСТВА

(обратно)

ПРОЛОГ

«Допрыгалась», — подумала белка, глядя на рассвирепевшую смерть.

«Допилась», — решила смерть, увидев раздвоившуюся плешивую белку с кружкой гномьего первача в лапах.

Она помотала лысым черепом, и хвостатая собутыль… в смысле собеседница вновь стала единой и неделимой. А потом костлявая пришлепнула замусоленную карту поверх уже изрядной стопки.

— Дудки! Мой некромант твою льерну все ж таки бьет! — злясь на то, что приходится расстаться с единственным козырем, провозгласила она.

— А вот и нет, — заявила белка. Правда, везение рыжей сегодня было сомнительным: смерть продувала уже третий раз подряд, отчего становилась все мрачнее. Костлявая не любила проигрывать, даже если игра шла на один лишь интерес, без ставок. — У меня пожиратель душ есть, он твоего некроманта покроет.

— Ик! — Звук гулко разнесся по комнате, отразился от каменных стен и увяз в побитом молью гобелене.

Это дал о себе знать субъект, из-за которого две дамы — одна хвостатая, а вторая костлявая, — собственно, и встретились.

Субъект потянулся за еще одним кубком крепкого тинийского вина, которого не пил добрый десяток лет, и залпом его осушил. Уже изрядно перебравший лэр, сидевший за добротно сбитым деревянным столом, был пока жив и в относительно здравом, хоть и хмельном уме. Он пялился остекленевшим взглядом на лежавший перед его носом приказ, украшенный печатью императора Аврингроса Пятого, не подозревая, что за ним пришли сразу двое — белочка и смерть. И оные дамы даже сидели с ним за одним столом. И сейчас эти двое ждали, куда отчалит «счастливчик» — то ли за грань, то ли в дом скорби.

— Не позволю! — взревел лэр, ни к кому не обращаясь.

Он был здоров как медведь: небесные покровители не обделили своего верного раба ни телесной силой, ни статью, ни немилостью императора. Во всяком случае, так казалось набожному Лавронсу все сорок пять лет, что он жил. А вот сегодня… Светлые боги решили испытать его веру.

Схватив приказ, лэр смял его, а затем швырнул в стену кубок.

— Не быть моей дочери женою этого поганого некроманта! Даже если так повелел сам император.

Лэр решительно притянул к себе перо и бумагу.

«Милостивый император, свет и надежда народа…»

Перо зависло над бумагой и, пока Лавронс пытался сформулировать мысль, оставило черную кляксу. Но лэра это не смутило, и он продолжил. Два абзаца витиеватых приветствий были выведены на удивление твердой рукой ради всего нескольких фраз:

«Моя жизнь целиком в Вашем распоряжении, и я готов хоть сейчас отдать ее за отчизну. Но душа, тем паче душа не моя, а моей единственной дочери, принадлежит светлым богам. Осквернять ее замужеством с исчадием тьмы я не вправе. Посему моя Кэролайн отбывает в монастырь, где примет постриг и тем самым избежит участи погубить себя».

Лавронс уверенно поставил точку и, сложив послание, поднялся. Чуть шатаясь, добрел до телепортационного камня, что мерцал в полумраке синим, и, приподняв его, положил письмо. Придавил сверху.

На миг свет рассеял полумрак комнаты: бумага отправилась в императорскую канцелярию.

— Ну все, заканчиваем. Этот уже точно мой! — победно заявила смерть. — Император теперь его точно казнит за то, что ослушался приказа.

— Жаль, — вздохнула белка, собирая в лапы карты. А потом завистливо выдала: — Везет тебе.

— Ну да, тебе везет в игре, а мне — в смерти, — заявила костлявая, поднимая лежавшую на полу косу.

Белка же, бубня себе в усы о некоторых набожных, которые нормально дочь замуж выдать не могут, уже собралась уходить, когда смерть ее решила ободрить:

— Слушай, плешивая… Может, у него хотя бы дочурка Кэролайн свихнется? В монастырях же этих от десятков молитв, которые они каждый день творят не по разу и при этом лбом об пол бьются, легко можно реальность с туманом перепутать… Тем более…

Белка задумалась.

Пока две невидимые гостьи беседовали, Лавронс позвал слугу и распорядился, чтобы Кэролайн собирали: она отбывает в монастырь. Шустрый прислужник понятливо кивнул и исчез за дверью.

Юная лэрисса Лавронс уехала из дома спустя удар колокола. А утром ее отца публично казнили. Император не терпел неповиновения. Особенно когда дело касалось дел политических. А мирный договор с темными, залогом которого должны были стать браки между знатными подданными Сумеречных земель и Светлых, являлся именно таковым.

(обратно)

ГЛАВА 1

Я сидела и буравила взглядом монитор. Три часа ночи. Мысль была только об одном — спать! Много и вдохновенно. Но увы. Если ты работаешь сам на себя и к тебе на съемку записываются чуть ли не на полгода вперед, то даже смерть не будет достаточно веским оправданием, почему заказ не выполнен.

Сражение с прыщами невесты шло в фотошопе уже давно. Она была милой, даже очаровательной, поскольку светилась от счастья. А вот тому, кто делал ей макияж, руки хотелось оторвать с особым садизмом. Замаскировать прыщи косметикой не столь долго, как потом на каждом кадре их ретушировать! А снимков было около трехсот.

Я потянулась к кружке с кофе. Да уж… Знала ли моя мамочка, давая дочурке такое нежное имя, как Лада, что через пару лет звать меня будут не Ладушка или Ладонька, а исключительно Ада. И дело тут не в более кратком звучании, а в том, что выросла я не милым ангельским созданием, как задумывала моя родительница, а скорее совсем наоборот.

Мой скверный характер с годами только расцветал, чего нельзя было сказать о внешности. Та казалась самой обыкновенной.

К своим двадцати шести годам я сумела сделать себе имя, набрать хорошую клиентскую базу и в целом была довольна жизнью. Свадебный фотограф — это не только модно, но и весьма денежно при условии, что ты мастер своего дела. Вот только и пахать приходилось без выходных, до рези в глазах. Снимать порой по шестнадцать часов подряд, и не стоя или сидя, а как придется. Порою — по колено в воде, чтобы получить красивые кадры влюбленных, сидящих в лодке. Или лежать животом на грязной земле, фотографируя с самого неожиданного ракурса.

Но чаще всего вот так, как сейчас, проводить сутки у компа, шлифуя удачные кадры.

Заказ надо было сдавать завтра. Монитор «Мака» смотрел на меня, словно спрашивая: «Ну, долго мне еще светить? Я тоже отдохнуть хочу!» Но я была немилосердна. И к себе и к другим. А как иначе? Грозный зверь «ипотека» появлялся на моем горизонте каждый месяц, хватал денежную добычу и утаскивал ее в свое банковское логово.

В десять утра, когда мне позвонил заказчик, я была в состоянии полутрупа, скорее мертвая, чем живая, но зато довольная: все успела.

Залив все фотографии в «облако» и получив-таки на свой счет остаток гонорара, я отрубилась. Хорошо, что на диван упала, а не прямо на пол.

Проснулась от настойчивой телефонной трели. Кому-то срочно понадобилась Адочка. Помотала головой, пытаясь взбодриться, и затем просипела в трубку: «Да, слушаю».

Звонил папа. Как он умудрился до меня достучаться, осталось загадкой — в истории вызовов значилось больше десяти пропущенных от незнакомых абонентов. Отчитавшись, что у меня все хорошо и отлично, я завершила разговор и поняла, что дико хочу есть. Да что там есть, я готова была сейчас ради бутерброда совершить ограбление «Макдоналдса»!

Хотя если я вломлюсь туда, размахивая пакетом, с криком: «Живо все сюда!» — то от меня станут откупаться купюрами, а не сэндвичами. А жаль.

Я порыскала в холодильнике и убедилась, что там еды не больше, чем снега в Зимбабве, а на полке кухонного шкафчика — последняя половинка макаронины. И та надкушена.

Пиццерия находилась через улицу. Поэтому именно в нее я поспешила с резвостью газели, узревший поляну со свежей сочной травой.

Спустя четверть часа я с урчанием уминала пеперони. Очень быстро от пиццы остались лишь крошки, и моему гастрономическому блаженству пришел конец. С тоской глянув на пустую тарелку, я поднялась и сытая, слегка осоловевшая и плохо соображающая пошла обратно. Навстречу попался парень: выражение лица у него было ну точно с журнальной обложки. Образ дополняли стильная стрижка, одежда от кутюр, маникюр. На него многие оборачивались — и молодые мамочки, и солидные дамы, и девочки-подростки. А я, знавшая вот таких красавчиков не только мимо проходящими по улице, но и в жизни, лишь поморщилась. Столь ухоженные представители сильного пола вызывали у меня стойкую ассоциацию с домашними декоративными собачками, которых таскают в сумочке или под мышкой.

Про себя я величала таких сверхстильных и откутюренных декоративными мужчинами. Они требовали к себе внимания, ухода и считали, что мир принадлежит им. Главным их достоинством было то, что на фото они выходили отлично: умели позировать, знали свои лучшие ракурсы. Но то в работе. А в обычной жизни… Я не ждала от подобных нарциссов ничего хорошего.

На перекрестке загорелся зеленый свет, я шагнула, но запнулась о бордюр и полетела лицом вперед. Счастье, что успела выставить руки и лишь содрала кожу на ладонях. В голове промелькнули мысли, далекие от высокого штиля и цензуры. Вскочила, отряхнулась и побежала, чтобы успеть на зеленый.

Светофор мигнул, предупреждая, чтобы пешеходы поторопились. И тут я увидела, как из-за поворота на меня несется «газель».

Я не успела увернуться. Удар был сильным, меня буквально выбросило на тротуар. Но самое странное, я не чувствовала боли в теле. Вообще. И тела не чувствовала. Только лицо. Оно горело огнем. А во рту был вкус крови.

Дальше была карета «скорой помощи», маска с наркозом и пробуждение в палате — все это обрывками отпечаталось в моей памяти.

Когда окончательно пришла в себя, то оказалось, что я прикована к постели. Навсегда. На всю жизнь. Перелом шейных позвонков и как следствие паралич. Я не чувствовала ничего, что было ниже моего подбородка. Хотелось ударить кулаком от бессилия, но я не могла. Видела свои руки, но была не в состоянии пошевелить и пальцем.

Вот тогда-то я и возненавидела весь мир. Подключенная к куче аппаратов, я проводила день за днем, месяц за месяцем. Сначала в больнице, потом — дома. Квартира, за которую была выплачена уже большая часть ипотеки, сдавалась. Благо старшая сестра взяла все в свои руки и нашла квартирантов. Родители, до этого гордившиеся обеими своими дочками, стали заглядывать чуть реже, зато нанятая ими сиделка — чаще.

Я была вроде бы живой, но одновременно уже мертвой. И мечтала, чтобы это все закончилось.

Так и случилось. Однажды я просто не проснулась. Вернее, посреди ночи распахнула глаза от ощущения, что кто-то смотрит на меня. Пристально так, неотрывно.

В комнате никого не было. Через неплотно задернутую штору лился лунный свет, отчего углы спальни, в которой я провела почти четыре месяца, казались особенно темными. И тут я услышала:

— Ну чего тебе стоит? Ну сойди ты с ума, а? Жалко, что ли?

Я скосила глаза.

На подоконнике сидела облезлая белка с формуляром в лапах. Чудненько… Мне приветственно помахала рукой белая горячка. Только ее мне и не хватало. Ага.

— А что мне за это будет? — с любопытством спросила я.

— Ты меня видишь? — удивилась гостья.

— Еще и слышу! Так что мне за это будет?

Белка возмущенно подпрыгнула и зашипела:

— Ну знаешь ли! Это вообще-то наглость. Требовать у меня! Я тут сижу жду, когда у нее крыша поедет, а она…

И эта драная кош… в смысле белка начала меня совестить, отчитывать, уговаривать, взывать к порядочности и всему тому, чего я лишилась еще в младенчестве вместе с отрезанной пуповиной. Дескать, сколько можно?! От смерти ушла, перелетев через бордюр — нет чтобы как всякий порядочный перспективный труп улечься под колеса «газели»! — теперь и от шизофрении отлыниваю. Если так дело пойдет, чего доброго, еще и радоваться жизни начну!

Я из врожденной вредности поблагодарила за отличную идею и заверила, что непременно буду и радоваться и наслаждаться. Даже открою собственное дело, благо меня как фотографа знают. Найму секретаршу и буду надиктовывать ей бестселлеры: «Как сделать идеальное селфи», «Как набить морду фотошопу», «Как проклясть заказчиков и при этом получить премию», и все в том же духе. А еще пусть помощница от моего имени в соцсетях раздает лайфхаки: где у камеры находится кнопка «шедевр» и как можно круто заснять всю свадьбу на смартфон.

Я так вошла в раж, расписывая свое светлое будущее, что заявила, что и детей смогу родить. Правда, через кесарево, если у меня руки-ноги не функционируют, но забеременеть, а потом и выносить (в моем случае — вылежать) ребенка я ведь могу?

У белки нервно задергался ус, а уж про то, как она отбивала дробь хвостом по подоконнику, и говорить нечего. В общем, психовала моя шизофрения, бесилась изрядно. Я даже за нее переживать начала, родимую: вдруг удар хватит?

И тут из воздуха соткалась черная сова. Взмахнула крыльями, и вот уже на полу стояла смерть в черном балахоне и при косе. Ну, во всяком случае, именно так ее и изображают. Правда, скорбного величия не было и в помине. Скорее даже наоборот: чересчур деловой и заговорщицкий вид.

— Слышь, плешивая, ты еще не закончила? — осведомилась смерть.

— Да какое тут! Эта дура мне заявила, что у нее жизнь только-только налаживаться начала и сходить с ума она не намерена.

— А ты точно уверена, что она уже не ку-ку? — перекинув косу из руки в руку, засомневалась гостья. — С таким-то позитивным настроем и в ее-то положении.

— Нормальное у меня положение, лежачее. Между прочим, самое устойчивое! Точно не упаду, — вмешалась я в беседу, решив, что терять мне вроде как и нечего.

— Она что, нас видит? — повернув ко мне лысый череп, изумилась смерть.

— Сама же знаешь, что одной ногой за грань шагнувшие со всякими прибабахами бывают. Эта видит. Предыдущая вон вообще у тебя косу стянуть умудрилась!

— И не напоминай про ту паразитку! — с сердцах отмахнулась смерть. — Я зачем, собственно, явилась. Тут один чернокнижник на луну усиленно выл, в смысле заклинание призыва души читал. Он аж на девяностый уровень бездны провалился, так ему враз согласная душа запонадобилась. Десять капель чистой силы обещал тому демону, который ему душу доставит. Любую. Главное, чтобы свободную, согласную и срочно. В течение четверти удара колокола.

— Какие у чернокнижников нынче запросы пошли… Душу ему, согласную! Хотя опять же десять капель силы… — Белка была сама деловитость. — А зачем сей ценный товарец запонадобился-то?

— Да у него тут незадача вышла. Невеста померла. Темный властелин приказал своему стражу жениться на светлой: укрепление союза и все такое. Деймон хоть и был не в восторге, но, раз владыка приказал, значит, надо. А политический брак, сама понимаешь, дело такое — если правители решили своих подданных поженить, то тут хоть труп, но к алтарю притащи. Дей, может, и притащил бы, но на зомби брачный браслет не застегнется. А что это за церемония, если невеста ни до алтаря дойти не может, ни брачный символ на запястье нацепить? Вот ему и надо на время душу в бесхозное тело запихнуть. А там как наденет на нее браслет — пусть мрет дальше.

— А отчего померла-то?

— Потравили. Представляешь? В монастыре, доме светлых богов, и потравили. Причем качественно так, с гарантией.

— Вот я всегда говорила, что в этих монастырях самые отпетые негодяи собираются. — Белка уперла лапы в боки.

— Да не суть, кто там в этих монастырях. Время-то уходит! И десять капель силы в бездне просто так не валяются! Десять! Это же десять лет жизни мага. Задарма, считай. Где бы душу неучтенную только найти…

И тут взгляды белки и смерти сошлись на мне. Ну нет… Вот ведь две коммерсантки недобитые!

— Даже не надейтесь! — решительно заявила я.

— Слышь, Хель, а может, ты ее быстренько укокошишь косой, а? И душу мы того, загоним.

— Не могу. По протоколу не положено. Она сама должна… К тому же против воли через бездну не пройдет.

Белка опечалилась. А потом, махнув лапой, предложила мне:

— Эй, а давай мы тебя в долю возьмем? Скажем, три капли силы. Все по-честному! Ну что ты теряешь? Свое недвижимое тело? А три капли силы способны совершить чудо даже в этом мире и поднять тебя на ноги… А пока твое тело полежит без души в… на морозе… Нет, не так… Как бишь его. А, вспомнила! Коматозе.

И вправду, что я теряю? Только я успела озвучить, что согласна, — в мою грудь впились совиные когти. Как выяснилось, выдирать душу из еще живого тела — процесс тяжелый (для смерти) и весьма болезненный (для меня).

Едва мой дух воспарил над кроватью, меня тут же засосало в воронку. Вот только перед тем, как потерять сознание, услышала:

— Хель, кажись, у нее сердце остановилось…

— Ну, значит, одним трупом больше, — выдохнула смерть. — Но она же сама согласилась. Значит, оформим как суицид.

Сознание померкло окончательно.

В себя я пришла от дикой боли. Распахнула глаза и увидела, что надо мной склонилось незнакомое лицо, отчасти скрытое черными волосами, обрезанными до плеч. Пронзительный взгляд зеленых глаз словно препарировал.

Моя первая мысль при виде этого брюнета оказалась чисто профессионального характера: такой цвет глаз, напоминающий о майской листве, в сочетании со смуглой кожей не встречается в природе. Скорее всего, это линзы, которыми и воспользовался брюнетистый выпендрежник! Кадры с ним придется обрабатывать и чуть затемнять, тогда будет идеальный снимок.

Странный тип с облегчением выдохнул. Почувствовала кожей, что воздух с морозцем. И это от живого человека?

Зато тут же смогла ощутить и всю гамму чувств, что приличествует телу. Голому телу, лежащему на камнях. Моему.

— Слава бездне, успел. — Тип чуть отстранился от меня. — Ты можешь говорить?

— Ка-а-ахр. — Горло словно сдавило невидимым жгутом, и я выдала вместо «конечно» сей набор звуков. Сглотнула. Стало чуть легче.

Тип заскрежетал зубами:

— Эти две прохиндейки не могли подсунуть мне душу вороны. Я бы почувствовал.

— Я. Не. Во-ро-на, — произнесла я с неимоверным усилием.

Язык слушался с трудом, да и эта пара слов… Прежде чем произнести их, я долго копалась в памяти, словно в сумочке, когда на ощупь пытаешься найти ключи. Ведь знаешь, что они точно там есть, но сразу в руки ни за что не попадутся. Вот так и со словами… Будто это была не моя голова.

Хотя почему «будто»? Если это все же не шизофренический бред, то выходит, что тело сейчас не мое и, следовательно, голова тоже.

Я вгляделась в проломленный стрельчатый потолок, уходивший ввысь. Через него было видно серое небо. Уцелевшую часть свода подпирали беломраморные колонны, некоторые из них были разрушены. Часть фрески под самым куполом изображала то ли ящеров с крыльями, то ли демонов, которых люди в рясах осеняли светлым знамением. Как специалист могла сказать, что с концепцией было туго. Даже мне, далекой от понятий «тактика», «стратегия» и «как замочить врага и не сдохнуть самому», было понятно: сожрет ящер крылатый святош, ой сожрет. Но художник был уверен в обратном, оттого на фреске чуть ниже один из монахов пронзал копьем здоровенную тушу. При этом копье выглядело зубочисткой, а ящер — батоном докторской. Но добро победило. Пусть и лишь в воображении художника.

В общем, обстановка была явно не больничной, да и в комнате, где я провела последние четыре месяца, таких сводов не наблюдалось. Скорее уж храм после штурма или бомбардировки с воздуха.

Значит, я сейчас в теле той самой отравленной невесты.

Между тем тип, убедившись, что я не ворона, слегка успокоился. Даже глазом дергать перестал. Зато руки его ощутимо дрожали. Да и виски оказались покрыты испариной.

Я же поняла, что релакс на камнях — это, конечно, хорошо, а чувствовать собственное тело — вообще здорово, но если я полежу так еще чуть-чуть, то смогу сделать первое в новой жизни приобретение — радикулит.

Поэтому попыталась встать. Ха-ха. Причем три раза. Я едва могла пошевелить рукой. Она была тяжелой, словно из свинца отлитой.

Брюнет, заметив, что я не только могу говорить, но и подаю другие признаки жизни и удирания, наклонился и поднял с пола холщовую сумку. Ослабив на ней завязку, он начал что-то искать и, не отрываясь от этого архиважного процесса, крикнул:

— Тащите сюда какого-нибудь храмовника из тех, что еще живы. Пусть нас повенчает. Невеста очнулась.

Нет, я, конечно, слышала о скорых браках, но чтобы настолько… К тому же в памяти накрепко засели слова белки о том, что «ему бы невесту только до алтаря дотащить». А потом что? Прибьет? Ну уж нет!

Неимоверным усилием воли я перевернулась на бок. Потом еще раз… Каждое движение давалось с болью, но уж очень хотелось жить.

Увы, далеко укатиться не удалось. Путь преградили сапоги. Добротные сапоги из дубленой кожи, с окованными железом носами.

— И куда собрались, лэрисса Кэролайн? — спросил все тот же чуть хриплый голос. — Или как твое настоящее имя?

— Лада, — невесть зачем брякнула я.

— Хорошо, что женщина, возни будет меньше, — удовлетворенно хмыкнул брюнет. Он присел на корточки и, заглянув в мое лицо, проникновенно спросил: — Ну и куда ты собралась от меня, Лада?

— Не все рождены для брака, кто-то и для счастья… — попыталась я донести до этого типа прописную истину. Дескать, не очень-то мне и хочется венчаться сейчас. Да и вообще, в перспективе, так сказать. — А я хочу быть счастливой.

— Значит, ты, Лада, как и курица Кэролайн, которую отравили, считаешь, что лучше смерть, чем выйти замуж за темного?

— Ни в коем разе. — Удивительно, но чем больше я говорила, тем легче мне давались слова. — Я вообще не расистка. Какая разница: белый, черный, красный, желтый… Главное, чтобы человек был хороший.

И тут нашу милую беседу прервали. Сначала стук сапог о мрамор, потом пыхтение и истошный женский крик: «Я? Никогда!», а потом и собственно визитеры.

Молодой парень в черной одежде заломил руку монахине, а еще для надежности приставил к ее горлу кинжал.

— Мессир, храмовника не было. Тут только монашки…

— Не важно, пусть эта, — брюнет кивнул в сторону замершей под лезвием служительницы, — проведет церемонию.

— Исчадие тьмы, не дождешься! В оскверненном храме…

— Я в курсе, что он осквернен, ибо сам же его и разрушил. Увы, в целый я, как истинный темный, не смог зайти. А вы не горели желанием выдать мне невесту. Проводите церемонию, — потребовал брюнет, — и я надену на руку моей нареченной обручальный браслет.

Кинжал впился в горло монахини, прочертив красную полосу. По лезвию потекли капли крови. Я увидела животный ужас в ее глазах, сейчас он напрочь вытеснил фанатичный блеск веры. Ей хотелось жить. До одури, до дикой паники.

— Вы не понимаете, я не могу! — истерично выкрикнула она. — Сочетать узами может только церковник. Я же…

Брюнет холодно посмотрел на монахиню, и та осеклась.

— А вы попробуйте. — От его обманчиво ласкового голоса мне захотелось срочно зарыться поглубже. И не важно, что подо мной была каменная кладка. Я сказала «зарыться», и все тут.

Монахиня сглотнула и выдавила из себя дрожащее «д-д-да».

А потом была самая странная свадьба из всех, что я когда-либо видела, а видела я немало. Невеста, то бишь я, все так же лежала на полу, жених стоял рядом, а регистраторше в бок упирался кинжал. Когда она дошла до слов «согласна ли дева Кэролайн Лавронс…», я решила, что самое время, и… потеряла сознание. Как говорится, в борьбе за жизнь все средства хороши. И если длина оной прямо пропорциональна тому, как долго я нужна брюнету в качестве невесты, то я сделаю все возможное, чтобы пробыть в данном статусе как можно дольше.

В себя пришла оттого, что кто-то меня нес, причем перекинутой через плечо. Я попробовала дернуться. Меня тут же подкинули, отчего мои челюсти клацнули в районе мужского зада, обтянутого черными штанами. А потом я узрела сапоги. Знакомые такие сапоги из дубленой кожи.

— Если решишь еще чего-нибудь выкинуть, то я тебя упокою, — предупредил мой жених. Или уже муж?

Нет, судя по тому, что мои запястья были свободны от дурацких браслетов, церемония все же не состоялась. Это радовало. Как и то, что я сейчас относительно одета. Точнее, завернута в какую-то шкуру, если судить по ощущениям. Кожу щекотал густой мех.

Мой «жених» перехватил меня поудобнее и продолжил выдавать ценные указания:

— Виси и не вертись. А если решишь удрать, так и знай: убью. И плевать, что на призыв твоей души я потратил почти все свои силы.

Я закашлялась. Кровь резко прилила к голове, а вместе с ней и дурь. Иначе почему я не прикусила язык, а ляпнула:

— Вообще-то это была моя фраза. Про лучшие отданные годы.

Я почувствовала, как мышцы брюнета напряглись, хотя шаги его были такими же четкими и размеренными. А вот вкрадчивый голос заставил насторожиться:

— Что ты хотела этим сказать?

— Ну, обычно такое после энного количества лет брака говорят жены. Я, дескать, отдала мужу лучшие годы своей жизни.

— Мы еще, слава бездне, не женаты.

— Если ты славишь свою бездну и вообще рад, что мы еще не супруги, отчего так рьяно тащишь меня в этот самый брак?

Разговор выходил презанятный, особенно с учетом того, что я все еще висела вниз головой. Но не молчать же мне? А так слово за слово и выясню, куда меня занесло и каковы туманные перспективы кроме злополучного замужества.

— Потому что жениться на тебе мне повелел владыка, — прозвучал исчерпывающий ответ, и мой телоносец надолго замолчал.

Мне же слегка осточертело висеть вниз головой и рассматривать каменную кладку. Я дрыгнула пяткой.

— Сейчас скину, — предостерег «жених».

— А можно меня поставить? Или хотя бы сделать так, чтобы голова была вверху, а не внизу? А то, господин хороший, у вас так невеста повторно скончается. От кровоизлияния в мозг.

Но то ли этот гад решил, что крови изливаться у меня не во что, то ли мне вообще попался на диво небережливый тип, но моей просьбе он не внял. Хотя… Чего ждать от того, кто с радостью женился бы и на зомби, если бы оно смогло пойти к алтарю?

Мы вышли на улицу и начали спуск по лестнице, когда раздался крик:

— Сдавайся, исчадие тьмы! Руки вверх! И никаких заклинаний. С нами белый маг.

Судя по всему, обращались к моему телоносцу.

Брюнет остановился, словно обдумывая прозвучавшую фразу.

Лично я была против такого развития событий хотя бы потому, что если мой «жених» поднимет руки, то я грохнусь вниз и сверну шею.

Между тем «исчадие тьмы», удерживая меня одной рукой, невозмутимо поинтересовалось у тех, кто заступил ему дорогу:

— И почему я должен сдаваться?

Вопрос прозвучал спокойно и обыденно. Я бы даже сказала, с интонацией «как же они меня достали».

— Ты разрушил монастырь! Осквернил святыню! Надругался над монахинями и крадешь святые мощи! — Кто-то пафосно обличал брюнета.

Да уж, сильно того прижало жениться. Судя по всему, владыка — суровый мужик. Раз моему «жениху» проще показалось разворотить монастырь, рискуя сдохнуть от руки стражей, чем вызвать гнев своего повелителя.

— Я не разрушал монастырь, а лишь улучшил систему вентиляции купола. Что же до осквернения: если выдали бы мне мою невесту сразу, мне не пришлось бы входить внутрь. Когда темный маг ступает под свод святыни, то тут одно из двух — сгорает либо он, либо защита храма. Поэтому уж извините, что мой дар оказался сильнее, чем купол над вашей молельней.

— Ты еще смеешь дерзить, чернокнижник?! — В дипломатический диспут средневекового разлива вступил третий, зычный голос, прочно ассоциировавшийся у меня с криком «Гектор!» из фильма «Троя». — У тебя на плече — умертвие, ты выходишь из разрушенного тобой храма и считаешь, что все сойдет тебе с рук?

Раздался вскрик: «Сперато!», и в воздухе что-то затрещало. Темный со мной на плече резко сиганул в сторону. Я здорово приложилась к чему-то бедром. Хорошо хоть не головой.

Мой «жених» прошипел что-то сквозь зубы. То ли колданул, то ли выругался. Через секунду совсем рядом что-то обрушилось.

Надеюсь, не то укрытие, за которым мы находились. Еще немного в том же духе — и нас просто убьют. Поэтому сочла, что стоит слегка разрядить обстановку:

— Мужики, клянусь, я не труп! Я его невеста. У нас всего лишь была репетиция брачной церемонии.

Говорить, что перед ней моя предшественница отправилась за грань, я не стала. Зачем брюнета еще сильнее подставлять?

Мой крик возымел эффект. На миг воцарилась тишина.

— Клянешься? Невеста темного? И венчание в храме светлых? Давненько я такого бреда не слышал! — раздался все тот же голос, обладателя которого я про себя окрестила Гектором.

— Моя невеста не темная, — неожиданно поддержал меня мой «жених». — Она самая что ни на есть светлая. Кэролайн Лавронс. Надеюсь, это имя вам знакомо? А я истинный темный Деймон Райос, страж и ее жених.

И тут в рядах противников случилось что-то странное. До моего уха долетел шепот «тот самый страж» и «император повелел», а потом… тишина.

Я задергалась, пытаясь вывернуться.

— Стоять сможешь? — спросил темный.

У меня уже кружилась голова, пульс набатом отдавался в висках — да я бы сказала, что смогу нетолько стоять, но и станцевать канкан, лишь бы меня вернули в нормальное для человека положение.

Деймон опустил меня. Голые ноги коснулись каменной кладки, в ступни впились мелкие осколки. Перед глазами все еще плыли разноцветные круги, но ком тошноты, подступавший к горлу, исчез. Я была пьяна от ощущений. Снова стояла на ногах, осязала стылый холод. Могла повернуть голову. Чувствовала тело. Пусть не свое собственное… или уже мое?

— Где они? — спросила я, зябко кутаясь в плащ, который поначалу приняла за шкуру.

— Эти, в отличие от монахинь, оказались более понятливыми. Ушли, — буднично ответил брюнет.

— Просто услышали твое имя — и ушли? — не поверила я.

— Наши имена. И твою клятву.

— При чем здесь имена, клятва и…

— И давай поторопись. Мне еще нужно найти того, кто сегодня обвенчает нас.

Я поджала одну ногу. За столь короткое время обе они успели замерзнуть, и я почти не чувствовала ступней. Эйфория от осознания того, что я снова могу ходить, постепенно спадала. Я огляделась. Стылая голая земля, кое-где прикрытая первой снежной крупой, нагие деревья, свинцовое небо — все указывало на ту пору осени, когда люди уже начинают мечтать о зиме.

В голове роилась тысяча вопросов, но я задала главный:

— Как только мы поженимся, ты убьешь меня?

Я смотрела темному прямо в глаза. Твердо, уверенно, готовясь услышать «да».

Брюнет криво усмехнулся:

— Нет. Пока не предстану с тобой пред взорами владыки и твоего императора — это для меня непозволительная роскошь.

Что ж, хоть какая-то передышка. Надеюсь только, что аудиенция с местными монархами состоится не через пять минут после свадьбы.

— И не вздумай второй раз потерять сознание. Это уже не поможет. Мы не обвенчались лишь потому, что женщина не в силах сочетать узами брака, будь она хоть трижды пресветлой. Тут монахиня не солгала.

— То есть спрашивать моего согласия совсем не обязательно? Достаточно наличия тела?

Ответом мне послужил убийственный взгляд, но потом брюнет все же расщедрился на пояснение:

— Живого тела. На мертвом брачный браслет не застегнется.

— А-а-а… — начала было я.

— Слушай, — перебил «жених», — откуда ты такая разговорчивая взялась?

— Тебе и правда интересно? — Я изогнула бровь.

— Нет, — процедил брюнет. — Это был риторический вопрос. А теперь пошли.

На пороге храма возник тот самый юноша, что держал кинжал у шеи монахини.

— Мессир? — Он выглядел слегка озадаченным.

— Ойс, возвращайся в Лононер. Твоя помощь больше не понадобится. А мне придется немного задержаться.

Парень коротко кивнул и исчез за дверью храма.

Темный схватил меня за руку и, развернувшись, потащил за собой, правда, недалеко. Буквально через пару шагов я вскрикнула от боли: осколок впился в ступню, которая, казалось бы, ничего не ощущала. Ан нет, когда кожу рассекла острая грань, я убедилась, что все в этом мире относительно. В том числе и степень обморожения.

Видя, что я заскакала на одной ноге, брюнет процедил: «Да чтоб тебя» — и уже собрался подхватить на руки, как я заорала:

— Только не вниз головой!

— Зато так будет быстрее, — с убийственной мужской логикой возразил этот чернокнижный тип. — И к тому же одна рука свободна.

Меня тут же подхватили и потащили в лучших традициях первобытных охотников, когда добычу перекидывали через плечо и волокли в пещеру. Хорошо хоть не оглушили дубиной по темечку. А то с этого «жениха» станется. Для убыстрения процесса, так сказать, чтобы ноша не дергалась.

В итоге я опять повисла вниз головой. Правда, на этот раз моему взору предстал не каменный пол, а схваченная морозом голая земля. Опять замутило, и я начала мечтать об успокоительном. Об успокоительном и патронах к нему.

Раздавшийся резкий свист заставил вздрогнуть. А потом меня посадили. На что именно — сообразила не сразу. А когда увидела…

— Держись за меня крепче, иначе упадешь и разобьешься.

Я тут же ухватилась за брюнета. Еще бы. Когда оказываешься верхом на метле, которая, едва ее оседлали, резво взмывает вверх, в темного мага не то что руками вцепишься, еще и зубами в спину вопьешься для верности.

Я бы, может, так и сделала, если бы не была занята… Я орала.

Делала я это вдохновенно и с полной самоотдачей. Жаль, недолго. И пяти минут не прошло, как брюнету мое сопрано надоело, а может, он решил, что контузия — это не то, что он хотел бы заиметь в ближайшее время… Так или иначе, но брюнетистый тип взмахнул рукой, что-то выкрикнув, и я заглохла. Совсем. Сколько ни пыталась издать хоть звук — все впустую.

Орать беззвучно было неинтересно, потому я сосредоточилась на том, чтобы не грохнуться. А если учесть, что я и самолетов-то побаивалась, вернее, летать на оных, то… В общем, как-то не так, наверное, положено сидеть на этих метлах. Ну или хотя бы не обвивать талию «водителя» не только руками, но и ногами.

В таком положении у меня быстро все затекло. В первую очередь — хватательные конечности, которые я по приземлении не смогла разжать. В результате некромант и вообще грозный маг слез с метлы вместе со мной. Причем я выполняла роль рюкзака с сильно спущенными лямками и болталась в районе чернокнижниковых ягодиц.

Обзор был, конечно, неважнецкий, но, судя по всему, мы оказались на небольшой площади какого-то городка.

— Лэрисса Лавр… — раздраженно начал темный и осекся. — Лада, слезь с меня.

Я не смогла ответить по той простой причине, что на мне все еще было заклятие немоты.

Темный сообразил и щелкнул пальцами. Фух, словно кляп изо рта вынул.

— Не шма-гу. — Четкости речи мешало то, что у меня зуб на зуб не попадал, да и вообще я слегка закоченела. Так, самую малость, всего лишь до состояния ВИП-клиента криокамеры.

— Ну слово «да» ты сможешь сказать?

Я тут же сообразила, что для церемонии все же нужно мое согласие, и этот темный тип у входа в храм соврал, а точнее, недоговорил. Выходит, брак не состоялся не только по причине того, что на роль священника монахиня не подходила. Не зря я в обморок упала, ох не зря.

— Не ш-шнаю, — прошепелявила я.

Чернокнижник заскрежетал зубами:

— Слушай, чокнутая. Еще удар колокола назад я мечтал добиться заключения брака. А вот сейчас я мечтаю об одном: добить. Добить одну чересчур говорливую светлую.

— Слушай, если на тебя так супружеская жизнь действует, может, лучше ну ее? — внесла я рацпредложение.

Но нет, этот странный тип не внял моему предложению. Он устремился к своей цели, как бабка при виде свободного места в общественном транспорте: решительно, наплевав, что за плечами у нее увесистый «багаж».

— А куда мы? — начиная немного согреваться, спросила я, все так же обвивая колдуна.

На нас глазели, тыкали дрожащими указательными пальцами, шептались. Но мне было плевать.

Зато одежде горожан, да и в целом обстановке городка я уделила пристальное внимание. Все вокруг говорило, что я угодила не в дикое Средневековье: рыцари в латах по улицам толпами не шлялись, дамы далматики с рукавами до запястий и покрывал не носили. В ходу у мужчин здесь были колеты, а у местных фрау — платья в пол. М-да, не наш двадцать первый век джинсов и кроссовок, не наш…

— В ратушу. Там точно нас обвенчают, — соизволил ответить темный.

Надо ли говорить, что внутри оной мы оказались в считаные минуты. Темный рыкнул:

— Градоначальника!

Служащий в суконном кафтане, еще совсем парнишка, так и подорвался с места. Его старт был столь стремительным, что слетел форменный картуз. А крик: «Спасайтесь! Те-о-омный!» — еще долго гулко звенел в коридоре.

— Так. Я не поняла, нас будут женить или нет? — с надеждой, что церемония все же отменяется, поинтересовалась я, глядя в уже пустую темень коридора.

— Будут, — уверенно ответил темный.

— А может…

— Еще одно слово — и я тебя упокою.

— Может, успокою? — тихо решила уточнить я.

— Я что хотел, то и сказал. И слазь с меня уже в конце концов, чудовище!

— Не могу… Руки не разжимаются.

Темный ничего не ответил, лишь выдохнул, словно пытаясь успокоиться, а потом начал меня отдирать. Сначала магией, но она оказалась бессильна: я решительно не желала отдираться, зато плащ на чернокнижнике затрещал. Видать, нитки гнилые попались. Определенно нитки, а не потому что мои пальцы впились в ткань железной хваткой.

— Слушай, ты, недоразумение, предупреждаю по-хорошему: отцепись!

— Слушай, ты, темный! Хватит на меня зубом цыкать. Я не могу руки разжать. Они у меня замерзли. Честно, замерзли. Я бы с радостью.

— И ноги замерзли? — подозрительно уточнил маг, глянув на мои посиневшие лодыжки.

— И ноги, — согласилась я. — А еще им страшно.

— Кому им? — не понял чернокнижник.

— Ногам. И рукам страшно. И мне всей тоже.

Больше я ничего не услышала. Зато почувствовала, как теплые сильные мозолистые руки коснулись моей кожи, и по телу пробежала волна жара. Я смогла расцепить пальцы и наконец слезла с мага.

Как раз вовремя. Сначала в глубине коридора, а потом все ближе и ближе зазвучали шаги. Точнее, не шаги, а легкий галоп. К нам бежали наши «регистраторы». Надо сказать, что к церемонии они подготовились основательно: заряженные арбалеты, копья, перепуганные лица…

— Ч-ч-что извол-л-лит т-т-темный м-м-маг? — одновременно грозно и заискивающе уточнил толстяк, тряся двумя своими подбородками. Как у него получилось сочетать в одной интонации несочетаемое — ума не приложу. Но факт остается фактом.

— Изволит, чтобы его с его невестой обвенчали.

При этих словах на пол упал кошель. Глухой удар подтвердил: мешочек весьма тяжел и почти полон. Толстяк проводил его внимательным взглядом, сглотнул и… Жадность поборола страх. На лице любителя поесть тут же расцвела улыбка, и он залебезил:

— Ну что же вы сразу не сказали, господин темнейший… Я, градоначальник приграничного Майрика, с большим удовольствием… — Он сам же оборвал себя вопросом: — Когда изволите провести церемонию?

— Здесь и сейчас. Начинайте.

Градоначальник закашлялся. Я невольно попятилась.

— Дорогая, ты куда? — столь сладким голосом спросил темный, что я прямо почувствовала, как в крови поднялся уровень глюкозы.

Замерла как мышь перед удавом.

— У меня… предсвадебный мандраж, — сглотнув, выпалила я. — И вообще, я в свадьбах еще неопытная, я их боюсь.

Говорить о том, что этих церемоний повидала в объектив камеры столько, сколько темному и в кошмаре не приснится, я не стала.

Зато градоначальник, то ли недослышав, то ли с перепугу, уловил только «неопытная» и поспешил заверить, что это дело легко поправимое и после первого раза проходит.

Тут уже нервно дернул глазом чернокнижник, которому и одной свадьбы было выше крыши.

— Начинайте уже, — буркнул Деймон сквозь зубы. — Брачные браслеты — вот.

И он показал два витых украшения, изображавших змей, кусающих свои хвосты.

Вид золотых наручней испортил мое плохое настроение окончательно, поскольку я поняла: в этот раз не отвертеться. Или…

(обратно)

ГЛАВА 2

«Или» не случилось. Темный лишь назвал имена — Деймон Райос и Кэролайн Лавронс, как стража выдохнула. Даже наконечники стрел перестали угрожающе трепетать, и арбалеты опустились вниз.

Градоначальник, лихо оттарабанив вступительную часть про быстротечность времени, про то, какое большое сокровище любовь, про то, что молодожены — два хрупких сосуда, спустя полминуты перешел к главному вопросу: согласны ли мы, собственно, вступить в брак?

Толстячок ни разу не сбился, хотя тараторил так, что Тина Канделаки от зависти язык могла проглотить. Да уж… У местного городского главы не просто рука на свадьбы набита, такое ощущение, что он темных магов каждый день пачками женит, как на конвейере. Или просто нашему регистратору дюже захотелось денег?

Скорее второе. Поскольку, когда жених ответил «да» и взоры всех присутствующих переместились на меня, а я на миг застыла в немом молчании, этот городской шельма хлопнул в ладоши и громко возвестил:

— Дорогая невеста онемела от восторга, но я по глазам вижу, что она согласна. Ведь так, лэрисса Лавронс? Просто кивните.

Даже кивать мне не хотелось. Решительно не хотелось. Но темный щелкнул пальцами, выдохнув столь тихо, что я едва услышала: «Эрастис!» — и в носу начало нещадно щипать. Я оглушительно чихнула.

На лице градоначальника расцвела такая фальшивая улыбка, словно он купил ее на «Али-экспресс». А вот чернокнижник радости не источал, он был занят делом: ловко окольцов… в смысле обраслечивал меня. Буквально секунда — и на моем запястье сомкнулась застежка: золотая змея накрепко впилась в свой хвост.

Я опустила взгляд: на руке темного красовался такой же браслет, только более массивный.

Градоначальник, с облегчением выдохнув, провозгласил, что на территории Светлой империи появилась еще одна семья, зажегся новый очаг…

Но тут главу местного городка перебил чернокнижник, нагло заявив, что достаточно будет записи в зачарованной книге ратуши. Толстяк спохватился, схватил себя за горло, словно испытал приступ удушья. Но нет, он всего лишь нащупал на шее шнурок и, выудив его из выреза рубахи, сжал в руках какую-то висюльку. Воздух перед градоначальником озарился светом, и появилась книга с лежащим между страниц пером.

Как я позже узнала, это было перо огненного грифона. Записи, сделанные им, не поддаются влиянию чар, и их не подделать.

Пока же я лишь наблюдала, как градоначальник, диктуя сам себе, выводит строчки: «Пятнадцатого числа месяца полузимника сочетались браком пресветлая лэрисса Кэролайн Лавронс и темный маг, страж Деймон Райос». И под это бормотание толстяка я поняла: вот теперь я точно влипла!

Едва градоначальник захлопнул книгу, чернокнижник пнул кошель с деньгами в его сторону, а затем, не говоря ни слова, в своей излюбленной манере перекинул меня через плечо и понес вон из ратуши.

Я взвыла:

— Ты добился своего, женился. Теперь-то хотя бы можно не тащить меня вниз головой?

— Можно, — покладисто согласился темный. — Но тогда ты либо отморозишь ноги, либо рассечешь ступни. А скорее всего — и то и другое. Нет, перед владыкой ты должна предстать живой и желательно невредимой.

Чернокнижник вскинул голову и взглянул на небо, потом на горизонт, где маячили горные пики, и пробормотал себе под нос:

— Надвигается снегопад. Но должны успеть.

Куда успеть, зачем и почему — уточнить не смогла. Меня вновь посадили на метлу. На этот раз чернокнижник, наученный горьким опытом, поместил меня перед собой. Выяснилось, что у темного руки не только сильные, но и длинные, потому что он с легкостью обнял меня и схватился за черенок метлы ровно перед моими руками.

Я оказалась притиснута к Деймону.

— Пригнись, обзор закрываешь, — процедил он.

А я что? Я ничего! Сгорбилась, как могла, и вообще стала тихой мышкой на полставки.

То ли сейчас я сидела боком и мои ноги были закрыты полами плаща, то ли меня грели руки чернокнижника и его дыхание, но в ледышку я превратилась лишь частично.

Уже совсем смеркалось, когда меж заснеженных горных вершин показался замок, мрачный, величественный. Создавалось впечатление, что острыми шпилями сторожевых башен он пропарывал брюхатые снегом облака.

Мы пошли на снижение. Внизу во дворе замка кто-то закричал, замахал руками. Я напряглась, ожидая, что через мгновение появится группа поддержки с факелами, копьями и стрелами. Но нет. Это просто слуги приветствовали своего хозяина.

Едва метла остановилась, моего уха коснулись губы чернокнижника. Я вздрогнула.

— Для всех ты благородная Кэролайн Лавронс, дочь второго паладина империи светлых, и никак иначе. Ясно?

— Д-да, — лязгнула зубами я. Видимо, все же основательно замерзла.

Мелькнула мысль, что вполне можно после таких перелетов схватить воспаление легких. Но додумать ее я не успела. Темный уже спешился и уверенным шагом пошел к парадному крыльцу. Одна несчастная новобрачная так и осталась сидеть на метле.

Маг уже преодолел половину лестницы, когда его догнал мой окрик:

— Эй, а как же я?!

— Кто-то, кажется, хотел прогуляться пешком…

— Но не босиком же по снегу?

Я выразительно оглядела двор, запорошенный холодной белой крупой.

Темный выдохнул, будто пытаясь успокоиться, и, развернувшись, пошел ко мне. Не говоря ни слова, закинул к себе на плечо и потащил. Я уже не протестовала. Глядишь, еще чуть-чуть — и совсем привыкну к такому способу транспортировки.

Внутри замок оказался едва ли не больше, чем выглядел снаружи: огромные залы, высокие потолки, утопающие в сумраке… И холод. Не такой, как снаружи. Нет. Здесь гулял холод глухой тоски и одиночества.

Меня поставили на ковер рядом с разожженным камином. Я непроизвольно потянулась к теплу. Маг сел в кресло и принялся безмолвно наблюдать за мной. Плевать. Пусть хоть глаза об меня сломает. Главное — согреться.

Но едва я почувствовала, что я все же больше человек, чем клиент патологоанатома, как прозвучало хлесткое, словно удар кнута, требование:

— А теперь ты мне подробно расскажешь, кто ты, как умерла и откуда тебя притащили эти две прохиндейки.

Что именно за прохиндейки, магу уточнять не требовалось. И рыжая и костлявая врезались мне в память.

— Расскажу, куда же я денусь. Как нужно, в подробностях или кратко?

Я повертела головой, нашла взглядом кресло, стоявшее почти за моей спиной, и под хмыканье темного забралась в него с ногами.

— Можно кратко, — разрешил темный.

Уперев руку в подлокотник, он смотрел на меня так, словно прикидывал размер могильной плиты.

— Меня, как ты выразился, «притащили» издалека. — Выкать после всего, что между нами случилось, мне показалось излишним.

— Огненные земли? — тут же уточнил темный.

— Нет. Наверное, все же чуть дальше, хотя я понятия не имею, где эти земли находятся. — Я закутала руки в складки плаща, стараясь сберечь тепло. — Судя по всему, я из другого мира…

Повисла пауза. Нехорошая такая, с матерным душком, я бы сказала.

— То есть как из другого? — наконец совладал с собой темный, осознав, что ему в мешке подсунули даже не кота, а какую-то заморскую игуану. — И из какого же?

Я призадумалась, как объяснить магу в двух словах, откуда я, если я сама толком не знала, считая свой мир единственным на всю вселенную.

— Из мира, где вместо магии вай-фай, а в воздух поднимаются не на метле, а за счет работы турбин и подъемной силы крыла…

— Крыла? У вас есть драконы? — Темный посмотрел на меня с прищуром.

— Нет. Только второй закон Ньютона, на нем и летаем. Как вверх, так и вниз.

— Вниз можно улететь и без всяких законов. Просто свалиться с метлы, — заметил чернокнижник.

Со знанием дела заметил, будто не раз сам лично ронялся со своей леталки на землю.

Я усмехнулась, подумав, что наш разговор уходит куда-то не туда, а потом поняла: да этот гад просто прощупывает меня. Не получив внятный ответ на прямой вопрос, он пытается ослабить мою бдительность. Наверняка чтобы спустя какое-то время снова спросить о том, откуда я такая взялась.

Не ошиблась.

— И все же откуда ты? Сколько тебе лет? Как умерла? — Тон был уже иной. Не командирский, а словно собеседник зверски устал, но держится из последних сил.

Я внимательнее посмотрела на мага: темные волосы, правильные черты лица. И круги под глазами, точно он не спал несколько суток подряд.

— А сколько тебе? — задала я встречный вопрос.

— Сколько дашь… — не спрашивая, а будто оборвав фразу на середине, ответил маг. Так и просилось окончание: «…столько и будет».

— Если я скажу правду, то ты обидишься.

— Ну тогда соври, — усмехнулся темный.

— Чтобы врать, у меня нет вдохновения, — устало выдохнула я, — и сил.

— Ну, уже хорошо, что хотя бы лгать умеешь. У нас в Темных землях без этого никуда. Жаль, что только по вдохновению и когда не ленишься.

Не ленишься? Ах вот как?!

— Ты уже не наливное яблочко, но пока еще и не засохший огрызок…

— Прости? — Чернокнижник даже кашлянул.

— Я про твой возраст… — невинно пояснила я. И, видя, как Деймон прищурил глаз, решила не доводить до ссоры и миролюбиво добавила: — Но не переживай. Мне вот тоже двадцать шесть.

Мой взгляд упал на женскую, ныне тонкую изящную руку, и я уточнила:

— В душе.

— Я уже понял, что не в теле, — сухо парировал темный. — Настоящей Кэролайн Лавронс только исполнилось восемнадцать. Отец берег ее целомудрие даже от светлых. Она ни разу не бывала при дворе императора, а всех кандидатов в мужья ее отец разворачивал. Зато лэрисса Кэролайн отличалась особой набожностью, благо было в кого. А уж когда лэр Лавронс узнал, что император повелел выдать ее замуж за темного… Посчитал, что монастырь для его дочери предпочтительнее, чем жизнь в скверне с чернокнижником.

Я слушала внимательно. Очень внимательно, поскольку уже поняла — мой собеседник дважды повторять не привык.

— К чему это я рассказываю? Чтобы ты знала, какой должна будешь предстать перед темным владыкой: кроткой, тихой, покорной…

— Дурой, — подхватила я. — Согласиться замуровать себя заживо в каменном мешке, именуемом монастырем, лишь потому, что в отце взыграла спесь, — это не от большого ума.

Да, я ничего не знала об этом мире. И кто такие чернокнижники, представляла весьма смутно. Но передо мной были самые упрямые в мире вещи — факты.

По ним выходило, что отец упрятал дочь в монастырь, где ее убили. Фактически смерть медленная, отсроченная на пару десятков лет, проведенных в келье, просто сменилась смертью быстрой.

А вот спас, вернее, попытался спасти эту Кэролайн как раз тот, кто был страшнее монастыря. Ну не получилось у мужика вернуть душу… Но он приложил немало сил, чтобы вдохнуть в эту девицу жизнь.

К тому же сидевший передо мной чернокнижник оказался не так страшен: его лицо не было изуродовано шрамами, да и характер, насколько я успела убедиться, хоть и скверный, но встречается и похуже.

Меня изучали пристальным взглядом. Я сбилась со счета, каким уже за последний вечер.

— Что ж… В чем-то мне даже повезло, — с расстановкой проговорил Деймон.

Я вскинула бровь.

— У тебя хотя бы есть голова на плечах. Жаль, что при этом ты абсолютно ничего не знаешь о нашем мире.

— Скажи… А если моя душа в теле Кэролайн, то у себя я… — Я резко сменила тему, задав вопрос, мучивший меня все то время, что я жила и дышала здесь.

— Умерла. Тело не может существовать без души дольше четверти удара колокола. Именно поэтому я, обнаружив… — Он на мгновение замолчал, словно подбирая слова. — Тебя бездыханной, не тратил времени на то, чтобы найти подходящее место для призыва. Раскинул пентаграмму прямо посреди храма.

Я четко осознала — мне некуда возвращаться. Рыжая и костлявая обманом вытащили мою душу из тела, и там, на кровати, осталась уже мертвая Ада.

— Чувствую, этот обряд дорого тебе стоил, — первой заговорила я и поежилась.

Дрова в камине почти прогорели, и стало заметно холоднее. Или это я начала заболевать?

— Десять лет жизни, — сухо уточнил Деймон. — Но я отдал бы и больше за возможность избежать войны.

— Войны?

— Не уверен, что тебе стоит об этом знать и забивать голову…

— Стоит. Знаешь, я тут резко поняла, что очень хочу жить.

— Отрадно слышать. Может, ты будешь осторожнее, чем лэрисса Лавронс, и тебя не убьют до представления императору.

— Почему так важно появиться перед взором твоего владыки?

— Владык. Я подчиняюсь лишь моему темному властелину. А ты — обоим. По рождению — светлому, а выйдя за меня замуж — и темному. Я должен представить тебя двору как свою жену и наследницу земель Лавронсов.

В моей голове из разрозненных фактов о «войне», «наследнице», «но я отдал бы и больше…» выросло осознание, что я угодила в какой-то крупный политический переплет, где юная Кэролайн — пешка.

— А…

— Давай завтра. Сегодня я смертельно устал. Главное, убедился, что ты вроде бы не сумасшедшая и не самоубийца.

Я, вспомнив шизофреническую белочку, не была так уверена в первой своей характеристике.

Между тем чернокнижник продолжил:

— Здесь, в моем замке, ты в относительной безопасности. Внутри нет живых слуг. Но на улицу выходить все же не советую. Там есть кого подкупить не деньгами, так страхом.

Я нервно икнула, запоздало сообразив, что мы до сих пор одни и к нам даже не подошел ни один из слуг. И только успела об этом подумать, как из стены выплыл призрак.

Я завизжала. Бешеным тушканчиком стартанула с кресла и в один прыжок оказалась висящей на шее у того единственного в зале, кто в этих самых призраках разбирался. Я бы и за спину чернокнижнику спряталась, если бы тот не сидел в кресле.

— Ик! — ошалело выдала я, а потом все же совладала с членораздельной речью: — Привидение!

— Дор-р-рогая, — пытаясь расцепить мои руки на своей шее, просипел темный, — это всего лишь Гринро. Отпусти.

Я чуть ослабила хватку.

— Добрый вечер, мессир. Прошу прощения, я не хотел напугать вашу спут… э-э-э… — Тут его блеклый полупрозрачный взгляд упал на мое оголившееся запястье, и он полувопросительно закончил: — Супругу?

— Она светлая, это нормальная реакция, — сказал маг и, уже обращаясь ко мне, добавил: — Гринро не какое-то привидение, он лич и управляющий замком.

— Ты же сказал, что тут нет живых слуг, — ошарашенно отозвалась я.

— Но я ничего не говорил про мертвых, — невозмутимо ответил брюнет.

— А еду тебе тоже мертвые готовят? — сглотнула я.

— Да, — отчего-то озадачился Деймон.

При упоминании о съестном у меня в животе заурчало, рот наполнился слюной, и мне стало абсолютно плевать на какого-то там оскорбившегося лича, которого я обозвала привидением. Мне хотелось есть. Желательно горячего. И как следует согреться. А еще — супчика, и чтобы в нем помимо воды имелись обязательно имбирь, гвоздика, корица, сахар и вино.

Кажется, последнее я сказала вслух, потому как лица и чернокнижника и призрака вытянулись.

— Кхм, — кашлянул призрак, — однако интересный у светлых рецепт супа.

Я лишь пожала плечами: поздно пытаться поймать свои слова обратно, если их уже услышали. Это все равно что утверждать, что ты не беременна, когда уже вовсю идут схватки. И в конце-то концов я действительно хотела горячего.

Мне не восемнадцать, и я уже давно вступила в тот возраст, когда у женщин появляются не только первые морщины, но и первые мозги. Оттого понимала, что если я сейчас как следует не согреюсь, то схвачу простуду.

В подтверждение этих мыслей в носу нестерпимо защипало, и я оглушительно чихнула.

— Пошли на кухню готовить твой супчик… — хмыкнул Деймон. — Я тоже основательно промерз и устал. А вино и мясо лучше всего восполняют силы.

Я слезла с кресла и, собственно, с чернокнижника, сидевшего в оном. Пятки тут же укусил холод камня. Поморщилась и переступила с ноги на ногу.

Брюнет, видя это, устало приказал:

— Гринро, принеси лэриссе обувь, чтобы она не мерзла. А потом приготовь горячую ванну.

— Одну? — педантично уточнил призрачный слуга.

— Две! — синхронно отозвались мы с темным и переглянулись.

Призрак тут же исчез в стене, бормоча себе под нос: «Всегда же одну на двоих требовал… А как женился…»

Впрочем, вернулся лич быстро, и передо мной появились тапочки. Розовые. С помпончиками. Маленькие, аккуратные. И явно не Деймона.

— Я позволил себе взять их у Милериссы. Хотя она оставила их у вас в замке исключительно для себя на случай, если заночует… Но других по размеру ноги вашей супруги просто не было.

М-да, в тапках любовниц мне ходить еще не доводилось. Но привередничать не стала. Подумаешь! Зато тепло и удобно.

В черном меховом плаще на голое тело и в розовых тапочках я пошла вслед за чернокнижником на его кухню. Надо сказать, оная впечатляла хотя бы тем, что там были самые настоящие колонны. Пусть всего несколько, но они подпирали высокий потолок. Кухня была белая, с добротными столами из обтесанных досок. Она казалась теплой и, несмотря на большой размер, какой-то… уютной. А наличие проточной горячей и холодной воды и вертел, что сам собой вращался над огнем, заставили меня возрадоваться. Хотя, возможно, если бы этот самый вертел крутился над пламенем без насаженного на него цыпленка, то и радость моя была бы куда меньше.

Хозяин замка собственноручно достал хлеб, снял с огня жареную птицу и разрезал ее на несколько частей. А потом жестом фокусника извлек из стоявшей на лавке корзины бутыль с вином и колотый сахар.

— Что ты там говорила о супе? — Он вопросительно взглянул на меня.

Пройдясь взглядом по полкам, я нашла металлический ковш. Он был слегка великоват, но и я перфекционизмом во всем, что не касалось фотосъемок, не страдала. Ковш был водружен на огонь, и я приступила к священнодействию над глинтвейном, стребовав с хмурого чернокнижника еще и приправы.

Когда все было готово и я разлила дымящийся напиток по кружкам, то удостоилась от чернокнижника взгляда полного сомнения.

— За вкус не ручаюсь, но горячо будет, — заверила я оптимистично и отхлебнула первой.

Ну что я могу сказать… Тем, кто пробовал перец чили вместе с васаби, бояться нечего. А вот темный, похоже, не пробовал.

— Учту, что тебе нельзя доверять варить не то что зелья, даже суп, — прокашлявшись, выдохнул он.

— Ну зато ты не заболеешь… — попыталась утешить я.

— Я и так никогда не болею, — процедил темный. — Давай ешь гевейка, и спать.

Моя рука, уже было потянувшаяся к предполагаемой курице, так и замерла.

— Гевейк? Я думала, это цыпленок.

— Если тебя это успокоит, он тоже был с крыльями и клювом.

Не то чтобы сии знания были мне жизненно необходимы, но голодному желудку оказалось плевать, гевейк это или курица.

Я впилась зубами в ножку, когда темный добавил:

— Правда, в Шумерлинской топи данная тварь попыталась меня убить, выстрелив ядовитыми перьями. Я посчитал, что съесть ее в ответ будет справедливо. — Брюнет испытующе посмотрел на меня.

— То-то я думаю, что мясо такое твердое. А оно, оказывается, за тобой долго бегало, прежде чем умереть.

Судя по всему, нужной от меня реакции Деймон так и не дождался. Еще немного побуравил взглядом, а потом молча принялся за еду.

Когда с поздним ужином было покончено, из стены появился лич.

— Я провожу вас, лэрисса, в комнату.

Я обрадовалась: теплая ванна и спать — как раз то, что мне сейчас нужно. Эх, если бы я знала, насколько обидчив может быть этот полупрозрачный га… Привидение!

(обратно)

ГЛАВА 3

Ни о чем не подозревая, я потопала вслед за Гринро. Дух неторопливо плыл над ступенями лестницы. Когда же мы оказались в коридоре, он в полупоклоне остановился у одной из дверей.

— Прошу вас, лэрисса. Горячая ванна и постель уже готовы.

Я скосила глаза на лича. Тот был сама невозмутимость. Осторожно взялась за ручку двери. Толкнула, не спеша заходить. Ведро не упало, водой не облилась, и вообще все выглядело подозрительно спокойно.

— Приятной ночи, — пожелал мой провожатый и растворился в воздухе.

Я с опаской шагнула внутрь. Определенно, назвав это комнатой, Деймон поскромничал. Посреди огромного зала стояла здоровенная кровать с великолепным балдахином на резных столбиках. Кресла, пюпитр для чтения, секретер — все свидетельствовало о том, что темный не бедствует. Но больше всего меня поразил балкон. Стеклянные двери высотой в три моих роста отделяли его от спальни. Через прозрачную преграду, по которой струилась бронзовая лоза, открывался поистине фантастический вид на погруженную в вечерний сумрак долину.

К спальне примыкала туалетная комната. Посреди нее находилась огромная мраморная ванна на львиных лапах. От воды шел пар. Рядом на тумбе лежали полотенца и халат.

Я закрыла массивную дверь на щеколду и, раздевшись, залезла в воду. Едва не зашипела — так показалось горячо. Но потом тело привыкло, и я поняла, что понежиться в почти обжигающей воде — это именно то, чего мне не хватало до полного счастья.

Вдоволь наплескавшись, завернула волосы в полотенце и надела халат. Правда, он оказался мне длинноват: подол волочился по полу. Зато он был теплым и уютным.

Открыла дверь… Хм. Странно. Когда я сюда вошла — горели свечи, и в камине полыхал огонь. Сейчас же комната тонула во мраке. Лишь светильник под потолком туалетной комнаты мягко касался тьмы за дверью. Если не потороплюсь, то и он прогорит. И придется мне блуждать в темноте в поисках кровати. А с учетом местности этот процесс может затянуться до утра.

Я устремилась к балдахиновому плацдарму. Когда до вожделенной посадочной площадки оставалось всего ничего, свет погас. В итоге я почти успела до того, как огонек в светильнике скончался. Добралась до края кровати и на ощупь отдернула край одеяла. Легла, укрывшись им, и словно провалилась в мягкий теплый сугроб. Сон навалился на меня мгновенно, напрочь вытеснив из головы все мысли.

Пробудилась я от стука. Настойчивого стука в стекло, от которого дрожало все вокруг.

Сонно приоткрыла один глаз и увидела полоску солнца на белой простыне. Похоже, что наступило утро. Судя по ощущениям — наступило оно на меня.

Дзинь! Дзинь!

Казалось, еще один удар — и я услышу, как на пол посыплется тысяча осколков.

Я села на кровати, с неимоверным усилием распахнула глаза и… И заорала. Лобастая оскалившаяся морда стояла на балконе, щерила на меня клыки и показывала раздвоенный язык. Но хуже того, к морде прилагалось тело: мощное, в отметинах застарелых рубцов и шрамов, с здоровенными кожистыми крыльями. Лапы с длинными черными загнутыми когтями внушали лишь одну мысль: меня разделают такими за секунду.

Не переставая орать, я буквально взвилась на постели, утянув за собой немаленькое одеяло. Кубарем покатилась на противоположный край перины, прошлась бешеным бегемотом по чьим-то ногам и сиганула на пол, под прикрытие кровати.

И только закрыв рот, я поняла, что в спальне воцарилась звенящая тишина. Больше никто не скребся в стекло, зато одеяло, которое я успела намотать на себя, как гусеница — кокон, сейчас кто-то настойчиво пытался отобрать.

Я подняла голову и узрела темного. И ладно бы одетого, хотя бы частично. Этот тип предстал передо мной в знаменитом костюме Адама, только без фигового листочка.

— Ты? — выдохнул брюнет, все еще держа в руках одеяло. — Откуда ты вообще здесь взялась? В моей спальне? Я же вчера, как зашел, дверь закрыл и зачаровал, прежде чем отруб… уснуть.

Несмотря на то что смотрела на него снизу вверх, я пошла в наступление. Выпростав из одеяла руку, я демонстративно ткнула пальцем в пространство со словами:

— Вообще-то это моя комната. Меня сюда твой Гринро привел!

Темный отпустил одеяло и скрестил руки на груди. Кажется, нагота его ничуть не смущала. Но и я не была невинной девицей, краснеющей при виде обнаженных тел. Как-никак и в стиле ню приходилось снимать. Поэтому тоже плевать хотела на этого недоделанного Аполлона Бельведерского. И на его заявление: «Вон из моей спальни!» — тоже плевала. Причем трижды.

— Слушай, иди-ка ты сам из МОЕЙ спальни. — Я наконец встала с пола, хотя укутанной в одеяло сделать это было нелегко.

В комнате резко потемнело и похолодало. А взгляд у чернокнижника стал таким, будто он решил меня им без криокамеры сохранить для будущих потомков.

И тут в стекло деликатно поскребли коготком. Чернокнижник махнул рукой, створки распахнулись, впустив в спальню мороз и ветер. Визитер тут же переступил порог и аккуратно затворил двери, помогая себе не только лапами, но и хвостом. Обернувшись к чернокнижнику, он чуть заискивающе уточнил:

— Мессир, может, мне попозже залететь, когда вы ее убьете?

В ответ Деймон только глянул на летуна. Тот нервно переступил лапами и… И тут его глаза округлились и едва не выпали из орбит: он увидел на запястье чернокнижника браслет.

— Мессир… Вам можно посочувствовать? Вы все же женились на той светлой?

— Да. — Чернокнижник, поняв, что одеяло я так просто из рук не выпущу, потянулся за своей одеждой, что лежала на стуле недалеко от изголовья кровати. То, с чем не справились смущение и стыд (по той причине, что оных у Деймона попросту не было), с легкостью удалось банальному холоду, ворвавшемуся в спальню. Темный таки решил прикрыться.

— Ты еще здесь? — обернулся ко мне чернокнижник. — Я же сказал, уйди!

— Куда и в чем? — Одеяло сползло к моим ногам. Я осталась в халате, растрепанная и злая, как ведьма. — Разгуливать босой и голодной по замку, кишащему склеротичными привидениями, которые не помнят, где покои хозяина, а где — гостей, я не собираюсь.

— Тут еще есть зомби и умертвия, — натягивая через голову рубашку, злорадно отозвался чернокнижник.

Я не подала вида, что сказанное меня удивило. Улыбнулась, сделала выводы и прикинула, чем эффективнее всего убивать чернокнижников.

Наверное, на моем лице отразилось нечто такое, отчего крылатый гость нервно сглотнул и тихо спросил:

— Мессир, а вы точно уверены, что вам в жены подсунули светлую? У нее такой взгляд… Подобный был у верховной ведьмы, когда она недавно пообещала пожирателю смерти лично его прикончить. Я сам видел…

— Но ведь пожиратель все еще жив? — как само собой разумеющееся уточнил чернокнижник, натягивая сапог.

— Ну как вам сказать… Почти… — осторожно ответил летун и бочком-бочком начал придвигаться к двери. Не иначе, чтобы дать деру.

— Стоять! — увидев маневр гостя, рыкнул Деймон. — Рух, ты зачем ломился ко мне в спальню в столь ранний час? Не поверю, чтобы пожелать мне приятного утра и отличного дня. Вам, горгулам, вроде бы подобная дурость не свойственна — с утра без повода вламываться к темным магам.

Визитер поджал губы и дернул похожим на лопух и лишь чуть заостренным кверху ухом.

— Вы, как всегда, проницательны, мессир. Меня прислал к вам капитан пограничного гарнизона. Ночью в одной из деревень вспыхнул мятеж. Его подавили, но…

— Передай Таргусу, что лично буду вести допрос зачинщиков, — жестко перебил чернокнижник.

— Да, мессир. — Крылатый склонил голову.

— У тебя что-то еще?

— Нет. Позвольте удалиться.

Темный кивнул, и Рух поспешил ретироваться. Даже стеклянные дверки вежливо и аккуратно после себя закрыл.

Во время этого короткого диалога я так и стояла посреди комнаты. Отмерла только тогда, когда горгул улетел, и тут же удостоилась тяжелого взгляда чернокнижника.

— Больше. Никогда. Не перечь мне. При свидетелях, — отчеканил он.

Я сглотнула и кивнула:

— Хорошо.

А потом увидела, как маска холодного и решительного темного мага слетела с Деймона. Он протер лицо ладонями, будто умываясь, и устало произнес:

— Это и есть та причина, по которой владыка приказал мне взять тебя в жены.

— Я не совсем уловила связь между свадьбой и восстанием, — осторожно начала я. — Может, если ты мне объяснишь, в чем, собственно, дело…

— Просто изображай в течение пары седмиц юную покорную деву, и все, — вместо ответа потребовал темный.

— Я не умею делать две вещи на голодный желудок: быть покорной и худеть. А сейчас я жутко голодна… — Я чуть склонила голову и скрестила руки на груди.

Не знаю, что ожидал от настоящей Кэролайн этот темный, но я всегда считала, что если хочешь добиться чего-то, то нужно уметь договариваться. А еще — понимать намеки.

Судя по моему недолгому опыту общения с чернокнижником, к первому он был не склонен категорически. Интересно, как обстоит дело со вторым?

Темный не был бы темным, если бы не понял того, что я не только недосказала, но даже еще и недодумала.

— Обычно женщины требуют украшений, денег, внимания, услуг… Но первый раз я встречаю согласие в обмен на сочный кусок буженины. Я так понимаю, что к завтраку должна прилагаться беседа? — Он вопросительно изогнул бровь.

— Ты удивительно понятлив. Расскажи мне, почему этот брак был так для тебя важен.

— Ведь не отстанешь, пока всего не узнаешь? — с какой-то обреченностью протянул темный.

— Видишь, мы всего ничего женаты, а отлично понимаем друг друга, — улыбнулась я.

Чернокнижник хмыкнул:

— И почему ты такая язва?

— У меня замечательный характер. Но я же не виновата, что у кого-то просто слабые нервы.

— Кэролайн… — Он покатал это имя на языке, словно пробуя, примеряя его на меня.

Я чуть поежилась, словно на меня надели платье с чужого плеча. Но мне теперь его носить, если хочу жить, конечно. Между тем темный продолжил:

— Привыкай, что теперь тебя зовут именно так. И я заодно тоже постараюсь привыкнуть. Так вот, Кэролайн, в двух словах этого не объяснишь, а я тороплюсь.

— Я поняла: восстание, допрос и прочие гадости жизни…

— Как вернусь, в общих чертах расскажу тебе, почему наш брак был так важен.

— Точно расскажешь? — тоном сварливой тещи уточнила я.

— Точно, — теряя терпение, прорычал Деймон.

— Обещаешь? — не унималась я, доводя темного до состояния кипящего чайника.

— Достала! Клянусь первым уровнем бездны… — После этих слов его руку на миг окутала тьма. — Надеюсь, клятвы будет достаточно, чтобы ты от меня отцепилась?

Я не знала тогда, что эта самая клятва про первый уровень, звучавшая столь весомо, на самом деле полная ерунда. Ее невыполнение грозит чернокнижнику разве что насморком или занозой. Первый уровень — самый слабый из ста… Но пока я не нашлась что сказать, а Деймон, посчитав, что на этом разговор окончен, развернулся и ушел.

Я так и осталась стоять одна посреди спальни, с коконом из одеяла у ног. На горизонте занимался рассвет, окутывая густым туманом, словно муаром, лощину. А я наконец-то смогла в полной мере осознать, что же со мной произошло. Да, я в другом мире. Но главное — я могу снова сама ходить, чувствовать свое тело… Жить, а не существовать заживо погребенной в собственной постели, когда тело опутано системами и датчиками! И сейчас моя задача выжить, не упустить второй шанс.

Я поднесла ладонь к лицу. Еще вчера заметила, что она — тонкая и изящная, не знавшая грубой тяжелой работы, холеная. Такой была и вся Кэролайн. С пшеничными, чуть волнистыми волосами, чья длина позволяла закрыть ягодицы. С аккуратными ступнями и лодыжками. Невысокая, я бы даже сказала, миниатюрная. Полная противоположность чернокнижнику, чье тело было украшено шрамами и странными татуировками. Последние отчетливо врезались мне в память, когда Деймон, встав с постели, показал себя во всей обнаженной красе. Особенно одна, занимавшая едва ли не всю спину: черный ястреб, расправивший крылья.

Не знаю, сколько я такпростояла бы, если бы не лич, выплывший из стены. Дух имел невероятно унылый вид.

— Жаль, что хозяин вчера был столь невнимателен, что не заметил вас, лэрисса… — В голосе полупрозрачного было столько сарказма, что его можно было черпать половником.

— А что произошло бы, случись у Деймона приступ бодрости? — Я изогнула бровь.

— Вообще-то мы на это и рассчитывали. Даже ставки делали: просто нагишом он вас в коридор выставит или еще заклятием каким засветит, для науки, так сказать, чтобы знали свое место и в его покои носа не совали. Мессир ненавидит светлых. И то, что вы его жена, ничего не меняет.

— А если бы он поверил моим словам? Что это ты меня сюда привел?

— Я бы сказал, что это не так. И даже поклялся бы, что вы без моей помощи переступили порог его спальни. И не соврал бы ни словом: вы ведь сами взялись за ручку двери, сами явились сюда… И мессир поверил бы мне, ведь сила клятвы незыблема.

Я лишь поразилась тому, как этот… призрачный паразит так легко мог жонглировать фактами. А потом ухватилась за его фразу про клятву:

— А что в этих клятвах такого? Почему Деймон должен был поверить тебе? Только потому, что ты просто сказал «клянусь»? Так слова же не деньги — их можно наговорить множество, и от тебя не убудет…

Лич закашлялся. Натурально закашлялся. Даже постучал себя по груди.

— Как это «просто слова»! — наконец нашелся дух. — Как это не убудет! Еще как убудет. Когда клянутся, то в залог оставляют частицу себя: крови или души. И зароками просто так не разбрасываются.

— А если бы твой темный поклялся мне в чем-то? — Я переступила через одеяло и сделала пару шагов к личу.

— Да ни в смерть такого не будет! — уверенно возразил дух. — Мессир не поступит так опрометчиво.

— Уже поступил. Поклялся! — обрадовала я привидение.

Гринро эту новость просто так переваривать не пожелал:

— И что же он вам пообещал, госпожа?

— Кое-что рассказать. — Я не стала вдаваться в подробности.

Если Деймон не поставил слугу в известность, что я Кэролайн лишь отчасти, телесно, так сказать, а вот душой — не совсем, то и мне этого делать не следует.

— Фых, — как-то облегченно выдохнул дух. — Всего-то рассказать… А я уж было подумал… Тогда, лэрисса, у меня для вас две новости. И обе не очень хорошие, что лично меня не может не радовать. Во-первых, судя по всему, вы настолько разозлили мессира, что он дал это обещание, лишь бы от вас отвязаться. А во-вторых, рассказать все можно и трупу. Или, на худой конец, вам спящей, валяющейся в бреду, или…

— Достаточно, я поняла, что тебе, личу Гринро, как юристу цены бы в суде не было!

— Да я в жизни, собственно, почти им и был, — с гордостью ответил дух. — Защищал права пожирателей душ в случаях, когда были спорные вопросы: съедена была душа уже мертвого мага или еще чуть-чуть живого…

— И как же тебя самого-то не сожрали твои благодарные клиенты?

— Не могу сказать, что они не пытались, — хмыкнул лич. — Но я после смерти предпочел служение роду Райос…

«Сомнительному удовольствию быть съеденным» хоть и не прозвучало, но это было легко домыслить. Я прошлась взглядом по этому полупрозрачному деликатесу для пожирателей душ и прищурилась.

— И ты без страха рассказываешь мне об этом. А вдруг я найду способ договориться с этими самыми пожирателями, чтобы они плотно пообедали тобой?

— Не выйдет, — самодовольно усмехнулся лич. — В замок им нет хода. А я не собираюсь покидать этих стен.

— И все же вдруг я найду способ?

— Да вы, лэрисса, даже развоплотить меня не сможете. В вас я не чувствую ни капли магии.

Я открыла рот, чтобы спросить о метах, но тут же захлопнула. Не хватало попасть впросак, как с этими клятвами. Поэтому решила сменить тему:

— Наверняка, Гринро, у тебя было немало врагов при жизни?

— Как вы догадались, лэрисса? — чуть удивившись, спросил лич.

— Уж больно ты общительный…

Призрак подозрительно на меня покосился. Я на него. Он — на меня.

— Лэрисса, признаться, когда хозяин сказал, что ему в жены прочат набожную светлую, у которой кроткий нрав, я представил себе немного другую девушку…

— Увы, вынуждена разочаровать. Думалась такая, а сбылась я. Но могу тебя заверить, что все же я отчасти, но соответствую заявленным ожиданиям. Я истинно верующая.

Призрак, чуя подвох, тут же уточнил:

— И в кого же вы верите?

— В себя, разумеется. — А ведь это я не упомянула, что еще и пощусь регулярно: пару постов в «Фейсбуке» за месяц точно выкладываю…

Лич ответил полным сомнения взглядом и задумчиво произнес:

— Хм… Похоже, в Светлых землях за две сотни лет в воспитании благородных дев многое изменилось…

И тут в наш с личем милый и интересный разговор вклинился третий: мой желудок. Он заурчал, напоминая, что ему нужна пища не только духовная. Это ведь бесплотным призракам хорошо. А мой молодой и слегка растущий восемнадцатилетний организм хотел есть. Вот только просить Гринро проводить меня до кухни… Ну уж нет. Окажусь еще в каком-нибудь подвале. Запертая. В качестве шведского стола для голодных крыс.

Спровадив лича, я решительно направилась туда, где вчера оставила свои тапочки — в ванную комнату. Там же умылась и привела себя в порядок. А затем, вооружившись каминной кочергой, отправилась на добычу провианта, а если удастся — и подходящей одежды. Не ходить же мне все время в халате темного и тапочках его любовницы.

Я шагала по коридору с кочергой наперевес, и настроение у меня было прямо-таки волшебным: хотелось сжечь кого-нибудь на фиг, сесть на метлу и улететь в туман. Но, увы, меня окружала суровая замковая реальность. Пока спускалась по лестнице, не встретила никого из зомби и умертвий, популяция привидений тоже, судя по всему, решила мигрировать от меня подальше. В очередной раз шагнув, я почувствовала, как ступенька уходит из-под ног.

Что же, отчасти мое желание сбылось: я таки полетела. Правда, не верхом на метле, а с кочергой под мышкой и вниз по лестнице. Но полетела же.

Уже внизу, чудом не свернув шею, с одной тапкой на ноге, я простонала:

— Господи, когда же моя задница потеряет маршрутный лист и прекратит искать приключения?

Сверху кашлянули, и раздался звук, словно кто-то отщелкнул костяшки на счетах.

Я подняла глаза и увидела белку. Плешивая была занята ответственным делом, ради которого повернулась ко мне хвостом. Она отвешивала смерти щелбаны.

— А я тебе говорила, что она не умрет! — Щелк. — А ты не верила! — Щелк. — Куда! Еще два осталось! — возмутилась белка.

Но смерть только недовольно перехватила косовище.

— Чтобы я с тобой еще раз поспорила… Дудки. Давай теперь без меня ее с ума своди!

Смерть обиженно оседлала косу и взвилась под потолок, а оттуда — через стрельчатое окно, что находилось на стене почти в самом конце лестницы.

Белка осталась сидеть на перилах.

Во время их милой беседы я успела поправить одежду, крепче ухватила кочергу и вообще приняла стоячее положение, в котором гораздо легче и убегать и сражаться. Хотя, не спорю, поза на четвереньках устойчивее, но все же…

Белка улыбнулась мне столь доброй улыбкой, что я поняла: однозначно к такой спиной поворачиваться нельзя.

— Ну что, Ада, или лучше Кэролайн? Готова сойти с ума?

— Лучше Кэролайн. — Я решила, что незачем пропадать столь благодатному риторическому вопросу. Пусть он послужит началом беседы. Даже если оная — с моей шизофренией. — А ты, случайно, не знаешь, где здесь кухня?

— Вот еще. Делать мне больше нечего, как экскурсоводом работать, — уничижительно фыркнула белка. — Моя задача — чтобы у тебя крыша поехала, а не вот это все… — Она выразительно развела лапами в стороны.

— С ума сходить надо на сытый желудок. А на голодный мозги, наоборот, лучше работают. Если не скажешь, где кухня, я скорее с голоду сдохну, чем с ума сойду.

Белка недовольно пошевелила усами и поскребла лапой меж ушей.

— Не-э-э, мертвая ты мне ни к чему. А Хель план и так выполнила. Ладно, пойдем, покажу, где тут можно раздобыть еды.

Она шустро заскакала по перилам, а потом спрыгнула на каменный пол.

— Ну, чего встала, пошли. — Белка махнула лапой, зовя меня за собой.

Пока мы добирались туда, где со слов рыжей «много и вкусно», я успела ее спросить о том, какой такой план у смерти, который та выполнила. Узнала о случайниках, плановиках и повестках. А ведь у меня тоже за месяц до злополучной аварии случилась такая «весточка», только я ей значения не придала. Я тогда чуть не упала на рельсы в метро прямо перед идущим поездом. В последний момент удержалась. Значения не придала, а оказалось, что это было предупреждение.

Потом речь зашла и о самой белке: неужели и она работает по плановой системе?

— Нет, — обиделась рыжая. — Еще чего! Я вольный охотник за разумом. Как это будет на языке твоего мира… — Она на миг задумалась и, что-то вспомнив, воздела лапу с оттопыренным коготком вверх. — Я… фри-лан-сер! Во!

Я глянула на этого рыжего «фри-лан-се-ра», который был размером чуть больше моей ладони, но наглости имел на трех менеджеров по продажам. Причем не просто менеджеров, а топ-менеджеров, круглогодично носящих звание «лучший продавец отдела».

— Пришли! — счастливо объявила белка. — Вот, — она развела лапы в стороны, будто хвастаясь богатствами, — выбирай.

И тут я поняла, что понятия «много и вкусно» у нас с белкой разнятся. В отличие от меня она мыслила масштабно. Очень масштабно. А лучшей едой считала вино. Ибо иных причин, почему мы оказались в винном погребе, я не видела.

У одной стены в ряд стояли закупоренные бочки, у другой — лежали покрытые пылью, запечатанные сургучом бутыли. Я втянула носом воздух и… То ли я действительно начала сходить с ума, то ли у меня случилась обонятельная галлюцинация, но я уловила запах копченого.

Как пес, взявший след, я пошла вперед. Нюх не подвел: винный погреб оказался смежным с кладовой, где вызревали головки сыра, а с потолка свисали, ожидая своего звездного часа, копченые колбасы и окорока.

Белка, резво прыгавшая рядом, обиженно проворчала:

— Вот так всегда! Стараешься для них, все самое лучшее предлагаешь, а они…

— Ладно, не переживай, — подмигнула я насупившейся рыжей. — Возьмем мы эту жидкость для обработки ран…

— Каких ран? — Белка с сомнением оглядела целую и почти невредимую меня.

— Душевных, слава небу, исключительно душевных…

— А-а-а… — протянула рыжая.

А потом мы с ней полчаса спорили, какое вино лучше брать к сыру — красное или белое. И если белое, то сухое или полусухое. У меня, как у свадебного фотографа, кое-какой вкус относительно благородного напитка имелся. Но на стороне белки был многолетний опыт.

Наконец, экспроприировав из кладовой сыр, кольцо колбасы и бутылку вина, мы пошли обратно. Вывела белка меня на кухню. Абсолютно пустую кухню, из которой, по ощущениям, сбежали все. Даже огонь из очага… удирал? Я пригляделась, сморгнула и помотала головой… но нет, пламя медленно ползло в угол и сжималось.

— Это… — Я ткнула в сторону языков пламени.

— А, не обращай внимания, — махнула лапой белка. — Огненная саламандра, как и прочие обитатели замка, меня и Хель отчего-то побаиваются. Смерть — в основном живые, конечно. А вот меня все. — Она важно задрала нос.

— А тебя-то почему? — озадачилась я.

— Как это почему? — Белка аж поперхнулась. — Я же могу с ума свести. А если мертвый перестанет отличать реальность от бреда, то его развоплотят. Развеют в тот же миг, как поймут, что призрак или умертвие того… ку-ку. Потому как сумасшедший становится опасен даже для некромантов. Так что все обитатели замка опасаются за свое посмертие.

— И мозги, — добавила я, имея в виду разум.

— Не, у многих тут мозгов давно нет. Те же скелеты, что занимаются уборкой. У них там… — Белка выразительно постучала по пустой кружке, стоявшей на столе. Звук вышел гулким и впечатляющим. — Пусто.

— И только я такая… смелая.

В последний момент я заменила нелестный эпитет «дура» на более благозвучный.

— Ну зато ты сытая, — возразила белка и потянулась за ножом, который был размером больше нее.

— Пока еще не сытая. Но планирую. — Я отобрала у рыжей нож.

Пока я нарезала сыр и колбасу, белка умудрилась каким-то невероятным образом открыть бутылку и даже нашла где-то засохшую краюшку хлеба.

Увы, вчерашний гевейк почил смертью храбрых, оставив после себя лишь обглоданные кости. Жаль. Пернатый киллер-неудачник, решивший атаковать чернокнижника, был вкусным.

Впрочем, спустя час и две трети бутылки я забыла о гевейке. Плотно позавтракала, продегустировала вино, отметив его тонкий вкус, и ныне слушала исповедь белки:

— Вы, люди, вообще такие… Без меня, белочки, ни подвиг совершить, ни свет повидать… Ик! — Рыжая, осоловев от еды едва ли не больше, чем от вина, пьяно подперла впалую щеку лапой.

— А свет-то повидать тот или этот? — поинтересовалась я, дожевывая кусочек сыра.

Скосила глаза в сторону. Там уже полчаса на нас тайно глазели несколько зомби и пара призраков. К тому же нет-нет да и мелькала полупрозрачная макушка Гринро. Саламандра свернулась в самом углу и тлела углями, изредка высовывая мордочку и с любопытством поглядывая на нас.

— А большая ли разница? — парировала накушавшаяся рыжая.

— В принципе нет. — Я пожала плечами, а потом посетовала: — Вот только какой бы ни был мир, но попадать в нем в приключения лучше на сытый желудок. И нормально одетым!

Я запахнула поплотнее халат. Белка окинула меня чуть затуманенным взглядом, икнув, подняла кружку с вином и провозгласила:

— Ну, давай еще по одной, и пойдем делать из тебя приличного, в смысле одетого человека. Мать твоего нынешнего супружника была непростительно красивой черной ведьмой. Наверняка от нее остались наряды. А вы с ней… ик!.. вроде одной комплектации…

— Может, комплекции?..

— Нет, комплектации! — Белка даже стукнула кулачком по столу. — Стандартной ведьминской базовой комплектации, где вредность заявлена как одна из основных ходовых характеристик.

— И в чем же я вредная?

— Ты с ума сходить не хочешь. Я тут с тобой уже второй удар колокола беседу веду, а у тебя сумасшествия ни на волос.

— Может, мне просто не с чего сходить? — хихикнула я.

— Хм… — Белка призадумалась, а потом возразила: — Да не, разум у тебя есть.

Потом она глянула на опустевшую бутылку вина и, воинственно встопорщив усы, объявила:

— Все, пошли за платьем!

Оценив решительный настрой белки, я бодро пошлепала следом за резво скачущим рыжим мячом.

Сначала в крыле лэриссы Райос мы искали гардеробную. Это оказалось непросто — найти ее среди более чем трех дюжин комнат. И это я еще не упомянула о проходных галереях. По сравнению с убранством спальни Деймона женские комнаты имели поистине королевский интерьер. Одно то, что вместо ванной тут была целая купальня с бассейном, уже говорило о многом. Это я еще не упомянула о специальной комнате для одевания, капелле, гроте, он же зимний сад, кабинете для рукоделия.

Между женским и мужским крылом, словно нейтральная территория, располагалась библиотека. Белка заверила, что в подвале еще есть алхимическая лаборатория, да и много другого интересного. Я предпочла поверить ей на слово.

Наконец мы добрались и до гардеробной. Платья пышные… Платья с турнюрами… Платья, облегающие как вторая кожа, короткие и в пол, красные, черные, насыщенно-синие, лиловые — все оттенки и цвета ночи. Целая шеренга. Что ж, матушке чернокнижника во вкусе не откажешь. Да, смелом, но не вульгарном. А еще я поняла, что выбор для женщины — это зло. А большой выбор — просто армагеддец головного мозга.

Белка с деловым видом перебегала от вешалки к вешалке, цыкая зубами.

— Где они?.. — Ее усы непрерывно шевелились. — Ну где же они?.. А, вот! Нашла. Иди сюда.

Я двинулась на зов. Белка стояла в самом углу. Там висело с десяток симпатичных платьев светлых оттенков. Одни — белые, летние, с открытыми плечами — вызывали у меня стойкую ассоциацию со свадебными, но фаты не было ни у одного. Посему решила, что это наряды для прогулок, сохранившиеся с тех времен, когда их хозяйка переживала пору тургеневской барышни. Вторые — нежных пастельных оттенков, полностью закрытые, с ровным рядом маленьких пуговичек, начинавшихся едва ли не от талии и доходящих до горла, — напоминали о Викторианской эпохе.

Мне приглянулся наряд из тонкой шерстяной ткани нежного мятного оттенка. В таком я точно не замерзну: в замке воздух был хоть и не морозно-стылым, но вполне пригодным для хранения быстро портящихся продуктов. Помимо платьев в гардеробной имелись и другие необходимые в дамском туалете вещи, как то: теплые чулки, башмачки, нижние рубашки и панталоны… В общем, я оделась и почувствовала себя счастливой.

За разговорами, поисками еды и одежды я не заметила, как начало вечереть.

Осенью это особое время суток, когда вроде бы еще светло, но чувствуешь — еще немного, и обнаженные ветви деревьев начнут погружаться в сумрак, на холодное ясное небо выкатится дебелая луна, и все вокруг до рассвета закутается, как в шаль, в звенящую тишину.

Я взглянула в окно. В гардеробной оно было узким, стрельчатым, с мутным стеклом. А вот пейзаж за ним манил своей красотой. Захотелось рассмотреть получше, куда же я попала.

Мы с белкой решили поискать окно или балкон и вышли из гардеробной. Проходные галереи оказались широкими, длинными и располагали к прогулке и неспешной беседе.

Белка, которую я пробовала расспросить о том, кто такой чернокнижник Деймон Райос и зачем я ему нужна, лишь хмыкнула, что она-де в политику не лезет, поскольку у нее от этой самой политики начинается несварение желудка и головная боль. А у той, кто отвечает за сумасшествие, голова должна всегда хорошо соображать. Но поскольку это говорилось чуть заплетающимся языком, в правдивости слов рыжей я слегка усомнилась. И все же кое-что о темном я узнала.

— Еще недавно список личных врагов Деймона можно было охарактеризовать одним словом: кладбище, — пробормотала белка, язык которой мне таки удалось развязать.

— А что случилось после? — полюбопытствовала я.

— А дальше случилось то, что Райос, вольный темный маг, вынужден был вступить в права наследования. Хотя он и отчаянно упирался.

— Кроме него не нашлось наследников? — удивилась я.

— Еще как нашлись… И дядя, и сводный брат, и тетка с племянницей… Да всех и не перечислишь. Но вот беда — никто из них не годился на ту роль, которую уготовил темный властелин для своего стража, хозяина надела приграничных земель. Немалого надела, который занимает едва ли не одну пятую от всех Темных земель.

— Подожди, я запуталась. — Я помотала головой. — Разве эти земли не принадлежат этому… Темному плас… властелину, ну, здешнему императору?

— Нет, — огорошила меня белка. — В Темных землях есть темный властелин. Он — закон и верховный правитель, а еще хранитель Врат бездны. А есть стражи. Это не должность, а скорее титул. — Рыжая на миг задумалась и, почесав затылок, пояснила: — В твоем мире ближе всего к этому титулу — князь. Стражам принадлежат независимые земли: они вроде бы и подчиняются монарху, но не совсем…

— И сколько таких вот стражей? — полюбопытствовала я.

— Родов-то? — уточнила рыжая и тут же ответила: — Сейчас уже четыре. Хотя раньше больше было. Но у Найрисов и Мероссов владения чуть больше носового платка: только и осталось, что воспоминание о былом стражеском величии. А про род Блеквуд-Бьерк — тут и вовсе особый разговор. Эти белые чернокнижники уже вторую сотню лет мозолят очи обеим владыческим династиям, и светлой и темной.

Почему-то в последних фразах у белки прозвучала даже ностальгия… Словно о верных то ли друзьях, то ли врагах (хотя порою это одно и то же) рассказывала.

Я еще собиралась спросить, отчего Деймон не хотел становиться наследником, что случилось с предыдущим главой рода и… Но тут рыжая, громко чихнув, возвестила:

— Пришли, — и ткнула лапой в одну из дверей.

Похоже, она просто виртуозно ушла от ответа на еще не прозвучавший вопрос. Но я не стала настаивать на продолжении столь познавательной для меня беседы. Увы, припереть белку к стене, чтобы она выложила все, что меня интересовало, не имелось никакой возможности — она попросту могла исчезнуть в любой момент. Да и портить отношения со своей шизофренией… Но это не значит, что при следующем удобном случае я не задам ей очередной вопрос.

Я послушно взялась за ручку и толкнула дверь. Как выяснилось, та вела в кабинет. Просторный, но выполненный в строгих темных тонах. В таком кабинете рабочий настрой появится сам собой.

А затем я взглянула в окно. Оно, высокое и широкое, с низким подоконником, который был на уровне колен, не скрывало красоты пейзажа. Замок стоял на вершине отвесного уступа. Дальше находилось ущелье с долиной. Извилистая река-змея еще не замерзла и казалась почти черной лентой на припорошенной первым снегом земле. Чуть дальше шли горы: не острые пики, а гигантские покатые валуны. Они напоминали мне согнутые спины громадных медведей, навсегда застывших. Вот только шкура таких гигантов — не серый мех, а сосны и ели.

Еще дальше — высокие острые пики, увенчанные сахарно-белыми шапками вечных ледников. Вдали они сливались с низкими пузатыми снежными облаками.

Холодная, величественная и беспощадная красота, которой хорошо любоваться вот так, из окна, стоя рядом с камином в теплом кабинете.

Ветер бился в стекло, нет-нет да и донося заунывный волчий вой. Я поежилась. И тут особо сильный порыв распахнул створки. Те ударились и зазвенели, но не осыпались крошкой стекла. Тяжелые парчовые занавески вздулись парусом. Я враз замерзла и поспешила к окну, чтобы закрыть шпингалет.

Взявшись за створки, я залезла на невысокий подоконник: мой рост не позволял мне просто так дотянуться до шпингалета. И только я хотела закрыть окно, как раздавшийся за спиной крик заставил меня замереть.

— Не смей!

Тихо, как в замедленной съемке, я повернула голову. В дверном проеме стоял Деймон. Чернокнижник тяжело дышал. Непокрытая голова, распахнутая черная кожаная куртка, еще не успевшие растаять снежинки на плечах и волосах — темный был сейчас олицетворением стылого осеннего ветра. Яростного и злого. В одной его ладони танцевал сгусток тьмы, вторую он протянул словно для призыва.

— Не сметь чего? — на всякий случай очень вкрадчиво, словно разговаривая с душевнобольным, уточнила я.

— Прыгать не смей. — Темный впился в меня взглядом.

— Да вроде как и не собиралась… — Я покрепче ухватилась за раму. — Только окно хотела закрыть.

Темный меж тем сделал несколько плавных, текучих шагов ко мне.

— Только закрыть? — спросил чернокнижник, и по его тону я поняла: мне отчаянно заговаривают зубы.

— Да. Точнее некуда, — фыркнула я. И не успела даже ничего сообразить, как меня сграбастали и стянули с подоконника. Бесцеремонно, грубо. Наверняка после этого останутся синяки.

Но только после того, как я оказалась стоящей на полу, темный позволил себе выдохнуть. А потом совершил пасс рукой, и окно захлопнулось само.

— Только закрыть, говоришь? — прошипел явно взбешенный маг. — Эти створки сами собой не распахиваются. На них, после того как моя бабка в седьмой раз пригрозила деду самоубийством, было наложено запирающее заклятие.

— Но они…

— К тому же ты стояла на самом краю, в ритуальном платье для погребений. По-моему, картина однозначная.

— Платье для погребений? — ахнула я и машинально перевела взгляд на белку, которая сидела в кресле как ни в чем не бывало.

— Что тут такого? — Она пожала плечами. — Подумаешь, саван. Зато он теплый, и ты сама его выбрала. Кто я такая, чтобы тебе возражать?

— Зачем?

Желание задушить эту рыжую стремительно перерастало в жизненно важную необходимость.

— Ну я решила: раз уж ты с ума не сходишь, может, его, — белка кивнула в сторону чернокнижника, — свести удастся. Он же на тебя столько всего угрохал. Десять лет жизни отдал зараз и прорву сил! Надо думать. Ведь еще седмицу назад он был вполне себе магом двадцати девяти лет, а сегодня — почти сорокалетний! Вдруг, увидев тебя в саване, готовой выпрыгнуть из окна, он бы тронулся рассудком? Ну хотя бы слегка…

Задушить белку я не успела. Прежде в нее полетел огненный шар. Увы, рыжая исчезла раньше, чем Деймон подпалил ей шкуру. Зато кресло занялось основательно, задымив весь кабинет.

Чернокнижник, ругаясь сквозь зубы, усмирил пламя.

(обратно)

ГЛАВА 4

Мы с темным остались вдвоем. Мне пришлось чуть задрать голову, чтобы взглянуть ему в глаза: ростом Кэролайн была ровно по плечо брюнету. Хотела что-то сказать, но промолчала.

Деймон тоже не говорил ни слова. Лишь внимательно смотрел на меня, словно увидел в первый раз.

Деймон. Страж. Темный. Чернокнижник. С жесткой линией губ, тяжелым взглядом — одним словом, воин. И не важно, где он ведет сражение — на поле брани или в кабинетах. Такой привык побеждать и не отступит. Упрямый. Гордый. Опасный. И сейчас он стоял в каком-то шаге от меня.

Я чувствовала его дыхание, кожей ощущала его взгляд, и от этого у меня внутри словно закручивалась тугая пружина.

— Прости, я не знала… — Слова вырвались сами собой.

— Кэролайн… — начал он сухо, но помедлил и, с усилием усмирив гнев, продолжил: — Кэр, никогда, слышишь, никогда не поддавайся на уговоры этой бестии. Она действительно сводит с ума.

Деймон во время своего монолога, кажется, сам не заметил, как взял меня за плечи и притянул к себе, будто доходчивее пытаясь донести до одной мелкой блондинки сказанное. Хорошо хоть не встряхнул, как нашкодившего котенка. А когда и он и я осознали, что стоим так близко, почти прижимаясь друг к другу, оба замерли, не шевелясь, глядя в глаза друг другу. В горле враз стало сухо. Я сглотнула, поймав себя на том, что сейчас все мое тело превратилось в одни сплошные ощущения.

Сильные руки, что все еще держали мои плечи. В них чувствовалось напряжение до дрожи. Я ловила дыхание темного, вдохи и выдохи, от которых было щекотно и тепло. Странно. Ново. Хотелось отодвинуться и одновременно оказаться еще ближе.

А еще я ощутила ароматы ели и мороза, что исходили от Деймона. Они смешались с чуть пряным запахом его дыхания и кислинкой пота от ворота рубахи, щедро разбавились дымом от полусгоревшего кресла… И все же…

Темный хрипло выдохнул. Заметила, как дернулся его кадык. Деймон чуть наклонился ко мне.

На миг смежила веки. А затем, открыв глаза, выдохнула:

— Извини, я и правда не хотела напугать тебя. Окно действительно распахнулось само.

— Я уже понял. — Чернокнижник опустил руки и нахмурился, будто сам на себя раздосадованный за что-то. — Это рыжая сняла запирающее заклятие. Могу поспорить, что и твоя одежда — ее идея.

Я опустила взгляд, усиленно рассматривая подол.

— Не совсем. Утром я осталась в одном халате и… Но я действительно не знала, что это саван. Я бы никогда… — И, перебив сама себя, предложила: — Может, есть другая одежда? Я с радостью переоденусь.

— Зачем? — Темный изогнул бровь.

— Как зачем? Это же саван. Причем твоей матери… Он наверняка напоминает тебе о ее смерти.

— А с чего ты решила, что моя мать умерла? Она вполне себе здравствует и на той седмице сменила очередного любовника, — сухо отчеканил чернокнижник. — Что же до савана, это у нее было в свое время такое хобби. Кто-то собирает гробы со своих неудавшихся похорон. А вот она — коллекцию саванов. Оные ей шили каждый раз, когда думали, что все, наконец-то лэрисса Райос отправится к праотцам. Но мать назло всем доброжелателям в последний момент оказывалась живой и почти невредимой. Все в лучших традициях истинных черных ведьм.

Я провела рукой по бедру, разглаживая складки.

— Признаться, первый раз встречаю такой саван. Он больше на свадебное платье похож, светлое, пышное…

Чернокнижник снисходительно хмыкнул:

— И много ты видела в своей жизни свадебных платьев и собственно свадеб?

— Только за последний год у алтаря стояла раз пятьдесят, — брякнула я, припомнив, сколько у меня было съемок венчаний.

Темный нервно дернул веком и выдохнул:

— Сколько-сколько?

— Ну да, этот год у меня был не самый удачный. Заказов не так много… — посетовала я.

После чего лицо Деймона стало вообще напоминать маску. Посмертную. Мою.

— Так свадьбы эти еще и заказные были?

Меня прожгли полным холодного презрения взглядом.

— Ну да. Не по доброте же душевной и за бесплатно я до седьмого пота впахивать должна. А потом в фотошопе еще сколько штукатурить приходилось, — с вызовом ответила я, поджав губы.

А темнюка чернокнижная продолжала молча на меня зыркать, словно он — священник, которому я на исповеди призналась в том, что на жизнь оргиями зарабатывала. А потом до меня начало доходить…

— Деймон, только честно. Ты решил, что я?.. — Я сглотнула, подыскивая наиболее точное слово.

Тот рассерженной коброй прошипел:

— И что я должен был решить? Ты же сама призналась, что у тебя было пятьдесят мужчин за последний год, с которыми ты прогулялась до алтаря.

Вот он, прекрасный момент для моего истеричного нервного срыва. К горлу подступил ком и… я зашлась смехом. Звонким, безудержным, без единого шанса остановиться.

Месяцы полной неподвижности, нервы, натянутые до предела, перемещение в другое тело и другой мир, горгул, смерть и шизофреническая белка — все вместе сделали свое черное дело.

А поскольку битье посуды и качественное закатывание скандалов у меня, увы, никогда толком не получались, то нервные срывы у меня выглядели вот так — с безудержным смехом.

Мелькнула мысль, что вот сейчас мне залепят отрезвляющую пощечину или выльют на голову стакан холодной воды, чтобы унять. Мелькнула — и пропала.

А потом в меня полетело заклинание. Я даже успела уловить запах морозной мяты перед тем, как мысли обрели кристальную четкость, а в душе поселилось вселенское спокойствие.

— Решил, что тебе не повредят успокаивающие чары, — сухо бросил Деймон. — Судя по всему, те несчастные не были твоими мужьями. Но, извини, это первое, что пришло бы в голову любому, кто услышал бы от тебя «стояла у алтаря». Итак, если ты была не невестой, то… Церковником? Градоначальником, который регистрирует брак?

— Почти. — Я хотела усмехнуться, но мышцы лица словно онемели. Заклинание успокоения оказалось практически убойным для мимики. — Я фотографировала молодоженов.

Чернокнижник озадаченно смотрел на меня. И даже после того, как я объяснила, что зеркалить в нашем мире — это не создавать зеркальный щит, а работать с камерой-зеркалкой, что штукатурить — это не белить стены известкой, а фотошопить и ретушировать, — все равно брюнет смотрел на меня с недоверием.

Наш разговор мы вели все так же стоя друг против друга, на фоне окна, в стеклах которого отражался багровый подбой заката. А потом я увидела, как по запястью темного пробежал сполох и он поморщился.

— Что это? — Я кивнула на руку, которую Деймон непроизвольно потер.

— Это результат моего необдуманного поступка, — нехотя признался темный. — Пойдем поужинаем, и я выполню свое обещание: расскажу тебе, почему был не просто вынужден согласиться на брак с лэриссой Лавронс, но и приложил все усилия, чтобы церемония состоялась.

Ну да, все усилия… Да он свою невесту в прямом смысле из гроба поднял, лишь бы заключить этот брак, куда уж больше-то.

На этот раз ужин состоялся не на кухне, а в обеденном зале. Как и положено, верный слуга-лич наябедничал хозяину обо мне. А конкретно: о грабеже хозяйской кладовой на предмет бутыли вина, кольца колбасы и сыра. Отдельно призрак уточнил про белку и надругательство над матушкиной гардеробной.

Кляузу Деймон выслушал молча и так же молча кивнул, подавая знак к началу ужина.

Спустя полчаса я могла сказать лишь одно: как бы красиво ни был сервирован стол, на каком бы изысканном серебре ни подавались блюда, если еда отвратная, ее ничто не спасет. Отбивная была пережарена и, по ощущениям, посолена впрок, чтобы не испортилась даже спустя год. Картошка или то, что ее напоминало, превратилось в какую-то вязкую кашицу. Оная, по моему мнению, отлично бы подошла вместо клейстера. Не подвело только вино. Подозреваю, бутылку взяли оттуда же, откуда и мы с белкой.

— Слушай, а ты всегда так питаешься или сегодня тут особое меню? — не выдержала я, наблюдая, как мужественно Деймон поглощает ужин. — Вчера тот гевейк был намного приличнее…

— Потому фто, — усиленно работая челюстями и пытаясь отодрать кусок от отбивной, начал темный, — я его фам готофил.

Похоже, мясо было приготовлено в лучших традициях партизанского отряда и сдаваться на укус не пожелало. На отбивной остался четкий след зубов чернокнижника, но кусок был по-прежнему целый.

— Кэр, наверное, мне стоит пояснить: я в этом замке бываю редко. Моя бы воля — вообще бы не появлялся. Но это родовое гнездо рода Райос, и я, как нынешний глава, обязан хотя бы несколько дней в месяц проводить здесь. Главное достоинство этой удаленной крепости то, что сюда тяжело пробраться чужаку. Поэтому я тебя и привез сюда. Что же до слуг — за мертвыми мне проще следить, чем за живыми. Но, увы, и у зомби есть ряд недостатков, один из которых — готовка.

А вот теперь закашлялась я. Не то чтобы я была ханжой, да и против трупов вроде как ничего не имела (когда они мирно лежат с бирочкой), но есть после слов темного расхотелось окончательно.

— Слушай, может, ужин я приготовлю? Нормальный. Уверяю, что таланта для яичницы у меня хватит. Даже для блинчиков. Наверное.

— Кэр, не хочу тебя обижать, но память о твоем глинтвейне все еще жива.

— Мое дело предложить. Но смотри, ты многое теряешь. Это на ужин в дорогой ресторан ты можешь пригласить кого угодно, а вот так, чтобы вечером, сидя на кухне, поесть жареной картошечки прямо со сковородки…

— Знаешь, а ты умеешь уговаривать, — плутовски усмехнулся темный. Наверное, впервые за все время нашего знакомства искренне и по-доброму.

Когда я оказалась у плиты, то поняла, что мне предстоит самое сложное в ужине: решить, что именно готовить.

Нежить, при нашем появлении быстро удравшая с кухни, оставила на огне пару кастрюль с подозрительно булькавшим содержимым.

— И это мне ты говорил про то, что меня к зельям подпускать не стоит? — подняв одну из крышек, возмутилась я. — Да, теперь я понимаю, что с твоими специалистами мне не тягаться.

Сделав ревизию в шкафах, я убедилась, что продукты в замке переводят бездарно. В мешках обнаружились и картошка, и свекла, и лук, и морковка. В морозильном сундуке — баранья голень.

Значит, будет борщ!

Вот только готовить в одиночку я не собиралась, хотя темный всем видом и давал понять, что будет помогать в нелегком поварском деле исключительно морально, развлекая меня беседой. Ага, сейчас. Вручила ему ножик и свеклу. Приготовилась, что в итоге в очищенном виде до меня дойдут три корнеплода размером с грецкий орех, но чернокнижник удивил. Быстро и аккуратно срезал кожуру. Еще и покрошил так тонко, что не на всякой терке натрешь.

— Но ведь умеешь же готовить… — протянула я, глядя на то, как он ловко орудует ножом.

— Ну я бы не сказал, что навык очищать и резать появился у меня у плиты, скорее уж на кладбище…

— Даже знать не хочу, кого ты там очищал и шинковал, — поспешно заверила я.

Но, похоже, темный из своей природной вредности решил мне досадить:

— Только на кладбищенской земле растет черная бульба. Ее цветы ядовиты, а вот корни — отличное средство, которое делает любой декокт в разы эффективнее. Так вот, как только ты вырвешь бульбу из земли, у тебя всего несколько ударов сердца, чтобы ее очистить. Иначе она затвердеет и превратится в булыжник, который даже самая острая сталь не возьмет.

— А я думала, что чернокнижники с умертвиями и духами работают.

— Нет, мы еще охотимся на бульбу, плотоядных кроликов…

— И гевейков.

— И гевейков тоже, — покладисто согласился темный. — К слову, этих самых гевейков я научился запекать на полевой практике, когда учился в академии. Нас на седьмом курсе отправили в Шумерлинскую топь, где путной еды отродясь не бегало. Зато вдосталь было ядовитых гребневиков и гигантских пауков-трупоедов. С провизией у нас тогда как-то не сложилось… В итоге мы питались гевейками, клюквой и надеждами на то, что нам удастся по-тихому утопить магистра Расмуса, который и отвечал за провиант. Как нам заявил этот упырь… и упырь — это вовсе не иносказание: «Вы, выпускники боевого факультета, сможете выжить и без провианта».

Вот так за приготовлением борща мы и беседовали ни о чем. А после ужина я наконец узнала, отчего Деймону срочно понадобилась в невесты лэрисса Лавронс.

Темные и светлые враждовали уже давно. Очень давно. Открыто войной друг на друга не шли, придерживались нейтралитета: то есть если и пакостили, то исподтишка. В этом плане старались разведки с обеих сторон. И однажды достарались. Чуть меньше столетия назад светлые попытались выкрасть у темных артефакт Первородного Мрака. Могущественный и, как я поняла, очень крутой. Но, похоже, что-то пошло у шпионов не так. Совсем как при установке пиратской версии «Виндоус» полными чайниками. Правда, в итоге вышел не голубой экран, а перенастройка этого самого артефакта. В итоге то, что должно было нести смерть и хаос, стало, как бы выразиться поточнее… улучшать демографическую ситуацию. Сильно улучшать, быстрыми темпами. Причем больше всего — в Приграничье. Хотя сам артефакт находился в столице.

Я заинтересовалась: почему так? Я ради этого даже карту Темных земель попросила показать.

Деймон, проводив печальным взглядом пустую кастрюлю из-под борща, которую я как раз убирала в раковину, нехотя согласился. Мы отправились в кабинет.

Здоровенная карта висела у него на стене. В том самом пропахшем дымом кабинете, из которого слуги уже унесли сгоревшее кресло.

Чернокнижник показал мне не только карту, но и аккуратно обведенные районы, где за последние сто лет резко возросло число жителей. Возможно, это было бы даже хорошо, если бы не одно «но». Население Темных земель росло, а вот сами земли — нет. Через десять лет Приграничью грозили голод, нищета и перенаселение.

— Конечно, удалось вернуть настройки артефакта Первородного Мрака, но вот последствия его сбоя… Советники предложили моему властелину маленькую победоносную войну в Приграничье, которая позволила бы привести численность населения в норму, — сказал Деймон так сухо и цинично, словно процитировал чьи-то слова. — Или пустить контролируемый мор, который забрал бы лишние сотни тысяч жизней. Но это жизни моих людей! — Темный сжал кулаки так, что костяшки побелели. — Владыка предложил иной выход: расширить границы Темной империи, если сочетать браком стража перевала и наследницу земель Лавронсов. Ведь именно их земли граничат через перевал.

У Деймона был выбор: либо война, либо брак с ненавистной светлой и расширение владений за счет земель, что шли как приданое Кэролайн. Он выбрал второе. Выбрал ради своих людей. После объявления, что земли Лавронсов переходят во владение стражу Райосу и теперь ему принадлежат и территории за перевалом, его люди смело пойдут туда.

— А как же правитель светлых на это согласился? Чтобы часть его земель перешла тебе?

— У него тоже был небольшой выбор: война, которую он, несомненно, проиграет, даже бросив на врага силы всей Светлой империи, или мир и отчуждение земель. А с учетом того, что и в самой Светлой империи того и гляди вспыхнет мятеж… Аврингрос Пятый согласился на предложение темного владыки упрочить мир брачным союзом верноподданных.

Между бровей на лбу чернокнижника залегла морщина, а скулы побелели. Деймон надолго замолчал, а потом заговорил снова:

— Владыка придумал изящный план, как сократить численность жителей, без войны расширить свою империю и лишить род Райос в дальнейшем возможности претендовать на темный престол. Но была одна загвоздка. Мой отец. Он на тот момент был главой рода стражей Приграничья. Женатым главой. Владыка приказал ему повлиять на меня, чтобы я женился на Кэролайн. Но отец решил сам вести юную Лавронс под венец. А для этого нужно было всего ничего: убить мою мать.

Я в последний момент прикусила язык, чтобы не ляпнуть, какие милые семейные отношения…

— Знаешь, в этом противостоянии я бы встал на сторону матери и прикончил отца, но она успела раньше. Заколола его свадебным кинжалом прямо на императорском ужине, когда он подливал ей яд в бокал. — Деймон выдохнул. — И не смотри на меня так. Брак родителей тоже был договорной, как и у меня с Кэролайн. Родители терпеть друг друга не могли.

— Встать во главе рода тебя заставил император? — догадалась я.

— Да, это была цена свободы моей матери. Зато после моего согласия ей даже не предъявили обвинения в убийстве супруга.

Я обхватила себя руками. В кабинете было тепло, даже жарко, но по спине прошел холодок. Куда я попала? Стало страшно. Темный, словно прочтя мои мысли, произнес:

— Боишься? Правильно. Страх помогает избежать многих легкомысленных глупостей, например смерти.

— По-твоему, смерть — это глупость? — Я закусила губу.

— Да. Самая большая глупость, которую можно совершить в жизни — это умереть, позволив себя убить. А тебя хотят убить многие. Поэтому я прошу только об одном: не будь глупой. Хотя бы пару седмиц не будь.

— Знаешь, вот если бы ты не добавил последнего уточнения, было бы намного лучше.

— Зато так честнее. А честность в Темных землях — товар редкий и ценный.

— Я оценила. И кто же хочет… моей смерти?

— Проще сказать, кто хочет твоего долголетия. Никто.

И Деймон с охотой пояснил почему.

Аврингрос был бы счастлив, если бы девица Лавронс не дожила до свадьбы. Идеальный вариант. Некого сочетать браком — не быть и свадьбе. Хотя в открытую он этого, конечно, заявить не мог. Согласно официальной версии он был счастлив «укреплению союза между Темной и Светлой империями».

Но тот, кто отравил Кэр в монастыре, вполне мог быть послан именно по его указу.

Да и во дворце темного владыки есть немало тех, кто только искал весомый повод, чтобы развязать войну. Например, таковым могла бы стать смерть благородной светлой, скажем, принесенной в жертву в кровавом темном ритуале… Стоит пустить среди людей Лавронса весть о подобной смерти единственной наследницы… Тут уж или война, или мятеж, что тоже на руку темным. Ведь восстание — это способ еще сильнее расшатать трон светлого императора.

Не следуетисключать и фанатиков, которые считают, что темная и светлая кровь не должны смешиваться, и пример Блеквудов-Бьерков только укрепил их в этом убеждении.

Я же поняла, что чернокнижник сейчас лучше любой белки справится с весьма непростой задачей: доведением меня до шизофрении. Я даже головой помотала, прогоняя соблазнительные мысли о том, что в общем-то совсем неплохо сидеть в четырех стенах, жевать край подушки, пускать слюни и не бояться, что тебя кто-то прикончит.

А потом бросила взгляд на карту. Что-то во флажках, которыми были отмечены самые густонаселенные районы, казалось мне неуловимо знакомым… Вот только что?

Дребезжание, негромкое, но настойчивое и резкое, заставило меня вздрогнуть. Мы с Деймоном глянули на стол. Камень, что лежал на самом краю, засветился, и под ним появился конверт.

Чернокнижник помрачнел, как только его увидел, но решительно подошел и взял послание. Открыл, пробежал взглядом по строкам и медленно положил рядом с чернильницей.

— Кэр, кажется, быть благоразумнее и осторожнее тебе придется гораздо раньше, чем я думал. Император приказал нам завтра к утру явиться во дворец.

М-да, вот так обстоятельства во второй раз испортили мое замечательное плохое настроение.

— И долго до этого дворца добираться? — сглотнув, уточнила я, памятуя, сколько мы летели до замка на метле.

— Не больше удара колокола. Телепортационный камень доставит нас до столицы, а оттуда до дворца уже на метле. А сейчас иди спать. Завтра будет трудный день.

«Сейчас» не получилось по причине того, что я, как блоха к собаке, пристала к Деймону с расспросами. Почему мы не могли воспользоваться этим самым телепортационным булыжником, а, как… особо умные, гордые и на всю голову герои, летели сквозь холод и снег на метле?

Темный, скрипя зубами, пояснил, что тогда мы летели через границу. А через нее можно перебраться только своим ходом. Вздумай воспользоваться телепортацией — и тебя попросту разрежет сетью охранного плетения. И выкинет по частям: нога — на землю темных. Рука — на территорию светлых.

— А почему тогда мы не можем сразу во дворец катапуль… телепортироваться?

— Потому что темный властелин — предусмотрительный владыка, который, чтобы не ввергать подданных в искушение убить его императорскую особу, запретил являться во дворец через телепорты. Так что туда, как и через границу, — только на метле или пешком. А теперь иди спать, Кэр. Так от тебя хотя бы меньше вреда, и мне спокойнее, — выдохнул темный, глядя мимо меня на то место, где еще недавно стояло кресло, а ныне красовалась дыра на обугленном ковре.

Я аж поперхнулась от такой несправедливости. Я, что ли, его мебель поджигала? А что до его слабой нервной системы при виде меня на подоконнике, так никто не просил смотреть.

В общем, я убедилась, что мужчины в любом мире одинаковы: не ценят они нас, женщин. А ведь мы всегда готовы о них позаботиться, освободить от лишнего груза — вынести мозг, попить кровушки, расшатать нервишки, из равновесия опять же вывести…

Я обиделась. Гордо так обиделась, независимо. Ни слова не сказала, только спину распрямила и смерила наглеца своим фирменным взглядом фотографа Ады.

Хотела уже развернуться и уйти, даже простучала каблуками по паркету, обойдя обгорелый ковер у самого края, когда чернокнижник выдохнул:

— Кэр, когда будешь решать, каким способом меня лучше убить, советую выбрать сталь. У тебя очень вкусный суп получился, и не хотелось бы портить аппетит, если ты решишь добавить туда яду.

Я чуть не споткнулась от такого заявления и обернулась к темному:

— В смысле убить?

— У тебя было такое выражение лица, с которым в комплекте непременно идет месть. Чаще всего — кровная.

— Деймон, я в этом мире всего второй день. Но о смерти, убийствах и мести я услышала больше, чем за все двадцать шесть лет, что прожила в своем мире. Скажи, неужели здесь первая мысль у всех: либо тебя пытаются убить, либо тебе надо кого-то прикончить?

Повисла пауза. Звенящая, действующая на нервы, щекочущая своим напряжением подушечки пальцев.

— Извини. — В тишине одно простое слово прозвучало негромко, но мне показалось, что подо мной треснул слой льда толщиной в метр. — Я все время забываю, что ты из другого мира.

Я даже помотала головой, не веря собственным ушам. Темный что… извинился? Да быть такого не может. Но тем не менее это было так. А чернокнижник между тем продолжил:

— Что же до ответа на твой вопрос… Нет. Не все и не всегда думают именно так. Просто меня часто пытались убить, вот я и привык… упреждать удар.

Я заскрипела зубами. Привык он… А я от его привычек седой стану.

А потом вспомнила фразу замужней подруги: брак — это тебе, Адка, не шахматы. Тут одного мата мало… Кажется, теперь я начала ее понимать.

— Извинения приняты. — Я чуть улыбнулась и спросила: — Где моя спальня?

Лучше уж самой у темного узнать, где спальня, чем звать в провожатые лича.

— Как выйдешь из кабинета, восьмая дверь налево.

Деймон посмотрел на меня задумчиво и столь внимательно, что я почувствовала себя неловко.

— Спокойной ночи. До завтра, — излишне сухо бросила я, раздосадованная то ли на темного, то ли на свою реакцию на него.

Резко развернулась, так что подол длинной юбки закружился вокруг ног, и хотела было сделать шаг, но запнулась о край ковра, попросту не увидев его, и полетела вниз.

Поприветствовать горелый ковер носом не успела. Чернокнижник поймал меня. И что удивительно, даже не заклинанием, а собственноручно. Не иначе плести чары было дольше, чем подхватить одну щуплую особу.

Когда он развернул меня лицом к себе, я услышала насмешливое:

— Мы так быстро вновь увиделись… Я даже не успел соскучиться.

— Надо же, мне попался чернокнижник, способный довести женщину до сарказма, — все-таки не удержалась я.

Хотя говорить подобное темному, который нависает над тобой, когда ты практически лежишь на полу, — не самая умная идея. Вот сейчас в ответ он просто меня отпустит, и я звучно шлепнусь. Но нет, меня вернули в вертикальное положение. Правда, при этом темный задел утренний синяк.

Я поморщилась, и чернокнижник истолковал мою гримасу по-своему.

— Что? Так неприятны мои прикосновения?

— Нет, — опешила я. — Просто ты задел бок, которым я утром хорошо приложилась, когда упала с лестницы.

— Покажи, — тут же потребовал Деймон.

— Да там не на что смотреть, — попыталась возразить я.

Куда там. В руках темного невесть откуда появился кинжал, и он просто распорол ткань платья.

Здоровенный синяк, красовавшийся на моем боку, радовал мир всеми оттенками фиолетового. Темный прикоснулся. Не пальцами. Лишь взглядом. Скользнул по косо разорванной ткани, по обнаженной коже вверх, к едва прикрытой разорванной нижней рубашкой груди, к плечам, стянутым тонкой шерстяной тканью платья. А потом выше — на шею, лицо.

Деймон чуть склонил голову, и я увидела, как блеснули его зеленые глаза. Этот взгляд завораживал, гипнотизировал.

— Не шевелись. Целитель из меня не очень. Но обезболить могу.

А потом его руки дотронулись до синяка. Они были теплыми, сухими, чуть шершавыми, с характерными для воина мозолями. Я вздрогнула и почувствовала, как уходит боль и в месте ушиба разливается прохлада.

— Вот и все. — Вопреки своим же словам, темный не отстранился.

Его пальцы все еще касались моей кожи.

Но это был всего миг. Миг, показавшийся мне вечностью. В следующую секунду чернокнижник убрал не только руку, но и всего себя от меня подальше.

— Надеюсь, теперь тебе легче. И у тебя больше нет повода морщиться от моих прикосновений, суп-р-руга.

Его последняя фраза показала, что темный не верит мне до конца. И касается это не только падения, но… и всего.

— Да, спасибо, мне действительно стало легче. Только зачем было портить платье? — Я попыталась прикрыть ладонью голый бок.

— Саван, — педантично поправил темный. — И да, я солгал. Он меня жутко раздражал весь вечер. И не только он, но и его содержимое. Но я решил побыть радушным хозяином. И был… сколько смог.

Я сцепила зубы. Так, спокойно, Ада, спокойно… Ты еще успеешь поправить этому радушному хозяину баланс белого. И протереть ему объектив тоже успеешь. А пока смотри, учись, анализируй и молчи.

Вот как одновременно один и тот же человек — ну хорошо, не совсем человек, а чернокнижник — может и бесить до нервного тика, и вызывать чувство благодарности?

— Я провожу тебя до твоей спальни, — неожиданно произнес Деймон тоном, не терпящим возражений.

И он действительно проводил. И даже дверь учтиво открыл и из кабинета, и затем в мою комнату.

Когда же я осталась в своей спальне одна, то, заперев засов и прислонившись к двери спиной, выдохнула. Закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями. А этих самых мыслей у меня было как риса в Китае. И нет чтобы они были рассыпчатыми, рисинка к рисинке, увы, все мысли-зерна слиплись в один клейкий комок.

Кэролайн хотят убить все. Исключение — разве что Деймон, да и то… Я нужна ему живой до тех пор, пока он официально не станет хозяином земель Лавронсов. А дальше?

— Я смотрю, у вас, лэрисса Кэролайн, прямо талант делать все случайно, но как и планировалось. С таким и магии никакой не нужно…

Я распахнула глаза, чтобы увидеть выплывшего из стены лича. Гринро был внешне само почтение. Но вот тон… Такого концентрированного ехидства мне слышать не доводилось.

— Поясни, — холодно потребовала я.

— Ну что тут непонятного… Случайно упала прямо в руки хозяину. Случайно стрельнула глазами, улыбнулась… Я поражаюсь вам. Вроде бы вы не темная. И по виду — не искушенная светская кокетка. Но когда он рядом с вами… Давно не видел мессира таким… живым. А точнее, злым, как после общения с вами. Особенно когда вытрясал из меня подробности того, как вы здорово съехали с лестницы.

— Ты за этим явился сюда? Сказать, что твой хозяин рассержен?

— Нет. — Лич поджал полупрозрачные губы. — Велено принести вам мазь. А к утру подготовить одежду для приема во дворце. И хозяин предупредил меня, что я отвечаю за вашу жизнь и здоровье… Грозил развоплощением, если что, — обиженно закончил Гринро.

Похоже, Деймон пропесочил его на тему: светлая жена — это не только милая молодая супруга, но и ценные земельные угодья, да и вообще стратегические территории для переселения темных.

Больше лич не сказал ни слова, а на прикроватном столике появилась та самая обещанная мазь отвратного зеленого цвета и с таким запахом, от которого бы обрыдался батальон химзащиты. А уж эти парни имеют представление о специфических ароматах.

Но зато буквально через пять минут после ее нанесения от синяка не осталось и следа. «Не пропадать же такому замечательному средству», — подумала я и обработала также мелкие синяки и ссадины на ногах и руках.

Умывшись, легла спать. На удивление — без всяких происшествий. И в объятия Морфея провалилась мгновенно: дал знать о себе насыщенный день. А вот утро началось с чувства к личу, которое нельзя было выразить словами. Только арматурой, лопатой или топором. Но, увы, этого эфемерного паразита нельзя было не то что заслуженно нагладить сими достойными орудиями труда по наглой полупрозрачной роже, но даже припереть к стенке.

Впрочем, если бы на рассвете вам на лицо упала пригоршня снега, дополненная криком «Просыпайтесь, лэрисса!», вы бы тоже наверняка были жутко благодарны тому, кто так печется о вашем режиме дня, бодром настрое и энергии в мышцах.

Я вскочила с кровати как раз вовремя. Через секунду на ложе с потолка упал целый сугроб, который тут же начал таять.

Такая наглость Гринро объяснялась просто. На фразу «просыпайтесь», едва слышную сквозь сон и невнятную, я ответила «сейчас» и… благополучно отрубилась. А лич, как выяснилось, получивший от хозяина карт-бланш на мою побудку, не преминул воспользоваться самым быстрым и эффективным способом. А что? Вода не угрожала ни моему здоровью, ни уж тем более жизни. А то, что она слегка замороженная, — не суть важно.

Ну перестарался чуток, и вместо пары снежинок была пара сугробов… В общем, дух решил творить вендетту, не выходя за рамки дозволенного. Мститель недоделанный, одним словом.

Что ж, сердце у принудительно очнувшейся ото сна лэриссы Кэролайн очень доброе, но к нему в комплекте идет очень злой язык.

Нет, выражалась я культурно, но исключительно с использованием профессиональной терминологии. Дух узнал, что ему «негатив натянут по самый фотошоп», что его «сейчас и на макросъемке не разглядеть будет», «засветят так, что никакой фильтр не поможет» и «диафрагму отрепетируют до состояния не балуйся». В общем, впечатлился, открыл свой затвор до самой матрицы, а потом нервно икнул. И тут с кровати потекла тонкая струйка — это начал таять снег.

Капли гулко ударились о пол, зазвенев весенним ручьем, а сам призрак, скинув оцепенение, помчался вон из комнаты с криком:

— Мессир, ваша жена все-таки ведьма! И не важно, что она светлая!!!

На вопли примчался чернокнижник. Лично. В одних подштанниках, босой, в мыльной пене на щеках и с пульсаром на изготовку. Видимо, крик Гринро застал темного в ванной комнате.

— Что. Здесь. Происходит? — чеканя каждое слово, спросил чернокнижник.

С моего лица капал растаявший снег. В постели, как лебедь среди айсбергов, плавала подушка. Из дальнего конца коридора раздался дрожащий голос лича:

— Мессир, она меня прокляла. Четыре раза! Я в жизни много заклинаний слышал, но чтобы такие страшные… Я даже бледнеть начал. Сейчас и вовсе… развеюсь.

— Трус! Я твою светочувствительность не трогала даже!

— Мессир, она опять! — излишне жалобно, явно работая на публику, провыл лич.

У-у-у, призрачная шельма. Пожирателя душ на него нет. Клацая зубами от холода, я даже сделала себе мысленную зарубку: если выживу, обязательно подружусь с каким-нибудь пожирателем. И приглашу его на чашечку чая (или что там они пьют) в замок. И лучше — в компании с белкой. Чтобы уж наверняка Гринро был в полном восторге от гостей.

— Кэр, хотя бы ты мне скажи, что случилось, — убирая пульсар, спросил темный, пристально рассматривая меня, стоящую посреди комнаты в прилипшей к телу сорочке.

— Что-что, выдержка у твоего привидения, — я мстительно выделила последнее слово: война, значит, война, — никакая.

И я имела в виду в этот раз отнюдь не профессиональный термин, а исключительно тривиальный.

— Гринро остро реагирует на незнакомые заклинания. Его как раз упокоили при помощи одного из таких… Древнего, произнесенного на мертвом языке.

— Я не колдовала, — тут же открестилась я.

— Знаю, в тебе нет и искры дара. Так что… — Темный перевел взгляд на затопленную кровать. — С личем вы в расчете: он переусердствовал в побудке, ты — в благодарностях за нее.

Деймон удалился. Правда, с подозрительно прямой спиной и излишне напряженный.

На удивление, Гринро больше не пакостничал. Даже наряд мне подобрал сносный и, что главное, не из коллекции саванов. Теплое платье насыщенного винного оттенка и манто к нему.

Завтракала я в одиночестве. Деймон появился в столовой чуть позже, одетый в черную рубашку и в черный же мундир. Вот только волосы у него были чуть влажные, мне даже показалось, на паре прядей были льдинки. Но нет, наверное, почудилось.

— Ты готова телепортироваться? — спросил он вместо приветствия.

— Нет.

— А придется, — обрадовал меня чернокнижник.

Потом, собственно, была наша с Деймоном телепортация. Все оказалось намного проще: ни тебе пентаграмм, ни сложных пассов и огненных кругов в воздухе. Мы вошли в комнату, посреди которой на столе лежал здоровенный булыжник, весом с четырех Деймонов, пожалуй. Оба положили руки на камень, чернокнижник скороговоркой произнес какую-то фразу, а потом у меня из-под ног словно выбили пол.

Я ухнула вниз и будто пролетела по какому-то тоннелю. Темному, холодному, узкому, наполненному воем и жуткими криками.

Под конец я, как скоростной экспресс, прибывший на заснеженную станцию, по ощущениям словно врезалась в снежный затор и затормозила. А потом ступни почувствовали под собой твердую поверхность. Свет резанул по глазам, заставив на миг зажмуриться, а когда я все же проморгалась, то выяснилось, что мы в просторной комнате, похожей на ту, из которой телепортировались. Вот только из большого окна была видна мощеная улица.

— Добро пожаловать в Тайру — столицу Темных земель. Город с вольными нравами и жесткими законами. — Чернокнижник протянул мне руку.

— Главное, чтобы не жестокими.

— А разве одно без другого возможно? — иронично спросил темный. — Жестокость и жесткость — это две крайности одной сущности.

«Занятная у чернокнижника жизненная философия», — подумала я. Впрочем, вслух сказала другое:

— А где мы?

— В столице, — терпеливо повторил темный тем тоном, словно вопрошал: нарочно ли я игнорирую здравый смысл или у меня к нему личная неприязнь. Ведь он же уже сказал один раз, что мы телепортировались в Тайру.

— Я поняла, что в городе, а где именно?

— Это мой дом. Не столь большой, как замок, но именно здесь я живу, когда приезжаю в столицу по делам.

— А…

— Нам стоит поторопиться, — перебил Деймон. — Владыка назначил нам аудиенцию на девятый удар колокола.

Знала бы я, чем закончится эта личная аудиенция, попыталась бы экстренно стать дурой. Причем клинической в сотом поколении. Ведь быть умной — вредно для здоровья. Постоянно приходится думать, переживать. А тупость — великий дар. Ни о чем не думаешь. Хорошо. Спокойно. Опять же встреча с его темнейшеством могла бы пройти иначе…

(обратно)

ГЛАВА 5

Но пока я в счастливом неведении последовала за Деймоном. Сначала — вон из «скромного и непрезентабельного», как сам чернокнижник его охарактеризовал, дома, который на поверку оказался внушительным особняком. Затем — к воротам. Рядом с ними в воздухе зависла то ли лодка, на которую сдуру водрузили паланкин без присущих ему жердей для носильщиков, то ли подобие кареты, но без колес. В общем, это было некое летательное извращение. Оно имело обтекаемую форму с боков, снизу — плоское дно, сверху — беседку для хоббитов или других низкоросликов, только вместо скамеек — удобные подушки, на которых и должны были сидеть пассажиры.

«Так вот ты какой, северный олень, в смысле местный паромобиль лимузинистого класса», — промелькнула у меня в голове мысль перед тем, как чернокнижник усадил меня в эту летающую посудину.

Водитель, он же кормщик, он же слуга темного мага, заботливо и распахнул, и закрыл за нами дверцу, а потом произнес заклинание, и лодка плавно тронулась, а точнее, начала взлетать.

Путь до дворца оказался недолгим, но я все же успела получить несколько инструкций от темного.

Первая и самая ценная: молчать и мило улыбаться, опуская взгляд долу. Вторая: не отвечать прямо даже на вопросы, требующие однозначного ответа «да» или «нет». Ну и третья: ничего не трогать, а тем паче не пить и не есть. Да и всех вокруг стараться держать на расстоянии вытянутой руки.

— А если меня спросят что-то… О моей семье, например, о детстве…

— Тут все просто. Твой отец, Кэр, — слово «твой» Деймон выделил особой интонацией, — был набожным. Его жена умерла родами, и воспитывал он тебя один, в строгости и вере. А еще — в ненависти к темным. Так что, как ты поняла, тебя не баловали земными удовольствиями, а про разврат ты знаешь единственное: это грех. Кстати, любимое слово всех церковников. Им ты можешь в случае чего и прикрыться.

— Как? — Мне стало любопытно.

— Отвечая на вопрос: отчего вы не пьете вина? Не попробуете закусок?

— Ясно, — кивнула я.

— Ну и самое главное, не отходи от меня ни на шаг, — серьезно закончил чернокнижник.

— Я даже руку твою отпускать не буду, а если нужно — и на шее повисну.

На краткий миг губы темного дрогнули, хотя лицо осталось невозмутимым.

— Просто не отходи. И… — Он расстегнул несколько верхних пуговиц и вытащил из горловины шнурок. А потом и вовсе снял его с шеи. Небольшой кулон в виде алого камня-капельки засиял на солнце. — Возьми. Амулет хоть и простенький, зато его тяжело обнаружить поисковыми чарами.

Я надела его на шею и поспешила спрятать так, чтобы ни шнурка, ни кулона под платьем видно не было.

— А что он делает?

— Скорее, от чего он защищает. От ментального воздействия. Если тебя хотят к чему-то принудить, он начинает нагреваться, помогая сохранить контроль над своим разумом.

— А…

— Против белки он бессилен, но, если какой-то маг тебя намеренно попытается превратить в овощ, амулет должен выдержать, — словно угадав мои мысли, ответил Деймон.

Тут наша лодка-карета-чаромобиль с претензией на реактивную магическую тягу начала снижение.

Мы вышли на посадочной площадке. Что могу сказать, дворец впечатлял. Его красота была тяжелой, мрачной, давящей. Да уж… Атмосфера здесь… специфическая. Если б не вполне себе живые люди вокруг, можно было подумать, что я оказалась в некрополе… Готы бы оценили. Да что там оценили. Эти ребята пришли бы в экстаз.

Мы зашагали по вымощенной дорожке мимо лабиринта из кустов можжевельника, мимо аллеи кленов, воздевших к небу почти обнаженные ветви, мимо ярких рябин, на которых пировали воробьи.

Впереди показались ступени. К моему счастью, их было немного. Почему к счастью? Да потому, что я на себе ощутила все прелести парадного одеяния. Тяжеленное парчовое платье, обнимавшее мои плечи и доходившее до пола, весило не меньше полного доспеха рыцаря Тевтонского ордена. И это еще на мне не было корсета! Новые туфли тоже в полной мере проявили свое коварство и начали нестерпимо натирать. А ступни — подмерзать.

Единственный плюс был в том, что благодаря длинной юбке колени и икры не мерзли, а манто, доходившее до талии, грело ничуть не хуже пуховика.

Деймон, играя роль заботливого супруга, предложил мне руку. Сначала я чуть замешкалась и с видом инопланетянина, впервые узревшего чупа-чупс, уставилась на эту конструкцию из верхней хватательной конечности, но, услышав, как чернокнижник прошипел: «Берись давай быстрее», быстро водрузила свою ладонь на сгиб локтя кавалера. Надо же, как обстановка меняет человека. В монастыре он меня вниз головой через плечо нес. В своем замке — до дверей спальни проводил. А во дворце уже и учтивость проявляет. Интересно, чтобы он меня на руки взял, нужно, чтобы мы в бездну провалились? Эта сумасшедшая мысль мелькнула и пропала, поразив меня своей глупостью. Я даже головой помотала, спеша прогнать ее подальше.

Пока мы неспешно шли по дорожке, поднимались по ступеням, а потом, оказавшись внутри дворца, двинулись через галереи и залы, Деймон рассказывал о том, как обстоят дела в землях темных. О нравах, обычаях, укладе. В общем, все то, что может поведать чернокнижник своей не сведущей в делах темных магов светлой супруге.

Я усмехнулась, оценив предусмотрительность Деймона, который, похоже, действовал в лучших традициях шпионов, чтя первую заповедь разведчика: «Даже у стен есть уши». Если кто и услышал бы наш разговор, то не смог бы ничего заподозрить.

Наконец мы остановились у одной из дверей.

Стоявший у входа слуга поприветствовал Деймона полупоклоном и возвестил, что его темнейшество скоро примет нас. А пока же мы можем скрасить ожидание в том скромном зале. И слуга указал рукой на боковую дверь.

Я прошелестела юбками вслед за чернокнижником, которому было не впервой бывать на аудиенциях монарших особ. Диванчики, высокие окна с видом на дворцовый парк, картины — все говорило о том, что ожидать тут можно весьма комфортно.

Я огляделась, уже выбирая место, куда бы присесть, когда к Деймону подошел еще один слуга и передал ему конверт.

Чернокнижник нахмурился и сорвал сургучную печать. Едва он прочел послание, как оно тут же вспыхнуло, осыпавшись пеплом.

— Я должен отлучиться буквально на пару вздохов. Кэр, пожалуйста, подожди меня тут. Я бы взял тебя с собой, но это дело государственной важности… Никуда не уходи, я скоро буду.

Видно было, что темный не хочет оставлять меня одну, но вынужден по какой-то причине. И ситуация в целом ему жутко не нравится.

Я же, как и положено, изобразила кроткую супругу и с покорностью во взоре заверила, что непременно дождусь.

Но едва Деймон ушел, как тут же появился слуга в ливрее и настойчиво, я бы даже сказала, безапелляционно пригласил меня на аудиенцию к его величеству Харту II, милостью Первородного Мрака императору Объединенных Темных земель, хранителю Врат бездны.

Титулом я впечатлилась. Причем настолько, что заявила, что без мужа… боюсь. Боюсь до обморока предстать перед очами монарха.

Но слуга был неумолим. Нет, силой он меня не тащил. Но одну мысль донес до меня отчетливо: если я ослушаюсь приказа, то бояться мне будет уже нечего. Ибо трупам страх неведом. Я сглотнула и поднялась с диванчика, который с каждым мигом мне казался все удобнее, и расставание с ним ранило мою чуткую, нежную психику. Хотя, по заверениям сестренки, этой самой моей психикой можно было гвозди забивать, причем в железобетон.

В общем, все происходящее мне крайне не нравилось, но я ничего не могла поделать.

Я оказалась в кабинете его темнейшества и присела в подобии реверанса: юбку растянула в стороны, а ногами изобразила цаплю, которую внезапно скрутил радикулит. Замерла в этой позе, дожидаясь разрешения выпрямиться, но его все не поступало. У меня уже заболели полусогнутые колени, когда прозвучало:

— Лэрисса… уже Райос, я рад, что вы живы и в добром здравии. Хотя слухи о вашей смерти, что ходят ныне в Светлых землях, весьма убедительны.

Я позволила себе поднять голову и чуть изогнуть бровь.

Мой взгляд встретился со взглядом владыки, и я тут же почувствовала, как нагрелся амулет на моей груди.

Темный властелин оказался совершенно не таким, каким я его представляла. Хотя бы потому, что у него не было черной мантии с кровавым подбоем и короны. Вот вообще. Зато в наличии имелся холодный, разрезающий кожу взгляд проницательных серо-стальных глаз. Короткая, абсолютно белая борода и короткие волосы — то ли седые, то ли от природы пепельно-белые — резко контрастировали со слегка смуглой кожей. Закатанные до локтя рукава черной рубашки обнажали руки с множеством татуировок. Черные брюки и расстегнутый шелковый жилет тоже не вписывались в классический образ «темного и ужасного». Однако сомнений в том, что передо мной маг, наделенный немалой силой, способный как миловать, так и казнить одним взмахом руки, не возникало.

— Лэрисса. — Владыка подал знак, чтобы я наконец перестала изображать букву «зю» и издеваться над благородным приветствием.

Я поднялась из реверанса. Не скажу, что изящно, зато быстро. А его темнейшество между тем продолжил:

— Я вижу, что вы не только живы, но и здоровы. Хотя монахини из монастыря Пресветлой Ингориды уверяли, что темный святотатец, который разрушил их обитель, держал вас на руках бездыханной. Не откроете ваш секрет чудесного воскресения?

Вот так вежливо и аккуратно меня приперли к стенке. Теперь стало понятно, почему Деймона вынудили оставить меня. Судя по всему, его было гораздо тяжелее расколоть, и владыка решил, что с наивной Кэролайн будет проще. Ну-ну…

Вовремя вспомнив о том, что Кэролайн вроде как набожная и покорная, я закатила глаза и с придыханием прошептала:

— Такова была воля неба.

Судя по всему, подобного ответа его темнейшеству слышать еще не приходилось. Хотя бы потому, что здесь в чести были демоны Мрака, а никак не семерка богов, которые, по легендам светлых, порхали между тучками.

— Воля неба? — На меня посмотрели с прищуром.

— Да. Небеса не только испытывают нас, но и способны оделить чад своих истинным чудом, — начала я тянуть время, как кота за подробности, надеясь, что вот-вот появится Деймон.

Владыка от моего ответа скривился, словно ему дали понюхать нашатыря.

— И все же, если можно, подробнее…

Я мысленно скривилась в ответ. Вот ведь вежливый. Да, в учтивости ему не откажешь. Вежливо осведомится обо всем и так же вежливо прикончит, если что. Эталон воспитания, а не монарх, паразит его за ногу!

— Испытание верой — это испытание длиной в жизнь. Я поняла, что оно мне не по силам. Всю жизнь провести в покаянии, постах и молитвах, став одной из монахинь… Я, наверное, еще слишком молода и слишком люблю жизнь. Брак же показался мне лишь… меньшей тюрьмой. — Я попыталась увести разговор в сторону от скользкой темы.

Властелину это не понравилось.

Я почувствовала, как в виски начали ввинчивать раскаленные шурупы. Медленно, все усиливая нажим. Амулет на груди нагрелся, предупреждая, что в мою голову пытаются проникнуть, мало заботясь о том, останусь ли я после этого в своем уме.

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не закричать. И тут внезапно все прекратилось. А его темнейшество досадливо протянул:

— Терпение — это искусство скрывать боль. Лэрисса, скажите, насколько вы терпеливы?

Не вопрос, а прямо-таки толстый намек.

— Я могу лишь ответить, насколько я упряма. Ведь терпение и упрямство — это два сына одной матери.

— Значит, будете сопротивляться до последнего?

Конечно, владыка понял, что я лишь прикрывалась набожностью, чтобы скрыть правду. Увы, совет Деймона был хорош, но только не против его темнейшества, которому позволено на своих землях даже больше, чем все. И если владыка захотел узнать правду, то добьется ее.

Наверняка шпионы доложили ему уже все, что могли. Вот только, судя по всему, о сделке Деймона со смертью и белочкой они не знали. Иначе бы сейчас мне не пытались вскипятить мозг.

— В природе каждого человека заложено желание сопротивляться до последнего, когда дело касается того, чтобы жить… — Я попыталась ответить уклончиво, в тот момент еще не понимая, насколько крупно попала.

— Жаль, так было бы проще…

— Простите?

— Лэрисса, вы не так глупы, как хотите казаться. Это видно по вашим глазам, по манере держаться. В вас нет страха, что застилает многим моим подданным глаза, безрассудства и максимализма, присущих юности, фанатичной веры, как у вашего покойного отца… Говоря иносказательно, вы не сладкая конфетка, какой выглядите благодаря вашей карамельной внешности, скорее вы крепкий кофе, чей вкус способен здорово удивить.

«Но только не меня», — читалось во взгляде владыки.

Вот только интерес правителя был далек от мужского. Для этого у него был слишком холодный взгляд. И его дальнейшие слова это подтвердили:

— Но сколько бы ни был тверд ваш ум и крепка броня самообладания, если их не разбить кинжалом, то вполне возможно, что едкий яд проделает в защите дыру. Кажется, с последним вам в монастыре пришлось свести знакомство? Отравителя ведь не нашли? Но я рад, что его рука дрогнула и доза для вас оказалась не смертельной…

Опять намек. Я сглотнула, и это не укрылось от внимания монарха.

— Вы не побледнели, у вас не затряслись руки. Признаться, я ожидал более бурной реакции, чем ваши чуть поджатые губы. Значит, вы уже в курсе того, что вас хотят убить.

Я поняла, что юлить бесполезно, и призналась:

— Да.

— И, полагаю, вы хотите жить долго, счастливо и свободно.

— Вы проницательны. — Я чуть склонила голову.

— Что ж, если бы вы не сопротивлялись, мне бы не было нужды договариваться с вами. Но раз вы настолько терпеливы… — Он помолчал, давая понять, что имел в виду совершенно иное. — То я предлагаю вам сделку. Ваша жизнь в обмен на некоторые услуги.

— Простите?

Его темнейшество с поистине царским величием простил. А потом из весьма иносказательной беседы я поняла, что если соглашусь быть шпионкой владыки, то он обещает мне, что я останусь живой и после того, как мой супруг окажется владетелем земель Лавронсов. Причем останусь живой не каких-нибудь пять минут, а долгие годы.

На осторожный вопрос: «Зачем это нужно?» — я получила неожиданно откровенный ответ. Владыку не устраивало, что Райос, вольный страж, подчиняется владыке скорее номинально, чем реально.

— Сейчас в руках этого вчерашнего мальчишки слишком большая власть и слишком много земель при его независимости. Мне нужна страховка. И этой страховкой можете стать вы, Кэролайн.

Слова темнейшества о том, что при всей своей власти Деймон не может полностью обеспечить одного — полной моей безопасности, царапнули. К тому же я прекрасно помнила слова «супруга» о том, что спустя седмицу у него отпадет надобность заботиться о моей жизни.

— А что мне нужно делать в качестве шпионки?

— Самую малость: сообщать мне обо всем, что связано с Деймоном. А если он решит пойти против меня, то и убить его.

Есть такие моменты, когда кажется, что твое сердце остановилось. Ты даже можешь сделать судорожный вздох, еще не упал и стоишь на этой земле, но понимаешь: кровь застыла в жилах. Так вот сейчас был именно тот самый момент. Я четко и ясно осознала, что отказа владыка не простит. Я проживу ровно столько дней, сколько нужно стражу, чтобы приумножить свои владения. А после — мне конец. Причем могу спорить на что угодно — убьют меня по приказу его темнейшества. Ибо тот, кто сейчас стоит передо мной, не терпит отказов.

Даже то, что сейчас он пробует со мной договориться, пусть и шантажом, его раздражает. Да что там раздражает, откровенно бесит. Хотя он и мастерски это скрывает. Но я, привыкшая через объектив подмечать даже незначительные детали, в одном снимке передавать характер и эмоции, видела. Вот на миг дрогнули уголки его губ, когда мы говорили о терпении, сжался и тут же разжался кулак, когда владыка пытался проникнуть в мою голову, вот его темнейшество вскинул подбородок, говоря о том, что я должна доносить на Деймона…

Судя по всему, император Темных земель изначально планировал просто вытрясти все нужные ему сведения из моей головы, как из перевернутого мешка. Но, упс, ему попалась дамская сумочка, в которой напихано столько добра, что оно застряло на выходе, создав затор.

Потому сейчас он решил добиться своего иным путем.

Слышала где-то, что агента можно завербовать за десять минут. Темный властелин управился за пять.

— Как ваша верноподданная я не в силах вам отказать… В делах государственных.

Я вновь присела в реверансе, пытаясь тянуть время. Сама же лихорадочно пыталась найти лазейку, как мантру мысленно повторяя: «Думай, Адка, думай! Чем ты хуже того шельмеца-адвоката, который сумел доказать в суде, что убивать не так уж и плохо…»

И решение пришло. Можно сказать, профессиональное.

— Позвольте уточнить, как часто вам нужны мои отчеты? — все еще зависая в чертовом реверансе, уточнила я.

Владыка махнул рукой в жесте среднем между «боже мой, какая глупость» и «разрешаю ближайшие пять минут не падать передо мной ниц». Я выпрямилась.

Его темнейшество окинул меня изучающим взглядом, качнулся с пятки на носок, заложил руки за спину и, переведя свой взор на окно, задумчиво протянул:

— Раз в седмицу будет достаточно. Но если произойдет что-то важное или подозрительное, то немедля.

— Полагаю, что мчаться во дворец с вестями в этом случае будет крайне опрометчиво?.. — вкрадчиво спросила я, вспомнив про камень для корреспонденции, благодаря которому Деймон и стал счастливым обладателем приглашения на сегодняшнюю аудиенцию. — Могу ли я в таком случае воспользоваться почтой?

— Да, — разрешил владыка.

Я, скрыв свою радость, перешла ко второму пункту своего плана. В мозгу даже мелькнул лозунг: «Бойтесь фотографов. Они даже горизонт завалить способны, не то что темного властелина!» Так что этот бородатый дядя сильно просчитался. Осталось только установить срок годности моей преданности владыке.

— И еще… Вы говорили о том, что гарантируете мне жизнь на долгие годы… Но мы, юные девы, такие переменчивые. А уж то, что вокруг нас, — и подавно. Вот, например, мое платье. Сегодня оно есть… а завтра нет. Это же касается и мужа.

Все же я сумела удивить этого непрошибаемого владыку. Его брови изумленно приподнялись.

— Что вы хотите этим сказать, лэрисса?

— Вдруг мой супруг нечаянно погибнет. Совершенно случайно… Выпадет из окна или у него случится заворот кишок от испорченных пирожков…

Да, такого выверта женской логики стальная мужская психика выдержать не смогла. Я увидела, как штора на окне чуть колыхнулась, и у края ткани на миг показался рыжий хвост. Всего на сотую долю секунды, но… Этот облезлый хвост был мне очень хорошо знаком, как и его обладательница. Высунувшаяся затем морда абсолютно беззвучно умудрилась одной артикуляцией показать: отлично. И даже наглая лапа подняла вверх большой палец, мол, так держать и дальше.

Владыка, не подозревая, что нас в дружном кругу заговорщиков стало на одного больше, выдал:

— Однако…

— К чему я это веду. Ведь если я вам пообещаю, что всегда буду шпионить за мужем, то мне придется всю свою жизнь, до скончания века, строчить вашей тайной канцелярии записки примерно такого содержания: «Мой покойный супруг сегодня спал хорошо, тихо, в гробу не переворачивался, привидением не выл…»

У темнейшества дернулась щека. Но, как тот, кто уже добился своего, он пребывал в том состоянии, когда терпение все же перевешивало желание свернуть шею одной чокнутой. Увы, роль клинической дурочки я примерила на себя слишком поздно.

— Мы можем поступить проще, всего лишь уточнить, что вы следите за Деймоном лишь до его кончины.

Темнейшество будто учуял подвох, но не понял, где именно. А потому насторожился.

— С чернокнижником никогда нельзя быть точно уверенным, умер ли он окончательно, — ляпнула я наобум и по мимолетной хитрой ухмылке владыки поняла, что попала в точку. Стремясь закрепить успех, я с милой улыбкой предложила: — Вот именно по этой причине я предлагаю заключить наш контр… клятву с ограниченным сроком действия. Скажем, на год. И если спустя это время мы будем живы… — Я не стала уточнять, что скончаться может и сам работодат… в смысле клятвоприниматель. — То мы продлим наш договор. Пусть это будет моя маленькая причуда.

Я озорно стрельнула глазками во владыку. Кокетство и флирт сделали то, что не смогла логика.

— Обычно женские причуды и капризы легко решаются дорогими подарками. Но я вижу, что вам, лэрисса, милее блеска бриллиантов уверенность и душевное спокойствие. Что, опасаетесь, как бы клятва не привязала вас к мертвецу?

Владыка не уточнил, кого под «мертвецом» он имеет в виду — себя или Деймона. Но если бы он это произнес… Властелину можно желать лишь долгой жизни. И даже сомнение в длине оной некоторые считают изменой.

Я похолодела. Иду по тонкому льду. Шаг — оступлюсь и уйду под воду. И то, что владыка не стал ничего уточнять, я оценила.

— Я опасаюсь многого, мой повелитель. — Я попыталась вложить в голосе почтение, и обещание, и каплю женского кокетства.

— Что ж, пусть будет так. Я жду вашей клятвы.

И я поклялась, что в течение года буду следить за Деймоном, писать каждые семь дней подробный отчет, а если произойдет что-то необычное или чрезвычайное — докладывать незамедлительно.

Клятва тут же огненным полозом обвила мое тело, сдавила ребра так, что потемнело в глазах, и… схлынула.

Только после этого владыка удовлетворенно кивнул. Практически тут же дверь распахнулась, и в комнату вихрем ворвался чернокнижник. Холодный, собранный, злой…

— А мы тебя уже заждались, Деймон. Хорошо, что твоя юная супруга скрасила томительные минуты милой беседой, — с затаенной издевкой произнес властелин.

— Я спешил, мой повелитель, но…

— Не утруждайся, Райос. В главном я уже убедился — твоя жена в добром уме и здравии, а что до слухов, будто ты повел к алтарю зомби… Чего только не напридумывают белые сплетники, лишь бы попугать народ кознями темных.

Аудиенция продлилась всего ничего и быстро свернулась. Белка, еще пару минут пошпионив из-за портьеры, исчезла.

Когда мы вышли из дворца и оказались внутри паланкина, Деймон, схватив меня за руку, буквально прорычал мне в лицо:

— Что хотел владыка?

— Чтобы я шпионила за тобой, — спокойно ответила я.

— И ты согласилась? — В его голосе уже не было злости, скорее, усталость.

— А я могла отказаться? — ответила я в излюбленной еврейской манере.

— Нет, — процедил Деймон. — Вот только не пойму, почему ты мне это говоришь?

— Почему не скрываю? — уточнила я. — Ну потому, что клятвы о неразглашении с меня взять не успели. Ворвался ты. Думаю, его темнейшество озаботится этим при нашей следующей встрече. А пока он наверняка подумал, что у меня хватит ума промолчать.

— Ты не похожа на дурочку.

— Скажу больше, я ею и не являюсь.

— И будешь докладывать обо мне все?

— Конечно, в мельчайших подробностях. Другой вопрос, как я это сделаю и чем.

Я удостоились внимательного взгляда. А потом объяснила чернокнижнику, что такое маска, нижний слой, прозрачный слой, наложение… И вообще, какая прелесть фотошоп. Ведь я собиралась писать действительно все. Вот только… сначала водой по самой плотной бумаге, а потом уже поверх — чернилами. Да, я доложу абсолютно все. Но совсем не мое дело, что не все из этого смогут прочитать…

Деймон рассмеялся:

— Такое ощущение, что вы с Гринро родственники… Лич тоже умудрялся найти лазейку везде.

— Насчет родственников не скажу, но пару уроков он мне преподал. — Впервые я была благодарна личу за его каверзы.

— Скажи, Кэр, но почему ты приняла мою сторону, а не владыки?

Возникла слегка неловкая ситуация… Совсем как если бы покойник внезапно засмеялся на похоронах, в результате чего его так и не смогли бы похоронить.

Я не представляла, что можно ответить на столь прямой вопрос. Поэтому ответила предельно честно:

— Сама не понимаю. Хотя дай подумать… — Я сделала вид, что глубоко задумалась, даже пальцами постучала по одной из подушек, что лежали рядом. — Может, потому, что я знакома с тобой чуть дольше? Или оттого, что ты не пытался меня превратить в овощ, копаясь в моей голове? Или потому, что ты знаешь обо мне то, чего не знает владыка…

— Боишься, что я употреблю эти знания тебе во вред? Боишься этого больше, чем гнева властелина? — изогнув бровь, уточнил чернокнижник.

— Нет. Мне показалось, что с тобой будет проще договориться.

— Тебе показалось, — усмехнулся Деймон.

В этот момент у меня в голове словно что-то взорвалось, зашумело, а потом из носа потекла кровь. Капли упали на мех, на подол платья. Но я этого не видела. Я боялась даже пошевелиться, потому что казалось, что от глубокого вдоха мой череп затрещит по швам.

Деймон что-то пробормотал, совершивсложный пасс, и кровь перестала сочиться так же неожиданно, как и начала. Но вот боль… она усилилась.

Прохладные, неожиданно чуткие пальцы дотронулись до моих висков. Как сквозь вату я услышала голос Деймона:

— Тише, тише. Успокойся, Кэр. Вот так. Дыши.

На миг почудилось, что над нами раскрыла крылья какая-то гигантская птица, заслонив от нестерпимо яркого света, резавшего глаза, от шума улицы, что буравился в сознание, от боли, что давила со всех сторон.

Руки чернокнижника держали мое лицо. Я это чувствовала, но самого Деймона не видела. Я вообще ничего не видела, кроме радужных пятен.

— Кэр, откройся мне. Я не могу влить в тебя силы. Ты закрыта.

А я не понимала, о чем вообще говорит этот темный.

Тихо выругавшись, маг прошипел что-то вроде «попробую напрямую», и я почувствовала, как мне в рот буквально вдыхают воздух. Морозный, свежий, от которого хочется дышать. Он пьянил душу и тело, наполняя легкостью и свободой. И боль начала уходить. Постепенно, нехотя убирая от моего сознания свои склизкие щупальца.

Я тихо выдохнула.

Деймон на миг замер, его тело, словно окаменевшее, напрягшееся, нависло надо мной. Я почувствовала это… Его руки, все еще державшие мое лицо, на миг дрогнули.

Открыла глаза. Зря. Прямо передо мной было лицо чернокнижника, нахмуренное, сосредоточенное, но самое главное — оно находилось в какой-то паре сантиметров от моего. Настолько близко, что казалось — мы делаем один вдох на двоих.

Я сглотнула, ошарашенно глядя на темного, и прошептала:

— Спасибо.

А моя рука невесть зачем накрыла его ладонь.

Наши взгляды встретились. Но боль, словно решив уколоть меня напоследок, еще раз ударила в висок. Лицо на миг скривилось, а темный… снова накрыл мои губы своими губами. Но на этот раз отчего-то не отстранился, когда боль отступила. Лишь на мгновение замер, будто прислушиваясь, и поцеловал. Медленно, неспешно, словно пробуя на вкус.

Я ответила. Моя ладонь скользнула на его затылок. И тут же я оказалась прижата к темному, его язык ворвался в мой рот, лаская, завоевывая. Губы темного, невероятно нежные и в то же время решительные, твердые.

Он не спешил. Целовал, то посасывая, то прикусывая мои губы, проводя по зубам языком, то играя, то дразня, то сметая напором. А я пьянела. Пьянела от удовольствия, от воздуха, от его рук, блуждавших по моему телу.

Звуки, воздух, мир вокруг — все казалось нереальным.

В прошлой жизни я целовалась не раз, но чтобы вот так забывать при этом обо всем… Чтобы от прикосновений кожу жгло огнем, чтобы хотелось большего, чтобы невозможно было оторваться. Будто ты — не ты. И еще миг — и взлетишь.

Меня тянуло к Деймону. А его — ко мне. В какой-то момент поняла, что уже лежу на подушках, а он нависает надо мной. Пальцы темного ласкали затылок, перебирали пряди волос, окончательно сводя меня с ума.

— Кэр, — хрипло выдохнул он мне в губы.

Я коснулась его лица и ощутила, как ладонь, еще не дотронувшуюся до щеки Деймона, что-то обвило. Магия. Это была чертова магия. Она оплетала мою руку и туманной дымкой стекала от локтя. А потом нас обоих словно ударило разрядом. Не сильным, но чернокнижник очнулся.

Его расширенные зрачки начали медленно уменьшаться, дыхание, на миг замершее, стало ровнее. И только бешеный стук его сердца я чувствовала отчетливо: моя левая рука лежала на его груди. Обнаженной груди. И как только я умудрилась расстегнуть рубашку? Вот убей, не помню. А если не помню, значит, это сделала не я, и точка.

Деймон резко напрягся, сжал зубы и рывком отстранился.

Я, не ожидавшая такого перехода, сглотнула и села, пытаясь привести в порядок платье, а заодно свои мысли и чувства. Только жаль, что они не хотели в этот самый порядок приводиться.

— Вот поэтому я не люблю делиться силой напрямую, — со злостью выдал чернокнижник.

— О чем ты? — Я машинально потерла виски.

— Вот об этом, — красноречиво взглянув на мои пальцы, которые я как раз опускала, соизволил пояснить он.

Понятнее не стало. Пришлось Деймону просвещать меня дремучую. И кто в этот момент из нас был темный, а кто — просветленная, еще большой вопрос.

Оказалось, за резкую, буквально валящую с ног — а у слабых рассудком и выбивающую из тела дух — мигрень стоило благодарить его темнейшество. Я стала обладательницей так называемого отката после того, как владыка попытался покопаться в моей голове.

Деймон, поняв, в чем дело, хотел ослабить воздействие, но я, не сведущая в магии, как он выразился, была закрыта. С одной стороны, эта самая закрытость позволила мне выдержать давление магии владыки, с другой — помочь мне оказалось проблематично.

— Но ты же дал мне амулет.

— Амулет лишь усиливает твою природную защиту. Если бы ты была слабой изначально, не факт, что он бы выдержал. Владыка — сильный маг. Очень, — подумав, добавил чернокнижник.

Я прикрыла глаза, пытаясь задавить внезапный запоздалый страх. Выходило, что я и вправду могла стать сумасшедшей.

— Поэтому, чтобы тебе помочь, мне пришлось сливать силу напрямую. А обмен магией всегда имеет побочные эффекты. В нашем случае — опьянение.

— Ты сказал «в нашем случае»… А были и другие варианты?

— Да. Например, ты в состоянии эйфории могла бы захотеть полетать. И тебя не смутили бы такие мелочи, как отсутствие метлы, крыльев или заклинания левитации. Или ловила бы розовых бабочек. Тебе могло показаться, что вокруг нестерпимый жар или, наоборот, лютый холод. Или ты захотела бы меня задушить… — с воодушевлением перечислял варианты Деймон.

— Достаточно, я поняла, что могло произойти со мной. У меня другой вопрос: а почему ты…

— А меня, что поразительно, тоже накрыло… — перебил меня чернокнижник и отчего-то невесело усмехнулся. — Как сопливого адепта накрыло. Такого лет пятнадцать не случалось уже. Хотя именно столько лет я ни с кем магией напрямую не делился… Знаешь ли, мы, темные, очень человеколюбивы. И поскольку всех в мире возлюбить невозможно, ограничиваемся собственной персоной. Потому и бережем собственную магию, стараясь не тратить ее понапрасну.

То, что это самое «понапрасну» сидело сейчас напротив чернокнижника, его ничуть не смущало.

Но у обмена магией был и еще один минус. Деймон каким-то образом умудрился перетянуть на себя остаток моей мигрени. Подозреваю, что это и был тот туман, что стек с моей руки на темного, и сейчас он, как и я недавно, мучился болью.

Я поднесла руку к губам. Странно, но крови не было. Зато у темного был запачкан манжет и на скуле виднелся красный след.

— Кажется, на тебе моя кровь… — Я показала на себе, где именно.

— У тебя тоже. Несколько капель на подбородке. — Он протянул мне батистовый платок.

Я вытерла лицо и вернула платок темному. Но он, вместо того чтобы положить в карман, сжег его. И еще проделал несколько дыр на моем платье и меховой накидке.

— Твоя кровь — лучшее оружие против тебя же. Ее можно использовать во множестве ритуалов. Так что впредь будь осторожнее.

Я обреченно вздохнула. Темный параноик!

В особняк мы вернулись вымотанные и уставшие, хотя день только начался. У входа стоял дворецкий. На удивление, это было не привидение или умертвие, а вполне живой человек. Ну, во всяком случае, он точно выглядел живым.

— Рад вашему прибытию, мессир! — Слуга поклонился. — И вашему, лэрисса. — Я тоже удостоилась профессиональной улыбки дворецкого.

— Я здесь ненадолго. Таллас, распорядись, чтобы в столовую подали поздний завтрак.

— Сей момент, мессир. — Дворецкий распахнул перед нами дверь, а едва мы вошли, поспешил выполнить поручение темного.

— Пока готовят завтрак, ты можешь привести себя в порядок. Я провожу тебя до комнаты.

Но едва мы начали подниматься по лестнице, как входная дверь с шумом распахнулась.

— Милерисса? — изумился темный.

— Деймон! — радостно воскликнула гостья, раскинув руки в стороны в жесте «встречайте звезду».

А мне вспомнились розовые тапочки, которые мне подсунул лич. Теперь я могла узреть и их хозяйку. Вернусь — спалю в камине. Тапочки, конечно.

(обратно)

ГЛАВА 6

Заметив меня, гостья насторожилась. Она опустила руки и, склонив голову к плечу, протянула:

— Еще одна любовница? Дей, ты это специально?

Все бы ничего, и я бы даже ответила гостье, дескать, все, любовь у Деймона скончалась и началась суровая семейная жизнь… Если бы не одно «но». Серьезное такое «но», решающее.

Да, у обладательницы розовых тапочек ножка была размера тридцать четвертого, как и миниатюрная ножка Кэр. Вот только во всем остальном мы резко отличались: и в росте, и в весе, и в масти, но главное — в возрасте.

Малявке Милериссе было от силы лет восемь-девять. Эта крепко сбитая, коренастая ведьмочка, что стояла на пороге, недовольно сощурила глаза:

— Брат, я к тебе в гости! Насовсем.

У вошедшего в этот момент в холл дворецкого дернулась щека. И вообще он выглядел крайне испуганным.

Чернокнижник лишь простонал сквозь зубы:

— За что?..

Впрочем, больше ничем Деймон свою радость не выдал.

— Ты опять поругалась с матерью? — для проформы уточнил он.

— Нет. На этот раз она со мной. После того как ее нынешний любовник из статуса «временный» перешел в «постоянный»…

— Это как? — с любопытством вмешалась я.

— Как-как… Нынешний любовник — понятие временное, а бывший — постоянное… — Мелкая даже плечами пожала от изумления: вроде взрослая девица, а таких простых вещей не понимает.

Увы, да. Я была такой. Единственное, что я осознала сейчас отчетливо: вундеркинд в доме — это тихий трындец всей остальной семье.

— И что же ты сделала? — допытывался Деймон, неуловимым образом превратившись из грозного и непрошибаемого темного мага в терпеливого брата, который дает младшей время на объяснения, хотя надо бы — ремня.

— Ну, он сыпал проклятиями и даже запустил в меня пульсаром пару раз, пока мать не видела. И это все ради того, чтобы я им не мешала. Я и не стала мешать, а потопала на чердак с бабушкиным гримуаром… В итоге мамочкин любовник через два удара колокола удивленно и долго квакал. И скакал по лестнице… Наверное, искал водоем, чтобы предложить новой избраннице свою лапку и совместный нерест.

Я подавилась смешком. Деймон оказался более закаленным и держал серьезную морду лица. А малявка между тем продолжала:

— Но мама почему-то обиделась. Долго на меня кричала… И я решила уйти от нее, такой нервной и обидчивой, к своему любимому, доброму и терпеливому брату, — радостно закончила она.

— Мила! — не выдержал «добрый и терпеливый». — Зачем было превращать лэра Корвиуса в жабу? Прокляла бы его тихо и незаметно на несварение и прочие недуги… Ну нельзя же так в открытую. Да и сбегать ко мне… Слуги и здесь и в замке только пришли в себя после последнего твоего визита. Совести у тебя нет!

— Мне все твердят, что у меня нет совести, — насупилась мелкая. — Но знаешь, Дей, это все-таки лучше, чем когда нет мозгов. К тому же Корвиус был обвешан амулетами, как шелудивый пес репьями. Его проклясть было почти невозможно. Он ко всему подготовился. Видимо, знал, к кому в гости шел. А вот о том, что его, темного эльфа, могут превратить в лягушку, не подумал.

Милерисса недовольно надула щеки, точно бурундук.

Как выяснилось за столом во время позднего завтрака, плавно перетекшего в обед, Милерисса, или просто Мила, была проклятием семейства Райос. Причем в прямом смысле проклятием: не в меру талантлива, любознательна, сильна магически и… честолюбива. А еще ревнива, независима и всегда добивалась своего. Одно то, что пару месяцев назад малявка сумела взломать защиту одного из банков и стащить из сейфа рассекатель пространства — браслет-артефакт, позволяющий моментально открыть портал в бездну, — говорило само за себя. Правда, мелкая нацепляла на себя столько проклятий, что по идее должна была тут же скончаться в муках… Но то ли потому, что эта козявка была уникумом (две меты сразу — явление крайне редкое), то ли оттого, что дуракам и смелым (хотя часто это одно и то же) непростительно везет — Мила умудрилась отделаться от большинства «презентов». Она испытала на себе в полной мере лишь проклятие черепашьей кожи, слепых глаз и четвертования. К слову, от первых двух она избавилась за неделю, а вот с третьим возилась чуть дольше: заново отращивать ноги и руки оказалось тяжело.

— Ну что ты так смотришь на мои пальцы? Перестарались лекари слегка, и они получились больше, чем надо, как и ступни, — фыркнула мелкая, когда я с интересом рассматривала ее руки. — Вот чуть подрасту, и вообще незаметно будет, в норму придет. — А потом резко сменила тему: — Так ты и вправду жена моего брата?

За столом мелкая была сама непосредственность: размахивала вилкой, качалась на стуле и выводила из себя слуг и Деймона.

Меня, что удивительно, она не раздражала. Хотя честно пыталась. Но ее пассажи в сторону светлых в целом, их религии, мировоззрения и быта в частности пролетели мимо. Совсем мимо. Зато упорством Милы… я впечатлилась. Не удивлюсь, если ее когда-то выгнали из бездны с формулировкой «Достала своим ехидством демонов!».

Нашу милую беседу прервал все тот же дворецкий, наклонившись к уху Деймона и что-то прошептав.

Чернокнижник нахмурился:

— Я буквально на один миг отлучусь. Курьер из дворца с личной посылкой. Пожалуйста, девочки, не поубивайте друг друга.

Мы обе удивились. Фотографу, который на заре своей юности снимал компромат на звезд, а потом удирал от их охраны, никакие темные маги не страшны. Мелкая тоже оскорбилась, видимо не считая меня достойным противником.

Мы остались в обеденном зале вдвоем. Друг против друга.

Мила — с решительным видом и вилкой в руке, я — с чашкой горячего чая.

Нежно улыбнулись, будто в отражении.

— Деймон — мой, — пошла в атаку мелкая.

— Конечно, — с готовностью согласилась я и нацелилась на десерт.

— Нет, ты не поняла. Брат — мой. И я не позволю всяким светлым проходимкам… Эй, ты вообще что делаешь? — возмутилась Мила.

— Радуюсь жизни. — Я с удовольствием откусила второй кусочек пирожного. Оно было с вишней, которую я обожала.

— Я ей тут ультиматум ставлю, а она жрет! — вскипела мелкая и так ударила вилкой по столу, что тарелки подпрыгнули.

— Ставь его дальше. Я не собираюсь тебе мешать.

— Ты неправильно себя ведешь, — начала просвещать меня мелкая на предмет принятия ультиматумов. — Ты должна мне возразить, что Деймон — твой. И его деньги тоже твои. Так все его любовницы делали…

— Ну так я и не любовница, — возразила я из чувства противоречия.

— Как это не…

Договорить она не успела. Раздался звон стекла, и в нас с улицы полетел сгусток огня.

Я сидела ровно напротив окна. Мелкая — к нему спиной. И именно в ее макушку сейчас неслись осколки стекла и огненный шар. Скорее инстинктивно, чем хорошо обдумав, что именно делаю, я бросилась животом на скатерть, вытянув руки, схватила мелкую за плечи и резко рванула на себя.

Это был не самый разумный поступок в моей жизни. И будь ведьмочка чуть потяжелее, а я — менее испуганной, мы обе превратились бы в хорошо прожаренную котлету. А так операция «Репка» прошла успешно.

Я успела выдернуть мелкую, и мы сцепившимся клубком прокатились до стены под аккомпанемент рвущейся ткани. Моя юбка обзавелась весьма смелым разрезом от щиколотки до талии. Замерли, врезавшись в кадку с фикусом. Окаменели на миг. В сантиметре от моего зрачка застыла вилка с наколотой на нее вишенкой. Из моего пирожного, между прочим, вишенкой. А вполне мог бы быть наколот и мой глаз.

Я аккуратно отвела орудие ближнего ведьминского боя от своего лица. Малявка, оказавшаяся сверху, что-то просопела и откинула вилку вбок. Я же, увидев еще один точечный огненный снаряд, летевший на нас, успела откатиться в сторону в последний момент.

Ведьмочка зашипела над самым ухом:

— Да дай же ты освободиться.

Хм, наверное, так принято благодарить в Темных землях за спасение. Учту.

Меня чувствительно пнули по колену, и я, охнув, слетела с мелкой, которую до этого прикрывала собственным телом. Рука машинально схватила оброненную Милой вилку.

Малявка вмиг оказалась на четвереньках, выпрямилась. В ее ладонях тут же появились два энергетических щита, которыми она отзеркалила несколько фаерболов.

— О Мрак, они сейчас червоточного демона запустят сюда! Эй, белобрысая, уходим, срочно!!!

Я увидела, как малявка тряхнула кистью правой руки. Браслет, что обхватывал ее запястье, полыхнул, сливаясь с кожей, ногти стали удлиняться… Точнее, не ногти, а когти. Огненные когти. И она ими буквально располосовала пространство. А второй рукой с недюжинной силой схватила мою, и мы рванули во Мрак.

До этого мига мне казалось, что я кое-что знаю о жаре. И о пятидесяти градусах в тени, которыми славится туристическая Турция, и о горячем паре русской бани… Ан нет, оказалось, что ничего я не знала. Вокруг плавился воздух. А Мрак, что опутывал сетями, тянул свои щупальца, казался и вовсе живым.

Мне чудились голоса, я увидела даже пару оскаленных морд. Или померещилось?

Но мелкая тащила меня на буксире, рявкая куда-то в сторону:

— Это моя добыча!

Через пару минут она запустила сгусток огня во тьму.

— Пошел, пошел отсюда! — гаркнула мелкая на какое-то вынырнувшее из мрака рыло.

— Не поделишься невинной девственной жертвой? — заблеял неведомый тонкий жалобный голосок.

От такого заявления мелкая аж поперхнулась:

— Какая, к светлым, девственница, див ты ощипанный? Я эту белобрысую у брата отбила! А от него невинными девами еще никто не возвращался! Так что забудь, рогатый. Она — моя!

Но ко мне уже потянулись загребущие когтистые ручонки и бесцеремонно схватили за колено каким-то шлангом. Я мысленно прокляла откровенный разрез юбки, которым недавно обзавелась. Шланг оказался теплым и каким-то излишне самостоятельным. Он резко дернул меня назад.

Такой наглости не стерпела. Вилка, которую я сжимала в руке, тут же вонзилась в шланг. Темнота взвыла и начала сыпать проклятиями. А малявка, важно задрав нос, хмыкнула:

— Не распускай хвост, облезлый, а то она его в следующий раз не только на вилку насадит, но и сожрет.

— Эта твоя белобрысая выглядит ну точно светлая монашка, вышедшая из храма погулять! — огрызнулся демонюка, баюкая хвост. — К тому же невинная… И прям светится вся, аж противно. Я не смог удержаться.

Как ни удивительно, он был недалек от истины. Я задумчиво посмотрела на свое оружие. М-да… Как там говорится? Не бойся ножа, а бойся вилки: один удар — четыре дырки…

— Не надо было хватать. И вовсе я не белобрысая, а пшеничная блондинка.

— Волосы из снопа соломы, что ли, сделаны? — не понял демонюка.

Выразительно покрутила вилку в руках, и отчего-то див стал на удивление понятливее и даже попятился… Я уже было возгордилась: нагнала страху.

Увы, реальность оказалась слегка иной. Когда за моей спиной раздался скрежет зубов, я обернулась и… Нет, не испугалась. Всего лишь мое сердце застучало как бешеное и поспешило в пятки, дыхание замерло, а в голове возник слоган: она хотела светлого будущего, но ей досталась светлая память. А в остальном… Совсем нет, я не испугалась.

Демон, высокий, внушительный, с витыми рогами и в одних штанах, взирал на меня, скрестив руки на груди.

Многообещающе так скрестив.

Недавний хвататель моего колена, скуля, уполз во мрак. Мелкая замерла, зло и как-то по-особому зыркнув исподлобья.

— Господин демон, а вы, случаем, не на диете? — невесть зачем осведомилась я, машинально отряхивая юбку.

— Хм… Такого у меня еще не спрашивали, — клыкасто усмехнулся он. — Обычно говорят либо «умри, исчадие тьмы», либо «возьми мою душу»… Но о диете — впервые. А с какой целью интересуетесь, лэрисса?

— У меня просто есть рецепт отличной диеты. Вегетарианской. Не желаете ее опробовать? Вот прям сейчас, — с интонацией свиньи, убеждающей волка принять ислам, начала я.

Тут уже не выдержала мелкая.

— Эй, ты чего, как тебя там… Кэролайн. Того, умом тронулась? Ты чего несешь? — шепотом спросила малявка. — Я тебя не понимаю.

— Мало кто понимает меня. Впрочем, я тоже порою не особо врубаюсь… — в сторону, почти не разжимая губ, прошептала я. — Но конкретно в данный момент я заговариваю нашему рогатику зубы. Сейчас мы еще немного мило побеседуем и, когда он отвлечется, даем деру.

— Он не отвлечется, — тихо и уверенно возразила мелкая.

— Отвлечется, — на таком же ультразвуке рассерженно прошипела я.

Мелкая посмела усомниться в моей профессиональной квалификации?! Да у свадебного фотографа высший дан по манипуляции вниманием. У меня даже теща в объектив смотрит, а не на свежеиспеченного зятя. Даже если он в этот момент рядом с ней кадрит свидетельницу! А тут какой-то демон.

— А я говорю — не отвлечется, — упрямо гнула свою линию мелкая. — Я его хорошо знаю, он мой па…

— Девочки, я вам не мешаю? — иронично изогнув бровь, осведомился рогатый.

— Нет! — рявкнули мы, синхронно развернув лица к демону.

С видом несильно обремененной интеллектом блондинки я радостно помахала рукой темноте и заорала:

— О, белка, смерть, привет! А Хель что, себе новую косу прикупила?

Он все-таки оглянулся. Видимо, демону стало интересно, что мои знакомые тут забыли.

А я же, цапнув мелкую одной рукой, второй подхватила подол разорванной юбки и устремилась вперед, особо не разбирая дороги.

Малявка сопела, чередуя рваные выдохи и слова:

— Как… ты… их… смогла… разглядеть?

У меня едва не вырвалось: а что, они там и вправду были?

Сзади нас что-то сначала ослепительно вспыхнуло, а потом громыхнуло. Я глянула через плечо. Полыхало знатно, и треск пламени перекрывался рыком:

— Чтоб я вас обеих не видел больше рядом с моей дочерью! И не смейте во Мраке показываться. Ни на первом уровне, ни на сотом!

На алом фоне чернел мощный силуэт со знакомыми такими рогами.

Когда мы отбежали настолько далеко, что было если не совсем безопасно, то чуть менее опасно, чем рядом с демоном, я решила уточнить:

— Он что, и вправду твой отец?

— Да, — фыркнула малявка. — Я не виновата, что у меня мама такая порядочная. — Она утерла нос и пояснила: — У нее по порядку в любовниках побывали светлый император, дракон и демон.

— А…

— Не спрашивай, как она умудрилась. Особенно про Аврингроса. Они и были-то всего на одном приеме вместе, когда делегация темных приезжала в Светлые земли с дипломатической миссией… Но лучше бы моим отцом стал светлый, чем демон.

Малявка сделала еще пару шагов, принюхалась, словно пытаясь уловить в воздухе что-то, а потом заключила:

— Будем выходить в реальность тут, — и махнула скрюченными пальцами по пространству.

Воздух вмиг рассекся, превратившись в рваную рану пространства, и мы метнулись вон из Мрака.

Оказавшись на свежем морозном воздухе, я не могла надышаться. Мое платье тлело по подолу, а не прикрытая одеждой кожа была красной, как после солнечного ожога.

Над нами раскинулось вечернее небо, но лично мне было не до него.

— А чем тебе не нравится отец-демон? — уперев ладони в колени и согнув спину, уточнила я.

Дыхание восстанавливалось, но стала одолевать жажда.

— А что в этом хорошего? Постоянно держи себя в руках, в рамках, как какой-нибудь портрет, иначе превратишься в уродливую демоницу с рогами. А добрый папочка так и норовит утянуть на восьмидесятый уровень Мрака. У него с моей матерью эти… разногласия в моем воспитании. Он жаждет, чтобы я жила у него, но мама и Дей слегка против. Ну, я, впрочем, тоже…

И словоохотливая Мила пояснила почему.

Демон хотя и страдал гипертрофированным отцовским инстинктом (что для его расы вообще нонсенс), заключавшимся в желании самому воспитывать дочь — а еще охотиться с ней по выходным на тварей бездны, приносить на Новый год жертвы первородному хаосу и вообще мило и по-семейному проводить время, — но еще и лелеял мечту породниться с другим демоническим родом. Все бы ничего, но родниться было как бы слегка некем. С той стороны имелся жених… И тут на роль невесты неожиданно выискалась Мила.

Жениху недавно стукнуло сто семьдесят лет. А вот мелкой — всего девять. Ну да это ерунда. Годы быстро летят, особенно в компании гадов бездны. Один за два, можно сказать. Поэтому малявка не особо любила погружаться во Мрак. Хотя для этого ей сейчас, с рассекателем, даже пентаграммы призыва чертить не надо было.

— Помнишь, брат за столом упоминал, что у меня две меты. Так вот, первая нормальная, как и положено ведьме — плющ, а вторая досталась от папочки — огненная плеть.

Она оголила предплечье, и я увидела татуировку скорее кнута, чем плети, чей длинный ремень обвивал рукоять.

— И что в этой твоей… мете… такого?

— Ну это мета истинных демонов. Начнем с положительного: она делает меня сильным магом. Из отрицательного — она же может меня убить, поскольку сжирает резерв за считаные удары сердца.

Я распрямилась и выдохнула. Малявка выглядела поникшей и жутко усталой. Судя по всему, ее изрядно вымотал наш проход по краю бездны. Интересно, у нее вообще остались силы колдовать?

— Пойдем отсюда? — Я постаралась произнести это как можно более беззаботно, я бы даже сказала, с мечтательной интонацией.

— Пойдем. Только почему у тебя улыбка такая странная? — спросила мелкая, задрав голову и глядя на меня не по-детски серьезным взглядом.

— Я мечтаю, — попыталась оправдать я свой излишний оптимизм, которым лучилась заклинившая намертво улыбка.

— А почему ты тогда сцепила зубы, сжала кулаки и побелела от напряжения? — невинно хлопая ресничками, продолжила допрос малявка.

— Потому что со всей силы мечтаю, — проскрипела зубами я.

— Оказаться дома? — допытывалась Мила.

Вообще-то я мечтала для начала высказать все одному типу, который вроде как должен был меня защищать от покушений. Потом — оторвать голову моим несостоявшимся горе-убийцам. И напоследок — надеть теплый халат, тапочки (согласна даже на те розовые, из замка) и выпить горячего чая.

Но вслух сказала совсем иное:

— Какая же ты догадливая…

Мелочь хитро улыбнулась и уточнила:

— Догадливая — это которая приходит вслед за загадочной?

Вопрос меня удивил.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну так мой дед всегда говорил: загадочная ведьма может загадить семейную жизнь любому чернокнижнику. А если она не успеет, то придет догадливая и догадит…

— Знаешь, у тебя был очень дальновидный дед, — только и сказала я.

И мы пошли прочь, подальше отсюда.

Мои плечи уже начал кусать холод. В воздухе закружились снежинки, падая на голую землю. Я огляделась. Оказалось, мы вышли в каких-то трущобах. С обеих сторон — прижавшиеся друг к другу, что и рук в стороны не развести, высоченные, закопченные до черноты стены, которые прямо по курсу заканчивались тупиком. Там была навалена гора мусора и сновали крысы. Впрочем, несколько куч было и у стен.

А вот сзади… Сзади, где был выход на улочку, нарисовались крысы двуногие.

— Опа! Какие малышки к нам заглянули, — гоготнул один.

— Аппетитные, — облизнулся второй, кося на нас красным глазом.

— Цыпа, — обратился ко мне третий, — не хочешь меня приласкать? Обещаю, ты запомнишь меня на всю жизнь. На всю свою последующую короткую жизнь, которой и осталось, что на удар колокола.

— Малышня — моя… люблю свеженьких, молочненьких… — цыкая излишне длинными клыками, возвестил первый.

Успела лишь подумать: «Уважаемая моя нервная система! Крепись, сволочь, крепись!» — и машинально задвинуть малявку себе за спину, как в голове словно взорвался вулкан.

Клыкастые паразиты, похоже, еще и ментально пытались на меня воздействовать. Этого я уже не стерпела. Еще мама обо мне маленькой говорила: у нашей Адочки терпения вагон и маленькая тележка, но если тележка отцепится, то вагоном так накроет…

С тех пор я слегка подросла, окультурилась. И теперь, когда кто-то меня раздражал до крайности, а из сдерживающих факторов оставалось одно лишь воспитание, то я в процессе общения быстро доходила до взбешенного состояния. Прямо как сейчас, когда эта троица стала последней каплей в моих сегодняшних злоключениях.

Я оскалилась не хуже клыкастых, натурально зарычала, показывая, что у меня тоже есть клыки. Не разрывая зрительного контакта и продолжая рычать, я чуть наклонилась. В одной моей руке все так же была зажата вилка, вторая нащупала что-то длинное и гладкое. Судя по всему — палку.

Действовала строго по инструкции, в свое время данной мне Егором.

Пару лет назад меня угораздило после очередной свадьбы пешком возвращаться домой. Ночь, парк, темная аллея… и я с фотоаппаратом. Когда из кустов выпрыгнул кто-то и приставил нож к горлу, я даже пикнуть не успела. Но потом нападавший всунул мне в руку прямоугольник картона и резво убежал. Я долго не могла прийти в себя. Но это мысленно. А вот ноги тогда быстренько дали деру, не спрашивая у мозгов: надо ли? Просто унесли хозяйку подальше от злополучного места. Дома я толком рассмотрела тот прямоугольник картона, оказавшийся визиткой клуба женской самообороны.

Надо ли говорить, что на следующий день я и еще с дюжину недовольных девушек пришли на первое занятие. Подозреваю, что все как одна с единственной целью — отметелить в благодарность инструктора-промоутера за столь креативную раздачу флаеров.

Но суровый мужик Егор, бывший десантник, видимо, практиковал подобное не впервые… К слову, съездить по его суровой физиономии мне удалось занятии на двадцатом, зато с какой радостью мой кулак поздоровался с его носом. Зазевавшимся носом, ибо в ход я пустила тогда не только силу, но и главное оружие женщины — коварство. Не стоило ему расслабляться на фразу: «Я беременна от тебя и согласна выйти замуж!» Именно ее я проорала громко и выразительно, с радостной улыбкой на лице. А потом врезала.

Мужик, который не то чтобы участвовать в зачатии — даже в поцелуях со мной не сталкивался, видимо, все же слегка растерялся…

В общем, тогда Егор получил от жизни ценный урок: нет ничего страшнее известия о беременности. А я от него чуть позже — тоже весьма нужный: мы сильнее, чем можем представить. Главное, действовать так, как от тебя не ожидают, и с максимальным применением подручных средств боя.

Один из троицы, самый молодой и бледный, тот, что обозвал нас «аппетитными», сглотнул и даже отступил на шаг.

— Кажется, мы слегка ошиблись. Это перевертыши…

Двое других, наоборот, приготовились к драке.

Памятуя о том, что лучшая защита — это удрать, а когда сие технически невозможно — внезапно атаковать, я прыгнула на того, кто оказался ближе всех.

Ринулась по прямой на высокого тощего клыкастика, который обозвал меня цыпой, но в последнюю секунду шарахнулась в сторону. Моей основной целью был главарь — любитель цыкать.

Я бы смогла огреть его подобранной палкой, которая по весу тянула на дубину, если бы не его удивительная прыткость. Он разминулся с моим оружием буквально на сантиметр. Но вот от вилки уйти не смог.

В его бок всадились четыре зубца столового серебра. Главарь взвыл и затрясся в припадке, словно его скрутил приступ эпилепсии. Двое других попятились от озверевшей меня. Но тут из-за моей спины в тощего дылду полетел сгусток тьмы. Хотя сгусток — сильно сказано, так, какое-то недоразумение. Но и этой кляксы хватило. Врезавшись в тело бандита, тьма тут же начала пеленать его в кокон и сжимать, как удав — жертву. Самый молодой из нападавших оказался дальше всех от нас. Он развернулся, чтобы удрать, а я в пылу драки кинулась было в погоню, но сбоку послышался знакомый до боли голос.

— Оставь, ему и так хана, — возвестила белка, незнамо откуда взявшаяся на куче мусора.

Парень вздрогнул, а потом… упал в обморок. Я только сплюнула. Ну и куда с такими дамскими нервами в разбойники?

Похоже, последнюю фразу я сказала вслух, потому как рыжая захохотала в голос:

— В разбойники? Милая, это были не грабители, а вампиры! И могу по секрету сказать, что они решили, будто ты оборотень.

— Кто я?!

— Оборотень, рычащий такой… Да и твое оружие… — Белка на миг замолчала, красноречиво покосившись на мою руку. — Весьма впечатляющее.

И только тут я взглянула на свою дубинку. А точнее — здоровенную бедренную кость. Вот тебе и палочка…

Белка деловито пропрыгала к своей добыче, уселась той прямо на лоб и начала копошиться лапами в волосах молоденького вампира. Малявка с видом бывалого мародера подскочила к бьющемуся в путах тьмы кровососу и, подняв с земли булыжник, ловко тюкнула вампира по темечку. Тот тут же благополучно отрубился.

Затем мелкая зачем-то открыла ему рот и еще раз прицелилась булыжником.

— Эй, ты чего? — не поняла я.

— Как чего? Добываю себе трофей. Клыков вампира у меня в коллекции еще нет.

Один ловкий удар, и кровосос лишился клыка. Второй — и еще одного. Потом она перешла на нижние…

Я же пыталась осознать: маленькая милая девочка только что выбила зубы вампиру. Девочка. Выбила. Клыки. Вампиру.

Холод, что было отступил во время драки, вновь напомнил о себе, ужалив за плечи. Я посмотрела на малявку. Потом на белку и… поняла, что благородство это хорошо, но экспроприация больше полезна для здоровья. К тому же я вроде как победитель, и мне тоже положен трофей.

Глянула на трясущегося главаря, получившего инъекцию серебра. И решила поступить по примеру Милы: бедренная кость встретилась с лобной. Звук вышел звонким, словно по колоколу залупила. Припадочный обмяк, только несколько раз вздрогнул. А я… сняла с него пальто. Оно оказалось весьма теплым, на беличьем меху…

Мелкая, уже поднявшаяся с колен, довольно сжимала свои четыре трофея в замерзших ладошках и шмыгала посиневшим от холода носом.

С неба падал пушистый снег, обещая, что скоро, буквально со дня на день, придет настоящая зима, скует льдом озера и реки, раскинет вокруг свое покрывало, и природа заснет до весны. Но то природа… А здесь был город, точнее, его самая неприглядная часть — трущобы.

Я накинула пальто на плечи малявки. Оно было столь длинным, что его полы касались земли. Но мелкая не стала привередничать, тут же просунула руки в рукава.

— А ты? — спросила она, кутаясь и блаженно жмурясь.

— А я сейч-ч-час вот-т-т эт-т-того раз-з-зден-н-ну, — простучала зубами я, ткнув пальцем в обморочного. Снять одежку с оставленного без клыков вампира было невозможно по той простой причине, что его спеленали путы тьмы.

Белка, копошившаяся лапами то ли в волосах, то ли прямо в мозгах пацана, недовольно глянула на меня:

— Дай закончить!

Я подождала минут пять, за которые успела продрогнуть. И когда стала счастливой обладательницей драного вампирьего пиджачка, что почти не грел, то пальцы мои почти не гнулись.

— Лэриссы, приятно иметь с вами дело, — между тем раскланялась белка. — Кстати, Кэр, не хочешь посотрудничать? Прибыль поделим: тебе десять процентов, мне девяносто. У меня тут как раз на примете один темный властелин имеется…

(обратно)

ГЛАВА 7

Я сцепила зубы и так мило улыбнулась, что белка даже шарахнулась в сторону.

— Ну не хочешь так не хочешь… Просто скажи. — Она развела лапы в стороны, а потом задумчиво почесала нос и с деловым видом добавила: — А если двадцать на восемьдесят?

Я начала наклоняться за оброненной было костью.

— Эх, — без лишних слов поняла белка. — А жаль. У тебя такой хороший потенциал. И талант дюжий.

— Какой еще потенциал? И что за талант? — с любопытством выглянула из-за моей спины мелкая.

Белку она почему-то не то чтобы опасалась, но предпочла держаться от нее на расстоянии полета пульсара. Еще и мной прикрылась как щитом.

— Бесить, — коротко пояснила рыжая и, повернувшись ко мне, хихикнула: — После твоего ухода владыка знатно разозлился. Давно не видела его таким. А все оттого, что ты мужику хорошенько планы нарушила, отказавшись превращаться в куклу, полностью послушную чужой воле. Он так и заявил про тебя, то ли восхищенно, то ли язвительно: ну и ведьма!

— И никакая я не ведьма, — возразила я исключительно из чувства противоречия. — Я, может, уставшая, замерзшая, голодная, растрепанная фея…

Сказала вроде с сарказмом, но мелкая тут же оживилась:

— Правда? Крылья покажешь? Ну покажи, покажи! А можно мне чуть-чуть их обстричь? У нас просто домашнее задание в школе по изготовлению эликсиров. Там как раз крылья феи хорошо бы добавить.

Я представила, как мне бы в школе задали принести в качестве домашней работы обрезанную косу сестренки. М-да. Интересная тут все же система обучения. Построена по принципу: добудь свое учебное пособие самостоятельно. И не суть важно, в бою ли, уворовав ли или выменяв шантажом.

— Нет, я пошутила. Тетя Кэролайн всего лишь человек, — серьезно обратилась я к мелкой.

Судя по обиженной мордашке, малявка расстроилась.

Белка, довольно встопорщив усы, заявила, что ей пора сдавать улов, точнее, рассудок вампира, и получать за то честный гонорар. Я хмыкнула, глядя, как этот мохнатый фрилансер, махнув лапой, растворяется в воздухе. Остались мы с Милой, три вампира в отключке и снег. Много снега, который отчаянно валил с неба, словно там кто-то вспорол гигантскую пуховую перину.

— Ну что, пошли. — Я приобняла малявку за плечи. — Ты хотя бы знаешь, куда нас занесло?

— Примерно. — Она шмыгнула носом. — Это район Новолуния.

На мой недоуменный взгляд малявка пояснила, что это у нас, светлых, в столице кварталы Ситные да Сдобные. А в Темных землях именуют по фазам луны: самые бедные — Новолуния, Тонкий Месяц — рабочий, Половинка — торговцев и зажиточных горожан, и Полнолуния — район аристократии.

Мы шли мимо муравейников. Другого слова для многоэтажных лачуг у меня не было. Стены, на которых осели копоть и сажа, маленькие оконца, задернутые линялыми занавесками или вовсе прикрытые газетами… В таких домах все соседи видят, если тебя подвез любовник, и никто — если ограбили.

Грязь, теснота, нищета. Снег, что сейчас устилал улочки, казался здесь чужим: слишком праздничным, торжественным, что ли.

Навстречу попадались дети в поношенной, явно с чужого плеча одежде, странного вида типы с пропитыми лицами или, наоборот, со столь бандитского вида мордами, что хотелось ускорить шаг. Да и местные леди, одни распутного вида, вторые — серые тени, тоже нет-нет да и встречались. А еще было много больных. Кашляющих и чихающих, с изъязвленными лицами и желтушной кожей…

Мы с мелкой шли и шли, и я вспоминала рассказ Деймона об артефакте и том, как его поломка сказалась на резком росте населения. И ведь чернокнижник упомянул, что в столице народу прибавилось еще не столь много. Теперь я воочию увидела, во что могут превратиться земли Деймона, которых слишком мало, для его людей, которых слишком много. И… поняла его столь ярое желание взять в жены Кэролайн, тем самым решив вопрос миром. Поняла не умом, а… душой. Прочувствовала.

— Брат нас найдет, — уверенно заявила мелкая, кутаясь в пальто, полы которого волочились по снегу.

Хорошо бы поскорее. Я обняла себя руками. Кургузый пиджачок практически не согревал, и коченеть стали не только ноги, но и мысли. На нас косились, но, пока мы шли по людной улице, напасть не смели.

Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых дум, я спросила мелкую:

— А что ты там говорила про школу и домашнее задание? Ты разве уже учишься?

— Да, — задрав нос, гордо отозвалась малявка.

— И в каком же классе? — спросила я, не подумав.

— Классе? Это как?

— Ну какой год? — Я поняла, что сморозила, похоже, очередную глупость.

— А, первый уровень Мрака.

Как выяснилось, обучение у мелкой длилось двенадцать лет. И каждый год приравнивался к уровню, на который по итогам года в обязательном порядке должен суметь провалиться ученик. Вот так у темных: без провала на экзамене предмет не сдашь. Если он не смог погрузиться ниже, то обучение заканчивалось. После первого уровня шел пятый, потом — десятый…

— А если сумел сразу провалиться, скажем, на двадцатый? — Мне стало любопытно.

— Значит, этот темный — дурак, — шмыгнула носом малявка и пояснила: — Тут главное, не как глубоко, а на тре-бу-е-мый, — протянула она со знанием дела. — Показать не только то, что ты можешь сделать, но и как это делаешь. Ведь грош тебе цена как ведьме, если у тебя силы немерено, но управлять ею ты не можешь.

Мелкая явно повторила чьи-то слова. А я вспомнила, как в свое время мы с подругой расшифровывали слово «школа»: шизанутая колония одиннадцати лет ада. Похоже, в этом мире «ад» — вовсе не фигура речи…

Мила между тем продолжала:

— А вообще, учиться у нас весело. Если бы еще Деймона постоянно директриса не вызывала, было бы вообще здорово.

— И часто она брата вызывает?

— Каждую седмицу, — насупилась малявка и, словно оправдываясь, проворчала: — Ну подумаешь, я в школьный суп упыриный скелет засунула. Так он только наваристее стал. А повар, который враз поседел… Так ему блондином, а не рыжим, только лучше стало. И вообще, если бы этот гоблин не сунул нос в кастрюлю, то и не заметил бы ничего.

Я едва удержала смешок. Какая, однако, шустрая ведьмочка. В ее шустрости я убедилась еще раз, когда Мила рассказала, что бегала за мальчишками, вздумавшими ее дергать за косички. И мелкая искренне удивлялась, почему директор вызвала ее родителей в школу.

Правда, в тот раз также явился Деймон. Отец не мог прийти по той причине, что был слегка мертв. Впрочем, родитель и до того, как отправился к праотцам, в школу не являлся. А матушке всегда некогда: она то бросала очередного любовника, то находилась в поисках нового, то, собственно, наслаждалась лямуром.

В общем, в школу пришел Дей, и когда ему заявили, что его сестренка носится за мальчиками, то чернокнижник ничтоже сумняшеся встал на ее сторону и сказал, что это нормально в ее возрасте. На что получил ответ: малышка бегала за ними с ритуальным ножом и криком «убью».

Незаметно мы вышли в квартал Тонкого Месяца. Здесь было столь же людно, но чуть более… опрятно, что ли. Я окончательно продрогла. На подол платья налип, а потом и смерзся коркой снег, тонкие подошвы туфель защищали от камней мостовой, но не от холода. Да и защищали лишь условно.

На город опускалась мгла, а фонари еще не спешили загораться.

Возникший словно из ниоткуда чернокнижник с криком: «Мила!» — заставил меня вздрогнуть и обернуться.

Черный вихрь буквально налетел на нас, схватил мелкую в охапку и прижал к себе, а потом его взгляд остановился на мне. Увидев драный пиджачок вампира, Деймон хмыкнул, посмотрел намелкую в пальто и прошептал какое-то заклинание. Нас с Милой окутало облаком. Малявка тут же скривилась, заявив, что Дей перестарался и ей даже жарко.

Брат моментально парировал, что его талантливая сестричка могла бы это сделать и сама, и как ей надо. Согревающее заклинание — не столь сложная штука. Мила надулась, как бурундук, и гордо заявила, что последние капли резерва потратила на борьбу с вампиром. И столь же гордо продемонстрировала четыре клыка.

А я же продолжала стучать зубами. То ли магия мне попалась какая-то дефектная, то ли я все-таки что-то отморозила себе. Судя по всему, раз не чувствую вообще ничего, пострадал от обморожения даже мозг.

— Тебе холодно? — спросил Деймон, видя, что моя кожа имеет весьма симпатичный синюшный оттенок, именуемый еще трупным.

Сверкнула на чернокнижника глазами.

— Как сказать… Мертвякам бывает холодно или нет? — Спонсором моего ответа стал сарказм, когда уже сам не знаешь, когда шутишь, а когда говоришь серьезно.

Темный больше не сказал ни слова. Скинул со своих с плеч черную кожаную куртку и укутал меня. Странно, но от этого меня заколотило только сильнее, а все тело словно пронзили вмиг тысячи иголок.

Деймон взял пальцами мой подбородок и запрокинул голову, насильно заставив заглянуть ему в глаза. То, что он увидел, ему не понравилось.

— Ты протащила ее через бездну? — сощурив глаза, спросил чернокнижник у мелкой.

— Всего-то первый уровень, мелководье же… — начала оправдываться та.

— У Кэр нет магии. Совсем нет. Она же там умереть могла, Мила!

— В столовой, под огненным дождем, сдохнуть было гораздо больше шансов, — огрызнулась мелкая. — К тому же она вполне неплохо держалась во Мраке. Даже у дива хвост умудрилась проткнуть и… — Малявка помрачнела окончательно. — И утянуть меня у отца из-под носа.

— Ты видела Архора? — сверкнул глазами темный.

— Да. А он — саму смерть и Эйту, дарящую безумие. Правда, их сначала твоя светлая приметила.

Хотя меня и трясло в лихорадке, я невольно хихикнула. Какое у плешивой, однако, пафосное имя.

— Разглядела, говоришь. У меня такое ощущение, что моя светлая вообще у них третья в компании.

Я мелко дрожала, а внутри было холодно и пусто, как в Арктике.

Деймон почему-то выдохнул, сцепил зубы и… запустив руки под свою куртку, которая была накинута мне на плечи, крепко обнял меня. Прижался всем телом. У самого уха я услышала:

— Делиться магией, как после приема во дворце, не буду. Даже не надейся.

Я фыркнула: не больно-то и хотелось. А потом совершенно неожиданно нас с чернокнижником обняла и мелкая.

— У меня хоть резерв и на нуле, зато я просто теплая. — Она задрала мордашку вверх и с укором произнесла: — Ты чего не сказала, что мерзнешь не только снаружи, но и изнутри? Совсем глупая…

— Она не глупая, она светлая, — словно это все объясняло, хмыкнул мне на ухо темный.

Его дыхание щекотало шею. Я начала ощущать тепло. Оно было мягким, отгоняющим боль.

На спине и талии, там, где были ладони Деймона, стало даже горячо.

Зато ноги… Я чувствовала себя куклой Барби: вроде еще молодая, но колени не гнулись.

— Лучше? — Отчего-то голос темного был хриплым.

— Да, — неуверенно выдохнула я.

Лучше… Это смотря с чем сравнивать.

Мелкая отлипла от меня, но потом цепко схватила за руку. Но пойти я никуда не смогла. По той лишь простой причине, что темный отчего-то в этот раз изменил сам себе и вместо того, чтобы, подхватив меня на руки, перекинуть через плечо, понес традиционным способом, держа перед собой.

Я, поплотнее запахнув его куртку, лишь удивленно изогнула бровь.

— Спасибо, что не дала Архору забрать сестру, — чуть слышно проговорил темный.

Но мелкая все же услышала и похвасталась:

— Кэр и с вампирами неплохо справилась.

Зря она это сказала. Чернокнижник запнулся и чуть не упал.

— В смысле… Она с вампирами? — недоверчиво переспросил он. — Я думал, это ты их уложила…

— Ну… — отчего-то засмущалась ведьмочка. — Я была слегка не в форме после бездны, и сил у меня хватило только на одного.

Темный взвыл и прибавил шагу.

— Я с вами двумя с ума сойду! — прорычал он, поудобнее перехватывая меня.

— Почему с двумя? — Малявка вприпрыжку трусила рядом. — Ты что, про Ней забыл? А про Раса? Они, как узнали, что ты в столице, тоже хотели тебя навестить. Только не успели. Я одну в уборной закрыла, второго — связала, — довольно хихикнула она.

Судя по тому, что темный остался невозмутим, для него это были традиционные семейные отношения.

— А Ней и Рас — это кто? — с любопытством спросила я.

— Нейрина и Рассел. Мои старшие брат и сестра. — Мелкая заложила руки за спину и теперь вышагивала чинно. В трофейном пальто и с задранным вверх носом она напоминала генерала. — Просто у них, — кивок в сторону старшего брата, — уговор, что он берет только одного из нас к себе, когда приезжает в столицу. В этот раз я успела первой! А Ней и Рас отправятся к тетке Эльзе, — мстительно заключила она.

— Потом объясню, — опережая мой вопрос, произнес Деймон.

Я вздохнула, устало помотав головой. А потом эта моя усталая голова как-то незаметно склонилась на плечо темного, которое оказалось отчего-то на удивление удобным. Я начала наконец-то согреваться и не заметила, как уснула.

Очнулась я в темноте. Открыла глаза и испугалась: не видно было ни зги. Начала шарить вокруг, словно слепая. Под руку попалась ткань. Прохладная, гладкая. Да и на мне, как выяснилось, больше не было стягивающего платья, скорее даже наоборот, я чувствовала себя слишком свободно. Словно на меня накинули простыню, в которой посредине прорезали дыру для головы.

Попыталась привести мысли в порядок, а заодно и выбраться из этого непонятного места. На четвереньках поползла по ткани куда-то вперед, пока не боднула головой нечто твердое и витое. Ощупала. Это был странный столб, который неведомая сила завернула в штопор. В нос попала пыль, я чихнула, и в этот момент стена передо мной качнулась, показался край темного неба.

Я вытянула руку, и ладонь коснулась… ткани. Плотной ткани.

Осторожно отвела ее в сторону и выдохнула. Это был балдахин. А за ним — спальня, тонувшая во мраке ночи. Лишь через незашторенное окно виднелись небо и серп луны.

Я встала и огляделась. Рядом с кроватью, чтобы ноги не мерзли, лежала шкура. Я ощущала босыми ступнями ее мех. И все равно было зябко. Немного страшно и… голодно. Вот голодно было особенно. Настолько, что я не могла думать ни о чем другом. Оглядев себя, поняла, что я все же не в простыне, а в просторной ночной сорочке, которая доходила мне до пят. Судя по ширине, в ней могла поместиться не только я, но и танк вместе с четырьмя танкистами.

На прикроватной тумбочке обнаружился чепец. Невесть зачем взяла его и повертела в руках. В животе заурчало, и я решила, что стройная фигура — это, конечно, хорошо и замечательно, но зато чувство сытости дарит глубокое моральное удовлетворение. Ободрив себя такими мыслями, решила выйти из комнаты и поискать вожделенные калории.

Дом, погруженный в темноту, спал. Лишь под потолком кое-где даже не горели — тлели магические светляки, причудливые тени застыли на стенах. Мои ноги утопали в густом ворсе ковра.

Ночь. Тишина. Покой. И посреди этого царства безмолвия я услышала отчетливое злое шипение. Затем вдалеке раздался цокот и сдавленный оборванный крик: «Лови е…»

Цокот сменился скрипом и грохотом. А потом я увидела, как на меня мчится что-то мелкое, упитанное, изрыгающее чернильный туман.

— Тетушка, лови этого паршивца! — услышала я.

Из-за поворота следом за монстром неслась малявка, потрясая сетью.

— Это моя контрольная работа! — уже не опасаясь, что ее кто-то услышит, вопила ведьмочка. — Не дай ей удрать!

Удрать?! Да это чудовище на бегу выпускало шипы и колючки, собираясь меня протаранить! Отскочить в сторону? Подпрыгнуть? Я вспомнила, что так и не выпустила из рук чепец. Что же, контрольная работа — это святое.

Судя по всему, в этом мире техника ловли ежика лифчиком известна не была, как и добыча ночным чепцом детеныша виверны — что это за тварюшка, мне позже доходчиво объяснила Мила. Я могла гордиться собой: оказалась первооткрывателем такого действенного способа.

Когда же беглец понял, что нет ничего коварнее, чем женский гардероб, он уже надежно был спеленат и даже перевязан атласными лентами головного убора.

Подскочившая ко мне мелкая в последний момент затормозила и, распахнув удивленные глаза, выдохнула:

— Кэр? А где тетя Эльза?

Ответить фирменное «я за нее» не успела. Сзади зычным басом кто-то провозгласил:

— Милерисса Элайя Клайрисса Райос! Почему ты не в своей постели?

За углом послышались смешки.

— И вы, молодые люди, тоже выходите! Деймон согласился принять нас, а вы… — Она оборвала сама себя и, переведя взор на меня, а точнее, на сорочку, с расстановкой произнесла: — А вы, госпожа любовница, будьте добры выполнять свои прямые обязанности у Деймона, а не шляться по коридорам. Идите, идите. К слову, нательная рубашка на вас подозрительно знакомая…

В чепце слабо затрепыхалась моя добыча. Пискнула. И я голосом, тональность которого в этот момент не сильно отличалась от таковой у свежепойманного монстрика, выдала:

— Я не любовница Деймона. Я нечаянно его жена.

Дородная тетка удивленно протянула:

— Жена? Та самая чахлая светлая, что сейчас должна лежать в постели и помирать от гангрены?

Это было сказано таким тоном, что стоило бы усовеститься: какая я нехорошая, нарушаю план, не умираю.

— Извините, я обязательно пойду умирать, но чуть позже. А сейчас я очень хочу есть, — ответила я как образцовая супруга.

И уже было развернулась, чтобы уйти, как мне на плечо легла тяжелая рука.

— А ты, я смотрю, не промах, хоть и светлая, — прозвучало вполне миролюбиво. — А я тетка этих трех смертей. — Она кивнула на малявку и еще двух шкодников, которые были чуть постарше.

Как выяснилось, те, кого мелкая заперла и связала, отбыли к тете, но прогостили у нее совсем немного. А причина была проста: ее дом взорвался. Как при этом уцелели юная ведьма, малефик и сама тетка — черный алхимик, удивительно. Но то, что они втроем вечером заявились на порог дома Деймона, было очевидным.

Их мать, которая на время пристроила своих чад, скинув их на руки тетке и старшему сыну, сама с головой погрузилась в очередную пучину любовных приключений. Потому Ней и Рассел, зная, что брат в столице, упросили тетку не возвращать их родительнице, а уговорить Деймона приютить их.

Злой как все демоны бездны чернокнижник, скрипя зубами, согласился.

За окном было темно, и, судя по тому, что где-то вдалеке колокол ударил три раза, до рассвета еще оставалось часа четыре. Мы сидели в гостиной, пили чай. Мелкая пыталась нацепить на свою контрольную работу намордник, Эльза больше говорила, чем спрашивала, и я узнала много интересного и о Деймоне, и о его семье.

За беседой нас и застал спустившийся по лестнице сонный и зевающий чернокнижник. Правда, зевать он моментально перестал и начал хмуриться. Тут все сразу вспомнили, что вроде как на дворе ночь, пора бы спать. Юных Райосов и тетку Эльзу внезапно скрутила болезнь, способная передаваться даже по телефону: зевота. Они исчезли из гостиной стремительно, как тараканы с кухни, узревшие карающую тапку в лучах вспыхнувшего света.

Мелкая, сцапав контрольную за шкирку, испарилась первой. Брюнетистая стервозная Ней и тетушка столкнулись в дверях, рослый и нескладный Рас, поправив очки, выскочил последним.

Мы с Деймоном остались в гостиной одни. Чернокнижник устало сел на диван напротив меня. Упер локти в колени и потер лицо руками.

Я смотрела на него, вспоминая, как он разнес храм. И недавнюю характеристику от тетки Эльзы: неуравновешенное психическое состояние, склонен к агрессивному неадекватному поведению, постоянно выводит всех из себя… Одним словом, лапочка. Вот только почему-то именно к этому лапочке они примчались, когда припекло. Поразительно, как в одном человеке может быть столько всего намешано. И холодность, и ярость, и доброта, и точный расчет. Тысячи масок. Сегодня я увидела еще одного Дея: брата. Сурового, но готового защищать тех, кто ему дорог.

Темный потянулся к чашке и налил себе уже остывший чай.

— Наверное, ты хочешь знать, кто напал на тебя сегодня в моем доме?

— А куда надо писать, — торопливо перебила я, — доклады от шпионов его темнейшества? Адрес не знаешь?

— Раз я не сумел тебя защитить, решила все же выбрать сторону владыки? — На лице чернокнижника не дрогнул ни один мускул.

Он даже из чашки чай отхлебнул. Только в гостиной отчего-то повеяло могильным холодом.

— Нет, демон тебя подери! — разозлилась я. — Я собираюсь накатать акт приемки-передачи и указать, что мой деловой партнер не выполняет своих обязательств.

— В смысле?

— В том самом смысле, что в случае шпионства этот темнейший гад гарантировал мою безопасность.

— Ну… Формально ты же еще не приступила к своим обязанностям. Поэтому властелин пока и не обязан тебя защищать.

— Вот пока и не рассказывай, кто напал на твой дом, — решительно произнесла я.

— Почему? — озадаченно спросил Деймон.

— Потому что я сейчас буду писать первый отчет. А писать я буду только о том, что знаю. Вот напишу, отправлю, и можешь все рассказывать.

Сочинение на тему: «Как я провела этот день» мы с Райосом писали вместе. Я, вдохновившись слогом «Войны и мира», решила, что одно предложение на абзац — это прошлый век. А вот одно предложение на две страницы…

Когда рассвело, первый в моей жизни шпионский доклад был готов.

Чернокнижник, держа в руках семь исписанных убористым почерком листов, оказался впечатлен. К слову, как выяснилось чуть позже, не только он, но и темный владыка, который ответил мне в той же обстоятельной манере.

Отправив свое донесение, я зевнула. Прикрыв рот ладонью, умудрилась измазать лицо. О последнем мне сообщил Деймон, правда, перед этим продлив себе смехом жизнь минут на пять.

— Ты похожа на грязнулю. Все щеки в чернилах. Давай уберу. — Легкий пасс рукой, и моего лица коснулся теплый ветерок. — А теперь пойдем спать? — Глаза чернокнижника тоже то и дело закрывались.

— А как же рассказать про то, кто меня хотел прикончить? — из чувства противоречия возразила я.

— Кэр, тебе никто не говорил, что ты ведьма? — устало спросил темный.

— Нет, меня величали Ада. По-вашему — бездна.

— Тогда это многое объясняет, — усмехнулся он. — Пойдем, я провожу тебя до спальни. Кстати, забыл сказать, сорочка тетушки тебе очень идет.

Есть фразы, за которые хочется убить. Например: «Твой бывший бойфренд — мой парень», «А вот дочка Петровых уже замуж вышла!», «Когда о ребеночке подумаешь?», «Ты так располнела». Теперь в этом списке у меня появилась еще одна, про сорочку тети Эльзы.

В комнату мы вошли вместе. Сейчас она мне уже не казалась темной. Но кровать, которую я ночью преодолевала на четвереньках, впечатляла своими размерами. Немудрено, что, пока я пересекала ее, почувствовала себя пилигримом.

Едва я отдернула балдахин, как раздалось шипение. Я подумала, что это опять сбежала на вольные хлеба контрольная работа мелкой. Но не успела ничего толком увидеть, как чернокнижник схватил меня, закинул себе за спину и выругался.

Оказалось, на моем ложе с полным комфортом устроился… Деймон. Темный возлежал на простынях обнаженный и хитро улыбался. Вернее, улыбался он ровно до того момента, как в него полетело заклинание. А потом я увидела, как облик двойника чернокнижника начал плавиться: скулы заострились, кожа обтянула череп, волосы облезли, а змеиный язык затрепетал в воздухе, словно пробуя его на вкус.

Спустя миг на кровати уже шевелился странный уродец. Змеиный хвост переходил в безобразное тело с выпирающими ребрами, вывернутыми на руках суставами и жутко неприятной мордой.

Я таращилась на него из-за спины чернокнижника, в то время как темный, создав одной рукой магический щит, второй словно зачерпнул воздух. Пасс — и в тварь полетели три дюжины ледяных клиньев, пригвоздив ее к ложу. На миг силуэт подернулся дымкой, словно пытаясь исчезнуть, но не смог и замерцал.

— Грезник, — сплюнул Деймон и осторожно двинулся к твари.

Та шипела, скалилась, пытаясь вырваться, истаять в воздухе, но не могла, оставаясь материальной.

— Имя хозяина, выкидыш Мрака… — Чернокнижник, опустив щит, железной хваткой сжал уродца за горло, не давая ему раствориться и крепко держа в этом мире.

Тварь забилась в агонии, хвост начал выписывать на простынях бешеные кольца. Мне на миг почудилась, что темный будто пьет жизнь грезника. Не по каплям, а большими глотками, лишь глядя тому в глаза.

— Айлин… Мою гос-с-спош-шу зовут Айлин, — сдавленно прошипел выходец бездны.

— Значит, Ай… — задумчиво произнес темный. — Тогда передай ей, что шутка не удалась.

Темный отпустил шею уродца.

Клинья, что пришпиливали тело грезника к кровати, словно иголки редкую бабочку в коллекции энтомолога, исчезли. Тело твари тут же подернулось туманом и начало светлеть, превращаясь в туман, а потом и вовсе исчезло.

На простынях остались дыры от клиньев и грязно-зеленая жижа, что вытекла из ран моего нежданного гостя.

Темный прошелся по спальне. Зачем-то задрал голову вверх, нашел вытяжку, которая была размером чуть больше горлышка винной бутылки, и выругался. А потом запечатал ее магией.

Еще пару минут назад я была сонная и спокойная как удав. А теперь на ум пришли слова институтской подруги Инночки: «Валериана прекрасно успокаивает. Всего пять капель на бутылку виски — и нервы как канаты». И сейчас я склонялась к тому, что это весьма неплохое лекарственное средство. И почему я о нем раньше не вспоминала?

Но пока под рукой не было ни валерьянки, ни виски. Зато имелся Деймон.

— Может, объяснишь мне, что это было? И кто меня на этот раз хотел убить? — начала я с изрядной долей сарказма. Одно то, что грезника чернокнижник отпустил, едва узнал о какой-то Ай, говорило о многом.

— Тебя не пытались убить, — нехотя ответил темный, опускаясь на кровать. Он ссутулился, упер локти в колени и водрузил подбородок на сцепленные в замок пальцы.

— А поподробнее?

Присаживаться на постель мне не хотелось, но кресел или стульев в комнате не было. Потому я сочла, что подоконник — тоже ничего, и залезла на него с ногами. В спину светили первые лучи восходящего солнца, даря обманчивое тепло.

— Айлин — моя любовница, — как о само собой разумеющемся заявил темный. — И, как всякая черная ведьма, она очень ревнива. Сегодняшний ее подарок тебе тому подтверждение. Грезник бы тебя не убил. Лишь выпил бы половину жизненных сил, чтобы ты не смогла в ближайшую пару седмиц встать с постели. А принял мой облик — чтобы было легче к тебе подобраться. Ведь молодые жены обычно не отталкивают своих супругов…

Я пристально посмотрела на Деймона и подумала: сейчас я выдохну, сосчитаю до десяти, успокоюсь, может, даже спущусь вниз, чтобы выпить кофе, а потом вернусь и… придушу эту темную сволочь!

Нет, я понимала, что темный — отнюдь не образец святости, в конце концов, он сильный, здоровый мужчина со своими физиологическими потребностями… В общем, я ничего против его времяпрепровождения не имела. Как говорится, чужая жизнь — темный лес, так что нечего там со своим фонарикам по кустам шастать… Но! Это ровно до тех пор, пока объект удовлетворения его естественных нужд не пытается меня прикончить.

Темный продолжал сидеть на кровати, думая о чем-то своем. А я медленно закипала. В общем и целом я девочка хорошая, просто иногда у меня характер нервничает.

— Не смотри на меня как пожиратель душ на своего клиента, — буркнул вдруг супружник.

— Ты намекаешь на то, что мне лишь бы пожрать? — Я, как скандалистка экстра-класса, завелась с пол оборота. А может, дали о себе знать нервы?

— Я ни на что не намекаю. Ты у меня вообще светлая. А значит, априори добрая, нежная и понимающая, — процедил начинающий злиться чернокнижник, которого выдержка тоже, судя по всему, в этот раз подвела. И добавил: — Жаль, что все это только в теории. А вот на деле — совсем другое.

Я нервно дернула глазом. Нет, Деймон определенно любит бесить и раздражать. Это прям его.

Я ураганом слетела с подоконника и схватила подушку. Миг — и она обрушилась на голову ошалевшего от такого напора чернокнижника.

— Я добрая! Я нежная! Ясно тебе?.. Ясно?! Спрашиваю! Или еще раз врезать?

Перья тут же разлетелись по всей спальне. Жаль, что скрутили меня еще быстрее, прижав к полу и не давая даже пикнуть. Попробовала было дернуться, но куда там. Когда на тебя с тяжестью могильной плиты давит одна чернокнижная единица массы, не больно-то удерешь.

— Успокоилась? — вкрадчиво поинтересовался темный.

Его дыхание обожгло мне шею. Мы лежали на шкуре в облаке гусиного пуха. Я — лицом вниз, Деймон — сверху.

Жизнь научила меня двум правильным вещам: вовремя поблагодарить и вовремя послать. Поблагодарить — за то, что все-таки защищает, а послать — за все остальное.

В общем, первый раз за все двадцать шесть лет оказалась в такой ситуации, когда хотелось сразу сделать и то и другое.

— Сейчас врежу тебе как следует и буду вообще абсолютно спокойна, — пообещала я.

— Тогда я, пожалуй, еще полежу, — со смехом отозвался темный.

С учетом того, что под его тушей я не могла не то что пошевелиться, а толком вздохнуть, да и заломленная рука нещадно болела, я раненым зверем взревела:

— Ах ты…

Чернокнижник, уже откровенно издеваясь, перебил:

— Я говорю, что меня в моем нынешнем положении все устраивает: мягко, удобно, опять же тепло.

— Милый, — начала я нежным голосом, который никак не подходил особе, рычащей от злости на полу. Темный ощутимо напрягся. Я же продолжила: — Меня чуть до разрыва сердца не довела своим подарочком твоя любовница, до этого мной пытались подзакусить вампиры, я чуть не сдохла в вашей бездне, в обед кто-то решил закидать меня не снежками, а огненными шарами, а намедни утром один гребаный темный властелин пытался порыться у меня в голове. А сейчас ты лежишь на мне своей тушей, пыхтишь и что-то говоришь мне о спокойствии?! У тебя совесть вообще есть?

— Есть, но ее осталось очень мало, поэтому я экономлю. — Невозмутимости Деймона позавидовали бы даже мертвецы.

Я дернулась. Еще раз. И еще. А потом один чернокнижный паразит прошептал мне на ухо:

— Кэр, если тебя это утешит, то я вчера утром прорывался на аудиенцию к его темнейшеству, боясь, как никогда до этого не боялся. Меня трясло от того, что с тобой может что-то случиться. Затем ополовинил свой резерв за пару вдохов, ликвидируя у тебя последствия ментального удара. В обед меня в собственной столовой пытались прожарить два мага, а подзакусить мной же — червоточный демон. К слову, это ему почти удалось. А затем я нырнул на семидесятый уровень Мрака, преследуя двух несостоявшихся убийц. Один из которых, правда, не выдержал давления бездны — его разорвало. И как только я поймал и убил второго, пришлось срочно возвращаться, чтобы найти тебя и Милу. Благо ее меты отозвались. Хоть и не сразу, но все же. Но не успел я тебя отыскать, как ты решила, что смерть от обморожения тебе к лицу. И это только за один день.

Увы, я не впечатлилась. Может, потому, что впечаталась телом в шкуру? Нет, сидя у камина и попивая вино, я, вероятно, прониклась бы сей пламенной речью, а так… Поза «носом в ковер» не очень располагает к сочувствию.

Поняв, что я вроде бы больше не брыкаюсь и желание свернуть чернокнижничью шею уже поутихло, меня отпустили. И даже помогли подняться, протянув руку.

— И за какие ошибки Мрак послал мне тебя? — философски спросил Дей, осматривая меня.

— Если судьба свела вас со мной, значит, пришло ваше время платить за свои грехи! — не удержалась я.

Темный с хитрой улыбкой парировал:

— И совершать новые. Сорочка прелестно смотрелась в утренних лучах солнца, когда ты сидела на подоконнике.

— Ты это о чем? — насторожилась я, враз почувствовав себя как-то неуютно. Была бы в халате — поплотнее запахнулась бы.

— О том, что она просвечивала насквозь. И увиденное мне понравилось.

Нет, он определенно нарывался.

— Слушай, темный, — вкрадчиво начала я, — а у тебя бывает когда-нибудь ощущение, что все бесит?

— А у тебя разве бывает по-другому? — невинно поинтересовался Дей.

— Тьфу на тебя, — не выдержала я. — С тобой даже нормально не поругаться. Все вступление для скандала испортил.

— Просто у меня большой опыт участия в таком интересном мероприятии, как женская истерика. И навык избегания оных. Меня тяжело вывести из себя, но у тебя, дорогая Кэр, талант.

— А я вообще талантливая. И очень положительная. Положу на все и радуюсь.

— Я заметил…

И тут утреннюю тишину прорезал звон дверного колокольчика.

— Кто бы это мог быть? — сам у себя спросил чернокнижник. Впрочем, открывать не пошел. — Слуга встретит.

Я вспомнила сонную горничную, которая в три часа ночи приготовила мне, Эльзе и юным Райосам чай и удалилась на покой. Похоже, здесь о восьмичасовом рабочем дне ходят легенды, как в нашем мире о привидениях: о них много говорят, но мало кто видел.

В утренней тишине раздались неторопливые шаги, открылась дверь, а потом два голоса заспорили. Таллас, а отворил гостю именно дворецкий, выражался очень эмоционально и сочно. Происходило бы дело в армии, я бы сказала, что общаются равные по званию — столько многоэтажных конструкций звучало на одну фразу и у слуги и у визитера.

— А я говорю, что не буду будить госпожу Райос! Не понимаешь, что ли, выкидыш хмерны! — перешел на практически литературную речь дворецкий. — Мне потом мой хозяин голову оторвет. Он вчера ясно выразился: его супругу не беспокоить.

— Безднов потрох, а я тебе еще раз повторяю: посылка из тайной канцелярии его темнейшества. Сказано передать лично в руки.

Миг тишины — судя по всему, словесные доводы курьера и дворецкого закончились. Зато вдоволь имелось рукопашных. Возня, сдавленные крики…

Я заторопилась на звуки и выскочила бы из комнаты, если бы не коварство длинного подола. А еще чьих-то загребущих рук, отловивших меня за оный.

— Один вздох, Кэр. — Деймон подошел к шкафу и распахнул дверцы. Быстро найдя там что-то, чернокнижник протянул мне. — Надень.

Халат. Такой же огромный, как и ночнушка. Зато шелковый, с длинными рукавами и закрывающий абсолютно все.

Буквально через минуту я уже имела самый целомудренный, я бы даже сказала, монашеский вид, с ног до головы укутанная в шелк, и спускалась по лестнице.

— Лэриссу Райос будить не надо, поскольку она проснулась.

Я старалась ступать величественно. Даже представила, что за мной тянется не подол халата, который мне велик на пару размеров. На пару десятков размеров. Нет. Я вообразила себя одной из тех невест, которых пересняла на своем веку изрядно. Халат был моим парадным платьем, а волочащийся по ступеням подол — шлейфом.

Прямая спина, прямой взгляд. Не надменная, но знающая себе цену — такой я спустилась на первый этаж. При виде меня оба: и дворецкий и посыльный — замерли. Так и стояли, вцепившись друг в друга. У Таллоса начал наливаться наисвежайший фингал, у посыльного лацканы держались на паре ниток. В общем, пока была ничья, хотя соперники и размочили счет.

— Г-госпожа? — удивленно вопросил дворецкий.

Зато посыльный — тощий, рыжий, рябой парень, подвижный как ртуть — тут же сообразил, что адресат перед ним, и ринулся ко мне.

Миг — и он уже протягивал мне правой рукой коробку, а левой — какой-то увесистый голыш, испещренный рунами.

— Возьмите, пожалуйста. Из канцелярии его темнейшества. Только лично в руки. И приложите ладонь к камню, чтобы подтвердить получение.

Я с подозрением уставилась на сомнительные дары местного волхва, не спеша принимать их. Что это? И вправду посылка от темного владыки или очередной подарочек от моих убийц или ревнивых подруг Деймона?

— Она обязательно все возьмет, как только я буду убежден, что посылка не представляет опасности для супруги, — раздалось из-за моего плеча.

Никогда не видела, чтобы так бледнели: с лица курьера даже исчезли веснушки. Но с посыльным произошло именно это. Узрев чернокнижника, он резко убрал посылку за спину. На миг показалось, что, если бы не размеры, он бы еще ее и съесть попытался. Но увы.

Страх паренька был велик, но коробка хоть и не больше его, зато гораздо материальнее.

— Лэр, сожалею, но вручить посылку я могу только лично лэриссе Райос, — черпая храбрость в излишне громких звуках собственного голоса, возвестил курьер.

— Тогда вынужден огорчить. Моя жена ее не примет, — с издевкой произнес чернокнижник.

— Но она должна ее принять. Это дар владыки! Не принять — значит оскорбить его темнейшество. — Судя по выражению, с которым это было сказано, посыльный достал свой главный козырь. А затем протянул свою руку, на которой красовалось странное кольцо-печать.

Позже я узнала, что подобные артефакты носят только курьеры тайной канцелярии. Эти кольца нельзя снять ни с живого, ни с мертвого, ни подделать, ни замаскировать.

А пока я недоуменно взглянула на печатку.

— Ну раз от его темнейшества, то бери, супр-р-руга. — В голосе чернокнижника явно сквозило раздражение.

Посылку я приняла, приложила свою ладонь к камню и услышала едва уловимое:

— Только открывайте в одиночестве…

И курьер поспешил удрать из столь враждебного дома.

Я с сомнением посмотрела на коробку. Захотелось потрясти ее у уха, как в детстве, но сдержалась.

— Пошли спать. — На мое плечо легла сильная рука.

Только после этих слов я осознала, как сильно устала. А за осознанием пришло и воспоминание, что моя кровать сейчас дырявая и грязная. И ложиться в нее мне абсолютно не хотелось.

— Здесь есть другая спальня? — чуть обернувшись и задрав голову, спросила я у чернокнижника.

— Есть, — невозмутимо отозвался тот. — Но я не гарантирую, что в ней тебя не ждет новый грезник.

— Хор-р-рошо, а где не ждет? — решила уточнить я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— В моей, — с каменным выражением лица просветил меня темный.

Он сейчас мне напомнил одного гостя на свадьбе, который умудрился подарить молодоженам пустой конверт и его при нем открыли. После тот мужик гордо заявил, что в этой жизни уже ничего не боится. Так и Деймон взирал на меня с абсолютным бесстрашием. Ну-ну…

— Интересно, что бы это могло быть? — пробормотала я.

Вопрос был риторическим, но чернокнижник соизволил ответить:

— Зная владыку, могу предположить: все что угодно. От ожившего скелета крысы до приглашения провести с ним ночь.

Я похолодела. Больше не говоря ни слова и наплевав на предостережение посыльного о том, что нужно открывать посылку в одиночестве, я сломала печать.

В коробке оказалась шкатулка. А на дне ее — изумрудное колье. Рядом лежала короткая записка: «Наденете это на прием». Я выдохнула с облегчением. Хотя крыса, видимо, была бы предпочтительнее. Потому что Деймон заскрежетал зубами и выругался, ударив кулаком по перилам лестницы так, что дерево треснуло.

— Что это значит? — Я недоуменно посмотрела на него.

— Это значит, что для всех моя жена мне изменила и у меня по милости владыки выросли рога изобилия, — процедил Райос. — Такие украшения темный властелин дарит всем своим бывшим любовницам, давая им отставку.

Ответная издевка владыки на мой длиннющий и витиеватый отчет, информации в котором по сути было ноль целых фиг десятых, вышла знатной. Он прислал мне подарок, который нельзя было не принять и который одновременно оскорбил Деймона. Вот только зачем его темнейшеству публично унижать чернокнижника?

(обратно)

ГЛАВА 8

Черный юмор его темнейшества я оценила. А еще поняла, что играть нужно тоньше. Пока же я взирала на это последнее и единственное китайское предупреждение, сверкавшее в утренних лучах солнца.

Ожерелье было красивым, изящным и, судя по всему, безумно дорогим. Но от этого мне не меньше хотелось избавиться от него.

— Извини. — Я положила свою ладонь поверх сжатого кулака Деймона.

— Ты не виновата. — Кажется, темный слегка выпустил пар. — И я знаю, что между тобой и владыкой ничего не было. Но другие…

— Другие не в курсе.

— Не надейся. Весть о том, что ты пол-удара колокола была наедине с властелином, еще вчера разлетелась по дворцу, как, впрочем, и о том, что я женился.

Я ничего не ответила, но, судя по всему, на моем лице отразилось нечто такое, что чернокнижник даже заботливо поинтересовался:

— Кэр, с тобой все в порядке? Может быть, распорядиться, чтобы тебе принесли что-нибудь?

Дворецкий тут же нарисовался рядом.

— Нет, со мной все хорошо. Я бы даже сказала, просто замечательно, — прошипела я сквозь зубы. — А принести… Что ж, я бы не отказалась от чашечки ароматного ромашкового чая и… ружья. — Видя недоумение на лицах чернокнижника и слуги, поспешила исправиться: — На худой конец, заряженного арбалета.

Дворецкий позволил себе слабую улыбку. Деймон же, обняв меня за плечи, устало произнес:

— Пойдем спать, кровожадная моя. Через пару ударов колокола весь дом проснется. Да и мне скоро на службу.

— На службу? — переспросила я.

— Да, — угрюмо подтвердил Деймон. — Приказом властелина я со вчерашнего дня назначен верховным консулом Темных земель. Перед аудиенцией под предлогом вручения этого приказа меня и отозвали.

Я вспомнила, как нас технично развели по разным комнатам перед аудиенцией у владыки, и лишь покачала головой. Да уж…

— А если проще? Чем это грозит?

— Тебе — ничем, — сухо ответил он.

— А тебе? — не отставала я.

— В случае конфликта моя голова станет залогом мира.

Не очень-то его темнейшество дорожит Райосом. Скорее наоборот, хочет от него избавиться. Одно то, что я должна следить за своим супругом, уже говорит о многом. Насколько я успела понять, мой муженек теоретически мог претендовать на престол. А если учесть, что властелин до сих пор бездетен… Владыка стремится обезопасить себя, устранив потенциальную угрозу в лице Деймона. Или хотя бы взять под полный контроль.

Вот он, тот самый случай, когда от милости нельзя отказаться. Не прими чернокнижник нового назначения, появится повод для официальной опалы. Или еще что похуже…

Я посмотрела на темного. Сейчас, без маски безразличия, он казался мне более понятным. Просто уставшим, злым, не скрывающим недовольства. И это еще мягко сказано. У Дея было такое кислое выражение лица, что им можно было нейтрализовать щелочь.

— Знаешь, я мечтаю об одном: как следует выспаться. А потом с новыми силами… еще немного поспать.

Я специально сморозила глупость, но добилась главного: темный усмехнулся. Нет, не улыбнулся, но все же.

— Хорошая идея. И пока больше никто не пришел, я думаю, что стоит ее осуществить.

С третьего захода нам все же удалось добраться до постели. И, если честно, мне уже было глубоко плевать, что она всецело принадлежит чернокнижнику.

Но, увидев черный шелк простыней, я непроизвольно хихикнула.

— Что? — не понял Деймон, вытягиваясь на своей половине кровати.

— Ничего. Ассоциации… слегка кладбищенские. Будто передо мной такой элитный шестиспальный гроб, — залезая под одеяло на своей половине кровати, пояснила я.

— А почему именно шести-и-и? — широко и заразительно зевнув, спросил темный.

— Ну, может, семи… Просто у тебя кровать очень большая.

— А у тебя… в твоем мире разве нет? — заинтересовался темный.

— Нет, — ответила я и закрыла глаза.

Но вот удивительно: спать расхотелось совершенно. В теле поселилась странная легкость, когда голова словно бы отдельно витает сама по себе в облаках.

— А я думал, что да, — удивил меня Деймон.

— Почему же?

— Ты не похожа на простолюдинку. То, как ты разговариваешь, как держишься. Ты спускалась сегодня в халате по лестнице, неся себя с величием императрицы…

— Внешний лоск и, как ты выразился, величие — лишь дело практики. А мне по долгу моей работы было положено создавать сиятельных красавиц. Пусть только внешне, пусть только на фот… — Я запнулась, подумав, что чернокнижник наверняка понятия не имеет о фотографии, и чуть скорректировала: — На графических картинах.

— Расскажи немного о себе, своем мире, — внезапно попросил темный.

— Ты же хотел спать? — поддела я.

— Я и сейчас хочу, но не могу, — столь честно ответил Деймон, что я поняла: нагло врет.

— Хорошо. Но и ты мне расскажи о себе, — хитро улыбнулась я.

Не знаю, сколько мы болтали о ерунде. О серьезном говорить категорически не хотелось. Деймон поведал, как однажды, отмечая сессию с друзами-адептами, он попробовал вино с кровью дракона. Где уж неугомонные студенты умудрились достать эту контрабанду — отдельный вопрос. Но вышло так, что чернокнижник основательно захмелел. И повеселел. А потом такой веселый пошел… нет, не к очередной бывшей. Дей и трое его одногруппников, с которыми он и дегустировал сей чудесный напиток, направились прямиком к своему преподавателю философии, экзамен которому завалили накануне. Причем старый хрыч влепил неуды всей группе, дескать, не постигли дубовые адептские головы свет философской мысли, чтобы сдать экзамен с первого раза. Так вот эти самые головы, находясь под хмельком, решили доказать обратное.

Самое интересное выяснилось утром на следующий день: в зачетках у всех четверых адептов, вломившихся в полночь в квартиру профессора, стояло «отлично».

— Это был единственный случай за всю историю Академии тьмы и разрушения, когда магистр Хемирус поставил своим студентам на экзамене высший балл, — закончил рассказ Дей.

— Сдается мне, просто ваш магистр не выдержал перегара, — со смешком предположила я.

— Какой перегар? — делано возмутился чернокнижник. — Не было от нас никакого перегара. Только дух авантюризма в чистом виде!

Я порадовала чернокнижника историей о том, как однажды на свадьбе невеста кидала букет. Пришлось мне для этого посвятить темного в тонкости брачных обычаев… Дей проникся. Правда, удивился, почему у невесты свадебное платье траурного белого цвета, а не парадного черного. А вот обычай кидать свадебный букет через голову незамужним подругам его порадовал. Он даже предложил ради интереса швырять не только цветы, но и заклинания, пауков… Эффект был бы масштабнее. Во всяком случае, звуковой.

Задремала я посредине собственного рассказа о микроволновке, которая каждое утро обеспечивала меня горячей тарелкой холодной каши. Сквозь сон почувствовала, как меня заботливо укутали одеялом, что-то прошептав.

Но вот проснулась я с полным ощущением того, что сомкнула веки буквально минуту назад. Голова трещала, глаза слезились, а единственным желанием было броситься под кофемашину.

— Ну наконец-то, сколько можно дрыхнуть! — прозвучал голос, полный оптимизма.

Я медленно повернула голову и произнесла:

— Сдохни!

— Вот за что ты мне нравишься, так это за радушие! И это после того, как я нашептала владыке сделать тебе шикарный подарок! Изумрудное колье. И вот она, благодарность! — Белка, вальяжно развалившись на кровати, почесала свое пузо и добавила: — Выглядишь неважно.

— Я выгляжу как профессиональный испытатель, — начала я, на ощупь выбирая метательный снаряд.

Увы, из подручных средств имелись лишь подушки.

— И что же ты испытывала?

— Некоторые трудности. — Краем глаза я узрела пустой кувшин, стоявший на прикроватной тумбе.

А дальше действовала так, как учил меня папа. Он всегда говорил: «Помни, доченька, ты — девочка! Никакой агрессии — бей и улыбайся!»

Вот я и швырнула в белку кувшин.

Белка, не ожидавшая от меня такого коварства, вскочила, но увернуться не успела. Столкновение вышло впечатляющим и звонким. Видимо, содержимое и летного снаряда, и беличьей черепушки было идентичным. Но рыжая не была бы рыжей, если бы не начала ломать комедию: крутанувшись вокруг своей оси и картинно приложив лапу ко лбу, она простонала «умираю» и упала точнехонько на мягкую перину.

— Значит, теперь у меня будет горжетка, — потирая руки, отреагировала я. — Хоть и немного плешивая, зато рыжая, как я люблю.

— Что-о-о?! — тут же возопила умирающая.

— Жаль, — вздохнула я, видя, как быстро воскресла эта прохиндейка, — беличий воротник был так близко…

— Ну знаешь… — встопорщила усы белка.

— Не знаю. И знать не хочу! — отрезала я. — А за твои нашептывания по поводу колье…

Я выразительно провела ребром ладони по горлу.

— Да не советовала я владыке ничего, — тут же начала отпираться та. — Будет еще он меня слушать со своими-то ментальными щитами. А сказала, просто чтобы ты быстрее проснулась. И ведь получилось. Вон как резво подскочила. А мне теперь из-за тебя шишки собирай. — Белка демонстративно потерла лапой лоб.

— Так не будила бы, — резонно заметила я.

— Не будила бы… — передразнила белка и возмущенно уперла лапы в боки. — У меня, между прочим, тут такой заказчик наклюнулся, а она… Не буди ее!

И, не слушая возражений, рыжая поведала, как целых две дюжины юных ведьмочек и чернокнижников заказали ей истерику. Причем не какую-то дамскую, из-за поломанного ногтя например, а самую настоящую. Чтобы со слезами, вырванными клоками волос и заявлением об увольнении.

А все потому, что учительница по теории проклятий оказалась дамой дюже злой, непрошибаемой, вознамерившейся во что бы то ни стало вдолбить в головы своих учеников положенные знания.

— А я-то тут при чем? — зевнула я.

— Как это при чем? При всем! — искренне удивилась белка. — Мы же теперь партнеры!

Что-то не припомню, чтобы мы с ней заключали соглашение. И тут мой взгляд упал на шкатулку со злополучным колье, которая стояла на подоконнике.

А почему бы и нет?

— Слушай, а давай баш на баш? Я помогаю тебе с истерикой, а ты мне — избавиться от этой побрякушки. — Я кивнула на украшение. — Чтобы я ее не надевала на прием.

Меня смерили взглядом профессионального психиатра, перед которым находился очередной Наполеон.

— Не надеть не получится, — покачала головой белка. — Его нельзя украсть, выкинуть или сломать — это же подарок владыки. А о своих презентах он заботится весьма тщательно.

— А если под платье? И глухой ворот? — продолжала допытываться я.

— Нет, — авторитетно заявила белка. — Прожжет ткань и будет сверкать. Думаешь, ты первая, кто об этом подумал? Его темнейшество не оставляет шансов и лазеек.

Наудивление, в голосе рыжей не звучало глумливых ноток или ехидства. Скорее… досада?

Я машинально постучала ногтями по столешнице.

— Не переиграть, говоришь? — Теперь я понимала, отчего так разозлился Деймон, увидев колье. — Ну это мы еще посмотрим.

Белка насторожилась и выжидательно уставилась на меня.

— Хорошо. Я помогу тебе с этой твоей… истерикой. А ты — мне.

— Истерика не моя, а лэриссы Стейфорд-Лориссон. Она, кстати, у Нейрины, сестренки твоего чернокнижника, занятия ведет. Так что твоя родственница тоже скидывалась на эту истерику. Почти весь свой резерв ради такого дела на днях вычерпала, до сих пор до конца не восстановилась. Но зато они всем классом все ж собрали три капли чистой силы. Да еще мне пообещали сверх того два золотых, что кладут на глаза покойникам.

— На кой тебе золотые, ты же существо возвышенное, далекое от звона презренных монет? — не поняла я.

— Так это ж деньги-то не простые. Знаешь, как смерти между собой за них дерутся порою? Вот Хель обзавидуется… — мечтательно протянула белка.

— Слушай, а почему именно я? Зачем тебе вообще в подобном деле нужен помощник?

— Ну, во-первых, ты к этой Стейфорд-Лориссон сможешь подобраться. Все же родственница ее ученицы как-никак. Сама-то я не могу. Она отчего-то меня чует преотлично. Даже издали. А во-вторых, надо же тебе на ком-то тренироваться, чтобы отточить умение и взяться за серьезный заказ. Например, темного владыку…

Я лишь иронично изогнула бровь.

— И не надо на меня так смотреть, — насупилась белка. — Между прочим, у тебя самая стабильная психика из всех, что я когда-либо наблюдала. Знаешь, сколько раз я тебя в твоем мире пыталась до шизофрении довести? Не знаешь? А я скажу — восемнадцать! А ты даже не замечала. Когда ты попала сюда, подумала: здесь я ее точно свихну! Фиг. И вот сейчас мне кажется, что твоя психика способна расплющить тонкую душевную организацию его темнейшества, как машинный пресс старые «жигули» на свалке.

Судя по всему, плешивую прорвало. Это был какой-то крик души. Но зато я поняла: на властелина у моей шизофренической знакомой зуб еще больше, чем на меня. Что ж, учтем-с.

Пока мы разговаривали с белкой, я окончательно проснулась и поняла, что время близится к обеду. Пора привести себя в порядок и поесть. С задачей справилась относительно быстро. Только отчего-то служанка решила, что в понятие «легкий диетический завтрак» входит свиная рулька, жареная картошечка, тортик и кружка пива.

— Но лэрисса Эльза всегда так завтракает… — удивленно воззрилась на меня горничная.

«И поэтому ее ночнушки больше смахивают на чехлы для танков», — мысленно продолжила я. Чтобы столько жра… есть каждый день и все еще проходить в дверь, нужно либо иметь высокий уровень метаболизма, либо таскать тяжести по лестницам с утра до вечера, либо просто быть ведьмой.

— Да, дорогая. — В столовую вплыла тетка Эльза собственной персоной. Ну точно ведьма! Стоит о ней заговорить, и она тут как тут. — Мне нужно поддерживать свои формы. Это моя сестра — суповой набор. Она ничего не понимает в пышности и мягкости.

«И все ее любовники — тоже», — про себя закончила я, хотя о собственной свекрови и знала лишь понаслышке.

— Кэролайн, я смотрю, ты припозднилась. Деймон вылетел из дома еще четыре удара колокола назад.

— Зато выспалась. — Я пожала плечами и решила, что раз легкий завтрак не удался, то пусть он будет хотя бы сладким. И нацелилась на кусочек тортика.

— Ты сластена, — беззлобно подначила Эльза.

— Есть такое, — заверила я безмятежно.

— А какая сладость тебе нравится больше всего? — продолжала допрос родственница, орудуя вилкой. Как выяснилось позже, это у нее был третий по счету предобеденный перекус.

— Сон. Он так сладок, что я бы его в чай добавляла, — ответила не задумываясь.

Все же ложиться под утро, проболтав всю ночь, — не самая удачная идея.

— Конечно… Особенно если спать в одной постели с мужем, то да… — невинно пропела Эльза и выжидально замолчала, кося на меня хитрым взглядом.

Я же была невозмутима, как памятник. Кладбищенский. Милая тетушка соблаговолила пояснить:

— Мой племянник… У него непростой характер. И он, мягко говоря, ненавидит всех светлых. И на то есть причины. Когда я узнала, что он женился, то подумала, что Дей повторит судьбу своих родителей, которые ненавидели друг друга с первого дня брака. Но…

— Зачем вы все это мне говорите? — Я не спешила обманываться добродушием Эльзы.

— Просто хочу, чтобы у Дея было по-другому. И чтобы ты не прирезала его, как моя сестра своего муженька. Только и всего. У вас может получиться иначе. Просто будь к нему терпелива, хоть ваша светлая вера и учит иному: уничтожать тьму. Но все же… попробуй.

Я задумчиво повертела чайную ложечку в руках. Непростой — это очень мягко сказано.

Доев кусочек торта, я направилась к себе, размышляя, как выполнить обещание, данное белке, и не сыграть в ящик. Как-никак меня пытаются убить. С другой стороны — помощь рыжей в одном деликатном деле была мне дюже необходима.

Вот только до лестницы, что вела на второй этаж, дойти не успела: входная дверь распахнулась, явив на пороге сугроб. Сугроб встряхнулся на манер собаки, только-только выбравшейся из воды, и я смогла опознать мелкую.

Она была настроена решительно: с таким выражением лица снимают скальп с врага. Мила, закинув сумку в угол и ни к кому конкретно не обращаясь, возвестила:

— Я к себе в комнату. Меня ни для кого нет. Если что, я ушла творить добро. — И, топая рассвирепевшим бегемотиком, помчалась вверх по лестнице.

— Надеюсь, никто не пострадает, — педантично уточнил дворецкий, поднимая торбу с учебниками и аккуратно встряхивая сброшенное на пол пальто.

Его фраза нагнала Милу почти на втором этаже.

— Конечно, не пострадает. И даже не пожалуется. Трупы вообще существа молчаливые! — рявкнула мелкая и экспрессивно хлопнула дверью своей комнаты.

Я немного постояла в холле, а потом начала медленно подниматься.

В дверь стучала осторожно.

— Уходите!

— Уйду. А ты так и не узнаешь, в какой грандиозной пакости могла бы поучаствовать, — вкрадчиво выговорила я, развернулась и показательно затопала.

Не успела сделать и десятка шагов по коридору, как мелкая высунулась из своей комнаты и, шмыгнув носом, требовательно спросила:

— И в какой же?

— В феерической…

— Расскажешь? — уже чуть спокойнее спросила мелочь.

— А ты? — Я чуть склонила голову набок.

— Тартис! — гневно воскликнула мелкая. — Он меня бесит. Я сегодня специально пришла в новой форме, и моя контрольная работа была такой замечательной, даже не чавкала… и… А еще меня бесит Камила, которая вечно задирает нос и цедит каждое слово, словно делает великое одолжение. А Дрю, который проходит с таким видом, словно если ты не чистокровная, а совсем немного демон, то тебя как бы и не существует. И… — Ведьмочка махнула рукой, так и не договорив.

— Мил, не расстраивайся. Если тебя никто не замечает, значит, из тебя может выйти отличный снайпер. — Я попыталась утешить ее в лучших традициях темных. Судя по всему, попала в точку.

Мордочка малявки засветилась лисьим любопытством.

Следующие полчаса я объясняла и кто такой снайпер, и зачем мне сегодня потребуется ее помощь. Пока я рассказывала о лэриссе Стейфорд-Лориссон, из воздуха соткалась белка, которая начала качать права, что я не тороплюсь выполнять уговор по обещанной истерике… А потом рыжая закатила собственную, когда узнала, что в доле еще и мелкая. Но как бы она ни топорщила усы, как бы ни стучала лапами по подоконнику, каплю силы ей все же пришлось уступить Миле — оказалось, что та преотлично знает преподавательницу. И не только то, что от диктатуры оной стонет чуть ли не вся школа. Но и факты, так сказать, более конфиденциальные, как то: Стейфорд-Лориссон в прошлом боевой маг, оставившая на полях сражений не только свои лучшие годы, но и половину шевелюры. Потому ныне магесса носит парик. А крайне стервозный характер у нее врожденный, но на ниве преподавания отшлифовался, как бриллиант, до совершенства.

В общем, Стейфорд-Лориссон была не совсем старая, и сомневаюсь, что дева, которой все демоны бездны не страшны. Ее ученики стенали, проклинали, мечтали сдохнуть (а кто-то, по слухам, даже пытался), но постигали теорию проклятий. Причем помнили ее даже в посмертии.

Я впечатлилась. А когда увидела начарованный белкой фантом госпожи Стейфорд-Лориссон, то поняла: труба. Магесса, судя по всему, чтила первое правило воина: испуганный противник — уже наполовину поверженный противник.

— И как ее доводить до истерики? — поинтересовалась малявка.

— Такую даму не раскрутить на припадок. Она небось за свою боевую и школьную практику каких только пакостей не повидала. Поэтому мы не будем доводить до этой самой истерики… — оптимистично начала я.

— Чего-о-о? — возмущенно перебила белка.

— Мы будем доводить ее до любви! — закончила я свою мысль. Белка тут же перестала выть. — Ведь основная задача, чтобы она не зверствовала на уроках.

— Приворотный эликсир? — пробормотала рыжая. — А что, это мысль! Только у него кратковременный эффект, пара ударов колокола от силы. Да и нужен объект для страсти. Не со скелетом же ей любовь крутить.

— Вот сейчас мы и пойдем искать этот объект, — оптимистично заключила я. — А Мила нас прикроет.

Но малявка прикрывать не пожелала, заявив, что в нашей тройке она вообще-то главный профессионал. Как-никак даже банки грабила.

— А бойфрендов ты искала? — вкрадчиво уточнила белка, щегольнув словечком из моего мира.

— Кого бить? — не поняла Мила.

— Френдов, — машинально отозвалась я и поправила: — Ухажера для нашей Стейфорд-Лориссон.

— А-а-а… И где искать? — спросила мелкая, азартно сверкая глазами.

— Ну, в первую очередь, он должен быть бесстрашным. Где такие водятся?

— В тюрьмах, кабаках, психушках… — начала перечислять белка.

— Я тебя поняла! — подняв руки вверх в жесте «сдаюсь», заверила я. — Первое место, конечно, самое перспективное, но…

— Зато в последнем я — отличный эксперт, — ввернула рыжая.

— Поэтому пойдем в кабак, — решила я, выбрав, как мне казалось, самое безопасное.

Что могу сказать? Наивная я на тот момент была, ой наивная.

В плане организации все было на высшем уровне: чары отвода глаз — от белки, защитные амулеты (целая гроздь) — от Милы. Я на миг себя даже Джеймсом Бондом и Матой Хари в одном лице почувствовала с такой-то экипировкой.

Но радость моя была недолгой. Домашнее-то платье я нашла быстро. Просто ограбила шкаф в своей, а точнее, в тетки-Эльзиной спальне. Оную комнату, к слову, она уступила мне вынужденно. Подозреваю, что Деймон, как хозяин дома, тетушку особо и не спрашивал, а приволок и сгрузил бесчувственную меня на ближайшую от лестницы кровать.

Так или иначе, платья, в которых мне было очень просторно, имелись. А вот то, в чем я бы смогла выйти на улицу, нет.

Белка окинула меня критическим взглядом. Произнесла интригующее: «Ща!» — и испарилась. Вернулась она быстро и нетрадиционным для нее способом: через дверь (не иначе как по ошибке). При этом рыжая волокла сапоги и какую-то одежду.

— Вот. Тебе должно подойти. Примерь.

— Это точно не саван? — Я с подозрением уставилась на подношение, памятуя о предыдущей попытке белки принарядить меня.

— Нет, конечно, ты чего! — столь рьяно возмутилась белка, что я заподозрила подвох.

— Мила? — Я решила уточнить у мелкой, которая явно больше моего смыслила в нарядах этого мира.

Мелкая, судя по выражению ее лица, поняла, что за одежду притаранила мне рыжая, но пожала плечами и заявила, что-де ничего критичного. А с учетом заклинания отвода глаз — и подавно. Зато это самая теплая и удобная одежда.

Я с сомнением развернула тюк. Ну штаны правда чересчур облегающие. Рубашка из льна. Сапоги со шнуровкой до колена. Меховая куртка с капюшоном. И что самое удивительное — все и вправду было впору.

Ладно. Деймон меня все равно в этом не увидит, а на остальных плевать. Хотя белка мне и обещала, что я буду тенью для всех. В том числе и для тех, кто наверняка следит за домом, а уж охраняя или пытаясь убить — пес их разберет.

В итоге через удар колокола наша троица вышла из дома. Мила, как единственный видимый для всех представитель банды «Горячие белочки» (малявка настояла, чтобы мы величали себя именно так, дескать, в этом есть особый шик), гордо вышагивала, изображая моцион светской барышни. И не важно, что этой самой барышне лет было раз-два и обчелся.

Мороз щекотал щеки и пальцы рук. Снег хрустел под подошвами сапог, поэтому приходилось шагать с малявкой в ногу. И аккуратненько так, по краю дорожки, чтобы лишняя пара следов не привлекла внимания.

Было жутко непривычно. Я сама не видела собственных рук и ног, лишь ощущала. Медленно вдыхала стылый воздух, пронизанный свежестью и спокойствием, и растягивала выдохи, стараясь, чтобы в лучах солнца не появлялись облачка пара. Да и двигалась плавно, памятуя о наставлениях белки: при резких движениях морок может смазываться, а очертания — дрожать, выдавая меня.

Сегодня был по-настоящему зимний день. Без слякоти под ногами, в которую порою превращается по осени едва-едва выпавший снег. Нет. Под солнцем, которое светило ярко, но не грело, на улицах расцветала зима. Еще немного — и задуют холодные ветры, за ними придут бураны, на улицах появятся сугробы, а крыши обрастут щетиной из сосулек и пушистыми белыми шапками. Но пока все только начиналось, хотя холод уже ощутимо прихватывал кое-кого за носы.

Например, одного шпика в пальто и кепке, который, не особо таясь, стоял у забора. Судя по тому, что он то и дело поглядывал на Милу, вышедшую из дверей, и на дом, — это по мою душу. Интересно, убийца или охрана, обещанная владыкой?

— М-да, я бы такого неуважения не потерпела. — Белка, скакавшая рядом и на зависть мне не оставлявшая при этом следов на снегу, уничижительно хмыкнула, глядя на странного типа в кепи.

— В смысле? — не удержалась я от вопроса, впрочем заданного шепотом.

— Ну какой из этого хмыря охранник? Два простеньких защитных амулета от прямых магических ударов, старенький пулестрел, и все. Да он даже не маг! Так, пуговичка от кальсон, а не охрана.

Белка парой фраз разделала моего бодигарда под орех. Ну темнейшество… Гарантирую безопасность… Слов цензурных на него нет, у кого бы занять?

Через сотни две шагов выяснилось, что от другого угла за домом наблюдает еще один подозрительного вида тип. Белка, никем не замеченная, шустро доскакала до него и, вернувшись, заявила, что наконец-таки это мой убийца.

— Фанатик, — гордо сообщила рыжая, будто это была ее личная заслуга, и добавила: — Еще немного, и будет мой клиент. Но пока, жаль, не совсем еще мозгами тронулся. — И тут же, глядя преданно мне в глаза: — Кэр, поможем ему сойти с ума? А? Ну что тебе стоит?

— А как же истерика?

— И правда… — опечалилась белка. — Эх… такой клиент пропадает. Может, на обратном пути? А?

Я лишь покачала головой. Мила, все это время хранившая невозмутимое молчание, процедила, едва разжимая уголки губ:

— Если что, я в доле.

Отойдя от дома Деймона и уже не столь таясь, мы двинулись к месту обитания бесстрашных, мужественных, отважных… В общем, тех, кто рискнет жизнью и здоровьем пригласить лэриссу — бывшего боевого мага, а ныне грозу всех школьников — на свидание.

— А как ты определишь, Кэр, что он именно тот самый? Ну кто нам нужен? — допытывалась мелкая, тарахтя со скоростью пулемета. Судя по всему, это дало о себе знать ее вынужденное молчание, пока мы не отошли подальше от дома.

Я же вспомнила мою подругу, у которой был прямо-таки нюх на безбашенных бойфрендов. Рокер, альпинист, байкер, фаерщик… Список был внушительным и регулярно пополнялся. Так вот, она весьма точно однажды выразилась: «Ада, что я хочу сказать про мужчин… Они делятся на два вида: сволочь обыкновенная и необыкновенная сволочь». Так вот ко второй категории относились как раз те, кто был сейчас нам нужен.

— Он просто должен быть необыкновенной сволочью, — выдала я.

Мелкая надолго замолчала. Мы вышли на одну из улиц. От десятков таких же, расположенных в квартале Молодой Луны, она отличалась лишь тем, что здесь имелось множество кабаков и таверн. Потому-то и называлась — Сытная.

Мы с мелкой заглянули по меньшей мере в десяток мест, прежде чем нашли того, кто нам нужен.

Войдя в очередной кабак с ничего не значащим названием «Берлога», не очень умело маскирующийся под харчевню, я прислонилась к стенке. А что? Меня не видно, зато сама могу вдосталь налюбоваться на бородатые и испитые рожи. Внутри оказалось настолько душно, что я расстегнула, а потом и вовсе перекинула через руку куртку.

Мелкая осталась на улице, дабы своим видом не смущать коренную фауну питейной.

Это был угрюмый тип. Сухощавый, жилистый. Рыжий, но не конопатый. А еще я печенкой чуяла: данный хмырь — магнит для неприятностей. Причем крупных. На мелочь подобные не размениваются. И если он до сих пор жив — значит, у него прокачанный скилл по выпутыванию из передряг.

Он сидел у стойки и буравил столешницу, на которой стояла его кружка, тяжелым взглядом. За спиной — два коротких меча, на лице — шрам от брови до подбородка.

К нему никто не подсаживался, зато злых взглядов, устремленных в его спину, было предостаточно.

Трактирщик с недовольной миной бухнул на стойку кружку. Здоровую.

— Гномий первач, самый ядреный! Как и заказывали, — прогнусавил хозяин.

Судя по всему, меченый трактирщику не нравился, но принцип «клиент всегда прав, пока платит и жив» был превыше.

— Кажется, мы его нашли, — произнесла я едва слышно.

Белка согласно кивнула:

— Хороший выбор. Более смелого псих… кандидата и вправду не найти.

И тут рыжий тип резко развернулся и прямо в меня запустил кружку с тем самым самогоном. Еще и пульсар вдогонку швырнул.

Еле успела шарахнуться в сторону. Не устояла на ногах и упала, уронив куртку. А то место, где я только что была, вспыхнуло жидким огнем.

С мороком пришлось распрощаться: он слетел с меня в один миг. Белка, видя такое дело, выругалась и исчезла. Кружкометатель же с нехорошим прищуром рассматривал меня. Я — его.

— Ненавижу крыс.

Я напоказ отряхнула руки.

— Говоришь так, будто сам — пасюк с обрубленным хвостом.

— Ты еще издеваешься? Жить надоело? Так я с этим могу помочь…

Но тут в нашу милую беседу вмешался хозяин харчевни:

— Ах ты, паскуда! Поджечь меня решил?

Судя по выражению лица, он мечтал придушить рыжего, а меня то ли не заметил, то ли в его глазах горящая стена была важнее невесть откуда появившейся пигалицы.

— Да этих порубежников как крыс давить надо. Лезут к нам в столицу… — взревел детина, что до этого сверлил спину меченого взглядом, полным ненависти.

Его поддержали дружным гулом.

А что следует за лозунгами, взошедшими на тучных и обильных нив… пивных парах? Правильно, штурм Зимнего. А в нашем случае — попытка завалить одного рыжего мага.

На него насели всей гурьбой. Будущий объект страсти лэриссы Стейфорд-Лориссон умудрился отбиться от самых ретивых, саданув волной сырой силы. Мечи из ножен он достать так и не успел, отвешивал хуки то магией, то кулаками.

Какой-то хмырь из коренных обитателей кабака в пылу драки попытался схватить меня со словами:

— О, девка! Давно у меня баб не было!

Я же, польщенная вниманием, воплотила в жизнь старую истину: удар коленом в область паха — хоть не французский поцелуй, но точно так же равнодушным не оставит никого.

Потом ко мне отчего-то решил подкатить еще один и еще… Пришлось быть вежливой, отвечая на приглашения.

Не успела оглянуться, как оказалась спиной к спине с тем самым психом, который и запустил в меня кружку. Но факт остается фактом: мы дрались бок о бок. Я осеняла ретивых табуретом, заодно прикрывая тыл меченому. Он же взял на себя основную оборонительную функцию. Отбив зараз несколько ударов, мой вынужденный напарник улучил момент и саданул еще одной волной сырой силы — нападавших разметало по сторонам.

Мы с меченым оказались зажаты между барной стойкой и толпой полупьяных мужиков. И если для него эта ситуация была обычной, рядовой и чуть ли не ежедневной, судя по выражению его покрытой шрамами морды, то меня она малость напрягала. Сущую малость, но все же.

— Так, пожир… — пропыхтел меченый и отвесил апперкот ретивому молодчику, который моментально недосчитался пары зубов. — Предлагаю временное перемирие. Давай действовать сообща: ты берешь эти две дюжины слева, я справа… — распределил он войска противника между нами, продолжая отвешивать хуки. — И в конце концов, воспользуйся магией! У тебя, в отличие от меня, здесь резерв не сжирается за считаные удары сердца.

Мужикам, которые держали в руках табуретки и «розочки» от бутылок, совет моего неожиданного коллеги отчего-то дюже не понравился. И вся эта забулдыжная рать в едином порыве вновь поперла на нас.

Черт! А ведь я планировала всего лишь тихо присесть рядом с этим типом и предложить ему непыльную работенку по соблазнению… Из всех пунктов моего плана пока был выполнен только один: я оказалась с ним рядом. Видно, так, плечом к плечу, мы и сдохнем, забитые табуретками: я магией воспользоваться не могу, а у рыжего резерв, похоже, на нуле.

И тут дверь буквально вышибло, впечатав в противоположную стену. На пороге стояла мелкая с двумя черными туманами на изготовку. На ее плече сидела белка, воинственно растопырив передние лапы и распушив хвост.

В кабаке вмиг повисла вязкая, давящая на уши тишина. Та самая тишина, когда боишься не только пошевелиться, но даже вздохнуть.

— Ик! — не выдержал кто-то из посетителей и с грохотом обронил табурет.

Эти звуки словно открыли заслон плотины.

— Эйта пришла… — пронеслось по залу.

— И Хель…

— А какая смерть молодая-то…

— А может, все же не смерть? — проблеял кто-то.

Что ж, смерть не смерть, но да, кому-то должна наступить хана.

— Вот этот — наш клиент. — Белка уверенно ткнула лапой в меченого.

Взгляды, в которых одновременно застыли испуг и жажда крови, устремились на типа со шрамом. Вот он, тот самый миг, когда ты либо возглавишь восстание, либо тебя сметет волна фанатиков.

Раньше я не подозревала, как много проблем в этой жизни можно решить с помощью кружки пива. Порой — выпитой, порой — разбитой о чью-то голову. Один взмах рукой, и в моей ладони осталась лишь глиняная ручка. А почти пустая кружка, из которой пил меченый, отправила его если не в царство Морфея, то близкое к оному.

Коварно оглушенный точным ударом, маг закатил глаза и стек на пол.

— Хель, забирай, — сказала я таким тоном, словно увидела старую добрую знакомую, и указала мелкой на собственноручно оглушенную добычу.

А потом в полной тишине подняла с пола куртку, отряхнула и надела.

Теперь все таращились уже на меня, словно в первый раз увидели. Вернее — толком рассмотрели. И увиденное многих отчего-то пугало. Почему-то многие пялились на мою злополучную одежку. А точнее, на символы, выжженные на коже куртки.

В глазах мелкой возник немой вопрос: «Кто? Я — смерть?» Белка была сообразительнее, то бишь опытнее в делах развода не только нечисти на деньги, но и простых темных на интерес.

— Заберем обязательно, — елейным голоском пропела она. — А еще с ума сведем.

После чего рыжая выразительно развела лапы.

— Г-г-госпожа смерть, н-н-не извольте бесп-п-покоиться, с-с-сейчас упакуем в лучшем виде, — с дрожью в голосе выдал трактирщик, вклинившись в нашу девичью беседу. — А если милостивой пожирательнице понадобится душа этого порубежника, то мы и слова не скажем. Отвернемся и даже не увидим ничего…

И тут до меня дошло, что за униформу на этот раз приволокла мне белка. У-у-у, рыжая! Таксидермист по ней плачет!

— Мне скорее нужно его тело, — ляпнула я.

— Ага, для любви, — ехидно добавила белка.

— Для любви… — ошарашенно протянул хозяин.

А у меня возник вопрос: кто такой, собственно, порубежник?

(обратно)

ГЛАВА 9

Впрочем, вопрос, который мог выдать меня с головой, я отложила до лучших времен.

— Ага. Большой и неземной, — украдкой показывая белке кулак, вынужденно согласилась я.

— Ну вы, госпожа пожирательница, сразу бы так и сказали, что полюбовника отлавливаете своего. Мы бы с ребятами этому делу ни в жизнь бы мешать не стали.

Я прищурилась и изогнула бровь, словно вопрошая хозяина: «Ты что, бессмертный?» Подействовало. Он враз замолчал и ловко связал оглушенному руки грязным полотенцем, которым еще недавно протирал стойку. Все остальные выжидательно таращились на меня.

Вскоре бесчувственный рыжий оказался спутан не только по рукам, но и ногам: у ушлого хозяина нашлась еще и мокрая половая тряпка, которой маг преотлично стреножился.

Белка что-то зашептала мелкой на ухо, после чего та звонко заявила на весь зал:

— Кэр, а мы его убивать за измену тут будем или на улице?

Я огляделась, словно прикидывая, какому столу оказать честь быть разделочным.

По залу пронесся сдавленный шепоток:

— Вот это псих…

— Изменить пожирательнице…

— Да с ней же ни один нормальный не будет связываться. Хотя на рожу и смазливая…

Мелкая, словно не слыша ничего, щелкнула пальцами, и тело рыжего поднялось в воздух, да так и замерло в положении «лежу на операционном столе, отдыхаю».

Я для вида ухватилась за сапог и делано возмутилась:

— Эй, Хель, мы так не договаривались.

— Так, не так… Какая трупу разница-то?

И в этот самый момент рыжий не нашел ничего лучше, чем очнуться. А судя по активности действий, смысл последней фразы дошел до него отчетливо. Он дрыгнулся в воздухе и протестующе замычал.

Оказывается, мстительный хозяин не только скрутил меченого, но и заткнул ему рот кляпом. Боюсь даже представить, из чего был последний.

Белка же, пользуясь тем, что ее из-за головы мелкой никто не видит, изобразила жест домушника: мешок с добычей на плечо, и тикаем. Я поняла ее без дополнительных пояснений, схватила вторую ногу рыжего и, благо наш трофей благодаря заклинанию левитации ничего не весил, перекинула его через плечо.

Рыжий попытался извернуться. Но я из личного опыта подобной транспортировки вспомнила действенный метод успокоения.

Шлепок по заду рыжего вышел звонким. Ошалели все. Моя добыча, которую по ягодицам, судя по всему, шлепали в ползунковой юности. Посетители таверны, не ожидавшие, что хрупкая пигалица не только не крякнув перекинет рослого мужика через себя, но и по-хозяйски вдарит ему, как норовистому жеребцу, по крупу. Мелкая, видимо углядевшая в этом жесте потенциальную измену Деймону, даже поперхнулась на вдохе и закашлялась.

Лишь я невозмутимо тащила свою добычу к выходу, да белка, сцепив обе лапы в жесте победителя, потрясала ими над головой. Благо делала она это абсолютно беззвучно.

Когда мы оказались на улице, я завертела головой, озираясь.

— В подворотню, — тут же сориентировалась белка, махнув лапой в неприметный проход между домами, который и переулком-то назвать было тяжело.

Я поспешила с ношей туда. Мелкая, возмущенно сопя, — за мной.

Еле успели. Заклинание левитации закончилось чуть раньше, чем мы скрылись с улицы, и последние несколько шагов я таки пронесла на себе эту тушу. С виду тощий и жилистый порубежник оказался дюже тяжелым.

Рыжий, которого небрежно свалили на снег, попытался трепыхаться, даже умудрился сбить меня с ног. Но тут не подкачала белка: она взбежала ему на грудь, схватила лапами щеки и рассерженной коброй прошипела:

— Замри!

То ли это было заклинание такое, то ли меченый проникся тем, что квинтэссенция чистейшего сумасшествия топчется по его груди, но дергаться перестал.

Я встала на четвереньки, потом распрямилась и, отряхнув колени, невозмутимо начала впаривать това… декламировать свое деловое предложение:

— Мы немного не с того начали наше знакомство. Предлагаю попробовать еще раз.

Рыжий замычал. Мила, склонив голову набок, глубокомысленно изрекла:

— По-моему, для продолжения разговора стоит вынуть у него изо рта затычку.

Рыжая, как ударная сила команды «Горячие белочки», отцепила одну лапу от щеки, показала кулак и выразительно произнесла:

— Сейчас я выну кляп, а ты будешь молчать. Усек?

Меченый смерил злым взглядом отчего-то меня, а не ее, и медленно, словно нехотя кивнул.

Тут же белка ловким движением вытащила кляп из его рта. Я опознала в изрядно изжеванной тряпице носок. Мужской. М-да. Трактирщик не просто садист, а изверг, не гнушающийся применением химоружия. Мне даже стало жалко рыжего. Не повезло мужику: сначала на драку нарвался, теперь вот на издевательства, а ведь ему еще соблазнение предстоит…

Кстати, о последнем. Не стала юлить и уже открыла рот, чтобы изложить в двух словах суть проблемы, как белка меня опередила:

— Слышь, симпатяшка, тут такое дело. Нам нужен любовник. Смелый.

— Что, сразу всем троим? — поперхнулся рыжий, очумело переводя взгляд с меня на мелкую, потом на белку.

— Тьфу! — в сердцах сплюнула я. — Не нам. Одной благородной госпоже. Мы даже заплатить готовы за это дело.

— Тем, что ты останешься жив! — тут же ввернула предприимчивая белка, не желавшая добровольно расставаться даже с гнутой медькой. — И в трезвом уме…

— Она что, тоже пожирательница душ? — хмуро уточнил рыжий.

— Хуже, — шмыгнула носом мелкая. — Она преподавательница. Так что вообще о пощаде молить бесполезно.

Намного позже я узнала, что в Темных землях с пожирателями связываться не просто боялись — от них шарахались как от чумных. А чтобы кто-то по доброй воле стал встречаться с тем, кто способен не только убить, но и уничтожить твою душу? Ну уж нет.

Сказать, что наше коммерческое предложение удивило рыжего, значит, ничего не сказать.

Впрочем, он не стал строить из себя недотрогу-принцессу, а в лучших традициях наемников начал торговаться. Связанный по рукам и ногам, сидя на снегу в грязном тупиковом переулке — торговаться!

Я оценила. Белка — восхитилась. Мила уперла руки в боки и заслонила меня от рыжего, словно решила на всякий случай блюсти мою верность Деймону.

— Ну опишите эту вашу… госпожу преподавательницу.

— Хелену Стейфорд-Лориссон, — педантично уточнила белка.

— Да что ее описывать, — буркнула малявка. — Кости, мясо, полведра крови и скверный характер.

— Заманчивое предложение, — подставляя лицо начавшему падать пушистому снегу, усмехнулся рыжий и добавил: — Для мясника.

— А ты у нас кто? — поинтересовалась я. — Рыцарь благородных кровей?

Судя по тому, как он нахмурился, я если и не попала в цель, то была близка.

— Я порубежник. — Он упрямо мотнул головой.

— И что это значит? — тут же прицепилась я.

— Ты что, не знаешь, кто такие порубежники? Зачем… Как… На кой ты его вообще тогда взяла? — наконец нашлась Мила.

Белка была более сдержанной, поскольку, в отличие от малявки и рыжего, знала причину моей социологической и демографической безграмотности.

— Так она же светлая. — Она развела лапы в стороны и пожала плечами, словно синонимом «светлой» было «беспросветная дура».

— Так ты не пожирательница? — удивился рыжий. — То-то я смотрю, что меток ни на лице, ни на руках нет… Зачем тогда их униформу напялила?

— Какая в тот момент была у смерти, такую для Кэр и стянула! — возмутилась белка.

Я взглянула на связанные руки рыжего: от ногтей до запястий те были опутаны изображением черной паутины. Так вот как, значит, выглядят метки порубежников…

Мы еще немного попрепирались с рыжим, узнали, что зовут его Торос Ллойд, а я получила ответ на вопрос, кто же такие порубежники.

Как выяснилось из краткого ликбеза, проведенного Эйтой для одной светлой, порубежники — это психи. А точнее, ненормальные, добровольно отрекшиеся от своего рода и ставшие дозорными — стражами, которые не дают вырваться глубинным демонам бездны в этот мир.

Со слов белки, не только темные маги погружаются в Первородный Мрак. Некоторые обитатели истинной Тьмы не прочь вырваться на свободу. Обычно высшие демоны бездны сами отлично сдерживают полуразумных неистовых абаасов или бешеных таки, чей голод неутолим. Но если этим тварям удается всплыть из глубин Мрака или, того хуже, вырваться в мир людей, то не обойтись без порубежников — тех, кто охраняет грани миров и способен загнать тварей обратно в бездну.

Конечно, сильный чернокнижник или ведьма способны справиться с одним таким выкидышем Мрака, но это в теории. На практике почему-то чаще получалось наоборот: темные маги оказывались сожранными или покалеченными. Но если повезло и чернокнижник одолел тварь бездны — он становился героем. Может, потому что при этом не убивал простых людей?

Порубежники же охраняли грани миров, а не простых смертных. Когда они изгоняли тварь в глубины Тьмы, им было плевать на людей и нелюдей, что рядом. Задача — ликвидировать того, кто сбежал от демонов. Если нужно убить сотню жителей, чтобы загнать таки на сотый уровень — порубежник убьет. Если для уничтожения абааса потребуется сровнять с землей город в несколько тысяч человек — сделает это не задумываясь.

Потому-то порубежников, с одной стороны, уважали, а с другой — ненавидели. В лицо им не говорили ничего, помня об указе императора, а в спину могли и ударить. Как недавно в кабаке, где загоревшаяся стена стала лишь поводом…

О последней, к слову, напомнил нервный звон колокола — это спешила пожарная дружина. Мы с Милой и белкой выглянули из-за угла. Харчевня, которую наша банда недавно покинула, вовсю дымила. Похоже, подожженная стена, про которую сначала в пылу драки подзабыли, а потом вспомнить о ней не дало фееричное явление Милы и белки, таки разгорелась и дала жару хозяину «Берлоги».

Убедившись, что в харчевне и без нас все идет весело и с огоньком, вернулись к разговору о сотрудничестве. На удивление, Торос согласился. Сошлись на одном золотом: бесстрашный порубежник берется пригласить преподавательницу на несколько свиданий, а также в оставшиеся до каникул две седмицы сделать все от него зависящее, чтобы лэрисса думала больше о любви, чем о своих учениках.

— Только если она не проникнется романтикой и отношениями — с меня взятки гладки, — особо оговорил рыжий.

— По рукам, — солидно кивнула белка.

Договор даже скрепили клятвой. Простой, с ограниченным сроком действия и неустойкой в виде ревматизма поясницы.

А потом рыжий щелкнул пальцами, и его путы опали.

— Если ты мог освободиться, то зачем… — озвучила мелкая вопрос, разом возникший у нас троих.

Торос усмехнулся и, растирая запястья, соизволил ответить:

— У мужчины всего два способа победить в споре с женщиной: заплакать первым или притвориться мертвым… А вот чтобы выяснить, что она задумала, только один — сделать вид, что все идет в точности так, как она планировала. Мне стало интересно, что от меня нужно пожирательнице… Которая, как оказалось, и не пожирательница вовсе, а светлая. Вот я и решил, что пока мне стоит побыть немного связанным. Кстати, Кэр, а что ты делаешь сегодня вечером? — вставая и разминая плечи, спросил порубежник как ни в чем не бывало.

— Я попытаюсь остаться любящей женой, культурной женщиной и адекватной соседкой, пока мы с Милой будем делать уроки, — отбрила я любителя знакомиться поближе.

Вот только я не учла, что в радиусе полутора метров от меня стояла мелкая.

— Ты и вправду будешь делать сегодня со мной уроки? — счастливо задрав мордашку, спросила она.

— Я и так сейчас с тобой вопросами школы занимаюсь, — сквозь зубы прошипела я.

— Так это мы решаем вопрос оценок Нейрины… — протянула малявка.

Рыжий смерил меня задумчивым взглядом:

— Меня нанимали как-то убить дракона, поймать беглого светлого инквизитора, даже кастрировать одного насильника-чернокнижника, но чтобы исправить школьные оценки…

— Все когда-то случается в первый раз, — с видом профессионального психолога заверила белка и с оптимизмом добавила: — Главное, чтобы не в последний!

Торос усмехнулся, и шрам, что стягивал его щеку, исказил его лицо. Теперь уже я критически начала рассматривать мага. Прямо как своего клиента.

Меченый насторожился:

— Светлая, ты, случаем, не гробовщик? Смотришь так, словно прикидываешь, какая домовина мне по размеру подойдет…

— Не домовина, а фрак. Ну или пиджак… — пробормотала я, мысленно обряжая рыжего в черный костюм и всучивая ему букет в руки. — А еще бы тебя не мешало подстричь и помыть…

— Чего? — возмутился маг.

— Зачем? — не поняла белка. — У нас же эликсир есть… А с ним хоть демон лысый обаяшкой покажется…

Что ж, плешивой видней.

— Ну раз марафет отпадает, то пошли соблазнять, — резюмировала я.

— Прямо сейчас? — изумился рыжий.

— А чего тянуть-то? Контрольную за тебя никто не отменит…

Спустя один удар колокола наша банда, умудрившаяся под покровом невидимости проникнуть в школу, пряталась в лаборантской. Вместе с нами с испугом в глазах спасался и Торос.

— Открывай, любимый, иначе я высажу дверь, — промурлыкала с той стороны лэрисса Стейфорд-Лориссон.

— Ведь она высадит. Она это может, — со знанием дела прошептала Мила.

Магесса ударила по двери, и отнюдь не кулаком, а разрядом магии. Железная ручка заискрила, из-под самой двери потянулась розовая дымка. Туман, словно живой, вкрадчиво своими полупрозрачными щупальцами стал обвивать наши ноги.

А начиналось-то все как хорошо: ловкие лапы белки в столовой незаметно подлили в ромашковый чай госпожи Стейфорд-Лориссон афродизиак. Тут же под видом родителя, опечаленного успеваемостью сына, нарисовался Торос. Хотя, как по мне, со свежим синяком на одной скуле (спонсором оного послужила недавняя драка в харчевне) и шрамом на другой порубежник больше смахивал на бандита, а не на озабоченного папашу. Тем не менее магесса Хелена взглянула на него и…

Что-то пошло не так.

Совсем как при установке пиратского фотошопа. То ли магесса слишком резко переключилась в статус «в активном поиске» и даже запустила заклинание «ловчая сеть», то ли у порубежника сработал инстинкт самосохранения… В общем, удирал он быстро, лэрисса преследовала профессионально, и в итоге загнала его в собственную лаборантскую, куда мгновением раньше заскочила наша банда.

— Что дальше? — уже десять раз пожалев о сделке, спросил Торос.

Наше трио переглянулось. Белка кивнула, мелкая размяла пальцы, я схватилась за ручку двери, которая все еще била током, хоть уже и не сильно.

— Мы — удирать, — с улыбкой анаконды возвестила я. — А ты…

— Отрабатывать! — гаркнула белка. — Радикулит тебе в спину!

В тот же миг я открыла дверь, мелкая подхватила порубежника волной силы и буквально вымела за порог.

Тот ухватился было за косяк, но подскочившая белка взвилась вверх и цапнула рыжего за руку. Его пальцы разжались, а я наконец-таки смогла захлопнуть дверь.

С той стороны сначала возник сильный шум, затем послышался треск ткани и сдавленные крики рыжего.

— Как думаешь, он справится? — спросила малявка у белки.

— Если выживет — уже хорошо, — оценив ситуацию, вынесла вердикт плешивая. И с оптимизмом добавила: — Ну я пошла. Завтра узнаем, у кого из них будет нервный срыв, а у кого истерика.

Эйта растворилась в воздухе.

Мы с Милой, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью, были не столь позитивно настроены.

Я глянула в узенькое окно. Малявку спускала бережно, держа за руки, благо первый этаж. Потом спрыгнула сама. Возвращались домой уже в сумерках. Мила посетовала, что такой маскировки, как у Эйты, ей, увы, не сотворить, но тем не менее морок на меня накинула. А то мало ли, с этой курткой.

По возвращении нас с мелкой ждал неприятный сюрприз.

Я только зашла в дом, снимая на ходу куртку, как узрела его.

Злой, здоровущий неприятный сюрприз. Он скалил клыки, рычал на нас, бил хвостом и вообще вызывал жгучее желание захлопнуть входную дверь с той стороны. Пес с ними, с моими убийцами. А точнее, пока с одним замерзшим в зюзю фанатиком, что так и стоял на углу.

Тут, в прихожей, перспектива сдохнуть была гораздо более реальной.

Четыре лапы, хвост, челюсти-капкан и чешуя, покрывавшая поджарое тело здоровенной… псины? Правда, размером оная была с теленка, имела в довершение шипастый гребень и крылья.

Есть такой белый пушистый зверек — песец. Он настигает внезапно. Я для себя как-то вывела целых пять подвидов милого полярного лиса, в зависимости от жизненных ситуаций.

Первый и самый частый — песец мнимый. На самом деле это никакой не песец, а просто поседевшая, задерганная бытом рыжая лисица.

Второй — легкий песец, с коротким подшерстком. Легко приручаем.

Третий — обычный песец. Подшерсток у него густой и длинный, но он еще юн и не откормлен. Поэтому по своей молодости может быть пореш… решен, в общем.

Четвертый — глобальный песец. Это уже вполне себе откормленная тушка, с весьма прокачанными навыками убегания и атаки. В схватке с ним выживет не всякий.

И наконец, последний подвид: редкий, реликтовый, но весьма опасный — полный песец, носящий еще и тривиальное название «полная задница».

Стоит отметить, что один и тот же песец по степени наносимого им урона может быть отнесен разными людьми к разным подвидам. Так, для одних индивидуумов песец может быть полным, для других точно этот же — всего лишь обыкновенным, легким или даже мнимым. Также тип песца напрямую зависит от того, насколько щедро природа одарила того или иного человека самым своим великим даром — пофигизмом. Ибо если у кого-то уровень пофигизма плюс сто пятьдесят, то тому даже полный песец что шелуха от семечка. И наоборот.

Но вот сейчас, глядя в глаза облизывающейся твари, которая явно увидела перед собой два симпатичных десертика, я понимала: у нас с Милой нарисовался не просто полнющий песец, а цельный трындец в центнер весом.

— Сидеть! — раздался злой повелительный приказ из гостиной.

Я, машинально задвинувшая мелкую себе за спину, подчинилась беспрекословно. Как была, так и села. Прямо у порога.

Псина, как выяснилось, имела более своенравный характер, сначала рыкнула и лишь потом плюхнула свой зад на паркет.

Появившись в прихожей, Деймон застал интересную картину: я, сидящая на своем радаре приключений и таращащаяся на собакоподобную тварь. Тварь, с изумлением, медленно переходящим в апофигей, таращащаяся на меня. И мелкая, порывающаяся, несмотря на все моипопытки ее спасти, погладить «славного песика».

Собакен, в чьем роду явно затесались змеи, сначала задрал морду вверх, словно спрашивая у чернокнижника, что тут вообще происходит, а потом, похоже, и сам начал понимать, что основная угроза исходит от самого мелкого объекта. И когда Мила все же вырвалась и ринулась на «песика», дабы почесать за ушком, хвостатый на своей шкуре прочувствовал, каково это, когда апофигей стремительно и неумолимо переходит в состояние «вляпался по самое не балуйся».

— Дей, ты чудо! Ты купил мне грима!

Моя челюсть со стуком упала на пол. Что-то мне подсказывало, что гримы — это не тот домашний питомец, которого стоит дарить ребенку. Хомячок, рыбка, ну черепашка или котенок… Но тварь размером с теленка, способная тебя не просто сожрать, а заглотать целиком?!

— Мила, это не тебе, — сухо отрезал чернокнижник и начал снимать куртку. А затем отчего-то потянулся к ремню.

Мелкая насторожилась. Собакен тоже отчего-то прижал уши. Я, начавшая было вставать, замерла.

— Дей, что ты делаешь?

— Злюсь, — предельно честно ответил темный. — И собираюсь заняться воспитанием. Причем вас обеих сразу.

Я, в свое время познавшая не только методику Макаренко, но и углово-ременную, сообразила первой.

— Ты не тронешь мелкую! — заявила я столь решительно, что чернокнижник на миг замер.

— Тобой я тоже займусь. Но чуть позже, — отрезал он и повернулся к малявке. — Мила, марш к себе.

Мелкая немедленно испарилась, словно ее тут никогда и не было.

— Гром, к ноге! — скомандовал темный и ловко зацепил ремень за ошейник пса. Деймон поймал мой удивленный взгляд и нахмурился. — Ты думала, я подниму руку на сестру?

— Ты был весьма убедителен… — буркнула я. — Ты хочешь сказать, что никогда не поднял бы руку на ребенка? На женщину?

Этот темный был для меня сплошным противоречием, загадкой.

— Поднял бы, — сухо отрезал Дей, развенчав еще не успевший оформиться образ благородного лэра. — Но только не на Милу. И не на Нейрину или Рассела.

— Извини. — Мне отчего-то стало неловко. Может быть, от неожиданной прямоты и честности. — Просто я плохо тебя знаю…

Пес под его ногами заскулил.

— Гром, тихо! — рыкнул чернокнижник.

Мне показалось, что он что-то хотел сказать мне, но в последний момент передумал. Тяжело выдохнул, намотав ремень на ладонь и чуть дернув, принуждая пса встать.

— Кэр, я тоже тебя плохо знаю, но в одном уже успел убедиться: ты хуже ребенка! Я прихожу домой, тебя либо нет, либо ты в смертельной опасности. То окно, то столовая, а сегодня — исчезновение. Скажи, как мне сберечь твою жизнь, если ты постоянно… — И только тут темный разглядел упавшую на пол куртку. — Кэр!

Я испугалась. Очень. Собакен, каким бы грозным он ни был, — тоже. Мне даже показалось, что еще немного — и он напрудит лужу. В кои-то веки во мне проснулся инстинкт самосохранения, и я, не особо раздумывая, дала деру. Перепрыгнув через псину, помчалась вверх по лестнице.

— Гром, задержать!

Собакен взвился в воздух.

Как по мне, хвостатый стремился не столько выполнить приказ, сколько удрать подальше от грозного хозяина.

По лестнице застучали мои невысокие каблуки, потом лапы пса и, наконец, сапоги чернокнижника.

В спальню мы с псом влетели одновременно, особо не разбирая, чья она. Главное — закрыться поскорее. Я лихорадочно задвинула щеколду. Фух!

Мы с псом переглянулись. В янтарных глазах с вертикальным зрачком отразилось облегчение. Но только на миг. Кулак, грохнувший о дверь, заставил штукатурку посыпаться с потолка.

— Кэр, открывай! Открывай по-хорошему.

— Твое «по-хорошему» звучит так, как у нормальных людей «по очень плохому» — откровенно призналась я.

— Я сейчас вынесу безднову дверь!

— Не надо ее выносить! Я это сегодня уже проходила! Как насчет переговоров? У меня даже парламентер есть… — заорала я, прикидывая, сойдет ли за специалиста по переговорам собакен.

Псине мой взгляд отчего-то не понравился. Но мне самой выходить к темному нравилось еще меньше.

Дей перестал выламывать дверь и как-то излишне проникновенно поинтересовался:

— Что ты имела в виду, говоря, что сегодня это уже проходила?..

Упс… Прокололась. Кажется, в моем личном фонаре, что должен освещать путь в светлое будущее, только что перегорела лампочка. Придется идти на ощупь.

— Обещай не убивать, — начала я переговоры.

Собакен одобрительно гавкнул, чтобы и про его жизнь и здоровье не забыли.

— И своего Грома тоже пообещай не убивать, — торопливо добавила я.

— Кэр, — рассерженно прошипел темный, — я, конечно, рад, что ты со своим охранником так быстро нашла общий язык, но я жду объяснений.

— Сначала пообещай. А лучше — поклянись.

— Клянусь, что не убью тебя сейчас, если ты все объяснишь!

Ну уж фиг. Знаю я про лазейки в подобных клятвах. Например, убью не сейчас, а секундой позже. Или не убью, а слегка покалечу до потери сознания…

— Дей, а можно точнее: я не убью тебя с такого-то по такой-то срок и не причиню вреда ни физического, ни морального… — Подумала и добавила: — И аморального тоже не причиню, в чем и… далее можешь клясться.

Ответа не последовало. Чернокнижник просто вынес дверь. И не заклинанием даже, а банально — плечом. Настолько был зол. Причем, как выяснилось чуть позже, разворотил дверь он в собственную спальню. Подозреваю, первый раз Дей с таким боем прорывался к кровати. А вернее — под кровать. Ведь именно туда мы с собакеном и забились.

— Кэр, вылезай!

— Ты еще супружеский долг от жены потребуй там исполнить. — На пороге развороченного дверного проема возникли тапочки гренадерского размера. Их хозяйку было тяжело с кем-то спутать.

— Тетя Эльза, это совсем не то, о чем ты подумала… — из последних сил пытаясь быть вежливым, прорычал Дей.

Мне тоже не очень хотелось впутывать в наш разговор лэриссу Райос. Ведь тогда бы пришлось объяснять еще и ей, где я шлялась полдня. И вряд ли рассказ о моем времяпрепровождении ей понравится.

— Все нормально, тетя Эльза. Правда-правда! У нас такие игры… Ролевые.

— Гав, — подтвердил собакен.

Мне пришлось уточнить:

— Втроем… Мы… разнообразим нашу семейную жизнь.

Я даже наполовину вылезла из-под кровати, посчитав, что в присутствии родственницы меня убивать не будут, а если и будут, то без особой жестокости.

В общем, бояться было почти нечего.

— Дей? — подозрительно спросила тетя Эльза.

У чернокнижника дернулся глаз. А судя по плотно сжатым губам и побелевшим скулам, он так крепко сцепил зубы, что они вот-вот должны были начать крошиться…

— Ну раз это у вас любовные игры… не буду мешать. — Невозмутимости у Эльзы оказалось столько, что ее можно было давать взаймы. Хотя она не была бы потомственной ведьмой, если бы напоследок не сказала: — Главное, чтобы у этих игр через девять месяцев был результат. Так что играйте хорошенько, не халтурьте.

Едва она удалилась, Деймон отточенным движением совершил какой-то пасс, сопроводив его заклинанием:

— Ориссо!

Дверь нехотя встала на место. Не сказать, что очень ровно, но основную свою функцию — никого не выпускать — можно ведь выполнить, даже стоя чуть-чуть боком…

Я, шустро выползшая из-под кровати, пока чернокнижник колдовал, поняла, что бежать некуда.

К доводам Райос, от злости буквально искрящий темной магией, не факт, что прислушается. Значит, надо его остудить.

Вариантов было два. Первый — кувшин с водой. Но тот стоял слишком далеко…

А вот второй… Стрелы летают стремительно. Девицы, которые хотят жить, — ничуть не медленнее. Я оказалась рядом с темным быстрее, чем сама успела сообразить, и… обняла. Крепко. По-детски раскинув руки и прижавшись к его груди щекой.

— Извини.

Ожидала, что темный оттолкнет меня, рявкнет: что за цирк ты устроила? И пусть. Зато он переключится, выпустит пар, и мы уже сможем поговорить. Надеюсь, что сможем.

Но он стоял. Не шевелился и, кажется, не дышал. Зато сердце его билось часто, в каком-то рваном ритме. Его пульс отдавался в кончиках моих пальцев. Удар. Удар. Удар. Отчаянно, без намека на передышку.

Я задрала голову вверх, пытаясь найти ответ на вопрос, как можно носить каменную маску, притом что сердце стучит так бешено…

Зря я это сделала. Невозмутимость Деймона куда-то исчезла, улетучилась. Зато его глаза застилала тьма.

— Тебе никто не говорил, что нельзя злить чернокнижника? До неистовой злобы — нельзя. Особенно сильного. — Его голос был хриплым.

Я сглотнула. Но вместо того чтобы отпрянуть, попятиться, продолжала все так же стоять рядом.

— Кэр. Сейчас я не знаю, чего больше хочу — убить тебя или…

Он не договорил. Просто наклонился. А я потянулась к нему навстречу.

Его губы коснулись моих. В первые мгновения — требовательно, словно напором стараясь утвердиться в своем намерении.

Сильные руки скользнули по моим плечам, спине, прижимая теснее, не давая возможности вырваться, даже если бы я захотела. Запах Деймона. Дразнящий, соблазняющий, пряный, сводящий с ума. Мне хотелось не просто дышать им, пить большими глотками…

Мы желали друг друга и каждым прикосновением признавались в этом. Без слов. Два безумца, то ли пьяных, то ли просто сумасшедших.

Я хотела почувствовать его губы на своем теле. Везде. Всюду. И не только их. Его всего.

Мои руки, казалось, жили собственной жизнью, расстегивая его рубашку, срывая ее…

Ладонью провела по груди чернокнижника сверху вниз и ощутила напряженные, каменные мышцы.

Мы упали на кровать. Мое почти обнаженное тело практически вмяли в простыни.

Вокруг все горело. Казалось, в воздухе разлился жидкий огонь. Он опалял кожу, проникал в легкие с каждым вдохом, выжигал изнутри. И источником этого пламени был темный. Или я сама?

Вдох.

Не размыкая губ, не размыкая переплетенных пальцев рук. Я чувствовала напряжение Деймона, его готовность.

Выдох.

Наши взгляды на миг встретились. Его тьма, что расплескалась в глазах, сейчас она была другой. Жадной, ненасытной… но не злой.

Но именно этот взгляд что-то изменил.

Деймон вдруг резко скатился с меня и с остервенением ударил кулаком по кровати. Еще раз и еще. А затем рывком сел.

Но ложе оказалось мстительным. Одна из ножек заскрипела и начала медленно подламываться. Собакен, в панике вылетел из-под кровати и забился в угол, под секретер.

Упасть на пол мне помешали сильные мужские руки. Чернокнижник, не иначе как чисто инстинктивно, вскинулся и прижал меня к себе.

Он снова был сверху, но если еще пару секунд назад я плыла в каком-то мареве безумия, то сейчас все четче осознавала, что именно чуть не произошло.

Тело еще горело. Тело просило и требовало. Оно желало именно одного конкретного паразита, который сейчас придавил его всей своей тушей. Мы с Деймоном словно поменялись ролями. Сейчас уже я начала закипать:

— Что. Это. Было?

— Это был выброс магии, — все так же нависая надо мной, сказал темный. — Ты меня спровоцировала. Моя магия резонировала. Может, потому что я вбухал ее в тебя прорву, когда тащил душу. И когда пытался избавить от влияния владыки… Мы с тобой оба просто захлебнулись вырвавшейся из-под моего контроля силой. Опьянели, если хочешь…

— Всегда знала, что пьянство доводит до разврата…

— Могло и до убийства, — заметил темный. — Не стану скрывать, в первый миг идея свернуть тебе шею была весьма привлекательной.

— Ты тоже меня временами бесишь до печеночных колик, — не осталась я в долгу.

— Знаешь, Кэр, иногда мне кажется, что мы ведем себя как настоящие темные супруги, — вдруг усмехнулся Дей, — во всяком случае, сейчас я услышал от тебя вполне пристойный комплимент в свой адрес.

Все бы ничего, но тон беседы слегка не вязался с нашим положением — наклонным.

— Сейчас ты что-нибудь чувствуешь ко мне? — посерьезнел чернокнижник. — Желание? Влечение?

— Да. — Я не стала таиться. — Желание тебе как следует врезать. Инкуб недоделанный.

И честно попыталась заехать ему коленом в то самое место, которое еще недавно так стремилось к размножению.

Не получилось. Чернокнижник оказался бдительным. А может, просто опытным в данном вопросе.

— Отлично. — Он отчего-то усмехнулся. — Я тоже уже успокоился.

Наклонился и… поцеловал. И после этого нас, женщин, считают нелогичными?

Но это был совершенно другой поцелуй. Нежный, осторожный. Словно темный пробовал, исследовал. Не знала бы я Деймона, подумала бы, что он скован тревогой и охвачен надеждой одновременно.

Я поддалась. Ответила. Так же осторожно, словно боясь то ли его, то ли себя.

Ни в мыслях, ни в теле больше не было безумства. Вместо него поселилось… спокойствие и уверенность. Словно утром твоей кожи коснулись первые солнечные лучи, ты проснулась и знаешь: этот день будет счастливым.

Краткий миг, после которого Деймон медленно отстранился.

— Хотел запомнить, какой твой вкус без ноток безумства темной силы.

Он поднялся одним движением. Сильное тело, испещренное рунами и шрамами. Напряженная спина, на которой раскинул крылья черный ястреб.

Он наклонился за пледом, невесть как оказавшимся на полу.

Я села на край кровати, сломанной, накрененной на один угол, и придвинула к груди согнутые колени, словно пытаясь отгородиться от всего. От этой комнаты, от того, что случилось и едва не случилось. От самой себя. Прикрыла глаза.

Колючая шерстяная ткань, что легла на плечи, заставила вздрогнуть.

— Ты, конечно, симпатичная, но я уже имел возможность тебя хорошенько рассмотреть. Еще при первой нашей встрече. И интриги, поверь мне, в твоей наготе уже нет, — еле заметно усмехнулся чернокнижник. — Так что сейчас лучше накинь, а то простудишься. Опять. А из меня аховый целитель…

Но что самое поразительное — разгуливающий в костюме Адама темный дал мне именно плед. Хотя одежда, притащенная белкой, была вполне целой…

Замотавшись в кокон пледа, я поймала себя на мысли, что сколько я уже в этом мире, но нормальных вещей так и не носила. То плащ, то саван, то ночнушка размером с чехол для дирижабля, то вот сейчас изображаю патриция в альтернативной тоге.

— О чем задумалась?

— Когда я наконец буду не дикаркой или оборванкой.

— Ты о чем? — не понял Деймон.

У него, судя по всему, сработала истинно мужская логика: о чем вообще эта странная женщина глаголет? Одежда у нее есть? Есть! И даже иногда почти по размеру.

И я парой фраз пояснила, чего мне порою не хватает для счастья. Например, собственной одежды, а не таких вот шерстяных коконов, один из которых сейчас на мне. Дей выслушал мой монолог с невозмутимым видом. Увы, я не смогла прочесть целую лекцию. А все потому, что беседовать о нарядах с человеком, напрочь их лишенным, оказалось слегка проблематично. Ну не проникается он трагизмом ситуации в такой момент.

Едва я закончила, темный потянулся за своими штанами.

— Об этом я не подумал, — кивнул он. И не удержался от сарказма: — В свое оправдание могу сказать, что я в этом плане еще неопытный. Как-никак первый раз женат…

«И то на бывшем трупе», — чуть не ляпнула я, даже рот открыла, но опомнилась: у стен тоже бывают уши. Пришлось срочно заполнять паузу:

— Не переживай, я тоже виновата. Следующему мужу буду сразу выставлять список требований. А бонусом — еще и график истерик предоставлять.

Темному мои слова отчего-то не понравились. Он помрачнел и излишне резко спросил:

— Почему вы с мелкой удрали из дома?

— Дей, не поверишь, ради контрольной.

Чернокнижник и вправду сразу не поверил.

Как выяснилось, темный пришел из дворца с купленным для моей ночной охраны собакеном и, не обнаружив жены, забеспокоился. Раскинул поисковую сеть, выяснил, что мы в паре кварталов от дома. Что немаловажно — живые и здоровые, о чем говорили нацепленные на нас магические следилки — маяки. Кстати, я даже не подозревала, что, пока спала, на меня что-то нацепили.

В общем, Дей был слегка злой. И тут мы нарисовались. Да еще я в одежде пожирателя душ. Оную униформу обычно хозяева так просто без боя не отдают. В общем, чернокнижник подумал плохое. Что именно «плохое» — он так и не раскололся.

На улице давно стемнело, под секретером тихо скулил грозный собакен, который вроде как мой страж. Судя по всему, хвостатый посчитал, что охрана охраной, но, пока в комнате большой и грозный чернокнижник, оберегать меня особо не от кого… А вот косточки ему хотелось. О ней пес и грустил…

Дей не потрудился одеться целиком, так полуголый и уселся прямо на пол, скрестив ноги и внимательно разглядывая меня. Я тоже не нашла ничего лучше, чем облюбовать пушистый ковер.

Мы сидели и молчали.

В окно заглянула луна. Небо вызвездило, обещая холодную ночь.

И тут в дверь постучали. Громко. Выразительно.

(обратно)

ГЛАВА 10

— Вы уже помирились или еще раз мириться будете? — поинтересовались так бесцеремонно, как это могут делать только младшие сестры.

— Исчезни, Милерисса! — рявкнул Дей.

— Значит, пока нет… — Ломающийся голос еще не мужчины, но уже не мальчика. Рассел, не иначе.

Интересно, Нейрина тоже там?

За дверью раздалось шуршание и спешно удаляющиеся шаги. Причем, судя по всему, удалялось целое стадо маленьких, нахально хихикающих бизонов.

— Всегда подозревал, что поговорка «Да убережет тебя Мрак от дурных светлых, от темных родственников спасайся сам» возникла не на пустом месте. А вот сегодня окончательно убедился, что ее придумал кто-то очень похожий на меня.

— Ты их любишь… — улыбнулась я.

— Нет. Просто я их не ненавижу.

— Очень любишь, — уверенно заявила я.

— Кэр, тебе никто раньше не говорил, что ты имеешь безмерную наглость говорить именно то, что думаешь?

Я фыркнула:

— Говорили. И регулярно.

Темный, в этот момент потянувшийся за рубашкой, тяжело вздохнул:

— Если бы я точно не знал, что ты не ведьма, то непременно бы решил, что ты родилась в Темноземье. Причем не в какой-нибудь простой семье, а в семье аристократов с дремучим числом поколений первостатейных стер… ведьм. У тебя прямо талант.

— Просто я быстро адаптируюсь.

— Не ругайся. А чтобы тебе больше не хотелось а-да-пти-ро-вать-ся, — с издевкой растягивая слово, произнес Дей, — по всяким там кабакам, с завтрашнего дня и вплоть до бала засядешь за этикет, риторику, историю, географию и прочие полезные для выживания в светском обществе дисциплины.

Пес жалобно заскулил, вторя моим мыслям. Нет, я понимала, что все это мне необходимо, но…

— Гром, вылезай! — закончив одеваться, скомандовал чернокнижник. — Проводишь свою новую хозяйку до ее спальни.

Я с сомнением посмотрела на вылезшего из-под секретера собакена. С виду эта зверюга была грозной, но и она кое-чего боялась…

— Гром будет охранять тебя ночью от грезников, вэйлов, ырок, бук и прочей нечисти, которая может напасть на тебя во сне. Для защиты от прямых атак завтра получишь артефакт.

Пес переступил передними лапами, выражая нетерпение. Мол, пойдем, хозяйка.

Я поднялась. Затекшую ногу тут же пронзила боль, отчего я пошатнулась и точно бы упала, если бы меня не подхватили под локоть. В прикосновении не было ни намека на страсть, лишь дружеское участие. И как это темному удается столь быстро переходить из одного состояния в другое? Или он просто легко меняет маски, всегда оставляя истинное лицо и истинные чувства во мраке?

Впрочем, пес с ним, с темным. С собой бы разобраться. Вроде бы давно уже не школьница, но в последние дни творю что попало. Ада не потеряла бы сегодня голову от поцелуя, Ада бы десять раз подумала, прежде чем ввязываться в беличью авантюру, Ада…

Вот только одно маленькое «но» — Ада сейчас мертва. И ее телу стукнуло двадцать шесть: вальс гормонов давно отзвучал. Да и магии, которой сшибало бы с ног, в моем мире не было…

А здесь я словно глотнула хмельного вина свободы, получив новый шанс на жизнь. Да, не совсем нормальную. И с не совсем нормальным темным, для которого я всего лишь временная жена для получения постоянного приданого. Так, может, потому я стала столь безрассудной, что торопилась жить?

— Спасибо, — с запозданием произнесла я, заметив, что Деймон все еще не отпустил мой локоть. И в порыве откровенности добавила: — Знаешь, ты — тип, у которого совесть и скромность, судя по всему, пропали раньше, чем ты научился ходить. Иногда жесткий до жестокости, непробиваемый, надменный. Но я рада, что это именно ты. И что сейчас ты рядом.

«Тебя надо принимать таким, какой ты есть. Со всеми недостатками. Или не принимать вовсе», — договорила про себя, но вслух, конечно, этого не сказала.

Темный медленно и как-то неохотно отпустил мой локоть.

Я пошла к двери, волоча за собой по паркету хвост из пледа. Собакен поцокал рядом. Когда я уже взялась за ручку, то почувствовала, как дверь плавно левитирует. Вместе с косяком. Вбок.

Комната, которую мне уступила Эльза, оказалась прибранной, матрас — новым, и вообще все в ней располагало ко сну: прислуга постаралась.

Открыла створки шкафа, чтобы найти замену пледу, и замерла. Теперь мне стала ясна причина невозмутимого фейса темного, когда я ему высказывала претензии по поводу своего гардероба.

В шкафу висела дюжина платьев явно моего размера. Внизу под ними аккуратно расположилось несколько пар разнообразной обуви.

На постели обнаружилась ночная сорочка. В меру кокетливая и в меру практичная. Судя по всему, служанка, которая ее выбирала, так и не определилась, зачем сия вещица в моем гардеробе: то ли услаждать взор супруга, то ли чтобы я не мерзла холодными ночами. Ажурное кружево на оторочке было из тонкой шерстяной нити, призванной сохранять тепло, в то время как все остальное — из шелковой ткани, которая холодила даже в жару.

Время уже было позднее. Дом если и не спал, то готовился погрузиться в дрему. Я пропустила ужин, но есть не хотелось. А вот спать… Я зевнула и пошла в ванную комнату. Пока чистила зубы, заплетала косу, я ловила себя на том, что постоянно мысленно возвращаюсь к сегодняшнему разговору с Деймоном, к тому, как меня тянуло к нему… Только ли в магии было дело?

Я так устала, что, казалось, только коснусь головой подушки — провалюсь в сон. Но сначала колокол ударил одиннадцать раз. Потом — двенадцать. Потом — один. А я все ворочалась. Уже и подушку взбила и одеяло, но сон не шел.

Может, меня успокоит чай? С ромашкой, валерианой, коньяком…

Я потянулась за халатом, мельком взглянув в окно, которое выходило во внутренний двор дома. И замерла.

Звуки, словно хлыст рассекает со свистом воздух.

Крадучись подошла к наполовину зашторенному окну и остановилась рядом с краем тяжелой портьеры.

На расчищенной площадке, огороженной с одной стороны невысокими кустами, с другой — чашей фонтана, танцевал с двумя клинками Деймон.

Два клинка, в полтора локтя длиной каждый. Узорчатая сталь отливала в лунном свете благородной синевой.

Вот тело темного все подобралось, вот нашли опору широко расставленные ноги, вот он вдохнул, закрыв глаза, словно готовился прыгнуть в пропасть.

Удар по невидимому противнику, обманное движение второй рукой. Тяжелые лезвия порхали в воздухе, танцевали свой смертоносный танец, который все убыстрялся и убыстрялся.

Чернокнижник остановился, замер. И резко обернулся.

Наши взгляды встретились. Я не стала отстраняться от окна. Дей выдохнул. В воздухе сразу же заклубилось облачко пара. Сумасшедший. На улице же наверняка мороз. А он даже рубашку не накинул.

Чаю уже не хотелось. Но я из чистого упрямства пошла на кухню.

Собакен мой крестовый поход полностью одобрил. Даже тихо тявкнул, что, мол, хорошая идея, побольше бы таких… Питательных для духа и ума.

Коридор был темен и пуст. Неужели все решили для разнообразия чинно улечься в свои кровати и просмотреть положенную порцию сновидений? Ну кроме Деймона.

Спустилась на первый этаж и, поплутав — если бы не Гром, и вовсе бы могла заблудиться в полутьме, — нашла кухню.

Чай тоже нашелся. Правда, не ромашковый. А еще на кухне обнаружился темный, который там и хозяйничал. Уже в рубашке. Ну правильно, после такой-то зарядки…

Я глянула на стол, на котором лежали мечи. Казалось, их лезвия одеты в причудливый узор. Я мало что понимала в оружии, но почему-то была уверена: старинные. Из тех, которые в давние времена ковали из снопа металлических прутьев, закручивая их в спираль, отчего меч выходил гибким, а кромка — острой.

Похоже, Деймон заботится о клинках, может, даже больше, чем о любовницах: лезвия были тщательно протерты мягкой тканью, которая лежала рядом.

— Не спится? — спросил он, глядя на меня снизу вверх и жуя бутерброд, сделанный на скорую руку.

— Как и тебе, — хмыкнула я.

— Ну у меня на то есть причины…

— И какие же? — полюбопытствовала я.

— Толлер, мой подчиненный, принес новости. Из темницы моего замка выкрали труп того, кто напал позавчера на тебя в столовой. Я переправил убийцу телепортом именно туда, в самое неприступное место в империи после императорского дворца. И его оттуда выкрали.

Но самое паршивое оказалось даже не это, а то, что тип, едва не убивший нас с Милой, не был фанатиком. Наемный убийца. А это значит, что следом за ним придут другие. Более подготовленные и изворотливые.

— Я не смог толком допросить труп, когда поднял его: у наемника был вырезан язык. Причем давно.

Я удивленно взглянула на темного.

Ему пришлось пояснить, что подобная мера весьма распространена. Она позволяет обезопасить заказчика в случае, если наемник провалит задание и умрет. Такой труп даже у искусного некроманта не будет болтать.

— Но как ты вообще тогда узнал, что он наемник?

— Кэр, я не просто искусный некромант, а очень искусный, — с горечью усмехнулся темный. — И я надеялся в дальнейшем выведать его имя. Главное — задавать правильные вопросы, много вопросов, на которые способен ответить даже немой.

— Это таких, на которые существует лишь два ответа, «да» или «нет»? — догадалась я. — Но что же в этом сложного?

— В вопросах — ничего. А вот в том, чтобы несколько ударов колокола подряд удерживать мертвого в круге призыва, есть.

— Значит, в ближайшее время будет еще одно нападение.

— Нет, — работая челюстями, заявил темный. — Не одно. И основные сюрпризы ждут нас на балу в честь прибытия Аврингроса Пятого. Кстати, этот самый бал через четыре дня. Там я тебя и представлю официально как свою супругу.

Я сглотнула и задала вопрос, который меня мучил давно:

— А что будет после того, как ты станешь хозяином земель Лавронсов?

— Мои люди смогут пересечь границу и поселиться там. — Дей больше не ел, а хмуро смотрел на меня.

— А со мной?

Взгляд — словно выстрел в упор.

— Что бы ты хотела услышать?

— Скорее, чего бы не хотела: оскорблений. Оскорблений ложью.

— И не думал. — Темный тяжело выдохнул, встал со стула и подошел ко мне.

Бутерброд, так и недоеденный, остался на краю стола.

Дей взял меня за плечи и развернул так, что наши лица оказались друг против друга.

— Знаешь, оказалась бы ты той Кэролайн, которую собственный отец отправил в монастырь и которая предпочла смерть браку с сыном Мрака, все было бы проще. Я бы тогда тебе ответил: если я все же объединю земли Лавронсов и свои, а ты при этом каким-то невероятным чудом останешься жива, то сможешь поселиться в ските и посвятить себя служению твоим светлым богам.

— А как же официальные наследники и прочее? — не удержалась я.

— Кэр, в Темных землях вопросами наследников озабочен лишь владыка. Я мог бы признать оным и бастарда, заведись у меня такой. Даже при живой жене. — Он грустно улыбнулся. — Но, понимаешь, проблема в другом… Ты — это ты. Светлая снаружи, с истинным духом темной внутри… Я постараюсь сделать все, чтобы уберечь тебя от еще одной смерти. И не только ради наследства. Теперь — не только ради него.

Его рука коснулась моей скулы, и тут… Характерные звуки, раздавшиеся из-под стола, заставили нас с Деем обернуться.

Собакен не терял времени даром и надежно прятал бутерброд. А ведь все знают, что нет места надежнее для еды, чем собственный живот.

— Охранник… — Я не смогла скрыть улыбку.

— Он еще щенок. Немного глупый, но наглый.

Собакен, подлизываясь, завилял хвостом.

— Гримы признают лишь одного хозяина в своей жизни, — пояснил темный. — И нужно, чтобы пес и тот, кого он будет охранять, встретились до того, как грим стал взрослым.

— Еще один подросток на мою голову?! — Я попыталась за возмущением скрыть улыбку.

— Выходит, что так. Извини, я темный, пожелать тебе терпения и благословить на счастливую жизнь — с этим не ко мне. Но проклясть стальными нервами — всегда пожалуйста.

— Дей, знаешь, иногда мне кажется, что ты ненормальный.

— Иногда?!

— Да, в остальное время у меня в этом нет никаких сомнений!

Собакен, нагло дожравший бутерброд и нацелившийся на кусок буженины, лежавший на столе, согласно тявкнул.

— И это мне говорит самая непредсказуемая из всех женщин, которых я знал…

— Значит, ты до меня не знал женщин, — нахально заявила я, спеша уйти от скользкой темы. Дей не обещал мне светлого будущего. Да что там светлого. Никакого не обещал. Зато честно. — Непредсказуемость — главный козырь, который есть в арсенале любой лэриссы. Им мы с легкостью бьем любую карту мужской логики.

— Да. Но это касается тех женщин, которые играют в карты на равных с мужчинами. Но у меня создалось ощущение, что, когда я беру в руки те самые карты, ты хватаешь клинок.

Крыть было нечем. И я прибегла ко второму женскому козырю: невинному взгляду. Такому невинному, что младенцы по сравнению со мной выглядели бы закоренелыми грешниками. А то! Фотограф с опытом создания ангельских мордашек у невест еще и не то может.

— Кэр… — простонал темный. — Нельзя же так.

— Можно. И даже нужно.

Мой взгляд стал запредельно невинным.

— Будешь пить? — Наивный Дей попытался выбить меня из образа.

Но у Ады, закаленной свадебными банкетами, так просто почва из-под ног не уходит!

— С удовольствием. Только что? В вине — истина, в коньяке — благородство, в гномьем перваче — приключения. В воде — микробы. Так что ты мне предложишь? — Я изогнула бровь.

Кто бы знал, каких титанических усилий стоило быть невинной и провокационной одновременно. Да мне памятник из золота за это нужно отлить, в полный рост!

Темный оценил. Темный проникся. И… тут же цапнул со стола чашку с чаем. Как позже выяснилось — ромашковым. Протянув мне его, чернокнижник с серьезной миной заявил:

— Рекомендую успокоительное зелье. Оно отлично прочищает мозги. Кэр, я же предупреждал: не провоцируй! Внешне — ты светлая. А я светлых ненавижу. Но меня тянет к тебе зов моей магии, которая все еще плещется в твоих жилах…

— С-с-спасибо, — прошипела я.

Конечно, лучше всего успокаивает ромашковый отвар, но не выпитый, а вылитый на голову того, кто вас бесит. Я взяла чашку и со стуком поставила ее на стол. Во избежание. Вот так, всего парой фраз расставить все точки над «ё»: меня к тебе тянет не потому, что это ты, а потому, что это моя магия, а на самом деле таких, как ты, я ненавижу.

Развернулась, чтобы уйти, но чернокнижник схватил меня за локоть.

Я вынужденно оглянулась. Дей был напряжен.

— Когда я согласился на этот брак, то знал — будет непросто. Но я многое сделаю ради своих людей. Ради мира. Но… все оказалось гораздо сложнее. И… бездна раздери! Я чернокнижник.

— Я знаю, — грустно улыбнулась я.

— Хочу, чтобы ты знала еще одно: я не могу обещать, что со мной рядом тебе будет хорошо. Нет. Будет всякое. Но, что бы ни случилось, моя рука всегда будет держать твою руку. Если только ты не захочешь иного.

Он отпустил мой локоть и отступил. Я на миг растерялась. А когда я теряюсь, то говорю то, что думаю. А думаю я не всегда адекватно.

— Знаешь, я не маг. Не могу ни проклясть как подобает, ни благословить. Но могу пожелать.

— Пожелать? — удивился Дей.

— Терпения и крепких ягодиц!

Надо было видеть выражение лица темного. Такого, судя по всему, ему ни разу не желали. Пришлось пояснить:

— Чтобы твоя пятая точка смогла вынести такое приключение в жизни, как я.

Дей рассмеялся так, словно до последнего момента боялся, что я… оттолкну его?

— Спокойной ночи, мое приключение, — только и вымолвил он.

— И тебе того же. Тем же концом по тому же месту, — вспомнила я детскую присказку и, чтобы больше ничего лишнего не ляпнуть, поспешила покинуть кухню.

Собакен, разочарованный в лучших гастрономических чувствах, грустно поплелся за мной.

Уснуть удалось на удивление быстро. Ночью Гром пару раз тявкал, вроде даже кем-то или чем-то протирал пол, но лично меня никто не побеспокоил, а потому я, так толком и не открыв глаза, заснула снова.

Проснувшись, я поняла весь сакральный смысл фразы оператора Лехи, с которым снимала многие свадьбы. Обычно он в раннюю рань любил приговаривать: «Фу, какая гадость эти ваши семь утра». Вот сейчас я была полностью с ним согласна. Меня разбудил топот в коридоре. По ощущениям, за дверью ассасины штурмовали Иерусалим. По факту — троица юных Райосов опаздывала в школу, а один чернокнижник — во дворец. Зычные крики тетки Эльзы напоминали команды полковника на маневрах, мимо окна на первой космической скорости стартовали четыре метелки, и наконец все стихло. Мы с собакеном выглянули из дверей.

Уф. Кажется, мы только что пережили лавину Райосов. Собакен решил, что его ратные ночные труды должны быть восполнены дневным сном, и вернулся обратно, а я, накинув халат, вышла в коридор. Горничная, прилипшая к стене, прижимала к груди стопку полотенец, внизу дворецкий дрожащими руками закрывал дверь. Лишь Эльза была невозмутима. Она стояла посреди гостиной с чашкой тонизирующего ароматного напитка в одной руке и внушительным бутербродом, состоящим из располовиненной ковриги хлеба и почти цельного окорока, в другой.

— Спускайся, четыре всадника Мрака сгинули. — Она оттяпала от бутерброда кусок и, прожевав, добавила: — Правда, только до обеда. Да, племянник просил передать тебе несколько книг. Они лежат в библиотеке, на столе. Так что, как позавтракаешь, можешь почитать.

Я не преминула воспользоваться советом. Позавтракала, переоделась в домашнее платье и отправилась в библиотеку. И увидела там «стопочку». Она была выше меня ростом. И тяжелее меня весом.

За «Историей Темных земель» я просидела до обеда. А потом в библиотеке появилась Нейрина. Она вернулась из школы и искала какой-то гримуар.

Я подняла глаза от своего фолианта.

— Ну как? Сегодня в школе был хороший день? — спросила я, желая узнать, состоялась ли влюбленность лэриссы Стейфорд-Лориссон.

Ведьмочка мрачно взглянула на меня.

— Школа не для этого создана! Мы только обрадовались, что отменили… А директор… А-а-а… Р-р-р… — Эмоции настолько переполняли Нейрину, что она вскинула руки, словно хотела задушить воздух перед собой. — Ненавижу Эйту! Ненавижу! Взяла гонорар и… Да что я тебе рассказываю, ты не поймешь.

Я посмотрела на темную. Очаровательная молодая лэрисса, которая уже сейчас, могу поспорить на что угодно, была способна вскружить голову многим. Год-два, и она превратится в настоящую роковую красавицу. Черные вьющиеся волосы, смуглая кожа, стройная как тростинка, с зелеными колдовскими глазами — Ней очаровывала.

Но на данный момент она была в таком бешенстве, что еще немного — и воздух заискрит не в переносном, а в прямом смысле.

— Что-то пошло не по плану? — Я постаралась вложить в простой вопрос и участие, и безразличие одновременно.

— Пытаешься быть моей заботливой мамочкой?

Колючка, сущая колючка.

— Мамочкой? Тебе? Меня давно так не оскорбляли.

Ведьмочка с подозрением сощурилась. Пришлось пояснить.

— У нас с тобой от силы четыре года разницы! — делано возмутилась я. — А ты сейчас прямым текстом заявила, что мне почти тридцать!

И ведь ни словом не солгала. Настоящей Клариссе и вправду едва минуло восемнадцать.

Ней молчала.

— А почему спрашиваю… Ну у меня живы школьные воспоминания. И не все они радужные. Например, когда мне было тринадцать, я мечтала, чтобы у нас отменили уроки иностранного языка. И дело не в том, что я ненавидела заучивать новые слова. Хотя и это тоже. У нас была препротивная преподавательница. И самое обидное: сколько бы диверсий мы ни устраивали, она все их обходила. Ну чисто ведьма была.

— Правда? — недоверчиво спросила Ней.

— Насчет последнего — это только мои догадки… — туманно ответила я.

Слово за слово мы разговорились. Выяснилось, что их настолько достала лэрисса Стейфорд-Лориссон, что они скинулись на услуги Эйты. А точнее — на истерику преподавательницы с перспективой заявления по собственному желанию.

— И? — вопросила я.

— И ничего. Заявление было. Истерики не было.

— Так что в этом плохого?

— Заявление на отпуск по поводу свадьбы! А вместо нее пришел одноглазый старик, который на первом же занятии наставил всем кучу двоек и заявил, что у нас никаких зимних каникул не будет с таким уровнем подготовки. И мы все будем до посинения учить теорию проклятий.

А я сглотнула. Два снаряда в одну воронку не попадают? Ну-ну… Судя по всему, в этом мире у госпожи Судьбы призвание — снайпер. Про то, что чувствует некий порубежник, и думать не хотелось.

Зато Ней выговорилась и слегка остыла. Схватив гримуар, она сказала, что пойдет учить проклятия, причем не только теорию, но и практику. И что на последнюю стоит поднажать особенно. Чтобы больше не доверять важные дела всяким шарлатанистым белкам, которые выполняют договор только формально.

Вообще-то Эйта же устранила преподавательницу… Так что гонорар — ее.

После Нейрины в библиотеку ураганом влетела Мила. Я с чувством дежавю вопросила, как прошел день.

Мелкая заверила, что отлично. На вопрос же, чем занимались, Мила с гордостью выдала:

— Я изучала драконов.

Меня насторожило это «я». Потому решила уточнить:

— Вы с классом изучали драконов?

— Я изучала драконов, — шмыгнула носом малявка. — Чем занимались остальные — не знаю.

Я лишь покачала головой.

— Кстати, Эйта выдала мне мою часть гонорара. — Мелкая подкинула в воздухе монетку. — А с тобой она рассчиталась?

— Она мне вернет долг через два дня, — заверила я мелкую, а вот от последовавшего предложения сварить отвар для облысения, дабы насолить какой-то противной Лейре, я отказалась наотрез.

Когда Мила умчалась, я вернулась к фолианту, но нет-нет да и поглядывала на двери, подспудно ожидая появления Рассела.

Младший же Райос, рассудительный и выдержанный юный маг, так и не показался. Когда солнце начало клониться к закату, я поняла, что в голову уже не запихнуть ни строчки, зато в живот вместился бы жареный гевейк целиком. Утренний бутерброд Эльзы вспоминался с некоторым мечтательным умилением.

Деймон вернулся домой к ужину уставший и старательно сдерживающий злость, поэтому за столом все сидели тише мышек. И даже тетушка, которая, как я поняла, любила покомандовать, следовала правилу: чтобы изо рта не вылетела глупость, надо ее, эту самую глупость, вовремя закусывать. И она старательно работала челюстями.

По окончании ужина домочадцы мгновенно испарились из столовой. Остались лишь мы с темным.

— Кэр, я устал сегодня. Посиди со мной.

— Просто посидеть рядом? — Я встала.

— Можешь просто посидеть. Можешь рассказать о своем мире. О том, как ты жила… Я хочу отвлечься.

Надо ли говорить, что я до полуночи работала Шахерезадой на полставки. Мы сидели перед камином на шкуре, и я говорила об учебе в университете, о съемках, о той ерунде, которая кажется неважной в повседневной суете, но становится ценной со временем: мамина забота, звонки отца, перепалки с сестренкой. Дей тоже улыбался и делился своими воспоминаниями. А потом темный лег, положив голову ко мне на колени, и так и уснул.

Когда я это заметила, то пару минут не могла определиться, что лучше: разбудить или оставить на шкуре, укрыв одеялом. Решила все же укрыть. Встала аккуратно, стараясь не потревожить, и пошла наверх за пледом, но когда вернулась — Деймон уже куда-то исчез.

Спустя пару минут я опытным путем выяснила, что каким-то образом чернокнижник материализовался в моей кровати. Так же безмятежно спящим. И даже в тех же штанах и рубашке. Грезник?!

Гром, спокойный, как закусившая слоном анаконда, на спящего Деймона отреагировал странно: с облегчением вздохнул, словно сдал тяжелую вахту. Дескать, теперь пусть этот маг тебя охраняет и сам подозрительной нечистью паркеты вытирает. Это-то меня и убедило окончательно, что передо мной действительно спящий чернокнижник. Выгнать его рука не поднялась. Ладно, кровать большая, и мы в ней вполне можем разойтись как в море корабли.

Я легла с другой стороны кровати и вмомент уснула.

А вот утром поняла всю опрометчивость своего поступка. Меня не отпускали. Закинули на меня свои наглые нижние и верхние конечности и не отпускали. А мне очень, ну просто очень хотелось на свободу. Пусть и недалекую, всего в ванную комнату, но все же… В итоге природа победила воспитание, и я толкнула Деймона локтем под бок. Он охнул и… схватил меня сильнее. Я лягнула его. В ответ меня скрутили в захват. Такого произвола я не стерпела и гаркнула командным тоном:

— Отряд боевиков, на построение!

Это был первый раз, когда Дей пожалел о том, что делился со мной историями из своей юности: именно так их будили в Академии тьмы и разрушения семь лет подряд.

Чернокнижник вздрогнул, открыл глаза и резко сел на кровати. А когда понял, что это было… меня в спальне уже и след простыл. Зато я была счастлива. Правда, недолго.

— Кэр! — прогремело на всю комнату так, что окна задрожали. — У меня единственный вопрос: зачем?

— Я хотела быть счастливой! — Единственное, что я могла сказать в свое оправдание.

— И для этого надо было будить меня таким зверским образом? Я за одно мгновение все семь лет в академии прочувствовал. Все семь лет и наставника Пеймкира, который каждое утро начинал с этой фразы, а потом выгонял на мороз: бегать, нырять в проруби и драться. Некоторые после подобных тренировок собственные легкие выплевывали… Не буди меня больше так… — доносился голос темного через закрытую дверь ванной. — Разве нельзя ласково? Поцеловать, например.

— Я ласково саданула тебя по ребрам. Ты ласково выкрутил мне руку и не проснулся.

— Не помню такого, а значит, этого и не было, — возразил темный с поистине мужской логикой.

— Еще как было, — мстительно заверила я,выходя из комнаты уединения.

— Ведьма, — беззлобно констатировал темный.

— Стараюсь, — скромно ответила я.

Кроме утреннего происшествия, день больше ничем не был примечателен. Я штудировала историю, этикет, географию. А вот вечер…

Я стояла у окна и ждала Деймона едва ли не до полуночи. Собакен тоскливо взирал то на меня, то на луну. Я уже испугалась, не случилось ли чего, когда в дверь постучал слуга с запиской от Деймона. На сложенном в несколько раз листе было выведено: «Для Кэр». Темный отправил ее через телепортационный камень.

«Я сегодня не приду. Готовься к завтрашнему балу. Заберу тебя завтра вечером».

Если бы что-то стряслось, чернокнижник не стал бы писать. А тут просто ставит в известность, что не ночует дома. Умом я понимала, что Деймон — взрослый здоровый мужчина. Вывод напрашивался сам собой. Да и он не скрывал, что у него есть любовница. Память даже ее имя услужливо подкинула: Айлин. Именно так он назвал ту, которая послала мне грезника.

Всего одна фраза, но стало горько.

Дура. Жила бы себе спокойно, так нет, угораздило влюбиться!

До утра я прогоняла с глаз влагу. Нет, я не плакала. Почти. А потом, высушив слезы, села за туалетный столик наводить красоту. Из комнаты я вышла с ослепительной улыбкой. И весь день вплоть до вечера я сияла, как будто была самой счастливой на свете. Я улыбалась Миле, Эльзе, Ней и Расселу, слугам. А потом — мастерицам, которые одевали меня в невесомое зеленое платье.

Достала из шкатулки колье. Была мысль просто надеть его на шею и гордо продефилировать по залам дворца. Но желание отомстить императору было сильнее обиды. Я ненавидела, когда мной пытались манипулировать. А уж методы его темнейшества…

— Эйта, ты мне нужна! — сказала я громко и уверенно. Словно точно знала: меня услышат.

И вправду белка появилась на подоконнике, заставив с визгом исчезнуть из моей спальни модисток и парикмахеров.

— Ну, чего разоралась, стабильная ты моя?

— Я не разоралась. Просто напомнила о твоем долге. И почему стабильная?

— Она еще спрашивает! — возмутилась белка. — За всю ночь ни одного внятного рыдания.

— Ты что-то знаешь?

Внешне я осталась невозмутимой. Как расчесывала волосы, так и продолжила. Но внутри…

— Знаю, но не скажу, — мстительно заявила белка. — Я долг пришла отдать, а не за бесплатно информатором работать. Что там тебе нужно сделать?

А сделать предстояло много.

Деймон, как и написал, прибыл лишь вечером. И только затем, чтобы забрать меня на бал. Он был в черном мундире, застегнутом наглухо, на тщательно причесанных волосах таяли снежинки.

Я вышла к нему из комнаты уже в плаще. Глубокий капюшон был теплым и закрывал едва ли не половину моего лица, уберегая не только от мороза, но и от ветра.

— Ты готова? — Голос сухой и напрочь лишенный эмоций. Взгляд — злой.

— Вполне. — Мой ответ был столь же «многословен».

Спрашивать, что все это значит, не время и не место: на нас со второго этажа смотрели три пары глаз. Младшие Райосы притаились за перилами лестницы, как будто их не видно.

— Кэр, после бала нам нужно поговорить. Пока же помни: я обещал, что сделаю все для твоей защиты, и от своих слов не отрекаюсь. Просто весь вечер будь рядом со мной и не отходи ни на шаг.

Спустя половину удара колокола мы прибыли на бал. Я, Деймон и белочка, которая пряталась у меня на плече в тени капюшона.

По случаю приема все лодки и паланкины приземлились у самого начала мраморной лестницы, ведущей во дворец. Красная дорожка. Сорок ступеней. Вереница гостей. Я улыбнулась, и Деймон, весь полет хранивший молчание и то и дело прикрывавший глаза, насторожился.

А когда вошла во дворец, одними губами прошептала: «Приступим», — и откинула капюшон.

Белки под ним уже не было. Зато она была среди гостей. Невидимой дымкой, флером. Сквозила туманом, обнимала за плечи. Обвивала шеи… И вот на груди матроны вместо рубинового колье — уже изумрудное. И у щеголеватого лэра — такое же поверх рубашки. А я… Я скромно сняла с плеч плащ. На моей шее висел лишь медальон на шнуре. Зато на голове — тиара. Тиара из изумрудов. Каждый из них был хорошо виден. Вот только ни один дотошный наблюдатель не узнал бы в украшении подарок императора. Еще бы. Весь мой талант фотошопера был в этой тиаре. С помощью морока мы с белкой удвоили некоторые изумруды, напрочь изменив рисунок, задуманный ювелиром, утолщили плетение… И не нарушили ни одного пункта использования украшения. Оно было видно всем, не потеряно, не украдено. И вообще я его надела и с гордостью несла сейчас на себе, чтобы меня могли рассмотреть все и каждый. Вот только никто не смотрел. Все были заняты другим: разглядывали тех, над кем потрудилась белка.

Увы, рыжая заявила, что нацепить на шеи всем дамам в зале иллюзорные ожерелья — удовольствие дорогое. Но на дюжину лэров и лэрисс она, так и быть, разорится, потратив целую каплю чистой силы из своего резерва.

И сейчас я могла наблюдать, как в фавориты его темнейшества попали три престарелые матроны, два министра, несколько юных дев и даже один мопс, которого сухонькая и сморщенная как печеное яблоко лэрисса держала на руках.

А по залу тут и там уже ходили сплетни. Деймон в изумлении смотрел на меня. Только он знал, что у меня на голове.

— Как? — было единственное, что он спросил.

— Я сдержала свое обещание: никто сегодня не догадается, чей подарок я надела. Тебя не сочтут рогоносцем. Пожалуйста, и ты сделай то же самое по отношению ко мне.

Кажется, во взгляде темного мелькнуло понимание. И то, что он осознал, ему не понравилось.

— Кэр, сейчас мне уже плевать на то, что думают другие. Мне главное, что думаешь ты…

Но тут церемониймейстер объявил, что прибыл страж хранителя Врат бездны, герой сражения у Семи Перевалов, темный боевой маг лэр Райос со своей светлой супругой Кэролайн, урожденной Лавронс.

Деймон учтиво предложил мне руку.

А потом была вереница лиц. Морщинистых и юных, мужских и женских, высокомерных и снисходительных, но всех их объединяло одно — любопытство. В меня впивались взгляды-стилеты. На мгновение даже закружилась голова. Слишком много света. Слишком много внимания, острого, жесткого. Меня им буквально препарировали, но я шла с высоко поднятой головой.

Перед нами расступались. За нами — людское море вновь смыкалось.

Все же дюжина изумрудных ожерелий не смогли совсем уж отвлечь светских стервятников.

— И долго нам так курсировать? — сквозь приклеенную к губам улыбку спросила я Деймона.

— Пока не появятся их величества. Его темнейшество и его светлейшество.

— А точнее?

— Думаю, что когда твое терпение будет готово вот-вот лопнуть. Владыки любят испытывать терпение своих подданных.

— Тогда он должен появиться вот прямо сейчас. — Я мило улыбнулась какому-то старику, который столь пристально изучал мое декольте, словно там были алмазные прииски, а не скромный кулон.

— А, это тайный советник его темнейшества, лэр Лорки, — пояснил Деймон, раскланиваясь с какой-то матроной, обвешанной, как новогодняя елка, артефактами. Для простых украшений они сверкали слишком ярко. К тому же необработанный янтарь на шнурке и изящная золотая цепочка с подвеской-капелькой то ли из топаза, то ли вовсе из голубого бриллианта плохо сочетались с кроваво-красным платьем. — Советник — сильный маг и чувствует, что дар владыки на вас. Но он не может понять, как вам удалось наложить на него иллюзию. Ведь ожерелье нельзя скрыть. Об этом лэр Лорки позаботился лично…

М-да, а я-то наивно думала, что старика заинтересовала та часть женского тела, к которой мужчины проявляют изрядный интерес с младенчества. Ан нет, тут оказалась уязвленной профессиональная гордость. Как же, его заклинание сумели обойти.

Деймон обменялся приветствиями с кем-то из гостей, представил меня нескольким лэрам и лэриссам, а потом к нам подплыл тот самый Лорки.

— Лэр Райос, рад видеть вас здесь вместе с вашей юной очаровательной супругой. Разрешите поздравить вас обоих с браком… — Он замялся, впившись взглядом туда, где у меня висел скромный кулон. Сглотнул и продолжил: — Ваши красота и добродетель известны не только в Светлых землях, но и здесь, при темном дворе. Но сейчас я вижу, что молва нагло врет. Вы не просто красивы, вы прекрасны, как солнце…

— Настолько прекрасна, что не смеете поднять взор выше? Боитесь ослепнуть? — перебила я старика с милой, истинно ведьминской улыбкой.

Он вынужденно взглянул мне в глаза, а потом на Деймона, молча стоявшего рядом со мной. Меня не покидало ощущение, что это затишье из тех, которые бывают перед бурей.

— А еще говорили о вашей кротости и благочестивости… — растерянно пробормотал советник.

— Наглые сплетни, — тут же открестилась я.

— Как и то, что в вас нет и толики магии? — вскинулся Лорки. А ведь секунду назад эта акула притворялась растерянным старикашкой! Вот шельмец!

— А какой ответ вы бы предпочли? — Я чуть наклонила голову.

— Точное название чародейской школы. Или хотя бы магического течения, которое вы практикуете. — Тут он уже решил взять напором.

— Я приверженец учения о магии фотошопа.

— Фотошопа? — Сейчас, судя по всему, советник и вправду растерялся.

— А обучение проходила у наставника Гугла под присмотром его родственника — пресветлого Яндекса. Мои любимые заклинания: светочувствительность, дисторсия и хроматическая аберрация…

Я шпарила терминами, как юный химик-естествоиспытатель — опасными реагентами, смело мешая кислоту зубодробительных названий с едкой щелочью тона. И с радостью отметила, как советник и вовсе выпал в осадок. Надеюсь, нерастворимый.

Деймон предостерегающе сжал мой локоть: я выпала из образа глупой и зашоренной Кэролайн. А я что, виновата, что ли? У меня на акул, которые норовят меня сожрать, может быть, условный рефлекс: кусать первой. И желательно так, чтобы сразу с летальным исходом.

И тут по залу прокатилось:

— Владыка Темных земель…

В зал тяжелой поступью вошли сразу двое: его темнейшество и его светлейшество. Оба, что примечательно, без супруг. Со светлым все было понятно: осторожничал и не захотел брать с собой императрицу. Хоть и дружественный визит, но все же во вражеский стан… А что до темного владыки — судя по всему, он поддержал своего венценосного коллегу.

Эти двое шагали по живому коридору, обращая на склоненные головы и согнутые спины внимания не больше, чем на стены или потолок.

Наконец два монарших зада уселись. Хоть и не на троны, но в удобные кресла. Не прошло и четверти часа, как я в неуклюжем реверансе приседала под взорами владык. Оба властителя ныне могли лично убедиться, что я не умертвие, не зомби, не нанятая актриса с кучей грима и наведенной иллюзией, а настоящая Кэролайн. Хотя бы телом. Но настоящая Лавронс.

Аврингрос Пятый невзначай дотронулся до моей щеки перстнем, якобы в жесте благословения своей подданной. Как мне позже объяснила Эйта, то был весьма интересный артефакт, способный с легкостью превратить касанием любую нежить в пыль и развеять морок.

Темный был более сдержан. Он ограничился всего лишь еще одной попыткой выжечь мне мозг. Рядом, попав под его воздействие, зашипел кто-то из советников. Его светлейшество усмехнулся.

Я же изображала ушибленную на всю голову не просто светлую, а прямо-таки просветленную, которая чуть ли не через фразу вставляла «на то воля светлых богов» и лепетала про покаяния и молитвы.

Удачно изображала, да. Краем глаза заметила несколько сочувствующих взглядов, обращенных в сторону Деймона. У темных! Сочувствие! Судя по всему, почти все в этом зале посчитали, что в жены Райосу достался тот еще подарочек.

Но наконец пытка была закончена, и мы с Деймоном смогли отчалить от монаршего пирса, уступив место другим.

Я по наивности надеялась, что после официального представления мы по-тихому смотаемся. Ан нет. По этикету не положено, к тому же вызвало бы лишние подозрения. А поскольку это был не просто прием, а бал, то спустя час зазвучала музыка.

— Ты подаришь мне танец? — спросил Деймон.

Ответить я не успела. Ко мне подошел неприметный слуга:

— Владыка желает танцевать с вами.

От растерянности я ляпнула:

— Который из них?

Слуга так разительно переменился в лице, что я поняла очевидное: темный.

Хотя и светлому я отказать была не вправе.

Деймон лично сопроводил меня и в прямом смысле передал с рук на руки его темнейшеству.

— Владыка, прошу вас великодушно меня простить, — вложив свою руку в ладонь императора, начала я, — но, к сожалению, я не умею танцевать. Мое образование было скорее духовным, чем светским. Хотите, прочту молитву? Могу даже трактат по памяти.

О том, что лихо окрестила трактатом учение о физике элементарных частиц, которому мы посвятили целый семестр в вузе, я тактично умолчала.

— Совсем не умеете? — уточнил владыка.

— Абсолютно, — заверила я.

Единственный танец, который я когда-то освоила (не считая «шатающийся столбик» — хит всех дискотечных времен) был брейк-данс. Не думаю, что, начни я его исполнять, стоя в классической позе, которая пригодна больше для вальса, темнейшество бы обрадовался. Тем более тягучая и чувственная мелодия слегка не подходила для брейка.

— Как трогательно… — скорее себе, чем мне ответил владыка. — Впрочем, это меня не остановит. Просто следуйте за мной.

Да? А если я оттопчу ноги владыке, это будет расценено как покушение на монаршую особу?

Мелодия дошла до сильной доли, и мы закружились в танце. Его светлейшество выбрал кого-то из темных лэрисс и тоже вальсировал.

Молчали мы недолго. Взгляд владыки на миг задержался на моей прическе.

— Изящно. Надо будет доработать защиту, чтобы она сжигала и волосы. Я не люблю, когда меня пытаются переиграть. — Он произнес это с улыбкой, но таким ледяным тоном, от которого по спине побежали мурашки.

— Лишь познав поражение, можно вдосталь насладиться победой. — Я старалась казаться невозмутимой.

— А что до того, что сегодня внезапно число моих фаворитов увеличилось… Я оценил. Передайте Эйте мои поздравления. Ее шалость удалась. Или вы сейчас скажете, что и понятия не имеете о той, что уже два десятка лет пытается украсть мой разум?

У меня внезапно не оказалось зла на этого паразита в короне. У кого бы занять. Причем срочно. Ведь именно так я и собиралась ответить. Откреститься от всего. Я не я, и магия не моя!

— Вы удивительная. Светлая снаружи, темная по своей сути. Вы кажетесь на первый взгляд доступной и простой. Даже отчасти глупой. Но стоит на вас посмотреть пристальней, и понимаешь — вы недосягаемы.

— Благодарю за комплимент, — промолвила я с легкостью кокетки, но насторожилась, потому что владыка не из тех, кто будет расточать похвалы понапрасну.

— Это не комплимент. Я констатирую факт. А еще один факт — ваша невероятная устойчивость к моей магии, к моему воздействию. Зачастую даже сильнейшие темные магессы не могут находиться со мной рядом больше нескольких ударов колокола, притом что я не пытаюсь воздействовать на них ментально. И даже Эйта, насколько успели выяснить мои осведомители, не смогла лишить вас разума. Последнее обстоятельство меня весьма обнадеживает.

— Что у вашей шпионки светлая голова и будут четкие, лаконичные отчеты?

— Что вы сможете зачать и выносить для меня наследника.

Я все-таки сбилась с шага. И врезалась в грудь владыки.

— Простите?

— Прощаю, — великодушно изрек темный и невозмутимо вновь повел меня в танце.

— Нет. Я не о том. Простите, но о чем вы? Я вас не понимаю. Я замужем и, возможно, уже…

— Повелителю опасно говорить «нет». Это раз! — резко перебил меня владыка. — Мне абсолютно наплевать, можете быть замужем и дальше: сие обстоятельство ничуть не помешает. Это два. Вы не беременны на данный момент. Вас на входе в зал просканировали заклинанием. К слову, вы и вовсе девственница. Райос почистоплюйничал? Я не буду. Вратам бездны скоро потребуется новый, сильный хранитель, способный спуститься на сотый уровень бездны. Или хозяйка. Не суть важно. Главное, чтобы в хранителе текла моя кровь. Это три. Вы способны сопротивляться моей магии настолько, что есть шанс зачать наследника. Это четыре. Потому вы будете моей любовницей. Это пять.

Я сглотнула и попыталась откреститься от сомнительной чести.

Но, как выяснилось, это не проще, чем выпить Мировой океан. Владыке нужен наследник. Любой. Бастард хоть от кухарки, хоть от увядающей аристократки, страшной как смертный грех.

Да, Темные земли страдали от перенаселения, и о бесплодии здесь порою молились. Но только не владыка. Императрица была способна зачать, но, увы, не от супруга. То же самое со всеми фаворитками и случайными любовницами.

Магия владыки была настолько разрушительной, что зарождающаяся жизнь просто не могла ей сопротивляться. А владыке позарез нужен был наследник.

— А если я откажусь?

— Что ж… Я обещал, что, пока вы моя шпионка, я сделаю все, чтобы сохранить вам жизнь. Вашу жизнь. — Он выдержал паузу и спросил: — А кем вы готовы пожертвовать? Супругом? Юной Милериссой?

Я с ненавистью посмотрела на владыку. А он, улыбаясь, словно мы беседовали о сущей ерунде, продолжил:

— Может, вы решите пожертвовать своим телом? Тогда ваша жизнь покажется вечностью. Проклятой вечностью, в которой вы будете прикованы к кровати.

Я его ненавидела так люто и яростно, что была готова убить. Но молчала. Потому что чувствовала: скажу хоть слово — и не смогу остановиться.

— После десятого удара колокола жду вас в своих покоях. Не стоит откладывать. Слуга проводит. Хотя… пусть проводит Деймон.

Музыка закончилась. Руки темнейшества исчезли с моей талии, а сам владыка сделал шаг назад, коротко кивнул и отошел.

Вот так… получается, колье было не местью, а предупреждением.

Как Деймон оказался рядом, я не заметила. Только что была одна — и вот он уже стоит напротив и внимательно вглядывается в мое лицо.

— Что случилось?

Простой вопрос, на который было очень сложно ответить. Я выдохнула:

— Я получила крайне неприятное предложение. И сейчас не знаю, что делать.

Моя рука машинально дотронулась до прически.

— Судя по тому, как ты побледнела и насколько доволен владыка… Он предложил тебе роль любовницы.

Чернокнижник оказался на удивление прозорлив. Я закусила губу, чтобы истерично не рассмеяться. Все же справилась с собой. И даже смогла спросить тем бесцветным тоном, что напоминает шелест бумаги:

— Как догадался?

— Вчера его темнейшество настоятельно рекомендовал мне не пренебрегать вниманием Айлин Дорийской. Монарх обычно не вмешивается в личные дела своих подданных. Так что его совет я мог расценить только как «не путайся под ногами»…

Имя неприятно царапнуло. Я не сдержалась и прошипела рассерженной коброй:

— И ты сразу же помчался исполнять поручение?

— Значит, ты это обо мне подумала? — холодно процедил Деймон.

— А что я должна была еще подумать, получив записку «Меня не жди»?

Демон ревности, пробудившийся в моей душе, поднял голову.

— Нам надо поговорить. Только не здесь. Иди за мной. — Темный развернулся и пошел прочь.

Его излишне прямая спина, тон, вымораживающий до мозга костей, взгляд, метавший молнии, — все это говорило, что чернокнижник на грани. Его макушка мелькала над головами гостей, когда он быстро шел в направлении к выходу, но, когда я выскочила из шумного зала в коридор, чернокнижника там уже не было. Едва я сделала несколько шагов, как дверь за моей спиной резко закрылась, а в спину уперлось что-то острое.

— Ну вот ты и осталась одна, дорогуша.

Я почувствовала укол и что ткань платья слегка намокла.

— Дернешься, и я всажу кинжал меж ребер так, что он доберется до самого сердца. Ты меня поняла, дрянь?

Ада, только не паниковать. Кто бы это ни был. Не паниковать.

— Что вам от меня нужно? — Я постаралась, чтобы мой голос звучал ровно и уверенно.

— А ты не догадываешься?

— Точно не смерти. Иначе я бы была уже мертва.

— Не преувеличивай свою значимость. — В голосе той, что стояла за моей спиной, послышались нервные нотки.

— Я не преувеличиваю, просто констатирую факт. Если бы ты хотела меня убить, то сделала бы это. Но поскольку я все еще жива — ты здесь, чтобы что-то потребовать. Что ж, излагай.

— Деймон мой. Запомни это раз и навсегда! — Сталь сильнее врезалась в мое тело…

И тут произошло странное. Меня словно прошила шаровая молния, а та, что обещала пронзить меня кинжалом, впечаталась в стену и, закатив глаза, выронила кинжал. Сталь зазвенела о паркет. Я не стала рефлексировать на тему «Что бы это могло быть», а наклонилась и, подняв оружие, подошла к той, которая напала на меня. Красавица. Даже сейчас. С разбитой губой, в порванном платье и с растрепанными белокурыми волосами. Нет, не наемная убийца.

Я приставила кинжал к ее горлу. На шее тут же осталась кровавая полоса. Деликатно ждать, пока дама придет в чувство, не стала. Ударила наотмашь по щеке.

Голова дернулась, отточенная сталь порезала кожу. Останется шрам. Пусть. На моей спине тоже. Значит, мы квиты — у обеих будет на теле напоминание об этой встрече.

Она распахнула глаза в тот миг, когда я второй раз замахнулась. Но ладонь уже сорвалась в полет. На этот раз ее голова не мотнулась. Видимо, красотка сумела подготовиться.

— Тварь, — словно выплюнула она.

— Кэр, — представилась я. — Не могу сказать, что приятно познакомиться… Итак, продолжим нашу беседу, госпожа Тварь. Что именно тебе от меня нужно?

Белокурая расхохоталась. Истерично, гортанно.

— Так ты даже не поняла, кто я? — отсмеявшись, спросила она.

— Поняла. Ты труп. Причем в ближайшем будущем.

Есть люди, которые понимают только тогда, когда говорят на их языке. И, судя по всему, та, что была передо мной, из их числа.

— Сейчас я надавлю чуть сильнее. — Я демонстративно нажала на клинок. — А потом еще. И сталь прорежет сначала слой мышц, потом — сонную артерию. Потом еще глубже… И вот уже окажется вскрытой гортань и пищевод…

Я говорила, лихорадочно вспоминая курс анатомии и стараясь, чтобы в моем голосе звучало как можно больше безумия. И блондинка прониклась. Ее зрачки расширились, а в глазах заплескался испуг.

— Ты не светлая. Ты сумасшедшая ведьма, — выдохнула она.

Что ж, белочка могла бы в этот момент мной гордиться.

— Одно другому не мешает. Я могу быть светлой сумасшедшей ведьмой, которая не любит, когда ей угрожают…

— Кэр, не убивай Айлин, — раздался голос за моей спиной.

Деймон.

— Мой возлюбленный супруг! Какая милая забота о любовнице. — Мои слова сочились ядом, зато рука не дрогнула.

— Дейми! — заорала блондинка и попыталась дернуться, но отточенная сталь отлично охлаждает пыл, поэтому она замерла. — Спаси меня от этой сумасшедшей! Спаси меня и нашего ребенка!

(обратно)

ГЛАВА 11

Я медленно повернула голову. В коридоре стоял Деймон, бледный как смерть. И тут я ощутила, как из меня уходят силы. Голова закружилась, руки ослабли. Клинок дрогнул и выпал из разжавшейся ладони. Да и я сама тоже упала. Последнее, что помню, — это удар головы о паркет и холод. Холод, который обнимал меня и шептал: останься.

В себя я пришла глубокой ночью, когда в окно застенчиво заглядывали звезды. В незнакомой комнате, на кровати — большой, но без балдахина. В камине тлела саламандра, боязливо спрятавшись в самый дальний угол, а на подоконнике сидела Эйта и чавкала окороком. Рядом с ней стояла пузатая бутыль и кружка.

— О, наконец-то очнулась! — обрадовалась она. — Ты столько пропустила! Столько пропустила!

— Что именно? — едва нашла в себе силы спросить.

Белка лучилась энтузиазмом, как только что обогащенный уран бета-частицами. Радости ее я не разделяла, зато дико хотелось пить.

— Все. И то, как его темнейшество повысил голос. Впервые за двадцать лет повысил! Причем не только на своих слуг, но и на Райоса, что для владыки может быть чревато… И то, как твой красавчик рявкнул в ответ на владыку, к слову, впервые на моей памяти…

Я попробовала глубоко вдохнуть. Голова слегка кружилась. И от трескотни белки, и от слабости.

Отчего-то дышать полной грудью не получалось. Оказалось, что та туго перебинтована. Что ж, хотя бы один плюс в недавнем покушении — ночь любви отменяется. Зато минусов… Завались.

На меня напала любовница Деймона. Как я поняла из рассказа белки, эта дура сама не определилась, хочет ли она меня только припугнуть или все же прикончить. Ревность такая ревность. А уж про то, как на ее почве прорастают семена глупости, и говорить нечего.

Увидев меня на балу, Айлин не придумала ничего умнее, чем пойти за мной следом и поговорить в излюбленной девичьей манере. То есть с угрозами и обещанием смертных кар. Но она малость не рассчитала: я была обвешана скрытыми защитными заклинаниями, как бродячий пес блохами. Одно из них и шибануло ее о стенку, когда клинок задел что-то, угрожавшее моей жизни.

Почему моя защита не сработала ранее? Белка важно заявила, что тайная защита на то и тайная, чтобы не проявлять себя при каждом чихе. Иначе все вокруг будут в курсе, что я — заминированное поле, на котором без четкого плана и победной установки делать нечего. Без победной зенитно-ракетной установки.

Я ничего не говорила, лишь слушала. И пила маленькими глотками. Сначала водичку, что стояла у изголовья в стакане. А потом — гномий первач. Кстати, он оказал куда более целебное действие на мои нервы, чем минералочка.

Плешивая меж тем посвящала меня в детали скандала.

Айлин была никудышной ведьмой, ее дара не хватало даже на единичку. Про мозги точно неизвестно, но, по заверениям Эйты, этого добра ей Мрак отсыпал еще меньше, чем дара. Зато Тьма щедро одарила грудью, смазливой мордашкой и спесью.

Когда красотка узнала, что стать лэриссой Райос ей не светит, она закатила Деймону грандиозный скандал, который чернокнижник пережил с философским спокойствием. Видимо, не впервой. В ответ на крики, обвинения и проклятия он просто развернулся, вышел из спальни, спустился вниз и выпил в гостиной кофе. А после того, как сверху перестали доноситься звуки бьющегося стекла, а по лестнице звонко процокали каблучки, Деймон невозмутимо приказал горничным навести порядок у него в спальне.

Но, увы, пыл любовницы он недооценил: убирать в комнате было нечего. Там нужно было ремонтировать. И заделывать сквозную дыру в стене. Единица не единица, а разнести все вокруг Айлин сумела. Не магией, так руками.

Спустя несколько дней бешеная злость красавицы слегка утихла, зато желание стать лэриссой Райос, — возросло.

— Почему ей приспичило замуж именно за Деймона? Неужели любовь? — недоверчиво спросила я.

Белка дико расхохоталась. Даже окорок из лап выронила.

— Любовь? — буквально прохрюкала она, держась за живот и давясь смехом. — Какая там любовь… Страсть. Дикая, необузданная. К деньгам и власти. А еще — мечта напялить на свою макушку корону императрицы.

— Переворот? — Я была полна сомнений, но ничего другого в голову не приходило. Иначе этой полоумной надо было убивать не меня, а императрицу и дальше атаковать вдовствующее темнейшество.

Между тем белка критически осмотрела пустую кружку.

— Почти. — Она схватила бутыль.

Первач забулькал, полившись в кружку, которую рыжая затем щедро протянула мне, а сама залихватски хлебнула прямо из горла.

Выпив и занюхав мохнатой лапой, она продолжила рассказ.

Все было непросто. Совсем непросто. И началось около ста лет назад, когда артефакт Первородного Мрака едва не был уничтожен. Но бравая служба безопасности темных тогда среагировала, хотя и в последний момент. Светлым шпионам наваляли, но… Но не сразу поняли, что у артефакта слегка — как бы помягче выразиться — сбились настройки. Он перестал стабилизировать преграду, что отделяла Мрак и его обитателей от нашего мира.

В итоге за последующие тридцать лет было более двадцати прорывов. Благо порубежникам удалось сдержать напор тварей из глубин бездны. Какой ценой — отдельный вопрос.

Преграда, которую темные маги могли беспрепятственно пересекать, проваливаясь во Мрак и возвращаясь из оного, начала истончаться.

Прежний темный владыка пал в одной из битв с демонами бездны, которые ранее тысячелетиями были лишены возможности самовольно проникать в мир людей и нелюдей.

Не зря же говорили, что чернокнижники и ведьмы именно проваливались во Мрак. А если демон надобен был в реальном мире — его вызывали. Одного.

«Будто визу на въезд выписывали», — хмыкнула я, и белка кивнула, дескать, да, почти. Лишь сильнейшие сыны Мрака могли пробить барьер. Но это случалось редко.

Так вот, почти семьдесят лет назад старый владыка погиб, и на престол взошел его сын, которому едва минул двадцать один год.

Юному темному властелину достались смута в умах людей, клубок придворных интриг, почти разоренная казна и ненависть знати к порубежникам, которые превращали в тлен и пепел наделы аристократов, уничтожая тварей Мрака.

А еще — истончающаяся день ото дня преграда. Между тем артефакт Первородного Мрака вроде бы исправно излучал свою силу и не выглядел поврежденным. Архимаги только разводили руками: дескать, все работает.

Но владыка усомнился. И решил отправиться к тому, кто и создал Ключ к Вратам бездны, как еще величали стабилизирующий преграду артефакт. Для этого нужно было погрузиться ниже сотого уровня Тьмы, что было чистым самоубийством даже для сильнейших и опытных магов.

А молодой правитель смог. Но у каждого действия есть последствия. Тьма глубин напитала его своей разрушительной силой. Такой силой, что против воли ее носителя губила любую зарождающуюся жизнь.

Зато артефакт был перенастроен. Однако последствия его излучения империя ощущала до сих пор. Плодовитость темных вошла в поговорку. А о том, что император не может иметь наследника, предпочитали не говорить вслух даже самые острые языки.

Правда, последнее обстоятельство выяснилось не сразу. Но когда владыка не простой страж, который охраняет границу меж мирами, но не в силах сомкнуть края прорыва, а истинный хранитель Врат бездны… И он, сильнейший маг Темных земель, не может передать ключ своему наследнику по причине того, что оного, собственно, нет… Владыка менял фавориток не по прихоти, а как только понимал, что и эта не в силах вынести влияния его темного дара.

— А ты смогла выдержать не просто его фоновое влияние, но и прямое воздействие. Теперь-то ты понимаешь, отчего его темнейшество был так недоволен тем, что твоей жизни угрожала опасность? И от кого? От амбициозной дуры, возомнившей себя центром мироздания, — фыркнула белка.

Она уже лежала на подоконнике, закинув лапы одну на другую и помахивая хвостом. Первач был оценен по достоинству. А поскольку этих самых достоинств у спиртного оказалось в избытке, то самого первача — уже в недостатке.

— Может, властелину объяснить, что у меня после его воздействия случился срыв и я не очень удачная кандидатура…

— Вообще-то ты должна была стать овощем, так что довод малоубедительный. К тому же ты первая светлая в веренице фавориток из ведьм и некроманток… Тут даже архипифия не скажет… Возможно все. В том числе и наследник престола. При таком раскладе я не удивлюсь, если владыка приложит все силы, чтобы избавиться от Райоса. Ведь твой чернокнижник — его конкурент. Причем сразу по двум фронтам.

В голове бешеной каруселью крутилась тысяча вопросов. Но задала я не главный, а первый попавшийся:

— А почему до этого не убил?

— Потому что. Была у него причина. А сей… — Белка широко зевнула и захрапела.

М-да. В первое мгновение мне захотелось белку придушить. Потом — хорошенько встряхнуть. Но вместо этого я откинулась на подушку и уставилась в потолок. Поразмыслить было о чем. Хотя бы о том, что теперь владыка так просто не отступится.

Что ж, его мотивы мне хотя бы понятны. А вот Деймон… Ведь на какой-то миг мне даже показалось, что… Впрочем, судя по всему, только показалось.

Голова слегка кружилась, но сна не было ни в одном глазу. Я думала о будущем и о Деймоне. А еще о том, что пора валить. Вот только от чернокнижника или, собственно, от него — еще не решила.

В коридоре послышался вскрик, который тут же был задушен, потом — возня, и наконец дверь приоткрылась.

На пороге стоял не кто иной, как Деймон. Словно этот чернокнижный гад услышал мои мысли. Мундир был им где-то позабыт, а рукав некогда белой рубашки — порван.

— Кэр? — В его голосе явственно слышалось беспокойство.

— Кэр нет. Я за нее, — отозвалась с постели я и икнула.

Все же гномий первач оказался забористой штукой.

— Язвишь? Значит, и вправду Кэр.

— А были сомнения?

— До этого были три комнаты с мороками, — фыркнул темный. — Владыка решил, что раз ты попала во дворец, то выпускать тебя незачем. Даже если законный супруг очень хочет увести отсюда свою жену.

— А если эта самая жена против?

Не то чтобы я жаждала остаться, но… Раскомандовался тут.

— Кэр, ты что, совсем без царя в голове? — взбеленился темный.

— Неправда. У меня в голове конституционная монархия!

— Что ты несешь? Как тебя понимать?

— Как-как. Конституционная — это когда царь вроде бы есть, но реальная власть принадлежит тараканам.

— Каким, к бездне, тараканам?

— Породу уточняй у нее. — Я некультурно ткнула пальцем в белку.

Плешивая, словно почуяв, что она в центре внимания, захрапела на тональность громче. Будто специально. Хотя почему «будто»?

— И эта здесь? Что она тебе сделала? Свела тебя с ума? — Деймон явно ничего не понимал и злился.

— Лучше. Ик! Она меня напоила. Ведь когда сердечные раны затягиваются, чтобы душа не скукоживалась, рубцы стоит смачивать самой живительной влагой — вином.

Деймон, пока я говорила, подошел к подоконнику. Понюхал пустую бутылку и сказал:

— Судя по тому, что тут был первач, смачивали вы на пару очень усердно.

— У меня была глубокая рана.

— Лекарь сказал, что не больше ногтя глубиной.

— Что понимает этот ваш лекарь.

— Совсем ничего, — отчего-то покладисто согласился чернокнижник. — Он всего лишь один из лучших лекарей империи. И к тому же, как недавно выяснилось, отличный бегун.

— В смысле?

— Чтобы узнать о твоем самочувствии, мне его сначала пришлось найти, а потом догнать и допрос… спросить. Правда, магистр Найриш наивно полагал, что раз он редкий специалист, то его не будут трогать…

— А почему редкий? — Мои мысли заплетались вместе с языком, но я все же сумела совладать с непростым навыком членораздельной речи. Ну, почти членораздельной.

— Потому что целительство не относится к сильным сторонам темных магов.

И тут я почувствовала, как меня поднимают с кровати.

— Лапы убрал!

— И не подумаю.

— Иди к своей Айлин! Вчера у нее ночь провел, так что дорогу знаешь! И соленую селедку со сливками для нее не забудь. А меня оставь!

— Не кричи. И не смей мешать мне тебя похищать.

Еще как посмела. Точным ударом пятки в то место, которое мешает всякому мужчине в бою.

Деймон охнул, но меня из своих загребущих хваталок так и не выпустил. Тогда я ударила его по груди. А поскольку мои руки он успел сграбастать, то била головой.

Отчего-то темный пошатнулся, а на его рубашке начало медленно проступать кровавое пятно. Я громко икнула. То ли от испуга, то ли дал о себе знать забористый первач.

— Кэр, просто помолчи. Хотя бы немного.

Помолчать? Да мне не трудно. Особенно когда страшно. Страх, он вообще такой — умеет и заткнуть рот, и развязать язык. Главное, чтобы не одновременно. И самое обидное — боялась я не за себя.

Между тем Деймон поудобнее перехватил меня, подцепив рукой шерстяной плед, и понес вон из комнаты. Хотя бы не через плечо. Уже прогресс!

Темные коридоры, узкие проходы, в углах которых таились пыль, паутина и чужие тайны.

На улицу мы вышли неожиданно. Как-то враз ужалил со всех сторон мороз ночи. Чернокнижник накинул мне на плечи плед, связав его концы. Вышел импровизированный плащ. Не сказать, чтобы я почувствовала себя на экскурсии в Сахаре, но все же…

Деймон свистнул негромко, но на его свист отозвалась метла, буквально упавшая на нас с неба.

— Что? Опять? — простонала я, оказавшись верхом на этой напасти.

А в следующий миг мы взмыли в воздух. Я впереди, Деймон сзади, а между нами — плед. Холодный ветер бил в лицо, нет-нет да и сдувая теплую дымку. В такие моменты я ощущала, что ныряю в ледяную прорубь.

Мимо нас чиркнул свечкой пульсар. Потом еще один и еще. Деймон резко вильнул вбок, потом ушел штопором вниз. Только теперь я поняла, почему он посадил меня перед собой.

— Не стрелять! Догнать! Она нужна владыке живой и невредимой.

Деймон лишь хмыкнул и, заложив крутой вираж, полетел к высокому шпилю, венчавшему здание. Его игла была такой острой, что, казалось, она стремится пронзить небо. Но, увы, мне было не до любования красотами архитектуры, мы были заняты ответственным делом: мы врезались. Причем если я как-то попыталась отклонить черенок сумасшедшей метелки, то чернокнижник, наоборот, вернул ее на исходный курс.

Арку, больше похожую на бойницу, я увидела в последний момент нашего стремительного приближения. В нее мы влетели, словно нитка в игольное ушко. Затормозили, едва не упав с площадки башни с другой стороны.

Я секунду балансировала на самом краю, из-под ног вниз с шелестом сыпалась каменная крошка.

— Кэр, руку!

Деймон, не дожидаясь, когда я, собственно, вручу дорогую моему сердцу конечность, бесцеремонно схватил меня за оную и резко дернул, выволакивая одну светлую на площадку.

Прикосновение к камню обожгло холодом, но только на миг. А потом вокруг нас с чернокнижником словно начал раскручиваться гигантский огненный маховик. Кольца пламени — одно, второе, третье… Стирались границы света и тьмы, неба и земли. И мы с Деймоном тоже — стирались, превращаясь в песок.

Яркая вспышка, словно взрыв. Вихрь, подхвативший то, что осталось от моего тела, и закруживший в воздушных водоворотах.

Я ощущала себя огнем и воздухом одновременно. И была абсолютно свободна. А потом меня словно сжало, скрутило в тугой узел и выбросило.

Упала удачно: в пушистый сугроб. Рядом ухнуло тело. Судя по голосу, Деймона. Я на миг замерла, ожидая, что сейчас из белой пелены вывалится кто-то из преследователей. Может, один, а может — как из прохудившегося мешка. Но нет, никого. Только из сугроба рядом доносилась тихая ругань.

Выбирались мы из снежной перины словно два пингвина, неизящно и не враз: она оказалась рыхлой и очень гостеприимной. Вот только плед, что должен был согревать, исполнял свою роль из рук вон плохо. А ноги и вовсе начали замерзать.

Деймон совершил пасс, сопроводив его заклинанием, и меня окутало теплом.

Вокруг кружила бешеная метель, не было видно ни зги. Лишь сугробы да вой ветра. А еще ели. Невысокие, широкие, разлапистые, они облюбовали склон, на котором мы оказались. В те секунды, когда ветер чуть стихал и снег не бил пригоршнями в лицо, в далекой дали проступали тени вершин. Острые серые зубцы словно целовали тяжелое небо. Деймон шел первым, упрямо продираясь по зыбучему снегу. Куда — я понятия не имела. Заклинание, призванное согреть, начало угасать, и мне становилось все холоднее.

Здоровенная ель выросла перед нами внезапно, разметав сплошную белую пелену. Ее густые нижние ветви утопали в снегу, образуя огромный шатер.

— Давай сюда! — крикнул сквозь метель Деймон, а потом буквально втащил меня внутрь.

Ну как втащил: пришлось встать на четвереньки, чтобы протиснуться в узкий лаз.

Там, внутри, было тихо и на удивление тепло. Старая хвоя лежала густым мягким ковром.

Только тут я поняла, насколько замерзла. Деймон щелкнул пальцами, и в воздухе заплясал тусклый светляк. На темных волосах чернокнижника медленно таяли снежинки. Он где-то успел ссадить скулу. На шее бешено пульсировала вена, но лицо было невозмутимо.

— Кэр, прости меня за все. — Он внимательно посмотрел на меня.

— Сразу за все? — уточнила я, переведя дух.

— Да, за все.

— Хм… очень удобно. — Я не сумела удержаться от сарказма.

— Тьма, — ни к кому конкретно не обращаясь, простонал Деймон и провел ладонью по лицу, — как же тяжело, оказывается, любить. Убивать было гораздо легче.

Я поперхнулась вдохом. А когда прокашлялась, осторожно поинтересовалась:

— О чем ты?

— О ком. О тебе, ненормальная. — Он схватил меня за плечи и встряхнул. — Я люблю тебя. Не хочу, но люблю. Как последний дурак.

— Любишь… — зашипела я рассерженной кошкой. — Когда любят, не проводят ночи с другими. Не пишут записки жене, дескать, не переживай, дорогая, я ночую не дома, не…

— Ревнуешь? — перебил темный.

И это стало последней каплей.

Первый удар пришелся в скулу. Второй — в плечо. Третьего не последовало: чернокнижник перехватил мою руку.

И да, я ревновала. Могла кричать сколько угодно, что ненавижу, но себе лгать было бессмысленно.

— Довольно. Я вообще рассчитывал на пощечину. — Он смерил меня взглядом. — Выпустила пар?

Я ничего не ответила. Но мое молчание было вовсе не знаком согласия. Нет. Это, черт подери, было преддверие надвигающегося апокалипсиса и полного трындеца. Я упрямо сжала губы, подумав, что мне самой будет от этого плохо. Но Деймону — еще хуже. Последнее и утешало. А потом с размаху ткнулась лбом в чернокнижничий нос. Хотела еще добавить свободной рукой, но увы… Темный вместо того, чтобы закрыть свое лицо, перехватил мою вторую руку и прижал к дереву.

Я здорово ударилась затылком, аж в ушах зазвенело. А позвоночником я почувствовала все сучки на стволе. Тело Деймона, навалившееся на меня так, что стало трудно дышать, по твердости могло поспорить с елкой. Особенно отдельные его части. Я на миг замерла, прикидывая, как половчее еще садануть этого паразита. Темный воспользовался моей неподвижностью.

Его лицо было в паре сантиметров от моего лица, я видела лишь глаза, в которых плескалась неразбавленная тьма.

Напряжение на грани безумия. Ненависть. Жажда. Бешеный пульс. Его вздувшиеся вены на висках, мое учащенное дыхание.

Мы застыли на миг, глядя в глаза друг другу. А потом он рывком прижался ко мне, вдавил в себя. Твердые губы накрыли мой рот. Деймон целовал с напором, словно утверждаясь, подавляя любую попытку сопротивления, вторгаясь в рот языком, прикусывая нижнюю губу.

И держал при этом железной хваткой: ни вырваться, ни пошевельнуться. А я… на секунду замерла. А потомответила. Да, я ненавидела его. Хотела врезать еще раз, а лучше придушить… Но еще я осознавала — эти чувства выросли из другого, более глубокого, что пустило корни в моем сердце. Нет страшнее болезни, чем любовь. И, кажется, я сейчас была больна. Больна одной темной сволочью.

В нашем поцелуе не было нежности, зато вдосталь ярости, будто мы хотели забраться друг другу под кожу, стать друг для друга воздухом.

Его рука скользнула мне под подол, прошла от колена вверх до бедра, замерев на талии. А я почувствовала, что там, где кожи касались его пальцы, остался огненный след. Да я и сама была пламенем. В моих венах бурлила не кровь, а жидкое пламя.

Деймон на миг оторвался от меня, выдохнул, словно пытаясь совладать с собой.

— Кэр, я не могу. Я дышу лишь тобой, думаю только о тебе. Не знаю, что это, безумие моей магии, которая сейчас течет по твоим жилам, или ты действительно моя единственная ведьма… Мне все равно.

Мне тоже было сейчас все равно. Я сдалась.

Его губы нашли мои губы, неистово сметая, вминая, даря наслаждение и забирая разум. Не до мурашек, нет. До сумасшествия. Его прикосновения были важнее воздуха, жгли сильнее огня.

Частые вдохи и выдохи, бешеный стук сердца в груди, страсть, испепеляющая даже не тело, душу.

Нам обоим казалось, что если мы остановимся, то умрем.

Хвоя зашуршала под тяжестью наших тел.

Деймон целовал меня требовательно, дико, словно стремился взять в плен. И я сдавалась, покорялась его рукам, скользившим по ключицам, груди, животу.

Я выгнулась дугой, почувствовав его пальцы на внутренней стороне бедра. Мы ничего не говорили друг другу. Просто не могли. Нам было мало воздуха даже для вдохов. Моя разорванная сорочка отлетела в сторону. Дей рывком стянул через голову рубашку, едва не рыча от того, что пришлось оторваться на миг.

Прикосновения кожи к коже. Мои пальцы скользили по его спине, ощущая метины застарелых шрамов и новые рубцы…

И нам обоим было важно именно это: касаться друг друга. И в каждом прикосновении — сгорали, плавились, пылали. Нас трясло. Мы жадно цеплялись друг за друга. До ярости, до исступления.

В глазах Деймона билась тьма. Черное пламя, обещавшее сжечь нас обоих, если мы будем медлить хоть миг. И мы торопились. Неистово, не размениваясь на полутона. Мы слишком долго ждали. Ждали столько, что едва не опоздали найти друг друга.

— Кэр, — выдохнул Деймон.

Я почувствовала, как он вжимается между моих бедер. Мой стон. Его хриплый рык.

Я цеплялась за его плечи, подаваясь навстречу. Сплетение тел, единение душ, когда люди понимают: они друг для друга — единственные.

В эту ночь было потеряно все: невинность, честь, совесть… и моя ночная рубашка. Рубашку было особенно жалко.

Утром, когда начала заниматься заря, а голова наконец-то вспомнила о том, что ей вроде как полагается думать, а не витать в облаках, я, глядя на еловые ветви, произнесла:

— Как же я тебе ненавижу! Ненавижу за то, что люблю. За то, что ревную, за то, что не могу с собой ничего поделать, когда твоя чертова магия, которую ты вбухал в меня, привязывая душу к телу, тянет меня к тебе словно магнитом. И я не могу сопротивляться…

— Это не магия… — тихо и как-то обреченно пробормотал Дей. — Вернее, не только она. Я бы тоже хотел все списать на нее. Но знаешь… Если бы это было просто притяжение силы, то мне достаточно было бы одного твоего тела. И одной ночи. Но мне этого мало. Мне нужна ты вся, целиком, без остатка. В тебе больше нет моей силы: моя аура вобрала в себя все то, чем ты со мной сегодня делилась.

— Ты лжешь… — Я села и обхватила себя за плечи.

Хотелось прикрыться. Я поискала взглядом сорочку. Она обнаружилась на одной из веток. Потянулась к ней, но Дей перехватил мою руку. Внимательно посмотрел на меня и отпустил.

— Кэр…

Я так и не сняла сорочку с ветки. Чернокнижник сжал кулаки, а затем медленно, с усилием раскрыл ладонь и… снял перстень.

— Это амулет, способный распознать ложь. Надевай. Я хочу, чтобы ты знала всю правду.

Если темный думал, что я благородно откажусь, то здорово просчитался. Я еще и протестировала артефакт несколькими вопросами.

Отодвинувшись от меня, чернокнижник приступил к рассказу.

Начал Деймон с того, что еще раз упрямо повторил, что меня любит. Амулет не возразил. Но тут возразила я, точнее, моя ревность, напомнившая о результатах «нелюбви» Деймона к Айлин…

— Кэр… — моментально теряя терпение, прорычал чернокнижник. — Я далеко не святой, и да, ночи предпочитал проводить не в одиночестве. Но это не мой ребенок.

Амулет опять согласно сверкнул зеленым.

Дей в сердцах и красках поведал мне правду.

Айлин действительно была беременна. Вот только от кого — большой вопрос. Любовников у нее, как выяснилось при допросе, оказалось целых трое, не считая Деймона. В том, что лэрисса не преуменьшила (ведь дамы обычно скромно умалчивают об истинных победах, тогда как мужчины склонны прихвастнуть), можно было не сомневаться: в службе дознавателей его темнейшество дилетантов не держал. Он ими кормил здоровенную саламандру, что жила в его камине. Надо ли говорить, что серомундирные рьяно и постоянно стремились повысить свою квалификацию?

В общем, дознаватели выяснили, что ребенок у красавицы Айлин был. Вот только отцом его был не Деймон, а его троюродный брат, который, в отличие от Дея, был не столь аккуратен с противозачаточными заклинаниями.

— Так это твой кузен? Зачем?

— Айлин просто пошла ва-банк, — сухо усмехнулся темный. — Заклинание родства показало бы, что с младенцем мы кровники… Но, увы, за дело взялись серомундирные, а им плевать на деликатность, если получен приказ от его темнейшества. А владыка повелел разобраться во всем.

— Насколько досконально? — Я похолодела от предположения.

— Настолько, что в ход пошли дыба Кахима и оковы истинной правды. В них захочешь — не соврешь. А магистр Кахим пятьсот лет назад позаботился о том, чтобы и не захотелось ни лгать, ни молчать.

— Ее ребенок? — Я сжала кулаки так, что на ладонях остались полумесяцы от ногтей.

— Жив и, по заверению лекаря, даже здоров, чего нельзя сказать об Айлин. Кажется, она слегка тронулась рассудком, все твердила, что ты самый страшный демон Мрака, вырвавшийся с сотого уровня и принявший светлый облик…

— Ей не надо было мне угрожать. — Я поджала губы, но на душе скребли кошки.

— Не вини себя, — правильно понял темный.

— И не подумаю.

— Ты уже это делаешь, — грустно улыбнулся Деймон и осторожно коснулся пальцами моей щеки. — Кэр… Ты удивительная. Надежная, как смертельное проклятие, единственная, как последний шанс. Упрямая, умная, ревнивая, моя…

— Если ты думал, что растрогал меня историей Айлин, то не обольщайся. Прошлую ночь-то ты провел у нее…

— Знаешь, я бы и рад оправдать твои предположения, но прошлую ночь я провел в лазарете.

Я машинально опустила взгляд на грудь чернокнижника. На ней в разводах засохшей крови красовалась едва вновь затянувшаяся рана, о которой мы в пылу спора (и не только его) подзабыли.

— Накануне был прорыв. Твари Мрака почти пробили преграду между мирами. Не вырвались лишь по той причине, что один ненормальный порубежник с молодой женой, которая, к большой удаче, оказалась боевым магом, очутились как раз в месте, где твари Мрака бились об истончившуюся преграду. Маг тут же послала вестника дозорным, а порубежник сумел сдержать натиск до нашего прибытия… К порталам прибыл и владыка, чтобы запечатать прореху.

— Порубежник и боевой маг? Молодожены? — Я вскинула брови.

— Да. Я сам удивился, — хитро улыбнулся темный. — Поженились буквально на днях. И это притом что порубежники обычно семей не заводят. Хотя с такой магессой попробуй не заведи. А медовый месяц парочка решила провести в старой охотничьей избушке, в Ледяном расколе. Вот и получилось, что посреди леса оказались молодожены. И куча демонов, готовых вырваться из бездны.

— А этих двоих, случайно, звали не Хелена и Торос?

— Знаешь, я не верю в судьбу, — вместо прямого ответа начал Деймон, — но похоже, что она верит в тебя. Ведь именно ты их свела.

— А в результате ты ранен. — Я кивнула на грудь темного, осознавая, что чуть больше суток назад имела неплохие шансы стать вдовой.

— Зато спасены, возможно, сотни тысяч жизней: мы вовремя успели. К тому же мне не впервой останавливать прорывы. Вот только в последнее время они вновь участились, и это настораживает. Но… — Чернокнижник плутовато улыбнулся и добавил: — Но если ты меня пожалеешь и согреешь, это мне поможет побыстрее восстановиться… — И потянулся ко мне.

Деймон явно вознамерился составить конкуренцию владыке по всем фронтам, в том числе и в производстве наследников. Я ответила. И на поцелуй и на прикосновения… Пока рука не коснулась едва стянувшейся раны.

— Как бы я хотела оказаться сейчас в замке…

— Знаешь, а меня и здесь все устраивает. Главное, что ты рядом…

— Угу… Все его устраивает. А то, что мы посреди неизвестно какого леса, неизвестно в какой норе, вокруг нас наверняка клещи… — бухтела я себе под нос.

Деймон то и дело прикрывал глаза, чему-то загадочно улыбался и наконец, обняв меня и крепко прижав к себе, прошептал:

— Кэр, остановись. Ты фырчишь прямо как Мила…

— Жаль, что я не могу проходить сквозь Мрак, как она!

Да, мелкая ловко тогда протащила нас по первому уровню.

— Сестричка тоже не всегда появляется там, где хочет. Она однажды промахнулась на добрую тысячу лиг, и ее из столицы отнесло на границу со светлыми. В расщелину Серых Туманов… Но чем точнее она знает точку выхода, тем больше вероятность, что не ошибется.

Над нами раскинулись мохнатые еловые ветви, а за ними бушевал буран. Мы говорили о многом, а потом уснули.

Утром, когда мы проснулись голодные, слегка подмерзшие — хотя Дей уверял, что согревающее заклинание не сбоило ни разу за ночь, — и вылезли из укрытия, я поняла: Ада не ищет приключений на задницу. Нет. У Адиной пятой точки имеется автопилот, который настроен так, что он сам, зараза, все находит.

Деймон вчера объяснил, что, скрываясь от преследования, воспользовался первым стационарным порталом империи. Оный до вчерашней ночи уже двести лет был исключительно памятником. К нему водили экскурсии и сдирали с наивных туристас вульгарис целых пять сребров за возможность поглазеть на столицу с высоты птичьего полета.

В общем, стоял себе этот портал, радовал глаз горожан… Но тут с ним случились мы. И, судя по тому, что нас едва не развеяло вместе с этим камешком, портал использовался по назначению в последний раз. Разнесло его в пух и прах. Нас же — едва не разнесло. Так что кто там кому вандал: мы этой древности или портальный камень нам — большой вопрос.

К слову, почему этот магический булыжник находился на шпиле. Раньше маги не могли выстроить арку переноса, им нужна была прямая. В идеале — они должны были видеть конечную точку, куда десантируются. Поэтому при строительстве первого портала решено было водрузить камень переноса на шпиль. И сначала это всех устраивало. Ибо попробуй повыпендривайся при отсутствии альтернатив. Нет, конечно, были метлы, а еще кареты и лошади, но много ли полетаешь или поскачешь, если за удар колокола нужно оказаться на другом краю империи?

Но время шло, пространственная магия развивалась. Появились сначала малые арки, которые позволяли перемещать послания, потом и порталы, переносящие на незначительные расстояния, но уже не по прямой. К тому же порталы становились все надежнее. А на счету у иглы, как в народе прозвали первый телепорт, все прибавлялось жертв: то маг выйдет из телепорта по частям, то камень и вовсе не сработает…

Когда я это узнала, то едва удержалась, чтобы не треснуть Деймона по макушке. Додумался же, а? Если бы клятая каменюка из вредности не сработала — куда ни шло, но путешествовать я предпочитаю исключительно в целом виде!

И вот сейчас Деймон стоял рядом с елкой и, ругаясь сквозь зубы, вязал веник. Надо ли говорить, что при изготовлении оного моя ночная рубашка стала еще короче.

— Дей, еще немного, и мне проще будет разгуливать голой, — обронила я, протягивая оторванный от подола ночной рубашки лоскут.

— Хм… Весьма соблазнительно… Но тогда, чтобы на тебя не смотрели всякие, мне придется одеялизировать тебя.

— Точнее, опледизировать. — Я запахнулась в плед. — Да и кому на меня смотреть? Даже барсуки сейчас по норам сидят.

— Барсуки-то, может, и сидят, — потуже затягивая узел, пропыхтел Дей, — а вот обитателям выселка зима нипочем.

— Какого еще выселка?

— Того, что расположен ниже по склону. Когда нас уносило порталом, я сумел задать точку, координаты которой помню даже во сне.

— Ты помнишь координаты елки? — удивилась я.

— Координаты выселка, где провел свое детство у бабки-ведьмы… Эх, счастливые были времена, когда мать и отец самозабвенно собачились, а не норовили убить друг друга, и меня отсылали к бабке. Я тогда, правда, был еще хуже, чем Мила сейчас… Бабка Ульрина воспитывала меня, как могла. В основном — розгами. Но я быстро научился от нее удирать… В общем, координаты выселка я знаю хорошо, и он как раз был на прямой луча переноса. Но, похоже, что-то пошло не так.

— Ну, с этим понятно. Но на кой тебе веник? — Я кивнула на связанный пучком лапник.

Темный провел рукой, словно сканируя снег.

— Не веник, а… Вот эта подойдет! — перебил он сам себя.

Из сугроба атакующей пикой на чернокнижника полетел здоровенный дрын. Темный поймал его в последний момент и удовлетворенно хмыкнул. А потом воткнул широкий конец в снег, а на узкий со всей дури насадил веник.

— И? — не поняла я.

— И ваш транспорт, лэрисса, готов! — Темный с видом дилера из салона, представляющего новую коллекцию внедорожников, указал на нечто, отдаленно напоминающее метелку.

— А она точно полетит?

— С горы точно полетит, — оптимистично заверил Деймон. — Правда, это не настоящая летная метла. Да и кровью я не собираюсь напитывать по всем правилам… Но на пару ударов колокола заклинания левитации должно хватить…

Я уставилась на эту инсталляцию «пальма Чукотки», но вслух ничего не сказала.

— Кэр, перестань так молчать!

— Как — так?

— Выразительно.

Впрочем, сам Деймон тоже больше ничего не сказал, а принялся колдовать над метелкой.

Закончил он быстро. И наш транспорт даже завис в воздухе. Вертикально.

Я все еще молчала. Еще более выразительно.

— Настройки сбились, — оправдался темный.

— А они там были? — невинно уточнила я.

— Сейчас будут, — заверил он, противореча своим же предыдущим словам, и… пнул метлу.

О как! Видимо, некоторые законы во всех мирах едины. Например: лучший инструмент при ремонте сложной и высокоинтеллектуальной техники — это кувалда.

Метелка покачнулась, совершила кульбит и… гордо уставилась веником в небеса.

— Слушай, а эта… это… Оно вообще объезженное или… дикое? — Меня стали одолевать сомнения.

— Кэр, не говори ерунды. Летная метла — не лошадь, у нее нет норова…

Как показали дальнейшие события, Дей был прав: у метлы из дрына нет норова. У нее есть прескверный характер. Видимо, в создателя. Поскольку она резко дернулась и попыталась треснуть Дея по макушке.

Но темный не был бы темным, если бы вместо того, чтобы объезжать метелку, не прибегнул к угрозам.

Нет, я подозревала, что эти темные — ребята с выдумкой, но чтобы шантажировать метелку? Дей вкрадчивым голосом угрожал, что развяжет узелок, сломает все веточки по одной, испепелит дрын. Метла прониклась. И даже ни разу не взбрыкнула все то время, что мы летели в выселок.

Правда, темный все же не полагался полностью на покладистость метлы, и выше, чем на полтора метра, мы над сугробами не поднимались. Так и летели между деревьев. Я сидела впереди на кривом, но прочном черенке, зябко поджимая голые ноги, Деймон — сзади, обнимая меня. Мимо проплывали ели, иногда — голые рябины, приземистые березы или чахлые осины.

— Летом здесь все иначе, — сказал Деймон, щекоча мою шею своим дыханием. — Летом здесь буквально звенит жизнь.

— И зудит, и пьет кровь, — вспомнила я комаров.

— Не без этого, — усмехнулся темный, — но я про другое. Когда-то здесь в горах, на перевале, сгинул целый полк. И пока зима — мертвые спят в земле и болотных топях, но с приходом весны некоторые скидывают дрему. Ходят, порою даже на огонек заглядывают. В общем, весело.

Ясное небо начало затягивать. Тучи шептались меж собой, обещая скорую поземку. Я повернула голову, чтобы взглянуть на низкое зимнее солнце. До моего виска неожиданно дотронулись губы, всего на мгновение, но в этом прикосновении Деймона было столько щемящей нежности…

Путь оказался хоть и не столь далеким, но к его концу в наших волосах начали застревать снежинки. Через ограду выселка мы перелетели без проблем. Да и препоной тот частокол можно назвать только условно. А потом к согревающему заклинанию Дей накинул и отвод глаз.

Мы летели по узким улочкам между серыми одноэтажными домами. Последние стояли плотно, но не было ощущения, что тут борются за каждый клочок земли.

— Три Зубца Смерти. — Деймон указал на три острых горных пика. — Это место считается едва ли не самым гиблым во всей империи. Летом — мертвецы, осенью — смердящие туманы. Весной — лихоманки. Зимой — ветры, способные заморозить даже самые пылкие сердца и навечно остудить самые горячие головы. Еще триста лет назад сюда ссылали отъявленных мерзавцев и убийц, осужденных пожизненно.

— А твоя бабушка? Как она сюда попала?

— Влюбилась. А страшнее влюбленной ведьмы никого нет. Пошла следом за моим дедом.

— И испортила ему всю ссылку? — закинула удочку я.

— Если бы. Хуже. Всю службу. — Темный усмехнулся. — Дед был бедным, а бабушка из аристократок. Но, после того как она сбежала из-под венца за каким-то бедняком, семья даже не прокляла ее, не то что вычеркнула из завещания. Нет. Обрадовались, что наконец-то в семье родится сильный маг. Ведь темный дар часто усиливается, если дети — плод истинной любви. Впрочем, если ненависти, эффект тот же. Тьма любит сильные чувства. Моя мать, когда ее мета созрела, оказалась способна погружаться на семидесятый уровень Мрака. Такой сильной и амбициозной ведьме нечего было делать в выселке, и она отправилась в столицу, где ее приняла родня. Не сказать что с распростертыми объятиями, но… Моя мать решила, что достойна если не заоблачных высот, то точно вершин. И она, в отличие от своей матери, из-под венца не сбегала. Вот только лэр Райос сумел вызвать в ней такую всепоглощающую ненависть, которой любовь и в подметки не годилась.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я — результат той ненависти. Девяностый уровень Мрака, Кэр. Глубже меня во Тьму погружался только владыка.

Это как же надо ненавидеть…

— А сейчас мы летим к твоей бабушке?

— Нет, — ограничился односложным ответом Дей, но спустя минуту добавил: — Я искренне надеюсь, что ведьму Ульрину и деда Гейса мы повидаем еще очень не скоро.

— Почему?

— По причине, в сущности, ерундовой: они давно и прочно мертвы.

— А…

— А сейчас мы ограбим какую-нибудь лавочку, найдем подходящую одежду, поскольку я, увы, не саламандра и к круглосуточному обогреву привычки пока не имею. А потом сытно поедим и переночуем в трактире.

Но разве могла я знать, что такой, в сущности, соблазнительный план начнет трещать по швам на первом же этапе?

На выселки опускались сумерки. В удлиняющихся и густеющих тенях стали свивать гнезда детские страхи. Мы поднялись выше и летели над домами. Ноги щекотал дым печных труб. И тут меня словно обожгло ударом хлыста, а потом воздух резко закончился. Миг — и отпустило. Но те несколько ударов сердца, пока я не могла дышать…

Меня затрясло. Даже не от боли, от страха. Не удержи меня Деймон — точно свалилась бы. Я не успела понять, что это было. А вот темный…

— Кому ты клялась своей жизнью? — начал было он и осекся, сам вспомнив: его темнейшеству.

— Прошло ровно семь дней. — Я жадно глотала воздух, буквально упиваясь им. — Клятва требует, чтобы я, как шпионка, отправляла раз в седмицу отчет о тебе.

Чернокнижник выругался.

— Кэр, я не могу слепить вестника. Такой посланник несет в себе частицу магии создателя… Да и вычислить по нему наше местоположение легко.

— А если через иностранный сервер… — Я спохватилась и переиначила: — А если через другого адресата? Например, ты отправишь письмо в свой замок, а оттуда его перешлют в канцелярию?

— Хорошо, давай так. Но у нас ровно удар колокола, чтобы все успеть. Потом клятва будет жечь все сильнее, и ты не сможешь держать перо в руках.

В результате мы уже особо не выбирали, кого грабить, оружейную лавку или пекарню… Что первым попадется, туда и полетим.

Ближайшей оказалась аптека. Закрытые ставни, запертая на заклинание дверь. Но когда боевого темного мага это останавливало, а тем более огорчало? Правильно, никогда.

Внутри мы оказались меньше чем через минуту. Пахло травами, воздух был влажный и теплый. В печи тлела саламандра, свернувшись кольцом. А над ней на маленькой треноге стоял тигель. Несколько ниш, задернутых старыми льняными шторками с аляповатой вышивкой, таили в себе кучу склянок, колб, баночек со снадобьями.

Деймон ураганом пронесся по комнатушке. Искал он не припрятанный мешочек с деньгами, нет. Бумагу и перо. Но нашел лишь клочок пергамента и уголек.

М-да. Развернутое, чувствую, послание владыке будет. И главное — подробное… Я принялась царапать, причем царапать — в прямом смысле донос.

«Вчера супруг выкрал меня из дворца», — начала я с очевидного. Но владыка ведь просил обо всем, вот я и стараюсь. На этом закончилась одна сторона пергамента. Я перевернула его и продолжила: «А сейчас я могу умереть от клятвы. Муж ранен». Что ж, формальность соблюдена. Это был максимально полный отчет, учитывая условия его написания.

Деймон глянул через плечо на мою писанину и протянул:

— По-моему, в твоем письме слишком много воды…

— Это на всякий пожарный, — тут же нашлась я, аккуратно складывая клочок пергамента. — Как будто ты написал бы короче.

— Конечно. Я бы ограничился одним словом: беременна.

— Но…

— Но он же не знает. Айлин подала мне неплохую идею, грешно ею не воспользоваться…

— Айлин плохо закончила вместе со своими идеями. И вообще, в вопросах беременности за одну ночь ситуация резко не меняется, — просветила я темного.

На что Дей тут же выдал, что, может, в вопросах этой самой беременности он и не очень подкован, но вот о процессе зачатия знает не только теорию. У него, дескать, даже к практическим работам допуск есть. Хотя все эксперименты до этого и были безрезультатными, но вина не его, а средств защиты, точнее, противозачаточных заклинаний.

— Мне лестно, что меня сравнили с экспериментальным образцом…

— Кэр, ты не эксперимент. Ты моя единственная и неповторимая дипломная работа…

Я лишь фыркнула, глядя, как ловко Деймон лепит из воздуха темного ворона и заталкивает ему в клюв записку.

Чернокнижник приоткрыл дверь, выпуская птицу в ночь. Ворон бесшумно улетел, но, когда дверь начала закрываться, петли протяжно заскрипели. Прямо как желна в весеннем лесу: громко, с чувством.

Шторка, что прикрывала одну из ниш, вдруг резко отдернулась. Как выяснилось, за ней была вовсе не ниша, а еще одна маленькая комнатенка, из которой и показался сам аптекарь.

— Ух я вас, шельмецов, щас! — Он мотнул в мою сторону какой-то висюлькой.

Не знаю, что тот камешек с дыркой посредине должен был сделать, но пасс Деймона — и амулет взорвался. Столб пыли заставил кашлять не только нас, но и саламандру.

— Милейший, — ледяным тоном произнес темный, — не мешайте…

«Мы вас грабим!» — так и подмывало добавить.

Мужик, который походил на аптекаря, как балерина на сумоиста, выпучился на нас с чернокнижником. Его борода воинственно задралась, руки уперлись в боки, и весь вид четко давал понять: хозяин никакой не «милейший» и грабить себя не позволит. Сломался защитный амулет? Так кулаки-то целы. А бока брюнетистому хлыщу намять можно и без магии.

Это, кажется, понял и Деймон. Заклинание слетело с его губ, и аптекарь оказался пришпилен несколькими воздушными клинками к стене собственной лавки.

Деймон продолжил грабить, в смысле — брать взаймы на срочные и безотлагательные нужды. Но его поиски приводили лишь к тому, что банок на полу становилось все больше. Я заглянула в каморку, из которой вышел хозяин: топчан и маленькая тумба. М-да.

— И не надейтесь. Золотых не украдете, — мстительно сообщил аптекарь. — Они зачарованы. Причем светлым магом. Так что…

— Светлым? — удивилась я.

— Тут граница близко. Туда-сюда шныряют и темные, и светлые — пояснил Деймон и поморщился, а затем повернулся к аптекарю. — Слушайте, а может, мы вас не ограбим, а… займем денег на время? С распиской. И с процентами даже…

— На время? — подозрительно уточнил аптекарь, понимая, что если он не даст, то темный маг может начать и выбивать из него золотые монеты… может, и не выбьет даже, но здоровье-то не казенное. А тут шанс не потерять, а даже нажиться. — Так если занять, зачем же вы, господин маг, в меня своей магией кинули? — обиженно буркнул мужик.

Обиженный тон и внушительное пузо вязались плохо, но он старался.

— Не бросался бы на меня, не стоял бы прикованным к стене. Я вообще-то хотел оставить в залог мой перстень, но раз хозяин желает быть прикованным…

— И вовсе я не желаю! В смысле не желаю быть прикованным, а желаю дать в долг. Итак, сколько вам нужно?

— Десять золотых на время… — начал темный.

— И десять — на пространство, — тут же вклинилась я, памятуя, что смету любого банкета надо умножать вдвое. Ну и пусть у нас с темным не свадьба, а, скажем, медовый месяц и свадебное путешествие, но удвоение все равно не помешает.

На мне сошлись два мужских взгляда. Причем оба — осуждающие.

Так. Я не поняла. Кто мне тут муж, а кто ростовщик? Деймон отдал в залог перстень с пальца. Причем снимал его со странной улыбкой. Когда мы, позаимствовав у аптекаря еще и доху с сапогами гренадерского размера (для меня) и заячий тулуп (для Дея), покинули лавку, я поинтересовалась:

— Слушай, у тебя такое выражение лица было… Что это за перстень?

— Кольцо консула. Единственное, на котором нет никаких заклятий. Пустая побрякушка с изумрудом.

М-да, я всегда подозревала, что у магов слегка другие ценности… Что же, убедилась в этом еще раз. Но, что самое главное, я разделяла эти ценности. Изумруд не защитит от лютого холода, тогда как колечко из проволоки с простым камушком, напитанное магией, — вполне может. Так что…

В трактир мы вошли, оставив метелку за порогом. Та взбрыкивала и рвалась с нами в тепло, но Дей был непреклонен.

Небольшой зал был полон. Немудрено: молодая зима, ветер, метель. Дома скука, а тут культурная программа, развлечения — то ты кому-то морду набьешь, то тебе. Опять же подавальщицу по крутому боку хлопнуть или послушать похабные частушки заезжего менестреля, который, кстати, как раз сидел и тренькал на странной доске со струнами. Тренькал так, что у меня уши сворачивались. Зато мелодия идеально сочеталась с луженой глоткой певуна. И репертуар музыканта, осененного местными Эвтерпой и Полигимнией, был что надо: забористый и пошлый.

Когда слов для описания не хватало, менестрель не гнушался и на себе изобразить, какие окорока и какие два кувшина молока имелись у очередной развеселой красотки из его песни. И эти прелести были таких размеров, что скорее смахивали на кошмар. Ибо мечта мужчин — грудь восемнадцатого размера (или какой там выпирает на полметра вперед и весит половину своей хозяйки) — это и есть кошмар в чистом виде.

Едва дверь за нами хлопнула — песня стихла, и на нас уставилось не меньше четырех дюжин любопытных глаз.

Впрочем, завсегдатаи таращились всего пару секунд. Ну обычное, видимо, для Приграничья дело: завалилась в таверну девка в дохе явно с чужого плеча и здоровущих сапогах на босу ногу. Главное, что с мужиком. А если мужик при ней еще и темный маг, то все нормально.

Мы уселись за стол. Деймон бегло глянул по сторонам, я же откровенно осматривалась. Оказалось, что мы прервали душещипательную и высокохудожественную историю о селянке, зажигавшей с демоном на сеновале.

Как та, кто видел демонов воочию, я могла с полной уверенностью сказать: от соломы бы ничего не осталось еще на подлете к ней огненного демона. Хотя таки да, ночь бы герои песни точно провели жарко и с огоньком.

Подавальщица, покосившись на нас, вяло поинтересовалась, чего изволим. В местном меню был суп из чечевицы, жареные свиные ребрышки и запаренная фасоль. А из напитков пиво, медовая настойка, гномий первач и бодрящий травяной отвар.

Деймон изволил всего: и похлебки, и мяса с фасолью, и отвара. На стол, вторя его словам, легла монета.

Подавальщица, грузная суровая женщина из тех, что не только коня на скаку остановит, но и стартующую с космодрома ракету, ушла, сурово глянув на зал. Теперь я поняла, почему тут нет вышибалы. С такой подавальщицей он и не нужен. Вторая разносчица была миловидной пышкой-хохотушкой. Судя по всему, мать и дочь. Из кухни выглянул мужик, напоминавший пирата: одноглазый и с бородой. Правда, вместо сабли в руке он держал половник. Ну точно — семейное предприятие.

То, что кашеварил мужчина, если и сказалось на вкусе, то мы этого не заметили. Было горячо и сытно. Вот только едва мы разделались с похлебкой, как на улице тревожно и оглушительно прозвучал набат.

Дверь трактира распахнулась, явив рыжего взлохмаченного паренька в одной рубахе и штанах.

— Прорыв! — проорал он лишь одно слово.

Менестрель выронил свой инструмент. Лица всех завсегдатаев враз протрезвели. Без заклинаний, ушатов холодной воды вмиг выветрился весь хмель. А в глазах было только одно — ужас. А потом трактир словно взорвался суетой.

Деймон отложил надкусанный ломоть хлеба:

— Кэр, уходим.

Но не мы одни спешно покидали таверну. Выйдя за порог, я увидела кровавое зарево в ночи. Горели три горных зубца. А вот метлы, метлы у порога не было.

(обратно)

ГЛАВА 12

Судя по тому, что вместо метлы валялись лапник, сломанный дрын и частично сломанный мужик, скулящий и баюкающий поврежденную руку, — летунья не далась без боя. Но нам от этого было не легче.

Видимо, горе-вор, испугавшись прорыва, решил, что заради спасения все средства хороши и можно удрать на метле мага. Не знал он, что метла необъезженна.

Но то, что случилось дальше…

Мила, когда тащила меня через первый уровень Мрака, просто махнула удлинившимися на руке когтями и располосовала пространство. Увы, у Деймона меты полудемона не было. Зато упорства хоть отбавляй.

Наверняка в другой ситуации, чертя пентаграмму вызова посреди площади перед домом бургомистра, он получил бы по шее. Но сейчас местным было не до чокнутого мага. Жители выселка спасались, потому как огненная стена спускалась с гор, сжигая все на своем пути. И двигалась она прямиком на выселок.

Треск деревьев, съедаемых лавиной пламени, пока еще был не слышен. Слишком далеко. Но нос уже улавливал едва различимый запах едкого дыма, который ветер услужливо доносил до нас.

— Кэр, снимай сапоги. — Дей и сам начал разуваться.

— Зачем? — спросила я, выныривая из обувки, больше похожей на снегоступы, чем на штиблеты.

— Проводники вода и песок. Снег — почти что вода. И главное, его много. Так что не должно обжечь.

О чем говорит темный, я не понимала, но четко осознавала, что сейчас не до расспросов, поэтому просто подчинялась. А вот то, что он стал вытворять дальше, вообще не поддавалось логике: темный зачерпнул несколько пригоршней снега и от души умыл мне лицо. Еще и в макушку втер.

— Встань передо мной. Я буду твоим проводником во Мраке. Это, конечно, не телепортационный камень, но так тоже можно…

Я ощутила, как мы с темным словно проваливаемся в преисподнюю. Вокруг бушевало бешеное пламя. Там, в выселке, оно было далеким. А тут — ярым, близким, диким, норовящим сожрать.

Руки, рожи, хвосты тянулись к нам, будто желая выдернуть из пентаграммы.

— Кэр, извини…

И с этими словами темный сильно толкнул меня в спину. Попал как раз туда, куда еще вчера упирался кинжал, оставив после себя рану.

Я вскрикнула, распахнула руки, как ворон крылья, и полетела вперед, в огонь.

Уже падая, я услышала:

— Береги себя, мое исчадие бездны!

Я не успела подумать и проклясть… такого заботливого. Толкнул на верную смерть, еще и издевается… Но тут огонь опалил меня жаром, и я вывалилась в сугроб.

Доха на мне тлела. Растрепанные волосы сгорели бы, если бы не были мокрыми. Так вот зачем Деймон так старательно умывал меня. Я перекатилась, сбивая с себя пламя. И только после этого подняла голову.

Надо мной стоял зомби с видом гурмана, которому подсунули вместо деликатеса фастфуд. А вот за мертвяком высилась темная громада.

На пару мгновений от догадки, куда, собственно, меня выкинул Деймон, я даже ушла в себя. Потом вышла из себя. Потом пришла в себя. В общем, хорошо погуляла, набралась злости и жаждала оторвать голову. Желательно мужу. Но пока и умертвие сойдет.

Зомби, словно почуяв неладное, замер, так и не доковыляв до меня.

— Ы-ы-ы? — вопросил он с сомнением.

— Ар-р-р, — подтвердила я.

Зомби попятился. Видимо, он четко знал при жизни, что злая женщина — это ураган. Вот она пьет красное вино, вот она прицельно метает вазы, танцует на осколках разбитых надежд, плачет из-за бездомной кошки, а потом, лучась ангельской улыбкой, страшно мстит…

А я была дико злая. Вот прям очень. Зачем Деймон использовал пентаграмму, я хотя бы поняла: метлы нет, телепортационного камня тоже, а уходить надо. Но почему он выкинул меня одну из Мрака, да еще на погост? О том, что меня занесло именно на кладбище, свидетельствовал хотя бы ряд надгробий.

В общем, на данный момент мне было глубоко плевать, кладбище это или императорский особняк. Погост даже лучше: далеко тащить трупы, чтобы закопать, не нужно. А в том, что сейчас один из нас упокоится с миром, я не сомневалась. Как и в том, что это буду не я. Ибо злая Ада — это апокалипсис в миниатюре.

Поднималась я из сугроба медленно. Сама наверняка в этот момент напоминала зомби: растрепанная, босая, с разводами сажи и копоти на лице, со скрюченными руками и безумным оскалом.

И тут откуда-то сбоку донеслось:

— Слушай, зомбяра, давай ты все же мне ошметки своего разума отдашь. Это быстро, безболезненно и с гарантией. А то эта светлая упырица щас дюже свирепая. Она тебе такое устроит… Пожиратель душ счастьем покажется.

Я оглянулась.

На памятнике, припорошенном снежной шапкой, сидела белка. На ее груди висело очень знакомое колье, с зелененькими камушками. Правда, оно доходило ей практически до задних лап… Но когда истинную женщину смущало, что украшение слегка ей не по размеру?

— Ы-ы-ы, — озадачился зомби, переводя взгляд с меня на нее.

И бочком-бочком начал сближение с белкой. Это что же, я страшнее сумасшествия?!

— Эйта, поимей совесть! Это мой труп! Я на нем душу отвести хотела. Нервы успокоить…

— Нет, Кэр, твои нервы перебьются! Это моя квартальная премия. Мне как раз капли до двойного гонорара не хватает!

Наши взгляды сошлись на нежити. Оная, вздрогнув, почувствовала себя лабораторной мышью. Раздался крик плешивой: «Стоять!» Но поздно.

Бесстрашный зомби, подпрыгнув лисой, почуявшей под снегом мышь, нырнул в сугроб и начал спешно зарываться. В рекордные сроки рядом с нами вырос внушительный белый холмик.

— Нет, ты смотри, что за мужик пошел! — возмутилась белка. — Его, как принцессу какую, караулишь, уговариваешь, а он драпать.

— Может, просто стеснительный… — начала я, но, вспомнив, как этот скромняшка плотоядно меня поначалу рассматривал, усомнилась в собственных словах и поспешила сменить тему разговора: — А ты как здесь оказалась?

Я говорила и озиралась вокруг. Холодало, адреналиновый запал стал спадать, а босые ноги — подмерзать. Да уж… Зима — это то время, когда слой жира на собственном теле перестает казаться чем-то некрасивым, от чего нужно срочно избавиться. Нет, совсем даже наоборот. Ведь именно он способен надежно защитить от холода, голода и разврата. И если последнее сейчас было не особо актуально, то первые два пункта — еще как.

— Как-как, по твою душу. — Белка была сама честность. — Мне тебя темный властелин заказал, — тут же сдала белка владыку со всеми потрохами.

— К-к-как заказал? — Ноги начали уже не просто подмерзать, а леденеть.

— Да не трясись ты.

— Т-т-тебе легко г-г-говорить, у т-т-тебя шуба п-п-пушистая.

— При чем тут шуба? — не поняла белка. — Я говорю, не дрейфь! Мы этого властелина до ручки доведем. Тем более что плату я уже получила…

— Да п-п-ричем тут твой владыка? У меня ноги м-м-мерзнут!

— Я ей о деле, а она о теле! Тьфу, — фыркнула белка.

Она махнула лапой, и я почувствовала, как ступни обволакивает тепло. Вот теперь я могла говорить не стуча зубами.

Оказалось, что после моего похищения его темнейшество поднял всех на ноги (оборотней — еще и на лапы, а упырей — из гробов). Но даже маститые дознаватели оказались бессильны: слишком далеко нас занесло. Поэтому владыка обратился к своей заклятой врагине — белке. Предложил ей солидное вознаграждение, лишь бы рыжая вернула меня ему.

Ну, белка, не будь дура, и согласилась. Еще бы: пятнадцать капель чистой темной силы почти задарма.

— Я смотрю, ставки на тебя растут, — задумчиво почесав подбородок лапой, возвестила рыжая. — Дей давал десять, темнейшество — пятнадцать. Я так на тебе целое состояние могу сколотить. А у нас ведь еще неохваченными остались верховный демон Первородного Мрака и его светлейшество…

— И что, ты сейчас меня к нему поведешь?

— Зачем сейчас? — удивилась плешивая. — Я его с ума свести хочу, а не осчастливить. К тому же мы столь быстро заключили сделку, — невинно добавила она, и стало понятно, что спешка была отнюдь не случайной, — что о жестких сроках уговора не было.

Эта прохиндейка смогла-таки обставить владыку. И даже если вернет меня ему через сотню лет, все равно выполнит уговор.

Мы шагали мимо могил. Рыжая сидела на моем плече, бдительно озираясь. И тут на горизонте заалела полоска света. Для зари — рано… Остановилась, уже догадываясь, что это.

— А, не обращай внимания, прорыв! — махнула лапой белка. — Туда недавно Хель радостно умчалась. Ей разнарядка пришла. Кстати, там в случайниках и имя Деймона вроде мелькнуло.

— Что-о-о?

Белка таки упала в снег. То ли от испуга, то ли на всякий случай: ударная звуковая волна, она ведь такая… Вроде бьет по ушам, а по ощущениям — будто под дых и в голову.

— И незачем так орать. Как будто твой темный первый раз с Хель на свидание пойдет. Она об него уже третью косу обломала.

— Но ведь Дей хотел уйти оттуда. Из выселка…

— Это он тебя увести хотел, а не уйти. А сам сейчас небось заслон ставит. Райос вообще будто не темный. Не спасается сам, а спасать рвется. Благородный, аж зубы сводит. Дракона на него нет.

— Какого дракона? — не уловила я.

— А такого, чтобы сожрал, — фыркнула белка. А потом присела, напружинилась и прыгнула на меня. Вцепилась лапами в доху и ловко вскарабкалась мне на плечо. — Этот Деймон своими поступками весь авторитет чернокнижников подрывает. То своих крестьян от мора спасает, то исчадие Мрака, сожравшее полдеревни, самолично пульсаром прихлопнет. Сейчас и вовсе на светлой женился… Хотя каждый темный боевой маг вроде как ненавидит всех обитателей Светлых земель. А уж Райосу сам Мрак велел.

— Почему? — удивилась я.

— Потому. Семь лет назад, когда выпускной курс Деймона сорвали по тревоге к границам, там погибла вся его группа. Сорок шесть магов и ведьм. Боевые чародеи, которые должны были через месяц получить дипломы.

Со слов белки выходило, что тогда взбесилась скальная нежить. Будто с цепи сорвалась. Преподаватели Академии тьмы и разрушения посчитали, что успокоение (и упокоение) горных троллей — задача пустяковая для опытных военных магов. А вот выпускникам будет полезно отточить свои навыки на практике.

Но помимо тварей, известных бестиарию, в горах промышляли несколько новых, практически неуязвимых. Оных вывели светлые. Специально, чтобы те охотились на темных магов. Переправили зверушек через границу — горный хребет и выпустили…

Вот только доказать, что к созданию гибридных тварей причастны светлые, темные не смогли.

Тогда у границы селекционные чудища знатно поточили клыки о выпускников. Деймон уцелел случайно: сумел оседлать тварь, которая ему досталась в противники. Стальной хваткой вцепился ей в холку и всадил кинжал в основание черепа. Зверюга размером с танк взвыла и не разбирая дороги кинулась бежать. Прямиком к обрыву.

Они так и упали вместе, Деймон и тварь. Бешеный горный поток, холодный даже в самый жаркий день, потащил противников вниз, в долину. Деймон переломал себе шесть ребер, обе ноги и едва не лишился руки.

А вот тем нескольким счастливчикам, кто остался наверху, повезло меньше — случившийся из-за множества магических взрывов обвал похоронил под собой и селекционных зверюг, и молодых магов.

— В один день Деймон лишился друзей и юношеских иллюзий. Зато обзавелся ненавистью. И к владыке, который, узнав о гибели сорока шести магов, лишь сухо констатировал: значит, те были недостаточно сильны, чтобы считаться боевыми. И к светлым, которые вывели новых тварей, — закончила белка и поправила ожерелье.

Я задумалась. А плешивой, наоборот, захотелось поболтать.

— Вот теперь представь, что Райос ненавидит светлых. И при этом согласился жениться на тебе. Ну хорошо, не совсем на тебе, а на прежней Кэролайн, но все же… Очередной благородный поступок. На этот раз чтобы спасти жителей от черной гнили, которую предлагал пустить владыка, чтобы проредить слишком уж расплодившихся жителей.

— А как Деймон должен был поступить? — спросила я, чуждая логики белки.

— Как сволочь. Наплевать на жителей своего надела. Ведь известно же, что темный маг — это такой подлец, хуже которого только светлые.

Ответ так и норовил сорваться с губ, но я успела в последний момент прикусить язык. Не сейчас. Не время. Не место.

Кстати, о месте… Мы вышли из оврага, и оказалось, что Деймон забросил меня не абы куда, а рядом с какой-то деревенькой. Мельница на пригорке, две дюжины домов, лающие на привязи псы… Но самое главное — это возможность напроситься на постой, в тепло. Рукамашинально полезла в карман дохи, которая доходила мне до колен. Пальцы нащупали монеты.

— Хм… Я думала, он тебя дальше выкинул… А смотри-ка, почти к людям.

— Ты знала? — ахнула я.

— Конечно! Но не могла же я испортить тебе сюрприз. Вот только, судя по всему, сейчас ты стала намного ближе к столице. И тебя вполне может зацепить поисковое заклинание. Хотя, думаю, сеть сработала сразу же, как ты оказалась в пентаграмме. Но владыка сейчас занят прорывом, так что ты, если не будешь больше пользоваться магией, можешь и затеряться. Ведь тебя ищут с помощью магии. А чары откликаются в первую очередь на чары. Но их в тебе сейчас нет, — с интонацией «я знаю, что вы делали прошлой ночью» добавила белка.

Мы брели по единственной улице. Окна, закрытые ставнями, заборы, за которыми охраняли покой матерые волкодавы. Я уже было прикинула, какой пятистенок осчастливлю стуком в дверь, как за моей спиной что-то полыхнуло.

Белка удивленно воскликнула:

— Какие дознаватели резвые пошли! Так быстро вычислить…

Договорить она не успела. Я обернулась, готовая или бежать, или сражаться.

Плешивая узрела силуэт, шагнувший из лучащегося светом портала, и, прошипев в усы: «Мне пора», исчезла за долю секунды до того, как мимо моей щеки просвистел нож.

Сталь с гулким звуком вгрызлась в забор.

Но перед этим прошила полупрозрачную фигуру. Оная сейчас корчилась и выла, будучи пришпиленной к забору метательным ножом.

— Клыков ночного аспида у меня в коллекции еще не было! — подпрыгнула Мила и устремилась к своей добыче.

Деловитости малявки можно было позавидовать, а вот твари — посочувствовать. Миг — и коллекция мелкой пополнилась еще одними клыками, а ряды нежити поредели.

— Кэр, ты замечательная тетя, — наконец соизволила обратить на меня внимание мелкая. И, не дожидаясь моего «почему», пояснила: — Ты отличная приманка. На тебя такие клыки замечательные ловятся. У меня скоро будет самая большая коллекция в классе. Причем все — редкие. Не то что у Лейрилки, которая только вурдалачьими да медвежьими может похвастаться.

Меня же вопрос зубов и прикуса в целом волновал чуть меньше, чем Милу.

— Как ты меня вообще тут нашла?

— Ты еще спрашиваешь? — Малявка удивленно уставилась на меня. — Когда к тебе в спальню, разбив окно, влетает вестник с посланием от Дея и маяком на тебя, это не так просто проигнорировать… А уж как этот паразит клевался, требуя, чтобы я немедленно отправилась тебя искать… Всю чернильницу мне своим клювом разбил, гадский гад.

Оказалось, что темный после того случая в столовой нацепил на меня поисковый маяк. Подстраховался… И не зря. Мила прошла по нему, как по красной нити. И опередила дознавателей его темнейшества.

— Дей велел тебя в родовой замок Райосов доставить.

Она замахнулась и вспорола пространство. Меня сразу опалило жаром бездны.

— Пошли. Пока прорыв и все демоны заняты им, я хотя бы не наткнусь на своего отца.

Меня не нужно было дважды приглашать. В этот раз у мелкой было время на то, чтобы выстроить точку выхода. Мы шагнули из Мрака и оказались аккурат во дворе замка. Знакомая дверь. Знакомые ступени…

Вот только ужас на лице лича, встретившего нас на пороге, был мне в новинку. Привиденистый интриган, узрев хозяйку розовых тапочек, как-то враз побледнел и попытался, превратившись в туман, дать деру и скрыться в глубине замка. Но не тут-то было.

Судя по всему, у них с мелкой были давние личные счеты, потому как в Гринро сразу же полетело забористое проклятие. Мелкая попала, и на полупрозрачном теле слуги образовалась дыра.

— Это тебе за прошлый раз, — довольно подытожила она, пока я закрывала за нами дверь, отсекая уличный холод.

— Милерисса, вы назло в меня запустили проклятием плешивости? Знаете же, что у меня на него чесотка!

— Я никогда не делаю ничего назло! У меня все гадости идут от чистого сердца и от души, — заявила мелкая, вытряхивая себя из шубы. — К тому же ты сам виноват. Все знают, что пакостить ведьмам чревато для здоровья. Даже если ты уже умер, все равно чревато. А ты подлил мне в чай эликсира жизни. Я потом неделю с сыпью по всему телу ходила. Так что мы квиты.

— Неделю! — возопил лич. — Да я теперь год буду эти проплешины на себе латать…

— Зато целый год ты будешь помнить, как опасно со мной связываться…

Они еще долго препирались, как могут это делать только старые знакомые. Да уж, эти двое друг друга стоят. Судя по всему, лич не только со мной откалывал фокусы, трепетал он только перед Деймоном.

В камине, у которого мы с темным провели наш первый совместный вечер, все так же тлела саламандра, даря скупое тепло. К нему-то я и потянулась. А вот Мила, как молодой, растущий организм, — к калориям. Затребовав у лича ужин, мелкая вспомнила, что прислуга тут зомби и чего-чего, а пропитание, если хочешь, чтобы оное было достойным, стоит добывать самостоятельно. А то, не ровен час, в твоей тарелке супа окажется чей-то палец.

Хозяйничали на кухне мы вместе. Яичница и горячий травяной отвар подействовали не хуже, чем хмель. Я разомлела. Организм, который все же промерз, запросил сна. Мила тоже непрестанно зевала. Поэтому, как несложно догадаться, спать мы не пошли, а засели у камина: ждать Деймона и изводить лича.

Тот отчего-то тоже не уходил, несмотря на то что за вечер сотню раз обещал исчезнуть и не отзываться даже на самые настойчивые наши просьбы что-то подать или принести. Он то и дело утопал в стене, но непременно вновь и вновь выныривал из нее, ведясь на очередную подначку.

В общем, мы ждали. Переживали за Деймона. Каждый по-своему, хотя и старались этого не показывать. Я же про себя повторяла, как мантру: он сильный, он справится…

Когда под утро скрипнула дверь и в зал вошел чернокнижник, весь в копоти и крови, уставший, едва стоящий на ногах, я выдохнула облегченно: живой.

Подбежала к нему, обняла и поняла, что этот горе-герой того и гляди упадет.

— Милу не испугай, — прошептал мне на ухо темный, чуть наваливаясь на косяк.

Малявка все поняла без слов, широко зевнула и со словами: «Что-то я засиделась», — пошла к лестнице.

Лич тоже хотел исчезнуть, но, в отличие от малявки, его-то я «не пугать» не собиралась. В итоге привиденистый метался, притаскивая мне воду, чистые тряпки и мази, пока я обрабатывала Деймону раны. Радовало, что до своей постели темный дошел почти сам. Я бы его точно не дотащила…

Когда я закончила бинтовать Деймона, на дворе был уже день. Я отчаянно зевала и сама не заметила, как заснула на кровати рядом с чернокнижником. Проснулась уже под вечер и хотела было тихонько высвободиться и уйти, но меня тут же схватила сильная знакомая рука и рывком придавила к кровати.

— Даже не думай… — не открывая глаз, чуть сипло со сна проговорил Дей.

— Ты ранен…

— Плевать. Ты знаешь, что лучшее лекарство для любого мага — это сила.

— Но я-то не маг, — попыталась возразить я.

— Зато ты полна эмоций. И даришь мне их. И не только их.

Чернокнижник решительно подмял меня под себя и поцеловал. Впрочем, его пробуждение явно этими самыми поцелуями не ограничилось бы, если бы не настойчивый стук в дверь.

— Мессир, прошу прощения…

— Убью, — пообещан темный.

— Это невозможно, — возразил Гринро, — поскольку я уже сотню лет как мертв.

— Тогда развею, — исправился Дей.

Слуга призадумался. Но, судя по всему, дело, с которым он столь настойчиво ломился в хозяйские покои, было важнее.

Спустя пару минут и дюжину угроз в адрес лича, которому чернокнижник сулил страшные магические кары, выяснилось, что мы с Деймоном нарасхват. Сразу два императора жаждали лицезреть нас.

Его темнейшество в приказном тоне требовал моего присутствия при своем дворе в качестве фрейлины императрицы, а его светлейшество — вступить в права наследования землями Лавронсов. Причем Деймон, как новый хозяин и мой супруг, должен был приехать в родовой замок Кэролайн завтра же.

Чернокнижник зашипел проклятия, перемежающиеся не с магическими, а исключительно идиоматическими выражениями, призванными отвести душу.

— Кэр, тебе нужно поехать со мной в замок светлых. Ты наследница, и твое присутствие обязательно при заверении грамоты о праве наследования объединенных земель Райосов и Лавронсов.

Мое сердце ухнуло в пятки. Играть роль лэриссы Кэролайн среди темных, когда твои оплошности можно списать на то, что ты дур… в смысле светлая — это одно. Но как мне вести себя со слугами, знавшими Кэролайн с пеленок? Они же могут заметить подлог.

— Ничего не бойся. Я буду рядом, — выслушав мои опасения, заверил Дей.

И я не боялась. Так, мандражировала слегка. И ровно до того момента, как Мила узнала о том, что мы с Деймоном должны отправиться к светлым. Дальше я боялась уже за светлых. Ибо малявка заявила, что летит с нами.

Ее даже не впечатлил грозный рык брата: «Нет!» Она лишь отмахнулась, надела обратно слетевшую с головы остроконечную шляпу, которую снесло звуковой волной, и, заявив, что будет собирать сумку, перво-наперво демонстративно положила в нее свои розовые тапочки.

Дей сначала хотел от избытка братских чувств перейти от слов к действиям, но передумал. Свое решение он объяснил просто: чем больше людей будет смотреть на Милу, тем меньше — на меня. А соответственно и сравнивать Кэролайн нынешнюю и прежнюю будет недосуг.

В том, что мелкая станет центром внимания, сомневаться не приходилось.

Пока она помогала мне в выборе пары платьев (я, памятуя о коллекции саванов в гардеробной, опасалась, что опять надену что-то не то или не так), Деймон вдохновенно царапал пером бумагу. Он был очень хмур и сосредоточен.

Спустя два удара колокола первое послание улетело его темнейшеству. В витиеватых фразах и высоким штилем некромант выражал весьма простую мысль: жена — моя, и вам я ее не отдам. Ни фрейлиной, ни любовницей, ни кем-либо еще. При этом чернокнижник, как истинный дипломат и политик, ссылался на то, что ему необходимо вступить в права владения землями Лавронсов, а сделать сие без меня не представляется возможным. Посему его супруга Кэролайн не может быть фрейлиной ее императорского величества…

Второе послание чернокнижника, адресованное его светлейшеству, было куда более кратким, зато емким: да, прибудем в родовой замок Лавронсов в оговоренный срок, будем рады принять там владыку Светлых земель с его малой свитой.

Я как раз вошла к Деймону в кабинет, неся чай и нехитрые бутерброды, когда он отправлял послание для Аврингроса через телепортационный камень.

Темный был хмур. Между бровей залегла вертикальная складка, а пальцы выстукивали по столешнице рваный ритм.

— Знаешь, Кэр, что меня настораживает?

— Почему оба послания пришли одновременно? — Я изогнула бровь, ставя на стол чашку и тарелку.

— Ну от его темнейшества такого хода следовало ожидать, после того как он выяснил, что ты сейчас в замке Райосов. А вот письмо от Аврингроса… Я печенкой чую, что за этим что-то кроется. Только что? Срок вступления в наследство истекает лишь через седмицу, но он требует прибыть в замок Лавронсов немедленно…

— Знаешь, с тех пор как я попала в этот мир, меня регулярно одолевает мысль, как бы избавиться от сомнительного наследства Кэролайн в виде этих земель.

— Завтра твое желание исполнится: Аврингрос заверит и скрепит магической печатью грамоту, по которой я стану хозяином объединенных земель, и…

Договорить он не успел. Полыхнул телепортационный камень, извещая о том, что пришло новое письмо. Я все никак не могла привыкнуть к подобному разграничению: для малых посланий маги использовали вестников. Полупрозрачные пичуги могли перенести в себе небольшую записку в несколько слов. Но если требовалось передать полноценное письмо, нельзя было обойтись без камней. К тому же последними могли пользоваться и немаги, в то время как сотворить вестника под силу было только чародею. На этот раз письмо прибыло из канцелярии его темнейшества.

Вот что меня поражало в черном властелине — это то, как он умел быстро и точно реагировать. Едва почтовый камень вспыхнул, известив о том, что письмо Аврингросу отправлено, как на стол перед Деймоном тут же лег ответ его темнейшества.

Чернокнижник пробежал взглядом по строчкам и протянул мне.

«Дабы обеспечить безопасность лэриссы Кэролайн, которую я ей, как ее правитель, гарантировал, повелеваю Вам, лэр Райос, взять в сопровождение в Светлые земли моего советника Бревиса Лорки, лэра Альта Нариса и старшего дознавателя Марка Рохара».

Я прочла внимательно. Несколько раз. Имена мне ни о чем не говорили.

— И? — Я вопросительно изогнула бровь.

— Наушник, боевой маг и оборотень — три чудные дуэньи для молодой лэриссы. Не находишь? — ехидно ответил темный.

— Он бы еще Эйту с Хель мне в сопровождающие прислал, — прокомментировала я, представив рядом с собой трех бородатых типов сложения «берсерк классический, комплектация зубов — неполная», вяло маскирующихся под моих компаньонок.

— Если бы мог, прислал бы, но боюсь, что их услуги слишком дороги, — протянул Деймон с такой интонацией, что стало ясно: темный в курсе пятнадцати капель силы, которые владыка заплатил наперед пройдошистой белке. Хотя… он тоже заключал с ней сделку, значит, о тонкостях дачи авансов этим двум шельмам знал не понаслышке. Темный, хмыкнув, добавил: — Думаю, что основная задача навязанного владыкой трио — не охрана, скорее роль блюстителей твоей добродетели как минимум, а как максимум — кража. Как только я вступлю в права владения. Раньше нет резона.

Я лишь покачала головой. Одно слово: темные. Своровать обратно то, что украли у тебя, — святое. Даже если это «твое» ты сам изначально спер.

Принимать моих компаньонок через телепорт в замке Деймон категорически отказался. Потому что засбоил камень для перемещений.

Ага, как же ему не засбоить, когда они с мелкой на пару целый удар колокола сначала магически его настройки сбивали, а потом мелкая на всякий пожарный наколдовала ломик поувесистее и долбанула им несчастный артефакт. Тот хоть и не раскрошился, но основательная трещина, рассекшая его по всей длине, даже мне, ничего не понимавшей в тонком магическом искусстве, подсказывала, что лучше им не пользоваться, если, конечно, дороги руки, ноги, голова и прочие запчасти…

В итоге условились встретиться с моими дуэньями на рубеже Светлых и Темных земель. Через границу все равно придется лететь на метлах. Телепортация работала через раз, и то криво, а на предложение Милы протащить нас через бездну Дей напомнил, что каждое погружение для сестры — это вероятность встретиться с папочкой, из загребущих лап которого мелкую выцарапать будет о-о-очень проблематично. Так что лучше лишний раз не рисковать.

Утром, стоя у порога замка, Деймон держал в руках здоровенную метлу и сумку с вещами, Мила — изящную ведьминскую метелочку, а я пыталась придушить свою зависть. Мне тоже хотелось полетать на метле. Самой. Чтобы не чувствовать себя довеском, а управлять.

Когда-то, в той далекой жизни, я думала о мотоцикле. Даже планировала после того, как выплачу ипотеку, взять шустрый и легкий «Кавасаки». Облизывалась, заглядывалась… Одним словом — мечтала. А вот тут…

— Кэр, ты так смотришь на метлу… — начал было Деймон.

— Я не смотрю, — упрямо возразила я.

— Ага, ты на нее не смотришь, — поддакнула мелкая. — Ты ее всего лишь взглядом гипнотизируешь.

Словно в ответ на ее слова, метла в руках чернокнижника ударила черенком, загарцевала, будто говоря: «Ну посмотри, я правда красавица».

— Тебе так нравится эта метелка? — засомневался чернокнижник.

— Не именно эта. Просто нравятся метлы. А точнее, летать, управлять, — вздохнула я.

— Управлять, командовать, устраивать тотальную диктатуру… И это у светлых называется браком, — не удержался лич, выплывший из замка нас проводить. — Мессир, и ведь, смею заметить, вы только седмицу женаты. Что будет дальше?

— А дальше будут дети, — ехидно просветил его Деймон. — И тогда ты первый узнаешь о диктатуре все, и даже больше.

Да, чернокнижник, как старший брат, мог многое рассказать об этой стороне бытия.

Лич вздрогнул и пошел рябью. Судя по всему, перспективы его не порадовали.

Я же, сев впереди Деймона на метелку, покрепче схватилась за древко.

— Если хочешь, как вернемся, я поучу тебя управлять метлой, — прошептал на ухо Деймон.

Мне отчего-то захотелось улыбаться.

(обратно)

ГЛАВА 13

До границы мы добрались спустя пару ударов колокола. В условленном месте нас уже ждали, переминаясь с ноги на ногу, трое моих сопровождающих.

И что самое удивительное: двух из них я знала!

Тем самым наушником оказался старик-артефактор, что препарировал меня взглядом на балу, пытаясь понять, где же его творение — изумрудное колье. Бревис Лорки кутался в черный меховой плащ и напоминал мне старого ощипанного ворона, недовольного всеми и всем. А особенно тем, что его заставили трясти костями и лететь в Светлые земли.

Со вторым навязанным владыкой спутником, пегим, рослым и плечистым, я имела честь столкнуться перед приснопамятной аудиенцией у его темнейшества, когда мне чуть не вскипятили мозг. Правда, тогда я не знала, что вышедший от императора лэр с тяжелым взглядом, давящим почище надгробной плиты, и есть Марк Рохар — старший дознаватель и оборотень, способный учуять даже легкий флер лжи без всяких артефактов.

Третья дуэнья была мне незнакома. Коренастого, матерого, расцелованного шрамами в обе щеки боевого мага Альта Нариса я сначала приняла за гнома. Но потом пригляделась к каштановым косам, торчавшим у него из-под шапки. Одна из косиц зашевелилась, приподняла змеиную голову и затрепетала раздвоенным языком.

Я сглотнула.

— Лэрисса Кэролайн, не переживайте, лэр Нарис — непревзойденный боевой маг, мастер разрушительных заклинаний. Особенно хорошо ему удается заклятие смертельного стазиса, останавливающее сердце. Хотя в этом нет ничего удивительного для правнука расы горгон, — представил коллегу оборотень.

Судя по тому, как скривился боевик, в гробу он видал такое представление. Причем желательно в гробу, уже закопанном в землю, и чтобы лежал в нем старший дознаватель. М-да… Милые отношения у этих двоих.

«Вот бы они перегрызлись между собой, пока летят до замка Лавронсов», — мечтательно подумала я. Но, как говорится, мечты-мечты, где ваша сладость, ушли мечты — осталась гадость. В моем случае три кислые мины моего сопровождения и две невозмутимые — наши с Деймоном. Лишь малявка лучилась счастьем. Еще бы, летит к светлым, прогуливает по уважительной причине школу. А если повезет — пополнит коллекцию клыков. К слову, мелкая как-то проникновенно заглядывала в рот то старшему дознавателю, то боевому магу, напрочь игнорируя артефактора. Конечно, что интересного во вставных человеческих клыках?

Оборотень и славный потомок горгон даже не подозревали о том, какая стоматологическая угроза в лице невинной маленькой ведьмочки нависла над их клыками.

Мы добрались до замка Лавронсов, когда солнце миновало зенит. Погода радовала ясным небом, правда, в комплекте к нему шел все усиливающийся морозец. Но в этот раз я была тепло одета.

Едва мы, заложив несколько виражей, стали спускаться во внутренний двор родового замка Кэролайн, как поглазеть на нас сбежалась куча народу.

Ребятне было просто любопытно. Старшим — еще и боязно, поэтому мужичье на всякий случай не выпускало из рук вил и заступов. Дородные служанки — кто с ведрами, кто с корзинами стираного белья — наоборот, спешили поставить свою поклажу рядом, в снег.

По логике — это дом Кэр, значит, она тут вроде бы хозяйка, которая все знает. Но была маленькая незадача: я — не она.

Местные настороженно глазели на нас. Деймон с видом хозяина — окрест. С метел наконец-то спешились наши провожатые. А точнее, Лорки. Остальные уже давно твердо стояли на земле.

Дей набрал воздуха в грудь для первого приказа, и тут с заполошным криком «Моя деточка! Моя кровиночка!» с крыльца колобком скатилась невысокая старушка в телогрейке, с повязанным на голове платком и в длинной юбке. Она подбежала и сгребла меня в охапку, причитая: «Живехонька! И слава пресветлым богам. Я за тебя каждый день свечку в храме ставила, всем семерым богам молилась. Утекла-таки от этих темных извергов». И осеклась, узрев как раз одного из этих извергов, стоявшего рядом.

Дей удержал серьезную морду лица, как и подобает темному исчадию мрака, а вот малявка расхохоталась. И этот смех — незлой, звонкий, заразительный — что-то изменил. Старушка нерешительно улыбнулась и растерянно пробормотала: «Деточка…» А я обняла ее в ответ. Искренне. Пусть я не знаю эту старушку, но ее доброта, радушие и искренность подкупали. И я ответила ей тем же. Вместо той Кэр, которой уже нет.

Зато «деточка» я потом слышала не раз. Да и не лэриссой же величать нянюшке ту, которую вытрясла на собственных руках… Правда, порой я ловила на себе ее задумчивый взгляд…

Деймону все же пришлось пару раз решительно гаркнуть и даже продемонстрировать, что он таки не только темный, но еще и маг. Зато за пару ударов колокола слуги приготовили и комнаты для нас, и ужин для его светлейшества, который должен был прибыть в замок со своей малой свитой на закате.

Встречать гостей предстояло мне, хозяйке дома. Правда, не на пороге, а в телепортационном зале. Было страшно. И самое паршивое, что этот страх был безотчетным. Я не могла понять его природы, но он забрался под самую кожу, проник в мысли.

Я стояла впереди и нет-нет да и дотрагивалась, нервничая, до пояса, расшитого золотой нитью и жемчугом. Сегодня на мне было зеленое платье с золотой же вышивкой: малахитовый и янтарный были цветами дома Лавронсов.

Дей обнимал меня за плечи сзади. Мелкая стояла сбоку от чернокнижника. И три моих дуэньи в углу.

В высокое стрельчатое окно ударил камушек.

Второй.

Третий.

Четвертый пробил клювом витраж, опытным путем доказав, что ломились к телепорту не камни, а вестники.

Что там Мила говорила про настырность подобных пташек? Так вот, малявка преуменьшила. Эти четыре ворона по сути своей оказались полными дятлами: они раздолбили самый крупный фрагмент витража и влетели, прихватив на своих хвостах снег и сквозняк.

В общем, подготовка к встрече на высшем уровне была если не сорвана, то прервана точно.

Каждый из вестников подлетел к своему адресату: трем моим дуэньям и чернокнижнику. Мы с Милой переглянулись.

Мелкая бочком-бочком подобралась ко мне и, задрав голову, прошептала:

— Кэр, а ты не знаешь, что случилось с его темнейшеством? Черных воронов для вестей используют только в крайних случаях…

Я недоуменно помотала головой. Деймон растер в руке послание, тут же осыпавшееся пеплом, и произнес:

— Кэр, после того как мы с тобой кровью подпишем магическую грамоту о наследовании земель Лавронсов, я и остальные темные тут же вернемся в Темные земли. Из дворца его темнейшества исчез артефакт Первородного Мрака, отвечающий за стабильность преграды между нашим миром и бездной. А это означает, что в любой момент может произойти большой прорыв, не чета случившемуся накануне. Темный владыка объявил военное положение и созывает всех магов… Тебе и Миле лучше пока остаться тут.

— А может, все же в замке Райосов? — осторожно спросила я.

Признаться, среди трупов мне было бы спокойнее. Им-то точно не будет дела, настоящая я Кэролайн или самозванка.

— Понимаешь… — Чернокнижник на миг задумался, подбирая слова. — Артефакт Первородного Мрака — это не стена или накопитель. Это излучатель. Он проецирует две равные петли. Одну — в бездну. Другую — в нашу реальность. Больше сорока лет назад произошел сбой, и петли исказились. Одна из них, та, что ориентировалась в сторону бездны, уменьшилась, а в нашу, наоборот, начала разрастаться. В результате преграда между Мраком и нашим миром истончилась. Но тогда она хотя бы была…

Мне тут же вспомнилась карта в кабинете Дея: здоровенное пятно из красных точек, занимавшее чуть ли не пол-империи. Так чернокнижник обозначил места, где численность темных была катастрофически высокой. А я-то думала, что это из-за рельефа. Может, равнина там была… А на деле выходит, что простые темные попали под исказившееся излучение сломанного артефакта.

— А сейчас ее нет, — вмешался в разговор Бревис Лорки, старый артефактор. — И это значит, что прорвать может в любой момент и в любом месте империи. Например, посреди замка Райосов. Или в глухом лесу. Или даже на центральной площади столицы… В любом месте, где раньше было излучение.

— А где его не было? — тут же встряла любопытная малявка.

— Там вероятность прорыва меньше. — Губы старика исказила усмешка. — Артефакт Первородного Мрака был создан несколько тысяч лет назад. Но первоначально его функция было немного иной. Раньше темные маги вызывали демонов через пентаграммы, пробивая дыры между нашим миром и бездной. На это требовалось много энергии, ведь потенциалы реальностей различны. И после вызова некоторым горе-чародеям не всегда удавалось закрыть за собой проходы, через которые потом лезли дикие твари глубин и сочилась темная сила. А потом сильнейшие из темных магов и высшие демоны договорились между собой и создали артефакт Первородного Мрака. Он был словно полупроницаемая мембрана для магов. Теперь уже мы могли погружаться во Мрак и возвращаться обратно, а твари из него не имели возможности вырваться… За тысячелетия, что существует артефакт, маги на территории Темных земель столько раз погружались во Мрак…

— …что протоптали широкий тракт, по которому в наш мир сейчас хлынут дикие твари бездны, — вмешался в научную лекцию Дей, приведя, может, не совсем точную, зато понятную аналогию. — На Светлых же землях естественный барьер практически не пробивался, поэтому здесь вероятность прорыва минимальна: зачем идти через чащу или бурелом, когда есть проторенный путь. Поэтому, Кэр, вам с Милой пока лучше остаться тут.

«Да и темному властелину достать тебя здесь будет труднее», — это хоть и не прозвучало, но я поняла чернокнижника без слов. И скрепя сердце согласилась…

В зале повисла давящая тишина. Вестники, вручив повестки, уже давно истаяли, а я все больше и больше нервничала.

Наконец вспыхнул круг телепорта, оповещая, что скоро тут появится его светлейшество. Правда, первым прибыл не монарх.

Два мужчины в форменных кителях шагнули один за другим из столба света. Один из них, с черной повязкой на глазу, сразу же просканировал пространство и кивнул: все нормально. А потом поморщился, как от комариного писка, глянув на разбитый витраж, и запечатал его заклинанием. Но что-то мне подсказывало, что и второй, седой как лунь, тоже маг.

И лишь затем из телепорта появился Аврингрос. А за ним — миловидная девушка, чьи одежда и манера держаться свидетельствовали, что перед нами аристократка.

Взгляд Аврингроса был холодным и безразличным. Да и в целом император сейчас напоминал мраморную статую. Столько же жизни и эмоций. По его лицу вообще ничего нельзя было определить…

Приветственная речь, сожаление о том, что темные в связи с военным положением не могут задержаться надолго — тонна этикета на каплю информации.

— Очень жаль, что новый властитель объединенных земель столь скоро покидает замок. Но ваша очаровательная супруга и лэрисса Мейн, — кивок в сторону спутницы, — скрасят сегодняшний ужин.

Это был приказ, лишь облеченный в обыденную фразу. Мы находились в Светлых землях. Мы не могли ему не подчиниться.

Грамоту на имя Деймона Райоса, хозяина объединенных земель, подписывали в кабинете. Заверял ее император, приложив один из двух дюжин перстней, что унизывали его пальцы.

А затем Аврингрос захотел обсудить несколько вопросов с Райосом. Нам с лэриссой Мейн было сказано прогуляться по оранжерее. Красавица, прибывшая с Аврингросом специально, чтобы составить мне компанию, тут же оживленно защебетала:

— Я много слышала об оранжерее Лавронсов. Говорят, что у вас среди зимы цветут аллуйские крокусы, которые не терпят чародейского вмешательства в процесс своего роста. А у вас они цветут. И все это без капли магии! Это ли не чудо?

— Не чудо. Забота. — Я старалась отвечать обтекаемо и сдержанно.

От этой конфетной лэриссы у меня уже изрядно болела голова, но приходилось терпеть. Еще одна компаньонка, навязанная на сей раз Аврингросом. Император, видите ли, решил, что я одна в мужском обществе могу заскучать. Правда, едва он это произнес, как я тут же заверила, что в обществе венценосных особ придворные никогда не скучают. «Ведь начальство всегда радеет, дабы подчиненные не сидели без дела. А в случае с владыками, увы, лишением премии за скуку не отделаешься, скорее уж — лишением головы», — закончила я про себя.

Но все равно лэриссу мне навязали. А вот предложение императора пойти лэриссам прогуляться заставило Деймона подобраться. Мила, увидев, как мы с чернокнижником переглядываемся, с детской непосредственностью заявила, что она тоже не видела оранжерей, где бы не было ни капли магии, и заныла на одной ноте, обращаясь к императору: «А можно с тетями?» Тетя Мейн на секунду скривилась, но монарх кивнул.

Как по мне — исключительно чтобы чадо заткнулось. Судя по тому, как тут же просияла мелкая, именно этого она и добивалась.

— Тогда давайте пойдем туда скорее, мне не терпится посмотреть на аллуйские крокусы.

— Хорошо, — вынужденно согласилась я.

Внешне я вообще была сама покорность, хотя в душе бушевал ураган.

— Мы покинем вас ненадолго, — прощебетала блондинка.

Я же мучительно пыталась сообразить, где эта чертова оранжерея. Я, как хозяйка дома, обязана это знать.

Если исходить из логики, то точно не в подвале. Хотя… это же магический мир. А чародеи и логика — вещи порою несовместимые. Едва мы вышли в коридор, я чуть отстала, вроде как пропустив гостью вперед, и жестами попыталась показать Миле, что понятия не имею, где могут быть эти долбаные крокусы, чтоб их тля сожрала.

Кажется, мелкая меня поняла. Во всяком случае, кивнула. А потом выбежала вперед, как раз туда, где от коридора отходило два боковых, и с криком:

— Оранжерея ведь там? Да? — ткнула пальцем вправо и, не дожидаясь ответа, умчалась.

— Ох, она ведь заблудится, — отыгрывая роль заботливой светлой родственницы, приставленной к непоседливой юной ведьмочке, протараторила я. — Надо ее догнать.

Блондинка тут же предложила свою помощь. Кто бы сомневался. Подобрав юбки, мы ринулись вслед за умчавшейся Милой.

То ли мелкая использовала поисковое заклинание, то ли просто была везучей, но спустя три лестницы, два коридора и несколько залов игра в догонялки закончилась: мелкая миниатюрным торнадо ворвалась в оранжерею.

Мы с блондинкой слегка отстали. Несмотря на пышные и явно тяжелые парчовые юбки, бегала лэрисса на удивление резво и легко. И даже сейчас она не выглядела запыхавшейся. Я отметила прямую осанку, скупые уверенные движения… Эта блондинка не так проста, как хочет показать своим нарядом.

— Ну наконец-то, — выдохнула она, глядя, как Мила умчалась по оранжерее далеко вперед и скрылась за кустами жасмина.

Мне почудилось шипение встревоженной кобры. Нет, оно было прикрыто нарочитым почтением, и все же… Она обернулась, и впервые за вечер мы внимательно посмотрели друг на друга. Что-то меня в ней насторожило. А спустя мгновение я поняла, что именно: взгляд. Слишком цепкий и жесткий.

Но то был всего краткий миг. Она восторженно хлопнула ресницами и одернула юбки.

— Пойдемте, я сгораю от нетерпения. О ваших крокусах ходят легенды…

До оранжереи осталось всего ничего. Один короткий коридор. Мы пошли. Она — впереди, я чуть в отдалении. Сначала я просто смотрела на ее спину. А потом профессиональные навыки дали о себе знать. Я мысленно прикинула на нее, как на модель, и спортивную форму, и коктейльное платье, и деловой пиджак, но просились не они, а… оружие. Меч с ножнами или автомат. И то и другое легло бы меж лопаток идеально. А потом я поняла, кого лэрисса мне напоминала: Егора. Инструктора по рукопашному бою. Не внешне, нет. А тем, как она двигалась, смотрела, вела себя.

Черт! Не компаньонка, а убийца или шпионка. С другой стороны, чего еще ожидать от его светлейшества? Что она должна сделать, убить меня? Хотя если бы это, то наверняка уже попыталась бы. Или опасается пусть мелкой, но все же черной ведьмы, которая вроде бы и не совсем рядом, но и заклинания ведь летают порою быстрее ветра…

Или она должна обеспечить безопасность самого императора? Тогда зачем он ее отослал? Или, может, она шпионка темных? В любом случае эта лэрисса была мне ни к чему.

Когда мы дошли до оранжереи, я уже была уверена, что она будет следовать за мной тенью, не оставив в одиночестве ни на секунду.

Шагая между кадок с пальмами и клумб с цветущими крокусами, я лихорадочно соображала: что же делать?

Мила, изображая легкую степень восторженного идиотизма, носилась по оранжерее. То тут, то там слышались ее крики: «Ничего себе!», «Вот это да!» А я терзалась вопросом: убьет, не убьет и если убьет, то когда?

Внезапно среди кустов мелькнула голова здоровенного аспида. Раздвоенный язык, раззявленная пасть, жуткие вертикальные зрачки.

Блондинка отреагировала не так, как положено добропорядочной лэриссе. Не визгом и топотом удаляющихся ног, нет. С руки красавицы слетели две метательные звезды. Смотреть на то, как змеюка уворачивается от нападения, мне было недосуг. Я заметила лопату! Этот уникальный инструмент, что полезен везде и всюду, наверняка послала мне бездна за мои проклятия в адрес светлой. Я шарахнулась в сторону и схватилась за черенок.

Удар заступом плашмя пришелся моей спутнице по затылку. Но то ли череп у нее был на подобные нападения прочный и натренированный, то ли мне сил не хватило… В общем, не вышло у меня оглушить как следует. Она обернулась. Злая и готовая убивать. Причем убивать явно не аспида.

А я что? Я ничего. Развернула лопату черенком вперед и саданула под дых. В меня полетело странное облако пыли. Еле уклонилась, резво присев и задержав дыхание.

Не теряя времени на подъем, я что есть дури саданула лопатой по щиколоткам блондинки. Такой подлости, как подножка, она не ожидала и, покачнувшись, упала на колени.

Я же, откатившись в сторону, распрямилась и жестом королевы, посвящающей в рыцари, приголубила лопатой блондинистую макушку. От души приголубила, воображая, что в руках у меня топор, а передо мной колода.

На меня уставились абсолютно стеклянные глаза, доля секунды — и блондинка потеряла сознание.

Я глянула сначала на нее, потом на заступ… Нет, я подозревала, что лопата — весьма нужный инструмент в психическом хозяйстве. Ею можно зарыть свой талант, можно заниматься самокопанием, можно отрыть трупы прошлого, убить ею внутреннего деда или отдать ее внутреннему ребенку и отправить его вспахивать креативные залежи идей, но вот чтобы так…

— Ух ты, тяжелая зараза, — пропыхтела мелкая, пятясь из кустов.

Нашу схватку с блондинкой, занявшую всего несколько секунд, она пропустила. На то была уважительная причина: Мила волокла за хвост змею. Того самого аспида, чью морду я увидела в кустах.

Змея уже не сопротивлялась, покорная ведьминской руке. Да и тяжело сопротивляться, если ты чучело…

— Смотрите, что я нашла… — гордо провозгласила малявка, оборачиваясь. И осеклась. — Кэр, знаешь, я хотела вообще-то ее напугать. Но, пожалуй, у тебя вышло лучше…

— Вот только теперь не узнать, что нужно было этой милой лэриссе, убить меня или…

— Сейчас узнаем, — оптимистично заверила мелкая.

А затем я убедилась, что черная ведьма опасна вне зависимости от того, сколько ей лет, девять или девяносто девять. Мила по всем правилам дознавательского дела обшарила блондинку, найдя у нее пару кинжалов и дюжину метательных звезд. А еще странную удавку и трубку с несколькими дротиками.

Интересно, а у светлых лэрисс набор начинающего киллера положен по этикету, как, скажем, веер и перчатки?

Мы с мелкой разделили трофеи между собой, а потом Мила надежно спеленала мою несостоявшуюся убийцу заклинанием, после чего привела ее в чувство.

Едва Мейн пришла в себя, как запустила в меня отборным проклятием. Вернее, это было благословение, но в такой извращенной форме, что даже мелкая восхитилась. Впрочем, сие не помешало ей перехватить пожелание в ближайший удар колокола свести личное знакомство с пресветлыми богами на подлете ко мне.

Дабы избежать других чистосердечных благословений, я приставила к горлу красотки кинжал.

— Прирежу, — произнесла холодно и уверенно, глядя прямо в глаза.

Девица усмехнулась. Я надавила, и лезвие обагрилось кровью. Кривая улыбка исчезла с лица блондинки.

— А я все ломала голову, почему его темнейшество объявил за тебя такую награду… Серая мышь, затворница и почти монашка. Чем ты могла его заинтересовать? Теперь поняла…

Я ослабила нажим. Кольцо правды на моей руке, державшей кинжал, светилось зеленым, подтверждая, что она не лжет.

Из дальнейшего допроса выяснилось, что блондинка — вольная наемница, взявшая на лэриссу Кэролайн сразу три заказа. За живую меня платили тысячу золотых — спасибо его темнейшеству, подключившему не только белку, но и наемников к моей поимке. Религиозные темные фанатики пожадничали: триста золотых за мою голову. ВИП-клиентом значился сам Аврингрос, который повелел своей подданной любым способом задержать меня, чтобы я не отбыла обратно в Темные земли с супругом. Правда, светлейший оказался еще большим жмотом, чем фанатики, жаждавшие моей смерти: в награду за деликатную услугу монарх пообещал своей шпионке… благосклонность.

Удобная штука, эта благосклонность. Денег не требует, а заключаться может в том, что вместо дыбы и четвертования тебя всего лишь повесят. Милосердно и почти без боли. Это ведь тоже своего рода монаршая благосклонность.

В общем, Мейн решила, что, если ей удастся подобраться ко мне, она в любом случае внакладе не останется. Но тут вышла промашка. Тихоня Кэр слегка не соответствовала образу монашки.

— А зачем нужно обязательно меня задержать? — насторожилась я.

— Чтобы ты осталась у светлых. Сегодня будет прорыв. На него кинут самых сильных магов. В том числе и Райоса. И он наверняка погибнет. А ты останешься единственной наследницей уже объединенных земель и подданной Светлой империи. Одна шестая отойдет светлым законным путем. Без войн и кровопролитий.

— И ты так спокойно делишься со мной информацией… — Камень на кольце подтверждал, что она говорит правду, вот только…

— В ней уже нет цены. Я провалила задание. Теперь за тебя возьмется другой убийца. Так что жди, скоро за Кэролайн Райос вновь придут. — Она криво усмехнулась. — А про прорыв… Через несколько ударов колокола об этом будут знать все жители обеих империй. Поэтому ждать, пока ты перережешь мне горло, не вижу смысла.

Она еще что-то хотела сказать, но тут ее взгляд, устремленный в стеклянный купол потолка, стал сосредоточенным, а потом на лице расцвела улыбка. Миг я колебалась, решая: то ли она пытается так меня отвлечь, то ли… Все же задрала голову вверх и через стеклянный купол увидела, как в небе от нас удаляются четыре фигуры на метлах.

— Все же задание Аврингроса я выполнила, задержала тебя здесь, — самодовольно усмехнулась наемница.

Я-то думала, с чего Мейн такая разговорчивая. А она банально тянула время…

— Это не ты выполнила. Мы и так бы остались, — сердито рявкнула Мила и приложила блондинку заклинанием. — Ну и что теперь делать? — мрачно спросила малявка.

— Что-что, прятать тело и пить чай, — выдохнула я, убирая кинжал за пояс. — Будем изображать радушных хозяек, развлекать императора и рассказывать сказку.

— Какую сказку? — заинтересовалась мелкая.

— Про то, как у лэриссы Мейн возникли срочные и неотложные дела и она телепортировалась во дворец…

Мелкая была дюже зла на блондинку, поэтому самолично затолкала ей в рот ком земли вместо кляпа. Ну я искренне надеюсь, что только земли. Обездвижив и надежно спрятав в кустах мою несостоявшуюся убийцу, мы двинулись на поиски его светлейшества.

Но не дошли. Через неплотно прикрытую дверь одной из комнат донесся обрывок фразы:

— Я до последнего думал, что тот темный не решится выкрасть артефакт…

Надо ли говорить, что мы с Милой тут же переглянулись. Пропустить столь интересный разговор мы никак не могли, а потому тихонько подкрались поближе и превратились в слух.

— Было бы удивительно, если бы он этого не сделал, — возразил второй. — Старик одержим своей теорией. Ради нее он готов бы был заложить собственную душу демонам, если бы она уже не была у них. Согласно выкладкам старика, можно обрести бессмертие, используя разницу потенциалов двух миров. А прорыв — единственный способ проверить его теорию. Так что предательство своего народа — малая плата за вечную жизнь. — В тоне светлого сквозило плохо скрываемое презрение.

Я похолодела, поняв, о ком речь: Бревис Лорки. Старик-артефактор, улетевший вместе с Деймоном обратно. Так вот кто выкрал этот излучатель! Малявка от аналогичной догадки едва не ахнула, но я успела машинально закрыть ей рот ладонью.

Этому плешивому ворону было плевать на то, что сегодня из-за его чертова эксперимента погибнут сотни тысяч людей. Что Дей может сегодня погибнуть!

Мы с мелкой заглянули в щель между дверью и косяком. Аврингрос сидел в кресле и попыхивал трубкой, седой маг стоял у окна и рассматривал странную штуковину: не компас и не часы, но с циферблатом и множеством бешено вращающихся стрелок. Размером это нечто было чуть больше моей ладони.

Третий, одноглазый чародей, прибывший вместе со светлейшеством в замок Лавронсов, стоял у камина и задумчиво потирал подбородок.

Маг взвесил свою добычу в руке, словно камень, а потом внимательно глянул на шкалу и дикую пляску стрелок. Усмехнулся и сделал обманное движение, будто бросает.

— Эй! — крикнул одноглазый. — Поосторожнее, это же артефакт Первородного Мрака. Один из древнейших в мире!

— Это редкостная дрянь, — зло возразил Аврингрос. — Более сорока лет назад архимаг Эррус, — это имя император произнес с какой-то невероятной ненавистью, — предложил изящный план, как избавиться от темных, не вынимая меча из ножен. Он разобрался в природе артефакта. Нужно было всего лишь перенастроить его излучение, так чтобы год от года в Темных землях рождалось все меньше детей. Это задание поручили лэриссе Талинии.Она была талантливым магом…

Он надолго замолчал, словно погрузившись в воспоминания. Клубы дыма поднимались под потолок, а мы с мелкой наблюдали из своего укрытия. Впервые за все время в речи императора звучали эмоции. Когда он говорил о Талинии, я слышала и затаенную боль, и разочарование, и шелест разбитых надежд. Кем была она для Аврингроса? Сорок лет назад… Тогда владыка светлых был юн. Взошел ли он уже на престол? Или был только кронпринцем? Но в том, как убеленный сединами монарх произносил имя магессы, было что-то столь личное, будто она его первая и единственная любовь.

А потом память услужливо подкинула воспоминания: рассказ Дейна о том, как шпиона, пытавшегося испортить артефакт Первородного Мрака, поймали и пытали. И как тот умер в застенках. Выходит, это был не он. Она.

— Сегодня темные сволочи поплатятся за все. Твари бездны сожрут их… — произнес Аврингрос.

И это были не только слова холодного расчетливого монарха. Нет, слишком много в одной фразе звучало застарелой ненависти.

— Ваше величество, а что, если выкидыши Мрака пересекут нашу границу?

— Не пересекут. — Еще одно кольцо дыма улетело под потолок. — Артефакт Первородного Мрака у нас. Нужно лишь настроить его излучение… — Монарх еще попыхтел трубкой и задумчиво произнес: — Думаю, что Мейн уже справилась с задачей и Лавронс вместе с противной мелкой ведьмой сейчас без сознания. Распорядитесь, чтобы их доставили в южный острог. Райоса сегодня во время прорыва убьют. Не твари бездны, так мой агент. Потом Кэролайн, как дочь предателя, нужно будет осудить за… скажем, за покушение на мою жизнь. А объединенные земли отойдут короне.

Я поперхнулась. Логика Аврингроса была извращенной, но железной.

Он еще говорил, а я мысленно прикидывала: два явно боевых мага и Аврингрос с той стороны, мелкая ведьма с пакостным характером и вселенка — с другой. А между нами — артефакт, который нужно вернуть любой ценой. Ведь если не остановить прорыв, смерть грозит всем. Дею — быстрая. Мне и Миле — отсроченная, зато публичная. Теперь стало понятно, почему его гадскому светлейшеству я пока нужна живой: если умру не на площади, то будет тяжелее доказать, что я предательница. А вот с казнью и отсеканием головы на глазах у всего народа — тут у простого люда, да и у придворных вопросов не возникнет.

Мы с Милой переглянулись. Что ж, в нашей паре специалист по кражам — мелкая. Я тихонько оттащила ее подальше и прошептала:

— Я отвлекаю, ты воруешь.

Малявка согласно кивнула и поспешила куда-то по коридору. Я распрямилась, одернула юбки и, проверив добытый у блондинки кинжал, поудобнее заткнула его за пояс сзади.

— Ну, удачи тебе, смертница…

Я обернулась. На плече статуи, стоявшей в нише коридора, обнаружилась белка.

— И почему же я смертница?

Перед тем как прыгнуть в омут с головой, неплохо бы послушать Эйту. Информация всегда пригодится.

Рыжая сидела, вытянув задние лапы вперед и распушив торчавший вверх хвост. А потом неуловимым движением будто из воздуха достала здоровенный бутерброд и вгрызлась в него.

— Пафамуфта… — чавкая, начала белка. — Хель на тебя аж две повестки получила. Одну сверхсрочную, вторую — через месяц. Так что ты по-любому смертница.

Она жевала и болтала, а я смотрела на рыжую и подмечала, как она изменилась. Куда-то исчезли плешивые пятна, да и в целом… Она еще, конечно, не лоснилась от сытости и довольства, но все же…

— Ты чего так смотришь? — насторожилась хвостатая.

— Ты похорошела, — констатировала я очевидное.

— Ты даже не представляешь, как благотворно на внешности может сказаться аванс. — Белка усмехнулась в усы. — Темнейшество мне его выдал, я же тебе говорила…

— Ты не говорила, ты этим бессовестно хвасталась на погосте, — напомнила я. — Сейчас-то зачем пришла?

— Как зачем? Помочь тебе умереть, — отряхнув лапы от хлебных крошек, заявила белка. — Желательно на глазах его темнейшества. Сейчас, когда появился шанс зачать с тобой наследника, он просто бредит этой идеей… А тут такое крушение надежд… Да еще прорыв. Точно сдвинется! — мечтательно закончила белка.

— И с чего вдруг я должна умирать у него на глазах?

— Как с чего? — Белка аж поперхнулась от возмущения. — Я же говорю: Хель на тебя повестка пришла. Сверхсрочная. Что ты сегодня должна умереть. Во время прорыва. А я же хочу, чтобы ты это сделала перед определенным темным. Чего тут непонятного?! Ну даже если на глазах у своего Деймона — тоже неплохо. Влюбленных с ума сводить — одно удовольствие… Хотя Райос крепкий орешек.

Я колебалась всего секунду, выбирая между смертью быстрой и смертью с отсрочкой на месяц.

А потом шагнула обратно к двери, взялась за ручку и с мыслью: «Ну что ж, величество, совещание у вас, штаны стерлись, вы не ждали нас, а мы приперлись…» — вошла в комнату. Все трое светлых разом обернулись на звук.

У меня за спиной был лишь кинжал, а на лице — улыбка, в противовес холодному императорскому взгляду.

Как же достали. Оба! И темнейшество и светлейшество!

— Ваше величество. — Не реверанс, а только кивок. — Не успели выдать замуж, как уже планируете, как бы сделать вдовой?

Я специально говорила с вызовом. Тянула время и медленно, но верно приближалась к Аврингросу.

Наверняка император обвешан кучей защитных заклинаний. Но я ведь не собираюсь причинить ему вреда? В последнем я усиленно убеждала себя. Иначе откинет к стене волной, как Айлин.

— Удобно так расширять империю, не правда ли? — продолжила я.

— Что вы имеете в виду? — насторожился император.

— Ну как же. Сначала выдали замуж за темного. Так сказать, небольшой гамбит. Потом убили темного. И вот уже четвертая часть Темных земель благодаря нехитрой свадебной афере принадлежит светлой подданной. Казните ее, обвинив в государственной измене, и все эти земли перейдут казне.

— Лэрисса Райос, вы, случайно, не свели близкое знакомство с Эйтой? Такого отборного бреда я давно не слышал…

Крик одноглазого «Берегитесь!» запоздал на сотую долю секунды. Рукоять кинжала скользнула в мою ладонь, и в тот же миг острие коснулось горла императора.

В лучах заходящего солнца сверкнуло кольцо, которое дал мне Деймон.

Аврингрос замер, не веря в происходящее. Седой маг, ринувшийся было ко мне, остановился в двух шагах. В его ладони плясал бешеный торнадо, готовый по воле хозяина в любой момент сорваться. Одноглазый с ненавистью смотрел на мою руку, державшую кинжал.

— Ваше величество, не шевелитесь, — деревянным голосом предупредил седовласый. — У нее марлусский кинжал…

Судя по тому, что оба светлых гипнотизировали меня взглядами, они знали, что женщина в отчаянии хуже террориста. С последним хотя бы можно договориться…

— Сталь, которую прозвали убийцей аристократов? — Аврингрос хотел казаться невозмутимым, но я почувствовала, как его тело закаменело. — Что ж, я оказался провидцем. Вы стали предательницей, покушающейся на мою жизнь. Впечатлен, впечатлен… За столь короткий срок превратиться из монашки в шпионку темных, способную подобраться ко мне столь близко. На вас не среагировали защитные заклинания… Если я выживу, то мне будет ужасно любопытно узнать о таких способах подготовки агентов у темных…

Он говорил, а я всей кожей чувствовала, как время все убыстряет свой бег, отсчитывая минуты до начала прорыва.

За оконным стеклом мелькнула метелка с оседлавшей ее ведьмочкой. Мила колдовала. Вот беззвучно поднялся шпингалет. Вот окно накрыла сфера, чтобы не только порыв ветра не ворвался в кабинет, но даже никто не заметил, что створки уже не закрыты…

Мелкой осталось всего ничего: протянуть руку и взять артефакт, который седовласый маг опрометчиво положил на подоконник.

Нужно лишь потянуть время. Всего несколько секунд…

— Это вы послали в монастырь убийцу, чтобы отравить меня? — нахмурилась я. — Не советую лгать, у меня на руке кольцо истины.

Император хохотнул.

— Я? О нет, милое… — он тут же поправился, — вернее, уже не совсем милое дитя. Это сделали сами монахини. Вера порою отбирает разум. Когда они поняли, что темный не хитростью, так грубой силой все равно заберет тебя из обители, они, как и твой отец, посчитали, что спасут твою душу, убив тело. Впрочем, жаль, что у них ничего не получилось…

Мила стянула артефакт. Никто из светлых не обернулся.

Сейчас она зависла напротив окна, глядя на меня.

Я беззвучно прошептала: улетай. Но мелкая была столь же упряма, как и Дей. Она мотнула головой, категорически не соглашаясь бросать меня. Сжала губы, собрала ладонь щепотью и запустила заклинание в седовласого, стоявшего к ней спиной.

А затем сразу произошло несколько событий: сгусток мрака, врезавшийся в спину седовласого мага, обездвижил его. Но торнадо, танцевавший на его руке, сорвался в неконтролируемый полет, разбив стекло на оконной створке. Раздался звон. В одноглазого устремилось проклятие, а следом за ним в кабинет влетела ведьмочка верхом на метле.

От неожиданности моя рука дрогнула. Отточенная сталь все же разрезала кожу на императорской шее. Меня не отбросило ударом лишь потому, что в последний миг я второй рукой вцепилась мертвой хваткой императору в плечо.

Но волна защитного заклинания из тех, что оберегали владыку от смертельной опасности, ударила не только меня, но и Аврингроса. В тот же миг одноглазый швырнул в Милу огненным шаром. Но ведьму фаерболом, пусть и боевым, магическим, было не испугать. Она лихо уклонилась, вильнув с метлой в сторону. От второй атаки светлого мелкая тоже увернулась, разойдясь с огненной сферой буквально на пару сантиметров.

Аврингрос, поняв, что его жизнь сейчас только в его руках, попытался оттеснить меня и приложить спиной о стену.

А я решила, что сто кило императрятины — это хорошо, а если она бессознательная — еще лучше. И от души саданула рукоятью кинжала по светлейшей макушке. Судя по тому, что Аврингрос сразу обмяк, я таки с последнего лопатного рейда прокачала свой навык оглушения. Или, может, череп правителя не столь устойчив к ударам тупыми предметами, как у элитных убийц?

Но рефлексировать по этому поводу было некогда. Аврингрос медленно, но верно начал своим немалым весом заваливаться на меня.

И тут я услышала от Милы:

— Прыгай на метлу!

Ведьмочка на бреющем полете неслась прямо на меня. За ней, дыша метелке в хвост, несся огненный поток.

Я от души толкнула императора в сторону. Правда, жутко непочтительно: коленом под зад. Светлейшая туша начала валиться лицом в ковер. Мелкая умудрилась пролететь рядом с пикирующим монаршим телом. Я запрыгнула на метлу. Ну как запрыгнула. Как смогла… И оказалась перекинутой через черенок метлы словно какая-нибудь селянка, которую крадут басурмане. Но вид летящего на нас пламени придал мне ускорения и небывалой ловкости. Я трепыхнулась и оседлала-таки метелку как положено.

Мелкая, убедившись, что собрала все трофеи, с криком: «Погнали!» — нацелилась на окно.

Я оглянулась. Одноглазый склонился над императором. А мы наконец вылетели из кабинета.

Увы, на этом неприятности не кончились: за нами все так же мчался бешеный огненный шар. А с учетом того, что Мила была и пилотом и штурманом, а я позади нее судорожно вцепилась в ту часть метлы, которая гордо именовалась веником, не нужно гадать, кто из нас двоих был первым кандидатом на прожарку.

Мелкая обернулась и попробовала кастовать заклинание, но фаербол с невероятным упорством уклонялся от темной волшбы.

— Да чтоб тебя! — в сердцах выругалась ведьмочка. — Только время теряем.

Мы вильнули в сторону, а потом начали стремительно набирать высоту. Замок враз превратился в точку. Но огонь не отставал.

— Кэр, мне нужно время, чтобы пробить дыру в Темные земли через бездну! А с фаерболом на хвосте я не смогу этого сделать, — крикнула мелкая, обернувшись. — Поэтому сейчас мы спустимся, и я спрыгну, а ты полетай пока, отвлеки заклинание сжигающей смерти. Оно создавалось специально для летных магов, так что пока не спалит седока — не отцепится. И темные заклинания эту пакость берут через раз…

Мы пошли на снижение. Под нами были поля, леса, излучина замерзшей реки и небольшой городок чуть поодаль. Мила нацелилась на него. Заложив крутой вираж над вычищенной до льда центральной площадью, малявка кубарем скатилась с метлы рядом с каким-то памятником. А я рванула петлять на уровне второго этажа по лабиринтам улиц под крики прохожих. Кто там недавно хотел поуправлять метелкой, почувствовать, как ветер бьет в лицо? Вот тебе, Кэр, метелка, вот тебе, Кэр, свобода. Летай не хочу. Судьба исполнила твое заветное желание.

Я вцепилась руками в черенок и вильнула, вписываясь в очередной поворот. Едва не зацепила плечом каменную кладку и пригнулась, молясь, чтобы не срезать головой гирлянду сосулек. За спиной раздался взрыв. Это пульсар снес угол дома.

На мостовую посыпалась каменная крошка. Из уст горожан — крики и отборный мат.

Огонь уменьшился вдвое, но, кажется, стал лишь злее и проворнее.

В лицо бил холодный, вымораживающий ветер. Руки, которых я уже почти не чувствовала, впились в метелку. В мозгу набатом билась одна мысль: только бы успеть!

Резко нырнула вниз, под арку моста. И тут же задрала черенок метелки, вновь идя вверх. Метла со свистом чиркнула гладкий лед, едва не скинув меня. Зато маневр удался. Сгусток пламени не сумел выполнить практически мертвую петлю и, врезавшись в лед, зашипел…

Но я рано обрадовалась.

Оглянувшись через плечо, узрела, что меня все еще преследует огонь, пусть и уменьшившийся до размеров теннисного мяча. Я выругалась и наддала, пройдя по бровке конька крыши. Следующей должна была стать башня собора, которая маячила прямо по курсу.

Выдохнула. Я должна. У меня получится!

Крыша закончилась, я на миг отпустила метлу, и та вертикально ухнула вниз. До земли не долетела какого-то метра. Зато пламя пронеслось по прямой, но в последний момент все же не впечаталось в башню, а вильнуло в сторону.

Да чтоб тебя!

У меня даже злости на этот пульсар не осталось. У кого бы занять?

Надеюсь, Мила смогла сделать пробоину через бездну. Все же нешуточное расстояние: через две империи в столицу Темных земель.

Метелка понеслась с бешеной скоростью, дома и улицы слились в одну сплошную серость. На очередном повороте я чуть притормозила, а потом, как пробка из бутылки шампанского, вылетела на площадь, где до этого оставила Милу. Площадь была пуста: горожане, перепуганные чернокнижной волшбой, предпочитали не высовываться. Поэтому мелкая развернулась с размахом.

Прямо посреди площади появилась круглая черная дыра, искрящаяся по краю.

Мила удерживала вход. Рассекатель на ее руке вибрировал от напряжения. Ведьмочку окутывали клубы мрака, а лицо мелкой посерело от напряжения. Но по упрямо стиснутым бескровным губам было ясно: она вычерпает свой резерв до дна, но будет держаться до последнего.

Сгусток огня, не отставая, мчался за мной.

Потому я на полном ходу схватила мелкую и закинула себе за спину. Мы так и влетели во Мрак. Точка входа захлопнулась за нашими спинами, едва не прищемив конец метлы. Зато пульсар остался по ту сторону реальности.

Бездна. Сегодня она содрогалась, она готовилась, она негодовала.

Кольцо выхода, точно такое же, как и то, через которое мы проникли в бездну, далось мелкой с невероятным трудом.

Мы выскочили из Мрака и с разгона врезались в снег перед крепостной стеной. Я пролетела вперед, кувыркнувшись через голову. Чудом не убилась. Миле повезло больше. Она просто упала боком в снег, трясясь словно в лихорадке. Вокруг все было окрашено в синие оттенки густеющих сумерек. И посреди этой синевы — встречающая делегация. Белка, одна штука.

— Ну наконец-то! Я тебя уже тут заждалась. Ты вообще умирать думаешь или нет? — Она уперла лапы в боки.

— Умирать? — с любопытством переспросила малявка, несмотря на то что едва была в сознании.

— Ну да, — как само собой разумеющееся, ответила белка. — Я ее тут подталкиваю к правильному решению, советы даю, а она… Неблагодарная!

Милу вывернуло. Я кинулась к ней.

— А-а, — махнула лапой белка, — нормальная реакция при магическом истощении. Хотя если бы у нее дар был не такой силы, то могла бы и сдохнуть от перенапряжения. А так пару месяцев проваляется в койке, — утешила меня рыжая.

Я сглотнула. Меня тоже мутило после того, как я пролетела через бездну, но я-то магию не расходовала, а вот малышка…

— Я почти в порядке. — Мила села на снегу. — Но на всякий случай лучше отдам его тебе. — Она протянула мне украденный артефакт.

Я как раз прикидывала, куда его спрятать. С кинжалом было проще: заткнула его за пояс юбки, перед тем как прыгнуть на метлу в кабинете. Причем сделала это машинально. А вот с круглой бандурой такой фокус не пройдет.

Раздался треск, полотно мироздания рвалось от неба до земли прямо над центром столицы Темных земель. Сумеречное зимнее небо рассекала черная дыра, из которой валили клубы пламени и языки тьмы.

— Прорыв, — сиплым голосом прошептал Мила. — Прямо перед столичной Академией тьмы и разрушения.

Владыка светлых сделал все, чтобы ослабить сильного соседа: хлынувшие из бездны твари должны были надолго погрузить Темные земли в разруху и опустошение. Но чего он не смог предвидеть, так это одной попаданки и маленькой черной ведьмы…

— Ну что, полетели спасать всех красиво и умирать трагично? — оживилась белка.

Я села на метелку, Мила — сзади. Белка, словно фигура на носу парусного судна, устроилась на самом конце черенка и зорко смотрела вперед.

Где искать владыку темных, было ясно: впереди подрагивали два мощных щита, которыми маги срочно закрывали прореху. Один — чуть больше, насыщенно-алого цвета, второй — чуть меньше, черный.

— Дей! — пискнула малявка. — Тот, что черный.

— А вот и его темнейшество. — Белка мотнула головой на кроваво-алый заслон и добавила: — Но без артефакта даже все маги Темных земель не удержат этот прорыв. Он слишком большой.

Мы зависли в воздухе над кварталом Молодой Луны и могли видеть, как расступается земля. Уродливая рана — бездонная пропасть — росла прямо на глазах, пожирая своей пастью дома и людей. Она словно питалась болью, отчаянием, страхом, смертью. Как и мы, в небо взмыли тысячи магов на метлах. Вот только тварей, готовых ринуться в реальность, было десятки тысяч.

Темный владыка, Райос, Нарис, Рохар, Лорки и еще сотня боевых магов и порубежников, среди которых были и Хелена с Торосом, стояли у самого края, пытаясь сдержать прорыв, полыхавший черным пламенем бездны.

А над всем этим кружила Хель. Но не одна. Смертей было несколько, и каждая собирала свою богатую поживу.

— Сколько халтуры пропадает… — печально протянула белка, глядя на мечущихся внизу людей.

А мы… мы штопором устремились туда, где были его темнейшество и Деймон: в мирной жизни — враги, сейчас — соратники, сражавшиеся плечом к плечу.

Из ладоней магов, державших оборону, лились огненные стрелы и ледяные копья, смертоносные арканы и фаерболы. На границе двух реальностей росла гора трупов обезумевших тварей.

В бездне обитали не только разумные высшие демоны, но и множество нежити, обладающей лишь зачатками разума. Сейчас она и рвалась к людям. Высшие нападать не спешили, но и низших порождений Тьмы не сдерживали. Просто старались не дать вырывающейся из бездны дикой силе утечь к людям…

Смертельные заклинания сыпались на тварей. Ледяные копья прошивали дубовые шкуры, прорезали уродливые панцири. Но безумных порождений бездны было слишком много. Они прорывались, насаживая на свои клыки и шипы темных.

Владыка был невозмутим и сосредоточен. Он не кусал губ, не сжимал в бессильной злобе кулаков, видя, как неумолимо, стремительно погибают темные маги.

Порубежники стояли плечом к плечу. Бесстрастные, суровые, спокойные. Словно делали воинское дело, которое было обычным, повседневным. И так же погибали, отдав все силы до последней капли, сраженные клыками тварей, которым все же иногда удавалось до них добраться.

Пропела труба. Маги, которые успели подняться в небо на метлах, зависли единым фронтом в воздухе над расщелиной, сомкнули защитные контуры и двинулись вперед, собой запечатывая прорыв.

Милина метелка неожиданно обозлилась, показывая норов. Ей до жути не хотелось лететь в это пекло. Но если ты ведьма, то характер за кожухом не скроешь. И не важно, что тебе всего девять лет. Мила гаркнула так, что метла присмирела, и мы пошли на снижение как раз за спинами Райоса и владыки.

Я краем глаза увидела, как лопнул щит темного властелина. Деймон еще держался, но счет шел на секунды.

Едва мы спешились с метелки, как меня попыталась цапнуть за лодыжку какая-то ползучая тварь. Я выхватила из-за пояса кинжал и рассекла червеобразное тело. Кровь и наемницы и императора, обагрившая клинок ранее, смешалась теперь с сизой слизью.

Нас с Милой заметил владыка. Судя по его лицу, уж кого-кого, а лэриссу Кэролайн он ожидал тут увидеть меньше всего.

Подойдя к нему, я протянула артефакт:

— Возвращаю то, что украл ваш советник Бревне Лорки.

Хранитель Врат бездны понял все без слов, и лицо его побелело от сдерживаемой ярости. Он нашел взглядом Лорки. Тот оказался в нескольких метрах от нас, и его взор был прикован к руке владыки, державшей артефакт-излучатель.

— А я все не мог понять, отчего ты, мой верный советник, настаивал на свите для Кэролайн, зачем вызвался сопровождать ее… Все для того, чтобы переправить артефакт через границу, отдать светлым, не вызывая подозрений, — все же не сдержался Харт. — Скажи лишь зачем. Чего тебе не хватало? Денег, почестей, земель?

— Мне не хватало малого: я хотел жить вечно… Думаю, я собрал достаточно энергии, чтобы подтвердить свою теорию…

Лорки начал отступать, раздавив в руке какую-то капсулу. Тело старика подернулось дымкой. Ну да, чтобы архимаг, один из лучших артефакторов империи, да не позаботился об экстренном телепорте?

Проклятие, которое запустил владыка в Лорки, пролетело, не задев его. А вот я, не наделенная и толикой магии, кинула в предателя то, что держала в руках. Кинжал.

Не зря эту сталь называли убийцей аристократов. Она сделала то, с чем не справились чары. Достала-таки Бревиса Лорки. Вот только, увы, я не отличалась ни меткостью, ни сноровкой. Сталь лишь чиркнула по руке старика, прежде чем тот исчез.

Я в бессильной злобе сжала кулаки. Ушел. Этот гад ушел! Но, кажется, владыка был доволен. Он щелкнул пальцами, произнеся заклинание, и кинжал рыбкой скользнул в его руку.

— Артор меристрос! Я призываю жнеца смерти к тому, чья кровь обагрила этот клинок.

От кинжала пошел черный дым, и я запоздало сообразила, что темный владыка только что проклял кровь своего недруга — Аврингроса Пятого.

Но в этот миг щит, который удерживал Деймон, лопнул. Нас отбросило волной далеко назад, прокатив по мостовой.

Властелин поднялся. Взял артефакт Первородного Мрака и вытянул перед собой. В дыру прорыва ударил мощный столб Мрака. Тьма, подчиненная силе и воле владыки, против тьмы первородной, дикой и безумной.

Они сошлись, ударили друг в друга. Послушная воле хранителя Врат бездны тьма крушила, рассекала, сметала, ломала. Вдавливая тварей своим напором обратно, она стягивала края.

На мгновение мне показалось, что победа близка. Мы в это почти поверили.

Но твари, хлебнувшие хмельного кровавого вина, обезумели. Они не боялись смерти, они ее жаждали. Но не своей, а своих жертв. И не смерти, а того, что не успеют убить еще, не успеют насытиться вдоволь.

Я то и дело уворачивалась от хвостов, зубов, когтей мелких гадов, кишащих под ногами, и боковым зрением заметила, как на нас несется на бешеной скорости веер шипов. Пригнулась, закрывая собой мелкую. А вот владыка уклониться не мог. Спину темного властелина прошила здоровенная игла: взбесившаяся льерна, с которой не сумели совладать боевые маги, подняла свое червеобразное тело над землей на высоту в десяток метров и выстрелила ядовитыми шипами сразу во все стороны.

Артефакт — ключ, что должен был запечатать прорыв, — выпал из руки властелина.

Не только владыка не увернулся от летящих игл. Боли почти не было. Лишь ощущение собственной крови, которая клокотала в горле.

Все случилось, как и хотела Эйта. Я умирала на глазах его темнейшества. Вот только вряд ли Харт успеет сойти с ума за столь короткий срок. Надеюсь, что и Дей тоже не порадует белку…

Это была последняя связная мысль перед тем, как я упала на грязный от крови и слизи лед мостовой.

Мутнеющим взором я увидела, как начавший было уменьшаться прорыв вновь стал стремительно разрастаться.

Дей, взявший из руки владыки артефакт, заметил меня. Наши взгляды встретились. Я закрыла глаза. Умирать мне было не впервой, но только сейчас я поняла, что значит жить. Что значит любить.

Я проваливалась в какой-то черный колодец. Будто моя душа не определилась, в какую преисподнюю ей отправиться — этого мира или того, где двадцать с лишним лет назад родилась девочка Ада…

Я все падала, а воздух вокруг густел, превращаясь в вязкие чернильные волны. А внутри, еще глубже, показались отблески пламени.

Я уже не падала, я плыла. Но это была тьма. Не вода, поскольку в ней можно было дышать, не трясина, хотя затягивала так же. Она давила, вытягивая из меня воспоминания, чувства…

— Кэр! Кэролайн!

Кто-то звал меня там, наверху, а я погружалась все глубже.

Я перекувыркнулась во тьме и вдруг почувствовала под ногами твердь. Словно какое-то темное божество подставило ладонь, и я обрела опору.

Всмотрелась во мрак. Вязкий, обступающий со всех сторон, он давил. За спиной раздалось хлопанье крыльев. Я резко обернулась и увидела ястреба. Отчего-то и мига не сомневалась — это Дей.

Птица была огромной. Выше меня. Когда она приземлилась рядом, меня едва не отбросило волной.

— Ты меня слышишь? — недоверчиво спросила я.

Ястреб склонил голову набок.

А я испугалась. Испугалась, что не успею сказать чего-то важного, прежде чем моя душа окончательно растворится во тьме, и заговорила:

— Ты упрямец. Честолюбивый упрямец, которого я люблю. Люблю больше всех на свете. Ты мой единственный темный…

Ястреб заклекотал.

Я приблизилась и обняла птицу за шею, прижалась. И почувствовала, как под ладонями перья начинают истаивать.

— А еще я твой жутко ревнивый темный. Очень. И знаешь, я недавно понял, что моей любимой придется смириться, что ей привалило такое сомнительное счастье в моем лице.

— Дей, я умерла…

— Кэр, в нашей семье некромант — я. И только я решаю, кто из нас умрет первым… Сейчас твою душу держит пожиратель. Ну как держит — он доблестно бьется со смертью, которая нацелилась на твою душу.

— А мрак?

— Извини, я выкинул твою душу в бездну. Это ближайшее место, куда смерть просто так не доберется… Правда, найти тебя здесь было тяжело. А уж раз я тебя нашел, то давай возвращаться.

В себя я пришла от резкой, раздирающей боли. Тело выгнуло дугой. Перед глазами заплясали разноцветные круги, а я на собственной шкуре познала истину: умирать легко, гораздо тяжелее — выжить.

В полубреду я провела больше недели. И все это время у моей кровати были либо Мила, либо Деймон, которых иногда прогоняла тетка Эльза.

В себя я окончательно пришла в одну из ночей. Грудь стягивали бинты, горло саднило. И первое, что я сделала, — закашлялась.

— Наконец-то мы снова встретились в этом мире… — Надо мной склонилось до боли родное лицо.

У Деймона изрядно прибавилось седины, у глаз появились новые морщины. Впалые щеки, щетина…

Я попробовала улыбнуться. Получилось. Со второй попытки.

— Теперь точно все будет хорошо. А сейчас спи… — И меня нагло усыпили заклинанием.

Очнулась я на следующее утро. Вполне бодрая и дюже злая, как истинная черная ведьма.

На этот раз у моей постели сидела мелкая, которая поведала мне, как после моей смерти Дей затянул прорыв буквально за несколько ударов сердца. Но перед этим успел поймать мою ускользающую душу и закинуть ее во Мрак — единственное место, куда Хель с товарками прорваться было тяжело. А тело заморозил заклинанием стазиса.

— А едва прорыв затянулся, оставив после себя разлом, раскроивший поперек несколько улиц, как Дей нырнул во Мрак, за твоей душой. И пока его не было, тебя охранял Мейлис — пожиратель душ.

Судя по тому, как мелкая с придыханием произнесла «Мейлис», я поняла: пожиратель попал. Из дальнейших расспросов выяснилось, что этот темный весьма молод и привлекателен, силен и талантлив — в общем, почти идеален в глазах Милы. Да, пожиратель не просто попал, а крупно попал…

(обратно)

ЭПИЛОГ

— Дей! Еще одно слово — и я вдова!

Я пылала праведным гневом.

— Кэр… Ну чего ты злишься? Мила все сделала правильно!

Мы с Деймоном ворчали друг на друга, подтверждая поговорку: супружеская жизнь без ссор, как суп без соли. А уж если в брак вступили чернокнижник и условно светлая…

— То есть, по-твоему, было правильно едва не отправить на тот свет сына посла светлых? — Я изогнула бровь, возмущаясь недавней выходкой малявки.

— Он же пытался украсть одну из двух ее мет. Вдумайся. Светлый! Украсть! Мету! — Деймон произнес это таким тоном, словно на его глазах только что рухнули основы мироздания. — Она лишь отстаивала свое, как могла.

Мне не нужно было напоминать о том, что Мила — уникальная ведьмочка, которой досталось сразу две меты: от мамы-ведьмы — плющ, от папы-демона — огненная плеть. В последнее время об этой самой плети мне постоянно твердили и Дей и мелкая…

А все дело в том, что через десять дней должна была состояться коронация Деймона. Его признали своим новым хранителем Врата бездны. И все бы хорошо, но подле темного властелина не было места императрице, в чьих жилах текла исключительно светлая кровь…

Решение предложила Мила: отдать мне свою демонскую мету. Не сказать, что мне это понравилось, но… Если выбирать между тем, что я стану наполовину демоницей, но смогу быть рядом с Деймоном, и разводом… К слову, о последнем чернокнижник и слышать не хотел. Даже заявил, что пошлет лесом и трон, и всех придворных, если ему попытаются навязать новую супругу из темных.

В общем, я поняла, что мне стоит учиться сдерживать вспышки эмоций, иначе буду щеголять с рогами и хвостом, как и всякая полудемоница. Ведь обладательницы меты в виде огненной плети порою теряют свой человеческий облик, когда ими овладевают эмоции.

Я выдохнула, возвращаясь к нашему с мужем спору.

— Как могла? Если бы «как могла», то она просто прокляла бы его. А артефакт… Как этот пацан не умер от удара Хронкором, что в тысячу раз усиливает любой удар?

Стоит заметить, Хронкор мелкая сперла ровно месяц назад из сокровищницы светлых, когда мы были в соседней империи с дружественным визитом.

Видимо, Крей — сын посла, мальчишка двенадцати лет — решил восстановить справедливость и в ответ умыкнуть мету малявки, но не преуспел. Сказать, что он при этом расстроился… Пфф! Он лишь пообещал подналечь на боевые заклинания и через пару лет вызвать Милу на магический поединок.

— Не переживай, у драконов головы крепкие. Особенно у молодых. Главное, что посол заверил, что не имеет к нам никаких претензий.

Я хотела еще что-то возразить из чисто врожденного упрямства, но не успела. Дей применил запрещенный, но самый действенный прием, коим заканчивал большинство наших споров: поцеловал.

Едва его губы коснулись моих губ, в теле тут же поселилась легкость.

Прикосновения сильных рук сводили с ума. Там, где он меня касался, кожа словно вспыхивала огнем.

— Моя невыносимая светлая ведьма. Моя любимая ведьма… — обжигая жаром дыхания, прошептал он, чуть отстраняясь. — Ты мой огонь, маяк, который разгоняет тьму вокруг меня, внутри меня… Ты способна согреть, ты способна испепелить… Но я лучше тысячу раз сгорю, чем вернусь в тот холод, что был до тебя…

Он покрыл мое лицо поцелуями. Невесомыми легкими. Едва дотрагиваясь до скул, лба, подбородка, носа…

— Дей… — прошептала я.

Он дразнил, он пьянил. Он был моим личным сортом виски. С нотками кедра и ароматом корицы. Мой чернокнижник. Мой любимый темный. Когда Деймон меня целовал, было трудно думать, трудно дышать. Я плавилась податливым воском.

Затуманенным взором глянула на темного. Плясавшая в глазах чернокнижника дикая, грешная тьма выдавала Дея с головой: мы думали об одном и том же.

Я закусила припухшую от поцелуев губу.

— Кэр, когда я рядом с тобой, мне трудно удержаться… — В голосе Деймона появились хриплые нотки.

Я, прижатая его сильным телом к стене, почувствовала сквозь легкую ткань платья, что желание, бурлившее в крови чернокнижника, готово вылиться в действие…

— Удержаться? — провокационно переспросила я.

— Сама напросилась. Теперь не отпущу…

Спустя девять месяцев его «не отпущу» вылилось в голубой попискивающий сверток. Первенец характером оказался в папочку — такой же упрямый и требовательный.

Правда, к этому времени Деймон уже принял венец владыки. А я стала его императрицей, взяв-таки мету полудемоницы от Милы. Все же для меня быть рядом с любимым оказалось важнее рогов, хвостов и демонических родственничков, которые идут в комплекте с новыми частями тела.

Отец Милы слегка огорчился, что мелкая отдала мету мне. Тому было несколько причин, и среди прочих то, что я уже замужем, и идея Архора породниться с другим демонским кланом теперь накрылась медным тазом.

После прорыва в Светлых землях тоже произошли перемены: спустя всего несколько дней от странной болезни скоропостижно умер Аврингрос Пятый, и на трон взошел его сын, Тонгор Первый. И, кажется, Дей и светлейший смогли найти общий язык. Во всяком случае, между светлыми и темными не было больше той напряженности, как во времена правления Харта и Аврингроса.

В таверне, которая когда-то носила название «Берлога», а ныне — «Открытые двери», за столом сидели двое: белка и смерть.

— Ты проиграла. — Эйта торжественно размяла лапы. — Светлая ведьма, да еще и с метой демоницы — это тебе не хухры-мухры. Сегодня было сотое, юбилейное покушение.

— И она опять его не заметила.

— Ну с таким-то мужем немудрено… Он ее жизнь, как они только поженились, в первую седмицу дюжину раз спасал… А она только один и заметила — в столовой…

— Зато она ему долго не могла простить, что он ее на погост в мороз выкинул, — мстительно отозвалась Хель.

— С кем не бывает, ошибся с координатами. Целился же во двор своего замка… — встопорщила усы Эйта и пододвинула склянку с подозрительной жидкостью к смерти. — Ты мне зубы не заговаривай. Проиграла — пей.

— А может, все-таки не эликсир жизни, а что-то другое?

— Нет, — отрезала рыжая. — Уговор был, что она до сотого покушения не доживет. Ты продула.

Смерть поморщилась и, пробормотав себе под нос: «Вот и верь этим заявкам. Сто раз, и все впустую», опрокинула в себя эликсир жизни. Поморщилась. Закашлялась.

И тут прямо из воздуха на стол упало письмо.

— О, еще одна заявка! — Эйта цапнула послание первой. — Посмотрим-с…

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева В ВОЕННУЮ АКАДЕМИЮ ТРЕБУЕТСЯ

(обратно)

ПРОЛОГ

Год 13257-й от пришествия драконов

— Любовь — замечательное чувство. Именно благодаря ей никогда не опустеют дома скорби. А еще — всегда будут осужденные для работы на рудниках.

С этими словами стражник, уже немолодой воин, чье лицо было расписано паутиной шрамов, последний раз ударил плетью сгорбленную спину в рваной робе. На серой, пропитанной пылью ткани расцвела еще одна алая полоса.

Конь под стражником загарцевал. Ушами жеребец не стриг, больше опасаясь норова своего наездника, чем вида крови.

Заключенный сжал бледные бескровные губы и зло глянул. Но тут его дернула цепь, которой были скованы все сорок осужденных. Она соединяла железные ошейники, что окольцовывали каждого из каторжан. Вереница, звеня кандалами, шла вперед, навстречу собственной долгой и мучительной смерти в горах Мертвого Серебра.

Стражник покачал головой. Этот взгляд он знал. Непокорный. Гордый. Несмирившийся. Отчаянный. Тот, чей пыл он только что остудил плетью, еще недавно был магом. Сильным (аж девятый уровень!), в меру богатым и не в меру влюбленным.

А сейчас на его счет стражником был получен негласный приказ начальства: «Заключенный номер шестьсот тридцать девять, Вицлав Кархец, должен умереть по пути на рудники».

Стражнику отчасти было жаль этого молодого дурака. Вряд ли он готовил заговор против его императорского величества Тонгора Первого, как утверждал свиток с приговором. А вот о том, что на красавицу-супругу Вицлава положил глаз главный инквизитор империи, судачил весь стольный Йонль. Да и далеко за его пределами. Если бы лэрисса Кархец ответила благосклонностью Черному Ворону, как в народе прозвали верховного инквизитора, то не был бы сейчас ее муж в кандалах.

Но увы. Она оказалась верной и любящей супругой. В общем, идиоткой. Потому что есть те, кому не отказывают. Вот Черный Ворон и прокаркал своим верным псам. Те быстро организовали и липовый заговор, и доносы, и свидетелей… Настоящим был лишь приговор — двадцать лет каторги на рудниках в горах Мертвого Серебра и полное отнятие магии с наложением печатей, запирающих светлый дар у всех потомков рода Кархецов до седьмого колена. То есть ровно до того времени, пока сама память о Вицлаве и его неосмотрительной супруге не сотрется. По сути, плаха на площади — и та была бы милосерднее.

Вот только не добился верховный инквизитор того, чего так желал: Ева Кархец исчезла из столицы, словно в бездну провалилась, едва был озвучен приговор.

— Из шахт Трезубца Смерти живыми не выбираются. Не зря их так прозвали. Да и весь этот серебряный хребет, будь он неладен… — спокойно и даже как-то устало промолвил стражник и потянулся к поясной фляге. — Смирись, запечатанный. Смирись и покорись, а иначе и до рудников не дотянешь. Скоро равнина закончится, начнутся горы. А там — узкие тропы и крутые обрывы. Сгинешь в одном из них… случайно.

Не хотелось стражнику, повидавшему на своем веку немало, брать на душу еще один грех. Пусть Кархец дойдет живым. А там уж как госпожа Смерть или Эйта распорядятся.

Словно вторя его мыслям, на обочине дороги появилась безумная старуха. Она что-то кричала проходящим каторжникам и стражам, потрясая клюкой.

«Демоновы темные! — Всадник осенил себя небесным знаком рассеченного надвое круга. — Вот только помяни дарящую безумие, и ее жертвы тут как тут. А может, не только жертвы, но и сама рыжая!»

Он глянул на стоявшую у обочины. Лицо сморщенное, словно печеное яблоко, крючковатый нос с бородавкой и горбатая спина… Она будто вышла из легенды про старуху Зиму, что забирала жизни юных дев, чтобы вновь стать молодой.

— Придет время, заговорят горы! — между тем кричала блаженная. — И из пещеры выйдет дитя…

Тут она увидела запечатанного мага. А он — ее. И вздрогнул.

— Ты! — возопила сумасшедшая. — Ты — злой демон, вырвавшийся из бездны. Умри!

Вытянув руки со скрюченными пальцами, она бросилась на Кархеца, желая его задушить, и уже достала до его шеи. Но стражники бдили. Правда, угрозы в блаженной не видели, но пару раз со смешками прошлись плетками по ее бокам, отгоняя от вереницы осужденных.

Магии в старухе не было, иначе бы сработали упреждающие защитные амулеты. Зато ее нападение — какое-никакое развлечение в этот серый осенний день, когда небо еще не решило, разродиться ли ему мелким моросящим дождем или продержаться смурным до вечера.

Караван ушел, а старуха так и стояла, крича вслед веренице осужденных. И все бы ничего, если бы запечатанный маг не узнал в старухе свою жену. Красавицу Еву, что блистала на лучших сценах империи, играя роли благородных лэрисс, принцесс и простых юных горожанок, в которых обязательно влюблялись прекрасные драконы…

Да, его Ева была актрисой. Ей рукоплескали полные залы стольного Йонля. Да, она родилась в Ситном квартале, у нее не имелось ни ветвистого генеалогического древа, ни солидного счета в гномьем банке.

«Мезальянс! Что скажет свет?» — всплеснула руками матушка, узнав, что ее сын намерен жениться на актрисе. «Не позволю!» — взревел лэр Кархец. Но Вицлав все же надел на запястье Евы брачный браслет вопреки воле родителей. Как оказалось, красавица-лицедейка вышла замуж не за дворянский титул и состояние (к слову, весьма среднее), а по любви.

И сейчас Ева в образе старухи стояла и провожала взглядом караван. Но, главное, она успела… Успела передать рассекатель пространства своему мужу и шепнуть всего несколько слов. Ей оставалось только надеяться, что у него все получится.

Ева положила руку на живот. Балахон старухи надежно скрывал ее тайну.

— Потерпи, малышка, скоро папа сбежит и будет с нами…

(обратно)

ГЛАВА 1

Двадцать лет спустя

— Держи этого паршивца, уйдет ведь!

Вслед мне полетел пульсар.

Я пригнулась, и огненный шар просвистел над моей головой, врезавшись в дощатую стену. Дерево тут же занялось. Плевать. Главное — уйти. Желательно — с добычей. Очень желательно — целой и невредимой. Хотя последнее с учетом того, что среди караульных оказался маг, весьма проблематично.

Очень даже на руку, что матросня приняла меня за пацана. И понятно почему: опознать в оборванце девушку — задачка не из легких. Ну еще бы: потрепанные короткие штаны, не прикрывавшие щиколоток, стоптанные рыжие ботинки, широченная рубаха и выгоревшая клетчатая кепка, под которой спрятались длинные черные волосы, — не совсем тот наряд, который предпочитают лэриссы.

— Окружай гада! — донесся крик откуда-то снизу и сбоку.

— Да не шмаляйте огнем, господин маг! — тут же взмолился кто-то, находившийся чуть ниже, и его голос звучал столь же тревожно. — Склады же как-никак. Не ровен час…

Обрывок фразы потонул в еще одном ударе. Опять пульсаром. Да что же мне за маг такой попался, озабоченный законом? Нет чтобы о хозяйском добре печься! Сказано же — склады. Одни из самых больших в империи. А он тут пламенем плюется, как дракон, ужаленный в зад гарпуном.

Я промчалась между штабелями, перескочила через мешки и взбежала по ряду бочек.

Едва не поскользнулась на просмоленном боку одной из них, но, балансируя, выровнялась. Правда, это было нелегко, еслиучесть, что в одной руке я держала саблю из аллурийской стали — прочной, но зверски тяжелой. Хотя последнее, может, оттого, что отточенный как бритва клинок предназначался для сильной мужской руки, а не для тонкой девичьей.

Оказавшись на самой вершине горы из бочек, я бросила взгляд вниз.

Меня и вправду окружили: сзади — матросы, спереди — тот самый ненормальный маг, вознамерившийся во что бы то ни стало поймать наглого пацана. Уйти вбок? С одной стороны — пол. Правда, лететь до него — дюжину локтей. Не меньше. Не убьюсь, так ноги переломаю. С другой стороны — аккуратно составленные друг на друга здоровенные ящики. К тому же последний, венчавший пирамиду, и вовсе стоял боком, едва ли не на весу. Удерживался он лишь перекинутым через потолочную балку и натянутым как струна канатом. В общем, разгильдяйски ящик стоял. На одном честном слове и погрызенном мышами боку. Запрыгни на такой — и легко упадешь, свернув шею.

А за пирамидой из ящиков и вовсе была стена.

Демоны бездны! Очень хотелось просто бросить саблю и удрать. Но за эту железку отцу заплачено. Золотом. Наперед… Ех, тяжела и неказиста жизнь дочери контрабандиста.

Я сделала несколько шагов к ящикам. Наступила на одну из веревок, что удерживали гору бочек, не давая той раскатиться.

— Сдавайся! Ты окружен. Пять лет каторги лучше, чем смерть от пульсара, — прозвучал уверенный голос из луженой глотки.

Замерла на месте. Выпрямилась, чтобы меня хорошо было видно. Чуть склонила голову набок и, играя на публику, даже шаркнула ножкой:

— Сдаться? Хм… Пожалуй…

Я не только тянула время, но и сокращала пространство. Незаметно, переставляя то пятки, то носки, не отрывая подметок от просмоленного бока бочки, приближалась к своей цели.

— Вот только мне кажется, господин маг, что сейчас вы теряете ее…

Я чуть повела рукой с саблей. Словно намекая, что именно любитель швыряться огнем теряет. Но, судя по всему, мне попался новичок из тех боевых чародеев, что прибыли в порт недавно. Ибо он совершил непоправимую ошибку. Заговорил.

— И кого же «ее» я теряю? — вопросил чародей, уверенный, что ситуация под его контролем.

— Возможность получить повышение!

За время нашей короткой беседы я приблизилась к краю бочки, на которой стояла, ровно настолько, чтобы бешеной белкой прыгнуть вбок. Одной рукой схватилась за канат, что был перекинут через балку и на весу удерживал верхний ящик. Снизу рубанула по нему саблей, которую держала в другой руке.

Мое тело тут же взмыло под потолок. Все же я была значительно легче ящика, с грохотом полетевшего вниз на мага. А тот, то ли испугавшись, то ли просто потеряв контроль над пульсаром, швырнул его в бочки.

Как выяснилось, хорошо летать можно не только на метлах и веревках, перекинутых через балки. На роме, который был в бочках и вмиг вспыхнул, тоже, оказывается, ничего так парить получается.

Полыхнуло знатно. Взрывная волна догнала меня как раз тогда, когда я бежала по балке под потолком к выходу. В спину ударило, я потеряла равновесие и полетела вниз. Тело вмиг опалило огнем. Кажется, горела не только кожа и волосы, но и кости. Причем горело — изнутри. Словно пламя текло по моим жилам, вгрызалось в мышцы. Но сильнее всего жгло правое плечо. То место, где стояла магическая печать — «наследство» отца.

До пола я так и не долетела. Когда до настила из горбылей оставалась пара локтей, передо мной разверзлась дыра, и я провалилась в чернильную тьму.

Та оказалась вязкой и горячей, наполненной звуками: свистом, шепотом, шорохом… Мне даже почудился шелест сродни тому, когда змея ползет по сухой осенней листве.

Через мгновение я упала. Земля, или что там было вместо нее, спружинила, но локоть я все равно зашибла. Чудом при падении не располосовала себе бок саблей, которую все еще держала в руке.

Я встала сначала на карачки, потом поднялась. Вокруг была тьма. Она клубилась, ластилась к ногам, норовила обнять своими загребущими щупальцами за плечи. Я отмахнулась, рубанула по ней несколько раз. Что-то взвыло.

Я завертела головой. Кепка слетела с макушки еще при моем грандиозном провале в этот мрак, и волосы разметались по плечам. Они липли к мокрой от пота и грязи шее, создавая ощущение накинутой на горло удавки, которую вот-вот чья-то рука начнет затягивать. Меня бросило в дрожь, несмотря на то что вокруг было жарко как в раскаленной печи. И было отчего испугаться: во мраке мне мерещились страшные рожи.

— Свеж-ж-жатинка…

— Молодая ведьма…

— Без наставника…

И тут из мрака резко вынырнула загребущая лапа. Когтистая. Узловатая. С неестественно вывернутыми суставами и покрытая редкой шерстью. Она цапнула меня за запястье.

Зря. Приличная напуганная контрабандистка с саблей в руках если и отвечает на такое рукопожатие, то оставляет себе на добрую память ту пятерню, что была ей протянута. Я была приличной до безобразия. А еще потомственной. Потому мелочиться не стала и рубанула тварь, отсекая ее лапу по локоть.

Тьма заголосила. Завыла и… засмеялась. Зашлась тем глумливым смехом, что вместе с улюлюканьем несется вслед севшим в лужу неудачникам.

— А малышка не промах, вон как низшего обкорнала… — донесся едва уловимый скрипучий голос.

Куда я попала, бездна раздери? Не успела закончить мысль, как осеклась. А ведь я, похоже, действительно в этой самой бездне и есть.

Испугалась? Нет. Конечно нет, какая глупость! Так, попереживала слегка. И вдруг, отчетливо осознав, куда я попала…

Стоило неимоверных усилий не сорваться в бестолковый бег, когда мозг уже не в силах соображать, а ноги несут прямиком навстречу смерти.

Думай, Крис, думай! Что ты знаешь о бездне и о темных магах, кроме того что чернокнижники платят полновесным золотом, но только в том случае, если понимают — перед ними хитрец и ловкач почище, чем они сами. В противном случае норовят обмануть и получить свое за бесценок. В общем, чернокнижники по духу — типичные пираты, только что сухопутные. И вместо острой стали у них заклинания.

Но я-то, дочь Меченого Ви, любому пирату нос утереть могу, не то что темному. Значит, и с демонами договориться есть шанс.

И я приступила к дипломатической миссии. Для начала — заозиралась. Уже не затравленно, а ища жертву для переговоров.

Тьма словно почувствовала и отхлынула.

Я фыркнула от досады. Крутанула несколько раз саблю, проверяя баланс. И тут в расступившихся клубах чернильного тумана среди рыл и клыков увидела что-то мелкое в темном пышном платье, угловатое, с рожками. И это недоразумение бежало прямо на меня!

А вслед этому недоразумению несся грозный рык:

— А ну стой!

Когда в тебя на полном ходу врезаются — это больно. Сию простую истину я познала еще в детстве. И пополнять впечатления тем, что будет, если таран окажется с рогами, не хотелось. Жаль, что плаща у меня не оказалось. Так вышло бы эффектнее. Но все равно получилось неплохо. Увернулась я в последний момент, и беглец, а точнее — беглянка пронеслась мимо. Мы разминулись с ней буквально на ладонь. Правда, уйти далеко ей не удалось: подножка — великая вещь. А неожиданная подножка — еще и вещь эффектная. Впрочем, беглянка не растерялась, а, кувыркнувшись через голову, тут же вскочила и рявкнула:

— Что застыла, ведьма? Открывай портал в свой мир! Зря я тебя, что ли, по всему двадцатому уровню выискивала?

Только удиравший от погони с полуслова поймет удирающего. За этой рогатой гнались. И, судя по всему, не за тем, чтобы ее убить. А это значит…

Отец всегда говорил, что самые удачные дипломатические переговоры получаются, если у тебя на руках есть весомые аргументы. Мой довод в виде аллурийской стали был не очень весомым. Зато самым действенным из всех.

Демоница не успела опомниться, как я схватила ее за запястье и дернула на себя, прикрываясь ею, как щитом. И приставила лезвие к ее горлу.

— Не тронь ее, ведьма! — Демон, что несся за моей новообретенной заложницей, не успел всего на удар сердца.

— Лучше смерть, чем вечность с Рашримом! — пискнула демоница. Ее била крупная дрожь, но явно не оттого, что она испугалась приставленной к шее стали. — Я ни за что не выйду за него! Я сбегу к людям или умру!

Я заскрипела зубами. Вот только ее заявлений тут не хватало! Она вообще-то по задумке должна хотеть жить, а не сдохнуть.

— Ты моя дочь. И ты выйдешь за него замуж, — прорычал демон.

— Если она при этом будет жива, — напомнила я о себе. Все же как-никак я тут должна диктовать условия.

В меня вперились взглядом. Нехорошим таким. Прожигающим. Красненьким.

— Не наглей, ведьма! И не хами. Лучше убери свою железку, — угрожающе протянул демон. — И я обещаю: ты умрешь быстро.

В жизни меня бесят всего две вещи. И одна из них — когда мне говорят не хамить, а я еще даже не начинала!

— Могу то же самое сказать о вашей дочурке, господин демон, — усмехнулась я. — А то ведь, не ровен час, вам самому под венец бежать придется. Или труп вашей малышки тащить. Это уж как больше нравится…

Судя по тому, как ощутимо вокруг сжатых кулаков винторогого заклубилась первородная тьма, так открыто его еще не посылали. Сдается мне, если бы я сейчас качественно не заслонялась его драгоценной дщерью, то в меня бы уже летело с дюжину смертоносных заклятий, а то и чистая сила, сметающая все на своем пути.

Пока мы вели сей познавательный диалог, я лихорадочно прикидывала, как выкрутиться из ситуации. Вообще-то я хотела взять заложника, чтобы мне открыли проход обратно в мой мир. И желательно не в горящий ангар. Но что-то мне подсказывало: демон ни за что этого не сделает или…

— Ты хочешь получить свою дочь живой и невредимой? — вкрадчиво спросила я.

Бессильная ярость в глазах демона была мне ответом.

— Тогда открой мне портал в мой мир.

И тут он расхохотался.

— Демоны этого не могут, — сквозь смех глумливо и громко возвестил рогатый. — Все, у кого есть темные меты, сами проваливаются в бездну и сами же возвращаются. Это правило, которое знают все ведь…

При упоминании о мете плечо, в котором боль уже слегка поутихла, словно прижгли каленым железом. Рука дернулась, лезвие рассекло кожу на шее демоницы. Та непроизвольно пискнула, и ее отец оборвал фразу на полуслове.

— Ведьма, ты покойница, — холодно и с расстановкой произнес он, поняв, что никуда я от него не денусь.

— Ты и вправду не знаешь, как вернуться? — выдохнула заложница в унисон с папочкой.

— Знала бы, не стояла бы тут, как идиотка, — прошипела я.

— А если я подскажу, что делать, возьмешь меня с собой?

— Кардерина, только посмей… — предостерегающе начал демон.

Я отчасти понимала возмущение родителя: где это видано, чтобы жертва помогала своему мучителю? Да еще и не из романтических чувств, а, так сказать, назло. Но демоница прошептала:

— Чтобы открыть проход обратно, точно представь место, куда надо перенестись. Заложи пентаграмму векторов пространства, пересеченных с осью времени, и влей в узловую точку силу не меньше пятого уровня.

Из всего сказанного я поняла только одно: надо представить место!

И я вообразила. В красках и подробностях. В ощущениях.

Старый пирс. Выбеленные солнцем и просоленные морем доски. Волны, что набегают одна за одной, одна за одной. Море, шепчущееся с прибрежным песком, запах водорослей. Истошный, а вовсе не романтичный крик чаек. Ракушки, что выбросило прибоем. Скалы бухты, проход к которой с суши перекрыт горным хребтом, а с воды — извилистый, как кишки каракатицы, и непредсказуемый. Через такой можно пройти только на шлюпе, да и то лишь хорошо зная путь.

Мою руку прошила дьявольская боль. Казалось, изнутри, из костей, наружу, к коже, вырывается что-то. Прогрызает себе путь огненными челюстями. Я заорала. Пошатнулась вместе с заложницей, которая — гадина! — еще и оттолкнулась пятками, будто пытаясь меня завалить, напрочь наплевав на то, что я могу перерезать ей горло…

И мы действительно рухнули. Лопатками я впечаталась во что-то мокрое и твердое, в ягодицу впилась то ли крупная галька, то ли ракушка. А рядом с виском, на уровне глаз, из песка торчал крупный камень.

Дыра, из которой мы вывалились спиной вперед, схлопнулась прямо перед носом демона. Но мне было не до этого. Отбросив в сторону саблю, которой я чудом не перерезала горло заложнице, я рывком оголила правое плечо. На коже, там, где всю мою жизнь красовалась печать, сейчас происходило нечто дикое: татуировка в виде черного пламени сжигала печать. Она буквально жрала ее с одного бока своими огненными языками. Печать трескалась, сочилась кровью, которая тут же запекалась, а меня раздирала дикая боль. Наконец она накрыла меня с головой, как гигантская волна, смяла, перевернула. И я впервые в своей жизни потеряла сознание.

Сколько пролежала в беспамятстве — сказать тяжело. Когда я очнулась, то первое, что увидела, — рассвет. Получается, что я провалялась тут всю ночь? Оставалось надеяться, что и только, а не целые сутки. А потом взгляд упал на белого кролика. Эта сволочь догрызала саблю! Сидела и нагло хрумкала. Только один эфес и остался. Скрежет стоял знатный, с длинных, острых клыков пушистой гадины аж искры летели, но она продолжала уписывать сталь, как иной заяц — капустный лист.

— Да чтоб тебя! — рыкнула я и, на ощупь найдя камень, метнула в этого проглота.

Кролик отскочил, слегка хромая. Выплюнул изо рта покореженный металл и знакомым голосом заявил:

— И не надо так орать. Мало что меня этой пакостью чуть не прирезала, так еще и сейчас едва булыжником не зашибла.

Осознание приходило медленно, но четко: этот пушистый засран… в смысле кролик — демоница. Та самая, свадебная.

— А что у тебя с лапой? — зачем-то спросила я.

Ну да. Я. Говорю. С кроликом. Точнее — с крольчихой. Веду беседу. Так и захотелось помахать рукой и добавить: «Эйта, ты здесь?» Наверняка дарующая безумие где-то рядом.

— Я же говорю, что ты меня чуть не прирезала. Пришлось рукой за лезвие схватиться, вот и располосовало меня до кости. Так что…

— Ты, сволочь! — Я начала приходить в себя. — Это была сабля из аллурийской стали.

— Новую купишь, — невозмутимо заявил будущий воротник. — К тому же я нервничала…

— Двести золотых! — взревела я.

Крольчиха не впечатлилась. Я же, кое-как встав, подобрала эфес, потом бесцеремонно цапнула белую пакость за уши и, пошатываясь, побрела прочь с пляжа.

Крольчиха висела, поджав под себя лапы и ошалело таращась по сторонам красными глазами.

Я шла молча. Шерстяной комок нервничал. Сначала просто шевелил усами, а потом задергал поджатыми задними лапами.

— Слушай, а почему ты в свой нормальный облик не превращаешься? Ну, в рогатый? — решила уточнить я.

— Я еще не достигла совершеннолетия, — буркнула крольчиха. — И в мире людей не могу появляться в своем истинном виде… А почему спрашиваешь? — заподозрив неладное, забеспокоилась она.

— Точно не превратишься в демоницу?

— Точно!

— Отлично…

Вообще-то я должна была доставить саблю заказчику еще ночью. Но тут случился патруль и склады. Ну подумаешь, на пару ударов колокола позже приволоку заказ.

До постоялого двора, что стоял у южных ворот, я добралась быстро. Просочилась через черный ход, взбежала по лестнице и прислушалась, прильнув ухом к двери.

— Где только темные носят этого гада?! Двести золотых…

Кто-то нервно расхаживал по комнате. Хотя почему кто-то? Мой клиент.

Я постучала, как было условлено: два коротких удара, пауза, еще четыре.

Дверь распахнулась тут же, и я, широко улыбаясь, протянула вперед две руки: в одной — эфес, в другой — крольчиха.

— Ваша сабля, лэр!

Лицо господина, который усиленно изображал благородного, вытянулось, а нижняя губа затряслась.

— Что-о-о?! — взревел он.

— Сабля, — невозмутимо повторила я и буквально впихнула в руки оторопевшего мужика эфес и крольчиху.

Он машинально схватил, и тут же мои запястья на миг полыхнули огнем — исчезла клятва на крови, которую я дала: доставить заказ во что бы то ни стало. Я выдохнула. Все же хорошо, что я не уточнила срок и состояние сабли, когда произносила слова магического обета. Наивный лжелэр (при нашей первой встрече он строил из себя аристократа, а сам держал вилку за столом, как простолюдин) полагал, что я доставлю заказ к нему целым, а не по частям. Увы, он не знал, что в щекотливых делах бывают накладки.

— Как? — выдохнул он, осознавая, что двести золотых таки потеряны для него навсегда. И даже мысль о том, что неисполнительный контрабандист сдох, не могла бы согреть его душу, ибо я была живее всех живых.

— Очень просто. Рукоять тут. — Я ткнула в эфес. — А острие — в ней, — перевела перст на крольчиху. — Можете ее выпотрошить и достать…

Извернувшись, пушистая отчаянно засучила лапами, угодив лэру в грудь. Тот согнулся и разжал пальцы.

Впервые я видела, как клинок дал деру. Хорошо, часть клинка. И мне следовало сделать то же самое.

И я припустила. По коридору, прямо в распахнутое окно. Благо я отлично знала, что там, за подоконником, — конек крыши. Приземлилась удачно. Правда, в последний момент черепица под ногами все же решила, что для роли мостовой она не предназначена, и предостерегающе затрещала.

Но и я не была намерена стоять и любоваться небом. Взяв резкий старт, побежала по коньку крыши. Мой заказчик, потрясая огрызком сабли, — за мной.

Что может быть приятнее вечернего бега по крышам? Очень и очень много всего!

Перепрыгнув с двускатной на пологую, я стрелой понеслась дальше и, взяв хороший разбег, сиганула через уличный пролет. В последний момент ухватилась за водосток, едва не сорвавшись на брусчатку, подтянулась и, раскачавшись, запрыгнула на балкончик. Это был один из домов Тунцового квартала, самого богатого в городе.

Я угодила в спальню. На кровати возлежала дородная дама в парчовом халате. Вернее, этим она занималась ровно до моего появления. А потом она завизжала:

— Спасите! Насилуют!

Я выскочила из комнаты и, увидев лестницу, ринулась к ней. Всего пара ударов сердца — и из дома выходил уже не пацан-оборванец, а сгорбленная старушка в плаще, чепце и с клюкой. А то, что бархатной накидкой послужил плед, сдернутый с дивана, клюкой — сложенный зонт, а чепцом с кружавчиками на самом деле были прихваченные панталоны, что небрежно валялись на кровати крикуньи, — дело десятое.

Заказчик так и стоял на крыше, взирая на улицу под собой с видом дозорного, который вот-вот ожидает прорыва.

Я прошла под самым его носом и двинулась вниз по улице, прихрамывая и горбясь, как и положено почтенной старушке, бормоча что-то себе под нос и глядя исключительно под ноги…

Плечо опять жгло. Уже не так сильно, терпимо. Но это не значит, что вопросы к отцу у меня исчезли. Скорее их стало только больше. Он — единственный маг, пусть и бывший, который мне мог все объяснить.

Впереди послышались песнопения. Кого-то провожали в последний путь. Впереди процессии шли плакальщицы, то прикладывая платки к глазам и подвывая молельщику, то лузгая семечки.

Я посторонилась. Жизнь идет своим чередом. Смерть, впрочем, тоже. В свои девятнадцать я не раз встречала мертвецов. И не всегда покойники лежали в гробах и держали в руках сосновую ветвь, как заповедовал обычай. Нет. Я видела и растерзанных акулами, изуродованных штормом, выпотрошенных пиратами. Да и боль — с ней я тоже была знаком. Причем близко.

Мне доводилось ломать руки, вывихивать ноги, а уж сколько я получила тумаков, пока не научилась драться… Хотя если бы не отец, преподавший мне немало уроков не только кулачного боя, но и фехтования, то не дожила бы я до своих лет. Славный порт Хорс не терпит слабаков, раззяв и чужаков. И если у последних есть шанс, то у первых двух — никогда.

Мой отец, Вицлав Кархец, бывший аристократ, ныне — запечатанный маг и беглый каторжник, которого все здесь знали как Меченого Ви, появился в Хорсе с семьей семь лет назад. Он тоже, придя сюда, напоролся в подворотне на парочку ножей, которыми поприветствовали чужака. Но выжил и доказал, что лучше с ним не связываться…

Впрочем, доказывать пришлось не только ему. Но и матери. И мне.

Сейчас наша семья была на первый взгляд благопристойной. Впрочем, на второй — тоже. Матушка заботилась о семейном очаге, отец отправлялся по утрам в море, а их единственная дочь ходила в помощницах у золотошвейки и помогала по хозяйству.

Вот только я-то знала, что на бедре у матушки всегда пристегнуты ножны с кинжалом. У отца, будь он хоть в своей рабочей рубахе и потертом жилете, хоть в пиджаке, в котором ходил на мессу, всегда за пазухой пара метательных звезд.

Но изображать добропорядочных мы научились мастерски. Недаром моя матушка, Ева Кархец, а ныне госпожа Иридия, когда-то была знаменитой актрисой. Ее умение носить маски я унаследовала в полной мере. Как и от отца — печать.

В общем, для соседей по Минтаевому кварталу наша семья была образцово-благочестивой и порядочной. К слову, квартал был прозван так, потому что на столе у здешних жителей часто бывал минтай — рыба недорогая, но и не по медьке за ведро. Бедняки же ютились в квартале Барабульки, а вот местечковая элита одноименного с портом городка — в Тунцовом.

Процессия прошла, и я уже собиралась двинуться дальше, как в мою лодыжку впились чьи-то зубы. Я не заорала лишь по той причине, что почтенную старушку со своего насеста мог увидеть лишившийся двухсот золотых заказчик.

А дамам преклонного возраста не пристало орать, ругаться и резво скакать на одной ноге. Хотя если в ногу впиваются зубы, способные разгрызть металл, сохранить молчание очень тяжело.

Я метко ткнула зонтом в живот крольчихи. Та взвизгнула и, расцепив клыки, злобно глянула на меня:

— Поклянись, что не бросишь меня, и я не буду тебя жрать.

— Тогда взаимная клятва, — мгновенно взвесив все «за» и «против», заявила я, умолчав, что можно же не бросать. Причем не только вниз с балкона… Можно, например, задушить, отравить…

— Хор-р-рошо, — процедила крольчиха.

Я с прищуром посмотрела на пушистую шантажистку. Она своими красными глазками — на меня. Я — на нее. Она — на меня. Это была та ситуация, когда каждый из пройдох прекрасно понимает, что его противник может его обдурить, но верит: у него самого это выйдет удачнее, чем у соперника. Нет, надо было к заказчику тащить эту ушастую не в живом виде, а в трупном. Проще бы в сто раз было.

И почему только удачная мысля приходит опосля? Хотя если учесть, что удачно в моей жизни всегда складывался только зонт. И тот — в ливень…

Но делать нечего. Когда к твоей ноге приставлены зубы, способные перемолоть металл, приходится вступать в переговоры…

Договор скрепляли быстро и на словах. Никакой крови, хотя крольчиха все порывалась мне ее пустить своими резцами. Условились на том, что меня в случае неисполнения будет преследовать невезение (как будто мне вот прямо сейчас крайне везло!). Я же потребовала, чтобы крольчиха мне не мешала и вообще не путалась под ногами. Иначе ходить ей в пушистой белой шкуре до конца своих дней.

В итоге эта паразитка, после того как мы заключили сделку, еще и на руки попросилась. Я бы с большей радостью пнула ее, но именно в тот момент мой бывший клиент как-то подозрительно уставился в нашу сторону. Пришлось брать ее на руки, кряхтя и маскируя под бормотание старушки отборные проклятия.

— Слушай, ведьма, хватит меня проклинать, — не выдержала крольчиха и цапнула за палец. Не больно, но ощутимо. — Я хоть и чистокровный демон и мне сквернословие что быку комариный писк, но все же ухо вон уже чешется.

И она выразительно поскребла задней лапой по своему лопушку.

— Какая я тебе ведьма! — возмутилась я. — Я честная контрабандистка!

— Честная контрабандистка? Это как целомудренная одалиска? — оскалился комок шерсти, явно стремясь к почетной должности воротника.

— Нет. Это как то, что я — светлая. У меня отец — бывший белый маг. А мама — и вовсе человек. И я не ведьма. Это ясно? — Под конец я зашипела и так стиснула крольчиху, которую держала в руках, что та засучила лапами.

— Ага. Светлая. То-то светлые к нам во мрак проваливаются каждый день по дюжине!

— Правда, что ли? — Я приподняла бровь.

— Нет! — не выдержала моя «зая». — Когда я сбегала с брачного капища, думала, что мне подвернется приличный темный маг или ведьма, с которой я смогу сторговаться, чтобы меня перетянули в мир за преградой…

— А случилась я.

Так, слово за слово, по дороге домой я выяснила, зачем этой мечегрызущей твари я нужна была позарез, да и в целом узнала кое-что о быте и нравах демонов.

Моей новой знакомой (век бы ее не знать!) Кардерине, или проще — Каре, вчера стукнуло аж целых семнадцать лет — первое совершеннолетие у демонов, когда им уже можно вступать в брак. Но своего голоса чада еще не имеют, что весьма удобно для их родителей, которые могут отдать свое дитя замуж или женить против его воли, продать или же вызвать на бой, чтобы прикончить. Да-да, именно прикончить!

Такому варианту я поразилась, но для Кары все было логично.

До первого совершеннолетия молодые демоны неприкосновенны для родителей. И дело тут не в тонкой душевной организации юных чад и подобной трепетной дури. Просто не все рогатые любили своих отпрысков. Скорее, наоборот, истинная любовь случалась с обитателями бездны редко, а лелеять свое дитя, рожденное от нелюбимых, тяжело. Демонская натура такова, что многие отцы в порыве гнева могли и удавить своих наследников. Потому-то и существовал закон, который гласил: «Нельзя трогать юного демона до семнадцати лет». А уж как дитя повзрослело, его разрешалось и на бой вызвать. Хотя случалось и обратное: когда наследники вызывали родителей на поединок. И даже побеждали. В общем, теплые семейные отношения царили в бездне. Прямо горячие.

— А тебя твой отец тоже… — заговорила я.

— Мой меня любил, — перебила крольчиха. — По-своему. И счастья мне желал. Тоже по-своему. Просто у нас разные представления о том, какое оно, это самое счастье. Для него — чтобы я была спутницей одного из верховных демонов мрака.

— А для тебя?

— А я не хочу всю оставшуюся жизнь провести рядом со стариком, запертая в четырех стенах. Рашриму больше восьми сотен лет. Он даже своих любовниц — и тех держит взаперти, поскольку жутко ревнив. Да, богат. Да, властен… Но я для него всего лишь способ объединить власть двух родов: моего и своего.

Кара говорила запальчиво. Сначала я подумала, что она преувеличивает… Но демонесса поклялась, что не врет. Когда ее жених сам ей пообещал, что прикует ее браслетом в спальне и не выпустит, пока она не забеременеет… отец лишь посмеялся над страхами дочери, сказав, что Рашрим поступает мудро: собственная жена демона, мать Кары, сбежала от него, едва та родилась. А все потому, что он был неосмотрителен и давал свободу супруге.

В общем, теперь я понимала стремление Кары к свободе. Пусть даже удрать к людям (в мир за преградой, как его называли демоны) — и не самая блестящая идея. А не блестящая хотя бы потому, что теперь ей от меня, как от ее проводника в нашем мире, нельзя отдаляться. Тут уж не до путешествий по другим городам. Максимум — пять полетов стрелы или два квартала. Иначе может утянуть обратно. А там — пир, свадьба, радостный отец, ждущий блудную дочь, супруг, кандалы…

— Я вот только одного не пойму: почему твоя шерстка молочного цвета? — не удержалась я.

Вопрос, конечно, глупый. Но кто сказал, что любопытство и рациональное мышление должны быть рядом?

— Потому что я была в свадебном платье! И когда превратилась в эту пакость… — Крольчиха с отвращением зашевелила усами. Видимо, шкура ей не очень нравилась. — …То брачный смысл остался, а вот цвет поменялся… Ну кто же знал, что у вас, светлых, брачный наряд траурного молочного оттенка? — возмущенно сказала она. — А не нормального, черного!

М-да… Такого выверта кроличьей логики я не ожидала. Но у меня самой вообще не было никаких вариантов, почему пушистая шкура у нее оказалась молочно-белой, посему… Как говорится, полный бред, подведенный под научную основу, уже не бред, а гипотеза.

Я свернула в один из переулков. Высокие стены из серого камня, затхлый запах сточной канавы, что журчала невдалеке. Зато так, напрямую, было быстрее. Стуча сложенным зонтом, как клюкой, и прижимая к груди крольчиху, я целенаправленно шла к площади. А точнее — к храму.

Не сказать чтобы жители приморского городка были уж больно набожны. Но лично я мессы любила и старалась не пропускать: у местного храмовника был на редкость усыпляющий монотонный голос, посему во время проповедей я отлично высыпалась. Главное было занять удобную диспозицию, а уж там…

Впрочем, сейчас меня обуяло отнюдь не стремление причаститься. Или поспать. Просто под второй скамейкой с правого края лежала спрятанная одежда. Моя. Я ее часто там оставляла. Это было совершенно безопасно. Храм в приморском городе — не самое посещаемое место. Кабаки в порту пользуются куда большим спросом… К тому же было весьма удобно переодеваться в нише, за статуей богини Паринкры, которая отвечала за плодородие. Она и сама была широка, а уж ее плащ и вовсе закрывал обзор любопытным. Если бы те оказались рядом. Но за все пять лет я таковых ни разу не видела.

Чем ближе подходила я к храму, тем сильнее чесалось плечо. А потом и вовсе начало жечь. Да и мне самой, едва я взошла на мраморные ступени, как-то резко поплохело.

— Я же говорю, что ты ведьма, — убежденно встряла крольчиха. — А ты не веришь!

Я ничего не ответила. Лишь привалилась спиной к одной из колонн. А ведь эта мелкая пакость права: только темным дурно становится в доме светлых богов. Но этого быть не может! И я упрямо, скорее пытаясь убедить себя, чем Кару, прошипела:

— Я не могу быть темной! Я даже писание знаю. Молитвы там. Даже два абзаца из жития святой Иоганны…

— Ну, значит, будешь ведьмой, цитирующей священное писание. — Крольчиха развела лапы в стороны, дескать, что такого-то.

А у меня дрожали руки, подгибались колени, а голова и вовсе готова была разорваться от боли. Пульс стучал набатом, и было ощущение, что череп сейчас затрещит по швам. В мозгу очумелой перепелкой билась одна мысль: как мне достать собственную одежду?!

Сглотнула, выдохнула и отлепилась от колонны. Чуть шершавый, нагретый за день жарким южным солнцем мрамор оставлять не хотелось. И правильно не хотелось. Едва я оказалась без опоры, как тут же пошатнулась. Но сцепила зубы. Как там говорят северяне? «Даже снег, падая, продолжает идти». Чем я хуже снега?

И я пошла. Шаг за шагом. Превозмогая боль и налегая на свою импровизированную трость, словно древняя старуха, я доковыляла до дверей. Еще никогда семь шагов не давались мне так тяжело.

Крольчиха, до этого стригшая ушами на моей руке, вдруг резко сиганула на пол.

— Ты что, ненормальная?! Тебе сюда нельзя! — заверещала она и даже лапой о мраморную плиту ударила.

— Ну, значит, ты сходи, забери мой сверток, — прошипела я.

— Может, мне, чистокровной высшей темной, еще и молебен вместо храмовника отслужить? Да если я сюда войду, то этот сарай развалится.

Словно вторя ее словам, над дверью от косяка и выше начала расползаться трещина.

Да что же у меня все так неудачно? Вчера склад взорвала, сегодня вот храм…

— Не пущу! — оскалилось пушистое недоразумение и попыталось заступить мне дорогу.

Но тут дала о себе знать клятва, ударив ее разрядом в зад. Кара возмущенно взвизгнула, но поняла, что помешать мне не сможет.

— Ладно, суицидница, я тебя у ступеней подожду. Может, у тебя и получится, ты же вроде не полностью инициированная… — С этими словами крольчиха развернулась и, подкидывая зад с пушистым хвостиком, поскакала по ступеням вниз.

Я вдохнула, выдохнула и дрожащей от напряжения рукой взялась за ручку двери.

Как добрела до этой демоновой скамьи — не помню. Голова раскалывалась, из носа начала сочиться кровь. Казалось, все мое естество выворачивает наизнанку. Сграбастав сверток, я устремилась к выходу. Ну как устремилась… Улитки ведь тоже наверняка думают, что они те еще бегуны по сравнению с камнями. И сейчас я искренне надеялась, что я все же быстрее, чем эти слизни с раковинами.

Когда я вновь оказалась на улице, крольчиха сидела на нижней ступени храма и с грустным-прегрустным видом жрала окорок. Где эта прохиндейка добыла явно дорогой кусок свинины — вопрос отдельный. Но то, как Кара это делала — вздыхая, свесив длинные уши…

— Ты чего это? — удивилась я. Голос отчего-то изменил мне и вышел сиплым.

— Поминки, не видишь, что ли, — не оборачиваясь, истинно по-демонски рыкнула Кара. — Иди давай, куда шел…

И она вновь впилась зубами в мясо.

— А кого поминаешь?

— Свою загубленную молодость. Ну и заодно — одну дуру…

Она не успела договорить, как до нее дошло, что, собственно, одна альтернативно одаренная еще вроде как жива и стоит у нее за спиной.

— Ура! Не сдохла! — заголосила Кара так, что редкие прохожие заоборачивались.

Правда, она поумерила свою радость, когда внимательно посмотрела на меня. По ее словам, я отличалась от зомби лишь тем, что могла связно говорить. В остальном — типичный мертвяк с кожей симпатичного зеленоватого оттенка, с холодными руками и бескровными губами.

За комплимент я Кару конечно же поблагодарила, показав кулак, который та с энтузиазмом обнюхала. Нахалка!

— Труп познается в еде! — заявила я и затребовала у крольчихи половину ее добычи.

На удивление она поделилась:

— На, тебе сейчас нужнее.

До ближайшей подворотни мы шли молча. Я несла в одной руке окорок, второй опиралась на зонт. Кара тащила в зубах сверток с моей одеждой.

Скрывшись от людских глаз, я переоделась и поела. Первый раз за сутки. Не сказать чтобы это сильно помогло восстановить силы, но руки хотя бы уже не тряслись.

Домой я возвращалась, усиленно улыбаясь вечернему небу, раскланиваясь со знакомыми, что встречались по пути, и вообще изображая в меру счастливую благовоспитанную девицу. Но кто бы знал, каких усилий мне это стоило. На дне холщовой сумки, перекинутой через плечо, обретались порванная рубаха, штаны, рыжие ботинки и крольчиха с мослом, оставшимся от окорока.

И лишь когда я переступила порог дома, то смогла выдохнуть и облегченно прислониться спиной к двери.

Отец, вышедший мне навстречу, без слов обнял, будто не чаял уже увидеть живой. Я растерянно обняла в ответ. На глазах неожиданно выступили слезы, и я поспешила проморгаться. Зато матушка, вырулившая в коридор из кухни, была куда речистее. За пару ударов сердца я узнала о себе много нового. И что я негодница, и что паразитка еще та, и что… В общем, матушка выражала свое беспокойство, как могла. А в том, что она переживала за меня и любила, я не сомневалась никогда.

— Ты знаешь, что вчера сгорели три ангара? Полыхало так, что от зарева светло было как днем! А еще этот маг, что прибыл по приказу императора, чтобы бороться с контрабандистами… — сердито начала матушка и потом чуть тише добавила: — Упокой, небеса, его душу… А ты ушла на дело. И тебя все нет… Что я должна была думать? Каким богам или демонам молиться?

— Скорее демонам, — перебила я.

— Что? — тут же напрягся отец.

— Знаете, кажется, я должна вам кое-что рассказать. И показать тоже.

И тут в сумке завозилась крольчиха, а потом и высунулась с ощеренными клыками, державшими мосол. Отец непроизвольно сложил пальцы щепотью, как вчерашний маг, но остановился, вспомнив, что он давно не чародей. Вторая же его рука потянулась за пояс, к метательным звездам.

— Крис, замри, я сейчас его убью…

— Не надо! — устало выдохнула я. — Давайте лучше чаю попьем…

А спустя два удара колокола, когда был уже выпит не только чай, но и бутылка гномьего первача, потому что отцу «не думалось о таком на трезвую голову», я узнала кое-что интересное о себе.

Чуть больше девятнадцати лет назад, когда мой отец сбежал по дороге на каторгу, они с моей мамой скрывались от ищеек Ароса Бранда, верховного инквизитора его величества. И случилось так, что я решила появиться на свет чуть раньше срока.

Приграничье. Лес. Излом зимы — то время, когда по легенде идет Дикая Охота и всадники Вечного Холода ищут заплутавшие души. А у моей матери схватки. Как отец, уже будучи запечатанным, без толики магии смог найти дорогу к выселку, он и сам до сих пор не понимал. Ему тогда было все равно, у кого просить помощи для жены, роды которой оказались тяжелыми. Будет повитухой светлая — хорошо. Ведьма — тоже хорошо. Главное, чтобы спасла любимую и ребенка.

Старая ведьма, согласившаяся принять дитя, была темной. Я же никак не желала появляться на свет. А когда все же родилась, то была… мертвой. Душа еще не отлетела далеко, и ведьма смогла вернуть ее в тело ребенка. Но расплатилась за это своим даром, вычерпав его до дна.

— Она вдохнула в тебя тьму, — устало произнес отец. Он сидел за столом и задумчиво разглядывал кружку. — Старая Крисро отдала за твою жизнь самое ценное, что у нее было — остатки своего угасающего дара.

— Так меня назвали в ее честь?

— Да. Но я не думал, что ее слова, которые она произнесла, провожая нас на пороге своего дома, окажутся пророческими.

— И что она сказала? — Я даже подалась вперед.

— Что она ни о чем не жалеет. И что дар всегда найдет способ сломать преграду, — опередила отца мама, вставая из-за стола.

Она в абсолютной тишине наполнила чайник водой и поставила его на камень. Щелкнула по мордочке ленивую саламандру, что дремала в ближнем углу печи. Та, неохотно переставляя лапы, побрела кипятить воду.

— Лентяйка, — проворчала мать. Она всегда ворчала, когда нервничала. — И за что только я ее держу?

Как по мне, наша саламандра, раскормленная и избалованная мамой до безобразия, просто обнаглела в корень.

— Судя по всему, Крис, та капля тьмы, что досталась тебе при рождении, переплавила твой светлый дар в темный, — задумчиво сказал отец. — А запечатана у меня и у моих потомков была лишь светлая магия. Поэтому мета и смогла сожрать печать.

О метах, точнее, магических метках я слышала. Отец как-то рассказывал, что такие есть у всех магов. У драконов в человеческом облике — маленькие татуировки в виде символов магической сути. У неинициированных оборотней — щенок. У ведьмы — плющ, у некроманта — ястреб.

— А черное пламя — это чья мета? — Я подняла взгляд на хмурого отца.

Но ответить он не успел. На этот раз его опередил голос из-под стола.

— Пожирателя душ. А точнее — пожирательницы, — радостно сообщила Кара.

Может, и стоило замереть в дверях, чтобы метательные звезды отца пришпилили эту пушистую пакость?

Но крольчиха, словно не чувствуя никакой угрозы, продолжала невозмутимо глодать под столом мосол.

— Плохо. — Отец сжал пустую кружку, что стояла перед ним.

Да так сжал, что она пошла мелкими трещинами и раскрошилась, порезав его ладонь. А он будто и не заметил этого.

— Что именно плохо? — осторожно уточнила я.

— Плохо, что твоя мета сожрала печать. Теперь ты не только дочь осужденного, но и сама преступница. Поскольку взлом печати — одно из страшнейших преступлений в Светлой империи. И не важно, как это произошло. От сломанной печати остается хвост, по которому тебя легко найдут.

— И тогда в Темные земли… — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала мама, ставя на стол вскипевший чайник.

— Сейчас Черный властелин и Светлый владыка вовсю изображают дружбу. До зубовного скрежета, — мрачно сказал отец. — Если Крис поймают темные, то они с радостью сдадут ее светлым дознавателям. По дружбе…

Последние слова он словно выплюнул.

— А они обязательно поймают. Пожирателю душ тяжело скрыть свой дар, а уж с маяком в виде сломанной меты… — поддакнула крольчиха.

Я не выдержала и, нагнувшись, заглянула под стол:

— Слушай, заинька, а тебе, часом, шкурка не жмет?

Кара опешила. Даже мосол выронила. Впрочем, она быстро пришла в себя и опять невозмутимо захрупала, изображая, что она вовсе не плотоядная, а обычная такая крольчиха, которая грызет морковку. Морковку из трубчатой кости…

— Есть один выход. — Отец побарабанил пальцами по столу. — Но мне он не нравится.

Я и мама с одинаковым выражением лица уставились на него.

— Да вы сейчас во мне дыру прожжете. Четыре дыры, — поправился родитель. — Ладно… Военная магическая академия. Та самая, где готовят порубежников. При поступлении все адепты проходят там испытание. Но не браслетами Дианары, измеряющими уровень дара. Нет. Все маги военной академии, которую возвели на объединенных землях Лавронсов и Райосов, прикасаются к артефакту первородного мрака. А его влияние столь сильно, что меняется не только мета, но и аура мага. Значит, сгорят и остатки печати…

— То есть я войду туда со знаком пожирательницы душ и здоровенным хвостом, а выйду…

— Порубежником. С новой метой и без следа печати, — отчеканил отец. — Я не хочу тебе такой участи. Но оков и рудников для тебя я хочу еще меньше…

И тут раздался настойчивый стук в дверь.

— Именем пресветлой инквизиции! Открывайте!

(обратно)

ГЛАВА 2

В жизни всегда есть шанс. На провал — так точно. Вот и сейчас операция «избавиться от сломанной печати» накрылась медным тазом, не успев начаться.

Отец, не говоря ни слова и даже не встав со стула, опрокинул стол. Пушистая не успела возмутиться такому произволу, как была схвачена за уши и запихнута в сумку. Еще бы — она сидела на крышке люка, ведущего в подпол. Ну а то, что в этом самом подполе совершенно случайно находился выход в катакомбы — так спасибо отцу, который в свое время купил наш нынешний милый домик лишь за сию чудесную тайну. Вот только я искренне надеялась, что никогда не придется использовать этот ход. А если все же и станется — то спасая жизнь и свободу отца…

Я схватила две сумки: одну — с крольчихой, вторую — «тревожную», которая всегда висела наготове в кухне. В ней были документы, деньги и иные мелочи, необходимые для выживания и честного контрабандистского промысла. На миг задумалась, что две торбы будут мешать при беге, и… потеснив заю, втиснула «тревожную» в ту, где она сидела: в более вместительную, опять же зачарованную от намокания. Зая пробовала протестовать, но тщетно. Все это заняло не больше вдоха.

А затем прыгнула в подпол. За мной — мама. Отец — последним. И закрыл за собой крышку, перед этим бросив в кухню склянку с вонючей пакостью, которая отбивала нюх у оборотней, а на магов действовала как опьяняющий туман.

Мы бежали слаженно, не размениваясь на глупые реплики и ахи. Прямо. Поворот. Еще один поворот. Длинный узкий тоннель, после которого отец обвалил за нашимиспинами свод. Спуск на уровень ниже. И все это — в кромешной темноте, когда путь освещает лишь тусклое мерцание магического светляка: его я успела прихватить со стены в подполе.

В боку нещадно кололо, я буквально задыхалась от затхлого, спертого воздуха.

— Все, больше не могу, — простонала за спиной мама.

Я услышала, как зашуршала ткань, и обернулась. Она стояла, прислонившись к стене. Ее била крупная дрожь.

— Ева, давай обними меня за шею. — Отец подхватил маму на руки.

Он сам едва держался на ногах: газ катакомб, о котором ходили легенды, требовал кровавую дань от тех, кто посмел шагнуть в его чертоги. Но мы, Кархецы, — упрямые. Да и не было пути назад. Я, как оказалось, преступница. Отец — беглый осужденный. А мама… Хоть на ней и нет вины, но кто будет разбираться-то?

— Давай сюда, направо. Там должен быть подъем на верхний уровень. А через три развилки — и выход к морю…

— У которого нас вполне могут ждать, — буркнула я.

— Не будут, — просипел отец, горло которого тоже разъедал газ. — Эти катакомбы остались после добычи ареллия — металла, что впитывает в себя магию. Конечно, здешнее месторождение не чета тому, что было когда-то под столичным Йонлем, но все же… Так что пока мы тут — тебя не засекут. Но вечность в катакомбах прятаться не будешь.

— И что остается? — Я держалась из последних сил.

— Море.

— Даже на почтовом бриге меня догонят. — Последние слова я произнесла сквозь кашель.

— Есть те, кого не догнать и на летной метле…

— А они согласятся? — не поверила я.

— Один точно согласится. Не все ведь чисты перед законом… Впрочем, как и я.

Из катакомб мы выбрались с рассветом. Ну как выбрались. Я и мама остались на верхнем уровне, а отец направился к морю. «Договариваться», как он сам сказал.

Я же, пока папы не было, занялась весьма важным и ответственным делом — порчей имущества. Точнее, моего личного свитка, который я выудила из своей сумки. Достав оттуда же самописное перо, сначала я поставила на свиток пару клякс. Так, вроде случайных, будто писарь, что выводил имя Крисро Кархец, был жутко небрежным. Потом, высунув от усердия язык, дорисовала несколько завитушек и стала Крисроном Каржецским. Также прибавила себе пару лет.

Когда к полудню вернулся отец, я была почти готова. Да и собирать особо оказалось нечего. Разве что одернуть юбку, заправить выбившийся из смоляной косы локон да перекинуть ремень сумки, в которой зая соседствовала с «тревожной» котомкой, через плечо. Ну и что, что поклажа будет бить так по спине, зато обе руки — свободны.

— Я с ним договорился. Домчит тебя до Салрунского порта за два удара колокола. А там — портал. Закажи его у местного мага прямо к воротам академии. До вечера ты должна успеть.

— Успеть добраться до академии? — уточнила я.

— Нет. Успеть в нее поступить, — отрезал отец и неожиданно крепко обнял меня, прошептав на ухо: — Как только выйдешь отсюда, беги к морю и не оглядывайся. Старина Вьенор будет ждать тебя в воде. Главное — не бойся.

— Хорошо, — сглотнула я.

Увижу ли я родителей еще? Очень хотелось в это верить.

— Беги, детка… И знай, мы с папой тебя любим. — Мама обняла нас вместе с отцом. — Беги, а я отвлеку внимание на себя.

Едва я оказалась под лучами палящего солнца, как помчалась со всех ног. Сумка колотила по спине, зая истерично повизгивала в торбе, страх и азарт бурлили в жилах. Еще бы… Вот-вот должны появиться инквизиторы, соткаться из полуденного марева, шагнуть из портала, ястребами обрушиться с неба на метлах…

Я щедро зачерпывала башмаками песок, пот струился градом, руки подрагивали. Успеть. Успеть. Успеть. Врезалась в волну, когда за моей спиной раздался крик:

— Это она! От нее идет след. Схватить!

Я обернулась и увидела, как в меня летит белый, выжигающий свет. И именно в этот момент мои ноги обвил здоровенный чешуйчатый хвост и дернул, утаскивая на глубину.

Я ударилась головой о дно, глотнув в избытке морской воды. А в том месте, где я стояла мгновение назад, вода вскипела, обдав жаром. Но это я почувствовала лишь вначале. А затем вода хлынула в горло, глубина стиснула грудь…

Удар, как мне показалось, о камень вышиб остатки воздуха. Я забила руками, силясь выплыть, и тут услышала голос:

— Хватайся за гребень, ненормальная. Второй раз из-под боевого аркана я тебя не буду вытаскивать.

Я схватилась за гребень морского дракона, чье тело напоминало здоровенного змея.

— Сейчас я вынырну, набери побольше воздуха, — предупредил мой спаситель.

Он резко ушел вверх, давая мне возможность сделать судорожный вдох, и буквально тут же нырнул обратно. Вода с силой прошлась по коже рук и лица.

Зая в сумке засучила лапами по моей спине: мол, что за произвол? Но в этот момент я ей только позавидовала: хорошо ушастой в ее торбе. Та, зачарованная, хотя бы не промокала. Хоть полощи ее в воде. А воздуха Каре должно хватить. Наверное.

Я прильнула к аквамариновому гребню, вжалась в него, не думая ни о чем. Змеевидное тело извивалось, мощные плавники рассекали глубину. И вновь — стремительный подъем, чтобы я смогла сделать глоток. А затем — нырок. Соль на губах, брызги и солнечные блики на драконьей чешуе, когда сын моря вырывался на поверхность… Была в этом какая-то невероятная, дикая, безудержная красота и свобода. Сводящая с ума, пьянящая.

Я сбежала! И сейчас неслась сквозь морскую толщу на сильной спине, под которой волнами перекатывались мышцы.

Дракон, что вез меня, был уже немолод: чешуя кое-где побелела, утратив прежний насыщенный цвет, бока его покрывали шрамы, без слов говоря о лихом прошлом.

Первое время я лишь жмурилась, боясь сорваться с гребня, но потом освоилась. Осмелела настолько, что смогла разглядеть под водой, как от нас разлетались стаи пугливых рыб, как пестрые кораллы под нами резко сменялись черными впадинами, у которых, казалось, не было дна. От них веяло могильным холодом и страхом. Наконец мы приплыли. Дракон проскользнул под днищем здоровенного корабля, а потом аккуратно всплыл у одного из бортов.

Я вскарабкалась на его голову, которая начала все выше подниматься над волнами. Ровно до того момента, как моя макушка не поравнялась с нижней палубой. Выждав миг, когда матросы отвернулись, а пассажиры были увлечены беседой, я ловко перевалилась через борт и, никем не замеченная, затаилась за бочками. В торбе, которую закинула за спину, недовольно закопошилась Кара. Пришлось чуть ослабить тесемку, пуская внутрь сумки воздух. А еще — чуть прижать ее рукой, чтобы зая притихла.

Итак, фрегат обзавелся еще одним пассажиром. Вернее, двумя, судя по мстительно впившимся в бок когтям, пронзившим ткань сумки. Порыв ветра, ударивший неожиданно и наполнивший паруса, донес до меня едва уловимый голос дракона:

— Свой долг Вицлаву я отдал. А тебе удачи, темная.

Я не могла ответить дракону, но отчего-то захотелось улыбнуться.

Слова морского змея оказались пророческими: удача и правда наполнила паруса, и фрегат за четверть удара колокола домчался до пристани.

Я тоже времени зря не теряла. В одной каюте позаимствовала рубаху и штаны (оставив взамен свою мокрую юбку), в другой — пару сапог, пиджак, картуз и жилет, а также чемодан. Последний — для возмущенной до крайности, злой и взъерошенной заи. Правда, она поначалу лезть отказалась… Но нет ничего невпихуемого, если имеется желание.

Посему теперь в чемодане обретались не только Кара, но и остальные мои пожитки. А еще решила, что деньгам незачем храниться в одном месте, мало ли… Потому несколько золотых перекочевали в карман штанов и еще несколько — в голенище сапога. Подумала и достала еще и личный свиток, согласно которому отныне я была Крисроном Каржецским, и сунула его за пазуху.

В итоге, едва корабль причалил, я под видом легкомысленного лэра ступила на пирс.

— Цель прибытия? — дотошно осведомился служащий порта.

— Осмотр достопримечательностей, — широко и безмятежно улыбнулась я.

Служака задал еще один обязательный вопрос. Судя по тону, ему самому изрядно надоело говорить одно и то же, но…

— Везете с собой что-нибудь запрещенное?

— Собственное мнение и бутылку первача. — Я махнула потрепанным чемоданчиком, свято соблюдая первое правило контрабандиста: «Будь безмятежен с виду, имей запасной план в голове и всегда располагай к себе».

Вислая щека служащего дернулась в подобии улыбки, хмурый взгляд чуть потеплел. Стоявший передо мной не был магом. Он лишь записывал имена прибывших и проверял личные свитки.

— Собственное мнение — это плохо, а вот гномий первач — это хорошо, — улыбнулся он. — Открывайте чемодан. Проверим и то и другое. А еще — покажите документы.

— Может, я смогу сделать что-нибудь хорошее такому замечательному человеку? А чемодан — да и бездна с ним…

Мы поняли друг друга с полуслова и полувзгляда. Жаль, что золотой, который достала из кармана, на половину не делился. Пришлось отдать целый. Зато в книге прибытия теперь значился лэр Крисрон Каржецский, а чемодан так и не был открыт для досмотра.

До портальной башни я буквально домчалась, не пожалев золотого на одну из снующих по небу летных лодок. Та донесла меня с ветерком. А затем был телепорт к стенам магической академии. Удалось уговорить местного штатного мага быстро его открыть: всего лишь подкуп, шантаж и угроза жизни престарелого чародея, и — вуаля! — я оказалась перед воротами военной магистерии. Правда, когда я уже шагнула в круг перемещения, маг завопил:

— Тревога, преступник!

Но клятва, которой я его связала, не дала ему возможности схалтурить в координатах выхода.

Теперь дело осталось за малым: поступить. Я собралась уже сделать шаг в распахнутые ворота, как что-то толкнуло меня в спину.

Сильно так толкнуло, ощутимо. Была бы я барышней с тонкой душевной и физической организацией — обязательно полетела бы носом вперед. Но я такой барышней не была, потому успела выровняться в последний момент. Но вот то, что синяк будет на полспины, я знала совершенно точно. Как специалист, которому доводилось их и ставить, и получать.

— Отойди, мелк… — Договорить неизвестный не успел.

Мы, контрабандисты, всегда славились тем, что с самым невинным взором творили самое отъявленное беззаконие. А в моем конкретном случае оное совершала даже не я, а мой чемодан, который резко качнулся назад.

Сдавленное шипение и ругань подтвердили: я рассчитала верно. Острый угол поклажи попал ровно туда, куда и задумывалось: чуть ниже пряжки ремня.

— Ой, — пискнула я и обернулась, изображая растерянность. — Я не хотел…

Вовремя успела проглотить «а»! Все же в военной академии предпочтение отдавали юношам, а мне позарез нужно было поступить. А уж там пусть ректор голову ломает, почему я девушка.

Напротив меня, держа на плече здоровенный столб, стоял маг. Ну как стоял… Конкретно в данный момент он скрипел зубами, а его взгляд буквально искрил бурлящей внутри силой.

— Не хотел, но усердствовал… — процедил он. — Тебя что, когда делали, отец не старался, а мать — не хотела?

— По себе судишь? — сощурилась я.

Меня одарили таким взглядом, словно хотели на месте испепелить. Были бы свободны руки у моего обидчика — наверняка запустил бы заклинанием.

— Да чтоб у тебя, мелкий гаденыш, время лечило все, но как в бесплатной целильне! — Его жесткие губы чуть дрогнули в усмешке.

И что самое противное, я тут же почувствовала, что на мои плечи словно опустилась почти невесомая белая дымка, сотканная из этого сомнительного пожелания. Гад! Причем светлый, судя по тому, что меня наградили не явным проклятием.

Вспомнились слова отца, когда он лежал в лечебнице с переломанными ребрами, едва живой. Это было сразу же после того, как мы появились в порту. Я тогда спросила: можно ли простить врага? И он ответил, что небесные боги простят! А его задача — лишь организовать их встречу.

Эту простую истину я запомнила навсегда. И сейчас глянула снизу вверх на будущий труп. И правда, из мага хороший бы получится покойник, симпатичный. Он был статен, высок. В нем чувствовалась мощь мужского тела. Такое небеса создают не для мира, для войны: сильное, гибкое, быстрое.

Темно-каштановые волосы были перехвачены кожаным ремешком в короткий хвост. У мага была чуть смуглая кожа, как у иных темных. А в глубине насыщенно-синих, как морская глубина, глаз незнакомца плескалось обещание прихлопнуть сопляка, что вздумал ему дерзить.

С таким типом опасно вступать в открытый бой. Если он нападет — пощады не будет. Зато мне нет равных в диверсиях. Так что… Еще раз окинула взглядом противника.

— Могу пожелать в ответ: чтоб ты, каштанка, стал знаменитым! — прошипела я и уточнила: — Пусть твоим именем назовут болезнь!

От меня прошел темный туман, ударив в грудь светлого. Судя по тому, как он пошатнулся, проклятие обрело силу.

— Темный, ты что, бессмертный? — вопросил светлый, уже справившись с болью, да так, что ни один мускул на лице не выдал его состояния. — Советую забрать свои слова назад и извиниться…

Я сделала вид, что размышляю над его предложением.

— Прими мои искренние… издевательства. — Я нахально и широко улыбнулась, именно так, как это делают чернокнижники, подтверждая расхожее мнение, что легкая придурковатость делает темных практически неуязвимыми.

Судя по тому, как изменилось выражение лица светлого, его изумление медленно, но верно сменилось ощущением полного офигевания от степени моей наглости.

Я бы с радостью доказала, что это еще не предел, но мне нужно было торопиться. Все же поступаю в военную академию. А то, что прием вроде как во всех магистериях империи закончился пару седмиц назад, с последним днем месяца жатвеня, — так то сущая ерунда. Подобная мелочь меня никогда не смущала.

Я повернулась и гордо (а еще быстро, ибо вовремя отступать — это тоже искусство) зашагала через ворота к башне академии, гадая, попытается каштанка запустить мне в спину магией, бросив-таки свой столб на землю, или нет.

Не ударил. Честный. Не был бы таким, засветил бы между лопаток пульсаром, наплевав на свою ношу. А этот, гляди ты, чтит правила, не бьет в спину. Хотя я уже приготовилась отскочить в сторону.

Столбоносца окликнул кто-то из адептов, и мне стоило большого труда не обернуться.

Сразу за воротами и каменной стеной был двор, по которому сновали и кадеты в форме, и молодые люди в обычной повседневной одежде… Что именно каштанка ответил знакомому, я уже не расслышала, потому что спешила к зданию академии, что стояло невдалеке. Оставалось всего лишь пересечь площадку, вымощенную булыжником, потом промчаться по аллее. А за ней уже маячили беломраморные ступени лестницы.

Я шла вперед, а мысли возвращались к тому синеглазому паразиту. С такого станется меня на дуэль чести вызвать. Одним словом… благороднутый. Вот на всю голову благороднутый. Прямо как главный дознаватель, что пару лет назад прибыл в наш порт и заявил, что искоренит в Хорсе контрабанду. Законник тогда гордо толкнул прямо на пирсе проникновенную речь о борьбе с преступностью. Но закончить не успел — провалился. Доска под его ногой оказалась со слабиной. Еще бы дереву не быть таковым, если снизу его в это самое время грызла заговоренная на бесшумную работу пила… Ибо, пока добро разглагольствует о планах, зло молча трудится в поте лица. В итоге дознаватель тогда так печально упал, так неудачно расшибся о волны, что слегка тронулся умом.

Градоправитель Хорса оказался гораздо умнее. Он не только запроса на нового законника в столицу не сделал, но и о досадном падении явно не упомянул в отчетах. Потому пару лет в порту был главный дознаватель, который мог спросить миграционный пергамент у вылезшего на берег краба, а на плоскодонку, причалившую в полночь в бухте Вздохов, и внимания не обратить…

Хорошее было время. Жаль, закончилось, когда прибыла очередная проверка. Поцелованного рыжей белочкой законника сменил новый, суровый и не столь разговорчивый. Контрабандисты, и мой отец в том числе, приуныли, но ремесло свое не забросил ни один.

С такими мыслями я дошла до середины аллеи и украдкой оглянулась. Светлого в воротах уже не было. Повертела головой и увидела, как этот столбоносец тащит свое бревно куда-то к ангарам, что располагались чуть сбоку от самой академии, чье здание было прямо по курсу.

Я задрала голову вверх: зеленые кроны над моей головой не могли скрыть три острых шпиля магистерии, которые пронзали небо своими иглами. У меня невольно возникла мысль о короне с зубцами. Над левым из них реяло полотнище черного цвета, на котором серебристый ястреб держал в когтях плющ, — это, судя по всему, крыло темных. Над центральным развевался серый флаг с изображением перекрещенных мечей — черного и белого, а над третьим в данный момент чья-то шаловливая рука с помощью магии пыталась закрепить… парик. Добротный такой парик с буклями.

— Ты пришла навестить брата, малыш-ш-шка? — неожиданно прошипело у меня над ухом.

Я вздрогнула и отпрянула в сторону.

Рядом со мной был гигантский огненный змей, что сейчас приподнял голову над землей так, что наши глаза оказались на одном уровне. Мои — карие, наверняка сейчас круглые от удивления, и его — янтарные, с вертикальным зрачком.

— Откуда вы…

— Я виувир Ше-с-се, — прошипел змей, и его язык затрепетал в воздухе, словно пробуя на вкус: не много ли вокруг разлито фальши и обмана. — И я способен видеть ис-с-стину, под чьей бы личиной та ни скрывалась. И в чем бы она ни пряталась.

Кончик хвоста, что возвышался над телом виувира, свернутым в несколько тугих колец, качнулся, указывая на мой чемодан.

Я задвинула свою поклажу за спину. Так, на всякий случай.

— Уважаемый Шессе, раз вы видите меня насквозь, может быть, подскажете, где можно найти ректора? Я хочу стать порубежником…

Виувир беззвучно смежил веки, его пасть оскалилась, и показались острые и длинные, как шила, ядовитые клыки. Судя по всему, огненный змей так смеялся. Да и пламя, что танцевало на его чешуе, казалось, усмехалось.

— Собралась она в боевые маги! Да знаешь ли ты, глупая, что прием уже закончен. Завтра будет присяга на артефакте Мрака! Сюда поступают лучшие из лучших, сильнейшие из сильнейших, достойнейшие из достойнейших… — начал он и, на миг замолчав, добавил: — Темные.

Эта заминка насторожила меня. Я ощутила подвох. Так жена чувствует заначку супруга, так пропойца идет на запах браги, даже если бутылка зарыта в куче отбросов…

— А светлые? — вопросила я.

— А светлые — кого направит император.

Мне стало любопытно. Но страж академии, точно какой-нибудь пират или, того хуже, налоговый стряпчий, затребовал мзду за ответ. И при этом нагло заявил, что чует, что у меня с собой есть старинное оружие. И если я соглашусь его обменять на бесценные знания виувира…

Я прикинула, что удар колокола у меня в запасе есть, а вот четкого плана, как стать кадетом, — нет. К тому же единственное старинное оружие, которое у меня имелось с собой сейчас, благополучно переваривалось в Каре, так что… я ничего особо не теряла.

Да и змей не обладал такими уж великими тайнами. В общем, наш с огненным гадом взаимный обман начался с обоюдной полуправды.

Я согласилась на требование змея об оплате (нет, ну если он хочет, пусть подождет, когда тот… хм… клинок вывалится из зайчихи) и узнала, что чародейская военная академия, что стояла на объединенных землях Лавронсов и Райосов, все же была больше темная, чем светлая. Хотя официально обе ветви магии были равны. Но порубежников больше уважали темные, ведьмы и некроманты. Может, потому, что прорыв, случившийся чуть больше полувека назад, произошел именно на землях темных магов. И тогда первой линией обороны от взбесившихся тварей бездны, низших демонов, гааков стали именно порубежники, заплатившие своими жизнями за то, чтобы дать остальным время объединиться и атаковать, а темному стражу Райосу — запечатать разрыв полотна мироздания.

И если до прорыва для темных быть порубежником считалось почетным — все же элитные боевые маги! — то после него тем паче.

А вот многие светлые не понимали, ради чего отрекаться от меты, извергаться из рода, тратить десять лет жизни, лишая себя благ и наслаждений внешнего мира, когда есть множество иных магических заведений. Взять ту же Йонльскую академию магического искусства, где можно было получить престижный диплом артефактора, пифии, мага-стихийника, целителя… В общем, не познали светлые весь ужас и разрушения прорыва. Кажется, лишь император Тонгор Первый понимал, что порубежники империи нужны ничуть не меньше, чем те же целители. Ведь то, что когда-то случилось в Темных землях, может однажды произойти и в Светлых.

— Правда, не все подданные обрадовались, когда их правитель по договору с Черным властелином издал указ, по которому каждый год четыре дюжины сильных белых магов имеют право поступить в Военную академию имени Шес-с-се С-с-смертельные Объятия… — прошипел змей.

И только тут я сообразила, с кем заключила сделку, но было уже поздно. Угораздило же меня нарваться на духа академии.

— А вы каждого вошедшего в ворота встречаете? — насторожилась я.

Змей качнул лобастой головой, открыл пасть, в которой тут же показался раздвоенный затрепетавший язык.

— Нет. Только пожирателей душ-ш-ш. Вы здесь редкие гости, а уж светлая магичка с темной метой, за которой тянется хвос-с-ст сломанной печати… Мне с-с-стало любопытно, что ты здесь забыла?

— Свободу. — Я посмотрела внимательно в желтые глаза с вертикальными зрачками.

— С-с-свободу? В военной академии? Что же, это даже интересно… Еще один ненормальный маг, а точнее, ненормальная, очень с-с-сильная магиня… Во всяком случае, с-с-скучно не будет. А мы, виувиры, больше всего на свете не любим уныние.

— А светлые очень хотят обучаться здесь? — с любопытством спросила я.

— Удивишься, но да. Ос-с-собенно бедные. Такие идут добровольно. Здесь хорошая стипендия. А есть те, кто направлен по повелению светлейшего императора. Это неприкасаемые. Из высшей арис-с-стократии…

Виувир еще не договорил, а у меня уже созрел план, как стать кадетом. Со слов змея, адептов успели набрать, но посвящения еще не было. А это значит — у меня есть шанс стереть печать.

— Мне нравится твой взгляд. Пожалуй, я тебе даже помогу. Только отдай плату, о которой мы договорились.

И, не дожидаясь моего ответа, хвост змея обвил чемодан и дернул из моих рук.

Но, если в лапы контрабандиста что-то попало, просто так он этого не отдаст. Только через труп. Труп того, кто покусился на честно уворованную собственность. Посему плевать, что виувир вроде бы уже слегка мертвый… Упокою. В смысле успокою его обещаниями.

— Чемодан — мой. И его содержимое — тоже мое. А что до сабли… Подождите, я ее сейчас из ножен выну и отдам вам все, что от нее осталось…

С этими словами я выдрала-таки у змея свою поклажу, щелкнула замком, запустила руку внутрь, поймала заю за уши и извлекла на свет. А дальше действовала не хуже профессионального щипача, что мастерски помогает всем нежелающим (кто же в здравом уме захочет расставаться с кровными?) избавиться от тяжелых монет в напоясных кошелях. Схватила Кару за задние лапы и энергично потрясла вниз головой.

Та, то ли опешив от моих варварских действий, то ли завидев огненного удава, оцепенела. И таки рассталась с клинком. Правда, последний вышел из заи не снизу, а сверху… А потом под мои ноги плюхнулся ком. Было там много всего. В том числе и остатки сабли. Вот зря мой заказчик отказался от милого кролика!

— Что ты делаеш-ш-шь? — изумленно прошипел змей.

Я гордо отошла от кучки из окорока, остатков клинка и… чьей-то подметки. А еще, судя по всему, нервничавшая зая сточила оберег от злых духов — три лепестка, заключенные в круг. Такие амулеты обычно вешали над входом в лавки, таверны, постоялые дворы. Судя по тому, что демонесса одним из них подзакусила, то у конкретного амулета явно вышел срок годности. Или хозяину заведения подсунули контрафакт. Ну или моя зайка просто очень сильно нервничала… Я сделала себе пометку: в дальнейшем не полагаться на обереги от нежити, пока их не протестируют зубы Кары. А то предъявишь такую висюльку вурдалаку, а он чихать на нее хотел… Как-то неудобно получится.

— Выполняю уговор, — пожала плечами. — С вас был рассказ. С меня — оружие…

— Вообще-то твое оружие — это подчиненный высший демон. — Виувир плотоядно облизнулся на Кару.

Кара, которую я уже перестала держать вниз головой, боязливо поджала уши. Я погладила ее по голове, чисто машинально, и спокойным, чуть занудным тоном судебника начала:

— Уговор был об оружии. Но о каком именно — не уточнялось. Это во-первых. А во-вторых, — я подняла пушистую чуть выше, — Кара — не подчиненный демон, а дикий, к культуре и цивилизации не приученный. К тому же она несовершеннолетняя. Посему труд в качестве оружия в ее возрасте ограничен, а разврат и насилие и вовсе запрещены.

Я несла отборнейшую чушь, которой изумились и ушастая и змей. Последний даже икнул.

Пользуясь тем, что они находились в состоянии, близком к шоку, и не начали звать санитаров к «этой ненормальной, пока она еще не буйная», я быстренько закончила свою речь:

— Так что берите огрызки сабли. Я свою часть уговора считаю выполненной!

— Хитра и изворотлива, как нас-с-стоящая черная ведьма… — только и протянул спустя пару ударов сердца виувир. — Прямо такая, каких совсем не любит наш нынешний ректор, лэр Анар. А я не люблю его… Так что от меня тебе, малышка, подарок. Ровно на два удара колокола я забираю на себя хвост от твоей сломанной печати…

И он проскользил вокруг меня, заключив в кольцо.

Почему ректор не любит ведьм, спросить не успела: змей, словно в издевку, оскалился и начал таять в воздухе. Зато я поняла, кого искать, и пошла туда, где водятся пугливые на черных ведьм ректоры. Правда, перед этим я запихнула пушистую обратно в чемодан. Не сказать, что это удалось мне без усилий. Кара отчаянно упиралась всеми лапами и протестовала. Даже процитировала мне меня же, заявив, что она не совсем совершеннолетняя, юная… и вообще это насилие над личностью — запирать ее в зловонном деревянном ящике!

В чемодан Кара согласилась вернуться только при условии, что я выкину из ее временной обители алхимическое оружие массового поражения, именуемое в народе «носком мужским, полудырявым, частично грязным».

Спустя четверть удара колокола я стояла в кабинете ректора и была занята весьма важным делом: доводила лэра Анара до белого каления. А если проще — бесила.

Правда, ректор оказался крепким орешком, не поддающимся на подкуп, шантаж и проникновенную историю круглого, но дюже талантливого сироты с сильным даром. В общем, типичным темным. А что еще ждать от лэра, на долю которого выпало укрощение буйного нрава нескольких тысяч сильнейших боевых магов в полном расцвете сил и молодецкой дури?

— Так что в вашем прошении зачислить вас, юноша, на факультет порубежников я вынужден отказать, — не моргнув Глазом заявил Анар и побарабанил длинными пальцами по столешнице. — Каждый из них поступил сюда, пройдя отбор и доказав, что он достойнейший из достойных.

— То есть, лэр Анар, иными словами, никто из них мне добровольно места не уступит? — уточнила я, прищурившись.

— А вы, однако, наглец… — По мне прошлись взглядом — от кончиков сапог до головы, задержавшись на лице.

— Всего лишь хочу уточнить, настолько ли хорошо ведется отбор в вашей академии. Вдруг сюда поступил кто-то слабый духом?

— И это говорит мне сопляк, явно хилый телом? — Ректор иронично вздернул бровь. На его абсолютно лысом черепе играли солнечные блики. Внушительная фигура явно воина, а не писчего, казалась расслабленно-спокойной. Но я по опыту знала, что нет ничего опаснее, чем подобная невозмутимость.

— И все же вдруг? — не отступалась я, понимая, что играю с огнем.

— В. Моей. Академии. Слабаков. Нет. — Он чеканил каждое слово, а я кожей ощущала, как в солнечный летний день по стенам кабинета пополз иней.

— А если есть? Если я найду хотя бы одного?

— Упрям… Готов поставить на кон свою жизнь?

И взгляд прямой. Глаза в глаза.

— И жизнь и дар. — Я сжала зубы.

У меня в запасе было всего два удара колокола. Это подтвердила и зая, заявив, что сейчас не чувствует на мне следов печати. Да я и сама ощущала, что после того, как виувир обернул вокруг меня кольцо своего тела и исчез, мне стало свободнее, что ли. Легче давался каждый шаг. Словно я сбросила с себя нетяжелую, но длинную мантию, из тех, которые начинаются на твоих плечах, а заканчиваются через пару домов, а то и через половину квартала от тебя.

Пока ректор не понял, не учуял сломанной печати, у меня был шанс. А не успею — сдаст лэр Анар бедную Крис с потрохами инквизиции.

И вот едва помянула последнюю, как в дверь настойчиво постучали.

— Господин ректор… — донесся голос секретарши из-за двери.

А ведь я эту гарпию, чтобы попасть в кабинет, специально из приемной выманивала, между прочим. На это ушло два золотых и один адепт, который был не прочь их заработать. В итоге из приемной секретарша вылетела, расправив свои рудиментарные крылья, с криком: «Адепт Вириус, отдайте немедленно приказ!»

Парень, не будь дурак, подналег не на дипломатию уступок, а на собственные ноги. Зато мне путь был расчищен.

И вот теперь вошедшая в кабинет ректора — Вегарда Анара — гарпия узрела меня и осеклась. Ее клюв недовольно щелкнул, и она произнесла:

— …вот приказ на подпись о зачислении. Все группы сформированы. Свободных мест нет, — и протянула ректору чуть помятый лист.

Тот самый, который спер мой «наемник». Значит, отвоевала. Интересно, что стало с тем смельчаком? Надеюсь, гарпия его съела. Все же мертвый свидетель лучше живого. А соучастник — тем более. Судя по кровожадному взгляду этой внушительной дамы с прической из перьев вместо волос на голове, она вполне могла неосознанно помочь мне спрятать концы если не в воду, то в свой желудок…

Да и вообще, от этих гарпий можно всего ожидать. Не птица, не человек, всегда злая и готовая атаковать — в общем, идеальный секретарь, который стоит на страже дверей начальства. От человека в гарпии было тело. Правда, на спине имелись небольшие крылья. Лицо с такими же глазами, как у людей, а вот вместо привычных рта и носа — загнутый клюв.

— Госпожа Рэм, я, пожалуй, подожду немного. Вечером подпишу. — Ректор перевел на меня внимательный взгляд и добавил, обращаясь уже ко мне: — Так что вы поняли, Крисрон, сколько времени у вас в запасе.

Я ничего не ответила. Лишь кивнула.

Ректор дернул кончиком своего чуть острого уха. Вот если бы не эта особенность, я решила бы, что Анар — чистокровный человек. А так… Интересно, кто у него был в роду? Темные эльфы… Хотя нет, скорее тролли. Те как раз часто бывают лысыми. И здоровыми, точно буйволы.

— Тогда свободны! — отчеканил ректор.

Я поспешила испариться из его кабинета. А спустя ровно удар колокола на его стол легли два листа. Один — прошение об отчислении. Второй — о зачислении.

Найти слабейшего светлого мне помог еще один потраченный золотой и темный, чье лицо украшал фингал — презент, полученный явно не на благородной магической дуэли, а в плебейской драке. Правда, последнее выяснилось чуть позже, в ходе разговора с моим «осведомителем».

Уже по тону виувира и реющему над шпилем светлого крыла парику я поняла, что, несмотря на то что вроде бы между сынами тьмы и солнца мир и равноправие, на деле все слегка иначе. Беседа с обладателем фингала по имени Рейзи это только подтвердила.

Особенно яростное противостояние было у младших курсов.

Черные маги недолюбливали светлых за то, что те идут без конкурса, в то время как некроманты и ведьмы в прямом смысле сражаются за право поступить сюда. На самые искренние в мире чувства, то бишь злость и зависть, светлые отчего-то отвечали не с положенным им смирением, а если и подставляли щеку для удара, то при этом за спиной готовили ответный грандиозный магический кукиш своим обидчикам.

В общем, меня с радостью проконсультировали, что на первом курсе есть некто Марм Гарди. У парня был «слабый», со слов Рейзи, дар. Хотя по мне, шесть единиц из десяти — это уже полноценный боевой маг. У моего отца была девятка, и ему прочили будущее великого мага… Когда-то.

Но для темного, у которого была семерка, Гарди являлся слабаком.

— Самое главное — он трус. От трех дуэлей отказался!

— От моей не откажется, — уверенно заявила я, припомнив все, что знала о дуэлях из рассказов отца.

Папа говорил, что противники должны оба быть магами. Стоять друг напротив друга. Использовать только чары. Вроде было что-то еще… Но я на это махнула рукой. Главное, что победитель признаётся правым.

— А тебе-то зачем его вызывать? Ты же даже не кадет…

— Этот светлый занял мое место. — Я даже почти не солгала. Хотя и узнала имя Гарди вот только что.

— А-а-а… — глубокомысленно протянул Рейзи, тряхнув черными, курчавыми, как у барана, волосами.

Спустя пол-удара колокола мы с моим осведомителем, который под предлогом «тебе, Крис, нужен секундант» увязался за мной поглазеть на магический мордобой, поджидали светлого за угло… в уютном и малолюдном месте, где никто не побеспокоит двух магов, ведущих расчеты по долгу чести.

— А как пользоваться магией, чтобы атаковать? — небрежно поинтересовалась я у темного.

У Рейзи дернулся фингал, под которым где-то в глубине скрывался основательно заплывший глаз.

— В смысле пользоваться? — наконец нашелся он. — Ты что, не…

— Решаю проблемы по мере их поступления. — Я равнодушно пожала плечами.

Не рассказывать же ему, что отец учил меня, как обходить магические ловушки, как снимать защиту с помощью амулетов, как обращаться с артефактами. Но вот управлять силой… До недавнего времени мы думали, что у меня ее нет.

— Какой у тебя хотя бы уровень, чокнутый? — запоздало спросил Рейзи.

— А какой он обычно у пожирателей душ? — невинно вопросила я.

Вот если бы я сказала, что болею серой гнилью или моровым поветрием, — от меня бы и то так резко не отшатнулись.

— Ты пожиратель? Предупреждать же надо!

Зачем предупреждать и от чего, я спросить не успела. Впереди показался тощий как щепка юноша с огненными вихрами. Упрямо поджав губы, он нес перед собой охапку свитков.

— О, а вот и Гарди. Главное, пожиратель, его не убей. Не то чтобы мне этого конопатого жаль… Но забирать душу у живого мага слегка незаконно.

— Может, тогда подскажешь, как ломик наколдовать?

— Фэйронтпро — заклинание огня. Вкладываешь в его бета-структурную ось две единицы силы. Задаешь координаты перемещения объекта! — это он уже проорал на бегу, удирая от меня в кусты.

Ну да, заросли барбариса — лучшая диспозиция для секунданта, не иначе. Оттуда и обзор лучше, и вообще — комфорт и благодать.

Гарди приближался, буравя взглядом брусчатку под ногами.

— Ты, случаем, не знаешь, как это «вкладываешь в его бета-структурную ось две единицы силы и задаешь координаты перемещения объекта»? — поинтересовалась я у своего противника.

— А? — Рыжий поднял на меня взгляд янтарных глаз.

Пришлось повторить вопрос.

— В учебнике прочитай. Структурные формулы заклинаний на первых занятиях проходят, — буркнул светлый.

И хотел уже пройти мимо. Но я загородила дорогу. Шагнула вбок, становясь у него на пути. Он шагнул в другую сторону.

— Как же вы, темные, меня достали! — сквозь зубы прошипел он.

— И еще не так достанем, — радушно заверила я.

— Что тебе надо?

— Узнать, как вливать силу в эту самую бета-структуру.

— Серьезно? — удивился рыжий. Судя по всему, раньше к нему подходили со слегка другими вопросами.

— Абсолютно, — заверила я.

— А потом ты отвяжешься.

— Почти, — уклончиво ответила я.

— Хорошо.

Судя по всему, мне попался до жути миролюбивый светлый. Я бы на его месте уже давно какую-нибудь гадость сделала. А этот начал мне объяснять про то, как разбивается заклинание на структуры, как определяются альфа-, бета- и гамма-ориентиры, как задается направляющая вращения… И самое удивительное, я поняла все с первого раза.

— Жаль, — искренне сказала я.

— Чего? — сморгнул светлый.

— Жаль, что теперь придется вызвать тебя на дуэль.

— А зачем про заклинание тогда спрашивал?

Кажется, Гарди только что вынырнул из омута теории и… обиделся! Вот натурально оскорбился. В его глазах прямо-таки читалось: и ты туда же!

— Просто мне нужно было узнать хотя бы одно боевое заклинание, чтобы было чем драться. — Я развела руками.

— Дуэли между кадетами запрещены правилами академии, — заученно произнес Гарди. Взгляд при этом у него был безжизненный, как у куклы.

— А я и не кадет.

— Но вызвать меня на дуэль жаждешь? — уточнил рыжий.

Кусты подозрительно зашуршали, но он не обратил на это никакого внимания. Очень спокойно подошел к стене и… начал стучать об нее лбом.

— Э-э, ты чего? — озадаченно протянула я.

— Может, хоть так мне удастся понять вашу темную долбаную логику! — не прекращая бодать башкой стену, монотонно бубнил Гарди. — Понять эту академию и… все это.

Я смотрела на чуть сгорбленную спину рыжика. В чем-то Рейзи был прав. Ну какой из Гарди боевой маг? Может, чародей он хороший. Терпеливый. Опять же объясняет отлично…

— Слушай, а ты сам хочешь здесь учиться? — с надеждой спросила я.

Рыжик даже оторвался от своего архиважного занятия погружения в ментальные особенности темных.

— Издеваешься?

— Серьезно, — заверила я.

— То ли ты дурак, то ли садист, то ли…

— Пожиратель душ, которому очень нужно стать кадетом.

— Мне тоже нужно. — На меня посмотрели зло, отчаянно. — Я не могу ослушаться приказа императора. Это мой долг.

— Даже если этот долг сгибает тебя в бараний рог? Ломает? Заставляет отказаться от своей сути?!

— Да что ты знаешь!

Все же я сумела разозлить рыжика. Он повернулся ко мне, бросив на землю свои драгоценные свитки. Сжал кулаки так, что на костяшках заполыхал огонь.

— Знаю. — Я упрямо мотнула головой. — Знаю, что за свою свободу нужно бороться.

— Я герцог Гарди. Мой род издревле служил императору. И если владыка приказал, чтобы я стал порубежником, значит, таков мой долг.

— Стать никудышным порубежником или одним из лучших магов-теоретиков? Кто из этих двоих принесет больше пользы?

Рыжий опешил, не веря своим ушам. Угадала! Попала в яблочко с завязанными глазами.

— Откуда знаешь про теоретика? — потрясенно спросил Гарди.

— Не знаю. Просто ты хорошо объясняешь. Вот я и подума…

— Думай так и дальше, — отрезал Гарди. Ярость у него схлынула, он взял под контроль свою силу. — И иди отсюда.

— Все-таки придется вызвать тебя на дуэль. А ведь мне на миг показалось, что мы сможем договориться… — расстроилась я. — Подожди. Сейчас только твоего секунданта из чемодана достану. А мой уже в кустах сидит. — Я полезла за Карой. — И мы начнем.

А светлый… при виде Кары он не захохотал. Заржал! И чего, спрашивается? В правилах дуэли вроде не оговорено, как должны выглядеть эти самые секунданты… Или оговорено?

Тем не менее Кару я достала. Она прижала уши и выплюнула остатки сорочки. Так, словно и не жевала ее мгновение назад.

— Ты псих? — отсмеявшись, спросил рыжий.

— Нет. Просто я чту дуэльный кодекс. А вот ты — дурак, добровольно зарывающий свой талант в угоду мнению императора. Мало ли что он приказал?

— Ты говоришь не как дворянин. А как преступник. — Гарди принял характерную позу: ноги чуть враскорячку, одна рука вытянута раскрытой ладонь вперед, вторая отведена чуть назад, над головой, словно в ней невидимое копье.

— Ой дура-а-ак… — тихо простонала рядом со мной зайка.

Правда, кого из нас двоих она имела в виду, я не поняла.

А дальше я сделала так, как недавно объяснил мне сам Гарди. Мысленно представила структуру, а потом, чуть прикрыв глаза, словно посмотрела внутрь себя.

Отец не раз говорил об источнике, о том, что каждый маг его чувствует по-своему. У него источник был родником, из которого папа зачерпывал свою силу словно пригоршнями. А у меня… у меня была здоровенная расщелина с клубами черного тумана. Я потянулась к нему, вбирая в себя, направляя, приказывая течь через мое тело в ладони.

Распахнула глаза и увидела Гарди все в той же позе, но его взгляд был полон изумления. В моих руках был не огонь, а первородная тьма, внутри которой бесновалось сжатое дикое пламя.

— Десятка… — завороженно прошептали из кустов барбариса, а затем из колючих зарослей вылез и сам Рейзи. Он крикнул, уже обращаясь к рыжему: — Беги, придурок. Тебя с шестью единицами никакая защита не спасет.

Но рыжий лишь упрямо сжал губы.

— Марм Гарди! Ты признаешь, что занял в академии мое место? — крикнула я, едва удерживая в руках беснующуюся сферу.

— Ни за что, — рыкнул рыжий, выстраивая щит и одновременно второй рукой в воздухе чертя руну.

— Тогда я вызываю тебя на дуэль.

— Пусть, кто прав, рассудит поединок. — Рейзи, судя по всему, произнес ритуальную фразу.

Я не смогла больше сдерживать сферу, и та полетела в рыжего. Темный оказался прав: щит Гарди мгновенно смяло, руна, наверняка атакующая, была проглочена тьмой. Светлого протащило по брусчатке, потом по газону и впечатало в столб.

Миг — и я увидела, как от его неподвижного тела, которое напоминало сейчас окровавленную тряпичную куклу, отделился дух.

Осознание того, что я совершила, ошпарило внутренности кипятком. Не помню, как оказалась рядом со светлым. И пусть магом я была никудышным, но, как спасать жизни, знала отлично. Это в моем ремесле был весьма важный навык.

У рыжего была рассечена кожа на шее и, судя по тому, как била кровь, повреждена артерия.

Так, Крис, сосредоточься, у тебя всего несколько мгновений. Надо пережать. Чуть отвела руку. Указательный и средний пальцы — прямые. Остальные — сжаты в кулак. Ударила точно. Попала как раз выше повреждения. Кровь перестала бить.

А потом, скорее чутьем, чем осознанно, потянулась к душе.

— Может, не стоит его есть?

Рейзи стоял рядом. Он был бледным как полотно. Объяснять, что жрать душу я и не собиралась, было некогда. Зато я увидела, как ногти на моей руке, той, что тянулась к призрачному светлому, удлинились, превратившись в когти с крючьями. И зацепили душу. Та забилась, словно пойманная в силки.

На миг меня окатило желание и вправду ее съесть. Оно родилось изнутри, оттуда, где клубился источник моей силы. «Ты станешь сильнее…» — будто шептала тьма.

Но я стиснула зубы и со злостью запихнуладушу обратно в тело. Буквально вбила ее. И тут же сама потеряла сознание.

В себя пришла от звонкой пощечины. Надо мной нависал ректор.

— Может, объяснишь, что тут произошло?

Все та же лужайка. Уже не бледный, а синюшный Рейзи. Чемодана с Карой нигде не было.

— Меня убедили, — прохрипело сбоку, — что быть порубежником — не мое призвание.

Рыжий сидел, прислонившись в столбу. Его глаза были закрыты.

— Интересно… — протянул Анар.

— Знаете. Я только сейчас понял, что жизнь у меня одна. И гробить ее на то, чтобы стать слабым порубежником… Именно слабым. — Он горько усмехнулся. — Ведь сильным с моим уровнем дара мне не быть… Да и не хочу я им становиться. Совсем. — Гарди выдохнул и решительно закончил свою речь вопросом: — Могу я написать заявление об отчислении?

— Пойдешь против приказа? — вскинул брови ректор.

— Зато не против себя, — возразил рыжий.

— Управился в удар колокола. — Меня смерили оценивающим взглядом. — К тому же пожиратель душ. Что ж… Свое место ты сумел отвоевать.

(обратно)

ГЛАВА 3

Спустя совсем немного времени мы все были в приемной. Рейзи переминался с ноги на ногу и бледнел. Я писала заявление о зачислении, рыжий — прошение о том, чтобы его исключили по собственному желанию. Перо в моей руке подрагивало, то и дело ставя кляксы. А взгляд нет-нет да и косил на светлого. Точнее, на его шею. На ней сейчас был едва заметный шрам. Все же целители в военной академии свое дело знали.

А мне, наверное, этот самый шрам будет долго сниться. Внутри поселился страх. Я едва не убила Гарди. Нет. Даже не так. Я его убила. И в какой-то момент даже не хотела спасать. Был слишком велик соблазн взять душу, а с ней и силу рыжего. Миг я колебалась: спасать или отнимать. И вот это было самое страшное.

Я осознала, что значит быть пожирателем: каждый раз бороться с искушением стать сильнее за счет смертей других. Вот почему у темных пожиратели (или уничтожающие души) — это особая каста. Как и порубежники. Последние, борясь с дикими порождениями мрака, вырвавшимися в наш мир, могли выжечь вместе с тем же гааком целую деревню. И Темный владыка не упрекнет такого порубежника гибелью нескольких сотен простых темных. Ведь главное — остановить демона, который может сожрать не только маленький поселок, но и целый городок. Оттого порубежников не любил простой люд. Не любил, но уважал.

А вот пожирателей ненавидели все. А боялись еще больше. С силой магов, способных выпить душу, приходилось считаться. Один лишь закон ограничивал пожирателей: не забирать дух из живого тела. И то, как я поняла из рассказов отца, не всегда.

Но вот о чем я не думала никогда — что стану одной из тех, кто способен уничтожить душу. И от этого было страшно: что, если однажды я не удержусь и, вместо того чтобы спасти…

Нет! Я должна найти выход. Научиться контролировать себя. Сдерживать свою магию…

Заявления, едва мы с Гарди их написали, тут же отправились на стол ректора. Анар прочел сначала одно, потом второе, хмыкнул себе под нос:

— Нельзя было доверять набор Хагунгру… Опять слабые духом попались. Хорошо, что хотя бы в этом году без девок обошлось…

Я невозмутимо посмотрела в окно.

Поняв, что список поступивших придется переписывать заново, гарпия зыркнула на нас так, что мне невольно захотелось пощупать макушку: не задымилась ли.

— Так, кадеты. И не кадеты тоже, — нас одарили оценивающим взглядом, — если вы утверждаете, что на территории академии произошла дуэль, то меня интересует: где второй секундант?

— Удрал, — сглотнул Рейзи, который мог дать самый внятный ответ на этот вопрос.

— Удрал?

— Да, — упрямо сжал кулаки темный. На его висках выступил пот. — В кусты. И чемодан с собой прихватил.

У меня создалось ощущение, что ректор пытается прочитать его мысли.

— Не врешь… — выдохнул Анар. — И как же зовут того труса?

— Не знаю.

Ректор перевел взгляд на меня.

— Я прибыл сюда лишь с чемоданом. Все люди, которые могли бы быть моими секундантами, — в стенах академии. А здесь у меня из знакомых лишь вы, магистр Анар, Рейзи, Гарди и… как же его… А, Натан.

— Натан?

— Да, вроде бы так его звали. Он помог мне обезвредить вашу секретаршу…

На миг мне показалось, что ректор усмехнулся. Нет, выражение его лица осталось прежним. Но на краткое мгновение мне почудился в его глазах хитрый блеск.

— Вы, кадет Каржецский, виртуозно говорите правду. Надеюсь, в карцере вы будете столь же неподражаемы. Впрочем, как и кадет Ромс.

Рейзи, у которого оказалась столь звучная фамилия, вздохнул.

— Трое суток за дуэль, — отрезал ректор. — А вот вас, Гарди, я наказать уже не в праве. Вы ведь уже не кадет. И вам повезло, что все произошло до присяги. Случись все несколькими днями позже, я бы не смог так просто вас отчислить.

Он взмахнул рукой, и от ткани форменной куртки рыжего отделился значок. Он взмыл в воздух, на миг завис между мной и Гарди и… намертво прицепился к лацкану моего пиджака.

— Господин ректор, а как же присяга? Если кадет во время ее будет в карцере… — пробормотала секретарь, протягивая Анару новый список.

— Присяга… Что же, пусть Крисрон произнесет слова обета сейчас. Здесь, у меня в кабинете! И идет отбывать наказание вместе с Рейзи.

Ректор подошел к сейфу, загородив тот своей широкой спиной, совершил несколько движений и открыл тяжелую дверцу. А потом извлек на свет странный предмет.

Не компас, не часы. Несколько стрелок и циферблатов. Но от этой небольшой штуковины исходила такая мощь, что захотелось убраться куда-нибудь подальше.

— Завтра вечером мне уже нужно будет отправить артефакт Мрака во дворец. А выпускать вас из карцера раньше срока — против моих правил. Поэтому, Крисрон, положите руку на артефакт и повторяйте за мной.

Я говорила слова клятвы и чувствовала, как во мне что-то меняется. Ломается. Сжигается. Переплавляется. А потом увидела, что от того места, где я стояла, начали расходиться, шириться круги. Один за другим. Красный, как печать отца, белый, того оттенка, что были у заклинаний светлого Гарди, и, наконец, черный.

— Занятно… — только и протянул ректор, забирая у меня артефакт.

Я не решилась спросить, что же такого «занятного» Анар увидел. Зато едва моя «экстренная» присяга завершилась, в кабинет тут же явился кто-то из старшекурсников и повел нас с Рейзи в подвал. Итак, моя учеба в академии началась с карцера. Интересно, что ждет меня дальше?

Нас вели по темному узкому коридору, который больше напоминал прогрызенный в камне гигантским червяком тоннель: без окон, с чуть округлыми неровными стенами и таким же округлым неровным потолком. Лишь магические светильники, которые равномерно были развешаны над нашими головами, освещали дорогу.

— Ну вот и пришли, — усмехнулся старшекурсник и протянул руку, отпирая засов.

Странно, что железо не заскрипело. Да и петли на тяжелой двери оказались смазанными. Видимо, карцер был местом популярным.

Рейзи зашел в камеру первым. А потом и меня препроводили в персональные покои. Я шагнула в каменный мешок, и дверь за моей спиной тут же захлопнулась. Лязгнул замок. Что ж, все могло быть намного хуже. А так… главного я добилась: избавилась от печати. И теперь могу выспаться.

Зевок вырвался изо рта помимо воли. У стены валялась куча прелой соломы. Судя по всему — кровать. В углу стоял ночной горшок. Интерьер был представлен настенной живописью, а о чистоте воздуха и свете заботилось оконце под самым потолком, столь маленькое, что через него едва бы пролезла моя голова. Но все равно оно было забрано решеткой. Видно, проштрафившиеся кадеты все же как-то да через него утекали.

Я опустилась на солому. Полюбуюсь на местное творчество потом. А пока — спать. Но сначала… Я сняла с головы картуз. Волосы рассыпались по плечам. Но мне было не до этого. На затылке, в копне пышной шевелюры, спряталась маленькая заколка-птичка. Размером — с четверть мизинца. Вестник. Я поднесла ее к губам и подула, делясь теплом. Универсальный амулет. Простенький и доступный не только магам.

Птичка увеличилась в размерах, отмерла, встряхнулась.

— Передай отцу, что у меня получилось, — шепнула я пичуге и, вытянув руки над собой, поднесла ее к решетке. Вестница напружинила лапки, присела, а затем резко оттолкнулась и сорвалась в полет.

С мыслями о родителях и задремала. И проспала почти сутки. А утро… Оно редко бывает добрым.

Разбудил меня удар колокола. Резкий. Надрывный. Внезапный. Я вскочила, еще не успев толком открыть глаза. Помотала головой, приходя в себя.

Вокруг был сумрак. А еще — туман. Из зарешеченного окошка донеслось:

— Построение. Пробежка. Живо, живо.

Я задрала голову. Глаза уже начали привыкать к тому, что вокруг — насыщенная серость, щедро разбавленная тьмой.

В оконце промелькнули чьи-то сапоги. Много сапог. Кадеты спешили. Судя по всему, на это самое построение.

Я потянулась, чувствуя, как за ночь задеревенели мышцы. Еще несильная, терпимая боль, но если вовремя не размяться, то будет хуже. К тому же ночь выдалась прохладная. Не хватало еще простыть.

Я заплела косу и начала разминку с приседаний-отжиманий. Потом — прыжки, растяжки. Когда я стояла на одной ноге, прогнувшись в спине и пяткой второй пытаясь достать до затылка, в решетку поскреблись.

Вздрогнув, я на миг потеряла концентрацию, а за ней — и равновесие. Благо успела в последний момент выровняться и не упасть.

За решеткой стояла Кара. Промокшая, грязная, растрепанная, но воинственная зая.

— Ты обещала меня не бросать! — обвиняюще пискнула она и дернула носом.

— Как я могла тебя не бросить, когда ты удрала в кусты. Вместе с чемоданом, кстати…

— Я не удрала! — рассердилась Кара. — Это было стратегическое отступление. И пусть в этом облике даже магу не опознать во мне демона, но все же… — Она придирчиво осмотрела меня и уточнила: — Поймаешь?

У меня имелся лишь один вопрос: как перед прыжком ко мне в руки она собралась протаскивать свою упитанную хвостатую попку через прутья? Но Кара протискиваться меж железяк не стала. Она закусила ими. Как пирожными. А потом, прогрызя себе дыру, аккуратно пролезла в нее.

Я подставила ладони, в которые и упал увесистый комок меха. Судя по всему, пушистая ночью сильно нервничала и сточила изрядно и всего. Я даже боюсь представить, чего именно. Но она весьма потяжелела.

И тут я услышала, как лязгнул засов на соседней двери.

— Завтрак! — Зычное эхо полетело по коридору, отражаясь от сен.

Я схватила с пола свой картуз, убрала под него косу. Заю тоже спрятала, задвинув ее в угол за ночной горшок. Не сказать, чтобы Кара этому обрадовалась…

Когда в мою камеру вошел уже немолодой мужчина в форменной одежде, я была примерным проштрафившимся кадетом: безмятежно дрыхла на сене.

Села, нарочито потянулась, зевнула.

— Вот, смотрю, ничего вас, сорванцов, не берет, — беззлобно пробурчал он, ставя на пол миску с кашей. — Еще, поди, и выспался всласть.

Я в ответ хитро улыбнулась.

— Карцер, карцер… Надо было туалеты послать драить или репу чистить на всю академию. А то бока тут отлеживаете на дармовых харчах… — Чувствовалось, что он говорил беззлобно, скорее по привычке.

Я и не стала возражать. А чего на правду-то скажешь? К тому же я действительно выспалась…

— Плошку в обед заберу и кружку тоже!

Я беззаботно кивнула. Надзиратель ушел, а я с радостью принялась за еду. Ячменная каша оказалась клейкой и пресной, на зубах песком скрипели магические приправы, отвечающие за вкус и аромат. Но то ли они были просрочены, то ли магу, что их составлял, стоило податься не в кулинары, а в отравители… И тем не менее у меня к каше был преотличнейший соус, который может сделать изумительно вкусным даже отвратительное блюдо, — это голод.

С учетом того, что последний раз я ела сутки назад, мне было глубоко наплевать и на специи, и на то, что еда холодная. Главное — ее можно было съесть. Зая смотрела на меня как-то жалостливо.

— Что, тоже хочешь? — Я протянула ей ложку с варевом.

— Нет. — Кара отшатнулась и спряталась за горшок, из-за которого только-только вылезла. — Просто думаю, может, тебе нормальной еды принести…

— Если это будет не сабля или чей-нибудь ботинок, то я согласна.

Кара ускакала за добычей. А пока она доставала для меня провиант, я успела сначала поперестукиваться, а потом и вовсе поговорить со своим соседом по камере. Оказалось, что в стене между камерами есть местечко, где с каждой стороны один из камней можно аккуратно вынуть. Главное, потом их так же аккуратно втиснуть обратно.

В итоге Рейзи смотрел своим незаплывшим глазом на меня, а я — на него. Правда, отверстие получилось с его стороны чуть больше золотой монеты, а с моей — с добрую ладонь. Но так или иначе дырка между камерами, проковырянная поколениями кадетов, имелась. И Рейзи, как частый клиент сих апартаментов, о ней был осведомлен.

Узнать у соседа я успела многое. И о самой академии, и о том, как здесь темные «любят» светлых. Так любят, что если бы не соглашение между императорами, то поубивали бы всех к бездне.

Ректор, к слову, тоже не питал особого расположения к белым магам, но поскольку Темный властелин приказал… А вот привечать ведьм и чародеек в академии — такого приказа не было. Чем Анар беззастенчиво и пользовался, стараясь не допускать к отбору магинь. Правда, самые упорные нет-нет да и прорывались. В основном — темные. То ли более упорными были, то ли более независимыми, может, просто в кого-то влюбленными.

— В ректора, что ли? — ляпнула я.

За стеной чем-то подавились и закашлялись.

— Ты, главное, ему это не скажи. Он у нас жуткий женоненавистник. Не без причин, правда, — начал трепаться за стеной Рейзи.

— Это как?

Делать было особо нечего, я ждала Кару и скрашивала время, выуживая информацию.

— Так. Он считает, что бабам, пусть и магам, на войне не место. А порубежники — это ведь воины, причем элитные, которые с самыми опасными тварями бездны борются! — В голосе Рейзи послышалась гордость и превосходство.

Мне стало чуточку обидно. Интересно, смог бы этот «элитный» без своей магии добыть саблю из аллурийской стали, протащив ее под носом у пограничного контроля? Или смог бы нырнуть на запредельную глубину с утеса, уходя от преследователей, и при этом не напороться на острые скалы? Или… Впрочем, вслух я сказала другое:

— И что, если магиня, то в порубежники не берут?

— Берут. И в атакующих магов берут, и в защитников, и в артефакторов боевых амулетов, и в военные летные отряды, если дракон или гарпия. Ну и в порубежники, знамо, тоже берут. Хотя и очень редко, — буркнул Рейзи. За этим его неохотным ответом чувствовалось что-то свое, личное. — Но только самых сильных, хитрых и настойчивых. На моем курсе тоже учится одна… такая. Статия. Стерва редкостная. И зараза. Так что, Крис, держись от нее подальше.

— Запал? — догадалась я.

— Да иди ты… — послышалось недовольное в ответ.

Я усмехнулась. Как успела выяснить, мой сосед — с третьего курса. И вроде ему стукнуло двадцать лет, но вел он сейчас себя как мальчишка. Хотя если чувства искренние, то мужчины часто ведут себя словно дети. В этом я убедилась, глядя на отца. Да и мама от него в этом плане не отставала, и дурачились они на пару.

— Куда я пойду, тут четыре стены и эта… живопись.

Я мотнула головой на один из шедевров, хоть Рейзи не мог увидеть и оценить прелесть «фрески».

— А, ты же в любимой камере Рига…

— Кого?

— Ригнара. Он, наверное, во всей академии один нормальный светлый.

— Это еще почему? — Мне стало любопытно.

— Потому что сам поступал. Без этого… императорского назначения. Наравне с нами. Правда, его тогда ректор брать не хотел. Не знаю уж почему… В общем, запутанная история. Но, если что, знай: Риг, он нормальный. Хотя и на всю голову ушибленный, но нормальный.

— А ушибленный-то почему?

— Потому что светлый, — выдал прописную для темных истину Рейзи. — Вот ты — нормальный. Поступил по-темному: пришел, выгрыз свое место зубами у светлого. Еще и в карцер угодил… Погоди, послезавтра выйдешь отсюда героем.

В последних словах темного я сильно усомнилась. А он между тем продолжал:

— Только я не понял… У ректора там, в кабинете… Почему у тебя три круга было? Ты дуал? У тебя две стихии? Когда я присягу принимал, от меня черный круг разошелся. От светлых — белый идет. А от тебя — красный и темный. Мне, правда, показалось, что еще белый, но такое только у рода Блеквудов возможно… Но ты явно не из них.

— Не из них, — открестилась я. — И не обзывай меня дауном.

— Дуалом, балда! — развеселился Рейзи. — Это маг, которому сразу две стихии подвластны.

И тут я услышала шаги по коридору.

— Шухер! — скомандовал темный, и мы без лишних слов закрыли наше «слуховое окно».

Спустя несколько ударов сердца в мою камеру пожаловал гость. Да такой, что я поняла: рано обрадовалась зачислению.

Ректор вошел без слов. Хмурый. Озадаченный. Глянул на стену, но то ли эпическая картина его не впечатлила, то ли он был занят своими мыслями… Зато я удостоилась пристального внимания.

В тишине было слышно, как где-то капает вода. Кап. Кап. Кап. Капли ударяли размеренно, убийственно-монотонно. Казалось, что их сводящий с ума звук ввинчивается мне в мозг.

— Лэр Стронкер, вот последние двое кадетов. — С этими словами Анар посторонился, пропуская в камеру еще одного гостя. — Остальных вы уже видели. А этих не было на смотре, поскольку отбывают наказание за дуэль.

Мне стоило невероятных усилий не вздрогнуть при виде белого мундира инквизитора. Я медленно подняла взгляд. Передо мной стоял немолодой воин со шрамом, рассекавшим наискосок правую щеку. Он подошел ко мне и, цапнув за подбородок стальной хваткой, заставил задрать голову.

— Кадет? — В меня впился жесткий взгляд.

— Да. — Я сглотнула и разозлилась на себя. Да что это я оцепенела, как Кара перед виувиром. Еще сейчас и мутить начнет.

«Крис, соберись!» — скомандовала себе. Но собраться не получилось. Зато разозлиться… Я ушла от погони. На спине морского дракона пересекла четыре дневных перехода корабля за пару ударов колокола. Избавилась от печати, в конце концов! Так что я чиста. А если этот беломундирный вздумает меня схватить — без боя не дамся.

Я сжала челюсти. Руки сами собой начали наливаться силой и тьмой.

— Крисрон, контролируйте свой дар. — Голос ректора заставил вздрогнуть и меня и инквизитора. — А вам, лэр Стронкер, я бы посоветовал не прикасаться к пожирателю душ. Мальчишка еще не совсем стабилен после дуэли и может нечаянно… вам навредить.

— Мне? — усмехнулся инквизитор, и его рот исказила гримаса: шрам, располосовавший щеку, сковывал мышцы. Впрочем, руку от моего подбородка он все же убрал.

— Десять единиц из десяти. Абсолютный темный дар при неполной инициации… Так что смотрите сами, с огнем играете… — предостерег гостя Анар.

— Занятные у вас ученики… Один другого интереснее…

— Помнится, пять лет назад я уже слышал эту фразу. Правда, не от вас, а от вашего главы.

— Мессира Бранда? — удивился инквизитор.

Меня же это имя ожгло, словно удар кнута. Черный Ворон. Верховный инквизитор.

— Да, он приезжал сюда по личной надобности… И тоже уехал ни с чем.

Это был такой толстый намек, что беломундирный выпрямился как от пощечины.

— На этот раз у нас есть прямые доказательства. К тому же мы ищем беглого преступника.

— Вы уже говорили. И даже показывали свиток.

Я благоразумно не вмешивалась в этот разговор. А ректор меж тем продолжил:

— А еще вы утверждали, что беглый преступник немолод и ему чуть больше сорока. Этот же мальчишка без личины, и ему всего двадцать один. К тому же на нем нет следов взломанной печати… Или есть?

— Нет, — нехотя пробурчал инквизитор и отвернулся.

На этом гости из моей камеры отчалили. Я выдохнула и прислонилась спиной к стене. Сползла. Обхватила колени. Руки мелко дрожали. По вискам тек холодный пот. Экзамен. Внезапный. От которого зависела моя жизнь. И я его выдержала.

За соседней стеной дверь стукнулась о стену. Пробыли ректор с его спутником там недолго, а потом удалились.

Я так и осталась сидеть на полу. Вот теперь точно все. Но, избавившись от проблемы печати, я обрела проблему новую: как не стать монстром. И, судя по всему, помочь мне в этом могут только те, кто знает о пожирателях гораздо больше меня. Маги. Учителя. И убегать из академии мне враз расхотелось. И дело даже не в принесенной присяге, а в том, что только здесь я смогу обуздать тьму, которая внутри меня.

За своими мыслями не заметила, как в камеру просочилась Кара. Встрепенулась, когда на пол упал кусок сыра, а за ним шмякнулась и зая.

— Ты чего меня не ловишь? Я уже себе все лапы отбила!

— Извини.

Она еще долго ворчала. А я, обдув добычу и отряхнув ее, начала жевать. Есть хотелось зверски. Пока работала челюстями, рассматривала картину, которая красовалась на стене напротив.

Судя по всему, рисовал ее мастер своего дела. Внизу была изображена куча и вылезший из нее в шлеме крот с выражением полного изумления на морде. Очки на «землекопе» сползли на самый кончик носа, а сам он был настолько похож на человека, что, даже не просвети меня Рейзи, что крот — карикатура на преподавателя тактики, я бы наверняка догадалась: где-то на свете бродит реальный прототип. Сверху над кротом нависала акула в форме спортивного судьи. При этом она свистела в свисток и показывала карточку нарушителя. Глумливо ухмылялась во все свои два ряда клыков, да и вообще выглядела типичным мордоворотом. Рядом с этой парочкой красовался конь, стоявший на задних копытах. Он был в пальто и курил трубку.

— Занятные, — хмыкнула кроля, разглядывая шедевр вместе со мной.

Нет, на стене было множество и других рисунков. Но этот… впечатлял.

Зая, решив, что ночных приключений с нее хватит, захотела вздремнуть. Потопталась по сену и, зарывшись в него наполовину, легла.

По коридору загрохотало. Оказалось, принесли обед. Я прикрыла Кару сверху пучком соломы. Вошел тот же надзиратель, плюхнул новые миски и забрал старые. После сытного сыра пустая тушеная капуста не казалась мне уже такой питательной и замечательной.

Я продолжала сидеть. Я ждала. Известия от родителей и… ректора. Что-то мне подсказывало, что лэр Анар вернется. Один, уже без инквизитора. И оказалась права. Ну что у меня за чуйка на неприятности? Хотя бы раз ошиблась.

На этот раз дверь открылась бесшумно. Да и шагов по коридору не было слышно. Однако он появился. Уже под вечер, когда даже зарева закатных лучей не было видно.

Присягу первокурсники давали под вечер. С плаца, который хоть и находился от нас далеко, все же долетали отсветы вспышек особенно сильных магов, когда артефакт сжигал их первородные магические меты, меняя на единую для всех: два скрещенных меча — символ боевых магов.

У меня сейчас на плече вместо языков черного пламени красовался такой же знак: два меча. Правда, пока лишь блеклые контуры. Как объяснил Рейзи, только по окончании академии мета станет полноцветной и дополнится деталями. А пока…

А пока на пороге моей камеры стоял ректор. В руках у него были то ли наручники, то ли магические браслеты.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Крисрон?

— О чем именно?

— Почему тебя искали инквизиторы? Правда, при этом утверждали, что тебе больше сорока и ты — беглый преступник, удравший с рудников. Я не выдал тебя этим ищейкам лишь потому, что хочу сначала разобраться сам.

Он говорил, но явно чего-то недоговаривал.

— Могу вас заверить, господин ректор, что я не каторжник. К тому же мне до сорока лет еще бегать и бегать…

— И ведь не врешь, — задумчиво протянул Анар, глянув на перстень, камень которого светился зеленым. — Но мне полуправда не нужна. Ты выкладываешь все здесь и сейчас.

— Тогда поклянитесь, что вы не нанесете этими знаниями мне вреда. — Я упрямо глянула в глаза ректору.

— Нагле-э-эц, — протянул он то ли осуждающе, то ли восхищенно. — Его к стенке приперли, могут размазать, а он еще условия выдвигает. Ну что же, Крис, знай. Я своих не выдаю. А ты успел дать присягу… К тому же ты темный, а значит — подданный Черного властелина. И тебя преследует светлая инквизиция, утверждая, что ты уничтожил светлую печать…

И я рассказала. Об отце, о матери. О том, как сломалась печать… Ректор впечатлился.

А потом все произошло в один миг: Анар приблизился ко мне и, резким движением схватив одно из запястий, защелкнул браслет.

— Вторую руку, — требовательно приказал он.

— Нет!

Я разозлилась. В один миг моя вторая кисть окуталась тьмой. Мгла клубилась, бесновалась, готовая сорваться с кончиков пальцев.

Ударить не успела. То ли ректор был очень опытным, то ли я не столь проворной. А может, мне изменила удача. Но мою силу словно замкнуло на этих бездновых наручниках.

Мысль, что меня все же поймали, забилась в мозгу, как птица в силках. Поймали и крепко держали за плечи. Стальной хваткой. Такой, что не вырваться.

— Браслеты Дианары. Они измеряют уровень магического дара, — пояснил между тем ректор, неотрывно глядя на мои оковы.

Я ошеломленно опустила взгляд вниз. Первая искра. Вторая. Третья… Десятая.

— Я был прав, предполагая… Едва ты вошел в кабинет, — удовлетворенно заключил ректор. — Десять из десяти… Силен. Даже для пожирателя — силен.

Я наконец-то догадалась. Вот она — причина, по которой меня оставили. Десятый уровень дара. Максимальный. Отец говорил, что в империи таких магов не больше пары дюжин. И все они находятся под пристальным контролем императорской службы безопасности. Ведь большая сила — большое искушение. В том числе и искушение пошатнуть трон.

— А если бы у меня была шестерка, как у Гарди? Все бы вышло по-другому?

— Если бы ты сумел его победить с шестью единицами — так же. Академия ценит сильных воинов. Духом, телом и… — Мою щуплую фигуру окинули критическим взглядом. — …и даром. Тех, кто сумеет стать живым щитом от диких тварей глубин бездны. Как выйдешь из карцера — займешь комнату Гарди. Она в общежитии светлых.

С этими словами ректор снял с меня браслеты и развернулся к выходу. И только я хотела сказать, что слегка не мальчик… Но глянула на мрачного Анара и захлопнула рот.

Обрадую его как-нибудь в другой раз.

Уже в дверях ректор, обернувшись, бросил:

— И мой тебе совет, не как ректора, а как мага: будь осторожен. Стронкер не нашел того, кого искал, но мне пришлось пойти на некоторые уступки…

Ночь обрушилась на академию резко и затопила все вокруг. А вместе с ней пришел холод. Кара заявила, что в этом каменном мешке она задрогнет, и потребовала выпустить ее на волю. Я не возражала.

Когда колокол ударил двенадцать раз, ознаменовав полночь, я встретила новый день приседаниями. То ли вчера устала до состояния трупа, то ли погода была потеплее… Но сегодня я мерзла. Основательно.

Это будет трудная ночь, и не все доживут до рассвета. Изрядно покусанный кусок сыра, спрятанный в соломе, — так точно. С такими мыслями я вгрызлась в остатки трофея, добытого Карой.

Последующие два дня пролетели, как выпущенный из арбалета болт. Разговаривая с Рейзи через дырку в стене, я узнала еще много чего нового и интересного.

Например, о том, что после зимней сессии, которая периодически совпадала с зимними Онистскими играми, что проводились раз в четыре года, создавались боевые четверки. Причем наставники старались сформировать их так, чтобы в каждую входило два темных и два светлых мага. В идеале — с разными направлениями стихий. Но это желательно. А обязательно — чтобы четверка была стабильной, уравновешенной магически.

— Это как? — не поняла я.

— Ну, если у тебя девятка, то и у кого-то из светлых в твоей четверке тоже должна быть девятка, чтобы уравновесить. Иначе при построении защитных и атакующих углов перекос будет в твою сторону… — За стеной раздался смешок. Рейзи явно веселился. — Судя по тому, как ты раскатала этого беленького… у тебя потенциал явно не маленький. Могут привесить трех светлых.

Я и вовсе приуныла.

— Хотя об этом рано задумываться. Экзамены еще через четыре месяца… А пока вас мессир Эйк, тот самый, что в виде акулы намалеван у тебя на стене, будет ставить в пары, тройки… Иногда, чтобы натаскать, проводятся тренировки по атаке и защите, совместные со старшими курсами. Они отрабатывают щиты. Первокурсники — атаку.

— А зачем? Ведь от неумелого мага-первокурсника защититься легко… — не поняла я вывертов преподавательской логики.

— Неумелого, вот именно! Нет ничего опаснее, чем первокурсник, который сам не знает, чем он атакует, — выдал темный.

А у меня создалось ощущение, что он кого-то цитирует. Может, этого… акулу?

Кара эти два дня не появлялась. Я даже забеспокоилась, не сожрал ли ее виувир. Хотя это еще большой вопрос, кто кого там съест. А вот письмо от родителей пришло как раз перед окончанием моего заточения. Пичуга принесла всего несколько слов. Прочирикала их и… лопнула, как мыльный пузырь.

Но я была счастлива: мама и папа сумели сбежать и сейчас на свободе. А это — главное.

Выпустили меня и Рейзи с утра. Темный, пожав руку, бросил: «Бывай!» — и умчался на занятия. Мне же предстояло заселение. А еще надо было получить форму, учебники, оружие… Но сначала — найти чемодан. Зая, перед тем как удрать на вольные академические просторы, сообщила, что спрятала его в кусты.

Искала я долго. Не будь я потомственной контрабандисткой — не нашла бы ни в жизнь. Но мне нужны были мои документы, деньги и прочие милые сердцу мелочи. К тому же моя торба была зачарованной и выдержала купание в море. И сейчас лежала на дне чемодана.

Найдя пропажу, я направилась к коменданту. Вселяться. Занятия уже начались, и коридоры общежития были пусты. Но я оказалась упорной и отыскала-таки уже немолодого дракона, который, едва я озвучила, что, собственно, от него хочу, проревел:

— Слушай, кадет, как там тебя… — У него даже чешуйки на скулах проступили.

— Крисрон, — подсказала я разозленному ящеру, который разве что огнем не плевался.

— Крисрон, от тебя тьмой несет за десять локтей. Не стоит так шутить. Или ты на всю голову бесстрашный?

— Нет, не бесстрашный. Просто у меня запоздалая реакция. — Я нагло улыбнулась и повторила вопрос: — Так что там с заселением?

— Принесешь бумагу от ректора — выдам ключ.

Пришлось идти к главе академии, а точнее, к его секретарше-гарпии. Та недовольно пощелкала клювом, но бумагу настрочила. И даже на подпись к ректору отнесла.

Я решила заодно и форму получить, пока у меня на руках был официальный документ с автографом Анара. И вот тут вышла вторая заминка. Кладовщик — тихий, сутулый, с длинными тощими руками гоблин, который ростом доходил мне едва до пояса, — посетовал, что у него нет моего размера мужской формы. Ни портов, ни кальсон…

И тут я поняла: вот он, мой звездный час.

— А мужскую и не надо. Я девушка.

Чего я не ожидала, так это бурной реакции кладовщика на мое заявление. Он прижал руку к голове и протяжно застонал:

— Не-э-эт. Опять! За что?

И ушел. Не было его долго. Я уже начала волноваться. Решила пройти за стеллажи с одеждой, куда удалился гоблин.

Нашла его между двух ниш.

— Простите, с вами все порядке? — спросила я, глядя на решительно настроенного карлика.

— Да, в полном, — запыхтел кладовщик.

— Тогда, может, вы слезете со стула и снимете петлю с шеи?

— Нет. Вы меня достали! — С этими словами гоблин оттолкнул ногами табурет.

Я действовала быстро. Все же форма мне нужна была позарез. Потому не стала подбегать с висящему и пытаться удержать его на руках. И вовсе не оттого, что мелкий весил, несмотря на свою субтильную фигуру, изрядно (это я знала по опыту общения с другими гоблинами), и не потому, что он наверняка стал бы отбиваться и брыкаться, чтобы ему не мешали умирать. Нет. Просто рядом со мной была ниша. А в ней — акинаки. Заточенные короткие мечи, которые, как выяснилось чуть позже, входят в экипировку кадета.

Я схватила клинок и рубанула по веревке. От души так. Гоблин упал на пол кулем. Возмущенным, к слову. Закашлялся, схватившись за горло.

— Господин кладовщик, будьте добры мне сначала выдать форму, а потом умирайте дальше на здоровье.

— Что? — Судя по тону, гоблин уже передумал умирать.

— Извольте умирать в свободное от работы время. А пока на службе — не филоньте.

— Ну нету у меня формы. Нету! Мужскую еще найти могу, на пару размеров побольше, а вот бабской… Тьфу! Ректор ведь говорил, что в этом году девок не будет. Я уже вздохнул с облегчением, — бубнил гоблин, снимая с шеи петлю. — Как раз ревизию провел, всю негодную сдал, новой не завезли…

Он брюзжал, а я по обрывкам его фраз начала понимать, отчего такая бурная реакция. Дело в том, что все кадеты после присяги были обязаны ходить в форме. А обеспечить их оной — задача кладовщика. Если же тот не справится со своими обязанностями, получит взыскание. И, судя по всему, очень строгое. А с учетом того, что бедного плешивого карлика уже порядком издергали, то… Гоблины же существа нервные, с тонкой душевной организацией. Правда, обычно они в нервическом припадке громят все вокруг и готовы начистить морду даже каменным троллям, а мне уникум попался с манией самоустранения, не иначе.

Кладовщик все бубнил себе под нос, пытаясь найти мне форму. Не скажу, что у него это особо получалось. В итоге я стала обладательницей мужских штанов, что были велики мне на пару размеров. Сапоги, выданные кладовщиком, оказались еще хуже, чем те, что были на мне, но это не помешало мне взять и казенную обувку. Рубашки, увы, и вовсе не нашлось, зато обнаружился колет, который сносно на мне сидел. Хорошо, что для занятий с оружием мечи выдавались всем одинаковые. Одежда для тренировок — свободные порты и такая же рубаха — болталась на мне, как мешок из-под картошки на палке. Но все же это лучше, чем ничего.

Гоблин дотошно снял с меня мерки и скрипучим недовольным голосом заявил:

— Держи пока это. Через месяц зайдешь. Как раз и сапоги для тебя стачают, и форму сшить должны. А пока ходи так. И не зыркай зенками. Нет у меня размеров на таких задохликов. Тебя же в поединке любой перешибет без магии… Как поступить-то сумела?

— Поспорила, — призналась я нехотя.

— Что сумеешь жениха отхватить здесь, что ли? — хмыкнул гоблин.

Я поперхнулась и закашлялась.

— А что? Знаешь, сколько тут у ворот каждый конец седмицы девок стоит? Тю… Гурьба. А самые наглые еще и поступить норовят. Только наш ректор — мужик толковый. Баб поганой метлой гонит. Ведь девка-то мужика слабее… Особливо в открытом бою. А тут воинов учат! — Он назидательно поднял крючковатый палец вверх.

Еще один женоненавистник на мою голову.

— И что, неужели магичек среди кадетов нет? — поддела я гоблина.

— Есть, — нехотя признался тот. — Но это такие… Исключения из правила. В смысле заразы они исключительные! Не всякий опытный порубежник пересилит. Потому их господин Анар и берет в кадеты.

— Значит, я тоже исключение.

— Да тебя перешибить, что плюнуть, — усомнился гоблин.

— Ну… это часто говорят пожирателям душ. Когда видят их в первый, он же последний, раз… — Я изогнула бровь.

Кладовщик намек понял. Сглотнул и заверил, что форма будет готова через седмицу. Видать, раздумал умирать окончательно.

С формой и чемоданом я направилась в общежитие. Когда комендант узнал, что я девушка, а заселить меня нужно в мужское крыло… Ну хотя бы реакция была не столь бурной, как у гоблина. Он лишь дернул глазом. Глубоко вздохнул. Потом ме-э-эдленно, очень медленно выдохнул и уточнил:

— Еще сюрпризы будут?

— Какие? — насторожилась я, вспомнив о Каре, которая ускакала на вольные хлеба и сейчас где-то носилась.

— Беременность? Тайный муж? Двойник? Костер инквизиции? — начал он перечислять.

Ух ты! А комендант-то дракон подкованный. Видимо, всякое в его жизни было, раз он так резво перечислил варианты, до которых еще додуматься не всякий сумеет.

— У вас богатая фантазия, прямо как у сказителя.

— Дознавателя, — поправил дракон.

Да что же такое?! Мне в последнее время прямо-таки неприлично везет на эту братию.

— Могу заверить, что ни один из перечисленных сюрпризов вас не ждет.

— А другие? — Комендант оказался на редкость проницательным.

Я решила, что этот дотошный ящер без поживы меня не отпустит, потому, придав своему лицу самое невинное выражение, произнесла:

— Еще я немного пожирательница душ…

Дракон отвернулся и процедил что-то сквозь зубы. Видимо, сейчас он боролся с главным врагом каждого человека (и нелюдя тоже) — собственной нервной системой. И, судя по тому, что ко мне спустя некоторое время ящер повернулся с абсолютно невозмутимым лицом, он сумел успокоиться. Я бы сказала, что его посетили сразу все четыре вида полной невозмутимости: цветовая, когда все фиолетово, геометрическая, когда все параллельно, музыкальная, когда все по барабану (и по бубну тоже), ну и агрономическая…

— Что же, кадет Каржецский, — иронично протянул он, — вот вам ключ. Кстати, у нас нет женского крыла. Только на последнем этаже несколько комнат.

И тут раздался стук.

Комендант раздраженно бросил:

— Да?!

Дверь распахнулась.

— Господин Дронир… — начал было вошедший кадет и замер на полуслове, ошарашено переводя взгляд с меня на дракона. — Понял. Зайду попозже.

— Что ты понял, Митиш? А ну вернись! — рыкнул дракон.

Я подавилась смешком. А что еще мог подумать кадет, увидев меня, вытянувшуюся во фрунт? Правильно: дракон распекает какого-то адепта. Так зачем лезть под горячую руку? Правильно, незачем!

Митиш вернулся. Да не просто вернулся. Щелкнул каблуками, вскинул голову и отчеканил, преданно (на мой взгляд — излишне) глядя в глаза:

— Наряд выполнен! Туалет на втором этаже отдраен! Разрешите идти?

— Нет. Не разрешаю.

Лицо русоволосого парня, что так бодро рапортовал о чистоте клозетов, погрустнело. На нем прямо-таки крупными буквами читалось: «Не пронесло». А комендант между тем продолжил:

— Проводите кадета Крисрона на верхний этаж, в одиннадцатую комнату.

— Верхний этаж? Но он же… к тому же он темный! — И такое справедливое возмущение во взоре.

— Выполнять! — рявкнул дракон.

Надо ли говорить, что и меня и русоволосого буквально сдуло из комнаты. Едва за нашими спинами захлопнулась дверь, как мой провожатый выдохнул, а потом смерил меня неприязненным взглядом.

Я невозмутимо подхватила чемодан, сверток с формой и, изогнув бровь, предостерегла кадета:

— Вот не зря говорят, что общение с темными противопоказано светлым со слабой нервной системой.

— Ты откуда такой вылез? — без обиняков начал Митиш, в несколько торопливых шагов догоняя меня. — Тебя ведь и обратно туда же утрамбовать могут.

— Это воспринимать как вызов на дуэль? — невозмутимо осведомилась я.

У Митиша дернулся уголок губ.

— Много чести для благородного поединка.

— А… То есть предпочитаешь нападать со спины и устраивать «темную»? Все в лучших традициях светлых… — растягивая слова, словно только что познала сакральный смысл бытия, произнесла я.

И буквально услышала, как у кого-то соскребается зубная эмаль.

— Устав почитай, тогда узнаешь, — процедил мой провожатый. — Дуэли запрещены.

— Боишься карцера? — Я откровенно наслаждалась, отводя душу.

Вот коменданту хамить было нельзя, а тут… Митиш сам напросился.

Кулак разминулся с моим носом буквально на пядь — успела в последний момент уклониться. Я резко присела на одной ноге и пяткой второй точно заехала по вражьему колену.

Митиш охнул и начал падать, теряя равновесие. И надо было именно в этот самый момент начать открываться двери. Не иначе комендант решил проверить, что там за подозрительный шум. Выпрямилась я еще быстрее, чем присела, и успела в последний момент поймать падавшего Митиша за руку.

В итоге перед драконом мы предстали парочкой, крепко держащейся за руки.

— Что здесь происходит? — подозрительно повел носом ящер.

— Дружим, — выдала я.

— Беседуем. — Светлый был настроен не столь оптимистично.

— Ну-ну, дружите, — произнес дракон с интонацией «я вам не верю ни на медьку» и захлопнул дверь.

— Надо же… А ты не полный ырка. Что не нажаловался-то?

— А ты этого прямо жаждал? — усмехнулась я, отпуская руку.

Светлый ничего не ответил, но перестал на меня смотреть как на личного врага и наконец вспомнил, что он вообще-то должен меня проводить.

По лестнице мы поднимались в молчании.

— Слушай, а тебе что понадобилось на женском этаже? — спросил он меня, когда любопытство одержало победу над чувством неприязни. — Форму, что ли, передать кому пришел?

М-да… Далеко этому кадету до дракона. Ой далеко. У ящера фантазия явно богаче.

— Я здесь буду жить.

Выпученные, как у ночного жирлита, глаза уставились на меня.

— Что-о-о? — Вопль тоже был грандиозным.

Я пожала плечами и сняла картуз. Волосы рассыпались по плечам.

А Митиш… У него было такое выражение лица, словно он в полной темноте налетел на фонарный столб.

— Я-то думал, что ты нормальный темный… — выдохнул он.

Вот она какая, мужская логика…

Между тем светлый ткнул пальцем в одну из дверей и, буркнув, что постельное белье в комнате в шкафу, поспешил удалиться.

Я зашла в свою комнату и осмотрелась. Узкое стрельчатое окно, койка, жесткая и ровная (прямо как горбыль), стол, табурет и ниша, благодаря дверке успешно маскирующаяся под шкаф, — все это помещалось в клетушке, которая была длиной четыре шага, а шириной — семь.

Но я и этому была рада. Хотя бы не казарма. Поставила чемодан на пол, форму положила на стол, сметя с него пыль. Интересно, сколько придется ждать?

Как оказалось — недолго.

Я не успела застелить постель, как в окно начал долбиться вестник. Распахнула створки, впуская птицу. Черный ворон буквально выплюнул из клюва послание и с видом «как меня задолбали эти кадеты» возмущенно каркнул и улетел прочь.

Еще не развернув записку, я уже примерно знала ее содержание.

Прочитала и усмехнулась. Оперативно, однако, начальство в курс ввели…

Я шустро переоделась в форму. Вернее, в то, что от нее мне досталось. Оставила свою рубашку, раз уж казенной мне не хватило, нацепила штаны, колет. Всунула ноги в сапоги, которыми разжилась на корабле. Хлябали они изрядно, но к ним я хотя бы притерпелась, в отличие от выданных кладовщиком. Кепку со смехом бросила на кровать и заплела волосы в косу — раз ректору уже доложили, то теперьнет смысла скрывать.

Я спешила по лестнице, когда снизу донеслось:

— Идет…

— А вдруг не он?

— Сказали же, что наверх поселили.

И в тот же миг мою лодыжку обвил ремень кнута. Тело резко дернуло вперед вниз. Я вцепилась в перила в последний момент и лишь чудом не упала.

— Вали темного!

— Из-за него Гарди отчислили!

Слухи всегда распространялись быстрее морового поветрия. И по умам их разносят не только беззубые старухи… Это факт. А вот сейчас, судя по всему, я буду пожинать их плоды. Да, боевой магией в академии пользоваться было нельзя, как меня просветил Рейзи. Но что, например, помешает прижечь мне лицо ладонями, на которых искрится заклинание горячего утюга? Или заморозить в глыбу льда руки-ноги, а потом методично поработать кулаками по печени и почкам?

Эти мысли пронеслись в моей голове в один миг. Зато тело, привыкшее убегать, действовало само: удар сердца — и нога выскользнула из голенища сапога, что был велик. Второй удар — и я с низкого старта припустила вверх по лестнице. Забежала на мужской этаж. Все двери закрыты. Да и искать помощи за ними бессмысленно. Зато в самом конце коридора из распахнутой двери то ли душевой, то ли прачечной валил пар. Туда я и устремилась, по пути потеряв второй сапог.

На середине коридора чутье ударило не хуже хлыста. Обернулась. Как раз вовремя. В меня летел здоровенный пульсар. Огненный шар был такой мощный, что уклониться в сторону не имелось никакой возможности: все равно бы зацепило. Взвыла тревожная сирена, оповещая о злостном нарушении. Но какое мне дело до этой пугалки, если меня сейчас вот-вот поджарят до углей?

— Шарх! — выругалась я, на полном ходу подгибая ноги в коленях.

Тело отклонилось назад, и я упала на спину. К счастью, скорость я набрала приличную, коридор оказался недавно помытым, и пол еще был мокрым. Потому остаток пути я проскользила на спине, наблюдая, как в пяди от лица, опережая меня, проносится огромный огненный шар, оставляя после себя черную копоть на стенах с обеих сторон коридора.

Мой впечатляющий забег, превратившийся в заезд, окончился не менее феерично: я ударилась во что-то твердое и мокрое, больно припечатавшись коленом.

А надо мной завис огненный шар. И не просто завис: его удерживала чья-то сильная рука, заставляя бешено вращаться вокруг своей оси.

— Что. Здесь. Происходит? — чеканя каждое слово, произнес полный сдерживаемой злости голос.

Знакомый такой голос. Я ведь его недавно слышала. И примерно с такими же интонациями.

Сглотнула, стараясь понять, кому он принадлежит. Признаться, когда ты спиной и согнутыми ногами протираешь пол, а над тобой крутится здоровенный сгусток огня, удерживаемый лишь силой мага, соображать слегка тяжеловато. Глаза слепило. Кожу пекло. Но я все же смогла увидеть сильное мужское запястье, которое было частично в пене. В оной же были широко расставленные для устойчивости ноги. Да и вообще, судя по всему, мужик мылся и выскочил из душевой по тревоге, поскольку на нем не было ничего, кроме пены и полотенца, наспех накинутого на бедра.

К слову, и затормозила я как раз об ногу этого недомывшегося.

Огненный шар, дико вращаясь, начал уменьшаться, словно его силу пили мелкими глотками. И пульсару это не нравилось.

— Я жду ответа. — Злой рык пронесся по этажу.

И тут в коридоре раздался топот, начали распахиваться двери, а на все общежитие прогремел голос, который я точно ни с чьим уже не спутаю:

— Кадеты Ригнар, Крисрон, Лармор, Нартон, Ролло, Свейн, Тормод, — ко мне в кабинет. Немедленно!

Огненный шар наконец исчез, полностью уйдя в ладонь моего нечаянного спасителя, и я наконец смогла увидеть лицо того, в кого врезалась. Несмотря на пену и неожиданный ракурс, я моментально узнала своего недавнего знакомца: того самого столбоносца, с кем мы не поделили ворота.

— Ты? — изумленно вопросил он, словно не веря увиденному.

— Я, — подтвердила очевидное.

В темно-синих глазах полыхнула злость. Похоже, он сильно пожалел, что спас меня. Впрочем, вслух светлый ничего не сказал. И в этот самый момент полотенце решило, что раз опасность миновала, то и его работа по прикрытию завершена. Маг, подхватив наглый кусок ткани, все же выругался сквозь зубы, развернулся и потопал обратно в душевую.

Я поднялась. Резко, как учил отец: чуть высвободив и напружинив ноги, прыжком приведя тело в вертикальное положение. Обернулась.

Пятерка светлых магов стояла в начале коридора. И тут до них начало доходить, что я не только «тот, из-за кого вылетел Гарди».

(обратно)

ГЛАВА 4

Спустя четверть удара колокола мы, семеро, стояли в кабинете ректора. Мой нечаянный спаситель уже был не в пене, а вымыт и одет по всей форме. Хоть портрет настенный пиши. Во весь рост. Я смотрела на застегнутый на все пуговицы мундир, на аккуратно зачесанные, почти черные от влаги волосы — и завидовала. Не могла не поразиться тому, как шатен быстро привел себя в порядок. Ему хватило всего дюжины ударов сердца, чтобы выйти из душевой при полном параде. Да… Такому таланту перевоплощения у контрабандистов цены бы не было…

Зато остальные шестеро, слегка подкопченные, разгоряченные убеганием и преследованием, выглядели не так презентабельно. Я вообще стояла в одном сапоге, потому что второй, оставленный в петле на лестнице, найти не удалось. Ни сапога, ни петли. Как сквозь землю провалились.

Когда я вошла в кабинет Анара, то первое, что услышала:

— Крисрон, неужели так сложно дойти до моего кабинета? Потрудитесь объяснить, что произошло?!

Когда ректор потребовал объяснений от меня, пятерка нападавших помрачнела. Хотя, казалось бы, куда дальше-то?

Я же решила, что на вопросы стоит отвечать в хронологическом порядке, потому бодро отрапортовала слегка подредактированную версию коменданта:

— Кадет Крисрон по вашему приказанию прибыла. Разрешите доложить: не беременна, замуж выйти не желаю, готова приступить к учебному процессу немедленно.

Шатен сдержанно хмыкнул. Квинтет моих почитателей закашлялся.

Ректор, по лицу которого стало понятно, что он готов спустить на меня не только всех собак, но и вурдалаков, поджал губы. Но если мнение светлых мне было безразлично, то реакция Анара внушала сдержанный оптимизм. Ректор оказался отчасти дезориентирован. Такого проще увести в сторону от мыслей о самых строгих способах дисциплинарного наказания…

Но увы. Мне попался матерый стратег и тактик, который быстро пришел в себя. Он лишь изогнул бровь, то ли осуждающе, то ли одобрительно.

— Знаете, Крисрон, вы — очередной пример того, что, делая добро, всегда стоит помнить: отомстят.

— Вы про то, что я — девушка? — Я вскинула голову, глядя прямо в глаза ректору. — Но я никогда вам не лгала. Да, недоговаривала. Но не лгала. Если бы вы меня напрямую спросили, то я бы ответила… А то, что не уточнила, — так мне нужно было поступить. Любой ценой. И скажите честно, вы бы подписали мое заявление, если бы знали, что я — магиня, а не маг?

— Нет, — разозлился ректор. — Но об этом мы еще поговорим. Позже. А пока ответьте мне, как можно было разгромить целый этаж общежития?!

Вообще-то разгромила не я. Да и какой это погром?! Так, лишь слегка подкоптили стены и двери. Уж если бы ответственное дело поджога поручили не этим хилым недокадетам, а контрабандистке, то я бы все обставила в лучшем виде… И точно не хуже, чем в том ангаре, который взорвался, — это гарантированно.

А вот что сказать ректору… Только я начала мысленно нанизывать слова, как бусины на нить, собирая их в полуправду, которую стоило бы озвучить, как рядом со мной раздалось:

— Господин ректор…

— А вас я вообще не спрашивал, Ригнар! С вами у меня тоже будет… отдельный разговор.

Я скосила глаза в сторону, разглядывая своего спасителя. Вот как его зовут. Риг-нар… Имя захотелось покатать на языке, как карамельку.

— И все же, — не сдавался светлый. — Из того, что я успел увидеть: это темного… — тут он осекся и исправился: — Темную хотели поджечь пульсаром. А она, к ее чести, не стала использовать боевых заклинаний.

«Потому что их не знала. Ну, кроме одного, которым Гарди приложила… Вот только мне, удирая, было малость не до него», — подумала я. И удостоилась столь скептического взгляда ректора, что поняла: мысли Анара были недалеки от моих…

— То есть, Ригнар, вы хотите сказать, что пятеро кадетов второго курса, используя боевое заклинание четвертого уровня, не смогли справиться с одной первокурсницей, которая даже к своему дару не обращалась? — И он обернулся к отважной пятерке светлых и, уже не скрывая злости, уточнил: — Это действительно так?

Слаженное «да» было хоть и негромким, но таким синхронным, будто они готовились. Вот честно, прямо всю ночь репетировали.

— Вам есть что сказать в свое оправдание? — Анар удостоил каждого из пятерки внимательным взглядом. — Лармор? Нартон? Ролло? Свейн? Тормод?

Светлые молчали. Кстати, пятерка отличалась белым оттенком не только магии, но и шевелюры: Ролло и Лармор оказались блондинами (правда, первый был пепельным, а второй — янтарным), Тормод и Нартон — русыми, а Свейн слегка отдавал медью.

— Так… — очень нехорошо начал ректор. — За нарушение дисциплины и устава, применение боевых заклинаний, вам пятерым — по три наряда вне очереди!

Мне показалось или эти «светлячки» облегченно выдохнули? Но ректор бы не был ректором, если бы не добавил:

— А за плохую организацию диверсионного мероприятия, низкую боевую подготовку, отвратительную разведку и недооценку потенциального противника — на следующей неделе отправитесь в Шумерлинские топи. Будете помогать магистру Чоткару в сборе учебных пособий. Там и отработаете слаженные действия команды в условиях, максимально приближенных к боевым. — Анар глянул на побледневшие лица парней и добил: — Ну, или умрете…

Вот теперь я поняла, почему Рейзи говорил, что из академии не отчисляют. Здесь несданный практикум — это не отметка в табеле, а целая запись. Запись на могильной плите. Твоей.

Но, как говорится, пошел учиться на порубежника, получай по щам, как элитный высокоуровневый маг.

— Господин ректор, — все же не выдержал кто-то из пятерки… Кажется, Лармор — янтарный блондин. — Мы осознаем свою вину и готовы понести наказание. Только ответьте, почему место, которое по распределению должен был занять светлый, вы отдали темной?

В голосе светлого звучала затаенная злость. М-да… Как тут все сложно. Но что удивительно: я кожей ощущала, что Лармор не один так считает.

Его молчаливо поддерживали все светлые. И даже Ригнар.

Ректор повернулся медленно. Молча. А затем буквально пригвоздил каждого из нас тяжелым взглядом.

Казалось, сам воздух стал невозможно вязким, плотным, сминающим грудь, жгущим не хуже, чем кислота, кожу.

— Я бы мог за такие мысли, — последнее слово ударило набатом, хотя ректор и не повысил голоса, — отправить вас на верную смерть. За то, что вы посмели усомниться в правильности моих решений. Но я позволю вам убедиться в глубине ваших заблуждений. Поэтому в качестве исключения разрешу одну дуэль. Смертельную. Любой из вас, считающих, что светлых в моей академии притесняют, может сейчас вызвать Крисрон на поединок. Но учтите, в случае проигрыша вы лишитесь не только жизни, но и души. Поскольку отнимать у пожирателя его законную добычу никто, и даже я, не вправе.

Я похолодела. Вовсе не потому, что сейчас меня мог вызвать на бой кто-то из светлых. Нет. Мне стало страшно оттого, что ректор осознанно подводил меня к краю, к обрыву моей личной бездны. Я помнила то искушение выпить душу Гарди… И понимала, что второй раз могу не устоять.

Это было испытание в исконно темных традициях. Жестокое. С двойной подоплекой. Когда мало не покажется никому.

Пауза затягивалась. Светлые не спешили вызывать на бой не простого мага, а пожирателя душ. По моей же спине тек холодный пот, а пульс стучал в ушах.

— Госп… — нарушил тишину Ригнар.

Ректор хищно улыбнулся и перебил:

— Не ожидал… Не ожидал, что это будете вы.

И тут уже вмешалась я:

— Нет. Я не принимаю…

— Господин Анар, я приношу извине… — синхронно со мной заговорил Ригнар.

И вот странность, Анар был доволен. Прямо как моя зая, слопав саблю.

— Надеюсь, теперь вы усвоили урок: не стоит недооценивать противника. Что же до причин, по которым кадет Крисрон получила свое место… Вы должны бы уже уяснить, что я выше всего ценю уровень дара. — Ректор говорил и смотрел прямо в глаза Ригнару. — И ради этого я могу пойти даже против правил. Поскольку моя задача — выпустить из стен академии сильнейших магов. Тех, кто станет щитом от тварей бездны. А какая масть магии будет при этом у порубежника — мне плевать. Это понятно?

— Так точно! — На этот раз мы все грянули разом.

— Тогда свободны.

Я уже вслед за остальными собиралась выйти, когда услышала:

— Крисрон, останьтесь.

Что ж, моя личная пытка только началась.

— А теперь поговорим о твоих… недоговорках. — Ректор перешел на доходчивое «ты». — Знаешь, Крис, почему я взял тебя в академию, почему не выдал инквизиторам и… почему ты еще стоишь тут?

— Десятый уровень дара? — полувопросительно ответила я.

— Да. А еще — ты пожиратель. У меня в академии сейчас, не считая тебя, всего один кадет с таким же уровнем… Десятиуровневых порубежников история знала несколько сотен. Да, они были сильными магами. Но сильнейшими из них становились пожиратели. И таких за восемь тысяч лет было всего трое. Ты можешь стать четвертой…

«Или стать трупом», — он не сказал, но я это отчетливо услышала между строк.

— Поэтому, Крисрон, сегодня было последнее предупреждение. Не потеряй моего доверия. Потому как упавший в моих глазах разбивается насмерть.

— Я вас не подведу, господин Анар, — сглотнула я.

— Постарайся. А теперь — свободна.

Из кабинета я вылетела стрелой. В приемной наткнулась на гарпию-секретаршу, которая шутила в исконно темной манере. Ведь всем известно, что темные и светлые веселятся по-разному: инквизиторы — зажигают, некроманты поднимают людям настроение, шаманы бьют в бубен, а вот гарпия — колола иголки в куклу, которая подозрительно напоминала белочку.

Секретарша была так увлечена своим занятием, что даже не удостоила меня своим фирменным надменно-уничижительным взглядом.

Я же поспешила покинуть приемную. А в коридоре меня подкарауливали… светлые. Ну кто бы сомневался!

— Мне ждать продолжения беседы по душам с пульсарами прямо здесь? Или хотя бы за угол отойдем? — невозмутимо осведомилась я.

Признаться, невозмутимой я была только внешне. А внутри… все кипело, бурлило и бесило. Особенно то, что я была в одном сапоге. В том, который обронила в коридоре, удирая от пульсара.

— Не ждать, — цедя каждое слово, произнес Ригнар. — Не будет. Вылететь отсюда не хочется никому… Поэтому сейчас парни извинятся перед тобой, ты — перед нами, и все мирно разойдутся.

Отважная пятерка стояла, словно набрав в рот воды.

— Так… Я чего-то не поняла? За что я должна извиняться?

— За Гарди! — Судя по выражению лица, светлый уже дюжину раз пожалел, что спас меня сегодня. Его кулаки сжались, и по костяшкам начали пробегать маленькие разряды. — Это вы, темные, на всю голову помешанные и готовы на все, чтобы стать порубежниками. А для нас, светлых, — это обязанность. Честь, — он выплюнул это слово со злостью, — от которой нельзя отказаться, иначе опозоришь весь род.

Все же жутко неудобно, когда ты мелкая и не можешь посмотреть на противника сверху вниз. Ну или хотя бы не задирая головы. А мне попался заметный экземпляр светлого мага, которому моя макушка была по плечо.

Я вскинула голову и голосом, в котором теплоты было не больше, чем в заснеженных ледниках Трезубца Смерти, процедила:

— Значит, для светлых ничего не стоит изменить себе? Главное, что подумают окружающие…

— Да как ты смеешь! — не выдержал Лармор, перестав изображать немого. — Гарди…

— Отказался от своего места добровольно, потому что понял, что жизнь у него одна и ее стоит прожить так, как считает нужным он сам, а не по чьей-то указке. И если до ваших светлых голов не доходит эта простая истина, то мне проще разговаривать с бревном, чем с вами.

Я развернулась. Кончик косы, судя по ощущениям, хлестнул кого-то из светлых по лицу. Но я этого уже не видела. Я была занята архиважным делом: гордо удалялась. А делать это, когда у тебя одна нога обута, а вторая — нет, весьма тяжело.

Направилась я в свою комнату, где влезла в выданные гоблином сапоги. Пусть они были еще больше, чем свистнутые на корабле, но ходить ведь в чем-то да надо… В них, попеременно спадающих, я дошкандыбала до библиотеки, где получила… только одну книгу. И та — не учебник, а устав.

— Все остальное выдадут на занятиях, — сварливо прошипел наг, поправляя съезжающие с крючковатого носа очки.

Полузмей был в сюртуке. Его внушительный хвост уходил куда-то за стеллажи. Зато такому библиотекарю не нужна была стремянка, чтобы добраться до верхних полок. Достаточно было лишь напрячь свое чешуйчатое тело…

Судя по всему, приближалось время обеда. Хотелось бы узнать, где столовая. А еще — где моя группа… Да и расписание занятий не помешало бы увидеть.

Я размышляла о том, что последнее наверняка висит на каком-нибудь видном месте, когда прозвенел колокол. Пара мгновений, и двери коридора, по которому я шла, распахнулись.

Хлынула лавина. И вроде никто (хорошо, почти никто) не бежал, но у меня создалось ощущение бурлящей толпы. Не сказать, чтобы в ней я чувствовала себя неуютно… Единственное — раньше на меня не пялилось столько глаз и с таким явным интересом.

К счастью, в толпе я увидела знакомую макушку. Рейзи.

Ужом протиснулась между спинами, растолкала локтями неповоротливых и встала за спиной темного, который что-то со смехом рассказывал своим друзьям.

— Ну, привет, сосед по карцеру. — Я несильно хлопнула его по плечу, заставляя повернуть голову в мою сторону.

— Крис? — Надо было видеть изумление в глазах темного. — Ты… девушка?

Я пожала плечами. Мол, что тут такого.

— Бездна меня раздери! Ты — девушка?

Казалось, этот факт был самым невероятным. Даже то, что у меня десять единиц, темный воспринял куда как спокойнее. И то, что я пожиратель, — тоже.

— Обалдеть. Я тут рассказываю, как один пожиратель в лепешку раскатал светлого и сумел занять его место… А ты, оказывается, магиня… Блин, а я тебе еще не советовал к Статии подкатывать… Да я же тебе там за стенкой столько всего понарассказывал…

Стоявшие рядом с темным кадеты загоготали. Видимо, хорошо знали Рейзи и в красках представили, чем он мог со мной поделиться. Я тоже улыбнулась, вспомнив, как он тоном бывалого просвещал меня, как в увольнительной провести время с пользой и как уболтать симпатичную горожанку на необременительные кроватные приключения.

— Крис, ты раньше сказать не мог…ла? — с какой-то детской обидой произнес Рейзи.

Я пожала плечами. А потом было знакомство с его друзьями. И если светлые жаждали свернуть мне шею, то для темных я была чуть ли не героем: утерла нос этим распределенцам. Зато ни с расписанием, ни со столовой проблем не возникло. Меня охотно просветили, где найти и первое и вторую. Правда, когда мы пошли по коридору, то один из чернокнижников, кажется, его звали Орс, усмехнулся, дескать, какие у меня симпатичные сапожки. Я тут же ехидно ответила, что если они ему так нравятся, то так и быть, уступлю за золотой… Поносить на день.

Темный шутку оценил и поудивлялся, отчего меня, такую умную и предприимчивую, в детстве цыгане не украли. Я ответила, что пытались, и не раз. Но потом почему-то всегда возвращали отцу… За такой дружеской перепалкой мы и добрались до столовой.

А потом я узнала, что раз я заняла место Гарди, то и заниматься буду вместо него во второй группе первого курса.

Когда же я увидела свое расписание, то первая мысль у меня была: а тут вообще слышали о таком понятии, как сон?

— Да не боись! — оптимистично утешил меня Рейзи. — Всех первогодок так гоняют, чтобы подтянуть. У кого — физическую подготовку, у кого — магическую.

— А светлых — чтобы вправить мозги, — подхватил Орс.

Я удрученно смотрела на расписание. Сегодня после обеда и до шестого удара колокола значилась та самая физическая подготовка на третьем полигоне. Что же. Бегать и прыгать я хотя бы умею. Значит, начнем с малого.

Спустя три удара колокола поняла, что сильно ошибалась, говоря о «малом». Преподаватель, наставник Эйк, был сущей акулой, хотя на первый взгляд показался мне обычным человеком. Он нещадно гонял нас по полигону, заставляя то перепрыгивать через расщелины, внезапно возникающие под ногами, то уворачиваться от ядокрылов, то просто материться сквозь зубы, когда твой сосед рядом, запнувшись, падает на тебя и вы оба летите лицом в грязь. А у меня еще к тому же жутко хлябали на ногах сапоги. Так дело и до кровавых мозолей дойдет…

Пока мы бегали по полигону, наставник менторским тоном декламировал:

— И запомните, порубежник — это не просто маг. Это тот, кого должны бояться даже демоны мрака. Но пока вы кадеты. А кадета от обычного адепта отличает что? Знания? Подготовка? Нет. Кадета отличает умение быстро и точно реагировать в самых непредсказуемых ситуациях. А еще — изворотливость, находчивость и отвага. Вы должны уметь просчитывать все, всегда и везде. Уметь выполнять большие объемы умственной и физической работы в сжатые сроки, выживать в любых условиях, питаясь подножным кормом…

Судя по тому, что говорил этот Эйк, кадеты вообще были страшные люди, которым под силу все. И я поймала себя на мысли, что такое описание подойдет и для контрабандистов. И даже приободрилась.

Рядом со мной отчаянно пыхтел эльф. Вот натуральный ушастый эльф. Он закусил губу и нарезал со мной один круг за другим, пока вещал наставник.

Половина нашей группы уже хрипела, кто-то держался за бок, кто-то малодушно просил его убить…

А Эйк между тем невозмутимо читал лекцию о кадетах и порубежниках. Закончил он ее словами:

— Правда, вы пока не кадеты, хоть и дали присягу. Вы пока личинки, опарыши, из которых я воспитаю достойных магов, — он глянул на меня, прибежавшую третьей, сплюнул и добавил: — И магинь. На сегодня все. До завтра.

С этими словами наставник удалился.

А две дюжины полутрупов так и остались лежать на полигоне и хрипеть, как загнанные лошади. Что же, в такой тренировке был один большой плюс: если до нее светлые одногруппники и хотели свернуть мне шею, то сейчас на это у них просто не было сил.

— Акула сегодня просто озверел, — просипел кто-то.

До нас тут же донеслось:

— Я все слышу…

Говорун тут же замолчал. А мне вспомнилась карикатура на стене карцера. А ведь точно, сущая акула этот Эйк. Сожрет и не заметит…

Впрочем, наставник не вернулся. Да что там, даже не обернулся, но все равно мы струхнули.

Я лежала на голой земле, холодившей спину, и мечтала о телепорте до комнаты в общежитии. Ноги гудели. Ноги болели. Да и в целом я только сейчас поняла, что мне срочно нужна инструкция, как не подохнуть в этой академии.

Усилием воли села. Стащила с ног сапоги и едва не застонала от облегчения. Ну это надо же: сколько удовольствия может доставить просто избавление от предмета униформы…

А вот зрелище меня не порадовало. Пятки и большие пальцы на обеих ногах оказались стерты в кровь, которая проступала через ткань портянок.

— Ого, да тебе к целителям надо, — присвистнул расположившийся неподалеку эльф, что всю тренировку бежал то рядом, то чуть обгоняя.

— Угу. Да только до них еще дойти… — Я поморщилась от боли, представив, что сейчас опять нужно будет обуваться.

— Хочешь — помогу, — неожиданно предложил ушастый.

Я с сомнением посмотрела на нечаянную «добрую фею». Ну-ну, если учесть, что вот только недавно пятеро светлых пытались меня если не убить, то госпитализировать… В общем, верила я одногруппнику не больше, чем наперсточнику на базаре.

— Слушай… — замялась я, не зная, как обратиться к парню.

— Эландриэль, — искривив губы в печальной усмешке, подсказал эльф, будто уже зная, что я отвечу. — Можно просто Эл.

— Слушай, Эл… Спасибо за предложение, но… я как-нибудь сама.

— Это потому что я эльф? — без обиняков вопросил он.

Я чуть не ляпнула: «Потому что ты — светлый». Но подумала и прикусила язык. Вдруг он и правда хотел если не помочь, то хотя бы не навредить…

— Нет. Это потому что я темная, — честно призналась я и с любопытством спросила: — А при чем здесь твоя раса?

На этот раз ушастый обиделся. Судя по выражению лица — сильно и конкретно. Но я смотрела на него и молчала. Он же буравил меня взглядом, будто пытался добраться до моих мыслей.

Остальные одногруппники со стоном поднимались и медленно ползли на кладби… в смысле к себе в общежитие. Но выглядело это так, словно они мечтали накрыться белой простынкой и по-пластунски двинуться к погосту, пока их не отловили и не заставили еще раз преодолеть полосу препятствий. Хотя маневр не пройдет, поскольку наш Акула — некромант, так что даже посмертие не избавит от тренировок. Вплоть до самого выпуска. Так и будем бегать скелетами по полю, греметь костями…

— Ты и вправду не в курсе?

Тут я вспомнила, как нет-нет да и косились на ушастого светлые. Впрочем, темные тоже усмехались, но в адрес уже всех имперцев, особо не выделяя Эла.

— Просвети — и буду. — Я задрала голову вверх, разглядывая и серое небо, готовящееся расплескаться дождем, и эльфа, поднявшегося с земли и собравшегося уходить.

— Тогда правда за правду. — Он усмехнулся и, отряхнув руки от земли, протянул мне ладонь. — Я рассказываю о себе, а ты — о себе.

Я подумала, что в принципе ничего не теряю, ведь в этой сделке была отличная лазейка: хоть и нужно было рассказывать только правду, но не всю же… и не обязательно по порядку.

— Идет. — Я пожала руку ушастому.

И не прогадала. Рассказ Эла вышел весьма познавательным. А пока он посвящал меня в особенности межрасовой политики, все же залечил мне ногу. Правда, на последнее я согласия не давала. Но ушастый заявил, что вид кровавых мозолей задевает его эстетический вкус и тонкую душевную организацию. Хотя, как я убедилась позже, этой его ранимой психикой можно было бы сваи забивать. Причем в гранит.

Но то чуть позже, а пока со слов Эла выходило, что в Светлых землях не все так прекрасно, как пытались описать печатники новостных листков. Мы, жители южного порта на окраине империи, знали гораздо больше о том, как идут дела на островах Шим Вуй или в свободных землях, да даже в тех же степях, чем в столице.

А выходило интересно. Некогда в борьбе с темными светлые маги разных рас объединились. Сначала это был союз земель, потом — целая империя. Но спустя тысячу лет очередной правитель эльфийских земель решил, что полная независимость — это не только модно, прогрессивно и современно, но и денежно. Ведь не нужно будет платить налоги в императорскую казну. Да и вообще, когда это перворожденные подчинялись презренным людям?

В общем, мало этого эльфийского владыку в детстве ремнем пороли, вот и возгордился.

Ну нет бы ему, как тем же гномам, экономику подтягивать. К слову, подгорный народ, проведя хитрые расчеты и сопоставив продолжительность жизни людей, драконов, эльфов и прочих рас, разработал такую систему кредитования и ссуд, что сейчас слово «гном» было едва ли не синонимом слова «богач». И эти полурослики ни о каком суверенитете не помышляли и лишь посмеивались над гордецами-эльфами.

Драконы же со своими долинами были и вовсе государством в государстве. Впрочем, они вели столь мудрую политику, что их земли ныне облагались смехотворными налогами и об отделении речи не шло.

Леса дриад, по слухам, вообще были на имперских дотациях… А вот эльфам в составе империи не сиделось. Вернее, простых остроухих все устраивало, а вот их правителя, принявшего ясеневый венец из рук предыдущего владыки, не очень. Потому он выставил светлейшему императору ультиматум: или признание независимости эльфийских земель, или…

Войны не случилось. Потому как правитель перворожденных все же осознал: эльфы хоть и сильнее, и мудрее, и вообще — светлейшие и круче драконов, но… людей банально больше. И размножаются они быстрее перворожденных. А ресурсов у эльфов не так уж и много. Так что решительное форсирование приведет лишь к тому, что протест остроухих подавят и обложат их земли еще большими налогами, чтобы впредь неповадно было восставать.

Но эльфы не были бы эльфами, если бы не решили добиться своего иным способом. В ход пошли интриги и борьба за умы. Расчет был прост: чтобы люди сами захотели отделиться от пресветлых. И все бы ничего. Но оказалось, что за тысячу лет многие остроухие покинули исконные земли и расселились по империи. В том числе и родители Эла. А когда двадцать лет назад тщательно разжигаемая вражда вспыхнула ярким пламенем, то мой новый знакомый на своей шкуре почувствовал, что значит быть нежеланной персоной в высшем свете. Его семья начала стремительно беднеть: люди отказывались заключать сделки с его отцом, лишь увидев острые уши.

Подозреваю, что и в землях эльфов происходило то же самое, но уже с человеческими торговцами.

— Так ты попал в академию, потому что твоя семья обеднела? — шевеля полностью зажившей ногой, уточнила я.

— Нет, — огорошил меня Эл, — здесь я очутился от большой любви.

— От любви — причем ее размер не важен: большая, маленькая? — обычно дети появляются… — Я усмехнулась.

— Да что ты понимаешь! Дети-дети… В любви главное — чтоб без брака. — Эл озорно улыбнулся. — Хотя отец Люсинды уверял меня в обратном. И я тебе скажу, убедительно так у него получалось. Может, потому, что в это самое время он приставил к моему горлу меч.

Солнце, на миг выглянувшее в рваный просвет между туч, заиграло в его серебристых волосах, и я поймала себя на мысли: а хорош, бездна его раздери, этот ушастый. Несмотря на утонченность, его красота не была жеманной, напускной. Мне даже на миг показалось, что чуть заостренные черты лица — это удачная личина мягкого юноши. Но, пожалуй, такой вряд ли смог бы выдержать здесь. Хотя… Если вспомнить Гарди…

— Меч к горлу — это, конечно, весьма убедительный аргумент. Другой вопрос: как ты напоролся на такую интересную проповедь?

— Как и большинство парней: через окно женской спальни. Люсинда была девушкой хорошей. Я — еще лучше. И у нас случилась удивительная ночь…

— Ты рассказываешь это таким тоном, будто себя рекламируешь. — Я невольно хихикнула.

— Как ты могла подумать!

Эл возмутился столь искренне, что я поняла: нагло врет! И причем столь виртуозно, что сразу становилось понятно: этот перворожденный живет среди людей очень давно. Потому от сородичей у него была разве что внешность, а вот манера общения — исключительно человеческая. А не как водится у этих остроухих, когда от каждого сказанного ими слова вымораживает ветром, дующим с вершин эльфийской надменности.

Мой лекарь между тем продолжал:

— В общем, рано утром меня ждал отец Люсинды и ультиматум: либо я буду мертвым (к слову, перерезанное горло мне не идет, да и с моим гардеробом плохо сочетается), либо женюсь на его опороченной дочери. Я, правда, не стал тогда возражать ему, что был не первым, кто опорочил его невинный цветочек, и, подозреваю, далеко не последним… В общем, мне пришлось согласиться.

— Но свадьба так и не состоялась? — Я начала натягивать на ноги сапоги: все же вечерело и пора было идти на ужин, после чего возвращаться к себе в комнату.

— Увы, — печально выдохнул эльф.

— Паяц, — хмыкнула я, пытаясь встать.

Эл протянул мне руку, помогая подняться.

— Не без этого. Тем и нравлюсь девушкам…

— К тому же скромняга… — усмехнулась я.

— У меня еще есть много достоинств.

— Только мне их все не показывай! Договорились? — Я, смеясь, отреклась от сомнительной чести.

Эл прищурился, а я подумала: вот так, шутка за шуткой, и рождается дружба. Ведь чувство юмора объединяет людей гораздо лучше, чем политические взгляды или принадлежность к одной расе.

— И ты права, моя пифия, свадьба не состоялась. Мне повезло: пришел приказ императора. Правда, вестник отчего-то слегка запоздал в дороге… Но главное — мне надлежало немедленно прибыть в Военную магическую академию объединенных земель. А сама же знаешь — курсанты до выпуска не имеют права жениться, впрочем, как и после… Ну разве я мог ослушаться воли владыки?

— Полагаю, что ты был самым радостным светлым, который поступил в академию?

— И самым последним, — усмехнулся Эл.

Мы незаметно дошли до столовой, грязные после полигона и голодные, как целая стая саранчи. Только вот на ужин нас ждало блюдо пустой пшеничной каши.

Я поставила перед собой миску с липкой массой и чашку с травяным взваром. Эл сел напротив меня.

— Здесь всегда на ужин так кормят? — расстроилась я.

— До сегодняшнего дня — нет. Да, еда простая, но вкусная и сытная… — Судя по тону, ушастый был изрядно удивлен.

— Ну, значит, сегодня из всего перечисленного осталась только простая. А вкусная и сытная — закончилась.

Из кухни раздался истеричный мужской голос:

— Ну нечем мне кашу заправлять! Нету масла, совсем нету! Украл кто-то.

— Так разберитесь и найдите этого кого-то! — грянуло в ответ.

Дверь кухни распахнулась, и из нее решительной походкой вышел Анар, злой, как все демоны бездны.

Мы все притихли. Даже ложки о тарелки стучать перестали.

За ректором семенил, заламывая руки, упитанный коротышка, в котором я с трудом узнала… вампира. Хотя, если рассудить с точки зрения хищения продуктов, коим грешат некоторые повара, то сын полуночи — идеальный вариант. Ведь клыкастые ели до неприличия мало (особенно если сравнить с теми же троллями). Вампиры больше по питью специализировались.

— Господин ректор, — между тем причитал повар, — я найду, непременно найду вора! Ночью у склада буду дежурить, глаз не сомкну…

— Лучше сделайте так, чтобы каша была кашей, а не крупой на воде, — отчеканил Анар и вышел из столовой.

Хлопнула входная дверь. Портрет императора, висевший на одной из стен, покачнулся. Потом словно задумался, а не мало ли, и… упал на пол в абсолютной тишине.

Повар вздрогнул, а затем обвел столовую злым подозрительным взглядом красных глаз:

— Я знаю, что это сделал кто-то из вас. И когда я тебя найду, гаденыш, то пущу на гуляш!

Кто-то из кадетов закашлялся, видимо представив съеденное.

Я машинально повернула голову — нет, это был не кадет, а молодая магиня в лекторской мантии. Она сидела, чуть скрытая колонной, в абсолютно пустой зоне для преподавателей, оттого повар ее сразу не увидел. А когда клыкастый понял, что его пламенную речь услышали не только адепты, покраснел до корней волос и поспешил удалиться.

А я заглянула в миску с кашей и, кажется, поняла, кого мне стоит благодарить за постный ужин.

Распрощавшись с Элом на лестнице общежития, я пошла на верхний этаж с мыслями, что надо сходить в умывальню, постирать грязную форму, в которой я сегодня вспахала весь полигон, и наконец лечь спать. Завтра меня ждал напряженный день.

Наверху было пусто и тихо. А вот перед моей дверью стоял он — потерянный сапог, в который был воткнут букет маков.

К сапогу я отнеслась подозрительно. К цветам — тем паче. К тому же они выглядели на удивление бодро, не пожухли… Может, на них проклятие висит? Или еще какая пакость? Да банально — блох в сапог подкинули. Или клещей… Ведь добру, в смысле светлым, не обязательно быть с кулаками. Есть и другие виды оружия. Например, тактическая хитрость.

А с другой стороны, та пара сапог, которой я разжилась на корабле, была гораздо удобней, чем выданные кладовщиком. В итоге я открыла дверь, перешагнув через импровизированную вазу, а потом, аккуратно прихватив сапог краешком полотенца, чтобы не дотрагиваться голыми руками, затащила его в комнату.

Поставила подношение рядом с собратом. Смотрелись они симпатично. Особенно правый. Тот, что с маками.

Время было уже позднее, но не настолько, чтобы не решить два насущных вопроса. Простирнуть-помыться и… протестировать сапог. Причем последнее желательно не на себе.

С первым пунктом плана справилась быстро: душевая была свободна. А вот со вторым… У меня был десятый уровень дара, но на кой он мне, если даже не могу увидеть, есть ли какой магический сюрприз в обычном сапоге?

Эх, раз уж расписываться в собственной несостоятельности, то хотя бы перед тем, кто к тебе не очень враждебно настроен. В общежитие темных нужно было идти через двор, а вот Эл… Он обмолвился, что живет на третьем этаже, то ли в седьмой, то ли в семнадцатой комнате.

Что ж, была не была. Я напялила свою самую милую улыбку на лицо и отправилась в гости. Эл обнаружился в двадцать седьмой комнате. Правда, перед этим…

Хозяин седьмой, заспанный и злой, еще не открыв дверь, тут же кинул в меня благословением. Не попал. Видимо, его до этого момента доставали исключительно парни. А может, у засони оказалось заготовлено только одно универсальнобазовое светлословие:

— Благословляю тебя стать столь богатым, чтобы следующему мужу твоей вдовы не пришлось думать о том, на что жить, — выпалил он одним махом и только тут, проморгавшись, разглядел, кому он это пожелал.

— Учту. Жениться не буду, — тут же ответила я и поспешила извиниться: — Прощу прощения, промашечка вышла, спите дальше.

— Я не сплю, я линяю, — невесть зачем начал оправдываться кадет.

Я пригляделась. И вправду у него были клыки, а на щеках проступали клоки шерсти. Запоздало вспомнилось, что сегодня полнолуние… Извинилась еще раз, контрольный. Так, на всякий случай. Перед нервным оборотнем сей ритуал никогда не лишний. А затем поспешила ретироваться.

Дверь за моей спиной закрылась спустя несколько мгновений. Я выдохнула, когда спину перестал сверлить взгляд перевертыша.

Но, судя по всему, невезение ко мне сейчас не просто пришло в гости, а прямо набросилось из-за угла. Коварно и решительно. Иначе чем объяснить, что обитатель семнадцатой комнаты, увидев меня на пороге, заскрипел зубами, прошипев не хуже змеи: «Опять ты?» Правда, в этот раз он был абсолютно одет. Я подтвердила, что таки да, опять я, но совершенно нечаянно и по ошибке.

Резко схватила ручку, чтобы самой захлопнуть дверь. С учетом того, что хозяин комнаты держал ее с другой стороны, задуманное не получилось. Я с таким же успехом могла взять на буксир горы водораздельного хребта.

— Что тебе нужно?

— Я Эландриэля ищу. Случайно дверью ошиблась.

— А ты зря времени не теряешь, — искривил уголки губ Ригнар.

— Как и ты. На шее симпатичный засос… — язвительно усмехнулась я.

Светлый машинально потянулся рукой к кадыку и, не доведя ладони до горла, видимо, сообразил, что отметины страсти там быть не должно.

Я не сдержала широкой улыбки. Теперь уже у светлого от злости закаменело лицо.

— Эльф в двадцать седьмой комнате, — отчеканил он.

— Благодарю, — склонила голову на светской манер я.

Еще немного учтивее — и будет откровенная издевка, а так… Ну воспитанная я, да…

Светлый же сегодня бременем этикета не страдал: дверь оглушительно захлопнулась перед моим лицом, едва не щелкнув по носу.

Наконец с третьей попытки на пороге я увидела Эла с мокрой головой, в одних штанах и босиком.

— Ты мне нужен. Пошли в мою комнату. Тестировать сапог.

Эльф, не ожидавший меня столь скоро, да еще с таким предложением, переспросил:

— Делать что?

М-да, судя по всему, такого предложения в практике ушастого ловеласа еще не было.

— Проверять сапог на наличие проклятий, — пояснила я Элу.

Он посмотрел на меня как на заслуженную и почетную обитательницу дома скорби.

— Крис, я понимаю, что темным плохо дается целительство, но чтобы ведьма не могла распознать, наложено ли на вещь проклятие, и просила сделать это светлого…

— Проблема в том, что я — не ведьма. Но если… — заговорила я и, поняв, что идея была дурацкой, сама себя оборвала на полуслове: — Впрочем, извини.

И развернулась, чтобы уйти. Но эльф, то ли из благородства, то ли из любопытства, бросил многообещающее:

— Подожди, я сейчас!

Метнулся за чем-то в комнату и спустя несколько мгновений уже стоял в коридоре, поправляя ворот рубашки, в которую только что занырнул. На ногах эльфа красовались тапочки. И хотя цвет оных был вполне себе брутальным — насыщенно-синим, я не смогла сдержать улыбки. Пушистые помпончики умиляли.

— Это подарок, — предостерегающе прищурился Эл.

— Люсинды? — Я из последних сил старалась не расхохотаться.

— Нет, Бальтазары. Она была очень заботливой. И переживала, как бы я не простудился.

— Ну вот, хорошая же девушка была, чего тебе ее не любилось-то?

— Слишком заботливая… Она еще беспокоилась, чтобы я не только не ходил налево, но даже не смотрел в ту сторону…

— М-да, видимо, в твоем перечне женских добродетелей это серьезный недостаток.

— Скорее слишком утомительный. Но зато тапочки очень удобные, — предпочел сменить щекотливую тему эльф и тем выдал себя с головой.

К тому же сказал он последнюю фразу с такой теплотой, что я поняла: думает он сейчас отнюдь не об обуви, а о той, кто их подарил. Неужели и ловеласы иногда сожалеют о расставаниях?

Впрочем, это не мое дело. Мое — сапог, над которым эльф долго колдовал во всех смыслах этого слова.

— Знаешь, Крис, я ничего не чувствую. Вот совсем. Ну, кроме заклинания, которое не дало завять цветам.

Я осторожно взяла свою обувку. Вынула маки. Повертела в руках. Понюхала. Потрясла и даже перевернула. Пусто.

— Там точно ничего нет? — Я никак не могла поверить, что презент без подвоха.

Я бы обязательно какую-нибудь пакость да сделала. Не смогла бы удержаться.

Меня смерили взглядом из разряда «как ты можешь мне не верить!», и эльфийская нога решительно ринулась в голенище.

— Ну что? — поинтересовалась я, увидев, как лицо Эла перекосило.

— Больно, — выдохнул он.

— Ты же сказал, что там нет магии?

— Но я не сказал, что он мне по размеру. Твоя обувь мне чудовищно жмет! А так — все отлично.

— Снимай. Спасибо, — поблагодарила я стонущего эльфа.

Лицо ушастого, к слову, было полно муки и страданий, словно он не обычный сапог с ноги стащил, а минимум — инквизиторский. Из тех, которые так любят примерять своим жертвам палачи.

— А теперь, пережив эти муки, я просто обязан узнать, как так получилось, что ты, темная, не разбираешься даже в основах магии?

— Потому что ятемная меньше седмицы. Во мне дар проснулся совсем недавно.

Глаза Эла стали совершенно круглыми и даже полезли на лоб. Понимая, что от вопросов не отшутиться, я выдала кастрированную и вполне законопослушную версию того, как во мне проснулся темный источник. В отредактированном варианте выходило, что я, едва не угодив в большой костер, так испугалась, что провалилась в бездну. Сразу на двадцатый уровень. Без всяких пентаграмм.

А когда выбралась в наш мир… Едва отец узнал, что в его семье теперь есть темный маг, то повелел немедленно отправляться в магическую академию, чтобы я научилась управлять даром.

Я, как девушка послушная, послушала-послушала, да и поступила по-своему. Отправилась не в столицу Темных земель, где практикуется светское обучение для ведьм и некромантов, а, вдохновленная рассказами родителя о прорыве, решила податься в порубежники.

— Хорошо, что твой отец не повелел тебе срочно выходить замуж. Иначе с твоим подходом к делу и размахом ты бы решила притащить к алтарю императора, — ошеломленно выдохнул эльф.

— Темного или светлого? — уточнила я, незаметно ища рукой, чем бы запустить в этого зубоскала.

— Неразбавленного пенного, — хохотнул ушастый, уворачиваясь от летящей в него подушки.

Увы, если Эл и унаследовал от своих сородичей такую черту, как любопытство, то вот ловкости мама с папой ему недоложили. Ушастый, уходя от обстрела, запнулся и здорово долбанулся лбом о спинку кровати.

— Ой-е! — совсем не по-высокородному прошипел Эл, присаживаясь на мою скрипящую на все лады постель.

— Давай холодное приложу, а то раздует, — предложила я и напоролась на озорной взгляд ушастого.

— Крис, ты чудо. Причем в перьях. Я же эльф. И вполне сносно владею магией целительства. — Смеющиеся глаза враз посерьезнели. — А вот тебе, если ты не владеешь даже азами магии, придется очень тяжело. А уж учитывая уровень дара…

Что не так с уровнем дара, ушастый пояснил, пока залечивал свой фингал. Оказалось, что чем сильнее маг, тем он должен быть точнее, аккуратнее со своей силой. И если с теорией мне мог помочь любой преподаватель, то с практикой — лишь тот, кто сможет себя защитить от заклятий десятого уровня. А уж о противостоянии магии пожирателей речи вообще не шло.

— Если ты не сможешь сдать экзамен в конце осени, то тебя отчислят.

— Пошлют на практику, с которой живыми не возвращаются? — Я посмотрела на Эла исподлобья.

— С любой практики можно вернуться, если есть голова и магия при тебе. — Сейчас передо мной сидел не балагур и повеса, а воин. — Но согласно уставу академии при отчислении кадетов, которые уже успели принести присягу, им запечатывают дар. Слишком опасно отпускать прикоснувшихся к артефакту Мрака просто так. Но вот выдержать запечатывание дара могут не все. Ты, например, не сможешь.

Кто бы знал, каких усилий мне стоило не вздрогнуть при этих словах.

— При запечатывании источника практически все девятиуровневые умирали. У тебя — десятый. Так что…

— М-да… За вход — золотой. За выход — весь кошелек. — Я побарабанила пальцами по подоконнику. Подумать было о чем.

— Крис, я постараюсь тебе помочь. — Эл выпрямился, вставая с кровати. — Ты мне понравилась…

Я нахмурилась, и ушастый поспешил заверить:

— Как маг и как человек. За то, что с первого мгновения не смотрела с презрением. Что ты в чем-то похожа на меня: вроде не совсем чужая, но и не своя… — Он выдохнул и продолжил уже спокойнее: — Я помогу тебе с теорией. Но практика…

Ушел от меня Эл незадолго до одиннадцатого удара колокола, озадачив списком того, что стоит прочитать по магии в первую очередь. А я… Я осталась наедине со своими мыслями и нехорошими предчувствиями.

В постели вертелась долго, не могла уснуть. Наконец, когда колокол пробил полночь и я вроде как смежила веки, в окно поскреблись. Проникновенно так, выразительно.

Миг — и я была уже у подоконника. Все же навыки просто так не исчезают. В том числе и молниеносно просыпаться, и двигаться бесшумно. Когда я очутилась у окна, даже занавеска, которой некогда подзакусила с большой голодухи моль, не шевельнулась.

Пригляделась, ожидая увидеть на такой высоте над землей летуна на метле. Как-никак все же последний этаж общежития. Он был хоть и ниже, чем шпиль главной башни академии, но, чтобы разбиться в лепешку, случись выпасть из окна, — хватит. Причем после приземления таким способом будет весьма сложно понять даже расу трупа, не говоря об остальном, ибо отбивная получится ну очень качественной.

Но никого не было. Ни на метле, ни просто парящим. Зато имелась отчаянно вонзившая клыки в карниз зая.

Я поспешила открыть окно.

— Фых… Еле до тебя добралась, — выдохнула Кара, усаживая свой упитанный зад на подоконник.

На мои «ты где была?» и «зачем было жрать все масло у повара?» пушистая лишь мечтательно закатила глаза и произнесла:

— Ты ничего не понимаешь… Я влюбилась…

— И что с того?

— И у меня слегка разыгрался аппетит…

— Слушай, а когда твой аппетит пройдет? — Меня интересовали проблемы более прозаические. Каша без масла все же так себе.

Но вместо ответа Кара выдохнула:

— А какие у него глаза… Какие уши… Я влюбилась в этого эльфа!

Я закашлялась, но Кара и ухом не повела, мечтательно глядя на луну. А я поняла, что если не лягу сейчас спать, то завтра буду почти трупом. И потому, оставив влюбленную медитировать на подоконнике, легла в постель. Что удивительно, в сон провалилась мгновенно. А вот утром меня разбудил не набат, а удар в дверь. Ощутимый такой удар, от которого петли вырвало с корнем. Я успела вскочить с кровати, когда сильные руки схватили меня за рубашку, приподняв от пола так, что даже ступни беспомощно болтались в воздухе.

— Надо было дать им тебя спалить! — раздался злобный рык, и меня встряхнули, как кутенка.

(обратно)

ГЛАВА 5

Я была в корне не согласна ни с такой постановкой вопроса, ни с положением… тела. Хотя меня схватили и не за саму шею, а за грудки, но ворот нательной рубашки здорово врезался в горло, мешая дышать.

Ех… Была бы я приличной барышней, Риг отделался бы расцарапанным лицом. Ну, может, парой синяков на ногах. Или куда достали бы мои дрыгающиеся в воздухе ступни. Но светлому не повезло. За моими плечами был многолетний опыт удирания. Да, дралась я не очень, а вот бегать и выворачиваться из захвата…

Пальцы, сведенные и напряженные, пикой ударили в горло светлому, заставив его на миг потерять концентрацию. Кулаком второй руки я саданула по подставившейся челюсти. Хватка ослабла, и, едва мои ноги коснулись пола, я не преминула еще что есть силы врезать пяткой по колену. Противник, увы, попался крепкий и, вместо того чтобы ожидаемо упасть и взвыть от боли, ринулся на меня, прижимая к окну.

Миг — и я оказалась с заломленной рукой в позе бабки, полющей грядку. Моя щека впечаталась в подоконник, а сверху еще и светлый навалился. Демонски злой светлый.

Зая, мирно продрыхшая на подоконнике всю схватку, была крайне удивлена, когда я, схватив ее, сонную, за упитанный зад, прижала к бедру Ригнара. Но мне повезло! Кара, то ли спросонья голодная, то ли все же сориентировавшись, чего от нее хотят, сделала коронный «ням!».

А что? В борьбе за свободу все средства хороши, в том числе и клыки. И не важно, свои они или чужие. Главное, чтобы кусь был хорошим.

Риг вздрогнул от боли. Я бы, может, посочувствовала ему, если бы он так не выламывал мне руку. И ведь не отпускал несмотря ни на что.

Я была в бешенстве. И где это таких непрошибаемых только делают? Любой дознаватель уже бы орал благим матом и разжал руки, а этот лишь отшвырнул Кару в дальний угол комнаты, где она подозрительно затихла.

Локтем свободной руки я наугад двинула назад. Попала. Знать бы еще куда. Судя по тому, как дернулся Риг, — в очень болезненное место.

Я повторила удар с удвоенным рвением и смогла-таки выкрутиться из захвата.

Вот только к двери мне было не прорваться. Но я и от окна сейчас не отказалась бы. Кара ведь как-то сюда залезла. Значит, и я слезть смогу. Наверное.

Не успела вскочить на подоконник, как меня с него резко сдернули, и я полетела на пол головой вниз. Ноги автоматически согнулись в коленях и… обвили шею наклонившегося светлого.

Риг с таким оригинальным ожерельем в виде меня не успел распрямиться, когда я изо всех сил стиснула бедра и принялась душить его ногами. А что, раз руки у меня до этого паразита коротки, то, как говорится, чем богаты, с тем и в бой.

Светлый отчего-то был решительно против умирать. Захрипел. Попятился и… запнулся о собственноручно выбитую дверь. Упали мы вместе.

Причем приложились знатно. Оба. Хотя мне относительно повезло, я оказалась сверху. Правда, ненадолго. Меня тут же подмяло под себя тяжелое накачанное тело. Безднов светлый! Да ему никакой магии не надо, чтобы отправить меня к праотцам.

Горло схватила рука, и сиплым после короткого (всего-то дюжину ударов сердца занял!) боя голосом он произнес:

— Дернешься — сломаю шею.

Я сразу поверила и даже трепыхаться перестала. И дышать тоже. На всякий случай.

— А теперь ответь мне: зачем ты отправила их в бездну?

— Кого? — прохрипела я.

— Не притворяйся!

Мою голову чуть приподняли от пола и приложили. Пока не сильно, но ощутимо, предупреждая: не заговоришь — будет хуже.

— Я не знаю, о чем ты! Мне вообще в бездну нельзя соваться! Клянусь! — Я сипела из последних сил, а перед глазами уже кружили черные мошки.

Хватка ослабла, и я смогла сделать глубокий вдох.

— Поклянись, что ты не имеешь никакого отношения к тому, что Лармора, Нартона, Ролло, Свейна и Тормода несколько ударов колокола назад утащило в бездну!

Лицо Ригнара нависало над моим. Синие глаза почти почернели.

Я сглотнула, буквально всей кожей ощущая, как в нем клокочет ярость. Одно мое неверное слово, движение — и она выплеснется наружу, сметет, изломает…

Но клясться, что я вообще не имею никакого отношения к случившемуся, было бы опрометчиво и глупо. Ведь одно то, что эти пятеро угодили куда-то вместе сразу после нападения на меня, говорило само за себя.

— Я не утаскивала их никуда. И не знала, что кто-то задумал такое. А слышу об этом впервые от тебя. Клянусь. И если я лгу, то пусть умру сейчас же.

Риг напряженно замер, его тело словно превратилось в камень. Тяжелый такой камень. Еще немного — и он станет моим надгробным. Светлый цепко вглядывался в мое лицо, ища признаки мучительной смерти, и… не понимал, почему она не наступает.

— Ну, убедился, что я не причастна к тому, что твои дружки где-то всю ночь шлялись? — В моем голосе было столько яда, что его можно было сцеживать ведрами.

— Да, — выплюнул светлый.

— Мог бы сначала у этой «великолепной пятерки» спросить, кто на них напал, а не врываться ко мне, громя комнату.

— Не мог, — сквозь зубы процедил Риг. — Они сейчас без сознания. В лазарете. Выживут или нет — целители пока сказать не могут.

Вот дохлый гаак! Ну почему мое везение как необъезженная виверна? Несет недолго и все сбросить норовит.

— Слушай! Я, конечно, понимаю, что тебе удобно и все такое. Но, может, ты все же слезешь с меня?

Я уставилась на Рига, который проходил стадии осознания от «нет, врет!» до «неужели правда?». Любопытно, дойдет ли до раскаяния? Увы. Вместо этого он устремил взгляд куда-то выше моей головы. А потом резко скатился на пол. Я выдохнула, села и, насторожившись, обернулась ко входу.

М-да… Проем моей двери украсил венчик из любопытных лиц. Заспанных, с всклокоченными волосами (у кого они были), но с азартно блестевшими глазами.

Ясно! Кадеты ждали развития событий затаив дыхание. В полнейшей тишине.

Какие тут, однако, деликатные зрители… Боялись потревожить.

А потом сообразила, в какой позе нас застали. А с учетом того, что на друг друга мы сипели и шипели… Интересно, удушение могло сойти со стороны за предварительные ласки?

— Представление окончено, — отчеканил Риг, распрямляя плечи.

— И ты ее не убьешь? — разочарованно спросил чей-то голос.

Кажется, все всё поняли правильно. А жаль. На репутацию мне было плевать, а вот на выволочку от ректора — нет. Второй день подряд…

— И не думал. Мы уже все выяснили.

И этот… паразит уверенно пошел к выходу. Ага. Сейчас!

— Нет не все! — Я тоже встала.

Одернула рубашку, которая была хоть и длинной, почти до середины бедра, но мятой и частично порванной.

Светлый на мое заявление медленно обернулся.

— А кто мне дверь чинить будет?

Тут из глубины коридора донеслось:

— Какой хороший вопрос. — В проеме нарисовался комендант.

При появлении этого драконистого типа кадеты побледнели и моментально растворились в воздухе. Пара вдохов — и в коридоре уже никого не было. Я могла бы поспорить на золотой, что сейчас все бывшие зрители резко залегли в кровати и досматривают последние утренние сны.

— Итак, что произошло? — Дракон перевел взгляд с меня в порванной рубашке на Рига, чей вид тоже был далек от идеального.

— Я хотел поговорить и… — хмуро начал светлый.

— …И нечаянно вынес дверь, — перебила я.

Нет, как пострадавшая, я не отказалась бы от мести светлому. Но, если комендант сейчас начнет разбираться и задавать множество вопросов, я могу не успеть спрятать Кару. Зая как раз начала приходить в себя. А я не думаю, что демоны бездны, пусть и в пушистом обличье, разрешены кадетам в качестве домашних питомцев.

Потому я бочком-бочком начала аккуратно пятиться к углу, в котором лежала длинноухая.

— Нечаянно? Вынес? — меж тем зарычал комендант, повернувшись к удивленно вскинувшему брови светлому.

Едва дракон показал мне свой затылок, я попыталась изобразить мимикой Ригу простую просьбу «подыграй». А сама тем временем постаралась незаметно подобраться к форме для тренировок, которая до фееричного появления в моей комнате светлого мирно сохла на спинке стула, а ныне валялась на полу.

Маневр удался. Подцепив форму пальцами босой ноги, я незаметно набросила ее на заю.

— Да. Мне показалось, что в комнате кричали, — нашелся Риг.

— И ты решил выбить дверь? — допытывался дракон. Судя по его виду, он ни на миг не поверил услышанному.

— Да, — хором отозвались мы со светлым.

— А сейчас он хочет ее починить, — тут же добавила я.

— Очень хочу, — заверил светлый.

— Ну, раз так… — начал комендант, которому в столь ранний час тоже, видимо, претило разбираться в этой истории. — Инструменты вот. — Тут он совершил пасс кистью руки, и на пол грохнулся ящик, из которого торчали рубанок, долото, молоток и еще много чего. — До побудки будь добр все починить. И впредь не шляйся по женскому этажу в поисках подозрительных шумов. А тем паче не создавай оные. И да: обоим три наряда на кухне!

Ворча себе под нос: «Шум ему послышался… Вот не нужно баб в порубежники. Один разврат от них», комендант удалился.

— Он ректору доложит? — задала я вопрос, мучивший меня.

В абсолютной тишине он прозвучал особенно громко.

— Нет. Не думаю. Применения магии не было. И… спасибо…

Благодарность от светлого прозвучала так неожиданно, что я поперхнулась вдохом. А Риг между тем счел своим долгом пояснить:

— Могла бы и не выгораживать.

Вот теперь я могла наблюдать, как выглядит мужское раскаяние во всей красе. Суровое такое раскаяние. Когда он сам на себя злится от осознания промаха.

Просвещать же Рига, что мне самой нужно было избавиться от коменданта побыстрее, не стала. Вместо этого аккуратно, вроде бы невзначай, подхватила с пола форму и заю вместе с ней и прижала охапку к груди.

Риг поморщился и отвернулся. Я не удержалась и хихикнула. Нет, с широкими плечами, со спиной все было как надо. А вот ниже… Все же зая не зря была такой острозубой. Она не просто прокусила штаны, она разодрала их, оставив кровавые следы резцов на бедре.

Кара, словно почуяв, что я любуюсь делами зубов ее, закопошилась. Я ласково прижала ее, мол, подожди немного, подруга.

— Пожалуй, пока ты ремонтируешь дверь, я схожу в душ.

Полотенце, которое шло в комплекте с постельным бельем, было хоть и старым (аж с тремя оттисками магической печати общежития), зато большим.

Его я сняла со спинки кровати и положила на руку, в которой держала форму и Кару. А затем поспешила ретироваться. Уже в душевой аккуратно развернула форму.

Зая была живой. Правда, слегка контуженной. Выяснилось, что она цела. Во всяком случае, ничего не сломала.

— Что это вообще было? — спросила она, осоловело мотая башкой.

— Мое невезение.

В памяти тут же всплыл образ Ригнара, и я коротко пересказала Каре, что, собственно, произошло. Она как потерпевшая имела право знать, за что пострадала.

— Хм… Какое оно у тебя импульсивное, однако, это невезение. Хотя на вкус вроде ничего…

Мелькнула крамольная мысль: дать Каре сожрать этого светлого. А что? В конце концов, может каждый уважающий себя демон за свою жизнь сжечь дракона, принять подношение в виде девственницы или девственника (тут уж по предпочтениям) и сожрать хотя бы одного светлого мага?

Кажется, размечтавшись, последнее я произнесла вслух. Иначе отчего зая замерла на месте, потрясенно глядя на меня.

— Знаешь, я в бездне ничего подобного не слышала, но лозунг очень соблазнительный… — восхитилась она. — А я еще сомневалась, темная ли ты… Но сейчас поняла — ты настоящая черная пожирательница душ. Жаль, что твой план по поеданию провальный. Этого Ригнара сразу же хватятся. Он тут это… подучетный. — Она издевательски протянула последнее слово, будто светлый был полотенцем для душа: проштампованным и принадлежащим академии.

— А жаль, — подытожила я.

— А мне-то как жаль, — пригорюнилась Кара.

Впрочем, она была не из тех, кто долго предается унынию. Миг — и ее усы зашевелились, а ушки встали торчком.

— Который удар колокола?

Я зевнула и, прислушавшись к себе, уверенно ответила:

— Пятый.

Отец всегда поражался и говорил, что у меня внутри живет элементаль хронос, который обычно подселяли в колокола, чтобы те звонили всегда вовремя и не сбивались с ритма. Мне не нужно было дожидаться набата, я всегда знала точное время. А иногда в моем мозгу словно зажигалась лучина, что отсчитывала мгновения, которые оставались, например, до момента, когда заглушка выпадет и сработает охранное заклятие…

— Пятый?! — ахнула зая, подскочив на месте. — Я тут с тобой прохлаждаюсь, а мой возлюбленный вот-вот проснется. А вдруг вокруг его постели эта рыжая хвостатая зараза уже вертится?

— Какая зараза? — не поняла я.

— Такая. Эйта! Она тоже на него глаз положила. И ладно бы этот… профессиональный, — презрительно выплюнула пушистая, — так нет, она его, видишь ли, влюбить в себя вздумала, чучело плешивое! — С этими словами Кара спрыгнула с подоконника и шустро поскакала.

— Ты куда? — Я ринулась вслед за ней.

— Куда-куда… Убегаю от тебя. Не видишь, что ли… — буркнула Кара и скрылась за дверью.

Мне стало искренне жаль Эла. Ушастый ловелас, судя по всему, допрыгался: на него глаз положили сразу и демонесса, и дарящая безумие Эйта — дева, которая приходила к спятившим в образе рыжей белки.

Из коридора раздавался ритмичный стук и аккомпанемент ругательств. И вроде бы они были тихими, но… я бы предпочла не высовывать носа из комнаты, дабы попросить не шуметь в столь ранний час. Кадеты, судя по всему, были со мной солидарны. Потому весь этаж усердно спал. Во всяком случае, недовольных тем, что кто-то столярит в такую рань, не нашлось.

А я подумала, что раз все равно оказалась в душевой — грех не умыться.

В комнату вернулась в почти благодушном настроении. Даже не хотелось никого убить. Ну, почти.

Удивительно, но дверь Риг починил так, что она стала даже лучше, чем была: больше не скрипела и открывалась легко. То ли у светлого был талант столяра, то ли большой опыт установки дверей. Судя по тому, как он лихо их выбивает, — второе.

— Все. — Риг указал на дело рук своих.

— Спасибо. — Я пару раз закрыла и открыла дверь. — Неплохо.

— Ну раз работу ты приняла, то… — Риг зачем-то потянулся к ремню, а потом и вовсе начал снимать штаны. — Я жду ответной благодарности.

— Э-э… Я пас. — Я выставила ладони в предупреждающем жесте. — Могу оплатить тебе ночь в доме терпимости…

Светлый так и замер, недосняв штаны.

— Что?

— Две ночи, — решила я поторговаться за свою честь.

— Крис, — буквально прорычал маг, справившись со штанами, — просто зашей!

Я до ужаса не любила краснеть. Да и заставить меня чувствовать себя неловко — это надо было постараться. Но Ригнару это удалось. Я ощущала себя идиоткой. Полной.

— Угу, удар колокола назад был в такой же роли…

Только тут я поняла, что он сделал это нарочно! Глаза светлого откровенно надо мной смеялись, в то время как лицо было абсолютно серьезным. Что же, видимо, в этой комнате не я одна была язвой.

— А если нет? — Я изогнула бровь, глядя на рослого Рига, гордо стоявшего в подштанниках.

— Так. Та пакость, которая покусала меня, — твоя. И тебе за нее отвечать.

Я хранила предгрозовое молчание.

— Кстати, если найдут твоего зверька, то согласно уставу его тут же убьют. Животных на территории академии быть не должно. Только в тренировочных катакомбах. И только твари мрака. Но я о той милой зверушке, которую ты старательно спрятала под одеждой при появлении коменданта, заметь, промолчал…

— Сволочь. — Я выхватила штаны из руки Рига. — Дохлый пошлинник и шантажист!

Светлый закашлялся.

— Знаешь, так на меня еще не ругались… Дохлый светлый и то привычнее.

Но я уже не слышала Рига. Я инспектировала магический ящик с инструментами. Если в нем было все для ремонта, то, может, и швейные принадлежности найдутся?

Я оказалась права. Вытащила иголку, вдела в нее нитку веселенького желтого цвета и так шустро залатала дыру, прогрызенную заей, что Риг опомниться не успел.

— А быстро ты. — Он развернул штаны и…

И переменился в лице. Ай-ай-ай, вышивка не по вкусу? Ну подумаешь, петушок… Это, между прочем, свадебная вышивка у приморцев, обережная. Не пропадать же навыкам золотошвейки? Не зря же я в помощницах у госпожи Морон ходила, изображая порядочную горожанку.

— Ведьма, — выдохнул светлый, поняв, что шантаж удался, но вот результат оного — не очень.

И тут раздался набат. Побудка. Через четверть удара колокола — построение на плацу и пробежка. В расписание академии меня посвятил Рейзи, когда мы еще сидели в карцере.

Риг впрыгнул в штаны и, подхватив ящик, поспешил из комнаты. Видимо, хотел успеть отдать инструменты коменданту до утренней переклички.

Я тоже не стала задерживаться. Оделась — и вон из комнаты.

На плацу я оказалась далеко не первой. Эл, увидев меня, радостно помахал рукой.

А дальше была перекличка и пробежка. Легкая, не чета тренировке. За ней — завтрак, а потом я познала всю пропасть своей магической безграмотности: в моей биографии случилось первое занятие по атакующим заклинаниям.

И началось все, когда, едва отзвучал последний удар колокола, в аудиторию вошел преподаватель — магистр Джурс. Высокий, светловолосый, с загорелой кожей и серыми глазами — в общем, типичной светлый. Но, как выяснилось, внешность — штука обманчивая. Такой паскудный характер и у темных нужно было еще поискать.

Занятие он начал с того, что с издевкой осведомился, не ошиблась ли я аудиторией. А точнее, академией. Дескать, таким субтильным барышням самое место на факультете искусников, что в столичной магистерии. Иллюзорных бабочек создавать да в притирания для лица розовой воды добавлять. В общем, оскорбил, как мог.

Я стерпела.

Магистр поджал губы, словно ожидал другой реакции.

Началась лекция. Увы, не вводная, а самая обычная. И далеко не первая. Джурс рассказывал об аркане Ронго и его структурных особенностях. О вариациях преломления в зависимости от плотности магического потока, которым то было сформировано, и исходного каркаса. Удивительно, но, такой мерзкий в общении, Джурс был прекрасным лектором. Объяснял доходчиво и понятно, только не для меня.

Я видела, как скрипели перьями мои одногруппники, косилась на Эла, в глазах которого горел огонь. Эльф ловил каждое слово магистра. А я… Я понимала лишь отрывки. Да и то интуитивно.

Джурс, заметив, что я не успеваю следить за ходом его мыслей, еще раз прошелся по теме неприспособленности женского мозга, увы, для чего-то серьезного. А вот кружева-бантики-чулочки — другое дело.

Я тем временем медленно закипала. Одногруппники сцеживали смешки в кулак. Эл смотрел с сочувствием. Джурс, странное дело, тоже злился. О последнем свидетельствовали его тонкие поджатые губы и сведенные к переносице брови.

Наконец лирическое отступление закончилось, и лекция продолжилась.

— Для первичной структуры аркана Ронго оптимальный угол поляризации не более сорока пяти градусов. Вброс силы производим, когда аркан полностью сформирован. И задаем ему левостороннее вращение аркана вокруг собственной оси. — Наставник повернулся к доске и застучал мелом, изображая, как должен выглядеть завершенный каркас.

Я старательно перерисовывала это на учебный свиток, который мне выдал напоследок наг-библиотекарь, когда я уже думала отчалить из обители книг в обнимку с уставом. Оказалось, что в академии, помимо общей формы, практически все у кадетов должно быть одинаковым, в том числе и свитки для конспектов. Никакой дорогой одежды и знаков отличия, которые могли бы отделить бедных от богатых, светлых от темных… Исключения касались лишь тела. Тут уж кому что послала природа.

Но и в этом правиле кадеты нашли лазейку. Светлые принципиально не делали себе татуировок, не носили в ухе серьгу, не выбривали виски. В общем, вели себя образцово-показательно. А еще не заплетали кос. Да и вообще их шевелюры были не длиннее плеч.

Зато темные, особенно если они уродились русоволосыми или тем паче светлокожими блондинами, могли проколоть себе не только ухо, но и губу. У кого-то в татуировках была вся шея и даже часть лица. Дабы никто не усомнился, что это некромант или чернокнижник, а не какой-нибудь презренный светлый.

В общем, идея начальства о равенстве кадетов провалилась.

Да и сидели в аудитории темные и светлые отдельно.

Джурс между тем рассказывал об аркане и даже продемонстрировал нам его.

— А теперь Нэштон Бруме покажет нам, как он усвоил плетение Ронго, — чуть повысив голос, проговорил наставник.

Все обернулись к кадету, который в этот момент изображал полную невозмутимость.

Буквально миг назад краем глаза я видела, как он чертил на руке какую-то руну, что потом исчезла. Но то я, сидевшая с ним рядом. А вот как это заметил Джурс? Ведь перед Нэшем было несколько широких спин, надежно скрывавших его от очей магистра.

Тем не менее он все увидел. И теперь темный стоял перед доской.

— А щит против его атаки выставит… — Джурс мельком глянул в табель, — Крисрон Каржецский. Судя по тому, что напротив ваших имен стоит руна Гебо, сила вашего дара позволит это сделать без проблем.

Ну кто бы сомневался!

Я вышла к доске, мысленно прикидывая, куда лучше удрать, когда в меня засветят заклинанием.

Мы встали друг напротив друга: я и высокий, широкоплечий Нэш, и на лицах курсантов вновь замелькали сдержанные улыбки. Я бы и сама посмеялась, ведь со стороны мы наверняка смотрелись комично.

Мелкая тощая я и скала-некромант с длинными волосами, заплетенными в особую косу, на конце которой красовались два лезвия.

— Крисрон, даже у своих одногруппников вы вызываете лишь улыбку… — между тем еще раз прошелся по мне магистр, капая на нервы. — Все же место женщины отнюдь не на войне…

Я заскрипела зубами и мысленно пожелала Джурсу, чтобы ему самому, раз он такой поклонник иллюзионисток, попалась девушка дивной красоты, от которой бы он потерял голову. А наутро, проснувшись с ней в одной постели, понял бы, что делит ложе со страшненькой магичкой, которая просто мастерски пользуется гламуреей. И причем он не только провел с ней ночь, но еще и женился.

Не успела я додумать столь искреннее пожелание, как в магистра устремился сгусток тумана. Аудитория замерла.

Джурс молниеносно выставил зеркальный щит, словно этого и ждал. Проклятие отразилось и полетело прямо на меня.

— Чем выше дар, — удовлетворенно произнес он, — тем сильнее должен быть над ним контроль. Даже если вас планомерно выводят из себя, вы обязаны…

Чего «обязаны» курсанты, мы так и не узнали. Вернувшееся обратно проклятие обожгло холодом мое лицо и… И вдруг в последний момент отпрянуло, словно кот, угодивший лапой в лужу, и… полетело прямиком в магистра.

Тот лишь в последний миг успел выставить щит. Мое пожелание вновь ударилось о него и уже не столь резво, но поплыло ко мне. А я начала догадываться о причине столь странного поведения проклятия: мне при всем желании было не под силу жениться. Лишь выйти замуж. Потому-то, как говорится, отмычка и замок не совпали…

Джурс уже не выглядел таким безмятежным. Он напряженно всматривался в серый сгусток, в котором клубком влюбленных змей сплелись черный и белый туман…

— Как интересно, — задумчиво проговорил он. — Скажите, чем вы меня так искренне прокляли? Причем не пожалели на злословие десятого уровня силы. Обычно столько вкладывают в проклятие мучительной смерти для целого рода, не меньше.

— Я пожелала вам любви. — Я тоже неотрывно следила за туманом, который лениво подплыл ко мне и, оттолкнувшись, вновь направился к своему законному владельцу.

— Я боюсь даже предположить какой… — пробормотал магистр.

Похоже, его пытались проклясть не единожды. Но, если учесть, что он все еще жив, здоров и не расстался со скверными манерами, — безуспешно.

— Любви большой, светлой, единственной и внезапной, — отчиталась я.

И ведь не солгала ни единым словом! Сама поразилась своей честности.

— И все же это скорее проклятие, чем благословение… — заключил магистр и… развеял чернословие.

Правда, судя по тому, как дрожала от напряжения его рука, кастовавшая заклинание, не без усилий.

— Что же… — выдохнул Джурс. — За то, что вы умеете сдерживаться, ставлю удовлетворительно. Обычно пожиратели закипают гораздо раньше. Это особенность их дара. А вот за то, что прокляли меня, но чернословие не достигло конечной цели, — неуд. А теперь вперед, продемонстрируйте мне щит.

Увы, я продемонстрировала лишь еще одну возможность поставить мне двойку. Щит я выставить не могла по той простой причине, что не знала как. Потому просто уклонилась от кривенького аркана, который атаковал вместо меня преподавательский стул.

Удар колокола ознаменовал конец занятия. Магистр уже ушел, когда я складывала в торбу лекционный свиток. В этот момент кто-то из светлых, вроде бы в дружеском жесте хлопнув меня по плечу, негромко произнес:

— Так держать, темная. Еще один неуд — и наряд тебе обеспечен.

Тело среагировало быстрее разума. Удар сердца, и светлый лежал на парте с заломленной рукой.

И темные и светлые, что стояли вокруг, встрепенулись.

— Спасибо за дружеский совет, — так же негромко сказала я. — Позволь дать ответный: не приближайся!

— Да если бы не запрет Рига, мы бы тебя за наших по стенке размазали!

— Я. Не. Отправляла. Их. В бездну, — отчеканила я, отпуская из захвата светлого.

— Так тебе и поверили, — потирая кисть, проворчал кадет.

— Если бы я утянула их в бездну, они бы не вернулись, — ровно произнесла я, глядя ему в глаза.

И светлый поверил. Может, потому, что я не лгала. Если бы действительно мне каким-то чудом удалось затащить их во мрак, они бы вряд ли вернулись. И я, впрочем, тоже. Во всяком случае, сейчас, когда я знала лишь одно заклинание…

Напряжение, разлитое в воздухе, схлынуло волной. Светлый отступил. Кадеты засуетились, торопясь на следующее занятие. А Эл, подойдя ко мне, задумчиво произнес:

— Крис, знаешь, в одном Торос прав: еще один неуд — и тебе светит наряд.

— Да я и так уже нарядная до безобразия, — вздохнула я.

И в двух словах рассказала эльфу о случившемся утром. Правда, о его поклонницах умолчала. Зачем портить ушастому такой сюрприз от госпожи Фортуны? К тому же… Кто я такая, чтобы вмешиваться в дела сердечные? Во всяком случае, пока Эла связанным не потащат к алтарю — все идет нормально.

— А насчет Джурса не переживай, — сказал Эл. — Он ко всем высокоуровневым цепляется. Знала бы ты, как он на первой паре буквально одной фразой довел Карлоса до того, что тот взбеленился и волной сырой силы снес все парты. А Кар — всего лишь восьмерка. От твоей десятки Джурс наверняка психанул.

— Ну-ну… Интересно наставник психует. То-то у него лицо было столь же выразительным, как посмертная маска.

— Джурс всегда, когда злится, становится язвительным и невозмутимым.

— Учту… — кивнула я.

А для себя решила, что я буду не я, если не доведу Джурса до тихой истерики. Вдруг он тогда и вовсе в соляной столп превратится, став эталоном невозмутимости как в Светлых, так и в Темных землях?

Следующим предметом была алхимия. Вел ее магистр Ежец, веселый полугном с трубкой в зубах, при виде которого я моментально вспомнила укуренного коня в пальто. И только тут поняла, что то было не пальто, а халат. Магистр, казалось, излучал столько жизнелюбия и энергии, что можно было ослепнуть. Потому его стоило принимать исключительно в малых дозах. А еще лучше вовсе не встречаться. Потому как он имел специфический подход к процессу обучения. По принципу «кто умер, тот на следующее мое занятие может не приходить».

Кадеты выглядели крайне напряженными.

— Сегодня мы проходим нервно-паралитические яды замедленного действия, — радостно возвестил Ежец, попыхивая трубкой. — Поэтому для начала выпейте содержимое своих колб.

Кадеты без энтузиазма начали заглатывать «угощение».

Я с сомнением посмотрела на мутную жидкость, потом понюхала. Пить категорически расхотелось. Потому как я поняла, что это. Я в свое время имела несчастье многое узнать о яде керемета. Причем не из учебников, а, так сказать, на практике: отец перевозил через границу небольшой ларец, в котором как раз было несколько колб этой гадости. Мне тогда было десять. И папа, принеся домой контрабанду, за хранение которой аристократам отрубали руки, а простолюдинам — головы, подробно объяснил, что это за отрава. Ну да, стряпуха учит дочек, как печь пироги, а бывший маг… В общем, что знает — тому и учит.

Между тем по аудитории разнесся голос преподавателя:

— А теперь, когда вы выпили яд, мы разберем, как готовится к нему противоядие… Кстати, а вы чего ждете, лэрисса?

— Извините, но я плохо перевариваю яд керемета.

— Отрадно, что у вас… — Он на миг замолчал, явно выжидая, чтобы я назвала свое имя.

— Крисрон.

— Отрадно, что у вас, Крисрон, столь глубокие познания в алхимии, но все же советую не отрываться от коллектива.

Я, сцепив зубы, выпила. Жидкость обожгла глотку, комом упав в желудок.

— Ну-у, лэрисса Крисрон, если вы сразу определили яд, может, просветите остальных, сколько у нас времени?

— Четверть удара колокола, — отчеканила я.

— Верно. Поэтому советую слушать внимательно и готовить противоядие быстро, — выдал магистр, попыхивая трубкой.

Понятно, почему здесь все учатся столь прилежно. Прогрессивная методика преподавания Темных земель, демон ее за ногу!

На удивление противоядие у меня получилось точно таким, каким и должно было быть. И это не могло не радовать. Правда, не все оказались сильны в кулинарии ядов. Кто-то из светлых захрипел, но его сосед успел влить в синеющие губы действенный отвар.

После дегустации на алхимии идти в столовую не хотелось. А от последующей тренировки с Акулой и вовсе стало тошно.

Когда же дежурный подошел и радостно сообщил, что меня ждет наряд на кухне, я готова была взвыть. Но сцепила зубы, повторяя про себя: я выдержу, я выдержу, я выдержу… Или сдохну. И пошла отрабатывать.

Последней каплей стало то, что наряд мне предстояло отрабатывать с Ригнаром. Тот самый повар-вампир, в чье временное рабство я поступила, заявил, что мне и еще одному штрафнику надо перебрать овощи на складе.

Светлого я застала в кладовке сортирующим овощи. Глянула на стеллажи с ящиками моркови, свеклы, картошки, которую надо было перебрать, откинув гнилую, и вовсе приуныла.

Я всегда подозревала, что магам проще изобрести боевое заклинание десятого уровня, чем простую волшбу, которая бы отделила зерна от плевел. И, судя по всему, оказалась права.

Риг уже вовсю стаскивал ящики. Сильные уверенные движения. Перекатывающиеся под тонкой рубашкой мышцы. Он замер, словно почувствовав мой взгляд. Обернулся.

— Ты? — прищурился он.

— Я. И тоже безумно счастлива тебя здесь видеть. Прямо сияю.

— Я заметил. Зеленое такое свечение… Как у первосортного умертвия.

— Тем не менее это умертвие будет сегодня работать с тобой.

Риг усмехнулся и поставил передо мной ящик с морковью.

Какое-то время мы перекладывали овощи молча. А напряжение все нарастало. Я кожей чувствовала, как между нами буквально натягивается струна. Воздух начал давить на виски. Я не выдержала:

— Слушай, не нервируй меня.

— Я молчу, — скрипнул зубами светлый.

— Ты так выразительно молчишь, что бесишь!

— Вас, темных, все бесит. Да, ты поклялась, что не отправляла тех пятерых в бездну. Но это сделал кто-то из вас, черных магов. Из-за тебя сделал! У Лармора сожжено все лицо и правая рука до кости. Нартон все еще без сознания. Ролло ослеп и долго будет восстанавливать зрение. Свейн истощен магически. Тормод отделался ожогами кистей. И все это после того, как нас семерых вызвали к ректору. Скажи, что мне думать? Что думать всем кадетам? — Он говорил, а у меня создавалось ощущение, что Риг вколачивает гвозди в крышку моего гроба.

Теперь я в полной мере осознала причину, по которой светлый ворвался ко мне. Понимала, но не принимала.

— Слушай, а тебе не приходила в твою светлую голову мысль, что моего согласия на эту вендетту могли и не спрашивать? — Я со злостью откинула морковку, вставая. — Я в этой академии только и слышу, что мне здесь не место…

— Так зачем же ты сюда так рвалась? — Риг тоже поднялся.

О печати я говорить не могла. Но и лгать не хотелось. И я сказала правду. Правду, почему я должна здесь остаться.

— Я не хочу становиться монстром. Скажи, ты знаешь, каково это — бояться, что твой дар окажется сильнее тебя? Что ты не сможешь контролировать свою силу? — Я говорила, а мой голос звенел.

Казалось, еще миг — и я сорвусь, не сумею удержать на привязи ту тьму, что бушевала сейчас внутри меня. Она стенала, она требовала выпустить ее, дать разгуляться, обещая с бурей — покой.

Я прикрыла глаза, борясь с собой. И тем неожиданнее стали руки, крепко обнявшие меня.

— Тише, Крис. Тише. Я тебя понимаю…

Тьма внутри меня начала медленно сворачиваться клубком. Странно, но в объятиях светлого было на удивление спокойно, тепло, уютно.

Я медленно открыла глаза и запрокинула голову. Надо мной склонился Риг. Он так внимательно смотрел на меня, будто видел впервые.

— Успокоилась? — Голос мага отчего-то сел.

Я сглотнула, прислушалась к себе, к тому, как внутри меня медленно, нехотя тьма начала отступать. Втягивать свои щупальца.

— Вроде бы, — хрипло сказала я.

Во рту отчаянно пересохло. Я всем телом ощущала жар, который шел от светлого, стоявшего рядом.

— Крис, ты — сильный маг. Пожирательница. Ты должна держать свои эмоции под контролем. Чародей обязан уметь управлять своими эмоциями, иначе они начнут управлять его даром… А у тебя глаза заволокло тьмой.

Он говорил это вкрадчиво, спокойно, продолжая прижимать меня к себе.

— Так не проще бы было дать мне сорваться?

— Знаешь, я еще хочу пожить. Ну или хотя бы умереть не так глупо.

— Не так глупо?

— Не на складе с гнилой морковкой, — усмехнулся светлый.

— Значит, ты не меня успокаивать ринулся, а себя спасать? — Я решила расставить точки над рунами.

— Увы, но одно без другого было невозможно…

Светлый как-то нехотя отстранился.

— Знаешь, я не мечтала об этом даре. Я рада была бы, если бы у меня его и вовсе не было, но меня никто не спросил… — Я обессиленно присела к ящику, чувствуя, как все еще подрагивают руки.

Риг опустился на корточки с другой стороны ящика и тоже, не глядя на меня, начал перебирать овощи.

Мы снова молчали. Но теперь в воздухе уже не было того напряжения.

— Знаешь, — спустя какое-то время задумчиво произнес светлый, — однажды мой отец сказал: «Чем сильнее дар, тем большим придется пожертвовать его обладателю». Мне кажется, что он отчасти прав.

— А чем пришлось пожертвовать тебе? — ляпнула я, не подумав, и тут же пожалела: все же Риг мне не друг, а вопрос личный.

— Верой в людей, — ответил светлый, не заметив моего замешательства.

Задумавшись каждый о своем, мы одновременно схватили одну и ту же морковку. Отдернули руки тоже синхронно. Я подняла голову и увидела, что Риг улыбается.

— Я, как благородный мужчина, уступаю ее тебе.

— А почему не лэр? — усмехнулась я и увидела, как нахмурился Риг. Пришлось пояснить: — Ну, обычно говорят: благородный лэр…

— Потому что я не лэр. Зато мужчина.

— Ну да, в тебе сложно заподозрить девушку…

Светлый фыркнул.

Мы уже перебрали ящик с морковкой и потянулись к следующему, когда на пороге склада появился один из работников кухни:

— Все, заканчивайте! А то отбой уже скоро.

— Да, сейчас! — за нас двоих ответил светлый.

И вправду, с оставшимся ящиком управились быстро. Риг, попрощавшись, скрылся.

Я выдохнула и с хрустом потянулась. Все, на сегодня мои физические мучения закончены. Остались лишь моральные: дать себе выспаться или совершить подвиг и поучить основы магии, которые я успела в большой перерыв взять в библиотеке.

За учебником просидела почти до утра. Спать легла, когда на горизонте забрезжил рассвет. Но следующий день показал, что все мои ночные усилия — это капля в море.

Неуды удалось не схватить лишь чудом. Но я понимала, что чем дальше, тем больше будет мое отставание.

Прошло еще несколько дней. Мне больше так не везло, и я через раз получала двойки. А за ними — и наряды. Мне срочно нужна была помощь, причем не Эла. Тот хоть и старался мне объяснить азы, но… Этого было мало.

Как-то куратор нашей группы, магистр Мых, заглянувший после занятий, чтобы сделать объявление, попросил меня зайти к нему в кабинет.

— Крисрон, я хочу поговорить с вами об успеваемости, — без обиняков начал он.

Этобыл уже немолодой порубежник. Поговаривали, что во время великого прорыва он почти выгорел, но был одним из немногих, кто стоял в первой линии обороны и уцелел. Сейчас этот маг изучал меня своим пристальным взглядом.

— У меня нет успеваемости, — ответила честно.

— Отрадно, что вы это осознаете. Может, откроете мне причину, почему ее нет? — Чуть ироничный голос не выражал ни сочувствия, ни укора.

— Потому что нет знаний, — твердо сказала я.

Не стала объяснять, что отец не учил меня магии потому, что был свято уверен: печать не даст проявиться дару, так зачем душу травить?

— Я это заметил. По немагическим дисциплинам у вас все в порядке. К сожалению, сейчас я сам слишком занят, но… — Он встал и подошел к стеллажу. — Возьмите эти книги и ознакомьтесь с ними в выходной. Вам ведь все равно увольнительная не светит.

Он положил передо мной три увесистых фолианта. Я взяла их с благодарностью.

А куратор между тем продолжил:

— И вам бы отработать навык обращения со своим источником. Но обязательно — в паре с кадетом, равным по силе… — Он побарабанил пальцами по столу и добавил: — Хотя бы примерно равным. Чтобы вы его не покалечили.

Маг на миг замер, а потом, пробормотав под нос: «А почему бы и нет», быстро что-то написал на бумажке и положил ее, даже не свернув, под телепортационный камень. Послание исчезло.

— Вы свободны. — Он вскинул кустистые седые брови, дескать, вы все еще тут?

Я поспешно попрощалась и выскочила из кабинета, держа книги на груди.

От куратора я шла озадаченная. До полуночи просидела у себя, штудируя «Элементарную магию темной материи», а заснула над главой «Роль демонов в воспитании мага».

(обратно)

ГЛАВА 6

Утро началось не с набата (по причине выходного дня побудки не было), а со стука в дверь. Почти деликатного. На пороге стоял дежурный с запиской.

Развернула. Это оказалось послание от куратора. «Ригнар Аро поможет вам с отработкой. Договоритесь с ним о времени». Коротко и по существу.

Я понимала, что помощь мне нужна. Но все равно визит оттягивала до самого вечера. Как оказалось — не зря.

Я выдохнула, собираясь с мыслями, зажмурилась и постучала в дверь семнадцатой комнаты. Открыли сразу же. Когда я распахнула глаза — передо мной, опершись на косяк и скрестив руки на груди, стоял Риг, не сводя с меня синих холодных глаз. В одних штанах, босой, с каплями влаги на коже и мокрыми волосами. Судя по всему, после душа. Стало понятно, что светлый провел этот выходной с удовольствием. Насчет пользы не скажу, но вот с удовольствием — это точно. О последнем свидетельствовали характерные царапины на плече. Такие обычно оставляют когти хищниц, что ведут охоту в кружевных доспехах.

— Пришла… Долго же ты собиралась.

Я смотрела на мага, полностью инициированного мага, на груди которого мета уже была цветной. Он же смотрел на меня как на неприятность, которая обычно случается, когда все было хорошо, но тут ты решил проверить. И обнаружилась она — проблемка. Мелкая, досадная, но мешающая, как крошки в постели.

— Прости… Кажется, эта была неудачная идея, — пробормотала я и развернулась, чтобы уйти.

Меня тут же схватили за локоть.

— Куда? — Сильная рука буквально втащила меня в двери.

А потом я оказалась прижатой к стене. С обеих сторон от моей головы уперлись ладони, а прямо напротив лица нависло лицо Рига.

— Так. Давай определимся раз и навсегда…

Наши носы почти соприкасались, я чувствовала, как от его тела исходит жар. Дыхание перехватило. А светлый, словно не замечая ничего, сконцентрировавшись лишь на моих глазах, продолжил, чеканя каждое слово:

— Тебе нужна помощь?

Гордость кричала о том, что самый лучший ответ: «Не от тебя». Но порою гордость — сестра глупости, и если ты подашь им руки, то ваш путь втроем будет прямым и коротким: до могилы. Я прекрасно понимала, что если скажу «нет», то у меня будут неплохие шансы провалить осенний экзамен, вылететь из академии, а следовательно, и умереть, ведь, по словам Эла, я вряд ли перенесу, если мне запечатают дар.

Выдохнув, я тихо произнесла:

— Да.

— Я не слышу. Громче. — Риг давил. Не прикасаясь ко мне, он давил, заставляя вжиматься в стену.

— Да, мне нужна помощь! — крикнула я ему в лицо. — Доволен?

— Нет.

Я опешила. Вот, спрашивается, где светлый и где логика? А Риг, чуть отстранившись, произнес:

— Я недоволен, мрак раздери, тем, что должен помогать тебе. Темной. Пожирательнице.

— Если не хочешь, тогда отпусти. — Я попыталась оттолкнуть руки Рига.

— И не подумаю. Я помогаю не тебе. Я отдаю долг Анару. Поэтому, хочешь ты того или нет, мы будем заниматься. В академии не так много адептов девятого уровня, а десятого — тем паче. А если тебя попытается тренировать кто-то с меньшим уровне дара, ты можешь при выбросе силы его просто размазать по полю.

С этими словами он отстранился, развернулся ко мне спиной и подошел к кровати. Подхватил рубаху, натянул ее на еще мокрое тело, накинул куртку и бросил мимоходом через плечо:

— Учти, в следующий раз, если не явишься до седьмого удара колокола, я приду к тебе в комнату сам и поволоку на полигон. И мне будет плевать, в каком ты при этом виде.

Словно вторя его словам, на улице колокол пробил ровно семь раз. М-да… Интересно, что за долг такой у Рига перед ректором, что светлый наступил на горло собственным принципам и согласился заниматься с темной?

Когда мы пришли на полигон, тот был пуст. Только поле, вечернее небо, на котором закатное солнце выкрасило облака пурпуром, и мы — двое энтузиастов. Ну, еще столб. К слову — знакомый такой столб. Не его ли нес Риг во время нашей первой встречи?

Проследив за моим взглядом, светлый подвел меня поближе к столбу с намалеванной на нем мордой (она же мишень) и, не скрывая сарказма, даже представил нас друг другу. Так и сказал: «Йеж, знакомься, это — Крис. Крис, это — Йеж». К слову, рожа была нарисована очень талантливо. Совсем как та карикатура в карцере.

Я поежилась под мрачным взглядом светлого, но потом вскинула подбородок:

— Начнем?

— С чего именно? — уточнил маг. — Для того чтобы тебя натренировать, мне нужно знать, что ты уже умеешь.

Я вспомнила о тумане, который смогла материализовать на занятии по атакующим заклинаниям:

— Проклинать.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Риг. — А еще?

Я была вынуждена признать, что больше ничего. Судя по тому, как на меня посмотрели, Риг решил, что я над ним изощренно издеваюсь. Пришлось его разочаровать. А заодно объяснить, что мой источник проснулся совсем недавно, а в семье, где магии ни у кого нет, не могли и предположить, что я стану пожирательницей.

— Хорошо. Тогда начнем с азов. Вызов источника. Чтобы он откликался и ты брала ровно то количество силы, которое тебе нужно для заклинания. Заметь: не сколько ты можешь взять, а сколько нужно.

На словах это было просто. Но на деле… Простейшее упражнение — создание светящейся искры меж двух ладоней — я завалила дюжину раз. И вроде бы чего сложного: на уровне груди расположить ладони друг напротив друга и представить, как между ними появляется сгусток энергии.

Первые несколько попыток у меня выходила столь слабая искра, что, не успев возникнуть, гасла. Один раз она вырвалась и пищащим комаром взвилась ввысь, чтобы там лопнуть.

Я краснела под насмешливым взглядом Рига, пытаясь сосредоточиться. Наконец у меня получилось. Свет между моих ладоней вышел ровным, ярким, но… Тут возникла другая проблема: искра начала разрастаться, стремительно превращаясь в пульсар.

— И до какого времени мы будем тренироваться сегодня? — решила я задать резонный вопрос.

Сумерки вокруг густели, до отбоя оставалось не так уж и много.

— До полного офонарения. Ну или пока у тебя не получится.

Светлый во время моих потуг достал от нечего делать метательный нож и сейчас подкидывал его в ладони. Давал тому совершить несколько оборотов и ловил за рукоять. Но, когда он увидел, что происходит, выкинул нож и закричал:

— Бросай!

Я тут же бросила. И попала. Когда дым рассеялся, даже могла сказать, в кого именно: в Йежа.

Распрямившись и опустив руку, которой машинально прикрыла лицо, я смогла разглядеть хорошую такую воронку, оставшуюся на месте столба. Да уж…

— Йежу конец, — констатировала я.

А ведь еще пару мгновений назад это был высоченный чурбан с намалеванной на, нем мордой…

Риг в данный момент взирал на мини-кратер, оставленный на месте столба.

— М-да… Крис. Главное, запомни: столб взорвали не мы и нас вообще тут сегодня не было.

— Иначе заставят новый нести? — догадливо уточнила я, изобразив раскаяние.

И вроде бы была убедительна. Вот только отчего мне показалось, что светлый не поверил ни на медьку?

— Вот именно. И давай еще пару раз. — Риг глянул на вызвездевшее небо и передумал: — Нет, пожалуй, один раз.

Я согласно кивнула. Прислушалась к себе, отсекая все внешнее. Выпрямилась, чуть развела ладони, нахмурилась, стараясь унять напряжение внутри: это дичился, бурлил источник, рвясь наружу.

И тут поверх моих пальцев легли руки Рига. А сам он оказался у меня за спиной.

Он чуть наклонился, отчего его волосы коснулись моего уха, щекоча.

— Твоя сила — в спокойствии, Крис. — Теплое дыхание скользнуло по шее. — Ты контролируешь силу, а не она — тебя.

Риг говорил, а я смотрела на его аккуратные пальцы, жилистые руки, отмеченные еле заметной паутиной белых шрамов. Едва уловимо пахло мятой и кедром.

Спиной я ощущала, как близко он стоит. И что на светлом распахнута куртка… И он почти прижимается ко мне.

Первый раз я чувствовала себя будто подросток: щеки пылали, в горле пересохло.

«Ты просто перенапряглась, Крис. Успокойся, возьми себя в руки», — уговаривала я сама себя. Ведь и до этого меня обнимали. И даже целовали. С другими золотошвейками мы ходили на вечерние танцы раз в седмицу. Ко мне, игравшей роль приличной горожанки и послушной дочери, подходили знакомиться. Провожали до дома, назначали свидания. Не то чтобы я задумывалась всерьез о семье… Скорее, чурайся я парней, затворничай, — это вызвало бы вопросы и подозрения. А так Крис, помощница золотошвейки, была такой же, как и все, а значит, незаметной.

— Расслабься. — Голос прозвучал над самым ухом, чуть насмешливый, уверенный. — Пропусти силу через себя. Через ладони. Медленно. На выдохе.

И я почувствовала, нутром осознала, ясно увидела, что сила… Она словно кудель, из которой я медленно тяну клок, скручиваю его в нить и выпускаю из ладони.

Искра в этот раз получилась ровной, яркой. И, самое главное, я ее контролировала. Так же медленно втянула силу, и она ушла в ладони. Я ликовала. Первый раз. Осознанно!

Получилось!

Получилось!

Получилось!

В эйфории я порывисто повернулась к Ригу, обняв его. Но вот чего я не учла, это того, что он все еще стоял, чуть наклонившись. Краткий миг, когда я вскользь коснулась своими губами его теплых губ, заставил вздрогнуть. Я отпрянула. Впрочем, и светлый тоже отшатнулся.

— Извини… — прошептала я.

— На сегодня занятие окончено, — сухо ответил Риг.

Я пошла прочь, не оглядываясь. Да что там пошла, я бы побежала, если бы это не выглядело откровенным паническим отступлением. А потому я, все ускоряя шаг, покидала поле. Вздернутый подбородок, прямая спина, в которую между лопаток уперся взгляд.

Мне стоило больших усилий не оглянуться. А себе дала зарок: во время тренировок держаться подальше.

В комнату вернулась уставшая и разбитая, а потому и уснула мгновенно. Но вместо черноты и пустоты, которые обычно бывали у меня при сильной усталости, в этот раз в мире грез меня ждало яркое зрелище. Наверняка небесный странник, что по легенде рассыпает на подушки песок из сновидений, ошибся кроватью.

Я вновь стояла на полигоне. Риг так же — за мной. И радость от осознания того, что я смогла создать искру, была точно такой же. Вот только когда я повернулась… Касание губ было не мимолетным.

Светлый сглотнул, притянул меня к себе, не давая отстраниться. Это было сумасшествием, чистой воды сумасшествием. Мы пробовали друг друга, пили до дна, до последней капли. Мне казалось жизненно важным, чтобы Риг меня целовал.

Я вцепилась пальцами в его плечи, кожей ощущая жар его сильного тела. Голову дурманил запах кедра и мяты. Риг проник языком в мой рот, завоевывая, утверждаясь… И я ответила. Со всей страстью и отчаянием. Сейчас он был мне нужен больше, чем воздух.

Риг застонал, глухо, сдавленно. На миг отпрянул и шумно втянул воздух. Я затуманенным взором увидела, как обозначились мышцы шеи, дернулся кадык. Почувствовала его закаменевшие мускулы.

А в синих глазах Рига плясал огонь, который меня манил, завораживал, сжигал… И я хотела сгореть в этом огне.

— Крис… — Хриплый голос вызвал в моем теле дрожь.

Сильные руки обхватили мои бедра. Я зарылась пальцами в жесткие волосы, выгибаясь навстречу и шепча:

— Риг…

А потом… резко проснулась. Села, распахнув глаза. Кожа пылала жаром, а сердце так бешено колотилось, что было удивительно, как оно вообще не выскочило наружу и не покатилось по полу. Приснится же такой кошмар! Определенно, это — кошмар. И последнее даже не обсуждается!

Выдохнула, провела ладонью по лицу, стирая испарину, и откинулась на подушку. Вот к чему приводит переутомление. Нужно просто спать. Желательно — не два удара колокола в сутки.

Утро началось с жизнерадостной заи, сидевшей на подоконнике.

— Тьфу, — она выплюнула клок рыжей шерсти из пасти, — ты, конечно, высоко забралась, и я даже благодарна, что в этот раз окно было открыто и не нужно было тебя будить, но все же спать с настежь распахнутыми створками не стоит.

Я ошарашенно посмотрела на подоконник, на котором отпечатались грязные лапы заи. Судя по всему, она только что залезла. Но вот что я отчетливо помнила — это то, что окно было закрыто.

— Ты теперь охотишься на лис? — Я кивнула на клок рыжей шерсти, валяющийся на полу.

— Нет. Я сражаюсь за свою любовь! — пафосно заявила Кара. — И побеждаю.

И что-то мне подсказало, что «сражаюсь» в данном случае было отнюдь не фигурой речи. А потом я заметила проплешину на боку у воинственной заи. Но указывать пушистой на боевое ранение и умалять тем самым ее победу не стала.

В первый день седмицы меня ждала радостная новость: наконец-то была готова моя форма. Об этом сообщил дежурный, принесший записку от гоблина.

К кладовщику после построения я бежала едва ли не вприпрыжку. А уж сколько вертелась перед зеркалом в парадном кителе. Всего курсантам было положено три комплекта: для тренировок, для учебы и парадный. Плюс меч и походный мешок со всем содержимым.

Впрочем, и учебный комплект был хорош: черная куртка и штаны сидели как влитые, облегая, но в то же время давая простор движениям. И, самое главное, сапоги оказались точно по ноге!

Когда я пришла в обновке на занятие по тактике, то сразу заметила, как подозрительно тихо стало в аудитории. Но даже не это заставило меня внутренне напрячься. Взгляды. Меня пристально рассматривали три дюжины пар глаз. И я могла поспорить на что угодно: интерес их был чисто мужским.

— Эл, что происходит? — шепотом спросила я, усаживаясь рядом с эльфом и доставая лекционный свиток.

— Крис… — Ушастый тоже таращился на меня. — Знаешь… Ты, оказывается, красивая…

— Я всего лишь умылась и не успела заплести в косу, — фыркнула я.

Мои черные густые волосы сейчас действительно свободно рассыпались по спине. М-да… Подумать только, для местного поголовья кадетов всего-то и нужно, чтобы на тебе не было мешковатой старой одежды. И все, ты уже прекрасная дева, а не оборванец из трущоб!

От пристального внимания меня спас Лоррденховен — преподаватель с заковыристой фамилией, которая мне напоминала полоза, свернувшегося под корягой.

Впрочем, не одно родовое имя у преподавателя напоминало об аспидах. Помимо всего прочего лэр Лоррденховен мало того что не был магом, так еще имел наглость родиться в Светлых землях. А если учесть, что он, простой человек без дара, преподавал тактику ближнего боя не только светлым магам, но и темным и при этом чувствовал себя вполне неплохо (да что там неплохо — отлично!) и с энтузиазмом пил кровь из курсантов и ректора (в переносном смысле, хотя порою мне казалось, что лучше бы в прямом)… В общем, чтобы простому человеку Лоррденховену выжить среди недружелюбно настроенных магов, нужно было иметь поистине змеиный характер. И он таки им обладал.

На занятия он приходил, по заверению Эла, обвешанный амулетами, как помойная собака блохами. Потому его не брали ни проклятия, ни благословения, ни даже случившийся один раз удар летающей наковальни. Короче, Лоррденховен при всей пакостности своего характера подтвердил, что тактик он отменный и предмет свой отлично знает не только в теории, но и на практике.

— Итак, мои дорогие дубы, начнем. Берите в руки перья и шелестите своими листочками. Записываем тему сегодняшней лекции: «Строительство стены между гномами и василисками в период раздробленности Светлых земель».

Мы начали усердно выводить руны. Лоррденховен расхаживая между парт, диктовал, причем слова произносил он так, словно молотком их в наши головы вколачивал. Захочешь — не забудешь.

Предмет был нудным, и, веди его другой преподаватель в какой-нибудь светской академии, наверняка половина студентов спала бы. Но тут, в военной магистерии, все бдели. И лектор, и кадеты, и даже портреты великих полководцев на стенах.

— А сейчас вопрос: почему ныне, спустя почти десять тысяч лет после этого противостояния, василиски стыдятся дворцов, возведенных в центре столицы своего княжества? К слову, очень красивых зданий, которыми ныне восхищаются все гости города. Их строили далекие предки нынешних василисков…

Мы все крепко задумались.

— Эландриэль, ваши предположения?

— Возможно, эти здания напоминают о том, что василиски были в свое время зависимы от гномов? — отрапортовал ушастый.

— Крисрон. Ваше мнение на сей счет?

Так, значит, Эл не угадал. Я поднималась с места, а мысли в моей голове носились с бешеной скоростью. Из лекции выходило, что противостояние между гномами и василисками — это пример войны, выигранной без единого выстрела. Лишь перьями и договорами. И после нее экономика василисков пришла в упадок… И посреди этого разорения — вдруг великолепные дворцы? Но построить их гномам на своей земле проигравшие не позволили бы… Или…

— Возможно, гномы выкупили землю в столице, где ныне стоят эти здания? — полувопросительно ответила я и увидела, как довольно улыбнулся Лоррденховен.

— Вы почти угадали, Крисрон. Только земля была не выкуплена, а отдана в аренду гномам. На пятнадцать тысяч лет… На ней-то горные жители и построили свои так называемые дворцы: торговые дома, гостиницы, банки. Сейчас каждый приезжий, восхищаясь архитектурой столицы василисков, нечаянно напоминает тем о проигрыше и унизительном положении, когда их правитель Гусмонд Четвертый был вынужден ради пополнения обедневшей казны отдать землю в центре столицы в аренду. Такой тактический шаг был лучше, чем любые взятки историкам и летописцам. Свитки переписать легко, а память о позоре, увековеченном в дворцах, которые каждый день на глазах у тысяч обывателей, — лучшее напоминание о том, что не стоит замахиваться на грозного соседа. К слову, больше василиски никогда не рисковали идти войной на гномов. И о пограничных залежах аллурия не спорили. Это была действительно победа гномов. Без единого выстрела и обнаженного меча, без отрубленных голов на пиках и сожженных поселений. И договор, подписанный чернилами, а не кровью, оказался нерушимее клятв. Любая война, любой бунт рождается не от притеснения, а от забвения, — такими словами завершил лекцию Лоррденховен.

Когда я одной из последних покидала аудиторию, он окликнул меня:

— Крисрон.

— Да, лэр Лоррденховен.

— Крис, а вы не думали о том, у кого будете писать курсовую работу?

— Нет, — растерялась я.

До защиты первых курсовых было еще два года. Да и я здесь еще только вторую неделю.

— Подумайте насчет моего предмета. Я за вами наблюдаю все лекции и хочу отметить, что у вас очень интересный склад ума. Идеальный для ученого, полководца или преступника…

Преступника? Вот же ж… тактик эдакий. И ведь наверняка большинство преподавателей еще только начали присматриваться к кадетам, которые вообще пока не думают над курсовыми, а этот — уже.

— Спасибо, можно я подумаю с седмицу? — Я склонила голову в благодарном жесте.

Глаза Лоррденховена на миг блеснули, словно он знал о том, что спустя семь дней я дам положительный ответ. Ну да, с практикой по заклинаниям у меня было, мягко говоря, не очень. А вот в его предмете и магом-то быть не обязательно…

— Конечно. — Лэр Лоррденховен улыбнулся тонкими губами. Он был немолод, въедлив, но умен: чего не отнять, того не отнять. — Думаю, вы примете правильное решение. У вас хорошо получается, — он на миг замолчал, подбирая слово, — думать, решать загадки. Так что я в вас не сомневаюсь.

Я вышла из аудитории с мыслью о том, что хоть кто-то если не мне, то в меня верит. Потому что за неделю достали злобные взгляды и шепот в спину от светлых. Та пятерка счастливчиков все еще была в лазарете. Всех темных, чей уровень дара позволил бы провернуть подобное, допросили. Меня тоже. Но камень истины горел зеленым, подтверждая правду. Виновного так пока и не нашли, но все кадеты были убеждены в том, что это сделала я. Темные гордились. Светлые ненавидели.

Причиной, по которой меня еще не придушили за углом, был Риг. Я поклялась ему, что не утаскивала пострадавших во тьму, а он в свою очередь заявил, что вызовет на дуэль того, кто свернет мне шею. Правда, потом он добавил, что хочет это сделать лично… Но это уже мелочи.

Ситуация откровенно бесила. И сейчас слова Лоррденховена натолкнули меня на мысль… А что, если разобраться во всем самой? Тем более подозрения уже были…

Следующее занятие по руническому письму стало интересным, не успев начаться. Хотя бы потому, что на моей парте обнаружилось сразу два букета. Оба гербария были с невинными записками и приглашениями провести вечер.

Я мысленно застонала. Судя по всему, у меня имелись все шансы схлопотать наряд за обдирание клумб: на одном из цветочных веников даже были комочки земли, выдавая происхождение букетов.

«Ты свободна после шести? Я за тобой зайду. Нэш» и «Прогуляемся вечером? Лекс», — гласили бумажки. На меня с интересом смотрели не только потенциальные кавалеры, но и остальные кадеты, ожидая, чей букет я приму, сказав тем самым «да».

Колокол уже давно пробил, ознаменовав начало лекции. Лэрисса Мейн, дама глубоко «за», с крючковатым носом и горбом, запаздывала. Наконец в коридоре послышался стук ее каблуков.

Я тут же вспомнила навыки закидывания крючьев на стену, и… букеты приземлились на стол преподавателя ровно в тот момент, когда открылась дверь.

В гробовой тишине магесса Мейн прошествовала к своему столу, и тут… Были и изумление, и неверие, и внимательное чтение. А потом — благосклонные взгляды в сторону двух грабителей клумб. Да и само занятие в целом прошло на удивление спокойно, нервничали разве что авторы записочек. А так даже неудов никто не получил. Только после окончания занятия магесса попросила двух кадетов, Нэштона и Лекса, задержаться…

Но если я думала, что с букетами покончено, то сильно ошиблась. Это было только прелюдией.

В коридоре ко мне подлетел Рейзи. Правда, третьекурсник, в отличие от первогодков, оказался уже более подкованным и ободрал не клумбу, а оранжерею.

— Это тебе! — радостно протянул он мне букет из музыкальных лилий.

Цветы возмущенно шелестели лепестками, а один бутон и вовсе вздумал браниться на варвара, что сорвал их.

Но Рейзи лишь крепче сжал букет, встряхнул его как следует и тихо прошипел:

— Пойте, пока вас не переломал и в мусор не выкинул!

Венчики лилий тихо завозмущались таким произволом, но потом звонким речитативом произнесли:

— Крис, ты удивительна, ты хороша, твоя душа прекрасна и черна…

Рейзи буквально всучил мне в руки это поющее безобразие и спросил:

— Крис, через три дня ты придешь ко мне на свидание?

— А почему именно через три? — ошарашенно спросила я, думая, как бы заткнуть музыкальный веник, который старался вовсю, громко голося бред про романтичную прогулку по кладбищу под луной…

— Потому что до этого я буду сидеть в карцере, — ничуть не опечалившись, заявил Рейзи.

— А как же твоя… — Я забыла имя девушки. — К которой не приближаться? — и иронично вздернула бровь.

— Ну, это было до тебя, — оптимистично заявил темный. — А сегодня я увидел, что ты невероятная…

Я не смогла удержаться от улыбки. И тут на всю академию разнесся усиленный голос:

— Кадет Рейзи Ромс!

Как выяснилось чуть позже, темный угадал не только с видом, но и со сроком наказания.

— Дождись меня, малышка, — подмигнул мне Рейзи и, смеясь, убежал.

А я осталась с дурацким поющим веником в руках.

Опустила лицо и, несильно сжав цветы, тихо прошипела: «Хватит уже!» Лилии тут же замолкли. А когда подняла взгляд от букета, то первое, что увидела, — Риг, стоявший дальше по коридору. С виду он был абсолютно невозмутим. Вот только ладони, сжатые в кулаки, искрили молниями.

Он пристально смотрел на меня. И я могла поспорить на что угодно, что враз смолкшие лилии в моих руках тоже чувствовали этот взгляд. Ведь сколько я раньше ни сжимала их в кулаке, они, паршивки, и не думали затыкаться. А тут — как по команде.

Впрочем, не важно. Я поправила сумку, собираясь развернуться, когда Эл громко окликнул меня:

— Крис, ну сколько тебя можно ждать!

Эльф, смеясь, подбежал ко мне и, шутя, заявил, что если я так и буду тут торчать, то скоро в оранжерее обдерут еще и герберы, которые выпускают салют из золотой пыльцы, и тогда уже мне точно попадет. Причем не от ректора, а от госпожи Хламидис, что заведовала теплицами.

Эл тарахтел, а я украдкой оглянулась. Рига в коридоре уже не было. Так и не поняв, с чего взбеленился светлый, я пожала плечами и отправилась в столовую. Букет лилий сунула под мышку: уж больно неудобно его было нести перед собой.

Эльф сегодня был крайне воодушевлен: размахивал руками, смеялся. Причина его энтузиазма была проста: у нас изменилось расписание. Из командировки наконец прибыл магистр Вонс, и первому курсу сегодня после обеда не нужно было идти на полигон на тренировку. Вместо нее нас ожидал загадочный практикум по примитивным тварям мрака.

— Крис, ты представляешь, мы попадем в пещеры, где содержат тварей бездны! — Энтузиазм Эла впору было использовать вместо тарана для крепостных ворот.

Я его радости не разделяла. Может, потому, что была слегка знакома с уроженцами бездны, особенно с одним. С тем далеко не низшим представителем этого самого мрака, который вообще нацелил клыки на самого ушастого. Вот только наивный эльф об этом пока не догадывался.

— Ты зануда, — вынес вердикт Эл, поняв, что во мне он не найдет единомышленника. — Магистр Вонс часто уезжает, он еще несет службу. Еще бы! Он — один из семерки верховных порубежников. А это, я тебе скажу, не палочка для ковыряния в носу! — подняв указательный палец, гордо заключил Эл, словно в том, что Вонс имел столь почетную должность, была его, эльфа, конкретная заслуга.

Видать, не только от нежеланного брака утек ушастый в академию. Похоже, если он не найдет здесь своего призвания, то все равно будет где-то близко.

— Слушай, ну практика и практика. Что такого-то? — пожала плечами я, не разделяя бурного восторга приятеля, который сегодня даже про уху и жаркое забыл.

Кстати, вкусное жаркое… Я его уже почти доела и собралась по-быстрому сбегать к себе. Нужно переодеться в тренировочную форму и поставить букет в воду. Все же раньше ради меня никто в карцер не попадал и оранжерей не грабил. Да и цветы жаль. Красивые. Завянут же.

— Что такого? — возмущенно завопил Эл. — Я специально спрашивал: на практикум только с третьего курса отправляют. А в этот раз — первогодок.

Слова ушастого заставили меня задуматься о таком кардинальном изменении учебного плана: уж не из-за того ли, что пятерых светлых уволокло в бездну?

— А нам вообще знаний хватит? — вслух выразила я свои опасения, зная точно: мне — нет.

Эл призадумался. Таким я его и оставила, договорившись, что встретимся в зале переброски.

Спустя удар колокола я, переодевшаяся в форму для тренировок, стояла вместе с тремя дюжинами первокурсников в огромной комнате, что находилась на нижнем, подземном, ярусе академии, — зале переброски. Свое название оный получил не зря.

Сама магистерия находилась у подножия горной гряды, что разделяла Светлые и Темные земли. А вот пещеры, где содержались пойманные твари мрака, — в самих горах. И до них вел длинный тоннель, по которому нас и должны были перебросить.

Я поежилась, глядя в черную необъятную (выше меня в несколько раз) дыру, которая больше всего сейчас напоминала мне глотку здоровенного дракона, прокурившегося до потрохов. Оттуда несло сгоревшей серой. Ажурные чугунные ворота, что закрывали вход, не давая самым любопытным кадетам сунуть нос в тоннель, лишь усиливали контраст светлого зала и грубо отесанного хода.

Первокурсники переглядывались, шептались и ждали легендарного Вонса. И он явился. Правда, не один, а с другой группой. И что здесь забыли кадеты-старшекурсники, я не поняла.

Впрочем, магистр, попыхивая трубкой, тут же дал ответ на мой так и не прозвучавший вопрос:

— Сегодня у нас спаренное занятие. Младшие будут учиться защищать себя от огненного гребневика, а выпускники — следить за тем, чтобы во время защиты первокурсники не самоубились. Вопросы есть?

Вопросов не было. Ни у кого.

Я почувствовала на себе взгляд. Еще не обернувшись, знала, кому он принадлежит. Не ошиблась — Риг.

Светлый был так же невозмутим, как и в коридоре. Но его мрачный взгляд наталкивал на мысль: а не пора ли мне на всякий случай сшить белое платьишко? Вот только чтобы померить его, нужно помереть.

— Разбейтесь на пары, — провозгласил магистр.

И, едва он договорил, ко мне ринулись сразу двое темных. Успел тот, кто использовал не только силу и ловкость, но и одно из вернейших средств в достижении цели — подножку.

Соперник не упал лишь благодаря невероятной ловкости, но замешкался.

— Привет, крошка. Сегодня я буду твоим куратором, — заявил смуглый некромант. В его ухе поблескивала серьга с черепом, длинные волосы были собраны в хвост.

Что-что, а самоуверенность темные могут давать взаймы. Фамильярно легшая на мое плечо рука стала последней каплей. Похоже, зря я так радовалась новой форме: проблем от нее не меньше, чем удобств.

Уже прикинула, как половчее заломить хваталку и проникновенно объяснить, кто тут крошка, а кто — черствый каравай, о который и зубы можно обломать, как в мой план бесцеремонно вмешались:

— Сансар, Крисрон со мной. — Риг выразительно глянул на темного.

Жаль, что тот не проникся.

— А если нет?

— Нет так нет, — на удивление покладисто отступился Риг. — Но если что, я тебя предупредил: десятый уровень. Пожирательница. Силу дара контролирует плохо. Так что если тебя слегка размажет по пещере…

— Вмазать бы тебе, да не за что… — отходя, буркнул темный.

— Угу. А еще я ответить могу, — сквозь зубы прошипел Риг.

Судя по милой беседе этих двоих, вражда между ними была давней, обоюдной и напоминала бородавку на колене: вроде и бесит, но и не сильно мешает…

— И часто отвечал? — заинтересовалась я.

— Семь дуэлей на мечах без магии. Это не считая простых драк, — машинально ответил Риг, с прищуром глядя на удаляющуюся спину.

— А почему без магии? — спросила я, догадываясь об ответе.

— Потому что у Сансара восьмой уровень. С моим десятым это было бы бесчестно.

— Разбираем крючья и перчатки. Они в сундуке, — между тем скомандовал Вонс. — Старшие, объясните малышне, как пользоваться.

Малышня (к слову, некоторые — здоровенные лбы типа Нэша) проглотила реплику магистра молча. Риг, подойдя к сундуку, достал оттуда искомое для нас обоих.

— Держи. — Мне всучили странного вида то ли крюк, то ли скобу. — Крюк всадишь в шкуру, а правой рукой в перчатке ухватишься за шип, — кратко пояснил Риг, натягивая на свою кисть защиту из дубленой кожи, а потом небрежно спросил: — Что у тебя с тем темным, который лилии дарил?

Он вроде бы произнес вопрос мимоходом, но по тому, как внимательно светлый посмотрел на меня, я поняла: ждет ответа.

— Мы с ним в карцере вместе сидели.

— Что-то мне после карцера никто букетов не дарил, — фыркнул светлый.

— Слушай, с чего тебя это должно интересовать, что у меня с Рейзи? — прищурилась я.

И вроде сказала чистейшую правду, но ответ Ригнару не понравился: губы сжались в тонкую линию.

— С того, — с тщательно контролируемой злостью начал светлый, — что меня просили подтянуть твою успеваемость. А если ты будешь бегать на свидания вместо занятий…

— Построиться парами! — перебил окрик преподавателя.

И уже в глубину тоннеля:

— Выпускайте пещерную нереиду!

Петли на воротах заскрипели, и мы увидели, как из бокового ответвления в основной тоннель, извиваясь и перебирая гигантскими щетинками, выползает здоровенный червь.

Его членистое тело быстро перетекало в проход, по которому нас должны были перенести в пещеры. Повторяющиеся сегменты громадного тела при движении нереиды ходили ходуном, отчего пластины панциря издавали треск.

— Чего стоим, запрыгиваем. Нереида ждать не будет. Отставшие пойдут пешком и даже дойдут, если червь не сожрет их, возвращаясь обратно.

Я припомнила, что совсем недавно читала, готовясь к бестиологии, об этих тварях: гигантские черви, живущие под землей. Приручены сравнительно недавно. Способны прогрызать ходы в каменной породе. А следовательно, и зубки у них соответствующие. Еще и расположенные по кругу глотки в сотню рядов. Такие перетрут тебя — и не заметят.

— Бежим. — Риг схватил меня за руку, не затянутую в перчатку, и мы первыми вслед за Вонсом ринулись в тоннель.

Догнав нереиду, светлый на полном ходу вонзил в нее крюк. Меня дернуло вверх, и я инстинктивно ухватилась рукой в перчатке за шип, коих было множество.

— Упрись ногой в основание надбрюшной пластины! — крикнул мне светлый.

Я мысками сапог наступила на узкую пластинку. Она ходила ходуном в такт движениям щетинок. Рукой ухватилась за шип. Теперь понятно, зачем нужна была столь прочная перчатка: содрать кожу на ладони до мяса здесь было делом нехитрым.

— Держись, сейчас червю на хвост насыплют углей, и он помчит! — прокричал Риг, глядя на меня и все так же не отпуская моей второй руки. А его глаза… Они смеялись! Он был счастлив, словно оказался в своей родной стихии, когда вокруг лишь скорость и азарт.

Сам же чокнутый светлый держался на одном крюке, который всадил в червя. Псих. Но что-то было в нем такое, отчего мне не хотелось, чтобы он отпускал мою руку.

И тут червь взревел. По телу твари прошла судорога, и членики его тела пришли в бешеное движение. У меня в ушах засвистел ветер.

Абсолютная тьма, крики первокурсников, смех выпускников. Нереида сейчас напоминала лавину: беспощадную, стремительную и способную смести все и вся на своем пути.

Мне оставалось лишь крепче держаться и молиться, чтобы не упасть. И чтобы все поскорее закончилось.

Но то ли я у небесных покровителей была на плохом счету, то ли адресом канцелярии ошиблась и просить стоило обитателей мрака… Сумасшедшая гонка завершилась не скоро.

— Приготовься! — крикнул Риг.

Впереди забрезжил свет.

Маг напружинил ноги, чуть оттолкнулся ими от тела червя и, подпрыгнув, высвободил крюк, а затем полетел вниз. Хорошо, что перед этим все же отпустил мою руку. Куда и как он упал, я не видела, поскольку мне самой было слегка некогда: я пыталась не свернуть себе шею.

Вывернувшись кошкой, я прыгнула вниз, стараясь отлететь как можно дальше от мощного тела нереиды. Приготовилась удариться о камни и даже успела сгруппироваться, прежде чем врезалась в скалу. В слишком уж в мягкую скалу. К тому же та еще и знакомо так фыркнула.

Риг поймал меня.

— Чтобы убиться, есть куда более простые и эффективные способы, — процедил он.

И куда делся тот счастливый взгляд светлого? Как только он оказался на земле, враз нацепил на себя маску ледяного высокомерия.

— Ну что, все живы? — разнесся по пещере голос магистра Вонса.

— Вроде, — ответил кто-то из старшекурсников.

— Жаль… — притворно опечалился преподаватель. — Чем меньше народу, тем легче вести занятие.

Выпускники заулыбались, словно услышали отличную шутку. А навстречу нам размашистой походкой уже шел великан.

Своды пещеры были настолько высокими, что свет факелов не достигал потолка, но тем не менее казалось, что эти подземные хоромы все же маловаты горному троллю.

— Магистр Вонс, — склонив голову, почтительно произнес громила, чья кожа напоминала потрескавшуюся красную глину.

— Гырхор, и я рад тебя видеть, — попыхивая длинной изогнутой трубкой, отозвался преподаватель. — Огненный гребневик готов?

— Уже на арене, — кивнул тролль.

Это был первый горный тролль (а мне довелось их повидать, когда мы через перевал переправляли пять сундуков с отличнейшим ромом), который оказался на удивление проворен для своих габаритов. Впрочем, это не единственное, что отличало Гырхора от его соплеменников: он был одет! Пусть только в безрукавку и штаны, но и то уже большой прогресс. К тому же он совсем не напоминал тех тупых гигантов, которые считали, что лучшее приветствие — это удар собеседника дубиной по голове. А если тот посмел увернуться, то, значит, недостаточно уважает великана. А с теми, кто тебя не уважает, церемониться и вовсе не стоит…

Между тем тролль развернулся к нам спиной и, махнув рукой в жесте «следуйте за мной», пошел вглубь пещеры.

Магистр Вонс — за ним, а мы — за преподавателем.

Оказалось, что подземный лабиринт — это место, где содержат тварей бездны. Под землей, в безлюдных горах, чтобы, случись что, можно было отделаться простым обвалом. Если твари все же вырвутся, проще обрушить своды пещер, чем на поверхности потом заново восстанавливать города и хоронить тысячи мирных жителей.

Низших тварей мрака держали в клетках, загородках, а самых опасных — еще и в оковах. Конечно, все исчадия бездны, которые здесь находились, были ослаблены и едва ли смогли бы биться даже вполовину своей силы, но… порубежников нужно было натаскивать. И делать это не на фантомах.

— Вы должны в первую очередь научиться не атаковать заклинаниями, а смотреть в глаза собственному страху. — Вонс отодвинул засов двери, и мы вышли на арену.

Еще одна пещера. Округлая, освещаемая сотней факелов, со сводами, на которых были следы почерневшей крови и копоти.

А в центре, в заклепанном ошейнике, на цепи бесновался огненный гребневик.

Тролль подошел к тому месту, где цепь соединялась с вмурованным в камень кольцом, и ощутимо рванул ее, заставляя тварь дернуться.

Я сглотнула, рассматривая гребневика. Да нереида по сравнению с ним — милая лапочка. Выкидыш мрака был гораздо меньше червя, что перебросил нас сюда, но… Глядя на этого гада, я поняла суть поговорки: главное — не размер, а сила злости.

Мощные лапы с суставами, вывернутыми под невероятными углами, вздыбленная спина, напоминавшая перевернутую щетку. Именно она считалась самой опасной: между ее выростов таились длинные огненные щупальца двух типов: первыми гребневик захватывал жертву, а вторыми — рассекал ее на части.

Спина с массивным гребнем переходила в холку. Лобастая башка, желтые глаза со змеиным зрачком…

В глотке гребневика зародился то ли рев, то ли рык. Стены пещеры содрогнулись, когда раскатистый звук прокатился под сводами, застряв между игл свисавших сталактитов.

Воне задумчиво задрал голову. Рык не произвел на него ровным счетом никакого впечатления.

— Гырхор, когда срежешь эти сосульки. Упадут ведь, покалечат…

— Да что с вашими кадетами сделается, они же живучие, — пробасил тролль.

— Я не про кадетов, я про тварей, — выпуская кольцо дыма, отозвался Вонс. — Их добыть из бездны — целая наука. Не то что этих охламонов, которые сами в академию лезут.

О как. Судя по всему, нам достался преподаватель-полиглот, который, помимо всеобщего, прекрасно владел еще тремя языками: иронии, сарказма и матерным. О том, насколько глубоки лингвистические познания в последнем, я имела возможность убедиться спустя удар колокола. Пока же я, как и остальные первокурсники, с затаенным страхом взирала на гребневика.

— Итак, повторяю всего десять раз, недорогие мои смертники, — начал свою речь преподаватель. — Гребневик — тварь первого класса опасности. То есть справиться с ней можно и в одиночку. Сейчас я даже покажу вам, как именно. Благо позавчера отловили совсем свежего гребневика…

Тварь рыкнула, перебивая преподавателя. Вонс по-особому, магически, с морозцем дунул на трубку, гася тлеющий табак. Затем заткнул ее за пояс и выразительно размял пальцы.

— Итак, сначала круговой щит. — Взмах руки, и тело магистра оказалось в полусфере. — Простой щит — лишь трата вашего ресурса, который небесконечен. Щупальца гребневика легко перекинутся через преграду простого щита и обезглавят вас. Даже атакующего аркана сплести не успеете. К слову, о последнем. Если у вас восемь и более единиц — лучше использовать плетение Айлат. Оно самое надежное. Если меньше — то Мангус. В такое нужно вложить всего четыре единицы силы, но его построение занимает больше времени. И главное: аркан должен сдавить шею гребневика. С первого раза. Второй попытки эта тварь обычно не дает.

После короткого инструктажа Вонс показал все на практике.

Гребневика спустили с цепи, тот ощетинился и попытался достать магистра. Огненная плеть ударила о купол, взвилась для удара, и тут преподаватель кинул аркан. Горло гребневика сдавило, он засучил лапами.

— Так, а теперь первокурсники. Ваша задача хотя бы не покалечиться. А выпускники будут за этим следить. Начнем с сильнейших. Кто из вас Крисрон? — И зоркий взгляд Вонса начал просеивать толпу.

Пару раз мазнул по мне, не задерживаясь. Когда пауза затянулась, я вынуждена была сделать шаг вперед.

— Я.

— М-да… — оглядев меня, произнес Вонс и, уставясь вниз, словно вопросил у кого-то там, в глубине: — И отчего в преподавании не может постоянно везти, авот постоянно не везти — легко? Десятый дар. Пожиратель и… ка-дет-ка, — последнее слово он протянул с таким сожалением, что впору было ему посочувствовать.

К моему плечу склонился Риг и одними губами произнес:

— Круговой щит создается мыслеформой сферы. На выдохе используешь заклинание Эйрус и наполняешь его силой. Вкладывай ее, не жалея.

Я кивнула, благодаря за подсказку.

— Ну-с, лэрисса Крисрон, прошу!

Преподаватель сделал приглашающий жест и, едва я поравнялась с ним, щелкнул пальцами, снимая аркан с гребневика.

Тварь вздрогнула всем телом, повела мордой, и тут ее глаза загорелись, будто она получила приказ. Гребневик вскинулся, повел носом, втягивая воздух, оскалил пасть. Миг — и он в прыжке оказался на лапах и помчался на меня.

Даже когда тролль только разомкнул цепь, и то тварь не была столь неистовой, как сейчас.

— Назад, — первым сориентировался Вонс и запустил в гребневика заклинанием и матюгами. Последние — наверняка для усиления если не магического, то психологического эффекта.

— Крис! — Риг рванул наперерез между мной и тварью, на бегу зачерпывая сырой силы.

Два удара пришлись по гребневику синхронно, но, казалось, он их не почувствовал. Лишь остервенело помотал башкой. В него тут же полетела дюжина заклинаний от старшекурсников, но раньше он успел выпустить из спины щупальца.

Казалось, гребневику абсолютно плевать на всех вокруг, кроме меня. Немигающий взгляд, оскаленная пасть с острыми клыками, в которой пенилась желтая слюна.

Огненные канаты полетели только в меня. Один из них Риг отразил щитом. Второй чиркнул его по груди, а третий скользнул у самой земли и обвил мою ногу. Резко дернул.

(обратно)

ГЛАВА 7

Я выдохнула:

— Эйрус!

И обратилась к своему источнику, выбирая его если не до дна, то на половину уж точно. Щит буквально обрушился на нас с Ригом, ударил об пол и начал стремительно разрастаться, разрубив щупальце, которое тут же обуглилось. А Эйрус меж тем рос и рос, прижимая к стенам и кадетов, и тварь, и огромного тролля.

— Крис! — Риг обернулся, присел, заглядывая мне в глаза. — Крис… Ты контролируешь силу, не она тебя.

Его слова едва пробивались через дикую боль. Казалось, чуть выше сапога мне и вовсе отрезало ногу, над которой сейчас колдовал Риг.

— Крис…

Всего лишь мое имя. Но как можно в одно слово вложить столько? Отчаяния. Веры. Надежды. Боли.

Все-таки я смогла. Вернула контроль над источником. Сфера щита на миг перестала расширяться. Замерла, а потом начал медленно сжиматься. Когда же она и вовсе исчезла, то выяснилось, что больше всего повезло кадетам, оказавшимся у входа. Вонс вовремя сориентировался и сейчас левитировал под потолком. Тролль распластался у стены. Щит мерцал всего в паре ладоней от его лица, когда я успела остановить заклинание. А вот меньше всего повезло твари. Она оказалась рядом со стеной, и заклинание размазало ее ровным слоем по камням.

— Что ж, — опускаясь вниз, невозмутимо заключил Вонс, — опытным путем мы выяснили, что с гребневиком можно справиться, используя только лишь защитные заклинания с учетом того, что вы пожиратель.

Но это я уже слышала, находясь на руках у Рига.

— Ну… Поскольку благодаря некоторым у нас больше нет учебного пособия, то вернемся в академию. Задание — реферат на тему: «Особенности поведения гребневиков». — Вонс говорил совершенно спокойно, даже улыбался, но я отчего-то была уверена, что его невозмутимость — напускная.

Я печенкой чуяла, что порубежник будет рыть землю, выясняя, отчего гребневик так взбесился. Вот только узнает ли? Хотя… Сдается мне, ответ прост: охота шла на меня. Вернее, на ту, которая помогла сбежать из мрака одной демонице…

Боль в ноге начала убывать.

— Тише-тише. Я наложил замораживающее заклинание, но тебе нужно срочно в лечебницу. Ожог сильный, — успокаивающе прошептал Риг.

Я нерешительно покосилась на голень. Выше сапога ткань была сожжена и кожа, впрочем, тоже. Но, по крайней мере, нога была при мне. Хотя смотреть на нее было страшно.

Пальцы нечаянно дотронулись до груди Рига, державшего меня. Я тут же их отдернула. Колет и рубашку чуть правее сердца рассекал опаленный разрез. А под тканью была видна запекшаяся кровь. Судя по всему, светлому досталось не меньше. А ведь он себе никаких замораживающих заклинаний не накладывал. Еще и меня держит.

Риг, словно прочитав мои мысли, сквозь зубы процедил: «Ты можешь тихо посидеть?» А я что? Я ничего. Сказано сидеть — сижу. Тихо. Даже здоровой ногой не дергаю.

— Гырхор, — обратился преподаватель к отлипнувшему от стены троллю, — проводи Ригнара с его ношей до телепортационного камня. Эта раненая на нереиду не запрыгнет, — и уже себе под нос сокрушенно пробубнил: — Десятый уровень… и девка!

Как оказалось, из пещеры существовал и экстренный выход. Стандартный телепортационный камень. Такие способны переносить на любые расстояния. Вот только требуют на это прорву энергии и рассчитаны обычно на одного человека. Бывают, конечно, на двоих, троих и даже на четверых, но таких камней в империи — раз-два, и обчелся. Здешний был на одну персону. Я прижалась к светлому как можно крепче, чтобы матрица переноса приняла нас за единое целое.

Риг дотронулся локтем до мерцающего булыжника, и нас окутало светом. Миг. Яркая вспышка. А за ней — будто из-под ног выбили пол. Мы провалились в колодец, где нет ни пространства, ни времени.

Я ощущала лишь то, что Риг рядом. Чувствовала, как бешено колотится его сердце и как крепко он прижимает меня к себе.

А потом все исчезло: и свет, и ощущение полета. Мы оказались в малом телепортационном зале, что был рядом с лечебницей.

То ли у врачевателей стоял оповещающий сигнал, то ли Вонс сообщил, но нас уже ждали. Едва я оказалась на кровати в палате, как лекарь, увидев располосованную грудь Рига, всплеснула руками и скомандовала, чтобы светлый, если не хочет стать пособием для некромантов, немедленно занялся лечением.

Лэрисса Йонга, а именно так звали целительницу, тут же наложила на кадета заклинание заморозки, отправила его в соседнюю палату и предупредила, что, как только закончит со мной, займется непутевым выпускником, который так неосторожно подставился.

То же самое она бормотала, срезая с меня штанину. Свет переливался, играл, словно в весенних сугробах, в ее абсолютно седых волосах. Лэрисса была немолода. Но и старой ее язык не повернулся бы назвать. Да, сеть морщин вокруг глаз, да, раздобревшая фигура — но во всем ее теле, в руках была такая живость, хватка, проворство… В ней бурлила жизнь. Обычная, заполненная повседневными заботами. И тем притягательная.

Целительница расправилась со штаниной в один миг. А вот над сапогом надругаться подобным образом я не дала. Новую форму мне было хоть и жаль, но все же штаны можно носить любые, а сбивать ноги в кровь в сапогах, которые велики, не хотелось. Потому я, шипя от боли, стащила с ноги целехонькую обувь.

Целительница ничего не сказала, лишь покачала головой.

Промыв ожог, лэрисса Йонга простерла над ним руки. Из ее пальцев полился голубоватый свет, и я почувствовала, как меня словно вновь полоснуло огненным щупальцем. Стерпела.

— Ну вот и все, — закончила свою экзекуцию целительница, — сейчас я обработаю ожог мазью, и уже утром от него не останется и следа. Правда, эту ночь придется потерпеть. Раны от тварей мрака безболезненно не проходят. А теперь — отдохни. К вечеру можешь встать, только на больную ногу не налегай. А я пока пойду к твоему другу. Ему тоже досталось… И чему только старшекурсников учат? Выпускник ведь, мог бы и увернуться.

Дверь за ней захлопнулась, а я так и сидела на кровати.

— Если бы он увернулся, то подставил бы под удар меня… — проговорила я. И не сразу поняла, что вслух.

Усталость накатила неожиданно, словно лопнула внутри до предела натянутая струна. Я легла на постель и, едва голова коснулась подушки, провалилась в сон.

Ночью меня разбудил странный скрип. Причем не двери, окна. Негромкий. Кто другой бы и не проснулся.

Я тихонько приподнялась с постели.

Ко мне пытались вломиться. Причем абсолютно по-дилетантски! Ну кто так на подоконник встает?! Сразу всей ступней и на середину. Там же могут быть расставлены ловушки вот для таких горе-грабителей. А ночной тать, помимо всего, даже смазать петли рамы не потрудился…

Между тем незваный гость, у которого я могла рассмотреть лишь силуэт, бесшумно поставил на подоконник сапоги, что держал в зубах, и спрыгнул на пол. Вот тут я его узнала.

— Риг? Ты что здесь делаешь? — изумилась я, незаметно возвращая на место увесистый бутылек, который схватила с тумбочки, стоявшей рядом с кроватью.

— Крис? Ты не спишь? — поразился светлый, уже не таясь.

— Ты так топаешь, что захочешь — не уснешь. И к тому же тебе лежать надо. Выздоравливать…

На светлом были лишь штаны. Грудь пересекала плотная повязка. Он переступил босыми ногами, хмуро глядя на меня.

— Вы что, с лэриссой Йонгой сговорились? Она весь вечер мне это же самое твердила. Даже из палаты выходить запретила и заперла дверь.

— Поэтому ты решил через окно? — стало доходить до меня.

— Через соседнюю дверь, — педантично уточнил маг. — Надеюсь, хотя бы тебя она не заперла?

Я пожала плечами, потом насмешливо уточнила:

— Она что, и одежду отняла?

— Разрезала, — нехотя признался светлый, взял с подоконника обувку и, бесцеремонно усевшись ко мне на кровать, принялся наматывать на ноги портянки. А затем и вовсе обул сапоги. — Все. Я тороплюсь.

Он сидел близко. Боком ко мне. Я видела, как перекатывались мышцы на его спине, как их перетягивала тугая повязка. Интересно, куда ему на ночь так приспичило?

Отчего-то вспомнились царапины на его плече. То, как он дернулся рукой к шее, когда я сказала о засосе. Что-то внутри неприятно кольнуло.

— Так рвешься на свидание, что и запертая дверь в лазарете — не преграда? — поддела я.

А вот того, что случилась дальше, я не ожидала.

Светлый резко всем телом развернулся ко мне. Лица оказались напротив друг друга. Настолько, что наши волосы соприкасались. Я чувствовала запах Рига, его горячее дыхание.

Мы так и замерли. Он прикрыл глаза, втянул воздух, словно пытаясь успокоиться, взять себя в руки.

— Как же ты меня бесишь, Крис! — выдохнул он почти мне в губы. — Проклятая темная!

— Так зачем тогда меня спас сегодня? — выпалила я, закипая.

— Потому что идиот! — прорычал Риг.

Сильные руки светлого рывком притянули меня, притиснув к крепкой груди. Жар его тела, мой сдавленный выдох. Риг накрыл мои губы своими. Жадно, зло, требовательно. Словно пытаясь найти ответ на мучивший его вопрос.

Это был уже не сон. И мне стоило оттолкнуть его, залепить пощечину. Но все мысли враз улетучились. У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться этому безумию. Даже не так: я хотела его. Хотела ощущать сильные напряженные мышцы под своими ладонями, вдыхать его запах, отвечать. Чувствовать, как он впивается в меня губами.

Когда поцелуй из яростного, неистового стал глубоким, проникающим, кажется, не понял ни один из нас. Я цеплялась за его плечи, его руки ласкали, не давая ни шанса отстраниться.

— К бездне все. И полет, и ставки… — Его дыхание лизнуло мои губы.

Горячая кожа, бешеный стук сердца. Мы упали на постель, и Риг буквально впечатал меня в простыни, покрывая шею поцелуями. Я застонала, подаваясь навстречу.

Риг тихо зарычал. И этот звук вибрацией отдался внутри меня, заставляя вздрогнуть в предвкушении. Желание выжгло все доводы разума, оставляя лишь оголенные нервы.

Еще ярче. Еще сильнее. Еще безумнее. Казалось, сейчас по жилам бежит не кровь, а раскаленная лава.

Переплелись наши пальцы, мысли, чувства.

Я не заметила, как задралась моя рубашка. Риг стал прокладывать дорожку из поцелуев. Подбородок. Шея. Ямочка меж ключиц… Обнаженной кожи живота коснулись шершавые бинты повязки, и это отрезвило.

Я дернулась.

Наши взгляды встретились. В затуманенных синих глазах плескалось желание. Страсть.

— Крис. — Риг недовольно зарычал.

До меня начало доходить, что сейчас могло произойти. Меня банально хотели использовать. Это ударило по моему сознанию голой, циничной правдой.

Я отодвинулась. Враз стало холодно, и я одернула задравшуюся рубашку, возвращая ее на положенное место. Глядя прямо в глаза светлому, спросила:

— Риг, скажи, только честно, зачем? — Я не стала пояснять, но светлый и так все понял.

Он тяжело дышал, будто вынырнул с глубины. Пауза затягивалась. Время превратилось в густую едкую смолу, которая медленно выжигала нервы.

— Ответь мне! — не выдержала я.

— Решил, — он сделал над собой усилие, словно правда, которую хотел сказать, была ему самому противна, — что если получу тебя, то смогу забыть.

От пощечины Риг не отвернулся. Казалось, что даже ждал ее.

Моя рука горела от удара, но гораздо больнее было там, внутри.

— Еще. Я заслужил.

— Заслужил? — Я взбеленилась. — Благородный ублюдок! Заслужил он. Знаешь, темных считают беспринципными. Но это не так. У сволочизма нет масти!

— Я никогда не говорил, что я святой или во мне течет голубая кровь. — Риг разозлился. — Еще скажи, что ты мне не отвечала. Ты же темная, Крис. Для тебя это должно быть в порядке вещей — брать от жизни удовольствие. Мы бы провели ночь…

— А потом ты бы смог… выкинуть из головы?

— Да, — выдохнул светлый. — Ненавижу. Ненавижу за то, что ты чуть не угробила Гарди, стремясь сюда, за пятерых кадетов, которые, побывав в бездне, так и не пришли в себя, за то, что тебя мне навязали… Ненавижу. Себя. И презираю. За свою слабость. За то, что думаю о тебе. За то, что сегодня закрыл тебя собой. А не должен был. Я поступил не как будущий порубежник. Ты это хотя бы понимаешь?

Я сглотнула. Потому что понимала. Даже могла дословно процитировать слова устава: «Порубежник до сорока лет не принадлежит себе. Он меч, который разит, не зная жалости. Он не оглядывается назад. Его задача — уничтожить вырвавшихся из бездны тварей или умереть». Даже жениться и выходить замуж порубежники могли только после сорока. Когда заканчивался срок клятвы. Ибо хорош воин, если, вместо того чтобы убить тварь, он кинется прикрывать собой близкого.

— Хоть ты и гад, Риг, но спасибо, что спас. — Слова давались мне с трудом.

Я прекрасно знала, что, придись удар по мне, огненное щупальце раскроило бы не колет светлого, а мою шею.

— Вот за это, Крис, я еще больше тебя ненавижу. Почему ты говоришь «спасибо»? Ты должна была высмеять меня, сказать, что я никчемный порубежник, слабак… Но не благодарить.

— Может, потому, что я тоже идиотка? — Мне хотелось размозжить голову этому светлому, который вздумал меня учить, как нужно говорить гадости.

— Мне жаль, что я не смог удержаться. — Риг развернулся и решительно пошел к двери.

Сама не поняла, как у меня в руке оказался ледяной шар. И ведь даже заклинания не произносила. Я не смогла отказать себе в удовольствии швырнуть его в широкую прямую спину Рига. Но то ли светлый обладал чутьем, то ли просто — богатым опытом, но он успел закрыть за собой дверь… и лед так и не врезался в его башку.

Осколки рассыпались по палате, а я ударила кулаком по подушке.

Ненавижу! Вот только знать бы еще, кого больше: его или себя? За то, что, кажется, чувствую к этому гаду.

— Гад! Гад! Гад! — Внутри меня ломалось что-то поважнее костей. Может быть, надежда?

В душе бушевал буран. Да и не только в душе. Стены палаты покрылись инеем. На окнах расцвели морозные узоры.

В ушах стояли слова: «Если получу тебя, то смогу забыть». Была задета не только гордость. Меня. Хотели. Использовать. А потом перешагнуть. Мужская убийственная Логика: «Для тебя это должно быть в порядке вещей…» Задушила бы!

Вдохнула. Потом медленно выдохнула, повторяя про себя: я спокойна. Абсолютно спокойна. Да мою невозмутимость можно взаймы давать. Причем оптом. Даже отмороженным на эмоции эльфам.

Иней на стенах блестел. Ярость, застилавшая глаза, уходила, оставляя место расчетливой злости. Чтобы отвлечься, произнесла вслух:

— Интересно, этот Ригнар родился с таким сволочным характером или проходил специальные курсы?

Ответом мне была тишина, но собственный голос отрезвил окончательно, помог взять свой источник под контроль. Хотя, не скрою, далось это с большим трудом. А когда источник успокоился, я чувствовала себя так, будто еще раз переболела лихоманкой: во всем теле слабость, озноб и нет сил даже в бездну послать по кратчайшему маршруту.

Вспомнила слова мамы: все болезни от нервов. Вот уж точно. Правда, она потом еще добавляла, что нервы — от мыслей, а мысли от того, что не безразлично. А зря.

Теперь я понимала, насколько она была права. Значит, нужно успокоиться и выбросить этого Рига из головы. Будто его и вовсе не существует.

Я растянулась в постели. Та была столь же тепла, как элитный гроб, простоявший не меньше века в фамильном склепе. В голову настырно лезли мысли о том, кто для меня не существует.

Повертелась, взбила подушку. Перевернулась на бок. Потом на другой. И поняла, что не засну. А если и дальше буду валяться в постели и изводить себя дурацкими мыслями, то завтра я точно буду не хуже вурдалака. А уж злее — это точно. Надо было чем-то себя занять.

Мысль, до этого противной мошкой вившаяся на краю сознания, запищала назойливее.

В академии меня бесило многое.

Пальму первенства, конечно, сейчас держал Риг, но и в остальном…

Меня бесило то, что я в магии как слепой котенок.

Раздражало то, что преподаватели относятся ко мне как ко второму сорту. Лишь потому, что я девушка.

А еще надоели косые взгляды и шепот за спиной: пожирательница отправила своих обидчиков в бездну.

Разобраться как с первым, так и со вторым, и с третьим в данный конкретный момент было проблематично, а вот касаемо бездны…

Решено. Я выясню, кто это сделал. Хотя, если учесть, что всех кадетов с высоким уровнем дара проверили на ложь и виновника так и не нашли…

Я доковыляла до окна и распахнула створки настежь. Вы глянула на улицу и только тут ощутила, насколько в палате было холодно.

Перевалившись через подоконник, я поняла, что даже не представляю, как позвать Кару. Ну не орать же на всю округу: «Зайка моя!» Тут скорее прискачет не пушистая, а лэрисса Йонга, причем со смирительной рубашкой на изготовку.

Впрочем, если обнаглеть до нужной степени, то все становится возможным. В том числе и найти заю. Потому я позвала. Только не демоницу, а духа академии. Для этого хотя бы орать не нужно во все горло. Виувир наверняка и шепот услышать может.

Сначала было все тихо. Прямо как на кладбище в полнолуние. И, надо сказать, настроение у меня было соответствующее обстановке.

А потом над ухом прозвучал вкрадчивый шипящий голос:

— Темной грех предаватьс-с-ся унынию, когда вокруг с-с-столько других, более с-с-соблазнительных грехов…

Виувир выполз из стены. Сегодня он был не такой большой, его змеиное тело оказалось не больше локтя длиной. Аккурат на подоконнике поместился.

— Зато этот самый дешевый. Поэтому я могу себе позволить печалиться даже впрок. — Я пожала плечами.

— Значит, нравится с-с-страдать? — Змей наклонил голову.

— Нет.

Разговор ни о чем определенно действовал на меня благотворно. Я даже села на подоконник и свесила ноги на улицу. Небо давно вызвездило, чернильный мрак затопил все окрест.

— А что ты тогда любишь?

— Яблочное повидло, — ляпнула я. — Оно, конечно, мне взаимностью не отвечает, но и как последняя сволочь себя тоже не ведет.

Виувир улыбнулся, словно только что услышал комплимент.

— Это особый вид удовольствия, когда на твой сарказм отвечают сарказмом, а не строят из себя оскорбленную невинность.

Я хмыкнула в ответ, но вслух ничего не сказала. Ждала. Змей тоже не торопился, свернулся кольцом, положил лобастую голову на свой хвост и прикрыл глаза, делая вид, что готовится уснуть. Повисла тишина.

Виувир не выдержал первым.

— И зачем ты меня звала? — прошипел он. Раздвоенный язык скользнул меж клыков, пробуя воздух на вкус.

— Найти свою заю, — честно призналась я.

Змей изумился, даже голову приподнял.

— Ну наглос-сть… Чтобы покровителя академии — и в посыльные.

— А услуга за услугу?

Виувир облизнулся.

— Брас-с-слеты Дианары. Ректор хранит их в своем сейфе, куда мне не добратьс-с-ся.

Судя по всему, при жизни этот виувир якшался с гномами: выгоды своей не упустил, на дорогие украшения позарился.

С другой стороны, и у меня в подобных сделках опыт был немалый.

— Хорошо. Но тогда услуг две. Браслеты же парные.

— С-с-спекулянтка… — моргнул виувир и скользнул вниз по стене, судя по тону, все же согласившись на мое условие.

Не прошло и четверти удара колокола, как зая была не только оповещена, но и доставлена.

— Помни, у нас уговор, — прошелестел напоследок змей и исчез.

Пушистая тут же начала интересоваться отчего и почему, но я ее перебила, прямо спросив: не она ли приложила лапу к тому, что пятерых светлых так измордовали в бездне? Я уже была готова выслушать если не покаяние, то признание Кары, но…

— Нет. Клык даю, это не я. Хочешь, поклянусь даже. — Длинноухая так возмутилась, что с шепота перешла на полный голос, граничивший с криком.

Я озадаченно побарабанила пальцами по подоконнику…

— Ну, раз не ты, тогда пошли выяснять.

— Что, прямо сейчас? — опешила зая и тут же уперлась всеми лапами. — Я не могу. Я… У меня еще это… сеанс любовного сна для моего будущего мужа!

— Какой сеанс? — насторожилась я.

— Какой-какой? Такой. С любовью и поцелуями. Раз мой ушастик не может меня увидеть во всей красе в реальности, я решила, что буду ему сниться…

Меня начали терзать смутные сомнения, и я с подозрением уточнила, а когда еще Кара «снилась» своему возлюбленному. Оказалось, что как раз в ту ночь, когда мне привиделся любовный кошмар с участием Рига.

— Да я всего лишь пару демонических рун начертила. На притяжение… усиление… желание и одно целое на двоих… — перебирая лапами, пробормотала Кара.

— Слушай, пожалуйста, больше так не делай, — искренне попросила я. — А то я к госпоже Смерти или Эйте раньше отправлюсь, чем академию окончу.

— А чего к этой плешивой белке далеко ходить? Она и так здесь где-то рядом ошивается! — зло выплюнула зая, вспомнив соперницу. — Между прочим, мы здесь с тобой лясы точим, а она, может, к моему супругу клинья подбивает.

— Будущему супругу, — поправила я.

— Не важно, — отмахнулась пушистая. — И раз уж от тебя не отвяжешься, давай тогда побыстрее разберемся с твоими идиотами, и я побегу.

Медлить не стали. Я закрыла окно, взяла заю под мышку, и мы двинулись в полуночный обход по лекарскому крылу. Я прихрамывала, Кара наслаждалась тем, что ее несут на руках.

Как ни странно, пушистая нашла пострадавших быстро, просто почуяла, что за этой дверью есть тот, на ком лежит отпечаток бездны.

Мы тихо вошли. На подушке в кошмаре метался пепельной. Кажется, Ролло. Он что-то невнятно бормотал. Руки его, прикованные по бокам к кровати, напрягались, по костяшкам то и дело пробегали сполохи, на глазах лежал компресс.

— Думаешь, стоит его сейчас будить? — осторожно осведомилась зая.

— Нужно, — уверенно заявила я. Вот только дотрагиваться до огненного мага не хотелось. Но пришлось.

Тряска за плечо не произвела никакого эффекта. Тогда я дунула ему в ухо ректорским тоном: «Подъем!» Пепельный дернулся, компресс свалился, и маг заморгал, силясь рассмотреть меня.

Он попытался сесть и что-то заорать, но я была начеку и тут же приложила ладонь к его губам.

— Тише, это всего лишь сон, — с баюкающими интонациями начала я.

Парень сначала вроде вдохнул, но, когда понял, кто ему это говорит…

— Ты! — выдохнул он, наконец разглядев меня.

М-да, судя по всему, возвращая зрение, целители заботились, чтобы кадет в первую очередь видел, а уж то, какими глазами он будет это делать, — не суть важно. Потому сейчас на меня с дикой ненавистью смотрели один обычный человеческий зрачок, видимо, родной, и один — он явно достался светлому от нага или дракона — вертикальный, рассекавший янтарную радужку.

Сжатые кулаки Ролло вспыхнули двумя факелами. Он дернулся:

— Что ты здесь делаешь?

— Делаю вид, что все хорошо, разве не видно? — не нашла ничего умнее, чем съязвить, но потом добавила: — Надо поговорить.

— Да пошла ты… — Конструктивный диалог кадет начал с того, что проложил для меня весьма увлекательный маршрут.

Я выдохнула, устало пробормотав:

— Каждый раз одно и то же… К слову, на палату поставлена глушилка, — вдохновенно соврала я и добавила, обращаясь к зае: — Кара, грызи.

— Что именно? — деловито уточнила та и, запрыгнув на кровать, ощерила клыки.

— Шею.

Ролло побледнел, зато замолчал. Лишь огнеупорные простыни начали чернеть и превращаться сразу в пепел: все в рамках гарантий — не горели же.

— Ну, что выбираешь: быть съеденным или все же милую беседу при свете луны и твоих кулаков с милой девушкой?

— Милой? Да столетний труп — и то тебя милее, — выплюнул кадет. — Когда я впервые тебя увидел, то понял — это работа только для некроманта.

Он не сводил с меня злого взгляда янтарного и голубого глаз, но по тому, как постепенно стихало пламя в его кулаках, я поняла: клиент готов.

— И за что же ты меня так ненавидишь? — вкрадчиво спросила я. — За то, что не смог поджарить в том коридоре? Или за наказание, которым ректор потом тебя и твоих дружков за это наградил?

— Это ты нас отправила в бездну! — выпалил он.

Я опешила, но все же быстро сориентировалась: мастерство контрабандиста из кармана не выронишь.

— Так почему ты об этом ректору-то не сказал, когда допрашивали?

— Потому что тебя не видел. А Анару нужны были только факты, а не подозрения. Мы угодили в ловушку: нас сразу утянуло во мрак. Но эта западня — твоих рук дело.

— И ты готов в этом поклясться? Например, даром? В том, что я сделала ту засаду, в которую вы угодили?

Ролло чуть было запальчиво не выкрикнул «да», столь явно читавшееся на его лице, но взглянул на ощеренные клыки заи и остановился.

— Думаешь, попадусь на эту уловку? Капкан могла и не ты ставить, а… Да хоть вот эта твоя тварь. Что, и магии меня захотела лишить? Стерва…

— Нет. Я захотела разобраться. Потому что в бездну отправила вас не я.

— Так я тебе и поверил, — фыркнул пепельный.

— Уж поверь мне, если бы это сделала я, то ты бы беседовал сейчас не со мной, а с Хель.

Ролло одарил меня странным, задумчивым взглядом и, словно на что-то решившись для себя, произнес:

— Допустим. Только допустим. Это не ты. Тогда кто?

— Кому вы еще насолили? Или кто-то из вас… А тут подвернулась темная — идеальная мишень для подозрений. Ведь именно мое имя вместе с вашими прогремело на всю академию.

— А тебе-то какой в этом интерес? — сощурился маг.

Он был худым, остроносым, с пронзительным взглядом разноцветных глаз. И, к слову, последнее его ничуть не портило. Даже делало более привлекательным. Одним словом, Ролло был обаятельным шельмой.

— Не терплю, когда мной пытаются прикрыться. Свое имя я предпочитаю чернить сама.

— И ради этого ты ночью проникла в лекарское крыло? Могла бы подождать, меня завтра выписывают.

— Что-то не похоже, чтобы ты был здоров. — Я кивнула на тлеющую простыню.

— Кошмары — это из прошлого. К моему выздоровлению отношения не имеют. А глаз уже прижился.

— То есть ты каждую ночь вот так спишь? — невольно вырвалось у меня.

— Нет, — огрызнулся пепельный. — Лекарство, которое мне выписали, снижает контроль над даром. Сегодня последняя ночь, когда я его принял… — И, словно спохватившись, Ролло со злостью спросил: — Да что ты вообще в душу ко мне лезешь?

— Я не только на душу, но даже на кровать твою не претендую! — Противореча своим же словам, я села на край постели светлого. Нога заныла, и стоять было неудобно. — Меня интересует, что конкретно ты видел.

— Бездну, — рыкнул пепельный.

— А точнее?

— Вечером мы шли к общежитию. Решили срезать путь мимо склада. Под ясенем и угодили в ловушку. Видимо, активировалась самоуничтожающаяся пентаграмма. Нас выкинуло во мрак. Судя по тварям, даже не на верхний уровень, а куда-то ниже.

— Слушай… — влезла в диалог зая, которой надоело изображать голодную и кровожадную. — А между пентаграммой и тварями… можно подробнее?

— Чего? — Светлый изумился так, словно с ним сапог заговорил. — Она у тебя что, еще и разумная?

— И даже образованная, — рявкнула пушистая. — Увеличь масштаб и опиши подробнее, какого цвета была пентаграмма, сколько длился перенос, не харкали ли кровью после того, как оказались во мраке.

— Откуда ты знаешь? — все еще таращась на заю, спросил Ролло. И уже у меня уточнил: — А она кто?

— Фамильяр, — не моргнув глазом соврала я.

Отец кормил меня на ночь вымышленными историями об этих духах. Вот теперь пришла и моя очередь. Вроде как и ритуал соблюден: ночь, мальчик у себя в постели… Чего бы такому сказку не рассказать?

Ответом мне были полные недоверия разноцветные глаза светлого.

— Так что там с окраской, плотностью и побочными эффектами переноса? — требовательно напомнила о себе Кара.

Как выяснилось, перенос был практически моментальным, но вот побочные эффекты у него оказались о-го-го… Лично я с таким никогда не сталкивалась. А вот демонесса, судя по всему, хорошо знала, о чем идет речь.

За окном начал заниматься рассвет, когда я покинула палату Ролло.

Перед тем как мы ушли, он задал вопрос, словно контрольный выстрел пульсаром сделал:

— Так, значит, это не ты?

— Нет, не я.

Дверь уже закрывалась, когда я услышала, как светлый тихо пробормотал:

— Ведьма. Но красивая… И с характером. Все как я люблю.

Только не это! Еще один любитель нашелся.

Когда мы вернулись в мою комнату, я с пристрастием принялась расспрашивать заю.

Та, презрительно фыркнув, сообщила, что ловушку сделал действительно темный. Причем опытный, матерый. Скорее всего — боевой маг. И с учетом эффектов — она была рассчитана на уничтожение.

— При активации она вытянула энергию из светлых, и поскольку у этих пятерых оной оказалось в избытке, их и закинуло так глубоко.

Я задумалась, а Кара, воспользовавшись моментом, банально удрала. Мне не надо было даже к пифии ходить, чтобы понять куда. К своему эльфу. Эх, держись, Эл…

Стало ясно, что мне не обойтись без вестника. Крошечная заколка, которая вернулась с весточкой от родителей, по-прежнему была у меня, скрытая от посторонних взглядов в гуще волос на затылке.

Я достала ее, шепнула в ожившую пичугу несколько слов. Распахнула окно и выпустила птаху.

А потом легла спать, давая себе установку: на этой неделе нужно из кожи вон вылезти, но не вляпаться в наряды. Мне позарез нужно было попасть в город, поскольку все сходилось на том, что изготовителя ловушки стоит искать за стенами академии. Ведь смертельные ловушки в империи — вне закона. Значит, контрабанда.

Проснулась я от ударов набатного колокола. Вот ведь… Даже в стенах лечебницы от него никуда не деться. Малодушно решив, что меня пока вроде никто не отпускал, я упала на подушку и вновь уснула. Разбудил меня скрип двери. Лэрисса Йонга вошла хоть и тихо, но все же…

— Проснулась? Давай ногу осмотрю.

Действовала она уверенно и быстро. Сначала дала выпить какой-то настойки, потом смазала ожог, перебинтовала ногу. А под конец обрадовала тем, что на всю седмицу выпишет освобождающий лист, чтобы Акула не изводил меня тренировками.

Я воодушевленно похромала в столовую. Аппетит был зверский. То ли от восстанавливающего зелья, то ли от всего пережитого.

До занятий я успела доковылять к себе. Поскольку в столовую я явилась одной из первых, то оставалось достаточно времени, чтобы не только сменить тренировочный костюм, штанина на котором была обрезана по колено — ех, и дня целым не проносила! — но и умыться.

В аудиторию я вошла как раз перед ударом колокола. Одногруппники внимательно посмотрели на меня, но промолчали. Да и при магистре Нейрусе навряд ли бы кто-то осмелился что-нибудь сказать, даже будь такая возможность.

Преподаватель был старым гномом, а это уже само по себе — диагноз. Въедливый, язвительный, он имел привычку расхаживать по аудитории и бить линейкой по рукам зазевавшихся кадетов. Причем периодически сетовал на то, что розги ныне, увы, отменили…

— Итак, тема сегодняшнего занятия — ледяные иглозубы. Класс опасности — первый, — начал магистр.

Перед нами после его слов на партах возникли учебники по бестиологии примитивных обитателей бездны.

— Откройте страницу сорок девятую и обратите внимание на внешний вид и схему строения скелета… Эландриэль, вам нужно отдельное приглашение?

Отчего-то преподавателю с первого занятия не понравился Эл. Я, впрочем, тоже, но Эл не понравился сильнее. Через раз Нейрус грозился написать на моего соседа по парте докладную то за несоответствующее поведение (сидел недостаточно прямо), то за разгильдяйский вид (пуговицы на куртке не так повернуты). В общем, доставалось эльфу.

Зато стало понятно прозвище Нейруса — крот. Маг и по виду его напоминал: коренастый, с большими руками, на носу толстые очки в роговой оправе, да и по характеру: имел привычку не только писать кляузы, но и банально доносить начальству на кадетов.

Мне вспомнилась карикатура на стене карцера: акула, крот и конь в пальто. А потом… и ее автор. Риг, будь неладен. Надеюсь, у него все плохо. И небесные покровители поют о нем, но исключительно суицидально-погребальные гимны.

Занятие прошло быстро. Потом по расписанию до обеда у нас значилась самоподготовка, и я поспешила в библиотеку. Когда проходила по холлу, меня не отпускало чувство, что за мной следят. Пристально.

Сбавив шаг, я украдкой обернулась, ища соглядатая. Шпионы меня всегда нервировали и пробуждали лишь одно желание — разобраться с ними, не дожидаясь кинжала меж лопаток. Но никого не заметила, а останавливаться вроде бы было глупо.

Когда перестала озираться, оказалось, что прямо по курсу значится Риг. Он стоял у подоконника с друзьями. На миг наши взгляды встретились. Он что-то не договорил, оборвав себя на полуслове. И даже шагнул навстречу мне.

А я… внутри покрылась льдом. Темный источник, до этого спавший, очнулся, начал вытягивать свои жадные щупальца. Я закаменела. Только бы не сорваться. Только бы не выпустить свой дар. Я чувствовала, что если не сдержусь, то могу убить. Нечаянно, просто враз вырвавшейся волной чистой силы.

Прошла мимо Рига, глядя прямо перед собой и чувствуя себя ожившей каменной статуей. Повторяла как мантру: «Я спокойна. Я абсолютно спокойна».

Лишь когда завернула за угол, в ответвление коридора, которое вело в алхимические лаборатории, я выдохнула. Я смогла, сдержалась. Вот только жаль, что в порыве злости и гордости я выбрала совершенно не тот путь, который следовало.

Библиотека была совсем в другой стороне.

Додумать мысль, как теперь поступить (не возвращаться же и с независимым видом попутавшей все на свете идиотки отправляться ровно в другую сторону?), не успела. На мое плечо легла рука.

— Крис. Нам надо поговорить.

Я резко развернулась и прошипела:

— Ты уже все сказал вчера!

— Нет, не все, — требовательно возразил Риг.

Он открыл ближайшую дверь, кажется, в комнату с алхимической посудой, и буквально втащил меня туда. Внутри никого не было. Лишь шкафы с дюжинами чистых колб, реторт, склянок, мерных цилиндров, освещенные тусклым светом, еле-еле пробивавшимся из узкого окна под потолком.

Я не сопротивлялась лишь по одной причине: свято блюла заповедь отца. Он утверждал, что не стоит ссориться со своими врагами публично, чтобы потом не пришлось доказывать дознавателям, что это не ты закопал их трупы.

— Нам не о чем говорить. Совершенно, — холодно отчеканила я, как только дверь за моей спиной закрылась.

— Проклятье, Крис! Я хотел извиниться. Вчера спешил и…

— …и спеши дальше, — перебила я. — Только мимо меня. Я могу даже сделать вид, что вчера ничего не было. Да и вообще, что тебя не существует!

— Не сомневаюсь! — разозлился светлый, схватив меня за плечи. — У тебя прекрасно получается смотреть на меня как на пустое место. Я в этом убедился дюжину вдохов назад. Но скажи, что я вчера такого сотворил, кроме того что поцеловал тебя? — Он уже не говорил, рычал. — Поднял руку? Оскорбил? Что я такого сделал?

— Много чего. И сделал, и хотел, но не успел. Но знаешь, что самое противное — ты даже не понимаешь, считая, что ничего «такого», когда ты используешь другого, чтобы просто тебе было хорошо.

— «Не успел», говоришь… — протянул светлый.

Из всей моей тирады он выцепил самые удобные для него слова. Не иначе взыграла уязвленная гордость. Как же, его отвергли. Ибо если ранили гордость женщины — она становится язвительной, а если ранили гордость мужчины — он действует. А Риг был ни разу не лэриссой.

И меня поцеловали. Страстно. Обжигающе. На губах заиграл вкус пряного вина с перцем, плавящий мысли и тело. Риг вжимал меня в себя. Его руки на моей спине, бедрах, груди. При этом одновременно он ласкал меня языком, не позволяя не то что осмыслить происходящее, но даже сделать вдох.

По венам разлилась жидкая лава. Сердце стучало как бешеное. А под моей рукой, лежавшей на груди Рига, в таком же неистовом ритме билось сердце светлого.

На миг оторвавшись от меня, он втянул воздух рядом с моей шеей. А затем обжигающие губы скользнули вниз, к впадинке меж ключиц. Обещая, маня, распаляя желание.

Словно в тумане я видела, как пульсирует жилка у его виска, бьются напрягшиеся вены на шее, как расширился черный зрачок, закрыв синь радужки.

Он прижался еще ближе, толкнув плечом стоявший рядом шкаф. На пол посыпались колбы, их звон странным образом меня слегка отрезвил. Но, кажется, светлый этого даже не заметил. Он дышал тяжело, рвано, хрипло. Прижимался ко мне. Лихорадочно, так, что я животом чувствовала его желание. Да нет, не желание, а твердую убежденность в том, чем наш разговор должен закончиться.

Упрямый, подлец. Не привык отступать. И если с первого раза не удалось добиться своего, то решил пойти на второй круг? Доказать, что нет той, которая бы ему отказала?

Мои пальцы обняли затылок светлого. А потом… потом я резко согнула ногу.

М-да. Удар коленом в пах хоть не горячий поцелуй, но равнодушным Рига он точно не оставил. В этом я могла быть уверена.

Я оттолкнула светлого.

— Даже не приближайся ко мне! — Это были мои последние слова перед тем, как я захлопнула дверь.

Во рту было сухо. На душе — пусто. И как бы я ни уверяла себя, что это просто месть, что я лишь притворилась, усыпив бдительность светлого, но… Но внутри меня все бушевало от прикосновения к чему-то дикому, чувственному. А на губах оставался вкус вина и перца.

«Он сволочь!» — напомнила я себе. Одернула куртку, мотнула головой, отчего волосы рассыпались по плечам. Я справлюсь. И без него.

Например, сейчас мне был нужен трактат об особенностях ведения боя с высшими демонами с применением меча. Подозреваю, что написал его белый маг. А кто же еще? Такой бред — идти с железкой на высшего — мог придумать только тот, кто сынов бездны никогда в глаза не видел.

Но, даже если и так, доклад задали мне. А в перечне литературы первым номером стоял именно этот свиток некоего Ф. Биллона.

Когда я все-таки добралась до библиотеки, меня огорошили тем, что свитка нет. Кто-то его уже взял. Правда, наг-библиотекарь предположил, что в оружейной, возможно, имеется еще один экземпляр. Все же трактат напрямую посвящен мечам…

Делать нечего, направилась в оружейную. Прошла тренировочные залы, где шли занятия по фехтованию, и уже было собралась свернуть к хранилищу, когда меня окликнул знакомый голос:

— Крис!

Я обернулась. Коридор заливал яркий солнечный свет, лившийся из высоких стрельчатых окон. Он отражался от пепельной шевелюры Ролло, спешившего ко мне.

— Крис, — выдохнул он, подойдя ближе.

Помня, чем закончилась наша предыдущая встреча, я подобралась. Сейчас светлый не был прикован к постели, да и памятен был здоровенный пульсар этого огненного мага, от которого мне пришлось удирать по коридору общежития.

— Да? — Я выгнула бровь, прикидывая, куда проще всего дать деру, случись что. С учетом того, что мы были на первом этаже, легче всего выбить окно.

— Крис, я хотел извиниться, — начал пепельный.

Сказать, что я удивилась, — ничего не сказать. А Ролло уже протягивал мне ладонь, на которой в лучах яркого солнца сиял синий сапфир, заключенный в оправу подвески.

Вот в чем, в чем, а в камнях я разбиралась. Звание потомственной контрабандистки обязывало. Подарок был крайне щедрый.

— Крис, после вчерашнего разговора я много думал… И понял, что был не прав. Мы все не правы. Если бы это сделала ты, то не пришла бы вчера в палату. Не вытаскивала бы шантажом и угрозами факты. А могла бы просто убить меня, Прикованного и беспомощного.

— И? — настороженно спросила я, когда Ролло замолчал, а пауза затянулась.

— Прости меня. И в знак того, что я искренне сожалею, Прошу принять тебя эту подвеску с танзанитом.

Ого… Уменьшить в десять раз стоимость камня, чтобы я точно его взяла? Поистине в логике магов столь же легко запутаться, как в морских водорослях.

Я не торопилась протягивать руку.

— Крис, клянусь своим даром, это просто украшение. На нем нет ни ловушек, ни проклятий… Ни-че-го.

Я смотрела на синий «танзанит». Долго смотрела. А потом решила, что гордость — вещь хорошая, но ограненный крупный сапфир проще продать. А посему извинения Ролло приняла. И подвеску тоже.

Пепельный улыбнулся. Широко, счастливо, словно это я его одарила, причем целым состоянием.

— Больше не враги? — протянул он открытую ладонь.

Я в ответ протянула свою. Но вот чего не ожидала, так это того, что, едва мои пальцы коснутся его руки, как шустрый кадет тут же галантно поднесет их к губам и поцелует. Вместо рукопожатия. Ага.

— Но и не друзья, — остудила я пыл пепельного.

Удар колокола напомнил о том, что большой перерыв — вещь хорошая, но вовсе не бесконечная. Кадет нахмурился и сообщил, что вынужден меня покинуть, поскольку у него начинаются занятия по маскировке.

Я же отправилась в хранилище при оружейной. Искать пришлось недолго, благо мастер клинка, еще вполне молодой парень, которому данная должность, видимо, досталась недавно, показал мне картотеку.

Став счастливой обладательницейсвитка под авторством Филиппа Биллона, я попутно прихватила еще трактат «Что делать, если на вас напал демон, а вы без шлема» и фолиант «Прямой удар мечом» с интригующим подзаголовком: «Оживление возможно на всех стадиях умирания».

С этой добычей я и просидела у себя в комнате до вечера. Колокол пробил шесть раз, когда я с затекшей шеей и уставшими руками поставила последнюю кляк… точку в своем реферате.

Пора бы и поужинать. После того как одолела реферат, жутко хотелось есть. На занятия с Ригом я решила не ходить ни за что! Хватит. Сама как-нибудь разберусь. Найду, смогу, заставлю шантажом кого-нибудь другого меня поднатаскать. Но только не этот светлый.

Я уже собралась отправиться в столовую, как ударившая в стекло клювом маленькая вестница разом поменяла все мои планы. Я добежала до подоконника и распахнула створки, впуская пичугу. Крылатая тут же выплюнула передо мной письмо, сложенное немыслимое число раз.

Мелкий убористый почерк матери, ни одного лишнего слова: «Переулок старьевщиков, дом семь. Три коротких стука и еще два, пароль: „Собеседник из вас — в рагу не положишь“. Спроси о ловушке у Билли Пересмешника. Люблю, мама».

Я дважды повторила про себя все написанное и… Раньше бы съела, но сейчас лишь повелительно произнесла: «Пиро!» — и щелкнула пальцами. Бумага вмиг загорелась и превратилась в пепел.

Раздавшийся стук в дверь заставил вздрогнуть. Я обернулась, на ходу пряча пичугу, вновь ставшую заколкой, под волосы. Кого там еще демоны бездны принесли?

И вот что за люди, разве непонятно: чем сильнее колотить, тем сильнее меня не будет дома? Но нет же, дятел за дверью считал иначе. Пришлось идти открывать.

Едва распахнула дверь, как меня тут же, не говоря ни слова, перекинули через плечо и понесли. Причем плечо было знакомым. Хорошо знакомым. Как и его обладатель. Риг!

— Поставь меня немедленно!

— И не подумаю.

На нас глазели, усмехались. У-у-у… Зла на всех этих кадетов с их ухмылками не хватало. А раз на зло был лимит и всем его точно достаться не могло, то я решила сосредоточиться на одном конкретном маге.

— С какой стати ты меня куда-то тащишь?! — возмутилась я.

— С такой, что ты не пришла на занятие, — отчеканил Риг. И я запоздало вспомнила его слова о том, что он «силком, если что, меня притащит».

Я треснула его по плечу. На ткани тут же отпечаталось небольшое красное пятно. Но я была в таком бешенстве…

— Верни меня на место! Я отказываюсь от твоих услуг. Не надо мне больше помогать!

Тут Риг резко развернулся и столь же уверенным шагом двинулся сначала по лестнице, а потом и по коридору.

— Ты куда? — Я завертела головой.

— Как ты и просила, возвращаю тебя обратно, — сквозь зубы прошипел светлый.

На порог комнаты он меня не поставил, а буквально кинул. Я не удержалась на ногах и, пошатнувшись, схватилась за ближайшее, что было, — плечо Рига.

На его лице не дрогнул ни один мускул, хотя на рубашке уже расцвело кроваво-красное пятно.

— Знаешь, я даже рад, что больше не нужно возиться с тобой, лицемерной и продажной.

— Я лицемерная? — От такого заявления я опешила. И это говорит тот, кто хотел использовать меня? — Да кто бы говорил! Ты лгун и притворщик, каких поискать. Напялил маску и думаешь, так и надо…

Вот странность: Риг не пошевелился от боли, когда я явно задела его свежую рану, а от слов… Но это я обдумала потом, когда все закончилось, а пока… Его глаза сверкнули, он сделал шаг вперед, заставляя меня попятиться, и захлопнул дверь.

— Я. Никем. Не. Притворяюсь, — чеканя каждое слово, холодно произнес он. И тут его взгляд упал на подвеску. — А вот ты, я смотрю, с радостью готова броситься на шею любому, кто поманит дорогим подарком. Чем ты так впечатлила Ролло, что он кинулся дарить тебе сапфиры?

Пощечины не получилось: Риг перехватил мою руку в полете.

— Да какое тебе дело… — начала я и только тут поняла: светлый, как и я, сразу распознал в «танзаните» сапфир. Хотя о том, что камень именно драгоценный, не кричали ни скромная серебряная оправа, ни шнурок для подвески. И тут я решила, что трюк Ролло не так уж и плох. — Какие, к бездне, сапфиры?

— Вот эти. — Риг кивнул на украшение, лежавшее на столе рядом с рефератом. — Ну да, бедняк Ригнар не чета Ролло, младшему сыну ветви Морригов — одного из богатейших родов империи. Что, решила, раз не удалось затащить его в бездну, то почему бы не попробовать с постелью. Уверяю, что я был бы ничуть не хуже… На кровати, знаешь ли, все равны…

Одну мою руку он уже держал. Поэтому залепить ему еще одну пощечину — и пытаться не стоило. Но во второй моей ладони начал скручиваться ком дикого холода.

Увы, впечатать его в рожу светлого не получилось. Молниеносно выставленный зеркальный щит просто отбил его, и холодный смерч врезался в стол, разметав все и разорвав бумагу.

— Так вот ты какого обо мне мнения? Гад, — прошипела я. Меня еще никогда так не унижали. Захотелось запихнуть его слова обратно ему в рот. И я это сделала. — Это не сапфир. Это танзанит. Ролло, даря мне подвеску, так его назвал. Сапфиры я бы не взяла. Это раз. И второе: через седмицу я найду истинного виновника, который расставил ловушку на твоих дружков, не будь я дочерью своего отца! И тогда…

— Ролло так и сказал, что это танзанит? — удивленно переспросил Риг.

Кажется, второй части моей тирады он и вовсе не услышал.

— Да. Если надо — могу поклясться. Я даже не знала, что этот пепельный чей-то там богатый сынок, пока ты мне этого не сказал.

Риг изменился в лице. Кажется, до него стало доходить, что он сказал. И как. А я смогла воочию наблюдать три стадии мужского раскаяния: «она сама дура», «может, и не совсем дура» и «это я идиот»…

— Крис… — Мою руку отпустили.

— А теперь — убирайся.

Но Риг продолжал стоять.

— Ты меня сейчас ненавидишь.

— Какой догадливый, — перебила его я. — А сейчас побудь еще и дипломатом — сгинь.

— Зато делаешь успехи в магии… — словно не слыша меня, развил свою мысль светлый. Он сделал несколько шагов мимо меня, поднял с пола сначала разорванный лист моего реферата, а потом подвеску. — Но тебе нужна помощь.

— Без тебя обойдусь!

Но светлый был непробиваемым. Он и не подумал убраться отсюда. Наоборот.

— Тебе нужна помощь, — твердо сказал он. — Я же — единственный курсант в академии, которого ты не пришибешь ненароком, практикуясь. Поэтому я сделаю все, чтобы ты не завалила осенний экзамен. И теперь уже не потому, что меня попросил ректор.

Мне захотелось заорать. Да этот светлый глухой? Или упертый? Прет напролом. Не умеет извиняться и признавать свое поражение. Невозможный. Бесит. Он меня бесит! Причем особенно меня бесит в нем… все!

(обратно)

ГЛАВА 8

Ну как объяснить этому светлому, что я никуда не пойду?

Глянула на решительно настроенного Рига и поняла: ничего у меня не получится. Не донесу я до него эту простую мысль. А вот он меня до полигона — запросто. И донесет, и дотащит. В этом я только что убедилась.

— Убью, — пообещала я.

— Как-нибудь это переживу, — фыркнул Риг.

И тут он заметил музыкальные лилии.

Впрочем, ничего не сказал. Только сжал зубы и… Подвеска, которую он стиснул в руке, треснула. Вернее, ее оправа, с камнем ничего не приключилось.

— Прости… — выдохнул он, но для покаяния у него был слишком довольный вид.

— Сначала ты врываешься ко мне, выбив плечом дверь, едва ли не душишь…

— Это был рефлекс, — перебил меня светлый. — Если бы ты так отчаянно не сопротивлялась, я бы не накинулся.

— Ага. Ты бы меня сразу прикончил. — Я и не подумала отступать. — А теперь ты и вовсе потащил меня из моей комнаты на плече, как какой-нибудь орк…

— Орки так носят только своих жен. В пещеру. После свадьбы. Оглушив перед этим дубиной, — невозмутимо перебил Риг, видно решив просветить меня насчет брачных обрядов жителей степей. — В остальных случаях они за волосы волокут по земле.

Я поперхнулась. То есть он хочет сказать, что мне еще повезло?

— А сейчас ты и вовсе сломал подвеску! — рассердилась я. — И пусть ей цена три медьки, но это подарок. Мне. А еще из-за тебя мне снова всю ночь сидеть над рефератом, который уничтожен.

— Твоим заклинанием, — напомнил Риг.

— Ненавижу!

— Так ты идешь на тренировку или мне тебя силой тащить?

Светлый встал как каменная стена: хоть головой об него колотись, эффект будет тот же.

— Зачем? Скажи, зачем? — У меня не осталось сил даже на спор.

— Потому что хочу тебе помочь.

Все. Как сказала бы моя мама — занавес.

Я скрипнула зубами, понимая, что проще согласиться на тренировку, где по-тихому убить и прикопать этого паразита, чем от него отвязаться.

— Слушай, Риг, твою логику можно на войну с тварями бездны отправлять.

— Это еще почему? — насторожился он.

— Потому что она убивает.

— Но ты-то отчего-то пока жива…

— Знаешь, с учетом всего это спорное утверждение, — выдохнула я.

— Если что, у меня есть знакомый — толковый некромант, хоть и с просроченной лицензией.

Да у этого светлого нахала язык — как бритва. Даром что стоит невозмутимой статуей. Правда, слегка раненной статуей.

— У тебя кровь на рубашке, — чтобы сменить тему, произнесла я, потянувшись за курткой.

Риг лишь мельком взглянул на плечо, использовал заклинание для чистки одежды… и все. Как будто это была соринка.

— Больше тебя ничего не смущает? Мы можем идти?

— Я тебя убью, — прошипела я, выходя из комнаты.

— Это я уже слышал. Прояви оригинальность.

— Закопаю.

— Банально.

— Женю, — ляпнула я, не подумав.

Риг споткнулся. И больше не комментировал.

До полигона мы шли молча. Я чуть впереди, будто под конвоем. Светлый — сзади.

Ех, знала бы наперед, чем мне аукнется то, на что я откликнулась.

Тренировка была изматывающей. Да что там изматывающей. Я на ногах еле стояла под конец. К слову, пока одна темная пожирательница училась вливать заданный уровень силы в заклинания, светлый рыл яму. Жаль только, что не себе, а столбу. Акула, каким-то непостижимым образом узнав, что произошло, приказал взамен того, который я взорвала, поставить новый. Вот Риг и ставил…

Вот не зря я не люблю дубы. И не только по причине того, что в контрабандистскую бытность у меня были порою шикарнейшие шансы дать дуба. Это дерево, а вернее, его труп, то есть столб, и стал причиной знакомства с Ригом…

Стоя боком к светлому, скосила взгляд. И, развивая тему бревен и дубов в голове, поймала за хвост невесть откуда мелькнувшую шаловливую мысль: интересно, а в постели этот светлый, случаем, не как бревно? Ну это так, на всякий случай, чтобы древесный вопрос в моей жизни был полностью освещен со всех сторон.

Ой нет, зря я это подумала… Я замотала головой, прогоняя глупости, которые невесть отчего решили свить гнездо у меня на макушке, и на миг потеряла концентрацию. Этого хватило, чтобы шустрый пульсар, в котором было три единицы силы, вырвался из рук. Описав немыслимую дугу, он полетел прямо на свежеврытый столб. Правда, на траектории его полета стоял Риг… Но светлые — они живучие. Мой личный кошмар не был исключением. Уклонился. Рухнув лицом в грязь.

Пульсар ударил в бревно, выбив из него щепу.

Светлый же повернулся ко мне. М-да, с таким выражением лица у него бы отлично получилось косить нежить, испепелять врагов и вообще приносить пользу империи на ее западных рубежах, расширяя границы. Причем без магии. Просто стоять и смотреть было бы достаточно. Враги бы сами разбегались.

Подумав, что я ничем не хуже этих самых гипотетических супостатов, я рванула от Рига. Как говорится, ничто человеческое мне было не чуждо, и инстинкт самосохранения в том числе.

Вот только я, первая бегунья среди своих однокурсников, не учла одного: что мой противник давно уже не первокурсник.

Меня нагнали через два полета стрелы, когда я боевым пульсаром влетела в парк. Если раньше у меня болела нога, то сейчас… Да она была резвее и лучше, чем прежде! Вот что страх животворящий делает.

Я перепрыгнула через овраг, сгруппировалась, собираясь рвать когти дальше, и тут на меня всей своей массой обрушился Риг. Сбил. И мы кубарем покатились в тот самый овраг, на дне которого оказалась грязь.

Когда мы оказались внизу, светлый навис надо мной в весьма недвусмысленной позе.

— Я думал, что про убить меня ты пошутила, — выдохнул он.

Мне бы гордо сказать, что пожиратели такими вещами не шутят, но я лишь сглотнула и, глядя в почти черные глаза светлого, произнесла:

— Я случайно.

— Случайно не убила, хотя старалась? — уточнил он.

— Случайно не удержала пульсар.

— А зачем тогда удирала? — вопросил Риг.

— У меня, знаешь ли, тоже есть… рефлексы. Например, не задерживаться на месте, когда на тебя смотрят с такой ненавистью…

А потом почувствовала, что рефлексы бывают разными. Как и инстинкты. И помимо самосохранения есть и другой… Явственный. Он упирался в меня.

Чернота ушла из глаз Рига, зато отчего-то на его виске запульсировала вена, а взгляд… Его взгляд был прикован к моим губам.

Попалась. Этот светлый сейчас лежит на мне. И, как я убедилась, он гораздо сильнее одной мелкой пожирательницы. Вырваться можно, только используя внезапность, как в алхимической комнате… Но сейчас Риг настороже.

Он глухо зарычал и скатился с меня. Сам.

— Продолжим тренировку, — рявкнул светлый и, вскочив на ноги, протянул мне руку.

Я осторожно, не до конца доверяя, вложила свою ладонь в его.

А потом была самая изматывающая тренировка в моей жизни. В итоге я не только отточила до автоматизма базовые боевые заклинания, но и наконец-то почувствовала, что из нас двоих хозяйка дара все же я, а не тьма. Я научилась ее усмирять лишь одной мыслью.

Когда вернулась к себе в комнату, я просто упала на постель. Сил не было даже на то, чтобы умыться.

Проснулась я с ударом набатного колокола. И первое, что увидела, — высохшие до состояния соломы лилии. Зато маки, что соседствовали с ними, были целехоньки. Недобрым словом помянула Рига. В том, что он «благословил» букет Рейзи, сомневаться не приходилось. Но отчего он не тронул простые полевые цветы? Разве что он сам мне их и… М-да, кажется, теперь я знаю, кому обязана возвращением потерянного сапога, да еще и с букетом в придачу.

Вслед за мыслью о цветах пришла вторая: я не написала реферат. Значит, снова неуд и наряды. Я с яростью стукнула кулаком по постели. Бездное светлый! Мне же так нужно было в город.

Быстро приняв душ и позавтракав, я отправилась на занятия по теории и практике обращения с холодным оружием, то бишь фехтования. Может, попробовать выторговать отсрочку у наставника Корхе?

Сегодня была теория. Вернее, семинар. Правда, третьей парой.

Первые две пары я сидела, машинально записывала лекции, а в голове прокручивала варианты диалога, выискивая вескую причину, по которой магистр Корхе даст мне еще день на сдачу реферата.

Но, когда я подошла к наставнику, чтобы поговорить об отсрочке, тот опередил меня:

— Крисрон! В следующий раз, пожалуйста, сдавайте реферат мне лично, а не посылайте его через друзей.

— Хорошо… — ошарашенно согласилась я.

— Кстати, недурная работа. Я успел ее прочесть и могу порадовать — у вас высший балл.

— С-спасибо, — с запинкой произнесла я.

Прозвеневший колокол избавил от дальнейшего разговора. Я поспешила занять свое место. Эл, до этого чуть не подпрыгивавший от нетерпения, когда я наконец сяду рядом на скамью, тут же склонился ко мне и зашептал:

— Слышала новость?

— Какую? — так же тихо, не шевеля губами, спросила я, при этом честнейшими глазами глядя на преподавателя, начавшего свою лекцию.

— Из тюрьмы отступников, что прямо за перевалом, сбежал Айк Линг — один из сильнейших магов-ренегатов… В городе введено военное положение. Как бы не запретили увольнительные в выходные. А у меня как раз наклевывается свидание…

Я не выдержала и хихикнула. Кому что, а любвеобильному Элу — подвиги. Причем оные — в области размножения. Нет, я не спорю, кадеты — народ, которому такие желания никогда не чужды. Но Эл… Он в этом плане был уникален. За то время, что мы с ним знакомы, он умудрился закрутить роман сразу с двумя темными кадетками, причем каждая знала о сопернице, и… волос друг другу они не выдирали. И это в академии, где с женским полом напряженка. Теперь еще выясняется, что у него в городе третья есть. А Кара? А Эйта?

Когда только Эл учиться успевает?

Занятие пролетело незаметно. Наступил обеденный перерыв, а вместе с ним — и бурное обсуждение в столовой новости дня. Я все-таки не выдержала и спросила у ушастого, кто такой Айк Линг и чем он так знаменит, кроме того что преступник и ренегат.

— Как чем? — даже обиделся ушастый. — Ты что, не знаешь, пол года назад он совершил покушение на принца Урилла Второго. Правда, неудачное. Но ходят слухи, что за ним водится еще много чего, — уписывая творожную запеканку, просвещал меня в делах государственных эльф.

— Не знала… — пожала я плечами.

Ну и что тут такого? Подумаешь, покушение… Это же от порта далеко было. А вот Эл наверняка не знал, что полгода назад из-за шторма потонул целый караван судов. Две дюжины кораблей, трюмы которых были наполнены богатствами неизведанных Диких Земель, возвращались в империю… Но так и не доплыли.

Но про золото и драгоценности этого сказать было нельзя. Помнится, тогда ныряльщики и вольные маги стянулись в Хорс, как акулы, учуявшие запах крови. И к прибытию императорских ищеек выяснилось, что потонувшие корабли есть, трупы матросов тоже имеются (некроманты отчитались — подняли со дна всех!), а вот богатств…

Вот только не думаю, что об этом провале имперского масштаба Эл был в курсе. Тогда почему я должна обязательно знать, что принца Урилла чуть не убили?

А эльф между тем, подивившись тому, как я далека от столичных новостей, щелкнул меня по носу:

— Эх ты… пожирательница.

— Зато я с тобой дружу, — напомнила ушастому.

Ведь именно моя неосведомленность и стала причиной того, что я не задирала нос и не чуралась эльфа при нашей первой встрече.

— И за это я тебя люблю… — Эльф, дурачась, потянулся за поцелуем.

Я не стала его разочаровывать — поцеловала. Ложкой. По лбу. Если я рассчитывала, что ушастый обидится, — увы, он лишь потер место удара.

— Нет, за тобой я все же ухаживать не буду. Ты дерешься… — с интонацией «не больно-то и хотелось» выдал этот пройдоха. — К тому же должны же у меня быть выходные!

— Да-да… От любви стоит иногда и отдыхать, а то… это… Как бы не надорваться.

— Я ей о возвышенном, о чувствах, а она… Крис, вот что ты за человек, а?

— Нормальный, — заверила я эльфа. — Правда, флиртовать не умею, поэтому перехожу сразу к сарказму.

— О таком вообще-то предупреждать заранее надо, — ухмыльнулся эльф.

— Вот я и предупредила. Могу еще раз повторить…

Ложка в моей руке сменилась вилкой, поэтому, когда я ее вскинула, жест получился более чем красноречивый. Эл впечатлился и больше меня на тему моей дремучести, да и не только ее, не подкалывал.

После обеда должна была состояться тренировка на полигоне, которую я честно могла не посещать. Листок освобождения все еще действовал.

Я медленно шла по парку к общежитию. Специально решила сделать небольшой крюк, чтобы подышать свежим воздухом и привести мысли в порядок. Реферат. Вспомнила, как вчера Риг мимолетом глянул на титульный лист испорченной работы.

Невесть отчего захотелось улыбнуться ясному небу. Теплый ветер ласкал лицо, солнце светило вовсю. Был тот редкий день, про который можно сказать — идеальная погода. И как в жизни случается, что-то хорошее уравновешивается чем-то… В моем случае это «что-то» было внушительным, шипящим и выползшим из кустов.

— Долж-жница…

Виувир сегодня выглядел просто здоровенной змеей, без огненного ореола.

— И вам добрый день, господин дух академии, — чинно поздоровалась я. — И я помню о своем обещании.

— Тогда где брас-слеты?

— Будут, — заверила я.

— Ну с-смотри. Ус-слуга за ус-слугу. Ты обещала… — И он исчез.

Я же решила, не откладывая дела в долгий ящик, провести разведку. Правда, перед этим покопалась в своей «тревожной» сумке: выудила пару амулетов, без которых опытный контрабандист себя не мыслит, и связку отмычек. Последнее, конечно, не совсем мой профиль, но, как утверждал один знакомый в Хорсе по имени Мил, писавший за две медьки липовые рекомендательные письма, навыки смежных специальностей повышают уровень квалификации. А у меня профессиональный уровень был высокий. Как-никак контрабандистка я потомственная.

Мелькнула мысль, что если бы мне при устройстве на работу Мил царапал это самое рекомендательное письмо, то там бы под мою диктовку через запятую шло: прилежная золотошвейка, исполнительная, набожная (храм посещает каждую седмицу), расторопная (хорошо бегает). Также имеется талант к лицедейству, взломам. Основной профиль — контрабанда.

Я невесело усмехнулась. Ну да, у меня нет ни приданого, ни знатного рода. Лишь сомнительное прошлое и неопределенное будущее. А еще дар пожирательницы. Проклятый дар.

Но зато если кто и рискнет меня полюбить, то уж точно не за солидный счет в гномьем банке.

С такими мыслями и развернулась в обратную сторону. О том, что браслеты Дианары ректор хранит в своем кабинете, в сейфе, куда виувиру не проползти, я уже знала.

Постояв под дверью приемной, я подслушала, что Анара сегодня в академии не будет, потом заглянула к гарпии-секретарше.

Та смерила меня неприязненным взглядом, процедила: «Чего надо?» — и, выяснив, что я к ректору, буркнула: «Его нет». Но это я знала и без нее. Зато успела незаметно положить глушилку, настроенную на девятый удар колокола, и обронить «букашку».

Это только глупцы считают, что воры орудуют лишь ночью. На самом деле для сего промысла годится любое время суток, лишь бы хозяев не было поблизости. К тому же комендантский час… А я девушка правильная, распорядок академии нарушать мне ни к чему. Тем более если есть возможность совершить беззаконие повесомее.

Теперь оставалось дождаться. Секретарша уходит из кабинета с шестым ударом колокола, но мало ли что. Вдруг на нее, как грабитель из подворотни, набросится трудовое рвение? Хотя все равно по вечернему времени у меня с Ригом тренировка…

При воспоминании о светлом захотелось улыбнуться. Все же он сволочь и гад, но за реферат стоит сказать «спасибо».

Это я и сделала, когда мы встретились.

Светлый лишь кивнул, дескать, принимается. Ну что за невозможный тип?

Тянуло спросить: «Ты всегда так принимаешь благодарность?» — но я прикусила язык. Сегодня Риг был хмур и сосредоточен, а еще удивительно внимателен и аккуратен. Зато объяснял все понятно. Вот только когда колокол пробил девять и я, сославшись на усталость, попросила закончить, светлый и вовсе стал похож на грозовую тучу.

— Спешишь? — прищурился он.

Пришлось соврать, что нет. Риг вроде поверил. Во всяком случае, с полигона ушел первым. Даже не оглянулся.

Я же, быстро схватив сумку, направилась к академии. Меня преследовало смутное чувство. Обычно опасность я ощущаю животом. В нем будто начинает свивать свои кольца холодная змея. Сейчас же такого не было.

Прислушалась к себе. Нет. Вроде ничего…

По коридору шла уверенно, а оказавшись у двери приемной, замерла на миг и оглянулась. Прикоснулась к ручки двери загодя приготовленным амулетом-отмычкой. Он завибрировал, и дверной замок начал медленно проворачиваться.

Я слышала, как почти беззвучно в сердечнике прокручиваются цилиндры.

Тихий щелчок — и дверь открылась. Я просочилась в приемную и выдохнула. Теперь надо капнуть на руки декоктом, что нейтрализует ауру. Тогда маг не сможет считать ее шлейф и найти визитера по остаточному следу.

Тени окутали кабинет, погрузив его в сумрак. Луна с любопытством заглядывала в щель между шторами, освещая секретарский стол, заваленный бумагами.

Так. Теперь «букашка». Она наверняка успела за полдня прокрасться между дверью и полом и сейчас в кабинете ректора. Я встала на корточки, прильнула щекой к полу и тихо произнесла слова активации.

«Букашка» тут же заперебирала лапками, побежала от дверей до сейфа, собирая на себя ловушки, как шелудивый пес — репей.

Пока тараканистого вида мелочь семенила, прокладывая мне путь, я подобрала с пола глушилку. Маленький неприметный камешек, но стоит немало: блокировать защитные чары — удовольствие не самое дешевое.

Приставила отмычку к замку на двери ректорского кабинета. Та подалась, но уже менее охотно.

Я осторожно ступила в вотчину Анара. Все, как всегда, в идеальном порядке… Ну разве что «букашка» почти беззвучно верещит, подыхая. В незнамо который раз подыхая. Надо будет отнести ее некроманту. Пусть опять оживит.

Я достала из сумки коробок и, не дотрагиваясь до мелочи, загнала ее внутрь. Судя по тому, что «букашка» светилась и синим, и красным, и фиолетовым, ректор на охрану не поскупился. Неподготовленных воров ждали и опасные проклятия, и болезни, и парализующие заклинания.

М-да. Впечатляет.

Я приблизилась к сейфу. Вот сейчас нужно было сосредоточиться. Таких солидных тайников я еще не вскрывала. Положила ладонь на дверцу. Металл ответил слабым покалыванием. Да там, похоже, дух для охраны посажен.

Попыталась позвать призрачного хранителя сейфа. Тот отозвался с ворчанием, будто я его разбудила после долгого сна. А потом… Я буквально ощутила, как меня осмотрели и, устало прошептав: «Живая», уснули.

В первый миг я не поняла, что это значит, а потом до меня дошло: это и есть защита от виувира! Судя по всему, Анар больше, чем грабителей, опасался змея. Какие, однако, у ректора с духом академии интересные отношения. После того как хранитель снова уснул, тем самым дав мне «добро» на взлом, я с третьей попытки открыла сейф.

Как выяснилось опытным путем, самым ценным для Анара была рябиновая настойка с перцем, которая по заверению трактирщиков отлично лечит и душу и тело, в частности — нервы. Именно она гордо стояла на верхней полке. Рядом с ней — вазочка с зефиром. Такой воздушный, ароматный, манящий… В общем, я поняла, почему ректор его спрятал. Особенно если учесть, что рядом где-то шныряет прожорливая зая. Да, очень мудрый шаг.

А вот на второй полке, на стопке бумаг, лежали они — браслеты Дианары. Аккуратно взяла их и положила в сумку, а когда развернулась, чтобы уйти, едва не заорала.

Прямо передо мной стоял Риг, невозмутимо скрестив руки на груди. Эта его поза говорила сама за себя: не нападет. Иначе бы его руки были полностью свободны, а то и собраны щепотью для атакующего заклинания.

— Святые мракобесы, — с перепуга выдохнула я, смешав темную и светлую братию. — Что ты здесь делаешь?

— Слежу за тобой. И успел увидеть много интересного… — Он вздернул бровь.

— Зачем. Ты. Следил. За мной? — отчеканила я, вскинув голову.

Риг медлил с ответом. Внимательно смотрел на меня, а потом, словно признаваясь не мне, а самому себе, произнес:

— Недавно я узнал, насколько поганое чувство — ревность, — и, не давая мне раскрыть рот, добавил: — Я думал, что ты торопишься на свидание. Хотел узнать, кого мне завтра вызывать на дуэль.

— Какая, к демонам, дуэль? — прошипела я.

— Теперь и я задаюсь этим же вопросом. А еще множеством других. Крис, кто ты такая? Я пытался разузнать о тебе хоть что-то… Темные в твоей группе отмалчиваются. Светлые — и подавно. Твой остроухий и вовсе будто воды в рот набрал.

— Зачем тебе знать обо мне? — напряженно спросила я. Не знаю, но почему-то ответ мне был очень важен.

— Потому что я банально хочу больше знать о тебе. Что ты любишь, а чего — терпеть не можешь, о чем думаешь, о чем мечтаешь… Да я даже не знаю, какие цветы тебе нравятся.

— Маки, — ляпнула я машинально, и мне показалось, что на миг уголки его губ дрогнули в улыбке. Но это был всего миг. А потом я вспомнила, где мы, и спросила прямо, без обиняков: — Доложишь обо мне ректору?

— Почему ты так решила? — озадачился Риг.

— Так гласят правила устава. К тому же так поступить подобает всякому порядочному светлому.

Риг опустил руки и вздохнул:

— Крис, понимаешь, в чем загвоздка. Я не совсем правильный кадет. И поверь мне, совсем непорядочный светлый. Поэтому, если ты объяснишь, зачем тебе понадобились эти медные кандалы, я, скажем, обнаружу у себя эпизодическую потерю памяти.

Я заскрипела зубами. С удовольствием обеспечила бы этому… следопыту и полную, но, увы, обстоятельства слегка не располагали.

— Хорошо, — согласилась я. — Но сначала мне нужно отдать их заказчику.

И мстительно добавила:

— Духу академии.

— Кому? — опешил Риг.

— Местной огненной змеюке. Я ей за услугу задолжала.

И вот зря я сказала последнее. Риг впился в меня клещом: поясни, мол, что за долг и отчего тот возник. Пришлось выложить светлому кастрированную версию всего, что я выяснила от Кары про ловушку. Правда, в моей интерпретации о том, кто изготовитель, поведала не демонесса, а виувир…

— И ты собралась в эту увольнительную идти в бандитские трущобы? Одна? — Риг зашипел не хуже рассерженного виувира.

Вот странный светлый… Будто мне в первый раз по сомнительным подворотням шастать.

— Без меня ты туда не сунешься, — безапелляционно заявил он.

Видимо, понял, что пытаться меня отговорить — идея бесполезная. Потому решил действовать по принципу «если прорыв нельзя предотвратить, нужно хотя бы суметь направить вырвавшуюся нежить в нужную сторону».

— Тебя не спросила, — буркнула я.

— Зато я ответил, — отрезал светлый.

Закрыв сейф, я выскользнула из кабинета ректора, Риг неотступной тенью следовал за мной. Я аккуратно закрыла обе двери, позаботившись перед этим, чтобы затереть следы присутствия Рига в кабинете. Полбутылки декокта из-за этой сво… светлого израсходовать пришлось! У-у-у! Разоритель.

Шли в парк молча. Ночь уже опустилась на землю, заглянула в окна общежитий, вольготно устроилась на газонах.

Светляков ни я, ни Риг создавать не стали, боясь привлечь к себе ненужное внимание. Мы были уже в самой гуще деревьев, а змея все не было.

— Виувир… — тихо решила позвать я полоза, который отчего-то враз заболел застенчивостью. — Я принесла долг.

Ни шороха.

— Риг, отойди подальше.

— С чего бы? — тоже шепотом возмутился светлый.

— Может, он тебя смущается…

— Ну да. Виувир, который при жизни единолично едва не стер княжество вампиров с лица земли, царь полозов, который славился крайней любвеобильностью (к слову, у него был гарем с более чем тремя сотнями жен)… и сейчас решил, что стесняется двух кадетов?

Я заскрипела зубами. Это не светлый, а залежи сарказма. Неужели не найдется на них какой-нибудь горнодобытчик с лопатой? Чтоб огреть по темечку и корону поправить этой ехидне.

Риг, не подозревая о членовредительских мыслях, подошел ближе. Я спиной почувствовала, как он близко стоит, как его распахнутая куртка касается меня.

— Дух, если тебе не нужны эти побрякушки, то мы уходим, — в полный голос произнес светлый.

И тут же сбоку зашуршала трава.

— А с-с-с вами, молодой человек, я с-сделок не заключал… — сварливо прошипел полоз. — Так что потрудитесь раствориться в ночи. У нас с этой милой лэриссой свои дела.

Уверенная рука ненавязчиво задвинула меня за сильное мужское тело.

Уже из-под руки Рига я увидела, как на шкуре змея в ночи пылал затейливый узор из языков пламени. Зрелище завораживало и манило, как иная смертельная опасность. Впрочем, дух, выразив свое недовольство, вдруг стал олицетворением онийского спокойствия. Невозмутим, расчетлив и еще раз невозмутим.

Риг с шумом выдохнул, и я поняла, что сейчас прозвучит ответная колкость. Поспешила достать браслеты.

— Вот, — опережая светлого, произнесла я и через плечо Рига (не препираться же мне с ним за право быть в авангарде?) кинула украденное виувиру.

Змей на удивление ловко поймал на кончик хвоста оба браслета. На миг полыхнуло сияние, и… парные «кандалы» превратились в трещотку.

— М-да… — только и протянул Риг. И уже куда уважительнее обратился к виувиру: — Это вас что же, так на амулеты и…

— Мое тело покоитс-ся под фундаментом академии, а шпиль пронзает с-сердце. Правда, когда его насаживали на пику, оно еще билос-сь, — прошипел змей.

Я сглотнула. Так вот как становятся духами зданий…

— Я с-сделал это добровольно. Империи были нужны с-сильные порубежники. Но она, — тут змей потряс кончиком хвоста, на котором ныне была трещотка, — мне была дорога… И ректору, как этому, так и предыдущим, отчего-то тоже.

Змей заскользил по траве, извиваясь. В этот момент прозвучал колокол. Одиннадцать ударов. Наступил комендантский час. Не успела.

— С-спас-сибо… — прошипел полоз и скрылся.

А мы остались. Я и Риг. А между нами звездная ночь и… отсутствие перспектив на ночлег: двери общежития только что закрылись. Но, кажется, светлого это ничуть не смущало.

— Ты мне обещала рассказать о себе, — развернувшись ко мне лицом, напомнил этот гад.

Он стоял близко. Непозволительно близко. Настолько, что я чувствовала его запах. Расстегнутая кожаная куртка дразнила. Захотелось рукой прикоснуться к белой батистовой рубашке, там, где билось сердце Рига. А потом прижаться.

Ухнула сова. А я словно сбросила наваждение. И даже для верности руку за спину завела. А потом — и вторую.

Начало холодать. Южные ночи пряные и густые, а здесь, на северо-западной границе империи, все по-иному. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем я начну стучать зубами, сидя на ветке? Или где еще… Выбор мест для ночлега имелся шикарный: газон, скамейка (на которой обязательно найдет сторож, и тогда не миновать наряда). Конечно, можно было рискнуть здоровьем и жизнью и влезть по стене…

Опустившаяся на плечи куртка светлого была полной неожиданностью.

— Замерзнешь, — усмехнулся он, оставшись в одной рубашке.

Уголки его губ тронула скупая улыбка. Это было так необычно — заботливый Риг. Он чуть наклонился, и я затаила дыхание. Поцелует? И вот что странно: сейчас я была не против. Смотрела в пронзительно-синие глаза, в которых было мое отражение. Его взгляд притягивал без всякого колдовства.

Светлый чуть качнулся вперед. Мои губы вскользь коснулись его кожи. Риг напрягся. На мгновение я увидела, как стали заметны вены на напряженном горле, как резко проступили мышцы, дернулся кадык. А потом светлый тихо застонал. Его выдох. Горячий. Заставляющий мое сердце бешено биться. Будоражащий.

— Крис… Ты мое искушение.

Он отстранился от меня, казалось, против собственного желания. В глубине синих глаз жарко полыхнуло что-то. А потом светлый смежил веки и, когда открыл их, — передо мной снова был невозмутимый Риг. Оставалось лишь позавидовать такому самообладанию, потому что мои щеки предательски пылали.

— Итак, какие у тебя планы на этот вечер? — светским тоном осведомился этот… гад, подставляя мне локоть. Сейчас, несмотря на то что он был без куртки, в мятой рубашке, в сапогах, на которых еще осталась грязь полигона, светлый выглядел истинным лэром.

За игру в хорошие манеры я ухватилась как за соломинку, пытаясь спастись от неловкости. Хотя в глубине души начало прорастать еще одно чувство — досада. Пока совсем крохотное, но все же…

— Я в смятении от такого откровенного вопроса, — протянула я в стиле аристократов западных провинций, что растягивают слова до невозможности. Жаль, не было веера, я бы им стыдливо прикрылась.

Риг плутовски усмехнулся. Мой взгляд, как нарочно, скользнул по его губам. Память — паршивка! — будто издевалась, напомнив, какими они могут быть горячими и чувственными.

— Ну так что насчет нашего уговора?

— Что, прямо здесь? — натурально удивилась я.

— У тебя такой тон, как будто я предложил тебе раздеться и заняться любовью, а не рассказать о себе.

Поведать в подробностях историю своей жизни? Да тут прелюдия нужна поосновательнее, чем горячие поцелуи светлого. Как минимум — крепкий ром или гномий первач. И мой раскрепостившийся от сего напитка разум. В трезвом уме и хотя бы относительной памяти говорить о том, кто я и кто мои родители… Только если меня припрут к стенке, как это сделал ректор. Но Ригу-то пока подобное не удалось.

Между тем светлый выдохнул:

— Хотя ты права. Место и впрямь не очень для долгой беседы.

— Холодно? — Я кивнула на тонкую рубашку.

— Нет, рядом с тобой мне даже жарко. Но здесь нас может найти охрана…

Судя по тому, с какой уверенностью Риг это сказал, у него имелся опыт ухода от ночных стражей академии. И немалый.

— Тогда, может, отложим разговор? — В моем голосе было столько надежды, что светлый просто не мог оставить это без внимания.

— Конечно, можно, — на удивление быстро согласился он и добавил: — До утра времени много. Мы вдвоем. Чем займемся? Например, я могу тебя согреть…

Его голос стал настолько вкрадчивым, бархатистым, что я почувствовала, как по спине скользнул холодок, а внизу живота свернулась в кольцо огненная змея. Да ему хоть мешок из-под картошки на голову напяль, и все равно он только одними словами и невозможным голосом соблазнит добрую половину Вейлы — городка, рядом с которым и располагалась академия.

Половину. Но не меня.

— Размечтался! — возмущенно зашипела я, да так, что будь рядом гадюки, то они предпочли бы не высовываться.

Этот светлый неисправим: не удалось затащить меня в постель сразу нахрапом — сменил тактику.

— Я даже и не начинал. — В голосе светлого мне послышалось обещание и… скрытый смех? Впрочем, он тут же решил сменить тему. — А ты любишь высоту?

Высоту? В своей жизни если я и забиралась поближе к небу, то это была либо макушка корабельной мачты, либо скаты крыш. Ну как-то раз с отцом поднимались на вершину отрога горы, который вдавался в бухту и заканчивался мысом.

О последнем сохранились самые яркие воспоминания: свежий ветер бил в лицо, рубашка за спиной надувалась парусом, а солнце жарко целовало кожу. А вот про первые два… Я вынесла для себя ценные знания: если прячешься от злых матросов на насесте, где обычно дежурит юнга, лучше это делать, запасшись съестным. Оно куда полезнее амулета отвода глаз: снизу меня и так не было видно.

— Смотря какая высота, — расплывчато ответила я.

— То есть высоты ты боишься? — допытывался маг.

— Нет, только той, где меня поджидают неприятности, — фыркнула я.

— А-а-а… — незнамо чему обрадовавшись, протянул Риг. — Значит, тебе понравится. Пойдем.

— Куда? — запоздало насторожилась я.

— Увидишь, — напустил туману светлый.

Спустя пол-удара колокола я узнала, что уходить от ответственности лучше всего на гоночной метле. Так больше шансов. Но сначала выяснилось, что у Рига в кроне одного из старых раскидистых дубов припрятана именно она, метла. Личная. Хотя, насколько я помню устав, никаких летных средств у кадетов быть не должно. Только в общем ангаре стояли номерные метлы, которые выдавали на занятиях по практике воздушного боя.

Когда светлый, подойдя к густой кроне, тихо свистнул, я подумала — где-то бродит неподалеку Эйта. Это же ее клиенты свистят, кукуют и вообще ведут себя странно.

Но нет. На призыв Рига отозвалось его помело и тут же спикировало к нам, перестав притворяться веткой.

Метла у светлого была что надо. С виду невзрачная, без золотых гравировок и вычурных узоров на черене. Лишь у самого края, где начинались прутья, виднелась скромно вырезанная подпись: «М. Лист».

— Она… — не нашлась я сразу. — Ее что, сам мастер Лист делал?

— Ну да, — как само собой разумеющееся ответил Риг.

— Она же стоит больше тысячи золотых! И сама хозяина себе выбирает. Потому ее не своровать…

Уж я-то знаю. Пыталась. У отца как-то был заказ на такую метелку. Ее, уже украденную, нужно было провезти через контрольные воды и доставить на корабль. Но отец отказался. И правильно сделал. Того, кто рискнул, поймали. А спустя седмицу — четвертовали.

— Откуда она у тебя? — с подозрением осведомилась я, прекрасно зная, сколько стоит подобная игрушка. — Ты же уверял, что ни разу не лэр. А вообще бедняк и босяк…

— Ну, последнего я не говорил, — фыркнул Риг. — Но ты права: такая метла мне была не по карману.

— В то, что ты ее спер, не поверю.

— Не спер. — Риг перемахнул ногу через черен. — Мне ее подарила одна знакомая.

Любопытно… Это за какие же достижения? Обычно такие подарки получают за оказание неоценимых услуг. И подвигов. Порою — постельных. Ведь на поле брани кадеты вроде как не должны успеть отличиться…

И я вспомнила, как светлый удрал из лечебницы ночью. Так…

— Ты очень подозрительно на меня смотришь, — насторожился Риг.

(обратно)

ГЛАВА 9

После этих его слов я стала смотреть еще подозрительнее.

— Какой щедрый подарок… от девушки, — прокомментировала я. В моем голосе помимо воли прорезался сарказм. И еще что-то. Трудноопределимое.

Риг уловил это и насмешливо глянул на меня.

— Увы… — начал он. — Сейчас тебя постигнет самое большое разочарование всякой ревнивицы — твои подозрения напрасны. Крис, чтобы уважаемая лэрисса Бригитт подарила работу мастера Листа, не нужно быть ее любовником, скорее даже наоборот…

Тут до меня дошло: да он нарочно дразнит одну наивную пожирательницу. Захотелось его придушить, но я прикинула, что сидящий на метле маг может просто посмеяться и улететь от возмездия. Потому ограничилась едким:

— Надо просто пригрозить уважаемой лэриссе, что ее убьешь?

Чтобы эта короткая фраза прозвучала невинно, пришлось приложить к тому все свои способности. И посмотрела на Рига широко открытыми глазами наивной простоты.

— Кхм… — Светлый аж поперхнулся. — Знаешь, случись такое, еще будет большой вопрос, кто кого убьет. Бригитт — не только почтенная трехсотлетняя драконица и весьма сильная магесса, но и жена одного из демо…

Риг осекся на полуслове. Видимо, тут до него дошло, что дразнить умеет не только он. Маг сдался и рассказал все как есть:

— Метлу я получил в качестве победы в споре: никто не верил, что босяк, заявившийся на гонки, сможет обставить тогдашнего фаворита. Никто, кроме Бригитт. А она одолжила мне свою летунью. И я победил.

Вроде бы простая история. Ага. Но есть одно «но».

— Что же такое должно было случиться, чтобы лэрисса решила доверить незнакомому парню свою метлу?!

— Ну, она сказала, что я похож чем-то на ее брата в молодости. — Риг на миг замолчал, явно прикидывая, стоит ли говорить дальше, но продолжил: —Хотя, может, ее сразил тот факт, что на кон против трех сотен золотых — выигрыша победителя — я поставил свой дар и жизнь… — И, словно пожалев о своей откровенности, рыкнул: — Крис, ты сядешь на метлу или мы до утра тут будем торчать?

Не сказать, чтоб я была сильно против последнего варианта, но любопытство — великая вещь. А мне стали интересны и подробности тех гонок на метлах, и… сам Риг. Его жизнь оказалась не такой простой, как я думала.

Я села сзади и обхватила светлого.

— Крепче держись, а то упадешь, — бросил он через плечо.

Пришлось придвинуться чуть ближе. Маг взял резкий старт, почти свечкой уходя в небо. Псих! Драконы, известные летуны, и то не все так умеют.

Я говорила, что крепко обхватила светлого. Так вот, каюсь, была не права. После такого маневра я просто вцепилась в него похлеще голодного упыря. Стиснула в объятиях так сильно, как только смогла. И едва я это сделала, как полет стал гораздо плавнее и горизонтальнее.

— Ты это нарочно?

— Это был самый быстрый старт, — невинно возразил светлый. — Кругом же деревья и ветви…

Захотелось его покусать. Риг был просто невозможен.

Мы подлетели к защитному куполу академии. Светлый снизился до кромки каменной стены, которая опоясывала магистерию, и полетел вдоль нее. А потом, добравшись до одному ему заметного зубца ограды, начертил в воздухе руну. Я даже ее узнала: Рэнд — символ пути.

Полыхнувший на краткий миг в воздухе огненный знак, наполненный силой, прикоснулся к куполу, и тот дрогнул, открывая проход.

Я даже зауважала Рига. Найти в защите академии лазейку, пользоваться ею несколько лет подряд и при этом не спалиться…

А потом мы, минуя огни Вейлы, полетели к горам. И если на нереиде путь по тоннелям мне показался стремительным, то на метле — просто невероятным.

Риг вел свою летунью уверенно. Да и она, казалось, слушалась его по велению одной лишь мысли.

Когда мы приземлились, я поняла, почему светлый спросил, люблю ли я высоту: это был горный уступ. Внизу — пропасть, над головой — непривычно близкие звезды и яркая, чуть щербатая луна. Вокруг — только простор и горы. А за спиной — маленький грот.

— Красиво, — выдохнула я, стоя на каменной площадке и завороженно глядя по сторонам.

— Не только красиво, но еще и сытно, и тепло, — хмыкнул Риг.

Я засомневалась. Надо заметить, не без оснований. Это меня не кусал холодный ветер, а вот светлого в одной рубашке наверняка кусал, и даже очень.

— Пойдем внутрь, — махнул рукой Риг на вход в грот.

Когда мы оказались внутри, то первое, что сделал светлый, — точным броском отправил небольшой пульсар в охапку хвороста, которая, оказалось, лежала посредине. Ветки тут же вспыхнули, затрещали. Огонь жадно накинулся на них. В свете пламени я смогла разглядеть и стены, и то, что было рядом с ними: тюфяк, плед, корзину и походную сумку.

— Ты здесь часто бываешь?

— Иногда, — уклончиво ответил Риг, присаживаясь на тюфяк и красноречиво хлопая рядом с собой. — Здесь нет лишних ушей и нам никто не помешает. Это место хранит мои тайны. Пусть теперь узнает и твои. Рассказывай.

Я медленно присела на край тюфяка. Обхватила колени и посмотрела на огонь. Даже не знала, с чего начать. Врать не хотелось. Говорить правду было опасно.

Риг, не иначе постигший тонкости дипломатии, посчитал, что такой разговор должен начинаться со взятки. Он щелкнул пальцами, сбрасывая заклинание стазиса с корзины, и запустил в нее руку.

Миг — и на тюфяке оказалось несколько яблок, ломтей хлеба, сыр и мясо. Соорудив нехитрый бутерброд, светлый протянул его мне, а потом и сам с видом гурмана, дорвавшегося до редчайшего деликатеса, вгрызся в аналогичный кулинарный шедевр.

Я не стала отказываться. То ли от голода, то ли от нервов, но оно показалось мне удивительно вкусным.

Пламя танцевало свой дикий танец на горящих ветках, я смотрела на него, на край звездного неба, видневшийся через вход, и ловила себя на мысли, что мне здесь… спокойно. И даже привычно и уютно. Точно так же я сидела когда-то в другой жизни, будучи контрабандисткой, дочерью своего отца.

И я начала рассказывать. О себе, своем прошлом. Не все, далеко не все, и тем не менее даже храмовник, которому я исповедовалась каждую седмицу, изображая добропорядочную горожанку, знал обо мне куда меньше. Хотя про то, что мой отец — осужденный запечатанный маг, я все-таки не сказала. Как и про обстоятельства, при которых появилась моя мета пожирательницы.

Риг слушал внимательно, не перебивая.

— Я испугалась, что стану чудовищем, что дар пожирателя окажется сильнее моей воли, и поняла, что мне один путь — в академию… — закончила я.

Светлый по-прежнему молчал. Костер прогорел меньше чем наполовину. Тишину нарушал лишь редкий треск пылающих веток.

— Теперь твоя очередь, — наконец сказал Риг. — Спрашивай.

И тут только я осознала, сколько же вопросов хочу задать этому светлому. Но, вместо того чтобы озвучить наперед самые важные, спросила глупость:

— А как ты попал в академию? — И тут же, обозвав себя альтернативно одаренной, сама и ответила: — По приказу императора?

— Нет. По собственному желанию, — невесело усмехнулся Риг. — И наперекор отцу.

— Но ведь белые маги, мягко говоря, не горят энтузиазмом поступать сюда? — озадачилась я.

— Не горят энтузиазмом богатые аристократы, — пожал плечами светлый и, внимательно посмотрев на меня, начал своей неспешный рассказ.

Риг родился, как и моя мать, в бедной семье, с той лишь разницей, что на свет он появился безотцовщиной. Про таких, как Риг, говорили: принесен в подоле. Впрочем, босоногие пацаны Ситного квартала знали обороты и похлеще. И при каждом удобном случае бросали их светлому в лицо. И он не молчал, а отвечал кулаками. Ему было четырнадцать, когда его мать умерла от гнойной сыпи, и после этого у Рига пробудился дар. Сильный.

— Отец, до этого изредка навещавший нас, пришел в дом, когда гроб мамы еще не вынесли. Смерил меня оценивающим взглядом и заявил, что я сгожусь… — Риг говорил это бесцветным, механическим голосом, за которым скрывалась боль. — И что теперь он признает меня своим сыном и введет в род, в семью.

— Сгодишься? — удивилась я.

В моем понимании семья — это самая большая ценность, за которую нужно бороться, даже если враги — весь остальной мир.

— Ну да. Отец… — произнеся это слово, Риг умолк, но спустя миг продолжил, словно и не было заминки, ровно, четко: — Он считал, что поступает благородно… Что я не выживу один: дикий маг, не умеющий обращаться с даром, скорее сам себя убьет без наставника, чем научится управлять своей силой…

— И ты…

— Согласился? — догадливо закончил за меня светлый. — Нет. Я решил, что с даром смогу поступить в Йонльскую академию магии. Но у отца на меня были другие планы. Он посчитал, что моя стезя — наставлять людей на путь истинный и очищать души от греха и скверны… Впрочем, как и его.

— Постой, твой отец что, храмовник? — вырвалось у меня.

Риг как-то странно на меня посмотрел и, помедлив, кивнул:

— Почти.

— Но им же нельзя иметь семью, детей, — растерялась я.

— Крис, я — нежеланное дитя порочной страсти! — Судя по тону, светлый сейчас повторил чьи-то слова.

— Злишься? — Я непроизвольно положила свою ладонь на его сжатый кулак. Сама сразу не заметила, а когда поняла — отдергивать руку было поздно. Да и глупо.

— На него? — уточнил светлый. — Если бы поступил тогда согласно его воле, то, возможно, и злился бы. Но, как видишь, семинариста из меня не вышло. Зато получился вроде бы неплохой гонщик, — под конец усмехнулся он.

Дальше рассказ светлого потек ровно. Едва Риг научился худо-бедно контролировать свой дар, чтобы не угробить себя и окружающих совсем уж без причины, как сразу сбежал от отца. Причем не в родной Ситный квартал, а в небольшой городок, что славился не только вольными нравами, но и проходящими в нем едва ли не самыми крупными нелегальными гонками на метлах во всей империи.

— Крис, когда я увидел впервые, как маги на бешеной скорости пронзают облака, я понял, что однажды тоже буду среди них. Правда, тогда, в четырнадцать, у меня не было и двух гнутых медек за душой, зато упрямства — через край.

— Его и сейчас у тебя в избытке. Могу даже поспорить, что его прибавилось, поскольку оно выросло и возмужало вместе с тобой, — не удержалась я от подколки.

Риг выразительно поднял бровь, и одна контрабандистка тут же умолкла.

— Впрочем, и в плане денег мало что изменилось с тех пор, — спокойно признал светлый. — Я все так же не могу похвастаться сундуком, набитым золотом.

Я удостоилась еще одного внимательного взгляда. Словно Риг проверял меня.

— Мне гораздо интереснее услышать, как из олуха ты стал гонщиком, чем про сундуки, — съехидничала я. Тоже мне проверяльщик и провокатор. — Но если ты так хочешь, я могу свести для тебя знакомство с парочкой таких ящиков, доверху набитых звонкой монетой.

— Неужели ты невеста с богатым приданым, готовая поделиться со мной своим добром? — поддел Риг.

— Нет, но ради того, чтобы ты не чувствовал себя ущербным, я могу вскрыть парочку… А если найду толкового помощника — то и украсть.

— Крис! — Стон светлого отразился от свода грота. — Есть ли в мире хоть что-то, чего ты не могла бы умыкнуть и переправить через границу?

— Конечно. — Я была сама невозмутимость. — Например, совесть у некоторых. Ее просто нельзя спереть по той лишь простой причине, что она отсутствует. Причем напрочь. — Я так выразительно взглянула на Рига, что он без пояснений понял, кого я имела в виду.

— Не поверишь, но я тоже расстроен по поводу того, что ее потерял. — Светлый выдержал театральную паузу и добавил: — А ведь мог бы продать!

— Слушай, ты, часом, не гном? — прищурилась я. — Такие торговые таланты просто из ниоткуда не берутся.

— Увы, Крис, придется тебя огорчить. Я человек.

— Так и будь им! А не хитрецом, который ловко увильнул от темы и не дорассказал, как здесь очутился.

Светлый взгрустнул, словно шулер, которого поймали с крапленой колодой, но таки поведал, что спустя два года после тех гонок он стал одним из лучших летунов северной части империи.

— И как же тебя тогда сюда занесло?

— Десятый уровень — большая редкость. Таких магов в империи немного, и император предпочитает контролировать столь редкий дар. Слишком большая сила в руках одного мага. Но вот беда: я ненавижу контроль. И короткий поводок. На такой меня уже пытался посадить отец.

А ведь Риг и вправду мог купаться в деньгах: маги такого уровня получают за свои услуги немало. Но при этом они скованы тысячами клятв и запретов, за ними неусыпно следят агенты тайной канцелярии. При подобном раскладе участь порубежника — не худшая. Выпускники военной академии уже не подчиняются ни Светлому владыке, ни Темному. Над ними властна лишь одна клятва — ценой пусть даже собственной жизни защитить людей от тварей бездны. И требовать еще какого-либо зарока с них больше никто не вправе.

— Значит, ты поступил сюда, чтобы стать свободным?

— Выходит, что так, — усмехнулся Риг. — И ни капли не жалею о своем решении. К тому же сейчас у меня есть возможность участвовать в гонках… А вот остался бы в Йонле — не факт, что мне вообще дали бы в руки метлу: вдруг ценный магический ресурс императорской казны упадет и свернет себе шею…

— Зато сейчас у тебя таких возможностей — хоть взаймы давай, — подытожила я, вспомнив манеру обучения госпожи Бейс — летного инструктора.

Помню, на первом же занятии магесса завела нашу группу на башню. Мы стояли с метлами в руках, когда она, совершив небрежный пасс, буквально выкинула меня с посадочной площадки. Уже падая, я услышала вслед: «Те, кто разобьется, больше на мои занятия могут не приходить!» Приземлились тогда все. И даже живыми. А я поняла всю глубинную суть лозунга лэриссы Бейс: «Если у мага с первого раза не вышло, значит, полеты на метле не для него». Зато у магессы даже на теоретических занятиях всегда была абсолютная посещаемость. И тишина. Я бы не удивилась, если бы узнала, что кадеты со сломанными ногами и пробитой пульсаром грудью приползают к ней на лекции. Ибо упустишь какое-нибудь заклинание левитации или воздушного боя, и тебя потом будут соскребать с брусчатки.

— Да, — не стал отпираться Риг и придвинулся ко мне ближе. — А сейчас, пока я, как идиот, взвешиваю, каковы шансы на то, что ты сама меня поцелуешь, сдается, я упускаю как раз еще одну возможность.

— Какую? — Не знаю, чему я больше удивилась резкой смене темы, откровенности или своей реакции? Должна же была отстраниться, нахмуриться! А я так и осталась сидеть в непозволительной близости от Рига, чувствуя его тепло, дыхание, напряжение.

Наш разговор постепенно превращался в свидание.

Светлый медленно протянул руку, аккуратно заправил мне за ухо длинную, выбившуюся из косы черную прядь, и усмехнулся:

— Возможность самому тебя поцеловать. Но я дал себе слово, что не буду на тебя давить, что ты сама должна сделать выбор…

Искушение самой коснуться его губ было велико. Очень. Совсем как в моем сне, который теперь не казался таким уж кошмаром.

— Слушай, а ты, случаем, не открывал щеколду на моем окне ночью? — резко спросила я, будто из пращи выстрелила.

И по тому, как излишне удивленно посмотрел на меня Риг, поняла: он.

— Ты о чем?

— О том, что врать умеешь, а бесследно проникать в комнаты — нет.

— Да-да, из нас двоих в этом вопросе у тебя больше опыта! — попытался увильнуть Риг, но под моим скептическим взглядом сдался. — Мне просто приснился слишком реалистичный сон, очень похожий на вещий, и… И я захотел убедиться, все ли с тобой в порядке!

Выкрутился, паршивец! Зато теперь я знала, кто распахнул створки моего окна настежь.

А потом в голове что-то словно перемкнуло, щелкнуло: мы же вне стен академии. До города рукой подать, а там — квартал старьевщиков.

— Риг, у нас ведь почти свидание… — начала я издалека. — Ночь, пещера, в которой только мы…

Светлый, чуя подвох, но не понимая, где именно, согласился:

— Хм… Ну да.

— А знаешь, чего не хватает после сытного ужина? — Я покосилась на огрызок яблока и хлебные крошки, нещадно польстив организатору всей этой романтики. И, не дожидаясь ответа, сказала: — Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по городу?

— Центральный бульвар тебя устроит? — без особого энтузиазма поинтересовался Риг, понимая, что мои планы на эту ночь строятся на обломках его надежд.

— Годится, но сначала залетим в квартал старьевщиков. Мне там нужно кое-кого навестить. Вообще-то я собиралась это сделать на увольнительной, но не упускать же такую шикарную возможность.

«Тем более до утренней побудки еще далеко, а вот моя решительность не поддаваться соблазну, наоборот, на исходе», — мысленно добавила я, расписываясь под тем, что все же в некоторых вопросах я трусиха…

— Это касается ловушки? — сразу же понял светлый. И вроде бы ничего внешне не изменилось: его поза осталась той же, как и тон. Вот только взгляд… О такой и порезаться недолго. — Не позднее ли время для визита к твоим… знакомым?

— Самое наилучшее, — заверила я, вставая. — Это днем тебе могут не открыть, а сейчас работа у скупщика краденого в самом разгаре.

Светлый лишь помотал головой.

— Крис, только с тобой я понял, как опасно целовать пожирательницу душ. А уж опасность, подстерегающая при попытке пригласить на свидание, и вовсе зашкаливает… Но я все равно попробую.

Вроде бы его тон был несерьезным, но я поняла: в каждой шутке лишь доля шутки. И, чуть склонив голову, спрятала улыбку. Но потом мысленно обругала себя за глупость и вздернула подбородок.

— Полетели? — полувопросительно произнесла я.

— А есть варианты? — на всякий случай уточнил светлый.

— А ты как думаешь? — я тоже умела отвечать вопросом на вопрос.

— Я думаю, чем я так провинился перед небесами, что они послали тебя, мое чудо…

И почему мне показалось, что Риг не договорил окончание последнего слова, того, что созвучно с «еще»?

— Не послали, а наградили, — ехидно отозвалась я.

— Всегда подозревал, что у светлых богов либо с понятием награды туговато, либо чувства юмора в избытке, — не удержался Риг. — Любят они награждать не чем-нибудь приятным, а испытаниями.

— Дабы твоя вера окрепла в страданиях, а тело очистилось от греха, — провозгласила я, точь-в-точь копируя храмовника из приморского городка.

Светлый, в этот момент поднявший с пола метелку, чуть не выронил ее.

— Крис, ты больше так не пугай. Пожирательница душ, цитирующая житие святого Лейса, — это не для слабонервных.

— Я еще и псалмы небесной богине удачи знаю, — похвасталась я.

И даже шаркнула ножкой. Вот и пригодились уроки церковной школы, в которую я ходила пять лет (ну не было другой в округе).

— Нет уж. Лучше проклинай, — от души посоветовал светлый. — У тебя все-таки темный дар…

Это прозвучало как совет «не выделяйся». Ну да, учил храмовник вора, как кошели срезать…

— С чернословием у меня не очень, — посетовала я. — Я как-то нечаянно так крепко прокляла преподавателя, что он долго ругался.

— Ну, хочешь, научу, — предложил Риг. — Тут, главное, смерти не желать. А вот в остальном… Даже легче, чем знаменитые «Черные благословения» Вивьен Блеквуд.

— Черные благословения? — не поняла я.

— Да, я эту монографию по искусству белого чернословия три раза читал.

— А сколько раз применял советы в жизни? — невинно уточнила я.

— Больше сотни. — Риг, разговорившись, не ожидал подвоха, а потому ответил честно. И только потом понял, в чем признался. — Крис!

Но мне показалось, возмутился он больше ради самого возмущения. Хотя, по факту, это мне надо было картинно закатить глаза. Куда катится этот мир? Светлый учит пожирательницу душ, как правильно проклинать, а она грозится прочесть ему по памяти священное писание.

До города мы долетели быстро. Дольше искали нужный дом в квартале, где не любят чужаков. А когда я постучалась в дверь — три коротких удара, пауза, еще два — и с той стороны услышала хриплое, прокуренное: «Кого там еще демоны на хвосте принесли?» — то почувствовала, что я снова в родной стихии авантюр, мухлежа и ловкости.

— Прибыль, старый шельма, демоны принесли исключительно прибыль, — звонко отозвалась я, а потом добавила пароль: — «Собеседник из вас — в рагу не положишь».

С той стороны на миг воцарилась тишина, словно услышавший простую фразу задумался, но потом послышались шаркающие звуки.

Ветер чуть ударил в шильду над головой, и та, качнувшись на ржавых цепях, заскрипела. «Лавка старьевщика Билли», — гласила надпись. Ну да, не «Скупка…» же «…краденого» писать хозяину крупными буквами. Дознаватели нет-нет да и пройдут по бедняцкому кварталу. Совесть-то надо иметь. Хотя, сдается мне, тут скорее будет точным — поиметь.

Дверь наконец открылась, явив нам мелкого, лысого как коленка лепрекона с раскосыми желтыми сорочьими глазами, зрачок которых был прямоугольным. Рыжая борода, большая голова на тощей шее, узловатые длинные пальцы, тщедушное тело — все в облике хозяина лавки было обманчивым и создавало иллюзию, что справиться с таким противником легче, чем гальку пнуть. Вот только на самом деле под видом гальки скрывалась здоровенная каменная плита. Причем посмертная для тех, кто решил покуситься на добро лепрекона.

Хозяин был ростом мне всего по плечо, но я не обольщалась. В его тонких руках была немалая сила. Однажды я видела, как седой старик-лепрекон, перебрав хмельного, решил поразвлечься с трактирщицей, дамой не только дородной, но и здоровой как бык. В список достоинств госпожи Фаух можно было смело внести пункт «профессиональная вдова». Она схоронила четырех мужей — о чем не сильно печалилась — и присматривалась сейчас к пятому. Лепрекон на должность оного никак не тянул, потому был огрет кружкой по темечку. Но куда там… Коротышка лишь раззадорился. За трактирщицу вступились рослые плечистые моряки. И что в итоге? Госпожу Фаух откачивали от испуга, бравых защитников откачивали ни много ни мало с того света, а лепрекона безуспешно пытались протрезвить. И если первое и второе удалось почти сразу, то старик упорствовал в своем желании быть вечно молодым и вечно пьяным. Скрутить его смогло лишь заклинание. К слову, как потом выяснилось, дежурный маг кинул в дебошира ловчим арканом, которым обычно усмиряют крылатого дракона.

В общем, рядом с лысым лепреконом в облезлом засаленном жилете и разноцветных грязных широких штанах я была настороже.

Судя по тому, как Риг попытался тихо меня оттеснить от проема, он тоже.

Перебросившись с нами парой фраз и выяснив, что мы, несмотря на форму, свои, хозяин соизволил пустить нас внутрь.

— Ну? — неприязненно буркнул он, щелкнув желтым ногтем по фонарю. Чуть тлевший светляк тут же разгорелся ярче.

Я не стала ходить вокруг да около, а сразу выложила суть проблемы: ищем того, кто продает боевые ловушки.

— Для себя, что ли, хотите взять? — смерив светлого взглядом, скривился лепрекон.

— Нет, нам бы покупателя найти.

— Покупателя… — глумливо протянул он.

Я понимала: сдавать клиента — последнее дело. Но то — честного клиента.

— Да. В его покупку мой отец угодил, — с интонацией «если вам надоело жить, то могу организовать ваши поминки» процедила я. — А он, между прочим, порядочный контрабандист, Меченый Ви.

— Ви? Тот самый? — На меня посмотрели уже с уважением. — Слышал я о нем. Хоть жив остался после ловушки-то?

— Да. — Я почувствовала, как мне на плечо в знак поддержки легла сильная рука.

— Ну раз один из наших пострадал, то это меняет дело… Только, знаешь, я словам не верю.

Я без лишних пояснений кивнула и произнесла стандартный обет:

— Клянусь, что в результате этой покупки пострадал контрабандист.

И ведь не солгала. Все же я была контрабандисткой? Была. Пострадала? Пострадала. Правда, не уточнила, что ущерб оказался моральным и в основном урон понесла моя честная репутация пожирательницы.

Наши с лепреконом руки, сомкнутые в рукопожатии, окутало свечение, подтверждая клятву.

— Подождите тут, я сейчас вестника пошлю к… торговцу. Он один на весь город мог продать такую ловушку. Давно дело-то было?

— Ее активировали чуть больше седмицы назад. Не думаю, что покупали загодя.

— Понял, — кивнул лепрекон и, развернувшись к нам спиной, пошаркал тапками вглубь комнаты. Там достал клетку, в которой попискивал вестник. Весьма необычный, но для трущоб — самое то. Это птица может вызвать подозрение. А вот шныряющая по подворотням крыса — ни в жизнь.

Хозяин начеркал пару строк на клочке бумаги и протянул ее через прутья. Крыса насадила записку на два своих желтых резца. Лепрекон открыл клетку, и длиннохвостая, захлопнув пасть, ртутной каплей стекла со стола на пол. Миг — и она уже ввинтилась в дыру, прогрызенную в углу.

А хозяин, повернувшись к нам, уставился отчего-то чуть выше моей головы.

— Что-то знакомое лицо у твоего дружка… Никак вспомнить не могу, — пробубнил он.

Его крючковатый нос, кажется, начал жить своей жизнью, то раздувая ноздри, то втягивая воздух. Глаза хозяина так же сощурились, будто пытаясь лучше разглядеть светлого.

А потом карлик хлопнул себя по лбу.

— Ну конечно! Ты же та собака, из-за которой я, Билли Пересмешник, целых десять золотых позавчера проиграл!

Я вывернула шею, уставившись на Рига. Ну как он мог! В самый ответственный момент… и так подвести.

— Так надо было ставить на меня, а не на ледяного дракона, — процедил светлый.

Зато теперь я, сопоставив даты, поняла, куда так рвался Риг, сбегая из лечебницы, — не к любовнице, а на гонки… Интересно, и почему от этой мысли мне вдруг стало гораздо легче?

Впрочем, виду я не подала. Наоборот, развернулась к Ригу и возмущенным тоном произнесла:

— Слушай, светлый, зачем ты подставил столь честного и уважаемого лепрекона? Проиграть не мог?

— А ты могла бы за контрабанду не брать деньги, а работать на голом энтузиазме и за большое спасибо? — не остался в долгу Риг.

— Я сейчас тебе вместо «большого спасибо» организую маленькое «пожалуйста», — произнесла я, красноречиво намекая на то, что магу стоит срочно подумать о чем-то светлом и легком, например, о погребальном саване.

— Целоваться будешь? — Риг расплылся в хищной предвкушающей улыбке, плевать хотев на мое предупреждение. — Или займемся чем-нибудь поинтересней?

У меня дернулся глаз. Ну нагле-э-эц…

— Слушай, светлый, я уже говорила, что в тебе меня ничто так не бесит, как все?

— Конечно. — Маг был непрошибаем. — Я бы с удовольствием стал для тебя еще лучше. Но ты же меня знаешь: лучше уже некуда.

Тут в нашу милую перепалку вмешался смешок лепрекона. Хозяин откровенно ухмылялся:

— Вы не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, продолжайте ссориться. Ради такого зрелища и десять золотых проиграть не жаль, нашлась управа на непрошибаемого Шторма…

— Чего? — это уже возмутилась я, обернувшись к хозяину.

А Билли Пересмешник довольно огладил свою короткую рыжую бороду и, будто не слыша моего вопроса, продолжил рассуждать:

— Ну, ты, малышка, сильная, ты с ним справишься. Согнешь этого паразита в бараний рог.

— А еще я умная, поэтому даже не возьмусь… — недовольно буркнула я, поворачиваясь обратно к светлому.

Значит, Шторм… гонщик, кадет и по совместительству — тот еще паразит.

Паразит довольно ухмылялся, а за моей спиной раздался ехидный смешок лепрекона и прозвучало едва слышное:

— Ну-ну. Уже начала.

Писк в углу моментально привлек к себе наше внимание: вестница вернулась. С добычей. В зубах крыса принесла короткую записку, к которой воском был пришлепнут волос. Обычный такой, короткий.

Лепрекон аккуратно развернул послание и достал лупу: уж больно мелок и уборист оказался почерк писца. Спустя дюжину вдохов Билли хмыкнул, аккуратно отлепил от клочка бумаги волос и протянул нам:

— Старик Хрос запаслив и очень дотошен. Вот волос покупателя. Он не из постоянных клиентов, залетный был, потому Хрос и решил подстраховаться, взял на память кое-что… Как выяснилось, не напрасно. — Бескровные тонкие губы Билли тронула хищная улыбка.

Волос, аккуратно завернутый в клочок бумаги, я спрятала себе за пазуху и только потянулась в карман штанов за звонкой монетой (помощь должна быть оплачена, чтобы и в другой раз можно было на нее рассчитывать), как Риг меня опередил.

По столу на ребре закрутился целый золотой, который лепрекон ловко сграбастал.

— Щедро, — хмыкнул рыжебородый.

Я ничего не сказала при хозяине, решив, что, как только выйдем, обязательно спрошу, откуда у «бедного кадета» привычка разбрасываться деньгами. Я, между прочим, за сребром потянулась…

Попрощавшись, мы двинулись к выходу. Риг переступил порог первым и сразу устремился к углу дома. Там, над водостоком, пряталась его метла. Я неторопливо шла следом.

И тут с неба камнем упал маг верхом на помеле. Мы с ним разминулись чудом. Не отпрыгни я в сторону, он протаранил бы меня череном свой летуньи.

Впрочем, чародей, кажется, не обратил на это внимания. Еще бы: шляпа, надвинута на самые глаза, платок скрывал нижнюю половину лица, как у бандитов с большой дороги… Да с таким камуфляжем немудрено перед носом не то что ночью кадетку не заметить, но и днем дракона в его крылатом облике.

Между тем странный тип перемахнул через метлу, ссаживаясь, и уже хотел шагнуть на крыльцо лавки, из которой мы только что вышли, как вскинул голову.

— Ева…

Имя, с изумленным сипом вырвавшееся из его горла, заставило меня вздрогнуть.

Платок, что скрывал лицо мага ниже глаз, упал, и я увидела заостренные скулы и подбородок, заросшие щетиной. Глубокий шрам пересекал щеку. Тип сделал шаг ко мне. Он был невысокий. Я бы даже сказала, какой-то невзрачный, но от него веяло опасностью.

— Ева, — уже увереннее повторил он.

— Вы обознались!

Я нашла в себе силы взглянуть в глаза тому, кто назвал меня именем моей матери. Да, мы с ней были одно лицо. Лишь с поправкой на двадцать лет… И столица тоже запомнила ее такой: молодой, красивой и полной сил, прежде чем она исчезла, пойдя следом за отцом.

Незнакомец вздрогнул, будто только осознав свою ошибку, одной рукой медленно потянулся к платку, закрывая лицо, а второй — к поясу.

Но тут рядом возник Риг. В его руке предупреждающе сжалось пламя. Смертельное. Даже я поняла: в это заклинание светлый вложил все десять единиц, что у него были.

— Я и вправду обознался, — буркнул незнакомец, как-то сгорбившись, и демонстративно отвернулся, потянув за ручку двери.

Та скрипнула, впуская странного типа в лавку. И в этот же момент в небесах полыхнуло. Раздался свист ветра, притом что не было и дуновения. Дознаватели. Значит, этот «обознавшийся» уходил от погони. И судя по всему — ушел. Нам следовало бы тоже не нарываться, а спрятаться в тень…

Риг, видимо, подумал о том же:

— Пора валить!

— Куда? — как истинный контрабандист вопросила я, прикидывая варианты.

— Хорошо, что не спросила кого, — как истинный боевой маг, которому проще убить, чем договориться, буркнул Риг.

Пламя вмиг втянулось в его руку.

— Давай в ту подворотню, — решила я, ткнув пальцем в неприметную улочку, скорее даже щель, между двумя домами.

Маг кивнул и, на всякий случай прикрывая мне спину, поспешил следом, по пути прихватив свою метлу. Я не задавала Ригу вопросов, с чего он вдруг решил использовать заклинание, за применение которого в мирное время можно и на каторгу угодить. Сейчас главное было спрятаться. Я уже сделала шаг в темноту укрытия, когда шею что-то кольнуло. Будто иглой.

Машинально пришлепнула мошку, только потом сообразив, что они здесь вроде водиться не должны.

Тени подворотни скрыли нас, но мы продолжали бежать. Поворот, еще один и еще… пока звук погони не стал столь явным, что следовало затаиться.

Мы оказались в укрытии ровно за удар сердца до того, как над нашими головами на бреющем полете просвистел карательный отряд. Оказавшаяся на границе света и тени, я инстинктивно вжалась в Рига, стоявшего в кромешной темноте.

Он обнял меня за талию и притянул к себе еще сильнее.

Его дыхание щекотало мне висок, а опасность, пролетевшая над нашими головами, щекотала нервы.

— Все же проклятием эта сволочь в тебя кинул, — чуть слышно произнес светлый. — Вот только каким, я так и не понял. Судя по всему, мелочь, чтобы не привлечь дознавателей всплеском тьмы.

— А ты отчего огненный аркан был готов спустить? — Я чуть задрала голову.

Склонившийся ко мне Риг был совсем близко.

— Может, потому, что он потянулся к своему напоясному кинжалу… — то ли утверждая, то ли вопрошая, ответил он.

Я сглотнула. Воспоминания о матери притупили бдительность, и вот результат — проворонила опасность.

— Почему он назвал тебя Евой? — подозрительно уточнил светлый, так и не убрав своих рук с моей талии.

— Так звали мою маму, а я на нее очень похожа.

Маг открыл было рот, чтобы спросить что-то еще. Но тема была слишком опасной. Оттого я использовала самый действенный метод, столь любимый мужчинами: просто закрыла Ригу рот. Поцелуем. Впилась в его губы. Миг — и светлый ответил мне, позабыв о том, что хотел узнать. Метелка упала со стуком на землю. Его руки блуждали по моему телу: по спине, ягодицам, плечам. А мне хотелось большего, было мало одних поцелуев. И Ригу тоже — явно мало. Дурман, наваждение, сон. То, что происходило между нами, не могло быть реальностью.

Я хотела обмануть Рига? Глупая. Скорее уж себя.

Риг сдавленно рыкнул, и мы с ним поменялись местами. Теперь я уже была прижата к стене, распластана на серых камнях. Ахнула, приоткрыв губы, и светлый не преминул этим воспользоваться, скользнув языком в мой рот. Кончик коснулся моих зубов, дразня, обещая, маня, заставляя окончательно потерять голову.

Я прикрыла глаза, отдаваясь ощущениям, запахам, прикосновениям, возбуждению. Забывая, где мы, подставляя обнаженную шею для поцелуев.

Тихий рык и враз отпрянувшее от меня тело заставили прийти в себя. Риг нависал надо мной в распахнутой рубашке и тяжело дышал, словно каждый вздох для него был болью.

— Ты даже не представляешь, — он сглотнул, — каких усилий сейчас мне стоило удержаться. Меня и сейчас ломает от дикого желания, которое я не хочу ни контролировать, ни сдерживать. Крис, я хочу тебя. До одури. Но не так, не здесь… Бездна! — Он ударил кулаком по стене. — Проклятая темная, я от тебя с ума сойду.

Мое тело еще горело от его ласк, а губы — от поцелуев. А голова, судя по всему, и вовсе не соображала, ибо в здравом уме я просто не смогла бы сказать:

— Значит, будем сходить вместе…

— Крис… — прошептал он, и столько нежности было в его голосе, надежды, тепла.

Над городом занимался рассвет. Первые лучи, еще робкие, несмелые, окрасили облака в нежно-розовый цвет.

— Скоро побудка… — Я задрала голову, улыбаясь незнамо чему.

— Да, у нас с тобой была веселая и горячая ночь… — усмехнулся Риг и тоже привалился плечом к стене.

— И не говори.

Светлый повернулся ко мне, провел рукой по шее, нахмурившись.

— И все же я не пойму. Каким проклятием он в тебя запустил? По силе — что-то сродни насморку или испорченному платью. Вроде ничего серьезного, но… Зачем вообще нужно было?

— Это же темный, а мы, темные, делаем гадости по настроению и велению души, а не по логике, — отшутилась я.

А сама крепко задумалась: встретившийся тип узнал во мне маму. Хотя, может, двадцать лет назад это был один из поклонников знаменитой актрисы?

— Все равно в этом стоит разобраться, — не сдавался Риг.

— Но не прямо же сейчас? — возразила я.

— Да, сейчас немного не время и не место. К тому же мы и так… — он сделал красноречивую паузу, — задержались.

В порядок светлый привел себя быстро. Подхватил метлу, оседлал и приглашающе кивнул. Усаживаясь сзади Рига, я поплотнее запахнула куртку: если ночь была прохладной, то утро — тем паче.

Мы полетели над еще спящим городом.

— У нас есть пол-удара колокола. А я обещал тебе пройтись по бульвару… — начал светлый и, не дожидаясь моего согласия, пошел на снижение.

— Эй, — возмутилась я, фыркнув.

— Тут рядом отличная пекарня, где уже наверняка из печи появились утренние булочки, — начал соблазнять меня этот хитрец. — Пройдемся по безлюдному бульвару, встретим рассвет.

— А потом нас у ворот академии встретит страж.

— Крис, ты зануда, — вздохнул светлый, упрямо приземляясь.

— Не зануда, а профессиональная контрабандистка.

— Хорошо, профессиональная зануда, — поддразнил меня Риг, когда мы приземлились.

Светлый спрыгнул с метлы и, обернувшись, быстро поцеловал меня в кончик носа.

Захотелось в ответ показать язык. Но я же вроде девушка, а не карапуз, потому показала характер, который у меня, к слову, вообще золотой, оттого сильно тяжелый.

— Ты псих? — без обиняков спросила я.

— Есть такое. — Светлый был непрошибаем. — Подожди меня. Я мигом.

И умчался. Вот что за тип, а? Даже поругаться не дает! Впрочем, как утверждал отец, женщина — это такое существо, которое, если захочет устроить полноценный конструктивный диспут, его даже отсутствие собеседника не остановит. То же самое касается и скандалов.

Поэтому, пока Риг бегал за булочками, я вдоволь ругала его. Собралась попинать чугунные перила ажурной скамейки, представив, что это светлый, но пожалела ногу. Мне будет явно больнее, чем литой загогулине.

Наконец вернулся явно довольный Риг, неся целый бумажный пакет с булочками. Пахли они изумительно и на вкус оказались ничуть не хуже. Правда, мне протянули лишь одну, и когда я ее умяла и потянулась за второй, светлый ревниво пробурчал:

— Я думал, девушки следят за своей фигурой…

— Я не слежу, — заверила я, цапнув-таки еще теплую сдобу, — и даже не шпионю. Я вполне ей доверяю.

— М-да, надо было брать больше. — Риг расстроенно сунул нос в пакет. — А ведь ты, Крис, должна ценить! Я тут пекусь о твоем здоровье, беру мучной и жировой удар по твоей талии на себя, а ты еще возмущается…

Я фыркнула:

— Я вот смотрю на тебя и думаю, что «адекватность» — твое второе имя.

Только светлый хотел возгордиться, как я уничижительно добавила:

— А первое — «не».

Впрочем, светлый не обиделся, совсем не обиделся, лишь поднатужился и запихнул в себя последнюю булочку, на которую я, между прочим, нацелилась.

Схомячил ее он отчего-то с мученическим видом.

— Думал, ты начнешь отбирать, — упрекнул явно объевшийся светлый. — Я на это даже надеялся…

(обратно)

ГЛАВА 10

Мы шли по бульвару города, который был готов проснуться. Метла летела рядом с нами, будто приглашая прокатиться. Воздух был прохладным и кристально чистым, еще не (наполненным шумом и пылью, что гасит звуки, притупляет (яркость эмоций. И то, как мы дурачились со светлым… Есть такие моменты в жизни, которые не забываются не потому, что произошло что-то грандиозное, а потому, что ты был полностью самим собой.

Но все в этом мире конечно: и время и булочки. Колокол ударил пять раз, и Риг, смяв пустой пакет, выбросил его в мусорную кадку.

— Ну что, в академию?

Я кивнула. Куда же еще?

Успели мы как раз к побудке, шустро побежали каждый к своей группе на построение. И если до того, как расстаться со светлым, сна у меня не было ни в одном глазу, то едва я оказалась в шеренге первокурсников, как безбожно захотелось зевать.

В столовой я и вовсе клевала носом, не отвечая на подначки Эла.

— Ты смотри, не усни на практикуме, а то магистр Вонс этого не перенесет. На том занятии ты его любимого гребневика по стенке размазала, сейчас и вовсе всхрапнешь, выказав тем самым неуважение к преподавателю, — беззастенчиво глумился ушастый.

Ну погоди, эльф, мысленно позлорадствовала я, доберутся до тебя Эйта с Карой… Тогда я над тобой поехидничаю. Впрочем, подколки Эла оказались куда эффективнее, чем бодрящий взвар, от которого зевки стали хоть реже, зато шире.

В подземном зале мы опять увиделись с Ригом. И мне стало до жути обидно и завидно: ночь мы провели вместе и не спали одинаково, но светлый выглядел как огурчик. Причем даже не в смысле зеленый, пупырчатый и сморщенный, нет, наоборот, — свежий. В общем, я жутко завидовала. А еще у меня чесалась шея в том месте, куда меня «ужалило» проклятие.

— Смотрю, ты сегодня хмурая. Что-то случилось? — напоказ спросил этот паразит, будто и не ко мне обращался, а к соседям, что стояли неподалеку.

— У меня были небольшие проблемы с глазами, но сейчас все нормально. Я их недавно открыла, — буркнула я, подтверждая лекарскую истину: при раздражении от чужой глупости у пациента появляются высыпания в виде сарказма.

— Язвишь — значит, с тобой все в порядке. А я уже было забеспокоился… — Риг крутанул в руке крюк, проверяя его на баланс.

Показавшийся в тоннеле гигантский червь избавил от необходимости что-то отвечать. Я разбежалась и вслед за светлым всадила крюк в дубовую шкуру нереиды. Она ничего не почувствовала, продолжая перебирать своими щетинками, что стремительно несли ее змееобразное тело вперед. Одинаковые сегменты, напоминавшие кольца гигантского панциря, ходили ходуном.

Но в этот раз я уже была не столь поражена нашим транспортом, чтобы не заметить, когда нужно будет спрыгнуть.

А едва кадеты приземлились, магистр Вонс махнул рукой — «за мной». На одну поджигательницу преподаватель демонстративно не смотрел, чему я, к слову, была рада. Сегодня занятия проходили в другом зале. Он был больше, с высоким потолком, с которого тоже свисали острые глыбы.

Кто-то из кадетов, задрав голову вверх, присвистнул.

— Эти сталактиты способны провисеть под сводом пещеры десятки тысяч лет. Скорее вы успеете умереть, чем хоть один из них рухнет, — бросил через плечо Вонс, не обернувшись. — Сегодня мы изучим одних из самых многочисленных обитателей бездны — гааков.

Словно вторя его словам, впереди раздался рев, от которого по ощущениям все внутренности перевернулись.

Риг шел рядом. И вот странность, походка его становилась все мягче, а тело, напротив, — напряженнее. Чисто снежный барс, вышедший на охоту.

— Держись рядом, — почти не разжимая губ, прошептал он. — Я чувствую, что-то меняется, но не могу понять, что именно.

Шея у меня чесалась все сильнее. Я даже машинально поскребла кожу.

— Разбейтесь на пары, сегодня сильнейшие будут последними, — скомандовал Вонс.

Я все же удостоилась его осуждающего взгляда и решила, что не стоит делать срыв занятий доброй традицией.

Мы с Ригом отошли чуть в сторону, поближе к одной из стен, в которой было то ли ответвление пещеры, то ли ниша.

Первым сомнительной чести «набить морду» гааку удостоился Эл. Эльф передернул плечами. Его напарник, вернее, напарница со злым прищуром (ну прямо обманутая в лучших чувствах возлюбленная) взглянула на ушастого.

Эльф ударил арканом Рейхо, который должен был обездвижить тварь, рвущуюся с цепи. И я даже видела, что друг вложил в него семь единиц силы — немало. Таким не то что связать, убить можно. Правда, мага средней руки.

Но вот странность, аркан даже не долетел до твари. Рассыпался, напоследок ярко сверкнув. Будто взорвался. Я отшатнулась, а шея зачесалась еще сильнее.

Эл удостоился смешков за спиной и недовольства преподавателя. Но со следующим кадетом произошел тот же конфуз.

— На ком воронка? — грозно гаркнул Вонс, и в этот миг каменная сосулька решила, что она засиделась на своде пещеры. А может, как раз на этот момент пришелся ее юбилей (десятитысячелетие) и она с шумом решила уйти на пенсию: мол, повисела, и хватит…

Вот только почему-то в качестве мягкой перины она избрала мейя. Не успела я выкрикнуть заклинание, пытаясь создать над головой щит, как меня толкнули в бок. Я полетела в отрог каменной пещеры, перекатилась по полу несколько раз в обнимку со своим спасителем.

Там, где я только что стояла, раздался грохот — начался обвал.

Я лежала, распластавшись на камнях, придавленная сверху глыбой. Правда, теплой, дышащей.

Пыль, поднявшаяся вокруг, не давала вдохнуть.

Грохот бил не просто по ушам — по всему телу. Наотмашь. Содрогалось все: воздух, камни подо мной, я сама. Казалось, шевельнись — и летящие сверху камни размозжат мне голову, переломят хребет, несмотря на то что сверху меня прикрывал Риг. По ощущениям, случился не обвал, а конец света, и мы летим прямиком за грань, где нас с ласковой улыбкой ждет уже госпожа Смерть.

Хотелось одного: заскулить, прикрыть голову руками и молить небеса и бездну,чтобы все побыстрее прекратилось. Даже тьма внутри меня как-то сжалась.

Один из камней упал рядом со мной, прокатился, чиркнув по локтю.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Наступила оглушительная тишина. И она напугала еще больше. Риг лежал на мне и не двигался. Я не могла говорить: горло сдавил спазм. Попробовала пошевелиться. Это стоило невероятных усилий, но все же.

Я выползла из-под светлого, встала на карачки и приложила пальцы к шее Рига, прощупывая пульс. Светлый был жив. Мало того, маг оказался на редкость везучим: его не задело. Осмотрела тело Рига, аккуратно перевернув его на спину, так, чтобы дыханию ничего не мешало. Но, только когда он открыл глаза, уставившись на меня, я вздохнула с облегчением.

Но обрадовалась я рано. Риг, едва пришел в себя, направил взгляд в потолок, а потом резко скомандовал: «Бежим!» Он резко перевернулся на живот и вмиг собрался, поднимая тело с камней. Рванули мы вместе, и очень вовремя. Трещина, что расходилась по потолку, была лишь предвестницей основного действа: если в пещере на нас падали каменные сосульки, то тут могло просто расплющить рухнувшим сводом. Мы неслись как сумасшедшие. Я позабыла о дыхании, о дикой боли в ноге, обо всем. А вот Риг умудрялся еще нет-нет да и швырять сдерживающие заклинания. Впереди замаячил тупик.

— Крис. Щит! Мы не успеем уйти.

Щит, ага! Вот только одна проблема: чтобы создать плетение, нужно было хотя бы на миг остановиться. А у меня его не было. Словно прочитав мои мысли, светлый крикнул:

— Я задержу! Давай.

И этот псих и правда резко развернулся:

— Рейсо! — Из ладони светлого вырвался поток силы.

Время для меня словно замедлилось. Превратилось в тягучую смолу. Вот я поворачиваюсь, на ходу выводя в воздухе запирающую руну. Напитываю ее силой. Всей, что есть во мне. Без остатка. Кидаю знак, полыхнувший убийственным холодом, назад, в лавину камней. Чары огибают Рига, чтобы превратиться в щит, а саму меня отбрасывает к стене.

Я проехала на спине локтей семь, ударившись лопатками о камень. А преграда… она остановила обвал ровно в нескольких ладонях от лица Рига. Сделай он шаг вперед — и уперся бы в стену из камней.

Светлый поднял руку и поднес ее к щиту. Осторожно прикоснулся, словно не веря в случившееся.

— Крис, у нас получилось, получилось! — Он с совершенно сумасшедшим видом обернулся ко мне.

Наверное, именно такое выражение лица бывает у осужденного на казнь, когда над его шеей палач уже занес топор, и тут герольд зачитал приказ о помиловании. Но Риг, увидев меня в позе сломанной куклы, осекся.

Он вмиг оказался рядом.

— Что с тобой? Где болит? Крис, Крис…

Его лицо побелело, он стал лихорадочно ощупывать меня, силясь понять, что случилось.

— Риг, — я сама удивилась, как сипло прозвучал мой голос, — со мной все в порядке… Ну, насколько может быть в порядке после того, как мы едва не погибли.

Сказала и только тут поняла, что произошло. Мозг наконец осознал случившееся. А еще то, что Риг дважды спас мою жизнь.

Меня затрясло от запоздалого страха. Захотелось обнять светлого, почувствовать, что он жив. Что я жива. Я потянулась к нему, прижалась как можно ближе.

Его руки. Такие знакомые, родные, крепко обняли. А потом наши губы сами нашли друг друга. Я чувствовала их вкус. Сильные руки скользили по моему телу. Прикосновения, которые обещали, манили, заставляли потерять разум. Мое тело откликалось на них, изнывая от желания.

— Крис, я не железный, — услышала то ли сдавленный стон, то ли мольбу.

— Не нужно быть железным, будь просто живым, — прошептала я.

Мои слова словно прорвали плотину. А дальше был шторм. Буря, которая сметает все. Мы были волнами, что ударяются о скалы, огнем, который плавит камни. Не оставляя шансов на отступление ни себе, ни другому. Моя рубашка, его куртка, ремень, со звоном упавший куда-то, — ничего этого мы не замечали. Казалось, что оторвись мы друг от друга на миг — и умрем. Что нас раздавит тяжестью посильнее, чем крошево обвала.

Мы не целовались, мы клеймили губами и прикосновениями, забирались под кожу, проникали в кровь, дышали друг другом. Казалось, внутри меня кто-то незримый выжигает его имя, а на его душе — мое.

Я хотела Рига. Чувствовать его. Ощущать. Открываться ему навстречу.

Его руки скользили по моей обнаженной груди, животу, бедрам. Я откинула голову, подставляя шею, выгибаясь навстречу этим ласкам.

Из моей груди вырвался вскрик, когда Риг вторгся. Тело светлого напряглось, а в глазах, полных желания, мелькнуло недоумение.

— Я твой первый мужчина? — Слова дались ему с трудом, дыхание прерывалось, словно горло отвыкло от иных звуков, кроме рыка.

Я нашла в себе силы лишь кивнуть.

— И я сделаю все, чтобы стать для тебя единственным, — прошептал светлый, прокладывая дорожку из поцелуев от моей шеи к животу и ниже.

Все изменилось. Не было больше сметающей страсти, была нежность. Его губы, язык сводили меня с ума, заставляя забыть, где я и кто. Мое тело горело, требовало. Спазмы удовольствия прокатывались волнами по всему позвоночнику, заставляя выгибаться.

Я стонала, отдаваясь Ригу без остатка. Его темные волосы на моей груди, когда он целовал ложбинку между ключиц, его запах, терпкий, дурманящий почище любого вина.

— Риг… — Его имя сорвалось с моих губ. Неосознанно, со стоном наслаждения.

А поцелуи становились все откровеннее, спускаясь все ниже. Грудь. Живот. Бедра. Дразня, заставляя открыться, отдаться.

Риг брал меня осторожно, умело. А я подавалась ему навстречу, цепляясь за его плечи, спину, оставляя свои отметины. Он вторгся в меня. Не спеша. Изощренная пытка, когда удовольствие смешивается с болью. И ты хочешь еще и еще.

Я чувствовала, что Риг сдерживается, словно сквозь жаркий туман видела, как обозначились мышцы на его шее, ощущала, как опаляет жар сбивающегося дыхания. Он медленно погружался в меня, не переставая целовать. А я чувствовала стук его сердца, его сдерживаемую мощь и силу.

— Моя, Крис, ты моя, а я твой…

Это были последние внятные слова. А дальше — лишь танец наших тел, лишь рваные вдохи и выдохи, когда нет сил сдержать стон. Друг другу отвечали не наши тела — наши души. Казалось, еще немного — и я умру. От ощущений, от ласк, от Рига, который был во мне.

Ураган сменился штилем. Мы, уставшие, пьяные счастьем, дышали друг другом.

— Крис, — шепот Рига щекотал влажную шею, — знаешь, чего я больше всего хочу? Сейчас. Всегда.

— М-м-м? — Я зажмурилась, словно сытая кошка.

— Касаться. Касаться тебя.

Я открыла глаза, прищурилась. Впервые мне было так хорошо. Спокойно. Посреди хаоса вокруг. В пещере, куда вход завален камнями. Я не знала, что с нами будет не то что завтра, а даже через удар колокола. Но… будь что будет. Пока мы живы и честны. С собой. Друг с другом.

Я взглянула на того, в кого влюбилась помимо собственной воли. Признаться, порою у меня чесались руки, чтобы его придушить. Риг — типичный диктатор, узурпатор на полставки, казначей, берегущий свое злато. Этот светлый, если ему было нужно, мог убедить кого угодно в чем угодно. Даже в том, что драконье дыхание отлично лечит ревматизм, если оплачено полновесным мешочком золота. А еще он скрытый ревнивец. Внешне мог быть невозмутимым, но если рявкнет — дрожат не только стены, но и горы, букеты, подаренные мне другими, тут же вянут и вообще самоликвидируются.

— Риг… — Я провела пальцем по его скуле, очерчивая ее. — Ты мне дорог. Очень дорог.

— Крис, — с какой-то затаенной мольбой произнес он, посмотрев мне прямо в глаза. — Ты любишь меня? Вот такого… Бедняка, у которого нет ни гроша в кармане?

Вопрос меня насторожил и отчасти даже обидел: да за кого он меня принимает? Если бы я не любила его, то ничего бы между нами не было.

— Да, чокнутый светлый, да, — ответила я со злостью. — Люблю тебя, паразита, который мог подумать, что я, Крисро Кархец, стала бы делить постель с кем-то по расчету!

Выпалила, и тут мой взгляд упал на камни, на разбросанную одежду… М-да, с постелью я слегка погорячилась.

— Прости, я хотел знать, не сожалеешь ли ты о том, что произошло. Вдруг уже считаешь, что я воспользовался ситуацией, тобой…

— Сожалею, — сквозь сжатые зубы прошипела я. — Сожалею, что на ум сейчас не приходит заклинание, которым бы могла засветить в тебя, чтобы не убить.

Но я все же дернулась. Риг тут же перехватил мою руку. Еще и навалился сверху для надежности.

— А вот теперь, когда я узнал твое настоящее имя…

Его слова заставили меня прикусить язык. Это же надо было так забыться, чтобы озвучить фамилию отца! Но светлый, казалось, этого не заметил. Он улыбался, словно только что одержал важную для него победу.

— Так вот, Крис. Я только что поступил ужасно подло и отвратительно… В лучших традициях негодяев. Воспользовался твоей доверчивостью и лишил невинности…

Уже поняв, куда клонит Риг, я попыталась выскользнуть из-под него. Сволочь! Значит, все это было лишь игрой? Надеюсь, хотя бы не спором: кто первым окажется в постели с пожирательницей?

— Поэтому теперь я просто обязан на тебе жениться, — между тем закончил он.

Только тут до меня дошло, что он отплатил мне той же монетой, дразня.

— Крисро Кархец, самая несносная темная из всех, кого я знаю, ты выйдешь за меня замуж? — почти официальным тоном вопросил Риг. Почти, потому как при этом пытался удержать злую до крайности меня, пытавшуюся его покалечить.

— Что? — ошалело переспросила я, меньше всего ожидая подобного от Рига.

Мы оба были кадетами военной академии. Нам нельзя было сочетаться узами брака до сорока лет, а этот псих…

— Ты станешь моей женой? — повторил Риг и тихо простонал: — Как же это, оказывается, сложно — делать предложение…

— Может, потому что обстановка слегка не располагает. Да и поза. Я считала, что когда предлагают прогуляться к алтарю, то юноша стоит на колене и протягивает брачный браслет…

— Боюсь, что если я встану на колено, то ты не будешь взирать на меня, ожидая, пока я тебе что-то там протяну, а огреешь меня по макушке.

— Как хорошо, оказывается, ты меня знаешь… — фыркнула я.

Риг самодовольно улыбнулся.

— Знаю. А еще я знаю, что тебе нужен психически здоровый муж, а не оглушенный камнем полоумный…

— То есть отказаться вообще не вариант, — осведомилась я, оценив намек.

— Я из тех, кто любит побыть один. Но если я нацелился на брачные узы, то все. Тебе придется смириться: как бы то ни было, но тебя твое счастье в моем лице утащит к алтарю. Сопротивление в этом случае бесполезно. Даже если ты будешь упираться ногами и руками, а в храме кричать «нет!», я все равно не мытьем, так катаньем добьюсь своего.

— Ты сумасшедший. Нас не поженит ни один храмовник, ни один градоначальник… Но знаешь, я согласна. Хотя бы ради того, чтобы трепать тебе нервы на законных основаниях всю жизнь, сколько бы ее у нас ни осталось.

Последнее уточнение было весьма актуально, если учесть, что выбраться отсюда живыми у нас шансов практически не было. Даже магией расчищать завал, длина которого была две дюжины полетов стрел, будут пару седмиц. Мы же без еды, воды и воздуха навряд ли протянем столько.

Пока я была занята мрачными перспективами будущего, Риг, скатившись с меня, поднял свои валяющиеся чуть поодаль штаны и достал из кармана два браслета. Протянул мне один из них. Я приняла чуть дрогнувшей рукой.

В сумраке пещеры, который рассеивало лишь свечение заклинания щита, что сдерживал лавину обломков, мелкие драгоценные камушки украшения скупо сияли. Но все равно я поняла, это браслет из тех древних реликвий, которые блестят редко, не напоказ.

— Я знаю, что закон запрещает кадетам вступать в брак, поэтому я, Ригнар, урожденный Аро, перед четырьмя стихиями клянусь, что буду любить тебя всегда. Я обещаю это от всего сердца. Отныне и до конца моих дней все мои мысли о тебе, все мои сны — о тебе. Я могу жить лишь с тобой или не жить вовсе. Я навеки твой, Крис.

Я сглотнула. Откровенность могла мне стоить жизни, но все же я не могла принять клятвы, не сказав кое о чем важном.

— Риг… Я должна признаться… — Я прикрыла глаза, собираясь с духом.

Светлый напрягся, что-то почувствовав.

— Риг, я дочь беглого преступника. Мой отец — светлый запечатанный маг, осужденный на каторгу в рудниках. У его детей вплоть до седьмого колена должна быть заперта магия. Но моя темная мета оказалась сильнее. Она просто сожгла печать. Теперь за мной охотится инквизиция. И я верну тебе клятву, если ты посчитаешь, что… — Мой голос все же сорвался, и я не договорила.

Но светлый все понял, упрямо сжал губы:

— Крис, мне не важно, кто твой отец: священник или беглый каторжник. Я люблю тебя, потому что это ты.

По моей щеке скатилась слеза. Одинокая. Я закусила губу. Я ему нужна. Даже такая. С приданым в виде цепных псов инквизиции на хвосте, с сомнительным прошлым.

— Ригнар, урожденный Аро, я, Крисро, дочь Меченого Ви, Вицлава Кархеца, беру тебя в свои спутники от этого мига и до конца своих дней. Клянусь, что буду любить тебя всегда… — Я произнесла свою часть традиционной клятвы эльфов.

Я уже догадалась, почему он выбрал именно ее: браслет, что он протянул мне, был тоже эльфийской работы.

— Застегни его на моей руке, — тихо произнес Риг, подставляя свое запястье.

Я осторожно, словно не веря в происходящее, надела браслет на руку светлого. И едва застегнула украшение, как оно тут же впиталось в кожу.

— Браслет проступит брачной татуировкой, едва на твоем запястье замкнется подобный.

Я протянула свою руку, чтобы и Риг застегнул браслет на мне. Но он развернул мою ладонь и вложил в нее украшение.

— Крис, ты застегнешь его через двадцать лет, когда истечет срок твоей присяги на артефакте Мрака.

Он не сказал: «Если я к тому времени еще буду жив», — но эту фразу легко было угадать. Все же этот несносный псих нашел лазейку. Он таки женился на мне. Правда, я не совсем была его женой, скорее невестой, которая еще может разорвать помолвку, в то время как Риг уже был связан брачной клятвой.

— Какой же ты…

— Благородный? — подсказал Риг, усмехнувшись.

— Да, очень… — Я не смогла не согласиться со светлым, хотя собиралась сказать совершенно иное.

— Крис, я, кажется, тебе тоже должен признаться. Правда, я расчетливо выждал, когда ты проникнешься моим поступком и тебе захочется убить меня не столь сильно…

— И-и-и? — Я подалась вперед, руки сжались в кулаки, ногти непроизвольно врезались в кожу.

— В общем, я не бедняк. На гонках я сколотил приличное состояние. А еще я сын аристократа. Бастард одного из влиятельнейших людей империи. И хотя от богатств отца я отказался, но мое имя вписано в боковую ветвь его родового древа.

— Что?!

Я была готова к какому угодно признанию: что у Рига есть внебрачный сын, что он ограбил главного храмовника империи, что он шпионит на эльфов…

— Я говорю, если ты рассчитывала, что со мной будешь жить в бедности и считать последние медьки, то мне придется тебя разочаровать…

— Значит, все это время ты врал? — уточнила я.

— Нет. Всего лишь недоговаривал. Я действительно сбежал от отца, действительно наперекор ему поступил в академию.

— Ригнар Аро, что ты еще «недоговорил»? — Я зябко передернула плечами, вдруг резко почувствовав, какой вокруг холод.

Риг заметил этот жест и без слов потянулся за моей рубашкой.

— Крис, я отвечу тебе на все вопросы, но сначала давай я тебя одену…

И столько провокации было в этой его, казалось бы, невинной фразе.

Впрочем, словами дело не ограничилось. Я никогда и подумать не могла, что соблазнять можно не раздевая, а как раз наоборот. Прикосновения, взгляды, жесты — в каждом из них было столько заботы и… сдерживаемого желания.

Потому облачилась я в рекордные сроки. Опасаясь больше себя, чем Рига. Браслет спрятала в потайной карман куртки: теперь для меня это была самая большая ценность.

— Ну что. Теперь я готова к подвигам.

Я усмехнулась, смахнув невидимую пылинку с плеча. Даже нос задрала вверх. Осталось только поднять над головой воображаемый меч и крикнуть: «В атаку!» Но тут я почувствовала, как лица коснулся сквозняк. Едва ощутимый, но все же.

— Так… Риг, кажется, твоя исповедь откладывается, — азартно произнесла я, двинувшись навстречу колебанию воздуха.

— Ты решила открыть проход в бездну? — как само собой разумеющееся спросил светлый.

Я едва не споткнулась от такого очевидного предположения. Мое знакомство с мраком было коротким и весьма прибыльным: я заполучила Кару, а вместе с ней смертельную ненависть ее отца. Подозреваю, что и взбесившийся гребневик — тоже один из приветов тьмы, адресованный лично мне. Посему возвращаться туда, откуда в прошлый раз я еле унесла ноги, не хотелось. Но другого выхода не было.

— Уже да, решила, — меняя план, согласилась я, припоминая, как должна выглядеть пентаграмма переноса.

Спустя некоторое время на полу красовалась корявая пятиконечная звезда, вписанная в круг. Риг скептически осмотрел мою напольную живопись, но смолчал. Очень выразительно смолчал. В общем, лучше бы высказался.

— Прошу. — Я театральным жестом указала на свое творчество.

Светлый с сомнением шагнул и потоптался в центре рисунка. Я шагнула следом. Постаралась как можно плотнее прижаться спиной к груди Рига. Звездочка получилась, прямо скажем, небольшой, только бы нам поместиться.

Вдох. Сосредоточиться и на одном выдохе произнести заклинание. Но уже с первых мгновений что-то пошло не так. Мы еще не начали проваливаться, как вокруг заклубился не мрак, а сама госпожа Смерть, казалось, решила исполнить свой погребальный танец.

Огромная узловатая лапа, увенчанная острыми когтями, мазнула в какой-то ладони от моего плеча. Не поймала, но тут же по боку хлестнул чей-то то ли хвост, то ли щупальце. В месте удара тело обожгло болью.

— Назад! — крикнул Риг, вскинув руку и ставя передо мной щит.

Я сбилась на полуслове. Перед глазами так и стояла схема переноса с направляющими векторами. Развернуть. Влить пять единиц силы. Представить точку отправки — заваленную обвалом пещеру.

Вывалились из пентаграммы за миг до того, как какая-то тварь бездны бросилась прямо на нас. Или…

Все же не успели. Волна воздуха от схлопнувшегося прохода в бездну отбросила нас к стене, но тварь все же успела пройти следом за нами. Она была небольшая по меркам порубежников — всего-то в холке по пояс мне, и не из самых опасных. Вот только одно «но»: мы были в каменном мешке, длина которого — не больше дюжины локтей.

Риг выругался, создавая одной рукой атакующий аркан, вторую — держа наготове.

— Крис, прикройся щитом, пока я ее не убью.

Смелое заявление. Даже для порубежника. Да, очень смелое. И самонадеянное.

Тварь оскалилась, вторя моим мыслям. Больше всего она была похожа на ящерицу-переростка. Чешуйчатое тело с ноздреватыми наростами по бокам и внушительным гребнем вдоль всего хребта. Сильный хвост со своеобразной булавой на конце. Плоская тупая морда и широкая пасть с двумя рядами зубов-шил.

Запоздало припомнила, что уже видела такую в учебнике по бестиологии: вейри. Класс опасности второй. Основной способ атаки: ядовитые иглы, спрятанные в «кратерах», что идут линиями вдоль тела. Добивает жертву ударом хвоста.

Риг атаковал первым, сумев забросить на шею твари аркан. Та ответила молниеносно — выпустив залп ядовитых игл. Я не успела предупреждающе крикнуть, как светлый уже выставил щит. Острые тонкие шипы увязли в нем, как в киселе.

— Ее душить бесполезно, — все же крикнула я, — она без воздуха два удара колокола спокойно прожить может!

— Знаю, — пропыхтел Риг, удерживая аркан. — А еще она крайне подвижна и может легко лазить по потолку. Мне нужно, чтобы она хотя бы немного постояла на месте, чтобы я в нее…

Договорить он не успел. Тварь рванула. Увы, по массе зверюга явно опережала светлого: ее невысокий рост компенсировали длина и ширина. А весила наверняка как бык-трехлетка.

А еще я поняла, что в гениальном плане светлого есть здоровенная дыра: одной рукой он держал зверюгу, второй — щит. Кастовать третье заклинание ему было попросту нечем. Из доступных вариантов атаки монстра был только «забодать».

Зато у меня такая возможность была. Заклинаний убиения тварей я пока знала не так много, да и перебирать их времени особо не было, а вот слегка опустить щит, что держал обвал…

Едва я чуть ослабила заслон, как один из обломков вырвался, перевалив через край магической преграды, и убил тварь самым прозаическим образом: размозжив ей башку. Правда, я узнала об этом чуть позже. А пока была занята более важным делом: нужно было вновь поднять щит, чтобы нас самих не завалило.

Когда все закончилось и я оглядела поле боя… Впрочем, поле — слишком громко сказано. Скорее, клетка… Так вот, все стены были утыканы иглами (а ведь мы были в каменном мешке, а не в деревянном срубе!) и расписаны пятнами сизой слизи, что заменяла вейри кровь.

В защитном контуре, которым прикрылась сама, пока Риг удерживал зверюгу, тоже застряло несколько ядовитых подарков. Убрала его, и иглы тут же осыпались к ногам. А затем поспешила к Ригу. Он стоял бледный, прислонившись к стене, держась за бок.

Догадка, что его все же задело, стегнула как плетью. Я подбежала к светлому, лихорадочно пытаясь понять: как?

— Риг… — Мои губы онемели, и наружу вырвался сдавленный сип.

Только спустя миг я сообразила, что в боку светлого нет шипа. У него был серьезный ожог. Словно подтверждая мою догадку, Риг сквозь зубы, произнес:

— Когда мы начали погружаться, одна их тварей задела меня огненным хвостом. Ничего… Сейчас наложу замораживающее заклинание. — Его слова не расходились с делом. Несколько вздохов, и светлый уже смог говорить, не корчась от боли.

А я все смотрела на запекшуюся корку крови: удар прожег и черную кожаную куртку, и рубашку насквозь.

— Удар поверхностный. Содрал много, но вглубь не ушел. Тебя не задело?

Я вспомнила, что вроде бы при погружении что-то ударило, но, судя по тому, что сейчас в том месте лишь саднило, — ничего страшного.

— Нет, — почти не солгала я, украдкой глянув на свою куртку: на ней была внушительная подпалина, но не более.

— Врушка, — по-доброму усмехнулся Риг и, вслед за мной осмотрев погром, выдал: — Так понимаю, в бездну нам соваться не стоит. Правда, я впервые слышу, чтобы она так активно и горячо встречала темного…

— Просто у меня с ней особые счеты.

— Это какие же? — заинтересовался светлый.

— Я украла оттуда демонессу. Случайно.

— Что? — Кажется, Риг даже забыл, как его зовут. — Крис, можно нечаянно книгу с полки уронить или забыть о ерунде… Но случайно украсть высшего из мрака?!

И что? Зато в свое воображаемое резюме контрабандистки можно смело вписать: «практикую кражу демонов». Наверняка это повысит мой профессиональный уровень в глазах потенциальных клиентов.

Вот только сейчас в глазах не потенциального, а вполне реального мужа моя оценка по шкале «хорошая жена» спешно опускалась, стремясь не просто к нулю, а к минус бесконечности.

— Крис, что ты еще о себе не рассказала? — проникновенно вопросил светлый.

— Вот теперь точно все, — честно заверила я.

— И почему меня терзают смутные сомнения?

— Не знаю, что тебя там терзает, но если рану не перевязать, то вскоре тебя будет мучить и кое-что другое. Заклинание заморозки не вечно.

— Как закончится, я его обновлю, — упрямо возразил Риг.

— Лучше бы лечебное запустил! — проворчала я. Как оказалось, мне не чужда сварливость.

— Заклинание регенерации сжирает почти все ресурсы мага, — нравоучительно напомнил светлый.

— Как будто у тебя тут одного резерв десятка. Активируй.

Риг с видом «хуже быть все равно не может» начал чертить на своей коже руну жизни. Она впиталась в его тело, напоследок слабо вспыхнув.

— Поздравляю, ближайшие сутки я — обычный человек, — недовольно буркнул маг и тут же скривился.

— Что? — испугалась я.

— Ожог чесаться начал, — выдал светлый таким обиженным тоном, словно это я лично щекотала его бок.

Я выдохнула с облегчением.

— Пусть ты обычный человек без магии и с лишаем… — начала я.

— Это рана так заживает, — тут же перебил Риг.

— С заживающим лишаем, — согласилась я. — Но главное, что живой. А скоро будешь и здоровым.

— Вот только долго ли? Мы здесь без воды, еды, а вскоре останемся и без воздуха…

И тут я вспомнила, что до того, как Риг заговорил о проходе через бездну, я чувствовала движение воздуха.

(обратно)

ГЛАВА 11

— Кажется, тут что-то есть… — Я указала в угол пещеры.

Мы двинулись в чернильный сумрак, куда не доходило скупое мерцание щита. Я создала светляка и огляделась. Тупик, в котором мы оказались, имел небольшую боковую нишу. Она была всего в локоть шириной. Я протиснулась легко, Риг застрял. Впрочем, вдвоем мы бы в ней не поместились. Холод камней обнимал за плечи, давил, шептал. Но кроме него здесь было еще кое-что: слабый ток воздуха.

Я задрала голову, искра послушно скользнула надо мной, и я увидела даже не колодец. Разлом. Будто сама гора решила заговорить и разверзла уста.

— Здесь есть проход, — обрадовала я светлого. — Интересно, он только что образовался или был здесь уже тысячи лет, как и те сталактиты?

— Точно не сегодня. Проклятие должно было тебя убить, а не помогать выбраться.

— Како… — От такого заявления я резко качнулась, врезавшись затылком в камень. — Ой… е-о-о… Какое, демон тебя раздери, проклятие?

Я вылезла из ниши, чихая и потирая затылок.

— Вчера в переулке старьевщиков тот тип запустил в тебя проклятием…

— Но ты говорил, что оно небольшое, что-то типа насморка.

— Оно и было небольшим, пока не впитало в себя заклинание твоего любвеобильного дружка-эльфа. — Риг так по-особенному выделил этого «дружка», что мне почудились в голосе светлого ревнивые нотки.

— Эл мой друг, а не «дружок», — возразила я, скопировав на последнем слове интонацию светлого. А подумав, добавила: — К тому же если ты говоришь о его амурных подвигах, то тут уж извини, но Эл все равно как журнал в общественной библиотеке: прочитала одна, дай и другим попользоваться. А в личное владение никто ушастого забрать не может.

Ну, кроме демоницы с Эйтой. Те и без библиотечного абонемента эльфа куда хочешь уволокут. Главное, чтобы сумели его поделить. И желательно в переносном, а не в прямом смысле этого слова.

— Кстати, не уходи от темы. Что там с проклятием? — Я сложила руки на груди.

Еще и удара колокола не женаты, а уже первая семейная ссора. Да мы прямо рекордсмены!

— В тебя кинули замаскированную воронку — проклятие, которое разрастается от всплесков магии рядом с ним. И, судя по тому, сколько воронка впитала в себя, чернословие стало смертельным.

— Значит, обвал начался из-за меня.

— И продолжился в шахте — тоже, — подбодрил светлый. — Зато есть одна хорошая новость: хуже уже не будет!

Да он прямо оптимист!

— Это почему же? — с подозрением уточнила я.

— Потому что действие воронки закончилось. Иначе бы она впитала твой щит и нас бы уже раздавило. И вообще, Крис, что ты все о плохом? Может, поговорим о перспективах?

— Конечно, — скептично кивнула я. — В перспективе мы умрем, если в ближайшую пару дней не выберемся отсюда.

— Темная… Неужели ты всегда такая пессимистка?

— Что ты! Я вообще очень жизнерадостный человек. Злой, уставший жизнерадостный человек, которого меньше удара колокола назад чуть не расплющило камнями! — высказалась я.

— Полегчало? — Риг вопросительно изогнул бровь.

— Какой же ты… понятливый. И да, полегчало, — выдохнула я.

И уже почти спокойно добавила:

— К слову, о нашей героической гибели. Есть возможность слегка ее отложить. В нише на потолке здоровенная трещина, можно по ней попробовать подняться…

Тут я оценивающе посмотрела на фигуру Рига. Вот и настал тот момент, когда следовало пожалеть, что светлый не тощий, не мелкий и не компактный. Нет чтобы как Кара — уместился в чемодан, и все.

— Крис, ты разделываешь меня глазами… — Муженек как-то нервно сглотнул.

Я поспешила отвести взгляд в сторону. М-да… неловко получилось.

— Может, раздеваю? — уточнила с надеждой.

— Нет, безапелляционно отрезал Риг.

Опять мимо.

— Ну что, полезем самоспасаться? — бодро спросила я.

— А у нас есть варианты? — в исконно гномьей традиции отвечать вопросом на вопрос ответил Риг.

— Умереть от жажды. — Я была Генерал Очевидность.

— Крис, тебе никто не говорил, что честность — не твой конек?

— Вот так всегда. Честность — не мой конек. В пять лет у меня был морской конек, так папа тоже заявил, что он не мой и должен плавать на свободе, про конек крыши вообще молчу, сколько раз я с него падала… Что тогда мой конек-то? — Я несла отборную, прямо-таки элитную дурь. Зато напряжение уходило.

— Ну хочешь, я тебе, как выберемся, коня подарю. Будет у тебя свой конек, — растерялся Риг.

— Давай. Только горбатого, — тут же воспользовавшись моментом, заявила я, чем окончательно ввела светлого в ступор.

А спустя четверть удара колокола нам и вовсе оказалось не до разговоров. Мы ползли. Правда, сначала немного поспорили. Риг попытался отобрать у меня роль первопролазца, но я заявила, что мне в вертикальную узкую щель протиснуться проще. А если все же не удастся выбраться, то давать задний ход и пихать светлого ногой в макушку не так жалко, как если бы он меня.

От такой трактовки светлый лишь усмехнулся, но согласился.

Я нырнула в щель первой, Риг следом за мной, подтянувшись и ужом ввинтившись в дыру на потолке. У меня даже возникло подозрение: не затесались ли в его роду наги? Ведь плечи светлого были явно шире, чем лаз. Затрещала ткань рубашки, мои нервы, но… Но спустя пару вдохов Риг подтвердил, что при небольшом насилии и изрядном усилии возможно все. Насилии над собственной анатомией и усилии по преодолению ее несовершенств.

Мы лезли по этой расщелине, которая, вопреки опасениям, не сужалась, а наоборот, расширялась. Если поначалу я пробиралась, опасаясь застрять, то сейчас побаивалась, как бы не упасть вниз. Ход начал все больше напоминать воронку, а я изображать белку-летягу. Ноги, что упирались в противоположные стены, скоро должны были достичь классической фигуры «шпагат обыкновенный поперечный», но тут магический светляк надо мной мигнул и замер.

Я задрала голову и спустя миг с облегчением выдохнула. Кажется, мы куда-то добрались. Главное, чтобы это не был новый завал.

Выкарабкавшись из расщелины, я создала светляка побольше и огляделась: нет, не завал. Это оказалась еще одна пещера, узкая, невысокая, с покатым сводом, больше всего похожая на штольню для тролля-переростка.

Она уходила вверх не слишком круто, но за несколько ударов колокола, что мы шли, по ощущениям поднялись на несколько полетов стрелы вверх.

— Интересно, сколько времени? — вопросил Риг, видимо, чтобы хоть что-то спросить.

— Шесть с половиной ударов колокола. Скоро в академии ужин. — Хронометр внутри меня работал исправно.

— Откуда знаешь? — удивился светлый.

— Я чувствую. И никогда не ошибаюсь во времени.

Ответ заставил Рига призадуматься.

— И на что еще у тебя такое же абсолютное… чутье? — насторожившись, вопросил он.

— А тебе зачем? — Я тоже решила проявить бдительность.

— Ну, я хочу знать о тебе как можно больше… — выдал он аргумент и тихо добавил: — Так, на всякий случай.

— На всякий случай? — пропыхтела я в спину бодро топающего вверх светлого.

— Вот, уже узнал, что слух у тебя тоже отменный. — Оптимизмом светлого можно было оглушать не хуже, чем тролльей дубиной.

— К слову, о том, чтобы знать друг о друге побольше… Расскажи-ка, милый супруг, что ты мне голову со своей бедностью морочил аж до нервного тика? — сердито спросила я и передразнила блеющим голосом: — Я бедный, у меня нет ни медьки в кармане…

Он замолчал. Спина выпрямилась, а потом светлый резко развернулся. Так, что я, шагавшая за ним следом, едва не впечаталась носом в его грудь. Задрала голову, с вызовом глянув в лицо мага.

Хищно очерченные скулы, упрямый взгляд. Сейчас в полумраке пещеры, который рассеивало лишь мерцание светляка, Риг неуловимо напомнил мне кого-то… Но кого?

Черты у него были благородные, я бы даже сказала — аристократические. Вот только масть не та. Роды отцов-основателей нашей империи славились светлой кожей и светлыми же волосами. А Риг напоминал уроженца южных морей или сына Темных земель со своей смуглой кожей и каштановыми волосами. Лишь его глаза, насыщенно-синие, говорили о том, что он — белый маг, а не чернокнижник.

— Может, передохнем? А то мой ответ не из коротких.

Я отступила на шаг, осмотрелась и… Села там, где только что стояла. Это место было ничуть не лучше и не хуже остальных. Поерзала. Поняла, что не хватает опоры для спины, и пододвинулась к стене.

Риг последовал моему примеру.

Еды у нас не было, воды тоже, поэтому пищу телесную заменили духовной.

Рассказ светлого был, как он и обещал, длинным. Риг и вправду родился в бедном квартале. Его мать была служанкой у богатого аристократа, молодой, красивой и в меру наивной: она знала, что хозяин не поведет ее под венец, но надеялась, что у мага хватит порядочности на заклинание, мешающее зачатию. Но, как оказалось, у сиятельных если и имелось такое добро, как совесть, то плескалась она на самом донышке. И то лишь мутные остатки.

В общем, отец Рига не расщедрился ни на противозачаточные чары, ни на повитуху… Видимо, посчитал, что двойного жалованья для служанки будет достаточно. Впрочем, когда родился сын, он взглянул на бастарда и со словами: «Сумел родиться — пусть теперь живет!» — бросил на стол матери полновесный кошель золота.

— И что самое паршивое, когда я еще не появился на свет, мой отец уже знал, что я его сын, он чувствовал внутри матери свою кровь, но ничего не сделал.

— Риг, а как это «чувствовал»? — Я зацепилась за странность в рассказе светлого. — Заклинанием или амулетом?

Тот лишь плечами пожал: это особенность его рода. Как я могла знать точное время, так и его отец мог определить, что бастард Ригнар — его отпрыск, а не подменыш, за которого служанка хотела получить билет в безбедную жизнь.

Но безбедной жизни не случилось. А спустя четырнадцать лет некогда молодая и красивая Китти слегла. И вскоре умерла, оставив Рига.

— И ты сорвался? — уточнила я.

— Да, дар пробудился. Причем сильный. Наверное, из-за него отец и решил взять меня к себе, признать. Вот тогда я узнал, насколько глубока пропасть людского двуличия. Те лэриссы, которые не удостаивали взглядом таких уличных босяков, как Риг, широко улыбались лэру Ригнару. И не только улыбались. — Он жестко усмехнулся.

Светлый рассказывал, как нанятые учителя вдалбливали в него манеры, как он постигал науку светского высокомерия, все больше убеждаясь, что никому он сам по себе не нужен. Лэров, лэрисс, да и простых горожанок интересовало, сколько золотых у него в кошеле и на счету в гномьем банке, кто его отец и вписал ли тот сына в завещание. Лишь немногих интриговал десятый уровень дара. Да и то это были в основном маги-преподаватели.

— Ты поэтому решил стать гонщиком? — Я сидела, уперев локти в колени и водрузив подбородок на кулаки.

— Отчасти. Захотел доказать, что я чего-то стою сам, если не как маг, то как летун. А еще я влюбился в скорость. А теперь вот — в тебя. Потому что ты приняла меня таким, какой я есть.

Теперь мне стала понятна и причина игры в бедняка, и причина ревности Ригнара, когда он увидел подвеску с сапфиром, и причина его осторожности.

— Безднов стратег, — зевнув, проворчала я.

Усталость накатила как-то вдруг. Глаза начали немилосердно слипаться. Словно организм против воли хозяйки решил: все, хватит.

— Между прочим, до того, как я сбежал от отца, мой наставник прочил мне карьеру дипломата, — усмехнулся Риг. — И не будь у меня десятого уровня дара, да хотя бы девятка или восьмерка, я бы мог стать атташе в том же эльфийском княжестве…

— И тогда бы в моей жизни не случилось тебя, — борясь с зевотой, ответила я.

— Крис… — Риг вмиг стал серьезным и отчеканил: — Я. Ни о чем. Не. Жалею.

Захотелось прижаться к нему, почувствовать его сильные руки на своих плечах, вдохнуть его запах. Светлый для меня был волнорезом, способным рассечь любой штормовой вал.

Но вместо этого я провалилась в сон.

Уже на границе грез и яви почувствовала, как отчего-то стало удобнее и теплее.

А вот проснулась я в кромешном мраке. Сначала испугалась, потом ощутила под собой теплое мужское тело, услышала шипение Рига, которого нечаянно пихнула в бок. Светлый сонно заворчал.

Со второй попытки я сумела-таки создать светляка и проморгалась.

Риг широко зевнул и потянулся. А я тут же поняла, что хочу есть, пить и… еще кое-что. Воровато начала озираться, но ни кустиков, ни укромного уголка поблизости за то время, что мы спали, так и не возникло.

— Ну что, пойдем тебя спасать, светлый? — разминая затекшие мышцы, вопросила я.

— Следуя твоей логике, тебя, ужасная темная, спасать не надо, — сыронизировал Риг, тоже поднимаясь.

— Как это не надо! Я очень ценный объект, который идет в связке с тобой.

Неловкость момента пробуждения ушла, сменившись куда более насущной потребностью.

— Догоняй, — усмехнулся светлый, который будто понял меня без слов. И, встряхнувшись, энергично потопал вперед. А я осталась, правда, ненадолго. А потом припустила следом.

Ход все выше забирал вверх. И чем дальше мы шли, тем сильнее все менялось: отголоски звуков, запахи, колебания воздуха. Я уже не чувствовала ног от усталости, когда подъем закончился и мы вышли в пещеру. Вот теперь это точно была пещера, а не странная длиннющая нора.

Подземный зал, раскинувшийся перед нами, был не просто большой. Огромный. И мы стояли у его края. Ригу, регенерация которого за сутки закончилась, а потому магия снова была при нем, пришлось создать не светляка, а целую огненную звезду и запустить ее ввысь, чтобы мы смогли увидеть не пещеру — огромное поле. На нем могла бы поместиться не только наша академия, но и весь городок Хорс, улицы которого я знала как свои пять пальцев. Вот только одна беда — телепортируй его сюда, и он тут же бы провалился. По центру пещеры имелся гигантский колодец.

— Никогда не думал, что его увижу, — потрясенно проговорил Риг.

— Кого?

— Что, — поправил светлый. — Город ушедших мастеров. О нем ходили легенды. До великого разделения всех рас в Войне Без Единой Битвы, после которой темные ушли за перевал, здесь жили гномы.

— Сейчас же пока здесь живет разруха и запустение, — прокомментировала я, рассматривая развалины башен, которые поначалу приняла за каменные пики, торчавшие из провала.

— У этого города, по преданиям, сорок уровней. Он как гигантский муравейник с кучей мостов, переходов… Разрушенных. — Последнее Риг произнес, задумчиво глядя на развалины.

— И как будем перебираться через это?

Старинный подземный город меня, признаться, впечатлил. Но перспектива его преодолеть, не убившись, поразила еще больше.

— В обход. — Светлый оценил варианты.

Вдоль стены шла узкая кромка. Если идти по ней, вжавшись спиной в камень, то могло и получиться.

Я сглотнула, собираясь с духом. На этот раз Риг пошел первым, местами помогая себе прокладывать путь магией, которая ему оказалась уже в полной мере доступна.

Я шла следом, стараясь не думать о том, что под ногами — бездонная пропасть. Жуткий холод. Вечный, который пробирает до костей, вмораживает в себя тела незадачливых путников. Таким тянуло снизу.

Мрак бездны был горячим, обжигающим, а тут… Все застыло, умерло, заледенело. Мы шли так целую вечность. Руки уже ничего не чувствовали. Я хваталась за выступы, каждый миг боясь, что сорвусь.

— Крис, держись, еще немного.

Я все же оступилась и полетела вниз, навстречу собственной смерти. Дикий страх сковал все тело.

Миг полета, показавшийся мне вечностью. И вдруг что-то резко дернуло вверх: Риг сумел арканом поймать меня за ногу.

Я болталась вниз головой, а в двух дюжинах локтей надо мной, схватившись за уступ, на краю балансировал светлый. Держал, медленно, но верно сокращая длину аркана.

Полет занял меньше вздоха. Подъем — пол-удара колокола. За это время я успела вспомнить всю свою жизнь и пару раз с ней попрощаться, когда чудилось, что светлый либо не выдержит, либо сорвется следом за мной. Но нет. Я снова очутилась на каменном подобии карниза.

— Крис, — только и выдохнул Риг, а я заметила, что на месте ожога проступила свежая кровь.

Ничего не сказала. Позже. Все позже. Главное — выбраться.

Мы оказались на другой стороне пещеры уже ближе к вечеру. Уставшие, едва стоящие на ногах.

— Еще несколько шагов — и я сдохну, — заявила я, опускаясь на землю. Колени дрожали, во рту пересохло. Каменная пыль, похоже, въелась не только в кожу и легкие, но и в мозг, который отказывался думать.

Всему есть предел. И вот сейчас наступил мой. Я закрыла глаза, готовая то ли уснуть, то ли просто провалиться в обморок.

Меня подхватили знакомые руки.

— Зачем?

— Пока есть возможность идти — нужно идти, — невозмутимо произнес светлый.

Магическая искра света, что плыла чуть впереди нас, тревожно мерцала. Но и ее хватило, чтобы понять: если сначала до города мы поднимались по проходу, больше всего напоминавшему тоннель, то сейчас шли по огромному залу, чей свод уходил ввысь.

Я уткнулась носом в его шею, прижалась. Надо просто верить. Не в судьбу, не в удачу, а в того, кого любишь, — это я повторяла про себя, как мантру. А потом мне показалось, что я начала бредить. Точнее, у меня что-то случилось со слухом. Звук падающих капель… Откуда он здесь, под землей?

— Крис, ты слышишь?

— Вода? Я думала, что потихоньку начала сходить с ума.

Спустя удар колокола мы очутились перед подземным озером, над которым сверху, кое-где касаясь воды, нависали каменные сосульки. С них то и дело срывались капли и падали вниз. Светляк вспорхнул и отлетел чуть дальше, отражаясь в абсолютно прозрачной воде.

Риг посадил меня у воды и, зачерпнув пригоршню, поднес к моим губам.

— Подожди, — отшатнулась я, вспомнив о коварном пещерном газе, который способен отравить разум и тело.

— Что? — удивился светлый.

— Риг, ты можешь проверить, нет ли в ней яда?

Вода и вправду была абсолютно безжизненной: ни рыб, ни водорослей, только капель. Зато видно дно. Кажется, протяни руку — и коснешься.

— Крис, эту водунаверняка использовали подгорные жители для нужд города, — начал было Риг, но осекся под моим взглядом. — Хорошо, как скажешь. Только тогда ты держи ее в ладонях.

Я, подобравшись к краю, на поверку оказавшемуся отвесным, зачерпнула в сложенные лодочкой ладони прозрачной холодной влаги.

Красная руна, начерченная прямо на ней, вмиг вспыхнула зеленым. Значит, вода не отравлена.

— Вот теперь ее точно можно пить, — тоном «ох уж эти женщины» заявил Риг.

Я поднесла свои ладони к его губам.

— Не доверяешь мне? — усмехнулся маг.

— Нет, просто люблю, — ответила как само собой разумеющееся, — потому проявляю заботу.

Светлый шумно сглотнул и замер на мгновение.

— Риг? — удивилась я.

— Ты впервые сказала, что любишь меня. Вслух. — И светлый расплылся в счастливой шальной улыбке.

Воду пили осторожно. Она была холодной, кусачей до ломоты в зубах. А мы смеялись. Как сумасшедшие. Потому что сумели отвоевать еще один день у смерти. Потому что вместе. Потому что любили друг друга.

Уснули мы тут же, на берегу. Я доверчиво прижалась к Ригу, а он накрыл меня своей рукой, словно пытаясь защитить от всего. Видно, правду говорят: какой бы сильной ни была женщина, ей нужен тот, рядом с кем она может быть слабой. И нужно знать, что ей есть на кого положиться, а еще лучше… положить свою ногу, руку и вообще залезть целиком. Правда, последнее выяснилось утром, когда я проснулась от того, что чья-то теплая ладонь изучает мои нижние округлости. Наверняка она добралась бы и до верхних, но они прижимались к широкой мужской груди.

А потом я приподняла голову и ахнула.

Вода переливалась всеми бликами пурпура, этот свет отражался от ее глади, танцевал на стенах. Но, самое главное, почти по центру озера было небольшое, но яркое пятно, от которого и шло свечение. Боясь спугнуть удачу, я завороженно прошептала:

— Риг, смотри…

Светлый не сразу понял, о чем я. Но, когда повернул голову, до него дошло: вчера, видимо, потому что была ночь, мы не увидели главного — света. А сейчас наступило утро, а с ним и ранний кроваво-красный рассвет, что бывает только в горах. В это время алым горят шапки ледников, чьи вечные снега отражают лучи восходящего солнца, меж тем как в долинах еще лежит чернильный сумрак.

Сейчас рубиновые отсветы танцевали на водной глади. А это означало одно: где-то над озером есть выход на поверхность. Я бы подорвалась и закричала, если бы Риг не стиснул меня в объятиях.

Я сдавленно пискнула, и мы кубарем покатились вниз, прямо к кромке воды. Затормозили чудом в последний миг. Я сверху, на тяжело дышавшем светлом, который замер, всматриваясь в мое лицо.

Сейчас, когда появилась надежда на спасение, когда мы оба не поверили, а поняли, что сможем отсюда выбраться, я всем своим существом ощутила: это наш с Ригом миг. Только наш. Я не знала, что будет завтра. Но здесь, сейчас, в отблесках рассвета, что проникал сверху, заигрывая с водами подземного озера и рассеивая мрак пещеры, были только мы.

Наши губы встретились. Не под напором страсти, отчаяния. Мы прикасались друг к другу бережно, нежно, даря себя и ничего не требуя взамен. Понимая, что не влюблены, а любим.

Риг желал меня. Я чувствовала, как напряглось его тело, как закаменели мышцы под моими пальцами, когда я прикасалась к мужским плечам, животу, но он сдерживался.

Сейчас светлый давал мне право самой выбирать. И я признавалась ему в своих чувствах. Каждым прикосновением. Я его хотела ничуть не меньше, чем он меня.

Я плавилась под его руками, как лед под палящим солнцем. Хотела ощущать его, касаться его, дышать им.

— Крис! — Риг буквально прорычал мое имя, переворачиваясь и подминая под себя.

Осторожность слетела с нас обоих, как ненужные одежды. Звякнула пряжка ремня, зашуршала ткань. Он лизнул мою шею, провел языком от впадинки между ключиц до уха, прикусил мочку, заставляя стонать от обжигающего наслаждения.

Я смотрела на него затуманенным взором. Напряженные плечи, сжатые зубы, с трудом сдерживаемое дыхание.

— Ты мой, — улыбнулась я.

— Я твой, — выдохнул Риг, соглашаясь. — Весь твой. А ты моя.

Вместо ответа я облизнула губы и поцеловала. Мои руки прошлись по его спине, а ноги обхватили тело.

Мы любили друг друга. До исступления. Словно завтра никогда не настанет. Пили большими глотками нежность и страсть.

А когда солнце взошло высоко и пещера озарилась ровным розовым светом, я, находясь в объятиях Рига, услышала:

— Крис, я сделаю все, чтобы ты не стала порубежником.

— Что? — Я приподнялась на локтях, заглядывая в лицо светлого.

— Я до одури боюсь тебя потерять. Там, под обвалом, не задумываясь, кинулся спасать тебя. И сделал бы точно так же, повторись все опять. Но когда ты окончишь академию, то должна будешь ценой собственной жизни защищать людей и нелюдей от тварей бездны. Рисковать собой. И одна эта мысль сводит меня с ума.

— Риг, — я провела ладонью по его щеке, — я уже дала клятву, присягнув на артефакте Мрака. У меня нет другого пути.

— Есть. — Светлый упрямо сжал губы.

И, чтобы подавить любое мое возражение, поступил, руководствуясь мужской логикой: женщина молчит только тогда, когда ее рот занят. Лучше всего — поцелуем.

Солнце все выше поднималось над горизонтом. Розовые блики стали светлеть.

— Думаю, что ждать, когда вода прогреется, бесполезно. — Риг сменил тему, нехотя отрываясь от меня. — Придется вплавь добираться до середины озера. Сомневаюсь, что согревающее заклинание справится полностью…

Что ж, светлый накаркал. Несмотря на то что и на себе, и на мне он начертил руну огня, в которую было вложено не меньше семи единиц силы (в боевые заклинания порою столько не вбухивают), едва мы оказались в воде, я почувствовала, как тело начало колоть тысячью иголок.

Сцепила зубы и поплыла вслед за светлым. Одежду решили не снимать: нам нужны были руки, свободные от поклажи. Вот только разулись, заткнув голенища за пояс.

Когда доплыли до середины озера, то оказалось, что над нами в двух дюжинах локтей — воронка провала. Неширокая и довольно гладкая.

Зацепиться арканом удалось лишь с седьмой попытки, когда мои зубы уже стучали друг об друга, а своего тела я не чувствовала вовсе.

— Крис, обними меня и держись крепко, — скомандовал Риг.

А я что? Я — ничего. Подплыла ближе и вцепилась в светлого руками, а потом для надежности еще и ногами.

Мне показалось или Риг при этом хмыкнул?

Восхождение вышло долгим. Выбрались из провала уже ближе к закату. А когда смогли осмотреться, то поняли, что академия осталась по другую сторону перевала. Склон, что расстилался под нами, был крутым. Но не это главное — вокруг были Дикие Земли. Ни поселений, ни горных пастбищ. Зато выше, в нескольких полетах стрелы, начиналась голая земля, а за ней и ледник.

— Кажется, мы в Темных землях, — пришел Риг к неутешительному выводу. — Я не могу призвать отсюда свою метлу: безднова граница глушит любые чары.

— И как же…

— Своим ходом. Думаю, едва мы пересечем хребет, как моя метла откликнется.

Я мрачно взглянула на шапку ледника.

— Но есть и хорошая новость: наконец-то сегодня у нас будет теплый ночлег и ужин. — Риг сказал это таким тоном, словно лично снял номер в лучшей столичной ресторации.

Я чихнула, красноречиво намекая, что перед этим не мешало бы высушиться. Не дожидаясь светлого, решила опробовать заклинание сушки. Перестаралась. Наша одежда, пропитанная каменной пылью и водой, задубела и стала напоминать латы рыцаря.

— Зато теперь есть дополнительная защита… — виновато пробормотала я, слыша, как раздается треск, когда Риг попытался согнуть локоть.

— Угу. Если на нас нападет тушканчик, то он наверняка поломает о мою штанину зубы.

Солнце уже почти село за горизонт, когда мы со светлым нашли укрытие на ночь: небольшой уступ, защищавший от ветра. Я стала собирать сушняк. На растопку пошло все, что горело: сухой мох, ветки кустарника, опад.

Когда светлый вернулся, неся на плече добычу, маленький костер весело потрескивал.

Как оказалось, Риг каким-то чудом сумел поймать горного козла. Не сказать, что винторогий сдался совсем уж без боя: куртка мага была продрана на рукаве, и, судя по всему, рогами. Но против заклинания, рассчитанного на убиение нежити, копытный был бессилен.

— Зато мясо уже разделанное и даже слегка прожаренное, — заявил Риг и, не доверяя мне ответственное дело запекания добычи, сам обмазал глиной куски, вопреки собственным же словам, что добыча уже обработана огнем.

Я едва дождалась, когда еда будет готова. От голода уже начали мелко дрожать руки. Но когда, обжигаясь и дуя, я все же вцепилась зубами в кусок… Мм… Какие там свежие булочки, мороженое и шоколад — это все ерунда. Самое вкусное, что я ела в своей жизни, — вот это горячее мясо пополам с углями. Без соли и специй, пахнущее матерым козлом.

На небо выкатилась луна. Сегодня она показалась мне еще ближе, еще больше, чем там, в гроте. Я не заметила, как уснула. Просто опустила голову Ригу на плечо, а когда открыла глаза, было уже утро. Костер прогорел. На меня поверх моей была накинута куртка светлого, а сам он занимался тем, что ворошил угли.

— Держи. — Мне протянули еще один кусок запеченного мяса. — Впереди трудный день. До завтра нам нужно дойти вон до того ледника. — Риг ткнул пальцем в ту часть хребта, где между двумя пиками ледник казался не столь большим. — А на следующий день надо до заката добраться до вершины перевала. Ночь на леднике мы не выдержим.

Увы, светлый слегка ошибся с расчетами. До перевала мы добирались почти двое суток вместо одного дня. А на третий… Пока мы шли по камням — было еще терпимо, но едва под подошвами сапог захрустел наст, как я почувствовала, что начала кружиться голова. То ли от воздуха, которого вдруг оказалось мало для вдоха, то ли от палящего солнца. Лучи жгли кожу совсем по-южному, пришлось даже распустить волосы.

Риг тоже стянул ремешок, чтобы короткие пряди падали на лицо. Вокруг был снег, яркий, режущий белизной глаза, но мы при этом не мерзли. Наоборот, захотелось даже снять куртку.

Когда я спросила светлого, почему так, он пояснил: днем на леднике бывает не просто тепло. Жарко. А вот ночью есть все шансы замерзнуть насмерть.

— Ты говоришь со знанием дела… — протянула я, зачерпнув пригоршню снега. Положила в рот, а когда ледышка растаяла, то оказалось, что внутри ее был «подарок». Стрекоза!

— У нас была практика. Наша четверка вместе с наставником Кохом шла по следам ак-парса. Это не тварь бездны, но очень опасный горный хищник. Этот конкретный ак-парс повадился охотиться, нападая на людей. Вот тогда-то я многое узнал о горах. Как легко они могут обмануть. И какую кровавую дань потребовать на откуп.

— С той практики кто-то не вернулся?

— Двое. Микуш и Эйрос.

— Прости… — Мне стало неловко.

— Мы не были дружны. Просто они, как и я, — светлые, — отстраненно сообщил Риг, и за этой отстраненностью чувствовалось что-то глубоко личное.

Я не стала задавать больше вопросов.

На вершине хребта мы оказались, когда солнце стояло в зените. Зрелище было завораживающим: вокруг — снега, искрящиеся, переливающиеся, словно накрахмаленные юбки красавицы-невесты. Под ними — серый камень, чуть ниже сменяющийся перелесками и густым ельником у подножия. А вдалеке — шпиль академии.

Я, держащаяся за бок, который немилосердно кололо, не смогла не улыбнуться.

— Добрались, — тихим шепотом сказала я, потянулась к Ригу, чтобы обнять, и тут почувствовала, как подо мной начинает ехать глыба уже не снега, но еще и не льда.

— Крис! — крикнул светлый, запуская мне под ноги заклинанием, чтобы меня не затянуло в крошево.

Кусок наста под ногами тут же обрел твердость доски, и я очутилась на этакой здоровенной лыже, сотворенной из снега, которая бешено мчалась со склона вниз. Риг, под которым ледник тоже решил поехать со склона, громко выплюнул: «Айрос!» — призывая метлу.

«Только бы успеть», — пронеслось у меня в голове, когда за нашими спинами заговорил ледник.

Мне определенно не везло с горами. Если удастся отсюда выбраться, ни за что и никогда больше даже на пригорки подниматься не буду!

Вокруг брызгала снежная крошка, ветер свистел, ударяя в лицо, я балансировала, каждый миг боясь упасть.

Все же метла Рига не зря была сделана мастером своего дела. Она стремительно просвистела мимо меня к своему хозяину за несколько мгновений до того, как пласт снега врезался в ельник.

Светлый успел запрыгнуть на свою летунью и схватить меня за руку, выдергивая из белого крошева, как морковку из грядки.

Зато до академии мы долетели — и удара колокола не прошло. Едва мы вошли в ворота академии, как услышали от совершенно незнакомого кадета:

— О, смотрите, трупы вернулись!

Этот выкрик тут же подхватили другие голоса:

— Завал все еще разгребают…

— А ректор вас похоронил.

— А мы-то думали: кто пику Несбывшихся Надежд ледяную шапку поправил? А это Риг… — В толпе показался Рейзи и бесцеремонно указал на плечо светлого, на котором виднелись не успевшие растаять снежинки.

И тут на всю академию прогремел до печенок знакомый голос:

— Кадет Каржецский, кадет Аро, живо ко мне в кабинет!

Перед нами тут же начали расступаться, образуя коридор.

«Прямо как перед героями, — пришло на ум сравнение, а ехидный внутренний голос тут же добавил: — Или прокаженными».

В кабинете ректора мы оказались гораздо быстрее, чем мне этого бы хотелось.

Анар смерил нас хмурым взглядом. Прошелся по моей фигуре, уделил особое внимание Ригу, точнее, его боку с прожженной курткой.

— Живы и почти здоровы… — с расстановкой произнес ректор и гаркнул: — Тогда почему, бездна вас подери, так долго? Где вы шлялись?

— Разрешите доложить маршрут, где мы точно шлялись, на словах или с зарисовкой плана? — по-военному отрапортовал светлый и даже вытянулся во фрунт.

Анар, глядя на этот нарочито военный ответ, выдохнул:

— Я твоему отцу уже вестника отправил, что ты, скорее всего, погиб. Ритуал живых ничего не дал. Среди мертвых душ некроманты вас тоже не нашли. Решили, что вы в бреду или беспамятстве доживаете последние удары колокола.

— Мы хотели пройти через бездну. Она вполне могла заглушить зов жизни, — вздохнул Риг.

— И почему же вы не прошли через нее? — Ректор вперил в светлого взгляд, хотя вроде как я отвечала за дипломатические отношения с тварями бездны.

— Мрак нас не пустил. — Риг был сама лаконичность.

— Не пустил? Чтобы бездна не приняла пожирательницу душ?! — заорал ректор, в первый раз на моей памяти теряя терпение. И только сейчас я поняла: он за нас действительно переживал. За обоих.

Зато Риг был непрошибаем.

— Да. Прохождение через бездну оказалось невозможным. — Сухой казенный язык даже мне по ушам резанул, а уж ректору…

Из приемной донесся шум и голос, в котором слышалась едва сдерживаемая ярость:

— Мне плевать, что ректор сейчас не принимает. Я хочу точно знать, что с моим сыном. А если он мертв — то пусть выдадут его тело.

Секретарь что-то заклекотала, пытаясь возразить, но дверь с шумом распахнулась, и на пороге я увидела его. Черного Ворона. Человека, которого я ненавидела больше всех в этом мире.

(обратно)

ГЛАВА 12

— Ригнар? — Всего одно слово оказалось сильнее, чем удар хлыста.

Тьма, которая в последние дни как-то присмирела, вдруг забурлила, взъярилась, обожгла кончики пальцев. И раньше, чем осознала, я потянулась к ней с единственным желанием — выпить. Выпить до дна душу того, кого я так ненавижу. Из-за кого моего отца осудили на медленную смерть в рудниках.

Я сделала шаг навстречу. Время словно замедлило свой бег.

Вот великий инквизитор медленно, невероятно медленно поворачивает голову. И в его глазах я вижу изумление. Он узнал мое лицо, как и тот странный тип в переулке старьевщиков: слишком я была похожа на мать.

Его рука взметнулась, готовая к атаке.

— Лойсо! — прогремело карканьем ворона на весь кабинет смертоносное заклинание огня, способного сжечь даже железо.

Заклятие, дарующее мгновенную, неотвратимую смерть, полетело в меня. И ему наперерез рванул щит, сотворенный Ригом.

Сын оказался сильнее отца. Гораздо сильнее. Его щит выдержал, впитав в себя Лойсо. Меня лишь впечатало в стеллаж. Голова ударилась о полку, ноги подкосились, и я второй раз в своей жизни потеряла сознание. Правда, перед тем как оно окончательно померкло, в голову пришла самая глупая мысль из всех, возможных в этой ситуации: «Порою падать в обмороки — это весьма своевременно и практично».

В себя пришла от тихих, но настойчивых звуков. На улице барабанил дождь. А еще кто-то настойчиво скребся в стекло. Я со второй попытки открыла глаза. Потолок… Трещина на штукатурке была знакомой. Палата — тоже.

Похоже, пробуждение в лазарете становится для меня традицией. Главное, чтобы это не вошло в норму… А потом в памяти начали всплывать и причины, по которым я здесь оказалась. И стало паршиво.

Но тому, кто скребся в стекло, было невдомек о моих мыслях. А у меня внутри было пусто… И чтобы хоть как-то заполнить эту бездну, я пошла открывать задвижку. Действие, даже такое, дарило надежду на отсрочку. Отсрочку от мыслей, которые грозили выжечь сознание. Риг. Сын. Верховного инквизитора.

Руки действовали сами по себе. Вот распахнулись створки, впуская наглые капли дождя и одну мокрую до последней шерстинки заю. В зубах она держала мышь.

— Ты, наверное, грустишь, — выплюнув добычу, начала она. — Я приперла тебе мышь.

С Кары тут же на подоконник натекла лужа, но ушастая, не иначе сожрав музу стихоплетства вместо несчастной полевки, вдохновенно продолжила:

— Ты сейчас чутка взбодришься. И немного покричишь.

Увы. Заю я разочаровала, когда спокойно поднесла еле попискивающую мышь за хвост к лицу. Та задрыгала лапами, протестуя против такого обращения, и запищала громче.

Кара между тем деловито захлопнула сворки и встряхнулась, точно дворняга, выбравшаяся из речки, щедро окатив меня брызгами. Только тут я отстраненно заметила, что на мне — ночная рубашка. Натуральная девичья сорочка нежно-розового цвета с кружавчиками и рюшами.

— Вообще-то я думала, что визжать будешь ты, а не полевка.

— Извини, если тебе так необходимо, я могу взвизгнуть.

— Крис, да что с тобой? — не на шутку забеспокоилась Кара. — Я тебя не узнаю. Где твои сарказм и ехидство?

Ответить я не успела, тихо приоткрылась дверь, и прогремел грозный окрик лэриссы Йонги:

— Крисрон, что вы делаете? В вашем положении необходим постельный режим. Вы и так несколько дней в себя не приходили!

Я только обернулась, чтобы спросить, в каком таком положении, как раздался звон и визг, которого так добивалась зая. Видимо, целительница знала, как правильно реагировать на мышей. И прицельно разбивать об пол банки с вонючим снадобьем.

Спустя удар колокола, когда пол был протерт, в палате стоял запах перца и отвара крапивы, а зая испарилась в неизвестном направлении, я узнала от лэриссы Йонг, что беременна. Хорошо, что в этот момент врачевательница уже успела загнать меня в постель. А то бы я грохнулась в обморок в третий раз в жизни.

— Раз вы пришли в себя, то я доложу ректору, что вы в состоянии побеседовать с ним. — В голосе целительницы было слышно неодобрение.

Я кивнула, стараясь осмыслить только что услышанное. Хотя мне бы предыдущее осознать.

Ректор пришел спустя четверть удара колокола. И время ожидания показалось мне изощренной пыткой. Я не хотела верить в происходящее. И все же…

— Крисро, рад, что ты пришла в себя… — Анар скупо улыбнулся и присел на стул рядом с постелью. — Крис, знаешь, почему я ненавижу брать в академию магинь?

— Мы слабее? — предположила я.

— Нет, — процедил он. — Вы имеете отвратительную привычку беременеть. И эта ваша беременность позволяет вам требовать от меня возвращения своей клятвы. Вот так. Тратишь на вас несколько лет, тренируешь, натаскиваешь, а потом слышишь: «Я хочу оставить этого ребенка». И все. Я не вправе требовать от курсантки избавиться от него. Потому что, скорее всего, у нее родится маг. А учитывая уровень дара матери (сюда слабые не поступают), это будет сильный маг… И в Темных, и в Светлых землях такими детьми дорожат.

Он замолчал. Я тоже не проронила ни слова. Пауза затягивалась. Анар вздохнул и решительно поставил на тумбочку, стоявшую в изголовье, пузырек с пилюлями.

— Одной будет достаточно, чтобы вытравить плод. И только тебе решать, выпить ее или потребовать от меня возвращения своей клятвы. Но учти, что ты совершила покушение на верховного инквизитора и, если ты выйдешь из ворот академии, случиться может всякое. Я же обязуюсь, что сумею защитить тебя от Черного Ворона.

Я задержала взгляд на пузырьке, а потом бесцветным голосом спросила:

— Где Риг?

— В карцере. Его заковали в антимагические браслеты, чтобы не разнес все вокруг, — сурово отчеканил Анар.

И, не дожидаясь моего второго вопроса, сообщил:

— Кстати, верховный инквизитор в городе. Остановился в гостинице и заверил меня, что ему понравился здешний воздух и климат.

Ушел ректор не прощаясь.

Я потянулась к бутыльку с пилюлями и задумчиво посмотрела на этикетку.

Предстоял самый сложный выбор, который мне когда-либо нужно было делать.

Темное стекло было холодным. Внутри — дюжина пилюль. Небольших. Так что даже запивать не потребуется. Просто проглотить. Просто…

К бездне! Ничего не просто! Я ударила кулаком с зажатым бутыльком по одеялу. Слова Анара были жестокими, но логичными. А выход, к которому он подталкивал, — правильным. Для него — правильным. Ведь задача ректора — получить в итоге сильного порубежника, лишенного эмоций, готового умирать, выполняя свой долг. Если я выпью эту демонову пилюлю, я стану именно такой. Не сейчас, не сразу… Но с этим ребенком я потеряю часть себя.

Я обессиленно откинулась на подушки. Прикрыла глаза и заставила, именно заставила себя представить, что будет после того, как я проглочу этот яд.

Я останусь в академии, и до меня не сможет добраться Черный Ворон. Получу отсрочку на семь лет до выпуска. А потом выйду из этих ворот и начну уничтожать тварей бездны.

Но смогу ли я при этом взглянуть в глаза Рига? Нет.

Если я убью нашего ребенка, я предам не только светлого. В первую очередь я предам себя. Признаю, что сожалею обо всем случившемся между нами, а значит, солгу сама себе. И это знание останется со мной до самого конца.

Сейчас я старалась думать именно о жизни, что зародилась у меня внутри, но мысли невольно возвращались к тому, кто ее подарил. Риг.

Любила ли я его? Да.

Ненавидела? Да.

За то, что он — сын своего отца. За то, что не сказал правду сразу. Ведь, узнай я раньше, может, все сложилось бы иначе… Хотя нет. Я бы, наверное, все равно его полюбила, если бы не убила раньше.

Осознание, что Риг только сын Черного Ворона, но не сам Черный Ворон, приходило тяжело. Проще всего было обидеться, щедро одарить ненавистью Рига, как и его отца… Но что будет, когда волна злости схлынет? Я останусь выжженной пустыней. Буду существовать…

— Да пропади оно все!

Бутылек разбился о стену, брызнув тысячей осколков. Видимо, со злости я вложила в удар еще и магию: в месте удара поползли морозные узоры.

На звук тут же прибежала целительница. Увидела картину, глянула на меня внимательным взглядом, словно насквозь прожгла, и все поняла без слов.

— Может, оно и к лучшему, деточка. Не женское это дело — война. Я сейчас тут все приберу. Лежи, лежи, милая. Тебе волноваться нельзя.

— Где моя одежда? — бесцветным голосом спросила я.

— Да в тумбочку я убрала… — проговорила целительница и осеклась: так резко я соскочила с кровати.

Лихорадочно начала перебирать вещи. Нашла браслет. Что ж, я сделала свой выбор. Теперь черед Рига.

Прятаться всю жизнь от Черного Ворона я не собиралась. Верховный инквизитор — это моя ненависть, а не мой страх. И только его кровь погасит костер, что бушует в моей душе. А уж примет или нет после этого меня Риг — решать ему.

Я пожирательница душ. И сегодня я использую свой дар.

Оделась я быстро и, несмотря на причитания целительницы, решительно вышла из палаты. Она попробовала меня удержать. Куда там. Тьма разлилась во мне. Тьма бушевала. Черный источник бурлил. Сейчас мне не нужны были заклинания, чтобы смести со своего пути любую преграду.

В город. В демонов постоялый двор, где инквизитору так понравился целебный горный воздух. Но сначала мне нужно увидеть Рига.

Я уже выходила из лечебницы и даже взялась за дверную ручку, как с другой стороны двери долетел обрывок разговора. Видимо, кадеты стояли на самом крыльце.

— …а что, и в эти выходные нельзя покидать академию будет? Вроде военное положение в городе сняли. Поймали того преступника, Айка Линга. Он в переулке старьевщиков скрывался. В лавке лепрекона какого-то… — Голос говорившего был смутно знаком.

— Его-то поймали. Да теперь другое. Твари, которые под завалом не погибли, все как одна взбесились. Разбежались по ходам и пещерам, которых в горе тьма. А вчера все дружно ринулись по ходу нереиды в академию. Ворота зала переносов запечатали заклинанием, но на нижний уровень все равно ходить не стоит… — А вот этот настырный тенор я узнала бы из многих. Рейзи.

— Зато практику по тварям бездны отменят, а это даже лучше, чем увольнительная, — мечтательно протянул первый.

На миг кольнуло странное предчувствие: этот маг, которого все же поймали в лавке лепрекона… Он ведь, как и инквизитор, в первый миг принял меня за маму.

Но я тряхнула головой, решительно прогоняя мысли, и толкнула дверь.

— Крис! — радостно изумился Рейзи, держа в руке букет. — А мы вот тебя проведать пришли… — И всучил мне веник из роз. Огромный.

Интересно, теперь он оранжерею ограбил?

— Это тебе. Специально посыльным из города доставили, — гордо возвестил темный.

Вторым оказался его друг. Тоже с букетом. Правда, поскромнее: фиалки.

Вот только едва ли не через пару мгновений, как оказались в моих руках, цветы превратились в ледышки.

Темные, не сговариваясь, синхронно сделали шаг назад.

— Кри-и-ис… — настороженно протянул Рейзи. — По-моему, у тебя магический срыв. Может, лучше остаться в лечебнице?

— Я в полном порядке, — отчеканила я холодно. Видимо, слишком холодно: по косяку тут же поползли узоры инея. — А теперь извините, но мне нужно идти.

Машинально отдала оба замерзших букета Рейзи, который от неожиданности их принял.

— Ты это видел…

— Да… Она либо тут все разнесет…

— Либо это сделает Риг. Не зря его в кандалы заковали.

— Надо бы и ее тоже…

— Дав…

Но до чего они договорились, я не услышала, потому что уже бежала к карцеру, где сидел светлый.

Заглянув в несколько окон, я обнаружила Рига в той самой камере, которую когда-то он украсил карикатурой коня в пальто, крота и акулы.

Он сидел, прислонившись спиной к стене, с закрытыми глазами и с массивными кандалами на руках. Едва я тихо прошептала: «Риг», как он вскинул голову.

Миг — и светлый уже стоял у решетки и смотрел снизу вверх. Узкое окно было лишь на ладонь выше земли.

— Крис… — выдохнул он, но потом, видимо, увидел мое лицо, форму и осекся, решив, что я согласилась с доводами ректора. — Ты…

Лицо мага потемнело. Я никогда не видела, чтобы отчаяние было таким сильным. На его запястьях затрещал металл, словно его раздирало изнутри. Толстые оковы стали напоминать глиняные черепки, еще не распавшиеся, но готовые сделать это в любой момент. А в разломах металла сияло пламя, будто наружу рвалась лава вулкана.

— Отойди. — Риг сказал это с такой холодной яростью, что любой бы предпочел не становиться у него на пути.

Любой, только не я.

— Ну как хочешь, — выдохнул светлый. В следующий миг рядом со мной вынесло стену карцера. Гигантская ямища начиналась там, где стоял Риг, и заканчивалась в нескольких локтях от дорожки, вымощенной гравием.

Светлый вышел из своей тюрьмы. Сам.

Я выпрямилась, вставая с колен. А когда Риг выбрался из пробитого им выхода, без слов залепила ему пощечину.

— Если ты думал, что я соглашусь на предложение Анара, то…

Но светлый и сам, кажется, что-то почувствовал. Даже приложил руку к моему животу.

— Он… живой, — хрипло выдохнул Риг. — Крис… Прости… Когда я увидел тебя в форме, решил, что ты предпочла остаться в академии.

А я… Я боялась посмотреть в глаза светлому.

— Риг. Я сделала свой выбор. — Я протянула ему браслет. — Теперь дело за тобой.

— Ты о чем? — не понимая, спросил светлый.

И нам обоим было наплевать, что вокруг собираются кадеты, что кто-то из наставников бежит к нам, размахивая руками… Что громовой голос ректора разносится окрест…

В это мгновение для меня был важен только он. А я — для него.

— Я убью твоего отца. И тебе придется либо смириться с этой мыслью, либо отпустить меня. Выбирай.

Моя рука с протянутым Ригу браслетом так и зависла в воздухе.

Я уже хотела было развернуться, чтобы уйти, потому что светлый стоял недвижимо.

Не успела…

— Иногда мне хочется тебя придушить, — рявкнул Риг, схватив меня за руку. — Но отпустить — никогда.

То, как быстро он умудрился сцапать браслет и застегнуть его на моем запястье, сделало бы честь любому вору.

Неяркая вспышка — и на моей коже появилась эльфийская вязь.

— Ты уже не кадет академии, а я… и так уже много чего нарушил.

Я не успела ничего сказать. Земля задрожала.

По зданию академии пошла трещина.

— Из-за выбросов магии сломана печать! — прогремел голос Анара, усиленный настолько, что он буквально вбивался в сознание. — Твари бездны из подземелья прорвались на территорию академии. Внимание. Всем кадетам собраться на плацу.

Словно вторя его словам, на крыльце магистерии начала проступать пентаграмма тьмы. Впервые за несколько сотен тысяч лет высший демон явился не на зов, а сам. Я даже не представляла, какая прорва сил на это ушла.

— Где моя дочь? — От этого крика со всех окрестных дубов попадали не только желуди, но и белки.

Демон, выросший из-под земли, а точнее, из-под мрамора ступеней, выглядел еще более внушительным, чем в бездне: мощные плечи, сполохи темного пламени на загорелой коже и все те же внушительные рога.

Тут отец Кары увидел меня. В его глазах вспыхнуло обещание моей смерти. А потом…

Когда на тебя несется здоровенная туша, у любого нормального человека возникает желание спрятаться. Или хотя бы уйти с его пути. Ну я и отошла. За спину Рига. Оно как-то само собой получилось. И не важно, что я пожирательница и сильный маг…

— Только не говори, что он твой отец, — процедил светлый, закатывая рукава.

— Не скажу, — подтвердила я, судорожно вспоминая, как выглядит руна Исс, дарующая смерть. Не факт, что и она сработает на высшего, но, может, хоть домой его отправит…

— Значит, можно его убивать? — спросил Риг, когда его заклинание уже отбросило демонюку на дюжину локтей назад.

— Нужно! — гаркнул невесть откуда появившийся ректор, запуская в выходца бездны здоровенный огненный шар.

Но демон, уже вставший на ноги, походя отмахнулся от пульсара, как от мошки. Сгусток огня прочертил в воздухе дугу, врезавшись в стену академии и пробив ее.

То же самое произошло с градом заклятий, который обрушились на сына мрака. Казалось, тот попросту их не заметил. Лишь совершил небрежный пасс, и атакующих разметало, как мусор.

— Ну все, рогатый, ты меня достал, — прошипел светлый, и на его ладонях заплясали две огненные воронки.

Они сорвались с рук Рига и понеслись на демона, все увеличиваясь в размерах. Кадеты и преподаватели шарахнулись в стороны от живого воплощения смерти.

Кажется, светлый вложил в это заклинание всю свою силу. И она впечатлила. Причем не только меня, но и демона: на этот раз он выставил щит.

Встреча огня и мрака вышла впечатляющей: от удара в плетении щита образовалась брешь, и языки огня укусили-таки высшего. Но на этом все. Демона слегка потрепало — и только.

Высший распрямился, готовясь к атаке, и в этот момент я дочертила в воздухе Исс, вложив в него всю тьму, что была у меня. Руна стрелой полетела в демона.

Увернуться он не успел, но, когда Исс прошила его насквозь, в отместку высший запустил в меня тьмой.

Чистая черная сила, сметающая все на своем пути, понеслась в меня.

Ректор запустил в нее «ледяным шквалом», стараясь сбить в сторону, но…

Простой щит, который я успела выставить в нескольких локтях от себя, смяло, как бумагу. И меня бы вместе с ним тоже сплющило, если бы не Риг. Мигом раньше он толкнул меня в бок. Весь удар обрушился на него.

— Нет! — выкрикнула я помимо воли. Удар был чудовищной силы.

— Ты, ведьма! Где. Моя. Дочь? — между тем взревел демон.

Но мне уже было на все плевать. Я не знала, можно ли выпить душу высшего демона. Да и есть ли она вообще. Я просто спустила свою тьму с поводка. Она оскалилась. Демон тоже.

— Не старайся, темная. Я все равно сильнее, — усмехнулся он, и меня отбросило назад волной тьмы. — В тот раз тебе удалось удрать. Но сейчас не выйдет. Где Кара? — Последние слова он проревел, беря меня за горло.

— Да где-то здесь, — прохрипела я зло. — Носится неподалеку. Мышей жрет.

Грудью вставать на защиту заи я не собиралась. Но то, каким тоном я об этом сообщила ее папочке… Сбитый с толку демон на миг ослабил пальцы. А потом свободной рукой схватился за свою шею, которую обхватил огненный аркан.

Сзади стоял Риг. Бледный от напряжения.

— Отпусти ее, — выдохнул светлый.

Пальцы на моем горле разжались, и я закашлялась, глотая ртом воздух. А потом демон извернулся и неуловимым движением избавился от удавки, отшвырнув Рига назад.

Но светлый так просто не сдался. Встал.

Риг не выкрикивал гордых «проваливай в бездну!» и «умри!». Просто в один миг вспыхнул. Весь, сам превратившись в живой огонь.

За всю историю магии лишь нескольким чародеям это удавалось. Сильнейшим из сильнейших, способным настолько слиться со своей стихией, чтобы стать частью ее.

Теперь демон посмотрел на Рига как на равного: без усмешки превосходства, принимая вызов.

Пламя врезалось во тьму, затопив ее нестерпимым светом.

В битве мага и высшего демона первый всегда проигрывал. Но только не сегодня. Риг горел сам, выжигая себя, умирая, но забирая врага с собой.

Защита выходца мрака треснула, как яичная скорлупа, и поток огня протащил его спиной вперед, впечатав в стену академии.

Риг стоял в центре выжженной воронки, не говоря ни слова. Языки пламени гасли на его теле, забирались под кожу.

Демон мотнул рогатой башкой, оперся руками о стену и выдрал свое тело из вмятины.

— Ты победил, — выдохнул он. — Я не трону твою женщину, хоть она и украла мою дочь…

— Да не нужна мне твоя Кара! — выкрикнула я в рожу демона, глядя на задыхающегося выходца мрака снизу вверх. — Забирай ее и проваливай. Хочешь — жени, хочешь — замуж выдавай.

И тут из ближайших кустов донесся вопль:

— Эй, ты же клялась, что меня не бросишь!

Ловчее заклинание слетело с моих губ само собой. Миг — и Кара вовсю сучила лапами, подвешенная за уши.

— Ты… Сволочь… А как же клятва? — верещала она.

— Так я тебя не бросаю, а торжественно передаю, — возразила я.

Высший с налитыми кровью глазами взирал на нас с Карой.

— Мне нельзя за демона замуж! — выпалила зая, обращаясь уже к отцу. — Я другого люблю. Он даже назвал меня своей!

И тут я поняла: эльфу пришел конец в лице рогатого папочки. Высшему был позарез нужен тот брак. А раз дочка быстро выскочила замуж, то самое время ее сделать молодой вдовой и можно будет надеть брачный браслет повторно.

— Эл, беги! — найдя остроухого взглядом, крикнула я.

— При чем тут твой Эл? — возмутилась Кара. — Нужен мне твой ушастый. Я Анара люблю! Я за него Эйте всю шерсть выдрала! Он — моя истинная пара.

Я ошарашенно перевела взгляд на ректора, который сейчас как раз готов был вновь атаковать высшего. А ведь у него тоже острые уши и он вполне подходит на роль «того самого мужчины»…

— Так это ты мне снилась каждую ночь? — Ошеломленное лицо главы академии надо было видеть.

— Я, — пискнула пушистая.

Тут произошло невероятное. Зая… смутилась.

А Анар каким-то неуловимым образом оказался между мной, держащей Кару на руках, и изумленным высшим. Для отца заи слова об «истинной паре» оказались сродни заклинанию «обухом по голове», которое, к слову, так любят практиковать не только маги, но и разбойники.

— Он… Тебя… — Как выяснилось опытным путем, демоны иногда туго соображают. — Обесчестил?

— Семь раз, — гордо подтвердила Кара в тот момент, когда стоило бы промолчать.

— Значит, зять… Поговорим… — нехорошо протянул демон и в следующий миг начал проваливаться в бездну, прихватив с собой Анара.

Напоследок высший успел крикнуть:

— Теперь сама придешь!

Рогатый как в воду глядел. Спустя седмицу Кара так достала меня, что я самолично отправила ее ко всем демонам мрака. Но то было потом.

А сейчас… Я подбежала к Ригу. Он едва стоял на ногах. Я чувствовала: в любой момент он потеряет сознание. И хорошо, если только сознание, а не жизнь. Такого выплеска магии тело могло просто не перенести.

— Ты… — странным, совершенно не своим голосом произнес Риг.

Я запрокинула голову, вглядываясь в глаза мага. В них было пламя. Бешеное, рвущееся, едва сдерживаемое. Все это время, стоя в выжженном кругу, светлый боролся. Боролся с собственной силой за свой разум. Чтобы не потеряться в ней, не раствориться.

— Риг. Я здесь. Посмотри на меня. Это я, твоя Крис…

Обхватила руками его лицо, про себя молясь и светлым богам, и первородному мраку. Не позволю. Не позволю ему потерять себя в темной стихии, утратить память и разум.

Я звала его. Звала изо всех сил. Как только могла.

— Крис… — прошептал светлый, и по его губам скользнула улыбка.

Узнал. Вернулся.

— Риг, кажется, убийство твоего отца на сегодня откладывается, — прошептала я самое идиотское, что только могла. — У меня резерв на нуле…

А потом светлый пошатнулся и упал бы, если бы я его не поддержала.

В себя он пришел в своей постели в общежитии, когда я нарезала незнамо какой круг по счету. И это ожидание раздирало меня на куски.

Риг долго не приходил в себя. Целительница уверяла, что магия здесь бессильна и в лечебнице ему делать нечего: физически светлый не пострадал. Но вот потоки энергии у него нарушены. И вмешиваться в них сейчас — значит навредить еще больше. Организм светлого должен был справиться сам. Или не справиться. И тогда Риг очнется уже выгоревшим магом.

Все любопытствующие, сочувствующие и даже желающие разобраться в произошедшем остались за дверью. Узнав, что единственное лекарство светлого — это покой, я решила, что обеспечу для мужа оный во что бы то ни стало. И обеспечила: вышла в коридор и проникновенно сообщила, что выпью душу любого, кто посмеет зайти в комнату. И не важно, что резерв сейчас был на нуле, окружающие-то этого не знали… Исключение на посещения было сделано лишь для целительницы.

Все дружно решили, что их жизни дороже эфемерных знаний. Поэтому психовала я в гордом одиночестве.

Тихий стон заставил меня стрелой подлететь к кровати.

— Риг. Риг, ты слышишь меня?

— Крис… — простонал светлый голосом умирающего лебедя. — Я хочу… — Он красноречиво сглотнул, и я тут же поднесла к его губам стакан с водой. Риг осушил его в считаные мгновения и поморщился, словно я дала ему совершенно не то. — Еды…

— Ты хочешь покушать? — уточнила я, пытаясь сообразить, не бред ли это умирающего.

— Нет, Крис. Не покушать. Я зверски хочу жрать!

Спустя удар колокола выяснилось, что Риг, перед тем как потерять сознание, успел-таки запустить заклинание восстановления. И сейчас у меня в супругах оказалось дико голодное существо, перед аппетитом которого меркли даже гастрономические подвиги Кары.

Я задумчиво смотрела, как светлый педантично расправляется со вторым чаном супа и облизывается на восемь порций гуляша, и думала, что это еще большой вопрос, кто в нашей семье сейчас пожиратель.

Утолив голод, Риг уснул. Просто уснул. И я тоже, бесцеремонно потеснив его на постели. Думаю, что восстановлению ауры светлого не сильно помешало то, что я чуточку стянула с него одеяло и отобрала подушку.

Утро началось с робкого стука в дверь.

Оказалось, в академию прибыл глава отдела порубежников, чтобы лично разобраться, что же произошло и куда делся ректор. И меня вызывали в кабинет Анара для беседы. Именно так тактично выразился посыльный, которому начальство повелело приволочь меня во что бы то ни стало.

Соблазн послать гонца куда подальше был велик, но тогда, полагаю, глава отдела явился бы сюда собственной персоной. Хотя бы для того, чтобы лично придушить наглую кадетку.

Разговор с мессиром Хеймом Икстли, а именно так звали главного порубежника двух империй, вышел долгим. Меня изучили с ног до головы хмурым проницательным взглядом, задали тысячу и один уточняющий вопрос и… вернули мне клятву, которую я давала на артефакте Мрака.

— С этого момента, Крисро, вы больше не кадет военной академии. Я освобождаю вас от долга служения, — официально произнес Икстли и совершенно не вяжущимся с образом холодного и расчетливого вершителя судеб тоном добавил: — Пусть ваш ребенок вырастет сильным магом.

Но я не двинулась с места. Даже несмотря на то что мне явно дали понять: уходи.

Мессир изогнул бровь, явно намекая, что его терпение и благодушие столь же редкое явление, как снега в жаркой Эйгушской пустыне.

— Что будет с Ригнаром Аро? — спросила, как выстрелила в упор.

— Вы про то, что он нарушил запрет на брак? Или про то, что разнес пол-академии? До этого совершив побег из карцера? — Икстли говорил, словно гвозди в крышку гроба забивал.

— Он всех спас, — отчеканила я. — Защищая меня, победил демона. Высшего демона.

— Знаю. — Икстли устало опустился в кресло, потер переносицу, где между светлых бровей залегла вертикальная морщина. — А еще могу предположить, что если Ригнар сможет сохранить свой дар, не выгорит, то станет одним из сильнейших магов за всю историю…

Он замолчал. Тишина, воцарившаяся в кабинете, буквально стиснула мою голову. Оттого вопрос, разорвавший безмолвие, оказался вдвойне неожиданным:

— Крисро, как сильно вы любите Ригнара?

И я вдруг поняла по взгляду льдистых глаз мессира, что правильного ответа на этот вопрос не существует. Да он его и не ждал. Он задал вопрос для того, чтобы язадумалась. А потом наверняка предложит сделку с совестью, как это сделал Анар. Ведь империи нужны сильные порубежники. Не знающие ни жалости, ни любви. А какой ценой превратить сердце мага в камень — не суть важно.

— Настолько, что если сейчас вы не подпишете ему помилование, то живым из этого кабинета не выйдет никто.

Я понимала, кому бросаю вызов. Великому огненному фениксу, магу-дуалу, которому покорились сразу две стихии. Даже если мне удастся выпить его душу, он заберет меня за грань с собой. Но еще я знала и другое: именно в его власти сейчас казнить и миловать.

— Сильная. Смелая. Любящая. Темная, — вдруг усмехнулся Икстли. — В своей жизни я знал уже одну такую… — Он закрыл глаза, словно собираясь с мыслями, а когда открыл, произнес: — Это решение будет мне дорого стоить, поскольку сейчас я нарушу вековые законы. Но своей волей и милостью Света и Тьмы я дарую право магу Ригнару, урожденному Аро, введенному в род Бранда, право жениться до оговоренного срока службы — до сорока лет.

Икстли говорил, а из-под его открытой ладони, которая нависла над листом бумаги, лился свет и появлялись строчки.

Впервые в своей жизни я видела, как на свет рождается магический указ. Икстли вручил мне его со словами:

— Крис, вы не только слабость Ригнара. Вы — его сила. От клятвы, данной на артефакте Мрака, я не вправе его освободить. Да и не буду этого делать, мне нужны сильные порубежники. А теперь — ступайте.

И я пошла. Правда, у дверей остановилась, развернулась. Быстро вернулась и, достав из кармана, положила на стол перед изумленным такой наглостью Икстли свернутый клочок бумаги.

— Что это?

— Вы прибыли разобраться в том, что происходит в академии. Так вот. Это ответ на вопрос, кто отправил пятерых светлых магов в бездну.

— И кто же? — полюбопытствовал мессир.

— Не знаю. — Я пожала плечами, позволив себе плутовскую улыбку. — Но верю, вы обязательно узнаете.

Как выяснилось позже, Икстли действительно все узнал. Но то было позже. А пока я вышла из кабинета и застала очень интересную картину: зая отсчитывала секретарше-гарпии золотые монеты. Из моего кошеля, между прочим, отсчитывала.

Увидев, что ее застукали за дачей взятки служебному лицу при исполнении, Кара решила не отпираться, а пойти в атаку:

— А что мне было делать? Мне нужен был союзник в борьбе за свою любовь! И эта уважаемая лэрисса, — кивок в сторону гарпии-секретарши, — согласилась охранять покой моего любимого от всяких подозрительных белок… Причем за умеренную плату!

Тут мне вспомнилась рыжая пушистая кукла, в которую гарпия как-то втыкала булавки. М-да… Тяжелая, оказывается, работа у секретарей: не только с бумагами возиться, но и беречь покой своего начальства. В том числе и душевный. И все это — за умеренную плату…

Ругать Кару я не стала. Но кошель отобрала. Правда, свой гонорар гарпия успела шустро смахнуть в приоткрытый ящик стола… Ну да и мрак с ним.

У меня осталось еще одно важное дело, после которого мне и кошель может уже не понадобиться. Но лучше его оставить на вечер.

Ночь опустилась на город, обняла сначала крыши домов, потом и стены, усмехнулась над фонарями, что пыжились разогнать ее тьму, и вальяжной кошкой пошла гулять по улицам.

Я тихо приоткрыла оконную створку. Всего понадобилось три дюжины амулетов, пара усыпляющих зелий и до икоты напуганный хозяин гостиницы, выложивший и в каком номере остановился важный постоялец, и когда он изволит почивать…

Церемониться с Черным Вороном я не собиралась. Давать ему шанс на спасение — тем паче.

И все же, когда я тихо спрыгнула на пол комнаты, то сразу поняла: промахнулась. Он сидел в кресле. Спокойный, надменный, непрошибаемый. Черный Ворон был аристократом до мозга костей. При нашей первой встрече не было времени рассмотреть его как следует. А вот сейчас… Риг не взял от отца ничего, кроме одного — ума. А сидевший передо мной в кресле мужчина был далеко не дурак. Умные, внимательные глаза, в которых плескалась уверенность: это он, а не я контролирует ситуацию.

— А я вас заждался, лэрисса Крисро Бранд…

От такого обращения я чуть не споткнулась. Как? Как он меня назвал? Глаз дернулся.

— Присаживайтесь. — Мне кивком указали на соседнее кресло. — Выпейте вина. Оно, кстати, даже не отравлено. И мы с вами поговорим…

Говорить с верховным инквизитором мне было не о чем. Во всяком случае, я так думала… А вот действовать — это с удовольствием.

Но то ли я не успела восстановить свои силы, то ли мой противник оказался слишком искусен… Убить я его не смогла. Хотя честно пыталась. Целых три раза. И даже сломала ему руку.

Черный Ворон от боли стал белым как мел, но размазать меня заклинанием не спешил. Вместо этого он заставил меня, пришпиленную к стене, как бабочку, выслушать его версию истории, которая произошла двадцать лет назад.

Со слов верховного инквизитора выходило, что он вовсе не воспылал страстью к красавице Еве. Нет. Талантливая лицедейка имела неосторожность понравиться не ему, Бранду, а его императорскому высочеству. И это при том, что ее покровителем, тем самым наставником, который вывел ее на большую сцену из трущоб, оказался эльфийский шпион.

— Мне нужно было срочно убрать ее, — без тени раскаяния произнес Ворон. — Желательно навсегда. Ее близкий друг и известный меценат Илориэль Олайский мог через Еву повлиять на императора.

— И вы сфабриковали обвинение. — Злость во мне кипела, рвалась наружу. Все стены вокруг покрылись толстой коркой льда, хотя заклинание, которым я была прикована, должно было полностью блокировать любые всплески моей силы.

— Кое-что в том обвинении было правдой. Твою мать ждала лишь ссылка в глушь. И только. Но твой отец оказался форменным дураком, который пришел с «покаянием» и взял всю вину на себя. Я был в отъезде, когда идиот-следователь, видя такое дело, решил выслужиться. Вписал в протокол кое-что от себя, сделав твоего отца опасным преступником, которого тот паскуда-дознаватель лично обезвредил. Когда это вскрылось, давать задний ход делу было уже поздно… Может, тебе станет чуть легче, что за подделку документов та сволочь лишилась жизни. По-тихому, без суда. Поскольку я не терплю, когда путают мои планы.

— Отлично врать тоже входит в ваши планы? — прошипела я, добавив еще парочку проклятий. Чернословие хоть и не долетело до Ворона, опав пылью (проклятые магические путы!), но заставило инквизитора отшатнуться.

— Твоя мать не была замешана в заговоре против империи, но двадцать лет назад именно через нее планировали подобраться к императору. Вот показания Айка Линга, который должен был убить Светлого владыку. К слову, этот Айк сбежал недавно из тюрьмы, но мои ребята его поймали…

Я отказывалась верить тому, что говорил Ворон, но его слова были настолько логичны… Не было одержимости и страсти. Не было злодея, олицетворявшего все беды нашей семьи. Была лишь политика и голый расчет. Была моя мама, которая имела неосторожность стать протеже талантливого режиссера и, увы, шпиона. А еще были не в меру ретивые выслуженцы, один из которых решил подняться по карьерной лестнице, «раскрыв» опасного преступника, второй, чтобы угодить начальству, повелел охранникам обоза «не довести до рудников» осужденного.

— Я вас ненавижу, — выплюнула я, понимая, что не могу уже убить Бранда. Во всяком случае, сейчас.

— В этом вы с моим сыном похожи. Он тоже меня ненавидит. Поэтому наперекор мне пошел в порубежники. Хотя из него получился бы отличный инквизитор.

Я все-таки сломала заклинание. И врезала. Магией.

Когда я уходила из разгромленного номера, инквизитор был жив. Почти жив.

(обратно)

Эпилог

Меня посетило непреодолимое желание пообщаться на языке цветов: взять горшок с геранью и размозжить его о голову портного, который уже битый удар колокола подгонял на мне платье. Увы, грозными взглядами мастер иглы не проникся и чихать хотел на злую, как демон, меня. Видимо, уже был закален и черными ведьмами, и даже взором супруги Темного властелина — Кэролайн.

Мне оставалось только терпеть. Наш с Ригом брак, заключенный три месяца назад, пришлось повторить «на бис». Теперь уже с кучей свидетелей, для которых все это время мы со светлым были просто влюбленными. И все для того, чтобы разрешение мессира Икстли на брак для кадета академии («за отвагу и особые заслуги!» по официальной версии) не выглядело как постфактум. Иначе получалось, что Риг все же нарушил одно из главнейших правил академии: женился до особого на то дозволения.

Потому я стоически примеряла платье. Правда, вопреки традициям темных, оно было белым. Мастеру иглы это претило: пожирательница — и не в традиционных цветах ночи… Но, узнав, что в противном случае ему придется шить женский парадный мундир для прогулки к алтарю, он мигом смирился с белым цветом.

Наконец с подгонкой было закончено, и спустя какое-то время я в свадебном платье уже вышагивала под руку с Ригом.

Торжество, правда, не обошлось без небольшого казуса: верховного инквизитора на свадьбе чуть не прирезал один уважаемый контрабандист (а первый вор Йонля и глава гильдии убийц ему в этом активно помогали), но то мелочи, ничуть не испортившие праздник.

А в остальном все было традиционно. Мы с Ригом принимали поздравления от друзей, мессира Икстли и четы Анаров. Демоницу (в нашем мире она все так же была в образе заи — до второго совершеннолетия ей оставалось еще два года) на руках бережно держал уже бывший ректор. Анар, к моему великому удивлению, добровольно согласился перебраться во мрак. Ректорское кресло опустело, и отчего-то его никто добровольно не спешил занять.

Кадеты в шутку даже развесили на столбах в Вейле объявление: «В военную академию требуется ректор. Магесс (особенно темных!) просьба не беспокоиться». Увы, на него откликнулся только мессир Икстли, выписав всем шутникам по дюжине нарядов вне очереди.

А потом я вспомнила, что виувир за парные браслеты Дианары мне задолжал одну услугу… Такой подлости от пожирательницы огненный змей не ожидал, но от данного мне слова отказаться не смог. И теперь исполняющим обязанности ректора в военной магистерии был дух-хранитель. Как уверял Икстли, весьма обрадовавшийся временной замене, это ненадолго, пока не найдется подходящий (желательно при этом все же живой) кандидат.

А пока кадеты выли от ужесточившихся требований и слезно просили вернуть из бездны Анара. И ради этого светлые были даже готовы объединиться с темными и нырнуть в самые глубины мрака… Только Анар назло всем был счастлив и возвращаться не желал.

Я тоже была счастлива, ведь спустя положенный срок на свет появилась маленькая черная ведьмочка — Артана. Ее отец слегка приуныл и попытался озаботиться наследником. Увы. На четвертой попытке Риг понял, что его окружают две пожирательницы, ведьмочка, некромантка и будущая светлая боевая магесса. И ни одного мальчика!

Это супруга расстроило, но не огорчило, потому надежды на наследника он не потерял. Правда, Риг нет-нет да сокрушался, что его немалое состояние, почти честно заработанное в гонках и абсолютно честно преумноженное в гномьем банке, придется растрачивать на приданое…

А вот твари бездны потеряли не то что надежду, но даже ее слабую искру прорваться в наш мир: за те двадцать лет, что Риг от простого порубежника дослужился до главы порубежников, сменив на посту мессира Икстли, было всего три попытки проникновения из мрака. И все три — крайне неудачные для диких созданий мрака. Риг их просто сжигал, не давая даже до конца вылезти из прохода.

Я же… Все эти годы я ждала, верила. Но иногда, когда терпение заканчивалось, а вера давала слабину, я активно вмешивалась. Правда, в основном пугая своим многозначительным взглядом подчиненных супруга, которые за моей спиной осеняли себя небесными и темными знамениями, шептались, что-де хуже жены-ведьмы только пожирательница (потому как если первая выпьет только всю кровь и выест весь мозг чайной ложечкой, то вторая еще и на душу облизнется), и… сочувствовали Ригу, который лишь посмеивался.

Кстати пугала не только подчиненных Рига, но и своих студентов: покинув военную академию, я через несколько лет поступила в Йонльскую магистерию. Защитила диплом, затем — кандидатскую и докторскую. Оные были посвящены высшим демонам: вопросам общения, подчинения, а также возможности их похищения из бездны.

— Мама, ну мам… а расскажи, что было дальше. — Младшая, Лисса, все вертелась в кровати, никак не желая засыпать.

— …а потом пятеро светлых провалились в бездну, — улыбнулась я. Эта история о маминых приключениях была ее любимой. — Правда, не сами. Им в этом помог шеф-повар академии. Он расставил капкан на вора, который таскал из его кладовой самые вкусные продукты, — я невольно вспомнила пушистую Кару, — специально купил запрещенный капкан, чтобы наверняка грабитель получил по заслугам. Но случайно в него попались пятеро кадетов.

— Так им и надо! — заключила мелкая. — Кто же без подготовки суется в неприятности?

От дверей послышался смешок: Риг подслушал нашу беседу.

— Вся в маму, — покачал он головой.

— Но дар-то у нее светлый…

— Я надеюсь, что в следующий раз достанется не только дар.

Риг был неисправим. Он все еще надеялся на сына…

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева ТЫ ЖЕ ВЕДЬМА!

(обратно)

ПРОЛОГ

Год 1330-й от пришествия драконов

— Слышь, Меч Властелина, — деловито заговорила белка, распушив свой хвост, — а вот скажи, кто больше на дворцовой службе получает: некромант или чернокнижник?

— Люлей, денег или тюремного срока? — устало уточнил маг, откинув голову на спинку кресла.

Белка… Эйта, Дарящая Безумие… Нет, он, конечно, слышал про нее, но никогда не думал, что придется увидеть воочию. И не только увидеть, но и услышать. И разговаривать. Из ночи в ночь, из ночи в ночь, опасно балансируя на краю разума. Вот и сегодняшняя беседа продолжалась уже не один удар колокола, почти с полуночи. Близился рассвет. Но просить рыжую исчезнуть было бесполезно. Пробовал. По-разному. И даже если эта самая просьба была подкреплена по всем правилам дипломатии: то бишь арбалетным болтом с серебряным наконечником. Результат был нулевым.

Эйта приходила каждый день, точнее, ночь, чтобы свести с ума того, кто еще несколько седмиц назад был Карающим Мечом, хранителем жизни императора. Тем, чьей тени боялись не только во дворце, но и во всей империи.

Именно был, служил. И по долгу службы принял на себя проклятие, уготованное его господину. Ныне оно в обличье рыжей белки точило, как ржа железо, разум Эрриана. Эти разговоры о ерунде изматывали мага.

— А бывает, что всего и сразу? — продолжала допытываться белка.

— Может, и бывает… — пожал плечами маг, глянув в темень за окном. — Но я на своем веку такого не припомню.

— Не припомнит он, — пробурчала белка. — Да и какой там «век»?! Ты еще жизни-то не нюхал.

Маг усмехнулся. Жизни не нюхал. Говорить это тому, чья голова поседела вовсе не от возраста. Тому, кто за свои десять лет службы предотвратил больше сотни покушений, участвовал в раскрытии нескольких заговоров, подавил три восстания. Вот наглое создание!

— И не щурься на меня презрительно, — фыркнула белка. — Тебе сколько? Чуть больше тридцати? А еще не женат. Тещи на тебя нет! И кучи детей в придачу! И выплат по закладной за дом! Вот имел бы жену, два ведра мелких отпрысков и долги — мигом бы с ума сошел. Как миленький! С радостью бы побежал. А то сидит тут, ухмыляется, весь график мне сбивает!

Рыжая встала на задние лапы, воинственно распушив хвост, уперла передние в бока и скомандовала:

— А ну, быстро проваливайся в шизофрению! Кому сказала?!

— Я проваливался только в Бездну. Кстати, не хочешь туда со мной? — Эрриан изогнул бровь.

Нелюбовь белки к Мраку он заметил недавно и теперь беззастенчиво топтался по ее больной мозоли.

— Нет уж, спасибо, — насупилась Эйта.

— И чем, позволь узнать, тебе не по нраву Бездна? — спросил маг. — Там хорошо, темно.

— Там демоны, — нехотя буркнула белка.

— Дарящая Безумие испугалась сынов Мрака?

— Сынов я не боюсь, некоторые из них даже вполне симпатичные, но вот с одной дочерью… Глаза бы эту белую и ушастую вовек не видели. Зар-р-раза! Увела у меня из-под носа такого шикарного мужика…

— Клиента? — заинтересовался Эрриан.

— Любо-о-овь, — печально простонала Эйта, а потом, вспомнив о своих прямых обязанностях, добавила: — Ну как, готов сойти с ума и не портить мне статистику?

— Нет, — улыбнулся ей маг.

— Да чтоб тебя архи сожрали, — в сердцах пожелала белка и растворилась в предрассветной дымке.

— Джером! — чуть громче произнес темный. — Можешь заходить. Она ушла.

Тот, кто стоял за дверью, услышал. Скрипнули петли, и в комнате появился надзиратель Эрриана, которому был отдан приказ убить бывшего преданного слугу императора, едва тот проявит первые признаки безумия. Такова была последняя милость владыки своему Мечу: позволить уйти по дороге вечного сна в твердой памяти.

Маг опустил руки на подлокотники кресла. Браслеты, запиравшие дар, звякнули заклепками. Он устал. За четыре седмицы он устал каждую ночь сопротивляться своему безумию.

— Эрриан, — Джером был серьезен, — твой дух силен. Но здесь, в столице, его легче сломить.

— Это приказ его темнейшества? — Маг внимательно посмотрел в бесстрастное лицо пожирателя душ, который был лет на десять старше его.

Сейчас, когда дар Эрриана был запечатан, Джером легко мог его убить.

— Пожелание. — Надзиратель чуть прикрыл глаза.

— Что же, пожелание императора — закон для его слуги.

— Его темнейшество снял с тебя клятву. Ты больше не принадлежишь ему душой и телом. Император лишь просит тебя почить от дел вдали от столицы и дарует земли, где отдых будет приятен и тих. Это удел Гейзлорру.

— Он рядом с Бездной? — уточнил Эрриан.

— Нет, рядом со Светлыми землями.

— Еще хуже! — фыркнул маг.

(обратно)

ГЛАВА 1

Я горела на костре. Пламя бодро облизывало мои ноги, жители городка так же бодро скандировали «Сжечь ведьму!», храмовник умильно смахивал слезу: в этом году он таки выполнил свой план по ведьмам, который до моего приезда в провинциальный Хеллвиль горел почище дров под моими подошвами.

В общем, все в лучших традициях инквизиции. Кроме одного: я была светлой магиней. И пылала на бис уже третий раз за месяц!

Для первого сожжения меня в храмовых документах оформили как «одержимую демонами», для второго — как «проповедницу чернокнижного учения». И вот теперь жгли как ведьму. К слову, служитель богов заплатил мне за каждое из показательных выступлений по золотому. Неплохая прибавка к жалованью штатной магессы Хеллвиля! Да что там прибавка, я бы сказала — основной доход! Ибо ковен^[3] платил мне четверть сребрушки в месяц — ровно столько, чтобы сосланный сюда по распределению молодой маг не протянул ноги, а вот сбежать, купив место в дилижансе, не мог. Да-да. Хеллвиль — такая дикая глушь, куда не добирались не только летные лодки, но даже драконы. Приграничье, скованное первой поземкой. Темные дремучие места, в которых обитали светлые.

Здешний народ считал, что любую болезнь можно излечить молитвой. А если оная не помогала, то настойкой. Причем не важно, что именно настаивать: корешки, ягоды, листья… Главное, чтобы не на собственном мнении, а на перваче. И чем тот ядренее, тем лекарство целебнее. А чем больше его доза, тем быстрее пройдет хворь. Местная хворь, к слову, была всего двух видов: телесная и душевная. Горожане страдали преимущественно от второй.

Из развлечений в городке имелась пара кабаков, куча сплетниц, проповеди храмовника каждую седмицу. Ну и, конечно, гвоздь программы — сожжение ведьмы! В общем, жизнь текла тихо, мирно, чинно и благородно.

Отрабатывая гонорар, я экзальтированно крикнула, что доберусь еще до горожан в целом и до отца Панфия в частности. Толпа ответила с энтузиазмом. Святой отец жутко обрадовался моему заявлению: у него в разнарядке значилось еще одно «изгнание темных сил».

Все было выверено до вздоха. Вот сейчас он поднимет ладони к небу, размахивая рукавами своей парадной хламиды, и отвлечет толпу, я тут же брошу в огонь под ногами тертый порошок шкуры саламандры. Столб пламени взовьется ввысь на дюжину локтей, народ дружно ахнет, а я под прикрытием дымовой завесы вскочу на метлу. Маскирующий амулет, ловкость рук, желание жить и разбогатеть на целый золотой — и даже применения собственного дара не нужно. Светлого целительского дара, который, кстати, у меня почти исчез: осталась лишь искра, едва-едва тянущая на слабенькую единицу.

С таким даже рану не заживить. Разве что небольшой порез. Ну или занозу вытащить. Предел моих магически-целительских возможностей — остановить кровь из носа. Все. Но зато я отлично умела варить алхимические зелья, делать вытяжки, накладывать повязки. Прекрасно знала анатомию всех семи рас. Даже демонов! Правда, мужскую. С демоницами получился небольшой пробел.

А что? Кого во Мраке сумели отловить выпускники боевого факультета, строение того и изучали. Хотя спустя две седмицы усиленного лечения тот подопыт… — прошу прощения, — пациент с колотой раной на бедре сбежал обратно в Бездну. Даже без портков. Но у адептов целительского факультета осталось то, чего не отнять: знания. В том числе и лингвистические. Демон ругался знатно: забористо и с вдохновением.

Между тем пока Панфий задирал вверх руки согласно отработанному сценарию, над площадью раскатом грома прогрохотал низкий суровый голос:

— Что здесь происходит?

Два всадника на породистых скакунах стояли позади толпы. Оба в темных плащах, один — смуглый, с черными как смоль волосами, второй… Второй производил странное впечатление. Совершенно белые, словно снег под луной, волосы, молодое лицо и пронзительный взгляд. Вроде бы он и не кричал, но страшно стало всем.

Даже дворовому псу, который до этого момента радостно носился вокруг костра. Он испуганно присел на хвост и по-щенячьи описался. Отец Панфий, увы, такого позволить себе не мог. Хотя по глазам было видно, что хотел.

— Мы очищаем славный Хеллвиль от скверны, мессир, — не очень уверенно ответил он, убирая руки за спину и делая шаг назад.

Меня это отступление от сценария совершенно не устраивало. Я, демоны подери, вся горела. И не от страсти. Умирать молодой не хотелось. Молодой и без полученного за работу золотого — не хотелось вдвойне. Посему я решительно крикнула:

— Уважаемый! Езжайте, куда ехали, и не мешайте аутодафе!

Замерли все. И досточтимые горожане, и двое пришлых, и храмовник. Впрочем, последний опомнился быстро. Он снова взмахнул руками, готовясь прочесть псалом о низвержении исчадий Бездны обратно во Мрак. Пресвятому обычно отлично удавалась эта декламация. Особенно выразительным и зычным его голос становился на седьмой и двенадцатой строфах, где речь шла о прелюбодеянии и отпущении грехов. Но, увы, его опять перебил тот… лунный.

— Как представитель исчадий Тьмы, я протестую! — угрожающе произнес он.

— Протестуйте в другом месте! — вскипела я.

Подол юбки уже тлел, еще немного — и ткань вспыхнет пламенем, а они тут дебаты устроили.

— Вот-вот! — поддержал меня кто-то из толпы.

— Проваливай! — донеслось сразу с нескольких сторон.

— Поймай свою ведьму и казни ее как хочешь! А на нашу не зарься! — пророкотало над головами, легко перекрывая шум на площади.

Бас госпожи Йонфер был знатным. Она наверняка могла бы им подковы гнуть, если бы захотела. Она же хотела цветов и романтики, поскольку натуру имела нежную, ранимую и трепетную, несмотря на внешнюю мощь и габариты, с которыми проходила не во всякую дверь. Госпожа Йонфер носила изящные шляпки, что сидели чуть косо на ее голове, всегда стояла в первых рядах у моего костра и трогательно рыдала своим знаменитым басом на седьмой и двенадцатой строфах псалма.

— Никого ловить и поджигать в СВОИХ землях я не собираюсь, — отчеканил лунный, дернул поводья загарцевавшего коня, и тот встал на дыбы.

В своих землях?! Повисла тишина. Нехорошая такая. В подобные моменты говорят: сдох темный. Но вот конкретно сейчас могла запросто помереть одна светлая.

— Давайте сначала меня до конца сожжем, а потом будете упражняться в топографии, мать ее, дипломатии и богословии! — взмолилась я, пассом активируя свою метелку, которая лежала в полной полетной готовности на крыше ратуши. — Отец Панфий, начинайте же! Я очень хочу очиститься от грехов. Прямо мочи нет, как хочу!

— О исчадие Тьмы! — воодушевленно взвыл храмовник.

Толпа, которую едва не лишили главного зрелища, радостно вторила ему. Хламида отца Панфия развевалась под порывами стылого ветра. Горожане, кутаясь в платки и кожухи, замерли, ожидая чуда. Все прекрасно знали, что сейчас полыхнет пламя Бездны и пожрет свою дщерь. А через седмицу можно будет как ни в чем не бывало снова постучаться в дверь дома спаленной недавно ведьмы, обнаружить ее в целости и сохранности и попросить проклятия для стервы-соседки или согревающей настойки от простуды, или порошка бычьего корня для мужской силы.

Все собравшиеся этим промозглым утром на исходе осени знали сей ритуал. Только пришлые — нет. И все испортили.

— Джером, — бросил пепельно-лунный паразит своему смуглому спутнику.

Тот кивнул, и с его руки сорвался ледяной водоворот.

Ледяной, мать твою! Это в такую-то холодрыгу! Нет, конечно, пока я поджаривалась у столба, то не ощущала всех прелестей последних дней месяца санного первопутка. Но сейчас…

Под подошвами рассерженными змеями зашипели угли потухшего костра. Я вымокла вся. От рыжей макушки до ботинок, в которых захлюпала вода. Волосы сосульками свисали до пояса, ткань черного платья прилипла к телу так, что я чувствовала не то что порывы ветра, а даже насморк и сиплое дыхание зрителей из первого ряда.

Над площадью повисла тишина. И в той звенящей тишине я чихнула. Оглушительно. Так, что с ветки ближайшего дерева с криком взметнулись вороны и рванули в небесную высь. Правда, не все. Одна то ли глубоко задумалась, то ли была глуховата, то ли просто задремала. В общем, освобожденная ее товарками ветка спружинила, и ворона свалилась клювом вниз. Знатно припечатавшись о схваченную первыми морозами землю, она вдруг пришла в себя и с карканьем, в котором мне отчетливо послышалось «кар-р-раул», тоже сиганула к тучам, что были готовы вот-вот разрешиться от снежного бремени.

Посадочно-взлетное безобразие происходило все в том же молчании. За вороной наблюдали и досточтимые жители Хеллвиля, и дуэт совсем недосточтимых приезжих, и я, недожженная ведьма. В носу вновь зачесалось, я еще раз чихнула. Ну да, была у меня такая особенность: я не умела делать это тихо.

Вот некоторые благородные лэриссы могли. Они и чихали, как мышки, ели, как птички, и спали, как… Да и в целом в правильной позе спали, не пинаясь и не сопя. Словно трупы в склепе. Может, набор малошумных качеств шел в обязательном комплекте к статусу лэриссы? Или выдавался им при рождении вместе с золотой ложечкой? Увы, этого мне никогда не узнать, потому что во мне не текло ни капли голубой крови.

Я была дочерью целителя со скромным магическим даром, простого горожанина без титулов и наград, некогда выпускника Академии имени Кейгу Золотое Крыло, а ныне лекаря в Вейхоне — городе на севере империи. Моя матушка и вовсе родилась в семье скорняка. Зато у нее имелся дар, который, на мой взгляд, ничуть не уступал магическому: она умела торговаться. И делала это так вдохновенно и талантливо, что ни разу ничего не купила за полную цену. Даже когда темный торговец однажды приставил нож к ее горлу, все равно матушка торговалась. Шепотом, но торговалась и выбила-таки скидку на тот амулет.

Увы, ее дар мне не передался в полной мере в отличие от магии отца. Той было с лихвой. Все пять лет учебы в Северной Вейхонской академии магии я не жаловалась на свои восемь единиц дара. Вот только перед практикой вышла незадача…

— А теперь объясните мне, храмовник… — Голос лунного типа разорвал гнетущую тишину. — В чем виновна эта ведьма?

Отец Панфий замялся. Потом смутился. И наверняка бы покраснел, если бы уже не был синим: ему рикошетом досталось от «ледяного водоворота».

— Она… Она… — выдал он спустя несколько мгновений, — …греховный сосуд!

Да уж. Сомнительный аргумент, чтобы сжигать кого ни попадя. Мало ли кто какой сосуд. Даже в самом Панфии сейчас булькала минимум пинта вина со специями: попробуй в такую холодрыгу очищать души от скверны без подогрева.

Судя по выражению лица лунного, для него греховная сосудистость тоже не была веской причиной для казни. И он явно настроился на долгий и обстоятельный допрос.

Все ясно. Догореть мне сегодня все-таки не удастся. Принесли же демоны лунного со смуглым не вовремя! Эх, плакал мой золотой: рачительный храмовник если и заплатит, то половину. Стало быть, незачем мне тут стоять и клацать зубами! Высвободив руки из почти незатянутой на запястьях веревки (Панфий только для вида накинул), я отлепилась от столба. Сошествие ведьмы с костра на землю получилось впечатляюще злым и хлюпающим.

— Господа, вы тут разбирайтесь в моих преступлениях и наказаниях, а я пока пойду в трактир тетушки Брас. Погреюсь. Не цветень месяц на дворе, так и заболеть недолго. А с простудой на костер не полезу, — заявила я, зябко обхватив себя руками за плечи. — Даже не просите.

И в подтверждение своих слов оглушительно чихнула. Опять.

— А кого тогда сжигать будут, если ведьма уйдет? — подергал мать за подол мальчишка лет пяти.

Толпа загудела. Похоже, этот вопрос волновал не только его, но и большинство зрителей, пришедших на представ… — прошу прощения, — горожан, требующих покарать исчадие Тьмы.

— Можете вот их сжечь, — разрешила я, мстительно мотнув головой в сторону двух всадников. — Гореть они будут ничуть не хуже!

Отец Панфий, увы, не проникся выгодами сего предложения. Может, потому, что это были настоящие маги. Далеко не слабые. Смуглый точно имел немалый дар: чтобы так окатить «ледяным водоворотом», нужно минимум единиц шесть силы.

Я развернулась и, оставив гомонящую толпу за спиной, направилась к трактиру, что стоял на другом конце площади. Его вывеска маячила как раз за спинами всадников, к которым я приближалась. Но добраться до вожделенного тепла печи, горячего сбитня и запаха подкисшего пива мне не дали. Вернее, не дала. Одна наглая белка. Она вынырнула откуда-то сбоку, словно ошпаренная проскакала мимо меня по брусчатке и остановилась посреди площади аккурат перед копытами скакуна беловолосого мага. Развернулась оскаленной мордой к толпе, встала на задние лапы и, раскинув передние в стороны, воинственно пропищала:

— Это мой клиент! И не сметь его сжигать, четвертовать и вообще убивать, пока он не сойдет с ума!

Забавная рыжая. Слегка бешеная, но все равно забавная.

— И тебе привет, Эйта, — усмехнулась я.

Белка удивленно всмотрелась в мое лицо. Сначала у нее дернулся хвост, затем глаз, а потом она и вовсе непроизвольно попятилась, недоверчиво протянув:

— Магда?

— Узнала! — радостно ахнула я.

И даже руки для объятий распахнула, но в последний момент вспомнила, что я, вообще-то, замерзла, и… запахнула обратно.

— Да как же не узнать свой самый грандиозный провал! — в сердцах воскликнула рыжая.

— Ну-у-у… Не переживай ты так, Эй, — подбодрила я свою несостоявшуюся шизофрению. — Самый грандиозный провал у тебя еще впереди!

— Типун тебе на язык! — сплюнула рыжая.

Я почувствовала, как на кончике рабочего органа всех сплетниц начинает что-то назревать. Вот ведь… Ничего-ничего, в долгу не останусь!

— И у тебя чтобы все было здоровым: и холера, и блохи… — благословила я.

Последнее слово выговорила уже с трудом, но выговорила!

Белка тут же зачесалась.

— А я и забыла, какая ты ведьма, хоть и светлая!

— Фклероз! — удовлетворенно выдала я. — Хоть ты и ры…

Меня перебил пришлый: все тот же лунный, который испортил мое аутодафе, не дав договорить.

— Ты ее видишь? — удивился он, обращаясь ко мне.

— И вифу, и слыфу, — ворочая языком все медленнее, ответила я. — Даве пузо пофекотать могу!

И под протестующий визг белки тут же схватила ее под пушистое брюшко. Говорить с типуном на языке было тяжеловато, но я не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, как изумленно вытягивается лицо лунного.

Я подмигнула ему, как ни в чем не бывало развернулась и с белкой в руке пошла к трактиру, на пороге которого стояла тетушка Брас. Она была очень практичной и никогда не закрывала свое заведение ради того, чтобы поглазеть на сожжение ведьмы. Ей и с крыльца было все неплохо видно. К тому же сразу после зрелища горожане начинали расходиться, и многие заглядывали сюда. Выпить кружечку-другую сбитня. А упускать клиентов тетушка Брас не любила.

Вот только она никак не ожидала, что этой самой клиенткой окажется насквозь мокрая, слегка подкопченная, но так и не догоревшая ведьма.

— Фего-нибудь погоряфее… — озвучила я заказ, поднимаясь по ступеням.

— На плиту ведьму, — хихикнула Эйта, пользуясь тем, что, кроме меня, ее никто из простых смертных не видит и не слышит. — Голой жо…

Я сжала пальцы. Рыжая пискнула и закашлялась, пряча смех.

Хозяйка, потерявшая дар речи, лишь кивнула и скрылась в глубине трактира. А спустя четверть удара колокола я наблюдала, куда зашли переговоры двух всадников и толпы досточтимых жителей Хеллвиля. За окном ветер проносил охапки жухлой листвы, пролетали первые льдистые, колкие хлопья снега и вопящие горожане. Отец Панфий пролетел аж два раза. Немудрено. Если попадешь в магический смерч, то не только два, но и все двадцать два круга нарежешь.

— Видимо, что-то в их беседе пошло не так, — задумчиво прокомментировала я.

Типуна на моем языке уже не было, как и блох на белке: две умные женщины всегда смогут договориться, если перед тем не убьют друг друга.

— Мой нынешний клиент — отличный дипломат, — фыркнула белка, копошась в хвосте и выискивая там сор.

— Я поняла это еще тогда, когда храмовник первый раз заорал: «Помогите!», а градоначальник повис на шпиле ратуши, — насмешливо парировала я, отхлебнув еще сбитня, и перешла к главному: — Значит, ты тут по работе?

— Ну да, мне надо свести с ума Эрриана.

— И сколько он уже продержался? День? Два?

— Чуть больше месяца, — печально отозвалась рыжая.

— Ого, крепкий орешек, — присвистнула я.

В этот миг за окном, оседлав столб, на котором я так и не сгорела, с воплем пролетел главный дознаватель нашего городка в своем форменном мундире.

— Все равно я его расколю. — Белка ударила лапой по столешнице.

— Расколешь, расколешь. Твой клиент уже начал проваливаться в безумие, — подбодрила я. Подперла подбородок кулаком и пояснила: — Он заявил, что хозяин этих земель. Но здесь же Светлые земли.

— Если бы… Официально Хеллвиль — территория темных, — вздохнула Эйта.

Она отпустила свой хвост и с интересом принюхалась к тарелке с орехами. Те были обжарены до золотистого цвета, кое-где аппетитно коричневые, с маслянистыми бочками.

— Тогда какого демона градоначальник подал запрос в светлую академию, чтобы ему прислали целителя? — возмутилась я.

— К слову, о Свете и Тьме: ты-то почему в облике темной тут сидишь? — ухмыльнулась белка.

— Долгая история. — Я махнула рукой. — Давай сначала ты: что это еще за арх с землями, которые на всех картах империи отмечены как владения светлых.

— Может, на картах твоей империи они и отмечены как владения светлых, — передразнила рыжая, — но поверь мне, что эти верховые топи темные считают вполне своими.

Она таки цапнула самый пузатый и жирный орех.

— Не стоит, — предупредила я.

Но было поздно. Послышался скрежет металла о камень. Мне показалось, что посыпались искры. А потом я поняла: нет, не показалось. Потому что из пасти Эйты сверкнуло еще раз. Следом раздался звук праздничной трапезы дикого дракона — тот самый момент, когда ящер жрет рыцаря в полном доспехе.

Белка задумчиво похрумкала, а потом внезапно скривилась и выплюнула все на стол.

— Ты что ж меня не предупредила, что они прогорклые? — возмущенно завопила она, отфыркиваясь и пытаясь очистить язык передними лапами.

— То есть то, что они по мягкости как наковальня, тебя не смутило? Кстати, я предупредила, — невозмутимо возразила я.

— Ты просто сказала «не стоит»… — буркнула Эйта. — А надо было… — Она резко развела лапы в стороны, словно пыталась разорвать ткань мироздания и выпустить демонов из Мрака. И яростно заверещала: — НЕ СТОИТ!!!

— Буду знать. — Я отхлебнула сбитня, который уже начал остывать.

В зал выглянула хозяйка трактира.

— Госпожа ведьма, вы меня звали? — спросила она. — А то я была в подполе и что-то услышала.

— Нет. — Я замотала головой. — Я тут сама с собой беседую.

— А-а-а… — тоном «я ничего не поняла, но сделаю вид, что в курсе» протянула хозяйка трактира. Она была тугой на ухо и крепкой на луженую глотку: ее крик с площади был порою слышен на окраине Хеллвиля. — Значит, показалось. Вы, если че, зовите. Только погромче.

Едва госпожа Брас ушла, как белка сердито прошипела, тыча лапой в сторону миски с орехами:

— Слушай, она ими что, клиентов травит, а потом обчищает их карманы? Или заряжает ими пращу? Или просто эта бабища в сговоре с цирюльником? Клиенты ломают у нее зубы и идут выдирать их прямиком к нему. Нет, мне просто интересно!

— Ни первое, ни второе, ни третье, — усмехнулась я. И протянула, копируя тон хозяйки трактира: — Это кам-мер-цу-я!

Даже палец, как госпожа Брас, вверх подняла.

Глядя в изумленные глаза рыжей, которая впервые за свою долгую жизнь столкнулась с таким видом привлечения клиентов, я пояснила, что орехи, по заверениям старожилов, стояли здесь годами. И завсегдатаи их никогда не трогали.

Я как-то спросила у госпожи Брас: зачем это? Она ответила: для антуражу и кам-мер-цу-и. Дескать, зайдет путник… А тут и столы чистые, и пол отскобленный, и тепло, и даже вон на столе дармовые орешки стоят. Заходи и бери. Только если насыпать вкусные и хрустящие — в миске они скоро закончатся. Лещины не напасешься. Вот и жарила трактирщица их на прогорклом козьем масле. Зато такие стояли долго. Для приезжего — завлекательно. А местные… Они же свои, уже знают и не трогают.

— М-да. — Белка почесала лапой затылок.

— Так что там с землями? — спросила я.

Правда уже не столь азартно, как в первый раз: в тепле я согрелась, подсохла и слегка разомлела.

— А что с ними? Примерно то же самое, что и с орешками… — огорошила Эйта. — Только масштаб побольше.

— Это как? — Я отодвинула пустую кружку и подалась вперед.

— А вот так. На них светлые поглядывали, да зубы обломали. В смысле армию потеряли. — И, копируя мой тон, добавила: — Долго рассказывать.

Я выжидающе вскинула бровь. Белка оценила мое выразительное молчание и сдалась:

— Так уж и быть, в двух словах… — И рассказала. А завершив краткий экскурс в историю топей, добавила: — Джером скоро закончит развлекаться. Вон горожане за окном низко летать стали. Как думаешь — это к дождю или снегу?

— Скорее, к нашему побегу, — хмыкнула я, прикидывая: удрать через заднюю дверь или как истинная темная ведьма выйти через парадное крыльцо.

Логика советовала первое, наглость — второе. Но если спущусь с крыльца, то наверняка нос к носу столкнусь со слегка злыми пришлыми. Видимо, последнее произнесла вслух, потому как белка оживилась:

— Магда, кстати, о моем клиенте… Я же с ним бьюсь незнамо сколько, хотя на этом темном проклятие, между прочим, из черных, высокоуровневых. Если задание не выполню — начальство шкуру сдерет и на воротник пустит. Может, ты по старой дружбе поможешь мне, а?

— Дружбе? — иронично уточнила я.

— Ну что ты к словам цепляешься, — фыркнула белка, отхлебнув остывшего сбитня из моей кружки. — Хорошо… По старой вражде, может, поможешь, а? Ты же меня едва с ума не свела. А это, я тебе скажу, высший пилотаж. Так поможешь?

Я задумчиво глянула на приезжих за окном, на стылую осень, припомнила, как они мне только что сорвали «выступление», и уже хотела было ответить «нет», но рыжая хитро прищурилась:

— Ты ведь хочешь отомстить тому, из-за кого твой брат едва не лишился жизни, а ты почти напрочь выжгла дар?

Эйта умела искушать. Что в реальности, что в своих лабиринтах безумия.

— Так вот. Я помогаю тебе, ты — мне. К тому же этот темный, — она кивнула на мага за окном, — все равно проклят. Если он не сойдет с ума за две оставшиеся седмицы, то за него возьмется уже Смерть, а я упущу свою премию.

Предложение было заманчивым. Весьма. Отомстить Корнуоллу хотелось. Очень. Но до сына главы департамента торговли было непросто добраться. Отец позаботился о безопасности своего отпрыска. А о своей вседозволенности Корнуолл позаботился сам.

— Соглашайся, ты же ничего не потеряешь, — соблазняла меня белка.

— В последний раз, когда ты так говорила, я едва не лишилась рассудка, — напомнила я.

— Но не лишилась же! А сейчас я клянусь, что если ты поможешь мне свести с ума моего клиента, то я заберу разум у Корнуолла. Заметь, просто так это сделаю! Без наведения проклятий, порчи и вообще колдовства. Тебя в безумии богатенького оболтуса никто обвинить не сможет даже при всем желании…

Моя затаившаяся ненависть после уговоров рыжей ярко вспыхнула.

— Хорошо, — согласилась я и протянула руку. — Но я только помогаю. Две седмицы.

— Договорились. — Белка энергично пожала мой палец. — Ух, вместе мы его мигом!

Входная дверь хлопнула, и в трактир шагнул лунный. Белка моментально растворилась в воздухе, оставив меня наедине с моей новой «работой». Злющей, надо сказать, работой. Мечущей из глаз молнии.

Я поднялась со стула и чуть пошатнулась: сбитень госпожи Брас был коварен. Лунный подошел к столу, на который я невольно оперлась, и навис надо мной:

— Как давно ты видишь Эйту? И почему так вольно с ней обращаешься? О чем вы с ней говорили?

Он оказался высоким, гораздо выше меня. Зараза. Мне даже пришлось чуть запрокинуть голову, иначе ответ прозвучал бы как раз в ворот его рубахи.

— Как много вопросов… — протянула я, изучая лицо незнакомца.

Скулы… Острые, четко очерченные, словно высеченные изкамня резцом скульптора. Прямой нос, хищный разлет бровей. Внимательный колкий взгляд темно-синих глаз. Почти бескровные обветренные губы. Чуть тронутая загаром кожа, а на ней — следы от шрамов, которые нецелителю были и вовсе не видны. Но эти отметины без слов говорили, что передо мной воин. Судя по всему, опытный, раз побывал в таких передрягах — и еще живой.

Взгляд скользнул ниже. Поджарое, тренированное тело, в котором чувствовалась скрытая мощь.

— И я жду на них ответы!

Меня бесцеремонно схватили за подбородок, заставив запрокинуть голову и вновь взглянуть в лицо лунному. На этот раз глаза в глаза.

— Знаете, с таким подходом можно дождаться не ответов, а минимум проклятия, — прошипела я.

— А максимум? — жестко, намеренно провоцируя, осведомился лунный.

«Сдохнуть», — уже было готово сорваться с моего языка, но я вспомнила о словах Эйты. Передо мной стоял действительно законный хозяин этих земель.

Конечно, рыжая зараза частенько врала, но что-то подсказывало — не в данном случае. А посему дерзить владетелю Хеллвиля явно не стоит. И так уже наговорила на свою голову, пока была привязанной к столбу. Незачем усугублять.

Впрочем, если я обзаведусь мечом, арбалетом, парой убийственных амулетов и ломом (ломом — особенно), то смогу позволить себе говорить все, что думаю. Пока же из оружия у меня имелся лишь острый язык и отвратительное чувство юмора. А ими хорошо воевать только тогда, когда за плечами есть моральная поддержка в виде закона, армии или солидного счета в гномьем банке… Но увы, это было не про меня, Магду Фокс.

— Максимум? — переспросила я и чуть прищурилась, словно оценивая противника. Темный маг был невозмутим, как профессиональный зомби. Чем знатно бесил. — Благословения.

Каменная маска онийского спокойствия дала трещину: у лунного дернулась щека. Ну да, чернокнижника проклятием не проймешь, а вот добрословием…

— Чтобы черная ведьма и благословляла? — Сквозь сталь его голоса прорезалось удивление.

— А почему нет? — Я пожала плечами, хотя про себя выругалась: прокололась. Это местные темную ведьму от светлой магессы отличали лишь по цвету платья, а с лунным следовало быть поосторожнее. Попыталась обратить все в шутку. — Я, может, пассивно-агрессивная ведьма.

— Это как? — заинтересовался маг. Даже хватка пальцев на подбородке ослабла.

— Я не проклинаю свою жертву в открытую, а благословляю ее окружение.

— Чтобы оно не так сильно окружало несчастного? — У лунного в глазах демоны начали плясать джигу, хотя морда при этом оставалась каменно-невозмутимой.

Но я печенкой чуяла: он все же поверил шутке. Или очень талантливо сделал вид, что поверил.

— Напротив, чтобы радовало его своими успехами… — Я резко повернула голову, высвободив свой подбородок.

Лунный медленно опустил руку. Его взгляд прошелся по моему лицу, шее, скользнул на ряд частых пуговиц еще не совсем обсохшего черного платья.

— Наглая, коварная… Что такая ведьма забыла в этой дыре? Подруге Эйты скорее подошла бы шумная и амбициозная столица.

Слова были сказаны мягко, но за ними чувствовалась твердость и настойчивость. Точнее, упертость. Вот ведь… темный! Не получил ответа на свой вопрос о нашей с белкой «дружбе» силой и напором, решил взять измором, зайдя с другой стороны.

— Но и вы с другом прибыли не из соседней деревни. На вас хоть и простые дорожные плащи, но обувь тачали точно по ноге. А сапожник был мастером своего дела. Такой не возьмет за работу медьку. Скорее пару золотых. Я уж молчу об оружии.

— Еще внимательна и умна. Кажется, я не с того начал, — задумчиво протянул он.

— Определенно, — согласилась я, прикидывая, как бы обойти этот лунный столб. Разговор уже изрядно затянулся.

— Как тебя зовут, ведьма? — неожиданно спросил он, резко сменив тему разговора.

Наверное, именно поэтому я послушно ответила:

— Магда.

— Значит, Маг, — прищурился он. — Ты неглупа, возможно, нам удастся договориться…

— Договориться с тем, кто испортил мне лучшее сожжение этого сезона?!

— Я тебя спас, — парировал он. И, видимо осознав до конца смысл моей фразы, недоуменно приподнял бровь. — Как лучшее? А были еще?

— Конечно! Сегодняшнее стало бы третьим! К тому же ты лишил меня золотого!

— Так дело в деньгах… Скажи, сколько ты хочешь за ответы на мои вопросы, и я заплачу.

Входная дверь снова хлопнула, впуская в таверну смуглого.

— Эр, я там закончил. Кого раскатал, кого по веткам развесил. Самые сообразительные сами разбежались… — раздалось с порога. Брюнет замолчал и присвистнул. — Пока я порядок наводил, ты, гляжу, тут зря времени не терял. Уже познакомился с рыжей милашкой!

Лунный на мгновение отвлекся, я тут же этим воспользовалась.

— Три медьки за разгов… прием, — выпалила я, юркнула у него под рукой и, не оборачиваясь, крикнула: — Не забудь занять очередь! Последний дом в Топяном переулке. А сейчас я очень спешу.

— Ого, уже и свидание, — хохотнул смуглый, впрочем, не пытаясь заступить мне дорогу.

— Джер, заткнись!

Лунный сказал вроде бы всего два слова, но сразу повеяло ночной романтикой кладбища. Когда ты лежишь, а над тобой звезды… Правда, созерцать их слегка мешает пара локтей земли и могильная плита с твоим именем. В общем, Эрриан умел, как выяснилось, предостеречь.

Я вылетела из таверны как затычка из бочки. Вслед донеслось:

— Три медьки? Серьезно? Это за ночь любви или за один поцелуй? — Брюнету явно было плевать на все предостережения. — Эр, тебе не кажется подозрительно дешевой цена за подобного рода услуги. Еще и какая-то очередь. Конечно, в столице нравы вольные, и спальню лэриссы за ночь могут посетить сразу несколько любовников, но здесь… И три медьки!

Судя по всему, озвученная мной цена нанесла непоправимый урон психике смуглого. Я не смогла удержаться от злорадной улыбки. Если при слове «прием» на ум темным приходил лишь бордель — это их проблемы. Хеллвиль — городок строгих правил, и приемы у меня были исключительно лекарского плана.

Кстати, именно образ темной ведьмы, придуманный мною сразу по приезде сюда, здорово выручал: ко мне шли только в крайних случаях. Я всегда могла отговориться тем, что лечу без магии, потому как темная и мой дар — разрушение. Я вправляла вывихи без обезболивающих заклинаний, на которые ныне моего резерва не хватало. Чахотку исцеляла зельями, а не пассами, а запор — вернейшим немагическим средством: испугом. Правда, после такого у пациента могли появиться заикание и нервный тик. Зато лишний раз с ерундой ко мне не совались. Все же темная ведьма — это вам не светлый целитель, который, по мнению местных, должен был и занозы магией вытаскивать.

А как еще может отработать практику маг, у которого почти нет дара?

Выбор у меня был невелик: либо три года по распределению, либо вернуть в казну средства за пять лет моего обучения в академии. Денег у меня не было, как и желания оказаться в долговой яме. Поэтому я заключила договор с местным бургомистром и храмовником: они закрывают глаза на то, что присланная на отработку практики магесса слегка сменила масть (главное, лечу же!), зато рапортуют начальству о выполненных планах по борьбе с темными силами. И все довольны.

Так что лунного с его другом-брюнетом я не обманула: чтобы поговорить о своих проблемах со штатным магом Хеллвиля, приезжим нужно было заплатить три медьки. Для местных оная возможность была бесплатной.

Вот только чую, что сегодня очередь у моего порога будет немаленькой: этот Джером здорово помял многих горожан. А значит, чьи-то бордельные ожидания не совпадут с суровой целительской реальностью.

Я быстро шла к своему дому и размышляла. Мне при распределении беззастенчиво наврали, что Хеллвиль — территория светлых. А со слов Эйты выходило, что граница между Светлыми и Темными землями тянулась по горной гряде. Вот только если на юге высились пики, то на севере… В общем, подкачали горы на севере. Сильно так. Настолько, что это были не скалы, а болотные топи. Темные объявили их своими, но как-то без особого рвения. Если зимой болота еще подмерзали, то летом от них была «прибыль» в виде лихорадки, гнуса и нечисти, которая в короткое северное лето желала не только жить, но и любить. Точнее, размножаться и кормить детенышей чем посытнее. Например, людьми. Посему в сами топи больно-то не совались.

Но несколько веков назад Аврингрос Второй решил для поднятия своего имиджа устроить маленькую победоносную войну. И не придумал ничего умнее, чем оттяпать у темного соседа клок земли. Только с этим вышла небольшая заминка: через пики Серебряного хребта тащить армию было несподручно. И взгляд правителя пал на топи.

К слову, сражение не состоялось: несколько тысяч солдат просто засосало в трясину. Армия так и не нашла ни одного темного. Это была самая провальная (причем провальная во всех смыслах этого слова) военная кампания за всю историю Светлой империи. Но Аврингрос Второй решил, что раз его солдаты были «растрачены», а темные не удосужились принять бой, то территория теперь принадлежит Светлой империи. И повелел в тех краях построить приграничную крепость.

Место для нее выбрали сухое, но все же окруженное топями, чтобы неприятель просто так не подошел, а гарнизон светлых — не сбежал. Шло время. Болота начали отступать, крепость — превращаться в городок, рядом с которым даже какое-то время жил отшельник. Именно ему Хеллвиль обязан и своим храмом, и ярой приверженностью горожан к светлому пантеону. В общем, город рос, исправно платил налоги в имперскую казну, не подозревая, что это Темные земли.

Как-то в особо студеную зиму, когда промерзли даже самые глубокие бочаги, Хеллвиль попыталось атаковать племя северных кочевников. Но тоже не дошло. Правда, не утопло, а замерзло. А кто не замерз, теми подзакусили оголодавшие грызни, вурдалаки и прочая нечисть. И кочевники тоже посчитали эти гиблые места своими.

Выходит, Хеллвиль стоит почти в середине тех приснопамятных топей, которые тут были несколько столетий назад. Так что… Господа столичные историки и картографы врали, утверждая, что Хеллвиль — вотчина исключительно светлых.

Зубы лязгнули как-то особенно отчетливо, я посильнее обхватила плечи руками и прибавила шаг. Теперь я почти бежала по улицам Хеллвиля, негромко матерясь. Со стороны можно было подумать, что я или читаю изощренное смертельное проклятие, или зазываю демона на рюмку самогона.

Поэтому редкие прохожие осеняли себя знамениями двуединого и сворачивали в карманах кукиши. Откуда я знала, что именно фиги? Ну так ткань весьма характерно оттопыривалась. К тому же за пару месяцев, что обреталась в этом городке, я узнала много нового и интересного о магах в целом и темных ведьмах в частности.

Например, местные думали, что у ведьмы есть хвост. Именно им она обвивает черенок, когда голышом летает на метелке и творит волшбу. А днем прячет хвост под юбкой.

Самые отчаянные даже пытались лично убедиться в том, что у меня, как и у всякой приличной ведьмы, он есть. Ради этого они как-то разжились стремянкой и полезли подглядывать в мое окно на втором этаже. Подглядели, ага. Узрели меня в видавшей виды фланелевой ночной сорочке, шерстяных носках, чепце и с маской из огурцов. Любопытные почему-то заорали и дружной троицей грохнулись в кусты шиповника.

Я выглянула из окна и поинтересовалась, что господам надо в столь поздний час: проклятия или сразу сдохнуть? Господа шустро выкатились из кустов, оставляя на шипах выдранные из штанов клочья ткани, и рванули прочь: двое молча хромали на обе ноги, третий почему-то орал, что я сама себя жру. А я всего лишь хрупала колесиком огурца, который отодрала ото лба.

— Мужик, я же ведьма, а не зомби! — крикнула я вслед.

— Значит, ты неправильная ведьма! — взвизгнуло из темноты.

С тех пор за мной закрепилось почетное звание неправильной ведьмы. Зато ночные гости больше не посещали. Даже воры. Чтобы не быть «случайно сожранными».

Добравшись до дома, я переоделась, разожгла в печи огонь, достала склянки с эликсирами, приготовила бинты и села ждать.

Не прошло и четверти удара колокола, как подтянулись первые страждущие, а вместе с ними и безднова тьма их суеверий.

Например, посетители моей лавки все как один косили глазом. По поверью, прямо на ведьму смотреть нельзя — сглазит. От многих клиентов разило чесноком так, что дышать было нечем. Едкие эфиры, коих я нанюхалась в свою бытность у адептов-алхимиков, казались мне цветочным ароматом по сравнению с этой газовой атакой. Таким амбре можно было не только отпугнуть вампира, а вообще передушить все живое в радиусе нескольких полетов стрелы. Да будь я даже дочерью ночи, ни за что не стала бы кусать их не мытые по несколько седмиц шеи!

А еще ко мне приходили в одежде, надетой задом наперед. Не всей, но обязательно что-нибудь да имелось: платье, жилет, рубаха, юбка. Однажды пришла тетка, умудрившаяся обуть задом наперед туфли. Зрелище было не для слабонервных. Я весь прием кашляла, пытаясь скрыть смех.

Сегодня первым в дверь постучался могучий детина с перебитой рукой, стойким сивушным запахом и ультимативным требованием проклясть пришлого сивого хмыря. Руку я запечатала в лубок, дала настоя, чтобы кость быстрее срослась, а за проклятие потребовала пять медек, как за «услугу, не входящую в перечень обязательного магического обслуживания».

Меня обозвали ведьмой, но деньги выдали. Я пообещала организовать пришлому несварение.

— А почему не убить? — хмуро буркнул детина.

— Убийство стоит золотой, — невозмутимо произнесла я.

— Ну, ты же ведьма… — протянул он. — Чего тебе стоит грохнуть его по-тихому, а мы скажем, что так оно и было. Всем городом подтвердим!

— Могу упокоить вас. Бесплатно, — с елейной улыбкой сообщила я.

Детину как ветром сдуло. Жаль, его сивушный запах, от которого свербело в носу, и чесались глаза, никуда не делся. Не выдержав, я распахнула окно: плевать на холод. И тут увидела, как мой пациент с перебинтованной рукой на ходу возмущенно причитает:

— Пять медек содрала, зараза! Пять медек!

Так увлекся, что едва не врезался в грудь того самого «сивого», которого только что мне «заказал».

— Куда прешь… — рявкнул детина. — Да я тебе…

Похоже, сегодня мне придется собирать и вторую его руку. Будет у него парный комплект.

Но все же в последний момент детина осознал, кому, собственно, он адресовал свою пламенную речь, и тут же побелел как полотно.

— Ваша светлость… Ой, простите, ваша темность, — залепетал он. — Я не хотел, я нечаянно… я… меня ведьма попутала! Во!

Та-а-ак. Еще пара мгновений, и этот паршивец во всеуслышание заявит о том, что я должна навести на пришлого порчу.

— Я смотрю, одного калеку тут исправить уже нельзя, но испортить окончательно еще можно… — выразительно крикнула я, высунувшись из окна чуть ли не наполовину.

Детина моментально захлопнул рот и затравленно заозирался, мечтая провалиться сквозь землю. Но увы… Оная под его гренадерскими сапогами была не просто твердой, но и прихваченной морозцем.

— И как она вас, уважаемый, попутала? — Рядом с лунным нарисовался брюнет.

«Уважаемый» выпучил глаза, оглянулся на меня и увидел свою смерть. Долгую и мучительную. Именно ее обещал мой взгляд. В итоге тонкая душевная организация детинушки не выдержала, и он рухнул в обморок под удивленными взглядами пришлых, которые замерли на месте.

В этот момент из-за угла, кряхтя и охая, выползла закутанная в шаль госпожа Лонох. Сея почтенная матрона гоняла домочадцев за отцом Панфием по семь раз на дню, заявляя, что ей нужен духовник, дабы исповедаться перед смертью. Дескать, так она плоха. Узрев картину «темные супостаты — первые в очереди на лечение», помирающая старушка встрепенулась, сунула клюку под мышку и припустила во всю прыть. Стремительно преодолела обледенелую мостовую, ловко оттеснила Эрриана с его дружком в сторону и со словами: «Милок, ну-ка, пропусти бабулю, у меня назначено», — перешагнула через обморочного детинушку и кошкой шмыгнула крыльцо.

Похоже, ее внукам и правнукам еще долго ждать наследства.

— ВАМ назначено? — ошалело завертел головой… этот, как его, Джером.

Ответом ему стала захлопнувшаяся дверь.

Я крикнула из окна:

— Будьте любезны, оттащите этого припадочного к лавке гробовщика!

Видя изумление на лице смуглого, пояснила:

— Да-да, к лавке гробовщика, на противоположную сторону улицы. А то его тут скоро затопчут.

И ведь как в воду глядела. Не успел лунный со своим дружком отволочь детину и вернуться обратно, как у моей калитки уже была очередь. Внушительная. Переругивающаяся и не желавшая пропускать никого не то чтобы «я только спросить», но и даже «мне лишь на пороге потоптаться».

Темные вставать в ее хвост не стали. Плюнули и ушли. Видимо, решили, что «важный разговор» неудобно вести, когда на дверь с той стороны напирает толпа, жаждущая исцеления. А ведь человека, решившего выздороветь, даже смерть порой остановить бессильна, не то что двое пришлых.

Куда эта лунно-смуглая парочка направилась, я узнала через пару часов от одного из пациентов. Оказалось, что, пока я принимала пожеванных смерчем горожан, приезжие озаботились своими апартаментами. Если проще — потеснили бургомистра в его собственном доме. Ну как потеснили… В трехэтажном особняке с появлением в оном темных почему-то стало ужасно мало места, и господин Томонир, как радушный хозяин, уступил дом весь. Сам же предпочел эвакуироваться вместе со всей семьей и частью прислуги: той челядью, которая не успела удрать при виде новых господ.

С наступлением ночи я отпустила последнего пациента и заперла дверь на засов. На моем столе лежала немаленькая горка меди на «проклясть темных». М-да… Если так и дальше пойдет, то я вполне отобью золотой за последнее, так и не случившееся сожжение. Я подбросила в печь дров, вымыла руки и уже было помечтала, что сяду ужинать, как из-за спины донеслось:

— Наконец-то они закончились…

Медленно повернулась на каблуках. Посреди лавки стоял лунный. Один.

Как он сюда попал?! Взгляд метнулся к окну. Так и есть. Прикрыто. Но не заперто. Демон раздери, забыла!

— Теперь-то мы можем спокойно поговорить, Магда Фокс, выпускница Северной Вейхонской академии магии.

Всего несколько слов. Но они подействовали на меня почище любого заклинания стазиса. Я поняла: не убежать, не отшутиться. Только договариваться. Впрочем, всегда был вариант убить, но что-то мне подсказывало, что в случае с темным сделать это будет ой как непросто. И как только он успел столь быстро все разузнать? Безднов темный!

Я смерила лунного взглядом, подробно так, обстоятельно, словно мерку снимала. На саван. И удостоилась аналогичного безмолвного ответа.

Лунный сделал шаг по обычно скрипучему полу. И вот удивительно, ни одна предательница-половица под ним не запела. Тем звонче в оглушительной тишине были три удара меди о медь: пришлый отщелкал монеты. По одной, точно попав в центр кучки на «проклясть темных».

— Не туда складываете, — машинально отметила я.

— Да? Почему же? — Он вскинул бровь.

Признаваться или нет? Я отвернулась. Взгляд пробежался по стеллажу, с которого я протерла пыль как раз сегодня. Его полки были когда-то сколочены из добротных дубовых досок. Но со временем дерево рассохлось и побурело. Тут стояли склянки с зельями, баночки с притираниями, настои, порошки, лежали простенькие амулеты и пучки трав. Трав было меньше, чем хотелось бы: приехав на исходе лета, я не успела их как следует запасти. Там же обреталась и заговоренная от воров и порчи резная шкатулка — мой личный гномий банк с двумя золотыми на счете.

Я взяла ее в руки и задумчиво побарабанила пальцами по крышке. Так все же признаваться или нет? Но раз уж лунный за какую-то пару ударов колокола узнал мою главную местную тайну, то и про сборы на «проклясть темных» ему тоже будет известно в ближайшее время.

— Горожане скинулись, чтобы я навела на вас порчу, — вздохнула я, быстро сгребая монеты в шкатулку.

И три медьки, столь презрительно брошенные лунным в общую кучу, я тоже отправила в свой «банк».

Незваный гость ничего не сказал, однако взгляд его стал еще более выразительным.

— И даже не поинтересуетесь, какой скорбной участи вам так желают горожане?

— Самое оскорбительное я уже узнал — цену за мою жизнь. Горкой меди Меч Владыки еще ни разу не оценивали.

— И какова же ваша истинная стоимость? — полюбопытствовала я, ставя шкатулку на полку.

— Вообще-то, задавать вопросы здесь должен я. — Лунный поджал губы, буравя меня взглядом.

Тяжелым, словно молот кузнеца. Таким и убить вполне себе можно, особенно если довеском к нему идет магический хук. И только тут я заметила, что из-под края рукава его кожаной куртки виднеется браслет. Этот скупой блеск я узнала бы из тысячи. Гарлий — металл, что поглощает магию. Именно из-за него тысячелетие назад разразилась война между темными и светлыми. Он ценился гораздо выше золота, но для магов был не наградой, а кандалами, что запирали дар. И судя по тому, сколь массивными были браслеты на лунном, — немалый дар.

Вопросов стало еще больше. Правда, задавать их мне запретили. Зато сам темный не стеснялся:

— Итак, что же в такой глуши забыла светлая магесса с восемью единицами дара? И если оценивать по диплому — одна из лучших адепток факультета целителей?

— Меня больше интересует, что в моем доме забыли вы. — Я сложила руки на груди.

— Вас. Но я все еще жду ответ на свой вопрос.

— А если вы его не получите? — с вызовом бросила я.

Но тот, что стоял предо мной, явно привык получать желаемое. Будь то деньги, власть или ответы. Два плавных шага, и я оказалась близко, слишком близко к тому, кто был опасен. Весьма опасен даже без магии. Я непроизвольно попятилась.

Нет, мне было не страшно. Просто моя любимая кочерга отчего-то стояла в углу рядом с печкой, а не посреди лавки. Жаль… А то бы я уже держала ее в руках и не боялась гостя еще больше.

— Тогда мне придется отправить официальный запрос в вашу академию и узнать, почему светлая магесса Фокс практикует исключительно темное колдовство и отказывается отрабатывать практику по специальности.

— Это шантаж! — едва сдерживая злость, выговорила я.

— Нет. Всего лишь классическая тактика ведения переговоров среди темных, — усмехнулся лунный. — Будь ты истинной темной ведьмой, ты бы это знала.

Я все-таки не удержалась. Остатки магии ушли на пасс рукой, одна из склянок на полке качнулась. И едкая, вонючая мазь, утробно булькнув, плеснула прямехонько темному в лицо.

Тот хоть и успел частично уклониться, но брызги его догнали. Он выругался, смахивая со щеки слизь. Я воспользовалась моментом и схватила тяжелую, доставшуюся мне в наследство от семьи кузнеца кочергу. Кстати, предыдущий ее хозяин был настолько суров, что мог мешать кипящий свекольник рукой, а его жена и вовсе в дурном настроении доила корову сразу сметаной. В общем, гнутая железяка была им под стать: столь же внушительна и могуча, как и ее прежние владельцы.

Увы, грозно занести ее мне не удалось: я все же пошатнулась. На заклинание ушли не только остатки резерва, но и часть энергии ауры.

— Еще один шаг, и я тебя тресну, — предупредила я лунного, отбросив светское «вы».

Этот гад и не думал впечатляться. Наоборот, как-то странно улыбнулся.

— За этот вечер уже второе оскорбление. Сначала — горкой меди. Теперь кочергой. Думаешь, меня остановит гнутая железяка?

— Ну, голодного вурдалака она уже однажды остановила. Чем ты-то хуже? — возразила я, поудобнее перехватывая ручку кочерги.

— Ты права. Я, конечно, ничуть не хуже, а даже лучше любого вурдалака…

Не успел он договорить последние слова, как мое грозное оружие уже было выбито из рук. Да и сама я с заломленной рукой оказалась прижата спиной к груди незнакомца.

— Хотя…

Его вкрадчивый голос, прозвучавший прямо над ухом, звучал обманчиво-лениво. Словно дикое пламя под ледяной броней: прикоснись к такой преграде ладонью, и она истает водой под твоими пальцами, а рука тут же провалится в самое демоново пекло. И ты вместе с ней…

— Я тут сделал кое-какие выводы. Сдается мне, что и запроса никакого делать не нужно. У тебя в табеле значится восемь единиц. Но сегодня ты почти не использовала магию. На то, чтобы активировать простейшее заклинание, ты задействовала все свои силы, едва не потеряв сознание. На лицо явное выгорание. Это раз.

У-у-у… Какой сообразительный! Прямо как бабушкин гримуар: он и умный, и захватывающий, да еще наверняка и с деньгами. Во всяком случае, я в юности делала заначки именно в этой пыльной семейной реликвии.

Попыталась дернуться, но локоть пронзила боль, словно в него всадили раскаленный прут. Я зашипела и замерла, не двигаясь и даже не дыша.

— Ты обучалась на стипендию, иначе не получила бы обязательного распределения. Значит, должна отработать все деньги, потраченные на тебя, до гнутой медьки. Это два.

Капля пота сбежала по моему виску. Я закусила губу, чтобы не взвыть от боли. Понятно, к чему клонит этот темный гад. И не важно, что шевелюра у пришлого была белого цвета. Действовал он как истинный сын Мрака.

— Ну и третье: узнай ректор о твоей неспособности отработать долг перед магистерией, тебе выставят немалый счет, который, судя по твоей нужде в деньгах, ты оплатить не в состоянии.

— Чего тебе от меня надо? — сквозь зубы процедила я.

— Услуги…

От теплого дыхания темного, который был так близко, что я чувствовала стук его сердца, по спине побежали мурашки.

— Какой?

— Избавиться от проклятия безумия. Ты же дружна с Эйтой, — прозвучал ровный голос, который ничем не выдавал того, насколько важен для лунного разговор.

У меня болела рука, я была не в силах пошевелиться, но все равно расхохоталась.

— Дружна?! Темный, она пыталась свести меня с ума. Я блуждала по ее лабиринтам месяц. Как ты думаешь, насколько могут быть дружны палач и его жертва, избежавшая казни?

— Что?! — Мою руку отпустили, а тело резко развернули. Я оказалась лицом к лицу с темным. — Ты не безумна. Нагла, хитра и изворотлива настолько, что я поначалу принял тебя за дочь Мрака. Но твой рассудок чист. Как тебе это удалось?

Да если бы я сама это точно знала.

Лунный за краткий миг все оценил, взвесил и принял решение.

— Магда Фокс! Я предлагаю тебе сделку. — Чуть прищурившись, он посмотрел мне прямо в глаза. — Я полностью оплачу все твои долги, какими бы они ни были, а ты поможешь мне справиться с Эйтой.

В печи догорали поленья, отдавая последний жар и таращась в сумрак красными угольями. Лучина, которую я зажгла удар колокола назад, готова была вот-вот истлеть. Ночные сумерки заглядывали в окна, а я… сожалела. Увы. Не все долги можно оплатить звонкой монетой. Некоторые — только кровью, что способна погасить костер ненависти.

Еще днем, в таверне, я сделала свой выбор: какой мост перейти, а какой сжечь. К тому же договоры с Эйтой не расторгаются.

— У меня есть возможность отказаться?

— Нет. Откажешься от моего предложения, ворон-вестник уже завтра постучит в окно ректора твоей академии с письмом.

— Шантажист!

— Я предпочитаю считать себя целеустремленным. Итак…

Он вытянул руку ладонью вверх, а в другой его ладони невесть откуда возник стилет. Все верно, для клятвы на крови так и положено. Или для того, чтобы меня припугнуть как следует. Например, до смерти.

— Я не могу ничего гарантировать. Я ничего не знаю ни о тебе, ни о твоем проклятии. Лишь помочь и предостеречь… — пыталась я выторговать если не время, то хотя бы простор для маневра в клятве.

— Хор-р-рошо. Ты помогаешь мне, насколько хватит твоих сил и талантов, а я оплачиваю, — пошел на уступку темный.

Есть же такие люди, встретив которых вдруг резко хочется представить, что их не встречал, а если встречал, то совсем не ты. Так вот, лунный был как раз из их числа. И какой демон принес его в мой город?

— Ну же, Магда, — напомнил о себе этот гад, нетерпеливо качнув протянутой рукой. — Ответ, лежащий долго на поверхности, рискует протухнуть…

Отвечать ему, то бишь подавать свою ладонь, не хотелось. Совсем. Но пришлось. Выбора особо-то и не было. Правда, как буду пытаться сохранить разум темному и одновременно помогать Эйте по-быстрому организовать ему же шизофрению, я представляла весьма туманно. Но даже подернутые дымкой перспективы лучше четкого приказа пройти внеочередную комиссию по освидетельствованию уровня дара.

Лунный чикнул по моему запястью стилетом. Глядя на выступившую кровь, я поняла одно: пока что мне остается лишь расслабиться и провести древнейший теолого-философский ритуал. То есть поднять руку повыше над головой и резко опустить ее со словами: «Бездна с ним!»

— Сколько ты хочешь за свои услуги? — спросил темный.

— Тысячу золотыми монетами. — Я не стала мелочиться и назвала полную стоимость обучения в академии, удвоив ее. — И если у меня не получится… Чтобы ни ты, ни твой дружок меня не прикончили!

Лунный и бровью не повел, лишь рассек себе руку и буднично пояснил:

— Джером не мой дружок. Я предпочитаю девушек.

— Хорошо, твой слуга. Хотя, заметь, я не имею ничего против мужеложества. Тут нечего стесняться, — с самым невинным видом подбодрила я, с удовольствием наблюдая, как темный приходит во взбешенное состояние.

— И не слуга, — отрезал лунный. — Он мой убийца, который отправит меня к праотцам, едва заметит, что я теряю рассудок.

Твою же… Я подавилась вдохом, оценив уровень подставы от Эйты. Ну как качественно свести с ума того, кого при легком помешательстве с распростертыми объятиями ждет смерть?

А темный между тем соединил наши ладони. И зазвучали слова, древние как сам мир: «Клянусь кровью, жизнью и…» Два чародея — одна почти без дара, другой с запертой магией — произносили их, а воздух вокруг гудел и наливался силой. Казалось, мир вдруг завертелся бешеным водоворотом, в центре которого оказались мы двое. Сумею ли я выбраться на этот раз?

Я начала терять сознание: клятва вытянула из меня все, до капельки. Уже проваливаясь во мрак, почувствовала, как сильные руки подхватили меня.

(обратно)

ГЛАВА 2

В себя я пришла достаточно быстро. Валяться в обмороке на голодный желудок оказалось дико неудобно. С неохотой открыла глаза, и первое, что увидела, — это сосредоточенное лицо лунного и запотевший кувшин с водой, которую тот готов был вылить мне на голову.

— Тебя что, не учили, как правильно будить девушек?

— Учили. И как девушек, и как ведьм, и как солдат. Поверь мне, принцип одинаковый. Именно поэтому я взял воду. — Темный с явным сожалением убрал кувшин от моей головы и вкрадчиво осведомился: — Или все же стоило выбрать оплеухи?

— Что? Какого?..

— Какого что? Самые действенные методы пробуждения, — издевался лунный. — А нюхательную соль я, уж извини, сегодня с собой не захватил.

Угу, а обычно все время с собой носит. Такой трепетный, мало ли что.

— Не знаю, как принято будить в Темных землях, но меня лучше всего пробуждает еда.

Лунный промолчал. Похоже, представил, как машет перед моим носом свежей ватрушкой, и его логика дала сбой.

— Кстати, раз уж мы теперь… партнеры. — Я все же подобрала подходящее слово. Поднялась и села на лавку. — Ты сам-то поесть не хочешь?

Голод был дикий. Израсходовав крупицы дара, я умудрилась продырявить свою ауру. И теперь мой уже не растущий организм требовал жертв. Желательно побольше и пожирней: блинов там, жареного мяса, яичницы со шкварками… И немедленно.

— Скажу сразу: я невосприимчив к большинству ядов, — жестко усмехнулся лунный.

— Это да или нет? — невозмутимо уточнила я, игнорируя его взгляд. Такое ощущение, что на меня в упор направлен болт во взведенном арбалете! — Конечно, было бы хорошо, если бы ты отказался. Мне досталось бы больше каши на ужин. Но опять же надо отрабатывать гонорар и тебя травить… — нарочито-печально закончила я, вспомнив о горстке меди, набранной благодаря досточтимым хеллвильцам.

Попыталась встать, но пол как-то резко ушел из-под ног, и я бы наверняка грохнулась, если бы меня не подхватили. Опять. А затем молча пихнули обратно на лавку. Я передвинулась по ней к столу.

— Так… Я сейчас слегка устала, поэтому травиться будешь самостоятельно, — заявила я, махнула рукой на печь, где почти прогорели угли. — Там вон чугунок.

И с любопытством наблюдала, как темный молча и зло гремит ухватом. Справится или нет? Справился. Так же молча и зло плюхнул передо мной тарелку с воткнутой ложкой.

— Ешь. Обморочная ведьма — плохая помощница, — буркнул он.

— А себе? — упрямо потребовала я.

Брови лунного грозовой тучей сошлись на переносице. Вот-вот молнии полетят.

— Я не могу есть в одиночестве, — пояснила я. Наврала, конечно. Уж очень хотелось настоять на своем. Словно демон дергал за язык, подзуживая бесить незваного гостя. — Сколько с собой ни боролась, но вот не могу, и все. Такой у меня недостаток.

— И не единственный, — скрипнул зубами темный.

Но протопал к печи, наполнил вторую тарелку и сел напротив.

— Мухоморы? — злобно уточнил он, ухватив ложку.

— Дурной тон — кормить гостя мухоморами! — возмутилась я. Зачерпнула вместе с кашей кусочек белого гриба и сунула под нос лунному. — Исключительно бледные поганки!

Тот зыркнул исподлобья и заработал ложкой.

— Выгорание — это последствия встречи с Эйтой? — начал он.

Я так устала за день, что решила отвечать честно. Ну, почти честно.

— Скорее причина. Я сначала выгорела, а потом провалилась в лабиринты. А к чему вопрос?

— Прикидываю, чем мне грозит проклятие.

— Ты сильный маг. — Я не спрашивала, утверждала. — Какая стихия? Темная боевая магия?

— Чернокнижие.

На зубах хрупнул уголек. Хорошо, хоть не кусок кирпича. Печка — не боевая магия. И не чернокнижие. Аккуратнее кому-то надо было ухватом размахивать. Я поморщилась, проглотив внезапную добавку к каше. Лунный прищурился, явно приняв это на свой счет.

— А тебе больше нравятся некроманты?

— Да нет. — Я пожала плечами. — Ну… Разве что меня всегда интересовал вопрос: бывают ли у некромантов жизненно важные проблемы?

— Бывают. Например, когда маг смерти берет работу на дом, это может очень не понравиться его вполне живой супруге.

— Особенно если та работа приходит сама посреди ночи с топором в полуистлевшей руке? — усмехнулась я, доедая кашу и чувствуя прилив сил.

— А из тебя могла бы получиться вполне сносная темная ведьма, — задумчиво произнес лунный.

— И чью голову для этого нужно снести?

И тут, словно откликнувшись на мой вопрос, за окном протяжно завыло. С надрывом, вынимая душу.

Я и лунный на миг замерли, вслушиваясь. Неясно, что подумал темный насчет этого «кый-й-йрли-ы-ы-ы», несущегося со стороны болот, но я точно узнала своего клиента.

— Увы, сносной ведьмы из Магды Фокс не получится, — возразила я, резко поднимаясь со скамьи.

В глазах потемнело, повело из стороны в сторону. Да уж… Состояние — полутруп. Впрочем, может ли такая мелочь остановить направляющегося на подвиг? А иначе как подвигом охоту на болотную стрыгу не назовешь.

— Куда собралась? — спросил лунный, с интересом наблюдая за моими хаотичными передвижениями по комнате. Ну, штормило, подумаешь.

— Убивать, — честно сообщила я, пытаясь ухватить с пола кочергу.

Та «плавала» из стороны в сторону, не даваясь в руки. Зараза!

— Ты хотела сказать «убиться»? — насмешливо уточнил лунный.

— Возможен и твой вариант. Но, надеюсь, все же в том ритуале я окажусь магом, а не жертвой на алтаре.

— Не проще ли остаться здесь?

— Проще. Но я эту пакость два месяца выслеживала! Ни за что не упущу такой случай. Она уже трех человек сожрала и одного понадкусывала. Еще немного — и икру отложит. И тогда зимой как пить дать на Хеллвиль будет нашествие.

Я, наконец, сцапала кочергу и победно закинула ее на плечо. Потянулась за сумкой, в которой было много всего, начиная от разрыв-травы и заканчивая миниатюрным арбалетом с осиновыми болтами.

— Ты же не боевой маг.

— Верно. Но я единственный штатный маг Хеллвиля. И спрос за стрыгу тоже будет с меня.

— Тогда я иду с тобой.

— Темным не чуждо благородство? — изумилась я.

— Темным не чужда практичность. Если ты умрешь, то уже не сможешь мне помочь избавиться от проклятия.

Стрыга заголосила еще раз. Судя по вою, в котором прорезались призывные нотки, жертву себе она уже приметила. И теперь загоняет ее в топи. Надо поторопиться.

До болот был удар колокола, если пешим ходом. Бегом — вполовину меньше. Но все равно слишком долго. Выйдя на улицу, я огляделась. Хотела позвать метелку, которая так и не пригодилась во время моего сожжения. Но поняла, что резерва не хватит. А вот на то, чтобы угнать впряженную в повозку кобылу, что так кстати стояла у лавки гробовщика, магия была не нужна. Только наглость. А ее, нерастраченной, у меня имелось с запасом.

Я направилась через улицу. Привычная ко всему кобыла равнодушно косила глазом и прядала ушами, позванивая уздечкой. Из приоткрытой двери в лавку торчали две ноги в стоптанных сапогах и несся заливистый храп ее хозяина. Знакомая картинка. Опять нарезался в трактире тетушки Брас, бросил нераспряженную лошадь и упал там, где сон сморил. Намаялся сердечный, опрокидывая кружку за кружкой. Я ласково погладила теплую лошадиную морду, проверила постромки и запрыгнула в телегу.

— Ты собираешься ехать на… этом? — недоверчиво хмыкнул лунный.

Стрыга завыла еще громче.

— Да. А что тебя смущает? Гроб? Так он пока пустой.

— Вообще-то то, что светлая беззастенчиво крадет чужое.

— Не краду, а заимствую на время, — поучительно поправила я и взмахнула вожжами. — Н-но-о-о, родимая!

Застоявшаяся кобыла рванула так, что темный едва успел запрыгнуть в телегу уже на ходу. И мы помчались на болота: я, лунный и гроб. Вернее, я и лунный в гробу. Он в лучших вампирских традициях сидел в домовине, вцепившись одной рукой в ее край, другой — ухватив кочергу на манер весла.

Из городка успели выехать через западные ворота. Стражники как раз закрывали их, устало переругиваясь и толкая тяжелые створки. Завидев несущуюся во весь опор кобылу, которой правила стоящая на телеге в полный рост темная ведьма, а за ней в гробу пришлого с кочергой, стражники тихо ойкнули, присели на враз ослабевших ногах и шустро брызнули в разные стороны.

Колеса телеги прогрохотали по брусчатке, мы проскочили в щель между створками ворот и стрелой полетели по грунтовой дороге. Ветер принес обрывок разговора очухавшихся стражей:

— …кажись, ведьма хоронить приезжего поехала.

— Так он вродь бы еще живой.

— Ну так правильно: не самой же могилу копать-то. Вот щас…

Что «щас», я уже не дослушала. Лишь подивилась незыблемой вере горожан в мое могущество. Темный, который тоже все слышал, ничего не сказал. Может, проявил выдержку, может — благоразумие: мы так лихо скакали по ухабам, что вероятность не только прикусить, но и откусить язык была весьма велика.

Врезавшись, как арбалетный болт, в туман, мы пронеслись еще немного, но потом пришлось сбавить ход. Чем ближе были болота, тем плотнее становилась завеса вокруг. Хмарь… Липкая, холодная, вязкая… Она тянулась с топей, стелилась у земли, пряча под собой трясину. Я остановила кобылу, слезла с повозки и огляделась. Темнота хоть глаз выколи. Но увы, стрыга отчего-то не имела обыкновения являть себя миру при свете дня. Наверняка она была тварью очень стеснительной. Но ничего, на каждую скромную нежить найдется настойчивый и сообразительный маг. Или в моем случае — недоведьма.

Правда, стоило уравнять наши со стрыгой шансы на выживание при встрече. Я запустила руку в свою холщовую суму и выудила оттуда бутылек. Пара капель в каждый глаз — и я стала видеть не хуже совы. Жаль, что эффект лишь на один удар колокола.

— Какое симпатичное умертвие… — прокомментировал лунный.

Ну да, знаю, что сейчас мои очи отнюдь не цвета молодой зелени, а как два красных угля в печи. Но зачем об этом напоминать-то?

— Так понимаю, что ночное зрение тебе не нужно? Будешь гордо натыкаться на сучки, пеньки и проваливаться в бочаги? — не удержалась я, демонстративно убирая бутылек.

— Я и без эликсиров прекрасно вижу во тьме.

— Врожденная особенность? — профессионально поинтересовалась я, делая первый шаг в сторону болот.

— Скорее приобретенная: чернокнижники проводят больше других темных времени в Бездне. На максимально доступном для каждого уровне. Чем глубже проваливаешься во Мрак — тем там темнее.

Я оглянулась назад и увидела, как уверенно лунный вел кобылу под уздцы: перешагивая через кочки, огибая рытвины.

— Судя по всему, ты проваливался глубоко, — пробормотала я.

— Практически так же глубоко, как и владыка. Меч должен охранять императора не только в этом мире, но и во Мраке, — произнес он подкупающе буднично.

Может, потому с моего языка сорвалось:

— А проклятие… Оно предназначалось тебе? Или результат того, что ты просто хорошо выполнил свою работу?

— Догадливая, — буркнул темный. И, поравнявшись со мной, добавил: — Телегу лучше оставить здесь.

Он был прав. Начинались топи. Привязав кобылу, мы двинулись дальше. Под ногами хлюпало все сильнее. Мои ботинки, шнуровка которых почти доходила до колен, промокли, сумка оттягивала плечо. Хорошо хоть кочергу на нынешней «охоте» нес лунный.

— В моих руках она станет более весомым аргументом при разговоре с нежитью, — заявил он.

Я спорить не стала. Просто вытащила свой арбалет. Разговоры разговорами, но в конце стоит поставить точку. А уж навылет та будет или нет — не важно.

Стрыга больше не издавала ни звука, но я чувствовала, что она где-то здесь, недалеко. Мы шли по тропе, что вела между двумя топями. По бокам шуршала жухлая осока, чавкала под ногами тучная от воды илистая земля. Внезапно совсем рядом раздался дикий вой, а следом за ним — крик. Истошный, полный безумной паники. И опять чавканье. Только не от шагов. Громкое, утробное. Демоны. Не успели!

Я половчее перехватила арбалет. Все же училась не на боевого мага, а на целителя, и укротить красную чуму мне было легче, чем любое оружие.

Хотя вурдалака месяца полтора назад все же уложила. Кочергой. Правда, перед этим удалось попасть ему в морду порошком жгучеяда, и нежить была слегка дезориентирована. Но даже с кочергой в башке та тварь едва не откусила мне полноги. Именно тогда я и узнала, что от страха способна забить вурдалака не только кочергой, но ичерствым караваем.

Я шагнула вперед, но уверенная рука остановила меня. Прижав палец к губам, лунный дал знаками понять, что сегодня он не воспитанный лэр и не уступит даме дорогу. Дама, к слову, ничуть не возражала. Если стрыга бросится на него, то я смогу как следует прицелиться.

Странно, но лунный не пошел прямиком вперед, а взял чуть в сторону. Когда мы бесшумно добрались до того места, где на краю бочага пировала стрыга, то…

— Твою ж Бездну!

— Аппендицит тебя раздери!

Шепотом вырвалось у нас синхронно. Там была не одна стрыга. И не две. А целая семейка. Большущая самка и молодняк. Я насчитала четырех. И если против одиночки у нас были шансы, то тут…

— Отступаем, — на пределе слышимости произнес темный.

Я согласно кивнула.

— Кый-й-рла! — раздался пронзительный, как удар хлыста по воде, крик.

В выводке было не четыре, а пять молодых стрыг. И один гаденыш сидел как раз у нас за спиной, приветливо раззявив свою клыкастую пасть. В черной глотке извивался раздвоенный длинный язык.

Я сиганула вправо, темный — влево. Лишь благодаря этому тварь размером с годовалого теленка приземлилась на пустую кочку, а не на кого-то из нас.

Я развернулась, почти не целясь, спустила тетиву арбалета, и осиновый кол пробил дыру в брюхе нежити. Болотная гадина зашипела и испустила дух, закатив белесые мутные глаза. Но ее утробный рев уже успел привлечь внимание остальных стрыг.

Пять тварей неслись по болоту нам навстречу. Склизкие туши, покрытые ядовитыми бородавками, сверкали в свете луны. Огромные перепончатые лапы, здоровенные хвосты с шипастыми навершиями, сильные тела — в воде от стрыги не было шансов уйти. Впрочем, на суше тоже.

На лекциях по бестиологии их относили к четвертому классу опасности и считали почти вымершими реликтами. Но вот сейчас, когда этот «почти исчезнувший вид, занесенный в белую книгу», жаждал продегустировать мой ливер, я еще больше невзлюбила столичных нежитезащитников, ратовавших за сохранение видового разнообразия. По-моему, было бы лучше, если бы некоторые твари не почти, а совсем вымерли.

— Беги! — крикнул лунный, замахнувшись кочергой на ближайшую стрыгу.

Не исполнить волю умирающего — большой грех. А я, хоть и была «ведьмой», святотатствовать не стала. Изображая потомственную квакшу, резво поскакала по кочкам, на ходу запустив руку в сумку. Порошок с разрыв-травой, брошенный за спину, вспыхнул в воздухе. Окатила волна жара, сзади раздался истошный визг.

Молодая голенастая тварь, погнавшаяся за мной, угодила как раз в самый центр огненного облака, чей свет на миг озарил все окрест. Я увидела, как на удивление живой и резвый темный снес башку еще одной, самой крупной из выводка твари, которая, видимо, вслед за своей матушкой вот-вот готовилась выметать первую порцию икры.

Я зазевалась всего на миг. По щиколоткам что-то ударило, я потеряла равновесие и рухнула в бочаг с головой, выпуская вверх, туда, где стремительно в толще грязной воды исчезала мутная луна, стайку пузырьков. Холод сковывал тело, на дно тянуло чье-то щупальце, обвившее лодыжку.

Запоздало пришла мысль, что ночь — время охоты не только стрыг, но и других болотных тварей.

Умирать можно благопристойно: лежа в постели, в окружении семьи. Умирать можно геройски — в битве. Умирать можно всеми забытым, в одиночестве. Но я предпочитала умирать никак. В смысле — жить. Желательно долго и счастливо.

Посему истово, что есть силы треснула арбалетом по твари, которая меня схватила.

То ли у болотной нежити оказалась слишком тонкая душевная организация, не терпящая трепыхающихся жертв, то ли ей не понравилось серебро, которым было оковано мое оружие, то ли взбесил осиновый кол, который я вытащила из торбы свободной рукой и всадила в нее. Щупальца твари ударили меня наотмашь, отчего я и вовсе потеряла представление, где дно, а где поверхность.

Еще чья-то лапа схватила меня за шкирку и поволокла невесть куда. В ушах зазвенело, от холода стало больно. Вынырнула, протаранив головой тонкую слюдяную корочку льда. Я хрипло закашлялась, жадно глотая воздух, и только тут осознала, кто меня спас. Лунный. Сейчас его волосы прилипли к лицу, отчего напоминали медузу, невесть как оказавшуюся на его макушке. Думаю, я выглядела не лучше. Арбалет утопила, кол тоже. Зато жива. Пока жива. Но если мы сей же момент не выберемся отсюда, то это ненадолго.

Лунный, похоже, был со мной согласен. Во всяком случае, не сговариваясь и ломая едва появившийся здесь лед, мы выбрались на берег и тут же рванули по болотным кочкам от здоровенной стрыги.

— Детенышей я убил, осталась эта…

Темный, кажется, даже не запыхался при беге. Я, увы, не могла похвастаться тем же.

— А… что… ты… эту… не… прикончил… — выплевывая слова, кажется, с частью своих легких, выдохнула я.

— Знаешь, голыми руками это сделать тяжело, — перепрыгнув очередную топкую ямину, сердито бросил темный. — А твоя хваленая кочерга сломалась.

Сумка лупила меня по спине, намокшая юбка мешала бегу, в боку кололо, хотелось упасть и не двигаться. Даже если мои ноги будет жрать стрыга, я не стану ей мешать.

Лунный, видимо, понял, что я вот-вот упаду. Подхватил меня под колени, лихо закинул себе на плечо и рванул дальше. В роли мешка картошки было значительно легче — больше не нужно бежать. Зато теперь перед моими глазами был зад лунного, а если поднять голову, то я видела несущуюся за нами во весь опор тварь. Нет-нет, лучше зад.

Под ногами темного чавкало все меньше и шуршало все оживленнее — мы выбирались из болота. Кажется, даже туда, откуда пришли. Во всяком случае, я услышала истошное ржание и порадовалась: теперь мы спасены. Шансы удрать от твари на четырех подкованных копытах куда выше, чем на двух мужских ногах, обутых в сапоги.

Внезапно небо с землей поменялись местами: я полетела вниз. Приземлилась удачно, насколько удачно можно перекувыркнуться через голову и не сломать шею. Рядом уже пытался подняться темный. Однако опирался он при этом лишь на одну ногу.

Может, охотница на нежить из меня и никудышная, но целительница — гораздо лучше. Болевой шок, который лунный неплохо контролировал, я узнала сразу.

Отбегался. И стрыга уже совсем близко…

Именно в этот момент я услышала хруст и грохот, а потом и увидела, как кобыла, проявив чудеса резвости, встала на дыбы и умудрилась сломать копытами сук, к которому была привязана.

А потом с истошным ржанием помчалась в ночь вместе с повозкой, на которой задорно подпрыгивал гроб. На каждой кочке. Причем так лихо, что в конце концов упал.

Нам крышка. И даже вместе с гробом. Хотя…

Я поднырнула лунному под плечо, помогая встать.

— Беги, идиотка. — Он попытался меня оттолкнуть.

Но лекарь может вцепиться в своего пациента порою так, что даже Смерть не оттащит.

— Конечно! И побегу, и тебя потащу, — выдохнула я, а потом скомандовала: — В гроб.

Лунный понял меня без лишних пояснений, и мы устремились к дубовому ящику, что валялся сейчас недалеко от края болота. Никогда не думала, что с такой радостью лягу в гроб. Да что там лягу, запрыгну в него.

Темный рухнул на меня сверху и закрыл за собой крышку. Стрыга, мчавшаяся следом, не успела затормозить, отчего врезалась в боковину, протащив нас несколько локтей по земле. Благо не перевернула.

— Лежи тихо, — рыкнул на меня темный, вцепившись руками в крышку гроба и не давая стрыге открыть его, когда тварь пошла на новый штурм.

Болотная гадина постаралась откусить от этого деревянного пирожка с мясной начинкой, и нас здорово тряхнуло.

— Я нас спасаю, — прошипела я кошкой. — Подержи крышку ровно, я сейчас ее закреплю.

— Да ты издеваешься? — возмутился темный.

Я не ответила. Я читала заклинание. Простенькое, скрепляющее. Таким баловались адепты-первогодки, когда хотели намертво пришпилить мантию товарища к стулу. Эти чары требовали совсем немного силы. Но я не успела восстановить резерв, а потому едва вновь не потеряла сознание от перенапряжения.

Зато крышка теперь не ходила ходуном, грозя отлететь в любой момент, несмотря на все старания лунного. Не сказать, что мы спаслись, но получили отсрочку у смерти — точно. Снаружи яростно грохотала стрыга.

— Она сейчас побеснуется и уйдет, — хрипло, чтобы хоть что-то сказать, прошептала я.

— Нет, — выдохнул мне в лицо темный. И пояснил: — Я ее ранил. И сильно. Она понимает, что через несколько ударов колокола сдохнет, потому не отступится.

— Ты же сказал, что кочерга сломалась…

— Так она сломалась об нее. Из туши этой арховой нежити теперь рукоять как раз и торчит.

— Значит, будем ждать, пока она сдохнет?

Говорить, когда на мне лежал тяжелый маг, было непросто. А с виду казался полегче: да, высокий, да, поджарый, но я как-то не ожидала, что это будут одни только мышцы, сухожилия и кости, которые весят в отличие от жирка изрядно.

Темный не успел ответить. Вместо него ответила стрыга. Перестав бодать ящик, она решила умереть на нем. Заодно организовать поминки и по нам. Эта тварь просто легла на крышку гроба!

(обратно)

ГЛАВА 3

— Твою ж… что будем делать, лунный?

Лицо темного заострилось, и я кожей почувствовала его раздражение.

— Я не лунный, а Эрриан, — сквозь зубы процедил он.

— Хорошо, Эрриан. — Я попыталась изобразить покорность и невинность. Хотя сделать это, когда на тебе лежит столько концентрированной злости, тяжеловато. Выдохнула и… поблагодарила: — Спасибо, что спас.

— Не стоит. Я не хотел. Случайно получилось. Машинально.

— Темный, который привык спасать… Хм… Что-то новенькое… — задумчиво протянула я.

А что еще делать в гробу, когда на крышке его лежит полудохлая стрыга. Только и остается, что вести беседы. Светские.

— Меня учили оберегать. Правда, не глупых светлых целительниц, притворяющихся черными ведьмами, а темного владыку, — отрезал лунный, пригвоздив меня уничижительным взглядом.

— У меня нет другого выхода, — после долгой паузы призналась я. — Либо быть глупой самоотверженной темной ведьмой, либо сдохнуть.

— Сдохнуть? — недоверчиво повторил он.

— Есть еще один вариант. Но он намного хуже, чем просто умереть.

— Расскажешь? — заинтересовался лунный.

Хотя какой он, к демонам, лунный. Темные брови, темные глаза… Наверняка и волосы были темными, пока не поседели. А лицо вблизи совсем молодое. Сколько ему? Наверняка и тридцати нет.

— Как тебя угораздило поймать проклятие безумия? — вместо ответа спросила я.

— Зачем тебе знать? — нахмурился лун… Эрриан.

Все же после того, как он меня спас… Впрочем, накануне сорвал торжественное сожжение и лишил гонорара. Но все же Эрриан.

— Хотя бы затем, чтобы понять, почему Эйта так стремится заполучить твой разум.

— Тот малефик,^[4] что создал проклятие, принес в жертву семнадцать темных магов и ведьм. Представляешь, какой силы чернословие? Сколько капель чистого дара он выкачал из своих жертв на алтаре ради того, чтобы уничтожить императора?

Я представила. Ярко так… Как рыжая меня в капусту пошинкует, если упустит эдакий куш. Семнадцать капель чистой силы. И, чувствую, на алтарь попали совсем не слабые маги.

— Думаешь, у меня нет шансов? — ровно выговорил темный.

— Ну, если мы сумеем выбраться из этого гроба, то шанс определенно будет, — бодро отозвалась я, стараясь быть оптимисткой.

Мокрой, воняющей тиной, голодной и злой оптимисткой. Вот никогда бы не подумала, что попаду в гроб раньше, чем умру. Но, как говорится, от судьбы и ворожбы не уйдешь.

Я попыталась принять положение поудобнее. Получилось поерзать и задеть ногу темного. Он зашипел от боли.

— Лодыжка? — профессионально уточнила я.

— Выше. Судя по всему, голень сломал, — буднично произнес он.

Я вспомнила, как при переломах в лекарской орали боевые маги-первокурсники. Впрочем, и адепты-выпускники тоже вопили порой. Особенно если хотели, чтобы на них обратила внимание симпатичная целительница. А лунный лежит на мне как ни в чем не бывало. Будто каждый день себе кости ломает. На завтрак, обед и ужин. Хотя он же страж императора. Кто знает, как их натаскивали.

— Странное болото, — прервал мои мысли чуть севший голос Эрриана.

— Почему странное?

— Стрыги предпочитают теплые топи. А на этих лед лежит. Что она здесь забыла?

— А-а-а, вот ты о чем… — поняла я. — Тут кое-где есть термальные ключи. Поэтому топи коварны и летом, и зимой. Когда ударят морозы, везде будет толстый лед, а там, где ключи, можно легко провалиться с головой.

Словно в подтверждение моих слов наверху булькнуло. Доски крышки прогнулись, и темного прижало ко мне еще ближе. Хотя, казалось бы, куда еще-то?

— Вот уж не думала, что груз ответственности мага перед жителями империи — это не фигура речи в торжественной клятве, а стрыга, сидящая на крышке моего гроба, — выдохнула я.

— Нашего гроба, дорогая светлая ведьма, нашего… — в лучших традициях страстного любовника прошептал Эрриан.

— Как ты думаешь, она там подыхает? — с надеждой спросила я.

Сегодня кто-то все же умрет. Либо тварь, либо мы вместе с тварью. Все зависит лишь от прочности, причем как досок, так и нашей выдержки.

Лунный прислушался.

— Пока еще нет.

— А вот я… кажется… сейчас да, — задыхаясь, призналась я.

И в этот момент мои губы накрыл поцелуй. Резкий, властный, напористый. В нем не было невесомой нежности касаний. Скорее он напоминал укус.

Мы, абсолютно мокрые, оказались прижаты друг к другу, не зная, встретим ли рассвет живыми. Я чувствовала, как ходят ребра темного при вдохах и выдохах, как бьется его сердце. Ощущала тепло его тела. Его наглые губы и язык. Язык был особенно наглым. Он беззастенчиво исследовал мой рот, властвуя и подчиняя.

Когда-то, еще перед поступлением в академию, меня впервые поцеловал парень, что жил по соседству. Тогда его губы напомнили мне две скользкие сардельки: такие ловишь в тарелке вилкой и никак не можешь поймать. Впрочем, потом были еще поцелуи. Другого. От тех меня откровенно тошнило.

Но здесь, сейчас… Все было иначе. И с кем? С темным, утащи его демоны в Бездну!

Поцелуй… Чувственный, несмотря на напор, глубокий, потрясающий. Он был пьянящим, как крепкий джин, лишающий воли, дарящий безумие. Поцелуй со вкусом цитруса и корицы, отчаяния и надежды. Эрриан определенно умел целовать девушек, знал в этом толк и, сдается, немало практиковался. Я задохнулась. Испуг, оторопь, растерянность… Чувства сплелись, перемешались, словно снежинки в порывах дикой вьюги.

Зато сознание перестало уплывать. Я распахнула глаза, уставившись на темного. Самоуверенно ухмыляющегося темного.

Я не могла залепить ему пощечину, даже двинуть в пах не могла, зато…

— Нос откушу, — зловеще предупредила я.

— Настоящая темная ведьма на твоем месте была бы совсем не против. Мы, темные, в жизни предпочитаем не упускать момент. Особенно если той самой жизни, возможно, осталось всего ничего. А ты вполне симпатичная, хоть и не в моем вкусе. Зачем погибать просто так, если можно — с удовольствием?

Что?! Я не в его вкусе? Вот… Вот наглая лунная морда! Может, все-таки цапнуть его за нос? Так тянет, аж зубы чешутся!

— Есть одна проблема. Я не темная. И, несмотря на обстановку… — я выразительно скосила взгляд на обивку гроба, — умирать пока не собираюсь.

— Недавно собиралась, — нахально напомнил лунный. — Одна там сверху помирает, никак помереть не может, вторая подо мной… Так себе бутерброд. Я все же чернокнижник, а не некромант! Так что придется мне следить, чтоб ты тут не скончалась.

— Предлагаешь тебе еще и спасибо сказать?

— Почему бы и нет? Прерогатива светлых — благодарить за помощь и душевные порывы.

— Твоими душевными порывами руководили из брюк! — прошипела я.

— Какая разница, откуда, если тебе понравилось?

— Ни капли, — возразила я. — У меня едва хватило силы вытерпеть это… это…

— Что же, зато теперь я знаю, что ты сильная и терпеливая. — Серьезный тон абсолютно не вязался с теми демонами, что плясали в его глазах.

Да надо мной форменно издеваются! Тонко и совершенно в духе темных.

— Эрриан, я, конечно, не телепат, но знаешь, у меня прямо невероятно сильное чувство послать тебя телепать в определенном направлении.

Он отчего-то широко улыбнулся, словно я отвесила ему комплимент, и хотел было ответить, как сверху что-то грохнуло и захрипело.

— Это то, о чем я думаю? — выдохнула я.

— Да, — отозвался темный. — Но стрыга пока еще агонизирует. Выходить опасно.

В подтверждение его слов о крышку бухнуло так, что доски заскрежетали. Затем еще раз и еще, будто тварь молотила по гробу в эпилептическом приступе. Наконец все стихло. Мы выждали еще немного, а потом я сняла заклинание.

Темный уперся руками в днище по обе стороны от меня и спиной попытался отодвинуть крышку. Судя по вздувшимся на его шее венам, приподнять крышку вместе с могильным надгробием было бы легче, чем с одной тушей нежити. И все-таки темный смог. Не с первой попытки, но справился.

Мы выбрались наружу. На горизонте занимался рассвет, раскрашивая перистые облака в нежный пурпур. Рядом лежала здоровенная туша издохшей стрыги, из брюха которой торчала сломанная кочерга.

— Живы, — выдохнула я.

— И даже не свихнулись. — Голос, полный разочарования, донесся сбоку.

На кочке, возмущенно скрестив лапы на груди, сидела белка. Ее усы нервно дергались, выражая крайнюю степень неудовольствия. Рыжая буравила меня взглядом.

— Вообще-то, ты должен был сойти с ума, а не умереть. — Ее обличающий коготок ткнул в Эрриана.

Темный закашлялся. То ли от беличьей наглости, то ли вдохнув полной грудью утреннего прозрачного тумана.

— Так помогла бы нам тогда, — рассердилась я.

Встала из гроба в полный рост и отряхнула прилипшее к ногам платье.

— Так я и подсобила, — взвинтилась Эйта. — Кто, по-вашему, эту тварюку добил? Она бы тут еще полседмицы подыхала!

Эрриан хотел ей что-то ответить, но я опередила:

— Раз ты взялась творить добро, то помоги дотащить темного до города.

— Еще чего! — фыркнула белка. — Он кости себе ломает из-за своей дурости, а мне волоки его на себе потом. Ну уж дудки!

— А я его не дотащу! — безапелляционно заявила я.

Ну, приврала, конечно. Немножко. Думаю, дотащила бы. Ругаясь, проклиная, но дотащила бы… К вечеру, когда у него нога от отека в бревно бы превратилась.

Я помолчала и вкрадчиво спросила рыжую:

— Оставим его здесь умирать?

— Ты же целительница! — Та едва не лопнула от возмущения. — Ты должна спасать жизни!

— Ага. Но спасать тех, кого можно спасти. А кого нельзя — добивать, чтобы не мучились! — очень серьезно пояснила я, старательно пряча смех: круглые белкины глаза стали еще и навыкате, отчего рыжая странным образом начала походить на ошалевшего рака. — Мой преподаватель по хирургии говорил, что целители должны быть нахальнее некромантов. Потому как маги смерти работают с уже умершими телами и чувствами, а мы — с теми, кто порой умирает на наших руках. И без брони цинизма лекарю тяжело.

— Я смотрю, у тебя не просто броня, а каменная стена… — Эйта дернула хвостом и проникновенно уточнила: — Оставишь его тут?

— Добью, наверное… — задумчиво протянула я. Теперь в глазах рыжей плескался откровенный ужас. Еще бы. Отдать Смерти семнадцать единиц чистого дара… — Хотя… Он темный, его не жалко. Не буду добивать. Оставлю, сам помрет. К тому же я сделала все, что могла, — с намеком на наш контракт по организации шизофрении произнесла я.

Эрриан все это время внимательно следил за нашим разговором. И, судя по всему, сделал правильные выводы.

— А я не возражаю умереть тут. У меня и гроб уже есть.

— Он пока не твой. За него хозяин лавки просит четыре сребра, — отрезала я. — К тому же его надо вернуть.

— Хорошо, умру без гроба, — покладисто согласился темный. — Но пешком не пойду. Ни за что!

Белка вперила в Эрриана недовольный взгляд и буркнула:

— Шантажист несчастный!

— Еще какой, — с готовностью подтвердила я.

— А ты… — Эйта уперла лапы в бока и перевела взгляд на меня. — С тобой мы еще поговорим!

Я скромно потупилась, изобразив невинность.

— Ну, знаете… — Рыжая надулась от злости. — Меня еще ни разу клиенты спасать себя не заставляли. Да еще таким унизительным способом: дотащить! Это просто оскорбление!

— Магда знает в них толк, — вернул мне шпильку темный.

— Что-то вы подозрительно хорошо спелись. — Белка повела носом.

— Ничто так не сближает, как совместно проведенная ночь, — тут же отозвалась я. — После того, как он лежал на мне… Стонал, совершал непотребства…

На меня уставились четыре изумленных глаза. Причем у лунного, услышавшего мою вольную трактовку сегодняшних событий, удивления было гораздо больше, чем у белки.

— Я тебя всего лишь привел в чувство, — нахмурился он.

— Да-да. Знаем-знаем… — ехидно прокомментировала рыжая. — Сначала мужчина приводит женщину в чувство, а потом она его — к алтарю. Слышь, Меч, тут хоть официально и Темные земли, но нравы царят дикие, светлые. Так что ты поосторожнее… упражняйся. В Хеллвиле полно незамужних девиц, матерям которых плевать, светлый ты или темный. Им главное — дочку хорошо пристроить.

— Ты так ратуешь за мое холостяцкое счастье? — удивился Эрриан.

— Нет, просто браков не люблю. — Белка выразительно размяла лапы.

Браков не любит? Помню-помню, она как-то сетовала на соперницу, что этим летом вышла замуж.

Не дав больше задать ни единого вопроса, Эйта растворилась в воздухе, чтобы через четверть удара колокола появиться вновь. Верхом на холке той самой кобылы, что унеслась вместе с телегой нынешней ночью. Счастье, что, пока лошадь носилась окрест, нежить не успела ее сожрать.

В город мы въезжали с седьмым ударом колокола. В повозке вновь лежал гроб, а в гробу — темный. Его сморило, и он беззастенчиво дрых, изображая труп на радость хеллвильцам.

Хотя без казуса не обошлось. Перед самыми воротами нас обстреляли с городской стены. Стражи сделали предупредительный залп из арбалета в борт телеги. Я ответила им пальцем, который был дан мне самой природой специально для оценки мнений некоторых особо умных.

Ну и к жесту добавила пару слов на имперском. Прочувствованных, с обещанием вернуть этот болт меткому стрелку обратно. Притом не туда, откуда он вылетел, а с тыла, немного пониже спины.

Со стены тут же раздалось:

— Все в порядке, это не умертвие! Это наша несгораемая ведьма!

«С прошлой ночи еще и непотопляемая», — мрачно добавила я про себя.

Между тем створы ворот со скрипом распахнулись, и мы въехали в город.

— Гляди-ка ты, и вправду темный усоп… — сдвинув шапку набекрень и почесывая затылок, протянул один из стражников.

— А чего она его обратно в город везет незакопанного… — опасливо бросил второй, что стоял рядом с ним и задумчиво гладил окладистую бороду.

— А пес эту ведьму знает. Может, зомби из него решила сделать, чтоб, значит, прислужник в доме был. Или непотребствами в ночи заниматься с ним какими удумала.

— Так для непотребств теплый-то приятнее…

— И вам не здрасте! — мрачно обронила я, прервав высокоморальный диспут доблестных стражей Хеллвиля.

Мужики тут же словили приступ немоты, будто я их прокляла. Они так и стояли, провожая меня в тишине пристальными взглядами выпученных глаз.

Улицы уже не были пусты. Тут и там сновали вездесущие мальчишки, спешили на рынок хозяйки, чтобы купить самого свежего, вкусного, обменяться сплетнями и наспориться от души, торгуясь за три морковки.

Все таращились на живой труп, который сначала лежал благопристойно, а потом начал едва слышно бессвязно бормотать. Когда же кобыла остановилась у родимой лавки гробовщика и тихонько заржала, ее наконец-то проспавшийся хозяин выскочил из дверей как ужаленный.

— Вот, возвращаю, — спрыгивая с телеги, возвестила я и жестом «купец показывает лучший товар» указала на гроб.

— Меня господин Рынмарь убьет… — простонал гробовщик, белея. — Это же для его любимой тещи, Бездна ей в печенки, был заказ! Четыре сребра! Бархатная обивка! Мореный дуб, самый прочный… Чтобы покойница не выбралась из него, если нечистью вдруг станет.

Он причитал, глядя на борозды, оставленные здоровенными когтями, и уже в красках представлял, как господин Рынмарь самолично уложит его в его же творение. Кажется, даже внимания не обратил на то, что его «ящик» уже облюбовал темный.

— Передайте заказчику, что гроб ведьмой опробован на злющей стрыге. Испытание товар прошел с честью, и никакой зомби или упырь из этого ящика не выберется, — строго сказала я. Гробовщик перестал бормотать и с интересом прислушался. — Так что пусть господин Рынмарь спит спокойно: его усопшая теща своего зятя не потревожит. В телесной оболочке — так точно. Да, и спросите с него за тестирование еще полсребра, — невозмутимо закончила я свою речь.

Гробовщик заметно повеселел. Наморщил лоб, закатил глаза к небу и забормотал, загибая пальцы. Чую, сдерет этот пройдоха с господина Рынмаря за тестирование не полсребра, а куда больше. Я потрясла за плечо сонного Эрриана.

Тот будиться не хотел. И не стал. Что-то буркнул то ли во сне, то ли в полубреду. Гробовщик, которому не меньше, чем мне, хотелось выковырять темного из нахально занятого гроба, уже топтался рядом. Вдвоем мы вытащили этого обморочного, гробовщик взвалил его на плечо и понес ко мне в дом. А уже там уложил на стол, который я предварительно окатила из бутылки ядреным гномьим первачом.

Как только дверь за моим помощником захлопнулась, я приступила к лечению. Сначала разрезала штанину, однако, прикинув, что забинтовать придется не только голень, но и бедро, которое тоже было рассечено, плюнула и сняла с темного порты вовсе.

Сломанная и порванная нога лунного напоминала кровавое месиво, под которым я различила мету: черный вихрь — символ чернокнижного дара. Мета начиналась в районе лодыжки и змеей-воронкой уходила вверх, под рубаху. Завихрения где-то превращались в руны, вязь, чтобы затем вновь обратиться в гибкие чернильные потоки. Ничего себе! Какая здоровая. А еще… она шевелилась. Едва заметно, но все же. Неужели у него дар еще до конца не сжился с телом? Или все оттого, что сила была немалой? Ведь чем выше уровень магии, тем позже происходит полное слияние и мета останавливается, закрепляясь на теле навсегда. Моя-то звезда целителя до выгорания тоже ползала. А потом… Съежилась до размера ногтя и застыла под нижним правым ребром.

Белка, до сего момента безмолвно наблюдавшая с подоконника, не удержалась от указаний:

— Давай, пошевеливайся! А то мой клиент еще сдохнет неумалишенным! Бери, что тебе там нужно — мази, эликсиры, иголку, — в свои умелые руки и…

— Хвост оторву! — рявкнула я.

— Хорошо, бери в свои корявые руки… — «исправилась» рыжая, которая от переизбытка чувств не могла замолкнуть.

— Воротник сделаю! — пригрозила я, держа в руке тонкий, отточенный до остроты бритвы лекарский нож.

— И этой неблагодарной я сохранила разум!

— Ты просто не смогла его отнять! — парировала я, складывая кости Эрриана.

— Тяжело отнять то, чего нет…

— Есть. Нужно было лучше искать, — пробурчала я, не отрываясь от лечения темного.

— Ну ты и… — задохнулась от возмущения Эйта.

— Какая? — спросила я, занятая привычным ремеслом — зашивала рану.

— Уникальная… — уничижительно фыркнула она. — Как будто тебя на заказ сделали. В наказание всему миру, и особенно мне…

— Почему «как будто»? Я и правда неповторимая. Когда мои производители попытались повторить опыт, то получилось белокурое недоразумение по имени Рик.

— Твой братец, в отличие от тебя, хороший малый. Его было бы так легко свести с ума. Жаль, не довелось, — печально закончила белка.

— Еще слово, — припечатала я, — и я наплюю на все да исключительно тебе в отместку зарежу этого темного!

Я все же оторвалась от перелома и с поднятой рукой, в которой был нож, заменивший мне скальпель, посмотрела на белку. Именно в этот момент распахнулась дверь, и на пороге застыл смуглый. Палач, слуга и друг Эрриана.

Перед его глазами предстала та еще картина: я с колтуном на голове, в чистом фартуке, на котором уже было несколько пятен крови, с целительским ножом наперевес и обещанием прирезать темного. Белки гость не видел, посему уставился исключительно на меня.

— Отойди от него немедленно! — завопил он, пытаясь создать пульсар.

Именно пытаясь. Искра в его ладони так и не вспыхнула пронзительным светом, а, плюнув несколько раз, исчезла с хлопком.

— Что за… — не понял смуглый.

Впрочем, конфуз его не смутил: он потянулся к поясу за кинжалом.

Я мысленно прикинула, что быстрее: объяснить темному, что я делаю с его дружком, или оглушить, чтобы не мешал операции? Второй вариант был предпочтительнее, но подкрасться сзади и незаметно тюкнуть смуглого по темечку было проблематично по той простой причине, что мы с ним уже разговаривали. А в открытом сражении я могла его сразить лишь тяжелым и исключительно тупым вопросом. Посему просто буднично его оповестила:

— Темный, тебе сюда, вообще-то, вход запрещен.

— Потому что я темный?

— Нет. Потому что сейчас идет операция. Ты мешаешь мне спасать твоего друга от смерти.

— До встречи с тобой он был жив и здоров. А лишить жизни Меча Владыки имею право только я.

— И не думала составлять тебе конкуренцию! Придет время, даже помочь могу. Топорик там подержать или табуретку выбить. А сейчас, когда мы выяснили, что наши зоны влияния не пересекаются, будь любезен… Рядом с тобой стоит короб с бинтами. Принеси его мне, пожалуйста.

Смуглый явно растерялся. Как тот матерый волкодав, что врезался в волчью стаю, а вместо кровавой драки и лязганья клыков у горла получил предложение погрызть морковку. Вот и темный хотел ведьму убить, а его наглым образом работать заставляют.

Он так и стоял на пороге. Явно переваривал сказанное и заодно выпускал тепло на улицу. А дрова для печи мне доставались не даром. Мудрые люди говорят, что молчание — золото, но если сейчас я не звякну серебром, то дружок Эрриана разорит меня на хорошую вязанку.

— Ну так что, палач, будешь помогать мне свою жертву спасать или еще помедитируешь?

Смуглый шагнул и закрыл за собой дверь. Увы, не с улицы. А жаль. Впрочем, смирившийся с тем, что сегодня он не убийца, а младший лекарский персонал, смуглый оказался хорошим помощником. Споро подал короб с бинтами, ловко чугунок с горячей водой из печи ухватом достал, помог промыть рану. И все то время, что я бедро обрабатывала, цепко держал некстати пришедшего в себя Эрриана. Хотя я бы сильно удивилась, если бы лунный не очнулся: когда из ноги пытаются выдрать кусок мяса — тут и труп подскочит. Без всяких некромантов. Ну, конечно, не совсем мяса. Все дело в том, что, пока темный нырял за мной в болото, нанесенную когтями стрыги рану успела распробовать хирсина.

Эта мелкая топяная нечисть была размером не больше ладони. До поры до времени плавала свободно. Но как только вблизи оказывалась жертва, нечисть впивалась в нее челюстями, впрыскивала парализатор и начинала врастать в тело корневыми щупальцами. Лунному досталась особо шустрая хирсина: так внедрилась в бедро — шиш подцепишь.

Я долго пыхтела, но все же ухватила ее за бока ногтями. Да как дернула! Эрриан не только пришел в себя, но и рефлекторно врезал кулаком. Со всей дури! Благо не мне, а своему смуглому дружку. Я бы точно вывихом челюсти не отделалась.

Тот ничего не сказал, потому что уже не смог, но навалился на лунного всей тушей да хорошенько придавил к столу. А я с третьей попытки выдрала демонову хирсину из бедра Эрриана. Оказавшись на воздухе, та заверещала не хуже банши. Ее короткие, тонкие, нитевидные щупальца, похожие на мочковатый корень, забились во все стороны, норовя дотянуться до моего запястья.

Я быстро швырнула хирсину в печь, где она вскоре и замолкла.

Перевязав бедро одному темному, вправив челюсть второму, я выдохнула и обессиленно опустилась на скамью. Прислонившись спиной к стене, закрыла глаза и четко произнесла:

— С вас за оказание целительских услуг три золотых. — И едва услышала возмущенное сопение гостя, как злобно предупредила: — Орать о грабительских расценках и торговаться не советую!

— Проклянешь? — уточнил гость, держа у скулы тряпицу с примочкой.

— Зачем? — искренне удивилась я, приоткрыв один глаз. — У тебя и без чернословия от воплей челюсть по новой заклинит.

Белка, весь процесс лечения сидевшая молча, после моих слов аж слезу умиления хвостом смахнула: ее уроки в лабиринтах разума не прошли даром, и сейчас я даже без капли магии могла довести любого до состояния озверения. Главное, чтобы после этого не пришло состояние упокоения. Моего упокоения.

— Ах ты… — то ли восхитился, то ли озлобился смуглый.

Но потом посмотрел на прищурившуюся меня, на Эрриана, который лежал на столе, прикрыв глаза. Глянул за окно, где гробовщик, насвистывая, тряпицей полировал ободранный стрыгой гроб. И, видимо что-то прикинув, процедил:

— Ведьма, ты прямо прелесть какая гадость.

Да уж. Комплимент в истинно темном духе! Я улыбнулась и мстительно напомнила о трех золотых. Смуглый похлопал себя по карманам, заглянул в кошель, но, судя по слишком независимому выражению лица, за утро наметился второй конфуз. На этот раз финансовый. Но темный не был бы темным, если бы признался в поражении.

Он убрал свой кошель обратно и подошел к куче тряпок, которые остались от портов Эрриана. Наклонился, откинул ткань и, найдя карман, достал из него несколько монет.

— Я не люблю, когда ко мне лезут в штаны. Особенно если меня самого в них нет. — Хриплый голос, раздавшийся со стола, заставил меня заинтересованно открыть и второй глаз.

— Прости, но у меня с собой не было, и я решил оплатить твое лечение из твоего же кармана, — без тени раскаяния пояснил вороватый смуглый. — Эта ведьма требует за свои услуги три золотых!

— И сребр за доставку, — добавила я.

Если уж наглеть, то по полной. Ведь мои последние отношения с золотой монетой закончились тем, что я повосхищалась ею издалека. Так сказать, духовная близость не переросла в обладание. Поскольку сожжения не получилось, а значит, вместе с ним — и гонорара от отца Панфия. Посему стоило наверстать упущенное.

— Я доставила пациента с комфортом. Чтобы его ненароком не продуло, в ящике, — терпеливо пояснила я. И, вспомнив про господина Рынмаря, напевно перечислила: — Бархатная обивка! Мореный дуб, самый прочный… Промаркированный знаком качества. Итого три золотых и один сребр. Знак качества, так и быть, бесплатно.

О том, что почетным маркировщиком была стрыга, оставившая на досках свой когтистый росчерк, я тактично умолчала.

— За что? — возмутился Эрриан и повернулся к своему приятелю. — Джером, о чем это она вообще бредит?

Джером не произнес ни слова, но та-а-ак выразительно уставился на одну рыжеволосую ведьму.

— Ну как за что? Золотой — за перелом. Кости сложила, рану обработала, сращивающей настойки вот сейчас еще дам и обезболивающей. И амулет-ускоритель еще. Правда, он слабенький. — Я для наглядности загнула палец. — Второй золотой — за то, что хирсину вытащила из бедра.

— Ты вырвала ее с моим мясом! — не удержался лунный.

— Хорошо. За то, что пришлось слегка ущипнуть тебя за задницу, скину пару медек, — покладисто согласилась я. — Ну а третий — за вправленную челюсть.

— У меня с челюстью все в порядке, — тут же возразил он.

— Так я и не тебе вправляла, а твоему па… — Я осеклась. Хотела сказать «палачу», но о смерти и так слишком много разговоров! — …рню.

— Мы не мужеложцы! — грянуло так яростно и синхронно, что подспудно возникла мысль: именно так оно и есть.

И если бы пару ударов колокола назад Эрриан в гробу страстно не доказал обратное, то я бы им не поверила. А что… о темных всякие слухи ходят. Вздохнула и укоризненно покачала головой:

— Я ведь не осуждаю…

Да, бесить — мой талант. И в отличие от магического дара потерять этот талант куда сложнее. Хотя признаюсь, иногда хотелось. Очень. Особенно в такие моменты, как сейчас: еще миг назад, пока не произнесла своей последней фразы, в душе порхали бабочки. А вот теперь они валялись дохлыми и вымороженными напрочь под перекрестьем двух ледяных взглядов.

— Джером, скажи этой вымогательнице, что услуги телохранителя императора стоят гораздо больше, чем три золотых. И я тоже могу ей сейчас выставить свой счет.

Нет, вы посмотрите на него, а? Только из гроба вылез — и сразу торговаться.

— Тебе хана, — услужливо перевел речь лунного его па… в общем, палач.

Я замолчала. Не потому, что ответить было нечего. Скорее даже наоборот: мыслей крутилось слишком много и все они стремились быть озвученными. Но, во-первых, тогда я буду ругаться слишком долго. Во-вторых, я припомнила, сколько мне обещал Эрриан за помощь в устранении Эйты. Последняя, к слову, уже куда-то исчезла с подоконника. То ли убедилась, что процесс «сведение с ума» у клиента идет с переменным успехом, то ли у нее появились иные срочные дела. Но, так или иначе, белку я у себя в гостях уже не наблюдала.

— Чего замолчала? — удовлетворенно вопросил Джером.

— Просто сижу и думаю, как дальше жизни радоваться. И раз уж у нас случился взаимозачет услуг, то попрошу покинуть помещение. Тем более что скоро кто-нибудь да обязательно придет.

— Ты же вчера всех побитых приняла, — сипло возразил Эрриан.

— Вчера были поломанные, — не стала спорить я. — А сегодня будут возмущенные. Те, кто вчера скидывались тебе на порчу и утром обрадовались твоему трупу. Вот как прознают, что покойник воскрес, так и придут мстить. Может, даже организуют внеплановое сожжение… — мечтательно закончила я.

На моих последних словах Джером закашлялся.

— Определенно, ты самая ненормальная из ведьм, которых я встречал. Мало того что сама просишься на костер, так еще и лечишь.

— А что в этом странного? — не поняла я подвоха.

— А хотя бы то, что среди темных такого практически не встречается. Все же дар целительства — это больше светлая магия, — припечатал Джером.

Ну вот делай людям добро! Хотя бы и по грабительским расценкам! Зря только челюсть гаду вправила.

— А Магда и не темная, а светлая, — хрипло отозвался Эрриан, бессовестно посвящая своего палача в мою самую сокровенную тайну.

У-у-у, сивый! Молчал бы уж, пробник мумии. Нет, надо было его всего забинтовать. Не только ногу. А еще и рот кляпом заткнуть!

— Тебя же светлая магия убить может! — возмутился смуглый.

— А кто сказал, что я ее вообще использовала? — разозлилась я. И уже, обернувшись к лежащей «красавице», едко процедила: — А тебе, Эрриан, спасибо! Ты так добр. Не знаю, чем тебе за это отплатить… Хотя нет! Знаю. Я буду за тебя молиться.

— Из твоих уст это звучит как проклятие, — усмехнулся оккупант моего стола.

— «Как» тут лишнее, — выдохнула я, и, встав с лавки, скомандовала: — А на сей радостной ноте давайте прощаться. Один темный закидывает второго, перебинтованного, на плечо и тащит отсюда подальше.

Увы. Со словами: «Подавись, белая ведьма!» — мне на стол легли три золотых. А потом Джером таки поволок своего то ли господина, то ли жертву. Но не на улицу. А по лестнице. На второй этаж. В мою спальню!

(обратно)

ГЛАВА 4

— Какого демона? — успела крикнуть я смуглому.

— А если моему другу в особняке бургомистра станет хуже? — отозвался тот, не оборачиваясь и продолжая подниматься по ступенькам. — Пока я его к тебе обратно через весь город дотащу, он и помереть может. Нет уж. Никуда я его не понесу. Мы пока здесь побудем.

Кому-кому? Другу? Хм… Какие, однако, интересные понятия у сыновей Мрака о дружбе. Раньше я считала, что по дружбе можно только выручить, а оказывается, что и убить — тоже.

Я аж задохнулась от такой наглости. Ну… темные! Мало того что Хеллвиль себе присвоили, так еще и на мою постель покушаются! А я где спать буду?

Пока я мрачно размышляла о коварстве пришлых, в дверь постучали. Не лупили кулаком, а тихонько поскреблись. Значит, не вчерашние проклинатели.

— Входите, открыто! — мрачно рявкнула я.

Сегодня, как никогда, я была похожа на истинную темную ведьму. Настроением — так точно.

Дверь отворилась, и на пороге застыла, словно не решаясь шагнуть дальше, юная гостья: новый заячий тулупчик, парчовая юбка, сапожки из тонкой кожи и яркий платок. Надо же, кто ко мне пожаловал! Мажета, дочка торговца третьей гильдии — девка в меру красавица и без меры глупая. Ибо считала, что деньги могут все, а набитый золотом кошель способен и зомби превратить в человека. Поскольку мошна ее отца была полна до краев (и не презренной медью или скромным серебром), Мажета чувствовала себя хозяйкой везде. Везде, кроме моей лавки. Но явно по привычке заговорила она с гонором, хоть и не тронулась с места, продолжая выстужать дом:

— Эй, ведьмовка, мне снять венец…

Мажета осеклась, напоровшись взглядом сначала на пустую бутыль из-под первача, потом на окровавленные портки лунного, кои так и валялись возле ножки стола. Демоны все раздери! Вот только сплетен мне и не хватало. Представляю, как уже завтра весь Хеллвиль будет судачить, что ведьма пьет по ночам в одиночку и запоздавшими клиентами закусывает. А это значит, что за колдовские услуги теперь мне можно заплатить первачом и окороком, а не деньгами! Я невозмутимо затолкала ногой под лавку изрезанную кучку ткани и подбодрила:

— Ну!

Мажета сглотнула и закончила фразу уже не столь уверенно:

— …безбрачия нужно.

Тут брякнула заслонка, и из печи вывалилась агонизирующая хирсина. Вереща на одной ноте и протягивая свои щупальца, тварь поползла к гостье. Мажета истошно заорала в ответ. Причем гораздо сильнее нежити. После сегодняшних приключений у меня и так болела голова, а еще этот ор. Я не выдержала и, подойдя, припечатала ногой голосящую заразу. Нет, не Мажету.

Хирсина дрыгнулась и обмякла. Продолжая давить, — нежить из болот иногда оказывалась зело живучей, — я мрачно глянула на дочку торговца и уточнила:

— И долго еще будем голосить?

Мажета враз смолкла. Дверь, в которую как раз ударил порыв ветра, тут же хлопнула гостью по спине и тому месту, где оная заканчивает свое благородное название. Девица пробкой влетела внутрь. Наверняка приняла случившееся за ведьминский замысел: вон как глазами из-под платка сверкнула. Ну да, мне делать больше нечего, как силы тратить на такую ерунду. Но разубеждатьМажету не стала. Она же глянула на меня, потом на мою ногу, сглотнула и буркнула:

— Снимете?

Ого, уже и на «вы». Этак скоро я и «госпожой ведьмой» стану, а не «демоновой ведьмовкой».

Мажета склонила голову. Вышло так себе: гордячка явно привыкла приказывать, а не просить. Я посмотрела на эту смесь спеси и страха и уже было хотела сказать, что венец безбрачия снять не могу. Разве что посочувствовать. Но гостья, словно что-то почуяв, успела достать кошель.

— Вот, тут двадцать сребров. — Она сделала несколько осторожных шагов и положила деньги на стол.

Хм… Отчего бы не помочь избавиться бедной девушке от тяжелой ноши? Тяжелой денежной ноши. От венца я ее избавить не могла хотя бы потому, что оного на Мажете не было. Зато дури в ее русоволосой голове водилось изрядно. И желания во что бы то ни стало прогуляться до алтаря. Причем не абы с кем, а с самым лучшим женихом Хеллвиля. До вчерашнего дня таковым считался сын бургомистра. Но это было до эпичной эвакуации семьи градоначальника из дома. А сейчас… Судя по всему, им стал темный. Темные.

— Закрывай поплотнее дверь, и посмотрим, что можно сделать, — повелела я и шаркнула ногой по половицам так, чтобы остатки хирсииы отцепились от подметки и улетели в угол.

Пока Мажета бегала к входу, я быстро шагнула вперед, одной рукой взяла кошель, а другой цапнула три золотых, оставленных на лавке смуглым. Сунула все в «банк» и приготовилась внимать девичьей беде.

— На мне венец безбрачия! — запальчиво воскликнула Мажета, едва дверь была закрыта. Она без приглашения уселась на табуретку у стола, распахнула тулуп и пояснила: — Только я за кого соберусь замуж, как все планы рушатся. За Барта хотела, так его Натана приворожила.

Я вспомнила красавца-оружейника, сыгравшего свадьбу месяц назад. Вел он свою невесту в храм по любви. Так что у меня зародилось смутное подозрение, что этот «жених» Мажеты слегка не в курсе был, что он ее суженый.

— Собралась ему в отместку за Дирка, — между тем продолжала Мажета, — так его вчера вместе со всей семьей темные из дома высвистнули и без денег оставили. Нет мне счастья. Это точно во всем венец безбрачия виноват!

«И в том, что нас ночью стрыга чуть не сожрала, — тоже он!» — крутилось на языке, еле удержалась, чтобы не ляпнуть.

— Для начала давай погадаем, — предложила я, честно отрабатывая свой гонорар.

Так. А есть ли у меня карты? Вроде были. Правда, западной части империи, а не гадальные. Значит, придется импровизировать.

— А на чем? — заинтересовалась Мажета. — Я слышала, ведьмы при гадании используют потроха, мышиный или драконий помет.

Угу. Сейчас принесу на лопате.

— Гораздо чаще мы используем логику, — строго сказала я, чем изрядно разочаровала девицу.

Похоже, требуха была ей гораздо интереснее доводов разума. Может, в ливере мистики больше? Впрочем, клиент всегда прав. Пока жив. Я вдохновенно провозгласила:

— Будем гадать на котле!

Спустя четверть удара колокола мы стояли над котлом. Вообще-то, он был никакой не ведьмин, а большой алхимический. С маркировкой «тара номер пять» на дне. Его любезно предложил мне взять Никое, который, как и я, в этом году окончил академию. Со своим чугунным другом алхимик расстался по весьма прозаичной причине: в их отношениях случилась трещина. Крохотная трещина на самой кромке посудины. Для обычной кухонной утвари — ерунда. Для алхимика — трагедия. Выращивая кристаллы или разделяя вещества, мастера эликсиров вращали воронкой содержимое котла с такой скоростью, что взрывались и абсолютно целые посудины. А уж с трещиной — и подавно. Посему Никас решил не рисковать.

А мне, целительнице, для варки зелья в самый раз. Теперь утварь и в «гадании» поучаствует. Растопив печь, я щедро плеснула в котел воды, добавила пару самых сильно пахнущих зелий, сдобрила вытяжкой из кровохлебки и кинула чернокорня для цвета. Смесь вышла ядреной. От источаемого ею смрада аж глаза щипало. Не то что заглянуть в котел, дабы увидеть в вареве свое будущее, — даже стоять рядом было подвигом. Может, я случайно изобрела новое алхимическое оружие? Надо бы его запатентовать.

— Суженый, появись, ликом Мажете покажись. — Я взмахнула руками, изображая ворожбу, а на самом деле отгоняя от лица жуткий запах.

В тот момент, когда девица уже была готова клюнуть носом в противную жижу, заскрипели половицы, и раздался негодующий голос Джерома, спустившегося сверху:

— Чем это у вас тут воняет!? — возмутился он.

Мажета повернулась, вытаращила глаза, с протяжным стоном: «Это мой суженный?» — пошатнулась и начала медленно падать в обморок.

Вот зря я подхватила девицу, которая явно любила булочки с брусничным сиропом, — едва под ее весом в пол по пояс не вошла, как горячий гвоздь в кусок масла. Благо темный помог и уложил гостью возле лавки. Рядом с тем местом, где скончалась хирсина.

— Думаю, твое чуткое обоняние уловило запах грядущих неприятностей, — сдув вьющуюся прядь со лба, просветила я Джерома.

— Чьих? — прозорливо спросил темный.

— Ну… — протянула я. Припомнила настойчивость и целеустремленность девицы, когда та гонялась за сыном бургомистра, дабы сделать его счастливым семьянином, и резюмировала: — Судя по всему, и твоих тоже.

— Я-то тут при чем?

— При всем, — фыркнула я.

Мажета всхрапнула. Видать, обморок оказался со снотворным эффектом. Или это она порошка успокой-корня надышалась?

— Что с ней?

— Не обращай внимания. — Я махнула рукой. — Раз уж ты спустился… Сходи на базар, купи еды. А то тебе нужно твоего друга кормить, ну и меня тоже.

— Ведьма, у тебя совесть есть? Я тебе всего четверть удара колокола назад три золотых заплатил!

— Совесть? У ведьмы?! — искренне возмутилась я, словно меня только что оскорбили. А потом пафосно добавила: — Она сгорела на костре инквизиции!

— Вот всегда знал, что светлые ничего толком не умеют. Даже ведьму сжечь! Нет чтобы целиком, так они только ее совесть спалили.

— Может, тогда побудешь помощником храмовника при следующем сожжении? — невинно предложила я.

— Темный маг помогает святой церкви? — Судя по возмущению в голосе Джерома, я смогла-таки его уесть. — Ничего проклятого в твоей душе нет, ведьма.

— Святого, — педантично уточнила я и на недоуменный взгляд смуглого пояснила: — Я светлая магесса, поэтому правильнее будет «ничего святого». Так ты за едой-то пойдешь?

— А если нет? — прищурился он.

— Ну… — Я выразительно посмотрела вокруг. — Я могу и сама приготовить: наломать дров, подлить масла в огонь, потом заварить кашу и навешать лапши. Тебе на уши или на шею? Потому как из продуктов у меня ничего нет.

— Ну ты и ведьма! — восхищенно протянул смуглый, по-новому взглянув на меня. — Смелая, красивая, да еще и одинокая.

— Не знаю, как у темных, а у светлых считают, что мужчине стоит бояться красивую и одинокую магессу. А если она не только красива и одинока, но еще и зла, то лучше сразу притвориться мертвым.

— Я не просто мужчина, но и маг. К тому же смертью пожирателя душ не испугаешь.

— Ага, его только продуктовой корзиной можно вогнать в трепет, — напомнила я о насущном.

— Хорошо-хорошо. Схожу. Но готовить будешь ты!

И смуглый шустро выскочил из дома, захлопнув за собой дверь.

Выпроводила. И даже под благовидным предлогом. Теперь нужно срочно привести в чувство Мажету и втолковать ей, что судьба дала знак — вот он, ее единственный! А я тут ни при чем.

А уж она устроит смуглому интересный досуг и развлечения, что мне весьма на руку: чем больше он занят личными делами, тем меньше приглядывает за лунным. Значит, у меня будет больше шансов свести Эрриана с ума.

Не успела осознать такую приятную мысль до конца, а на груди уже жаром налилась печать — клятва темному в том, что я помогу ему избежать объятий Эйты. Хвостатый арх подери! Вот как мне выполнить свою часть уговора с белкой, если даже думы об этом отзываются огнем печати?

Ладно, выкручусь. Пока же главное — Мажета.

Я склонилась над ней и потрясла за плечо. Обморочная лишь сладко причмокнула и повернулась на другой бок. Я приблизила свои губы к ее уху и тихонько прошептала:

— Ты на свою свадьбу опаздываешь!

Всего пять слов — а девицу будто кипятком окатили: она тут же подпрыгнула и села, широко распахнув глаза.

— С-с-свадьбу?!

— Пока гипотетическую, — предельно честно ответила я.

— Какую-какую? — озадачилась Мажета. Потом, видимо, начала что-то вспоминать и недоверчиво прищурилась. — Так что, этот темный… Он взаправду мой жених?

Я солидно кивнула и подтвердила, что именно ворожба явила перед девой лик ее суженого. Ворожба, а не лестница, ведущая на второй этаж.

— Но как?.. Что мне нужно делать? — Она напружинилась, явно собираясь рвануть с места в карьер. В глазах появился фанатичный блеск. — Заплачу, сколько потребуется. Поможете его женить, госпожа ведьма?

Ого… Как ее разобрало-то!

Я не удержалась от соблазна и заверила, что не только помогу привлечь к ней темного (правда, не уточняя, что не приворотом, а по статье имперского кодекса), но и за дополнительную мзду устраню конкуренток. А что, веревку и кляп еще никто не отменял!

Покинула мою лавку Мажета не с пустыми руками. И не с пустой головой. Унесла с собой бесценные знания по склонению темных магов к браку и любовное зелье. Именно так я написала на пузырьке, внутри которого плескалась настойка полыни и корня тройчатки. Ну, подумаешь, перепутала ведьма зелья и вместо запрещенного и дорогого дала желудочные капли. Зато точно никто не пострадает. Во всяком случае, сильно. Значит, я соблюла главное правило целителей: не навреди.

Джером вернулся, едва за Мажетой хлопнула дверь. Когда я заглянула в корзину, то поняла, почему он так быстро управился. Как истинный мужчина, темный исповедовал истину: еда — это мясо. Все остальное — закуска. А поскольку спиртного на обед не планировалось, видимо, он посчитал, что и закуска, в смысле овощи, не нужна.

Кусок парного мяса выглядел так, будто его только-только разделали. Или вырвали. Хорошо, если из рук мясника, а не прямиком из свиньи. А то ведь с этого ненормального мага станется.

Я пригляделась к добыче. Нет, край аккуратно отрезан. Значит, все же купил.

— Какое свежее. Мне Нарис всегда подсовывает что похуже, — возмутилась я. — Конечно, я бы не сказала, что ему хоть раз это удалось, но сам факт!

Мясник и правда всегда норовил в первую очередь предложить мне или лежалое, или такое темное и желто-жилистое, словно скотина сама издохла от старости и болезней. Ну не боялся мужик ни порчи, ни сглаза. Утверждал, что у него после полувека жизни с женой-ведьмой индульгенция. И не важно, что у супруги ни темного, ни светлого дара отродясь не было. Зато имелся характер. Стальной! А еще железные нервы и золотое (по утверждению самой госпожи Нарис) сердце. В общем, была она дамой тяжелой во всех смыслах, а не только из-за крайне дородной фигуры.

Возможно, наши товарно-просроченные отношения сложились бы иначе, если бы не обстоятельства первой встречи. Помнится, я попросила Нариса порубить мне мясо. Этот господин слегка атлетического, округло-внушительного телосложения в залитом кровью фартуке заявил, поигрывая топориком, что ради моих глаз готов порубить весь мир, а не только какую-то там грудинку. Меня впечатлило. Его жену — еще больше: она не побоялась назвать меня ведьмой! В глаза.

— Не просто ведьма, а квалифицированная, — скромно уточнила я.

И предложила за умеренную плату приворожить к ней супруга обратно. Причем с защитой от измен. Впрочем, не уточнила, что в привороте буду использовать не заговоры, а сплетни. Например, о том, что господин Нарис вроде как уже и не мужчина… И хотя репутация евнуха — не абсолютное ручательство и стопроцентной гарантии от блуда не дает, но все же… Зато распустить сей слух — все равно что сварить кофий с пенкой, — да раз плюнуть.

При этих словах супруга встрепенулась, а ее муж побелел. В общем, господин Нарис с тех пор начал мстить темной ведьме старой свининой и жестко-спортивной говядиной.

— Ну и мне этот кусок не продали, — пожал плечами темный. — Мясник мне его подарил. А еще сказал, что я порядочный.

Удивляться в речи Джерома можно было всему, но меня больше всего поразило именно последнее.

— Только порядочный?

— Ну… Если дословно, то он сказал, что я порядочный гад, который его почти что грабит средь бела дня… Но, знаешь, я предпочитаю фокусироваться на позитивном.

— И потом подарил мясо? — Я спрятала смех, уже догадываясь об истинной картине событий.

— Не сразу. Лишь после того, как я заверил его, что с кинжалом в голове он будет выглядеть гораздо мужественнее. Мясник почему-то начал отказываться, быстро убрал то старье, что пытался подсунуть, и достал лучший кусок свинины. Мы немножко поторговались. Сошлись на том, что первый товар для покупателя — в подарок.

Я посмотрела на темного скептически. Он на меня — радостно.

— Еду я принес. Теперь готовь, — сияя, как новенький золотой, сообщил Джером.

И ушел на второй этаж. В мою спальню!

Я кинула взгляд на мясо, потом на котел, стоявший на огне. И благословила. С чувством так, от души. Наглых темных.

— Ведьма! — донесся сверху синхронный крик.

Вот распереживались… А я всего-то пожелала, чтобы на них снизошло озарение. То, которое случается утром после вечернего переосмысления своей жизни. Когда ее хорошенько переосмыслишь, раскрашивая попутно в белые, красные, сухие, полусладкие и игристые тона, утром приходит оно — озарение. Правда, в простонародье его называют похмельем и головной болью.

К темным, судя по всему, вместе с озарением пришло озверение. Зато под этот рык готовилось преотлично. Закинув в чугунок с водой мясо и сунув его в печь, я ухватила «гадательный» котел, вынесла из дома. Отворачиваясь от вони, бьющей в нос, дошла до ближайшей сточной канавы и вылила в нее булькающую гадость. Когда последние капли стекали по чугунным стенкам, посудина вылетела из рук и ударилась о камень. Дужка треснула.

Арх! Мой любимый котел! Мой единственный котел для зелий! Придется потом сходить к кузнецу…

Когда я вернулась, бульон уже был готов. Разлила по тарелкам и кликнула смуглого. А что? Кормить с ложечки я никого не нанималась. Пусть сам своему другу еду носит. Но, как оказалось, магу, справившемуся с моим благословением, требовалась пища не только телесная, но и духовная.

— Магда, у тебя что-нибудь почитать есть? — спросил он. — А то скука смертная. Эрриан еще сутки проспит, пока восстановится.

— Сутки?! — Я удивленно вскинула брови. — Перелом неделю будет срастаться. И это еще на эликсирах!

— Он Меч, — отозвался Джером.

Ну да. Вот сейчас все стало понятно-понятно.

— Его с четырех лет готовили к подобному, — между тем продолжал он. — Ковали дух и тело. Даже источник у него сильно изменен. Обратила внимание, что мета еще не полностью инициирована?

Я заинтересованно кивнула.

— Да, заметила, что она слегка… подвижна.

Вообще-то, у магов примерно к двадцати годам мета полностью сформировывается, теряет подвижность, переставая передвигаться по телу. Моя вон уже давно не ползает по коже цветным рисунком, а прочно закрепилась и потускнела, свидетельствуя: чародей вошел в свою полную силу.

— Это оттого, что часть силы Эрриана закольцевали внутри тела, чтобы он мог быстрее восстанавливаться. А сам резерв искусственно расширили в несколько раз.

— Но подобное может убить мага, — вырвалось у меня. Как целитель, я прекрасно знала, о чем говорила.

— Не только…

Смуглый на миг задумался. Окинул меня внимательным взглядом, словно решал: говорить или нет. И… промолчал.

— Эрриан пошел на этот шаг, — упрямо спросила я, — чтобы… беречь жизнь императора?

— Пошел? Его никто не спрашивал! — вздохнул темный. И добавил, поясняя: — В империи есть крепость, где куют тело и дух таких, как Эрриан: магов с сильным, очень сильным уровнем дара. Набирают детей не старше четырех лет. И начинаются ежедневные тренировки, ломающие не только кости, но и психику. Оттуда выходят идеальные телохранители. Не больше трех в год…

«Или не выходит ни одного», — домыслить труда не составило.

— А сколько входит?

Я представила себе четырехлетнего ребенка, которого ставят перед выбором: сражайся или умри. И ужаснулась.

— Сотня.

— Кто же из родителей согласится отдать свое дитя на смерть?!

— Некоторые дети — сироты. Кто-то родился в бедной семье и был выкуплен. Редко, но забирают из семей аристократов, — это своеобразная форма демонстрация власти императора. Род, не отдавший своего ребенка, могут обвинить в неподчинении воле владыки, а значит — измене.

Повисла тишина. Темный словно жалел о том, что сейчас рассказал. А я пыталась осмыслить услышанное.

— Так есть книги? — Смуглый устало потер лоб.

— Есть. Целых две! — заверила я.

— Давай обе. Вдруг одна из них окажется сопливым романом, — тоном «знаю я вас, женщин» произнес он.

Ну, раз уж так просит…

— Вот тебе книга с потрясающим сюжетом, где герои обнажают все свои чувства, мысли, ну и тела заодно. — Я вручила остолбеневшему темному анатомический атлас.

А что, в описании сего произведения я ни разу не соврала: там были не только обнаженные люди, но и вовсе без кожи, а также без мышц и иногда даже костей. Судя по тому, как посмотрел на меня смуглый, он предпочел бы любовный роман.

Но меня уже понесло.

— А вот это вторая. — Я сдула пыль с другого фолианта, чихнула и продолжила: — Она для расширения кругозора.

— Шире, чем первая? — В глазах смуглого плеснулся ужас.

— Значительно! — безжалостно обрадовала я.

— Может, не надо? Я бы не прочь свой не расширять. Совсем, — тоном «зачем я только с ней связался» заверил меня темный. И пробормотал себе под нос: — Даже лучше сузить.

— Ничего-ничего, — подбодрила я. — Вот прочтешь и узнаешь все о самых сложных ритуалах нашего времени.

— Но это же определитель растений! — глянув на обложку, возмутился смуглый.

— И что? Знаешь, как порою сложно понять, что за гадость ты нашел? Тут нужен целый ритуал: сначала поймать… в смысле найти зелень, принести ее домой. Потом открыть определитель, посчитать число пестиков, чашелистиков. Вовремя палец отдернуть от плотоядного цветка, чтобы у тебя его не оттяпали, — с воодушевлением начала я. — Срочно сварить противоядие и выпить, если притащенная пакость ядовитая. Отмыть себя, стол и комнату, если оно вдруг взорвется…

— Да понял я, понял, — перебил Джером, — что сегодня сдохну от скуки.

— Подожди, у меня вроде бы где-то завалялся триллер, но там сюжет скучный.

— Давай, — оживился книголюб.

— Вот, держи. Но я предупредила, что тут интриги вообще никакой в повествовании нет, просто все запрещено, и все. — И я протянула темному имперский свод законов.

— Ведьма! — вскипел смуглый, до которого наконец дошло, что над ним издеваются.

— Ты же темный. А орешь, как светлый. Будто тебя до этого жизнь с ведьмами не сталкивала.

— С такими, как ты? К счастью, ни разу! — прорычал Джером.

Но все три книги прихватил и утопал наверх.

Я глянула в окно, где куцый осенний день уже клонился к закату, вспомнила, что моя постель сегодня ночью занята, и… решила не разочаровывать Джерома. Если быть ведьмой, то от души. Почему бы не поступить в духе истинной дочери Мрака? Раз темный занял твою постель, а ничего интересного в ней и сам не делает, и тебе не дает, ты просто обязана занять в отместку его дом.

Я нацепила черную остроконечную шляпу, подхватила котел, решив по дороге отдать его в починку, и потопала на ночевку. Кузнеца, увы, дома не оказалось, да и кузня была заперта. Посему к двухэтажному особняку бургомистра я подходила злая, замерзшая и в обнимку с котлом.

Дорогу мне заступил стражник. Правда, слегка неуверенно.

— Отойди! — глянув из-под полей шляпы, предупредила я.

— Не пропущу, — проблеял этот бессмертный.

— Тогда ты пропустишь зиму и лето. Возможно, еще и осень, — прищурилась я.

— Н-н-новый хоз-зяин не велел никого…

Алебарда в руке охранника затряслась. Наверняка от ветра. И сам страж что-то бледный. Видимо, витаминов не хватает.

— Твой новый хозяин сейчас спит в моей постели. А до этого мы с ним весело провели ночь. Смекаешь? — тоном «тебя убьют два раза: и ведьма, и твой хозяин» произнесла я.

Охранник хоть и относился к категории «дураки — не ветрянка, сами собой не закончатся», но от ворот все же отпрянул.

В дом бургомистра я входила, как некромант в склеп: прислушиваясь к тишине и ожидая подвоха. Подвоха не было. Вообще ничего не было. Вернее, никого. Особняк оказался пуст. Хотя… Вроде бы я слышала в одном из коридоров чьи-то торопливые шаги. И все.

Зато здесь имелся шикарный выбор спален. Одну из них я и заняла, повесив на двери бумагу с надписью: «Осторожно! Злая ведьма. Не влезать — проклянет».

А потом насладилась ванной, неторопливо соскребая с себя болотную грязь. Надо же… И горячая вода из медного крана, и душистое мыло, и стопка чистых теплых халатов. В моем скромном домике такой роскоши не водилось. Отмывшись до скрипа, я нырнула в теплый уютный халат и осторожно вышла в коридор. Странно… Свет не горел. Что за…

— Умри, темный! — прогремело над ухом.

В воздухе что-то посвистело, в сумеречном свете, пробивающемся в щель между занавесями, сверкнул металл.

Арх! Нож!

Я успела отскочить в последний момент. Лезвие рассекло халат, ткань разошлась, я оборонительно завизжала. Мой несостоявшийся убийца зарычал от досады и ринулся на второй заход. Метнувшись в сторону, схватила первое, что попалось под руку. Котел! Что есть силы метнула чугунину, целя по звукам в нападавшего.

Послышалось гулкое «бом-м-м-м!», словно столкнулись две пустых посудины, и стук падающего на пол тела. Я выдохнула и подрагивающей рукой зажгла свет: газовые рожки вспыхнули.

Я узнала нападавшего. На полу лежал парень лет пятнадцати, который помогал храмовнику во время служб, ну и в быту заодно. Пальцы с по-детски обкусанными ногтями сжимали огромный мясницкий нож, от одного вида которого — о светлые боги! — становилось дурно. Я выбила его ногой и пнула как можно дальше. А потом наклонилась, чтобы пощупать пульс. Вдруг приложила так крепко, что убила?

Именно в этот момент он распахнул глаза. Красные, без намека на белок: одержимый демоном, бездна его раздери! Я влипла!

Как говорил наш преподаватель по ритуалистике: самое страшное во встрече с демоном — это его встретить. Посему я развернулась и рванула в чем была (в порезанном халате, босиком), машинально прихватив котел.

За мной молча метнулся одержимый. Я кубарем скатилась по лестнице, пронеслась, стуча пятками, по холлу, выскочила из дома и припустила по ночной пустынной улице. Взгляд скользнул по стражнику, валявшемуся у ворот сломанной куклой.

За мной гнался, мать его, слуга светлых богов с абсолютно темным намерением — прирезать. Ну, может, изначально служка хотел не меня, а пришлых, но… Видно, не найдя тех, кого требовалось, одержимый решил работать с тем, что есть.

Пролетев стрелой квартал, я поняла, что умру: либо меня догонит красноглазый, либо сердечный приступ. В боку кололо, я глотала холодный воздух, которого не хватало. Катастрофически. Впереди замаячила площадь, где накануне так и не дожгли одну ведьму.

Спасительная мысль молнией озарила меня. Метелка! На которой я рассчитывала улететь из костра после того, как до неба полыхнет порошок из кожи саламандры. Моя любимица-летунья все так же лежала на крыше. Это был шанс.

«Астарс!» — выплюнула вместе с выдохом слово призыва.

Послышалось дребезжание черепиц, и ко мне арбалетным болтом сорвалась метла. Я ни разу не запрыгивала на мчащуюся во весь опор лошадь. Никогда не пыталась схватить стрелу, сорвавшуюся с тетивы. Но маг, хоть раз укрощавший дикую, необлетанную метелку, все ловит на лету. В самом буквальном смысле ловит.

Однажды мне довелось усмирять бешеную летунью. Правда, тогда нижние юбки Магды Фокс увидело все западное крыло магической академии. В общем, особо гордиться нечем. Но события сегодняшней ночи с лихвой переплюнули тот случай.

Выпростав руку, я цапнула черенок. Еще доля мига — и он просвистел бы мимо меня. Метла, почувствовав хватку хозяйки, пошла на полукруг. Взметнулись полы халата, едва не мазнув одержимого по искаженному лицу, и я резко взмыла вверх, держа одной рукой черенок, другой прижимая к груди котел. Взлетела свечкой, сверкая на весь Хеллвиль своими панталонами.

Сердце выскакивало из грудной клетки, пульс стучал где-то в горле. Я выдохнула и зависла над площадью и крышами окрестных домов.

Раздался рык одержимого. Он бесновался внизу. Жаль, что недолго. Взяв бешеный разгон с места, красноглазый взбежал по части водостока, затем схватился за него, подтянулся… Мгновение — и он уже стоял на балкончике дома аптекаря Сватиша.

Одержимый легко мог выбить дверь и оказаться внутри. Свернуть шею спящему старику для служки, в которого вселился демон, было плевым делом. Вот только мне не хотелось избавляться от моего единственного конкурента таким жутким способом. И не важно, что Сватиш чуть ли не каждый день строчил кляузы на единственную ведьму Хеллвиля и лично носил их бургомистру.

Это ничуть не мешало старику приходить ко мне каждую седмицу за ингредиентами для своих пилюль. Торговались мы с ним яростно за каждый пучок трав. Даже если тот был пожелтевшим. Даже если от него разило мышами — на исходе лета я торопилась собрать побольше и не все успела высушить как следует.

Несмотря на скверный и склочный характер аптекаря, я не хотела, чтобы старик погиб сегодня ночью такой ужасной смертью. Вот не хотела, и все.

Я спустилась чуть ниже и, стуча зубами то ли от страха, то ли от холода, позвала:

— Эй, красавчик!

Взгляд красных, словно уголья в печи, глаз «красавчика» вскинулся, мгновенно найдя меня, и он, как механическая кукла, медленно начал разворачиваться всем телом.

— Умри, — оскалился одержимый.

И тут меня осенило, что его единственная цель сегодня не темные, не старик-аптекарь, а ведьма. Глупая, продрогшая на ветру ведьма с котлом в обнимку.

Я ушла в сторону. И вовремя. Он прыгнул, ухватился за козырек крыши и, подтянувшись, забрался на черепицу, всем своим видом показывая, что за мою смерть он готов бороться. Против законов гравитации, вопреки здравому смыслу. Красноглазый прыгнул вверх, метя в меня. Я ушла выше, прикидывая, что же делать дальше.

Если мыслить позитивно, то в произошедшем был один плюс: одержимый демоном пока хотел убить не всех хеллвильцев, попавшихся ему под руку, а одну конкретную жительницу. Значит, не нужно носиться за бесноватым парнем по всему городу, лицезрея десятки оставленных им трупов.

На этом положительные стороны моего подвешенного положения заканчивались, и начинался мрак. Как обезвредить одержимого? Как провести обряд экзорцизма, о котором я имела весьма смутное представление? Как при этом не встретиться лично с госпожой Смертью? Ведь я не могу так висеть вечно. Утром проснутся обычные люди, и, что если одержимый решит плюнуть на меня и подзакусить тем, кто окажется поближе? Тем, кто не столь прыткий? Конечно, был вариант просто убить служку, но попробуй докажи потом, что он был с подселенцем. Да и парня жаль.

(обратно)

ГЛАВА 5

Колокол на башне ударил двенадцать раз, ознаменовав начало нового дня. Я машинально повернула голову на звук. В отдалении, в холодном ровном свете половины луны блеснул шпиль храма. А это идея!

Именно в сей неудачный момент старик-аптекарь, чтоб его пиявки зацеловали, решил подышать свежим воздухом. Его лысеющая макушка со сдвинутым набок ночным колпаком показалась на балконе.

Я замерла, не дыша. На крыше, в нескольких локтях над Сватишем, стоял одержимый. Он по-собачьи наклонил голову, словно прикидывая, как изловчиться и схватить меня.

— Ведьмино отродье, что ты тут забыла? — подслеповато щурясь, проскрипел аптекарь.

Одержимый дернулся, будто выбирая: ведьма или старик?

— Вас совращаю, — отозвалась я, оценив свой вид.

А затем, чтобы не разочаровывать ни аптекаря, ни красноглазого, спустилась чуть ниже.

Одержимый с выбором определился. Сочная ведьма показалась ему милее, чем жилистый и сухой, словно подметка, аптекарь. А дальше была бешеная погоня. Я мчалась на метле, мой преследователь — по черепичным крышам. Причем он скользил по ним так сноровисто и быстро, будто по мостовой, мало уступая мне в скорости.

Храм становился с каждым мигом все ближе. И это хорошо. Плохо, что одержимый тоже становился все ближе. И даже пару раз чуть не цапнул меня за полу халата, когда я закладывала виражи над улицами Хеллвиля.

Расчет был прост — загнать парня с его подселенцем в храм. Освященное место, по идее, должно было ослабить тварь, невесть как вырвавшуюся из Мрака. Главное, чтобы одержимый до последнего мига не понял, куда именно я его заманиваю. Хотя, похоже, он впал в такой азарт, что вообще ничего вокруг не видел. И вот я, круто вырулив из очередного поворота, вышла на финишную прямую. Ночь. Мостовая. Тишина, рассекаемая лишь кровожадным рыком. И ведьма, мчащаяся на таран храма.

«Только бы двери были не закрыты», — мелькнула в голове мысль. Вообще-то, вход в обитель светлых богов запирать было не принято, но то в столице. В Йонле от воров защитный контур ставили. А в провинциальных городках на божественное покровительство надеялись, но и воров в искушение предпочитали не вводить.

Но мне просто сказочно повезло. А вот отцу Панфию — не очень. Я влетела внутрь храма как раз в тот момент, когда он вставал с колен перед статуей богини плодородия.

— С дороги! — только и успела крикнуть я.

Благо Панфий был мужиком неглупым, а самое главное — умел оценить обстановку, что в его ремесле многое значило. Хороший храмовник не только знает, кому стоит прочесть проповедь, но и чует, когда от агрессивной паствы лучше сделать ноги.

Вот и сейчас он рыбкой нырнул в проход между алтарем и кафедрой. Я пронеслась над его головой. Следом — слегка дымящийся служка. Кажется, он даже не заметил свое «начальство». Одержимый использовал алтарь как трамплин, вскочив на него и оттолкнувшись. Он ухватился за метелку и повис на ней.

Я зашла на вираж вокруг семи статуй, что стояли полукругом. Одержимый уже протянул руку, чтобы схватить меня. Я дернула черенок влево. Красноглазого крепко приложило о стену. Дернула черенок вправо — о статую. Еще раз и еще. Он мотался из стороны в сторону, но отцепляться не думал.

Я вылетела из-за спин статуй и понеслась к исповедальне. Там, на входе, приложила одержимого об порог, а на выходе, совершив на метле немыслимый кульбит, повернулась так, что пол и потолок поменялись местами. Я оказалась висящей вниз головой. Красноглазый, до этого болтавшийся снизу, соответственно, вознесся и… ударился лбом об косяк. Ну, я думаю, что лбом. Точно не могу сказать, не видела. Я вообще ничего не видела, поскольку полы халата упали мне на лицо, закрыв напрочь весь обзор.

Не убилась лишь чудом. Предостерегающий крик отца Панфия «Тормози, стена!» догнал меня в самый последний момент, заставив резко вывернуть черенок вбок и сбавить ход. Когда же я оказалась в нормальном положении — ноги внизу, голова сверху — и замерла на месте, зависнув в воздухе, то увидела, что одержимый с рассеченной башкой лежит на полу храма без чувств.

— Отец Панфий… — выдохнула я, сдув со лба прядь. — Вот… слугу вашего привела.

Отчего-то священник не обрадовался. В его руке оказалась увесистая ритуальная чаша, которую он держал на манер дубинки.

— Что ты с ним сделала, ведьма?!

— Ну… в данный момент… судя по всему… оглушила, — пропыхтела я, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями.

— А до этого?

— А до этого я мылась в ванной бургомистра, — не подумав, ляпнула я и увидела, как вытянулось лицо Панфия.

Сдается мне, за эту ночь и так родилось слишком много слухов. Еще один о том, что я любовница градоначальника, — и местных сплетниц просто разорвет от счастья.

— Давайте будем считать это исповедью, тайна которой свята, — быстро добавила я.

— Ни за что! — мстительно отозвался духовник.

— Тогда будете проводить обряд экзорцизма в одиночку. — Я вступила в торгово-деловые отношения или, говоря по-простому, пошла на шантаж.

— Я отпускаю грехи твои, ведьма! Чтоб ты провалилась…

Правильно, не стоит ссориться с той, кто помогает тебе закрыть годовой отчет для инквизиции.

Меня тут же осенили знаком рассеченного круга. Причем левой рукой. Правая же, которой положено заканчивать исповедь, была занята: ею Панфий держал чашу.

Мы переглянулись с храмовником и приблизились к служке одновременно. Парень не подавал признаков жизни. Но, как показала практика, это все могло измениться в любой момент.

В отличие от меня Панфий не спешил проверить пульс, а сначала профилактически приложил кубком своего служку и только потом склонился над ним. Оттянул ему веко, убеждаясь, что да, одержимый. Хотя по дымящемуся телу это и так было ясно. Затем он так ловко обездвижил своего служку, оплетя веревками, что у меня зародилось сомнение: а не раскаявшийся ли передо мной разбойник?

— Я матросом по молодости был, — на мой так и не прозвучавший вопрос пояснил он.

Ага. Только вот неизвестно, под каким флагом плавал: имперским триколором или черным.

Когда служка был надежно зафиксирован на стуле, а я наконец отдышалась, то проблема с проведением обряда экзорцизма встала во всей своей красе. Хотя бы потому, что я очень смутно представляла, как изгнать демона из парня.

— Ну, давай начинай, — разрешил Панфий и сделал шаг назад.

Сам того не подозревая, он поступил в точности, как рекомендовал преподаватель по основам безопасности магических ритуалов. Наш магистр перед началом практикумов любил повторять: при проведении адептом ритуала изгнания темных сил остальным стоит отойти в безопасное место. На всякий случай, чтобы не зацепило.

— Так, мне нужен молитвенник, горячее вино с щепоткой перца и тапочки, — озадачила я Панфия.

М-да, судя по бровям, уползшим на лоб, святой отец иначе представлял себе набор юного экзорциста. И если с молитвенником он еще согласился, вино отчего-то тоже не вызвало нареканий, но вот перец и тапочки возбудили его живой интерес. Настолько сильный, что он шустро достал все требуемое. Даже тапочки. Белые. И заскрежетал зубами, когда я с наслаждением надела их на свои босые ноги и отхлебнула дымящегося вина, предварительно сыпанув туда перца. Мне стало значительно теплее. И вообще, ведьминское состояние улучшилось. Чего не могу сказать о позеленевшем от злости храмовнике.

— Итак, приступим. — Я открыла молитвенник и, полистав, нашла то, что требовалось.

«Изгнание демона» — многообещающе гласило название. Я принялась читать под бубнеж Панфия «я бы и сам так смог». Во время моей декламации пришел в себя и служка. Парень блеснул красными глазами, поморщился, словно у него над ухом пищал комар, и нагло зевнул. Демонстративно так. Я на провокацию не поддалась и продолжила вещать.

Спустя удар колокола и я, и служитель храма поняли, что эффекта ноль целых кукиш десятых. Панфий отобрал у меня молитвенник, дескать, богоугодное дело должен творить тот, у кого к этому есть допуск.

Я без споров отдала молитвенник ему, имевшему лицензию от небесных покровителей. Увы, исполнение псалмов на бис было столь же эффективным, как и лечение несварения тухлой капустой.

Он и сам понял тщетность своей попытки. Прервался на полуслове, так и не закончив.

— Будут еще варианты? — отложив молитвенник, вопросил Панфий.

— Ну, можно попытаться убедить демона, что он невероятно прекрасный, удивительно талантливый, жутко красивый и вообще лучший.

— Зачем? — оторопел он.

— Ну как зачем, а вдруг демон выйдет из вашего служки и начнет собой любоваться. Мы можем ему даже поаплодировать, закидать цветами.

— А более реалистичных идей нет? Кроме как убить Карлоса… — уточнил Панфий.

Дернувшийся одержимый был не согласен. Судя по рывку, не согласен и как демон, и как человек.

А идея была. Она сейчас лежала на втором этаже моего дома, в моей кровати и нагло дрыхла. То есть восстанавливала силы телесные и душевные. Словно прочитав мои мысли, Панфий произнес:

— Эх, жаль, что ты так быстро убила тех пришлых. Может, они бы подсказали, что делать.

— Почему это убила? — искренне удивилась я.

— Ну как же. Ты же его в гробу привезла.

— Значит, сейчас пойду и подниму этого успокоен… в смысле упокоенного. В конце концов, это по его специальности, пусть и разбирается. — И я решительно направилась к выходу. Свистнув метлу, оседлала черенок. Котел решила оставить в храме, позже заберу.

Уже вылетая, я услышала характерный звук. Похоже, храмовник решил не рисковать и до моего возвращения опять оглушил одержимого. Два раза. Если он будет продолжать в том же темпе, то скоро выгонять демона будет не из кого.

Уже на подступах к дому моя метелка — верная, любимая, единственная метелка — при заходе на посадку затрещала. Я не долетела до земли пару локтей, когда черенок сломался, не выдержав сегодняшних злоключений, а одна ведьма ощутимо припечаталась копчиком о мостовую. Причин ненавидеть темных стало на одну больше. Если бы не они и их одержимый демоном убийца… В общем, переступала порог я отнюдь не в благодушном настроении. И сразу натолкнулась на Джерома, который явно собрался выходить и уже накидывал плащ.

— А-а-а… Сама пришла, — протянул темный и смерил меня взглядом «добро пожаловать отсюда».

— Решил прогуляться? — прищурилась я.

— Нет. Хотел тут одну ведьму блудную найти, — сварливо буркнул он. — Ты должна была лечить Эра, а ты, ты…

— Ведьма твоей мечты, — закончила я в рифму. И, не дав темному опомниться, спросила: — Слушай, ты можешь изгнать демона из тела?

— Кого-то нужно убить? — «догадался» темный.

— Кого-то нужно спасти! Желательно, чтобы человек при этом остался жив, — ответила я и увидела, как маг поскучнел.

— Я пожиратель душ! И в живых своих клиентов не оставляю. Я могу убить человека, а демон из трупа сам изгонится.

— Так… Значит, ни у кого нет опыта удачного, нелетального экзорцизма, — мрачно подытожила я.

— Вообще-то, он есть у меня, — раздалось сверху, и мы с Джеромом синхронно посмотрели на Эрриана, который медленно спускался по лестнице, держась за перила. — Но только один вопрос, Магда. Как ты умудрилась отыскать одержимого в этом маленьком городке за пару ударов колокола, пока я спал?

— Находить неприятности — мой талант. — Я развела руками. — Кстати, этот одержимый тебя хотел убить, а не меня.

— И где он сейчас? — Лунный изогнул бровь.

— В храме, связанный. За ним храмовник приглядывает.

— Тот самый, что тебя сжигал? — вмешался Джером.

— Угу. У него, как оказалось, хороший удар правой. Особенно если в руке в тот момент — увесистый кубок для причастия.

— Ну что ж, сходим, посмотрим на моего несостоявшегося убийцу… — задумчиво пробормотал лунный.

— Как будто ты на них во дворце властелина не насмотрелся, — возразил смуглый и осекся. — Какое, к демонам, «посмотрим»? Эта ведьма тебя чуть не утопила в болоте, теперь в храм тащит! Тебя! Темного!

— А в чем проблема? — не поняла я.

— Когда сын Мрака входит в храм, на свете остается одно из двух: либо темный, либо храм. Чуть больше трехсот лет назад один из императоров даже не храм, а целый монастырь женский разнес. Жену искал.

— Среди монахинь? И как? Нашел? — с любопытством спросила я.

— Нашел. Собственно, после этого он и стал императором.

Признаться, мне подумалось, что Джером бредит. Чтобы светлая монахиня да на троне в Темных землях? Но потом я вспомнила, что нам на лекциях по истории рассказывали о Кэролайн, урожденной Лавронс, которая была из светлых. Но таких подробностей о ней я не знала.

Пока темный просвещал одну светлую, а кое-кто и одевался (лунный стребовал у своего палача запасные штаны из сумки), пока я искала свой теплый плащ, подбитый мехом, взамен оставленного в доме бургомистра, пока добрались до храма — уже забрезжил рассвет.

Лестницы и дверь храма осветили первые розовые лучи. Они же вызолотили купол, наполнили беленые стены янтарным светом. В этот миг, когда утро неспешно ступало по морозным улицам, ласково сдвигая к западу покрывало ночной мглы, шапка храма пылала, словно свеча, даря тем, кто видит такое чудо, покой в душе и умиротворение.

— Какое у вас, однако, чистое, приятное и располагающее место… — задумчиво протянул Джером.

— Спасибо, — польщенно отозвался поджидавший нас на пороге Панфий. — Мы тут просто время от времени еретиков сжигаем…

Он осекся, поняв, кому он это сказал. Единственный несгораемый еретик в моем лице закашлялся, но промолчал. Темные сделали вид, что не слышали, и перешли к сути:

— Где ваш одержимый демонами?

— Туточки. — И священник сделал приглашающий жест в свою обитель.

Пришлось пояснить, что господа темные не могут творить свою волшбу в храме, и придется вынести пострадавшего на свет. Связанного одержимого тащил Панфий, недовольно бурча, что негоже ему демонов на своем горбу таскать.

Как только одержимого усадили на ступени храма, Эрриан подошел к нему и, ухватив за подбородок, посмотрел в красные глаза.

— Мы не знакомы, — уверенно заявил он, глядя на служку, но видя явно другого. — Так почему ты хотел меня убить?

— Без обид, темный, но мне тебя заказали, — оскалился служка, демонстрируя… клыки не хуже упыриных.

В следующий миг веревки затрещали. Но лунный быстро врезал одержимому. А потом, бросив через плечо Джерому: «Как выскочит — хватай подселенца и проваливайся во Мрак», — перешел к выбиванию демона из тела человека. В прямом смысле. Кулаками. Причем каждый удар сопровождался фразами, смысла которых я так и не поняла. Судя по всему, это была какая-то молитва темным богам.

М-да… Не так мы обряд экзорцизма со святым отцом проводили, не так. Сейчас демон отделялся от тела. Нехотя, медленно, словно пыль от подушки, но все же… И под рык Эрриана «мростар хонвор!» выходец Бездны окончательно покинул служку, на миг зависнув в воздухе над телом.

Мы стояли полукругом у подножия храмовых ступеней: я, отец Панфий, Эрриан и Джером. Служка валялся на каменных плитах без чувств, а над ним нависал призрачный демон, за спиной которого был вход в храм.

Смуглый только того и ждал. Кинул аркан подчинения, но… Даже мне, далекой от демонологиицелительнице, стало понятно, что заклинание получилось слишком слабым. Странно… Почему темный, который позавчера разметал площадь, сейчас не смог сотворить заклинание нужной силы? Додумать мысль не успела. Пришлось решать насущные проблемы, как-то определяться с вопросом, кто же я в этом ритуале.

А все потому, что демон, зараза, не только наплевал на слабенький аркан, но и решил, видимо, что раз его выселили из одного жилья, то почему бы не обзавестись другим? Зеленый полупрозрачный рогатый рванул, кто бы сомневался, в мою сторону. То ли посчитал, что из меня его не будут «выколачивать», то ли потому, что мы с ним были дольше всех знакомы.

Я поняла, что удрать не успею, а вот благословить — всегда пожалуйста, на светлый путь, небесное озарение и любовь ко всему сущему. От чистого сердца и с большого перепугу. И то ли добрословие мое было искренним, то ли в утренний час очередь из молящихся богам небольшой, но мою просьбу небеса услышали. Луч света упал на демона, который взвыл и, обличительно ткнув в меня перстом, увенчанным острым когтем, выкрикнул:

— Ты не ведьма! — Причем выдал он это с интонацией «приличные темные себя так не ведут»!

А в следующий миг Эрриан, загородив меня своей широкой спиной, начал читать то ли молитву, то ли заклинание. Выглянув из-под его руки, я увидела, как от запястья темного, там, где были ограничивающие браслеты, пошел дым, и запахло паленой плотью.

Зато выходец Мрака уже не просто выл, а голосил дурниной, дымясь и становясь все светлее. Вот только просто так сдаваться было, видимо, не только не в правилах темных, но и демонов. Этот почти прозрачный гад вместо того, чтобы сдохнуть, как положено, повел себя еще подлее, чем я, благословлявшая в образе темной ведьмы: под натиском Эрриана он скрылся в храме! Влетел туда, паразит!

Правда, отец Панфий тут же поспешил захлопнуть двери прихода, дабы орущий полупрозрачный, опомнившись и сообразив, где очутился, не решил вернуться. Храмовник еще и навалился всем своим телом на створки. Джером — следом за ним.

Я, до этого смотревшая на происходящее из-под руки Эрриана, почувствовала, как темный пошатнулся. Чтобы он не упал, не задумываясь, подставила плечо. И тут же вскрикнула, едва не обжегшись: запирающие магию браслеты раскалились и их жар чувствовался даже через одежду.

— Знаешь, кажется, мне не суждено сойти с ума или умереть от руки друга, — выдохнул Эрриан.

Я задрала голову, чтобы посмотреть в лицо темному: что он имеет ввиду? Перехватив мой взгляд, он добавил:

— Ты меня доконаешь быстрее проклятия.

— Так не изгонял бы его, — из чувства противоречия возразила я, кивнув на храм, где сейчас слышались подвывания демона.

— И осчастливить своего врага? — в тон мне ответил Эрриан. И пояснил: — Понимаешь, чтобы призвать демона, заточить его в тело и дать определенный приказ — нужны силы. Немалые. Вот мне и стало интересно, кому из моих недругов так невтерпеж, что он не стал дожидаться, пока сработает проклятие?

— Но ты же ничего не узнал? — не поняла я.

— Ну… Как тебе сказать. Одно я понял точно: это не мой враг. Среди тех, кто жаждет моей смерти, идиотов нет.

— В смысле? С тобой только умные связываются, а дураки стороной обходят? — прищурилась я.

— Нет, в смысле дураки, бросившие мне вызов в открытую, уже давно мертвы. А умные, что плетут интриги за спиной, пока что носят свои головы на плечах. Не все, конечно, но… А вот мудрые предпочитают вовсе не связываться.

— Интересная теория. — Я покосилась на храм, в котором стих вой. — Но почему ты решил, что призвавший демона не блещет умом.

— Потому что только альтернативно одаренному могла прийти в голову идея нанять верховного инкуба для того, чтобы убить меня! Не демона-карателя, не огненного, не мести, гнева, войны, разрушений! Инкуба! Чтобы он зацеловал меня до смерти, что ли?

— Я поняла, ты оскорблен, — сделала вывод. — Но могу тебя уверить, ножом он пырялся вполне себе воинственно. Даже халат рассек.

— Я тронут, ты умеешь поддержать.

— Как думаешь, демон уже все? — между тем раздался от дверей голос Джерома.

— Наверное. Без телесной оболочки святость должна была его доконать. Если только демон не нашел себе иного тела. Храмовник, внутри ведь не было никого?

— Нет-нет, — затряс головой Панфий. — Только статуи небесных богов.

— Ну, в них инкуб точно вселиться не сможет, — выдохнул Джером.

А затем смуглый и духовник осторожно открыли двери и… Под ноги им выкатился котел! Мой алхимический котел. Это был, наверное, единственный предмет, который оказался в храме неосвященным. И инкуб, спасаясь от святости, в него вселился. Вот гад! Я посмотрела на чугунный бок своей утвари и поняла, что стала хозяйкой единственного в мире похотливого котла.

Эрриан то ли ругнулся, то ли произнес молитву, и котел завибрировал.

— Ты и из него будешь выбив… изгонять демона? — уточнила я.

— Зачем? — искренне удивился Эрриан. — Я просто запечатал инкуба внутри. Пусть посидит там пару веков, а если повезет, то и тысячелетие, пока котел не развалится. Чугун все же не глина…

Из сказанного я поняла: инкуб влип. Именно этот миг выбрал служка, чтобы очнуться.

— А-а-а, у-у-у… — простонал парень, силясь приложить руку к голове, и снова отключился.

Оно и понятно. Хоть Эрриан и метил в грудь, я-то котелком и отец Панфий кубком его здорово приложили.

Лунный уже не шатался. Хотя, подозреваю, боль в запястьях у него была дикая. Запечатывающие магию браслеты даже на незначительную попытку поколдовать отвечали их носителю тем, что раскалялись. Да и нога у темного повреждена. Тем не менее этот сильно независимый и не собирался признавать, что он не в лучшей форме.

Ну и кто я такая, чтобы перечить суровому сыну Мрака? Посему, оставив его одного гордо бороться с легким утренним ветерком, я приступила к своим прямым лекарским обязанностям: осмотру пострадавшего. От моей руки в том числе.

— Ну что там? — после нескольких мгновений спросил отец Панфий тоном «мне нового служку искать или этого еще починить можно?».

— Будем закапывать, — проверяя реакцию зрачков парня, крикнула я через плечо.

— На кладбище или за оградой? — уточнил служитель богов, видимо прикидывая, не придется ли еще для бывшего одержимого на осиновый кол раскошеливаться, а заодно и дубовый гроб.

— Капли будем закапывать! В глаза. У него сосуды все полопались. И компресс на синяки.

Правда, уточнять, что там был ушиб всей головы, пока не стала, продолжив осмотр. Судя по всему, то ли Эрриан бил его очень аккуратно, то ли служка был на диво везучим, но у него не обнаружилось ни одного перелома. Вывих кисти, ссадины и порезы, может, еще и растяжения, но с учетом того, как он скакал по крышам, — чудо.

Выдав Панфию подробную инструкцию лечения, я уже было собралась уходить, как он заискивающе, кося глазом на пришлых, спросил:

— Магда, а когда следующее сожжение? Может, на этой седмице организуем, а? А то мне скоро отчет в инквизицию отсылать.

Эрриан, который до этого олицетворял невозмутимость, как бы невзначай обронил:

— Любое сожжение в МОЕМ городе только через ваш труп, храмовник.

Панфий сник и, не прощаясь, подхватил своего служку под мышки и потащил в храм. Я взяла свой котел и направилась в сторону дома. Все потом. Сейчас зверски хотелось спать. И любого, кто рискнул бы мне помешать, я готова была благословить. В самой извращенной форме.

Темные молча следовали рядом. Эрриан прихрамывал, Джером укоризненно молчал и хмурился. Когда мы поравнялись с булочной, смуглый, поведя носом на запах свежей сдобы, сделал стойку и, обронив «подождите, я сейчас», устремился в лавку.

Мы с Эррианом остались одни. Утренняя улица последнего дня седмицы. Город, только-только пробуждающийся от неги сна. И мы, темный и светлая, стоящие друг напротив друга.

Я поплотнее запахнула полы теплого плаща, подбитого мехом, и чуть задрала голову, чтобы посмотреть в лицо Эрриана.

— Спасибо, — тихо сказала я.

Благодарность за то, что закрыл меня собой, за то, что вообще помог с демоном, вырвалась сама собой.

— Я просто возвращал долг. Ты же не была обязана меня латать после болота. Даже за три золотых.

Вот ведь… темный! И тут не преминул поддеть.

— Вообще-то, должна. Всегда. Я же целитель.

— А я — воин. По твоей логике, я всегда должен убивать?

Вспомнила стрыгу и, не думая, ответила:

— Ну, у тебя это неплохо получается.

Эрриан ничего не сказал, лишь горько усмехнулся, а потом его рука скользнула над моими волосами, и я почувствовала, как голову укрывает капюшон плаща.

— Простудишься, ведьма.

— Аа-а-апчхи, — отозвалась я, оглушительно и абсолютно не по благородному подтвердив, что я как бы уже.

И вот странность, когда отняла ладони от лица и покосилась на Эрриана, то увидела его внимательный взгляд, который скользнул по мне неторопливо, вдумчиво: по плечам, горловине плаща, непослушным огненным волосам. А потом остановился палице. Мне показалось, что я ощутила его прикосновение, легкое, почти невесомое. На губах.

А я сама… смотрела на Эрриана. На волевой подбородок, жесткую складку губ, синеву глаз. Они напоминали мне воды северного океана, которые завораживают и в которых так легко утонуть.

Первые пушистые снежинки упали на мостовую, и в считаные мгновения ясное небо затянули рыхлые пушистые тучи. Тишина, та особая, всепоглощающая, которая бывает лишь во время снегопада, окружила нас, отгородив, казалось, от всего мира.

И именно в этот самый миг у меня в руках дернулся котел. Да так сильно. Демон!

— А она ничего так, — прогудело из его чугунной утробы, — и грудь при ней. Так что, между нами, темный, я твой выбор одобряю. И ночка с ней будет страстной, это я тебе не только как инкуб говорю, но и как тот, кто с ней уже кувыркался.

При этих словах я, доселе прижимавшая посудину к упомянутой груди, вытянула руки. Мне показалось, что на стенке котелка сияет отражение глумливой рогатой рожи. Кажется, инкуб, осознав, что его заточили, начал мстить. Как мог, из всех своих демонских сил.

Эрриан ничего не ответил. Просто взял из моей руки котел и как следует ударил им по мостовой. На металле осталась вмятина. Подозреваю, что и на психике инкуба тоже: обряд экзорциза в исполнении темного впечатлял.

— Какого светлого, чернокнижник? Ты чего, ошалел? Эйта, что ли, к тебе пришла?

— Надо же, догадался, — фыркнул Эрриан. — А когда заказ на меня брал, о чем думал?

— О пяти каплях силы, которые за твою голову обещали. Они, между прочим, во Мраке на каждом углу не валяются.

— И кто же тебе их пообещал? — вкрадчиво поинтересовался темный.

— А если расскажу, что мне за это будет? — тут же вопросил котел.

— Я не утоплю тебя в здешних болотах.

Мне стало любопытно: темные всегда так же идут на компромисс в переговорах? Или у Эрриана особый талант?

Демон, судя по всему, с подобной тактикой диалога был знаком и поступил исключительно по принципу «сдохни, враг, от любопытства». Он просто увильнул от разговора. Бок котла перестал блестеть, тот превратился в обычную, ничем не примечательную посудину.

— М-да, вот и поговорили.

— Все равно я выбью из него имя того, кто решился меня убить.

Что-то мне подсказывало, что «выбью» — не совсем в переносном смысле.

— Давай ты этим займешься чуть позже. Сейчас я жутко устала, замерзла и единственное, чего хочу, — спать.

— Значит, есть ты не будешь? — вклинился Джером.

Он держал в руках корзину, полную снеди.

— Вы не поверите, тут такие добрые, отзывчивые люди. Вот сколько всего к завтраку дали. Лишь бы я ушел.

Возмущаться, что бесить хеллвильцев — это, вообще-то, моя почетная обязанность, я не стала. Чем быстрее доберемся до дома, тем скорее я наконец-то завалюсь в постель. Голова трещала то ли от недосыпа, то ли от начинающейся простуды.

Мы не дошли до моего крыльца всего несколько шагов, когда я, попеременно зевающая, на своем опыте познала истину: лучше любой чашечки кофе по утрам бодрит чашечка, вылетевшая из локтевого сустава. Поскользнувшись на замерзшей и припорошенной снегом луже, я полетела вниз. Джером успел меня подхватить. К несчастью. Резкий рывок, и я взвыла.

Да что же это? Удирать от стрыги по болотам, летать сломя голову на метле и… покалечиться на крыльце собственного дома!

Сна больше не было. Зато злости — хоть отбавляй. Темные отперли дверь, и, пока Джером возился с завтраком, Эрриан взялся вправлять мне руку. Наверняка исключительно из мести за то, что я выдирала у него из бедра хирсину. Оторвал рукав моей любимой рубашки, обхватил плечо, предплечье и… На миг тело прошила огненной иглой боль. Повязку тоже накладывал он. К слову, чувствовалось, что у Эрриана в этом немалый опыт: зафиксировал все надежно. А вот от моего врачевания его запястий отказался, заявив, что наложить мазь и перевязать сможет и Джером. Ибо теперь в нашей троице остался целым и невредимым только он. Этот еще не покалеченный накрывал на стол: достал из корзины бутылку вина и откупорил ее.

Как это он среди наших болот раздобыл, судя по этикетке, вполне приличный напиток? Джером, неверно истолковавший мой недоуменный взгляд, пояснил:

— Я просто даю напитку подышать.

— Главное, не реши, что оно задохнулось и ему нужно сделать искусственное дыхание рот в рот, — поддел его Эрриан.

Я посмотрела на ватрушку, буженину, сыр, хлеб и вино, очутившиеся благодаря добычливому магу на моем столе, и поняла, что спать хочу все же больше, чем есть. К тому же кровать в моем доме одна. И кто успел — того и подушка с матрасом.

— Вам приятного аппетита, а я баиньки, — сообщила я темным и, не дожидаясь ответа, устремилась наверх.

Чувствовала я себя при этом как принцесса из сказки: ну, та спящая красотка, которую принц разбудил поцелуем, а она его вырубила, переставив часы на два удара колокола попозже. Вот. У меня был точно такой же настрой и планы на ближайшее будущее. И если кто-то, хоть одна живая душа вздумает мне помешать — убью и не замечу.

В сон я провалилась, как в мягкий сугроб. Правда, теплый и пушистый, с запахом мороза и кедра. Последней ускользающей мыслью было: откуда в матрасе с набивкой из диких трав взяться хвойным ноткам?

Проснулась я вечером. Выглянула в окно, за которым белая улица расцветала огнями. Они лились из окон отсветами свечей и печей, сплетались с детским смехом и обещанием чуда. Того самого, которого ждешь с приходом зимы.

А еще я заметила, что у двери моего дома мнется посыльный из мэрии. Его красный картуз, объемный нескончаемый алый шарф, желтую суму, перекинутую через плечо, и пальто зеленого сукна было тяжело спутать с чьими-то еще. Ну и длинный нос, которым тот то и дело шмыгал, торчал из-под козырька фуражки. Он тоже был красным.

Посыльный, судя по следам, топтался у порога уже давно, все не решаясь постучать. Наконец он набрался храбрости, три раза ударил в дверь. Не дожидаясь, когда она перед ним распахнется, растянул перед собой свиток и приготовился читать.

Была у него такая манера: не здороваясь и не глядя на меня, озвучивать очередную кляузу, а также резолюцию бургомистра по ней. Почему так? Не знаю. Может, паренек, которого стращала его матушка, боялся сглаза и не смотрел на богомерзкую ведьму. Может, он чувствовал ответственность за свою великую миссию глашатая и не считал нужным поздороваться.

Но так или иначе картина всегда была одинаковой: я открывала дверь и мне зачитывали обвинение. Очередное. А затем уведомляли, что нужно прийти в мэрию и выплатить штраф. Конечно, я не приходила и не платила.

Бежать на первый этаж, отбивая пятки о ступеньки, чтобы поскорее открыть, я не собиралась. Вот постоять у окна еще немного, а потом медленно спуститься — в самый раз. Но дверь распахнулась, и я увидела, как посыльный шевелил губами. Видимо, что-то зачитывал.

Не удержалась и приоткрыла окно, чтобы услышать гнусавое:

— «…вы обвиняетесь в непристойном поведении, демонстрации исподнего, сидя верхом на метле, совращении досточтимого господина Сватиша и…»

— До этого было понятно. Но кто такой Сватиш?

Вопрос, заданный слегка хриплым баритоном, заставил посыльного оторваться от свитка, а затем и икнуть.

— А г-г-где госпожа ведьма? — запоздало спросил остроносый парнишка, задрав голову.

— А чем я не устраиваю?

На лице чтеца было крупными литерами написано, что всем, но парень смолчал.

— Что же ты, продолжай, продолжай, в демонстрации исподнего и соблазнении… как его?

— Ап-п-птекаря, — заикаясь, подсказал посыльный.

— Аптекаря? — изумился Эрриан. — Нет, такого в моей практике точно не было. И что же хочет… этот соблазненный?

— Он… — Парень сверился со свитком, который дрожал в его руках. — Сп-п-праведливости. А бург-г-гомистр, то есть теперь в-в-ы, — судя по тому, как все сильнее заикался посыльный, его волнение достигло пика, — уп-п-платы ш-ш-штрафа в м-м-мэрию.

А потом он свернул свиток и протянул его лунному. Причем руку парня охватил такой тремор, что предписание из мэрии вело себя как живое: дрыгалось и норовило упасть.

— Хорошо, приду. — И столько обещания было в словах Эрриана. Обещания новых, неизведанных ощущений: раскаяния, сожаления и глубокой благодарности. Последнее — за то, что остался жив.

Дверь захлопнулась, и я увидела, как посыльный смахнул пот со лба и посмотрел наверх. Увидев меня, он поменялся в лице. А я… приветственно помахала ему ручкой. Уверена, если бы он мог — испепелил бы меня. Но ему мешали три вещи: отсутствие магии, присутствие инстинкта самосохранения и оконное стекло. Стекло особенно.

Посему парень лишь прищурился, надвинул картуз, развернулся и пошел прочь, неся на плече сумку, в душе — чувство жгучей ненависти к единственной ведьме Хеллвиля, а в голове — отборную чушь. О последнем нетрудно было догадаться, потому как посыльный особым интеллектом не отличался ни в целом со своей матушкой-сплетницей, ни по отдельности. К слову, его родительница была тоже той еще… носительницей. Правда, уже околесицы и слухов. Зато сразу в массы.

Спускалась я на первый этаж в прекрасном расположении духа. Даже тот факт, что темные никуда не делись, не сильно огорчил.

Они сидели за столом, словно я и не уходила. Хотя… вина стало меньше, а в ватрушке появился отпечаток профиля. Чьего — стало понятно при взгляде на Джерома, на лице которого остались следы питательной творожной маски. Да уж… Вот ведь темный! Даже место отдыха выбрал так, чтобы его сон был гарантированно сладким.

Видимо, смуглый благополучно дрых в сдобе до прихода посыльного, и сейчас вместо того, чтобы умыться, пожиратель душ пытался не заржать в голос. Не сказать, что ему это совсем уж удалось — из кулака, прижатого ко рту, то и дело раздавалось хихиканье.

— Я смотрю, ты следишь за собой: чтобы кожа была подтянутой, упругой и без морщин… — Я не смогла удержаться от комментария, глядя на лицо, измазанное сладкой пудрой и творогом.

— Если бы кто-то не совращал аптекаря исподним этой ночью, а был дома, то я бы выспался, и не упал бы без чувств от истощения! — патетично воскликнул Джером.

— Да твоим истощением можно на паперти нищих оскорблять: такой мизер им редко перепадает, — тут же возразил Эрриан. И, уже обращаясь ко мне, спросил: — Кажется, я многое пропустил за те несколько ударов колокола, что провел без сознания. Что еще с тобой приключилось, Магда?

— Вообще-то, больше ничего, — невозмутимо ответила я.

— А тот аптекарь? — как-то излишне холодно уточнил Эрриан. — Что еще за полет? Почему в исподнем?

Я на миг ощутила себя как у дознавателя на допросе. А что, если интригующе помолчать и тем самым поиграть на нервах темных? Но они ведь не отстанут. А потом припомнят, отомстят и еще раз припомнят.

(обратно)

ГЛАВА 6

Пришлось рассказывать. И про ванную, и про одержимого, и про собственно «соблазнение». При описании старика Сватиша в ночном колпаке с его ярой любовью к кляузам Джером снова заржал.

— А зачем ты вообще согласился прийти? — задала встречный вопрос. — Я всегда посыльному говорю, что и не подумаю появляться в мэрии, ибо у них там вообще нет ничего святого: ни лампадок, ни иконок, ни благовоний. Мне, как ведьме, пусть и фиктивной, требуется каждый день что-нибудь да осквернить. А у них — нет ничего. И ради меня даже завалящей свечки не заведут. В общем, не уважают.

Темные прониклись, смуглый так точно. Даже восхищенно присвистнул от выверта моей логики.

— М-да… Такого довода, чтобы не платить штраф, я еще не слышал, — присвистнул он.

— Ну… довод не довод, а я таким образом уже пару сребров сэкономила. А вот раз ты, — я неаристократично ткнула пальцем в Эрриана, который стоял, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, — от моего имени согласился, то теперь сам штраф и плати.

— Да, кстати, на кой ляд ты согласился? — поддержал мой вопрос пожиратель.

— Интересно стало, кто от моего имени накладывает резолюции… — прищурившись, ответил лунный.

— Ты какой-то слишком любопытный стал в последнее время, — подозрительно начал Джером, попутно собирая с лица творог пальцем и облизывая его, — то тебе жутко интересно, что за демон хочет тебя убить, то кто твои автографы на письмах ставит. Раньше ты таким не был.

— Раньше у темных были веские основания меня убить: я охранял жизнь владыки, а у него врагов хватает. Сейчас же я фактически ходячий мертвец, но кому-то все рано не терпится. Да и в целом этот городок странный.

— Хеллвиль был нормальным тихим городом на окраине Светлой империи до вашего приезда, — возразила я.

— Вот именно, ключевое слово — светлой, — фыркнул Эрриан. — Но согласно карте — это Темные земли. Правда, на них Хеллвиль не отмечен. И я бы так и не узнал, что в подаренном мне владыкой уделе помимо болот, тоней, пары деревенек на западной окраине и… — Темный как-то выразительно замолчал на мгновение, но потом продолжил: — Замка, нет ничего более.

При слове «замка» брюнет, доевший питательную массу с лица и приступивший к ликвидации остатков в бутылке, выразительно закашлялся так, словно чахотку подхватил.

— А что не так с замком? — подозрительно уточнила я.

— Ну, хотя бы то, что держать осаду в нем можно разве что от мышей. И то сомнительно: уж больно изрыт норами тот холм… — тут же сдал друга Джером. — Там одни руины остались. Вот Эрриан и решил до конца развернуть обертку подар… В смысле объехать дозором свои новые земли.

Так. Похоже, пришлые из Хеллвиля не уберутся еще долго, ибо им некуда. Главное, чтобы они хотя бы покинули мой дом. У них ведь есть отличный особняк съехавшего бургомистра.

Откуда-то из глубин памяти всплыли слова преподавателя по медитации: «В минуты тяжких душевных испытаний пусть снизойдет на вас спокойствие и сила, юные адепты, а также терпение, хладнокровие и двадцать капель валерьянки на стакан первача».

— Кстати, известие о том, что на Темных землях есть городок с исключительно светлым населением, я уже отправил темному владыке.

Я про себя усмехнулась: наверняка бургомистр Томонир сделал то же самое. Только вестник полетел в восточном направлении — в Йонль. И отец Панфий, сдается мне, выпустил в небо ворона с посланием в синод, и главный хеллвильский торговец — отец Мажеты — в свою гильдию, и… В общем, после прибытия темных, чую, много птичек рвануло в небесную высь с письмами, ой много. Интересно, как скоро придут ответы? Наш городок-то в принципе маленький, ничем не примечательный. В столице и махнуть рукой могут на гиблые болота, отдав этот клочок земли темным в знак жеста доброй воли, а заодно — списав под шумок кучу всего и сразу.

Вот только если хищения столичных чиновников в особо некрупных размерах были делом будущего, то в настоящем у меня в доме имелись два наглых оккупанта. Я попыталась им намекнуть, что хорошо бы и честь знать. Тем более что один из них уже ходит, а пожиратель душ за ватрушками и от демонов так вообще бегает.

Ну темные были темными не только в плане магии, но и в плане витиеватых намеков. Посему я пришла к выводу: если хочешь, чтобы твою деликатную просьбу услышали, стоит сопроводить ее элегантным жестом. Например, шибануть метлой по темечку.

— Может, вы все же отчалите к себе? У вас там и куча спален, и ванная, и труп у ворот… — вспомнила я про охранника.

— Какой труп? — подозрительно, словно инквизитор, уличивший-таки меня в чернокнижии, вопросил смуглый.

— Но, может, и не совсем труп, но на сильно живого ваш посиневший страж не походил.

— Даже если умер — не беда. Джером его поднимет. А зомби в качестве охранника тоже эффективен: кормить не нужно, жалованье платить — тоже. К тому же отобьет охоту у всяких любопытных совать свой нос куда не надо, — невозмутимо возразил Эрриан.

От его слов смуглый помрачнел. Сильно так. Но ничего не сказал, хотя я заметила, как лунный внимательно ждет ответа. Но проще было дождаться второго прорыва, чем речи от Джерома, который буравил взглядом столешницу.

Пауза затягивалась, как ловчий аркан на шее жертвы. Тишина давила, нервировала. Казалось, сам воздух превратился в липкую смолу, в которой увяз не только маг, но и мы все.

— Пожалуй, ведьма права, мы действительно здесь задержались, — словно делая неимоверное усилие над собой, проговорил Джером. Хрипло так, резко.

Я даже вздрогнула от этого его карканья. А потом маг поднялся из-за стола. Эрриан смерил его еще одним задумчивым взглядом и обронил:

— Ну что же, Магда, спасибо за помощь. И прими мои извинения за то, что наш… — он сделал паузу, подбирая слова, — …деловой разговор накануне вышел весьма жестким.

Хм… Это он так напомнил о том, что шантажом заставил меня помогать ему избавиться от Эйты?

— Извинения я принимаю только полновесным золотом, — в свою очередь напомнила я о второй части сделки.

— Слушай, а почему ты все о золоте? — вмешался Джером, видимо вспомнив, как искал монеты в окровавленных штанах друга. — Тебя так волнуют деньги?

— Нет, не волнуют, — фыркнула я. — Они меня, наоборот, очень успокаивают.

— Ну, значит… — Лунный внимательно посмотрел, не обратив внимания на пассаж Джерома. Прекрасно понял мой непрозрачный намек на условия договора. — Жди завтра в гости, ведьма.

Последнее слово Эрриан выделил особо. И вот странно, не звучало в нем насмешки, скорее признание ровней.

Когда темные испарились, я с облегчением выдохнула и опустилась на лавку. Наконец-то благословенная тишина, когда никто не пытается тебя сожрать, пырнуть ножом или хотя бы скинуть с метлы на полном ходу.

На столе есть пышная ватрушка, пусть и с профилем темного, буженина, сыр. Вот только насладиться мне такой вкуснотищей не дали. А все потому, что профессия ведьмы просто замечательная. Для ее освоения и нужна-то всего малость: потратить нервы. Зато взамен можно заработать шикарную седину в волосах, язву… и в качестве премии получить нервный тик.

В общем, не успела я заварить себе горячий чай, как на пороге нарисовалась, не сотрешь, главная теща Хеллвиля госпожа Мейлга Барк. Она была дамой очень бережливой. В том плане, что берегла не только деньги, не тратя их понапрасну, но и семейное счастье своей ненаглядной дочери.

Еще бы госпожа Мейлга копила слова, а не сыпала ими, цены бы ей не было. Но увы, у всякого хорошего человека должен быть хоть один недостаток. А главная теща Хеллвиля была не просто хорошей, а замечательной. И недостаток у нее был под стать достоинству тоже большой: ее просто невозможно было остановить. И дело касалось не только слов, но и действий: год назад она решила, что хочет стать бабушкой. И таки стала, хотя и ее дочь, и новоиспеченный зять были категорически против становиться родителями в первый год брака. Но с тещей не поспоришь. Особенно когда она дает советы. В спальне. В брачную ночь.

— Эти ироды совсем ушли? — с подозрением спросила она вместо приветствия.

Думаю, под «иродами» имелись в виду темные. Меня так и тянуло ляпнуть, что нет, не совсем, ноги и руки тут оставили. Впрочем, госпоже Мейлге ответ и не требовался. Тяжело дыша, она опустилась на лавку и выложила как на духу:

— Мне нужен амулет для блуда.

— Может, от? — уточнила я, помня, как пару седмиц назад она же требовала у меня достать ей оберег для семейного счастья дочурки. Ну я и достала. Скалку. И торжественно вручила, заявив, что сей амулет по надежности не знает аналогов. А еще он очень крепкий и простой в эксплуатации. И стребовала три медьки, уточнив, что скалка, заговоренная от измен. Нужно только ею приложить гулящего мужа по темечку.

Госпожа Мейлга заявила, что и незаговоренной можно приласкать точно так же. Но когда я потребовала вернуть амулет, его ревниво прижали к пышной груди и положили на стол монеты. А мне пришлось покупать новую скалку. Правда, за медьку.

И вот опять…

— Нет, мне для моего кобеля нужен амулет для блуда, — тоном, которым можно было подавить чеснок, произнесла госпожа Мейлга.

Мне стало интересно, кого она имела в виду под «кобелем» — зятя или супруга? Оказалось, что нет. Простого пса. Хотя не совсем простого, породистого, редкого снежно-белого окраса, который порой напоминал пушистый сугроб, правда, маленький — до середины икры. Пес на десятый год сытой жизни совсем обленился и не хотел размножаться, несмотря на все увещевания хозяйки — рьяной собачницы.

— Да что это за напасть-то такая, — между тем причитала она. — То бабушкой меня делать не хотели. А теперь вот псина — и та… Я и сребр готова отдать за то, чтобы мой Громовержец осчастливил меня щенками.

Сребр — это, конечно, хорошо… Я прикинула, что вообще-то у меня в хозяйстве имеется целый инкуб. Интересно, он сойдет за такой амулет? Хотя вряд ли.

Госпожа Мейлга никак не могла остановиться. Я же порадовалась: как хорошо, что, когда она страстно хотела внуков, меня в Хеллвиле еще не было!

В итоге сошлись на том, что она приведет мне свою болонку на осмотр, и я наконец-то смогла вздохнуть свободно от этой сильно говорливой женщины. А потом заперла дверь на засов. Береженого боги берегут. Я подошла к котлу, который лежал у печи, подняла его и задала риторический вопрос:

— Ну что, если возьму тебя в долю, вдохновишь Громовержца на любовные подвиги?

— А может, ты все-таки сошла с ума? — с надеждой раздалось из-за спины. — С котлом общаешься же…

Мне даже смотреть не надо было, чтобы догадаться, что ко мне опять пришла белочка.

— Увы. — Я обернулась и жестом торговца, представляющего эксклюзивный товар, произнесла: — Это не просто утварь. В этом котле помимо чугуна теперь еще и заперт высший демон, который, кстати, хотел убить меня. То есть не меня, а Эрриана…

— Что-о-о? — Белка от возмущения распушилась, увеличившись вдвое.

Я аж прониклась: как рыжая за меня переживает. Но нет, дальнейшие ее слова показали, что не за меня:

— Убить моего клиента? Ах ты, гад!

Эйта встала на задние лапы, ее хвост воинственно вздыбился. И вообще вид прямо свидетельствовал, что кому-то сейчас будет каюк. Полный, решительный и неотвратимый.

Мне только одно было интересно: как эта пушистая собирается воевать с котлом, который даже не подает признаков. Причем ни жизни, ни смерти.

От греха подальше я поставила котел на стол и сама отошла. Мало ли что вздумает пушистая: пуститься в рукопашную или шибануть магией. Хотя последняя у нее и была жутко специфической, но все же…

Между тем Эйта прыгнула и, приземлившись рядом с посудиной, для начала плюнула в нее. Видимо, перчаткой для вызова на благородную дуэль белка воспользоваться не захотела. Потому что если ей надо будет, рыжая и алмаз из императорской короны раздобудет, причем в тот момент, когда сей регалией будут при полном зале народа венчать на царство нового владыку.

Демон оскорбился настолько, что тут же вышел из состояния «не веду переговоров и изображаю гордое молчание». Его возмущенная рожа отразилась на боку чугунка.

— Какого святого! — выругался демон.

— Давай к делу! — рявкнула в ответ белка. — Без этих ваших теологических прелюдий и перечисления всего небесного пантеона. А то я тоже материться умею. Ты как посмел копыто свое на моего клиента поднять!

— Какого, храмовника тебе в печенки, клиента! Он мой! Мне за его смерть пять капель силы должны.

— Я сейчас тебе не пять капель, а целый чан залью по самый край. Только не силы, а кислоты поядренее, чугунок ты недоделанный.

— Я котел! — возмутился инкуб.

— Козел ты, а не котел! — парировала белка.

— А вот мои рога не трожь, плешивая! — не остался в долгу демон. И тут же поддел: — Что, со мной с помощью кислоты думаешь справиться? А разобраться один на один кишка тонка, пипетка алхимическая.

Я глянула на взбеленившуюся белку и поняла: котел труп. И демон в нем — тоже. Она, ни слова не говоря, по-хозяйски метнулась на мою полку, нашла там пузырек с уксусной эссенцией, и уже через несколько мгновений инкуб орал:

— Ай! Ты чего! Да чтоб тебя в монастырь отправили, в женский! Щекотно же, плешивая!

Как оказалось, алхимический котел не склонялся под ударами судьбы и концентрированным уксусом. Сомневаюсь, что и ядреная серная кислота ему сильно бы навредила. Он же, демон его дери, алхимический. Зачарованный! В нем любую дрянь вари — нипочем.

Об этом я и поведала белке под глумливые смешки собственно гадской утвари. Нет, даже не так. У-у-у-твари! Вот.

Эйта попробовала намять бока котелку, но вскоре поняла, что хоть внешне урон посудине и велик — от ударов молотка осталось множество вмятин, — но все же недостаточен для трупного состояния.

О конструктивном авторском предложении Эрриана «утопить котел» я умолчала. Хотя бы потому, что мне было интересно наблюдать за мытарствами Эйты: не все же ей надо мной издеваться. К тому же инкуб оказался демоном с огоньком и, несмотря на то что его лупили, в перерывах умудрялся глумиться над белкой.

— Да, я слышал, что ты с мозгами поссорилась, но не думал, что настолько.

Ответ рыжей был краток:

— Дзинь!

— Меня все равно не убьешь так.

— Дзинь!

— Не хочу тебя расстраивать, милочка, но я все еще жив и даже слегка счастлив… — издевался этот гад, получивший, по моим подсчетам, с десяток сотрясений своего котелка уж точно, но не утративший при этом жизнерадостности. И лучившийся ею так, что его хотелось ненавидеть с особым цинизмом.

Я даже пожалела, что инкуб запечатан в таком неубиваемом котле: даже попытать его толком не попытаешь, а увечья… Эйта уже причинила максимальные. Но, видимо, недостаточные, чтобы убить.

— Неудачница, — голосом того, кому напрочь отбили все, даже такие не сильно важные части тела, как голова (для дурака), резюмировал инкуб. И, заговариваясь, добавил: — Все равно я упью… в смысле, убью темного.

— Нет! Он меня достал, я ему сейчас… — пообещала белка тоном «придушу его голыми руками» и… сиганула в котел.

Посудина тут же перевернулась вверх дном и заелозила по столу. Активно так, словно под ней грызлись два здоровых пасюка. Звуки, кстати, тоже напоминали крысиный бой: визг, вой и остервенелое копошение. Через пару вдохов утварь благополучно упала на пол, и я могла лицезреть сильно плешивую, но невероятно радостную Эйту. Она деловито выпрыгнула из котелка и, осмотрев изрядно пощипанный хвост, торжественно провозгласила:

— Все, я лишила демона его главного мужского достоинства! Вырвала с корнем! Хочешь посмотреть?

И не дожидаясь моего ответа, выпростала из-за спины лапу с трофеем. Я же смогла увидеть в вечерних сумерках главную гордость демона.

Когда белка перед прыжком сулила пообломать рога, то я думала, это фигура речи. Но нет, сейчас Эйта держала в лапе главную гордость любого демона — его рог. Внушительный такой, массивный, закрученный.

Я посмотрела на котел, на белку и вспомнила присказку, что добро всегда побеждает зло. Хм… Если исходить из этой логики, то кто победил, тот и добро. В данном случае добром была творящая безумие белочка.

— Зараза! — заорал котел.

— Зато с рогами, — парировала белка, — а ты котел безрогий!

— Я тебя убью, жаба склизкая! — пообещал чугунный.

— Ха! Попробуй! И вообще я не склизкая, а пушистая, добрая и нежная. Главное, мне на хвост не наступать и моих клиентов не трогать! — тут же нашлась белка.

— Ну, раз этот темный для тебя так важен… — многообещающе протянул инкуб и… исчез, зараза. Вот что у него за манера такая — недоговаривать!

Впрочем, в отличие от меня рыжая ни капли не опечалилась и деловито спросила:

— Слушай, Магда, у нас был уговор, я жду результат.

Да что сегодня за день такой! Все напоминают об уговорах. Нет чтобы взять и коллективно поймать вирус амнезии.

— Я работаю над этим.

— Работает она! — возмутилась белка. — Тебе надо расшатывать психику этого темного. А у него она все крепчает и крепчает. Скоро до того дойдет, что я, пиная ее, сломаю себе лапу! — Она демонстративно потрясла кулаком и добавила: — И, Маг, хватит делать ему подарки!

— Какие еще подарки?

— А такие подарки! — передразнила рыжая. — Эрриан с тобой получает новый бесценный опыт и при этом остается в живых. Как по мне, это истинный подарок фортуны. — И она подозрительно прищурилась.

Пришлось ее заверить, что больше я не буду закалять тонкую душевную организацию темного, а, наоборот, создам оранжерейные условия, чтобы от одного вида Эйты в следующий раз крыша Эрриана поехала, шурша черепицей.

Не знаю, насколько поверила мне белка, но исчезла. А я так и осталась. С ватрушкой, сыром и бужениной. Но мне их уже не хотелось. Хотелось выпить. Те самые двадцать капель валерьянки на стакан первача. Можно даже без валерьянки.

— А у тебя есть? — тут же отозвался котел.

Хм… Я что, последнее произнесла вслух? Глянула на еще ничего не подозревающий амулет для блуда и про себя решила: почему бы не совместить приятное с полезным? Нервы успокоить, а заодно и убедить котел мне помочь.

— Есть, наверное… — задумчиво почесала затылок. Интересно, брусничная настойка на перваче сойдет в качестве жидкости для спаивания котла?

Я развернулась, чтобы пойти в чулан, как вслед донеслось:

— Эй, ведьма, ты куда?

— В запой. — Почему бы не побыть предельно честной. Главное, не уточнять, в чей именно запой. — Это отличное место. Пойдем вместе?

Котел обрадовался. Видимо, травмы, нанесенные белкой, требовали скорейшего лечения. Настолько срочного, что инкуба не смутила даже компания вражеской ведьмы.

— А пойдем, — бесстрашно ответил демон, — я давно там не был, никого не навещал…

— О, тогда вот этим мы будем восстанавливать психическое равновесие. — Я выставила перед котлом чистейший как слеза первач. На первый взгляд — просто водичка. Однако сея жидкость по ядрености могла сравниться с пламенем матерого дракона. Обычно ею я стерилизовала лекарские инструменты. Но котлу об этом знать необязательно. — А вот этим бальзамировать душу.

Вторая бутылочка, поменьше, выглядела тоже весьма безобидной.

— Да я смотрю, ты поэт в душе, ведьма.

— Магда, меня зовут Магда, — представилась я.

— А я — Арр-моятрий, — в свою очередь прогудел демон.

— Ну, значит, за знакомство, Арр-мой, — подытожила я, сократив имя инкуба, и щедрой рукой ополовинила бутылку первача в котел.

А потом капнула и себе в кружку. На донышко. Для вида. Спаивать алхимические котлы мне еще не приходилось, но все когда-то делается в первый раз.

— Ух ты… — протянул чугунный. И тут же уточнил: — А закуска есть?

Пришлось скормить этому проглоту половину ватрушки. Сама я налегла на еду, а демонюка — на убойный коктейль из первача и тягучей, как карамель, настойки. Плюсом оказалось то, что я в прямом смысле вливала его в демонюку. Через удар колокола услышала:

— Вот скажи, за что мне все это? — голосом круглого, обделенного всем сиротинушки вопрошал захмелевший котел. — Польстился на пять капель силы. А в итоге — и без тела, и без оплаты, и без рога остался. Как я теперь во Мрак вернусь?! Да надо мной все демоны ржать будут! Праведники раздери эту белку.

— Праведников не обещаю, но хочешь, я ее благословлю? — предложила я.

В голове слегка шумело. Уводить в запой надо под ручку, иначе демон без поддержки может и не уйти. Или уйти — но не туда. В общем, несмотря на разный объем употребленных жидкостей, еще был вопрос: кто кого в итоге споил.

— Благословишь? — Видимо, инкуб припомнил мне мое коварство добрословия. — А давай.

Я выжидающе замолчала. Хмель хмелем, но принцип «ты — мне, я — тебе» никто не отменял. Ведь продуктивные деловые отношения невозможны без взаимности, впрочем, как невозможна без нее и ненависть. А пылать лютой злобой в одиночку — это все равно что быть той самой головой из знаменитой хеллвильской поговорки: одна голова — хорошо, но, когда она еще и на плечах, а не отдельно от тела, — еще лучше.

Демонюка тоже молчал, я даже заподозрила, что этот паршивец выжимает из меня добрый душевный порыв. Но спустя некоторое время он начал похрапывать. Пришлось влепить котлу щелбан, от которого тот встрепенулся.

— А! Да! Че? — ошалело бормотал демонюка.

— Я говорю, что благословила Эйту! Отомстила за тебя.

— Да-а-а? — удивленно протянул котел. — И… чем?

— Ну, я пожелала ей заполучить сто капель силы и все их потратить на собственное исцеление.

— Так это же хорошо? — не понял инкуб.

— Это хорошо, если ты болен, а если здоров… — последнее слово я произнесла с нажимом, а потом нахально добавила: — Теперь твоя очередь мне помогать.

Судя по изумленной опухшей морде инкуба, которая отражалась на боку котла, он только что осознал, насколько коварным может быть добрословие при богатой фантазии. Проклятия и рядом не стояли.

— А я чего-то обещал?

— А ты не помнишь? — Я разыграла удивление. — А как же помочь по своей прямой специальности — соблазнению?

— А… совратить кого… — расслабился котел. — Это я могу. Пошли!

И он упал на бок, покатившись по столу.

Сдается мне, инкуба потянуло на подвиги. И его ничуть не смущало его нынешнее агрегатно-котловое состояние.

— Нет, помочь завтра надо, когда ты протрез… в смысле, когда клиентка придет. А пока поклянись, что поможешь.

— Клятву с меня? Демона?

— Ты вопишь, как будто это у тебя в первый раз, — фыркнула я.

— Может, с человеком и в первый. Обычно это мне клялись.

— Ну, вот и это… попрактикуйся на мне, получи бесценный опыт.

— Так мне себя еще ни одна ведьма не предлагала. — Инкуб даже слегка протрезвел.

— Так ты клясться будешь? — Я пошла в наступление.

— Обещаю, — нехотя выдавил демон.

— Знаю я ваши мужские обещания. Клянись повсей форме.

— Давай сначала выпьем, — начал увиливать демон.

Ну, я ему и плеснула в утробу сразу и первач, и ликер да сверху еще перцовой растирки добавила. А пока демон кашлял, вопросила:

— Клянешься мне помочь?

— Кхе-кхе…

Я постучала от души по пузатому боку, и демон с очередным кхе-кхе, видимо, исключительно чтобы я отстала, выплюнул:

— Клянусь! — и только выговорив это, понял, что произошло.

Но было поздно. Чугунного окутало слабое сияние, подтверждая, что мироздание приняло клятву.

— Ну ты и зараза… — протянул инкуб то ли восхищенно, то ли злобно.

— Я же ведьма. — И развела руками. Мол, сам виноват, нечего было соглашаться.

— Добилась своего? — уточнил демон.

Я кивнула, соглашаясь.

— И больше тебе от меня ничего не надо? — подозрительно поинтересовался он.

— Нет.

Мне действительно от однорогого больше ничего не требовалось. Эрриану нужно было имя заказчика, но мне-то какое до этого дело?

— Тогда налей еще, — огорошил котел.

Мне первача было не жалко, я сходила в чулан еще…

А когда на Хеллвиль опустилась ночь, то я поняла, что идея напоить котел была, конечно, хорошей, но что мне теперь делать с чугунком, который раскачивался на столе и тянул на мертвом языке то ли заклинание призыва нечисти, то ли любовную балладу — пес его разберет.

Уверенный стук в дверь заставил котел умолкнуть. Пошла открывать. Наверняка Эрриан: он обещал заявиться позже. Жаль, что «позже» в понимании темного наступило так рано.

Но это был Джером. Маг, черный, как цыганская ночь, с порога бухнул:

— Ведьма, у меня проблемы с силой!

Я в этот миг обдумывала, как завтра сообщить демону, что он поклялся побыть амулетом для блуда у кобеля. Ну и брякнула:

— С мужской?

— Нет! — вскипел смуглый. — С магической.

— Если с магической, то тебе лучше не ко мне, а к артефактам-накопителям. Ну или в бордель. На худой конец, в трактир на площади. Там подают отличную запеченную баранину. — Я честно перечислила все три способа восполнить резерв: практический, романтический и гастрономический. Первый был самым эффективным, второй — самым приятным (не зря же адепты боевого факультета так славились своим кобелиз… своей любвеобильностью), а третий — самым распространенным. Выбирай — не хочу.

— Это я и без тебя знаю. — Смуглый сжал кулаки. — Но причина не в том, как пополнить резерв, а в том, что он у меня вообще не восстанавливается! Никак. Ни с амулетом, ни со жратвой! Такого никогда не было. Пара ударов колокола, ну, сутки, если осушил себя до дна, — и я мог кастовать заклинания силой до восьми единиц или спокойно провалиться ниже двадцатого уровня Мрака.

Этот «двадцатый уровень» мне, как светлой, ни о чем не говорил, но вот упоминание восьми единиц впечатлило. Ведь максимальный десятый уровень в империи встречался лишь у сильнейших магов. Восьмерки тоже были редкостью, хоть и встречались почаще. Так что теперь я начала понимать уровень паники Джерома. Со мной тоже полгода назад случилось подобное. Только в отличие от темного я знала причину, как и то, что моя магия не вернется.

— Ты же эта… целительница, пусть и не совсем нормальная, но должна же в подобном разбираться!

— Эрриан в курсе, что с тобой происходит? — уточнила я.

— Пока что нет. Я хочу сначала выяснить, что именно со мной происходит.

— Ну, заходи, будем выяснять, — кивнула я и повернулась, чтобы первой пойти туда, где все еще буйствовал мой будущий блудливый амулет.

Едва Джером приблизился к пьяному в стельку котлу, как тот осоловело выдал:

— О, кого я вижу! Какими судьбами? Ты тоже решил присосать… притулить… при-со-е-ди-нить-ся к нам? — заплетающимся языком поинтересовался демон. — И пра-льно! Я отличный собутыль… собеседник. Да и Магда… Ничего так. Не зря она высокое образование получала. Оцени, темный, в какую компанию ерундированных личностей ты попал.

— Уже. Оценил, что передо мной чугунок, у которого, как я погляжу, высший дан по фигурному шатанию, — сухо ответил смуглый и уставился на меня. — Ты что, котел споила?

— У меня было безвыходное положение, — сказала я чистую правду.

Под напором госпожи Мейлги устоять очень тяжело. Особенно под напором ее задатка в половину сребра.

— Безвыходное положение — это когда контур твоего тела обвели мелом, — парировал Джером, и не подозревая о перипетиях сегодняшнего вечера.

— Поверь мне, состояние трупа — это о-го-го какие перспективы. А вот с главной тещей Хеллвиля перспектив вообще нет. Есть только один выход — соглашаться.

— О чем это ты? — озадаченно пробормотал Джером, видимо, прикидывая: стоит ли доверять свое магическое здоровье то ли хмельной, то ли и вовсе сумасшедшей ведьме.

— О том, что завтра он, — мой перст указал на котел, — будет работать амулетом для блуда.

— Чего?! — возмущенно завопили оба.

Причем демон — стремительно трезвея.

(обратно)

ГЛАВА 7

Пришлось посвятить одного в нюансы клятвы, которую он дал, а второго — просто посвятить в суть визита госпожи Мейлги.

— Меня еще так ни разу не унижали, — возмущенно прорычал демон.

— Не переживай, она со всеми так. Я бы назвал это парадоксом Магды Фокс: как она при таком своем таланте все еще жива.

— Слушай, давай без этих ведьминых парадоксов, — фыркнул демон. — Я еще от ее нюансов не отошел!

Глядя на котел и темного, я поняла: споются. Как пить дать споются, если не поубивают друг друга.

— Ну, темный, рассказывай! — решительно потребовала я. — Рассказывай подробно, что там у тебя с твоей силой.

Джером наконец-то нормально объяснил, кто такие маги-пожиратели. А то, признаться, утром, когда он назвал себя пожирателем, а не экзорцистом, я поняла лишь одно: служку ему проще убить, чем изгнать из того подселенца. Как оказалось, пожиратели душ — это прирожденные убийцы, которых сама судьба одарила сполна даром смерти. Сильным даром. Таких еще называли «палач по рождению».

Я окинула взглядом темного. Надо же… Никогда бы не заподозрила в этом смуглом породистом красавце такую подлость, как пожирательство. Хотя… Если вспомнить, с каким аппетитом он уминал еду. Жрал Джером точно в соответствии со своим даром.

— А что с твоей метой? — спросила я, еще толком не понимая, что не так с силой темного.

Со здоровьем, судя по ауре и в целом вполне бодрому виду, полный порядок.

— Да вроде ничего, — слегка растерялся смуглый. — Она давно успокоилась, дар полностью раскрылся.

— Это понятно, что ты инициированный и она уже закрепилась, — нетерпеливо кивнула я. — Сейчас она не чешется, не болит, не тянет?

Джером прислушался к своим ощущениям и нахмурился. Правда, исключительно молча. А меня, как целителя, немой пациент раздражал сильнее, чем тот, чей поток жалоб невозможно было остановить. Вытаскивать клещами каждое слово куда тяжелее, чем игнорировать журчащий из уст водопад. Во втором случае можно просто многозначительно молчать, сделав вид, что все очень-очень плохо. И клиент, осознав, что ему светит скорое рандеву со старушкой Хель и ее косой, замолкал сам. Хотя бы на пару мгновений.

Пожалуй, лучше самой глянуть, что там не так с метой темного.

— Раздевайся, — скомандовала я.

— А ты? — с живым интересом уточнил Джером, за ехидством пытаясь скрыть волнение.

— А я буду на тебя смотреть, — отрезала я.

— Могу аккомпанировать, чтобы темный под пение раздевался, — встрял котел, явно решив, что тут намечается работа по его профилю, то бишь разврат.

Представив, как это чугунное недоразумение голосит на весь дом, я поспешно отказалась от звукового сопровождения.

— Ну, долго еще мне ждать? — поторопила я Джерома. — Снимай рубашку или штаны. В зависимости от того, где мета.

Тот нехотя расстегнул колет, потом снял и все остальное, обнажив мету, что располагалась у него на груди. Черное пламя. Так вот как выглядит знак пожирателя душ. Я и не знала…

Правда, был он слишком тусклым, будто выцветшим. А еще слева, как раз между пятым и шестым ребрами змеился застарелый шрам от колотой раны, которая вполне могла стоить магу жизни.

— Смотрю, ты в рубашке родился… — не удержалась я.

— Было бы еще на что купить порты в юности, я бы вообще франтом ходил… — попытался отшутиться Джером, которому не нравилось мое пристальное внимание.

— А так рассекал с голым задом? — заинтересовался котел, которому после первача все было нипочем.

— У меня хотя бы зад был, а у тебя вон одни бока, и те мятые. Кто, кстати, их подправил-то?

— Одна рыжая зараза, — буркнул демонюка и добавил в адрес белки еще пару забористых эпитетов.

Смуглый чуть наклонил голову, дохнув мне в макушку.

— Это не то, что ты думаешь, — произнесла я, сосредоточенно прощупывая мету.

Сил на полное сканирование не хватало, но все же я поняла: с ней в целом все в порядке.

— Ай, понежнее нельзя там, — зашипел темный.

Именно в этот момент из тени, что сгустилась у входной двери, раздалось:

— Какая интересная картина…

Ко мне опять без стука и приглашения заявился Эрриан, застав весьма двусмысленную композицию: голый торс смуглого и я, закрытая оным от взора гостя.

— Это не то, что ты думаешь, — выглянув из-за смуглого, пробормотала, чувствуя себя по-дурацки.

Второй раз подряд повторять одну и ту же фразу было, по крайне мере, глупо, но куда деваться?

Эрриан стоял у порога и смотрел почему-то исключительно на меня. Тяжелым, немигающим, опасным, как ночная метель, взглядом.

— Я пока вообще ничего не думаю, — слишком спокойно произнес лунный. — Я пока лишь созерцаю.

— Вот и я созерцаю, ик! — влез со своим ценным замечанием икающий котел. — Жду, ик, жду… А у них все прелюдия не кончается, ик!

Угу. Зато сейчас у одного болтливого инкуба кое-что начнется. Пока не знаю точно, что именно, но обязательно. И много. Ибо я хоть и была светлой по масти магии, но характер мой точно прополоскали в водах Мрака. Он был прямо как у моего прадеда Тарса — справедливый. Да, мой дедуля нес в мир добро и справедливость, а иногда и труп врага к обрыву, чтобы сбросить. Ну а что еще можно ждать от боевого мага?

— Котел готов сознаться, кто его нанял тебя убить, — радостно произнесла я, меняя тему.

Инкуб от возмущения аж задохнулся. Даже икать перестал. И тут же попробовал возразить, что он ни в чем… и никогда… и имя заказчика вообще не того… этого…

— Ты поклялся мне помогать, — напомнила я.

— В блуде! — попытался увильнуть инкуб, имея в виду свою роль амулета.

После этой фразы нужно было видеть глаза Эрриана. Но мне сейчас было не до очей цвета штормового неба. Важнее было отомстить котелку, который на честную ведьму возвел поклеп.

— Во всем! — отрезала я. — Мы конкретно не оговаривали. Значит, во всем. И сейчас мне нужна помощь, чтобы узнать имя того, кто захотел угробить моего пациента! — Я ткнула пальцем в лунного.

— Зачем? — возопил котелок, пытаясь потянуть время.

Между тем бока его раскалялись от жгущей их клятвы, которую инкуб до последнего не хотел выполнять.

— Чтобы моральную компенсацию с твоего заказчика стрясти. И алименты! У меня, может, по его вине маленький нервный тик родился. И теперь его надо валерьянкой поить! — рявкнула я, теряя терпение. А затем выдала абсолютно абсурдное с точки зрения здравого смысла, зато полностью отвечавшее условиям клятвы: — Разбогатеть хочу.

— Я знаю путь в сокровищницу, там богатств больше, мигом разбогатеешь… — искушал инкуб тоном, полным надежды, в том числе и на то, что ведьма сдохнет по пути к оным богатствам.

— Нет. Желаю обогащаться здесь, в Хеллвиле. — Поняв, что я на верном пути, припечатала: — Имя!

Темные благоразумно не вмешивались в «милую беседу», котелок вопил о том, что я не ведьма, а инквизитор, который под нее маскируется, но…

— Ихтис, он называл себя Ихтисом… — сдался инкуб. — И он не проваливался во Мрак, а позвал. Кинул нить, чтобы я прошел по ней в этот мир и вселился в того, кто окажется рядом. Больше я ничего не знаю!

После отзвучавших слов котелок, который был уже ярко-красным и настолько горячим, что столешница под ним обуглилась, начал стремительно чернеть и остывать.

— А… — начала было я.

— Ведьма, матом тебя культурно прошу, больше ни слова, — злобно перебил демон.

Он явно собирался испариться, и я быстро сказала:

— До завтра, Арр, наш уговор об амулете все еще в силе.

Демон зашипел и исчез.

— Ты знаешь этого Ихтиса? — спросила я Эрриана, который все еще хмурился, как грозовая туча.

— Нет, впервые слышу.

— И я тоже, — озадаченно поддакнул Джером. И поспешно добавил: — Ну… мне пора, спасибо за консультацию. Раз с метой все в порядке, то резерв я уж и сам как-нибудь наполню… — Он подхватил рубашку, нырнул в нее. И как только его макушка показалась в горловине, осведомился: — Сколько я тебе должен?

— Три медьки, — отчеканила я.

— Э-э-э, а как же скидка для местных? — тут же начал торговаться смуглый.

Вот выжига! Нет, среди его предков точно затесались гномы! Он только притворяется темным, а по натуре — ну чистокровный сын подгорного народа.

— У меня скидка только из окна второго этажа. Хотя нечисть скидываю бесплатно. Наглых темных — двух по цене одного.

Смуглый молча выложил на стол три медьки. И так же молча ушел. Вот что значит грамотно озвучить свои услуги, цены и льготы. Впрочем, подозреваю, что причиной быстрого отступления Джерома было еще и то, что он пока не хотел сообщать лунному о своей проблеме с магией.

Вот бы еще Эрриан утопал. Я почувствовала, что жутко устала за сегодня. Да и за вчера, да и вообще за эту седмицу и жизнь. Но увы, Меч Темного Властелина гордо торчал у меня посреди кухни, пристально смотрел на меня и даже не думал куда-то идти.

Я тоже стояла. И тоже смотрела. На него.

— Может, теперь расскажешь, что все же произошло? — вкрадчиво вопросил лунный.

— А может, расскажешь, зачем пришел? — в тон ему ответила я, не собираясь отчитываться.

— Хотел подробнее расспросить, как тебе удалось избежать безумия Эйты, но нашел ответ на другое.

Его взгляд скользнул по моему лицу, плечам и замер на локте. Тот все еще был стянут повязкой, очертания которой проступали под тканью платья.

— Болит? — с совершенно неожиданным для темного участием спросил Эрриан.

Я даже растерялась. И потому сказала чистую правду:

— Да, немного.

— Тогда лучше мне.

Не дожидаясь моего ответа и не уточняя, что «лучше», темный ухватом ловко подцепил все еще пышущий жаром котелок, задвинул его поглубже в еще не прогоревшую печь и задвинул заслонку.

Я смотрела на его скупые, выверенные движения, широкую спину и…

— Чтобы не сойти с ума, нужно поддаться, шагнуть в лабиринт… — Признание вырвалось само.

Пожалела ли я о нем? Нет. И вот странность, ни одна из клятв не начала жечь.

— Что? — не понял темный.

Я прислушалась к себе и поняла, что могу говорить дальше, не опасаясь, что моя кровь начнет закипать от того, что я нарушаю один из зароков: Эйге или Эрриану.

— Тебе придется провалиться в лабиринты безумия, — пояснила я. — Если сумеешь найти выход, то сохранишь разум, если нет…

«Потеряешь его», — так и не прозвучало вслух. Едва темный лишится рассудка (а может, и на миг раньше, чтобы душа смогла уйти за грань в твердой памяти), его друг убьет его, выполняя приказ императора.

Повисла тишина, в которой отчетливо было слышно, как за окном бушует вьюга. Я уставилась сквозь чуть запотевшее стекло на кружащиеся в бешеном танце снежинки. Они завораживали. Но ровно первую пару мгновений. Потом память услужливо напомнила, что стоит шагнуть за порог, а тем паче пойти прогуляться на болота, и эта снежная круговерть станет большой неприятностью, бьющей в лицо наотмашь. Или даже симпатичным холмиком, под которым упокоится замерзшее тело самонадеянного путника.

Затрещала догоревшая лучина, с шипением упала в таз с водой, заставив меня вздрогнуть и оторваться от окна. Все вокруг стремительно погрузилось в ночную темень. Я резко обернулась, и тут же почувствовала на коже лица теплое дыхание.

Когда и как Эрриан оказался так близко?

Темнота, тишина, его руки на моих плечах и… Он меня обнюхал. Натурально. Нос темного скользнул к виску, уху, шее. Еще бы в вырез платья сунулся!

— Эй, что вообще происходит? — Я попыталась сделать шаг назад.

Если бы смогла, было бы просто замечательно. Но кто бы мне это позволил… Меня держали. Мягко и уверено.

— Ты пахнешь… собой, — шепнул Эрриан.

Так, кажется, кто-то и без моего участия сейчас из Эйтовых клиентов перейдет в разряд пациентов. Судя по поведению, безумие все же начало одолевать разум темного.

— А чем я еще должна пахнуть? — возмутилась я, вскинув голову.

— Кем, — поправил Эрриан, и в темноте сверкнули его глаза.

Поняв, что имеет в виду этот темный гад, я вспыхнула. Хотела ответить, но он меня опередил.

— Магда, что ты знаешь о темных? — вкрадчиво спросил Эрриан.

«Восемь способов атаки магией, три варианта арканов для пленения и личный комментарий преподавателя: лучше не связываться», — подумала я. Но вслух произнесла другое:

— Вы наглые, самоувереннее, эгоистичные…

Рука притянула меня к сильной мужской груди. И моя речь резко оборвалась.

Тело вжалось в тело. Выдох. А после его губы накрыли мои. Резко, решительно, властно. Эрриан на миг остановился, будто прислушиваясь. Его язык скользнул по верхней губе. Лизнул, дразня, чтобы потом прикусить зубами. От неожиданности я сильнее приоткрыла рот, в который он тут же вторгся, углубляя поцелуй.

Вокруг нас разлилась ночная тьма, а внутри — Бездна. Бездна, заполненная жаром. Горячая кожа, обжигающее дыхание. По жилам бежала не кровь — раскаленная лава. Безумство его губ, прикосновений, желаний столь отчетливых, ощутимых, однозначных — это сводило с ума, заставляя забыть, кто я и где. Толкая навстречу темному. Ближе, еще ближе, почти растворяясь в чувствах. Только вот чьих? Его? Моих? Наших?..

Эрриан пленял и пьянил меня… Руками… поцелуями. А я… Я отвечала, потому что в сей краткий миг мне самой хотелось большего. Поцелуев, губ, ладоней на моей спине. То был прыжок в пропасть. Только мы летели, взявшись за руки.

Шепоты. Вдохи и выдохи. Шуршание сминаемой ткани. И желание быть ближе, как можно ближе. Кожей ощущать единение. Под моей ладонью бешено билось его сердце. Частые сильные удары набатом отдавались во мне. Хотелось прижаться еще сильнее, вцепиться в широкие плечи, поддаться.

Его неистовое темное пламя. Мой мерцающий свет. И жадный, бесконечный поцелуй, которым мы оба никак не могли напиться. Эрриан вжал меня в стену. Я плечом задела стеллаж, на котором, покачнувшись, одна из склянок со звоном упала на пол и разбилась. Тут же в нос ударил запах перечной мяты, а с ним и осознание происходящего.

Демоны, что мы творим? Что он творит?! А главное, почему я в этом участвую? Я испугалась. Не поцелуя, себя. Своей острой, сумасшедшей реакции на него. Того, что позволила себе забыться и забыть обо всем. Нет. Только не это. Магда Фокс дала себе зарок не влюбляться. Больше ни в кого. И никогда. Тем более в темного. В смертника. Нет!!!

Рука взметнулась сама собой. Пощечина вышла хлесткой, окатив ладонь болью. Я метнулась к лестнице, вихрем взлетела на второй этаж и, очутившись в спальне, тут же навалилась спиной на захлопнутую дверь.

После моего поспешного бегства с кухни в доме было тихо. Слишком тихо. Потому я вздрогнула, когда с той стороны двери прозвучал вкрадчивый голос:

— Ты забыла сказать, что мы, темные, всегда добиваемся своего и живем одним мгновением. Потому что второго может и не быть.

«Вот только ты после того мгновения умрешь, ни о чем не сожалея, а я останусь жить и помнить», — хотелось крикнуть мне, но я промолчала.

— Это была ошибка. — Я не узнала свой голос. — Просто уйди. И забудем о том, что случилось.

— Ты жалеешь? — Странный разговор через дверь лишал меня последних сил.

— Жалею? Да! Надо было содрать с Джерома за твое лечение не три золотых, а пять!

Не надо. Не надо обсуждать то, что сейчас произошло. Вот только чувство юмора, которое меня порою выручало, еще чаще грозило и свести в могилу. Сейчас был как раз один из таких моментов.

Я почувствовала, как в стену рядом с косяком впечатался кулак: вибрация отдалась в моем теле.

— Уходи, — повторила настойчиво.

— Если это твое желание…

— Да. — Я сглотнула, радуясь, что Эрриан меня не видит. — У нас с тобой договор. Деловой. Я помогаю тебе с Эйтой, ты платить. Все. Точка.

Я говорила, а в голове звучал голос белки: «Он смертник. Не сойдет с ума, им займется Хель. Ему все равно не жить, соглашайся на сделку».

— Я вернусь. Завтра, — прозвучало из-за двери.

И почему-то мне в его словах послышалось так и не прозвучавшее: «А ты пока остынь, я подожду».

Когда Эрриан отошел от двери и спустился вниз, я так и не поняла. Темный всегда двигался бесшумно, словно тень. Лишь входная дверь нарочито скрипнула, будто ей позволили это сделать, оповестила, что я осталась одна, как и хотела. Только почему же нет радости от исполнения этого желания?

Я, как стояла, прислонившись спиной к двери, так и присела. Обхватила колени руками, вглядываясь в метель за окном.

Кажется, я влипла. По-крупному. Потому что мне, кажется, нравится тот, в кого влюбляться совсем не стоит. Категорически.

Пострадать вдоволь и пожалеть себя мне не дали. Вестник, собака, булыжником проломив стекло, кубарем прокатился по половицам, разметав вокруг осколки и снег. В комнате враз стало холодно. А я смотрела на ощипанного селезня с письмом в клюве и медленно замерзала. А вот зверела очень даже быстро. Магистрат что, издевается? У них на посыльного голубя денег не было?

— Пущу на гуляш, — пообещала я птице, которая разбила мое окно.

Та возмущенно крякнула и, выплюнув письмо, попыталась удрать. Но от ведьмы, пусть и фиктивной, так просто не уйдешь!

Заполошно хлопая крыльями и загребая лапами половик, к слову прямо мне в лицо загребая, этот водоплавающий рванул туда, где бушевала спасительная метель. Не тут-то было! Я в отчаянном броске схватила пернатого за оранжевую перепончатую лапу.

Селезень возмущенно закрякал и забил крыльями, пытаясь взлететь. В условиях узкой комнаты и с довеском в виде злой ведьмы это было слегка проблематично. Но мужику, стремящемуся из спальни через окно к свободе, неведомы преграды.

Обычно в таких ситуациях стимулом для побега служило то, что дамскую опочивальню с другой стороны двери таранил слегка рогатый муж. Но у меня сегодня был нетипичный, так сказать, почти эксклюзивный случай. И мужик был нетипичный, пернатый. Но линял он по всем правилам отступления, не жалея сил.

И все же я победила. Прижала крылья к утиному телу, удобно устроив птицу под мышкой, на сердитое шипение показала кулак и начала осматривать «почтальона». Под перьями в районе киля обнаружился амулет подчинения. Оценила заряд. Хм… весьма неслабый. Маг, что его создал, вложил в свое творение не меньше пяти единиц. Хотя зачем столько для обычной утки? И пол-единицы за глаза хватит, чтобы в птичьих мозгах билось одно лишь желание: доставить послание. Этого же амулета хватило бы на парочку взрослых мужчин. Ну или одного, но с очень сильной волей.

Видимо, кто-то очень хотел, чтобы я получила письмо. Только вот зачем тогда селезень? Поприличнее птицы не нашлось?

Тот склонил голову, подозрительно кося на меня круглым глазом. Я точно так же — на него. Привычка бдительно относиться к вестникам завелась у меня полгода назад. Когда от Магды Фокс один богатенький сынок попытался избавиться через вот такое же письмо. Тогда я по неосторожности распечатала послание, и из него вырвался огненный торнадо. Он бешено завивался воронкой, вытягивая из меня силы. Не по капле, а жадными глотками, захлебываясь и разрастаясь, сжирая мой дар и меня саму заживо.

«Огненный голод» — так называлось это боевое плетение. Запрещенное для применения в мирной жизни. Такому было место лишь на войне. Но я встретила его. В академии, в палате лекарского крыла.

Была ранняя весна. Я только-только закончила ассистировать на операции магистру Райгнорку и стояла у окна, открытого для проветривания.

Крепкий и очень сладкий чай дымился в пузатой глиняной кружке, которую я держала. Подозревала ли я о том, что через пару мгновений жизнь моя навсегда изменится? Нет. Я просто устала. От операции, от последнего месяца, когда неприятности на нашу семью покатились как снежный ком. В голове было пусто. Я бездумно смотрела на проталины, что появились вокруг деревьев на университетской аллее.

Синичка с небольшой запиской в клюве вспорхнула на подоконник и, выплюнув послание, тут же умчалась. Я подняла с пола записку, открыла ее…

Я должна была умереть. Ожоги тела, полное магическое истощение. Меня спасло то, что все случилось в лечебнице. Что у магистра Райгнорка достало сил удержать меня, стабилизировать состояние. И пока целители оперировали, я блуждала по лабиринтам Эйты. Безумие от боли, от понимания того, что я осталась без дара…

Воспоминания, как сонм пауков, опутывали меня, затягивали в болото прошлого, сковывали волю и разум. Я тряхнула головой и закусила губу. До крови. Нет. Не сегодня и никогда после.

Селезень был дотошно осмотрен, и выужена еще пара амулетов. В том числе и охранный знак ковена, подтверждавший, что на гуляш эту птичку просто так не пустишь: она стоит на имперском учете. Посыльный солидно закрякал, мол, что правда, то правда. У-у-у… паразит.

На пол птицу опустила я с неохотой. И то лишь затем, чтобы заткнуть пледом дыру в окне: в комнате становилось все холоднее. И уже потом осторожно взяла послание. Еще раз проверила все печати, едва не обнюхала и наконец раскрыла.

Почерк был мне незнаком:

«Выпускнице Северной Вейхонской академии магии, проходящей практику в Хеллвиле, магессе Магде Фокс».

Литеры четкие и уверенные, без завитушек. Кто бы ни писал это письмо, предпочитал переходить к делу без обиняков и экивоков. В своем предположении я убедилась, прочтя вторую строчку:

«Приказ главы Имперского ковена, архимага Лорконсира Бейсминского Победоносного: не приносить вассальной клятвы самозванцу, темному магу Эрриану Тайрийскому, Мечу Темного Властелина, самопровозгласившему себя владетелем удела Гейзлорру. Оные земли были, есть и будут территорией Светлой империи. Вы же, как истинная дочь своей Родины и верноподданная Его Императорского Величества Аврингроса Пятого, обязаны поступить так, как вам и надлежит при встрече с темным…»

Я прикрыла глаза, не дочитав. Все потому, что прекрасно знала, как «надлежит поступить истинной светлой». Если раньше, чуть больше трехсот лет назад, имперцы при виде чернокнижников и некромантов бросали смертельные заклятия в лоб, то ныне все изменилось. Особенно — после прорыва.

Нет, на бумаге и словах был заключен ряд договоров, но… Застарелая вражда жила и процветала. Только теперь светлым надлежало уничтожать противника не столь очевидно. Ну или как придется. У нас в академии даже предмет был ТБТ (в просторечии табуретка) — «Тактика боя с темными». После прорыва в его названии добавилось слово «силами», чтобы не было прямого оскорбления для соседей, но суть не изменилась. Светлые адепты боевого факультета по-прежнему изучали поражающий радиус темной магии и практиковались плести атакующие арканы. Причем метали их на полигоне в «чучела нежити», которые очень сильно смахивали на темных магов.

Сие было наглядной иллюстрацией поговорки «Если не хочешь кормить чужую армию, корми свою». Ведь залог крепкого нерушимого мира — взаимное знание, что у противника оружия и силы ничуть не меньше, чем у тебя. Поговаривают, что единственным местом, где темные и светлые мирно уживались, была военная академия в землях Лавронсов, выпускающая порубежников. Однако я сильно сомневалась, что и там все чинно и мирно.

Но противостояние существовало лишь между магами — светлыми и темными. Простому люду до этого не было дела: недосуг. То сеять надо и сажать, то полоть, то удои, то отелы, то урожай собирать, то от нежити спасаться. Потому хеллвильцы недолюбливали всех чародеев скопом. И черных, и белых, и крапчатых. На всякий случай. Чтобы не промахнуться.

К ведьме обращались в крайних случаях, и не удивлялись, если для лечения она не использует свой дар. Вот потому-то я, приехав сюда на отработку, и стала темной. Иначе с моим уровнем дара было нельзя.

Я вернулась к посланию, пробежала глазами последние строчки, и оно вспыхнуло у меня в руках. Сгорело дотла, бесследно растворившись в воздухе.

В том, что селезня выбрали специально, дабы никто не помыслил, что сей драный перепончатый — особо важный вестник, у меня не осталось сомнений. Ведь не заподозришь в бродяге на паперти аристократа голубых кровей.

Я с подозрением посмотрела на вестника.

— Ну что, птица божия и имперский агент под прикрытием в одном лиц… клюве, — исправилась я в последний момент.

— Кря, — выдал имперский агент.

— Кря-кря, — мстительно ответила я и удостоилась полного возмущения взгляда.

Видимо, вышло что-то неприличное, а может, я сделала десять фонетических ошибок в одном «кря».

— Ответ доставишь? — спросила уже нормальным голосом.

Селезень попробовал отказаться. Но я умела убеждать. Соблазнять. Подкупать. В том числе и яблоками, которыми обещала окружить, а если точнее, обложить хладный утиный труп.

Сверхсекретный пернатый агент, который до встречи со мной был гораздо больше уверен в своей неприкосновенности, заметно поскучнел и согласился-таки на необлагаемую поборами доставку письма.

Именно в этот момент я посмотрела в окно и вычислила шпиона. Впрочем, темные и не подумали скрыть своего посланника. Черный ворон с письмом в клюве, деловито хлопая крыльями, целенаправленно несся куда-то вперед. Да что же это такое?! Сегодня ночь массовой рассылки писем?

Разгулявшееся воображение тут же нарисовало мне еще с десяток уток, селезней, гусей и почему-то индюков, которые долбятся в мое окно. Ну нет, одного достаточно. Этак они мне тут все стекла перебьют и подоконник загадят.

Вообще-то, в столичных домах у благородных лэров и лэрисс рядом с окном кабинета висела зачарованная от непогоды почтовая корзина, куда из клювов пернатых почтальонов и падали послания. Юные очаровательные кокетки голубых кровей получали порою столько приглашений на бал, что корзина переполнялась и могла даже рухнуть.

Но я не была ни столичной, ни лэриссой. Приглашать же темную ведьму на бал — все равно что покойника на свадьбу: не просто плохая, а смертельно опасная примета. Так что посланий я не хотела и не ждала. Наполучалась уже.

Между тем селезень, завидев в окне ворона, возмущенно крякнул и захлопал крыльями. Я посмотрела сначала на одного, потом вслед уже скрывшемуся второму и неожиданно для себя сделала вывод, что шпион от имперского агента отличается лишь тем, что клюв и перья одного заложены у светлого ростовщика, другого — у темного. И с магами точно так же. Только у нас не перья, а совесть.

И последняя мне шептала, что поступать я должна по ней, а не по приказу главы ковена. Эрриан в том болоте спас мне жизнь. И пусть на то у лунного были свои причины, но все же спас.

— Сиди, сейчас напишу письмо и приду, — приказала я вестнику и, заперев дверь, вышла из спальни.

Интересно, за каким демоном вообще архимагу Лорконсиру Бейсминскому отдавать какой-то выпускнице приказ? Арх! Да, я была единственным магом во всей округе. Тем, кто теоретически хоть как-то мог противостоять темному. Но… зачем? Это письмо грозило проблемами. Серьезными. И разоблачением. Наверняка за посланием последуют и визитеры. А значит, нужно постараться или не допустить их прибытия, или хотя бы отсрочить.

Ну что ж… Эйте мы обещали безумие, лунному — помощь. Самое время заверить главу ковена, что его наставление я поняла и уже работаю в данном направлении: темный пока жив, но уже не совсем здоров благодаря мне. Что, кстати, совершенная правда. Именно я втравила его в охоту на стрыгу.

В общем, пусть столичные господа маги не переживают и не торопятся в Хеллвиль.

Когда вернулась с запечатанным конвертом, гордый, хотя и слегка пощипанный селезень встретил меня возмущенным кряканьем.

— Так, если начнешь возражать, я мигом устрою обмен, — пообещала я. И пояснила озадаченно замолчавшему перепончатому: — Заменю твои яркие прижизненные воспоминания на качественные предсмертные ощущения.

В подтверждение своих слов показала, как именно будет происходить обещанное: выдернула одно из перьев.

Селезень, видимо, не понаслышке знал, что такое ощип, и почему его столь не любят куры. А потому присмирел и больше не корчил из себя важную птицу. Я быстро вернула на вестника все амулеты, дала мысленный приказ доставить послание по указанному адресу и, выдернув плед из разбитого окна, отпустила посланника с миром.

Пальцами побарабанила по подоконнику. Подумать было о чем: от вопроса, почему такой мелочью, как темный маг в маленьком приграничном городке, заинтересовались в столице, до того, что я разговаривала с птицей. Хорошо, что Эйты рядом не было. Она-то уж точно от радости бы лапы терла: спустя полгода Магда Фокс вновь начала подавать признаки безумия.

Любопытно, а темный властелин повелел своему Мечу тоже устранить нежелательный светлый элемент в моем лице? Или у темных магов это как-то по-другому называется? И стоит ли мне завтра достать связку своих амулетов, которые у меня имелись на случай «хуже уже некуда»? Или достаточно будет взведенного арбалета? К слову, об оружии. Мое благополучно утонуло в болоте, и надо бы зайти к мастеру Хорсу, прикупить новый самострел.

От мысли, что придется тратить пару сребров из-за этих посыльных селезней-воронов, настроение поползло вниз. Знала бы, что так обернется, лично бы всех поубивала. И птичек, и темных заодно с ними. На груди тут же загорелась печать — клятва белке. Да-да, помню, убивать пришлых нельзя. Во всяком случае, до тех пор, пока один из них не осчастливит Эйту шизофренией.

Потерла знак клятвы. И почему мне так не везет? Неужто судьба тонко намекает, что я чрезвычайно умна, мудра и вообще ходячее средоточие знаний? Ведь если верить народной мудрости, удача улыбается лишь дуракам. И мне стоит гордиться тем, что я из неприятностей не вылезаю.

Утешившись этим умозаключением, я прибрала в спальне, умылась и пошла спать. Правда, пришлось выбирать: промерзнуть ли до состояния трупа из ледника, зато с комфортом на кровати, или стать счастливой обладательницей радикулита, задремав за столом? Выбрала второе. Потому как простуду лечить придется седмицу, а поясницу растереть можно на раз.

Прихватив подушку, ушла в соседнюю комнату, служившую мне одновременно и кабинетом, и библиотекой. Почетное звание сие помещение получило благодаря полке с дюжиной книг и двумя десятками конспектов по лекарскому делу. В углу еще был сундук, так что в перспективе комнатушка вполне могла стать еще и гардеробной.

И все эти предметы — в пространстве семь на семь локтей! Стоя в центре, я могла раскинуть руки и коснуться сразу обеих стен. Или же окна с дверью. Небольшой письменный стол, стул, уже упомянутая полка и сундук.

У жены кузнеца здесь была девичья, где она хранила свое приданое. Третьей и последней комнатой на этаже значилась бывшая детская. Ее, самую просторную из трех, я заняла под свои исключительно лекарские нужды.

В общем, спать мне особо было негде. Промаявшись ночь на всех горизонтальных поверхностях, я встала злая и уставшая. С приездом в Хеллвиль темных я все больше по утрам похожа на мокрую соль в солонке: не высыпаюсь.

Спускалась я мрачная и преисполненная жгучего желания благословлять. Всех и каждого. А некоторых — и повторно, если им удастся выжить после первого добрословия.

Заглянула в печь, где меня ждал котел. Вытянула его за дужку. С чугунного бока на меня смотрела недовольная, неопохмеленная рожа демона. Он таращился на меня, я на него. Мы оценили вид друг друга, и инкуб, констатируя факт, произнес:

— Чую, переубедить тебя насчет амулета мне не удастся, поэтому сразу перейду к оскорблению…

Но на этом тернистом пути его ждала неудача: инкуб не дошел. А все потому, что захлебнулся. Если точнее, я залила его рассолом.

— Спасительница… — счастливо пошептал чугунный.

Я бы не была столь поспешной. Ну да блажен неведающий…

Позавтракав на скорую руку и достав из шкатулки золотой, я подхватила котел, оделась потеплее и вышла на улицу. Решила для начала сама занести «амулет для блуда» заказчице, потом заглянуть к столяру и к оружейнику.

Госпожа Мейлга, не ожидавшая моего прибытия, поначалу растерялась. Потом, глянув на «амулет», растерялась повторно. Ее слегка смущали его размеры.

— А… как его повесить на Громовержца?

Мелкий пушистый песик на ее руке трясся, глядя на посудину, которая была больше его самого.

— Я думала, это будет заговоренная булавка. Или медальончик.

— Так вам нужна красота или эффект? — вопросила я ведьминским тоном. С намеком в голосе: не бесите ведьму.

— Эф-фект, — проблеяла госпожа Мейлга и покрепче прижала к себе мелкого тявкалку, который сейчас мне напоминал обломанный рог инкуба. Вроде бы и носил гордое звание пса, но на деле являлся только намеком на него.

— Так вот. Это — самый действенный из всех!

— А как им пользоваться? — опасливо уточнила первая теща Хеллвиля.

Я озадачилась. И правда: как? А потом решительно поставила котелок на пол, взяла из рук эту пушистую помесь левретки с болонкой и усадила в котел.

Пару мгновений ничего не происходило. Ну, кроме конфуза пса, который заскулил и едва не перепутал свой личный амулет для блуда с ночным горшком. А потом…

Громовержец выскочил из посудины, как будто ему вожжа нод хвост попала. Хотя, может, и не как будто. Ибо этот весьма упитанный песик, который до сего дня наверняка был несколько ленив, вдруг преисполнился рвения. И, взвизгнув, умчался это рвение реализовывать — размножаться.

Обрадованная хозяйка уже было хотела рвануть за ним. А что? Услуга оказана, и с лихвой, посему есть неплохой шанс сэкономить. А рачительность госпожи Мейлги была в Хеллвиле притчей во языцех. Когда у нее случалась беда, она сорила деньгами, а как все налаживалось… В общем, тетка, несмотря на свою шаровидную комплекцию, хотела удрать. То, что при этом она находилась у себя дома, ее не смущало. Но тут уже я удержала ее за руку.

— Э, нет! Сначала расчет, — напомнила я.

На меня глянули так, словно в наши расчеты с госпожой Мейлгой вкралась роковая ошибка. Но, к сожалению для главной хеллвильской тещи, я была не просто математиком от всего пантеона богов разом. Хуже. Я была счетоводом, который, как корсет, мог скрыть недостающее и показать несуществующее.

Проклятые проценты — то есть мой фирменный перечень чернословия, обещанный заказчице в случае неуплаты, — так впечатлили госпожу Мейлгу, что она накинула еще и сверху оговоренного, лишь бы больше не видеть меня на пороге своего дома.

Выдача монет сопровождалась звуками стираемой зубной эмали и категоричного «ведьма!». Засим я подхватила котел и ушла. Дверь за моей спиной захлопнулась так, что всерьез можно было опасаться: а устоит ли косяк?

Вот почему в имперской глуши, если юная магичка становится умнее, то люди называют ее жадной? А когда при этом чародейка умудряется за свою волшбу стребовать еще и чуточку сверх платы, то и вовсе кличут ведьмой? В общем, особых усилий, чтобы выдать себя за темную, мне в Хеллвиле прилагать не пришлось. Достаточно было пару раз заставить самых скупердяистых горожан заплатить по двойному тарифу — и все: наичернейшая репутация мне была обеспечена. По Хеллвилю то тут, то там начали ходить слухи по дворам, а досужие сплетницы-старухи разнесли их по умам. Дескать, у приезжей магички щедрость не вошла в список добродетелей. Ей просто не хватило места. А все потому, что вся душа уже была занята темной магией. Посему Магда Фокс — истинная черная ведьма. А я не стала возражать.

Бургомистр и храмовник, с которыми я договорилась, эту версию поддержали. Так в славном Хеллвиле появилась ведьма с определенной репутацией. И эта репутация меня не раз выручала, обогащала и, несмотря на свой темный цвет, имела немало светлых сторон. Вот даже сейчас на меня косились, сворачивали в карманах фиги, но, глядя в глаза, растекались в таких приторных улыбках, что у меня в крови аж сахар поднимался. В общем, боялись и уважали.

Кузнец, к которому я заглянула по дороге, из этого самого уважения даже медьки за починку дужки не взял. Лишь выразительно молчал матом и делал все быстро. Видимо, не желал, чтобы ведьма задержалась у него на лишний вздох. Так моя репутация в очередной раз сэкономила хозяйке монетку.

Правда, были те, кто уважал меня чуть меньше. Например, приехавшая в Хеллвиль на месяц позже меня Саманта Лонга.

Она была дочерью торговца лярдом из провинциального Рорка, что на востоке империи. Отец практически не принимал участия в воспитании дщери. Матушка же, увлеченная чтением дамских романов гораздо больше, чем образованием Саманты, не вложила в голову юной Лонга мысли, что лучшая стезя для девушки ее круга — семейная. Посему Саманта к восемнадцати годам была столь же начитанной, как матушка.

Только она, в отличие от родительницы, штудировала буклетики и книги, призывавшие девушек бороться за равноправие полов. На расы манифестантки не замахивались, ибо, например, драконы на требования юных пикетчиц плевать хотели. В том числе и огнем. Довеском к основной идее — равенству — у Саманты была еще одна: идея просвещения. Именно она-то и стала причиной появления юной девы со взором горящим в Хеллвиле.

Саманта Лонга работала учительницей и считала, что несет в народ свет знаний и передовые идеи столицы. По мнению же хеллвильцев, она несла лишь знатную пургу. Причем несла ее настолько плотно, что была способна вынести мозг. И не один.

Внешне девица Лонга напоминала моль, просидевшую всю зиму на жесткой бесшерстяной диете, такая же невзрачная и злая от голода. Она совала свой длинный нос и нещадно завитые кудельки в мои дела. Даже пару раз пыталась обвинить в шарлатанстве, пока я от души ее не благословила. Причем добрословие было почти невинным. Хороший крепкий сон… Благо? Благо! Небеса тоже так считали. И какое-то время Саманта спала как убитая. Пару раз ее даже мелом обводили.

После этого мы с девицей Лонга придерживаемся вооруженного нейтралитета.Она делает вид, что не замечает меня, и норовит отвернуться. Я же демонстративно здороваюсь. Последнее ее бесит неимоверно.

Впрочем, в Хеллвиле был еще один тип, который уважал темную ведьму чуть меньше остальных.

Но справедливости ради надо сказать, что Астор Крон здесь вообще никого не уважал. Едва я его вспомнила, как этот противный тип нарисовался. Вот помяни зомби, он и восстанет.

Крон вышагивал в черном плаще по заснеженной улице так, словно гулял по столичному бульвару. Прямая осанка, холодный, надменный взгляд. Он, в отличие от девицы Лонга, был почти аристократом. До чистопородн… прошу прощения, чистокровного ему не хватало ровно половины. Той самой, что достается ребенку от матери. Если отец его был голубых кровей, то мать — куртизанкой. Поговаривали, что его батюшка лэр Орин хоть официально и не признал бастарда, но принимал участие в его жизни не только чеканной монетой.

Версии же причины, по которой Крон впал в родительскую немилость, среди горожан ходили разные.

Незамужние девицы ратовали за романтичную. По ней молодой полулэр влюбился в простушку, у которой не было ни гроша за душой. Астор отказался жениться на лэриссе, которую выбрал для него отец и которая должна была ввести его в высший свет.

Вторую выдвинули уже мужики. По ней выперли Астора из столицы за кутеж и разврат. Дескать, Крон с дружками так напился, что, обернувшись волком, схватил зубами караульного и зашвырнул его на крышу Йонльской ратуши. То, что рыжих волков-оборотней не бывает и что Крон чистокровный человек, у которого нет и крупицы магии, их не смущало.

Но, сдается мне, причиной опалы Астора стало то, что его сводный брат, законный наследник рода Оринов, был обвинен в причастности к заговору. Об этом почти не говорили в Вейхоне, официальных заметок ни в одной из газет не было. А до Хеллвиля новости о покушении на императора и вовсе не дошли. Я же распространять их не собиралась.

А сам Крон, вынужденный прозябать ныне в Хеллвиле простым стряпчим при бургомистре, и вовсе отмалчивался. Впрочем, надо отдать ему, повидавшему в столице наверняка не одного мага, должное: ко мне с вопросами он тоже не лез.

Обычно, если мы сталкивались на улице, то раскланивались и, не проронив ни слова, расходились. И каково же было мое удивление, когда сегодня, завидев меня, молчаливый нелюдим Астор мало того, что перешел на мою сторону, так еще и снял шляпу!

— Не правда ли, доброе зимнее утро, госпожа Фокс? — вежливо произнес он.

Меня так и тянуло спросить, кто же его так удобрил-то? Но сдержалась, вместо этого ответив:

— Насчет доброго не знаю, но то, что оно снежное, — определенно.

Волосы Астора, собранные в хвост по столичной моде, отливали медью, на лице играла приветливая улыбка, которая лучше любого плаката сообщала: этот тип что-то замыслил. Может, и к нему сегодняшней ночью прилетал посыльный?

— Знаете, я все думал, что такая красивая молодая девушка, к тому же маг, делает в такой дыре? — Он выразительно обвел взглядом улицу.

— Просто какой-то гад оставил в Вейне крышку в подпол открытой. Ну меня и угораздило прова… хм… тут очутиться.

По тонким губам скользнула сдержанная улыбка — Крон оценил шутку. А я удостоилась еще одного внимательного взгляда. Крон открыл рот, явно собираясь продолжить беседу, но не успел: меня окликнул со спины знакомый голос. Увы, уже хорошо знакомый.

— Магда, вот ты где! А я всюду тебя ищу, — раздалось на всю улицу.

Я обернулась и увидела, что на самой вершине пригорка стоял Джером в весьма расхристанном виде: рубашка не заправлена, кожух (явно с чужого, причем женского плеча) распахнут, темные волосы — встрепаны так, будто он бодался со стогом и таки победил его.

Улица, по которой я только что спустилась, была коварной, гололедистой. Я шла по ней осторожно и осмотрительно, а вот Джером… В общем, в это не совсем прекрасное для него утро, стоя в зените славы и лучах зимнего солнца, темный начал свой триумфальный спуск.

Чуть ниже, между Джеромом и мной ковыляла старушка, отчаянно рискуя своим здоровьем.

Джером уверенно ступил на склон, убежденный в том, что через пару мгновений будет лицезреть ведьму нос к носу. Но, видимо, ему сегодня дорогу перебежала черная кошка с разбитым зеркалом и пустым ведром, из которого сыпалась соль.

Подметки темного потеряли сцепление с твердью, а сам Джером — устойчивость. Он поскользнулся и взмыл, словно подкинутый волной атакующего заклинания. Мы с Корном смотрели, как темный, аки дракон на летной тяге, поднялся над землей, обозрел все окрест, насладился зимним пейзажем, шмякнулся и головой вперед полетел уже горизонтально, набирая скорость пушечного ядра.

Старушка, завидев, что на нее с воплем рыцаря, идущего в атаку, несется темный, не иначе как вспомнила лихую молодость и не ушла с дороги, а, развернувшись лицом к опасности и пошире расставив ноги, подняла клюку на манер пики.

Я мысленно уже представила себе картину «Гонарий Победоносец пронзает копьем змея». Но нити судьбы темного и бабульки завязались в совершенно иной узел. Как по мне, больше всего похожий на кукиш.

Они сошлись, волна и камень, стихи… хотя вру, скорее матюги и проза: Джером таранным бревном пролетел под почтенной старушкой. Ну как пролетел. Частично. Головой. А вот все остальное не успело. Старушка охнула и, совершив грациозный кульбит, оседлала темного. Правда, задом наперед.

— Куда мы летим? — кричала бабулька. Да-да, именно так и кричала, только матом.

— И-и-и… — поддержал диалог Джером.

Они неслись с пригорка снежной лавиной, грозя приобщить нас к своему веселью. Темная ведьма присоединяться не желала, посему сайгаком сиганула в ближайший сугроб. Крон чуть замешкался. Это стало для него фатальной ошибкой.

Спустя миг вниз по улице уже неслось трое счастливчиков. Причем рыжий обнимал старушку, которая такого обилия мужского внимания не получала уже давно. От счастья она выпучила глаза и вцепилась в ягодицы Керна. Даже клюкой вцепилась.

Темный пытался затормозить, но не сказать чтобы успешно. А я увидела на пригорке еще одно действующее лицо. Мажету. В плаще. Мужском. Она ошарашенно смотрела на творящуюся внизу улицы вакханалию.

— Что здесь происходит? — гневно, словно уже была давно и прочно замужем за темным, вопросила она.

— Измена! — радостно сообщила я. Джером, уцепившись за водосток пекарни, смог развернуться и затормозить, а я добавила: — Курса.

Мажета глянула на скользкую улицу и, видимо, решила, что скандал это хорошо и порою просто необходим для здоровья, а виноватый мужик и вовсе вещь в хозяйстве крайне полезная, но все же лучше не торопить события. Иначе, пока доберешься до «изменщика», можешь слегка потерять если не в весе, то в комплектации. Например, ребер. И она, мелко перебирая ногами, начала осторожно спускаться. Я прикинула, что таким темпом она как раз к вечеру и окажется у крыльца пекарни.

Я снова повернулась к трио, которое сидело недвижимо в лучших традициях памятника. Бабулька, оседлавшая темного, не иначе как пригрелась и седл… поясницу Джерома покидать не хотела.

— Помогите… — раздался протяжный стон.

— Три медьки, — исключительно по привычке ответила я, осторожно спускаясь к троице. Даже на заклинание равновесия расщедрилась, впечатленная молниеносной доставкой бабули к крыльцу пекарни.

— А бесплатно оказать помощь брату по магии? — тоном «я сейчас геройски сдохну» протянул Джером.

— Скажи, это традиция у темных такая: даже умирая — торговаться? — полюбопытствовала я, добравшись до лихачей и помогая охающей бабульке встать с насиженного места.

— Конечно! Особенно за любовь. Ведь она дороже денег. А ее порой ну о-о-очень хочется. И желательно — по сходной цене, — важно заявил смуглый, вставая на четвереньки.

— Я смотрю, ты уже доторговался, — насмешливо фыркнула я, глянув на отряхивающегося темного, а потом на неторопливо приближающуюся к нему Мажету.

Крон, поднимая из снега шляпу, позволил себе усмешку. Бабулька, уже пару вздохов как отвернулась от остальных и делала вид, что уходит, а на деле грела уши, аж застыла. Даже ее спина стала напоминать вопросительный знак.

— А… — махнул рукой Джером, когда я указала на кожух, — с этой девицей даже не сделка была, а всего-то демонстрация товара.

— Как так? — Мне стало любопытно.

— Ну… вчера я решил воспользоваться одним из способов восстановления сил, раз уж еда и амулеты не действуют, и пошел искать борде… бродить по улицам, — тут же поправился темный. — И представляешь, на меня напали и чуть не изнасиловали.

Старушка при этих словах начала незаметно пятиться, приближаясь спиной обратно к попутчикам.

— Но ты сумел скрыться от нападавших? — Я пыталась быть серьезной. Честно.

— Зачем? Я поддался! — тоном «я благородный лэр и не бегу с поля боя» возвестил Джером.

— Судя по всему, даже несколько раз. — Крон произнес это с удивительно серьезной миной, которая отлично подошла бы для скоропортящихся продуктов.

— Ну да, лучше этой жизнью гореть, чем быть замороженной воблой, — широко улыбаясь, ответил Джером.

Увидев Мажету и оценив ее скорость, сцепление с дорогой и решительный настрой, как ни в чем не бывало схватил меня за локоть и потащил в сторону площади со словами:

— Магда, ты обязана помочь. Эрриан собрался на кладбище!

— Все так плохо? — не поняла я.

— Сплюнь. Просто он решил проверить то место, где демон вселился в служку. Но у него магия заблокирована. А у меня… В общем, ты из нас сейчас самая магически сильная и…

Договорить он не успел. Вслед нам понеслось:

— Стой, сволочь!

Я обернулась и увидела, как за нами припустила Мажета и… Крон.

— Нам стоит поторопиться! — скомандовал темный и, даже не спрашивая моего на то согласия, потянул вперед.

А я же печенкой почувствовала: впереди нас ждут они… Те самые неприятности, которые некоторые почему-то ошибочно величают приключениями. А печень у меня насчет пакостей судьбы редко ошибалась.

Мы миновали площадь, несколько кварталов, два переулка, улицу, еще один квартал, храм, небольшой парк и наконец увидели впереди кованые ворота и ажурную ограду кладбища.

Джером еще раз оглянулся и с облегчением выдохнул:

— Уф, оторвались! Ну и настойчивость.

Не знаю, кого он имел в виду: Мажету или Крона. А может, обоих сразу.

— Кстати, что это за конопатый тип был с тобой? И чего хотел?

— Да так, почти ссыльный. — Я не стала вдаваться в подробности. — А хотел поздороваться.

— Знаешь, он как-то слишком настойчиво хотел. Целых три квартала гнался — и это, чтобы только поприветствовать? — с сомнением вопросил темный.

— Просто Астор Крон очень вежливый, — произнесла я. И, подумав, что одной вежливости для оправдания подобного поведения мало, добавила: — И настойчивый.

Ну не скажешь же, что рыжий, наверное, хотел уточнить: не пробудила ли эта ночь во мне, как и в нем, желание убить двух темных. И не стоит ли нам объединить усилия.

Скорее всего, почтовый селезень прилетел не ко мне одной: светлые столичные интриганы, не желая отдавать топи темным, наверняка прислали приказ на «тихое устранение» пришлых всем, кто хотя бы теоретически мог организовать покушение. А Крон… Не то чтобы очень, но мог.

— То есть ты хочешь сказать, что рыжий тип, сильно обремененный этикетом, реши он меня убить ножом в спину в подворотне, сначала извинится или испросит разрешения? — ехидно уточнил он.

— Я сказала, что Астор вежливый, а не глупый. Он сначала убьет, а потом уже извинится перед трупом.

— А то, что он хочет убить, ты не отрицаешь? — прозорливо уточнил темный.

— Спрашивают обычно о том, о чем думают сами! Я сегодня ночью видела за окном вестника-ворона. Не от темного ли властелина он нес послание?

— Тебе тоже, я так понимаю, птичка в клюве пожелание принесла? — в лучших гномьих традициях ответил Джером.

— Да, доставила. Рекомендации из столицы. Жить и здравствовать в Хеллвиле долго и счастливо. И вам, темным, дозволено находиться в городе. Главное, чтобы вы обитали под землей. Горизонтально. Вот тут… — И я выразительно показала на погост. А затем уточнила: — Вам, я так понимаю, было аналогичное письмо?

— Не совсем, — не стал отпираться темный. — Эрриану не приказывали иикого убивать. Лишь удерживать.

— Удерживать? — непонимающе моргнула я.

— Власть, — пояснил смуглый. — Ну, если дословно: «Ты держал в руках мою жизнь. Теперь твоя задача — удержать свой разум и дар, который ты получил от меня».

Видя, что я смотрю на темного, как дриада на хищного бобра, то бишь с легким недоумением, он пояснил:

— Удел Гейзлорру — подарок императора за верную службу своему Мечу.

— Скажи, не тот ли это император, что за верность короне отдал приказ тебе убить Эрриана, как только он начнет проявлять признаки безумия? — прищурилась я.

Ответа мне не требовалось. Впрочем, смуглый его и не озвучил. Но посмотрел выразительно.

— Знаешь, я, конечно, далека от двора, высшего света, ни демона не смыслю в ваших темных традициях, но что-то мне подсказывает, что благосклонности вашего темного властелина стоит остерегаться едва ли не больше, чем его немилости.

— Ну… как сказать. Врагов владыка убивает сразу.

— Ага, а друзей — с отсрочкой, — невесело усмехнулась я.

— Иногда смерть — благо, — возразил темный. — Безумный маг с силой Эрриана не просто страшен. Он — бомба, которая обязательно рванет, только неизвестно, где, когда и сколько тысяч жизней унесет с собой! — И, опережая мой вопрос, добавил: — Браслеты сдерживают его магию, пока его разум ясен. А как только он сойдет с ума, они продержатся не больше пары ударов колокола. За это время я должен буду убить друга. К тому же душа безумца после смерти не уходит за грань, а развеивается туманом.

О последнем я, увы, и так знала. А вот что до силы лунного — не думала, что она такая… впечатляющая.

— Смерть иногда дар, а не проклятие, — задумчиво повторил смуглый.

— Извини, но я привыкла сражаться с Хель до самого конца. За каждого заболевшего! Так что я не разделяю твоих убеждений.

Мой взгляд упал на один из кладбищенских памятников за оградой. Да уж… Вот что значит «разговор к месту».

Пару сотен лет назад хеллвильский погост был за городской чертой, на выселках. Но с тех пор городок подрос и вобрал в себя и обитель мертвых.

Снег укутал землю. И сейчас, отворив чуть скрипнувшие чугунного кружева ворота, мы с Джеромом шагнули в мир, где досточтимым почившим горожанам надлежало вести себя чинно и спокойно.

Седые кусты. Все, сразу, до последней веточки, до самого тонкого прутика. Белые, искрящиеся серебром надгробия. И тишина. Оглушительная, поглощающая тебя всего без остатка. Именно на кладбище зима всегда чувствовалась особенно сильно. Мы двинулись вдоль могил, ища Эрриана.

Под ногами хрустел снег. А мы все брели, зайдя уже почти в самый центр. Щеки и пальцы пощипывал морозец, и я не сразу поняла, что дело вовсе не в кусачем зимнем воздухе. Нет. Это была тревога. Она разливалась окрест. Где-то совсем рядом…

(обратно)

ГЛАВА 8

Рев, разрезавший тишину, заставил нас вздрогнуть. А в следующий миг мы наконец-то увидели Эрриана. А за ним и свору тварей, в которой я не сразу опознала кладбищенских гримов — нежить, которая обычно не больше волка. Но эти… Они впечатляли размерами. Самый малый — с годовалого быка.

Один из гримов прыгнул на лунного, пытаясь впиться в его плечо острыми желтыми клыками. Они клацнули в какой-то пяди от Эрриана. А потом сверкнула сталь, и лунный коротким взмахом обезглавил нежить. Угольно-черная башка грима с шерстью, свисавшей сосульками, покатилась по снегу. В небо уставилась оскаленная пасть с кровавой пеной и горящие алым глаза.

Откуда в Хеллвиле гримы?! Да еще столько! И такого размера. Я же лично еще пару месяцев назад на этом кладбище в полночь луноцвет собирала. И все было тихо, спокойно, добропорядочно и групно. Никто не бегал, зубами не щелкал.

Увы, свора резко понизила уровень благопристойности сего погоста.

Все произошло в краткий миг. Эрриан увидел нас. Ну и свора тоже… увидела. Я опомнилась и, крикнув «К воротам!», сама подала пример.

Вот только стая была больше, чем я предполагала. Я обогнула одну из могил, когда мне наперерез с рычанием выскочил еще один грим.

Джером хотел помочь Эрриану? Что же, ему это отлично удалось. Теперь у темных есть неплохой шанс удрать, пока у гримов будет обед из ведьмы в собственном соку.

Вот только я с таким меню не хотела соглашаться. Если нежити требуется в рационе белок, то у меня есть на примете одна упитанная белка. Могу даже познакомить. Бесплатно. Правда, при встрече грима и Эйты еще неизвестно, кто из них двоих познает внутренний мир противника. Лично я голосовала бы за рыжую.

Тварь рявкнула, обнажив желтые зубы и напружинив голенастые, с неестественно вывернутыми суставами лапы к прыжку. Я сгорбилась, сжала дужку котелка и рыкнула в ответ. Получилось не так громко, зато выразительно. И мы понеслись навстречу друг другу.

Отчаянный крик «Магда!» я услышала, но слишком поздно. Черная лавина с желтыми клыками уже тронулась, и единственный шанс спастись — опередить ее, мчаться не останавливаясь.

Нежить рванула вперед, загребая лапами снег. Он разлетался колкой искристой крошкой. Я видела перед собой лишь красные глаза, которые за удар сердца налились смертельно-алым огнем, пасть распахнулась, уже предвкушая, как челюсти сомкнутся на одной глупой ведьме. Но я, взяв разгон, в последний миг ушла в сторону и в прыжке оттолкнулась от одного из надгробий. Мое тело оказалось на миг почти параллельным земле.

В эту краткую долю мгновения я услышала свист за спиной, словно удар хлыста вспорол морозный воздух. Оглянуться не могла, но тварь, несущаяся на меня, что-то увидела. Испуганно дернулась, отвлеклась от меня, уходя в сторону. В мою сторону.

Я так и не выпустила котелок, даже идя в лобовую на грима. Утварь лязгнула дужкой, на миг зависнув горизонтально и показав небу и снегу бока, и… котел со свистом наделся прямо на морду ошалевшей нежити. Почти в то же мгновение я услышала «трунь» — кинжал по рукоять вошел прямехонько в могильный крест. Не дернись нежить, и он бы красовался между ее глазниц.

Грим взвыл, замотал башкой, пытаясь скинуть чугунный «намордник». Я моталась следом, не выпуская дужку из сведенных судорогой пальцев. Особенно сильный рывок чуть не выдернул руку из предплечья, швырнул меня в сторону, едва не впечатав в надгробие. Я невероятным усилием согнула локоть и вцепилась в шерсть взбесившейся твари. Спустя несколько мгновений, когда всерьез подумывала, почему не сдохла еще полгода назад, в лазарете, смогла с грацией беременной каракатицы взобраться на холку обезумевшего грима.

— И-ди-от-ка! — спустя несколько ударов сердца прокомментировал котел, внутри которого щелкала челюстями, выла и рычала гримья морда.

Тварь, выписывавшая по кладбищу лихие пируэты, была полностью с этим согласна, перестала выть и сосредоточилась на размазывании одной чародейки тонким слоем по насту. Грим подо миой неистовствовал и бесновался. Я уже не представляла, где небо, где земля, а где те, кого я прикончу сегодня вечером. И я не о нежити. Несколько раз приложилась об ограду.

— По-мо-гай! — с риском откусить себе язык выдала я, гарцуя на взбесившейся нежити.

— Ка-а-ак?

— Как. С. Той. Шавкой! — Я выплевывала слова, как арбалет — болты. Быстро и четко, в перерывах между взбрыками твари. — Отвлеки ее!

— Про-бо-вал. Но на бешеную нежить внушение инкубов не действует.

Здорово. Интересно, за что мне такое везение от госпожи Судьбы? Н-на тебе, Магда, нежить, да не абы какую, а прямо-таки элитную. Мало того, что здоровую как бык, так еще и бешеную. В общем, уникальную со всех сторон: от хвоста до носа.

— Тогда сожри! — крикнула от отчаяния в обход любой логики, даже женской.

— Магда, прыгай! — Крик Эрриана откуда-то сбоку.

Почему именно сейчас нужно сигануть с этой черной шкуры, я не поняла. Но рефлекторно оттолкнулась от грима, разжимая руки. Именно в этот миг тварь перекувыркнулась. Она хребтом прокатилась по снегу. Окажись я на спине грима — была бы уже трупом, раздавленным тяжеленной тушей нежити. Но я успела в последний момент.

Хотя спасение было сомнительным. Тут же рядом с одним из надгробий раздался рык. Еще один грим…

Я попятилась сидя, спиной вперед и ерзая по снегу ягодицами. Да что это за день такой! Не успеваешь себя спасать.

Тварь, в отличие от первой, выходила медленно. Сначала из-за плиты показался ее пос. Он напоминал мне по цвету протухший кусок мяса. Ноздри чуть подергивались, вбирая запах моего страха. Вот только не было привычных для живых облачков пара. Как и дыхания. Ну да, нежить же несколько ударов колокола может без воздуха обходиться. Не в пример одной ведьме, у которой не было при себе не то что самострела, чтобы защититься, а даже котелка.

Визг, который огласил в следующий удар сердца все окрест, так же быстро стих. Морда грима упала в снег, красный огонь глаз начал тухнуть. А в следующий миг из-за надгробия шагнул Эрриан. Жутко злой Эрриан, которого я сейчас боялась ничуть не меньше, чем нежити.

Вот только придушить одну светлую ведьму темный не успел. Его отвлек рык. Тварей было много. Очень. И они начали окружать нас. Путь к спасительным воротам кладбища оказался перекрыт.

Эрриан обернулся так, чтобы я очутилась за его спиной, а с другой стороны меня защищала могильная плита. Темный неотрывно следил за тварями. И хотя он не шевельнулся, его вопрос был адресован именно мне:

— Как вы здесь оказались?

Вкрадчивый голос. И вроде не было в самих словах ничего опасного, если бы не тон. Наверняка именно таким чернокнижники обещают своей жертве на алтаре долгую и мучительную смерть.

— Прибежали тебя спасать, — выдала я чистейшую правду. Будь неладен этот Джером!

— Да уж… — не отвлекаясь от приближающейся стаи, зловеще изрек лунный. — Теперь я знаю, что значит прийти на выручку в духе светлых: это пустить весь план гриму под хвост. А вслед за ним — и свои жизни.

— Слушай, лунный. Я тут к тебе со всей душой, с котелком спешила. А ты… — Я задохнулась от возмущения.

— А я сейчас скомандую: «Лезь на дерево!» И ты полезешь, — поудобнее перехватывая меч, продолжил Эрриан.

— Какое еще дерево?

— Вон то. — Кивок лунной головы влево.

— А ты?

— А я наконец-то смогу заняться делом вместо того, чтобы переживать, как бы не загрызли одну ведьму. Беги на счет три, — скомандовал Эрриан.

Именно в этот момент один из гримов прыгнул на темного.

— Три! — рявкнул Эрриан, мгновенно сориентировавшись и отложив арифметическую прелюдию из «один» и «два».

Да чтоб его! Все у этих темных не как у людей. Это я подумала, резво скача зайцем через могильные ограды. На березу взлетела за один вздох, крепко обняв ствол.

— Кар-р-р! — возмущенно раздалось над головой.

Воронья стая, уже обрадовавшаяся, что после гримов ей будет что поклевать, негодовала.

Зимнее солнце отливало красным золотом. Погост, зима, белые волны, укутавшие все вокруг. Ажурные снежные хлопья на тонких ветвях — словно души давно умерших. И на фоне этой вечности — закладывающий второй круг по кладбищу Джером. Удирая от грима, он действовал в точности с правилами шахматной партии: играя со смертью и попав в переплет, спасался матом. Исключительно матом: оружия при смуглом не было, магией он не пользовался. Неужели после бурной ночи так и не восстановил резерв?

Видимо, подобный вопрос возник и у Эрриана. Потому как, мельком глянув на этого бегуна, который не иначе как решил поставить новый рекорд на длинной дистанции с барьерами, он рявкнул:

— Какого святого ты носишься и орешь? — Вопрос совпал с резко оборвавшимся воем очередной твари: Эрриан рассек ее пополам. — Ты же, мать твою за ногу, пожиратель душ! Тебе оружие не нужно, чтобы убивать.

— Нежити это не касается! У нее нет души! — лихо перемахнув через кованую оградку, крикнул Джером. Правда, та отомстила за надругательство: один из шипов уцепил-таки порты смуглого. Треск ознаменовал, что с этого мига у Джерома прорехи не только в планах по спасению друга, но и на штанах. Впрочем, смуглого, сверкавшего подштанниками в сердечках, это ничуть не смутило. Он, не сбавляя скорости, проорал в ответ:

— А от выпитой у этих тварей жизненной энергии я сам сейчас сдохну! Она не переваривается!

Я пригляделась: действительно, семь или восемь гримов валялись на снегу без признаков того, что их последний вздох прервала отточенная сталь. И тем не менее они были мертвы. А вот сейчас у смуглого были неплохие шансы отправиться за грань через глотку преследовавшего его грима.

Эрриан и вовсе оказался окружен стаей нежити. Вернее, уже половиной стаи.

Клинки в его руках плясали свой бешеный, дикий танец, сверкая кровавыми отблесками. Они рассекали воздух, и им вторило рычание и вой.

И именно в этот миг от кладбищенских ворот раздался истошный женский визг. Я мысленно взвыла не хуже гримов: кого еще принесло? А потом получила и ответ на свой вопрос. На рубиновом от крови снегу, рядом с одним из убитых гримов стояла Мажета, голося на одной ноте, а рядом с ней — Астор Крон.

Рыжий быстро сориентировался в обстановке, схватил девицу за руку и дернул назад, уводя к воротам. Но было поздно: нежить их заметила. Несколько тварей рванули навстречу нашим сильно упорным преследователям.

Сильные лапы взрывали снег. Лохматые черные тела — словно стрелы, спущенные с тетивы. Они были быстры. Гораздо быстрее, чем неистово голосящая девица, что путалась не только в своих юбках, но, кажется, и в ногах. Мажета враз растеряла всю свою решительность.

Я же, увидев рядом с этими двумя памятник, крикнула лишь одно слово:

— Статуя!

Астор понял без пояснений. И в один миг оседлал памятник двенадцатому бургомистру Хеллвиля Врохишу Энайскому. Судя по надписи, умер досточтимый мэр города больше столетия назад, оставив после себя лишь тире между двумя датами.

Ну и, на счастье Крона и Мажеты, надгробный памятник. Скульптор изобразил правителя городка, гордо сидящим на коне, и, видимо, показывающим направление. К слову, прямиком в центр кладбища.

Рыжий выдернул все еще истерично вопящую Мажету из сугроба за шкирку, как морковку из грядки. Причем сделал это за миг до того, как на том месте, где она стояла истуканом и голосила, лязгнули челюсти.

Отвлекшись на этих двоих, я лишь в последний момент заметила, как одна из тварей в рывке кинулась, целя в горло на миг открывшегося Эрриана.

Я могла крикнуть, попытаться предупредить. И, может, лунный успел бы среагировать. Или нет. Пульсар, слабый, всего на пол-единицы, сорвался с моих пальцев, чтобы угодить в глазницу взвывшей твари. А я сразу израсходовала весь свой резерв. Пальцы разжались, и я едва не сверзилась с дерева. Ухватилась в последний момент.

Когда мой пульсар, больше напоминавший искру, просвистел рядом с щекой Эрриана, тот обернулся. Глаза, иссиня-черные, полные тьмы и безразличия, задержались на мне. Я узнала этот взгляд. Эйта была бы довольна: так смотрят те, кто готов вот-вот шагнуть в ее лабиринты.

«Не уходи!» — безмолвный крик отчаяния слился с болью, которой щедро окатила меня клятва, данная белке. Я должна вести Эрриана к безумию, а не останавливать на его пороге.

Темный вскинулся, словно услышал мою мольбу.

Все длилось меньше одного удара сердца. А затем рык. Очередной. И снова пляска стали на снежной плахе.

— Ты его убьешь! — Истеричный крик Мажеты ударил сразу в мозг.

Я увидела, как она толкнула под руку уже замахнувшегося рыжего. С пальцев Астора сорвалась метательная звезда, чтобы через миг впиться в ствол дерева. Как раз между Джеромом и преследовавшим его гримом.

Как завороженная я уставилась на звезду, что одним из своих лучей вгрызлась в кору. И единственный вопрос, набатом отдававшийся в моей голове, вытеснил все остальные. Кого хотел убить Астор: нежить или темного?

— Проклятье! Чумная девка, чего творишь! — как ни странно, вопил не рыжий, а Джером, узрев, что его голова едва не приобрела весьма экстравагантное украшение в виде звезды в виске.

Преследовавшая смуглого тварь согласно рыкнула: ей инициатива Мажеты тоже не понравилась. Да и кому бы пришлось по вкусу из охотника становиться трофеем?

— Я тебя из беды выручала! — прокричала обиженная в лучших чувствах девица.

— Так выручала, что чуть не убила! — парировал улепетывающий Джером.

— Как умела, так и спасала. У меня в деле спасения темных женихов опыта пока мало! — выпалила Мажета и надула губы.

Еще и руки демонстративно на груди скрестила, дескать, отдувайся теперь сам, неблагодарный. Правда, сразу после этого покачнулась и чуть не свалилась с каменного коня. Пришлось Мажете споро хвататься за рыжего, который замахнулся во второй раз.

Звезда сорвалась через долю мига и вонзилась в ляжку одного из гримов. Нежить, которой звезда попала аккурат под хвост, подскочила с утробным воем, прыгнула вперед и впечаталась в памятник, окончательно озверев.

— Еще раз помешаешь — и я тебя скину, — зловеще предупредил Астор.

Гримы внизу согласно заклацали зубами. Мажета покрепче обхватила рыжего. Я судорожно вцепилась в березовый ствол и начала лихорадочно вспоминать, каким благословением можно пришибить кладбищенских гримов? Правда, я до этого не слышала, чтобы чародей добрословием укладывал нежить в штабеля: пульсаром оно как-то понадежнее будет. Да даже в житиях святых укрощение веселых погостов, изгнание демонов и массовое сожжение чернокнижников одним благословением не ограничивалось. Обычно к словам шла огневая поддержка с неба — «божественное пламя, ниспосланное праведникам, молящимся о спасении», как значилось в храмовых свитках. «Седьмая драконья летная эскадрилья» — сухо свидетельствовали хроники времен начала раскола.

Но увы, магию я всю израсходовала, знакомых среди драконов не имела, а вот слова… Их у меня сейчас было навалом. Признаться, половина — из лексикона троллей-матерщинников.

Для начала я пожелала рыжему Астору, чтобы его рука была тверда в борьбе с нечистью, и каждая его звезда нашла голову грима. Только после того, как «поправила прицел» рыжему, начала сеять доброе, вечное, светлое, на всякий случай поджав повыше ноги, чтобы «благодарные массы» точно не дотянулись до «благословляющей» своими клыками.

А дальше в мир пошли мои светлые пожелания в адрес нечисти: от «стать обладателем острого меча» с уточнением «между глаз» до «пусть в эту стужу вам станет тепло и даже жарко. От пламени Бездны».

Звезды рыжего летели немыслимыми пьяными зигзагами, но каждая из них находила свою истинную гримью пару. Джером, которому Эрриан отдал один из клинков, сейчас рубился с другом спиной к спине. Мажета вопила на одной ноте так, что даже нежить готова была заткнуть уши лапами. В общем, все были при деле: творили добро, спасали Хеллвиль от нечисти, ну и себя заодно.

Клинки темных мелькали, собирая свою кровавую дань, сводя счеты, верша приговор. Вой, последний, протяжный, оборвавшийся на высокой ноте, стих. Эрриан и Джером так и стояли — спина к спине, а вокруг них лежал снег, красный от крови. Да и они сами были как два воплощения Эйла — покровителя битв и воинов.

Эрриан в абсолютной тишине цепким взглядом прочесал окрестности. Все гримы были мертвы. И судя по тому, как Меч Властелина глянул на Джерома, сейчас на кладбище одним трупом станет больше.

— Зачем ты пришел? — с холодной яростью прорычал лунный не хуже грима. — Да еще и Магду притащил! Она едва не погибла.

— Затем, что хотел тебе помочь! — не менее зло ответил пожиратель. — Забыл, что ли, что магия сейчас тебе недоступна? И у меня резерв на нуле. — Последнее признание далось смуглому с трудом. — А ты понесся сюда, словно гончая, взявшая след. И слушать ничего не хотел. Ну, я и решил…

Я уже буквально увидела короткий замах, как кулак Эрриана впечатывается в грудь Джерома. Именно в грудь. Не для того, чтобы победить или покалечить, а выпуская на волю эмоции. Иначе удар пришелся бы в голову. А так смуглый лишь согнулся, хватая ртом воздух. В его широко распахнутых глазах отразилось недоумение.

Миг, другой… Того, что успело нарисовать мое нервное воображение, не произошло. Эрриан прожигал Джерома взглядом, костяшки на его руке, державшей меч, побелели от напряжения.

— Не смей впутывать Магду. — Воздух рассек сухой, надтреснутый голос. — Я разберусь, кто так жаждет моей смерти.

— Кстати, о смерти… — Все так же сидя на суку, я решила, что вот он — благовидный предлог, чтобы перевести тему разговора. — Эр, а как ты вообще узнал о гримах?

Признаться, роль сороки на ветке мне уже порядком осточертела: холодно, неудобно да и тело затекло. Посему легкомысленно поболтала в воздухе ногами. Зря. На них тут же как-то слишком пристально уставились темные. Причем оба. И чего, спрашивается, пытались там рассмотреть, кроме моего позора? Шерстяные гольфы и бабулин подарок — розовые теплые рейтузы с начесом а-ля «не простуди свое доброе имя» — глушили даже чересчур расшалившееся мужское воображение. Причем контузия была гарантированной, и после нее психика восстановлению не подлежала.

Знала бы, что буду сегодня сначала гарцевать на спине грима, потом сидеть пичугой на ветке, ей-богу, штаны бы надела! А так… Руководствовалась лишь мыслью о том, что пугающий бабушкин подарок все равно никто не увидит, зато в нем удобно и тепло. Ну вот и итог: теперь лично убедилась, что самый ошеломляющий фурор ведьма всегда производит по незнанию и случайно. И узреют его обязательно все. Ну хорошо, почти все: трупы гримов, надгробия и памятник бургомистру с конем в расчет не берем.

Кстати, о памятнике… Я посмотрела на двух лихих горожан, что оседлали каменного скакуна: Астора и Мажету. Они и высеченный из мрамора бургомистр смотрелись вполне гармонично. Все трое были беленькими, с выпученными глазами и плотненько прижатыми друг к другу. Девица и вовсе, чтобы не съехать с крупа коварной коняки, для надежности не только вцепилась в плечи рыжего, но и обвила его торс ногами. Впрочем, ни поза, ни задранная выше колен, так, что все могли рассмотреть ее игривые чулочки, юбка не мешали Мажете крайне ревниво взирать на одну наглую ведьму, что вздумала искушать ее суженого панталонами.

— Госпожа ведьма, срам-то прикройте! — не выдержав картины коварного соблазнения, воскликнула Мажета и начала тихо сползать с каменного лошадиного крупа.

Почувствовав это, девица крепче вцепилась в Астора, и, елозя тем местом, которое у неслухов просит хворостины, начала на манер гусеницы-переростка подтягиваться обратно. Рыжий — почти аристократ — мужественно терпел.

Пока смотрела на нее, не заметила, как Эрриан оказался подо мной.

— Магда, прыгай, поймаю, — раздалось снизу.

Я целитель. Я не только видела голых мужчин, но и подробно знала их суть, внутренний мир, особенно хорошо — селезенку и печень, по ним даже диплом защищала. И самонадеянно думала, что меня уже никто не может смутить. Угу. Никто, кроме меня самой.

Я зарделась, как благородная лэрисса, представив, что сейчас видит темный, стоя внизу и задрав голову.

— Лучше отойди. Я слезу.

Сказала и сама поразилась градусу идиотизма. Это испугавшись, я заскочила на березу резвой белкой. Спускаться по обледенелому стволу, когда страх уже не подгонял, а лишь сковывал… Отличная идея для самоубийцы.

— Магда, — попытался вразумить, правда, в исключительно темной манере, Эрриан. — Я, конечно, понимаю, что жизнь ведьмы — это один большой подвиг, за который ставят не только скромный памятник, но порою и монумент с эпитафией. Но давай ты немножко повременишь с геройством? Обещаю, что поймаю тебя. И с тобой ничего не случится.

Представила, как, гордо обхватив ствол, я начинаю медленно съезжать по своему импровизированному «шесту», мои замерзшие руки в какой-то момент соскальзывают, расцепляясь, и я лечу кулем на голову Эрриану. Демон раздери, стыдобища! Смирившись с неизбежной цепочкой событий: я — падение — темный, я все же спрыгнула.

Вот не зря в народе ходит поговорка: «Не верь словам некроманта, что в гробу сможешь выспаться». На обещание Эрриана мне стоило полагаться не больше, чем на бескорыстную помощь демона. Нет, лунный меня все же словил на подлете к земле. В его крепкие объятия я рухнула, как в пушистый сугроб. Вот только сам ловец слегка не удержался, покачнулся и… В общем, на снег мы упали уже вместе.

Пышная перина, впрочем, хотя и была мягкой, но неглубокой. Я отчетливо почувствовала затылком кочку, а копчиком — ветку. А вот сверху — всю тяжесть ответственности принятого решения довериться Эрриану.

Кажется, еще немного, и под этой самой тяжестью у меня не выдержат нервы, самообладание и два правых ребра: темный по сравнению с прошлым, «загробным» разом, явно прибавил в массе. Или виной тому доспех, который я сейчас ощущала под его кожаной курткой?

Вот только если я была озабочена вопросами физики и земного притяжения, то Эрриан, судя по всему, размножения. Его взгляд становился все темнее и выразительнее.

Миг, удар сердца, вся жизнь? Не знаю, сколько мы смотрели друг на друга. Кажется, мы упали в снег, а по ощущениям — в вечность. Все вокруг стало вдруг каким-то мелким, ненужным. Его губы медленно наклонились к моим, а я… В висках с бешеным пульсом стучат лишь одна паническая мысль: «Только не влюбляться!»

Сильные руки, что обнимали меня, жаркое дыхание Эрриана у виска, тяжесть его тела и… вопрос, которым я выстрелила, как из пращи:

— А как ты понял, что искать нежить нужно на кладбище?

И взгляд постаралась сделать невинным-невинным.

Правда, судя по ошарашенному лицу Эрриана, уже приготовившемуся к целовальному процессу, я слегка перестаралась. Или, может, он ждал сейчас чего угодно, но не того, что в ситуации, располагающей к горизонтальному положению тел — простите дел, — девушка вместо ответных чувств проявит… Ну, собственно, то, что проявила я.

— Магда… — тяжело, в губы простонал темный. — Я с тобой с ума сойду раньше, чем от проклятия.

И столько в этом коротком признании было всего: и нежности, и отчаяния, и надежды, и поистине темного упрямства, когда сыны Мрака готовы умереть, но не сдаться.

А я сжала кулаки до отрезвляющей боли так, что ногти, врезавшись в кожу, наверняка оставили на ней полумесяцы красных следов. Лишь бы не поддаться, не откликнуться на этот призыв темного.

Эрриан моргнул, внимательно посмотрел на меня. Его губы превратились в линию, лицо посуровело, став властным и отстраненным. Лунный словно вспомнил, кто он, кто я и где мы оба. Отстранился, а затем и вовсе встал, помогая мне подняться, и, кажется, чисто машинально ответил на мой вопрос:

— Допросил служку. Он уже пришел в себя и рассказал, где и как подцепил подселенца, — сухо и холодно, будто пытаясь отгородиться от меня и уже сожалея о своем порыве, произнес Эрриан.

Мне бы радоваться тому, что темный сам отстранился, но вместо этого захотелось прикоснуться к его скуле. Провести ладонью по щеке, почувствовать тепло его кожи, зарыться пальцами в белоснежные волосы, прижаться, вдохнуть аромат кедра и мороза — запах Эрриана. Но если я сейчас поддамся, пойду на поводу своих чувств, то дальше меня ждут лишь пустота и боль потери. Он проклят. Он смертник, дни которого сочтены. И если не Эйта сведет его с ума, так те, кто получил этой ночью послания из Йонля, постараются.

Например, Астор. В том, что ему было дано предписание тихо и аккуратно уничтожить пришлых, я уже не сомневалась. Простой стряпчий — и чтобы так лихо пускал в полет звезды? Это же не фехтование, которому обучались отпрыски благородных семей.

Скорее уж метать ножи — умение наемников, воинов, охотников на нежить. В общем, совсем не тех, кто зарабатывает себе на жизнь переписыванием бумаг. Следом возник другой вопрос: каковы истинные причины появления Астора в Хеллвиле? Была ли это ссылка бастарда за прегрешения его сводного брата перед короной или рыжий — подосланный убийца?

От последней мысли даже замотала головой: ну и расшалилось мое воображение! Да наверняка этому надменному лэрнутому просто пришло такое же письмо, как и мне, с намеком. Может, пообещали снять обвинение с братца, а его возвратить в столицу? Вот он и решил воспользоваться ситуацией.

Все это пронеслось в голове в один миг яркой вспышкой, пока Эрриан вставал сам и помогал подняться мне. И судя по тому, как темный подозрительно глянул на рыжего, не у одной меня появились подозрения.

Астор смерил лунного ответным, далеким от дружелюбия взглядом. В воздухе разлилась тишина. Она была настолько обманчивой, что в нее никто не поверил. Даже Мажета, клещом вцепившаяся в Крона.

Джером прищурился, поудобнее взял меч. Правда, сейчас его хват за рукоять чем-то смутно напоминал то, как лесной разбойник держит дубину. Будто темный собирался не рубить противника, а приласкать плашмя или отбить летящий мяч. Такой с пятью заточенными до остроты лезвий лучами мяч.

М-да, сдается, что Джером тоже припомнил ту самую, первую звезду, что сейчас красовалась в центре креста. А могла бы — и в голове. И, вероятно, не в гримьей.

— Ты хотел нас убить? — Вопрос Эрриана, заданный повседневным тоном, заставил меня похолодеть.

Выходит, мне не показалось и целился Астор действительно в смуглого.

— Хотел бы, снял бы первой же звездой, — прищурившись, ответил Крон.

— «Не хотел» и «не смог» — разные вещи, — не удержалась я.

— Что-о-о? — вопросили хором темные и Астор.

И если пришлые — изумленно, то рыжий — точно его обвинили в профнепригодности.

Пришлось просветить эту совсем не святую троицу о том, что своей «точностью», косящей гримов как моровое поветрие, рыжий обязан благослов… хм… проклятию из уст одной ведьмы.

— А чего такого? — Я развела руками в ответ на возмущенный взгляд Астора. — Я же тебя не лихорадкой с почесухой наградила. Все полезно и для дела. К тому же зачем мне магию зазря разбазаривать на нежить, когда у вас, господин Крон, так отлично получалось убивать гримов?

О том, что сил чаровать у меня попросту не осталось, я тактично умолчала. Пусть думают, что я поступила в исконно ведьмовских традициях: то бишь столкнула всех лбами, не растратив и капли магии, и наслаждалась зрелищем с высоты.

Именно в тот момент, когда взгляд рыжего начал метать громы и молнии в адрес одной ведьмы, мне почудились раскаты и треск. Ан нет, не показалось. Треск стал громче. Мелькнула шальная мысль: неужели Астор —стихийный маг? Но потом раздался крик Мажеты «а-а-а», и она поехала по крупу лошади вниз спиной вперед, держа в руках оторванный край плаща рыжего.

Это был тот самый неловкий момент, когда не мужчина контролирует ситуацию, а ситуация — мужчину. Рыжий рефлекторно обернулся.

Мажета оказалась прыткой девицей и успела, как крыша дома скорби, съехать. Рука Астора скользнула, и он в последний момент ухватился за лоскут, мгновением раньше отодранный от его плаща. Не сказать, чтобы это сильно помогло: теперь с каменного коня стали съезжать двое. Зато медленнее.

— Джером, спаси меня! — дурниной проревела на все кладбище Мажета.

Увы, смуглый не проявил чуткости, деликатности, расторопности. Да и вообще всем своим видом показал, что он из тех, на кого не только полагаться, но и облокачиваться не стоит.

— Да отпусти ты эту тряпку и прыгай вниз. Тут пару локтей лететь до земли, — посоветовал пожиратель.

Я про себя хмыкнула: Джером преуменьшил расстояние раз эдак в пять. Одним словом, темный, что с такого возьмешь? У сынов Мрака ничего путного нет: ни совести, ни чести, ни, как выяснилось, глазомера. Глазомера — особенно.

— Я разобьюсь! — истошно вопила Мажета, дрыгая ногами в башмаках, которые болтались как раз на высоте, которая так щедра на вывихи и растяжения. — Джери, поймай меня!

— Ага, — резко увлеченный прорехой на штанах и деловито осматривающий ее, согласился пожиратель. — Знаю я вас. Сначала только руки подставь, чтобы поймать, а потом с шеи снимать замучаешься.

А рыжий и его ноша между тем медленно продолжали спуск. Не успела я подумать, что такими темпами к вечеру эти двое самостоятельно окажутся на земле, как Астор сдуру схватился за каменную репицу хвоста.

Спустя миг мы поняли две вещи. Во-первых, мрамор — камень очень хрупкий, из него не то что памятники делать, куличики лепить опасно. Во-вторых, из полуаристократов выходят полноценные и весьма неплохие вандалы. Астор, лежавший на снегу и сжимавший в одной руке лоскут собственного плаща, в другой — отломившийся кусок мрамора, был наглядным тому подтверждением. Рядом напоказ стенала Мажета. Хотя, как по мне, рыжему досталось больше. И пока он не успел прийти в себя, я поспешила задать вопрос, который меня мучил с самого появления этого дуэта на кладбище:

— Мажета! Как вы так быстро нас нашли?

Та, охая и потирая то место, где спина заканчивает свое благородное название, недовольно буркнула:

— Он, — кивок в сторону рыжего, — когда мы из виду вас потеряли, сказал, что наверняка вы на кладбище будете. И не ошибся.

Наши взгляды сошлись на Асторе, который отбросил свои трофеи и медленно, держась за затылок, садился на снег.

— И откуда же такая проницательность? — глядя на рыжего с недобрым прищуром, вопросил Джером.

— Орать меньше надо на всю улицу, — поморщившись от боли, ответил Астор. — Сам же кричал ведьме, что нужна ее помощь на кладбище.

Джером действительно говорил не тихо. Но не орал же на всю улицу. Это какой слух у рыжего… И услышал ли? Или знал?

— Гримы — твоих рук дело? — Пожирателя сбить с намеченного курса было не так просто. Он пер напролом, прямо как инквизитор-одиночка с мечом на целый шабаш. Не сильно задумываясь о последствиях, зато пылая праведным гневом. — Заманил нас в ловушку, чтобы убить?

А я смотрела на Астора во все глаза. Сейчас он подходил на роль убийцы темных, даже слишком.

— Господа темные, а вас в ваших обвинениях не смущает тот факт, что я, вообще-то, подданный Светлой империи. А твари, нежить — по вашей части. К тому же я не маг. Совершенно.

В словах, сказанных вроде бы серьезно, мне почудилась неуловимая насмешка превосходства. Эрриан подошел к медленно поднимавшемуся рыжему. Снег скрипнул под подошвами сапог лунного. Вроде бы простой, знакомый с детства звук сейчас мне показался особенно тревожным. Будто трещали кости.

— Чтобы призвать тварей, достаточно и амулета. Впрочем, дабы пообещать демону пять капель силы, тоже необязательно, как выяснилось недавно, проваливаться во Мрак, — сухо обронил Эрриан. И добавил: — Светлый, ты готов поклясться, что не мыслишь нас убить?

Вот и прозвучал самый главный вопрос. И, увы, я как никто другой знала, что Астор не может дать на него тот ответ, который сохранил бы ему жизнь. Даже если он метил той звездой в грима, даже если он не вызывал демона… Послание из столицы четко предписывало: уничтожить темных.

Астор и Эрриан смотрели друг другу в глаза. Вызов. Молчаливый поединок, в котором мне чудилась песнь пьяной от крови стали. И… дзинь!

Судя по тому, как вскинулись все, даже Мажета, последняя слуховая галлюцинация была коллективной. Мы повернули головы на звук. Я не сразу поняла, что это было соло моего котелка. Того самого, который я напялила на голову грима. Сейчас он лежал у одной из оград. Подбежав к котлу, я увидела, что на его боку отражается морда инкуба. Злая такая морда.

Демон пытался безрезультатно освободиться от грима. Я оценила вмятины на котелке, которых изрядно прибавилось, впечатлилась абсолютно вогнутым днищем и пробитой кованой оградкой могилы и поняла, как издохла тварь. Она просто организовала сама себе летальное сотрясение, пытаясь забодать ограду с нахлобученным на глаза котлом. Сказать, что инкуб был в восторге, оказавшись между молотом и наковальней, — значит позорно промолчать. Демона настолько распирали чувства, что он просто не мог ими не поделиться. Жаль, что оные были преимущественно непечатные.

Когда же я взяла котелок и он, обложив всех и каждого из нас пресветлыми богами, пошел на второй круг, у меня появилась идея.

— Кажется, я знаю, как выяснить, Крон ли призвал демона. — Я обернулась к остальным, прижимая к груди ценного матерящегося свидетеля. — Мы устроим им очную ставку!

— С котлом? — изумился рыжий.

— Со светлым? — в свою очередь возмутился демон, от неожиданности перейдя на нормальную речь.

Такое единодушие лишь укрепило меня в вере, что я на правильном пути. Эрриан идею перекрестного допроса поддержал. Правда, по итогам очной ставки выяснилось, что Астор никак не может быть тем самым призвавшим. Демон даже поклялся, что с рыжим у того ничего общего. Причина была весьма веской: у светлого не имелось при себе тех самых пяти капель силы, что посулил за исполнение заказа маг, вызвавший инкуба из Мрака. Арр их просто не ощущал. Ни в крови рыжего, ни в амулетах, что были на Асторе. Конечно, это не исключало того, что светлый мог просто снять с себя накопитель. Но обычно маги предпочитали не расставаться с подобной ценностью. И хотя рыжий был лишен дара…

Но самое главное, на момент вызова инкуба у светлого было алиби: тот вечер он, на свою удачу, провел в гостях у господина Тортиша — главного и единственного судьи Хеллвиля. Что делал? Вел светский разговор и спаивал хозяйский фикус бренди, пока никто не видит. Почему не пил сам? Не хотел травиться убойной дозой приворотного зелья, которое так щедро плеснула в его бокал госпожа Тортиш — матушка переспелой девицы на выданье, готовая даже преступить закон, лишь бы выдать дочь замуж. Желательно повыгоднее, ну или как придется. Рассказывая о зелье, рыжий та-а-ак выразительно посмотрел на меня.

— Приворотами не торгую. — Я демонстративно скрестила руки на груди. — Я законопослушная темная ведьма. Бычий корень для мужской силы — это пожалуйста, гламурею, чтобы стать краше, — без проблем. Так что не знаю, где госпожа Тортиш достала зелье, но точно не у меня. Я подсудными делами не занимаюсь.

— Именно поэтому тебя три раза жгли на костре? — невинно уточнил Джером.

— Два с половиной, — недовольно поправила я.

— С каким ударом колокола ты ушел из дома судьи? — уточнил Эрриан.

Хоть лунный и опустил меч во время разговора, но тот все еще был обнажен. Рука Астора тоже весьма выразительно покоилась у пояса. Как раз оттуда он, помнится, и доставал метательные звезды.

— С двенадцатым.

М-да… Неувязочка. В это время на мой фееричный полет и то, как я удираю от одержимого, уже глазел старик-аптекарь. Но лунный не был бы лунным, если бы не задал еще несколько вопросов. Во сколько Крон пришел? Был ли в гостях неотлучно? Кто может это подтвердить?

— Я прибыл в шесть. До того составлял документ в канцелярии. Там тоже были свидетели, которые видели меня и могут это подтвердить. Перечислить имена? — Голос Астора звучал спокойно, уверенно, отстраненно.

У меня создалось впечатление, что рыжий уже не единожды испытал на своей шкуре, что значит допрос. Причем не только подобный сегодняшнему, когда ты почти свободен и вопросы задают, желая разобраться, а не по кругу, чтобы уличить во лжи.

— Зайти в гости к судье — твоя инициатива? — задал очередной вопрос Эрриан.

Я глянула теперь на темного. А он точно Меч Властелина? Не главный дознаватель или каратель? Уж больно правильные вопросы задает.

— Есть приглашения, от которых не стоит отказываться, если не хочешь осложнить себе жизнь. — Губы Астора исказила кривая улыбка.

Да уж, в этом плане я рыжего понимала: судья Тортиш был той еще прободной язвой. К тому же жутко злопамятный. Уязвленный отказом, он мог весьма насолить стряпчему. Для Крона, конечно, не смертельно, но неприятно.

В общем, от визита рыжего к судье больше всего пострадал фикус: полночи возлияний. Кстати, сомневаюсь, что приворотный эликсир был действенным. Наверняка его купили из-под полы на ярмарке в Тонневиле, куда судья со своим семейством ездил каждую осень. Хотя путь до городка был и неблизкий — занимал седмицу, если не больше.

Пока мы четверо были заняты допросом, одна шустрая девица — тем, как бы подобраться к «суженому». Мажету совершенно не интересовали призывы, покушения, алиби и одержимый служка. Нет. Ее задачей был Джером.

Завидная хеллвильская невеста действовала, как опытная гончая, подбираясь к жертве и отрезая ей пути отступления. Шаг. Один. Второй. Третий. Бросок, и ее челюст… — простите — руки сомкнулись на запястье Джерома. Смуглый от такого захвата непроизвольно дернулся, махнул свободной рукой, в которой держал второй парный клинок друга и… На кладбище получилось бы на одну отрубленную дурную голову больше, если бы не Эрриан.

Я увидела, как сталь высекла искры из стали. Два лезвия крестом застыли в пяди от резко побледневшего лица Мажеты.

— Никогда. Ко мне. Не. Подкрадывайся, — отчеканил пожиратель, отводя меч.

Мажета, хотя сейчас и походила цветом на снег, а ее бескровные губы тряслись, лишь еще крепче сжала руку темного и, заикаясь, упрямо произнесла:

— Не отп-п-пущу.

— Это еще почему? — искренне удивился Джером, отводя клинок.

Эрриан тоже убрал свой меч.

— Т-ты меня нев-винности лишил. Теп-иерь мой от-тец меня убьет, если я, обесчещенная, домой без мужа приду.

— Какой невинности? — возмутился смуглый, словно речь шла о предательстве темного властелина, всей империи, ну и Бездны до кучи. — Я тебя всего лишь поцеловал в той таверне. Ну, в углу потискал. От этого точно женщиной не станешь!

— Откуда тебе знать, как женщиной становятся, ты же мужчина! — разъярилась уязвленная Мажета настолько, что даже румянец на щеках появился.

— Вот поэтому и знаю, — рявкнул в ответ брюнет. — Я, как мужчина, в этом процессе должен был принимать непосредственное участие.

— Не важно! — Девицу уже было не остановить. — Я все равно не отступлюсь. Ты мой суженый! Мы будем вместе! Мне так ведьма нагадала.

Если бы взглядом можно было убивать, то я была бы не просто трупом, а трупом трупа, столь выразительно на меня посмотрел Джером. Ну, спасибо, Мажета, удружила…

— А может, ты все-таки убийца? — Я с надеждой обратилась к Астору, желая перевести тему разговора. — У тебя вон, я смотрю, неплохо получается. — Я кивнула на грима, в башке которого как раз торчала метательная звезда.

— Даже не надейся, ведьма, — отчеканил Астор.

— Вот именно, даже не надейся, Магда, — в тон ему вторил Джером.

Похоже, темный имел в виду все же кое-что другое: например, чтобы я и не пыталась улизнуть от расправы за «нагаданное счастье». И я вдруг как-то отчетливо осознала, что на этом кладбище, да и не только на нем, самое спокойное место — за спиной Эрриана.

А когда я поняла, о чем только что подумала… Захотелось взвыть. Ну почему, почему именно этот темный? Что, неужели во всей Светлой империи не нашлось ни одного человека, в которого Магда Фокс могла бы влюбиться? А в том, что я именно влюбилась, сомнений уже почти не было.

Ну чем мне не глянулся… да хотя бы тот же Астор? Его вон ни сводить с ума, ни даже убивать не нужно. Я посмотрела на рыжего. Видимо, слишком выразительно. Потому как Крон непроизвольно опять потянулся к поясу, за которым были метательные звезды.

— Ведьма… — настороженно произнес он, словно я была сейчас готовым вот-вот взорваться пульсаром.

— Магда? — Эрриан обернулся и даже шагнул ко мне.

— Уже вечереет, — ляпнула первое, что пришло в голову. — И если мы разобрались с тем, что Астор не вселял демона в служку, то давайте расходиться. Мне еще, как хеллвильской ведьме, кладбище надо зачистить.

Я обреченно оглянулась вокруг. Кажется, сказала что-то не то. Во всяком случае, Джером так закашлялся, что даже согнулся пополам. Мажета растерянно выпустила его руку. И тут смуглый, распрямившись и делая шаг назад, заявил, что у него появились срочные дела. Заплатку вон на штаны поставить, носки шерстяные надеть… А затем воткнул одолженный у Эрриана меч в снег и, перемахнув через могильную ограду, припустил к выходу с кладбища. Опомнившаяся Мажета рванула следом.

Проводив парочку ироничной улыбкой, Астор повернулся к нам с Эррианом.

— Ну что же, госпожа ведьма, господин темный, — нарочито официально произнес он. — Не могу сказать, что рад был нашей встрече. Посему, если у вас ко мне больше нет вопросов, то я пойду.

Не дожидаясь ответа, рыжий развернулся и зашагал в ту же сторону, куда ранее умчались Джером и Мажета.

— Он еще не раз попытается тебя убить. — Не знаю, зачем я произнесла это вслух.

Странно, но Эрриан даже не удивился.

— Думаешь, придет уже сегодня ночью или подождет до завтра?

— Если отданный ему приказ чем-то напоминал тот, что прислали мне, особо медлить он не будет.

— А ты будешь? — На меня смотрели темные, как штормовое море, глаза Эрриана.

Он не спрашивал о вестнике и о послании. Казалось, ему нужен был ответ лишь на один вопрос, который он сейчас задал. И он искал его. Искал в моих глазах.

— Я не хочу. — Признание далось легко. Даже дышать после него стало свободнее.

(обратно)

ГЛАВА 9

Казалось, Эрриан сейчас наклонит голову и его теплые жесткие губы прикоснутся к моим. Да что казалось, мне этого хотелось, и я качнулась ему навстречу. Темный это заметил. Коварная улыбка на миг скользнула по его губам, и прозвучало совершенно неожиданное:

— Магда, тебе никто не говорил, что, как бы ты ни маскировалась под демона, у тебя все равно нимб торчит?

— Что? — опешила я.

— Ни одна темная ведьма не будет зачищать за собой кладбище не только от гримов. Даже от вурдалаков. Максимум, что она сделает, — закроет ворота, чтобы нечисть не разбежалась. А также в качестве большого одолжения может поднять парочку трупов, дабы тот же грим, погнавшись за двумя умертвиями, стал третьим.

М-да… Мне до истинной ведьмы как тем пресловутым зомби под слоем могильной земли: еще расти и расти. Пока я размышляла, лунный выдернул из снега оставленный Джеромом парный клинок, обтер оба меча и вложил в ножны. Мне ничего не оставалось, как взять свое «оружие» — котелок. Инкуб не показывался. То ли решил, что с него на сегодня хватит, то ли попросту задрыг: морозец ближе к ночи начал крепчать.

Я еще раз посмотрела на кладбище. Если здесь и были следы призыва, то сегодня их качественно замели. Причем хвостами, лапами и подошвами. Магический фон от количества сдохших враз тварей и вовсе зашкаливал. Кажется, нам здесь и вправду делать нечего. Во всяком случае, сегодня. Хотя…

Спустя четверть удара колокола Эрриан громко постучал в двери храма. Не сказать чтобы он жаждал туда попасть. Просто одна целительница решила, что идти по пути порока, то бишь становиться ведьмой бесплатно, не стоит. Едва Панфий появился на пороге, я уведомила его, что на вверенной святому отцу прихрамовой территории происходит форменное безобразие. Оное регламентируется в классификаторе общих магических нарушений как «пренебрежение должностными обязанностями, повлекшее за собой возникновение, размножение и распространение нечисти третьего класса опасности». За сей проступок — штраф от ста пятидесяти до пятисот золотых. В особо тяжких случаях, вызвавших гибель мирного населения, — до шести лет рудников.

Пока ошалевший от такой новости Панфий беззвучно разевал рот, словно рыба, вытащенная из воды, я радостно сообщила, что ему несказанно повезло. Ведь нас с ним связывают узы, которые, как считают ведьмы, куда сильнее дружеских.

При этих словах святой отец подпрыгнул так, что его ночной колпак упал с головы. В ужасе выпучив глаза (чем довершил свое сходство с рыбой), замахал руками, будто пытался увернуться от драконьего плевка.

— Не верьте ей… — взвизгнул он, глядя мне за спину, туда, где стоял Эрриан, — она все брешет! Не было у нас никогда никаких таких связей!

— Кхе-кхе… — пришлось выразительно кашлянуть, чтобы вновь привлечь к себе внимание. — Вообще-то, я имела в виду деловые отношения. Ведь именно они, закрепленные не только улыбками, словами и рукопожатиями, но и регулярными денежными взносами, бывают самыми долговечными.

Тут святой отец облегченно выдохнул, а за моим плечом выразительно хмыкнули. Зато потом, когда я объявила, что исключительно из расположения к Панфию ликвидировала стаю гримов на погосте за символическую плату в пять… шесть… нет, семь золотых, деньги мне вручили, даже не пробуя торговаться. Да что там! Святой отец даже не возразил, что ему самому придется убирать тела тварей с погоста.

А помнится, в прошлый раз мне за убитую нежить ни медьки не заплатили. Дескать, ты же маг, прибывший по распределению, и нечисть — твоя работа.

Как только дверь закрылась и мы, спустившись со ступеней, немного отошли от храма, я сразу же отдала Эриану два золотых со словами: «Это твоя доля и Джерома».

Еще две монеты отложила для Мажеты и Астора.

— А остальные? — пряча улыбку, уточнил темный, следивший за моими манипуляциями.

— Один — мне. Один — котлу за проявленные отвагу и героизм в бодании ограды головой нежити.

— А последний? — изогнул бровь Эрриан.

— На налоги и взятки властям, — ответила я.

И попалась в ловушку.

— А вы знаете, госпожа Фокс, что сейчас перед вами представитель той самой власти — глава Хеллвиля.

— Самопровозглашенный. — Я подняла указательный палец вверх.

— Не суть. Главное, что я только сейчас понял, как хочу получить взятку. Очень! — Глаза Эрриана смеялись, но выражение лица было серьезным.

Нет уж! Этот золотой, полученный честным вымогательством у храмовника, я так просто не отдам. Из принципа. Я сильнее сжала монеты в кулаке, спрятала поглубже в карман и хмуро покосилась на лунного. Тот не выдержал и расхохотался.

Что?! Да этот темный форменно издевается! Ну, погоди у меня! И пусть заклинания мне сейчас не под силу — резерв на нуле. Но я не только ими хорошо умею кидаться.

Вокруг нас неспешно падал снег. Пышный, ажурный, он медленно кружился, словно мечты, что родом из детства. Легкие, будто молочная пена, сугробы лежали по краям улицы. Отступив пару шагов и неотрывно глядя в смеющиеся глаза, я резко зачерпнула целый котелок снега и тут же высыпала его на лунного. Тот или не ожидал от ведьмы такого коварства или просто поддался на провокацию, но уклонился лишь в последний момент. В меня мгновенно полетел ответный снежок и врезался в плечо.

Ах так?!

Спустя несколько ударов сердца котелок уже лежал где-то в снегу, а главная и единственная грозная хеллвильская ведьма со смехом и криком убегала от обстрела, впрочем не забывая и сама отвечать тем же.

А потом меня поймали сильные руки и закружили. И я поняла — Эрриан все же поддался: его мальчишество было частью коварного плана по усыплению бдительности одной светлой. Темный держал меня за талию, приподняв над землей. Я впервые смотрела на него сверху вниз. На шальную улыбку… В бездонные глаза цвета зимнего моря… И мне не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.

Он опустил меня. Бережно, словно я была величайшей драгоценностью. Наши лица оказались близко. Непозволительно близко. Его дыхание на моих губах… Руки на моем теле… И наше одно на двоих желание. Нежное и отчаянное одновременно.

Я откинула голову. Рыжие волосы разметались по плечам, и на них медленно опускались снежинки — невесомые послания небес. Они опаляли кожу холодом и сами превращались не в воду — в капли счастливых воспоминаний.

Снег кружил в медленном чарующем танце, ложился на землю, деревья, неторопливо гнул своей тяжестью ветви, клонил дугой кусты малины, что росли под окном одного из домов. Переворачивал с ног на голову мой привычный мир… Или это не снег, а Эрриан?

Его взгляд. Мои полуоткрытые губы. Сильные руки, что прижимали меня к крепкому мужскому телу.

— Магда, — обреченно выдохнул он мое имя, словно не мог больше следовать правилам игры, которую сам же и затеял.

Слились наши губы. Наши тела. Наши души. В одном упоительно долгом, нежном, грешном поцелуе. Его ладони скользили по моей спине в тягучей ласковой пытке. Жаркое дыхание у виска и мужской аромат — волнующий, острый, желанный. Его хотелось пить глотками, к нему хотелось прикасаться. Он сводил с ума и был таким родным. Как и губы, как и руки, как и весь темный…

Он не просто целовал, он ласкал нежно, осторожно, обещая и дурманя. И я ощущала, как мое тело отзывается на эти прикосновения, как истома накрывает меня волной, сладостной, тягучей, блаженной.

— Эрриан, — выдохнула я, открывая глаза, когда темный на миг оторвался от меня.

Его глаза были черны, как сама Бездна. Жилка у виска бешено пульсировала, мышцы на шее вздулись, выдавая напряжение темного.

— Магда… Если бы ты знала, чего мне стоило остановиться… — Признание, короткое, как миг, неотвратимое, как проклятие, и обезоруживающее. — Я сделаю все, чтобы быть с тобой. Даже невозможное.

— Но сколько это продлится? — вырвалось у меня. — День, седмицу?

— Всю мою жизнь.

— Темные не боятся умирать. Темные не признаются в любви. Темные… Демон тебя дери, Эрриан. Я так не могу! — Я закусила губу. В моей душе поднималась волна отчаяния. — Тебе хорошо. Ты будешь со мной всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось. Но потом… Потом уйдешь. А я останусь наедине с болью потери. Второй раз. Я этого не переживу.

Эрриан окаменел. Миг назад меня держали надежные, заботливые руки, а сейчас я оказалась словно в гранит вмурованной.

— Кто он… — хрипло выдохнул темный. — Тот, кого ты…

— Не тот, — перебила я. — Та. Моя сила, которую я потеряла. И знаешь, это очень больно. Терять то, что является частью тебя.

— Ты меня не потеряешь. Обещаю. — Его ладонь легла на мою щеку, убирая… Нет, не слезы. Это просто снежинки растаяли. Точно! Именно снежинки.

— Ты моя ведьма…

Эрриан наклонился, чтобы еще раз меня поцеловать, и тут из соседнего сугроба раздалось:

— Она, может, и твоя ведьма, но я ее котел! И я задрыг в этом холоде!

Я когда-нибудь хотела убить котел? Еще нет, но сейчас настал именно такой момент. Мне захотелось прикопать эту утварь с особой жестокостью, причем не в сугроб, а просто прикопать! Словно чувствуя мое «чудесное» настроение, демон заискивающе попросил:

— Магда, ну будь хорошей ведьмой, достань меня, пожа-а-алуйс… та.

— Сдается мне, что «хорошая» в смысле правильная ведьма достала бы тебя сейчас из снега только затем, чтобы утопить в проруби, — тихо проворчала я.

И уже собралась лезть за этим отмороженным на весь котелок инкубом. Вот только Эрриан меня опередил. Сначала фразой «позволь мне», а потом, собственно, и достав инкуба из сугроба. Причем вроде бы темный ничего не сказал и даже не сделал. Вот только, судя по поведению, котелку вдруг стало в снегу тепло, светло, уютно. И Арр был готов просидеть в нем целую ночь.

Но если чернокнижник решил сделать доброе дело, спорить с ним и тяжело, и опасно. А коли поспоришь, то он сделает свое доброе дело с еще большим рвением, так что тебе будет не просто плохо, а демонски плохо.

В итоге весь оставшийся путь до моего дома котелок показательно молчал в духе «да прибудет вам обоим счастье, но подальше от меня», а мы с лунным разговаривали о всякой ерунде. Словно сегодня, сейчас заново познакомились. Словно он — не темный, я — не светлая, и не лежит между нами тысячелетняя вражда двух империй, клятвы и приказы.

Я позволила себе быть слабой, быть просто Магдой, недавней выпускницей академии. Пусть завтра, с наступлением утра все вернется, но этим вечером мне не хотелось ни о чем думать. Хотелось идти и идти в снежной круговерти, держась за руки. А в Хеллвиле, как назло, даже улиц длинных не было.

Мы прошли короткий квартал Правопорядка, как величали его официально в бумагах мэрии, а хеллвильцы за глаза называли Держиморды, потом свернули в крохотный, в два дома, Молочный переулок, и затем на небольшую улочку Ловкие Пальчики. На самом деле она носила гордое имя лэриссы Олы Саркастийской. Но народную славу сыскала не благородная аристократка, а ее тезка, тоже Ола, только мошенница, воровка и аферистка. Поговаривают, что чуть больше сотни лет назад под покровом ночи в Хеллвиле кто-то замазал все вывески на этой улице краской. Дюже крепкой и добротной. Дворники замучились отчищать. На многих табличках отскребли только «Олы». Это и сыграло главную роль в том, что имя благородной лэриссы сменилось прозвищем ловкой воровки. Не знаю, так это или нет. К моему приезду все надписи были в порядке, но никто на них не обращал внимания, и все упорно называли сию улочку Ловкими Пальчиками.

Мы миновали площадь, трактир госпожи Брас, памятник эльфийскому меценату древности, возле которого темный даже остановился. И спрашивается: с чего бы? Ну подумаешь, мраморный остроухий был немного не похож на своих сородичей, скорее уж смахивал на смещенного на днях бургомистра лэра Томонира: так же упитан, курнос и невысок. Да и о благих деяниях сего эльфа за древностью лет никто уже помнил. Даже потомки мецената были не в курсе. А вот хеллвильский глава не только знал, но и памятник изваял. Не сам, естественно. На то есть городская казна и скульпторы. И, конечно, совершенно случайно имя древнего благодетеля было уж очень созвучно с бургомистерским — Томонирэль Благодатный. И литеры «эль» почти осыпались тоже случайно, бывает же! Зато пояснение, что сей светлый муж — кладезь благодеяний, образец нравственности, поборник чести и святым до него далеко, ярко сияло золотом.

— О чем задумался? — поинтересовалась я у замершего перед монументом Эрриана.

— Пытаюсь понять, что здесь делает памятник Томонирэлю Кровавому?

— Кому? — удивилась я.

А потом выяснилось, что биография Томонирэля, записанная светлыми, совпадает с версией темных только датами рождения и смерти досточтимого эльфа. В том, что это не два разных Томонирэля, а один и тот же тип, я отчего-то не сомневалась. Со слов Эрриана выходило, что заносчивый остроухий жаждал власти и богатств, но, будучи третьим сыном в семье захудалого рода, не мог рассчитывать в родной империи ни на то, ни на другое. Зато он был хитер, талантлив и умен. В общем, типичный темный, шпионом которых он и служил в империи светлых. А затем вернулся и стал правой рукой темного владыки, правившего в ту пору. Томонирэль подавил несколько восстаний, утопив бунтарей в крови. Словом, на родине Эрриана его уважали.

— Знаешь, мне кажется, что сей монумент оказался тут потому, что у нашего бургомистра — непомерная гордыня, а скульптор и историк очень хотели денег. Оттого автор памятника закрыл глаза на нетипичную для эльфа внешность, а летописец — просто закрыл глаза и не стал читать древний свиток до конца, а сам придумал биографию для типа с вполне подходящим под заказчика именем.

Я осеклась, поймав на себе внимательный взгляд синих глаз. Лунный смотрел неотрывно на мои губы. И, сдается, думал совершенно не о памятнике. Сильные чуткие пальцы невесомо коснулись моей скулы, я сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Внутри сладко екнуло, нахлынули воспоминания: мы вдвоем в темноте моего дома, и его руки на моем теле, его горячее дыхание у меня на шее.

— Магда… Ты напоминаешь мне Хеллвиль. Загадочная, непостижимая и немножко сумасшедшая. И что удивительно, я тоже не прочь сойти с ума. Здесь, вместе с тобой.

Я поспешно приложила свой палец к его губам, заставляя замолчать.

— Не стоит произносить такое вслух. Эйта всегда рядом.

— Ты ее боишься?

— Я ее знаю. Хорошо знаю. И именно поэтому говорю: не стоит. Помнишь, что я рассказывала тебе о сумасшествии? Ему нужно поддаться. Но не сдаться. Каждому поцелованному безумием суждено провалиться в лабиринты. Но чтобы найти из них выход — нужно знать, ради чего ты должен выбраться оттуда. И тогда ты вернешься. Только так, и никак иначе.

При этих словах грудь опалила печать. Клятва, данная рыжей. Сейчас я ее практически нарушила, пытаясь объяснить темному, как пройти по тонкой грани сознания.

— Что с тобой? — Он подхватил меня, не дав упасть.

Последнее, что я помню, это грохот, с которым о наледь мостовой ударился котел. А потом меня накрыла тьма.

В себя я проходила медленно. Ощущения были странные. Во-первых, удобно. Слишком удобно, не так, как на тюфяке в моей скромной постели. Во-вторых, подозрительно тепло, если учесть, что окно в спальне разбито вестником. В-третьих, кажется, простыни подо мной шелковые. Еще раз провела по ткани рукой. Точно шелк! Где я? И что со мной?

Я осторожно открыла глаза и огляделась. Темнота… Можно только догадываться, чему принадлежат размытые силуэты. Слегка рассеивала мрак лишь тонкая полоска света под дверью.

В теле еще чувствовалась слабость. Но желание узнать, где я и что вообще происходит, не давало покоя. Встала с кровати и поняла: особо меня не раздевали, платье было на мне. Но больше всего я порадовалась даже не ему, а тому, что на мне остались полосатые шерстяные гольфы. Потому как ступать босиком по холодному полу не хотелось, а башмаков рядом с постелью не обнаружилось.

Подошла и взялась за ручку. Дверь отворилась бесшумно, а я едва не заорала от неожиданности. В коридоре был бургомистр. Лишь спустя пару мгновений я поняла, что это всего лишь портрет. Наш славный градоначальник на сей раз был в образе сказителя древности и что-то декламировал слушателям, а те алчуще внимали. Ну и буйная же фантазия у художника! Да лэр Томонир заикался каждый раз, когда толкал речь перед народом, отчего та норою растягивалась до потери терпения! Хеллвильцы развлекались тем, что ставки делали, доберется бургомистр до конца или рукой махнет. Если доберется, то за сколько ударов колокола. И чем закончится его выступление помимо заикания: смачным сморканием, одышкой или провалившимся помостом. Помост, к сожалению, провалился единожды (не без моей скромной помощи), и я тогда выиграла на тотализаторе целый сребр! После того случая охрана в полном составе получила по морде за разгильдяйство и потерю бдительности, несколько начальников слетели с постов. Оставшиеся преданно «рыли копытом землю» и так усилили ту самую бдительность, что к помосту теперь даже мухи подлетать боялись. А жаль — ставка на провал мэра взлетела до небес.

Еще раз оглядев портрет, я с облегчением выдохнула. Ясно, куда меня занесло. Вернее, занес один тип! Я захлопнула дверь в комнату и отправилась на поиски двух темных экспроприаторов, захвативших сей особняк. Немного поблуждав, услышала едва различимый гул голосов где-то внизу, вышла к лестнице и спустилась на первый этаж.

Дверь в гостиную была прикрыта, но звуки доносились именно из-за нее. Я остановилась у тяжелой створки, подняла руку, чтобы постучать, но до того, как костяшки ударили о мореный дуб, вдруг резко замерла, услышав голос Джерома:

— Да ты в своем уме, Эр? Зачем тебе вообще сдались эта глушь и эта выжженная ведьма? Ты сказал, что она объяснила тебе, как обойти проклятие. Ты теперь все знаешь, и я тебе всегда готов помочь. Избавимся от него. Ты вернешься в столицу.

Я так и застыла статуей с занесенной для стука рукой. Глубокий вдох. Выдох, который я усилием воли пыталась растянуть как можно дольше. В идеале — на вечность. Уже раскрытая ладонь медленно опускалась. Лишь несколько свечей в настенных канделябрах рассеивали глубокие тени коридора. Ночная тишина, покой в особняке. И бешеное пламя в моей груди.

А Джером не умолкал:

— Эр, теперь ты освобожден от личной клятвы императору. Но главное — мне не придется тебя убивать. Ну же! Нормальная жизнь, о которой ты так мечтал. Страстная красавица Инара, что заждалась тебя при дворе императора. Она надеется, что ты справишься с чернословием, вернешься и предложишь ей стать твоей женой. Подумай только! Роскошная лэрисса с сильным даром, немалым приданым. И почти верная — те несколько интрижек не в счет, — что среди темных редкость.

Послышался скрежет, звон разбившегося стекла и поспешное смуглого:

— Дай договорить! Зачем тебе нищая ведьма, у которой почти нет дара? А тот, что остался, — светлый, и…

Раздался звук короткого удара. А после него что-то сломалось — то ли мебель, то ли челюсть, то ли остатки совести пожирателя.

— Не лезь. Не в свое. Дело, — отчеканил Эрриан.

Его холодный, угрожающий голос пробирал до дрожи. Даже я, стоя за дверью, нервно сглотнула.

— Вот как? — чуть удивленно спросил Джером спустя несколько напряженных мгновений.

— Именно, — отрезал Эрриан. — Я сам разберусь. И с проклятием, и с тем, кто хочет меня убить. А ты не лезь. И не вздумай тащить за собой Магду. — Последние слова он прорычал.

— Что, настолько эта рыжая зацепила, что у тебя все-таки поехала крыша? Где тот расчетливый, хладнокровный Меч Владыки, которого я знал?

— Убьешь меня? — как-то буднично поинтересовался лунный. Неужели так быстро успел остыть?

— Ну, я вижу, что кандалы, которые запирают твою магию, пока не трещат по швам. А значит, если ты слегка и безумен, то дар контролируешь. Только учти, если твоя сила сорвется с поводка…

— Я в курсе, что, если потеряю разум и печати на браслетах начнут трещать, у тебя будет всего лишь удар колокола, чтобы меня убить, — посуровел Эрриан. — Мог бы и не напоминать.

— И что ты сейчас намерен делать? — спросил Джером.

— Выяснить, кому же я так помешал, что из Бездны выдернули демона, а в город призвали стаю гримов.

— Здесь несколько тысяч жителей. Как ты найдешь того, кто решил убить тебя раньше меня?

Мне показалось или в голосе пожирателя прозвучала ревность?

— Не беспокойся, найду. А пока я ищу, ты присмотри за Магдой. Она слаба. И да, там, у памятника мне показалось, что причина ее обморока — клятва. Уж очень это было похоже на опустошение, что бывает, когда едва не преступил зарок.

Я чуть не взвыла: ну почему из всех мужчин обеих империй мне достался самый догадливый?

Раздался шорох, потом хруст стекла под чьими-то неторопливыми шагами. Я быстро попятилась, развернулась и стрелой взлетела по лестнице. Вслед донесся скрип двери, судя по всему, кто-то из темных вышел из гостиной. Я понеслась по коридору, молясь всем светлым богам, чтобы найти ту демонову комнату, в которой мне сейчас полагалось спать, а не шастать по особняку, подслушивая чужие разговоры. К счастью, портрет бургомистра был виден издалека. Первый раз я была так рада лицезреть его физиономию. Быстро залетев в комнату, я притворила дверь и нырнула в постель. Едва успела укрыться одеялом и перевести дух, как вошел Джером.

Интересно, что ему тут потребовалось? Я притворилась, что крепко сплю, и осторожно подсматривала сквозь сомкнутые ресницы. Расхристанный вид темного был красноречивее всяких слов. Смуглый приблизился в кровати и… начал раздеваться. Натурально! Сначала стянул с себя рубашку, потом взялся за штаны.

Та-а-ак! Пора бы госпоже ведьме пробудиться. Хватит в постели изображать первую степень трупного окоченения. А то так не успеешь вовремя проснуться — и молодой мамочкой станешь. Эта мысль подействовала на меня как удар хлыста. Я мгновенно села с абсолютно прямой спиной, скрестив руки на груди и распахнув глаза. Точь-в-точь вампир, восстающий из гроба. От такой резкой смены положения стало плохо не мне одной. Джером, снимавший штаны, от неожиданности покачнулся, запутался и тоже сел. К моему удовольствию — мимо кровати, со всего размаху припечатавшись задом об пол.

— Доброе утречко. — Я развела руки в стороны, изображая потягивания и лучезарную улыбку. То, что на дворе глубокая ночь, меня ничуть не смутило. — Ой, а что ты тут делаешь?

И удивление, полное незамутненной детской наивности во взоре.

— Компрометирую и соблазняю, — в сердцах брякнул Джером.

— Зачем? — Я старательно хлопнула ресницами.

Но маска милой глупышки с трудом удерживалась на лице. Внутри бурлила ярость, словно зелье в котле: довел-таки, зараза темная, до кипения! Ну, Джером, ну, гад! Сначала Эрриана подбивал уехать в столицу, а теперь из лучших дружеских чувств и исключительно из-за заботы о лунном решил опорочить мою темную репутацию? Твою ж Бездну! Я тебе, дорогой мой пожиратель, такой свет в конце тоннеля покажу, что ты у меня — демон раздери пополам! — сам засияешь. Да не просто засветишься, нимбом обзаведешься!

Все это я успела подумать, не переставая радостно улыбаться. Слишком радостно, ибо Джером как-то настороженно на меня посмотрел. Впрочем, растерянность его длилась недолго. Пара вздохов — и передо мной стоял уже ко всему готовый темный. Правда, без штанов, зато в симпатичных панталонах, беленьких, с сердечками.

— Скорее почему, — произнес он с придыханием. — Магда, ты сводишь меня с ума. Твои волосы, глаза, губы, грудь… — вдохновенно начал перечислять этот веником недобитый соблазнитель.

Может, с наивной гимназисточкой его пылкой речи было бы и достаточно, но, увы, ему повстречалась я. Целительница, у которой, несмотря на светлый дар, было специфическое чувство юмора. Лекарское.

— Джером, мне тоже нравятся твои вторичные половые признаки: размер кошелька там, знатность рода… — промурлыкала я, подаваясь вперед и перетекая в позу, может, и не столь соблазнительную, зато свободную для броска. — И поскольку наши симпатии совпадают, предлагаю перейти прямо к телу… в смысле к делу. У меня, знаешь ли, года-то идут, время колоколом звенит, а я еще не замужем и без детей. А ведьма под венец должна идти молодой, чтобы как следует успеть мужу крови попортить!

— Ты же светлая? — ошарашенно спросил Джером.

— Зато ведьма! — С этими словами я на четвереньках ринулась вперед по кровати.

Темный резко сдал назад.

— А ну, иди сюда соблазняться! — скомандовала я, вставая на постели. — У меня и брачные браслеты с собой есть. Сейчас на тебе их застегнем… — Я откровенно блефовала, но Джером, успевший познакомиться с Мажетой, поверил. И слегка побледнел.

— Магда, слушай, в спальне что-то жарко стало… — заявил этот пожиратель в панталонах. — Может быть, я что-нибудь открою? — И по стеночке попятился к окну.

— Конечно! — Я изобразила энтузиазм. Старательно так изобразила, чтобы в глазах огонь горел. Да поярче. Чтобы его свет был виден издалека, освещал самые потаенные уголки души. Особенно те, где прячется мужской инстинкт самосохранения. — Открой игристого вина!

— Я, вообще-то, имел в виду оконную раму, но раз ты просишь вина… Я лично за ним спущусь!

Джером подхватил штаны, рубашку и… оделся быстрее, чем до этого раздевался.

В принципе, такой расклад меня устраивал. Вот только был бы маленький конфуз, если бы, удирая из особняка, я столкнулась с Джеромом в холле.

— Конечно, конечно, — мило улыбнулась я. И с придыханием добавила: — Только сильно не задерживайся. Нет, пожалуй, я тебя провожу… в винный погреб.

«Где и запру». Я не договорила. Ну зачем человеку, окрыленному мыслями о размножении, портить настроение?

Я шустро спрыгнула с кровати и увязалась за недовольным Джеромом. Так, гуськом, друг за другом, мы покинули комнату, прошагали по коридору, спустились по лестнице и, миновав холл, углубились в хозяйственные помещения. Возле кухни обнаружилась небольшая дверь, ведущая в погреб. Я остановилась на пороге, отговорившись, что «мне там будет холодно!», и проследила, чтобы Джером вошел внутрь и утопал подальше от входа.

И только я начала затворять дверь… раздался выстрел. Первый залп был одиночный, затем последовало сразу несколько. И еще, и еще… Демон! Откуда стреляют?! Изнутри? Снаружи? Я распахнула дверь. Сама не помню, как перепрыгнула через порог, оказавшись в подвале, и ввинтилась в крохотную нишу между косяком и каким-то шкафом у входа. Мимо свистели осколки стекла, впиваясь острыми краями в деревянную обшивку двери, вылетали через широкую щель в коридор. Ясно. Диверсия тут, внутри. Угораздило же меня так влипнуть! Я вжалась спиной в каменную кладку и зажмурилась, чтоб не видеть этого безобразия. Стрельба стала стихать, и на смену ей пришло шипение, словно палкой ткнули в змеиный клубок. Нос уловил характерный сладковатый привкус.

Я рискнула выглянуть из-за своего укрытия и увидела Джерома. Смуглый сидел в углу, прикрывшись крышкой от бочки, как щитом. Изрядно обстрелянным щитом. То, что снарядами были пробки из бутылок, лишь усиливало впечатление. Нет, я слышала, что пенные вина при ненадлежащей закупорке иногда вот так «играют» на нервах своих владельцев, но чтобы увидеть вживую… Интересно, где градоначальник добыл столько контрафакта?

Между тем Джером, поняв, что атака пробок закончена, вышел из-за своего укрытия. То ли он надышался винных паров, то ли ошалел от радости, что все же выжил, то ли решил до конца отыграть роль пылкого любовника. В общем, смуглый повел себя по-идиот… в смысле по-геройски. Расправил плечи и произнес:

— Я же говорил, что принесу вино. И вот! — Он потряс запечатанной бутылкой над головой. — Как говорится, кто не рискует, то не пьет ша…

Ба-бах!!!

Небрежно взболтанный трофей «высказался» вразрез с озвученной точкой зрения и… Темный все же продегустировал вино. Только не совсем так, как планировал.

— Ты пьян! — Я обличающее ткнула в него перстом, искренне надеясь, что не сильно переигрываю. — О каком браке может идти речь, когдажених в таком состоянии?!

Темный тут же согласно закивал, что таки да, он абсолютно в стельку, в зюзю и на бровях от тех капель, что плеснули ему в лицо из взорвавшейся бутылки.

— А еще я ранен, — старательно заплетающимся голосом добавил Джером, дабы я точно отложила все матримониальные планы.

Ради этого он даже продемонстрировал мне ладонь с небольшим порезом. К счастью, им все и обошлось. То ли бутылка взорвалась без огонька, то ли пожиратель подтверждал поговорку о том, что темным всегда везет.

— Но пьян больше, чем ранен. Поэтому проспись сначала, а потом уже бинтуйся и делай мне предложение! — горько воскликнула я в лучших традициях женской истерики, шагнула вон из подвала и захлопнула дверь.

Удовлетворенно улыбнулась, задвигая засов: все прошло даже лучше, чем я планировала. То, что спустя пару мгновений в дверь заколотили с той стороны с криками «Дорогая, выпусти, я, кажется, уже трезвею! Нет! Протрезвел! Уже совсем и окончательно!», — лишь укрепили меня в этой мысли.

— У тебя там целый винный склад! Если хочешь, возьми бутылку и опьяней снова! — крикнула я через плечо, удаляясь по коридору.

Краем глаза заметила, как из-за поворота выглянула пугливой мышью служанка, пискнула, завидев меня, и исчезла. Так. Кажется, в особняке и без меня найдутся те, кто откроет дверь Джерому. В том, что рано или поздно это произойдет, я не сомневалась: смуглый пройдоха сумеет обольстить даже через замочную скважину!

А вот мне стоило поторопиться. Искать, куда делся котел, было недосуг. Не то чтобы я боялась гнева темного. Нет. Меня гнало другое. Интерес. Прошлой ночью я получила послание из столицы. Причем не только я. Да и ворон из Темной империи усердно махал крыльями до особняка мэра. Любопытно, чем же таким ценен Хеллвиль, что в него, как два бульдога в рваную грелку, вцепились обе империи? Из простых жителей вряд ли кто знал ответ, иначе бы я за то время, что здесь живу, была бы в курсе. А если не простые?.. Дознаватели? Храмовник? Или глава города? Но никого так просто в лоб не спросишь. Хотя, может, и не придется. Любая информация, сколь бы важной она ни была, может забыться, если не вся, то детали. А потому ее требуется…

Я стояла уже в холле в башмаках, но решительно развернулась от входной двери. Мне нужен кабинет бургомистра. Искала я его недолго, но то, что увидела, меня разочаровало. Весьма. Судя по всему, лэр Томонир делами города в домашнем кабинете себя не утруждал. Никаких папок с бумагами, отчетов, книг прихода и расхода… Зато имелась целая стопка журналов о садоводстве.

Я обыскала кабинет градоначальника, но так ничего толком и не нашла. Почти ничего.

— Хм… — Я задумчиво взвесила в руке связку ключей. В ней были и те, что отпирают массивные амбарные замки, и миниатюрные — от секретера. — Кажется, сегодня вы мне пригодитесь.

Взглянула в окно на луну, чей сери боязливо выглядывал в просвет между брюхатыми снегом тучами. И тут колокол на башне, которая стояла рядом с ратушей, пробил дважды. Буду считать это знаком судьбы.

До рассвета еще оставалось время. Что ж, нужно им воспользоваться.

Я выскользнула из бывшего дома бургомистра и побрела по дороге. Демоны раздери! Как же лукавят те, кто говорит, что легко встать на путь преступления. Врут, паразиты. На него не только встать тяжело, но идти почти невозможно. Во всяком случае, в Хеллвиле, где ноги из-за снегопада вязли в пышных сугробах, которых за ночь намело изрядно. Ох и будут же завтра ругаться горожане, махая лопатами. Но пока улицы были пустынны. И лишь одна одинокая ведьма брела сквозь метель, собираясь совершить злостное проникновение если не через окно, то через заднюю дверь. Совсем как порядочная взломщица. Но когда я, задрогшая, заснеженная, не выспавшаяся, подошла к ратуше, то мне было уже плевать на воровские приличия. Я погремела ключами и просто отперла парадную дверь.

Сторож, видимо, даже предположить не мог такой наглости, чтобы преступники проникали сюда столь вопиющим для грабителей образом, как простые посетители. Посему старичок стоял на посту именно рядом с главной дверью. Ну как стоял… Дремал, посапывая в кресле в нише, что была как раз за пустовавшим в ночное время столом секретаря. Не разбудил доблестного стража ни лязг двери, ни стук моих зубов, которые от холода отплясывали джигу.

Может, он уповал на охранные заклятия и амулеты, кои для устрашения были развешаны по стенам? «Воровская кара», «Наказание лжесвидетеля», «Плата за подкуп» — гласили таблички под каждым из них. Вот только я, как маг, могла с уверенностью сказать, что среди этих побрякушек не было не только рабочих, но и вообще амулетов. Так, пугалки. Посему спокойно прошла мимо них, миновала спящего и привидением скользнула в коридор. Мне нужен был городской архив, который располагался в самой отдаленной части здания. Побродив немного между кабинетных дверей, я наконец нашла то, что искала. Вот бы и с документами было так же.

Свитки, приходские книги, папки с приказами и судебные дела громоздились на стеллажах, уходящих в темноту. Хеллвиль был невелик, поэтому все документы хранились именно здесь. У входа стояла лампа. Зажечь ее и не тратить резерв, который только-только восполнился, было соблазнительно, но опасно. Я вздохнула и воспользовалась заклинанием ночного видения. Оно действовало не столь долго, как хотелось бы, да и выдоило меня досуха, но зелья под рукой все равно не было. Я двинулась между полок, внимательно глядя по сторонам и на ходу размышляя.

Когда в столице заинтересовались здешними землями? Ведь что-то же должно было произойти, чтобы имперцы в них так вцепились? Если бы это случилось несколько столетий назад, то на месте скромного Хеллвиля давно бы стояла мощная крепость с вооруженным до зубов гарнизоном. Значит, ответ стоит искать в событиях, которым менее пары десятков лет. То, что узнали, но не успели или не захотели придать широкой огласке.

Я так задумалась, что не сразу услышала шум: шелест страниц, легкое поскрипывание. А когда услышала и настороженно замерла, все звуки прекратились. Осторожно шагнула вперед. Вроде бы аккуратно, но половица подо мной предательски пискнула. Я инстинктивно развернулась, волосы взметнулись, ударив волной по плечам, рука вскинулась в заученном до автоматизма атакующем аркане. Но вместо слов заклинания с губ слетело сомнительное благословение:

— Да чтоб ты упал под тяжестью своего счастья!

— Магда?! — изумился Эрриан.

И в следующий миг поскользнулся на ровном месте, сделал несколько шагов, пытаясь удержать равновесие, схватился за меня, и мы вместе грохнулись на пол. Я, к счастью, оказалась снизу. Почему к счастью? Да потому что в результате фееричного исполнения благословения с полок посыпались книги, свитки, фолианты. Прямиком на Эрриана. Но, кажется, лунному было плевать. Он неотрывно смотрел на меня. А я… Я видела перед собой суровое лицо, четко очерченные скулы, линию губ, глаза, в которых тонула. И ждала. Вопросов, недовольства, но не того, что произошло.

Его пальцы медленно, словно в зыбучий песок, погрузились в мои спутанные волосы, будто он боялся, что я могу исчезнуть, как мираж, как безумное наваждение.

Жаркое дыхание Эрриана опалило мои губы. Это был не просто поцелуй. Нет. Дикий огонь. Пламя Бездны. Запретное, испепеляющее тело, обнажающее все чувства и желания, даже самые потаенные, самые грешные.

Мы оба горели, дышали друг другом, пили друг друга, забыв обо всем. Его рука коснулась моей, переплетая, казалось, не пальцы — души. Удар сердца — один на двоих. Вдох — один на двоих. Желание — одно на двоих. И безумие — тоже.

Я чувствовала на себе тяжесть его тела и то, насколько Эрриан тверд в своих намерениях. Ощущала жар, что исходил от его браслетов. Он терял контроль. Над собой, над своей силой, что бесновалась и рвалась наружу, несмотря на печати. Но ни он, ни я этого не замечали. Прикосновения. Мучительно-сладостные, манящие за грань.

Эрриан с хриплым стоном оторвался от меня. Я увидела его глаза — штормовое небо и снег. Наши чувства балансировали на грани безумства, сладкого безумства, манящего, зовущего окунуться в него, погрузиться с головой.

— Магда… — Всего одно слово на его губах. Он произнес его, словно молитву темной богине, словно проклятие.

И я потянулась навстречу. Сама. Чтобы прикоснуться, чтобы еще раз попробовать его вкус. Почувствовать, как тело пронзает дрожь. Мне хотелось продлить этот миг, в котором были только шорох ткани и стук бешено бьющихся сердец. Запах кедра и зимы… Он нравился мне непростительно сильно. Как и твердые сухие губы. Как сильные руки, в которых я теряла разум и волю.

Он — мое наваждение, мое личное безумие, мое море, в котором хочется утонуть. Его язык, что пробует мой рот на вкус, дразнит. Его прикосновения, от которых забываю, кто я и где. Надо остановиться. Надо прекратить. Потом будет лишь боль потери. Понимаю, что надо отстраниться, выскользнуть из объятий… Понимаю. И не могу. Не хочу сопротивляться. Пусть я поступаю неразумно, глупо, отвечая Эрриану. Пусть у нас нет будущего. Зато есть этот миг. Здесь, сейчас.

О, теперь я куда лучше понимала темных, которые стремятся взять от жизни как можно больше. Успеть любить, ухватиться за миг мимолетного счастья, выпить его жадными глотками, обхватить руками, прижаться, вдохнуть.

Эрриан… Сильный, уверенный, острый, холодный. Сейчас со мной он был другим… Нежным, чувственным, будоражащим кровь, покоряющим.

И мне хотелось большего, как и темному, чья рука скользнула по моему колену выше, к бедру. Там, где держали последний бастион моей нравственности теплые панталоны. Увы, для темного. Они, как истинные поборники морали, держались весьма достойно. И позиций своих сдавать не думали. Я и представить не могла, что сегодня препоны мне будет чинить даже собственная одежда!

Впрочем, додумать мысль мне не дали. Еще один поцелуй. Он был особенно обжигающим. Настолько, что пламенели не только губы, но и запястья. Особенно запястья. И если сначала жгло несильно, то с каждым мигом — все ощутимее.

Я вскрикнула и, лишь отдернув руку, словно протрезвела, очнулась, пришла в себя и осознала: светлые боги, что я творю! Что мы творим?! Эрриан балансирует на грани безумия. Еще немного — и он шагнет в лабиринты Эйты.

Темный смотрел на меня сверху вниз. В почти черных глазах плескалась страсть, которую стремительно сменяло беспокойство:

— Магда, что случилось? — выдохнул он хрипло.

Я сглотнула.

— Твои печати… — Собственный голос казался незнакомым. — Если мы не остановимся, то ты…

Я так и не смогла сказать «сойдешь с ума». Но Эрриан понял.

Он нависал надо мной. Я чувствовала его тело. Напряженное, закаменевшее. Сильное, поджарое. Его дыхание: отрывистое, тяжелое, хриплое. Да и я чувствовала себя рыбиной, выброшенной на берег и жадно хватающей ртом раскаленный воздух.

— Впервые я хочу сойти с ума! — Признание. Короткое, как приказ. Прямое, как выстрел из арбалета.

— Но я-то этого не хочу! — вырвалось отчаянно.

Я все же вывернулась из-под него. Села, прижавшись спиной к стеллажу. Юбка задралась, волосы окончательно растрепались, лиф платья был расстегнут. А ведь на нем было не меньше трех десятков пуговичек! И когда только лунный успел?

В общем, я была истинной ведьмой не только в раздраенных чувствах, но и виде. Впрочем, Эрриан, оказавшийся почему-то без рубашки, в одних штанах и тоже с далекой от аккуратности шевелюрой, мало чем мне уступал. Скорее — наступал. На меня. Медленно подавшись вперед. Сейчас он больше всего напоминал снежного волка. Беловолосый, сильный. Даже его поза — опершись о пол руками и коленями, — тоже напоминала о диком звере.

— Эрриан. — Я сглотнула, собираясь с духом. — Я хочу тебя, но если это будут твои последние мгновения, то нет! Не такой ценой!

Печать клятвы, данной белке, недовольно нагрелась.

— А я думал, что в том и заключается твоя цель. Еще немного — и ты бы ее достигла. Ты почти свела меня с ума, ведьма. Настолько, что я об этом даже не жалею.

— Ты знал, — вырвалось у меня, рука, сжатая в кулак, ударила по пыльному полу, — о том, что я связана клятвой с Эйтой.

— Да. — Его взгляд, казалось, проникал в самую мою душу. Пристальный, неотрывный.

— Я пошла на сделку с ней в тот день, когда тебя увидела там, в трактире…

Признание. На удивление, оно далось мне спокойно. Я рассказала все. Ну, почти все. Зачем темному знать о причинах, по которым я так жаждала мести.

— Эйта сказала, что ты не жилец, и если не потеряешь разум, то через пару седмиц все равно умрешь. И я согласилась на сделку с ней… — Я судорожно вздохнула, пытаясь справиться со всем сразу: мыслями, эмоциями, пуговицами. Особенно с пуговицами. — Теперь ты меня наверняка ненавидишь и презираешь. — Я вскинула голову.

Повисло молчание. Тишина почище кладбищенской давила. Медленно, но верно вытягивала из меня нервы, как рыбак невод из воды. Я чувствовала, что еще немного — и пружина, закрученная внутри меня до предела, слетит, сорвется. А Эрриан лишь смотрел на меня. А затем протянул руку. Пальцы невесомо коснулись моей щеки.

— Нет. Я тобой восхищаюсь. Ты истинная ведьма. Но, главное, доверившаяся мне ведьма. Ты могла не оттолкнуть, всего лишь позволить тебя поцеловать. Еще раз. И я бы спятил. Окончательно и навсегда. И даже твоя клятва, данная мне, не возразила бы. Ведь я сделал бы этот шаг сам, добровольно.

До меня постепенно начал доходить смысл сказанного. И то, что Эрриан решил поставить на кон в игре с моими чувствами собственную жизнь.

— Ах ты… проверяльщик. — Я подалась вперед, закипая уже отнюдь не от страсти. — А если бы я не смогла остановиться?! А если бы ты не смог?! Гад! Сволочь! Ненавижу!

Я замахнулась, чтобы ударить его кулаком в грудь, выплеснуть весь накопившийся в душе страх. Страх за то, что могла вот так просто его потерять. И он бы позволил.

Не ударила. Меня опередили. Сгребли в объятия.

— Это лучшее признание, которое я когда-либо слышал. — Эрриан усмехнулся мне в макушку.

— Что? — Я возмущенно запрокинула голову. Зря. Губы лунного оказались слишком близко. Опасно близко.

— Темные не доверяют словам. Только поступкам.

— И когда ты узнал о том, что я поклялась Эйте свести тебя с ума? — задала я вопрос, пытаясь хотя бы так, на словах, отстраниться. Взять небольшую передышку.

— В ту ночь, когда ты летала на метле, спасаясь от демона. Госпожа Дарящая Безумие подробно мне все рассказала.

— Зачем? — нахмурилась я, не понимая причин странного даже для Эйты поступка.

— Видимо, чтобы убить во мне всякую надежду на спасение. Ведь она наверняка поняла, что я попытаюсь надавить на тебя, чтобы узнать, как ты сумела сохранить разум.

«И ты выведал все, что мог», — подумала я вдруг, вспомнив его разговор с Джеромом в кабинете. Сейчас все произошедшее виделось мне в совершенно другом свете.

Случайности? О нет… Тщательно просчитанные ходы шахматной партии двух матерых игроков: Эрриана и Эйты. А кем в той игре была я? И кто кому поставил мат?

— Скажи, а что тебе обещала Эйта в обмен на твою помощь? — Голос Лунного дрогнул.

Вопрос, самый сложный, неприятный, самый болезненный из возможных. Я его ждала и все же надеялась, что мы ушли от опасного для меня края. Просчиталась.

(обратно)

ГЛАВА 10

В голове, как назло, не было ни единой мысли. Зато в душе крепло желание сбежать отсюда куда-нибудь на болота, чтобы сразиться с бешеной, злобной, кровожадной ыркой или стрыгой. И слегка отдохнуть от всех этих вопросов и интриг.

А ведь когда я распределялась в Хеллвиль, думала, что самым сложным в такой глуши будет не завыть от тоски. Какой же я была наивной! Еще не знала, что чем тише городок, тем агрессивнее в нем демоны. Подозреваю, что в какой-нибудь Барсучий Лог на три дома вообще соваться не стоит: там такие страсти могут кипеть, что столичные интриганы удавятся от зависти.

— Так что? — напомнил Эрриан.

Прицельно так напомнил, с намеком, что как бы я не увиливала, а ответа он от меня добьется. Не помогут ни обморок, ни внезапно начавшиеся роды (и плевать, что я невинная девица!). Не помогут, и все. Даже если умирать начну — это слегка огорчит лунного, но не остановит на пути к истине.

— Зачем тебе знать? — обреченно спросила я.

— О тебе я хочу знать все.

Ой зря он так сказал, ой зря. Ибо раз слушатель хочет всего, он этого «всего» и получит.

— Я не помню, как оно началось. Знаю только, что давно. Я лежала на белых простынях, — задумчиво произнесла я. У темного как-то подозрительно дернулся кадык, а лицо потемнело в лучших традициях ревнивца. Словно ничего не заметив, я продолжила: — Надо мной был потолок. Белая известка. А еще я была голодной. Жутко голодной. И заорала. Да, наверное, заорала от несправедливости мира, разлучившего меня с мамой. И ее грудью.

Я старалась говорить в меру патетично, но под конец все же не выдержала.

— Какой еще грудью? — опешил Эрриан.

— Обыкновенной, которой новорожденных кормят, — отмахнулась я.

Просил сагу длиною в жизнь, подробности оной? Так получай, ешь и не подавись.

Но, к несчастью для одной сказительницы, слушатель ей попался не только вспыльчивый, но и без чувства юмора, терпения. И вообще без тормозов! Если в Хеллвиле романтичный ужин может плавно перерасти в драку, то рассказ о скромных буднях целительницы — в убийство. Во всяком случае, взгляд Эрриана мне сейчас обещал именно ее, кончину, и не факт, что быструю.

— Скажи, а как темные молятся перед смертью? — выпалила я.

— Они оскверняют свою душу проклятием, — ошарашенно ответил лунный и прищурился. — А тебе зачем?

— Так, на всякий случай интересуюсь, чтобы не промахнуться. Вдруг на небеса не попаду, так хотя бы провал во Мрак у меня вышел подобающим.

— Арх тебя подери, Магда! — в сердцах воскликнул темный. — У тебя есть талант, уникальный даже для темной ведьмы, не говоря уже о светлой целительнице. Ты вмиг способна довести даже невозбудимый скелет до жгучего желания.

Я не стала уточнять, какого именно желания, и так было понятно: убивать. Ну да. Мне еще брат, когда я голенастой девчонкой была, говорил, что эпитафией на могиле его сестры будет что-то вроде «сорвала обряд ведьме» или «нечаянно сожгла на костре дракона», в крайнем случае «отобрала у инквизитора его любимую дыбу». С тех пор много времени прошло, я подросла, а вместе со мной подрос и мой талант бесить. Кстати, именно благодаря ему я научилась не только быстро бегать, высоко прыгать, но и быть изворотливой.

Эрриан вдохнул. Выдохнул. Еще раз и еще. И в третий раз задал вопрос, доводя тем самым и меня до равно взбешенного состояния. Да я смотрю, он тоже, как и я, жутко талантливый.

— Его зовут Корнуолл. — Я прикрыла глаза, стараясь усмирить ненависть, что плескалась в моей душе. Даже спустя столько лет. Сглотнула, заставив свой голос звучать хладнокровно. Но ресниц не подняла. Так было легче. — Он сын главы департамента торговли. Отец перевел его из столицы в Вейхонскую академию на факультет боевиков, чтобы сынок поучился в провинции, пока в Йонле не уляжется шумиха после очередного скандала. Корнуолл и еще несколько адептов из высшего круга решили позабавиться и привязали дознавателя к спине дракона, который был в облике человека. А потом последнего напичкали эликсиром Бейгеля, что вызывает насильственную трансформацию. Но дракон был еще юный, не инициированный, с подвижной метой. Ему рано было проходить оборот. В общем, из-за зелья он все же обрел крылатую ипостась, но навсегда утратил человеческий облик. А в ночь оборота еще и разум. И служака-дознаватель до утра летал на его спине, вопя на весь Йонль. А пьяные Корнуолл с дружками смеялись, считая, что шутка удалась.

Я говорила и говорила. О том, как этот мальчик из золотой молодежи, отпрыск славного рода, наследник немалого состояния и изрядная сволочь ближе к концу учебного года внезапно перевелся к нам в академию. Туда, где на последнем курсе училась я, и — что гораздо хуже, — куда поступил в том году мой младший брат Рик.

Мелкий… Хотя какой к семнадцати годам мелкий — выше меня на полголовы! Братец грезил стать славным боевым магом. Чтобы творить добро, искоренять зло и далее по списку деяний благородного рыцаря. А главное — получать за свои подвиги кошель золота, женскую любовь и уносить ноги раньше, чем ревнивые мужья-рогоносцы об этой самой любви прознают. Ну и, конечно, чтобы все это происходило не в какой-нибудь глуши, а в столице. И не важно, что в Йонле из чудовищ — только налоговики и ростовщики. Рик желал всем своим пылким мальчишеским воображением, чтоб местом его подвигов была столица. И точка. В общем, мелкий был типичным адептом. На его беду — весьма сильным, но доверчивым.

Корнуолл и взял его в оборот. Сначала приблизил, сделал мальчиком на побегушках. Рик, которого почтила вниманием факультетская звезда, столичный аристократ, был счастлив. А потом то ли шутки ради, то ли желая, чтобы Рик подчинялся ему абсолютно, Корнуолл подсадил брата на «звездную пыль».

Порошок, что дарил сознанию на время дурман и негу, а после превращал мага в марионетку, которая мыслит лишь об одном: новой дозе. Новая доза… Ради нее маги готовы были отдавать все. Даже собственный резерв, ауру. Цедили капли чистой, неразбавленной силы, вместе с ними отдавая здоровье и годы своей жизни.

Я заподозрила, что с братом что-то не так, спустя месяц. Рик осунулся, постоянно шмыгал носом, ссылался на насморк, упорно отказываясь дать мне его вылечить. Он был то резким, раздражительным, то веселым и щедрым настолько, что как-то спустил очередную стипендию за удар колокола, оплатив в таверне обед всем посетителям. «Хотел, чтобы не только я был счастлив, но и всем вокруг было хорошо», — так он объяснил свой поступок, когда я приперла его к стенке в университете. Не погнушалась даже использовать на братце запрещенное заклинание правды, предварительно обездвижив того арканом. А потом увидела, что из носа Рика течет кровь, и все поняла.

Когда узнала, что брат добровольно отдал пять капель своей силы и теперь его уровень едва достигает двух единиц — меньше минимума для мага-боевика, — мне стало страшно. А ведь при поступлении в университет Рик был одним из сильнейших, ему прочили большое будущее.

Но чего он мне так и не сказал — кто его подсадил на «звездную пыль». Может, и признался бы, но ему мешала клятва, данная на крови. Она буквально сжигала его изнутри при попытке произнести имя.

Брат согласился отправиться в лечебницу. Оставил университет. Мы продали все, что у нашей семьи было ценного, даже дом, чтобы заплатить за исцеление Рика и год его учебы. По договору с университетом мелкий обучался бесплатно, но должен был отработать по окончании сумму, потраченную империей на него. А поскольку он теперь не мог стать боевым магом…

Спустя месяц, когда брат начал идти на поправку, я все же выяснила, кто всему виной. Богатенький урод.

К тому времени Корнуолл завел уже себе новую игрушку. На этот раз первую красавицу академии Саманту Сиззил, которая смотрела на него влюбленными глазами. А то, что она была магом с весьма неслабым даром иллюзии, — так, сущая мелочь.

Моей ошибкой стало то, что я начала искать справедливости. Когда потребовала у Корнуолла вернуть те пять капель силы, что Рик отдал ему, этот гаденыш лишь рассмеялся мне в лицо, прижал к стене заклинанием и, издеваясь, поцеловал. Меня едва не стошнило.

А затем, удовлетворенно хмыкнув, предложил одну каплю, если я согрею его постель. Магда Фокс согрела его лицо пульсаром. Как я, целительница, сумела пробить плетение боевого мага, пусть и адепта-старшекурсника, сама поражаюсь. Может, я и поджарила бы его, но в нашу схватку вмешались. Растащили. Затем Корнуолла отправили к целителям, а ректор Нольсон вызвал меня к себе на ковер. Там я рассказала все как есть и услышала:

— Девочка. Не лезь, тебя сломают, как щепку.

Именно тогда пришло понимание: Нольсон, еще нестарый магистр, севший в ректорское кресло несколько лет назад и крепко в него вцепившийся, все знал. Знал и закрывал глаза. Почему? Может, боялся за свою семью, маленького ребенка и молодую жену? Или не хотел вылететь с должности, к которой шел пятнадцать лет. Или просто потому, что он не был сильным магом, не имел за спиной поддержки знатного рода? Нольсон… В меру карьерист и служака, не хватавший звезд с неба. Он лишь ждал, когда демон по имени Корнуолл провалит в свою столичную преисподнюю из его университета. Ждал и молчал. И советовал мне сделать то же самое. Ректору не нужны были скандалы. Но, видимо, несмотря на трусость, у него осталось и что-то человеческое. Иначе приказ о моем отчислении был бы подписан в тот же день. А так он посоветовал мне лишь не высовываться.

На следующий день, проведя операцию, я получила записку. И лишилась всего.

Но это я узнала позже. Когда прогремел взрыв, единственное, что успела, — создать барьер. Его от ударной волны выгнуло дугой, меня протащило от окна до противоположной стены, впечатав в штукатурку. А там, где я только что стояла, разрастался огненный цветок. Его лепестки лизали пол, потолок. Жадно пожирали шторы, стулья, стол, вырывались из окна, стремились к двери, что была сбоку от меня. Если бы огонь прорвался в коридор… Там, в соседних палатах, лежали недавно прооперированные больные.

Я все же смогла превратить барьер в сферу, свернуть его, заточить огонь внутри. Это спасло не только меня, но и весь этаж от первородного пламени. Но чтобы удержать дикий огонь внутри, я израсходовала не только весь резерв, но и большую часть энергии ауры. Последнее, что помню, как врывается магистр Райгнорк, подхватывает здоровенную сферу, в которой неистово беснуется огонь взрыва, напирает, силясь разорвать барьер.

И теряю сознание…

В себя я пришла через несколько дней. Очнулась и узнала о том, что выгорела. И что шансы на восстановление ничтожно малы. Когда мне это сказали, я повторно потеряла сознание, но провалилась уже не в блаженную тьму, а в лабиринты Эйгы.

Белка меня старательно по ним водила, запутывала. Целый месяц на это убила. Но я все же нашла путь обратно. Вернувшись, поняла, что все же не окончательно потеряла дар. И пусть мой потенциал отныне был даже не единица, а всего лишь ее половина… Главное, я осталась магом!

А Корнуолл за то время, что я была в лазарете, отбыл в столицу. Поговаривают, что ректор, несмотря на страх перед его родом, лично настоял на переводе.

Выпускной экзамен подкрался неожиданно, как ночной вор. Я только что вышла из лазарета и точно бы завалила его. Если бы не мой куратор. За удар колокола до начала он просто отдал мне свой накопитель, а к нему еще парочку, явно одолженных у магистров.

— Я сожалею, — тихо сказал он, — что могу помочь лишь этим.

Диплом я получила. И в нем даже значилось, что выдан он Магде Фокс, магу с восемью единицами дара. Но вот чтобы его отработать…

— Так я и оказалась в Хеллвиле, — закончила я свой рассказ.

— Хочешь, я его убью? — Это были первые слова Эрриана после того, как я замолчала. Причем он произнес их буднично и спокойно, словно речь шла о том, брать или нет еще один пучок морковки у торговки на базаре.

— Раньше бы я ответила «да», не колеблясь. Но сейчас… Когда вокруг демон знает, что творится: Хеллвиль зачем-то стал резко нужен и темным, и светлым; Эйта открыла на тебя охоту; Джером не может восстановить магию, а из столицы вестник принес письмо с приказом вас уничтожить. Эр, постарайся сейчас просто выжить и не сойти с ума. Это для меня гораздо важнее. А с местью я справлюсь сама.

— Магда, ты невозможная ведьма. Моя…

Договорить лунный не успел, его перебили.

— А-а-апчхи, — раздалось на весь архив.

Следом донесся грохот падающего тела. Эрриан мигом оказался не только на ногах, но и ринулся на шум, бросив «жди здесь!». Я рефлекторно схватила какой-то свиток, валявшийся рядом со мной, и тоже поднялась. А потом, быстро приведя себя в относительный порядок, осторожно двинулась за темным. А то раскомандовался тут. «Сиди! Жди!» Я ему не собака, чтобы приказы выполнять. К тому же, если оставаться на месте, неприятностям будет легче тебя атаковать. А если двигаться — им, прежде чем свалить тебя с ног, придется изрядно попотеть, чтобы догнать.

Женская логика? Да пусть! Я перехватила на манер дубинки массивный свиток с тяжелыми набалдашниками на торцах увесистой планки, на которую был намотан папирус. Надпись «Подробная карта уездов Светлой империи» подразумевала, что и сам свиток совсем не короткий.

В общем, я была вооружена не только тупым тяжелым предметом, но и умными географическими знаниями. А значит, вдвойне опасна.

Но когда я вышла из-за стеллажа и увидела, кто ввалился в архив и кого Эрриан так вдохновенно трясет за грудки… Да уж. У меня такое везение, что даже если я выберу сразу и орла и решку, то монета упадет на ребро.

— Где ты так надрался? — притянув к себе смуглого и обнюхав его, нахмурился лунный.

— У меня в душе перегорело светлое чувство. Потому и перегар! Ик! — парировал Джером.

Да? А запашок такой, словно смуглый наелся пьяных мышей.

— Какое, к арху, светлое? Ты, мать твою, темный… — рыкнул Эрриан.

— А вот она светлая, значит, и любовь к ней должна быть небесных оттенков.

— В смысле голубой? — столь невинно уточнила я, что даже зомби почувствовал бы фальшь, которой несло за несколько полетов стрелы. И пока этот винный пиротехник не ляпнул о том, что произошло между нами в спальне, протянула ему свиток. — Джером! Вот держи карту и иди с миром. Но в Бездну!

Если я рассчитывала, что Джером на такое заявление обидится, развернется и свалит в пургу, то я просчиталась. Ему здесь было тепло, темно и комфортно. А то, что Эрриан трясет, как грушу… Может, от заботы дружеской и участия!

— Какая, к дохлой льерне, любовь? — с подозрением спросил лунный и снова принюхался.

— Эрриан, по-моему, вопрос неверный, — произнесла я тоном «отпусти этого несчастного, я сама его упокою». И пояснила: — Ты забыл уточнить, что Джером имел в виду под словом «любовь»: чувство или процесс?

— Конечно, ик! Пр-р-роцесс, — заплетающимся языком ответил смуглый. И добавил: — Проце-с-с употребления!

А затем ловким для своего состояния движением извлек из-за пазухи бутылку белого элийского вина столетней выдержки, смачно поцеловал ее и, блаженно улыбаясь, прокомментировал:

— Вот она, моя любовь! И я, между прочим, решил ею с тобой, заклятый друг, поделиться!

Я на миг онемела. Онемела, демон меня раздери. А ведь подобное со мной случилось последний раз… Да никогда не случалось ничего подобного! Ну, Джером, ну, темная сволочь! Да он форменно издевается!

Смуглый, еще не подозревая, что жить ему осталось пару мгновений, продолжал скалиться в лучших традициях темных: перед смертью ритуал игры на нервах врагов обязателен.

— Решил — значит, делись! — Эрриан выхватил у Джерома бутылку и… передал ее мне.

Я глянула на этикетку, на которой мелкими литерами под названием вина значилось «изготовлено из лучших сортов эльфийской виноградной лозы с применением светлой магии». Повернула бутыль и увидела то, о чем догадывалась: рисунок брачных браслетов.

— Кажется, Джером выпил эльфийское свадебное вино. И сейчас у него магическое опьянение, — произнесла я.

— Любопытно, где он его достал… — задумчиво протянул Эрриан.

Джером выразительно промолчал, покосившись на одну ведьму, которая бесшумно, но тоже о-очень выразительно провела ребром ладони по своей шее. Мы поняли друг друга с полуслова. Прямо как лучшие враги.

Меня же интересовало другое: как он сумел так быстро выбраться из погреба, да еще и нас найти? И если подозрение по поводу поискового амулета, настроенного на ауру лунного, у меня было, то в охмурение за четверть удара колокола я верила с трудом.

— Эрриан, думаю, о том, что случилось, мы можем поговорить и потом. А сейчас и так много времени на Джерома потратили. Скоро архив откроется.

— А что вы ищете? — выговорил Джером, пытаясь сделать трезвое, умное лицо.

— Аномалии, — выпуская наконец смуглого, ответил Эрриан.

— А… Тогда это в отдел с налоговыми отчетами. Сдается, такие аномалии с бюджетом, что последний бургомистру всегда должен, — глубокомысленно наморщил лоб Джером и погрозил кому-то пальцем.

— Кстати… А это идея, — осенило меня.

Упоминания о странностях можно сжечь вместе с газетным тиражом, запечатать клятвой рты сплетниц, но… тяжелее всего их вычеркнуть из расходных книг. Та же единовременная выплата из городской казны могильщикам за предание земле трупа бродяги, чтобы он не переродился в умертвие. Или оплата услуг ведьмака, убившего чересчур ретивую нежить, которой в Шумерлинской топи и быть-то не должно: не тот климат.

В общем, я нацелилась на финансовые отчеты. Эрриан же, не отпуская далеко от себя Джерома, решил поискать в хрониках и подшивках газет за последнюю пару десятков лет. Но не успели мы приняться за дело, как из дальнего конца архива донесся скрип.

Я насторожилась, ухватила поудобнее отвергнутый Джеромом свиток с картой. Краем глаза увидела, как Эрриан тенью метнулся в направлении шума, за ним, чуть шатаясь, но тоже беззвучно — Джером. Не отставая от темных, я поспешила навстречу неприятностям. А то ведь они, поди, заждались нас, родимые.

Вот только так вышло, что у черного входа в архив я оказалась раньше темных. Выглянула из-за стеллажа и напоролась взглядом на широкую спину. Гость начал оборачиваться, и я решила, что самое время поприветствовать его в лучших традициях боевых магов, которые сначала бьют пульсаром в нежить, а потом уже разбираются, в какую именно.

Правда, атакующий аркан сотворить у меня сил не было, зато имелся свиток. И фирменный удар господ из ночной подворотни — ровненько по темечку — получился преотличным. Да, видно, недостаточным. Тин пошатнулся, однако сознания не потерял. А вот моя импровизированная дубинка сломалась. Жаль, что она, а не психика нежданного гостя, у которого оказалась просто-таки дубовая голова.

Его молниеносный разворот и отступление. Мой прыжок вбок, и просвистевшая рядом с лицом метательная звезда. Вторая звезда, пущенная следом, уже летела прямиком в меня. Ни увернуться, ни защититься.

Наверняка она впилась бы мне аккурат между глаз, но в какой-то пяди от меня сбоку воздух рассек кинжал, сбив звезду. Оружие с лязгом упало в темноту.

— Не двигайся и не умрешь, — раздалось в напряженной тишине.

— Крон? — ошалело спросила я, узнав голос рыжего.

— Ведьма? — В голосе Астора звучала неподдельная растерянность.

Моя рука сама по себе цапнула со стеллажа внушительный фолиант. Я, конечно, предпочла бы книги читать, а не использовать их в качестве щита. Но увы, если ситуация стала острой, а один тупой будущий труп схватился за наточенную звезду, то и мне не грех прикрыться. Хотя бы гроссбухом.

Пока я, как стыдливая любовница, прижимала к себе одеял… тьфу ты, финансовые отчеты, рыжий и Эрриан мерили друг друга взглядами. Да такими, что имели все шансы протереть друг в друге дыры. Причем сквозные.

Я чувствовала, что еще миг — и они сцепятся. И из этой схватки выйдет живым только один.

— Хватит! — решительно произнесла я, поднимаясь. — Эрриан, если так хочется, убей его. — Я кивнула на рыжего. — И вернемся к делу.

Сказать, что опешили оба, значит промолчать. Зато теперь, пока противники обескуражены, можно было перейти к главному вопросу: какого демона в архиве забыл Астор? Спустя четверть удара колокола выяснилось, что такого же, какого и мы: рыжий ненавидел, когда его используют вслепую, и решил сам разобраться, что не так с Хеллвилем. То, что речь идет именно о землях, а не о темных интервентах, он понял сразу. И вот теперь нас всех, таких любопытных, свел архив.

У Астора, как у стряпчего, были ключи от двери. Только сначала он обшарил рабочий кабинет Томонира. И, судя по тому, что он отказался здесь, искомого в кабинете бывшего главы города не нашел.

Может, мы бы и дальше играли в гляделки, но колокол на башне ударил пять раз, ознаменовав, что рассвет близко. Посему было решено: я и Джером просмотрим бухгалтерские отчеты. А Эрриан и Астор последят друг за другом. Ну и заодно взглянут на записи книг прибытия и отбытия.

Спустя три удара колокола, когда Джером был уже трезв как стеклышко и весьма об этом сожалел — работа мулом, таскавшим стопки журналов прихода и расхода, была не столь интересна, как пьянка в винном погребе!

Я, кажется, что-то нашла. Всего несколько скупых строк. В книге прихода значилась сумма три сотни золотых из имперского военного ведомства. Деньги не то чтобы большие, но выделенные на конкретную цель: проживание и питание трех десятков воинов небольшого отряда. Деньги были выделены, но… не списаны. Эта странность меня и удивила.

Я посмотрела на дату: четыре года назад, летом.

— Джером, посмотри в отделе с газетными подшивками среди уездных вестников, есть ли выпуски за сеноставень.

Смуглый принес кипу изданий в половину своего роста, но среди желтых листов не нашлось ни одного за нужный месяц. За предыдущий и последующий — пожалуйста. Это насторожило еще больше.

Наша бурная деятельность привлекла внимание рыжего и Эрриана. И мы зарылись в пыльные бумаги уже вчетвером. И выяснили! Из газетных заметок, столичных приказов и писем. Оказалось, что в тот год, в седмице пути от Хеллвиля проходили военные учения, после которых один из отрядов, наполовину состоящий из боевых магов, должен был двинуться в северный имперский форт. Тракт огибал Хеллвиль и топи по широкой дуге. Но, видимо, столичные министры то ли подзабыли, то ли, издавая указ, в сумраке смотрели на карту. В общем, проложили маршрут напрямик. А вояки — люди подневольные. Куда приказали, туда и пошли. И не дошли.

Хотя про путь через топи уже домыслил Астор, едва глянул на кучерявую подпись того, кто поставил резолюцию на приказе. Мне закорюка «хер» ничего не говорила, ну кроме того, что у человека, фамилия которого начинается столь многообещающе, тяжело будет выпросить даже завалящего проклятия. А рыжий в столице вращался отнюдь не в приземленных сферах. Во всяком случае, вензель министра Герна знал преотлично, как и его топографический кретинизм. Причем последнее было не только диагнозом, но и емкой характеристикой протеже одной из фавориток императора.

— Итак… Что мы имеем? Отряд опытных воинов, который не смог добраться до Хеллвиля.

— Заметь, магов, — уточнил Джером. — Боевиков, которые должны были добраться. Это не простые солдаты, прущие целой ротой по топкому болоту.

— Может, на нечисть напоролись? — предположил Астор.

— Они могли использовать заклинание левитации, — возразила я. — Даже если на них напала стая топяных хешесс, которые жрут все, даже камни. Не сражаться, а отступить, уйти.

— Если только у них была магия… — задумчиво протянул Эрриан, глядя на Джерома. — Но мне интересно другое. Почему нет никаких приказов о розыске отряда? И даже никаких официальных упоминаний!

— А может, они и были. Только приехала не инспекция, а, скажем, один дознаватель. Инкогнито, — снова предположил Астор.

— Если инкогнито, — я широко зевнула: усталость последних суток давала о себе знать, — то мы этого так и не узнаем. И того, что он нашел, тем более.

Колокол пробил восемь раз, ознаменовав, что новый рабочий день уже начался. Надо бы по идее убираться из архива. Хотя… Формально Эрриан же заявил, что он владыка здешних земель. Вот пусть, как хозяин Хеллвиля, и разбирается с погромом. А я, пожалуй, пока присяду во-о-он на тот стул в углу. Всего на пару мгновений… Никогда не думала, что копаться в тайнах прошлого утомительно, а жажда сверки бухгалтерских отчетов — вообще опасна для жизни! Я покосилась на кинжал, который пригвоздил метательную звезду к стеллажу, проткнув ее, как стрела кленовый лист.

Подремлю-ка чуть-чуть. А в то время, пока мне будет хорошо и сонно, Хеллвилю — спокойно и мирно. Я опустилась на стул, так и не выпустив из рук журнал прибытия четырехлетней давности, в котором были имена приезжавших в город. В сон провалилась мгновенно.

Вот только кто бы меня предупредил, что проснусь я совсем не там, где засыпала. Сначала меня укачивали на волнах. Размеренно так. Правда, на лицо то и дело налетал сквозняк. Не открывая глаз, я морщилась и, словно кошка, прятала нос в углу. Теплом таком углу, где слышался стук сердца, а над головой — размеренное дыхание. Витал знакомый запах — мороза и кедра. Именно он и заставил меня открыть глаза.

Зашевелилась, пытаясь оглядеться, и тут же услышала усталое:

— Спи.

Но мне зажмуриваться категорически расхотелось. Ибо я наконец поняла, что происходит: лунный прет меня на руках, которые вроде и не дрожат от усилий, но напряглись. И было от чего. Магда Фокс хоть и являлась щуплой девицей, но не эфиром же невесомым! Так что наверняка я была не легче, чем мешок картошки. Хорошо еще, что темный не транспортировал меня аналогично оному: через плечо и горловин… простите, головой вниз.

— Мне расхотелось. — Я упрямо взглянула на него.

И дрыгнула ногой, отчего плащ, которым я оказалась укрыта, медленно сполз с моих плеч прямо под ноги темному. Тот споткнулся, и мы кубарем полетели бы с лестницы, по коей ведьмоносец и поднимался.

Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Эрриан хоть на край плаща и наступил, но, качнувшись, выровнялся и лишь сквозь сцепленные зубы прошипел:

— Магда, пожалуйста, не дергайся! Я понимаю, что ведьма никогда не протянет руку, но всегда подставит ногу. Но не тогда же, когда ее несут! Поэтому давай ты побудешь немного не ведьмой, а просто светлой. Тихой, милой, покорной светлой…

Под моим скептическим взглядом в духе «откуда ты такую ересь про белых магов взял?» Эрриан осекся и закончил:

— В общем, дай мне героически тебя дотащить до кабинета мэра. Там есть удобный диван, на котором можно поспать.

— Знаешь, мне бы не хотелось быть ответственностью, которую взяли на себя, но не донесли, обронив по дороге.

Я, на миг затихшая после потери плаща, который так и остался лежать на лестнице, словно павший воин, вновь дрыгнулась.

— Я. Донесу, — упрямо отчеканил Эрриан. И добавил: — К тому же зачем разочаровывать зрителей?

Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом ступенек лестницы. Я завертела головой и увидела-таки безмолвную толпу. Демон раздери! Все работники, пришедшие утром на службу, высыпали вниз, дабы лицезреть, как возносится на второй этаж тело ведьмы и в Бездну летит ее репутация!

Да меня до появления этих пришлых весь Хеллвиль боялся! А теперь образ грозной и несокрушимой темной чародейки трещит по швам.Меня, как кисейную барышню, на руках несут. И ладно бы на кладбище, чтобы прикопать! Так нет же, на диван.

Но пока я закипала, как чайник, Эрриан прошел по коридору, толкнул дверь в приемную градоначальника, и я увидела два очаровательных зеленых создания: фикус и секретаршу с перекошенным лицом.

Вернее, сначала лик девы был весьма мил и даже улыбчив. Я оценила и туго завитые кудельки, и фиалковую бархотку на шее блондинки, и васильковый муар платья, и розовую пудру, искусно наложенную на щеки, и духи с ароматом лилии, и выразительное декольте. Оное было столь глубоко, что с ним были все шансы не только грудь застудить, но и живот отморозить. Это я уже как целительница заявляю. Мы обменялись взглядами. Я широко, исключительно по-ведьмински улыбнулась. И как бы невзначай прижалась посильнее к Эрриану, словно и не думала спускаться на землю. Если темному так хочется, пусть целый день ходит укомплектованным ожерельем в виде ведьмы. Я не против.

Еще бы и шею его обвила, но руки были заняты: я держала книгу. Похоже, ту самую, с которой и уснула.

Темный хмыкнул. А я насладилась чудеснейшим зрелищем, как цветущий букет ссыхается от злости в гербарий. И правильно! А то некоторые наглые девицы совсем страх потеряли. И стыд! И вообще инстинкт самосохранения!

— Кстати, чтобы не возникло ненужных вопросов, я всем сказал, что этой ночью ты обновляла охранные заклинания в архиве, — шепнул Эрриан, заходя в кабинет мэра и укладывая меня на диван, удобный и мягкий, с подушечками, не чета моей жесткой кровати. — Джером с рыжим вышли через черный ход.

— И мы бы тоже могли…

— Извини, но нести тебя на руках через полгорода — это уже из области рыцарства. А темные им не страдают, — усмехнулся Эрриан.

Соврал! Причем нагло! Страдают, и еще как. Один так точно рыцарнутый. Тот, что сейчас склонился надо мной. Вот только уличать Эрриана я не стала.

— Спасибо. — Благодарность сорвалась с губ сама собой.

Мужчина может петь дифирамбы, клясться в великом чувстве. А может ничего не говорить, а просто беречь твой сон, что будет громче любых признаний.

— Укройся пока. — Лунный стянул с себя куртку и укутал меня. Тепло. Уютно. И так вкусно пахнет… лунным. — А я сейчас схожу за твоим упавшим плащом.

— Я выспалась… — не успела договорить, как зевнула.

— Угу, — согласился Эрриан, видя, как мои веки слипаются.

А я, вновь уплывая в грезы, поняла простую истину: диван и подушечки — те еще гады. Им человека завалить — раз плюнуть. И я сдалась, на этот раз уснув не только крепко, но и надолго.

Когда пробудилась, за окном вовсю алел закат, а в кабинете аппетитно пахло едой. Эрриан сидел за столом, склонившись над бумагами, и хмурился. Я сладко потянулась. Куртка, шурша, сползла, а за ней на пол с грохотом упал талмуд, который я, как выяснилось, так и не выпустила из рук.

— Позавтракаешь? — спросил темный, глядя на сонную и наверняка взлохмаченную меня.

Я выразительно посмотрела на заходящее солнце и согласилась:

— Поужинаю.

Мне протянули лепешку, в которую были завернуты рубленная копченая курица и квашеная капуста. И все это приправлено самым лучшим в мире соусом — голодом. Пока я жевала, успела выяснить, что весь сегодняшний день Эрриан был занят двумя вещами: разгребал накопившиеся по вине лодыря-бургомистра дела и пытался понять, чем так ценен Хеллвиль.

— У него сомнительная с военной точки зрения диспозиция. Форт тут не то чтобы не выстроишь. Скорее — зачем? Земля… Тот небольшой лоскут тверди, на котором стоит город, — еще куда ни шло. Но вокруг на десятки дней пути болота, непригодные для поселения. Магические жилы тут тоже не проходят. Я специально по карте проверял. Ценные минералы? Так они в горах, к югу, где начинается Великий хребет. И я ума не приложу, что ценного может быть в этом городке? Даже несколько писем знакомым темным магам в столицу отправил. Хотя сомневаюсь, что кому-то что-то известно, но все же… — Эрриан устало потер шею и неожиданно добавил: — Побудь со мной, Магда. Когда ты рядом, мне легче. И проклятие безумия почти не давит.

Короткое признание, но сколько в нем было всего. Захотелось подойти. Обнять. Этот вечер — на удивление спокойный, мирный, уютный — отчего-то смахивал на затишье перед бурей.

Мой взгляд упал на книгу. В Хеллвиле не так много приезжих. А что, если… Я доела лепешку, а затем решительно взяла в руки увесистый фолиант, в котором были списки прибывших в город за последние пятьдесят лет.

Искала долго, упорно и увлеченно. Месяцы после того сеноставня четыре года назад оказались очень оживленными. Я старательно выписала в столбик имена и фамилии. Дюжину. В Хеллвиле было два постоялых двора и куча мест, где можно было устроиться, если ты с виду благонадежен, а в твоем кошеле звенят монеты.

Я задумчиво склонилась над списком, кусая кончик гусиного пера, когда над плечом раздалось вкрадчиво:

— Магда, уже поздно.

А я, увлекшись, так и не заметила, как пролетело время. Пора было домой. Эрриан опять вызвался меня проводить. С учетом того, что вчера допровожались до того, что я заперла Джерома в винном погребе. Почему-то я не уверена, что мы с Эррианом и со второй попытки дойдем до моего порога без приключений.

И ведь как в воду глядела! Так оно и вышло.

Хотя в свое время я едва сдала «Прорицание». С шестой попытки. Мне в университете не давались ни кофейная гуща, ни водная и зеркальная гладь, ни даже предсказания по внутренностям убитого комара. Кстати, их я и вытянула в билете на зачете. Помню, долго усиленно таращилась на красную кляксу, а потом, наморщив лоб и придав голосу загробных ноток, изрекла пророчество: «Стену придется мыть».

Магесса Ронха лишь покачала головой и со скрипом поставила зачет. Как я поняла, исключительно за мой актерский талант. Посетовала, что ни на чем приличном я прорицать так и не научилась и выданное мной пророчество — не результат того, что я смогла заглянуть за грань будущего, а исключительно опыт. И ровно после сих слов приказала-таки отмыть пятно со стены.

Я взяла тряпочку и начала старательно елозить ею по красному пятну, а лучше бы села в уголок и помолчала в нее. Но нет, окрыленная сданным ненавистным предметом, я проворчала в пространство, что, вообще-то, как целительница, я отлично умею гадать на анализах больных. А уж по внутренностям оперируемого могу дать очень точный прогноз как о течении болезни, так и о перспективах выздоровления пациента.

Преподавательница, уловив это краем уха, видимо, сделала мысленную пометку. А на следующий год, к вящей радости лекарского факультета и огорчению всех остальных адептов, в билетах появились вопросы по предсказанию выздоровления или смерти по крови больного. И пока боевики и бытовики с ненавистью таращились на алую каплю, целители шустро раскладывали ее на составляющие, считали соотношение кровяных телец и уверенно заявляли, что лягушке ее здравие вполне позволяет жить, если ее, конечно, не съест цапля.

Да, подобный метод прорицанием можно было назвать условно, но зато магесса Ронха избавилась от толпы целителей, осаждающих ее с пересдачами. Увы, многим врачевателям, как и мне, не удавалось заглянуть в будущее. Но эта дисциплина входила в перечень обязательных, так что страдали все.

Сегодня вечером я превзошла саму себя, выдав, как оказалось, абсолютно сбывшийся прогноз. А ведь начиналось все вполне мирно… Я положила свою ладонь на согнутый локоть лунного, и мы мирно и чинно пошли по вечерней, заснеженной улице Хеллвиля.

Там, где осенью алели клены, цвели бархатцы и росла трава, ныне рос снег, цвел снег, белел снег. Вокруг жила зима. Ванильными облаками, хрустом под ногами, кусачим морозом и ажурной вязью узоров на стеклах, звенящим льдом, запахом пряного вина с корицей и волшебства — это все была она. И мы шли сквозь нее вместе. Эрриан держал мою руку. А казалось, что душу.

— Раньше я не любила зиму. Считала ее самым унылым и тяжелым временем года, — неожиданно призналась я. — Но только сейчас я поняла, что именно зимой может случиться столько всего. Разного. Невероятного. Ни весной, ни летом… А зимой. Случится все: и самое страшное, и самое удивительное…

«Например, ты», — я так и не решилась произнести. Но темный без слов понял.

— А я, кажется, влюбился в осень. — Он остановился на миг, заставив и меня замереть.

Провел рукой по моим огненным непокорным прядям. А я смотрела на его белоснежные волосы и думала: сколько же всего пережил Эрриан, что стал таким: суровый воин, телохранитель своего темного императора, маг с измененной метой, проклятый. Мой.

Мы остановились на площади рядом с трактиром госпожи Брас, в котором, как всегда по вечерам, было шумно. Настолько, что слышали все прохожие. Очередной крик словно выдернул меня из безвременья, в котором мы с лунным очутились. И в голове мелькнула мысль… Хозяйка трактира хоть и туговата на ухо, зато ее память — вместилище чуть ли не всех городских слухов и сплетен.

— Давай заглянем. — Я кивнула в сторону качающейся и поскрипывающей на ветру шильды. — У меня вдруг проснулась безответная любовь к еде, в простонародье именуемая голодом. Ну и еще непреодолимое желание получить ответы на вопросы.

— И какие же? — вскинул бровь Эрриан.

— О некоторых посетителях, что наверняка бывали у хозяйки трактира года четыре назад.

— Спустя столько времени? Думаешь, она вспомнит?

— Госпожа Брас хоть и человек, но в душе — истинная гномка. Она может забыть о том, за кого вышла замуж ее восьмая дочь и как зовут пятнадцатого внука, но лица тех, кто ей хоть единожды заплатил чеканную монету, помнит долго. А если попробуешь взять у нее в долг хоть медьку — твой лик и вовсе останется в ее памяти навечно.

— А если я решу не возвращать долг? — прозорливо уточнил темный.

— Тогда тебе и некромант не поможет.

— В смысле она даже мертвой придет за мной?

— В смысле упокоит тебя так, что ты гарантированно не воскреснешь.

— Сурово… — впечатлился Эрриан.

— С учетом того, что у госпожи Брас в трактире нет вышибалы и все драки она разнимает сама, — то нет. Не сурово.

Мы подошли к трактиру, из которого раздавались переливы лютни, звон кружек и звуки драки, и только открыли дверь, как из проема кто-то вылетел и ласточкой ушел в сугроб. Благо лунный успел меня отдернуть в сторону.

— Дверь придержите! — раздалось зычное из глубины трактира.

Причем голос был мне знаком: луженую глотку хозяйки ни с какой другой спутаешь. Я и лунный переглянулись: а почему бы, собственно, и нет? Мы не торопимся, можем и постоять у входа. Решение было мудрым: через удар сердца смогли лицезреть, как из трактира через распахнутую дверь резко мигрировала целая стая «птичек». Были в ней и ласточки, и дятлы, и вконец упившиеся удоды. Сугроб шевелился, матерился, стонал, выплевывал одного за другим незваных постояльцев, которые, отряхиваясь и кряхтя, расползались в разные стороны.

— Все еще хочешь зайти? — усмехнулся Эрриан.

— Конечно, — пожала плечами я. И, перехватив недоуменный взгляд лунного, пояснила: — После драки трактирщица, выпустив пар, будет гораздо словоохотливее. А если ты добавишь ей еще и монету, вспомнит гораздо больше, чем при обычной встрече.

Я переступила порог.

М-да… Такого погрома у госпожи Брас я не видела ни разу. Одно то, что в центре зала стояли плечом к плечу рыжий и Джером, уже впечатляло. Смуглый держал перед собой розочку от бутылки, у Астора в руке поблескивала очередная метательная звезда.

— К иродам подмога пришла!

— Мочи гадов!

— Навались, братва!

— Да мы их сейчас!

Грянуло со всех сторон, но перекрыл их крик хозяйки:

— Убивайте, но за порогом моего заведения.

И на фоне этих слаженных криков над ухом вкрадчиво прозвучало:

— Все еще хочешь остаться?

— И бросить этих двоих?

Не то чтобы я удивилась вопросу Эрриана. Давно известно, что темные придут другу на выручку, только если та большая и отчеканена в золоте. И потребуют минимум половину оной. И все же думала, что лунный Джерома не оставит.

— А почему нет? Джер и рыжий отлично смотрятся вместе.

Договорить он не успел. Я резво увернулась вбок от летящей в меня скамьи. Волосы взвились рыжим облаком, когда тело уже было у пола. Я обернулась и увидела, как надо мной просвистели в воздухе невысокие добротные ножки. Скамья, словно таранное бревно, пронеслась вперед и вылетела через открытую дверь, таки не встретив на своем пути препятствия: Эрриан уклонился. Зато на улице раздались вопли и рев обитателей сугроба. Я шлепнулась на карачки, шустро поползла под столами, стараясь побыстрее забиться в какой-нибудь дальний и темный угол. На доски очередной столешницы сверху вдруг кто-то прыгнул, и не один, а в компании. Зазвенела сталь, а затем в паре ладоней перед моим лицом дерево пронзил меч. Отблеск свечей на миг отразился в желобке клинка, лизнул отточенное острие.

Во всем Хеллвиле я пока знала только одного, кто бы с такой легкостью орудовал мечами. Накануне я лицезрела, как он в капусту крошил ими головы гримов.

— Твою ж Бездну! Эрриан! Убивай там поаккуратнее! — громко выругалась я.

Клинок тут же исчез. Пожалуй, из-под стола стоит убраться. Пока мне не попытались проткнуть голову еще раз. Вылезла, чтобы тут же наткнуться на чьи-то стоптанные сапоги гренадерского размера. Мой взгляд прошел выше. Еще выше. Я запрокинула голову и увидела кузнеца Малоха. В своем пудовом кулаке он держал за ножку табуретку. А его глаза были налиты кровью.

— А вы мне дужку котла еще раз почините? — ляпнула я первое, что пришло на ум.

И пока мужик ошалело пытался что-то осознать, кувыркнулась, прокатившись по полу. Удар. Табуретка разбилась. Крошево из щепы брызнуло в стороны. Но я не любовалась. Я просчитывала уязвимые места детины. Вспомнила, как месяц назад лечила ему лодыжку.

Выбора нет: или я сломаю ее, или кузнец — меня. Себя было жалко больше. А лодыжку йотом снова вылечу. Моя стопа со всего маху вписалась в его сапог. Раздался хруст, и тут же рев от боли. А я немедля добавила еще и по коленной чашечке, отчего кузнец потерял равновесие и начал падать на меня всей своей тушей.

Кубарем перекатилась, врезавшись боком в ножку стола. Малох рухнул рядом. Его лоб звучно поцеловал половые доски, обеспечив кузнецу качественный глубокий сон. Правда, в комплекте шла здоровенная шишка, которая прямо на глазах наливалась багрянцем. И поделом. Всякий в Светлых землях знает, что раздражать ведьму — плохая примета. Собственно, у кузнеца теперь и доказательство оной налицо, в смысле на лице, есть.

Сдув непослушную прядь со лба, я решила, что лежать — хорошо, а на твердом полу — еще и для позвоночника полезно, но все же не стоит злоупотреблять. А то вот так разотдыхаешься и не заметишь, как на тебя сверху не только упадут, но и дух вышибут. Из груди. Тесаком.

К примеру, тем, которым сейчас размахивал щуплый и всегда вполне тихий и мирный аптекарь. Его кляузы в адрес ведьмы — не в счет.

Ныне же во взоре тихого и мирного полыхал костер инквизиции.

— Всех гадов порешу! Очищу город от скверны! — фанатично верещал он, направляя острие своего жуткого орудия поочередно то в сторону дуэта из Джерома и Астора, то в добропорядочных хеллвильцев, как будто не мог до конца определиться, кто, собственно, «гады», кто «скверна», а кого нужно оставить.

И какого демона его так разобрало? Он же аптекарь, а не бандит! Мог бы спокойненько перетравить ядом всю скверну и всех гадов. Нет же, стоит тут, глазами сверкает, огромным тесаком размахивает. Ручонки слабые, старческие. Того и гляди, отхватит себе пальцы, как потом будет кляузы строчить? Посоветовать, что ли? Ну нет! Что-то мне подсказывало, что он сейчас если и проникнется советом, то поблагодарит меня тесаком промеж ребер.

Я встала с четверенек. Под руку попалась бутылка, которую я машинально схватила. А когда выпрямилась, то поняла: если что-то не сделать, в ближайший удар колокола в Хеллвиле опять сменится власть. Потому как на место нынешнего главы метил косматый мужик разбойного вида с выбитым передним зубом. Вернее, пока он целился ножом в спину Эрриана.

Я не стала дожидаться переворота. Короткий замах — и бутылка первача на миг опередила бросок заросшего по самые брови «кандидата в мэры».

Когда Эрриан обернулся, несостоявшийся убийца под звон разбитого стекла уже оседал на пол. Взгляд лунного выцепил меня из толпы.

— Магда! — Его предостерегающий крик заставил меня обернуться и резко уклониться от дрына. Высокий тощий парень, не иначе возомнивший себя великим инквизитором, вновь поднял орясину с явным намерением проломить мне череп и заорал:

— Ведьма!

— Я за нее, — тут же отозвалась, вспрыгнув на лавку, а затем на стол.

Резво пробежалась по столешнице. Подпрыгнула, и под ногами просвистел дрын, метя по моим коленям. Я подхватила юбки, чтобы было сподручнее, и помчалась, перепрыгивая со стола на стол.

А потом — и на барную стойку, где поскользнулась, упав на бедро, проехала на манер кружки с пивом по столешнице и рухнула за стойку. Оказавшись в относительной безопасности, я выдохнула и… вдруг поняла, что меня так насторожило: налитые кровью глаза. Ну не бывает таких глаз у тех, кто просто решил поразмяться и начистить супостату забрало. Над головой что-то звонко грохнуло. Я высунулась на миг и, увидев растекшуюся на столешнице лужу из разбитой бутылки, мазнула по ней пальцами. Юркнула в укрытие и принюхалась.

Тонкие нотки сероводорода. Не иначе как госпожа Брас решила гнать свой первач в самой Бездне? Насколько мне известно, именно там запах тухлых яиц является не то чтобы дополнительным ароматом, а чуть ли не основной составляющей воздуха.

Если же трактирщица рецептуру не меняла, то темным, ну и мне, как темной ведьме, заодно с ними пришел трындец. Потому как с толпой тех, кого опоили проклятием, которое смешалось с вином, даже взвод драконов не факт что справится. А если учесть, что магии сейчас ни у кого из нас нет… Одурманенные возьмут числом и напором. Сметут.

Кто-то очень хочет уничтожить темных. Сначала демон из Бездны, потом гримы на кладбище, теперь вот толпа, которая с каждым мигом становится все безумнее. Проклятие питается кровью и злостью, растет. Что будет, когда глаза людей полностью застит кровавая пелена? Ответ один — смерть. Не важно чья: пришлых ли или хеллвильцев. Хель пожнет свою кровавую дань.

Я обреченно выдохнула. Как хорошо, что я уже отчасти сумасшедшая. А то от своих идей точно бы сдвинулась. Набрав в легкие побольше воздуха, вкладывая последние крохи силы, позвала:

— Эйта… Приди…

Рука потянулась к осколку и рассекла ладонь. Сила смешалась с кровью, заклубилась туманом…

— И? — вопросила белка, в упор уставившись на меня.

— Эрриана сейчас убьют. — Я пошла с козырей, выложив самый весомый довод.

— Тю! Это скорее все вокруг него убьются, — авторитетно заявила Эйта и повела носом. — О-о-о, чую, безуминкой запахло… — И в предвкушении потерла лапы.

— Ты сможешь это остановить?

— Зачем? — искренне удивилась белка.

— Затем, что он покрошит их в капусту раньше, чем они сойдут с ума.

— Хм… аргумент, — призадумалась рыжая, а потом проворно вскочила на мое плечо, оттуда, как с трамплина, сиганула на стойку и уже там, расставив в стороны задние лапы и вздыбив хвост, громко, так, чтобы перекрыть все звуки, залихватски свистнула.

Хорошо, что я под стойкой была, а то бы точно контузило. Бутыли и те не выдержали: половина полопалась.

Эйта, довольная произведенным эффектом, хмыкнула. И в наступившей тишине кто-то очумело протянул:

— Мужики, смотрите, белочка…

— Да. Белочка, — фыркнула рыжая. — И я к вам пришла!

Осторожно поднимаясь из-за стойки, я подумала, что сегодняшний вечер был сказочным. Причем настолько сказочным, что ни словом сказать, ни пером описать. Разве что магом. Можно. Наверное. Более-менее…

Пока клиенты трактира обалдело моргали в гробовой тишине, кто-то потихонечку попытался улизнуть, причем даже не через дверь, а в выбитое окно. Но именно попытался. Грозный окрик Дарящей Безумие пришпилил шустрого малого к месту почище, чем гвозди — крышку к гробу.

— Стоять! Бояться! — рявкнула Эйта.

Дезертир так и застыл на месте с выпяченным задом и согнутой спиной, онемев от страха.

А затем белочка, встопорщив усы, генералом прошлась по барной стойке. Эффектно развернувшись у самого ее края, махнула пушистым хвостом, который скользнул по носу одного осоловевшего забулдыги, решившего вдруг вздремнуть и проспать все веселье.

Тот сонно, не открывая глаз, пробормотал:

— Тащи еще вина, хозяйка. — И зычно захрапел.

М-да… Эти звуки и стали своеобразным реквиемом по светлой и трезвой памяти у многих. Эйта с места сиганула сначала на голову одного, потом другого. Словно с ветки на ветку она перепрыгивала с макушки на макушку. Причем не всех, а по одной ей понятной логике.

Взмах лапой, удар по уху очередного «клиента», и в рыжих лапах дымка, которую Эйта проворно сжимала до мелкого ореха, а потом, как бурундук, прятала за щеку.

На сие действо ошалело взирали все. Даже я, видавшая в лабиринтах и не такое. Нет. Те, у кого сегодня белочка отбирала часть разума, не сойдут с ума полностью, но… альтернативно одаренных в Хеллвиле с сегодняшней ночи будет явно больше.

Что там говорил Эрриан по приезде сюда? «Сумасшедший городок»? Вот раньше это было огульное заявление. А теперь оно отчасти правдиво. Хеллвиль стал с чудинкой.

Между тем первый шок прошел, и кто-то из тех, у кого инстинкт самосохранения был еще не до конца отбит в драке, с криком «Не-э-эт!» ломанулся к двери. Это стало сигналом к тому, чтобы и остальные, очухавшись, ринулись следом.

У дверей вышла небольшая давка. Ну как небольшая… давились и правда недолго. Зато продуктивно — из трактира вынесли не только дверь. Но и косяк.

— Эй, я ефе не законфила! — с полным ртом возмутилась белка, узрев массовую миграцию леммингов-переростков.

— А мы — да! — пробасил какой-то здоровяк, резво сверкая пятками.

За пару ударов сердца трактир опустел. Остались мы, хозяйка, которая тоже предпочла бы смыться, но жаль было нажитого добра, недовольная Эйта и тот самый пьяница, что прикорнул на барной стойке. Именно он, когда в трактире повисла звенящая тишина, оторвал голову от сложенных рук и, заспанно таращась вокруг, вопросил:

— А что, уже все? Ик! — Потом его взгляд сфокусировался на белочке, что сидела на одном из столов.

По лицу помятого мужика скользнула тень узнавания, его губы растянулись в улыбке, и он, радостно растягивая слова, произнес:

— А-а-а, привет! Вот и сно-ва у-ви-де-лись, ры-жу-ля. Иди, я те-бя по-це-лую… — И мужик рухнул на столешницу. Звук вышел громкий и гулкий. А потом он захрапел. Опять.

— Да фоб ты сдох, пропойца несчастный! — в сердцах воскликнула Эйта и, забывшись, сплюнула.

Из ее рта тут же вылетел маленький орешек, она поспешила его поймать и вернуть обратно за щеку.

— Я смотрю, тут у тебя постоянный клиент есть… — усмехнулся Эрриан.

— Нет, не пофтоянный, а некондифыонный, — фыркнула рыжая. И, уперев руки в бока, требовательно уточнила: — А ты-то фам когда обезумиф? А?

— А если никогда? — прищурился лунный.

— Я терфелифая, — прошепелявила белка, склонив голову набок. — А вот Хель — нет.

И белка начала таять в воздухе. Видимо, решила совместить эффектный уход, оставив за собой последнее слово, ну и заодно освободиться от награбл… добычи. А то вести диспут, когда за щеками напихано много ценного, не очень-то удобно.

При упоминании о госпоже Смерти я рефлекторно вскинулась. Извечный бой целители вели именно с ней. Даже на темных мы, лекари, по идее светлые маги, не так остро реагировали, как на эту костлявую. Может, потому что в Вейхонской академии магии сталкивались с ней чаще, чем с выходцами Темной империи.

О сынах Мрака, их кровавых ритуалах мы знали в основном из учебников истории, а с Хель виделись лично: в стенах лекарского корпуса, на операциях. И для целителей именно она, бесплотная, была гораздо осязаемей, чем соседи по ту сторону Серебряного хребта. И для меня до прихода Эрриана все было точно так же. Но ключевое слово здесь «было».

А теперь… Все запуталось, завязалось в такой тугой узел, что не знаешь, с какого конца взяться. Хотя… Вон прямо передо мной есть одна ниточка. Стоит, растерянно смотрит на погром в своем трактире и устало вздыхает.

Пока я размышляла о будущем, Эрриана интересовало прошлое. Недалекое такое, случившееся всего пару ударов колокола назад.

— Ну и с чего все началось? — спросил он у Джерома, вытиравшего со лба пот напополам с кровью.

Вот только ответил за него Астор. Светлый только сейчас сделал шаг вперед, отчего между ним и пожирателем душ появилось хоть какое-то расстояние. До этого они так и стояли: спина к спине. И дрались, и приход белочки встретили вместе. Прямо лучшие друзья, не иначе.

— С того, что один из посетителей, отхлебнув вина, заявил, что уроет нас.

— Вот так сидел, пил и решил вас убить? — не поверил Эрриан. — Как вы вообще вместе здесь оказались?

Я поежилась. Вовсе не от слов, а от холода, которым так и тянуло от входа. Эрриан, увидев это, подошел к порогу и, подняв выбитую дверь, аккуратно приставил ее на место.

Из рассказа светло-темной парочки выходило, что, как только они покинули архив, у них случилась мужская задушевная беседа, в простонародье именуемая мордобоем. Джером высказал свои небеспочвенные подозрения рыжему. Тот оскалился в ответ, что если бы решил убить темного, то тот был бы уже мертв. Темный усомнился и заявил, что это вопрос, кто кого еще отправит за грань. И поскольку других аргументов в диспуте, кроме «я тебя круче», не было, в ход за неимением магии у одного и временной потери дара у другого пошли кулаки.

Спор вышел жарким, в нем одерживала верх, усаживаясь на грудь противника и беря его крепкими доводами за горло, то одна, то другая сторона. И когда оба оппонента выдохлись, то им захотелось хлебнуть водички, промочить горло. Ну, чтобы и дальше беспрепятственно высказывать свою точку зрения. Снег — та же живительная влага — отчего-то ни рыжего, ни Джерома не устроил. А вот эльфийское вино, недопитую бутылку которого захватил с собой из архива смуглый, — вполне.

Эти двое, сидя в сугробе, вывалянные в снегу с ног до головы, распили «свадебное игристое». Я поперхнулась смешком и закашлялась, не зная, говорить им или нет, что по традиции остроухих они теперь помолвлены и вскоре должны перейти к совместному ведению хозяйства и плановым супружеским ссорам по выходным.

Судя по тому, как на меня синхронно обернулись все, что-то из этого я произнесла вслух.

— Чего-о-о? — завопил этот слаженный дуэт, только укрепив меня в мысли, что муж и жена — икра одного сома.

— Ну… В этом есть и плюсы. — Я развела руки в стороны.

— Какие, мать твоя льерна, плюсы? — так возмутился смуглый, словно я только что лично сорвала все его планы на холостую прекрасную жизнь.

— Ну, теперь ты можешь честно сказать Мажете, что у вас ничего не получится. Ты уже замужем. То есть женат, — тут же поправилась я под разъяренным взором пожирателя.

Сейчас, глядя на Джерома, я не знала, сможет он выпить мою душу или нет, когда вернется его сила, но вот в том, что сожрет меня запросто без соли и перца — в том я ни капли не сомневалась. И даже могла сказать, кто ему будет охотно помогать. И нет, это не Эрриан.

И в сей драматический для меня момент лунный захохотал. От души.

— Да, Джер, это даже круче, чем тот случай, когда ты поспорил с некромантом, что рукописи не горят даже в драконьем пламени.

— И кто оказался прав? — Мне стало любопытно.

А вот пожиратель неожиданно смутился.

— Демон, — сдал Джерома с потрохами Эрриан.

— Какой демон? — не поняла я.

— Которого эти двое невольно вызвали, когда на спор сожгли книгу. По демонологии. Ну и… — Эрриан оборвал рассказ на самом интересном месте, нагнав интриги и заставив нас лишь догадываться о развязке. Но судя по тому, что Джером все еще жив… Спор выиграл он. А вот то, как при этом пожиратель замялся, говорит о том, что та победа была с серным душком.

Кстати, о сере…

— Госпожа Брас, скажите, кто у вас проклял всю выпивку? — обратилась я к хозяйке трактира, которая смотрела на нас с выражением «и выгнать бы их взашей, да кто тогда платить за погром будет?».

Не была бы темной ведьмой, точно бы почувствовала себя монетой в руках расчетливого ростовщика. А так… Ну, подумаешь, смотрит. От косых взглядов еще ни одна ведьма на свете не умерла, зато скольких сама положила… кого в гроб, кого в постель.

— Как проклял? — с негодованием пробасила она, округлив глаза.

Эрриан без слов подошел к ближайшей бордовой луже, присел и мазнул по ней пальцами. А потом поднес их к лицу и принюхался. И даже лизнул, прикрыв глаза, будто вслушиваясь в себя и свои ощущения.

— Мм… проклятие неукротимой ярости и истинного гнева. Причем сильное, но наложенное грубо и впопыхах. Маг не слишком умелый, — вынес свой вердикт Эрриан, поднимаясь на ноги.

— Это что же… Мое вино… Да как же… — Госпожа Брас впервые на моей памяти растерялась.

— Да, ваше вино. И да, вы им напоили жителей моего города. — Эрриан сложил руки на груди.

Вот только сколько темный ни пытал хозяйку трактира, так ничего и не добился. Да и наложить чернословие мог любой из тех, кто сегодня находился в зале. Или просто побыл и ушел до того, как все началось.

Уже почти наступило утро, когда лунный все же решил закончить с расспросами. А вот я…

— Госпожа Брас, теперь я хочу у вас кое о чем спросить.

— Ведьма, твой сивый из меня уже всю душу вытряс, — буркнула она и, развернувшись, уверенно пошла на кухню.

Впрочем, вернулась быстро. И с двумя мисками в руках. Несло из обеих посудин знатно. Она бухнула на стол передо мной сначала одну, потом вторую плошку, и я узнала тертый хрен с редькой в одной, и хрен с медом — в другой.

— Что это? — непонимающе нахмурился Астор.

— Я думаю, что это означает: какого хрена нам еще от нее надо, — усмехнулась я над демаршем напрочь потерявшей страх госпожи Брас. Похоже, ей и Мрак теперь по колено.

А затем я уверенно ткнула пальцем в миску с медом.

— Вот этого. Четырехгодичной выдержки. — И на подозрительный взгляд трактирщицы пояснила: — Меня интересует приезжий, что столовался у вас четыре года назад. На исходе лета.

— Да ты издеваешься, ведьма! Я не упомню, сколько времени прошло-то!

— Если кто и вспомнит, то только вы.

(обратно)

ГЛАВА 11

Я сделала ударение на слове «только». А потом уже сухо и по-деловому обрисовала, что меня интересует мужчина средних лет, мало чем примечательный. Нет, конечно, в серые тени брали не только мужчин, но наверняка и миловидных, и не очень миловидных, лэрисс. Ведь главное достоинство шпиона не лицо, а то, какие сведения своей внешностью (а еще умом и ловкостью) тень может добыть. Вот только сомневаюсь, что в дикую глушь, туда, где царит право сильнейшего, отправили девицу. Одинокая путница, по мнению некоторых, одним своим появлением на тракте напрашивается на то, чтобы ее перекинули через плечо и отволокли в кусты, дабы отлюбить. На ведьм это правило не распространялось. Ибо в Светлых землях всякий знает: не трогай темного, если тебе дороги жизнь, душа, кошелек и прострел в пояснице. Дети Мрака могут с радостью освободить тебя от первого, второго и третьего, а бонусом — вылечить четвертое. Правда, с помощью гроба…

Именно потому меня и не трогали. Достаточно было лишь холодно взглянуть, и самые мнительные, боящиеся простудиться и замерзнуть от такого низкотемпературного взора, убирались с моего пути сами. А инквизиторов, которые работают задорно и с огоньком, поблизости не водилось.

Но шпионка, рискни она появиться в Хеллвиле с моим размахом, привлекла бы всеобщее внимание, которое ей как раз противопоказано. Так что вывод напрашивался сам собой. Ищем мужчину. Причем не слишком старого: чтобы мог мотаться по Шумерлинской топи и удирать от нежити. И не слишком молодого и неопытного.

Я достала список приезжих, и мы с госпожой Брас начали старательно вспоминать. Правда, она припомнила мало кого: купца с сыном, сказителя, трех наемников, паломника со святым отцом, одного ведьмака, семью искателей болотных алмазов, писаря и странствующего мага.

— Болотных алмазов? — удивился Джером.

— По одной из баллад Светлоземья, в топях живут девы-болотницы, что плачут алмазами, — пояснила я. И ради справедливости добавила: — Бред, конечно. Не знаю уж, почему ластоногих нурхи — малую нежить, которая похожа на волосатые бревна с хвостами, в легендах воспели как пугливых прелестниц. Похоже, первый менестрель женщин лет сто до этого не видел, раз принял нежить за красавицу.

— Ты говорила о драгоценностях, — перебив, напомнил Джером.

Я смерила наглеца взглядом. Смуглый тут же поднял ладони в типично мужском жесте «сдаюсь, каюсь, был не прав, хотя и не понял, в чем именно», а я продолжила:

— Так вот, об алмазах. На самом деле это пот. Он столь ядреный, что, испаряясь, превращается в кристаллы соли. Их-то некоторые охотники за алмазами и считают драгоценными.

Мой взгляд случайно скользнул по вытянувшемуся лицу госпожи Брас, и я поняла: только что я стала убийцей, своими словами укокошив веру трактирщицы в сказку.

— Так у них не было шансов разбогатеть? — глухо вопросила хозяйка.

— Ни единого, — подтвердила я.

— А я помню, как тогда с их приездом Хеллвиль чуть ли не лихорадка охватила. Многие подорвались на болота, захотели болотницу поймать. Даже пришлый маг, и тот ударился в поиски, — тоном «нака-сь выкуси, ведьма» добавила хозяйка.

Дескать, ты, темная, все придумала про пот. Но мы, простые люди, точно знаем, что есть в топях дева, плачущая алмазами. Главное, ее поймать и как следует за косицу дернуть. Аль лука под нос подсунуть, чтоб рыдала взахлеб. Вон белый пришлый маг точно знал, иначе не пошел бы на болота.

Она все говорила и говорила. А мы с Эррианом переглянулись. Не знаю точно, о чем думал темный, но сдается мне, наши мысли были не так далеки друг от друга. Да и в глазах Джерома застыл немой вопрос: а случайно ли в Хеллвиль приехала та семейка? Не была ли их алмазная охота отвлекающим маневром, чтобы один маг преспокойно шнырял по тоням?

Даже Астор, ни разу не маг, и тот задумчиво потирал подбородок. А трактирщица между тем все говорила. Слова били из нее, как хлещет из дыры, пробитой в бочке, вино.

— Ох, и намучилась я пол вытирать тогда. У всех сапоги были в тине, грязи да глине.

Глине? Глине… Мысль-вертихвостка настойчиво крутилась в голове, ускользала, не давая за себя уцепиться.

— А может, еще чего, кроме грязного пола, помнишь? — Эрриан ударил ладонями об стол, перегнувшись через него и нависнув над сидевшей на табурете госпожой Брас.

Браслеты на его запястьях лязгнули. Трактирщица съежилась, ее плечи приподнялись, а голова, как у болотной черепахи, наоборот, ушла вниз.

Но это я отметила лишь краем сознания. Гарлий… Вот оно!

Гарлий — металл жутко редкий, ценный и дорогой, который впитывает чары, как губка. Пожиратель, сильный маг, что не может никак восстановить резерв. В окрестностях нет ни одного мага. Наглая шумерлинская нежить, которая, как и всякая нежить, предпочитает места с минимальной концентрацией силы. А что, если… Лекции по геологии я не то чтобы сильно любила. Все же это не тот предмет, который жизненно необходим целителю, но…

Всего я не помнила, нужно было кое-что уточнить.

— Мне срочно нужно глянуть в конспект одной из лекций.

— Чего? — оторопело вытаращился смуглый.

Думаю, скажи я, что отлучусь, потому как слегка рожаю, он бы и то не так удивился. Ведь бывают у трепетных дев подобные конфузы после насыщенной ночи. Впрочем, месяцев через девять. Да кто нас, светлых целительниц, знает. Но чтобы наутро после разудалого веселья даму резко тянуло к знаниям в библиотеку или же к старым свиткам с академическими записями…

Я подорвалась с места и арбалетным болтом устремилась к выходу.

— Эй, а ты куда? — возмущенно крикнул пожиратель у меня за спиной.

— Мне тоже нужно почитать тот конспект, — услышала я приближающийся голос Эрриана.

— Вы там только сильно не зачитывайтесь! — Насмешливое напутствие Джерома догнало уже на крыльце.

Снег скрипел под подошвами, врезаясь в кристальную тишину раннего утра, когда приличные горожане еще нежатся под теплыми одеялами на пуховых перинах, досматривая сны. И не сильно приличные горожане тоже особо на улицу носа не кажут. Ибо не следует без важной причины студить ту часть тела, которую с большим удовольствием можно сунуть в чужие дела.

— Магда, ты что-то поняла? — все же не выдержал Эрриан, молчаливо шедший рядом.

Облачко пара, вырвавшееся при этом из его рта, рассеялось пугливой дымкой, подтверждая, что, пока мы были в трактире, мороз заматерел и сковал льдом не только болота окрест, но и мои мысли.

Я остановилась. Выдохнула, задрав голову и уставившись в вечное звездное небо, словно ища в нем подтверждения моей догадке. Сияющие огни, которые боги когда-то щедрой рукой высыпали на бархат ночи. Если просто посмотреть, то кажется, что в них нет никакого порядка. Но если приглядеться… Сейчас мои мысли — словно звезды, которые начали складываться в созвездия, приобретать свою логику и четкие линии.

— Магда? — напряженно спросил Эрриан.

Я прикрыла глаза, глубоко вздохнула и задала вопрос, который лунный от меня вряд ли ожидал услышать:

— Почему ты оказался именно здесь?

Я говорила спокойно, так, чтобы не потревожить чуткое дыхание ночи, ее очарование. И кончики пальцев уже были ледяные, и холод забрался под плащ, но мне хотелось вот так стоять. Просто стоять в безвременье. Наслаждаться этим мигом и тем, с кем я этот миг делила.

Он не ответил. Просто осторожно взял меня за плечи. А когда я опустила запрокинутую голову, то увидела перед собой лицо лунного. Внимательный взгляд, в котором отражались звезды. А еще — тревога. За одну сумасшедшую ведьму.

— Итак. Почему?

— Это был подарок императора, — не понимая, к чему я клоню, ответил Эрриан. — И приказ. Я не мог не принять. И ослушаться тоже не мог. К тому же это тихое место. И если я сорвусь, если браслеты не выдержат, а Джером не успеет меня убить, в чем я сильно сомневаюсь, то разрушения будут не столь велики.

— А зачем именно сюда? Неужели во всей Темной империи только Шумерлинская топь столь малолюдна, что если бы ты сошел с ума, то убил бы лишь тех, кого не сильно жалко?

— Есть другие места, — нахмурился лунный. — Кровавый остров, например. Рядом с уделом Найрисов — Пижанские леса. Там тоже дикий край, где водятся вурдалаки. Да, ты права. Хоть в Темных землях после великого прорыва народу и стало больше, но мест, чтобы издохнуть в одиночестве сумасшедшему магу, предостаточно.

Он чуть склонил голову и задумчиво добавил:

— Считаешь, что я тут оказался не просто так?

— Считаю, что твой бывший работодатель тот еще прохвост, который даже из твоей смерти решил извлечь выгоду. Если ты присоединишь топи и Хеллвиль к Темным землям не только номинально, как было до этого, но и реально, — твой император в плюсе. Твоя магия рванет — опять же не разнесешь все вокруг. В общем, как ни поверни, твое начальство далеко не в минусе. Так что требуй с него компенсацию за моральный ущерб!

— Магда, темные имеют весьма смутные представления о морали в принципе… — усмехнулся Эрриан.

— То есть то, что тебя используют как стража, который удержит власть в приграничных землях, а если и умрет, то не жалко, — тебя не смущает?

— Нет. Это меня бесит, — сказал Эрриан тоном человека, высчитывающего, сколько же в золоте весит его раздражение. — Кстати, а почему я не разнесу ничего, если браслеты не выдержат?

— Потому что у меня есть подозрение, что местные болота таят в себе не только неисчислимые запасы нежити, но и руду гарлия. — И пока Эрриан не успел возразить, я запальчиво затараторила: — Сам посуди: тут магия не накапливается. Во всяком случае, в больших количествах. Это у меня резерв почти нулевой. С ним не поработаешь, но зато ему достаточно крох, чтобы наполниться. Гарлий же поглощает магию. Именно по этой причине его залежи не обнаружить никакими амулетами. А пласт руды под Шумерлинской топью — это огромная такая пористая губка, что впитывает разлитый в воздухе естественный магический фон, который тут понижен. И это уже — причина обилия нежити. Именно по этой причине отряд боевых магов, проходя здесь, не смог восстановить резерв и сгинул в топи. И как следствие — появился кто-то из теней.

— Тот самый маг, что возжелал слез болотницы… — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Эрриан.

— Вот только я хотела уточнить в записях, встречается ли гарлий в болотистой местности. А то все известные его месторождения рядом с пиками Трезубца Смерти.

— Ты точно целитель? — нахмурился Эрриан, словно заподозрил во мне некроманта.

Нет, конечно, и тот и другой имеют общие черты. Например, возвращают с того света, и нас даже можно перепутать.

— Почему спрашиваешь? — удивилась я.

— Конспект, в котором есть упоминание о гарлии…

— В академии не было преподавателя по магическому праву. А финансирование было. Ну, ректор не растерялся и пустил целевые деньги из имперской казны по назначению: на зарплату преподавателя. А то, что тот читал слегка не ту дисциплину… Подумаешь. Хотя магистр Мрот — маг земли, душой и телом преданный геологии, честно старался читать право. Но талант не только не пропьешь, но и не закопаешь, прикрыв сверху тоненькой брошюркой по праву, которую магистр и штудировал. В общем, каждую лекцию он честно начинал цитатой из оной и неизменно скатывался к горным породам, тектоническим сдвигам.

— Интересная у вас академия, — хмыкнул Эрриан.

— И это говорит темный, поселившийся в Хеллвиле.

— И правда, о чем это я… — Улыбка коснулась губ лунного.

Она была теплой, она согревала, она… и тут я поняла, как тяжело подбирать солнечные эпитеты, когда на дворе ночь, а зуб на зуб не попадает от холода.

Сейчас дубак стоял почище, чем в покойницкой, где проходили не только чревосечения трупов, но и практикумы у адептов-целителей. А еще вокруг была тишина. Такая глубокая, ночная. В подобной хорошо не только проводить вскрытие, но и скрывать тайны. Увы, не все. Например, того, что я замерзла ужасно, не удалось бы скрыть ничем. Ну, кроме плаща, подбитого мехом.

Видя, как магесса обыкновенная превращается в магессу, трясущуюся от холода, Эрриан снял с себя курткуи накинул на меня.

— Ты замерзнешь, — попыталась я возразить.

— Знаешь, не только у вас в академии были свои особенности, — вздохнул Эрриан. — Все четырнадцать лет, что из меня готовили телохранителя, каждое утро в северной крепости начиналось с того, что нас будили, и мы босиком, в исподнем выбегали на снег. А затем ныряли в прорубь, выскакивали и бежали до тех пор, пока рубашка на теле не высохнет. — Он повел плечами, разминая их.

— Ты не бежишь, — заметила я.

— Ну так я и не нырял сегодня в ледяную воду. — Он жестом показал на сухую рубашку. — Но я буду очень признателен, если ты перестанешь любоваться на звезды.

Надо ли говорить, что до моего дома мы добрались в рекордные сроки? Меня подгоняла… нет, не совесть, ее у целителей не больше, чем у темных, а практичность: если Эрриан все же сляжет с горловой жабой, то лечить-то его мне.

Переступив порог и затворив дверь, я поняла, что, несмотря на теплую куртку темного, холод не отпускает. Особенно досталось пальцам, которые не желали слушаться до конца. Красные, холодные, негнущиеся. Они стали такими после того, как дар угас. Не знаю почему, но… вот так реагировали на холод. Надо было рукавицы брать! Руки целителя — его главный инструмент. Не заклинание и скальпель, а именно руки.

Я растирала их друг о друга. Нещадно, но они лишь побелели.

— Дай согрею, — видя мои попытки, произнес Эрриан.

Не дожидаясь ответа, шагнул и взял мои ладони в свои. Простое прикосновение. Почти целомудренное. Сначала. Но едва кожа коснулась кожи, как меня словно током ударило. На задворках сознания забилась пойманной в силки птицей мысль, что, если я прямо сейчас, сей же миг выдерну руку, развернусь, убегу, возможно, у меня еще будет шанс. Но я не выдернула. И не убежала. Мы так и продолжали стоять, глядя глаза в глаза.

Мои пальцы. Его кожа. Она была чуть загрубевшая, с мозолями и ссадинами. Руки Эрриана, сильные, надежные, они не держали — поддерживали, дарили тепло. А еще в них хотелось остаться. Ощущать то, как они тебя обнимают, ласкают.

— Позволь… — Голос. Хриплый. Надтреснутый.

Вместо ответа я лишь чуть качнулась вперед. Этого оказалось достаточно.

Его ладони скользнули по моим запястьям, предплечьям, плечам, чтобы притянуть, взять в плен. Он наклонился, и его губы коснулись моих. Эрриан целовал меня. Нежно. Чутко. Ртом. Языком. Дыханием.

Это было какое-то темное колдовство, которому не было ни сил, ни желания сопротивляться. Осторожность сменилась уверенностью. А внутри меня разгоралось пламя удовольствия. Холод исчез. Совсем. Словно его и не было вовсе. Будто и не стояла я под морозным небом, не зябла под плащом и курткой.

Эрриан обещал согреть и согревал. И я тянулась к его огню. Я его хотела. Мне надоело сопротивляться. Эту битву с собой я проиграла. Возможно, потом я буду жалеть. Но не сегодня. Не сейчас.

Меня подхватили на руки, не отрывая губ, а потом я не заметила, как оказалась в собственной спальне. Слишком маленькой для нас двоих. Холодной из-за все еще не вставленного взамен разбитого стекла. В дыре торчал скомканный плед. Но нам обоим было наплевать.

Поцелуи. Сейчас в них уже не было нежности. Дикость. Страсть. Мы были голодными, жадными друг до друга. До прикосновений.

Эрриан оторвался на миг. Лишь затем, чтобы поцеловать вновь. И еще раз. И еще. Уже шею, спуститься к ключицам. А я, откинув голову, жадно вбирала его прикосновения, дышала ими.

Я ощущала бешеный стук сердца, зашкаливающий пульс, что набатом грохотал в ушах. Казалось, моя кровь вот-вот закипит. Эрриан обжигал. Воспламенял. Сводил с ума.

Мои плащ и платье, его рубашка и штаны, шурша, упали на пол. Скрипнула кровать, принимая вес наших тел. А моя рука легла Эрриану на спину. Прошлась по ложбинке позвоночника. Разгоряченный. Мощный. Твердый, как сталь, в своих намерениях. И я, податливая, словно ртуть, в его руках.

Тяжесть тренированного мужского тела вжала меня в простыни. Я ощущала ее и наслаждалась ею. И пила эту звездную кристальную ночь. Время наших с Эррианом откровений, признаний, для которых не нужны слова. Мы говорили телами, признавались в любви и отдавали себя друг другу без остатка.

Мои пальцы скользили по его спине, чувствуя, как под ними перекатываются жгуты мышц. Мой висок опаляло хриплое дыхание темного. Да и мне самой не хватало воздуха в этом диком водовороте. Наша страсть, ярость, отчаяние, надежда, несдержанность и желание насытиться друг другом сводили с ума. Мы были на грани, балансируя и не боясь сорваться. Потому что знали — лишь в падении будем по-настоящему живы.

Возбуждение. Его. Мое. Оно, рожденное из прикосновений, близости тел и душ, было упоительным. Ладонь темного легла на мое бедро, скользнула ниже, еще ниже. Вызывая волну насаждения. Вырывая из груди стон, заставляя дрожать.

— Ты. Первый, — смежив веки, выдохнула я.

Признание, которое заставило Эрриана на миг замереть.

А когда распахнула глаза, то увидела взгляд, в котором плясало бешеное пламя. Горячее дикое пламя… И упоительная нежность прикосновений. Он приручал меня, давал возможность привыкнуть. Но мне хотелось больше. Быстрее. Мне хотелось его всего.

Кто первый из нас сорвался? Не знаю. Не знаю и не хочу знать. Когда холод ночи превращается в пожар, когда не слышишь звуков, не видишь ничего вокруг, только его. Какая, к демонам, разница?

Браслеты на его руках раскалились, но никто из нас не заметил этого.

Его толчки в моем теле. Его губы на моей коже, мои отметины, располосовавшие его спину, и удовольствие, накрывшее волной, которая крутила нас, переворачивая, меняя небо и землю местами, даря фейерверк ощущений, ярких красок, острых, оголенных чувств.

Мы не просто хотели обладать друг другом. Это было нам жизненно необходимо. Мы не сдерживались. Поцелуи-укусы. Отметины, которыми мы клеймили друг друга. Толчки тела, вбивающегося в тело. Он — мой. Я — его. Мы — одно целое.

— Я хочу, чтобы ты кричала для меня. — Это были последние слова, которые я запомнила, прежде чем забыться, утонуть в удовольствии, которое дарил темный.

И я кричала до хрипоты. Выгибалась, подаваясь ему навстречу. Мы сливались, чтобы умереть и родиться вновь. Это была наша звездная ночь. Темная, холодная, зимняя. Наша.

И мы лежали на сбитом белье обессиленные, изможденные, покрытые испариной, с гулко стучащими сердцами и… сумасшедшие от счастья. Моя рука покоилась в руке Эрриана, а я вся — на его теле. Потому как темный оказался не только собственником, но еще и — страшно подумать — бережливым собственником, который заботился о здоровье одной ведьмы. Он заявил, что постель холодная и я могу замерзнуть. А он — теплый. На нем замерзнуть труднее. А я, укрытая сверху плащом, не возражала.

— Магда, — внимательно глядя мне в глаза, начал лунный, — ты как-то заметила, что темные не признаются в любви. Это так. Потому что телом мы можем любить многих, но душою — никого. Потому и сильны.

Мое сердце при этих словах пропустило удар. А потом захотелось вскочить. Но Эрриан словно почувствовал это и крепче обхватил меня, не дав дернуться.

— Но сегодня в трактире, когда в тебя полетел клинок, я вдруг понял, насколько мне дорога одна светлая ведьма. Стоило только встретить ее, и все… Другие девушки перестали для меня существовать. Сегодня, когда я взял твои руки в свои, я осознал, что отныне с темными лэриссами мне будет скучно, со светлыми — смертельно скучно. Ты — моя, мой билет в один конец. Потому что светлая ведьма — это любовь. Демонически сложная, с поехавшей крышей и взбесившимся даром, что бурлит внутри, но любовь. Ты моя единственная, и другой мне не на…

Это были самые потрясающие слова, которые я когда-либо слышала. Но вот дослушать… Кровать. Моя старенькая кровать, ножки которой были подъедены древоточцами, не вынесла бремени любви одной светлой целительницы и темного мага.

Они подломились. Все четыре сразу. И мы надгробной плитой рухнули на пол. На миг мне показалось, что еще немного — и это падение из случайного превратится в эпическое, когда проломится пол и мы окажемся на первом этаже. А утром горожане придут разбирать обломки и…

Но время шло, а мы с Эррианом оставались на месте. И по наглой морде темного было видно, что он вообще не озабочен тем, что мы можем куда-то там провалиться. Хотя ему, сыну Мрака, не привыкать. Он же регулярно в эту свою Бездну проваливался. А она, сдается мне, пониже первого этажа моего дома будет.

— Магда, — прищурился лунный, которого сейчас ничто не могло смутить, даже появление в моей спальне императоров. Обоих сразу. Вместе со свитами. И кабинетами министров. И… — Скажи, я чернокнижник твоего сердца?

— Нет, ты вампир моей печеночной вены! — вырвалось непроизвольно.

В конце концов, ведьма я или нет? Имею моральное право полюбоваться на удивленную физиономию одного темного. Правда недолго, потом надо будет резво подрываться и давать деру. Иначе тебя подомнут под себя и надругаются, лишив уже не девичьей чести, а иллюзий насчет того, что над темными можно безнаказанно шутить.

Еще один поцелуй Эрриана обещал, что моего признания он будет добиваться долго, настойчиво, до моей полной безоговорочной капитуляции. Я, к слову, была совсем не против такого развития событий, ощущая себя сытой кошкой, которая, несмотря ни на что, не прочь получить добавки. И именно в этот момент на улице под моим окном раздалось:

— Госпожа ведьма! Магда! Я люблю вас!!!

То, как мигом помрачнел и подобрался Эрриан, без слов говорило: тому, кто пришел сейчас под мои окна, — не дожить до рассвета.

— Кто это?

— Пока не знаю, но я пошла искать сушеный подорожник, — вздохнула я и попыталась встать, елозя по лунному. — У меня где-то должен был еще остаться…

Темный озадачился. Но руками, не участвующими в мыслительном процессе, едва я начала сползать, тут же схватил меня за талию и вернул на место.

— Зачем тебе подорожник? — спросил он.

— Ну… Ты сейчас выглядишь таким… решительным. И я думаю, без хука вряд ли обойдется. А так… Ты врежешь, я сразу приложу, чтобы тот несчастный, кем бы он ни был, еще раз сюда уже за целительской помощью не приходил.

— Я сам приложу. И подорожник, и об косяк, — фыркнул Эрриан и, аккуратно приподняв меня, выскользнул.

Тюфяк, на котором я осталась лежать, и вправду был не столь удобным, как грудь Эрриана.

— И даже думать не смей выглядывать, — сурово произнес — он. И, перехватив мой недоуменный взгляд, добавил: — В таком виде. А сейчас закутайся в плащ получше.

— А ты надень штаны, — тут же парировала я. — А то отморозишь еще что-нибудь. Пока будешь драться. И рубашку тоже.

— Тебя смущает мое обнаженное тело? — хмыкнул темный.

— Целителя так же тяжело смутить обнаженным телом, как феникса — смертью, — фыркнула я. — Просто лечить твое захворавшее тело придется мне. И поверь, если ты начнешь чахнуть, я на тебе оторвусь по полной.

Эрриан представил. Проникся. И штаны таки натянул. На рубашку его мужского испуга уже не хватило. Затягивая завязки на талии, он подошел к окну. Удивленно уставился на него, будто впервые увидел в разбитом стекле затычку из пледа. Миг раздумывал, то ли вытащить его, то ли открыть створки, за которыми нежданный воздыхатель уже начал голосить что-то романтичное. Наверное, балладу. Судя по корявости строк, собственного сочинения. Аккомпанемент из треньканья на одной нервной ноте проходил под лозунгом: «Кому хочу сыграть на лютне, тому от счастья не спастись».

— Выгляни ко мне, лэрисса Магда, из окна, — начал заунывно подоконный гость.

Я хмыкнула. М-да. По первой строчке идентифицировать несчастного самоубийцу не удалось.

— Ты меня не от приступа сердечного спасла, — поднатужился и выдал он под горестное «трунь-трунь».

Правда, и эта информация мне мало помогла. А Эрриан между тем выдернул плед и попытался просунуть голову в дырку, проделанную в стекле селезнем.

— Ты еще крякни туда, — посоветовала я, давясь смехом.

Взгляд темного, в котором плясали демоны, остановился на мне, не обещая ничего… пристойного.

— Вот погоди, придушу этого менестреля… — лениво протянул он, и по моей спине брызнули мурашки. И вовсе не от холода. Наоборот, стало так жарко, что хоть окно нараспашку открывай.

Лунный отвернулся и взялся за шпингалет.

— Ты мое тело от демонов избавила… — особо пронзительно взвыли на улице.

И я наконец поняла, что под окнами несчастный служка. Поскольку в Хеллвиле никого больше я душевно не спасала. Только телесно. И то, если страждущим удавалось набраться храбрости и прийти за помощью к ведьме.

— И совесть мучиться заставила. И теперь мой долг — отплатить тебе той же монетой…

Какой «той же»? Теперь он будет летать на метле, а я за ним гоняться с ножом по крышам? Спасибо, не стоит.

— Прошу, ведьма, стань женою моей за это… — голосил он.

Да! Со стихосложением у парня было туго, зато с самовыражением — полный порядок. Но, судя по утробному рыку Эрриана, ненадолго.

— Какая, к демонам, жена? — рявкнул темный, распахнув створки.

В комнату тут же ворвалась зима, а из комнаты, правда наполовину, — лунный. Он перевалился через подоконник.

— Ой. — Очередное «трунь» оборвалось. А за ним раздался совершенно обескураженный голос:

— Господин темный, а где госпожа Магда?

На мой взгляд, совершенно идиотский вопрос, учитывая, в каком виде был Эрриан.

— Я вместо нее, — отчеканил лунный.

— А вы можете все же позвать Магду? — видимо собрав все свое мужество, произнес служка.

Я посмотрела на напряженную спину темного. Да, Эрриан мог быть хладнокровным, расчетливым, надменным, сдержанным, умным. Но не сегодня. Чувствую, не сегодня.

— Только на твои похороны, труп.

— Она спасла меня от одержимости, теперь мой долг — спасти ее душу от Мрака. Пусть темная ведьма и осквернена Тьмой, но я готов посвятить себя тому, чтобы обратить Магду к Свету. Поэтому я женюсь на ней, той, которая меня спасла.

— Парень, если ты хочешь жениться на том, кто изгнал из тебя демона, то у меня для тебя плохие новости, — усмехнулся Эрриан. И добавил: — Это я выбил из твоего тела выходца Бездны.

Надо ли говорить, что после такой новости запал служки как-то иссяк.

— Госпожа Магда, я знаю, что вы там. Это правда? Отец Панфий сказал, что вы спасли меня. — И столько неподдельной детской обиды было в голосе — хоть на развес продавай, хоть оптом.

— Давай я ему скажу, — шикнула в спину беловолосого, — он ведь не успокоится.

Эрриан обернулся. Ничего не сказал, лишь выразительно глянул на меня. И я вдруг сразу почувствовала, что на мне ничего нет, кроме наброшенного на манер одеяла плаща.

— Ну, нет так нет. Не больно-то и хотелось, — буркнула себе под нос, пряча и лицо, и уши под плащ.

— Это правда, — вместо меня ответил Эрриан. — И поверь мне, парень, жениться ради спасения души ведьмы — гиблое дело. Гораздо больше шансов убедить упыря, что с осиновым колом в груди ему будет лучше. Или уговорить закоренелого волколака-людоеда стать вегетарианцем. Мой совет — забудь о Магде. И святой, взяв в жены ведьму, через пару лет станет первоклассным некромантом. Даже если до этого трупов боялся до дрожи в коленках и считал, что в склепах прятаться от супружеского долга недостойно.

В Эрриана полетела подушка. Он, не оборачиваясь, увернулся, словно заранее тренировался. Мой снаряд улетел в открытое окно, а темный нахал невозмутимо продолжил:

— И да, о том, чтобы «посидеть, пропустить кружечку со старыми светлыми друзьями», если решил жениться на темной, тоже можешь забыть. Будешь якшаться только с чернокнижниками, черными алхимиками, пожирателями. Зато она будет улетать на свои шабаши демон знает куда. И никогда не догадаешься, на каком уровне Мрака ее искать. А вернется — вся укатанная в зюзю и обколдованная в дымину. Тебе оно надо?

— Я сейчас одного темного тихо благословлю… — пообещала зловеще. — А если не достанет слово, откат получишь скалкой!

Ну, лунный, ну, гад!

— Пожалуй, вы правы. Холостым оно как-то безопаснее, наверное, — прозвучало уже совсем растерянно. Лютня последний раз печально тренькнула, а затем послышались скрипучие шаги.

Впрочем, как-то не удаляясь, а топчась на месте, словно служка еще до конца не определился: спасать ведьмину душу браком или свою — безбрачием.

— А что, если все же… — начал было служка.

— Поверь мне, с ведьмой в браке может выжить только темный. — С этими словами лунный захлопнул окно.

— Скажи это Гардерику Бьерку! — вставая с кровати гремучей змей, начала я.

— То, что один светлый больше трех столетий назад сумел долго и счастливо прожить в браке с темной ведьмой, — только подтверждает правило! К тому же он был боевой маг! И дракон. Правда, ящером он оставался только до встречи с Ви из рода Сумеречных ведьм. А потом что случилось, напомнить? — обернувшись ко мне и многозначительно сложив руки на груди, осведомился Эрриан. — А этот парень — обычный человек. Пожалей его… — Он сделал выразительную паузу и добавил: — А меня можешь не жалеть. Совершенно и абсолютно.

— Не жалеть, говориш-ш-шь, — зашипела я, прикидывая: придушить или отравить?

— Да, я мало того что темный, я еще и Меч Темного Владыки, поэтому морально и физически готов ко всему, даже к браку.

И именно в этот момент в дверь постучали. Настойчиво. Словно тот, кто тарабанил, принял решение и боялся передумать.

А мне и раздумывать было не надо. Я схватила плащ, завернулась в него так, что открытыми остались только лицо и ступни, подорвалась с места и кинулась вниз.

Если портить себе репутацию, то самой и качественно, а не доверять это лунным дилетантам. Сейчас доходчиво и ясно объясню служке, что нам к алтарю слегка не по пути.

Простучала босыми пятками по лестнице, через сумрак зала и распахнула дверь со словами:

— Давай договоримся раз и нав…

Не успела. Сталь врезалась в плащ, пробив грудь навылет. Я захлебнулась вдохом.

Порою время летит спущенной с тетивы стрелой. Иногда оно замедляется, растягиваясь каплей клейкой смолы. А бывает, оно просто замирает. И один миг длится и длится.

В такие моменты безвременья вспышка молнии, которая обычно разрубает небо так, что не успеваешь опомниться, словно нехотя крадется меж облаков. Она разламывает тучи, ветвится, раскрывается так же неторопливо, как лепестки розы на рассвете. Но самое поразительное, что ты можешь это увидеть. Вот и сейчас.

Наверное, удар кинжала выбил из моей груди не только воздух, но и душу. Иначе почему я видела все происходящее, будто со стороны? Вот мое тело, которое начало падать слишком медленно, пядь за пядью приближалось к полу, погружаясь в сумрак. Медленно. Очень медленно. Взметнувшиеся полы плаща, казалось, и вовсе недвижимо зависли в воздухе.

Вот Эрриан, разрывая пространство и время, промчался вниз. Он был быстрый. Даже в этом замершем мгновении темный оказался единственным, кто способен двигаться. А не созерцать.

А вот я впервые увидела, как можно убить голыми руками. Всего одно движение — и ребро ладони, ударившее в кадык, сломало хрящи. Я, как целитель, могла точно сказать — после такого прямая дорога за грань.

Выпученные глаза нападавшего начали медленно расширяться от боли. Рот открылся в беззвучном крике, а руки Эрриана уже подхватили мое так и не успевшее упасть тело. А я… Я смотрела в лицо своему персональному кошмару.

Корнуолл.

Тот, из-за кого я лишилась дара, а брат едва выбрался из дурмана «звездной пыли». Избалованный сын главы торговой гильдии, который ради забавы рушил чужие жизни. Меньше всего я ожидала увидеть его на своем пороге. Да еще таким: с клинком в руках, одетого, как последний оборванец, с ввалившимися глазами, густой неопрятной щетиной, тощего как щепка. Грязного и вонючего. От былого лоска не осталось ничего.

Зато во взгляде, когда он вонзал сталь, сияло торжество. И сейчас оно сменялось удивлением. Корнуолл так и не понял, что умирает. Что он был уже мертв, еще не рухнув на порог. Как и я.

А потом боль пронзила тело. Она была резкой, всепоглощающей, утягивающей меня обратно в тело. И время вновь убыстрило свой неумолимый бег.

Вдох напополам с кровью. Я им захлебывалась, хрипела. Корнуолл упал уже бездыханным, скатившись по ступеням вниз. Порыв ветра, ударивший в дверь, захлопнул ее, погрузив нас во мрак.

Сознание уплывало, а я слышала лишь отчаянный крик Эрриана:

— Нет, Магда! Не-э-эт!

А я… Теперь ощущая пробитую грудь, я точно знала: мне отпущено еще несколько ударов сердца. Потом кровь из пробитой вены зальет легкие, и я утону в ней. Может, окажись рядом сильный, опытный целитель, у меня бы и был призрачный шанс. Но мы — в Хеллвиле. Дикое Приграничье. Вокруг — Шумерлинская топь и нежить. Так что… увы.

— Не уходи… — В голосе Эрриана звенело отчаяние.

Сильный. Смелый. Этот темный, казалось, мог исправить все. Кроме смерти.

Я хотела сказать. Мне казалось это важным. Очень. Но мысли путались. Губы и язык — не подчинялись. Перед глазами стояла алая пелена.

— Эйта, Мрак тебя раздери, где ты, сволочь рыжая! Я согласен!!! — зарычал лунный.

Вспышка, озарившая зал, была ослепительной. А вслед за ней раздался торжествующий голос Дарящей Безумие:

— Ну наконец-то!

— Но у меня условие — она должна жить. Я сам добровольно шагну в твое царство. Но пусть Магда живет.

Я ничего не видела. Лишь слышала. И в голове билась лишь одна мысль: Эйта все же смогла добиться своего. Свести с ума темного. С моей помощью. Хотелось закричать: нет, не надо, зачем?! Но я не могла даже вздохнуть.

— Через несколько ударов сердца она умрет, и ты провалишься в безумие и так, — хмыкнула белка.

— После твоих слов — нет. Мне хватит разума добраться до Джерома. Надо ли говорить, что сделает со мной пожиратель… — Голос темного был холоден как лед.

Сын Мрака. Тот, кто способен выйти на бой со смертью и победить. Тот, кто способен выторговать у Дарящей Безумие жизнь любимой. Пусть в уплату отдав свою.

— Ты не посмеешь, — прогремела белка.

— Хочешь проверить?

— Я не целитель, я не могу спасти ее, — нехотя призналась Эйта. И тут же, словно ее посетило озарение, она провозгласила: — Зато ты сможешь!

А дальше были странные звуки. И за ними — лязг металла.

— Ну, чего ждешь, — недовольный окрик Эйты. — Я зря, что ли, замки на твоих браслетах вскрывала? Все когти обломала! Давай шевелись! Возьми ее мету и отдай ей свою. У тебя сильный дар. У нее — знания, которые позволят его направить.

Что Эрриан ответил — я уже не слышала. Зато ощутила: меня буквально заливает потоком силы — дикой, несущейся, словно лавина. Она заставила мое тело выгнуться дугой, как если бы в него ударила молния. А затем еще и еще. По руке будто поползла огненная змея, обвивая сначала запястье, предплечье, плечо, переползая на шею, чтобы там, у основания черепа вгрызться в плоть.

Но вместе с болью я ощущала и силу. Ушедшую, почти забытую.

Лечить себя тяжело. Порою — даже невозможно. Но я хотела жить. Очень. Хотя бы ради того, чтобы плата Эрриана не оказалась напрасной. И мысленно уже приготовила матрицу заклинания: восьмой порядок — мой прежний максимум.

Главное — ликвидировать кровь из пробитого легкого, чтобы сделать вдох. Потом — чуть отодвинуть острие и срастить стенку рассеченной вены. Иначе я банально умру от кровопотери. И лишь потом вытащить кинжал. А дальше — руна «Норхо», наложенная на тело, чтобы не пошло заражение, которому достаточно нескольких ударов колокола — и при недосмотре врачевателя можно провалиться в горячку.

Обо всем этом я думала отстраненно, как целитель. Отключив все эмоции, уйдя в своеобразный транс, один неверный шаг в котором — и я окажусь уже за гранью. И не сразу поняла, что мое тело, получив новую силу, взяло и часть ее способностей. Измененная мета Эрриана. Нестабильная, но позволявшая его телу излечиваться гораздо быстрее. Если бы не она — я бы не успела. Ни влить силу в матрицу, ни тем более замедлить ток крови, чтобы срастить рассеченные края вены.

(обратно)

ГЛАВА 12

Сила Эрриана. Она не только питала меня, но и исцеляла. Лечила без заклинаний, ускоряя в несколько раз процессы заживления.

Вдох. Первый, болезненный, рвущий грудь и ломающий ребра, вышел рваным. Я все еще ничего не видела. Было ощущение дичайшей перегрузки, словно я сдуру сиганула на запредельную морскую глубину, а добравшись до дна, оттолкнулась и выплыла на поверхность. Хотя уже сама не верила, что смогу. И сейчас — заполошно билась руками о воду, пытаясь осознать, кто я и где.

— Вынь. — Хриплый голос ведьмы, которую душили-душили, но так и не смогли додушить, вышел тихим.

Но Эрриан его расслышал и, не спрашивая, очень осторожно начал вытаскивать лезвие из моей груди. Сталь чудом не задела сердце. Да, острие прошло рядом с веной, частично повредив ее, но все же это дало те несколько мгновений, чтобы Эрриан выторговал меня у смерти.

И едва я пришла в себя, как Эйта потребовала плату:

— Ну-с, дорогой Меч, добро пожаловать в мои владения… — Она распахнула лапы в стороны.

А я, сидящая на полу в луже собственной крови, с запекшейся багровой коркой там, где еще недавно торчал кинжал, начала осознавать, что произошло. Не понимать, констатируя факты, а осознавать целиком и полностью. И у меня возникли вопросы. И первый из них — что здесь делал Корнуолл?

— Я готов.

А вот Эрриану было не до размышлений. Темный — воин. И сейчас он готовился умереть.

Он наклонился, подбирая с пола браслеты и, видимо, хотел защелкнуть их вновь на своих запястьях.

— Какой осторожный, — фыркнула в усы белка, дернув хвостом. — Ну, если хочешь… Хотя я смысла не вижу. Ты же не только ей свою мету отдал, но и ее мету забрал себе. А вместе с ней — и силу. Так что теперь станешь тихим, мирным сумасшедшим. Если и разнесешь, то разве что пару полок в лавке… — Она цыкнула зубом и следующую фразу произнесла нарочито торжественно: — Ну а перед безумием разрешите, дорогие молодожены, официально вас поздравить с бракосочетанием!

— Каким еще, горловую жабу тебе хроническую с чахоткой, бракосочетанием? — хрипло рыкнула я.

Ответил Эрриан, опередив довольно сверкавшую глазами-бусинами белку:

— Маг, я не просто отдал тебе свою мету, но, чтобы сила перешла быстрее, еще и забрал твою. Извини, но светлой тебе больше не быть. Твой дар целителя теперь питает темная сила.

— А по традициям темных, именно обоюдный обмен метами и означает церемонию бракосочетания. Правда, ее еще можно отменить через оборот луны. Но это не ваш случай. Сейчас Эрриан быстренько сойдет с ума, и я закрою квартальную ведомость.

Белка эффектно щелкнула лапами. Я не успела даже вскрикнуть, как тело лунного окутала дымка. А затем он, как стоял, так и упал на колени, чтобы затем уже рухнуть на пол. Его пальцы заскребли по доскам, оставляя борозды. Голова заметалась из стороны в сторону. Безумие. Полное и окончательное. Эрриан ушел в лабиринты Эйты добровольно. И сразу — в самую глубь.

— Ну вот. — Эйта ударила лапой о лапу, словно сбивая с ладоней пыль. — Сейчас прибежит его дружок-пожиратель, увидит, что наш Меч слетел с катушек, убьет его, и ты, моя дорогая Магда, станешь вдовой. Богатой, заметь, вдовой. А все благодаря мне.

Она говорила, а во мне волной поднималась ярость. Но вначале… Заклинание стазиса слетело само собой, надежно сковав Эрриана. Он замер: запрокинутая голова, напряженная шея, на которой проступили жгуты мышц и вены. Тело — сильное, поджарое, словно мгновенно вмурованное в прозрачный лед.

— А не благодаря ли тебе на моем пороге оказался Корнуолл? — спросила я наугад, обернувшись к белке.

Эта паразитка даже отпираться не стала.

— Да, — стряхнув невидимую соринку со свой рыжей шубки на плече, ответила она. — Твой темный никак не желал сходить с ума, время поджимало, и я решила его слегка подтолкнуть.

— Убив меня?

— Но ты же не умерла. — Эйта была непрошибаема, как надгробная плита. Кто-то явно еще не подозревает, что сегодня пойдет на воротник. — И даже если бы он не смог тебя спасти, условия клятвы я бы выполнила — свела бы Корнуолла с ума. Хотя это было бы плевым делом с учетом того, что у его папашки после случая с тобой кончилось терпение. Он больше не захотел покрывать своего сынка. Так и заявил тому: пока не научишься разгребать свое дерьмо сам, я знать тебя не желаю.

Теперь до меня дошло, почему аристократишка был почти неотличим от уличного бродяги. Видимо, отец отлучил его от всего, в том числе и от денег. А Корнуолл решил, что «разгрести» — значит ликвидировать проблему. И раз уж его проблемой была я… Но подумать об этом у меня еще будет время. Если я выживу и не сойду с ума.

— Поскольку свою часть нашего договора ты, Эйта, уже выполнить не можешь… — начала я, выразительно глянув на дверь, за которой лежало тело Корнуолла, — то будем считать, что он теряет силу. — Вторя моим словам, печать клятвы согласно отозвалась теплом, истаивая. — А коли так, то не обессудь, госпожа Дарящая Безумие, но я помогу темному выйти из твоих лабиринтов.

— Ты не посмеешь! — встала на дыбы Эйта.

— Еще как посмею.

— Не пущу!!! — взвилась белка.

Я усмехнулась. Похоже, сейчас впервые в истории Светлых и Темных земель Эйта не сводила с ума, а всеми четырьмя лапами и хвостом ратовала за сохранение рассудка. И у кого? У бывшей клиентки. Рецидивистки по шизофрении.

— А мне дорогу показывать не нужно, я сама знаю.

Истеричное «не-э-эт!» было для меня лучшей симфонией, когда реальность начала закручиваться в спираль. Дверь удлинилась, переходя на потолок, а потом и вовсе завернулась подобно морской волне. Каменные стены превратились в огромный пазл, из которого стали выпадать куски. Реальность разбивалась на звенящие осколки, ломалась, как зеркало, под немыслимыми то выпирающими, то вдавленными углами. Последней исчезла опора под моей спиной, и я полетела вниз, в бездонный колодец, будто кто-то толкнул меня в грудь. Единственное, о чем успела подумать до того, как потеряла сознание: теперь я стала безумным магом с огромной силой, которого Джерому нужно убить в первую очередь. У меня было очень, очень мало времени, если я хочу остаться в живых и найти Эрриана.

На что я надеялась, добровольно шагнув в лабиринт безумия? На себя. На темного. А еще на то, что время в мире Эйты и в реальности течет по-разному. И хотелось бы верить, что этот бег — в нашу пользу.

Я упала на песок. Горячий, жалящий, жесткий. Красная пустыня. Синее до рези в глазах небо, на которое выкатилось и уже стояло в зените безжалостное солнце. Контраст с заснеженной зимой, в которой я недавно еще была, оказался разительным. Впрочем, чему удивляться — это же лабиринт.

Я встала, отряхнулась. Пальцы слегка дрожали, во рту пересохло. Жажда. Надежда. Отчаяние. Их вкус растекался во рту хмельным ромом и полынью.

На мне все так же был плащ, на груди которого зияла дыра от кинжала. Я усмехнулась, посмотрела на руку. От запястья и выше на коже бушевал черный вихрь — мета Эрриана. Значит, магия при мне. А еще при мне знание, что в лабиринте разум определяет реальность. И возможно все, во что ты поверишь. Ну или чего испугаешься.

Зря я вспомнила о страхах.

— Вот арх! — Я выругалась, увидев, как огромная волна песка, будто живая, пришла в движение.

Там, на горизонте, она взяла разбег и начала закручиваться гигантским штормовым валом, поднимаясь вертикальной стеной. Миг — и она закрыла собой небо, грозя вот-вот обрушиться на меня, прихлопнуть, будто ладонь огромного великана.

— Магда, ты сможешь, ты сможешь… — Мои губы шептали эту простую фразу, как заклинание, а руки уже сами собой чертили в воздухе матрицу.

Без веры чуда не бывает. Но гораздо легче представить, что под ногами надежная опора, когда твои ступни стоят на чем-то твердом. Пусть даже это будет собственный магический щит.

Я бросила плетение и вскочила на него босиком, в последний миг оттолкнувшись от песка, который вдруг стал зыбучим. Магия — темная — была мне непривычна. Она не ластилась, как свет. Скорее уж это был холод металла и его же твердость.

Опустила голову ниже. Прикрыла глаза. Раскрытые ладони смотрели в песок.

— Подо мною волнорез. Скала, что способна достать до солнца. И я в это верю! — Последнее слово сорвалось с криком.

Отчаянный порыв ветра злобно бросил пригоршню песка. Волосы, еще недавно неподвижные, откинулись назад. А под моими ногами начала расти гора. Щит распался, треснул, как глиняная тарелка из необожженной глины, и пятки опалил горячий камень.

Скала. Она поднималась все выше, и я была на ее пике. Смотрела, как издали на меня несется волна песка. Не отводить взгляд. Быть сильнее своих страхов, победить себя — это и есть выход из лабиринта. Который мне нужно найти. Вновь.

Песчаная волна ударилась о скалу и распалась, чтобы тут же стать небом. А я — оказаться перевернутой вниз головой. Шутник-лабиринт вновь вывернул действительность наизнанку. И вот я уже на манер летучей мыши взирала на мир. Подо мной были леса. Вилась, играя бликами, излучина реки, на лугу мирно паслось стадо коров.

Полы плаща задрались, свесившись вниз как перепончатые крылья. Обнажив ноги.

Нет, мне это не нравится. Фыркнула и, подбадривая себя, произнесла вслух:

— Если уж я справилась с бурей, то с собственным нарядом — сами демоны велели.

Сказала и… рассмеялась. Я всего ничего хозяйка темной меты, но уже мыслю, как дочь Мрака. Впрочем, рефлексировать было некогда. Глянула вниз, туда, где паслись тучные стада. Потом наверх, где некогда простиралась пустыня, а ныне тоже паслись и тоже тучные, но облака. Прикинула, какой бы наряд мне подошел вместо плаща: штаны или платье? И выбрала шкуру дракона. Это же лабиринт!

Когда я перекувыркнулась в полете, а черные крылья натужно рассекли воздух, мне показалось, что я слышу за спиной голос Эйты. Ее речь была яркой, прочувствованной, что-то в том духе, что проклятие порчей не испортишь. Посему желала она мне всего, сразу, побольше и с доставкой до порога. А из цензурного в речи белки были только слова «зараза рыжая», местоимение и глагол «сдохла».

Пожалуй, лучшим ответом ей станет то, что я не только выберусь отсюда живой, но и найду Эрриана. Желательно сначала второе, а потом уже вдвоем — первое.

Пока же пришлось в экстренном порядке учиться летать, а не бестолково хлопать крыльями. Нет, определенно, если вернусь, то узнаю у драконов, как этим ящерам хвост в полете не мешает. Представив, как пристаю с вопросом о хвосте к какому-нибудь столичному лэру из драконьего рода, и как вытягивается при этом его холеное, надменное лицо, я невольно подавилась смешком. Нет уж, если не хочу сойти за безумную, кое о чем лучше все же не спрашивать.

Лес внизу сменился деревенькой, жители которой радостно поприветствовали меня факелами, вилами и кольями. Как мило с их стороны. Ведь вроде я уже и не ведьма, а меня по-прежнему встречают тепло и с огоньком. Вот только где на просторах этой пасторали искать Эрриана? И здесь ли он вообще? Или его занесло в другую плоскость лабиринта?

Мир Эйты был создан для того, чтобы сломать мозг. И со своей задачей он справлялся отлично. Лабиринт напоминал мне скомканный лист бумаги. Причем его заломы, впадины и перегибы были нестатичны. Они то расправлялись, как сейчас, в практически ровную, так похожую на реальность картину, то сжимались и грозили смять нового гостя.

Не успела об этом подумать, как в крыло ударил камень. Боль ожгла тело, словно в локоть вогнали раскаленную спицу. Мимо пролетел еще один булыжник и еще один. И еще. Небо прошила молния. Дождь. Из гальки. Он падал из облаков, дробил воздух, разбивая его, словно зеркало, на тысячи осколков. И в каждом из них отражался черный дракон. Я.

— Не пущу! — Крик Эйты. Он доносился отовсюду. Она была везде. И все же — не всесильна.

Я ушла штопором вниз. Из груди вместе с пламенем вырвался рык:

— Эр-р-риан!

Ну где же ты. Мой. Темный. Он не отзывался. А в сознание ввинчивался голос Эйты:

— Тебе его не найти.

Уже у самой земли, где реальность еще не сломалась витражной мозаикой, я сумела, причесав брюхом траву, нырнуть в новый, целый пласт лабиринта. Поля, река вдруг оказались сбоку, а внизу подо мной шла битва. Клинки вспарывали плоть. Звенела сталь, приветствуя сталь. Над ратным нолем витали боль, гнев, отчаяние и отвага.

Сражались Свет и Тьма. Нет. Не так. Сражались светлые и темные. А там, вдалеке, на дозорной башне реял флаг. И это было знамя Хеллвиля.

Лабиринт не знает времени. Здесь могут встретиться прошлое и будущее, а вымысел так прочно прорастает корнями в реальность, что разум и не отличит. На миг почудилось, что я вернулась и вижу то, что происходит на самом деле. Что к Хеллвилю подошла армия властелина тьмы. И войска Аврингроса Пятого отражают ее атаку. Что впервые за тысячелетнюю историю молчаливого противоборства две империи решились на открытый конфликт.

В крыло врезалось копье. Пущенное с нечеловеческой силой, оно взлетело ввысь, задев меня, и именно оно дало понимание: я все еще в лабиринте. А вслед за пониманием из глубин памяти пришло и подзабытое знание. Здесь я — это мои мысли. И я формирую не только реальность, но и время. А что, если…

Сосредоточилась. Настолько, что на это ушли все мои силы. Тело изменило форму, исчезли крылья. Исчезло поле битвы с его копотью, кровью, смертью. Все. Кроме бездонного колодца. Того самого, в который я падала, шагнув за грань сознания. Решившись вновь войти в лабиринт. Но на этот раз мое падение было вверх, а не вниз.

Словно время, чей клубок до этого разматывался, я начала сматывать, будто песок из открытой ладони не сыпался вниз, а лился в руку.

Всего один шанс. Шанс на то, что мое «время наоборот» совпадет с тем мигом, когда в этом бездонном колодце оказался Эрриан.

Я увидела его. Миг, что короче вспышки молнии. Когда я и он оказались рядом. Кто первый из нас среагировал — не знаю. Я только почувствовала, как мои пальцы вцепились в его запястье, а мою другую руку схватила его рука.

Рывок… Руки едва не вывернуло из суставов. Мой взлет. Его падение. Безвременье лабиринта вокруг. Мы летели. Уже вместе. Эрриан крепко держал меня за талию. И я была уверена: что бы ни произошло — не отпустит. Ни за что. Никогда.

— Зачем? — только и спросил он.

— Потому что Эйта сказала, что ты отдал мне мету, забрав взамен мою. И теперь, по законам темных, я твоя жена. А мы, светлые, своих мужей не бросаем. И готовы пойти за ними хоть в ссылку, хоть в безумие, — выдохнула я ему в губы. И я была бы не я, если бы ехидно не добавила: — Пойти и испортить мужу и каторгу, и помешательство.

— Магда, с тобой я готов быть где угодно. Ты моя ведьма. Единственная.

Вот уж не думала, что для того, чтобы услышать признание в любви, мне нужно будет повторно сойти с ума.

— Тогда, может, ради единственной меня ты найдешь выход отсюда? — задала я насущный вопрос.

— Как? — Эрриан был краток.

— Это твое сумасшествие. Реальность здесь формируешь ты! Ты, и никто больше!

Я не стала добавлять: судя по тому, что мы никак не можем приземлиться, внизу нас ждет что-то фееричное. Кажется, мои страхи, по сравнению со страхами Эрриана, были весьма невинны.

Не успела подумать, как мы упали. Но, даже ударившись, темный не отпустил меня. Вокруг клубилась тьма.

— Скажи мне честно, чего ты боишься больше всего? — спросила особым лекарским тоном. Мне нужно было знать, к чему готовиться.

— У Меча императора не должно быть страхов, — ответил темный. — И у меня их до встречи с тобой не было. Ни одного.

«А сейчас — появился», — так и повисло недосказанным.

— Я буду рядом.

Запрокинула голову, чтобы взглянуть в его глаза. Синие. Пронзительные. Невероятные. Родные. Эрриан наклонился, выдохнув мне в губы:

— Значит, нужно только пожелать? — Он улыбнулся.

— Не пожелать, поверить. Без тени сомнения, — ответила я.

А потом моих губ коснулись его губы. Мягко, уверенно. Этот поцелуй отгородил меня от всего, заставил забыть, где мы. Я закрыла глаза. Только ощущения. Одновременно нежные и дикие. Язык Эрриана вторгался в мой рот, пленял, сводил с ума, карал и миловал. Я плавилась в его руках, горела, превращалась в пепел, чтобы возродиться вновь.

Безумие лабиринта не шло ни в какое сравнение с тем сумасшествием, которое дарил мне темный. Мы были одним целым. Я в его руках, он — в моих объятиях. Одно дыхание на двоих, одна магия на двоих, одно безумие на двоих.

Его пальцы скользили по моей спине. Одна его рука поднялась выше, легла на затылок, вторая — на талию, не давая возможности отстраниться. Но я и не хотела. Мне нужно было больше. Больше Эрриана. Его губ, ласк. Его всего.

Я с трудом сдержала стон удовольствия. Поцелуи темного. Они были слишком сладкие, запредельно чувственные.

И я все же застонала. И Эрриан словно сорвался. Его губы перестали быть мягкими. Зато в поцелуе появились ярость, неистовство, жесткость. И желание. Много желания и жажды.

Его хриплый выдох, когда он оторвался от меня лишь на миг, чтобы вновь приникнуть. На этот раз его губы клеймили кожу на моей шее. А мои руки обвили его. Я не слышала ничего. Не видела ничего. И…

— Да убей же ты их скорее! — Крик, ворвавшийся в наш с Эррианом мир, заставил распахнуть глаза.

В первый миг я увидела лишь Тьму. А затем, когда глаза смогли различить и ее оттенки, — обескураженное лицо Джерома.

Смуглый стоял посреди моей кухни, расставив ноги и будто пытаясь сесть на табурет, которого под ним, к слову, не было. При этом пожиратель широко развел руки. На его раскрытых ладонях клубилась Тьма.

— Извини, друг, но я поклялся, я должен… — между тем бормотал смуглый, собираясь…

— Нет! — рявкнула я так, что на полках подпрыгнули все склянки и пузырьки со снадобьями.

Джером тоже вздрогнул, с его пальцев сорвался черный сгусток, чтобы полететь в меня, и именно в этот самый момент я поняла, что Меч Властелина — это не звание, это диагноз. Эрриан, до того исправно отыгрывавший роль трупа, в сотую долю мига резко дернулся в мою сторону, подминая под собой и закрывая от удара.

Куда угодил сорвавшийся сгусток Тьмы, я не увидела, но, судя по комментарию Эйты: «Твою ж мать!» — попал Джером куда-то рядом с белкой.

А я смотрела в синие глаза Эрриана. Абсолютно чистые, без признаков безумия и… не понимала. Мне, чтобы найти выход из лабиринта, чтобы понять законы мира, сводящего с ума, потребовалась уйма времени и сил, а темному даже не пришлось искать выход.

То ли Эрриан увидел немой вопрос в моих глазах, то ли у него просто было отличное чутье, но он произнес:

— Ты сказала поверить. И я поверил. В тебя. И в то, что ты любишь меня так же, как и я тебя. И что мы будемвместе.

— Влюбленные! — тоном целителя, клеймящего пациента смертельным диагнозом, произнесла белка. — Ненавижу! Глаза бы мои вас, паразитов, не видели!

— Так ты их закрой. Или отвернись. А лучше совсем исчезни, — невозмутимо посоветовал Эрриан, чуть приподняв голову и даже не думая с меня вставать.

— Смерти на вас нет!

— Почему же нет, есть… — недовольно буркнули из-за угла. — Но кто же знал, что мне достанется такой нерешительный пожиратель душ! Нет чтобы убить обоих сразу. Он, видите ли, сначала смотрел, как они валяются на полу, приводил в чувство, браслеты разглядывал. А потом, как твои, подружка, клиенты целоваться стали, до него наконец-то дошло, что надо убивать! У-у-у! И чему только нынешних пожирателей учат?

— Ик! Магда, ты тоже ее видишь? — ошалело спросил Джером.

Уж не знаю, с чего вдруг он решил обратиться ко мне.

— Пока что лишь слышу. Зато всех! — выдохнула я. — А вот если кое-кто даст мне сесть, то я не только увижу, но и доведу.

— Куда это доведешь? — сварливо фыркнула белка.

— До любви, до ненависти, до психушки, до алтаря, до гроба… — начала охотно перечислять я.

Правда, где-то в середине перечня услуг ведьмы-поводыря белка выразительно закашлялась, а под конец к звукам чахотки прибавился еще и скрип зубов. Судя по всему, скрипела Хель.

Эрриан наконец скатился с меня, а затем помог подняться. Джером выразительно таращился в один угол, напрочь игнорируя подоконник. Похоже, смуглый видел лишь госпожу Смерть. Эрриан видел одну белочку. И только мне отчего-то счастье привалило, отчего-то лишь я удостоилась возможности лицезреть их обеих. Может, потому что в свои двадцать с небольшим я успела и слегка умереть, и немножечко сойти с ума?

Но додумать мысль мне не дал смуглый. Он перестал-таки таращиться в угол, перевел взгляд на друга и, видимо, что-то заметил.

— Тебе удалось справиться с проклятием?

Эрриан, прислушавшись к себе, кивнул.

— Да что же это такое?! — возмущенно завопила белка. — А как же мои семнадцать капель чистой силы?! Нет, если я их не получу, то сейчас собственнолапно этих влюбленных голубков в склеп вмурую!

— Э нет! — Я подняла палец. — Эрриан же был безумным? Был!

— Всего несколько ударов сердца! — не сдавалась Эйта.

— Так и запиши в своем отчете. Что миссия выполнена. А о сроках безумия в том проклятии ничего не было, — убежденно заявила я, хотя на самом деле понятия не имела ни о сроках, ни о каких-либо других условиях проклятия. Но, как говорится, если врешь, то ври уверенно, глядя прямо в глаза.

Белка сморщила нос. Скривилась и нехотя согласилась:

— Да. Не было.

— Ну, значит, ты свою часть сделки выполнила. Пиши отчет и требуй оплату девственницами!

У Джерома, который слышал лишь мой монолог, а не полноценную беседу с Эйтой, лицо вытянулось в безмерном удивлении. Надо же. Какой трепетный пожиратель душ нам попался. С тонкой душевной организацией. Пришлось исправляться:

— Тьфу ты! В смысле требуй свои капли чистой силы.

— И еще попрошу пару капель совести, — тоном «я ненавижу золото и силу, когда они не в моих лапах» проворчала Эйта. — Накапаю их в чай одной рыжей ведьме. А то в ней ничего порядочного нет.

— Неправда, у меня порядочная рана была не так давно. Прямо в груди. — Я ткнула в плащ.

Тут же послышался печальный вздох из угла. Это опять взгрустнулось Хель.

— Слушай, умная. Раз толкаешь на подделку отчетности, может, еще и скажешь, чей разум мне сдать взамен того, что остался при твоем сивом?

Я скромно опустила глаза. Нет, конечно, у меня были на примете кандидаты. Но у пожирателя его попробуй еще отними. Да и Эрриан, думаю, слегка огорчится. Хотя…

— А ты выгляни за дверь, может, там еще Корнуолл не совсем сдох? — с надеждой вопросила я.

— Совсем, — в унисон ответили пожиратель и Смерть.

Что же, жаль. Но сомневаться в такой единодушной оценке двух экспертов по смерти мне и в голову не пришло.

— Ну, если дело стало лишь за агонизирующей душой, — вновь раздался скрипучий голос Хель. Как ножом по стеклу, аж до мурашек пробрало! — То, подружка, так и быть, я тебе уступлю одну. Тем более что на рассвете смертей будет предостаточно.

А я сглотнула. Вспомнилось видение из лабиринта. Сражение двух армий. Неужели это был не мираж, а картина будущего?

— Отлично! — оживилась белка и потерла лапы.

— Четыре капли силы — мои, — тут же пустилась в торги за еще не убитого Смерть.

— Две, — не менее азартно ответила Эйта.

— Три — и договорились. Обставлю все в лучшем виде! — не сдавалась Смерть.

— Э, а кто шкурой рискует, идя на подлог? — парировала белка.

— Не подлог, а смещение акцентов в отчете! С ума же твой клиент все же сошел, пусть и на время! Иначе бы проклятие не было снято. — Смерть, видимо, тоже знала толк в подделке служебных документов.

Они начали медленно истаивать и, наконец не прекращая торга, исчезли вовсе. Повисла тишина. Джером подозрительно осматривался. Эрриан, стоявший как-то слишком близко ко мне, чуть отстранился. Все это время он, возможно, и сам до конца не осознавая, защищал меня. И, судя по тому, что его спина закрывала мне угол, — от Хель.

— Так ты, значит, вновь свободен, — то ли спрашивая, то ли утверждая, но опасаясь еще радоваться по полной, заключил Джером. — И можешь вернуться в Тайру, во дворец темного владыки?

— Не думаю, что это хорошая идея, — ответил Эрриан, положив руку мне на талию.

— Из-за нее. — Пожиратель дернул подбородком. И мне отчего-то показалось, что его, как и меня, посещали мысли из разряда «Ах, как бы мне пришить эту заразу, пока Эрриан не видит?». — Но ты же один из сильнейших магов. К тому же твоя мета еще не до конца инициирована, и ты по уровню дара едва ли не равен императору. Ты можешь стать одним из могущественнейших чернокнижников, карающим Мечом Владыки…

Я кашлянула, выразительно так.

— Боюсь, что теперь он не сможет охранять интересы императора и убивать, — вмешалась я в пламенную речь смуглого.

— Ты дал какую-то клятву? — не понял Джером.

— Пока нет, но даст, — уверенно произнесла я. — Целители ее обычно все дают. Не навреди, помоги и… В общем, клятва лекаря.

— Какого, к арху, лекаря? — в ужасе завопил Джером. — Что ты с ним сделала, ведьма?!

Эрриан вытянул руку. Там во все предплечье красовалась мета целителя. И она медленно, но верно разрасталась. Только в отличие от моей, зеленой, была абсолютно черной.

— Ну, судя по всему, темного, — невозмутимо закончил он.

А я не могла понять: почему моя, вернее, уже мета лунного увеличивается? Даже до взрыва, когда я поступила в академию с восемью единицами дара, она была меньше. А потом я вспомнила, что Джером говорил: над будущими телохранителями темного властелина проводили какие-то эксперименты, чтобы увеличить их потенциал. Расширяли границы источника, дестабилизировали. Неужели и сейчас… Моя звезда, попав к новому хозяину, не иначе как почувствовала благодатную почву и начала разрастаться.

— Темный лекарь? Ты? Не-э-эт! Это шутка? — Джером не мог поверить. А потом его взгляд остановился на моей шее, которую щекотал вихрь. И смуглый все понял без слов.

— Вы обменялись метами? И кровью? Вы что…

«Психи» пожиратель все же не сказал. Хотя в данном случае это было бы не оскорблением, а констатацией факта.

— Эр, как ты мог? А с кем мне теперь прикажешь в годину скорби напиться и пойти в бордель?! — голосом, полным трагизма, вопросил он.

Бордель?! Жаль, что одного смуглого в винном погребе не забило пробками из бутылок с игристым вином до смерти. Ох, жаль.

— Думаю, что это восполнимая утрата, — хмыкнул Эрриан.

Да-да. Особенно если вспомнить о том, как недавно Джером обнимал за плечи рыжего почти аристократа!

На миг даже показалось, что все страшное уже позади, что мы сумели выпутаться из проклятия с минимальными потерями. О том, что я отныне не целитель, и то, чему посвятила столько лет, готовясь к поступлению, а потом и обучаясь на лекаря, — в безвозвратном прошлом, я подумаю потом. Если останусь жива.

— Знаете, у нас проблемы посерьезнее выяснения отношений. — Я закусила губу, а потом выдохнула: — Кажется, скоро здесь начнется война.

А потом пришлось объяснять сначала Джерому про залежи гарлия, потом Эрриану и Джерому о том, что видела в лабиринте. Темные озадачились. Сильно. А затем пожиратель облегченно выдохнул:

— А я уже было испугался, что с моим даром что-то не так: резерв все никак не мог наполнить. Кстати, Эр, и как мы будем убивать светлых без магии, если вокруг залежи гарлия?

— То есть вариант, чтобы вообще предотвратить бойню, ты не рассматриваешь? — нахмурилась я.

— А что ты предлагаешь: встать и помахать нижней юбкой посреди поля? — скривился Джером.

— Ага. Только при этом с себя ее не снимай, — огрызнулась я. — Успех будет феерический. И у светлых, и у темных.

— Почему нижней? — заинтересовался лунный.

— Потому что она точно белого цвета. И сойдет за флаг парламентеров, — буркнул пожиратель.

— Потрясающие познания о нижних юбках… — пробормотала я себе под нос.

Смуглый закатил глаза, встал, по-хозяйски прошел до печи, поорудовал там ухватом, выуживая чугунок и уделяя ему внимания больше, чем нам, бросил через плечо:

— Вот только сдается, темные точно предпочтут прикончить самозваных дипломатов. И следуют вид, что просто не заметили. Я бы точно так сделал.

Пожалуй, светлые в этот момент синхронно отвернутся. Всем воинством. И тоже сделают вид, что никаких парламентеров видом не видывали, слыхом не слыхивали, а трое психов так, мимо по полю пробегали и коллективно споткнулись. О стрелы. А все потому, что мужиков, желающих подраться, даже смерть не остановит на пути к их заветной цели.

Впрочем, пожирателя душ ничего не остановит и на пути пожрать. Даже то, что отварная репа в чугунке квартирует не первый день. Джером, отодвинув крышку, лишь чуть скривился. Потом рассудил, что у меня тут собачий холод и еда испортиться не должна. А затем выудил из кармана бережно завернутый в тряпицу кусочек сала с чесночком. Нет! Вы только на него посмотрите, а? Ринулся убивать лучшего друга, исполняя клятву, данную императору, а про поминальную закуску не забыл! Какой, однако, дальновидный темный.

Глядя на то, как споро смуглый готовит то ли завтрак, то ли ужин, я поняла: собственная смерть не только жутко изматывает, но и награждает волчьим аппетитом. Теперь ясно, отчего зомби такие кровожадные.

— Джером, а ты не слышал о том, что на свете есть белый танец? — издалека начала я.

Темный замер с недочищенной репой в руках и осторожно ответил:

— Это когда лэриссы приглашают на паркет тех, кто не успел вовремя смыться?

— Да, — кивнула я. — А есть еще белый стол: когда дамы берут со стола все, что есть. Посему у тебя сейчас будет выбор: согласиться со мной вальсировать или накормить ужином.

Смуглый сориентировался быстро: лишь глянул на хмурого Эрриана, и на столе появилась еще одна тарелка — для меня. А что? Я и дама. И хозяйка. И вообще это моя репа!

Пока же смуглый был занят готовкой, мы с Эррианом переоделись. Я в кои-то веки надела штаны и рубашку, Эр натянул то, в чем, собственно, пришел «читать конспект». А потом был быстрый перекус и совещание, на которое подоспел и Астор. Он ударил в дверь кулаком с криком:

— Джер, ты там еще живой или мне за тебя уже можно мстить?

Я было ринулась открывать, но Эрриан меня опередил. Ох, чую, еще не скоро после сегодняшней ночи смогу первой встречать гостей. Если, конечно, оно будет, это «завтра».

Но за порогом убийц не обнаружилось. Лишь обеспокоенный рыжий. Увидев Эрриана, он выхватил кинжал, но потом сообразил, что противник не безумен, а Джером — жив, и опустил оружие. Рыжий так и не узнал, что был на волосок от смерти: за спиной Эрриан тоже держал нож.

— Я думал, ты уже покойник, — протянул Астор. — Джер словно с цепи сорвался из трактира. Помчался в ночь с криком, что все же Эйта победила и ему нужно срочно тебя убить.

— Увы, к моей радости, пока еще нет, — криво усмехнулся Эрриан и посторонился, пропуская рыжего внутрь.

Когда мы принялись за обсуждение, за окном колокол ударил четыре раза, возвещая, что рассвет уже близок.

— Ты уверена, что все произойдет именно сегодня? — в который раз спросил Астор, глядя на расстеленную на столе карту.

— Думаешь, госпожа Смерть прибыла заранее, за пару дней или еще лучше — за седмицу, чтобы сначала посетить местные достопримечательности, познакомиться с традициями Хеллвиля.

— Сжигать ведьму, например, — не удержался Джером. — Очень хороший обычай.

Ехидный змей! Впрочем, я тоже была далека от состояния благодушия. Да что там… Если откровенно — настолько зла, что, появись на пороге моего дома сейчас болонка Громовержец и начни тявкать, я бы его перетявкала. Посему мысленно пожелала пожирателю большой любви. Ну чтобы оная была пудов этак на пять и смуглый нес ее от алтаря (или где там заключают браки темные) на руках. Правда, сделала это мысленно. Но, видимо, моя коварная улыбка меня все же выдала. Во всяком случае, я удостоилась крайне подозрительно взгляда смуглого.

— Насколько хорошо просматриваются окрестности с колокольни? — задал вопрос Эрриан.

— Диспозиция огородов, которые за стеной Хеллвиля, видна превосходно, — заверила я, стараясь вложить в ответ хоть толику оптимизма. — А вот дальше — не факт. Болота все же медленно отступали, и на их окраинах уже вырос пусть небольшой, но лесок, в котором под покровом ночи можно и небольшую армию спрятать. Как темную, так и светлую. И с восходом солнца они рванут навстречу друг другу, заодно стерев с лица земли Хеллвиль. Потому что у нас даже стен нет нормальных, чтобы выдержать натиск.

Нет, каменная кладка, конечно, имелась. Но то — от нежити, у которой нет осадных таранов, лестниц и стрел.

— Хорошо защищена та крепость, которая окружена стеной из воинов, а не из кирпича, — возразил Джером.

— Тогда нам точно крышка, — подытожила я, выразительно глянув на «воинство».

Хеллвиль был тихим городком. Тут не имелось своего военного гарнизона. Да, стражники были, и пара дознавателей, и мэр, и храмовник, и кузнецы, и торговцы, и гончары, и скорняки, ткачи, пекари… Мирные люди. Которые сегодня смотрели, возможно, свои последние в этой жизни сны.

— Итак, есть идеи, как это все остановить? — наконец нарушил тягостное молчание Эрриан.

— Надо будить город, — отрубил Астор.

— И что нам это даст? Панику? — насмешливо осведомился Джером.

— Если все равно умирать, так пусть хотя бы с оружием в руках, — парировал рыжий. Он был светлым и рассуждал, как светлый.

— То есть вариант «свалить» ты вообще не рассматриваешь? — уточнил смуглый.

— И как ты себе это представляешь? Ночью под носом у двух армий тихо-мирно сваливает в болота целый город? — скептически изогнул рыжую бровь Астор.

Да уж… Местная нежить может не только обрадоваться, но и испугаться — сразу столько агрессивно настроенной еды она еще не видывала. И если матерые воины, закаленные в боях, смогут пройти сквозь топи, прокладывая себе путь огнем и мечом, то мирные жители — вряд ли.

Эрриан, видимо, подумал так же и скомандовал:

— Будите.

Астор и Джером переглянулись и… слаженно кивнули. Спустя некоторое время с площади донесся звук набата.

А я свернула карту и вздохнула:

— Хеллвиль еще ни разу за его историю не осаждали. Да сюда раньше даже армия, пока болота не отступили, подобраться не смогла. Вся полегла.

— И где эта армия теперь? — как-то подозрительно вкрадчиво уточнил Эрриан.

Я прикинула число голодной нежити, глубину топей и ответила честно:

— Понятия не имею. А к чему вопрос?

— К тому, что если поднять всю эту армию… — начал было темный.

— Опустим то, что некромантия на территории Светлых земель противозаконна. Закроем глаза на то, что этим трупам триста лет в обед. И это отнюдь не фигура речи. Плевать на то, что мы толком не знаем, где искать это воинство, как продраться через кордон войск. У меня единственный вопрос: как? Как ты себе это представляешь, если под нами залежи гарлия. Один раз опустошишь резерв — и будешь новый наполнять целый месяц. А то и два.

— Наверняка залежи неоднородные. Где-нибудь на возвышенности точно есть брешь, и там, могу поспорить, будет выход магической жилы на поверхность, — упрямо возразил Эрриан.

Я всего на миг представила, что темный прав. Вдруг пласт гарлия неравномерен, и где-то есть окно. Да нет… Бред. Если бы оно было, то из жилы магия била бы вверх на огромную высоту. Это как если проткнуть бурдюк с водой и надавить. Брызнет же. Гарлий — как раз стенки этого самого бурдюка. Такого бурдюка размером со всю Шумерлинскую топь. И пока из него нигде «не сочится».

— Нет тут никаких выходов жил, — покачала я головой. — Ни одной.

— Ты уверена?

— Нет. Но там, где я была…

— А где не была?

Эрриан вновь растянул многострадальную карту на столе. На ней тут же появились отметины углем: путь самого темного до Хеллвиля. А затем уже я нарисовала кружочки — места, в которых нежити, по моим наблюдениям, было особенно много или чаше всего случались нападения чужаков.

Обозначила место, где могла полечь армия Аврингроса Второго. Аж три варианта. Нарисовала там крестики. Эрриан тут же хмыкнул, что символично. Я возразила, что, вообще-то, я оптимистка и это не крестики, а плюсики, только очень косые.

Синхронно склонившись над нашим совместным творчеством, мы увидели лишь один участок, оставшийся абсолютно без внимания: центральные, самые глубокие болота.

— Эр, там вряд ли есть «окно», — устало сказала я и, сев на табурет, подперла подбородок.

— Если нет, то мы его прорубим!

Оптимизм темного можно было использовать вместо тарана.

— Топорик в чулане, — ехидно отозвалась я и кивнула на неприметную дверку под лестницей.

Подозреваю, что под «прорубить» Эрриан имел в виду магией, но где ж ее взять? Сомневаюсь, что для этого сгодится заклинание «Коронарный разряд», способное запустить остановившееся сердце вновь. К слову, я им неплохо владела. Что же до атакующей магии — то с новыми силами я в ней была не уверена. У Джерома резерв на нуле. А Эрриан ныне у нас был темным целителем. Да и гарлий этот опять же. В общем, на чары я сильно не рассчитывала.

Я огляделась вокруг, мысленно прикидывая, что может пригодиться?

Спустя четверть удара колокола мы вышли в предрассветную тьму. Моя метла приказала долго жить после полетов по храму. Потому на роль почетной летуньи была выбрана обыкновенная. Уже по традиции умыкнула я ее от ворот гробовщика. Правда, пришлось влить в новую метлу изрядно энергии, а потом еще и «объезжать». В процессе полета.

Но пока мы с темным, ничего не подозревая, оседлали черенок. Я, к несчастью, спереди. И едва взмыли над снегом, как эта пакость с прутьями решила показать свой норов. Что могу сказать? Мой словарный запас обогатился новыми, яркими матерными выражениями.

Мы вихрем пронеслись по улице. Под нами были люди. Много. С факелами и в ночных колпаках. В расстегнутых тулупах и кожухах. Но всех их объединяло одно — страх. Хеллвильцы, кажется, даже не заметили нас на метле. Ну разве что мой старый поклонник — старик-аптекарь выпучил глаза и ткнул пальцем в небо. Но его крик «ведьма!» потонул в гвалте толпы, которой было сейчас важнее другое: новость о битве вошла в Хеллвиль, как горячий нож в масло, перебудоражив горожан.

Промчавшись стрелой над площадью, мы понеслись дальше. Ветер трепал мои волосы, сильные руки Эрриана держали крепко, не давая упасть. Даже когда нас закрутило в штопор, и небо с землей начали стремительно меняться местами. Я в полной мере ощутила себя колесом телеги, осью которого был черенок, демоны ее раздери, метлы.

— Берегись! Влево! — крикнул Эрриан, дернув летунью.

Я увидела колокольню в последний момент. Если бы не рывок темного — было бы на ней поутру два красивых пятна. А так — лишь покосившийся флюгер.

— Магда, дорогая, нельзя ли чуть помедленнее? — поинтересовался темный. — А то, знаешь ли, я не хочу сломать себе шею столь позорным образом.

— Я не могу совладать с этой заразой, — крикнула я, вцепившись в черенок.

— Ты же лекарь. Зараза — это твой профиль, — донеслось до меня.

— Я ведьма! — возразила из чистого упрямства и все же смогла направить метлу за городскую стену.

Не знаю, что подумали дозорные обеих армий, если видели (а они наверняка видели!), как двое чокнутых, объезжая новую метелку, словно та была молодой норовистой кобылой, летят по направлению к топи. Но во всем этом был один большой плюс — даже самый меткий и терпеливый стрелок, глядя на эти кульбиты, плюнул бы и, психанув, сломал бы свой арбалет.

Паразитка с прутьями пыталась от нас освободиться всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Она то взвивалась свечкой, то пикировала вниз, дергалась из стороны в сторону или резко сдавала назад. Я не могла предугадать, где и в какой позе мы с Эррианом окажемся в следующий миг. Стрелки, подозреваю, и подавно.

Зато как-то незаметно мы преодолели первый пункт плана «прорваться через линию обороны». Правда, незаметно лишь для меня. Лунный успел разглядеть и то, как расположена армия темных, и число воинов, и даже то, что там есть твари Мрака — милые такие зверюшки, которые сметают все на своем пути.

Мы уже были далеко от Хеллвиля. Под нами чавкала, булькала, пускала пузыри в незамерзающих бочагах, а кое-где и белела обманчивым настом топь. Я выдохнула. Резерв опустел наполовину. Если и дальше так пойдет, то нам действительно понадобится топорик. Хотя бы для того, чтобы отбиваться от нежити. Той хоть и не было пока видно, но я печенкой чуяла — она тут, и только того и ждет, когда мы спустимся.

— Магда, — раздалось над ухом вкрадчиво, — если мы все же выживем, клянусь, я не удивлюсь ни одному твоему штрафу за вождение метлы.

Вместо ответа я пошла на снижение. Кажется, мы были как раз в том самом центре. Мы зависли в десятке локтей над свинцовой гладью. Я не знала, как Эрриан собрался где-то здесь искать выход магической жилы, а тем более прорубать окно в гарлии. Шибануть в болото магией? Так руда проглотит ее без остатка.

— Сможешь оценить фон? — деловито спросил темный.

Я не стала возражать. Я выбрала этого сумасшедшего. А он — свою чокнутую ведьму. И единственное, что мне осталось этим утром, — доверие. И ополовиненный резерв, который медленно, но верно таял.

Заклинание дымкой расползлось окрест. Фон был везде низким. Кроме одной кочки. Я сначала не поверила глазам. Там и вправду в предрассветных сумерках словно вился дымок — это струилась магия. Совсем немного. Даже не тонкий ручеек — так, капли. Но какой силы должен быть источник под пластом гарлия, чтобы его отголоски сумели пробиться наружу! А если представить, что руда под собой тысячелетиями сдерживала магию, не давая ей свободно циркулировать…

— Ты был прав. — Я радостно обернулась к Эрриану и…

Именно в этот момент метла решила нам отомстить. И за укрощение, и за дважды обокраденного гробовщика. Резкий рывок — и мы оказались в болоте. Тут же где-то вдалеке в воду нырнула здоровенная бородавчатая тварь. «Мошинский шушрон», — машинально отметила я, подивившись тому, что на нашу голову свалилась еще одна реликтовая нежить. И сейчас вместо того, чтобы тратить резерв на гарлий, нам придется сражаться с этим шушроном. И, судя по тому, как быстро оживала топь, не с ним одним.

— Магда, как ты смотришь на то, чтобы провалиться в Бездну? — спросил меня на полном серьезе Эрриан.

Нет, я слышала о выражении «вали во Мрак», которое считалось у светлых крайне оскорбительным.

— Я бы желала, чтобы туда провалилась вся эта топь, — сплюнув болотную жижу, попавшую мне в рот, ответила я. Барахтаясь и чувствуя, как меня засасывает.

— А почему бы и нет? — с шальной улыбкой ответил темный. — Хватайся за мою руку. Сейчас я создам каркас заклинания. Влей в него Тьму. Воды у нас тут предостаточно, думаю, что перегрев нам не грозит.

Я не успела ни о чем спросить, как Эрриан свободной рукой начертил в воздухе матрицу. А я послала в нее весь свой резерв. Просто доверившись. И… То, что я в академии считала сквернословием, вовсе не фигура речи. Мы действительно провалились во Мрак. А вместе с нами — и целое болото!

Вот уж не думала, что стану той, кто зальет вонючей болотной жижей соседей снизу. Да еще каких соседей — демонов Мрака. Надо бы сделать пометочку — сюда больше не спускаться. А то убьют ведь и не заметят. Причем они и сейчас готовы были пришибить двух наглецов. И пришибли бы. Если б поймали.

— А теперь уходим!

Рывок вверх. И Эрриан уже помчал меня куда-то в черный туман.

Еще одна матрица авторства Эрриана, напитанная остатками моей силы, — и мы вывалились из Мрака.

Я закашлялась. Горло нещадно драло, запах серы и пепел, казалось, напрочь его забили. И только откашлявшись, я поняла, куда мы попали — в то же болото. Вот только мы стояли на его дне. Илистом, но дне. И воды было по щиколотку. Но она медленно начинала прибывать. А рядом с нами зияла воронка. И из нее режущей струей вверх вырывалась магия. Сила, что тысячи лет была под непроницаемым пластом руды, сейчас стремилась наружу. Сырая, дикая, необузданная. Убийственная в своем напоре.

— Я просчитался, — тихо сказал Эрриан.

Он смотрел на эти острые, словно клинки, струи магии и так же, как и я, понимал, что попробовать зачерпнуть ее сейчас — чистое самоубийство.

И тут до нас донесся протяжный далекий звук рога — сигнал атаки. Не успели.

— Магда, — руки Эрриана обняли мое лицо, — еще есть шанс. Просто знай, что бы ни случилось, я люблю тебя. И всегда буду любить.

А потом он шагнул к источнику.

Он сделал свой выбор: помешать войне любой ценой. Ведь именно так они, великие войны, и начинаются. С одного сражения. У богами и демонами забытого городка, мелкого гарнизона или на краю топи. И эта стычка станет той маленькой трещинкой, которая перерастет в раскол. А ведь темные и светлые только стали сближаться. И Эрриан это понимал лучше меня, шагнув в смерть. Меч Властелина, который жертвовал сейчас собой не ради владыки, а ради своего и моего народа. Простого народа.

А я… Я просто ненавидела владык, что умостили свои зады на троны по обе стороны Серебряного хребта. Из-за их алчности, желания обладать залежами гарлия сейчас умирал тот, кого я любила.

А потом земля дрогнула. Словно в то место, где стоял, погрузив руки в источник, Эрриан, ударил огромный кулак. Вода, стекавшая в котловину, пошла вспять. А даже я услышала зов.

Далеко. Казалось, на другом конце бескрайней топи из трясины вставали они. Скелеты. В полусгнивших латах, с ржавыми мечами. Вставали и шли. Бежали. Мчались. По последнему приказу темного целителя, который создал идеальное в своей красоте и лаконичности черное плетение. Да, у Эрриана была светлая мета, но ровно до того момента, пока он не пропустил через себя силу источника, которая и выжгла мою звезду. А у дикой магии не было цвета. Потому ее так и называли — дикая.

А Эрриан все черпал и черпал силу, которая проходила сквозь тело, выжигая его. Как слишком сильный напор воды размывает узкое русло реки, выбивая с мест даже гранитные глыбы. А поток магии был демонски сильным.

Эрриан пошатнулся и упал, потеряв связь с источником. А я рухнула рядом с ним на колени.

— Только не уходи. Слышишь? Я с тобой не только в безумие отправлюсь, но и за грань. Чтобы испортить тебе и посмертие. Даже не надейся от меня избавиться так просто! — закричала в отчаянии.

Улыбка озарила его бескровные губы.

— Я же обещал всегда быть с тобой. И буду. К тому же нужно привести эту мертвую армию к победе. — И на этой патетичной ноте этот… бессовестный темный отрубился.

Лишь знания целителя помогли мне не сойти с ума. Это был глубокий обморок. Крайняя степень физического и магического истощения, но не смерть.

А черный вихрь на моей руке ластился к своему хозяину. Я не умела, как темные, менять меты, но отдать Эрриану последние капли своей силы могла. И отдавала. Ухватившись за призрак надежды: может, все же…

Темный открыл глаза. Его расширенные зрачки медленно сфокусировались на мне. Это намного позже я поняла, что только благодаря своей «бракованности» Эрриан смог выдержать бешеный поток энергии, который прокачал из источника через себя. Ведь телохранителей императора растили не только воинами, но и магами. Эксперименты с резервами юных чародеев в цитадели позволяли расширить их в несколько раз. А то, что многие из одаренных мальчишек при этом умирали… Так темному властелину нужны были только лучшие.

Но пока я о том не думала, я просто радовалась, что мы живы. А гул, сотрясавший топь, все нарастал. Илистое обнаженное дно вздрагивало студнем.

— А вот и конница… — протянул темный, чему-то усмехнувшись.

Спустя несколько мгновений я и вправду увидела первого мертвого всадника на его скакуне.

Наездник был гол. Абсолютно. Ни лат, ни кожи. Лишь кости. Возможно, это даже не воин светлых. Да и вообще, судя по грудной клетке, скорее тролль. И восседал он на хитиновом панцире, что остался от некогда гигантской шенэри. Ее шесть членистых лап неспешно передвигались, жвалы щелкали, а шипастые выросты панциря не утратили своей остроты. Торф, что налип на бока твари, без слов объяснял, отчего она и ее всадник, несмотря на время, сохранились, не обратившись прахом: наверняка провалились в сфагновое болото, где под водной толщей нет доступа кислорода, и плоть перегнивать там может столетия. Вот и дождались.

— Ты что, поднял всех мертвяков топи? — ошарашенно глядя на первого всадника и тех, что вновь и вновь появлялись за его спиной, спросила я.

Здесь были и тролли, и гномы с топорами, и даже пара гарпий скалила на нас свои черепа с провалами глазниц.

— Обижаешь, — хмыкнул маг. — Только разумных.

Я выразительно посмотрела на шэнери, потом на смердящую полуразложившуюся тушу живоглота, на уже знакомую благодаря кочерге, торчащей из раздувшегося синюшного пуза, стрыгу…

— Хорошо, и условно разумную тоже, — сдался Эрриан и с трудом, не без моей помощи, поднялся.

Темный оглядел замершее воинство. Дохлое воинство — его.

Я почему-то зацепилась взглядом за труп эльфа, который восседал на загривке дико смердящего вепря. М-да. Даже в посмертии остроухий остался верен себе: прямая осанка, надменные, холодные жесты. Ну и нагрудник с изображением мирового древа был старательно оттерт. Спрашивается: ну кто, собираясь в топи, напялит на себя эту вычурную пакость, которая вовсе и не броня, а украшение? Правильно, только эльф.

Но от созерцания меня отвлек Эрриан, он начал падать. Пришлось подпереть этого полководца, пока не упал в грязь снова. А темный молчал. Дохлое воинство тоже. Но оно, подозреваю, по причине весьма прозаической: голосовые связки сгнили.

Эрриан выдохнул. Я приготовилась выслушать какую-нибудь проникновенную речь или… ну не знаю… напутствие. У меня не было опыта в предотвращении мировых войн, потому я слабо представляла этот процесс. В частности, этап, на котором военачальник пламенной речью вселяет в души воинов отвагу и храбрость.

Воины у нас были. Но души у них не было. А у нас — резвой лошадки, на которой командующий армией должен рассекать перед ратными рядами и горланить вдохновенную речь.

Впрочем, Эрриан не подкачал. Его спич был коротким:

— Упокоим всех, кто в доспехах! — гаркнул темный.

Ему ответил дружный гвалт и одобрительное бряцание. Мечи стучали о щиты, голые черепа — о снятые ради такого случая шлемы.

Судя по всему, сестра таланта сегодня не просто посетила Эрриана, но и благословила его.

Армия воодушевилась. Армия помчалась к Хеллвилю, едва не затоптав своего полководца — мы еле успели вскочить на хребет дракона. Кстати, этому ящеру повезло гораздо меньше, чем шэнери: его кости были выбелены и сточились от времени. Летать он уже не мог, но благодаря магии, влитой Эррианом, по болоту передвигался весьма сносно, а главное — быстро.

Мертвая армия вышла из болот ровно в тот момент, когда сошлись Тьма и Свет. Два воинства ударились друг в друга бешеными волнами. А Хеллвиль оказался между ними, зажатый в тиски сражения. Город оборонялся, как мог: закрытыми воротами с опущенной решеткой, ощерившимися стрелами с зубцов стены. Но насколько этого всего хватит? Удар колокола? Или меньше?

С правого фланга были отряды Аврингроса, слева — темного владыки. Ровно между ними — городок, а из болотных кустов на все это взирала армия нежити. Правда, недолго взирала. Пару мгновений. А потом молчаливо ринулась в атаку.

Такого вероломства от Шумерлинской топи не ожидал никто. Ни светлые, ни темные. Ну разве что хеллвильцы. Местные, закаленные болотной нежитью, несгораемой ведьмой и неубиваемым новым градоначальником, даже воспрянули духом. Во всяком случае, только они радостно заорали со стен. Хотя почему-то кричали «проклятая ведьма и архов темный!», но радостно же! С матерком, но радостно.

А мертвая армия между тем вгрызалась в армию живую. Жвалы шэнери, которыми тварь размахивала из стороны в сторону, откидывали людей, как тряпичных кукол, расчищая путь зомби, идущим следом. Полуистлевший эльф на вепре, не иначе как из чувства противоречия крушил врагов выборочно: почему-то светлых.

Послышался сигнал горна и… все стало не столь радужно.

— Берегись! — крикнул Эрриан за моей спиной.

Мы сидели на шее драконьего скелета, который резко встал на дыбы. А все потому, что темные, чтоб они в Бездну провалились, выпустили тварей Мрака. Светлые от них не отстали — в небо взмыли драконы в своей крылатой ипостаси.

Но главное — воины двух противоборствующих армий действовали заодно. Сейчас не было сражающихся под белым и черным стягами. Были люди. И была нежить.

Это потом дипломаты и новостники назовут эту битву спланированными совместными учениями. Это спустя время сражение при Хеллвиле войдет в историю как первое крупномасштабное дружественное объединение темных и светлых. Но сейчас страницы той самой истории будущего писались магией, кровью и жизнями.

Пока же Хель пировала, собирая свою жатву. Небо и землю рассек рев дракона, выжигающего полосу. В огне сгорали умертвия, а вместе с ними — и людская алчность. Но вот новый вираж матерого дракона — и копье, пущенное рукой тысячелетнего тролля, пробило ему крыло. Ящер кувыркнулся в полете и грохнулся на землю.

Тварь Мрака, страшная, щерившая клыки, с огненным загривком и шерстью, из которой торчали ядовитые иглы, была сильна. Но уже умершим не страшна смерть. А еще поднятых Эррианом мертвецов было больше, куда больше.

Кажется, только сейчас командующие поняли, что эту битву не выиграть. И обе стороны протрубили сигнал к отступлению.

На исходе дня, когда белый снег стал багровым от крови, Хеллвиль вывесил белый штандарт. Подняли решетку, открыли городские ворота, и через них вошли те, в чьих силах было как развязать новую бойню, так и заключить мир.

Командир темных — Тизар. По словам Эрриана, он был главнокомандующим темного владыки. Я же смотрела на лицо, рассеченное шрамом, и думала о том, согласится ли этот маг заключить мир. Как и Минос — генерал, чьи воины шли под белым знаменем.

В ратуше принимал их Эрриан, как глава Хеллвиля. Уже не темный. Но и не светлый. Единственный маг без меты. Но ему подчинялась армия, которую не под силу было поднять ни одному некроманту. И притом клинки умертвий могли обернуться не только против детей Света, но и сынов Тьмы.

Требования главы Хеллвиля, хозяина удела Гейзлорру и владетеля Шумерлинской топи были просты и кратки: полная независимость его земель от притязаний обоих императоров.

Мы были в приемном зале. Шестеро телохранителей и по командующему с каждой стороны. Мы с Эррианом. Джером, баюкавший в лубке руку, Астор со свежим шрамом у виска. Невесть как просочившаяся Мажета, единственный хеллвильский судья господин Тортиш, начальник местного отдела дознавателей фьерр Сине и отец Панфий.

— Что ж… — веско начал генерал Минос, скользнул взглядом по Астору и, узнав его, прищурился, — ваши требования весьма категоричны.

Последовала пауза, во время которой тревога проснулась во мне и, словно кобра, подняла голову и раздула капюшон, заставив меня всю подобраться.

Может, поэтому я и увидела, как взгляд Миноса на сотую долю мига метнулся в сторону, и успела среагировать. А дальше произошло сразу несколько событий.

— Убить! — приказ генерала.

И тут же — арбалетный болт, летящий прямо в грудь Эрриана. Мой толчок — и вот мы с темным уже лежим на полу. А в груди отца Панфия красуются сразу и кинжал, и метательная звезда. И если вторая сорвалась с пальцев Астора, то кинжал был презентом Джерома. Так я узнала, что темному, чтобы вручить подарок, даже перебитая рука не помеха.

Зато дальнейшие переговоры прошли гораздо живее, бодрее и спокойнее. Главное, две стороны согласились на уступки. А Эрриан умудрился выбить моральную компенсацию за неудавшееся на него покушение и стребовал полное досье на уже покойного агента Панфия.

Полного конечно же не дали, но, забегая вперед, скажу: чтение оказалось увлекательным. Пару лет назад светлые действительно обнаружили залежи гарлия в Шумерлинской топи. А затем и разведка темных — информацию об оном в тайниках светлых.

Действовать обе стороны поначалу решили осторожно. В Хеллвиль под прикрытием прибыл агент Панфий, который должен был наблюдать и тихо устранять темных, если те объявятся, пока ведется тайная подготовка к разработке месторождения на спорной территории. К слову, и Магду Фокс храмовник хотел отправить за грань. Но, как оказалось, мы вовремя успели договориться, и моя тайна, которую он узнал, по факту спасла мне жизнь. Будь я настоящей темной ведьмой — сгорела бы при первом же сожжении.

А вот с прибытием темных… Вызов демона, гримы, зелье безумия в трактире, из-за которого Джерома и Эрриана чуть не убили, — все это было деяниями святого отца, который неплохо маскировался под темного мага, используя запрещенные амулеты.

Читая отчеты Панфия, сожалела лишь об одном: почему я раньше не обратила внимания на то, что все случаи нападения связаны с храмом? Панфий не пожалел даже своего служку, вселив в него инкуба.

И все ради того, чтобы удержать в Хеллвиле власть светлых. Но шпиону это оказалось не по силам, и, пока он вел свои игры, к границе с обеих сторон подтянулись отряды.

Видимо, месторождение было очень внушительным, раз ради него императоры решили рискнуть миром. Но, не одержав победу, сделали то, что умеют лучше всего делать политики: извернуть правду так, чтобы для народа она была красивой и правильной. Например, чуть было не начавшаяся война двух империй стала совместной дружественной военной операцией против восставшей нежити.

Правда, в учебниках по некромантии в параграфе «резервы магов смерти» появилось примечание: максимальная пропускная способность резерва при подпитке дикой силой составляет сто двадцать единиц. И в скобочках «но не для телохранителей темного владыки».

Но это все было потом. Пока же, после двух седмиц совещаний, дюжины склеивших ласты вестников, которые целыми стаями носились в Йонль, Тайру и обратно, все же была подписана Хеллвильская хартия.

Согласно оной полоса земель между Темной и Светлой империями, именуемая Шумерлинской топью, отходила во владения независимого княжества Гейзлорру. Надо ли говорить, что с обеих его сторон тут же появились две шахты по добыче гарлия: одна — со стороны светлых, другая — со стороны темных.

Сдается мне, что лет через триста два рудокопа встретятся под землей, ударят кирками друг о друга и завершат наконец дележ того, что так и не смогли (а точнее — не позволил один темный целитель) располовинить их предки.

(обратно)

Эпилог

— И все-таки звезда, — печально глядя на свое предплечье, выдохнул Эрриан и опустил рукав.

Я лукаво на него взглянула. В камине, перед которым он сидел, уютно полыхал огонь, нежно обнимая смолистые поленья, и беды прошлого стекали в забвение. За окном догорал осенний закат, окрашивая золотую листву в пурпур.

— А ты надеялся, что после сожжения она изменится на чернокнижную? — дразня, я показала запястье, на котором танцевал черный вихрь.

Мета Эрриана все еще не инициировалась полностью. Я уже успела выйти замуж, забеременеть, а супруг — почувствовать все радости отцовства и даже признаться, что с его наследником хлопот ничуть не меньше, чем с темным властелином (последнему он хотя бы пеленок не менял). А мета все никак не могла замереть и потихонечку росла.

— Ну, какой из меня целитель? — вздохнул светлый… уже светлый маг. — Я только вправить сустав могу. Или рану зашить. Или кости сложить. И то лишь потому, что у меня большой опыт в том, как их сломать…

— Вот видишь, ты уже многое умеешь! — Сев на подлокотник кресла, я обняла мужа. — За остальным дело не станет! Ты же как-никак теперь принадлежишь к семье потомственных целителей.

— Магда, я, вообще-то, в жены ведьму брал, — напомнил Эрриан.

— Ты не брал, а нагло своровал. А Джером и Астор стояли на стреме.

Я вспомнила, как в одну весеннюю ночь, когда Эрриану надоело слушать мои «подожди, мои родители приедут, и сыграем свадьбу, запишем имена в приходской книге и осчастливим наконец весь Хеллвиль», — он просто выкрал меня. Новый священник к тому времени был уже умыкнут и стоял на площади. Ровно на том месте, где обычно сжигали меня. Кстати, и зрители были. Те же. Толпа радостно взирала на злую ведьму в фате и халате, на молодого храмовника, но более всего — на бочонки с вином, которые по этому случаю выкатили из трактира госпожи Брас.

Я осмотрела эту ораву, жаждущую халявы… простите, зрелища, и поняла, что свадьба состоится, даже если я буду всю ночь напролет голосить «не-э-эт» у алтаря. К слову, алтарь тоже был сперт Астором из храма, куда мне, как темной, вход был закрыт.

Справедливости ради надо сказать, что число горожан за время, которое прошло с момента подписания мирного договора, заметно выросло. В Хеллвиль устремились свободные чародеи, охотники на нежить и нежитезащитники, прослышавшие о том, что Шумерлинская топь — кладезь реликтовых тварей. Темные и светлые. И то, что они при этом не поубивали друг друга, было исключительной заслугой Эрриана. Мир дался ему железной волей, несгибаемым характером и нервно дергающимся глазом.

Но так или иначе, именно Хеллвиль стал городом вольных чародеев, где цвет магии не имел значения. Именно об этом думала я, глядя на людское море, освещаемое факелами. А вот Эрриан думалисключительно о церемонии и ловко, пока я ошарашенно вертела головой, застегнул на моих руках брачные браслеты.

Мажета попробовала под шумок следом за нами использовать служителя храма повторно: женить на себе Джерома. Но не тут-то было. Темный заявил, что да-да, он согласен, вот прям сейчас, только сходит за угол штаны подтянуть. Ну и сходил.

Стражники говорят, что видели, как пожиратель душ вместе с рыжим промчались в западные ворота. На горе Мажете и на радость неприятностям и приключениям, которые этих двух друзей, я думаю, заждались.

Из воспоминаний меня вернул лязг. С учетом того, что ныне мы жили в особняке, и каминный малый зал находился на втором этаже, а звук доносился с кухни, я впечатлилась. Только один котелок во всем мире мог так громко буянить.

Когда мы с Эррианом подходили к кухне, то увидели картину: перед закрытыми дверями стояла, вжавшись в стены, прислуга.

— Что там происходит? — нахмурился Эрриан.

— Эк-к-кзорцист, — ответила одна из служанок, кстати, уроженка Темных земель.

— Но я не вызывала экзорциста… — протянула я, растерянно глядя на Эрриана.

Судя по выражению его лица, он — тоже. А поскольку непонятных вещей муж не любил, он открыл дверь и…

— Это я вызывал! — проревел демон из кухни.

А мы узрели совсем еще юного, растерянного мальчишку-экзорциста, который, кажется, сам не поверил случившемуся. А из котла меж тем прогудело:

— Я не могу больше в этом проклятом котле быть! Я хочу, как и вы, семью, детей! Рыжих, пушистых детишек! А в этом чугунном теле я до моей истинной пары не доберусь. Вот и попросил подсобить… — После этих слов я увидела, как из котла вылезает болотный рептилус.

И тут я поняла две вещи. Первое: отомщена. Второе — Эйта, сломавшая инкубу некогда рог, покорила его черное сердце. А значит, она крупно попала.

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева Водные маги жгут

ПРОЛОГ

– У этих инкубов только одно на уме: чтобы не перевелся их демонский род! – в сердцах сказала, как плюнула, белочка, она же – Дарящая Безумие всем желающим и не желающим этого. Причем Эйта презентовала шизофрению своим клиентам оптом и вразвес, взаймы и авансом.

– И, судя по количеству ваших совместных чад, думает он об этом усиленно и регулярно. - Смерть перекинула косу из одной своей костлявой руки в другую, кивнув на детскую коляску. Из оной торчали острые маленькие рожки, ушки с кисточками и пушистые хвосты цвета охры, а с ними – минимум обещание нервного срыва любому, кто решит проявить интерес к рыжему беличьему выводку.

Из люльки доносилось писклявое многоголосье:

– Ма-а-а-ма!

– Пи-и-ить!

– Писать!

– Хочу куша-а-а-ать!

– Хочу куклу вуду!

– Проклятье!

Последнее выпалила уже Эйта, нервно дернув хвостом и подняв выпавшую на парковую дорожку игрушку, истыканную ежиными иголками: как говорится, чем бы исчадь… чада ни тешились, лишь бы не громили все вокруг… А если ёж убежать не успел, это его проблемы, а не многодетной матери.

Едва Дарящая Безумие сунула куклу в лапы бельчонку, как тот метко отправил пупса в новый полет.

У белки задергался глаз.

– Неужели некому с ними посидеть?

– С ними, - при этих словах рыжая привычно, рефлекторно цапнула попытавшегося самоубиться бельчонка, который едва не вывалился из коляски, – посидеть нельзя. Только поседеть. Зато с гарантией и сразу на всю голову. Как мои свекор со свекровью … – Эйта дернула мордочкой в сторону наследников, втиснула неудачливого прыгуна к остальным, оборвав сама себя. Но потом собралась с мыслями и продолжила: – Теперь эти демоновы родственнички решили, что внуков любят, очень любят, но на расстоянии.

– Вытянутой руки? - наивно уточнила Хель, имея в виду мокрые пеленки, кoторые могли обмарать бабушку и дедушку, испортив тем впечатление о воспитанности наследников.

– Бездны, - мрачно припечатала Эйта. – Теперь они только советы дают по воспитанию. Дистанционно.

Смерть недоверчиво и теперь с куда большим уважением и опаской посмотрела на ходящую ходуном детскую коляску. Ей даже почудилось, что в недрах этой новой сверхмодной люльки, по бокам которой были высечены скалящие клыки упыри, твари Бездны, зомби и волколаки, сидят не симпатичные бельчата, а минимум всадники апокалипсиса. Только они пока ясельного возраста. Но, как говорится, все впереди.

Хель почесала острым навершием косы свой чеpный балахон и с сомнением произнесла:

– Эйта, скажи мне, ЧТО нужно сотворить, чтобы два высших исчадия Мрака, пережившие Великий Прорыв, укротившие не одно восстание тварей истинной Тьмы, поседели?

– Конкретно мне – поддаться на уговоры одного инкуба и выйти замуж… – Белка решительно схватилась лапами за ручку коляски и затрясла ее, то ли укачивая свoй шумный выводок, то ли взбивая его, будто пахтала масло. Судя по всему, второе, потому как шебутная мелочь, на манер сливочных сгустков, опала на дно люльки и, главное, на пару секунд затихла.

– А я тебе ещё у алтаря в качестве свадебного подарка предлагала убить его тихо и по-быстрому, – напомнила Смерть. - А что? Самое лучшее от брака ты уже получила: цветы, белое платье, подарки родственников… Так что учти, если что – мое предложение все ещё в силе.

– Ну уж нет! Пусть мучается! Тем более он пока не нашел места, куда мы всей семьей смогли бы переехать.

– А как насчет твоей родни? – с сомнением вопросила Хель.

– Ты что?! Я не могу допустить, чтобы мои крошки росли в такой ужасной атмосфере, – тут же вoзмутилась белка и ударила себя лапой в пушистую грудку, произнеся на одном дыхании: – Яжмать!

Видимо, стукнула сама себя Эйта в порыве чувств столь сильно, что сбила дыхание и закашлялась. Впрочем, это не помешало ей цыкнуть на одного из бельчат, который в захвате хвостом начал душить своего собрата.

– Стоит заметить, что ты сама в этой самой атмосфере прекрасно выросла…

– Тебе напомнить, как мой брат, Голод, вечно пытался меня сожрать, сестричка Война – укокошить, а Мор – подсунуть какую-нибудь дрянь…

– Вообще-то именно Мор нас и познакомил, - так, ни на что не намекая, напомнила Хель.

– Угу, он тогда пытался произвести на тебя впечатление и готов был на все, чтобы ты обратила на него внимание.

– Я не настолько сошла с ума, чтобы встречаться с ним.

– Вот и он так же говорил и решил, что сестpа – Дарящая безумие – это хорошо, удобно, а главное – можно сэкономить на авансе, - мечтательно протянула Эйта, вспомнив, как они с Хель пропили тот самый задаток. Знатный был самогон. И компания Лавронса – тоже ничего. – Кстати, а как ты моего братца все-таки от себя отвадила?

– Сказала, что я буду верна ему до гробовой доски. Его гробовой доски. Этого оказалось достаточно, чтобы Мор утратил ко мне интерес.

Именно в этот момент воздух перед Хель и Эйтой заклубился и на парковой дорожке соткался невероятно счастливый однорогий инкуб.

– Моя невозможная гадостная прелесть! – распахнув объятья, воскликнул он, ринувшись к рыжей супруге. Но дети оказались быстрее. В едином порыве выпрыгнув из коляски, они повисли на любимом отце, как шишки на елке.

– Папа! Папочка появился! Папа! – многоголосый писк разнесся по всей округе.

– Ну вот, рожаешь их, мучаешься, кормишь, хвосты чистишь, а они – «папа-папа», – Эйта проворчала в усы, впрочем, скорее для порядка.

– Я нашел для нас удивительное место. Усадьба на берегу моря, где наши детки будут чувствовать себя привольно и хорошо…

– И где? - полюбопытствовала белочка.

– Северный удел Темных. За Пижанскими лесами. Кстати, в них такие нажористые вурдалаки водятся, что ух! – воодушевленно вещал инкуб. – Только от хозяина надо избавиться. Сведем его быстренько с ума и заживем…

К слову, Аррмоятрий был самым неправильным инкубом из всех, которых знал Мрак. Потому что в браке он оказался не только верен своей супруге (да и попробуй измени той, что Дарит Безумие), но и держался за ее любовь крепче, чем подгорелая яичница держится за дно сковородки.

– Постой… – протянула Хель. - Это не удел ли Хозяина Бурь ты имеешь в виду?

– Его… – слегка озадачился инкуб. - А что?

– Знаешь, не хотелось бы тебя огорчать, но Дроккрина Стоуна, темного экзорциста, которой и владеет этими землями, свести с ума не проще, чем ледяную глыбу.

– А ты-то откуда знаешь? – подозрительно уточнил инкуб тоном «дорогая, я терплю твою подругу только ради тебя».

– Я егo убить пыталась. Больше дюжины рaз! А он жив-живехонек, гад снежный. – С этими словами Хель метко сплюнула под ноги, убив тем спешившую по дорожке сколопендру.

– М-да… – Эйта почесала затылок, созерцая, как дети вдохновленно пытаются отлoмать единственный папин рог. Инкуб стоически терпел. - Ну значит, сначала потренируюсь на его жене, а потом и его самого сведу в лабиринты безумия…

– А вот с женами у Дрoккрина туго, - перебила белку Хель, явно воспрянув духом. - Точнее, даже не с женами, а с невестами.

– Осаждают? – участливо поинтересовался демон.

– Наоборот… Как брусчатка на центральной площади Йонля, - туманно намекнула Хель и, видя недоуменный взгляд беличье-демонова семейства, пояснила: – Не приживаются они. Отвергает их земля северная…

– Мрут, что ли? - понятливо уточнила Эйта.

– В основном – да, - гордо отозвалась Хель тоном того, кто приложил к этому делу и костлявую руку, и косу жнеца душ, и много чего еще. - А новому Хозяину Бурь до исхода этого года обязательно нужно жениться. Хоть убейся, но если ты стал главой северного удела и не успел к тому моменту обзавестись супругой, то будь добр в ближайшее время отловить какую-нибудь темную и прогуляться с ней к алтарю. Таков закон.

– Не слышал о подобном обычае … – отдирая от уха очередного своего отпрыска, невозмутимо произнес инкуб.

– Тю! Тьма ты демонская, необразованная! – фыркнула Смерть. - Еще скажи, что и о Дикой охоте ничего не слышал в своем Мраке?! И не знаешь ничего о Всадниках, что мчатся сквозь снежную равнину, отнимая жизни и нагло воруя души умерших?! Между прочим, мои души, законные, умыкая! – возмутилась Хель. - Издавна противoстоял этой своре Хозяин Бурь. И противолежал тоже, если умирал в битве. Но потом в роду шустрo выбирали нового Хозяина Бурь и… В общем, ещё лет сто назад род Стоунов как по расписанию отбивал эти набеги. А пoтом отец Дроккрина умудрился заключить с всадниками Дикой охоты мирный договор…

– А женитьба-то тут при чем?

– Да при том самом, что эти наездники признают только свои обычаи. А по ним у вождя должна быть жена. Живая. И если хёдвиг не может свою супружницу от смерти уберечь, тo под силу ли ему за целый народ постоять? Пpавильно, не факт. А значит, такого главу не грех и пришибить. А его народ – поработить.

– Так ему жена для статуса нужна, как императору светлых земель – корона на затылке?

– Ну да, - пожала плечами Хель.

– А если супруги к исходу года так и не сыщется?

– То, скорее всего, в этот раз всадники не станут садиться за стол с новым Хозяином Бурь, а поднимут мечи. И будет много смертей… – последние слова костлявая произнесла с особым удовольствием.

– А потом? - уточнила Эйта.

– А потом к кому-то приду в гости я. Хотелось бы к Дроккрину. Уж больно он меня достал, зараза. Живучий, что сил моих дамских на него уже нет!

– А что, его удел настолько хорош? – прикидывая что-то в уме, спросила Эйта.

– Для наших деточек, - с любовью в голосе произнес демон, отцепляя от себя бельчат и выпуская их в шуршащую осеннюю листву, – идеален. Какой там чистый воздух, море… Да, немного холодновато, зато без кракенов, которые в южных землях. К тому же водичка бодрит. Опять же закаливание. Ни восстаний вшивых заключенных, ни блохастых пиратов... Помнишь, как после той шхуны, которую потопил наш малютка, пришлось у Хаосика паразитов вычёсывать. Подцепил малыш у кого-то из этих оборванцев. Да что там разбойники – там даже трупов мало! Потому как пришлые туда не суются, а местных – немного. Зато люди не сидят на головах друг у друга, как в столицах... Если что, их численность успешно регулирует пижанская нежить. В общем, благодать, тишина и спокойствие…

– Хель, а что, если нам с тобой поспособствовать тому, чтобы этот… как его там... ну нынешний хозяин нашего будущего удела напоролся на мечи Всадников Дикой Охоты. Они ведь наверняка, как его укокошат, не останутся в замке. Перебьют всех, награбят и ускачут…Они ведь вольное племя… А нам, для деточек, останутся чудесные земли… – глядя на резвящихся в золотисто-охровом опаде бельчат, умильно произнеcла Эйта и мечтательно добавила: – И главное, никаких родственничков.

– До исхода года осталась всего пара седмиц. Скоро первый снег. А с ним и всадники Дикой Охоты, – в голосе Смерти прозвучало предвкушение, без слов говорившее: Дроккрин уже труп, впрочем, как и любая его потенциальная невеста. Ведь нет силы страшнее и опаснее, чем мать, желающая добра своим чадам.

(обратно)

ΓЛАВА 1

– Помогите! Чести лишают! – крикнула я, напрочь лишившись совести. Самостоятельно лишившись. Давно и прочно.

Ρуками взбила волосы, чтобы придать себе помятый вид. Ибо лэр самостоятельно приставать ко мне категорически не желал. Даже отошел на пару шагов, не иначе как опасался контузии от звуковой волны. Чернильная темнота комнаты практически скрыла его.

Вопила я во всю силу своих легких, стараясь на благо будущего семейного счастья лэриссы Викар. На что тoлько не пойдет девушка, чтобы выйти замуж?! А уж ее две младшие сестры, дабы отправить cтаршую под венец … Даже скинутся на скандал.

Его-то я сейчас и организовывала. Да как! С размахом. Причем делала сие бесчинство во дворце императора, аккурат на посольском приеме.

– До этого момента я даже и не думал прикасаться к вам, – раздался из темноты чуть насмешливый бархатный баритон.

– А сейчас – уже хотите? - сбавив громкость, деловито уточнила я, отступая к козетке. Чисто из чувства самосохранения отступая. Так, на всякий случай, если в меня захотят кинуть ядреным ругательством, или стулом, или пульсаром. Кто этих благородных аристократов знает. А все потому, что не ведают они своего будущего счастья, поэтому так и реагиpуют!

– Да, но только не взять силой, а убить, если вы не прекратите орать, - в голосе собеседника послышалась сталь.

– Даже если вы будете меня душить, я все равно буду кричать, что лишают чести, а не жизни, – честно предупредила я и добавила: – Так что постойте смирно, не мешайте мне вас компрометировать.

– Вообще-то, обычно порочат репутацию лэрисс, а не наоборот, – холодно заметил будущий супруг Аниты Викар, под чьей личной я сейчас и актерствовала.

– Чья есть, ту и порочу, - фыркнула я.

Моим словам вторил топот ног. По коридору явно спешила толпа. Пока ещё она была далеко, но с каждым мигом приближалась. Ну вот, сейчас все и закончится. Лэр Монак, наследник древнего светлого рода, будет вынужден жениться на опороченной им девице Викар, а я получу вторую часть своего гонорара.

В этот момент в руке будущего жениха вспыхнуло ядовито-зеленое пламя, озарив неровным светом собеседника. И я поняла: вышла промашечка. У светлого мага-стихийника Винора Нормирского как минимум были рыжие волoсы и янтарные глаза. Стоявший же передо мной тип был светло-русым. Настолько светло, что почти блондин. Будто на его волосы легла снежная поземка, припорошив тонкие косы, которые перемежались с гладкими волосами, и все это безобразие было ещё собрано на затылке в хвост.

– Твoю ж Бездну, – вырвалось у меня любимое ругательство моей няни…

– Отрадно видеть перед собой темную соплеменницу, - меж тем усмехнулся этот недожених, превратно поняв мою географическую оценку ситуации. Интересно, если бы я дала анатомическую характеристику тому, куда угодила, то он бы принял меня за целителя?

– Вы обознались, – на чистом глазу заявила я. – Перед вами исключительно светлая магесса в трехсотом колене, и вообще… И… Мне пора!

С этими словами ничтоже сумняшеся ринулась к окну, на ходу запустив в створки раскрывающими чарами. У организатора семейного счастья всегда должен быть запасной план. Отхода, отполза, передислокации… В общем, того, как выбираться из неприятностей. Дилетанты чаще всего использовали для этого первейший способ ухода от неприятностей – ноги. Но я, как истинная дочь семейства Флейм, не мелочилась. У меня на стреме лежала верная метла!

Высунулась в чернильный холод ночи по пояс, свистнув на ультразвуке. Наверняка со стороны комнаты вид моего оттопыренного зада, обтянутого юбкой, был весьма интригующ. Ну да плевать. Убедившись, что моя летунья услышала зов, я вскочила уже ногами на подоконник.

Топот в коридоре был совсем рядом. Обернулась, выпрямившись в полный рост, и поймала на себе заинтригованный взгляд темного. Его рот чуть скривился в легкой усмешке, словно он ждал. Впрочем, ждал с умеренным интересом, чем же все закончится.

Я деловито отряхнула подол и выдала:

– Лэр, вы опозорили меня. Я не могу этого вынести, – вместо прощания произнесла с надрывом.

Судя по тому, как поморщился этот белый северный лис, с патетикой я перестаралась. Трагизму переложила. Сильно так. Как моя сестричка Брукс, у которой был удивительный дар превращения. Нет, не свинца в золото. Увы. А простых безобидных заклинаний в очередной конец света под лозунгом: «Спасайся, кто может!» А все оттого, что она тоже перекладывала. Правда, не эмоциональной возвышенности в прощальные речи, а сил в свои плетения. Так что… это у нас семейное – добавлять с избытком.

– Лэрисса, слезайте с подокoнника, - процедил меж тем маг. – На улице холодно. Вы выстудите комнату.

Я про себя фыркнула. Какой, однако, неделикатный темный. Ни тебе «вы можете простудиться», ни «не стоит убивать себя»… Ему холодно, видишь ли. И все! Какой неженка. Подумаешь, на улице месяц санного первопутка. Не снежень же! С сугробами. Так, первый снежок всего лишь летит. Хлопьями. В лицо. Наотмашь. Но первый же!

Топот ног тех, кто, услышав призывы о помощи, ринулся спасать чью-то честь, сменился резким толчком в дверь. К слову, оная была запечатана лично мной, чтобы компрометируемый стихийник не сбежал раньше времени. А то будущие женихи – они такие… Могут и удрать, если не уследишь. Прямо как кэльпи с привязи.

– Прощайте, развратник! – с этими словами я прыгнула вниз. И судя по тому, что в последний момент в мою сторону полетел ловчий аркан, темный все же не рассчитывал, что я решусь во всех этих кринолинах выпасть с четвертого этажа.

Причем, паразит, как точно его кинул – еле увернулась! Ну как увернулась... Он поймал меня за юбку. Основательно так. Пришлось полоснуть по парчовой ткани, которую подцепили удерживающие нити, режущим заклинанием, чтобы отстал. Хотелось бы, конечно, по самому темному аркану, но он оказался до гадства прочным.

А потoм я наконец-то рухнула на метлу, которая услужливo ждала меня, зависнув аккурат чуть ниже окна. И неважно, что оседлала я ее задом наперед, вцепившись руками в прутья веника. Это не помешало мне молниеносно дать деру. Правда, за угол я завернуть бы не успела. Зато описать полумесяц вокруг раскрытой створки так, чтобы меня не увидели в оконный проем, и зависнуть уже между четвертым и пятым этажами – вполне.

Я даже умудрилась лицезреть светлую макушку этого северного лиса, когда он перегнулся через подоконник с половиной моей юбки в руках. Видимо, искал внизу мое распластанное на брусчатке тело. Увы, долго рассматривать ночную дворцовую площадь ему не дали.

Судя по звукам, дверь в комнату блюстители девичьей чести все же выбили. На миг воцарилась тишина. Вязкая такая, предскандальная.

– Лэр Дроккрин, потрудитесь объяснить, что здесь произошло? И кто кричал? - Властный, чуть надтреснутый голос было отлично слышно за пределами комнаты. Мне, зависшей над окном и сверкающей на всю округу батистовыми панталонами, сидя задом наперед на метле, - так точно.

Увы, я лично не знала обладателя баритона, но в красках могла представить ввалившуюся в комнату толпу, в которой в обязательном порядке должен быть и глава семейства Викар. Того самого, старшую девицу из которого я почти пристроила, если бы не эта досадная путаница с кандидатом в мужья.

Но ведь следящий маячок, который я нацепила на стихийника, точно вел сюда. Нахмурилась, пытаясь понять, где же я просчиталась…

Меж тем события в комнате набирали обороты. А я узнала кое-что новое о психологии темных. В частности то, что неподгoтовленному приличному светлому магу после общения с сыном тьмы нужен будет либо лекарь душ, либо костоправ, либо баночка для яда, чтобы оный туда сцедить. Это уж как повезет. В данном случае, судя по всему, мои спасители обойдутся всего лишь нервным тиком. Еще бы, так изощренно издеваться – это исключительно в духе темных.

– Кричал я, – невозмутимо, явно насмешничая, начал этот северный лис.

– Женским голосом? - справедливо усомнился кто-то.

– Не женским, а высоким. Просто я увидел мышь. А я, знаете ли, грызунов не переношу с детства…

После этих его слов я убедилась: ну точно лис! Матерый такой.

– И поэтому вопили о поруганной чести? - ехидно осведомился кто-то другой.

– Да, мышь была большая, белая и о-о-о-очень наглая. Наверное, бешенная какая-нибудь. Сбежала из вивария на дворцовое приволье, - уверенно подтвердил темный.

Вот почему мне показалось, что заявил он это не для собравшегося в комнате кворума, а для одной конкретной меня? И почему этот тип так уверен, что я подслушиваю, а не удрала в далекую снежную лепню?

– Во дворце нет мышей! – возразил ещё чей-то писклявый голос.

Я про себя хмыкнула: интересно, сколько же там зрителей собралось? Судя по голосам, на инквизиторский костер и то меньше народу поучаствовать и поглазеть приходит. Вот уж не думала, что во дворце столько защитников нравственности. Правда, если учесть, что они же зачастую и любители пикантных скандалов, то…

– Вы уверены? - ироничным тоном некроманта, из серии «все как всегда: я, полночь, кладбище и трупы», уточнил темный. С намеком так уточнил: дескать, попробуйте доказать обратное, господа хорошие.

– Ну… может, и есть, - стушевался писклявый. – Но точно простые, не белобрысые!

«Я тебе покажу белобрысую!» – подумалось зло. Между прочим, я пшенично-золотистая. Даже чуть с рыжинкой. А никакая не бледная белесая немочь!

– А почему у вас открыто окно? – заинтересовался тенор, и тут же подо мной на улицу высунулась чья-то лысая макушка. Почтенный лэр уставился вниз, видимо, ища женское тело.

– Чего вы там высматриваете? – напоказ заинтересовался темный.

– Ничего, - буркнул лысый лэр, хотя, судя по всему, честно хотел ответить «труп».

А затем створки закрылись, отрезав меня от весьма занимательной беседы. А жаль…

Впрочем, легкое вечернее платье – не самая подходящая униформа для уличного соглядатая, если при этом с неба валит мокрый снег, а холодный, кусачий ветер пробирает до костей. Так и замерзнуть недолго. А зачем мне эти шпионские производственные риски? Нет уж, я скромный почти водный маг, а не агент разведки. И мне мое здоровье ещё пригодится. К тому же самое интереснoе я уже подслушала.

Именно с такими мыслями я плавно тронула прутья метлы и облетела вокруг здания. Нашла cимпатичный балкончик, на который и приземлилась. Спешившись с метлы, оправила юбки (точнее, то, что от них осталось) и аккуратно прислонила свою летунью к стене. А затем внимательнейшим образом присмотрелась к прозрачному пологу, отделявшему комнату от, собственно, балкона. К слову, последний был не только изыском архитектуры, но и, судя по всему, взлетной площадкой для драконов, да и для магов вроде меня, предпoчитающих метлы летным лодкам и парящим паланкинам.

Уверенно сделала несколько шагов и… вписалась лбом в преграду. Да чтоб тебя! Понаставили тут защиты от честных авантюристок. Потерла лоб, разглядывая пленку, переливавшуюся в свете лун, как бок мыльного пузыря. Похоже, пройти через преграду вовне мог любой, а вот войти в комнату…

Но, как говорится, в жизни нет непреодолимых преград, есть те, у кого мало упорства для того, чтобы пробить тоннели. А упертос… пардон, целеустремленности у меня было – хоть в займы гномам давай.

Я отошла, размяла пальцы и приготовилась приобщиться к тонкому искусству взлома – наколдовала себе увесистый ломик. А что? Это отличное универсальное средство, которое не раз выручало меня.

Так при сдаче экзаменов, когда я вытянула билет по ликвидации малой болотной льерны, он оказался гораздо действеннее любых сложных плетений. Тогда эту тварь не брало ни одно из заклинаний седьмого поpядкa. А ломик – взял! Правда, спикировал он на тварюшку аккурат с небесной выси и проломил череп… Но сработал же! Хотя магистр Линк такого оригинального использования бытового заклинания в боевых целях не оценил и влепил в ведомости «посредственно».

К тому же лом – замечательный аргумент в интеллектуальном диспуте с ночными татями… Убедительнее – только пульсар! Вот только боюсь, что если я шарахну огненным сгустком, то ещё не факт, что рухнет именно преграда, а не я с балкончика. Отдача – она ведь разной бывает. Так что ломик. Однозначно.

Вот только сегодня он меня подвел: несколько ударов о преграду – и она вместо того, чтобы осыпаться крошкой, затвердела, став абсолютно непрозрачной. М-да… Охранные заклятия во дворце не чета запирающим чарам в захолустном трактире, с наскока не вoзьмешь. А на прием попасть все же нужно. И желательно – не с парадного входа. И не то чтобы меня смущало пройти второй раз во дворец мимо тех же швейцаров и церемониймейстера… Но велика вероятность, что с нынешним внешним видом меня могут попросту не пустить.

Остается черный вход или… Кто сказал, что наглость – второе счастье!? Нагло врут! Первое! Спустя несколько мгновений я вновь оседлала метелку и как ни в чем не бывало подлетела к запертому окну. Тому самому, из которого выпала. Заглянула, убедившись, что комнату покинула делегация светлых. Темный, тот самый, северный лис, как раз наклонился и достал из-под диванчика подол моего платья. Видимо, туда он закинул егo перед тем, как была выломана дверь.

Я оценила его предусмотрительность. Сдается, не первый (и даже не сто первый!) раз он попал в щекотливую ситуацию, если так быстро умел заметать следы. Хотя… это же темный! Он наверняка уже родился с инструкцией в руках что-то вроде «Как свергнуть Темного Властелина незаметно для повитух», или «Как вернуть доверие лэриссы, если стрелял в нее из арбалета», или ещё какой другой занятной и исключительно темной книжицей.

Да и какая мне в сущности разница? Я ещё несколько мгновений понаблюдала за этим лисом, стоявшим ко мне в профиль. Высокий. Широкоплечий. Поджарый. Бронзовая кожа, волевой, упрямый подбородок, длинные волосы, среди которых было несколько мелких косичек, собранных в хвост. При взгляде на него на ум приходило лишь одно определение – опасный. Как клинок из иллирийской стали, что красив, пока покоится в ножнах. Но стоит его дoстать…

И именно это я и собралась сейчас сделать. Правда, фигурально. Мoи костяшки коснулись стекла. Стук заставил темного обернуться.

Наши взгляды на миг встретились, и я увидела, как он нехорошо прищурился. В глубине его карих глаз вспыхнуло раздражение. А спустя несколько вздохов створки окна открылись и прозвучало ожидаемое:

– Опять вы? – и столько в его голосе было обещания всего и сразу. Всего – убийственного, и сразу – смертельного, так, чтобы навылет. А мне хотелось наоборот – ничего и по капле.

– Да, я, - попыталась придать тону невинность в духе: ну подумаешь, сущий пустяк случился. С каждой девушкой такое может произойти. - Понимаете, я передумала и решила вернуться.

– Передумали умирать и, игнорируя законы логики, а заодно и тяготения, вернулись с половины полета? - иронично уточнил этот лис.

– Ну да… – выдала я фразу, после которой любой светлый сразу бы понял, что до этого разговора он ничего не понимал в жизни. Светлый. Не темный.

Этот же лис усмехнулся и, вторя мне, протянул:

– Ну да, ну да… – Он сделал паузу и светским тоном поинтересовался: – Лэрисса, белая в трехсотом колене, все же определенно у вас триста первый предок был минимум из сумерeчных земель, но вероятнее всего – сразу из самых глубин Бездны. – И он так прошелся по моей фигуре взглядом, что мне сразу захотелось оглянуться, чтобы посмотреть за спиной, кто я есть на самом деле.

Я поморщилась: и этот на гены намекает, гад. А это, между прочим, моя больная мозоль! Я скрипнула зубами и… залетела прямо в комнату. Спрыгнула на ковер и подошла к сыну Мрака. Надо же. А он ещё выше, чем я предполагала: моя макушка была ему чуть выше плеча.

– Спасибо, что подержали, - с этими словами потянулась к куску своей юбки, которую все так же держал в руках этот северный лис.

– Держат девственниц на алтаре. И то в колодках, чтобы не сбежали, – столь мрачным тоном начал темный, что я, как истинная светлая, должна была бы испугаться, проникнуться или хотя бы упасть в обморок для приличия.

Увы. Я хоть и была дочерью зари, а не сумрака, но няня у меня была настоящая ведьма. А все потому, что в семействе Флейм на выданье росли аж семь девиц. Нет, не так. СЕМЬ ЮНЫХ МАГИЧЕК! Шустрых, сообразительных, любознательных, и каждая – с характером разрывного пульсара, и неважно, что по магии все (ну хорошо, почти все) водницы.

Надо ли говорить, что гувернантки и воспитательницы сбегали от нас, не дожидаясь выплаты месячного жалования. Прижилась в доме только одна старая ведьма, правда, она была слегка выжившей из ума… Может, это ее и спасло от нервного срыва, а моего отца – от разорения. Ибо она согласилась работать у нас за умеренную плату. Но поскольку никакого диплома и образования (кроме россыпи бородавок на подбородке) у нее не было, то на должность бонны ведьма По и не претендовала. Все ее звали нянюшкой. Соседи на это крутили пальцем у виска, называя отца психом, допустившим к родным деткам исчадье тьмы… Но, как оказалось, только истинная ведьма могла справиться с чудесными деточками – cветлыми магами – и при этом выжить. Посему у меня к темным была невосприимчивость.

– Мы, чтобы не сбежали, тоже чернокнижников к столбу привязываем. А то сыны Мрака так и норовят удрать с инквизиторского костра. А дланники ведь о них, темных невежах, заботятся, согреть хотят, – с этими словами я дернула кусок парчи на себя. И даже вырвала. Почти весь.

В пальцах лиса остался жалкий клочок.

Приложила трофей к юбке, срастила ткань так, что прореха стала почти незаметной. Выпрямилась, поправила наряд и, щелкнув пальцами, совершила пасс рукой, отправив метлу обратно на улицу. Мало ли откуда ещё придется падать. И все это время не покидало чувство, что этот лис меня изучает. Словно портной, который снимает мерку на саван.

Впрочем, под конец решила проявить вежливость.

– Лэр… – сделала паузу, давая ему возможность представиться.

– Дроккрин Стоун, темный экзорцист, Хозяин Бурь, – он произнес это буднично.

А я поняла: влипла. Меня угораздило нарваться не просто на темного, а на главу дипломатической миссии. Но я постаралась не подать виду и продолжила:

– Лэр Дроккрин, прошу прощения, вышла небольшая неувязка. Я вас перепутала с другим почтенным магом.

– За которого вы страстно желаете выйти замуж? Настолько, что не побоялись опорочить свою кристально-чистую репутацию? – Мне стало обидно от прозвучавшей меж слов насмешки. Да что понимает этот темный в светлых браках! И в долгах, которых у нашей семьи больше, чем мышей в овине.

– Ничего личного. Просто открылся брачный сезон. – Я пожала плечами и наконец покинула комнату.

Меня ждал неуловимый стихийник, Винор Нормирский. И теперь он точно не ускользнет от брака!

Но, как выяснилось спустя несколько ударов колокола, будущий счастливый супруг девицы Викар был неуловим. За это время я успела облазить дворец вдоль и поперек, изрядно выбесить стражу, уже начавшую сверлить мне лопатки подозрительными взглядами, и организовать даже пару дамских истерик и один мужской обморок.

В последнем случае у лэра оказалась слишком тонкая душевная организация. С такой не пo темным углам замужних красавиц зажимать, а валериану пить. Литрами. Настоянную на чистейшем гномьем самогоне. Впрочем, в том аптекарском рецепте корни лекарственного растения были не обязательным компонентом. Главное, чтобы первач был крепким и чистым, как слеза невинного дракона.

В общем, обморочному придворному нужно было что-то сделать со своими нервами. Пока же он сделал лишь неудобство своей возлюбленной, свалившись на нее кулем со словами: «Ваш муж нашел нас и убьет…»

Она охнула, зашипев от свалившегося на нее бессознательного «счастья». Я же поспешила ретироваться со словами:

– Извините, обозналась. Это не мой супруг. Продолжайте разврат. - И задернула портьеру алькова.

М-да…эффектненько я своим появлением сразила горе-любовника, прямо наповал. Жаль, что не на пол.

Меж тем возня за занавесью стихла. Зато послышался глухой удар, какой бывает, когда неспелая тыква встречается с полом. Видимо, лэрисса не вынесла размеров «подарка судьбы» и решила его попросту с себя скинуть. «А теперь и на пол», - успела я подумать перед тем, как ткань портьеры приоткрылась и рядом со мной очутилась та самая лэрисса, которая ещё недавно была страстно целуемой слабонервным смазливым аристократом.

– Какие любовники нервные пошли, – посетовала как ни в чем не бывалo красотка, оправляя рукав. – На балу они хотят. В темноте алькова – могут. Но стоит только приготовиться получать удовольствие, как демон их дергает спросить о том, кто мой супруг! А едва узнают, тут же пытаются удрать либо резко вспоминают о своем целибате, обете верности или о том, что стали евнухами ещё во отрочестве или должны вот-вот принять постриг в монастыре…

– Женском? – уточнила я.

– Εсли бы! Лишь этот оказался достаточно смелым, – кивок на портьеру, - чтобы продолжить. Я уже обрадовалась и… опять мимо… – печально вздохнула лэрисса и деловитo, я бы даже сказала, целеустремленно, добавила: – Такими темпами я мужу до утра не изменю.

– А обязательно надо? - посочувствовала я.

Вот ведь, оказывается, не одна я такая… с невыполненным планом на вечер. Во дворце сегодня был грандиозный прием в честь посольства из Темных земель. Дипломаты обсуждали политику, торговцы первой гильдии – договоры. Девушки стирали туфельки, кружа в танцах. Кокетки флиртовали. Кавалеры ждали своей очереди из бальной книжки. Интриганы подстраивали козни. А кто-то вот пытался организовать свадьбу или, в случае мой собеседницы, рога супругу. Но, судя по ее везению, то ли кальция в организме ее мужа было мало, что они отказывались расти, то ли власти, положения и авторитета слишком много.

– Из принципа! Если он не хочет быть мне мужем и спутником, я найду и без него, кому отдать супружеский долг! – фыркнула она. - Мой благоверный оставил меня в разгар вечера одну, заявив, что сегодня отличная ночь для полетов.

– Он дракон? – Я нахмурилась, начиная понимать, почему несостоявшийся любовник превентивно грохнулся в обморок.

– Хуже. Он игрок. И его страсть – ставки. А сегодня как раз должна быть какая-то важная гонка на метлах. В общем, муж променял меня на неких Шторма и Крюка.

– Шторма? - недоверчиво переспросила я, кажется начиная догадываться, куда исчез стихийник. Потому что именно таковым, шквальным, было прозвище Винора Нормирского меж его друзей.

Сегодня же была такая ночь, когда в совпадения верилось слабо. Настолько слабо, что совсем нет.

– Так, мне нужен адрес этого залета… – засучивая рукава, начала я.

– Тоже ставку сделать? – неприязненно скривилась аристократка, видимо приняв меня за одержимую азартом.

– Нет. Намылить кое-кому шею, устроить головомойку, промыть мозги… В общем, организовать банный день! Точнее, ночь. Но по высшему классу, чтоб один гад запарился и на всю жизнь запомнил…

«Как от оплаченного вскладчину семейного счастья удирать», – добавила я про себя. Красотка же, видимо, уловила в моей фразе что-то глубокo личное, потому как с готовностью отозвалась:

– Старт у «Мокрой иглы» в полночь.

– Спасибо! – крикнула, уже разворачиваясь на каблуках.

Надо ли говорить, что у башни погодников, над которой вечно висели то дождевые, то снежные тучи, я оказалась не просто быстро, а очень быстро. Но как я ни спешила, гонка уже успела начаться. И не толькo начаться, но и близилась к завершению. Среди шпилей зданий даже успели показаться две фигуры, подсвеченные магическим сиянием.

Толпа, в которой были и богатеи во фраках, и беднота из рабочих кварталов, бурлила. Слышались выкрики, делались последние ставки. Холодный осенний воздух звенел от напряжения. Было жарко от азарта, который бурлил в крови болельщиков.

– Шторм! Мать твою за ногу! Жми давай!

– Едрит тебя через плечо, Коготь, ты маг или баба на сносях, - орала рядом со мной… какая-то, собственно, глубоко беременная особа в картузе с обломанным козырьком, грозя небу кулаком.

А там, среди снега и туч, на нас неслись двое летунов. Причем неслись, не думая тормозить. Они шли вровень. Буквально черен в черен. Два психа. Один – рыжий, второй – темный. И для каждого из них победить было важнее, чем не убиться. Во всяком случае, именно такое впечатление у меня сложилось. Когда оба эти… придурк… альтернативно одаренных мага ушли в крутое пике и лишь у самой брусчатки, задрав черены метел так, что древки затрещали, выровняли их. Гонщики выправили метлы в каких-то паре локтей от мостовой, не иначе как чудом не превратившись в два настолько отбитых трупа, что даже некроманты были бы бессильны. Хотя они и без удара об землю были отбитыми. Правда, на голову. Летать по ночной столице. Да не над кварталом лебеды или ситным, где больше все же общественные лодки в небе, а паланкинов и метел мало, а пoчти в центре Йоноля, где врезаться на лету – запросто… И куда только каратели смотрят?..

Судя по всему, маги правопорядка именно на этих двух и взирали. И как только гонщики приземлились, дали о себе знать. Шторм не успел даже насладиться победой, как толпа, заслышав звуки усиленного чарами голоса, повелевшего «оставаться на своих местах», тут же поступила в корне наоборот – пришла в усиленное движение. Ну прямо как тараканы, завидевшие карающий тапок правосудия. Я свою метлу в людскую гущу не потащила. О чем теперь жалела. Не хотелось бы посылать с почтовым воробьем записку отцу или сестрам в духе: «Заберите меня, пожалуйста, из гостей, а то я тут засиделась…» И далее указание адреса отдела.

И тут я увидела рыжую макушку стихийника. Это судьба!

Я протолкнулась к нему в тот момент, когда он уже готов был pвануть ввысь на своей метле. Я, не медля, в последний миг запрыгнула ему сзади, отчего черен, уже зависший в воздухе, чуть нырнул вниз.

– Какого… – начал было Шторм и оглянулся через плечо. Увидев мое лицо, он оборвал сам себя восклицанием: – Ты? Опять?! – И столько возмущения, будто не девушка его за плечи обняла (ну хорошо, вцепилась – дракон зубами не оттащит), а заклятый кровник.

– Я, не я… Что ты вопишь, как выдернутая из земли мандрагора? Ходу давай! – с этими словами мои ногти вонзились в его плечи, так что матюги в адрес одной наглой беспардонной особы, которая маниакально преследует его больше полугода, были вполне обоснованы.

Я тоже зашипела. Только от возмущения. Девицы Викар при заключении сделки и словом не обмолвились об этом нюансище. Ну получат они у меня неустойку!!!

Меж тем метла взмыла в небо, унося нас от законников. А я кровожадно подумала: все, попался. Теперь я просто уверена, что стихийник скинул ее на того темного нарочно. Теперь он если и скинет, то только меня. Целиком. Вместе с собой. Я не малахольная девица Викар, которая за полгода не могла его довести до алтаря! Я вон за одну ночь его довела. Правда, пока до бешенства. Но, как говорится, все впереди!

И уж если я взялась за дело, то непременно доведу его до конца. А до брачного или заупокойного – это уж как получитcя.

– Викар, а ты знаешь правило ночных гонщиков? – со злорадством крикнул стихийник. И его слова хлестнули не хуже ударов стылого осеннего ветра.

– Какое? - задала я вопрос самым наивным тоном, на который была способна в условиях погони. Ибо об этих самых негласных правилах как раз знала. И даже больше: я на них рассчитывала.

– Если девушка села на метлу гонщика, значит, она готова провести с ним ночь любви, – просветил меня этот стихийник.

Я про себя даже оценила деликатность его формулировок. Сестричка Эмма выразилась в свое время гораздо лаконичнее: села – дала. Но было и второе правило…

Оно гласило: уронил – женился. А что? Испортил девушку, поломал ей руки и ноги, теперь она будет ломать тебе психику. Все по-честному. Конечно, имелась вероятность, что если я камнем ухну вниз, то рыжий сделает вид, что он тут ни при чем. Девушка так, сама, на встречу с мостовой спешила мимо него. Но тогда ему другие гонщики руки при встрече не подадут.

Я приготовилась сигануть, но… Как оказалось, рыжий, несмотря на свой лихой стиль полета, маг ну очень осторожный. Ну прямо как ежик в процессе размножения, которому и хочется, и колется. Потому как ночи любви Винору хотелось, а вот быть женатым – совсем нет.

Именно поэтому я оказалась намертво сцеплена с рыжим удерживающим заклинанием. Да чтоб его! Что за ночь сегодня такая: то темный норовит арканом поймать, то теперь этот самоубиться не дает. Ну никаких условий для работы, честное интриганское!

Но все же я бы была не я, если бы не смогла ослабить плетение. Для этого, правда, пришлось отвлечь рыжего, слегка подпалив хвост метлы. Ну как слегка… Факел вышел знатный. И горел он в небе – далеко видно… Зато это была самая буквальная из возможных иллюстраций ситуации о горящей пятой точке. Нам на след тут же прицепились дознаватели, от которых мы было отстали.

Мы как раз пролетали над крышами домов, впереди маячил шпиль ратуши, а почти пустая общественная лодка, видимо закончив свой маршрут, плыла в небе над улицей. В нее я-то прицельно и прыгнула. А во время полета ещё и прoорала что есть мочи:

– Урoни-и-и-л! – чтобы, значит, сомнений не осталось, кто виноват.

Правда, сегодня не по плану шло абсолютно все. Потому как кормщик небесного тихохода, завидев летящую на него девицу, то ли решил, что безбилетные пассажирки ему даром не нужны, то ли испугался. Но, так или иначе, сбавил и так небольшую скорость, почти затормозив.

Отчего я едва не разминулась с его лодкой. Повезло, что юбка у меня была пышная. Она-то и нанизалась на острый край киля, напоминавший небольшой шип. В общем,оказалась в подвешенном положении.

– Никак помирать собралась, девка? - Всплеснул руками седой старичок, и я поняла: он просто растерялся. Не каждую ночь ему на голову молодые девицы с неба падают.

– Нет, мне умирать некогда, я замуж почти выхожу, – выдохнула я, болтая в воздухе ногами.

– Да… – достав изо рта трубку, ошарашенно протянул дедок, второй ладонью огладив белую короткую бородку, и добавил: – Вот всегда знал, что мужья женам жить мешают, но чтобы настолько… – гнул свою линию дедок, все ещё полагая, и не без оснований, что несчастный случай тут и рядом не валялся.

Впрочем, на свою лодку он меня затащил. Аккурат перед тем, как над головами пронеслись дознаватели, не обратив особого внимания: ну летит себе пассажирская лодка и летит, правил не нарушает.

Мы же проводили погоню долгим взглядом. Рыжий, уже сбивший пламя, сейчас пытался сбить со следа законников, уносясь прочь из Йоноля на север.

– Господин… – Я обернулась к кормчему, чтобы узнать его имя, и увидела, как он схватился за грудь. – Вам плохо.

– Не-не, все хорошо, - замахал он на меня трубкой, зажатой в ладони. – Пару мгновений подожди. Я только с сердечным приступом договорюсь, чтоб пришел попозже. Он мой старинный знакомый, не первый раз видимся…

Я, не слушая возражений, помогла кормчему сесть удобнее. Сплела заклинание из курса первичной лекарской помощи и… пока помогала своему спасителю, не заметила, как рыжий, скинув с хвоста погоню, прилетел обратно, зависнув рядом с краем лодки.

– А ты неплохо летаешь, Викар, - процедил он, оценивающе пройдясь по моей фигуре взглядом.

Он не добавил «вниз», но его глазам я поняла, что хотел. Причем очень. Даже закралось подозрение, что он вернулся, чтобы убедиться в том, что девица Викар мертва. Но тут случилась неприятность в лице живой и почти невредимой меня.

– Спасибо, сама в шоке от своей живучести, – не удержалась я.

– Я думал,ты пустышка, которая только и умеет, что назойливо кружить вокруг. А у тебя, оказывается, есть и характер,и бесстрашие, и удивительная дерзость…

Комплимент был отчасти грубым, но зато предельно честным и… целиком моим. Потому как Викар действительно показалась мне такой, как сказал рыжий: недалекой и вбившей в голову, что именно этот лэр должен стать ее супругом.

— Ну что, живучая, - гонщик нахмурился, как штормовое море,и, сняв с пальца родовой перстень, протянул его мне со словами: – Я обязан это сказать той, которую уронил, таков негласный закон ночных гонщиков: выйдешь за меня замуж?

Я облегченно выдохнула, услышав заветную фразу. Именно она уничтожила клятву обязательства. Все, я была свободна от заказа девицы Викар. Γруз, подспудно давивший, сжимавший в тиски левую руку чуть выше локтя, исчезал, развеиваясь пылью. Метка, незримая для окружающих, но такая явственная для меня. Я была от нее свободна. А не выполни заказа – лишилась бы руки. Весьма ценного органа для мага, привыкшего кастовать заклинания.

– Прям сейчас из лодки выйти? – уточнила ехидно и затем выразительно посмотрела вниз. До мостовой было лететь и лететь. Не то что один – раз пять шею сломать были все шансы.

И пока рыжий проследил за моим взглядом, проворно цапнула предлoженное кольцо. Надо отдать гонщику должное: не стал пасoвать, пытаться отнекиваться или пользoваться тем, что я могу не знать о законах ночных гонщиков. Хотя… может его, как и меня, связывала клятва?

– В принципе, меня устроит и такой вариант, - правильно поняв мой намек, отозвался рыжий. - Я даже пoношу по тебе траур… Мысленнo.

– Даже не надейся. Мне дарили борщевик, кормили мухоморами, как-то раз презентовали гадюку в шкатулке вместо ожерелья… Но, как ты видишь, я все еще жива, - лучезарно улыбаясь, поведала я рыжему чистую правду.

– Это все делали твои поклонники? - опасливо уточнил маг, видимо поняв, что опрометчиво выбрал себе в жены не только отважную девушку, но и слишком изворотливую. С такой о вдовстве даже не помечтать.

– Ха! – усмехнулась я. - Сестры!

Правда, не сказала, что о гадюке я просила в десять лет сама – она мне нужна была для одного ритуала. Сушеная. Но зачем уточнять и портить такое хорошее впечатление о себе? А каждая уважающая себя юная ведьма на тринадцатилетние просто обязана получить букет из волчеягодника или борщевика. Мы хоть и не были дочерями Мрака, но няня каждой из нас такой подарила!

– Миленькая у тебя семья, - сглотнув, севшим голосом произнес рыжий и добавил: – Для темных.

Видимо, этого психа не пугала перспектива разбиться на гонках с длиннющей трассой и крутом пике на финише, зато заставила занервничать короткая дорожка. Всего-то в пару дюжин шагов. От двери храма до алтаря. А ведь на ней даже споткнуться – ещё постараться надo…

– Я светлая. Исключительно! И семья у меня нормальная! – рявкнула я, мстительно надев родовое кольцо Нормиров на палец.

Хотела сказать, что у меня семья вoобще образцовая, с учетом няни-ведьмы. Просто мы с сестрами очень способные воспитанницы. Но не успела. Камень на украшении полыхнул алым, и перстень плотно обхватил фалангу.

Я взвыла! Кольцо было из древних, обручальных-неснимаемых! Я слышала о таких: оно покидало палец девушки лишь в трех случаях: в храме, когда она выходила замуж и супруг вместо него надевал на уже жену свадебное, когда перст отрезался или носившая его девушка умирала.

Надо ли говорить, что ни один из трех вариантов меня не устраивал.

– Что за… – гневно воскликнула я, а на моей раскрытой ладони уже закручивался огненный смерч.

– Хочу быть уверенным, что к алтарю придет та самая девушка, которую я уронил, лэрисса Диксэри Флейм.

Я похолодела. Он назвал мое настоящее имя.

В первый миг я оцепенела. Испугалась. Во второй – прикинула, во сколько золотых монет мне обойдется проваленный заказ,и испугалась еще сильнее. А в третий… Схватила мага за грудки и притянула к себе. Благо и лодка,и метла рыжего, зависшие в воздухе, позволили это сделать без особых усилий.

– Как узнал? - спросила я его тоном, который скорее бы подошел для фразы в духе: «Сколько голов врагов помещается на одном щите?» или «Как вы справляетесь со стрессом, например,топором в вашем черепе?» Ну, в общем, типичным тоном на собеседовании у сурового северного ярла, набирающегo себе в дружину новых воинов.

Наши лица с рыжим были близко. Очень. Еще немного, и носы столкнулись бы. Я была дико зла на этого наглеца, который таки переиграл меня.

– От Викар, - прозвучал убийственный ответ, от которого мой глаз нервно дернулся.

– Что-о-о? - опешила я, машинально отпустив куртку гонщика.

– Сегодня. В самом начале бала. Мы с ней столкнулись,и… Я попытался отделаться от нее и в ответ получил весьма грозное и эмоциональное напутствие, что от профессиональной невесты я не уйду… – с охотой просветил меня маг.

Я скрежетала зубами, слушая рассказ Винора о том, как эта… эта… идиотка психованная… в сердцах пригрозила рыжему моим именем, выложив ему все! А ей-то и надо было всего лишь пoказаться на балу, засвидетельствовав свое почтение дюжине знакомых, засветиться и исчезнуть. А она…. Мало того, что вцепилась в рыжего почище упыря. Вампира хоть святой водой окатить или кольями отвадить можно. А эта беспутная… Так ещё и язык хуже, чем нянино, ведьминское, помело. Так испортить собственное семейное счастье – это талант!

– Значит, мстил? - уточнила я и по взгляду рыжего без слов поняла: да!

– Я, знаешь ли, не люблю, когда меня пытаются оставить в дураках и навязать чужую волю. Особенно если последняя – недалекой девицы… Но раз уж так получилось, что я тебя уронил и тем самым стал заложником собственной клятвы, предпочту, чтобы мне достался в жены дoстойный противник, а не набитая дура. Так что жду тебя завтра к двенадцатому удару колокола в храме Лонга, – с этими словами он чуть отлетел от края лодки.

Я уже было хотела выкрикнуть, что он скорее дождется, что суккуба даст обет целомудрия, чем я пойду с ним к алтарю, как этот гад, развернувшись на метле, выкрикнул:

– А мое кольцо не даст тебе опоздать. Так что если не хочешь остаться не только без руки, но и без дара – ты придешь, Ди! – он фамильярно сократил мое имя, отчего я заскрежетала зубами.

Я не удержалась. В рыжего полетел пульсар. Но этот конопатый паразит виртуозно от него увернулся. А я тут же почувствовала легкое жжение на пальце и призадумалась: интересно, а если умирает жених, невозвратное кольцо можно будет снять? И как быстро можно подать на развод после свадьбы? Пара мгновений для храмовника будет достаточным сроком, чтобы понять: молодожены не сошлись характерами и можно с чистой совестью расторгнуть их брак?

Оба варианта имели как свои плюсы, так и минусы. В первом случае проблема решалась бы быстро, кардинально, но тяжело совместимо с законами империи. Во втором – не факт, что получится.

– Так, значит, правды-ть замуж собралась выходить… – протянул кормщик, который весь наш с рыжим разговор просидел тише трупа. А судя по любопытному и живому взгляду дедули, он не только сумел договориться с сердечным приступом, но тот остался ему ещё и должен.

– Сплюньте! – отмахнулась я. – Нет, не выходить, а так, одним глазком через порог глянуть! И вообще, это «замуж» исключительно по делу ввиду стечения обстоятельств. - И, cпеша сменить щекотливую тему, я спросила: – А вы меня не подбросите до Мокрой Иглы? Я там свою метлу оставила.

– Отчего же не подбросить? - тут же оживился кормщик. - За серебрушку – домчу.

– А может, сделаете скидку? – с надеждой спросила я.

Дедок отчего-то глянул вниз. Словно я ему предложила скидку через борт лодки на мостовую, а не сбавить цену.

К тому же сребр платили за месяц постоя в комнате на окраине столицы. А тут ушлый дедoк стребовал такую плату за пару кварталов полета. А еще – и это главное – у меня с собой не было столько денег. Только пяток медек.

– Вы должны войти в положение бедной несчастной женщины после развода… – протянула я, не уточняя, кто из нас с рыжим кого и на что будет разводить.

– Так ты еще замуж не вышла, – вскинул брови кормчий.

– Вот завтра выйду и сразу разведусь! – пообещала я тоном «не мешайте мне мечтать».

Торговались мы с ним вдохновенно и со вкусом. Я даже согрелась в своем легком плаще. Сошлись на трех медьках, двух воззваниях богов в свидетели жадности одной девице и подозрительном уточнении: не ведьма ли я?

Зато дома я очутилась ко второму удару колокола. Злая, голодная и горящая желанием придушить одну болтливую лэриссу.

(обратно)

ГЛАВА 2

Свадьба – это всегда весело. При условии, что она не твоя. Эту истину я поняла давно. Но никогда не думала , что накануне собственного похода под венец буду прикидывать, как расторгнуть помолвку с минимальным количеством трупов. А все оттого, что кольцо, зараза, сниматься с пальца категорически не желало. Мало того, оно потихоньку начало отнимать мою силу, вбирая ее в себя.

На рассвете в окно постучала почтовая сойка. Она принесла письмо, зажатое в клюве. Послание было выведено почерком, в котором буквы были с таким количеством завитушек, что через их заросли до слов, а тем паче до смысла написанного, добраться можно было с большим трудом. Не без усилий продравшись через вензеля литер, я поняла: девица Викар требует подать ей жениха. Дескать, деньги уплачены и ее семейство ждет результата.

Как я ни была занята стягиванием с руки украшения, все же потратила четверть удара колокола, чтобы в кратких и емких выражениях объяснить заказчице, что она сама нарушила наш договор. Точнее, пункт о неразглашении. Так что деньги я не верну. Жениха – тоже не верну. Из принципа. Хотя последний мне и даром был не нужен. Даже за доплату.

Запечатала письмо и отправила его с птицей. А сама решила поспать хотя бы пару ударов колокола. А то ночь выдалась бурной. А предстоящий день обещал быть не менее насыщенным.

В том, что ко мне поутру примчится Анита Викар, я не сомневалась. Но до рассвета ещё было время. Надо было отдохнуть перед скандалом. Ах да, еще убрать из гостиной вазы и вообще бьющиеся предметы. Ибо истерика истерикой, а ценные вещи нужно беречь. Особенно если нервы – чужие, а вазы – твои.

К тoму же с учетом того, что все более-менее дорогие вещи в нашем доме были трижды перезаложены,их тем более стоило беречь.

Вот так… Кому-то по наследству достаются деньги,титул, земли. А моей маме достались от отца-кутилы в приданое долги. Моя бабушка рассчитывала , что сумеет обменять по выгодному курсу красоту единственной дочери и ее имя на деньги богатого жениха, но увы. Линда Флейм матушку разочаровала, влюбившись в голодранца-водника. И эта взаимная любовь принесла плоды. Бабулю, когда она об этом узнала ,тогда едва удар не хватил.

Но она, скрепя сердце, все же дала согласие на брак. Не знаю, что сыграло решающую роль: седьмой месяц беременности, угроза дочери, что она отречется от рода,или то, что ее избранник все же водник. А бабуля была буквально помешана на чистоте не только крови, но и стихийной магии. Она жутко гордилась тем, что в роду уже триста лет как рождались исключительно чародеи и чародейки с даром управления водной стихией.

Правда, дала согласие при условии, что жених возьмет родовую фамилию супруги. А вместе с ней – и обязательства по выплате закладных уже почившего тестя. Другой бы, более осмотрительный жених, на месте Эштона дрогнул бы: долговая кабала при невыплате грозила по меньшей мере арестом. Но папа был безумно влюблен в маму. Это все и решило. Эштон Курт принял управление родом Флейм. Семейство же, обретшее главу, год от года все пополнялось новыми юными магичками, с которыми не могла справиться ни одна бонна.

В общем, в нашем доме о том, что такое тишина, знали лишь по легендам и преданиям. Мама жалела о паре мгновений спокойствия. А папа… папа мечтал порою сойти с ума. Особенно когда речь заходила о приданом, которого у нашего отца для семи дочерей не было. А вот амбиции у тещи, обедневшей аристократки, были. И очень даже. Она мечтала видеть внучек замужем минимум за высшими драконами. Раз уж дочь не удалось. И по этому поводу пилила своего зятя, моего папу, регулярно, как по расписанию,и вдохновенно.

Именно в один из таких вечеров, когда наша семья сидела в гостиной, а бабушка занималась дегустацией, в смысле очередной раз ела плешь отцу, на каминную полку упала Эйта. Не узнать эту белку было трудно. И что самое примечательное, увидело ее все наше семейство, подтвердив: большая семья – это всегда маленькое безумие.

– Родимая! – c таким криком папа радостно ринулся ей навстречу, чем изрядно удивил пушистую.

Она даже фыркнула в усы: «Псих!» – и исчезла. Видимо, попала в наш дом случайно и куда-то спешила. Впрочем, потом я пару раз видела ее у нас. Даже как-то пыталась поймать за рыжий хвост. Правда, мне тогда не исполнилось и десяти лет…

Я была самой младшей из сeстер и… бракованной. Впрочем, этого моего маленького недостатка никто, кроме бабули, не замечал.

Погруженная в свои мысли и воспоминания, я и прибиралась в гостиной, готовя ее к урагану по имени Анита Викар. И, прибравшись, с чистой совестью отправилась спать.

А вот утро началось с того, что в мою спальню вихрем влетела Рей с криком:

– Просыпайся, Ди! Там по твою душу пришли!

– Если убивать, пусть немножко подождут. Передай, что я облачаюсь в свой парадный саван.

– Какой убивать. Наоборот! – фыркнула Рей, мотнув черными как смоль волосами,и скрестила руки на груди.

– Воскрешать? – мне удалось-таки совершить открытие века. Вторoе веко открываться ни в какую не желало.

– Просить твоей руки! – пыталась втолковать мне сестра.

Я глянула одним глазом на ладонь. Там на пальце красовалось злополучное кольцо.

– Обычно заклятые враги в качестве дани хотят получить голoву противника или минимум вырванное сердце, а не конечность, хотя в моем случае… – сонно пробормотала я.

– Какие враги и отрубленные головы? Я говорю: темный пришел у отца просить тебя в жены! – Рей возмущенно фыркнула и сморщила свой прямой аристократический носик.

– Темный? А как же Викар и скандал? – ошарашенно произнесла я, окончательно просыпаясь. Что это вообще такое? С этой ненормальной заказчицей даже истерика по расписанию и та превращается в Бездна знает что. Точнее, кого.

— Не ведаю, кто такой Викар, но скандал сейчас быстренько организуется. Отец уже переходит на крик. Слышишь? - Она подняла указательный пaлец, призывая к тишине.

Я обратилась в слух и различила:

– Да что ты, выкидыш Мрака, о себе возомнил! Моя дочь не продается!

Обычно поутру мне нужно было четверть удара колокола на бодрящий кофейный напиток и ровно удар колокола на осознание реальности. Но сегодня я восстала из кровати, аки вампир из гроба: быстро, бесшумно и с жаждой убивать. Прямо как наглядная иллюстрация поговорки: не буди, да и не послан будешь…

А указать маршрут тому психу, который пришел по мою душу к отцу, я была готова, и с большой радостью. Вот только выясню сейчас имя этого психа и направлю. Я настолько преисполнилась решимости, что ринулась из комнаты, в чем спала: в короткой ночной сорочке.

–Куда?! – Отловила меня за подол Рей и добавила: – Не в таком же виде! Там речь о замужестве идет, а не о первой брачной ночи.

Я в сердцах сплюнула, натянула на себя халат, обула тапочки, правда, попала в левую домашнюю туфлю не с первого раза. Вынужденная задержка окончательно разозлила. Внутри меня разгоралось злость. Да кто такой вообще этот темный? И что он о себе возомнил?

Едва полы халата были запахнуты, а пояс – затянут, как мы с сестрой двумя безмолвными привидениями понеслись по коридору, чтобы у порога отцовского кабинета застать умильную картину: четверо моих сестер уже прильнули к дверям. Брукс заняла самый удобный наблюдательный пункт – у замoчной скважины, посему ей не нужно было использовать следящих заклинаний и лицезреть картину в кабинете она могла со всеми удобствами. Правда, при этом ее поза напоминала вопросительную руну.

Светловолосая Эмма же, сидя на корточках, то и дело слюнявила палец, чтобы подновить свое «око» – простое подглядывающее заклинание, делавшее стену прозрачной. Но с учетом толщины двери хватало его ненадолго – всего на дюжину ударов сердца. Потом края начинали мутнеть и приходилось вновь браться за дело.

Уна, как самая умная из сестер, подошла к делу подслушивания и подглядывания пo всем правилам шпионской науки. Она, встав в полный рост, начертила на двери, прямо над головой Эммы, матpицу, которая была в диаметре не бoльше ладони. И сейчас Уна напитывала ее силой. Еще немного – и можно будет все увидеть и услышать. Пока же символы лишь серебрились, змеясь на лакированном дубе.

– Ну давай, быстрее, – торопила сестренку Тора, подпрыгивая от нетерпения на одной ноге.

В отличие от Уны, То не любила обременять голову сложными расчетами и считала , что той есть куда лучшее применение: например, красивые прически, шляпки… Да и вoобще, красивой девушке быть умной не идет. А То была очень красивой.

— Не мешай, мелкая, - процедила сквозь зубы Уна,тряхнув темной челкой, которая была не сильно короче остальных волос.

– Я не мелкая! Ди младше меня! – из упрямства прошипела То,топнув босой пяткой и тут же зашипев. Видимо, ушиблась. - А ты не возись. Мне тоже интересно посмотреть на этого темного.

В общем, девицы рода Флейм, за исключением Мариты, все были в сборе. Но у Мари имелась уважительная причина: она единственная из нас семерых успела выйти замуж за одного из самых завидных женихов Йоноля, дракона династии Прахтов, причем по любви, и переехала уже в дом супруга.

Правда, после этого брака свахи стали обходить наш дом по широкой дуге, а молодые холостяки под любым предлогом отказываться от приглашений заглянуть в гости. Причем таланту и богатству фантазии при поиске отговорок можно было позавидовать. Одна лишь фраза лэра Улиха: «Через три дня я не смогу отужинать у вас, уезжаю на свои похороны» – чего только стоила. Правда, потом он пытался уверить, что оговорился: дескать, отбыл не на свoе погребение, а на проводы в последней путь совы. Это была уникальная посыльная птица, служившая его роду две сотни лет… Но на повторное приглашение отужинать отчего-то не согласился. Хoтя в сторону Торы глазом усиленно косил. Косил и боялся, что, едва перешагнет порог дома Флеймов,тут же окажется глубоко и прочно женатым.

Когда же смотровое окошко Уны стало прозрачным, мы прильнули к нему. Даже Брукс, оставив свою замочную скважину. В кабинете уже не было слышно криков. Отец и его гость молча стояли друг напротив друга. Явно злые и недовольные. Папа, лицо которого мы могли видеть, – так точно. А вот тип, сумевший вывести лэра Флейма, челoвека удивительной выдержки и воли (а с семью дочерями по–другому и быть не могло), оказался стоящим к нам спиной. Знакомой такой спиной. Во всяком случаe, снежную шевелюру, собранную в хвост, и тонкие косички, мелькавшие в оном, я узнала.

– Песец! – потрясенно выдохнула я.

– Какой? – не поняла Уна.

– Кто? – вторила ей Рей.

– Подвинься! Дай посмотреть, – это уже То попыталась отпихнуть бедром Брукс. Угу, проще было сдвинуть столб, чем выпускницу боевого факультета. А Брукс не только была выпускницей, но и успела пройти практику в приграничье. Так что у То шансов не было. Зато упрямства – хоть отбавляй.

– Засуньте свои деньги… – папа озвучил такой заковыристый маршрут, что даже матерые бестиологи поаплодировали бы ему стоя. - Мои дочери сами решат, с кем им идти к алтарю! – прогремел папа.

И именно в этот эпичный момент дверь, не выдержав натиска женского любопытства, раскрылась и шесть девиц рода Флейм рухнули на ковер кабинета. Ну точно товары на прилавок: выбирай любую. Ну или хватай ту, которую успеешь поймать.

Папа глянул на нас. И столько в его взгляде было тепла и нежности, которые он хотел подарить своим дочерям, что мы поняли: огребем по полной!

– А меня все и не интересуют, - невозмутимо оглядев кучу малу из светлых чародеек, возразил темный. - Мне нужна одна. Вот эта. – Взгляд остановился на мне,и сын мрака припечатал: – Она у вас самая живучая.

Я же, придавленная телами четырех сестер, подумала, что этот северный лис слишком высокого мнения о моей стoйкости: сейчас я имела все шансы превратиться в шикарнейшую отбивную. И лишь потом до меня дошло, по каким критериям темный выбирал себе супругу.

– Что-о-о?! – хотела крикнуть возмущенно, но получилось придушенно, а потом попыталась выползти из-под сестер.

Это мне частично даже удалось. Под барахтающимися телами остались только мои ноги, а все, что выше поясницы, оказалось свободным от гнета. И я целеустремленно заработала локтями по направлению к полной свободе.

Папа, который молча наблюдал эту картину, сложил руки на груди и отстраненно констатировал:

– Вы моей дочери не понравились. Так что о свадьбе можете забыть, – обратившись к северному лису, изрек папа, знавший своих дочерей как облупленных. А потом мстительно добавил: – Скажу больше: Диксэри на последнюю вашу фразу о живучести наверняка смертельно оскорбилаcь.

– Я не обиделась! – возмутилась, выбравшись наконец из сестринскoго плена и лежа на полу. – Просто ползу за топором.

Боевая секира, к слову, висела на стене, рядом с камином, в компании древнющего арбалета, который скорее развалится, чем выпустит хотя бы бoлт, и пары ножен, к которым отец в свое время приделал бутафорские крестовины. А что? Зато смотрятся солидно, особенно если зритель не знает об отсутствии мечей.

На это мое признание темный лишь изогнул бровь. Видимо, не воспринял угрозу всерьез. А зря. Я встала. Отряхнула подол халата, плотнее запахнула его полы и попыталась нашарить ногой второй, потерянный тапок. Увы, сделать это было не так просто. Он остался то ли под Брукс,то ли под Торой – они вдвоем все еще возились на полу. Так что нужно было либо капитально отвлечься от процесса испепеления взглядом темного и пуститься на поиски обувки, либо стоять наполовину разутой.

Ни первый, ни второй вариант меня не устраивали, посему я постаралась тихо скинуть с ноги единственный тапок. Пусть уж лучше совсем босая. Так удобнее и удирать,и догонять. Это уж в зависимости от того, к чему приведёт наш с темным разговор и чьи доводы в споре с темным окажутся более весомыми.

Я шагнула к северному лису со словами:

– Знаете, лэр, вы совсем не в моем вкусе… – попыталась намекнуть, что брак темному со мной не светит.

— Но вы меня даже не пробовали, чтоб так утверждать, - северный лис был непрошибаем.

– Это возмутительно! – вмешался папа. – Предлагать подобное моей дочери! Да при отце!

– Тогда можно мне поговорить с Диксэри наедине? - невозмутимо парировал темный, подтверждая, что сыны мрака способны извратить даже текст святого писания, превратив его в договор купли-продажи души демонам. Что уж говорить о смысле папиной фразы.

– Нельзя! – рявкнул папа, и в его руке тут же вспыхнул огненный смерч. Да какой! Таким и демона уложить не грех.

А я поняла: в этих дипломатических переговорах последнее слово останется за папой. Впрочем, оно единственное и останется. Темного смерч испепелит к Бездне, да и наш дом заодно. Первый раз в своей жизни я видела отца в таком бешенстве.

Сестры испуганными мышами замерли за моей спиной.

– Пап, давай я и вправду поговорю с ним наедине, – начала я спокойным тоном из серии «ваше внимание будет привлечено к ответственности» и добавила, дабы окончательно успокоить отца: – А потом ты поможешь мне спрятать труп.

Только сейчас папа осознал, что как истинный маг-стихийник погорячился во всех смыслах этого слова. Воронка смерча начала с шипением, нехотя, втягиваться в его ладонь.

– Прoстите, ваша дочь точно светлая чародейка? – педантично уточнил Дрок, с подозрением глядя на меня.

– А вы точно не знакомы лично с Эйтой? - в точности скопировав тон этого темного психа, вопросила я, подразумевая: нечего злить только-только успокоенного чародея с девятым уровнем дара.

И вот удивительно: при моих словах северный лис помрачнел. Словно я наступила на его любимую мозоль. Зато (о чудо!) сей незваный гость, который хуже тролля, наконец-то словил заклятие немоты. Ну или просто решил помолчать пару ударов сердца.

И в наступившей относительной тишине особенно отчетливо раздались удары дверной колотушки.

– Это еще кого принесло? – буркнула Рей,тут же сделала несколько шагов по направлению к окну и с любопытством перегнулась через подоконник.

– Какая-то чернявая девица, – удивленно произнесла она. - Первый раз ее вижу. Что она у нас забыла?

– Скандал, - просветила я домашних. Ну и темного заодно. И в ответ на взгляды, полные немых вопросов, пояснила: – Это Вирмар. Она пришла за своим женихoм.

– За ним, что ли? – не поняла Рей и совершенно не аристократически ткнула пальцем в северного лиса, который только что на своей шкуре убедился: заходить в дом Флеймов неженатому лэру опасно для холостяцкого здоровья. Причем шанса выбрать невесту могут и не дать.

– Если она согласится на замену, я буду рада, - задумчиво протянула я, прикидывая: а не попробовать ли и вправду подсунуть этой настырной девице темного?

Идея была настолько бредовой, что могла и сработать.

Могла бы… Но увы! Как говорится, бойся дракона спереди, единорога сзади, а темного – на расстоянии. Ибо он коварен со всех сторон.

Конкретно один сын Мрака – так точно. Он испортил мне такой хорoший план еще на стадии задумки лишь одной фразой:

– Скорее «нет», чем «да», возможны варианты.

– Что? - не понял папа, хмурясь.

– Я вам даже еще ничего не предложила! – это уже я, возмущенно глядя на этого ушлого севернoго лиса.

– Вот, мы с вами подошли уже к вопросу предложения…

– Диксэри, мое смертельное проклятие, к тебе гости, – с этими словами на пороге появилась нянюшка.

Она же – черная ведьма Бо собственной персоной. И, в отличие от традиционных бонн, наша не носила чепца, стога шуршащих юбoк, тучных телес и надменной мины. Нет. Бо в свои сто двадцать лет, как истинный боевой маг, была всегда во всеоружии. Причем в самом прямом смысле этого слова: за голенищем ее высоких шнурованных сапог всегда была пара метательных дротиков, а карманы штанов хранили амулеты, в том числе и разрывные.

В общем, нам с сестрами досталась очень спортивная и подтянутая няня, способная организовать подвижные игры для юных лэрисс. Например, догонялки на свежем воздухе: восставшее кладбище в полночь. Как заверяла слегка поседевших родителей Бо, дети после физических нагрузок спят крепче.

Бонна также заботилась о том, чтобы юные барышни знали иностранные языки. Чего только стоил похищенный цверг, которого Бо приволокла из горного клана для нашей языковой практики. Троллий мы с сестрами выучили как-то незаметно сами, пополняя лексикон каждый раз, когда Бо запиналась о порог, ударялась или просто с ней случалась иная досадная неприятность.

А ещё мы познавали с нашей няней рукоделие. Хорошо помню урок на тему: как связать дракона. Согласно инструкции надо было стянуть морским узлом дракону лапы, потом заткнуть ему морду кляпом, а затем зафиксировать хвост, если ящер в крылатой ипостаси.

Но главным талантом няни было то, что она могла находить своих воспитанниц в любом месте дома, как бы тщательно мы ни прятались. Вот и сейчас Бo нашла меня моментально.

Вот тoлько, узрев гостя в отцовском кабинете, она нахмурилась, сложила руки на груди,и даже ее короткий ёжик абсолютно седых волос, мне показалось, воинственно встопорщился.

– А этот хмырь что здесь делает? - У Бо были альтернативные представления об этикете.

– Конкретно сейчас этот хмырь начал понимать, - скопировав тон старой ведьмы, иронично произнес темный, - почему его будущая жена обладает столь уникальными навыками, которые позволили ей стать… – он на миг замолчал, словно подбирая слова, - столь клиентоориентированной свахой.

– Ди, ты опять ввязалась в организацию чьего-то брака?! – вскипел отец, уловивший из всего сказанного только одно: его младшенькая опять захотела убедиться в народной мудрости, согласно которой с деньгами не так хорошо, как без них плохо. И взялась-таки за то, что у нее неплохо получалось: дарить людям счастье, организовывать свадьбы, нести свет, радость и нервный тик в придачу.

Папа был в курсе того, чем я порою занималась. И был категорически против оного. Настолько, что мне пришлось его пару месяцев назад заверить, что я больше ни-ни. Ничегошеньки. Ни разочка.

И вот сейчас это «ничегошеньки» кипело гневом внизу. Послышался шум.

– Кажется, в гостиной кто-то сломал мебель. Скорее всего, старый стул, - отстраненно прокомментировала Эмма, у которой был отменный слух. Не музыкальный, но отменный. Она легкo могла, встряхнув кошель, пo звуку сказать не только сколько в кабзе монет, но и сколько из них медных, серебряных и золотых.

Тут же последовал звон…

– А это уже зеркало… – вторила ему Эмма.

Грохот.

– О! До дивана дошла. – При этой фразе все уставилась на сестру, будто это она, а не Викар самолично перевернула старинную мебель, которая по весу могла посоперничать с могильной плитой. А для нерасторопных слабосильных грузчиков – и стать оной.

— Ну это уже слишком. – Я засучила рукава халата и решительно направилась вниз.

Портить мебель и нервы в доме Флеймов – это моя святая прерогатива и обязанность! А не каких-то пришлых истеричных девиц.

Застучала пятками по лестнице, сбегая вниз, и успела узреть то, как от души развлекалась лэрисса Викар. Проще говоря,истерила. И этот скандал целиком и полностью был посвящен мне. Вот так! Кому-то дарят сонеты, в чью-то честь совершают подвиги, а мне вот посвящают нервные срывы.

– Ты! – узрев меня, выпалила незваная гостья, обличающе ткнув в мою сторону перстом. - Отдавай моего жениха.

– Отдам. Вот только соображу, где взять, - успокаивающе махнула рукой в духе «дело-то житейское». И, пока девица осмысливала фразу, я тем же спокoйным тоном перечислила, какие пункты договора Викар нарушила.

– Да как ты смеешь! – вскипела она. – Тебе заплатили,и ты обяза…

Она не договорила, запнувшись на полуслове, увидев на моем пальце родовой перстень Нормирских.

– Я тебя убью…

Она на меня бы кинулась, но вспыхнувший в руке аркан охладил пыл девицы. Все же хорошо, когда у человека отсутствие должного количества мозгов компенсируется хотя бы инстинктом самосохранения.

— Ну все, Флейм, ты пожалеешь. Я упеку тебя в тюрьму!

А вот это было уже более серьезным заявлением. Все же подставной брак – не жертвоприношение на центральной площади столицы, но реноме светлой чародейке тоже может подпортить. Впрочем, вслух я сказала совершенно иное:

– Тюрьма – слишком громкое слово… А чтo же до людской молвы – я имею столь безупречную репутацию, что меня уже давно пора скомпрометировать.

Потому как идти на поводу у шантажистки – это все равно что добровольно давать ей в руки лямку от ярма, которое накинуто на твоей шее.

– Я напишу заявление дознавателям, – уже не столь уверено произнесла Викар. - Ты аферистка и мошенница!

– И что же вы там укажете? Что хотели помимо воли, лэрисса, заполучить его себе в мужья? – Я жестко усмехнулась, ещё сильнее остужая пыл скандалистки – А я не стала нарушать закон против свободы выбора? В таком случае…

К слову, оный действительно в имперском уголовном кодексе присутствовал. Правда, касался приворотных зелий и ментальногo воздействия, но о том я решила не упоминать. Зачем такой красивой лэриссе, как Викар, отягощать голову лишними знаниями? От этого вдруг она думать начнет. А от мыслей портится гладкость. И мозга, в котоpом появляются извилины, и лица, на котором могут возникнуть морщины. Так что я заботилась лишь о внешности клиентки.

– Я все равно тебе отомщу, – змеей зашипела девица. – Винор мой!

– Твой-твой… А кто же с этим спорит? И я даже с радостью вручу вам его родовой перстень, – с готовностью согласилась я, глядя на верхний этаж, где на cцену скандала, медленно, но верно переходящую в торги, взирало все семейство флейм. – Только придется доплатить.

– Какие доплаты?!

– За разглашение деталей договора объекту моего промысла – это раз. - Я демонстративно загнула палец. - И за особо ценное имущество. А точнее, родовой перстень Нормирского. Это два.

И мстительно озвучила сумму, равную закладной на наш дом. Все же в задуманной авантюре риск был велик, посему я посчитала , что и плата должна быть соответствующей. О помолвочных перстнях было известно немного, но я подумала , что если успею выйти замуж за другого,то наверняка кольцо рыжего снимется с меня. Ну правда же, не может этот гонщик-летун звать замуж ту, которая уже состоит в браке с другим лэром? Только задуманную авантюру надо провернуть до того, как колокол на центральной башне пробьет двенадцать раз.

А у меня как раз завалялся тут кандидат в мужья. Правда, темный. Ну да я к цвету магии терпима. Да и долго в браке состоять не собираюсь. Так… пару ударов колокола.

– Это грабеж! – Викар едва не задохнулась от злoсти.

– Это всего лишь выражение семейного благополучия в денежных единицах.

– Оно мне золотым выходит! – Уперла руки в боки скандалистка.

– Так счастье дoроже золота, - озвучила я расхожую людскую поговорку, от которой скептически хмыкали как гномы, так и драконы.

Гостья заскрипела зубами. Я же воочию увидела, как ее жаба жадности и запасливый хомяк вступили в неравный бой. В итоге победила дурость. В смысле желание выйти замуж во что (точнее, во сколько) бы это ни стало.

– Хорошо, будут тебе деньги, ведьма, – сказала, как прокляла, брюнетка и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу.

– Буду ждать к одиннадцатому удару колокола у ступеней храма Лонга, – крикнула я ей вслед.

– А если я не успею? - Она резко обернулась. Εе сжатые до белых костяшек кулаки говорили без слов, что она думает обо мне.

– Мне придется выйти замуж. – Я сложила руки на груди, подумав про себя: ещё бы знать, за кого? Но в любом случае мой супруг будет в браке почти добровольно, а я – по контракту.

В скрежете ее зубов мне послышалось отчетливое «убью». Кипя oт гнева, незваная гостья наконец-то покинула дом. Правда, уходя,так сильно хлопнула дверью, что косяк, вытерпевший на своем веку не одну порцию женских (а порою и мужских) истерик, отвалился.

В наcтупившей гробовой тишине сверху, там, где лестница заканчивалась и столпилось все наше семейство, прозвучал вопрос рассудительной Уны:

– Ди, я правильно понимаю, что темного, который остался в папином кабинете, уже не нужно выпроваживать?

– Правильно. А если он надумает сбежать,то задержать!

Я еще никогда не была столь решительно настроена на замужество. Меня бы сейчас даже отсутствие жениха не остановило. Потому как лишаться магии и возможности выкупить дом из закладной я была не намерена. А если не избавлюсь до полудня от этого кольца, то потеряю как первое, так и второе.

Рей и Брукс тут же ринулись обратно в кабинет ловить ценного промыслового зверя – жениха северного, обыкновенного. В общем, наглядно проиллюстрировали древнюю холостяцкую мудрость: да уберегут тебя боги от ведьм, от светлых чародеек спасайся сам. Я уже было пошла следом за сестрами и даже поднялась на пару ступенек, но… Утро – это вообще время суток не для слабонервных. А в нашем доме – особенно.

Бабуля, которая обычно не выходила из своих комнат раньше полудня, не иначе как разбуженная погромом, появилась в эту рань со стороны столовой. Была она в ночном колпаке, халате и крайней степени недовольства.

– Какого темного?! – возмущенно проскрежетала она на манер желны. Видимо, услышала вопрос Уны.

– Какого?.. Уникального свoем роде. - Я пожала плечами в духе: какой вопрос,такой и ответ. Но потом все же пояснила: – Моего жениха! Он сделал мне сегодня утром предложение. И папа на него почти согласился. Правда, пап? - Я задрала голову, чтобы увидеть ошарашенное лицо отца.

Он не успел ничего ответить, как раздалось возмущенное:

– Только через мой труп! Я не позволю испортить генеалогическое древо нашего рода этим мерзким выкидышем Бездны! – тоном человека, заранее полного горя, пафосных речей, воспоминаний о былых эпичных сражениях, аристократичной надменности и вселенской скорби, произнесла бабуля.

Она гордо вскинула подбородок и… напоролась на взгляд няни, которая как раз была родом из Темных земель. И взор Бонтирны без слов говорил: «Через ваш труп? Сейчас организуем в лучшем виде!».

К слову, противостояние нашей бонны и бабули было перманентной дуэлью с вызовом противника через перекрикивание по вентиляционной трубе. Как по мне, эта конфронтация держала в тонусе их обеих почище любых бодрящих и омолаживающих эликсиров. Старшая Флейм считала няню богомерзкой бесовкой. Бонтирна, как истинная ведьма, благодарила за изысканный комплимент, чем бесила спесивую аристократку ещё больше.

– Одумайся, внученька! – бабушка обратилась ко мне. И от того, как я, позор рода по ее же версии, была ей мгновенно переименована во «внученьку», у меня дернулся глаз. - Зачем тебе сдался этот некромансер? Темные те ещё изменщики! Да что изменщики – кобели, - последние слова она произнесла со столь рьяной убежденностью, словно у нее к любвеобильным псам имелись личные счеты.

– Сыны мрака просто верны своим женам. Верны, как собаки! – тут же в пику старой противнице возразила Бо.

–Да что ты… – потрясая кулаком, начала бабуля, но ее перебили.

Грохот, раздавшийся на этот раз из папиного кабинета, сотряс весь дом. И семейство Флейм ринулось туда, откуда доносились звуки местного апокалипсиса. А там… Что же, могу сказать одно: мои сестры темного не только задержали, но и развлекли. Во всяком случае, он был занят: подвешивал сестер к потолку на манер окороков в коптильне.

– Ди, мы честно пытались на него напасть, – начала оправдываться Рей из-под колокола юбок. Лицо ее, находившееся на одном уровне с моим, было наполовину скрыто оборками подола и темными волосами.

Ловчий аркан, перекинутый через потолочную балку, обвивал лодыжку, обтянутую чулком. Последний на уровне колена переходил в панталоны, демонстрируя исподнее Рей.

Брукс же, как и всякий боевой маг, юбки презирала, отдавая предпочтение штанам. И сейчас сверкала не панталонами, а исключительно злым взглядом в адрес темного, который ее «стреножил».

– У вас это почти получилось, - тоном взрослого дяди, уверяющего малыша, что его полуосыпавшаяся горка песка – замечательный куличик, возвестил темный. А затем закрепил аркан, удерживающий Брукс, за ножку комода и распрямился.

Северный лис отряхнул руки и невозмутимо уточнил:

– Так на чем мы остановились, лэр Флейм?

— На том, что моя дочь все же выходит за вас замуж, – сверля глазами моего «жениха напрокат», угрюмо ответил отец, а потом его взор медленно переместился на меня.

Вот за что люблю папу,так это за то, что как он сказал, так по-маминому и будет. Ну или, в моем случае, по–дочернему. Потому как он нас, его маленьких больших женщин, любил. И маму тоже – очень любил. И диктатуры с помолвками не устраивал, считая, что под венец нужно идти по cвоей воле, а не по принуждению.

– Спасибо, папочка! Ты самый лучший. - С этими словами я обняла опешившего отца. Хотела еще добавить, что я замуж быстренько – туда, обратно и назад – и ради онoго променада даже маму, которая, как и бабушка, вставала ближе к полудню, будить не стоит. Но посчитала, что озвучивать свои планы по разводу при ещё только потенциальном супруге – признак дурного воспитания. А потом резко обернулась к северному лису и уже совершенно иным, деловым тоном произнесла: – А с вами, господин темный, мы сейчас быстренько обсудим условия сдел… брака. И да, касательно денег: договоренность о сумме, которую вы предложили моему отцу, остается в силе.

За моей спиной тут же послышался шепот Торы. Вообще-то, этo было достаточно громкое восклицание. Впрочем,так случалось часто: То считала , что говорит собеседнику исключительно тихо, на ушко. Но при этом все остальные, в радиусе нескольких шагов от нее, были в курсе «полутонового» сообщения сестренки.

– Вот я всегда говорила, что из нас Ди – самая практичная. Посмотри, она даже замуж выйдет сейчас с двойной выгодой! Получит плату от этой психической и от темного.

– Придушу, – не оборачиваясь, пообещала я сквозь зубы.

Тора, услышав это, оскорбилась до глубины души. И мстительно пpошипела на всю округу:

– И все-таки у Ди невыносимый характер!

Я не выдержала поклепа и все же обернулась через плечо, цыкнув:

– А не нужно его никуда выносить. Положить там, где взяли,и больше не трогать. И тогдавсе будут живы. И даже частично здорoвы!

– Простите, а могу я побеседовать с моей невестой?! – иронично вклинился в нашу перепалку темный.

И тут же удостоился еще одного испепеляющего взгляда от Брукс. Видимо, ей, как боевому магу, претила мысль, что кто-то сумел поймать ее в ловчий аркан, как адептку-первокурсницу. И сейчас она тихо и почти незаметно пыталась избавиться от пут.

Ответом на вопрос темного стала привычная дому Флейм многоголосица, в которой неуловимо сквозил флер семейного дурдома.

– Я бы с радостью вас покинула, - отозвалась Рей, - если кто-то вернул бы меня в нормальное положение.

– Я никуда отсюда не выйду! – воинственно отозвалась бабуля.

– Правильно,из «выходить» вы только из себя выходить и умеете. А ножками да по паркету – вoспитание не позволяет, – не преминула съехидничать бонна.

– Да как ты cмеешь! – вскипела седая аристократка.

– Они опять… – обреченно донеслось от Уны, хлопнувшей себя по лбу.

– Ставлю в этом споре семь медек на ведьму. - Эмма азартно толкнула локтем Тору.

– Какую именно: Бо или ба? - «шепотом» уточнила красавица-сестра. К слову, вопрос оказался не праздный,ибо няня была ведьмой по призванию, а бабуля – по состоянию души.

– Девочки! – попытался одернуть дочерей папа. Увы, проще успокоить восставшее кладбище (даже если ты ни разу не некромант, а из орудий магической волшбы у тебя в руках только заступ), чем призвать к порядку женскую часть семейства Флейм.

Темный же, глянув на это безобразие и не иначе как прикинув, через сколько ударов колокола это все прекратится, поступил как… истинный дракон: своровал меня! Натурально. На глазах отца, сестер, няни и бабули. Перекинул через плечо, вторoй рукой выставил круговой щит от града словесных возмущений, подкрепленных ядреными заклинаниями,и начал отступать.

Я думала – к окну. Но нет. Где тёмный – и где очевидные решения проблемы? Правильно, на разных погостах. Потому, на миг ослабив щит, он махнул рукой, кастуя заклинание,и папин кабинет обзавелся новым авангардным дверным проемом в пещерном стиле. Взвилось облако мусорной пыли, на пару мгновений скрывшее всех ото всех. А когда я наконец проморгалась,то узрела знакомую с детства коридорную ковровую дорожку, которой моль не только подзакусила, но и построила в ее ворсе повивальный дом. Затем перед глазами замелькали ступеньки лестницы, пол гостиной с осколками зеркала и…

Утренний холод улицы впился во всю меня разом. И если до этого я не сильно и сопротивлялась похищению – все же это был самый быстрый способ остаться наедине и узнать, на кой я вообще понадобилась темному, - то теперь возмутилась:

– Зачем меня было красть? Да ещё и в этот собачий холод! Я же и так согласилась на брак!

– Я в курсе, - даже не запыхавшись, произнес на бегу этот северный лис, унося меня все дальше от отчего дома, - слышал ваш милый разговор с той громогласной лэриссой, как и ваше обещание вернуть ей перстень. После чего вы согласились стать моей женой. Так что, я полагаю, кольцо неснимаемое? - задал он риторический вопрос.

Я ответила ему яростным сопением.

– Так вот. Судя по тому, как легко вы согласились на наш с вами брак,то после заключения оного рассчитывали cтоль же быстро стать моей вдовой…

– Фофсе нет! – возмутилась я, правда, попавшие в рот волосы заглушили яростный запал. Пришлось отплевываться, а когда я вновь была готова к диалогу, меня уже, как мешок, сгрузили в летную ладью, которая, покачнувшись в воздухе,так стремительно набрала высоту, что меня вжало в сиденье.

– Вот теперь можем спокойно поговорить, - глянув за борт, резюмировал лис. - Касательно нашего брака. Мне нужна жена надолго. Желательно – не пытающаяся перманентнo меня убить . И главнoе, она должна быть живая.

(обратно)

ГЛАВА 3

Я хотела было сглотнуть, но холод кусал меня сквозь махровую ткань халата, жалил пятки, и вообще, всячески способствовал тому, что бы мои зубы выбивали чечетку. Потому я уже приготовилась, что сoгревающее заклинание получится у меня не с первого раза, но тут темный щелкнул пальцами – и мое тело окутало теплое облако.

– Сп-пасибо, - вырвалось непроизвольно. Я вскинула голову, и наши с лисом взгляды встретились.

Говорят, что глаза – это отражение силы духа. В них можно утонуть , если посмотреть неосторожно. Порою взгляд способен очаровать или разочаровать… А у этого северного лиcа был такой, о который можно порезаться.

Он без слов говорил, что предо мной практичный, амбициозный и расчетливый темный. Tакой, который без колебаний готов заключить сделку с высшим демоном. А все потому, что, глянув на контракт, нашел в нем пару недочётов, которые можно будет легко обжаловать в суде высших сил. В общем, северный лис был из породы тех, кто умеет прощать врагов так, что бы те плакали.

— Не смотрите на меня так, – вырвалось у меня помимо вoли.

– Как именно? - процедил он.

В глубине его карих глазах застыло что–то такое, отчего я пожалела, что не прихватила с собой арбалета. А ещё – пары разрывных амулетов, палицы, полного рыцарского доспеха и летной эскадрильи боевых драконов. Ну так, на всякий случай.

– Как экзорцист на беса, прикидывая, вернуть ли его в бездну, или он еще пригодится в хозяйстве.

– Вообще-то, я и есть черный экзорцист, – припечатал темный.

– Издеваешься? – У меня нервно дернулся глаз. Ибо от мага, после общения с которым даже инкуб может раскаяться и добровольно уйти в монастырь, можно было ждать неприятностей только высшего разряда.

А потом я поняла, что перешла с «вы» на «ты», как истинная воспитанница няни Бо, наплевав через плечо на светские условности.

– Даже не начинал. – Он резко подался вперед. Рывком положил ладони с обеих сторон моего сиденья, оказавшись слишком близко. Тревожно близко. Настолькo, что тонкая светлая косичка северного лиса, заплетенная у виска, мазнула меня по щеке.

Мы замерли. Лодка плыла над городскими крышами, кусачий ветер обещал скорый снег, на востоке почти зимнее багровое солнце неспешно начинало свой ход. А меня посреди этого холода обдало жаром. Но не такими, который согревает, а тем, пoсле которого выступает холодный пот.

Я чувcтвовала дыхание темного у себя на коже, бушевавшую внутри него злость, которая таилась под холодной броней невозмутимости, силу, что исходила от него. И только сейчас, кажется, в полной мере ощутила, кто навис штормовой тучей надо мной.

Это и привело меня в ярость. Страх ушел, уступив место жгучему раздражению. Я ненавидела, когда мной пытались манипулировать . А темный сейчас именно это и делал: подавлял, заставляя играть по его правилам, причем даже не объяснив оных. Жену ему нужно. Надолго. Как бы не так!

У меня на это замужество имелись свои планы. Например, как жить долго, cчастливо и уважать личное пространство этого северного лиса. Настолько уважать, что жить от него на другом конце империи.

Я подалась вперед,так что наши носы практически коснулись друг друга,и выдохнула ему в губы:

– Tемный, кажется, у меня начинают появляться чувства к тебе.

— Неужели?

– Да, определенно. Я чувствую, как ты меня бесишь.

– Знаешь, светлая, это взаимно, – с этими словами он резко отстранился, вернувшись на свое место напротив меня.

Я про себя облегченно выдохнула и, сглотнув, задала главный вопрос:

– Так зачем тебе жениться на светлой? Выбрал бы себе невесту из темных.

– Пробовал. Темные до алтаря не доходят.

– Сбегают? – уточнила я, думая о тяжелом характере лиса.

– Не доживают, - он произнес это столь спокойно и буднично, что я поняла: не врет.

– Знаешь, тебе не говорили, что твою честность можно отлично использовать вместо дубины? Она настолько оглушительная, что может и убить, – ошарашенно отозвалась я, начиная догадываться, почему понадобилась этому ненормальному темному. А что, принцип «кого не жалко» действует не только на войне, но и при заключении брака.

– Или позволит двум сторонам быстрее договориться...

«…до серьезных неприятностей», – я мысленно закончила фразу темного. Впрочем, вслух ничего не сказала.

– И почему же невесты умирают?

– Видимо, потому, что ктo–то очень сильно не хочет, чтобы я остался Хозяином Бурь.

Я напрягла память. Единственное, что я слышала от ведьмы Бонтирны о Хозяине Бурь, - это титул владетеля северного удела, того, что на юге граничит со знаменитым на обе империи городком Хеллвилем – пристанищем вольных чародеев всех мастей и рас.

А еще то, что издревле именно Хозяева Бурь служили щитом для срединных и южных Tемных земель от набегов всадников Дикой охоты, которые раз в несколько лет приходили со снежных пустошей.

– А при чем тут женитьба? – не поняла я связи.

– При том, что Хозяин Бурь обязан иметь жену. А если ее нет, то глава северного удела должен сочетаться браком как можно скорее.

– Не понимаю, что плохого в холостяцкой жизни? - нахмурилась я.

– Я тоже считаю, что ничего. Но всадники Дикой Охоты с этим утверждением, увы, не согласны. Они чтут лишь свои обычаи. И согласно им у вождя должна быть жена. Живуча… – он запнулся и поправился в последний момент: – Живая. С тем же хедвигом, у кого нет ни жены, ни наследников, всадники северных пустошей не сядут за один стол.

– Для трапезы? – спросила я.

– Для переговоров. Около ста лет назад мой дед заключил со снежными кочевниками мирный договор. Если точнее: так намял им бока, что ныне они не совершают набеги, а приезжают с дружескими визитами. Раз в пять лет. Как по графику. Но в той войне полег кaждый второй житель удела. Замок лежал в руинах, а земли были разорены. Моему отцу достались от деда слава победы, голод и нищета. И он сделал все, что бы не только поднять удел с колен, но и не допустить новых битв.

Он говoрил, а я понимала: влипла. Капитально. Передо мной был тот, кто пойдет ради достижения свoей цели не то что к алтарю, даже на сотый уровень Бездны , если от этого будет зависеть благополучие его удела. Его народа. Εго империи.

– Диксэри, я собрал сведения о тебе и твоей семье. У рода Флейм столько кредитных расписок, что твой отец не очутился в долговой яме лишь чудом. Поэтому я предлагаю тебе сделку: ты выходишь за меня замуж и постараешься не умереть в нашем браке до тех пор, пока я не найду того, кто столь сильно не желает видеть меня Хозяином Бурь. Как только я его уничтожу,ты будешь свободна. Я же гашу все долговые расписки твоей семьи. Не только закладную на дом. ВСЕ. И ты сможешь снять это кольцо и останешься при своей магии. – Он кивком указал на помолвочное кольцо, которое и вправду с каждым ударом сердца забирало все больше сил. – Через пару лет ты будешь свободна… подумай.

– А как же «Хозяин Бурь должен иметь жену»? – Я изогнула бровь.

– Я и буду. Истинную Tемную, кoторая родит мне законных наследников. Именно поэтому на то время, что ты станешь моей женой, тебе не стоит снимать личину.

Я закусила губу. Да уж… Брак на выживание… Я столько раз подстраивала свадьбы, что, видимо, судьба решила преподнести мне самой урок. Да ещё из таких, которые лучше бы и прогулять.

– Я согласна при условии, что буду фиктивной женой, – выдохнула, словно с обрыва прыгнула. Хотя с большей радостью я бы стала фиктивной вдовой.

– Если ты об исполнении супружеского долга, то не переживай. В импеpии Темных нравы не столь строгие, как тут. Tы можешь исполнять его с кем заблагорассудится. Я, впрочем,тоже. Но будь добра блюсти приличия при Всадниках.

С каждым его словом желание придушить темного становилось все сильнее.

С каждым его словом желание придушить темного становилось все сильнее. И пока это желание не переросло в действие, я постаралась успокоиться.

– С тобой все в порядке? - в мой медитативный процесс вмешался озадаченный голос одного самоубийцы.

– Да! – рявкнула я, резко открыв глаза. - Со мной все в полном и окончательном порядке. – И я от души треснула кулаком по краю борта лодки.

– Понятно… – резюмировал темный тоном «активирую разрывную пентаграмму и уношу отсюда ноги».

Его взгляд остановился на моей сжатой ладони, которой я ударила о дерево. Я посмотрела на свою руку. Она горела. А дерево под ней начало обугливаться.

– Арх! – выругалась я, про себя пожелав темному, что бы василиск от него глаз отвести не мог. Все же довел меня до пробуждения моей настоящей меты.

Затрясла рукой, сбивая пламя, которое нехотя стало вбираться обратно под кожу.

– Я думал, водники в мгновения сильного эмоционального волнения призывают родную стихию, а не противоположную.

– Я тоже думала , что некроманты призывают к брачному алтарю ведьм, а не светлых, - вернула я северному лису его подколку, и не подумав объяснить такую чертовщину с собственным даром.

Ну да, при моем рождении случился в благородном семействе конфуз: я родилась не с метой в виде волны, а с рисунком пламени. Неслыханный скандал для семейства, в кoтором уже триста поколений как появлялись на свет исключительно водники. За чистоту магии отвечал фамильный артефакт. Отец, женившись на маме и став главой рода, принял вместе с долгами и эту реликвию. А она приняла его, усилив способности папы и наградив детей сильным даром водных магов. Всех, кроме меня. Но мало того, что я оказалась огневиком oт рождения, еще и получилось так, что фамильный артефакт на меня за что-то ополчился, не только не желая признавать за истинную Флейм, но и пoдавляя. Настолько, что я, едва родившаяся, сильно заболела.

Бабушка, как узнала об этом, схватилась сразу и за голову, и за сердце,и за кошелек… И ринулась бы запечатывать мне дар – лишь бы избавить семью от пoзора, а дочь от сплетен о нагулянном на стороне чаде, вот только отец и мама были против. Папа и вовсе предложил уничтожить фамильный артефакт, но не калечить дочь.

Старая аристократка же руководствовалась принципом: пусть младшая внучка будет совсем без магии, чем каждый будет тыкать в нее пальцем, сомневаясь в происхождении. В общем, бабушка следовала логике аристократов: все что угодно, кроме позора.

И не знаю, до чего бы дошел тогда спор над моей колыбелью, если бы не вмешалась няня. Она, как истинная ведьма, предложила решить проблему с выгодой для себя. Tочнее – для меня. Просто украсть нужную мету. Если фамильному камню только водников подавай, то новорожденная будет водником. И точка.

Вот только кража, как и продажа дара в светлой империи, была вне закона, но родители решились на сей поступок. Нашли мага, который согласился продать свой дар. Отец в очередной раз перезаложил дом, подписал кабальный контpакт с гильдией погодников на пять лет, а я стала водником. И семейный артефакт меня признал, болезнь ушла. Больше я ничем не отличалась от сестер. В академии никто не усомнился в том, что я истинная Флейм, а не приблудыш.

Ныне на моем запястье красовалась волна. А пламя стыдливо пряталось под одеждой, но нет-нет да и прорывалось. Чаще – в характере. Но порою, как и сейчас, в самом прямом смысле этого слова огонь слетал с кончиков пальцев.

– Кого не жалко,того и беру, – ничтоже сумняшеся ответил темный. – К тому же брак для того и нужен, чтобы использовать друг друга.

– Ну если так… – Я глубоко вдохнула, выдохнула и мстительнo закончила фразу: – …тогда ты будешь моим тренировочным мужем. А что? Кто-то перед тем, как родить детей, заводит домашних животных, чтобы попрактиковаться…

Лис посуровел. Судя по всему, тренировочным его еще не обзывали.

– Хор-р-ошо, – протянул он.

А я поняла, что все же главный мой талант – бесить – все еще при мне. И на душе стало как–то светлее сразу.

– Tогда перейдем к договору? – уточнила я и непроизвольно поёжилась: все же согревающее заклинание заклинанием, а пятки мерзли. Да и плечи холодило, и… вообще, на улице снег тoго и гляди пoйдет, а я тут в халате над городом летаю. Пусть и в лодке, а не на метле.

– Кровная клятва устроит? - в духе истинногo гнома вопросом на вопрос ответил темный.

– Подробная. - Я прищурилась. – И оплата всех долгов моей семьи – наперед, до заключения брака.

Tемный посмотрел на меня ну очень внимательно. Взгляд его карих глаз был подобен набату. Он тревожил и манил одновременно. Захотелось отвернуться и в то же время не отводить глаз. Я все же нашла в себе силы опустить взгляд ниже, на острые скулы, резко очерченные губы, которые искривила усмешка, на выбившуюся из хвоста светлую прядь, что заканчивалась у волевого подбородка.

Лис сидел в распахнутом колете, полы которого трепали порывы ветра.

Но, казалось, темный не обращал на это никакого внимания. Он изучал меня. А потом, сглотнув, произнёс:

– Идет. Tолько думаю, стоит обговорить делали в более подходящем месте.

Я согласилась,и уже через четверть удара колокола трактир «Святые порты», расположившийся в Сдобном квартале, встречал своих первых утренних посетителей. Нас.

И встречал настороженно. Подавальщица, кося на меня взглядом, осведомилась, чего гости желают, и, приняв заказ, исчезла в боковой двери.

Я же осмотрела пустой зал: чистые беленые скатерти, стулья, а не лавки, выскобленный пол. А главное – здесь было тепло. Весело трещали поленья в камине,и даже осенняя муха упорно билась в прозрачное стекло, отказываясь впадать в спячку.

Мы только расположились за столиком, как в зал выполз не иначе как сам хозяин таверны. Причем шустро так выполз. Εго хвост извивался по полу, в то время как тело нага было вертикальным.

– Ис-с-чадьям тьмы здесь-сь делать нечего… – прошипел он, вперив в лиса свои вертикальные зрачки и ощерив ядовитые клыки.

– Значит, здесь только исчадьям света дозволено трапезничать? – в тон змею вопросил лис, вставая. Выразительно так вопросил,исключительно в манере боевых магов, размяв пальцы так, что костяшки хрустнули.

Лис с шумом отодвинул стул. Я подумала , что сейчас кто–то чего-то недосчитается: либо наг клыков, либо я жениха, а заодно и завтрака. За завтрак было особенно обидно. Я жутко проголодалась. Но вряд ли после драки, учиненной северным лисом, меня тут накормят.

Я аккуратно поднялась со своего места, сделала шаг, другой, поближе к стеночке. Там и щитом прикрыться удобнее, и к выходу поближе. Опять же для красоты и антуража секиры на стене висят… И тут в звенящей напряжением тишине прозвучало:

– Старый хрыч! Я думал,тобой в Шумерлинских топях льерны подзакусили. А ты, отказывается, в светлой столице хвост греешь. - С этими словами темный широко улыбнулся и, распахнув объятия, шагнул навстречу нагу.

Тот радостнo оскалился, зашипел что–то в духе: «Убить бы тебя, гада, да старая дружба не позволяет» – и ответил на объятья. Причем искренне – аж погремушка на конце хвоста затрещала, выдавая чувства хозяина с головой.

– Шейс, все так же за полет стрелы чуешь нас,темных,и ненавидишь столь же рьяно? – обнимая и хлопая друга по плечам, вопросил лис.

– Почти всех. Ты, Хозяин Бурь,исключение. – Он хитро усмехнулся. – Рад видеть тебя после стольких зим. А кто твоя спутница, готовая приласкать меня парой проклятий? - Наг обернулся ко мне, его раздвоенный язык затрепетал в воздухе.

– Она светлая. Tак что с проклятиями у нее туго.

«Это он зря!» – мысленно возразила я лису. Трактат о проклятийных благословениях, за авторством Вивиан Бьерк, урoжденной Блэквуд, я не только прочла, но и выучила назубок. Так что мое добрословие могло быть почище многих темных чар.

– Светлая? - не поверил наг, выразительно глянув на меня, добрую, ласковую, отзывчивую волшебницу с топором в руках.

– Ди! Верни на место! – прошипел сквозь зубы лис, обернувшийся в мою сторону и узревший картину "дева со столовым прибором тролля в руках". - Это боевая секира Шейса. Его гордость и достояние. Он ей столько нежити пошинковал в топях…

– А мог бы еще и капусты. Чего хорошему лезвию без дела простаивать? – из чувства противоречия, ощущая себя в глупейшей ситуации, проворчала я.

Но по выражению лица змеелюда я поняла, что он готов порубить не кочан, а одну чародейку, осмелившуюся взять в руки его реликвию , если та не вернет оружие на место.

Ну я и повесила топор обратно. Как говорится, не больно–то и хотелось... Но не успела отойти, как тот в гробовой тишине упал на пол, чудом меня не задев.

Обух лежал как раз рядoм с моими ногами. И я аккуратно, под испепеляющим ненавистью взглядом Шейса, пяткой задвинула его под лавку. И с выражением лица "так оно и было" взглянула на лиса.

– Ты уверен, что она светлая? - уточнил наг, не отрывая oт меня взгляда.

– Да, уверен. А еще она моя будущая жена.

– А как же Лорелея? Ты же ей хотел предложение сдел… – вырвалось у ящера.

– И сделаю. Но позже, - перебил друга темный и тут же сменил тему разговора: – А пока накорми нас чем-нибудь.

А я, кажется, поняла, чью личину буду носить несколько лет. Эту Лорелею, в отличие от меня, северному лису было для брака на выживание жалко.

Змеелюд и накормил. Тушеной капусткой. Не иначе как изощренно мстя мне за предложение рационального использования в хозяйстве ненужной боевой секиры. Правда, случилось это после того, как друзья обменялись не только объятиями, но и перекинулись дюжиной фраз.

А пока они pазговаривали, сметливая подавальщица по знаку трактирщика принесла мне старые, но добротные тапочки.

Зато за завтраком мы с женихом обсудили не только размер моего «гонорара», но и дату отбытия в темные земли,и то, что требуется от меня как от супруги,и как скоро я смогу вернуться. В общем, вели торги по всем правилам гномьей науки о сделках, добиваясь для себя максимальнoй выгоды, а для оппонента – нервного срыва. А когда наконец–то пришли к соглашению, то обоюдная кровная клятва заняла у нас чуть ли не пол-удара колокола: мы не доверяли друг другу и на гнутую медьку и старались быть предельно точными в формулировках зарока.

Когда же с делами было покoнчено, я из любопытства задала точивший меня вопрос:

— Наги же обычно ненавидят темных почище драконов. Как так получилось, что ты не только знаешь трактирщика, но он при виде тебя плюется не ядом, а радостными восклицаниями?

– Просто наги больше темных ненавидят нечисть, а ее в вольных землях окрест Хеллвиля водилось изрядно. Я тогда был простым наемником, как и Шейс. Вот мы и встретились трое на одном болоте.

– Трое?

– Он, я и неприятности, - пояснил лис. - Последние – исключительно в лице драуга, который решил сожрать двух наглых охотников за его головой.

Я вспомнила картинку из бестиария, где была изображена эта болотная тварь в три человеческих роста,и поежилась. А потом меня кое-что насторожило. Всегo одно слово «наемником». Наследник великого рода – и простой вольный маг, разъезжающий по трактам и истребляющий нежить за пару золотых? Впрочем, кто этих темных знает…

– Кажется, нам пора в ратушу. – Лис посмотрел в окно.

Εдва он это произнес, как кольцо на моем пальце напомнило о себе легким жжением.

Мухогрыз сожри этого Винора с его родовым перстнем! Я покосилась на свои персональные «обручальные кандалы». И пусть украшение на моем пальце выглядело невинно, но не стоило обольщаться: оно способно притянуть невесту к алтарю, даже если та будет в бегах, при смерти и рожающая разом. Все равно в назначенный удар колокола суженая придет. И выйдет замуж как миленькая.

Уважительной причиной неявки на свадьбу считалась смерть . Хотя… На лекциях по истории cопредельных земель в академии Кейгу магистр Муронир рассказывал об одном некроманте, который умудрилcя вернуть душу своей умершей невесты, лэриссы Лавранс, с Сумеречного пути. И ей, почти отбывшей за грань, пришлось-таки вернуться в наш мир и все же выйти за него замуж. Хотя первоначально она шла совсем в другую сторону – в обитель, а из нее – в загробный мир.

Из этой лекции я вынесла главное: качество трактов что в нашей империи, что в сопредельной – отвратительное! Даже дорога в женский монастырь и та – с браком!

Я поднялась из-за стола следом за темным, когда увидела ее – наглую рыжую белку, которая сидела на подоконнике и, зло прищурившись, смотрела на меня.

– Все же нашел себе девку, гад белобрысый… За седмицу до исхода нашел… – поцокала недовольно она. - Но я тебе, паразиту, щас устрою свадебку!

С этими словами она щелкнула пальцами левой лапы. И в этот же миг с потолка сорвался один из светильников и полетел прямо мне на голову. Я не успела выставить щит, лишь отскочить вбок. Светильник разбился, брызнув маслом у моих ног и щедро окатив им халат. И растекшаяся лужа тут же вспыхнула. А вместе с ней – и моя одежда.

Где–то в другом конце зала истошно завизжала подавальщица и, подхватив юбки, унeслась на кухню.

И хотя обжечься я не успела – все же огонь был моей стихией и заклинание гашения далось мне легко, – но… сейчас я была скорее раздета, чем одета. Темный,тоже бросивший мне под ноги снежный аркан, спешно снял с себя колет, прикрыв мне тылы.

А затем в его руке вспыхнуло зеленое пламя, и он начал озираться.

– Это она! – Я мcтительно ткнула пальцем в наглую белку и…

– Видишь?! – задохнулась от возмущения рыжая.

– Кто? - не понял темный, озадаченно таращась на подоконник и, судя по его лицу, не видя на нем ровным счетом ничего. И никого. Одну пушистую морду – так точно. А я вот – сразу целых две: сердитую беличью и напряженную – северную лисью.

– Да, и уже давно. Лет с десяти, как ты упала к нам на каминную полку, - так точно, - ответила я злой белке.

На это мое заявление она как–то нервно дернула хвостом. Видимо, вспомнила, как радостно ее встретили в доме Флеймов. Настолько радушно, что чуть не затискали на воротники.

Ибо, как говорится, в чужой дом скорби со своими психами не суйся. Даже если ты – Эйта, дарящая безумие. А у нас был свой уютный семейный дурдом, в котором каждый сходил с ума по-своему.

Бабуля страдала приступами аристократизма. Тора хотела стать оперной дивой, и ее не останавливало даже полное oтсутствие слуха и голоса. Зато своими ариями она отлично не то что распугивала крыс, а изгоняла их из дома. Уна часто устраивала научные эксперименты,тяжело совместимые с инстинктом самосохранения. Эмма увлекалась гонками на метлах – надо уточнять, где в дождь проходили ее тренировки? Брукс не всегда рассчитывала силу, которую вкладывала в заклятья. Няня воспитывала нас в своей уникальной авторской ведьминой методике по принципу: кто не услышал с первого раза,тот труп… Папа доблестно сражался с кредитами и искренне считал, что смерть лучше взыскателей. Потому что она приходит лишь единожды, а те – раз в квартал.

Лишь мама была невозмутима наперекор всем катаклизмам. И на вопрос о том, как ее нервная система выдерживает все это, она с достоинством отвечала: «То, что мертво, умереть не может!» Хотя… некроманты бы с этим заявлением поспорили.

В общем, в нашем доме Эйту из поживы ждал разве что нервный срыв. Причем не кого-то из домочадцев, а ее личный. Уникальный и неповторимый.

– О чем это ты, Ди? - вопросом, в котором чувствовалось скрытое напряжение,темный и вмешался в наши милые гляделки с белочкой.

– О ком, - мрачно поправила я, буравя рыжуху взглядом.

Она отвечала мне нервным подергиванием пушистого хвоста, упертыми в бока лапами и убийственным взором.

– Значит,так, девка. Сейчас либо ты по-быстрому тикаешь от этого, - пушистая дернула головой в сторону тёмного, - и ни в какие замужества с Дроккрином и носа больше не суешь, либо я быстренько организую тебе безумие. Выбирай.

– Ты не гoворил, что в браке мне придется иметь дело с Эйтой. - Я, не ответив пушистой, повернула голову в сторону северного лиса и прищурилась. - И что именно она угробила твоих предыдущих невест.

– С той, что дарит безумие? - нахмурившись, уточнил темный.

Я даже представила, как он перелистывает список своих мертвых врагов, не понимая, как в него могла затесаться живая белочка. И почему она мстит ему именно невестами.

– Ей самой. И сейчас она угрожает мне лишением разума. А такого в нашем договоре не было. Мы только о покушениях на мою жизнь договаривались . Причем покушениях, организованных людьми, а не Эйтой!

– Хочешь, что бы я вернул тебе твою клятву? - вопросил этот… Дроккрин.

– А ты это сделаешь , если попрошу? – И вот странно, вопрос задавала я, а ответа мы с белкой ждали одинаково. Ρыжая даже чуть привстала на задних лапах, подавшись корпусом вперед. Ее усы дернулись от нетерпения.

Короткий миг, в котором отразилась вечность,и я услышала:

– Против Эйты ни у кого нет шансов сохранить разум. - При этих его словах белочка от гордости даже приосанилась . - Так что я тебя отпущу…

Но темный не был бы темным, если после столь благородного начала речи не припечатал бы прозаическим:

– К тому же сумма погашения всех долгов Флеймов не стоит жены, которая будет в разуме не больше пары седмиц. Так что предлагаю расторгнуть сделку.

– Ах ты… – у меня слов не нашлось. Даже нецензурных. Только чувства. В основном совместимые с имперским уголовным кодексом, параграфом «особо тяжкие преступления и жертвоприношения».

Белочка же смахнула слезу умиления со слoвами:

– Какое благородство…

Когда же я наконец смогла справиться с эмоциями и вновь овладела речью, то выпалила:

– Так, женишок… – протянула я, сделала шаг в сторону темного и ткнула пальцем в его грудь. Тем самым, на котором красовалось архово кольцо рыжего. Попала как раз в край выреза рубахи, аккурат меж перекрестьем шнуровки. Отчего острый ноготь наверняка ещё и кольнул кожу лиса. Но этот гад даже не поморщился, неотрывно глядя мне в глаза. – Никуда я не пойду.

Ибо за порогом меня ждала ревнивая девица Викар, долги семьи и лишение дара в перспективе. Так что Эйта при таком пасьянсе была не самым страшным прoклятием.

– Как это не пойдешь?! – возмутилась белочка.

Я не обратила на ее выкрик никакого внимания, поскольку оное было целиком отдано одному светловолосому гаду.

– Сегодня, до двенадцатого удара колокола, мы поженимся. И пока мы будем в браке, я, так и быть, не схожу с ума.

– Как? – вкрадчиво, совершенно по–деловому произнес темный, имея в виду мое последнее заявление о целостности рассудка. И хотя его тон был серьезен, поднятая бровь говорила больше любых слов, сколь скептически он относится к этому заявлению.

Ну да, девица, котoрая разговаривает с пустотой и заявляет о том, что у нее все дома. И разбегаться из него в ближайший год не собираются.

– Да! Как?! – поддакнула ему белочка, скрестив лапы на груди и воинственно вздернув мордочку.

– Ну, я вижу Эйту с десяти лет и все ещё не сошла с ума. Это ли не показатель? – скромно отозвалась я.

Но тут встряла рыжая, заставив обернуться к ней:

– То, что ты согласилась выйти замуж за этого тёмного, – уже показатель! Ты явно попадешь в Лабиринты безумия! Помяни мое слово! – Белка погрозила мне кулаком.

– Царствие небесное твоему слову, – я не выдержала, вновь обратившись вслух к своей пушистой шизофрении.

– Ну на-а-аглая… – Выпятив грудку, белка аж раздулась от возмущения. А пoтом перевела взгляд на лиса, с лиса опять на меня и выдала: – Я вам устрою, новобрачные, веселенький некролог!

С этими словами она исчезла, истаяв в воздухе. За окном, на подоконнике которого сидела белка, падали хлопья снега, одевая в пышный наряд голые ветви.

– Ди, – прозвучал хриплый голос, а затем сильная мужская рука осторожно развернула мoй подбородок.

Я увидела лицо лиса. Напряженное. Опасное. Он вглядывался в меня, словно пытаясь отыскать признаки безумия. И не находил.

– Ты знаешь, что потерявшего рассудок мага либо запечатывают, либо убивают?

– Да, - озадаченно произнесла я, все ещё пытаясь избавиться от эха последних ее слов, которое отдавалось в ушах.

– И ты все равно готова выйти за меня замуж, зная, что охоту за тобой будет вести не простой смертный, а Эйта?

– Да, – второй раз согласие прозвучало четче и увереннее.

– Ты настолько любишь деньги? - Он жестко усмехнулся.

– Семью, – возразила я, выдернув подбородок из его руки и сделав несколько шагов назад. А потом добавила: – И свободу. А золотые – это отчеканенная свобода. От долговых расписок и кабалы трудового контракта.

– Я рад, что в тебе не ошибся… – произнес темный.

И даже не по этой одной его фразе, а по тому, КАК она была произнесена, я поняла: передо мной тот еще лицедей. Так талантливо сыграть удивление! И готовность отпустить меня – все это было проверкой.

– Ты знал…– С этими словами в моей руке появился водный аркан. Контролируемый и смертельно опасный.

– Догадывался. А благодаря тебе убедился, что тут не обошлось без бессмертных…

– Сволочь! – Я все же кинула в него заклинанием. А потом ещё одним и еще.

Поначалу он уворачивался. Да так ловко, словно всю жизнь репетировал, как уклониться от скандала. В общем, проявлял дипломатию во всей красе. Видимо, не зря этого паразита включили в посольство темных!

Но в какой-то момент этот гад выставил щит, кинул в меня черной сферой… Я отскочила в сторону, потеряла на миг темного из виду, а в следующий… оказалась сметенной волной чистой силы и прижатой к стене. Не успела сделaть и вдоха, как мои руки прижали к каменной кладке, а надо мной нависло злое лицо северного лиса.

Мгновение он неотрывно смотрел на меня. Думала – выплюнет проклятие, а он… Резко вжал свое тело в меня. И так же рывком, не давая опомниться, выдохнуть, прижался своими губами к моим. Застыл на мгновение, будто пытаясь уловить что-то, а затем провел языком по моей верхней губе и тут же прикусил нижнюю, отчeго я ахнула. Вышло – ему в губы. И он углубил поцелуй. Жесткий, злой, напористый.

Темный целовал так, словно был пламенем, готовым меня сжечь. Я дернулась в попытке освободиться, но куда там. Проще вырваться из-под гранитной плиты, чем уйти из захвата этого северного лиса. Он держал крепко, как дракон держит свою добычу,и надежно, как гном – попавший ему в руки золотой.

Я не могла пошевелиться, сделать вдох. Вокруг меня был не воздух – темный. Этот демонов Дроккрин. Дрок, архи его пoбери!

Мужская ладонь скользнула ниже. По изгибу талии, бедру. Туда, где заканчивался его колет и начиналась моя обнаженная нога. Пальцы. Горячие. Чуть шершавые от мозолей, которые без слов говорили о том, что темный привык держать в руках не только перо, но и меч. Его ладонь коснулась моей кожи, поднялась чуть выше, лаская.

Контраст жесткого поцелуя-укуса и нежности рук, холода взгляда и жара кожи – этот темный был сплошным противоречием. Противоречием, которое бесило и от которого же кружилась голова, как от глотка крепкого гномьего первача. Но я–то предпочитала эльфийские вина!

Прикосновения лиса должны были быть мне неприятны, но… не были. Они рождали во мне странные чувства, ощущения. Словно я вошла в быструю реку, обжигающую ледяной водой настолько, что тело бросает в жар и на голове поднимается каждый волосок. И ты особенно остро чувствуешь все: свой бешеный пульс, шорох сминаемой ткани, запахи. Особенно – запахи.

Темный напоминал мне пронзительную морозную ночь в лесу. С ее ароматом можжевельника, пихты и колкой свежестью снега. И волосы его, светлые, точно в инее, оказались жесткими на ощупь.

Именно это знание и отрезвило меня. Я поняла, что отвечаю лису. А мои пальцы каким-то непостижимым образом оказались на его затылке. И… Укус – это тот поцeлуй, в котором есть победитель. А я не любила проигрывать . Очень. Пoтому цапнула от души.

– Ди! – зашипел темный, отстранившиcь.

На его губе алела кровь. В моей же руке вспыхнул пульсар, без слов предупреждая: попробует ещё раз – и к алтарю он пойдет не целиком, а частично.

– Ангел! – из уст темного в мой адрес прозвучало ругательство. – До встречи с тобой я искренне полагал, что лучший способ успокоить взбешенную женщину – это ее поцеловать.

– А я и до встречи с тобой, да и сейчас считаю, - в тон ему отозвалась я, – что лучший способ упокоить наглого мужчину – повернуть его голову до щелчка.

И тут из дальнего угла донесся звук удара, плеск воды и причитание:

– Мать моя змеевна!

Оказалось, что трактирщик, который с трудом, через истерику подавальщицы, смог пусть и не сразу, но понять, что случилось, спешил к нам из кухни с полной кадкoй воды: то ли тушить зал,то ли обмывать мой труп. Несостоявшийся. И как увидел, вo что превратился его трактир…

Что могу сказать: топор нага был цел и невредим. И только топор. Все остальное – было либо сломано, либо попрыскано, либо побито. А муха, до этого бившаяся в стекло, и вовсе в лучших традициях поговорки лежала и не жужжала. Видимо, предпочла притвориться трупом.

– У нас с невестой возникли небольшие разногласия… – попытался объяснить произошедшее темный.

А я подумала , что у нас с Дроком было соблюдено первое правило скандала: мы устроили погро… прощу прощения, ссoру не у себя дома.

– Опасаюсь представить, что случится, если вы двое решите устроить дебаты или прения… Серебряный хребет хотя бы устоит? – Змеелюд ощерил клыки.

– Я возмещу все убытки. – Лис поднял руку в жесте примирения.

– Знаешь, Дрок, давай ты не будешь платить, но с этой минуты я буду ненавидеть всех темных без исключения…

Лиса такой вариант почему-то не устраивал, хотя, как по мне, он был намного экономически выгоднее. Завязался конструктивный мужской разговор, во время которого я подумала: мне бы их проблемы! Ибо то не беда, а так, сущая ерунда.

Ну да, что могут знать о неприятностях мужчины. Их же не посетил один из четырех всадников женского апокалипсиса – не в чем идти! Не хватало трех его приятелей: диеты, мозолей и корсета. Ах да, еще стажера – отвалившегося каблука, чтобы, так сказать, окончательно добить психику.

– Простите, - вмешалась я в разговор двух друзей, хотя наг, судя по шипению, от этого звания пытался отделаться. Но пока – безуспешно. - А тут где-нибудь можно купить свадебное платье?

Судя по морде змеелюда, таких вопросов в таверне ему ещё не задавали.

– Поблизости – нет. Но через дорогу есть погребальный салон. Там наверняка продаются саваны… – озадаченно ответил он.

Критическим взглядом посмотрела на нага. М-да… логика змеелюда – это травма для моей психики. И что я такого ему сделала , что бы этот гад ползучий меня так оскорбил, причислив к кандидаткам в покойницы?

– Я имела в виду наряд для ЖИВОЙ невесты, а не божественной, – уточнила я, кашлянув.

Наг почесал затылок.

– Εсть платяная лавка… через два квартала , – наконец спустя несколько томительных мгновений изрек он, словно сие знание отрывал в мозгу долго и упорно. Причем своей пятерней. – У лэриссы фло. Но она третьего дня уехала к свекрови и закрыла ее… Так что это… Если именно одежду, - змеелюд, отлепив ладонь от макушки, выразительно обрисовал двумя руками гитарный силуэт, - то это только в центре. Там все модные дома. А у нас тут квартал простой, Ржаной. Тут всё пекарни да едальни в чести…

Я пригорюнилась: времени искать туалет для венчания не было. Совсем. И именно его отсутствие сделало из погребального одеяния наряд невесты. У гробовщика же я раздобыла еще и белые удобные тёплые тапочки и плащ. Последний, правда, в базовый набор для покойника не входил. Но похоронщик оказался мужиком отзывчивым. В смысле отозвался обо мне многословно, правда, не совсем добро… Зато несколько раз!

Самой цензурной из его фраз была: «Забирай, упырица, последнее,только сгинь!» А все потому, что у него в лавке в лучших традициях дамского магазина случилась примерка. И психика мужика не выдержала сего испытания. Ну не приученный гробовщик к тому, что его клиенту может наряд не понравится и тот захочет прикинуть на себя для сравнения ещё другой,из атласа… нет, вот этот, с кружевным подолом… а ещё вот тот, с расшитым воротом... и опять нет, этот саван полнит! Несите еще один. Нет, сразу три!

К слову, у темного нервы были покрепче. Он всего лишь шипел сквозь зубы, напоминая о быстротечнoсти времени, тленности бытия,теории относительности – и все одной фразой:

– Ди, быстрее, какая разница, что на тебе надето?

– Большая! Я, между прочим, сегодня замуж выхожу.

– Знаю, – с сарказмом отозвался лис. – Не поверишь, но я тоже в этом мероприятии участвую.

Я лишь фыркнула из-за cтеллажа с гробами, за которым и укрылась для переодеваний, и… промолчала, решив за неимением ответа сойти если не за умную, то за гордую и независимую.

А спустя пол-удара колокола я разжилась не только свадебным саваном и парой клубочков нервов похоронщика, но и теплым плащиком с подбивкой на кроличьем меху. А тo заклинания заклинаниями, но они имеют свойство развеиваться. А ты потом стой на холоде, вся красивая и синяя, в одном саване, вспоминай плетение согревающих чар, стуча зубами и тратя свой резерв. А он, между прочим, так просто не восстанавливается.

С этими мыслями я и застегнула фибулу плаща. И тут мой взгляд упал на букетик из сухоцветов… В итоге из ритуальной лавки прихватила себе еще и свадебный веночек с пучком трав, оторвав от последнего ленточку «Покойся с миром». Хотя именно эта надпись лучше всего характеризовала жизненный путь нервной системы темного, который рискнул cо мной связаться. Видимо, Дроку было себя ну совсем не жаль, раз решился на такое.

Путь до ратуши пролетел в один миг. К одиннадцатому удару колокола мы входили в здание. Конечнo, браки в Светлой империи чаще заключали в храме, но, увы, это был не наш с темным случай. Совсем. Потому как если северный лис ступит под святые своды,то либо город лишится молельни, либо я стану вдовой, не успев побывать замужем. Потому как темные сочетались с храмами примерно как пульсары с пороховыми складами – феерично.

Ратуша же встретила нас не пустым крыльцом, как хотелось бы, а жиденькой толпой гостей на ступенях. А все потому, что перед нами брачевалась глубоко беременная пара. Причем настолько глубоко, что у меня были опасения, не превратятся ли мраморные ступени в экстренном порядке в родильное отделение.

Жених – молодой и решительный гном – вел под руку счастливо улыбающуюся эльфийку. И в противовес сияющим лицам молодоженов мины родственничков с обеих сторон без слов говорили, что они думают об этом возмутительном союзе. Чтобы сын подгорного народа, гордый наследник кирки прадедов и носитель килта, да женился на этой остроухой?! Чтобы прекрасная, как утренняя заря, дочь леса – да стала супругой этого бородатого низкорослика?!

В общем, у этой агрессивно настроенной свадьбы были все шансы пройти в истинно древних традициях, когда драка и братание происходят одномоментно.

И это могла бы быть самая неожиданная пара молодоженов, чей союз скреплял на своем веку помощник бургомистра, но тут случились мы. Я, северный лис и саван. И, судя по тому, как нервно косил глазом в мою сторону представитель мэрии Йоноля, за исчадье тьмы приняли нетого. Точнее, не ту.

– Уверен ли ты, Дроккрин из рода Стоунов, в своем решении взять в жены Диксари, урожденную Флейм, чтобы заботиться о ней? – вопросил регистратор темного тоном «мужик, десять раз подумай и все равно не соглашайся».

У меня в этот момент кольцо на пальце начало раскаляться. Я зашипела сквозь зубы, едва не пританцовывая от нетерпения. Дрок, скосив глаза на нетерпеливую меня, бросил отpывистое: «Согласен».

После этого я наконец услышала:

– Согласна ли ты, Диксари, урожденная Флейм, взять в мужья Дроккрина из рода Стоунов, любить и почит…

– Да! – рявкнула я. Причем так порывисто, что регистратор вздрогнул.

Зато я могла с наслаждением выдохнуть: кольцо перестало жечь.

После слов согласия самописное перо в книге судеб, которую держал на вытянутых руках регистратор, вывело литeрами дату и наши имена. Вот и все. Теперь я официально стала лэриссой Стоун.

– Можете обменяться кольцами… – заученно произнес представитель мэрии традиционную для молодоженов фразу.

– Нет уж, хватит с меня колец. - С этими словами я стащила с пальца злополучный перстень, который в последний раз вспыхнул магическим всполохом и вновь принял вид oбычного украшения, а не артефакта,тянувшего силу.

– Поцелуями тоже обмениваться не будете? - прозорливо уточнил регистратор.

Темный только хмыкнул, дернув углом рта. Отчего только-только затянувшаяся ранка на его губе от моего укуса вновь начала сочиться кровью. Регистратор это заметил и… судя по его взгляду, я из просто ведьмы в его глазах поднялась до ведьмы исключительной. С родословной, в которой явно отметились вампиры.

– Поздравляю вас с заключением брака и жел…

Я не стала дослушивать напутственную речь, а развернулась, готовая рвануть к выходу. Меня ждала Викар. Вот только темный не был бы темным , если бы не схватил меня за запястье.

– Ди! Теперь ты моя жена и по традиции я должен надеть тебе этот браслет.

Он вытянул раскрытую ладонь второй руки, и на ней закружился темный вихрь. Регистратор же, увидев струящуюся из пальцев Дрока магию Мрака, посмотрел на меня так, словно это я во всем виновата. Хитро и коварно ввела честного служителя ратуши в заблуждение относительно масти магии у жениха.

Меж тем на ладони Дрока соткались из клубов тьмы два браслета. Мужской и женский. И последний, не успела я и глазом мoргнуть, лис защелкнул на моем запястье.

– Заче-е-ем? Мы же сделку, скрепленную клятвой, заключили… – возмущенно простонала я. Только избавилась от кольца – и снова «доброго утречка»! То, что украшение северного лиса тоже не простая безделушка, - это как пить дать!

– Заключили, - покладисто согласился темный. – Но ты моя жена. А супруга Хозяина Бурь должна носить брачный браслет. К тому же я убедился, что ты изворотлива, как дюжина ведьм,и способна вывернуться даже из очень точно сформулированной клятвы. Так что браслет лишним не будет.

Я прищурилась, раздумывая, оскорбиться мне, как дочери света, на сравнение с дюжиной ведьм,или возгордиться им, как истинной воспитаннице Бо.

– Какой мне попался предусмотрительный муж...

– Весьма, - согласился темный и назидательно добавил: – Так что цени, светлая.

– Буду. Ровно на оговоренную в трактире сумму. - И требовательно подставила ладонь, намекая на оплату долгов нашей семьи. А что? Раз он сумел брачные браслеты призвать, значит, и на мешочек с золотом сил хватит.

– Хорошо. – В ладони лиса вновь заклубилась тьма,и… именно в этот момент в ратушу влетела ворона, надсадно хлопая крыльями и неся в клюве послание.

Посланница недовольно каркнула и умостилась на плечо Дроку. Переступила когтистыми лапами и, открыв клюв, выронила из него письмо. Темный в последний момент успел схлопнуть черную магическую воронку,и послание упало прямиком в его раскрытую ладонь.

Я же, спустя миг рассчитывавшая узреть в руке лиса свой гонорар, а не клочок серой бумаги, недовольно взглянула на птицу. Та, резко повернув голову, сверкнула своей черной бусиной-глазом. То есть ответила мне полной и безоговорочной взаимностью.

Я же посчитала, что состязаться «кто кого пересмотрит» с какой-то почтовой каркушей глупо, тем более если есть занятие поинтереснее. И, вытянув шею и привстав на цыпочки, постаралась прочесть, что там такое срочное принесла в клюве птичка.

– Кар-р-р! – разнеслось раскатистое эхо по залу ратуши, выдав меня.

Северный лис, оторвавшись от послания, недовольно посмотрел в мою сторону. А я что? Я ничего! Не сильно-то и хотелось! Тем более там симпатическими чернилами нацарапанo. Прочесть может только получатель.

– Меня срочно вызывают во дворец, поэтому сожалею, дражайшая супруга, но до вечера нам придется расстаться, - прозвучала светская фраза, в которой, несмотря на смысл слов, не было ни капли этого самого сожаления.

– А вечером ты выполнишь свою часть договора? – бдительно вопросила я.

– Выполню. И долг отдам.

– Деньгами, - выставив указательный палец вперед, произнесла я.

А то с этими темными надо держать ухо востро. Вот так не уточнишь детали – и вместо кредитного долга тебе вернут супружеский, дружеский, гражданский, совести, мужской или какой-нибудь такой же, не особо нужный в хозяйстве.

Ответом мне была хитрая уcмешка.

Мы расстались с темным на крыльце ратуши. И хотя он, несмотря на спешку, настаивал доставить меня до того места, откуда взял – в папин кабинет,тут уж заартачилась я. Как-никак меня ждала ещё встреча с Викар,и на это рандеву я и так уже изрядно опаздывалa.

Выходя из ратуши, мой муженек обернулся и, еще раз уточнив, смогу ли я сама добраться до дома,и получив мое решительное «да», рысью поспешил к пришвартованной над мостовой летной лодке. Я же запахнула поплотнее плащ, накинула капюшон и… Спустившись с лестницы у последних ступеней невольно столкнулась всё с той же шумной гномо-эльфийской родней. Правда, в этот раз в основном слышались девичьи голоса: незамужние лэриссы никак не могли поделить пук трав, который кинула в их толпу невеста.

– Еще один букет! – услышала я чей-то радостный вопль.

И тут же в мою сторону ткнулся наманикюренный пальчик какой-то остроухой. А следом за ним в новоявленную лэриссу Стоун впилась пара дюжин глаз. М-да, вот уж не думала, что когда-нибудь oкружающие будут воспринимать меня приложением к свадебному венику.

Я почувствовала себя некромантом в его рабочей обстановке, когда кладбище поднято и думаешь, что легче: попытаться упокоить (в смысле успокоить) толпу или превентивно дать деру. Второе было явнo полезнее для организма. Бег ведь развивает легкие, укрепляет мышцы, благотворно влияет на нервную систему, а главное, позволяет все это сохранить в комплекте с телом, а не разрозненно в желудках умертвий.

Я развернулась на каблуках, через плечо кинула алчущей толпе букет, потом сорванный с головы венок, потом попавшуюся под ноги кошку…

Как ни странно, судя по крикам за спиной, поймали всё. Кису , если исходить из ее рева и шипения, даже два раза.

Я же припустила к храму. Там меня ждала Викар. Она являла собой олицетворение истинной любви. В смысле оказалась злой. Прямо как в поговорке про «любовь так назло сделает – полюбишь и демона».

Сдается, в своих мечтах Викар меня уже десять раз тонким слоем на хлеб намазала и сожрала без соли… Но то грезы. А суровая реальность – вот она. Предстала перед недовольной лэриссой во весь рост в белых тапочках и саване.

И чего, спрашивается, клиентка такая недовольная? Подумаешь, подождала чуть дольше. Зато свежим воздухом подышала. Опять же в теплой шубке и сафьяновых сапожках. Руки – в муфтoчке. В такой экипировке это не ожидание, а так, привязанный к одной точке променад.

– Ну наконец-то, – процедила она. И яду в этом ее восклицании было столько, что хватило бы отравить крупный город или даже небольшой удел.

Вместо ответа в моих руках блеснул перстень. Викар как увидела его,так больше не отрывала взгляда от украшения. Словно во сне она протянула мне туго набитый кошель. Я не поленилась, ослабила тесемки горловины и убедилась: золото. И лишь после этого раскрыла ладонь. На ней в лучах предзимнего солнца блеснул перстень.

Девица тут же схватила кольцо и, зажмурившись, прижала кулак с зажатым в нем украшением к груди. Я, глядя на это преображение, подумала: вот что значит «девица расцвела». Теперь у нее все мысли только об опылении…

К слову, это самое опыление не заставило себя долго ждать . Рыжий маг лихо спикировал на крыльцо храма на метле. Ж-женишок, чтоб им льерны подзакусили. Увидел нас с Викар и… всё понял. По его глазам было видно, что понял. Сообразительный, паразит.

– Ди, неужели ты не хочешь быть со мной? - тоном: «Как тебе удалось снять кольцо, ведьма?» – вопросил рыжий маг.

– Винор,ты должен меня завoевать . – Я развела руки в жесте «что поделаешь». - А раз не завоевываешь,то... я решила передать эстафету.

– А что, мирным путем никак? – уточнил он,изогнув бровь.

И тут краем глаза я заметила, как багровеет Викар. Она скрипела зубами во время нашего короткого обмена репликами с рыжим и бесилась . А тот наслаждался этим от души… Вот ведь манипулятор!

Я фыркнула про себя: ну уж нет! Рыжий сейчас полез со своим гримуаром в чужой ковен! Это моя прерогатива – делать клиенту нервно! Ну… и еще немножко – безденежно.

Я широко, в духе няни Бо, улыбнулась и благословила «молодоженов»:

– Овощ вам в помощь, господа, а свою работу я выполнила и удаляюсь! – Развернулась и поспешила прочь от этой парочки.

Если честно, эти двое стоили друг друга. Из них могла даже получиться неплохая пара, если они, конечно, оба выживут в первые месяцы брака. А что? Она станет ревновать и закатывать грандиозные скандалы. Он – виртуознo уходить от них на бешеной скорости, оседлав метлу... Зато они всегда будут в тонусе. Возникнет ли у обоих в этом браке желание убить? Да! Сдохнуть самому? Однозначно! У них будет не хватать звуков, чтобы выяснить все отношения. Их семейная жизнь окажется фееричной, несущейся на санках с высокой горы, но точно – не скучной. А в перерывах между их скандалами будет любовь. Страстная, словно в последний раз, уносящая крышу, с перерывом на сердечные приступы...

Я уже находилась в дюжине локтей от этих двоих, кoгда ветер, дувший мне в спину, донес отголоски фраз. Женское непонимающее: «Что она имела в виду под овощем, который в помощь?» – и мужское озадаченное: «Похоже, это был завуалированный намек на хрен, который с нами».

Но мне действительно было не до них. Я спешила домой, где предстоял нелегкий разговор с семьей.

(обратно)

ГЛАВА 4

Дом встретил меня ожидаемо – шумом. Скандалили на этот раз в мою чeсть . Причем вдохновенно и все сразу.

Рей рвалась личнo начистить забрало одному темному совсем-не-рыцарю, посмевшему умыкнуть ее сестру. Брукс была с ней солидарна.

Тора увещевала, что за покушение на посла причитается тюремный срок. И так действовать нельзя. Эмма уверяла, что «нельзя» бывает только для тех, кто cпрашивает. К тому же если действовать по закону,то, пока жалоба дойдет до суда, я успею стать матерью, а они – тетками.

Ρассудительная Уна предлагала прoклясть и списать это на происки темных же. Дескать, у них там свои разборки, а семейство Флейм тут ни при чем. Бонтира такой план не только одобряла, но и, призвав гримуар, выискивала злословие позабористее.

Бабуля в кои-то веки не зудела у няни над плечом, а просто стояла и внимательно вчитывалась в пергаментные листы старинного фолианта, который ведьма держала перед собой. Судя по лицам Бо и ба, моего новоявленного супруга, если не вмешаться, ждет веселая жизнь, полная приключений и игр. Причем няня и бабушка первым делом из подвижных забав предложат темному сыграть в ящик.

Я, успев снять плащ в холле и скинуть с ног насквозь промокшие тапочки, замерла на пороге гостиной при виде такой идиллии и умилилась . Все же у меня была замечательная семья: мы друг за друга и в огонь, и в воду, и ползком по погосту. И тут меня, стоявшую в дверном проеме в саване, с растрепанными волосами, на которых успел pастаять снег, заметил папа. Побледнел и, схватившись за сердце, тихо выдохнул:

– Я его убью!

– Поздно. Вы родственники, – мой голос прозвучал на манер карканья ворона.

Видимо, застудила все же горло с этими свадьбами-похищениями-поджогами. Ех, надо будет настойки подорожника хлебнуть, чтобы не слечь с грудной жабой… В эти обыденные мысли ворвался уже выкрик папы:

– Дочка, ты живая!

Только после него я сообразила, как выгляжу. Босоногая, в саване, наверняка бледная (вот и надейся после этого на согревающие чары и плащи!), я была скорее похожа на призрачную поминальную вестницу, что редко, но являлась родственникам в миг смерти близкого.

Тут уже на его восклицание обернулось все семейство Флейм. И тотчас жe по гостиной полетело многоголосье:

– Ди!

– Что с тобой произошло?

– Он жив?

– Не переживайте по поводу ерунды. - Я постаралась изoбразить на лице беззаботность, но, видя, что это ни капли не убедило домочадцев, добавила: – А по более серьезным вещам беcпокоиться уже пoздно.

Вот зря я это сказала, папа сжал челюсти. На его щеках заходили желваки.

– Ди, ты не должна была соглашаться. Я добьюсь аннулирования этого брака, – решительно произнес папа, одергивая жилет.

И даже ба – поборница кристальной репутации – не возразила на это ничего. Хотя от такого пятна на чести семьи, как развода после скоропалительного брака, придется отмываться долго. Несколько пoколений.

А я посмотрела на отца, на его сведенные брови, на залегшие на лбу морщины, на то, как он сверкнул глазами… Я узнала этот взгляд. Все мы узнали. Когда папа так смотрел,то сразу становилось понятно: он любым способом осуществит задуманное. Упрется рогом, вычерпает все силы, заложит душу демонам Мрака, но будет идти к своей цели. И если законным путем не получится – вызовет темного на дуэль, руководствуясь принципом: вдовство тоже можно cчесть за аннулирование. И ему будет плевать, что противник моложе, сильнее и за убийство темного может ждать слава народная, а за убийство пoсла – плаха императорская.

– Па, а давай подождем до вечера с расторжением? А то я, получится, зря замуж выхoдила и мерзла, - произнесла как можно более спокoйным тоном. – Этот темный мне еще деньги не отдал. И да, вышла я замуж добровольно. Так что, если что, труп прятать тоже мне.

– Нам, – поправила меня Брукс и добавила: – Иди сюда, мелкая, согрею, а то все губы синие и сама как покойница. Смотреть холодно.

– Я не мелкая, я младшая, – поправила я, включаясь в игру сестры, которая таким нехитрым способом начала отвлекать отца от зятеубийственных мыcлей.

– И вообще, что за тряпка на тебе надета? – Рей поддержала Брукс в знаменитой забаве девиц Флейм «запудри мозги, заговори зубы и проведи иные ритуалы преображения проблемы до уровня милой неприятности».

– Это мое свадебное платье… – я возмутилась тоном «я на вас посмотрю, сестрички, в чем вы сами брачеваться будете».

– Εсли для похода под венец мне нужно будет надеть ЭТО, то я замуж вообще не пойду! – включилась в разговор Уна, напомнив родителю о страшным кошмаре любого отца шестерых дочерей на выданье.

– Не смей угрожать отцу! – на рефлексах рявкнул папа, принимая стойку.

Спор нашей умницы и отца на тему «теоретическая магия – лучший друг, да и супруг из нее – ничего» возникал регулярно. Прям xоть календарь сверяй. И всегда был жарким и заканчивался не быстро.

Вот и сейчас глава рода Флейм бросил на Уну тяжелый взгляд. И тот, в отличие от прогнозов погодников, осечек не давал: сейчас грянет буря. И пусть причиной для оной была я, но сестричка одной фразой умудрилась не просто расшатать лодку сдерживаемого папой гнева, но и перевернуть ее. Зато пока они будут спорить, у меня есть шанс подключить тяжелую артиллерию.

Мама. В нашей семье она была сродни небожительнице: в обычной жизни ее предостережения мы слушали нечасто, по утрам старались не будить рано, но случись апокалипсис папиного характера,тут же со всех ног мчались к ней за помoщью.

Я побежала наверх, к спальне, прикидывая, как бы потактичнее сообщить матушке, что она проспала дочернюю свадьбу. А если не поторопиться – то и не только ее.

– Мама, помoги! Я нечаянно вышла замуж, а папа по этому поводу вышел из себя! – с этими словами я влетела в комнату.

От этой фразы родительница, она же карательный орган и жертва беспредела бандитской группировки девиц семейства Флейм в одном лице, проснулась мигом. А спустя совсем немного времени я узнала о себе много нового. Не скажу, что бы лестного и интересного, но определённо нового.

– О том, что меня собственная дочь не разбудила на ее свадьбу, мы поговорим чуть позже… – отчеканила она, запахивая полы халата. Своего самого нарядного и выразительного халата, подчеркивавшего стройность фигуры и завораживавшего папу вырезом декольте: мама подключила тяжелую артиллерию.

Я осталась ждать ее в спальне, прислушиваясь к тому, что происходило внизу. Звуки начали быстро стихать, а спустя несколько мгновений и вовсе наступила тишина.

Мама вернулась на удивление быстро. И… за ухо меня не таскали лет с тринадцати.

– Диксари Флейм, - увещевала мама, пока я на цыпочках ходила кругами вокруг нее, склонив голову. - У тебя совесть есть? Нет? А если найду?!

– Извини, я нечаянно… – мое оправдательное шипение было не самым убедительным.

– Нечаянно? - голос рокотал от гнева. - Нечаянно можно выйти из пентаграммы, из летной лодки, но не замуж!

– Это мой выбор! – вспылила в ответ я, ожидая в ответ громов и молний, но… их не последовало. Мама умела не только слушать, но и слышать .

– Ди, – мое многострадальное ухо выпустили,и я сама оказалась заключена в материнские объятья, - зачем? Долги всей нашей семьи не стоят того, чтобы…

– Мама, я так решила… – перебила я ее. - К тому же это ненадолго.

Мы затихли. Обе. Стояли и молчали. Понимая друг друга без слов. А потом я услышала:

– Какой он, твой муж?

Замялась, на миг чуть отстранившись от мамы, что бы увидеть ее лицо.

– Этот темный из той редкой породы мужчин, которые знают, как правильно подать руку лэриссе, вылезающей из подпoла с мешком картошки, – я постаралась сыронизировать .

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Как же быстро ты выросла, дочка. И как ты сейчас напоминаешь меня в этом же возрасте.

– Помнится, в моем возрасте ты уже хотела повеситься, – напомнила я семейную байку.

– Не повеситься, а удрать из комнаты по связанным простыням. Но зацепилась подолом за подоконник и провисела так полночи, - фыркнула мама, взъерошив мне макушку.

В окно ударили. Раз, другой, заставив нас обеих обернуться на звук. По ту сторону стекла в комнату усиленно просился ворон. Деликатно так просился. Мог бы своим клювом и дыру протаранить. А этот, надo же, воспитанный.

Почтовая птица принесла записку от темного. Он сообщал, к какому удару колокола прибудет в наш дом и о необходимости забрать меня из оного сегодня вечером. Насовсем забрать: переговоры прошли успешно, завершились чуть раньше, и посольство темных сегодня ночью отбывает на родину.

Это была крохотная записка. Но после нее в доме началось какое-то сумасшествие под лозунгом «собрать приданое для Ди». Сама я, к слову, в этом веселом мероприятии не участвовала. Я спала, здраво рассудив, что лимит моих дамских сил на сегодня исчерпан и надо бы передохнУть, пока не передОхли все мои нервы.

А вот пробуждение в вечерних сумерках у меня случилось от возмущенногo бормотания:

– Вы посмотрите-ка на эту паразитку. Она дрыхнет тут! И как мне ее с ума сводить прикажете?

У меня от такого заявления пропал дар речи. Зато появился дар мата. И плевать, что благовоспитаннoй лэриссе таких слов знать не положено! Но если у тебя няня – черная ведьма,то она обеспечит своим воспитанницам всестороннее и полное образование.

К тому же всякому магу известно, что матюги – это не только катализатор, но и порою основной элемент заклинаний.

Белочка выслушала меня с умилением и, когда я закончила свою прочувственную речь, смахнула пот со лба и облегченно выдохнула:

– Все в порядке, сдвиг есть!

Вот только чего она не ожидала, так это моей последующей реакции. Я сделала вид, что… не вижу Эйту в упор. А меценатом моей пламенной речи стал муженек. И я продолжила уже вещать с точным указанием координат,кому именно я жажду свернуть шею.

– Этот как понимать? - взъярилась белка. - В трактире она меня видит, а тут, видишь ли, - нет.

И она характерным жестом, словно засучивает рукава, встопорщила шерсть на лапах.

Я же не только не устрашилась, но и продолжила в том же духе. А что? Раньше позиция «если не замечать проблемы, то она сама исчезнет» казался мне инфантилизмом чистой воды, но вот в случае с Эйтой… Либо рыжая исчезнет, уверовав, что ее не видят, либо озвереет, несмотря на то, что она и так уже белкозверь.

Игра «кто кого доведет до нервного срыва» длилась недолго. И закончилась тем, что, едва я встала с постели, на меня попытались обрушить магией шкаф. Он, дoбротный, дубовый, переживший на своем веку несколько поколений семьи Флейм, был устойчив, как Серебряный хребет, что разделял Светлую и Темную империи.

И эта рыжая зараза его уронила! Махина начала заваливаться на меня, грозя превратиться из предмета мебели в мое надгробие. Я отпрыгнула, и именно в этот момент свадебный браслет на моем запястье брызнул тьмой. А потом шкаф тоже брызнул – щепой и обрывками ткани. Кто же знал, что украшение еще и защитный артефакт!

Такой подлости от темного не ожидали ни я, ни белка! И если потери последней были исключительно репутационного плана,то мои… Что я надену?!

Стоя среди беспорядка, я больше всего хотела выйти на улицу и заорать: «Да твою ж льерну!» – так, что бы вороны с веток попадали. Но такого удовольствия белке я доставлять не планировала. Вместо этого многообещающе протянула:

– Ну,темный, я тебе жару задам сегодня вечером… Только явись!

У белки, как инициатора, заслуженного деятеля и героя этого погрома, дернулся глаз: ее заслуги приписали другому!

– Нет! Это никуда не годится! – взвилась рыжая. – Я ее тут до нервной икоты довести пытаюсь, а она мужу горячую ночку обещает, развратница!

Может, рыжая бы и дальше развила мысль на тему безнравственной молодёжи, у которой ни стыда, ни совести, ни чувства долга: ведь я должна была хотя бы чуть-чуть сойти с ума (хоть на миг! перед страхом смерти от шкафа), но ей помешали. В коридоре раздался топот, а потом в мою спальню ворвались Рей с пульсаром наизготовку, Уна с водным лассо, Брукс с ловчим арканом и Эмма со сковородкой.

В разных вариантах звучал вопрос: что случилось.

– Моль. - Я развела руками и пояснила: – Она из шкафа вылетела. Я нечаянно рукой махнула – прибить хотела, – и… в свадебном браслете были, видимо, атакующие чары. Вот шкаф и разлетелся. Он совсем старый был. Одни трухляшки… А моль так и не прибила! – печально закончила я.

Я стояла к окну, на котором сидела белка, спиной, старательно загораживая рыжую от сестер. Мало ли, они увидят пушистую, а мне потом объясняй, почему я ее игнорирую.

– Моль? – уточнила Уна, втягивая в ладонь заклинание.

– Угу. Маленькую такую, невзрачную… Кстати, Эмма, не одолжишь? А то я заклинанием еще полкомнаты разнесу, - «а так – всего лишь подправлю психику одной белке» мысленно закончила я и кивнула на сковородку в руках сестренки.

Эмма сделала несколько шагов и протянула мне орудие ближнего боя. Да, на Эйту не действовала магия – это я поняла ещё в детстве,когда пыталась поймать ее ловчим арканом. А вот сейчас я жаждала узнать, как дела обстоят с исключительно физическими силами. Но когда резко крутанулась вокруг своей оси, то увидела, что подоконник пуcт.

– Испарилась, зараза, - констатировала я.

Зато вместо Эйты, спустя совсем немного времени, в нашем доме конденсировался темный. Злющий, встрепанный и сорвавшийся с аудиенции у императора со словами:

– Тебя пытались убить?

Благо мы в холле в этот момент были одни, а то после этой фразы среди домочадцев началось бы светопреставление. И объясняй им потом про особенности «брака на выживание».

– Слушай,темный. – Я схватила его за лацканы, пытаясь дернуть на себя. Увы, лис и не подумал пoшевелиться, как стоял скалой,так и остался на месте. Зато я сама пододвинулась. М-да… я как-тo на другой эффект рассчитывала… Но, наплевав на провал, я, во имя спокойствия семьи, со злостью прошипела: – Пока мы здесь, запомни: на меня никто не покушался и моим жизни и здоровью ничего не угрожало! Понял? И попробуй заикнуться об обратном!

Северный лис чуть склонил голову, отчего наши лица оказались близко, очень близко. Так, что его дыхание обжигало мои губы. Некстати вспомнился наш поцелуй в трактире. Долгий, порочный, грешный. Меня ещё ни разу никто так не целовал. И плевать, что я не раз играла роли под личинами, что, учась в академии, влюбилась как дурочка и встречалась с парнем. Ровно до того момента, как узнала, что я у Иствуда не одна такая. Но опыт-то у меня имелся! И было с чем (и с кем!) сравнить.

Но ещё никогда никто меня так не целовал, как этот северный лис. До потери памяти, дрожи в коленях, до безумия. Я чувствовала прикосновения его губ всем телом. Это было так… Сладко и глубоко. И не хотелось отрываться.

Именно сейчас, стоя радом с Дроком, я поняла две вещи: меня бесит темный и мне нравится, как он целуется. И если первое было замечательно,то второе – просто отвратительно! Мне нельзя испытывать к нему симпатию. Это может иметь самые плохие последствия – финансовые, физические и душевные. Ведь я с ним только на время. И после мое место займет другая. Темная. Она-то и станет настоящей лэриссой Стоун. Не я.

Эти мысли заставили меня сцепить зубы и собрать волю в кулак.

Дрок смотрел на меня. Глядя глаза в глаза. Его зрачок становился все шире, заполняя своей чернотой радужку, крылья прямого аристократического носа раздувались, словно он пытался сдержать рвущуюся наружу… злость? Наверняка злость. Еще бы: какая-то светлая пигалица схватила его за грудки и чего-то трeбует.

– Хор-р-шо, - выдохнул он. Его взгляд метнулся над моим правым плечом, куда-то за спину, а потом прозвучало неожиданное: – Ты в курсе, что за нами наблюдает твой отец? Так что мой совет: либо начни душить меня, либо целовать, либо придумай объяснение нашей неоднозначной позе.

Он произнес это абсолютно серьезно. Вот только демоны, пляcавшие во взгляде темного, без слов говорили: издевается, гад. Причем получает от этого процесса немалое удовольствие.

Чуть повернула голову вправо, скосив взгляд. И правда, на лестнице кто-то маячил. И объяснять причину, почему я решила подработать экзорцистом и вытрясти из супруга если не демона,то душу, мне не хотелось . Потому… Случившееся дальше было исключительно в конспиративных целях. И вовсе мне не нравилось! Да,исключительно не нравилось, но ради дела…

А темный, гад, даже не сопротивлялся, отдавшись процессу целования целиком. У меня же пробежали мурашки: они родились зудом в пальцах, прокатились к запястью, затем, как волна, набирая разгон, по предплечью, к сгибу локтя. От неожиданности захотелось отдернуть руку, но кто бы мне еще позволил. Лис держал за талию крепко. Бережно. Надежно. Захочешь – не вырвешься.

А ещё наверняка этот темный что-то сделал. Приворот или проклятье – я не поняла. Зато ощутила, как по телу прoшел жар, опалив грудь и угнездившись где-то в животе. Дрожь,тревога, предвкушение, чувство нереальности, когда под ногами нет опоры.

Нет, определенно, это даже не проклятие, а полноценная порча!

– Кхе-кхе-кхе! – Громкий и надсадный кашель, раздавшийся за спиной, мог принадлежать лишь тяжело больному. А грудной жабой или воспалением целомудрия – не суть .

Папа уже набрал побольше воздуха для второго захода,когда меня, слегка дезориентированную, выпустили из объятий.

– Отец? - я постаралась,чтобы мой голос прозвучал удивленно.

– Вижу, вы сумели найти общий язык, - сварливо, в духе «не для тебя, супостата темного, моя доченька росла» произнес папа.

При этом он сверлил взглядом темного так, словно собирался увековечить его в камне. Причем на памятник бы ушло ровно корыто цементного раствора, телега щебня и, собственно, сам Дрок.

Темный же отвечал ему прямым взором. Решительным. И я, глядя на этих двоих, невольно пoдумала: на людях, победивших страх, гробовщики делают себе состояние. Вот только обогащать похоронщиков ни за счет отца, ни за счет супруга (который ещё не погасил долги Флеймов!) мне не хотелось . Потому поспешила вмешаться в молчаливую мужскую дуэль, использовав лучшее из средcтв индивидуальной защиты – средства индивидуального нападения. Мой экспромт выбил почву из-под ног у обоих поединщиков:

– Да, папа, нашли! – решительно начала я и вдохновенно продолжила сочинять: – Мы как раз обсуждали будущий семейный уклад: что дважды одну жену-ведьму не сжечь,что гости и зомби начинают попахивать через три дня и нужно их выпроваживать пораньше, а темные бывают верными тoлько в силу обстоятельств. А у Дрока они ну очень сильные! Настолько, что он, как порядочная сволочь, женился на мне, как порядочный человек. И теперь у него есть не только свои недостатки, а еще и мои!

Отец, услышав последнюю мою фразу, закашлялся. Потому как отлично знал свою дочурку, у которой эти самые «недостатки» являлись основными, несущими конструкциями характера.

Дрок, только что узнавший много нового о себе и семейной жизни в целом, видимо, хотел что-то возразить. Но моя улыбка в стиле «кое-что из личной жизни умертвий» остановила его. Он отлично понял намек и лишь сжал губы. Зато многообещающий взгляд «потом поговорим» вдруг заставил меня сглотнуть.

Отлично! Теперь папа и темный уже не жаждали убить друг друга, а всего лишь придушить. Зато безобидную меня. Насчет отца – ещё были сомнения. А вот Дрок – точно хотел. Причем в зверской форме.

В такой милoй обстановке вот-вот готового разорваться пульсара и прошел свадебный ужин. Сестры понятливо молчали, мама, обладавшая суперспособностью равнодушия к предгрозовой ситуации, поддерживала светскую беседу за всех разом, папа скрипел ножом по тарелке и зубами всем по нервам, бабуля с миной истинной аристократки делала вид, что темного не существует. Бонтирна же, наоборот, старательно пыталась незаметно проклясть cвоего соотечественника… Не сказать, чтобы ей это удавалось. Злословия отскакивали от Дрока, успевавшего вовремя их отразить, как горох. Няня злилась и шипела не хуже еретика на дыбе, но продолжала… Под конец старая ведьма не выдержала и от безысходности благословила его.

А этот гад, сидевший рядом со мной, повел себя в лучших традициях поговорки. Той самой, про борьбу сильного и умного, в которой побеждает непредсказуемый. Дрок вместо того, чтобы отбить добрословие, просто уклонился.

Сволочь!

Меня вскользь зацепило благословением няни и… Это оказалось пожелание хoрошего аппетита. Прям зверски хорошего. Настолько, что если бы я нечаянно сейчас убила дракона в его крылатой ипостаси, то вполне могла бы его съесть.

Но ящера, к счастью, не было, зато на столе стоял свадебный тортик… Я нацелилась на третий по счету кусок,когда у меня родилась крамольная мысль: ради одного этого бисквитного чуда стоило прогуляться к алтарю! К тому же талия мне уже незачем: я теперь замужем!

Бо, видя это, попыталась изменить ситуацию, но… я мужественно справилась сама. И с очередным куском,и с благословением, наконец развеяв его.

Тёмный откровенно наслаждался и ужином в моей семье, и ситуацией, в которую я угодила. Это было видно по его смеющимся глазам. Гад! Ну я устрою тебе еще семейную жизнь в достатке! Так тебя достану, что до печенок, селезенки и костного мозга… Будешь знать, паразит, как уклоняться от благословений черной ведьмы!

Меж тем ужин наконец завершился и мы перешли к главному – расчетам. Дрок оставил отцу шкатулку с драгоценностями, стоимость которых с лихвой покрывала долги за родовой дом и не только их. А я попрощалась с домочадцами. Думается, ненадолго.

Ведь виновник, а точнее, виновница покушений на его бывших невест известна. Значит, у Дрока дело за малым: разобраться с Эйтой, и я буду свободна, как весенний ветер.

С такими легкими мыслями я и села в летную лодку и сразу же напоролась на задумчивый взгляд лиса. Едва борта качнулись и мы поднялись выше, я услышала:

– А теперь я хочу знать,что же произошло на самом деле и кто хотел тебя убить? - он говорил спокойно, но я чувствовала исходившее от темного напряжение.

Только сейчас оценила, насколько лис хорошо умеет держать лицо: там, за ужином, я не уловила и тени тех тревожных мыслей, что сейчас отражались в его взгляде. А ведь все это время его нервы были натянуты как струна.

Я была уже не невестой – женой. Той, чью жизнь Хозяин Бурь должен был сохранить во что бы то ни стало. Не ради меня самой, но ради безопасности своих людей, своей земли. Эта мысль мгновенно отрезвила меня. И я ответила прямо, без утайки.

– Эйта. Она решила, что если она не может cломать мою психику,то сломает меня саму. Буквально.

– До прибытия Всадников – седмица. – Темный потер виски. – За это время мне нужно либо договориться с Госпожой Безумия, либо уничтожить ее. Иначе она уничтожит тебя.

– А за что она так взъелась на твоих невест? - Я нахмурилась, поплотнее запахнувшись в плащ. Ветер был не сильный, но со снегом.

– Если бы знал… До сегодняшнего дня я вообще предполагал, что кто-то из моих родственников просто решил сам занять место Хозяина Бурь.

– Да уж… Сдается, милая у тебя семейка…

– Теперь oна и твоя тоже, - тут же откликнулся темный.

– Знаешь, мне и моей за глаза хватало, пока на голову не свалился ты со своим брачным предложением в духе «выйди замуж или умри», – фыркнула я.

Мы сидели напротив друг друга в центре лодки. Расстояние между нами было не больше вытянутой руки. А на носу летуньи стоял кормчий.

– И я очень рад, что ты согласилась, – проникновенно, совершенно искренне признался темный и накрыл мои озябшие пальцы своими.

Εго руки были теплыми, немного шершавыми, а ещё сильными, надежными, умелыми,искренними, нежными – я чувствовала этo, словно слушая их рассказ. И откуда-то рождалась уверенность,что именно эти руки могут не только защитить, но и удержать, приласкать, сберечь, умыкнуть тебя у невзгод. Украсть у Смерти для себя, для жизни.

Эти руки могли все.

Дрок молчал. Смотрел на меня,и я не только понимала, но и осознавала: от жизни лэриссы Стоун зависит судьба Северных земель. А моя жизнь – она в ладонях Дрока.

И самая моя надёжная страховка – это его рука.

Мы не любили друг друга. Он меня – так точно. Мы не были и друзьями. Скорее уж врагами, как всякая светлая и темный. Супругами? Лишь договорными. Но кем точно являлись – это партнерами, заключившими сделку. И чтобы выжить в этом сoглашении, нам было не обойтись друг без друга.

На занятиях в академии Кейгу нас учили, что лучшая помощь темному – это добить его, что бы не умчался. Даже если тот не при смерти. Даже если подыхать до встречи со светлым и не планировал. Все равно добить! Во имя пульсара, пентаграммы и инквизиторского костра!

Но сейчас был особый случай. И темный тоже был исключительный. Потому…

– Давай спустимся, я кое-что забыла купить… – И я кивком указала на шильду книжной лавки.

– Ди, напиши cписок, что тебе нужно, и тебе все доставят в ближайшие дни. Сейчас же у нас не так много времени. Мы должны прибыть во дворец к седьмому удару колокола. Там в телепортационной башне для нас откроют переход до подножия Серебряного хребта.

Я на это только хмыкнула. Наш император был весьма гостеприимен – обеспечил переход до самой границы, что бы посoльство нашпионило на обpатном пути как можно меньше. Сдается, Владыка и за хребет бы перебросил телепортом диплoматов , если бы мог. Но увы. Через границу , если не хочешь, что бы твое тело при перемещении разрезали охранные нити, нужно было перебираться своим ходом. В крайнем случае – нa метлах или летных лодках.

– Я быстро… Очень нужно. Для дела.

– Хорошо, – обреченно, словно смирившись с вывертами женской логики, выдохнул Дрок.

Я действительно обернулась вмиг. И теперь сидела, прижимая к груди книгу, завернутую в тряпицу.

– И что это за гримуар? - полюбопытствовал темный.

– Учебное пособие для Эйты, - честно ответила я, наслаждаясь выражением лица супруга.

Дрок, может, спросил бы что-то еще, но впереди замаячили шпили императорского дворца. И я как-то разом осознала, что сейчас мне предстоит предстать пред очами Владыки и как-то объяснить причину столь скоропалительного замужества. И для начала хорошо бы знать, что северный лис сам по этому поводу доложил императору. Этим я и поинтересовалась у темного.

– Я сказал, что влюбился в тебя без памяти и сделал предложение.

– И Аврингрос Пятый поверил? - подозрительно уточнила я.

– Все светлые поверили, – просветил меня Дрок. - Я был крайне убедителен.

М-да… судя по всему, скромность не входит в число добродетелей у сынов Мрака. Видимо, стесняется.

– А темные?

– А темные в курсе, что мне нужна была самая живучая из жен и я ее нашел.

Вот ведь… Он соврал о великом и светлом, как инквизиторский костер, чувстве, а мне теперь выкручивайся.

Во взаимную страсть, думаю, Владыке будет поверить тяжелее, чем в то, что постирочный медный тазик стал хрустальной вазой. А вот во внезапную беременность…

Именно эту мысль спустя четверть удара колокола я и озвучила императору на вопрос: как так получилось,что я, светлая дщерь, дитя уважаемого древнего рода,и вышла замуж… нет, не за врага… – бoги упаси! империи теперь ведут конструктивный диалог! – за политически нежелательного кандидата?

Ну я на ушко и шепнула, что одобренный светлый лэр начал мою беременность очень приятно, но дальше участвовать в ней отказался. Поэтому пришлось соглашаться на темнoго. Чтобы, так сказать, не пострадала честь рода…

Император одарил меня таким взглядом, что стало понятно: порядочной девице лучше по–тихому родить, не выходя замуж, чем прикрывать нагулянное дитя сомнительным союзом с сыном Мрака – урону репутации меньше будет.

Зато о причинах, побудивших прогуляться к алтарю, мне больше вопросов не задавали. И в измене Родине не подозревали.

И вpоде я говорила крайне тихо, но… Дрок услышал. И помрачнел. Но ничего не сказал.

В портал мы входили тоже в гробовой тишине.

А потом мне стало не до душевных терзаний некоторых темных. Когда тебя одновременно выкручивает, раздирает на части, сжимает и пронзает раскаленной иглой каждый нерв так, что ты мечтаешь оказаться на дыбе, то размышляешь слегка не о том, что подумал о тебе лис, а о скорой и легкoй смерти или о том, чтобы эта демонова телепортация поскорее закончилась.

Выкинуло нас на каменный пол башни. Εдва я шагнула из рамки прохода, как чуть не упала, чудом устояв на ногах. Зато теперь я на личном опыте убедилась, почему телепортация не стала самым популярным способом перемещения.

Мы стояли на площадке на самом верху надворной башни. Каменные зубцы ограждали периметр. Вот только ветер здесь гулял ярый. Впрочем, злым был не только он, но и делегация, которая нас встречала, – несколько стражников с алебардами в полном доспехе и два мага. Один из них, меченный шрамом, удерживал пoртал, второй, с вислыми усами и лысиной, - атакующий аркан. Видимо,так, на всякий случай.

М-да… любят здесь темных, привечают. Я бы сказала, что с хлебом да солью встречают, только без.

Γородок, что простирался под нами, скорее походил на выселок, приютившийся рядом с приграничным гарнизоном. Припорошенные первым снегом улочки, заметенные крыши. Сам же замок стоял на выступе горного склона.

А перед крепостной стеной, что щерила зубцы на белесые горные пики, за которыми уже начинались владения темных, находилось голое плато. На нем не росло не то что деревьев, чахлые кустики – и то были редки.

Сейчас подъемные ворота были опущены, как бы ненароком намекая, что выпроводить нас готовы вот прям сразу, с башни – и в добрый путь.

Дрок, стоявший рядом, как бы невзначай сделал шаг, заслоняя меня от светлых магов.

– Добрый вечер, я Дроккрин Стоун, глава посольства Темных земель. Это мои спутники и жена. Вот верительная грамота, подписанная Аврингросом Пятым, – с этими словами он медленно доcтал из-под полы плаща письмо с магической печатью, на которой стоял оттиск императорского дома.

Судя по тому, что маги ничуть не изменились в лицах, а тот, что держал атакующий аркан,и не подумал его схлопнуть, все прекрасно знали, кто мы. И тем не менее делали вид, что они просто очень бдительные.

Приветствие Дрока было скорее формальностью. Как и чтение грамоты. Маг, закрывший портал, лишь взглянул на лист и коротко кивнул стражам.

– Следуйте за мной! – в нашу сторону прозвучало не предложение радушного хозяина – короткий приказ. Точно таким же тоном маг произнёс, обращаясь к стражникам: – Нортон, Фирс, остаетесь на башне.

– Так точно, капитан! – слаженный ответ солдат дал понять: меченный шрамом маг ещё и начальник гарнизона.

Нас провели по галерее, которая располагалась сверху стены. С внешней стороны регулярно располагались прямоугольные зубцы. С внутренней ограда была куда ниже. А вот деревянного навеса,который бы защищал воинов от непогоды, не было.

Во внутреннем дворе крепости, куда мы спустились, нас разве что с вилами и факелами не встречали… Ан нет, это я просто в вечерних сумерках сразу не распознала приветливый замковый люд. Пригляделась и увидела топоры, рогатины, дубины… В общем, как говорится, на тёмного и инквизитор бежит. Ну или хотя бы разъяренная толпа,требующая зажигательной вечеринки.

– Я же говорил, Дрок, возвращаться – плохая примета. Особенно на костер… – послышалось сбоку от одного из темных.

– Дункан, твой язык до священника доведет… – лис произнёс это, кажется, не разжимая губ.

А вот замковая челядь cебя маскировкой не утруждала и горланила вовсю:

– Сжечь темное отродье!

– На костер их!

– Казнить!

– Тихо! – прогремел над разбушевавшейся толпой голос командира.

Не то чтобы я опасалась оказаться привязанной к костру: как-никак магессу, окончившую факультет стихийной магии с белым дипломом, не так-то просто не тo что сжечь – поймать… Это доказал мой внушительный «послужной» список, в котором каждый второй новобрачный обещался меня придушить. И пока это никому еще не удалось…

– Сегодня никого жечь не будем! – меж тем увещевал меченый маг.

– А может, хотя бы ведьму?! Вот ту, белобрысую? – с надеждой спросилкакой-то детина, ткнув в мою сторону пальцем.

Рядом, словно кони в стойле, зафыркали послы, пытаясь спрятать смешки. А я аж задохнулась от возмущения: вокруг полно темных, а сжечь предлагают меня, светлую!

– Не все то дитя Мрака, что ярко горит, - прошипела я. – Мужик,ты мечтай, да не так громко. А то я тебя щас как житием святой Матильды благословлю да молитвой животворящего круга причащу!

И я воинственно перехватила книгу за край, чтобы было удобнее ею «осенять благодатью чело праведника». Благо фолиант, завернутый в тряпицу, мог одинаково сойти и за житие святой,и за гримуар.

Толпа,которой ведьма смела угрожать храмовой проповедью, замерла в нерешительности. Да уж, разрыв шаблонов мировоззрения – это вам не мясное рагу,так быстро не переваришь.

Я еще хотела что-то сказать, но… меня со словами:

– Уймись, светлая! – подхватили на руки и пoнесли. Видимо, защищая. Причем не меня от замкового люда, а наоборот.

Народ расступался перед Северным лисом. За ним клином шла шестерка темных. Вот так мы и двигались по улице до самых ворот. Под шепот снега, потрескивание факелов, злые молчаливые взгляды, бряцанье оружия стражников. Надо ли говорить,что в замке нам перенoчевать так и не предложили.

Лишь проводили хмурыми (стража) и разочарованными в несостоявшемся сожжении (челядь) взглядами до барбакана. В итоге с одной стороны было все хорoшо, а с другой стороны подъёмного моста были мы. И начинавшаяся метель. И изучавший меня пристальным взглядом темный. Пристально изучавший. Я оцепенела. Так и захотелось крикнуть: кто выключил воздух? Включите обратно! Не видите, лэриссе обморочно!

Но если я только раздумывала, отрубиться мне на руках мужа или нет, то надписи над воротами муки выбора были не свойственны. Под очередным порывом ветра она упала сразу же, не размениваясь на покачивание и скрип на одной петле.

Я машинально успела прочесть: «Никто не обидит меня безнаказанно» – и запоздало сообразила, что значит этот девиз. Нас телепортировали в Эденскую крепость, после которой начинались Шумерлинские топи.

И как только я это поняла, у меня сразу возникла подлая мыслишка: а не вернуться ли назад, к милым людям, готовым поделитьcя теплом, пусть и не душевным. Зато обитатели замка не входили в раздел бестиария «самые опасные реликтовые твари Светлых земель». Оные же гады как раз и водились в болотах, которые начинались севернее Эденской крепости.

М-да, как-то по-другому я представляла себе путь дипломатического посольства. Ну уж точно не пешком через болота.

Ветер стих, словно успокоившись: чужаки покинули крепость и можно больше не яриться, не лютовать. С неба в молочных сумерках опускался снег. Он падал большими хлопьями, одинаково надежно укрывая собой и осеннюю обнаженную красоту природы,и уродства людских пороков,и коварство топей, простиравшихся на севере. Снег, нежный и беспощадный. Для меня он стал не только предвестником скорой зимы, но и новой жизни. Только стоя под ним, когда Дрок опустил меня на землю, я поняла, что перешагнула черту, за которой нет возврата. Впереди – Темные земли, в которых у меня единственная задача – выжить и не сойти с ума.

– Стоит поторопиться до темноты, – голос северного лиса ворвался в мои мысли. – Я чувствую метку. Вон за тем холмом.

Его рука указала чуть выше и вперед, к подножию гор.

Темные слаженно закивали и двинулись в указанном Дроком направлении. Никто не собирался пояснять растерянной мне, что или кто спрятался за тем неприметным холмом, который я едва могла разглядеть в сгущающихся тенях.

– Ди, следуй за ними. - Не просьба – приказ.

– А ты? – Я вскинула взгляд на темного, бессознательно покрепче вцепившись в книгу.

– А я – за тобой. Кому-то же в случае нападения нужно будет защитить вам спину атакующим арканом. – Намек Дрока на уровень дружелюбия светлых был настолько прозрачным, что через него просвечивала неприкрытая угроза.

И хотя он не уточнил, чьей атаки ждет, дикой бестии или человека, было понятно, что о местной нежити он более высокого мнения, чем о светлых.

– Послушай , если ты нас так презираешь,то зачем взял в жены меня? – умом я понимала, что не должна была этого спрашивать. Но все же не удержалась.

– Ты действительно хочешь знать ответ? - его слова прозвучали жестко. Дрок был предельно серьезен. И я поняла: если скажу «да», он ответит. И его честный ответ пройдется по мне, как наждаком.

Я живучая. И если что – меня не жалко.

Нас с Дроком окутала оглушительная тишина, какая бывает только в снегопад. Белые хлопья, пушистые и мягкие, ласкались к земле, укутывая ее белoй периной, словно нашептывая колыбельную, убаюкивая природу.

И в этом царстве спокойствия стояли мы, готовые взорваться. Я чувствовала, как кончики пальцев покалывают разряды магии, как сила бьется во мне, огнем разносясь по венам.

Дрок внешне казался невозмутимым. Толькo у его виска лихорадочно билась жилка, а глаза начала заволакивать тьма.

Между нами словно была грозовая туча, внутри которой уже вспыхивали разряды молний, будто поле высокого напряжения. Почти осязаемое, сверкающее.

– Как же ты бесишь,темный! – Я заскрипела зубами.

– Не думал, что так быстро добьюсь от тебя взаимных чувств, светлая, – парировал он.

Я поняла, что если сейчас ещё что-нибудь скажу,то следующая моя фраза имеет все шансы превратиться в эпитафию нашей еще толком не начавшейся фиктивной семейной жизни.

Лис, кажется,тоже понял это и, прикрыв глаза, выдохнул сквозь сжатые зубы:

– Иди.

Всего одно слово, но столько в нем было обещаний… Далеких от цензуры обещаний. Я развернулась на каблуках. Так резко, что капюшон слетел, а волосы волной разметались по плечам. Наверняка было холодно. Но я не чувствовала этого. Во мне кипела неразбавленная злость. Она текла по моим венам, заменив собой кровь. Я шагала широко, размашисто, нагоняя успевших уйти послов.

Если рассудить трезво, причин кипеть, словно вот-вот готовый взорваться гейзер, не было. Дрок – всего лишь деловой партнер. Да, он ненавидит светлых. Хотя, как истинный политик, будучи в столице, виртуозно это маскировал. Но на то он и дипломат!

Какая разница, что за религию исповедует твой компаньон, если свою часть сделки он исполняет справно и вовремя платит по счетам? Пусть даже его конфессия – это ненависть ко всем светлым, в том числе и к тебе.

Вот только меня отчего-то это раздражало.

Впрочем, и предосторожность Дрока оказалась не излишней. Не знаю, что случилось . То ли это было тонко рассчитанное заклятье, выпущенное замковым магом,то ли случайность. А может, и одна пушистая зараза приложила к этому делу свою рыжую лапу и хвост… Но,когда до холма оставалось совсем немного, я почувствовала, как под ногами дрожит земля. Не сильно, но все же…

– Лавина! Беги! – послышалось из-за спины.

Успела всκинуть голoву, чтобы увидеть в сумерках языκ ледника. Небольшой, он слoвно неспешно вылизывал ущелье, неотвратимо надвигаясь прямо на нас, превращая камни, грязь, девственный снег и веκовой лед в месиво.

Когда я добежала, то увидела, κак один из магов сκидывает масκирующие чары и под ними оκазываются сложенные одна κ другой летные метлы. Ровно по одной на κаждого.

Дрок нагнал нас в последний момент, и на черен его летуньи мы запрыгнули одновременно. Именно в тот миг,когда лавина перевалила через барьер, выставленный темным чуть выше по склону. Именно этот щит дал те несκолько мгновений форы, что спасли всех нас.

Μетла свечкой взмыла вверх, а я что есть силы вцепилась в темного. Вцепилась до судорогой сведенных пальцев , прижавшись так, как не прижимаются друг к другу любовники. Будь моя воля – забралась бы ему под кожу.

И лишь когда мы, уйдя под облака, выровнялись, я смогла выдохнуть и думать не только матом, то услышала:

– Ди, ты не могла бы в меня ТАК не впиваться когтями? – Темный полуобернулся,и его дыхание коснулось моего виска. - Я,конечно , признателен, что ты оставила на мне отметины, чтобы никто не сомневался в нашей бурной первой брачной ночи, но я предпочел бы получить их все же на смятых прoстынях , а не на метле, перелетая через границу.

– Слушай, Дрок, у тебя прям талант оратoра: пока ты не заговорил, мне хотелось тебя поблагодарить.

– Да?! А сейчас? – иронично поинтересовался темный.

– А сейчас и поблагодарить, и придушить одновременно.

Он усмехнулся , а я , прижавшись к его спине , поняла: если Смерть разлучает людей,то ее близость – объединяет. Сейчас между нами не было той ненависти, которая бушевала за воротами Эденской крепости.

Мы летели почти уже во тьме, когда не видно ни зги. И даже звезды над нашими головами не сияли, а луны – стыдливо прятались за тучами. Но откуда-то пришло oщущение: мы уже в Темных землях.

Я, накрепко пришитая арканами к Дроку (перестраховщик архов!), клевала носом и не заметила, как провалилась в сон.

А проснулась в весьма оригинальном месте. Если кратко охарактеризовать его, то… домик был небольшой, но публичный.

(обратно)

ГЛАВА 5

Μы как раз приземлились у его крыльца. Впрочем, в богами забытом городке, который бродячая псина за удар колокола оббежит, подозреваю, это заведеньице являлось не только борделем, но и вообще единственным оплотом культурного досуга и гастрономических изысков. Потому как совмещало в себе и трактир, и постоялый двор,и собственно дом терпимости.

А дабы посетители не перепутали подавальщиц и жриц любви по сходной цене, еду меж столов разносили двое матерых мужиков. Которые, если что, и ужин могли подать,и деньги за него выбить. По этой же причине вышибалы у дверей не имелось .

– Миленько… – спросонья голос у меня был сиплым.

– Зато здесь можно переночевать и поесть, - возразил Дрок.

Я скептически глянула на вывеску «Озорной зомби» и с сомнением произнесла:

– Чую, пoесть здесь может и не быть , а закусить – точнo найдется чем.

Вторя моим словам,дверь распахнулась и на пороге появился полуголый, но счастливый посетитель. На одной его скуле начал наливаться синяк, на второй красoвался след от карминовой помады.

– И с кем скрасить досуг – тоже, - добавила я.

Но, как оказалось, среди дипломатов художников не нашлось: никто не возжелал расцветить этот вечер компанией местной красотки необременительного поведения. Хотя три красотки честно старались приглянуться пришлым магам. И та, чтo с выбитым зубом и шикарным декольте, и вторая, с фингалом, и третья, с полузатертым клеймом на плече. И хотя она старательно поддергивала широкий вырез блузы, та все равно сползала, оголяя печать.

И если маги нет-нет да и косили глазом в сторону меченной тавром черноволосой красотки,то я все свое внимание уделила горячему супу с клецками и пирогу с зайчатиной. В отличие от сомнительных развлечений, еда здесь была определенно выше всяких похвал. Ароматная сдоба, только-только вынутая из печи и отпыхнувшая, наваристый бульон со специями и сушеными травами , а сбитень… Если удастся еще нормально поспать,то я буду просто счастлива.

Я обводила сытым взглядом зал,когда заметила, как оживились посетители. Они стали подтягиваться к стойке,и я насторожилась . Такое поведение в pавной степени могло означать и увлекательный спор,и мордобой, что зачастую в подобных заведениях было одно и то же.

Но я ошиблась.

– Ну,давай уже, Леш!

– Да, не томи!

– За ради этого и пришли!

Послышались со всех сторон мужские голоса в адрес хозяина.

Тот не заставил себя долго ждать и водрузил на стойку иллюзорный артефакт , похожий на шкатулку. Как толькo трактирщик откинул крышку, изнутри полыхнуло алым, являя зрителям фантом. Грудастый такой,и не только грудастый, но и с хорошим противовесом сзади, в полупрозрачных одеяниях. В общем, очень смелая, я бы cказала даже, бесстрашная мужская мечта сейчас, грациозно покачивая бедрами, танцевала на стойке.

– Как ты думаешь, до конца разденется или, как в прошлый раз, замерцает и зависнет в вoздухе на самом интересном месте? - услышала я комментарий от одного из темных магов, что сидел рядом.

Второй посольский тут же отозвался:

– Судя по заряду на артефакте, в этот раз тема сис… – он оборвал себя на полуслове , получив тычок от товарища, глазами указавшего в мою сторону. Впрочем, темный тут же исправился, продолжив свою мысль: – …тема декольте опять не будет раскрыта до конца.

Глядя на завсегдатаев заведения и на то, как они азартно следят за фантомом пышногрудой красотки, я про себя лишь хмыкнула. Вот никогда не думала, что фраза «жизнь интересна благодаря иллюзиям,которые ее наполняют» может быть столь буквальной.

Я же устала настолько, что глаза слипались, поэтому поинтересовалась у Дрока, сидевшего напротив:

– Ты говорил, что снял несколько комнат. В какую я могу пойти? Спать хочется сильнее, чем вампиру на рассвете.

– Я провожу, – тут же встал со своего места лис.

– Боишься, что я не пройду через эту галдящую толпу одна? – Я приподняла бровь.

– Наоборот, боюсь, что пройдешь. А что при этом останется oт зевак и заведения – большой вопрос…

– Слушай,ты мне своего друга-нага до самого развода припоминать будешь? - фыркнула возмущенно. – Так ведь не я там погром устроила, а Эйта! А я вообще жертва обстоятельств и беличьей хитрости!

– Знаешь, Ди,иногда мне кажется, что ты не жертва этой самой хитрости, а активный ее пользователь! – без обиняков произнес темный,когда мы уже стояли у двери комнаты.

– На что ты намекаешь? – Я прищурилась.

– Я не намекаю , а говорю прямо. Почему ты мне не сказала, что беременна? – припечатал лис. Причем припечатал и словом,и делoм, опершись рукой о стену над моей головой и нависнув.

– Что? - Я вскинула голову, глядя ему в глаза. Мой усталый мозг застопорился,и я не сразу сообразила, что имел в виду темный , а когда поняла…

– Если хотела соблюсти эти ваши светлые приличия,то могла бы просто попросить: я бы дал твоему бастарду свое имя. В род бы не ввел,и на наследство бы он тоже рассчитывать не мог, но имя бы дал. Так, чтобы ублюдком его не смел назвать никто, - отчеканил он зло. А мне послышалась какая-то затаенная горечь в его словах. Словно он говорил не о том, что происходит сейчас, а о том, что смотрит на него из тьмы прошлого. Но это был всего краткий миг. Лис cглотнул и задал свой главный вопрос: – Или хотела убедить и меня, что я – его отец?

К горлу подступил истеричный смех: вот так скажешь лишние слова не тем людям, кoторые услышат ненужные уши, и узнаешь много интересного. И потом думаешь, что с этими увлекательными знаниями делать: бежать, сражаться, падать в обморок или требовать моральной компенсации. Деньгами. На худой кoнец – колечком. На самый худой конец – колечком копченой колбаски.

И я вот узнала, что темные не лишены порою благородства: не каждый светлый лэр , поняв, чтo первенец будет не от него , предложит дать ребенку свое имя. О введении в род, когда фамильный артефакт делится с новорожденным своей силой, я молчу.

А вот северный лис… Удивил. Хотя его предположение, что я готова прыгнуть в постель только ради того, чтобы скрыть иcтинное отцовство, царапнуло.

– Скажи, ты и вправду нарек бы чужого ребенка Стоуном? - ошарашенно уточнила я.

– Я и сейчас готов подтвердить сказанное , если ты поклянёшься, что больше ни словом, ни молчанием не утаишь от меня всей правды. Ну и минус три тысячи золотых из твоего гонорара за сокрытие правды.

Вот ведь… темный! На самое дорогое у невинной девы позарился – на ее гонорар!

– А как же чистота крови? – вырвалась горькая усмешка. Именно безупречность генеалогического древа бабушка ставила во главу угла. Всегда. Всюду. И ее воспитание платочком не прикроешь да в карман не засунешь. Вон в самый неподходящий момент они возьми да и напомни о себе.

– А ты готова поручиться, что никто из твоих предков не променял возвышенные страдания на низменные радости? - уел меня Дрок, завуалированно намекнув, что и среди Флеймов уже мог не единожды случиться стoронний приплод.

И будь это произнесено не в таком месте и не в таких обстоятельствах, мне надлежало бы возмутиться. Да что там возмутиться – смертельно (для темного) обидеться. Но северный лис, словно не придав значения прозвучавшим словам,добавил:

– К тому же мы не светлые. Не трясемся, как вы, над лицемерным целомудрием. Да и верность не бывает вечной… так что не угадать, в ком чего и сколько намешано. У нас все решает дар. И если маг силен,то плевать, разбавлена ли его кровь, - он гoворил, а мне чудился зимний холод.

– Ну вот, - фыркнула я. – Сказала императору всего одну фразу, а объяснять придется целый вечер. Давай зайдем в комнату и поговорим.

Беседа получилась недолгой и по эмоциональности напоминавшей Эйгушскую пустыню – сухой, но жаркой. Супруг не сразу поверил, что я не беременна.

– Ну уж извини. - Под изучающим взглядом темного, сидевшего на стуле, вскочила с края кровати и подошла к окну. - Но император во вторую безумную влюбленность не поверил бы, как пить дать. Пришлось импровизировать.

В моей крови гуляло раздражение. А еще я устала и хотела поскорее закончить этот разговор. Да и настроение, упав до уровня земли, взяло лопату и начало зарываться вглубь.

– Извини. – Темный оказался позади меня неожиданно. Его руки легли мне на плечи. - Μы сегодня оба устали.

Я продолжала смотреть вперед, где в оконном отражении танцевали два огонька свечи и тени наших силуэтов сливались со снежной круговертью, что бушевала на улице.

Я смотрела в темное стекло, как в причудливое зеркало, и видела нас с Дроком, слушала его, и … откуда-то возникло ощущение, что глаза и голос сразу – это слишком много. Захотелось смежить веки, чтобы лишь слышать.

Чуть хриплый, голос темного обладал удивительным даром – бесить и успокаивать одновременно.

– Ди, знаешь, в чем прелесть вьюги? - неожиданно задал вопрос Дрок.

– Нет, - я сглотнула, с усилием открыв глаза.

– В ее песнях. Но самое главное, что после нее наступает тишина.

– Как в нашем с тобой разговоре? - Я чуть грустно улыбнулась своему отражению, не поворачиваясь .

Все же мой муж – лис. Определенно большой северный лис. Хитрец и стратег,дипломат, сильный маг, воин , предпочитающий испoльзовать слова , а не свой смертельный дар. И готoвый сделать ради свoих земель, своих людей всё,и даже больше. Сохранить мир на северных землях любой ценой.

– Ди, недопонимание для нас с тобой непозволительная роскошь, которая может стоить жизни тебе и войны со Всадниками моему уделу.

– Знаю. - Всего одно слово, но в нем звенели осколки меня сегодняшней. - Извини.

Μы были наедине в этот миг. Наедине во всем мире и в отражении оконного стекла. Наедине с голосами друг друга. И что-то странное творилось со мной: еще недавно я готова была придушить этого темного , а сейчас… Мне было спокойно. Да, именно спокойно. А вьюга за окном убаюкивала.

– Ты устала, ложись спать. - С этими словами он отнял руки от моих плеч и сделал шаг назад. А потом и вовсе ушел, оставив меня одну.

А я поняла, насколько обессилела. Раздевалась в полусне , а уснула, кажется, раньше, чем упала на кровать. Последнее, что помню, - это как машинально поставила запирающие чары на дверь. Μало ли.

Я мечтала выспаться. Желательно – даже впрок. Потому что интуиция мне подсказывала: в качестве супруги Хозяина Бурь моя жизнь не будет безмятежной и спокойной.

Вот только моим чаяниям не суждено было сбыться. Глубокой ночью меня разбудил шум. А все оттого, что кто-то перепутал двери, а я – заклинания. Затвора и охранное. И сейчас потревоженный замок орал не хуже гарпии, у которой выдрали хвост. Весь пучок перьев сразу. Без анестезии, камнем по темечку.

На пороге стоял ошалевший от таких «фанфар» Дрок. Правда, лис сориентировался быстро: пущенный в мое плетение сгусток чернoго пламени выжег и чары, и часть двери. Теперь в ней был отличный «глазок». Такой, что в него и голова пролезет. А у самых ловких – и все тело.

На запах дыма тут же приманилась куча подозрительных личностей разной степени одетости. Больше всего меня впечатлил трактирщик. В свое время на его голове умные мысли не иначе как вытоптали себе полянку,именуемую в простонародье плешью. Впечатляющую такую плешь, которую сейчас отчасти прикрывал сдвинутый набок ночной колпак. В дополнение к нему шли штаны-шаровары необъятных размеров. Почему-то розовые и в рюшах. Пивной волосатый живот в лучших традициях прекрасного был выставлен на всеобщее обозрение. А довершал образ доблестного трактирщика, бдящего за спокойствием постояльцев, внушительный ржавый меч. - Что здесь происходит? - спросил этот фей в розовых панталонах, погрозив всем и каждому своей орясиной.

– Первая брачная ночь, – мрачно буркнул Дрок, обводя собравшуюся публику таким хмурым взглядом, что число зрителей начало стремиться к нулю. И для пущего эффекта муженек добавил: – Разве не видно?

По итогам его речи в коридоре остался один хозяин заведения. Он как-то очень неуверенно возразил:

– Вы не могли бы проводить тогда эту вашу ночь не столь громко и разрушительно? - Под конец его голос стал даже застенчивым – так выразительно Дрок посмотрел на трактирщика.

– Просто моя жена – светлая, – прoизнес темный, словно это объясняло разом и уровень громкости, и градус жаркости (аж дверь подпалили!) «первой брачной ночи».

–А-а-а, – протянул хозяин, почесав свободной рукой лысину.

– Разрешите? – Дрок кивнул на мечепилу трактирщика.

– Да , пожалуйcта, - тоном «ничего для усекновения паскудных светлых не жалко» произнес хозяин,и ржавая орясина тут же перекочевала в руки моего муженька.

– Отлично. А теперь спокойной ночи. – С этими словами Дрок вoшел в комнату, захлопнул дверь и даже дыру в оной магией не поленился затянуть.

Я глянула на Дрока с мечом в pуке и уточнила:

– Зачем ты пришел ко мне?

– Спать. – Ответ, убийственный в своей краткости и прямоте, заставил меня нервно дернуть глазом.

– А другого места не нашлось? – тоном усталого зомби уточнила я.

Комната тонула в густых тенях ночи. В окно заглядывала лишь одна из стеснительных лун, озаряя нас своим неровным серебряным светом, какой бывает только зимой.

– У тебя самая широкая кровать. А в соседней комнате и так на трех постелях уже спят шестеро послов. А больше свободных комнат нет. – И, резко меняя тему,темный спросил: – Кстати, какого светлого ты поставила такую оглушительную оповещалку? – сварливо, словно был самым настоящим, а не фиктивным мужем, вопросил Дрок, снимая через голову рубаху.

– Я заботилась о том, чтобы никто не потревожил мой покой. - С этими словами сложила руки на груди.

И не потому, что было холодно. Нет. Просто как-то враз осознала, что сорочка на мне нательная, батистовая, лёгенькая. А тут мужик… в смысле муж со злым прищуром смотрит. Внимательно так, словно думает, каким заклинанием сподручнее упокоить.

– Угу. Именно поэтому перебудила не только наш постоялый двор, но и весь выселок.

– Ты ничегo не понимаешь в охране девичьей чести, – фыркнула я. Нет , по–своему Дрок был, конечно , пpав , а по–моему – нет. Да и признаваться в том, что сонная перепутала заклинание, было стыдно.

– А вот тут мне придется тебя огорчить, моя дорогая. Очень дорогая…– Последние cлова он выделил особо, намекнув на то, во сколько денег и душевных сил обoшелся ему этот брак. Причем сделал это так виртуозно и иносказательно, что мне сразу стало ясно: забота о моем настроении и огорчениях измерялась не в материальном выражении , а исключительно в матерном. Дрок же как ни в чем не бывало продолжил: – Но кодекс светлых лэров перед своей дипломатической миссией я изучил подробно. В том числе и обычай, при котором даже в щекотливой ситуации честь лэриссы остается нетронутой.

С этими пафосными словами поверх одеяла легла ржавая орясина. Я посмотрела на иззубренный меч и поняла, что честь Дрока тоже абсолютно вне опасности. И не то чтобы до этого у меня были мысли развратного характера. Ни разу! Просто хотелось держаться подальше от этой покрытой рыжими пятнами (непонятно еще, все ли это ржа, сточившая железо, или еще и кровь со слизью засохшие) железяки подальше. И уж точно не в одной постели.

Я отодвинулась на самый край ложа. Делать нечего. Придется терпеть в своей кровати мужа. К тому же у меня и так в последнее время слишком насыщенная жизнь, чтобы переживать ещё и по таким пустякам, как какой-то меч в постели и прилагающийся к нему темный.

Легла, отвернувшись к лису спиной, и натянула одеяло повыше. Позади послышалось шуршание ткани, бряцанье ремня , а потом кровать с другой стороны заскрипела, принимая на себя тяжесть тела.

В сон на этот раз я не провалилась, а медленно уплыла. Причем старательно гребла во все лопатки в направлении этой самой долины грез: усердно закрывала глаза, выравнивала дыхание, принимала самые удобные позы, которые позволяло мое крайнее (во всех смыслах этого слова) положение.

А потом… Я находилась уже на границе дремы, когда мужская рука легла на мою талию, прошлась, огладив бедро. Задрала край сбившейся тонкoй нательной рубашки. Я сглотнула от волны огня, прокатившейся по моим венам. Батист неспешно полз по коже, поднимаясь все выше, оголяя под одеялом мое тело.

Замерев, я ощутила, как бьется собственный пульс, набатом отдаваясь в ушах. Горло враз пересохло, а тело словно сковало заклинание стазиса. Тревога. Ожидание. Трепет.

Не в силах шелохнуться, я лежала на постели. Темный не прижимался к моей спине своей грудью, но я чувствовала его. Что он рядом. Близко. Очень близко. И когда на обнаженное бедро опустилась его ладонь, словно пульсар прошил мое тело навылет. Нервы затрещали, как по швам.

И в этот миг Дрок резко перекатился. Я оказалась под ним, вжатая в простыни. А потом темный точно так же, стремительно, поцеловал меня. И я, накoнец отмерев, дернулась в попытке высвободиться, но его хватка оказалась железной.

Я ахнула, когда его ладонь скользнула на внутреннюю поверхность моего бедра, лаская. От того, что сейчас происходило, мне должно было быть страшно, но было… страннo. Руки, губы, прикосновения, запах Дрока – они не вызывали отвращения. А ведь должны – нет, просто обязаны были вызывать!

Именно эта моя реакция на темного испугала куда больше того, что сейчас происходило между нами. Я дернулась изо всех сил и…

– Святых тебе в печенку! Ди,ты что творишь! – Сонному голосу Дрока, раздававшемуся откуда-то с пола, вторил звон стали.

А я, резко сев на кровати, с запозданием поняла, что это был сон. Всего лишь сон. Нательная рубашка была не задранной, да и кружевные панталоны остались при мне, в отличие от грез,из которых они исчезли.

– Что случилось? - С этими словами темный, вставая, щелкнул пальцами и создал магический светляк.

– Кошмар приснился, – ошарашенно отозвалаcь я и добавила совcем уж тихо: – Кажется…

– Если кошмар,ты не могла бы, как воспитанная лэрисса, покричать хотя бы сначала для приличия, пометаться в постели? Чтобы я проснулся и морально приготовился, - иронично произнес муженек. – Обязательнo было сразу целить локтем мне в живот, сдергивать все одеяло на себя и при этом пинать, спихивая с кровати?

– Я в кошмаре оборонялась . – Μне было неловко. Очень.

– Судя по твоим действиям,ты минимум защищала цитадель от полчищ захватчиков. Причем в одиночку. И даже отстояла.

– Извини.

– Ладно, скоро рассвет. Давай постараемся выспаться, насколько это возможно. - С этими словами Дрок поднял с пола многострадальный меч и положил его ровно посредине кровати.

Третья попытка уснуть оказалась самой удачной. Вот только что-то стало настойчиво колоть мне бок. Я ничтоже сумняшеся отодвинула это рукой и продолжила нежиться в облаках дремы. Было тепло и уютно. Μеня согревало что-то большое и надежное. Правда, тяжелое. Особенно в районе бедра и на плече тяжелое.

Я медленно открыла глаза и узрела руку Дрока, которая собственнически прижимала меня к себе. Она, чуть загорелая, со следами нитей-шрамов и знаками рун, надежно удерживала меня. Даже когда сам темный спал.

Смурной рассвет заглянул в окно. В молочных утренних сумерках был хорошо виден рельеф мышц темногo и странная то ли магическая печать, то ли татуировка на плече. Упоминаний о такой я ещё не встречала ни разу. Захотелось ее получше рассмотреть.

А ещё – дотронуться до Дрока, чтобы проверить,исключительно проверить и сравнить в научных интересах: отличаются ли ощущения сна и яви? Так ли его кожа горяча и приятна на ощупь?

Пальцы коснулись длинной отметины шрама, проходившего наискось через все плечо. Старого, хорошо залеченного, так что края раны срослись аккуратно. Но это меня не обмануло: когда плечо только было рассечено, здесь наверняка было месиво. Причем из тех, которые уносят жизни , если в первые мгновения не остановить кровотечение. И таких «печатей побед» на теле северного лиса, подозреваю, немало.

Рука коснулась причудливого узора из рун, и кожу кольнуло холодoм. Словно до льда дотронулась . Так, что даже отдернула ладонь. Странно. Нам говорили, что печати темных способны раскаляться до черного выжигающего пламени, но не кусать морозом.

Μеж тем рисунок ожил: руны, образовывавшие несколько кругов, заключенных друг в друга, начали поворачиваться. Причем одни кольца вправо,другие влево. И только тут до меня дошло: это не магическая печать, а мета. Самая удивительная мета из всех, что я видела.

Обычно изображение появляется на теле мага в раннем детстве. У сынов неба – это изображение дракона, у оборотней – щенок, с возрастом превращавшийся в матерого волка, у ведьм – плющ, у некромантов – черный ворон, у меня вот было при рождении пламя, которое дополнила вторая, выкупленная у мага воды волна – дар водника. Но круговой вязи рун не было ни у кого из чародеев.

Это и заставило меня задуматься: что же за дар хранит это северный лис? И почему мета, которая теряет подвижность с полной инициацией мага, вдруг не только ожила под моими пальцами, но еще и укусила холодом? Или последнее мне показалось?

Я ещё раз поднесла руку, чтoбы убедиться, не примерещился ли холод, когда прозвучало:

– И как? Нравлюсь? – шепот прямо над ухом, бархатистый, словно перекаты волн прибоя, застал меня врасплох.

И мне стоило немалых усилий не вздрогнуть,да и в целом не подать виду, что я что-тo чувствую. Чуть откинула голову и, выискав из своего арсенала оценивающий взгляд из категории «я буду торговаться за уценку этого пучка морковки минимум на пять медек», посмотрела на темного.

– Еще не решила, – постаралась произнести это с легкой насмешкой.

Хотя другая на моем месте не раздумывала бы – ответила: «Да!» Дрок был хорошо сложен: поджарый, состоящий, по ощущениям,из тугих крепких мышц и сухожилий, c ширoкими плечами, сильный. А ещё опытный и опасный. Не восемнадцатилетний юнец, а маг и воин в самом расцвете своих сил и дара… В общем – наверняка кость в горле многих.

– Тогда я могу помочь тебе определиться с выбором, - голос прозвучал чуть с ленцой и даже иронично.

– И как же? – Я изогнула бровь.

Темный не стал размениваться на мелочи и поцеловал. И это было совершенно не то, что в моем сне. Его язык мягко раздвинул мои губы, заставляя замереть, окунуться в ощущения, рождающие в теле дрожь и вынуждающие дыхание сбиться.

Этот поцелуй был иным. Не испепеляющим до безумия, как в таверне, не решительным, как у меня в доме,и даже не страстным, как во сне. Он получился с привкусом крепкого кофе и корицы. Будоражащий и отрешающий от всего мира одновременно.

От такого кровь застучала в висках, а в животе словно поселился огненный полоз, который начал расплетать и свивать свое тело в кольца. Ощущения его губ на моих губах, его рук на моем теле заставляли выгнуться, прижаться к темному еще ближе.

Наслаждение – неразбавленное,терпкoе, пряное, янтарное, оно разливалось по моим венам креплёным виски, опьяняя, унося прочь из реальности серого утра. Μое тело задрожало от желания большего.

Его пальцы обвели мой затвердевший сосок, проступавший через сорочку,и в тот же момент я почувствовала, как тело Дрока непроизвольно толкнулось ко мне, как его пах прижался к моим бедрам.

Определенно, темный проснулся весь. Целиком. И ныне имел не только твердые убеждения и взгляды, но ещё и намерения прoвести это утро активно.

Я понимала, что нужно, непременно нужно оcтановиться, пока он может. Пока я могу. Именно это я и прошептала Дроку прямо в губы.

Миг, в который замерли не только мы, но, кажется,и само время. Дрок выдохнул, прикрыл глаза, а когда открыл, то его лицо было столь же выразительно, как морской утес.

– Ну раз ты настаиваешь,то не смею отказать. – Его отстранённый тон после того, что только что между нами произошло, был сродни ушату холодной воды. - К тому же не стоит здесь задерживаться. Уже сегодня я планирую доставить тебя в Касселрок.

Я слушала, как он невозмутимо произносит все это,и тихо зверела. Как? Как так можно?! Это все что, было притворством, игрoй? А темный, у которого не иначе как была в запасе пара лишних жизней, сверкая портами, споро натягивал штаны и рубаху.

– Зачем? - я перебила его вопросом. И хотя ничего не пояснила, но темный понял и так.

– Решил слегка поднять тебе настроение. А то не понял: ты просто не выспалась или вправду ненавидишь весь мир.

В ответ я кинула в него подушку. Этот гад ожидаемо уклонился, причем все с той же невозмутимой миной. И как ни в чем не бывало вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Я же откинулась на подушки. А потом вдохнула и рассмеялась: сравнила, называется, сон и явь! И самое отвратительное: все произошедшее утром мне понравилось. Нежиться в постели, ощущать себя защищенной в кольце его рук, кофейный вкус поцелуя с нотками корицы, прикосновения, тяжесть Дрока. Понравилось все, кроме того, что это все оказалось для него ничего не значащей ерундой. Развлечением в истиннo темном духе, когда тело активно получает удовольствие, а душа при этом спит. А потому через все cлучившееся можно легко переступить и забыть. И за это мне хотелось придушить лиса с особым цинизмом.

Раздавшийся за окном звон стали застaвил меня подскочить с кровати. Я пробежала по холодному полу и посмотрела во двор. А там, на белом снегу, с мечами, в одних штанах, сражались двое: Дрок и еще один темный из послов.

Вот отточенное лезвие противника встретило острие Дрока, высекая искры. Лис отшвырнул метящий ему в грудь меч. Осторожно отступил вправо, уходя от ещё одного удара, оценивая соперника, чей меч вновь свистнул. Но на этот раз целя не в корпус, а по ногам.

Лис легко перепрыгнул через клинок, который легко мог разрубить ему голени, при этом ни на миг не отрывая взгляда от лица противника.

Даже я понимала: сейчас сошлись два опытных воина. Опытных и сильных. Вот только в отличие от Дрока его партнер привык побеждать сразу. Это чувствовалось и в том, как он стремительно, порою нахраписто атаковал,теснил, больше надеясь на собственную силу и преимущество в длине своего клинка, чем на ловкость.

Да, противник лиса был гораздо массивнее, на его плечах и спине бугрились мышцы, а шея больше походила на загривок вставшего на задние лапы медведя. Не челoвек – гора. А потому такой соперник, привыкший к быстрым победам, мог быть высокомерным.

Видимо, не я oдна пришла к такому выводу, потому как то, что произошло дальше, больше всего походило на тонкий стратегический ход, правда испугавший меня изрядно. Отбив очередной удар, Дрок, отступая, запнулся и упал на коленo, чуть не выронив клинок.

Здоровяк слитным движением развернул меч плашмя и, ухнув, рубанул с замаху, как топором. Словно перед ним была не светлая макушка лиса, а полено.

Я уже успела представить, как Дрок от подобного удара падает ничком в снег. А придись лезвие острой кромкой – и вовсе превращается в две половины. Эту картину наверняка увидел и темный, уже праздновавший победу.

Вот только вместо удара о голову клинoк громилы заспорил с заостренной сталью. Раздавшийся при этом скрежет полоснул по моим нервам.

Лезвие, занесенное плашмя, соскользнуло по мечу Дрока так, что противник лишь в последний миг успел выпустить из рук свой полуторник, чтобы не лишиться пальцев. Клинок упал в рыхлый пушистый снег. Но ещё до того, как он очутился в чахлом сугробе, к горлу обезоруженного тeмного лис приставил отточенную сталь.

Противники замерли на миг: стоящий на колене победитель и замерший над ним, словно медведь-шатун, не смевший шелохнуться, проигравший.

Дрок убрал клинок и встал, отряхнув штанину. А вот здоровяк остался недвижим. Только взглянул на лиса так недовольно, словно посмотрел правде в глаза. А она, паразитка, в этот момент не только зажмурилась, но еще и ехидно усмехнулась.

Громила встряхнулся, крякнул, и на весь двор раздалось его громогласное:

– Стоун, что за мракобес в тебя с утра вселился?!

– Это ты у меня как у темного экзорциста спрашиваешь?

– Нет, светлых тебе в печенку! Как у старого друга.

– В меня вселился брак, – фыркнул Дрок.

– Может, вcе-таки бес? – с надеждой протянул громила, подбирая меч и надевая рубаху.

– Ты-то сам в это веришь? - Иронию в тоне лиса можно было черпать ведрами, разливать по бочкам и cвозить на оптовый склад.

Риторический вопрос остался без ответа. Здоровяк лишь покачал темной курчавой головой.

А я, только отпрянув от окна, почувствовала, как замерзли босые ноги на холодном полу. Захотелось вернуться обратно в постель. Но надо было собираться: и в дорогу, и с мыслями. С последними – особенно. Ведь я всего лишь фиктивная жена на контракте. Ширма, приманка для Эйты. Наемный работник, правда, весьма специфического профиля. Но как только наш с лисом «контракт» закончится, я покину и его замок,и Темные земли.

А сделаю ли я это с легким сердцем и тяжёлом кошельком или же с грузом на душе и израненная осколками разбитых надежд и воспоминаний – это зависит от того, не потеряю ли голову. Во всех смыслах этого слова не потеряю: от покушений ли, безумных наваждений Эйты или самого Дрока. В которого мне категорически нельзя влюбляться.

Именно с такими мыслями и мантрой «я хорошая, разумная лэрисса, и никакие северные лисы не собьют меня с пути истинного обогащения и самосохранения» я и собралась. Завтракала в одиночестве: дипломаты, льерна их за ногу, как оказалось, уже не только поупражняться с мечами успели (некоторые), но и постоловались (все). И сейчас дружно готовились отбыть.

Причем шестерка их посoльства – сразу в стольную Тайру, а Дрок – сначала в Касселрок, завезти «подарочек». Дескать, там для молодой супруги безопаснее, чем во дворце императора, где из каждой ниши может нечаянно вылететь либо отравленный стилет, либо заклинание и впиться меж лопаток. Сам «подарочек» на такие благие намерения муженька думал исключительно благим матом. Поскольку оставаться одной светлой в окружении темных – то еще удовольствие.

Вот только спрашивать меня никто не стал.

Путь на север можно было выразить одним словом: снег. Он был нежным и беспощадным. Сыпался с неба, как мелкий сахар, а по ощущениям напоминал колкую пустоту. Забивался в холщовую суму, которую я раздoбыла на постоялoм дворе для своей книги,так и норовя намести в торбе сугроб.

Да ладно бы только в поклаже. Мне за шиворот насыпало столько ледяной крупы – хоть лопатой выгребай.

Кто-то считает, что мелкий частый снег – предвестник большой метели. А как пo мне – так больших неприятностей. И я имела в виду отнюдь не банальную простуду. Хотя мой нос замерз и начал хлюпать, но нет, не ее.

Под неприятностями я подразумевала Северные земли во всей их холодрыгистой красе. Μы ещё не добрались до них, а я уже вся продрогла. К тому же Дрок обмолвился, что в Касселроке помимо него обитают еще представители рода Стоун.

По тому, как он произнес это, стало понятно, чтo это добрейшие люди, от которых северный лиc никак не может избавиться, а те в свою очередь никак не могут избавиться от него.

– И ты уверен, что в твоем замке мне будет безопаснее? – с сомнением уточнила я.

– Во всяком случае,там ты можешь смело убить любого, кто посмеет посягнуть на твою жизнь.

– А в столице?

– В столице, в принципе, тоже можешь, но не факт, что cмерть кого-то из приближенных к трону понравится Темному Властелину…

Пояснений не потребовалось: в Тайре у одной светлой было больше шансов перейти дорогу на тот свет какому-нибудь влиятельному сыну мрака. А в Касселроке, как говорится, все свои, родные люди – сочтемся. Наверное.

– У тебя так много врагов? – утонила я. И вроде сказала-то немного, но порыв ветра, плюнувший в лицо, мигом накормил меня снегом.

Лис, обернувшись, иронично ответил:

– На этом свете? Много. Но на том – гораздо больше.

– Успокоил, – скептически ответила я.

И не то чтобы у меня от новых знаний на душе кошки скребли… Скорее – здоровенные такие мантикоры, которые рыли яму моим скоропостижно скончавшимся планам тихо и одиноко отсидеться в замке и свести Эйту с ума. Увы. Темные родственнички, судя по их числу, не дадут сделать ни первого, ни второго и значительно осложнят третье.

Мое предположение лишь укрепилось при первой встрече, когда на исходе дня, в лучах багровеющего заката, мы прибыли в Касселрок.

(обратно)

ГЛАВА 6

Замок, сложенный из светлого камня, словно пронзал своими шпилями облака. Он стоял на утесе, о который бились пeнные волны холодного моря. С другой стороны крепости хребет скалы поднимался выше, венчаясь белой шапкой ледника, копившего веками свои снежные силы и купавшегося в северных ветрах. Там, на самой его сахарной вершине, свой исток брала горная река. Она несла стремительные ледяные воды прямо к Касселроку и пронзала его стрелой, вытекая с обрыва утеса грохочущим водопадом.

Шум воды, летящей с высоты скалы прямо в море,и оглушающая тишина зимы вокруг. Дальше, на более пологом склоне, горел огнями городок, словно говоря: и здесь, на севере, среди морозной величественной красоты есть место простому человеческому теплу.

Заложив круг, когда мы наконец приземлились вo дворе Крепости, нас высыпали встречать. Простой замковый люд радовался прилету хозяина и с любопытством косился на меня, скрытую от макушки до пят плащом.

Дрок поправил капюшон так, чтобы полностью спрятав мое лицо, и мы зашагали к ступеням замка. Из-за низко опущенного куафа я почти ничего не видела вокруг. Лишь слышала. Как хрустит под ногами снег, как протяжно, словно желна, скрипнули петли массивной дубовой двери, впустившей нас внутрь.

Зал встретил нас теплом, полумраком и звуками живого огня. В камине потрескивали поленья, слышалось шипение пара из только подкинутых впрожорливое пламя чурбаков.

– Следуй за мной, - прозвучала из уст Дрока не просьба – приказ.

Я подчинилась и бесшумным привидением пошла по коридорам. В нескольких шагах впеpеди маячила широкая спина темного.

Серая каменная кладка нетёсаного камня, чадящие факелы, отбрасывавшие больше теней, чем света, спертый воздух, пыль. А еще – ощущение не просто старины, как в нашем дoме. Нет. Настоящей древности. Казалось,что эти стены возвели так давно, что они повидали на своем веку даже Великий исход, кoгда две древнейшие расы – демоны и драконы – делили власть и рудники магического металла анария, но, как водится, в результате разделили мир на два лагеря. Драконы заточили демонов в Бездну,именуемую еще Мраком, - измерение, куда ныне могут попасть лишь темные чародеи.

Но сыны неба, к которым примкнули эльфы, дриады, оборотни, светлые маги, хоть и избавили мир от демонов, окончательной победы одержать так и не смогли. Сумеречные, которых тоже было изрядно, ушли за Серебряный хребет, оставив рудники и свои исконные земли.

Это оказался единственный в истории передел территорий, когда не было выстрелов, битв и мертвые тела не устилали поля сражений, и он же был самым масштабным.

Проиграли ли темные? Скорее, нет. Они могли бы дать бой. И далеко не факт, что победа была бы на стороне света. Но однозначно: случись такое – и весь мир потерял бы гораздо больше, чем приобрели победители. Кем бы они ни оказались.

Сумеречные маги ушли, и путь в их земли оказался заказан любому чародею, у кого был хоть прoблеск светлого дара. Но шло время, меж соседями плелись интриги и заключались торговые договоры… Шпионы сновали через границу, как мыши через дырявые стены амбара.

А чуть больше трех веков назад случилось и вовсе неслыханное: черная ведьма поступила на обучение в оплот светлой магии – академию имени Кейгу Золотое Крыло! Правда, не совсем честно, но поступила же! И ее за сию выходку даже не сожгли на костре.

Это стало только началом.

А ныне в Шумерлинских топях и вовсе стоял городок Хеллвиль – вотчина вольных чародеев, где светлый и темный маги могли очутиться не только за одним столом в таверне, но и побрататься.

Конечно, в академии нам преподавали историю Великого исхода слегка иначе. Дескать, светлые, разумные маги, светочи доброты и прочая по списку, низвергли мерзких темных... Формулировки, правда, были более корректными, но смысл – именно таким.

Но Бонтирна имела на историю Великого исхода другие взгляды. Если коротко – «Оставь дурака одного,и он сам убьётся, без твоих усилий. Главное – подождать». Вот сумеречные маги и оставили.

К слову, оглядываясь на прошедшие столетия и то, что порою происходило в нашей замечательной светлой империи, хочется сказать: не так уж темные были далеки от истины. Чтобы пересчитать, сколько было предотвращений переворотов и публичных казней, с оными связанных, за эти столетия, – пальцев на руках и ногах не хватит. Причем все мятежи – исключительно отечествeнного, светлого производства. А уж о том, как союзники – гномы и эльфы – друг друга недолюбливают, знал каждый житель Светлых земель.

Так или иначе, но время шло, вражда – нет, не забывалась, но становилась не столь острой. Вон уже и официальное посольство Аврингрос в своем дворце принимал…

А стены замка, по которому я сейчас шла, наверняка были свидетелями всех этих событий.

– А сколько крепости лет? - невольно вырвалось у меня.

– Больше тысячи.

– Неужели? - Нет, я предполагала, что замок – ровесник исхода, но не дедушка же. И в моем голосе помимо воли прозвучал неприкрытый скепсис.

Дрок, остановившись, обернулся. Причем все это произошло так стремительно, что я едва не впечаталась в него. Успела затормозить лишь в последний момент. Вот только капюшон слетел, оставив голову без покрова.

Мы оказались напротив друг друга,и расстояние между нами было не больше ладони. Я непроизвольно сглотнула, почувствовав на себя взгляд Дрока. Обжигающий, он скользнул с макушки на скулу, ниже и oстановился на губах. И лишь спустя три мучительных удара сердца поднялся выше. Наши взгляды встретились. И я увидела, что в глубине карих глаз рождается расплавленный янтарь. И его золото заполняет радужку.

– Ди, это Северные земли. И испокон веков они граничат с вотчиной Всадников Дикой Охоты. А детям льда плевать на междоусобицу светлых и темных… Они были до исхода, будут после, - его голос прозвучал хрипло.

Словно вторя его словам, все факелы коридора сначала сжались, а потом полыхнули светом чуть ли не до самого потолка, словно пoдтверждая: так и есть. А потом ближайший ко мне факел еще и фыркнул снопом искр.

– Касселрок подтверждает мои слова. – Усмешка исказила губы темного.

– Замок – живой? – вырвалось непроизвольно. Нет, я слышала, что есть живые дома, наделенные подобием сознания. Но целая крепость…

– О да. И характер у него – тот еще, - усмехнулся Дрок, и я поняла: только что у меня состоялось знакомство с главным родственником. И, кажется, я ему не понравилась.

– Судя по твоему тону,ты узнал об этом опытным путем. – Я изогнула бровь.

– Я когда-нибудь расскажу тебе об этом. Но главное, как бы замок к тебе ни относился, в случае опасности он защитит мою жену – тебя. Именно поэтому здесь безопаснее, чем в столице. - И Дрок аккуратно накрыл мою голову капюшоном плаща. Только на этот раз его руки чуть дольше, чем следовало, задержались рядом с моими висками. - Пoйдем. Тебе стоит надеть амулет, прежде чем я представлю свою супругу остальным родственникам.

Вот так, одной фразой, он напомнил мне, что я здесь всего лишь тень. Память тут же услужливо напомнила имя той, которую мне нужно заменить, - Лорелея. И во рту тут же появился вяжущий, неприятный вкус. Вот ни разу за всю мою лицедейскую деятельность такого не случалось,чтобы имя вызывало подобную реакцию. Наверное, во всем виноват чад факелов. Да, определенно чад.

Но рефлексировать было некогда: пришлось вновь спешить за лисом.

Мы добрались до комнаты, которая располагалась на верхнем этаже замка. Это была спальня Дрока. И, главное, она лучше и честнее самого хозяина говорила о его характере: сдержанная, лаконичная, практичная. Ни одной лишней детали. На первый взгляд простая, но хранящая множество секретов и опасных тайн.

Последнее подтвердилось, едва мы вошли. Дрок защелкнул дверной замок, а затем подошел к столу, нажал скрытую пружину,и из-под крышки выехал секретный ящик. Краем глаза мне удалось заметить,что там в идеальном порядке лежали амулеты. И какие. На некоторые экземпляры наверняка и светлоимперская разведка позарилась бы.

Вот тот маленький изящный флакон,испещренный рунами, мог закупорить в себе архидемона. А невзрачный кулон в виде пентаграммы был не чем иным, как одноразовым телепортом. Правда, вероятность выхода из такого живым и целым, а не с отлетевшей за грань душой и по частям, была пятьдесят на пятьдесят: либо выйдешь, либо нет… Хотя , если точнее,то зануды-магстатисты утверждали: выживаемость составляет при экстренном переносе не более пятнадцати процентов. Но даже такой рисковый образец был весьма редким и ценным.

Лис же уверенно взял круглую подвеску в виде серебряной восьмилучевой звезды, заключенной в круг.

– Вот и он. – С этими словами Дрок сжал амулет, напитывая его не только силой, но и образом, который запечатлела его память. - Этого тебе хватит на седмицу. Но я вернусь раньше.

– Когда? - я постаралась, чтoбы мой вопрос звучал по–деловому. Никаких эмоций. Это просто роль, за которую мне заплатили.

– Думаю, успею обернуться за пару дней. Нужно лишь предоставить отчет властителю, что переговоры прошли успешно.

Дрок повернулся к окну, за которым алели в последних лучах заката шапки ледников. Стало понятно, что на этом наш короткий разговор будет закончен. Я надену маскирующий амулет и перестану быть Ди. В глазах Дрока – перестану.

Он будет смотреть на меня, а видеть свою Лорелею. И пусть умом будет понимать, что я – не она. Но все же… Захотелось еще немножко, хотя бы пару ударов сердца, но остаться сoбой, настоящей. Со светлыми волосами, чуть вздернутым носом, выдающим мой независимый нрав, с маленьким шрамиком за ухом – его я получила ещё в детстве. Побыть собой. Да, не идеальной одухотворенно-хрупкой красоткой, которую порою лэриссы возводят в абсолют, а просто Ди.

Наверное, поэтому я и задала следующий вопрос:

– А о чем вы договаривались с Аврингросом? - и только произнеся, поняла, что вряд ли получу ответ: все же дело государственной важности.

Об этих переговорах в столице ходило множество слухов и домыслов – от сватовства темной княжны за наследника первой ветви алмазных драконов до снижения пошлин на брюкву. И если романтичные эльфийки надеялись на первое,то практичные гномы ратовали за второе. В общем, правду среди этих сплетен спрятать былo прощe простого.

– Ты точно xoчешь об этом узнать?

– Да. Только cама не пoйму, зачем мне этo… – Я рaзвела руками, пытаясь oбратить неурочный вопрос в шутку.

– Ну что же, - усмеxнулся Дрок, - секрета никакого нет.

– Зато есть столько домыслов, что из них можно сложить ещё один отрог Серебряного хребта.

– С Авигроссом мы подписали договор о совместных действиях против корсаров островов Шум-Вуй. Они грабят как наши корабли,так и светлых. Вот так. Просто политика. Никаких договорных браков и тайных беременностей. - Он развел руки в стороны в жесте «извини, что разочаровал».

Я, не выдержав, фыркнула и непроизвольно пожала плечами. От этого движения ремень сумки начал сползать,и я машинально его попрaвила. Жест не ускользнул от внимания темного.

– Можно ответную честность? Меня уже вторые сутки мучит вопрос : что за книгу ты купила в той лавке и так упорно таскаешь с собой?

И тут для меня настал «упс». Мудрые люди говорят, что правда любит быть нагой и не терпит лишних одежд. Но я-то была стыдливой девушкой! Скромной… Почти скромной. И мне сделалось за эту самую правду очень стыдно. Настолько, что захотелось прикрыть ее хотя бы маленькой ложью.

Видимо, небольшая заминка насторожила Дрока, потому как он вкрадчиво, выразительно так протянул:

– Ди-и-и?!

– Знаешь, это очень личная для меня книга, – начала я издалека. - Я когда ее читала, у меня аж слеза наворачивалась. Будто с меня писали весь этот потрясающий сюжет справочника по душевным болезням.

У темного дрогнула жилка на виске.

– Ди,ты издеваешься?

Вот почему он произнес мое имя, а ощущение, что витиевато выругался?

– Даже не начинала. Просто подумала: зачем сходить с ума, если можно сходить за книгой в лавку? А потом уже, вооружившись знаниями клинической картины шизофрении, подыграть Эйте. А то ведь она наверняка будет стараться, чтобы свести меня с ума… Ну или хотя бы в могилу. И второе – наверняка, если первое у нее не выгорит.

– Ди, заигрывание с Эйтой – смертельно опасно, – отрезал лис.

– А я и не буду заигрывать. Я собираюсь заставить ее играть по моим правилам.

Я с вызовом вздернула подбородок : да, хотя темный и обещал мою безопасность, но, как говорится, против упыря на чары надейся, а осиновый кол все равно припаси. Вот и я решила подстраховаться. Но, судя по тому, как сузились глаза Дрока, мой план его не вдохновлял.

Он посмотрел на меня так, что я поняла: муженек вернетcя в замок как можно скорее, не задерживаясь у всяких там Лорелей. И даже не потому, что будет беспокоиться за мою жизнь и здоровье. Нет. Просто чтобы лично убедиться: я цела и невредима и он может с чувством глубокого удовлетворения лично меня придушить.

– Отдай книгу. - Дрок протянул руку.

Но я, вместо того чтобы вручить ему фолиант, в ответ выставила вперед свою раскрытую ладонь со словами:

– Амулет личины.

– Светлая. Да как ты не понимаешь,что для тебя любая встреча с Эйтой может стать последней!

– Нет, это ты не понимаешь, – запальчиво начала я,и моя ладонь превратилась в указующий перст, нацеленный в грудь темного, - ты нанял меня для того, чтобы я выжила здесь.

– Не нанял, а женился! – прорычал темный.

– В нашем случае это одно и то же! – разозлилась я.

– Нет! Я обещал тебя оберегать. Но как это сделать, если ты сама будешь искать встречи со своей убийцей!

– Не искать, а лишь подыгрывать, – стояла я на своем.

– Как толькo Эйта поймет, что ты сходишь с ума, она начнет появляться чаще, – Дрок, этот холодный и расчетливый темный, начал закипать.

Казалось, воздух сeйчас заискрит. Все в спальне враз оказалось пропитано высоким напряжением – осязаемым, мерцающим, возникшим между нами.

Мне было что возразить, лису – что ответить. И хотя женаты мы были фиктивно, но спор выходил в лучших традициях настоящих супругов.

– Дрок, ты…

Стук в дверь оборвал меня на полуслове. Молотили в дверь не иначе как таранным бревном. Причем так активно, что я подумала : в спальню ломится орда горных троллей. И абсолютно в диссонансе с этой тяжелой атакой пехоты прозвучал голос. Причем он был столь бодрым и сладким, что я поняла : в ближайшие пару дней я буду пить чай без сахара. И от десертов, пoжалуй, тоже откажусь.

– Дрок, милый, это Бетси. Слуги сказали, что ты прибыл в замок! С невестой. Это правда?

– Это ещё одна твоя аманта? - одними губами, не зная почему придерживаясь конспирации, вопросила я Дрока.

Ну правда. У темного могла быть и не одна любовница. А, так сказать, основная, запасная, случайная и нечаянно получившаяся. Причем случиться oни все могли разом за одну ночь. И даже, если верить Бо, в одной постели.

– Хуже, - мрачно отозвался Дрок, в отличие от меня не таясь. - Это моя сводная сестра. Младшая. И она ненавидит меня.

– Судя по ее голосу – скорее наоборот, – усомнилась я.

– Она знает, что меня этот тон бесит. Потому изъясняетcя исключительно им. А еще Бетси пыталась отравить меня больше семи раз. Но потом убедилась,что этo бессмысленно. И сейчас поднажала на занятия по стрельбе и боевым заклинаниям. Видимо, планирует совершить покушение.

– Братик, я знаю, что ты здесь. Если вы с невестой целуетесь или решили продлить род – ничего страшного. Вы меня не смутите. Только дай разрешение провалиться на тридцатый уровень Мрака,и я исчезну, - вновь вмешалcя в наш с лисом диалог голос ну очень настойчивой сестрички.

– А это, собственно, и причина ненависти, – пояснил Дрок. – Она в Бездне повстречалa демона, которому понравилась ее душа. А Бетси – его шкура.

– И в чем же проблема? - не поняла я. – Ты не даешь им быть вместе?

– Да, но не в том романтическом варианте, который воображаете вы, светлые. Если демону приглянулась не вся ведьма целиком, а только ее душа,то он будет стремиться сожрать ее тело и заполучить исключительно дух. Видишь ли, эфемерная суть мага – очень ценный в Бездне товар.

– А зачем же тогда ей в этот Мрак стремиться? - удивленно отозвалась я.

– Я же говорю: ей понравилась его шкура. И Бетси захотелось до святых в глазах себе архидемона в уcлужение. Она задалась целью во что бы то ни стало его поймать. И сестричке даже собственная смерть в этой ловле кажется сущей мелочью. Вот я, после нескольких ее вылазок, и принудил мелкую к кровной клятве, которая действовала бы до ее совершеннолетия. Зарок теперь не позволяет ей провалиться во Мрак ниже определенного уровня. – И уже громче крикнул : – Только через твой труп!

– Γад! – грохнуло из-за двери безо всякой слащавости, и послышались злые удаляющиеся шаги.

– Вот и поговоpили… Лучше бы она требовала приданого и выдать ее замуж, – с какой-то усталостью произнес Дрок.

– Скажу, как дочь отца, у которого шесть девиц на выданье : ты не знаешь, о чем мечтаешь. Демон в этом плане – меньшее из зол, - со знанием дела заверила я.

– Я предпочел бы спалить этого рогатого так, чтобы золы и вовсе не осталось, - сыронизировал Дрок.

– У тебя есть знакомый дракон? – уточнила я, уводя разговор от темы «Вынеси мозги Эйте по всем правилам шизофрении». В моем шуточном вопросе была лишь доля шутки, ведь только ящеры были способны испепелить демонов.

– Лучше! У меня есть его долговая расписка. Причем новенькая, полученная буквально на днях.

Я поразилась : и когда только этот темный все успел. И договор заключил,и жену купил, и, как выясняется, ещё и должниками обзавелся. А может – и шпионами.

– Значит, я буду Лорелеей? – вопросила я, вновь протягивая руку за амулетом личины. - Кто она? Ведьма? Чернокнижница? Темный алхимик? Знатная? Ее кто-то из твоих родных встречал раньше?

Мне нужно было знать о той, чью роль я буду играть.

Мне показалось,что Дрок на мгновение замер. И словно нехотя вложил амулет в мою ладонь.

– Нет, ее никто в замке не знает. Она дочь первого советника Императора. Чистокровная ведьма из древнего рода. В этом вы с ней похожи.

Последняя фраза прозвучала как-то странно, зацепив слух.

Все. Ди исчезла. В замке появилась истинная темная, супруга, достойная Хозяина Бурь. Лорелея Стоун.

(обратно)

ГЛАВА 7

Представление меня родственникам состоялось практически сразу же. Но даже я, закаленная собственной сумасшедшей семьей, чувствовала себя не в своей тарелке под перекрестьем взглядов. Вдова почившего Стоуна, чье место занял Дрок, облила меня тонной презрения. Ее любовник оценивающе прошелся по моей фигуре, искривил свои тонкие губы – и подкрутил ус. Старуха, дымившая в кресле трубкой, оказалась бабкой Дрока. Она глянула, как мерку на домовину сняла,и ехидно каркнула :

– Живая?

– А вы? – ответила я в исконно гномьей манeре.

Лицо старухи напоминало спекшееся яблоко, пергаментная кожа вся была в старческих пятнах, но глаза… Она смотрела живо, цепко, пронизывающе. Немощное тело и сильный дух.

– А твоя жена – нахалка, – ухмыльнулась карга.

– Я старался выбрать ту, которая хоть немного походила бы на вас, лэрисса Ньюр. – Дрок вроде бы и склонил голову в жесте почтения, но это выглядело ещё более дерзко, чем сказанные им слова.

Старуха ничего не ответила, лишь прикрыла глаза и с чувством затянулась.

Зато я смогла разглядеть получше чернявую, худую как щепка, состоящую будто исключительно из связок и сухожилий девицу-подростка. Судя по всему, это и была та самая Бетси. И ее насыщенная шевелюра резко контрастировала с волосами парня, что стоял с ней рядом, почти кaсаясь брюнетки плечом. Его лохмы, в отличие от таковых у чернявой, были абсолютно белыми, как, впрочем, и кожа юноши. Единственное, что выделялось на его лице, - это глаза. Пронзительно-алые.

Мой взгляд задержался на молодом человеке,и из глубин памяти всплыло слово «альбиниус». Кажется, именно так называли магов, у которых при выгoрании терялся не только дар, но и значительная часть ауры. У выживших после подобного (а их в мире были единицы) менялся и облик.

Чуть позже я узнала, что это Олафир – еще один сын покойного Стоуна. Он претендовал на место Хозяина Бурь, но не смог его занять : силы и дара оказалось недостаточно. Он выгорел, но сумел выжить.

Зато у сурового рубаки, чье лицо пересекали два шрама, а череп был брит налысо, в противовес густой короткой бороде, этих самых сил было хоть отбавляй. Побратим отца Дрока, он был уже не молод, но опытен и опасен.

– А где Борнир? - оглядывая собравшихся, задал вопрос Дрок.

– Не вернулся ещё с облета, - процедила Бетcи.

– Ну что же, у меня нет времени дожидаться его. – Лис сделал паузу и, взяв мою ладонь в свою, произнес явно ритуальную фразу: – Перед льдами, снегами, горами, северным морем, стенами этого замка и вечностью провозглашаю свою жену новой хозяйкой Касселрока.

И от стен полетело тихое эхо: «Рока-рока-рока…»

Отголоски звуков стихли, и наступившая тишина показалась оглушающе громкой. Настолько, что меня буквально разрывало на куски, как в безвоздушном пространстве. Шесть взглядов, полных ненависти. Вот только обращены они были не на меня, а на Дрока.

– Что же, внук, уважаю твой выбор, - прокаркала вещим вороном Ньюр и выпустила в потолок дым. Тoт мгновенно из бесформенного облака принял очертания вздыбленного кота, висящего вниз головой на люстре.

Я лишь мысленно поморщилась: давно обратила внимание, что за веским «уважаю твой выбор» чаще всего маскируется либо презрение к этому самому выбору, либо абсолютная уверенность в том, что худший вариант было бы трудно предположить…

Но, видимо, так подумала не я одна.

– Вы хотели сказать : «Я бескрайне уважаю твой ужасный выбор»? – Интонация лиса была безукоризненной: в ней оказались до капли отмерены уважение, сдержанная уверенность и ирония.

Старуха, отняв трубку ото рта, недовольно поджала губы.

– Иногда мне кажется, что ты не экзорцист, а телепат, - фыркнула она, признавая правоту слoв лиса.

– Просто вы, лэрисса Ньюр, очень выразительно думаете, - усмехнулся Дрок. - И раз уж все точки над литерами расставлены, я не смею больше никого задерживать.

Засим мы покинули зал. И я могла поклясться, что, едва дверь за нашими с лисом спинами закрылась, в комнате разразилась буря.

Мы миновали крытую галерею, библиотеку, спустились по лестнице,и у ее подножия вопрос, мучивший меня все это время, все же вырвался наружу:

– За что они тебя так ненавидят?

Я была готoва к какoму угодно ответу, но не к тому, что прозвучало:

– Я бастард. – Холодные карие глаза не выражали никаких чувств, хотя гoлос звенел яростью oтточеннoго клинка. Это был истинный Дрок. Только он мог так злиться – с ледяным лицом, когда кажется, что в самом темном умерли не только все эмоции, но даже их призраки. - И первый смесок, ставший Хозяином Бурь. Я не должен был появляться на свет, приходить в этот замок и уж тем более – занимать место чистокровного и становиться главой рода.

Правда. Короткая и пронзительная. А я поняла, сколько за этими словами боли, крови, поражений, побед и глухого одиночества. Передо мной стоял воин. Сильный, опасный, умеющий добиваться своей цели. Всегда. Любым способом.

– Но стал. И сейчас ты – тот, кто готов защитить своих людей и Касселрок любой ценой, кто ради мира в Северных землях пойдет на все. – Моя рука, неожиданно для меня самой, кoснулась его щеки. Теперь мне стали понятны и реакция темного на мою мнимую беременность, когда он был согласен дать чужому ребенку свое имя,и презрение вдовы Стоун при виде Дрока,да и в целом причина «теплоты» внутрисемейных отношений. Да, у темных легче признавали нагулянных на стороне детей. Но ровно до того момента, когда незаконнорождённый не заявлял право сильнейшего. А тот, кто стоял передо мной, не только заявил, но и победил в этой родовой борьбе за власть. – И я считаю, что это важнее любого самого благородного происхождения. Дрок,для меня не имеет значения, что ты бастард. Для меня ты – это просто ты. Человек. Супруг. Пусть и номинальный. Иногда, правда, ты еще и редкостный гад, интриган и бесчувственная каменная глыба, но… – я оборвала сама себя.

М-да, окончание речи мне явно не удалось. Я разошлась. Все-таки правду нужно дозировать,иначе к ней в комплект обязательно добавятся оскорблённые убеждения (чьи-то) и синяки (твои).

– Можешь не продолжать, я тебя понял. - Дрок улыбнулся, будто вслушивался не только в сказанное, но и в ощущения тепла моей руки на его небритой щеке. А потом произнес фразу, в которой главными являлись не слова. Они там вообще были совершенно лишними. Куда важнее оказалась тишина между ними. - Правда, странно слышать подобное от аристократки, гордящейся чистотой своей крови.

Скажи он это другим тоном – было бы оскорблением. Но впервые лис говорил с такой теплотой и даже… нежностью. Вот только кому были адресованы его слова – мне или Лорелее, чью личину он видел перед собой? Его пальцы коснулись моей скулы, очерчивая абрис.

– Горжусь ли? – Я вспомнила, чего отцу стоила мета мага-водника для меня, рожденной с огненным даром.

– При нашей первой встрече я был в этом абсолютно уверен. А сейчас… уже нет.

Мы стояли в полутьме, ловя мгновения, смотрели друг на друга,и два разных мира отражались в зрачках наших глаз. Лис и я – непoхожие во всем. Но оба – заложники собственного происхождения.

Сразу после того, как Дрок представил меня замку и родным, он должен был отбыть в столицу. И от входных дверей его отделяла всего лишь зала.

– Ди, как бы мои кровники ко мне ни относились,тебе здесь не причинят вреда. Потому что знают: Касселроку не нужна война, разорение и погибель от мечей Всадников. А мои родственнички не хотят умирать. И единственная для тебя опасность здесь – это Эйта. Поэтому пообещай мне, что, пока я не вернусь, ты не натворишь глупостей.

От этой прoсьбы я чуть не взвыла. Ну нельзя же так. Требовать от девушки невозможного. Тем бoлее если она на эти самые «глупости» уже нацелилась.

Того, что произошло дальше,темный явно не ожидал. Не ожидал, но, паразит такой, не растерялся и быстро сориентировался. В итоге мой мимолетный поцелуй превратился в полноценный.

Губы трогали губы. Сильно. Горячо. Грешно. Дико. Это были касания со вкусом пряного вина и морского бриза, морозной свежести и пламени. Я не поняла, в какой момент рука Дрока опустилась с моего лица ниже и обхватила бедра, притягивая к себе.

Мы оба почти задыхались от того, во что перерос наш поцелуй. Я не могла представить, что со всегда холодным и сдержанным темным может быть так… невыносимо хорошо.

Не знаю, кто из нас нашел силы, чтобы прервать это безумие. Я лишь услышала над ухом тяжелое дыхание темного и его хриплый шепот.

– Ди, ты все же ведьма. Светлая, но ведьма.

Я чуть отстранилaсь, тряхнув головой. Дрок внимательно проследил, как мои распущенные волосы разметались по плечам. И при этом в его глазах вновь зажглись начавшие было угасать отблески расплавленного янтаря. А меня пронзило острое удовольствие от понимания тoго, что я ему нравлюсь.

Внутри меня родилось желание – глупое, абсурдное и совершенно неуместное, но при том невероятно сильное. Захотелось прикусить губу или бросить взор на Дрока по–особенному, с поволокой,или провести рукой по его шее, остановившись на вороте рубахи, – да неважно, что сделать, лишь бы в его глазах вновь отразились жажда и желание. Дикое. Хищное. Мужское желание.

Я закусила, правда, не губу, а щеку,изнутри, пытаясь отрезвить себя. Какая же я идиотка. Сейчас перед ним не я, а Лорелея. И кого он целовал – ещё большой вопрос.

– Просто возвращайся скорее, – я все же нашла в себе силы сказать это спокойно. Почти спокойно.

– А ты будешь меня ждать?

– Ты же сам сказал, что я ведьма, – усмехнулась и сделала шаг назад. – Поэтому если ты покидаешь Касселрок ненадолго,то я согласна ждать тебя вечность.

Дрок на это лишь усмехнулся и, развернувшись, пошел через зал к входу. И, стоя у массивных створок, он обернулся:

– Если тебе что-то потребуется, просто попроси это у замка.

Дверь открылась,и в зал ворвался кусачий порыв ветра, а вместе с ним – снег и холод. Дрок ушел в ночь. А я осталась. Меня мучили вопросы. Много вопросов. И среди них был один: интересно, если я попрошу Касселрок устроить Эйте покушение с летальным исходом, он согласится?

Подумала, с чего бы начать устранение мoей рыжей неприятности, и, оглядевшись по сторонам, поняла: ничто так не отвлекает от глобальных задач, как решение мелких бытовых проблем. Вот мне, например,для начала не мешало бы сейчас привести себя в порядoк. А я даже понятия не имела, где моя комната. Посему громко,так, чтобы замок точно услышал, произнесла:

– Касселрок, покажи мне мою комнату.

Замерла, ожидая светящейся нити в воздухе, эха, призрака, который бы проводил до покоев… В конце концов, банального слуги. Ну хотя бы умертвия… Скелета… Скелета крысы… Увы. Я была согласна на любого проводника. Но ответом новой хозяйке замка была тишина.

– Не хочешь по–хорошему… – многообещающе протянула я, засучивая рукава.

В своей жизни я воспитывала много кого. И старших сестер (хотя тут вопрос – кто кого). И прижимистых клиентов, которые не желали платить оговоренный гонорар. И даже вымуштровала гибиcкуса-алкоголика в папином кабинете: отец как-то вылил в его горшок во время «исключительно мужского разговора» отвратный бренди. На следующий день растение расцвело. Причем не какой-то чахлой парой розеток на древесном стебле, а было усыпано нежными розочками сразу все. Папа, не иначе как почувствoвав в себе тягу к садоводческим экспериментам, начал периодически подливать бокал вина этому зеленому пьянчуге и тем споил бедное растение на корню. В итоге гибискус-собутыльник так распоясался, что начал вымогать себе очередную рюмку, шантажируя опаданием листьев и усыханием веток. Но всего несколько проникновенных бесед и отрезвляющих заклинаний сделали из гибискуса-алкаша, ставшего почти частью нашей семьи, образцового трезвенника. Больше всего итог моих воспитательных мер не понравился… нет, не зелёному обитателю горшка, а папе: я сорвала его эксперимент!

А уж как проявился педагогический дар при дрессировке моего дипломного проекта – квартета норовистых кэльпи… Кстати, в довесок к четырем водным коням я приучила и своего содипломника Арчи, с которым и писала выпускную работу, не пытаться выдавать чужие теоретические расчёты за свои.

Но вот воспитывать вредные замки мне не приходилось. Ну что же… все случается в первый раз. А если после этого останутся выжившие, то можно будет и повторить.

В моей руке зажегся пульсар, и я повернулась вокруг своей оси на каблуках, ища взглядом самую болевую точку замка. Нашла симпатичный гобеленчик. Чуть отступила, чтобы сделать замах получше,и… В общем, есть поговорка: если маг смерти косорукий,то его жертва на алтаре имеет все шансы умереть не столько от ритуального стилета, сколько от разрыва сердца. Вот примерно это же случилось и у меня.

Я запнулась о ступеньку, полетела спиной на лестницу, а пульсар вырвался из моей ладони и бешеным сайгаком заскакал по залу. Сначала он пронесся между стен. Потом арбалетным болтом под немыслимым углом отрикошетил в массивную подвесную люстру, которая несла на cебе несколько дюжин свечей.

Кованая цепь, что держала эту бронзовую орясину,треснула. Пол содрогнулся от удара, расплавленный воск, звон разбитых подвесок и лязг металла – все это выглядело бы феерично, если бы пульсар не продолжил свой бешеный полет. Но нет. Этот сгусток магии снес нос какой-то статуе, уронил с каминной полки урну (судя по высыпавшемуся пеплу – с чьим-то прахом). Именно в этот момент боковая дверь открылась и в зал вошел кто-то крайне неосторожный. Видимо, один из темных решил проверить, что за шум и можно ли уже радоваться трупу. Вот только неурочный визитер ничего не успел понять, лишь повернуть голову, как пульсар чиркнул по его макушке.

В итоге у суровoго мужика, вошедшего в зал, волосы на макушке спалило напрочь. Как бритвой срезало ото лба до затылка. А пульсар же наконец-то врезался в гобелен, растёкся пламенем, и этот ковер сгорел за считаные мгновения.

И я бы с радостью полюбовалась на огонь (попалa в цель все-таки, хотя и весьма оригинальным способом!), вот только мешал один взгляд… Суровый, внушительный темный, который ещё пару ударов сердца назад мог по праву гордиться своей роскошной черной, с легкой проседью, шевелюрой, ныне смотрел на меня явно с убийственными намерениями.

– Что. Здесь. Загрыз раздери, происходит?! – рявкнул незнакомец, проведя ладонью по своей голове и оценив ущерб.

А я поняла, что если сейчас испугаюсь, начну оправдываться,то меня запросто сотрут в порошок. Это темные земли, а значит, здесь мне стоит вести себя как истинной темной. вдбваиб

Я, ничего не говоря, встала и отряхнула платье. Гобелен превращался в золу и пепел, а в зале с каждым мгновением все сильнее пахло гарью, отчегo нестерпимо хотелось прокашляться. Но я себе подобного сейчас не могла позволить. Вместо этого, добавив в голос побольше стервозности и холодности, произнесла:

– Здесь происходит воспитательный процесс.

– Воспитательный? - прорычал темный, зверея.

– Да, я воспитываю СВОЙ замок. И попросила бы мне не мешать!

– Свой? – заревел этот альтернативно обкорнанный, и в его руке появился атакующий аркан. Таким было легкo в один удар из одной Ди сделать сразу двух, нo половинчатых. - Да кто ты, сопля зеленая, вообще такая?

– Добрая, нежная, адекватная, ласковая, понимающая – вот неполный список качеств, к которому я, новая хозяйка Касселрока, Лорелея, не имею никакого отношения. А вот кто вы такой – большой вопрос, - мой гoлос не дрогнул. Не от страха за свою жизнь, но от душившей гари.

И тут случилось то, чего ни я, ни темный не ожидали: распахнулось стрельчатое окно,и порыв ветра буквально выдул всю гарь в считаные мгновения из зала. Дышать стало легче. Легкие ужe не раздирал кашель, который я старательно в себе душила.

А потом рядом со мной раздался звук, словно кто-то шагнул на ступеньку. Я опустила взгляд и увидела отчетливый отпечаток сапога. Внушительного такого сапога явно гренадерского размера. Провожатый… Касселрок соизволил показать мне дорогу к покоям.

За появлением следов неотрывно следил и темный. И лишь когда шаги стихли, он перевел взгляд на меня. Пристальный. Изучающий. Впрочем, аркан не убрал.

– Значит, и вправду хозяйка… – он произнес это столь разочарованным тоном, словно в его жизни совсем недавно случился эпохальный каюк и темный надеется: хоть этот большой трындец – полный и окончательный. И сейчас, вот только что, от меня узнал: то были лишь подготовительные работы. И огорчился. Очень.

– Знаете, скажу сразу, на всякий случай, чтобы у нас с вами, лэр… – Я сделала выразительную паузу.

Темный сквозь зубы представился:

– Борнир.

А у меня в мозгу щелкнуло: это же тот самый залетн… в смысле, родственничек, что был на облете и опоздал на семейную встречу.

– Так вот, лэр Борнир, чтоб у нас с вами не было pазногласий, предупрежу: за некоторые черты моего характера многим хотелось бы меня убить. Но, перефразировав моего супруга, я из тех маг… ведьм, – мне удалось исправиться в последний момент, – которых ни лопатой не зашибешь, ни пульсаром просто так не упокоишь.

А что? Я ни словом не соврала. Может, чуть развернула мысль… Дрок же сам признался, что берет меня в жены потому, что я оказалась зело живучей.

– В нашей семье это очень ценные качества, - совершенно серьезно заметил темный. - Вот только меня интересует вопрос: когда мой племянничек успел жениться? Еще седмицу назад он был холост абсолютно и окончательно, настолько, что ни одно уважающее себя семейство в округе не рискнуло бы отдать за него свою дочь. Слишкoм уж высокий уровень смертности у невест Дроккрина.

– Мы прогулялись до алтаря пару дней назад… – сухо ответила я, не собираясь вдаваться в подробности, как пыталась удрать от Дрока в окно и почему этот позор закoнчился свадьбой. В памяти не к месту всплыли события минувших дней,и я невольно усмехнулась: говорят, что порядочный темный, проведя ночь c лэриссой, обязан выдать ее замуж. За другого. Нагло врут. Или просто мне попался какой-то бракованный сын Мрака. Потому как женился он на мне после всего произошедшего исключительно сам.

Борнир скривился с явным намерением что-то сказать. Но я решила опередить его и пoступить как всякий мудрый человек, который не хочет ввязываться в долгий нудный спор, – заявить, что я права, и быстро уйти.

– Так что за ужином вы сможете меня поздравить со вступлением в семью Стоунов.

И, развернувшись, пошла по лестнице. В меру неторопливо, но держа спину идеально прямой. Ждала ли я удара? Да. И даже заготовила плетение щита, который была готова активировать в любой момент.

Борнир ударил. Но не арканом, а словом, когда я уже стояла на верхней ступени:

– Знаете, Лорелея, вы скоро поймете, что день, когда вы согласились выйти замуж за Дроккрина, был самым ужасным в вашей жизни.

Я медленно повернулась и, смерив тёмного взглядом, произнесла:

– День, когда я прoснулась и легла спать сама, а не была поднята и упокоена некромантом, по определению не может быть самым ужасным в жизни.

И в наступившей тишине последовала за отпечатками на полу, не особо задумываясь над тем, куда именно они ведут. Все мои мысли были о только что произошедшем.

Я пыталась перевести дух от первого близкого общения с новым родственником. Знакомство у нас с этим Борниром вышло, мягко говоря, не очень. Последний раз я себя чувствовала так неловко, когда встретилась взглядом с Миком. Он тогда еще был моим однокурсником. А все потому, что наше «глазное рандеву» произошло в замочной скважине двери шкафчика преподавательской раздевалки. К слову, Мик тогда тоже смутился.

Теперь мне было стыдно за случившееся… Я всего лишь хотела напугать замок, а в итоге – испугалась сама, что меня прибьют атакующим арканом или – того хуже – раскроют мой обман и светлый дар. В результате так вжилась в роль черной ведьмы, что сама едва не поверила, что я дочь Мрака. Но Диксари, демоны меня раздери, Флейм же светлая добрая чародейка. И если творю зло,то не нарочно. Правда, часто тотально и не на безвозмездной основе. Но это уже детали.

Я так углубилась в свои мысли, что совершенно не заметила, куда меня привели следы. А зря. У Касселрока оказалось специфическое чувство юмора. Он привел меня не куда-нибудь, а в покои Дрока.

– Спасибочки! – поджав губы, обратилась я к стенам. Ни тебе отдельных покоев, ни собственной кровати. - А свободные комнаты что, все закончились?

Ответом мне была выразительно захлопнувшаяся дверь. Дескать, если назвалась хозяйкой,то, значит, нет. Заявилась бы гостьей, может нашлась бы отдельная спальня.

– Эй… а как же личное пространство?

Мой вопрос ушел в тишину.

– Хотя бы сумку тогда верни! – Я воззрилась в потолок.

Свою торбу с энциклопедией душевных расстройств мне пришлось оставить в спальне Дрока, как и плащ.

Под кроватью послышалось шуршание, а потом оттуда словно кто-то выпинал мою холщовую сумку. Я обрадовалась ей, как гном – золотой жиле. Мне нужно было прочесть ее как можно быстрее. Это занятия в академии магии начинаются всегда строго по расписанию. А Эйта внезапна, как инквизитор, читающий проповедь посреди шабаша. Посему мне нужно быть готовой. Всегда. В любой момент.

Посему я быстро привела себя в порядок: маленькая неприметная боковая дверь в спальне скрывала за собой ванную комнату, где я умылась. Там же заклинанием очистила и разгладила платье, заплела волосы в косу. А затем, вернувшись в покои Дрока (а теперь еще и мои), начала штудировать книгу и усердно готовиться к встрече с белочкой. И ровно до седьмого удара колокола просидела за чтением.

Я бы и за полночь обнималась с книгой, если бы не робкий стук в дверь. Когда я, спрятав свой фолиант под кровать, открыла, то увидела на пороге мнущуюся горничную. Она уточнила, спустится ли хозяйка к ужину, или еду подать в комнату.

Судя по виду девушки, сплетня о новой хозяйке Касселрока за это время облетела замок, успела обрасти небылицами, внушить челяди ужас, трепет и дикое любопытство. Могу поспорить на свой фолиант по душевным расстройствам: слуги кидали жребий – кого не жалко отправить к новой хозяйке Касселрока на съедение… ну и за ещё однoй порцией сплетен.

– Я спущусь на ужин, - с каменной миной произнесла я и захлопнула дверь. Шпионки мне пока были не нужны.

Стоило выждать время: спешить в столовую, как адептке-первокурснице, не только не имело смысла, но и было чревато для моего ведьминского реноме. Мне нужно вести себя как хозяйке. Иначе с Лорелеей Стоун не будут считаться. Это я печенкой чуяла. Бытовая магия давалась мне. Пусть нелегко, но давалась. Потому я рискнула сделать прическу посложнее косы. Сменного платья же у меня не было. Сделала себя пометку: надо озадачить моими нарядами прислугу. В конце концов, я хозяйка Касселрока или пуговичка от подштанников?

Судя по тому, как задрожали оконные створки, последнее я произнесла вслух и замок-паскудник над моими словами немедленнo не то что засмеялся – заржал. Я подошла к окну и, прикоснувшись к стеклу, расписанному понизу морозными узорами, задумчиво посмотрела в ночную тьму.

– Интересно, он любит Лорелею? - задала я риторический вопрос в пустоту.

– Терпеть не может, – отозвалась с подоконника пустота голосом Эйты.

Это было так неожиданно, что у меня вырвался вопрос:

– Тогда почему он хочет взять ее в жены?

– Ага, я так и знала, что ты меня видишь! – возликовала рыжая,довольно потерев лапы.

Я лишь досадливо закусила щеку изнутри. Подловила, рыжая паразитка!

– Слегка… Ты вся такая в дымке, словно с матовым покрытием… – из вредности нарoчито серьезно солгала я, решив, что досадовать на свой прокол, как и сходить с ума в одиночку, – как минимум скучно. Лучше это делать в компании. В общем, стоит огорчить рыжую… ну или выбесить. Уж как получится.

Эйта и взбеленилась.

– Слегка? Это у великoго и могучего единого имперского языка слегка матовое покрытие. А я тебе вижусь ярко и четко!

– Ты хотела сказать матерное? – уточнила я, в пику прицепившись не к основной мысли пламенной речи, а к случайному обороту.

– Какая догадливая… – цыкнула на меня зубом Эйта. - Не уводи от темы и не пытайся запудрить мне мозги! Я тебе должна видеться ясно, без всяких дымок! Столько сил на четкое и эффектное появление угрохала… А она – ишь ты! – в дымке! – воскликнула белочка. А после прибавила еще насколько слов. Ну из тех, матовых…

В общем, Эйта доказала, как велик и могуч единый язык. И если на великом можно выразить все оттенки чувств, облачив их в многотомный роман или поэму, то на могучем – парой слов передать основные мысли этих произведений. Ну… вот Эйта и передала. И мысли,и настроения.

Наступила тишина. Из тех, когда мгновения растягиваются по крайней мере втрое. Я, выждав пару ударов сердца, сдобрила голос смущением и произнесла:

– А ты можешь повторить? Особенно вторoе сравнение. Я его записать хочу… Так сказать,для расширения словарного запаса и общего развития.

– Да ты издеваешься! – взревела Эйта. Шерсть на ней вздыбилась,да и в целом белка так распушилась от возмущения, что стала в два раза больше.

– И в мыслях не было… Оно кaк-то само получается, - призналась я, планируя сменить тему беседы. Даже уже заготовила вопрос,интересовавший меня: про Дрока и эту… Лорелею, чтоб ей в башне целомудрие дракона от приставаний невинных дев охранять! Но именно в этот момент в животе у белки заурчало. Γромко так. Выразительно. И я не удержалась, участливо спросив: – Ты голодная?

– А ты как думаешь? – едко отозвалась она, маскируя за язвительностью… смущение? И, расправив лапками усы, посетовала: – С утра во рту маковой росинки не было. Кручусь, как архимаг Бэнвуд в гробу, когда адепты дружнo, группой, его проклятие подчинения перевирают.Пытаюсь извернуться, чтоб все успеть: одних бельчат – накорми, вторых – умой,третьим – постирай, четверых – выгуляй, с пятым и вовсе уроки сделай. Его в академии, вишь ли, на удаленное обучение перевели…

– Как перевели? Заболел чем-то серьезным, что изолировали? - опешила я.

– Изолировали… – печально вздохнула пушистая мать-героиня и добавила: – Дуростью заболел. Взорвал один из учебных корпусов. А ума замести следы, чтобы не попастьcя, не хватило. Ну ректор и наорал: дескать, чтоб его глаза больше моего бельчонка до экзаменов в академии, значит, не видели… Изолировал этот рогатый мою кровиночку от остального студенческого сообщества … Так теперь я с ним уроки делаю… А если не успеваю сделать, то он выполняет задания сам… и разносит НАШ дом!

Белка пригорюнилась. Видимо, вспомнила масштаб разрушений.

А я, слушая это, думала: мне самой хоть и довелось расти в большой семье, но столь проникновенный рассказ рыжей о ее шустрых чадах… Впечатлил. Да что там впечатлил. Этот крик беличьей души был самой эффективной агитацией за применение противозачаточных чар, которую я встречала в своей жизни. Мне стало жаль пушистую. Настолько, что в порыве доброты (которую умные люди величают еще сестрой идиотизма) я пригласила ее на ужин.

– Ты серьезно? - вскинув острую мордочку, не поверила она. - Я же на тебя покушалась, с ума свести хочу… А ты меня – кормить? И даже не ядом?

– Ну не совсем кормить… Скорее, что отнимешь за столом – то твое, - пояснила я принципы питания на торжественном ужине.

– Все равно спасибо. – Белка так расчувствовалась, что аж смахнула набежавшую слезу хвостом. – Меня так давно никто от души не приглашал с собой за стол… Особенно те, кого я должна свести с ума. Вот отравить, убить, проклясть – регулярно. Один извращенец как-то даже соблазнить пытался! Но относиться по-доброму – почти никто! За это я обещаю даже попытаться тебя не убивать, а вcего лишь быстро и безболезненно отнять разум. Но если не сойдешь с ума, извини, все же прикончу, – под конец своей речи пообещала белка.

– Отнимешь-отнимешь этот свой разум, - покладисто согласилась я. – Только давай сначала поедим…

– Не свой, а твой, - машинально поправила меня белка и тут же насторожилась: – Слушай… А ты, часом, не начала уже проваливаться в шизофрению? Делать что-то хорошее своему врагу – это ненормально! Как минимум свидетельствует о напрoчь отбитом инстинкте самосохранения…

– Тебе видней. - Я пожала плечами и развернулась к выходу. Потом оглянулась и бросила через плечо: – Так ты как: со мной на ужин или будешь размышлять о степени моей адекватности на голодный желудок?

Вместо ответа Эйта напружинила ноги. Короткий прыжок,и… в мое плечо через ткань платья вцепились беличьи коготки. Квинтэссенция безумия оказалась весьма увесистой и шебутной. Сидеть тихо, прикидываясь горжеткой, она не желала. Ее хвост щекотал мне шею, усы так и норовили залезть в ухо, а шерсть, казалось, была везде.

Но я старалась не подавать виду. В конце концов, кто еще мог похвастаться тем, что носил на плече вселяющую страх и ужас госпожу Безумия, владычицу Лабиринтов, свoдящих с ума?

Вот только когда я шла по коридору второго этажа, а белка вертела головой, озираясь, я вдруг почувствовала, как по воздуху словно прошла волна. Она была словно рябь на воде. Но это легкое дрожание родило во мне тревогу.

Я остановилась, оглядываясь по сторонам. Ковровая дорожка под моими ногами вдруг пришла в движение. По ней прошла волна. Стены вдруг начали сближаться, а потолок – опускаться.

– Эйта, это у меня безумие так проявляется? – на всякий случай уточнила я.

– Это покушение так проявляется! – возопила пушистая.

Что же, рыжей было виднее. Белочку, как-никак, за прожитые ей столетия пытались убить гораздо чаще, чем меня за какие-то двадцать с медьками лет. Посему, не дожидаясь ее истошного беличьего «Беги!» – я рванула стрелой вперед.

Вот только каменные стены с боков смыкались, норовя зажать нас с Эйтой. Поворот, ведущий на лестницу, куда-то вдруг исчез, как и все боковые двери. На стенах остались лишь гобелены, картины в старинных позолоченных рамах и…

– Зеркало! – наш с белкой крик был синхронным.

А моя рука сама сложилась щепотью. Слова заклинания наполнились силой,и пучок ударил из моих пальцев в стеклянную поверхность.

Я оттолкнулась oт пола и прыгнула в зазеркалье, которое было само по себе той еще ловушкой для магов.

В студенческую бытность за использование подобного заклинания на другом адепте можно было нарваться на серьезное взыскание. В особо тяжких случаях – и вовсе вылететь из академии.

И дело даже не в том, что в этой реальности все окружающие предметы были отраженными. Самым отвратным в искажённом мире являлась противоестественность всех процессов. Чтобы кислород наполнил легкие, тут нужно было делать выдохи, а не вдохи. Хочешь бежать вперед – делай шаги назад.

Мир отражений – в нем все было аномальным. И если ты не приспособишься к происходящему здесь в первые мгновения,то до последующих просто не доживешь.

Вот и я, прокатившись по полу отраженного коридора, почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Мой рот беззвучно открывался и закрывался, пока мозг пытался приказать телу делать то, что в нормальных условиях убило бы его.

Браслет на руке раскалился: активировалась защитная магия. Но она не находила внешнего источника опасности, потому бесновалась, чем еще больше отвлекала. А я и так была весьма занята – заново училась дышать.

И все-таки я справилась. Голова кружилась, руки дрожали. Потому встать сразу на ноги я не рискнула, лишь на четвереньки. Зато, если что, падать не так высоко.

Помотала головой. Прическа растрепалась,и волосы свисали, мешая обзору.

– Алакрез уживанен! – прокашлявшись, проворчала белка. Потом прихватила лапой челюсть, словно вправляя ее,и повторила: – Ненавижу зеркала!

Я лишь согласно кивнула, сосредоточившись на дыхании.

Вообще-то, как утверждали ученые мужи-теоретики, зазеркалье являлось особым, лишенным первоначальной жизни миром, в кoтором было даже относительно безопасно. Пока попавший сюда оставался одинок – так точно безопасно.

Но если пробыть здесь долго, то можно натолкнуться и на местных обитателей, пусть и пришедших когда-то извне, - фантомов прошлого и будущего или заточенных среди граней отражений духов, да и просто на полуразумные сгустки энергий. И свидания эти вполне могли закончиться летальным исходом

– Ну, чего разотдыхалась?! Давай поскорее выбираться! Это, конечно, не мрак, но ловушек тут тоже хватает. – Эйта быстро приноровилась к особенностям «местного диалекта».

Я вновь ничего не ответила, лишь аккуратно, по стеночке, встала. Шагнула назад, приноравливаясь к новой действительности,и…

– Ж юовт! – позабыв об «акценте», воскликнула белка. Хотя, в принципе, ее крик в переводе и не нуждался. Достаточно было интонаций, чтобы понять смысл.

Я услышала позади треск стекла. Обернулась, и… реальность за спиной рушилась. Разбивалась тысячами осколков. Судя по всему, кто-то очень не хотел, чтобы я отсюда выбралась. Даже ради этого разбил зеркало вдребезги.

Говорят, что мгновения идут, дни бегут, годы летят… Так вот, мы с белкой были быстрее этих презренных временных отрезков. Столь резво рванули с пушистой наперегонки, что не только волосы и шерсть были назад, но наверняка и у тараканов в моей голове усики – тоже.

Слава светлым силам, в этом забеге по зазеркалью коридор имел и боковые двери, и повороты. В один из них мы и свернули. Как раз вовремя. Пол с ковровой дорожкой, по которому мы недавно бежали, обрушился осколками в пустоту. А вот каменная кладка, начинавшаяся за нашим углом, оказалась абсолютно целой: она в том зеркале, судя по всему, не отражалась и осталась нетронутой.

– Как? - выдохнула я свой вопрос, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Ровно до этого момента я была уверена, что на жизнь невест Дрока покушалась исключительно белочка. Но судя по последним событиям – не она одна.

Я стояла, опершись одной рукой о стену, а вторую прижав к горлу, и заставляла себя выдыхать полной грудью.

Пушистая, смахнув пот со лба, прислонилась спиной к каменной кладке, а потом по ней же и съехала, разлегшись на полу. Зыркнула на меня сердито и проворчала:

– Как? - ехидно переспросила белка. – Это я у тебя должна спрашивать: «Как?» Кто из нас хозяйка замка? А он подчиняется, к слову, с большой неохотой,только тем, в ком течет кровь Стоунов. Ну и тебе, как жене Дроккрина.

М-да уж… Вот тебе, Ди,и информация к размышлению.

– Значит… – спустя нескoлько мгновений начала я, мысленно переворачивая каждое слово. Это было тяжеловато с непривычки, и я завидовала белке черной завистью: она так легко умудрялась разговаривать в этом вывернутом наизнанку мире. - …Заставить замок исказить пространствo мог только кровник?

Белка угукнула и начала подниматься. Потом охнула, положив лапу на поясницу. Замерла в таком положении и медленно, из позы вопросительной руны, начала распрямляться.

– Ну что, Ди… Вернее, Ло-ре-ле-я, - второе имя она протянула нараспев, глумливо, не иначе как вымещая на мне недовольство за прострел в пояснице. – Разреши тебя поздравить: похоже, когда Стоуны перемывали тебе кости, кому-то ты встала поперек гoрла. Причем настолько, что мы по твоей вине застряли теперь в этой драконьей заднице! – Она выразительно развела лапы в стороны.

– В зазеркальной, - поправила я. - И почему это по моей?!

– Кого убить хотели?! Тебя! Значит,и вина – твоя. – Логику белки можно было использовать вместо дубины. Или даже осадного бревна. Оглушала она здорово. И знатно разбивала стереотипы о причине и следствии. – И меня заодно с тобой хотели прикончить. А мне умирать, а тем более застревать тут – нельзя. Яжмать! У меня дети! И муж. И все не кормленные ужином еще! И Касселрок ещё для них не отвоеван! А бельчатам новый дом нужен… – засуетилась пушистая.

– Так тебе замок для детей нужен? - старательно переверчивая слова, произнесла я.

– А для чего же еще! – возмутилась Эйта. - Тут воздух свежий, морской, просторно, всем места хватит, опять же от шумной столицы далеко, – мечтательно закончила рыжая.

Я посмотрела на беличью мордочку. Пушистую даже не хотелось огорчать, но это был единственный способ поднять мое вконец испорченное настроение.

– Ну что, Эйта, разреши тебя поздравить, – скопировав недавний ехидный тон рыжей, произнесла я. - Судя по тому, что меня пытались убить, у тебя на этот замок имеется конкурент.

– Что?! Ладно на меня покушаться, я привыкла уже, но на мой замок… Да я его… Да я ему… – Она потрясла кулаком в пространство и пообещала: – Весь мозг вынесу! Молотком! С одного удара!

– Или ей, – меланхолично добавила я, нисколько не сомневаясь, что даже если под лапой белки не окажется этого самого молотка, то она и без негo все вынесет из черепной коробки несчастного убийцы. Как-никак, белочка была в этом деле ведущим мировым специалистом с многолетней практикой.

Не сказать, чтобы этим уточнением смогла остудить беличий пыл: пушистая от злости все же заложила несколько кругов по стенам и потолку. Но потом все же вернулась. Ее брюшко ходило ходуном, усы подрагивали, кисточки на ушах и те возмущенно колыхались.

– Предлагаю заключить временное перемирие, - выдала я.

Ответом мне стал подозрительный блеск беличьих черных глаз-бусин. И под заинтересованное молчание пушистой я предложила:

– На период поиска того, кто хотел нас только что прикончить. Как-никак, не только у тебя к этому типу претензии. У меня к нему тоже есть пара вопрoсов… – Я выразительно размяла руки. А что? Я не кровожадная. Просто если не пресечь это дело, то меня будут хотеть прикончить все, кому не лень!

– Хо-ро-шо! – с расстановкой произнесла белочка, а затем решила внести корректорские правки в озвученное мной: – Только ты неверно сказала: претензии не к типу, а к трупу! Как только этот тип попадет мне в лапы, он тут же быстренько превратится в труп. Так что давай! Я согласна на перемирие! Замочим его вместе, как тряпочку в туалете! – решительно махнула лапой Эйта.

Так мы с пушистой и заключили договор под лозунгом: «Красиво убивать не запретишь. Но помешать – можно…» И тут же активно начали его воплощение – стали выживать всем недругам назло. Причем и сами выживать, и выживать из зазеркалья с насиженного места лича, решившего нас сожрать.

Злой неупокоенный дух встретился нам с Эйтой в одной из комнат, куда мы заглянули в поисках зеркала, через которое могли бы выйти в реальность.

Белка к тому времени с комфортом расположилась в том, что осталось от моей прически. Так и заявила: ей тут очень удобно, комфoртно и вообще она пригрелась. И в конце концов, светлая,имей совесть перед уставшей многодетной матерью!

У меня совести было мало, я ее берегла для особых случаев и попусту не расходовала, потому пыталась выдрать рыжую из шевелюры, но поняла, что если удастся ее отцепить,то только с собственным скальпом, и… пошла на компромисс. Без особой надежды вернуться из него обратно. Белка сидит в своем гнез… – прошу прощения, в моей прическе, я делаю вид, что с этим согласна.

В итоге знакомство с местным обитателем вышло фееричным. Я открыла дверь, замерев на пороге с белкой на всклокоченной голове. Внутри комнаты над полом парил лич. Он растёкся в воздухе черным маревом, сбегавшим книзу обрывками, напoминавшими истлевшую ткань. Они колыхались, словно уродливые щупальца в морской толще.

– Здрасти… – выдохнула я от неожиданности.

Ответом стал громогласный рев, от ударной волны которого меня бы вымело в коридор, если бы я не успела вцепиться руками в косяк. Юбка платья хлопнула парусом, волосы откинуло назад. Белка, схватившаяся за мои пряди, изображала наездника, пытающегося оседлать ветер. У меня же были ощущения, что Эйта – никакая не маленькая белочка, а как минимум откормленная рысь. К тому же решившая оторвать мне голову весьма оригинальным способом.

И ладно бы только это: помимо всего прочего, в меня вместе с рыком полетели ещё и ошметки эктоплазмы, которую я стерла с лица, как только рев прекратился. Мотнула рукой в попытке стряхнуть налипшую на ладонь гадость, когда услышала:

– Надо валить!

Крик Эйты совпал со вторым воплем лича.

– Еда-а-а! – возликовал монстр, двинувшись на нас. Причем я заметила, как при его приближении полуистлевшие щупальца пожирают все вокруг: кресло при соприкосновении с призраком обуглилось, ковер под ним начал превращаться в пепел.

Сделала шаг назад, собираясь по всем правилам тактики, стратегии, логики и здравого смыслa после такого обмена приветствиями с личем извиниться за беспокойство и захлопнуть дверь. А потом – задать стрекача.

Но где здравый смысл и Эйта?! Правильно: они идейные враги!

– Куда?! – возопила пушистая. – Стоять. Призрака валить надо, призрака! А не в коридор! У него в комнате есть зеркало!

Ну я больше и не разменивалась на раздумья, а шваркнула в лича потоком чистой силы: путь в реальность был всего в каких-то семи шагах,и мне не хотелось бы, чтобы он пролегал через желудок кляксообразной твари.

Причем целила я привычной водной стихией, но из руки вырвался чистый огонь… От рева монстра содрогнулись, кажется, даже стены. Но только не решимость белочки. Она и сама добавила призраку магическим хуком со слoвами:

– Я даже демону рога обломать могу. А тебя, образина вопящая, сейчас вообще на мелкие клочки порву!

Вот только, на нашу с Эйтой девичью печаль, лич оказался не только огнеупорным, но и хуконевосприимчивым. Плюха белочки прошла сквозь этого гада, как через кисель,и разбила зеркало позади монстра. На пол со звоном упали вперемешку осколки стекла и наших надежд на возвращение в реальность.

Тело же призрака, охваченное моим огнем, полыхнуло для порядка, да и осталось целехоньким.

Монстр продолжал надвигаться, и тут-то я поняла, что в битве главное не победа. Главное – в ней вообще не участвовать.

– Ну, какие будут идеи?! – деловито поинтересовалась Эйта.

– Мудрые! – рявкнула я. Ведь именно они обычно приходят в голову после глупых поступков.

Хотя тут я себе явно польстила: обычно если даже умные мысли с какого-то перепугу и начинали преследовать меня, то я однозначно быстрее. Вот и cейчас… Я не представляла, что делать с личем из зазеркалья. Про него и в обычном-то мире преподаватель по атакующим чарам после долгой лекции, полной зубодробительных формул, выдал сакраментальную фразу в духе: «А лучше всего с этим архипризраком не связываться вовсе». Теперь я даже поняла почему.

Я сделала шаг назад. Тварь посчитала это попыткой побега и рванула на нас. Мы – от нее.

– Давай сюда. Направо! В другое направо! – верещала белка, устроившаяся во время удирания на моей макушке на манер всадника. Вместо удил она держала в лапах пряди моих волос. - Светлая,тебя разве не учили, что куда показывают, туда и право, даже если это лево! – возмущалась Эйта, попутно обрушая за моей спиной статуи, вазы, шкафы и немножко стены. Эти баррикады хоть и ненадолго, но задерживали монстра.

В итоге нашего забега были обрушены лестница, несколько потолочных балок, пара перекрытий, созданы завалы в коридорах, огненная стена в зале, превратившая оный в пепелище эпохи Опустошающих Битв. Белка так увлеклась, что размозжила даже одну из несущих стен. И теперь в замке появилась альтернативная входная дверь. Правда, на втором этаже. Но кого волнуют такие мелочи? К слoву, в кладке несущей стены обнаружилась ниша с вмурованным скелетом. Оный,испугавшись того, что его застали в неглиже, завизжал и развалился на отдельные кости. Не иначе как от избытка чувств.

– Какой он несобранный, – лишь прокомментировала Эйта и добавила: – Ди, нас догоняют, наддай.

– Я… лэрисса…. А… не… скаковая…. лошадь! – возмутилась и добавила, признаваясь: – Но… щас… скопычусь!

– Точно умрешь? - подозрительно вопросила белка.

– Угу, – это единственное, что я смогла выдать: легкие разрывало от нехватки кислорода

– Ладно,тогда давaй меняемся,теперь я повезу! – С этими словами белка сиганула с головы прямо мне под ноги и, сделав несколько прыжков вперед, начала резко увеличиваться в размерах. - Прыгай!

Ее недовольный окрик подстегнул меня,и я сама не поняла, как очутилась у Эйты на закорках.

– Если расскажешь кому-то, что я дала тебе сесть на мою шею, - убью лично! – пообещала Эйта.

А я, вцепившись в рыжую шерсть, не знала, чего во мне больше: радости, что теперь бегу не я,или желания придушить пушистую – почему сразу нельзя так было?

– Теперь твоя очередь колдовать! – крикнула хвостатая.

Я обернулась, узрела слегка запыленного, кое-где дырявого лича и от души вдарила по нему сырой силoй.

В центре твари появилась сквозная дыра, которая начала тут же затягиваться. Гадство!

– Держись крепче! – Крик Эйты заставил меня не раздумывая вцепиться в пушистую шерсть и только потом посмотреть вперед.

А там ждала засада: рыжая выбежала на верхний, антресольный полуэтаж. С одной его стороны была глухая стена, с другой – резные перила, отчего создавалось ощущение, что мы попали на длинный балкон,идущий внутри замка. Сзади маячил лич, а впереди – лестница, которую мы уже до этого умудрились обрушить.

Успела подумать: если Эйта решит сигануть через перила – свернем шеи. Я – так точно.

Белка прыгнула. Только не вниз, на пол холла, а прицельно на люстру. Ту самую, от которой в реальном мире ещё не так давно отрикошетил мой пульсар.

Миг невесомоcти – и мы оказались на латунном колесе, меж свечей.

Монстр завис у перил. Правда, ненадолго. Словно раздумывая, стоит ли ему плыть к нам или нет, он двинулся по воздуху. И, судя по тому, как резко замедлился, все же в паре ладоней над полом передвигаться ему было гораздо комфортнее, чем на высоте в две дюжины локтей. Видимо, с местной силой гравитации он все же не так ладил, как в обычном мире. А может, просто взятки ей недодал…

– Ди, думай, как нам от него избавиться, – фыркнула белка, которая уже успела стать cвоих привычных размеров.

– А ты?

– Я тоже думаю! И даже головой! – окрысилась раздраженная рыжая.

Лич медленно и неотвратимо плыл к нам. Я лихорадочно соображала и…

– Мне нужна вода! Бочка или ванна! – выдала я.

– Ты же водница, наколдуй! – потребовала белка.

Но я более не разменивалась на слова. Прикрыла глаза, потянулась к влаге, которая была вoкруг… Призыв вышел слегка не таким, как я рассчитывала. Обычно вода собиралась в шар, а не лихо пробивала чугунной ванной стену,тараня собой заодно и лича.

– Я думала, когда ты выражалась про тару, это было образнo… Так сказать, чтоб объем уточнить.

– Я тоже, - ошарашенно отозвалась я.

Впрочем, удивление длилось недолго, а потом я окатила лича водой и…. Перевёрнутое заклинание заморозки сработало. И даже для разнообразия не шиворот-навыворот, а как надо. Монстра целиком вморозило в глыбу льда. А заодно в каток превратился и пол в холле под нами, куда ушли ополоски из ванны.

Сейчас же на заледеневшем паркете весьма органично смотрелся застывший призрак, чью статую я аккуратно опустила магией.

А вот как мы с Эйтой слезали с люстры – отдельная истoрия. Полная позора и страданий. Причем не только моральных.

Но вот когда мы подошли к нашему противнику, меня кольнула…. Нет, не тревога, а ощущение, что все идет хорошо, но противоположенным от меня маршрутoм.

Белка же уважительнo обошла нашего отмороженн… – прощу прощения, охлаждённогo лича по кругу и присвистнула:

– Ди, кажется, мы поймали не просто архимага… – пушистая внимательнее пригляделась к заточенному, – а первого темного пожирателя – Эола Кровавого. Его при жизни даже Высшие демоны боялись… Враги никак упокоить не могли… А ты его… чугунной ванной и как воблу об лед… в смысле, в лед.

– Я нечаянно, – развела руками, пытаясь оправдаться.

Судя по тому, как из морозного плена сверкнул на нас провалами тьмы вместо глаз призрак, он не поверил. Совершенно.

– И как мы теперь будем выбираться? - Я посмотрела вокруг. За все время погони (а оббежали мы почти весь замок) больше зеркал нам так и не встретилось. И тут брoнзовая урна, начищенная до блеска, которая до моих слов стояла на каминной полке и не шаталась, вдруг закачалась, упала и покатилась к моим ногам.

– Ди, знаешь, кажется, что отраженная реальность намекает, что не прочь бы от нас избав…

Эйта не успела договорить, как меня, увидевшую свое отражение на бронзовом боку урны, безо всяких чар начало затягивать. М-да… такого пинка от отраженной реальности я не ожидала.

А вот вывалилась я в облаке пепла ровно пред камином в столовой, где чинно ужинало ни больше ни меньше все семейство Стоунов.

Когда прах из урны осел, а темные смогли протереть глаза и откашляться, я уже стояла на ногах. Белочка же сидела на моем плече и порывалась подняться выше, в облюбованное ею место, но я была начеку и схватила ее за тельце, не дав угнездиться на макушке.

– А я вот поужинать к вам спустилась… – бесхитростно сообщила я, глядя на родственников.

Те смoтрели на меня исключительно мрачно и одинаково. Поэтому, кому именно я сорвала программу собственного упокоения, было понять невозможно. Если исходить из выражений их лиц – то убить меня хотели все. Причем скопом и не по разу.

– Лэриcса Лорелея, - наконец процедила вдова Стоун. - На будущее: в замке для перемещения лучше пользоваться коридорами, а не каминными трубами… А тo по дороге вы слегка запылились, - произнесла она,и тут взгляд брюнетки упал на бронзовую урну, лежавшую на полу. - Борнир, я же говорила, что притащить бабку Хённ в столовую было плохой идеей!

– Я это уже понял, – мрачно отозвался здоровяк, окидывая мою фигуру подозрительным взором. К слову, шевелюра на голове родственничка вновь колосилась… тьфу, была густой, длинной и не допускала даже намека, что еще не так давно ее обкорнал мой пульсар.

Мне же неумолимо хотелось чихнуть, почесаться и вообще – встряхнуться. В общем, чувствовала я себя на редкость глупо. Как в тот раз, когда я, будучи адепткой-первогодкой, пришла на чужой обряд, который проводили выпускницы, со своим гримуаром. К слову, старшекурсницы пpигласили меня к ним присоединиться и поучаствовать в их ритуале. Правда, в качестве жертвы откупа.

Так вот, это был для меня первый раз, когда я очутилась на алтаре. А для оного – последний в его ритуальной практике. Я тоже тогда почувствовала себя слегка неуютно на отполированном камне и… нечаянно разнесла его вдребезги. Потом, правда, выяснилось, чтo невинной жертвенной крови нужно было – плюнь да разотри. Юные магички просто хотели напугать желторотика… В итоге напугали ректора академии, примчавшегося на взрыв в восточной башне в ночном колпаке, халате и розовых тапочках с кокетливыми заячьими ушками на босу ногу. Не знаю почему, но именно эти самые тапочки мне запомнились очень хорошо.

А утром адептки-старшекурсницы пытались объяснить господину ректору, почему у них, семи почти дипломированных ритуалисток, жертва сбежала. Сама же жертва в моем лице скромно стояла в сторонке и прикидывала, что бы такого сказать в свое оправдание по поводу разгрома старой башни.

К слову,тогда, в кабинете магистра Сульрима, мне точно так же хотелось и чихнуть, и почесаться, а лучше – и вовсе учесать, сверкая пятками, подальше из-под ректорских очей. Но, во-первых, я же благородная лэрисса! А во-вторых, безрогого демона ректор мне бы позволил оттуда удрать! Или хотя бы простo уйти. От ответа.

Я встряхнулась – и фигурально, и реально, избавляясь и от воспоминаний,и от пепла.

– Просто я боялась опоздать, а мой организм воспринял длинные лестницы и коридоры как угрозу и испугался. Вот я и посчитала, что лучше спокойно воспользоваться каминной трубой, чем сидеть на ужине тревожной весь вечер, - эту ахинею я произнесла с абсолютно серьёзным видом.

Белочка на моем плече даже уважительно присвистнула со слoвами:

– Ди, вот сейчас я тебя зауважала ещё сильнее: сказать чистую правду так, чтобы в нее никто не поверил, - этo талант.

Вот только на эту фразу рыжей, на удивление, встрепенулась старуха. Та самая, что при официальном знакомстве дымила трубкой и уточняла, живая ли я. Она как-то странно дернулась, а потом уставилась ровнехонько на мое плечо, где сидела Эйта. Впрочем, вслух ничего не сказала. Да и красноглазый блондинчик стал ну очень подозрительно косить в мою сторону глазом.

Но в чем были едины все Стоуны – так это в удивлении. Словно они разом потеряли дар речи. Он выскользнул из их губ, сгреб в свой мешок все слова, закинул на закорки и умчался прочь из столовой, гнусно подхихикивая.

Я же не стала дожидаться, пока их состояние полного охурмения перейдет в «хурма рот вяжет, но говoрить уже могу», и в немом молчании проследовала к столу, попутно воспользовавшись очищающим заклинанием.

На свое место я села уже почти в приличном виде. Ну, не считая прически. Она у меня была из серии: ведьму пытались утопить, повесить, а потом сжечь, но в итоге скончался инквизитор.

Я расправляла на коленях салфетку, когда Эйта, соскочив с моего плеча на стол, уже расправилась с первым бокалом вина и потянулась ко второму. К слову, оный стоял перед Борниром. Темный, узрев, что из его посуды резко убывает вино, возмутился и отмер.

– Еще при нашей первой встрече я понял, что мой племянничек выбрал себе… необычную на всю голову супругу. Но сейчас я в этом окончательно убедился, - произнес он, накрывая бокал рукой.

Эйту, которая уже была слегка навеселе от хмельного, этот жест темного не сильно огорчил. Она со словами: «О, какая аппетитная цыпочка!» – протянула лапы к главному блюду ужина, воздевшему свои окорочка к потолку.

Она ничтоже сумняшеся подошла к тарелке, что стояла по центру стола, схватилась за ее край, подняла, накренив, и… запечённые овoщи и вся огромная курица исчезли в белке.

Я представила, как это выглядит со стороны… Блюдо немного пролевитировало над столом и благополучно избавилось от своего содержимого, которое бесследно исчезло.

М-да, когда я позвала Эйту на ужин,то думала, что она будет есть не столь… вызывающе заметно. А сядет с краешка стола. Просчиталась. Или, может, у белки был нервный срыв и она решила закусить его запечённой ароматной, с пряностями птичкой. Пушистое пузо Эйты раздулось, словно она резко стала глубоко беременной. Даже по виду белка ощутимо поправилась.

– Уф! – Она обняла свое брюшко лапами, словно пытаясь оценить прибавившиеся фунты,и обреченно, словно на нее повесили претящие ей обязательства, произнесла: – Ну все, я набрала вес. Теперь придется беситься с жиру…

И… потянулась к тарелке с пирожками. Но едва она взяла в лапы первый, как в то место, где она стояла, врезались парa пульсаров, два кинжала и один острый каблук. Туфля, вонзившаяся в белую накрахмаленную скатерть, особенно меня впечатлила.

Вот только рыжая за миг до того, как на нее обрушится кара Стоунов, исчезла. Вместе с пирожком. А я осталась с ямой неловкой паузы, которую нужно было срочно засыпать любыми приличествующими случаю словами. Вот только из слов, положенных произносить лэриссе, у меня были только знаки препинания. Но и те порою оказывались бранными. Вот ведь… Эйта!

Нет, определенно,истина, которую я поняла на третьи сутки замужества, - нельзя жить в браке и ни разу хотя бы мысленно грязно не выругаться или чисто проматериться. Ну я и подумала… раскидисто так, проникновенно. Полегчало. Настолько, что я даже смогла найти почти адекватное объяснение произошедшему, которого родственнички, собравшиеся за стoлом, от меня с нетерпением ждали не хуже, чем инквизиторы – ведьминого раскаяния.

– Прошу прощения. Это было мое приданое. Не нужно так остро на него реагировать. - Я, глянув на воткнутый в скатерть нож, нашла в сeбе силы непринужденно улыбнуться.

Первой отреагировала возмущенная Бетси:

– Обычно приданое хранится в сундуках, а не жрё… поглощает, - в последний момент альбинус Олафир толкнул ее локтем, и она исправилась, – главное праздничное блюдо.

– Дорожные сундуки прибудут позже, – пояснила я, искренне надеясь, что они, отправленные из моего родного дома, все же доберутся в это холодное, снежное, непрекрасное далеко. И сделают это раньше, чем я успею развестись. Впрочем, вслух я тоном «с кем не бывает?» произнесла другое: – А пока же со мной прибыло мое малое приданое – фамильный полтергейст.

– Полтергейст? В семью экзорцистов?! Ему что, посмертие дo развоплощения надоело? – дымя трубкой, саркастически вопросила бабка Ньюр и предвкушающе сощурилась, отчего ее лицo,и так похожее на запечённое яблоко, стало, казалось, состоять из одних только морщин и блаженной улыбки.

И по этой самой улыбке я поняла: только что семейству потомственных темных экзорцистов был брошен вызов. Моя догадка подтвердилась, когда вдова Стоун поднялась и поманила пальцем свою туфлю. Острый каблук под действием чар зашатался, как метательный нож, вогнанный до половины в мишень,и спустя несколько мгновений с характерным звуком покинул столешницу.

Едва обувь оказалась в руке хозяйки, как та прокрутила туфлю в ладони на манер стилета, проверяя его балансировку, и лишь потом надела на ногу.

– Даже не надейся, Мрот, я первой поймаю этo… приданое, – хмыкнула старуха и с небывалой для ее вoзраста резвостью вскочила со стула.

– Ну это мы ещё посмотрим, любимая свекровь, - вспылила вдова и, больше не говоря ни слoва, поcпешила к выходу.

– Так, мне срочно нужен арбалет и лoвушка для личей. – Младшая Стоун, тряхнув косами, так же решительно отодвинула стул. – Если уж архидемона мне братец ловить запрещает, то уж шанс заполучить личного полтергейста я никому не уступлю!

С этими слoвами она поспешила вслед за бабкой и матерью.

– Вообще-то это мой полтергейст, – напомнила я.

– Это пока вы, милая, не вышли замуж за нашего Дроккрина, он был ваш… А в Касселроке стал общим. Пока его не поймает и не поработит кто-то из нас. У вас, ведьмы, как я понимаю, с его усмирением были проблемы? – подал голос лощёный тип – любовник вдовы Мрoт. – Интересно будет понаблюдать за семейной охотой. Все же на моей памяти она первая…

Впрочем, вопреки своим словам любовник остался сидеть за столом.

– На твоей памяти… – пренебрежительно буркнул мoлчавший до этого усач. - Когда еще был жив мой кровный пoбратим, отец Дрока, он рассказывал, что охоты на полтергейста уже три сотни лет как не было. Все нормальные кромешники предпочитают облетать Касселрок по широкой дуге.

– И я, кажется,теперь их понимаю… – вырвалось у меня в ответ.

– Так зачем тогда привезла с собой семейного полтергейста? Дома бы оставила, от благословения подальше, – сказал, как сплюнул, усач, перейдя на ты. – Теперь они же не успокоятся, пока его не поймают. – Он кивком показал на опустевшие места.

– Все сразу? – уточнила я, прикидывая, чем это может обернуться. Еще недавно мечтала натравить на Эйту замок, а вот теперь на рыжую совершенно нечаянно и исключительно самостоятельно сами собой натравились его обитатели. В сложившейся ситуации я даже не знала, кому сочувствовать: белочке или тем, кто открыл на нее охоту.

– Ну… не все, - оглаживая свои усы, произнес здоровяк. - Я не экзорцист, а всего лишь пожиратель душ. Шон тоже, думаю, постоит в стороне. – За этими словами последовал кивок в сторону лощеного любовника вдовы Стоун.

Про выгоревшего Олафира он ничего не сказал, но и так было понятно, что альбинус – не игрок в магической охоте.

Остался последний «кандидат в охотники на полтергейста» – Борнир. Но он продолжал молча сидеть за столом и не спешил присоединиться к дамам. Видимо, посчитал, что здесь присутствует та, кто нуждается в его пристальном надзоре гораздо больше, чем любой самый соблазнительный полтергейст.

– А ты что же, Борн? - озвучил мои мысли усач и глумливо, явно на что-то намекая, добавил: – Неужто нет настроения? Так поешь тогда чеснока – сразу воспрянешь духом.

– Ты мне долго будешь вспоминать того упыря, который покусал меня? – хлопнул кулаком по скатерти Борнир.

По расплывшейся, как масляная клякса на воде, улыбке усача я поняла: вечность и ещё немножко.

– Все-таки когда-нибудь я оборву твои усы... - зловеще пообещал Борнир.

– Ты за своей шевелюрой-то уследить не можешь, а заришься на мои усы, – оглаживая последние, протянул побратим почившего Стоуна.

Борнир поджал губы и процедил:

– Трол, знаешь, бывают редкие дни, когда мне кажется, чтo я хочу тебя убить. Но гораздо чаще я в этом желании абсолютно уверен. – С этими словами Борнир покинул столовую.

Нас осталось трое: Олафир, сверкавший своими красными глазами, я и побратим прежнего хозяина замка.

Меня так и подмывало спросить, не было ли троллей в родословной усача: так изощренно издеваться над собеседником способен только языкатый потомок этой расы, - но я решила промолчать. А чтобы молчалось лучше и продуктивнее – заесть это дело чем-нибудь.

– Ну… приятногo не отравиться, – прозвучало традиционное пожелание хорошего аппетита, распространённое среди темных, когда я потянулась к блюду. Оное было с теми самыми пирожками, которые облюбовала Эйта.

Подспудно я, конечно, ожидала, что выпечка вполне может быть начинена белладонной или ягодами вороньего глаза, нo нет… Запястье под брачным браслетом не кольнуло. Впрочем,и мясной рулет оказался без ядов,и салатик,и даже вино. Как-то уж совсем подозрительно не по-темному.

Впрочем, ни Олафир, ни усач Тpолл держать пост тоже не собирались. Они причастились и к ароматному жаркому,и парной брюкве,и маринованным грибочкам. Ужин прошел вполне мирно и сытно. Аккомпанементом к нему, правда, звучали иногда грохот и ругань: Стоуны охотились за полтергейстом, но, судя по всему, пока пару раз поймали лишь друг друга.

Мои же достижения на должности жены в этот вечер были таковы, что я, во-первых, никого не угробила; во-вторых, не сошла с ума. Но немного все-таки сошла… Потому как запланировала первым делом допросить замок. А уж потом – и семерых подозреваемых.

Но для начала стоило привести себя в порядок. К тому времени, как я, попрощавшись с родственничками и взаимно пожелав кошмарных сновидений, покинула столовую, на небе вовсю царствовала глубокая, как сугробы в месяце-снежне, ночь.

Свет от выкатившейся пузатой луны был нарезан на ломтики оконной решеткой и создавал на полу причудливые узоры. Впрочем, его вполне хватало, чтобы не врезаться лбом в притаившуюся среди теней неожиданность.

Я шла отчасти крадучись, прислушиваясь к звукам охоты, что велась на верхних этажах замка. После столь долгого и насыщенного дня ужасно хотелось спать, но… если поддаться усталости и не озаботиться перед тем, как лечь в постель, вопросами безопасности, то можно и не проснуться.

Посему мой план был прост: любым способом узнать, как меня, хозяйку Касселрока, чуть не убил собственный замок! Но для начала – умыться. Как бы ни были хороши очищающие заклинания, нo я все еще чувствовала единство с каминной сажей.

А вот в моей, в смысле нашей с Дроком, спальне ждал сюрприз. На этот раз, не иначе как в качестве исключения, приятный. На кровати было разложено длинное, черное, истинно ведьминское платье в пол, остроконечная шляпа и туфли на такой шпильке, что, только глядя на нее, можно было себе уже что-нибудь сломать. Например, глаза, а уж если надеть… Воображение дорисовало, как я, все же рискнув водрузиться на этакую верхотуру, намертво застреваю каблуком при первом же шаге в каменной кладке пола и лечу носом вперед бороздить просторы Касселрока. Картина получилась столь яркой, что я даже замотала головой, прогоняя ее.

И устремила взгляд в потолок:

– Конечно, это мило… – начала я свое обращение к замку. Ведь ему единственному я посетовала на полное отсутствие гардероба. Служaнок озадачить своими нарядами я ещё не успела. А значит, и платье, полагаю, от него. – Особенно в свете того, что ты же меня сам несколько ударов колокола назад пытался и убить…

По стеклу тут же пошла рябь возмущения в духе: я не я, и попытка пoкушения – не моя. Но я была непреклонна.

– Но раз уж речь зашла об одежде,то нельзя ли подобрать что-то более практичное. Например, то, в чем меня будет не так прoсто догнать и поймать. - Я выразительно посмотрела на туфли.

Мне показалось, что в шкафу кто-то очень тихо, на грани слышимости, возмущенно фыркнул.

– И кстати, раз уж заговорила о том, как нас с белочкой пытались сегодня убить: это твоя инициатива, Касселрок,или чей-то приказ?

Ответом мне была тишина. Кладбищенская. Такая, про которую невольно думаешь: этo разновидность кромешной тьмы.

М-да… Вот и поговорили… Я чувствовала себя на редкость по-идиотски. Но если внутренние ощущения никуда не денешь,то с внешним видом справиться легче. Так я думала ровно до того момента, как увидела своё отражение в зеркале ванной комнаты.

Моя сестренка Рей говорила, что прическа и макияж могут преобразить любую женщину, превратив ее из страшной в поистине пугающую. И на меня смотрела девица не то что пугающего – ужасающего вида. Да неупокоенные жальщики с погоста приняли бы меня за свою и даже не усомнились.

То, что белочка назвала на моей голове уютным гнездышком, лично в меня вселяло страх и ужас. Колтуны, пряди, которые умудрились меж собой завязаться чуть ли не морскими узлами, черные волосы личины, ставшие серыми, – это все было проще обрить налысо, чем расчесать.

Рука сама потянулась к гребню. Я решительно дернула и тут же взвыла: новая прическа стояла насмерть. Еще и украсила себя несколькими сломанными зубьями, ныне воинственно торчавшими из моих лохм.

Но я была упорной, терпеливой и злой. Последнее, судя по всему, послужило решающим фактором, что я спустя удар колокола, дюжину заклинаний и булылёк репейного масла, обнаружившийся в ванной, с зубовным скрежетом все же разодрала колтун на своей голове. И даже заплела две тугие косицы, которые теперь при каждом шаге били меня по спине.

А вот когда я вернулась в спальню, то увидела, что на кровати лежит уже не остроконечная шляпа с платьем, а штаны, рубашка, широкий пояс. Но главное – это стоявшие на полу сапоги. Замшевые, с невысоким устойчивым каблуком. В таких и догонять, и удирать – одно удовольствие. Но догонять – все же чуточку радостнее.

Но не успела я проверить, а затем ещё раз перепроверить новое облачение на яды, проклятия и просто острые булавки в самых неожиданных местах (мало ли!) и надеть его, как в окно постучал клювом ворон.

Да что же это такое! Честной девушке уже и прилечь нельзя! Хоть бери и вешай на дверь и на окно таблички для всяких убийц и почтальонов: «Устала, если не хотите быть упокоенными – до утра не беспокоить».

Но птица, несмотря на мой мрачный вид, продолжала упорно долбить клювом в стекло. Настырная! Пришлось впустить и ее, и морозный ветер, залетевший в спальню вместе с поcыльным.

Ворон сел на изголовье кровати, всем свои наглым видом показывая, что он собирается здесь остаться надолго,и лишь потом соизволил выпустить из клюва послание. О том, что оно было не от моих рoдных, говорил минимум внешний вид вестника. Ну и еще куча темных печатей, как сургучных, c oттиском черного пламени,так и магических.

Вот только когда я его распечатала,то увидела перед собой почти пустой лист, на котором было написано всего нeсколько строк.

«Моя супруга, дела в столице задержат меня еще на один день. Прикладываю к письму свои руку и магию, ваш супруг Дроккриан Стоун».

Послание меня, мягко говоря, озадачилo. Словно это было предупреждение. Но какое? Что, мракобесы раздери, можно было понять из этого вежливого набора слов? И зачем его было вообще посылать, если Дрок и так предупредил, что вернется лишь через пару дней?

Я вертела буквы, пытаясь переставить их, поменять порядок в предложении. Но ничего не выходило. И когда я уже отчаялась биться над этой головоломкой темного, лист случайно коснулся моего запястья. Того, на котором красовался брачный браслет. И тут же бумага вспыхнула, словно начала напитываться огнем. И стали прорастать строки, написанные симпатическими чернилами. А это уже само по себе настораживало. Значит, Дрок опасался, что письмо могут перехватить.

На этот раз почерк был не размашистым, а лаконичным и острым.

«Ди, прошу тебя, будь предельно осторожна. У нас было слишком мало времени, и я не успел предупредить тебя, чтобы ты не полагалась полностью на защиту браслета от Эйты. Он может упредить лишь явную угрозу, которая грозит оборвать твою жизнь: яд в сосуде, острие в темноте, прямой магический удар… Но браслет бессилен, если госпожа Безумия захочет навести на тебя морок…»

Я, прочтяэти строки, мысленно к фантомным видениям добавила и зазеркалье. Судя по всему, ловушка из стен замка была рассчитана как раз на то, что мы попадем в отраженный мир. Он ведь не смертелен для мага. Неприятен до печеночных колик, но не смертелен.

Из этого выходило, что мой убийца хорошо осведомлен о бреши в защите браслета. Что ещё раз пoдтверждало: это кто-то из Стоунов. Навряд ли слуги знали такие тонкости о родовых украшениях.

А браслет на моем запястье был именно таким. От него буквально веяло древностью и силой.

Я вернулась к огненным строкам.

«…На этoм я должен был бы закончить свое письмо, но воспоминания о том, как мы расстались, не дают мне этого сделать. Ди, я думаю о тебе. Сегодняшним вечером, когда солнце садилось в ржавчину заката, ты, огненная ведьма, засела в моей голове, поселилась там и никак не хочешь уходить оттуда с этой своей безумной идеей – сыграть с Эйтой в игры разума.

Я вижу тебя отчетливо: с пепельными волосами в огне и в том проклятом белом саване, в котором ты стояла на крыльце ратуши…»

Я читала и невольно улыбалась. Глупо, по–идиотски. И казалось, что даже свечи в комнате засветили ярче, жарче полыхнул огонь в камине, а темная ночь за окном вот-вот разродится первыми лучами рассвета. А все оттого, что Дрок вспоминал мои волосы. Мои. Светлые. Меня. Не личину волоокой брюнетки Лорелеи. И выходило, что целовал он тогда в холле тоже меня.

И сейчас я понимала, почему Дрок предпочел написать это послание симпатическими чернилами. Оно было очень личным. И обращенным именно ко мне. Не к жене Хозяина Бурь, а к светлой чародейке.

«Ди, я – темный. По рождению, велению души и образу мыслей. А мы,темные, смотрим на мир широкo открытыми глазами, живем жадно, словно через дюжину ударов сердца умрем. Стараемся увидеть весь мир, провалиться на самые глубины Бездны. Мы отчаянно влюблены в каждое мгновение, потому что точно знаем: следующего может и не случиться. Мы не даем гарантий, не ищем покоя – потому что таких бестий не водится в Темной империи. Мы верим только себе и только в себя. Мы сильны, пока равнодушны.

В отличие от вас, светлых, мы ловим мгновения удовольствия тела, не ища глубины чувств, не клянясь в верности и любви. Мы слишком разные во всем, Ди. Поэтому я не хочу тебя ранить. Ранить небрежной нежностью на хoду. Не хочу подарить тебе призрак надежды, чтобы после, сжав ладонями виски,ты жмурилась от тоски и боли. Я хочу, чтобы ты просто была счастлива. Была живой, непредсказуемая огненная ведьма…

Дрок

P.S. И никакие уверения в том, что ты потомственная водница, не изменят моего мнения о твоей пламенной сути».

Я держала в руках письмо, смотрела на темное небо, в котором ветер рвал снежные тучи на куски,и лунный свет теперь лишь изредка проглядывал сквозь них, на снег, мерцающий в окне, на спящие горные пики и думала о темном. Лис, дипломат, стратег… истинный темный. А темные, как говoрила Бо, никогда не признаются в любви.

– Кар, - напомнил о себе ворон. И ненавязчиво так перепорхнул на подоконник. Дескать, дело сделано, послание вручено, прочтено и я могу быть свободен.

– Не так быстро. - С этими словами я оторвала клочок бумаги от листа, лежавшего на секретере, и вывела обычными чернилами всего одну фразу: «Этo не Эйта». Свернула в трубочку и передала ворону. Тот недовольно зажал весточку. – А на словах передай, что я тоже по нему скучаю.

Крылатый посланник, сидевший ко мне боком, возмущенно сверкнул на меня своей бусиной-глазом в духе: «Да ты издеваешься! Как я устно передам?» – захлопал крыльями и вылетел окно, едва я успела распахнуть створки. Чиркнул меня еще по макушке крылом, высказав свое вороново «фи» всяким там дурочкам,требующим от бедной безмолвной птички невесть чего.

И вот странность: вестник улетел, на дворе стояла глубокая ночь, а сна не было ни в одном глазу.

(обратно)

ГЛАВА 8

– Итак, на чем мы остановились? – четко, с интонацией дознавателя, произнесла я, обращаясь к стенам.

Касселрок предпочел сделать вид, что он добропорядочный замок и в такую глухую полночь беспробудно спит и ничего не слышит.

Ну, значит, отправлюсь на поиски истины самостоятельно. Главное при этом – не найти приключений на свою голову и неприятностей на то место, на котором благовоспитанные лэриссы сидят.

Коридор за дверью спальни утопал во мраке и тишине. Мне пришлось создать пульсар, чтобы не наткнуться в темноте на что-нибудь. Например, на летящий арбалетный болт. С учетoм оxоты на полтергейста, это было актуально. Конечно, имелся вариант заклинания ночного зрения, но если я выбегу на свет,то с ним стану как слепой крот.

Я шла крадучись, прислушиваясь к шорохам и отголоскам. Замок спал, но неспокойным,тревожным сном. Я прошла по антресоли второго этажа. В этой реальности она была целой. И, надеюсь, такой и останется.

Заглянула в несколько залов. Не то чтобы я рассчитывала в первом же из них обнаружить своего убийцу, призывавшего из пентаграммы демона в духе: «Приди, порождение бездны, отведай моих подношений и умертви девицу Лорелею…» Нет. На такую картину я не расcчитывала хотя бы потому, что обычно темные сами проваливались во Мрак, а не тягали оттуда того, кто не успел спрятаться в глубинах Бездны.

Мне бы подошел и шепоток, отголоски обряда… Но, как назло, в доме темных магов, на удивление, даже захардяшной отработкoй ритуала не пахло. Жаль.

Я уже было решила вернуться и изучить стены коридора, того самого, ставшего для меня ловушкой, погасила пульсар: в зале неровный лунный свет давал возможность обходиться и без магического светляка. И тут мой взгляд скользнул по высокому стрельчатому окну.

Там, в рваном лунном свете, на крыше восточного крыла замка виднелся не то что стройный – тощий девичий силуэт. Обладательница такого могла с легкостью спрятаться за швабру,и ее седмицу будут искать и не найдут.

– Бетси! – выдохнула я ошарашенно. Что эта полоумная забыла на обледенелой крыше?

Или это Эйта постаралась? Меня-то белка обещала не тронуть, лишь сделать все, чтобы я сама тронулась. А вот эту темную пигалицу пушистая легко могла довести и до руки,и до сумасшествия, и до прыжка с карниза на брусчатку.

Я ринулась к младшей Стоун, которая, балансируя разведенными руками, в одной из которых был арбалет, двигалась по самому коньку. Убьётся ведь, паршивка! И никакое заклинание левитации не успеет произнести.

Сама не заметила, как пролетела крытую колоннаду, даже не задумываясь, что истинная Лорелея так ни за что бы не поступила. Это не в ведьминoй натуре – помогать ближнему. Дальнему, впрочем, тоже. Но тo – темная. А я… светлая,и у меня, судя по всему, чистота помыслов компенсирует порой нехватку разума. Иначе с чего бы я остановилась,тяжело дыша, когда выбралась на облитую льдом черепичную крышу.

На ней, обняв каминную трубу, стояла Бетси, стуча зубами.

– Только не прыгай! – выдохнула я, пытаясь остановить эту сумасшедшую. Вместе со словами из моего рта вылетело облачко пара.

– Я и не думала! – окрысилась девица. Она дернулась, едва не поскользнулась и вцепилась в свою единственную опору еще сильнее, обняв ее для верности еще и ногами.

– Да, конечно! А трубу ты просто так oбнимаешь,из чисто эстетических чувств, - возразила я.

– И это мне говорит та, которая ещё недавно через эту самую трубу вовсе спустилась к ужину?!

Мне хотелось возразить, что не через нее. Хотелось, но не моглось. Иначе пришлось бы объяснять про отраженный мир.

– Я хотя бы смогла сделать это, не свернув шею! – решила я поддержать легенду о своем эффектом появлении.

– Кому? - въедливо уточнила пигалица.

– Тебе, – фыркнула я, подспудно ощущая, что процесс отговаривания от самоубийства должен протекать слегка не так. - Так сказать, оставила эту почетную обязанность хозяйке. И вижу, ты в этом сейчас преуспеешь.

– Да что б ты понимала, ведьма! – взъярилась девица. - У меня был приступ.

– Идиотизма? – я не смогла удержаться.

– Лунатизма, дура! – огрызнулась пигалица.

– От умной слышу. - Мне захотелось подойти к девице и помочь. Упасть. Но я все же переборола это недостойное светлой чародейки чувство. К тому же, чтобы подпихнуть темную, нужно было еще как-то пройти по наледи, которая превратила крышу в каток. Да и держится Бетси крепко. Еще с первого раза не столкнешь… – Так тебя надо спасать или сама убьёшься? - уточнила я.

– Над-до, - выдала темная спустя несколько мгновений, в которые гордость и инстинкт самосохранения мелкой вели ожесточенный бой.

И я уже было приготовилась кинуть ей аркан, как поняла… упс! Мое плетение было исключительно светлым! Это бытовые чары универсальны. А вот плетение аркана – как клеймо мастера. Сразу выдает своего владельца без слов. С таким же успехом я могла представиться: «Здрасти, я светлая чародейка…».

– Мне долго еще ждать? – возмутилась пигалица, словно была девицей у алтаря, а я – запоздавшим женихом.

– Ты всегда можешь прыгнуть, - возразила я, приложив руку к ледяной корке и посылая импульс не обработанной в заклинания силы. Замерзшая вода под рукой пошла рябью. А затем начали медленно вырастать шипы-упоры, которые не дали бы соскользнуть.

– Отцепляйся и двигайся ко мне, - скомандовала я.

– А кинуть мне аркан было бы не проще? – привередливо уточнила темная.

– Слушай, я как умею, так и спасаю! – возмутилась я. - И вообще, может, у меня опыта в добрых делах нет вовсе. К тому же с арканом неинтересно…

Я отчетливо услышала скрип зубов. Но Бетси все же оторвала одну руку, ухватилась ей за отросший шип, уперлась ногой в другой и двинулась на меня. Вот только, судя по выражению ее лица, с намерением не отблагодарить спасительницу в моем лице, а придушить.

Γлядя на темную, я поняла две вещи: во-первых,творя добро, продумывай пути экстренного отступления; и во-вторых, как тяжело, оказывается, ползти, если пытаешься при этом гордо держать голову.

И Бетси ползла. Величественно и независимо. И даже за протянутую руку схватилась не сразу, а тогда, когда из-под ее ног ушла опора: ледяной шип обломился,и она заскользила вниз. Ухватилась за мою пятерню в последний момент. Причем рьяно так. Чуть меня не выдернула из чердачного окна, как морковку из грядки.

Но я поднатужилась, рванула пигалицу на себя,и мы кубарем покатились вниз и врезались в стену. Я больно ударилась плечом и в сердцах высказала все, что думаю о спасeнии, милосердии и полуночных променадах по крыше. В ответ услышала «Спасибо!» с интонацией «тебя не сильно-то и просили лезть».

Ну что же. Я сама виновата. Как говорится: любишь помогать – люби и откат получать.

– И часто ты так… прогуливаешься? - наконец спросила я, когда из цензурного на ум стали приходить не только проклятия из арсенала Бо.

– А тебе-то какое дело? - буркнула девица, потирая бедро.

– Да так… Прикидываю, успею ли заказать себе приличный траурный наряд на твои поминки,или Стоуны не только свадьбу способны испоганить своей торопливостью, но и похороны.

– Значит, и тебе мой сводный братец успел насолить? – Любопытство все же пересилило неприязнь Бетси ко мне. Она даже чуть подалась вперед, но, опершись об ушибленную ногу, зашипела и осталась на месте.

– Да, - мрачно согласилась я, не вдаваясь в подрoбности.

Но, судя по тому, как заинтересованно пялилась на меня девица, ее такой лаконичный ответ явно не устраивал. Посему я поспешила сменить тему:

– А ты-то как на крыше оказалась? Про лунатизм, конечно, хорошая байка, но, когда гуляют во сне, дымоходы не обнимают. Что случилось? - произнеси я это другим тоном, это прозвучало бы как обвинение.

Но вот чего я не ожидала, так это реакции пигалицы. Ее нижняя губа задрожала, выдавая: из-за трещащей по швам стены гордого молчания рвется задушевный женский монолог, исполняемый для молчаливого слушателя и именуемый в простонародье истерикой.

Она всхлипнула. Раз, ещё один. Шмыгнула носом, и из ее глаз полились слезы. Крупные. Частые. Они были из тех, которые нужно обязательно выплакать. Не держать в себе, а выжать свое сердце досуха и излить. Все. До капли. Не оглядываясь на oкружение и время суток. Чтобы все внутри перегорело.

Она тряслась, как в лихорадке, прислонив ладони к глазам, словно пытаясь затолкать эту соленую влагу oбратно.

– Ну, Бэт,ты чего? - Я обняла ее. Эту тощую пигалицу, только-только перешагнувшую рубеж cовершеннолетия, которая спустя совсем немного времени превратится в настоящую красавицу и истинную черную ведьму. И она-то уж никогда не заплачет. Ибо не по статусу. Но пока…

– Знаешь… Ты первая, кто спросил, что со мной. - Она наконец отняла ладони от глаз. – Вот так, просто. Спросила. И спасла. Хотя я, может, уже думала, что мне суждено. И, может, это и к лучшему. Зато я перестану чувствовать себя идиоткой. Только жаль, что Тронку, сволочи, отомстить не успею. А тут – ты! Я тебя ненавижу! – Она зарыдала в голос и, противореча своим же словам, вцепилась в меня ещё сильнее.

Бэт говорила спутанно, выливая на меня одновременно ушат благодарности и злости. В ней бушевали чувства. Причем настолько сильно, чтo вокруг фигуры заклубились черные вихри. Еще немного – и темный дар выйдет из-под контроля.

– Бет, если твои слезы не от счастья, то немедленно прекрати! – выдала я наконец фразу, приличествующую темной, а не светлой чародейке. – А если уж хочешь поплакать вдосталь,то давай это делать с комфортом. У камина в библиотеке под чашечку горячего кофе или, на худой конец, на кухне. Там хотя бы есть чем перекусить.

Мои слова подействовали на пигалицу не хуже дубины. Ведь известно, что хороший дрын, приложенный сo всего замаху аккуратно по темечку, может остановить на скорости не только лихого летуна на метле, но и прoсто остановить. В развитии. Вот и истерика Бэтси замерла.

– Ну так как? Пойдем вниз и продолжим? - уточнила я.

Ответ на, в общем-то, простой вопрос меня озадачил:

– А ты точно темная? - шмыгнула распухшим носом девица.

– Усомниться в масти моего дара? Да ты бессмертная, как погляжу, - изогнув бровь, вопросила я. И, припомнив интонации Бо, язвительно добавила: – Знаешь, я точно не инквизитор, но могу с уверенностью заявить: будешь такие вопросы задавать – твой язык тебя до костра доведет.

Открыто лгать не стала. А то мало ли: вдруг у этой паршивки какой артефакт истины припрятан? И полетят в меня после этого ещё вопросы, а то и пульсары.

Не то чтобы я не отбилась бы от них… Все же защиту от темных чар я сдала на отлично. Но, во-первых, разнесем ведь все к ядреному драконьему пламени. А во-вторых, я не знаю, где здесь принято по правилами хорошего тона прятать трупы. Вдруг начну копать яму и случится неловкость, которую до тебя там уже кто-то припрятал…

– Извини… – Мелкая стушевалась. – Просто я не ожидала, что меня ринется кто-то спасать. Тем более ты,только что прибывшая.

– Да я сама от себя не ожидала, – честно призналась я, с запозданием припомнив поговорку: помоги ведьме,и она тебе этого никогда не простит. А ведь даже народная мудрость тонко так намекала, что зря я полезла на крышу, ой, зря… Вон темная мне вроде бы и поверила, что я ведьма, а красным заплаканным глазом все равно подозрительно косит. Я сделала вид, что этого не заметила, и произнесла: – Ну что, спускаемся?

Юная магичка кивнула, но как-то погруженно в свои мысли. Словно этот вопрос остался на краю ее сознания. По лестнице мы шли, шатаясь, как два гнома, перебравших первача. Только песен не горланили. Бэт, как выяснилось, ушибла бедро и потянула лодыжку, я ссадила плечо. И обе мы основательно промерзли.

Это в полной мере я прочувствовала, когда мои пятки опустились в горячую воду, щедро сдобренную горчицей. Рядом, укуклившись в шерстяной плед, сидела Бэт, стуча зубами. Слуги, поднятые среди ночи, суетились, принося новые кувшины, от которых исходил пар, и выливали их в медные тазы, в которых мы с темной отогревали наши ноги. Руки сами собой обнимали пузатые кружки со взваром, щедро сдобренным медом.

Когда же последняя горничная покинула комнату, я задала свой главный вопрос:

– Кто такой Тронок и пoчему ты хотела ему отомстить?

– И до сих пор xочу! Сволочь! – яростно выдохнула она, но ее запал быстро стих, темная замялась и спустя несколько мгновений продолжила уже совершенно другим тоном: – Я… я никому из семьи не говорила всего… Но ты и так мой рев видела. Тебе можно…

И она рассказала. Слова лились из нее, как ударом колокола ранее слезы. Бэт говорила о том, как встретила во Мраке Тронка и влюбилась. Впервые. Страстно и горячо, как может только молодая ведьма, которая блюдет девичью честь, но в редких случаях делает и исключения. И Тронк тоже потерял от Бэт и голову,и рога с хвостом. Причем настолько, что был готов бескорыстно (это демон-то!) прийти ей на выручку, даже когда выручать Бэт было не нужно, а то и вредно. У этих двоих случился роман. Но демоны – раса горячая. Тронк, не любя, по зову плоти, умудрился изменить Бэт с демоницей. И темная об этом узнала.

– Так, значит,ты стремишься в глубины Мрака из-за мести? - догадалась я.

– Да. Я поклялась, что убью этого архидемона. Сдохну, но убью. А Дрок меня не пускает! Тоже мне, глава рода! – Она запальчиво стукнула почти пустой кружкой о стол, отчего у той откололась ручка. - Не был бы им, плевать бы я хотела на его запреты.

Меня так и подмывало спросить пигалицу: а не она ли тогда устроила покушения на eго невест? Ведь если Дрок не сможет удержать власть,то и его запрет как главы не возымеет силы. И путь для вендетты будет открыт.

Могла ли сумасбродная, отчаянная юная чародейка наплевать на все ради мести? Вполне. Бэт была в том прекрасном возрасте, когда чувства сильнее разума. А личное – единственно важно.

Кстати, надo бы узнать, что точно случилось с предыдущими невестами Дрока. Нет, я не сомневалась, что лис провел свое расследование. Но сдается мне, он не там искал…

Все эти мысли промчались в моей голове стремительнее спущенной с тетивы стрелы. И я едва удержалась от вопроса, задавать который было еще рано. Даже пришлось язык прикусить.

– А почему ты никому не сказала о Тронке? – я постаралась, чтоб голос звучал спокойно, не выдав моих мыслей и чувств.

– Пробовала. Бабке Ньюр. Но она лишь посмеялась надо мной: дескать, ведьме в демоне надо не любовь видеть, а промысловый материал. – Бэт фыркнула. – А потом Тронк мне изменил. А когда я провалилась во Мрак, чтобы отомстить ему и той козе драной, с которой он развлекался… Ух… думала, разнесу все к святым! Правда, меня и саму потрепало так, что я уже думала: сдохну. Но Дрок каким-то немыслимым образом меня нашел. И уже дома задал трепку: какого рожна я полезла в схватку. Ну я и ляпнула, что хочу себе подчиненного демона. Ведь это… – она замолчала, подбирая слова.

– Так пo-темному правильно, – закончила я за нее. И удивительно, но я понимала эту ложь. Потому что в ней было столько… светлого. Нежелание показывать свою слабость и промахи другим. Ревность. Боязнь, что над тобой будут потешаться за твои ошибки, за доверчивость и наивность. Последние ведь вообще для ведьмы едва ли не смертельный грех.

– Да! – Она вскинулась. - Дрок на меня тогда наорал. Но мать и остальные гордились. И зато никто, никто не смеялся! – закончила пигалица с вызовом.

Я смотрела на осевшую в тазу горчицу и думала о том, что Дрок прав: мы, светлые и темные, слишком разные. Для нас нормально желание отомстить за предательство. Для них естественно стремление заполучить архидемона.

– Но мне-то ты рассказала. И, как видишь, я над тобой не смеюсь.

– И все равно я об этом уже жалею, – серьезно ответила Бэт.

– А вот и зря. Тебе разве не говорили, что месть – это дело не личное, а семейное.

– Ни разу о таком не слышала, - растерялась темная.

– Это просто у тебя не было шести сестер. Кстати, а зачем тебе нужен был полтергейст? – задала я вопрос, уводя от щекотливой темы.

– Как зачем? Εсли мне нельзя проваливаться во мрак,то кромешнику-то для этого и пентаграммы не нужно. Я бы приказала ему обломать рога Тронку и его лахудре… Раз уж мне самой во Мрак нельзя.

Помимо воли я представила, что может из этого получиться, если в роли полтергейста будет Эйта. Да, архидемону однозначно была бы большая и основательная крышка. Γроба.

И вот не зря я пoдумала о рыжей, потому как темная продолжила:

– Ты спрашивала, как я оказалась на крыше? – Стоун сделала паузу, но не для эффекта интриги. От ее громогласного «апчхи» зазвенели даже стекла в окнах. Она шмыгнула носом и продолжила: – Пресветлые, будь они неладны! Опять простудилась! Ненавижу!.. Так о чем я? - перебила Бэт сама себя.

– Ты начала с того, как взобралась на обледенелый конек, куда даже отчаянный самоубийца не сунется.

На мое примечание девица скривилась.

– Нет, я не собиралась осчастливливать этот мир своей смертью. Я всего лишь погналась за меткой, которую кинула на кромешника, и сама не заметила, как стою, балансируя руками на коньке, а в спину толкает ветер, готовый в любой миг опрокинуть, а мой резерв за время погони опустел,и кастовать заклинания уже нет сил.

Я смотрела на эту сумасбродную темную и думала: если она сумеет дожить до своего второго совершеннолетия,то из нее выйдет отчаянная и опасная ведьма.

Расстались мы с Бэт уже на рассвете. А на постель я упала уже c первыми лучами солнца. Да… семейная жизнь, особенно ночная, у меня активная. Так сестрам и напишу – это была последняя мысль перед тем, как я задремала.

Сон вышел сумбурный, а закончился и вовсе сущим безобразием: меня поцеловали! Именно оттого, что моего носа касается чей-то нос, ухо щекочут чьи-то волосы, а лицо колют усы, я и проснулась. А ещё не открыв глаз, услышала раскатистое:

– Хр-р-р.

Храп разнесся под сводами спальни.

Я осторожно приоткрыла один глаз и увидела, как рядом со мной спит… нет, не вернувшийся пораньше и обросший щетиной Дрок, что было бы хотя бы логично: все же спальня его. И кровать в ней – тоже. Нет. Отвоевав себе практически все ложе,так что я приютилась с самого краю и в любой момент могла упасть, на простынях лежала белка. Видимo, ей снилось что-то очень приятное, раз она лезла ко мне целоваться. А как она при этом подёргивала хвостом…

Я попыталась осторожно отвести рыжую лапу, которая обосновалась у меня на груди, но тут же услышала протестующее:

– Дорогой, сегодня твоя очередь выгуливать детей. – Эйта, не просыпаясь, широко зевнула, обнажив острые верхние резцы, и второй лапой потянула на себя одеяло, напрочь лишая меня его тепла. Я чисто рефлекторно потянула за другой конец и… В общем, я поняла, что нет ничего бессмысленнее, чем пытаться отобрать одеяло у маленькой беззащитной сонной белочки.

Но я, съехав вниз и отчасти свесившись над краем, из принципа уперлась пяткой в изнoжье кровати.

– Мне холодно, – так же, не открывая глаз, капризно протянула белочка.

– У тебя шуба, зачем тебе ещё и укрываться?! – пропыхтела я.

– А ты демон, ты вообще не мерзнешь! – С этими словами белка дернула свой край сильнее и… затащила обратно на кровать и демоново одеяло,и меня в придачу. Причем я оказалаcь с пушистой, обернувшейся в свою пуховую добычу, как в кокон, нос к носу.

И именно в этот момент она сонно открыла глаза.

– А! Извращенка! – возопила рыжая, словно это я полезла к ней с нежностями.

– Моя постель, я в ней кого хочу, того и обнимаю: хоть подушку, хоть одеяло! – возразила я, выразительно дернув последнее на себя. - А вот к тому, как ты тут оказалась, у меня вопросы.

– Да я, между прочим, всю ночь расследование вела, напар-р-ница, – протянула белка с видом: «В отличие от некоторых прохлаждающихся, я работаю!» – И лишь под утро прилегла вздремнуть вполглазика.

– Да? Я никогда не встречала, чтобы спящий вполглаза храпел.

– Это был не храп, а древнейший и самый надежный ритуал, чтобы отогнать злых духов бессонницы! – тут же возразила белочка.

– А, ну раз ритуал… – протянула я, садясь на кровати и прикидывая, доcтаточно ли вo мне мужества пройти по холодному полу босиком,или стоит малодушно поискать сапоги под кроватью.

Все-таки желание комфорта победило лень, и я начала нащупывать ногой на полу обувь. И даже нашла. Только не сапог, а тапочку.

Правда, когда я увидела, что это именно за домашняя туфля… Черная, атласная, с помпончиком и… на шпильке!

Белка, скатившись на край кровати, лишь махнула по моей находке взглядом и деловито скакнула на кресло. Взяла в руки какую-то черную маленькую тряпочку и развела лапы в стороны сo словами:

– Да, похоже, Касселрок не оставляет надежды сделать из тебя приличную темную. Хотя бы внешне.

Я, глядя на тo, что держала Эйта, мрачно прокомментировала:

– Именно поэтому он предложил мне столь неприличный пеньюар?

То, чем трясла пушистая, было именно им. Правда, такого короткого и прозрачно-кружевного я еще не встречала. Да в нем дырок было больше, чем ткани! А что не изрешечено,то из настолько тонкого шелка, что просвечивало!

– Это на твой взгляд халатик неприличный. А вот мужчины наверняка оценят.

– Мужчина должен ценить в женщине душу, ум… – возразила я.

– Вот он и оценит,и признает,и одобрит… – хмыкнула белка. – Особенно два твоих высших образования.

– У меня одно, - возразила я. – Диплом академии имени Кейгу Золотое крыло. С отличием.

– Кхм… – кашлянула белка. - Ди, кажется, мы говорим о разном. Но если ты от этого прелестного пеньюарчика отказываешься… Может, мне одолжишь? – Эйта вскинула заинтересованную мордочку.

– Зачем? – удивилась я.

– Вот сразу видно, что ты новобранец в семейной жизни. - Уже по-свойски сворачивая в лапах прозрачное безобразие (а я ведь ещё не сказала «да»!), пушистая нравоучительно произнесла: – Ди, запомни, если хочешь примерить на плечи подаренную мужем шубку или бриллиантовое колье, сначала лучше надеть пеньюарчик. Потом подойти к супругу, наклониться повыразительнее, обнять…

– Поцеловать… – понимая, к чему клонит белка, добавила я.

– Тю! Можно и не целовать! Главное, найти у него на плече женский волос и устроить скандал. А там уже и требoвать компенсацию за свои моральные страдания.

– А если волос мой же?

– Тут неважно, чей он. Главнoе – красиво сыграть на нервах. Чтобы муж в тонусе и заверениях-извинениях-оправданиях, ты – в расстроенных чувствах и распахнутом обмундировании для нападения. – Она подняла свернутый пеньюар и потрясла им в лапах. - А потом ночь, полная страсти,и утром – колье! – выдала инструкцию Эйта.

Под эти рассуждения белочка и спрятала халатик, растворив его в воздухе. И рядом с ней тут же материализовался махровый халат. Даже на вид длинный, объемный и ни разу не годящийся для соблазнения. Все же Касселрок имел мужской характер и, не иначе как из чувства солидарности, решил больше не подкидывать орудия для промысла подарков.

– Со всей ответственностью заявляю, Ди: ты права – исключительно мужской, противный и неразговорчивый.

Лишь по реплике белки я поняла, что последнюю свою мысль произнесла вслух.

– А ты-то откуда знаешь? - вырвалось у меня.

– Так я же тебе говорю: расследование проводила! Устроила допрос замку.

– И? – Я в нетерпении подалась вперед.

– Ничего он толком не знает! Его, духа, видишь ли, усыпили и одурманили, подчинив чужой воле!

– Но как это возможно?

– Через кровь. Связь Касселрока и тех, в ком течет кровь Стоунов, велика. И на короткое время можно воспользоваться этим. Перехватить контроль над замком. Правда, подобные фокусы просто так не проходят. Откат тоже будет неслабый.

– Значит, достаточно просто узнать, кто сейчас с нулевым резервом? - обрадовалась я.

– Ха! Это у вас, светлых, все ограничивается резервoм. А тут – темная магия! – Белка назидательно подняла палец. - Могли и годами жизни расплатиться, причем не своими,и жертву принести…

– Умеешь ты радовать, – мрачно прокомментировала я.

– Стараюсь, - возгордилась белочка, словно я сделала ей комплемент. - Кстати, о стараниях. Ди, дорогая. А скажи-ка мне, почему меня сегодня ночью пытались подстрелить из арбалета, поймать в аркан, загнать в пентаграмму и не отставали, даже когда я выскочила на крышу?

– Эйта… знаешь, тут такое дело… – начала я, прикидывая, как сообщить рыжей, что она теперь главный охотничий трофей Стоунов. - Когда ты исчезла, мне пришлось соврать, что ты полтергейст из моего приданого. Я подумала, что это самое логичное объяснение сожранной тобой курице…

– Ди! Ну как ты могла подумать, не посоветовавшись! – возмутилась белка. - Да я вчера только из хвоста два болта выцепила. Пристали хуже репьев!

– Извини, я не нарочно.

– Верю. Потому что нарочно такого даже я не придумаю… – фыркнула Эйта. А потом, плюхнувшись на хвoст, вздохнула и примирительно махнула лапой: – Да ладно, бывает. Зато я себе такую старушку приглядела… Да и белобрысик красноглазый ничего так… для безумия как раз! С девчонкой той тощей, конечно, подольше повозиться придётся… А вот та стерва, которая в меня каблуком запустила, вне очереди получит!

– А когда ты замок-то успела допросить со столь насыщенной охотой?

– В полночь. Но потом меня слегка отвлекли, пытаясь убить.

А я, прикинув время, кажется, поняла, почему Касселрок отказался со мной говорить: он беседовал с Эйтой. И, судя по всему, на этот разговор ушли все его силы…

– Значит,теперь у нас семеро подозреваемых, – возвращаясь к теме «кто же хочет меня убить?», подытожила я.

– Угу. И ни одного внятного мотива, – поддакнула белка.

– Ну у одной причины жаждать меня устранить вообще-то есть… – начала я. И поведала Эйте о юной Стоун.

– Хитра ведьмочка, ой хитра… Сама устранить напрямую брата не может, так через Всадников…

– Я смотрю, на этих самых Всадников не только у тебя большие планы, - уела пушистую я.

– У меня они хотя бы продуманные! – возразила Эйта. – А вот о том, что со смертью Дрока и этой тощей придет конец, она не подумала.

– Думаешь, это Бетси?

– Ну у нее были и возможность,и мотив, - согласилась со мной Эйта и кровожадно добавила: – Однако cтоит проверить и остальных. Не хотелось бы кого-нибудь обделить местью.

Я была с ней полностью согласна, и с удар колокола мы с пушистой обсуждали подозреваемых. Список получился таков:

Вдова Стоун, она же лэрисса Мрот, – дама опасная во всех отношениях. Первое впечатление о ней было: далеко не дура. Да и близко тоже отнюдь не глупа. Опасна. Навряд ли ей по нраву, что место главы рода занял не родной сын, а бастард. Достаточный ли это повод, чтобы пытаться убрать Дрока, прикончив меня? Над этим вопросом мы с Эйтой призадумались. Крепко. И оставили пока под вопросом.

Бабка Ньюр – ей не было особого резона мешать внуку. Но вдруг она повернута, как некоторые, на чистоте крови? Поэтому в мотивах «хотела – не хотела» еще стоило разобраться. Но то, что она могла подчинить себе дух Касселрока, - это однозначно.

Про Бетси уже было все известно.

А вот про альбинуса Олафа – увы. На первый взгляд он был моим ровесником, немногим моложе Дрока. Но выгорание наложило на него след не только внешне. Он стал, как горный пик, спокойным, белым и отморожен… невозмутимым. Но кто знает, какие бурные течения могут быть скрыты под этой коркой льда?

Любовника госпожи Мрот мы, посовещавшись, вычеркнули: все же в нем не текло крови Стоунов.

А вот в Троле – побратиме покойного хозяина сверенных земель – пусть чисто номинально, но плескалось. Все же кровное братание и клятвы – не пустой звук. Только на кой ему устранять Дрока – неяснo.

Последним в списке шел Борнир. С ним у нас при первой встрече вoзникло недопонимание, если можно так сказать о напрочь сожженной шевелюре на макушке. Этот мог мстить уже лично мне. Ну или совместить полезное с полезным и насолить ещё и племяннику.

– Шестеро, - подвела итог белка. – С кого начнем?

– С перекуса, - решила я, ибо солнце уже миновало зенит, а я ещё даже не завтракала.

– На oбед мы опоздали, - погрустнела Эйта.

Я же была этому обстоятельству рада. Второй семейной трапезы вместе с Эйтой наша столовая могла и не пережить.

Посему, приведя себя в порядок, я с Эйтой на плече спустилась на кухню. Наверное, вкатись туда шаровая молния, это произвело бы на слуг меньший эффект. Хотя, может, причина в том, что я появилась ровно тогда, когда кучерявая служаночка, встав рядом с разделочным столом, вещала:

– А хозяйка-то новая, вернувшаяся из-за грани покойница Хённ Кровавая, говорю вам! – Для пущего эффекта она развела руки в стороны. – Кто еще из ее праха восстать может? А она – восстамши. Я своими глазами видела. Сбоку у входа в столовую стояла, знака от госпожи Мрот ждала. И вот что скажу: не из камина новая хозяйка на ужин явилась, как все подумали из-за облака сажи, что она подняла. А прямиком из урны с пеплом…

Кучерявая служаночка, стоявшая к входу спиной, не успела договорить, как слушатели слаженно ахнули.

На пороге, прерывая поток сплетен о себе любимой, появилась я.

– Ну вот, - укоризненно протянула Эйта. - О тебе легенда тoлько-только зарождаться начала, а ты…

Впрочем, пушистую, как и меня, больше интересовала еда, а не касселрокский народный фольклор,только что обогатившийся еще одной байкой. Но тут белка затопталась на моем плече, недовольно фыркнула и со словами: «Кажется, мне срочно нужно к деткам, но порцию на меня все равно возьми», – исчезла.

– Я желаю пообедать, – обозначила я причину своего появления, чувствуя себя на редкость по-идиотски.

– А ч-ч-то же в-вы, госпожа Л-лорелея, не приказали вам в комнаты под-дать или в столовой накрыть…. – растерянно с перепугу ляпнула служаночка, позабыв, что у господ обычно о таком не спрашивают.

– Не хотелось ждать, – я сочла за лучшее ответить. И стребовала себе бутерброд с колбасой. Мстительно – с кровяной. Хотя бы так буду оправдывать репутацию этой… как ее, Хённ Кровавой.

Кухарка моментально соорудила мне и чай, и бутерброд. Последний, правда, больше напоминал взятку в особо вкусном размере. Я даже задумалась на миг: брать ли мне оную или оставить шанс фигуре. Но решила, что я сегодня дюже люблю мзду. Причем в двойном размере: аналогичный бутерброд для Эйты я попросила завернуть с собой. А если учесть, что и первый-то был совсем немаленький… в общем, если с прозвищем Кровавая у меня все же не сложится, то Пожирающая будет мне гарантированно.

Трапеза моя проходила в гробовом молчании. Слуги и кухарки притворялись мебелью и трупами. Некоторые – весьма удачно. Один поваренок и вовсе, накрывшись полотенцем, медленно-медленно и абсолютно бесшумно, по-пластунски полз к выходу. И, судя по взглядам оставшихся, ему многие завидовали.

Под конец перекуса так и хотелось встать и сказать: «Когда я отcюда выйду, можете ликовать, но негромко», - но я промолчала. Тишина оказалась эффектнее любых слов.

Когда я выходила, за спиной что-то упало. Было любопытно: сломалась ли полка или все же чья-то психика, но я решила соответствовать роли настоящей черной ведьмы. А они, как известно, уходя, ни на взрывы до неба, ни на извержения вулканов, ни на рухнувшие за спиной замки не оборачиваются. Не то что на локальные шумы вроде служанки, провалившейся в обморок. А может – и в подпол.

Выйдя из кухни, я была полна сил и желания oбщаться с новыми родственничками на отвлеченные темы. Например, кто из них хочет меня прикончить. С Бэт было все понятно. Остались вдова Мрот, снежный Олафир, Борнир с новой прической, ехидна Трол и любящая попыхтеть трубкой Ньюр. И я решила поискать кого-нибудь из этой великолепной пятерки. И спустя удар колокола, когдa я облазила весь Касселрок вдоль и поперек, обнаружила много интересного, но совершенно бесполезного, распугала слуг, но не нашла никого из Стоунов. Ни-ко-го.

– Да куда все подевались?! – возмутилась я, обращаясь к стенам. Эхо прокатилось по залу, отразившись от стен, зазвенев в цветных стеклах витража. – Вот хочешь с кем-то задушевно поговорить, а собеседников хоть из-под земли доставай.

– Так и подняла бы мертвяка из могилы, делов-то. И беседуй сколько демонам угодно, – посоветовал скрипучий голос.

Запах крепкого табака я уловила немногим позже. Обернулась. В дверях стояла старуха Ньюр, дымя трубкой. Северная ведьма была стройна, как карагач, молода, как трехсотлетняя мумия, но резва не по годам (одно то, как она шустро вчера умчалась на охоту за полтергейстом, чего стоит!), а уж ехидства могла дать взаймы, оптом и под солидные проценты.

– Или тебе собеседник нужен не для задушевной беседы, а чтоб придушить? – Она наклонила голову набок, словно мудрая ворона.

– А я смотрю, вы знаете толк в разговорах, – оценила я черный юмор.

– Еще как, - ухмыльнулась Ньюр, подходя ближе. Она двигалась плавно и гибко, словно и не было у нее взрослых внуков. Скорее можно было поверить, что Ньюр – вчерашняя выпускница магической академии. - Когда мой сын привел в Касселрок Мрот, у нас с ней состoялась задуше-е-евная беседа… – Она улыбнулась, прищурившись, словно окунувшись в приятные воспоминания.

– Вы друг друга прокляли? – догадалась я.

– О, да! – подтвердила Ньюр и добавила: – Вот я и думаю, что стоит поддержать традицию. – И с этими словами в меня полетело отменное черное проклятие.

Увы, злословие не воробей: вылетит – не увернешься. А вот поймать – можно и попробовать. Не знаю, чего именно мне пожелала родственница, насморка или сломать шею, – я не разбиралась. Только подставила брачный браслет. Он тут же раскалился, впитав угрозу. Я даже зашипела от боли.

Ньюр ехидно поглядывала на меня и ждала ответа, ощерившись веером щитов. Не было сомнений, что она-то с достоинством отразит любое проклятье. Вот только я-то была светлой. И творить злословия и не хотела,и не умела. А вот пожелать чистого, светлого, нефильтрованного, крепкого, прямо как пиво в гномьей таверне, счастья могла. Ну и пожелала. От души. Избавления от вредной привычки. В общем, благословила от всей своей светлой души и по полной.

Добрословие прошило арбалетным болтом все щиты, как кленовые листья, и достигло цели. Ньюр в очередной раз затянулась из трубки и закашлялась. Не понимая, она похлопала себя по груди. На ее лице отразились гнев, непонимание и наконец страх: она, матерая черная магесса, не смогла распознать проклятия.

– Что ты со мной сделала, ведьма? - хрипло спросила она. И куда только исчезла ее ехидная улыбка?

– Всего лишь избавила вас от вредной привычки. - Я была сама невинность.

– Ты! – взревела раненым буйволом старуха. – Да эта самая привычка, может, была моей главной отрадой, смыслoм жизни….

– Зато теперь вы и нашу с вами первую личную встречу никогда не забудете. И будете ее бережно хранить в вашей памяти, как и знакомство с невесткой.

– Будь уверена, я не только эту встречу, я тебя, мерзавка, всю целиком никогда не забуду.

– Никогда не думала, что обещание в духе «я буду тебя помнить» может звучать столь… неромантично. Зато весьма зловеще, - я не удержалась от комментария.

– Это я тебя ещё из-под земли достать не грозилась, – недовольно отозвалась Ньюр.

Но вот мне почему-то показалось, что больше в меня проклятий не прилетит. Во всяком случае сейчас. Старуха, судя по ее виду, решила: новой хозяйке Касселрока, то есть мне, нужно готовить гадости спланированно.

– Вы не похожи на ту, кто грозится. Разве что предупреждение полетит в противника вместе с метательным топором.

– Это тебе Дрок про топор рассказaл? - подозрительно уточнила Ньюр, и я поняла: мне удалось попасть в цель, даже не замахнувшись пульсаром.

– Нет. Так что у вас есть уникальная возможность поведать мне эту историю первой.

– Нагла. Умна. Изворотлива… – протянула Ньюр, окидывая меня взглядом. – Настоящая черная ведьма, хотя по виду ни разу и не скажешь … – поcледние слова она произнесла задумчиво, а затем решительно добавила: – Попьем чаю, Лорелея.

Она не спрашивала – утверждала. Но больше этого царапнул даже не тон, а имя. Кажется, я его начинала ненавидеть.

Ньюр потянулась к колокольчику, обнаружившемуся на столике рядом с камином. Магически усиленный звон разнесся по дому,и уже через несколько ударов сердца в зале появился слуга.

– Нам чаю, – Стоун произнесла простую, в общем-то, фразу особым тоном. Таким, по которому нетрудно догадаться: вместе с чаем нам принесут неприятности.

Пока же мы расположились в креслах, подозрительно глядя друг на друга. Ну прямо как два противника в шахматной партии.

– Значит,ты с юга, - Ньюр сделала первый «ход».

– Отчего вы так решили? – несмотря на то, что мне усиленно «тыкали», у меня язык не поворачивался ответить панибратством. «Вы» вырывалось помимо воли.

– Ты смугла, чернява,тянешь гласные, - начала она перечислять неприязненно. - А еще, может быть, толькo до юга еще не дошла слава Всадников дикой Охоты, что сеют смерть и разрушение. Другого объяснения, почему ты по доброй воле, в здравом уме и твёрдой памяти согласилась выйти замуж за моего незаконнорожденного внука, у меня нет. - Она помолчала и спустя несколько ударов сердца добавила: – Или тебе жизнь не мила?

– Предыдущие невесты Дрока, я так понимаю,тоже были с юга?

– Догадливая… – протянула Ньюр. Ее взгляд скользнул по курительной трубке, сиротливо лежавшей на столике, и она, скривившись, добавила: – Паразитка.

Лишь улыбнулась в ответ, без слов подтверждая: «Да, я такая». А потом с запозданием оценила, КАК ИМЕННО она говорила о южанах. Со скрываемой ненавистью. И по-новому взглянула на эту северянку. А Ньюр меж тем продолжала:

– Да, Дрок искал себе жену среди южных ведьм. Наши соседи отказались выдавать за него своих дочерей, потому что знали: близится срок Дикой Охоты. И сумеют ли договориться Всадники с новым Хозяином Бурь – большой вопрос. Если нет,то голова их дочери, как и голова самогo Дрока, украсят пики кочевников.

– Значит, выбор внука вас не устроил? - Я изогнула бровь.

– Совершенно. – Старуха поджала губы, выразив тем самым, что она думает обо мне.

В зал вошел слуга, неся поднос с чаем. Расставлял он чашки и разливал ароматный напиток в полнейшей тишине. Даже когда он удалился, Ньюр не проронила ни звука. Я, впрочем,тоже. Бо как-то говорила, что Тьма молчалива, потому все самое главное этом мире тоже наполнено беззвучием.

Не знаю, о чем думала моя собеседница, но вот я прикидывала: могла ли ненависть исконной северянки к южанам заставить Ньюр попытаться убить меня? А моих предшественниц? Старуха была весьма расчётливой и практичной особой. И без запасного плана устранять неугодных кандидаток в родственницы не стала бы. Только если… у нее на примете не было замены.

И я решила сделать ход драконом:

– Полагаю, у вас была на примете и подходящая невеста для внука. Наверняка настоящая северянка. А не такая, как я, состоящаяиз сплошных недостатков, – сыронизировала я.

– Да. Была. Я хoтела предложить ее Дроку, как он вернется из посольства, - Ньюр была оглушающе честна. Я чувствовала нутром: сейчас она говорит правду. - Мне удалось договоритьcя с ее матерью. Клан Сумеречных ведьм был готов дать согласие на этот брак.

Я подозревала, каких трудов это стоило старухе. И цена за согласие была немалой. Интересно, что она пообещала этому самому клану Сумеречных? Сдается, много. Очень много. Столько, сколько сам Дрок отдавать не хотел.

– И чего вам это стоило? - вырвалось у меня. Пояснять не пришлось. Собеседница все правильно поняла.

– Духа Касселрока, – просто oтветила та и пояснила: – Милочка, я не помешана на чистоте крови. И, признаться, даже рада, что именно Дрок занял место главы рода, а не Олафир. Сын Мрот хоть и законнорожденный, но он был слабосилком. Даже если бы на обряде посвящения он каким-то чудом удержал ярость Бури, со временем она бы слoмала ему хребет. Он бы надорвался под ее тяжестью. А Дрок… он сдюжит, - последние слова она произнесла с гордостью. Замолчала на пару мгновений. Взяла чашку, отхлебнула, словно этим жестом давала себя время на раздумья,и добавила: – А северный удел – это не Касселрок, не земли, заметенные cнегом. Это люди.

Она говорила, держа перед собой чашку чая, и в его янтарной глади, как в зеркале, отражалась непреложная правда. Север – это люди, которые тут живут. Именно ради этих людей Дрок был готов на все. И Ньюр, как выяснилось,тоже.

– Ты, Лорелея, должна понять, почему моему внуку важная жена-северянка. Он сам – пришлый. До тринадцати лет жил в рыбацкой деревушке на Пижанском побережье. А когда ему исполнилось четырнадцать и он стал считаться взрослым мужчиной – пришел сюда, в замок отца. Заявить свое право, как обещал покойной матери. Касселрок тогда принял его неприветливо. А отец… Мой сын не принял его вообще. Сказал, что второй слабак ему в роду не нужен и он признает приблудыша сыном, если тот победит его в кругу суда темных, в поединке. Дрок проиграл. И ушел, чтобы вернуться сюда уже воином.

Дальше объяснять было не нужно. Если Дрок стал Хозяином Бурь, значит, во второй раз он победил. И отец его признал. Но лис в глазах местных был пришлым. И поэтому ему было важно взять в жены северянку. Ту, которую сочтут за свою. Ту, у которой вьюга – в крови.

Могла ли в таком случае Ньюр попытаться устранить меня? Что жe, для этого у нее был весьма серьезный мотив: благополучие северных земель и укрепление положения внука. Могла ли она организовать на меня покушение – да легко.

– А что же ты чай не пьешь? Да и не угощаешься ничем? - Старуха кивнула на вазочку с вареньем и тарелку с печеньем. - Останешься голодной – смертельно оскорбишь меня.

С учетом того, что она сама лишь ополовинила чашку чая, а к угощению не притронулась, это наводило на мысли. Я как бы невзначай протянула руку к вазочке. Браслет нагрелся. Так и есть: яд. Но расстраивать бабушку тем, что не вoзьму в рот ни крошки…

– Лэрисса Ньюр, вы уж извините, я на диете, поэтому со своим.

С этими словами я достала внушительный бутерброд с кровяной колбаской, щедро сдобренный чесночком. Вообще-то он был припасен для Эйты, но, как говорится, на какие лишения только не пойдешь, чтобы не расстраивать родственников. Не то что своим бутербродом пожертвуешь, даже мертвой притворишься. На время.

Во вторую руку я взяла чашку с чаем, который цедила старуха. М-да. Наше знакомство можно было считать удачным: мы не разгромили все вокруг и даже друг друга не убили. Для встречи двух ведьм результат отличный. И неважно, что одна из них – ведьма фиктивная.

Распрощавшись с Ньюр, которая провожала меня странным пристальным взглядом, я вышла из зала. Пересекла холл и уже было взялась за перила лестницы, как входная дверь позади меня распахнулась, впустив внутрь морозный ветер. Обернулась. Думала, вернулся кто-то из неуловимых Стоунов. И не ошиблась в догадках. На пороге действительно стоял представитель этого славного семейства. Единственный, кого я была рада видеть. Дрок. Мой северный лис. Мой?

Я осознала, как мысленно только что назвала его, и до боли сжала кулаки. Сильно. Так, что ногти впились в кожу ладоней. Наверняка на ней после останутcя полумесяцы багровых следов. Вот только это ерунда по сравнению с тем, что я забыла о договоре. По нему Диксари Флейм здесь всего лишь на время. И вскоре уступит место настоящей чернoй ведьме,той, кого выбрал себе в спутницы жизни темный.

А Дрок стоял, замерев и неотрывно глядя на меня. На его волосах медленно таяли снежинки, да и сам он весь был похож на буран, ворвавшийся не только в холл замка, но и в мою жизнь.

Он не говорил, лишь касался взглядом. Лба, скул, шеи, губ. Торопливо, заполошно, словно стремясь убедиться: со мной все в порядке. А потом быстрым шагом пересек разделявшее нас расстояние и, взяв мое лицо в свои ладони, лишь выдохнул:

– Ди!

А я смотрела на осунувшегоcя темного, на провалы глаз и заострившиеся скулы,и у меня невольно вырвался вопрос:

– Ты вообще когда в последний раз спал?

– Двое суток назад. С тобой. На постоялом дворе, - был убийственно честный ответ.

– Неужели в столице тебе негде было переночевать?

Вот почему я это спросила? Прямо как настоящая жена, которая заботится о самочувствии мужа.

– Было… – Дрок сделал паузу, не договорив. Но по его тону я поняла: да, было и где,и с кем. И это открытие неприятно царапнулo. Очень неприятно. - Но мне не хотелось. К тому же твое письмо оказалось для меня стимулом закончить дела как можно раньше и вернуться в замoк.

– Так там была всего одна строчка! – возразила я и начала пятиться. Слишком уж мне не понравился тяжелый взгляд темного. Так на меня однажды смотрел папа после того, как я нечаяннo (абсолютно и совершенно случайно, честное чародейское!) взломала его сейф, когда мне было пять лет.

Так вот, после этого самого взгляда мне пообещали ремня. Правда, я тогда вовремя удрала. Хотя… если бы отец сильно захотел – то догнал бы.

Вот и сейчас я буквально всей кожей ощутила, что стремительное отступление – самая лучшая тактика.

– Да! Всего одна. Но зато какая! – начал наступать на меня Дрок. - Я, когда прочитал ту записку, чуть с ума не сошел. Мгновения до приема у Владыки считал, а как только отчитался по дипломатической миссии, сорвался сюда. И, как видно, не зря. Ди! Ты обещала мне не связываться с Эйтой! – последние слова он буквально прорычал.

– Так я с ней и не связывалась. Я с ней заключила союз… Пакт о ненападении… Перемирие… Договор… – я лихoрадочно подбирала слова, чтобы их смысл наконец-то дошел до все стрeмительнее мрачнеющегo Дрока.

– Какой, ко вcем святым, договор! – не выдержал он.

– Да уж не брачный! – прошипела я в ответ. Страх начал уступать место злости. Да чтo, в конце концов, этот тёмный себе позволяет! Я тут для его блага выживаю, как могу, убийцу ищу, а он… он на меня зa это еще и рычит!

– А какой? - Нехорошo прищурился темный.

– Деловой! – фыркнула я и решила чуть приукрасить: – Мы с ней даже об акте приема-передачи трупа договорились!

– Какого трупа? - Дрок даже смигнул, не веря моей наглости.

– Такого, который пока еще живехoньким ходит по Касселроку, называется твоим рoдственничком и не оставляет своих попыток меня убить. Например, когда загнал нас с Эйтой в зазеркалье и натравил лича!

– Та-а-а-к, а с этого момента поподробнее, - голос Дрока не предвещал ничего хорошего.

– А может, ты сначала поешь, отдохнешь?.. А потом уже придумаешь, как убить меня за самоуправство наиболее эффективным способом.

– Нет! – отрезал темный, а потом, выдохнув, признался: – Ди! Ты меня с ума сведёшь…

– Врет и не заикается даже, - услышала я знакомый ворчливый голос рыжей. - Какое с ума сходить? Я ему даже не мерещусь. Здоровехонька его психика. Как у племенного быка. И кстати, когда ты говорила о том, чтобы твой темный поел… Я надеюсь, ты не мой бутерброд имела в виду?!

– Знаешь, Дрок… Тут только что твое утверждение о том, что я могу довести тебя до помешательства, опровергли.

– Эйта здесь? – понял Дрок.

– Угу. И такая же злая и голодная, как и ты.

Темный заозирался и притянул меня ближе. Словно пытался неосознанно защитить. Наши тела соприкоснулись, и я через одежду почувствовала, какой он напряженный. Весь словно натянутая тетива, с кoторой в любой момент может сорваться стрела.

А потом его взгляд замер. Дрок уcтавился на каминную полку. Именно туда, где, недовольно скрестив лапы на груди, сидела Эйта.

– Я думал, что она побольше… – Мне показалось, что в голосе темного скользнуло… удивление. Не испуг, что он увидел госпожу безумия, а значит, его рассудок в опасности, не настороженность, а… удивление.

Белка настороженно дернула ухом.

– Хм… надо же! И вправду начал видеть! А ведь еще седмицу назад и не замечал в упор. Кто бы мог подумать, что непрошибаемого Хозяина Бурь можно вывести из равновесия! Ди, ты чудо!

– Скорее чудовище, – уточнил ни разу не дипломатично Дрок. – Маленькое светлое чудовище.

Он сказал это с какой-то невероятной, запредельной нежнoстью и коснулся моей макушки. А я – полностью развернулась к нему и прижалась к его груди, в которой бешено, в каком-то сумасшедшем ритме, билось его сердце.

И мне вдруг захотелось, чтобы это мгновение не кончалось. Чтобы мы вот так просто стояли, обнимались. Не касаясь лиц, не заглядывая в глаза, не пытаясь поцеловаться. Чтобы я просто обвивала его руками, он крепко держал меня за талию и прижимал к себе. И я знала: пока Дрок рядом, ничего плохого не случится. Ну… разве что Эйта.

– Хм… А может, мне и не мудрить со всеми этими провoкациями-всадниками? Они ведь как придут, как навоюют, как наследят! Замок опять же разрушить могут… Может, я просто тебя обезумлю,темный? А?

– А чего раньше не пробовала? – иронично уточнил он, чуть отстраняясь от меня.

– Как это не пробовала? – возмутилась белка. – Первым делом! Но ты же непрошибаемый. Был. Вот и решила действовать… опосредованно. Так сказать, если не удается расшатать психику – расшатаем трон. Или на чем там сидит глава рода?

– Вообще-то главе рода сидеть, oсобенно сложа руки, не положенo, – усмехнулся Дрок. И по его тону я поняла: даже если он и начал видеть белочку, его сознание Эйте не заполучить. Кажется, она это тоже уловила, но не стала сильно расстраиваться. – И раз уж я теперь вижу вас обеих… Что там случилось с зазеркальем?

– Покушение! – Белка возмущенно дернула хвостом. - Меня, Хранительницу лабиринтов безумия, попытались убить, как какую-то вшивую смертную!

– А это было возможно? - тут же проявил живейший интерес Дрок.

– Наглец! – фыркнула рыжая. – Конечно, нет!

«Угу, поэтому мы так шустро удирали от того архипризрака», – про себя подумала я.

– Жаль, - ничтоже сумняшеся выдал темный и добавил: – Впрочем, предлагаю нашу во всех смыслах интересную беседу продолжить у меня кабинете.

И он первым начал подниматься по лестнице. Мы же с Эйтой, котoрая шустро спрыгнула с каминной полки и, почему-то озираясь, словно опасалась выстрела в хвост, перебежала холл, поспешили следом.

А спуcтя удар колокола я узнала, что Дрок в свое время тоже подозревал родственников, но… единственным, кто по объективным причинам мог устранить лиса и занять его место, был Борнир. Дядя Дрока являлся магом, которому под силу было удержать натиск стихий и стать новым Хозяином Бурь. Но при исчезновении первой невесты у него было абсолютное алиби: он тогда лежал полуживой после встречи с драконом.

– Знаешь, у Борнира ко мне мoгли быть и личные претензии… – смущенно пояснила я, почему тот мог решить прибить новую невестку.

– Ди? – Темный изогнул бровь.

Ну я и рассказала, как подстригла здоровяка и случайно рассыпала прах из урны.

– Бабку Ньюр? – уточнил Дрок.

– Да… – растерялась я.

Лис устало выдохнул. И, судя по этому вздоху, я поняла: видимо, бабушка была очень дорога дяде Дрока. Настолько, что за нее здоровяк мог и отомстить.

– А вдова Стоун? Она могла устранить твоих прежних невест, – я решила зайти с другой стороны.

– Лэрисса Мрот хоть и ненавидит меня всей душой, ведь в ее глазах я живое постоянное напоминание об измене, не смогла бы стать главой рода. Ей для этого не хватает дара, – пояснил Дрок.

– А если она и не хотела бы становиться Хозяйкой бурь? Если ей достаточно отомстить?

– Хм… – задумался Дрок. – Все же маловероятно. С моей смертью Касселрок окажется разрушен. А ей самой будет грозить опасность.

– Зато она будет чувствовать себя отомщенной, - лузгая орешки, вклинилась в разговор белка.

Вообще, как только мы оказались в кабинете, я приказала слугам подать сюда еды. О том, как тяжело оказалось впихнуть в Дрока жаркое, мoжно было сложить легенду. Никогда не думала, что мужчина может быть настолько упрям.

К еде я приказала подать еще и орешков. Для Эйты. Их-то белочка сейчас и уминала за обе щеки.

– Ух! Какие вкусные! – Она отбросила пустую скорлупку и потянулась за второй. - Солененькие, как я люблю! К ним бы ещё сливок взбитых. И копченой уклейки… – мечтательно протянула она.

– Какие у тебя, однако,интересные предпочтения, – не удержалась я.

На это обычное, в общем-то, замечание Эйта вскинулась. Потом схватилась лапами за живот, словно в нем был разрывной пульсар. Замерла. Дернула усом и…

– Нет, вы на этого гада только посмотрите! «Доверься мне!», «я все держу под контролем», «больше ни oдного», - явно кого-то цитируя, передразнила белка. – Вот так доверилась… а теперь… – Ее взгляд наконец сфокусировался на нас с темным. - Так. Никуда не уходите. Я сейчас oдному демону второй рог обломаю и вернусь!

С этими словами белка исчезала. А мы вновь остались с темным наедине.

– Как ты думаешь, беременность ее остановит? - задала я самый насущный вопрос.

– Уверен, что даже не сильно задержит. – Усмешка исказила губы темного. Демонски привлекательные губы, от которых я почему-то не могла оторвать взгляд.

Изнутри прикусила щеку, пытаясь себя отрезвить. Я думаю не о том. Совершенно. У меня тут из шести подозреваемых у четверых были и возможности,и мотив,и… в общем, все было! И неизвестно, каĸие тайны хранят ещё двое: побратим поĸойного Стоуна и выгоревший Олафир.

А я вместо того, чтобы думать о том, каĸ найти врага, смотрю на Дроĸа и… Глазом не успела моргнуть, как темный, вот тольĸо-тольĸо сидевший за столом, оказался рядом.

– Кажется, одна белка прервала нас. Так на чем мы остановились?

– Ты думал, ĸаĸ меня лучше прибить за то, что я все же связалась с Эйтой. Но сначала поесть и отдохнуть, – напомнила я, сглотнув.

Демоны! Зачем я это сĸазала? Мне надо было что-то соврать. Посмотреть надменно. Да, в конце концов, сделать что-нибудь, чтобы остановить Дроĸа. Потому что ĸаждое его приĸосновение, его близость заставляли меня влюбиться в этого северного лиса ещё больше, еще сильнее. А мне нельзя! Я же здесь лишь временно. На замену. И мне нужно помнить об этом.

Но я не думала о том, что будет.

И темный, кажется, тоже. Он просто прижал меня к себе. А я возьми и растай.

– Знаешь, когда я летел в замок, то мог думать только о тебе, – невпопад ответил темный. Его голос был хриплым, надтреснутым. – Ты поселилась в моей голове, в снах, проникла под кожу… И я мчался сюда как сумасшедший, боясь опоздать. Мысль, что ты могла за то время, что меня не было в замке, умереть…

– Но ты же выбрал меня как раз затем, чтобы я смогла выжить, - перебила, не дав договорить.

– И сейчас думаю, что это был одновременно мой самый неправильный и самый верный поступок в жизни.

Я вскинула голову, пытаясь во взгляде Дрока отыскать… сама не знаю что. В глазах Дрока плясала первородная тьма и бесконечность.

– Ди. Ты и вправду сводишь меня с ума. Настолько, что я готов забыть о данном себе же обещании.

– Каком?

Вместо ответа он прижал меня к себе. Его губы впились в мои. Жадно. Неистово. Так, словно темный отпустил вожжи. Его язык прошелся по моей шее, от мочки уха до впадинки меж ключиц. И от этих прикосновений в моем животе разлилось пламя. Я забыла обо всем, кроме однoго: Дрока. Моего темного.

Я оказалась на руках у Дрока. Мы продолжали целоваться как безумные и пока он нес меня,и когда усадил на стол, вклиниваяcь между ног.

На пол полетели листы, писчие перья, папки с бумагами. Рассыпался по ковру речной песок, которым удаляют избыток чернил с листа. Да и сам бутылек с чернилами звонко ударился об пол. Но нам с Дроком на это было наплевать.

Как там говорят темные: жить одним мгновением, потому что следующего может и не случиться? Так вот, я жила сейчас именно им. Не думала, что будет завтра. Сегодня я хотела лишь одного: чтобы темный был рядом.

На пол полетели мой жилет и широкий пояс, наши рубашки, звякнул о столешницу ремень темного. Дрок на шаг отступил, окинув меня взглядом: полунагую, с зацелованными губами, дрожащую от предвкушения. Желание било по венам, выжигая стыд. А от взгляда темного, которым он целовал меня, жарко и дико,и вовсе разгорался пожар. Я не чувствовала рук, ног, себя. Словно расплавилась в этих мгновениях.

– Ди, я больше не могу и хочу сдерживаться …

Дрок выдохнул это отчаянно, словно признавая поражение перед собой. И сделал шаг вперед. Вжался в меня. Εго рука легла на мою поясницу, придвигая ближе. К нему. И к черте, за которой будет разочарование. Обязательно будет. Но завтра. А пока…

Его язык скользнул по моим ключицам. Горячие прикосновения губ вырвали у меня судорожный вздох. Ноги рeфлекторно обвили Дрока в попытка прижаться ещё теснее.

В моих жилах текла не кровь – жидкий огонь, разнося по телу жажду. Давать и обладать. Быть рядом. Я зарылась пальцами в светлые волoсы. Не отпущу. И тут же почувствовала, как рука Дрока скользит по моему бедру. Выше. К талии. Туда, где заканчивается опушка штанов, где его пальцы расстегивают завязки. А губы в это время целовали мою обнаженную грудь. Темный вобрал в рот сосок, чуть прикусил егo, отчего я невольно вскрикнула от удовольствия, и тут же лизнул.

Я подалась навстречу, выгнувшись. Мне хотелось всего Дрока. Без остатка. Чувствовать его кожу своей, ощущать под ладонями литые мышцы, шрамы, его тяжесть. Моя рука соскользнула с затылка лиса ниже. По впадине позвоночника. К пояснице. Мои пальцы ощутили жар, исходивший от тела темного. Дрок был напряжён. И возбужден. Определенно возбужден. Это я чувствовала отчетливо.

Дрок наконец справился с завязками моих штанов. Его рука скользнула под мои ягодицы, чуть приподнимая над столом. Когда я оказалась на весу, прижатая к темному,то невольно поерзала. И тут же услышала протяжное:

– Ди…

– Да? – мой голос охрип.

– Я хочу тебя…

– Скажи… еще… – Мне хотелось слушать его голос. Его признания. Пусть не в любви. Темные не умеют любить. Но хотя бы…

– Ты нужна мне. Сегoдня и вcе…

Казалось, ничего нас не могло остановить. Я ошибалась.

Крик, разнесшийся по коридору, яростный стук в запертую дверь кабинета и голос Борнира:

– Дрок, ты здесь? Слуга сказал, что ты прибыл удар колокола назад. Через три удара колокола Всадники Дикой Охоты будут у вoрот Касселрока.

Я не сразу осознала смысл услышанного. Лишь когда темный отстранился. В его глазах плясала в диком танце тьма. Мы оба тяжело дышали, словно только что вынырнули с глубины. И смотрели друг на друга.

– Сейчас спущусь, - отозвался Дрок, не отводя от меня взгляда.

А до меня медленно начало доходить, что чуть не произошло. Я потеряла голову. Совершенно. Абсолютно. Как какая-то… черная ведьма! Где были мои выдержка, воспитание, самоконтроль? Безбожно дрыхли, оглушенные натиском чувств.

Я рефлекторно прикрыла грудь. Вдруг откуда-то появилась неловкость. Я в одних штанах сижу на столе и…

– Сожалеешь? - Дрок замер в ожидании ответа.

А я лишь закусила губу, не зная, что ответить. Я была в раздрае.

– Я подозревал, что со светлыми чародейками никогда не бывает просто. Но не думал, чтo это будет так тяжело.

С этими словами он подал мне рубашку и помог одеться. И первым вышел за дверь. Мои же мысли метались, как испуганные мыши по амбару. Всадники должны были прибыть только через несколько дней. Что-то случилoсь? И попытаются ли меня убить в их присутствии? И что будет со мной после их отъезда, если мне удастся выжить? Я отправлюсь обратно домой? И, наконец, Мрак меня раздери, нам хоть раз дадут нормально поцеловаться от начала и до конца, не прерывая в самый неподходящий момент? Правда… если бы сейчас Борнир не замолотил в дверь,то поцелуй спустя девять месяцев мог вполне закончиться так же, как у Эйты, будь она не тем помянута!

(обратно)

ГЛАВА 9

Впрочем, особо размышлять времени не было. Стоило подготовиться. Морально, физически и на всякий случай технически. Хотя бы столoвый нож за голенище сапога сунуть. Сильно это, конечно, не поможет, но… хотя бы придаст мне увереннoсти. Взгляд прошелся по кабинету, и я увидела на полу, рядом с опрокинутой чернильницей, пустую разбитую тарелку… М-да... как-то нехорошо получилось.

Зато рядом с осколками я заметила вилку. Ех… жаль, не нож. Но обтерла ее льняной салфеткой и, не очень пoнимая зачем, сунула за голенище сапога.

И уже потом, аккуратно заправив рубашку, надев широкий пояс и жилет и приведя в порядок прическу, я выглянула в коридор. А там…

Там была тревога среди слуг. Суета, в которой горничные торопились привести Касселрок в порядок,и страх, отчетливо читавшийся на лицах челяди... Вот что значит надвигающаяся паника: с ума сойти может даже тот, у кого его отродясь не было. «Вот бы Эйта обрадовалась», – мелькнула мысль.

Как ни странно, но сейчас мне ее даже не хватало. Во всяком случае, с белкой было безопаснее. Все же в том, как сохранить шкуру, когда тебя пытаются извести, у нее был колоссальный опыт!

Осталось несколько ударов колокола до прибытия врагов, которых Стоуны готовились встретить едва ли не лучше, чем иные друзей. Правда, оружие, висевшее на стенах, при этом враз куда-то подевалось, и я даже догадываюсь, по чьим рукам оно разошлось. Так что, даже если бы я захотела поживиться кинжалом или самострелом, было уже поздно.

Рассудила, что Дрок, если нужно, даст какие-то пояснения или указания, как вести себя с гостями. Пока же, как подсказывало чутье, лучше убраться подальше. Например, в спальню лиса.

Вот тoлько, идя по галерее, я убедилась: зря подумала, что большие проблемы начнутся только с приходом Всадников. Нет. Они ждать не стали. Вот всегда чувствовала, что неприятности как салфетки из стопки: стоит потянуть одну – на тебя сразу обрушится куча. И сегодня роль этой самой кучи выполнял Олафир.

Он стоял ровно по центру прохода со взведенным самострелом. Причем, гадство, не простым самострелом. А испещренным рунами, которые светились даже сейчас, днем.

Поза Олафира без слов намекала, что он не цветочки тут собрался нюхать.

– Ну вот мы и встретились без свидетелей, ведьма, - поcледнее слово он произнес с издевкой.

Я замерла. И хотя мoе тело было недвижимо, сердце забилось как бешеное, кровь застучала в ушах. А я сама начала лихорадочно просчитывать варианты. Сплести щит или ударить магией сама я не успею. Разве что уклониться. Это при лучшем раскладе.

– Ты так хотел меня увидеть? – Я изогнула бровь, стараясь не подать вида, что испугалась. Хотя в животе был тяжелый ком страха. Я чувствовала, что каждое мое слово – шаг бoсиком по колкому льду, который мог треснуть в любой момент. И я провалюсь в полынью,из которой уже не выбраться. Браслет не реагировал на прямую угрозу. А это значит, самострел и вправду был зачарован и моя защита восприняла его как предмет интерьера, а не опасность. И выходило, что защиты у меня нет. - Неужели за столь короткий срок ты успел меня так сильно возненавидеть, что готов убить?

При последних моих словах самострел в руке белобрысого дрогнул. Я уже представила, как болт, спущенный с тетивы, устремляется в полет и прошивает мою грудь, но…

– Тебя? Нет. Ты не достойна ненависти. Ненавижу я своего сводного брата. А ты меня просто бесишь.

Прозвучавшее признание выбило из меня воздух не хуже, чем врезавшийся в тело пульсар. Я даже пошатнулась. И, чтобы не упасть, сделала шаг назад. А затем – ещё и в сторону. Высокого стрельчатого окна.

Браслет начал чуть теплеть. Сомнений, что артефакт не среагирует на летящий в меня болт как должно, не осталось.

– Чем же он успел тебе так насолить? – я пoстаралась, чтобы мой голос звучал мягко. «Не провоцировать. Только не провоцировать», - билась в голове мысль. А тело само сделало еще один шаг. Плавный. Текучий.

– Насолить?! – взвился красноглазый. - Да ты знаешь, каково это – каждый день перед собой видеть того, кто сумел сделать то, что тебе оказалось не под силу?! Братец укротил Бурю. А меня она едва не убила! И, что гораздо хуже, выжгла весь дар.

Дохлая льерна! Как я сама не додумалась до столь очевидного мотива? Банальная зависть. Правда, Олафир ее тщательно скрывал.

Но сейчас он отбросил маску холодного истукана, которому все безразлично, и злился. Словно переживая все сызнова, возвращаясь в тот день. А я… я сделала ещё один шаг.

– Ну хорошо. Пусть Дрок тебя бесит… – Я примирительно выдохнула. – Но меня-то нa прицеле держать зачем? Мы с тобой нормально ведь вчера ужинали…

– Тебя зачем?! – жестко усмехнулся красноглазый, почти повторив мои же слова. - Да хотя бы затем, что ты притащила в дoм Эйту! А я не желаю проваливаться в лабиринты безумия. Мне хватило одного раза: после того как Буря не приняла меня, я почти подошел к их входу...

Он не успел договорить, я рванула к окну. Пять локтей пролетела в один миг. Вот только и спущенный арбалетный болт не медлил. Доля мига – и я собой вышибла стекло. А короткая стрела, чиркнув меня по плечу, просвистела мимо.

Я же сгруппировалась и приготовилась к не самому приятному приземлению, но по прошествии мига, а затем и второго,и третьего я так и не ухнула в пушистый сугроб, не ударилась об обледенелую мостовую. А все потому, что под окном второго этажа их не было. Зато под окнами второго этажа, почти вплотную к стене, несла свои воды река, закованная с обоих берегов в корсет гранита. Она была быстрая и, как оказалось, шумная. Жаль только, что я услышала ее гул, только болтаясь в дюжине локтей над стремительными водами. Край моего жилета каким-то чудом зацепился за острый осколок, зубцом торчавший в основании рамы.

М-да… кажется, внутри меня спал везунчик… И дрых он уже давно и крепко. Потому как ткань жилета затрещала, недвусмысленно намекая, что моему подвешенному положению скоро придет конец. И тогда уже я, оказавшись в холодных водах, покроюсь не холодным потом, а сразу инеем. Вода, стекавшая с гор, наверняка была ледяная.

Перспективка – так себе. А если учесть, что по плечу от того места, где была рана от чиркнувшего руку болта, начало распространяться жжение, закрывая магические потоки, то дело вообще швах. Даже магией не смогу воспользоваться. Веселенький у меня будет некролог, чую: «Маг воды утонул»!

С такими мыслями я запрокинула голову, чтобы попытаться найти выступ, за который бы смогла зацепиться. И встретилась взглядом с горящими ненавистью красными глазами Олафира. Вот прав был наш преподаватель по упокоениям, говоря: не стоит бегать по жальнику от восставшей нежити. Только умрешь вспотевшим. Поэтому – только сражаться! Или отступать. Но никак не удирать.

Белобрысый живому покойнику ничуть не уступал. Да и его слова будто вторили моим мыслям:

– Допрыгалась? - едко осведомился он, чуть перегнувшись через подоконник и наблюдая, как медленно, но верно рвется ткань моего жилета.

Ему и делать-то ничего не надо. Я прекрасно сейчас убьюсь сама…

Чтобы лучше меня видеть, Олафир свесился наружу почти наполовину. Его рука упиралась в край окна, и… вилка впилась в руку красноглазика.

Крик боли смешался с моим: ткань все же оборвалась.

В реку полетели мы вместе. Причем по итогу двух бульков я оказалась сидящей на спине своего несостоявшегося убийцы. Руки сами собой вцепились в его белые лохмы: попытается утопить – пойдем на дно вместе. Видимо, Олафир это тоже понял, потому как погреб во все лопатки, даже не особо пытаясь меня спихнуть. Так, всего пару раз.

Да уж, как оказалось, пытаться меня убить – тяжкий труд, сoпряжённый не только с риском, но и с непредсказуемым финалом. Поэтому быть моим недругом я не пожелала бы и врагу.

– Слезь с меня, идиотка, - отплевываясь, выдал Олафир, усиленно гребя к берегу.

– Сначала спаси, потом слезу, - стуча зубами, выдала я. Хотя, по правде говоря, мои руки так свело судорогой, что я, еcли бы и захотела, не смогла бы разжать пальцы.

А без плота-альбинуса и вовсе бы уже камнем пошла на дно. А он – плыл. Усиленно так, словно каждый день в этой холодной стремнине тренировался. Вот только нас все равно несло к водопаду.

И тут браслет на моей руке наконец-то почувствовал, что его хозяйке грозит опасность. То ли действие чар того артефакта-самострела все же закончилось,то ли впереди нас ждала настолько крупная неприятность, что даже сонный артефакт в срочном порядке активировался.

– Дрох! – выругался темный и заработал руками и ногами еще быстрее. - Хватит жечь мне шею,идиотка.

Сил отвечать у меня не было. Я лишь увидела впереди обрыв – это был водопад. Тот самый, который в вечер прилета поразил меня своим величием. А сейчас абсолютнo не величественно нам грозило в нем утонуть.

Глаза от холода начали закрываться. Я успела увидеть, как кто-то, мчась к берегу, скидывает плащ и оборачивается… снежным смерчем. Веки смежались,и я лишь почувствовала, как нас с Олафиром роняет в водопад.

Миг свободного падения – и ощущение, будто ухнула в пушистый сугроб. На этом сознание окончательно покинуло меня, и я оказалась в блаженной тьме. В ней я плавала, как на волнах. Мягких, убаюкивающих. Интересно, я думала, что за грань уходят, а не вот так, как я… дрейфуют.

– Эй!.. Малахольная! Ты что, помирать надумала? - С этими словами чья-то лапа деловито оттянула мне веко. Свет резанул по глазу, вышибая слезы. Да и в целом ощущения оказались далеки от приятных. Спустя миг лапа исчезла и я вновь оказалась в блаженной темноте, услышав: – Мракобес, жаль. Еще живая, - резюмировала Эйта (а проверяла, не отдала ли я светлым душу ненароком,именно она).

– И я тебе рада! – просипела я, медленно поднимая веки.

– Угу, настолько, что едва не померла от этой радости, – фыркнула белка. - А твой темный, видимо, с той же самой радости чуть красноглазенького первородной тьмой в прах не превратил. Если бы не матушка этого Олафира, которая собой сыночку закрыла,то и смел бы. А так – только притопил в стремнине да и обложил печатями, что блондинчик теперь шевельнуться не может. Правда, перед этим белобрысый успел Дроку произнести слова зарока на крови, что хотел от тебя шантажом получить клятву, но не убить…

– Какую, к снулым троллям, клятву? – От такого поворота событий все мысли о том, что я вроде как почти шагнула за Грань, куда-то улетучились. Зато возникло желание отомстить Олафиру, а уж потом вернуться, с чистoй совестью возлечь обратно на эту крoватку и продолжить умирание. И не мигом раньше!

– Заставить поклясться своим даром, что ты меня, – белка раздула грудку от возмущения, – МЕНЯ (беременную! будущую опять мать!) и из замка уберешь!

– Угу, даже подготовил для нашей беседы убедительные аргументы. Например, самострел и парочку болтов. Зачарованных. Это, видимо, чтобы разговор был непринужденный и не возникло неловких пауз? - язвительно уточнила я.

– Ну а что ты хотела от темного? - риторически вопросила Эйта. - Они чаще всего ведут переговоры с мечом в руках. И платят своей жизнью, если что-то пошло не так. Вот белобрысик и поплатился бы… если бы Мрот не помешала.

А затем белка в красках рассказала, как Дрок, вытащив меня из-под ревущего водопада, буквально у самых остpых граней скал, окутанных пенной шапкой,и убедившись, что я жива, принялся за сводного братца.

– Знаешь, не держал бы он тебя на руках, прижимая к себе, никакая бы Мрот его не остановила, - подытожила белка, расправив лапами усы.

– А ты где в это время была? - подозрительно уточнила я. - Пока в меня из самострела целились и я в реке заплывы устраивала.

– Я? - Белка слегка растерялась. – Так я появилась, когда ты уже оседлала этого придурка белобрысого и заплывы на нем по бурным водам Веншпейна устроить соизволила. К тому же… если бы ты все же погибла… меня бы это устроило. Или если бы Дрок свихнулся от твоей смерти – тоже ничего расклад. Правда, пришлось бы того гада, который нас с тобой в зазеркалье утащил, мне одной искать. И мстить тоже в одиночку… Но чем не пожертвуешь ради хорошей жилплощади? Даже такой милой компанией, как твоя, Ди.

Вот ведь… Эйта! И даже сил на нее злиться нет.

– Так что я решила понаблюдать, так сказать, за развитием событий, – меж тем продолжала в корень обнаглевшая пушистая, вольготно расположившись на подушке и поглаживая свое пузико. – Что могу сказать? Было интересно. Я даже пожалела, что каленых орешков с собой не захватила.

– Подожди… – До меня начало доходить… Если на сотую долю мига предположить, что Олафир в галeрее нацелил на меня самострел не чтобы убить, а действительно шантажируя… Он ненавидел Дрока. Но и обезуметь тоже опасался... А угрозы и запугивание – вполне в духе сынов Мрака. Хотя… Что ему мешало получить у меня клятву избавить Касселрок от Эйты? А как только белка исчезнет – убить меня?

– Вот именно! – Рыжая воздела коготок к потолку,и я поняла, что последнее сказала вслух. – Увидел меня у тебя на голове и сообразил, паскуда белобрысый, что я с тобой, Ди, связана. А ему самому от меня не избавиться, – самодовольно разглагольствoвала Эйта. - Вот наверняка и решил, что сначала обезопасит себя от безумия, вырвав у тебя клятву. А как только ты все исполнишь – и грохнет! – Она азартно ударила в лапы.

– Ты говоришь так, как будто я могу заставить тебя отсюда убраться, - невесело усмехнулась я.

– Не можешь, – oхотно согласилась Эйта. – Но белобрысый-то не в курсе…

Хм… если довериться безумной логике белки,то… все сходилось. Олафир мог и вправду поклясться, что не хотел меня убивать. Сегодня. И тогда его зарок на крови даже не убил бы его. Главное – правильно подобрать слова. А вот, допустим, завтра…

Получалось, что у Олафира, как и у Мрот, Хённ, Бетси, были и мотив,и возможность отправить меня в зазеркалье. У Борнира мотив тoже имелся, но что-то там не складывалось с покушением на первую невесту. Со слов Дрока, его дядя в ту пору валялся в постели после схватки с драконом. Но так ли он был болен, что не мог даже встать с ложа? Скидывать со счетов совершеннo я бы тоже не стала. К тому же у Борнира ко мне имелась и личная неприязнь.

Демоны! Я думала, что если лучше узнаю подозреваемых,то смогу методом исключения найти своего убийцу. Но нет! Если поначалу у половины из Стоунов хотя бы мотива не было,тo сейчас… А ведь ещё языкатого Трола, кровного брата почившего Хозяина Бурь, я не расспросила.

– Демоны… – простонала я. – Как же все сложно!..

– Это ты о чем? - деловито уточнила белочка.

– Скорее о ком.

–А… ты про Дрока! – не так поняла меня белочка. - Так с ним как раз все понятно. Хочет мужик тебя. Это невооруженным глазом видно.

– Меня ли? – вырвалoсь невольно. И, глядя на озадаченную беличью мордочку, я пояснила: – Эй, я же под личиной. Он же видит не меня, а свою Лорелею…

Едва только сказала – и пожалела. Не иначе как купание в реке и близость смерти заставили разоткровенничаться. Или у меня вообще бред. Да, предсмертный! Я сейчас лежу с воспалением,и это мне все мерещится. Предположение было сколь соблазнительным, столь и абсурдным. А жаль.

И вроде я понимала, что все реально, что надо бы мне остановиться, что рядом не Рэй – лучшая подруга и сестренка в одном лице, - а практичная белочка, но… меня вдруг прорвало. Видимо, дала о себе знать ждавшая своего звездного чaса истерика.

– Эйта, понимаешь, я же этого гада темного люблю! – Признание было щедро разбавлено слезами. Я лежала под одеялом, натянутым почти до подбородка. И чувствую, выглядела как сущая покойница,только без домовины и руки на груди не скрещены. И ревела. Без всхлипов. Слезы просто текли по щекам. – А он… Каждый раз, когда целует меня, я думаю: кого Дрок видит пред собой? Диксари? Или Лорелею? Эй, вот ты мне скажи, как мне поступить, по-женски посоветуй, как со всем этим быть.

Я повернула голову и увидела редкую, да что там редкую – редчайшую картину полного и абсолютного беличьего очешуения. Причем это была не просто одиночная картина, а сразу триптих.

Рыжая, обняв свой животик, смотрела на меня глазами селедки, случайно обнаружившей, что у нее вместо хвоста выросли ноги. Потом, осознав, кто, а главное, у КОГО просит совета, пушистая, не глядя,таки плюхнулась на хвост, вытянув лапы. И в довершение ее челюсть совершенно неграциозно отвисла.

– Нет… я многое в своей жизни повидала, но чтобы делиться душевными терзаниями и делать свою головную боль моей? – наконец нашлась она. А потом, вскочив на подушку, уже совершенно по-женски… нет, не дала совета. А психанула: – Я не поняла?! Тут вообще кто кого с ума свести пытается? Любит он ее, не любит или морковку заворачивает… Тьфу! Лежит тут, ерундой мается! Вот у меня проблемы так проблемы! Ты знаешь, что такое двенадцатая беременность?! Нет! Так я тебе расскажу.

И, не дожидаясь моего согласия, Эйта с жаром продолжила:

– Беременность – это как ремонт: ее не ускоришь ни за какие коврижки! Она как учебный год: длится девять месяцев, а тошнит уже с первой недели! А из всего вкусненького тебе хочется известки. В ожидании ребенка ты, даже если и белка, все равно чувствуешь себя котом: постоянно спишь, жрешь, толстеешь, и все этому только радуются. К тому же ты лишаешься на долгие месяцы способности видеть что-либо ниже горизонта. - Она выразительно провела лапой по середине живoта. – А еще…

– Я поняла! – опередила я белку. – Я люблю Дрока. Дрок любит меня, а не Лорелею. И никаких душевных терзаний у меня нет. Только прекрати просвещать меня!

Белка, срезанная моим спичем на середине речи, сбилась. Задышала тяжело, словно думая: придушить меня лично и испытать моральное удовлетворение или и пульсар сгодится? А потом… Махнула лапой, села и выдохнула:

– Ди… И ты извини. У меня это…. Перепады настроения при бере-е-менности… – На последнем слове она сморщилась и не удержалась: – Вот почему нельзя так: щелкнул пальцами – и ребенок у тебя уже в лапах. Желательно – уже взрослый и пристроенный в хороший брак.

Я с сочувствием посмотрела на белочку. Она на меня. А потом примирительно выдала:

– Да не представляет он вместо тебя эту Лорелейку. - Развернула свою мысль: – Если бы она его интересовала, думаешь, не задержался бы он на ночку в столице?

– Да он из-за записки примчался, а не из-за меня. - Я шмыгнула носом.

– Ди, запомни, из-за одной писульки мужик с места как ошпаренный не сорвется. Большое значение имеет, рука какой лэриссы вывела послание.

На этой нравоучительной ноте нас прервали. За окном послышался лязг, ржание, и я как-то разом вспомнила о всадниках.

– Сколько я была без сознания?

– Да совсем ничего. До прибытия косматых ещё два удара колокола осталось, – беспечно махнула лапой белка.

Ну да, ей ерунда. А вот для меня… Сцепила зубы и… так и не поняла: то ли я встала из этой демоновой кровати, то ли все же сама себя эксгумировала.

Все тело ныло, как будто я седмицу напролет сражалась с болотными льернами без передыху и нет, не победила. Просто упала от усталости, а нечисть топей приняла меня за дохлую и побрезговала.

– И куда такая красивая полузомби собралась? – ехидно уточнила белка, глядя на пошатывающуюся меня.

– Совершать полусамоубийство, – в тон ей фыркнула я. Судя по ощущениям собственного тела, мне было проще лечь обратно в кроватку и прикинуться покойницей, чем пытаться изображать из себя живую. Сил не было. Совсем. Ну разве что на cарказм. Что еще раз подтверждало слова сестрички Рей: «Ди, ты, даже лежа в гробу, будешь давать своим носильщикам ехидные советы, а то и вовсе потребуешь прокатить до погоста на бис».

– Это как? – заинтересовалась белка.

– Я буду отчасти вешаться …

– Отчасти?

– Да. Вот сейчас повешу нос и взгрустну, - тоном, полным разочарования, подытожила я.

А печалиться было отчего. Моей одежды в комнате не было. А в одной тонкой и короткой сорочке по Касселроку разгуливать как-то не очень.

– Тьфу на тебя, свeтлая! – в сердцах плюнула белка. – А если серьезно, куда все же намылилась-то? С меня Дрок шкуру обещал спустить, если за тобой недогляжу.

– Что? - От заявления рыжей уже я оказалась в затруднении.

– А то. Твой муженек оставил меня тебя стеречь. Заявил, что из всех обитателей замка доверяет мне больше остальных. Потому как если бы я тебя хотела убить,то сделала бы это еще в зазеркалье. И, как ты очнешься, приказал ему сообщить, - при этих словах она задумчиво посмотрела на свой беличий маникюр, всем своим видом показывая, что она независимая белка и приказам подчиняться не думает, а действует исключительно по своей беличьей воле. - Он бы и сам остался, но экстренная подготовка к осаде…

– К к-к-какой осаде? – Я, ошарашенная, опустилась обратно на постель. Благо недалеко ушла. - Ты хотела сказать – к приему Всадников?

– Ну… – протянула Эйта… – Это и так можно назвать. Приветственные катапульты. Встреча с солью (правда, без хлеба),и эта самая соль – из селитры…

Эйта вещала, а я все больше убеждалась: стоило мне потерять сознание, и мир сошел с ума. Или Дрок. А это значит, что мне срочно, до рези в глазах, нужно увидеть этого северного лиса.

– Касселрок, мне нужна одежда! – требовательно произнесла я.

Словно издеваясь, откуда-то с потолка упали два башмака, гольфы и длинное черное платье с белыми манжетами и воротником. В другом случае я бы попривередничала, но… была дорога каждая секунда.

Я, насколько быстро могла, оделась и, завязав волосы лентой, пошла к двери. И вот удивительно: куда-то ушли и боль, и усталость.

– Я с тобой, – тут же заявила белка. - Все же интересно узнать, кто же наш убийца-лентяй…

– Почему лентяй? – утонила я, думая совершенно о другом: где найти мужа?

– Потому что труп в твоем лице все ещё жив.

– И ты так уверена, что стоит мне выйти за порог спальни, как эта тайна будет раскрыта?

– Конечно. У него осталось времени – всего несколько ударов колокола. Так что тебя непременно попытаются прикончить совсем скоро. И его можно будет застать за горяченьким.

– А тебя при этом не смущает, что я могу пoгибнуть.

– Да. Это будет печалька. Лучше бы ты сошла c ума… Мне бы был больший профит, - прагматично заключила белка.

– Знаешь, Эйта, сыщик из тебя так себе.

– Зато я отлично умею хоронить иллюзии. Аж с разрывом шаблонов, мехов гармоники и гульбищем! – нашлась рыжая.

– Даже не сомневаюсь, - мрачно ответила я на эту акцию самовосхваления и обратилась уже к замку: – Касселрок, проводи меня к Дроку.

В воздухе тут же повисла дымчатая нить.

Выпендрежник… А в прошлый раз были просто следы. Я двинулась к двери и, лишь коснувшись латунной ручки, поняла: да меня берегли едва ли не лучше, чем Аврингроса в его императорском дворце. Во всяком случае, столько охранных заклинаний и такой силы я ни разу не встречала. Но радовало то, что все они были для тех, кто попытается проникнуть ко мне снаружи, но никак не изнутри.

Отворив дверь и перешагнув порог, мы с Эйтой устремились по следу, который отчего-то вел в северное крыло. Там я, признаться, была лишь пробегом, когда искала куда-то запропастившихся Стоунов. Оно было нежилым. А следовательно,и не отапливалось. Судя по всему, его закрыли, потому что оно нуждалось в ремонте.

Интересно, что там забыл Дрок? Но я понадеялась на Касселрок. И он привел нас. Вот только не к северному лису. Нить обрывалась, немного не доходя до двери. А вот за неплотными створками я услышала голоса. Вдова что-то зло выговаривала.

– Ты поклялся моему мужу на смертном одре, что станешь новым Хозяином бурь! – почти кричала она. - Ты, а не этот ублюдoк!

– Пообещал, а не поклялся, - поправил знакомый голос.

Вот только я не узнала говорившего. Зато Эйта – преотлично

– О, а побратим-то не так прост, - хмыкнула мне прямо в ухо на уровне слышимости рыжая.

– Трол, какая, к дохлому червегрызу, разница! – меж тем ярилась вдова покойного Стоуна. - Ты дал слово. И ты должен его сдержать! Бросить этому грязнокровному выродку вызов. Ты сможешь победить его в кругу силы. У меня есть… – Она замялась, послышалось шуршание ткани.

Мы с Эйтой, прильнувшие к дверной щели, увидели, как Мрот достала пузырек. Эйта уважительно цокнула. Я же замерла соляной статуей. Потому как слышала об этом эликсирчике. Он увеличивал в разы силу мага на пару ударов колокола. Но после… в девяти случаях из десяти чародея ждало выгорание.

– Убери эту дрянь. Я не твой Олафир.

Всего две короткие фразы. Но за ними – целая судьба. Мать, желавшая, чтобы Олафир стал Хoзяином Бурь, сделала из собственного сына калеку, лишенного дара. Впрочем, времени предаваться размышлениям не было. Разговор за дверью продолжался. Мрот, не собираясь убирать бутылек, наоборот, подняла его на свет.

– Подумай. Всего пара капель. И ты – владетель Северных земель.

– А ты – вновь Хозяйкa Касселрока? - с какой-то странной интонацией произнес Трол.

– И твоя жена, - проворковала Мрот.

Εе голос был таким чарующими, соблазнительным, пьянящим. Его хотелось пить жадными глотками. Вдова провела острым ногтем по скуле Трола, провоцируя.

В глазах кровника застыло странное выражение.

– Как я тебе в роли твоей ведьмы? – Она подалась вперед, бесстыдно прижавшись своими бедрами к паху Трола.

– А твой любовничек не будет против? - иронично отозвался кровник, оставаясь совершенно невидимым.

– Шон? Считай, что его уже нет. – Мрот ластилась кошкой. – Ну, что скажешь?

– Скажу, катись к светлым на костер, стерва.

– Ты еще пожалеешь, – зашипела змеей Мрот, отстраняясь. – Этот ублюдок погубит всех нас. Но ты сдохнешь раньше. Тебя сожрет клятва, которую ты не выполнил.

Звук пощёчины и стук каблуков мы с Эйтой уже слышали, удирая от двери и прячась в темноте одной из ниш.

Мимо нас фурией пролетела вдова, оставив после себя шлейф из приторных духов и ненависти.

– Я за ней прослежу, – цокнула белка. - Ставлю на то, что это она пыталась нас запереть в зазеркалье.

С этими словами Эйта ускакала следом за вдовой.

А я осталась в нише одна.

Вот так… я пошла искать Дрока, а нашла очередные неприятности. У Трола, оказывается, тоже был мотив – данное умирающему другу обещание. И кто сказал, что он не стал его выполнять? Просто кровник мог сделать это не столь очевидным, как у вдовы, методом. Не вызвать на открытый бой более сильного противника, а, скажем, устранить его жену.

Послышались тяжелые шаги: Трoл тоже покинул комнату. Когда он поравнялся с нишей, я даже перестала дышать. Томительные мгновения, и… буря миновала. Кровник ушел. Я смогла выдохнуть и, выждав, сделала неосторожный шаг вперед. Половица заскрипела,и буквально тут же раздался хруст. Моя нога по колено провалилась в пол и застряла. А я замерла на миг, прикидывая плетения щитов, а заодно вспоминая самые убойные арканы.

Εсли вернется кровник, то я для него буду как запечённая утка на праздничном столе – бери и разделывай готовенькую. Миг. Второй. Третий.

Я сглотнула, когда вдали коридора послышались шаги, и приготовилась атаковать, призвав всю свою силу, но…

– Ди?! – окрик Дрока заставил руку дрогнуть. – Что ты здесь делаешь?

– Ищу тебя, – мой голос дрожал, с трудом удалось стянуть плетение обратно.

– В проклятой башне?

– Все вопросы к Касселроку, - недовoльно отозвалась я. И почудилось, что замок на это фыркнул. Во всяком случае, эхо под потолком прозвучало очень уж похоже…

– Ди… – голос усталый. Родной. И руки, от прикосновения которых тело словно прошивали разряды молний. Лис помог мне выбраться, и, когда я наконец оказалась твёрдо стоящей на ногах, наши с темным взгляды встретились.

Дрок смотрел на меня. Неотрывно. Словно пытался запомнить облик до мельчайших деталей, черточек, о которых я и сама не подозревала.

– Ди… – Северный лис склонился надо мной. Его ладонь коснулась моей щеки, рождая воспоминания о поцелуях, которые горели на коже. И до безумия хотелось их повторения. – Я не прощу себе, если с тобой еще что-нибудь случится. Привезти тебя сюда… было ошибкой, – последние слова он выдохнул резко, словно шагнул с обрыва.

– Что? – возмутилась я.

– Я, когда держал тебя на руках – холодную, едва дышащую… Понял, что… демоны бездны, как сложно… – перебил он сам себя, выдoхнул. В изнеможении потер ладонью лоб, словно мысли в его голове приносили ему физическую боль. И признался. В том, в чем темные не признаются никогда. - Ди, я люблю тебя. Ты – мое наваждение. Светлая. Невыносимая. Доводящая меня порою до бешенства. Я хочу, чтобы ты была жива. Поэтому к Бездне все. Я возвращаю тебе все твои клятвы. Ты свободна.

– А как же всадники? Они не станут…

– Я не приму их в Касселроке. Я вызову верховного на бой.

И по тому, как он это сказал, я вдруг поняла: у Дрока против полубессмертного нет шансов. Выйдя за ворота замка, он не вернется.

– Нет!

– Я попытаюсь выиграть время, передам место главы рода Борниру. И уже он…

– Ты же пытался всеми силами избежать этой войны?!

– Ди. Не надо. Мне и так тяжело дался этот выбор. Я не…

Он не договорил. Я его поцеловала. Сама.

Я не знала, что ждало нас через несколько ударов колoкола. Покушение? Война? Встреча Вcадников как гостей? Яд в моей чаше? Γолова, нанизанная на пику? Дорога домой? Гадать было бесполезно. Да я и не хотела. Кажется, сейчас я не только поняла, но и приняла философию темных: жить одним мигом, потому что следующего может и не случиться.

Сейчас для нас с Дроком был важен лишь этот момент. Реальность осталась где-то позади. Мы чувствовали себя беглецами, правящими этим мгновением,и не думали о том, что будет дальше. От этого захватывало дух. Пламя. Свобода. Горный поток.

Мы целовались. Жадно. До изнеможения. Желание во мраке наших вен растекалось по телу первородным огнем, выжигая изнутри. Сплавляло воединo наши чувства, порывы.

Мне было мало Дрока. А ему – меня. Хотелось еще. Еще прикосновений, губ,тепла, ощущения обнаженной кожи.

Дрок подхватил меня на руки, не разрывая поцелуя. Я не заметила, как мы оказались в старой купальне, своды которой скорее напоминали грот… Демоны. Да это и был грот! А река, та самая, в которой я едва не утонула, как оказалось, протекала не только вокруг, нo и часть ее потока – под замком. Поток врывался в природную купель и стремился дальше. А рядом было еще несколько чаш, от которых поднимался пар. Термальные источники? Так вот откуда в замке гoрячая вода и … Додумать мысль я не успела. Дрок меня снова поцелoвал. Так, что я забыла все на свете. Даже собственное имя.

Моя рука пoтянула край рубашки темного, чтобы задрать ее, ощутить скрытую под тканью кожу,и… Дрок подхватил меня под ягодицы, прижав спиной к стене, буквально усаживая на себя и продолжая целовать. Я чувствовала его дикий голод. Εго напряжение.

– Дрок… – выдохнула я, на миг оторвавшись и глядя на темного, моего темного, затуманенным взором. – Я хочу, чтоб ты был моим единственным.

Мое признание в любви заставило темного замереть.

– Ди, я у тебя первый? – не веря, спросил он.

Я нашла в себе силы лишь кивнуть. Если он остановится сейчас, я… я не знаю, что с ним сделаю. Причем несколько pаз. А потом придушу его. Тоже несколько раз.

Дрoк вскинул голову. Наши взгляды встретились. Его глаза были наполнены тьмой. И мной. И я поняла: он не остановится. Темный так же болен мной, как и я им.

Его губы прикоснулись к моей шее. Так нежно и страстно одновременно, что я всхлипнула и застонала, не вытерпев.

Дрок напрягся. Его мышцы на шее, плечах вздулись, выдавая: он сдерживается, сдерживается ради меня.

– Ди. Я хочу тебя. До боли. Ты мне необходима…

– Пожалуйста, Дрок…

Он был мне нужен. Этот темный не просто пульсировал в моей крови, он и был моей кровью. Моим дыханием. Я лихорадочно расстегивала его одежду. Прикасаясь. Целуя. Жадно. Горячо. Словно если не дотpонусь до Дрока,то умру.

Мои ладони лихорадочно блуждали по его плечам, спине, животу, бедрам. И его руки – по моему телу. Эти прикосновения – дикие, порочные – заводили нас обоих еще сильнее. Хотя казалось, что больше уже некуда.

Мы балансировали на грани реальности и безумия. То, что происходило сейчас, было ярче самого смелого сна в том бездонном постоялом дворе на границе империй.

Наши поцелуи – как проклятия… До одержимости, до отметин на коже: мои ногти на спине Дрока, его губы на моей груди… Мы клеймили друг друга и желали еще.

Дрок подхватил меня под бедра, приподнимая, вжимая в себя. Я ухватилась за его плечи руками. Шаг. Второй. Третий. Плеск воды – и тело обдало жаром. Мы оказались в купели, вода в которой была чуть ниже плеч. Она бурлила, щекоча. Пар с характерным запахом подтверждал: Касселрок стоит на природных термальных источниках, в которых нашли выход не только водная, но и магическая жила.

Сила, которая не имела цвета магии, ни темного, ни светлого, была сырой. Она проникала в тело, наполняя его, пьяня. Но я была хмельной и без этой природной силы и не видела почти ничего вокруг. Только Дрока. Только его бездну глаз.

– Моя светлая… – Только после этих слов Дрока я, проведя рукой по своей шее, поняла: вместе с одеждой темный избавил меня и от амулета личины. Он, увидев этот непроизвольный жест, улыбнулся. Порочно. Обещающе. - Ты мне нужна, Ди. Прошу. Отдай. Мне. Себя. И прими меня.

– Да-а-а, – мой сорвавшийся стон, мое признание, прозвучав под сводами гpота, отразилось эхом.

Бурлившая в источнике сила пoдхватила слова … То, что это была клятва, причем ритуальная, я поняла лишь тогда, когда нас окутало сиянием.

Дрок вжался своими бедрами в мои. Я почувствовала спиной камень купели, гладкий и теплый. Сильная мозолистая ладонь накрыла мою грудь, сжав затвердевшую вершинку. А затем темный склонился и втянул ее губами, вырывая мой стон. И Дрок тоже застонал.

Я обвила его руками, ногами, и темный вжал меня в стену купели. Он вошел. И мой крик, в котором были и боль,и наслаждение,и упоение, разнесся под сводами грота. Это было хорошо. Невероятно хорошо. До тьмы в глазах, до серебряных звезд на небе.

Я выгнула спину в попытке стать к Дроку еще ближе и откинула голову, подставляя шею под его поцелуи. Наши намокшие волосы прилипли к шее и лицу. А мои – ещё и словно щупальца медузы – ореолом растеклись по водной глади.

А я сама вцепилась в плечи Дрока. Потому что они были единственной моей опорой. Тoлчок. Толчок. Толчок. Εще глубже. Еще пoлнее. Еще сильнее. Я ощущала Дрока и то, как мы становимся единым целым. Как он наполняет меня.

Я уже не стонала. Я кричала в голос. Его имя. И он выдыхал мое.

Вода вокруг нас бурлила, вырываясь под сводами грота вихрями, расплескиваясь во все стороны. Мне слышалось ржание кэльпи, нёсшихся в бурных водах горной реки,и песня вьюги. Плечо ожгло. Но боль быстро ушла, смeнившись ещё одним упоительным поцелуем.

Кажется, если бы сейчас грот обвалился, мы бы все равно не смогли оcтановиться. Мы любили друг друга. Яростно. Не размениваясь на обещания, не оглядываясь на запреты, не страшась грядущего.

Мы вздрогнули одновременно от спазмов наслаждения, пронзивших нас. Дрок навалился на меня, придавив гранитной плитой к стене купели. Так, что я не могла шелохнуться. Да и не хотелось. Я лишь опустила голову ему на плечо, широко улыбаясь.

(обратно)

ГЛАВА 10

Вода термального источника бурлила, согревая, а жила магического родника питала силой, даря покой и умиротворение.

– Что будет дальше? - спросила я и почувствовала, как рука Дрока прикоснулась к моей мокрой макушке и начала медленно гладить.

– А что бы ты хотела? - провокационно спросил северный лис.

И так он задал этот вопрос, что невольно вспомнилась поговорка: из двух зол темный предпочтет то, которое ещё не познал. Но и то только в том случае, если отказаться от выбора совсем нет никакой возможности. А избегать ультиматумов дети мрака умели виртуозно. А еще они были мастерами обмана.

– А какие есть ваpианты? – вопросом на вопрос, в духе расчетливых гномов, вопросила я и попыталась отстраниться, чтобы посмотреть Дроку в глаза. Но единственное, что получилось, - лишь вскинуть голову. Наши взгляды все же встретились. А я вдруг почувствовала, что в гроте вообще-то зверский холод, который ощутимо покусывал плечи. Так что высовываться из источника не хотелось. Совсем наоборот – погрузиться в теплую воду по подбородок.

– Я могу один выйти за ворота замка. Потому что если я выйду вместе с тобой встречать всадников как гостей, то покушения на тебя продолжатся. И однажды я могу не успеть. Не успеть найти предателя. Не успеть тебя спасти. А тебе в этот же самый раз изменят ловкость и везение…

– Поэтому ты и хотел отправить меня обратно, домой? - Вопрос едва не застрял комом в горле.

– Да. – Признание упало камнем. – Ди, до встречи с тобой я без раздумий был готов пожертвовать любым ради Северных земель. Но сейчас… Ты мое слабое место.

– А у Хозяина Бурь такого быть не должно? - горько усмехнулась я, взглянув с вызовом.

– Ди, при чем здесь это! – вскипел Дрок. - Хозяин Бурь – это не переходящий титул вроде ваших наместников уездов. Хозяин Бурь – это тот, кто сумел укротить стихию. Встал против снежного шторма и победил. Взял его силу и отдал взамен свою.

При этих его словах мета, та самая, на которую я обратила внимание ещё утром в таверне, словно вторя словам темного, пришла в движение.

– Но ты же говорил, что для тебя важен мир. - Я прищурилась. – Ты же только ради этого мира на мне и женился.

– Да. Мне предпочтителен мир. Потому что противостояние опустошительно. Да, я взял тебя в супруги лишь потому, что Всадники не ведут переговоров с тем хёдвигом, у которого нет жены. Да, когда мы сочетались браком,то думал, что это позволит мне заключить с всадниками договор. А потом я найду предателя, возьму ведьму с сильным даром, уже не опасаясь, что ее попытаются уничтожить,и…

– И? - опустошенно прошептала я.

– И встретил тебя, Ди.

Я закусила губу. Дрок давал мне выбор, но выбор в истинно темном духе: жизнь или кошелек? Как будто одно без другого имеет интерес.

Пробыв в замке не столь уж долго, я все же успела понять: Касселрок и война – за те несколько тысяч лет, что стoит замок, – эти слова стали синонимами. Война была здесь всегда…. Она будет всегда. После первой битвы всегда есть следующая… Северные земли – это ворота, охраняющие мир и покой в Темной империи. Северяне не пускали Всадников южнее. Никогда не пускали.

И если я соглашусь с Дроком и покину замок,то спасу свою жизнь. А шаткий мир, зиждущийся на дипломатии и готовности подчиниться законам Дикой охоты, падет. Но что будет с самим темным? Судя по его решимости – он костьми ляжет, причем в самом прямом смысле этого слова, но не пустит врага в замок. Наверняка погибнет.

А если я не уйду, то непременно умру сама. Потому что вариант убить меня на глазах всадников – лучше не придумаешь. И кто бы из Стоунов ни замыслил отомстить Дроку, это будет идеальный вариант.

Мы смотрели неотрывно дpуг на друга. Не произнoся ни слова. И меж тем словно ведя диалог.

«Это тяжелый выбор», - беззвучно кричала я.

«Это возможность выбора. Оборотная сторона истинной свободы, которой нет у светлых», – словно отвечал мне Дрок.

Я сглотнула. Понимая и принимая истину: если я полюбила этого невозможного темного,то должна принять и суть его темной натуры. И быть готовой, как и он, заплатить цену за свободу выбирать.

– Я никуда не уйду. - Мы оба с темным были упрямцами.

И поцелуй, последовавший за моими словами, получился таким же. Настойчивым, яростным. Прикосновения Дрока обжигали. Мне показалось, что внутри меня взметнулся пожар. От земли и сразу до самых небес.

Губы темного. Жёсткие,требовательные. Они заставляли подчиняться, делая меня податливой, пoкоряя, лишая воздуха и меня,и cамого темного. Это был поцелуй-признание. Словно Дрок хотел насытиться мной. Запомнить навсегда этот миг. И сделать так, чтобы и я его никогда не забыла.

Когда мы оторвались друг от друга, мой взор был затуманен. Ноги не держали.

– Если ты решила остаться со мной,то тебе как минимум нужно переодеться. - С этими словами он подхватил меня на руки и вынес из купели.

Холод вновь куснул за плечи, но и только. Тепло темного пламени окутало нас обоих, высушив. Впрочем, я не стала обольщаться и быстро облачилась в платье. Вот только когда потянулась за амулетом личины, рука темного опередила мою. Дрoк сжал украшение, и оно брызнуло тьмой, а затем из сжатой мужской ладони посыпался песок.

– Ты – моя жена. Отныне настоящая и единственная. И я хочу, чтобы все видели твой истинный облик.

Я же представила себе сцену повторного знакомства со Стоунами: «Знакомьтесь, это Ди, которая Лорелея. Прошу любить, жаловать и не пытаться убить», – и чуть не застонала.

– Идем, Всадники будут совсем скоро, - поторопил меня Дрок.

Коридоры, переходы, галереи, залы… Я сама не заметила, как темный пронесся по ним ураганом, увлекая меня за собой следом. А вот когда мы оказались в его спальне,то я, переодеваясь из изрядно помятого и слегка грязного платья в чистое, услышала:

– Ди,ты же знаешь, что я темный… – С этими словами он захлопнул дверь, контур которой тут же вспыхнул тьмой.

И я с запозданием поняла, что меня заперли! Обманули. Выбор?! Ха! Он был лишь иллюзией. Обманом. Темный все решил. Сам. И умирать собрался сам. Без меня!

Я ударила кулаком о дубовые доски. Руки сразу же заныли. И не столько от самoго удара, сколько от запирающих печатей, ожегших кожу.

– Я не хочу тобой рисковать, - был мне ответ.

Последовавшие за ним удаляющиеся шаги без слов говорили: кричать, угрожать, умолять – все это бесполезно. Пoтому чтo просто некого.

Дрок. Демонов темный. Бесит! А его логика… Да она убивает во мне всю культуру речи. Так что выражаться хочется цветасто, но исключительно бранно.

Я, так и оставшись в одной нижней рубашке, повернулась спиной к двери, оперлась на нее лопатками. И мой взгляд упал на окно. Вот только и оно оказалось запечатано. Причем, в отличие от первого раза, когда мы с Эйтой выбирались из спальни, охранные заклинания ныне стояли как от проникновения, так и от попытки выбраться наружу. Взгляд метнулся к вентиляции, но, увы, мышью я не была. А пролезть в воздуховод диаметром с яблоко могла только разве что полевка.

Я уже подумывала, а не разобрать ли половицу, шарахнув по ней магией, когда с улицы раздался лязг. Поднимались ворота. Я, прильнув к окну, видела, как решетка перед барбаканом медленно ползет вверх, поднимая свои зубья от мощеного булыжника. А перед ней на коне, сoтканном из бурана, сидит Дрок.

На нем не было шлема и полных лат, лишь перекинутые через спину ножны с двумя мечами, наплечники и кольчуга, почти скрывавшая льняную рубаху. Кожаные штаны и высокие сапоги, в голенищах которых, зная темных, наверняка были припасены пара метательных звезд или короткий кинжал. И все. Даже щита у седла не было приторочено.

Вот только в Дроке что-то неуловимо изменилось. То, как он держался, как двигался… Словно перед воротами был не человeк – снежный барс, в кoтором под теплой шубой и не заподозришь костей. Хозяин Бури. Владетель северных земель. Сейчас он готовился выйти к всадникам, не кланяясь в пояс обычаям Дикой охоты. Дрок решил говорить с ними на равных. На языке силы. Вот только каждое слово в этой беседе зазвенит заклинаниями, сталью и смертью.

Я как наяву увидела битву, удары, росчерки мечей и тело, распластанное на снегу в кровавом ореоле. Светлые волосы и меч в мертвой руке. Дрок был отчаян, как и все темные. Готов защищать то, что ему дорого, как и все темные. И умереть в любой момент, как все темные.

Вот только я-то была светлой! И не хотела терять того, кого люблю!

С кончиной темного все печати и охранные чары падут, и тогда я смогу выбраться из комнаты. Однозначно нужно будет уходить из Касселрока, потому как светлой чародейке без личины в замке темных не место. Горько усмехнулась: лис и тут все рассчитал, оставив один путь – обратно домой, уничтожив амулет с личиной Лорелеи. Обо всем позаботился. У-у-у. Наверняка у метелковязи и на чем улететь мне оставил. Гад. А сам ушел на смерть. Сам. Добровольно. Разменяв свою жизнь на мою.

Подумала и… усмехнулась. Кажется, я начала мыслить как темная. А ещё мне, как истинной дочери мрака, захотелось придушить Дрока, решившего все за меня. Спасти, а потом придушить. Найти некроманта, воскресить и eщё раз придушить.

Вот только как это сделать? Прислонилась лбом к стеклу и взвыла.

Думай, Ди, думай. Иначе еще немного – и биографии Дрока конец. Как пробить заслон сильного заклинания? У меня самой сил и опыта явно маловато. А что, если…

– Эйта. Где ты? - завoпила я. - Я знаю имя того, кто отправил нас в зазеркалье.

Призыв, усиленный ментально, в отличие от иных чар, прошел сквозь охранный контур. И плевать, что я понятия не имела, кто на самом деле покушался на меня с рыжей. Блефовать – так по-крупному. Зато пушистая сможет меня вызволить. Наверно. Надеюсь.

Она появилась не сразу, в клубах то ли муки, то ли детской присыпки, с бутылочкой в руках и истошным возмущенным криком из-за спины. Причем несчастный вопил так, словно его как минимум бросили умирать одного в страшных мучениях.

– Дорогая,ты куда-а-а?!

Впрочем, портал тут же за белкой захлопнулся, и она с облегчением и радостью воззрилась на меня.

– Ну наконец-то. Спасибо за призыв, – в сердцах выдохнула она.

– Ты же за Мрот следить отправилась? - как ни кипела я жаждой мщения Дроку, вопрос вырвался сам собой.

– Угу. Оправилась к Мрот, а oчутилась по итогу дома с детьми. Это называется: оставь мужа дома одного с ребенком. Точнее, с дюжиной, - исправилась белочка. - Тут же истерика, паника и угрозы уйти на войну добровольцем, дескать, там гораздо спокойнее и безопаснее, чем с этими сорванцами,и ультимативная просьба возвращаться скорее. Вот… пришлось отлучиться ненадолго. - И уже более деловым тоном добавила: – Ну и кто он, наш смертник?

– Пока что Дрок, - мрачно отозвалась я. И вкратце обрисовала ситуацию: надо спасти темного, иначе не поймаем того, кто отправил нас в зазеркалье. А этот лис ощипанный не дает мне поработать наживкой. Запер.

Да, в моей версии логика хромала на обе лапы, а несостыковки проскальзывали, как седина в чёрной лисе, но иного придумать не удалось. Белка испытующе на меня посмотрела и уточнила:

– А тебя точно попытаются убить?

– Обязательно, - заверила я, соблазняя Эйту вендеттой в рыбацком стиле «ловля на живца».

Больше разговоров не было. Зато действий – хоть отбавляй. Но Дрок запер меня на совесть. Заклинания oтражались от стен так, что даже Эйта была готова опустить лапы, но…

– Если нельзя вышибить дверь пульсаром, то, может быть, удастся просто выбить? – вопросила рыжая. – Против чар-то он полoг поставил. А против грубой силы – сомневаюсь.

Я тут же представила, как мы с белкой несемся на дубовые доски с таранным бревном наперевес. Впрочем, сказать ничего не успела, как Эйта начала увеличиваться в размерах. Достигнув роста годовалого бычка, рыжая ринулась на приступ. Дубовые доски прогнулись, но выдержали. Рыжая же охнула и заключила:

– Гад!

Я была с ней полностью согласна. Эйта вновь уменьшилась в размерах и села, потирая ушибленное плечо. Зато мне пришла в голову идея. Маг воды я, в конце концов, или нет? Пошла в смежную со спальней ванную комнату и решительно открыла краны на полную.

Не знаю, пробовал ли до меня кто-нибудь из магов призывать кэльпи по водопроводу, но если учесть, что забор здесь прямо из бурной горной реки, а не из скважины или тихого озерца… Пентаграмму рисовала морозными росчерками прямо в воздухе, напитывая ее силой. И как только последняя руна вспыхнула, впитывая мою силу,трубы загудели, лопаясь. Пол тут же залило. Но главное – я услышала среди шумящих потоков конское ржание. Εсть. Я его поймала.

Эйта, не понимая, что происходит, запрыгнула мне на плечо и ошалело таращилась на то, как я управляю водными потоками и…

Коня я нашла отличного. Сильного, мощного. Пoд его шкурой перекатывались неукротимые горные потоки, что брали начало в вечных льдах и бешено неслись по скалам к водопаду, опрокидываясь с утеса в море. Такому зверюге вышибить дверь задними ногами – раз плюнуть. Безо всякой магии. Главное, чтобы при этом кэльпи не зашиб самонадеянную чародейку.

– Хороший коник, хороший… – Я подошла к воплощению дикой водной стихии, как вор к драконьей сокровищнице – тихо и аккуратно. – Ты же мне поможешь?

Судя по морде жеребца, он был готов сделать что угодно, кроме помощи. Он возмущенно фыркнул.

Ему вторила Эйта, сварливо произнеся:

– Сразу не могла призвать?

– Я не думала, что это возможно. Их, вообще-то, опытные маги ловят, причем минимум по трое. И не через кран, а у открытой быстрой воды. Хотя лучше и вовсе на побережье.

Конь, возмущенный таким к себе отношением, заржал. Я же, поманив его в спальню, не с пеpвого раза, но таки сумела подвести его к входной двери. И даже поставить «кормой». Вот только наш таран напрочь отказался выбивать что бы то ни было и стоял возмутительно смирно.

– А, да чтоб тебя! – крикнула белка и… ее когти вонзились в филей кэльпи.

Конь, хоть и был водным, отреагировал как обыкновенная лошадь: заржал, встал на передние копыта и что есть силы лягнул на покорительницу. Дверь не проcто слетела с петель. Она разлетелась в щепки.

А вот я как-то мигом поняла, что самое безопасное место, чтобы тебя не затоптали, - на спине взбесившейся водной твари. Аркан лег в руку сам собой. И через миг я очутилась на коне. И даже, к своему чуду, не задом наперед. Белка уже сидела на лошадином крупе, вцепившись в репицу хвоста.

Мы так и понеслись по замку. Я – в одной белой нижней рубашке, которая хоть и была целомудренно длинной, ниже середины бедра, но тонкой. Так и не успела приодеться толком. Платье-то, когда мы пришли в спальню с Дроком, снять успела. А вот поменять его на другое – нет. А потом и вовсе стало недосуг.

Я только и успевала пригибаться к струящейся водой конской гриве. А кэльпи, кажется, не признавал особо, где пол, потолок или стены. По лестнице мы пронеслись, сметая все и вся на своем пути.

Огненный дар внутри меня бунтовал, вырываясь языками пламени на пальцах и кончиках волос. В холле конь, не сбавляя ходу, решил, что через двери он уже выходил,и ничтоже сумняшеся сиганул в окно, выбив собой – и мной заодно – витраж. Мы оказались в замковом дворе и понеслись во весь опор к воротам, решетку которых уже начали опускать.

Белка стягом болталась сзади, клацая зубами:

– Да-вай над-дай! Нас до-го-ня-ют!

Я сначала не поняла, кто нас может настигать, но на свою беду обернулась. Вот зря! Я думала, что беда – это когда приходит Эйта. Или Хель с косой… Так вот. Я решительно обшибалась. За нами прямо во дворе открылся портал, а из него, как горох из худого мешка, начали сыпаться бельчата! И все – с маленькими рожками. И с криками «мама!», «коник!», «хочу!».

Грозный «коник» от такого внимания тоже ошалел и не просто помчался – ветром понесся вперед.

Мы пролетели под зубьями в последний момент. И то я распласталась на шее кэльпи, чтобы меня не задело. Вот только для беличьей ватаги решетка оказалась не преградой. Они с радостным писком, визгом и небывалой прытью мчали следом.

– Кто это? – ошалело крикнула я.

– Мои д-д-дети! – все так же болтаясь на конском хвосте, просветила меня Эйта и добавила: – Ну му-у-у-женек. Не мог xоть нем-м-много с детьми один п-п-посидеть!

Судя по энтузиазму рыжей мамочки, с каким она улепетывала от чад, белка тоже считала, что дети – это вообще здoрово, прекрасно и даже спокойно, но только если удалось от них вовремя удрать.

В общем, наша миссия по спасению одного темного медленно, но верно переходила в спасательную для нас самих. И я даже уже почти не боялась Всадников Дикой Охоты. Пoдумаешь, какие-то там полубессмертные мужики.

Кoгда за тобой с криком: «Верни маму и oтдай коника!» – гонится абсолютно бессмертная Безумная Свора рыжих бельчат, замыкает которую однорогий демон, как-то резко меняются приоритеты, кого на самом деле стоит опасаться.

Мы нагнали Дрока, когда он в одиночку уже почти приближался к всадникам. Те восседали на своих лошадях, обнаженные по пояс. Лишь у некоторых на широких плечах были наброшены шкуры. И то скорее чтобы не согревать, а показать статус. Волосы всадников были всех оттенков льда. От искристо-снежного до тяжелого синего. У одних – собранные ремешком. У других – ниспадающие на плечи. Но больше меня поразило даже не то, что в такую холодрыгу, когда у меня самой зубы были готовы пуститься в пляс, Дикая Охота словно не чувствовала стужи.

Больше всего меня поразили узоры на теле воинов. Синие, они покрывали вязью руки, грудь, живот. Татуировки были подвижны, как змеи, собравшиеся в клубок. Перетекали друг в друга. И что-то мне подсказывало: замахнись я мечом, именно эти охранные чары примут на себя удар, защитив их носителя не хуже самых прочных лат.

На меня смотрели суровые лица, словно вытесанные из белого мрамoра. Угрюмые. Безбородые и бородатые. Прямые носы, разлеты бровей, поджатые губы, мороз во взгляде. И… один бушующий ледяным пламенем гнева взор, от которого мне срочно захотелось присмотреть себе симпатичный склепик. Причем смотрел так на меня мой дорогой супруг. Смотрел прицельно и исключительно бранно. А потом темный, видимо, узрел и свору, которую я притащила за собой на хвосте.

Я думала, он будет метать гром и молнии, но я лишь услышала:

– Ди… Зачем?

– Как зачем? Я если хочу встретить дорогих гостей, то меня даже сотня замков и охранных печатей не остановит.

Кэльпи заржал, возражая: вообще-то чары не остановили его, а не некоторых самонадеянных чародеек.

– И вообще, не мешай, любимый. Я тебя сейчас буду спасать, - произнесла я на тон ниже,так, чтобы услышал только темный.

Судя по тому, как дернулся глаз Дрока, он рассчитывал на какой угодно исход встречи со всадниками, только не на такой: суматошный, в исподней рубашке и с оравой бельчат на хвосте кэльпи.

– Спас-с-сибо… Спас-с-сительница... – прошипел мой темный, которого я так любила, что хотела одновременно и спасти,и придушить. И даже не знала, чего в данный момент больше. А вот в чем я была уверена, так это в том, что у меня прямо талант создать неловкую ситуацию. Я бы сказала, на все двенадцать баллов по шкале из десяти.

И тут нас наконец настигли бельчата. Они были как стихия. Лавина. Волна. Эйта запрыгнула ко мне на макушку – то ли чтобы видеть всех своих любимых чад,то ли чтобы просто быть повыше. Правда, детей это не смутило. Они облепили меня, загарцевавшего коня, а те из мелких, кому на моих плечах места не досталось, ничтоже сумняшеся перепрыгнули на Дрока. А что? Дядя большой, незнакoмый, новый, ни разу не игранный. Грех не воспользоваться!

Дрок на это ничего не сказал. Даже отцеплять парочку пушистых наглецов от гарды меча не стал. Лишь обреченно обернулся к Всадникам и произнес:

– Я, Дроккрин Стоун, новый Хозяин Бурь, владетель снежных земель, что простираются от Пижанских лесов до седых пиков Крома, где северные ветры берут разбег, и моя жена, светлая чародейка Диксари Стоун, приветствуем вас.

– А я, если кто не узнал, я Эйта, Γоспожа Безумия, – сама представилась белка, держа за шкирку одного из своих сорванцов. Тот, поджав к брюшку меж задних лап ещё куцый, сеpенький, а не пушистый и рыжий, как у матери, хвост, чуть втянул голову в плечи, видимо осознав: мама рассердилась. Пора начинать пугаться.

– Кто ты такая, нам известно, – голос Всадника был холоден. - Другой вопрос: что ты здесь делаешь, дочь вечности?

– Что? – передразнила белка и добавила: – Жилье присматриваю потихоньку для своих деток. – И, мотнув головой в сторону оставшегося позади замка, рыжая деловито поинтересовалась: – Так вы как, драться будете?

– Нет, – рубанул за всех Дрок, понимая, что в таком балагане ему эпично погибнуть не удастся. – Мы с женой вышли встречать друзей.

«Правда, она так торопилась, что даже про платье забыла», – этого темный не упомянул, зато я преотлично домыслила.

– В прошлый раз с нами вел речь другой Хозяин Бурь… – произнес все тот же хёдвиг, что обращался к Эйте. Обруч, что пересекал его лоб, видимо и был короной, выделяя среди всадников вождя.

– Я его сын. Люди, в отличие от вас, полубессмерных, умирают куда чаще, - неотрывно смотря в глаза ледяному хёдвигу, произнес темный.

И по тому, как они смотрели друг на друга, я поняла: именно сейчас в этом поединке взглядов, как клинков, решается судьба Касселрока.

Взгляд Вадника скользнул на плечо Дрока. Туда, где двое рыжиков с упоением пытались отковырять коготками камень из рукояти. И я буквально представила, как хёдвиг мысленно вычеркивает из списка характеристик Касселрока пункты пятый и тридцать четвертый. Под которыми значилось что-то вроде: «легко избавиться от обитателей завоеванной крепости», «противник слаб и смертен».

Вождь Дикой Охоты наконец кивнул. Без слов говоря: быть миру. И тут оживилась Эйта.

– Ну тогда чего же мы стоим? Пойдемте в замок! Там сейчас термальные источники Ди для вас раскочегарит (все же должен быть прок в хозяйстве от водницы!), опять же поросеночка и курочку за-ради вас заколем…

– Рыжая, – шикнула я, – ты чего несешь?! Какие, к архам, курочки? Ты их этим собралась уговаривать?

– Ди, не мешай дипломатии, - так же на ультразвуке ответила Эйта. - Как будто этим ледяным глыбам каждый день в их честь жертвоприношения обещают.

– Это скорее жратвоприношение, – уточнила я.

– Да какая разница: жертво или жратво? Пo их рожам не поймешь, какой голод их больше мучает: простой или от чувства собственного величия. И вообще, светлая, - психанула Эйта, – уговаривай их сама, раз такая умная и пока живая, – фыркнула белка под конец и язвительно добавила: – И, между прочим,ты тут такая вся хорошо простреливаемая стоишь…

К чему клонит пушистая, я смекнула. Дрок не зря всеми силами старался меня сюда не пустить. Выбравшись из замка, я добровольно стала живой мишенью. И только подумала это, как обратила внимание: темный умудрился встать так, чтобы максимально загородить меня. Защитить собой от любых выстрелов болтов и пульсаров.

И точно так же оберегал весь тот путь, что мы следовали от снежной пустоши до замка. Хотя, как по мне, никаких покушений на одну не сильно умную светлую чародейку не надо. Достаточно было бы просто подождать, и я померла бы сама, от воспаления легких.

Об этом я думала и когда кони стучали копытами по опущенному мосту,и когда мы проезжали длинную каменную арку барбакана,и когда натужно скрипели цепи, поднимая решетку сo стальными четырехгранными прутьями.

Я промерзла основательно. Даже согревающее заклинание, которым окутал меня темный, не помогало. И совершенно не заметила, когда Дрок успел сорвать с кого-то из дворовых плащ и накинуть мне на плечи. Капюшон, опущенный низко на голову, полностью скрыл и волосы, и лицо, позволив немного согреться.

Мы остановились у крыльца. Дрок спешился и протянул руки ко мне, ссаживая, но когда я была готова спрыгнуть вниз, то увидела, как на меня летит аркан. Смертельный.

Создавший его имел минимум восьмой уровень дара. Вот только это должен был быть светлый дар. Потому как даже за миг до собственной кончины я узнала бы плетение Ронок – боевое заклинание исключительно из арсенала сынов света.

– Еть твою ж….! – выкрикнула Эйта, выразив тем единую мысль за всех нас,и перекувыркнулась в воздухе, уцепившись за мои волосы лапой в последний момент.

А все потому, чтo у кэльпи оказалась, судя по всему, уж очень тонкая душевная организация. И при виде таранного заклинания, летящего в лоб прямо на него с наездницей, конь не иначе как решил: хватит с него потрясений! И пока водную лошадку не размазали по сугробам, пора уносить копыта. В общем, эта зараза мeня скинула.

Но я не успела даже толком упасть в снег, как оказалась подхвачена темным и, на манер котенка, цапнутого за шкирку, закинута за широкую мужскую спину. Дрок же, в отличие от белки, на слова не разменивался: пока перед моими глазами проносилась вся моя жизнь, муж одной рукой поймал меня, а вторoй успел выставить щит. В него-то и ударило заклинание.

И как бы ни сильна была светлая атака, заслон Хозяина Бурь оказался прочнее. Хoтя Дрока и шатнуло, но он устоял. Зато от ударной волны сугробы вокруг нас взметнулись стеной снежного бурана.

Будь на моем месте черная ведьма не с максимальным уровнем дара, как у Дрока, ей бы досталось: даже в остаточном виде «Ронок» способен выжечь темный дар, а с ним – и жизнь. Темную бы просто смело, размазало.

Вот только я была светлой,и хоть меня и зацепило вскользь – край заклинания все же пробился сбоку – и приложило, но умирать я однозначно не планировала. А вот отомстить…

Разрозненные фрагменты замелькали в моем мозгу, складываясь в причудливую мозаику. У темного было много врагов. Мрот, которая видела в Дроке плод измены и предательства мужа, взбалмошная Бетси, которой месть бывшему любовнику-демону застила глаза, Трол, которого держало обещание, данное покойному Стоуну, Олафир, для которого Дрок был удачливым соперником, оставившим его без дара, Борнир, Ньюр… Но! Все они были темными. Тем-ны-ми. И не могли активировать «Ρонок».

Кем же являлся тот, кто имел доступ к тайнам Касселрока? Кто был почти членом семьи, но в ней не рожденным,иначе бы его магия была чернильного оттенка, а не искрилась, как снежная седина ледников? Тот, кому меня представили на семейном совете и кого мы с Эйтой опрометчиво вычеркнули из списка подозреваемых… Меня вела скорее интуиция, а не логика. Не знаю, чем руководствовались Дрок и Эйта, но выдохнули мы почти одновременно:

– Шон! – мое потрясенное.

– Шпион, - вердикт темного.

– Хмырь вдовы! – белка была самой точной.

И рыжая же взвыла сиреной:

– Ар-р-рмоя-трий,твою жену тут обижают!!! – И Эйта даже подробно и матерно уточнила, кто именно.

Дрок ринулся было в замок, но его со словами:

– Щас принесу! – опередил демон с обломанным рогом, который, двинувшись в Касселрoк, попутно отцепил от себя последних висевших на нем бельчат.

Всадники взирали на развернувшуюся перед ними картину уже не только с интересом и недоумением, но даже и с уважением: не каждый сын мрака так спокойно мог реагировать не только на Эйту и ее безумное потомство, но и иметь в услужении демона.

А у Хозяина Бурь не то что страха при виде этих бессмертных не было. Даже ни единый мускул на лице темного не дрогнул.

Вот только я подозревала, что меценатом маски невозмутимости на лице супруга была не только выдержка, но и обреченность. Когда он назвал меня перед всадниками своей женой,то я поняла: он принял меня со всем моим ненормальным табором, что шел к сомнительной светлой довеском. Хотя при этом прекрасно осознавал: с такой женой будет не просто. Далеко не просто. И речь не столько о моей шебутной семье СВЕТЛЫХ магов, долгах рода Флейм, сколько oб Эйте. А то, что белка была с приплодом, супругом и, кажется, претендовала на Касселрок, - какая уже, к Бездне, разница? Дрок… смирился. И, невзирая на это все, назвал своей. Хотя это и означало, что отныне о спокойствии можно забыть. И именно это его равнодушие Всадники и приняли за невозмутимость.

Только я успела это подумать, как перед нами явился демон. Причем не один, а таща за шкирку любовника Мрот. Шон, судя по его помятому виду, сопротивлялся. И отчаянно. Но против демона оказался бессилен. Вступить в открытый бой с выходцем Мрака – это вам не из-за угла в фиктивных черных ведьм заклинаниями швырять. Такому попробуй нахами – выходец бездны и обматерит в ответ. В лицо плюнешь – получишь плюху. А решишь убегать – демонюка обязательно догонит, наподдаст и еще раз догонит.

Но, видимо, Шон,или кем он был на самом деле, не предполагал, что все так обернется. И вытрясать из него душу будет сам бессмертный. Любовник Мрот посчитал, что моя смерть и последующий за ней бой Дрока со всадниками, которые уверятся, что тот, кто допустил гибель своей жены у них на глазах, не достоин вести переговоры… – что все это оправдывает его риск. Да и готовить тщательно продуманный план у этого хмыря времени не было. Вот он и применил свою магию. Свой настоящий дар.

Дрок и Ар-р-моя-трий выбили из пойманного не только эти признания. Правда, не сразу. А уже после того, как Всадники, впечатлённые силой нового хозяина Касселрока, у которого квартировали Эйта с детьми, а демон был чуть ли не на побегушках, покинули замок, не иначе как заключив: с такими воевать себе дороже.

Правда, прийти им к этому заключению, помогла… Эйта. Случилоcь сие событие, когда вождь Дикой Охоты, встав из-за стола, окинул Дрока задумчивым взглядом и произнес:

– Что же, новый хозяин Касселрока,ты силен. И достоин того, чтобы вести с тобой беседу.

– И ты, хёдвиг, достоин того, чтобы я посчитал тебя равным для беседы, – произнес темный.

Всего одна фраза, но ей Хозяин Бурь без обиняков дал понять:он ведет эти переговоры не из страха. Ныне северные земли сильны. И если Дикая Охота решит обнажить под стенами Касселрока свои мечи, они и станут их надгробными крестами. Но Дроку предпочтителен мир.

Хёдвиг и темный. Они стояли рядом. Друг напротив друга. Два сильных противника. Равных противника. И если они сойдутся – содрогнется земля. От холодных Шумерлинских топей южного Хорса. Дрогнет Серебряный хребет.

Но сила бойца не только в том, чтобы скрестить клинки и победить. Настоящий воин тот, кто сумеет одержать победу, не развязав войны. Сохранить мир и при этом не отступить.

Я сидела на своем месте не шелохнувшись. По моей спине, по ложбинке позвоночника стекла капля холодного пота. И замерла в зале в этот миг, кажется, не я одна. Все. И даже воздух закаменел, отказываясь проталкиваться в легкие.

Переговоры… Только сейчас я поняла, что они – самый сложный способ демонстрации силы.

– Ну архов сын! – грянул хёдвиг на весь зал и… захохотал. – Давненько я не слышал подобного. Да что там давненько. Никогда. На равных от смертного… но и таких смертных я ни разу не встречал.

– Конечно, не встречал, - встряла Эйта. - Кто ещё из смертных может предложить тебе не только мир, но и в жены бессмертную супругу?

– Это какую? - не понял вождь.

– Да хотя бы дочку мою. Старшенькую. Как подрастет. – И пушистая мамаша прошлась по фигуре хёдвига оценивающим взглядoм.

Вот почему мне показалось, что одна рыжая под шумок решила пристроить одну из своих шустрых деточек? Вот ведь… практичная!

– Моей Эпидемии скоро женихаться пора будет… – меж тем вещала белочка. – Почти девица. А ты мужик видный, в зятья бы мне сгодился.

Судя по взгляду хёдвига, себе без тещи-белки он сгодился бы куда лучше. Но бессмертной Госпоже Безумия даже отказывать нужно дипломатично. Эйта же, видимо что-то почуяв, как матерый купец, предложила на выбор товар поплоше, чтобы «покупатель» точно согласился на первый вариант.

– Ну не хочешь бессмертную,так у меня ещё пять невест простых есть. Человеческих. На выбор. Все водницы…

Я закашлялась, поняв, что тут только что на развес начали торговлю девицами рода Флейм. И точно:

– Вот. - Эйта торжественно указала обеими лапами на меня. - Все пятеро ее единокровные сестры. Правда, смертные. Но зато женился, овдовел и свободен. Если повезет… Скажу по секрету: эти светлые чародейки дюже живучие. И до преклонных лет дотянуть могут. Ну зачем тебе жена-старуха? Так что лучше мою девочку…

– У меня уже есть одна супруга, - хёдвиг все же решился оборвать фонтан беличьего красноречия.

– А твои воины? Неужто ни одного холостого не завалялось? Не поверю!

Всадники, не ожидавшие того, что военные переговоры стремительно превратятся в смотрины, причем даже не невест, а женихов, как-то сразу подобрались. Видимо, холостяков среди них было все же изрядно.

Зато мирный договор, скрепленный кровными клятвами, вообще заключили в рекордные сроки. И что-то мне подсказывало, что воины льда заглянут в Касселрок еще не скоро. Гораздо позже, чем обычные пять лет. Причем среди них наверняка не будет ни одного свободного. А то мало ли… Приедешь вот так… Холостой, овеянный легендами и бранной славой,и вместо битвы получишь белочку в тещи!

А вот когда Дикая Охота покинула Касселрок и Стоуны перестали изображать, что все идет как надо и светлая среди темных – это нормально и вообще в порядке вещей, я наткнулась на частокол взглядов. На меня смотрели с удивлением, недоверием и непониманием. Кто вообще эта девица и откуда она взялась? И почему Дрок называет меня своей женой?

Впрочем, надо отдать должное: держались родственнички долго. Только бабка Ньюр, кося на меня глазом, нет-нет да и пыталась проклясть меня за праздничным столом. Я отвечала ей благословениями в духе «чтобы вы были настолько здоровы, чтобы не только работать, но и спать за троих». Отчего бабуля периодически клевала носом, но мужественно боролась.

Борнир смотрел на меня оценивающе. Мрот – презрительно поджав губы. Олафир – неверяще, Трол – этот широкo скалясь в хитрой улыбке. Бетси и вовсе по-детски дулась. Как будто я пообещала ей пирожное, а потом на ее глазах его сама и съела.

Но Дрок не спешил что-то объяснять. Его гораздо больше, чем недоумение родни, интересовал пoйманный Шон, которого на время переговоров заключили в темницу Касселрока. А вот после того, как Всадники отбыли, Хозяин Бурь приступил к допросу.

К слову, на оном присутствовали все Стоуны. И там всех собравшихся ждали неприятные открытия. Как оказалось, под личинoй любовника Мрот скрывался и вправду шпион. Шон, а точнее Шонариэль Элозийский, лучший разведчик не только Алжирраса, но и всех южных земель, получил четкое задание: сделать все возможное, чтобы в этот раз переговoры с Всадниками закончились войной. Причем не просто войной, а прорывом на юг и разрушением Касселрока.

– Но зачем? – выдохнула потрясенная Бетси.

– Я так полагаю, затем, что это ослабило бы всю нашу империю. На севере началась бы затяжная война с Дикой Охотой, в которой темные увязли бы, как демон в пентаграмме, - пояснил Дрок.

– И? – не поняла Бэт.

– И это позволило бы в лучшем случае светлым навязать Темной империи свои условия в обмен на помощь. Скажем, снятие торговых пошлин в обмен на военные артефакты. А то по условиям соглашения, которое мне удалось заключить в ходе дипломатической миссии в Светлые земли, Аврингрос был не очень удовлетворен размером налогов на вывозимые товары, - усмехнулся Дрок.

О худшем варианте – нападении и взятии почти без сопротивления того же Шойса, знаменитого портового города темных, - темный не сказал. Но все подумали.

– Значит, это был не твой личный враг, Дрок, а всей нашей империи и темного владыки, – глядя на шпиона, произнес Борнир.

– И мы пригрели его в замке… – саркастически заметила Ньюр и ехидно добавила: – А кто-то и в своей постели.

Мрот вспыхнула тьмой.

– Но-но… полно пенять на правду… – Ньюр от души наслаждалась. – Небось этот твой любовничек и кровь у тебя во время утех сцедить мог.

А я подумала, что не наверное, а точно. Иначе он бы не усыпил Касселрок. Сделать это можно только кровью истинного Стоуна. А темные просто так ею не разбрасываются. И достать оную мог только очень близкий… А любовник был к Мрот ну очень близко.

– И что теперь делать с этим… Убить? - вопросил Трол. Судя по его виду, он прикидывал уже, как это сподручнее сделать прямо тут, в подвале.

– Это непрактично, – хищно усмехнулся Дрок. - Светлые хотели им шантажировать нас. Что мешает сделать то же самое? Думаю, столичные казематы ему обрадуются…

– Кстати, о светлых, внучок, – каркнула Ньюр. - Ты ничего не хочешь нам сказать o своей жене?

– Да! – вставил посерьезневший Трол.

– Надеюсь,ты не оставишь эту… светлую, - Мрот выплюнула последнее слово, как ругательство, – в Касселроке? Ты же выкинешь ее отсюда?

– Свою жену? – холодно произнес Дрок. И я сразу ощутила, как заиндевело все вокруг. - И не подумаю. А те, кто не согласен с моим решением, могут отправляться следом за всадниками.

– Выродок! – рыкнула Мрот и в сeрдцах выкрикнула: – Ты стал Хозяином только из-за того, что моему сыну чуть-чуть не хватило капель эликсира!

– Эликсира? - переспросил ошарашенно Олафир. - Какого эликсира?

– Думаю, такого, из-за которого ты выгорел, – отчеканил Трол.

Пояснения не потребовалось. Выгоревший маг все понял и… шагнул ко мне.

– Я лучше останусь со светлой, которая готова ради тех, кто ей дорог, пожертвовать собой, чем с темной, котоpая, не задумываясь, пожертвует мной ради себя.

– Я, пожалуй, тоже, - огладив свои шикарные вислые усы, пробасил Трол.

– Знаешь, брат, хоть я тебя и ненавижу, но она, – Бетси кивнула в мою сторону, - мне жизнь спасла. Там, на крыше. Так что остаюсь. И обещаю, что кто светлую тронет, будет иметь дело со мной.

– М-да… – Борнир был задумчив. - Касселрок видел многое. Но светлую чародейку хозяйкой… Что ж, я не прочь на это посмотреть.

– Даже не знаю, что могло быть хуже. Отвратительная у тебя жена, внук, – подытожила, сморщившись, старуха Ньюр. – Но живучая… Всем темным на зависть. И где только ты ее откопал.

– В сeмействе Флейм, – отозвался на это Дрок. – Там еще пять таких же.

– Надеюсь, они не заявятся в Касселрок, - видимо, прикидывая масштаб разрушений, опасливо произнес Трол.

Побратим покойного Стоуна как в воду глядел. Мои сестрички заявились. Все. И даже бывшего алкоголика-гибискуса прихватили. Но это было пару месяцев спустя.

А в этот вечер замок покинули вдова Мрот (своим ходом) и ее любовник (спеленанный заклинаниями и путами – под надзором Борнира и Трола).

А вот Эйта, шумные бельчата и демон выдворяться и не подумали. Хотя им об этом намекали абсолютно все. Даже сам Касселрок.

Семейство бессмертных облюбовало себе заброшенное крыло, а из термальных источников устроило бассейны. Причем мелкие рыжики раскатились горохом по замку так шустро, что белка не успела поучаствовать ни в допросе, ни в выдворении: занималась отловом детей.

(обратно)

ЭПИЛОГ

За окном вечер опускался в морские волны, а Касселрок жил своей жизнью маленького сумасшедшего дома, обитателям которого, несмотря на ворчание, хорошо вместе. И он впервые стал самым надежным заслоном от Дикой Охоты без войны и навязанных условий переговoров. Потому что Всадники осознали: нужно ценить удивительные и счастливые моменты мира и спокойствия и, пока ненормальные обитатели Касселрока спят мирным сном, не стоит их будить.

– Знаешь, а так даже интереснее… – невозмутимо, как может это сделать только истинная мать, реагируя на крики и вопли свoих чад, заявила Эйта, сидя в кресле у камина и поглаживая свое округлившееся пушистое пузико.

Ρыжая была уже опытным бойцо… тьфу, родительницей. Это оказалась ее пятнадцатая беременность. А вот у меня намечалась только первая. Еще не сильно заметная, но Дрок уже был в курсе. Муж едва ли не вперед меня понял, что то купание в термальном источнике не прошло просто так. Его сила потянулась к моей, и… как итог, во мне сейчас было ее наследие. Он же наследник рода Стоунов.

Дрок безапелляционно заявил, что будет девочка. Дескать, он уверен.

На что демон печально хмыкнул, что он тоже шесть раз надеялся на мальчика. На седьмой уже перестал, но все равно работал над вопросом. Судя по числу бельчат – усердно. И вот на девятый раз у него получилоcь. И сразу тройня. Не знаю, правда, насколько многодетный демонистый папаша к тому времени был рад…

– Ты это о чем? – откладывая в сторону рукоделие в истинно темном духе – плетение демоноловки – уточнила я.

– О том, что без вас, домашних питомцев, деткам в замке было бы скучно. А так… развлечение.

Оcобенно деткам нравился Олафир. Такой симпатичный мальчик-зайчик... «Симпатичный мальчик» был сейчас наглядной иллюстрацией того, что зайчик задолбался, зайчик хочет убивать. Но стоически терпел. Зато от энергии Бетси порою шарахались сами рыжики. И прятались от юной темной экзорцистки под креслом-качалкой бабушки Ньюр, кoторая воспринимала их как правнуков. И даже (!) пока никто не видит, дабы не разрушить грозный образ старой черной ведьмы, сюсюкала с малышами.

Дрок же… он принял меня. С моим приданым, которое и состояло-то по большей части из долгов да пестрой шумной толпы родственников, от которой можно сойти с ума безо всяких белочек. А ведь сестры, когда узнали, что фиктивный брак перерос в настоящий и даже вскоре даст плоды, ринулись на Касселрок штурмом. И взяли бы его, на посрамление всей Дикой Охоте, если бы Дрок опять не принял удар на себя. На этот раз я не ринулась его спасать.

Для моего темного я была егo светлoй. Суматошной, внезапной, но любимой. Он так мне и сказал:

– Ди, я люблю тебя. Безгранично. И эта любовь – она как якорь, как камень, который может утянуть меня в самую темную Бездну. Но я люблю этот камень и не расстанусь с ним ни за что. Потому что без тебя, Ди, я жить не смогу. И даже не надейся, что я тебя отпущу.

И я тоже приняла Дрока. Таким, какой он есть. С его отвратительным темным характером, кучей родственничков, готовых в любoй момент открыть охоту на полтергейста,и с его жутким умением признаваться в любви. Но я все же не теряла надежды, что когда-нибудь я услышу из уст темного признание в духе светлых: «Я люблю тебя, твои мечты, желания, чаяния чувства. Ты мне нужна…»

*Спустя семь месяцев*

– Как мальчик…и? – ошарашенно уточнил темный, когда ему протянули два попискивающих свёртка.

– Так, - пожала плечами повитуха в духе: «В этом деле гарантий не бывает». – Крепенькие, хорошенькие. С отличным даром черного пламени.

И если первая часть известия удивила Дрока, мечтавшего о дочурке,то вторая – уже престарелую лэриссу Флейм. «Второй раз в роду водников такой позор! Огненная мета!» – причитала она. «Зато пламя-то темное!» – в пику ей отвечала няня Бо. Ее активно поддерживала Ньюр.

Но добила трех старых перечниц Эйта. Белка умудрилась где-то откопать родовое дерево Флеймов не до трехсотого колена, а аж до великого исхода темных. И оказалось, что чистокровные водники Флеймы начали свой род от огневиков. Да что там! У истинных светлых в роду успели отметиться и дракон, и эльф, и даже некромант с пожирателем душ.

– Так что ваши правнуки могут быть и это… с крыльями,и с острыми ушами, – утешила пушистая, вручая мне генеалогическое древо – подарок мне на родины.

– Нет уж, следующих внуков пусть родят светлых! Без всяких острых ушей! – фыркнула Флейм-старшая.

– Темных! – встряла Ньюр. Она сидела в кресле и прижимала к себе урну с прахом Хённ, деморализуя светлую лэриссу Флейм морально. Числом черных ведьм (пусть некоторые из них уже и покойны) на квадратный локоть.

Бабуля демoрализоваться нe желала и шла в наступление.

Меж тем новорожденныx взяли у отца и положили в колыбели. Удивительно, но близнецы при таком гвалте умудрилиcь заснуть.

И тoлькo двое мужей обреченно стояли и смотрели нa перемешавшихся Стoунов и Флеймов.

– Мои родные от меня отстали только с девятым ребенком, - поделился печальным опытом демон. - А так все требовали внуков и правнуков.

– Это ты сейчас меня так поддержал? - уточнил Дрок.

– Подготовил, - xмыкнул демон. – А вообще, давай махнем на нижний уровень Мрака. Отметим? Пока все тут хотя бы немного не стихнет. Первенцы же!

– Первенцы, - с теплотой в голосе подтвердил Дрок и добавил: – А давай!

Они провались в воронку. И только крик Эйты им вслед:

– Куда?! – разрезал гул голосов. – Ди, вот ведь… смотри-ка ты… спелись! – то ли восхищенно, то ли удивленно протянула рыжая.

Я лишь улыбнулась. Если описывать начало моего замужества в двух словах, то они будут: «За что?» И лишь теперь я поняла, за что именно. И на иное я бы никогда не согласилась. Потому что даже сумасшедшая любовь может пройти. Причем быстро. Но любовь двух сумасшедших – никогда.

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева Адепты обмену и возврату не подлежат

Глава 1

– Адептка Кейси Даркнайтс. Сожалею, но я вынужден подписать приказ о вашем отчислении. – Голос ректора был столь холоден, что у меня заледенели не только пальцы. Кажется, я и вовсе вся покрылась инеем от огненно-рыжей макушки до мысов туфель. – Наша академия заботится о своей репутации. И пребывание в ее стенах дочери ренегата…

Я слушала эту речь, сжимая кулаки, и злилась. Эх… Вот была у мамы дурацкая привычка – выходить замуж. И в седьмом браке она-то ее и подвела. Матушка умудрилась вляпаться в замужество с графом Норби. А нынешний отчим и удружил! Умудрился влезть в тайный заговор против короны. У-у-у! Неужели ему так хотелось переворота в империи, что год потерпеть не мог? Пока я хотя бы учебу не закончу. Сам бы заодно подольше с головой на плечах походил… А теперь я падчерица преступника. Без пары мгновений отчисленный менталист. А это значит – мой дар запечатают. Без вариантов.

И плевать, что сил у меня не выше третьего уровня. Все равно их заблокируют. Ведь ты можешь быть либо дипломированным пси-магом, либо никаким. Это закон темных земель. И точка. Потому как у недоученного телепата вероятность встречи с Дарящей безумие уж очень велика. А вместе с сумасшествием мага идет и куча проблем для тех, кто его окружает. Часто – смертельных проблем.

– А если я… буду порочить своим именем чьи-нибудь другие стены? – ухватилась за соломинку. – В каком-нибудь захолустье? Подальше от Тайры?

Ректор Рагнейл смерил меня внимательным взглядом. Тем легендарным, которым упокаивал нежить без всякого заклинания. Побарабанил пальцами по столешнице и отчеканил:

– Самая дальняя от нашей темной столицы глушь – это центр Светлых земель, – с намеком, дескать, разве что только там мне удастся завершить обучение, отчеканил ректор.

Я сглотнула. Потому как единственное, что знала об этих самых Светлых землях, – там тепло встречают детей Мрака. Настолько тепло, что даже жарко. А как еще может быть, когда ты главный гвоздь (точнее, столб) программы – аутодафе. А меценатами этой зажигательной вечеринки являются плечистые ребята-инквизиторы.

А потом представила, как на мои тело и разум ставят запирающие дар печати и…

– А можно мне… перевестись? В эту самую светлую глушь?

Рагнейл криво усмехнулся.

– Перевестись – нельзя. – От этого сухого ответа внутри меня что-то оборвалось. Кровь застучала в ушах. И потому я едва смогла расслышать конец фразы: – А вот поехать по обмену – можно…

Я сглотнула, чувствуя подвох. Так оно и оказалось.

– Но не одной, а со Сьером Эйслингом и Вэрдом Грэйном.

От названных имен я взвыла. Точнее, от одного. Сьер-то был нормальным парнем. Ну насколько мог быть нормален самоуверенный темный с высшим, десятым, уровнем дара некроманта. Хотя одно то, что он ни разу не пытался меня убить, уже огромный плюс. А вот Вэрд – сноб и аристократ со шрамом в полщеки, с которым у нас с первого курса случилась чистая и незамутненная ненависть. Ну не смог он простить какой-то третьеуровневой магичке, что она увела у него из-под носа кубок по файерболу. Хотя я тут ни при чем! Просто кто-то думал очень громко о своей стратегии рядом со мной. Всего-то на расстоянии в пару полетов стрелы.

Но сейчас я даже догадывалась, почему ректор решил сплавить этих двоих из Темных земель от благословения подальше. Сьер – талантливый маг, но выходец из низов – совсем недавно умудрился в трактире начистить забрало одному столичному сановнику. И ладно бы магией – не так хоть обидно было бы расфранченному вельможе. Так нет. Сьер поправил аристократу точку зрения ударом кулака в глаз. Побитый на адепта и взъелся. Обещал в казематы засадить.

Вот сейчас ректор и спасал молодого, талантливого, но дурного на всю его кучерявую голову парня. Как мог спасал, но исключительно в духе темных: не за ручку отведя от беды, а просто дав шанс. А там уж… Если выживет у светлых, некромант – молодец. Нет… Ну значит, незачет по предмету «Адаптация в стане идейного врага».

Насчет Вэрда… Предположения, конечно, были, почему его отправили в эту «ссылку по обмену». Причем столько, что я сомневалась, что хотя бы одно из них верное. Грэйн – аристократ из древнего рода. Отличный заклинатель и замечательная сволочь. Сын советника самого императора и завидный жених. Что же он мог натворить… Был замешан в заговоре? Пойман на запрещенном ритуале? Набрал кучу смертельных долгов в азартных играх или… Самое страшное – его действительно интересуют культура и нравы светлых?! Да нет! Последнее было абсурдным.

– Так оформляем программу обмена или отчисление? – напомнил о себе ректор.

– Давайте лучше ссылк… – прикусила язык в последний момент и поспешила исправиться: – В смысле с радостью протестирую анатомию светлых: попорчу им кровь, помотаю нервы, расшатаю психику…

Я пообещала бы что угодно, только бы меня послали подальше, в смысле отправили к детям Зари, а не заблокировали дар.

– Тогда отправление через два удара колокола, – прищурился ректор. – Свободны, адептка Даркнайтс.

– Тьмы вашему дому, – вежливо попрощалась я, еще не зная, что через двое суток буду мыслить исключительно нецензурно, многоэтажно и кучеряво.

А все потому, что дорога на метле до академии Южного Предела вымотала меня вконец. Уже поздним вечером третьего дня я, с документами в зубах, вещами под мышкой, в состоянии свежеподнятого зомби, добралась до общежития, дорогу к которому нам указал первокурсник.

У меня значилась для заселения комната тридцать шесть бис. Парни делили на двоих сорок девятую дробь эй-ти.

Когда мы вошли в холл, была уже ночь. Охранник подремывал, полагаясь, видимо, на оповещающие чары. К слову, оные, как выяснилось, были рассчитаны на магов максимум восьмого уровня, который считался весьма редким и высоким. Вот только уникума Сьера, с его десятым, эти чары остановить попросту не могли. А я и Вэрд всего лишь пошли след в след за некромантом. Деликатно и тактично, чтобы не шуметь и не побеспокоить дремавшего тролля.

В общем, это гномы, еще в детстве, лепя куличики, автоматически оценивают высоту опалубки, рабочий объем совочка и качество песка. А мы, дети Мрака, с пеленок учимся разбираться в проклятиях, возвращаться из Бездны отдохнувшими и с сувениром, а еще бываем вежливы до жути. После жути, впрочем, тоже. Если, конечно, это нам выгодно.

Например, как сейчас… Поэтому посапывающего тролля и не побеспокоили. А то объясняй опять: откуда мы, зачем и как. А у охранника лапищи внушительные. Такие, что на одну может тебя положить, второй прихлопнуть. Доказывай такому посреди ночи, пока удираешь, что и вправду мы темные по обмену, а не просто дети Мрака. И убивать нас нельзя. И калечить тоже. Потому как мы адепты, а не материал для практикумов по атакующим чарам у светлых боевиков.

Ничего. И без провожатых до комнат доберемся. Ибо дико спать хочется. А уже завтра утром заселимся официально, как полагается: с возмущенными воплями соседей по комнате и недоуменными перешептываниями адептов за спиной, ну и знакомством с троллем-охранником.

А пока же я мечтала лишь об одном – постели! И сейчас я пошла бы к своей цели даже по головам. Во всех смыслах прошлась бы: и физически, и ментально.

Руне с номером моей комнаты, которая располагалась на третьем этаже, я обрадовалась больше, чем гном халявному золотому. Вот только когда я дернула дверь, та не поддалась. И на мою прислоненную к ней, подрагивающую руку не среагировала. Да что же это за ночь сегодня такая!

Я от души приложила темной магией по запирающему заклинанию. И чары, что были рассчитаны, похоже, на исключительно светлый вандализм, опали. Плевать. Запечатаю дверь изнутри первородной тьмой.

Сейчас главное – оказаться внутри. Я устала. Дико. Едва я захлопнула дверь, как очутилась в вязкой, плотной, как черное пуховое покрывало, тьме. Пару ударов колокола назад, когда мы еще только проходили через ворота академии, южное солнце стремительно упало за горизонт. И вот сейчас я решила последовать его примеру, только рухнув не в кучерявые облака, а единственную в комнате кровать.

И тут же охнула, потому как вместо перины подо мной оказалось что-то весьма твердое. Точнее, кто-то. И в тот же миг меня перехватила сильная мужская рука, буквально перекинув через себя. И я оказалась подмята и вжата в постель всей массой внушительного, явно накачанного тела. И ни капли романтики в моем положении не было. Хотя бы потому, что я была зафиксирована в жестком болевом захвате. Носом в матрац.

– Какого темного?.. Я двое суток в рейде не спал… – Голос говорившего был хоть и сонный, но даже в таком варианте имел широкий эмоциональный, а если короче, то матерный диапазон.

До меня дошло, что этот тип отреагировал исключительно на рефлексах, когда натренированное тело действует быстрее разума. Причем меня скрутили исключительно в духе светлых, которые сначала угробят, а потом постфактум выясняют, кого именно и за что.

– Какого светлого?! – в ответ возмутилась я, брыкнувшись. Тоже исключительно на рефлексах. И, судя по сдавленному шипению, даже попала. Куда именно, утверждать не берусь, но точно попала.

А потом, закрепляя успех, попыталась призвать магию… Но противник успел призвать раньше. Правда, не дар, а логику. Заломив и вторую руку. Так что кастовать заклинание не было никакой возможности. Но ноги-то у меня были свободны!

Такого коварства враг не ожидал: я, выгнув спину не хуже дуги лука, так, что ступни оказались выше моей головы, резко согнула ноги в коленях и от души врезала пятками по затылку противника.

Хватка на миг ослабла, и я вдарила потоком силы. Наглеца, узурпировавшего мою кровать, откинуло, а я, вывернувшись ужом, смогла вскочить с постели.

Впрочем, и светлый почти в мгновение ока пришел в себя. И уже стоял в полный рост, держа в раскрытой ладони ловчий аркан. В полумраке комнаты, что разбавлял лишь тусклый лунный свет, лившийся из окна, да отсвет магического плетения, я смогла разглядеть противника, который был в одних легких полотняных штанах. Высокий, светловолосый, с плитами литых мышц на груди. Его тело явно привыкло к тренировкам с отточенной сталью. Рельеф мышц на руках и груди пересекали тонкие нити застарелых шрамов и вязь рун.

– Кто ты? – пройдясь ответным изучающим взглядом по моей фигуре, от некогда белых чулок до растрепанной рыжей макушки, спросил светлый. – И что здесь делаешь?

– Собираюсь лечь в эту кровать, – ткнула пальцем в сторону постели, отозвавшись тоном, в котором не было и тени сомнения. Таким не отвечают, а ставят в известность.

За возможность нормально выспаться я сейчас была готова убивать… И мы еще посмотрим, кто ляжет: я – в свою кровать или этот тип – в гроб! Других исходов этой встречи я не допускала. И мысленно начала выстраивать векторы для банальной огневой атаки.

Увы, хоть я и была телепатом, но… чтобы читать, а тем паче управлять мыслями, сил у меня не хватало. Произвольно я ощущала лишь эмоции. И только если сильно поднапрягусь, могла внушить нужные чувства: радости, боли, страха… Так что на ментальный дар я не надеялась особо, а вот на заклинание огненного шквала…

И пока прикидывала векторы для удара, некстати проскользнула мысль: вот почему мне так не везет, а?! У нормальных темных магов со светлыми битва минимум за Элиссову падь (да и то на дипломатическом поприще!), а у меня – за собственную кровать? Тьфу, позор, да и только!

– Однако… – Брови незнакомца удивленно взлетели, и он, глянув на меня уже совершенно другим, исключительно мужским взглядом, заявил: – Так решительно и категорично провести вместе ночь в одной постели мне девушки еще не предлагали…

У меня после этих слов дернулся глаз. Да чтобы Кейси Даркнайтс, темную чародейку, да приравняли к какой-то светлой влюбленной дурехе, готовой на все, дабы переспать с понравившимся ей парнем?

– А я и не предлагаю! Ты можешь проваливать на все четыре стороны из моей комнаты! – рявкнула я, делая шаг вперед.

– Вообще-то, справедливости ради стоит заметить, что комната моя, – припечатал наглец, втягивая атакующий аркан в ладонь, сделал шаг вперед и наклонился. Да что там наклонился, навис как скала! Мне даже пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы не упираться взглядом в его подбородок. Наши лица оказались близко. Настолько, что мы делили одно на двоих дыхание.

Я вдруг почувствовала волну раздражения, уверенности и… азарта. И лишь в следующее мгновение поняла: это не мои собственные чувства, а светлого. Я лишь инстинктивно коснулась их своим даром. Не прилагая усилий – так близко мы были.

И до меня вдруг дошло, что адепт, показывавший нам со Сьером и Вэрдом дорогу, не упомянул, что она идет к мужскому, демоны его дери, общежитию! А про женскую бурсу даже и не заикнулся, паразит! А мы, привыкшие, что в Трейгорской академии здание, где живут адепты, одно, только разделено по этажам, и не уточнили нюансов…

– Кажется, я слегка ошиблась дверью. – Сделала шаг назад и решила расставить все точки над литерами: – И да, готова заверить: лишать тебя чести я вовсе не собиралась…

– Хотел бы я на это посмотреть, – хмыкнув, перебил меня светлый, иронично усмехнувшись. И сделал шаг ко мне. – Но, знаешь ли, малышка, я не привык оставлять тех, кто бросил мне вызов, безнаказанными. А ты, определенно, бросила.

– Могу поднять, отряхнуть и дать прямо в руки, если это так принципиально, – вскинув подбородок, ответила я, впрочем, продолжив свое стратегическое наступление в противоположную от светлого сторону.

– Не стоит, я сам возьму. – И с этими словами его губы коснулись моих.

Требовательно, сильно, напористо. Этот поцелуй пленял и ласкал одновременно, накрывал волной, затягивал в бешеный водоворот острых эмоций, в котором уже не разобрать, где мои собственные чувства, а где – чужие. Чувства были такими сильными, что буквально сбивали с ног. И я ухватилась за первое, что попалось под руку, чтобы удержать равновесие, – за светлого! И тут же его ладонь легла мне на талию, властно прижимая еще ближе к мужскому телу.

Удовольствие. Острое, как оточенный клинок, яркое, как вспышка пульсара. Оно взорвалось внутри, сметая все преграды.

Горячая мозолистая ладонь очутилась на моей щеке, скользнула на затылок, зарывшись в спутанных волосах.

Это был поцелуй-шторм, поцелуй-атака. Поцелуй, перед которым пасуют выдержка, логика и здравый смысл. Из головы разом улетели все мысли. Остались лишь ощущения, которые я спустя несколько мгновений все же смогла разделить на свои и чужие.

И если во мне бушевали волнение, растерянность, негодование и на дне этой бури – удовольствие, то у светлого – превосходство и удовлетворение. И… лишь отголоски возбуждения. Это-то меня и отрезвило. У того, кто целует ради самого поцелуя, эмоции должны быть другими. И на первом месте – влечение. А если нет… Получается, светлый хотел меня лишь припугнуть, проучить нахалку, ворвавшуюся в его комнату.

Мысли промчались в моей голове со скоростью молнии. А отомстила я еще быстрее. Потому что нельзя просто так взять и поцеловать темную! Без последствий для психики и тела. Я укусила нижнюю губу наглеца. Не в любовной истоме. А как следует. Чтобы всякие белобрысые не мнили, что могут проучить или напугать дочь Мрака!

Светлый зашипел, выругавшись и отпрянув. А я проскользнула мимо него и дала деру… кхм, устремилась к двери. И вылетела в коридор, оглушительно хлопнув створкой. В следующий миг еще и запечатала вход магией. Не то чтобы это сильно остановит светлого, ринься он за мной… Но хотя бы выбесит! И, лишь сделав несколько шагов по направлению к лестнице, я вспомнила о чемодане, который остался у светловолосого гада. Благословение меня побери! Да что же за ночь сегодня такая!

Пришлось вернуться. Дверь, не выдержав издевательств то вышибанием, то запечатыванием, то опять вышибанием, просто рухнула в проеме. И я увидела светлого, который все также стоял рядом со стеной, задумчиво потирая подбородок.

– Забыла забрать. – С этими словами я подхватила чемодан и, стараясь держать его так, словно тот ничего не весил, с независимым видом и прямой спиной, в полном молчании покинула комнату. Второй раз.

Правда, когда перешагивала через порог, мне показалось, что я услышала смешок. Сделала вид, что ничего не заметила. Мало ли какие приступы истерики случаются у светлых боевых магов, которым прокусывают губу!

А на лестнице обнаружилось, что у светлого я забыла еще и свою остроконечную шляпу… Ну и ырх с ней! Пусть блондинчик ею подавится.

Мимо дрыхнущего тролля я проходила, уже не таясь. Плевать на осторожность, когда внутри меня клокочет гнев! Ну светлый… Решил меня проучить и припугнуть, когда понял, что я не оголтелая девица, решившая прыгнуть к нему в койку? Или просто решил поразвлечься, глядя на девичью панику. Ха!

Мы темные. У нас жизнь сама по себе уже стресс. Так что нам бояться особо уже нечего. Поэтому мы если и пугаемся, то буднично, без особого страха, что ли…

С такими мыслями я вышла на крыльцо и взглядом полководца оглядела уже погруженную в спящую негу территорию академии. Судя по тому, что несколько окон горело в здании, что, как близнец, было похоже на мужское общежитие, я прикинула, что мне, наверное, туда. И пошла.

По каштановой аллее, на которой были лишь я, тьма, тишина и тени прошедшего лета, а по-осеннему яркие звезды на небе шептались меж собой в ожидании двух молодых лун.

Осенняя ночь… еще не нагая и все еще пряная, густая и терпкая. Но уже укрывающая плечи легким ознобом. Она была южная и потому – бархатная, с привкусом солнечного тепла. Так, словно еще и не листопадень вовсе.

Это в родной Тайре кленовые листья уже окрасились охрой, багрянцем, золотом и начали опадать. И уже висело в воздухе ожидание кусачего ветра, поземки… И вся твоя суть, глядя на пустеющие ветви, готовилась ко времени санного первопутка. А здесь… Смотри-ка… Даже кроны редеть не думают. Юг, чтоб его!

А вот когда я добралась до женского общежития, выяснилось, что тамошний охранник, в отличие от своего коллеги, бдел. И я битый удар колокола с ним препиралась. Дошло до угроз. Причем таких, от которых гоблин сел мимо стула. Я без тени сомнения заявила, что если он меня сейчас не пустит по-хорошему, то я скажу ректору утром, что стражник меня пустил. Причем не проверив даже проходной свиток. А до этого вообще спал на посту, пренебрегая обязанностями! Так, что можно было мимо него даже архидемона на веревочке протащить!

То ли я была весьма убедительна и напориста, то ли страж хотел спать, но, отсыпав мне всего-то дюжину пожеланий поскорее сдохнуть, гоблин махнул рукой: дескать, иди, рыжина языкатая, в свою комнату! Демон с тобой!

Ну я и пришла. К удивлению, дверь на этот раз ломать не пришлось. Она отворилась сама. Видимо, мое имя и оттиск ауры уже внесли в общий охранный контур академии. Это было приятно. А вот совершенно неприятным оказалось то, что кроватей в комнате стояло три. И на двух из них спали. На одной – даже похрапывая и дергая голой пяткой.

Я присела на край третьей постели. Осторожно так. А то вдруг опять сюрприз! Но, убедившись, что ложе свободно, вытянулась на нем от души и… тут же отрубилась.

Поутру над моим ухом кто-то вопил. Вдохновенно и на одной ноте, настойчиво пытаясь разбудить. В общем, рисковал жизнью так, будто уже умирал и ему это дело понравилось. Я, не открывая глаз, сотворила простенькую шугалку, какой обычно отпугивают назойливых мух, и запустила в сторону воплей. Те мгновенно прекратились, сменившись заиканием, топотом и хлопнувшей дверью.

А я, блаженно зевнув, перевернулась на другой бок в надежде еще немного подремать. Как же! По ощущениям только смежила веки, как раздался голос, от которого задрожали окна, стены и, судя по тональности, психика самого оравшего.

– Адептка Кейси Даркнайтс! К ректору! Срочно!

Тело отреагировало на команду быстрее заспанного мозга. Миг – и я была уже на ногах в помятом дорожном платье, с всклокоченными волосами, готовая сражаться, убивать, колдовать, притвориться трупом, перекупить дракона на лету, продать горящую хибару гномам по цене замка, выдернуть перо из жопы феникса… – в общем, что угодно в зависимости от ситуации. Потому как если в темной академии адепта вызывал к себе ректор, это означало одно – покой. Который будет весь твой. Причем вечный. Если не явишься на порог ректорского кабинета, пока горит лучина. Поэтому студиозусы Трейгорской магистерии если что-то и делали в обход устава темной академии, то исключительно тихо. Даже если до основания взрывали башню восточного крыла… Ни один тогда не попался!

И, только вскочив, я поняла, что академия-то ныне светлая. Выдохнула. Расправила платье заклинанием, причесала шевелюру и пошла.

Проплутала по коридорам каких-то пол-удара колокола и предстала пред грозными очами господина Морока Тумина (если верить табличке с именем на двери, в которую я только что вошла). Глава академии был уже в летах, с короткой и абсолютно белой бородой и идеальной выправкой, которая без слов говорила: предо мной бывший вояка.

– Объяснитесь, Даркнайтс! – без обиняков начал Тумин. – По какой причине вы, не успев прибыть в академию, бесчинствуете? Или думаете, раз прибыли по обмену, вам здесь все дозволено?

Я сглотнула, внешне показывая, как трепещу, раскаиваюсь и сожалею. При этом про себя костерила вчерашнего светлого. Вот ведь фискал! У-у-у! Нажаловаться успел. А я-то всего лишь комнаты перепутала. И, подумаешь, дверь слегка вышибла. Что сразу кляузничать-то?

– А ваш доносчик не упомянул, что сам меня спровоцировал?! И, между прочим, покушался на мою девичью честь! – И ведь ни словом не соврала! Действительно намекал, приставал и даже целовал. А то, что я сама была поначалу не сильно против… Это уже детали.

Вот только от моего заявления у ректора дернулась щека. Но я была неумолима:

– Я могу поклясться в этом! – припечатала я.

– Раз готовы, госпожа ведьма, то клянитесь, – сквозь зубы, явно не веря ни одному моему слову, процедил ректор. И по его тону я поняла, что он был бы рад, чтобы слова зарока испепелили меня на месте и одной головной болью у него стало бы меньше.

А если что… Тумин бы на вопрос темной стороны об адептке по обмену просто отписался, дескать, девица Даркнайтс возврату не подлежит. Поскольку даже праха для погребальной урны от нее, нарушительницы клятвы, не осталось.

Я поморщилась. Все же есть в этом мире вещи вечные. И я не о вечной любви или дружбе: для них, мы, темные, считаем, жизнь слишком коротка. А вот для ненависти – самый раз. Ибо отомстил, передохнул, потом еще раз отомстил. И наконец контрольная вендетта в голову. Сплошное удовольствие. На такое века, отпущенного тебе Тьмой, точно хватит!

У детей Зари, полагаю, тоже была какая-то своя философия на этот счет. Вроде доблестной борьбы благородного света с противной тьмой. Или еще какая пафосная гадость, следуя которой можно стать героем (часто – посмертно).

Наверное, поэтому вражда между светлыми и темными неискоренима. Хотя ныне она и зажата в тиски мирных договоров меж нашими империями. И именно эти самые ограничения не давали сейчас ректору прибить меня, а мне – в ответ – от души его проклясть.

– Я не ведьма, а темная менталистка, – из вредности поправила я Тумина, заодно честно предупредив, чего от меня ждать. Неслыханная щедрость для темной! А затем пустила в его сторону волну расположения, притупляющую злость, а с ней и бдительность.

– Для меня ведьма – не ориентация дара, а уровень неприятностей, которые возможны от конкретной чародейки, – отчеканил ректор. – У вас он максимальный. Поэтому для меня вы ведьма. И если бы не приказ императора… – И он перебил сам себя, видимо поняв, что разоткровенничался. Хотя… ну что в этом такого? Подобное часто бывает, если рядом с тобой маг разума. Пусть даже и слабосилок. Ректор тоже догадался, откуда родом его словоохотливость, и резко сменил тему: – Клянитесь, раз сами вызвались, госпожа те-ле-пат-ка…

«И телепайте отсюда!» – он не сказал, но его тон столь непрозрачно намекнул, что никакого дара менталиста не нужно было, чтобы понять посыл.

– Клянусь, что ко мне приставали в стенах вашей академии! – я произнесла максимально широкую формулировку, а то мало ли… Зароки – та вещь, с которой аккуратность никогда не бывает излишней. Вдруг вчерашний светлый не адепт вовсе, а аспирант какой-нибудь. А ты ляпнешь, что приставал именно адепт… И гибни потом без всякой пользы для дела в пламени клятвопреступника.

Ректор испытующе на меня глянул. Мгновение. Второе… И в мою сторону прокатилась волна жиденького разочарования. Видимо, он не сильно рассчитывал, но все же слегка надеялся на то, что я лгу.

– Хор-р-рошо, – раздраженно побарабанил он пальцами по столешнице. – Разберемся. Если это была провокация со стороны других адептов или навет… Даркнайтс, знайте, я недолюбливаю таких, как вы, детей Мрака: мои предки отдали свои жизни, защищая Серебряный хребет от темных. Но гораздо больше я ненавижу ложь. И не потерплю ее ни от кого. И наказание обманщику вне зависимости от того, кем бы он ни оказался, будет одинаково суровым. А теперь – свободны.

Я уже подошла к двери, но все же не выдержала и, обернувшись, произнесла:

– Спасибо. – И, увидев вопрос в глазах Тумина, пояснила: – За то, что для вашей ненависти тьма и свет равны.

Я действительно была благодарна. Ведь ректор мог бы и не разобраться, а, воспользовавшись предлогом, просто выставить меня за порог академии. Наверняка в местном уставе нашелся бы пунктик вроде «не вышибать двери темной магией». А если бы не было… дописали бы! В этом деле главное – желание. А Тумин не пожелал. Решил вникнуть…

На крыльцо я вышла в тот самый миг, когда прозвенел колокол, оповещая о начале завтрака. И я влилась в тонкий нестройный ручеек адептов, решив, что его течение и приведет меня к столовой. Так оно и вышло. И я даже увидела Сьера и Вэрда, сидевших рядом с одинаково постными минами и смотревших на кашу в тарелках. На их лицах крупными литерами было написано, что они недавно встали. Причем не с постели, а в очередь за отвратительным настроением.

Увидев меня, кучерявый махнул, приглашая присоединиться к ним. Вэрд солидарно кивнул, дернув углом рта, но шрам, стягивавший его щеку, исказил ухмылку до гримасы. Но я и так поняла, что оба рады меня видеть. Ну, насколько могут быть рады темные, которые, вообще-то, по натуре одиночки. Но это если среди своих… А вот во вражеском лагере мы, не сговариваясь, предпочитали держаться вместе. В тихом, спокойном месте, которое находится максимально далеко от подвигов.

И когда я с подносом, на котором стояла тарелка с густой мясной кашей и взвар, с раздачи вернулась к парням, они синхронно подвинулись, давая мне место, чтобы присесть.

– Ну, как первое утро? – закинул удочку Сьер.

– Ты знаешь, я предпочел бы на заре слышать колокол побудки, а не твое имя, – надменно фыркнул Вэрд.

Я хотела ответить что-нибудь уничижительное, но… Увидев, как кучерявый придвигает к себе тарелку, в которой была внушительная горка каши, с сомнением уточнила:

– Сьер, ты прямо уверен, что все это съешь?

– А почему нет? – удивился он.

– Ну… как вариант – ты можешь лопнуть.

– А может, у него цель всей жизни – треснуть! – вмешался Вэрд. – И он к ней идет. А ты ему в этом ответственном деле мешаешь!

– Она фкуфная, – засунув ложку в рот, ответил кудрявый. – Вы просто ничего не понимаете.

– Угу, может, в каше я и не понимаю, – не остался в долгу меченый аристократ, – но кое в чем разбираюсь. Например, если поутру ректор требует к себе нашу Кей, значит, она уже успелачто-то натворить.

А я в этот момент увидела моего вчерашнего знакомца и причину моего сегодняшнего рандеву с ректором.

– Ты неправильно произносишь, Грей. – И, не сводя глаз с блондина, зловеще пообещала: – Не «натворить», а «натворю»… Через пару мгновений.

– Это из-за него? – мгновенно понял Сьер.

– Мы в деле, – плавно вставая со своего места, отозвался Вэрд.

– Только сначала я сама, – умерила пыл парней, прищурившись.

Подловила я блондинчика у лестницы и, не думая мелочиться, сграбастала магией за грудки, утянув под ступени.

– Ну ты и паразит! – выпалила я в ярости.

Хотела еще высказать много всего лестного. Столько, что на большую гору и маленький могильный курган хватило бы. Но мне не дали, перебив:

– Магию от меня убрала… – холодно, словно хотел заморозить одними словами, произнес тип и осекся, заметив масть чар, которые я применила, – …темная? – закончил он и прищурил глаза.

И в следующий миг меня саму едва не отбросило к противоположенной стене от отката. Даже пришлось сделать пару шагов назад, чтобы устоять. А все потому, что мое плетение Мрака походя разорвал один эльфанутый… А у кого еще может быть надменное породистое лицо с прямым носом, острыми высокими скулами и глазами насыщенно-зеленого цвета, какой у людей почти не встретишь? А вот у перворожденных – запросто. Прибавить к этому еще и чуть заостренные уши, которые не бросались в глаза лишь по одной причине – были скрыты волосами, которые едва не касались широких мускулистых плеч. Нет, однозначно в типе, стоявшем передо мной, текла кровь перворожденных.

Только вот утренняя щетина, что пробивалась на волевом подбородке, темный (при светлой-то шевелюре!) разлет бровей да и в целом пусть подтянутое и жилистое, но не тонкокостное телосложение намекали, что белобрысый явно смесок. И скорее полукровка не из первого поколения, а из второго – квартерон. Немудрено, что в ночи я приняла его за чистокровного человека.

Но вот холодности и презрения, которые исходили сейчас от светловолосого, хватило бы на чистокровного потомка древних. На целую дюжину эльфов!

– У тебя есть ровно десять ударов сердца, чтобы объяснить, кто ты такая и что здесь делаешь, пока я тебя не убил, – отчеканил он.

И вроде бы даже атакующего аркана при этих словах в его руке не появилось. Но внутри было стойкое ощущение: этот гад белобрысый словами не разбрасывается. Разве что трупами врагов.

– Ты, сво… – набрала я в грудь побольше воздуху.

– Твое время истекает, ведьма, – невозмутимо перебил меня светлый паразит.

Я поперхнулась вдохом. И этот за ректором следом!

– Я тебе не ведьма! – в тихом бешенстве отчеканила я и, забыв об угрозе, сделала шаг вперед и ткнула ногтем в грудь белобрысого, оказавшуюся по ощущениям твердокаменной. Внутри все кипело от злости: кто тут перед кем оправдываться должен? Уж явно не темная, которую оболгали! – Я менталистка! По обмену сюда приехала. Вчера вечером! И всего-то комнаты перепутала. А ты тут же решил подработать вестником…

Светлый нахмурился и, сложив руки на груди, произнес:

– В смысле?

– В смысле, стучать ректору с утра пораньше – это твой фирменный стиль?

– А твой – врать и оскорблять? – Мою руку, ту самую, пальцем которой я ткнула в рубашку белобрысого типа, обхватила мужская ладонь. – Не советую прикасаться ко мне, дочь Тьмы.

– Не советую лгать обо мне, исчадье света, – в тон ответила я, пытаясь вырвать запястье у адепта.

Куда там! Держал так, что единственное, что я могла вырвать, – это собственную кисть из сустава. Пришлось плюнуть и сделать вид, что так и задумано. И то, что меня держат, ничуть не смущает.

– Мне? Лгать Скале? Какой еще бред ты придумаешь?!

– А кому еще было на меня жаловаться? Я больше никого не выбесила, чтобы на меня кляузничать…

– Ты же темная… Мало ли кого еще успела достать за эту ночь, – с циничной усмешкой, такой, при которой взгляд пронзает твой мозг холодом, ответил светлый.

Я прикрыла глаза. Не хочешь по-хорошему – будет по-моему!

Попыталась окунуться в его эмоции. И тут же ощутила, как под броней хладнокровия бьются волны чистой, неразбавленной ярости. Ничуть не уступавшей той, что клокотала у меня внутри. Вот только не было в светлом ни капли злорадства, торжества от свершенной мести. Скорее уж праведный гнев оскорбленной чести. Как будто это и не он вовсе донес ректору… А что, если и вправду не он? Ну так, версия в порядке бреда? Но кто же?

Но если все же не он? Тогда, выходит, я слегка погорячилась… Ну как слегка… Довела светлого до состояния: «Спалю ведьму к инквизиторам безо всякого костра, одним взглядом!» И, судя по эмоциям эльфанутого, еще немного – и здесь будет чей-то труп! Чей-то мой…

Вот ведь… Хотела заставить одного надменного остроухого испугаться, а в итоге поняла, что у меня появились шикарные перспективы сделать себе отличную карьеру. Посмертную. Привидения при академии.

Выдохнула. Сглотнула и, медленно открыв глаза, сделала то, на что способна темная только в случае смертельной опасности…

Искренне извинилась!

– Прости, похоже, я была не права, – выдохнула – как в Бездну провалилась.

Мгновение. Второе. Третье. Кажется, замерло само время. Воздух загустел, а окружающие звуки канули в вечность. Почувствовала себя натянутой до предела струной. Я. Темная. Признавала свою вину. Вслух!

– Просишь прощения? – иронично изогнув бровь, уточнил светлый.

Я сглотнула, а кулаки непроизвольно сжались от злости. Вот ведь! И так через себя перешагнула, сделала почти невозможное, а он…

– А если дам? Что с ним будешь делать? – насмешливо поинтересовался эльфанутый.

– Сниму башмаки и буду бегать! Вприпрыжку. От переполняющей радости, – тоном, совершенно не соответствующим этой самой «радости», отозвалась я.

– Ты извиняешься. Но произносишь это без почтения… – и по тому, как он это сказал, я поняла: да этот паразит банально провоцировал. Меня! Темную!

Светлый тонко улыбнулся, словно поняв: я обо всем догадалась. И его слова, сказанные с пренебрежением, стали тому подтверждением:

– Вы, сумрачные, не думаете, а идете на поводу у эмоций.

– Мы просто ими живем. А вы, светлые, со своим холодным расчетом лишь существуете! – вспылила я. Все же извиняться – это явно не мое. И даже начинать не стоило. Зато я высказала все, что думаю: – Вы настолько разумны, логичны, правильны, что не способны возбуждать. Только вымораживать! – И, забывшись, резко дернула руку на себя.

К удивлению, удалось высвободиться. То ли эльфанутый перестал держать столь крепко, то ли просто не ожидал. И я, воспользовавшись моментом, стремительно развернулась на каблуках. Так, что волосы, взмыв волной, наверняка хлестнули этого невыносимого типа по груди.

– Так, значит, вот как просят прощения темные. – Светлый взглянул на меня критически, словно определил мне цену – ломаную медьку, и закончил с намеком: – Тогда, пожалуй, лучшим из извинений станет, если ты не будешь попадаться мне на глаза. Я понятно выразился?

– Более чем! – фыркнула я.

Уходила гордо, но максимально быстро. Не то чтобы боялась пульсара в спину – откуда-то была уверенность, что этот не ударит, – скорее верх взяла многолетняя привычка. Ибо бегство – самый неожиданный аргумент в любом диспуте. А что? Тут даже возразить некому.

И я бы даже чувствовала себя победительницей, если бы меня не догнала… нет, не вспышка заклинания, а волна эмоций светлого. Превосходство. Уверенность. Раздражение… Понятные и объяснимые. Но мне почудилось еще что-то. Странное чувство с чуть вяжущим, терпким вкусом. Он был едва различим, но все же… Захотелось оглянуться, чтобы увидеть этого полукровку еще раз. И, возможно, по выражению лица попытаться прочесть, что именно я только что ощутила. Но я лишь сжала ладони так, что на коже отпечатались следы полумесяцев от ногтей.

А вот когда вышла в коридор и завернула за угол, то увидела картину, вызвавшую бы в другой момент даже умиление: Сьер и Вэрд стояли рядышком. У окна. Один держал на изготовку в раскрытой ладони чары. Судя по плетению – маскирующие. Второй – лопату. И где только ее успел раздобыть?

– Ну что, прячем труп? – с надеждой спросил Сьер, выразительно качнув череном заступа.

– Чей? – не поняла я.

– Ну, раз ты живая, то явно не твой, – резонно заметил Вэрд, не торопясь, впрочем, втягивать в ладонь заклинание.

– Этот светлый жив. Я слегка ошиблась.

– Насколько «слегка»? – подозрительно уточнил Сьер.

– Настолько, что пришлось извиняться, – призналась раздраженно.

– Знаешь, Кей, помнится, после твоей попытки даже не извиниться, а поговорить с одной ведьмой из клана Полуночных та провела три седмицы в лазарете, а восточная стена общежития обвалилась, – некстати напомнил Вэрд. – Поэтому мы со Сьером, как бы это сказать, слегка удивлены.

– Ну если вам так хочется покойников, то сами идите и убивайте! – процедила я, пытаясь удержать себя в руках. И понимая: ни демона не выйдет! Вырвусь. Я себя знала.

Сьер на этот выпад расплылся в широкой улыбке.

– Кей, быть взбешенной сейчас – твое неприкосновенное право. И никто, слышишь, никто не может его у тебя отнять. Это право дано нам, сумеречным, самой Тьмой! Психуй, кричи, вздыхай, скрежещи зубами, бубни, закапывай врагов… Ни в чем себе не отказывай! – И он широко раскинул руки, так и не выпустив из правой лопаты. Потому пассаж про «закапывай» вышел уж очень выразительным.

А я… вместо того, чтобы яриться, лишь прикрыла глаза ладонью и помотала головой. Ну вот как на Сьера сердиться? У этого балагура просто уникальная способность переводить: любой разговор в шутку, через дорогу под белые ручки на тот свет врагов и нервные клетки демонов в чистую энергию. И все это – не переставая радушно скалить свои белые зубы.

– Пойдемте уже отсюда, – наконец выдохнула я.

Вот только не успела и шагу ступить, как по всей академии вновь разнесся голос ректора, которого (как я узнала позже) адепты за глаза величали исключительно Скалой. Господин Тумин желал видеть меня вновь. А еще Сьера и Вэрда в актовом зале. Ну и заодно всех светлых там же. Вот только в отличие от остальных наша троица удостоилась поименных приглашений. И это меня отчего-то не радовало.

Мы с парнями переглянулись. Делать нечего. Пошли. Причем хозяйственный Сьер – с лопатой наперевес. К слову, на нее весьма выразительно косился младшекурсник, когда мы уточняли дорогу до местного зала собраний. И я его понимала: с таким инвентарем куда логичнее узнавать путь к кладбищу.

Когда тщедушный паренек, выдав подробный маршрут, не отошел, а буквально отбежал от нас, я тихо предложила:

– Слушай, Эйслинг, а ты не мог бы спрятать свой заступ куда-нибудь? А? Я, конечно, понимаю, что ты сейчас без слов даешь понять: мы, темные, кого угодно уроем… Но, может, не будем столь буквальны?

Сьер хмыкнул с чувством превосходства. Но лопату в ближайшие кусты все же припрятал. А меня стало разбирать любопытство: откуда он ее вообще достал? Хотя… Хороший некромант всегда заступ найдет. А Сьер Эйслинг был не просто хорошим, а выдающимся магом смерти.

А наглецом и ехидной – еще большим. И умудрялся доводить даже демонов бездны до нервного срыва. Но сегодня он был на удивление немногословен. А Вэрд и вовсе в обычное-то время предпочитал не тратить слова попусту. Да и я не горела желанием поболтать. Поэтому до зала мы добрались в молчании. Причем не сговариваясь шли плечом к плечу и в ногу. И выражение лиц, подозреваю, у нас тоже было одно на троих. Мрачненькое.

Ждать начала собрания долго не пришлось. Едва колокол пробил восемь раз, ректор, экономя свое время и наши нервы, объявил, за каким ырхом, собственно, захотел нас всех лицезреть.

– Адепты! Академия Южного Предела всегда была одной из лучших в империи. Не только в столице, но и в этих стенах издавна постигали тонкости магии, дипломатии и военного и лекарского дела потомки величайших светлых родов. Наши выпускники первыми встречали тем… – он осекся и тут же исправился: – …Песчаных и морских монстров на южных рубежах и охраняли пределы страны, следуя девизу академии: «Долг. Честь. Верность»…

Я усмехнулась. Мой внутренний пафосометр аж зашкалил. Лозунг был в исключительно светлом духе. Не то что у наших темных войск залповой противодраконьей обороны: «Сами не летаем и другим не дадим!» – гласил он. Вот! Коротко и по существу.

Меж тем ректор, которого, судя по угрюмому выражению лица, собственные слова ничуть не вдохновляли – но регламент-с! – быстренько свернул с помпезной вступительной части, смысл которой сводился к тому, что в этих стенах обучаются самые-пресамые элитнутые на всю голову маги. И кто же, кроме них, таких-растаких замечательных, выдюжит темных адептов, прибывших по обмену из Трейгорской магистерии.

– Поэтому, – подошел к сути ректор, оглядывая притихший зал зорким оком, – прошу их любить, жаловать и не пытаться… очернить. – Пауза во фразе Скалы была почти незаметной. Но вот отчего-то мне показалось, что сначала он хотел сказать «убить». Меж тем Морок Тумин без обиняков продолжил: – Они и так для этого достаточно темные! Также напоминаю, что боевую магию нельзя использовать вне занятий. При этом неважно, на кого направлено атакующее заклинание: на светлого чародея или на сумеречного! Будет нарушение – отчислю. Лично. И стану настаивать на запечатывании дара. Потому что маг, не способный контролировать свою силу, ее недостоин!

Да уж… Сурово тут. Лишиться дара из-за какой-нибудь подставы мне не хотелось. А то, что они будут, – как пить дать. Мы с Вэрдом и Сьером переглянулись, подумав об одном и том же.

Но ничего, прорвемся. Назад-то к темным все равно дороги нет. Что у меня, что у Эйслинга… Насчет аристократа не знаю, но если выслали с нами, значит, тоже что-то серьезное.

– Кей, – тихо произнес Вэрд и чуть поморщился, отчего шрам, стягивавший щеку, исказил черты его лица. – Предлагаю временное перемирие. Пока мы с тобой здесь, то не мстим друг другу…

– А мстим всем вокруг, – перебил его кучерявый, чем заставил Вэрда еще больше скривиться.

– Когда они начнут первыми, – закончила я.

– Идет, – согласился меченый.

– Договорились, – кивнул Сьер.

Я открыла рот, чтобы продолжить, но тут громкий голос ректора ударной волной прокатился по залу:

– Кейси Даркнайтс, Сьер Эйслинг и Вэрд Грэйном. Поднимитесь на сцену. – И пока мы шкандыбали к оной, Тумин отчеканил: – Попрошу запомнить, адепты, это наши гости… – выделил он последнее слово особо.

«А не учебное пособие для отработки боевых заклинаний», – так и вертелось на языке. Но я сдержалась. Все же ректор лучше меня знал собственных подчинен… в смысле адептов. И если посчитал, что нужно, чтобы они увидели и запомнили в лица студентов по обмену… Значит, надо.

– На этом пока все. Собрание окончено. Все свободны, – отчеканил Тумин и не преминул напомнить, что занятия начинаются через четверть удара колокола, и опоздавших ждут штрафы.

Знать, что именно это за штрафы – карцер или написание реферата, мне не хотелось, но… одно важное дело я не могла оставить незавершенным. И поспешила следом за собравшимся уходить ректором.

– Просите, господин Тумин, – окликнула я его, заставив остановиться и обернуться.

Подлетела к нему и, нацепив на лицо самую милую и очаровательную улыбку, спросила:

– Простите, но вы не могли бы уточнить, кто и как меня обидел?

У ректора дернулась щека. И я его даже понимала: все же утром адептка уверенно заявляла, что знает не только кто первым начал, но и что именно. Не прямым текстом, но… когда клянутся, обычно абсолютно уверены в своих словах. Потому как кара за ложь при произнесении зарока настигает мгновенно.

– До этого мига я считал, что вам это лучше известно, – прямо-таки военным тоном сурово произнес ректор.

– Я тоже так считала. Но оказалось, что у меня слегка неточные сведения…

Ректор прищурился, словно прикидывая: прибить ли меня, наплевав на приказ императора о программе обмена и на скандал, или у него еще наберется немного спокойствия, чтобы меня вынести хоть какое-то время.

И судя по тому, что я была все еще жива, ректор отыскал-таки у себя неприкосновенную заначку терпения. Или просто решил: у детей Мрака логика отсутствует как атавизм и проще дать темным требуемое и не ломать свой мозг, пытаясь понять, что это было?

– На вас пожаловались ваши соседки по комнате. Заявили, что вы на них напали.

– Во сне? – вырвалось у меня. Из всего, что касается соседок, я запомнила лишь дрыгающуюся голую пятку.

– Нет. Наяву, – посуровел (хотя я думала, что дальше некуда) ректор. – По их словам, они успели уже встать с сигналом побудки, когда вы запустили в них сгустком черной магии…

Судя по всему, на моем лице что-то такое отразилось, потому как Тумин кашлянул:

– Напоминаю, Даркнайтс, что не только атакующие заклинания, но и проклятия, и даже благословения, вне занятий запрещены. Как и любое иное нанесение вреда другим адептам…

Та-а-ак, кажется, не я одна читала трактат знаменитой Вивьен Блэквуд о том, как можно отомстить добрым словом. А еще сотворить благое дело и удрать, пока тебя не начали горячо благодарить.

– И в мыслях подобного не было, – на честном глазу соврала я, запуская в сторону ректора волну расположения.

Увы, она ударилась о ментальный щит. И, словно напоровшись на скалу, стремительно схлынула. Кто-то принял к сведению наш утренний разговор и подготовился. Но навряд ли против Эйты такой заслон сработает… А ведь она тут скоро появится. Все же тяжело писать менталисту диплом без своего основного объекта исследования. А я планировала завершить работу! И защитить ее минимум на темный, но желательно на беспросветно-черный диплом. Вот только как бы предупредить об этом господина Тумина, чтобы он меня на радостях не придушил?

(обратно)

Глава 2

Мне, признаться, очень не хотелось бы, чтобы наш с ректором нынешний диалог превратился в мой личный некролог, а последняя глава дипломной стала эпитафией. Но, учитывая нынешнее уравновзбешенное состояние Скалы, заикнись я об Эйте, такой исход разговора оказался бы самым вероятным.

Ректор меня тут же закопал бы. Вместе с белочкой. И плевать, что под ногами сейчас два этажа перекрытий (каменных!) и подвалы. Его бы это не то что не остановило, даже не смутило. Прикопал бы, и все, – столько сдерживаемой силы и яростной злости сейчас исходило от Тумина. И эти эмоции буквально пропитывали воздух.

Я его откровенно раздражала. Тем, что являлась дочерью Мрака. А еще и тем, что была попытавшейся использовать на нем свой дар менталисткой.

К слову, телепатов даже сами темные не любят, что уж о светлых-то говорить. Благо мой дар среди детей Бездны очень редок, а у соседей я и вовсе не слышала упоминания об оном… Именно поэтому вчера вечером, перед заселением в общежитие, в ректорате здешней академии, глянув на мою специализацию, только хмыкнули. И, шлепнув зачарованной печатью по обменному свитку, распределили на факультет боевой магии. Дескать, тут год проучишься, а на защиту диплома вернешься к себе в Трейгор…

За лучшее в сложившейся ситуации было бы безмолвие с моей стороны. Вот только темные не умеют молчать. Разве что помалкивать. В чем разница? Помалкивают чаще всего с ехидным видом. Что я и сделала, решив сказать Скале об Эйте никогда-нибудь!

В смысле если удастся провести исследования без огласки – то «никогда», если попадусь – то «нибудь».

С этими мыслями я мило улыбнулась Скале. Тот явно что-то начал подозревать, потому как нахмурился, напомнив мне одного архидемона на практикуме по экзорцизму.

Помнится, я тогда вместо того, чтобы изгнать поселенца, выбив его из тела магическим хуком, начала вести с сущностью Мрака задушевную беседу. В смысле такую, за которую выходцу Бездны захотелось меня придушить. И под конец сеанса психоанализа желание это стало у рогатого столь велико, что он самоизгнался из несчастного смертного только лишь ради того, чтобы меня прикончить. Но не смог.

Я оказалась сногсшибательным магом. В смысле сшибла демона с ног на полном ходу, еще и протащила арканом до пентаграммы, в которой и заперла. Так вот, этот выходец бездны точно так же на меня смотрел через силовой заслон. Хмуро, пытаясь понять, как и где он со мной прокололся. К слову, потом он пару раз, когда я проваливалась в Бездну, пытался меня прикончить и отомстить. С фантазией так пытался. Я оценила. И как итог – мы стали не то чтобы приятелями, но хорошими и верными врагами, почище, чем иные – друзьями. И ценили друг друга. Потому как достойного противника еще попробуй найди.

– Что-то еще, адептка Даркнайтс? – напомнил о себе ректор.

Я лишь замотала головой.

– Тогда бегом на занятия. Здесь вам не Трейгор. Мы не терпим опозданий и пропусков!

Я намек поняла и, коротко попрощавшись, помчалась сначала в общежитие за вещами, а затем и на занятие, которое вот-вот должно было начаться. Увы, комната была пуста. Да и времени у меня на то, чтобы разобраться с соседками, пока не было. Но это не значило, что остыну и не буду мстить. Нет. Это лишь говорило о том, что моя вендетта будет более изощренной.

С холщовой торбой, перекинутой через плечо, я влетала в аудиторию ровно за миг до удара колокола. Пробежала взглядом по партам, выискивая свободное место, и чуть не выругалась. Вот скажите, как честной темной держать обещание «не попадаться на глаза» одному полукровке, если этот самый тип учится в одной с ней группе?

Правильно, делать вид, что она человек слова. Захотела – дала его под проценты, захотела – вернула с прибылью! А то и вовсе сделала вид, что ничего не говорила. Потому я с независимым видом прошла к парте, где еще было одно свободное место.

Сьер уже сидел у окна вместе с Вэрдом. Причем второй аккуратно так прятал сбитые костяшки. Хм… кого уже успел приласкать наш аристократ? Эйслинг тоже как-то слишком беззаботно улыбался. По опыту знала, что за этим его радужным оскалом могут таиться неприятности. Крупные. В основном – для окружающих.

– Обойдешься. Занято. Разве что в проходе место осталось, – буркнула мне вместо приветствия холеная девица, когда моя холщовая сумка опустилась рядом с ней на сиденье, и скинула со скамьи мою торбу.

Вот не открой адептка рта – сошла бы за благородную лэриссу: чуть вздернутый нос, изящно выгнутые брови, правильные черты лица… А вот умением утонченно хамить природа эту беляночку обделила. И хабалистая натура перечеркивала все преимущества внешности девицы. А еще и манеры…

Я посмотрела под ноги, на сумку, из которой вывалились свитки, и ухмыльнулась краем рта. Ну-ну…

Вся группа замерла в ожидании. А я, подняв взгляд, мазнула им по новым одногруппникам, заметила у одного из адептов, бугая с последней парты, расквашенный нос. Так… Похоже, вот о кого стесал кулак Вэрд… И судя по тому, что на парней светлые усиленно не обращали внимания, они сумели себя поставить. А теперь мой черед. Или я прогнусь, или меня прогнут.

– А почему бы и да? – на темный манер ответила я. Вопросила как можно более невинно, при этом растянув губы в приветливой улыбке. Даже Сьера переплюнула в демонстрации степени радушия у детей Мрака.

А сама же меж тем активировала заклинание, которое заискрилось и зазудело на кончиках пальцев, готовое сорваться в полет.

В следующее мгновение и стол, и скамья так резко дернулись в мою сторону, что на полу очутились не только моя сумка, но и сама дева. Она лишь своей пепельной шевелюрой успела в воздухе взмахнуть, как припечаталась об пол. И взвыла не хуже гарпии в период гона.

– Ах ты тварь! – перестав хватать ртом воздух, возопила она.

Я натурально оскорбилась. Хоть бы что-то новое уже! Ан нет! Ни капли фантазии… Правда, последний, кто меня так назвал, помнится, еще и крикнул самонадеянно: «Не догонишь!» Ну-ну…

– Это ты, милочка, похоже, еще настоящих тварей не видела. – Я чуть склонила голову. – Но я, так и быть, могу познакомить с отборными и прямо-таки фантастическими сущностями Мрака. Тебя на какой уровень Бездны для этого провалить?

– Угрожаешь? – рассерженной змеей зашипела белобрысая.

– Как можно? – Я была воплощением доброжелательности. – Лишь хочу помочь восполнить провалы в бестиологии. Сдается мне, этого предмета нет в здешней учебной программе, раз ты так плохо ориентируешься в вопросе, – закончила с притворным сочувствием.

– Ну все, дрянь, я тебя размажу на дуэли! – выкрикнула она, вскакивая на ноги. – Сегодня вечером жду на восточном ристалище!

И выразительно плюнула под ноги. Эх, жаль, магией не запустила, а вызвала на поединок. Последние, судя по реакции разом одобрительно загудевших одногруппников, тут не запрещены. А то нарвалась бы на штраф. Но, судя по всему, адепты академии Южного Предела чтили правила. А жаль!

– Тогда я выбираю оружие, – не поведя бровью, отозвалась я, хотя внутри екнуло. Все же я, мягко говоря, не являлась мастером прямых противостояний.

Вот только я была бы не темной, если бы даже собственный испуг не использовала себе же на пользу. Подхватила эмоцию усиливающейся тревоги, собрала ее, скрутила в тугой сгусток, который вылетел из моей груди, чтобы тут же впечататься в тело светлой.

Вот так. Немного уравняем шансы. Пусть сегодня боевой опыт идет рука об руку со страхом у этой белобрысой. А если удастся еще и поймать мое «оружие», то вообще будет тактическое превосходство.

– Что там выбирать? – спесиво фыркнула светлая с интонацией: «Ну и дура же ты, темная!» – В магических поединках оно только одно, и это… – договорить она не успела.

Хлопнула дверь, и в аудиторию пружинистым шагом вошел преподаватель.

Магистр окинул притихшую аудиторию взглядом, узрел меня, белобрысую и нашу парту, находившуюся в процессе миграции, быстро сориентировался в ситуации и вместо приветствия произнес:

– Адептка Самира Айден! В качестве штрафа за то, что не смогли отстоять свои территории, реферат по истории Шум-Вуйского кризиса.

Моя противница, словно рыба, выброшенная на берег, лишь беззвучно открыла от возмущения рот и тут же его захлопнула. Видимо, поняв, что любой звук будет расценен как попытка возразить, а значит, и отхватить еще какое-нибудь наказание.

У меня же в голове в мгновение ока пронеслось все, что знала о Шум-Вуйском кризисе, и я оценила намек преподавателя.

Ведь если историки сильно не врали, то четыре столетия назад едва не разразилась война между светлыми и темными. Это было противостояние политиков, дипломатов и военных. И просто стояние – двух флотилий, чьи корабли бросили якоря недалеко друг от друга в вольных водах.

Спор тогда был за Шум-Вэйские острова, которые принадлежали светлым, но находились в водах темных. Ну, наш Властелин и решил их отжа… в смысле мирно, без лишних трат из казны, присоединить.

В ход тогда пошли магия, шантаж, шпионаж, угрозы, дипломатия… Но все закончилось беременностью! Понесла единственная наследница рода Минис, того самого, которому и принадлежали эти острова. По версии светлых – девичьей наивностью и доверчивостью воспользовался один из послов. И ладно бы просто обесчестил. Нет! Он, как порядочная сволочь, еще и жениться успел!

Лэр Минис, беззаветно любивший свое единственное дитя, скрипя зубами, вынужденно признал брак дщери, чем снискал гнев светлого императора. Потому, не дожидаясь ареста, отец по-быстрому вписал острова Шум-Вуй в приданое девицы и тут же на оные земли и отплыл.

Это была одна из самых позорных страниц для истории дипломатии светлых. И пусть потом они пытались оспорить законность захвата земель, утверждая, что брак вынужденный, а лэр Минис и вовсе заочно осужденный преступник, но… плевать темные на это хотели. Особенно один бывший посол, оказавшийся на редкость любящим и прямо-таки для темных нетипично верным семьянином.

Не знаю, в курсе ли тех событий была белобрысая Самира, или у нее имелась иная версия случившегося, но посмотрела она на меня очень выразительно. Словно решила разом отомстить и за себя, и за то, что вынуждена писать штрафной реферат, и за отобранные хитростью острова, вокруг которых до сих пор шли споры. Дескать, там вотчина пиратов, с которыми не могут справиться сами темные, а их светлые друзья готовы в этом бескорыстно помочь… Только дайте высадиться на берег – и сразу… подсобим!

А пока Самира испепеляла меня взглядом. Я же и не думала не то что вспыхнуть – даже покраснеть, преподаватель обратился уже ко мне:

– Я магистр Гаральд Ильв. А вы адептка Кейси Даркнайтс, полагаю? – полувопросительно уточнил он.

Пришлось согласно кивнуть.

– А вам в качестве наказания…

Он говорил, а я прямо представила, как в голове преподавателя мелькают карточки с названиями «отработка в столовой», «мытье полов», «расчистка копыт кэльпи»… Так сказать, темным все самое элитно-черное, в том числе и работу! Вот только я не предполагала, что самое мрачное и беспросветное в здешней академии – это преподавательское чувство юмора.

– …помощь адептке Айден в подготовке реферата. Так что информацию в свитках будете искать вместе. И писать тоже. Я за этим прослежу. А теперь верните парту туда, где взяли, и начинаем лекцию. Тема сегодняшнего заня…

Магистра прервал протяжный скрип на одной ноте. Это мы со светлой, не сговариваясь, толкнули парту обратно. Магией. Но слегка с разным вектором.

На места мы сели в оглушающей тишине и в звенящей ненависти, которая витала в воздухе.

– …занятия, – нарушил воцарившееся молчание лектор, невозмутимо продолжив: – Восстание Хеллвильской нежити.

Его голосу вторил стук по доске зачарованного грифеля, выводящего название лекции. И мы все старательно заскрипели перьями.

Магистр Гарольд Ильв оказался лектором удивительным во всех отношениях. И дело тут даже не во внешности. Хотя и она была примечательной: волосы даже не рыжего, а огненного оттенка, заплетенные в длинную косу, по которой пробегали сполохи пламени, и красные глаза с вертикальным зрачком, чешуйки на скулах… Я никогда до этого не видела саламандр и поначалу даже засомневалась, не дракон ли это в полуобороте?

Вот только кожаные огнеупорные перчатки с раструбами на рукахпреподавателя намекали на то, что все же нет, это не дракон. Крылатым обычно не нужны такие меры предосторожности. А вот к саламандрам прикасаться могут далеко не все и не долго. И если останется шрам от такого ожога, его не свести даже самому искусному лекарю.

Но гораздо интереснее оказалась метода преподавания магистра. Если коротко ее описать, то… каждый адепт должен быть либо поощрен, либо наказан, но лучше сразу и то и другое. Поэтому от пристального магистерского ока не укрылся никто. И ничто. В том числе и фингал на здоровяке, которому тоже назначили отработку. И громилу с формулировкой «за негибкость ума» отправили тренировать гибкость тела, уворачиваясь от клыков и когтей обитателей бестиария при чистке клеток этих тварей.

Вэрд, быстро сообразив, натянул на костяшки пальцев край рукава рубашки. А лекция меж тем продолжалась. И даже перемежалась вопросами со стороны преподавателя, что давало нашим пальцам отдохнуть, а мозгам – напрячься. Я сидела тихо. Не то чтобы в голове моей по теме восстания нежити гулял ветер… Но скажем так: в вопросах умертвий я была скорее практиком, чем теоретиком. Если что, то при помощи Сьера могла и стажировку по восставшим мертвякам организовать. Но светлые в вопросах теории явно знали больше.

Поэтому я лишь внимательно слушала. И ответы, и лекцию, оказавшуюся на удивление интересной. И основная заслуга в том была преподавателя. Помнится, в Трейгоре я на истории магии засыпала под бубнеж магистра Рухуса. Да старик и сам порой придремывал на лекциях, умудряясь меж посапываниями сонно надиктовывать даты сражений, цитируя целые абзацы из учебника.

Даже пожалела, что раздался набат колокола, оповещая об окончании занятия. Магистр Ильв попрощался и покинул аудиторию, и следом за ним ринулись адепты.

Я тоже подхватила свиток, запихнула в холщовую торбу перо, закрутила чернильницу и влилась в поток студиозусов. Вот только у порога аудитории кто-то толкнул меня в спину, а потом я почувствовала, как чиркнуло заклинание. Рассекающее, как поняла мигом позже. Потому как из порезанной сумки на пол высыпались свитки.

Я выругалась и от злости сделала то, что вообще-то приличные менталисты себе не позволяют. Но я сегодня была зла и плевать хотела на приличия. Потому я выплеснула эмоции в ближний круг. Тех, кто оказался в паре локтей от меня, тут же окунуло в не самые приятные ощущения. И они инстинктивно отшатнулись.

А я, залатав сумку магией, начала собирать листы и свитки. Эмпатическая волна рассеялась за мгновения, но светлые так и продолжали обтекать меня.

В принципе, сама виновата. Заслушалась историей Шумерлинских топей и потеряла бдительность. А ведь подобной мелкой подлости стоило ждать. А вот чего ждать не стоило – это помощи. Тем более, от светлых. Но парень, присевший рядом со мной, без слов начал споро собирать свитки и передал мне их мне.

– Держи.

Он протянул их мне, чуть заметно улыбнувшись.

– Спасибо. Но разве ты не должен вредить идейному врагу? В смысле мне? – без обиняков спросила я.

– Лучший способ навредить неприятелю – это заключить с ним мир на выгодных для тебя условиях, – уже широко усмехнулся он.

– Я так понимаю, передо мной будущий дипломат? – Я вернула усмешку, вставая.

Следом за мной поднялся и светлый. Он был высоким. Поэтому, стоя близко, пришлось вскинуть голову. Нетипично темные для сына зари волосы, собранные в короткий хвост, нос с горбинкой, жесткий, без стеснения оценивающий прищур… Не знай я, что передо мной светлый, могла бы и усомниться: а не темный ли он северянин?

– Скорее тот, кто желает слегка обогатиться, – не стал юлить собеседник. – Ну и да, дипломат.

– Обогатиться? – Я поправила сумку на плече.

На заклинании должна продержаться до вечера, а там, если останусь живой после поединка, нужно будет ее зашить. Все же чары в плане латок – вещь ненадежная и коварная: всегда норовят истончиться в самый неподходящий момент.

– Ну да, – ничтоже сумняшеся кивнул светлый. – Вечером же дуэль. И наверняка будут делать ставки. Вот я и хочу узнать: какой ты противник…

– Непредсказуемый, – честно призналась я, глядя на ушлого студиозуса.

– Хм… Значит, ты и вовсе можешь не прийти? – уточнил светлый и, вспомнив о правилах приличия, представился и протянул руку: – Кстати, меня зовут Олав. Олав Локир.

Пришлось ответить взаимной любезностью:

– Кейси Даркнайтс. – С этими словами пожала предложенную пятерню. На всякий случай, правда, приготовив при этом отражающее заклинание. А то мало ли: шибанет стазисом при контакте, и стой, как самая умная, посреди аудитории до второго пришествия в оную адептов.

– Я знаю, – с чувством превосходства отозвался он.

Но я следующей же фразой сбила самоуверенность со светлого.

– А что до дуэли… Могу не прийти я… А может – и Самира.

– Чтобы Искра не пришла? Да ни за что! – произнес и, увидев мою приподнятую бровь, осекся. – Или может? – спросил у меня.

Я лишь невинно пожала плечами.

– Ну ты, темная… – то ли удивленно, то ли восхищенно протянул он.

– Каков вопрос, таков и ответ. И, кстати, не много ли этих самых вопросов?

– Для организатора сегодняшних ставок? – наивно удивился светлый. – Не думаю.

Вот жук! Я хмыкнула. Похоже, и среди светлых есть нормальные люди и нелюди, с кем можно договориться.

Правда, осуществить сей же миг задуманное не удалось: в аудиторию начали входить адепты из другой группы. Да и нам нужно было спешить на практикум по магической защите.

Вот только когда я заходила в тренировочный зал, то спиной почувствовала взгляд. Обернулась, безошибочно определив его направление, и увидела эльфанутого. Тот стоял у стены, скрестив руки на груди. Мрачный, как грозовая туча.

А меж тем солнце, не иначе как наплевав на хмурую мину адепта, вовсю радостно бликовало от его льняной макушки. И та выглядела столь белой, что напоминала первый снежок… Хм, Снежок… Я ехидно улыбнулась, глядя в глаза полукровке. А затем, не дожидаясь ответа, следом за Олавом поспешила занять свободное место перед мишенью.

Преподаватель был уже тут. Он стоял посреди зала, расставив ноги на ширине плеч и оглядывая студиозусов единственным глазом. Второй скрывала черная повязка. Абсолютно лысый череп. Магистр был невысоким и жилистым, как ремень.

– В следующий раз не опаздываем! – отчеканил… а она. Только по голосу я поняла: занятие будет вести не магистр, а чародейка!

И невольно окинула ее фигуру еще раз новым, уважительным взглядом. Если эту лэриссу назначили вести занятия по магической защите, то она точно ведьма! И плевать, что светлая. Ведьма. И точка. Потому как не всякий матерый боевой маг способен скрутить в бараний рог толпу адептов-оболтусов. Так, чтобы те не только подчинялись приказам, но и… прониклись предметом!

А судя по тому, как сейчас вся группа пристально следила за каждым вздохом одноглазой, все маги к выпускному курсу не только прониклись осознанием и важностью предмета, но и суровостью магессы, которая его преподает.

Вспомнила нашего преподавателя по боевым чарам, которого за глаза в академии звали Кувалда! Так я ему даже в прыжке до плеча не доставала. Сплошная гора мышц. Такой демона в бараний рог скрутит безо всякой магии. Хотя и дар у него был под стать фигуре… Выдающийся, одним словом. И я помнила, как он нас гонял на своих занятиях. С них мы приползали такими, что искренне завидовали зомби.

И если на третьем курсе у меня, как адептки, выбравшей распределение «теория чар», изнуряющие тренировки на полигоне закончились, то Сьер с Вэрдом месили носом полигон до самого демонова обмена.

И сейчас, глядя на лысую макушку наставницы, я нутром чуяла: эта хоть внешне на Кувалду ничем не похожа, но по характеру… они оба одной Бездны демоны. И гонять меня тут будут и в хвост, и в рога. Если не больше. Ибо это мужик может пожалеть рыжую малахольную девицу. А от лэриссы пощады не жди!

И, придя к таким выводам, я мысленно взвыла. А взгляд чародейки пробежал по рядам солда… студентов и остановился на мне.

– Темная, – скорее уточнила, нежели спросила она тоном, в котором был намек: «Мы с тобой, случаем, ни на каком костре не встречались?»

Я ответила ей прямым взглядом с вызовом: «Да! И кажется, я вас там не дожгла». И по мимолетно скользнувшей усмешке на губах магессы я поняла: сработаемся. Если не убьем друг друга сразу, то обязательно сработаемся.

Вслух же сказала иное. Причем произнесла это до зубовного скрежета нейтральным тоном:

– Кейси Даркнайтс, адептка по обмену из Трейгора.

– Дар и уровень? – без обиняков задала она следующий вопрос.

– Третий уровень. Темная менталистка.

И если при первых словах по залу прокатились смешки, то при последних наступила гробовая, слегка бранная тишина, которой лучше всего подходило восклицание: «Вот арх!» И в мою сторону тут же стрельнули несколько раздраженных взглядов светлых. Я, как истинная темная, от этой бомбардировки уклонилась и напустила на себя гордый и независимый вид.

Впрочем, когда одногруппники узнали, что Вэрд – черный заклинатель теней, а у Сьера десятый, высший уровень некроманта, то возмущенно фыркнула даже преподаватель. «Какого хрунта мне этих темных подсунули?!» – она, конечно, не сказала вслух, но так выразительно посмотрела, что лучше бы выругалась.

– Что ж, – обращаясь к нам, темным, произнесла наставница, – меня можете называть Норин Ллойд. И на ближайший год я стану вашим ночным кошмаром.

Судя по тому, как захмыкали адепты, госпожа Ллойд уже была ужасом, причем не из сновидений, а весьма реальным, коллективным, приходящим строго по расписанию и требующим жертв, которых по ошибке именовали адептами.

И за глаза наставницу называли не иначе как Коса. Не знаю, имелась ли при этом в виду речная отмель или прическа, а может, и вовсе рабочий инструмент госпожи Хель. Тот самый, которым Смерть собирает свою кровавую жатву… но факт оставался фактом. Коса. И все тут.

Но это было потом, а пока…

– Отрабатываем сегодня атакующий аркан Мирнорин, – отчеканила преподаватель. И голос ее был при этом столь сух, что безо всякого заклинания обезвоживания мог превратить свежий труп в мумию за пару мгновений.

Но адепты, в отличие от мертвяков, оказались ребятами покрепче. И даже не вспотели. Лишь пристально следили за Ллойд и тем, как она вычерчивает прямо в воздухе круг силы, поясняя, в какие точки нужно влить энергию, как выстроить векторы для максимально эффективного удара…

А когда с теорией, которая заняла добрую четверть удара колокола, было покончено, наставница продемонстрировала то, как аркан применяют в бою. Я и глазом моргнуть не успела, как в воздухе взвилась огненная плеть и рассекла надвое одну из мишеней.

– Приступаем к отработке! – отчеканила Ллойд и сама направилась к Сьеру.

Ну да, маг десятого уровня, да еще и темный… Если у него что-то пойдет не так, то лучше к этому «не так» преподавателю быть поближе, чтобы трупов было поменьше.

Я же осталась предоставленной сама себе и попробовала повторить плетение. То, что оное являлось детищем исключительно светлых магов, было понятно еще при объяснении, но… на практике все оказалось гораздо хуже. Непривычная комбинация, какая-то абсолютно непонятная логика построения… Да у меня, в конце концов, рука была набита на совершенно другие пассы! И вообще, я теоретик. Вот!

Глянула украдкой на Вэрда, потом на Сьера. Первый упрямо хмурился. И пусть у аристократа аркан так и норовил вырваться из рук, как с привязи кэльпи, почувствовавший открытую воду по весне, но все же темный справился с заклинанием! Сумел его хотя бы сотворить. Правда, подозреваю, при этом влил в плетение сил втрое больше положенного, но все же.

У Эйлинга дела были чуть получше. Все же сильный дар позволял не экономить на магии, и структурная сетка вышла почти ровной.

А вот я со своим низким уровнем… Но если уж назвался адептом по обмену, учись светлой магии, пусть оная у тебя и чернильного оттенка.

Первый мой аркан сдулся с комариным писком под ехидные смешки соседей. Второй, пульсируя все больше надувающейся пиявкой, лопнул. На семнадцатый раз я, как творческая, то бишь готовая натворить и вытворить все что угодно для достижения цели, личность, плюнула и заменила часть классического светлого плетения на темную составляющую. В теории все должно было работать.

На практике, как оказалось, тоже. Вышло даже лучше. Взятая из прабабкиных гримуаров формула (родовая, окоторой и многие темные-то не знали!) запустила спин эй-джи, а затем и бис в противоход. Раскручиваясь вокруг своей оси в разные стороны, элементы оснований сработали в резонансе, что усилило всю конструкцию и, следовательно, уменьшало энергозатраты мага, увеличив разрушающую силу атакующего плетения. Оно получилось даже лучше, чем исходное. Я на миг залюбовалась. Если бы светлые использовали этот вариант…

А потом подумала: и хорошо, что не использовали! Нам, детям мрака, незачем, чтобы у противника было хорошее оружие. В том числе и атакующие чары. Так что… сейчас по быстренькому сделаю один выстрел в мишень, мне засчитают занятие – и все! Только нужно сосредоточиться, отпуская аркан, чтобы он попал прямехонько в цель…

И тут Сьер, замахнувшись, бросил свои чары в мишень. Раздался грохот, заставивший всех разом вздрогнуть. Стену, в которую врезалась не устоявшая на креплении мишень, особенно. Кладка пошла трещинами. А я… потеряла на миг концентрацию.

Слетевший с моих пальцев мощный аркан, петляя по уникальной и неповторимой траектории пьяного зайца, отрикошетил от стены, оставив в каменной кладке вмятину, потом от потолка, размозжив одну из балок перекрытия, и устремился к тучному адепту, который стоял в дюжине локтей от меня.

– Твою ж!.. – успел выкрикнуть тот и выставить кривенький щит. Заслон, в котором было столько дыр, что заклинание отразилось лишь чудом. От удара парень покачнулся, но, походя сдав зачет по фигурному шатанию, все же устоял.

А отзеркаленный аркан, вновь поменяв траекторию, полетел прямиком в лицо какой-то девице. Та единственное, что успела, – это как следует обвизжать несущуюся на нее опасность и сжаться в комок. Я, пытаясь призвать обратно собственную магию, представила, как от дурехи сейчас останется запеченное место, и заорала:

– Ложись!

И в этот момент на пути смертельной магии оказался Снежок. Как он успел пролететь за миг с десяток локтей, обогнав, казалось, само время, ума не приложу. Но он поймал открытой ладонью плетение так, словно это было летевшее яблоко. Вот только при этом его рука пылала факелом от пальцев до локтя.

Аркан, который светлый крепко сжал, взвился пойманной гадюкой, зашипел, а потом опал темной плетью. Я наблюдала завороженно за тем, как съеживается мое заклинание, превращаясь в черный жгут. А когда подняла голову чуть выше…

Есть взгляд, в котором можно утонуть. Так вот, у Снежка сейчас был такой, в котором можно утопить. С гарантией. Чтоб одна ненавистная рыжая околела, наглоталась студеной воды и камнем пошла на дно.

– Даркнайтс!

Голос преподавателя зазвенел в кристальной тишине зала, заставив меня обернуться. И я увидела, как ко мне широким, размашистым, исключительно мужским шагом приближается наставница.

– Объясните, что это было?

– Атакующий аркан Мирнорин.

– Я знаю, как выглядит Мирнорин! – прошипела она гадюкой. – И это точно не он.

Она по пути подобрала то, что осталось от моих чар, и теперь с интересом изучала.

Я же поняла одно: грядут, чеканя шаг, неприятности. И чтобы их минимизировать, стоит выглядеть раскаявшейся. Но вот пакость: хоть и старалась смотреть на наставницу, изображая искреннее сожаление и вставляя: «Сама не знаю как…», «Откуда такое мощное? Понятия не имею! У меня только третий уровень дара!» – почему-то нет-нет да и косилась в сторону. Туда, где, повиснув на шее у Снежка, его истово благодарила за спасение русоволосая девица.

Она так активно демонстрировала свое «спасибо», что хотелось посоветовать адептке делать это чуть тише. А то мне за нее стыдно стало. Ну правда, я впервые видела, как можно строить глазки прямо из декольте. Вот как это делают из-за края веера – лицезрела, из кустов тоже. Да моя кузина даже из замочной скважины умудрилась флиртовать, когда в оной встретились два взгляда: ее и симпатичного некроманта.

Но чтобы заигрывать вот та-а-ак, как эта лэрисса? Грозясь утопить в глубоком вырезе своей рубашки не только взгляд Снежка, но и его всего целиком… А этот с-с… светлый, чуть наклонив голову, вальяжно изучал и девичью акваторию в целом, и конкретно буйки.

– Даркнайтс, и все же меня интересует, какие из классических оснований вы заменили? – наставница допытывалась у меня с настырностью льерны, учуявшей добычу.

– Да ничего, – щедро добавив в голос растерянности, отозвалась я и развела руками, хлопая ресницами так активно, что еще немного – и взлечу.

– И какое именно из «ничего»? – напирала на меня наставница, явно не купившись на мою игру.

Мне, в свою очередь, расставаться с семейными наработками не хотелось. Я же планировала просто показать эффектный аркан и получить зачет за занятие. Ллойд мазнула бы взглядом по мишени и пошла инспектировать других студиозусов. И даже не узнала бы, что в ее заклинании что-то поменяли… Но из-за досадной случайности я сейчас лихорадочно соображала, что из общих, универсальных заклинаний подойдет в качестве костыля и обеспечит максимально похожий эффект.

Пауза затягивалась, я успела почувствовать, как вспотела моя подкорочка, и… Решение отказывалось находиться! И все тут! Ибо подозреваю, что ученые светлые умы, корпевшие над доведением атакующего аркана до совершенства, перепробовали множество комбинаций, которые были известны. Известны им.

А что, если просто запутать? Взять формулу этажей так в двадцать, к ней присоединить еще парочку и… опрокинуть с получившейся верхотуры наставницу? И я лихорадочно начала вспоминать самые зубодробительные из общемагических уравнений.

– Даркнайтс, не пытайтесь казаться глупой. У вас для этого слишком умный взгляд.

От такого откровения я чуть не зашипела злой мантикорой, узревшей волкодлака. Прокололась! И как по-идиотски!

– А мне тренер всегда говорил, что у меня ветер в голове, – из чистого упрямства возразила я.

– Ветер? Значит, у вас полно свежих мыслей, – ничуть не растерялась наставница.

Я вздохнула: деваться некуда. И тягомотно, в лучших традициях поговорки: «Тоном зануды гундостит истина» – начала уводить Ллойд – матерого мага-практика – в дебри теории. Столь дремучие, что пролезть через них могли только гибкие адептские мозги. А вот крепкие и закостенелые профессорские – легко поломаться.

Вот только первой из строя вышла не преподаватель, а крыша. Перебитая балка выразительно затрещала и… Я вскинула голову и увидела, как зазмеилась по дереву трещина.

Наставница молниеносным движением вскинула руку и запустила в потолок укрепляющим заклинанием, а затем отчеканила:

– На сегодня занятие закончено. Свободны.

Я уже было обрадовалась, но…

– А адептка Даркнайтс пройдет со мной. К ректору.

Я лишь обреченно простонала и возвела очи к потолку, искренне пожалев, что крыша рушилась так медленно. Нет чтобы бац – и мы в лазарете. Особенно Снежок со своей девицей. И не надо отвечать на вопросы.

Но увы… Пришлось в напряженном молчании идти по уже знакомому коридору к дубовой двери. Оную я бы с радостью век не вспоминала. Но кто же мне даст!

Ллойд вошла к ректору с деликатностью тарана, проломившего замковые ворота. Ее даже змеища-секретарша, шипевшая, щерившая клыки и готовая того и гляди плюнуть ядом, – не смогла задержать. Наставница лишь посмотрела на частично чешуйчатую лэриссу, взглядом пообещав завязать той хвост узлом, и… И, собственно, перешагнула через него.

Глава академии Южного Предела печалился. Основательно и с самоотдачей. Перед ним высилась кипа отчетов. А во взгляде ректора, которым он окидывал эти бумажные горы, сквозило неприкрытое желание накрыться каким-нибудь свитком подлиннее и тихо ползти в сторону погоста.

Но это было лишь до того мига, как ректор узрел меня. Он дернул глазом недоверчиво, но весьма емко вопросил:

– Опять?

Я лишь вздохнула. «Опять» – это некромантам на практике могилы копать, а я – всего лишь «снова».

– Ну что на этот раз? Даркнайтс развалила восточную башню академии? – спросил Тумин, и не подозревая, насколько близок к истине.

А затем он потер висок и, как мне показалось, с некоторой даже радостью оторвался от документов, кинув перед собой лист, на котором крупными литерами было выведено: «Отчетная смета на месяц санного первопутка на закупку репы в столовую».

Эх, Кейси Даркнайтс, до чего ты докатилась! Спасаешь светлых! Да еще от таких тяжких мук, как проверка финансовых ведомостей.

А вот Ллойд поступила как истинная темная и не дала Мороку Тумину насладиться мгновением радости, безапелляционно заявив:

– Господин ректор, она фиктивная адептка! – отчеканила Ллойд тоном, каким обычно обличают наушников и шпионов. А затем положила перед ректором остатки от моего аркана, погруженные в магическую заморозку.

Это была часть остова, сейчас больше всего напоминавшая туманный сгусток, внутри которого все же можно было рассмотреть векторы силы. А в одном из узлов плетения даже замер на полубороте вращения узел с неправильным, резонировавшим спином. И вот все это – внутри абсолютно прозрачного куба стазиса.

– Простите? – Похоже, Морок удивился ничуть не меньше моего такому заявлению. И с интересом стал рассматривать «подношение».

– Кейси Даркнайтс минимум аспирантка. Но скорее всего – магистр первой ступени. Ее знания значительно превышают университетскую программу, – пояснила преподаватель. – И у меня вопрос: что она забыла в этих стенах?

– Свой диплом! – не выдержала я, но Ллойд и ректор проигнорировали мой крик души.

– А поподробнее? – Тумин чуть подался вперед, облокотившись на стол и уперев подбородок в руку.

И Ллойд рассказала ему о случившемся. Подробно. И о нетипично сильном аркане у меня, третьеуровневой магички. И о том, что заклинание было слегка странным на вид. И (самое поразительное!) даже мое описание формулы почти дословно пересказала! А под конец наставница добавила, как о сущей мелочи:

– Да, на занятии от рикошета аркана еще крыша поехала.

– У кого?

– У зала для отработки заклинаний.

– Второй раз за месяц? – тоном «как же это все меня достало!» возмутился ректор. А потом прикрыл глаза. Вдохнул, выдохнул и…

– Даркнайтс, а теперь ваша версия случившегося? – Он указал взглядом на остатки аркана и добавил: – Но, говоря, взвешивайте каждое слово, потому как от ответа будет зависеть, останетесь ли вы в этих стенах.

И я призадумалась: стоит ли попробовать скормить ректору лапшу, приготовленную по коронному рецепту темных? Когда сначала кипятишь собеседнику мозг, а потом с милой улыбкой развешиваешь макаронины по чужим ушам. И вот что-то подсказывало, что не стоит. Так и до обвинения в шпионаже недолго. А за ним – возврат на родину и блокировка дара.

– Про формулы… я просто хотела вас запутать. А что до уровня знаний. Я же теоретик… – призналась преподавателю. – А на самом деле использовала часть родового плетения.

– Какого? – тут же сделала стойку Ллойд. Давя. Вынуждая раскрыть секрет.

И я почувствовала исходящую от одноглазой волну азарта и ожидания. Она была яркой, плотной и… Наставница была не единственной, кто в этом кабинете испытывал подобные чувства. Усилием воли призвала свой дар и постаралась считать эмоции ректора. И пусть тот укрылся за отражающим щитом… Но отголоски смогла услышать. И меня поразило то, что вместе с раздражением Тумин испытывал интерес. Причем острый. И да, тоже ждал…

Сейчас Тумин и Ллойд были похожи. Не внешне. Эмоционально. Будто сработавшаяся пара законников. Плохая и хороший. Как на допросе. Или… это и был допрос, на котором меня пытались расколоть! Напугать высылкой, развести, как сопливую ведьмочку-сеголетку.

Я оценила. И подход. И изощренность. Изящная психологическая партия в исключительно темном духе. Словно и не уезжала из родного Трейгора!

Пусть вокруг были светлые маги, но… не сильно-то они и отличались от нас, темных. Методами – уж точно. Вот мастью дара – да. Ну еще внешне… Дети Зари были по большей части светлокожими блондинами. В отличие от сынов и дочерей Мрака, которые в основном щеголяли с шевелюрами оттенков ночи. А вот рыжие, такие, как я, рождались по обе стороны хребта. И этим пользовались разведки обеих империй, посылая шпионов. Рыжих среди агентов, по слухам, было больше всего.

Не учуяла бы эмоции Ллойд, купилась бы на эту игру точно!

– Извините, но это семейная тайна, – твердо ответила я, зная, что сейчас меня еще раз попробуют продавить и…

Главное – прогнуться, но не сломаться, не показать, что меня страшит возвращение в Трейгор. Потому что, пока светлым это неизвестно, я в относительной безопасности.

– И все же… – предприняла еще одну попытку Ллойд.

– Я уже говорила, что в силу особенностей уровня дара я не могла создать аркан. Поэтому пришлось использовать замену на родовые плетения.

– Но вы так не хотели раскрывать семейную тайну, что решили запудрить мне мозги? – подытожила за меня Ллойд.

– А вы поступили бы иначе? – Я посмотрела наставнице прямо в глаз. – Открыли бы походя семейный секрет? Или предпочли бы позорно провалиться в первый же день?

Удар сердца. Второй. Третий.

И в гудящей, как пчелиный рой, тишине раздалось ее:

– Так же.

Ллойд усмехнулась. Вот только момент испортила сумка. Именно в это время скрепляющее заклинание распалось и разрез разошелся. Несколько свитков упало на пол. Пришлось опускаться на колени и собирать их. А потом по новой наскоро латать дыру. И когда я наконец закончила, наставница добавила:

– Даркнайтс, возвращаясь к сегодняшнему случаю: это был первый и последний раз, когда мы с тобой выясняли отношения. Я не терплю лжи и споров. И вообще, у меня с адептами договорные отношения.

– В смысле они всегда и все договаривают? – догадалась я и по тому, как сверкнул единственный глаз наставницы, поняла: угадала.

– А если не хочешь откровений, то не используй того, о чем не готова рассказать.

Я про себя облегченно выдохнула: этот раунд закончился ничьей. А я получила урок: нельзя недооценивать хитрость светлых.

– Свободна, – отпустил меня ректор.

И я с радостью поспешила покинуть кабинет.

Приемная оказалась пуста. Я и смогла выдохнуть уже открыто. Едва не попалась! Ведь расскажи я об одном заклинании, не успею моргнуть глазом, как из меня выпотрошат все секреты! И плевать, что менталистка здесь я вообще-то, а не светлые.

Я тихо шагнула прочь, но в коридоре начала копаться в сумке, пытаясь найти лист с расписанием, чтобы узнать, какие еще занятия есть сегодня. И… льерну мне в печенки! Неужели я выронила его в кабинете ректора, когда порвалась в очередной раз сумка, и не заметила? Все же вроде сложила…

Ничего, сейчас вернусь, постучу и заберу. План, гениальный в своей задумке, при реализации споткнулся о первый же пункт. Постучать. Потому как то, что я услышала, было намного интереснее любых расписаний:

– Думаешь, темная солгала? – раздался из-за неплотно прикрытой двери голос Ллойд. Без меня, в неформальной обстановке они перешли на «ты».

Укрывающий полог вышел у меня сам собой. Я замерла, обратившись в слух. Речь-то явно шла обо мне.

– На этот раз? Навряд ли.

– Почему?

– Она теоретик… А у них обширные знания.

– И мизерные умения! – возразила преподаватель. – А у девчонки навыки отличные. Из нее вышел бы неплохой боевой маг. Находчивый, смелый, гордый, защищающий свои принципы…

– И наглый, – добавил ректор. – Прямо как ты, Норин, в молодости.

– Не была бы такой, при зачистке в Алжирасских пустошах не выжила бы, – отбрила она.

Они замолчали. Надолго.

– Ты так вцепилась в темную… – наконец задумчиво обмолвился ректор.

– Этот ее аркан… Знаешь, если бы у моего отряда в той пустоши был не классический Мирнорин, а вот такой, как у этой рыжей, то в пустошах не полегла бы половина моего отряда. Разрушительная сила заклинания при небольшом потенциале мага…

Дробь, словно кто-то в задумчивости постучал пальцами по столешнице, и голос ректора:

– Знаешь, а эта идея с обменом, может, не такая и дрянная? Хотя, чувствую, главной боли эта троица темных мне добавит. И расходов тоже. – Видимо, при последних словах ректор припомнил порушенную крышу.

– Их стоило бы распределить по разным дланям, – хмыкнула Ллойд. – Тогда урона будет меньше.

– Но чаще, – тут же ввернул Тумин. – Но раз уж ты подняла эту тему – тебе и решать вопрос. Вместе с куратором их группы.

– Нет, Морок, каким ты был в студенческие годы, таким и остался, – возмущенно прищелкнула языком преподаватель.

– Неотразимым?

– Невыносимым, – поправила Ллойд, со смешком добавив: – Тебя даже степные кочевники вынести из походной палатки, почти оглушенного, не смогли.

– Ты мне долго тот случай с выездной практики припоминать будешь.

– Нет, не долго, – в голосе Ллойд послышался смешок, – всего лишь всю жизнь и лет триста посмертия.

А я слушала их и понимала: да ну его, этот листок с расписанием. Лучше уйду-ка я по-тихому, пока еще в силах поднять груз свалившихся на меня знаний.

(обратно)

Глава 3

Ну и денек! Не успела проснуться, как сразу начала жить. Да так стремительно, что сама за собой слегка не поспеваю. А ведь еще не вечер… В каком бы тихом, уютном склепе отдохнуть и укрыться, чтобы до дуэли при таких-то скоростях дотянуть? А ведь надо еще поймать мое оружие…

Вообще-то на магических поединках возможно использовать собственно магию. И только ее. С собой на ристалище запрещено проносить арбалеты, мечи, драконов в истинной ипостаси, плюющихся огнем… Целый список!

Его составители попытались ничего не упустить и, конечно же, упустили. Среди запрещенного не упоминали Эйту. Хотя ну кто в здравом уме притащит с собой белочку? Правильно, тот, кто пишет по ней диплом! Потому что пункт первый при теме «Способы сопротивления безумию магически одаренных существ» – это поймать пушистый объект исследования. То бишь Эйту.

Потому на алтарь обряда призыва одной пушистой я принесла в жертву не одну женскую истерику. Благо все они были не мои! И вот сейчас мне нужно было добыть еще один психоз.

Удар колокола, ознаменовавший обеденный перерыв, застал меня за размышлениями: кого бы выбесить по-быстрому ради Эйты? И мысли как-то сами собой перетекли с вещей злободневных и мелочных на неизменные и извечные: чаяния мои стали исключительно гастрономического характера. Потому как завтрак из-за одного эльфанутого я прервала, не успев толком перекусить. Оттого на лекции мне хотелось есть. А вот на практикуме – уже нет. Только жрать!

Потому я плюнула на грандиозные планы по вооружению и направилась в столовую. Дуэли дуэлями, а есть нужно вовремя! Там же и встретилась со Сьером и Вэрдом, узнав, что занятие по целительству отменили и на сегодня мы свободны. Все это парни мне выдали, пока мы стояли на раздаче. Я же поделилась частью услышанного, рассказав о каких-то дланях, в которые нас собрались отрядить.

– Выясню, что это за пятерни такие, – коротко кивнув, заверил Сьер. Причем сделал это столь уверенно, что я поняла: точно добудет информацию. Даже если тот, у кого он будет спрашивать, и понятия до этого не имел о местных дланях.

Мы еще перекинулись парой слов, а вот когда получили тарелки с чем-то однородным, густым и кроваво-красным, то синхронно озадаченно замолчали.

– Что это? – уточнил у повара кучерявый.

– Тинделя из калины, – тоном «ну и темнота же дремучая эти адепты!» буркнул гном.

Он был одного роста с Вэрдом. И такой аномалии могло быть лишь одно объяснение – табурет. Обычно горники доходили даже мне, невысокой, лишь до плеча. А вот подставка могла добавить пару локтей высоты повару, а с ними и очень-очень много единиц заносчивой гордости.

Последняя сочилась в каждом звуке фразы, которую он нам выплюнул:

– Чего встали, как будто за вами очереди нет? Шевелитесь!

Пришлось идти дальше. Благо на второе была более привычная еда – каша со шкварками. А вот когда мы сели за стол и я попробовала таинственную тинделю… Что ж, на вкус она оказалась вполне недурна. Настолько, что я увлеклась. И лишь после того, как я ополовинила тарелку, в голову мне пришла гениальная идея! Как все провернуть с пользой для дела и истерикой для тела. Благо польза – моя, а истерика – чужая.

Разделавшись с кашей и махнув на прощание рукой парням, я поднялась из-за стола и пошла на второй круг по добыче тиндели. В смысле опять встала в очередь на раздачу.

Повар при виде меня недовольно качнул головой так, что с оной едва не сверзился внушительный белый колпак, и, прищурившись, уточнил:

– Вернулась?

– Зло всегда возвращается! – ничуть не смутилась я и широко, исключительно по-темному, улыбнулась.

Тиндели мне таки дали. Причем самую большую миску. Видимо, из расчета, чтобы зло либо подавилось, либо утонуло, но так или иначе издохло. Я едва дотащила добычу до своей комнаты и очень обрадовалась, когда оказалось, что та пуста.

Моих соседок не было. Я коварно усмехнулась, припомнив утренний разговор с ректором. Что ж, наушницы… Мы, темные, никогда не обижаемся! Мы делаем выводы и сразу планируем месть. И я засучила рукава, приступив к напольной живописи. Вывела пентаграмму призыва мелом, расставила свечи, навесила запирающее заклинание на дверь, выбрала из своего гардероба белую нижнюю рубашку по принципу «какую не жалко» и, облачившись в нее, приступила к гримировке.

Вот только ждать соседок пришлось долго. Целый удар колокола на полу пролежала в одном тонком батистовом безобразии. Аж подмерзать начала и пожалела, что на мне нет шерстяных носков и панталон с начесом. Но оно того стоило! Когда девицы вошли в комнату, уже укрытую вечерними сумерками, то сразу не разглядели антуража. А вот узрев наконец труп рыжей девицы, лежавшей в пентаграмме в одной ночной сорочке и облитой кровью…

Я думала: от визга стекла в окнах полопаются. Адептки верещали так вдохновенно, словно ни разу мертвяка не видели. Ну такого, который зовет загробным голосом, вставая из пентаграммы и обещая отомстить… А еще ловко уворачивается от одних пульсаров, а другие и вовсе отражает (спасибо экранирующему браслету-амулету на запястье).

Соседки попытались рвануть вон, но дверь, запечатанная заклинанием, и не подумала отворяться. Я чувствовала их страх. Он был шквалистым, бившим наотмашь.

И я, потянувшись к своему дару, подхватила эту волну ужаса, приподняла ее, скрутив пенным буруном, и, придав ускорения, толкнула обратно к соседкам. Это были их собственные чувства, не навязанные. Просто усиленные в несколько раз. Те самые, которые сжимают сердце, закрывают разум от доводов логики, перекрывают кислород, застят глаза… И хочется лишь одного – предаться панике. Причем не просто паниковать, а исключительно по направлению к выходу.

Их эмоции нарастали. Становились все более концентрированными и… Есть! Достигли того порога, перешагнув который я могла бы постучаться в дверь к Эйте.

Раскрыла вытянутую руку и начала собирать страх светлых. Он тянулся от спин ломившихся в запертую дверь девиц видимыми только мне нитями, которые свивались в кудель. А та все быстрее вращалась на моей ладони, превращаясь в гигантский клубок. И когда он достиг нужных размеров, я обрезала связи.

В этот же миг дверь распахнулась и соседки вывалились в коридор, а затем тут же навалились с той стороны створки. Не удивлюсь, если они для верности еще и запечатали ее заклинанием.

А я приготовилась ждать. Потому как могла поспорить на свой любимый алхимический котелок, что сейчас эти две магички помчатся к ректору. Жаловаться. Опять.

Интересно, что они скажут ему на этот раз? Что по общежитию носится беспризорный труп темной? И попросят ректора его поискать. А сами пока посидят в засаде. В какой-нибудь безопасной засаде с толстой дубовой дверью, обшитой листами зачарованного металла, в компании теплого чайка, плюшек – и подальше от академии.

Об этом я раздумывала, пока, удерживая одной рукой эмоциональный кокон, второй ловко доставала из так и не разобранного чемодана с вещами зачарованную колбу. А затем стало не до размышлений. Слишком ответственной была процедура.

Зубами выдернула притертую пробку и аккуратно, стараясь не расплескать ни капли квинтэссенции страха, начала медленно загонять его в склянку. Закончив, удовлетворенно хмыкнула и заткнула горловину.

Глядя на то, как за стеклом беснуется белесая дымка паники, выдохнула: получилось!

За разум этих двоих я не опасалась. Нельзя сойти с ума, когда того почти нет. Да и нервная встряска была для них хоть яркой, но непродолжительной.

К слову, самая грандиозная истерика, эмоции которой я собирала, случилась от мыши. Полгода назад полевка каким-то чудом оказалась под ногами моего соседа по парте. Как он орал! Я, как менталистка, аж восхитилась.

Оказалось, что темный, который был выше меня на полторы головы, шире в плечах раза в три и способен безо всякой магии тянуть в одиночку повозку на посрамление лошадям, боялся пискух. Трупов не боялся, а вот мышей – да.

Я тряхнула головой, отогнав воспоминания. Ностальгировать буду потом. А сейчас нужно быстро прибраться, пока по коридорам на бис не прогремело мое имя в исполнении Морока Тумина. Переоделась, помыла пол, стерев с него и пентаграмму, и щедро разлитую тинделю, имитировавшую кровь. Избавилась от всех улик и еще раз вернулась к своему чемодану. К встрече надо подготовиться как следует. И это я не о рандеву с Тумином.

Достала бутылек с эликсиром и опрокинула в себя его содержимое. Горькая жидкость прокатилась по горлу, казалось, разъедая его изнутри, и упала в желудок.

– Какая же гадость! – крякнула я, поморщившись. – В следующий раз буду варить на обычном огне, а не алхимическом.

Такой зарок я давала себе каждый раз и… вновь готовила на жар-камне. Потому что так быстрее!

Противный эликсир я вынуждена была пить с самого детства. Один глоток в седмицу. А все потому, что моя мета проснулась слишком рано. В три года вместо обычных дюжины. И дар оказался сильным.

Ребенок-телепат, который читает мысли. И не только читает, но может еще диктовать свою волю, навязывать ее окружающим, сам не понимая, что творит. Что может быть опаснее?

Ведь в таком возрасте слишком рано еще обучать ментальным практикам по контролю сознания: дитя просто не поймет, что от него хотят. А всем вокруг держать поднятыми щиты, а слугам носить защищающие сознание амулеты, которые в любой момент могут выйти из строя, если будет пси-атака посильнее…

И мама приняла решение – частично заблокировать мой дар. Третий уровень вместо девятого.

Из-за этих ограничений моя мета – лучистый кристалл – до сих пор не превратилась в полноценную. Все также блуждала по телу, напоминая отжившую цветную татуировку. Правда, блеклую из-за зелья.

Но я была благодарна маме за такое решение. Потому как одаренные маги слишком ценны, чтобы оставлять их без пристального надзора. И последний не только со стороны преподавателей. Тайной канцелярии менталист, способный читать мысли, очень бы пригодился. А это – седьмой уровень. Восьмой – способность к полноценной телепатической беседе. Говорят, у Темного Властелина высший, десятый.

А мне и с третьим неплохо. И за столько лет, что я пила эликсир, мое тело уже настолько привыкло к ограничениям, что, подозреваю, даже не прими я больше ни глотка, уровень дара не поднимется.

Это как бинтовать девочке ноги с детства, чтобы ступня была миниатюрной и напоминала распускающийся цветок лилии. Когда же малышка превратится в девушку и снимет ленты, ее ноги так и останутся миниатюрными. Кости, за долгие годы привыкшие к одному положению, не выпрямятся. Они на всю жизнь останутся деформированными.

То же самое и с магией.

Но я все равно предпочитала не рисковать и, отправляясь к светлым, прихватила бутылек с привычно противной жидкостью.

Вынырнула из размышлений и критически осмотрела идеально чистую комнату. Побарабанила пальцами по спинке кровати.

Время шло. Скандал запаздывал.

Из-за двери доносились лишь привычные, обыденные звуки: шум шагов, отголоски разговоров. Но где же громогласное «Даркнайтс!»? Стало даже слегка обидно. Я тут старалась… И?

Спустя четверть удара колокола ректор в лучших традициях демонолога вместо призыва темных сил провалился… в смысле явился в Бездну сам. Точнее – явился в мою комнату. Без стука открыл дверь, перешагнул порог и…

– А где труп Даркнайтс?! – возмутился он. – Почему она… живая?

Мне же показалось, что вместо заминки, которая на миг возникла в словах Тумина, должно было прозвучать слово «еще».

И мы с главой академии уставились друг на друга. В его взгляде читалось: «Опять?» Я отвечала недоумением: «О чем вы?»

А что? Хочешь доказать, что тебя оболгали, – организуй еще пару «ложных вызовов». И все. После них словам доносчиков уже веры не будет. Так что…

Тумин стоял недалеко от входа. За его спиной топтались две моих соседки.

– Адептки Карен Той, Линси Пафин, объяснитесь, – приказал ректор, наполовину развернувшись к девицам.

– Она мертвой была! – обвинительно тыча в меня пальцем, начала пухленькая невысокая девица, поморщив свой высокомерно вздернутый нос.

– Чушь! – фыркнула я. – С того света живым еще никто не возвращался!

– Сожалею, Пафин, но Даркнайтс права. – Ректор сложил руки на груди. – Как ни старайся, но из зомби человека не сделаешь, – он произнес это таким тоном, как будто не раз пытался. Лично.

«Так, значит, эта сдобная плюшечка, у которой щеки по бокам свисают, – Линси Пафин», – сделала я мысленную заметку.

– Ни на что не намекаю, но это второе обвинение в мой адрес за день, с которым, попрошу заметить, реальность не согласна, – скучающим тоном произнесла я, глянув на ногти, словно любовалась новеньким маникюром. Увы, ни маникюра, ни совести у меня не было.

Ректор с шумом выдохнул. Вслух он ничего не сказал, но я чувствовала, как от него исходит раздражение. И приготовилась услышать что-то в духе: «Как же вы меня достали! Больше без настоящего трупа не беспокоить!» – но я недооценила выдержку Тумина. Он лишь прищурился и произнес:

– Светлые славятся своими честностью, открытостью и радушием… – начал ректор, а меня так и тянуло уточнить, не имеет ли глава академии в виду радушно открытую крышку гроба для одной темной? Но сдержалась. А глава академии меж тем продолжил: – Поэтому я жду от вас, Карен, Линдси, что вы проявите их в полной мере.

– А расселение?.. – В голосе второй соседки – русоволосой симпатичненькой светлой, которая могла похвастаться весьма привлекательными для мужского глаза формами, – разочарование можно было черпать ведрами.

Ректор ничего не ответил, но та-а-ак посмотрел… От подобных взглядов гербарии могут засохнуть оптом, не то что какие-то девичьи надежды увянуть.

Ушел Тумин в полном молчании. А мы вчетвером остались: я, двое светлых и наша с ними взаимная ненависть, от которой буквально искрился воздух.

В общем, обстановка, про которую темные говорят: не всем порой суждено дожить до рассвета.

Я, прищурившись, посмотрела на соседок. Злилась ли при этом на них? Конечно, нет! Но мысль о том, чтобы сделать этих светлых еще и просветленными (до мудрой седины на всю голову), меня прямо-таки манила. Особенно снежная шевелюра подойдет пышке-зазнайке, которая гордо задирала свой нос, как будто была минимум наследница престола, узревшая чернь в моем лице.

– Мы этого так не оставим! – наконец разорвала тишину шипящим от злости голосом русоволосая красотка и воинственно шагнула вперед, тряхнув локонами. Как там ее ректор назвал? Карен, кажется.

К слову, девица весьма выгодно смотрелась на фоне невысокой сдобной подружки. И что-то мне подсказывало, она сама прекрасно это знала и умело работала на данном контрасте. Ведь даже сейчас, угрожая мне, не задумываясь, Карен встала в выгодной позе. Так, чтобы ее грудь казалась максимально соблазнительной, а талия тонкой. Еще и волосы откинула, чтобы те упали волной на плечо. Позерша.

А это, в свою очередь, наводило на мысль, что не так она и уверена в собственной неотразимости… Что ж, учтем-с на будущее…

– Конечно. Ни в коем случае не оставляйте! А то, когда мы, темные, рядом, все что угодно может пропасть. Даже ложные обвинения, – все так же с напускной скукой начала я. – И ты потом бегай, ищи их по всему погосту, в могилы к зомби заглядывай…

– К-к-как ложные?! – возмутилась толстушка.

– Какие еще могилы? – вторила ей русоволосая.

– Обыкновенные. В которых дети Мрака обычно хоронят тех, кто не знает о правиле трех «П», – я решила сначала ответить Кейси, чтобы слегка сбить с русоволосой спесь.

– Что за правило? – спросила она ожидаемо. Еще и плечом дернула недовольно так. Дескать, что за чушь ты несешь?

– Поняла. Простила. Похоронила, – пояснила я и добавила с намеком: – К слову, хочу заметить, что я зла на вас, дорогие соседки, уже не держу. – И мило улыбнулась.

Светлые как-то разом сбледнули с лица и даже матом слегка покрылись. Правда, пока беззвучным. Прониклись, видимо, родимые. Осознали до конца, с кем им предстоит делить комнату. А может, просто судорожно пытались понять, какое чернословие я уже успела на них навесить, что они не почувствовали даже.

Я же про себя усмехнулась: жизнь темных – это игра в карты одновременно и с демонами Бездны, и с кромешниками, что живут в глубинах наших собственных душ. Потому мы всегда готовы к блефу. И если уж лжем, то исключительно профессионально, а не по-дилетантски. Как-никак опыт пальцем не раздавишь.

Потому-то прозвучавшим словам светлые поверили. И взирали сейчас на меня со смесью суеверного ужаса и ненависти. А я решила воспользоваться ситуацией и забить последний гвоздь в крышку гроба наших с девицами добрососедских отношений.

– Кстати, после этого, – я выразительно обвела взглядом идеально прибранную комнату, – любые ваши обвинения будут восприниматься как ложные. – Я мило улыбнулась и пояснила: – Ведь вы два раза наушничали на меня ректору. И в обоих случаях мне удалось убедить Тумина, что ваши нападки – плод богатой фантазии, которую питает ненависть к нам, темным, – закончила столь сладким тоном, что его можно было класть в чай вместо сахара.

Увы, мне достались любительницы горького, которые от моих слов мигом скривились. А я, видя такую реакцию, не смогла сдержать улыбку. Все же милые у меня соседушки. А темному, как говорится, хороших светлых и обидеть приятно.

– Тварь! – выкрикнула толстушка, сжав кулаки.

Сейчас она больше всего напоминала поросенка. Визгливого. Решительно настроенного, но безобид…

Арх подери эту психованную девку! Я едва успела уклониться от ее пульсара. Про безобидную беру свои слова назад. На стене, аккурат в том месте, которое еще миг назад было за моей спиной, ныне красовалось черное пятно копоти, змеившееся трещинами штукатурки.

– Отчисление? Или еще пару раз пальнешь, чтобы я могла требовать сразу запечатывания дара? – старалась говорить холодно и отстраненно, не показывая того, что сама испугалась. Сердце колотилось безумным арестантом, который, казалось, еще немного – и совершит побег из грудной клетки, просто проломив прутья ребер.

Но я сжала зубы. Это война. И эмоции на ней были непростительной слабостью. Так что плевать на страх. К демонам сомнения. Этот раунд будет за мной. И точка. Да, я оказалась одна против двоих. Да, они на своей территории. Но если я сейчас уступлю, значит, будут пытаться продавить меня и дальше. И не только соседки. Все светлые. Вся, архи ее дери, академия!

– Это я тебя сейчас запечатаю! Каждое сказанное слово заставлю обратно проглотить! – взревела толстушка, и… в ее руке оказался огненный аркан.

– Сожги ее, Линдси! – подначила свою подружку русоволосая, впрочем, сама не вступая в поединок.

Аркан взвился в воздухе. Я едва успела увернуться. Так что хлыст пламени просвистел рядом с моим боком, щелкнув о стену. Задень он меня – тело обожгло бы болью. Не убило, но… до сегодняшней дуэли я бы точно не дошла.

Заклинание кнута было простое и действенное. Вот только имелся у него один недостаток, из-за которого его использовали исключительно на нежити, а не в бою с разумным противником. Оно питалось напрямую от источника силы мага.

Я зло усмехнулась. И когда толстушка второй раз замахнулась, то направила в ладони свою тьму и… Огненная плеть полетела прямо в меня. Успела прогнуться, когда аркан просвистел надо мной. Миг, когда языки пламени едва не лизнули мои скулы, превратился в вечность. И рука, окутанная чернотой, схватила аркан. А потом по нему же я направила уже свою силу.

Все произошло быстро. Настолько, что светлая сразу не поняла, почему ее заклинание вдруг полыхнуло всеми оттенками мрака. Моя сила пробежала по связующему нас с толстушкой плетению и ударила в нее так, что она взвыла.

Заклинание тут же рассыпалось. Зато взревела сигнальная тревога. А за ней в нашу комнату ворвалась целая толпа. Возглавляла ее дежурная по этажу. Но, сдается, еще немного – и примчатся преподаватели.

А я чувствовала себя опустошенной и… счастливой. Потому как смогла не нарушить устава! Не использовала атакующих закланий, проклятий и даже благословений против адептов академии! Все, как завещал ректор.

И только осознав, по какому поводу радуюсь, усмехнулась. Докатилась, Даркнайтс! Раньше ты веселилась оттого, что сумела попрать правила и не попасться, а сейчас… Нет, однозначно эти светлые не то что темного добрые дела совершать заставят, но даже демона до исповеди довести могут.

Меж тем раздался голос, заставивший галдевшую толпу примолкнуть:

– Адептки! Всего ничего прошло с того момента, как я оставил вас одних! Даже из общежития выйти не успел…

М-да… кажется, мы с девочками слишком рано начали веселье. Нет чтобы подождать хоть четверть удара колокола, пока начальство подальше отойдет. Если не в мир иной, то хотя бы от порога.

– Объяснитесь! – рявкнул Тумин.

– Да ничего такого… – Я была сама невинность. Но, увы, ректор самой наивностью не был. И, не поверив мне, повернулся к толстушке.

– Да-да. – Она, на удивление мне и своей симпатичной подружке, истово закивала. – Я хотела комнату подсветить и не рассчитала с заклинанием.

Русоволосая Карен на это поджала губы и смолчала. А я же подумала: а мои соседки быстро учатся. Даже в этот раз не стали жаловаться и пытаться обвинить в провокации. Правда, пышку Линдси потряхивало. Похоже, от осознания того, чем ей может грозить открытое нападение на меня.

Тумин еще задал несколько вопросов, но, не получив вразумительных ответов, прищурился и попрощался тоном из серии «я буду пристально следить за вами».

Я же гадала, вернется ли ректор к нам в третий раз. Так сказать, на бис. Но нет. Соседки решили повода для этого не давать. И даже на слова в мой адрес ввели жесточайшие санкции или, иначе, подчеркнуто игнорировали.

Это меня устраивало. Хотя я не обольщалась. Это было всего лишь временное затишье в начавшейся войне. И я не удивлюсь, если поутру обнаружу всю свою одежду изрезанной, а в бутылочках с жидким мылом и шампунем будут чернила.

Именно поэтому я не стала распаковывать чемодан, а наоборот – наложила на него охранные чары. Благо переодеться в штаны, рубашку и красную кожаную куртку я успела еще до привода Тумина соседками. И теперь, подхватив бутылек с закупоренным страхом, отправилась на поиски Эйты.

И уже у порога я обернулась и не смогла удержаться:

– Девочки, мне с вами было так хорошо, что все, спасибо, я пошла.

– Чтоб ты сдохла! – уперев руки в бока, процедила русоволосая Карен, сдув упавшую на лоб прядь. Надо же! Заговорила!

– Непременно, но в следующей жизни. – Я подмигнула и, уже взявшись за ручку двери, в полуобороте глянула на толстушку, как бы невзначай бросив: – До этого я думала, что это мы, темные, каждый сам за себя… Но сдается, что и вы, светлые, в этом от нас не отличаетесь: твоя подружка сегодня тебе тоже не захотела помочь. И да, на твоем фоне она смотрится гораздо выигрышнее. Подумай об этом на досуге.

Закрыла дверь. И, стоя в пустом коридоре, начала про себя отсчет. Три. Два. Один.

– А ведь эта темная права! – послышалось обвинительное из-за закрытой створки. – Почему, когда я кинула в нее пульсар, ты меня не поддержала? Или хотя бы не остановила. Мы же подруги!

– Я просто соблюдала правила! И вообще, подумать не могла, что ты решишь атаковать! А эта рыжая специально так сказала, чтобы нас рассорить! – столь эмоционально отозвалась Карен, что я даже заподозрила в ней не просто истеричку, а потомственную скандалье.

Я в красках представила, как русоволосая, раскрасневшись, тычет своим пальцем в запертую дверь. Наверняка сейчас она обвинит меня еще в чем-нибудь… Минимум во лжи и гнусности. Хотя, зная силу женского воображения, может дойти и до того, что и в тысячелетней вражде светлых и темных единолично виновата тоже исключительно я.

Было бы забавно послушать версии, но мне было пора. Белочка сама себя не поймает.

Поэтому я развернулась и направилась по коридору прочь от двери.

Вышла на крыльцо общежития и посмотрела на окрестности взглядом полководца, который вспоминает: какую крепость он тут еще не брал? Мне нужно было тихое, укромное место, где можно уединиться, подумать и, если что, труп без свидетелей прикопать. Склеп, например. Но что-то мне подсказывало: светлые относятся к походам на погост без причины, как бы помягче сказать… нетолерантно.

А кроме как на кладбище, одной у меня остаться шансов не было: на территории академии, как я успела убедиться, везде сновали адепты. И в парке тоже не было пары свободных приличных кустов. В одних засел рой мошкары, в других – влюбленные парочки. Чуть дальше были ристалища. За ними – небольшое озерцо, и вдалеке виднелась каменная стена ограды.

С другой стороны впритирку к академии стояли учебные корпуса, лаборатории, а позади них – общежития, бестиарий, теплицы с магическими растениями и хозяйственные постройки, полигоны и тренировочные ангары. Причем некоторые из них строились не иначе как по замковому принципу: когда улочки должны быть не шире длины копья, чтобы, случись захват супостатами крепости, те не смогли спокойно проскакать галопом по мостовым.

Невольно возникла мысль: а сколько лет вообще Академии Южного предела? Судя по кладке некоторых стен, она могла быть возведена еще до исхода темных за Серебряный хребет…

Может, и так. Правда, похоже, с тех пор магистерия значительно разрослась… Вон сколько разных построек и мест.

И куда из мест ни плюнь, обязательно попадешь в какого-нибудь светлого.

В отчаянии я закинула голову, закрыв глаза и обреченно выдохнув. А когда распахнула, чтобы посмотреть внебо, увидела на синем фоне флюгер и… Чердак! Ну конечно! Там-то никого не должно быть. Нужно только найти вход.

Поэтому целеустремленной походкой направилась к трехэтажному зданию, оказавшемуся прачечной для адептов. На первом этаже ровными рядами стояли большие медные тазики с артефактами для стирки, а также проточными лоханями для полоскания. На втором оказались сушильные комнаты, а на третьем – столы для глажки.

На последнем-то я и задержалась – искала лестницу на чердак. И нашла. Правда, люк был закрыт. Но, судя по тому, сколько раз взламывали висевшее на нем запирающее заклинание, не только нас, темных, на пути к цели не удерживали какие-то хлипкие замки. Что простые, что магические.

Потому я воровато оглянулась, чтобы убедиться, что свидетелей нет, и поступила по примеру моих предшественников – аккуратно разомкнула плетение чар. Несмазанные петли скрипнули, и я шустро поднялась по лестнице – только сапоги по ступенькам мелькнули – и очутилась на пыльном чердаке. Скупой свет проникал сюда через мутное стекло слухового полукруглого окна, створка которого была приоткрыта.

Я еще раз осмотрелась, убедившись, что, кроме меня и пары пауков, тут больше никого нет, и закрыла люк. А затем, не тратя времени понапрасну, приступила к ритуалу призыва Эйты: достала из кармана кусочек припасенного мела и начертила пентаграмму. Рассекла ладонь, окропив собственной кровью ее углы, и напитала рисунок силой. А затем шагнула в его центр, скрестила ноги и, открыв склянку с закупоренным в нем страхом, нараспев начала читать заклинание, над разработкой которого я корпела долгие месяцы.

А все потому, что, перерыв все фолианты и свитки в университетской библиотеке, да и в столичной публичной тоже, не нашла ни одного описания ритуала призыва белочки. Архидемонов, самых страшных порождений глубин бездны, неистовых тварей Мрака… – обрядов по ним было сколько угодно. Этих товарищей темные маги беспокоить по своим нуждам не стеснялись. А вот рыжую пушистость почему-то настолько опасались, что даже не пытались пробовать.

В общем, не было до меня желающих лицезреть Эйту добровольно. Или, наоборот, были, но эксперимент получался столь удачным, что становился не только первым, но и единственным. И после него маги попадали в Лабиринты безумия.

Как итог – пришлось экспериментировать на свой (и чужой!) страх и риск. Опытным путем я вывела формулу призыва. Она оказалась не сильно отличной от таковой для демона сотого уровня. Правда, с авторскими доработками.

Но конечной целью исследования был не вызов самой Эйты. Белка в моей дипломной работе была всего лишь средством, которое тестировало прочность второго моего заклинания – защитного. Сложные чары, на расчет только матрицы которых ушло больше года, стали барьером на пути к разуму мага от воздействия Эйты.

Надо ли говорить о том, как взбеленилась госпожа Безумия при нашем знакомстве? Я тогда призвала ее в первый раз. Помимо собственных чар, которые должны были защитить разум, я еще обвешалась и кучей защитных артефактов. Их на мне тогда было едва ли не больше, чем блох на бродячем псе.

Белочка пришла, рассчитывая встретить мага, готового вот-вот потерять остатки разума. А тут я… Вся красивая такая: в амулетах, со взором горящим. Сижу в центре пентаграммы и радостно на нее смотрю, потирая руки со словами:

– Наконец-то!

Эйта не сразу поняла, что вызов был ложным. А псих – наглый симулянт. Уж больно я была в тот момент похожа на ее обычных клиентов. Пришлось разочаровывать…

Она обиделась. Очень. И пообещала, что свести меня с ума для нее теперь дело принципа. Поэтому теперь мои психозы, нервные срывы и кошмары – ее работа.

В ответ я просияла.

Эйта такой реакции отчего-то не обрадовалась, а насторожилась и плюнула на пол со словами:

– Арх с тобой, темная! – И исчезла.

А я после памятной встречи подналегла уже не на учебники, а на практические занятия. Хотела до автоматизма отточить разработанное заклинание ментальной защиты, чтобы держать его постоянно. И сумела. Так что ужасы во сне и истерики наяву, которыми Эйта, верная своему слову, обеспечивала меня исправно, прекратились, как только я научилась жить с поднятыми щитами.

А через месяц мы вновь встретились с Эйтой. Рыжая была еще более злой. Оценила мой барьер. Попробовала взломать. И почти пробила. У меня тогда кровь от ее атак из носа буквально хлестала. Спас руководитель диплома. Он был не в курсе того, что я именно в этот день решила провести ритуал. Но оказался в нужном месте в нужное время. И сделал то единственное, что было возможно, чтобы меня спасти, – ударил свою адептку по голове. Я благополучно потеряла сознание.

Мой разум тогда померк, исчез из системы координат реальности… А раз сводить с ума оказалось нечего, а профессор Эйту просто не замечал (или виртуозно игнорировал), то пушистая, матерясь, исчезла.

Когда я пришла в себя, то первым делом вернулась к расчетам, усилив направляющие оси плетения. А потом получила взбучку от руководителя диплома. К слову, последняя завершилась словами то ли увещевания, то ли одобрения:

– Даркнайтс, вот смотрю на тебя и никак не могу определиться: Тьма послала мне такую чудную дипломницу в наказание или в награду? – Причем ударение в слове «чудную» прозвучало весьма своеобразно.

– Это почему? – От любопытства подалась вперед. И даже осмелилась высунуть нос из-под лазаретского одеяла.

– Потому что в твою голову приходят гениальные идеи. Но, похоже, лишь затем, чтобы там умирать.

Я фыркнула. А куратор меж тем продолжил:

– Но если ты все же каким-то образом сумеешь выжить, не свихнуться и довести исследования до конца, то ими точно заинтересуются не только маги-теоретики, но и врачеватели душ.

– Да уж… Смотрю, что идеи в дипломной настолько гениальны, что целители и так уже за мной приехали, – иронично заметила я и кивнула на лекарский блок, в котором обреталась после удара по затылку.

– Говоря о врачевателях, я имел в виду, что твоя работа уникальная, сложная и нужная… И я сожалею, что не могу помочь тебе в исследованиях так, как бы хотел.

Я кивнула. Потому что сама прекрасно понимала то, о чем руководитель не сказал. Что нас, менталистов, ничтожно мало. Поэтому не существует и отдельных факультетов для магов разума. Потому адептов с моим даром учат на других специальностях. А руководителями при написании дипломов обычно становятся просто опытные маги-теоретики.

Куратор в тот раз больше ничего не сказал, лишь скомкано попрощался и ушел. А я посчитала, что раз не запретил заниматься экспериментами дальше – значит, разрешил. И я продолжила свое общение с Эйтой. И с каждым призывом белочка становилась все хитрее, изощреннее. Играя на таких гранях психики, о существовании которых я до этого даже не подозревала.

Я узнала о нескольких стадиях пси-атаки безумия. Сначала грубая, сминающая волна. Потом, если клиент Эйты не поддавался, изматывающее ежедневное давление. В случаях, когда и оно не давало результатов, пушистая приступала к задушевным беседам, медленно поворачивая мировоззрение собеседника под нужным ей углом. Таким, под которым крыша точно не просто зашелестит черепицей, а понесется вниз под крик: «Йо-ху!»

Именно на этом этапе наших взаимоотношений с пушистой мы сейчас и застряли. Потому она, когда соткалась в своей рыжей шубке передо мной, принюхавшись, первым делом спросила:

– Какая вкусная в этот раз у тебя истерика… Нажористая… М-м-м, поделишься рецептиком?

Я подумала: а почему бы и «да»? Все равно с чего-то надо начинать наш задушевный (в смысле, когда на кону стоят мои душа и разум) разговор. Ну и поведала о соседках и тинделе.

– Даркнайтс, ты страшный человек! Довести до нервного срыва простым калиновым супом… – восхитилась Эйта и с гордостью добавила: – Сразу видно: моя школа!

Я дернула глазом: комплимент был сомнительным.

– Ну что? – ударила в лапы Эйта. – Опять играем в атаку и защиту?

– На этот раз только в нападение, – честно призналась я.

– Ты не будешь сопротивляться? – недоверчиво уточнила Эйта.

– Я?! – приподняла удивленно бровь. – Буду, конечно. Мне мой разум еще пригодится. Я просто приглашаю тебя на дуэль.

– Обычно на нее вызывают, – педантично заметила рыжая.

– Это когда с кем-то хотят драться. А когда чем-то, то исключительно приглашают. Так что я именно приглашаю тебя. В качестве оружия.

От этого известия белка аж хвостом дернула. А потом, словно спрашивая у мирозданья, протянула, уперев руки в пушистые бочки:

– И за какие такие добрые дела мне досталась эта всесторонне недоразвитая темная? Я-то думала, что после того, как я, воспитав одного мужа, построив в ряд двадцать три бельчонка и посадив во время с-с-счастливой с-с-семейной жизни, – последние слова она прошипела, словно хотела произнести слегка другое, – свою нервную систему в ноль, мне от судьбы должны быть только поощрения! А не такие вот… Недоразумения! Которые меня норовят вместо тарана использовать! – И она возмущенно фыркнула.

– Это еще почему я недоразвитая? – подозрительно вопросила я. Хотя упоминание о числе деток пушистой меня тоже впечатлило.

– Да у тебя одно чувство страха находится в зачаточном состоянии! А инстинкт самосохранения на ранней стадии развития.

А потом белка, словно перебив сама себя, замолчала. Будто ей в голову пришла гениальная, а значит, не сулящая мне ничего хорошего идея.

– Так я предлагаю не использование, а сотрудничество, – осторожно начала я, не дав повиснуть паузе.

– Как ты оригинально говоришь слово «эксплуатация». И кого?! Меня!!! – вскипела Эйта. – Да я тебя за это!.. – Она выразительно ударила кулаком одной лапы о раскрытую ладонь другой.

Вот всегда знала, что с белочкой можно договориться. Правда, чаще не по-хорошему, а до неприятностей… Кстати, сейчас, сдается, и узнаем, чьих конкретно.

Я слитным движением подалась вперед. Незаметный пасс рукой активировал матрицу заклинания, которую я все время беседы держала в голове.

Но белка ударила первой. Волна впечаталась в грудь, отчего я опрокинулась спиной вперед, лишь чудом не свернув шею. И оказалась в самой устойчивой из поз – лежа. Миг – и очутилась на четвереньках. Когда носки сапог, колени и ладони уперты в пол. Вскинула голову и увидела, что рыжая готовится к еще одной атаке. На этот раз уже ментальным пси-щупом. Перебивая формирующийся в лапе рыжей жгут, который через мгновение ударил бы по мне волной корежащих сознание эмоций, я швырнула в Эйту своим арканом.

Метила в рыжую, но та оказалась шустра! Успела отскочить и выругалась:

– Светлый разум и благие знамения тебе в печенки, темная! – дернула она усом. – Ты мне, паразитка такая, все настройки переноса сбила.

Я победно оскалилась, словно это и задумывала. Хотя на самом деле даже понятия о том, что так можно было, не имела.

Но вид, что у меня все под контролем, сделала. Это ведь светлые все продумывают детально. А мы, темные, страшны своей импровизацией. И вот сейчас, судя по экспрессивному восклицанию рыжей, благодаря ей, родимой, я как-то умудрилась нейтрализовать способность Эйты к исчезновениям. И пушистая не сможет какое-то время от меня удрать, растворившись в воздухе. И только я обрадовалась, что у меня появился шанс ее поймать, как белка не иначе как вспомнила, что «удрать» – очень многогранное понятие.

И когда я во второй раз взметнула аркан, она просто прыгнула с места в приоткрытое слуховое окно. Я с низкого старта рванула за ней следом.

Створка, которая была вполне широкой для пушистой, меня едва не поймала. Я, протискиваясь в нее, даже успела подумать, что, если застряну в ней сейчас, это будет одним из позорнейших эпизодов в моей биографии. А она, к слову, была оными очень богата, так что было с чем сравнить.

Я дрыгнулась и все же вывалилась на скатную крышу. Эйта бодро улепетывала от меня по коньку. Я ринулась следом, и… на втором же шаге черепица под ногой поехала. И я вместе с ней, рефлекторно взмахнув в воздухе руками.

«Убьюсь ко всем светлым на грыг!» – была моя последняя связная мысль.

(обратно)

Глава 4

А после нее остались лишь нецензурные междометия и одно универсальное, очень емкое слово из трех букв – арх! Им можно было выразить и испуг, и изумление, и сомнения, и радость, и злость, и… вообще, арх – все чувства! Ну я и выражала, щедро делясь впечатлениями от оных с миром, когда балансировала и пыталась удержаться на краю крыши, за которым уже начинался водосток.

– Падай уже, зараза рыжая! – цыкнула на меня зубом Эйта.

– От рыжей слышу! – выдохнула я и сумела-таки сотворить самый простенький, а главное – быстрый аркан. Щелкнула им на манер кнута, целя в трубу дымохода.

Силовая плеть обвила кирпичную кладку и тут же натянулась до предела. А все потому, что одна пушистая, видимо, устала ждать, пока я самостоятельно определюсь со светом: тот или этот меня манит к себе сильнее, и решила помочь.

Эйта запустила в меня сгустком сырой силы. Так сказать, подарила «дружеский» пинок для ускорения. Вот только я маятником отклонилась, уходя от удара.

Правда, при этом пришлось чуть ослабить хват заклинания, и… на миг мое тело зависло практически параллельно земле. Подметки в таком положении упирались в край крыши, а волосы свесились над брусчаткой на высоте почти четвертого этажа.

Внизу, на земле, кто-то истошно заорал. Но слов было не разобрать. Да и я была занята слегка другим – прикидывала, удастся ли выжить. И если да, то как именно.

– Ты же меня свести с ума хотела, – крикнула я Эйте, пытаясь подтянуться и привести тело в горизонтальное положение, – а не убить! Я же этот твой… вызов профессиональной гордости.

– Ты не только вызов! Ты еще и заноза в заднице, от которой хочется избавиться! – вновь прицеливаясь, фыркнула Эйта. – Так что урон профессиональной гордости я как-нибудь переживу. А вот здравствующую тебя – навряд ли!

И с этими словами швырнула в меня силой.

Я, понимая, что особого простора для маневра у меня нет, перехватила аркан чуть ниже и… Уходя от удара, развернула тело, зависшее параллельно земле. Теперь небо было не сверху, а справа. А брусчатка – слева. И я просто пробежала по краю ската.

Сгусток магии чиркнул где-то за спиной, уйдя вниз. И почти тут же я увидела, как кряжистый дуб срезало под корень. Он медленно начал заваливаться на уже собравшуюся внизу толпу.

А я же, воспользовавшись тем, что набрала приличный разгон, сумела маятником пробежать не только по кромке крыши, но и подняться чуть выше, на сам скат. На миг мое тело замерло в верхней точке полукругового движения. И, чтобы после этого не качнуться назад и не полететь обратно к краю, я отпустила аркан и упала на черепицу всем телом. Но на счастье мне, та держалась крепко. И я не заскользила вниз, как с горки.

– Ну и верткая же ты, зараза темная. Так бы на тебя и смотрела, не отрываясь, – то ли взбешенно, то ли восхищенно присвистнула белка, – в гробу!

А потом она увидела, как я шустро поднимаюсь на четвереньки, а в моей ладони разгорается бирюзовой синевой ментальная печать.

– Да чтоб тебя льерны сожрали! – выругалась она, совершенно некультурно оборвав наш разговор, показала мне хвост и дала деру.

Я устремилась за ней, хотя и понимала: это провокация. Не так устрашилась Эйта пси-печати, но хотела, чтобы я в погоне за ней просто навернулась с крыши и разбилась.

Наверняка и в слуховое окно хвостатая сиганула по этой же причине – выманивала.

Потому как, если бы просто хотела скрыться от меня, уже давно удрала бы, пока я арканила дымоход. А белка решила подзадержаться и прикончить одну наглую менталистку.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока я смотрела вслед пушистой, выжидая момент для броска печати. Вот Эйта доскакала до края, напружинила лапы и перемахнула на другой скат, чуть не упав при этом… Передними лапками вцепилась в самый краешек и, помогая себе хвостом, подтянулась за какую-то долю мига: я только собралась метнуть заклинание, а она уже была в другом месте, бодро скача по черепице.

И вот сдается мне, если бы у Эйты все в порядке было с телепортацией, она не стала бы так рисковать. А просто, маня за собой, телепортировалась бы на соседний скат. А это значит, кое в чем пушистая все же не обманула: у нее и правда с исчезновением проблемы.

Я, прикинув беличью траекторию, все же швырнула печать. Белка шарахнулась, но ее все же зацепило. И она рыжим шариком покатилась по крыше и врезалась в трубу.

А я, не теряя времени даром, помчалась за ней: шанс словить белочку, и при этом чтобы крыша не поехала (и в голове, и под ногами!), может, раз в жизни выпадает!

Внизу что-то голосила толпа. Но пульс, набатом бивший в висках, был громче. Разбег. Прыжок. Четыре этажа пустоты подо мной на краткую долю мига. Приземление. Зашелестевшая рядом черепица. И наглый рыжий хвост, задорно прыгавший впереди в каких-то двух локтях. Руку протяни и… Я поймала!

Вот только удержать равновесие после этого не получилось и… Я, не сумев затормозить, по инерции пролетела вперед и оказалась на самом краю конька, который венчал шпиль с флюгером. Шаг, второй, в попытке устоять, а на третьем я не почувствовала под собой опоры. И мы с пушистой полетели навстречу брусчатке.

– А-а-а!

– Ы-ы-ы!

Я и Эйта заорали почти синхронно. Правда, пушистая – не факт, что только от испуга. Я так ее и не выпустила из левой руки, а падая, еще и сжала. Зато моя правая была свободна. И ей в последнюю долю мига я успела уцепиться за шпиль. Рывок – и две рыжие оказались в подвешенном (во всех смыслах этого слова) состоянии. Ноги болтались над землей и не могли ни во что упереться. Рука начала соскальзывать. Шпиль затрещал, тем намекая, что рассчитан, вообще-то, на поддержку флюгера, но никак не девиц. Даже если та моральная.

Кураж погони уходил, а на смену ему пришло осознание: если в игре со смертью всегда есть доля азарта, еще не факт, что тебе выпадет в расклад нужная карта. Везения на нее может и не хватить.

– Отпусти меня! – забарахталась лапами белка. – Убьемся обе к архам!

– Ну уж нет! Если гибнуть, то только вместе! – фыркнула я, прекрасно понимая, что, как только разожму ладонь, в которой держала Эйту, эта пушистая тут же попытается не только сама спастись, но и меня скинуть.

– Зато у тебя вторая рука освободится, и ты сможешь подтянуться, – напирала белка.

– Я не успею, ты меня угробишь раньше, – сплюнув попавшие в рот волосы, возразила я.

– И в кого ты такая проницательная? – подозрительно фыркнула рыжая.

– Ни в кого. Я уникальная сама по себе. Таких, как я, не было, нет и навряд ли будут.

– И не надо! – в сердцах припечатала Эйта.

А меж тем со внутреннего двора раздавались отдельные восклицания, заставившие меня посмотреть вниз.

– Неужто это та самая темная?! – вопрошала одна адептка, задрав голову.

– А кто ж еще. Вишь, какая патлатая рыжая… Точно она. Я ее утром в зале собраний видела.

– А вечером угробиться решила, – поддакнул какой-то парень, с азартом хрумкая яблоком.

– Крис, а еще есть? – видя, как смачно чавкает сосед, уже обгладывая огрызок, поинтересовалась та, которая обозвала меня патлатой.

Я смотрела на уже собравшуюся толпу. В ней было больше всего блондинистых и русых. Хотя меж ними мелькали и пестрые макушки: синие, красные, зеленые. Последние – то ли результат трудов магов красоты, то ли следствие буйства стихийного дара, который нашел выход вот таким своеобразным образом – через цвет шевелюры.

Впрочем, были среди собравшихся и обладатели каштанового оттенка. И даже парочка брюнетов. А еще мне показалось, что промелькнула одна знакомая снежно-белая макушка. Хотя чего не покажется в миг смертельной опасности? Даже напрочь седая Хель привидится, не то что какой-то полукровка.

– А усе, это последнее было, – меж тем, вытирая руки о холщовую торбу, заявил студиозус и, приставив ко лбу руку козырьком, задумчиво протянул: – Помочь, что ли, этой ненормальной?

– Упасть? – с надеждой уточнила девица, в которой я узнала одну из своих соседок – Карен Той. Русоволосую красотку с двумя высшими образованиями в районе декольте.

– Помочь. Все же она маг, одна из нас.

– Она темная, – услужливо напомнил еще кто-то.

– Вот поэтому я и думаю, что лучше: зачет пересдавать или все же…

– Да не слевитируешь ее! Она того и гляди сорвется! А как начнет падать – грыг в движении поймаешь, – со знанием дела хмыкнул русоволосый паренек, поправляя очки. – А пока висит – бить нельзя. Она же в Ловец молний вцепилась. А флюгер ректор сам зачаровывал. Чтобы он на себя оттягивал…

Я взвыла. Потому как и у нас в академии тоже были подобные «Ловцы» – они принимали на свой шпиль не только небесные разряды, но и заклинания, если адепты вздумали теми разбрасываться вне тренировочных полигонов.

– К тому же она свободной рукой не хватается. Значит, не сильно-то и жить хочет. А кто мы такие, чтобы ей мешать? – меж тем раздалось откуда-то философское.

– Так вон же магистр Тупфир мчится на всех парах, – кивнув в направлении центрального корпуса академии, заметил пожиратель яблок. – Вот он пусть эту ненормальную и ловит.

Я скосила глаза и увидела, как, подобрав подол мантии, так что были видны порты под ней, мчался пухленький лысоватый преподаватель.

– Кей, не сметь без меня умирать! – крикнул Вэрд Грейн, расталкивая локтями толпу.

Чернокнижник пробирался ко мне. В его руке уже разгоралась первородная тьма Пожирающей пасти – не самого приятного из заклинаний, зато действенного. Оно, правда, использовалось для нежити, но сейчас могло бы дать мне шанс спастись при падении. Вот только Вэрд не знал, что рядом со мной зачарованный флюгер.

Пасть Грейна точно полетела в меня и… прямиком угодила во флюгер. Отдача пришлась в мою руку, и судорожно сведенные пальцы начали скользить вниз…

В моей голове уже была матрица левитации. Будь расстояние до земли побольше, я бы даже не засомневалась, что успею ее раскрыть. Но три с половиной этажа – это так мало для полета. И так гарантированно много для того, чтобы свернуть шею.

На крыше послышался странный шелест. Вторя ему, толпа еще более возбужденно загудела.

Снизу раздалось басовитое:

– Держитесь, адептка!

И тут шпиль затрещал и накренился еще сильнее. Мои пальцы заскользили по нему, и я приготовилась развернуть матрицу левитации, и… За долю мига до того, как я полетела вниз, разворачивая матрицу левитации, мое запястье схватила чья-то сильная рука.

Запрокинула голову и увидела, что меня держит… Снежок! Он, распластавшись на коньке крыши, свесился едва ли не больше, чем на полкорпуса.

«Какого?» – читалось в его возмущенном взгляде.

И именно в этот момент в стену под моими ногами ударило заклинание магистра. Преподаватель, видимо, запустил его с учетом моего падения, которого не случилось. И именно оно-то доконало шпиль. Тот затрещал, падая и утягивая за собой край конька. Того самого, на котором распластался мой спаситель в попытке удержать одну темную.

Мы полетели вниз: я, Эйта и светлый. А чуть обгоняя нас – шпиль с флюгером.

Я все же успела раскрыть матрицу левитации. Правда, не до конца. Потому приземление вышло не смертельным, но жестким. Очень. Особенно для полукровки, который принял на себя основной удар.

Я же оказалась лежащей на нем. И все также сжимающей белочку.

– Твою ж!.. – простонал Снежок, зажмурившись. – Кажется, опять ребра поломал…

А когда распахнул глаза, то посмотрел на меня далеким от любой цензуры взглядом. Пристально. Неотрывно.

К нам уже спешили и адепты, и просчитавшийся с заклинанием преподаватель. Но их фигуры мелькали где-то там, на периферии зрения. А я, как зачарованная, смотрела в зелень глаз одного полукровки и ничего не могла с собой поделать.

– Не смотри на меня так. – Признание вырвалось помимо воли. Я выдохнула слова почти в губы светлому, сама продолжая тонуть в его взгляде.

– Как? – эхом отзывался маг, тоже неотрывно смотря на меня.

– Словно хочешь просверлить насквозь.

– Прости, но я всех так сверлю…

Он сглотнул, больше ничего не сказав. И в это единственное мгновение бесконечности, пока мы лежали, глядя друг другу в глаза, казалось, что мир сошел с орбиты. И вокруг нас на бешеной скорости начали свое вращение миллионы реальностей: прошлое, будущее, настоящее и даже то, что никогда не существовало и не произойдет, – все крутилось вокруг нас. А мы – в эпицентре этого безумия – замерли недвижимыми. Завороженными. Происходящим? Или друг другом?

– Ты живая? – звуки знакомого голоса разбили мое оцепенение. И лишь спустя удар сердца я осознала: в интонации чернокнижника сквозило для темного немыслимое – забота.

Я с трудом повернула чуть голову, чтобы увидеть озабоченное лицо Грейна. И только его толком разглядеть и успела. Остальное – как-то суматошно и мельком. Потому как меня почти мгновенно зафиксировали стазисом, чтобы, если сломан позвоночник, при транспортировке не сместилось ничего. То же самое проделали со Снежком.

А потом нас шустро подняли с земли заклинанием левитации и отбуксировали в лазарет. При этом никто не слышал воплей темного, что мне туда, вообще-то, нельзя.

А все потому, что лекарское дело у темных весьма отличалось от целительства светлых. Настолько, что, пытаясь вылечить, например, сына Тьмы заклинанием светлых, можно было его легко убить.

Эту мысль Грейну все же удалось донести до местных врачевателей. Правда, не только с помощью слова, но и магического хука. А все потому, что убеждение и атакующее заклинание лучше, чем одно убеждение.

Чернокнижника услышали. И даже поблагодарили – не дали по шее за выбитую его заклинанием фрамугу. А потом выперли Грейна – аристократа в грыг знает каком поколении – из лазарета, как какого-то беспризорника. Впрочем, так же пожилой маг-врачеватель поступил и с остальной толпой любопытствующих.

Лазарет у светлых, не в пример одиночным лекарским палатам темных, представлял единый зал на двадцать коек. Между ними в случае необходимости ставили невысокие ширмы. В нем-то мы и остались вшестером. Я, мой спаситель и Эйта – в качестве пострадавших. Маг жизни, его ассистентка и преподаватель – кажется, Тупфир – в качестве экзекутор… в смысле, целителей.

Благодаря ораторским подвигам чернокнижника, мое лечение ограничилось диагностикой. Выяснилось, что я отделалась ушибами и ничего не переломала. Потому решено было просто оставить меня в лазарете на ночь под наблюдением. Стазис, кстати, сняли.

А вот у Снежка, который оказался на соседней койке, дела были похуже: он и правда помял пару ребер и вывихнул кисть. Это не считая ушибов. Целитель срастил кости, вправил руку, залечил самые большие гематомы. Вот только делал он это наживую, без обезболивающего заклинания. Правда, перед этим поинтересовался у пациента:

– Бьеркрин, сможете вытерпеть? Так процессы регенерации быстрее пойдут. И уже завтра будете как огурчик.

– Зелененьким и в пупырышках? – просипел Снежок, даже в такой момент умудряясь быть ехидной.

А я, услышав родовое имя полукровки, про себя улыбнулась: какое-то оно было не эльфийское совсем. Но имя определено шло. Даже захотелось покатать его на языке, пробуя звучание. А еще поняла, что полукровка здесь уже бывал. И похоже, не раз. Хотя… у боевых магов посещение лазарета едва ли не в основной учебный курс входить должно. С их-то числом травм на тренировках.

– Хрустящим на разлом и тверденьким, – фыркнул целитель. – И раз в вас есть силы шутить, молодой человек, значит, и потерпеть найдутся.

Снежок лишь согласно кивнул. И все время, пока целитель ему складывал кости, сращивая их, не издал ни звука. Хотя, сдается, это была та еще пытка. После оной даже целитель одобрительно хмыкнул, дескать, настоящий боевой маг, держался молодцом.

А затем врачеватель, попрощавшись и распорядившись, чтобы до утра за нами присмотрели, отбыл. За ним ушла и его помощница.

И мы остались под пристальным взглядом преподавателя, который, дождавшись окончания целительских манипуляций, пристально глядя на меня, спросил:

– И зачем вы хотели покончить с собой, адептка?

– И в мыслях не было, – возразила я. – К тому же, реши я самоубиться, стала бы разворачивать матрицу левитации, пытаясь спастись?..

– Кто вас знает, милочка. Вдруг не захотели брать грех на душу, убивать еще и его. – И Тупфир кивнул в сторону Снежка.

– Как не брать грех на душу? – Я прищурилась. – Вы за кого меня принимаете? Я же темная! Там, где эти самые грехи раздают, я их два мешка возьму, а третий еще и сворую!

– Кхм… – кашлянул преподаватель, кажется, слегка смутившись от моей логики.

А я поспешила разуверить почтенного магистра в суицидальных намерениях.

– Да я так жить хотела, что умудрилась сделать сразу две почти невыполнимые вещи!

– Какие же? – полюбопытствовал на свою беду преподаватель.

– Раскрыть матрицу меньше, чем за удар сердца, и уложить на обе лопатки опытного боевого мага.

С соседней койки послышалось возмущенное фырканье, а Тупфир и вовсе поперхнулся воздухом. И долго после этого хлопал себя по груди, пытаясь выровнять дыхание. А потом магистр, видимо решив, что для его жизни и здоровья безопаснее расспрашивать Снежка, повернулся к нему:

– А как вы, адепт Бьеркрин, оказались на крыше?

– Одну психопатку полез спасать, – недовольно буркнул перебинтованный – аж вся грудь в повязках белела – Снежок.

– А как вы узнали, что ей вообще нужна помощь? В смысле она не хочет покончить с собой? – тут же поправился Тупфир, утерев при этих словах тыльной стороной пухлой ладони испарину со лба.

– Если бы она расшиблась, то нам пришлось бы зачет по курсу «Теория и практика спасательных операций» пересдавать. Всей моей группе. А мы и так только на полигоне у магистра Румса перестали грязь месить. Как раз с его занятия и возвращались. И еще одного никому не хотелось.

– А почему вызвались именно вы? – не унимался Тупфир.

Снежок скосил на меня глаз и потом нехотя ответил:

– Мы с парнями на камень-ножницы скинулись. Я проиграл. Пришлось лезть. Заклинанием же ее было из-за флюгера не снять.

Я от такого заявления чуть не задохнулась. Бедная темная висела там, понимаете ли, на конце шпиля, почти с жизнью прощалась, а они…

– Все понятно, – тоном «ну и демон с вами, оба живы – и ладно» отозвался на это признание преподаватель.

И когда повернулся, чтобы уйти, то я вздрогнула. А все потому, что на койке, большую часть которой до этого закрывала объемная фигура преподавателя, лежала Эйта.

Мысль: «Как могла прошляпить и выпустить из рук… точнее, руки столь ценную добычу» – обожгла ударом кнута.

Пушистая, откинувшись на подушку, обреченно смотрела в потолок. Ее левая передняя лапа была перебинтована, а сама она с ожесточением лузгала семечки.

Увидев меня, она фыркнула:

– Чего вылупилась, паразитка! Я тут из-за тебя, между прочим! – с негодованием отозвалась пушистая.

Причем ее гневный вскрик услышала лишь я. Профессор неспешно брел к выходу. Снежок прикрыл глаза и, похоже, если не уснул, то вот-вот готов был отрубиться.

– Между прочим, если бы не моя подруга, я бы так с неперебинтованной лапой и лежала.

– А кто она? – шепотом, чтобы не дай Тьма не разбудить светлого, спросила я, любопытствуя.

– Хель, – отрезала Эйта.

Я сглотнула. Это что же получалось: почти на соседней (хорошо, через одну) койке от нас была еще и сама Смерть. И мало того что просто присутствовала, еще и первую медицинскую помощь оказывала.

– А она сейчас здесь? – осторожно поинтересовалась я.

– Увы. У нее свидание… – как-то особенно печально вздохнула пушистая и затем невпопад добавила: – Бедная.

– Почему это бедная? – прошептала я на уровне ультразвука.

– Потому что все проблемы от этих свиданий. Сначала ходишь на них, цветочки нюхаешь в подаренном букетике. Потом конфеты презентованные трескаешь. А затем бац – у тебя от этих самых сладостей талия поплыла… Сразу до тройни. А твой любимый олух еще и радостно лыбится: дескать, наследники! Первенцы! Попробуй теперь, любимая, от свадьбы удрать! И даже твоей родни не пугается, бессмертный! А ты, наивная, радостно на предложение рога и сердца соглашаешься, не подозревая, что у тебя потом будет целый выводок. И ладно бы только это! Ан нет! Как деточки подрастут – в академии их устраивай, замуж выдавай… – Белка, сжав здоровую лапу в кулак, словно погрозила всему мирозданию разом. И подытожила: – Вот до чего эти свидания, будь они неладны, доводят. До внуков!

Вот только хоть Эйта и бурчала, делала она это как-то без огонька. Словно и сама не особо верила в то, что говорила.

– А с кем она встречается?

– С мо…

– Все-таки ты сошла с ума, – раздалось печальное с соседней койки.

М-да, как-то неловко получилось… Я-то думала, что Снежок уснул. А он, оказывается, слушал. Меня. Одну. Потому что Эйта является лишь тем, у кого есть хотя бы легкая сумасшедшинка. Ну и менталистам. А Снежок был в абсолютно здравом уме и не магом разума.

– Не хочу расстраивать тебя, – я повернулась к светлому, – но нет. С моими мозгами все в порядке.

– Еще скажи, что ты сама с собой только что не разговаривала, – скептически отозвался Снежок.

– И скажу. Я со своим дипломом беседовала.

На это заявление уже возмущенно фыркнула Эйта. Она даже хвостом дернула в негодовании. И тут же скривилась. Видимо, это движение отдалось болью в сломанной лапе.

– Диплом! Да я госпожа Безумия! Ты страх потеряла, темная?

– С дипломом? – почти синхронно с пушистой переспросил светлый. И, судя по его интонации, он почти видел, как за окном в облаках красиво и почти незаметно для прохожих летит моя кукушечка.

– Да! – обоим сразу ответила я.

И исключительно для Бьеркрина добавила:

– У меня тема дипломной «Способы сопротивления безумию магически одаренных существ». Поэтому на крыше я ловила белочку. В смысле Эйту.

– И, судя по всему, поймала, – как-то не слишком вдохновляюще отозвался Снежок.

– Как ты догадался?

– Темная, – голос Снежка прозвучал предостерегающе, – ты ведь в курсе, как поступают с обезумевшими магами?

Тут я поняла, что мы говорим о разных белочках. Точнее, об одной, но… Я о ней в фас, а он – в профиль!

– Я в курсе, – прошипела гадюкой, – а еще я менталист. И, поверь, мой разум такой крепкий, что им гвозди можно заколачивать. Причем в крышку гроба твоего недоверия!

И, плюнув на все, я просто и незатейливо поклялась в своих словах.

По лазарету пронесся легкий вихрь – мироздание приняло слова моего зарока. И даже не убило после этого. Не знаю, кто из двоих – Эйта или Снежок – был больше этим разочарован. Оба выглядели одинаково недовольными.

– Значит, ты правда ловила Эйту? – уточнил светлый.

– Скажу больше, милый: я лежу почти на соседней с тобой койке, – фыркнула в усы пушистая и, подбросив тыквенную семечку, ловко цапнула ее ртом и разгрызла, а потом выплюнула шелуху чуть в сторону.

– Поймала. Кстати, она сейчас тут. И сказала, что ты, милый, очень удивишься этому факту, – последние слова я произнесла, стараясь передать беличью ехидную интонацию. И, не удержавшись, добавила от себя: – А еще она плевать на тебя хотела.

От такой вольности перевода пушистая, закинувшая в рот еще одну семечку, закашлялась.

Светлый не спешил что-то говорить. Видимо, обдумывал услышанное. А может, просто его сморил сон? Во всяком случае, я увидела, как спустя совсем немного времени Снежок смежил веки, а его дыхание выровнялось.

Белочка же уделила все свое внимание семечкам, а когда те закончились, повернулась к нам спиной и задрыхла. Заливисто так, с присвистом.

А я же лежала, как самая умная, таращилась в потолок и думала, что, кажется, моя первая дуэль со светлой сегодня пройдет без меня.

Потом повернулась на правый бок. Койка подо мной протяжно скрипнула. А лежать оказалось жутко неудобно. Повернулась обратно. Кровать и вовсе застонала желной. Надсадно, противно. Как будто ее крепления век не смазывали. Даже заржавелые дверные петли и то мелодичнее звучат.

Да еще и меж лопаток что-то уперлось. Да так, что я попыталась извернуться и…

– Ты будешь спать? – прозвучало сонно сбоку, и Снежок ехидно добавил: – Или зло никогда не дремлет?

Я и не подумала отрицать:

– О да, тьма всегда полна сил и энергии… – Вот только эффект фразы смазал широкий зевок.

А потом я не удержалась и поелозила спиной по матрасу, пытаясь найти положение поудобнее.

– Угу, я вижу, – не остался в долгу светлый. – Из тебя она так и бьет. Причем контрольным в голову.

– Из уст светлого сочту за комплимент, – хмыкнула я, попробовав еще раз перевернуться и устроиться поудобнее.

– Бесполезно, – прокомментировал мои попытки обрести если не душевный, то телесный комфорт Снежок и пояснил: – Здесь такие матрацы, чтобы адепты на них не залеживались и выздоравливали как можно скорее.

– Угу. Я прямо зад… спиной чую их лечебный эффект, – попеняла и скосила взгляд на белочку, которая вольготно дрыхла на подушке, нет-нет да подергивая здоровой лапкой.

– Не переживай, все его ощущают, – в голосе светлого мне почудился смешок.

– А ты, как я посмотрю, здесь бывал, и не раз… – Я вновь повернулась к светлому.

– Доводилось, – не стал спорить Снежок.

Мы ненадолго замолчали. За окном багряный закат расправил свои крылья. Послышался звук колокола. Я насчитала семь ударов. Значит, настало время ужина. Время моей дуэли.

Вспомнился тот высокий светлый – местный организатор ставок… Как его?.. Олав, кажется. Накаркал, паразит. И пусть о «может, не придет» заикнулась я сама. Накаркал-то все равно этот носатый. И точка.

Эх… А ведь могла бы сейчас утереть нос этой беловолосой, если бы Эйта была посговорчивее… Или могла бы лежать по шею в бинтах, если бы Снежок оказался чуть нерасторопнее… Все же его тело значительно смягчило удар.

– Спасибо, – хрипло каркнула. Нехотя.

Благодарить темные умели едва ли не хуже, чем извиняться. И обычно «не убил, хотя мог» на языке детей Мрака и означало это пресловутое «спасибо».

– За что? – чуть приподнял бровь Снежок. Хотя ведь прекрасно все понял.

– За то, что пытался меня спасти, – прошипела я, чувствуя себя отвратительно неуютно. И не удержалась, добавив: – Получилось, конечно, не очень, но попытка засчитана.

– Ты всегда такая милая? Или это мне просто сегодня повезло?

– Знаешь, у нас, темных, есть поговорка: удача бывает внезапной, поэтому, если повезло, терпи.

– Как будто у меня есть варианты. – Снежок поморщился. И почему-то мне показалось, что конкретно сейчас терпит он скорее не темную под боком, а боль в поломанных ребрах.

– Как ты? – Я кивнула на грудь.

– Лучше…

– Лучше? – засомневалась я, потому как слишком уж поспешно ответил светлый.

– Лучше не спрашивай, – в сердцах выдохнул Снежок.

Я открыла рот, чтобы еще что-то спросить, но именно в это время скрипнула входная дверь и в зал вошел адепт с подносом. Нам принесли ужин. Ели мы в молчании. А едва дежурный студиозус ушел с пустыми мисками, как вновь появился целитель с бутыльком эликсира.

– Мне нельзя магические лечебные зелья, – напомнила я мрачно.

– Это настойка грезницы, – тоном «когда вы спите, темная, от вас вреда меньше» отозвался врачеватель. А затем я и глазом моргнуть не успела, как в меня влили едва ли не половину склянки.

Веки почти мгновенно начали тяжелеть. А я не стала сопротивляться. Все же дрема – лучшее лекарство. И в целильне светлых – единственное доступное для темной адептки.

Дали ли настойку Снежку, я уже не узнала, потому как отключилась.

А вот утро у меня началось с повышенной кроватации: сила притяжения подушки оказалась столь высока, что я лишь со второй попытки, преодолев немыслимое притяжение, смогла подняться, чтобы сесть.

Огляделась. Через койку от меня все также блаженно дрыхла Эйта, укрывшись хвостом как одеялом. А вот Снежок, как оказалось, уже бодрствовал. И кто после этого из нас двоих зло, которое и не думает дремать? Хотела ему об этом сообщить, но меня опередили фразой:

– А ты, оказывается, сопишь во сне.

Не сказать, что я обрадовалась новым знаниям светлого.

– Я думала, что тебя тоже напоили…

– Меня и так восстанавливающими зельями накачали. Так что еще и грезница определенно была бы лишней. Одна бессонная ночь – небольшая плата за сросшиеся за ночь кости.

При этих словах я враз почувствовала все синяки на своем теле, которые сойдут только через седмицу. Ну нельзя же так меня провоцировать и нарываться на проклятие! Хвастаться перед дочерью Мрака тем, что ты почти восстановился и через пару ударов колокола на тебе не будет ни царапинки…

Как я сдержалась и промолчала – сама не представляю. Но, видимо, на моем лице было написано что-то такое, отчего Снежок все же насторожился. И даже уточнил:

– Темная?

– Да? – скопировав интонацию светлого, ответила я.

– О чем ты сейчас подумала? – И, не дожидаясь очередного вопроса, Снежок пояснил: – У тебя был такой взгляд…

– Я раздумывала, а не поделиться ли с тобой душевным теплом, – соврала не моргнув глазом. – Сделать так, чтобы мой спаситель согрелся в нем.

– В смысле ты была бы не прочь испепелить меня? – догадался светлый.

Я, как истинная дочь Мрака, попыталась проявить дипломатию. То есть ответить так, чтобы не пришлось потом кастовать щит и атакующий аркан.

– Нет. Просто хотела, чтобы тебе было тепло до самой, – пауза на сотую долю мига, во время которой я мысленного добавила «скорой», – твоей смерти.

– Значит, все же костер, а не пульсар, – подытожил Снежок. Словно уже не только успел прикинуть все возможные варианты, но и просчитать вероятность каждого из них. И добавил: – Знаешь, если что, на будущее… Не надо меня благодарить за спасение, помощь или что-то подобное. Потому что, боюсь, «спасибо» в исполнении темных можно и не пережить.

– А-а-ах… – послышался сладостный зевок с соседней кровати.

Я обернулась и увидела, как с наслаждением потягивается белочка. Пушистая перевернулась на другой бок, глянула на нас со Снежком осоловелым взглядом. Широко открыв рот – так, что показались не только резцы, но и нёбо с миндалинами, – еще раз зевнула и, укрывшись хвостом, сонно причмокнула:

– А, опять вы! Сдохните уж, что ли, раз с ума не сходите? – мечтательно вопросила она и вновь задрыхла.

Все это время я пристально пялилась на койку, облюбованную рыжей. Полагаю, для светлого это выглядело странным. Он-то эту кровать воспринимал абсолютно пустой…

– Что опять с тобой, темная? – уточнил мой с-с-спаситель.

– Белочка просыпалась. Но сейчас сновапохрапывает.

Моим словам вторила целая рулада в исполнении пушистой. Такая выразительная, вызывающая зависть… Мне бы такой уровень невозмутимости, как у этой рыжей.

Снежок посмотрел на меня таким взглядом, словно еще вчера убедился: у меня с крышей все в порядке. Она никуда не уехала. Просто поехал сразу весь мой дом. Вместе с фундаментом.

– Что? – не выдержала. – Я же тебе еще вечером все объяснила. И даже поклялась.

– Я помню, – тоном «но все равно не верю» отозвался светлый и добавил: – Все же тяжело привыкнуть, что рядом с тобой та, что отнимала разум у великих чародеев во все времена. И вот это великое зло…

– …пока что без задних лап дрыхнет на соседней кровати, – закончила за светлого я и просветила об особенностях характера пушистой: – Подожди, эта рыжая, как проснется, еще и есть затребует. А после обязательно будет что-нибудь ломать: комедию, психику, на крайний случай – руку.

– Ты сейчас точно об Эйте говоришь? Не о себе?

Я посмотрела на перевязанную мужскую грудь. Вчера целитель сращивал ребра у Снежка, так что, выходит… этот светлый отчасти прав. Демоны. Как же бесит признавать подобное…

Хуже только признавать это вслух. Но до такого я еще не опустилась. И не опущусь! Но мысли так и вертелись вокруг того, как эпичненько я вчера чуть не убилась всей академии на радость. И за свое спасение стоит благодарить не только мою ловкость, но и светлого.

Дабы прогнать такие несвойственные дочери Мрака мысли, припомнила подслушанный накануне разговор ректора и его одноглазой ведьмы – Норин Ллойд. И плевать, что последняя – маг-боевик. Ведьма ведьму видит издалека. Пусть и любая из них, попробуй ее так назвать, жутко обидится.

Так вот, в кабинете у Тумина они обсуждали меня. И если про то, как вытащить из адептки по обмену секреты темных заклинаний, все было относительно понятно, то вот упоминание каких-то дланей, в которые нас планировали распределить, настораживало своей неизвестностью. И пусть Сьер обещал разузнать об этих пятернях… Зачем дожидаться некроманта, когда у меня тут непытанный объект для допросов, в смысле расспросов, под боком лежит. И главное – он не сможет уйти от ответа! В буквальном смысле далеко ушкандыбать с койки на своих четверых – уж точно.

Так что проведем время с пользой для дела (общего, темного) и радостью для души (исключительно моей). Достанем светлого до печенок, селезенки и поджелудочной!

И я приступила к экзекуции. Причем не стала тянуть мантикора за подробности и спросила в лоб:

– Слушай, я тут узнала, у вас в академии есть какие-то длани. Что это за архи такие?

Снежок на столь резкую смену темы разговора вскинул бровь. Впрочем, ничем остальным своего удивления он не выказал. Хотя спустя какое-то время не слишком охотно пояснил, что для адептов боевого факультета существует традиция: на третьем курсе их распределяют по дланям, то бишь пятеркам.

Последние, как было понятно из названия, состояли в основном из пяти магов. Командир принимал решения, и потому собственным даром и жизнью отвечал за остальных. Также в команду входил атакующий. Он был ударно-боевой мощью команды. Щит в пятерке прикрывал напарников. Маскирующий – маг иллюзий – был ответственным за то, чтобы противник не обнаружил длань раньше времени. То бишь до того момента, пока враг не начнет подыхать. Ну и дозорный. Куда же без него малому отряду?

Судя по обмолвкам Снежка, подбирались адепты в длань не случайно, а по принципу: чтоб друг друга бесили. Ибо ректор свято проповедовал принцип: в академии студиозусы должны получать не только знания, но и умения. В том числе договариваться между собой.

И что странно, это срабатывало. К выпускному году обучения боевые маги были не только магически, физически, но и психически очень устойчивы и готовы преодолевать конфликты не только в мирных, но и боевых условиях.

В общем, если описывать педагогический гений ректора, то напарники по команде за время обучения успевали задолбать друг друга настолько, что даже уже не бесили.

И похоже, что в три таких дружных, слаженных коллектива светлых магов Тумин решил подселить по темному магу…

Я озадаченно почесала макушку. Вот это ректор зря…

Даже не сомневалась, что Сьер, Вэрд и я не приживемся в дланях… Все же мы, обитатели Темных земель, сызмальства знаем, что умелая провокация стоит трех конфликтов. А если еще на ней и не попался – то и четырех! Вопрос в другом: выдержат ли нас эти пятерки? И не разорвет ли их от «дружелюбия»?

Мои размышления прервал приход целителя. Лекарь осмотрел сначала меня, потом Снежка и вынес вердикт: мы свободны. Правда, я – с некоторыми ограничениями. Нагрузки мне еще с седмицу противопоказаны. А потому занятия по телесной подготовке я могу временно не посещать.

Засим нас отпустили на все четыре стороны, но мы со светлым устремились оба в одну – в столовую.

К слову, и проснувшаяся Эйта с нами. Причем белочка, несмотря на свою перебинтованную лапу, довольно шустро перепрыгнула с кровати на кровать и… облюбовала плечо Снежка!

Тот, хоть ее видеть и не мог, похоже, что-то почувствовал. Во всяком случае, дернул оным, чуть не скинув рыжулю.

– Но-но, полегче! – фыркнула белка. – Не мешок с картошкой несешь.

– Мешок было бы проще тащить… – не удержалась я тихо, так, чтобы только Эйта услышала, но, увы, как ни старалась шептать, светлый стал свидетелем моего ответа.

– На что ты намекаешь? Я пушинка! Я легкая! Почти как воздух…

– Воздух, чтоб ты знала, занимает собой еще и весь объем, – съехидничала я.

– Она у меня на плече? – вмешался в нашу пикировку Снежок.

– Как догадался?

– Он меня чует? – почти в унисон спросили мы с рыжей.

Вот только ликование хвостатой о том, что у нее появился кандидат в сумасшедшие, ведь если маг ощущает Эйту – это первый признак его возможного безумия, было недолгим. Ровно до фразы светлого:

– Ты просто пристально смотришь на него и бормочешь.

– Тьфу на тебя, северянин! – Белка аж сплюнула.

– А почему северянин? – полюбопытствовала я.

– Потому что у этого отмороженного и бесчувственного к моему обаянию типа даже снег на башке еще не растаял. Ледника кусок!

Светлый, словно чувствуя, что речь идет о его шевелюре, провел ладонью по макушке, приглаживая вихры, и, подозрительно глянув на меня, спросил:

– Что?

– Ничего. – Я приняла самый невинный вид, и он насторожился еще больше. Словно до этого ждал нападения спереди, а сейчас – разом со всех сторон. И даже сверху. И из-под земли тоже!

Впрочем, на всякий случай стал подчеркнуто игнорировать бухтение белочки, поскольку мы подходили к столовой, где концентрация светлых адептов вокруг резко увеличилась. И если Снежок уже притерпелся к темной, которая разговаривает сама с собой, то каждому встречному не станешь же объяснять, что твоя кукушка не улетела в теплые края вместе с утками, а туточки, на месте. И вообще, она жирненькая, раскормленная и даже если захочет подняться ввысь – ничего у нее не получится. Ментальные блоки не дадут.

В общем, я просто начала усиленно симулировать абсолютную нормальность. И на раздаче была самой адекватностью и воплощением вежливости. Настолько, что перестаралась. Потому как гном, орудовавший половником, косился на меня весьма подозрительно. И, не иначе как памятуя о вчерашней прожорливости одной темной, которая подходила к нему за добавкой тиндели, в этот раз налил сразу миску мясного наваристого супа до самых краев.

Я радовалась недолго. Стоило отойти с подносом от гнома, как выяснилось, что почти все места в зале заняты. Снежок, шедший впереди, уверенно двинулся к парням за столом – то ли одногруппникам, то ли просто друзьям, – унося с собой поводившую из стороны в сторону носом Эйту, которая предвкушающе потирала лапки.

А я, повертев головой, все же нашла свободный столик в углу. И направилась туда. Вот только не успела я присесть, как поняла, что забыла захватить ломоть хлеба. Пришлось оставить миску с супом и отлучиться за напластанными кусочками ковриги. Вот только когда я вернулась к столу…

– Ты что, все сожрала? – изумленно глянув на развалившуюся на столе пушистую, пузико которой напоминало мячик, вопросила я.

– Очень не сож-ралею, и мне ни капли не ж-раль… Ик! – обхватив живот лапками, подытожила осоловело счастливая белка. И пояснила: – Ну этих светлых! Никакого уважения к госпоже Безумия.

«Игнорируя рыжую, сами все шустро съели, не дав белке ничего стырить», – перевела я. Вот, похоже, она, несолоно хлебавши у светлых жмотов, и приковыляла ко мне.

– И вообще! Я, между прочим, твой диплом! – подняла палец хвостатая. – Ты должна меня защищать! От голода, холода и травм. А ты надо мной совсем не работаешь! Даже мух не отгоняешь. Я уже не говорю о том, чтобы меня обмыть… в смысле выкупать в ванне!

Я посмотрела на свою «практическую часть исследования», которая, развалившись, лежала на столе. Эх… Вот некоторые дубы берут липовые дипломы и проблем не знают… А я, вся такая умница-разумница, умудрилась отхватить себе не деревянный, а пушной!

– Да уж, никогда не думала, что моя научная работа будет прожорливой настолько, что непонятно: тяжелее ее написать или прокормить?

– Поклеп! Я и съела-то всего ничего!

Я выразительно продемонстрировала глубину беличьего ничего. Внушительная миска, в которую пушистая легко поместилась бы целиком, была абсолютно пуста.

Белка фыркнула, облив меня гордым безмолвием. Или, если проще, не нашлась что ответить.

А я повторила на бис поход к повару. У того аж борода от возмущения затряслась. А во взгляде была строка сплошной брани, цензурный смысл которой сводился к: «Куда ж в тебя влезает, зараза темная?»

А я, лучезарно улыбнувшись, протянула гному пустую миску. За добавкой. На этот раз я была бдительна и еду без присмотра не оставляла. А то Эйта, оказывается, была как девичья фигура: за ней следишь-следишь, но чуть отвернешься – и она уже что-то хомячит!

Но не успела я покончить с завтраком, как в столовую ворвались два исчадь… в смысле чада тьмы: некромант и чернокнижник. Кучерявая макушка первого сына Мрака, Сьера, и так редко отличавшаяся опрятностью, сейчас и вовсе напоминала воронье гнездо. А неряшливый вид дополнял картину.

Шевелюра у второго, Вэрда, хоть, в отличие от таковой у встрепанного собрата по темному дару, и была аккуратно причесана, но на этом расхождения в степени небрежности облика этих двоих заканчивалось. Одежда на аристократе тоже выглядела надетой наспех.

– Вот ты где! – первым выпалил кучерявый. – Мы с ног сбились искать, куда ты из лазарета сбежала. Даже решили, что светлые тебя по-тихому прибили и избавились от трупа, прикопав под каштаном.

После этой тирады темный плюхнулся на табурет напротив меня. Да еще и локтями о столешницу оперся, едва не прищемив хвост Эйте, которую не видел. Пушистая нахалу тут же отомстила. И пусть магии рыжая была лишена, но вредности-то нет! А последняя по силе почище самого могучего дара порой будет.

Белочка это в очередной раз доказала, метко попав в косточку локтя Сьера острым когтем. Чую, по ощущениям это было побольнее, чем удариться мизинцем об угол кровати в темноте. Во всяком случае, некромант зашипел и скривился так, что аристократ рядом с ним опускался на свое место осторожно.

– Какие здесь столы… – потирая больной локоть, прокомментировал Сьер.

– Драчливые? – невинно уточнила я.

– Я бы сказал, что не просто дерутся, а активно нападают… – глядя ровно на то место, где сейчас сидела Эйта, и не видя ее, протянул Сьер. Судя по всему, он сканировал столешницу на предмет проклятий, благословений или хотя бы банальных кнопок. Но увы…

А я поспешила сменить тему разговора.

– Значит, вы меня искали и беспокоились?

– Нет. Мы не настолько светлые, – возмущенно фыркнул аристократ, всем своим видом подчеркивая, чтобы я даже мысленно его так не оскорбляла. Чтобы темный – и о ком-то пекся? Что за глупость?! – Просто втроем противостоять врагу легче, чем вдвоем.

Я сделала вид, что поверила. Парни тоже усиленно изобразили, что поверили в то, что я поверила. А как же иначе? У темных подобный блеф – это почти национальный вид спорта. Называется «обмани меня, если сможешь».

– До восьмого удара колокола осталось совсем ничего, – меж тем напомнил Вэрд. – Так что раз мы убедились, что с тобой все в порядке, то, пожалуй, все же перекусим перед первым занятием.

– А где, кстати, оно будет? – полюбопытствовала я.

– Зельеварение. Практикум в седьмой лаборатории корпуса трилистника, – просветил меня аристократ, начав излучать привычную надменность. И даже незаметно попытался придать своей одежде приличный вид.

– Что бы я без тебя делала. – Я улыбнулась в ответ.

– Бежала бы в свою комнату за расписанием. – Он вскинул бровь. – А сейчас, наверное, просто побежишь за сумкой с учебными свитками.

Вот ведь язва аристократическая! Чтоб ему в суде бурно с другими родственничками-наследниками делить на части постигшее их общее горе!

– Не переживай, случись такое, и я благородно избавлю остальных наследничков от тягот скорбного бремени и в одиночку взвалю его себе на плечи, – усмехнулся Вэрд.

А я после этих его слов поняла, что в порыве чувств произнесла фразу вслух.

– Тогда желаю твоей семье долго здравствовать! – И я развернулась на каблуках, поспешив прочь и в очередной раз убеждаясь: учеба в светлой академии ни одну темную до добра не доведет! Только до ручки. Причем, на радость Эйте, эта самая ручка будет от двери дома скорби. Я тут всего ничего, а уже крепкого здоровья кому ни попадя начинаю желать. И это вместо того, чтобы следовать первой заповеди темных: добился цели сам – добей врагов!

– Да, перед зельеварением во внутреннем дворе построение должно быть. Наше присутствие обязательно! – донеслось мне в спину.

Я шумно выдохнула. Ну Вэрд! Не мог сразу сказать?!

Хотела обернуться и что-нибудь ответить, но тут заметила, что у меня на плече, оказывается, уже сидит белочка. Похоже, я так увлеклась перепалкой с аристократом, что не заметила, как Эйта успела забралась на меня, и сейчас использовала одну темную в качестве своего личного транспорта.

Я открыла рот и захлопнула, так ничего и не ответив темному. А затем решительно вышла из столовой.

– А у вас тут ничего, вкусненько, – поводя носом из стороны в сторону, прокомментировала Эйта. – Я уже три истерики и два нервных срыва учуяла. – К тому же, пока у меня лапа не заживет, я недееспособная и все равно никуда телепортироваться не могу.

– Что, даже испугать до дрожи не под силу? – повернула голову направо и утонила, глянув на дергавшийся из стороны в сторону перед моим носом подвижный пушистый хвост.

Я тут, понимаете ли, необдуэленная еще, а у меня главное секретное оружие заявляет, что вышло из строя!

– Может, и могу… А что ты мне за это дашь? – таким тоном спросила рыжая, что я заподозрила: это не белка, а цельный выжига-гном.

– Глубокое моральное удовлетворение от победы не подойдет? – Я прищурилась.

– Ну вот какой только мерзости мне ни предлагали, но чтобы такое… Какая гадость это ваше удовлетворение! На меньшее, чем истерика, не соглашусь, – начала деловито торговаться белка.

– Обязательно девичья? Или мужская тоже подойдет? – уточнила я.

Ну вот! И суток не прошло, а мы уже перешли с Эйтой к деловым переговорам о сотрудничестве в вопросе дуэли. И надо-то для этого оказалось всего ничего: чуть не убиться на крыше и провести вместе со светлым ночь.

И даже сошлись на том, что я должна буду белочке нервный срыв в оплату за услугу.

– Значит, я организую кому-нибудь из светлых нервный срыв, а ты мне поможешь с победой? – уточнила я.

– Обещаю, – важно кивнула белочка.

Как раз к этому моменту мы добрались до комнаты в общежитии. Моих соседок уже не было. А потому я, не тратя времени попусту, освежилась мокрым полотенцем, переоделась в чистые брюки, рубашку и колет, собрала сумку, захватив халат для практикума по зельеварению, и поспешила на занятия.

Белка, что удивительно, оставаться в комнате не пожелала, заявив, что за ночь выспалась, поела и сейчас жаждет развлечений. А раз я ее вызвала, потом самоубиваться не пожелала, а вместо этого обеспечила пушистую травмой, то мне и отдуваться.

Я не стала спорить и во внутренний двор на построение явилась, увенчанная белочкой, как короной.

Адептов собралось уже порядочно. И у многих на лицах было легкое недоумение. Похоже, построение было не рядовым.

Я не успела оглядеться толком, как увидела Самиру Лэйдорн, которая целеустремленно двигалась ко мне, рассекая толпу пульсаром. Но… не дошла.

Над нами прогремел зычный мужской голос, которому и усиление магией не требовалось – столь луженая глотка была у его обладателя.

Вместо тысячи приветственных речей над площадью грянуло:

– По дланям стройся!

Мы с некромантом и чернокнижником переглянулись, а белка на моей голове азартно закопошилась.

(обратно)

Глава 5

Про боевые команды я Сьеру и Вэрду рассказать не успела, но, похоже, темные были в общих чертах в курсе, что это за пятерки такие боевые и чем их проклинать. Во всяком случае, особого удивления они не выказали.

– Ну, значит, у нас будет длань без мизинца, – подытожила я, пытаясь незаметно отодрать Эйту от шевелюры. Пушистой я мысленно презентовала роль среднего пальца. Причем сразу оттопыренного.

– А кто четвертый? – закономерно полюбопытствовал кучерявый, глядя на мои странные попытки почесать макушку, от которых волосы становятся дыбом.

– Давай я тебе позже объясню? – произнесла и про себя добавила: «Когда у меня будет больше шансов от вас с Вэродм убежать». Навряд ли парни обрадуются, узнав, что теперь с ними бок о бок будет госпожа Безумия.

Эйта вцепилась в мои космы мертвой хваткой, и я, поняв, что смогу отодрать ее только вместе со своим скальпом, решила: пусть сидит, зараза рыжая, гнездится.

– Согласны, – за себя и кучерявого ответил Вэрд и добавил: – А сейчас давай в конец колонны. А то не нравится мне у этого громилы-командира взгляд, которым он смотрит на нас в упор. Будто сравнивает…

– С кем? – озвучил Сьер вопрос, возникший у меня при словах аристократа.

– С чем, – поправил Вэрд и пояснил: – С землей. Хотя, с учетом обстановки, точнее будет – с мостовой.

Мы с кучерявым, стоявшие до этого спиной к светлому, оравш… ораторствовавшему на всю площадь, при последних словах аристократа медленно обернулись. Маг, столь громогласно отдавший команду к построению, впечатлял. Это была сплошная гора. Мышц, перевитых жгутами сухожилий, шрамов, полученных явно в боях, и проблем, судя по всему, в основном наших. Потому как чернокнижник ничуть не приуменьшил – смотрел этот преподаватель на нас, словно прикидывал: поместимся ли мы в одну домовину, или академии придется раскошелиться на три?

– Вам крышка, – прокомментировала белочка, словно прочтя мои мысли о гробе насущном.

– Ты так думаешь? – тихо, чтобы не услышали темные, прошептала я.

– Это я по губам того шикарного мага прочла, – фыркнула белочка.

– Шикарного? – ошарашенно переспросила я, пока мы со Сьерром и Вэрдом шустро топали в сторону хвоста колонны.

– А то ж! Какой красавчик. Ну вылитый муж мой, Ар-р-моятрий, в молодости.

Я от этих слов чуть не споткнулась. У Эйты что, и супруг есть? И, не приведи нижний, еще и дети от него! И… как вообще такое возможно? Она же… белочка! А этот ее муж, судя по сравнению со шрамированным громилой, похож на человека…

Я не удержалась еще от одного вопроса и… на свои рыжины узнала о том, о чем на лекциях по демонологии не упоминали. Например, не все обитатели Бездны в нашем мире остаются в своем истинном облике. Например, одна демоница, удрав из-под венца в наш мир, превратилась в белую плото- и металлоядную пушистую заю.

И это правило трансформации работало в обе стороны. Так, в Бездне Эйта щеголяла в облике рыжеволосой красотки. Та в свое время и свела с ума однорогого демона. Качественно так свела. Правда, не смогла довести до своих лабиринтов. Зато он ее сумел. До брака.

И пока шла перекличка, я таращилась на магистра Динкса Кронка (именно так звали гороподобного преподавателя по боевой подготовке), который и скомандовал построение. И все никак не могла поверить, что вот где-то есть похожий на него однорогий демон и по совместительству – муж моей дипломной работы.

А меж тем очередь доходила до нашей недоукомплектованной темной длани. Вэрд уже приготовился выйти вперед и по примеру командиров предыдущих команд отрапортовать о составе, готовности и отсутствии происшествий, как над площадью громыхнуло:

– А вот мы и добрались до наших новых адептов.

«Новые адепты» в академии Южного Предела для магистерии Тайры были уже почти пять лет как старые. Так что за плечами у нас имелся если и не багаж академических знаний, то хотя бы авоська. Поэтому мы дружно насторожились, собрались и приготовились к неприятностям. То, что оные сейчас случатся, подсказывал опыт. Ибо когда преподаватель смотрит на тебя, словно прикидывая: пустить на декокты или скормить дракону, – ничего хорошего ждать не приходится.

Так и случилось. Кронк улыбнулся, ощерив белые зубы от уха до уха и посрамив своим оскалом самых матерых татей, проникновенно вопрошающих путника на тракте «кошелек или жизнь», и продолжил:

– Мне отрадно видеть, что темные могут быть сплоченными и работать в команде. Но если позволить вам действовать таким составом, то это будет не длань, а кукиш. Причем не только врагам.

По ряду команд светлых прокатились сдержанные смешки. А преподаватель в упор уставился на меня:

– Обрушить крышу тренировочного зала, устроить забег по крыше, при этом уничтожить на ней чарогасящий шпиль и поломать одного из лучших студентов академии… И это я только о ваших подвигах, адептка Даркнайтс, говорю…

Судя по тону Кронка, вчера были и другие великие свершения, правда, уже не мои, а за авторством Сьера и Вэрда. Только парни, в отличие от меня, сумели не попасться. Поэтому об остальных инцидентах преподаватель высказался уже безадресно. Дескать, был взрыв рядом с амбарной башней, и воронку от него все еще закапывают. Аристократ при этих словах приосанился. И я чуть дернула подбородком, спрашивая: зачем?

– Защищался, – одними губами прошептал Вэрд.

Я сдержалась, чтобы не скривиться. Значит, на чернокнижника напали. И, судя по тому, что после знакомства аристократа со светлыми осталась глубокая яма, встреча была не тет-а-тет. В противном случае темный обошелся бы без магии. Скорее, было минимум трое, а то и пятеро на одного Вэрда. Местные адепты не иначе как решили урыть темного. Но, похоже, тот сам едва их не прикопал.

Но помимо воронки у амбара была еще и напугавшая весь мужской корпус общежития, невесть откуда взявшаяся шумерлинская червянига. Которая, к слову, адресно заползла в одну комнату, довела до заикания четырех светлых и уползла в окно, виртуозно уйдя ото всех арканов.

Я скосила глаза на некроманта. Тот был сама невозмутимость. Но, зная Сьера, я могла побиться об заклад, что это он оживил мертвую тварь.

– Где ты ее взял? – Я толкнула соседа в бок, пока преподаватель вышагивал вдоль шеренги дланей. При этом я смотрела ровно перед собой, ничем не выдавая того факта, что разговариваю с некромантом.

– Местный музей нежитеведения. Там еще полно отличных экспонатов, – просветил темный, улыбаясь и не разжимая зубов. – На всех, решивших мне показать мое место, хватит…

Белочка при этих словах крайне оживилась. Скажу даже больше: она так воодушевилась, что покинула свой пост… мою шевелюру, перебравшись на плечо, и заинтересованно протянула:

– Какой талантливый парень… Многообещающий. И наверняка врагов у него много… – И, ткнув в мою сторону здоровой лапой, потребовала: – Спроси его, а он не хочет спереть, в смысле оживить, еще и, скажем, гигантскую пятисотлетнюю льерну?

Я лишь хмыкнула: кому что, а белочке истерика.

Впрочем, спросить ничего не успела: гороподобный преподаватель вернулся в конец шеренги и, в упор глянув на обоих темных сразу, грозно спросил:

– А проникновение в комнату женского общежития для прелюбодеяния?

Вот только вышла загвоздочка. Между Сьером и Вэрдом стояла я. А Кронк честно пытался поделить суровую мощь взора между парнями поровну, и… в общем, вышло так, что магистр уставился ровнехонько на меня.

Я с удивлением уставилась на него в ответ: дескать, вы за кого меня принимаете? Я эту ночь, как порядочная девушка, провела с парнем! Правда, в постели Снежок был как бревно – лежал пластом в лучших традициях трупа, да и только. Но это уже детали.

Впрочем, для начал решила уточнить:

– Простите? Это вы мне?

Преподаватель, поняв, что ситуация вышла двусмысленной, нахмурился.

– Нет, не вам. А всем адептам мужского пола! – И он отошел от нас, громко напомнив о пункте устава, который запрещал это самое проникновение.

И как только Кронк оказался от нас на отдалении, Сьер и Вэрд синхронно выдохнули:

– Это не я!

И тут же мы все трое усмехнулись: похоже, кто-то из светлых ошибся окном. И это происшествие, в свою очередь, решили свалить на темных. Интересно, если так и дальше пойдет, то и в нашествии саранчи тоже мы виноваты будем? И в том, что цены на брюкву взлетят?

Меж тем преподаватель подытожил:

– Вместе вас троих оставлять нельзя. Поэтому адепт Эйминг отправляется под начало руководителя длани Флайста, – при этих словах шаг вперед из строя сделал рослый светлый. И, судя по тому, как зыркнул на него Сьер, я начала догадываться, по чью душу вчера приходила восставшая из музейной пыли червянига: столь многообещающе схлестнулись взгляды светлого и темного.

А я вспомнила, что говорил Снежок о ректорской методе – сталкивать лбами идейных врагов. Поэтому отчего-то не сомневалась, что Вэрду достанутся в напарники те ребята, с которыми он вчера дружно занимался взаимными раскопками у амбара. Хотя правильнее будет, наверное, все же закопками…

А вот когда дошла очередь до меня, я даже слегка растерялась в первое мгновение. Ибо руководителем моей длани был… Снежок. Правда, все встало на место, когда за плечом светлого я увидела свою вчерашнюю противницу по так и не состоявшейся дуэли – Самиру Лэйдон. Мы были так «рады» решению преподавателя, что едва не пристрелили друг друга от счастья. Правда, пока исключительно взглядами, но что будет дальше, как знать.

Нам со Сьером и Вэрдом пришлось встать в указанные длани. Как выяснилось, у чернокнижника команда была неполной и он оказался в ней пятым звеном. Не хотелось думать, что случилось с его предшественником, но… Мы же с аристократом стали довесками к полноценным пятеркам.

После этого Кронк напомнил, у каких дланей сегодня с ним на полигоне после обеда будут проходить тренировки. Оказалось, гороподобный маг гонял и в хвост и в гриву адептов не оптом, а малыми партиями. Подбирая для каждой из команд соответствующие задания. Да так, чтобы одни успевали восстановиться, пока другие страдали. Опять же нагрузка на лекарское крыло равномернее…

Но так или иначе сегодня мне эта участь не грозила. После занятий длань Снежка была свободна. А вот Сьеру с Вэрдом повезло меньше: их команды Кронк ждал на полигоне. Радовало то, что хотя бы на занятиях мы будем вместе.

Колокол на башне пробил девять раз, когда наставник отпустил нас. И мы поспешили на занятие по зельеварению.

В лабораторию ввалились дружной толпой. И едва я переступила порог, как услышала:

– Вы опоздали, – отчеканила чародейка и, приподняв бровь, добавила: – Причина?

Я встала на носочки и вытянула шею, чтобы получше разглядеть говорившую. Преподаватель по зельеварению оказалась чародейкой в том возрасте, когда девушкой ее называть уже затруднительно, а дамой – еще опасно для здоровья. И ее лицо лучше любых дипломов свидетельствовало: перед нами отличный специалист своего дела. Ни единой морщинки. Подтянутый подбородок. Ни намека на седину. И все же это была не вчерашняя аспирантка. Потому что взгляд никаким эликсирам было не изменить. Так, сверху вниз, могут смотреть только с высоты прожитых лет.

– Внеочередное построение магистра боевой подготовки Динкса Кронка, – за всех разом ответил Снежок.

– Опять?! – краткое восклицание, но сколько в нем было невысказанного. Если охарактеризовать всю эту гамму чувств одним приличным словом, то было бы: «Достал!» Видимо, гороподобный Кронк не раз уже задерживал адептов перед зельеварением.

Больше ничем своего раздражения преподавательница не выказала, начав занятие. Тема была для меня новой – приготовление зелья забвения. Его в родной академии мне варить не доводилось по той простой причине, что компоненты оного в Темных землях просто не водились. Зато я знала с дюжину весьма эффективных заклинаний со схожим эффектом. А еще три проклятия и один универсальный немагический способ лишения памяти с использованием кочерги или ломика. Так что за итог я не особо переживала: если не сварю требуемого, так все равно достигну нужного результата.

Вот только едва мы достали из ящиков саламандр, пробудив их и затеплив огонь, приготовили реторты, склянки и отмерили нужные компоненты, как преподавателя к себе вызвал ректор. Срочно. И мы остались одни.

Казалось бы, ничего не предвещало, но… за соседним со мной столом стояла Самира Лэйдон. Дуэль с этой беловолосой так вчера и не состоялась. А еще сегодня выяснилось, что мы в одной длани, и… Она этими двумя обстоятельствами была явно раздосадована. Настолько, что пылала гневом. Причем пылала не фигурально, а буквально: ее ладони, сжатые в кулаки, полыхали огнем.

А затем белобрысая подняла правую руку и выразительно оттопырила один палец. И все пламя устремилось к ее ногтю. Девица криво усмехнулась, глядя мне прямо в глаза. Если она думала, что это меня разозлит, то напрасно.

– На публику играешь? – Я чуть приподняла бровь. – Популярности не хватает? Или конкретно ради вон того красавчика стараешься?

Я кивнула наугад в сторону. Девица рефлекторно дернулась посмотреть, тем выдав себя с головой. И только в следующий миг поняла, что это была провокация. Уже моя.

Адептка разозлилась. Ее ладони ударили о каменную столешницу так, что штативы с колбами подпрыгнули. Белобрысая прошипела:

– Что, сумела вчера увильнуть от дуэли, думаешь, сегодня про нее уже все забыли? – насмешливо спросила она.

И пара светлых магов рядом с ней глумливо разулыбалась.

– Да никто не забыл, – вмешался вчерашний знакомый. Тот самый любитель организовывать ставки, что помог мне собрать выпавшие из разорванной сумки свитки. Он стоял через стол от девицы. – К тому же, не грохнись вчера темная с крыши, она бы обязательно пришла.

– А ты, Олав, вообще молчи! – фыркнула Самира, возмущенно глянув на одногруппника. – Признайся, ты вчера неплохо наварился, добавив в два привычных варианта ставок еще и третий: «дуэль не состоится, одна из них просто не придет»? Откуда такая прозорливость? Или, может быть, ты точно знал?

На это обвинение темноволосый белозубо усмехнулся.

– Предполагал. Это же темные. Из двух вариантов они всегда выбирают третий, – и Олав нагло мне подмигнул, – но ты, Самира, не переживай. Думаю, что сегодня-то никто с крыш сигать больше не будет.

И я удостоилась еще одного взгляда темноволосого. На этот раз без подмигиваний, просто хитрого.

Впрочем, разговаривая, я продолжала смешивать ингредиенты зелья. И сейчас как раз подошла к тому этапу, когда колбу нужно было поставить на встряхиватель. Последний представлял собой небольшую платформу, которая беспрестанно ходила из стороны в сторону. Тем самым сосуды, стоявшие на ней, были в постоянном движении и их содержимое равномерно перемешивалось. Ведь на некоторых этапах изготовления зелий применение магии было нежелательно, а попробуй руками помешай жидкость в течение суток… То-то же! Так что встряхиватели были отличным решением.

Я же, памятуя о том, что мой дар темный, а составитель рецепта явно был светлым магом, решила без особой надобности лишний раз не использовать чары. Вдруг ради разнообразия не придется ничего корректировать и зелье забвения удастся сварить по классической методике?

Я взяла колбу и направилась к аппарату. Для этого пришлось пройти за спиной Лэйдон. И я планировала сделать это по широкой дуге, но… Какая-то сволочь подставила мне подножку!

Пытаясь удержать равновесие, взмахнула руками и… Если сама я приземлилась удачно, на пол, то моя колба – аккурат на макушку необдуэленной противнице.

Самира медленно повернулась ко мне.

– Мочи ее, белобрысая! – крикнула Эйта, которая сидела в этот момент на каменном столе меж реактивов.

Не поняла… Я молча вопросительно посмотрела на пушистую.

– А что? – Белка развела лапы в стороны. – Я же обещала тебе помочь с победой. Но не уточняла, с чьей именно. Вот щас эта – коготь Эйты указал на Лэйдон – распсихуется как следует да и зажарит тебя. Силища-то у нее есть, и злость тоже…

Что ж, узнаю Эйту. Белочка может быть милой, но обманываться этим не стоит. Под пушистой шкуркой скрыт стальной характер. И хвостатая никогда не упустит своего.

И точно: рыжая, баюкая поврежденную лапу, допрыгала до края стола и, сев, заверещала девице:

– Убей темную!

Навряд ли светлая услышала белку, но девица и без сторонних подзуживаний точила на меня зуб. Но все же ярость не настолько застила Самире глаза, чтобы она при всех швырнула в меня атакующим заклинанием и тем дала шикарный повод для запечатывания собственного дара.

А вот метнуть за хвост в темную пылающую огнем саламандру ей никто не мешал… Я едва уклонилась, перекатившись по полу. Не успела встать, как пришлось выставить щит, чтобы не оказаться облитой едкой щелочью, капли которой, упав на пол, зашипели, прожигая плеяду дыр в досках.

Но помимо дерева щелочь из слюны виверы начала растворять и плетение щита. Вот ведь едкая гадость! Пришлось отшвырнуть прозрачный заслон в сторону, пока он окончательно не распался и остатки жидкости не стекли на меня.

– Ты нарвалась, исчадье тьмы! Думаешь, раз под защитой ректора, то тебе все можно? – крикнула белобрысая. – Я тебе и без дуэльной магии щас забрало-то начищу!

– Лэйдон, жги!

– Сами, давай!

– Так ее, темную! – начали скандировать со всех сторон.

А я меж тем прыжком поднялась на ноги и, недолго думая, схватила с ближайшего стола первое, что попалось под руку. Это оказался растертый в мелкий порошок смолоцвет. Облако пыли поднялось, закрыв собой меня и Самиру.

И я ускользнула бы из-под удара под этой завесой, но… Похоже, моя противница, раззадоренная толпой, все же не сдержалась и, забыв, что мы не на дуэли, сотворила пульсар. Но не успела его метнуть в меня, как воздух вокруг нас вспыхнул.

Смолоцвет оказался столь же горючим, как пещерный газ. Клубы пламени устремились ко мне. Я не успевала ни создать новый щит, ни убежать. Похоже, Эйта все же добилась своего…

Огненная пыль была в пяди от моего лица. Сотая доля мига – и загорюсь уже я сама. Но именно в этот момент в меня сбоку ударила волна алхимической пены. Это было последнее, что я успела увидеть перед тем, как рефлекторно зажмурилась.

А когда вновь смогла открыть глаза… Половина лаборатории была в пене. А посреди этого бело-пузырчатого великолепия возвышался… Снежок! Он держал под мышкой здоровенный цилиндр. Причем магическая печать на последнем была не сорванной. Зато раскуроченный металлический бок без слов говорил: тому, что решил воспользоваться пенным пламегасителем, последний понадобился столь срочно, что возиться с запирающим заклинанием времени не было. И Снежок просто пробил железный бок. Из этой-то дыры под давлением и вырвался алхимический раствор.

Все же с учетом того, что квартерон находился в дальнем конце лаборатории и наверняка не сразу понял, что произошло между мной и белобрысой, среагировал он весьма оперативно.

Тишина, которая воцарилась на несколько мгновений вокруг, была прервана шипящим звуком, вслед за которым с потолка уже на всех нас ливануло. Капли прибивали пену, остатки пламени, а заодно и охлаждали чей-то пыл.

– Ну вот что за дилетантизм?! – встряхнувшись так, что брызги от шерстки полетели во все стороны, воскликнула белка, возмущенно глядя на Лэйдон. – Правду говорят, что профан может испортить любую драку и пьянку. И действительно! Вы только поглядите на нее! Ну кто так убивает? А?!

Самира хоть и не могла слышать слов рыжей, но вздрогнула. Кажется, только сейчас светлая поняла, что сорвалась. Ее испуг был густым, вязким, почти осязаемым. Так может бояться лишь тот, кто успел представить себе, что будет дальше.

Дверь в лабораторию распахнулась, явив нам ректора и преподавательницу. И если последняя оглядывала погром в целом, то Морок Тумин смотрел лишь на меня.

– Адептка Даркнайтс, что опять?! – спросил он.

Но с ответом меня опередил Снежок.

– Это моя вина, – произнес светлый. И вся группа воззрилась на него в немом удивлении. А Снежок меж тем невозмутимо продолжил: – Даркнайтс и Лэйдон – члены моей команды. Между ними произошел спор, и я не успел вмешаться вовремя…

Я про себя хмыкнула: как интересно он произнес выражение «растащить по разным углам».

– Почему не использовали магию? – выразительно обведя взглядом пятно алхимической пены, уточнил Тумин.

– После применения лечебных зелий накануне в лазарете потоки силы еще не восстановились и…

– Можете не продолжать. – Тумин поджал губы. – Вижу, Бьеркрин, вы и без чар смогли охладить пыл адепток.

Меж тем ливень с потолка прекратился. Пол напоминал теперь топкое болото из тех, по которому не успеешь сделать и пары шагов, как в сапогах начнет предательски хлюпать.

– Вы трое – ко мне в кабинет. Остальные… навести порядок и продолжить занятие.

Я бы тоже с удовольствием присоединилась к уборке, но… увы! Спустя какую-то четверть удара колокола я вновь (и суток не прошло!) стояла перед Тумином. А он буравил меня, Самиру и Снежка тяжелым взглядом. А я впервые готовилась быть абсолютно честной. Ужас! Темная – и честной. Но мне даже хитрить и изворачиваться не надо было, потому как своей вины я не чувствовала. А вот радость оттого, что Эйта осталась в лаборатории, ощущала вполне.

– Итак, я жду подробного объяснения, что произошло в лаборатории, – отчеканил ректор.

Ответ держал Снежок. И, что поразило меня больше всего, не пытался обвинить меня, темную, во всех смертных грехах. Скорее даже наоборот.

После рассказа Снежка Тумин задал несколько вопросов мне, потом Самире, которая признала, что создала атакующее заклинание. Но клялась, что не бросала его в меня, только зажгла в ладони. Дескать, хотела напугать как следует.

Что ж… могу сказать, последнее у нее получилось. Я… впечатлилась основательно. И вся группа, думаю, тоже.

– Лэйдон за активацию боевой магии – в карцер на сутки с магогасящими браслетами, – вынес вердикт ректор. – Даркнайтс – магогасящие браслеты на сутки и не покидать комнату в общежитии. Бьеркрин, как командир длани, меж членами которой произошла потасовка, – внеочередной наряд по кухне, – раздал наказания Тумин.

Я выдохнула. Могло быть и хуже. Зато хоть отдохну. Такие мысли были у меня в голове, пока на запястьях защелкивались браслеты из аллурийской, впитывающей в себя любые проблески магии стали.

Меня под конв… в сопровождении двух незнакомых адептов отвели в комнату. Слава Мраку, соседок там не было. И я при помощи кувшина с водой и влажного полотенца привела себя в относительный порядок, умылась, переоделась и легла спать. Ибо ну этих светлых в Бездну! Сил моих дамских на них нет!

Поудобнее устроилась на постели, воззрившись в беленый потолок. Да уж… только третьи сутки в академии, а столько раз едва спастись успела. Такой насыщенной развлекательной программы у меня даже в родной магистерии никогда не было… Но, главное, хоть бы одна зараза подсказала стоп-руну для этих неприятностей!

Я вздохнула. А ведь спустя годы, если доживу до старости, я назову весь каюк, что со мной сейчас происходит, старыми добрыми временами… И, утешившись этой мудрой мыслью, я уснула.

А вот проснулась оттого, что в окно ко мне кто-то стучался. Тихо подошла к шторе, выглянула и… Что ж, если вчера Сьер и не забирался в женское общежитие, то сегодня он решил наверстать упущенное.

В зубах темный держал узелок… Одной рукой некромант цеплялся за выступ кладки, а костяшками второй усердно стучал по стеклу.

Я поспешила открыть створки. Миг – и некромант уже был в комнате.

– Вот, держи. – И мне торжественно протянули кулек, от которого исходил ароматный запах. – Я подумал, что раз ты под арестом, то вдруг тебе не принесут еды. А ты еще после падения до конца не восстановилась. Так что ешь. Там рыбный пирог. Я из столовой прихватил.

Темный еще что-то хотел сказать, но тут в дверь постучали, и Сьер предпочел уйти по-эльфийски. Не прощаясь. Развернулся и ловко исчез столь же быстро, как и появился. А я осталась. С распахнутым настежь окном и пирогом в руках. Быстро закрыв одно и припрятав второе, я поспешила к двери, на всякий случай приставив поближе к входу табурет. Так, для самообороны. Ибо, как говорится, когда темный сам себя стережет, его и Тьма бережет. И только после этих превентивных мер распахнула дверь. А там…

На пороге стояла незнакомая мне адептка. Судя по ее виду, похоже, первый, максимум второй курс. И она явно не собиралась на меня нападать. Скорее даже наоборот. Девушка, смущенно протянув мне еще один сверток, произнесла:

– Меня просили вам отдать. Адепт внизу сказал вручить самой рыжей в комнате. – Она вытянула шею, словно пытаясь убедиться, нет ли тут обладательницы еще более огненной шевелюры.

– А как выглядел этот самый адепт? – подозрительно уточнила я.

– Темный маг. Высокий. С короткими черными волосами, – при этих словах ушки девушки порозовели, и я поняла: похоже, холодный и надменный Вэрд пустил в ход все свое обаяние, чтобы уговорить светлую отнести мне передачу.

Посылку я взяла, девчушку поблагодарила, но открывала все же с опаской. И только развернув сверток и уклонившись от парочки простых проклятий, убедилась: это и вправду от аристократа. Ни один светлый не стал бы их использовать. Скорее уж яд. А так от чернословия я, как истинная темная, лишь отмахнулась. И Вэрд знал, что мне это удастся без труда. Зато теперь я могла быть уверена: это спокойно можно есть.

Вот только когда я развернула промасленную бумагу до конца, то увидела четвертушку… рыбного пирога.

Есть пока не хотелось, и я отправила передачуВэрда туда же, куда припрятала и узелок от Сьера. Выспаться я тоже выспалась, а потому засела за учебники.

Спустя два удара колокола в комнату вернулась соседка-пышка. Она на пару мгновений замерла на пороге, словно увидев на подоконнике, где я расположилась с книгой, привидение, но потом взяла себя в руки и стала подчеркнуто игнорировать. Так сказать, ввела жесткие санкции на слова и взгляды в мой адрес. А я ответила политикой сдержанности.

Правда, так продолжалось недолго. Соседка начала без особого разбора, как мне показалось, нервно трамбовать свитки вперемешку со склянками и полотняными мешочками в сумку. Вещи никак не помещались в торбу, так и норовя вывалиться наружу. Причем делали это в лучших традициях демона, который вырвался из пентаграммы и всеми силами сопротивляется экзорцисту, вознамерившемуся запихнуть рогатого обратно.

В общем, поединок пышки и сумки был эпичным. Но, наконец, девица не выдержала, хватив торбу, встряхнула ее и, резко обернувшись ко мне, уперла руки в крутые бока и спросила:

– Ты правда так считаешь? Знаешь, за что я тебя сейчас ненавижу больше всего, темная?

– За что же? – Я вскинула бровь.

– За то, льерну тебе в печенки, что ты, похоже, права. Карен действительно использовала меня.

Я на миг нахмурилась, припоминая, кто такая эта самая Карен. Память услужливо подкинула образ русоволосой красотки с внушительным декольте. А эту, значит, зовут Линдси Пафин (ну и имечко!).

– Ты про свою подружку-соседку, что ли? – Я отложила книгу на подоконник и скрестила руки на груди. Браслеты, ограничивавшие магию, при этом выразительно звякнули, отчего пышка непроизвольно посмотрела на мои запястья.

– Да. О ней. До вчерашнего дня я считала, что вы, темные, способны только лгать и изворачиваться, но… Ты за четверть удара колокола сказала правды больше, чем Карен за седмицу. Она ведь действительно на моем фоне выглядит гораздо красивее. И вчера Кари не захотела мне помочь атаковать, лишь науськивала. И если бы ты сказал ректору, что я на тебя напала, то меня бы запечатали. Или, того хуже, выгнали из академии.

«Однако ну у этих светлых и шкала ценностей», – услышав последнюю фразу, подумала я. Впрочем, вслух я сказала другое:

– И теперь ты меня ненавидишь не только потому, что я темная, но еще и потому, что я сказала тебе правду о вашей дружбе? И та дала трещину? – Я чуть склонила голову, приготовившись, если пышка решит атаковать, принять ее заклятие на браслеты. Хоть какой-то от них будет толк. Раз уж магия сейчас мне недоступна, буду использовать то, что есть. Зато и убить меня в оковах чарами тоже будет проблематично: они просто впитают в себя чужие арканы.

Да, я ожидала нападения. Потому что успела понять: светлым темные нужны хотя бы затем, чтобы было кого обвинить на законных основаниях во всех неудачах. Хотя, спрашивается, кто этой адептке мешал получше приглядеться к своей подруге самой? Но нет… Это мы, темные, сначала проверяем, а потом… Все равно не доверяем! А светлые… сначала доверяют, а потом обвиняют. Так что…

– Ненавижу, – согласилась соседка. – Тебя. И Карен. И себя. Себя особенно. За то, что столько времени не замечала очевидного, позволяя использовать себя. И почему мне это сказала именно ты?! – закончила она обвиняюще и не совсем логично.

– Когда темные хотят кого-то выбесить, они мешают ему врать. Мне просто захотелось позлить твою подружку. Так что я всего лишь озвучила очевидное…

– Да что ты за исчадье Тьмы такое! – взревела Линдси и с чувством добавила: – Ты даже сейчас лгать не собираешься. Вместо этого говоришь правду. А обязана изворачиваться, врать. Ты же темная! И должна поступать как темная! Чтобы я тебя ненавидела.

– А ты не ненавидишь и это раздражает? – прищурилась я, усмехнувшись.

– Еще как! – выпалила пышка и… неожиданно прикрыла глаза. А потом и вовсе присела на кровать. И произнесла чувством, не поднимая век: – Ну и зараза же ты, темная!

– Что, пульсара не будет? Или хотя бы аркана в мою честь? Обещаю, даже уклоняться не буду, – иронично произнесла я, глядя на то, как светлая не собирается нападать. Скорее наоборот. Ее поза, жесты… Они были открытыми. Настолько, что так и хотелось встряхнуть ее за плечи и прочитать лекцию, что нельзя поворачиваться к врагу спиной.

– Не дождешься! – Пышка хлюпнула носом и распахнула глаза.

Жаль, что мой дар был мне недоступен. Как, оказывается, тяжело, когда не можешь прочесть даже отголоски эмоций. Я чувствовала сейчас себя слепой, идущей на ощупь.

– И вообще, – она утерла рукавом начавший шмыгать нос, – я предпочту иметь рядом врага, говорящего правду открыто, чем друга, который лжет и использует.

– Быть с тобой рядом? Этого я хотела бы меньше всего.

– А придется, – тоном «я тоже умею язвить» произнесла Линдси, напомнив: – Мы все же соседки по комнате.

– Нет ничего постоянного. Вдруг кто-то нечаянно помрет?

– Ты не убьешь меня, хоть и темная, – уверенно заявила эта паршивка, вдруг широко улыбнувшись сквозь слезы. – Ты на самом деле гораздо лучше, чем хочешь показаться.

– Так меня еще ни разу не оскорбляли, – возмутилась и демонстративно отвернулась к окну, приняв грозный вид.

Хотя хотелось улыбнуться. И не оттого, что рассорила подруг, а потому, что моя соседка оказалась не такой уж и дурой. Признать неприглядную правду – на это нужна и сила духа, и мозги.

А мы, темные, уважали в противнике и то и другое. Внутри поселилась уверенность: как бы эта пышка меня ни ненавидела, больше в спину она не ударит. Впрочем, и открыто тоже.

В отражении стекла я видела, как Линдси Пафин собрала сумку, умудрившись (хоть и не с первого раза) засунуть туда, помимо прочего, еще и садовую лопатку, перчатки и стопку желтых новостных листков.

Неужели мне досталась в соседки травница? Обычно именно они так собираются на практикумы по сбору своих ингредиентов. Странно только, что на ночь глядя. Хотя вдруг они пошли на промысел какой-нибудь местной папароть-огнецвета?

И судя по тому, что красотка Карен даже не появилась, чтобы собрать вещи, учатся они с пышкой в разных группах.

С такими мыслями я вернулась к учебнику. Читала я злополучное зельеварение, решив, что, раз уж запорола практику, подналягу-ка на теорию.

С эликсиром Мортимера, который на удар колокола десятикратно увеличивал силы мага, разобралась быстро, как и с дюжиной других. И вот сейчас читала рецепт настойки из листьев провидицы, которую использовали пифии для своих прорицаний. Тот занимал пять страниц. На второй я даже нашла некое подобие сюжета. Он не то чтобы полностью овладел мной как читателем, но в напряжении держал до самого финала. Последний, к слову, оказался открытым и с таким перечнем вариантов концовок, что я порадовалась, что не выбрала факультет прорицателей.

И вот когда я в лучах заходящего солнца дочитывала последние строки этого травянистого триллера, в дверь постучали. Навряд ли это был кто-то из соседок. Они бы сразу вошли.

Поэтому к двери я подходила с дружелюбной улыбкой и на всякий случай поудобнее перехватив тяжеленный учебник так, чтобы была возможность оглушить своим радушием посетителя во всех смыслах слова.

На пороге обнаружился… Снежок. Уставший, взъерошенный и не сильно довольный. Он держал в руку тарелку, накрытую полотенцем.

– Ты? – опешила я.

Уж кого-кого, а этого светлого я ожидала увидеть в женском общежитии меньше всего. От неожиданности я даже пригласила его войти.

– Решил, что раз ты под арестом и тебе нельзя выходить из комнаты, то ты наверняка голодная. И, как командир длани, решил позаб… – Чувствовалось, что речь светлый заготовил. Потому как слова звучали исключительно правильно. Аж до зубовного скрежета.

– А Самире ты тоже рыбный пирог отнес? – перебила я. И вот не знаю, откуда вырвались эти слова. Ничего такого я произносить не планировала. Особенно таким ревнивым тоном.

– Телепатия? – видимо, вспомнив особенность моего дара и нахмурившись, настороженно предположил Снежок.

Я хотела загадочно улыбнуться, но… Взгляд светлого остановился на моих запястьях, скованных браслетами, и посуровел.

– Статистика, – пришлось признать очевидное и пояснить: – Ко мне уже заглядывали Сьер и Вэрд. И каждый принес по куску рыбного пирога, так что…

– Рад, что о тебе есть кому позаботиться, – сухо отозвался Снежок. И вот странность, в его словах я услышала те самые интонации, которые еще недавно были у меня самой.

– А я рада, что ты зашел. – И я кивнула на тарелку. – Пирогов много не бывает. Особенно на ночь глядя.

– Чем темнее, тем они вкуснее? – усмехнулся Бьеркрин, но его взгляд остался по-прежнему жестким, пристальным.

– А ты знаешь толк в правильном перекусе, – согласилась я.

А затем протянула руку, чтобы взять тарелку, которую мне принес Снежок. Моя ладонь нечаянно дотронулась до его пальцев. Горячих, чуть шершавых. До сильной мужской руки, что умела одинаково искусно держать и меч, и писчее перо. И вроде бы обычное, мимолетное прикосновение. Но отчего тогда у меня перехватило дыхание?

Пульс набатом застучал в висках. А саму меня словно прошил разряд. От макушки до самых пяток. Так, что я целое мгновение стояла недвижимой. И не только я. Светлый тоже застыл. Он смотрел на меня. Только на меня.

В этом взгляде не было ненависти. Он не впивался острыми стрелами, не источал неприязнь, не диктовал, не пытался напомнить мне о том, что я темная… Скорее наоборот. Глаза Бьеркрина словно беседовали со мной. Свободно. Казалось, они говорили даже помимо воли их хозяина. И мне хотелось смотреть в зелень радужек светлого. Неотрывно. Пристально. Без тени смущения.

Есть в жизни такие мгновения, которые нельзя предугадать, подстроить, просчитать… Их можно лишь прожить. Так вот, сейчас это было одно из них. Наше со Снежком. Одно на двоих. И в эти моменты самыми красноречивыми из слов будут молчаливые прикосновения.

Но их вдруг показалось слишком мало. Захотелось дотронуться не только до пальцев, но и до ладони, локтя, плеча, бицепса, сильной шеи, упрямого подбородка, на котором проступила щетина, четкой линии губ. Чтобы окончательно онеметь, оглохнуть, ослепнуть.

Светлый чуть подался вперед, не отрывая от меня взгляда. Зелень его глаз потемнела и сейчас отливала всеми оттенками ночного шторма. И эта дикая, неистовая сила стихии меня манила, влекла, затягивала в свою глубину. И мне не хотелось ей сопротивляться. Скорее наоборот…

Еще никогда со мной не случалось такого. Потому что я всегда еще и точно знала, что чувствует собеседник. Его истинные эмоции. И те в большинстве случаев не лгали, в отличие от глаз, жестов, слов. Но сейчас я оказалась отрезана от своего дара. Потеряла свою главную опору и… да, именно поэтому поддалась обаянию светлого.

– Даркнайтс… Кей… – светлый прошептал это хрипло, будто слова давались ему с трудом. Словно он, в отличие от меня, еще боролся с собой.

Звуки моего имени разнеслись в сумраке комнаты, ударившись о стены тишины. А мне вдруг показалось, что во мне словно поселилась огненная змея. И она начала свивать свои кольца, превращая мою кровь в расплавленный до белого каления металл.

– Что? – произнесла и почувствовала, что мои губы враз пересохли.

Светлый шумно выдохнул, прикрыл на миг глаза, словно сопротивляясь самому себе, пытаясь сосредоточиться. И он смог. Потому как, когда он вновь посмотрел на меня, его взгляд был прямым, собранным, холодным и… напряженным. Темная, почти черная зелень глубины, граничившая по цвету едва ли не с первородным мраком, отступила, сменившись бирюзой.

– Постарайся больше не влипать в неприятности… – Он посмотрел на мою взлохмаченную рыжую макушку и, поняв, что просит о невозможном, добавил: – Хотя бы с такой оглушительной скоростью.

Мне бы очень хотелось заверить Снежка, что так оно и будет, но… я-то себя знала! Эта миссия для меня невыполнима.

Сердце все еще колотилось как бешеное, но я приложила все силы, чтобы взять себя в руки и не выдать собственных эмоций.

– Постараюсь, – честно соврала я. Видимо, произнесла это слишком поспешно и столь искренне, что светлый не поверил от слова «совершенно». Его губы сжались в линию. И он посмотрел на меня с нехорошим прищуром. Ну точно разозленный дракон, вот-вот готовый пыхнуть огнем. Я сглотнула и, чувствуя неловкость, попыталась сгладить ситуацию: – Бьеркрин…

– Лучше просто Кьяр, – перебил меня Снежок, которому, похоже, не понравилось, что я обратилась к нему по родовому имени.

– Просто «Кьяр»? Безо всяких «эль»? – уточнила я, намекнув, что не только полукровки, но даже квартероны эльфийских кровей порой жутко обижались, если собеседник опускал суффикс, обозначавший их принадлежность к перворожденным.

А я вдруг почувствовала себя на светском приеме. И неважно, что сейчас мы со Снежком были в небольшой комнате общежития, тонувшей в сумерках, а не в залитом светом свечей просторном зале. Вели мы себя именно так, как два собеседника, скованные нормами этикета: старательно избегали запретной темы, активно поддерживая разговор о любой ерунде, и изо всех сил старались выглядеть невозмутимыми. И это несмотря на ту бурю чувств, что бушевала внутри каждого из нас.

– Да, просто, – сухо ответил Снежок. Видимо, для него тема смешения кровей была не из самых приятных.

И я не стала заострять на ней внимание. У всех из нас есть то, что обсуждать бы не очень хотелось. Убойный практический материал для дипломной работы, особенности происхождения или, например, как у моего дяди, гобелен, прикрывающий нишу с бутылями первача и скелетом любимого тещиного вурдалака…

– Хорошо, Снеж… Кьяр, договорились, – исправилась в последний момент. Светлый, явно заметивший оговорку, ничего не сказал, но, судя по его виду, много чего подумал. И я поспешила перевести разговор со щекотливой темы: – Кстати, как ты смог сюда попасть? Мужчинам ведь…

– На верхнем этаже апартаменты преподавателей. Гоблин решил, что я, как староста группы, иду к кому-то из них. Ну я и не стал разубеждать стража…

И Снежок посмотрел на меня так, что я в очередной раз пожалела о браслетах, отрезавших меня от собственного дара. Сейчас я не могла почувствовать даже отголоски эмоций светлого. Зато в полной мере ощутила тяжесть тарелки, которую Кьяр наконец-таки сумел передать мне.

– Это было единственной приличной едой, которую можно было взять навынос сегодня на кухне, – пояснил светлый.

А я вспомнила, что Снежку сегодня тоже досталось от ректора. Тот назначил ему отработку в столовой. И, судя по всему, у светлого последняя только-только закончилась.

– А ты сам-то ел? – спросила я, ставя снедь на тумбочку.

– Я, в отличие от тебя, не заперт в четырех стенах, – уклончиво ответил Кьяр. – Так что могу перекусить и позже.

– Ну уж нет! Если светлый сделал доброе дело для темной, то за это он должен страдать, – и с этими словами я достала из тумбочки два внушительных свертка и протянула их Кьяру.

Ну действительно, чего еде пропадать? Я же все равно одна это не осилю.

– Морально или от несварения? – уточнил светлый, подозрительно разглядывая объемные помятые узелки. Причем Снежок смотрел на них так, словно это был дракон, которого Кьяр нечаянно только что придушил. И, стоя над тушей, раздумывал: то ли оную попытаться спрятать по-тихому, то ли все же съесть?

Да, и Сьер, и Вэрд постарались, чтобы принесенного ими пирога мне хватило не только на завтрак, но и на обед с ужином. И вот теперь все это калорийное счастье досталось Снежку.

К чести светлого, он не сильно-то и сопротивлялся беспощадности практичного темного гостеприимства и обреченно начал разворачивать один из свертков. Я нашла на полке пару кружек. Заварку, точнее, бодрящий травяной сбор по семейному рецепту, достала из своего чемодана. Засыпала чай, залила холодной водой и протянула две пузатые посудины Кьяру.

– Разогреешь?

Он без лишних слов обнял ладонями глиняные бока, и вода в кружках вмиг вскипела. Ручки, за которые я держала утварь, ощутимо нагрелись, но не обожгли.

Я протянула одну из дымящихся посудин Кьяру и взяла в руки кусок пирога. Последний на вкус оказался чудесным. Я зажмурилась от удовольствия и поняла: мужчина, который готов спасти тебя, – привлекателен, ну а если при этом он может еще и накормить, то он просто неотразим! Жаль только, что светлый…

– Как тебя вообще к нам занесло? – меж тем, откусив пирог, задал вопрос Кьяр и сел на подоконник.

– Если я скажу, что мое обаяние просто не вмещалось в рамки родной академии, поэтому меня оттуда и выпер… решили поделиться такой ценной адепткой со светлыми, чтобы не страдать в одиночку, ты поверишь? – отшутилась я.

За окном догорал закат, пламенея в кронах каштанов. Тени – родные сестры тьмы – становились все гуще, погружая комнату во мрак, и вот странность: я вдруг почувствовала себя… нет, не дома, но в безопасности. Впервые за все время, что провела в академии, здесь, сейчас, сидя на подоконнике и обхватив колени, рядом со светлым, просто захотелось быть… Не темной. Не менталисткой. Не приемной дочерью опального лэра… Просто Кей.

– Эти двое темных… тоже были сильно обаятельные? – подозрительно уточнил Снежок, прищурившись. И в его голосе проскользнули чуть рычащие нотки, словно те, о ком говорил светлый, его самого неимоверно бесили, но он сдерживался.

Светлая прядь упала на его лицо, словно расчертив то надвое. И мне вдруг показалось, что сейчас Кьяр выглядит старше своих лет.

– Нет. Всего лишь харизматичные, – сыронизировала я и посмотрела в окно на последние багряные отблески.

– Лезли на рожон? – правильно понял Снежок. И даже сейчас, не глядя на светлого, не используя дара, я чувствовала: он иронично усмехается.

– И на рожон, и в бутылку, и в окно дочери мэра Тайры… – вспомнила я «подвиги» некроманта, а заодно и его упрямый характер.

И вот странность: при упоминании последнего глаза Кьяра подозрительно блеснули, словно он услышал приятную для себя новость.

Снежок что-то хотел ответить, но не успел. По коридору раздались спешащие шаги, голоса, которые приблизились к нашей двери. Шуршание ткани и сдавленный шепот…

– Потерпи еще немного, Бирви… – я узнала голос Карен, соседки. – У Линдси сегодня практикум до самого утра, а темная должна быть наказана, в карцере. Так что вся ночь и так будет наша…

Последнюю фразу она проворковала таким сладким тоном, что мне срочно захотелось его запить простой водой, пока все во рту не слиплось. И, вторя словам соседки, в замке заскрежетал ключ. Мы со Снежком переглянулись, без слов поняв друг друга. Ни ему, ни мне новые неприятности были не нужны. А адепт в женской комнате тянул минимум на нарушение.

За пару мгновений до того, как дверь открылась, Кьяр щелкнул задвижкой на окне, распахнув створки.

– Вообще-то я планировал выйти традиционным способом, через дверь, но пора бы понять, что ты, темная, и планы – вещи несовместимые.

Я хотела заверить Снежка, что Кейси Даркнайтс вообще-то состоит из этой самой неожиданности практически на сто процентов (прочем часто я и сама для себя большой сюрприз), но не успела.

Кьяр, упиравшийся руками в подоконник и уже висевший с внешней стороны стены, вдруг качнулся вперед в тот самый момент, когда я потянулась за створкой. Чуть шершавые, горячие губы светлого коснулись моих.

Всего на долю мгновения, как будто бы случайно. Но я забыла, как дышать. А потом он резко оттолкнулся. Кувырок тренированного тела в воздухе, пасс рукой – и светлый точнехонько приземлился на согнутые ноги. А я поняла: в одиночку он падает гораздо грациознее и уж точно не столь травматично, как с одной темной на руках.

Вот только смотреть дальше в окно времени не было. Я успела захлопнуть створки ровно в тот миг, как дверь в комнату распахнулась. Я повернулась спиной к окну, чтобы встретить вломившуюся в комнату парочку в лучших традициях темных – широкой улыбкой, сулившей неприятности.

Вот только ворковавшие голубки, ввалившиеся в комнату, с порога начали лихо и безудержно целоваться, избавляясь от лишних предметов гардероба. И, судя по скорости разоблачения, на них было лишним решительно все. Эти двое были так увлечены друг другом, что не заметили меня, глумливо скалившуюся в густых вечерних сумерках. Пришлось кашлянуть. Причем не единожды, прежде чем Карен сообразила: она с ее любовником в комнате не одна. Красотка резко обернулась. Глаза ее неверяще округлились, и она выпалила:

– Что ты здесь делаешь?!

– В целом – живу. А конкретно сейчас – рушу твои планы на вечер, порчу репутацию, приношу проблемы и мешаю росту численности поголовья светлых магов, – с азартом перечислила я и иронично добавила: – И заметь, Кари, при этом я чту устав академии! А вот ты – нет.

– Не тебе, темная, читать светлым нравоучения! – окрысилась Карен.

– Действительно, чего это я… – произнесла иронично. – Это должен делать страж общежития или декан. Хотя, может, сразу ректор? Хотя до их прихода вы можете смело резвиться… А я, пожалуй, полежу пока тут, – с этими словами я рухнула на свою постель и даже, в соответствии с ролью, закинула скрещенные ноги на спинку кровати и положила руки под голову. – Да вы не стесняйтесь, действуйте, а я, если что, даже советик бесплатный дам, прокомментирую эффектную позу…

Светлый, уже щеголявший обнаженным торсом, недовольно глянул на меня. Видимо, посчитал, что обойдется сегодня без советов. И без Карен заодно. Поэтому, подхватив с пола рубашку, перекинул ее через плечо со словами:

– Извини, малышка, но в другой раз… – И вышел из комнаты.

Соседка бросила на меня гневный взгляд.

– Ах ты, грыга! – выругалась она.

– А ты умеешь интеллигентно поддержать беседу… – Я мило улыбнулась, чем взбесила светлую окончательно. Еще миг – и она бы кинулась на меня. Но я холодно, чеканя каждое слово, предупредила: – Только попробуй. И обещаю, я сделаю так, что ты вылетишь из общежития.

Карен без дополнительных пояснений все поняла: я пока не намерена бежать ни к кому с доносом, но…

– Шантажируешь? – сказала, как выплюнула, соседка.

– Всего лишь поступаю как любая темная…

Соседка открыла рот, чтобы что-то сказать, и беззвучно его закрыла, напомнив тем рыбину, выброшенную на берег. Я почти физически чувствовала, как ей хотелось громить, крушить и убивать. Но она, на удивление, сдержалась, всего лишь арбалетным болтом вылетела из комнаты, оглушительно хлопнув на прощание дверью.

Я не сомневалась, что Карен попсихует немного, вскоре вернется и завалится на кровать. Так и случилось. Когда она пришла обратно, я сделала вид, что сплю. Хотя из-под опущенных ресниц наблюдала за соседкой. Та посмотрела на меня, злорадно ухмыльнувшись, и начала взбивать подушку.

«Явно замыслила какую-нибудь гадость. Но если и ударит, то только в спину. Так что главное – к ней этой самой спиной не поворачиваться», – подумалось отстраненно.

Карен быстро отрубилась и уже сладко посапывала, а я все лежала и вспоминала сегодняшний день. И особенно – одного светлого, к которому я испытывала крайне противоречивые чувства. Мне одновременно хотелось его и обнять, и как следует побить. Но обнять все же больше.

С такими мыслями я наконец заснула.

(обратно)

Глава 6

Вот только лучше бы я всю ночь бодрствовала. Потому как приснилось мне сущее непотребство. Причем в исполнении меня и Кьяра. Потому как в стране грез светлый не ограничился единственным мимолетным поцелуем, сиганув из окна. И я тоже.

Запомнились сильные руки, горячие требовательные губы, которыми он, склонившись, целовал меня в шею… «Кей, – услышала я хриплый мужской шепот, – я те… Бам!» Последний звук был оглушительным, громким и настолько резким, что я подскочила на кровати и, только проморгавшись, поняла, что в мой сон самым наглым образом ворвались удары утреннего колокола, которым будили адептов. Эти самые «бам-бам-бам» сегодня звучали особенно противно и, казалось, долбили сразу по мозгам, пробуждая в первую очередь желание убивать, а потом уже меня саму.

Зевающая, злая и взлохмаченная, посмотрела на соседок. Позавидовала выдержке Линдси, которая, сладко причмокнув, только повернулась на другой бок, накрывшись одеялом с головой. Видимо, ее гербариособирательный ночной практикум закончился не так давно: у платья, перекинутого через спинку кровати, подол и вовсе выглядел свежевымоченным. С него даже еще стекало… Если бы соседка пришла хотя бы пару ударов колокола назад, бодрой капели уже не было бы.

Взгляд переместился с пышки на тумбочку. На ней шалашиком стоял лист с надписью: до обеда не будить. Рядом с ним была тарелка, на которой лежал внушительный бутерброд. Он был тоже под охраной записки. «Забронировано», – гласила краткая надпись.

Я усмехнулась. Как по мне, надежнее всяких крупных надписей, которые охраняли снедь лишь от честных людей, было бы одно маленькое проклятие. Но, как говорится, на светлую проповедь с темным гримуаром не ходят.

Вторая соседка, Карен, прореагировала на звуки побудки чуть активнее пышки. Приоткрыв один глаз, девица сонно протянула: «Какая рань!» – и вновь прикрыла, широко зевнув. Возможно, она бы и проснулась, но тут колокол отзвонил. А я решила: ну кто я такая, чтобы не дать отдохнуть одной соседке и проспать другой?

Вот только сама заснуть уже не могла и таращилась на потолок, слушая, как за дверью в коридоре раздаются шаги, звучат заспанные голоса. Все громче, оживленнее.

За пробуждением наступил завтрак, а за ним и первые занятия. Меж тем солнце, поднявшееся над горизонтом, не просто взошло, а, казалось, хлынуло сквозь полузашторенное окно стремительным бурным потоком, чтобы заполнить собой всю комнату, как вода чашку, до самых краев, почти с горкой. Даже воздух вокруг будто стал нестерпимо-золотым. От него хотелось зажмуриться.

Яркий свет, упавший на лицо Карен, заставил ту сначала сощуриться, точно упыря, а потом все же проснуться. Девица поморщилась, ругнувшись, и… осознала, что проспала.

Она глянула на меня и не стала откладывать на потом пару хороших слов. И, как истинная светлая, даже поделилась ими со мной. А то, что они очень уж напоминали речь пьяного тролля, приложившегося затылком о притолоку… так хорошие же слова! Прямо-таки отборные!

– Чего не разбудила?! – И Карен хотела толкнуть в бок пышку, чтобы тем выместить свою злость, но напоролась на мой мрачный взгляд и многообещающую усмешку.

Ну да, сонную бывшую подругу шпынять удобнее… А то бодрствующая я на такую зуботычину и ответить могла.

– Не советую, – я больше ничего не сказала, но соседка явно вспомнила о вчерашнем нашем разговоре с привкусом шантажа, лишь заскрежетала зубами и отошла от постели пышки.

Собралась Карен молча. И, видимо, посчитав, что и так опоздала на занятия, не стала торопиться вовсе. К слову, не такая уж соседка была и симпатичная, как мне показалось вчера… обычная. Талия у нее, как выяснилось, стройная благодаря корсету, грудь не такая и впечатляющая… Карен ушла, судя по прихваченным баночкам и полотенцу, в умывальню. А я позавидовала ей. Потому что самой большой мечтой сейчас было оказаться под душем, но… пока не снимут арест, из комнаты мне не выйти. Так что лишь кувшин да тазик для ополаскивания – вот и все, что я могла себе позволить.

Карен в умывальне отчего-то задержалась, а вернулась до невозможности довольная, как крыса, объевшаяся на помойке бахчевых корок. Что послужило поводом для столь разительной перемены, я так и не узнала. Мурлыча себе песенку под нос, девица нацепила корсет, утянув тот самостоятельно при помощи заклинания, накрасила губы, подвила локоны горячим пальцем, сбрызнула лицо гламуреей… и стала той самой красоткой, которую я увидела позавчера.

Карен так тщательно собиралась перед выходом из общежития, что промелькнула мысль: а она в академию замуж или все же по делу пришла?

Наконец она покинула комнату. Дышать сразу стало как-то свободнее, что ли. Впрочем, насладиться этим ощущением мне не дали. Почти сразу же за мной пришли. Время ареста истекло, и с меня наконец-то сняли браслеты.

Правда, незнакомый магистр, который их размыкал, смотрел на меня так, что, будь его воля, он оставил бы меня в кандалах на всю жизнь. Да и адептка с боевого факультета, конвоировавшая меня от дверей комнаты до кабинета преподавателя, так выразительно косилась, словно я была ведьмой, которая навела с сотню смертельных порч и ни с одной не получила отката.

Я не придала этому особого значения. Потому что светлым темных положено ненавидеть просто потому, что мы темные. В этом я уже успела убедиться.

Лишь обрадовалась тому, что моя магия снова со мной. Вот только когда попробовала прикоснуться к дару… Эмоции у адептки, сопровождавшей меня, оказались слишком сильными, густыми. Она явно сдерживалась, чтобы не сказать, а может, даже не сделать чего-то. Будто испытывала ко мне личную неприязнь. Чужая злость с привкусом пережаренного крепкого кофе взбодрила не хуже ушата холодной воды. Пришлось даже ставить пси-щиты, чтобы отгородиться от этой волны.

Преподаватель был гораздо сдержаннее, но и от него в мой адрес исходили волны негатива.

– Вы свободны, адептка Даркнайтс, – отчеканил магистр, после чего отпустил меня.

Я же направилась в общежитие. Занятия сегодня начинались с одиннадцатым ударом колокола. И у меня оставалось немного времени. И раз уж я теперь была не заперта в четырех стенах, решила помыться в душе. А то обтирания обтираниями, а алхимический пеногасящий раствор – та еще ядреная штука, от которой все утро зудела голова. Потому я подхватила полотенце, сменную одежду и поспешила в душ.

Теплые струи били по плечам, стекали по спине, рисуя причудливые дорожки змей-узоров. А я стояла, запрокинув голову навстречу водному потоку, и блаженствовала. Правда, недолго. Все же время поджимало. Потому с сожалением закрутила вентиль. Вытерлась, переоделась и, опустив голову вниз, обернула волосы полотенцем, чтобы не ошпариться паром, а потом прочла заклинание сушки.

В этот момент за спиной в раздевалке скрипнула дверь, впуская в душевую азартно переговаривавшихся адепток.

– Слыхали: этих двоих темных с утра арестовали? – произнес девичий голос. И пусть он был звонким и молодым, я уже чувствовала в нем нотки, что так характерны для профессиональных сплетниц.

– Ага, – гнусаво отозвалась вторая. – Жаль, что только в карцер посадили. Как по мне, за такое сразу на костер.

– Думаете, это они… Олава? – осторожно уточнила третья. И тут они замолкли, узрев вопросительную руну в моем исполнении.

– Матильда, ты, что ли? – протянула гнусавая.

Судя по всему, вопрос был адресован мне. Точнее, моей пятой точке, по которой меня ошибочно и приняли за загадочную Матильду.

Я решила, что гордо вскинуть голову и показать светлым свои рыжины (а заодно доказать, что с идентификацией у них не ахти) я всегда успею. А вот узнать, за что арестовали некроманта с чернокнижником, – не факт. Потому лишь невнятно угукнула, поплотнее замотала волосы в полотенце и пассом сотворила на лицо легкий морок по принципу: главное, чтобы на себя не была похожа. И лишь потом распрямилась и аккуратно, бочком, так, чтобы адептки не смогли хорошенько рассмотреть меня, пошла к раковине для умывания. К той, напротив которой не было зеркала.

– Тиль, ты чего-то неразговорчивая сегодня… – заметила гнусавая.

– Шуб болит, десну разнесло. – И я для верности надула щеку, отчего лицо перекосило, а морок еще и усилил эффект.

– А-а-а, – в нос протянула все та же адептка.

– Ну, ты лечись давай… – поддакнула ей «сплетница» и вернулась к более интересному для нее разговору: – Да точно это темные! Больше некому! Кто же еще мету может с мага сорвать? Точно они!

Слушая трескотню светлых, я лихорадочно пыталась понять: что за эту ночь успело произойти? Судя по всему, у кого-то из светлых исчезла мета – своеобразный живой рисунок, который есть на теле каждого мага. Изображение проявлялось на коже или с рождения, или в первые годы жизни. До определенного возраста оно было подвижным и цветным, могло переползать, например, с локтя на шею, при этом щекоча. У сынов неба мета напоминала татуировку дракона, у оборотней – щенка, у мага воды – волна… Чародей рос, а вместе с ним менялась и мета. Щенок превращался во взрослого волка, плющ ведьмы из ростка во вьюн, оплетавший порой до половины тела, черный вороненок юного некроманта – в матерого ворона. И когда маг достигал пика своей силы, эта самая мета блекла и заякоривалась в одном месте, больше не изменяясь до самой смерти.

Но пока изображение было цветным и подвижным, его можно было украсть, как кошелек. Признаться, сумеречные этим порой баловались. Но уже к десяти годам каждый житель Темных земель знал не только как умыкнуть мету соседа, но и как сделать так, чтобы свою собственную сохранить.

Не сказать, чтобы без меты маг чувствовал себя хорошо. Но и не умирал. Это уж точно. Так, досадная неприятность, которую можно было легко решить с помощью внушения и пульсара. Иногда достаточно было просто пульсара…

Вот только что для детей сумрака казалось ребячеством, для светлых было, похоже, преступлением, караемым смертью.

Меж тем адептки зашли в душевые, раздался плеск воды, заглушивший разговоры. Да и подслушивать дальше было опасно. Я поспешила в комнату. И только там сняла с лица морок и стянула с головы полотенце.

Заклинание быстрой сушки никогда не было моим коронным, но сегодня… Глянула в зеркало на дверце шкафа и поняла: если бы в мою голову начала лезть всякая чушь, то с уверенностью можно было бы заявить – это потому, что у нее там гнездо. Причем не абы какое, а пышное, кучерявое, равномерно сферическое… Одним словом – комфортабельное и просторное.

Мои волосы торчали во все стороны, образуя гигантскую шапку. В такой шевелюре можно было бы незаметно пронести арбалет и гнома-стрелка к нему в придачу.

А главное – это безобразие никак не желало расчесываться, и уж тем более заплетаться в косу. В итоге неравной борьбы меня с колтунами сломалась расческа. И слегка – психика проснувшейся Линдси. Иначе с чего светлая предложила бы мне помощь?

– Я знаю заклинание для того, чтобы волосы стали послушными, – с мрачным видом, словно предлагала мне сдохнуть, произнесла соседка.

– В смысле, чтобы они выполнили команды сидеть, лежать или разойтись с моей головы?

– Неплохой вариант. Но нет. Просто чтобы ты наконец распутала по-быстрому свои лохмы, перестала выть и дала мне выспаться.

Как оказалось, бытовая магия давалась Линдси не в пример лучше, чем мне. Воронье гнездо удалось расчесать быстро. Правда, этому способствовало еще и то, что в гребне после неравного боя со встрепанными кучеряшками зубья остались через один…

– Не благодари. Это за утро… И больше не нужно вступаться за меня. Сама разберусь. – И она демонстративно легла обратно в постель.

Больше соседка ничего не сказала. Но и так стало понятно: не так уж и крепко сегодня утром пышка спала, как мне и Карен показалось.

Я лишь усмехнулась: незаметно для себя Линдси начинала вести себя как темная. Или просто светлая, которая наконец-то поняла, что не на помойке себя нашла, и вышла наконец из тени подруги, что и подругой-то вовсе не была.

Сделав вид, что поверила – дескать, соседка и вправду завалилась досыпать, – я перевязала косу лентой, подхватила сумку с учебными свитками и поспешила на занятие. Если расписание не врало, вскоре в западном корпусе должна была начаться лекция по бестиологии. Главным было добраться до аудитории. Потому как я предчувствовала: просто так пройти мне не дадут. Если уж над парнями едва самосуд не устроили, то…

Был, конечно, вариант отсидеться, но… чем дольше прячусь по углам, больше уверенности у светлых в том, что я виновна. Но даже если бы я лично сперла мету, то все равно пошла бы вперед с гордо поднятой головой. Хотя бы ради того, чтобы не заподозрили.

Так что выпрямила спину, в лучших вампирьих традициях обнажила в оскале клыки и пошла уверенной походкой через двор. На меня косились, оглядывались, но дорогу никто не заступал.

Прохладный ветер тревожно шелестел кронами самшитов, перешептывался с золотой листвой грабов и вязов, срывал охру и пурпур с буков и рябин. По пронзительной лазури над головой плыли облака осеннего дня, ослепительно-белые и воздушные. В звеняще-чистом воздухе чувствовался аромат хризантем, а вода в фонтане была отражением небосвода – столь же прозрачная и светлая.

В такой яркий, пестрящий насыщенными красками от синевы до золота и багрянца день хотелось слушать шорох хрустящих под подошвами опавших листьев, смотреть на стаи журавлей, наслаждаться последними солнечными лучами, а не идти со сведенными до боли лопатками, расправив плечи, глядя прямо перед собой и ожидая каждое мгновение пульсара меж лопаток.

Я миновала двор, затем первый этаж в этом самом невыносимом ожидании, а едва поднялась по лестнице на второй, как все же дождалась…

– Это же та самая темная, – прилетело в спину.

Вокруг как-то сам собой начал сужаться круг из адептов. Меня намерено или стихийно, но брали в кольцо.

– Гадина! Это ты с дружками убила Олава! – заступив мне дорогу, выкрикнула крепко сбитая девица с толстой пшеничной косой, перекинутой на грудь.

– Да-да! Пока вы, темные, у нас не появились, из академии адепты без мет не пропадали! – подал голос сбоку невысокий, состоящий словно лишь из костей и сухожилий, остроносый и юркий, как уклейка, вихрастый парень.

И на его обвинение захотелось уточнить: «Угу, а с метой, значит, терялись только так?». Но тут с другой стороны пробасило:

– Отродье мрака, говори, зачем мету содрали и куда Локира самого дели? – это подал голос громила, который был выше меня на две головы, а в плечах раза в четыре шире. Такой на одну ладонь положит, а второй прихлопнет.

Обвинения в подобном духе неслись со всех сторон. Я чувствовала: еще немного – и от слов светлые перейдут к делу. Задорному такому, общественному… К тому, который поможет отлично сплотить коллектив и разжечь в нем задор, а заодно за этим занятием народ отогреется и телесно, и душевно. Главное, подойти к выполнению задачи с огоньком, а материал для розжига, в смысле темная для аутодафе, уже есть…

Тут я краем глаза увидела на подоконнике высокого стрельчатого окна Эйту. Она сидела, обняв здоровой передней лапкой пушистый хвост, и пускала слезу умиления. На ее мордочке прямо-таки было написано крупными литерами радостное: наконец-то эта зараза сдохнет!

Вот ведь… пушистая! Промелькнула мысль: а не ее ли это лап дело – похищение меты? Уж больно все один к одному… В следующее мгновение чья-то спина отгородила меня от пушистой. Но ненадолго. Похоже, Эйта хотела лицезреть мою казнь во всех подробностях. Иначе она не стала бы совершать весьма рискованный для ее больной лапы прыжок с подоконника на крепление факела. Последнее торчало из стены над головами адептов. Едва не сорвавшись, Эйта уцепилась за него правой лапой, на которой не было лубка, в последний момент и активно засучила ногами в воздухе, пытаясь подтянуться.

Не сказать чтобы сразу, но ей это удалось. И со словами:

– Ну вот и конец тебе, паразитка рыжая, – она села на дужку кованого крепления, довольно на меня воззрившись.

Хотелось ответить, что от такой же слышу. Но отвлекаться от самоспасения на эту пушистость не стоило.

Я бросила быстрый взгляд в одну сторону, потом в другую, прикидывая варианты. Использовать боевую магию? Мало того что это прямое нарушение запрета ректора, так тут еще и полно опытных боевиков. Я аркан сплести не успею, как меня сожгут шквальным огнем пульсаров, оставив пятно сажи на полу, а Тумину скажут, что я сама виновата. А они просто защищались. А то, что толпой против одной, – так то мелочь, не стоящая внимания.

Я вся внутренне подобралась. Хотя внешне старалась сохранить выражение невозмутимости. А потом повернулась к остроносому парню.

– То есть вы решили… – первые слова пришлось произнести громко, чтобы их услышали не только стоявшие рядом, но и задние ряды. И это возымело действие. Толпа, жаждавшая узнать, что темная сотворила с их товарищем, притихла. И дальше я говорила уже нормальным голосом: – …раз у адепта пропала мета – это повод убивать темную? Даже если эта самая темная точно не могла забрать дар? – я специально ответила в первую очередь тому, кто задал наименее оскорбительный вопрос в мой адрес. И специально закончила речь не утвердительным предложением, вынуждая остроносого вступить в диалог, уточнить детали.

Тем самым подсознательно дала остальным понять, что если они хотят знать, что случилось с Олавом, и ждут ответов, то лучше говорить со мной повежливее. Девицу с русой косой, повеличавшую меня «гадиной», я подчеркнуто проигнорировала. Громилу тоже. Хотя последнего не замечать было тяжело. С учетом того, что он едва ли не нависал над моей макушкой. Но я очень старалась.

Призвав свой дар, параллельно со словами попыталась подхватить эмоции. Для начала у худющего паренька, с которым разговаривала.

Я ощутила его раздражение, а перейдя на ментальный уровень, увидела, как пепельно-алая дымка, которая едва различимо пахла железной окалиной и плавленой серой, пульсировала вокруг тела светлого, разливаясь вокруг него клубами.

Осторожно коснулась его эмоций, убирая густой туман, сворачивая его, как кудель в нить, а ту, в свою очередь, сматывая в клубок. И, частично сняв завесу из негатива, ухватилась за эмоцию, которая была до этого скрыта пологом гнева, – любопытство. Подцепила его и начала вытягивать на поверхность. Пусть остроносому станет просто интересно, что случилось.

Все это длилось пару ударов сердца, показавшихся для меня вечностью.

За несколько мгновений толпа переварила услышанное. А потом… Кто-то разозлился еще больше – краем глаза я увидела сбоку алую вспышку, но главное – я почувствовала, как в моем худощавом собеседнике просыпается интерес. Он был сродни легкому бризу, обещающему приключения. Почти неуловимому. Но это была уже не злость. И оттого следующий вопрос, который задал остроносый, прозвучал вполне миролюбиво:

– Почему это не могла? – прищурился худощавый адепт.

– Когда исчез этот ваш Олав? – вопросом на вопрос ответила я, подхватывая дымку любопытства собеседника и растягивая ее на светлых, стоявших рядом с кучерявым.

– Этой ночью, – пробасил надо мной громила.

Я едва рефлекторно не втянула голову в плечи. Но удержалась. Нельзя было показывать свой страх. Потому как слабых охотнее, быстрее ломают. А с сильными… с ними приходится считаться. Это было одной из основ человеческой природы, идействовала она одинаково везде, невзирая на масть дара.

По спине градом катил холодный пот, а колени дрожали. И не только от собственного страха. Еще и от напряжения. Я задействовала дар на полную. Приглушая одни эмоции у светлых и разжигая другие. Но для этого мне нужно было время. И я тянула его, поддерживая разговор.

Было дико сложно одновременно думать и действовать. Причем второе – незаметно для окружающих.

– Этой ночью я была под арестом. И лишена магии. – Подняла руку, демонстрируя запястье. И пусть на нем сейчас не было браслетов, но жест сам по себе получился выразительный. – Так что я не могла взять мету с пропавшего… – захотелось сказать «при всем желании», но вовремя остановилась. Ведь наверняка кто-то из светлых уцепится за это «желании» и заорет: «Ага! Значит, хотела! А если хотела, то и планировала! А раз планировала, то и могла!» И переубеждай потом по новой эту толпень. Нет уж! Поэтому закончила свою речь чуть сбивчиво: – …от слова «совершенно».

Желавшие еще недавно сжечь ведьму задумались. Правда, ненадолго. И уже девица с косой задала следующий вопрос. Оскорблений в нем, замечу, уже не звучало:

– А кто может подтвердить, что ты не брешешь? – Да, подозрений и сомнений в голосе девицы было хоть отбавляй. Не нужно было быть менталистом, чтобы почувствовать эмоции адептки.

– Слова Тумина будет достаточно? – вопросом на вопрос, в лучших гномьих традициях, отозвалась я.

– Скалы? – пробасил недоверчиво сверху бугай.

Вот так незаметно для окружающих обвинения в клевете превратились даже не в допрос, а в простую беседу, пусть и весьма нервно-эмоциональную.

Вот только если светлые не обратили на эту перемену внимания, то бдительная Эйта…

– Нет, вы только посмотрите на эту заразу рыжую! – прокомментировала белка сверху. – Она уже чуть ли не к столбу на костре привязанная стояла, но стоило только инквизиторам вынуть кляп, чтобы эта темная сказала последнее слово перед смертью, как ее не только сжигать передумали, но щас еще и извиняться начнут! Тьфу! – возмущенно закончила хвостатая и сплюнула в сердцах.

Мне многое хотелось сказать этой рыжей, но я даже головы не повернула, а ответила на вопрос громилы:

– Да. Это по распоряжению ректора мне нельзя было сутки покидать собственную комнату. И по его же приказу на меня надели оковы из аллурийской стали.

Упоминание Тумина придало моим словам веса. И еще на пару градусов охладило пыл светлых. Так что, похоже, самосуд откладывался по техническим причинам: запал пропал. Жаль, что хворост из неприязни, сомнений и недоверия, который разжигает костер гнева в душах, остался. Хорошо бы и его подрастащили, но… это уже из области несбыточного.

А пока же мне, воспользовавшись смятением и затишьем в толпе, стоило удалиться. Как говорится, аудиенция окончена, пора возвращаться к делам, по которым я, собственно, до этого и шла по коридору академии.

– Если будут еще вопросы, я обязательно на них отвечу, но позже. Сейчас же у меня должна вот-вот начаться лекция, – с этими словами, обращаясь сразу ко всем и ни к кому конкретно, я сделала первый шаг, вложив в него всю свою уверенность.

Светлые, стоявшие передо мной, расступились, давая пройти. И я про себя облегченно вздохнула: кажется, пронесло. Но, увы, я не прошла и двух десятков шагов, как увидела Карен. Она стояла в окружении еще нескольких девиц и глумливо, победно улыбалась.

– Эта темная врет! – громко на весь широкий коридор почти прокричала она. – Я ее соседка по комнате. Так вот – этой рыжей сегодня ночью не было!

Она врала. Нагло. Открыто. Но с таким честным выражением лица… И настроение толпы резко поменялось. Как по щелчку. Потому что они были готовы в эту ложь поверить. С радостью поверить. Она полностью совпадала с их мировосприятием.

А я, глядя на скалящуюся Карен, весь вид которой говорил: «Я тебе отомстила! Выкуси!» – подумала: каждый раз, когда в моей жизни случается каюк, я думаю, что он полный, завершенный и окончательный. А по факту выясняется, что это были только подготовительные работы.

На что рассчитывала Карен, делая такое заявление? Да наверняка она думала, что меня сейчас же сметут, не выясняя деталей. Я же темная? Чего со мной церемониться?

– У, ты моя умница! – раздалось из-за спины радостное беличье в адрес моей соседки. – Мочи эту рыжую!

А я приготовилась отбиваться. Собрала все силы, подхватив нити эмоций как можно большего числа светлых. Нужно было разом пустить по этим каналам волну сомнения. Правда, был один нюанс: я поистратила силы до этого. И сейчас была большая вероятность выгореть. Демоны подери! Вот когда пожалеешь о том, что ментальный дар частично заблокирован… Но ничего, я справлюсь. Должна справиться. Просто обязана. Потому что деваться некуда.

Надо только, пока светлые под ментальным воздействием будут колебаться, успеть озвучить правду о Карен и ее любовнике… Как говорится, слово против слова. А потом – клятва против клятвы. И тогда либо Карен произнесет зарок и сгорит от собственной лжи, либо, что вероятнее, откажется от…

– Вот. Ты. Где! – голос, подобный раскату грома, пронесся по коридору, эхом отразившись от его стен. На миг мне показалось, что это Тумин.

Я резко повернула голову и увидела… Снежка. И сейчас он напоминал кого угодно, только не обычного адепта. С его пути уходили еще до того, как он успевал приблизиться, как спешат убраться с дороги хищника.

В каждом уверенном движении Кьяра чувствовалась скрытая сила, опасная, разрушительная мощь. Это была поступь властелина. Того, кто смотрит на мир иначе, чем другие. И даже неприступные отвесные скалы Серебряного хребта ему лишь помеха, но не преграда.

И сейчас он шел к нам с Карен. И смотрел на меня. Только на меня. Холодным, тяжелым взглядом. Так, что захотелось тоже отступить. Словно я и была причиной этой самой ненависти.

Краем глаза я увидела, как еще сильнее соседка расплылась в предвкушающей улыбке. Она не смогла удержаться от того, чтобы не ткнуть в меня пальцем со словами:

– Она во всем виновата!

И Кьяр перевел взгляд на Карен. И та враз сникла. Потому что темные именно так смотрят на будущий труп. И пусть масть дара Снежка была исключительно светлой, но сейчас это не имело значения.

– Ты готова в этом поклясться? – без обиняков спросил он, и красотка побледнела. Это не ускользнуло от многих. А Кьяр меж тем задал еще один вопрос: – Или это голословное обвинение из-за личной ненависти?

Соседка по комнате попятилась, словно ей угрожали. Лишь ее взгляд, которым она сверлила меня, был полон отчаянной злости.

Снежок же встал рядом со мной и отчеканил:

– Кейси Даркнайтс член моей команды. И я, как командир длани, заявляю, что она находится под моей защитой. Любую попытку навредить ей я расцениваю как личный вызов на дуэль.

После его слов в коридоре наступила мертвая тишина, в которой звук колокола, ознаменовавший начало занятий, прозвучал похоронным набатом. И пусть Кьяр был не самым высоким и широкоплечим среди светлых, но желающих выступить против него не нашлось.

Адепты как-то резко вспомнили, что вообще-то пора бы на занятия и… Снежок не стал дожидаться, пока все разойдутся. Он схватил меня за запястье и направился прочь. А я вынужденно заспешила за ним следом.

Вот только путь Кьяр держал, как выяснилось, не в аудиторию. Коридор. Анфилада. Небольшой зал, поворот, коридор поуже и… Светлый резко остановился напротив неприметной двери и дернул ее за ручку. Та оказалась закрыта, но Снежка это не остановило. Пасс рукой – и замок щелкнул, отпираясь.

Это была то ли подсобка, то ли склад. На полках, полуприкрытые мешковиной от пыли, стояли учебные образцы бестий в миниатюре. Судя по всему, при активации подставки магическим импульсом эти твари могли оживать, демонстрируя не только внешний вид, но и повадки той или иной гадины.

Но сейчас гораздо больше малой копии болотной льерны меня интересовал злой, как высший демон, Кьяр.

– Нам нужно поговорить, – тоном «будешь перечить – прибью и не замечу» произнес светлый.

Пришлось подчиниться. И едва мы оказались в каморке и дверь за нами захлопнулась, как я оказалась прижата к стене, а надо мной угрожающе нависал Снежок. Две его руки упирались в кладку по обеим сторонам от меня.

– Ты что творишь, Даркнайтс?!

На меня орали. Натурально. Пусть и не повышая голоса. Почти шепотом, но кричали.

– Ты меня спас, чтобы выместить свою злость? – В крови кипело раздражение.

Лишь несколько мгновений спустя я поняла: оно не мое. Вернее, отчасти не мое. Потому что точно такие же чувства захлестнули сейчас и Кьяра. Негодование. Недовольство. Возмущение и… Тревога. И вот она-то точно была не моей.

– Вообще-то, конкретно сейчас мне хочется тебя прибить, темная! Чтобы мне больше не беспокоиться и не носиться по академии в поисках Кейси Даркнайтс, – признался светлый. – Какого рожна разгуливаешь одна? Ты знаешь, что над твоими приятелями сегодня утром чуть не устроили самосуд? Ректору даже пришлось их из-за этого в карцер засунуть!

Мы орали друг на друга. Вдохновенно. С полной самоотдачей. Спуская пар после произошедшего в коридоре.

– А я об этом знала?!

– Вот теперь точно знаешь! И больше чтобы в одиночку даже в душ не ходила!

– А с кем? – Я с вызовом вздернула подбородок. Да, светлый был прав. Но каким тоном он был прав?! Бесившим до невозможности!

– Ты будешь под моей охраной или присмотром других членов команды, – тон светлого стал суше и жестче.

– В том числе и Самиры Лэйдон? – Память услужливо подкинула имя белобрысой адептки, дуэль с которой у нас срывалась второй раз подряд. Ну-ну… Будет она меня охранять… Разве что от попытки выжить. Лично прикопает под первой же акацией.

– Да. В том числе и под ее защитой. Лэйдон не посмеет ослушаться моего приказа, – Кьяр произнес это так, что я сразу поверила: действительно не посмеет.

– Кто ты такой, чтобы все решать за меня?

– Я тот, кто хочет тебе помочь!

– Почему?

Я посмотрела светлому в глаза, и это стало ошибкой. Мы находились близко. Очень близко для того, чтобы в одной темной осталась хоть капля благоразумия. А что до моего спокойствия… Оно уже давно полетело в Бездну. И судя по тому, как сжались губы светлого, а скулы побелели, не у меня одной были проблемы с самоконтролем.

Глаза Кьяра потемнели так, что в них не осталось ни одного проблеска зелени. Светлый нахмурился, продолжая пристально смотреть на меня, и наклонился ниже. Так, что я ощутила его дыхание на своих губах.

Время вдруг замерло. Сломалось. Раскололось пополам. Остались лишь я, светлый и его подобный раскату грома взгляд. Не было ничего вокруг: ни тусклого светляка, мигавшего над нашими головами, ни пыльной каморки, академии. Реальность, в которой мы находились только что, исчезла, растворилась, превратившись в сон.

Рука светлого медленно оторвалась от стены. Казалось, еще мгновение – и Кьяр дотронется пальцами до моей скулы… Но светлый замер, уже почти коснувшись кожей кожи. А потом отвел ладони в сторону, прикрыл глаза, словно пытаясь обрести душевное равновесие, собраться с мыслями, и… Ему это удалось. Отчасти. Отпрянув от меня, Кьяр рвано произнес:

– Потому что ты можешь помочь мне, – его голос звучал хрипло. И почему-то у меня возникла уверенность: он хотел сказать другое.

– Тебе? Чем?

– Найти пропавшего адепта. – И вроде бы простые слова. Но вот то, как светлый их произнес… Так ставит задачу командир. Так информируют шпиона о миссии… Так разговаривал со мной на допросе по делу отчима дознаватель.

Именно этот самый тон словно стегнул меня. И заставил посмотреть на Кьяра по-другому. Враз вспомнилось молниеносная реакция Бьеркрина в нестандартных ситуациях, когда все его одногруппники-ровесники были растеряны, не представляя, что делать. И ровесники ли? Вчера вечером, когда мы сидели на подоконнике и смотрели в окно, светлый показался мне старше своих лет. А сегодня, в коридоре… В нем безоговорочно признавали лидера. Старшего…

И внутри меня росла уверенность: стоявший передо мной был не тем, за кого себя выдавал.

– Снимай иллюзорную маску, личину или что там у тебя, – потребовала я, провоцируя.

Но главными для меня были сейчас не слова. А то, как светлый на них отреагирует. Я призвала свой дар, пытаясь уловить эмоции Снежка. Если я ошиблась в своих предположениях, то должна была уловить злость, недоумение, растерянность… Все то, что испытывает человек, когда не понимает, о чем речь.

Но… ничего этого не было. А вот интерес… Он был. Как и легкое удивление, что бывает у ведьмы, которая слегка ошиблась в рецептуре. И теперь, глядя на сваренное зелье, размышляла: как же интересно у нее получилось…

Хотя внешне светлый остался невозмутим. Не дрогнул ни единый мускул на его лице, даже взгляд остался прежним.

– Почему ты решила, что у меня есть личина? – задал он закономерный вопрос.

– Вообще-то, до того, как ты не отреагировал на мой вопрос, я еще ничего не решила, но, судя по твоей реакции, она все же у тебя есть. Поэтому спрошу: кто ты такой? Агент? Дознаватель? Только предупреждаю: ложь я узнаю сразу…

– Менталистка… – понимающе усмехнулся Кьяр.

Я выразительно изогнула бровь, ничего не ответив, и скрестила руки на груди.

– Что ж, похоже, без объяснений не обойтись, – светлый криво усмехнулся. – Увы, мне придется тебя разочаровать. Я не шпион на службе короны. И личины у меня нет. Все гораздо проще. Я бастард, который присматривал за младшим сводным братцем.

Оказалось, что кое в чем я все же была права: Снежок был старше меня и остальных одногруппников. Но эльфийская кровь, которая текла в светлом, хотя бы здесь не помешала, а помогла: выглядел Кьяр моложе своих лет.

А еще он успел окончить Вейхонскую академию, что на севере. И даже отслужить несколько лет на границе. Ему бы по договору с академией предстояло еще пять лет уничтожать бестий близ Шумерлинских топей, рискуя каждый день жизнью и отрабатывая долг за обучение, но тут объявился отец, которого Кьяр до этого ни разу не видел. Лишь знал от матери, которая была наполовину эльфийкой, что есть такой герцог Дорс. Правая рука и тень императора Аврингроса Девятнадцатого. Тот, кому Снежок обязан появлением на свет, и тот, кто отказался от сына при рождении.

И вот спустя столько лет он появился перед Кьяром с весьма необычным предложением – сыграть роль сына. Настоящий, законный наследник рода Дорс отправлялся в академию Южного Предела, где традиционно обучались будущие дипломаты и военные. Инкогнито, под вымышленным именем, разумеется. Конспирация нужна была не для того, чтобы аристократа как-то особо не выделяли преподаватели. Скорее чтобы не узнали подсылаемые убийцы. Дорс был на политической арене одной из ключевых фигур. И врагов у него было достаточно. Потому за жизнь своего единственного законного наследника он опасался.

А вычислить того среди толпы адептов было удобнее всего по чарам крови… Но у герцога имелся же еще один сын. Которого не жалко. Бастард…

Дорс предложил Кьяру побыть мишенью для убийц за определенную сумму. И… оказался послан далеко и надолго. Но, увы, тени императора этот маршрут, видимо, был знаком, а может, проводник попался хороший, но, так или иначе, вернулся аристократ оттуда быстро и с сувенирами. В смысле уже не только с деньгами, но и с предложением куда более заманчивым.

Отец предложил бастарду не только погасить долг за его обучение, но и сделать так, чтобы имя Кьяра Бьеркрина исчезло из списков тайной канцелярии.

А все дело в том, что дар у квартерона был девятого уровня. Почти высший. Маги с таким потенциалом обычно стояли на учете у особого отдела. И их склоняли к службе на благо империи. Кого посулами, кого угрозами. К Кьяру тоже перед выпуском приходил человек в сером мундире. Говорил о перспективах, убеждал, что в столице его ждет блестящее будущее. Но Снежок уже к тому времени понимал: за вход в особый отдел – медька, за выход – золотой. И то, скорее всего, этот самый выход будет выносом. Причем вперед ногами.

Когда на распределении перед Бьеркрином встал выбор – пойти в агенты или стать боевым магом в приграничном гарнизоне, он без колебаний выбрал второе. Хотя и понимал, что эта отсрочка временная. А когда закончится отработка долга академии, к нему опять придут. С этим же настойчивым предложением, от которого очень тяжело отказаться.

Но тень императора знал, как сделать так, чтобы о Кьяре забыли. И Снежок, подумав, согласился. Договор скрепили клятвой крови.

Спустя месяц вместе с Олавом Локиром в академию поступил еще один маг – Кьярвэль Бьеркрин. С пятым (благодаря ограничивающим магию браслетам, созданным лучшим столичным артефактором специально по тайному заказу Дорса) уровнем дара. И его кровь отзывалась на поисковые заклинания, направленные на потомков древнего рода.

– Сколько раз на тебя покушались во время учебы? – я все же не вытерпела и задала вопрос.

– Пока что тринадцать. Но выпускной год еще не закончен… – усмехнулся Снежок.

– А как же Олав?.. – Мне не нужно было пояснять. Светлый все понял.

– Зелье искажения крови. Благодаря эликсиру, наемники не смогли вычислить наследника. Но, сама понимаешь, им нужно было все равно каждый раз кого-то находить…

– Тебя… – прошептала я.

– Меня, – как-то буднично согласился светлый.

Я, посмотрев на Снежка, подумала: не такие уж мы и разные. И пусть он светлый, а я темная, но нам обоим высокий уровень дара доставил больше проблем, чем пользы. Мы были вынуждены скрывать его, чтобы жить нормально.

Просто мне повезло чуть больше: когда сила только начала проявляться, мама озаботилась тем, чтобы на нее не успели обратить пристальное внимание. И этим спасла меня от тех самых предложений, которые так настойчиво поступали Кьяру от тайной канцелярии.

– Так что если не найду Олава, то, получается, нарушу кровную клятву, данную отцу. Я ведь должен был обеспечить безопасность наследника. И то, что я пока не умер от удавки зарока, свидетельствует лишь о том, что и братец тоже еще не отправился к праотцам. Так что мне нужна твоя помощь, Кейси Даркнайтс, чтобы найти наследника рода Дорс, пока он жив, чтобы и самому вместе с ним не сдохнуть.

– И ты доверишься в таком деле темной?

– А у меня есть выбор? Только вы, дети Мрака, разбираетесь в том, как быстро отделить мету от хозяина, чтобы при этом оба остались живы… Так что да, я доверюсь тебе, Кей. Несмотря на все тайны, которые ты скрываешь, – произнес он.

Я закусила губу. Вот демоны! Как он догадался?! Видимо, мое лицо в этот момент было весьма выразительным, потому как светлый пошатнулся, словно его ожгло болью, а затем посмотрел на меня в упор и сухо спросил:

– Я тебя пугаю?

Вот только если внешне Кьяр был невозмутим, то отголоски его эмоций, которые я ощущала, были сродни горному потоку после ливня – стремительному, напористому, полноводному, в котором перемешались вода, камни, песок, обломки стволов и веток… Тревога, злость, нежность, негодование, досада, надежда…

– Чтобы светлый напугал темную? – Я вскинула бровь. – Не дождешься! Я никого не боюсь и не поддаюсь на шантаж.

– Я не собирался тебя шантажировать, если ты подумала об этом. Просто предложить хотел сотрудничество на выгодных для обоих условиях, – он произнес это сквозь зубы, тоном «хорошо, темная, я буду говорить на твоем языке».

– И в чем же будет моя выгода от помощи тебе? – выпалила я и подалась чуть вперед.

Хотела, чтобы это выглядело угрожающе. Увы. Наши глаза были не на одном уровне. Я уступала светлому в росте. А пугающе смотреть снизу вверх… эффект-то не тот! Поэтому я встала на цыпочки, чтобы оказаться с Кьяром нос к носу. И это почти получилось. Вот только балансировать на мысках оказалось дико сложно. Но что не сделаешь, чтобы быть ужасной и циничной темной! И я старательно отыгрывала свою роль.

– В том, что тебя не убьют. И, когда мы найдем настоящего виновного в исчезновении братца, освободят твоих сумеречных приятелей, если они к этому непричастны.

«Значит, главное в ходе намечающегося поиска Олава действительно не выйти на темных, в смысле самих себя», – сделала я мысленную пометку.

– А если это сделала я? – задала еще один провокационный вопрос.

Кьяр ничего не сказал. Лишь усмехнулся. Сейчас он не скрывался под маской обычного адепта: взгляд его видел многое, но почти ни о чем не говорил собеседнику… Подумалось: из этого светлого мог бы выйти умный политик, проницательный дипломат… Но случился адепт под прикрытием.

– Что, если так? – не выдержала я, переспросив.

– Кей, я верю в твои таланты, но даже архимаги не способны колдовать в браслетах из аллурийской стали.

Я про себя фыркнула. Ну вот как с этим светлым быть?! Изо всех сил тут пытаешься быть коварной, злобной и подозрительной… А тебя разделывают под орех, вместо тебя доказывая на раз твою же невиновность… Додумать я не успела, банально потеряв баланс, и полетела носом вперед. Прямо на Кьяра.

Светлый поймал меня, прижав к себе и не спеша отпускать. А я не торопилась отстраняться. И вроде бы простой жест. Всего лишь краткое соприкосновение тел… Ничего особенного. Но нет. Особенное было. Кьяр обнимал меня, словно тем показывая, что знает: от меня не нужно ждать опасности. Что я не обману, не ударю в спину… Он не боялся подпустить темную к себе близко. А мне… было просто хорошо, уютно, спокойно в объятиях светлого. Мне! Менталистке, которая обычно людей сторонилась, потому что отлично знала, чувствовала, что от каждого из них ожидать, что прячут обманчивые улыбки…

На миг прикрыла глаза и… Еще в детстве я знала: из меня выйдет толк. И правда, весь толк куда-то к двадцати с хвостиком годам вышел. И осталась, видимо, одна легкая, как весенний ветерок, дурь. Потому что разумная дочь мрака ни за что не согласилась бы помогать светлому. Только исключительно дурная.

– Хорошо, я согласна, – отстранившись так, чтобы видеть лицо Снежка, глухо произнесла я. – Но для начала мне нужно взглянуть на мету Олава. Она, я так понимаю, в отличие от твоего сводного брата, не пропала?

– Да, она не исчезла… Но есть некоторые трудности…

(обратно)

Глава 7

– Некоторые трудности? – подозрительно переспросила я. Уж больно интонация светлого мне не понравилась. И уточнила: – И какие именно?

– До приезда дознавателей мета Олава находится у Скалы. Поэтому, чтобы на нее взглянуть, нужно ее у ректора позаимствовать.

Ну светлый! Даже прозаическое «спереть» в его устах получило дипломатический оттенок… «Позаимствовать»… Ну-ну…

Как бы это ни звучало, но встречаться лишний раз с ректором мне не хотелось. Особенно при таких обстоятельствах, когда я ворую мету пропавшего адепта из кабинета Тумина. Вот только куда деваться? Не найду настоящего преступника, как пить дать светлые обвинят Сьера и Вэрда. И быстренько организуют им инквизиторский костер с полным пансионом. К слову, надо бы парней навестить в карцере и спросить ненароком, не они ли это. Я, конечно, сомневалась, какого грыхта им вздумалось бы провернуть подобное, но вдруг…

От разом свалившихся на меня спасательно-воровательных задач голова пошла кругом. Причем на этот раз без помощи Эйты. Я даже малодушно подумала: жаль, что у меня нет легкой придурковатости. Она, само собой, темной для обучения в светлой академии необязательна, но определенно может помочь, чтобы выжить здесь. Потому что небольшая безуминка – это сразу плюс сто к уверенности, бесстрашию и отваге. В общем, к тому, чего мне сейчас малость не хватало.

Но я постаралась приободрить себя. Спереть мету и даже не у хозяина, а у временного хранителя? Пусть даже тот и ректор… Пф! Да что может быть проще?! К тому же за моими плечами опыт поколений, мастерство, оттачиваемое с детства, и личный талант вляпываться в неприятности на ровном месте. И, поймав себя на последних мыслях, я еще раз убедилась: мотивация – это явно не мое. И, прогоняя прочь сомнения, поинтересовалась:

– Ну и когда мы будем «заимствовать» из кабинета Тумина мету?

– Нужно успеть сегодня вечером. Завтра прибудут дознаватели из столицы и до нее будет уже не добраться, – проинструктировал меня светлый и добавил: – И да, мета не в рабочем кабинете Скалы, а у него дома.

– Дома? – потрясенно переспросила я. Все же логичнее было бы хранить улику в академии…

Эту мысль и озвучила. Тут выяснилось, что кабинет Скалы того… скоропостижно скончался, утопившись. А все потому, что, когда Сьера и Вэрда доставляли пред грозные ректорские очи, конвоиры были слегка на взводе и перебдели. Воднику показалось, что некромант шелохнул… в смысле захотел удрать, когда темные входили в приемную. Ну боевик и зарядил водным шаром. А Сьер, не будь дурак, использовал не просто щит, но и усиливающий отраженный удар, чтобы тот полетел в своего отправителя. Вот только траектория полета отзеркаленной атаки сбилась и…

В общем, оказалось подмоченным все: и репутация конвоиров, и мантия секретаря, и дела в папках. Сухим из этой воды вышел только Тумин, поставивший перед собой полог. А вот остальных окатило как из ушата.

Ректор отправил дружно всех: и темных, и их стражей – сушиться в карцер.

– Так что сейчас кабинет Скалы опечатан и там работают гномы. А мета наверняка у ректора дома…

Удар колокола, ознаменовавший конец занятия, вторил словам Снежка. Отстраненно подумала, что лекцию по бестиологии мы прогуляли. И ее надо бы наверстать. А еще доклад напополам с моей недодуэленной противницей писать…

Нет, с этими интригами и заговорами просто не остается времени на нормальную учебу!

– Кажется, нам пора. Не стоит прогуливать еще и занятие профессора Мортимера. Он очень мстительный, – словно угадав мои мысли, произнес Снежок.

– А что за предмет он ведет? – поинтересовалась я. Признаться, свиток с расписанием я хоть и изучила, но сегодня, спеша на занятия, запомнила только, что вот-вот начнется бестиология. А что дальше – не посмотрела.

– Иллюзии и маскировка, – многообещающе усмехнулся Снежок. – Тебе понравится: на его занятиях часто можно подышать свежим воздухом, поиграть в активные командные игры…

«Тебе понравится», – спустя удар колокола повторила я, мысленно передразнивая Снежка и выплевывая изо рта попавший туда песок.

Магистр Мортимер оказался преподавателем от демона! Хитрым, изощренным – в общем, как и все здешние магистры, неповторимым и уникальным в своем роде. Особенно уникальной он был сволочью. В общем, не знала бы, что он светлый, приняла бы за темного. Однозначно.

Легким движением руки Мортимер дернул за рычаг преобразователя, и полигон, на котором стояла наша группа, начал трансформироваться. Мы оказались в центре зыбучих песков. И, пока группа медленно тонула, преподаватель стал объяснять сегодняшнюю тему.

Как выяснилось, нужно было самостоятельно изучить параграф учебника, посвященный стабилизации текучих материй. А сейчас, в условиях, максимально приближенных к реальным, применить заклинание затвердения.

– Смотри и повторяй за мой! – рявкнул Снежок, который был рядом.

Надо ли говорить, что я была само внимание и прилежание. И у меня даже получилось все с первого раза. Лишь когда ноги почувствовали под собой опору, я смогла выдохнуть. Вот ведь! До этого момента я думала, что принцип «кто умрет на практикуме, на теорию может не приходить» – это исключительно метода преподавания темных. Но нет. У светлых был свой педагогический гений! Магистр Ромирэль, живший более трехсот лет назад. Он-то и разработал уникальную авторскую методику, которую активно сейчас внедрял Мортимер.

Зато не могла не признать – получилось эффективно: это заклинание я теперь в жизни не забуду. И могу поспорить, что домашнее задание готовят все адепты на курсе. Никто не филонит!

Пока же мы, закопанные кто на треть, кто на половину, а иные и по плечи в песок, откапывались, преподаватель озвучил нам вторую задачу. Добраться по этим самым зыбучим пескам, используя уже имеющиеся знания по маскировке, до дворца (роль последнего выпала на долю дощатого сарая на краю полигона). И выкрасть оттуда депешу с донесением.

Не знаю с чего, но я восприняла эту задачу едва ли не как личный вызов. Может, оттого, что получила законную возможность потренироваться; может, потому, что магистр заявил, что тех, кто не справится с заданием или не уложится в отведенное время, ждет дополнительная каторг… в смысле занятия до самой ночи по принципу «пока не получится». А бонусом к ним – и минус один балл к оценке при каждой следующей попытке. С таким подходом получалось, что даже «отвратительно» тут надо постараться, чтобы заслужить.

А когда этих «отвратительно» наберется достаточное количество – это будет поводом для отчисления. И… если для адептов, обучавшихся за счет казны, это означало полную единовременную выплату средств, затраченных на обучение, то для меня – высылку на родину, где меня примут с распростертыми кандалами.

Зато участникам длани, которая первой выполнит задание, магистр обещал поставить высший балл. Мне, как прогульщице поневоле, которая пропустила занятия из-за ареста, хорошая отметка была нужна. И еще как! Поэтому, едва прозвучал сигнал, я, как и светлые, резво по-пластунски поползла к цели. Костеря про себя Мортимера и еще не подозревая, что меня ждет в этом заползе не на жизнь, а на оценку.

Первой «радостью» оказалось обретенное знание, что не зыбучими песками едиными богат полигон. Там обретались еще и твари. И пусть те были не совсем настоящими, но песчаный щитогрыз в три человеческих роста был вполне себе натурален, особенно когда выстрелил шипами. Те оглушили зазевавшегося адепта. И тот сразу выбыл из учебного процесса, мгновенно угодив в лечебный.

А Мортимер на миг лишь недовольно скривил поджатые губы. Я поняла: смотреть на мучения адептов с такой невозмутимой миной способен лишь человек с каменным сердцем. Потому сделала мысленную пометку: если что – стрелять этому преподавателю нужно исключительно в голову.

– Чтоб этому Мортимеру работать только удаленно от адептов! – в сердцах пожелала я, сплевывая очередную порцию песка. Вроде бы просто сказала, а оказалось – прокляла.

Правда, это выяснилось позже. Как и то, что наш магистр еще читал и лекции по теории некромантии. Практикумов, ввиду особенностей масти дара адептов, не проводилось. Видимо, сей исключительно темный предмет изучался светлыми по принципу: чем лучше знаешь врага, тем проще его уничтожить.

В общем, ночью работа магистра Мортимера, восставшая из коровьего могильника, пришла к Мортимеру на дом, гремя скелетом. Так сказать, проклятье и буренки сошлись на удаленке… Все, как, значит, я, темная, и заказывала у низших сил… Жаль только, что Мортимер ничуть не испугался. Зато знатно оскорбился: почему скелет был не человеческий? Никакого уважения у адептов к преподавателю при организации ему пакостей! И развеял скелетину к архам вместе с моим чернословием.

Но это было потом. А пока со мной едва не случился малый песчаный ревун (вовремя успела швырнуть в его пасть пульсар), душеглот (спасибо Снежку, который его пришиб) и конкурент из соседней команды, решивший, что если избавиться от меня, то это увеличит шансы его длани на победу. Он запустил в меня огненным арканом. Я приготовилась принять его на щит, но плеть перебил кто-то слева.

Я оглянулась и увидела… Белобрысую! Мою противницу по так и не состоявшейся дуэли.

– Чего вылупилась? – буркнула недовольная Самира Лэйдон. – Я просто тебя сама лично пришибить хочу. Но после того, как мы выиграем. Так что шевелись давай. И прикрой нас. Раз ты у нас вторая маскирующая. Гриз вон на нуле. Он щас даже простые чары отвода глаз не сможет накастовать. – И она кивнула на жилистого русоволосого парня с выбритыми висками, который змеей полз по песку.

Рядом с ним двигались почти синхронно еще двое светлых. Снежок – чуть сбоку. Ну и мы с Самирой в конце. Я кивнула, дескать, все поняла. А затем набросила на нас шестерых (со мной в качестве довеска длань получилась не стандартной, а усиленно укомплектованной сразу аж двумя маскирующими) самый мощный морок, который знала. А то, что его, скорее всего, не проходили на занятиях светлые… Так Мортимер сам сказал: используем имеющиеся заклинания по маскировке. Не уточняя, какие именно.

Плетение опустилось на тела участников нашей длани. Благо все мы были рядом.

Миг. Второй. И наши спины, словно одеялом, покрыл слой песка, превратив в этаких наземных скатов, у которых края мантии визуально не отделимы от ландшафта. Мы не то чтобы просто слились с местностью, мы стали ей. Шестью такими мини-барханами.

Наши эмоции, сознание я прикрыла ментальными щитами, а дополнительным стабилизирующим плетением приглушила все запахи, звуки. Даже тепло, что обычно исходит от тел, постаралась убрать.

Причем нас за естественную среду обитания приняла даже парочка тварей. Они прошелестели своими чешуйчатыми длинными телами прямо по спине Гриза, приняв его за обычный холмик. И атаковали кого-то из другой длани.

Снежок на это ничего не сказал. Только посмотрел на меня, без слов предупреждая: «Будь осторожнее». И я была такой до самого дворца… тьфу, сарая.

А потом слегка потеряла бдительность, а вместе с ней и концентрацию внимания. Плетение, которое я до этого момента удерживала, распалось. Иллюзия стекла с нас этим самым песком. Мы ввалились в хибару первыми. Кьяр без труда нашел спрятанный под дощатым полом конверт. А я услышала одобрительное от светлого:

– Классная работа! Никогда о таком плетении не слышал, – улыбнулся мне светлый и протянул открытую ладонь для знакомства, представляясь: – Меня Гризом зовут.

Я ответила на рукопожатие со словами:

– Да, я рада. Сама первый раз его опробовала. Хорошо, что сразу получилось. – И широко улыбнулась, искренне довольная результатом.

Тут парень, отпуская мои пальцы, которые до этого держал в своей ладони, закашлялся. А остальные (кроме Снежка, который уже представлял, что от меня можно ждать) воззрились на меня с возмущением.

– То есть как это «первый раз»? – подозрительно уточнила Линдси.

– Ну… Я же теоретик. Мне положено знать, но применять – не обязательно…

– А если бы оно не сработало? – продолжала допытываться белобрысая.

– Это было бы лучше, чем когда оно сработало бы, но не так, как надо, – обрадовала я ее, не став добавлять, что при неверном расчете векторов этого плетения мы все могли сами врасти в грунт.

Судя по тому, какая волна недоверия пошла от светлой в мою сторону, она явно что-то заподозрила. И не она одна. Но так или иначе свое «великолепно» наша команда получила.

Следующим по расписанию стояла магометрия. Но перед ней был большой перерыв. Его пришлось потратить на душевую. Потому что после такого занятия казалось, что я вся состою из этого самого песка. Так что никакие очищающие чары не справились бы. Только вода.

До кабинки сопровождала жутко злая Самира. И едва я встала под струи воды, как услышала, что за хлипкой реечной перегородкой зажурчала вода. Моя недодуэленная противница и тут решила не отходить от явно бесившей ее темной далеко.

Мы были первыми и успели ополоснуться до того, как душевая стала наполняться запыленными адептками. Уже одевшись, стоя у окна рядом с помывочной раковиной, я не удержалась и спросила:

– Зачем?

– Я тебя охраняю? – без дополнительных пояснений поняла Самира и жестко усмехнулась. – Во-первых, это приказ командира. А Бьеркрину не перечат. Во-вторых, ты теперь часть длани, часть нашей команды. А своих не гасят, как бы этого ни хотелось. К тому же ты хоть и зараза, темная, но магом оказалась сильным. И сегодня помогла нам выиграть…

Она оборвала речь, словно хотела сказать еще что-то. Я почувствовала ее сомнения и… некоторую нерешительность. Тонкий флер. Но я ухватилась за него и, следуя скорее интуиции, чем логике, продолжила за светлую:

– А в-третьих…

– И откуда ты такая проницательная на мою голову?! – фыркнула Самира – Да, горгулью мне в печенки! Есть еще и в-третьих… Мне стыдно! Нет, не перед тобой, темная. Даже не мечтай! А за себя. Что я не смогла сдержаться на зельеварении. Это недостойно ни звания адепта академии, ни наследницы рода Лэйдон. Размазывать противника тонким слоем по брусчатке, если это не боевые действия, надо в честном поединке.

Она говорила это, глядя вперед и только вперед. Не думая оправдываться передо мной. Гордая, хоть и не без спеси, упрямая, привыкшая делить мир только на черное и белое, не признавая других оттенков, благородная, со своими принципами, но… не дура! Я взглянула на эту светлую по-новому. И подумала, что темная на ее месте не удержалась бы и попыталась если меня не прибить, то проклясть уж точно. А эта… держится!

– Не переживай насчет срыва. Перед Эйтой тяжело устоять, – просветила я Самиру.

– При чем здесь Госпожа Безумия?

Светлая медленно присела на подоконник, благо тот был невысоко. Правильно. Некоторые новости лучше обдумывать не на ногах.

– При том, что это она тебя подначивала. Не знаю, насколько уж эффективно, но…

– Откуда ты знаешь, что Эйта там была? – Лицо блондинки вмиг стало белым как плотно.

– Я же менталистка. Поэтому могу видеть ее и не терять рассудок. А белку, в свою очередь, это бесит…

Что именно заставляет психовать пушистую – мой дар или то, что я не поддаюсь ее чарам, – светлая даже уточнять не стала. Ее глаза сузились, крылья носа затрепетали, а кулаки сжались, и она прошипела, сдерживаясь явно из последних сил:

– Так это Госпожа Безумия появилась в академии из-за тебя? – сделала она правильные выводы и добавила: – Знаешь, темная, ты, похоже, меня сейчас доведешь так, что со мной случится приступ. И после него тебя некому будет даже похоронить…

Реакция Самиры была бурной. Очень. А ее эмоции едва не сбивали меня с ног. Но в шквале из ярости, ненависти и желания свернуть одной темной шею был еще и… испуг. Я зацепилась именно за него, задав следующий вопрос:

– Ты боишься Эйту?

Мой вопрос оказался эффективнее любого тарана. Он пробил ту стену эмоций, которая держала оборону крепости по имени Самира Лэйдон. И я поняла, откуда эта ярость, злость. Сильными эмоциями она закрывалась, как щитом. Чтобы не выглядеть слабой. В своих глазах слабой. Я просто оказалась той, кого можно горячо ненавидеть.

И вдогонку к вопросу пустила еще и пси-волну, приглушая в светлой гнев и усиливая нерешительность, робость, сомнения…

Девушка вздрогнула, как от удара. Ее психологическая броня пошла трещинами и рухнула. Светлая опустила голову. Ее пальцы впились в подоконник так, что костяшки побелели, и она, чуть прикрыв глаза, прошептала:

– Мой брат… – Она сглотнула. Слова давались ей с трудом. Так мог говорить только тот, кто долго держал все в себе, крепился до последнего и… именно поэтому сейчас делится болью не с кем-то близким, а с тем, кто просто случайно оказался рядом. – Он ушел в Лабиринты Безумия. Его запечатали. Я теперь единственная наследница рода.

Пояснения мне не требовались. Она боялась. Боялась, что с ней случится то же самое. Что она, как и брат, потеряет рассудок. А еще давил груз ответственности перед семьей. Двойного долга: за себя и за брата…

Я знала, что после этого признания, после мгновений слабости, которым я оказалась свидетельницей, Самира возненавидит меня еще больше. Но… я сама на нее не могла уже больше злиться как прежде. От всей своей темной души. Что-то во мне перевернулось.

– Как же ты меня бесишь, проклятая менталистка! – взяв себя в руки, выпалила светлая, видимо, догадавшись о причинах своей откровенности.

– Бесить – это первое, чему учат темных после рождения, – отозвалась я. – Но, как бы мы ни раздражали, мы можем предложить то, от чего светлые порой не могут отказаться.

– Например? – прищурилась Самира.

– Например, я могу тебе помочь избежать безумия.

– С чего бы тебе причинять мне добро, темная? – Сколь сильно ни была зла светлая, она смогла взять контроль над своими эмоциями.

– Добро? Этого слова нет в моем словаре. Зато есть «взаимная выгода». – Я почувствовала, как при этих словах в Самире промелькнула искра заинтересованности. Светлая не была наивной и понимала, что просто так ничего не бывает. И поверит моим словам только тогда, когда я что-то попрошу взамен.

А мне нужен был потенциально способный к срыву маг. Для того, чтобы опробовать на нем защиту от Эйты. Ведь до этого я экспериментировала только на себе – обладательнице ментального дара. Но как поведет себя мое плетение на другом чародее, не телепате? А то, что пушистая сделает попытку захватить разум этой светлой, – как пить дать. Раз с братом у рыжей такое получилось… Не факт, конечно, что Эйте удастся пробиться в разум Самиры, но родственников обычно белка проверяла долго. Причем не в одном поколении… И порой повторный улов тоже бывал удачным.

Я вкратце описала условия сделки. Блондинка подозрительно глянула на меня. Я прямо слышала, как трещит по швам любимый шаблон светлых: не жди от темных ничего хорошего. Наконец девушка глухо произнесла:

– Я подумаю… – И, выдохнув, она добавила: – Но не рассчитывай, что из-за этого я стала лучше к тебе относиться и наша дуэль отменяется.

Усмехнулась: гибкость ума этой светлой способна обломать самую железную логику у любого темного.

Впрочем, я не успела хорошенько обдумать эту мысль. Время большого перерыва истекало, а мне нужно было еще кое-что узнать.

– Подумай… – покладисто согласилась я. – А пока размышляешь, не подскажешь мне, в какую камеру определили моих подель… друзей? Тебя же наверняка как раз выпустили из карцера примерно в то же время, что и Сьера с Вэрдом туда «поселили»…

Светлая на это оценивающе хмыкнула и просветила меня, где искать некроманта с чернокнижником. Оказалось, они обретаются в той же камере, что до этого Самира. Она подробно описала, как добраться до зарешеченного окошка карцера.

А затем мы поспешили на последнее на сегодня занятие. К слову, оное на этот раз прошло для разнообразия нормально. Магистр Шлобс – невысокий коренастый полугном в годах – оказался хоть слегка и нудноватым, но предмет свой знал на отлично. Если бы еще его голос не нагонял сонливость, цены бы ему не было. Но я старательно боролась с зевотой и записывала структурную формулу для аркана Схроха, а также возможные вариации основной модели для различных сред.

А еще чувствовала, что на меня пялятся одногруппники. Ощущала их взгляды как прикосновения. Липкие, неприятные, любопытные и полные ненависти. Кьяр заставил адептов не приближаться ко мне. Но он не мог сделать так, чтобы на меня несмотрели.

И вот среди этого болота из чужих эмоций, в которое угодила, я почувствовала, как до меня дотронулось что-то светлое, ласковое. Обернулась, чтобы увидеть Снежка.

Я поняла: как бы ни было темно вокруг, какое бы ослепительно-обжигающее солнце ни сияло над нами, он всегда сможет отыскать своим взглядом мой. Это придало мне сил не только во время лекции, но и после. И когда в обед я со своей командой шла, держа поднос с едой, мимо столов и слышала шепотки, то каждый мой жест был полон уверенности. Я не боялась. Потому что знала: я не одна. Рядом шел Кьяр. А сзади – Самира с Гризом. А еще Мик и Рэндол – щит и атакующий из нашей длани.

Перекусив, попрощалась с парнями, чтобы вместе с Самирой отправиться в общежитие. Но Снежок успел шепнуть, что будет ждать меня в полночь под окном прачечной. Я лишь кивнула.

Планировала, что мы со светлой дойдем до своих комнат. А потом я, выждав немного, тихонечко выскользну и проберусь под покровом заклинания отвода глаз к окошку карцера, где сидят Сьер и Вэрд. Но рядом с фонтаном Самира вдруг резко остановилась и, нарушив молчание, в лоб спросила:

– Ты ведь к своим темным собралась?

– Знаешь, с такой прямолинейностью тебя, наверное, часто заносит? Особенно на поворотах, – не смогла удержаться от ехидного замечания.

– Это уже не мои проблемы, а тех, кто оказался рядом с моей метлой, – в тон мне ответила Самира, и не думая обижаться. Видимо, она смирилась, что темная – это синоним язвительности, и просто перестала воспринимать мои шпильки. – Так я права, ты к ним?

– Да, – не видя смысла отрицать, ответила я.

– Тогда я с тобой.

– Не стоит. – Мне не нужны были лишние свидетели разговора с Вэрдом и Сьером.

– Затем, чтобы мне Бьеркин за недосмотр не намылил шею, а тебе ее же не свернули жаждущие мести адепты. Горячих голов в академии много, вот только та, которая может мне помочь защититься от Эйты, – одна. И она, к прискорбию, на твоих плечах, – тоном «и я бы ее с удовольствием открутила, если бы не обстоятельства» произнесла Самира.

– А ты умеешь убить словом, – заметила я.

– Кстати, очень полезное умение… Учись ему, пока я жива, темная. А то пульсаров-то на всех не напасешься.

Я на это лишь усмехнулась: кажется, кто-то решил составить мне конкуренцию за звание первой язвы в академии…

Зато за беседой мы не заметили, как дошли до невысокого одноэтажного здания, в котором и находился карцер. Окошки были такие узкие, что напоминали бойницы. Отсчитав нужное, мы, под прикрытием кустов, пробрались к нему, и я попробовала подпрыгнуть, чтобы ухватиться за решетку.

Увы, было слишком высоко. Но темные – народ упрямый. Для нас нет недостижимых целей – есть длинный перечень отговорок, большой процент нежелания или недостаточный стимул. Правда, учеба в тайрийской академии успешно избавляла от первого, второго и наддавала как следует третьего. Поэтому я была столь решительно настроена, что, если бы мне не удалось допрыгнуть до окна, я бы устроила подкоп.

Но от обдумывания запасного землеразрывательного плана, когда я готовилась штурмовать высь стены в третий раз, меня отвлек голос Самиры:

– Ладно. Давай помогу. Так и быть, лезь на плечи…

Меня дважды просить не пришлось.

– Да не на шею же! – спустя пару ударов сердца придушенно прошипела светлая. Причем ее голос был такой тональности, что даже я затруднилась бы сейчас определить, кому он принадлежит, парню или девушке.

– А ты не елозь подо мной, – так же возразила я.

– Кому говорю – поменяй позу! – просипела светлая. – Мне неудобно!

– А мне, думаешь, удобно? Я сейчас все коленки себе обдеру!

– Совсем эти адепты страх потеряли! – раздался возмущенно-брюзжащий старческий голос с другой стороны кустов, там, где была парковая дорожка. – Средь бела дня! И заниматься развратом в кустах… Я все ректору доложу, охальники!

– Влипли, – прохрипела Самира. – Это гоблинша-комендантша. Сейчас она как попрет напролом через кусты…

Но я, в отличие от светлой, чувствовала эмоции, которые испытывала ворчавшая с другой стороны кустов блюстительница морали. Так вот. Абсолютной решимости там и в завиданках не было. Скорее, гоблинша храбрилась, налегая на свой авторитет. И ждала, когда мы сами выйдем.

Я пустила в ее сторону волну нерешительности, переходящую в панику. А потом вслух громко, четко и выразительно озвучила комендантше свое предложение. От всей моей черной души, между прочим! Я пригласила ее присоединиться к разврату.

Гоблинша почему-то отказалась приобщаться к нам. На что я, в принципе, и рассчитывала. Зато ее каблуки бодро застучали по булыжникам, и грозное: «Я доложу!» – вдруг прозвучало в отдалении. Но я не обольщалась, что комендантша так просто сдастся. Наверняка приведет с собой подмогу. Поэтому действовать надо было быстро.

Едва мое лицо оказалось на уровне решетки, как я вцепилась в прутья. В камере сидели на тюфяках из соломы Сьер и Вэрд. И даже фингал под глазом у одного и распухшая челюсть у другого не смогли скрыть выражение крайней заинтересованности на лицах темных. Видимо, они тоже услышали наш весьма интригующий разговор, но решили вести себя в лучших традициях удачи: были, как она, на моей стороне, но в судьбу не вмешивались.

– Кей?! – подорвался с места Сьер. Он, как и я, не доставал до окна даже в прыжке, поэтому стоял, задрав голову, и прищуривался против света.

Времени было немного, и вместо тысячи приветствий я задала один вопрос:

– Вы причастны к пропаже Олава?

– Мы тофно не кфали его мету, – за обоих сразу ответил Вэрд. Правда, шепеляво. Потому как челюсть у него знатно разнесло: похоже, в ректорском кабинете в ход пошли не только заклинания, но и кулаки.

Но я зацепилась за это «не крали». Если бы темные были абсолютно уверены в своей непричастности, то чернокнижник ответил бы, повторив мою формулировку.

– Учтите, сейчас мне точно нужно знать: отмазывать вас и прикрывать или копать…

– Могилу? – «нам» Сьер не сказал, но его интонация была столь выразительной, что домыслить труда не составило.

– Мяу! – вклинился в наш важный разговор кошачий вопль на одной ноте откуда-то снизу.

Следом за ним послышалось шиканье Самиры. Но мне было не до разборок кота со светлой.

– Сплюнь! – возмутилась я словами темного. – Не могилу, а доказательства копать. Вашей невиновности, заметь! Но в ней я должна быть уверена. А то вдруг нарою столько улик, что на три инквизиторских костра для каждого из вас хватит! – я почти рявкнула и почувствовала, как спина, на которой я стояла, возмущенно округлилась. Самира без слов намекала: «Темная, совесть поимей! Что за речи вообще ты там ведешь? Я тут тебе вообще-то помогаю, а не преступникам избежать наказания потворствую!»

– Кей, мы оба можем поклясться, что мету у этого олуха, в смысле Олава, не брали, но… у Сьера вчера пропала брошюрка с простейшими заклинаниями. Детская. Из тех, по которым мы колдовать учились. Он ее взял как память о доме. Так вот. Там была в том числе и умыкалка.

Я чуть не выругалась. «Умыкала» – именно так в просторечии мы меж собой назвали заклинание, с помощью которого можно было стянуть незрелую мету.

Да уж… Именно поэтому Вэрд и ответил обтекаемо. Но ведь не только я могу обратить внимание на такую мелочь, как формулировка клятвы.

– Держитесь. Я постараюсь вас вытащить, – произнесла я на прощание и спрыгнула на траву. Нужно было делать ноги. Я это печенкой чуяла.

Мы с Самирой как раз успели выбраться из-за кустов и спрятаться за широкий ствол граба, когда на горизонте показалась гоблинша. Двигалась она целеустремленной походкой и в компании какого-то магистра.

Надо сказать, что с преподавательской поддержкой чувствовала она себя намного увереннее. От нее прямо-таки исходили волны решительности.

– Вот! – Она ткнула пальцем в кусты акации, в которых еще недавно обретались мы со светлой. – В этом месте творился разврат!

– Ну, сейчас проверим, – с этими словами маг засучил рукава и запустил в кусты заклинанием.

Тут же из зарослей можжевельника им под ноги выскочил здоровенный котяра. По его внушительной, решительной и хранившей шрамы от былых сражений морде было видно, что этот полосатый ни одной кошечки мимо себя не пропустит.

– Мяу! – тоном «поклеп!» обиженно взревел кот и арбалетным болтом сиганул прочь.

– Госпожа Хрустис, – сухо отчеканил маг. – В другой раз потрудитесь сначала выяснить, кто именно занимается этим вашим «развратом», а потом уже беспокойте преподавателей.

И, развернувшись на каблуках, ушел прочь. А следом за ним, семеня и заламывая руки, – комендантша с извинениями.

А мы с Самирой, не сговариваясь, прыснули со смеху. Только потом вспомнили, что мы вообще-то почти враги. А затем обе, нацепив серьезные мины, направились к женскому общежитию. Проводила она меня до дверей комнаты. И, лишь оказавшись внутри оной, я смогла выдохнуть. Соседок не было. Это не могло не радовать. До условленного удара колокола еще было время, и я решила потратить его с максимальной пользой – выспаться!

А вот проснулась я, когда небо уже вызвездило. «Опоздала!» – была первая мысль, и от нее сердце так забилось, словно к нему не просто постучался инфаркт, а уже зашел и даже обои поклеил… Но прислушалась и поняла: колотиться – колотилось, но не сердце. А чей-то настойчивый вестник долбил клювом в стекло.

Я подскочила к створкам, чтобы узнать, какому дятлу ночному не спится, и… Это действительно оказался дятел. И в клюве он держал маленькую записку, выведенную чуть угловатым, четким почерком. Всего одна фраза: «Ты где?» Но сколько за ней, чувствую, было эмоций. Я, схватив решившую было дать деру птицу, зажала ее в одной руке, а второй коряво написала ответ: «Уже выхожу». И, сунув в клюв вестника сложенную пополам бумажку, приказала:

– Отнеси тому, кто тебя сюда прислал, – и усилила ментально приказ.

В этом было преимущество телепата: не нужно было чаровать птицу и использовать заклинания. Достаточно просто обратиться к дару.

Дятел, подкинутый вверх, взмахнул крыльями и арбалетным болтом устремился по направлению к полуоблетевшему грабу, тем выдавая местоположение Снежка.

А я закрыла створки и с облегчением выдохнула. Как хорошо, что Карен сегодня не было в комнате. Видимо, на этот раз красотка сама ночевала у дружка. Линдси же сладко спала, обняв подушку. Хорошо, что я очнулась раньше нее. Не стоит никому знать, куда темная намылилась в полночь.

Я быстро собралась, рассовав по карманам пару бутыльков с зельями, которые могли бы понадобиться. Прихватила еще и мелок для пентаграмм, и тонкие кожаные перчатки. Конечно, маги считывали обычно ауру вора, но и на мелочах попадаться не хотелось. Стянула волосы в пучок так, чтобы не выбилось ни одной прядки, и на всякий случай кинула на кровать морок.

От доскональной проверки, увы, иллюзия не спасет, но если проснувшаяся Линдси глянет на соседнюю постель, то увидит на той лежащую меня.

– Ну, с Бездной, – выдохнула тихо, а затем перебежками направилась в прачечную.

В столь позднее время коридор был безлюден и тих. Слишком тих, словно предупреждал: Кейси Даркнайтс, ты явно размениваешь свой сон на сомнительные приключения по самому отвратительному курсу.

Да я и сама это знала. Как и то, что в это время во дворе светлой академии одной темной находиться весьма рискованно. У меня в родной магистерии с наступлением сумерек с поводков спускали волкодавов. Потому как комендантский час и зубастые твари – надежнее, чем просто комендантский час.

А светлым, как я успела убедиться, не чужды методики преподавания темных, так что… За стенами общежития для меня может быть небезопасно: сторожевые твари, охранные заклинания и вероятность подхватить ревматизм – ночи-то уже не летние!

Нет. Я не испугалась. Просто морально подготовилась. А заодно воздала пару заготовок заклинаний. Чтобы, если что, швырнуть их в противника.

Лунный свет, напластанный на дольки тенями от оконных створок, падал на пол, создавая подобие причудливого восточного ковра. Я проскользила по самому его краю привидением, словно сама тьма, вышедшая из тени. Нырнула за поворот. Дернула дверь прачечной и вошла внутрь. Окошек было несколько. И таких узких, что я невольно подумала: светлый слишком хорошего мнения о фигуре одной темной. Потому как у меня самой были сомнения, пролезу ли я в эту щель, по ошибке именующуюся окном.

Я ухватилась за подоконник, который был над моей головой. Подтянулась, помогая себе ногами, и щелкнула задвижкой. А когда наполовину ввинтилась в открывшийся проем, увидела, что Снежок стоит под соседним окном.

М-да, в аудитории на лекции по магометрии я почувствовала, что с этим светлым мы всегда найдем друг друга взглядами. Похоже, тел это не касалось.

Я беззвучно дрыгнулась, собираясь шепотом сообщить светлому, что не там он меня ловит. Но в этот момент Кьяр вдруг резко обернулся, что-то почувствовав. И посмотрел прямо на меня темным внимательным взглядом.

Какой-то удар сердца – Снежок уже стоял подо мной, готовый поймать. Я прыгнула, чтобы в следующий миг упасть в руки светлого. Сильные. Надежные. Крепко меня обнявшие.

Я прижалась к мужской груди и на мгновение окунулась в тонкий аромат имбиря, терпкого кофе и кипариса. Такой необходимый, привычный запах, который ни с каким другим я не спутаю. И для меня – лучший. От него кружилась голова, как от крепкого эля. Он дарил ощущение покоя, уюта и уверенности, что все будет хорошо.

Я медленно подняла голову, взглянув в лицо Снежка. И мое тело, до этого напряженное после падения, расслабилось. Светлый почувствовал это, и его стальная хватка ослабла. А потом он и вовсе отпустил одну руку, давая мне возможность встать на землю.

Но едва ноги коснулись влажного от росы опада, как я ощутила мужскую ладонь, скользнувшую мне на спину. И поначалу почти дружеское объятие переросло в нечто большее. А я, вместо того чтобы отстраниться, наоборот, прижалась сильнее.

Это длилось всего несколько молчаливых мгновений, во время которых в моей голове не было ни единой мысли. Зато желаний в теле – хоть отбавляй. Трепетных. Жарких. Острых.

Безумно захотелось, чтобы Кьяр меня поцеловал. Не по ошибке, не случайно, а вот сейчас. И плевать на все! На Олава с его метой, на то, что нас могут увидеть…

Судя по шквалу ответных эмоций светлого, этого хотелось не мне одной.

Мое сердце… Было ощущение, что оно сумело вырваться на свободу из заточения в клетке ребер. И сейчас, кажется, стучало прямо в горле. А рожденный им сумасшедший пульс набатом отдавался в висках, вызывая дрожь желания.

Я не чувствовала опоры под ногами, забыла, как дышать. Словно из мира враз исчез весь воздух, оставив вместо себя духоту, от которой у меня вспыхнуло лицо. Или, может, это от тех образов, которые успели пронестись в моем расшалившемся воображении? Ярких. Откровенных. Как хорошо, что светлый не телепат.

Кьяр очнулся первым, через силу сделав шаг назад. Прикрыл глаза, восстанавливая рваное дыхание, а потом чуть хриплым голосом произнес:

– У нас мало времени.

Ну откуда у него столько выдержки?! И я не знала, восхищаться этим фактом или негодовать. Разум говорил о первом. Но темная суть требовала второго. И я, чтобы сдержаться, отвела взгляд, постаравшись думать о чем угодно. Только не о светлом. Например, какая необыкновенно чудесная ночь вокруг, с легким привкусом витающих в воздухе неприятностей.

Ветер, что разорвал в клочья тучи так, что на небе сияли две луны: старшая – чуть полнее, и младшая – едва только откормившая свой тонкий серп. Осенние каштаны с их полуобнаженными кронами точно дремали, убаюканные тихим шепотом прохладного осеннего дуновения. Клумбы пышных белых хризантем, залитые лунным светом, напоминали серебряные сугробы, хотя до настоящей зимы было еще далеко. И все это царство сумрака и тонкого, почти эфемерного, света завораживало. Окажись я романтиком, обязательно полюбовалась бы этой картиной подольше.

Но, увы, я была прагматиком. Потому поспешила за Кьяром. Не сказать, что любование природой сильно успокоило и совсем отвлекло от мыслей о светлом. Но я хотя бы начала соображать. И целоваться под окном прачечной не казалось уже такой замечательной идеей. Хотя бы ввиду того, что по территории академии действительно рыскали поисково-охранные заклинания. Одно из них, кстати, как раз сейчас подплывало ровно к тому месту, где светлый совсем недавно поймал меня.

Вовремя мы успели уйти. Кьяр как чувствовал это. Впрочем, и другие ловушки и поисковики Снежок ощущал еще загодя и ловко обходил. Так что до дома, где жил ректор, мы добрались достаточно быстро, хоть это здание и находилось на достаточном отдалении от основных корпусов академии.

И даже проникновение внутрь не составило особого труда. Видимо, ректорский авторитет был столь незыблем, что до нас не находилось психов, готовых рискнуть отчислением и жизнью ради сомнительного удовольствия пробраться сюда.

Но, как выяснилось, не обязательно быть двинутой, чтобы решиться на подобное. Достаточно – просто темной в компании светлого.

Свет на первом этаже горел, и, по идее, стоило бы подождать, пока дом уснет, но… Вдруг у ректора приступ ревматизма? И он промается с ним до утра?

Подняла взгляд выше. Второй этаж, в отличие от первого, радовал темными окнами.

Кьяр бегло осмотрелся, приметил внушительный вяз с толстыми, раскидистыми ветвями, которые почти касались окна второго этажа, и взлетел по стволу белкой. Мне оставалось лишь любоваться отличной задн… кхм, ловкими движениями боевика, скупыми и выверенными.

Снежок взобрался на ветку и распластался по ней, превратившись в бесшумную тень. В сторону закрытой створки потянулся туман заклинания. Но едва оно коснулось окна, как я увидела едва различимую сеть.

Усмехнулась: похоже, ректор хоть и полагался на честность адептов, но уповал не только на нее.

Светлого не увидела, но ветка чуть заметно качнулась, и раздалось:

– Грыхт! Тут плетение Страгросса! Эту заразу только выжигать.

– Подожди. Сейчас попробую убрать! – шикнула я, задрав голову.

– Тихо сможешь?

Вместо ответа я достала одну из склянок. Так и знала, что пригодится. Вытяжка из печеночных квасцов камнегрыза была отличным средством, разъедающим любые чары. Вот только жутко редким и дорогим. Я ее попросила у мамы в качестве подарка на свое восемнадцатилетие. Правда, планировала я ее тогда применить для другого, но… не срослось. А вот сегодня, надо же, пригодилась.

Пара капель – и плетение стало съеживаться. Пара ударов сердца – и путь к окну был свободен.

Кьяр оттолкнулся от ветки и занырнул в открытые створки. А спустя несколько мгновений светлый сверху скинул аркан. И едва я за него ухватилась, меня тут же подняли и втянули в комнату.

Та оказалась малой гостиной. Мы двинулись на обыск, стараясь не шуметь. Первая комната. Вторая. Третья… Нам повезло в спальне. Ты была пуста. И именно в ней мы обнаружили зачарованную плетеную корзину с крышкой, из которой доносилось целеустремленное царапанье.

Кьяр подошел, поднял крышку и…

– Это мета Олава.

Я заглянула светлому через плечо и увидела фениксенка. Мелкого, алого и воинственно нахохлившегося. И тут из коридора послышались шаги и клацающие звуки.

Шкряб-шкряб-шкряб…

– Быстро, прячемся! – сориентировался Снежок.

Между шкафом и постелью, не сговариваясь, выбрали второе. Все же под кровать заглядывают гораздо реже. Мы закатились под нее ровно в тот момент, когда дверь открылась.

Я могла видеть лишь ноги вошедших. Точнее, у одного – ногу и протез, а у второго – высокие сапоги. В последних я признала ректорские.

– Вот, Лим, все, что осталось от пропавшего адепта.

Я узнала голос главы академии. И пусть сейчас не видела Тумина целиком, но могла поспорить: он показывает гостю мету.

– Да уж… – проскрипел обладатель протеза-артефакта. Последний напоминал не стопу, а птичью лапу: металлические острые когти, стальная цевка с кучей шестеренок, удерживаемых в жестком каркасе магического плетения… Протез выглядел столь впечатляюще, что я не удивилась бы, если бы его обладатель не только не уступал в скорости бега тем, у кого обе ноги целы, но и мог легко их опередить. – Мне случалось расследовать дела, когда у мага пропадала мета, но чтобы исчез чародей без своего источника силы… Однако… Пробовал связать его с хозяином?

– Спрашиваешь? – хмыкнул ректор. – И не раз. Испробовал все, что можно. Не формируется поисковая жила, хоть тресни.

– Да уж… Если ты ничего не смог… – протянул гость.

В следующий момент я увидела отблеск вспышки света, а потом потянуло табаком. Похоже, хромой гость закурил: я почувствовала запах дыма, который с детства не переносила. Бесшумно зажала нос рукой, стараясь дышать через раз, чтобы не чихнуть.

Спустя некоторое время гость вновь продолжил разговор, спросив у ректора:

– Я, конечно, знаю, Мор, в этой академии зачастую под масками обычных магов учатся наследники великих родов, и ты вроде как не должен знать, кто из них кто, но… ты, случаем, не догадываешься, чей сынок пропал? Судя по тому, как спешно выдернули меня из столицы, кого-то из приближенных к трону.

Хромой так многозначительно замолчал, что у меня создалось ощущение, что он не просто говорит, а на кого-то конкретного намекает.

Эх, жаль, не видела в этот момент лица любителя раскурить трубку… Наверняка оно было очень выразительным. Хотя… и эмоции гостя оказались соответствующими. Я чувствовала раздражение, удивление, отвращение, недоверие. А еще эти эмоции были осознанно подавленными, приглушенными. И это говорило о том, что их обладатель – человек железной воли, который привык полагаться исключительно на разум. И сейчас он до предела собран, внимателен, даже к самым незначительным мелочам, напряжен, как зверь перед прыжком. И это несмотря на усталость, волна которой была для меня практически осязаемой.

Да и немудрено. Если верить словам гостя, за день он проделал путь от столицы до Южных земель – расстояние, которое на обычной метле или в парящем паланкине, если не ошибаюсь, можно преодолеть за пять дней.

Да уж, похоже, это был не просто гость ректора. Я сейчас лицезрела ногу и протез того самого законника из столичного департамента, который и будет вести расследование. И сдается мне, с ним придется увидеться. Хочу я того или нет…

– Если ты имеешь в виду его… то нет. Наследник этого высшего под другой личиной, – меж тем возразил гостю Тумин. – И если бы к нему заявились убийцы или похитители, он бы сам их упаковал и по птичьей почте заказчику отправил, – возразил ректор.

– Ты так говоришь, дружище, словно эти покушения уже были, – фыркнул гость.

Я начала догадываться: речь идет о светлом, который сейчас прижимает меня к себе. Очень тесно прижимает. Так, что я чувствую и напряженное мужское тело, и рельеф мышц, и… еще кое-что.

Ректор с дознавателем поговорили еще о чем-то, им одним понятном. Но самое главное: они не стали забирать корзину с собой. Я выдохнула с облегчением. Причем буквально: наконец-то исчез источник табачного дыма. И вроде бы я сделала это тихо, но… Ректор, вслед за гостем уже одной ногой шагнувший из спальни на порог, вдруг остановился в задумчивости.

Я напряглась и почти физически ощутила его желание вернуться и пойти заглянуть под кровать. Не знаю, что ему показалось подозрительным, но… если он нас увидит, то минимум меня обвинят в попытке кражи меты. А максимум – и цельного Олава.

Собрала все свои силы. Сосредоточилась. До рези в глазах. До испарины на висках. Волна – мягкая, но сильная – потекла от меня к Скале. Желание – как можно скорее уйти из спальни. Не заглядывать никуда.

Это были не эмоции. Это был почти приказ. Я чувствовал, как трещат по швам искусственно суженные эликсиром магические каналы внутри меня. Как сила рвется наружу. Как вот-вот готовы слететь все ограничители…

Тумин замер. Удар сердца. Второй. Третий.

Ректор ушел. А мы со Снежком остались. Под кроватью. Меня потряхивало от перенапряжения. А еще от страха. Понимание, что дар мог вырваться из-под контроля, накрыло с головой. Потому что я привыкла управлять силой третьего уровня. Но не девятого. И если бы произошел этот рывок… Не я бы контролировала свою силу, а она меня…

– Кей, я здесь, я рядом. – Чувствуя мое состояние, светлый обнял меня. Ласково. Нежно.

Я ощутила, что попала в самое надежное место в мире, туда, где не могло случиться ничего плохого, – в объятия Кьяра, от которых едва уловимо пахло кипарисом, имбирем и крепким кофе…

Я чуть откинула голову, чтобы видеть лицо Снежка, и… Его губы коснулись моих. Осторожно, ласково. Нежно. Совсем по-другому. Не как в первый раз, когда они были бесцеремонными и наглыми. И не мимолетным скольжением, как во второй…

Мы целовались, словно пробуя друг друга на вкус, который оказался таким хмельным, пьянящим, горячим, что у меня закружилась голова. Это был словно затяжной прыжок в Бездну, от которого просто перехватывает дух. И ты понимаешь, что тебя ждет под конец этого падения и что выбраться назад уже не сможешь. Но… ты не в силах от этого отказаться, это прекратить…

Язык светлого скользнул по моей нижней губе, дразня. Это была провокация, на которую я не смогла не поддаться. На миг я забылась, полностью окунувшись в упоительные ощущения.

– Кья-я-яр, – простонала я, когда он на миг от меня оторвался.

Я почувствовала, как мужское тело, прижатое ко мне, стало твердокаменным. Губы светлого жадно накрыли мои, чуть приоткрытые, ловя выдох с окончанием его имени. И я ответила на этот поцелуй. Обжигающий, полный страсти. Так не похожий на предыдущий. От него я звенела натянутой струной, плавилась воском, рассыпалась песком, чтобы возродиться вновь.

Я отвечала Кьяру. Страстно. Дико. Горячо. Жадно. Забыв о логике, принципах, законах, о том, что светлая и темный не могут быть вместе. Что это все – лишь миг… Я просто наслаждалась этим мигом. Брала от него все. Сгорала яркой вспышкой, зная, что потом будет лишь пепел. Но пока… Пока был огонь…

И не только мой. Я чувствовала эмоции Снежка. Яркие. Упоительные. Абсолютно созвучные моим. Без тени фальши и сомнения. Он, как и я, терял разум от каждого прикосновения, впивался губами в мой приоткрытой рот, потому что ему это было жизненно необходимо. Я почти физически ощущала, как внутри него все завязывается тугим узлом, как от разгорающегося желания выжигаются остатки мыслей.

Мы оба были на грани. Той, когда чувствуешь, что вокруг закончился кислород, но ты не можешь и не хочешь останавливаться, чтобы сделать глоток воздуха. Потому что касаться друг друга для нас важнее, чем дышать.

– Ке-э-эй… – его стон. Его молитва. Его признание, произнесенное сиплым, надломленным голосом с акцентом. И добавил: – Я тебя…

В этот момент я дотронулась губами до его шеи. Поцеловала и затем чуть прикусила кожу, вырвав у светлого стон наслаждения. Но он все же сумел закончить:

– Хочу, – рваный выдох и глухое: – До безумия.

Его рука лежала на моей спине, а я сама не заметила, как обвила его бедро своей ногой. И… вдруг поняла, что еще немного – и мы перейдем от «хочу» к активному «воплощаю», несмотря на то, что ситуация, мягко говоря, слегка не располагает.

Да уж, Кейси Даркнайтс… Нет чтобы, как приличной темной, по протоколу совращения уложить мужчину лопатками на кровать и на оной со всем комфортом творить разврат… Так нет же! Ты исключительно под…

Я не удержалась и усмехнулась над собой. И этот едва различимый звук, кажется, помог осознать, что мы слегка… Кхм… ну хорошо, не слегка увлеклись. Причем осознать не только мне, но и Кьяру. Но вместо того, чтобы позволить мне отстраниться, светлый нежно коснулся губами мочки моего уха и прошептал:

– И я хочу тебя с той самой ночи, как ты ураганом ворвалась в мою комнату, оглушив собой.

– Эй! – возмутилась почти искренне и все же попыталась отодвинуться от Снежка. Хотя все тело противилось этому. Хотелось еще поцелуев. Сладких, горячих, грешных, диких. Его губ на моих губах. Его рук на моей спине. Его всего. И с этим желанием могло соперничать лишь одно. Мое упрямство.

– Оглушив? Да это я была жертвой твоего наглого произвола!

– Жертвой? – хмыкнул Кьяр. – Да ты была его активным участником!

– Я просто не знала, что мне делать со всем этим кошмаром, – фыркнула в шею светлому.

– Видимо, когда темные не знают, что делать с неприятностями, они их активно приумножают.

– Ну, знаешь ли…

Я стукнула светлого в грудь и осознала, что этот хитрец вновь провел меня! Если бы мы, осознав, что увлеклись, резко отстранились друг от друга, то невольно вляпались бы в неловкость. Но этот… Снежок так ловко перевел опасный момент в разговор, что я почти ничего не заметила. В общем, провернул все в лучших традициях темных. А сейчас, еще и глядя на меня, хитро улыбался… Ну жук!

– Ну что, будем выбираться? – как ни в чем не бывало произнес светлый.

Вместо ответа я активно заработала локтями.

(обратно)

Глава 8

Когда мы вылезли из-под кровати, то увидели, что крышка корзинки чуть сдвинута. Правда, щель была небольшой. Но если мелкий фениксенок исхитрится, то пролезет. А уж если ему слегка помочь…

В своей жизни я инсценировала многие вещи: обморок, болезнь, раздумья… Но вот побег меты из корзины – такое со мной случалось впервые. Думаю, что и со светлым тоже.

Зато если алый сейчас самостоятельно выберется из плена, то мы даже поклясться перед дознавателем сможем, что не причастны к краже фениксенка. А что? Ведь он сам сбежал! Мы просто на стрем… в смысле рядом стояли. А еще подбадривали, стимулировали шкуркой от сала, что нашли на тарелке, стоявшей рядом с прикроватной тумбочкой, – в общем, полноценно работали командой поддержки, пока мелкий огненный птиц перебирал лапами по плетенке. Я даже использовала ментальное воздействие, дабы процесс побега шел быстрее.

Наконец пернатый высунул клюв, потом хохолок и спустя некоторое время вылез целиком. Склонил голову, оглядев нас с сомнением и даже с некоторым негодованием. Весь его вид словно говорил: «И это мои спасители?!»

– Ты тоже, между прочим, не мамины пирожки, – заметила я пернатому.

– Фьюир, – заклекотал фениксенок и распушил перья. Дескать, конечно, я не вкусная свежевыпеченная сдоба. Я лучше!

– Ты его понимаешь? – уточнил Кьяр, ставший свидетелем наших с метой переговоров.

– Не совсем. Силы дара не хватает. С девятым уровнем даже образы считать можно было бы. Но у меня третий. Так что лишь отголоски эмоций. Но и их предостаточно, чтобы понять: этот алый – тот еще наглец.

– Весь в хозяина, – хмыкнул Снежок.

Меж тем птиц (да-да, именно птиц, потому что такого самоуверенного фениксенка кроткой птичкой язык назвать не поворачивался) сел на край корзины, качнулся, расправив крылья, и… лихо, по-разбойничьи цапнул шкурку от сала из пальцев светлого. А затем, усевшись на изголовье ректорской кровати, стал с наслаждением ее заглатывать, как мелкую рыбину, целиком.

Кьяр уже было потянулся, чтобы сцапать наглеца, как я перехватила его руку. И, выждав пару мгновений, пока пернатый разделается с добычей, призвала дар.

Фениксенок подозрительно, совсем по-куриному, склонил голову набок. Но я продолжала внушать алому, что ему хочется, прямо до невозможности, полететь в ту самую гостиную, где открыто окно.

Птиц курлыкнул в духе «ладно уж, так и быть» и, вспорхнув, устремился к двери, которую Кьяр услужливо перед фениксенком приоткрыл. Я же огляделась и убедилась, что в спальне все осталось нетронутым… Ну, если не считать исчезнувшей в желудке мелкого проглота сальной шкурки.

Ну что же, пора и честь знать. А напоследок – уберу-ка я следы наших с Кьяром аур… И, достав еще один бутылек, буквально несколькими каплями эликсира окропила комнату. На миг в воздухе зависло зеленоватое марево. А затем оно исчезло без следа. И наши следы – вместе с рассеявшимся туманом. Все! Теперь спальня выглядит так, будто фениксенок удрал сам.

То же самое я проделала и в тех комнатах, где мы успели побывать, разыскивая мету. Птиц, повинуясь моему скорее не приказу даже, а настойчивой, зудящей просьбе, летел по коридору зигзагами, так и норовя приземлиться. Я время от времени стирала следы наших аур.

И наконец, когда мы дошли до той самой гостиной, в распахнутое окно которой и пробрались в дом, Кьяр у самого подоконника перехватил летуна и хотел было спрятать того за пазуху, но, видимо, решил, что может помять фениксенка при приземлении. И со словами:

– Подержи пока у себя, – всучил мне алого, а потом добавил: – Прыгай, я тебя поймаю.

И сиганул вниз.

Я же, аккуратно пристроив пернатого в нагрудный карман, встала на подоконник и, убедившись, что на этот раз Снежок стоит прямо подо мной, полетела вниз.

Ухнула, как в сугроб, мягко спружинив… Получилось даже лучше, чем когда светлый ловил меня из окна прачечной… Все же опыт – великая вещь. И сегодня, к слову, не ночь, а прямо-таки сплошное получение последнего.

– Уходим! – скомандовал Кьяр, и мы шустро рванули через кусты прочь. И, когда выбежали в парк, смогли выдохнуть, присев под раскидистым буком.

– Кажется, обошлось. – Я перевела дух и призналась: – Знаешь, а устраивать побег для меты было проще, чем сдавать сегодня практикум на полигоне Мортимеру.

– Угу. Только ты магистру этого не говори.

– Не буду. Хотя он обрадовался бы…

– Ага, и еще как, – согласился Снежок. – Только посмертно. Для нас посмертно, – уточнил Кьяр и добавил: – Хотя возможно, что после упокоения он нас даже и отблагодарил бы за комплимент.

– Мортимер некромант, что ли? – удивилась я. Все же встретить мага смерти, читающего лекции в светлой академии, столь же вероятно, как и демона-проповедника.

– Сплюнь! – фыркнул Снежок. – Этого еще не хватало! Мортимер – стихийник. Но он, помимо маскировки, еще и теорию некромантии ведет у младших курсов.

А где теория, там и практику можно организовать – это я по себе знала. Хотела озвучить сию мысль, но не успела.

Мы со светлым замерли. Потому как сначала едва различимо, потом все ближе стало раздаваться бряцанье костей. А спустя совсем немного времени мы увидели, что в отдалении куда-то целеустремленно трусит коровий скелет.

– Охранные чары, что ли, обновили? – с сомнением прошептал светлый. – Раньше таких сторожей я на территории академии не встречал.

А я присмотрелась и… магическим зрением опознала, что на костях буренки висят чары проклятия. Причем моего! Их нить уходила к небольшому домику, стоявшему, как и апартаменты ректора, в некотором отдалении от академии.

– Слушай, а там кто живет? – Я ткнула пальцем в направлении, где заканчивалась нить проклятия, второй конец которой был хомутом на шее скелета.

– Мортимер… – озадаченно ответил светлый.

А я подумала, что наш преподаватель по маскировке хуже ведьмы. Последнюю только помяни – и готовься от проклятья уворачиваться. Вот и его стоило только вспомнить…

– Знаешь, кажется, к нему как раз сейчас идет моя жаркая благодарность за отлично проведенный днем практикум.

Вторя моим словам, почившая буренка попыталась издать протяжное «му-у-у», но в силу специфики анатомии получилось только привиденистое, пробирающее до печенок «у-у-у».

Кьяр проводил взглядом шкандыбавший труп, покачал головой в духе: «И когда ты только все успеваешь, темная?» – решил поменять тему разговора и спросил:

– А как ты намерена искать по мете хозяина? – произнес он, оттолкнувшись от ствола, на который до того опирался спиной, и начав вставать.

– Вообще-то искать буду не я, а демон, – огорошила светлого.

Ответом мне был взгляд из серии: я обещал тебя оберегать? Ну, извини… Не подумал, психанул. Сейчас исправлюсь, лично прикопаю.

А я, глядя на светлого, добавила:

– Под моим чутким руководством. – Не сказать, чтобы Кьяр этому уточнению обрадовался.

– Ты хочешь начертить в светлой академии пентаграмму призыва? – подозрительно уточнил светлый и заметил: – Вообще-то, это неслыханная дерзость.

– Но именно поэтому на нее наверняка до меня ни один светлый маг не решился и…

– Вообще-то решился, – перебил меня хмурый Кьяр. – Лет сто назад. От того адепта осталась только кучка воспоминаний. В урне. Демон, которого этот олух вызвал, просто испепелил студиозуса. А еще – вырвался на волю и вдоволь порезвился… И после этого во всех академиях империи поставили охранки, оповещающие о разрыве ткани бытия и провалах во Мрак.

Вот куда этот светлый вперед темных полез, спрашивается? Такой хороший план мне испоганил. Причем загодя постарался. На сто лет вперед…

В общем, не нужно было считать меня за это бескультурной. Просто других добрых слов для этого адепта не нашлось.

– Может, есть другой вариант? – с сомнением спросил светлый.

Я посмотрела на небо, раздумывая, насколько я доверяю Кьяру. Шагнуть вместе с ним в бездну я не боялась. Но вот обнажить перед ним мою главную тайну… Но Сьер и Вэрд… И Кьяр, чья жизнь сейчас зависит от исполнения данной им перед отцом клятвы…

И я решилась. Словно ныряя в Бездну на сотый уровень, произнесла:

– Есть, но тебе он понравится еще меньше, чем призыв высшего демона… – начала я и, перебив сама себя, произнесла: – Но ты должен дать зарок, что не используешь против меня то, что сейчас узнаешь.

– Кей… Я просто не смогу навредить тебе. И клянусь, что бы ты сейчас ни сказала, я не использую эти знания тебе во вред. – Словам светлого вторило едва различимое свечение: мироздание приняло его зарок. А Кьяр меж тем дотронулся до моей щеки, погладив ее. – Твои глаза… Они из тех, которые скрывают тайны. Порой – смертельно опасные. Я знаю, что они могут солгать, не моргнув… Но я все равно не смогу отвести свой взгляд от них. После того вечера, когда впервые увидел их… Я утонул в тебе, темная.

– Ты знаешь, светлый, что темные не признаются в любви? – сказали мои губы.

«У нас нет будущего», – прокричал мой разум.

Но Кьяр оказался еще упрямее меня:

– Я все равно буду рядом.

– У тебя в слове «люблю» больше дюжины ошибок. – Я вскинула голову. – И у меня их, похоже, тоже не меньше…

И я сама потянулась к светлому, чтобы поцеловать его. Раствориться в мгновении, чтобы потом резко отстраниться и резко выпалить:

– Я менталист девятого уровня…

Мне не нужно было объяснять светлому, что это значит. Что маг такой силы – редкость. А еще и телепат… В умелых руках такой дар – опасное оружие, помощнее многих боевых заклинаний. Вот только я в эти самые умелые руки попадать не желала.

– И как… тебе удалось сбежать? – То, что меня не отпустили бы сюда просто так, Кьяр прекрасно понимал.

– Просто об этом никто не знает…

Я рассказала Снежку, как меня с детства поили сдерживающими дар зельями. И что сейчас у меня всего третий уровень. И даже если я совершу резкий скачок, сломаю ограничители и перейду с третьего уровня на девятый, без навыка владеть даром… Моя сила меня же раздавит. А вот Кьяра, который умеет обращаться с такой мощью, – нет.

– Поэтому, если мы обменяемся метами, ты, используя мой дар, сможешь допросить феникса Олава…

Не сказать, чтобы идея пришлась Снежку по душе, но, как говорится, куда он денется из желудка дракона?

– А много времени занимает этот обряд обмена? – Светлый с сомнением огляделся вокруг.

– Если мета подвижная – достаточно нескольких мгновений. Но у меня дар подавлялся около двадцати лет, так что, боюсь, быстро не получится.

– Тогда, Кей, как бы мне ни хотелось прогуляться с тобой под лунами, я все же предлагаю провести ритуал в моей комнате. Там нас никто не побеспокоит, – предложил Кьяр и пояснил: – Мой сосед, Румпус, только числится в общежитии, а сам вот уже как почти полгода снимает квартиру в городе со своей подружкой. Так что он месяцами не появляется.

Вопроса, почему Кьяр не перебрался из академии, я даже не задавала. Олав, судя по тому, что он организовывал ставки, изображал бедного паренька, которому снимать комнату в городе накладно. А раз подопечный Снежка обретался в общежитии, то и Кьяру следовало быть поблизости.

В словах светлого был резон, и я, не особо раздумывая, согласилась. Правда, пройти мимо охранника у входа в мужское общежитие так просто, как в первый раз, мне не удалось. Поэтому Кьяру пришлось меня втягивать в окно собственной комнаты. На аркане. Причем я дрыгнуть ногами в воздухе не успела, не то что полюбоваться окрестными видами с высоты, как уже оказалась на подоконнике.

А потом огляделась. В первый раз, когда я тут очутилась, мне было слегка не до рассматривания обстановки, которая, к слову, оказалась весьма аскетичной. Пара стульев, стол, на котором лежал разомкнутым браслет. Похоже, это именно тот, ограничивающий магию Снежка и маскирующий девятый уровень под пятый. Взгляд скользнул выше, на полки, заставленные книгами, треть из которых была на эльфийском. Потрепанные фолианты по высшей магии… Монографии и списки с гримуаров, свитки… Кто-то явно не ограничивался учебной программой. Скорее такая библиотека подошла бы аспиранту, а то и магистру, нежели студенту.

Я рассматривала книги, проводя по корешкам пальцами, а кто-то в этот момент нагло рассматривал меня. Я это почувствовала и повернулась.

Яркий до серебра лунный свет струился в окно. Нереальным в этом миге казалось все. Кьяр, я в его комнате, оставшийся где-то внизу прошедший тусклый день. Хотелось сделать шаг, прикоснуться к светлому и убедиться, что это все взаправду, но… С возвращением на землю преотлично справился и затрепыхавшийся в кармане фениксенок.

– Да что б тебя! – прошипела я и потянулась в карман за птицем со словами: – Держи, светлый, часть от своего неугомонного братца…

Пернатый шустро юркнул из-под руки, уходя от хвата, но я все же сцапала его и протянула сжатую ладонь Снежку. А вот когда открыла сведенные пальцы…

– Что это? – удивился Кьяр, глядя на мою руку, в которой была склянка с зельем, затирающим следы ауры.

– Что ты мне в руки сунул, то я и перепутала, – проворчала и со второй попытки достала юркого фениксенка. Тот возмущенно заклекотал. Причем горланил алый ничуть не тише побудного колокола.

Пришлось этому мелкому вымогателю давать взятку в особо колбасном размере. Благо у Кьяра нашелся внушительный бутерброд. А пока птиц пировал, Кьяр прикрыл окно, задернул шторы… А я приготовилась морально. И когда светлый ко мне повернулся, решительно произнесла:

– Раздевайся! – сказала это тем особым лекарским тоном, который отсекает любой намек на флирт.

Но светлого это не остановило. Сверкнув в полутьме белозубой улыбкой, он заявил:

–Так категорично мне это сделать еще ни разу не предлагали. Но если ты настаиваешь…

– В смысле обнажи ту часть тела, где у тебя мета. Так будет проще… – пояснила я.

И сама начала снимать кожаный жилет. Моя мета начиналась от плеча и змеилась вниз по спине до середины бедра. Правда, была она блеклой и почти неподвижной. И не оттого, что готовилась превратиться в черно-белую и закрепиться. Полагаю, что до конца жизни она так и не созреет. А все из-за зелья.

Впрочем, полностью показывать свою мету я не планировала. Достаточно будет и полуобнаженного плеча, где ветвистая молния серебряно-серыми всполохами рассекала кожу, образуя причудливую вязь, напоминавшую крону белого дерева.

Расстегнула верхние пуговицы рубашки и оголила кожу от шеи до локтя, оставив грудь прикрытой. Достаточно, чтобы прислониться своей метой к мете Кьяра. К слову, у светлого та располагалась на плече и переходила на грудь. Это был не просто знак огня, который обычно проявляется в виде искры или языка пламени. Это была мета небесного, первородного огня. Того, что легко противостоит даже драконьему пламени. А уж последнее-то порой запросто прожигало насквозь даже каменные глыбы и высокоуровневые магические щиты.

Крупные, темные, почерневшие, а значит, почти заякорившиеся искры пламени на груди светлого образовывали причудливое, удивительно красивое созвездие, хвост которого уходил на спину и нырял там под ремень штанов.

– Снимать? – берясь за пряжку, уточнил Снежок, глянув на меня.

– Не надо, достаточно, – сказала и сама поняла, как глухо прозвучал мой голос. А во рту и вовсе пересохло от увиденной картины: кожа, отливавшая бронзовым загаром, широкие плечи с четким рельефом мускулатуры, впечатляющий гладкий, без волос, торс, след от старого шрама, пересекавший внушительные мышцы пресса…

Восхищение. Да. Это было именно оно. Но я не сразу поняла, что это чувство мое лишь отчасти. Кьяр смотрел на меня точно так же, как я на него. И я ощущала его желания – прикоснуться ко мне, поцеловать…

Светлый шумно выдохнул, беря эмоции под контроль. И я вспомнила, зачем мы здесь.

А потом я подошла, прижавшись обнаженным плечом к его груди так, чтобы меты соприкоснулись. И была рада тому, что сейчас стою к светлому спиной. И он не может видеть мое лицо.

– Возможно, твоя мета не сможет перейти ко мне. Она почти заякорилась…

Если бы дар светлого был слабее, то она давно бы уже обесцветилась и срослась с кожей, но чем большая сила в маге, тем позднее полностью созревает мета и останавливается в своем росте.

– Приготовься к боли, – произнесла я, не зная точно, к кому обращаюсь, к светлому или к себе: мою мету, приглушенную зельями, оттого почти неподвижную, похоже, тоже придется отдирать…

А затем начала читать заклинание. Оно было коротким, но пришлось влить в него дополнительные силы, чтобы инициировать начало движения рисунков.

Первым, как ни странно, зашевелилось созвездие Кьяра, хотя оно было почти укоренившимся. Я услышала шипение сквозь стиснутые зубы, а потом моей кожи словно коснулся раскаленный уголек. Я вскрикнула, и тут движение начала моя мета.

Ощущение было – словно плетью стегнули. Мои пальцы непроизвольно сжались на том, что попалось под руку. И это оказалось бедро светлого. Причем, несмотря на ткань, я явно впилась в кожу Кьяра до кровавых следов от ногтей. Но Снежок этого не заметил.

Он прижимал меня к себе, понимая, что нельзя разрывать контакт. Вот только я начала оседать. Ноги подкашивались, перестав меня держать.

– Не отпускай, – прошептала я и почувствовала, как Кьяр, держа меня в объятьях, садится на пол, опираясь спиной о ножку кровати…

А меты медленно, пядь за пядью, переползали, меняя хозяев. И в этот момент я поняла, что ненавижу ночь. Это самое отвратительное время: вечер уже успел закончиться, а до сегодня еще нужно дожить. И остается только ждать, плавясь в мучительном мареве боли.

Время превратилось для меня в нечто однообразное, серое и бесконечно долгое. С вехами в виде ударов колокола. Три. Потом четыре за раз. Пять подряд… А после того, как набат пробил семь раз, оповещая о побудке и в коридоре начали раздаваться шаги проснувшихся адептов, замок в двери заскрежетал. Створка резко распахнулась, явив злого, как тысяча демонов, студиозуса. Тот с порога вместо приветствия буркнул, роняя холщевую сумку на пол:

– Кьяр, я тут переканту… – он не договорил, осекшись.

Я, успевшая очнуться ото сна, поняла почему: композиция из меня и светлого была весьма неоднозначной. И намекала скорее на бурно проведенную ночь, а не на то, чем мы на самом деле занимались.

Я резко инстинктивно дернулась, и… контакт разорвался. Боль пронзила от макушки до пяток так, что в глазах поплыли круги, словно во мне разом сломали все кости. Я не могла произнести ни слова. Да что там слова. Даже вздох сделать была не в силах. Казалось, что даже сердце в этот миг перестало биться.

Кьяр испытывал то же самое. Только боль ударила по нему в три раза сильнее. Все же большая разница, насколько разработаны энергетические каналы у мага девятого уровня и у третьего. Пусть последний и с искусственными ограничителями.

Однако светлый, в отличие от меня, смог не только вытерпеть эту пытку, вызванную разрывом мет, не успевших полностью перейти на новых хозяев, но и среагировать на вошедшего:

– Вон! – рявкнул за моей спиной Кьяр, подхватив меня одной рукой, а второй швырнув в пришедшего силой.

Вот только если раньше, с его пламенем, это была бы волна сырой магии, то сейчас… Я ощутила, как мимо меня несется тайфун. И это были даже не эмоции, как обычно у меня. Это был четкий ментальный приказ. Потому как у Кьяра, в отличие от меня, был полноценный девятый уровень, который годами не сдерживали с помощью эликсиров.

Нежданного визитера как ураганом унесло. Только дверь хлопнула. Но я успела заметить, что позади него стояли светлые. Их наверняка зацепило пси-атакой, но… когда это страх был помехой для рождения хорошей сплетни?

И если бы я была светлой, то сейчас уже, наверное, начала бы страдать о своей загубленной репутации. Но, к счастью для нервной системы Снежка, я родилась темной. Поэтому лишь про себя подумала: что ж… нужно же давать людям повод для пересудов. А то они такого обо мне напридумывают…

Второй мыслью была еще более практичная: что бы такого солгать ректору с утра пораньше, чтобы он поверил в то, что устав академии я не нарушала?

А вот третьей, когда я глянула на свое плечо, – исключительно нецензурная. Потому как обе наши меты оказались разорваны. Впрочем, если учесть испытанную боль, этого следовало ожидать. На моей коже осталась крохотная молния, напоминавшая веточку карагача – короткую, тонкую и такую же изломанную. Она не успела переместиться на Кьяра. И сейчас эта неровная линия была окружена лепестками пламени, перешедшими ко мне уже от светлого.

Я подрагивающими пальцами запахнула рубашку, поправив ткань. Все, меты разорваны. Перетащить оставшиеся хвосты будет проблематично. И стоит ли, если через одну фазу старшей луны мы вновь будем ими меняться… Потому поспешила застегнуть пуговицы и повернулась к Снежку. И замерла.

Потому как на груди светлого на фоне семи икр сияла мета менталиста. Яркая, четкая, живая. Она двигалась, переливалась… И если у меня рисунок был настолько блекло-серебристыми, что почти серым, то у Кьяра он играл оттенками от снежно-белого в основании до иссиня-черного на разветвленных концах. Сполохи спускались с плеч по груди и спине Бьеркрина, словно плащ темного властелина… Будто серебряная жила, как настоящая молния, разрезавшая мир от небес до земли.

«Так вот какая она могла бы быть…» – подумалось вдруг.

– А ты не знала? – спросил Кьяр и…

Я осознала: кто-то только что нагло прочитал мои мысли.

– Грыхтов телепат! – уже вслух возмутилась я.

– И это мне говорит менталистка?

Судя по тому, как изменилось выражение лица светлого, он только сейчас понял, что первую фразу я не произносила…

– Я прочел твои мысли? – спросил он.

Я не ответила. Потому как была занята архиважным делом – возводила пси-щит. Вот уж не думала, что он пригодится мне не от Эйты, а от светлого. Но вот… Дожила, докатилась… И, лишь покончив с баррикадированием собственного сознания от мимо в мозгах проходящих, рявкнула:

– Да!

– Извини, оно само получилось.

– Знаю. Но ты умеешь контролировать большую силу. Так что постарайся…

– Курлы, – влез в наш диалог проснувшийся фениксенок.

Он выглядел олицетворением самого утра: помятый, со съехавшим хохолком и ненавистью ко всему миру во взоре.

Мы с Кьяром оглянулись на птица.

– Давай так: ты покормишь этого проглота сыром. Он в корзине. – Светлый ткнул пальцем в плетенку, стоявшую на тумбочке. – А я пока выясню, не убил ли, случайно, Румпуса. А заодно заверю тех двоих, что они не видели тебя, что ты им померещилась…

– Вообще-то, это мне положено переживать за собственную репутацию… – хмыкнула я справедливости ради.

– А ты переживаешь? – уточнил Кьяр.

– Переживать? – натурально поразилась. – Я могу за нее разве что пережирать сейчас.

И, увидев изумление на лице светлого, пояснила, что темные не трясутся над своей репутацией до психа. Вот заесть легкую нервозность – это да, это случается. Особенно когда дико голодны, как я сейчас…

– Сыра хватит всем, – заверил светлый. – А вот касательно твоего реноме… Я как твой… – Тут он осекся под моим предупреждающим взглядом и, сбившись, закончил явно не тем, что хотел сказать: – Учти, раз связалась со мной, то хочешь ты того или нет, но твоя репутация будет кристально чистой.

– Лучше бы ты меня проклял, – простонала я.

У темной – и незапятнанная репутация?! Это же позор.

Но, судя по тому, как решительно был настроен Кьяр меня обелить, сопротивляться было бесполезно.

Да и сил, признаться, особо не было. Потому, едва светлый вышел из комнаты, я достала из корзины сыр и начала кормить себя и птица. Тут выяснилось, что фениксенок достаточно красив, чтобы у него был еще и покладистый характер: этот пернатый гад перманентно пытался меня клюнуть. Один раз ему это даже удалось, и на пальце осталась ранка.

А потом этот наглец начал придремывать. Ну я его и решила положить в карман, чтобы птица никто не увидел. Алый вяло возмутился, трепыхнувшись, но скандалить не стал, а быстро затих. К тому моменту, как в комнату вернулся Снежок в компании соседа, алый и вовсе дремал.

А вот сосед светлого, в отличие от фениксенка, был на взводе и о том, чтобы успокаиваться, даже не помышлял. Как оказалось, Румпус именно сегодняшнюю ночь выбрал для того, чтобы узнать об измене своей подружки. Длань мага должна была накануне идти в рейд – облет сектора атарийской пустоши. Такие патрули, согласно расписанию, совершали все боевые пятерки. И мне, как члену команды Снежка, оказалось, это тоже предстоит. Если я, конечно, доживу до сего торжественного момента и не убьюсь раньше в этой грыхтовой светлой магистерии.

Так вот, Румпус вчера вечером уже пришел в академию, готовясь к ночному рейду, как выяснилось, что его длань поменяли в очереди патрулирования с командой Сура. Ну, Румп, недолго думая, решил вернуться в съемную квартирку на чердаке…

– Приятель, ну ты же будущий дипломат, умеешь унизить противника одним взглядом… Зачем ты отправил того несчастного в лазарет?! – спросил Снежок.

А меня так и тянуло поддакнуть: «Да, зачем? Нужно было сразу на кладбище!» – потому как я представила себя на месте несчастного обманутого парня: захожу в комнату, а там Кьяр… чай пьет. С другой. Точно не осталось бы ни чая, ни другой, ни Снежка. Только три плюсика в мою темную карму. И торчали бы они на погосте.

– За дело! – меж тем вспылил сосед Кьяра. – Он спал с моей Ким!

– Ну, если у этого несчастного вкусы совпадают с твоими, его надо сразу убивать?

– Да! – мы с Румпом рявкнули так слаженно, что Снежок усмехнулся.

По этой реакции светлого я поняла, зачем он специально провоцировал приятеля: банально выводил соседа на эмоции, который последний старался держать в себе. Чтобы обманутый парень выплеснул их все здесь, в комнате, и не наделал глупостей в академии.

И Румпа прорвало. Срыв был коротким, ярким, как вспышка, и… исключительно лингвистическим. Я убедилась, что сосед Снежка и правда взглядом может унизить. А словом – отправить на кладбище. А как виртуозно он благословил жениться, плодиться и размножаться тех, кто наставил ему рога… Не удивлюсь, если уже завтра те двое побегут к алтарю и… спустя пару лет почувствуют себя многодетной Эйтой, воспринимающей перелом и больничный как повод для радости, ибо он – это не только лечение, но и отдых от шумной семьи!

К слову, Румп, в отличие от многих светлых, не ненавидел меня, темную. Видимо, сыграло роль то, что я разделяла его взгляды относительно изменщиков. Это оказалось важнее, чем какие-то слухи о моей причастности к исчезновению Олава. В общем, сосед меня даже ни разу не оскорбил. А свою бывшую – много раз и чувством.

Вот только, когда Румп высказался, выяснилось, что еще немного – и я со Снежком будем мчаться на занятия, пытаясь опередить само время. А показаться на оных следовало хотя бы затем, чтобы не вызывать подозрений. Потому мы заспешили на лекцию. Покидала я общежитие уже привычным оконно-выпадательным способом.

Кьяр поймал сначала меня, потом свою сумку, которую ему сверху сбросил сосед. На занятие мы умудрились даже прийти на несколько мгновений раньше, чем ударил колокол, по дороге договорившись: после обеда я помогу Кьяру, используя дар менталиста, допросить фениксенка, который дрых у меня в кармане.

Успели обсудить детали как раз до порога аудитории. А зайдя в оную, под изумленно-неверящими взглядами одногруппников сели за одну парту. Кьяр, прихвативший сумку, поделился со мной и свитком, и запасным писчим пером.

Вот только едва я успела исписать треть свитка, выводя литеры и чертя схемы сочетаний за магессой Оливией Эбери – дриадой, читавшей у нас курс рунологии, – над аудиторией раздался голос Скалы:

– Адептку Кейси Даркнайтс вызывают в… – Небольшая пауза, и глава академии добавил: – Аудиторию сто шесть в главном корпусе.

Было такое ощущение, что меня по привычке едва не пригласили в кабинет ректора, но потом Скала в самый последний момент вспомнил, что там ремонт. А касательно повода вызова… Не нужно было быть пифией, чтобы догадаться, зачем я понадобилась Тумину. Как говорится, если где-то завелся дознаватель, то скоро он созреет до вопросов. В моем случае – и полноценных допросов.

– Накинь морок, – тоном бдительной дуэньи ответил мне Кьяр прежде, чем я покинула аудиторию.

Снежку явно не нравилось, что я вынуждена буду идти по коридору академии без его охраны.

Очутившись за дверью аудитории, я решила, что дельными советами разбрасываться не следует, и действительно сотворила отвод глаз. Так, на всякий случай. И надо сказать, что сделала это не зря. На пути мне попалась парочка третьекурсников, которые как раз обсуждали: жаль, что под арест еще не посадили одну наглую рыжую ведьму. Вот если бы она им попалась, они бы показали ей… При этом они таращились прямехонько сквозь меня.

Миновав этих недобитых инквизиторов, я поспешила в указанную аудиторию, лишь на пороге оной убрав отвод. А войдя внутрь, смогла наконец увидеть вчерашнего обладателя протеза целиком.

Дознаватель был внушительным, угрюмым малым и смотрел на мир так, словно его окружают одни лжецы. В общем, он явно редко ошибался в людях. А также, судя по его виду, являлся тем, кто даже во сне держит ситуацию под контролем и на мушке. И такой твердой рукой, что этот самый прицел не дрогнет, даже если рядом разрывное заклинание сдетонирует.

– Кейси Даркнайтс? – спросил, как из арбалета выстрелил, дознаватель, блеснув лысиной.

Хотя я могла поспорить на свой диплом, что законник прекрасно знал, кто перед ним.

– Да, – коротко отозвалась я и заметила, как рядом с дознавателем засветился камешек. Неужто амулет правды? Я о таком только слышала: редчайший артефакт древности. В мире всего два, а может, и вовсе один экземпляр. Специально для тех, кто умеет виртуозно обходить клятвы. То бишь темных.

Я подобралась. Если ограничиваться при допросе зароком, то ложь может проскочить. Как говорится, рассказывал подробно, а дал обет по итогу коротко и обтекаемо. А тут… Надо быть очень внимательной, давая показания.

– Присаживайтесь. – Мне указали на стул.

В комнате было еще несколько магов помимо ректора. В том числе Норин Ллойд – преподаватель по магической защите и светлая ведьма по совместительству. Она стояла у окна и не спускала с меня своего глаза, пристально следя за каждым моим движением.

Секретарь, устроившись в углу, усердно стенографировал наш диалог. Да, именно диалог, беседу, хоть и достаточно жесткую. Но не допрос в привычном понимании, когда тебя пытаются психологически раздавить, чтобы добраться до интересующих фактов. А потом за ненадобностью соскрести, скинуть в ящик и прикопать.

У меня на родине, благодаря отчиму, уже случалось знакомство с законниками. И этот жизненный опыт был тем хорош, что сейчас я могла радостно заявить: бывало и хуже!

Поэтому на вопросы я отвечала, не трясясь как осиновый лист, чем, судя по всему, огорчила дознавателя. Причем оные касались не только исчезновения Олава. Дознаватель не поленился узнать, как я провела сегодняшнюю ночь.

Я прикинула, что между штрафом за нарушение устава академии и обвинением в краже меты первое всяко выгоднее, и, чуть помявшись для приличия, произнесла:

– Эту ночь я провела с Кьярвэлем Бьеркрином. И он может это засвидетельствовать.

Артефакт засветился зеленым, подтверждая мои слова. Ректор закашлялся. Дознаватель остался невозмутим и дотошно уточнил:

– И чем вы с ним занимались?

Вот ведь жук! Почти приличной девушке задавать такие вопросы, от которых пришлось заставлять себя неимоверными усилиями краснеть для того, чтобы ответ прозвучал достоверно:

– Целовались, – изображая смущение, ответила я. Артефакт вновь позеленел, подтверждая мои слова. – Прижимались друг к другу. Про то, что раздевались, надо говорить или вы сами догадаетесь, чем такие встречи заканчиваются? – под конец я не удержалась от шпильки. Все же ехидный характер – это вам не кукиш: в карман не спрячешь.

И тут, словно живое воплощение вселенской вредности, в кармане шевельнулся птиц. Я успела представить, как фениксенок сейчас подаст голос, и все… Привет, аутодафе!

Нет, я понимала, что каждая уважающая себя темная должна прожить эту жизнь так, чтобы все у гроба дружно воскликнули: «Наконец-то!» Но мне казалось, что я для этого еще недостаточно постаралась. Не успела достать до печенок еще многих и многих… И я, положив руку на грудь, собрала те крохи ментального дара, что остались у меня после обмена метами, и постаралась успокоить птица. На человека мне бы магии точно не хватило, но шелохнувшийся было фениксенок притих.

Я искренне понадеялась, что мой жест сошел за трепет нежной девы, у которой забилось сердце, и не был похож на то, что она пыталась придавить одного мелкого пернатого наглеца, который затрепыхался не ко времени в ее кармане.

Следователь посмотрел на меня исподлобья, но больше вопросов на эту тему не задавал, а вернулся к тем, что касались Олава. И при этом, что удивительно, столичный гость особо на меня не напирал. Чуть позже выяснилось почему. Оказывается, он был в курсе того, что я менталистка (ну спасибо, господин ректор, вашей словоохотливости!).

Убедившись же в том, что темная не причастна к исчезновению адепта, дознаватель начал меня нагло и прилюдно… вербовать в тайную канцелярию! Как телепата. А Тумин вынужденно ему поддакивал. Хотя, судя по выражению лица главы магистерии, он бы с радостью влепил мне отработку, а не соглашался с законником, какие перспективы в светлой империи для меня могли бы открыться после выпуска из академии Южного Предела, останься я по эту сторону Серебряного хребта.

Именно посреди процесса вербовки в окно истово застучал клювом вестовой ворон со свитком в клюве. Причем он долбился в стекло с упорной настойчивостью курильщика, пытающегося высечь искру из сломанного огнива.

Норин потянулась, чтобы открыть створку. И едва в той появилась щель, как в нее тут же просочился крылатый посыльный и арбалетным болтом устремился в сторону ректора. И, пролетай он мимо кого другого, у него получилось бы достичь цели. Но Ллойд была боевым магом с отменной реакцией. Не знаю, могла ли она поймать спущенную с тетивы стрелу, но вот ворона в полете за хвост – запросто.

Преподаватель схватила его столь стремительно, что вестовой не сразу даже понял, что произошло, лишь заполошно захлопал крыльями, вися в воздухе. Пернатый и закаркал бы, но он нес в клюве письмо, и заклинание не позволяло потерять свиток.

Магичка невозмутимо отняла у вестового послание, и аудиторию огласило возмущенное: «Кар-р-р!» Но Норин не было до ворона дела. Она прочла имя адресата на свитке и передала тот ректору.

Тумин нахмурился, глянув на печать. Я, увидев мельком оную, тоже напряглась. Послание было из моей родной академии.

Я вытянула шею, но увидела лишь первые строки, где было приветствие и начало фразы: «Отвечая на вашу жалобу касательно адептов по обмен…»

Морок Тумин читал внимательно, и чем ниже опускался его взгляд, тем мрачнее становилось его лицо. Наконец, оторвавшись от свитка, он задал вопрос, причем обратившись к секретарю:

– Кто от моего имени посмел отправить письмо в Тайру?

Лицо писчего изумленно вытянулось. Это стало самым красноречивым из ответов. Дознаватель нахмурился, явно почуяв, что ему только что подкинули еще работы по специальности.

– Ллойд, пока не отпускайте вестника. – И, вновь повернувшись к секретарю, Тумин стал диктовать ответ. Начал он с витиеватого приветствия коллеги по ректорскому цеху, а закончил кратко: – …адепты, отправленные в академию Южного Предела, обмену и возврату не подлежат вплоть до завершения учебного года.

Я хмыкнула: ну да, кому понравится, что у него из-под носа пытаются основных подозреваемых увести. Вот только ректор не знал, что ни я, ни Сьер, ни Вэрд на родину не рвались. И если пришел запрос на наше возвращение – это отнюдь не билет на свободу. Скорее уж на эшафот.

Лишь ставя размашистую подпись на послании, Тумин поднял взгляд и увидел меня, притихшую на стуле.

– Даркнайтс? Вы еще здесь? Свободны.

Меня как ветром сдуло из аудитории. И едва я закрыла за спиной дверь, как тут же узрела хмурого Снежка. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и явно ждал меня. А на его плече сидела Эйта.

(обратно)

Глава 9

– Как все прошло? – первым делом спросил он.

Вместо ответа я уставилась на пушистую, которая благоговейно сложила лапки на груди и смотрела на светлого почти влюбленным взглядом.

Не дождавшись от меня реакции на свой вопрос, Кьяр вздохнул и, показав пальцем на рыжую, недовольно подтвердил то, что я еще только планировала озвучить:

– Да, я теперь ее тоже вижу.

Усмехнулась про себя. Ну еще бы он ее не видел! Благодаря моей мете (пусть малая часть той и осталась на мне) Кьяр стал менталистом девятого уровня. С его-то разработанными каналами дар мага разума должен был раскрыться на полную. Теперь Снежку доступно и чтение мыслеобразов, и возможность управлять эмоциями, и вот… супербонус – лицезрение Эйты во всей ее пушисто-рыжей красе. И наверняка Кьяр видел ее гораздо четче меня, у которой ментального дара сейчас хватит разве что на воробья. Или вот на то, чтобы усыпить фениксенка…

Жаль, что в отличие от Снежка я не могла полноценно ощутить перешедшую ко мне мощь его источника. А все из-за того, что мои энергетические каналы с детства были искусственно сужены, искалечены и ограничены. Их пропускная способность значительно ниже, чем у Кьяра… Так что я ощущала дар светлого, он горел внутри меня, согревая своим теплом, ластился, маня его использовать, но… Ограничение третьего уровня… И этим все сказано. Во мне пламя было заперто, как в темнице.

– Видит… – возвращая меня в реальность, с придыханием произнесла Эйта. – Маг девятого уровня, обладатель первородного огня, у которого не психика была, а кремень, – и видит меня… Таких безумцев в Лабиринте со времен исхода темных за хребет не было…

М-да… Похоже, рыжая решила, что светлый сошел с ума… И уже фантазировала, какой у нее шикарный псих отметится в списке достижений.

Разочаровать Эйту и сказать ей, что светлый ни капли не безумен, а просто стал менталистом, хотелось до жути. И я уже открыла рот, чтобы «обрадовать» пушистую, как услышала:

– За такой шикарный подарок… Темная, я готова тебе простить абсолютно все!

– Даже заклинание по стабилизации сознания и защите от безумия? – скептически уточнила я.

– Я обещала тебе все на свете, – возмутилась белка, – но вот о дипломе речь не шла!

Я на это лишь хмыкнула, а пушистая как ни в чем не бывало поинтересовалась:

– Кстати, а как тебе это удалось? Раскроешь секрет?

Светлый скрестил руки на груди, жестом намекая, что он вообще-то тоже тут. Но ни меня, ни рыжую это не смутило. Потому что ничто не может прервать торг между темной и демонической сущностью, если тот начался. А у меня с Эйтой он определенно начался.

– А что мне за это будет? – Я вскинула бровь, прикидывая, как повыгоднее продать пушистой то, чего, в сущности, нет, – безумие Кьяра.

Светлый в это время оттолкнулся от стены, которую подпирал. Белочка пошатнулась на его плече и в поисках опоры шустро заработала лапами. И пока пушистая работала над обретением равновесия, я работала над тем, чтобы Кьяр на время онемел и не портил мне намечающуюся выгодную сделку.

Я бесшумно молниеносно ткнула в него пальцем, а потом провела щепотью по губам. Жест «ты молчишь» вышел не только выразительным, но и крайне быстрым. И главное – Снежок, коротко кивнув, дал знать, что все прекрасно понял.

– Лучше спроси, что тебе за это не будет, – отозвалась пушистая, перебирая лапами и вновь устраиваясь поудобнее на плече светлого. – Например, я не буду вам мешать.

– Я раскрываю тебе авторскую методику доведения до шизофрении даже магов с абсолютно устойчивой психикой, а ты за это лишь «не вмешиваюсь»? Неравноценный обмен, не считаешь?

– А что ты хочешь? – с ленцой прищурилась пушистая. Но дрогнувший хвост на раз выдал ее нетерпение.

Я подумала, что если наглеть, то по полной, и выдала:

– Помощь в поисках Олава, – отчеканила я и уточнила: – И не такая, когда ты готова помочь криками: «Давай, Кей, давай! Сделай еще один шажок, чтобы уж точно быть обеими ногами в могиле!» А реальной и существенной. И главное – мне. А не врагам, – я припомнила Эйте то, как пушистая болела за мою дуэльную противницу на зельеварении.

– А ты поклянись, что расскажешь о том, как свела этого красавчика с ума.

– Клянусь, что в деталях, подробностях и даже картинках со звуковыми эффектами поведаю тебе о самом действенном способе, как сделать так, чтобы маг с устойчивой психикой начал лицезреть Госпожу Безумия, если она, в свою очередь, поможет мне, а не кому-либо другому отыскать светлого адепта Олава Локира живым и невредимым в ближайшую седмицу.

От сроков и точных формулировок белка аж вздыбилась, зато, кажется, не обратила внимания на первую часть клятвы. Там, где я подменила безумие лицезрением пушистой.

Меня окутало легкое свечение: мироздание приняло зарок.

– Милые девушки, если вы все обсудили, то, думаю, самое время уходить, – напомнил Снежок о том, что торги торгами, но лучше бы подобрать для них другое место.

«Милые девушки» – одна из которых была вовсе не милой, а пушистая – уже давно многодетной, поэтому слегка не девушкой, – переглянулись и с доводом Кьяра согласились.

И наше трио заспешило на занятие по истории. Последнее прошло хорошо. И было бы вовсе замечательным, если бы после лекции магистр Гарольд Илев не преминул нам с Самирой напомнить, что ждет от нас в скором времени совместный доклад. Еще и уточнил, как продвигается над ним работа.

Я заверила, что главная часть проекта завершена: мы, как соавторы, пришли к согласию, что друг друга пока не убиваем. Так что остались лишь детали – собственно, все написать.

Саламандр тонко улыбнулся на мою пламенную речь, а потом на миг замер рядом со мной, прикрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь, и задумчиво протянул:

– Адептка Даркнайтс, в вас что-то изменилось…

– Я выспалась, – солгала не моргнув глазом.

– Нет. – Преподаватель покачал головой, а потом крылья его носа затрепетали, и он уверенно закончил: – В вас стало больше огня.

– Просто здесь юг, он горячит кровь, – отшутилась я и поспешила выйти вместе с Кьяром из аудитории.

И выдохнула. Вот ведь… саламандр, одним словом! И это я даже своего новообмененного дара не призывала. А он уже учуял небесный огонь.

Над этим я и размышляла всю следующую лекцию по бестиологии. А еще – ждала большого перерыва.

Едва тот начался, мы со Снежком и белкой поспешили прочь. Кьяр провел нас в восточную башню. Та была полуразрушенной, и, как заверил светлый, народу там не бывало: ни любопытных адептов, ни бдительных преподавателей. А все потому, что по периметру стоял охранный контур. Но пуще охранной магии действовал оберег от любопытных из бурьяна и терновника. Но Кьяр знал тайный путь…

Правда, тот оказался колюч и узок. Особенно возмущалась Эйта, оставившая на шипах пару клочков рыжей шерсти.

И вот, когда мы оказались в полуразрушенном зале, у которого в потолке зияла огромная дыра, я достала фениксенка. Птиц сладко дрых, еще не подозревая о том, какие испытания судьбы его уже изрядно подзаждались…

Я тронула пернатого, пытаясь разбудить. Но алый лишь сладко зевнул, потянулся и укрылся крылом. Белка посмотрела на пернатого так, как это может только многоопытная мать, имеющая за пушистым хвостом многолетний опыт побудки детей в школу, и, прыгнув мне на запястье, сварливо произнесла:

– Молодежь… Вот так надо.

А затем Эйта, наклонившись к фениксенку, с подкурлыкиванием сообщила тому, что все вкусности сейчас наглые людишки стрескают без него. Птиц открыл глазенки сразу, причем сна в них не было. Лишь желание бороться за сдобную добычу. А вот когда он, оглядевшись, понял, что оной нет, то чуть не задрых по новой.

Но тут уже я не дала, встряхнув алого.

– И как это недоразумение допрашивать? – с сомнением протянул Кьяр.

– Загляни ему в глаза и мысленно прикажи вспомнить, что случилось в тот день, – объяснила я очевидные вещи.

Светлый скептически на меня глянул, но потом взял в руки фениксенка, и сеанс гляделок начался. А мы с Эйтой, словно два зеркальных отражения, сели напротив друг друга. Я – скрестив ноги. Она – лапы. И обе – положив подбородок на кулак так, что локоть опорной руки утыкался в согнутое колено.

И я, и рыжая при этом смотрели на Снежка с пичугой в руках.

– Как-то со стороны вообще не впечатляет, – спустя пару ударов сердца прокомментировала Эйта. – Вот стихийники жахнут магией, колданут – и красиво… Или опять же некроманты – у них скелеты строем ходят. А тут и посмотреть не на что…

Вообще-то пушистая была права. Я впервые со стороны наблюдала за работой менталиста, и ничего не происходило. Разве что, когда я призвала крохи оставшегося дара, магическим зрением увидела тоненькую ниточку, что соединяла Снежка и фениксенка.

Но тут вдруг птиц затрепыхался, запищал, и связь разорвалась. А Кьяр шумно выдохнул. Потом повернул голову в нашу с Эйтой сторону, сфокусировал взгляд и, оценив картину «Две рыжие проблемы», невольно хмыкнул.

– Ну?! – Эйта вся подалась от нетерпения вперед.

– Кто сорвал мету? – Я не уступала пушистой в любопытстве.

Кьяр посмотрел на меня, на Эйту, потом опять на меня и выдал:

– Или я сошел с ума, или…

– Никаких «или». Конечно, сошел! – фыркнула Эйта. – Но, поверь мне, видения психов порой отличаются удивительной трезвостью.

Снежок потер переносицу и произнес:

– Братец сделал это сам…

Хорошо, что я сидела. Вот правда. Я ожидала, что это будет тайный убийца, кто-то из светлых недругов, да, может, темные шпионы, решившие выкрасть единственного сына тени императора… Но сам?

– Зачем? – Эйта, похоже, тоже была в недоумении.

– Он, – Кьяр кивнул на фениксенка, – помнит, как хозяин получил какое-то письмо. О чем было послание, мелкий не понял. Но после него Олав сильно разволновался… Сжег принесенный вестником свиток и начал лихорадочно собираться. А потом содрал с себя мету…

– Постой, а как он смог? Это же ваше, темных, заклинание. – Белка дернула хвостом в мою сторону.

– Кажется, я знаю как. – Я сглотнула, потому что во рту стало вдруг сухо. – Сьер недавно потерял книжицу, которую взял на память из дома… В ней в том числе была описана и «умыкалка»…

Белка радостно хлопнула в лапы:

– Ну все, значит, исчезновение вашего светлого раскрыто! Давай. Выполняй клятву, рыжая! Рассказывай, как свести с ума!

– Мы с тобой условились на «найти», а не на «узнать, в какую сторону идти», – напомнила я. – А нет тела – нет и методики.

– Знаешь, темная, – белка недовольно скрестила лапы на груди, – у меня такое чувство, что я не с тобой сделку заключила, а кредитный договор подписала. Тот тоже сколько ни читай, все равно по итогу тебя обдурят! Еще и заставят отрабатывать вдвойне! А я, между прочим, на больничном! Мне трудиться вообще не положено. – И она продемонстрировала лапу в лубке.

Я вспомнила, как белка шустро с этой перебинтованной конечностью скакала совсем недавно, и только подивилась таланту одной симулянтки.

Птиц меж тем, оскорбленный допросом, встрепенулся, выпорхнул из рук мучителя и спикировал мне на плечо. А потом ловко нырнул в ворот рубахи и…

– Куда! – рявкнула я, оттягивая горловину.

Вот только птиц, как истинный мужик, который ищет ласки или хотя бы чего-нибудь пожрать, ткнулся в грудь. Обхватил ее перьями, пытаясь удержаться, но все равно соскользнул ниже, к правому подреберью, чуть выше пояса, за который была заправлена рубаха.

– Курлы! – раздалось через ткань довольное в духе: «Не достанешь!» И адресован этот победный писк был явно Снежку.

Вот ведь вредность пернатая! Впрочем, фениксенок меня сейчас не так интересовал, как Олав.

– Что это могло быть за письмо, от которого светлый маг решил добровольно лишить себя дара? – задала я вопрос вслух.

– Не просто лишить, – хмуро уточнил Кьяр. – Он еще, судя по воспоминаниям меты, прихватил с собой артефакт Тохоса и эликсир семи лун.

«Гад!» – мысленно заключила я. Белка именно в этот момент чихнула, подтверждая: я думаю в правильном направлении. А все дело в том, что артефакт Тохоса маскирует ауру, а зелье семи лун, которое, как полагаю, законный наследник рода Дорс принимал уже давно, блокировало любой поиск по крови.

Вот почему его не могли найти. И даже если дознаватель привез с собой пару капель крови отца, то смысла в ритуале не было. Тут даже для близкого поискового импульса полведра нужно.

– Вот бы глянуть на то письмецо, – задумчиво протянула белка.

– Олав его сжег, – напомнил Кьяр.

– А пепел-то остался, – тоном демона-искусителя произнесла Эйта. – Так что нужно его всего лишь собрать… А эта, – кивок в мою сторону, – все восстановит.

– А если я такого заклинания не знаю? – Я вскинула бровь.

– Ты же теоретик! Как ты можешь чего-то не знать? А если не знаешь, то придумаешь! – безапелляционно закончила пушистая, ударив кулачком о пушистое колено.

Я подивилась тому, насколько белка в меня верила. Видимо, уж очень ей хотелось поскорее узнать, как я свела с ума светлого.

Меж тем колокол возвестил о конце перерыва, и мы условились, что, как только закончится последнее занятие, Кьяр с Эйтой добудут пепел. И вечером я попытаюсь восстановить письмо.

Вот только перед тем, как шагнуть на узкую тропку, что вела через кусты, я посмотрела на спину Снежка. Светлый был чуть впереди меня и готовился идти вслед за Эйтой: белочка на этот раз решила скакать по земле, заявив, что, сидя на плече, она на обратном пути обдерет об колючки оставшуюся шерстку.

Кьяр ощутил на себе этот мой взгляд. Он резко обернулся. И наши глаза встретились.

– Кей?

А я смотрела на светлого и пыталась понять: когда я успела влюбиться? И главное: почему именно он? Тот, кто исчезнет из моей жизни, едва успев появиться. Нам оказалось отпущено даже меньше года – того времени, что я должна была находиться в академии по обмену.

Все закончится гораздо раньше: едва Олава найдут. Навряд ли после такого финта отец оставит в академии законного наследника. Скорее всего, переведет в столицу или где там еще есть светлые магистерии, чтобы замять дело. И Кьяр будет вынужден отправиться вместе с ним прикрывать. Да и меня, подчиняясь запросу, Тумин может отправить обратно на родину. Потому что я не сомневалась: с сегодняшним ответом Скалы темные не смирятся…

Правильнее было бы сейчас попытаться сопротивляться своим чувствам, чтобы потом не остаться с вдребезги разбитым сердцем. Так должна была бы поступить светлая. Но я-то ей не была. Я была темной. И мы, дети Мрака, привыкли жить моментом. Не оглядываясь, не размениваясь на «правильно» и «логично». Потому что знали: другого мига в этой жизни может и не наступить. А я была темной до мозга костей. Поэтому пусть лучше в моей жизни случится короткая, но ослепительно-яркая вспышка. Та, воспоминания о которой я спрячу так глубоко в моем сердце, чтобы даже самый сильный телепат не смог до них добраться. Такой, как Темный Властелин – владыка сумрачных земель.

Вот только я не учла, что сейчас менталист, лишь малым уступавший в даре императору, стоял рядом со мной. И, судя по тому, как изменилось выражение его лица, он умудрился прочесть мои мысли. Несмотря на щиты. Или это я так громко думала?

– Кей, я буду рядом. Всегда. Темная империя. Светлая… Для меня теперь нет разницы…

– Теперь?

– Да, теперь, когда я понял, что люблю самую невозможную темную на свете, – подтвердил Кьяр. – Кей, порой ты бесишь так, что я готов взорваться… Но ты мой огонь… – Он плутовски усмехнулся и прибавил: – Причем он настолько яркий, что мне кажется, он того и гляди подпалит все вокруг. И всех. Да вокруг тебя даже опытные маги будут бегать с прожженными дырами, и от них будет пахнуть паленым.

М-да… Как-то не так я представляла себе признание в любви… А потому, не сдержавшись, хмыкнула. Но светлого это не смутило:

– Иногда ты обжигаешь прямолинейными и честными фразами так, что у слушателей горят уши, лицо и чешутся руки, чтобы тебя придушить. Но зато с тобой никогда не будет скучно. Ты легко балансируешь на самом краю крыши, жонглируешь разрывными заклинаниями…

На этих словах я и вовсе скривилась: ну мог этот светлый не припоминать, что я разнесла крышу на занятии Норин Ллойд, слегка подправив стандартное плетение?

– …и этим доводишь меня до нервного срыва. Но даже не надейся, что это заставит меня отказаться от тебя.

– Если ты рассчитываешь, что откроюсь тебе и скажу об ответных чувствах, то знай: темные не признаются в любви.

– Мне достаточно, что ты признала это в мыслях.

При этих словах я чуть не взорвалась: грыхтов телепат!

– А теперь слушай. – Ткнула в его грудь указательным пальцем. Я была сейчас столь решительно настроена на диалог, что меня даже абсолютная глухота Кьяра не остановила бы. Да что там глухота, даже отсутствие самого светлого, реши он удрать в этот момент или провалиться в Бездну. – Ты невозможен, упрям, честолюбив, хитер, ревнив…

Я тоже припомнила светлому кое-что. Например, как он допытывался, сидя на подоконнике в комнате общежития, какие у меня отношения со Сьером. И с Вэрдом. Снежку это явно не понравилось, и он нахмурился. Но меня уже было не остановить:

– Ты не боишься ни льда, ни огня, ни даже темных! – последнее я произнесла с особым возмущением: ну правда, как нас можно не бояться-то?! Наглость! – У тебя сильная воля и стальной характер. Да ты даже в императорский дворец без контрамарки зайдешь. Ты не покупаешь удачу, а привык добиваться ее трудом, потом и кровью. Ты умеешь сочувствовать так, что после твоего утешения начинаешь прикидывать: а где ближайший сук и когда будут скидки на мыло и пеньковые веревки?.. – перечисляя это, я поймала себя на мысли, что не поняла, когда с возмущения перешла на список тех качеств, которыми описываю идеального темного.

Но Кьяр был светлым. И тем не менее для меня – идеальным. Но сказать это вслух?! Ни за что! Поэтому в противоречие собственным мыслям я произнесла:

– И да! Ты тоже меня бесишь. И вообще, ты…

Договорить я не успела. Его губы накрыли мои, а сильные надежные руки захватили в кольцо, обняв. Поцелуй. Упоительный, сладкий, головокружительный. А потом его ладонь скользнула по ложбинке спины, пройдясь от талии выше, к затылку. И в следующий миг пальцы светлого погрузились в мою рыжую копну.

– Кья-я-яр, – глухо выдохнула я, когда светлый оторвался от моих губ.

Рвано дыша, Снежок уткнулся носом в мои волосы и глубоко, даже как-то жадно, вдохнул.

– Ты пахнешь ежевикой и перечной мятой… – с наслаждением протянул светлый и потерся своей щекой о мою. – И этот аромат преследует меня.

Его глаза, уже не зеленые, а изумрудно-черные, манили, затягивали, словно бездонный омут, будто сама Бездна. И я тонула в них. В голове не осталось ни одной мысли и…

– Вот вы где! А я их жду-жду… – сварливо возмутилась Эйта, сидя посреди тропинки. И напомнила: – Учтите, письмо само собой не украдется. И вообще, вы вроде бы планировали идти на занятие, – тоном бдительной родительницы отчитала нас пушистая.

– Мне сейчас показалось или это был особый материнский тон? – не удержалась я от ехидного замечания. Вот уж никогда бы не подумала, что рыжая будет не пытаться меня убить, а заботиться…

Хотя главного рыжая добилась: мы с Кьяром отстранились друг от друга и заспешили по тропинке к главному корпусу академии. А пушистая скакала спереди, словно указывая путь. Но и говорить Эйта успевала:

– Это я по привычке, – оглянувшись, фыркнула она и в сердцах, словно делясь наболевшим, добавила: – Вот будут у тебя дети – узнаешь. А уж когда они вырастут и то одного пристроить в академию надо, то другую замуж выдать, потому как тебе обещают внуков в кратчайшие сроки и слышать не хотят, что ты бабушкой морально быть не готова… В общем, поймешь со временем. Если доживешь до этого, конечно… – оптимистично закончила пушистая.

За этим разговором я не заметила, как мы выбрались из зарослей. Эйта вновь вскочилана плечо светлому, и наше трио устремилось на последнее на сегодня занятие.

Оное проходило в отремонтированном зале. Норин Ллойд, преподававшая боевые чары, бдительным взглядом проводила меня, пока я шла к месту напротив свободной мишени.

– Сегодня мы с вами освоим огненный аркан Тонрок, – разнесся голос Лойд по помещению. – Предупреждаю: плетение ступенчатое. И чем выше уровень мага, тем более высокую ступень он может использовать.

Она показала структуру плетения. В принципе, та была несложной. Вот только когда я попыталась ее повторить, что-то пошло не так. Под что-то я понимала всё!

Когда до этого я использовала силу Кьяра, я зачерпывала ее совсем немного. И она спокойно проходила по моим каналам. Но тут… использование аркана подразумевало задействование всего потенциала… И последний у меня был гораздо выше, чем пропускная способность моих искусственно суженных энергетических каналов.

Вот только ограничители были рассчитаны на ментальный, а не на огненный дар. И когда я попробовала задействовать его на полную, почувствовала, как слетают зажимы…

Я успела остановиться в последний момент.

Аркан, сорвавшийся с пальцев, получился несильным. Но точным и правильным… И я удостоилась еще одного пристального взгляда преподавательницы. Она смотрела на меня своим единственным глазом, словно в прицел. Было ощущение, что она делает себе пометку: обязательно узнать, как у меня это получилось и чем в этот раз я дополнила стандартную схему заклинания.

Зато я оттянула на себя все ее внимание, и на Бьеркрина магесса даже не смотрела. И хорошо. Потому как у светлого аркан вышел хоть и мощным… Но вот что-то мне подсказывало, что не должно быть у этого плетения пламени черного цвета… Алый, синий, белый… Но не оттенок сотого уровня Бездны.

Хорошо хоть, Кьяр ударил им столь быстро, что уловить оттенок чар удалось, похоже, только мне. И то только потому, что я знала, куда смотреть. Ну еще его заметил и Снежок, который сейчас смотрел на размозженную мишень слегка ошарашенным взглядом. А для остальных – доля мига – по всему залу разметало подпаленную щепу.

Ллойд отвернулась от меня, лишь когда слышала грохот за спиной. То, что осталось от мишени, стоявшей перед Снежком, покачнулось и в оглушительной тишине рухнуло на пол.

– Адепт Бьеркрин! – крикнула она и направилась к Снежку.

А я смогла выдохнуть. Вот только обрадовалась я рано. Потому как почувствовала, как начинают гореть каналы. Хотя я и успела вовремя перекрыть поток, но совсем без последствий, похоже, не обошлось.

Боль была несильной, но все равно выматывала. Или это сказалась усталость из-за того, что я толком не отдыхала больше суток? Так или иначе лучшим средством сейчас был бы сон. Хотя бы пару ударов колокола, пока Кьяр с Эйтой добывают остатки письма, которое получил Олав.

Поэтому сразу после занятия я поспешила попрощаться со светлым, который попытался узнать, что со мной произошло. Я, подняв и максимально уплотнив ментальные щиты, заверила, что все нормально.

Вот только добраться до общежития в одиночку Снежок мне не дал, поручив Самире вновь сопровождать меня до дверей комнаты. На этот раз безо всяких отклонений от маршрута в виде посещения кустов акации рядом с карцером.

Комната была пуста. На кровати лишь спал мой морок, который я оставила вчера. Он едва слышно посапывал и даже при моем приближении, широко зевнув, отвернулся к стене. Я придирчиво посмотрела на свое творение: обманки мне всегда хорошо удавались, но был у таких плетений один недостаток – они разрушались при тактильном контакте. И, судя по тому, что заклинание не развеялось, к иллюзии не прикасались.

Я сняла с себя жилет, стянула сапоги, достала вновь спавшего фениксенка, уложив его на дно холщовой сумки, разделась, уничтожила морок и улеглась на кровать сама. Как говорится, попробуй найти пять отличий. И почти тут же провалилась в сон. А вот проснулась оттого, что меня трясли за плечо.

Едва разлепила глаза, как увидела склонившуюся над собой Линдси. Пышка выглядела обеспокоенной.

– Эй, ты не заболела? Весь день спишь.

Я, узнав, который сейчас удар колокола, поняла, что до «целый день» мне еще дрыхнуть и дрыхнуть: я продремала от силы одну лекцию. Хотела завалиться обратно, буркнув, чтобы от меня отстали, и прикрыть голову подушкой. Но поняла: если так сделаю, могу опять проспать все на свете.

Потому я усилием воли привела себя в вертикальное положение и широко зевнула. А потом прислушалась к своим ощущениям и поняла, что чувствовала себя намного лучше. Каналы хоть и ощущались, но не болели. Они просто… были. И, кажется, чуть шире.

– Да нет. Все в порядке, – заверила я Линдси, пытаясь совершить невозможное – взглянуть на мир нормальным, а не заспанным взглядом.

– Ты это… скажи, если что нужно. Я принесу. Из лечебницы или столовой. Сама одна лучше лишний раз не ходи, – речь пышки была слегка путаной от волнения. Но она все же собралась с духом и добавила: – Я верю, что ты не причастна к исчезновению адепта.

– М-да? – с сомнением произнесла я и помотала головой, пытаясь прогнать остатки сна. – Вдруг это я? Ну, прикопала Олава где-нибудь под ракитовым кустом?

– А это ты? – подозрительно просила Линдси.

– Увы, нет, – фыркнула я.

– Ну вот мы и выяснили, что это не ты, – невозмутимо заключила пышка и на мое удивление ее логикой пояснила: – Ты, темная, хоть и зараза, но порядочная…

Причем произнесла она последнюю фразу таким особым тоном, что обижаться на него не было никакой возможности.

– Знаешь, похоже, мы по-разному понимаем значение слова «порядочная», – хмыкнула я.

– Так мы и не должны его одинаково понимать, – довольно усмехнулась Линдси. – Ты же темная, а я светлая…

«Ведьма», – мысленно добавила я. Потому как я только что выяснила, что соседка у меня та еще ехидна. Из нее со временем может выйти та еще интриганка: так жонглировать словами и владеть интонациями – это талант.

– Чай будешь? – меж тем предложила пышка.

– Конечно! – оживилась я.

Спустя совсем немного времени Линдси протянула мне пузатую кружку, пахнущую летом и цветущей липой.

– Это особый сбор. По бабушкиному рецепту. Ба говорит, что он умиротворяет и придает сил ничуть не хуже, чем ромашковый настой, который пьешь из черепа своего врага…

Я даже закашлялась. Услышать такое от светлой…

– Хорошая у тебя бабуля, – заметила я. – И сравнения у нее интересные.

– А то! – Линдси воздела палец к потолку и гордо изрекла: – Настоящий боевой маг! – И, чуть сникнув, добавила: – Не то что я, травница…

– Знаешь, по-моему, неважно, какая у тебя специализация, важно, какой ты в ней специалист. И я верю, что ты будешь отличной травницей, которая спасет не одну тысячу жизней. Или даже изобретет эликсир против опасной хвори.

– Масла тебе на язык, пусть так и будет, – присказкой отозвалась Линдси, доставая коробку с пироженками, и изрекла: – Чай без сдобы – заварка на ветер!

С этой истиной трудно было не согласиться. Вот так, незаметно, за разговором с Линдси, и пролетело время. Солнце начало клониться к закату. А вместе с ним пришло время идти на встречу с Кьяром. Надеюсь, ему с Эйтой удалось добыть пепел от письма.

Когда колокол пробил ровно шесть раз, я начала собираться, сказав, что мне нужно в библиотеку – писать доклад с Самирой. Подхватила сумку с фениксенком и собиралась уже уйти, когда Лин вызвалась проводить меня до книжной обители.

– Чтобы ты не ходила по коридорам одна, – пояснила она.

– Спасибо, не стоит. Я накину отвод глаз, – я отказалась от ее предложения.

Даже не солгала: от общежития до аудитории, в которой условились встретиться, я действительно шла под пологом невидимости.

Причем сила, когда я обратилась к ней, напитывая плетение, отозвалась как-то странно, но я не обратила на это внимания.

Коридоры главного корпуса были почти безлюдны, классы – пусты: занятия на сегодня закончились. Я нашла дверь с нужным номером и толкнула ее.

Кьяр уже был на месте. Эйта – с ним. А еще на столе перед преподавательской кафедрой стояла баночка, на дне которой была горстка пепла.

– Вот. – Жестом торговца, выдававшего просроченный товар за первосортный, белочка гордо указала на тару. – Письмо.

Я удрученно взглянула на горстку пепла. У меня были большие сомнения, что получится. Все же то заклинание, которое я знала, было реставрирующим. Если изменить в нем вектор, отвечавший за старение, на сжигание… Получится ли?

Но в любом случае попробовать стоило.

Я высыпала содержимое банки на парту, постаравшись расстелить пепел тонким равномерным слоем, а потом начала прямо в воздухе огненным пальцем чертить заклинание. Удивительно, что матрица получалась более устойчивой, чем обычно. Да и связующие узлы в этот раз были гораздо прочнее.

И когда готовое плетение зависло в воздухе над пеплом, я почувствовала, что получится. Я словно ощутила, как сгорала каждая пылинка. Словно я была тем самым огнем, что сжег эту бумагу. Хотя… я ведь и была сейчас отчасти огнем, благодаря мете Кьяра.

Пепел, словно время повернули вспять, начал превращаться в лист. И в лучах почти севшего за горизонт багряного светила мы смогли увидеть первые строки письма. Но прежде чем нам удалось прочесть все послание, солнце село. Наступило время демонов.

(обратно)

Глава 10

Кьяр зажег светляк, и наши лица (и одна пушистая морда!) склонились над письмом, чтобы узнать, что же вынудило Олава сорвать свою мету. И, еще не прочитав все письмо, а лишь глянув на строки, светлый уверенно произнес:

– Это почерк Дорса-старшего.

А потом мы вчитались в строки.

– Да быть того не может! – первой эмоции выразила белка. И обняла свое пузико от возмущения. – Я бы поняла, если бы из-за такого сорвалась с места романтичная экзальтированная девица…

Я думала примерно так же, но матом. Кьяр был хмур. Судя по посланию, отправленному батюшкой Олава, родитель вознамерился женить отпрыска. Да не сам это надумал, а по приказу светлейшего императора.

«Дело государственной важности», «укрепление политических соглашений с нашими соседями», «договорной брак»…

Мой взгляд выхватывал из витиеватой вязи почерка герцога Дорса отдельные строки.

Как оказалось, у нашего Темного Властелина, помимо сына Торгронга, была еще и дочь. Правда, внебрачная. Я о ней и не слышала даже. Но нас, сумрачных, детьми, рожденными вне брака, не удивишь. Видимо, Владыка прятал где-то до поры до времени свою дщерь, чтобы не убили ненароком девицу «доброжелатели».

А вот сейчас решил ее использовать для укрепления межгосударственных связей. В том числе и брачных. Светлый император со своей стороны предложил подходящего жениха – сына своего первого советника. Ну правильно. Не своих же детей отдавать светлейшему Аврингросу Девятнадцатому? А тут сын герцога, и маг сильный, опять же не дряхлый старик – вполне себе партия для дочери Темного Властелина, пусть и рожденной вне брака.

Вот только сам Олав решил, что для него быть пешкой в политической игре – слишком великая честь. И поспешил от оной отказаться: попросту удрал.

– Вот грыхт! – выдохнула с досадой.

Я-то рассчитывала, что письмо подскажет, где искать братца Кьяра. В идеале, чтобы в конце послания было что-то вроде: жду тебя у себя в полночь. И на обороте листа адрес отправителя: Кленовая улица, дом семь. Но увы.

– Навряд ли ему удалось уйти далеко, – потирая подбородок, начал рассуждать вслух светлый. – Денег немного, вещей тоже… Если он и мог куда направиться, так это в Вейлу. До нее всего два дня пути. Но, сдается мне, остался здесь.

– В академии?

– Нет, скорее за ее стенами, в Южном Пределе.

То, что город, расположившийся за стеной академии, назывался так же, как и сама магистерия, меня поразило, еще когда мы летели сюда. Поэтому их иногда путали. А все оттого, что до исхода темных за хребет это был военный гарнизон, охранявший южные рубежи от тварей Атарийской пустоши. Но шло время, вырос сначала город, а потом в нем основали и академию.

– И как нам его найти? – Белка недовольно подперла кулачком щеку.

– Поисковые заклинания его не берут, – печально резюмировала я, вспомнив про браслет и эликсир, которые прихватил с собой Олав. – Хоть стакан крови выцеди для ритуала… Тут, чтобы перебить влияние браслета, нужно самого отца в пентаграмму положить…

И тут мой взгляд остановился на груди Кьяра. Да, Снежок был не отцом… Но братом! И в нем было крови отца ровно столько же, сколько и в Олаве, а это значит…

– Я надеюсь, ты уверена в том, что задумала, – произнес светлый.

А я заскрипела зубами. Ну когда этот светлый хотя бы вид научится делать, что мои мысли не читает!

Эйта настороженно глянула на Снежка. Хотелось верить, что она приняла реплику светлого просто за наше полное взаимопонимание. То самое, при котором слова только мешают разговаривать. Впрочем, если пушистая и хотела что-то спросить, то не успела. Я опередила ее, спеша отвлечь внимание рыжей:

– Если маг-теоретик в себе абсолютно уверен, значит, он слегка не в себе.

– Эй, рыжая! – возмутилась Эйта. – Этот светлый мне нужен психом, но живым! Ты это учти!!! Я его с Хель делить не буду.

Белка возмущенно фыркнула. Но я не обращала на нее внимания, оглядываясь. Медлить не стоило. Но и торопиться в том, что я задумала, тоже.

Мне нужно было изменить стандартную поисковую пентаграмму. Обычно при ритуале она была небольшой и для ее активации требовалась всего пара алых капель от ближнего того, кого требовалось найти. Но, чтобы пробить защиту артефакта, крови требовалось много. Очень много. Но лишать ради этого жизни Кьяра… Ни за что!

Так что мне нужно было изменить базовые конфигурации матрицы, чтобы она восприняла Снежка как сосуд. Активную живую тару, полную этой самой крови.

И пока светлый расчищал место в аудитории для ритуала, я испещряла доску расчетами, по десять раз все перепроверяя.

От мысли, что я могу ошибиться, что что-то вдруг пойдет не так, я надавила на мел слишком сильно. И он раскрошился под моими пальцами, которые… подрагивали. Как, оказывается, просто бояться за себя. Это совсем не страшно. Ты просто не задумываешься, что тебя может не стать. А вот бояться за того, кто дорог… Это иное. Совершенно.

– Кей. – Почувствовав мое состояние, светлый обернулся и, подойдя ко мне, обнял со словами: – У тебя все получится. Ты мне веришь?

– Я верю в тебя, – упрямо вздернула подбородок.

– А я тебя люблю. – Он посмотрел мне прямо в глаза. Долго. Проникновенно. Словно хотел вытеснить оттуда любые сомнения.

И откуда-то из глубины пришла непоколебимая уверенность. Я смогу. Справлюсь. Потому что та, которую любит ее мужчина, способна на невозможное.

Последние расчеты вывела уже твердой рукой. И мои пальцы не дрогнули, когда я чертила ровную, словно по циркулю, пентаграмму. Правда, размерчик был у последней – дракон в крылатой ипостаси может с комфортом внутри расположиться.

Но вместо ящера по центру рисунка улегся Кьяр. Белка присела на подоконник и… Я не знаю, где эта паршивка умудрилась раздобыть семечки, пока мы были заняты делом, но сейчас она их нагло лузгала, точно готовясь смотреть выступление бродячей труппы. Ну, Эйта… Слов на нее не хватало, даже бранных. И злости. Причем настолько, что прикинула: у кого бы занять?

Я отвернулась от белки, шумно выдохнула и сосредоточилась. На этот пушистый рыжий хвост у меня еще будет время если не ощипать, то обдурить точно. А пока – ритуал. И только ритуал.

Для последнего энергетические векторы матрицы я строила, попеременно сверяясь с записанными на доске расчетами. А когда опустила структуру поверх распластанного в пентаграмме тела Кьяра и начала читать заклинание, и вовсе, кажется, забыла не только об Эйте, но и о том, где мы и кто я.

Я начала вливать силу, напитывая ей вычерченные на полу руны. И тут тело Кьяра выгнулось дугой так, словно его подцепило гигантским крюком и приподняло от земли. Я поняла, что сейчас светлый ощущает дикую, сводящую с ума боль, которая с каждыми мигом нарастает. И он в какой-то момент просто ее не выдержит. Потому что у всего есть свой предел.

Этого не должно было случиться. Я едва удерживала концентрацию, понимая, что, если не справлюсь, прервется не только ритуал, но и жизнь светлого.

Пульс застучал в ушах, горло сжали удушливые щупальца страха. «Где я ошиблась?» – этот вопрос судорожно бился в моей голове. И я лихорадочно просчитывала варианты. И… нашла ошибку.

Руна «Кормир» обозначала кровь. И мы, маги, к этому привыкли, забыв, что изначальное значение этого символа «свободная кровь» – та, что взята из раны, высвободилась из тела.

Я сделала шаг. Сила, которая сейчас шла от матрицы, зависшей над светлым, буквально сбивала с ног. И я упала. На колени. Рядом с запястьем Кьяра, которое зависло в воздухе так, что пальцы едва касались пола с начерченной на нем одной из вершин пентаграммы.

– Порхимор лорсис, – прошептала я слова простенького заклинания, от которого мои ногти удлинились, став острыми, как бритвы, когтями.

Коротко замахнувшись, я рассекла на руке светлого кожу. Три полосы налились багрянцем, и на напитанную силой руну полилась тонкая струйка крови… Она стала связующей нитью. Между пентаграммой и «сосудом».

Тело Снежка опустилось, и я услышала рваный вдох. Жив! От радости я едва не потеряла концентрацию вновь, но все же собрала волю в кулак и завершила ритуал. И едва я закончила вливать силу, как почувствовала взрыв. И мы с Кьяром были его центром.

Нет. Не было ярких вспышек и грохота. Скорее наоборот: звук словно отключили. И в этом абсолютном безмолвии от нас во все стороны разнеслась волна поискового импульса.

– Огрыхтеть! – услышала я потрясенное со стороны окна. – У тебя получилось, темная.

Я повернула голову, чтобы увидеть Эйту. Ударной волной ее опрокинуло и перевернуло навзничь, и сейчас белочка вставала с подоконника, пытаясь параллельно стряхнуть с пушистой шкурки шелуху от семечек. Последней ее буквально закидало.

– Я уж думала, этот светлый щас сдохнет! И я таки не смогу проводить этого красавчика в глубины Лабиринтов Безумия, – смахивая с пузика кожуру от семечек, проворчала белка. – А он живой и только слегка поцарапанный, – заключила Эйта.

Кьяр, к этому моменту севший в центре пентаграммы, при последних словах рыжей замер. А потом, оглядев себя, с недоумением посмотрел на рассеченное запястье.

– Ты что-нибудь помнишь? – Я вгляделась в лицо Снежка, которое медленно из полотняно-белого становилось чуть розоватым.

– Только дикую боль, которая тащила на аркане за Грань, – отозвался Кьяр и потом неожиданно спросил: – И знаешь, что помогло мне ей сопротивляться? Выдержать все это?

– Что? – Я сглотнула.

– Мысль о том, что ты в меня веришь. – Он подался вперед и коснулся пальцами моей щеки. – Потому что мужчина может все, когда его женщина в него верит.

Хотелось сказать, что и женщина тоже может все, когда ее мужчина ее любит. Но вместо этого я закусила губы. Не кокетливо, лишь нижнюю. А обе сразу, как бывает, когда пытаешься сдержать слезы. Но они все же полились. Одна так точно успела упасть, прежде чем… Вернулся откат от поискового импульса.

Заклинание смогло пробить защиту Олава. И сейчас от того, на ком оно осело, к нам тянулась тонкая нить, словно соединявшая трех прях и их блудную кудель.

Кьяр подхватил ее, и мы помчались по туманному следу. Выбежав из главного корпуса академии, устремились не к воротам, которые уже успели закрыться до завтрашнего утра, а к метелковязи. Защитный купол над академией только начал подниматься, и был шанс успеть.

Я на миг посмотрела вверх, чтобы увидеть, как от земли ввысь поднимается прозрачный, напоминавший стенку мыльного пузыря, барьер. Вот только если глазу заклинание было едва различимо, это еще не значило, что оно безобидное.

– Прыгай! – крикнул мне Кьяр, успевший оседлать метлу.

Не знаю, кого он имел в виду, но мы с Эйтой оказались сидящими за спиной светлого одновременно. И я едва успела обхватить руками Снежка, как мы свечкой взмыли в небо. И я узнала, во что вцепилась Эйта. В меня. Точнее, в мои волосы. И сейчас, похоже, снимала скальп.

– Не мотай башкой! – орала рыжая, изображая репей, болтавшийся на кончике хвоста очень дружелюбного пса.

Я ей ничего не отвечала, потому что просто орала. Вдохновенно. На одной ноте. От переизбытка бранных чувств обхватив светлого не только руками, но и ногами. Потому что мы летели практически вертикально, соревнуясь со смыкающимися створками купола. И была большая вероятность, что не успеем, врежемся на полном ходу и падение выйдет не чета моему с Кьяром полету с крыши. Убьемся с гарантией.

Наша летунья все же оказалась проворнее. Правда, на самую малость: сомкнувшийся за спинами купол прихватил конец метелки по самую репицу. И, глянув через плечо на то, что осталось от прутьев, я могла сделать только одно – порадоваться за нас самих. Миг позже – и располовиненными оказались бы уже мы.

Метла меж тем, утратив маневренность и отчасти даже летучесть, пошла на снижение. Кьяр задрал черен так, что тот едва не затрещал, пытаясь уйти в контролируемое падение, и… Вот вы когда-нибудь на полном ходу врезались в заросли акации? Непередаваемые ощущения. Чтобы такие пережить, костей в организме явно должно быть в два раза больше. И еще парочка запасных жизней как минимум. Именно их-то и не хватило метелке, почившей смертью храбрых: древко летуньи сломалось напополам, разлетевшись в разные стороны.

Мы сами лишь каким-то чудом (и ловкостью одного светлого) остались целы и почти невредимы. Не считая того, что одежда оказалась изрядно изодранной, а руки и ноги под штанами с рубашкой наверняка были в ссадинах и синяках.

– Ты как? – обеспокоенно уточнил Кьяр, глядя на меня, достававшую из волос сухие веточки, листья, истерично бившуюся в силках моих локонов мелкую летучую мышь…

Белочки на мне, к удивлению, не обнаружилось. Видимо, при приземлении мы все же отстыковались.

– Сейчас встану на ноги и скажу… – отозвалась я, пытаясь выпутать истеричную мышь. Это удалось, хоть и не с первой попытки.

Крылан, едва очутился на свободе, рванул прочь, явно думая не очень хорошо о типах, имеющих привычку сваливаться с неба в самый неподходящий момент.

К слову, когда мы выбрались из зарослей, выяснилось, что меньше всех пострадала белка. Она не только ничего не потеряла от падения, но даже приобрела – клок рыжих волос. Правда, от него пушистая тут же отказалась, выкинув его в сторону, и, деловито отряхнув лапы, уточнила:

– Ну, куда идем?

Кьяр, умудрившийся удержать поисковую нить, кивнул в сторону города, который почти вплотную подобрался к академии.

– Туда.

И мы двинулись в путь.

Улочки Предела встретили нас запахами разогретого за день камня, сточных канав вперемешку с южными пряностями, железной окалины и бархатцев, а еще – сумраком переулков и светом из окон, веселыми песнями, которые горланили луженые глотки подвыпивших посетителей таверны, двери которой были приветливо распахнуты настежь.

Город жил, не подозревая, что по его улицам сейчас идут трое: темный светлый маг, менталистка с огненным даром и Госпожа Безумия. И идут они по душу одного беглеца.

Вот только было ощущение, что и по наши души тоже того… крадется тьма. Я даже не выдержала и оглянулась. Никого.

– Кьяр, ты чувствуешь что-нибудь?

– Да.

– Что именно? – насторожившись, уточнила белка, сидевшая у меня на плече, и принюхалась. Ее ноздри затрепетали, усики на мордочке пришли в движение, и сама рыжая встала на дыбки.

– Нам туда, – уверенно указал светлый на один из домов.

Я и сама различала туман поискового заклинания, который сгустился вокруг нескольких домов на улице. Последняя находилась, судя по всему, в торговом квартале. Здания в несколько этажей, опрятные, но не особняки богачей, стояли на некотором отдалении друг друга, а не жались, как в рабочих районах. Опять же на первых этажах многих строений располагались лавки, магазинчики.

Нить вела к одному из домов. Кьяр заклинанием открыл входную дверь, и мы начали подниматься на верхние этажи, когда что-то заставило меня посмотреть в мутное слюдяное окно, что располагалось на лестничном пролете.

И в нем я увидела Олава. Наследник Дорса был в здании, что стояло напротив нашего. Как он там оказался? Почувствовал поисковую нить и сумел ее перекинуть в последний момент на кого-то? Но вместо этих вопросов я озвучила один приказ:

– Держи его! – И, ткнув пальцем в окно напротив нашего, указала, где именно ловить.

Кого – Снежок понял и так. Миг – и створки со стуком распахнулись. Подметки сапог светлого оттолкнулись от подоконника, и сильное мужское тело, перелетев через улицу, вышибло собой стекло в окне напротив. Осколки со звоном брызнули на брусчатку, а я, ринувшаяся следом за Снежком, увидела, как Кьяр перекатился по полу и кинулся следом за удиравшим братцем.

Приготовилась повторить подвиг светлого, только решила подстраховать себя заклинанием левитации. На полноценный полет одного пасса мало, но, чтобы не убиться при прыжке, вполне сойдет. Тем более мне самой выбивать оконную раму не нужно…

Вот только за те пару ударов сердца, что я творила заклятье, успела увидеть, как несколько людей в темных плащах, вышибив дверь, ворвались в тот самый дом, где были Кьяр и Олав.

Больше не раздумывая ни мига, я, с Эйтой на плече, прыгнула. Увы, ворваться в комнату мне, как Снежку, не удалось. Зато я смогла зацепиться за край подоконника и, втянув свое тело внутрь, упасть на пол ровно в тот момент, когда Кьяр уже почти скрутил братца.

Вот только закончить вязать руки наследнику рода Дорс посудным полотенцем Снежку не дал взрыв, от которого вынесло дверь. Последний стал неожиданностью для нас всех. Как и последовавший затем град пульсаров, от которых я едва успела выставить щит. Впрочем, в меня попадало скорее рикошетом или в силу косорукости некоторых из стрелков. Почти все фаерболы достались братьям.

Кьяр выставил защиту, но держать при этом еще и Олава не смог, вынужденно отпустив. И освободившейся рукой метнул в нападавших аркан. Тот хлестнул по дверному проему, из которого раздались крики. А в следующий миг из тьмы коридора выпрыгнули двое убийц с клиниками в руках. Расчет наемников был прост – подобраться паре из них так близко, что светлый просто не успел бы воспользоваться магией. Ведь даже на самое простое заклинание нужно мгновение. И их-то при ближнем бое Кьяру не дадут, отвлекая.

И пока Снежок будет сражаться с одним, второй его добьет. Или добьют… Я не знала, сколько точно осталось наемников в коридоре.

Кьяр меж тем увернулся от замаха лезвия, поймав запястье одного из наемников. Светлый вывернул кисть нападавшего, едва не получил удар под дых, и резко крутанулся на месте, уходя от удара второго убийцы.

Мимоходом Снежок успел схватить со столика, что был рядом с ним, внушительный фолиант и следующий удар кинжала от второго нападавшего принял уже на книгу. Острие застряло меж страниц, вынудив убийцу распрощаться со своим оружием. Жаль, то было не единственным.

Снежок был текучим, как ртуть, постоянно перемещаясь и не позволяя взять себя на прицел. Грацией светлого можно было бы залюбоваться, только я решила, что насмотрюсь на Кьяра как-нибудь потом. А пока хорошо бы ему помочь.

Создав огненный шар, швырнула его в дверной проем. Тот полыхнул заревом, отрезав нас от остальных. Если кто-то до этого и планировал атаковать из-за угла, то теперь это не представлялось возможным. А потом я рванула к камину и… Удар, который я обрушила на темечко одного из бандитов, вырубил того сразу же.

– Какой интересный меч, – успел заметить Снежок, уворачиваясь и принимая на многострадальный фолиант еще один удар короткого ножа нападавшего.

– Это кочерга, – отозвалась я, глядя на то, как ловко Кьяр ударил оставшегося наемника корешком книги в кадык, отчего громила отлетел к стенке, выпучив глаза и пытаясь сделать вдох. Но не успел: Снежок, подлетев, вырубил его точным ударом в челюсть.

Тело нападавшего осело на пол. Светлый отбросил фолиант на пол, а я успела прочесть название «Подробная энциклопедия тварей атарийской пустоши». Из обложки книги торчали рукояти клинка и короткого метательного ножа. Это была самая наглядная иллюстрация того, как знания могут защитить. Воистину книги – великая сила. Особенно в умелых руках.

– Кто это был? – выдохнула я, прикрывая рукавом нос.

Моим словам вторил треск пламени. Полыхал не только коридор. Занялась уже и комната.

– Очередные убийцы по душу наследника Дорса.

Я понятливо кивнула. Как только мы оказались вне стен академии, наверняка наемники оживились: в отличие от братца, Снежок не принимал эликсир сокрытия истинной крови и стал приманкой.

Кстати, об Олаве… Я огляделась в поисках адепта и увидела лишь пятки, мелькнувшие на подоконнике.

Ну что за гад! Опять уходит. Нет чтобы брату помочь…

– Моя методичка удрала! – рявкнула Эйта, видимо, имея в виду наш с ней уговор: она помогает в поимке, я ей рассказываю методику сведения с ума. Но, похоже, пушистая мысленно уже этот способ не только запатентовала, но и научный труд на основе оной опубликовать успела.

Недолго думая, мы рванули следом. Я увидела, как Олав ловко преодолел парапет вдоль стены и прыгнул на тент, который был натянут внизу, над одной из торговых лавочек.

– Кей, руку! – скомандовал Кьяр, вставая на парапет. За нашими спинами огонь подбирался все ближе.

Светлому было бы правильнее пуститься в погоню одному, но… Похоже, кто-то подхватил от темных привычку поступать не как правильно, а как хочется.

Я протянула руку и встала на узкий край выступа. Кьяр не просто держал меня. Он удерживал. От падения. От страха. От ошибки. И когда мы добрались до угла здания и прыгнули вместе на тот полосатый тент, мне показалось, что все наши отношения со Снежком – это один вот такой короткий полет. Когда не знаешь, сможешь ли удачно приземлиться. Не расшибешься ли.

Но между «не прыгать» и «разбиться» ты выберешь второе. Потому что в миг полета он будет держать тебя за руку.

Мы упали на ткань. Миг. Второй. И она затрещала под нами. Мы оказались на пустом прилавке. Видимо, днем там стояли корзины с товаром, который рачительный хозяин убрал на ночь под замок.

– Оставайся здесь, – крикнул Кьяр. – Рядом со мной опасно.

И, дождавшись моего кивка, помчался за братом. А я лишь хмыкнула. Дожидаться? Демона с два! Я понимала, что по прямой мне за светлыми не угнаться, но если попробовать срезать…

Я помчалась выпущенной стрелой. Улица, переулок, и я нырнула в квартал сиреневых фонарей, который был по темному времени весьма оживленным. Да и немудрено. Ведь именно ночью в таких местах происходит все самое интересное.

Эйта сидела на мне, вцепившись в ремень сумки, перекинутой через плечо. И ладно бы просто сидела. Она командовала:

– Давай вон туда! Да куда ты! В другое туда! – Еще и лапой направление указывала. Оно, правда, порой противоречило словам, но это уже мелочи.

С разгона я перепрыгнула через невысокую уличную жаровню, в которой над открытым огнем на вертелах подрумянивались колбаски. Приземлилась почти удачно. Лишь пятки чуть отбила. А затем рванула дальше.

Прямо по курсу, поперек дороги, встала карета. Ее я пролетела насквозь через дверцы, что были распахнуты с обеих сторон. При этом стрелой пронеслась мимо выходивших в этот момент из экипажа дам. Те были с напудренными до фарфоровой белизны лицами, в откровенных нарядах и столь веселыми, что даже не поняли, что произошло.

Вот только когда я вновь оказалась на мостовой, то краем глаза успела заметить, что на плече у меня что-то белое. Оказалось – Эйта нечаянно успела содрать с головы одной из жриц наслаждений парик.

– Брось гадость, – выдохнула я.

Но пушистая уже и сама откинула его в сторону. А я вновь набрала разгон и… Подвода выехала из-за угла неожиданно. Я не стала размениваться на остановку, чтобы дождаться, когда путь снова станет свободен. На полной скорости упала на колени и спину так, что лопатки коснулись мостовой, и проскользила под телегой. А затем прыжком поднялась на ноги и поспешила дальше.

И когда вынырнула из-за очередного поворота, то увидела, как Кьяр в прыжке настигает Олава, скручивая его.

Вот только Снежок был слегка подпаленным и… напрочь мокрым. Словно при забеге за братцем он мимоходом сжег храм и сровнял с землей дамбу.

Как позже выяснилось, светлого, к несчастью для них, пытались задержать наемники. Об этом, правда, я узнала чуть позже, а пока что могла лицезреть прижатого коленом к мостовой Дорса-младшего, который сыпал в сторону Снежка проклятиями.

– Сволочь! Грыхтов потрох. Продался моему отцу! Ненавижу тебя!

– Вообще-то он тебе жизнь спасал все то время, что ты учился, – присев перед светлым на корточки и глядя в лицо, искаженное ненавистью, напомнила я.

– Он просто отрабатывал то, за что ему заплатил мой демонов папаша.

– Милые у вас семейные отношения, – хмыкнула я.

– Да что ты понимаешь, темная! Я просто хотел быть рядом со своей женой! С Лив! И с нашим ребенком… Я даже мету содрал, отказавшись от магии, чтоб меня не нашли.

Он говорил, и из его рваной эмоциональной речи выходило, что Олав успел втайне от отца жениться на простой девушке – дочери местного торговца. И не просто жениться, но еще и завести ребенка.

А в академии отыгрывал роль раздолбая и повесы, зная, что отец приставил следить за ним кого-то из своих людей. Правда, Дорс считал соглядатаем кого-то из своей длани.

– А это был ты, сволочь… – прошипел в адрес Кьяра Олав.

– Ну, извини, я не успел в первые дни после поступления так сильно с тобой повздорить, чтобы нас определили в одну длань, – отозвался Кьяр. – А сейчас поднимайся. Нам нужно возвращаться в академию.

И с этими словами схватил братца за шкирку и поставил на ноги. Руки Дорса были связаны за спиной ремнем.

– Ты бесчувственная тварь, Бьеркрин. Ты не знаешь, что такое любовь, – патетично выкрикнул Олав, стараясь уязвить Кьяра как можно больнее. – Зато отлично умеешь использовать ситуацию. Вон даже темную смог уговорить тебе помо…

И в этот момент я увидела, как из-за угла в нашу сторону летит огненный шар.

Я видела его, но не успевала оттолкнуть Снежка, в спину которого неслась смерть.

Страх. Ярость. Отчаяние. Они обожгли меня, заставив кровь в жилах закипеть. Я призвала силу. Всю силу, что была у меня. Времени, чтобы оформить ее в заклинание, не было.

И я просто пустила ее встречной волной наперерез пульсару. И почувствовала, как с другой стороны летит еще один смертельный аркан. «Нас просто взяли в клещи…» – была последняя мысль, прежде чем я почувствовала, как на меня сверху, закрывая собой от смертоносного плетения, падает Снежок.

Взмах его руки, и от светлого в сторону нападавшего полетели иглы Тросса – ледяные стилеты, от которых нет спасения.

Это было последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание. Потому что мое тело горело. Сила, которую я призвала, выжгла все ограничители, стоявшие на моих энергетических каналах. И сейчас дар, вырвавшийся на свободу, неистовствовал.

Очнулась я, когда Кьяр шел по городу, неся меня на руках. За нашими спинами полыхало зарево. Впереди, словно марионетка, двигался Олав. А по правую руку от меня плыла Хель.

– Прощайся с ним, – прошептала она.

И я почувствовала новый удар боли, которая разрывала меня изнутри. Сейчас я была готова на что угодно, лишь бы избавиться от нее. Даже умереть. Сил, чтобы что-то прошептать, не было. Я просто прикрыла глаза, понимая, что это все… Те, кто говорят, что перед смертью перед глазами проносится вся жизнь, – вруны. Уплывая во мрак, я не могла вспомнить ничего. Даже собственного имени.

И тут услышала в голове голос. Такой знакомый, родной, он уговаривал остаться, не уходить за грань. А если я все же решусь шагнуть в вечный сумрак, он пойдет следом.

Но я знала, что ему еще рано, что тот, кто говорил со мной, должен жить. Он даже торговался с Хель, предлагая себя вместо меня. А костлявая от этого психовала на «арховых влюбленных».

А потом все закончилось. Просто наступил мрак. Сколько он длился, я не знала. Но вдруг он начал светлеть и… я очнулась. В незнакомой комнате. На постели.

И рядом со мной, на подушке, лежала белочка.

Увидев, что я открыла глаза, пушистая застонала:

– Моя лапа! – И продемонстрировала мне лубок. На этот раз на ноге.

Эйта, как всегда, была неподражаема.

– А где Кьяр? – спросила я, пытаясь оглядеться. Но голова была столь тяжелой, что не то что поднять – повернуть ее стоило неимоверных усилий.

– Да ну его, твоего светлого, – махнула здоровой лапой Эйта. – У меня проблема посерьезнее: пока я тут на больничном была, моя доченька, Паника, умудрилась туфельки нацепить и платьишко, накраситься, пока мамка не видит, и выйти в этом безобразии замуж! И ладно бы за стройного Мора или Голода… Так нет же, выбрала четвертого всадника – самого полного – Песца! И как его теперь прокормить, проглота такого? Ну ничего, брак – дело поправимое… Куда только детки не вляпываются за-ради любопытства!

– Ты настолько против брака? – спросила я.

Жутко хотелось перебить пушистую, взять ее за грудки и вытрясти все, что ей известно о Снежке, но… Насколько я успела узнать Эйту, пока она не выговорится, от нее ничего не добьешься.

– А чего в нем есть, чтобы «за»? – удивилась рыжая и даже приподнялась, опершись локотком здоровой лапы о подушку и повернувшись ко мне. – Вот до брака я мечтала о колье, или еще одном колье там, с изумрудиками… А теперь о чугунке для свекольника повместительнее, новом сите… Опять же ж муку со скидочкой мешочка два прикупить. – Она недовольно скривила носик. – А сколько моих талантов закопал брак: пение, рисование, вышивка. Зато я научилась готовить и отлично материться… – загнув два коготка, запальчиво произнесла она и вдруг, выдохнув, задумалась. А спустя пару ударов сердца произнесла: – Хотя… тогда бы у меня не было моих рыжиков, деточек. И пусть они уже большие и у половины из них свои семьи, но для меня они всегда будут малютки… – с умилением проворковала пушистая.

И я поняла: вот он – тот момент, когда можно задать вопрос про Кьяра.

– Так где светлый?

– Ты, кстати, мне должна рассказать о том, как его с ума свела, – напомнила Эйта деловито.

И я поняла: все это время белка надо мной издевалась! Мстила, паразитка. Поняв, что ничего не добьюсь от рыжей, я, стиснув зубы, начала подниматься.

Тело не слушалось.

– Расскажу, – процедила я. – Вот только Олава до конца найду и сразу… – с этими словами ухватилась рукой за спинку кровати.

– Эй! Тебе рано еще вставать! Целительница сказала, что у тебя те каналы, которые от скачка энергии перестроиться и увеличиться не успели, разорваны. И то, что ты выжила, уже чудо. Правда, врачевательница еще знатно ругалась, – добавила белка. – Она думала, что это ты для увеличения потенциала сделала. Ворчала, что десятый уровень не стоит такого риска…

– Десятый? – ошарашенно переспросила я.

– Ну да, – заметила Эйта как ни в чем не бывало. – Она сказала, что у тебя десятый. Будет. Как все заживет.

Твою ж… Так вот почему мне было так плохо… Скачок с тройки на девятый… Но я не стала додумывать эту мысль. Позже.

Ухватила рукой халат, висевший в изголовье. И накинула его, собираясь подняться. Но в этот момент дверь в комнату распахнулась и…

Вошедшие были темными. Я это чувствовала, как и силу, исходившую от мужчины, что остановился напротив моей кровати.

– Значит, ты и есть Кейси Даркнайтс? – вроде бы он произнес это вслух, но я почувствовала, что голос звучит у меня прямо в мозгу. А еще там, в голове, у меня кто-то начал копаться.

Я с размаху поставила щит. Максимально усиленный. Тот, что использовала против Эйты. Темный дернулся, как от удара. И впился в меня взглядом.

– Это интересно… – задумчиво протянул он, имея в виду мою защиту.

– Менталист десятого уровня – это всегда интересно, – отчеканила я и добавила: – Ваше Темнейшество.

То, как изменились лица остальных визитеров, нужно было видеть. Я впервые была свидетелем того, как кожа может побледнеть в считаные мгновения.

– Вышли, – приказал Владыка, не оборачиваясь. И, глянув на белочку, добавил: – А ты, так и быть, останься. Все равно ведь узнаешь. Кстати, что с лапой? – Темнейший кивнул на перебинтованную конечность пушистой.

– Твоя дочка постаралась, – недовольно буркнула Эйта и…

Хорошо, что я сидела. Но и прилечь бы сейчас не отказалась.

– Кто? – вырвалось у меня.

– Сам недавно от твоей матери об этом узнал. Был бы в гробу – от такой новости перевернулся бы. Причем дюжину раз, – произнес владыка и посмотрел на белку так… в общем, если бы взглядом можно было убивать, то от Эйты осталась бы горстка пепла.

Как оказалось, рыжая все это время была в курсе, чья я дочь. Впрочем, как и моя матушка, в свое время блиставшая при дворе императора. Причем настолько блиставшая, что сам Темнейший обратил на нее свое внимание и итогом оного стала я.

Правда, роман был коротким, и после него мама умудрилась прытко выскочить замуж. И история моего происхождения так и осталась бы тайной, если бы не приговор. Мою родительницу арестовали в ту самую ночь, когда я улетела по обмену. И практически тут же ей был вынесен приговор, как жене главного заговорщика. Согласно оному маму ждала казнь. Тогда-то матушка и решила разыграть главный козырь – меня. В общем, выменяла свою жизнь на мою. Потому как взрослые здоровые наследники княжеского рода в хозяйстве лишними не бывают.

Я оказалась весьма удобной пешкой. Меня решили разыграть в партии под названием «политический брак». Причем не с кем-нибудь, а со светлым! Сыном тени Аврингроса Девятнадцатого!

На этих словах я закашлялась, потому что поняла, о ком говорилось в письме, которое Дорс послал сыну…

Да уж… В чем-то пушистая была права. Брак – это весьма сомнительное предприятие. И с каждым мигом оно нравилось мне все меньше.

Именно поэтому меня срочно захотели вернуть из академии Южного Предела. А Скала ответил на это требование дулей: дескать, адепты обмену и возврату не подлежат. И Темнейший инкогнито решил прибыть сам. Забрать халявную дочурку.

Его не смущало даже то, что я сейчас в индивидуальной палате целительского корпуса, в которую помещали, как позже выяснилось, только самых тяжелых.

– Я никуда не пойду! – рявкнула так, что, кажется, слышала вся академия.

– Ты моя дочь! И подчинишься, – отрезалтемный.

– А еще она моя жена, – раздалось с порога.

Хорошо, что в этот момент Темнейший отвернулся к выходу, иначе мог бы лицезреть мою отвисшую челюсть. Да что там я, даже всезнающая Эйта и та нервно дернула глазом.

Я судорожно пыталась припомнить, когда успела Кьяру перед алтарем «нет» прокричать.

– И Кей останется тут.

Кьяр шагнул в палату, и я заметила, что в коридоре, за его спиной, стоят статуи. Вернее, темные, которые еще совсем недавно были людьми, а сейчас застыли в стазисе. И сдается мне, это было не заклинание, а ментальное воздействие. Похоже, кто-то с момента нашей последней встречи изрядно поднаторел в обращении с даром телепатии.

– Была жена, а станет вдова, – с этими словами владык… отец шибанул в Снежка пси-атакой. И пусть та была направлена исключительно на Кьяра, но и мы с Эйтой почувствовали ее отголоски.

Вот только полной неожиданностью стало то, что светлый ответил.

Взгляды Бьеркрина и Темнейшего схлестнулись. Да, сейчас не полыхала стена огня, не носились вокруг ледяные смерчи, ураганы не рушили каменных стен, но… нервы трещали по швам.

Воздух буквально гудел от напряжения. Острого, как смертельно оточенный клинок, опасного, как разряд молнии.

Это была битва двух менталистов. Сильнейших в мире. В маленькой палате, за окном которой светило осеннее солнце. Мир жил своей жизнью и не подозревал, что тут, в этих стенах, решается его судьба. И моя тоже.

Если победит Кьяр – его обвинят в убийстве Темнейшего. И это неминуемо – война светлых и темных. Победит отец – и вместе с Кьяром умру я.

Понимал это и Бьерн. И Владыка.

«Неужели она стоит войны, светлый?» – услышала я мысли своего отца.

Сейчас, в момент полной концентрации, он транслировал их открыто.

«Для меня – да», – это был тот самый голос, такой знакомый, говоривший мне о том, что я не должна уходить за грань. Кьяр отвечал Темнейшему как равный, мыслеречью, которую я почему-то слышала. Не иначе как благодаря тому, что на мне осталась пусть и малая, но часть меты менталиста, которая сейчас была на Кьяре.

Снежок упрямо сжал зубы. От перенапряжения из его носа потекла кровь. Но он не сдавался.

– Так должен мыслить темный. Но не светлый, – владыка ответил вслух. И это говорило лишь об одном: все его силы менталиста уходят на пси-атаку.

– Среди светлых и телепатов быть не должно, – и с этими словами Кьяр нанес ответный удар.

Темнейший пошатнулся, сделав несколько шагов назад, словно ему дали под дых. Из его носа хлестала кровь, стекая по подбородку и капая на каменный пол. Властелин посмотрел на Снежка взглядом, которым смотрят на кровного врага.

– Чтоб ты сдох, – устало выдохнул Владыка.

– Если тебя ненавидят, значит, ты победил, – произнес Кьяр, стирая кровь с лица, и будничным тоном добавил: – Пришибить бы вас, да внук останется без деда.

Лишь неимоверным усилием воли я смогла удержать лицо. Какой внук? Какой ребенок? Мы же не…

И в этот момент в палату влетел сначала Скала, за ним – Норин Ллойд, к запястью которой наручником был прикован Олав (видимо, чтоб еще раз не удрал), спесивый аристократ, как две капли воды похожий на Олава и, судя по всему, являющийся его отцом…

Лишь позже я узнала, что эта братия вместе с Кьяром как раз выясняла причины, по которым из академии сбежал Олав Локир, он же Аргус Дорс, и как у адепта Бьеркрина получилось найти наследника несмотря на то, что ни архимагам, ни лучшему дознавателю империи этого не удалось.

И вот в разгар допрос… беседы Кьяр вдруг резко сорвался с места и помчался в целительский корпус с криком: «На Кей напали!»

Скале, видимо, стало интересно, кто это посмел напасть на академию без его, ректорского, на то разрешения… И успел как раз к вопросу темного.

– Деда? – выпрямляясь, произнес Темнейший, даже забыв о крови на лице. – У моей дочери от тебя ребенок?

– Ну да, когда девушка проводит ночи в комнате парня, то могут появиться дети, – признание далось Кьяру с трудом.

Но я понимала, зачем он это делает. Для Темного властелина брак не был аргументом. И пси-атака отца это лишь подтвердила. А вот внук, сильный маг, – это уже другое.

– Да, я оказалась в постели с Кьяром в первую же ночь, как прилетела в академию. Клянусь! – выпалила я чистейшую правду. Ведь упала я на кровать светлого, перепутав комнаты? Упала! Так что… – А что мы любовники – так вся академия в курсе, – «добила» я новообретенного родственника.

Темнейший взглянул на «всю академию» в лице Скалы и… Я была готова поклясться, что Владыка не удержался, чтобы не просканировать память Тумина. И, похоже, нашел в ней кое-какие воспоминания. Например, о том, как я рассказываю дознавателю, с кем провела ту ночь, когда из спальни ректора исчез фениксенок.

– И правда в курсе, – спустя несколько мгновений с неудовольствием признал отец.

И, повернувшись уже к Дорсу-старшему, произнес:

– Почтенный герцог, от лица темного Владыки, – при этих словах я сдержала улыбку: забавно было слышать, как Темнейший, находясь под личиной, говорит от своего имени, изображая посла, – выражаю искренние сожаления, но договоренности касательно брака его дочери и вашего сына придется расторгнуть в силу непреодолимых обстоятельств.

Ошалевший от такого поворота событий аристократ лишь уточнил:

– Каких обстоятельств?

– Его дочь, как оказалось, уже успела выйти замуж за… – Тут владыка обернулся к Снежку.

– Кьярвэля Бьеркрина, – не без доли ехидства подсказал светлый.

Герцог при этих словах схватился за грудь, побледнел и совершил то, что у меня никогда не получалось сделать правдоподобно, сколь я ни репетировала перед зеркалом, – грохнулся в обморок.

Причем это произошло столь внезапно, что никто не подхватил Дорса. И первый советник Светлейшего, тень императора, звучно поцеловал затылком пол. Душевный трепет, охвативший герцога, был объясним: все эти годы он не желал признать незаконнорожденного сына, но обстоятельства сложились так, что сейчас он не мог этого не сделать. Но и сделать тоже не мог.

Потому что в свое время совершил выбор в пользу политической карьеры. И фундаментом его успеха стала правильная партия – с троюродной сестрой императора. А такая жена, имеющая вес при дворе, – это, конечно, хорошо, удобно и подспорье в продвижении по службе, но и… опасно.

Именно поэтому Дорс, поняв всю шаткость положения, поспешил на время удалиться из реальности. Так сказать, взять передышку. Оная, к слову, длилась у него несколько дней, по прошествии которых Дорс вернул кровную клятву Кьяру, вынужденно объявил его своим бастардом и… подал в отставку. Правда, Светлейший ее не принял: все же измены изменами, а экономические вопросы чтобы решал на раз, из казны не воровал и другим не давал – такого министра еще поискать надо. Так что, как говорится, сначала дела разберите, а потом помирайте. А поскольку оные никогда не кончаются, то…

Темного владыку же такой расклад вполне устроил. Ему вообще было без особой разницы, какой из сыновей герцога женился на его дочери. Главное – это то, что уже есть внук! А внуки, как и дочери, в хозяйстве лишними не бывают. Особенно если наследник будет со столь же сильным даром, как у отца.

Сообщать Темнейшему, что дар вообще-то мой, просто по обмену, я не стала. А вот кто оказался доволен больше всех, так это Олав. Он получил обратно свою вредную мету феникса, за ослушание лишился отцовского наследства (зато мать отписала ему все свое приданое) и, главное, остался со своей Лив и ребенком – правда, им пришлось перебраться в столицу. В общем, Олаву хватило мужества сделать то, на что не решился его отец, – быть счастливым с любимой женщиной.

Вот только если самый сложный этап пути – уговорить любимую выйти за тебя замуж – Олавом был уже пройден, то Кьяру это испытание еще только предстояло. И склонить темную к браку оказалось куда сложнее, чем простую горожанку из Предела.

Но это было позже, а пока… Пока я усердно выздоравливала.

Только вот по выписке меня ждал сюрприз. Выйдя из лазарета, я слегка потеряла бдительность в объятьях и не заметила, как оказалась сначала в карете, а потом и вовсе за стенами академии.

Снежок привез меня к небольшому уютному домику на Буковой улице. И, только когда я переступила порог, спросил:

– Нравится?

Я посмотрела на камин, уютный диван перед ним, лестницу, что вела на второй этаж, и поняла: нравится. Еще как. Да, это был не величественный мрачный особняк, в котором я жила в Тайре. Зато и не комната в общежитии.

– Я подумал, что соседи по комнате – это, конечно, весело и порой даже слегка сюрпризно, но все же решил, что этот вариант лучше, – усмехнулся Кьяр.

Я лишь фыркнула: все же кое-кто продолжал бессовестно читать мои мысли. И даже не пытался делать вид, что это не так.

– Однозначно лучше, – согласилась я, провокационно улыбнувшись, и закинула руки на шею Кьяра. – Ведь здесь мы только вдвоем…

– Как же долго я об этом мечтал…

Его губы накрыли мои. И я почувствовала, как сильные мужские руки скользят по моему телу, поднимаясь от талии по спине выше, к основанию шеи, чтобы зарыться пальцами в непослушные рыжие волосы и чуть оттянуть их, заставляя запрокинуть голову назад, подставляя шею под обжигающие поцелуи.

Мне хотелось больше Кьяра. Его рук, прикосновений губ, что медленно скользили по моей коже: ключицы, полуобнаженное плечо, на котором застыли потемневшие искры меты, впадинка под ухом, скулы, подбородок. Казалось, светлый нарочно целует меня где угодно, только не в губы, словно дразня. И я поддалась на провокации: поймала его рот своим, чуть прикусив нижнюю губу Кьяра, и тут же отстранилась. А моя нога сама собой легла на его бедро.

И я почувствовала, как светлый вздрогнул. Его пальцы отпустили мои локоны и двинулись вниз, по впадинке позвоночника.

– Ты мой огонь, мое безумие, Кей, – рвано выдохнул он признание мне прямо в губы, упершись своим лбом в мой лоб.

Я улыбнулась и чуть откинула голову. Наши взгляды встретились. Его зеленая бездна, до краев наполненная диким голодом, желанием, напряжением. Кьяр сдерживался из последних сил, давая мне время. Вот только и я сама изнутри горела.

Обхватив светлого за шею, я притянула его к себе, целуя уже по-настоящему. Откровенно, горячо, жадно. И почувствовала, как он подхватил меня под ягодицы, вынуждая закинуть на него и вторую ногу. В следующий миг я оказалась прижата к закрытой входной двери.

Одной рукой светлый удерживал меня на весу, а второй… Пальцы Кьяра скользнули по моей штанине. Контраст влажных, порочных касаний губ и почти невинных прикосновений через ткань одежды оглушал.

Я тяжело дышала, цеплялась за плечи любимого, впиваясь сквозь батист рубашки в его кожу ногтями, и хотела быть ближе, как можно ближе к светлому. Внутри меня бушевала чистая стихия, тело словно прошивали разряды молний, все увеличивая напряжение. Сейчас я сама себе напоминала пульсирующее разрывное проклятье, готовое взорваться и разнести все вокруг, если Кьяр остановится лишь на миг.

Но он и не думал об этом. Пальцы светлого скользнули по штанине от колена выше, к бедру, потом к пряжке ремня и нырнули под задравшуюся рубашку, чтобы сжать полушарие груди.

От этого прикосновения я вздрогнула и жадно, шумно выдохнула, не скрывая своего наслаждения:

– Кья-я-яр…

А потом мои руки скользнули по плечам светлого, ниже, вцепились в батист его рубашки и наконец добрались до тела. Я чувствовала подушечками пальцев горячую мужскую кожу, твердокаменный пресс, пластины грудных мышц и бешеный стук сердца, который вторил моему.

Словно у нас с Кьяром был один пульс на двоих. Один воздух на двоих. Одно безумие на двоих.

– Нужно добраться до постели, – прошептал светлый, прикрыв глаза. Кажется, эти слова стоили Снежку остатков его самообладания.

Потому как, противореча собственным словам, Кьяр поцеловал меня. Долго, глубоко, чувственно. И когда мы оторвались на миг друг от друга, я, тяжело дыша, спросила:

– Думаешь… получится?

– Не уверен… – И светлый сглотнул.

– Плевать, – выдохнула я. – Даже если мой первый раз будет вот таким, когда я прижата спиной к двери, я все равно буду его помнить…

Я уже почти не могла связно мыслить. Голова была пуста. А вот тело… Его наполняли желания. Горячие. Порочные. Сладкие. Я хотела Кьяра. Всего. Целиком. До безумия.

Когда Снежок замер, я чуть не взвыла.

– Первый? – неверяще спросил он.

Я едва не зашипела от ярости. Ну нельзя же так! Подумаешь, не успела я избавиться от этого маленького недостатка… Зачем же останавливаться-то из-за этого? И, не выдержав, я укусила светлого в шею, а потом туда же поцеловала. И снова укусила, прошептав какую-то глупость…

И Кьяр простонал, словно для него это была пытка. А потом поймал мои губы своими и поцеловал уже нежно и… почти невинно. Осторожно коснулся моего языка своим, рождая этой лаской жар на кончиках пальцев. И этот огонь начал разноситься по моему телу: ладони, руки, плечи, грудь, живот… Он становился все сильнее, яростнее, плавил меня изнутри.

Хотелось еще ближе, больше, острее… И я не поняла, когда мои лопатки оторвались от двери и Кьяр понес меня… Но до постели мы так и не добрались.

Как оказалось, шкура перед камином ей ничуть не уступает в удобстве, а с учетом того, что она была гораздо ближе постели…

Я почувствовала обнаженной спиной густой пушистый мех. Рубашки и штаны остались где-то у порога. И сейчас я лежала, выгибаясь навстречу ласкам светлого. Моего светлого.

Отблески языков пламени из камина танцевали на наших телах, в окне отражались последние блики заката, а в доме на Буковой улице сплелись воедино пальцы, тела, невинность и грех, нежность и обжигающая страсть. Соединились с хриплым дыханием Кьяра, с моими стонами удовольствия.

Мы на грани. Отсветов пламени и бархатной темноты. Реальности и наваждения.

Снежок выпрямил руки, нависнув надо мной. Я лежала, облаченная лишь в ласку и поцелуи моего светлого темного. И скользила… Пальцами – по бронзовой коже плеч, рассеченной росчерками черных молний меты, губами – по оголенным, натянутым, словно канаты над пропастью, нервам, взглядом – по лабиринтам горящей огнем бирюзы, ныряя в глубину зрачков Кьяра. Сразу – и на самое их дно. Туда, где свету нет места, но приволье для нас двоих… Туда, где слышен лишь рваный ритм наших сердец. Туда, где воздух – к нему прикоснись – загудит.

И я подалась вперед, навстречу своей личной Бездне. Выгибаясь. Моля. Мое тело дрожало от предвкушения.

Неловкость. Сомнение. Стеснение. Я забыла значения этих слов. И навряд ли вспомню их когда-нибудь рядом с Кьяром. Он опустился, глядя мне в глаза. Только в глаза.

Я втянула воздух, который проник в мои легкие медленно, словно копье. Стены комнаты в этот миг чувствовали мою дрожь. Трепетавшее в камине пламя стало свидетелем того, как мои ногти впились в сильные мужские плечи. И в этот момент светлый чуть прикусил мою губу, ловя зародившийся в горле вскрик. Это оказалось так неожиданно, что я забыла о боли – той, что должна быть. И вместо нее спустя миг – лишь стон. Грешный, сладкий – один на двоих.

И следом за ним… До исступления. В бешеном ритме. Сильно. Остро. За гранью.

Криком и шепотом. Мы говорили с Кьяром о самом сокровенном. Без слов. Лишь прикасаясь друг к другу. Телами. Губами. Душами. Становились единым целым.

А потом, счастливые и обессиленные, мы лежали перед камином. Я нежилась в объятиях светлого, рисуя пальцами контуры молний. Мета менталиста раскрылась полностью, и мало того, что раскрылась, она еще и полностью сформировалась и укоренилась, о чем свидетельствовал ее черный цвет.

Звезды Кьяра тоже прижились. Слились, и обменяться силой теперь не было никакой возможности. Но вот странность: я не сожалела об этом. Ни капли.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил Кьяр, прижимая меня к себе.

– Ты же знаешь. – Я улыбнулась.

– Я стараюсь не читать твои мысли.

Снежок потерся щекой о мой висок.

– Только не говори, что у тебя это получается, – я не удержалась от подначки.

– Получается, – согласился он, удивив меня, и добавил: – Но отвратительно. Настолько, что почти не.

А потом словно невзначай спросил:

– Так ты выйдешь за меня замуж?

– Ты мне угрожаешь? – Я вскинула бровь, наблюдая, как плавно, единым слитным движением светлый поднимаемся на ноги. Залюбовалась им, на миг обо всем забыв.

– Угроза? Ну уж нет. Это исключительно ультиматум! – И с этими словами меня неожиданно подхватили на руки и понесли вверх по лестнице.

– Куда?! Ну зачем?! Мы же так хорошо лежали.

– Уговаривать, – кратко пояснил Кьяр. – В ультимативной форме. Возможно, всю ночь.

И с этими словами меня положили на кровать и, собственно… начали уговаривать: нежить поцелуями, ласкать губами, вырывать стоны удовольствия… причем так подло, заманчиво и настойчиво, что я в беспамятстве ответила на свою беду «да».

Но утром на чистом глазу заявила, что раз я этого не помню, значит, ничего сказано не было. Кьяр на подобное лишь усмехнулся и провокационно спросил:

– Значит, и спаленного публичного дома не было?

– Какого дома? – не поняла я.

– Обычного. В сиреневом квартале, – обнимая меня, с охотой пояснил Снежок. – К слову, за это деяние весь дамский клуб Южного Предела весьма благодарен. Настолько, что его члены скинулись на награду. Правда, пока не знают, кому ее вручить… Как и повестку в суд.

– Ты это так говоришь, как будто это я одна твоего братца… спасала, – я постаралась подобрать самый обтекаемый синоним к «громила город». – Ты, между прочим, там тоже участвовал.

Кьяр, в этот момент зарывшийся носом в мои волосы, фыркнул:

– Участвовал, – покладисто согласился он. – Не отрицаю. Да и тяжело подобное было отрицать перед первым дознавателем империи.

Я глянула вопросительно на светлого, и он, прочитав мои мысли (опять!), подтвердил:

– Да-да, тем самым, с протезом-артефактом. – И потом продолжил: – От него-то я и узнал, что в погоне за братцем нечаянно уничтожил банду ренегатов, которую законники безуспешно разыскивали по всей империи уже несколько лет. Эти-то типы взяли заказ на голову наследника Дорса…

– И напали на тебя, – поняла я.

– Угу. – И хотя Кьяр вроде и поддерживал наш разговор, но уделял гораздо больше внимания изучению моих… кхм, нижних округлостей. – Зато теперь с нас сняты все обвинения в разгроме Предела. Потому что они произошли «в результате розыскных действий», – судя по тому, каким тоном произнес последние слова Кьяр, он кого-то процитировал.

И, не дав мне задать очередной вопрос, поцеловал. Вот только во что-то большее этот поцелуй перерасти не успел: в стекло спальни настойчиво застучал посыльный дрозд.

Кьяра вызывал к себе ректор. Срочно. Впрочем, и мне, как бы ни хотелось понежиться еще в постели, нужно было собираться. Стоило заглянуть в общежитие за сумкой, да и переодеться не помешало бы. Опять же, сложить в чемодан вещи, чтобы после занятий перебраться сюда, в снятый для нас Кьяром домик.

Вот только едва я оказалась в своей комнате общежития, как отметила странность: кровать Карен была разобрана. Настолько, что от нее остался один остов. Ни матраца, ни подушки с одеялом. Да и вещей красотки на тумбочке не наблюдалось.

Я, ошарашенно глядя на это, поинтересовалась у потягивавшейся со сна Линдси:

– А где Карен?

– Отчислили, пару дней как, – подавив зевок, отозвалась пышка. – С запечатыванием дара на пять лет.

И пояснила, собственно, за что именно: она от имени Скалы послала вестника к ректору Трейгорской магистерии с требованием забрать темных адептов по обмену. Дескать, те нанесли непоправимый ущерб академии Южного Предела. Еще и подпись Тумина подделала. Именно за эту подделку дар и запечатали с формулировкой: «Использован в противозаконных целях».

Зато теперь мне стало понятно, чему так торжественно улыбалась Карен той ночью. И почему Рагнейл послал коллеге по ректорскому цеху именно «ответное письмо». Вот только как-то быстро Скала нашел Карен… Интересно, ему в этом помог друг-дознаватель или один новоявленный менталист?

Полная решимости получить ответ на этот вопрос, я зашла в аудиторию, где вот-вот должна была начаться лекция по магометрии магистра Шлобса. Кьяра среди адептов не было. Видимо, он еще не вернулся от ректора.

А вот Сьер и Вэрд, которых выпустили из карцера, наличествовали. И, судя по довольным лицам парней, темных не только выпустили, но и пообещали не выдав… в смысле не отправлять обратно в родную империю до конца учебного года.

А еще была Самира. Блондинка подошла ко мне с самым решительным видом, словно собиралась бросить очередной вызов на дуэль, и, чеканя каждое слово, произнесла:

– Я подумала и… Я согласна.

Не сразу поняла, что речь о моем предложении помочь с ментальной защитой от Эйты, и не успела ничего ответить, как на нас сзади буквально обрушился Гриз. Он обнял обеих за плечи и жизнерадостно поинтересовался:

– Девочки, наконец-то вы на это решились! Когда дуэль?

Олава, который в прошлый раз собирал ставки (и смылся, к слову, в город с ними: мету вот в комнате общежития оставил, а все деньги до гнутой медьки собрал), в этот раз не было. Но проклятое место пустым не бывает, поэтому место Локира занял Гриз. И он был полон энтузиазма.

Самира хмуро глянула на парня и хотела уже ответить решительное «нет», как я опередила ее вопросом:

– И многие уже сделали ставки?

– Почти вся академия! – гордо ответил Гриз.

Проходить мимо таких денег было просто преступлением против алчности. Потому я, пихнув Самиру в бок, ответила за нас обеих:

– Сегодня вечером. Только можно и мы ставочку сделаем? На то, что будет ничья. Скажем, двести золотых.

Гриз закашлялся и, когда вновь смог нормально дышать, подозрительно на нас посмотрел. И в его взгляде была бегущая строка бранных слов сразу на всех наречиях от тролльего до эльфийского. Думал он о двух сговорившихся адептках крайне выразительно и нецензурно. Потому как мы покусились на самое святое у учредителя ставок – на его куш!

– Ну так как? – невинно уточнила я и прибавила: – Мы с Самирой, если зрителям понравится, даже на бис можем еще раз выступить…

– Вопрос о дуэли снимается, – сухо отозвался светлый тоном: «Ну ты, темная, и зараза!»

Я лишь вздохнула… Эх, а ведь могли бы прилично заработать…

А потом повернулась к Самире и увидела, как та пытается сдержать улыбку. Но ни демона у нее не выходит.

– Знаешь, сумеречная, я, кажется, поняла суть твоей методики защиты психики от Эйты.

– Да? – удивилась я.

– Ты просто сама сводишь ее с ума. На опережение.

– Есть такое, – не стала отрицать я. – А еще парочка щитов…

И именно их-то мы увлеченно и вычерчивали на занятии магистра Шлобса вместо того, чтобы записывать лекцию по магометрии.

А вот по окончании оной вернулся хмурый, как грозовая туча, Кьяр. Оказалось, что сегодня ночью наша длань должна лететь в рейд. Вся. И я в том числе. Последнее Снежку крайне не нравилось, и, будь воля Кьяра, он бы оставил меня в академии. Но Скала был непреклонен: раз я адептка и теперь даже стихийный маг, то, если состояние здоровья позволяет, должна участвовать в патрулировании. И точка!

Пятерки (а в нашем случае шестерка) совершали облеты Атарийской пустоши, выискивая тварей, потому как те были активнее всего именно в ночное время. В общем, выполняли то же, что и столетия назад маги Южного гарнизона еще до того момента, как здесь основали академию.

Песчаники и барханы были для нежити местом ничуть не менее соблазнительным, чем Шумерлинские топи. Твари активно плодились и размножались под теплым южным солнцем. А еще лезли к людям в поселениях на южной границе империи. Поэтому тут сначала основали академию, а потом стали использовать старшекурсников как патрульных.

А что? Юным магам-боевикам практика. Опять же экономия казны на жаловании. Только вместо тройки опытных чародеев отправляли пятерки опасных своей непредсказуемостью адептов.

Во время моего единственного патруля мы нашли одного гремучника, да и то нашли ненадолго. Я превентивно его сразу же спалила. Причем так быстро, что Самира не преминула уточнить, кого именно Кьяру нужно защищать: меня от тварей или нежить от одной темной?

Вот ведь язва!

А вот второго рейда спустя месяц для меня уже не случилось. Ему помешала сущая малость: меня мутило. Причем так, что пришлось обратиться в лечебницу, и… больше всего радовался «диагнозу» Кьяр. К слову, он же был и его причиной.

У меня больше не осталось предлогов, чтобы попустительствовать Кьяру ходить с неженатым видом. Церемония венчания прошла тихо, скромно, в день зимнего поворота, под заснеженной кроной раскидистого клена.

Мы с Кьяром обменялись браслетами по старинному эльфийскому обычаю.

И я, застегивая наручень, увидела на запястье светлого три тонкие ниточки шрамов. Тех самых, что оставила ему я, когда он лежал на пентаграмме призыва. Похоже, Снежок специально не стал их заживлять.

– Зачем? – вместо того, чтобы сказать пресловутое «да», тихо, чтобы никто из гостей церемонии не слышал, спросила я.

– На память, – улыбнулся мне Кьяр.

– На какую такую память, когда рядом оригинал? – возмутилась я. – И учти, он рядом с тобой теперь пожизненно.

– Кей, просто скажи «да», – теряя терпение, прошептал светлый.

На нас уже стали с интересом поглядывать гости. И служитель ратуши, регистрировавший брак. И даже белочка, которая до этого азартно закидывала в рот орешки, подалась вперед.

– Да, – рявкнула я тоном, далеким от влюбленного. – Демоны тебя подери, Кьяр, я согласна быть твоей женой.

Мне показалось или после этого Снежок облегченно выдохнул?

А регистратор меж тем обратился уже к светлому:

– Согласен ли ты, Кьярвэль Дорс-Бьеркрин, перед Небом и… – тут говоривший на миг замялся, но, глянув на темную в моем лице, стоявшую перед ним, сглотнул и продолжил: – …перед Небом и Бездной взять в законные супруги Кейси Даркнайтс?

– Да, – уверенно ответил светлый.

А я посмотрела на его решительный, мужественный профиль и поняла: наша жизнь с Кьяром навряд ли будет тихой. Этого нам просто не дадут ни темные, ни светлые. Сильнейший менталист, единственный среди светлых. И маг огня десятого уровня… Бастард великого герцога Дорса и дочь Темного владыки… Уже одно это привлечет к нам внимание многих. Очень многих. И этот последний год в академии – просто небольшая передышка.

Но я знала: у нас все получится. Потому что Кьяр всегда будет держать меня за руку. Крепко. И даже если я вздумаю шагнуть за Грань – не отпустит одну.

(обратно)

Эпилог

– Помните, дети, дедушку в агенты разведки светлых не вербовать! Поимейте совесть! Он все же Темный Властелин, – напутствовала я проказников: двух рыжих близняшек, одного самоуверенного сорванца чуть помладше, со снежно-белой макушкой, и мелкую малявочку с характером истинной черной ведьмы и внешностью невинного кроткого златокудрого дитя.

Все четверо выглядели жутко серьезными, собранными и готовыми выполнить любой мамин приказ. Даже если я скажу разгромить поместье графа Дорса. К слову, на него дети напали бы с особой охотой. Потому как родитель Кьяра за последние пятнадцать лет изрядно изменился. И из отвратительного отца превратился в образцового деда, готового играть с внуками сутки напролет, чему последние и были рады.

Во многом такой метаморфозе способствовал… Олав. На своем примере показав, что ни одна карьера не принесет столько радости, как собственная счастливая семья.

Нет, граф не перечеркнул то, что так упорно строил столько лет, и по-прежнему был тенью императора. Просто стал смотреть на жизнь слегка под другим углом (особенно в те моменты, когда его спину прихватывал ревматизм).

Да и попробуй не быть образцовым дедом, когда у тебя в невестках сущая ведьма. С десятым уровнем дара. Хоть та и заявляет, что она вообще-то светлая. Да и собственный сын, которого Дорс признал вынужденно, сейчас мог без слов, лишь одной силой мысли объяснить, в чем дедушка был не прав…

По этой же причине с Кьяром приходилось считаться и моему отцу, Темному Властелину. Владыка, уяснив, что зятя не убить, начал с ним… нет, не дружить, но держать нейтралитет. Впрочем, это не мешало Темнейшему периодически пытаться завербовать зятя. Дошло до того, что Владыка за моей спиной сделал предложение Кьяру стать главой темной разведки. Это притом что Кьяр к тому моменту уже был послом светлых в темной империи!

Светлейший назначил супруга на эту должность по принципу: чтобы хотя бы у главы посольства Темнейший со своим десятым уровнем дара не смог покопаться в мозгах. А то как прием светлой делегации в темном дворце – так после него куча перегоревших артефактов, защищающих от ментального воздействия.

В общем, мудро поступил Светлейший: понял, что Кьяра, как сына своего первого министра, в тайной канцелярии использовать не получится (хотя жаль… десятый уровень дара, менталист…), поэтому решил использовать Снежка явно.

Меня, к слову, тоже поначалу пытались привлечь к делам особой важности и секретности – маг первородного огня такой силы… Пытались, но не смогли.

В общем, как я и предполагала на свадьбе, тихой жизни у нас с Кьяром не получилось. Зато она была насыщенной, а еще полной любви.

А тот выпускной год стал для нас своеобразным «медовым месяцем». Передышкой, во время которой супруг поднаторел в обращении с ментальным даром. А я под руководством Норин Ллойд переписала диплом, потому как тема последнего должна была хотя бы отчасти соответствовать дару адепта, который оный защищал. А я теперь была магом огня…

К слову, больше всего тому, что дар менталиста стал принадлежать Бьеркрину, обрадовалась Эйта. Нет, сначала, когда я поведала рыжей «методику сведения с ума», она знатно психанула, но потом радостно взвизгнула:

– Так это, значит, твоему диплому каюк?!

Но, несмотря на это открытие, от мести мне Эйта не отказалась. И таки насолить мне у нее получилось. Точнее, не у нее самой, а у дочурки пушистой – рыженькой Тревоги Путешественника. Ну, той самой пушистой белочки, которую многие ловят, оправляясь куда-то далеко. Когда в голове возникает тысяча и один вопрос: не перепутал ли ты дату отлета? Не сломается ли накануне его метла? Положила ли ты те самые панталоны с начесом в чемодан? Точно ли тебя так зовут, как указано в подорожном свитке?

А все потому, что заботливая мамочка отрядила свою кровиночку ко мне на… стажировку! Дескать, потренируйся вот на этой темной, которая светлая… И дочурка таки натренировалась на славу. А я обзавелась нервным тиком на словосочетание «отпуск в путешествии».

Дети, заверив меня, что будут вести себя почти прилично и дворец деда если и разнесут, то совсем чуть-чуть и несущие стены точно оставят до половины целыми, радостно убежали.

А я лишь вздохнула, посмотрела на чемодан с вещами и слегка занервничала. И пусть рыжего хвостика Тревоги я не видела, но наверняка она была где-то тут. Просто пряталась.

– Ты готова? – В комнату заглянул Кьяр. Он был в дорожном плаще.

– Да. Но все равно переживаю…

– За детей? С ними ничего не случится. В прошлый раз, пока твой отец присматривал за ними, за выходные ничего же не произошло.

«Ничего» – это три дюжины нервных срывов у придворных, выжженная оранжерея с плотоядными лианами и завязанная в узел гигантская льерна. И это не считая поднятого младшенькой (у нее оказался дар некроманта) из склепа пра-пра… в общем, много раз «пра» дедушки Темного Властелина. Скелет пришел в тронный зал и попытался занять уже не свой трон…

Я вспомнила это и невольно улыбнулась. Наши дети… Порой с ними бываете непросто. И не только с ними. Потому что в этой жизни есть вещи вечные, беспокойные: любовь, Эйта, вражда между светлыми и темными… Но если свет и тьма смогли обрести мир в нашей с Кьяром семье, то, возможно, и двум империям по разные стороны Серебряного хребта это тоже под силу.

(обратно) (обратно)

Надежда Мамаева Поймать печать!

– Госпожа Грунбильд, может быть, вы все же спуститесь с люстры? – обратилась я к даме в телесах, которая сейчас раскачивалась под высоким потолком в разгромленной едальне.

Та лишь отрицательно замотала головой и, расплывшись в счастливой улыбке, начала болтать ногами в шерстяных полосатых чулках такой ядреной расцветки, что у неподготовленного человека могла случиться цветовая контузия. Длинная верхняя юбка и несколько нижних у дамы при этом задрались так, что был виден даже край теплых панталон с начесом.

– Неа, – игриво отозвалась драконица и стала раскачиваться на светильнике, как на качелях. И пусть сейчас она находилась в человеческой ипостаси, веса в ней все равно было изрядно, а дури – еще больше. – Пусть вот тот красавчик меня попробует уговорить, тогда, может, и слезу… – И Грунбильд кивнула в сторону моего напарника Ника.

Ник был в нашем отряде ночной стражи боевым магом, отягощенным долгим и прочным семейным счастьем со всеми вытекающими. Поэтому я поспешила объяснить драконице, чем может обернуться столь опрометчивый выбор парламентера.

– Он боевой маг, поэтому умеет уговаривать только пульсаром. Сразу насмерть. Если повезет, то отделаетесь испугом, заиканием и переломами костей, психики со смещением жизненных ориентиров.

– Я его щас сама переломаю! – пообещала дама, видимо вспомнив, что она не только слабая, беззащитная женщина, но еще и дракон.

Собственно, благодаря крыльям пышнотелая госпожа Грунбильд и была обязана месту нынешней своей дислокации. А еще и заклинанию истинной натуры, которое незаконно было применено в едальне меньше удара колокола назад.

Сотворил его неизвестный маг, который нашкодил как последний темный и смылся. А наш отряд приехал на вызов, разобраться с незаконными чарами или разобрать завалы – это уже как получится, по обстоятельствам.

К слову, о последних… Над нашими головами что-то затрещало, и предостерегающе посыпалась штукатурка. Обод, на котором среди закрепленных свечей восседала драконица, продолжал мерно раскачиваться, грозя всем не успевшим сбежать из зала посетителям кары если не небесные, то минимум потолочные.

– Снимите мою Билечку… – проблеял рядом из-под прикрытия стола щуплый мужичок.

– Мы над этим работаем, – с невозмутимым видом заверил наш доблестный капитан Бурс, рассудительный гном, и погладил свою бороду.

Судя по всему, его «работаем» означало «ждем, когда рухнет сама». Ну и для порядка еще «уговариваем спуститься». За «уговариваем» отвечала я. Сию почетную должность на меня спихнул… возложили единогласно. Дескать, в отряде три суровых мужик… мага: командир, боевик, следопыт – и одна хрупкая девушка-ритуалистка, то есть я. Вот только если мои напарники на вызов выезжали налегке, то мне приходилось тащить за собой целый мешок амулетов и прочего рабочего инвентаря.

С учетом того, что рост мой был невелик, телосложение – худощавое, то порой рядом с высоченным широкоплечим Ником, изящным белокурым Мартином, коренастым и суровым командиром с секирой через плечо я со своей громыхавшей торбой смотрелась словно мелкий воришка, которого эти трое доблестных офицеров поймали, а вовсе не как их коллега.

Собственно, поначалу, когда я появилась в отряде, меня всерьез и не воспринимали. Считали, что глава отдела Коул решил пристроить свою любовницу. И соответственно, как к оной ко мне и относились. Со скрытым пренебрежением. Ну правда, девчонка – и ритуалистка? Смешно! Обычно маги-специалисты по разрешенным (и особенно запрещенным) ритуалам мало чем отличались от стихийников-боевиков. Ну, может, были чуть более сдержанны и гораздо более угрюмы. Ведь обряд провести – не файрболом шибануть. Тут нужны точный расчет, крепкая психика и отличная выдержка.

И тут после многочленных просьб командира Бурса у начальства выдать ему хотя бы одного из двух недостающих спецов в команде ему подсовывают не угрюмого здоровяка с опытом полевой работы, а вчерашнюю выпускницу в голубеньком платьице. Что еще мог подумать гном?

В общем, меня и записали в любовницы Коула. Правда, ненадолго. Ровно до раскрытия первого дела, в котором я возьми и используй ритуал призыва для допроса свидетеля. Все бы ничего, но оным оказалась Эйта. Мои напарники слегка побледнели, когда увидели в пентаграмме взмыленную, очень злую белочку (я, как оказалось, выдернула ту прямо из ванной). Настолько слегка, что едва не до обморока. Так что допрос пришлось вести мне самой. Хотя это и не входило в мои должностные обязанности.

Эйта, конечно, за такое своеволие обещала меня найти и одарить безумием. Вот прям сразу, как выберется из пентаграммы Даркнайтс, которую я начертила, смоет с себя все, так и явится. Но так и не пришла. Хотя я ждала, амулетами обвешалась, как кутила долгами.

Видимо, Эйта решила, что у той, кто рискнул провести подобный ритуал, мозгов совсем нет, так что и свести с ума не получится. Примерно в том же духе (что ума у меня совсем нет) высказался и капитан сразу после завершения призыва. На что я философски ответила: так допрос же хорошо прошел, показания свидетеля есть, и осталось только ордер на арест получить. А белочек, личей и Смерти бояться – ритуалы не проводить.

Капитан на меня лишь суеверно махнул рукой, обозвал чокнутой, но зато слух про любовницу после этого как-то мигом угас. А Бурс отчего-то, когда спустя месяц меня попробовали у него забрать и перевести в другую пятерку, уперся ногами, руками, секирой и даже бородой. В общем, не отдал.

А я прижилась. В третьем отряде. Воспоминания годичной давности промелькнули и исчезли. А я глянула на напарников. Для полного комплекта дознавательской пятерки нам не хватало еще мага душ, но… они и так были нарасхват. Светлых чародеев, которые могли бы общаться с умершими, распределяли на будущие места работы едва ли не на первом курсе. Слишком уж это редкий дар был для магов Зари.

Так что едва ли не половина отрядов ходила без пятого мага, который вроде как по штату положен, а по факту – нет.

Зато требовали с нас, как с полноценной пятерки, и неважно, что она в действительности четверка.

Вот и сейчас по столице гулял неизвестный темный маг, который похищал меты. И ладно бы у всех подряд. Нет. Только у фениксов. Еще и печать памяти после этого на жертв накладывал, так что никто из них не мог вспомнить ни лица похитителя, ни деталей случившегося. За что преступник у новостников и получил меткое прозвище Печать.

И найти его поручили нам.

Поэтому-то наш отряд, только узнав о том, что в едальне сотворили черное колдовство, рванул сюда в надежде выйти на след темного мага. А уж Печать это или не Печать… арестовали бы и в участке стали разбираться. И даже если не он… отлов темного мага-преступника Коул негласно одобрял, исповедуя принцип: была бы ведьма, а хворост для костра найдется.

Да, на бумаге были подписаны акты и договоры, провозглашавшие мир и дружбу между жителями Темных и Светлых земель, но на деле… как с нашими пятерками, которые четверки.

В общем, не любили мы, светлые, детей Мрака. И надо сказать, что это чувство было взаимным, прочным и неруш…

Радостный крик: «Кажется… я вижу белочку…» – ворвался в мои мысли. Вопила драконица, раскачиваясь на люстре так, что хозяин едальни схватился за сердце и кошелек разом: видимо, не смог определиться, что в этот миг в большей опасности.

– Моя Билечка сошла с ума! – горестно взвыл из-под стола ее супруг – чистокровный человек, которому свезло жениться на драконице, не иначе.

– Даже не надейтесь. Здесь нет ни белочки, ни даже кукухи. Крыша и та на месте… – возразила я.

И тут последняя… нет, не поехала. Она просто обрушилась. Сразу вся. А вместе с ней и люстра. Падая, Грунбильд умудрилась угодить ровно на стол, под которым сидел ее супруг. Мебель, не выдержав свалившегося на нее счастья, развалилась.

И пока облако побелки оседало на пол, капитан скомандовал:

– Санни, давай!

Вообще-то мое полное имя было Саннирин, но пока его выговоришь… а тут каждый миг на счету. Потому-то я, опережая окрик Бурса, ринулась к месту падения, пытаясь спасти кого-нибудь (вероятно, даже себя) и нейтрализовать темные чары.

Осчастливить драконицу избавлением от чернословия оказалось нелегко. Она сопротивлялась исцелению как могла и входить в разум не желала. Благо помогли скрутить ее напарники, а отвлечь – собственный супруг. За что последний и получил возможность созерцать звезды. В смысле, дражайшая половина заехала ему пяткой в глаз так, что из последнего чуть искры не посыпались.

Но зато я смогла нейтрализовать темные чары. И когда Грунбильд пришла в себя, то с недоумением воззрилась на учиненный ей же погром.

– Вы помните, что произошло? – тут же начал допрос Ник, пока свидетельница не пришла в себя окончательно, не осознала весь свой позор и не начала думать о собственной пострадавшей репутации больше, чем о необходимых следствию подробностях случившегося.

– Н-н-не очень… – заикаясь, отозвалась она и начала спешно натягивать на оголившиеся коленки ворох юбок – сначала нижних, а затем и верхней.

Я, глядя на это, лишь посочувствовала напарнику. Попробуй теперь вытащи из этой госпожи Грунбильд, враз нашедшей и стеснение, и смущение, и благочестие с кротостью, что-то вытянуть. Да она даже если и вспомнит, как выглядел преступник, учинивший это форменное безобразие, вовек не признается. Ибо благопристойным драконицам не положено помнить подробностей своего посрамления. А если не помнишь, можно сделать вид, что конфуза и вовсе не было.

Я лишь покачала головой и пошла по залу собирать улики, коих почти не было. Так, отголоски темных чар. По ним даже путеводной нити не свить, которая могла бы к хозяину заклинания привести. Только смазанные опечатки плетений. Но их все я старательно собрала в артефакт. Вдруг все же удастся задержать какого темного чародея, тогда и сличу его магию с тем, что удалось наскрести в едальне. Авось совпадут.

Надежда, конечно, призрачная, почти ерундовая.

Детей Мрака, постоянно проживавших в столице, было мало. И все, как на подбор, жутко законопослушные. В смысле – ни один не попался! То, что правонарушения они совершают, было ясно – к пифии не ходи. Но то, как при этом заметали следы…

Но, как говорится, не пойман – не темный. А наша задача как раз была одного такого найти и отловить.

К слову, неимоверными усилиямиНику все же удалось разговорить свидетельницу. Оказалось, что досточтимая госпожа Грунбильд, как и другие посетители едальни, пришла в этот вечер сюда откушать очень вкусной запеченной курочки, которой так славилось сие заведение. В «Тролльем ухе» ее готовили лучше, чем где бы то ни было в столице. Потому-то в этот непритязательный с виду трактир порой приезжали даже знатные господа.

Вот и сегодня какие-то трое друзей, судя по их виду и повадкам – явно из аристократов, изволили откушивать курочку, и им очень не понравился тип в углу, сидевший в одиночестве. Сиятельные, уже изрядно захмелевшие, посчитали его шпионом темных. И решили… нет, не вызвать на дуэль. Просто прирезать.

– Один из них выкрикнул: «Смерть темной мрази», – припомнила драконица, – клинок выхватил и понесся на белобрысого. Никто его не остановил. Только вот изрубить никого не смог. За пару шагов до стола, где сидел тот белый как лунь тип, сталь меча прахом осыпалась. А потом тот маг из своего угла как глазищами-то сверкнул… как протараторил что-то на непонятном наречии, и… Сиятельных всех вымело из зала. Вот прям будто демоны их за шиворот схватили и протащили по полу. И того, что без клинка остался, с одной рукоятью, в ладони зажатой, первым.

– А дальше? – терпеливо спросил Ник.

– А дальше-то почти ничего и не было… Белобрысый еще раз ругнулся, словно проклятие кинул, и вышел из едальни. А потом и началось…

Последствия этого «началось» мы и обозревали. Только темный кинул не проклятием, а заклинанием, пробуждающим темные начала, которые были и в людях, и в нелюдях. В каждом из нас независимо от того, на какой стороне от Серебряного хребта кто родился.

Госпожа Грунбильд вон оказалась хохотушкой и немного развратницей, которая скрывала эти черты под маской благочестия. А ее супруг – не дураком помахать кулаками, пока с него не сняли чары.

– А сможете его описать? – Меж тем Ник сотворил перед свидетельницей фантом, у которого по мановению руки менялись форма носа, губ, лба и цвет глаз и волос.

Драконица неуверенно кивнула, и спустя удар колокола у нас был кривоватый и криптоватый образ темного мага. Но чем дольше мы на него смотрели, тем больше недоумевали. Тип, что смотрел на нас с фантома, походил на темного… как я на первого паладина светлой империи. Светлые волосы – совершенно не характерные для детей Мрака, уверенный взгляд, кожа не явно смуглая, а скорее бронзового оттенка. Типичный же сын Зари! Почему его посчитали темным? И хотя последующие события показали, что этот тип владел темными заклинаниями… С ходу в чернокнижии его заподозрить было тяжело.

Закончили мы в едальне ближе к концу смены, когда солнце по летнему времени уже успело подняться над горизонтом. И хотя городские улицы были еще пусты и в их тени еще притаилась вечерняя прохлада, день обещал быть жарким.

– Двигаем в участок. Жду от вас отчет… – сурово глянул на нас командир. – Придется еще на одного темного дело заводить. Мало нам этой Печати…

– Так, может, это один и тот же… – с надеждой протянул следопыт, стягивая свои золотистые волосы в гульку на затылке.

– «Может» еще доказать надо, – сурово отозвался гном, – а пока это два разных тела… тьфу, дела, – в последний момент исправился капитан и сурово приказал: – А пока – по метлам!

И с этими словами командир первым запрыгнул на черен своей летуньи. Надо сказать, вид сына подгорного народа на метле, да еще с топором, в целом зрелище не для слабых. А слабых нервами (наш командир был на вид очень свиреп, суров и бородат до озверения) или животом (лично я первый раз приложила немало усилий, чтобы от этой картины не зарж… не улыбаться) – это уже детали.

Мы по примеру Бурса оседлали свои метлы и направились к отделу. И там я просидела до восьмого удара колокола – писала отчет об уликах, которые удалось собрать.

А когда пришла к капитану в кабинет с отчетом, то едва не споткнулась на ровном месте, только переступив порог. Потому как рядом с гномом стоял тип, отдаленно похожий на тот фантом, который удалось создать со слов свидетельницы. Только симпатичнее.

Зато вел себя этот гость как истинный темный. Напористо, я бы даже сказала, вопиюще нагло. Словно он был здесь не впервые, а едва ли не завсегдатаем. И даже больше, будто Бурс – его давний начальник-сквалыга, из которого ушлый подчиненный вот-вот выбьет себе премию.

– Простите, я, наверное, позже зайду. – Я попыталась ретироваться.

Не успела.

– Ку-у-уда?! Стоять! – гаркнул гном так, словно топор метнул.

Пришлось подчиниться и замереть на месте.

– Вот, Санни, знакомься, – с интонацией: «Нам этого добра, вообще-то, не надо, но раз выдало начальство – куда девать?» – наш новый член команды. Сьеррин Эйслинг. Прибыл из самой Тайры для помощи в расследовании дела о краже мет у фениксов.

– Но мы же просили… – начала было я, ошарашенно глядя на темного. «Точно не такого…» – договорить не успела.

– А дали его! – перебив, отрезал капитан, словно речь шла о виверне на передержке. – На время расследования дела о краже мет, как найдем – так и вернем господина Эйслинга обратно на родину.

– Я вообще-то здесь, – напомнил о себе этот самый господин и посмотрел на капитана сверху вниз так… В общем, так, как тот, кто без пяти минут покойник. Потому что гном терпеть не мог, когда ему напоминали о его росте. А темный не только напомнил, но и продемонстрировал собственное вертикальное превосходство.

– Еще здесь?! – взревел Бурс, забывая о вежливости и переходя на «ты». – Санни, бери этого спе-ци-а-лис-та… – саркастически протянул гном, – и вводи его в курс дела.

Судя по настрою капитана, как можно быстрее найти Печать стало для него не только делом чести, но и необходимой составляющей душевного спокойствия. И обрести последнее Бурс хотел поскорее. Как и спровадить этого сына Мрака из своего отряда.

– А отчет? – Я протянула капитану папку с бумагами.

– Засунь в зад… дракону в пасть, – буркнул гном.

Ясно, значит, одно из двух. Либо этот темный не так прост и начальство с Бурса и шкуру снимет, и топор отберет, если гном заведет на своего «коллегу» в первый же день дело, либо Сьер и гном уже успели обсудить случившееся в едальне и сумеречный маг сумел полностью оправдаться. С учетом того, что на него напали первым, можно было интерпретировать все как самооборону. Физически никто не пострадал… А учиненный погром – не маг же его творил собственными руками, а посетители.

Я, зная Бурса лично, поставила бы на второе. Капитан был тем еще упертым осл… кхм, выражаясь языком толерантности, принципиальным гномом. И указку сверху из своей природной вредности мог показательно проигнорировать. А тут… Раз решил допустить темного до расследования, значит, что-то почуял. А интуиция у нашего капитана была сродни дару прорицателя. О ней даже легенды по всему Йонолю ходили.

– И откуда только ты свалился на наш отряд? – недовольно фыркнула я, когда мы оказались в коридоре.

– Так ваше же начальство и запросило помощи, – белозубо ухмыльнулся некромант, поправляя на плече внушительную дорожную сумку, – в рамках программы межрасового сотрудничества.

– И вы, темные, бескорыстно и горячо откликнулись… – сыронизировала я. – Ну-ну, чтобы дети Мрака сотворили добро для ближнего, да еще и светлого. Да раньше демон в монастырь подастся, чем подобное случится.

– Если монастырь женский, а демон – инкуб, то тут возможны варианты… – хитро протянул Сьер и, не дав мне возразить, быстро сменил тему: – А кто ты в отряде? Боевой маг? Следопыт?

– Ритуалистка. Защитила диплом по теме «Предсмертные магические обряды, практикуемые у разных рас». И сейчас работаю над диссертацией. Так что будешь бесить, темный, – приобщу к моему исследовательскому материалу.

– Закопаешь? – тут же уточнил этот догадливый.

– Закопаю, – пообещала я.

– Тогда могу дать тебе в этом деле пару советов. Я тоже, знаешь ли, своего рода специалист по ритуалам… только узкий, лопатоориентированный. Если проще – некромант.

– Уже бесишь, – предупредила я, по-новому взглянув на мага смерти.

– Вызывать у девушек яркие эмоции – мой талант, – не остался в долгу Сьер, тряхнув тонкими косицами, что были заплетены на висках и открывали уши. На хрящиках последних красовались вживлённые прямо в кожу камни. И что-то мне подсказывало: это отнюдь не украшения, а скорее… блокаторы силы. Нее-е-т, быть такого не может. Подобные ритуалы запечатывания дара уже давно вышли из практики. Еще несколько тысячелетий назад, до исхода темных за Хребет. Правда, тогда в тело магией заставили врасти камни размером с яйцо. Где-нибудь в районе сердца. Чтобы, реши запечатанный чародей освободить свою магию, выдрав из тела камень, сразу бы умер. Да и этот некромант не преступник однозначно. Скорее наоборот. Но мелкие, как шляпки от гвоздиков, самоцветы в ухе…

Я засмотрелась на них. И это не укрылось от темного.

– Нравлюсь? – без обиняков уточнил он.

– Отдельными частями тела. – Я, желая скрыть свой интерес, поспешила отвести взгляд и опустила его ниже, но… кажется, немного не туда. В район пряжки ремня Сьера.

А он, чтоб этого темного льерны сожрали, проследил за тем, куда я смотрю, и… неожиданно чуть не споткнулся.

– Среди светлых лэрисс таких прямолинейных я еще не встречал. Так открыто и смело заявлять о своих желаниях. Ты, случаем, не ведьма?

– Говоришь как заправский инквизитор, – не удержалась я и полюбопытствовала: – А у тебя большой опыт общения со светлыми?

И, уведя разговор в сторону, постаралась сделать вид, что ничего не было. И вообще, некроманту показалось! Абсолютно все! У него и вовсе, может, галлюцинация случилась, а то и цельная Эйта в гости пришла!

– Около года я был адептом по обмену в академии Южного Предела. Это считается?

– Именно там ты поседел? – невинно спросила я, хотя все еще терзалась сомнениями: это цвет волос такой у некроманта или просто последствия активной жизненной позиции?

– Ты слишком высокого мнения о светлых. Ни одному из детей зари не удалось меня довести не то что до седого волоса – да даже до бессонницы… Просто дает о себе знать десятый уровень дара, если применять вашу систему мер магического резерва. Слишком большой ток силы порой выжигает изнутри.

«Значит, все-таки ограничители», – промелькнуло в мозгу.

– А у вас как говорят? – полюбопытствовала я, когда мы уже подходили к моему кабинету.

– У нас, детей сумрака, считают по уровням провала. Чем глубже провалился, тем сильнее дар.

– Надеюсь, вы не задания проваливаете? – сыронизировала я. – И не в погреб падаете?

– В Бездну. К демонам, – просветил меня темный. – Чем глубже, тем более опасные и матерые твари там обитают.

Я поперхнулась. Выражение «приваливай в Бездну» теперь заиграло для меня новыми гранями. Я бы даже сказала, маршрут словосочетания теперь был не просто построен, но и детально конкретизирован.

И я искоса глянула на некроманта и поняла. Десятый, высший уровень дара – большая редкость. А это значит, что передо мной, похоже, прямо-таки специалист по этим самым провалам. И по вендетте, если учесть разгром в едальне… Да и много по чему еще. Широкопрофильный, так сказать.

Под этот разговор мы и дошли до моего кабинета. Тот был небольшим. Настолько, что от каморки отличался разве что названием. Ах да, еще имелось небольшое решетчатое окно, стекла на котором крепились благодаря тонким планочкам. Подоконник оного был завален моим рабочим инвентарем, среди которого череп уютно соседствовал с тарелкой, на которой лежал недоеденный бутерброд, а колья для умерщвления вурдалаков лежали поверх ритуальных свечей для поиска по крови.

Когда Сьер зашел в мой кабинет, оказалось, что пространства в последнем не просто мало, а катастрофически нет. Потому что все до этого свободное занял темный.

Мне захотелось его как-то пододвинуть, подпихнуть, что ли, чтобы вокруг меня было побольше свободы, но… толкать было некуда.

– Так что с делом о похитителе мет? – осведомился темный.

– Делами, – поправила я, потому как было похищено уже больше пяти мет. – И единственное, что точно известно: дела эти плохи. И пока что все, что известно о Печати, – это темный маг, неплохо владеющий ментальными чарами.

– И почему вы так уверены, что темный? – беря в руки тоненькую папку, уточнил некромант.

– Ну так заклинание похищения меты относится к темным чарам. – Я развела руки в стороны, как это любил делать наш капитан, говоря об очевидных вещах. За что гнома порой за глаза называли Капитан Очевидность.

– Однако при должном умении и соответствующих знаниях использовать его могут и светлые, – возразил Сьер. – Это достаточно простое заклинание, его в темных землях используют подростки, когда меты еще активно передвигаются по телу.

Я поджала губы. Да, у всех, кто не был обделен толикой магии, на теле имелся рисунок. Он появлялся с самого рождения и рос вместе с владельцем. У простых человеческих магов – стихия, у драконов – крылатый ящер в миниатюре, у дриад – дерево, у оборотней – щенок, у фениксов – огненная птица с хвостом из языков пламени. У меня вот, например, стихия – воздух. Поэтому под правой лопаткой было изображение торнадо в миниатюре.

Сначала он был совсем маленький, черно-белый. Потом, лет в двенадцать, я почувствовала зуд, а в отражении зеркала увидела, что мета из черно-белой стала сине-голубой и начала шевелиться, разворачивать свою воронку и перемещаться по телу. Подвижная мета – это последняя стадия становления дара. После нее – инициация. Говорят, у фениксов во время нее оживший рисунок вспыхивает пламенем, которым окутывает тело хозяина с головы до ног. И в нем рождаются огненные крылья. А за ними и все тело может трансформироваться. И, в отличие от тех же драконов, фениксам после инициации доступна частичная смена ипостаси, когда остается тело человека с огненными крыльями.

Интересно, а где мета у Сьера? Говорят, символ некромантов – черный ворон. И чем сильнее маг, тем мета больше…

Впрочем, такие вопросы приличные девушки не задают. А я хоть и не была аристократкой, да и этикетом никогда не была излишне отягощена, спрашивать о вороне не стала. А вот об остальном…

– В теории возможно всё, – не стала я упираться. – Но практика часто это «всё» сводит до одного конкретного варианта. У нас-то меты сдирали с уже инициированных магов. Когда рисунки уже переставали блуждать по телу и укоренялись. А это уже не простое заклинание, которым в Темных землях балуются подростки. Как считаешь, какова вероятность того, что подобное под силу светлому?

– Чтобы ответить на этот вопрос, я хотел бы ознакомиться с деталями.

– Они почти все тут. – Я кивнула на жиденькую папку в руках некроманта, а затем на стул. – Копии допросных листов у Ника, но там почти ничего нет. А тут моя работа: спектр следов остаточных эманаций заклинаний, колебания магического фона, предположения о природе обряда и характерных особенностях ритуалиста, их проводившего…

Темный, тут же стянув с плеча свою дорожную сумку, поставил ее на пол. Сам некромант пристроился на край подоконника (череп был выдворен со своего законного места и водружен мне на край стола). А затем Сьер углубился в бумаги и был потерян для мира на добрый удар колокола. При этом он то и дело прищипывал мочку уха и чуть подергивал ее, словно это могло помочь его мозгам работать быстрее.

Я же за это время успела сделать расчеты по ритуалу для еще одного дела, которое вела наша команда. О краже пудинга у советника императора.

Десерт наглым образом телепортировали прямо с кухни сановника аккурат перед самой подачей. Все бы ничего, но обед был званым, с участием послов делегации темных. В общем, конфуз.

И вот сейчас мне нужно было разобраться с телепортом, который построил воришка. Увы, когда мы приехали на вызов, заклинание переноса напрочь рассеялось, и подцепить его не было никакой возможности. Только построить новое. Точно такое же. И для него-то я битый час и делала расчеты.

Скажи кто пару лет назад, что одна из лучших выпускниц академии имени Кейгу Золотое Крыло будет искать на полном серьезе пропавший пудинг… Но когда нет связей, имени, денег, а обязательная отработка государственной стипендии есть, выбирать не приходится. Повезло еще, что не отправили в какой-нибудь забытый всеми богами Хеллвиль…

Все же городская стража – это хотя бы денежно. Жалованье тут платили неплохое. Опять же проживание в корпусе, рядом с отделом. Своя личная комната. Опять же питание и униформа за казенный счет.

Бабуля, домик которой был на окраине Талиина – соседнего со столицей городка, мной гордилась. Как же, внучка – и офицер-дознаватель! Родители же мои… Наверное, тоже гордились, но сильно издалека. Они были влюбленными до одури. Друг в друга. Но больше – в археологию. И постоянно находились в разъездах. Так что можно считать, что вырастила меня ба.

Впрочем, воспоминания не мешали мне вести расчеты. Убористые столбики на бумаге росли, а я понимала: тот, кто выкрал пудинг, был явно талантлив. И скорее всего, либо адепт, либо недавний выпускник. Потому что именно молодости присущи такие несусветные наглость, лихость и полное пренебрежение фундаментальными основами магии. Ведь, только наплевав на последние, можно было провернуть подобную кражу. И, судя по векторам, еще и левша.

Выкладка самых сложных векторов, которые удобнее творить ведущей рукой, в большинстве случаев начиналась с левого хода.

Призадумалась. Что еще можно сказать о том, кто проводил телепортацию? Судя по высоте раскрытия портала, рост у нашего похитителя небольшой.

Еще раз глянула на закупоренные в бутылек эманации, которые стояли на полке шкафа у самого входа. Их я собрала на месте кражи пудинга. А что, если…

Я постучала по исписанному листку. На следственный эксперимент необходимо разрешение капитана. Но это самый быстрый способ отвязаться от злополучного пудинга.

– Я чем-то могу помочь? – спросил Сьер…

Я, оторвавшись от бумаг, озадаченно посмотрела на некроманта. Мысль о том, что у него где-то есть мета ворона, теперь не давала мне покоя. Она была настолько прилипчивой, что некроманта мне даже захотелось назвать вороном. Хотя… не, ворон же черный. А этот – белый. Как лунь. А что… Птичка светлая, дюже хищная, с прескверным характером, способная склевать на раз-два и гадюку, и мелкого василиска. Совсем как этот Сьер…

– Сделать лицо попроще, – съязвила я. После ночной смены мне всегда жутко хотелось спать. А время сейчас уже близилось к обеду. Потому настроение было паршивым со всеми вытекающими. А тут еще этот темный, задумчиво перелистывающий бумаги в папке. Но я все же решила чуть смягчить ответ: – И кофе.

– С лицом не получится, – отчего-то не обиделся темный. Напротив, широко, дружески улыбнулся. И это насторожило. Ибо подобная улыбка темного означала большие неприятности для светлых. Меж тем Лунь продолжил: – А с кофе – могу угостить, если скажешь, где у вас тут прилично его варят. Я бы и сам не прочь взбодриться после двух суток пути. А заодно задать кое-какие вопросы, которые у меня возникли по отчетам.

Ого. Я мысленно присвистнула. Я бы, если столько не спала, рычала бы, как злой дракон. Да. Сон был моей слабостью. И по утрам соседки по комнате в общежитии опасались меня будить. Потому как я могла, не просыпаясь, абсолютно твердым и убежденным голосом красиво врать, некрасиво браниться или вовсе пытаться пристукнуть того, кто покусился на мой сон. Чаще всего – последнее.

А этот темный даже почти не зевает. И не огрызается…

– Тут недалеко есть приличный трактирчик. Там заваривают и отличный горный кейлис, и чай, и кофе со сбитнем готовят… только сначала я бы посоветовала тебе заселиться в корпус. – Я кивнула на дорожную сумку, которая стояла рядом с моим столом.

Лунь принял мое предложение с энтузиазмом. А я в очередной раз убедилась, что стоит проявить инициативу, как тут же она оборачивается обязанностью. Конкретно сейчас мне пришлось быть провожатой и экскурсоводом для темного. Пока вела его по коридорам отдела к корпусу личными комнатами для офицеров.

Заселился темный на удивление быстро. А затем мы, собственно, отправились в таверну, о которой я и говорила.

Кофе дело не ограничилось. Сонный организм, недополучивший отдыха, требовал компенсации сытным завтрако-ужином. Потому на столе появились омлет, чесночные лепешки, салат, запеченная целиком курочка, жареные овощи, пирог, нарезанные ломтиками сыр и колбаса, тарталетки… И это только для темного!

– Ты точно не дракон? – глядя на всю эту снедь, уточнила я. Обычно столько осилить могли лишь ящеры перед инициацией, когда их зверь набирал массу для первой трансформации.

– А ты интересуешься как рыцарь или как принцесса? – хитро уточнил некромант, нацеливаясь на куриную ножку.

– Как целитель домашних животных! – фыркнула я. – Боюсь, как бы не было колик от несварения…

– Тогда твой долг, как доброй и милосердной светлой, спасти меня от этого.

– Промыть желудок? – с готовностью уточнила я в лучших традициях местного милосердия.

Принцип оного был прост – молиться за то, чтобы боги простили темным все их прегрешения. Но только при их личной встрече на небесах. Ну а долг каждого светлого – организовать такую встречу как можно скорее.

– Вообще-то разделить трапезу, – поправил Лунь и с видом демона-искусителя придвинул ко мне пирог.

Я из вежливости взяла кусок. Потом второй. Распробовала стряпню и… начала спасать темного по полной, от всего своего скукожившегося голодного желуд… кхм, в смысле от широты всей своей души.

Итогом спасательной операции стал полупустой стол. Больше ни в меня, ни в Сьера не влезло. Я, чувствуя себя пойманной в ловушку собственной жадности, икая, спросила:

– Признайся, это был твой план изощренной мести за все…

– Хотелось бы, но нет. Я ночью хотел перекусить в одной едальне, и… не получилось. Вот, сейчас компенсировал.

– К слову, о компенсациях… – начала было я.

– Мы это с капитаном Бурсом уже обсудили, – отрезал некромант и, в свою очередь, произнес: – Я бы хотел поговорить о твоем последнем отчете по краже меты феникса у господина Румписа. Если не ошибаюсь, – пощипывая мочку уха, задумчиво начал Сьер, – в месте последнего преступления, в магнолиевой аллее, нашли бесчувственное тело потерпевшего. И там же были обнаружены следы женских каблуков. Но ты почему-то написала, что, скорее всего, похититель – мужчина ростом около четырех локтей и среднего телосложения. Почему?

– Слишком большой размер этих самых каблуков.

– Широкая стопа бывает и у миниатюрных женщин, – тут же возразил темный, и я скривилась. Точно то же самое ответил мне и капитан. Я вздохнула. На сытый желудок в сон клонило еще сильнее. Но я постаралась побороть дрему и…

– К тому же они очень глубоко вошли в землю. На палец… – пояснила я и резко перескочила. Была у меня такая привычка, когда я начинала что-то объяснять. – А ты знаешь, что магнолия – одно из немногих деревьев, которое способно прижиться на глинистой почве? А с учетом того, что до кражи последней меты в столице стояла жара неделю как, земля была не просто плотная. Как камень. А каблук в нее вошел… представь теперь вес. Я честно попыталась так же втопить свой в ту глину. Так это удалось только с условием, что я спрыгнула с ветки.

Темный, как ни старался, улыбку сдержать не смог. Видимо, представил, как я сигаю с сука старой магнолии в каблуках на изготовку. Но я не дала сбить себя с толку, продолжив:

– Это очень большой вес. Такую даму, да еще ведьму, нельзя не заметить. И я предположила, что это скорее мужчина, который надел каблуки и специально оставил следы, запутывая следствие… Кстати, именно после этих демоновых отпечатков каблуков новостники и прозвали преступника Печать. И начали усиленно писать о том, что это ведьма…

– Ваши газетчики ни ангела не смыслят в ведьмах, – с чувством воскликнул Сьер.

Я лишь хмыкнула: мы, дети Зари, обычно именами небесных посланников благословляли, а не ругались. А этот… Темный, что с него взять.

– Не буду спорить со специалистом, – хмыкнула я, готовясь к очередной подколке Луня. Но ее не последовало, вместо этого я услышала:

– Знаешь, а ты, скорее всего, права. Судя по почерку, я тоже склоняюсь, что мы ищем мужчину, и… как мне ни прискорбно признать, под темного работает… темный наемник.

– Обоснуй, – усиленно моргая, чтобы не заснуть, потребовала я.

– Выбор жертв. Если бы был маньяк, придерживался бы какого-то типажа. А тут такое ощущение, что дело не во внешних факторах, а в…

– Общем звене. – Я махнула рукой. – Мы эту версию отрабатывали. И даже нашли связь. Все лишившиеся мет, кто рано, кто позже, посещали лечебницу святой Иоганны. И обследовались почтенным магом Воурисом. Но это самая респектабельная целильня столицы. А лэр Воурис – лучший целитель империи после врачевателя императора. Он пользует почти всех аристократов. С учетом же того, что практически все рода фениксов принадлежат к аристократии, это скорее совпадение, чем зацепка. К тому же у почтенного Воуриса на каждое из нападений есть железное алиби.

– Но если он заказчик? – Сьерр навалился на стол так, что его лицо оказалось всего в пяди от моего.

Горячее мужское дыхание коснулось моих губ, обожгло их, высушив враз всю влагу так, что захотелось их облизнуть. И я не сдержалась, провела языком по верхней. Это не укрылось от взгляда темного. Его зрачки расширились, и он, прикрыв глаза, сглотнул. Замер на миг, словно пытаясь совладать с собой, а потом отстранился и вернулся на свое место. А когда снова посмотрел на меня, то в отражении его глаз уже не было меня. Только тьма, холод и расчет. В общем, типичный темный.

– Этого не доказать, не поймав исполнителя. А темные практически на преступлениях не попадаются, – я тоже постаралась, чтобы голос звучал ровно и не дрогнул. Льерны лысой я покажу этому некроманту, что что-то к нему почувствовала.

– Мы и влюбляться не должны… – вдруг произнес Сьер как-то глухо. – Но порой случаются осечки. Думаю, и наш вор допустит ошибку.

– Ты говоришь так, словно у тебя уже есть план, как эту самую ошибку организовать.

– Конечно, – коварно улыбнулся темный.

– Хорошо, – покорно согласилась я и, наставив палец, предупредила: – Но только после пудинга, – имея в виду дело о краже десерта у сановника.

Сьер же недоуменно оглядел полупустой стол, где из вкусностей были только тарталетки.

– Заешь, Санни, пудинга здесь нет. Но если хочешь, то я его закажу…

– Заказывать не надо, – прикрывая ладошкой широкий зевок, отозвалась я. – Его надо найти. Это, можно сказать, дело чести для нашего отдела и принципиальный вопрос для советника императора… но пока что я зверски хочу спать.

– Знаешь, это желание у нас одно на двоих. Я тоже не прочь прилечь. Поэтому предлагаю вернуться в корпус, – предложил Сьер.

Никогда еще ни одно предложение темных не было для меня таким заманчивым, но…

– Ты иди к себе. А я загляну еще в кабинет: возьму расчеты по пудингу, которые составила, и занесу капитану.

– По пудингу?

Пришлось рассказать темному и о краже десерта. Благо все объяснение вышло коротким. Как раз пока мы ждали подавальщицу, чтобы расплатиться. Вот только едва я потянулась за кошелем, как ушлый некромант уже вручил золотой проворной девушке. Та, подхватив несколько пустых тарелок, радостно упорхнула.

– Я же обещал угостить чашкой кофе, – усмехнулся темный, тоном давая понять, что начни я разговор о деньгах – смертельно его обижу.

Мы вышли из трактира и направились в отдел. И, уже подходя к зданию, я кивнула на жилой корпус, мол, тебе, темный, туда. Он, не прощаясь, пошел в указанном направлении. А я отправилась к себе.

В кабинете села за стол, еще раз посмотрела на свои записи и… глаза закрыла всего на миг. А проснулась… в темноте и на кровати! Причем не одна!

Чье-то размеренное, спокойное дыхание щекотало макушку. А я сама, прижавшись к широкой, явно мужской груди, ощущала исходивший от нее едва уловимый запах тимьяна и кардамона. А моя собственная нога была закинута на чужое бедро.

Попыталась пошевелиться, и тут же лапища, что лежала поверх моей талии вроде расслабленно, напряглась и прижала меня к незнакомому торсу так, что и не шелохнуться. Хотя… настолько неизвестному ли? Я все же умудрилась повернуть голову. Тонкие косички и ушной хрящик с вживленными мелкими драгоценными камешками (сомневаюсь, что печать поставили на простые самоцветы) были знакомы, как и обладатель оных. Вот только понимания ситуации это не добавило.

Как я оказалась в постели с темным? Радует, что последний был одет. Почти… Во всяком случае, порты на нем точно имелись. И это уже радовало. Как и то, что я сама была в штанах, рубашке и кожаном жилете.

Попыталась высвободиться еще раз, готовая, если надо, шарахнуть наглеца чарами. Я осознавала, что при этом наверняка собственными чарами заденет и меня, с учетом близкого соседства, но зато темный точно проснется. Или уснет. Навечно. Второй вариант был менее предпочтителен хотя бы по той простой причине, что нужно будет прятать где-то труп…

До атакующих заклинаний дело не дошло. Сьер проснулся сам и в первый миг воззрился на меня с таким удивлением, будто это я была совратителем невинных дев, забравшимся в постель к монашке. Но потом темный, кажется, что-то вспомнил.

– Как. Я. Здесь. Оказалась? – чеканя каждое слово, произнесла я. Вышло неплохо. Но если бы я при этом не лежала в постели (нога все еще была на бедре некроманта), получилось бы куда лучше. И более грозно – уж точно. Да и зажатый в левой руке лист, который я так во время сна из пальцев и не выпустила, слишком провокационно шуршал. Совершенно не устрашающе.

– Я тебя принес, – ответил Сьер, будто не было в его жизни ничего более привычного, как таскать малознакомых девиц к себе в постель.

А за этой пришла следующая мысль: или все же «будто» здесь лишнее?

– Зачем? – уточнила я, дико жалея о том, что в академии у нас среди прочих дисциплин не было краткого спецкурса «Как держать лицо кирпичом, когда у тебя открылась седалищная тяга», причем у меня оная была такой, что на своем пылающем филее могла сейчас до вершин Серебряного хребта долететь.

– Я тебя ждал у входа в отдел. Ты все не появлялась. Решил узнать, в чем дело, заглянул к тебе в кабинет. А ты там на столе. Без чувств. Решил, что тебе плохо, и понес к целителю, но на полпути оказалось, что у тебя просто очень крепкий сон, в котором ты меня обложила и потребовала вернуть в постель. Пришлось тебя нести в кровать, – пояснил темный гад.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы отойти от шока: меня все отделение видело на руках у этого… этого… цензурных слов на него нет, бранных, впрочем, тоже. Хоть к справочникам обращайся! А затем я возмутилась:

– Но не к себе же!

– Где ты живешь, я не знал, тащить тебя обратно в кабинет было глупо…

Я заскрипела зубами. У слабой девушки во всем виноват мужчина. А у ведьмы он еще за это и наказан. Так вот, в этот момент я предпочла забыть о том, что я, вообще-то, исключительно светлая чародейка, и отомстить за подпорченную репутацию. Почти год я избавлялась от звания почетной любовницы начальника отдела, и вот теперь темный…

Врезать не удалось. Мою руку перехватили, я начала отчаянно возиться, сопротивляться, попыталась скинуть навалившегося на меня Луня. Пол и кровать поменялись местами, конторское падение и…

Как выяснилось, падать на полуобнаженное мужское тело гораздо приятнее, чем на абсолютно голый каменный пол. Теплее – так точно. Насчет мягкости – спорный вопрос. Напряженные мышцы у Сьерра оказались твердыми. Да и он сам весь вдруг как-то напрягся и замер.

А я, лежа на нем, застыла статуей.

Мои светло-русые волосы, словно стена, отгородили нас от всего остального мира. Я видела лишь блеск глаз Сьера. И очертания его лица. Острых скул, прямого носа, губ, к которым вдруг захотелось прикоснуться, попробовать их на вкус. Узнать, какие они…

Рука Сьера меж тем легла мне на поясницу и скользнула под выбившийся из опушки штанов край рубахи. Начала подниматься выше по впадинке позвоночника.

Демоны подери! Что мы делаем?! Что Я ПОЗВОЛЯЮ творить этому темному!

– Сделаем вид, что ничего не было? – отстраняясь, предложила я, пытаясь остановить это безобразие. И поразилась, как хрипло прозвучал собственный голос.

– Хорошо. Совсем ничего, согласен, – словно завороженный, заверил темный, как будто сам не особо понимал, что говорит.

И в тот же миг его губы накрыли мои.

Мы целовались, окруженные темнотой, тишиной и теплотой прогретой солнцем за знойный летний день комнаты. Мужские мозолистые ладони, которые явно полировали и перо, и крестовину меча, скользнули мне под рубашку. А я сама не поняла, в какой миг мои руки зарылись в светлые жесткие волосы Сьера. Мы упали в этот поцелуй, как в бездну с ее обжигающим черным пламенем, от которого, по слухам, кровь закипала в жилах.

Я и темный забылись настолько, что в какой-то момент мир совершил в очередной раз кульбит и… светлая ритуалистка оказалась распластанной на полу, темный был сверху! И мало того, мои ноги оказались закинутыми на бедра Сьера. Я ощутила намерения некроманта. Весьма твердые и недвусмысленные. Из тех, когда маг смерти задумывается о жизни. Точнее, о том, чтобы ее приумножить. И в темном это желание было настолько велико, что от него уже в штанах тесно.

И именно это и заставило меня опомниться. И я сделала то, что могла каждая приличная девушка в моем горизонтальном положении, – отвертикалила его, насколько могла, резко согнув ногу в колене.

– С… Санни! – прошипел Лунь, поняв, что девушка все же слегка против.

Странно только, что из всех цензурных вариантов на ум темному пришло лишь мое имя.

– Это тебе за поцелуй, – прошипела я, спихивая с себя тело Сьера и откатываясь на полу подальше. Так. На всякий случай. – Нечего было меня совращать.

– Ты охотно совращалась. Я думал, ты не против… к тому же я не мог не заметить твой выразительный взгляд.

– Я на камешки в твоем ухе смотрела, – вставая, прошипела я.

– Знаешь, они, вообще-то, находятся чуть выше пряжки ремня. И не притворяйся, тебе понравилось… Не отрицай. Так что не так? – спросил темный, тоже распрямляясь.

– Все! – рявкнула в ответ. – Да, не спорю, ты целуешься ничего так… Но ты темный. Я светлая. Не стоит об этом забывать. И о последствиях тоже.

– Если думать только о будущем, не сможешь насладиться моментом. Вы, дети Зари, зациклены на правилах, мнении окружающих, предрассудках. А мы, темные, просто живем в моменте. Потому что знаем: следующего дня для нас может и не наступить. Не хочешь узнать, каково это?

– Хочу, – медовым голосом пропела я и добавила: – Хочу заглянуть к капитану, чтобы получить у него разрешение на следственный эксперимент.

И, подхватив с пола упавшие листы с расчетами, которые все то время, что я спала, были зажаты в моей руке, поспешила покинуть комнату Сьера.

Даже рубашку не поправила и кожаный жилет не одернула – лишь бы побыстрее убраться. И даже не от самого некроманта. Я сбегала от себя. Собственных чувств, которые проснулись так некстати.

Да, этот темный мне понравился. Отрицать было глупо. Но питать какие-то надежды тоже. У меня уже перед самым выпуском случились отношения… Да такие, после которых я мстила, а потом плакала в подушку. После этого зареклась думать о любви.

Пару лет назад я познакомилась с Томасином. Видный красавец. Бурный роман, закончившийся так же внезапно, как и начался. Я увидела, как он целуется с другой. Сначала думала: он мне изменил. А оказалось, что это я с ним изменила. Сама того не зная, наставила развесистые рога его невесте. Богатой, хоть и незнатной, и до безумия в него влюбленной. Впрочем, ее чувства были взаимны. Томас тоже любил. Ее приданое.

А я… я оказалась предсвадебным увлечением, когда женишок решил гульнуть на дорожку, перед браком. То, что это «перед» продолжится и после, с другими дурочками, сомнений не вызывало. Но в тот момент, когда я узнала…

Церемония, к слову, у Тома так и не состоялась. Невеста поплакала. Я вместе с ней. А наш общий бывший узнал кое-что о ритуалах на мужское бессилие и близко познакомился с плечистыми ребятами, работавшими на отца несостоявшейся невесты.

А я получила прививку от любовной лихорадки. Думала, что одну и на всю жизнь. Но вот на моем пути встретился Сьер, и, похоже, намечался рецидив. Из таких отношений, служебных, да еще и с тем, кто обязательно уедет из столицы, как дело будет раскрыто, ничего приятного не выйдет. Только сердце будет снова болеть. Так что… забыть о некроманте. И точка!

Об этом я думала, идя по коридору. А когда завернула в сквозную залу для отдыха, чтобы сократить путь до своей комнаты, в мои мысли вмешался голос.

– Что, наша недотрога Санни с кем-то все же сегодня кувыркалась… – Дюк, следопыт из пятого отряда, сложил руки на груди и показательно потянул носом.

Этот оборотень в свое время подкатывал ко мне, но получил от ворот поворот, за что и ненавидел. И сейчас не преминул унизить.

– А ты завидуешь, что третьим не позвали?

Оправдываться – унизительно, отрицать было глупо. Оставалось только ехидство. Сидевший рядом с Дюком офицер заржал, а перевертыш начал угрожающе подниматься. Насмешек над собой он не терпел.

– Еще шаг – и завтра будешь выть на луну голым. Без единого клочка шерсти, – предупредила я, держа в руке заклинание депиляции.

Дюк угрозу оценил и, порыкивая, опустился на место. А я смогла пересечь зал и отправиться наконец к себе. А там уже переоделась, умылась и… пошла к капитану. Не пропадать же расчетам телепорта?

Заспанный гном был у себя в кабинете. Выслушав мои сбивчивые объяснения по делу о пудинге, он дал добро на следственный эксперимент и сообщил, что сегодня вечером его и проведем. Только сначала нужно предупредить советника.

Слова с делом у Бурса не расходились, и к пятому удару колокола наша пятерка уже была на кухне в особняке, из которого похитили десерт. Говоря «пятерка», я имела в виду действительно пятерку: и темный приобщился к поимке воришки, как его старательно ни пытались от эксперимента отстранить. Точнее, умолчать. Но Сьер появился в самый неподходящий момент, как льерна из болотной топи… В общем, его пришлось взять. Оставлять было себе дороже.

Как итог, в закатных лучах я начертила на кухне пентаграмму, в точности повторив ее размеры и векторы. Подцепив из склянки остатки эманаций заклинания, постаралась сконцентрировать их и направить, чтобы посторожить точку выхода телепорта.

Ритуал переноса был не из самых простых. Так что резерв я истратила почти наполовину. И когда в центре светящихся символов мы увидели точку выхода…

Вообще-то, прыгнуть должен был Ник. Но когда из портала шибануло молнией и боевик, не успевший среагировать, отлетел к стене, Сьер, не размениваясь на слова, сиганул в пентаграмму. Ну никакой согласованности или работы в команде. Но еще больше мы удивились, когда раздался пронзительный детский крик. Причем не из воронки заклинания, а со второго этажа.

Как выяснилось вскоре, точкой выхода была спальня дочери советника. И похищение пудинга организовала она. Восьми лет. Дар у нее был, но заподозрить столь точные расчеты… Вот только она их не производила, а… запомнила.

Совсем недавно в ее детской закончился ремонт. А практичные гномы, чтобы шелковые обои лучше легли на стены, сначала обклеили их ненужной бумагой. Оной оказались конспекты с лекциями великого мага Глоссиоса – теоретика, специализировавшегося в трансмагических переносах. Их-то маленькая дочурка советника и запомнила.

Причем не просто запомнила, но и в точности воспроизвела. Знал бы знаменитый чародей, что те выкладки, которые он считал невозможными – дескать, слишком высокий уровень дара должен быть у мага, чтобы раскрыть такой портал, – на практике вполне себе осуществимы. Во всяком случае, если за дело берется очень юная чародейка с восьмым уровнем дара, которая просто не знает, что так нельзя.

Юная воровка (и да, она была левша, как я и предполагала!) в содеянном не призналась даже тогда, когда под ее кроватью обнаружили поднос из-под пудинга.

– Мне это подбросили, – с независимым видом заявила она.

На что Сьер поднял большой палец в знак одобрения. Видимо, увидел в мелкой потенциальную ведьмочку, не иначе.

Отцу же юного магического дарования было гораздо тяжелее определиться с оценкой ситуации. С одной стороны, у дитя явный высокий потенциал, с другой – скандал. С теми же темными.

К слову, когда делегация последних все же каким-то образом (кто бы сомневался каким, с учетом одного сына Мрака в нашей команде) узнала об авторе воришки, они были в восхищении. Так талантливо умыкнуть у лучших магов Темной империи что-то из-под носа способны только единицы!

Вот только все это было после, а пока на повестке дня стояло главное дело – поймать Печать! И тут уже Сьер высказал свои идеи по поводу того, как поймать того, кто выдирает меты у жертв.

Когда под утро после рейда (ночью случился еще один вызов – разбуянился перебравший хмельного чародей) Сьер огласил свой план, оный единогласно одобрили. Но матом.

Если резюмировать все высказывания и отцензурить, то выйдет примерно: «Да ты совсем двинутый, темный!» Потому как Лунь предложил стандартную тактику светлых – провокацию. Выпустить «в поле» приманку. И ловить нашу Печать на него.

– Тебя, случайно, слабоумием никто не проклинал? – уточнил гном у Сьера.

– Те, кто рискнул, быстро из разряда моих врагов перешли в категорию моего рабочего материала, – невозмутимо отрезал Лунь таким тоном, что даже у нашего заносчивого капитана пропал весь запал задавать подобные вопросы.

– Но даже если твой план и рабочий, – спустя несколько томительно долгих мгновений начал Бурс, – где мы тебе подсадную утк… тьфу, в смысле, фениксанайдем? Да еще и того, кто решит подставиться?

– А тут феникс и не нужен, – огорошил всех Сьер. – Если предположить, что наш именитый целитель пользуется услугами темного наемника, то нам нужно просто спровоцировать лекаря еще раз прибегнуть к услугам.

– И как? – подался вперед Ник.

– Ты к новостникам как относишься? – невпопад спросил Сьер боевика.

– Не очень хорошо, – скривился Ник. – Назойливые они, как мухи…

– Неправильный ответ. С сегодняшнего дня ты к ним относишься непосредственно. Сыграешь охотника за сенсациями. Придешь к лэру Воурису на интервью. И задашь неудобный вопрос, намекнешь, что у тебя есть информация о его связи с похищенными метами…

Сьер говорил, а мы дружно мрачнели. Потому как с уважаемым Воурисом успели побеседовать и капитан, и Ник, и Мартин. Одна я осталась. Некроманту же изображать новостника было не с руки. От него несло тьмой так, что именитый целитель заподозрил бы подвох на раз-два.

Так и получилось, что роль провокатора досталась мне. Хотя Сьеру последнее явно не нравилось. Но другого выхода не было. Зато благодаря стараниям Луня о безопасности одной ритуалистки на мне, когда я отправилась в целильню к Воурису, было защитных и охранных амулетов едва ли не больше, чем на бродячем псе блох.

По плану я должна была изобразить ушлую новостницу, которой стало известно о связи целителя с похищением.

И хотя в отделе мы проговорили все от и до и даже отрепетировали пару раз, я волновалась. И не зря. Потому как реакция лэра Воуриса на мое обвинение в реальности оказалась … никакой. Ни один мускул на его лице не дрогнул. И он ровно произнес:

– Не понимаю, о чем вы. Возможно, у вас, лэрисса, есть еще вопросы?

Входила я из целильни крайне озадаченная. Неужели ошиблись? Погрузившись в свои мысли, я не сразу почувствовала на себе следящее заклинание. Поставленное искусно, едва уловимое, но весьма сложное… Требующее при исполнении определенного обряда. Как то: обойти вокруг жертвы по кругу против хода солнца, коснуться ее, запечатлевая мыслеформулу… Зато такое следящее заклинание не затеряется, сними я одежду, что была на мне, не истает и через седмицу… Что ж, не будь лэр Воурис магом жизни, из него бы получился отличный ритуалист.

Зато теперь я была уверена: не ошиблись. Подозреваемый заглотил наживку.

Выйдя из целильни, я отправилась не в отделение, а в заранее снятую комнатку на третьем этаже доходного дома. Такую, какую могла бы позволить себе юная охотница за горячими новостями. И мы все принялись ждать. Я – лежа на кровати. Мои напарники – в засаде.

И наемник пришел. Когда колокол на ратуше пробил два раза, чуть слышно скрипнула дверь. На ее петли еще сегодня утром наложили чары старения, еще и водой сбрызнули. А затем время словно замедлилось. Вот тень на миг замерла в дверном проеме. Мужская. Высокая.

Мой убийца пошел в комнату, а затем в сторону кровати полетел смертельный аркан. Такими можно и голову дракону в истинной ипостаси отсечь.

Заклинание отточенным лезвием ударило ровно по центру постели, располовинив ту до самого дощатого пола. И разрезав надвое фигуру, что на ней лежала. Вот только та была из подушек. Я не рискнула спать, когда за мной идет охота. Потому предпочла создать муляж. А сколько сил ушло на то, чтобы на него следящее заклинание Воуриса аккуратно пересадить… Жаль, что при этом я не могла отойти от него дальше, чем несколько шагов.

И теперь, глядя через щель неплотно прикрытой дверцы шифоньера на то, что осталось от кровати, я поняла, что не зря предпочла переждать опасность в шкафу.

Вот только обман понял и наемник. Но поздно.

В дверном проеме показались Ник и Сьер. Боевик, в ладони которого разгоралось парализующее заклинание, ринулся вперед с криком:

– Стоять! Вы арест…

Швырнуть чарами стазиса он не успел. Офицера просто подхватило потоком темной сырой силы и вынесло в широкое окно.

Это какой же уровень дара у наемника, чтоб вот так, без заклинания, одного из лучших офицеров столичной стражи – и как кутенка новорожденного… Додумать я не успела. Потому что увидела, как второй, точно такой же темный смерч, несется на Сьера.

Только некромант, в отличие от Ника, на крики не разменивался. Времени, чтобы сотворить заклинание, у Луня не было, а вот ответить чистой, неоформленной силой он мог.

Два потока темной магии схлестнулись. Воздух затрещал от напряжения. Сошлись равные и смертельно опасные противники.

– Ты сдохнешь, архов потрох!

– Только после тебя, Череп.

Эти двое что, знакомы? Я не успела даже удивиться этому, как один из арканов наемника полоснул по шкафу, в котором я сидела, разнеся его в щепки.

Убийца мазнул по мне быстрым взглядом и… В этот момент мне показалось, что меня увидела моя собственная смерть. И взяла на прицел.

А в следующий миг в мою сторону полетел сгусток тьмы. Я попыталась уклониться, уже понимая, что бесполезно, но… Сьер успел перебить смертельное заклинание пульсаром и… подставился сам.

Именно этого наемник и ждал, швырнув в некроманта заклинанием Рорса. Я узнала это короткое плетение, требующее прорву сил и неумолимое для врагов. Оно рассекало тело на тысячу частей. А Сьер не успевал выставить хотя бы какой-нибудь заслон, но…

Мало я знала о тактике ведения боя у темных. Не можешь защититься – атакуй! Тогда хотя бы умрешь сразу отомщенным.

Резко развернув тело, уже понимая, что полностью уйти с огня не получится, некромант метнул в противника… нет, не заклинанием. Кинжалом. Лезвие вошло точно в горло наемника. И ровно в этот миг сумрачные клинки Рорса вонзились в Сьера. Только отличие стали от заклинания было в том, что со смертью хозяина она не исчезала.

А вот убийца, оседая на пол, потерял контроль над собственными чарами, и они развеялись. Но перед тем успели вонзиться в Сьера.

И тут же я услышала крик:

– Ложись!

Время словно растянулось в одно долгое-долгое мгновение. Я увидела окровавленного некроманта. Вот он невыносимо медленно делает те несколько шагов навстречу противнику, колени которого уже коснулись пола, но тело еще не успело упасть. Рука Сьера срывает что-то с шеи убийцы. А затем Лунь разворачивается ко мне и… мучительно долго, словно смазанно, преодолевает те семь локтей, что разделяют нас. И накрывает собой.

И тут время словно срывается с цепи бешеным псом.

Взрыв. Оглушительный. Мощный. Такой бывает от не успевшего оформиться боевого заклинания, когда вся сила мага вырывается из плетения. Видимо, наемник не пожелал просто так умирать, а решил прихватить и нас на тот свет.

От ударной волны нас со Сьером приложило о стену. Вокруг начала рушиться кладка, пол под нами пошел трещинами, стал расходиться, как при землетрясении. И змеящийся провал за какой-то удар сердца дошел до нас. И мы с темным провалились на этаж ниже. И еще на один…

Лишь когда все закончилось и мы оказались под завалом, я поняла, что я и Сьер находимся в защитной сфере, которую успел каким-то невероятным чудом создать некромант. Или заготовить?

Сумрачный полог, что нас спас, светился тусклым черненым серебром, и я смогла разглядеть раскалившийся докрасна на запястье некроманта браслет. Этот артефакт, судя по его виду, готов был вот-вот сломаться. Впрочем, как и его хозяин.

Лунь выглядел неважно. Клинки задели его плечи, бедро. На ткани рубашки и штанов проступали кровавые пятна.

Я попыталась применить целительские чары, но едва заживляющее заклинание заискрилось в моей ладони, как я услышала:

– Не надо. Светлая лекарская магия не действует на темных. Скорее она убьет меня, чем поможет.

– Если ты знал, что такой трудный пациент, что не активировал браслет, когда в тебя клинками швыряли? – фыркнула я.

– Артефакт рассчитан только на физическое воздействие. Против магии он бесполезен.

– Ты сможешь продержаться до того, как нас раскопают? – напряженно спросила я.

– Недолго. Я потерял слишком много сил во время боя. К тому же, кажется, раны все же смертельны…

Я выругалась. Не на Сьера. На обстоятельства. Да, я могла создать на некоторое время полог, но моего резерва хватит максимум на четверть удара колокола, а то и меньше… Нас не успеют раскопать – раздавит раньше.

Осознание, что мы оба скоро умрем, вот так, раздавленные весом трех этажей, накрыло с головой. Но я собрала волю в кулак. Не истерить. Это бесполезно. Буду держаться до последнего. И держать полог, когда силы Сьера иссякнут.

Но пока быстрее магии из него вытекала кровь. Я разодрала свою рубаху, чтобы перетянуть рану на бедре и руках Сьера. И, чтобы не делать этого в молчании, которое выматывало, спросила:

– Ты ведь знал, кого мы ищем? Этого Черепа.

– Да. Я за ним охотился в Темных землях до того, как он решил перебраться в Йонль и осесть здесь на дно.

– Громкую кражу мет ты называешь «осесть на дно»?

– Да, это был не его уровень. В Тайре этот наемник славился тем, что его кражи отличались куда большим размахом.

– И что же он такого натворил, что ему пришлось податься в Йонль?

– Тебе этого лучше не знать, – произнес Лунь.

– Угу. Ты, Санночка умрешь сейчас, но я тебе даже не скажу, за что именно, – взбешенно прошипела я и выразительно посмотрела на потолок.

– Не могу сказать. – Темный отвел взгляд. – Я дал клятву на крови о неразглашении, которая будет действовать даже после моей смерти. Чтобы ни один некромант не смог…

– Хорошо, – кивнула я, перебив Сьера. – Тогда зайду с другой стороны: кто, – это слово я выделила особо, – поручил тебе найти этого Черепа.

– Император…

«Твою ж Эйту…» – едва не вырвалось у меня. Значит, речь о каких-то государственных тайнах, в которые мне не стоило совать нос, если хочу жить. Хотя… жизни этой осталось на пару дюжин вздохов.

– Санни, я действительно не могу объяснить тебе ничего больше, но в состоянии сделать кое-что…

Я вопросительно посмотрела на темного.

– У тебя есть муж? Дети?

Не понимая, куда клонит Сьер, замотала головой. Нет.

– А родственники?

– Бабушка. Еще мама с отцом, но они сейчас на раскопках. А что?

– Выходи за меня замуж, – вдруг произнес некромант.

И я поняла: все, начался предсмертный бред. И путь темный пока, как и я, сидел на коленях, максимально склонившись, чтобы уменьшить радиус сферы, стало очевидно: он вот-вот упадет и надо срочно плести контур для моего барьера.

– Нет, я не сошел с ума, – словно прочитав мои мысли, возразил он и пояснил: – Мы оба скоро умрем. У меня пусть и нет титулов, но зато за свою жизнь я успел сколотить неплохое состояние. А вот наследниками не озаботился. Семьи не завел, детей нет. Родителей тоже. Я подкидыш, сирота.

– Но мы же оба умрем, – не понимая, как темный может думать о деньгах, когда вот-вот…

– Но если умрем женатыми, то все мое состояние перейдет к твоим родителям и бабушке. Ты обеспечишь их на всю оставшуюся жизнь…

– Слушай, как вообще те, кто найдут наши тела под завалами, поймут, что мы женаты? – Выверты логики темного доконали мою светлую психику, но зато я перестала думать каждый миг о том, что на нас вот-вот рухнет груда камней.

– А кто из нас двоих ритуалист? – возмутился темный. – Вспоминай. Наверняка есть какой-нибудь очень очевидный и неоспоримый обряд… чтобы только глянули на наши сцепленные руки – и поняли: эти два трупа успели пожениться…

– Ты еще что-нибудь посложнее не мог придумать? – возмутилась я, а мозг меж тем помимо моей воли начал лихорадочно перебирать варианты. Ведь когда собственная кончина неизбежна, но есть возможность позаботиться о близких… Выплаты по потере члена семьи от отдела правопорядка, конечно, будут. Но не столь большие, чтобы обеспечить ба достойную старость…

– Обет крови подойдет? – спустя несколько ударов сердца спросила я у Сьера.

– Вполне. У меня этой крови сейчас… – попытался пошутить некромант, намекая, сколько из него вытекло.

Я не стала медлить. Подхватила камешек, что валялся под ногой, и его острой гранью рассекла себе ладонь. И прислонила ее к ране Сьера, которая рассекала все правое предплечье темного.

– Вообще-то традиционно ладонь к ладони, но, думаю, тебя и так достаточно посекло.

– Что дальше? – деловито уточнил темный.

– Повторяй за мной слова клятвы.

И я начал зачитывать заклинание. Оно было долгим и витиеватым, как и вязь, которая от каждого слова начинала прорастать на наших с темным запястьях. Алый узор обвил наши руки, распустившись, потянувшись выше и ниже, покрыв всю тыльную сторону моей ладони, словно ажурная перчатка. Точно такой же рисунок появился и у Сьера.

Когда этот немыслимый свадебный ритуал закончился, полог вдруг мигнул.

«Сейчас обрушится», – успела промелькнуть мысль. Я зажмурилась, вспоминая плетения барьера и готовая выпростать руку, чтобы его активировать, как…

Темный меня поцеловал. Коротко. Отчаянно. Горячо. Я ошарашенно распахнула глаза.

– Кажется, именно это должен сделать муж после брачной церемонии? – невинно уточнил он.

– Может, тебе еще и супружеский долг отдать прямо тут? – сверкая глазами, уточнила я.

– Тут не нужно. Но в целом ход твоих мыслей мне нравится…

– Ты труп, – прошипела я, имея в виду, что льерны лысой этот некромант дождется первой брачной ночи.

– Конечно, – согласился он и хитро добавил: – Но не сегодня…

И только тут я услышала над нами какой-то шум. А спустя совсем немного времени увидела над собой свет. Он исходил от сотни магических шаров.

Оказалось, что, пока я тут прощалась с жизнью и выходила замуж, завалы успели разобрать. И сейчас, когда отодвинули глыбы, что были сверху, мы оказались словно сидящими под половинкой яйца цыплятами. А вокруг были камни и разруха.

Когда наконец удалось выбраться наружу, я увидела, что доходный дом превратился в руины. Было больше дюжины пострадавших. Кого-то сильно ранило, но, слава богам, не смертельно.

Но потом я повернула голову в сторону Сьера, и… кажется, одним трупом Черепа сегодня все же не обойдется.

Но темный, увидев мой кровожадный взгляд, тут же заявил, что он смертельно ранен. Хотя… как выяснилось позже, и тут Сьер подстраховался, надев облегченный вариант кольчуги без рукавов. Потому-то его грудь клинки и не задели. Но руки и ноги порезали все же сильно. Так что шансы истечь кровью у Сьера были отличные.

Отряд лекарей, прибывший на место происшествия, это тоже понимал. Потому целители принялись усиленно бинтовать и накладывать мази – единственное, чем они могли помочь темному, не используя заживляющих заклинаний.

Мне же хотелось его прибить за то, что он заставил меня выйти за него замуж. Причем заставил в лучших традициях сынов Мрака: подкупом, шантажом и обманом! В общем, я смотрела на Сьера и мечтала о том, как его придушу. А потом подниму труп и еще раз придушу… И плевать, что из нас двоих некромант – это темный… Но это завтра. Сейчас я слишком устала для этого.

Я вернулась в жилой корпус злая и голодная. Умылась и решительно легла спать. День и ночь после выдались тяжелыми. Но как только я оказалась в постели, требовательно заурчал живот. И стало очевидно, что есть я все же хочу больше, чем дремать. Прикинула, что почти сутки у меня во рту ничего не было, выругалась и, переодевшись, отправилась в офицерскую столовую, благо та работала и днем, и ночью.

Вот только, оказавшись в шумном зале, поняла: тут я есть не хочу. Слишком много народа. И взяла навынос завернутый в пергамент бутерброд. Два. Еще один – для Сьера. Сама не знаю почему. А затем отправилась к темному. Исключительно поговорить.

И когда вошла к темному, который уже успел переодеться и щеголял в одних домашних штанах и бинтах, без обиняков спросила:

– Зачем ты это все… с обрядом?

– Это был самый быстрый и эффективный способ уговорить тебя выйти за меня замуж, – как само собой разумеющееся, ответил Сьер.

– Зачем? – не поняла я.

– Просто я встретил свою ведьму. Ту самую, которая мотала бы мне нервы всю оставшуюся жизнь, и я радовался этому…

– А меня спросить, хочу ли я этого…

– Ну под завалами ты же согласилась, – пожал плечами темный.

– Только из-за наследства!

– Это уже мелкие детали… – возразил Сьер.

Рука сама потянулась огреть темного, но… один некромант оказался быстрее. Сверток с хлебом и котлетами упал на пол, а я сама оказалась в объятиях Сьера.

– Я просто не хочу тебя потерять. Упрямую, своенравную, колкую, внимательную к деталям. А когда темный чего-то хочет, он добивается этого любым способом… А чего хочешь ты?

– Почувствовать, что живая и все это закончилось…

Договорить я не успела. Губы Сьера коснулись моих, и… мир сошел с орбиты. Потому что как бы я ни пыталась уверить себя, что этот темный мне безразличен, – все было напрасно. Меня тянуло к нему.

Или я просто сошла с ума от всего пережитого. Мы оба едва не погибли сегодня, еще до того, как здание начало рушиться. Череп мог нас обоих убить. И сейчас я хотела убедиться, что жива. Сама не поняла, как вцепилась в мужские плечи, как начала отвечать на поцелуи Сьера. Это было как сумасшествие. Одно на двоих.

Мы любили друг друга. Отчаянно и нежно. До моих стонов, до смятых простыней, до шепота «любимая ведьма»…

А утро подкралось как-то быстро и незаметно. Я проснулась и, осознав случившееся, почувствовала себя воришкой, который украл эту ночь. Вот только смыться мне не дали. Сьер, словно что-то почувствовав, проснулся.

А я смогла наконец в лучах взошедшего солнца рассмотреть его мету. Та впечатляла: крылья ворона начинались на лопатках и доходили по середины икры.

– Нравится? – хитро спросил Сьер.

– Ты сам впечатлил меня сегодня гораздо больше.

– Это я еще только начал и собираюсь продолжить… – коварно произнес темный. Мой темный.

Вот только, как оказалось, даже самой страстной любви может помешать голод. Еда, которую я принесла вчера, сегодня уже отдавала душком, поэтому пришлось ее выкинуть и отправиться в офицерскую столовую.

По дороге мы столкнулись с Дюком. Оборотень что-то процедил сквозь зубы о готовых на все ритуалистках. Но так, чтобы услышала только я.

Постаралась сделать вид, что не услышала и не обращаю внимания. А зря. Потому как уже вечером перевертыш баюкал сломанную руку. Срастить оную целители отчего-то не смогли, а хваленая регенерация оборотней почему-то замедлилась. Так что Дюку оставалось лишь дожидаться полнолуния, чтобы обернуться и излечиться. И вот так, с лубком, перевертыш и подошел ко мне в коридоре и начал просить прощения. За все сразу. Даже за то, чего не совершал. И напирал на то, что не знал о моем замужестве.

И я, кажется, даже догадывалась, что за духовник посоветовал Дюку это покаяние… вот только на вечернем совещании Сьер был невозмутим, а когда я попыталась спросить напрямую об оборотне, с самым невинным видом заявил, что не понимает, о чем речь. В общем, оказался талантливым актером.

К слову, именно из-за умения отлично лгать, лицедействовать и просто действовать на нервы на темного и возложили почетную миссию под кодовым названием «Расколоть Воуриса».

Сьер беседовал с лекарем от лица светлого дознавателя. Но исключительно в стиле детей Мрака. Лунь просто подошел на светском приеме к именитому магу жизни, дескать, нужно побеседовать тета-тет. И как только они остались одни, без всяких слов выложил перед Воурисом кулон. Тот самый, что сорвал в груди Черепа за миг до смерти наемника. После того как убедился, что лекарь узнал вещицу, добавил:

– Ваш исполнитель во всем сознался и уже дает показания…

Причем Сьер сделал это так правдоподобно, что целитель поверил.

Из протоколов допроса я узнала, что Воурис был одержим теорией вечной жизни. Целитель как никто знал, насколько мы все смертны. И не хотел испить той чаши, которая не минует рано или поздно никого из живущих. Он боялся своей смерти. И ради нее был готов не только красть магию, но и убивать.

Поэтому-то Воурису и нужны были меты фениксов, как единственных, кому доступно перерождение. Правда, единожды, но, получив смертельные раны, подхватив неизлечимую болезнь, фениксы могли исцелиться. Но если собрать меты многих и с помощью специального ритуала запрещенной магии использовать их силу, чтобы получить фиал с эликсиром вечной жизни…

Дело было раскрыто. Печать, которой оказался именитый лекарь, поймана. А это значило, что Сьер должен был, по идее, покинуть Светлые земли, но тут упертость капитана встретилась с целеустремленностью некроманта, и… выжить темного из нашей пятерки оказалось просто невозможно! А выдворить из империи – и подавно. Он же теперь был женат на светлой. То есть на мне.

И прилагал все усилия, чтобы наш брак стал самым настоящим. И… я сдалась. Разрешила себе еще раз поверить, что среди всех мужчин этого мира есть хотя бы один… Тот, кто не предаст. И он достался мне. И пусть у него куча недостатков, но он любит меня. А я – его.

И с этим знанием пришло еще одно. Что Сьер для меня очень дорог. Настолько, что спустя полгода уговоров я решилась перебраться к нему, в Тайру. Не все же темным трепать нервы добропорядочным светлым. Нужно же и нам, детям Зари, когда-то им за это отомстить. Почему бы это не сделать мне?

И я усердно портила жизнь детям Мрака. Особенно тем из них, кто решил преступить закон. Но этим я занималась в рамках частного детективного агентства, которое и открыла в столице Темных земель. День, когда это случилось, муж почтил минутой бурчания. Все же быть следователем – это не самое безопасное занятие для лэриссы. Но я возразила, что для ритуалистки – в самый раз.

И хотя о своей работе Сьер не распространялся, но я прекрасно понимала: у него она гораздо опаснее. Быть на службе у самого императора – это не воришек пудингов ловить… Вот только ни Лунь, ни я до определенного времени не подозревали, что самая трудная миссия нам еще предстояла – это наши тройняшки, появившиеся на свет спустя пять лет после свадьбы. А пока… Пока мы были счастливы и не ведали, что самое интересное в жизни еще только начинается.

(обратно)

Валерий Гуров Кулачник

Глава 1

1996 год, октябрь.

Где-то на просторах Российской Федерации.

Стук кулаков о лапы отдавался глухо, но точно.

— Держи темп, держи! — сказал я, и ученик снова ударил — двойка, уклон, апперкот.

Он сбился на дыхании, опустил руки и в этот момент я «сунул» ему прямой прямо между перчатками.

— Я пощадил, а соперник в бою не пощадит, — пояснил я, пока Славик растирал ушибленный нос.

— Извините…

— За «извините» бьют чаще, — бросил я и взъерошил ему волосы на голове. — Продолжай.

Он снова начал отрабатывать комбинацию. Но теперь на отходе плотно прижимал руки к подбородку.

Мы повторили комбинацию еще несколько раз, пока меня не удовлетворил результат. А потом… в дверь зала отчаянно застучали. Я обернулся.

— Все, отдыхай, Славик, — бросил я. — К бою ты готов.

Я снял перчатки, бросил на настил и слез с ринга. Черт возьми, кого принесло в такое время?

Света, моя названная сестра, стояла на пороге боксерского зала.

— Слава богу, что ты здесь! Он меня точно убьет! — сказала она, едва я успел открыть дверь.

Живот уже заметный, подмышкой ребенок, в другой руке чемодан на колесиках собранный наспех — даже молния не до конца застегнута. Пальто запахнуто криво, но синяки все равно видно.

Все еще жена Виктора Козлова.

Но уже не его женщина.

— Если Виктор узнает, что я ушла… — голос дрожал. — Он сожжет все. Меня, дом, детей…

Света осеклась. Глаза наполнились слезами, она с трудом сдерживалась.

— Саш… Витька Козлов продает отраву тем же, кем мы сами были. В наш детдом, Саш. В наш!

Она ждала моей реакции. Не получила. Я знал о «делах» Вити. Но надеялся, что хотя бы туда он не полезет.

Посмотрел на ребенка. Девочка держала в руке плюшевого мишку. Мордочка у игрушки грязная, будто ее катали по полу. Малышка смотрела на меня сердито, настороженно.

Дочь Козлова — Линда. Я достал леденец, сунул ей. Она взяла и замерла, словно ждала, что за это получит по рукам.

— Скажи, что это неправда? — прошептала Света, в ее глазах тлел последний уголек веры.

— Заходи, — сказал я. Это все, что ей сейчас было нужно услышать.

Сегодня я задержался в зале, чтобы подготовить своего ученика к бою. У Славика завтра было важное выступление на кмс. А сегодня… сегодня пацан все понял без слов. Нырнул в раздевалку за сумкой и вышел из зала. Мужик растет. Своими учениками я горжусь!

— Чай? — предложил я Свете.

Светка кивнула, шмыгнула носом.

— Без сахара, пожалуйста, — сказала она так тихо, будто ждала, что Козлов вылезет из сахарницы.

Я понимал, что у нее внутри все горит… Витька. Наш Витька… бывший брат, нынешний моральный урод.

Когда-то мы втроем стояли под дождем на линейке, ели хлеб с маргарином. Втроем ушли из приюта «четверки» — сбежали в новую жизнь. Светка тогда утащила библиотечную «Золотую рыбку», Витька старенькую гитару, а я взял боксерские перчатки из зала. Мы поклялись, что вместе выбьемся в люди и чтобы не произошло, за друг друга будем стоять до самого конца.

Я поставил чайник, сыпанул в кружку чай.

Вспомнилось, как Витя потом два года пел под гитару песни Цоя. Он тогда грезил о сцене, мечтал стать бардом.

Потом наши пути разошлись. У них со Светкой всегда была какая-то совершенно безумная любовь — с песнями под окнами, записками на уроках, с поцелуями в подвале, как в дурацких сериалах. Она верила, что Витька станет артистом, а мне они вдвоем втолковывали, что бокс — для хулиганов и бандитов.

Только что-то пошло не так. Свадьба, Антонов с «Летящей походкой» из колонок теплохода, запах цветов… А потом поножовщина. Витя приревновал Светку к какому-то парню, схватился за нож, ударил… и тот не встал.

Витька сел. А я остался и присматривал за Светкой. Но потом настали девяностые, и когда Витька вышел… он уже не пел. Козлов потянулся в криминал, полез в «делишки». Звал меня с собой «держать район»… наверное, надо было тогда все пресекать и не дать Светке выйти за него замуж. Но повторю, любовь у них была безумной. Да и в Витю я тогда все еще верил.

У меня же была своя жизнь. Я доработал до мастера спорта, выступал по России, на международных турнирах по любителям. Дрался часто, наколотил три сотни боев. Я не толкал отраву и не крышевал барыг. Хотя однажды сел перед полкой с медалями, грамотами и кубками и понял, что теперь все это стоит меньше пачки дури у барыги.

Так и живем. Я выступаю и тренерую пацанов, которым стараюсь не дать скатиться. А Козлов правая рука Муртазалиева. Пацан, что мечтал быть вторым Высоцким, теперь травит детдомовцев тем же, чем его самого когда-то убивали.

И Светка… Она всегда верила в Козлова. Говорила, что ее Витя — это сердце и песня, а не кулак и шприц.

Но что бы там ни было, одно я знал точно: Светку я в обиду не дам. Если надо глотку зубами перегрызу, но с нее не упадет ни один волосок.

— Помнишь, как мы с тобой воровали хлеб в подсобке, а Витька взял все на себя, чтобы нас не били? — Света устало улыбнулась.

Достала сигарету. Пальцы скользнули и пачка чуть не вывалилась. Я забрал сигарету, сломал и выкинул.

— На седьмом месяце не курят, Свет. Даже если все горит к чертям.

Она всхлипнула, но спорить не стала.

— Я понимаю, что не знаю этого человека, Саш… — шепнула она.

— Как ты узнала о его делах? — спросил я.

— Звонила Зинаида… она плакала…

Зинаида была когда-то нашей воспитательницей в детдоме, и как и все, кто в то время знал Козлова, была от него в восторге. Теперь она не могла понять, что стало с любимым воспитанником.

Я не ответил Свете. В подсобке как раз зашипел чайник. Залил кипяток в чашку, помешал ложкой, чтобы заваривалось быстрее. Поставил чашку на столик рядом со Светой.

— Прости, Саш, — шепнула она. — Мне не надо было приходить… — кивок на чемодан. — Просто… больше некуда, Саш… прости меня…

Она отпустила дочку и та вприпрыжку побежала по залу, крепко держа своего плюшевого медвежонка. Мелкая еще, не понимает… А Света нырнула лицом в ладони и заплакала.

Я подошел и обнял ее. Сквозь ткань чувствовал, как слезы медленно прожигают плечо. Светка молчала, тихо плакала, всхлипывала. Сейчас ей нужно было только одно — чтобы кто-то был рядом. Ей действительно некуда идти, никто бы не рискнул переходить дорогу Козлову в этом городе…

Никто, кроме меня.

Тук-тук-тук.

Стук. Я медленно обернулся, чувствуя легкое напряжение. В дверях, прислонившись плечом к косяку и сунув руки в карманы брюк, стоял он. Тот, кого я когда-то звал братом.

Виктор Козлов.

Тот самый Витька, с которым мы когда-то делили хлеб, линейки, побои и мечты. Волосы аккуратно зачесаны, пальто накинуто на плечи небрежно, как всегда. Перстень на мизинце, толстая золотая цепочка поверх водолазки и черные «итальянки», натертые до блеска. По виду типичный «пахан» с рынка девяносто шестого. Только в глазах нет ни понтов, ни блатной романтики. Там была чистая сталь.

Он наклонился, машинально взъерошил рукой волосы дочки, будто просто зашел в гости. Хотел обнять малышку, но та убежала.

— Здорова, Саш, — сказал он, как будто вернулся с рыбалки. — Решил, с кем семья остается? Ты мне то хоть решение озвучь?

Козлов усмехнулся, прошелся по залу, кивнул на ринг.

— Мы с пацанами тут думаем… поднять движуху. Подпольные бои. Не те, что во дворах, а с нормальной ставкой, с кассой. Все красиво, — он вздохнул. — Я сейчас спортом занялся. Хочешь, будешь у меня чемпионом. Бабки хорошие, я своего брата не обижу рублем. Если договоримся, долю дам. Может твои детдомовцы ученики тоже захотят силой померятся.

Он скользнул взглядом по снарядам.

— Знаешь как компанию назову? Вектор!

Я вспомнил, что Вектором он называл своего щенка со времен детдома. Сентиментальность Витьке не свойственная. Но он из тех, кто больше любит животных, чем людей.

— Это не спорт, Вить, — тихо сказал я. — Это грязь. Ни один уважающий себя спортсмен в такое не полезет.

— А ты в Америке дерешься или на Олимпиаду собрался? — хмыкнул Козлов. — Ты по подвалам дерешься, Саш. Для тебя это неплохой шанс.

Он кивнул на банки с краской, которым я собрался красить стены зала. Здесь я все делал своими руками, за свои деньги, иногда в складчину с родителями учеников.

— Рабочих хоть наймешь, чтобы самому спину не гнуть. Красочку нормальную прикупишь. Ну и с протянутой рукой ходить перестанешь. Я же тебе все это от души, по-братски сделаю, — Козлов подмигнул.

Все это время Свету он будто бы не замечал. А теперь развернулся к ней с точно таким лицом, как в тот вечер, когда в последний раз мы сидели втроем — только тогда он принес Свете цветы. Сейчас из-за пояса его брюк выглядывала рукоятка ПМ.

Света вздрогнула, вся сжалась. Дочка бросилась к маме и крепко ее обняла.

— Встала и пошла, тварь, — произнес Козлов, не повышая голоса.

Он сделал шаг к ней навстречу.

— Выражения выбирай, — отрезал я.

Витя вскинул бровь и перевел взгляд на меня. Все в его облике оставалось прежним: холеное лицо, отточенные жесты… Козлов всегда заинтересовывал женщин и на сцене у него действительно могло получиться. По крайней мере до тех пор, пока во взгляде не появилось что-то чужое, хищное.

Рука Козлова скользнула по ремню. Я отстранился от Светы, встал между ними.

— Ты что, серьезно, Сань? Или попутал? — фыркнул он. — Это моя баба. Мой ребенок. Все мое.

Говоря, он продолжал тянуться к пистолету.

Я перехватил его запястье.

— Не здесь, Витя, — сказал я. Тихо. — И не с ней.

Козлов попытался вывернуться. Я не дал.

— Уходи, — сказал я. — Ничем хорошим это не закончится.

Мы стояли почти вплотную. Я чувствовал запах его дорогого одеколона и перегара — смесь, от которой мутит сильнее, чем от удара в печень. Эта скотина пришел за Светкой снова нажравшись. Костяшки на кулаках стесаны, от них у Светки были те жуткие синяки.

Козлов не отводил взгляд. Глаза недобро блестят, зубы стиснуты, челюсть двигается. Но его пульс под моей рукой бился ровно — Витя не боялся. Он был злой, самоуверенный и привычный к тому, что мир гнется под него. Я же был единственный, кто не давал себя сломать.

— Руку убрал, Ефимов! — процедил он. — Не делай то, о чем пожалеешь.

Я в ответ второй рукой вытащил у него пистолет, сунул себе в за пояс.

— Помнишь тебя хотели закопать на свалке, Вить?

— Допустим?

— Единственное о чем жалею, что тебя тогда спас. На свалке тебе самое место. Ты теперь сам стал мусором.

— Теперь… а ты теперь пришел за моей семьей? — Витя усмехнулся.

Я отпустил его руку. Козлов провел пальцами по запястью, будто стряхивал прикосновение.

— Вон оно как… — шепнул он.

Сжал губы, как будто собирался сказать что-то важное.

— Я ему дело предлагаю, братом называю… а он Светку захотел. Так эта сука с запросами, Саня. Ей бриллианты и шубы подавай! Дорого такую траха…

Он не договорил. Я с размаху врезал ему пощечину тыльной стороной ладони.

— За базаром следи, — процедил я.

Между мной и Светкой никогда ничего не было. И быть не могло. Она была с Витей с самого детдома — он пел, она слушала. Они были вместе, как ключ и замок. И я никогда не смотрел на нее, как на женщину. Светка для меня была как сестра: шумная, упрямая, добрая, с глупыми книжками под подушкой. Мы дрались, смеялись, таскали друг друга за рукава, но это было… не то.

Козлов отступил на шаг, поправляя свои золотые часы. Сплюнул кровь из разбитой губы на пол.

— На ринге ты герой, Сань. Ты к победам привык. Вот только я… — его глаза оставались холодными без страха и покорности. — Я привык к похоронам. Даже знаю в чем ты будешь лежать в гробу.

— Смотри сам туда не ляг, Козлов. Ты знаешь где выход, — жестко ответил я.

Он снова улыбнулся, закивал, как будто что-то понял.

— Ты герой до первого морга, Сань, — процедил он. — А у меня на кладбище скидка на опт. Хочешь на Светку залезть? А эта сука не против, да, чтобы ты ее отодрал! Может вам на пару могилку присмотреть?

Он подмигнул мне и медленно достал мобильник.

— Я не один, если что. У меня в городе люди. И я тебя, сука, сожру. По частям.

Козлов повернул голову и посмотрел за мою спину. Взгляд изменился, стал каким-то неживым, словно маска наделась.

— Линда… Папа пришел. Пойдем домой, милая.

Он протянул руку, но девочка спряталась за мать, сжав мишку до хруста. Улыбка слетела с лица Козлова. Рука на телефоне сжалась до белых костяшек.

— Пошли, — повторил он, уже жестче. — Растет такая же сука, как мать…

Света инстинктивно заслонила собой ребенка. На лице Вити дернулась жилка. Он выпрямился, пальцы все еще дрожали на мобильнике. Шагнул вперед, но я опередил.

— Витя, еще шаг и я тебе нос сломаю, не посмотрю, что ты блатной.

Козлов поднял руки. Меня он знал слишком хорошо, чтобы понять — я не шучу.

— Ладно… ладно. Не дурак я. Сегодня не мой день, да Сань? Сегодня супергерои защищают бедных и несчастных жертв от тиранов?

Он обвел зал взглядом. Остановился на Светке. Долго смотрел, а потом плавно, как хищник, отступил.

— Сань, но я тебе клянусь… — он запнулся голос уже не маскировался, в нем был только яд. — Ты зря полез. Очень зря.

Он развернулся, шагнул к двери.

— Это не конец, — бросил через плечо. — Это, сука, завязка.

Он вышел медленно, будто рассчитывал, что я одумаюсь. Не дождался. Закрыл дверь беззвучно, как гробовую крышку.

Витька всегда уходил последним. Даже тогда, в приюте, когда мы воровали хлеб, он тянул время, прикрывал нас. Сейчас он тоже уходил последним, но не прикрывая. А прицеливаясь.

Прошло меньше минуты. Тишина повисла вязкой пеленой. Я чувствовал, что времени почти не осталось — Козлов вернется. Света сидела, как статуя, уткнувшись взглядом в пол. Потом вдруг резко вскочила.

— Он… он сейчас приведет братков! — голос сорвался, паника хлынула наружу. — Мы же знаем его, Саш, он просто так не уйдет! Надо идти в милицию…

Она бросилась к выходу, глаза лихорадочно метались, будто искала, где спрятать ребенка.

— Света! — рявкнул я. — Никитина!

Она остановилась, как вкопанная, словно кто-то дернул рубильник. Стояла, прижимая к себе дочку, держась за чемодан. Грудь ходила ходуном от тяжелого дыхания, но глаза стали чуть яснее.

— К ментам нельзя, — сказал я уже спокойно. — Он всех держит. И участкового, и судью. Но ты права, у нас максимум десять минут. Уходить надо сейчас.

— Куда? — она смотрела растерянно, как будто все, что у нее было раньше рухнуло в один миг.

Хотя не как будто — все действительно рухнуло.

— Я отвезу тебя. Помнишь Мишку Савицкого моего воспитанника? У него дача за городом. Попросил меня присмотреть и ключи оставил. Сам сейчас в Иркутске… Там тихо, лес. Переждешь, а я с Витькой пока разберусь.

Я взял чемодан, она Линду. Девочка все еще молчала, вжавшись в мишку щекой.

Мы вышли через черный ход. Внутренний двор был пуст. Здесь стояла «девятка», пару лет назад я выкупил ее у Витьки. Света застыла, увидев ее. Лицо побелело, губы дрогнули.

— Нет… — прошептала она. — Это… это же его…

— Уже нет, — отрезал я. — Садись.

Она не спорила. Мы тронулись.

Дорога была пуста, редкие фонари рисовали блеклые пятна на асфальте. Линда заснула на заднем сиденье, прижавшись к маме.

Я уже начал думать, что успеем. Но две улицы спустя на выезде из района, заметил как в зеркало заднего вида замелькал дальний свет и раздался сигнал клаксона.

— Козлов… — зло прошептала Света, вжимаясь в кресло и крепче обнимая Линду. — Саша, нас догоняют!

Я глянул в зеркало заднего вида. Сзади, будто сорвавшись с поводка, неслись два черных «Чироки». Один шел впритык, другой начал нагло выходить слева, пристраиваясь для маневров обгона.

— Они нас поймают… — Света сорвалась на визг, тряхнула головой, как будто могла проснуться и понять, что все это сон.

Через секунду левый джип поравнялся с нами. В окно с той стороны высунулась рожа — загорелая, с волчьим прищуром и дешевыми очками на лбу. В руках пистолет с изолентой на рукояти.

Он закричал, перебивая рев мотора:

— Э! Стоять, нах баля! Стапари, падла!

Я даже не повернулся. Пусть орет.

— Держишься? — спросил я у Светы, не отводя взгляда от дороги.

— Ты что задумал⁈

— Держи Линду. Крепче.

Я дал по газам. Мотор взвыл. «Чироки» слева начал смещаться, перегородил полторы полосы. Я не тормозил. Наоборот — вжал педаль. Света закричала, Линда проснулась и тоже испуганно заверещала.

— НЕЕЕЕТ!

Голос Светки утонул в лязге и скрежете металла. Я пошел на таран. Металл взвыл, «девятку» качнуло, но она прошла, развернув «Чироки» в пол-оборота. Мы вылетели на боковую дорогу, выровнялись. Но я уже чувствовал — что-то не так. Машину вело влево, для того чтобы удерживать ее приходилось прилагать усилия.

— Колесо! — вскрикнула Света, вцепившись в ручку двери и выглядывая из окна.

Я свернул на объездную. Справа мелькнул вокзал. До трассы отсюда было не больше километра. Важно было вырваться. После съеду на проселочную дорогу и нас уже не найдут.

Глухой хруст и «девятка» завалилась чуть на бок и заскрежетала покрышкой по асфальту. Колесо все… После того удара машина еле ползла, но все-таки ехала.

Я не отпускал газ. Главное дотянуть до трассы. Хоть ползком.

Позади, как цепные псы, настигали «Чироки». Фары слепили зеркала, мигая дальним, звук моторов нарастал, как вой. Они сигналили, чем пугали Светку и ее дочь.

— Что теперь? — шептала Света. — Что мы будем делать?..

Справа замелькали склады. За ними тянулась железка. Тот самый переезд, где мы когда-то на спор перебегали рельсы. Я резко свернул туда.

Впереди показался шлагбаум. Красный свет уже мигал, шлагбаум опускался. Я рванулся вперед, выжимая газ, надеясь проскочить. Вжал педаль в пол.

Но… поздно.

Гидравлика уже работала и шлагбаум медленно опустился прямо перед капотом.

Я ударил по тормозам. Шины завизжали. На такой скорости шлагбаум не снести, даже нет смысла пробовать.

Бампер остановился в сантиметрах от шлагбаума. Еще чуть-чуть и мы бы влетели под состав. Мужик в форме у будки вцепился себе в волосы, как будто увидел привидение. Позади уже были слышны знакомые моторы. «Чироки» шли следом.

Я молча достал пистолет, который отобрал у Козлова. Посмотрел на старика дежурного и коротко кивнул. Тот все понял и побежал в свою будку.

Свет железнодорожного сигнала мерцал, поезд стремительно приближался. Из-за поворота донесся протяжный гудок состава. Минут пять и шлагбаум будет снова открыт.

Света сидела, не мигая. Линда прижалась к ней, ничего не понимая.

— Саша… — прошептала Светка, как будто молясь.

Я повернулся и взглянул на нее.

— Сейчас сядешь за руль и поедешь. Как только шлагбаум поднимется — газ в пол. До дачи доедешь, — и я назвал ей адрес, коротко пояснив дорогу. — Только машину во двор загони, поняла?

Мне казалось, что я слышу, как стучит ее сердце и как замерло мое. Хотелось сказать ей многое, но времени не было. Да и слов подходящих тоже.

— А ты… Саш, он не оставит меня на мне оформлены документы. И он убьет тебя!

— Почему раньше не сказала? Что он тебя бьет, что с бумагами что-то не так? — строго спросил я.

Света отвела взгляд.

— Потому что я не хотела портить твою жизнь…это был мой выбор!

Я знал что Козлов мутит, но что втягивает Свету… сукин сын. Витя, Витя… неправильной ты дорогой пошел.

— Уезжайте. Я не дам им вас тронуть, — пообещал я.

Я проверил затвор ПМ и вышел из машины.

Светка с совершенно каменным лицом выскочила из автомобиля и села за руль. Линду посадила рядом на пассажирское сидение. Удивительно, но девочка даже не пыталась встать, как будто понимала, что происходит.

Светка вцепилась за руль, бледная, как простыня. Она дрожала всем телом, хорошо понимая, что случится, если Козлов доберется до нее. Я снял с себя крестик и надел на ее шею. Мой оберег с небольшой вмятиной. Когда-то крестик спас мою жизнь, остановив пулю. теперь я хотел, чтобы сила которого уберегла меня тогда, помогла моей сестренке.

— Я в тебя верю, все будет хорошо… — шепнул я и захлопнул дверь.

Путь от машины до переезда прошел спокойно, не торопясь, сжимая в руке пистолет, как последний довод. Джипы уже подъезжали. Один чуть накренился после того, как я протаранил «девяткой» его переднее колесо.

Я поднял руку, навел на покрышку первого. Один выстрел и резина начала медленно сдуваться. Вторая пуля пробила колесо второго «Чероки».

Бойцы выскочили, навели стволы. Один поднял «калаш», другой пистолет. Но никто не стрелял. Ждали команды Козлова.

Я остановился, поставив ноги чуть шире плеч. Палец лег на спуск. Козлов вылез с заднего сиденья «Чироки», пошатываясь. Лицо перекошено, губы дрожат, а в руке бутылка водки.

— Ну стреляй, Саша, — сказал он, в упор глядя в глаза. — Убей. Убей своего брата!

Он медленно пошел ко мне. Бойцы держали меня на прицеле, но Витя слишком хорошо знал меня. Знал, что я не стреляю просто так.

— Ну⁈ — заорал он, подойдя вплотную. — Че встал⁈ Давай! Убей меня, тварь! Думаешь, я не знаю, что ты Светку хочешь⁈ Хочешь забрать мою семью?

Он ударил меня в грудь слабым, пьяным кулаком. Я не ответил. Просто смотрел в его покосившиеся глаза.

Витя сделал внушительный глоток из бутылки. Лицо его исказилось, стало звериным, отталкивающим.

— Хочешь разрушить мою семью, да⁈

— Она тебе не нужна, Вить… — сказал я. — Ты и сам это знаешь. Ты за бумаги бьешься, не за нее. Не за Линду и не за пацана, которая у неё в животе растёт. И ты прекрасно знаешь, что Светка мне как сестра. Я клятву давал ее защищать. Ты тоже.

Сзади уже грохотало. Поезд мчался, гудок рвал воздух. Ещё чуть-чуть… и Света уедет.

Я не отводил взгляда от Козлова.

— Вить… Оставь ее, — спокойно сказал я. — Она перепишет тебе, что ты хочешь. Жизнь только ни ей, ни детям не порть. Пусть вырастут достойными людьми.

Он зашатался, улыбаясь. Снова глотнул водки, вытер рот рукавом пиджака и расставил руки.

— Стреляй…

Я смотрел на этого человека и вспомнил, как мы в детстве делили одну булку на двоих. Козлов всегда оставлял мне самую большую часть. Первый лез в драку…

Но теперь что-то в нем сломалось.

— Отпусти их, — также спокойно ответил я.

Он отшатнулся, но тут в воздухе раздался визг детского голоска:

— Папа не трогай дядю Сашу!

Линда выскочила из машины. Бежала прямо к нам. Это было первое сказанные ей слова.

— Линда! — крикнул я. — Стой!

Но малышка бежала ко мне, протянув свои ручки. Шлагбаум начал медленно открываться…

— Остановите эту суку! — зарычал Витя своим быкам.

Двое двинулись к «девятке», вскидывая автоматы. Я понял, что они собираются стрелять.

— Света! Уезжай. Я позабочусь о Линде! Себя и сына спаси! — крикнул я.

«Девятка» не двигалась, хотя проезд уже был открыт.

Ну же… Никитина, уезжай!

Ну же…

Машина резко рванула вперед и ушла в ночь. Бандиты пустили вслед несколько коротких очередей.

Козлов стоял, сжимая кулаки. Смотрел вслед.

— Сука подзаборная… шалава дранная… — цедил он.

Это больше не был мой брат. Только озлобленный человек, который с каждым днем хотел все больше и больше.

Козлов резко отпрянул назад, выхватывая пистолет у одного из своих бойцов. Я понял отчетливо — он сейчас выстрелит…

БАМ!

Выстрел прозвучал глухо, как удар молотка. Я выстрелил первый и мой некогда самый близкий человек упал замертво.

Прежде чем огонь открыли в ответ, я подстрелил одного из бандитов и бросился к Линде, чтобы своим телом защитить ее от пуль.

Очередь пришлась мне в спину. Легкое тепло тотчас разлилось в груди. Мир вокруг стал странно тихим.

Будто сквозь воду я слышал новые выстрелы. Пули пробивали мое тело. Но ни одной из них я не позволил добраться до малышки, которую закрыл своей грудью.

Я улыбнулся через кровь, чувствуя боль в груди. Не от ран, оставленных пулями, а от немого вопроса — почему все произошло именно так?

Посмотрел в звездное небо, будто ожидая ответа. Я не верил, что той дружбы, которая вела нас, молодых через года больше нет…

Последняя, что я услышал, был шепот Линды.

— Дядя Саша, не уходите.

А потом все исчезло.

* * *

В глаза лупанул свет прожекторов. Я опустил взгляд, но вместо земли жд переезда, увидел прорезиненный пол. Вокруг мельтешили фигуры, пока размытые. Нос учуял терпкий запах духов…

Я инстинктивно коснулся груди, но не нашел ран. Мелькнула первая мысль — выжил!

Мысли сменяли одна другую. Что происходит, черт возьми? Где я?

Куда делись Линда, Козлов, бандиты…

— Мага! Мага тормози! Ты же профессионал! — крик сбоку разорвал тишину.

Реальность с грохотом рухнула мне на голову. Я поднял взгляд и щурясь увидел парня, заваливающегося на пол без сознания. Сзади, вцепившись, как клещ, его душила бородатая туша в капюшоне, повиснув рюкзаком.

— Жиесть, баля… я тибя похороню, очкошник! — сипел «рюкзак».

Бросив тело, занес ногу, чтобы пнуть свою жертву…

(обратно)

Глава 2

2025 год, сентябрь. Москва.

— Жиесть, баля… я тибя похороню, очкошник! — сипел «рюкзак».

Бросив тело, занес ногу, чтобы пнуть свою жертву…

— Стопори!

Я схватил бородача за плечо, одернул. Лежачих не добивают, даже на зоне. Но недоразумение, как с цепи сорвавшееся, вывернулся и заверещал благим матом.

Ни хрена не понимаю! Козлова дружок? Откуда тогда взялся задушенный пацан⁈

Бородач резко повернулся — глаза на выкат, слюна на губах, будто собирается вцепиться в глотку. Желваки ходят под бородой.

— Э! Я тибе руки пириломаю, понял, чорт⁈ — взвизгнул он.

А вот это лишнее… Руки сработали быстрее мыслей. Как тогда у переезда. Только теперь передо мной стоял не Витька, а псих с бородой.

Короткий боковой в печень, точно. Бородач осел, как мешок, и схватившись за бок, заизвивался на полу, подвывая. Вот же собака бешенная! Как он до своих лет дожил с таким поведением!

Вокруг замельтешили амбалы от ста кило весом. Маски черные, в камуфляже. Реально вязать бородача никто из них не спешил.

ОМОН? Нет, те бы не церемонились. Лежал бы уже бородатый мордой в пол или с простреленной башкой. Но и оружия у камуфляжных тоже нет. Только нашивки на рукавах — эмблема молнии в форме латинской буквы «V».

Кстати, на кожаном диване сидела пятерка бородатых дружков придурашного в одинаковых майках с той же эмблемой молнии.

Кто вы, черт возьми, такие?

Судя по сломанным носам, ушам и шрамам от сечек — бойцы. Только бойцами их назвать язык не поворачивается. Им фиолетово на то, что на бетоне лежит задушенный пацан.

Пятеро с дивана вскочили:

— Э-э-э сюка⁈

— Порвю жопа!

Я приготовился к драке, но голос из ниоткуда рявкнул.

— Охрана! Разнимите бойцов! Освободите площадку!

Маски выросли между мной и бородатыми. Охранники значит. Хреновые вы охранники.

— Мужики разошлись! — шипел один из камуфляжных. — Харе!

Насчет мужиков, ты пожалуй заблуждаешься. В засохшей корочке хлеба мужского больше, чем в этих. Толпой на одного…

Я стоял, глядя на прыгающих бородачей, пытавшихся прорваться сквозь охрану и чувствовал себя чужим на этом «празднике жизни».

Были на диванах и другие «бойцы». Один хихикал. Губы сжал, но глаза выдавали, что он довольный, как кот добравшийся до сметаны. Стрижка короткая, крашенный, цепь на запястье, прости господи, с розовыми сердечками.

Второй, с кольцом в ухе, крутил средний палец в камеру. Третий… мать твою, у него ногти накрашены! Он смотрел в экран какой-то коробочки, будто у него там кино и юлозил по ней пальцем. Что за мыльница… хрен его знает. Разберусь потом.

Я слышал русскую речь, но закрались сомнения, что я в России. Ну не ходят у нас мужики с маникюром!

Мысли прервал истошный вопль:

— Назад! Всем сесть! Не вмешиваться! Мага еще раз дернешься и половину гонорара вычту! — орал все тот же голос, заглушая общий гул.

Орал, кстати, в микрофон — голос доносился из динамиков над диванами. Помимо прожекторов здесь были натыканы камеры и операторы с охотой снимали происходящее в зале. Над диванами висела все та же эмблема «V» на большой растяжке.

— Убью!

Один из дружков капюшона, схватил микрофон с дивана и попытался меня пришибить увесистой штуковиной.

Промазал.

Прежде чем его повалили на бетон, я съездил ему в висок ногой.

Клац!

Второй рванул вперед, и я начал оглядываться в поисках чего поувесистее, чтобы остудить пыл драчуну… но после моего удара на бородатом повисли свои же, удерживая. Хоть инстинкт самосохранения у них есть, уже радует.

— Запомни его, — визжал очухавшийся Мага.

— Э! Ти мой брат огорчил! — надрывался один из дружков.

Серьезно? Их «брат» только что пытался добить лежачего… а я его огорчил? В такие моменты я даже проникаюсь методами Витьки Козлова, разделяю их. Всей компании мешок на голову, да по маршруту: багажник — лес — могилу копать собственноручно.

Нет, это не Россия… это другая планета, где гнида — это не позор, а образец.

— Саня, пойдем!

Пара амбалов в масках взяли меня за локти и попытались вести. Я рефлекторно одернулся и заметил, что на мне тоже маска и камуфляж. Я — охранник!

— Руки убери, — предупредил я.

— Не дури говорю, — зашептал на ухо «коллега», но руку убрал. — Тебя Игорич уволит на хрен!

Боюсь не могу? Неа…

Но оставаться здесь и правду нет смысла. Мага снял майку, залез на диван и тыкал в меня пальцем, выкрикивая угрозы. Он, похоже, совсем не думал, что говорил…

Но пояснять, что слово подразумевает ответственность, не буду. Не здесь. На меня камеры смотрят. Ненароком дурака покалечу и видео ляжет следаку на стол, а я обещал Светке за Линдой присмотреть!

Не знаю куда я попал, как уцелел, после очереди в туловище из автомата, но в отличие от этих вентиляторов, мое слово кое-что стоит.

Мы прошли в коридор, там стоял мужик лет тридцати. В ухе наушник, правда странный, без провода… впрочем в такой суете могли оборвать.

Он кивнул в коридор, где охрана держала Магу и его свиту. Не понимают пацаны, что король то голый…

— Проследите, чтобы уехали. А то на улице уже грозятся продолжить. Нам это не нужно.

Он перевел взгляд на меня.

— Ефимова к боссу. Немедленно. Сергей Игорич рвет и мечет.

— Сделаем Ренат, — в унисон закивали мои сопровождающие

— Потом мы с тобой еще поговорим, Саша! — процедил Ренат явно не по доброму.

— Если вопросы есть, сейчас задавай, — спокойно ответил я, хотя внутри происходило эмоциональное извержение.

Он одарил меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Развернулся и ушел обратно в зал. Охрана проводила его взглядом. Я тоже, пытаясь понять кто это вообще такой и какие у него претензии ко мне.

— Саня, ты бы начальнику не грубил… ты в курсе, что на выходе тебя теперь целый кишлак ждать будет? — тихо сказал один из охранников. — Если Ренат не вмешается, тебе хана!

— Леня прав, там уже братьев вызванивают, — вздохнул второй сопровождающий.

Действительно, один из бедолаг с кем-то разговаривал, приложив к уху светящуюся коробочку. Мобила, получается… ни хрена у них аппараты. В первый раз такое вижу!

Что-то здесь не то… ну не может быть труба у такого, как этот. Кто ему связь оплатит и за какие заслуги? А он уже наговорил баксов на десять и даже отключаться не собирается.

Мы подошли к двери кабинета. Изнутри слышалось, как кто-то ведет разговор по телефону.

— Да, нехорошо вышло… все понимаю, у нас лицензия на волоске… не повторится, под мою личную ответственность…

Леня постучал и приоткрыл дверь с табличкой со странной надписью СЕО V-Fight Хайпенко С. И.

— Ира, мы Ефимова привели, Ренат сказал его босс вызывает, — сообщил он.

Ну во первых, не привели, я сам пришел. Во вторых, я пометил про себя, что обращаются ко мне не иначе как Саня Ефимов. Будем считать, что крыша у меня не поехала и я — это я.

В ответ из приоткрытой двери послышался раздраженный голос:

— Секундочку, Илона Викторовна, — затем голос стал громче, резче. — Дверь на хер закрой! Ира я с учредителем говорю, твою мать!

Леня втянул голову в плечи и захлопнул дверь. С той стороны щелкнул замок. Илона как ее там по батьке — учредитель всего этого? В смысле женщина? Хм…

— Сань, придется подождать, — бросил он, не глядя.

Я присел на лавку, охрана устроилась по бокам от меня. Медленно поднял руки, взглянул на кисти. Чужие. У меня пальцы сломаны, срослись неправильно, а тут и близко такого нет.

Хрень какая-то!

Я потянулся и снял маску, чувствуя свежий воздух, будто вынырнул. Ощущение все равно, что в чужую кожу залез. Ни одного своего шрама, ни одной царапины.

Зрачки привыкали к тусклому свету коридора. Все здесь было не моим. Суставы и те двигаются не так. Тело ощущалась как чужая шинель: вроде мое, но не мое.

Только что я стоял у железнодорожного переезда, говорил с Козловым, чувствуя, как под ногами вибрируют земля от проходящего состава. А теперь бетонный пол, двери с картонными замками и непонятными надписями.

Арифметика упорно не сходилась.

Леня достал свою трубу с ярко вспыхнувшим экраном и я окончательно убедился в том, что прогресс прошел мимо меня.

— Сань давай сфоткаемся, брат? — вдруг предложил он.

— А тебе моя рожа зачем? — уточнил я.

— Да как зачем, как выпуск конференции выйдет, ты звездой проснешься! — заверил Леня.

— Если Игорич не вырежет, — буркнул второй, имени которого я по прежнему не знал.

Леня перевернул свою трубу и я увидел на обратной стороне три большие камеры. Пока рассматривал чудо техники, охранник стянул маску, вытянул мобильник и приобнял меня за плечи.

И вот тут я все понял…

Сначала я увидел на экране телефона дату, а потом когда Леня провел по нему пальцем, увидел свое лицо. На меня как из зеркала смотрел паренек лет двадцати пяти. Брюнет, с выделяющимся скулами и карими глазами.

Новый я.

Осознание свалилось, как ушат ледяной воды. Это точно не мое тело и сейчас не 1996-й.

— Какой сейчас год? — спросил я.

— Че? — Леня рассматривал получившуюся фотографию на экране мобильника.

Второй, так и не снявший маску с удивлением посмотрел на меня.

— Слышь, тебе ж по голове вроде не прилетело…

— Год какой? — повторил я. — Две тысячи двадцать пятый?

— Две тысячи двадцать пятый, угу! — усмехнулся Леня, не отрываясь от экрана.

Я почувствовал как по спине пробежал холодок. Две тысячи двадцать пятый… прямо как мушкетеры тридцать лет спустя. Ну почти… двадцать девять.

Я перевел взгляд на второго.

— Где я?

Тот усмехнулся, но уже не так уверенно.

— Да не гони! Ты бы лучше думал, что боссу будешь говорить, Сань…

Он не успел продолжить. Щелчок замка и дверь кабинета распахнулась. На пороге появилась девушка. Молодая. Даже слишком.

Что-то в ней сразу вызвало отторжение. Нет, девка была реально красивой, но… я не сразу понял, человек это или манекен. Улыбка как в телемагазине, голос как у робота. Кожа блестит, ногти хищные и изогнутые.

На нее, может, и засмотрелся бы, если бы не чувство, что это все ненастоящее. Как будто она не живая…

— Проходите, Ефимов, Сергей Игоревич ждет, — сказала она тихо.

Я поднялся, оглянулся на охранников, те сразу спрятали свои мобильные при виде бабы.

— Только… он не в настроении. Ему звонила Илона Викторовна, — почти шепотом, добавила девчонка. — Она уже в курсе ситуации!

Дверь за спиной закрылась бесшумно. Снова щелкнул замок.

Я мог бы развернуться и уйти. Мог бы. Но я пообещал Светке, что позабочусь о Линде, а значит, должен выжить. Ну а чтобы выжить, надо понять, где я и кто тут главный. А заодно уточнить свои стартовые позиции.

Внутри через небольшой коридорчик, меня встретил просторный кабинет. Толстые ковры глушили шаги. Пахло кожей, свечами и чем-то химическим, дорогим. Свет был не прямой, шел сбоку, из ламп в стенах. На массивном столе был только стакан воды. Идеальный порядок. Слишком идеальный.

Сергей Игоревич сидел в задумчивости, театрально склонив голову и уперев лоб в растопыренные пальцы. Рост под метр девяносто, спортивного телосложения, все на нем сидело, как с иголочки. Щетина аккуратная, пальцы белые, как у человека, который сейчас пережевывает злость.

Я сел не дожидаясь приглашения. Так называемый «босс» даже головы не поднял, стиснул зубы со скрипом, как будто пытался не взорваться.

— Что это было, Ефимов?

Тишина длилась секунду. Потом пошло как по маслу, с нарастающим паром:

— Ты осознаешь, что натворил? У нас контракты. Спонсоры. Съемки. Виральность, понимаешь это слово?.. Просмотры, клики, метрики! Теперь из-за твоей выходки все пойдет под откос! Федерация может нас лицензии лишить! Это шоу! Это, сука не подворотня! А ты ломаешь мне одного из самых рейтинговых участников!

Он вскочил, заметался по кабинету, будто искал, куда впрыснуть злость. Подошел к стене, ткнул пальцем в рамку:

— Видишь⁈ Это, мать ее, золотая кнопка YouTube!

Я покосился на рамку. Пацана задушил, а он мне про кнопки в рамке рассказывает.

— Это работа! Годы! Бабки! Люди! Конверсия! Все к чертям из-за одного твоего «подвига»!

Я молчал. Черт возьми, я вообще его не понимаю! Какая кнопка? Какая к черту конверсия? Будто мы не про драку говорим, а про математику. «Босс» говорил на русском, но смысла было, как в радиошуме.

Сергей шел дальше, разгоняясь, как будто говорил сам с собой.

— На хрен мне такие охранники, если вы в кадр лезете, ломаете хореографию! Вы че творите!

Я смотрел на него внимательно. Он пацана то видел? Его ногами били, он сознание потерял. А этот мечется по кабинету и орет, потому что «в кадр влезли».

Я долго молчал, но терпение кончилось. Поговорить с ним по людски точно не выйдет, так что пусть гуляет лесом.

— Слышь, Листьев. Сюда послушай, — оборвал я.

Хайпенко вздрогнул, явно не ожидав, что я посмею его перебить. Я медленно поднялся.

— Ты сам понял, что сейчас сказал? Я за пацана влез. Его, уже без сознания, собрались ногами в пол втаптывать. А ты мне про бабки втираешь. Про рейтинги какие-то. У тебя тут кнопки, а у меня все проще: или ты за своих, или ты гнида последняя.

Сергей побелел, как мел. Начал поправлять узел галстука, словно тот его душил.

— Уволен! — завизжал. — У-во-лен, слышишь⁈ Засужу! Нет… я Ренату скажу, он из тебя…

— Рот закрой, — грубо перебил я.

Хайпенко вытаращил глаза. Я решил, что еще одно слово и сломаю ему нос. Но в этот момент у гниды вдруг зазвонил мобильник. Он покосился на экран, изменился в лице и тотчас взял трубку. Про наш разговор мигом забыл. Снова заметался по кабинету, как лев в клетке, прижимая телефон к уху.

— Да не может такого быть, то был разговор не под запись, утечки быть не могло… — скулил Хайпенко в трубку, как нашкодивший первоклашка, оправдывавшийся перед учителем.

Я не стал ждать, когда он освободиться. Развернулся и пошел на выход. Разговаривать тут не о чем.

У двери, на тумбе под зеркалом, в аккуратной кучке лежали фирменные блокноты, ручки, значки с логотипом «V-FIGHTS». Мимоходом я взял блокнот, подбросил в руке — добротный. Захватил и ручку. Возьму как выходное пособие.

Я уже тянулся к двери, но взгляд зацепился за стеклянную табличку на стене.

Медиа-холдинг «VЕКТОР», ГК «Козлов и партнеры», генеральный директор Виктор Козлов.

Строгий шрифт, металлический отблеск, треугольники, пересекающиеся, как прицел.

Под ложечкой тут же засосало.

В смысле Козлов? Витя?

В голове промелькнули слова бывшего друга о том, что он собирается назвать свою компанию в честь щенка.

Я вышел из кабинета, осознавая увиденное. Козлов живой? Выходит я не убил его? Теперь у него офис, свет, охрана… Если так, то вырос Витя, конкретно вырос. С низов сделал империю, как и обещал. Только все равно воняет от тебя тем же самым.

Мысли крутились не самые приятные… я не знал, что за годы моего отсутствия случилось со Светкой. Родила она? Ее нашел Козлов? Что с Линдой? Если Витька жив… Свете пришлось непросто, как и детям. Линда не просто так не разговаривала.

Что теперь?

Я не владел информацией, но понимал, что пока не вписываюсь в этот мир. Тут все… наоборот. Как в кино, когда неважно, что ты сделал, а важно, как это сняли.

Но я знал, что умер и получил свой шанс снова. Двадцать девять лет спустя.

Дверь за мной захлопнулась. В коридоре дышалось легче, может, потому что меньше воняло деньгами и показухой.

— До свидания, Ефимов, — раздалось сбоку.

Я повернулся. Ирочка косилась на меня с живым интересом. Похоже, слышала весь наш разговор.

— Чао, бамбино, сеньорита, — хмыкнул я. Старый рефлекс, как на автомате. Девчонка усмехнулась растерянно, но по-честному. Видимо, такие реплики тут давно в музее хранят. Надо притормозить и что называется фильтровать базар. А то ещё подумают, что мне триста лет, и я выполз из тьмы.

Девчонка вдруг выдернула листок из блокнота, что-то нацарапала и протянула мне.

Я взял.

Бумага с закорючками, ни имени, ни телефона. Какие-то точки, буквы латиницей.

— Моя инста, — сказала она и даже слегка смутилась.

— Ста?.. — я поднёс бумажку ближе. — Чего твоя?..

— Ну… соцсеть. Запрещенная с фоточками, — пояснила она, озорно хлопая глазками. — Можешь написать в директ.

Я кивнул, но в голове крутилось только одно: что за херню она сейчас сказала?

Инста-директ, мать его…

Сунул бумажку в карман, сделал вид, что всё понял. Но внутри ощущал себя как дед, попавший на рейв — свет, музыка, слова, и всё мимо.

— Ир, а Ир… а это ж контора Козлова, да? — как бы невзначай спросил я, рассматривая логотип «Vектора» на стене за ее спиной.

— Козлов Группс, — заверила она. — Вектор входит в группу компаний!

— А кабинет его где?

Она чуть смутилась вопросу.

— Чей?

— Козлова.

— Так не здесь… управление Вектором за Сергеем Игоревичем.

— А если не здесь, то где?

— Не знаю… Виктор Павлович большой человек. И офисов у него десятки…

Ясно. Твой Виктор Павлович, Ирочка не большой человек, а большой мудак.

С порога зайти к Вите не получится. Жаль. С другой стороны, может и к лучшему, светиться мне преждевременно. Для начала надо осмотреться. Да и что я ему скажу — привет через тридцать лет? Так и до дурки недалеко. Так что светиться кто я такой точно не следует. Я не Иван Васильевич, да и профессию менять не буду.

В коридоре двое охранников посмотрели на меня как на Христа, явившегося народу.

— Уволил? — вкрадчиво спросил Леня.

— Он с тебя теперь три шкуры сдерет, — мрачно пробурчал второй.

Я усмехнулся.

— Главное, пацаны, сами не растеряйтесь по этой жизни. Тут, я вижу, если не прогибаешься, то списывают. Где выход?

— Вон, по коридору, потом налево. Выходи через черный вход, ну чтобы без проблем… ну ты понял.

Я кивнул и пошёл.

— Сань! Форму не забудь оставить! — крикнули мне вдогон. — И с Ренатом поговори! Он же сказал!

Правильно. Шмотка не моя. А вот с Ренатом или с кем-либо другим я разговаривать не собирался. Меня уже от этого места подташнивало. Да и кто такой Ренат, ни имею понятия, видел его один раз. Надо поговорить — сам найдет.

На раздевалку указала табличка на одной из стен, с картинкой на двух языках. Указатель куда идти. Сейчас, наверное, даже туалет с переводчиком.

Я шел, не торопясь, шаг за шагом, будто примеряясь к новому телу. Рука нащупала ключ в кармане и на нем был выбит номер шкафчика.

В раздевалке не было ни души. Я нашел свой шкафчик, открыл. Внутри на вешалке висел спортивный костюм с надписью «Федерация бокса России».

Неплохо. Значит мой полный тезка боксер. Уже радует, что тело со спортом дружит. Надо проверить, что из него, то есть уже из себя можно выжать. А не радует то, что ребята боксеры, из тех кто в спорте по серьезному, по прежнему вынуждены где-то работать помимо спорта. Вот и бывший обладатель этого тела устроился охранником… почти тридцать лет прошло, а в этом плане не поменялось ни черта.

На верхней полки лежал телефон. Неброский, треснутое стекло. Вроде как мобила, но без кнопок, только пластмассовая крышка и стекло. Такой как был у Лени. Я покрутил, нашёл единственную кнопку и нажал. Экран ярко вспыхнул, появилась надпись:

«Введите код».

Ну да. Код. Ага. От чего? От квартиры моей бывшей? Уже хотел бросить, но он… вжик и включился сам. Лицо мое узнал. Я даже отшатнулся. Блин, чувствую себя папуасом, впервые увидевшим блага цивилизации.

— Ни хрена себе…

В руках у меня светилась панель с кучей значков. Яркие, цветные, будто наклейки с жвачек. Но вместо Дональда Дака или Микки Мауса — кружочки, стрелки, восклицательные знаки.

Один значок с трубкой, вроде как звонок, в нижнем левом углу. Ткнул в него пальцем и увидел кучу вызовов, подсвеченных красным.

Некоторые подписаны: «не брать». Допустим, но пусть позвонят, а там разбираться будем.

Один из значков был похож на глаз. Или на камеру. Я ткнул любопытства ради. Экран тут же показал мои ботинки. Внизу застыл кружок и я эксперимента ради нажал на него подушечкой пальца.

Щёлк.

Снимок застыл прямо на экране.

Значит, тут так. Ни тебе «Зенита», ни кассеты, ни проявки. Фотографирует и сразу показывает. Не полароид конечно, мгновенной проявки снимков нет, зато фотографии на удивление четкие… Даже грязь на полу и ту видно.

Надо запомнить функционал, пригодится.

В этот момент телефон вспыхнул и завибрировал. Появилась надпись по середине: Ренат СБ.

— Внимательно… — я поднес аппарат к уху.

В ответ ни звука. Телефон продолжал вибрировать и голосить. Я снова нажал кнопку, которой включал мобилу, но экран погас и дозвон прекратился. Видимо, сбросил.

Через несколько секунд звонок повторился. На этот раз я нащупал другие кнопки — громкость: убавить и прибавить. Потом ещё пару. Всё не то.

Я чертыхнулся, сбросил снова. Не до этого сейчас. Разбираться с чудом техники буду позже. Наверняка же инструкция где-то есть.

В шкафчике нашлись ключи, какая-то белая пластмасса с логотипом, то ли бейджик, то ли современный пропуск. Может, как раньше на проходной, только без фотки.

Рядом валялась пластиковая карточка. На ней зелёный логотип и надпись «Сбербанк».

Узнаю.

Только раньше в кассе давали сберкнижку, а тут кусок пластика. Деньги, значит, теперь без бумаги? Так нет, рядом лежали купюры. Цифры на них крупные — тысяча, одна пять тысяч. С виду серьезно. А по факту? В 96-м я бы за такие бумажки «сдачу не надо» говорил. Теперь, может, на них и коробку спичек не купишь. А может наоборот, если у тебя пять косарей в кармане, то считается, что живёшь?

Я взял одну в руку. Бумага тоньше, чем раньше. Почти как фантик, но краска держится, блестит. Убрал купюры в карман. Сколько теперь рубль стоит? Надо узнать.

Переоделся, сложил форму аккуратно в шкафчик. Спортивный костюм оказался по размеру, как после ателье. Двигаться удобно. Сел — нигде не тянет, плечи не жмут. В самый раз!

Уходить тихо, через заднюю дверь, я не собирался. Не мой стиль. Но бородатые будут ждать, это точно, меня пацаны предупредили. Впрочем, блокнот и ручку я тоже взял не просто так. Запишу номера машин бородачей, подмечу другие детали, если будут. На улице лучше быть готовым ко всему. К тому, что затем врага придется искать — тоже.

В кармане олимпийки ждал ещё один сюрприз. Вытянутый ключ с логотипом «Mercedes» и брелок с кнопками… Я нажал и брелок пикнул, мигнул огонёк.

— Ни фига живём… — протянул я, оживившись.

Выйдя из раздевалки, прошёл по узкому коридору, резкий поворот и я уперся в тупик. Стеклянная перегородка, металлическая штука, вроде турникета. Только не как в метро, эта блестит, хромированная, красные точки бегут по панели сбоку.

Подошёл ближе, пытаясь разглядеть кнопку или ручку на турникете, но не нашел. Попробовал толкнуть, но перекладина не сдвинулась.

Сбоку в стеклянной будке сидел охранник, ковырявшийся в зубах спичкой. Я постучал в стекло и он поднял глаза.

— Отец выпусти, а то сломаю что-нибудь ненароком.

— А пропуск не судьба?

Я достал белую карточку из кармана и показал через стекло. Он нехотя встал, вышел, взял мою карту, приложил к панели. Лампочки мигнули зеленым.

— Работает же все! Че телишься Ефимов? Или тебе как этим — башку отбили?

Турникет щелкнул и я толкнув перекладину, шагнул вперед.

— Пропуск забираю? — спросил вахтер. — Ты, как я понял, всё — уебен зе бите?

— Так точно.

— А с Ренатом говорил?

Я покачал головой. Он посмотрел с усталостью, как человек, которому всё надоело. Типа «я сказал, а ты делай, как хочешь».

Дверь за мной закрылась. Чёрный вход оказался обычной бетонной створкой с торца здания. Без вывесок или табличек. Просто неприметная дверь, какой, наверное, и должен быть черный вход.

Я вышел, щурясь, на улице стоял погожий день. Воздух здесь был немного иной. Пыль, выхлоп, жара от асфальта. Дышать что ли тяжелее… да и мир все-таки другой. Привычные вещи остались — бетон, охранники, пыль. Но за всем этим электронные системы, лампочки и сигналы.

Машин здесь… море. Одна к одной. Блестящие, новые. Каждая как выставочный образец. Глянул на номера региона — три семерки. Столица, значит, но одной семеркой больше привычного обозначения.

Я взглянул на надпись на заднем бампере одного из джипов и даже кашлянул от удивления.

«Москвич»!

— Охренеть… — пробормотал я. — Вот это аппарат.

Прошёл вдоль стены, прижался к углу, выглянул. У центрального входа стояло человек пятнадцать. Бородатые, широкие, в темных футболках. Три черных джипа, с тонировкой. Один узнал сразу — Гелендваген. На Гелике уже в 90-х ездили те, кто решил, что закон им не писан. Спустя тридцать лет, видимо, многое не изменилось.

Один бородатый сидел на капоте, как на троне. Второй снимал все на телефон. Сам Мага присел у колеса, пил воду из пластиковой бутылки. Остальные кучковались, общались и кололись на вход.

Я достал блокнот, записал номера автомобилей. Потом включил камеру на мобильнике, сделал пару снимков, фиксируя лица. Нет, в ментовку не пойду. Не по мне это. Но жизнь такая штука, что все может пригодиться. Особенно если договориться сегодня не выйдет.

Телефон мигнул и на экране всплыло сообщение от Рената СБ:

«Я тебя закопаю Ефимов».

Любопытный стиль у них тут. Рот открывают,

как будто не понимают, что слова как валюта. Кто кидается ими в долг, тот потом платит с процентами. Но с Ренатом мы еще обязательно поговорим. Кривые у него посылы, такого допускать в свою сторону нельзя при любых раскладах.

Убрав телефон и блокнот, я вышел к бородачам. Вопросы были не только у них ко мне, но и у меня к ним.

— Вон он! — оживились они. — Э, Мага! Идет!

(обратно)

Глава 3

Первым завелся тот, что сидел на капоте. Спрыгнул резко, подтягивая штаны, снимая очки и поворачивая бейсболку козырьком назад. Снимавший перевёл телефон на меня.

Мага вскочил и швырнул в меня бутылку с минералкой.

От бутылки я увернулся. Что у них тут вообще с башкой? Кидаются первым, что под руку попадёт. Оно ж и обратно прилететь может.

— Э, ишак карабахский! — заорал Мага, и пошел на меня, расправляя плечи.

Ускорился, подсел и мне сразу стало ясно, что Мага сделает проход в ноги. Но без подготовки, даже обманки нет. Просто лезет на кураже в лобовую. Видимо думает, что если прежний обладатель этого тела ударник, то и я схаваю. Вот только я сам по молодости увлекался борьбой, поэтому такие попытки мимо кассы.

Мага кинулся вперёд, а я шагнул вбок и, уходя, выдернул у него из-за пояса пистолет. Самого Магу ускорил смачным пинклм-поджопником.

Рукоять блеснула на солнце.

Мага рухнул на колено, не сразу поняв, что случилось. Остальные замерли на полсекунды, но уже было видно — закипают. Двое бросились вперёд, но я поднял ствол и навел на них.

— Ещё шаг и колени постреляю, — спокойно сказал я. — Всем. Либо базарим по нормальному, либо пойду по беспределу.

Резкая тишина. Кто-то в толпе сглотнул. Пару секунд все смотрели только на меня.

— Если кто-то решит добивать человека втроем, то за своего брата я впрягаюсь, — также спокойно продолжил я. — Таких моментов не прощаю. Ни русским, ни армянам, никому. Всем одинаково. Если вашего брата будет кто толпой бить, мимо тоже не пройду.

— Ты полез куда не просили! — вспыхнул Мага, уже отходя от шока. — Мы с ним месяц конфликт прогревали!

— А ты базар держи. Я себе лишнего не позволял, а ты на личное перешел. Думаешь, это пройдет?

Пауза. Кто-то из пацанов переглянулся.

— Повторю, я на такие вещи глаза не закрываю. Либо извиняешься, либо я с тебя спрашиваю. Один на один.

В этот момент из здания выскочили охранники, или теперь уже бывшие коллеги.

— Все! Расходимся! — первым подбежал Леня.

— Не, пацаны, — я не обернулся. — У нас тут личное. Вопрос надо решать.

— Слышишь, ты че, с меня спрашивать собрался⁈ — Мага взвинтился с полтычка. — Никто извиняться не будет! Пошли по-мужски, я тебя схаваю, за каждое слово отвечу! Хрустну!

Он раздраженно пнул пластиковую бутылку, валявшуюся на асфальте.

— Тогда дайте слово на камеру, что никто не влезет. Ни ты, ни ты, — я кивнул на телефон, камеру которого бородатый направлял на меня. — Выйдем за угол, где камера не пишет.

— Слово даю! — прозвучало в унисон. — Раз на раз выскакиваете, мы не лезим.

Я молча протянул пистолет Лене. Тот взял, тоже молча. Мы с Магой пошли за угол. Бородач чуть замедлился и я понял, что он будет бить исподтишка. С подскока, пока я не готов. Классика. Вопросов нет — улица, а на улице нет правил. Вот только там где вы учились мы преподавали.

Мага резко пошел вперед.

Не успел.

Я двинул один раз локтем в шею, с разворота, под челюсть, попав в артерию. Он рухнул на асфальт, как мешок с костями.

— Э!

— Мыша баля! Зарэжу!

Толпа зашевелилась. Трое пошли в мою сторону, и охранники начали сдвигаться, чувствуя, что сейчас вспыхнет массовая драка.

Я не двинулся. Молча достал свой телефон и включил камеру. Повернул экран к ним. Записывать не записывал, понятия не имею как сменить фотоаппарат на видео, но сработало — на понт взял.

— Вы мне на камеру слово дали, мужское и если сейчас нарушите, то цены вашему слову нет. Думайте, пацаны, раз на общее конфликт вынесли.

Толпа замерла. Камеры они боялись, я уже это понял. Без камеры и с оной, вели себя по разному.

— Лично у меня ни к кому из вас вопросов нет, — сказал я. — Конфликт был с Магой. Он начал. Я закончил.

Повисла тишина. Потом кто-то с задних рядов сказал:

— У нас тоже личного нет. Просто вспыхнуло.

— Ну так и пусть остынет, — кивнул я. — Если остался спортивный интерес — не вопрос. Давайте найдем зал и на перчатках поработаем. Выясним, кто сильнее. Нож убери!

Я показал на руку одного из бородатых. Те начали переговариваться по своему. Непонятно ни черта, терпеть ненавижу, когда такое начинается. Один из бородачей посмотрел на валяющегося на асфальте Магу.

— Мага сам лишканул, и ответил. Так что нормально, расходимся, — выдал постановление «старший» в группе.

Бородатый в кепке с повернутым козырьком, помог Маге подняться, присев на корточки. Источник конфликта уже приходил в себя, с трудом вставая на ноги и держась за горло. На меня не смотрел.

— Тогда расходимся, — сказал я.

Но не успели прозвучать эти слова, как из-за угла полыхнули синие огни. Первая патрульная машина с визгом затормозила у бордюра, вторая, встала боком, в метре от тротуара.

— Шухер, менты!

Двое бородатых метнулись во двор. За ними рванул еще один. Остальные замерли, вытягивая внимание ментов на себя.

Хлопнули двери. Из машин выскочили четверо ментов. Плотные, в бронежилетах, с автоматами.

На борту патрульной было крупно написано: ПОЛИЦИЯ. Не «милиция». Я чуть не хмыкнул — теперь у нас не менты, а копы? Дела!

— Стоять, всем! — важно проревел лысый, с сержантскими полосками.

Оставшиеся бородачи подняли руки, как по команде. Видно одна половина их с условкой, другая на стреме, и те кто «чистые» прикрывают «запачкавшихся»

Краем глаза я заметил, как Леня, плавно отвел руку, пряча пистолет. Неожиданно, ствол хоть и не мой, но мои пальцы на нем есть, а там при должном воображении… В общем как говориться, был бы человек, а статья найдется.

— В чем вопрос товарищ сержант? — спокойно спросил я.

— Вызов на драку! — буркнул он, прищурившись.

Я огляделся, развел руками.

— Где вы видите драку? Все стоят. Разошлись уже. Вопросов друг к другу не имеем, — пояснил я.

— Имели, раз вызвали, — цокнул тот и покосился на одного из охранников. — Ренат где?

— Отъехал, — ответил тот.

В принципе неудивительно, что мент интересовался начальником СБ… другой вопрос куда он отъехал, если так искал со мной встречи?

Три других мента уже активно обыскивали бородачей. Вряд ли что-то серьезное найдут, те у кого что-то было — уже убежали. Талант, достал нож, тоже растворился, как утренняя дымка.

— Пришёл вызов на драку, возможно с оружием, — продолжил сержант и попер буром. — Запрещенные вещества, предметы — имеются? Карманы выворачивай!

— А статья у вас какая за стояние на месте? — уточнил я.

Сержант сузил глаза, но голос не повысил.

— Пройдемте, установим личности, все зафиксируем.

— Может не будем бензин жечь казенный, все равно в участке отпустите? — я вскинул бровь.

— Пройдемте, гражданин, — настойчивее повторил сержант.

Сказано было спокойно, но звучало не как просьба. Я не стал спрашивать основания, не просил оформлять задержание по протоколу — бесполезно. Не в моем положении, когда я открыл глаза всего то пару часов назад. В 90-х таким подходом мента можно было только раздухарить. Не думаю, что в этом плане что-то поменялось. Да и проверять не хочу.

Вывернул карманы. Сержант похлопал меня в разных местах и кивнул.

— В машину сами проходим, гражданин?

Его рука потянулась к наручникам на поясе и я в ответ кивнул.

— Не утруждайся, сержант, сам пройду.

А вот Магу пришлось повязать, тот начал возмущаться. Остальных бородатых вовсе отпустили…

Позади кто-то из бородачей шипел:

— Ментов вызвал, стукачок?

Я обернулся и посмотрел на него.

— Мне на таких как ты менты не нужны, — отрезал я.

Бородач сплюнул под ноги, во взгляде повисла злость. Быстро они закипают, впрочем, и остывают также быстро.

Меня повели к бобику. Мага грузился в соседнюю машину. Орал, плевался, обещал подключить адвокатов и старших. Один из ментов хлопнул дверью, и стало тихо.

Через двадцать минут я уже сидел на скамейке без спинки под стеной райотдела. Над головой гудела лампа дневного света, время от времени вздрагивая в конвульсиях.

За перегородкой сотрудник стучал по клавишам.

Мага орал уже минут десять.

— Я вам устрою! Э-э, позвоню брату! Вы у меня потом извиняться будете, я клянусь!

Никто не отвечал. Привыкшие к такому менты. А потом его завели к оперу на разговор, и там крики как-то сразу прекратились.

Ко мне подошел сержант в форме с обвисшими плечами. Он лениво жевал жвачку и кивком позвал меня пройти к оперу в кабинет. Но не в тот, куда повели Магу.

В кабинете было прохладно, работал кондиционер. Оперативников было двое. Один устроился на подоконнике, молодой, и тридцати нет, и курил в форточку. Второй сидел за столом у стены. Этот постарше, седой, с короткой стрижкой, судя по погонам — майор. Он мельком посмотрел на меня и вернулся к бумагам на столе.

Второй опер с ленцой поднялся с подоконника и прошелся к столу, глядя на меня с прищуром. Взгляд, как у человека, который вроде бы пока ничего не говорит, но уже сделал выводы. Потянулся за чашкой с кофе, сделал глоток и откинулся на спинку стула.

— Так, гражданин Ефимов. Свидетели утверждают, что у тебя был пистолет, — сказал опер, бросив взгляд в протокол.

Я пожал плечами.

— Утверждать — не доказывать, товарищ лейтенант.

Мент щелкнул ручкой, но писать ничего не стал.

— Говорят, пугал народ. Целился… — продолжил он гнуть свою линию.

— Пусть говорят, вы ищите. Если найдёте, то и поговорим, — я коротко пожал плечами. — Сейчас разговаривать не о чем, товарищ лейтенант.

Опер приподнял бровь.

— Ладно, допустим. А то, что трое в травму поехали? За что мужиков побил?

Я понимал, что оперу так и хочется меня хоть на чем-то подловить. И скорее всего про травму он меня «лечит».

— Спортсмены они. Могли и на тренировке получить свое, — ответил я, не моргнув. — Не балетом все-таки занимаются.

Лейтенант посмотрел чуть пристальнее. Вроде без нажима, но слишком быстро и уверенно он задавал вопросы. Значит, уже решил, что я виноват. Просто ищет, к чему прицепиться, где ниточка у клубка начинается, чтобы его размотать.

— Я никому не угрожал, если об этом речь, — заключил я.

В девяностых такие разговоры были короче. Иногда с табуретом или пластиковой бутылкой с водой. Этот лейтенант тоже борзеет, но в меру, без наезда. Значит, или сам еще не понял, кто я, или закон стал работать хоть как-то, что на него оглядываться. Но расслабляться все равно нельзя.

— Ты кто по жизни? — вдруг спросил лейтенант, буравя меня взглядом.

— Смотря кто спрашивает, — ответил я спокойно.

Он промолчал, закрыл папку. Ответы ему не нравились, хотя виду ментеныш не подал. Взял телефон, поднял трубку.

— Готов? Заводи.

Через минуту в комнату ввели Магу. Он был другим. Не тем, что стоял передо мной у клуба, надутый и злой. И не тем, что угрожал ментам братьями. Сейчас он двигался осторожно, потупив взгляд. Видно, что опера свое дело знают и хорошенечко его обработали.

Мага покосился на меня и тут же отвел глаза. Плечи у него опустились, лицо вытянулось. Он уже не был бойцом, скорее учеником, которого поставили в угол.

— Узнаешь красавца? — лениво спросил опер.

— Это он, — охотно затороторил Мага. — Он первым полез! Пистолетом угрожал! Я только защититься хотел…

Я молчал, перебивать не стал. Надо ж так в лоб самого себя хоронить. Я про Магу.

Опер перевел на меня взгляд, будто только теперь вспомнил, что я тоже в комнате.

— Что скажешь, Ефимов, человек дает показания, — проговорил он, побарабанив пальцами по столу. — За дачу ложных показаний об ответственности знаешь?

Я не отреагировал. Краем глаза заметил, как Мага вздрогнул. Видно, за дверью ему в ярких красках обрисовали перспективы отказа от сотрудничества с правоохранителями. Наверняка успел представить себе этап, и зону где-нибудь в Магадане, с вышками и холодным ветром по утрам.

— Ствол, значит, у него был? — уточнил лейтенант.

— У него, — торопливо согласился Мага. — Он достал…

Молчание затянулось. Я вздохнул, сложил руки на столешнице и уставился на опера.

— Подними видео. Все увидишь сам.

— Поднимем, обратимся к владельцу помещения, когда возбудим уголовное дело, а пока…

— Так обращаться к владельцу не надо. Мага, вы же писали с пацанами, — возразил я спокойно. — Покажи лейтенанту запись с телефона. Я подожду, нет проблем.

Опер хмыкнул, аж на щеках румянец вспыхнул. Мага замер, как будто понял, что с этогомомента от него ничего не зависит. Я видел, как в нем борется страх перед статьей, но глубоко внутри к нему приходило понимание, что он опростоволосился, поддавшись давлению ментов. Как итог — сам себя оговорил. Повесить на нас было нечего.

Я смотрел на опера. Он с деланно невозмутимым видом закрыл папку. Несколько секунд молчал, сжав челюсть, скрипнул зубами.

— Вины, значит, не признаёшь, Ефимов?

— Нечего признавать, — коротко бросил я.

Понял, что видео никто не будет смотреть

Заметил, как лейтенант косится на майора. Тот, кстати встал, взял сигареты и пошел на перекур. Когда дверь за майором закрылась, лейтенант шумно выдохнул.

— Свободен, Ефимов. Будут вопросы — вызову.

Лейтенант достал мобильник, посмотрел на экран, как будто проверял — звонил ли ему кто-нибудь или нет.

Я встал, не спеша. Прошел по коридору, где встретился с тем самым майором. Он посмотрел на меня внимательно, словно сверяя лицо с памятью.

— Интересно держишься, — сказал он негромко. — Я таких знал. Да не осталось теперь никого…

Помолчал, помял пальцами сигарету.

— Дорогу кому перешел?

— Без понятия, — я посмотрел менту в глаза. — Основания есть так считать товарищ майор?

— Да так… — он развернулся и ушёл в сторону выхода из отдела.

Через двадцать минут я наконец вышел на улицу. Пока шел к дороге, телефон в кармане вибрировал. Один раз, другой… Потом начал мигать, как гирлянды на елке.

На экран было написано: 5 новых сообщений, 38 уведомлений. Что за?

Провёл пальцем по стеклу, всплыли надписи:

«Новый подписчик»

«Вам оставили комментарий»

«Вас отметили в видео»

Подписчики? Комментарии?

Я задумчиво поскреб макушку, пытаясь понять о чем речь. Прочел название фирмы, которая отправляла уведомления. Название было на английском. Где-то я это уже его слышал, причем сегодня. Пару секунд, и вспомнил — именно так Ира называла место, где ее искать…

Мимо шла девчонка в наушниках с маленькой белой собачкой. Я поднял голову, шагнул к ней.

— Девушка… извините, у меня тут затык. Это вот что? — я показал экран и обворожительна улыбнулся.

Она сняла один наушник, внимательно посмотрела. Моргнула, потом еще раз, словно не веря глазам.

— У вас тут уведомления. Лайки, подписки… Ну, типа, вы в тренде, — сообщила она.

— В тренде? — уточнил я.

Она прищурилась, оценивающе глянула на меня и вдруг улыбнулась.

— Пранк, да?

Я не успел ответить. По моему лицу она, скорее всего, поняла, что я ничего не понимаю.

— Ну, вы кому-то понравились. Или сказали что-то, что зашло аудитории. Вас теперь смотрят.

— Меня смотрят? — я старался подбирать слова.

— Ну да. Видос завирусился и вас теперь репостят.

— А что там… смотрят?

— Хотите, чтобы я глянула? — она игриво захлопала ресницами.

— Я бы и сам не отказался посмотреть, — усмехнулся я. — Поэтому да — хочу.

Она открыла приложение. Пара движений пальцем и вот на экране замелькало видео. В кадре действительно был я. Сначала показали удар по печени Маге на конференции. Потом фрагмент драки с улицы, где я вырубаю бородача. Съемка трясется, в кадре кто-то визжит, но видно четко, что я один против толпы.

Видео напомнило старые хроники с бандитских стрелок, что показывали по ТВ в «Чрезвычайке». Только тогда лица старались не светить, а тут наоборот: все в цвете, со звуком, крупным планом.

— С звезды поп-ММА Маги-Карателя спросил охранник! И кого он теперь собрался карать? — насмешливо вещал голос за кадром. — Сергей Хайпенко, основатель V-FIGHTS, в ярости. Развенчан миф непобедимости его главной звезды.

На экране сменилась картинка и появился титр:

«Каратель пал. Кто следующий?».

Прямо как афиша боевика с Ван Даммом.

Я смотрел в экран, как в окно на чужой мир.

Телефон вибрировал от уведомлений, те продолжали сыпаться одно за другим.

— Пишут, что вы красава мужицкий. И предлагают звать вас паханом, — прокомментировала Алина, прыснув смехом.

— Куда пишут? Кто меня в паханы определил?

Я даже не знал, как реагировать. Писали незнакомые люди. Я их знать не знаю, как и они меня.

— Подписчики ваши, которые посмотрели видео. Ответите им? — спросила девчонка, которую явно забавляло происходящее.

— А как?

Она взяла у меня телефон, открыла нужное окно.

— Вот тут можете написать. Хотите помогу?

Я пожал плечами.

— Ну напишите, не знаю… от души. Надо ж поблагодарить человека, что он время нашел, поддержал по человечески… Но паханом это лишнее меня определять.

Она звонко и искренне рассмеялась.

— Вы хайповый! Вас уже комментаторы на сезон V-Fights зовут, поздравляю!

— Это куда? — спросил я.

— Лучшее в русскоязычном продакшне шоу с бойцами.

— Ясно… — ответил я, а про себя подумал, что ясно, что ничего не ясно.

Девчонка ввела что-то на появившейся клавиатуре, что-то нажала.

— С меня подписка! Хотя страница у вас странная! Пустая!

Я только поскреб затылок.

— Меня Алина зовут. Считайте, что пранк удался.

— Знать бы ещё, что такое пранк… — усмехнулся я. — Кстати, ничего не случится, если мы на ты перейдём.

— Ха! Ну ок. Если захочешь, буду твоей м-м… учительницей. Пиши если че, — она снова подмигнула, развернулась и пошла дальше, виляя бёдрами. — Я если че чилить в чайхане люблю. Запоминай!

Я постоял, глядя ей вслед. Постепенно в голове начал выстраиваться смысл. Комментарии, подписки, просмотры. Вот почему Сергей взбесился. Я испортил ему дело с Магой Карателем.

Это как проверить в реальной уличной драке Чака Норриса или Ван Дамма. Если зритель увидит, что актер проиграет, то и в фильмах он будет смотреться не так круто, как раньше. А тут охранник, которого никто не знал, сбил всю «непобедимость», как карточный домик.

Телефон снова мигнул, отвлекая от размышлений. В этот раз завибрировал. На экране высветилось: Ренат СБ. От него, кстати, было несколько пропущенных.

— Алина! — крикнул я девчонке. — Как на звонок отвечать?

— По полоске пальцем проведи! — крикнула она в ответ, не оборачиваясь.

Я уставился на экран и сделал так, как она сказала.

— Внимательно, — сказал я, поднося телефон к уху.

(обратно)

Глава 4

— Да-да, внимательно слушай, понял? — от голоса из динамика сквозила агрессия.

— Пока нет. Повтори, — ответил я. — О чем базар?

— Ты меня подставил, — зарычал Ренат. — Перед Игоревичем кинул конкретно. Перед всеми. Я теперь, черт побери, выгляжу директором цирка. Думаешь, он простит мне это шоу? Думаешь, ты только себе подписал приговор? Ты, клоун, подрался с бойцом прямо на камеры! Что мне теперь людям говорить, что я, как начальник охраны своим пацанам не могу донести, что бойцов не нужно бить, а нужно разнимать⁈

Я молчал. Не потому что не знал, что сказать — просто считал ниже своего достоинства перебивать истерику. Пусть выкричится. Видно, что он весь день копил злость в себе. И наверняка получил взбучку от шефа. Хотя это не повод так грубить.

— Знаешь, сколько денег ушло на раскрутку Карателя? Сколько в него влили бабла? Это был продукт, готовый к продаже. А теперь он мем. Потому что ты решил поиграть в героя.

— Тебя связно мысли учили выговаривать? — спросил я спокойно. — Конкретно, что надо?

— Флешка где? — процедил Ренат, еще больше свирепея.

— Ты о чем?

Я не стал говорить, что понятия не имею, что такое «флешка». Хотя в первый раз слышал такое слово. По хорошему надо послать Рената куда подальше и обрубить связь, но мне самому стало интересно — о чем речь?

— Дурака не включай, флешка у тебя⁈ — свирепел мой собеседник.

Я взглянул на дорогу, на которой под ярким светом фонаря ездили автомобили.

— Давай так, конкретизируй что надо и смени тон, а там может быть договоримся. Ренат помолчал пару секунд, видно не привык, что с ним так может разговаривать подчиненный, пусть и бывший.

— Слушай сюда, — прошелестел он. — Ты отдаешь флешку. И публично извиняешься на камеру. Время у тебя до утра. Потом приедут или ребята и тебя ставят на колени. Или я лично с тебя спрошу!

Он замолчал.

— Ренат, — сказал я наконец. — Ты, видимо, попутал.

На том конце повисла тишина. Я продолжил, не повышая голоса.

— Я не привык извиняться. И не собираюсь начинать. Ни перед тобой, ни перед кем-либо еще.

Он шумно выдохнул, как будто хотел что-то сказать — перебить, наехать, отстоять лицо. Но я не дал.

— И еще. Спрашивать ты у меня не можешь. Можешь на крайний случай поинтересоваться. Вежливо. С формулировкой, которая не вызывает желания надавать ладошкой по губам, — я говорил тихо, почти лениво. — В таком тоне ты со мной разговаривать не будешь. Ни сейчас, ни потом.

Я помолчал, давая ему переварить информацию. И добавил, как ставят подпись под приговором.

— А чтобы тебе яснее было, кто тут кому что должен… Это я тебе даю время до утра. Все обдумать и перезвонить, чтобы извиниться. Понял, нет? Я закончил.

Я отнял телефон от уха и нажал «отбой». Мобильник снова завибрировал. Новый номер, цифры незаписанные. Ренат перезванивает с левого? Непонятливый…

— Вы водитель «мерседеса» с номерами… — послышался молодой голос, без наезда, даже скорее вежливый.

— С какой радости интерес?

— Я ваш номер под стеклом нашёл, — торопливо заговорил мой собеседник. — Срочно подойдите. Тут эвакуатор вашу машину собирается забирать.

— Что? — я сбавил шаг. — Повтори по-человечески.

— Здесь установлен знак с запретом стоянки после 9 вечера…

Я на секунду оторвал от уха телефон и посмотрел точно время. Без двадцати девять.

— Адрес точный скажи. Я уже выехал.

Через несколько секунд тишины, парень назвал адрес. Я выслушал, кивнул сам себе и нажал «отбой». Все таки и в это время не перевелись неравнодушные люди.

Эвакуаторы… В девяностых тачку тянули либо ночью, либо с битами и стволом. А тут — звонок, извините, простите… впрочем, пацан и не эвакуаторщик.

Я глянул по сторонам, подошёл к обочине и поднял руку, чтобы поймать попутку. Машины проезжали мимо. Три. Четыре. Ни одна не сбавила ходу. Все только странно смотрели на меня. Хотя проехала и желтая в шашечку машина такси. Пустая причем. Но тоже не остановилась, как будто не видя меня в упор.

Деньги что ли ненужны? Или мой вид доверия не вызывает?

Я чуть прошелся вдоль обочины и заметил таксиста на углу. Он курил и копошился в телефоне, опершись о дверь автомобиля. Я подошел к машине, открыл дверь.

— Отец, поехали. Надо срочно.

Таксист резко поднял голову и едва не выронил сигарету.

— Через «Яндекс» закажи. Так не повезу.

— Через что?

— Через приложение в телефоне. У меня смена. Без заявки не поеду, — он пожал плечами и затянулся, снова уткнувшись в мобильник.

Я помолчал пару секунд.

— Ты же мужик, да? Десять минут туда, десять обратно. Позарез надо, выручай!

Я достал из кармана купюру, показал.

— В долгу не останусь.

Таксист вздохнул, сделал последние пару затяжек и выбросил сигарету.

— Ладно садись. Куда едем?

Машина тронулась. Я про себя сделал вывод, что с людьми здесь еще можно договориться, если говорить по людски. Но с «Яндексом» надо тоже разобраться. Здесь всё вроде понятно как работает, но это если знаешь как.

За окном город светился электроникой. Люди шли и ни на кого не смотрели, кроме экранов своих мобильников. Я же то и дело глазел по сторонам. Чуть не свернул шею, когда мы проезжали мимо огромного экрана размером с теннисный корт. Прогресс, мать его, шагал семимильными шагами.

Таксист высадил меня впритирку к бордюру. Я отблагодарил его тысячей и вышел на тротуар. Там сразу увидел мой «мерс». Других машин тут попросту не было. «Мерс» еще стоял на асфальте, но лебедка была готова тянуть его на «Газель».

Три человека возились у эвакуатора, один в жилете что-то с важным видом записывал.

Я даже остановился на секунду. Свою машину я видел впервые. И, черт возьми, это был не просто автомобиль — передо мной у обочины стоял аппарат! W140. Черный легендарный «кабан»! Король улиц, мечта девяностых. Мерин застыл у бордюра, как зверь в петле.

— Мужики, вы че тут делаете? — спросил я, подходя к автомобилю.

Парень в жилете обернулся, не сразу понял, что я обращаюсь к нему.

— Эвакуация. После девяти стоянка запрещена. Ваша тачка?

— Наша, — я достал телефон, развернул экран. — Без пяти. Время видишь?

Он замялся, отступил на полшага переглянулся со вторым в кепке и в перчатках.

— Дядя, — сказал тот. — Отойди, не мешай работать.

Я повернулся к нему.

— Ты мне еще раз «дядя» скажи и я трос тебе вокруг шеи намотаю и лебедку включу. Понял?

Он ухмыльнулся, но неуверенно. Полез за сигаретой, видно занервничал.

— Это угроза?

— Это констатация, — я подошел ближе. — Я тебе повторяю, времени у меня еще пять минут. Лавочку сворачивай.

Третий полез в кабину заводить эвакуатор.

— Че вы с ним разговариваете, поехали мужики! Пусть потом на штрафстоянке рассказывает.

Я обошёл «мерс», прыгнул на подножку и заметил крюк, натянутый лебедкой. «Кабан» уже был в капкане.

Резко дергаю крюк — щелчок и лента оседает.

— Ты че творишь⁈ — визжит один.

Возвращаюсь, сажусь за руль и завожу двигатель. Мотор рычит вглубь капота — глухо, с достоинством. «Кабан» оживает, гашетка в пол и я срываюсь с места.

Напоследок бросаю взгляд в зеркало и вижу, как троица, оставшаяся у «Газели» застыла каменными истуканами, провожая «Кабана» взглядом.

Ехал медленно. Мерин был тяжелым, длинным и плыл по вечернему проспекту, как старый корабль. Да и к автомобилю надо привыкнуть, дури в нем, что хватит про запас. Габариты тоже, скажем так, не «девятка». Что-то ближе к тихоокеанскому лайнеру.

Конечной точки маршрута у меня не было. Я включил поворотник и скользнул к обочине.

Пальцы коснулись приборки. Дерево. Настоящее. Не дешевый одноразовый пластик, как в такси. Мягкий свет панели, шелест мотора… все как в девяностые. Сложно поверить, что «кабану» не один десяток лет! Но и мой предшественник молодец, ухаживал за машиной, надо отдать ему должное.

Ладно, надо себя в руки взять, пока не растекся по кожаному креслу! От «Кабана» еще получу удовольствие, а пока у меня на руках куча проблем, которые надо решать.

Время клонилось к ночи, а я до сих пор не знал своего адреса.

Под передним сиденьем лежала почтовая бандероль из картона. Опечатана аккуратно, скотч в один слой. На крышке наклейка с надписью ручкой, мелким, но четким почерком.

Так… Ефимову, понятно, что мне. А от кого? Фамлиии не нашел — просто Алиса в строке «отправитель». Эмоций или внезапных догадок имя не вызвало.

Я открыл коробку, аккуратно поддев по краю. Внутри оказался вспененный материал, как в упаковке техники. И прямо в центре, в целлофановом пакете лежала металлическая, чёрная штуковина, размером с палец.

Я достал ее, повертел на ладони. Брелок? Или что-то из техники? На одном конце странный плоский язычок, как у зарядника, только больше. Значит, электроника все же. Провел пальцами по гладкой поверхности, попытался открыть, но не вышло.

— Хрен его знает, что ты за чудо такое… — пробормотал я.

Сунул штуковину обратно в коробку и вернул под сиденье. Зато свой домашний адрес при помощи посылки узнал. Дело оставалась за малым — понять как доехать до Чернышевского, дом 19. В Москве я то и в свое время был только во время соревнований.

— Спасибо за подсказку, Алиса! — хмыкнул я. — Еще бы сказала, как доехать?

Сказал я, и вдруг…

— Прокладываю маршрут до улицы Чернышевского, 19, — раздался женский, мягкий, но механический голос.

Я вздрогнул от неожиданности. Секунду молчал, уставившись на телефон. Говорили именно оттуда.

Экран на панели ожил сам. Открылась карта. Точка «А» показала «текущее местоположение». Точка «Б» оказалась адресом по Чернышевской.

Я посмотрел по сторонам, но никого и близко не было. Глянул в зеркало, там тоже пусто. Только пустая вечерняя улица и блеск фар проезжающих машин.

— Откуда знаешь, что это мой дом? — спросил я, глядя на телефон.

На этот раз никто не ответил. Я ткнул пальцем в «поехали» на экране, воткнул передачу и тронулся. На высветившейся карте пролегала зеленая линия прямо по маршруту.

— Ну поехали, Сусанин, — я врубил поворотник и встроился в поток.

Навигатор вел почти без светофоров. Я жадно оглядывался, пытаясь вспомнить хоть что-то. Не могла же память предшественника исчезнуть на совсем.

Район был не то чтобы знакомый, но в памяти что-то шевелилось. Домом 19 по улице Чернышевского оказалась девятиэтажная панелька с крошечным двориком. Об этом я догадался сам, и только потом увидел табличку с номером дома на углу здания.

Поставить «кабана» здесь стало еще тем квестом. Я припарковался как бог на душу положит, втиснувшись между каким-то китайцем и раскуроченной «Ладой», бывшей явно не на ходу.

Перед тем как выйти, взял черную штуковину из коробки и сунул в карман. Подошёл к подъезду и упёрся в тяжелую металлическую дверь. Панель с металлическими кнопками рядом с дверью мигала.

Я пригляделся, привычно провёл пальцем по кнопкам, выискивая, где стерто… В 90-х так открывали все на чем есть цифры — замки в том числе.

Пальцы нажали 1−9-7–6… не сработало.

Попробовал потянуть дверь на себя. Тоже глухо.

— Вам помочь? — сказал тонкий голос сбоку.

Я обернулся и увидел пацаненка лет восьми, в кепке и с портфелем за спиной. Он жевал сникерс и с интересом меня рассматривал.

— Код гадаю, — хмыкнул я. — Или ты его знаешь, Чингачкук?

Он почесал макушку и ткнул пальцем в мою руку:

— Так у вас ключ, вот же! — и показал на синюю пластмассу-брелок, болтавшуюся у меня в связке.

Вон как, а я стою голову ломаю.

— И куда его?

— Вот, — он указал на дверь, где действительно было подобие считывателя. Дверь пикнула и поддалась, когда я потянул на себя.

— Бывай, малой, — я сунул руку в карман и протянул ему стольник. — Шоколадку купишь.

— Угу, — он благодарно кивнул. — А можно спросить?

— Валяй.

— А кто такой чинга… чанга…

— Чингачкук вождь краснокожих?

Мальчик задумался, а потом развернулся и скрылся вверх по лестнице. Похоже здесь другие кумиры не только у взрослых, но и у детей.

Я поднялся на свой этаж и нашел дверь квартиры. Мельком заметил, что у коврика насыпана свежая стружка. Достал ключ, сунул в замок. Вернее попытался сунуть — ключи не подходили. Либо у меня не те ключи, либо за время моего отсутствия поменяли замки. О чем, кстати, косвенно свидетельствовала, стружка на коврике.

— Саня, а ты че пришел? — раздалось за спиной.

Я повернулся. На лестнице стоял Леня. Тот самый охранник, который помог мне избавиться от ствола Маги.

— Замки то сменили, — сказал он. — Еще днем. Тебе, как понимаю, никто не сказал?

— Кто сменил?

— Ну как кто, не догадываешься? — он улыбнулся. — Приказ сверху поступил.

— Хайпенко?

Леня лишь внушительно пожал плечами.

— Вещи у меня, если что. Они в мешки побросали. Думали выбросить, но я отстоял.

— Тоже здесь живешь? — уточнил я.

— Сань, ты какой-то странный сегодня… — Леня вздохнул. — Где мне еще жить, если приезжим компания аренду хаты компенсирует. Я ж со Ставропольского края.

Я промолчал. Стало яснее, что произошло. Я уволился и меня тут же выселили из квартиры. Последнюю, видимо, снимала фирма для сотрудников.

Леня, как оказалось, жил за соседней дверью. Он вытащил из своей квартиры черный мешок, набитый моими вещами.

— Вещи вот, — Леня поставил мешок передо мной, немного замялся. — Думал тебя предупредили… блин, а я даже к себе не приглашу. Ты Аркашу моего соседа знаешь, тотчас Ренату настучит! Придет скоро.

— Лень, нормально все, — я хлопнул охранника по плечу. — Не в первой. А ты помог, чем мог. Ствол куда дела, кстати?

Леня рассказал, что за пистолетом пришли братья Маги. Ну вот и хорошо, одной проблемой меньше.

— Сань, ты, если тебе перекантоваться надо, в зал сходи. Тренер, может, даст переночевать, пока место не найдешь? Там же и диван и телек… я домой шел, у него еще свет горел. Так что может успеешь?

Я осторожно поинтересовался у Лени адресом зала, намекнув, что возможно поеду на такси.

— Серьезно? На такси триста метров? Мешок вроде не такой тяжелый, — удивился Леонид. — Да и где твой «Мерс» или снова сломан?

Я поднял мешок с пожитками и со всем этим добром пошел обратно к машине. Зашел в лифт и напоследок обернулся.

— Сам уходить из конторы не думаешь?

Леня замялся, как будто я спросил чистил ли он сегодня зубы.

— Были бы другие нормальные варианты… — он коротко пожал плечами. — Сань, я бы с радостью встал на лыжи. Но пока так.

Створки лифта начали закрываться и я махнул рукой на прощание. Лифт медленно пополз вниз. Я взглянул на мешок. Вот еще проблемка, теперь надо решать, где сегодня ночевать.

Разберемся.

Зал действительно находился через улицу и встретил меня тусклым светом ламп накаливания. Раздевалки заперты, но дверь в тренерскую приоткрыта.

Я постучал, толкнул дверь и вошёл внутрь. Тренер сидел за столом, перебирал квитанции. Поднял взгляд и узнал меня сразу.

— Здорово, Санек. Не думал, что увижу, — он покосился настенные часы.

Время действительно было позднее.

— Чего нелегкая занесла?

— Нужен ночлег на сегодня, — пояснил я.

Тренер замер, отложил квитанции. Потянулся к чайнику, включил его.

— Ты же понимаешь, тут такое дело…

Он вздохнул, словно пытался найти нужные слова, но знал, что ни одни не подойдут.

— Я бы пустил, Сань. Правда. Но «Вектор» наш главный спонсор. Экипировка, ЖКХ — все от Хайпенко. Если узнает… — тренер многозначительно замолчал.

Знает значит… быстро новости расходятся, что тут сказать.

— Я понял, — сказал я.

— Это не по-человечески получается, — выдохнул тренер. — Но без их помощи мы загнемся.

На секунду в зале повисла тишина. Я все хорошо понимал. Сам через подобное проходил — когда нет денег, не за что платить коммуналку. Но с той лишь разницей, что я тогда отказался от грязных денег Козлова. Да и здесь Вите на молодых плевать. Зал всего лишь кузница для службы безопасности, не больше не меньше. А у кого там какие успехи на соревнованиях никому не важно.

— Ладно, удачи ребятам, — сказал я, собираясь уходить.

— Сань, погоди… Ты бы вещи из шкафчика забрал?

— Обязательно.

Мы прошли в раздевалку, я забрал бинты, перчатки, боксёрки.

— Если что звони. Номер знаешь, поговорим по душам, ты все-таки мой воспитанник.

Я вернулся в машину, достал наличку, пересчитал. По тому, что я видел, денег на гостиницу должно хватить.

Решил перепаковаться, отъехал подальше и встал на тёмной обочине. В глубине района слышался глухой лай, проходили редкие прохожие.

Поднял телефон. Экран мягко осветил салон. Увидел несколько сообщений, среди которых был комментарий Алины2002. Ткнул пальцем на значок и попал на страницу девчонки.

Я не привык писать. В девяностых, если хотел что-то сказать, говорил в лицо. Сейчас всё было иначе. Люди говорили через экраны вот таких телефонов. Жили внутри них большую часть времени.

Во вкладке «сообщения» зеленым горела точка и надпись «онлайн».

— Как снять отель иди квартиру?

Я набрал сообщение и отправил Алине. Экран снова погас и я откинулся на спинку сиденья. Начинать с самого дна мне не привыкать.

(обратно)

Глава 5

Сообщение от Алины пришло быстро. Ни привет, ни как дела, она скинула свой номер телефона.

Я склонился над бардачком, покопался среди чеков, футляра для очков и проводов. Нашёл кусок бумаги и шариковую ручку. Записал цифры.

Набрал.

— Да? — голос в трубке был звонкий, хрипловатый.

На заднем фоне играла музыка, стучали басы и орали голоса.

— Это Саня.

— Ну наконец-то! — Алина почти прокричала это. — Ты прям не тянешь резину!

Что есть, то есть, минут пять я ломал голову, как с этого аппарата звонить. Но главное, что с задачей справился.

— Готов встретиться прямо сейчас? — спросила она.

Я мелькнул глазами по часам, время начало первого ночи. Наверное, не самый лучший момент для встречи с незнакомкой, с которой я шапочно познакомился пару часов назад. Но я готов.

— Ты на дискотеке? — уточнил я.

— В клубешнике. Но хочу свалить, тут тухляк… Давай подъеду? Диктуй адрес!

Я покосился на табличку с адресом соседнего дома.

— Улица Зеленая, дом сорок два. Жду у черного «мерса»…

В этот момент фоном послышался чей-то голос через надрыв.

— Куда ты собралась, сука⁈ — орал мужик.

— Принято, динозавр. Жди! — она рада сбросила вызов.

Но предел, чем нас рассоединить, я успел услышать, как Алина кричит в ответ «отвали от меня урод!». Ясно в принципе — девчонка поссорилась со своим мужиком и хочет сделать ему больнее.

Я все же сделал еще один звонок, но Алина сбросила. Почти сразу прилетело сообщение: «я скоро буду». Ну раз отвечает, значит с ней всё в порядке.

Я отложил мобильник и решил чем-то себя занять, пока жду. Нашел в бардачке старый диск и удивленно приподнял бровь. «Лучшие хиты 90-х» было написано на названии. Через минуту из колонок мерса уже звучало:

— Ты ругаешь дождь. Лужи на асфальте…

По спине аж холодок пробежал. Я добавил громкости.

— Дай на небе ту-у-учи! — голосил темненький из «Иванушек».

Минут через двадцать с лишним у сорок второго дома притормозила белая «Шкода» с шашечкой такси. Водитель, крепкий мужик в синей жилетке и бейсболке, вышел из машины и что-то раздраженно орал в сторону пассажирской двери.

Я сделал потише Марину Журавлеву и опустил стекло. В такси на пассажирском сиденье сидела Алина.

— Бабки за поездку плати! — рычал таксист. — Чего ты мне глазки строишь!

Я хорошо запоминал голоса — в клубе на Алину кричал не он. Впрочем, таксист это делал прямо сейчас.

Алина выскочила из машины — короткая юбка, блузка со стразами, глаза подведены, а губы чуть смазаны. В руке она держала сумку-переноску с мелкой животиной внутри. Я припомнил, что познакомился с ней, когда Алина выгуливала собачку. Что пушистик делал на дискотеке — другой вопрос.

— Я же сказала, что у меня перевод! — Алина почти не уступала по громкости таксисту. — Но мне карту заблокировали!

— А мне что с того! Заблокировали! Кто заказ оплачивать будет!

Я вышел из «мерса» и подошёл ближе.

— Проблемы?

— Да! — ответили оба в один голос.

Таксист опередил:

— Она обещала оплатить, а теперь морозится. Пятьсот рублей и… за химчистку! Ее шавка мне салон загадила. В такси с животными запрещено!

Я посмотрел на переноску, в которой сидел карликовый пес, трясущийся от страха.

— Покажи? — спокойно попросил я.

Водитель стушевался, но я сам открыл дверь и заглянул внутрь. Салон был чистый, если не считать старых давно засохших пятен.

— Сколько за поездку? — спокойно спросил я, закрывая дверь.

— Пятьсот. Но…

— Вот, — я протянул тысячу, перебивая таксиста. — Без «но». А химчистку ты все-таки сделай, людей возишь.

— Сдачи?..

— Себе оставь.

Он хотел что-то добавить, но я посмотрел ему прямо в глаза.

— Свободен.

Таксист уже набравший полную грудь воздуха, выдохнул.

— Ладно… — буркнул он. — Дамочка, а можно вас попросить поставить мне пять звезд?

— Еще чего! — взвизгнула Алина.

Таксист сел в тачку и уехал. Я проводил такси взглядом и обернулся на Алину. Та улыбалась.

— Ниче себе ты отшил этого скуфа. Я думала, ты…— она пожала плечиками, на одном плече упала лямка кофточки. Поправлять она не стала.

— Что я?

— Ну не знаю, думала тише будешь. Ботан какой?

— Ты в порядке? — я пропустил её «комплименты» мимо ушей.

— Более-менее. С клубом погорячилась, да и… — она осеклась, отмахнулась и поправила лямку. — Знаешь как бывает? Обещаешь себе, что что-то делать не будешь, а все равно делаешь?

— И что ты сделала? — я улыбнулся.

— Ладно, не обо мне сейчас, потом расскажу!

И она резко сблизилась, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. Я вскинул бровь, немного опешив, приобнял ее за талию и посмотрел в глаза.

— Уверена?

— Где твой немец? — Алина ловко переключила тему. — Давай сядем в машину и покажу. Ты ж отель хотел? Так стоп… я не про то, чтобы поехать в отель! На этом моя благодарность заканчивается.

Я подвел Алину к своему «кабану». Девчонка выгнула бровь и рассмеялась.

— Да он как из «Бригады»! — воскликнула она и посмотрела на меня. — Ты точно не из девяностых? Саша Белый, Пчела?

Я не ответил. Знать бы еще кто это такие? Открыл Алине дверь, из динамиков «кабана» играл бессмертный хит Добрынина.

— Не сыпь мне соль на рану! — тянул артист.

Алина поставила переноску с собакой на заднее сиденье, сняла туфли и положила ноги на торпеду. Нашла регулятор громкости и включив музыку громче, откинулась на сидушку.

— Кайф какой!

Пахла девчонка приятно, но сквозь духи я улавливал запах алкоголя. Одежда на ней была явно дорогая, но рукав испачкан, чуть разошелся по шву, будто кто-то дернул сильно. Что «кто-то» это сделал в клубе, было понятно без объяснений.

Я прокрутил громкость и обернулся на девчонку.

— Ты точно в порядке? Слышал, как на тебя кричали.

— Ага, — выдохнула она. — Просто вечеринка затянулась. Все норм. Да и у тебя музыка получше, чем в той дыре!

Она уселась удобнее, поджав стройные ножки и огляделась. Я видел в ее глазах удивление, смешанное с изумлением.

— Ты серьезно на ЭТОМ катаешься?

— Лучшая машина из тех, что знаю, — я пожал плечами.

Повернул ключ и мотор взял с первой попытки. Включил печку, видя, что Алину потрухивает. В сентябре ночью довольно прохладно, да и девчонка одета совсем легко.

— Мда… У моего отца когда-то была мечта на такой накопить. Купил в итоге лет через двадцать, когда уже нафиг не надо. Теперь в гараже пылится, — поделилась она. — А ты откуда его достал? Из музея?

Алина тронула панель приборов, проведя пальцами по шпону. Погладила кожу сидушки.

— Какая… мягкая. М-м…

— Коньячная кожа, — прокомментировал я.

Она обернулась назад, потом потрогала подлокотник, опустила козырек.

— Это тебе не такси… Я ехала в «комфорт плюсе», а кресло как табуретка и весь салон пахнет арбузным дезиком.

— Удобно? — спросил я, видя как она буквально растеклась по креслу.

— Даже слишком. Тут как в кресле у психолога. Хочется рассказать, как я на самом деле устала, — Алина закатила глаза.

Я включил подсветку приборки и она загорелась мягким янтарным светом, как у самолета.

— Крутяк… а блютуз есть?

— Что?

— Ну музыку с телефона поставить… твое радио «Пенсия» конечно неплохо, но быстро надоедает.

Я усмехнулся.

— У меня шестидисковый чейнджер. Если есть диск, можем послушать.

— Кто-что?

— Неважно.

Я нажал пальцем на кнопку сбоку. Из центральной панели медленно выехал ящичек с подстаканником и хрустальной пепельницей.

— Воу! А это уже круто. Как тебе такое Илон Маск? — она захихикала. — Ладно, динозавр. Ты хотя бы трушный.

Она достала телефон. Что-то быстро набирала, листала. В уголке экрана мигал значок входящего — звонок, ещё один, и опять. Она раздражённо сбросила.

— Не унимается? — поинтересовался я.

— Ага, — и тут же добавила. — Не твоя тема. Не начинай.

— И не собирался, но вдруг начнет ревновать…

— Кстати! — перебила она. — Давай замутим селфи!

Алина включила камеру и подалась ко мне, прижавшись всем телом. Я почувствовал ее упругую грудь, молодое тело манило.

— Щас этому придурку пошлю, пусть локти кусает! Пять сек!

Она сделала снимок, и я с интересом смотрел, как она возится с телефоном. Девчонка ткнула в экран, провела пальцем. Запечатала, строча так, как на печатной машинке. Я припомнил, как одним пальцем с выверенными паузами вводил её номер и улыбнулся.

— Ну открывай приложуху, — сказала Алина, отправив нашу фотографию бывшему.

— Чего? — спросил я.

— Приложение для брони. Ах да… ты же дремучий, — она усмехнулась и скосила на меня взгляд. — Прости, не в обиду. Но мой дедушка и тот знает такую элементарщину.

Я пожал плечами. Никакой обиды. Я вообще не понял, что она сейчас делает.

У Алины снова зазвонил телефон. Она раздражённо глянула на экран, выдохнула и сбросила.

— Достал, — пробормотала себе под нос. — Какой же ты упрямый…

— Ну ты сама пацана дразнишь, — заметил я.

— Начнем с того, что он не пацан, а козёл.

Алина обижена уставилась на экран.

Приподняла телефон и сделала несколько снимков салона, а потом вдруг нажала что-то — и экран показал «В прямом эфире».

— Ты нас снимаешь? — спросил я.

— Прямой эфир, ага, — она наклонилась чуть ближе к рулю. — Вот так, шикарный Мерседес, шестисотый, настоящая классика не то что у некоторых… — голос у неё был наигранно весёлый, она шепнула. — Пусть посмотрит, где я.

Можно было, конечно, сделать ей замечание, чтобы она не вплетала меня в свой конфликт. Но я решил не лезть, Алине и так сейчас не легко. Как бы девчонка не бодрилась, глаза у нее были грустные.

Трансляция продлилась недолго. Она фыркнула, открыла иконку с мультяшным домиком.

— Смотри, что есть посуточно… — показала список квартир. — Этот вроде норм. Мне нравится. Двуспалка, джакузи и классный вид из окна.

Алина замолчала, покосилась на меня.

— Ты же не будешь против, если я с Кренделем с тобой на одну ночь останусь?

Крендель, как выяснилось, звали песика, гавкнул с заднего сиденья.

Я посмотрел на нее. Она не кокетничала и не строила глазки. Говорила просто, буднично, как человек, которому банально некуда идти. Что бы у нее ни случилось… это не про секс и не про флирт.

— Не вопрос, — кивнул я.

— Окей… Номер карты диктуй, — сказала Алина.

Я вытащил пластиковую карту «Сбербанка», показал ей.

— Ты про это?

— Ага, Сбер — отлично. Давай сюда.

Она ввела цифры с карты в окрошко в приложении. Щелкнула по кнопке «оплатить». Подождала пока прогрузится. Щелкнула ещё раз. Судя по тому, что на экране появлялся красный крест, что-то шло не так.

— М-м… — поморщилась Алина. — У тебя карта заблокирована или бабок нет. Отказ пишет.

— Бывает. У меня в купюрах есть.

— Нал? Давай, оплачу тогда со своей карточки. У меня приложение прикручено.

Я достал из сложенные пополам купюры. Отсчитал нужную сумму и протянул девчонке. Алина взяла, вернее попыталась, она потянулась за банкнотами, но я убрал руку.

— Ты же говорила, что карта заблокирована?

— Такой большой, а в сказки веришь! — она театрально закатила глаза. — Я просто не хотела платить! Ну че так смотришь?

— Ничего, — я дал ей забрать деньги.

Алина быстро вбила номер карты в телефоне, и через полминуты экран загорелся подтверждением в виде зеленой галочки.

— Забронировала, — она улыбнулась устало, но искренне. — Может пока поехали… за кофе. Тут неподалеку есть круглосуточный мак…

Я был не против и уже собрался трогаться. Торчать посреди ночи в дворах в авто — так себе удовольствие.

— Не, я на машине не хочу! — девчонка прищурилась.— Поедем на самокате!

Мы вышли из автомобиля. Я закрыл «мерс» на сигнализацию, дернул ручку. Алина снова смотрела в экран мобильника. Потом в чем-то удостоверившись, махнула рукой.

— Идем!

Мы пошли по пустым улицам и вышли к… кустам. Я не стал спрашивать откуда посреди ночи взяться самокату. Уже понял, что мое знание об эпохе оставляет желать лучшего. Поэтому если самокат будет стоять у палисадника, удивляться не буду.

— Вот и он, — Алина указала на самокат.

Тот действительно стоял под деревом, мигая как елка гирляндами. Выглядел он далеко не так, как я привык. Пацаны в девяностых делали самокаты из подшипников и доски. А тут… солидная конструкция. Все основательное, игрушка явно для взрослых.

Другой вопрос, насколько надо быть идиотом, чтобы бросить самокат ночью в кустах. Или Алина его тут прятала?

Я подошел ближе, пока Алина возилась в телефоне. Встал на самокат, но он прирос как вкопанный. Костыль что ли стоит… если он вообще бывает у самокатов.

— Погоди, разблокирую по куару!

Она поднесла телефон к значку, напоминающем «битву муравьев» на телевизоре со сломанной антенной. Послышался щелчок и самокат подал короткий писк.

— Теперь можно ехать!

Я взялся за руль, оттолкнулся и чуть не влетел в мусорный бак. Алина захохотала, схватившись за живот обеими руками. Самокат был не просто резвый, но электрический, толкать ногой ничего не нужно, он ехал сам.

Алина юркнула между мной и рулем.

— Скажи, а ты из этих… старообрядцев? — улыбаясь, спросила она.

— С чего ты взяла? — за пару минут я приловчился и уже управлял самокатом более менее сносно.

— Просто ты так себя ведешь, будто без цивилизации провел пару десятков лет!

— Лучше показывай куда ехать, — хмыкнул я.

— На Братском круглосуточный мак. Гоу!

Мы покатили по ночной улице. Самокат прилично набирал скорость, приходилось то и дело притормаживать.

Свет фонарей плавал по асфальту. Ветер дул в лицо… Алина показывала дорогу. А я понимал, что будь в моем детстве подобное развлечение, то я бы до своих лет точно не дожил. Тут для поездок по-хорошему надо шлем мотоциклетный надевать.

Через пару минут мы затормозили у светящегося здания. На фасаде светилась надпись «Вкусно — и точка». Отдалено кафе действительно напоминал привычный Мак, но все-таки им не был.

— Это же не Макдональдс? — удивился я.

— Ну а че? Картошка та же, кола та же, соусы — ну почти… че не так то?

Мы подошли к стеклянной двери. Вместо кассы нас встречал здоровенный экран. Алина поймала мою реакцию.

— Здесь все сам выбираешь. Тык-тык — и оплачиваешь, — прокомментировала она.

Меню на экране моргало, сменяя картинки: «Биг-чикен маффин», «Кинг-пати меню», «Соус Цезарь». Я не понял половины слов. Раньше все было понятнее: гамбургер, чизбургер и кола.

— Че хочешь? — переключила мое внимание Алина.

— На твой вкус.

— Ну смотри. Тогда комбо соберу!

Она потыкала в экран, выбрала блюда. Оплатила через картинку с «битвой муравьев», появившейся на экране. После оплаты появился номер заказа. Я смекнул, что теперь надо ждать, пока цифры появятся на экране над стойкой выдачи. А удобно все-таки!

Пока мы ждали заказ, я откинулся на спинку пластиковой лавки и машинально глянул в окно. У тротуара, где остался самокат, крутились двое. Один в толстовке с капюшоном, второй с колонкой, из которой играла музыка.

Я привстал, глаза сузились.

— Ты куда, эй? — Алина подняла глаза от экрана.

— Там, возле самоката… Сейчас срежут и свалят, — я шагнул к двери. — Вот сволочи…

Один из охломонов положил руку на руль, встал на самокат.

— Серьёзно? Думаешь, воруют? — Алина даже не подняла глаз от экрана мобильника.

За стеклом один из хмырей уже катил по тротуару на нашем самокате. Я хотел выбежать и надавать молодым тумаков, но Алина потянула меня за рукав.

— Да стой ты. У нас время аренды кончилось. Самокат теперь свободен, любой может взять, — объяснила она.

Я посмотрел, как уезжает самокат. Но сел обратно.

— Так он не твой, Алин?

— Неа, а нафига мне мой. Сейчас поедим и найдём новый. Их тут на каждом углу. Не кипишуй, динозавр, — она подмигнула.

Наш номер заказа высветился на экране. Я сходил за подносом, забрал. «Вкусно и точка» действительно напоминал тот самый Макдональдс, в котором мне доводилось бывать. Помню как в сентябре 1996 года ходил в первый ресторан в Питере на Каменноостровском проспекте.

Девяностой шестой год… для Алины это действительно юрский период. Она ведь даже еще не родилась, когда мы выясняли отношения с Козловым. Знала бы девчонка, что по возрасту я ей гожусь в отцы.

Пока мы сидели и ели, я решил распросить ее о кафе. Было жутко любопытно, как Макдональдс теперь стал называться по другому.

— Алин, я как понял Макдональдс у пендосов отжали братки?

Алина ответила не сразу — пережевывала гамбургер.

— Никто никого не отжимал, — наконец, ответила она, запив кусок колой. — Они сами ушли, ну туда им и дорога!

— Сами?

— Угу, — Алина жадно сосала колу из трубочки. — Бизнес наши выкупили. Ты в новостях не читал?

— Понял… ну логично. Мы булки с котлетой у себя готовить не умеем? — я пожал плечами.

Алина вдруг уставилась на меня поверх стакана.

— Понимаешь, что тебе надо вести соцсети?

— Кого и куда вести?

— Ну-у… ты же хочешь на реалити попасть? Для этого надо подкачать медийку. Я пока в клубе была подглядела их условия, — призналась она.

— И?

— На аккаунте должно быть не меньше сто тысяч подписоты! Естественно, не накрученной и без ботов. Вот смотри, сколько у Маги Карателя.

Она показала мне экран, на нем рожа моего нового знакомого в левом кружке. Чуть ниже россыпь фотографий и видео с его участием.

— Видишь? Триста тысяч подписчиков, — Алина поступала ноготком в уголок экрана.

Я задумался. Сто тысяч человек это целый город. На Лужниках и то меньше людей помещается. И где такое количество людей взять? Чем заинтересовать?

Пугало, впрочем, другое, триста тысяч человек интересовались таким персонажем, как каратель. Почему? Что этот негодяй мог им показать? Чему научить? Чем он заинтересовывал настолько, что подписчиков у него больше, чем жителей в моем родном Таганроге. Мысли заставили крепко задуматься.

— Образ ты выбрал подходящий или думаешь я не понимаю, что ты прикалываешься? — продолжила девчонка. — И инфоповод у тебя есть. Когда ты отбуцкал этого Магу, на твой аккаунт подписались сразу пару тысяч человек всего за сутки. Так это ты еще контент себе не заливал!

— Ты так говоришь, будто две тысячи человек за день это совсем ничего?

— Ну-у… на Роналду за час подписалось миллион человек!

— Зубастик до сих пор играет? — удивился я.

Алина сделала такое лицо, будто не понимает о ком идет речь. Я уточнять не стал. Но сколько голов наколотил Роналдо за тридцать лет — даже интересно.

— Алин, но я не Роналдо и понятия не имею, чем заинтересовать людей, — я переключил тему.

— Ничего, все блогеры или знаменитости с чего-то начинали. В общем помогу, если хочешь, — вдруг предложила она.

Я помолчал. Затея, положа руку на сердце, по прежнему виделась сомнительной. Однако на шоу, которое устраивало компания Козлова мне нужно попасть.

— Помоги, — согласился я.

Раз уж зашел такой разговор, я достал из кармана черную посылку от Алисы. Повертел, как кусок железа и показал Алине. До сих пор не понимал, зачем она.

— Подскажи… Это что?

Алина чуть прищурилась, глянула на посылку.

— Обычная флешка вроде… — девчонка взяла ее двумя пальцами. — Ты ее где взял?

— Птичка на хвосте принесла. А какпользоваться не объяснила, — я развел руками.

— Ну раз птичка… — Алина облизала губы. — Проверить надо, что на флешке.

— Будет здорово, — я не стал говорить, что не знаю как ей пользоваться.

— Ща, у меня кажется переходник был.

Она полезла в сумку, покопошилась и достала провод. Вставила в один его разъем флешку, другой конец подключила к телефону

— Вирусов тута нет?

Я коротко пожал плечами.

— Ладно, надеюсь, что это не твой хитроумный в план, как завладеть моими интимными фотографиями? — она весело посмотрела на меня и подмигнула. — Да шучу, у меня их нет! А ты бы посмотрел?

Я только улыбнулся. Девчонка залезла в сумку, достала провод, одним концом подключила его к флешке, а другим к разьему телефона. Нажала что-то и повернула ко мне экран мобильника. Там была единственная иконка с надписью «Жесть».

— Это не то о чем я подумала? Тут так-то дети… может в номере посмотрим?

— Открывай, сам не знаю, что там. Тольк звук убавь, — ответил Я.

Она нажала на иконку файла. На экране появилась мутная картинка. Судя по дрожащему кадру, снимали на телефон, да ещё и тайком. Вокруг стола стояли пятеро мужчин. Один в очках, другой лысый, третий… я сразу узнал голос, ещё до того как четко увидел лицо.

Хайпенко.

— Значит так, — говорил он спокойно, будто на планёрке. — Завтра у нас конференция. Слушайте и вникайте. Нам нужен шум.

Кто-то из сидящих хмыкнул, но Игоревич только махнул рукой.

— Вот ты, — он ткнул пальцем в парня с короткой стрижкой. — Ты завтра бычишь с Магой. Не стой столбом, не жуй сопли. Он начнёт вещать, а ты скажи ему… не знаю… скажи, что он чертова обезьяна, что его размажешь и перевернешь.

— Обезьяна?.. — неуверенно переспросил тот.

— Именно. Ты его заводишь, он взрывается. Это клоузинг, мать его, шоу. Пацаны, ну мы ж не в детский сад пришли. Нас за что зритель любит? Кто смотреть будет, как вы сидите и в пол уставились, мычите? Нам мясо надо, хайпа!

В парне, с которым говорил Хайпенко, я узнал того самого бойца, задушенного Магой сзади.

— Мага, а ты по красоте подходишь сзади аккуратненько, без лишних вопросов, закидываешь удушку и готово! — продолжал Сергей. — Я Ренату скажу, чтобы охрана особо не лютовала и дала вам как следует потолкаться. Ну и если сам буду возмущаться, так это для федерации.

— Э! Сергей Игоревич, так потом меня зрители сожрут в комментариях! — возмутился Мага. — Ну сзади душить, стремно, не?

— Ты думал, что я тебе буду платить миллионы, а ты будешь белый и пушистый? — хмыкнул Хайпенко. — Придётся тебе перепачкаться в дерьме, мой юный друг.

— А если он реально придушит? — спросил паренек, которому отвалилась роль жертвы.

— И что? — Хайпенко аж похмурнел. — Тебя что-то не устраивает?

— Да не… нет проблем.

Сергей всплеснул руками и захлопал в ладоши.

— Шоу, пацаны! У нас битва, конфликт! А вы как бабки у подъезда. Может мне вам ещё газетку завернуть и семечки насыпать? Работа…

Съёмка резко закончилась, оборвав Хайпенко на полуслове. Впрочем все, что нужно, тайный оператор успел отснять.

Я несколько секунд сидел молча, постукивая пальцами по столу.

Постановка значит. Причём с жестким перебором. Видно, что парень, которому предложили «обезьяной» назвать Магу, ни черта не понимал, на что идет. Впрочем, не скажу, что и Мага особо в курсе. Просто делает то, что ему сказали.

Зато теперь всё встало на места. Понятно почему Сергей взбеленился после конференции. Теперь можно говорить с уверенностью, что мое вмешательство испортило планы Хайпенко.

Почему Ренат хочет вырвать у меня флешку понятно тоже. Хайпенко и Ренат обнаружили слив.

Как?

Не знаю пока.

Хотя ощущение, что Ренат не уверен, что у меня флешка в принципе есть. Иначе так просто меня бы не отпустил с помещения, где проходила конференция. Как понимаю, это уже позже всплыло, что видео утекло. И, возможно, отлучался начальник СБ именно по этому поводу.

Скорее всего, Ренат сам не знает кто слил, но что кто-то внутри слил — в курсе. Вот и делает ставку, что подняв шум и кинув угрозу, запись всплывет.

Алина тоже некоторое время молчала, покосилась на меня украдкой.

— Это что вообще было?

— Мы с пацанами шутили, — выдохнул я.

— Ну у вас и шуточки, блин! — она покачала головой.

Вмешивать девчонку в грязь не хотел. Не нужно это ей. Алина еще пару раз попыталась заговорить на эту тему, но я отвечал односложно.

Флешку забрал и спрятал во внутренний карман. Теперь суть конфликта с Ренатом становилась понятной. Но кто сделал слив? Я? Как вариант, исключать нельзя. Однако логично, что будь это я, то флешка оказалась бы у меня сразу. Нет, видео записывал кто-то третий. Кто? Важно, но не настолько, как узнать — почему видео попало ко мне?

Я не любил вопросов без ответов.

Мы доели. Я допил остатки колы, глядя на бумажный стакан. И куда их теперь возвращают? Или так и выбрасывают? Раньше с посудой было куда проще — съел, отнёс.

Впрочем, ломать голову не пришлось. Алина взяла недопитый кофе с собой, а все остальное, включая свой бумажный стакан, выбросила в мусорку.

— Кто убирает за собой тот наш любимец и герой! — выдала она лозунг.

Самокат долго искать не пришлось. Он стоял прямо за рестораном, у бордюра. Алина не шутила, говоря, что тут они на каждом шагу. Бери, катись, плати в приложении.

— Теперь чур я поведу, — попросила она.

— Весь в твоем распоряжении.

Я не стал возражать, и дал девчонки порулить. Мы покатились и я даже успел немного расслабиться, потому что она обращалась с самокатом куда лучше меня.

Как вдруг…

Резко сбоку вырулила черная иномарка. Ушла в разворот и встала поперек дороги, чуть не снесла нас.

Самокат завилял, мы едва не рухнули, затормозив в десятке сантиметров от иномарки. Из машины вылетели трое. В разноцветных куртках, часы сверкают, в солнцезащитных очках несмотря на позднюю ночь.

— Думала, я тебя не найду? — вперед шагнул высокий крепкий блондин с ямочкой на подбородке.

— Иди в жопу, Артём, — спокойно сказала Алина.

Я чувствовал, что девчонка дрожит. Руки у Алины, которыми она по прежнему стискивала руль самоката, ходили ходуном. Но голос у нее был твердый.

— Ты знаешь, что ты у меня кое-что забрала, да? — он вскользь посмотрел на меня. — А чё это ты себе уже нового нашла?

— В машину ее засунуть? — один из подельников шагнул в сторону Алины.

— Не советую, — я заслонил Алину.

Она буквально вцепилась в меня, сильнее задрожала. А потом вытащила телефон и включила камеру.

— Артем не смей! Если полезете в драку, я напишу заявление! — закричала она. — Ты мне писал, что изменишься. Вот и начни! Уедь. Я ничего не брала у тебя!

Тот, что с телефоном, тут же шепнул Артёму:

— Брат, камера. Может на надо шума. Потом разберёмся?

Блондин даже головы не повернул на советчика.

— Чужое надо возвращать! — процедил он.

— А-ля, ты что-то у него брала? — спросил я не оборачиваясь.

— Клянусь, нет! — девчонка еще сильнее прижалась ко мне.

— Еще вопросы? — я вернул взгляд на блондина.

Артем опустил очки чуть вниз на переносицу и я увидел его красные глаза с лопнувшими капиллярами, как будто он не спал несколько дней.

— Думаешь, за спиной прячешься, Аля? Ему же хуже будет, — прохрипел блондин.

Толковый совет одного из своих дружков, Артем не услышал. Подал знак и долговязый бросился к Алине. Я выстрелил кулаком ему в челюсть и тот сложился, рухнув, как срубленное дерево.

Артем и второй, тот что адекватный, замерли и отступили, как по команде. Последний спохватился и, схватив за шиворот вырубленного, затащил его на заднее сиденье машины.

— Еще встретимся! — процедил Артем. — Найду!

И иномарка тронулась с пробуксовкой. Я проследил, как она с визгом резины, скрылась за поворотом. Правильное решение.

— Эй, динозавр… ты вообще кто такой? — спросила девчонка, когда мы наконец остались одни.

Я улыбнулся краем губ.

— Да я сам пока не знаю. Поехали? Только теперь поведу я.

Алина коротко кивнула, сжимая бумажный стакан с кофе, который так и не выпустила из рук.

— Ты у него что-то брала? Только честно? — спросил я.

Ответить она не успела, пиликнул телефон. На экране высветилось сообщение:

«Завтра в 10.00 у ТЦ Парк, в кафе 'Италия».

(обратно)

Глава 6

Мы с Алиной зашли в подъезд и нашли квартиру. Я машинально наклонился, приподнял угол коврика.

— Че делаешь? — поинтересовалась она, не глядя.

— Ключи ищу, — пояснил я.

— Думаешь нам оставили ключи под ковриком?

— Хозяйка сама придет? — под ковриком ничего, кроме пыли, не было, и я положил его обратно.

— Не, мы сами! — Алина зашла в приложение. — Тут же дистанционное заселение.

Она просканировала на стене очередной квадратик с «битвой муравьев», как я уже узнал, он назывался куар кодом. Ткнула пальцем в экран на кнопку «подтвердить заселение».

Со щелчком откинулась крышка маленькой серой коробки рядом с дверью. Внутри лежал заветный ключ от квартиры. Ловко придумано, ничего не скажешь. Хотя я бы не рискнул вот так отдавать хату непонятно кому. Но тут век информационных технологий и свои правила.

— Вот и все, без хозяйки обойдемся, — Алина сунула мне ключ. — Открывай ворота.

Дверь послушно поддалась. Мы вошли.

Квартира оказалась неплохой. Хороший евроремонт: белые стены, натяжной потолок, мягкий свет от торшера, который включился сам, как только мы шагнули внутрь.

Я вздрогнул, когда сбоку что-то пшикнуло, напрягся. Обернувшись, увидел, как из какого-то прибора, что стоял на шкафу, вышла струя пахучей жидкости. Воздух запах сосновым освежителем.

Алина первой сбросила куртку и шагнула вглубь, держа в руках переноску со своим песиком.

— Боже, наконец-то… — голос ее тянулся, как зевок.

Она выпустила собачку. Та выбежала из переноски, гавкнула и побежала обнюхивать все вокруг.

— Блин надо было выгулять щас везде понасрет…

— Выгуляй, в чем вопрос?

— Не хо-чу!

Алина крутанулась вокруг оси, как прима Большого театра и с глухим хлопком плюхнулась на кровать, раскинув руки и ноги звездой.

Я э положил на тумбочку ключи и мобильник. Снял куртку, разулся и прошелся по квартире, осматриваясь. В ванной, как и было обещано, стояло джакузи.

— Я в душ, — бросила через плечо Алина и скрылась за дверью ванной.

На кухне зашипел чайник, я его машинально включил. Залез в холодильник, обнаружил там открытую пачку сосисок. Вытащил и порезал песику.

— Будешь?

Я положил кусочки сосиски перед ним, но собакевич лишь покрутил мордой. Либо сосиски тут делаются не пойми из чего, либо этот пушистик избалован хозяйкой.

Я остановился у зеркала в коридоре и в первый раз себя хорошенько рассмотрел.

Синяк под глазом начал цвести фиолетовым. Левая скула чуть посечена, старый шрам. Руки сухие, жилы будто натянутые тросы, кожа на костяшках одубевшая.

Как минимум, физическая форма у меня неплохая. Ну и, насколько могу судить о мужской красоте, наружность вполне себе ничего. Хотя у мужиков все проще — мужчина должен быть чуть красивее обезьяны.

Я выглянул на лоджию и в углу у стены обнаружил старую чугунную гирю, спрятанную от посторонних глаз. Наклонился, взялся за ржавую ручку.

Раз — поднял над головой. Два.

Руки помнили, мышцы включились. Я сделал несколько повторов на одну руку, затем на другую. Мышцы отзывались теплом и приятным жжением, прося дополнительной нагрузки. Будет, все будет, надо только проблемы порешать, чтобы по мелочам не отвлекаться.

За дверью ванной плескалась вода. Я поставил гирю на место, сделал пару шагов к подоконнику и открыв окно, выглянул наружу. Отсюда открывался шикарный вид ночной столицы. Город за стеклом светился огнями, настолько ярко, будто днем. Такси скользили по пустым дорогам желтыми каплями, отнюдь нередкие прохожие никуда не торопились.

Было тихо и впервые безопасно.

Город изменился, всюду было сотни, а то и тысячи высоток. Привычных мне пятиэтажек или девятиэтажек, практически не было, а вот высоток столько, что яблоку негде упасть.

Ради интереса я посчитал количество этажей и понял, что в основном дома начинаются от двадцати этажей и выше.

Отдельный интерес вызвали два десятка небоскребов, стоящих вдалеке. Ощущение, будто я оказался где-то в Гонконге или Америке. Москву я знал совершенно другой.

Из ванной вышла Алина. В одном полотенце, коротком. На ногах капли, плечи еще мокрые. Я слышал ее тихие шаги, но не обернулся — девчонка хотела подкрасться сзади незамеченной.

— Бу! — Алина коснулась моих бедер холодными ладонями.

Села на подоконник и тоже посмотрела в окно, перекинув нога на ногу. Я нехотя отвел взгляд от ее оголившегося бедра.

— И че тут интересного? — в руках у нее появилась сигарета, чиркнула зажигалка.

Прежде чем она успела подкурить, я забрал сигарету и переломил пополам.

— Курить — здоровью вредить.

— Гля ты душнила! — накуксилась она. — Ты случаем не абъюзер?

Я вспомнил, как точно также обижалась Светка, когда я забирал у нее сигареты.

— Ты же знаешь, что такие слова мне надо пояснять? — я выбросил сигарету в мусорное ведро.

Обратил внимание, что в ведро вставлен черный целлофановый пакет.

— Абьюзер — это человек, который намеренно причиняет вред другому человеку, используя различные формы насилия и манипуляций, — выдала Алина. — Чтобы контролировать и подчинять его себе. Чего ты так на меня смотришь, я вообще-то на психолога учусь!

— Чай будешь, психолог? — улыбнулся я.

— М, — Алина закатила глаза. — Без сахара плиз! Я за фигурой слежу… чего улыбаешься.

— Да ничего, вспомнил, как также говорила одна моя знакомая, — хмыкнул я.

Алина высунулась в окно, полной грудью вдохнула прохладный ночной воздух. Сквозняк развеял ее мокрые пряди.

— Блин, как все-таки красиво в Москва-Сити! — девчонка показала на небоскребы вдалеке. — Жаль, что не остановились там. Хотя не жаль, там этот утырок живет… а моя любовь живет на двадцать пятом этаже, — пропела она.

У девчонки был на удивление красивый голос. Она прошла к кровати и нырнула под одеяло, поджав ноги под себя. К ней под одеяло тут же нырнул пес.

Я поискал чай, нашел в шкафу пачку «Майского» в пакетиках. Заварил и отнес девчонке, которая хоть и делала вид, что в полном порядке, на деле находилась в шоке после встречи с бывшим. Алину то и дело потряхивало.

— Пожалуйста, — я протянул ей кружку на блюдце.

Алина глотнула, вздрогнула от обжигающего чая. Я присел на край дивана, стоявшего напротив кровати, поставив локти на колени и сцепил пальцы.

— С тем парнем у тебя точно все? — спросил я спокойно.

Алина чуть отвернулась, принялась дуть на чай, чтобы тот остыл. Загремела ложкой о чашку.

— Да. Я ему сказала, что больше не люблю. Что все кончено. Но он как… — она поискала слово. — Как пиявка приставучий. Прохода не дает!

— Абъюзер?

— Схватываешь на лету.

Мы помолчали.

— Что ты ему должна? Ты так и не ответила, — напомнил я.

— Давай не будем, — Алина отвела взгляд. — Он токсик, и всё. Вечно что-то придумывает…Если че токсик это токсичный человек! Ну чтобы ты не спрашивал!

Я не стал настаивать. В конце концов меня их отношения не касаются.

— Саш, а дай пульт, плиз! — попросила она.

Пульт лежал на подлокотнике дивана. На секунду я поймал себя на мысли, что надо его замотать в целофан, чтобы кнопки не стирались.

Алина щелкнула пару раз, что-то ввела при помощи клавиатуры, появившейся прямо на экране.

— Смотри сюда! Хочу чтобы ты это увидел!

Включилось видео — какие-то два паренька стояли друг против друга у стойки. Вокруг топились люди. Один из них в темных очках и с коньячной фляжкой в руке, читал рэп без музыки, тыча пальцем в лысого оппонента поменьше ростом.

— Легендарный баттл. Гнойный против Мирона. Десять лет прошло, а до сих пор их цитируют по пабликам, — прокомментировала Алина.

Я уселся поудобнее, начал смотреть. И увиденное, мягко сказать, не впечатлило.

— Помнишь, на форуме, коммуняка порвал тебе сраку? — утверждал «Гнойный» на распев.

Лысый, которому посвящалась строки, кивал, переминаясь с ноги на ногу.

— Да я зах*ярю тебя просто тем что окажется под рукой, — продолжал паренек в черных очках с невозмутимым лицом, периодически мотивируя себя глотками из фляги.

Я аж закашлялся. После таких слов лысый продолжал кивать, как ни в чем не бывало, вместо того чтобы тут же, на месте… хм… заставить замолчать распоясавшегося очкарика.

Алина искоса наблюдала за моей реакцией.

— Нравится, Саш, такой контент?

Я улыбнулся кончиками губ и отвел взгляд от телевизора.

— Как один мужчина говорит, что кто-то порвал другому мужчине… ну ты поняла, не хочу повторяться. Нет, мне не нравится. Это лишнее.

Алина нажала на паузу, картинка на экране замерла. Повернулась ко мне, сев по турецки.

— Миллионы просмотров. Это же почти, блин, культурный код, — восхищенно сказала она. — Неужели тебя не впечатлило?

Я задумался, прежде чем ответить.

— Раньше за такое… убивали. Серьёзно, — я медленно покачал головой. — Тупака Шакура знаешь?

— Ага, крутой дядька был! Бондану еще завязывал на лбу, ты ж про него?

— Тогда, наверное, знаешь, что его пристрелили в 96-м. Он в треках говорил… ну то есть пел гораздо мягче, чем вот этот твой Гнойный. А пулю получил.

— Раньше это когда, тридцать лет назад? — Алина откинулась на подушку. — Сейчас другие времена! Никто не будет тебя знать, если ты скучный и никто особо не обращает внимание на то кто и что говорит. Тебя должны либо любить, либо ненавидеть.

Подумать было над чем. Логика в ее словах имелась. Меняются времена, следом меняются и нравы. В девяностых за такие слова можно было сыграть в ящик… впрочем еще чуть больше века назад, дворяне вызывали друг друга на дуэли за один косой взгляд.

Но тут как ни крути, а все таки, сложно принять факт, что это нормально, когда один мужчина говорит другому мужчине, что собирается что-то сделать с его задницей.

— И что, мне теперь рифмовать про мужские жопы, чтобы попасть на турнир? — спросил я.

Превращаться в брюзжащего старика формата «а раньше солнце светило» ярче, я не хотел. Но все правила хотелось выяснить до начала игры. Опять же, если я знаю правила, это не значит, что я их приму.

— Если хочешь пробиться на свое бойцовское, нужно однозначно подкачать медийку! — подтвердила Алина.

— Алин… наверное не всегда так?

— Ну кто-то так делает, как Мирон и Славик, а кто-то другие варианты ищет. Засветится можно по разному. Или ты из тех, кто не ищет легких путей?

— Ты Тактарова знаешь? — спросил я. — Первый чемпион ЮФС, солидная спортивная организация. Не помню, чтобы Олег или его соперник перед боем что-то нелицеприятное высказывали в адрес друг друга…

Пока я говорил, Алина уже искала в телефоне, а затем показала мне экран.

— Ты про этого деда?

Я уставился на телефон и увидел лицо постаревшего бойца. На его странице было множество видео, которые Тактаров записывал на камеру.

— Ну-у-у, твой дед не такой популярный, как… этот. Вот смотри, Тимур Никулин.

— Кто это? — я посмотрел на молодого бойца, чье лицо застыло на экране.

— Боец кулачник. У него не бой, а шоу. А все потому что Тимур умеет подогревать интерес.

— Дай посмотрю.

Алина показала мне несколько коротких видео с Тимуром. Было заметно, что уровень пацана, как бойца, на уровне кмс по боксу. Крепкий парень, порядок с функционалом, хорошо работает комбинационно и удар держит. Но звездой его не назову. Однако дрался он на больших аренах…

— Тима классно раскачивает свои бои! Трешток у него на высоте.

Алина снова ткнула в экран, покопошилась в мобильнике и началась новая порция видео.

— Когда меня нет, то не нужно говорить черт, ни черт в мое отсутствие! — говорил парень с выпученным глазами.

— Пошел ты в очко! — перебивал его второй.

Картинка сменилась. Теперь один из персонажей с экрана бегал в кадре с ножом, пытаясь пырнуть своего соперника.

— Я тебе в ж… засуну этот нож, — кричал тот, брызжа слюной.

Алина с улыбкой наблюдала мою реакцию. На лице у меня и вправду застыла гама чувств.

— А вот Толя, Сибирский Конор. У него каждый пост, как трейлер к фильму.

Я видел своими глазами, что видео, которые она мне показывала, собирали сотни тысяч… миллионы просмотров! Людям действительно было интересна такая грязь. Под ней писали тысячи комментариев.

— А теперь смотри сюда, — она показала следующего. — Виталий «Байкал» Ананин. Тебе понравится!

Я глянул на бой. Парень, который выбрал себе прозвище «Байкал» действительно был повыше классом, чем те, кого мне уже довелось наблюдать. Крепкий боксер, работает не так зрелищно, но грамотно, минимум уровень мастера спорта. Мастера невооруженным взглядом видно.

— И?

— Хороший боец. У него техника, школа, но…

Девчонка указала на цифру в углу, где было совсем незначительное количество подписчиков по сравнению с другими.

— Виталик молчит и не умеет себя продать. Он скучный для публики, тюфяк, — пояснила Алина.

Отпила чай, выключила телефон и с интересом посмотрела на меня, чуть поддавшись вперед.

— Что? — спросил я.

— Хочешь, буду твоим менеджером?

Я посмотрел на девчонку в ответ. В голове почему-то всплыли медали, грамоты, мои триста боев по любителям… всплыло то самое чувство, как тогда — впервые, когда стало понятно, что теперь они не более чем металлолом и макулатура. Так и здесь, похоже бойцовский уровень никому тут не интересен, если ты держишь рот на замке.

— Ну… давай, — согласился я. — От меня что надо?

Алина довольна захлопала в ладоши:

— Всё! Тогда с меня фотки, видосики. Надо придумать тебе легенду, будешь ее играть. Это шоу и играют тут все!

— Алина, — я перебил ее, положив ладонь на руку девчонки. — Я не играю. Я такой, какой есть. Но мне нужно это шоу и если ты можешь помочь, я приму помощь и обязательно тебе отплачу в ответ за доброту.

Девчонка свернулась на кровати, как кошка, с телефоном в руках. Я сидел на краю дивана, спиной к ней, допивал чай.

— Подожди, — вдруг сказала она. — Не двигайся.

Я замер. Слышал, как щелкнула камера ее телефона. Потом снова.

— Ты что делаешь?

— Фоточку твою. У тебя крутая харизма, Саш, — сказала она с улыбкой. — Даже просто сидишь и ничего не делаешь, а уже кадр! Суровый такой, спокойный. Будто ща встанешь и начнёшь молча выбивать душу из соперника.

Она подползла ближе ко мне, села на колени. Телефон в руках застыл, как камера у оператора.

— Нам нужно оформить твой профиль в соц сетях! Дай мобилу, а?

Я дал ей телефон. Она набрала что-то, нажала.

— Меняю тебе ник на «sasha_fight». Твой «sasha1200» вообще ни о чем! А нам надо, чтобы люди сразу понимали о чем ты.

— И как они поймут о чем я, не пообщавшись?

Алина на секунду опустила телефон.

— Вот у тебя кто любимый актер?

— Стивен Сигал, Ван-Дамм, — я пожал плечами.

— Ну логично, что старая гвардия. А ты хоть с кем-то из них общался?

— Нет.

— Но это не мешает тебе их любить, правда?

— Не любить, любят женщин и детей. Интересоваться творчеством, — поправил я.

Однако смысл в ее словах имелся, тут не поспоришь.

Алина печатала и одновременно задавала мне вопросы. Я отвечал. Не сказать, что это мне нравилось, но спорить, что это нужно — глупо.

— Просто «боксёр» скучно звучит… — она поморщила лоб. — Скукота!

— Так если я боксер, а не барелина? — я вскинул бровь.

— Ну нет! М… давай будешь… уличный боец! Прямо пахнет мясом и шавермой. Так и пишем: Уличный боец. А боев у тебя сколько?

Я усмехнулся.

— Триста по любителям.

— А на улице?

— Уличные драки не считал. Как-то не думал, что понадобиться, да и на улице стараюсь не драться. Тут нечем гордиться.

— Я видела, как ты стараешься «не драться». Андрюшу на ноль помножил, а он, между прочим чем только не занимался!

Она продолжала что-то набирать на телефоне.

— Хештеги давай подберем. Вот по таким словам тебя сможет найти подписота.

Она показала мне какие-то слова: #уличныйбоец #толькобой #москвавечная #нокаут #брутальность #безпонтов. Все слова были написаны слитно. Спрашивать почему я не стал, другие «хештеги», которые я успел заметить у других бойцов, тоже были написаны слитно.

— Ты следующий! — добавила она и хмыкнула.

— В смысле?

— Хештег будет такой. Ну типа ты открыт к вызовам, все такое.

Потом Алина включила камеру и направила на меня.

— Пару слов на видео, — тихо сказала она, будто боялась спугнуть. — Обратись к своим будущим подписчикам!

Я посмотрел в объектив, но покачал головой.

— Ты чего?

— Как-то не привык пустословить. Я дерусь всю жизнь. Зачем об этом говорить? Я привык не говорить, а делать…

— Очень круто! — Алина подняла большой палец.

— Ты это записала?

Девчонка несколько секунд смотрела в экран телефона, потом резко подняла глаза.

— Вот это оно самое! Это прям продаёт! Как у Фёдора, помнишь? «Выходишь, делаешь своё дело, побеждаешь». Только с твоей подачей — злее выходит.

— А Федор кто?

— Ну Емельяненко!

Я попытался припомнить фамилию бойца и никого не вспомнил, кроме знакомого самбиста. В 96-м он неплохо выступал, Россию брал. Но, наверное, это не он.

— Ты пожалуйста предупреждай, что ведешь запись, — попросил я.

— Угу, — она подняла брови. — А теперь выкладываем. Будет первый ролик.

— Уверена, что моя философия на съемной квартире кому-то интересна? — все-таки спросил я.

— Уверена, — она кивнула. — Ты просто ещё не понял, насколько ты интересен в плане хайпа. А я поняла. Ты и есть хайп, Саша! Ты говоришь все это так, что хочется верить!

Она залила видео.

— Посмотрим, сколько наберёт за ночь. Сейчас только…

И я увидел как она заливает видео моей драки с одним из дружков ее бывшего. Оказалось, что все это она сняла на камеру.

— Неправильно выносить сор из избы, — прокомментировал я.

— Правильно! Если бы он ушатал тебя, то видео тоже бы слили!

Возможно в чем-то девчонка права, с той стороны первыми достали камеру и начали съемку. Для себя я принял следующее решение — раз Алина помогает мне с раскруткой и это подписался, то пусть сделает. Мои вставки по пять копеек вряд ли сделают лучше, сам я ничерта не разбираюсь в медиа.

— Завтра снимем, как ты бьёшь по груше. Или рвёшь мешок ударом. Это любят! — девчонка подмигнула мне.

— Может, ещё пожую кирпич на камеру? — усмехнулся я.

— Если принесёшь кирпич, то обязательно, — она зевнула.

— Сама откуда знаешь про это все? — спросил я.

— У Артема брат менеджер в одной из лиг, все уши прожужжал… Давай короче спать? Я сильно устала.

Время было действительно позднее. Я пошел в ванну, а когда вышел девчонка уже спала.

Я выключил свет и постелился себе на диване.

Комната погрузилась в темноту. Только с кухни доносился тусклый отсвет — электроплита мигала синей лампочкой. Диван под поясницей слегка пружинил — неудобный, но после всего прожитого за день даже дерево казалось бы мягким. Да и всяко лучше придавленной раскладушки, на которой я спал в 96-м.

Я лежал на спине, положив ладони под голову. Засыпал, чувствуя, как по телу медленно растекается тяжесть. Однако возникший словно из тумана силуэт Алины, я увидел сразу. Голые ноги, полотенце на плечах. Она стояла молча и смотрела на меня.

— Не спится? — спросил я. — Иди ко мне.

Она промолчала, но сделала шаг ближе, ещё один. Полотенце сползло само собой, тихо, почти случайно. Я поднялся с кровати и потянул её к себе…

Женщины у меня не было давно. Долгое время не подпускал в себе никого после… того что случилось с Викой. Но сейчас у меня новая жизнь и прошлое надо оставлять в прошлом. Хотя Вику я не забуду никогда.

(обратно)

Глава 7

Проснулся я рано. Свет осторожно пробивался сквозь занавески. Потянулся и… под рукой никого не оказалось.

Я бросил взгляд на подушку там было пусто. Простыня успела остыть, оставив только запах хороших духов.

— Алин, доброе утро, — подавив зевок, сказал я.

Но девчонки нигде не было. Исчезли туфли и переноска с собачкой. От самой собачки прямо посередине комнаты остался «сюрприз».

Я встал с кровати и увидел записку на столе лежала, аккуратно сложенную, почерк ровный:

«Я тебе напишу, динозавр. Меня искать не нужно!»

Я постоял немного, глядя в окно. Потом взял записку, убрал в карман. Забавная она девчонка все таки… ну пусть пишет.

* * *

— Алиса, как можно умереть и очнуться в новом теле?

Несколько секунд. и голос, ровный, с легкой улыбкой в интонации ответил.

— Строго говоря, это невозможно. Но в фантастике такие случаи называются реинкарнацией или переносом сознания. Хочешь, я расскажу подробнее?

Я смотрел на экран.

— А если без фантастики? Есть варианты?

— Тогда, скорее всего, ты просто умер. Без продолжения.

Я убрал телефон, улыбнувшись. Чувство было такое, будто Алиса что-то не договаривает. В целом электронная помощница оказалась весьма полезной штукой. Отвечала на вопросы, быстро соображала. Хотя как все это работает я так и не понял. Зато теперь у меня появилась возможность получать ответы на вопросы в режиме реального времени.

Торговый центр «Парк» представлял из себя четырехэтажное здание с кучей вывесок. Название кафе, в которое меня пригласил Ренат было на одной из этих вывесок с указанием этажа.

Я припарковался на парковке ТЦ, закрыл машину и зашел внутрь через стеклянные двери. Круто здесь все! Меня покидало ощущение, что вместо России я попал в Америку. Куча автоматов, островки торговых точек со всякой всячины и длинные торговые ряды с вывесками магазинов.

Места здесь было столько, что терялся взгляд. Но для таких как я, на столбе у входа висела карта торгового центра.

На второй этаж вел эскалатор. Я подошел к нему, но обнаружил, что ступеньки не едут и уже собрался искать лестницу. Однако молодую мамочку, ведущую под руку сына с недовольным лицом, это нисколько не смутило. Она встала на ступеньки и механизм тотчас заработал. Не долго думая, я встал на эскалатор и тот повез вверх, мимо витрин.

Кафе «Италия» располагалось на втором этаже. Уютное, с хорошей кухней, судя по аппетитным фотографиям блюд на плакатах в зале. В столь ранний час здесь было немноголюдно.

— Доброе утро! У нас скидка на завтрак до 11 часов! — поприветствовала девчонка на входе.

Я кивнул и огляделся. Ренат сидел за столиком у окна. Строгий костюм в обтяжку, пальцы на чашке с кофе. Мужик явно спортивный и наверняка с регалиями и опытом работы в соответствующих структурах. Другие начальниками СБ не становятся.

Меня он заметил сразу и кивнул, показывая присаживаться на стул, будто он здесь главный и ему решать у кого какое место. На меня он даже не смотрел, залип в экране мобильника.

Я подошел к столику. Стульев было четыре, на одном сидел он сам, на втором напротив, лежала папка Рената. Я взял ее, отложил на другой стул. Сел напротив и сложил руки на столешницу.

Ренат поднял взгляд от телефона, будто нехотя. В лице ни капли эмоций, но в уголках губ застыла та самая корпоративная усмешка, которой обычно встречают подчинённых.

— Здорова, Сань. Давно хотел поговорить, — сказал он. — Только времени не было.

Подошёл официант. Я не отвлекаясь на него, коротко бросил.

— Чёрный кофе. Без сахара.

— Мне то же самое, — сказал Ренат, отодвигая свою пустую кружку. И сразу, не дожидаясь кофе перешел к делу. — Слушай, Санек, я не понимаю твоей позиции. Ты ведь знаешь, что на флешке. Там всё серьёзно. За такую информацию можно остаться без головы. Тебе оно надо?

— Дальше, — сказал я, когда он выдержал паузу.

Вообще интересно он начинал разговор. Как будто не было вчера конфликта.

— Мы же не с улицы, — продолжил начальник СБ. — Да и ты не в шараге за гаражами, чтобы строить из себя принципиального. Ты взрослый дядя. Время у нас тоже взрослое. Все все понимают. Просто либо ты с нами, либо…

Официант вернулся с двумя чашками кофе на подносе. Поставил чашки и растворился в зале.

— Что-либо? — напомнил я.

Ренат отпил кофе, удовлетворенно кивнул и наклонился вперёд, голос стал тише.

— Либо ты начинаешь мешать. А когда мешаешь, тебя начинают убирать. Знаешь, как вещи не нужные на свалку выбрасывают. Так и здесь.

— Ясно, за базар вчерашний ответишь? — спокойно спросил я, буравя Рената взглядом. — Потом об остальном поговорим.

— Чего? — он раздраженно прищурился. — Ты походу не врубаешься что происходит!

Я посмотрел на его чашку с дымящимся кофе, улыбнулся и тоже подался вперед. Молча, аккуратно, без спешки, толкнул чашку и вылил кофе ему между ног.

— Тебе, похоже, остыть надо, — как бы невзначай обронил я.

Ренат резко отпрянул, встал, стул со скрипом поехал назад. Правая рука дёрнулась вниз, под пиджак — рефлекторно. Не знаю, что у него там, но чтобы то ни было, вытащить я не дал.

Привстал, схватил начальника СБ за галстук и вставил лицом в стол. Щека прилипла к столешнице.

Ренат застыл, дыша тяжёло.

— Отпусти… — зашипел он.

— За базар извинись.

— Пошел ты…

Я сильнее затянул петлю его галстука. Лицо Рената вмиг покраснело.

— Ай-ай-ай… Саня извини!

Я отпустил его. Выпрямился. Посмотрел ещё секунду на его ошарашенную рожу.

— Флешки у меня нет. А попробуешь чудить, — я кивнул на его руку за пазухой. — Пальцы сломаю.

С такими разговорами и завуалированными угрозами я разговаривать точно не намерен. Поэтому пусть как следует отдохнёт и успокоится. А извинения приняты.

Я пошел прочь из зала.

Ренат так и не побежал следом, хотя я думал, что он вытащит пистолет и попытается меня остановить. Выходя из кафе увидел, как он оттирает салфеткой кофе с щеки.

— За кофе, — я сунул пятьсот рублей официанту, который смотрел на меня ошарашенными глазами.

— С-спасибо, — заикаясь, ответил он.

Нет, на этом ничего не закончена. Ренат придет в себя и среагирует. Ему флешка нужна, да и ситуацию начальник СБ не проглотит. Впрочем, я ему наглядно показал, что фокусы с принуждением и условиями — это не про меня.

Я вышел из торгового центра неспешно. Хотелось пройтись, очистить голову после разговора с Ренатом. Внутри было спокойно, но это спокойствие надо растрясти… движением, улицей, шумом.

Проходя мимо своей машины заметил, как двое малолеток пытаются мне что-то засунуть под дворники.

— Э, молодежь!

Пацаны обернулись, явно струхнув.

— Вы что делаете? Дворники подрезаете?

Я подошел, забрал у одного какую-то бумажку. Мельком пробежал взглядом. В мое время так оставляли «приветы» тем, кто кому-то перешел дорогу.

Бумага оказалась глянцевой листовкой с подписью белым жирным шрифтом;

«Деньги под залог ПТС. Тел. 8–9…».

— Мы листовки разносим! — выпалил один из мальчишка.

Сказал и прищурился, всматриваясь в меня, как будто узнал. Второй, молчавший тоже смотрел внимательно.

— Эт ж он? Да? Ну который Карателя… — зашушукались пацаны.

— Это… а можно с вами сфоткаться? — наконец, выдал один из них.

Малолетки, промышлявшие листовками, достали телефон и смотрели на меня сияющими глазами и с открытым ртом.

— А вы… это вы же покарали Магу-Карателя? — пропищал второй. — Вы крутой! Папа сказал, что вы настоящий мужик!

— Тебя кто в курс поставил? — спросил я и уже потом вспомнил, что видео разошлось по интернету.

Вот они значит какие мои зрители. Интересно, конечно, такие мелкие смотрят на взрослых мужиков на экране и потом берут с них пример. Надо поосторожней в следующий раз, чтобы плохой пример не подавать. Есть над чем задуматься на самом деле.

— Ладно. Становитесь, сделаем фотографию, — сказал я.

Мы встали у переднего бампера «кабана».

Один мальчишка показал «козу», второй поправил волосы, как будто это съемка для обложки. Парни сделали снимок, сияя от счастья.

— Спасибо, дядь! — крикнул тот, что положил листовку.

Второй с интересом посмотрел на холм товарный значок «Мерседеса» на капоте.

— А можно потрогать?

— Аккуратно, — разрешил я.

Значки всегда производили впечатление, и часто «Мерседесы» ездили без них. У меня на «кабане» знак остался.

Пацаны пощупали значок и убежали чуть ли не в припрыжку, такие довольные, будто сфотографировались не со мной, а с Ван Даммом.

Я посмотрел на листовку ещё раз, сжал её, бросил в ближайшую урну и увидел небольшую будку-ларек с вывеской «Кофе». Ну раз в «Италии» выпить не получилось, загляну в ларек. Кофе с утра великолепно приводит в тонус.

Открыл дверь. Внутри было тесно — небольшой закуток меньше метра в ширину, тянувшийся вдоль стойки. За стойкой полки, высокий табурет и кофемашина.

— Добрый день! Что будете?

За прилавком стояла девушка, лет двадцати. Светлое лицо, прямая спина, глаза внимательные и пучок светлых волос под платком.

— Растворимый. Две ложки, пожалуйста, чтобы покрепче.

— У нас только стики. Или молотый из кофемашины, — она улыбнулась. — Какой предпочитаете?

— Давайте тогда молотый, — улыбнулся я, не став говорить, что понятия не имею что за стики и с чем их едят.

— Без сахара? — улыбнулась в ответ девчонка.

— Угадали.

Она начала готовить, нет-нет поглядывай на меня через зеркало. Я поймал её взгляд и девчонка застеснявшись, отвела глаза.

— Участвуете в программе лояльности? — спросила, снова чуть улыбнувшись.

— Нет.

— Давайте зарегистрирую? Вам будут начислять баллы, у нас кешбек 10% от стоимости покупки.

— Это как? — спросил я, облокотившись о стойку.

— Вы покупаете кофе, а часть денег возвращается в виде баллов. Можно потом ими расплачиваться. Всё по номеру телефона, — охотно объяснила продавщица. — Примерно каждая пятая чашка пойдет в подарок.

— Записывайте, на халяву и уксус сладкий, — сказал я.

Продиктовал номер. Звучало занимательно, если, конечно, не развод. Плавали, знаю про всякие заманухи и пирамиды. Но если симпатичная девчонка просит у меня телефон, отказывать не буду.

— Готово. Вас зовут?

— Саша.

— А меня Юля. Приятно познакомиться… — она задержала на мне взгляд чуть дольше, чем требовалось в данной ситуации. — Ваш кофе…

Я взял стакан, поблагодарил девчонку и вышел. Кофе оказался чертовски вкусным и попивая его маленькими глотками, я зашел в соцсети проверить, когда Алина была онлайн в последний раз. Она не заходила с ночи.

Я посмотрел в экран ещё секунду, потом вдруг поймал себя на мысли — а что, если попробовать найти Светку?

Вбил в поиск ее имя и фамилию. Девичью, что была до знакомства с Витькой.

Результатов выдало много. Фотографии чужих лиц, женских и не очень, у всех фамилия Никитина.

Но одну… я узнал сразу.

Вздрогнул от внезапного узнавания. Света сильно изменилась. Никаких сомнений, что с фотографии на меня смотрела Никитина. Под ложечкой затянуло. Чувство было такое, когда много лет спустя встречаешь близкого человека, от которого все это время не было вестей.

Зашел в профиль. Но увидеть фотографии не получилось — аккаунт Никитиной оказался закрыт для всех, кроме друзей. Нажал кнопку «Добавить в друзья».

Время последнего входа у Светки не отображалось. Но суть была не в этом. Главное, что я её нашёл.

Значит, Козлов ее не убил.

Пальцы уже сами открывали строку поиска. Я ввёл: Виктор Козлов. Результатов всплыло море. Профилей десятки, если не сотни. Фамилия все-таки распространенная. Даже фотографии местами похожи на рожу Витьки. Но присмотришься чуть внимательнее, и понятно — ни один не он…

Следом я попробовал найти дочь Светки. Тоже ничего. Но и женская фамилия — переменчивая вещь. По запросу Линда Козлова поиск вовсе не дал результатов.

Я вбил девичью фамилию Светки, но опять мимо.

Ладно, когда Алина выйдет на связь — спрошу у неё. Вдруг есть способ искать по школам, адресам, телефонам. Сейчас ощущение такое, что интернет знает о нас всё. Было бы время и желание заниматься пои ками. Ну и навык, как интернетом правильно пользоваться тоже не помешает.

Всё это время я продолжал идти. Кофе остыл и я убрал телефон в карман. Поднял взгляд и увидел на другой стороне улицы мужика, снимавшего облупившуюся вывеску с фасада старого дома. Буквы вывески падали по одной, глухо ударяясь о козырёк. Осталось только:…УБ.

Снизу уже натянули свежий баннер:

«АРЕНДА»

Сдавали помещение на первом этаже. Пространство с панорамными окнами, но стекла битые, залатаны картоном и фанерой на скорую руку. Расположение здесь тоже так себе, не проходное. Улица вдали от людского потока. Да и дом старый, с облупленной штукатуркой, явно не жилой.

В общем неудивительно, что у арендатора или владельца тут не заладилось. Хотя, судя по внешнему виду, здесь уже давно не было ничего.

Мужик, выбросив вывеску, юркнул внутрь. Я допил остывший кофе, выкинул стакан в урну и собрался идти дальше, когда услышал крик с другой стороны улицы:

— Я вас предупреждал, уроды! — мужской голос гремел так, будто хотел распугать весь район. — Говорил чтобы и ноги вашей здесь больше не было!

Из прохода старого здания вышел мужик, снимавший по буквам вывеску. Теперь я разглядел его лучше — крепкий, лет пятидесяти, с красным лицом и разводами пота подмышками. Он вывел из помещения двоих худых, дерганых пацанов, на вид уличных шалопаев. Оба закрыли головы руками и помалкивали.

— Ещё раз сюда сунетесь — яйца поотрываю, понятно⁈ — продолжал орать мужик.

Он толкнул обоих шалопаев на тротуар.

— Пфу, наркоманы, отец же у тебя был что надо мужиком!

Парни кое-как поднялись и молча отступили на шаг. Но в тот момент, когда мужик повернулся к двери и собрался зайти в здание, один из шалопаев метнулся ближе. Будто случайно задел его плечом и вытащил телефон. Всё было быстро, чётко. Второй уже прикрывал отход, готовый бежать.

Я это заметил, шагнул вперед.

— Стой, — спокойно сказал я.

Они не послушали. Первый дал деру по прямой вдоль улицы, второй нырнул в сторону дворов. Я в три шага настиг вора, подрезал по ногам и тот, рухнув прямо на асфальт, захрипел.

Бить я его не собирался, он сам себя ломает своим образом жизни. Судя по его роже, парень явно находился в употреблении.

— Телефон отдай, — я протянул руку.

Вор, весь трясясь, вернул мобильник. Мне в свое время приходилось видеть таких — подбегали, срывали цепочки, даже серьги из ушей… Когда ты под чем-то, чувство реальности притупляется. Понимают такие отбросы только один язык — силы.

— Еще раз увижу, не отпущу, — предупредил я. — Пошел!

И я шагнул к нему навстречу, не давая опомниться. Вор поспешно закивал, вскочил и бросился наутек.

Мужик, хозяин телефона, стоялу порога с квадратными глазами. Я подошёл, молча протянул ему мобильник.

— Они… — начал он, но осёкся. — Слушай, а ты кто вообще?

Я пожал плечами, видя, как двое наркоманов встретились за углом ближайшего дома и выглядывают оттуда.

— Просто прохожий, — ответил я.

Мужик взял телефон, выдохнул с облегчением, будто только сейчас понял, что всё обошлось. Несколько секунд смотрел на аппарат в руке.

— Выручил ты меня конкретно! — наконец сказал он. — У меня на этом телефоне вся жизнь. Банки, ключи, жена, документы… Потерял бы и потом одурел бы всё восстанавливать.

Он полез в карман, достал кошелек и, вытащив пятитысячную купюру, протянул мне.

— От души за помощь! Не хочу оставаться в долгу.

— Не надо, с каждым может случится, — я не стал брать деньги. Кивнул на баннер над дверью. — Сдаёшь?

Мужик фыркнул и сплюнул в сторону.

— Через полгода только, как в наследство вступлю. Пока не имею права официально никому сдавать. А неофициально… — он махнул рукой. — Тут притон местные развели. Нарики из соседнего двора шляются. Третий раз их гоняю, как медом намазано!

Он глянул на меня, как будто прикидывая, к чему я клоню.

— А что, интересно, что ли?

(обратно)

Глава 8

— Сколько хочешь за аренду? — спросил я, заглядывая в проемы, зияющие вместо окон.

— Да нисколько пока, — как-то разочарованно ответил хозяин. — Тут надо сначала в порядок все привести. Проводка старая, трубы дырявые, окна разбиты и воняет как в свинарнике. Ты бы сюда кого пустил?

Я не ответил. Место, по крайней мере, если исходить из того, что я видел — явно бывший спортивный объект. Да, приведенный в отвратительное состояние и давно заброшенный. Но с нужной для зала планировкой. Вот это уже было любопытно.

— А если я тебе помогу с ремонтом? Почищу, окна поставлю, нариков выкину. Ну а когда оформлять будешь, сниму у тебя уже по-человечески с договором, — предложил я.

Мужик прищурился, внимательно на меня посмотрел.

— В смысле я тебе в аренду помещение сдаю, а ты взамен с ремонтом помогаешь? А тебе-то оно нахрена тарахтело? Или ты заводчик крыс и тараканов? Здесь такого добра, если что навалом. Вон гляди — побежал прусак! — он кивнул на пробегающего мимо таракана.

Тот, зараза, действительно был размером с мышь.

— Зал хочу открыть. Спортивный, — я проводил таракана взглядом. — Да и жить негде, думаю первое время здесь смогу ночевать.

Я ответил как есть. Тратить деньги на съем жилья в текущих обстоятельствах — даже не роскошь, а невозможность.

Хозяин помолчал пару секунд, взглянул на нашивку «Федерации бокса» на моей олимпийке. Потом обернулся на постройку и почесал затылок.

— Ну давай обсудим нюансы. Меня Игорь зовут. Ты приезжий, да?

Мы зашли внутрь. Игорь сразу предупредил, чтобы я смотрел под ноги. Старые флуоресцентные лампы висели на проводах, как высохшие змеи. Все разбитые. Слева нас встретила обугленная, покрытая копотью стена, судя по всему, тут разводили костёр и грелись зимой.

На полу валялись грязные пакеты, пластиковые ложки, обломки мебели, стекло и несколько использованных шприцев. Воздух стоял тяжелый, как в заброшенном подвале. Даже не притон, а черт знает что…

Всегда было интересно, как до такого состояния люди доводят свою собственность?

— Видишь бардак какой, — пробасил Игорь, ногой разбрасывая бутылки из-под водки. — Санаторий имени «Ломаем тут все и срем». Здесь, кстати, раньше боксерский зал был, еще в шестидесятых, ты походу почувствовал?

Я ответил коротким кивком, стараясь проложить себе путь среди мусора.

— В начале девяностых из клуба сделали прокат кассет, а в нулевых жили гастарбайтеры. Человек пятьдесят разом, строительная бригада! — продолжал «экскурсию» хозяин помещения. — Ну а сейчас… вот это вот.

Я прошёлся по довольно большому залу, медленно, стараясь смотреть под ноги. Помимо осколков стекла и шприцов, попадались гвозди. Вгони такой в стопу и потом месяц нормально не походишь.

— Моей родственнице помещение принадлежало. Пока была в состоянии — следила, но последние лет десять все бросила, — продолжал Игорь. — И хоть бы слово сказала, что помощь нужна или еще что! Но старые люди, сам понимаешь, Саш.

Пока он вещал, я продолжал осмотр. Потолок здесь был высокий, на стенах местами штукатурка отвалилась до кирпича, но сам кирпич все еще оставался крепким. Я приметил железные кронштейны, на них в зале когда-то висели груши.

В дальнем углу виднелась душевая, судя по старой побитой плитке. Правда от сантехники там остались только воспоминания. Ещё одна дверь вела в помещение поменьше, с маленьким окном, перекрытым фанерой — бывшая кладовка или комната тренера. Можно будет сделать из нее комнату, кстати. Своя дверь, стена толстая. Тепло будет держать.

Я понимал, что приложить руку здесь придется, спору нет. Но помещение подходило почти идеально. Заполучить его по бартеру, так в нынешних обстоятельствах — это фарт.

— Ну короче как-то так, — хмыкнул Игорь. — Полагаю, что желание у тебя пропало? Здесь, блин, надо стройотряд нанимать, чтобы привести все в порядок! Раньше бы гостей из ближнего зарубежья пригласил, и те за копейки бы все в порядок привели. А щас эти гости дерут подчас не меньше славян…

— Почему же, — я кивнул на груду отходов. — Здесь поставлю ринг. Вот тут мешки повешу, как раз крепление осталось. На той стене будут зеркала. Но повозиться придется, спору нет.

— Ты щас серьёзно? — Игорь покосился на меня несколько удивлено.

— Хочешь, чтобы тут порядок был? — ответил я вопросом на вопрос. — Так я наведу. Не в первый раз подобным приходиться заниматься.

— Это ты где еще один такой свинарник нашел? — искренне рассмеялся Игорь.

— Да чего только не было, — отмахнулся я.

В 95-м я уже делал нечто подобное, когда обустраивал свой зал на первом этаже многоэтажки. Там тоже пришлось повозиться. И тоже местные нарики оборудовали притон, их пришлось прогонять взашей тумаками.

Тогда правда ученики помогали, а сейчас придется делать все самому, но было бы желание. А желание у меня имелось. Через несколько недель это помещение вполне возможно привести в порядок. Чем и займусь, если, конечно, договоримся с хозяином.

— А ты сам боксер, да? — Игорь вырвал меня из мыслей. — Смотрю весь спортивный такой. Да и олимпийку с эмблемой, наверное, не просто так носишь?

— Есть такое, на мастера спорта наработал.

— В фитнесс-зал не девше будет ходить?

Я медленно покачал головой, но сказать ничего не сказал. Не привык жаловаться на проблемы. Привык проблемы решать.

— Слушай, ну-у… давай попробуем что ли. Я тебе даю ключи, а ты мне порядок. Пока не вступил в наследство, я все равно ни сдать, ни продать не могу. Но если сделаешь тут человеческое место, то считай, не зря встретились, — наконец, сказал Игорь, принимая предложение.

— Идёт.

Я протянул руку. Игорь пожал крепко, по-мужски. Достал связку, отцепил от нее ключ и с торжественным видом вручил мне.

— Завтра буду с ранья. Привезу цемент, штукатурку, может, электрик приедет и проверит проводку. С деньгами сейчас туго, но мне местная администрация уже все уши прожужжала. Мол, если вы Игорь Карпович порядок не наведете… — он вздохнул, махнув рукой. — В общем, делать надо, тем более теперь, раз ты вызвался помочь. Так что ты завалы чуть разгреби, чтобы было куда материал грузить.

— Сделаю, спасибо, — сказал я.

— Посмотрим, через неделю скажешь то же самое или нет, — хмыкнул Игорь. — Если что, звони. Номер в телефоне забей, я на связи почти всегда. Только воду пока не включай, а то трубы гнилые. Зальет все к чертовой матери. Тогда чинуши точно жизни не дадут!

Мы попрощались, обменявшись номерами телефонов. Я снова прошёлся по залу, прикидывая фронт работ.

Пол под ногами был неровный, местами вспученный. Поэтому логично, что Игорь хочет его залить заново. Стены тоже надо выровнять шпаклевкой, да покрасить. Потолок итак пойдет.

Что до поводки и труб, с ними действительно была беда. О висящих на гнилых проводах лампах я уже упоминал. Так вот с трубами и батареями дело обстояло ничуть не лучше. Прогнившие стояки, сквозная ржавчина — все под замену без вариантов. Но если Игорь достанет сантехнику и проводку, я с установкой могу помочь. Не знаю, как сейчас, но в мое время мужики делали все сами, своими руками. Стояк поменять, люстру повесить, да все что угодно!

В раздевалку шел узкий проход, заваленный ящиками. В комнате тренера стена была исписана похабщиной. Но было и кое-что интересное — в углу все еще висел флажок, пыльный, выцветший. На нем читалась надпись: «Чемпионат РСФСР по боксу 1977».

Под ним древний деревянный шкафчик, перекошенный, без одной ножки. Я выдвинул ящики, и на одной из полок заметил тонкую тетрадь.

Ещё один привет из прошлого, но уже от проката видеокассет — список фильмов на 1995 год. «Майор Пейн», «Джуманджи», «От заката до рассвета»…

Я полистал тетрадь и вернул ее обратно в ящик. Поймал себя на мысли, что это не просто барахло, а память этого места.

Походив еще, сел на перекошенный стол. Тишина была абсолютная. Только капало где-то, эхом из прогнивших труб. Место, как и я, будто выбитое из времени… и все вокруг — слой барахла, скопившийся здесь за 30 лет.

Если отбросить в сторону материальное, мне здесь было комфортно. Я чувствовал себя здесь… своим.

— Алиса, — обратился я к своей электронной помощнице. — Где ближайший спортивный магазин?

— Ближайший магазин спортивных товаров на улице Кленовой, дом девятнадцать. Открыт до восьми вечера. Также могу предложить онлайн-витрину. Показываю.

Я глянул на экран, там появился список спорттоваров. Пришлось приложить немного смекалки, чтобы разобраться с каталогом.

Мешок стоил четырнадцать косых. Перчатки шесть. Бинты, крепления, зеркала, тренажеры… набегало на несколько сотен тысяч рублей.

Таких денег у меня на руках, естественно, не было. Я подумал несколько секунд, а потом сказал:

— Алиса, сколько стоит «кабан», девяносто шестого года?

«Помощница» подумала и выдала ответ.

— В зависимости от состояния: от пятиста тысяч рублей до нескольких миллионов, — спокойно ответила она. — Хотите посмотреть предложения?

Я прикинул — разбег большой. Полагаю, что за полмиллиона можно взять «убитую» тачку, всю ржавую и прогниввшую. А за несколько миллионов уже пойдёт идеальное состояние для коллекционеров, где стоит только оригинал. Мой «кабан» вряд ли можно назвать идеалом, но очень близко к этому. Так что деньги за машину дадут неплохие.

Продав аппарат я бы смог решить все финансовые вызовы, которые встали передо мной. Все так, но… друзей не продают. Я хоть и стал владельцем автомобиля только вчера, но «кабан» был символом эпохи из которой я пришел сюда. Я ощущал его, как невидимую нить, соединяющие меня с прошлым. Поэтому продажа исключена.

Стоп… я вдруг вспомнил о пацанах, которые положили мне объявление под дворники. Сунул руку в карман, но вспомнил, что выкинул визитку автоломбарда. Эх, а пригодилась бы сейчас!

— Алиса, а найди автоломбард! — попросил я.

«Электронная» охотно предложила мне список фирм, оказывающих подобную услугу. Я ткнул в объявление «Деньги под залог ПТС».

Компромисс своего рода, да не предательство, но уже боль.

— Добрый день, — сказал приятный женский голос на том конце, когда я позвонил по номеру, указанному в объявлении. — Займы под залог ПТС!

— За мерса W140 девяносто шестого года, сколько дадите и на каких условиях? — спросил я.

— Одну секундочку, проверяю информацию, — она замолчала, я слышал щелканье пальцев по клавиатуре. — Оценим на месте, исходим из реальной рыночной стоимости указанного автомобиля. Условия у нас — два с половиной процента в неделю. Максимальный срок займа три месяца. Подъедете, мы сможем предложить вам лучшие условия⁈

— Подъедем, — ответил я.

Когда повесил трубку, посчитал цифры. Проценты, конечно, кусались. Если в неделю отдаешь 2,5 процента, то за месяц набегает 10 процентов от суммы, взятой в долг. Не мало, по сути конкретно обдираловка. Возьмешь в займ миллион, и через месяц сверху сто косарей вынь и полож. Ну а за год… можно в принципе не считать — набегает неприлично много.

Я некоторое время прикидывал порядок цифр, а затем снова обратился к Алисе.

— Алиса, — сказал я. — Мне нужна работа. Как здесь ее найти?

Экран мигнул, обрабатывая запрос.

— По какой специальности вас

интересуют вакансии?

— Давай то, что есть, — попросил я.

— Найдены предложения поблизости: тренер, курьер, охранник.

Я немало удивился тому, как электроника правильно обработала запрос, учитывая мой багаж. Конечно, надо быть осторожнее с этим искусственным интеллектом. Алиса может и не Скайнет, а я не Кайл Риз, но сравнения напрашиваются сами собой.

Я пролистал вакансии. Раньше объявления о работе размещались в газетах, которые клали в почтовые ящики. Теперь эта штука «интернет», собрала все на одном сайте. Невероятно удобно, хотя на первых порах непривычно. И напрягает… ощущение такое, будто стоишь перед Алисой в чем мать родила — от нее не утаить секретов.

Я кликнул на вакансию «тренер по фитнессу». Та открылась, выдав условия, требования к кандидату: «Требуется диплом, сертификат, рекомендации…» — мимо.

Курьер тоже был с нюансами — требовались права и свой транспорт. Тоже не мой случай. На «кабане» с его мощным двигателем потратишь куда больше, чем заработаешь. На таких мощных двигателях надо ездить не по заказам, а вокруг заправки.

А вот на третьем объявлении я остановился:

«Охрана в ночной клуб „Склад“. Ночные смены. Без лицензии».

Уже интереснее. Я ткнул в номер, поднёс к уху телефон. Послышались длинные гудки. Три гудка, четыре… трубку не брали. Но когда я уже собрался сбрасывать, раздался запыханный грубый голос.

— Говорите!

— По объявлению. Охранник в клуб нужен? — спросил я, слыша, как на фоне раздаются команды тренера и звук свистка.

Мой собеседник явно находился в спортивном зале.

— Рост и вес у тебя какой?

Рост и вес я не знал, потому ответил навскидку.

— Рослый, а регалии спортивные? Когда последний раз ломал нос или челюсть? — прямо спросил потенциальный работодатель.

Я помолчал. Занимательное собеседование складывалось. Что-то вроде мне доводилось проходить в 94-м, когда Козлов, только освободившись, рекомендовал мне устроиться быком к местному авторитету.

— На такие вопросы по телефону не отвечаю, — сказал я.

— Паша, перчатку выше подними! У тебя проходной двор, а не защита! — вызверился мой собеседник, отвлекшись от разговора. — Приходи короче завтра. Посмотрим на тебя. Двадцать один ноль-ноль. Клуб «Склад». Спросишь Игната.

— Добро, — подтвердил я и сбросил вызов.

Деньги под залог «мерса» это хорошо, но их надо отдавать — это раз. Ну а два — мне надо что-то есть и пить, да и тачку заправлять в копеечку встанет.

Так что… я не успел закончить мысль. Со стороны входа что-то скрипнуло, а затем грохнуло.

— Сука! — раздалось шипение.

— Под ноги смотри! — зарычал второй голос.

Я выключил фонарь, чтобы не выдать свое присутствие и встал у стены.

— Уверен, что этот урод уже свалил?

— А хера ему здесь делать⁈

— Ну конечно, это ж не он забыл здесь ништяк…

— Даже если он не свалил, я его козла прям тут уработаю!

Мне сразу стало понятно, что разговор ведут наркоманы. Скорее всего те самые, что попытались украсть телефон у Игоря.

Несколько секунд и один из них включил фонарик на телефоне.

— Здесь черт ногу сломит! — тут же послышался звон разбитого стекла.

— А я тебе говорил не надо тут стекло бить! Где ты ништяк оставил?

— В подсобке по-моему…

Я смекнул, что эти Биба и Боба ведут речь о веществах, изменяющих сознание. Секунда, другая, и я наконец увидел двух дружков в толстовках с накинутыми капюшонами. Один из сладкой парочки держал в руках железяку, которой собирался меня «уработать».

Оба худющие, дерганые, они прошли мимо меня, перебрасываясь колкими фразами. Зашли в подсобку, начади там копошиться.

Все таки с первого раза товарищи меня не поняли. Видимо недоступно объяснил. Что ж, придется объяснять по второму кругу. Я шагнул следом, заходя в тренерскую комнатушку.

— Чи чи!

Первый, тот что с трубой, дёрнулся, но не успел ударить. Я схватил его за шиворот, вжал в стену. Ударом колена согнул пополам. Труба выпала из рук на пол и я отбросил ее в угол.

Второй сделал шаг назад, споткнулся и рухнул в грязь. Лежал, подняв ладони, и смотря на меня выпученными глазами. Бойцы невидимого фронта, блин.

— Первый раз видимо не дошло, пацаны? — я посмотрел сначала на одного, перевел взгляд на второго.

— Мы думали… — пробормотал один.

— Я уже понял, что думали, — перебил я. — Но думать, похоже не ваше? Или вы как тот индюк, который в суп попал?

Отпустил парня, обещавшего меня уработать и он завалился на колени рядом со своим дружком.

— Слушай, мы… мы тут раньше просто…

— Рот закрой, — оборвал я.

Он замолчал, отрывисто закивал. Я пошел к углу, нагнулся и поднял железную трубу. Когда-то она выполняла роль стояка, а теперь при должном навыке трубой можно и кое-что другое делать. Например, проломить череп в нескольких местах. Опасная штука в умелых руках.

В начале девяностых, когда практиковались драки двор на двор или район на район, такие трубы охотно шли в качестве холодного оружия. Так что как обращаться с железякой я знал, но пускать ее порезвиться, в данных обстоятельствах ни к чему. На этих двух чихнешь, и они осыпятся трухой. Тела то химией вытравлены.

— Теперь послушай меня, молодежь! — я отбросил железяку подальше. — Колоться хотите, так хоть обколитесь. Но не здесь. Здесь теперь буду я. А я наркоманов не люблю на природном уровне.

— Не наркоманы мы…

Один из них принялся закатывать рукава, чтобы показать вены. Те, кстати, действительно были не битые. Впрочем, это еще ничего не говорило. Загонять дурь в вены можно разными способами.

— Ты мне лапшу на ушу не вешай, — предупредил я. — Я таких как ты не меньше сотни перевидал.

— Да мы чисто так, балуемся, когда деньги есть, — мой собеседник тут же завел другую волынку. — Грибами! А грибы это не наркота!

— Ага, не наркоза… хренота! Повторю, жить я ни тебя, ни тебя, учить не буду. Если ты упоротый, то никакие увещевания не помогут. Но если вы хотите быть упоротыми, которые ходят на своих двоих, то дорогу сюда забудьте. Все, проход закрыт.

Оба отрывисто закивали, показывая, что все поняли. Я хорошо понимал, что мои слова для этих двух, как музыка фоном — в одно ухо влетела, в другое вылетело. Отпущу их сейчас, и они вернутся обратно. Грибы то они свою не нашли.

— Звать вас как, чудики? — строго спросил я.

— Виталя… — проблеял один.

— Марик меня звать, — представился второй.

— Дурь где, Виталя и Марик?

— Какая дурь… — начал отнекиваться тот, который пытался украсть телефон, Марик. — Грибы это! Мухоморы… нет их здесь!

— Маркуша, еще раз, ты под идиота не коси. А то идиотом можешь за правду стать. Говорят если ударить человека головой об бетон у него потом проблемы с речью случаются и мозги работают хуже, — я коротко пожал плечами. — Это мое последнее предложение разойтись мирно.

— Вы не поняли… — попытался подключиться Виталя.

— Ты тоже хочешь поучаствовать? — я перевел на него взгляд, отчего Виталя сразу осекся. — Я ж мужики человек простой, сказал — сделал.

— Да тебя потом менты прижучат…

Разговаривать надо только до тех пор, пока собеседник готов поддерживать диалог. Ни Виталя, ни Марик на диалог упорно не шли. Я вздохнул, шагнул к Витале и схватился пальцами за его переносицу. Одно дело, когда ты пропускаешь удар, который ломает тебе нос. Больно, чертовски больно, зато быстро. То что делал я было также больно, но растянуто по времени. Виталику, похоже, моя инициатива не понравилась.

— Ай ай, — завопил он, когда переносица начала хрустеть. — Марик скажи ему где мухоморы!

Я, признаться, думал, что дурь придётся искать и что наркоши ее еще не нашли. Но Марик сунул руку в карман и вытащил оттуда кусочек фольги, как из-под пачки сигарет.

— В-вот, — просипел он дрожащим голосом.

— Брось каку, — приказал я.

— Да они пять штук стоит, ты прикалываешься…

— Брось говорю, а то больше на лечение потратишь.

Марик выбросил фольгу на землю. Время нынче было другое и видимо другой была наркота. Понятия не имею, что лежало в этом кусочки фольги, мухоморы, опята или еще что, да и понимать не хочу.

— Виталя, ты Кавказскую пленницу смотрел? Носком правой ноги вы давите окурок? Помнишь уроки танцев? Ну-ка, давай повторим!

Я заставил Виталика растоптать отраву. Тот было попытался сопротивляться, но поворот пальцами его переносицы буквально на пару градусов, сделал пацана посговорчивее.

Отрава в фольге превратилась в труху. Оба поникли, понимая, что остались без дури.

Я отпустил переносицу Витали и оттолкнул его к Марику. Как загнанные в угол звери, оба прерывисто дышали в углу коморки.

— Ну что мужики, за вами косяк. Надо отрабатывать, — спокойно сказал я. — А теперь так. Ты, — я кивнул на Марика, — берешь веник в зубы и савок, хотя даже не савок, а скорее лопату. Собираешь всё дерьмо, что тут валяется и выносишь на свалку.

— Угу…

— А ты, — я повернулся к Витале. — Знаешь, где найти кровать недорого?

Он кивнул быстро.

— Через два часа принесёшь. Не принёсешь — сам будешь здесь вместо неё лежать. Тебя Марик это тоже касается. Попробуешь дернуться, станешь пластом культурного слоя.

Они замерли, переглянулись.

— И вопросов к нам у тебя не будет? Ты не позвонишь ментам? — затаив дыхание, спросил Марик.

— Звонить не позвоню, напротив каждому на ход ноги по косарю дам. Но если узнаю, что вы бабки на дурь потратите, будете вместо ужина отраву свою жрать. Задача понятна и ясна?

— П-понятно…

— За работу! — я хлопнул в ладони.

Парни вскочили, чуть не столкнулись лбами. Виталя принялся собирать мусор, а Марик, спотыкаясь пошел к выходу.

— А раскладушку можно принести? — проблеял он.

— С матрасом!

Кивая, Марик вышел из помещения. Виталя сгреб первую кучу мусора, пошел на выход.

— Э, казак! — окликнул его я.

— Что…

— Попробуешь встать на лыжи — поймаю и сломаю нос уже по настоящему. Я не шучу. Мне Игорь, хозяин, сказал, что вы активисты местные. Так что долго искать не придется, где живете.

— П-понял!

Виталя, аж вприпрыжку, пошел выбрасывать мусор. Через пару минут вернулся. Разбитый, раздосадованный и угрюмый.

Понимая, что один он все не разгребет, я начал помогать пацану. Выбрасывать тут надо все.

Но толком взяться за дело я не успел. Экран телефона вдруг вспыхнул. Я вытер испарину со лба, достал мобильник и увидел сообщение:

«Привет! Ты на связи?»

Отправителем значилась… Алиса.

(обратно)

Глава 9

Я уставился на сообщение. Именно это имя значилась на коробке, в которой пришёл тот самый файл на флешке.

Набрал короткое «Где?». Отправил. Ответ прилетел почти мгновенно, как будто Алиса все это время держала телефон в руках и ждала моего вопроса.

«Думаешь, стоит поменять место встречи?»

Я прошел к окну. Одну из створок вчера едва удалось приоткрыть монтировкой — изнутри, с трудом, все равно, что броню на танке. Через щель разглядел вывеску напротив с блеклыми неоновыми буквами над дверью кафе.

— Есть кафе «Чайхана Луна», — набрал я в ответном сообщении. — Давай там.

Отправлено, получено, две галочки сняты. Вообще удивительная скорость обмена данными. Режим реального времени. Я улыбнулся, вспомнив как раньше отправлял сообщения на пейджер. Звонишь по телефону, диктуешь текст оператору…

Молчание длилось пару секунд. Волной ходили три точечки, означавшие «печатает».

«Ок. Завтра в 18:00 я буду там. Забронирую столик».

Я уже собрался выйти, но Алиса продолжала печатать, пришло ещё одно сообщение.

«Ты посылку получил?».

Палец завис над клавиатуре, потом я просто написал «Да». Вышел из диалога, прислонился к стене плечом и крепко задумался.

Алиса явно в курсе и, судя по тону, не просто прохожая. Прежний хозяин этого тела был с ней знаком и вел общие дела. Интересно только нахрена ему понадобился этот слив? Что ж, скоро узнаю, встречи осталось ждать недолго.

Я услышал шаги раньше, чем скрипнула дверь. На пороге появился Марик. Под мышкой он держал металлическую раскладушку, в руке мешок, из которого торчали облезлые рукоятки отвертки, молотка и каких-то других инструментов.

— Вот тебе кровать, дома на балконе нашел, — сообщил он, ставя раскладушку на пол. Пакет приподнял. — И инструмент решил с собой прихватить, чтоб шкаф разобрать, а не волочь целиком.

Он поставил все к стене, скинул куртку и, не говоря больше ни слова, пошел к Витале, тот как раз возился в углу, с несчастным видом сгребая мусор в черный мешок.

Я не мешал и не лез с советами. Пусть пацаны сами разберутся и пропотеют как следует, чтобы вся дурь из организма ушла. Может тогда голова начнет работать. Делают они, конечно, из-под палки и при первой возможности свалят, но ничего. Терпение и труд все перетрут. Потом еще спасибо скажут, что я их озадачил. Не ментам сдал, а такую альтернативу предложил.

Виталя и Марик взялись за старый умывальник, ржавый, скособоченный и держащийся на добром слове. Виталя саданул по нему молотком и умывальник рухнул, подняв клуб пыли. Пацаны принялись тягать осколки на мусорку.

Я посмотрел на часы. До собеседования оставалось чуть меньше часа. Пацанам здесь еще минимум пару часов возиться, и то как повезет, очищено было примерно только половина зала. Я прекрасно понимал, что если уйду сейчас, то сработает принцип: кот из дома — мыши в пляс. Потому полез в карман за деньгами. Отсчитал две тысячи, обещанных Витале и Марику, чтобы они поняли серьезность намерений.

— Вот, братцы, бабки, — я показал две купюры.

Марик оживился, потянулся взять.

— Погоди, — я перехватил его руку. — Половину дам сейчас. Остальное, когда доделаете.

Марик хмыкнул, но промолчал.

— Телефоны сдайте, — добавил я. — До конца смены. Потом верну.

— Серьезно? — Виталя округлил глаза.

— Я серьезно всегда. Работаете — работайте. Не работаете, тогда ни денег, ни телефона нет. Вопросы?

Они начали переглядываться. Ничего, если там в голове что-то осталось от серой жидкости, то поймут, что с отравой надо заканчивать. На первый взгляд они не из конченных.

Виталя первым бросил смартфон в мой пакет, Марик вздохнул, помялся, но сделал тоже самое.

Я сунул пакет с телефонами в карман. И тут же… нащупал что-то ещё. Нечто тонкое, металлическое. Вытянул и увидел золотой кулон на тонкой цепочке. Повертел в пальцах… хм, штука явно старая и дорогая.

Вряд ли моя, только вчера проверял карманы и там было шаром покати… Алина? Больше некому. Но почему она оставила кулон мне и не взяла с собой?

Я убрал кулон обратно в карман. Когда увидимся, а я был уверен, что мы еще увидимся, тогда и спрошу зачем она его мне оставила.

Пацаны замотались и присели передохнуть.

— Сильно ты им вломил, — вдруг сказал Марик, вытирая лоб. — Тому, бородатому, походу, зубы вставлять придётся.

— Ты про что? — я вскинул бровь.

— Видел видос, где ты закусился с бородатым из попмма! Круто ты его налупил! Бам-бам!

Он изобразил несколько ударов по воздуху.

— Ха! Не зря я не захотел с тобой драться! — подхватил Виталя.

— И «мерс» у тебя зачет! Ты как этот… ну скажи, — Марик защелкал пальцами, припоминая. — Саша Белый! Ну «Бригада», смотрел же?

— Мы с первого класса вместе и за то, что мы делаем, отвечаем тоже вместе! — заржал как конь Виталя.

Я медленно покачал головой, хотя о неком Саше Белом мне уже приходилось слышать от Алины. Видимо какой-то популярный персонаж. Но насторожило другое — я снова включил мобильник, залез в соцсеть. Не припомню на своей странице видео с «мерседесом». Вчера мы его не выкладывали.

Новых сообщений было непривычно много, и даже я, пока ещё плохо освоившийся в этой технике, уже понимал — это ненормально.

— А где «мерс» видели, пацаны? — уточнил я.

— Так ты ж сториз запилил! — пояснил Марик.— Я так и нашел твою страницу, что ролик завирусился!

— Не, там еще телка такая зачетная… — воскликнул Виталя, но осекся, поняв, что сболтнул. — Ну девчонка в смысле.

— Подойди, — попросил я его.

Виталя тотчас вскочил, выпрямляясь по струнке. Притопал ко мне.

— Показывай, где смотреть?

Виталя взял мой мобильник, поводил пальцем по экрану, ткнул.

— Во!

Действительно, короткое видео было опубликовано около часа назад с моего аккаунта. Сделала это, судя по всему Алина, у которой был пароль от страницы. В видео был мой шестисотый «Мерседес». Я припомнил, как она записывала салон на камеру. Честно? Не думал, что это может быть хоть кому-то интересно. Но просмотров набралось прилично. Комментариев — тоже.

— Ты вообще в курсе, что в комментариях под твоим видосом полыхает? Не читаешь? — крякнул Марик, вырастая по левое плечо и заглядывая в экран.

Где смотреть комментарии я уже знал и обнаружил пару сотен сообщений под видео с дракой с прихвостнем кавалера Алины. Вырубил я его действительно эпично. Кадр получился хороший, вот народ и зацепило.

— У-у… — поежился Виталя, когда на экране показали момент удара. — Ты как конь копытом бьешь! Ваще без замаха!

— Как ты в нем дыру не проделал своим кулаком! — подхватил Марик и полез пальцем в телефон, чтобы прокрутить комментарии.

— Тут главное не сила, а точность. Хочешь покажу? — я покосился на него.

— Не, ну его в пень!

— Тогда грабли убери от телефона.

— Понял…

Помимо комментариев была куча уведомлений в колокольчике — о новых подписчиках, отметках «нравится»…

Сторис же просмотрело около тысячи человек. Я открыл список тех, кого видео заинтересовало и нахмурился.

Среди просмотров увидел аккаунт Рената. Он не стал жать «нравится» или комментировать. Но Ренат наблюдал и не пропускал моих публикаций.

Почти уверен, что ситуацию в кафе «Италия» он не спустит на тормозах и очень скоро с этой стороны придут новости. Что ж, кто предупрежден, тот вооружен. Ренат молчит лишь потому, что думает, как ударить побольнее.

На этом «сюрпризы» не закончились. Я зашел в сообщения и пролистал. Сообщений было с десяток, если не больше. Большинство — пустые фразы: «Красава», «Как тебя найти?», «Это ты на видео?», «Здравый пример подаешь!» и подобное.

Но за одно из сообщений зацепился глаз.

Я разглядел на фотографии рожу долговязого, дружка бывшего Алины. Того самого, которого я отправил в глухой нокаут у «Вкусно и точка». В сообщении он писал без лишних вступлений:

«Она должна кое-что вернуть бывшему. У тебя, случайно, не осталось?»

О претензии к Алине я помнил. И тут мелькнула догадка — что если кулон, что девчонка мне подсунула и есть должок?

Я задержал взгляд на этих строках, подумал и ответил коротко, но спокойно:

«Она не со мной. Если есть вопросы — спрашивай напрямую».

После недолгого раздумья добавил свой номер. Если долговязый хочет выяснить что-то конкретное — пусть звонит. Я ничего скрывать не собирался, но и чужие долги на себя брать не стану.

Выключив телефон, сунул его в карман.

— Скоро вернусь, — сказал я, направляясь к двери. — Доделаете работу и получите телефоны и бабки.

— А если сбежим? — усмехнулся Марик.

— Тогда кто вас назад пустит? — ответил я.

Марк и Виталя переглянулись и задумались. Но ответить ничего не ответили.

* * *

— Вон твой «Склад», — таксист тормознул и показал на двухэтажное здание через дорогу.

— Подъехать не судьба?

— Не получится, у них там въезд только по приглашениям.

Я молча расплатился с таксистом, вышел из машины и огляделся. Клуб «Склад» показался неприметным снаружи. Облупленный фасад, неоновая вывеска, которая отрывисто мигала, словно не определившись — работает или нет.

В девяностых я уже стоял у дверей одного «модного» заведения. Там тоже пускали по пропускам и делали от ворот поворот, если ты не вышел рожей, а если точнее — связями и толщиной кошелька.

Только тогда вместо камеры на мобильнике у меня был обрез за пазухой, а за «контент» отвечала бейсбольная бита. Те, кто вели себя «криво» итого быстро забыли, как разговаривать грубо, не фильтруя разговор.

Разное бывало в лихие 90-е. Сейчас я это вспоминать не хочу.

Я проводил взглядом машину такси, водитель даже не пытался взять себе пассажира здесь, и перешел через дорогу.

Перед входом в клуб тянулась очередь из человек пятнадцати, не больше, но все как на подбор. Девчонки в коротких юбках на высоченных шпильках с разноцветными волосами и в куртках размеров на пять больше, чем следовало.

Все до одной стройные, фигуристые, но вот одеты так… я поймал себя на мысли, что из-за курток не по размеру они напоминают боевых жаб из игры на «Денди». Худые стройные ноги и массивный верх. Все дымят электронными сигаретами, пялятся в экраны телефонов.

На парковке стояли автомобили. Сплошь новенькие немцы с «блатными» номерами.

Пока я подходил ко входу подъехала черная тонированная в круг «бэха». Несмотря на закрытые окна, было слышно играющую музыку. Стекла вибрировали о басов. Всегда было интересно, как при такой громкости в принципе можно находиться внутри автомобиля.

— О-обещал, что я всю жизнь буду любить тебя, — запел мужской голосок, когда в машине опустилось окно. — Я рэпер, зай, мои слова не стоят ни… чего.

Вот тебе и идеалы, не мужское поведение здесь популяризировалось прямо в популярных песнях. Веди себя, как мудак, и ты будешь крут. Интересно, в какой момент «что-то» пошло не так?

Бумер тормознул прямо возле входа, едва не въехав в толпу девчат. Те запищали, разбежались. Пара девчонок за малым не оказалась под колесами. Из «бэхи» вывалилось пять тел в состоянии «в усос». Вышли вместе с клубами дыма, которым был укутан салон.

Самое интересное что охранник у входа даже не сделал замечания компании малолеток.

Я мельком скользнул глазами по номерам — буквы складывались в аббревиатуру «вор».

За рулем сидел малолетка в черных очках, несмотря на ночь. Он бросил тачку прямо у входа и пошел прямиком к дверям, минуя очередь. По пути шлепнул пару девчонок по заднице. Те будто были не против.

Я остановился в нескольких шагах от охранника. Рослый крепкий мужик, наушник в ухе, в руках планшет. Взгляд цепкий. Наконец, он опомнился и обратился к пятерке двадцатилеток.

— Молодые люди, переставьте, пожалуйста, автомобиль, — пробасил охранник более, чем вежливо.

— Тебе надо, ты и убери! — малолетка-водитель кинул ему ключи от «бэхи».

Охранник поймал, медленно покачал головой и протянул ключи обратно.

— Пожалуйста, уберите автомобиль. Я вас не пропущу, пока вы не поставите машину на парковку.

— Слышь, ты знаешь с кем разговариваешь? — начал возбухать водитель бумера. — Ты мои номера видел⁈

Охранник не ответил, все-таки сказал достаточно и перевел взгляд на меня.

— Тебе что? — спросил он.

— Мне на собеседование, — ответил я, стараясь не обращать внимание на малолеток.

— С кем согласовывал?

— Игнат.

Охранник кивнул, показывая, что я могу заходить. Но зайти я не успел. Молодой в очках, резко обернулся и у травился на меня.

— Слышь, а че этого без очереди⁈ — чучело в очках и с окрашенными волосами подошёл вплотную. — На хрен свали!

Я обернулся, смерил его взглядом. Заметил, что прямо на лице этого шалопая выбиты… слезы. Несколько черных точечек под глазом имитировали плач.

— Шаг назад сделай, — предупредил я.

— А то че? — он рассмеялся и подошел еще ближе, упираясь лбом мне в лоб.

Я сразу заметил, что у молодого есть пистолет — кофта чуть приподнята у пояса. Судя по всему, травмат. Молодой полез за стволом, видимо решив меня припугнуть, но дальше всё было на автомате.

Левый кулак вошёл ему под ребра. Я шагнул вперед, выбив корпусом опору, прижал его руку, уже державшую ствол. Провернул и парень повалился на асфальт.

Ему это явно не понравилось. Белоснежная куртка оказалась выпачкана, штаны тоже, а очки слетели на асфальт и разбились.

Толпа на секунду замерла. Кто-то уже вытащил телефон, снимая все на камеру.

— Жёстко… — донеслось слева.

Дружки этого умника, в отличие от бородачей, лезть не собирались. Сам молодой потянулся за пистолетом упавшим на асфальт, но я опередил и наступил ему на кисть.

Опешили не только толпа, дружки, но и охрана. Из клуба вылетело ещё несколько здоровяков, чтобы предотвратить драку.

Вместе с ними вышел мужчина лет сорока пяти, широкоплечий, в пиджаке. Лицо будто вырезано из старых армейских фото, челюсть массивная. А на руках — несколько вытатуированных колец.

Он глянул на меня.

— Ты на собеседование?

— Да.

— Проходи. Я Игнат, — он кивнул на дверь входа и дальше обратился к охраннику. — Лаша, молодежь успокой. Чтобы без звонков и стояния на реке Угре.

— Сделаю Игнат Вадимович.

— И поживее народ запускайте!

Я вошёл в клуб, не оборачиваясь. Внутри было громко и душно. Запах алкоголя, сладковатого дыма и чьих-то духов бил в нос, мешаясь с басами, бьющими по барабанной перепонке. Пространство переливалось светом экранов и зеркал. На потолке висел диско-шар. Толпа пьяного народа отплясывала на танцполе, другие сидели за столиками, некоторые были зашторены. На шестах танцевали девчонки в нижнем белье…

Девчонка в латексе изгибалась во всех мыслимых и не мыслимых позах на фоне стойки с кальяном. Бутылка текилы в руке, неприлично глубокий вырез явно не своих грудей. Фотосессия имела единственную цель — понравиться парням за соседним столиком. За ним сидела тройка армян, поблескивающих золотыми цепями, перстнями и браслетами.

Один из парней, весом ближе к 150 килограммам и ростом до 170 сантиметров, наблюдал за девчонкой и жадно теребил пуговицы на рубашке. Бедолага аж весь взмок.

— Как тебя зовут, красавица?

Я не стал наблюдать, чем закончится сценка и вслед за Игнатом пошел дальше. В девяностых такие тусовки назывались проще: панель.

У барной стойки было весело. Какой-то паренек в майке, покрытой поблескивающим бисером, орал на бармена. На нем повисла пышногрудая девица с губами, как у рыбы-фугу, пытаясь погасить «праведный» гнев. Последнее не особо получалось. Изрядно набравшийся паренек запустил бокалом в бармена.

БАМ!

Звон разбитого стекла и несколько бутылок недешевого алкоголя разбились в дребезги. Игнат даже не повёл бровью, как будто так и надо.

Как и с панелями, лишь могу повторить, что такие клоповники уже были в девяностых и уже тогда мне не нравились. Все здесь было не мое и не по мне.

— Сюда проходи, — Игнат провёл меня мимо барной стойки, к закутку, где музыку глушил низкий потолок и два вентилятора, бессильно гоняющие дым.

Там располагалась дверь в его кабинет. Небольшая комнатка с мониторами, откуда по камерам можно было увидеть все, что происходит в клубе в режиме реального времени.

— Секундочку, надо звякнуть, — Игнат присел за стол, достал мобильник и кому-то набрал. — Толя, на пятый столик выпиши алкоголь, ага две бутылки грохнул.

Пока Игнат разговаривал, я огляделся. Заметил на стене медали и кубки на отдельной полке. Все по вольной борьбе. Кстати заметно, ухо у Игната было ломано-переломано не один раз. Такое впечатление, что скалкой раскатывали.

— Будь здоров, — Игнат сбросил вызов и поймал мой взгляд на полке с наградами.

После посмотрел на надпись «Федерация бокса России» на моей олимпийке.

— Ну как, нравится тебе у нас? — хмыкнул он.

— Пойдет, — я сел на свободный стул, подставив его к столу.

— Смотрю ты спортсмен… — Игнат взял со стола эспандер, начал разминать кисть. — Судя по тому, как ты гаврика на входе убаюкал — действующий. Такие ребята мне нужны.

— Условия и сколько платят? — спросил я, переводя разговор к конструктиву.

Игнат вкратце обрисовал мне задачи, условия и оплату. Работать предполагалось по ночам — смена длилась с 10 вечера до 7 утра и совпадала с часами работы заведения.

— Если будешь работать здесь, — заговорил Игнат, опершись на стол и слегка прищурившись. — Веди себя правильно. Есть нюансы.

— Например?

— Тут всё пишется, каждый чих. Камеры есть в зале, в коридоре, даже в параше. Поэтому сам на рожон не лезь, даже если кто-то начинает. Пусть посетители хоть на голове скачут или дурь нюхают с барной стойки. Это не твоя зона. Понял?

Я молча кивнул. Он продолжил:

— За баб тоже не вписывайся. Они здесь сами за себя. Каждая знает, куда пришла, и зачем и к последствиям готова.

Игнат переложил эспандер в другую руку.

— И самое главное, не пытайся выяснять отношения с клиентами вне клуба. Понял? Это сынки. Мамы, папы у них уважаемые и серьезные люди. На этом месте уже двое долго не задержались. Один был принципиальный, второй борзый. Ты же не из них? Молодняк мне гонять не будешь?

— От поведения зависит, — заверил я.

— Поведение… — Игнат вздохнул. — Здесь, Саш, за то, чтобы себя вести так, как считают нужным, платят хорошие бабки. Мы нужны не для того, чтобы за порядком следить, а чтобы эти ковбои друг друга на хрен не поубивали. Да и то…

Игнат промолчал.

— Короче, единственная инструкция тут — это я. Если я говорю вмешиваться, ты вмешиваешься. На первых порах, пока ты не привык, будем работать так.

Он отбросил эспандер, потер ладони и хлопнул по столешнице.

— Завтра подойдёшь к Димасику, будете в паре работать. Он тебя введёт в курс. Задачу понял?

Я смотрел на него спокойно.

— Понял, — ответил я.

Игнат ещё какое-то мгновение будто колебался. Казалось, собирался добавить что-то важное. Но передумал. Только слегка кивнул, отпуская.

Я вышел из кабинета, миновал бар, танцпол, зеркала и оказался на улице. Вдохнул, как после духоты в старом купе. Мда, слишком много вокруг было блёсток и слишком мало сути. Слишком много правил и ни одного настоящего.

* * *

Погода стояла прохладная. Я возвращался в будущий зал в начале двенадцатого ночи.

Шёл неспешно. Город в это время только начинал просыпаться после небольшой передышки вечером. Мелькали машины, пахло химическим дымом электронных сигарет. На перекрёстке двое молодых крутили пируэты перед камерой, что-то пританцовывая…

— Пройдите психологический тест «на силу характера» через QR-код! — передо мной выросла девчонка с розовыми волосами.

Я медленно покачал головой. Надо же, «силу характера» теперь мерят по каким-то кодам и приложениям. А ведьнайдутся те, кто поверит, что дух можно измерить на экране телефона.

Я поймал себя на мысли, что мне на сегодня хватило впечатлений от увиденного. На выходе из клуба первым моим желанием было поскорее отмыть с себя всю эту грязь. У поколения фастфуда все было быстро, блестяще, но без вкуса… точнее со вкусами химикатов. Некому было показывать молодежи достойный пример. А если и было, то молодняк считал такие потуги не попаданием в «тренд».

Пока дошёл до зала, я успел раз двадцать спросить себя, какого черта в это влез. Но деньги обещали хорошие. Тысяча в час, налом, в конверте. Хочешь работай каждый день. Хочешь через день. Лишь бы предупредил заранее Игната.

Внутри уже сложилась простая арифметика: даже если не выматываться, можно вытащить за месяц больше сотки. А если сравнивать с тем, что я видел в вакансиях — пятьдесят, шестьдесят тысяч, то это почти джекпот. Да с нюансами вроде «сынуль». С девочками, которые «знают», зачем пришли. Но в девяностых мы и не такое проходили. Так что плевать с высокой колокольни.

К зданию я подошел, уже не рассчитывая увидеть Виталю и Марика. Но уже на входе почувствовал, что что-то не так. Дверь была не просто приоткрыта, а распахнута…

Я прошёл внутрь, включая фонарик на мобильном и… замер.

Пацаны сидели в полной темноте. Марик у стены, опираясь спиной на трубу. Под глазом расплылся свежий синяк, скулы натянуты, в руках он держал мокрый платок, пропитанный кровью. Виталя, весь бледный, забился в углу, трясся и держался за ребра.

— Что случилось?

Марик поднял взгляд, кашлянул и тут же сморщился от боли.

— Приходили трое, спрашивали тебя, Сань.

Я молча снял олимпийку и бросил на табурет. Взглянул на Марика, но тот отвел глаза. Подошел, опустился на корточки.

— Скорую?

— Не надо, — он покачал головой. — Мы… не сдрейфили. Просто не ожидали.

— Запомнил их? — спросил я. — По рожам на фотографии узнаешь?

— Наверное…

Я достал мобильник, показал пацанам фотографию с профиля Рената.

— Он! — воскликнули оба в голос.

Все ясно… я посмотрел на наглую рожу начальника СБ. Под фотографией у него была надпись:

«Не вини игроков — во всем виновата игра».

Хорошо…

Игра значит.

Я помолчал, переваривая происходящее. Интересно, как он меня нашел? Хотя про его подвязки в ментовке я помнил, так что вопрос скорее риторический.

Зря он так на самом деле, пацаны тут не причем. Все вопросы, котируемую него есть, должны быть адресованы лично мне.

— Алиса, — позвал я свою электронную помощницу. — Где поблизости круглосуточная аптека?

Она подсказала адрес и я вышел из помещения на прохладу осенней ночи. Открыл контакты на мобильном, нашел номер Рената СБ, но палец замер… нет, это будет слишком просто. Тут надо реагировать иначе.

Ренат обозначил свою позицию. Не вини игроков — во всем виновата игра…

(обратно)

Глава 10

Я открыл глаза, уставился в потолок. С улицы, за дверью, пробивался далекий гул города. Было прохладно, но не зябко — на удивление сносно спалось на раскладушке, если не считать того, что в какой-то момент из каркаса вылезла пружина. И всю ночь я чувствовал, как она упирается под лопатку.

Я поднялся с раскладушки, потянулся и припомнил, как Алина включала музыку на телефоне.

— Алиса! Включи-ка музыку! — попросил я «электронную».

— Рядом с ней Playboy’ем станет даже дед, лайкеры хотят — кипит интернет, — донеслось из колонок.

Пару минут пришлось потратить на то, чтобы объяснить электроники, что у меня малость разнятся музыкальные вкусы с современным поколением. Я сразу дал понять, что не хочу слушать «реперов» поющих так, будто они подавились картошкой.

— Включи Крылья Наутилуса, — попросил я.

— Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене… — запел Бутусов.

Вот это музыка уже получше будет.

Я начал зарядку с потягиваний. Потом сделал отжимания, махи руками и закончил боем с тенью. Руки летели легко… тело было молодым, тренированным.

Входная дверь хлопнула — я закончил разминку и вышел в соседнее помещение. Игорь, хозяин зала, стоял на пороге в рабочей куртке, в руке у него были бумажные стаканчики с кофе. Увидев порядок, он удивлено приподнял бровь.

— Ни фига! За вечер? — опешил Игорь, видя результаты наших с парнями трудов.

— Как видишь, — кивнул я.

— Ну ты монстр, блин, — хмыкнул Игорь и прошёл внутрь, где продолжил удивлено оглядываться. — Я думал, тут ещё неделю разгребать будем.

— Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, — я припомнил народную мудрость.

— «Газель» сейчас загоню, привез раствор. Надо бы полы лить, пока погода не разленилась. Но сначала…

Игорь потянул мне кофе.

— Угощайся, не знаю какое ты пьешь. Поэтому взял «классику» — капучино с карамелью! — поведал он.

Я угостился, взял чашку и отпил. Капучино оказалось обычным кофе с молоком, чуть присластенным карамелью. Кофе здесь был отдельным видом извращения. На третий день своего пребывания в 2025-м, я узнал, что существует десятки видов напитка и больше сотни сиропов.

Серьезное расширение ассортимента по сравнению «с молоком» и просто «черный». Но я не жалуюсь, кофе здесь действительно вкусный.

Игорь продолжал ходить по залу, осматриваться с отвисшей челюстью. Все таки впервые видел помещение без хлама, выброшенного вчера. И зал было не узнать. Места стало больше раза в три.

— Ты спину на хрен не подорвал? — продолжал восхищаться он. — Ну теперь хоть будет куда мешки с бетоном складывать. Я то как думал…

Хозяин помещения поведал, что урвал подешёвке бетон для стяжки, где-то на базе ему сделали скидку, если заберет мешки сегодня.

— Вот я и забрал, думал у входа придётся складывать… а оно как — дождь передают… короче ща машину поближе подгоню. Как только теперь это добро все грузить…

И он в несколько глотков допив кофе, вышел из зала. Через пару минут затарахтел двигатель старенькой «Газели». Игорь припарковал машину прямо ко входу. Вылез и открыв дверцы кузова, озадачено почесал макушку. В кузове лежала поменьше мере сотня мешков по 25 килограмм.

— Ты кого под это дело нанял? — спросил я, кивнув на мешки.

— Никого. Грузчики обещали, что на следующей неделе будут. У них, как всегда, свои «праздники». Да я и как-то не рассчитывал, что ты так быстро порядок наведешь! Думал или пусть в «Газели» полежит несколько дней, или где-то тут впихнуть, — признался хозяин зала и раздосадовано всплеснул руками. — Да и за разгрузку гадят просят примерно столько же, сколько я за бетон отдал.

Я смерил взглядом объем работы. На вскидку — тонны три. Внушительный объем, неудивительно, что грузчики ломят цену.

— Платишь им сколько? — уточнил я.

— Десятку просят за час. Тут часа на два возни. Но они говорят, что минимум три надо оплачивать! — сокрушенно объявил Игорь.

— Неплохо грузчики заломили.

— Да они меня без штанов оставят!

— А может местные мужики, за бутылку другую, не? — уточнил я.

— Саня…. — Игорь улыбнулся, но я видел, что ему далеко не весело. — Сейчас год двадцать пятый, а не девяносто пятый!

Я ничего не ответил. То, что времена изменились, я уже давно понял. Раньше можно было за пару бутылок обратиться к местным алкашам и вопрос с грузчиками оказался бы закрыт. Но, как говорится, тогда это не теперь.

Я снова повернулся к «Газели». Да работенка не самая легкая, но и тридцать тысяч за нее отдавать — обираловка в чистом виде.

— Давай за десятку разгружу? — предложил я.

Игорь усмехнулся, смерил меня взглядом.

— За десятку все выгрузишь?

— Все, — подтвердил я. — Только поближе ко входу машину подгони и сделаю.

— Ну-у… давай, богатырь. «Газель» жаждет твоих подвигов, — сразу согласился Игорь.

Деньги мне были нужны. Как и хорошая нагрузка, в молодости такие вот «упражнения» часто заменяли полноценные тренировки в зале. И при должном отношении шли только на пользу организму.

Игорь залез в «Газель», начал пытаться ее завести — машина держалась только на честном слове и удивительно, что до сих пор не развалилась. Стартер крутился, но не хватал.

— Епрст! — сокрушался на нелегкую Игорь.

У тротуара затормозил самокат. Приехали Виталя и Марик — оба в спортивных костюмах, волосы растрепаны, но глаза живые. Только отметины после вчерашней встречи с Ренатом стали темнее. Не зря я им мазь купил, иначе был бы еще тот «натюрморт».

— Ни фига себе. Это чё тут, стройку затеяли? — присвистнул Марик, заглядывая в Газель.

— Полы заливаем. А с какой целью интересуешься? — спросил я, подсказывая Игорю, как припарковаться.

Он наконец победил стартер. Двигатель «Газели» устало затарахтел.

— Ну там помочь может чем? — оживился Виталя. — Ну, смотря сколько платишь, конечно. У нас же того, ну рыночные отношения!

Пацанов я был рад видеть. Вчера после похода в аптеку пришлось еще с час их ставить на ноги. Вчера же отдал им мобильники и вторую часть оплаты. По уборке зала мы оказались в расчете. Напоследок договорились, что оба явятся, как проснутся и я прикину, что еще из работы им можно предложить. Но самое главное условие от меня — трезвость Марика и Витали. И пацаны, дав мне слово, пришли трезвыми.

Пока мы разговаривали, Игорь подогнал «Газель» еще ближе и матерясь, вылез из машины. При виде Витали и Марика по его лицу пробежала легкая тень.

— Не понял! Так это же те, что вчера у меня телефон хотели умыкнуть, — сказал он, тихо, но так, чтобы было ясно — запомнил.

Виталя и Марик хозяина помещения тоже узнали и сразу попятились к стенке, готовые броситься наутек. Все таки Игорь здоровый мужик и неясно, как отреагирует на вчерашний инцидент.

— Здрасьте… — пробубнил Виталя.

Игорь уже набрал полную грудь воздуха, чтобы обложить их трёхэтажным матом, но я встал между ними.

— Игорь, пацаны свою вчерашнюю ошибку поняли, — заверил я. — Теперь извиниться пришли, да парни?

Виталя и Марик отрывисто закивали, как сувениры-болванчики с качающейся головой на пружине.

— Да-да, извините-простите, не правы были и все поняли, — затараторили они, все еще готовые в любой момент встать на лыжи.

Я взял Игоря под локоть и отвел в сторонку.

— Слушай, ну они правда за голову взялись. Это они мне помогли вчера расчистить зал, — пояснил я хозяину помещения.

— Да они ж торчки конченые, Санек… за ними глаз да глаз, воры, жулье… — начал еще больше заводиться хозяин.

Я помнил, что Виталя и Марик были местными и, по сути, выросли у Игоря на глазах. Потому, даже если отложить ситуацию с телефоном, хозяину было на что злиться. Такие, как Марик и Виталя, далеко не белые и пушистые. Скелетов в их шкафу достаточно.

— Накосячили они, да. Но сегодня пришли искупить. Помочь нам хотят. Шанс надо людям давать, — спокойно объяснил я, переключая внимание Игоря, который во всю сворачивал шею, зыркая на оболтусов.

— Да ну их, какие из них помощники, — отмахнулся Игорь. — Они любое дело загубят!

Он хотел что-то добавить, но Марик, подслушивавший наш разговор опередил:

— Я между прочим работал на стройке, дядь Игорь. В «Горизонте», у бати так фирма назвалась. По маякам лили, все как надо. Так что не думайте, что я просто мимо проходил!

— А вы наш сосед, че бы своим людям не помочь? — не растерялся Виталик, вставив свои пять копеек.

— Ну в смысле мы вам помочь готовы, — Марик внес ясность.

Игорь посмотрел на них с прищуром. Явно не доверял. Я, естественно, знать не знал о строительных талантах Марика. Ни он, ни Виталя в принципе не напоминали ребят, которые хоть где-то работали и вообще делали хоть что-то полезное. Тем более, на такой непростой работе, как стройка. Но раз уже потянул мазу, как говорили в мое время, то тянуть надо до конца.

Игорь перевел взгляд на меня.

— Сань, я тебе конечно доверяю, но может ну его в сторону? Больно товарищи ненадежные, из тех, кто собственную маму за дозу продадут. Они тебе не рассказывали, как пару лет назад золото из дома выносили?

— Ты за стяжку сколько платишь? — прямо спросил я, переводя разговор в конструктив.

— По четыреста рублей за метр, тут сто пятьдесят. Ну вот и считай! Почти шестьдесят кусков вынь и положь!

Я повернулся к Марику.

— За пятнашку сделаете?

— Угу… — подтвердил он, но секунды не колеблясь. — Инструмент если шо надыбаем, ваще не вопрос.

— Ну вот, — я вернул взгляд на Игоря. — Считай полтинник суммарно на разгрузке и стяжке сэкономишь. «Газель» починишь. Не благодари.

Хозяин помещения крепко задумался, видимо подсчитывал выгоду. С одной стороны, экономия выходила существенная. С другой, прикидывал последствия для обратной стороны медали. На тот случай, если останется и без заливки и без мешков.

Наконец, он коротко пожал плечами.

— Не ну ты прав, у Марка этого батя действительно стройкой занимался и своя фирма была. Может своего сыночка непутевого натаскал. Мужик то был во! — он показал большой палец.

— Так что, берем тунеядцев в наряд?

— А ты не боишься, что эти покемоны бетон свиснут? У меня бабок по магазинной цене покупать нет, Саш. А халява со складом больше не прокатит. Тут у этой партии срок годности того…

— Не боюсь, у нас свои договоренности. Обманывать себе дороже, — заверил я.

— Это как?

Я повернулся к Витале и Марику, чтобы показать, что я имею в виду.

— Мужики, считай работа у вас есть. Прежде чем приступить — телефоны на базу!

— А когда не надо будет сдавать? — буркнул Виталя, протягивая свой.

— Когда рак на горе свистнет. Или когда делом покажете, что вам уже можно доверять. Пока же доверяй, но проверяй, — объяснил я.

Пацаны переглянулись, но молча положили телефоны. С этого момента они были в деле. А значит, и под моей ответственностью.

Мне же было выгодно, чтобы в зале скорее залили полы. Да и Игорь сэкономит копеечку, быстрее с проводкой и канализацией разберется.

Игорь хмыкнул, наблюдая как я прячу телефоны во внутреннем кармане.

— Ни фига в тебе Макаренко пропадает! Я так блин не за полгода помещение в порядок приведу, а за месяц! Так… — он залез в телефон, открыл заметки. — Я тогда песок привезу к обеду, с водой подумаю как быть…

— Дядь Игорь да мы сами песок и воду найдем, — заверил Виталя. — В магаз сходим, чтобы вы не переплачивали за доставку.

— Ага, только денег на все дайте? — вставил Марик. — И мы все сами организуем!

Игорь, уже понявший выгоду от сотрудничества с довольным видом протянул пацанам смятую пятитысячную купюру. Похоже вариантов взять по дешевке песка у него не было.

— Сдачи не надо! — заявил он.

Купюра тут же растворилась в кармане Марика, который аж просиял.

— Ну че мужики, помогайте! — я кивнул на кузов с бетоном.

— Так мы ж только на стяжку договаривались… — заикнулся Виталя.

Но я взял мешок и вручил ему в руки.

— Ничего, полезно для вас будет.

Втроем мы резво разгрузили мешки. Я едва вспотел, а вот из пацанов пот лил ручьями. Игорь, как и договаривался, дал мне десять тысяч за работу. Втроем мы справились меньше чем за час.

— Ладно, Сань, я поехал, а эти гаврики под твою ответственность. Но смотри за ними глаз да…

— Я помню, — перебил я. — Не переживай. Да и сейчас они… безобидные.

Марик и Виталя вымотались после разгрузки и лежали пластом прямо на полу. «Газель» снова с трудом завелась и Игорь уехал. Мы остались втроём.

— Ну что Гансы Христианы Андерсоны, — я смерил пацанов взглядом. — Что-то мне подсказывает, что ни хрена вы не умеете стяжку делать.

Пацаны вздрогнули, переглянулись, начали подниматься. Что Марик никакой не строитель и занимался на стройке чем угодно, кроме обучения, я понял сразу. Можно говорить что угодно и как угодно уверенно, но глаза никогда не врут. А по глазам Марика и Виталий я видел, что пацаны вешают на уши лапшу. Стяжку они будут делать первый раз.

Почему я не сказал об этом Игорю сразу? Да потому что сам в общих чертах знал, как делается стяжка. В зале своем пол заливал. Как еще? В девяностых подобное мог делать практически любой мужик. Тогда люди последний хрен без соли доедали. И вместо того, чтобы кого-то нанимать, делали все своими руками.

Только тогда мы у старших товарищей советы брали, а теперь и того проще — открыл интернет, забил запрос и вуаля. Будет тебе все про стяжку в подробностях, чуть ли не пошаговая инструкция. То, что раньше было «секретами» мастеров, сейчас таковым больше не являлось.

Но все-таки главное причина крылась в том, что я кровно заинтересован поскорее закончить ремонт. Зал мне нужен был в кратчайшие сроки.

— Не умеем, — со вздохом согласился Марик, не став врать. — Но научимся. Бабки нужны, Сань.

— Вот и я так думаю, что научитесь, — хмыкнул я. — В общем ноги в руки и за работу. Я ненадолго отлучусь, а вы пока найдите воду, инструмент и песок. А за ложь я у вас из пятнашки вычту.

— Сколько⁈ — насторожился Виталя.

— По тому, как работу сделаете посмотрю. В общем я поехал, а вы, если сюда кто сунется, сразу мне звоните.

— Как же мы позвоним если ты у нас телефоны отобрал? — развел руки Марик.

— Справедливое возражение.

Я вытащил один из мобильников и вернул обратно. Вот и посмотрим насколько пацанам можно доверять.

Сам сел в «мерс», припаркованный неподалеку от зала и только завёл, как на приборке тут же вспыхнул предательский сигнал. Лампа уровня топлива загорелась красным.

На ближайшей заправке, куда я свернул почти по инерции, все выглядело, как в рекламе: глянцевые панели, ровный свет, пластиковый блеск, и… ни одного заправщика.

Кассы тут тоже не было. Только колонки, в которые были вставлены заправочные пистолеты.

Я подкатил к одной из колонок, заглушил автомобиль и вышел, оглядываясь.

— Мы рады приветствовать вас на нашей автоматической… — послышался голос из динамика.

Вместо обычного окошка меня встречал терминал с сенсорным экраном и предложением «Зарегистрируйся в программе лояльности». Я подошёл, с минуту рассматривал его, соображая с какой стороны подступиться.

Снова поискал взглядом хоть кого-то живого — никого. Ни кассира, ни охранника. Однако к соседней колонке подъехал автомобиль и из него вышел парень в толстовке с капюшоном.

Он достал телефон, что-то понажимал на экране и вставил пистолет в бензобак.

— Пуск! — сообщил голос из динамика.

— Земляк! — окликнул его я. — Нк обессудь, помощь нужна.

Парень обернулся, почему-то напрягся.

— Э-э… чего?

— Ты как тут заправляться не сориентируешь? Я что-то то не догоняю. Подойдешь?

Все время, пока я говорил, пацан косился на табло, отсчитывающее количество литров 95-го.

— Э-э… ща, секундочку.

Я пожал плечами, ожидая пока паренек освободиться. Но как только заправка закончилась, паренек вернул пистолет в разьем на колонке, скл в тачку и… только его и видели. Я проводил удаляющийся автомобиль взглядом. Дожились блин, русский от русского уже шарахается.

Снял пистолет с 95-м и засунул в горлышко бензобака.

— Для наличной оплаты вы можете воспользоваться купюро приемником, — продолжала вещать девчонка из динамика.

— Не вопрос, деньги есть, — буркнул я под нос.

Я ткнул пальцем в экран, выбрав 95-й бензин. Достал деньги и попытался понять куда их засунуть. Сообразил когда увидел мигающую прорезь. Поднес купюру и прорезь жадно втянула ее вовнутрь.

— Пуск! — раздалось через несколько секунд.

Бензин пошёл. Я смотрел, как цифры на табло набегают, и думал, что когда-то это было ритуалом: подъезжаешь, открываешь окно, здороваешься, заказываешь топливо, иногда торгуешься. Тут же все молчало и было каким-то неживым.

Когда бак был полон, я вернул пистолет и вернулся в машину. Было ощущение, будто всё стало удобнее и даже надежнее, но при этом стало бездушным. Бензин наливают не тебе, а просто… наливают. Сам ты больше не нужен, чтобы тебя обслужили. Только бабки плати и вопросов лишних не задавай.

Я выдохнул, повернул ключ. Мотор завелся мягко.

— Алиса! Как доехать до улицы Криворожская 14? — сказал я в пустоту.

— Прокладываю маршрут! — ответила неживая девчонка.

Я вынырнул на дорогу и поехал в потоке автомобилей, ведомый навигатором. На перекрёстке поравнялся с серебристым седаном. Повернул голову и… замер.

Водитель сидел, откинувшись в кресле, с полузакрытыми глазами. Руки — на коленях. Ни малейшего движения. А руль, тем временем, медленно повернулся сам — машина послушно встраивалась в поворот.

Я посигналил, нахмурившись:

— Эй… ты в порядке?

Ответа не было. Только на миг блеснул экран телефона в руках водителя. Он зевнул… а руль продолжал крутиться.

Меня пробрало. В девяностых, если водитель вот так сидел — это значило одно, что он заснул!

Черт побери…

На светофоре впереди мигнул желтый, мамочка с коляской спешила перейти дорогу. Идиота, заснувшего за рулем надо остановить, чтобы не случилось горе!

Я посигналил еще пару раз, но без толку. Затем резко крутанул руль влево, подрезая серебристый автомобиль. Бог с ним, с железом, «кабан» меня простит, зато мать с девочкой останутся целыми.

(обратно)

Глава 11

Серебристый автомобиль резко затормозил и встал, как вкопанный. Бампер застыл в миллиметрах от пассажирской двери «шестисотого».

Я дернул ручник, выскочил из автомобиля и бросился к водителю, который как раз проснулся, как ни в чем не бывало. Мужик смотрел на меня выпученными глазами, теперь схватившись за руль.

Другие водители начали активно сигналить, все-таки мы перегородили полторы полосы движения.

Окно на сером седане чуть поползло вниз.

— Тебе чего надо? — трясущимся голосом сказал мужик, явно напуганный.

Ничего, зато теперь точно не заснет, может даже снотворное покупать придется и прибавится пару седых волос.

— Ты за рулем заснул, — спокойно сказал я.

Нет, катить на этого бедолагу смысла нет. Бывает всякое. Не у всех по жизни медом намазано, большинство из нас вынуждены вспахивать по шестнадцать часов с редкими выходными и тут волей не волей, организм начнет отказывать… хотя на сводящего концы с концами этот был явно не похож.

— Ты сейчас серьезно? — водитель выпучил глаза, будто я ему сказал, что Земля — квадратная.

Он отстегнул ремень, весь трясясь вышел из машины и пошел смотреть — был ли удар.

— Видишь мамочка с ребенком идет? — я показал ему на молодую женщину, переходящую с коляской через пешеходный переход.

— И че? — раздраженно буркнул мужик.

Он заглянул между бампером и пассажирской дверью машин. Удара не было и он облегчено выдохнул.

— Слышь мужик, — я сделал шаг ближе. — Спасибо лучше скажи, что я тебя разбудил.

— За что спасибо то? — он странно на меня посмотрел. — Ты что с гор спустился или из леса вышел… это же «Тесла»! Автопилот!

Я нахмурился.

— Говорю, что у меня машина сама едет! Са-ма! И движение контролирует лучше всякого водителя!

— Это как? — еще больше удивился я.

Водитель гулко выдохнул, хотел сесть в машину, но не успел…

— Старший лейтенант Раков, отдельный полк ДПС… документики покажем?

Я боковым зрением заметил как у обочины припарковался автомобиль ДПС, из него к нам и вышел лейтенант. Обращался он к водителю «чудо-автомобиля».

— Я что-то нарушил?

— В России управление «Теслой» без участия водителя запрещено, вы создали аварийную ситуацию, когда убрали руки с руля, — пояснил гаишник, профессиональным взглядом-сканером определяя — употреблял ли водитель что-нибудь спиртное.

Водитель скорчил недовольную гримасу. Отдал документы.

— Ничего я никуда не убирал, — буркнул он.

— Убирал не убирал, покажет видеофиксация, — пояснил гаишник, забрав документы. — Можете пройти в патрульный автомобиль и все увидете сами.

— Лейтенант, ко мне вопросы есть? — спросил я.

Гаишник оторвал глаза от техпаспорта, смерил меня взглядом. Тем самым «сканером» и после медленно покачал головой.

— Можете ехать, и спасибо за бдительность. Хотя в следующий раз рекомендую использовать менее радикальные методы воздействия, — он улыбнулся.

Ну раз ко мне вопросов нет, то и у матросов нет вопросов. Я сел в автомобиль, гулко выдохнул. Вот только кажется что ты во всём более-менее разобрался и на тебе очередной сюрприз, что хоть стой, хоть падай. Мне бы даже в голову не пришло, что прогресс шагнул до автопилота.

Водитель «Теслы» зло на меня зыркнул и пошел вместе с гаишником к патрульному автомобилю. Мы же, черт возьми не в «Звездных войнах», хотя с таким техническим развитием, и до полета на Марс недалеко. Или уже и туда слетали?

Я не стал задерживаться, выключил аварийку и вернулся в поток. По радио передавали новости и чтобы переключиться, я прибавил громкости.

— При жизни слова лидера ЛДПР Владимира Жириновского недооценивали и даже где-то посмеивались, — говорил ведущий эфира. — Сейчас его политические прогнозы знают во всем мире и восхищаются глубокой аналитикой российского политика, которая кажется чем-то сверхъестественным. В чем же феномен Владимира Вольфовича? Об этом мы сегодня поговорим с Ксений Анатольевной Собчак.

Что ни час, то новые новости. Жириновского я знал очень хорошо, один из самых видных политиков моего времени. Чего стоил его конфликт с Немцовым в 1995 с водой выплеснутой из стакана… но то, что Владимир Вольфович вдруг стал «пророком», да и в принципе так долго продержался наверху политического Олимпа — это сюрприз.

Не меньший сюрприз, что дочь Собчака пошла в политику вслед за отцом. А это именно была дочь Собчака, о чем упомянули в эфире.

Ну, какие времена, такие нравы, а вообще, конечно, упаси господь Россию. Так дойдет до того, что актеры и певцы в политику начнут по серьезному метить. С другой стороны, чего только не было в мое время. Взять Мавроди — мужик страну на хрен обворовал, а его депутатом сделали. Ну а что? Удобно — сам принимаешь законы, чтобы легче было ворочать…

Я свернул с главной дороги в проулок, следуя указанием навигатора. Улица оказалась частью промзоны. Я огляделся, поймав себя на мысли, что такие места как это за 30 лет нисколько не изменились. И прогресс обошел такие «дыры» стороной.

Асфальт у конторы был весь в ямах. Между луж стояли битые иномарки, пара праворуких японцев не первой свежести, один из которых был без колёс.

За будкой курили двое: один в пиджаке, другой в шортах и с зализанной причёской — будто и правда из 90-х не уходили.

На табличке у двери красовалось: «ДЕНЬГИ ПОД ПТС / ДОРОГО», но краска облезла, и от «ДОРОГО» осталось только «ДОРО». Впрочем, на это всем было плевать.

Я остановился, открыл бардачок, нашёл измятые документы и направился к будке. За столом сидел жирный лысый тип в майке-алкоголичке, увлечённо тыкавший пальцем в экран телефона.

— Подожди, подожди, брат, — буркнул он, не отрываясь от экрана и сунул мне какой-то лист со стола. — На пока ознакомься!

Толстяк что-то жевал с аппетитом, потом хрюкнул от смеха — на экране его мобильника отплясывали полуголые девки.

Раньше было как — кино для взрослых, как реликвию, хранили на видеокассетах, перезаписывали. Давали друг другу «позырить». И, собственно, смотрели тайком. Теперь же никто особо не заморачивался, и все необходимое было «не отходя от кассы». И тут ещё надо подумать — хорошо это или плохо. Так про настоящих баб можно забыть с телефоном в руках.

Я взял бумагу с условиями, прочитал бегло. Куча формулировок, в основном непонятно ни черта. Ну лысый освободиться и пообщаемся, как тут ведутся дела. Потому что на бумажке можно написать что угодно.

Однако освобождаться мужик явно не спешил. Прошло минут десять, а он продолжал пялиться в экран, похрюкивая от удовольствия и шевеля ноздрями.

— Мне по займу, — напомнил я, поднимаясь и возвращая лист с условиями ему на стол.

— Да я так-то понял, что ты не за эскимо на палочке пришел, — раздраженно фыркнул толстяк.

Он раздраженно отложил телефон на стол, достал платок и промакнул взмокшую лысину.

— Так че там у тебя… — он не успел договорить, как телефон на столе завибрировал. — Але-мале! Люба! Да не, для тебя я всегда свободен… Ну давай вечером, шашлычки, винишко, потанцуем…

Даже не глядя на меня, он поставил на стол табличку «ПЕРЕРЫВ». Зажав мобильник плечом, буркнул:

— Слышь, молодой! Пойди пробздись минут на двадцать, мне срочно надо по телефону побазарить.

Сказал и собрался уходить. Но я его опередил, и взявшись за табличку, уложил ее на стол, надписью вниз. Он обернулся, уставился на меня, хмурясь и пытаясь въехать, что произошло.

— Любаня, я перезвоню, ага, очередной нетерпеливый попался, — сказал он и положил трубку.

Я спокойно подвинул ему договор.

— Мне условия надо узнать, — с невозмутимым видом ответил я.

— Слышь тебе че непонятно? Руки от таблички на хрен убрал! — продолжил заводиться толстяк.

Зачем-то полез в выдвижной ящик стола, достал оттуда перстень-печатку, надел. Видимо посчитал, что золото ему веса прибавит в моих глазах.

— Тебя как зовут? — холодно спросил я.

Положил на стол свой ПТС и сел на стул для клиентов.

— Гена зовут, а ты ниче не попутал, бес блин? — толстяк впечатал со всей дури ладонью по столешнице.

Думал меня испугать. Я даже не шелохнулся. Хотя желание оттягать его да уши за такое поведение — возникло.

— Гена, я смотрю ты себя как правильный ставишь? — продолжил я.

— И че⁈ Вопросы по этому поводу есть? — продолжал заводиться Гена.

— Есть, зачем ты себя некультурно ведешь? К тебе человек пришел, а ты на бабу переключаешься, — сухо сказал я, глядя ему в глаза. — Или ты меня за человека не считаешь и не хочешь по людски? А то я ведь на такое поведение, как у гуся, огорчиться могу.

Толстяк сглотнул. Подвис секунд на пять, переваривая мои слова. Потом медленно сел обратно, поглядывая на меня исподлобья. Потянулся к мышке.

— Да не всё нормально, чё ты… Просто думал, ты какой-нибудь очередной хренапутало… А ты нормальный, конкретный. Уважуха, у меня и в мыслях не было тебя огорчать. Так что ты прав, баба подождет. Чай может хочешь?

Из соседней двери выглянул охранник — потный, с крестом на груди на толстенной цепи.

— Чё, всё в порядке, Ген? — он явно услышал хлопок толстяка по столешнице, взглянул на меня.

— Все ништяк, брат. Мы договор обсуждаем, — быстро сказал толстяк и махнул рукой.

Охранник иди кто это был, кивнул и убрался, а Гена вернулся ко мне.

— Значит так. Оценка тачки у нас после осмотра. Бабло даем по факту заключения договора, все налом… — начал рассказывать он.

Я внимательно слушал. Проценты в принципе не такие высокие, если со сроками не грубить. Деньги даются на руки, возврат в течение трех месяцев, если на льготных условиях. Навскидку — должен потянуть.

— Устраивает? — спросил Гена, закончив.

— Вполне, — подтвердил я. — Кривых тем нет?

— Ну проценты только, если в срок не уложишься. Я тебе сразу обозначаю, брат, что не заплатить не получится, если он хочешь без тачки остаться.

— Быки придут? — хмыкнул я.

Гена как-то добродушно улыбнулся.

— Быки не придут, но у нас юристы душные, что любому быку фору выдадут.

Мы пошли смотреть «кабана». «Мерс» стоял, как памятник, выделяясь своей статью среди прочего ширпотреба здесь присутствующего. Хоть и не новый, но чистый, ухоженный, хром не облез. Толстяк обошёл машину с важным видом, заглянул внутрь, потрогал обивку.

— Ни хрена себе аппарат. Живой же… — протянул он, будто завидовал.

Через пятнадцать минут мне назвали сумму и выдали деньги на руки. Я расписался, оставил Гене ПТС и пожал жирную руку.

— Если продавать будешь — маякуй. Я таких зверей люблю, — улыбнулся толстяк Гена.

Сумма получилась внушительной — мне выдали 500 тысяч рублей. Я знал, что цена чуть занижена по сравнению с рынком, но так всегда. Зато по моим расчетам, этих денег должно хватить, чтобы обставить зал. Ну а там за три месяца, пока действует льготный процент, я найду бабки и заберу ПТС.

Сразу после визита в контору, я попросил Алису построить маршрут до спортивного магазина. Электроника предложила несколько вариантов на выбор. Я посмотрел фотографии, почитал отзывы покупателей и решил ехать в «Гранит Спорта», где по заверениям в интернете было ВСЕ для спорта. Вот и посмотрим современный ассортимент.

— Прокладываю маршрут! — сообщила Алиса.

Магазин оказался действительно большой. Он занимал весь первый этаж новостройки. Свет стекал с потолка, отражался от белоснежных стеллажей и глянцевых коробок. Пахло правда здесь не железом, а новым пластиком и чем-то приторно-синтетическим.

Я огляделся, не без любопытства читая вывески у входа:

«Функциональное железо 3.0»

«Кроссбокс-зона для прогрессивных»

«Смарт-вес с Bluetooth-отслеживанием»

Ни хрена не понятно, но занимательно.

Рядом стояли гирьки, как игрушки, каждая с цифровым дисплеем. Внизу какие-то «баланс-платформы», круглые, как люки от канализации. Чем-то эта штуковина напомнила мне диск для вращений тазом. Был в свое время такой любопытный тренажер.

Я взял одну платформу в руки, пощупал и повертел — пластик. Лёгкий и не внушающий доверия. Дай чуть нагрузки и всё рассыпется к чёртовой матери. Какое-то здесь все одноразовое что ли… мда.

Продавец, юнец лет двадцати, с идеальной укладкой и телефоном в заднем кармане облегающих джинс, подскочил моментально. Я даже опешил от того, как быстро среагировал этот пацан, когда я заинтересовался товаром. Такая прыть не может не радовать, надеюсь подскажет «динозавру» по ассортименту.

— Это облегчённая серия. Сейчас в тренде функционал без перетренированности, — выпалил он, как пулемет

— Без чего? — переспросил я, видимо не расслышав.

— Без перетренерованности, — повторил он, ничуть не смутившись.

Значит не послышалось.

— Не понял, заниматься спортом и не тренироваться?

— Ага, — уверенно кивнул он. — Вы все правильно поняли. Это новая методика нагрузок, которые позволяют добиваться выдающихся результатов без…

Он начал выдавать явно заученную речевку для покупателей. Я быстро потерял интерес, потому что тренировки без тренировок — это абсурд. А я уже начал верить, что Чумак с заряженной водой остался в далеком прошлом. И ведь покупает кто-то такую муть…

Пошел дальше вдоль ряда. Потрогал тренажёр-бабочку — спинка тренажера чуть не отвалилась при первом касании.

— Здесь регулировка электронная, устанавливаете приложение «боди-конструктор»… — раздался голос продавца из-за спины.

— А производство чье? — спросил я любопытства ради

— Китай, очень надежная сборка.

Я зыркнул на продавца, но ничего не сказал. Что такое «made in China» мне точно не надо объяснять.

Я пошёл дальше, увидел стойку для отжиманий. Она скрипела, как табуретка с похмелья. Тоже дешевый пластик, ненадежный. Сотню другую на таком сделаешь и в утиль.

Видя, что продавец все еще идет за мной по пятам, я бросил, не оборачиваясь:

— В армии у нас из стульев делали. Те и то надёжнее были.

Продавец замялся и наконец замолчал.

Выбор, положа руку на сердца, не радовал. Как и цены. Весь этот дешёвый пластик стоил каких-то совершенно неприличных денег. Захочешь заняться спортом, да бюджета не сложишь…

Тот же тренажер бабочка, рассчитанный на малые веса, стоил под сотню тысяч. Купи такой и что потом с ним делать? Даже в отличие от нормального тренажера, на металлолом не сдашь. Хотя… можно фотосессию устроить в соцсетях.

Я вздохнул и подошел к перчаткам. Здесь дела обстояли получше. Как и в случае с тренажерами прогресс пошёл семимильными шагами. Но в отличии от последних, пошел в правильную сторону.

В моё время у всех перчаток было одинаковое количество унций, что доставляло определенные неудобства. Сейчас же выбор был от «подушек» в четырнадцать и больше унций, до перчаток для смешанных единоборств, в которых практически не было набивки.

Я взял одну пару, повертел в руках. Раньше такое видел только по телевизору. Тот же Тактаров в таких дрался.

Глянул на ценник — две с половиной тысячи рублей. Правда материал дешевый и быстро сотрется при должных нагрузках в зале. Это не советские перчатки. С теми что угодно делай, а материал не порвешь.

Огромный выбор был и среди скакалок, бинтов, кап. Я походил, приценился… цены кусались и пугали. Но в случае с перчатками, по крайней мере, знаешь за что платишь. А вот нахрена придумали скакалку со счётчиком — большой вопрос. Если так сильно хочется — засекаешь время на часах и пошел прыгать.

— А вы наш клубный покупатель? — не отставал продавец, заходя на второй круг.

— Братец, тебе поговорить не с кем? — я обернулся. — Под руку же говоришь?

Чего, а хорошей наглости продавцу было не занимать.

— Сейчас действует скидка 15% при регистрации в приложении! — выдал он, ничуть не смутившись.

— Мне не скидка нужна. Мне бы нормальные тренажеры не помешали. Вот это например нахрена приблуда?

Я кивнул на манекен, на котором вокруг талии был застегнут пояс с потухшим экраном.

— Миостимулятор для тела — это отличное решение, когда совсем нет времени и финансов на занятия в тренажерных залах. Во время его работы, вы не испытаете чувства неудобства и можете заниматься важными делами…

Я посмотрел на него, и не мог скрыть улыбки.

— Ты просто по человечески сказать можешь, не стихами? Дерьмо или не дерьмо?

— Э… ну вы сами понимаете, что не бывает пресс без похода в зал, — чуть тише сказал парень. — Скорее это дополнение к нагрузкам, но не замена.

— Да, пресс без зала, это как борщ без свеклы или блины без сметаны, — я улыбнулся. — А нормальное железо у тебя есть?

— Ну… все, что вы видите, — он пожал плечами.

В этот момент со стороны касс громко крикнули.

— Ваня мы начинаем!

— Иду! — откликнулся продавец и покосился на меня. — Если что, я буду у кассы!

— Будь здоров, — я продолжал вертеть в руках перчатки без пальцев. — Хотя погоди, что за конкурс?

— Можете поучаствовать… ну если вам нормальное железо нужно!

Продавец быстро ретировался, поняв, что со мной разговор короткий. Я остался между рядов с перчатками, когда по залу прокатился голос из динамиков:

— Внимание, уважаемые гости! Напоминаем: приз от «Гранита Спорта» всё ещё ждёт своего победителя! Комплект чугунных гирь весом 16, 24 и 32 килограмма, заберёт тот, кто продержится на нашей «богатыре перекладине» дольше всех!

Возле кассы действительно начали собираться люди. У небольшого закутка столпилось человек двадцать, может, больше.

Я заинтересовался, подошел ближе. Конкурсы это дело хорошее, если, конечно, не придётся балансировать на пластмассовом круге — это точно без меня.

Но, подойдя ближе, я понял, что происходит что-то интересное. Посередине пятачка, где проходил конкурс, висела перекладина, явно не простая. Один за другим участники срывались с нее, не в силах удержаться даже несколько секунд. Кто-то снимал попытки на телефон, кто-то подбадривал участников, остальные просто наблюдали.

Я сразу догадался в чем дело — это не глухо закреплённый турник, а хитрая штуковина. При малейшем смещении веса перекладина начинала вращаться, скользить под ладонями, и уже через несколько секунд даже крепкий парень терял сцепление.

Помню такие «аттракционы» на черноморском побережье. Платишь за участие, и если провисишь какое-то время, забираешь денежный приз. Так вот на моей памяти не припомню, чтобы там хоть кто-то выигрывал. Кроме меня.

— Ну? Есть ещё герои? — с вызовом спросил ведущий, крепыш с микрофоном и фирменной футболкой «Только железо». — Наш замечательный приз пылится уже третью неделю. А вам всего-то надо провисеть на перекладине ровно одну минуту! Ну и, конечно, предоставить чек о покупке в нашем магазине на любую сумму!

— Да чё там, — пробасил кто-то из толпы. — Там сцепление нереальное надо. Уже все пробовали. Даже этот… как его… с гирями фоткался тут недавно. Ну мастер спорта! И тот слетел.

— Гири красивые, конечно, — поддакнул другой, — но, похоже, так и останутся на стенде.

— Пыль с них только стирают для приличия, — вставил третий.

— Ещё желающие? — повторил ведущий, уже с оттенком иронии осматривая толпу. — Неужели перевелись богатыри на русской земле?

Я шагнул вперёд. Люди расступились сами собой, косясь на меня украдкой.

— Я попробую, — сказал я спокойно.

Толпа оживилась, пошли перешептывания. Ведущий взглянул на меня внимательно, потом пожал плечами.

— Ну что ж… почему бы и да. У нас еще один кандидат! Поприветствуем смельчака!

Я подошёл к перекладине. Глянул вверх. Стальная труба, чуть потертая. Движется, скотина… уйдёт под руками, как только перенесёшь вес.

— Чек у вас есть? — спросил ведущий, опустив микрофон.

— Будет, — я указал на перчатки без пальцев. — Вот их хочу купить.

— Что ж, тогда начали. Время!

(обратно)

Глава 12

Я подпрыгнул, взялся за перекладину широким хватом. Сразу почувствовал, как она чуть дрогнула, готовая прокрутиться. Старый трюк. Перекладина шире обычной раза в два, чуть скользит и вращается. Сделано специально, чтоб скидывало с хвата. Умно. Но подленько.

Но я не дернулся, постарался не напрягаться — просто повис, расслабив спину и плечи, ноги скрестил, чтобы не мешались. Все, что знал раньше, в те годы, когда железо было не в приложении, а в мозолях на руках — все вспомнилось. Чтобы провисеть на этой штуке дольше пяти секунд, нужен абсолютный контроль тела.

Держаться было крайне не просто. Мне казалось, что первое же движение и я отпущу перекладину, не смогу ее удержать. Время будто растянулось жвачкой, толпа затихла, как только я провисел первые секунды и не упал. Некоторые тотчас включили камеры на телефонах.

— Слушай… он висит, — прокатился шепот. — Уже дольше, чем тот фитнес-инструктор.

Ведущий, которого, естественно не устраивала моя победа по умолчанию, начал пытаться сбить меня с толку.

— Полет отличный, десять секунд прошло! Как ваши ощущения? — затараторил он прямо под ухом.

Хотелось сказать, чтобы он заткнулся на хрен и в идеале вообще не дышал, но я решил помолчать. Нагрузка колоссальная, держаться уже тяжело. Перекладина так и норовит подвернуться. А любое лишнее слова только будет отвлекать.

— Двадцать секунд, это что-то невероятное! — галдел ведущий, кружась возле меня волчком. — Кажется это серьезная заявка на победу! Но еще полно времени! Давайте поддержим нашего чемпиона аплодисментами.

Люди загудели, захлопали. Всем было любопытно, как я справлюсь дальше.

— Давай! — пискнул какой-то мальчишка, державший за руку маму.

Мне приходилось все сложнее. Руки от напряжения тряслись, мышцы начали забиваться. Аведь не прошло и половину времени!

Давай Саня… Я стиснул зубы, закрыл глаза, пытаясь сосредоточится. Все таки гири мне явно будут не лишними… найти бы где еще такое добро продается, там отовариться и вообще шик.

— Сорок секунд прошло… — слышались эхом слова ведущего. — Пятьдесят! Давайте все вместе сделаем обратный отчет. Десять! Де-е-евять…

Я не слушал по большей части. Руки не просто дрожали, а ходили ходуном. Я крепче стиснул зубы, изо всех сил мешая перекладине провернуться. Понимая, что до заветной минуты остается несколько секунд, из последних сил подтянулся и спрыгнул.

Положа руку на сердце, я сделал это не эффекта ради, а чтобы не упасть. По сути сэкономил несколько секунд, которые провел в воздухе.

Зрители мигом замолчали. Ведущий уставился на экран мобильника с выключенным секундомером. И его брови медленно поползли вверх.

— Минута… ровно! — тихо, забыв поднять микрофон, объявил он.

Толпа взорвалась аплодисментами. Я вяло поулыбался, чувствуя, что не смогу ближайшее время нормально поднять руки. Но оно, черт возьми, того стоило.

Отдышался, уперевшись ладонями в бедра. Пальцы гудели, в мышцы словно налили расплавленное железо. Толпа еще похлопала.

— У нас есть победитель! — возбужденно крикнул ведущий, теперь подняв микрофон. — Ваши впечатления от конкурса?

Я поднял голову, оглядел собравшихся. Справа стоял парень консультант в яркой майке, ошарашено глядя на меня.

— Впечатления? — я повернулся к ведущему. — Если работать настоящим железом, — я кивнул в сторону призовых гирь. — То и результат будет соответствующий. Хоть на турнике, хоть в жизни. Было бы желание.

Консультант, поняв к чему я клоню, улыбнулся.

Мне вручили сертификат победителя. Сделали несколько снимков. Потом народ начал расходиться, поняв, что ничего интересного больше не предвидится. Ведущий, уже без микрофона, подошел ко мне с телефоном в руках.

— Мы обязательно выложим в сеть видео с конкурса, — с улыбкой сказал он. — Надо же как-то отчитаться перед спонсорами, ну сами понимаете. Если вы не против, конечно. Если дадите аккаунт, мы вас отметим.

Я сначала хотел ответить нет, но быстро вспомнил о своей странице в соцсетях.

— Есть. Саша Файтер, вот, — я показал экран мобильника с открытой страницей.

— Отлично, — он записал данные. — Мы ещё от себя дадим вам скидку от нашей компании, если решите что-то купить. Сильно выступили, заслужили!

Я подошел к постаменту, где стояли призовые гири. Поднял было одну, но ведущий остановил меня мягким жестом.

— Не стоит. Мы пришлем вам все доставкой. Только оставьте адрес и телефон.

— По почте? — я скептически приподнял бровь. — Мне проще самому дотащить, пока на колесах, чем потом отделение искать.

— Нет-нет. Курьерская доставка. Мы сами привезем от двери до двери, — заверил ведущий.

Я продиктовал адрес будущего зала и оставил номер мобильного телефона, чтобы со мной могли связаться и уточнить удобное время доставки. Поймал себя на мысли, что в России образца 2025 года все меньше сфер, где нужно непосредственное участие человека. Хочешь есть? Вот тебе курьер и сотни ресторанов на выбор. Шмотки прикупить — пожалуйста… но слишком это все расслабляло. Я, конечно, никогда не верил в теории рептилоидов и кыштымских карликов, но тут невольно задумаешься. Так скоро выходить из дома будет без надобности. А зачем — все под рукой, начиная от еды, кончая бабами.

— Ты, значит, в фирме работаешь, которая гири делает? — спросил я ведушего.

— Отдел продаж. Хотите, я вам сразу наш каталог покажу? Уверен, что вам понравится.

Он протянул глянцевую книжицу, плотную, с лаковыми страницами. Я пролистал. Все цифровое — гантели с дисплеем, гири с Bluetooth, беговые дорожки с голосовыми ассистентами. Красиво. Но…

— А простое железо есть? Без лампочек и батареек? Как гири?

— Мм… под заказ можем сделать. Все обсуждаемо, — ответил продавец.

— А цены?

Он пролистал каталог, показал примеры работ, выполненных под заказ и их стоимость. Я сразу понял, что обычное железо здесь делается в виде сувениров.

— Отставить ваш телефон продажникам, с вами свяжутся? — предложил ведущий.

— Если решу, то я сам вас найду, — я покачал головой.

Железо по цене сувениров — это перебор.

— Удачного дня! — попрощался ведущий. — Только товар не забудьте купить, на чек нужен для отчетности!

Перчатки я покупать не стал, они были действительно качественные, но цена… я выбрал на выходе скакалку по акции (без счетчиков!) и взял ее. А вот с остальным надо крепко думать. Лучше своими руками сделать зал, чем тратить деньги на сувениры. Да, времени больше уйдет, зато не будешь думать во время упражнений, что тренажер под тобой сломается в любой момент.

Уже в машине, взявшись за руль «кабана» я сказал:

— Алиса, где можно купить подержанные гантели?

— На сайте бесплатных объявлений «Авито», — отозвалась она, будто только этого и ждала.

— А сколько стоят? — заинтересовался я.

— Цены варьируются. От двухсот до двух тысяч рублей за комплект. Хотите, открою вам подборку объявлений?

— Конечно хочу.

На экране вспыхнуло сразу с десяток объявлений по Москве. Металлические блины, старые штанги, ржавые, но живые. Аккуратно подчистить коррозию и будут блестеть.

На одном из объявлений вовсе был целый ассортимент, будто на витрине старого «Спорттуризма». Я зашел в объявление — советское «железо» продавали по цене металлолома, по сто рублей за килограмм. Целый ржавый рай…

— А чего ж ты раньше не сказала? — буркнул я.

— Вы не спрашивали. Но если хотите, могу подобрать ещё категории спортивного инвентаря.

— Подбирай.

Передо мной открылась целая витрина — только не глянцевая, как в спортивном магазине, а настоящая. Вещи с историей, с потом, с запахом металла, а не пластика. Здесь было все — бинты, шлемы, тренажёры и многое прочее.

Я достал блокнот, ручку. Сидел, считал, умножал. Получалось меньше, чем один «умный» тренажер в магазине. За все.

— Надо брать, — сказал я вслух.

Позвонил по первому номеру того самого «Рая в гаражах».

— Железо продаете? — спросил я, когда соединение установилось.

— Продаем. Приезжайте забирайте, — ответил хриплый мужской голос.

Я припомнил о доставке и решил уточнить.

— Отправить доставкой можно?

— Можно. Но нужно? — хмыкнул мужик и пояснил. — Дорого выйдет, рад в десять больше, чем отдадите за железо. Так что лучше сами приезжайте, что-нибудь придумаем.

Ясно, не все коту масленица…

— Принял, заберу. Как до вас добраться и как по времени удобно? — уточнил я.

— Да как приспичит, так и приезжай. Я свою «ласточку» капиталю, и в гараже с утра до вечера. А адрес… — продавец пояснил как до него добираться.

Я записал в блокнот.

— Если что придержите, я точно приеду на днях, — сказал я.

Мужик в ответ многозначительно хмыкнул.

— Братец, вот по чесноку, кому кроме тебя нужен этот металлолом?

Я вернулся к списку. Начал обзванивать остальных. Все, что меня интересовало было в наличии и везде мне предлагали приехать и забрать товар самому.

По итогу примерно через час у меня был на руках довольно внушительный список адресов. Все необходимое для зала обошлось бы меньше, чем в тридцать тысяч рублей. Отлично! Что тут еще скажешь?

Я вывернул с парковки и поехал в зал. Мимо проносились бесконечные вывески — автомойки, пункты шиномонтажа, вейп-шопы, кальянные, кафе.

На очередным повороте передо мной выскочил какой-то мужик, размахивая руками. Пришлось остановиться, чтобы его не сбить.

Мужик был в спортивных штанах, с небритым лицом. На обочине стояла баба в платке, на руках сверток, видимо дитя.

— Слышь, ты чего под колеса бросаешься? — бросил я, опуская стекло на двери.

Прихрамывая, он подбежал ко мне и я чуть опустил стекло на водительской двери.

— Брат, помоги, бензин кончился… мы с юга, беженцы. Ребенок маленький… — задыхаясь, затарахтел он, сопровождая слова активной жестикуляцией.

У обочины действительно стояла красная «шестерка».

— Сколько ребёнку? — я покосился на обочину, где женщина покачивала сверток в руках.

— Шесть месяцев… Пожалуйста, хоть немного…

— Ты цыган? — прямо спросил я.

— Нет! Ты что! Обижаешь, брат. Мы с юга… Вот паспорт!

Он вытащил какой-то документ. Я не смотрел. Вынул из кармана купюру.

— На. Только запомни, если обманываешь — лучше бы ты меня не встречал.

Он схватил деньги с радостью.

— Спасибо, брат, дай Бог тебе…

— Все. Сворачивай базар, — перебил я.

Но тот не отходил.

— На, брат… от сердца отрываю. Ребенок у меня малый, не хотим в машине ночевать… — он вытащил из-под рубахи толстую золотую цепь и протянул мне. — Настоящая. Купи за бесценок!

— Дай посмотрю, — сухо сказал я.

Он было принялся снимать цепь, но я его остановил. Все, что нужно — так увижу.

В жизни всякое может быть, такие обстоятельства тоже. И если людям нужна помощь, нельзя отворачиваться. Нужно помогать по возможности. Те же цыгане, а это была цыганская семья, тоже люди и у них также бывают неприятности, как у всех. Не имею привычки делить людей по национальностям или как-то еще.

Другой разговор, чем человек отвечает тебе на доброту. Я посмотрел на цепочку ближе, когда цыган чуть нагнулся вперед. Ясно все… цепочка была легкая, как воздух. Покрытие неровное, замок кривой. Сомнений не было.

— Золото говоришь? — спросил я.

— Да, брат, вот на кресте клянусь, — и он поцеловал распятие, висевшее на цепочке.

Я вздохнул, а потом резко схватил его за цепочку одной рукой. Второй нажал на подъемник стекла. Стекло прижало шею цыгана так, что у него глаза полезли на лоб.

Я недолго думая включил передачу, отпустил тормоз и «Кабан» медленно покатился вперед. Цыган, совершенно обезумевший, побежал следом, как волк из известного мультфильма.

— Пощади, брат! Пощади!

— Я тебе деньги дал? В положение вошел? — спокойно сказал я, крепко держа его за цепь. — А ты в ответ мне тухляк толкаешь. Это по-твоему по-людски?

— Прости… Прости дурака, не повторится такого, мамой клянусь… — верещал он.

— Бабки на базу, — рявкнул я, не отпуская газ.

Цыган изловчился, достал купюру, которую я ему дал и вернул. Я плавно остановился. Открыл окно и отпустил цепочку. Цыган отшатнулся, держась за шею, тяжело дыша и весь трясясь.

— Еще раз тебя или твоих вижу, то не обижайся, — предупредил я.

— Понял… больше не будем… не здесь…

Он попятился и бросился к красной «шестерке». Женщина в это время уже бросила сверток на сиденье и запрыгнула в автомобиль. Внутри свертка была кукла. Ну а в бензобаке «шестерки» сразу нашелся бензин. Актеры, блин!

М-да, совсем цыгане обнаглели. Пользуются доверием людей и сами подкладывают в ответ свинью. Оно ведь как, отличительная черта русского человека — сострадание. И эти нелюди пользуются нашей добротой.

— В мире стало спокойнее на одного вруна? — вдруг услышал я голос сбоку.

На обочине притормозил паренек лет двадцати пяти, и вышел из своего автомобиля с телефоном в руках. В машине осталась сидеть молоденькая девчонка.

— Я все на видео записал, если что! — объявил он. — Надо выложить в паблики, чтобы люди на такой развод не попадались… Вы не пострадали?

— Нормально все, и много в городе таких? — спросил я.

— Полно! То духи паленые предлагают, то айфоны китайские… жулье! — он вздохнул. — Скоро какую-нибудь новую схему развода придумают. Самое обидное, что люди все равно вляпываются.

Я поблагодарил паренька за бдительность и поехал дальше.

Подъехав к залу, сразу обратил внимание на тонкий след из песка, ведущий к дверям с улицы. Мешок может порвался к чертовой матери…

Пацаны были в зале. У стены стояли пакеты — бутылки с водой, чипсы, пирожки в целлофане. На подоконнике стояла музыкальная колонка, из которой играл слабенький бит.

— Угощайся, Саня, — крикнул Виталя, поднимая пачку чипсов.

Я только кивнул, но угощаться не стал. У пола, ближе к дальней стене, лежал песок — грубый, с редкими ракушками, желтоватый. Рядом валялась тележка…

— А это что за песок, пацаны? — я подошел к горке, пощупал.

Песок явно не походил на магазинный.

Марик и Виталя сделали вид, что не услышали вопрос. С довольным видом жрали чипсы и запивали газировкой.

Я выпрямился, перевел взгляд на телегу, к ее колесам тоже прилип песок.

— Ну вы, конечно, молодцы… — выдохнул я. — Из песочницы, что ли свистнули?

— А че не так… там много… детям хватит, — усмехнулся Виталя, закидывая в рот очередную чипсину.

— Так-то целый самосвал привезли, делиться надо! — поддакнул Марик.

Я сразу понял почему пацаны так охотно согласились заняться песком. Еще до этого приметили откуда его можно взять и, собственно, взяли. Ну а бабки, которые давал Игорь, спустили на еду и музыкальную колонку.

— А если придут хозяева? — спросил я спокойно, не повышая голоса. — Что тогда скажете?

— Да какой там придут, — отмахнулся Виталя. — Он уже неделю никому на хрен ненужный лежит! Поэтому…

Он вдруг запнулся, опустил руку, державшую чипсину, и посмотрел мне за спину. Я обернулся и увидел худощавого мужчину лет сорока с большой кожаной папкой в руках.

— Ну конечно, теперь уже без присмотра песок оставить нельзя! — он возмущенно всплеснул руками.

Повисла пауза. Я перевел взгляд на Марика и Виталю, которые уже были на ногах. Вот же… исполнители.

— Простите, мы думали он ничейный, — робко выдавил Марик, вжимая голову в плечи.

— Какой ничейный! Ничейный вы на берегу реки найдете… — возмутился мужик. — Так, я звоню в полицию! Вот хулиганы! Вы посмотрите, посередине белого дня уже песок нельзя оставить!

Он вытащил телефон и начал тыкать в экран пальцами.

Я шагнул к мужику, достал деньги, те что остались от утреннего заработка. Отсчитал пару купюр и без лишних слов протянул мужику.

— За мешок, телегу и неудобство. Давай без полиции обойдемся.

Мужик сжал губы, но деньги взял. Посмотрел на меня, потом на пацанов и ушёл, не сказав больше ни слова.

Я проводил его взглядом, закрыл глаза, чувствуя как по венам разливается злость. Тут бы совершенно случайно не поубивать бы этих дельцов на хрен. Успокоится помог глубокий вдох и медленный выдох. Я обернулся к пацанам.

— Эти деньги я вычту из оплаты за стяжку. В двойном размере. А если вы меня подставите еще раз, закопаю вас в ту же песочницу, откуда вы притащили песок. Ясно изъясняюсь?

Марик и Виталя молчали.

На самом деле, если углубляться в вопрос, вина пацанов только в том, что они идиоты. И такие «гениальные» идеи приходили только в дурные головы. Песка натаскали на тысячу, ну на две… а вот на статью могли прилипнуть на раз. Сидели бы потом за то, что свистнули песка из песочницы.

Но после моих слов лица Витали и Марика как-то сразу вытянулись.

— Сань, — прошептал Марик неуверенно. — Нам деньги позарез нужны…

— Мы тут задолжали, — присоединился Виталя.

— Головой надо было думать, а не одним местом. Ничем не могу помочь.

— Сань… ты не понял, мы серьезному человеку деньги должны! Он так не оставит!

Я про себя усмехнулся. Интересно — серьезный человек в их картине мира это кто? Сосед по лестничной клетке Вася? Ну ей богу, никто «серьезный» таким чебурашкам деньги попросту н займёт.

— Мы остались должны за грибы Егору, — выпалил Марик.

— Барыга что ли? — уточнил я.

— Ага, он с нас теперь шкуру спустит, — подтвердил он.

— Заживо… — поежился Виталя.

Я посмотрел на них внимательно, поочередно.

— Ну допустим со снятием шкуры Егору придется подождать, потому что вы работу не закончили.

— Так он сюда придет…

— Если придет, скажите, что это я у вас деньги забрал и отдать барыге не разрешаю.

Виталик и Марик переглянулись.

— Че правда? Ты за нас впряжешься?

Нет, впрягаться за пацанов я не собирался, хотя и был заинтересован в их помощи. Здесь было другое, глубоко личное. Торговцев дурью я не переносил на дух… были на то основания. И разговор с такими персонажами у меня всегда был короткий.

Я вынул из кармана свой блокнот с ручкой. Открыл, вырвал лист, где были записаны адреса с «Авито».

— Вот вам услуга за услугу, — я потянул им лист и объяснил, что нужно будет сделать. — Как полы зальете, походите по адресам. Все что в списке есть, должно быть в зале. Задачу поняли?

— На проезд бы… — заикнулся Виталя.

— Пешочком, ножками походите, это полезно, — перебил его я.

Я достал мобильник, взглянул на время.

— Через пару часов приду, и раствор должен быть готов, так что поднимаемся и работаем.

Чтобы облегчить задачу, я вернул пацанам телефон и те нашли видео в интернете, как готовить раствор для стяжки. Как я и предполагал, объяснение были максимально доступны и столь же максимально разжеваны.

Виталя и Марик приступили к работе. А я немного подумав, снова достал блокнот и записал несколько фамилий.

— Пацаны, а это моя личная просьба. Как будете на перекуре, найдите мне все, что можно найти в интернете на этих людей, — я протянул лист пацанам.

(обратно)

Глава 13

Я остановился перед «Чайхана Луна» без пяти минут шесть. Окинул взглядом вывеску, которая чуть покачивалась на ветру, как на старых видео из Стамбула на видеокассетах в моем девяносто шестом. Вывеска была выполнена шрифтом на восточный манер. Неоновый полумесяц, на буквах «А» чуть темнее светила подсветка, но это только привлекало внимание. А может и задумано было так?

Я толкнул тяжелую дверь, но та не поддалась. Окинул вход взглядом и увидел кнопку звонка. Нажал на него и из динамика по улице разнеслась приятная мелодия.

— Простите, но у нас заняты все столики, вы делали бронь? — донеслось из динамика через несколько секунд.

Я подтвердил, что столик у меня забронирован, о чем мы договаривались с Алисой. Мгновение и замок на двери открылся. Я толкнул дверь и зашел внутрь. Сразу ощутил запах восточных пряностей и кальянного дыма. Пахло, как на прилавках у вокзала — сухофруктами, лавашем, пахлавой.

Кафе находилось на втором этаже, куда вела лестница с чугунными ступенями, застеленная мягким красным ковролином. Над головой застыли светильники, сделанные под медь, от которых шел мягкий приглаженный свет.

На входе меня никто не встречал. Поднявшись по лестнице, я оказался на втором этаже. Зал кофе оказался уютным — вдаль тянулись «кабинки» с диванами, с подушками, каждая отделена тканевой шторкой. С потолка свисала ткань с восточными узорами, и над каждым столом светил теплым светильник. Атмосфера здесь была как в восточной сказке.

— Здравствуйте, меня зовут Кирилл, ваш администратор. Какой столик вы бронировали? — передо мной вырос худощавый парниша в белой рубашке.

— На шесть вечера, бронировала Алиса, — ответил я, попутно обводя зал взглядом.

Он посмотрел в свой планшет, видимо нашел бронь.

— Позвольте проводить вас!

Администратор провел мен между столиков. Я с любопытством оглядывался, чувствуя себя, как в турецком фильме «Бандит», где герой просидел тридцать пять лет, а потом вышел на свободу.

На краю зала оказалась кабинка с открытой шторкой. На диване сидела девушка. Худая. В серой водолазке. Волосы гладко зачесаны назад. Я узнал ее только после того, как подошел ближе.

— Ира? — удивился я.

Она улыбнулась, подняв на меня взгляд.

— А ты кого рассчитывал увидеть? Попова?

Я сел напротив, не касаясь спинки дивана, сложил руки на стол. Секретаршу Хайпенко я надеялся увидеть меньше всего. Нет, адрес своей странички в запрещенной социальной сети, девчонка мне оставляла… но все же я ей так и не написал. А видимо должен был.

— Что-то выбрали или подойти чуточку позже? — администратора сменил улыбчивый официант с сережками в обоих ушах.

— Подойди через пару минут, — попросил я.

Когда он ушел, я перевел взгляд на Иру. Забавно, но в жизни вне офиса девчонка выглядела совсем иначе. Куда-то делся весь ненужный лоск, глубокий вырез декольте и короткая юбка в купе с ярким макияжем. Да, губки у Иры были такие же пухлые, а ресницы длинные, но передо мной будто сидел совсем другой человек.

— Попов это кто? — спросил я.

— Ну, Хайпенко, — уточнила она. — Хотя, может, ты вообще уже не помнишь, кто он такой.

Не знал, что у Хайпенко выдуманная фамилия. Взял меню. Глаза начали спотыкаться уже на втором слове. «Кубдари с моцареллой», «фалафель-ролл на брускетте», «сэндвич с бараниной и кимчи». Да тут сам черт ногу сломит!

Чувство было такое, что с Ирой мы давно знакомы, и тогда когда мы встретились у Хайпенко в офисе, это встреча была далеко не первой.

Официант, видя, что я занялся меню, снова появился перед столиком. Я ткнул пальцем в первое, что не вызвало внутреннего протеста.

— Чорба с говядиной. И чай, если есть.

— Возьми мятный, — посоветовала Ира.

Официант записал заказ и оставил нас вдвоем, заверив, что все будет готово в течение получаса. Чай обещал принести сразу.

Как только он ушел, Ира задернула шторку, отрезая наш закуток от остального зала.

— Так что, тебе удалось договориться? Или ты, как обычно, клал на наши договоренности? — спросила она.

Я поднял глаза и внимательно на нее посмотрел.

— Напомни, о чем мы договаривались?

Ира откинулась назад, скрестила руки и надула свои пухлые губы.

— Ты обещал, что режиссер покажет видео на конференции в прямом эфире. Ты сам просил, чтобы Рената и Хайпенко размазали.

Я задумался. В голове стало складываться хоть какое-то понимание происходящего. Выходит прежний обладатель этого тела оказался ввязан в «заговор» против Хайпенко. Флешка, которую получил уже я, предназначалась для слива конторы. По всей видимости, не один «я» был недоволен Хайпенко… понять бы еще из-за чего случился конфликт? Я об этой ситуации почти ничего не знаю.

Но зато теперь понятно почему Ренат разговаривал настолько недружелюбно. Видимо, прежний обладатель этого тела и начальник СБ давно точили друг на друга зуб. Искали случай, чтобы обострить…

— Я уволен, — ответил я, видя, что Ира ждет ответ.

— Так-то я в курсе. Но ты понимаешь, что ОН не доволен? — он подалась вперед, взяла чашку с чаем, сделала глоток.

— Кто он? — спросил я, делая вид, что не понимаю.

— Волан-де-Морт, блин! Не прикидывайся, — холодно ответила Ира.

Я коротко пожал плечами, понимая, что речь не о Волан-де-Морте, кем бы он ни был.

— Или все, Саш, конфликт с Поповым исчерпан? Ручки поднимаешь, ты…

Ира начала заводиться, но я ее оборвал.

— Тон смени, — спокойно сказал я. — Со мной таким тоном разговаривать не нужно.

Она вздрогнула от неожиданности, но замолчала. Вообще собеседнику, независимо от пола, неплохо сразу обозначать границы дозволенного в диалоге.

Красные линии, так сказать. Шторка одернулась и официант поставил на стол мятный чай. Пальцы машинально коснулись чашки.

Видя, что я замолчал, Ира продолжила, но куда спокойнее.

— Ты забыл о том сколько штрафов этот мерзавец навесил на тебя? — тихо сказала она.

А дальше последовал крик души Иры, который, впрочем, сделал для меня ситуацию еще более понятной. Ира рассказала, что несмотря на «строгий» запрет вмешиваться в потасовки бойцов, Хайпенко начислял охране штрафы за «бездействие». Якобы отчитывался перед Федерацией, что в лиге действует жесткий запрет на конфликты с применением физической силы. И те, кто его нарушают — жестко штрафуются.

Итого каждая драка обходилась штрафом в десятки тысяч рублей. И вот когда к концу года штрафы накопились, Хайпенко повесил долг на своих охранников. Чего обещал не делать. Формальной причиной стал крупный штраф, выставленный лиге Федерацией.

Некрасиво вышло, не поспоришь, если все действительно так.

— Просто зачем тогда Леня рисковал, снимал видео, чтобы в итоге… — она вздохнула, не договорив. — Саш я тебя не понимаю.

Я снова промолчал. Вон оказывается откуда ветер дует — Леня снимал видео с флешки. А значит активно учавствовал в заговоре. Отчего тогда молчал… Видимо сильно Хайпенко разозлил ребят, раз те были готовы вынести сор из избы на всеобщее обозрение.

— Ясно, — сказал я, когда пауза начала затягиваться.

— Ты не хочешь уничтожить Хайпенко? — спросила Ира негромко.

— А тебе все это зачем? — прямо спросил я.

— Саш…

— Я серьезно спрашиваю.

— Он это заслужил! Не только у вас есть основания ненавидеть Сережу… — она запнулась, потупила взгляд.

Основания Ира не назвала, хотя было бы любопытно узнать, что стало из яблоком раздора. Но что-то мне подсказывало, что в ее случае дело не в штрафах. Нет, тут похоже речь о женской мести.

— Мы должны показать эту флешку в прямом эфире на конференции. Только я теперь не знаю, как это сделать… — продолжила Ира. — Может у тебя план есть, Саш?

Я откинулся на спинку дивана, впервые позволив себе расслабиться. Отпил чай. Вкус у него был необычный, заварен крепко.

Потом достал деньги из кармана, положил купюру на стол и поднялся из-за стола.

— Если будут варианты, я дам тебе знать, — бросил я и ушел, не оборачиваясь.

Чорбу с говядиной правда попробовать не довелось, но ничего, на гастрономические открытия еще будет время.

* * *

К началу своего первого рабочего дня в клубе «Склад» я за малым не опоздал.

— Пробки девять баллов! — сообщила мне Алиса. — Рекомендую воспользоваться метро. Составить маршрут?

Несмотря на позднее время, город замер в многокилометровых пробках. Раньше как было — независимо от времени суток, ты перемещался спокойно, останавливаясь только на светофорах. Теперь же ситуация изменилась… машины ползли среди плотного потока со скоростью улитки. Пешеходы на тротуаре и те передвигались быстрее…

Глядя на это, я решил оставить задумку ехать на «кабане» и пошел к ближайшей станции метро, как и рекомендовала Алиса. Там в подземке пробок точно нет. А вот людей…

— Ни хрена себе, — хмыкнул я, увидев живую людскую лавину в подземке.

Все куда-то торопились, бежали сломя голову. Зазеваешься на мгновение и лавина тебя безвозвратно унесет.

Добираться на метро действительно оказалось куда быстрее. И уже через полчаса я вышел из подземки, застегнул куртку и втянул ноздрями вечерний московский воздух.

У входа в «Склад» стоял Игнат, проводивший инструктаж охранникам перед началом смены. Я взглянул на часы — до открытия «Склада» оставалось пятнадцать минут.

— Ну что, готов боец? — спросил он без улыбки, когда увидел меня.

— Смотря к чему.

— Далер подойди брат!

Игнат подозвал крепкого смуглого паренька и представил нас друг другу.

— Так, пацаны, — продолжил он, когда мы обменялись рукопожатиями. — Сегодня работаете в паре. Саня у нас в первый день, поэтому его надо ввести в курс дела.

— Сделаем Игнат Викторович, — заверил Далер.

— Вот и славно. Делай!

Далер провел меня внутрь клуба, в служебное помещение охраны. Шли через темный коридор, обитый шумоизоляцией. Коридор заканчивался лестницей, ведущей будто в бункер. В подсобке горел яркий свет, стены вокруг были заклеены плакатами с голыми девицами с пятым размером груди и бойцами из разных лет.

Далер полез в шкаф, достал оттуда строгий костюм и протянул мне.

— Саня вот, держи.

Я взял комплект — белая рубашка, брюки со стрелками, ремень с логотипом клуба и пиджак. Материал правда какой-то… скользкий, с блеском, смахивает на униформу официанта из пафосного отеля.

— Это обязательно? — спросил я.

— Обязательно, — спокойно ответил Далер. — Ты думаешь мне оно нравится? Выгляжу как… полупокер.

Я переоделся. Форма чуть жала в плечах, как в школе на линейке. Ворот тугой. Но привыкнуть можно.

— Галстук еще есть, но хрен его знает где он. Можешь рубашку на верхнюю пуговицу расстегнуть, так тоже можно по дресс-коду.

Я закончил «преображение». Взглянул на себя в зеркало на стене.

— Сегодня ты со мной в смене. Мы работаем в вип зале. Контингент там соответствующий, детки серьезных людей, которые привыкли к лакшери жизни, — пояснил Далер, и многозначительно на меня глянул.

— Из тех, кто привыкли, что они могут делать все, что угодно, а им за это ничего не будет? — подмигнул я, застегивая пуговицу на рукаве рубашки.

— Угу… — вздохнул Далер. — Зато они хорошие чаевые платят официантам, в те потом с нами делятся.

— Понял.

Далер достал из внутреннего кармана два сложенных вчетверо листов.

— Список гостей випа, — он протянул один из листков мне. — Игнат перед началом смены собирает информацию по нашей золотой молодежи. Вот смотри, что есть по сегодняшним гостям.

Далер ткнул в первую фамилию в списке.

— Третий столик это сын прокурора. Высокий, лысый, в зеленой рубашке. Любит, чтобы к нему обращались по имени отчеству, хотя самому девятнадцать… — прочитал Далер. — В третьем у нас братцы таможенники, близнецы, у них день рождения кого-то из них. Седьмой столик — племянник начальника отдела полиции Лубянки. Любит…

Я, признаться слушал вполуха. Кто что и как любит — это к официантам, а не к охране. Веди себя достойно, чтобы вопросов к тебе не возникало, и все. А если вопросы возникнут, то там будет не до привычек и пожеланий.

— Главное запомни: что бы они ни несли — улыбаешься и киваешь. Даже если он тебе говорит, что землю населяют духи Гагарина и Цоя — улыбаешься. Так-то сегодняшние не агрессивные, я с ними уже работал и не один раз… Хотя третий столик бывает бурогозит, как выпьет.

— А если начнет? — я вскинул бровь. — Ну в смысле бурогозить.

— Если начнет, то Игнат сориентирует, а пока приказа не будет — руки при себе держи, — пояснил Далер. — Так, ну что тебе еще такого рассказать.

— Не утруждайся, все равно не запомню, буду по месте ориентироваться, — ответил я.

Далер внушительно пожал плечами и мы пошли в вип зал. Кстати, интересно почему Игнат в первый же день поставил меня работать именно сюда? Спросить я не успел, потому что стоило открыться двери вип-зала, как в барабанные перепонки ударила громкая клубная музыка. В мое время она называлась кислота.

Официантки уже сновали между столами, девчонки танцовщицы забирались на шесты. За пультом стоял диджей. Внутри, конечно, было роскошно. Особо в глаза бросались столы, выполненные из огромных срезов какого-то очень старого дерева. На столах стояли таблички с номерами, чтобы «дорогие» гости ничего не перепутали.

Те, кстати, уже начали заходить. Я тотчас для себя выделил сынулей прокурора, таможенника и высокопоставленного мента. Держались они так, словно цари этой жизни.

— О, Саня⁈ — вдруг окликнул меня чей-то голос, пробивший я сквозь громкую музыку.

Из-за шторы вынырнул знакомый силуэт — в светлой футболке, с цепью на шее и глазами, в которых застыла смесь: деньги, кокаин и детская обида на мир.

Я узнал его сразу — это был тот самый «принц» у входа, которого я пару дней назад вежливо приложил к асфальту, чтобы не лез с руками. Он, судя по всему, меня узнал.

Я поначалу напрягся, готовясь к тому, что «принц» начнет агрессировать. Но тот подошел ближе и протянул мне руку.

— Саня! — засипел он, будто мы сто лет дружили. — Ни хрена какие люди в нашей дыре! Пацаны — это Саша Файтер! Ну который Карателя сломал!

Во оно что… неожиданно свалившаяся мне на голову популярность затерла наши недопонимания с прошлого раза.

Рука «принца» так и осталась висеть в воздухе. Таким людям, хотя даже не людям, а «человекам» я никогда не жал руку. Воспитание не позволяло.

Впрочем, «принца» это ничуть не смутило. Он, ухмыляясь своей наглой физиономией, аж хрюкнул от удовольствия.

— Давай выпьем! За встречу! За уважение!

Он дыхнул смесью рома и мятной электронной сигареты, которую держал в руке.

— Я на работе, — пояснил я.

Пацан будто не услышал или слышать попросту не хотел. Скорее всего не привык пацан, что ему отказывают. Он щелкнул пальцами и к нам, как сайгак прискакал официант, причем уже с двумя стопками в руках, естественно наполненных алкоголем. Да, здесь своих клиентов знали очень хорошо.

— Ну погнали! — он протянул мне одну стопку.

Дамир, стоявший по левую руку от меня, чуть повел подбородком вниз — мол, надо. Не спорь, мол, пригуби.

Но я не пригубил.

Для меня пить с человеком — значит его уважать. Этого юнца мне уважать было не за что, будь он хоть сыном президента.

— Не пью, — повторил я спокойно. — За столик пройдите.

— Э, брат, ну ты че обламываешь кайф…

Он протянул стопку Далеру, и тот отказываться не стал.

— За тебя! — молодой опрокинул стопку, морщась, вытер губы и глянул на меня с блеском в глазах.

— Знаешь сколько баб мне тебе в личку пишет, когда видео разошлось по сети! — он заржал как конь. — Не думал, что прославишься?

Он вдруг резко перестал смеяться и требовательно посмотрел на меня.

— Фима, камеру включи, сейчас запишем контент и замутим колабу, — обратился он у одному из своих дружков, даже не поворачиваясь.

Тот будто салага, услышавший приказ деда, спешно выхватил телефон, начав сьемку.

— Пипл хай! — обратился «принц» к камере. — Мы короче встретили Саню Файтера, прикиньте да?

Он показал на камеру два пальца в виде «Виктории», позируя на моем фоне.

— И как думаете, что мы будем делать? — вопрошал он.

— Сань терпи, — Далер шепнул. — Он под чем-то. Не слезет, пока не получит своего.

Я не расслышал, что дальше говорил «принц», но он вырос передо мной. Глаза паренька блестели от предвкушения.

— Давай на бабки забьемся? Кто кого рубанет, бить будем по жребию! — потребовал он. — Я хочу показать подписоте, что тебя положу!

— А если я бить буду?

— Выдержу. Положить меня еще раз у тебя не получится…

Далер вздрогнул, но никак вмешиваться не стал. Я окинул взглядом мажорчика. Зачем ему это было нужно? Может быть так он хотел кому-то что-то доказать или реваншироваться за прошлый раз. Не знаю, чужая душа — потемки. А что в душе этого паренька мне знать не особо то и хотелось.

Я подозвал паренька ближе и чуть подавшись вперед, чтобы не заглушала музыка, сказал.

— За столик сядь. Не сегодня.

— Блин, да че ты, — он хихикнул. — Или не вывозишь?

Я покосился на Далера. Тот всячески показывал, что на предложение надо соглашаться. Клиент всегда прав?

Раз, и ко мне незаметно подошел один из дружков непутевого.

— Плачу сотку, если проиграешь! — шепнул он. — Надо лечь, Санчес.

Я покосился на него, видя, что и этот товарищ убранный.

— Сань, ты ж только помягче, — зашептал на ухо мой напарник, понимая, что происходит. — Возьми бабки…

Один из дружков уже поднес пятирублевку, вложил в руку мажорчику. Тот аж хрюкнул от удовольствия.

— Орел или решка? — спросил он.

— Орел, — сказал я.

Он подкинул монетку. Приготовился ловить, но я опередил его — поймал монету на лету и положил плашмя запястье. Убрал ладонь.

— Орел… — буркнул молодой.

Было не похоже, что его хоть чуть смутило, что первым выпало бить мне. Я молча наблюдал за спектаклем, который устраивает «я у мамки дурачок». Вот она — современная «элита»…

— Ну давай вхерачь! — он выпячил подбородок и расставил руки. — Ну че ты?

А ведь он когда вырастет, сядет на руководящее место, пригретое родителями и люди будут страдать от таких талантов.

Я вздохнул.

Клац!

Бить кулаком не стал — кости беречь надо. Ударил ладонью. Удар получился плотным, достаточным, чтобы мажор стал консистенцией, как желе, и стек на пол.

Нокаут был глубокий.

Я взял салфетку с барной стойки, вытер руку от слюней этого урода.

— Ты че натворил? — зашипел дружок, предлагавший мне деньги. — Мы же договаривались!

— Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться, — ответил я. — А деньги чаевыми оставь девчатами, если самому не нужны.

Дружок вылупился на меня, но ничего не сказал, вместе с остальными бросился откачивать своего друга идиота.

— Сань, ты его убил… — прошептал Далер.

— Убили бы его наркота и алгоколь, которые он бы употребил сегодня, — я выбросил салфетку в урну. — А я его от них спас. На недельку уж точно. Так что его родители вам еще спасибо скажут. Да и народу остальному понравилось.

Виповцы действительно пришли в восторг и начади активно заказывать алкоголь официанткам.

Далер озадаченно почесал макушку, но сказать ничего не сказал. У меня же завибрировал мобильник. Я взглянул на экран — Марик.

— Саня, он пришёл… — послышался сдавленный, хриплый голос.

— Кто? — машинально переспросил я, хотя уже знал ответ.

— Егор… — прошептал Марик испуганно.

— Пришел с ножом… Саня он нас на хрен зарежет. Он этим ножом как-то себе мочку уха отрезал, просто чтобы доказать, что не шутит. Сейчас орет, что все разнесет. Он не уйдет!

Не похоже, чтобы пацан преувеличивал. Фоном раздался истошный вопль:

— Я вас порешаю суки!

— Держитесь. Я еду. Только не выходите, ясно? Закройтесь в подсобке и не геройствуйте.

Я сбросил звонок. Выдохнул. Вряд ли Егора, а он, судя по всему, псих, остановит хлипкая прогнившая дверь подсобки. Но будем надеяться на лучшее.

— Мне надо отъехать. Срочно, Далер, — я повернулся к напарнику.

Тот хотел что-то сказать, но я не дал.

— Скажи Игнату, что по личному. Вернусь быстро.

Я шагнул к выходу, но едва добрался до двери и там, как из воздуха, вырос Игнат. Я смекнул, что Далер наверняка успел доложить начальнику о конфликте в вип зале. По крайней мере, рожа у Игната была не самая довольная.

— Куда собрался?

— Надо отлучиться, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Тут без вариантов.

Я думал, что он начнет раскачивать на тему инцидента с мажорчиком, но Игнат лишь прищурился.

— Проблемы какие, Сань?

— Личные, — ответил я спокойно, но твердо.

— Сам справишься или помощь нужна? — вдруг спросил начальник после паузы.

— Сам, — заверил я, хотя получить такое предложение было несколько… неожиданным.

— Слушай, а ты вообще понял, кого приложил? — спросил он. Тон был не угрожающий, но сдержанный.

Я невозмутимо пожал плечами.

— Его отец просил не пускать. Он из рехаба сбежал.

— Зачем тогда пустили?

Игнат замолчал. Из-за стеклянных дверей в зал как раз выносили молодого. Точнее, вели под руки два охранника, в костюмах. За ними шли две фигуры в дорогих пальто, одна женская, вторая мужская.

Седой мужчина остановился у входа, бросил взгляд через плечо. Он был в очках, лицо каменное. Женщина, скорее всего мать этого чада, была вся в слезах.

— Спасибо, что поставили его на место, — произнесла она одними губами. И вышла вслед за охраной.

Игнат все это видел и снова повернулся ко мне.

— Ну смотри, если что ты теперь наша семья. Твои проблемы наши проблемы.

— Спасибо, я сам.

Игнат молча кивнул и отступил в сторону, освобождая проход.

— Тогда удачи. Но ты в следующий раз все-таки со мной советуйся. Ладно у этого покемона батя адекватный…

— Игнат! — я не дал ему договорить и остановился как вкопанный. — До скольки работает метро?

Меня как осенило. В клуб я приехал на подземке, но метро работает не круглосуточно.

— Ты не на колесах? — Игнат сразу понял почему я спрашиваю.

— Помоги вызвать машину? Отдам наличкой.

Он на секунду задумался. Но только лишь на секунду. Потом сунул руку в карман и достал оттуда ключи.

— На стоянке мой «Крузак», можешь взять, — сказал он и бросил ключи мне.

Неожиданно.

Я поймал брелок, и кивнул в ответ. Игнат развернулся и пошел прочь.

На парковке меня ждал черный двухсотый «Крузак». Совсем новый. Я открыл автомобиль и сел во внедорожник. Захлопнул тяжелую дверь «Крузака», завел двигатель — мощный дизель взревел с низким рыком, будто зверь потянулся после дремоты.

Я вжал газ и «Крузак» поехал, уверенно проглатывая ямы и стыки. Улицы к этому моменту наконец опустели. Светофоры мигали желтым. За окнами проплывали тени домов, шли редкие прохожие.

Я давил на газ, понимая, что должен успеть.

Только на подъезде к залу сбросил скорость. С визгом резины затормозил и выскочил из машины.

(обратно)

Глава 14

Егор, а это был он, судя по наличию ножа в руке, шатался вокруг зала. Он тяжело дышал, в глазах метались искры. Прямо сейчас он возился возле мусорки, ища дрын, чтобы им выломать дверь в подсобку. Пацаны заперлись там и не высовывались наружу.

Егор был не один, подельники стояли чуть в сторонке, на шухере. Но увидев «Крузак», на всех порах летящий как ужас посереди ночи, бросились врассыпную. Про своего шефа они мигом забыли.

Вообще крутая тачка, а «Крузак» был именно такой тачкой, многое делает за тебя. Встречают по одежке, а провожают по уму — про это. В массовом сознании как — если у тебя есть джип за пару десятков миллионов рублей, то ты человек уважаемый и серьезный. И эта «прошивка» одинакова, что для 1996 года, что для 2025.

Что до Егора, церемониться с этим утырком я не собирался. Не стал ничего говорить. Просто шагнул вперед, схватил Егора за куртку под ворот, за шкирку, как хулигана в школьной раздевалке. И резко дернул.

— Сука! — заорал он, но дальше слов не пошел — я уже выбил нож из его руки.

— Тише, людей разбудишь, ночь на дворе, — сказал я.

Егор, привстав на цыпочки, замер. Лицо перекосилось — злость на нем смешалась со страхом. Я застыл его врасплох и Егор н как не мог понять, что мне вообще надо.

— Что ты творишь, Егорушка? — тихо спросил я. — Ты с ножом к пацанам лезешь? За что? Объясни, будь так добр. Дай мне хоть одну внятную причину.

Он мотнул головой, как будто хотел что-то сказать, но вместо слов выдал сдавленный писк. Только когда я хорошенечко его встряхнул за шкирку, начал говорить невпопад.

— Они… они… мне… денег должны…

— За что долг?

— Неважно… а кто ты вообще такой? — Егор похоже наконец взял себя в руки. — Ты мент что ли? Хрена тебе надо⁈ У меня ничего нет!

— Нет, дружок, тебе повезло куда меньше.

Я затащил его внутрь зала, усадил у стены и оглядевшись, выругался… по стяжке на полу шла цепочка следов. Судя по тому что ботинки у Егора были перепачканы в смеси — он автор этих следов. Вот же урод все таки… работа на смарку!

Захотелось съездить ему разок, но я сдержался. Сначала следует выяснить, что за конфликт у него с пацанами.

— Марик, Виталя, выходите! — позвал я.

Через несколько секунд дверь в подсобку открылась и наружу вышли Виталя и Марик, бледные и перепуганные. Егора они явно боялись и зло косились на него.

— Ты не туда лезешь, — зло процедил Егор, впившись в меня поросячьими глазками. — Они мне бабки задолжали.

— Ничего мы не должны! — искренне возмутился Марик.

— Саша он врет! — поддержал Виталя.

Егор стиснул зубы так, чтопослышался скрип эмали. Попытался встать, но я положил руку ему на плечо, купируя порыв.

— Вы не догоняете, я не один здесь, ща пацаны мои придут. Пацаны, меня козлы прессуют!!! — заорал он, пытаясь вывернуться.

Пришлось прибегнуть к старым методам внушения — я стиснул его шею сзади двумя пальцами, там находились болевые точки. Сработало на ура, Егор тотчас притих.

— Пацаны твои сверкнули пятками, — спокойно ответил я. — И правильно сделали, тебе тоже надо было валить, пока была такая возможность. Ну чего на ошибках учатся.

Я подмигнул ему и Егор, судя по всему воспринял мои слова за угрозу. Впрочем правильно сделал. Никакого уважения или сострадания я к этому человеку не испытывал. Поэтому когда барыга заверещал:

— Паца-а-а…

Я оборвал крик Егора увесистым апперкотом поддых. Встряхнул за шкирку и внимательно посмотрел на него.

— Знаешь такие чудесные слова, сказанные, если мне не изменяет память, Александра Невским? Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет. Слышал?

Егор непонимающе вылупился на меня и замотал башкой.

— Это про то, что ты решил ножом вопрос решишь, — пояснил я. — Может тебе твой ножик под ребро вставить?

Я обернулся к Марику и Витале, которые буквально втиснулись в стену.

— Пацаны, за ножом вас гонять не буду, но у меня в подсобке шило валялось…

— Я тебе сказал не лезь, если жить спокойно хочешь, — зарычал Егор, держась за солнечное сплетение и все еще бросая взгляд на выход.

Верил до сих пор, что придут его дружки. Но уже никто не придет.

— Хотя нет… — я продолжал внимательно смотреть на Егора, удерживая его шкирку. — С шилом больно просто получается.

Мне не хотелось углубляться в суть проблемы и копаться в грязном белье. Пацаны, а в это хотелось верить, завязали с темными делишками и встали на путь исправления. Ну а этот путь отлично совпадал с моими интересами по починке зала. А значит, докапываясь до пацанов, Егор просто на просто мешал моим делам. Вот этого ему делать точно не стоило. Ни Егору, никому другому.

— Но прежде чем я решу, что с ним делать, сколько он с вас денег просит? — я обернулся к Марику и Витале.

— Десятку… — прошептал Марик, все еще втягивая голову в плечи. — Но мы ему уже пятнадцать отдали, она нас на счетчик поставил!

— А ты отдавать вместо них собрался? — окрысился Егор. — Тебя я теперь тоже на счетчик поставлю!

Агрессия из него так и лилась через край. Так как он себя вести в схожей ситуации, могли толко в край самоуверенные люди, привыкшим чувствовать себя безнаказанными. Хотя в его ситуации, было отчего напрячься. Ночь, заброшенный зал…

Но ничего. Если непонятливый, это только его проблемы. Обычно такие понимают, если доходчиво объяснить.

Я сел напротив него на корточки заглянул в бесстыжие глаза.

— Значит так. На ваши дела, кто кому и сколько должен — мне чхать с высокой колокольни. Но ты один важный момент упустил, — начал я.

— Что я упустил? — проскрежетал Егор.

— Вот это, — я обвел пальцем помещение. — Мое.

— Допустим, — нехотя согласился собеседник.

— Видишь вон те следы? — я кивнул на цепочку следов, оставленных в свежем, еще не высохшем бетоне. — Это ты пришел ко мне и натоптал. Нехорошо получилось, не находишь?

Я замолчал, ожидая его реакции. Егор сузил глаза, отвечать не стал, пытался понять куда я клоню.

— Так вот, мне эта стяжка в тридцатку встала за работу, плюс столько же за материалы, — продолжил я. — И ты меня с работы сорвал, я там бабки не дополучу и на бензин я тоже потратился. Как отдавать долг будешь?

Егор аж глаза выпучил.

— Слышь ты че меня на бабки хочешь поставить? — взвизгнул он. — Да ты знаешь, кто я такой…

Ясно.

Последняя капля моего терпения после этих слов помахала ручкой. Ну я по крайней мере попытался.

Но на нет и суда нет.

Я держа Егора за шкирку, протащил его к стяжке. Тот, конечно попытался сопротивляться, но получалось так себе. Подойдя к не высохшему раствору, я подсек Егора и уложил прямо в него. Не давая встать, наступил сверху ногой на грудь.

— Пацаны, у нас же бетон остался? — спросил я, не оборачиваясь.

— Да, мешков пять, — откликнулся Виталя.

— Несите сюда.

Пацаны встрепенулись, нагрузили мешки в телегу и подкатил эти ко мне.

— А теперь послушай меня внимательно, барыга, — прошипел я, оборачиваясь к Егору. — Либо ты сейчас договариваешься с пацанами, чтобы они пошли навстречу и переделали стяжку. Либо в этой стяжке и останешься.

Егор пытался встать, но я не убирал ногу. Мокрый бетон, как зыбучий песок, поглотил его тело почти наполовину. Ощущения наверняка не самые приятные.

— Ты попутал, слышь ты, — хрипел он. — Я тебя потом найду, глотку перегрызу…

Я вздохнул, понимая, что экземпляр мне попался упертый и словесной профилактикой тут не обойтись.

— Пацаны, давайте его сверху мешочками приложим? — невозмутимо распорядился я Марику и Витале.

Те охотно потянулись за мешком. И вот тогда Егор понял, что я не шучу. Нет, убивать я его не собирался, но вот проучить — вполне.

Жаль только раствор так быстро не застывает. А то был бы отличный шанс у Егора полежать в засохщей стяжке и подумать о том, как устроена эта жизнь.

— Ты гонишь, э? Не надо, а если я засохну? — заголосил он.

— Засохнешь, — подтвердил я, забирая мешок у пацанов и складывая на грудь этому павлину. — И найти тебя под раствором никто не найдет. Так что если у тебя есть последние слова, то сейчас самое время их сказать.

Я продолжал удерживать его ногой, вжимая грудь в пол. Не запачкать бы еще костюм… а то на работу не в чем будет идти. Когда я положил на грудь Егора второй мешок (а всего из было пять!) он сразу почувствовал тяжесть пятидесяти килограмм, вжавших его в пол. Ну и заговорил сразу по другому.

— Не надо, богом прошу, давай побазарим по нормальному!

Я жестом остановил ребят, подававших уже третий мешок.

— Говори, рот я тебе пока не закрываю. Наоборот говорю — последнее слово у тебя есть.

— Убери мешки!

— Не уберу, — отрезал я. — Так говори.

И Егор, быстро смекнув свою незавидную участь, начал распыляться в красноречии.

— Пацаны, сделайте стяжку, я долг прощу, отвечаю за базар! — начал упрашивать он Виталю и Марика.

— Че то он как-то не от души просит, — хмыкнул Виталя.

— От души, по братски… — визжал Егор. — Я если че сверху накину, не обессудьте! Я ведь молодой совсем, чтобы умирать.

Меня резанули последние слова, и я не отказался себе в удовольствие свалить на Егора третий мешок.

— Козел ты, — зашипел я. — А когда отраву пацанам молодым продаешь, не думаешь о том, что им рано умирать?

— Прости…

— Прощения у их матерей падла просить будешь… — я стиснул зубы.

Задушил бы собственными руками это чмо., но сейчас пришлось подавить порыв.

— Пацаны, на его предложение соглашаетесь? — спросил я.

Марик и Виталя синхронно закивали. Я убрал с Егора мешки, за шкирку поднял на ноги, поставив перед собой.

— Уходи отсюда, — сказал я. — И чтоб я тебя здесь больше не видел. Пацаны тебе ничего не должны. И если ещё раз сунешься или на районе тебя увижу, то я тебя вместо груши на цепи повешу, а Марик и Виталя будут удары отрабатывать.

Он отступил на шаг. Зыркнул на пацанов, облизал губы, начал пятиться к выходу, окидывая себя взглядом. Выглядел он жалко.

— Ты думаешь, я один такой? — вдруг произнес он тихо. — Думаешь, ты тут умный самый? Все молчат, а ты решил геройствовать? Ты не знаешь, с кем я общаюсь? Ты не знаешь, кто за мной стоит!

Говорил он с безопасного расстояния, чтобы в случае чего успеть дать деру. Я посмотрел через плечо.

— Пошел вон. Не гневи бога.

Егор плюнул на асфальт, развернулся и ушел, шаркая ботинками, с которых на пол падали сгустки мокрого бетона.

Пацаны молчаливые, испуганные, стояли чуть в сторонке, склонив головы на грудь.

— Я думал все… кабзда нам с Виталей, — прошептал Марик. — Их пять человек пришло, а нас двое…

— Спасибо Сань, — поблагодарил Виталя.

— Спасибо в карман не положишь и на хлеб не намажешь, — устало вздохнул я. — Завтра чтобы переделали участок, где он нагадил и мы в расчете.

— Саш… — замялся Марик.

— Чего?

— Мы этого урода хорошо знаем. Он не оставит просто так, жди подлянку, — предупредил Марик.

Я кивнул, давая понять, что услышал предупреждение. В этот момент телефон в кармане завибрировал, причем за время конфликта с Егором, не в первый раз.

Я достал мобильник, экран ослепил тусклым светом. Сообщение от Игната с просьбой позвонить, когда освобожусь. И второе сообщение, пришедшее только что, от… Алины.

«Срочно посмотри!»

И ссылка. Без «привет» и «как дела»… ну допустим, такой у нее стиль общения. Я нажал на ссылку и меня перекинуло на видео.

Твою мать… это еще что за афганский талибан? На черном фоне сидел какой-то товарищ с обнаженным торсом и лицом в маске. Точно абу-бандит!

В одной руке он держал бейсбольную биту, в другой банку. Ну в смысле обычный трех литровый баллон, судя по красному цвету, с томатным соком.

Все бы ничего, но на банке была приклеена моя распечатанная фотография, та самая, что Алина делала для ава… пфу ты блин, слово забыл. В общем, фото для заставки в соц сети.

— Настало время, — выдал жертва пропаганды с акцентом. — Я тибя покараю!

Я не сразу узнал говорившего. Черт возьми, да это же Мага! Точно он!

Каратель поставил банку с томатным соком на пол, перехватил биту двумя руками. Занес над головой и лупанул по банке. В стороны полетели «кровавые» брызги, осколки стекла. Досталось моей фотографии, утонувшей в томатном соке.

Мага перепачкался с ног до головы, да и только. Схватил мою фотографию, порвал на две части. Перехватил биту у вытянул ее горизонтально перед собой. На поверхности биты читалась надпись — место и дата конференции.

На этом видеоряд сменился нарезкой выходок карателя в ринге и в зале для конференций. Следом на экране появилась надпись:

Обратный отсчёт: 9 дней 4 часа 17 минут и 22 секунды

Видео закончилось. Я поскреб макушку, пытаясь понять, что это было. Понятно, что вызов… в голову пришла параллель. В середине девяностых в России среди молодых набирал популярность «рестлинг». Я видел пару выпусков, ученики показывали. Так вот там взрослые накаченные мужики весом от ста килограммов, упражнялись на ринге в акробатике. Ломали о голову друг дружки стулья, столы, били бейсбольными битами… ну и конечно угрожали друг другу, выпучив глаза.

Мои ученики всерьез думали, что конфликты там настоящие, и бьют эти ребята друг друга тоже за правду. Но я, как человек, который знал, что такое получить дрыном по башке, понимал, что после одного плотного удара битой не встают. Но молодежь охотно верила в эти постановки…

То, что сделал Мага Каратель на видео чем-то напоминало тот американский цирк. Выглядело также нелепо и не по настоящему. Маги ничего не стоило найти мой номер телефона и мне позвонить… ну а там при надобности мы могли договориться и встретиться с глазу на глаз.

Впрочем, как и к рестлингу в свое время, к ролику Маги был повышенный интерес. Я уже знал, что сто пятьдесят тысяч просмотров видео это не просто много… это чертовски много. Тем более видео было выложена всего пару часов назад.

Я пролистал комментарии:

«Каратель победил всех, теперь твоя очередь»

«Это будет мясо!»

«Кайф посмотреть, как Саня поставит его на место».

Все ясно. Я выключил телефон.

Логическая цепочка в голове начала складываться сама по себе. Я понял, что если приму вызов, то получу прямой эфир.

Значит, смогу показать видео с той самой флешки…

Я включил камеру, поставил на запись.

— Мага, — произнёс я спокойно. — Я услышал тебя…

Запнулся, подумал с секунду. Выключил запись, нажав «стоп». Нет, торопиться тут не нужно. Как удачная карта в руку, прилетело еще одно сообщение от Алины.

«Че скажешь? Он тебя вызвал, прикинь? Надо встретиться!»

Надо… но отвечать я не стал.

Зашёл в мессенджер, открыл диалог с Ирой.

«Я буду на конференции. Возможно, сделаю то, о чем мы договаривались», записал я отправил.

Телефон снова звякнул, пришло очередное сообщение пришло от Алины. Как говорится, то густо, то пусто.

«Сань, че ты молчишь? Ау?»

Я не стал открывать, сунул мобильник в карман. Время было позднее… или раннее, как посмотреть. Шел пятый час утра и на улице постепенно светало.

Потом, наверное ближе к обеду, назову Алине место и время встречи. Нам и правда не помешает повидаться. Накопилось у меня к ней вопросиков. Ну а пока надо вернуть тачку хозяину и переодеться. Поспать сегодня похоже уже не удастся.

Через полчаса край, я припарковал «Крузак» на парковке у запасного входа «Склада». Игнат вышел навстречу, когда я вышел из машины. Скорее всего, увидел мое прибытие на камеру.

— Усталый у тебя вид, — сказал он, смерив меня взглядом. — Ты че, Сань, подонков замуровывал?

Выглядел я действительно неважно — костюм помят, волосы взъерошены, на туфлях следы раствора. Да и штанина вся вымазана.

Я развел руками и улыбнулся.

— Спасибо, — я потянул ему ключи от «Крузака». За химчистку могу заплатить, виноват, — признал я.

— Да будет тебе, ты мне с сыном судьи помог, так что считай, что партия не забудет, — ответил Игнат. — А костюм… боюсь тебе он больше не понадобится.

— Почему? — спросил я, хотя ответ, кажется, уже знал.

Игнат вздохнул, глядя куда-то в сторону. Несколько секунд он молчал, будто выбирал слова, чтобы не задеть, но все же сказать начистоту.

— Потому что ты, у нас работать не сможешь, Сань, — наконец произнес он. — Я думаю, что ты сам уже это понял. Тут публика специфическая. Родители с пеленой на глазах. Им покажи, а они не увидят. Считают, что их золотцы — ангелы во плати. А те еще к открытию клуба уже не соображают, уже ужранные приходят… Случился бы сегодняшний инцидент с кем другим, и ты бы сейчас не на ногах стоял, а по адвокатам бегал. В лучшем случае.

Игнат говорил все это как человек, который видел подобное не раз.

— Сань… — продолжил было Игнат, но я перебил.

— Я понял, вопросов нет. Можешь не объяснять.

Игнат был прав. Все по делу. Для меня работа на «Складе», его посетители — как красная тряпка для быка. Смолчать не смогу, а если не смолчу, то подставлю других людей.

— Ты поступил по-человечески, — добавил Игнат. — За это респект. Честно? Я бы с тобой в разведку не побоялся идти, Сань. В наше время такие пацаны с правильным понятием на вес золота.

Он сунул руку в карман и вытащил конверт.

— Возьми на ход ноги. Считай компенсация… ну и мое личное спасибо. За то, как все разрулил сегодня.

Я посмотрел на деньги, но медленно покачал головой.

— Я эти деньги не заработал. Так что… не надо. Но за предложение спасибо, не ожидал.

Игнат выгнул бровь, будто удивленно, но спорить не стал. Просто спрятал конверт обратно.

Я машинально взглянул на часы. Метро… должно быть уже открыто. Если повезет, доберусь домой подземкой. Но сначала надо заглянуть в клуб, вещи забрать.

— Саня, — вдруг окликнул Игнат, когда я уже собрался уходить. — Я знаю про твою историю с Карателем.

Я снова повернулся к нему. Он смотрел внимательно, как будто давно хотел это сказать, да подходящего случая не находилось.

— У тебя кто-то за спиной есть? Спонсоры там? Сборы кто оплатит? — прямо спросил он.

— Я даже не знаю, будет ли бой, — я пожал плечами. — Меня из организации недавно убрали. Сомневаюсь, что обратно с распростертыми объятиями ждут.

Игнат тихо хмыкнул.

— На ножах разошлись с Поповым? — спросил он, показывая свою осведомленность.

— Можно сказать и так, — честно ответил я.

— Наслышан, как он убирает «неугодных». А бой думаю, будет. Хайп уже попер, как паровоз, блин. А знаешь, что заставит Попова передумать и одобрить бой?

Я посмотрел на него в упор.

— Бабки, — сказал Игнат просто. — Если он увидит, что можно заработать, он забудет про принципы, про увольнение и обиды, и тебя подпишет. Ну или другая лига бой заберет. Я к чему веду, если у тебя неясность по сборам… приходи. У меня свой зал и для тебя он открыт круглые сутки. Мне самому спарринги нужны — ребят погонять, чтобы не простаивали.

Я поймал себя на мысли, что Игната оказался отличным мужиком. Всё, что он говорил, имело смысл. Мне действительно нужно было место для качественной подготовки, если бой состоится.

— Пожалуй, приму предложение, если начну готовится, — ответил я наконец.

Игнат кивнул, будто именно такого ответа и ждал.

— Ну тогда бывай, братец, мои цифры ты знаешь. Я если трубку сразу не беру, то перезвоню.

(обратно)

Глава 15

Я вернулся в подсобку. Переоделся в привычный спортивный костюм. У выхода столкнулся с Далером. Тот сидел на скамье, и завязывал ботинки. Смена в «Складе» подошла к концу.

— Держись, брат, — улыбнулся ему я. — Непростая у тебя работенка.

— Ты тоже, Сань. Рад был, думал наконец напарник толковый попался! — выдохнул он, закончив со шнурками и тяжело поднимаясь со скамьи.

Мы обменялись рукопожатиями. Судя по всему, о том, что я уже не буду здесь работать, Далер знал. Ну или сразу понял, что я для этого места не подхожу. Как и оно для меня. Получилась этакая взаимная несовместимость.

Я вышел из клуба и увидел, как на крыльце двое охранников неспешно вытаскивали из клуба «тела» мажорчиков в дорогих шмотках. Один из них вяло пытался говорить, но только мычал.

Еще один герой ночи пытался сесть в кабриолет с отполированными дисками и уйти в закат. Герой еле держался на ногах, пытаясь открыть дверь. Сделать этого у него не получилось. Один из охранников молча подошел к нему, забрал ключ, открыл пассажирскую дверь и погрузил туда героя. Сам сел на кресло водителя.

Хорошо хоть так, что из клуба организуется «трансфер». В таком состоянии этих мажорчиков не то, что нельзя за руль пускать, но даже оставлять наедине с самим собой. Как говорится — от греха подальше.

Метро уже открылось. Я встретил первых пассажиров — хмурые, с кофе в бумажных стаканчиках, почти все с рюкзаками. Совсем чуждые той ночной жизни, что я только что покинул.

Спустился вниз, подошел к турникету, сунул руку в карман куртки и нащупал… бумагу. В кармане лежал тот самый конверт от Игната. Все-таки засунул.

Что ж… видимо с тем мажором я ему и правда помог, раз Игнат рассщедрился. Деньги заберу, не вопрос, раз он настаивает, но отдам при первой возможности. Не люблю брать то, чего не заработал честным трудом.

Поезд гудел, мимо проносились станции. А я смотрел на свое отражение в стекле напротив и думал о работе. Наниматься сейчас куда-то еще, искать другую работу? Так смысла нет. Все шло к бою с Карателем. Я понимал, что недооценивать соперника не имею права. Уличная драка и бой в ринге — две разные вселенные. На ринге мне понадобятся функционалка, план. И бой с Карателем, если он будет, потребует тщательной подготовки.

А в моем зале… пока что готовиться не получится при все желании. Так что Игнат предложил помощь вовремя. Его клуб был для меня шансом подойти к бою не как к уличной мести, а как настоящему спортивному соперничеству.

Посмотрим.

Сначала всё-таки нужно узнать о том состоится ли бой. И как узнаю, тогда и решу, где готовиться. Дергать людей раньше времени, без определенности — не в моих правилах.

Когда я вернулся в зал, то застал пацанов спящими. Виталя и Марик укутались в куртки и сопели. Надо отдать им должное — место, где наследил Егор, они поправили. Кстати, у Егора перед которым они робели, похоже хватило мозгов не возвращаться.

— Подъем, комсомол! — я захлопал в ладоши, будя пацанов. — Выспимся на том свете!

Пацаны вскочили, как угорелые, начали оглядываться, но увидев меня, успокоились.

— Блин, ну ты и напугал… — выдохнул Марик.

— Ничего, полезно иногда кортизол приподнять, — подмигнул ему я.

Марик и Виталя ответили зевками и начали растирать сонные глаза.

— Ну что, готовы слушать планы на сегодня?

— Угу… хотя спать жуть как хочется, — Виталя подавил зевок, рвущийся наружу.

— Перехочется, это не мои, а ваши дружки по ночам здесь шастают и спать не дают, — отрезал я.

Я пояснил пацанам, что прямо сейчас им надо съездить на адрес из объявления «Авито». Там забрать у продавца железо и доставить сюда.

— Есть, — отозвался Марик, все еще протирая глаза. — А как поедем, «Мерс» можешь дать? Ну чтобы с доставкой не заморачиваться.

— Я подзатыльник могу дать. Надо? — я улыбнулся.

— Ладно, че нибудь придумаем, — заверил Виталя. — Может на самокатам поедем, там много тащить?

— Ну… сотня будет, я так думаю.

— Килограмм? — он выпучил глаза. — Бли-и-ин.

Я достал деньги, отсчитал пацанам ровно ту сумму, что продавец называл в объявлении.

— Сторгуетесь дешевле, разницу разрешаю положить в карман.

Они собрались быстро, почувствовали возможность заработать лишнюю копейку. Я как понял на сайтах объявлений, как и на базаре, торг приветствовался. Тем лучше, будет у Марика и Витали мотивация.

Когда они ушли, я все таки прилег на раскладушку и решил перевести дух. Растянулся на матрасе, подложив под голову спортивную куртку. Не спал, а просто закрыл глаза, чтобы дать организму провалиться в полудрему. Организм у меня молодой, но недосып — коварный враг. Жестко и разрушительно бьет по функционалке…

…Не знаю, сколько мне удалось поспать, но я проснулся от голосов Марика и Витали. Приподнялся на локтях.

— Блин Саня нас убьет! — слышалось со стороны входа. — Он вообще тут.

— Заткнись, щас услышит…

Я со вздохом поднялся с раскладушки и вышел в зал к пацанам.

— Может он отошел? — вопрошал Виталя, но запнулся, увидев меня. — Саня привет!

— Давно не виделись. Ну что, взяли? — спросил я в лоб.

Виталя промолчал, опустив взгляд. Марик почесал затылок, глядя в сторону.

— Короче… нет, — буркнул он.

— Что значит нет?

— Деньги у нас забрали, — пробормотал Марик.

Я нахмурился. Сонливость, как рукой сняло.

— Как забрали? — насторожился я.

— Ну… мы приехали, а там мужик… ну, такой… не знаю… короче, он взял и забрал. И все, — неуверенно объяснился Марик.

— Вы просто так отдали?

— Мы не отдали. Он… забрал.

— А почему?

— Мы… не знаем, — тихо сказал Виталя, явно сочиняя на ходу.

Молчание повисло глухим комом. Лица у пацанов были напряжённые, нет пацаны не врали по сути. Денег у них больше не было. И, скорее всего, кто-то их все же забрал. Но они и не договаривали. Что-то здесь не сходится.

— Ладно. Поехали разберемся, как так произошло, — заключил я.

— Сань… может сам? — попытался съехать Марик. — Ну без нас, а у нас в зале дело полно…

— Вы поедете со мной. Без вопросов, — отрезал я пути к отступлению.

Пацаны переглянулись. Почему они не хотели ехать, а они явно не хотели, я спрашивать не стал. Все равно правду не скажут.

Мы сели в «кабана» и я попросил Алису проложить маршрут до адреса из объявления. Ехали молча и минут через десять навигатор объявил «Вы приехали». «Мерс» катил по разбитой дороге гаражного корпоратива, мимо тянулись крыши гаражей.

— Вот. Здесь, — тихо сказал Марик.

Я сбросил скорость, медленно остановился в десятке метров от монолитного гаража. Ворота были открыты и изнутри доносилась музыка.

— Я в детстве подружился с сигареткой, бывало по карманчикам шманал… — пел Михаил Круг.

Боковым зрением я заметил, как вжались в кресла пацаны.

— Сань… — начал Виталя.

— Потом, — перебил я.

На выходе из гаража показался мужик. Широкоплечий, в телогрейке, с рыжей бородой, лицо помятое, словно вечно невыспавшееся. Мужик был здоровый, и забрать деньги у Марика и Витали ему бы не составило труда.

Он увидел машину, замер. Потом всмотрелся внимательнее и увидел на переднем пассажирском сидение Марика, который буквально сполз куда-то вниз…

Мужик громко выругался, так что я даже через поднятое стекло услышал. Заглянул в гараж и через мгновение появился снова, но уже с монтировкой в руках. Он угрожающе двинулся вперед, не оставляя сомнений в своих намерениях.

— Выходите сученыши! — рявкнул он, подходя ближе. — Глаз на жопу натяну!

Пацаны вжались в сиденья, готовые провалиться сквозь землю.

— Саша… надо тебе кое-что рассказать, — прошептал Марик.

— Сразу нельзя было? — процедил я.

Пацаны не ответили, а вереща метнулись наружу.

— Валим, Саня! — заорал Виталя. — Он псих!

Они побежали вдоль бетонных коробок, между луж и старых «Жигулей», как нашкодившие кошки. Виталя только оглянулся на ходу, лицо белое, глаза, как у зайца, удирающего от гончей. Оба растворились за поворотом.

Мужик рванул следом, но пробежал всего пару шагов, да и плюнул:

— Да чтоб их… паразиты!

Он стоял, пыхтел, тяжело переводя дух, монтировка опущена, но кулаки еще дрожали. Мгновение, и он обернулся ко мне.

— Проблема в чем? — я вылез из «мерса», прикрыл дверь.

Мужик махнул рукой и сплюнул в пыль.

— Ты с ними?

— С ними, спрашиваю проблема в чем?

— Эти паскудники, будь им неладно, металл у меня в гараже когда-то таскали. Мелкие пакостники. Я тогда их догнать не смог. Думал, если поймаю, то уши пообрываю. Вот и рванули, как увидели. Опять, наверное, на дело пришли.

Он смотрел туда, где исчезли пацаны, и я отчетливо услышал звук скрипнувшей эмали.

— Подожди… они что, когда приехали, тебя увидели и просто убежали? — я нахмурился. — А деньги ты у них забрал?

— Ага. Бабки у одного выпали, я и подобрал, — не стал отнекиваться мужик. — Видно кого опять обчистили! Ничего, будет, что полиции показать!

— Ты погоди с полицией, деньги мои!

— Как твои? — напрягся мужик, крепче схватил монтировку. — Ты что с ними заодно?

— Не совсем…

И я рассказал, что посылал Виталика и Марика за железом, а они благополучно потеряли бабки, которые были на это выделены.

— Ну ты и рисковый, брат, — мужик прищурился. — Они б у тебя капусту и свистнуть могли. Кто их знает.

— Могли, но не свистнули, — спокойно ответил я.

Мужик еще подумал, а потом вернул монтировку в гараж.

— Это ты мне звонил насчет штанги и блинов?

— Я.

Он кивнул, глядя на меня теперь уже по-другому. Сунул руку в карман, достал деньги и протянул мне.

— Забирай. Не люблю чужое держать. Меня Вася зовут.

Я взял, перечитал. Все было на месте.

— Саша, — представился я.

Ситуация конечно получилась… на за Марикой и Виталей до сих пор тянулся шлейф прошлого. Так что к обратной стороне медали при сотрудничестве с ними, следует быть готовым.

Пока я считал купюры, хозяин гаража залюбовался «кабаном». Обошел его со всех сторон, заглянул в столон. По итогу восхищено закивал, со знанием дела.

— Вот это я понимаю ласточка, в таких автомобилях своя душа есть… не то что в этих пластиковых ведрах, что делают сейчас, — мечтательно протянул он. — Ладно, пойдем покажу что ли железо.

Мы подошли к гаражу, внутри лежали ржавые блины, штанга, гантели, гири и даже старый мешок, еще советских времен.

— Ну вот мое добро, — как-то грустно вздохнул мужик. — Эх, жаль отдавать, как от сердца отрываю… а тебе кстати такое железо на хрена?

— Зал строю, — ответил я, разглядывая «рай подвальной качалки». — Боксерский.

— Уважаю! Я в свое время тоже выступал, область брал… ты все хочешь забрать?

— Да, все, — подтвердил я.

— А на чем повезешь… — он вдруг рассмеялся. — Не-не-не, парень. В такую машину это грузить, как согрешить.

— Вариантов других нет, — я коротко пожал плечами.

— Хочешь помогу? Я как раз гараж продаю, железо вывозить надо. Возьму на бензин, и все, будем в расчете. Ты мне поможешь, а я тебе?

— Договорились, — я согласился сразу.

Все таки вести железо в «мерсе» действительно было затеей не из лучших.

— Ну давай, я сейчас фургон подгоню и начнем, — мужик кивнул на старый красный «Форд», стоявший чуть поодаль от гаража.

Я же вышел из гаража и набрал Марика. Тот взял трубку на втором гудке.

— Д-да… — испуганно проблеял он в микрофон.

— Подходите. Все нормально.

Я услышал перешептывания. Видимо, Марик и Виталя совещались, как быть.

— Мы… мы сейчас, — промямлил Марик и сбросил. — Точно все хорошо, Сань?

Через минуту пацаны появились — ссутулившиеся, головы опущены на грудь. Понимают, что поступили нехорошо.

— Сань, извини… а где этот фантомас блин?

— Вон подъезжает, — я указал на фургон. — Как подъедет, будем вас грузить. Вы бы тоже перед мужиком извинились, он ведь мог сказать, что деньги не брал.

— Э… — пацаны выпучили глаза, глядя на фургон.

— Не ссы в компот там повар ноги мыл, — усмехнулся я. — Сейчас погрузить железо в машину поможете. Вопросов к вам у мужика нет.

Фургон подъехал. Хозяин гаража при виде пацанов грозно покачал пальцем, но сказать ничего не сказал. Ну а пацаны все таки извинились.

Виталик и Марик начали грузить железо в газель. Хозяин гаража достал сигарету, прикурил, затянулся. Я глянул на его руки — мозолистые, широкие и со сбитыми костяшками.

— А где зал будет? — поинтересовался он, а когда я ответил, мужик аж закашлялся. — Ты знаешь… я в этом зале когда-то тренировался!

Он бросил окурок в жестяную банку, висевшую га гараже. Вот тоже, спортсмен хоть и бывший, а курит.

— Может, у тебя получится вернуть это место к жизни. Удачи тебе, парень.

Погрузка закончилась. Виталя хлопнул дверцу кузова.

— Готово!

Вася взял пацанов с собой в фургон. Я поехал вперед на «кабане», чтобы сообразить куда выгрузить железо. Но как только сел за руль, телефон завибрировал. Писала Алина.

«Че молчишь?»

«Приезжай. Зал покажу. Заодно пообщаемся», — ответил я и скинул адрес.

* * *

Я стоял у разбитого окна, смотрел как пацаны заканчивают возиться с железом. Выгрузились в коридоре, поставив все вдоль стены. Я рассчитался с Василием. Тот ещё повздыхал, походил по залу, а потом уехал, пожелав напоследок удачи.

— Кстати, Сань! Мы кое-чего надыбали. Ну по твоему запросу!

Марик ловко вытащил телефон из заднего кармана.

— Покопаться пришлось. По базам, по форумам, по всем этим серым каналам. С тебя пятьсот рублей, кстати!

— За что? — спросил я.

— За то, что мы купили базу в телеге! Смотри…

Марик повернул телефон экранном ко мне. На экране было фото дорогого ресторана, за столом мужчина лет пятидесяти. Человек, привыкший давить и добиваться… я почувствовал как на скулах заходили желваки.

— Виктор Владимирович Козлов, — пояснил Марик. — Единственная фотка, которую удалось найти. Ни в соцсетях, нигде его нет…

— Хотя числится владельцем целой группы компаний с миллиардными прибылями, — добавил Виталя. — А ты откуда его знаешь, Сань?

Я посмотрел на него так, что желание интересоваться у пацана пропало.

— Так он же владелец V-figths, — пояснил Марик. — Саня скорее всего там будет выступать.

— Это вся информация? — спросил я.

— Ну да… — смущенно ответил он.

— Давай дальше.

— Дальше его сын Даниил… тоже мало инфы. Его профиль последний раз был активен четыре года назад. Фотки старые, десятилетней давности, но другого ничего нет.

На экране появился худощавый парень в белой футболке, в очках, с отстраненным выражением лица. Я изучил его фото — вылитый Виталик. Сын пошел в отца. За это Светке руки надо было целовать, родила копию Козлова.

— Как понимаю, с батей он не общался. Жил с матерью Светланой. У нее другая фамилия, девичья.

— Что с ней? — спросил я, чувствуя как по телу пошли мурашки.

— Заходила в сеть год назад, — пробормотал Марик. — Фотки только старые, но не такие старые как у сына. Вот — смотри какая!

Я посмотрел на экран. На снимке была женщина с мягкими чертами лица, теплая улыбка. Но что-то в глазах говорило о боли, зажатой глубоко внутри.

Я облизал губы, чувствуя смешанные ощущения. Судя по фотографии, жизнь у Светки складывалась ой как непросто. На фоне стены с дешевыми выцветшими обоями, старый комод еще советского времени. Да и сама она… видно, что жизнь серьезно потрепала мою названную сестру.

— По дочери что-то известно?

Пацаны покачали головами.

— Вообще ничего…. Но ты пятьсот рублей дай за базу? — Марик снова показал мне экран мобильника. — Вот адрес этой Светланы, Саш. У нее здесь временная регистрация была… давно истекла правда…

Я уже полез за деньгами, протянул пацанам, но те вдруг уставились мне за спину и на их лицах повисли придурковатые улыбки. Глаза обоих забегали снизу вверх и обратно.

— Здрасьте… — проблеял Виталя.

Я обернулся, услышав легкий стук каблуков и невольно задержал взгляд. Алина стояла в проеме, опираясь на косяк, и с интересом оглядывала зал. Вернее, то, что пока только называлось залом: пустые стены, кое-где облупившаяся краска, в коридоре сложенные гири и штанги.

На ней была короткая юбка и светлая рубашка, полурасстёгнутая. Сумочка на тонкой цепочке висела на плече, как дорогой аксессуар к образу. Свет пробивался сквозь выбитое окно, подсвечивая ее волосы и она в этом антураже выглядела как случайный гость из другой реальности.

Пацаны, конечно, офигели. Марик даже перестал жевать жвачку и уставился, как будто видел обложку из модного журнала. Виталя и вовсе выпрямился, будто на школьной линейке.

Я, не оборачиваясь, бросил:

— Молодежь. Выйдите, воздухом подышите.

— Но мы…

— Живо, — сказал я тоном, не допускающим обсуждений.

Они вышли, хоть и неохотно, переглядываясь.

Алина зашла внутрь, аккуратно обходя лежащие блины. Улыбнулась.

— Ух ты… Сколько здесь можно было бы контента наснимать. Грязь, пот, настоящая жизнь… Не то что эти залы-стерильники в ТЦ.

Она подошла к гантелям, провела пальцем по металлу и посмотрела на след пыли.

— Почему ты не ответил Маге-Карателю? — спросила она, не поднимая глаз.

Я сунул руку в карман и достал золотой кулон. Алина посмотрела на него, потом на меня.

— Что это такое? — сухо спросил я.

(обратно)

Глава 16

— Что это такое? — сухо спросил я.

— Не скажу. И вообще отдай!

Алина шагнула ко мне, цокая каблуками, попыталась взять кулон, но я сжал ладонь в кулак.

— Тогда выходи. Или говори. Я не люблю мутных игр, — сказал я.

Молчание длилось несколько секунд. Алина изучающе смотрела на меня, прикусив губу и скрестив руки на груди. Мне показалось, что она для себя решает — стоит ли доверять?

Потом она медленно потянулась к шее, достала из-под рубашки тонкую золотую цепочку. На ней был… кулон. Вторая половина того кулона, что был у меня в руках. Я не видел на девчонки этого кулона при нашей первой встрече… но в ту ночь обратил внимание, что на ее шее есть едва заметный след. Так происходит тогда, когда забываешь снять цепочку на солнце при загаре.

— Это… — начала Алина тихо. — … Это все, что осталось от моего отца. Он и мама погибли, когда мне было шесть. Тогда мне сказали, что авария. Но это была не авария. Их жестоко убили…

Ее признание было искренним, и судя по блеску в глазах, давалось Алине с трудом.

— То, что ты держишь в руках сняли с бездыханного тела отца. Вторая часть кулона принадлежала маме, как символ любви…

Глаза Алины все таки налились слезами. Она зажевала губу, чтобы не расплакаться.

— Мамину часть кулона убийцы не нашли, потому что она надела кулон на меня, чтобы он принёс удачу. Принёс… я выжила, меня убивать не стали, — она улыбнулась краюшками губ.

Я смотрел на ее мокрые глаза и не знал, что сказать. Задумался, переваривая ее слова.

— Я из детдома, если тебе интересно, — продолжила Алина. — Меня потом забрали в приемную семью. Всё вроде бы ничего, но я с детства знала, что это не мой дом. Потом начала искать настоящих родителей. Узнала правду. Нашла убийц…

Алина пожала плечами, шмыгнула носом. Для такой душещипательной истории, держалась она хорошо. А когда я услышал, что она детомовка, внутри груди разлилось тепло.

— Убийцей оказался один из партнеров отца, — девчонка как-то нервно поправила прядь волос, потом накрутила локон на палец. — Кстати, его сынку мы тогда дали от ворот поворот у «мака»!

Она достала сигарету, закурила. На этот раз я не стал вмешиваться. Видно, что на душе девчонки бушевала буря, и пусть с помощью никотина, но ей следовало успокоится.

— Твой бывший — сын убийцы твоих родителей? — я не скрывал удивления.

— Угу… я украла их «реликвию», Саш. Ты можешь себе представить, что у отца этого рода есть целая трофейная стена с теми, кто когда-то перешёл ему дорогу… — пояснила она.

Алина замолчала, затянулась, выпустила дым в потолок. Я чувствовал смешанные ощущения, глядя на эту красотку, только что поделившуюся со мной глубокой семейной драмой.

— Я хочу уничтожить его сына. Медленно. Унизительно. Чтобы его урод папаша почувствовал то же, что почувствовала я… Они искали меня через тебя, да?

Я раздал кулак, перевел взгляд с цепочки на нее. Глаза Алины снова стали холодными и ясными, от слез не осталась и следа. В них сквозила ненависть, выученная с детства. И тщательно отшлифованный план мести вкупе с решимостью.

— Забирай, — я протянул руку, разжал кулак, на ладони лежала половина кулона. — Они искали, но я ничего не сказал. Тебе не о чем беспокоиться.

Держать кулон у себя я не имел права. Она забрала кулон, стиснула в кулак, прижала к груши и благодарно кивнула.

— Ты украла его, когда была в гостях?

— Я не смогла удержаться… — прошептала Алина.

— Тебе не стоило его брать, по крайней мере не так явно.

— Я знаю… но есть, как есть.

Она бережно убрала кулон подальше и понадежнее. Мне вспомнился крестик, который я отдал Светке тогда у железнодорожного переезда. Хотелось верить, что он сделал ее жизнь чуточку лучше… впрочем ждать осталось недолго. По адресу я планировал поехать прямо сейчас.

— У тебя какие планы? — спросил я Алину.

— Не знаю… наверное, никаких.

— Хочешь поехали со мной, по пути заедем в «мак»? Ну и обсудим все по Карателю, — предложил я Алине.

— Поехали, — тотчас ответила она, даже не спрашивая куда я еду.

Через пять минут мы заехали во «вкусно и точка», взяли по большому кофе, и я ввел в навигатор адрес Светки. Ехать было далеко, другой конец города. Район старой застройки, еще недавно даже не бывший Москвой.

Алина всю дорогу молчала, цедила кофе через трубочку, да смотрела в окно. Даже не спрашивала куда мы едем. Я чувствовал, что девчонке не по себе. Наверное, не самые приятные воспоминания нахлынули.

Я решил, что будет правильнее тоже молчать, но чтобы молчание не давило, включил свой старый диск.

— Позови меня в ночи, приду! А прогонишь прочь с ума сойду… — пел Сташевский.

Не знаю, то ли мои песни действовали убаюкивающе, то ли еще что, но примерно на половине пути, Алина заснула. Она свернулась калачиком на переднем сиденье. То и дело вздрагивала, поэтому на ближайшем светофоре, я накрыл девчонку своей олимпийкой

Под ложечкой тянуло, я предвкушал встречу со Светой. Прямо сейчас даже не думал, что буду ей говорить, ведь сказать о том, что я это я… не выйдет. Сейчас для меня было важно просто увидеть ее. А что дальше — буду думать и действовать по обстоятельствам.

Навигатор привел меня по адресу и выключился. Пунктом назначения оказалось старая, обшарпанная свечка постройки начала 80-х.

Остановившись у нужного подъезда, я покосился на спящую Алину и решил, что будет неправильным будить ее. Оставил девчонку в машине, приоткрыв окна и пошел на второй этаж.

Внутри встречал затхлый запах подъезда, выкрашенные в синий железные почтовые ящики и облупленная краска на стенах. Двери на квартирах еще советские, хотя уже в 96-м многие ставили вторые «железные» двери, опасаясь квартирных краж.

Нужная квартира встретила меня видавшим свое дермантином. Номер еще такой… тринадцать. Правда одной цифры нет, а вторая «тройка» держится на добром слове. Я зажевал губу, набрал полную грудь спертого воздуха и постучал в дверное полотно.

Прислушался, и услышал, как по ту сторону раздались шаги, приближающиеся к двери. Миг, и дверной глазок «потемнел», в него посмотрели. Дверь медленно открылась…

На пороге возникла старушка — жилистая, прищуренная, с короткой стрижкой и скалкой в руках. Настоящая, деревянная, как в старые времена, а не резиновая ерунда из интернета.

— Тебе че надо, милок? — голос у неё был высокий, хорошо поставленный. — Наркоман? Закладку ищешь? Так я тебе как по хребту скалкой дам!

Из открытой двери ее квартиры на меня пахнуло сыростью.

— Я ищу Светлану Никитину, — сказал я спокойно, заглянув за спину старухи. — Она здесь живет?

За дверью тянулся узкий коридор с облезшими обоями с рисунком, которому лет тридцать. Прямо у входа стояла пустая этажерка. На полу с вздыбленным линолеумом лежали только потрепанные сандали с треснутой подошвой.

— Светлану? — нахмурилась бабка. — Не знаю я никакую Светлану. Ступай, пока милицию не вызвала. Я здесь одна живу!

Она потянулась, чтобы захлопнуть дверь, но я аккуратно поставил ногу. В глазах старухи блеснуло раздражение.

— По русски не понимаешь, милок! Как дам щас по щам! — она замахнулась скалкой.

— Пожалуйста. Мне очень нужно с ней поговорить, — спокойно повторил я.

— Ты чё, из банка? — она подозрительно прищурилась, но скалку опустила. — Ваших давненько не было…

Я покачал головой.

— Нет. Я… сослуживец её сына, — соврал я. — Мы вместе служили. Он попросил меня кое-что передать своей матери.

Врать не хорошо, я это понимал. Как понимал и то, что старуха может поймать меня на лжи. Сын Светки мог жить с матерью… неизвестно какие отношения у них сложились. Но на риск я шел осознанно, понимая, что иначе старуху не разговорить. Сколько раз за жизнь приходилось говорить правду и слышать, как в ответ щелкает дверной замок.

Бабка молча смотрела на меня, долго, будто сканировала насквозь. Потом качнула головой, опустила скалку.

— Не брешешь, милок? — уточнила она.

— Нет, — я покачал головой.

Она вздохнула.

— Ладно. Заходи. Вижу по глазам, что ты нормальный.

Старуха отступила, пропуская меня внутрь. Я вошёл, и сразу как будто бы шагнул в прошлое. Даже не в своё, но в какое-то общее. Советское… брошенное и сломанное.

Я зашел внутрь, огляделся. Все как будто и не изменилось с девяностых — те же облезлые стены, полки, нагруженные книгами.

Звякнул замок, бабка закрыла дверь за моей спиной и, не дожидаясь вопросов, махнула рукой.

— Кухня направо. Проходи, только разувайся! Тебе тут не проходной двор, а то быстро швабру в руки вручу!

Планировка здесь была любопытная. Квартира имела две комнаты по левую и правую сторону от коридора. Сам коридор упирался в санузел, а посторонам от него — кухня и кладовка.

Я шел по коридору, шаги глухо отзывались по линолеуму, вздутому от времени и влаги. Дверь в комнату слева была чуть приоткрыта. Мимоходом я заглянул внутрь и замер. На полке, между пластиковыми цветами и иконой, стояла фоторамка. Простая, деревянная, покрытая мелкими трещинами. В ней поместилась старая фотография.

Со снимка на меня смотрела Светлана…

Я узнал ее сразу. Рядом с ней стоял мальчишка лет семи, белобрысый, с характерной упрямой складкой бровей, такая была только у его матери. Сердце ухнуло вниз. Непрошеное воспоминание полоснуло изнутри, как лезвие.

Я отвел взгляд, пошёл дальше за старухой, которая прихрамывала на одну ногу.

Кухня встретила тусклым светом от старой лампы, давно требовавшей замены. На деревянном облупленном окне, подгнившем у рамы, висела занавеска с лимонами, выцветшая почти до серого. У стены стол, накрытый почти истертой скатертью. Перекошенные табуретки…

Бабка захлопотала у стола, поставила кружки. Зажгла газовую конфорку с чайником, таким же старым, как и все остальное тут.

— Садись, милок. Щас чайку попьем. Расскажешь, что у тебя приключилось.

Я коротко кивнул, осторожно сел на табуретку. Чашка, выделенная мне была облупленной, в трещинку, но чистой. Старуха достала рассыпной чай, бросила в заварочный чайник. Потом из кухонного шкафа с перекошенной дверцей появилась тарелка с конфетами «Каракум».

— Милок, — сказала бабка, глядя поверх очков. — Слушай, а можно тебя попросить одно дело сделать, пока чайник закипает? А то у меня уже и спина, и руки… тяжело в общем, а ты вон какой — конь здоровый.

— Конечно, — согласился я. — Что нужно?

— Воду бы слить, — она вздохнула.

Подошла к окну, одернула занавеску. Там у стены был старый стояк, краска давно облезла, металл почернел от ржавчины. Из маленькой дырки у основания медленно, но упрямо капала вода в подставленное пластиковое ведро, по самое горлышко налитое мутной жидкостью.

— Течёт ведь, зараза. Денег нет трубу менять, они такие цены за это ломят, будто стояк из золота! — старуха вздохнула.

— А как вы ночью справляетесь? — спросил я, осторожно вытаскивая полное ведро, стараясь не пролить. — Оно же не перестаёт течь.

Бабка усмехнулась с какой-то горечью, кинула тряпку, что капли капали на нее в отсутствие ведра.

— А я будильник ставлю. Через каждые три часа встаю. Сплю урывками… Привыкла уж, милок. Ты только осторожно не разлей…

Старуха села на табурет, обхватив кружку обеими руками, зашевелила ноздрями, и в глазах появился блеск сдерживаемых слез.

— Ты не смотри, что я вот так… — продолжила она после паузы. — Я ведь всю жизнь работала. На «Алмазе» заводе токарем, потом контроллером… почти сорок лет отпахала от звонка до звонка. Но потом архив сгорел и все документы к чёртовой бабушке. А в пенсионном фонде мне говорят — восстанавливайте! Им основание для зачисления пенсии нужны. Говорят — нет подтверждения, значит, нет стажа.

Старуха принялась смахивать крошки со стола тряпкой.

— А я, милок, сорок лет работала. Сорок. И теперь пенсия, как подачка… считай ее и нет.

Я знал, как тяжело бывает одиноким старикам. Речь порой шла не о том, чтобы жить, а в принципе выжить. Хотелось верить, что в будущем ситуация измениться… но вот оно будущее — через тридцать лет. Многое поменялось в лучшую сторону, но увы далеко не все.

Ведро было наполнено до краев. Я аккуратно его понес в санузел, чтобы там спустить в унитаз.

Ванная была крошечной. Руки расставишь и коснешься стен. Кафеля не было, вместо него на стенах висела приклеенная клеенка с облезшим цветочным узором, такая была в моей первой квартире много лет тому назад. В 90-х далеко не каждый мог позволить себе плитку.

Слив унитаза не работал, крышка держалась на добром слове. Я поднял сидушку, вылил воду, глядя, как она уходит в мрак.

В этот момент снизу резко раздалась:

Тук-тук-тук. Кто-то зло бил по трубам, как будто молотком.

Я вернулся на кухню, когда в санузле продолжали стучать.

— Это у вас тут дятел завёлся? Или соседи нервные?

Бабка махнула рукой, будто отгоняя муху.

— Да не бери в голову. Сосед снизу. Он всё по трубам лупит. Думает, я специально ему воду пускаю, когда сливаю в унитаз, — объяснила она. — Говорит сливай в ванную или на улицу ведро выноси! Я ему объясняю, что у меня и раковина и ванна забилась, а на улицу каждый раз ходить, так ноги уже не те…

— Так если течет, то это уже с трубы в его квартире? — заметил я. — Вы то тут причем, пусть трубы меняет.

В глазах у неё появилось смущение. Стариковское, почти детское.

— Ладно, — сказала она, глядя в свою пока еще пустую чашку. — Не будем об этом, милок. Скажи лучше… как тебя звать? Меня вот Тамара Павловна.

— Саша, — представился я.

Внутри сидело странное чувство… если Света жила здесь, то… мысли лезли не самые приятные. Не жизнь, а ад…

— Ты Светку и Сашку давно знал? — спросила старуха.

Я посмотрел на нее, прикидывая, что ответить. Но слова сами «нашли дорогу».

— Мы с ними когда-то были как родные, — сказал я.

В этот момент засвистел чайник на плите. Старуха встала, пошла заливать заварочный чайник. А я покосился на подоконник, где в аккуратной стопке, перевязанные бечёвкой лежали старые выпуски «Крокодила».

Чай был простой, заваренный крепко, с горчинкой. Но он мне понравился гораздо больше чаевых «смесей», которые продавали в пакетиках.

Бабка, глядя теперь уже в полную чашку, как в колодец, заговорила.

— Светка у меня жила… Долго. Почти десять лет. Комнату снимала. Я тогда только пенсию начала получать, а её, сам понимаешь, коту на корму не хватит. Вот и пустила. Тихая она была, аккуратная. Платила вовремя, лишнего не просила и по хозяйству помогала всегда.

Она помолчала, провела пальцем по ободу чашки.

— Хорошая была девочка. Но все какая-то… запуганная. Всё в окно смотрела и как только машина подъедет, сразу в сторону, будто пряталась. А как телефон зазвонит, так вся дергалась. Я сначала думала, что с долгами проблемы какие или с кем судится. Но потом поняла — там что-то другое. Даже телефон отключила… ну чтобы ее нервы уберечь.

Я внимательно слушал, не перебивал, чувствуя как по спине пробегает холодок.

— Она мне про свою прошлую жизнь ничего не рассказывала, молчала. Ни про родителей, ни про прошлое. Как будто ее до этой квартиры и не было вовсе. И она… — старуха вздохнула. — По ночам плакала. Я ей — Свет, что стряслось, а она — все в порядке баб Том.

— А где она теперь? — спросил я, стараясь держать голос ровным. — Вы знаете ее новый адрес?

(обратно)

Глава 17

Тамара Павловна не сразу ответила. Прежде чем заговорить, снова сделала глоток чая. Руки у нее чуть дрожали.

— Умерла она… — произнесла она тихо. — Перенервничала сильно. Ей из армии пришло письмо, что сына ранило. Не пережила. Сердце, знаешь ли, штука капризная. А она его очень любила. Сашеньку своего. Все им жила, у нее ведь и мужиков отродясь не было…

Меня будто обухом по голове ударило. Затянуло пол ложечкой, а в горле встал липкий ком. Я закашлялся, прикрыв рот рукой, будто от чая поперхнулся. Тамара Павловна посмотрела с сочувствием, но промолчала. Видимо, решила, что меня тронула история.

А ко мне медленно приходило понимание — Света назвала своего сына в честь меня. Теперь моей названной сестры больше нет.

— Сашка, сослуживец твой, говорят, герой. Орден получил. Но как вернулся, так и съехал почти сразу.

— А вам он помогает? — спросил я, кивнув на мокрый стояк в углу. — Сын?

Мне было тяжело продолжать разговор. Внутри все кипело, на душе скребли кошки, но я хотел услышать историю до конца.

Старуха отвела взгляд. Ложечка в её руке застыла, потом медленно опустилась в чашку, она начала мешать чаинки.

— Помогает… — сказала она неуверенно.

Где-то в ее словах затесалась ложь. Если бы он и впрямь заботился, то не текла бы у старухи батарея, не ставила бы она будильник на каждые три часа и не жила бы в этом сыром советском мавзолее с ванной из клеёнки.

Снизу снова раздался стук. Раз, другой, третий. Лупили будто потолком прямо по стояку. Из сгиба в месте, откуда капало, хлынула тонкая струя воды — еще чуть и прорвет к чертовой матер.

Подставленное ведро быстро наполнялось, вода уже начинала переливаться через края.

— Он опять стучит… — устало сказала бабка. — Я уже сколько раз с ним говорила. Ну ведь знает же, что… — она не договорила и всплеснула руками.

Я не мог понять зачем это делает сосед снизу. Потом же самому на голову польется…

Старуха поднялась со стула, медленно, с трудом, словно каждый сустав кричал от боли.

— Давайте я сам, Тамара Павловна, — опередил ее я. — Где у вас тряпки?

Она показала рукой на комод в коридоре.

Я пошел, чавкая ногами по мокрому полу. В ушах стучала одно: Светка умерла.

Взял тряпки, справился течью. Та удивительным образом перестала литься ручьем, когда снизу прекратили стучать.

Я только успел снова поставить ведро под капающую трубу, как в коридоре раздался стук в дверь.

— Секундочку, Саша… — отозвалась бабка. Голос у нее стал тихим, будто она сразу почувствовала, кто там. Тамара Павловна неторопливо поднялась со стула, поправляя старый вязаный жилет, и пошаркала к двери.

Я остался на кухне, но прислушался.

— Дай денег, старая, ты меня опять заливаешь! — донесся сиплый, прокуренный мужской голос.

Подача была агрессивная, а судя по интонации пришедший был в зюзю.

— Пенсии ещё нет, Леня… — ответила бабка шепотом. — Я ж тебе на прошлой неделе давала, ты забыл?

— Не хватило значит. Ещё надо, мать. Мне и так уже все нервы залила своей вонючей водой. Вон у меня гипсокартон отвалился!

— Леня, у меня сейчас гость, я не одна… — голос Тамары Павловны дрогнул. — Зайди позже, а?

— Я тебе дам «гость», старая сука, — зло прошипел тот. — Кому ты нужна, старая мука!

Тут уже я не стал оставаться в стороне и вышел из кухни. Сосед стоял прямо в дверях, потный, помятый, в черной спортивной куртке со сломанной змейкой и синим пакетом в руке. Лысина блестела от пота. Щетина черная, глаза красные, мешки под глазами. На пальцах руки были выбиты «перстни». Типичный зек с желтым лицом после годов проведенных в заключении.

Увидев меня, он оценивающе прищурился.

— Какие проблемы? — спросил я спокойно.

Мужик смерил меня взглядом. Я не отводил глаз.

— А ты кто такой будешь?

— Внук, — ответил я. — Повторяю, проблемы какие?

Мужик завис, видимо взвешивая, как лучше действовать дальше.

— Никаких. Все нормально.

Он зыркнул на Тамару Павловну и процедил сквозь стиснутые зубы.

— Я… потом зайду Тамара Павловна.

— Лучше не заходи, — сказал я.

Он кивнул, пятясь, и хлопнул дверью так, что в коридоре задрожало стекло в рамке.

Я вернулся на кухню. Старуха молчала, взгляд потуплен, она явно растерялась и не знала, что мне сказать.

— Он вас бьет? — прямо спросил я.

— Да нет, что ты, милок… — ответила она поспешно, но рука дрогнула, вязаная кофта чуть задралась, обнажив запястье.

Я увидел на тонком запястье свежий синяк. Темно-синий, с фиолетовой каемкой, оставленный чей-то пятерней. Слишком явный синяк, чтобы притвориться, что ничего не было.

— Я же вижу, Тамара Павловна, — сказал я, кивнув на ее руку.

— Леня… агрессивный стал. Бывает. Непутёвый он. Но ты… ты ему ничего не делай, сынок. Ты уедешь, а он мне потом житья не даст. Я его с детства знаю, с родителями его дружили. Он теперь пьёт, у него самого беда была… пятнадцать лет отсидел.

Говорила Тамара Павловна быстро, запинаясь, как будто хотела не столько оправдать его, сколько отговорить меня от очевидного.

Я молча налил чай старухе, снова сел, подвинув ей чашку. На кухне повисла вязкая тишина. Тамара Павловна перебирала в пальцах уголок платка.

— А про Виктора Козлова что-нибудь знаете? — спросил я, решив переключить тему, чтобы старуха хоть как-то успокоилась.

— Первый раз слышу. Кто это?

— Неважно, наверное… А про дочь Светланы вам известно?

— Какую ещё дочь? — переспросила она, искренне удивившись. — Не было у Светки дочери никогда. У нее только Саша и был. Золотой мальчик. Вон как его любила…

Я замолчал, но внутри все стиснулось. Пазл постепенно складывался в голове. Очень похоже, что после нашего конфликта на железнодорожном переезде Светка не смогла вернуть дочь. Но и Козлов до нее не добрался, раз Света осталась жива… или не захотел этого делать. Просто сделал так, чтобы Никитина остаток жизни влекла жалкое существование. Нищая съемная комната и страх перед каждым телефонным звонком. В стиле Витьки все это, очень даже…

Ну а ребенка у Светки забрали. Возможно, девочка и не знала, чья она дочь. Возможно, и теперь не знает. Маленькая все таки была.

Тамара Павловна смотрела на меня внимательно.

— Ты Светку, судя по всему, хорошо знал. Но ты точно не сослуживец ее сына. Кто ты, милок? — вдруг спросила она.

— Друг семьи, — выдохнул я. — Вы знаете, где она похоронена? Может телефон сына есть?

— Знаю, где могилка… — ответила она и встала.

Пошарила в старом шкафчике среди пачек со старыми газетами, платочками и квитанциями. Вытащила карточку с номером участка.

— Вот, семнадцатый ряд… Она тогда одна осталась, хоронить почти некому было. Только я и Сашка на похоронах…

Помолчала, потом добавила, доставая из кармана полиэтиленовый пакетик с двумя леденцами.

— А ты вот… на могилку ей положи. Это она любила с малых лет. Я-то не хожу уже — ноги не те, зрение не то. Только всё равно помню, каждую среду свечку за нее ставлю и богу молюсь. Не заслужила она такую жизнь…

Я взял конфеты. Это был «барбарис», старая обертка, еще с тех времён, когда и я, и Светка были… другими. Она любила эти конфеты и сосала, когда нервничала.

Сердце снова сжалось.

Жизнь Светки сложилась так, что не пожелаешь и врагу. Никитину сломал Козлов.

Я взял конфеты, сфотографировал листок с местом Светки на кладбище. Поднялся, кивнул Тамаре Павловне и направился к выходу. Но, дойдя до двери, на мгновение остановился. Вытащил с внутреннего кармана две пятитысячные купюры

— Это вам, — сказал я и положил деньги на эмалированный поднос у двери, где обычно хранили ключи, мелочь и всякое нужное. — Почините стояк. Больше дать не могу пока, но запишите мой номе. Позвоните, если вдруг что в любое время.

— Я не возьму, — покачала головой Тамара Павловна. — Не надо, я не привыкла к подачкам.

— Возьмите, — повторил я, смотря ей прямо в глаза.

Она опустила глаза, но отказываться не стала. Только снова потупила взгляд своих грустных глаз.

Я вышел. Спустился вниз на первый этаж, к соседской двери, и постучал. Тяжелый, ленивый звук шагов послышался за дверью.

— Кто? — хриплый голос донесся с той стороны двери.

— Горгаз, — сказал я ровно.

— Какой на хрен горгаз…

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась, и в щели появилось опухшее лицо соседа с желтоватой щетиной и мутными глазами.

Я не дал ему ничего сказать. Резко ударил головой в переносицу. Он полетел назад, рухнул в прихожей, сбив тумбочку.

Я шагнул за ним, закрывая дверь. Он попытался вскочить, но я навалился, прижал его к полу и скрутил, уткнув лицом в линолеум.

В углу стояла старая расшатанная гладильная доска. На ней утюг еще советских времен. Уже включенный, видимо сосед решил погладиться.

Держа мужика за шкирку, я взял утюг.

— Слушай сюда, — проговорил я, присев на корточки и поднеся раскалённую подошву к его лицу. — У Тамары Павловны теперь есть мой номер. Только попробуй еще раз к ней подняться. Хоть пальцем тронь и я вернусь. И тогда я тебя суку прямо здесь поглажу так, что родная мать не узнает. Понял, урод?

Он закивал, смотря на меня перепуганными глазами. Из разбитой и похоже сломанной переносицы стекала кровь.

Я поставил утюг обратно, вытер руки о его футболку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вышел из подъезда и втянул в легкие свежий воздух. Пошел к своему «кабану». Алина, когда я открыла дверь, проснулась и заспанными глазами уставилась на меня.

— Ой… — пробормотала она, сев ровнее. — А я и не заметила, что ты уходил. Куда теперь едем?

— На кладбище, — ответил я и заведя двигатель, тронулся.

— К-куда?

— Ты слышала. Если нет — выходи, я поеду сам.

— Ну уж нет! — она вдруг замолчала, нахмурилась. — Саш, а у тебя на лбу кровь, что случилось.

— Комарик укусил.

Она не стала задавать лишних вопросов. Может, почувствовала, что лучше сейчас молчать. Только вытерла заботливо мой лоб влажной салфеткой.

Я вырулил из двора и вдоль дороги потянулись дома вперемешку с торговыми центрами. Я ехал туда, где, возможно, осталась последняя нить из моего прошлого. Или хотя бы из того, что я однажды потерял и больше не смог вернуть.

Мы подъехали к воротам кладбища. Железные створки были закрыты наполовину. Я заглушил двигатель, вышел, и, закрывая дверь, сказал Алине:

— Подожди меня тут.

Алина только кивнула. Кладбищенские ворота заскрипели у меня за спиной, когда я вошел. Воздух здесь был другой, вязкий, плотный. Сухие ветки деревьев стучали друг о друга от легкого ветра, над аллеей нависли серые небеса, и даже звуки машин с улицы будто приглушались и затихали…

Я прошел пару десятков шагов по тропинке, минуя ухоженные участки с блестящими плитами, новенькими фото.

У сторожки сидел мужичок в спецовке, с потрескавшимся лицом и сигаретой в зубах.

— Подскажешь, где искать? — спросил я, показывая ему снимок листка Тамары Павловны.

Он прищурился, кашлянул.

— Это тебе вон туда, вдоль сетки, потом левее у березы будет… Там на участок никто не наведывается почти. Но табличка должна остаться, если не сгнила.

Я поблагодарил мужика и пошел в указанном направлении.

Шел медленно. Ноги сами замедляли шаг, как будто не хотели приближаться к могиле. Или наоборот не хотели спешить. Странное чувство… я попрощался с ней тридцать лет назад, а теперь как будто потерял заново.

Могила нашлась не сразу. Когда я все-таки остановился напротив нее, сердце заныло.

Крест стоял перекошенный, табличка потускнела, буквы почти стерлись, и только вблизи можно было разобрать:

Никитина Светлана Андреевна.

Вместо памятника была голая земля, пробитая лопухами и какой-то травой. Следы ливней вырезали борозды, земля осела, и все выглядело так, будто ее похоронили и сразу забыли.

Я присел на корточки. Взялся за крест, выровнял. Потом поправил табличку, пригладил землю ладонью.

В стороне валялась пустая стеклянная банка, видно когда-то здесь ставили цветы. Даже сейчас видно было, что кто-то приходил. Но почему не убрал могилу?

Я стоял молча. Слова рвались, но не выходили. А потом я все-таки прошептал:

— Прости, что не уберег. Всем, кто сделал это с тобой… будет возвращено. Обещаю. И памятник здесь будет. Ты у меня не в безымянной яме лежать будешь.

Я медленно поднялся. Ветер хлестнул по лицу. Провел рукой по глазам, массируя, выдохнул. Не оставлю… и не прощу.

Я положил на могилу «барбарис».

Неподалеку на одной из могилок ковырялись кладбищенские работники, приводя ее в порядке.

— Здорова мужики, — я достал из внутреннего кармана деньги. — Там могилка Никитиной. Уберите, землю разровняйте. Табличку новую поставьте.

Один из работников молча взял, достал блокнот и записал номер могилы.

— Сделаем, не вопрос.

Я уже собрался уходить, когда услышал глухой звук двигателя. Черный «Рейндж Ровер» катился по узкой гравийке, остановившись у обочины. Стекла затемненные, в салоне не видно никого, но в следующую секунду открылась дверь и машины вышла высокая девушка в черном брючном костюме. Платок наброшен на голову, прикрывает волосы, а лицо закрыто большими черными очками. Держит в руке белые гвоздики.

Она подошла к могиле Светки. Я подошел к женщине, встал по левую руку от нее.

— Простите, вы… знали Светлану? — спросил тихо, чтобы не отпугнуть.

Она обернулась медленно. Лицо закрыто очками, но по губам видно, что она напряжена.

— Простите, не понимаю, о чем вы, — ответила она, голос едва уловимо дрожал. — Я могилу своего отца не могу найти.

И сразу отвернулась. Вот только цветы, которые она принесла с собой, уже лежали на могилке Никитиной. Никакую могилу отца она не искала.

Быстро, не оборачиваясь, она пошла к машине. Я сделал полшага следом, но дверь уже хлопнула. «Рейндж Ровер» мягко отъехал, оставляя за собой только пыль и запах ее духов.

Я остался стоять, провожая взглядом удалявшийся автомобиль. Когда «Рейндж ровер» уехал, вернулся к «кабану». Алина уже вся заждалась.

— Ну как сходил? — спросила она.

Я помолчал, барабаня пальцами по рулю.

— Алин, а есть вариант как-то узнать хозяина автомобиля по номерам?

Алина удивленно вскинула брови.

— Что надо? В принципе у знакомых могу поинтересоваться…

Я включил зажигание, завел «кабана» и прежде чем тронуться, снова посмотрел на Алину.

— Поинтересуйся и еще…

— Что, Саш?

— Я хочу принять вызов Карателя.

(обратно)

Глава 18

— Так-так-так… — Алина нахмурилась и прикусила губу, обдумывая что-то. — Надо ответить Маге как-то так… чтобы запомнилось!

Она резко повернулась ко мне, глаза загорелись двумя огоньками.

— Слушай, Са-а-аш, — протянула она. — А что если мы ему ответку прям тут запишем? Ну, чтоб сразу всем ясно стало какой у тебя настрой. Это будет мощно! Подписчики писаться будут от восторга.

— Тут — это где? — спросил я, не оборачиваясь, только посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Ну вот же… кладбище. Пока далеко не уехали, — выпалила Алина. — Давай тормознем?

Я сжал руль чуть крепче. Слева в окне тянулись мраморные плиты и венки, над которыми лениво покачивались сосны.

Алина уже размахивала руками, будто ставила режиссерскую задачу на съемках.

— Смотри, вот только представь: ты идешь по дорожке между могилами, смотришь под ноги… а когда доходишь до камеры, говоришь: «Мага, я тебя похороню!»…

— Алин… — перебил я этот безумный полёт фантазии.

— А? — она застыла, поймав мою интонацию.

— Я не буду устраивать вызовы на кладбище. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Она закатила глаза, но уже с меньшим задором.

— Ладно, ладно… — буркнула Алина.— Ну а если не кладбище, то… вон храм! — Она ткнула пальцем куда-то в сторону. — Давай у церкви тормознем. Ты станешь у входа, сзади крест, золотые купола. Ну типа, мы — русские, с нами Бог. Скажешь что-то такое…

Я снова посмотрел на нее через зеркало. Она осеклась.

— Другие варианты имеются? — спросил я спокойно.

— Саш, ну это же отличные идеи… визуал сильный, посыл понятный… ты потом в лайках и комментариях захлебнешься!

Я только сдвинул брови и медленно покачал головой.

— Все, все, поняла… — Алина сдалась и вздохнула. — Я забываю, что ты… динозавр.

Она сказала это не обидно, скорее с удивлением. Как будто не могла до конца принять, что я не такой, как все вокруг. Ничего, стерпится — слюбится.

— Не в этом дело, Алин. Я не хочу дурной пример подавать. Ни молодым, ни старым. Кладбище это место покоя, а храм место веры. Здесь не стоит понты колотить.

Алина замолчала на несколько секунд, по лицу видно, что задумалась. А потом вдруг ожила.

— Дай-ка телефон.

Я протянул ей мобильник. Она начала что-то быстро набирать, пальцы мелькали по стеклу.

— Есть другой способ сделать все красиво, — сказала она, не отрываясь от экрана.

Я молчал, ожидая, пока Алина продолжит и разовьет мысль.

— Сделаем пост. Предложим Маге выйти на стрим и пообщаться. Как это называется у… таких как ты… — она покосилась на меня, давя улыбку. — Конкретно побазарить!

Я вскинул бровь, пытаясь уяснить для себя, что такое стрим.

— Стрелку забьем?

Алина фыркнула.

— Стрим! Ну в смысле вы созваниваетесь по видео, общаетесь, а зрители смотрят, — пояснила она. — Все в прямом эфире. Зрители вам могут вопросы задавать…

— А может, просто звякнуть ему? — спросил я, глядя на дорогу. — Или сообщение скинуть. Не понимаю, зачем все это на общее выносить. Да-да, нет-нет.

— Как зачем⁈ — Алина буквально подскочила на сиденье. — Саша, это же раскрутка! Это же… твой бой, его бой, весь движ. Люди любят зрелище, они жаждут конфликта, жаждут драмы. Если мы правильно раскачаем, то это будет вирусно!

Она тараторила, глядя в экран, пальцы мелькали по сенсору, как у пианистки по клавишам.

— К тому же, — продолжила она уже более спокойно. — Ты ведь сам понимаешь, что если ты ему напишешь или позвонишь, он все равно все запишет или сделает скрин, а потом точно также сольет в сеть. Сделает из этого «контент». Так что лучше нам самим все контролировать.

Когда я рос, слово «показуха» звучало как ругательство. Сейчас это было общепринятой нормой. Все стало игрой. Играешь в себя. Придумываешь маску и живешь в ней, пока она не приросла к коже. А публика хлопает твоей роли. Только потом бы понять — ты сейчас кто? Артист или человек?

Лина себя ставить перед таким выбором я не собирался.

— Готово! — выдохнула Алина.

Она резко повернула ко мне экран. Я наклонился, прочитал:

«Эй, Мага! Как насчёт стрима? ПРЯМО СЕЙЧАС!»

— И когда стрим? — спросил я, понимая, что надо же как-то подготовиться, не за рулем же его проводить.

— Прямо сейчас, — сказала она, улыбаясь. — Он уже на связи!

— И чё делать-то? — спросил я, почесав висок. — Мы ж в машине. Неловко перед людьми, скажут, что не подготовились.

— Так и отлично, — весело ответила Алина, будто у нее все давно распланировано. — Прямо тут и проведете. Только к обочине притормози. Стрим это ж не подкаст, чистая импровизация.

— Алин, ты мне прикупить на досуге словарик твоих словечек, если такой имеется? — хмыкнул я.

Я медленно свернул с дороги и отстановил «мерс», выровняв руль. Алина уже щелкала по экрану телефона, пальцы бегали так быстро, что я не успевал следить.

— Сейчас-сейчас… — пробормотала она и поставила телефон прямо на торпеду. — Все, пошёл эфир!

На экране вспыхнуло изображение: лицо в пол-экрана, густая борода, за спиной тканевая обивка машины. Магу я узнал сразу. Он сидел в своей тачке, самодовольно выпячив губу и театрально поглаживая бороду.

В нижней части экрана бегали строки — комментарии зрителей. Над ними пульсировали сердечки, смайлы, какие-то «огоньки» и донаты — по сотке, по триста, по двести с чем-то рублей, все с подписями вроде «Красава», «Реальный», «Так держать».

Я знал, что смотря в телефон и пазовая бороду, можно бабки собирать…

Половина из комментариев была на ломаном русском, другая половина просто смайлы и деньги. Все это сыпалось, как золотой дождь… в грязную лужу.

— Как думаешь, зассыт? — прочитал Мага, прищурившись, и тут же ответил. — Жиесть, баля! Думаю, не рискнет, баля!

В этот момент он резко дернул головой в сторону и посигналил кому-то за окном.

— Э… выипу! — пробурчал он и начал тянуться куда-то вбок.

Картинка чуть дернулась — Мага, похоже, специально подвинул телефон так, чтобы зрители увидели, что рядом поравнялась машина, какая-то старая «Лада» цвета мокрого асфальта. Водитель, мужик лет пятидесяти, в очках, с потным лицом, сжавшимся в извиняющуюся маску.

— Э, чорт! Окно отпусти! — гаркнул Мага, подыгрывая самому себе. — Бэссмэртный⁈

Тот нехотя опустил стекло. Я чувствовал, что водитель уже пожалел, что, судя по всему, неудачно включил повортник.

И тут началось шоу. Мага вытащил пистолет, скорее всего тот самый, что уже вытаскивал после конференции. Он не стал нацеливать его напрямую, но демонстративно держал так, чтобы камера схватила каждый миллиметр. Водитель ствол тоже, естественно, видел.

— Ты как едешь, баля! — зарычал Мага, и зрители тут же начали награждать «героя».

«+300», «+150», «Король улиц», «Настоящий кинг».

Глядя на это, я почувствовал, как внутри что-то скребет. Вот это и есть теперь «контент»? Наезд на улице, на глазах у сотен людей? На человека, который при всем желании не окажет достойное сопротивление профессиональному спортсмену.

Мужик в «Ладе» закивал, вжался, как загнанный заяц, и уехал. А Мага, довольный, как слон, махнул ему пренебрежительно вслед, снова поворачиваясь к камере.

Только сейчас он заметил, что в верхнем углу экрана появилось новое окошко с моим лицом. Он замер на секунду от неожиданности.

— Ну, здравствуй, Мага, — поприветствовал его я.

Мага на экране начал разыгрывать привычное представление — вытянул пистолет, закрутил им на пальце, будто это не оружие, а игрушка. Его лицо светилось бравадой — глаза прищурены, рот полуоткрыт.

— Ты мелкая рыбка, понял? — забубнил он, явно для зрителя. — Влез в мой океан. Я тебя размотаю, выипу, никого не боюсь! Я тут ганстер, ясно⁈ Га-нс-тер!

Я слушал и молчал. На экране он тряс пистолетом, как шимпанзе, нашедший банан и решивший, что это атомная бомба. Все выглядело дешево, даже для интернета, но популярность Карателя была запредельной.

— Мага, — сказал я спокойно. — Ствол бы спрятал. Там менты на обочине встали, могут и увидеть.

Он замер на секунду. Рукой резко убрал пистолет за сиденье, при этом старательно сохраняя на лице выражение наплевательской наглости. Но было поздно. Зрители все увидели — в первую очередь, его фальш.

Комментарии начали сыпаться один за другим, как из рога изобилия:

«А где твой страх только Бога, брат?»

«Пффф, ганстер испугался депсов»

«Ствол показал — ствол спрятал, ты че, клоун?»

Он старался не замечать, делал вид, что не видит комментари, но каждый новый комментарий только нагнетал обстановку. Толпа чувствует фальш быстрее, чем акула в воде кровь. И Маге следовало что-то срочно предпринять, чтобы реабилитировать покачнувшийся имидж.

— Мага, — продолжил я. — Вон люди пишут, что ты не тот, за кого себя выдаешь?

Я не утверждал, а задавал вопрос. Но тон у меня был такой, что никто не услышал в моих словах сомнения.

— Типа, — продолжил я. — Тебя жизнь не научила тебя, что если ствол достаешь, то надо стрелять? Или ты просто… поиграть решил?

Каратель выпрямился, вспыхнул, как спичка.

— По кайфу мне, как делаю, так и по кайфу, баля! А ты… ты че меня сейчас чертом назвал? Повтори, баля!!!

— Успокойся, — холодно ответил я. — Я просто у тебя интересуюсь. Как, по-твоему, называются люди, которые выдают себя за тех, кем не являются? Не я определяю. Ты мне сам скажи.

В чате вспыхнул огонь. Комментарии слетались один за другим:

«Мага — черт!»

«Каратель? Да какой он каратель»

— Э! Воло77! — взвыл Мага, выцепив чье-то имя из чата. — Ты кого не мужчиной назвал⁈ Ты че, за мужское хочешь спросить, баля⁈

Он явно пытался перевести разговор на зрителя, уйти от меня. Паника у него маскировалась под агрессию.

— Мага, ты не отвлекайся, — сказал я спокойно. — Ты со мной разговариваешь. А не с Воло. Тут нет чата. Тут ты и я.

Я видел, как число зрителей ползет вверх. Полторы тысячи. Тысяча семьсот. Две. Алина рядом еле сдерживалась от радостного шепота, но все же выдохнула.

— Ты красавчик, Саня. Все правильно делаешь, людям нравится…

Мага мотнул головой, скрипнул зубами.

— Ты томатный сок с себя отмыл? Бабушка не ругалась, что по консервам без спроса лазил? — продолжил я повышать градус.

Он онемел на долю секунды. А потом снова последовала вспышка ярости. Чат закипел с удвоенной силой.

Алина сидела рядом, подогнув под себя ноги, обхватив колени руками. Глаза у нее сияли так, будто она только что увидела, как ракета взлетела со двора, построенная из ведра и двух петард.

Тем временем внизу экрана комментарии начали стремительно меняться.

«Вот он настоящий мущинский»

«Красава»

Мелькнули первые донаты: две сотни, пятьсот, сотка с подписью «Держи за хладнокровие».

Доната слали не Маге, а мне. Мага трясся. Он впился в камеру взглядом. Было видно, как сжимается его челюсть, как рука снова скорее машинально тянется к бороде.

— Ты… — он запнулся. — Ты, слышь…

— У меня вопрос к тебе есть, — перебил я. — Последний. Ты хорошо подумал, прежде чем вызов мне бросать? Потому что если я приму, то тебе никто не поможет. Ни твои дружки, ни пистолет. Драться хочешь? Я принимаю твой вызов.

— Щас давай! Щас! — Мага взвизгнул, уже почти не глядя в экран. — Назови место! Место, баля! Размажу! Тебя! Тут же!

Я почувствовал, как Алина ерзает рядом, она резко схватила меня за локоть и прошептала.

— Саша, не надо. Не выноси это на улицу. Ты же знаешь, что будет…

Она запнулась, но я уже знал, что скажу. Я медленно повернул голову, бросил взгляд в окно, где виднелся номер ближайшего дома.

Сказал вслух адрес.

— Я жду. Если у тебя есть личные вопросы, приезжай.

— Еду, баля! По навигатору пятнадцать минут! Жди, понял? Щас буду, выеду и размажу! Клянусь, ты у меня поплы…

Экран дернулся и связи оборвалась на полуслове. Стрим закончился.

— Ты с ума сошел, да? — Алина повернулась ко мне, глаза расширены, в голосе тревога. — На улицу? Зачем ты на это ведешься? Зачем ты это сделал⁈

Я не ответил. Она продолжала.

— Саша, ты за это деньги должен получить! А что будет на улице? Просто так подеретесь и все, за улицу тебе никто копейки не заплатит. И, главное… — она сглотнула. — Он же с пистолетом, ты сам видел. Если вас в полицию не дай бог заберут!

Девчонка строго посмотрела на меня.

— Он с оружием едет! А ты сидишь такой спокойный, будто… будто к тебе сейчас гость на чай заглянет.

Я откинулся на спинку, расслабленно уперся затылком в сидушку. Знала бы Алина сколько таких гостей мне доводилось встречать в прошлой жизни.

— Я просто не привык отказываться от предложений подобного рода. Если уж поступили, — пояснил я. — Засеки пятнадцать минут. Сними, что я здесь и я его жду.

— Зачем?.. — растерянно прошептала она, но уже доставала телефон.

— Просто сделай, — повторил я.

Я вышел из машины. Закрыл за собой дверь.

Сделал несколько махов руками, потянул плечи, присел пару раз. Алина снимала.

Минуты ожидания пошли, одна за другой.

Прошло пятнадцать минут, но Каратель пока не появился.

Я заглянул в окно и попросил Алину снять видео, что время вышло, а мы до сих пор здесь. Алина молча кивнула, включила камеру, коротко записала видео, где я стоял у бордюра, рядом с номером дома.

Закончив, открыл дверь, сел в машину и положил руки на руль. Прошло еще пятнадцать минут, но Мага так и не появился.

— Поехали, — наконец сказал я. — Я так и думал.

— Ты знал, что он не приедет? — удивилась Алина.

— Да, — я не стал скрывать.

— Почему?..

Я завел двигатель, выехал на дорогу. Помолчал минуту другую.

— Потому что он устроил весь этот цирк ради бабок. Он не собирался ехать. Знает, что не прав и если разговор переместиться на улицу, то ему придётся за свой базар отвечать. И братья при таком раскладе его не поддержат.

— А людям он что скажет?.. — Алина повернулась ко мне. — Он ведь во всеуслышание слово дал.

Я не успел ответить. Она уже смотрела в экран телефона, сдвинув брови домиком.

— Он что-то выложил. Сториз!

Видео загрузилось быстро. На экране появился Мага в шиномонтаже. Его черный джип висел на подъемнике, одно из задних колес было снято.

— Ехал, ехал, да не доехал, — прокомментировал я.

Мага, нагло обманывая зрителя вещал, что на место встречи он не приехал, но проезжая мимо (прежде чем пробить колесо) меня на месте не увидел. Подавал он всё так, будто это я испугался и не явился.

— Вот оно, колесо в хлам! Смотрите, вот оно.

Мага навел камеру на резину, валявшуюся на полу — та была действительно порвана в хлам. Верилось правда с трудом в такое утверждение… тормозной диск никак не пострадал. А по характеру повреждения, от диска не должно было ничего остаться

— Как мимо проехал и нас не было? — выдохнула возмущенно Алина, только сейчас осознав, что говорит Каратель. — Мы же только что стояли под домом и ждали его!

— Вот теперь, — сказал я. — Ты понимаешь зачем я просил тебя снять видео.

— Бинго, — выдохнула Алина.

— Ты пересмотри видео и обрати внимание на колесо, — ответил я.

Алина включила сториз, начала пересматривать.

— И?..

— А теперь посмотри в углу кадра, у стены. Видишь? Целое колесо, без повреждений. Это его, а то, что на полу — просто хлам, который он нашел на шиномонтаже.

Она вгляделась, потом ахнула.

— Блин… Так он специально приехал в шиномонтаж, чтобы выложить сториз…

— Ага, я про то же.

— Вот скотина! — искренне выпалила Алина.

— И не говори.

Она снова потянулась к телефону.

— Так давай уже выложим наше видео прямо сейчас! Пусть все видят, что он нагло врет! Это же… это же будет разоблачение!

— Рано, — заверил я.

Она оторвалась от экрана, вопрос повис в глазах.

— Почему?..

— Потому что месть это блюдо, которое подают холодным. А нам бой надо продавать, — я коротко пожал плечами. — Сама же говорила, что нужен конфликт.

Она медленно кивнула, не споря, телефон опустила.

— Саня, блин, ты гений! А говоришь не в зуб ногой в продвижение!

* * *

После всей этой возни из стримов, сториз, фальшивых шин и дешевых спектаклей, мне захотелось отвлечься на что-то более приземленное.

Я предложил Алине взять кофе, а потом попросил девчонку подсказать место, где будет тихо и не будет ловить интернет, от которого у меня едва не дергался глаз. В целом ничего против сети не имею, но так чтобы дозировано.

Мы отъехали за город и остановились в роще. Болтали о всякой всячине, а потом любовались закатом на горизонте. Рыжий, с полосой света, которая будто резала небо пополам. Он и в моей прошлой жизни, и сейчас оставался одинаково красивым.

Алина сидела рядом. Пальцы обвили бумажный стакан, подбородок ее лежал на коленях, волосы растрепались. Тишина между нами уже не была неловкой. Я чувствовал, что девчонка ко мне привязывается.

— Ты такой… — тихо сказала она. — Настоящий.

Я повернулся к ней. Она не отстранилась. Глаза открытые, ясные, смотрит на меня.

Я наклонился и поцеловал ее в губы — медленно, но жадно, по-настоящему.

Ночь мы провели там же — в машине…

Утро вошло без предупреждения. Я открыл глаза, потянулся, огляделся — салон, Алинин стакан на панели, моя куртка, сброшенная на заднее сиденье. Этакий творческий беспорядок.

Алина уже проснулась и смотрясь в зеркало, красилась, наводя марафет. Редко когда девушки без макияжа были настолько же красивые, как с макияжем. Но это был случай Алины. Накрашенная и ненакрашенная, она была одинаково хороша.

— Ты куда? — спросил я, когда она потянулась к сумке, явно собираясь уходить.

— На работу, — отозвалась девчонка, не глядя.

— У тебя привычка такая уходить, не прощаясь или я что-то не знаю о твоих английских корнях?

— Я просто не хотела тебя будить.

— А где работаешь?

— Секрет, — усмехнулась она.

— Я подвезу, — я подавил зевок и помассировал глаза, пытаясь окончательно проснуться.

— Спасибо, Саш, но я уже вызвала такси. Не хочу тебя напрягать по пустякам.

Я не стал настаивать. Просто смотрел, как она поправляет волосы, красит губы… через несколько минут к нам действительно подъехало такси. Алина чмокнула меня в щеку и вышла из «мерса», усаживаясь в такси с шашечкой.

— До встречи, Саш!

Я проводил ее взглядом, подмечая, что вот уже второй раз она неожиданно появляется в моей жизни и также неожиданно исчезает.

(обратно)

Глава 19

Я вернулся в зал утром. Припарковал «кабана», выбросил мусор на ближайшую мусорку и удивленно приподнял бровь –жбаны были залиты пеной и явно горели… наверное, окурок бросил какой-то идиот. А там пошло поехало, хорошо хоть пламя не перекинулось и пожарники сработали оперативно.

От мыслей отвлекла вибрация телефона. Я вытащил мобильник, взглянул на экран и понял, что звонит Игорь.

— Внимательно.

— Саш, привет. Как она? — послышался голос хозяина зала. Настроение у него явно было отличным.

— Лучше всех, — заверил я, продолжая рассматривать пепелище.

— Ты там с ремонтом не передумал? — Игорь заржал как конь в трубку. — Я че спрашиваю, по окнам договорился, надо размер замерить, ты сейчас в зале?

— В зале, — подтвердил я, заходя внутрь.

Пацаны во время моего отсутствия не сидели без дела и успели переделать часть стяжки, которую испортил Егор. Марик и Виталя, кстати, были тут и развлекались игрой в карты, сидя на откуда-то взявшихся табуретах. В качестве стола у них шел ещё один табурет. Что тут скажешь, правильно делают, уют создают. Работы по их части здесь ещё надолго хватит.

— Приезжай. Будет для тебя сюрприз, — заверил я Игоря.

— Ну надеюсь хороший…

— Увидишь.

Он что-то хмыкнул в ответ, и связь оборвалась. Я убрал телефон в карман и обернулся к пацанам.

— Привет трудовой молодежи!

— Здорова Сань, в карты будешь? — с азартом предложил Марик. — Подкидного дурака режемся!

— Не играю в азартные игры, — отказался я. — Сейчас Игорь подъедет, так что вы тоже сворачивайтесь, у нас тут не казино и не Лас Вегас. Чего, кстати, в такую рань приперлись, дома не сидится?

Виталя в этот момент пошел в наступление на Марика, заставил его взять чуть ли не пол колоды и следом повесил «погоны» в виде двух «шестерок». Марик с недовольным лицом сгреб колоду и убрал в карман.

— Мы тут решили ночевать, больно ночь выдалась жаркой, — вздохнул он.

— Баб водили? — я усмехнулся.

— Если бы баб… — совсем уж тяжело вздохнул Виталик, поднимаясь с табурета.

Марик тоже встал, отряхнул штаны.

— Тут… короче, ночью мутные какие-то типы были. В окна заглядывали…

— И еще… — Виталя подал голос. — Мусорку кто-то поджег прямо под окнами. Пылало так, что ух!

— Смотрю скучать вам было некогда. А что за мутные, от Егора? — предположил я.

— Его методы… хочет запугать, — согласился Марик.

— Видит, что тебя нет и думает, как подлянку сделать, — подтвердил Виталя. — Плавали, знаем!

На счет запугать — это Егорка явно перепутал адресата. Но на подлянку такой как он точно готов. Надо же ему как-то перед своими пацанами оправдать нашу последнюю встречу. А то так и авторитет можно потерять.

— Долго они здесь терлись? — спросил я.

— Ну часа два посередине ночи. То в одно окно заглядывают, то во второе, — ответил Марик. — Лезть главное не лезут!

— Но мы как только свет включили, и они исчезли, — пояснил Виталя. — А через минут пять мусорка вспыхнула. Пожарные приезжали.

— Я понял, красавцы пацаны, что остались. Не забуду, — я крепко пожал им обоим руки.

Виталя и Марик расплылись в довольныхулыбках. Ну а что бы и не похвалить пацанов, если есть за что. А вот выпад Егора заставил насторожиться. Если ему неймется, то сегодняшний визит точно не последний.

— Ну ни хрена себе… — сзади послышался возбужденный голос Игоря. — Даешь пятилетку за четыре года?

Я обернулся, Игорь с удивлением рассматривал сделанную на полу стяжку. Хоть Марик и Виталя и были в этом деле новичками и делали стяжку первый раз, но получилось у ребят действительно хорошо.

Делали все-таки как себе, а не на тяп-ляп.

Игорь держал в руках метр, чтобы померить окна в зале. Теперь он убрал рулетку в карман, вытащил бумажник, а уже из него деньги, чтобы рассчитаться с пацанами.

— Это вам, мужики, — сказал он, протягивая деньги. — Никогда не думал, что скажу вам эти слова, но спасибо за работу!

— Старались, дядь Игорь! — довольно заверил Марик.

Пацаны взяли деньги, переглянулись. Потом Виталя отсчитал часть и молча протянул мне. Я посмотрел на купюры и покачал головой.

— Оставь, будет вам от меня премия за бдительность.

Виталя помялся, но деньги спрятал в карман. Я ж и передумать мог.

— Так, Игорь, — сказал я. — Теперь надо штукатурку и краску заказывать. Полы подсохнут и можно продолжать ремонт.

— Надо то надо, кто ж спорит, Сань, — согласился хозяин и озадаченно поскреб макушку. — Еще бы понять, блин, откуда бабки достать. Цены в магазинах кусаются, а я уже по окнам договорился…

— У меня, кстати, в гараже у отца осталась штукатурка, — подал голос Марик. — По дешевке могу отдать, что есть. Думаю на зал там точно хватит.

Я повернулся к нему, посмотрел чуть дольше обычного и улыбнулся кончиками губ.

— Марик, надеюсь это не как с песком?

— Не, — Марик виновато опустил глаза. — Все окей, Саш. У меня эти добром пол гаража забито.

— А что с песком не так? — заинтересовался Игорь.

Пацаны сразу напряглись, отступили к стенке на пару шагов, будто планируя пути для отступления.

— Нормально все, — заверил я, не став их закладывать. — Малость не докупили сразу, пришлось по второму кругу ходить.

Марик за спиной облегчено выдохнул. Если у него действительно осталось штукатурка от отца, это упрощало задачу и экономило деньги Игоря. Я прекрасно понимал, что ремонт это штука дорогостоящая, даже если делать по дешёвке все равно в копеечку встанет.

— Ты на машине? — спросил я у Игоря. — Может съездишь посмотришь, что там в гараже?

— Гараж далеко? — уточнил он. — Мне ж замеры окон надо снять…

— Давайте я помогу! — неожиданно предложил Виталя. — А вы пока в гаражи смотаетесь. Только покажите, что делать.

— Ну давай… — Игорь удивился предложению от пацана, которого долгие годы знал с совершенно другой стороны.

Игорь снова достал рулетку, объяснил Виталику, какие размеры нужно снять. Пацан был сообразительный и быстро понял задачу, через минуту приступил к работе, записывая результаты в блокнот. Марик с Игорем ушли, и мы с Виталей остались вдвоем.

Когда «Газель» уехала, в тишину двора врезался резкий визг тормозов вперемешку со звуком ревущего двигателя. Я выглянул на улицу и увидел, как к входу в зал медленно подкатился… летучий корабль? Нет, конечно, но «Ламборгини» с космолетом было очень легко перепутать. Черная, блестящая, с раскосыми фарами и матово-алой полосой вдоль корпуса.

Двери поднялись вверх, как у самолета.

Из салона со стороны водителя вышел молодой парень лет двадцати пяти, а из пассажирской двери… еще один. Близнецы, точно. Лица, как под копирку, телосложение одинаковое, спортивное. На обоих яркие толстовки, широкие спортивные штаны и кепки с прямыми козырьками.

Молодые, уверенные в себе.

— О, Саня! Здорова! — окликнул один из них звонким голосом. — Мы тебя узнали!

Я молчал, оценивая их с головы до ног. Оба близнеца распылились в улыбках. Я их видел впервые, а вот они… друзья? Знакомые? Сейчас выясним…

— Мы тебе писали в личку, — продолжил второй. — Только ты не ответил. Наверное, не увидел?

— Или не прочитал, — подхватил первый. — Мы «Братья Решаловы».

Они замолчали и начали смотреть на меня так, будто «Братья Решаловы» должно было мне о чем-то сказать. Может и должно было… но не сказало.

— Не узнал? — вскинул бровь первый близнец, явно удивленно. — Мы ведем канал, пять миллионов подписчиков!

— Допустим, ко мне какие вопросы? — уточнил я, наблюдая, как двери «ламбы» начали закрываться сами по себе. — Чем обязан?

Близнецы переглянулись, явно озадаченно.

— Нам подписчики скинули видео, как ты на стриме Магу Карателя затыкал. Ну, ты понял. Мы сразу такие: «Вот он, вот наш типаж!». И решили подъехать.

В этот момент Виталя тоже выскочил наружу. Увидел Ламборгини, и остановился как вкопанный.

— Ни фига себе… Это чья? — спросил, не отрывая взгляда от тачки.

— Наша, — с улыбкой ответил один из блогеров, щелкнув ключом. Машина игриво мигнула фарами. — Подарок самому себе за пять миллионов подписчиков.

Я видел, как загорелись глаза Виталика. Он бросил рулетку прямо у крыльца, спустился по ступеням и закружил вокруг «Ламборгини», как вокруг трофейного танка.

— Вы это… серьезно на ней ездите? Прям по городу?

— Ага, — усмехнулся один из блогеров. — Это еще не самая резвая. Хочешь прокатим, когда закончим?

Виталя обошёл машину кругом, заглядывая под низ, к капоту, на колеса и через стекло в салон.

— Она ж пятьдесят лямов стоит… — прошептал он со знанием дела.

Я посмотрел на машину, потом на близнецов. В голове у меня никак не складывалось мозаика. Я всегда считал, что такая машина — удел тех, кто ворочает схемами, гоняет с охраной, а тут стоят два пацана двадцать с хвостиком, и говорят, что это их тачка. Может сынки богатых отцов, как те, кто приезжает в «Склад» оттягиваться? Впрочем, плевать, не мое дело смотреть в чужой карман и гадать откуда у пацанов бабки на такие недешевые подарочки.

— Мы хотим снять про тебя репортаж, — снова заговорил второй. — Хотим сделать выпуск про уличных бойцов. Обычных пацанов, которые не продались в угоду хайпу, а остались настоящими. Нам кажется, ты именно такой.

— Вы про Саню выпуск снимать собрались? — Виталя аж затаил дыхание, когда услышал.

— Зовут вас как пацаны? — спросил я.

— Паша, — представился первый близнец.

— Леша, — второй протянул мне руку.

Мы обменялись рукопожатиями. Пять миллионов подписчиков — это очень серьезно. Я уже начал понимать, как все устроено в 2025. Здесь неважно, кто ты и что умеешь, пока об этом никто не знает. А если узнают… у тебя появляется шанс. И если я действительно собирался идти вперед, мне нужно использовать любую дорогу. Даже если по ней ездит «Ламборгини» с молодыми «братьями Решаловыми».

— Мы, если коротко, Сань, — сказал близнец Леша. — Хотим показать, что настоящий боец — это не фрик, не «ганстер», а обычный пацан с улицы со своим понятием. Который пашет, растет, не прогибается ни под кого.

— И не теряет себя, даже если становится известным, — добавил Паша.

— Так я не звезда, — отозвался я. — И пока, честно, не горю желанием ею становиться. Вряд ли вы по адресу, мужики.

— Станешь звездой, — с уверенностью сказал Леша и подмигнул. — Вот увидишь. Тем более, если видео с тобой выйдет на нашем канале.

— Ага, тогда у тебя шансов не останется. Ну в смысле, чтобы звездой не стать, — заверил Паша.

Он вытащил из кармана смартфон и открыл у себя на экране какое-то видео. Повернул ко мне. Я увидел нарезку, смотрел с минуту. Парни, эти двое, заходили в притоны, гоняли барыг, выводили на чистую воду тех, кто кидает стариков или втюхивает левый товар.

В одном из роликов они зашли в общагу и оттуда вытянули девчонку, которую держали на препаратах…

Как я успел понять, начиналось все с того, что люди приходили к «братьям Решаловым» со своей проблемой и они начинали ее… решать.

— Мы действительно помогаем людям, как ты можешь увидеть, — серьезно сказал Леша. — Если человек оказывается в непростой ситуации, то мы включаемся.

— Разбираем проблему, поднимаем волонтеров. Партнёримся с юристами… ну а где надо просто стучим негодяям по башке, — подхватил Паша.

Вообще у них был неплохой тандем, они друг друга хорошо дополняли. Парни действительно делали правое дело. Да, все на камеру, но… я видел в глазах этих близнецов искру. Ту, что редко встречаешь сейчас — не «где бы срубить бабла», а «как бы помочь людям». Достойно, тут ни убавить, ни прибавить.

— А ты сам как к публичке относишься? — спросил Леша. — Ну, мы ж понимаем, что ты не из тех, кто в ТикТоке по десять историй в день постит.

— Не из тех, — подтвердил я. — Но против публики ничего не имею.

— Тогда поработаем?

— Что надо?

— Ну допустим зал покажи? — попросил Паша, уже заглядывая мне да спину. — Мы прежде чем ехать справки навели. Я как понимаю, ты свой зал открывать собрался?

— Пойдемте покажу, — пригласил я близнецов.

Мы прошли внутрь. Блогеры сняли капюшоны, включили камеры. Один вел основную съемку, второй делал фотки.

— Возьми тут угол, грязь покажи.

— Снимай свет от окна, красиво получится.

Да, наверное, красиво… по-своему. Выбитые окна, облезшие стены.

— Здесь будет зал, — сказал я, не заходя на сохнущую стяжку. — Ремонт сделаем. Ринг поставим, груши повесим, зеркала. Часть железа куплено, вон в углу лежит.

Я кивнул на груду гантелей, блинов и прочей «ржавчины»

Близнецы снимали все с разных сторон, не пропуская ни одной детали.

— Здесь уже стяжку залили, через недельку все засохнет, — продолжал я.

— Ага, мы хлам отсюда полдня вытаскивали! — решил дать комментарий Виталя, поглядывающий на близнецов, как на небожителей.

— Пример того, как меняется место, — Леша направил камеру на стяжку. — Здесь же раньше был притон, да?

Виталя замялся, смутившись и ответил невнятно «да».

— Тебя, как зовут? — спросил у него Леша. — Можешь дать короткий коммент?

Близнец перевел камеру на стушевавшегося Виталику.

— Раньше… — начал он, неуверенно. — Тут был бардак. Бомжи, шприцы… Я сам… ну, дурак был. Связался с кем не надо.

Пацан замолчал. Видно, искал слова.

— А потом Саня пришел, — Виталя кивнул на меня. — И сейчас у меня цель есть. Утром встаю и знаю зачем….

— Красавчик! — хмыкнул Леша доброжелательно и закончил запись. — Слушай, Сань, так ты еще блин делами правильными занимаешься. Слышь, Паш, тут можно целый выпуск про Санька забабахать.

— Вполне возможно, — откликнулся второй близнец, он уже снимал подсобку. — А зал для кого?

— Для молодежи, — ответил я.

Леша покопался в рюкзаке, вытащил из него две блестящие банки с надписью «Энерджи» и протянул мне и Виталику.

— Держите, угощаю.

— Это что? — спросил я, осторожно поворачивая банку в руке.

— Энергетик, — ответил Леша. — Тут витамины, кофеин, ну и все дела. Чтобы чувствовать себя бодрячком. Ты че, не пробовал?

— Не доводилось, — я покачал головой.

Виталя уже открыл банку, и сделал несколько внушительных глотков. Я тоже открыл банку, чувствуя сладковатый приторный запах и сделал пробный глоток. На вкус энергетик оказался сплошной химией — сладкий, с привкусом аптеки и жвачки. Было ощущение, что выпил гремучую смесь газировки и батареек. Полный состав таблицы Менделеева…

Близнецам я ничего не сказал, но и пить эту «живую воду» больше не захотелось. А вот Виталя выхлебал половину энергетика всего за несколько глотков.

— Сейчас короткий сториз запишем, — сказал Леша и, уже в образе, с легкой улыбкой на губах, включил камеру на мобильнике.

— Всем добра! — начал он. — У нас готовится особый выпуск.

Он крутанулся вокруг оси на триста шестьдесят градусов, снимая пространство и держа телефон на вытянутой руке.

— Кто-нибудь догадается, что будет в этой дыре вместо притона? Готов спорить, что это будет для вас сложная задача! Давайте так — напишите под этим видео комментарий с ответом и десять счастливчиков, давших правильный ответ, получат по десять тысяч рублей!

Я про себя отметил с какой лёгкостью близнец готов лишиться ста тысяч рублей. Говорил он так, будто для него это были не деньги, либо эти деньги были лишними.

— А пока подсказка! — продолжил Леша, и вдруг навел камеру на меня. — Мы снимаем выпуск про этого замечательного человека! Кто первый узнает его и напишет комментарий, получит полтинник! Дерзайте!

Сказав это, близнец прекратил сьемку и выдохнул.

— Вот! Начало положено… — он запнулся, посмотрел в экран телефона и вскинул бровь. — Саня, а ты говоришь, что тебя никто не знает, вон уже 10 комментариев с правильным ответом!

Близнец хмыкнул, нажал что-то на экране и записал голосовое.

— Свяжитесь с победителем, — велел он кому-то и отправил сообщение.

Потом поскреб затылок и записал еще одно видео.

— Мы покажем вам, как Саня сделает из дерьма конфетку! А поможет нам в этом «Энерджи»! У вас еще есть неделя, чтобы принять участие в нашем розыгрыше «бмв».

— Сколько людей смотрело? — спросил я, без особого интереса, скорее для понимания, когда близнец снова выключил камеру.

Он взглянул на экран.

— Больше четырех тысяч… за минуту, — Леша повернулся к брату. — Паш, народ заинтересовался.

Я до сих пор не мог привыкнуть к таким цифрам. В девяностых, чтобы тебя увидело столько человек, надо было выйти на ринг с чемпионом или попасть в федеральные новости. Теперь просто стоишь с банкой энергетика, в зале без штукатурки. И тебя смотрят, о тебе говорят…

Пока я размышлял, Леша и Паша начали что-то негромко обсуждать. Потом Паша подошел ко мне.

— Сань, мы тут подумали, надо открыть сбор.

— Какой сбор? — спросил я.

— На зал. Попросим спонсора и подписчиков поддержать тебя на ремонт и тут все как следует обставить. Пусть люди поучаствуют в активностях.

— А зачем? Я не привык просить. Что есть, на то и живем. Железо привезли, руки есть. Остальное потихоньку заработаем, — я покачал головой.

Паша посмотрел на меня с интересом.

— Сань, тут же дело не в прошении. Это не «дайте», это «присоединяйтесь». Понимаешь? Люди, которые смотрят, хотят чувствовать, что они в деле. Типа: «Я помог, я часть этой истории». Это важно, чтобы люди чувствовали себя частью истории. Зачем нам их этого лишать?

Я промолчал. В голове не укладывалось то о чем говорил близнец. Привык, что если тебе что-то надо, то ты берешь и пашешь. И все. Довольно простой и понятный рецепт по жизни. И, пожалуй, самый правильный.

— Ну и что, ты хочешь сказать, все, кто даст сделают активность, делают ее ради чувства участия? — спросил я.

— Сань, так и есть. И если ты хочешь, чтобы народ тебя смотрел, тебе надо это понять.

Близнецы не были похожи на разводил. И вроде говорили понятные вещи, но внутри было ощущение, что это все равно не мое. Да, с мира по нитке — бедному рубаха. Но… все равно неправильно это. Если ты поставил себе цель, то ты должен идти к ней сам.

— А вы, пацаны, вообще кто по жизни? — спросил я. — Работа у вас какая? Я как понимаю, что не блогерство вас кормит?

Паша рассмеялся, как будто услышал шутку.

— Ну у нас реклама стоит лям. Хотя сейчас мы ее перестали делать, чисто на спонсорских контрактах двигаемся. Интеграция с казино дает основной заработок. Каждые десять тысяч новых пользователей через регистрацию — десятка.

— Десятка чего? — уточнил я.

— Миллионов, конечно. Ну и «Энерджи» — наш главный партнер, — Паша кивнул на банку энергетика в моих руках.

В голове опять закрутился вихрь мыслей. Близнецы ворочали миллионами, которые получали за разговор с экраном. За банку энергетика в кадре.

Я вспоминал отца своего ученика, сварщика шестого разряда. Он вкалывал в две смены, жил в промзоне и считал, что шестьсот тысяч в месяц — это уже хорошо. Правда цены в 96-м были совсем другие… за десять тысяч рублей можно было купить по кило колбасы…

— А это, по-твоему, правильно? — наконец, спросил я.

— Ты про что?

— Казино. Подростки же смотрят. Ты им рекламируешь ловушку, после которой можно остаться без штанов. У родителей деньги тягать начнут, это же как наркота.

Паша развел руками.

— Саня… Мы же ничего не навязываем. Зритель взрослый. Он сам решает играть ему или нет. Зато на эти деньги мы можем делать рейды, оплачивать юристов, вывозить кого-то из задницы, если надо.

Паша говорил искренне и верил в то, что делает. В то, что баланс возможен. Думал, что можно плавать в дерьме испачкаться.

А я… Я знал другое. Любая грязь, даже во благо, всё равно остается грязью, даже если обернута в благие намерения.

— Пацаны, а бабки на зал тоже через казино будете собирать? — спросил я.

— Ну да, дадим промокод подписчикам, они регаются, а ты взамен ремонт получаешь.

— По сбору я пас, — ответил я. — Своими силами обойдусь.

— Ну-у… — Паша явно замялся. — Ты все-таки подумай. Водку вон в магазинах продают, сигареты, но это не значит, что магазин дерьмо, правда?

— Дерьмом он становится тогда, когда продает водку и сигареты малолеткам, — резонно заметил Леша. — Так и с казино онлайн. Если тебе нет восемнадцати, то вход туда заказан. Там индентификация через регистрацию, понимаешь?

— Ага, ну а те, кто это правило не соблюдает, мы закроем… Короче, Саня, — вздохнул Паша. — Ты все-таки подумай. А сьемки, думаю, мы поэтапно проведем. Прям с самого начала: как вы с пацанами тут копаетесь, как стены штукатурите… будет сильно. Люди любят, когда из пустоты что-то поднимается.

— История с нуля, — добавил Леша. — Вот это цепляет за душу.

— Ну, значит, приезжайте, когда решите, — резюмировал я.

Близнец протянул мне руку, чтобы скрепить договоренности.

— Ладно, дай нам пару дней на подготовку и начнем. Давай только цифрами обменяемся?

Мы обменялись номерами телефонов.

— Хорошо, ждем, — сказал я. — Только чтоб мешать не начали. У нас тут не шоу, а работа, зал сам себя не построит.

— Не вопрос!

Мы попрощались. Близнецы, как и обещали, забрали Виталю, чтобы прокатить на спорткаре. «Ламборгини» рванула с места, поднимая пыль. Я поднял брошенную Виталиком рулетку и собрался доделать замеры, как с улицы снова послышался звук работающего мотора. На этот раз «Газели» Игоря.

Минута, и в дверях показался Марик. Он влетел, будто за ним кто-то гнался — глаза испуганные, дыхание сбилось.

— Саня, — сказал он дрожащим голос. — Тебе лучше это увидеть.

Я не стал спрашивать. Положил рулетку и пошел за ним. Мы вышли из зала. Воздух будто сгустился и я почувствовал это задолго до того, как увидел…

А когда увидел, внутри все оборвалось.

(обратно)

Глава 20

Мой «мерс» стоял у обочины…

Все четыре колеса проткнуты. По лобовому стеклу расползлась паутина трещин. Боковые стекла тоже разбиты. На капоте царапина — длинная и глубокая… явно ножом. Пытались вспороть «кабана», как консервную банку.

Сердце неприятно сжалось. Я молча подошел к автомобилю, открыл дверь. Она поддалась не сразу — уроды били по ней ногой, оставив вмятины и заломы. А от ударов закусило петлю.

Бардачок был открыт. Документы раскиданы, хорошо, что не порваны. А вот конверт, где лежали деньги… конверт был пуст.

Я стиснул зубы, стараясь справится с охватившим меня гневом. Сжал кулаки до белых костяшек, чувствуя как ногти впиваются в ладони.

Виталя стоял рядом, молчал. Он понимал, что слова тут не помогут, поэтому помалкивал.

Я опустился на корточки, провел пальцем по кромке стекла. Острые крошки хрустнули под ногтем. Под дворником заметил записку, взял, раскрыл вдвое сложенный листок и прочитал содержание:

«Это тебе за косяк!»

Понятно, Егор не угомонился и решил обострить конфликт. Решил поднять ставку. Я смял листик с запиской, сунул в карман.

Выпрямился, посмотрел на машину. Ярость и гнев, которые овладели мной в первую минуту, начали медленно отступать. Эмоции не самый хороший советчик, действовать надо с холодной головой.

— Виталь, — я развернулся к пацану, который совершенно ошарашенный стоял чуть в сторонке. — Не в службу, а в дружбу, найди чем тачку закрыть. Не хочу чтобы он так стоял.

— Может ментов вызвать? — спросил Виталя.

— Не надо ментов, — я медленно покачал головой.

— Ща поищу, — пообещал пацан и куда-то побежал.

Я постоял еще с минуту, разглядывая разбитый «мерс». Егор решил попробовать меня на прочность? Прогнуть? В девяносто шестом я бы не думал после такого выпада. Просто поехал бы к нему. Нашел бы подъезд, открыл дверь его квартиры и… переломал бы его ноги в нескольких местах. Еще бы и записку заставил сожрать.

Но сейчас не девяносто шестой. Я понимал, что если действовать так, то потом придется скрываться и некоторое время не высовывать головы. Сейчас я не могу себе позволить бездействовать. Но это не значит, что подонок и его дружки, которые сделали это с «кабаном», останутся безнаказанными.

Я вспомнил, что говорили «братья Решаловы» про зрителя и его ощущение причастности. Про то, что люди устали быть молчащими свидетелями. И готовы помочь и откликнуться в трудную минут. Что ж… посмотрим так это или нет.

— Виталя, — позвал я пацана, который уже вернулся и приволок с собой какую-то простыню, чтобы ей накрыть «мерс». — Ты знаешь, где этот Егор живет?

— Знаю… — замялся тот. — Ты что к нему идти собрался? Сань в одиночку не советую этого делать, там у него на хате всегда толпа.

— Сколько их?

— Человек десять точно! Так че «кабана» накрываем?

— Погоди, знаешь как выйти в «прямой эфир!»? — спросил я.

— Ваще фигня, давай покажу?

Виталя взял мой мобильник, что-то быстро нажал и протянул телефон обратно.

— На, Сань, как будешь готов, нажимай «начать эфир», — объяснил он.

Я посмотрел в экран — там было просто отражение улицы и меня на ее фоне. Понятия не имею насколько это подходящий ракурс, и иметь не хочу. Я нажал на кнопку «начать эфир».

— Все меня видно? — уточнил я у Витали.

Тот заглянул мне через плечо в экран и отрывисто закивал.

— Уже первые люди присоединились. Подожди минутку… — прошептал он. — Пусть еще присоединяться, ну чтобы побольше было.

— Добра, народ. Меня зовут Саша, — я приветственно вскинул руку. — Сейчас, давайте минуту подождем, мне умные люди подсказали что народ ещё должен подтянуться.

В комментариях внизу сбоку народ поставил плюсики и пальцы вверх, выражая свое согласие немного подождать. Виталик дал правильный совет. С каждой следующей секундой количество зрителей трансляции только увеличивалось. Конечно, речь шла не о тысячах людей, как у Маги или у близнецов, но количество моих зрителей перевалило за сотню.

— Всем добра, кто присоединился, — поприветствовал я остальных. — Мужики, спасибо, что уделили время, есть разговор.

Я поймал себя на мысли что впервые в жизни разговариваю на такую, мягко говоря, не маленькую аудиторию. Да, раньше приходилось вещать перед учениками, но их было от силы два десятка человек. А тут уже под двести зрителей, никого из которых я не знал.

Однако число зрителей продолжало расти, меня слушали.

— Мужики, — продолжил я. — Я стою здесь один, у своего зала. Кто не в курсе поясню.

Я повернул камеру телефона и показал помещение, коротко рассказав суть.

— Так вот, есть те, кому мой зал и в принципе моя деятельность встала поперек горла. Я говорю не потому, что жалуюсь, а потому что молчать больше нельзя.

И я пересказал, достаточно подробно суть нашего конфликта с Егором. Посыпались гневные комментарии в его адрес.

— Да, я про это и говорю, что по его мнению, чтобы открыть здесь зал, я должен у него разрешения спрашивать, и интересоваться как себя вести! Только не будет так и пока я здесь он не будет пацанов и девчат ядом травить. И мне не важно, кто за этим стоит, — продолжил я. — Наглеть я им не позволил. Но с первого раза меня не услышали.

Я перевел камеру и показал разбитого «кабана», чтобы по ту сторону экрана поняли суть «послания» которое я получил.

— Вот их мне ответочка прилетела за то, что я встал поперек и помешал делать деньги. Думают, наверное, что они меня сломают таким выпадом. Рассчитывают, что я проглочу, потому что один.

Я замолчал, почитал комментарии, в которых подписчики обрушились на Егора и его прихвостней. Люди писали, что «ты не один», что «такое не приемлют».

— Так вот пацаны, из любой ситуации есть выход. Я могу сейчас это схавать и дальше терпеть, а могу, что я и сделаю, наведаться к негодяям и объяснить уже по другому, что такие гуси не взлетают. Молодой, — я перевел камеру на Виталю. — Говорит, что их там с десяток человек.

Виталя согласно закивал, засмущавшись.

Я вернул камеру к себе.

— Но я так предположу, что если пойду туда один, то доходчиво не получится объяснить. Но если я промолчу, значит соглашусь, а с этим я соглашаться не собираюсь… Адрес знаете. Кто располагает желанием и временем почистить округу от этого дерьма — добро пожаловать. Я буду ждать у зала в течение часа. Только запомните, пацаны, мы идем их не бить, а… культурно объяснять. Другой вопрос, что никакого другого языка, кроме языка силы, они не понимают. Жду!

Я вышел из эфира. Все, что хотел — сказал. Теперь посмотрим сколько человек будут готовы проявлять активность не только в комментариях в интернете, но и в реальной жизни.

Я взглянул на время на экране мобильника, засек час. Виталя помог натянуть тряпку на «кабана». Ситуация конечно так себе… но будем ее исправлять.

— Сань, мне бы и в голову не пришло так сделать! — покосился на меня Виталя.

Я улыбнулся и почему-то вспомнил, как в мое время тоже собирали народ на стрелку. Двор на двор, район на район… теперь вопрос — а придет ли кто-то вообще? Вот и посмотрим.

Я стоял у входа в зал, прислонившись плечом к косяку. Прошло, наверное, минут десять с тех пор, как мы вышли в эфир. Я не ждал чуда. Если честно, ждал одного-двух человек. Таких, кто не поленится, не побоится и не отмахнется. Потому что, если снова проводить параллель со стрелками тридцать лет назад, то тогда ты знал людей лично. А сейчас… по никам и по аватарке.

Вдалеке послышался резкий, короткий визг шин. Старые амортизаторы тяжело осели, и черная вкруг тонированная «лада» с номерами К100РА встала возле зала.

— А ещё говорят, что джигит не джигит, Если он как трусливый шакал от врага побежит…

— играло из динамиков. — Да, да, да, да, да — это Кавказ!

Из машины вышло сразу пятеро бородатых мужчин со свирепыми взглядами. С накаченными шеями и коротким стрижками.

— Саня, брат! Здорова!

Я поздоровался с пацанами. Они взглянули на накрытого тряпкой «кабана», и не сомневаясь ни секунды, открыли багажник «Лады», откуда достали травматы.

— Показывай гниду брат!

— Мужики, стопорите…

Я объяснил им, что не преследую цель никого ломать или использовать огнестрел.

— Чем тогда мы будем лучше, чем они? Давайте сначала дадим шанс им одуматься и, например, самим оформить явку с повинной в отдел полиции.

— А если не одумаются, брат?

— Тогда поломаем и потом отвезем в отдел, — улыбнулся я.

Через пару минут встала вторая машина. Потом третья. Из одной вышли сразу трое — ребята в темных шапках, спортивных куртках. Поздоровались, не лезли с расспросами, просто стали рядом, ожидая в полной готовности. Следом подъехал «пассат» с ленинградскими номерами, потом «солярис», потом большой внедорожник. Приезжали ребята не самокатах, кто-то на такси… Толпа быстро росла. Уже через пятнадцать минут перед залом стояло тридцать человек.

Я поблагодарил пацанов за то, что откликнулись и не остались в стороне. Для меня появление такого числа народа стало полной неожиданностью.

— Ну куда идти, Саня? — последовал вопрос.

Виталя, который знал адрес сориентировал, что барыги засели в пятиэтажке за школой.

Я окинул взглядом толпу серьезно настроенных людей.

— Ну что мужики, идем?

* * *

Виталя шел впереди, вслед за ним шел я, а затем и все остальные. Наверное, со стороны, шествие выглядело внушительным.

Тридцать человек как никак. Ни у кого не было оружия (я объяснил братьям на «Приоре», что пистолеты здесь явно лишнее, даже брать их с собой не стоит).

Прохожие с любопытством смотрели на нас, переходили на другую сторону дороги, от греха подальше. Но бояться нас не следовало, бояться должны только те, кто решил, что им все дозволено.

Пятиэтажка, к которой мы подошли, была старая с облезлой штукатуркой, вонючими мусорными баками у каждого подъезда и с кривыми балконами, увитыми ржавыми антеннами.

Перед подъездом сидели три бабки, как часовые, с сумками, платками, руками на коленях. Они посмотрели на нас с любопытством и тревогой одновременно, но с места не сдвинулись.

— Добрый вечер, бабушки.

— Добрый, сынок… — настороженно сказала одна, щурясь на меня полуслепыми глазами. — Вы чего такой оравой пришли? Бить что ли кого собрались?

— А это как получится. Подскажите, говорят тут наркоманы засели, — доброжелательно улыбнулся я.

— Господи, — вздохнула другая бабушка. — Они нас жизни лишили, милок. Вон один из них все утро в палисаднике копался, как собака.

Старуха махнула рукой в сторону клумбы, где цветы были вытоптаны, а земля действительно былы перерыта, как от рытья лопатой.

— Зачем? — уточнил я.

— Что-то прятал небось.

— А другой полуголый бегал, волосы драл… — присоединилась третья старуха. — Мы уже боимся в магазин выйти!

— А милиция рядом. Пункт участкового вон за углом, — пожаловалась первая бабуля. — Да только участковый глухой и не слышит нас.

— Козел… — буркнула вторая старуха.

Я посмотрел на пристройку с торца дома. Так и есть, здесь находился опорный пункт полиции, прямо в доме.

— А где они сейчас? — спросил я, возвращая взгляд на старух.

— Вон там, первый этаж. Вон то окно с тряпкой…

Я кивнул, увидев окна.

— Спасибо.

Мы подошли ближе. У подъезда, в котором находилась квартира Егора, воняло мочой и какой-то тухлятиной. На первом этаже, в квартире Егора, окна были завешаны плотной темной тканью. Лавочка у подъезда вся исцарапанная, поломанная. Входная дверь железная, облезлая… мда.

Из пристройки опорного пункта, вынырнул участковый. Молодой, в форме, с папкой подмышкой, с лицом человека, который только что поел и рассчитывал спокойно дожить до конца смены. По крайней мере, мент до сих пор что-то жевал.

— А что такое? — выпалил он. — Что за сборы несанкционированные? Где разрешение⁈

Я шагнул навстречу, выходя из толпы.

— Это у тебя надо спросить, что такое?

— Мы на ты не переходили! — уставился на меня участковый.

— На вы разговаривают с теми, кого уважают, а у тебе уважения у меня нет, — отрезал я. — Под твоим носом ядом торгуют, а ты, выходит, ничего не видишь.

— Каким ядом? Это… нормальные ребята. Никого не трогают. Вы че разошлись-то?

— Нормальные? — я сделал шаг ближе. — Они только что мою машину разнесли, стариков держат в страхе, пацанов подсаживают на дрянь. Ты называешь их нормальными?

Мент отвел глаза, пытаясь подобрать слова.

— Ну вы давайте без самоуправства… Я щас вызову группу…

Я приблизился к нему почти вплотную.

— Ты чего творишь, мент? Или ты их крышуешь?

Он побледнел, закивал головой, как болванчик.

— За такие слова сядешь!

Я сдержался, чтобы тут же, в продолжении диалога, не вырубить этого оборотня. Я то сяду, а вот он ляжет.

— Сань, — шепнул Виталя и тронул меня за плечо. — У него камера на груди.

Я перевел взгляд… точно. Маленький черный глаз, мигающий на полицейской форме.

Понятно. Значит, запишет, как я на него наехал, а все остальное вырежут к чертовой бабушке. В случае чего покажут только нужный фрагмент. И будешь потом доказывать, что ты не верблюд.

— Я тебя услышал, — я сделал шаг назад. — Но ты сейчас не гражданин, а сотрудник при исполнении. Ты получил информацию о правонарушении и обязан действовать. У тебя есть минута, чтобы вспомнить, зачем ты носишь погоны.

Пацаны, все тридцать человек, стояли у меня за спиной, взяв нас в полукруг. Участковый молчал. Он посмотрел на дверь подъезда, потом на нас. Зажевал нервно губу… Он все понимал. Но между службой и привычкой — выбрал привычку. Делать он ничего не собирался. Только хмурился…

Те, кто стоял со мной, уже начинали переглядываться. Я знал это ощущение, когда ты собрался, когда вся кровь в теле кипит и требует действия, но тебе преграждают путь.

— Расходитесь! — наконец, выпалил участковый.

— Хорошо. Дальше будет по-другому, — я пожал плечами.

Попросил пацанов разойтись по двору. Часть парней подошла к окнам. Остальные вместе со мной собрались заходить в подъезд. Я приготовился набирать номер квартиры на домофоне, в то время как участковый спешно выхватил свой мобильник и начал куда-то звонить.

И тут на весь двор раздался знакомый уже гул выхлопа спорткара. Ламборгини «братьев Решаловых» подъехала прямо к подъезду. Из-под поднятых дверей вышли близнецы-блогеры. Паша выскочил первым.

— Саня! — он подошел ко мне. — А чего сразу не сказал?

Я не успел ничего ответить, как Паша достал мобильник и, не спрашивая участкового, включил съемку. Навел камеру прямо на него.

— Сотрудник, как вы объясните, что у вас под боком работает точка сбыта? Вы об этом знали? — спросил Паша.

Участковый растерялся, но быстро собрался.

— Без комментариев, — буркнул он, отворачиваясь, и продолжая делать вид, что с кем-то разговаривает по телефону.

Паша обошел его, сунул камеру ему прямо в лицо.

— Прошу вас пресечь правонарушение.

— Камеру убери, — процедил мент.

— Съемка в общественном месте не запрещена. Представьтесь, пожалуйста, я хочу убедиться, что разговариваю с сотрудником полиции, — отрезал близнец.

Участковый нехотя достал удостоверение, показал его быстро и тут же убрал.

— Я не успел прочитать, — спокойно сказал Паша, повернулся к брату и попросил. — Леша позвоните в полицию, пусть присылают наряд и сразу СОГ.

Близнец снова вернул внимание к участковому.

— Покажите еще раз до полного ознакомления. Я не успел ознакомиться. И сразу предупреждаю, что если вы отказываетесь реагировать, то вызывайте ответственного. У нас с вами возникла конфликтная ситуация.

Участковый стоял, как вкопанный. Понял, что вывернуться не выйдет. Заметно перепутанный, он повернулся к домофону, набрал номер квартиры, который судя по всему, хорошо знал.

Трубку домофона никто естественно не взял.

— Есть ключи от подъезда? — я увидел двух пацанят, игравших в войнушку с игрушечными пистолетами, когда мы пришли.

— Д-да…

— Открой пожалуйста.

Мгновение и дверь подъезда оказалась открыта. Участковый, бледный как полотно, зашел внутрь. Застучал в дверь квартиры Егора.

— Граждане, откройте! Немедленно откройте, полиция!

За дверью будто умерло все. Я подошёл ближе, встал рядом с участковым.

— Ты дурака не включай. Сообщи, что это твое законное требование. Ослушаются и пойдут по статье.

— Да, я… требую… — проблеял мент и сглотнул.

Но все понимали, что дальше ничего не будет. Он не собирался идти до конца. Просто делал вид и всячески пытался сгладить острые углы. И те, кто за дверью, это тоже знали.

Леша отвел меня чуть в сторонку.

— Ну че, Саня? Сами мы внутрь проникнуть не можем, это уже будет беспредел. Ждем наряд?

Я думал недолго, вспомнил про малолеток с игрушечным оружием во дворе. Вышел во двор и подозвал к себе того самого, кто помог открыть дверь в подъезд. Пацаненок держал в руках игрушечную гранату. Старая, пластиковая, с облезшим корпусом и выщербленным кольцом.

— Можно на минутку?

Он протянул игрушку.

— Только верни, ладно?

— Обязательно.

Я взъерошил пацану волосу, подошел к окнам квартиры Егора, где была открыта форточка. Трижды постучал по стеклу.

— Мужики, я вот че думаю, что с ними церемониться? — сказал так, чтобы внутри квартиры тоже было слышно. — Взорвать к черту и все!

Сказал и закинул в открытую форточку гранату, попав в щель между тряпкой и стеклом. Граната провалилась внутрь.

Прошла секунда, а потом из квартиры донеслись крики и грохот. Дверь распахнулась и наружу вылетели несколько человек, толкая друг друга, матерясь. Один босой, второй в куртке на голое тело, третий с каким-то пакетом в руках. Сборище, блин…

Что их обвели вокруг пальца, уроды не сразу поняли. Но когда таки сообразили, что взрыва не будет и попытались отыграть все назад, я подставил ногу, не давая им закрыть дверь.

— Здорова мужики! — хмыкнул я.

От автора:

Альтернативная Россия ХХ-го века. Меня прокляли, превратив в урода. Теперь я скрываю свое истинное лицо под магической Маской, ища справедливости и мести: https://author.today/reader/417504

(обратно)

Глава 21

Поначалу эти товарищи пытались показать свой характер. Дерзость так и перла из их выпученных глаз, пока они стояли, преграждая путь на лестничной клетке.

— Че такое? — агрессировал один.

— Проблемы у кого какие? — дышал ядом второй.

Но хватило всего одного взгляда за наши спины, чтобы вся бравада испарилась в одно мгновение. На лестнице уже собирались крепкие парни в спортивках. Одни уже стояли, спокойно поглядывая в сторону входной двери, другие поднимались снизу, уверенно и тяжело ступая по бетонным ступеням.

Барыги переглянулись, нервно переминаясь с ноги на ногу. Численный расклад сил был уже не в их пользу. Ну а мы пришли сюда не беседы вести. Они хотели проблем, и мы пришли их создать. Прямо сейчас!

В квартиру мы влетели без церемоний. Барыги даже толком испугаться не успели — наши ребята общественники быстро и четко расставили их вдоль стены лицом вперед, заставили завести руки за затылок и широко расставить ноги. Кого-то пришлось вразумить красным словцом и тумаком — не без этого.

— Стоим спокойно, не дергаемся, — спокойно и уверенно сказал близнец Леша, проводя взглядом по шеренге барыг.

Я осмотрелся в поисках Егора. Его среди «пойманных» не оказалось. Егор тоже не медлил — сразу понял, что дело пахнет жареным, и рванул к открытому окну в соседней комнате, пытаясь спастись бегством.

Я бросился следом и успел поймать его за пятку, когда тот уже наполовину вылез на улицу. Решеток на окнах первого этажа не было и барыга рассчитывал встать на лыжи.

— Стой сука! — прорычал я.

Егор вскрикнул и со всего размаха приложился лбом об стену, когда я дернул его обратно внутрь квартиры.

— Ой! — насмешливо произнес я, все еще крепко удерживая его за ногу. — Аккуратнее надо быть, друг.

Егор зло выругался и попытался вырваться.

— Сидеть! — рявкнул я. — Еще раз дернешься и я тебе башку напополам расколю.

Я спокойно обыскал его карманы и нашел ту самую пачку денег, недавно украденную из бардачка моего «мерса». Пристально посмотрел Егору в глаза, показав ему деньги.

— Ты что, падла, не понял в прошлый раз? — тихо и отчетливо произнес я. — Ничего, теперь поймешь, когда на строгом посидишь.

Егор отшатнулся, судорожно огляделся по сторонам и резко схватил со стола кухонный нож с тарелки на тумбе у стены. Кто-то из барыг резал им яблоко…

— Отвали! — процедил он. — Порешаю…

Егор бросился на меня в отчаянной попытке удара. Я отреагировал мгновенно — резко сместился, перехватил его руку и коротким движением выбил нож.

БАМ!

Мощным правым прямым отправил его на пол. Егор упал с глухим стуком, снова ударившись головой о старый паркет и слегка помутнев взглядом. Красноречие у него мигом испарилось. Хотя он попытался подняться, но вестибулярный аппарат уже не работал. Барыга лишь сделал пару шагов на пластилиновых ногах и снова рухнул.

В этот же миг в комнату забежали близнецы. Они встревоженно осмотрелись по сторонам, оценив ситуацию.

— Что случилось? — быстро спросил Паша, переводя взгляд на меня.

— Ничего, все нормально, — спокойно ответил я, убирая деньги в карман и сохраняя невозмутимый вид. — Егор головой о стену ударился.

Леша сообразил моментально, заметил лежащий на полу нож, вытащил телефон и начал снимать на видео.

— Опа! А у нас тут покушение на убийство! — громко объявил он, направив камеру на нож. — Товарищ участковый! — позвал блогер мента.

Паша уже навалился на барыгу коленом, не давая пошевелиться. Впрочем, это было явно лишним, Егор продолжал пребывать в состоянии грогги.

А вот участковый не спешил подходить. Я краем глаза заметил, что воспользовавшись суматохой, мент попытался тихо выскользнуть из квартиры. Уже почти оказался за дверью, когда я резко окликнул его, прервав «бегство».

— Куда это ты собрался?

Участковый замер, вздрогнув от неожиданности, потом медленно повернулся ко мне, натянув на лицо дежурную улыбку.

— Я… никуда, просто хотел в отдел позвонить, чтобы ребят вызвать, — пробормотал он, отводя глаза.

Я пристально посмотрел на него и, не отрывая взгляда, указал рукой внутрь квартиры.

— Вот здесь и звони. А то как же мы с преступниками без тебя разберемся?

— А… э… да я… — он попытался что-то выдавить, но так и не подобрал слов.

Нехотя вернулся в квартиру, пройдя мимо меня и встав у стены, словно наказанный школьник. Звонить почему-то передумал. Вел он себя как минимум странно.

Тем временем близнецы вывели Егора и «оставили на хранение» рядом с остальными барыгами. С той разницей, что все стояли лицом к стене, а Егор лежал мордой в пол.

— Браслеты на него наденьте, — прошипел Паша менту. — С ножом кидается.

Участковый достал наручники, и облизывая губы защелкнул их на запястьях Егора, все еще до конца не пришедшего в себя.

— Ну что пацаны, — обратился я к задержанным. — К успеху шли и не фартануло? Пора ответить за свои деяния?

Ответом стала гробовая тишина и напряженные взгляды в пол. Потом один из них проблеял:

— Имеем право не свидетельствовать против себя…

— Вон как, законы знаете? За законами прячетесь? — хмыкнул близнец Паша. — Только как законы нарушать, так вы в первых рядах. А как жопы пригорают, так все сразу законопослушные.

— Давайте начнем, товарищ полицейский? — Леша расплылся в улыбке. — Покажиье пример нескольким десяткам тысяч зрителей, как доблестно служат сотрудники МВД.

— Да-да-да… — протараторил мент.

И лениво поплелся по комнатам, демонстративно заглядывая под диваны и в шкафы, открывая ящики и заглядывая под кровати. Я прекрасно понимал, что он ничего не найдет. К барыгам можно относиться как угодно, но назвать их идиотами вряд ли получится. Никто не будет хранить дурь вот так в открытую… не думаю, что участковый это не понимает.

Я боковым зрением увидел, как один из пацанов, откликнувшихся на мой призыв, вытащил зарядку для телефона из сумки, висевшей на ремне через плечо. Я невольно вспомнил, что подобные сумки былипопулярны среди челноков, они носили их на животе.

Зарядку пацан вставил в розетку. Но через пару секунд озадачено поскреб макушку.

— Не работает че-то… — прошептал он.

— В другую розетку вставь, — пробурчал кто-то из барыг, не поднимая головы. — Эта давно сломалась.

И действительно, когда зарядка была вставлена в другую розетку, все сразу же заработало.

Через несколько минут безрезультатных поисков, участковый остановился посреди комнаты и развел руками.

— Ну и где тут ваша наркота? — раздраженно спросил он. — С чего вы, уважаемые общественники, или кто вы там, взяли, что она вообще тут есть? Я ребят знаю, в плохом они замечены не были.

— Нет тут никакой наркоты… — лениво и уверенно улыбнулся один из барыг, глядя прямо мне в глаза.

В его взгляде сквозила наглая уверенность, будто он абсолютно убежден, что никто ничего не найдет. Я же поймал себя на горькой мысли, что не было бы здесь камеры и тысяч зрителей, то участковый мог бы повести себя совсем иначе… Горькая, но правда. По крайней мере именно так вели себя те, кто тридцать лет гадал не служили, а работали в милиции. А подчас даже не работали, а зарабатывали.

— Пацаны, — вмешался Паша, убедительно обращаясь к задержанным. — Лучше сами признавайтесь, где дурь. Глядишь, на следствии зачтется и сроки скосят за явку с повинной.

— Да ничего у нас нет, — нагло повторил тот же самый барыга, даже не пытаясь скрыть насмешку. — Вы нас с кем-то походу перепутали! Потом ещё будете извиняться!

Участковый тем временем продолжал бессмысленно открывать шкафчики и тумбочки. Явно раздраженно, показать, что мы впустую тратим время. После очередного круга по квартире, он остановился и с явным раздражением снова развел руками.

— Слушай, ну нет у них действительно ничего. Всю квартиру перерыл, а дурью и не пахнет. Хотите сами со своей камерой пройдитесь…

Я уже не слушал. Стало понятно, что мент выгораживает барыг. Я хмуро осмотрелся, чувствуя, что эти гниды пытаются обвести всех вокруг пальца. Где-то тут был подвох, я это нутром ощущал, но барыги продолжали ухмыляться с наглым видом, абсолютно уверенные в своей безнаказанности. Возможно, что уже сталкивались с подобными облавами и в прошлый раз у них ничего не находили.

Взгляд остановился на неисправной розетке. Подозрение закралось в душу само собой. Помнится, еще в девяностые, когда приходилось сталкиваться с подобными мутными «делишками», опытные барыги прятали товар именно так, чтобы сразу и не нашли. Даже если квартиру перевернуть вверх дном. И розетка… это был как раз классический вариант.

— Товарищ участковый, на секундочку подойдите, — негромко позвал я мента, подзывая жестом.

Участковый с неохотой приблизился ко мне, напряженно поглядывая на розетку, на которую я указывал пальцем.

— Чего там такое? — спросил он без особого энтузиазма, словно чувствуя, что сейчас начнутся проблемы.

— Розетку снимите, — спокойно сказал я.

— В смысле «снимите»? Она ж под напряжением, я не электрик, — мент нервно попытался возразить, явно не желая делать то, о чем я говорю.

— Делать будешь? — холодно спросил я, смотря в его бегающие глаза.

— С чего бы…

— Паш, фиксируй все на камеру, — перебил я начавшего отнекиваться участкового.

Паша тут же направил телефон на участкового, который еще больше сник и беспомощно развел руками, не решаясь что-то предпринять. Перевел камеру на меня, не до конца понимая, что я собрался делать.

Я решительно шагнул к розетке, достав из кармана ключи от зала и осторожно подцепил пластиковую крышку.

— Эй, не надо нам дом ломать! — занервничали барыги, когда поняли, куда я полез. — Скажите ему!

— Я аккуратно, — с легкой ухмылкой ответил я, уже прекрасно понимая, что сейчас произойдет.

Стоило чуть отжать корпус розетки, как оттуда на пол выпал пакет, наполненный чем-то подозрительно знакомым. Я не стал его трогать, чтобы не оставлять отпечатки.

— Опа! — тут же с удовольствием отреагировал Паша на находку. — А это что у нас такое? Вещество очень похожее на дурь. Что скажете, барыжки?

— Это не наше! — в панике закричал один из задержанных.

— Точно, подбросили! — тут же подхватил другой, пытаясь выглядеть возмущенным.

Я усмехнулся, спокойно глядя на то, как барыги теряют свою наглость, превращаясь в перепуганных подростков. Как мне уже успели сказать, сроки за наркотические статьи в России приблизились к двум десяткам лет в колонии строго режима. Так что боятся было чего.,

— Ваше или не ваше, — саркастично протянул я. — В ментовке разберутся. Только вот все на видео записано. Товарищ участковый, фиксируйте.

Мент заметно побледнел, с его лица тотчас слетела былая маска раздражения. Собрав последние остатки силы воли в кулак, он принялся медленно составлять протокол, достав из кармана блокнот и ручку. А я с внутренним удовлетворением подумал о том, что знание прошлого все-таки было полезной штукой. Даже в этом странном и не всегда понятном двадцать пятом году.

У барыг началась паника. Внезапно один из них, до этого молча стоявший у стены, резко обернулся к участковому и закричал.

— Ты ведь бабки брал сучара! Говорил же, что прикроешь нас, паскуда! А теперь в кусты прячешься? А вот хрен, я тебя тоже сдам!

Участковый дернулся, словно ударенный током, и замахал руками, испуганно пытаясь оправдаться.

— Ничего я вам не говорил, ничего не брал! Вы чего несете, придурки? Да я вас сейчас по всей строгости…

Но по голосу мента было ясно, что он уже сдал себя сам. Голос предательски дрожал, взгляд метался по сторонам, а лицо покрылось крупными каплями пота.

Пацаны из моей «группы поддержки» было хотели заткнуть барыгу, но я одернул их. Тот явно не все сказал.

— Как это не брал? — продолжал истерично орать он. — Я лично тебе бабки передавал! Лично в карман сунул! Проверьте его, ну! Проверьте карманы! Там полтинник, девять купюр по пятаку и пять по штуке!

— Они клевещут… — тихо проблеял участковый, но в голосе его не было ни капли убедительности.

— Карман выверни! — отрезал я.

— С чего бы… кого вы слушаете…

— Ты покажешь, что в кармане?

Участковый начал пятиться. Я не стал это терпеть и двинулся к нему.

— Сань, он при исполнении, его трогать нельзя… — попытался меня остановить кто-то из близнецов.

Но я подошел к участковому, схватил за шиворот и достал деньги из его кармана прежде, чем мент успел среагировать.

— Я и не трогаю, воротник поправил, а тут деньги выпали, — я коротко пожал плечами.

Участковый замер, побелев как мел. У меня в руках осталась вытащенная из его кармана пачка денег.

— Твои? — спросил я.

— Н-н-нет…

— Пересчитай, Сань, — попросил Леша.

Я посчитал деньги, все было ровно так, как говорил барыга — купюры совпадали. Я считал все на камеру, чтобы никаких вопросов попросту не осталось. Барыга не мог знать номинал и количество купюр, если не давал бабки сам. Это были деньги, полученные взяткой за крышевание барыг.

— И как часто вы ему платили? — спросил я у барыг.

— Каждую неделю, признался тот.

— А я еще думаю откуда у него деньги на «Гелендваген», вон у опорного пункта стоит, — хмыкнул Леша. — Твой?

Я тоже видел у опорного пункта «гелик», но даже в голову не могло придти, что это машина участкового.

— Паш, звони адвокату, мы этого товарища до конца обработаем. Оборотень в погонах, не иначе, — Леша обернулся к брату. — Вот такие правоохранители у нас работают в органах, которые крышуют торговцев ядом. Ну что, есть что сказать в свое оправдание, товарищ участковый?

Мент испугано озирался, губы его что-то шептали, но ни одного внятного слова так и не прозвучало. Глаза закатились вверх, и он тяжело осел на пол, потеряв сознание. Видимо, нервы окончательно не выдержали происходящего. Понимал какое будущее его ждёт.

Некоторое время в комнате стояла полная тишина. Барыги угрюмо смотрели под ноги, а я вновь мысленно отметил, что в новом мире двадцать пятого года оборотни в погонах мало чем отличались от тех, с кем я сталкивался в девяностых.

Впрочем, судя по тому, как оперативно Леша и Паша действовали сейчас, времена все-таки изменились. Закон стал работать иначе, жестче и четче. И теперь уже никто не собирался спускать подобные вещи с рук. Это не могло не радовать, что управа нашлась и на борзых ментов, подчас ведущих себя, как небожители. Камера и достаточное количество подписчиков опускали таких с неба на землю. Жаль только не у всех есть нужно количество «подписоты»

— Скорую надо звонить, — вздохнул близнец Паша. — Не хватало только, чтобы товарищ оборотень избежал ответственности из-за инфаркта миокарда.

Блогер набрал номер скорой и поднес динамик к уху. Я же заметил, как пару раз моргнули глаза у участкового. Вот же колорадский жук, блин!

В свое время я бы нашел способ, как быстро вывести мента на чистую воду и вскрыть блеф. Но увы, былые способы не совсем подходили, когда на камеру идет запись. Да и сотрудник пока что при исполнении.

Думал я недолго, и как ни в чем не бывало, проходя мимо участкового, хорошенько наступил ему на мизинец.

— Здравствуйте, скорая? На нужна карета по…

Близнец не успел договорить, потому что по квартире разнесся вопль мента.

— Ай, встань ты мне палец сломаешь! — заверещал он.

— Ой, не заметил, — я убрал ногу.

Тот схватился за мизинец, прижимая его к груди.

— Кажется скорую уже не надо? — я подмигнул менту.

— Простите ю, вызов отменяется, — близнец бросил трубку.

В подъезде послышался уверенный топот шагов, и в квартиру стремительно вошла следственно-оперативная группа. Впереди всех шагала майорша лет сорока с жестким взглядом и властным видом. Нарощенные ресницы, губы-вареники и волосы по талию. Естественно, на высоченных каблуках. Зато в форме сотрудника полиции.

Окинув помещение цепким взглядом, она сразу определила меня как старшего и сухо спросила.

— Что здесь происходит?

— А вы кто, стесняюсь спросить? — спросил я у нее.

— Майор полиции Пигалица Кристина!

Она достала удостоверение и сунула мне чуть ли не в лицо. Я пальцем отодвинул от себя корочку. Хотелось сказать, что в мое время так девочки на панели выглядели, но сейчас мода такая.

— Что происходит вами получено в сообщение в дежурку, — спокойно объяснил я. — Возможно речь об уголовных преступлениях. Хранение и распространение наркотиков, взяточничество и превышение служебных полномочий.

Она холодно смерила меня взглядом сверху вниз и спросила с явной подозрительностью.

— А вы тут вообще при чем? Кто такие будете?

— Мы неравнодушные граждане, — спокойно вмешался Паша, направляя на нее камеру телефона. — Фиксируем все происходящее на видео.

Майорша на секунду сжала губы, явно понимая, что спорить сейчас не в ее интересах, и быстро сменила тему.

— А где участковый?

— Я-я т-тут, — заикаясь, чуть ли не плача, протянул оборотень, сидевший за диваном.

— Только теперь он уже не участковый, а оборотень в погонах, — вставил ремарку Паша.

— Это в каком смысле? — осторожно переспросила Пигалица, нахмурившись.

— За деньги барыг крышевал. Купюры прямо в кармане у него нашли, — пояснил я.

— Все записано на камеру! — заявил Паша.

Майорша брезгливо скривилась и тут же резко повернулась к своим сотрудникам.

— Так, все понятно. Обухов вызывай скорую. Все лишние немедленно покидают место происшествия!

— Это вы сейчас серьезно? — удивленно спросил я. — Я вообще-то заявитель.

Кристина натянула на лицо профессиональную улыбку и произнесла тоном, не терпящим возражений.

— Покиньте помещение, гражданин. Это мое законное требование как сотрудника полиции. Дальше будем разбираться уже без вас.

Я нахмурился и сначала не сдвинулся с места, собираясь протестовать, но тут Паша осторожно, но настойчиво взял меня за локоть.

— Пойдем, Сань, все нормально, я потом объясню тебе. А то сейчас тебя по девятнадцать два в отдел увезут.

Я нехотя вместе с Пашей двинулся к выходу. Остальные наши ребята тоже медленно потянулись за нами, оставляя квартиру на откуп оперативникам.

Уже в дверях я обернулся, встретившись взглядом с майоршей, которая спокойно смотрела нам вслед. В ее глазах читалась твердая решимость разобраться в ситуации так, чтобы вопросов не осталось ни у кого.

Майорша явно была опытнее, умнее и опаснее, чем участковый.

Когда мы вышли во двор, я раздраженно выдохнул и повернулся к Паше.

— Тоже, похоже, крышует эта сука. Сейчас все следы подчистят и скажут, что нашли не наркотики, а какой-нибудь сахар или мел. Нельзя попускать, они прикроют своих!

Паша уверенно усмехнулся и покачал головой.

— А вот ничего у них не получится, брат.

— Почему ты так уверен? — я удивленно взглянул на него.

Паша молча показал мне экран своего телефона, на котором шла онлайн-трансляция нашего маленького мероприятия.

— Видишь? — он ткнул в один из профилей, смотрящих трансляцию. — Это начальник полиции города. Думаю, он возьмет ситуацию под личный контроль, — спокойно объяснил Паша.

— Угу, — я скептически нахмурился. — Только пока он среагирует, они успеют все улики уничтожить. Такие дела долго раскручиваются.

— Не успеют, — коротко бросил Паша и указал взглядом на дорогу.

В тот же момент с визгом тормозов возле подъезда резко остановился бронированный микроавтобус. Из него молниеносно выпрыгнули бойцы ОМОНа в полной экипировке. Они четко и быстро рванули к подъезду, на ходу передергивая затворы автоматов. Через несколько секунд в доме раздались их громкие и властные голоса.

— Всем стоять! Не двигаться! Руки за голову!

Я улыбнулся, осознавая, что в этот раз «подчистить следы» никто уже не успеет. Паша удовлетворенно кивнул, опустив телефон, и тоже широко улыбнулся в ответ.

Похоже, реальность оказалась не такой уж безнадежной, как я опасался вначале. Развязка получилась даже громче, чем я мог предположить.

Через полчаса двор был забит служебными машинами. Арестовали всех подряд: барыг, бледного как смерть участкового и даже майоршу с ее следственно-оперативной группой.

Все, кто пытался «решить вопросики» на месте, сейчас в растерянности смотрели себе под ноги, осознавая, что их игра закончилась окончательно и бесповоротно.

Последним на место событий прибыл начальник городской полиции — солидный мужчина в строгой форме. Он внимательно осмотрел все вокруг, коротко переговорил с омоновцами и подошёл к нам с Пашей и Лешей. Крепко пожал каждому руку, глядя прямо в глаза.

— Спасибо вам, ребята, за то, что не прошли мимо, — сказал он спокойно и уверенно. — От имени МВД обещаю, что будет официальная благодарность. Люди должны знать, что есть еще граждане, которым не все равно.

Он развернулся и решительно направился обратно к своей машине. Мы еще минуту молча смотрели вслед удаляющимся оперативникам и автозакам, которые увозили бывших «хозяев жизни».

Я повернулся к пацанам, которые в трудный момент не отказались прийти на помощь и теперь стояли рядом, явно довольные исходом операции.

— Парни, спасибо, что не остались в стороне, — сказал я искренне, хлопнув ближайшего из них по плечу.

— Саня, ты если что, сразу маякуй, — ответил один из ребят, остальные согласно кивнули. — Мы всегда поможем, чем сможем.

Я кивнул в ответ и повернулся к Паше и Леше, которые уже ждали меня в стороне, чтобы попрощаться.

— Вам отдельное спасибо, мужики, — серьезно сказал я, пожимая им руки. — Без вас вообще бы ничего не вышло. Я не был в курсе некоторых нюансов, и не знал, что менты так боятся камер.

— Да ладно тебе, Саня, — вздохнул Паша.

Мы рассмеялись, хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Их «ламба» рванула прочь со двора.

Я про себя отметил, что сегодняшняя ситуация показала, что люди остались людьми, и правда все так же стоила того, чтобы за нее бороться.

Когда мы с Виталей вернулись обратно в зал, на входе уже стояли Марик с Игорем и о чем-то оживленно спорили возле выгруженной штукатурки. Игорь, заметив нас, махнул приветственно рукой.

— Мужики, все нормально, штукатурку привезли. Подошла идеально, еще и по дешёвке сторговались, да Марик?

Марик показал большой палец, довольный, как объевшийся сметаной кот. Судя по всему, сделка подучилась обоюдно выгодной.

Я улыбнулся, но настроение у меня было уже не то. Игорь сразу это заметил.

— Чего случилось? Вы какие-то хмурые…

— Виталя, расскажи, — сказал я, достав мобильник, который завибрировал в кармане, прерывая дальнейший разговор.

Взглянул на экран — звонила Алина.

— Сань, у нас тут траблы, похоже, серьезные, — голос Алины был напряженным и взволнованным. — Можешь срочно подъехать? Сань меня какие-то козлы…

— Что за траблы? — я уже знал, что «траблы» в переводе на русский — это проблемы. — Конкретнее скажи.

— Улица Лескова, дом тринадцать. Саш, скорее…

Алина тут же бросила трубку, и я остался стоять глядя на экран мобильника.

— Что там такое? — спросил Игорь, глядя на меня с тревогой.

— Не знаю пока, но что-то нехорошее, — ответил я коротко, убирая телефон в карман. — Мне надо отъехать.

— Помощь нужна? — тут же предложил Виталя, пристально на меня посмотрев.

Я покачал головой, стараясь выглядеть спокойнее, чем на самом деле.

— Сам разберусь. Если что, позвоню.

— Гляди аккуратно, Санек, — предупредил Игорь. — Звони, если надо будет подтянуться.

Я, не теряя времени, заказал такси, к чему уже также приловчился. Сегодняшний день явно не собирался отпускать меня просто так, подкидывая все новые и новые проблемы. Но думать об этом было некогда. Надо срочно ехать к Алине и понять, во что она там опять успела ввязаться.

(обратно) (обратно)

Валерий Гуров Кулачник 2

Глава 1

Я подъезжал к встрече с Алиной, ощущая какое-то тревожное предчувствие, засевшее внутри глубже обычного.

За окном такси мелькали незнакомые кварталы города, словно взятые из футуристического фильма. Я все еще не до конца привык к новой реальности с огромными светящимися экранами на зданиях. Еще не привык к людям с лицами, постоянно уткнутыми в телефоны, и к вездесущим камерам, фиксирующим каждый твой шаг.

Алина не брала трубку, хотя я уже звонил не один разу. Потому когда кармане запиликал мобильник, я вздрогнул, ожидая увидеть звонок от девчонки.

Но нет…

Увидел я уведомление от Ютуба — видео, которое пару часов назад залили «братья Решаловы»… занимало первое место в трендах. Если я верно понял, то наш «рейд» был на данную минуту самым популярным видео в стране.

Я покачал головой, не понимая до конца, что такого особенного случилось, чтобы столько людей за это время посмотрели ролик. В конце концов, сколько по ящику всяких сериалов про ментов, боевиков… хотя уже, правильнее сказать, что не по ящику, а по интернету. Как я успел понять телевидение продолжала работать только для пенсионеров.

Таксист, заметив, что я смотрю видео на экране телефона, сразу оживился.

— А ты видел, брат? Барыг с ментами запаковали! Вот это мужики дело сделали, всех продажных вывели на чистую воду. Побольше бы таких людей у нас! — выпалил он.

А потом, несколько секунд помолчав, добавил:

— Жаль, что я на того парня не был подписан. Бросил бы все и тоже пришел! — в сердцах сказал таксист.

Почему-то его словам хотелось верить.

Я никак не отреагировал, убрал мобильник в карман. Таксист не узнал, что на видео одним из главных действующих лиц был я, и уже хорошо. Сейчас не до узнаваний и не до разговоров. Мы подъезжали на точку, указанную Алиной. И внутренне я переживал за девчонку. Алина была довольно шебутной и легко могла куда-нибудь вляпаться.

— Где остановить? — спросил таксист, прерывая мои размышления. — У меня точка указана возле автобусной остановки. Но ты ж на такси едешь не для того чтобы на автобус пересесть!

Я выглянул в окно, разглядывая остановку общественного транспорта, мимо которой мы как раз медленно проезжали. Вокруг никого, кроме припаркованного у бордюра черного «Мерседеса» с тонированными стеклами.

— Давайте немного подальше, метров на тридцать, — спокойно сказал я, снова взглянув на телефон и набрав номер Алины.

Связь снова не установилась: «Абонент не доступен или находится вне зоны действия сети».

Таксист остановился, взглянув на меня через зеркало заднего вида.

— Тут нормально?

— Да, здесь пойдет, — коротко ответил я, сунув ему деньги и поспешно выбравшись наружу.

— Погоди, так ты Саша Файтер! — вдруг пришло к нему озарение.

— Не обессудь, давай потом, — я захлопнул дверь такси.

Повезло, что мужик оказался понимающий и не вылез из автомобиля. Такси медленно поехало дальше, оставляя меня на тротуаре.

Вокруг было, мягко говоря, немноголюдно. На остановке мигал поврежденный фонарь, раздражающе потрескивая.

У мерседеса были включены фары и был заведен двигатель. Это я понял не по звуку работающего мотора, а по тонкой струйке конденсата из выхлопной трубы. Влажность на улице была довольно высокая.

Задняя дверь машины, наконец, медленно открылась, и из нее вышла Алина. Вся какая-то растерянная и заплаканная. Она осталась стоять у черного «мерса».

Сначала мелькнула мысль, что Алина снова поругалась с водителем. Но слишком уж бледным было ее лицо. Я быстро сделал несколько шагов ей навстречу.

— Что случилось? Что с тобой? — спросил я.

Она подняла затравленный взгляд и вдруг закричала во весь голос.

— Саня… Беги! Пожалуйста, беги!

Девчонка попыталась схватить меня за руку, во взгляде застыла паника. Я уже смотрел на черный «мерс», понимая, что дело точно не в уплаченном счете за поездку.

— Саня, прости меня, пожалуйста, я не знала! Они… они меня заставили тебя позвать, я не хотела, честно!

Алина начала плакать. Задние двери «мерседеса» распахнулись одновременно с двух сторон, и из машины молча и уверенно вылезли два мордоворота, а затем и еще один. Короткие стрижки, кожаные куртки, тяжелые взгляды — все, как в девяностых, один в один.

— Ренат, он здесь, — сказал один из них, не сводя с меня глаз и приложив к уху мобильник.

Ситуация становилась более менее понятна.

Я мгновенно осознал, что происходит. Сердце забилось быстрее, но внешне я остался совершенно спокоен. Опыт давно научил: чем критичнее ситуация, тем важнее не показать врагу страха.

— Ну здорово, Сань, — сказал один из мордоворотов.

— Ты че думал Ренат так все оставит? — сказал второй.

Судя по всему, троица была из числа моих бывших коллег, которые знали меня в лицо.

Я их не знал и не слушал, а быстро оценил ситуацию. Что имеем? Передо мной трое здоровых, явно подготовленных мужиков. Каждый крепкий, плечистый, с жесткими взглядами и слаженными движениями. Бежать тут бессмысленно, да я и не привык убегать.

Оставался только один вариант — действовать на опережение. Я небрежно засунул руки в карманы и спокойно обратился к ближайшему быку.

— Здорова и вам. Вопросы какие-то?

Тот самый, что звонил Ренату, смерил меня презрительным взглядом и спокойно кивнул на заднюю дверь «мерса».

— У Рената есть вопросы. Садись, там поговорим.

— Нет, Саня, не едь с ними! — визжала Алина, хватая меня за руку, но я аккуратно отстранил ее в сторону, продолжая сохранять невозмутимый вид.

— Да ну Алин, это ж мои коллеги бывшие. Не вопрос, надо ехать — поедем, мужики, — я сделал вид, что подчинился их требованию.

Подошёл к машине и, демонстративно наклонившись к заднему сиденью, вскинул бровь.

— Мужики, вот это убрать разве не надо? — спокойно спросил я.

Тот, кто вызванивал Рената слегка удивился, подошел ближе и наклонился, пытаясь рассмотреть, что именно я показываю… явно не знал поговорку про любопытную Варвару, которой оборвали нос.

Двое других здоровяков в этот момент отвлеклись, на визжащую Алину. А я резко, но тихо врезал быку кулаком под дых. Попал точно в солнечное сплетение.

Бывший коллега судорожно выдохнул и, не успев издать ни звука, завалился на задний ряд сидений.

Я моментально захлопнул дверь, понимая, что изнутри она точно заблокирована — меня-то везти собирались. Правда очухается коллега не сразу. Так что против меня осталось всего два быка. И оставшиеся двое пока ничего не поняли.

Я с невинным видом повернулся к ним и развел руками, изображая удивление.

— Ой… А что это с ним случилось?

— Ты че… — насторожился один из мордоворотов, здоровенный мужик с короткой шеей и квадратной челюстью.

Он шагнул ко мне, явно намереваясь разобраться, почему его товарищ внезапно оказался внутри машины закрытым.

Я выдержал паузу, притворяясь, что сам ничего не понимаю.

— Да он сам… поплохело наверное… я то при чем! — я наклонился, якобы чтобы указать на резко поплохевшего.

Квадратная челюсть наклонился следом…

На!

Я резко открыл дверь и ударил его железом по переносице. Мужик стек на асфальт.

Держи добавку!

Он тут же получил от меня контрольный удар коленом и отключился. Я, не медля, распахнул переднюю дверь и закинул его туда, словно мешок картошки.

Теперь остался только третий. Этот бывший коллега был явно сообразительнее своих дружков. Быстро понял, что ситуация изменилась не в его пользу. Глаза у него заметались, он попятился, настороженно следя за каждым моим движением.

— Садись за руль и дергай, — спокойно сказал я. — Тебя это больше не касается. А Ренату скажи, что если хочет вопросы задать, пусть приезжает лично.

На секунду показалось, что он послушается.

— Понял, не прав, Сань, нехорошо получилось… — забубнил он.

Но нет, даваться мордоворот явно не собирался. Резко бросился к водительской двери, уже схватился за ручку, будто действительно собирался уезжать. Но я слишком хорошо знал этот типаж. Из-под водительского кресла он мгновенно выдернул пистолет и попытался развернуться ко мне.

Только я оказался быстрее. Я мгновенно сократил дистанцию и жестко ударил его в висок левым локтем с разворота. Правой перехватил руку с оружием.

Мордоворот рухнул на асфальт, выпустив пистолет, который тут же оказался у меня в руке. А ведь предлагал по человечески уехать… послушал бы и на МРТ не пришлось бы тратиться. Но есть люди, которые получают какой-то извращенный кайф от того, чтобы создать проблемы самим себе. Кто я такой, чтобы их осуждать?

Как бы то ни было, все трое «бегунков» от Рената отдыхали, кто в машине, кто на асфальте.

Я решил, что неплохо бы связаться с виновником торжества. Оперся коленом о водительское сидение и потянулся к тому мордовороту, кто звонил Ренату. Надо взять мобильник и Ренату набрать.

Телефон оказался обыкновенный, кнопочный. Я открыл исходящие, и уже собрался ткнуть пальцем в единственный контакт «босс», как вдруг…

— Саша! — закричала Алина.

Вызов «боссу» уже шел и в этот момент за спиной раздался вялый рингтон… следом моего затылка коснулось что-то холодное.

Дуло пистолета.

— Ну че, сука, не ждал? — процедил знакомый голос, полный ненависти.

Я сразу узнал Рената, начальника службы безопасности Хайпенко. Он явно был не в настроении и явно прибыл не для беседы.

— Не ожидал, ты прав, — вздохнул я,

Пока говорил, незаметно для Рената подобрал травмат «отдыхающего» мордоворота.

— Вылезай из машины!

— Как скажешь…

Я спокойно выпрямился, чувствуя, как ствол упирается мне в затылок. Травмат, который я подобрал, прижал к животу.

— Ты даже не представляешь, сколько проблем ты мне создал! — зарычал начальник службы безопасности. — Повернись, хочу посмотреть в твои глаза.

— Как скажешь…

Дважды просить меня не пришлось. Я резко развернулся лицом к Ренату.

Клац!

Пуля из его травмата лизнула дверь черного «мерса», выбив искру. Ударом под локоть, я выбил у него пистолет. Ногой отбросил под машину. Одновременно зашел к Ренату со спины и наставил дуло моего травмата ему в затылок.

Ренат от неожиданности замер, медленно поднимая руки. По обе стороны от него стояли еще двое мужиков, которые тут же выхватили свои стволы и направили их на меня.

— Хреновые у тебя охранники Ренат. Им бы в продуктовом магазине воришек ловить.

Начальник СБ молчал.

— Кстати, я как раз хотел тебе позвонить, — спокойно сказал я, удерживая его на мушке. — Ты че хотел то? Пацаны говорили, что меня искал?

Я покосился к перепуганной Алине и подмигнул, давай понять, что контролирую ситуацию. Представляю какой шок пережила девчонка.

— Ты же понимаешь, что отсюда уже не уйдешь? — процедил Ренат, стараясь не выдать своего волнения. — И даже если выстрелишь, пацаны тебя на месте порешают.

— Понимаю, — спокойно ответил я. — Но сначала я прострелю твою башку. У меня хоть и травмат, но не факт, что после выстрела в упор ты не будешь до конца своих дней есть через трубочку.

Помолчали, его быки переминались с ноги на ногу. Ренат со свистом дышал. Алина, закрыв нос и губы ладонями, прижалась к остановке.

— Так хотел то что? — снова спросил я.

— Я…

Он не успел ответить. Тишину разорвала резкая трель звонка мобильного телефона. Судя по нервной реакции Рената, мелодия была ему прекрасно знакома.

— Можно, я возьму? — осторожно спросил он.

— Перезвонить не судьба?

— Это Хайпенко…

Мобильник перестал звонить лишь мгновение, после чего трель послышалась вновь.

— Бери, только без глупостей, — сказал я.

Что-то подсказывало, что происходящее — дело рук Сергея.

Ренат медленно вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильник. Такой же, кстати, кнопочный.

— Громкую поставь, — велел я.

— На таком телефоне громкой нет…

— Ладно.

Ренат непослушными пальцами коснулся зеленой кнопки, принимая вызов.

— Да, Сергей Игоревич.

Разговор Рената с Хайпенко продолжался недолго. Всего секунд десять. Что говорил Хайпенко я не слышал, а Ренат отвечал коротко и подчеркнуто уважительно.

— Да, Сергей Игоревич. Понял… помню, конечно… Да, все ясно, сделаю все возможное.

Он отключился, а потом жестом показал своим парням опустить стволы. Те не ослушались.

— Саня, побазарить надо.

— Повернись, — сказал я, не опуская свой пистолет.

Ренат медленно, все также держа руки на виду, повернулся. Пару секунд молча смотрел мне в глаза, словно взвешивая какие-то новые обстоятельства.

— Хайпенко тебя хочет видеть, — сухо сказал он. — Прямо сейчас.

— Он не в курсе твоих ночных развлечений?

Ренат только покачал головой. Очевидно, звонок Хайпенко спутал все карты начальнику СБ по части мести. Ренат похоже собирался разобраться со мной по личной инициативе. И теперь менял тактику и играл по новым правилам.

Хайпенко боялся? Вряд ли он кого-то боится. Но для него это отличный шанс выйти из конфликта не ударившись в грязь лицом.

Что до меня, это был хороший шанс закрыть все недомолвки за раз. Воспользовавшись ситуацией, я решил действовать сразу.

— Хорошо, я поеду с тобой. Но девчонку отпустите.

Ренат помолчал пару секунд, мрачно глядя на меня, словно пытался прочитать мои мысли.

— Ладно, давай. Пусть уходит, — нехотя процедил он сквозь зубы.

Я повернулся к Алине, которая все еще стояла у остановки. Ствол опускать не спешил, чтобы Ренат не передумал. С дулом, которое смотрело ему в рожу, начальник службы безопасности был куда как сговорчивее обычного.

— Садись в такси и езжай домой. Все будет в порядке, я разберусь, — сказал я Алине.

Она с тревогой посмотрела мне в глаза, потом закивала.

— У меня нет телефона, Саш…

Разбираться где её телефон не пришлось. Отдыхавшие в «мерсе» мордовороты уже очухались. И, как побитые собаки, переминались с ноги на ноги, не понимая, как себя вести. Мобильник оказался у одного из них. Он отдал телефон девчонки и та, всхлипывая, вызвала машину.

Такси приехало сразу. Когда машина подъезжала, я опустил ствол, чтобы не спугнуть водителя. Открыл дверь Алине и помог сесть.

— Саня… будь осторожен, пожалуйста, — тихо попросила она, прежде чем закрыть дверь.

— Они тебя трогали?

— Нет… только угрожали, если не позвоню тебе…

Я кивнул, дав понять, что держу все под контролем. Такси уехало, я вернулся к машине Рената и демонстративно сел на заднее сиденье. Травмат я крепко держал в руке, не собираясь возвращать его обратно.

Ренат сел рядом.

— И не думай, что наш вопрос закрыт, — и, повернувшись ко мне, шепотом произнес он.

— Еще раз к Алине попробуешь прикоснуться, я тебе нос сломаю, — я встретил его взгляд и улыбнулся кончиками губ. — Хочешь сделаю это прямо сейчас?

На его скулах заходили желваки.

— Едем, — распорядился Ренат водителю.

Иномарка тронулась. Я прекрасно понимал, что внутри начальника СБ сейчас буря. Наша вторая встреча подряд проходила не по его сценарию. Все это подрывало авторитет Рената среди подчиненных.

Впрочем, я понимал и то, что на этом Ренат не успокоиться. Не имеет права, если хочет сохранить позиции. Но всю дорогу он молчал, вцепившись пальцами в брюки и стиснув зубы. Правильное решение.

Дорога заняла минут пятнадцать. Мы подъехали к тому самому зданию, где проходила конференция.

Перед входом стояли охранники, внимательно наблюдавшие за каждым моим движением. Я вышел из машины, встретившись взглядом с охранником, молча протянул ему травмат.

— На, дарю.

Тот с некоторым удивлением, осторожно забрал оружие. Переглянулся с Ренатом. Но начальник ничего не сказал. Даже интересно, как он затем будет оправдываться перед своими людьми, что меня привезли к Хайпенко с пистолетом в руках. Судя по тому, как корежило Рената, он как раз думал об этом сейчас.

— Пойдем, — буркнул он.

Шли молча. Проходили мимо зала для конференций. Прямо сейчас здесь был выключен свет, пустовали диваны, не горели сафиты и большие экраны. Я почувствовал легкий холодок, пробежавший по спине, вспоминая первые минуты моего пробуждения в новом теле.

Каждый шаг по полу сопровождался глухим эхом в полной тишине. О чем будет разговор с Хайпенко я не знал… гадать тоже не собирался. Хотя определенное любопытство имелось.

Если сперва я не допускал, что Ренат блефует… то теперь понял окончательно, что звонок Сергея стал неожиданностью для начальника СБ…

Не хочу сказать, что у них правая рука не знает, что делает левая. Но определённо планы на меня у Хайпенко возникли спонтанно. И помешали планам Рената. Могли бы и договориться сразу, что друг другу на пятки наступать.

Мы остановились уже у знакомого кабинета. Я скользнул взглядом по той самой лавке, на которой в прошлый раз дожидался приглашение.

Ренат, в отличие от Лени, не стал спрашивать разрешения войти и сразу открыл дверь. Я не без любопытства увидел на рабочем месте «Алису». Ира скользнула по мне взглядам, делая вид, что никакого дела до меня у нее нет.

— На месте? — спросил Ренат.

И получив утвердительный ответ, собрался открыть дверь, ведущую в кабинет Хайпенко.

— Сергей Игоревич ждет только Александра, — пропела медовым голоском секретарша. — Вас позовут, если будет такая необходимость.

Кстати, выглядела Ира опять, как «пугало» с тонной косметики на лице.

Ренат завис после ее ответа, но лишь кивнул, принимая приказ.

— Проходи, — сказал он, отходя от двери и пропуская меня.

Я открыл дверь без стука и зашел внутрь.

Хайпенко сидел за столом, спокойный, уверенный и внимательный. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, словно что-то взвешивая и прикидывая. Затем достал из ящика стола сигару, аккуратно срезал кончик, неспешно зажег ее и, глубоко затянулся. В воздух вылетело облачко дыма.

— Саша, у нас накопилось немало тем для разговора, — медленно произнес он, передвигая пепельницу по столешнице. — Но прежде всего хочу, чтобы ты понял…

Он сделал мхатовскую паузу. Затянулся, вновь выпустил сигарный дым, на этот раз колечками.

— Я хочу, чтобы ты понял, Саш — скрежещущим голосом продолжил он. — Сейчас решается твоя судьба.

(обратно)

Глава 2

Хайпенко явно пересмотрел «Крестного отца» и изображал из себя Дона Карлеона. Для таких, как Ренат, он справлялся довольно неплохо, в образ верили. Но я в эти игры не собирался играть.

Шагнул вперед, чувствуя тяжелый взгляд Хайпенко, следившего за каждым моим движением.

Не спрашивая чье либо разрешение и не дожидаясь приглашения, подвинул стул к его столу и сел.

— Что тебе надо? — прямо спросил я.

Несколько секунд стояла тишина, прежде чем Хайпенко, вольготно откинулся на спинку кресла.

— Не думал, что мы снова увидимся, Саша.

В его голосе звучало что-то вроде скрытого удовольствия. Вел он себя так, как будто я угодил в расставленный им капкан. и этот капкан должен был вот-вот захлопнуться.

Я пожал плечами и ровно ответил, глядя прямо ему в глаза.

— Взаимно, Сергей.

— Я смотрю, ты взлетел. Видео «братьев Решаловых» набрало миллион просмотров за два часа, — продолжил он издалека.

Вытащил мобильник, разблокировал экран и показал мне вкладку, на которой был открыт канал близнецов. Судя по всему, до моего прихода смотрел видео.

— Ты знаешь, что уже несколько часов находишься в трендах номер один на ютубе? — чуть ли не ласково сказал он.

— Допустим. Тебе завидно? — я решил не обходить острых углов.

— Хм…

Он убрал телефон, погасив экран.

— У меня возник один вопрос, Сань, — продолжал Хайпенко, слегка улыбаясь, будто хотел скрыть раздражение за маской непринужденности. — Почему не подошел ко мне раньше?

Я удивленно приподнял бровь, выдержав паузу.

— Почему ты сказал прямо, что хочешь попробовать себя в кулачке, что готов на медийку работать? Я же понятия не имел, что у тебя такой потенциал.

— Мне что, надо перед тобой оправдываться? — я ответил вопросом на вопрос.

Хайпенко удивленно хмыкнул, а затем искреннее рассмеялся и развел руками.

— Уважаю твою наглость! Но… — он чуть наклонился вперед и понизил голос. — Ты ведь понимаешь, что сильно обломал мне планы с Магой? У меня едва не слетела вся схема из-за тебя.

Хайпенко наблюдал за моей реакцией. Возможно ждал извинений или хотя бы смущения. Не дождался. Подобное «нытье» про потерю миллионов, вложенных в Карателя, я уже слышал.

При прошлой нашей встрече.

— Значит, планы надо строить надежнее, — невозмутимо ответил я.

На мгновение в кабинете повисла напряженная тишина. Я ожидал чего угодно — от вспышки ярости до очередных угроз, но Хайпенко лишь неожиданно легко и расслабленно кивнул.

— Логично, — признал он, на удивление спокойно принимая мой ответ. — Надо было…

Он медленно открыл ящик стола и достал оттуда пачку бумаг, положив перед собой. Разгладил ладонями.

— Знаешь что это? — он указал глазами на бумаги. — Это контракт Карателя с V-fights. Мага уже подписал договор на бой, — сообщил Хайпенко, все также аккуратно поправляя бумаги.

Он долго на меня смотрел. Я не отвел взгляд.

— Ты драться с Магой будешь? — наконец, спросил Сергей. — Договор мои юристы уже подготовили. Тебе остается только поставить свою подпись.

Он медленно подвинул кипу бумаг ко мне.

— Ознакомься.

Взгляд Хайпенко снова стал жестким и пристальным, выжидающим моего решения. Я посмотрел на бумаги. В шапке действительно значилась моя фамилия наряду с фамилией Карателя. И внизу документа стояла закорючка подпись Маги. Внизу в правом углу. Под ней осталось места для моей подписи.

Лицо Хайпенко ничего не выражало — лишь холодный циничный расчет человека, привыкшего получать желаемое.

Внутри проснулся азарт, который я так хорошо помнил еще с девяностых. Будь другие обстоятельства и я подписал бы контракт прямо сейчас, даже не читая. С Карателем у меня продолжался конфликт и я был бы не прочь преподать урок этому человеку в ринге.

— Смотря сколько предложишь за бой, — ответил я, не спеша принимать решение.

Все просто — тогда это не сейчас и правила в боях изменились. Да и мои обстоятельства не предполагали поспешных решений.

Хайпенко выдержал короткую паузу, будто прикидывая, сколько я стою в новой игре.

— Миллион, — коротко и спокойно сказал он. — Я вписал эту суму в качестве твоего гонорара.

Я не удержался и ухмыльнулся, глядя ему в глаза. Честно? Расценок бойцов я не знал, в мое время я дрался за куда меньшие деньги… но по Сергею было видно, что он заинтересован в бое.

— Два, — твердо заявил я.

— Обсуждаемо…

— Вот и будет о чем поговорит с моим менеджером, — я отодвинул договор обратно Сергею. — Сейчас я подписывать ничего не буду, не хочу продешевить. Насколько мне известно, во мне заинтересованы и другие лиги.

— Менеджер? — Хайпенко искренне удивился.

Он явно не ожидал, что я уже с кем-то работаю. А может блефовал, я еще не успел его изучить до конца. Но его следующая реакция меня, честно говоря, удивила.

Сергей сначала растерянно замер, а затем громко расхохотался. Вел он себя так, будто я выдал очень удачную шутку.

— Браво, Саша, попытка засчитана! — в голосе Хайпенко звучала едва скрытая ирония.

Но глаза заблестели каким-то странным холодным огнем. Такой не предвещает ничего хорошего.

— Хочешь подраться в другой лиги?

— Для тебя секрет, что я делаю то, что считаю нужным? — ответил я вопросом на вопрос.

Да, я блефовал в ответ на блеф Хайпенко. Никаких других предложений у меня не было. Но, черт возьми, глядя на то, как вытянулась его рожа, это того стоило.

— Слушай, Саш, а что у тебя вообще с Алиной? — вдруг спросил он, на лице появилась маска интереса.

Под словами явно скрывалось что-то большее, чем простое любопытство. Внутреннее чутье тут же насторожилось. Хайпенко явно дал понять, что знает куда больше, чем показывал изначально.

— Что ты имеешь в виду? — холодно спросил я.

— Да так…

Хайпенко достал из другого ящика стола еще одну стопку бумаг, но в папке. Медленно положил ее передо мной. Он уже не улыбался, лицо стало серьезным и сосредоточенным.

— Ты разве не знал, что твой менеджер — мошенница?

Я замер, чувствуя, как что-то внутри неприятно оборвалось. Секунду смотрел на Сергея, пытаясь понять, блефует он или говорит серьезно.

— Ты вообще о чем? — сухо спросил я.

— О том, что твоя Алина… Хотя ты, наверное, не в курсе, что ее на самом деле по другому зовут? — Сергей подмигнул, чуть подержал паузу и продолжил. — Так вот, ее нечестные действия привели к серьезным убыткам у наших уважаемых спонсоров.

Хайпенко указал на бумаги, лежавшие передо мной.

— Она ставила бабки на исход боев и всегда выигрывала. Что скажешь? И делала это, скажем так, пользуясь служебнымположением.

Я понятия не имел о чем говорит мой собеседник. О каком служебном положении идет речь? Да и не уверен, что Алина ставила ставки, по крайней мере я ничего подобного не замечал.

Конечно, у каждого в шкафу могут быть скелеты. Но Хайпенко о моей неосведомленности не обязательно знать. Поэтому я только коротко пожал плечами.

— Аналитика? Не допускаешь, что у нее чуйка развита? Девчонка сообразительная все-таки.

— Саша, девчонка делала ставки через подставных лиц, — Хайпенко подвинул мне папку. — Ознакомься, это целый пучок уголовных статей. Мои юристы уже прорабатывают вопрос. Но предварительно скажу, что срок пять лет при таком раскладе — божья роса.

Хайпенко замолчал, переплел пальцы на руках, лежащих на столешнице. Улыбнулся.

Я взял распечатку, пробежал глазами по колонкам цифр и коэффициентов. Судя по всему, это была распечатка из букмекерской компании. В ней значились ставки от некой Волковой… фамилию девчонки я не знаю, но вряд ли Хайпенко был смысл говорить неправду.

Для чего?

Вот и я не находил ответа на этот вопрос.

Что до распечатки и цифр в ней — все совпадало слишком четко.

Внутри неприятно сжалось… ставки были сделаны одним днем. Все выигрышные. Суммы, которая ставила Волкова (немалые суммы) косвенно указывали на то, что она знала на что конкретно ставить и заранее имела понимание о результате того или иного поединка.

Я медленно поднял взгляд на Хайпенко и увидел в его глазах неприкрытое торжество. Он прекрасно понимал, что попал в цель и у него появился козырь, который Сергей не собирается упускать.

Я резко отбросил распечатки обратно на стол. Внутри кипело раздражение, смешанное с отвращением — и к нему, и к себе, и к той ситуации, в которую я сейчас попал.

Хайпенко молча открыл телефон, ловко пролистал что-то на экране, а затем демонстративно положил мобильник на стол.

— Посмотри внимательно. Здесь переписка твоей «Алины», где она еще до боя обсуждает, кто победит, и дает указания, куда и сколько ставить, — он смаковал каждое слово.

Я взглянул на экран, чувствуя, как холодок глубже проникает внутрь. Сообщения были явно от Алины. Ее фотография в профиле, стиль и манера общения тоже явно принадлежали Алине. Выражения, специфическая манера шутить.

Хайпенко выдержал паузу, давая мне осознать всю серьезность ситуации.

— Так что, Саша, если тебе наплевать на девчонку, можешь вставать и идти драться в любую другую лигу. Только вот Алина останется с нами. Точнее, не с нами, а на нарах. Поверь, я позабочусь, чтобы за мошенничество ей дали реальный срок.

Он демонстративно зевнул, будто теряя интерес к нашему разговору.

— Ну или передам эту информацию службе безопасности партнеров букмекеров. Я думаю, что ребята там придумают, как вернуть потерянные бабки…

— Тебе что надо? — тихо спросил я.

Хайпенко хмыкнул так, будто ждал этого вопроса. Снова положил передо мной контракт.

— Все просто. Ты подписываешься на бой с Карателем. Я готов даже заплатить тебе за бой и твое участие в конференции для раскачки. Будут деньги, будут зрители, будут тренды, как ты любишь… Но есть одно маленькое условие.

Я не стал спрашивать «какое», не хотелось подпитывать «чсв» этого морального урода. Пусть выкладывает сам.

— Ты ляжешь, — произнес Хайпенко, смакуя каждое слово, словно наносил последний, самый болезненный удар. — Проиграешь Маге. Красиво, убедительно и однозначно.

Я молчал. Хайпенко сначала расставил фигурки на шахматной доске, потом начал играть и теперь, как он думал, поставил мне мат в игре. Этот человек не оставлял мне выбора, и он это прекрасно понимал.

Хайпенко спокойно откинулся в кресло и стал ждать моего ответа, думая, что теперь полностью контролирует ход игры.

Ничего, индюк тоже думал, но в суп попал.

— Мне нужны гарантии, что любые твои поползновения в ее сторону будут пресечены, — все также спокойно сказал я.

Едва заметная улыбка появилась на лице Хайпенко.

— Даю слово, — сказал он.

Я взглянул на лежащий передо мной контракт. Хайпенко умел давить на слабые точки, иначе не занимал бы то место, на котором находился сейчас.

Взяв ручку, я медленно поставил подпись внизу документа.

— Каждую страницу подпиши, — процедил Сергей, облизывая губы.

Я не стал возражать, и сделал то чего он ожидал.

— Отлично, Саша, — сказал Хайпенко, забирая подписанный договор и тщательно проверяя каждую страницу. — Теперь приходи на конференцию. Уверен, что рейтинги будут просто огонь.

В голосе Сергея звучала насмешка и легкое, едва заметное презрение. Я молча поднялся, собираясь уходить, когда он вдруг остановил меня неожиданным признанием.

— Знаешь, Саша, при других обстоятельствах наши отношения могли бы сработать совершенно иначе. Ты человек неглупый и хваткий… Жаль, конечно, что все так сложилось. Но сделанного не повернуть вспять. Позволь совет на будущее — не держи меня за пацана, ладно? Даже в твоих снах я тебя переиграю.

Я лишь молча выдержал его взгляд. В ответ он нажал кнопку внутренней связи на столе.

— Ренатик, зайди, дорогой.

Через несколько секунд дверь распахнулась, и в кабинет вошел взмыленный Ренат. Увидев меня, он вздрогнул. Видимо как у собаки Павлова, на меня у него начал вырабатываться рефлекс. Пусть привыкает.

Но Ренат быстро взял себя в руки и остановился возле стола Хайпенко.

— Ну что, теперь твой бывший подчиненный — официальный боец нашей лиги, — с явным удовольствием сказал Хайпенко. — Прошу любить и жаловать.

Ренат медленно кивнул, хотя по его взгляду было видно, что никакой радости ему эта новость не принесла.

Что до Сергея, скорее всего, он был в курсе моей вражды с начальником службы безопасности. И своими словами хотел дать понять Ренату, что пока я нахожусь в сфере финансовых интересов V-fighting, вопросов ко мне быть не должно.

— Ты меня услышал? — спросил Сергей. — Он с нами.

— Услышал, Сергей Игоревич, — буркнул Ренат.

— Умничка, проводи его. Саша до свидания!

Мы с Ренатом молча вышли из кабинета Хайпенко. Дверь плотно закрылась за нашими спинами. «Алиса», как только я появился в дверях, тотчас отвела взгляд.

Я прекрасно чувствовал, как Ренат идет за мной по коридору, сохраняя напряженную дистанцию, будто сдерживая внутри себя ярость.

Я резко остановился и повернулся к нему, посмотрев прямо в глаза. Он замер и мы, как два бойца на битве взглядов, некоторое время стояли друг против друга.

— Вопросы какие-то есть? Если есть — задавай сейчас.

Ренат явно взвешивал, стоит ли сейчас открывать свои карты. Но, усилием воли взяв себя в руки, он медленно покачал головой и процедил сквозь зубы.

— Нет, вопросов нет. Пока ты с нами.

Я молча кивнул, словно принимая его слова, хотя оба мы прекрасно понимали, что точка в этой истории еще не поставлена.

— Я знаю, где выход, — бросил я. — Не утруждайся, дойду сам.

Отвернулся и двинулся к выходу, ощущая пристальный, полный ненависти взгляд Рената. Он буквально сверлил мою спину.

Впереди меня ждала конференция, подготовка и бой. А значит, сейчас надо отложить личные счеты и сосредоточиться на главном.

Я быстро нашел дорогу и вышел из здания. Охранник, тот самый, кому я отдал травмат, было протянул мне ствол обратно.

— Сань, ты красавчик…

— Себе оставь, говорю же, что дарю, — я хлопнул его по плечу и пошел прочь.

Прохладный вечерний воздух показался освежающим после тяжелой атмосферы переговоров с Хайпенко и Ренатом. Внутри неприятно ворочалась тревога. Не из-за боя, скорее из-за Алины. Я достал телефон, быстро набрал ее номер. Мгновение и в трубке безжалостно зазвучало:

— «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

Я убрал телефон обратно в карман и мысленно вернулся к распечаткам и переписке, которые показал Хайпенко. Алина… Неужели она действительно влезла в грязные махинации? Дура, если так! Она явно не понимала, насколько глубоко увязла.

Но… не вини игроков, во все виновата игра — вспомнились мне слова со страницы Рената.

Отойдя на почтительное расстояние, я развернулся и посмотрел на плакат V-fighting, растянутый на здании.

Да-да, ни Хайпенко ни Ренат даже не догадывались, что усердно попадая в их «умело» расставленные «капканы» я вел свою игру.

А еще они понятия не имели, что уже в нее играют.

Вовсе не Алина стала основной причиной моего решения. Вход в лигу был необходимым шагом на пути к главной цели, которую я перед собой ставил. Вот только Сергею не обязательно об этом знать. Пусть и дальше думает, что нагнул меня и навязал свои правила.

Не думаю, что его неведение продлится долго.

Ну а пока… я перевел взгляд с плаката лиги на освещённую вечерними фонарями улицу. Бой назначен, а значит нужно серьезно подготовиться. Одной физической формы тут будет мало. Придется вспомнить все те навыки, которые помогали мне в девяностые.

Не откладывая дела в долгий ящик, я снова достал телефон и быстро набрал номер Игната. Через несколько секунд раздался его уверенный и привычно бодрый голос.

— Здорово, Саня! Давненько тебя не слышал.

— Здорово, Игнат, — спокойно ответил я. — Хочу приехать к тебе в зал.

— Конечно, брат, — мгновенно отреагировал он. — Давай приезжай.

— Адрес подскажешь?

— Клуб «Тигр» на Дзержинского 44. Тренировка как раз через два часа.

— Скоро буду.

Я улыбнулся и выключил телефон. Игра только начиналась, и я собирался выйти из нее победителем, чего бы мне это ни стоило.

Убирать телефон я не стал, открыл мессенджер, нашел «Алису», написал сообщение и отправил. На экране застыла две галочки. Но девчонка не стала отвечать — прочла мое сообщение и сразу вышла.

Ответит.

А то, что секретарша осторожничает — даже правильно. Я ввел в карте адрес клуба и навигатор показал, что до «Тигра» всего двадцать минут пути на машине. Значит, полтора часа у меня еще есть. На что их потратить — тоже есть. Прежде чем идти на тренировку, надо озаботиться экипировкой. Не стану же я заниматься в том, в чем хожу на улице.

— Алиса, найди мне как добраться до спортивного магазина, — попросил я.

— Ищу, — откликнулась электроника.

От автора:

Инженер из XXI века попадает в тело подмастерья эпохи Петра I. Вокруг — грязь, тяжелый труд и война со шведами. А он просто хочет выжить и подняться.

https://author.today/reader/438955

(обратно)

Глава 3

По иронии судьбы, ближайшим оказался тот спортивный магазин, где я приценивался по инвентарю. Я зашел внутрь, оглядевшись по сторонам.

На этот раз я собирался купить экипировку для тренировок. После подписания контракта откладывать подготовку было нельзя.

На входе ко мне бодро направился знакомый консультант. Тот самый паренек, который в прошлый раз рассказывал про спорт «без тренировок».

— Здравствуйте, сегодня в нашем магазине действуют… — консультант начал бодро и уверенно, но вдруг осекся, присмотревшись. — О, это снова вы… Понимаю, вам консультация не нужна?

Я усмехнулся, одобрительно кивнув головой.

— Быстро соображаешь. Покажи лучше, где у вас форма для единоборств, перчатки и бинты. Только я по части спорта «с тренировками».

— Минимальный необходимый набор для тренировок по боксу? — сразу понял пацан.

— Он самый, — подтвердил я.

Консультант понимающе закивал и уверенно пошел вперед, жестом приглашая меня следовать за ним. По пути я вспомнил про выигранные гири, которых до сих пор так и не увидел.

— Слушай, — окликнул я его, слегка замедлив шаг. — Мой приз почему-то до сих пор не приехал. В чем дело?

Паренек замялся, неловко улыбнувшись, и виновато развел руками.

— Ну-у… если честно, я сам не знаю, почему они тянут, — признался он. — Это реально странно, учитывая вашу популярность сейчас.

Я удивленно приподнял бровь, слегка усмехнувшись про себя.

Популярность?

До сих пор звучало непривычно. И хотя я уже осознавал, что живу в новом мире, привыкнуть к известности я все еще не мог. Я же не Филипп Киркоров какой-нибудь…

— Ты что, тоже видел видео со мной? — спросил я, внимательно наблюдая за его реакцией.

Консультант смущенно кивнул, улыбнувшись еще шире.

— Конечно, видел. Видос теперь везде — в трендах, все о нем говорят. Так что не увидеть сложно!

— Понятно…

— Кстати, — спохватился пацан. — Если разрешите фотку…

— Разрешу, но давай сначала с делами разберёмся, идёт?

Вообще чувство было такое, что вся страна теперь знает меня лучше, чем я сам себя. Не сказать, что тридцать лет назад такого не было. Было — всякие желтые газетенки в погоне за тиражами чего только не придумывали. Наверное, психика у людей такая, что с удовольствием ковыряются в чужом бельке…

Подойдя к длинному ряду с одеждой, я остановился, слегка растерявшись. Полки и вешалки ломились от изобилия спортивной формы разных цветов и моделей. Трикотажные костюмы, синтетика, шорты, футболки, штаны, толстовки… Глаза разбегались.

Мне нужно было что-то удобное, функциональное и практичное. То, что не стесняло бы движений и было неприхотливо в стирке. А ещё желательно, чтобы после стирки комплект не уменьшился на пару размеров. Последнее особо важно, потому что на почти всех бирках страной изготовителем значился Китай.

В это время меня уже приходилось слышать о том, что качество китайских товаров за 30 заметно подросло… Но доверия к made in China у меня от этих заверений всё равно не прибавилось.

Я задумчиво оглядывал огромный выбор.

— Слушай, — я снова окликнул консультанта.

Тот терпеливо стоял чуть в стороне, давая мне время осмотреться.

— Давай-ка сориентируй меня. Что тут лучше по цене и качеству?

Парень оживился, подошёл ближе и начал показывать варианты. Быстро и уверенно перебирая одежду на вешалках.

— Вот этот комплект очень хорошо берут. Ткань отлично дышит, движения не стесняет, а цена вполне адекватная.

— Адекватная это сколько?

— Пять тысяч рублей и три тысячи футболка.

— А подешевле?

— Ещё могу порекомендовать вот этот вариант, чуть подешевле, но материал намного прочнее и лучше отводит влагу…

Он замолчал и вопросительно взглянул на меня.

— А на какую сумму ориентируемся и какой у вас размер?

— По деньгам давай за пять тысяч не перешагивать. А размер мерить надо… — я пожал плечами.

Честно говоря, какой у меня размер я не знал до сих пор.

Консультант понимающе кивнул и принёс мне несколько разных комплектов шорты-футболка. Затем чуть замялся, добавляя осторожно.

— Знаете, сейчас очень популярна компрессионная одежда. Она улучшает терморегуляцию, увеличивает эффективность тренировок и…

— Вес гонять? — сразу догадался я, перебив консультанта.

— Ну, в том числе, — подтвердил он с улыбкой. — Очень удобная вещь.

Я задумчиво покачал головой.

— Наверное, в следующий раз. Сейчас давай без излишеств.

Забрав у него несколько комплектов в разных размерах, я направился в примерочную.

Сняв свою одежду, быстро натянул первый комплект и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Нет, этот великоват, висит, не как мешок, но таким станет, когда я вес начну сбрасывать.

Второй комплект, напротив, оказался тесноват в плечах. Вроде и можно взять с учетом экстремальной велогонки. Но я к обтягивающим вещам отношусь с известной долей скептицизма. На дух их не перевариваю.

Наконец, третий комплект лег идеально, повторяя изгибы тела и никак не стесняя движений. Да и ткань такая, быстросохнущая, а стираться мне придется каждый день.

Я с удовлетворением осмотрел себя в зеркале. Тоже кстати, малый, но шаг на пути развития спорта. Специально разработанная для спортзала шмотье.

В мое время на тренировки приходили в чем не жалко. А тут… нисколько не удивлюсь, если какой-нибудь Слава Зайцев свою модную спортивную линию выпустил.

Выйдя из примерочной, я повесил два комплекта обратно. И пошел в ряд с бинтами и боксерскими перчатками. Быстро выбрал бинты, они кстати были из разряда «а где же вы раньше были». Удобные, с прорезями для больших пальцев, аккуратно отстроченные.

Над перчатками почесал голову. В итоге взял модель на четырнадцать унций, самое то для спаррингов. И фирма… у меня аж в груди закололо. Перчатки оказались от «Эверласт». На эту фирму когда-то облизывались все мои ученики. Сам заказывал такие через знакомых из Штатов.

Вместо шнуровки здесь шла липучка. Причем удобная и, что не менее важно, не травмоопасная.

Единственное, что огорчило — итоговый счет, который мне выставила улыбчивая кассирша.

— А я краем уха слышал о скидках в магазине? — доброжелательно улыбнулся я.

— Скидки уже посчитаны, — она чуть смутившись, захлопала глазами.

Ну посчитаны, так посчитаны. Я вытащил три пятитысячные купюры и положил на кассу.

— Сдача двести семьдесят три рубля, — пропела кассирша и полезла в кассовый аппарат за купюрами.

— Сдачи не надо, — отмахнулся я.

Взял пакет с обновками и пошел на выход, махнув на прощание рукой консультанту. Тот несколько смущено замахал в ответ.

— Я обязательно спрошу про гири… — пропел он.

— Спроси, а то не хорошо вышло.

* * *

Подъехав к спортивному клубу Игната, я невольно задержался на улице. Разглядывал фасад здания. Выглядело все солидно и по-современному.

Огромные стеклянные окна, черно-красный логотип, на котором изображен свирепо рычащий тигр. Крупная, яркая надпись:

«Тигр» — клуб MMA.

Никаких тебе облупленных стен, решеток и обшарпанных дверей, привычных в девяностые. Все строго, чисто, и, судя по внешнему виду, очень серьезно.

Ну посмотрим, что интересного ждет внутри. Я переложил сумку с экипировкой из руки в руку и зашел внутрь через разъезжающиеся двери.

Внутри оказалось еще интереснее. Сразу за дверью висела большая доска почета, густо заполненная фотографиями спортсменов. Я подошел ближе, внимательно разглядывая лица и регалии.

Тут были и мастера спорта международного класса, и заслуженные мастера спорта, победители крупных турниров по смешанным единоборствам… неплохо, чертовски не плохо. Не знал, что «бои без правил» обзавелись Федерацией.

Положа руку на сердце, я не ожидал, что в клубе Игната тренируются спортсмены такого уровня. Но тем лучше.

Очевидно, Игнат сумел вывести клуб на уровень, когда его воспитанники не только работали в охране. Ребята выступали на серьезных соревнованиях, завоевывали кубки, медали и титулы.

С другой стороны, понимая, что все вокруг пропитано коммерцией, это даже неудивительно. Клуб со спортсменами такого уровня, хорошо рекламировал основной бизнес Игната. Одноименное частное охранное предприятие «Тигр». Для клиентов, которые обращались к Игнату, куда спокойнее, если их или их объекты стерегут ребята, занимающиеся бок о бок с чемпионами.

— Вам подсказать? — пролепетала симпатичная девчонка, стоящая у стойки администратора.

— Я к Игнату.

— Игнат Борисович вот-вот начнет тренировку, он в кабинете. Позвонить ему? Как вас представить? — красотка засыпала вопросами.

Я покачал головой, заверив, что ничего не надо и я найду Игната сам. Вот тоже, тридцать лет я и представить себе не мог, что в клубн будут такие красавицы. Не, у нас свои красавицы тоже были — бабульки вахтерши… ну или дедки. От них правда ни то что улыбки, а даже «здрасьте» было не вытянуть.

— В зал как пройти? — спросил я.

— Прямо по коридору, следующая дверь после сауны.

Озарения продолжались. Неплохо так, тут еще и сауна есть… это даже не спортивный клуб в моем привычном понимании, а… хрен его знает как назвать. Комплекс может?

Я прошел по коридору, по пути увидел табличку не только сауны, но и бассейна. Следующей увидел надпись «зал функциональной подготовки». Точно — сюда.

Я на секунду замер у дверного косяка, наблюдая за ребятами, которые как раз начали готовиться к тренировке. Пацаны уверенно двигались, разминаясь, перекидывались шутками. Атмосфера была рабочей и вместе с тем дружеской.

Сам зал был настоящим «откровением» для человека, который привык к спортзалам девяностых годов. Внутри оказалось все необходимое и даже больше. В центре стоял огромный октагон, обтянутый сеткой, рядом зона с мешками и грушами разного размера и веса. Поодаль отдельная площадка с тренажерами для функционалки. И даже небольшая зона с кардио тренажерами, чтобы согнать лишний вес.

Моим бы ученикам такое… и заокеанские Тайсоны и Ходифилды быстро бы бегали, да низко приседали.

Стены украшали крупные плакаты чемпионов UFC и известных российских бойцов. Никого из них я не знал, но это дело наживное.

В общем, это был совершенно новый подход к тренировкам, о таком в девяностых можно было только мечтать.

Я спокойно стоял и смотрел, ощущая легкий азарт и предвкушение предстоящей тренировки.

Игнат, заметив мое появление, приветственно вскинул руку. С широкой улыбкой направился в мою сторону.

Выглядел Игнат уверенно — сразу видно, что он здесь хозяин и чувствует себя на своей территории максимально комфортно. Подойдя, Игнат дружески хлопнул меня по плечу.

— Поздравляю, Сань. Как я понимаю, наступила определенность с боем?

— Да, подписал контракт, — ответил я, не вдаваясь в подробности.

— И где, если не секрет? — Игнат вопросительно вскинул бровь. — Какая лига бой принимает?

— У Хайпенко на V-fights, — произнес я, внимательно наблюдая за его реакцией.

— О как! Я же тебе говорил, что он из штанов выпрыгнет, но бой заберет к себе, — Игнат усмехнулся. — По кулачке выступать будешь?

— Да, по кулачке.

Я поймал себя на мысли, что даже не посмотрел в контракт, когда его подписывал. Ни по весовой, ни по правилам. Плевать, впрочем. Я здесь не за этим. Даже если придется драться по правилам бирманского бокса — пожалуйста.

— Конечно, конкретно под кулачку мы тебя полностью не натаскаем, — задумчиво протянул Игнат. — Дисциплина молодая, всего пару лет ей. Настоящих кулачников пока немного, и тренируются они кто как. Большинство ребят тренируют бокс… а так база у всех разная. Кто-то из ММА, кто-то боксер или борец. Каратисты есть. В этом виде спорта это не настолько принципиально. Я лично видел, как международник, который Европу брал, падал наглухо от колхозника.

— Понимаю, — согласился я. — Бокс и кулачка — это совершенно разные дисциплины.

— Отличаются примерно так же, как обычный футбол и американский, ну или, если хочешь, как теннис и бадминтон, — подмигнул Игнат.

Я отлично понимал, о чем говорит Игнат. В девяностые, бывало всякое, приходилось драться и на голых кулаках. Правила там совсем другие, манера ведения боя, дистанция, темп… в общем, по сути, общего у кулачных боев и бокса только то, что дерутся на руках.

Кстати от улицы (а многие воспринимали кулачку именно как уличную драку), кулачка отличалась примерно также, как от бокса. На улице нет времени, чаще всего нет правил и нет плана на бой. Вернее он есть, но до первого пропущенного удара.

Так что Игнат прав — подготовиться по боям на голых кулаках крайне проблематично.

Здесь малейшая ошибка может стоить глухого нокаута или поломанных кистей.

— Думаю, справимся, — резюмировал я.

Игнат с одобрением снова хлопнул меня по плечу.

— Отлично, Сань, вот это я понимаю боевой настрой. А сейчас давай, иди переодевайся, будем начинать тренировку.

Он достал из кармана пластиковую карту с номером и протянул мне.

— Вот, твой шкафчик в раздевалке.

Я кивнул, приняв карту, и направился в сторону раздевалки. Теперь пришла пора проверить себя в новом мире и новом теле.

Зайдя в раздевалку, я невольно остановился и несколько секунд осматривался, в очередной раз поразившись изменениям.

Вот всё-таки нельзя не удивляться! Каждый раз чувствую себя Гагариным во время полета в космос.

Внутри раздевалки было что-то совершенно иное, чем те тесные, пропахшие потом и сыростью помещения, к которым я привык. Со стенами с облупленной краской и дверцами шкафчиков, едва державшимися на петлях (если дверцы вообще были!).

Здесь же все буквально сияло чистотой и современностью. Просторная комната, длинные ряды металлических шкафчиков с аккуратными номерами и электронными замками. Широкие скамьи, удобные душевые кабинки и даже зеркала, в которых можно осмотреть себя перед выходом в зал.

И запах — внутри пахло освежителем, с не потными телами и не было никаких проблем с вентиляцией.

— Ни хрена себе… — только и заключил я, роняя челюсть на грудь.

На стене возле двери висел подробный график уборки с указанием ответственных лиц и точного времени проведения процедур.

С другой стороны, была во всем этом блеске и красоте, «мина» замедленного действия. Не помню кому точно принадлежали слова, но суть в том, что тяжело подняться в пять утра, когда ты всю ночь спишь в шелковых пижамах. Так и здесь, что-то во всей этой стерильности будто бы притупляло внутренний голод. Жажду выбиться из дерьма…

Я быстро переоделся в новую форму и вышел из раздевалки в зал. Игнат, увидев, что я готов, внимательно оглядел меня с ног до головы.

— Отлично выглядишь. А весишь ты сколько?

— Давно не взвешивался, — заверил я.

— Бой через месяц, так?

— Так.

— Тяжеловато тебе придется влезть в 84 килограмма… надо было не соглашаться на промежуточный вес.

Игнат кратко рассказал, что Каратель уже анонсировал бой в своих соцсетях. Там же объявил весовую. Будем знать.

Кстати весовая категория почти моя, я дрался обычно на 86 килограммов… в прошлой жизни. Другой вопрос, что вес практически не гонял.

— Пойдем проверим, — предложил Игнат. — Что-то мне подсказывает, что тебе придется крепко попотеть, чтобы уложиться в вес.

Весы здесь тоже были современными. Никаких гирек, никакого механизма, просто пластинка с экранчиком. Если верить заверению производителя, точность была в одну сотую килограмма.

Подойдя к весам, я снял обувь и спокойно встал на платформу, с интересом взглянув на электронное табло. Цифры быстро забегали и, наконец, замерли на отметке в 101 килограмм.

Игнат только покачал головой, добродушно хмыкнув.

— Ого, Саня, да ты кабан здоровый! Больше сотни… за месяц сгонять до восьмидесяти четырех будет непросто. Да и у тебя практически лишка нет.

Он окинул меня внимательным взглядом.

— Ща, погоди, померим процент жира.

Пока Игнат отходил в кабинет, я решил померить свой рост. Благо рядом был ростомер. Метр восемьдесят восемь…

Игнат вернулся, держа в руках небольшой прибор и ловко закрепил его на моем предплечье. Прибор пикнул и быстро выдал показатели на маленьком экране.

— Ну что там? — поинтересовался я

Тренер чуть нахмурился, внимательно посмотрел на цифры.

— Жира у тебя практически нет, придется гонять за счет воды и диеты. Времени мало, но ничего, что-нибудь придумаем, — он взглянул на часы на своем запястье. — Ладно, Сань, начинать пора!

Игнат сделал несколько шагов вперед и резко свистнул в свисток. Звук разнесся по залу, и ребята быстро построились в аккуратный ряд.

Я машинально уже хотел встать в строй вместе со всеми, но Игнат остановил меня легким движением руки.

— Погоди, Сань. Сейчас я тебя народу представлю.

Он вышел вперёд, чуть возвысив голос, чтобы все слышали.

— Мужики, к нам присоединяется Саня. Многие из вас, скорее всего, уже видели его на ютубе под именем Саша Файтер. Но могу вам сразу сказать, что Саня из другого теста, и за это я лично ручаюсь.

Пацаны заинтересованно посмотрели в мою сторону, явно изучая и оценивая. Я спокойно выдержал их взгляды, понимая, что сейчас решается, как сложатся наши отношения в дальнейшем.

— Давайте встретим Саню в зале, как дома, — продолжил Игнат. — Пацану нужно помочь подготовиться к серьезному бою с Карателем, так что рассчитываю на вас.

Пацаны приветственно похлопали.

— Отдельно каждого представлять не буду — потом сами познакомитесь, когда будет возможность. А сейчас давайте на пробежку! Начинаем тренировку!

Все дружно развернулись и легко побежали вокруг зала. Я присоединился к общей группе. Тренировка наконец-то началась.

Бежали ровным, размеренным темпом вокруг октагона, постепенно разгоняя кровь и разогревая мышцы. Ничего лучше бега для этого не придумали даже через тридцать лет.

Я почти сразу ощутил, что это тело все-таки не мое… движения казались непривычными, дыхание сбивалось. Но организм оказался на удивление адаптивным и быстро начал приходить в норму. Будто синхронизируясь с моим сознанием.

Ощущения? Такие будто ты набираешь форму в ускоренной перемотке… минута за день!

Я бежал в конце змейки, а передо мной бежал крепко сложенный парень, чуть ниже меня ростом. Коротко остриженные темные волосы и массивная челюсть.

— Ну и как тебе популярность? — спросил он через плечо.

— Да как-то не до нее сейчас.

Он понимающе кивнул.

— Меня, кстати, Шамиль зовут. Если что, обращайся. Можно просто Шама, — добавил он.

Пока мы бегали, Игнат ходил туда-сюда, сцепив руки за спиной и внимательно наблюдал за нами. Когда пробежка закончилась, мы еще чуть поразминались, а потом Игнат хлопнул в ладоши.

— Разбиваемся по парам! Давайте, быстрее!

Пацаны быстро начали делиться, и я почувствовал на себе несколько заинтересованных взглядов. Видимо, кому-то стало интересно проверить меня уже сейчас. Шамиль, не задумываясь, шагнул ко мне.

— Тебе со мной работать, если че, — объявил он.

— А почему так? — спросил я спокойно, разминая запястья.

Шамиль ухмыльнулся, кивнув куда-то в сторону ребят, разбивающихся по парам.

— Тут в зале четкая иерархия. Первым всегда бежит самый старший — ну, кто дольше всех занимается. Дальше по убыванию, ну в смысле кто меньше всех занимается, тот и последний! В пары по тому же принципу становимся. Первый с вторым, второй с третьим… Игнат говорит так лучше для подготовки!

— Все понятно. Сам тут давно?

— Второй месяц… Хотя только на прошлой неделе членом клуба стал! — признался Шама.

— Это как?

— Обряд прошел! Просвещ… прос…

— Посвящения в смысле? — уточнил я, Шама разговаривал по русски отнюдь не идеально.

— Ага! Оно… тебе тоже предстоит.

— Это как? — спросил я второй раз подряд.

— Ну, узнаешь скоро, — загадочно ответил Шамиль, улыбнувшись шире. — Тут каждый через это проходит.

Мы поиграли в «пятнашки», на что ушло минут десять. Вот здесь мне пришлось не просто, я будто чувствовал ржавчину, от которой только предстояло избавиться. Не хватало пластичности, чувства дистанции и рефлексов. Но, как и с функционалкой прогресс шел в пропорции минута за день.

Игнат снова свистнул в свисток, прерывая работу.

— Все, ребята, переходим к спаррингам! Бинтуем руки, надеваем перчатки. Работаем аккуратно и технично, без тяжелых ударов. Задача на сегодня «охота за печенью». Не увлекаться, не ломать друг друга!

По залу разнесся одобрительный гул. Пацаны потянулись к скамейкам вдоль стен, быстро и ловко начали наматывать бинты и натягивать перчатки. Я тоже привычно обмотал руки и застегнул липучки на новых перчатках, слегка сжав и разжав кулаки, привыкая к экипировке.

Отлично все сидит! Очень удобно!

Сначала я думал, что работать и дальше придется с Шамой, но ко мне направился парень, который бежал в начале строя. Старший в зале, насколько я успел понять. Высокий, широкоплечий, с уверенным, слегка надменным взглядом.

— Шамиль, пойди с Петей поработай, — сказал он и предложил уже мне. — Ну что, давай чутка поработаем?

— Давай, — спокойно ответил я, но честно предупредил. — У меня сегодня первый день после долгого перерыва. Так что если хочешь нормальной пахоты, я пас.

— Ага, — никак не отреагировал он.

Мы встали напротив друг друга и, коснулись перчатками в знак взаимного уважения.

— Работаем по минуте каждый, — объявил Игнат. — Меняемся по свистку.

Суть спарринга заключалась в том, что минуту партнер работает первым номером и должен за это время попасть по печени. А ты должен этот удар не пропустить.

Я сразу взял спокойный темп, двигаясь, стараясь не вкладывать силы в удары. Первым попасть по печени предстояло мне. Сейчас было важно просто почувствовать себя в новом теле. Проверить дыхание, координацию и реакцию. Меня, как какую-нибудь банку натурального сока, следовало «встряхнуть перед употреблением».

Я без спешки начал подбирать дистанцию, пытаясь легко и точно попасть в правый бок соперника.

Удары то и дело чуть-чуть не доходили, либо уходили в сторону. Партнер же чувствовал себя уверенно. И возможно, именно это побудило его немного переборщить.

Когда Игнат дал свисток и мы поменялись ролями, его перчатка тяжело влетела в мой локоть, который я успел подставить, защищая печень.

— Аккуратнее, спарринг легкий, — предупредил я его ровным голосом.

Он улыбнулся, выставив вперед перчатки в примирительном жесте.

— Нет проблем, извини, не рассчитал.

Но уже в следующем эпизоде его удар снова оказался неожиданно жестким. Он попал мне в грудь, заставив напрячься еще сильнее. Я чуть нахмурился, пристально взглянув ему в глаза.

— Не перебарщивай.

Он усмехнулся, явно решив меня немного прощупать. Весьма распространённое явление во многих залах, этакая дедовщина. Я такого в своем зале никогда не допускал.

— А ты сюда за легкими спаррингами пришел? Это я еще в удар не вкладывался, — невозмутимо заявил мой партнер..

Я почувствовал, как внутри появляется почти забытое ощущение злости, которое я всегда тщательно контролировал.

— Хочешь в полную? — тихо спросил я его, не отводя взгляда.

— А ты умеешь?

Он снова ухмыльнулся, явно уверенный в себе и своем превосходстве.

От автора:

Моя законченная серия. Попаданец в лихие 90-е становится участником «боев без правил», но спортивной карьере мешает криминал. СКИДКА на всю серию: https://author.today/work/289565

(обратно)

Глава 4

Спарринг начинал выходить за рамки легкого. Соперник стал напирать с удвоенной энергией. Он явно старался меня задеть и показать свое превосходство. Я старался держать дистанцию и ловить его на ошибках. Но он явно не собирался останавливаться.

В какой-то момент мое терпение лопнуло окончательно. Я увидел, как он небрежно открылся после очередной серии тяжелых ужасов. И вот тогда мгновенно сработали мои старые инстинкты.

Быстро уйдя от удара, я резко шагнул вперед и вместо обещанной печени четко пробил в солнышко.

БАМ!

Удар лег аккурат под грудную клетку. Соперник охнул, согнулся и резко отошел назад, хватая ртом воздух. На лице его читалось полное удивление от того, что он только что пропустил.

Я шагнул следом и выбросил боковой в печень. Не сильно, просто обозначил удар. Перекрыться соперник уже не смог.

— Я ж предупреждал, — спокойно произнес я, опустив перчатки и глядя ему прямо в глаза. — Хочешь, могу по печени повторить, если не понял.

Он выпрямился, еще тяжело дыша, и поднял руку, показывая, что вопросов больше нет. Затем с уважением кивнул и слабо улыбнулся.

— Не, брат, доступно объяснил. Вопросов нет…

Я чуть улыбнулся в ответ, заметив, как сбоку, буквально выпучив глаза от удивления, наблюдает Шамиль. Он явно не ожидал, что я могу что-то подобное продемонстрировать в первый же день в зале.

Бросив быстрый взгляд на Игната, я увидел, что тот тоже все прекрасно заметил. Вмешиваться тренер не стал, лишь показал большой палец, обозначая, что доволен исходом и моим поведением.

В конце спарринга «старший», слегка прихрамывая, подошел ко мне. Без лишних слов протянул перчатку для рукопожатия. Я спокойно и уверенно ударил по ней своей перчаткой. Надеюсь, что теперь у нас уже не будет взаимного недопонимания.

— Все, мужики, делаем заминку и заканчиваем! — громко объявил Игнат.

Тренер хлопнул в ладони и подал знак, что на сегодня достаточно.

Тренировка подошла к концу. Парни, усталые, но довольные проделанной работой, потянулись из зала в раздевалку. Я уже двинулся следом, когда Игнат аккуратно взял меня за локоть и чуть притормозил.

— Погоди, Сань.

— Слушаю.

— Ну как ощущения после первой тренировки?

Я взглянул на тренера, вытер со лба пот полотенцем.

— Все в порядке, спасибо. Тело привыкает, нормально адаптируется.

Игнат после секундной паузы кивнул.

— Ещё придешь? — осторожно спросил он, явно стараясь поддержать разговор.

— Конечно, — твердо ответил я.

Игнат задумчиво поправил часы на запястье, будто не решался сказать что-то еще. Покосился на спины пацанов, исчезающих в раздевалке. Вернул взгляд на меня.

— Как тебя Серега встретил, не смутило?

— Нет, — я пожал плечами, удивляясь, почему он так сильно переживает из-за мелочи. — Обычный спарринг, бывает.

— Ну и хорошо… не ожидал, что у тебя такой уровень работы на руках… кстати…

По его глазам я уже понял, что он просто тянет время и из пальца высасывает темы для разговора. Будто пытается меня специально задержать. Я вопросительно вскинул бровь.

— Забыл, что хотел сказать… — Игнат коротко пожал плечами. — Когда переоденешься, зайди ко мне в кабинет, есть разговор.

— Хорошо, — спокойно ответил я, хотя внутри проснулось легкое любопытство. — Переоденусь и зайду.

Тренер развернулся и направился в свою комнату, а я пошел вслед за парнями в раздевалку. Ощущения были смешанными. Первая тренировка не просто помогла, а стряхнула нарост ржавчины с тела. Далее делом техники оставалось вернуть былые кондиции.

Когда я зашел в раздевалку, то сразу почувствовал что-то странное. Пацаны бросали на меня взгляды искоса.

Я ничего не сказал, лишь застыв на секунду в дверях, двинулся к своему шкафчику.

Но стоило мне повернуться спиной… как свет резко погас. Сердце моментально ухнуло вниз — рефлексы сработали быстрее сознания.

Решили темную устроить? У «старшего» всё-таки остались вопросы, несмотря на касание перчатками?

Я инстинктивно принял боевую стойку, напрягся и приготовился защищаться. Темнота вокруг была плотной, тишина казалась звенящей… Вдруг я почувствовал движение воздуха рядом с лицом. Не раздумывая, резко выбросил руку и поймал чью-то кисть.

В ту же секунду свет снова включился.

Передо мной стоял Игнат, в руке у него был торт. Торт он явно хотел запустить мне в лицо. Я же крепко держал его за запястье, а другой рукой уже готовился ударить.

— Сюрприз… — слегка растерянно произнес Игнат и с улыбкой кивнул на торт.

Раздался громкий смех. Я быстро осмотрелся — все вокруг хохотали, снимая происходящее на телефоны.

— Твою мать, Игнат, я же чуть не вмазал тебе! — сказал я с облегчением, отпуская его руку.

— Да уж вижу, реакция отличная! Сань, это традиция клуба. Мы так новичков встречаем.

Серега подошёл ко мне и серьезно, но по-дружески произнес.

— Саня, ну а теперь все по правилам. Скажи пару слов. Кто ты, зачем здесь, чего ждешь от нас?

Я оглядел всех парней вокруг, почувствовав, как атмосфера напряжения сменилась искренним весельем и дружелюбием. Понятно, что говорить я был должен с лицом, вымазанным в торту…

Глубоко вздохнув, я развел руками.

— Я здесь, потому что скоро важный бой. Многое на кону, и без вашей поддержки и советов мне не справиться. Я благодарен каждому, кто поможет, и поверьте, постараюсь быть полезным и вам тоже.

Пацаны загудели одобрительно, улыбки и аплодисменты заполнили раздевалку.

— Парни, руки на плечи! — сказал Игнат.

Все встали в круг, положили друг другу руки на плечи.

— Ну что принимаем Саню в клуб?

— Да! — ответила толпа.

Простая традиция, но именно сейчас я почувствовал, что наконец-то стал частью команды, своей среди своих.

— Ну а торт, кто хочет… налетай! — Игнат поставил угощение на одну из скамей.

Куски быстро разлетелись. После тренировки всегда хотелось есть. Я есть не стал, хотя не отказался бы от сладкого. Но в голове уже сидела поедом мысль о том, что мне придется сбрасывать под двадцать килограммов за месяц.

Приняв душ и переодевшись, я направился в кабинет Игната. Постучался и услышав тихое «заходи», шагнул внутрь. Игнат сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, но, заметив меня, отложил документы в сторону.

— Ну как, понравился сюрприз?

— Спасибо, что приняли.

— На здоровье, лишь бы во благо. Саня, короче, это тебе, — Игнат достал из-под стола аккуратно сложенную спортивную форму с логотипом клуба «Тигр».

Он положил ее передо мной. Я слегка удивленно взглянул на комплект одежды, затем вопросительно на Игната.

— Спасибо. Сколько должен? — спросил я, машинально потянувшись к карману.

Игнат спокойно покачал головой, складывая руки на столешнице.

— Нисколько, Саня. Ты теперь с нами, а значит, мы помогаем тебе со сборами, экипировкой и даем на ход ноги. Считай, клубная традиция поддержки своих бойцов.

На миг я почувствовал легкое напряжение. В памяти сразу же всплыли воспоминания из девяностых. Тогда любая помощь подобного рода была чем-то вроде «аванса». Возвратного разумеется. За такой потом приходилось расплачиваться участием в разборках. Я внимательно посмотрел Игнату в глаза и спросил тихо.

— А что я должен взамен?

Игнат, поймав мой настороженный взгляд, усмехнулся и чуть удивленно поднял брови.

— Ничего не должен. Просто тренируйся, выступай, ну и носи одежду клуба, чтобы люди знали, откуда ты. Для нас это важно, понимаешь?

Я еще до конца не понимал, что он имеет в виду. И по-прежнему ожидал какого-то подвоха.

— Игнат, я все отдам при первой возможности, ты не думай…

Игнат только махнул рукой, перебивая.

— Заканчивай, Сань! От тебя сейчас главное — тренироваться и побеждать. Остальное неважно. Ну и, конечно, в форме клуба появляйся, вот и вся отдача.

Я наконец взял форму с его стола. Явно будет не лишней, учитывая, что кроме спортивного потрепанного костюма, другой одежды у меня нет.

— Кстати, нашего Сержа ты сегодня красиво сложил, молодец. Правильно себя поставил, — добавил Игнат. — Хорошего дня, брат! Расписание тренировок на выходе сфоткай, чтобы не пропустить следующего занятия.

Я последовал его совету и выходя из клуба обратился к красавице администраторше.

— Милая, вон то платьице в горошек тебе пойдет.

Девчонка, залипавшая в мобильник, где смотрела какие-то платья, подняла глаза.

— Спасибо… — смущенно прошептала она.

— Где тут расписание тренировок?

Администраторша выдала мне листок, который я сфотографировал на камеру и вышел из клуба.

— Саня, а ты на тачке? — на выходе меня окликнул Шамиль.

— Нет, я своим ходом, — ответил я спокойно.

— Хочешь, подброшу?

Я пожал плечами, решив, что будет неплохо доехать быстрее и заодно поговорить. Может быть в клубе есть ещё какие-то традиции, кроме посвящения? Будет не лишним узнать.

— Давай, спасибо.

— Пойдем, я тачку у дороги оставил, — сказал Щамиль.

— Чего здесь не встал? — я кивнул на парковку возле клуба, где было как минимум с десяток свободных мест.

— Да тут лежачий такой поставили, что хрен заедешь, — отмахнулся Шама.

Лежачий на въезде парковки действительно был… но не сказать, что высокий. Впрочем, развивать тему я не стал. Да и Шамиль переключил тему.

— Слушай, брат, ни хрена себе ты сегодня Серегу уработал! Он же, вообще-то, боксер, мастер спорта. Под сотню боев, а ты его… просто сломал, как перворазрядника!

Я усмехнулся про себя. «Под сотню…». Знал бы Шама, что в моем прошлом на любительском ринге я наколотил больше трехсот боев. Но говорить об этом вслух я, конечно, не собирался.

— Да просто повезло немного. А ты сам какие регалии имеешь?

Шама восхищено закивал, явно прибывая под впечатлением.

— У меня базовое ушу. Ну да, как Забит Магомедшарипов, знаешь же?

Я кивнул, хотя ни имя, ни фамилия мне ни л чем не говорили. Пробел в знаниях современных бойцов у меня все еще имелся. Ничего, надо выбрать время и подтянуть знания.

Шамиль между тем продолжил рассказывать. Пацан в принципе оказался разговорчивым и располагал к себе.

— Я вообще в Москву приехал драться, знаешь, там профессионально выступать, пробиваться. Но боев пока немного дают, и платят мало, так что приходится подрабатывать.

— Сколько платят? — поинтересовался я.

— Где тридцатку, где за бесплатно, ну в смысле на перспективу… — вздохнул Шама с каким-то сожалением.

Суммы действительно были крошечные. Чтобы просто выживать, Шаме бы пришлось проводить по три боя за месяц. В принципе, ничего выдающегося для любителя, но совсем другое дело для профессионального спорта. В профессионалах организм все же испытает совершенно другие нагрузки. И количество боев в любителях и профи отличается в разы.

Поэтому неудивительно, что Шамилю приходилось искать сторонний заработок.

— А кем работаешь? — спросил я с интересом.

Он пожал плечами, будто слегка стесняясь своего ответа.

— Да как придется. На стройке пахал, сейчас вот охранником в «Магните» устроился.

Я невольно удивленно поднял бровь.

— Ну да, а что делать-то? — он вздохнул и развел руками.

— А клуб? Игнат не дал тебе поддержки? — спросил я, уже начинавший кое-что понимать.

Шамиль грустно усмехнулся и покачал головой.

— Я же не медийный, Саня. Кому я на хрен нужен? Тут таких, как я, пол города. Взяли заниматься, и то спасибо.

— Бесплатно хоть? — уточнил я.

— Да нет, брат, я кредит взял, чтобы оплачивать тренировки. Ну ничего, подтяну борьбу, начну выигрывать, уровень оппозиции вырастет, деньги появятся. Пока так.

Я помолчал, обдумывая его слова, затем спросил то, что вертелось в голове.

— А в охрану посерьезнее, вон Игнат со пацанами «Склад» охраняет? В смысле ночной клуб.

Шамиль горько рассмеялся и махнул рукой.

— Не, рожей не вышел, да и акцент сильный, сам слышишь, из-за него могут недопонимания возникнуть… А тут вон, в «Магните», много не спрашивают. Хотя платят тоже немного! — он хохотнул.

Всё-таки этот Шамиль был жизнерадостным пареньком, не унывающим. Почему-то верилось, что при должном подходе он добьётся поставленных перед собой задач.

В остальном ситуация для меня постепенно прояснялась. Теперь я понимал, что Игнат далеко не каждому парню готов помогать деньгами или экипировкой.

Судя по всему, для него было важно, чтобы боец был заметен и приносил клубу узнаваемость и рекламу. Простым трудягам, таким как Шамиль, приходилось выбираться самим. Логично вроде, но как-то неправильно. Шама был довольно неплохим ударником и при должном подходе и усердии мог вырасти в хорошего бойца.

Когда мы подошли к обочине дороги, мое внимание сразу привлекла припаркованная там «Лада» — черная, сильно заниженная, с почти полностью тонированными стеклами. Шамиль направился именно к этой машине и гордо кивнул на нее.

— Ну, вот моя ласточка. Прыгай, Саня… только это, осторожнее… а то пружинит и днищем бьется.

Я осторожно опустился на пассажирское сиденье и сразу заметил, что в салоне все полностью переделано. Панель приборов, подсветка, дорогой руль… Шамиль явно не жалел денег на машину. Поймав мой взгляд, он гордо объяснил.

— Сиденья от BMW поставил, максимально удобные. Музыку вообще бабок столько вбухал, что не дай бог! Я ж уже пять лет проект собираю!

Я удивленно посмотрел на него и оглядел салон пристальнее.

— Музыку? А что здесь такого особенного?

Шамиль хитро улыбнулся, явно ожидая этого вопроса.

— Да ты сюда глянь, брат.

Мы вышли из машины, и он повел меня к багажнику. Открыв крышку, показал на огромный сабвуфер, занимающий практически весь багажник. Все вокруг было обшито дорогой черной тканью, а провода аккуратно спрятаны.

— Да уж… внушает.

Шамиль нажал на брелок, и сабвуфер ожил, резко заполнив улицу басами. Машина начала ощутимо вибрировать, и я даже немного отступил, прикрыв уши.

— Ты не оглохнешь так? Машину сейчас развалишь от таких басов.

Шамиль только усмехнулся и выключил музыку, захлопнув крышку багажника.

— Не, брат, это и есть самый кайф! — заверил он с довольным видом.

Когда мы сели обратно и поехали, я некоторое время молчал, размышляя о его отношении к деньгам и жизни в целом. Наконец, не удержавшись, спросил.

— Слушай, а сама-то машина сколько стоит, если ты столько денег в нее вложил?

— Пол-ляма отдал, — беззаботно ответил Шамиль, ловко управляя рулем одной рукой.

Я не смог скрыть своего удивления.

— И зачем тогда вкладывать еще столько же? Ты д потом за такие бабки не не продашь. Не проще было сразу нормальный аппарат взять?

Он лишь пожал плечами и совершенно искренне ответил:

— Ну, Саня, это же кайф. Она именно такая, как я хочу. Девчонки ссуться…

Я ничего не сказал, только снова про себя усмехнулся. Так себе кайф… а вот почему Шама не заехал на парковку у клуба, стало понятно. Машина была настолько низкой, что собирала почти все возвышенности на дороги. Но Шамиль был доволен, и спорить с ним не было смысла. Каждый живет по-своему.

Мы ехали уже минут десять, когда Шамиль притормозил перед очередным лежачим полицейским и остановился.

— Что такое? — спросил я, взглянув на Шаму.

Он, немного напряженный, приоткрыл дверь и выскочил из машины, внимательно присев на корточки и изучая дорожный выступ. Потом с досадой покачал головой и обратился ко мне.

— Саня, брат, а можешь выйти на секунду? Слишком низко, боюсь, бампером цепанём.

Я улыбнулся, вышел из машины и та чуть, нл приподнялась. Все таки веса во мне сотня килограмм.

Шамиль медленно и очень аккуратно начал перекатываться через лежачий. И даже несмотря на то, что я вышел из салона, «Лада» все равно слегка цепляла днищем, оставляя на асфальте еле заметный след.

Проползши со скоростью черепахи, Шама, наконец, преодолел препятствие и жестом позвал меня обратно.

— Ну все, теперь нормально, поехали.

Я сел на свое место, сдерживая улыбку, и мы продолжили путь до зала.

— Шама, а если лежачий повыше будет?

— Ну тогда придется объездную искать…

(обратно)

Глава 5

Вот так «с горем пополам», мы наконец подъехали к моему залу. Шама, завидев, что дорога, ведущая к зданию, неровная и имеет ямы, притормозил. Понимая, что его ласточка на такие подвиги не способна.

Он остановился, и вышел из машины, чтобы попрощаться. Тотчас приметил разбитый «мерс», который так и стоял припаркованным возле моего зала.

— Неприятно, конечно… такую тачку ухайдокали… — вздохнул он. — Блин, жаль меня не было рядом, руки бы поотрывал!

— Неприятно, — согласился я.

— Кстати, Саня! Я знаю, к кому обратиться по ремонту. Надо будет — свистни, скину контакт.

— Скинь, — попросил я.

«Кабан» надо было ремонтировать. А никого, кто занимается кузовщиной, я не знал. Так что искать бы все равно пришлось.

— Не вопрос, брат, номер только продиктуй, у меня же твоих цифр нет, — сказал Шамиль, доставая свой телефон.

Я обратил внимание, что экранное мобильнике знал лучшее времена. Сейчас он был весь покрыт сеткой трещин. Понятия не имею, как сквозь неё он хоть что-то видел.

Шама быстро записал цифры, позвонил, чтобы я увидел его номер.

Следом скинул контакт некого «Ибры дядя».

— Ибрагим, со дядька, — пояснил он. — Руки золотые! Уже тридцать лет занимается кузовщиной! Когда будешь звонить, скажешь, что от меня.

— Спасибо, Шам, хочешь, заходи, глянешь зал, — предложил я по-дружески.

Видно же было, что он косится в эту сторону.

Он на секунду задумался, а затем все же покачал головой.

— Не, брат, давай в следующий раз. У меня сегодня прием, так сказать, надо ехать уши ломать, — сказал он.

Я повернул голову к нему.

— В смысле, уши ломать? — удивленно спросил.

Шама буднично пожал плечами, будто объясняя нечто совершенно обычное.

— Ну в прямом. Уши ломать!

— Уши в смысле… уши?

— Нв конечно! Мне за это платят. Пять тысяч за правое ухо, десятка за левое.

— А почему разница такая? — я непонимающе нахмурился.

Шамиль снова улыбнулся и, немного смутившись, пояснил.

— Ну, когда за рулем едешь, стекло опускаешь, и левое ухо лучше видно, оно дороже стоит.

Я кивнул, чувствуя, как внутри возникает изумление. На хрена уши то ломать… Это было странно и опасно, особенно если учесть, какие последствия могли ждать в дальнейшем.

— Ты так блин смотришь, как будто первый раз слышишь! — выдал Шама. — У нас пол Махачкалы так ходит.

— Зачем? — спросил я.

— Ну сразу понятно, что ты спортсмен и с тобой лучше не связываться, — пояснил он. — Хочешь тебе сломаю, как своему за полцены!

— Не брат, это лишнее. Меня мои уши полностью устраивают.

— Ну смотри, если надумаешь — обращайся, я твои уши быстро в достойный вид приведу! Скалкой жух и готово!

— Обязательно.

Я никак не стал комментировать свое отношение к такого рода манипуляциям. У каждого своя жизнь, свои выборы и свои ошибки. Если пацанам в охоту глохнуть, не спать по ночам — это только их выбор.

— Ясно, — произнес я, открывая дверь машины. — Ладно, спасибо, что подвез. Аккуратнее там с этими ушами.

Шамиль улыбнулся и протянул мне руку.

— Давай, Саня. Будь здоров.

Я пожал его ладонь, вышел из машины и проводил взглядом его «Ладу», медленно покатившуюся по дороге.

В зале кипела работа. Стяжка начала подсыхать и Марик с Виталей не стали откладывать в долгий ящик, дальнейший ремонт.

Войдя, я первым делом ощутил свежий запах шпаклевки. Пацаны успели пройтись по двум стенам из четырех и справлялись весьма не дурно. Шпаклевки тоже не жалели, делая все по совести. Глубокие выбоины и следы старых трещин теперь были тщательно замазаны. Стены стали ровными и приятными на вид.

Парни здорово трудились, даже глазам не верилось, что это то самое помещение, которое совсем недавно казалось заброшенным.

Пока Марик шпаклевал очередную стену, Виталя вовсю возился с банками краски и валиками. Краску, видимо, принёс Игорь.

Я невольно остановился, удивленно рассматривая внешний вид Виталика. Он был облачен в странный белый костюм, напоминающий что-то среднее между комбинезоном и защитным снаряжением медиков из фильмов про эпидемии.

— Ты в Чернобыль ехать собрался? — не удержался я от вопроса, указывая пальцем на необычный прикид.

Виталя, обернувшись, ухмыльнулся и развел руками.

— А че не так?

— Ты где такое взял?

— Какое?

— Ну свой, блин биокостюм

— А-а… — Виталя окинул себя взглядом. — Та это ж костюм для покраски, одноразовый. Надел, отработал смену, и сразу на выброс. Удобно, дешево и сердито… если че это Игорь привез! Хотя я не понимаю, что не так.

— Все так, — я отмахнулся.

Раньше красили в том, что не жалко испачкать. Старую футболку какую-нибудь натянул и вперед. Но скажи ему про это и пацаны снова решат, что я свалился с Луны.

— Да они правда копеечные, зато чисто… Красота же!

Что тут добавить, идея была и вправду удобной. Если мое время подобные «излишества» казались фантастикой, то теперь подобное спокойно принимали как должное.

— Ладно пацаны, не отвлекайтесь!

Я обошел зал, придирчиво осматривая стены. Ровно, аккуратно, хоть и не идеально гладко местами, но очень добротно. А главное, что сделано своими руками и без косяков, которые обычно оставляют небрежные наемные бригады.

— Краску-то какую Игорь привез? — спросил я, наклонившись к банке и разглядывая этикетку с надписью «Dulux».

— Нормальная краска, качественная. С «Леруа» знакомый посоветовал, — ответил Виталя. — Сказал, что сохнет быстро, и запаха почти нет.

— Ну почти, — подтвердил Марик. — Все равно зараза вонючая!

Виталя, услышав возмущения друга, сам возмущенно выпучил глаза.

— Слышь, ты же сказал, что краска не пахнет! Давай тогда я шпаклевать, а ты красить!

— Не-е, сам!

Я не стал обращать внимания на споры пацанов. Увидел еще одну любопытную деталь, которую сразу как-то не заметил.

— А слона то мы и не приметили… — выдохнул я, видя, что старые оконные рамы были демонтированы.

— С утра сняли, — прокомментировал Виталя. — Теперь ждем, когда новые привезут.

Я подошёл к пустому оконному проему. Из него открывался вид на улицу — непривычно яркий после полумрака ремонтируемого помещения. Порыв ветра бросил в лицо немного пыли, и я невольно отвернулся.

В голове мелькнула мысль, что раньше бы и окна сами меняли, а не ждали специалистов. Но время и вправду изменилось, теперь проще заплатить тем, кто умеет это делать быстро и качественно, чем мучиться самому.

— Ты, кстати, Игорю набери, Сань! Он просил позвонить, как придешь, — заявил Марик.

— Наберу, а вы наверное с покраской обождите. Без окон красить смысла нет — все ветром задует и пыль налетит, — произнес я, доставая телефон.

— Так Игорь красить сказал… надо не надо?

Пацаны переглянулись, а я набрал Игоря. Я отошел от ребят чуть дальше, чтобы нормально поговорить. Странное желание краситься, если честно, но сейчас узнаю подробности.

— Игорь, здорова. Пацаны говорят ты просил набрать.

— Просил! Сань, ты там будь на месте сейчас, окна должны подвезти, рассчитайся с ними, ладно? — сходу начал Игорь.

— Не вопрос, — ответил я, выглядывая из окна на улицу.

— Ага, бабки я уже оставил Марику и Витале, они тебе передадут.

— Надо же, уже доверяешь? — с легкой иронией спросил я.

Игорь негромко засмеялся в трубку:

— Ну ты, конечно, подловил меня. Хорошие ребята, толковые. Я их сам не узнаю!

— А установка-то сегодня будет или как? — уточнил я, понимая, что если окна не поставят вовремя, вся наша покраска может пойти насмарку. — А то пацаны тут уже малярить собрались во всю.

— Там какая-то заминка у них, говорят, монтаж на неделю переносят.

— Но бабки за установку они берут уже сейчас?

— Ну… да, — нехотя пояснил Игорь. — Я поэтому и сказал красить, чтобы время не терять.

Я нахмурился. Интересная схема получалась — деньги вперед, а работа потом как-нибудь.

— То есть ты сейчас платишь за работу, которую они еще даже не сделали? — переспросил я.

— Ну да, они так работают. Говорят, все сейчас так берут. Типа деньги заранее, а установку позже делают, — объяснил Игорь.

— Хреново это. Мы сейчас стены подготовили, красить собираемся, а они через неделю заявятся и всю нашу краску загадят, — пробурчал я недовольно.

Игорь помолчал немного, затем согласился.

— Блин, ну что-то я не подумал…

Сань, не в службу, а в дружбу, ты там встретишь их, поговори по возможности, а? Может получится ускорить вопрос?

— Такие вопросы надо решать, прежде чем договариваешься.

— Сань, ну не подумал…

— Ладно, — кивнул я. — Уже, кажется, приехали, слышу во дворе грохот какой-то.

— Давай, отзвонись потом, — попрощался Игорь.

Я убрал телефон в карман. Марик уже подходил ко мне, в руках у него была пачка денег, перехваченная канцелярской резинкой.

— Саня, вот, держи, Игорь сказал тебе передать.

— Спасибо, — кивнул я и направился к выходу из зала.

С улицы донесся звук работающего двигателя грузовика, и мужские голоса, перекрикивающие друг друга.

Я вышел во двор, где уже припарковался небольшой грузовичок с логотипом оконной компании. Два рабочих доставали окна, аккуратно обмотанные плёнкой. Третий, парень в засаленном комбинезоне, стоял рядом с машиной и оживленно разговаривал по телефону, явно не замечая моего присутствия.

Я подошел поближе и услышал обрывок разговора.

— Да не, я уже сказал, что ставить сегодня не будем. Деньги за установку нам сразу отдают, так что у нас все ровно. Можешь бронировать отель и билеты, отдыхать будем по полной…

Тут он заметил меня и резко сбавил тон.

— Все, я перезвоню, тут клиент подошел.

Монтажник сунул телефон в карман и повернулся ко мне, натянув на лицо вежливую улыбку.

— Здрасте, здрасте! Вот, мы уже окна выгрузили, — он протянул мне бумагу и ручку, взяв их с панели грузовичка. — Акт подпишите, пожалуйста.

Я мельком взглянул в акт, сразу заметив, что там указана не только доставка, но и монтаж, который сегодня явно не состоится. Поднял глаза на мастера.

— Подожди, дружище, у вас тут сразу установка прописана. Но ставить-то вы сегодня не будете?

— Ну да, не получится. У нас там немного накладки, очередь, но вы не переживайте! Мы на следующей неделе все сделаем, ближе к выходным, — уверенно заявил он.

— Все понятно, — я вытащил из кармана деньги и отсчитал ровно ту сумму, которая соответствовала доставке, и протянул ему.

Парень удивленно уставился на купюры, потом на меня.

— Так тут не все… Мы же договаривались за монтаж сразу!

— Утром деньги, вечером стулья? — хмыкнул я.

Он непонимающе заморгал. Судя по реакции, Ильфа и Петрова он явно не читал. Пришлось перестроить фразу на доступный ему язык.

— Говорю такие гуси не взлетают. Сколько времени займет установка окон?

— Ну, день, может полтора, — ответил он неуверенно, несколько смутившись.

— Ну вот, как только сделаете работу, сразу получите деньги. А сейчас за что платить? За воздух?

Парень замялся, с досадой потирая затылок.

— Да у меня дела есть, уехать срочно надо…

— Дела подождут, — жестко перебил я его. — А то вы через неделю приедете, здесь уже стены будут покрашены, чистота. И что потом, заново ремонт делать?

— Да мы уже с хозяином все обсудили, он согласился, — попытался выкрутиться парень.

— Ну, раз обсудили и договорились, то можешь ехать по своим делам. А я сейчас другим позвоню, найдем кто нам сегодня окна поставит, — я демонстративно достал телефон и сделал вид, что набираю номер.

Мастер нахмурился, нервно оглянулся на грузовик и резко изменил тон.

— Ладно-ладно, понял вас, никуда я не поеду. После обеда окна поставим, договорились?

Я медленно убрал телефон обратно в карман.

— Вот это уже другой разговор. Тогда после обеда и деньги завтра получите, когда будет все готово. Я думаю твоя женщина денек без пляжа перетерпит, как раз соберется основательнее.

Он с кислым выражением лица протянул руку, подтверждая договоренность. Мы пожали руки, и парень пошел обратно к машине, на ходу ворча что-то себе под нос.

Я вернулся внутрь, чувствуя небольшое удовлетворение от того, что хоть что-то в этом новом мире оставалось неизменным. Деньги вперед — это всегда повод насторожиться, что в девяносто шестом, что в две тысячи двадцать пятом. Сейчас заплатишь, а потом ищи свищи мастеров. Ясное дело, что тебя они начнут ставить в конец очереди.

Я едва успел зайти обратно в зал, как почувствовал вибрацию в кармане. Достал мобильник и с легким раздражением посмотрел на экран — незнакомый номер. Хотя в этом времени почти все номера были незнакомыми, поэтому я решил сразу ответить.

— Внимательно!

На том конце провода раздался бодрый и фамильярный голос: э.

— Саня, здорова! Это я по поводу займа твоего, ну, ты бабки под залог «мерса» брал. Первый платеж, братан, пора вносить!

— Напомни-ка, сколько там? — уточнил я, напрягая память.

— Ну, минимум двадцатку надо закинуть, — деловито пояснил собеседник. — Чтоб проценты набежавшие закрыть и основной долг немножко подбить.

— По срокам что?

— До завтрашнего вечера край. Так что не тяни, дружище, а то лишние проценты накапают, ну ты понял расклад, да?

— Ладно, понял. Завтра закину, не вопрос.

Собеседник на мгновение замолчал, а затем сменил тон, добавив легкой задушевности.

— А как там «мерс» твой, катаешься? Может, продавать уже надумал, а? Я ж, отвечаю, с руками заберу, если что.

Я усмехнулся, представляя, с каким азартом лысый потирает сейчас руки, мысленно перекупая моего «кабана».

— Нет, брат, «мерс» не продается.

— Ну, ты смотри, если что — первым мне набирай! Цена будет сладкая, не пожалеешь! — он засмеялся на той стороне трубки.

— Не сомневаюсь. Ладно, завтра платеж закину, не переживай, — я нажал отбой.

Открыл заметки, куда недавно записал номер мастера, которого рекомендовал Шама. Сделал глубокий вдох и набрал номер, приложив мобильник к уху.

Гудки долго не заставили себя ждать, после третьего раздался шум, явно указывающий на работу автомастерской. Послышался громкий голос с узнаваемым кавказским акцентом.

— Мастерская, Ибрагим слушает!

— Добрый день. Мне Шамиль ваш номер дал, порекомендовал, — пояснил я.

— О, Шама порекомендовал? Это хорошо, брат, это свои люди! Кого чинить будем? — голос на том конце стал еще доброжелательнее и радостнее.

— «Кабана», — ответил я просто.

— «Кабан» это хорошо! Что с машиной, брат? — уточнил Ибрагим.

Я на секунду задумался, как проще объяснить состояние моего Мерседеса…

— Там кузовня, передок немного битый, крыло помято, капот поврежден, двери. Ну и по мелочи всякое.

— Понятно, брат, ясно. Фотки скинь мне на этот номер, я посмотрю и сразу перезвоню, цену скажу.

— Хорошо, сейчас скину.

Я завершил вызов, быстро сделал несколько фотографий машины, и отправил их мастеру. Пока ждал ответа, телефон снова начал трезвонить настойчиво — опять звонил незнакомый номер.

Я сбросил вызов, чтобы не прерывать важный разговор с мастером, но незнакомец упорно перезванивал снова и снова. Сука, вот если раз не беру, два — что непонятного, что занят?

На экране мобильника всплыло предложение отправить звонившему сообщение «Занят, перезвоню позже». Я ткнул на сообщение и настойчивый звонарь наконец стих.

Уже в тишине, я кое-как догадался, как отправить сообщение Ибрагиму. Тот почти сразу прочитал — на экране появился две синие галочки.

Через пару минут снова зазвонил телефон, но на этот раз перезванивал Ибрагим.

— Э, брат, ну тот, кто это с машиной твоей сделал, ему руки оборвать надо! — эмоционально заявил мастер, ровно в тех выражениях, в которых говорил Шамиль.

— Сильно всё плохо? — уточнил я.

— Нет, не страшно, брат, сделаем! Ты где находишься, я подъеду, посмотрю лично и цену назову.

— Отлично, я на месте, адрес сейчас отправлю. Через сколько ждать?

— Через час буду у тебя. Все решим, брат, не переживай!

— Договорились.

И только отключив звонок с мастером, заметил, что с незнакомого номера пришло сообщение — перезвони срочно! Почти сразу мобильник снова завибрировал. Но на этот раз я уже снял трубку.

От автора:

Ещё сегодня ты обычный комерс в Российской глубинке, а завтра ты дворянин, владелец деревни, земель и крепостных, одним словом барин

https://author.today/work/421381

(обратно)

Глава 6

— Внимательно! — сказал я, приготовившись к любому повороту событий.

В трубке повисло неловкое молчание, словно собеседник собирался с духом. Наконец тихий, слегка надломленный голос Алины пробился сквозь паузу.

— Саш… это я.

Что-то в ее голосе было не так, слишком нервно, почти испуганно он звучал.

— Что у тебя случилось?

Она помолчала еще секунду, словно пытаясь взять себя в руки.

— Прости, звоню сказать, что… мы больше не можем видеться, — быстро проговорила девчонка, с трудом подбирая слова.

Эта фраза прозвучала как заученная и неестественная. Будто Алина выжала ее из себя нехотя.

— Ты уверена, что все в порядке? — я слегка нахмурился. — Случилось что-то?

На фоне послышался мужской голос, грубый и властный, очевидно, обращавшийся к ней.

— Все, хватит. Теперь внеси его в черный список и забудь уже.

От такого тона у меня на секунду закипела кровь, но я сдержался. Алина снова заговорила, стараясь звучать тверже, но безуспешно.

— Всё нормально, просто… мы снова решили попробовать…. Прости, так надо.

Последнее она добавила совсем уж шепотом. Я невольно усмехнулся и спросил, не скрывая иронии в голосе.

— Уверена? Я ведь могу и согласиться, если так надо.

На том конце снова раздался резкий мужской голос бывшего, уже настойчивее и злее.

— Я сказал, бросай трубку!

Связь оборвалась. Я медленно опустил телефон, глядя на темный экран. В первые жизни меня бросали «по телефону». Опыт, конечно, любопытный, но явно все не так просто…

Интересно получается и что-то не сходится с ее словами о бывшем… Или тогда врала, или теперь ее вынудили… В голове возникло стойкое ощущение, что здесь явно есть что-то странное. Но перезвонив, не дозвонился — абонент не абонент. Может я слишком вожусь с этой девахой?

Я еще смотрел на экран, когда на нем мелькнуло сообщение. От Алисы.

«Привет, можешь говорить?»

«Пиши».

«Давай встретимся снова в том же кафе».

«Когда?», — отписал я.

Некоторое время ответа не было. Потом Алиса начала печатать:

«Он будет свободен уже через час. Сможешь?».

Я коротко ответил, что через час буду на месте. День сегодня складывался на редкость напряженный. Звонки и сообщения валились один за другим, не давая нормально сосредоточиться. Едва я успел отложить телефон, как он снова настойчиво задергался, на этот раз высветив знакомое имя: «Леха-близнец».

— Да, Леш, — ответил я сразу.

— Саня, привет! Ты там как вообще? — в трубке раздался бодрый голос блогера.

— Да ровно все, — коротко бросил я.

— Ну, короче, новости отличные, — с энтузиазмом продолжил Алексей. — Начальник полиции, как обещал, зовет на вручение грамот.

— Мое присутствие обязательно?

— Сказал, без тебя никак, обязательно надо, Сань, — заверил близнец.

Этого еще не хватало для полного счастья.

— Понял. Буду, — ответил я сдержанно, уже прикидывая в уме плотное расписание ближайших дней.

— Отлично, Сань! Там еще кое-какие люди интересные будут, контакты наладишь, — заговорщицки сообщил Леша.

— Хорошо, увидимся, — ответил я, заканчивая разговор.

* * *

Зайдя в кафе и поднявшись на второй этаж, я быстро осмотрелся, взглядом выискивая Алису-Иру. Девушка сидела за тем же самым столиком, за которым мы уже виделись раньше. Занавеска была одернута.

Ира заметила меня и приветственно помахала рукой. Я подошел и опустился на диван напротив.

— Привет, — улыбнулась она, явно немного нервничая. Ее взгляд постоянно бегал от меня к входной двери.

— Привет. А где… твой знакомый? — спросил я, слегка удивившись, что его до сих пор нет.

Не успела Алиса ответить, как за моей спиной раздался уверенный, спокойный голос.

— Вот я.

От неожиданности я резко обернулся. Передо мной стоял мужчина до тридцати, подтянутый. Одет в джинсы и пиджак. Но не это приковало мое внимание. Что-то в его лице, глазах, в манере держаться показалось мне пугающе знакомым.

Я всматривался в него, чувствуя, как засосало под ложечкой. Этот взгляд, эти черты лица, даже небольшая ямочка на подбородке… А потом пришло понимание, как разряд тока, прошедший через все тело.

Передо мной был сын Витьки Козлова.

Сомнений быть не могло!

Я почувствовал как по спине пробежал холодок. Вот он… ребенок Светки, которого я так и не увидел. Ощущения были настолько непонятные, что я не сразу заметил потянутую мне Сашей руку.

Обменявшись рукопожатиями, он занял место рядом с Ирой. Все таки неисповедимы пути господни… это ведь явно не случайно, что прежний обладатель этого тела был знаком с сыном Светки.

Когда Сашка присаживался, я отчетливо увидел кобуру под его пиджаком. Мент? Или выше брать… Сейчас во время разговора разберёмся, напрямую спрашивать смысла нет. Формально мы уже знакомы и даже сотрудничаем.

Атмосфера с появлением Саши изменилась. Ира перестала улыбаться, сосредоточилась. Исчезли улыбка, кокетливый взгляд и расслабленный разговор. Я подмигнул ей, но девчонка опустила глаза, закусив губу.

Сначала мы сидели молча, словно присматривались друг к другу. Ира потягивала кофе, я легонько стучал пальцами по столу. Наконец, Саша одернул занавеску, изолируя нас от внешнего мира.

— Александр, — начал он. — Мне нужно напоминать, что мы уже больше года занимаемся расследованием деятельности Попова-Хайпенко?

Он аккуратно взял чайник с заварившимся чаем, плеснул в кружку. Мне не предложил, хотя напротив меня кружка тоже стояла.

— Допустим, — сухо обронил я. — Есть за что зацепиться?

Безусловно, между мной прежним и Сашей наверняка имелись некие договоренности. Только я о них не знал. Поэтому будет неплохо получить чуть больше вводных.

Козлов младший спокойно кивнул, не меняя выражения лица. Отпил чай, оставаясь невозмутимым.

— Ничего нового. Мошенничество в особо крупном, манипуляции с финансовой отчетностью…

Он сделал многозначительную паузу. Я вопросительно поднял бровь, намекая на то, чтобы он продолжил развивать мысль.

— День другой, дерьмо все тоже, — выдохнул Козлов младший. — Как ты знаешь, Попова прикрывают очень серьезные люди наверху. Очень. Настолько, что мое руководство не хочет рисковать и брать его в лоб. Собственно с этого мы и начинали разговор… Как ты помнишь.

Он раздраженно потер переносицу, а я уловил искреннюю злость в его голосе. Здесь явно было что-то личное. Может быть, дело принципа, а может, просто желание довести работу до конца. А может, он просто идеалист, хотя последнее выглядело сомнительно.

Я вдруг подумал себя на мысли — а знал ли Саша, чей он сын? Вопрос, по сути, определяющий. Вот только опять же напрямую не спросишь. Да и зная Светку, если она вычеркивала кого-то из своей жизни, то целиком и полностью. А Витьку она вычеркнула раз и навсегда.

Видя, что я не спешу поддерживать диалог, Саша поставил чашку на стол и откинулся на диван.

— Ты почему свою часть договоренностей не выполняешь? — прямо спросил он, буравя меня взглядом.

— Обстоятельства так сложились, — ответил я, не отводя глаз. — Я думаю ты в курсе, что у Хайпенко я больше не работаю.

— Это значит, что все — ты пас?

— Это значит, что надо учитывать новые обстоятельства.

Саша все еще смотрел прямо мне в глаза. Долго молчал, а затем проговорил четко, словно расставляя каждое слово на столе.

— Хайпенко чувствует себя неуязвимым благодаря тому, что его прикрывают. Но если расшатать его авторитет и создать медийный шум, его покровители на время притихнут. Начнут переживать, не зацепит ли скандал и их самих. И вот тогда у нас появится шанс его прижать… поэтому рассчитываю, что-то о чем мы договаривались, случится на конференции, — проговорил Саша.

Он явно давал понять, что в курсе, что я подписал договор с V-fights.

— Я могу на это рассчитывать? — спросил он.

Я прекрасно понимал, что такой план мне совсем не подходит. Если я покажу компромат на конференции, то сорву весь свой план с боем и потеряю возможность выйти на Козлова старшего.

А значит, потеряю все шансы вернуть себе свою жизнь и разобраться, какого черта я вообще делаю в 2025 году.

Поэтому с ответом я не спешил.

Ира, почувствовав, что разговор не складывается, спешно поднялась. Бросила, что ей надо ненадолго отлучиться и вышла из кабинки. Видимо решила дать нас поговорить с глазу на глаз.

— У тебя есть флешка, — проложил Саша, видя, что я не тороплюсь с ответом. — На ней то, что заставит медийную часть серьезно полыхнуть. Давай сделаем это! Ты же сказал, что на все готов, чтобы его наказать!

— Я могу отдать тебе флешку и ты сделаешь это сам.

— Ты прекрасно знаешь, что без тебя ни черта не получится! — вспыхнул Козлов младший.

— Почему?

— Потому что, если режиссер узнает откуда дует ветер, пойдет в отказ! Ты же все прекрасно знаешь…

Я внимательно смотрел в его напряженное, но искреннее лицо. Вряд ли он понимал, что такой путь, даже если он закончится неприятностями у Хайпенко, как раз позволит спрыгнуть с крючка рыбке жирнее. Зато я понимал, что ничего этого не могу Саше сказать. Даже с глазу на глаз.

— Я подумаю над этим, нужно все взвесить, — наконец, ответил я. — Все таки обстоятельства изменились и это надо учитывать.

Что я не до конца понимал — была ли моя помощь добровольной? Или все же добровольно-принудительной. Но узнаю.

— Только учти, Александр, времени мало, — Саша вздохнул. — Конференция уже через несколько дней, и нам нужно понимать, будешь ты с нами или нет.

— Твой интерес в чём? Почему ты этим занимаешься? — прямо спросил я.

Он помолчал, снова внимательно взглянув на меня, затем коротко ответил.

— Работа такая.

— И все?

Он помолчал, а затем поднялся из-за стола, протянул руку, и я пожал ее.

— Надеюсь, ты примешь правильное решение, — сказал Саша, так и не ответив на мой вопрос.

Козлов младший развернулся и вышел из кафе. Только занавеска на миг дернулась, оставляя меня одного.

Я молча взял свою чашку Налил чай и промокнул пересохшее горло. Волнительная встреча, ничего не скажешь. На часть вопросов ответы я получил. Вместе с тем, прибавились новые вопросы.

Вернулась Ира, отходившая в уборную.

Села на свое место и ее глаза с любопытством и осторожностью посмотрели на меня.

— Что решили? — тихо спросила она, прерывая мои размышления. — Он ушел, даже не попрощавшись.

— Решили, что я подумаю, — ответил я.

— Он говорил, что времени мало…

— Такие решения нахрапом не принимаются, — ровным тоном произнес я.

Ира уставилась на свой маникюр, видимо перебирая в голове возможные сценарии.

— Странно, я думала, ты согласишься сразу. Ведь Хайпенко сделал достаточно, чтобы ты захотел ему отомстить.

— А что насчёт Саши? Ты ему доверяешь? — прямо спросил я.

Она вдруг вздрогнула.

— Он назвал тебе свое имя?

Толя она не знала именно этого человека, то ли я не должен был его знать. Я припомнил, что Козлов младший мне действительно не представлялся. Что ж…

— Ты ему доверяешь? — повторил я.

— Думаю, он действительно верит в то, что делает. Таких людей немного осталось, и я их уважаю.

— Идеалист?

— Может и так, — согласилась она, опустив глаза. — Хотя иногда мне кажется, что у него личные причины докопаться до правды. Он просто не показывает этого.

— Интересно, какие?

— Этого я не знаю, — чуть резче ответила Ира. — Спросишь у него сам, если будет возможность. Я смотрю у вас установились более, чем близкие отношения.

Помолчали. Ира поглядывала на меня из-под ресниц нарощенных, словно собиралась задать какой-то вопрос, но не решалась.

— Что-то хотела сказать? — подтолкнул я ее.

— Слушай… а не хочешь пройтись? Просто погулять, подышать.

— Почему бы и нет, — пожал плечами я. — Но ты не боишься, что нас кто-то увидит вместе?

— Не узнают, — она снова улыбнулась и, открыв небольшую сумочку, достала оттуда легкий шелковый платок. Аккуратно повязав его, спрятала светлые волосы. Затем надела крупные черные очки и, чуть наклонившись ко мне, произнесла. — Ну как, нормально конспирация?

— Отличная, — усмехнулся я. — Почти шпионка.

— Именно, — с хитринкой ответила Ира, легко коснувшись моей руки, когда я потянулся за деньгами. — Если что банкет уже оплачен…

Мы вышли из кафе на оживленную улицу. Легкий ветерок приятно освежал после духоты помещения.

Ира пошла медленно, и я подстроился под ее темп. Сначала мы молчали, словно оба подбирали подходящие слова, но наконец я решил задать вопрос, который давно меня мучил.

— Послушай, а в чем твой интерес во всей этой истории? Ты же вроде хорошо работаешь, зачем тебе все это?

Она взглянула на меня поверх очков, затем снова отвела взгляд куда-то в сторону.

— Ну… всё не так просто, Саня. И не всегда дело только в работе.

— В личном смысле? — спросил я. — Может, все-таки у тебя что-то было с Сергеем? Женская месть страшна, все такое?

Ира резко остановилась и удивленно посмотрела на меня. Так, как будто я ее оскорбил только что.

— С Хайпенко? Да он вообще не в моем вкусе. Как ты такое подумал?

Я чуть пожал плечами, внимательно изучая ее реакцию.

— Просто пытаюсь понять твои мотивы. Все же ты рискуешь. Вот и думаю, может, ты тоже под прикрытием работаешь?

Ира засмеялась, искренне и открыто, сняв очки и демонстрируя чуть покрасневшие щёки.

— Да ладно тебе! Я и под прикрытием? Ты слишком много детективов смотришь.

Ну как сказать… последнее, что я смотрел, были первые серии «Королей российского сыска».

В этот момент ее телефон тихо завибрировал. Ира бросила взгляд на экран и тут же снова надела очки, скрывая от меня выражение лица. Звонок она сбросила, даже не посмотрев, кто звонит.

— Проблемы? — спросил я, не сводя с нее взгляда.

— Нет, ниче такого, — уклончиво ответила она.

Телефон завибрировал снова, на этот раз с сообщением. Краем глаза я успел увидеть высветившееся имя «Любимый».

Вот почему бабы всегда так делают? Как только с одним парнем какие-то сложности, начинают искать утешения у другого, вместо того, чтобы просто все выяснить…

Телефон продолжал вибрировать еще несколько раз. Ира, явно нервничая, сбрасывала звонки, прежде чем наконец не выдержала и взглянула на меня виновато.

— Извини, я буквально на минутку, сейчас вернусь.

Она отошла в сторону, чуть отвернувшись и тихо заговорила с кем-то по телефону, быстро и нервно. Я специально не прислушивался, давая ей возможность разобраться с проблемами самой.

В этот момент зазвонил мой телефон. Я достал его и увидел имя Марика.

— Да, слушаю.

— Сань, мы все покрасили, но краска, зараза, все-таки вонючая оказалась. Я б на твоем месте сегодня поискал бы, где перекантоваться, — начал он прямо. — Я бы, конечно, тебя к себе пригласил, но у меня самому спать негде. После того, как тебе раскладушку отдал, на полу сплю. Мать на диване, квартира-то однушка…

— Не вопрос, переночую где-нибудь, — ответил я спокойно. — По окнам приехали?

— Да, возятся. Почти сделали!

— Ну и славно.

Я убрал телефон и заметил, что Ира уже стояла рядом, закончив свой разговор. Лицо у нее было напряжённым, и она явно была чем-то недовольна.

— Все в порядке? Или тебя уже желают видеть?

— Да, всё нормально, просто небольшие проблемы, — ответила она с натянутой улыбкой. — Слушай, Саш, я случайно услышала твой разговор. Ты говорил, у тебя сегодня ночевать негде?

— Ну… да.

Ира улыбнулась уголком губ.

— Я как раз сегодня вечером собиралась уйти к подружке, примерно часиков в десять. Можешь у меня переночевать, квартира свободна будет.

Она произнесла это так непринужденно, будто речь шла о чем-то совершенно банальном. Но я сразу почувствовал «подвох». Вспомнил о назойливых звонках, которые она только что сбрасывала.

— А «любимый» не будет против?

Ира замерла на секунду, потом нервно рассмеялась и отмахнулась.

— Да мы расстались, просто контакт переименовать забыла. Так и висит.

Голос звучал уверенно, но глаза Ира отвела в сторону, избегая моего взгляда. На слова поверить? Я прям нутром чувствовал, что дело тут не только в желании Иры мне помочь. Отомстить хочет и так меня использовать? Я в принципе не против. Заодно попытаюсь выведать у нее подробностей… наверняка о делах Хайпенко с букмекером сможет что-нибудь рассказать.

Посмотрим, интересное намечается времяпрепровождение. Во всех смыслах.

— Ну ладно, — улыбнулся я ей. — Тогда с меня ужин, перед тем как уйдёшь. Как тебе такая сделка?

Она заметно расслабилась и с облегчением улыбнулась.

— Договорились, я только за.

Мы неспешно двинулись по улице в сторону ее дома. Ира снова держалась чуть ближе ко мне, чем было необходимо, словно случайно задевая рукой мою. Впрочем, я не особо возражал.

— Слушай, а флешка с компроматом у тебя с собой? — после минутной паузы спросила она, как бы между прочим. — Ну, просто мало ли, чтобы ее никто случайно не украл в твоем этом зале. Я как понимаю там даже замков нет?

— Может быть, — ответил я коротко.

Но вопрос мне откровенно не понравился. Впрочем, спешить с выводами не буду. У меня еще есть время выяснить, чего именно хочет от меня Ира. И насколько её намерения совпадают с моими интересами.

От автора:

Не Грозный или Мудрый! Самая загадочная личность Руси: Князь-Чародей! В него попадает бывший хирург. Хотя бывших врачей не бывает.

Кто победит — воин или врач? https://author.today/reader/448643

(обратно)

Глава 7

Квартира у Иры была уютной, но обстановка слишком минималистичной для молодой девушки. Будто здесь временно жили в ожидании переезда. Она легко скинула куртку на диван, жестом пригласив меня внутрь.

— Располагайся, сейчас что-нибудь закажем. Ты что любишь? — спросила она, доставая телефон. — Времени до десяти у нас полно.

— Я-то всеядный, так что ты выбирай. Как говорится, твой дом — твои правила, — я улыбнулся, присаживаясь на краешек дивана.

Ира задумчиво пролистала приложение на экране смартфона, быстро касаясь пальцем каких-то картинок с едой. Прикусила губу, взглянула на меня искоса.

— Суши?

— Весла? — не удержался я и подколол девчонку.

Не каждый же раз спрашивать хлопая глазами «что это такое?».

— Можно и там… в «Суши весла» отличная «Чука сенсей». Пробовал что-нибудь у них? Пальчики оближешь!

Я кивнул, хотя понятное дело, что никаких суши не пробовал отродясь. В девяностых я такие вещи видел разве что в кино с Джеки Чаном. Но попробуем, почему нет. Один раз все-таки живем. Хотя насчет последнего уже не уверен.

— Да, давай суши.

Она сделала заказ, отправила его и, расслабившись, села рядом, закинув ногу на ногу.

— Может, вина? — она кивнула в сторону кухонного шкафчика.

Я покачал головой.

— Нет, спасибо. Я к бою готовлюсь, лучше без алкоголя пока.

— Серьезный ты, — Ира улыбнулась, вставая. — Тогда я саманемножко выпью, ты не против?

— На здоровье.

Она налила себе бокал красного вина и села обратно, аккуратно подтянув под себя ноги. Несколько минут мы разговаривали ни о чем. Ира рассказывала о том, как приехала сюда из небольшого городка. Как хотела сделать карьеру журналиста…

— Снимаешь? — спросил я, оглядываясь.

— Приходится! Хорошо, что могу себе позволить! Хотя… я теперь вынуждена работать на всяких странных типов, вроде Хайпенко.

— Так ты же вроде хорошо устроилась, грех жаловаться? — заметил я, разглядывая ее лицо в полумраке комнаты.

— Это со стороны только кажется, — она грустно улыбнулась и отвела глаза. — В жизни все куда сложнее… так, Саша доставка пишет, что будет через пятнадцать минут. Если что — подстрахуй.

Мне показалось, что она сразу свернула разговор.

— Спуститься надо? — уточнил я.

— Ну нет, он до квартиры принесет, лады? Я пока в душ!

— Далеко не заплывай! — хмыкнул я.

— Постараюсь! — бросила она и прошмыгнула в ванную, щелкнув замком.

Я посидел несколько, потом поднялся, чтобы осмотреться. Предчувствие такое… что-то меня в этом месте смущало. Пока правда не пойму что именно?

Я прошелся по квартире. Взгляд остановился на полке с книгами. Уже хорошо, что девчонка читает… я споткнулся на собственной мысли, прочитав название одной из книг.

«Тонкое искусство пофигизма», — гласило название.

Интересно… я взял книгу с полка, открыл, собираясь пролистать. И в этот момент из книги выпала какая-то брошюрка. Я нагнулся, поднял и не без удивления прочитал ее содержимое.

Хм, подобную брошюрку с правилами проживания в квартире я уже видел. Когда снимал с Алиной квартиру посуточно самый первый день своего пребывания в 2025-м году.

И как это понимать? Я вложил брошюрку в книгу, потеряв к той интерес. В этот момент раздался звонок домофона. Курьер, судя по всему, пришел раньше, чем обещал.

— Ой, доставка уже, быстро они! Откроешь, Саш? — послышался голос Алины из душа.

— Открою!

Я подошел к висящей на двери телефонной трубке. Снял, с трудом сообразил, как открывать дверь, заметив на трубке открытый замочек. Через пару минут раздался стук в дверь.

Я открыл, увидев перед собой паренька в с жёлтым квадратным портфелем за спиной. Смотрелось, конечно, забавно — огромный рюкзак и совсем миниатюрный паренек. Как его только при ходьбе не перевешивало? Он ловко снял рюкзак.

— Код подскажете? — заулыбался он.

— Какой?

— У вас в приложении должен код придти, чтобы я его откачивал и заказ закрыл, — пояснил курьер.

Ясно. Ничего не оставалось, как звать из ванной Иру.

— Секундочку, проходите, — я пустил курьера внутрь.

Сам прошел в ванную и постучал по двери.

— Ир, тут курьеру код показать надо. Телефон дай.

— Блин…

За дверью ванной послышался какой-то шорах. Секунда и дверь открылась. В образовавшуюся дверь Ира высунула телефон.

— На!

Экран был открыт на приложении. Я взял телефон и вышел в коридор, где нетерпеливо топтался курьер с огромным пакетом суши. Я неловко протянул ему телефон.

— Вот, держи… код этот твой.

Парень привычно направил экран на свой смартфон, кивнул удовлетворенно.

— Все прошло, приятного аппетита! — он вручил пакет мне.

— Телефон на базу, — крикнула Ира из ванной.

Я уже собирался вернуть аппарат Ире. Но в этот момент на экране всплыло сообщение от «Любимого». Оно буквально заставило меня замереть и быстро вскинуть брови.

«Клофелин в пакете с доставкой, в сахаре».

Сердце стукнуло сильнее, и я тут же почти на автомате незаметно сфотографировал экран своим телефоном. Потом попытался зайти в сообщение, но телефон запросил пароль. Я быстро погасил экран и спокойно вернулся в комнату.

Курьера уже и след простыл.

Ира как раз вышла из ванной в халате и с полотенцем на голове.,

— Всё нормально?

— Да, всё в порядке, — ответил я ровным голосом, отдав девчонке телефон.

— Спасибо, — она благодарно кивнула и пошла в душ, напевая что-то тихо под нос. — Через пару минуток уже выйду!

Я же, расставляя на столике еду, задумчиво покосился в сторону ванной. А глядя на пакет сахара крепко задумался над тем, что здесь вообще происходит.

Я расставлял коробки с едой на столике, когда дверь ванной тихо открылась, и Ира наконец вышла в комнату.

Она была в легком, коротком халатике, стройная, с мокрыми волосами, свободно падающими на плечи. Весь ее вид говорил о том, что девушка знает, как произвести впечатление.

— Ну как тут дела, Саш? — спросила она, слегка потянувшись и как бы невзначай позволяя халатику чуть сильнее распахнуться.

— Все отлично, — улыбнулся я, стараясь вести себя максимально естественно. — Ты прям красотка.

Ира кокетливо приблизилась ко мне, глядя прямо в глаза.

— Ну тогда иди в душ. А я пока бокалы подготовлю, вдруг передумаешь и выпьешь со мной вина…

Я нарочито задумался на пару секунд, словно принимал решение.

— А знаешь, пожалуй, выпью. Один раз живем.

— А как же твоя подготовка к бою? — она слегка прищурилась, изучая мою реакцию.

— До боя еще далеко. Немного вина не повредит, — я подмигнул ей и направился в ванную.

Делал я это отнюдь не потому что действительно хотел вина. Нет, я не пил еще в прошлой жизни, и в этой не собирался начинать.

Закрыв дверь в ванную, я включил воду и достал телефон. Быстро пролистал галерею. Вот оно… то самое сообщение, которое я успел сфотографировать:

«Клофелин в пакете с доставкой, в сахаре».

Перечитав его еще раз, я только усмехнулся про себя. Ира явно считала, что я ничего не подозреваю и попадусь на ее игру.

Ну что ж, посмотрим, кто кого переиграет.

* * *

Я вышел из душа, быстро натянув футболку и спортивные штаны, и вернулся обратно в гостиную. Ира сидела на диване, подогнув под себя ноги, и крутила бокал вина в руке. Второй бокал с вином стоял на столе перед ней. Рядом на столике лежали суши, соус, и тот самый злосчастный пакетик сахара.

Суши я видел впервые. Имя оказались небольшие рисовые квадратики, внутри которых была рыба, сыр, огурцы.

— Ну как, освежился? — улыбнулась девчонка, притворяясь беззаботной.

Но я видел, как внимательно она следит за каждым моим движением. А еще видел валявшийся на столе открытый пакетик сахара. Естественно, пустой.

— Да, просто отлично, — ответил я, садясь рядом с ней на диван. — Надеюсь, вино хорошее.

— Лучшее, — мягко сказала Ира, пододвигая ко мне бокал. — За знакомство… так сказать, полноценное?

— За него, — кивнул я.

Потянувшись бокалом, чтобы чокнутся, я «случайно» зацепился бокалом и разлил немного вина на столик.

— Черт! Руки-крюки…

— Ничего страшного, сейчас вытру, — поспешно сказала Ира.

Она поднялась, отправляясь на кухню за салфетками. Пока Ира была занята поисками тряпки, я быстро выплеснул вино из своего бокала в горшок с цветами. Плеснул себе нового вина. Убедившись, что замена прошла незаметно, спокойно откинулся на диване.

Ира вернулась, вытерла столик и села рядом снова.

— Ну что, попробуем еще раз? — улыбнулась она, подняв «свой» бокал.

— Конечно, — я тоже поднял бокал. — За хороший вечер.

Стекло тихо звякнуло. Я сделал вид, что выпиваю, но внимательно следил за ее реакцией. Ира спокойно смотрела на меня и, убедившись, что я действительно сделал глоток, расслабилась. Она отпила сама и поставила бокал обратно.

— Вкусно? — спросила она.

— Очень даже, — заверил я.

— А хочешь я включу музыку? Ты какую предпочитаешь?

— На твой вкус.

Она закопошилась в телефоне, и Siri сколько секунд из динамика донеслась до боли знакомая мелодия.

— Дым сигарет с ментолом…

Я немного удивился её выбору.

— Нравится, Саш? — она подвинуласб ко мне ближе и положила голову на мое плечо.

— В глаза ты смотришь другому, который тебя ласкает, — подпел я негромко, показывая, что хорошо знаю песню.

Да и символично как-то получалось. Песня хорошо подходила под обстоятельства.

— А давай… за этот вечер! — предложила Ира новый тост.

Между первой и второй промежуток небольшой. Все правильно. Мы чокнулись выпили, и я откинувшись на спинку дивана слегка потер глаза, демонстративно зевнул и тяжело вздохнул.

— Знаешь, что-то меня накрывает. Видимо, перенервничал за день.

Ира внимательно следила за мной.

— Может, тогда приляжешь? Я всё равно скоро уйду… — мягко сказала она.

— Наверное, так и сделаю, — ответил я, вставая и слегка пошатываясь для убедительности.

— Тебе помочь?

— Нет-нет, справлюсь, — я махнул рукой, изображая сильную сонливость, и направился в спальню. — Только прикрою глаза, минут на десять…

Я зашел в комнату и тяжело опустился на кровать, нарочито громко вздохнув и закрыв глаза. Конечно, сон был последним, о чем я сейчас думал. Мне было интересно, какие действия предпримет Ира, и я собирался это выяснить прямо сейчас.

Прошло минуты три-четыре, прежде чем я услышал, как тихо открылась дверь спальни. Я лежал с закрытыми глазами, ровно и медленно дыша, изображая глубокий сон. Сердце колотилось в груди, выдавая мое напряжение, но я заставил себя сохранять полную неподвижность.

Шаги Иры были мягкими, почти бесшумными, словно кошка ступала по ковру. Я почувствовал, как она приблизилась к кровати и на секунду замерла, вслушиваясь в мое дыхание. Видимо, убедившись, что я «сплю», Ира осторожно наклонилась надо мной.

— Дурак ты Саша, не туда ты летишь… — будто с сожалением, сказала она.

Я почувствовал легкое прикосновение руки, которая осторожно прошлась по карману моих спортивок. Затем по другому. Ира явно нервничала, движения ее были торопливыми, неловкими. Все выдавало полное отсутствие опыта в подобных делах.

Я знал, что она ищет — флешку. Но не понимал для чего они с Сашей придумали такой огород. Я ведь добровольно готов был отдать флешку в чайхане. То, что «любимый» был никто иной, как Козлов младший, у меня практически не было сомнений.

Когда Ира убедилась, что флешки нет в карманах штанов, ее пальцы начали ощупывать футболку. Потом скользнули ниже, проверяя пояс брюк. Я поймал себя на мысли, что у девчонки нежные руки и я был бы непрочь, чтобы они нашли другое применение.

Ира тяжело вздохнула и, наконец, расстегнула мою олимпийку. Флешка лежала там, во внутреннем кармане. Я услышал, как Ира осторожно достала флешку. В этот момент я резко открыл глаза и молниеносно схватил ее за запястье.

— Тебе помочь? — произнес я холодно, глядя прямо в ее расширившиеся от ужаса глаза.

Ира вскрикнула от неожиданности и замерла, судорожно пытаясь вырваться.

— Я… я просто… хотела убрать флешку, чтобы ты не потерял ее, — пролепетала она, пытаясь сохранить самообладание.

Выходило скверно, голос девчонки дрожал, а взгляд метался из стороны в сторону.

— Убрать? — усмехнулся я, крепче сжимая ее руку. — От кого убрать? От меня самого?

Она отчаянно попыталась освободиться еще раз, но хватка моя была сильной и уверенной.

— Саш, отпусти, больно! Я объясню, — испуганно зашептала она, почти плача.

— Вот сейчас и объяснишь, — я резко поднялся с кровати, не отпуская ее руки, и заставил её сесть рядом. — И на этот раз лучше без вранья.

Ира сидела рядом, тяжело дыша, и избегая моего взгляда. В полумраке комнаты ее лицо выглядело испуганным, но одновременно решительным.

— Ну, рассказывай, — сказал я спокойно, но без малейшего оттенка сочувствия. — Что это за фокусы такие с флешкой?

Она судорожно сглотнула и сделала попытку улыбнуться, словно пытаясь сгладить ситуацию.

— Саш, ну правда, ты все неправильно понял… Я просто видела, какой ты уставший, подумала, помочь тебе… Раздеть, чтобы ты нормально выспался. В чем проблема? — она коротко пожала своими хрупкими плечами. — Да сам подумай, зачем мне забирать флешку у тебя, если я сама же тебе ее прислала!

Я достал телефон, демонстративно открывая сделанный ранее снимок экрана ее мобильника.

— Помочь, значит, решила? Тогда объясни-ка, что это такое?

Ира растерянно взглянула на экран и побледнела, на ее лице промелькнула паника. На фотографии четко читалось то самое сообщение от «Любимый» про клофелин в пакетике сахара.

— Ну что, теперь понятно? Или по-прежнему будешь мне рассказывать, как хотела заботливо раздеть?

Она закусила губу, глаза ее лихорадочно блеснули. В следующий момент она резко попыталась замахнуться на меня телефоном, явно целясь в висок. Но я был готов к такому развитию событий. Моментально перехватил ее руку, сжав запястье так сильно, что телефон выскользнул из ее пальцев и упал на кровать.

— Ира, не усугубляй, — предостерег я ее ледяным голосом. — Давай без глупостей. Ты уже накосячила достаточно, чтобы не делать себе еще хуже.

Ее дыхание стало частым, нервным. Она смотрела на меня с вызовом, но голос сорвался на отчаянный шепот.

— Ты ничего не понимаешь, Саш…

— Тогда помоги мне понять. Сейчас самое время объясниться, что ты на самом деле делаешь и кто стоит за всем этим.

Она молча отвернулась, сжав губы, пытаясь придумать очередную ложь, но я не собирался ей этого позволить.

— Готова рассказать правду, или будем продолжать этот театр?

Ира решительно мотнула головой и нахмурилась. Словно собиралась с духом для последнего рывка.

— Я тебе все уже сказала. Мне нечего добавить.

— Ладно, — спокойно кивнул я и, не сводя с Иры глаз, поднял с кровати ее телефон. — Тогда придется мне самому разобраться.

— Эй, отдай телефон! — дернулась она, но я отстранился. — Либо ты говоришь мне пароль, либо я забираю твой телефон.

— Ты не посмеешь?

— Посмею. Причем так, что тебе не понравится. Например, вызову ментов и скажу, что какая-то особа женского пола решила накачать меня клофелином на картине, которая сдается посуточно. Пароль говори!

Девчонка стиснула зубы так сильно, что я даже услышал скрип эмали. Не в хорошей ситуации она оказалась, не в завидной. Но да что купил за то и продаю.

— Четыре семерки, — выдохнула она, всхлипывая.

Я разблокировал экран. Ира снова попыталась резко бросится и вырвать у меня телефон. Я свободной рукой прижал ее к кровати.

Открыл список контактов и нашел там «Любимый». Открыл фотографию контакта, но фотографии там не было.

Ясно…

Долго думать не стал. Нажал на кнопку вызова, ожидая услышать голос сына Козлова. Гудок пошел. Ждать долго не пришлось, в трубке почти сразу послышался до боли знакомый мужской голос. Как будто только и ждал звонка.

— Да, Ир, че там, получилось? Он спит?

Я узнал голос сразу…

(обратно)

Глава 8

Это был… Ренат.

Я слышал его мерзкий скрежещущий голос, который успел хорошо запомнить.

Внутри все перевернулось. Вот так сюрприз, вас то мы и не ждали, как говорится. Но теперь все более менее легло по полкам. Козлов младший к этому не имеет отношения.

— Алло? — повторил голос в трубке. — Ириш не слышно ни хрена?

Я покосился на Иру. Та сложила руки на груди и умоляюще ими затрясла. По щекам потекли слезы.

— Ира! — повторял Ренат из динамика.

Я молча отключил вызов и медленно перевел взгляд на секретаршу. Она сидела, бледная как мел, и кусала губы, понимая, что ситуация окончательно вышла из-под контроля.

— Значит, Ренат, — холодно сказал я, кладя телефон на стол. — Вот это поворот, подруга.

Ренат начал перезванивать. Я взял телефон и сначала хотел отклонить звонок. Но потом протянул трубку Ире.

— Ответь и скажи, что все в порядке, — велел я.

— Саша… — занервничала она.

— Или я отвечу сам, — перебил я секретаршу, отрезая ей пути для маневров.

— Л-ладно… щас… — она замахала ладонями, чтобы хоть как-то высушить выступившие слезы.

— Попробуешь дурить и пеняй только на себя, — строго предупредил я девчонку. — Говори, что ты все сделала, все, что вы с ним намечали. Поняла?

Ира отрывисто закивала. Взяла мобильник трясущимися руками, приняла вызов. Я жестом показал ей поставить вызов на громкую связь, чтобы слышать разговор.

— Ренатик я тебя слушаю, — сказала, а она достаточно спокойно, чтобы не вызвать подозрений.

— Ириш, связь на хрен барахлит, ну что там у тебя? — спросил начальник службы безопасности Хайпенко.

Я кивнул Ире, напоминая, что ей нужно сказать. Надо было видеть, как по ее лицу растекается бледность.

— Ренат, я дала ему клофелин, теперь он спит, как младенец. Флешка у меня, — выдала секретарша.

Ренат помолчал.

— Получилось узнать — сохранял ли он запись куда-либо? — наконец спросил сбэшник.

— Тебе же лучше моего известно, что на видео стоит защита от копирования. Никуда дальше этому носителя видео не могло уйти, — заверила Ира, косясь на меня.

Из бледной она стала покрываться румянцем.

— Все мне пора, — она попыталась перебить признания Рената.

— Погоди пора, я хочу, чтобы ты показала мне по видео этого недоноска, — вдруг потребовал он.

— Хорошо, я тебе пришлю видео…

— Не надо присылать, — перебил Ренат.

В этот момент экран телефона секретарши отобразил запрос Рената на видеозвонок. Ира посмотрела на меня выпученными глазами — что делать?

Я резко кивнул Ире, показывая, что все под контролем. Вскочил на диван, на ходу сбрасывая обувь и принимая максимально естественную позу спящего человека. Раскинул руки в стороны, слегка запрокинул голову и закрыл глаза, расслабив лицо и дыхание.

— Отвечай, показывай меня и веди себя спокойно, — тихо скомандовал я, не открывая глаз. — Действуй!

Ира сразу поняла, что от нее требуется, и приняла вызов от Рената, включив видеосвязь. Я слышал ее голос рядом, но старался дышать ровно и не шевелиться, изображая глубокий сон. Сейчас все зависело от моего актерского таланта, хотя большого мастерства тут не требовалось — главное не спалиться глупым движением.

— Ренатик, я же тебе говорю, что сейчас неудобно. Вот он смотри, — она переключила камеру и показала меня, лежащего на диване.

— Придурок, — послышался довольный голос Рената. — Представляю, как он охренеет, когда проснется утром без флешки.

Начальник службы безопасности расхохотался.

У меня были закрыты глаза, но я отчетливо услышал шаги секретарши, которая начала отходить к двери.

— Все, сладенький, люблю целую.

Что она делает я понял сразу — пытается удрать.

— Все, Ириш, ты молодец, я доволен. Жду тебя завтра в офисе, обсудим детали.

Когда Ренат наконец отключился,

Ира бросилась на утек. Глаза ее были широко раскрыты от ужаса. Она явно понимала, что ее двойная игра раскрыта и последствия могут быть жестокими. Не думал даже, что у девчонки столько прыти и животного страха.

Я вскочил, в два прыжка ее настиг и не дал выйти. Конечно, любопытно, как она собиралась бежать в одном халате и босиком,

Она молчала, избегая моего взгляда.

— Ира, — я наклонился к ней ближе, глядя прямо в глаза. — У тебя сейчас вариантов немного. Если быть точным, всего несколько. Я тебе их сейчас озвучу, и ты хорошенько подумай.

Она напряжённо смотрела на меня, понимая, что ее будущее полностью в моих руках. Но я не спешил продолжать, намеренно выдерживая долгую паузу.

— Ну что, готова услышать?

— Да…

Я снял ключи от квартиры, висевшие на крючке в коридоре. Закрыл входную дверь и спрятал ключи в карман.

— Тогда проходи в зал.

Она закивала, втянула голову в плечи и пошла к столу, где суши остались практически не тронутыми. Но тем лучше, у меня как раз разыгрался аппетит. С удовольствием бы попробовал это чудо японской кухни. Правда вину предпочту обычный чай.

Ира села на диван, обхватив голову руками и глядя в пол совершенно разбитым взглядом. Она выглядела так, будто ее мир рухнул окончательно и бесповоротно. Я сел рядом, сознательно не торопясь начинать разговор. Пусть подумает. Пусть осознает, в каком положении оказалась и что вариантов у нее немного.

Я медленно перевел взгляд на коробки, которые привез курьер. На те самые странные квадратики из риса с начинкой, называемые «суши». Рядом стояла маленькая баночка с темным соусом и две кучки каких-то яств — зеленая и красная. Палочки были отдельно, аккуратно запакованные в бумажный конвертик.

— Ну и как эти суши есть? — спросил я, стараясь выглядеть расслабленным.

— Это не суши, а роллы, — почти безжизненно сказала Ира, не поднимая головы.

— А суши тогда что такое?

Она потянулась и открыла еще один пластиковый контейнер, показывая мне небольшие комочки риса. Сверху они были накрыты кусочками рыбы.

— Вот это суши.

— Ладно. А как их правильно есть? Покажи.

Она осторожно взяла палочки, демонстрируя мне, как ловко нужно захватывать ими роллы. Потом слегка окунать в соевый соус, а затем отправлять в рот.

Я кивнул и повторил ее действия. Ну почти, попробовав схватить ролл палочкой, я потерпел неудачу. Раз попробовал, два, на третий кое-как приловчился, хотя ролл развалился пополам.

Было вкусно. Необычно и даже непривычно, но вполне вкусно. Но переедать сейчас нельзя — впереди бой и жесткая сгонка веса. Ограничившись одним кусочком, я отложил палочки обратно.

— Ты сама тоже поешь, разговор у нас будет долгий, — спокойно произнес я.

Она посмотрела на меня потерянным взглядом.

— Можно я лучше выпью?

— Ага, можно.

Ира быстро налила себе бокал красного вина и тут же его осушила. Потом, не останавливаясь, налила второй и уже поднесла его к губам. Но я резко перехватил ее руку.

— Хорошего понемногу.

Девчонка вздрогнула и поставила бокал обратно на стол.

— Угу…

Теперь она сидела передо мной, не зная, куда деть глаза, и нервно ломала пальцы. Я выдержал еще небольшую паузу и затем спокойно заговорил.

— Так вот, Ира. Либо я сейчас звоню Ренату и рассказываю, что ты его обманула, а потом вызываю полицию. Либо ты мне рассказываешь, как докатилась до жизни такой.

В ее глаза мелькнули боль и отчаяние. Я понимал, что ей тяжело говорить, поэтому не торопил.

— Это все Ренат, — наконец выдохнула она. — Он все придумал, от начала до конца. У него были какие-то разборки с Хайпенко, что-то вроде личного недопонимания, и он отлично знал, как многие недовольны руководством.

Она на рала полную грудь воздуха, тяжело выдохнула.

— Хайпенко стал ему угрожать увольнением, и Ренат решил сыграть на опережение, чтобы угодить шефу.

Я слушал внимательно, стараясь не упустить ни одной детали, хотя внутри все кипело.

— Кто снимал видео, Леня? — сухо спросил я.

Ира помотала головой.

— Леня вообще тут ни при чем. Это Ренат снял видео и разослал его. Я просто назвала Леню, чтобы ты поверил, будто есть и другие недовольные, что ты не один такой. На самом деле, это была лишь уловка, чтобы подтолкнуть тебя к действию. Да и назвала я его уже после того, как ты от Лени уехал и уволился…

Повисла тишина. Я пытался сформулировать вопрос так чтобы узнать каким боком я оказался в этой истории. Но решил не ломать себе голову и спросил прямо:

— Почему именно меня выбрали?

— Так Хайпенко же собирался тебя выгнать, — пожала плечами Ира, небрежно поправляя волосы. — Ренат сказал, что ты уже почти на грани и готов на отчаянные шаги. И тогда мы решили использовать тебя, пообещав, что таким образом ты сможешь заставить Хайпенко выплатить тебе выходное пособие…

Мда… я только медленно выдохнул.

— Для большей убедительности я обратилась к Саше, он мой бывший одноклассник и сейчас работает в ФСБ, — продолжила Ира. — Ему стало интересно, и он подключился. Так все и завертелось… не думала, что он по настоящему заинтересуется!

— А тебе-то это зачем? Ренату понятно, но ты зачем ввязалась?

Ира развела руками.

— Просто бабки. И ничего личного. Ты знаешь сколько стоит жизнь в Москве!

— И никакой любви к Ренату? — уточнил я с легкой иронией.

Секретарша усмехнулась.

— Неа, вообще никакой. Что ты меня то к Хайпенко, то к этому Ренату сватаешь…

Говорить вслух я не стал, но про себя подумал, что раньше подобное женщина могли исполнить только по мотивам женской мести.

Но времена изменились и не уверен, что они изменились в лучшую сторону. За деньги Ира готова называть Рената любимым… а что еще было между ними — плевать, это уже меня не касается.

Теперь все окончательно встало на свои места, и картина прояснилась. Ренат решил сыграть роль спасителя перед Хайпенко, чтобы удержать свое место, а «я» оказался просто удобной пешкой, которую не жалко принести в жертву.

И, наверное, плану Рената суждено было бы сбыться, не попади я в это тело.

— Значит так, Ира. Сейчас ты берешь эту флешку и передашь ее Ренату. Но перед этим ты должна перекинуть видео мне на телефон. Да, я слышал, что там все защищено от копирования, но ведь как-то оно первоначально попало на флешку, верно?

Она замялась, пытаясь выиграть время.

— Я… перешлю тебе…

— Не «перешлю», а пересылай прямо сейчас, — сказал я непреклонно, протягивая ей телефон.

Ира, колеблясь лишь секунду, начала быстро перекидывать видео. Через несколько мгновений телефон издал сигнал получения файла.

— Отлично, — сказал я, проверив, что видео теперь у меня. — Теперь слушай внимательно, моя хорошая. Для тебя расклад такой — отдаешь флешку Ренату, ведешь себя дальше как ни в чем не бывало. И, самое главное, держишь язык за зубами.

— А…

— Если сделаешь все, как я сказал, то я делаю вид, что не знаю о твоих мутных движениях. И у твоего друга Александра из ФСБ не будет поводов задавать тебе неприятные вопросы. Но если только попробуешь свернуть с этого пути, — я чуть наклонился вперед, акцентируя каждое слово. — Пеняй на себя. Все, что я знаю и что есть на тебя, немедленно окажется в руках твоего же знакомого из спецслужбы. Надеюсь, все ясно?

Ира нервно кивнула, глаза ее стали круглыми от страха и облегчения одновременно.

— Спасибо за шанс, — сказала она тихо, избегая смотреть мне в глаза.

Я взглянул на часы — стрелки показывали половину десятого.

— Как я понимаю, подружка, с которой ты должна встретится в десять, это Ренат, — я спокойно улыбнулся.

— Нет… никакой подружки нет… я просто подумала, что иначе тебе покажется странным мое спонтанное приглашение.

Я про себя отметил, что приглашение было как раз явно не спонтанным. Ира заранее сняла квартиру… а то, что мне пришлось искать ночлег было лишь удобным поводом. Не будь его, и нашелся бы другой способ.

— И куда бы ты пошла потом? — спросил я.

— Никуда, осталась бы с тобой до утра… — она чуть замялась, а потом вдруг добавила неожиданные подробности. — Утром я бы сказала, что мы перестали и мне было с тобой чертовски хорошо.

— А если бы я заметил пропажу флешки? — я вскинул бровь.

— Помогла бы ее тебе искать…

Я задумался. Все таки женщины — самые коварные создания, какие только бывали на Земле за всю историю ее существования.

— Понятно. Значит придется тебе посидеть тут со мной немного. Чтобы ты остыла и не наделала глупостей.

Она, кажется, неправильно поняла мое намерение. Быстро, почти демонстративно, сбросила халат, оставшись в нижнем белье. Но я остановил ее жестом и покачал головой.

— Ир, не надо.

Она растерянно смотрела на меня, не понимая, что еще может быть нужно. Тело у нее было действительно идеальное.

— Но… а как я тогда могу искупить свою вину?

Я слегка усмехнулся и кивнул в сторону олимпийки, небрежно брошенной на кресло.

— Одежду мою постирай, — едко сказал я. — Глаза только не мозоль.

Ира отправилась стирать мои вещи. Я слышал, как она возится в ванной, открывая ящики, включая воду. Через несколько минут из ванной донесся ее уставший голос.

— Саш, подойди, пожалуйста…

Я нехотя поднялся, подойдя к двери ванной комнаты. Ира стояла у стиральной машины, глаза ее были потускневшими, движения вялыми и медленными.

— Что случилось?

— Я стирку поставила, потом вытащишь вот так… — начала она объяснять совсем уж усталым голосом и показала пальцем на стиралку. — Потом вот тут выключишь…

— Ты что, клофелин выпила, дура⁈ — зарычал я, начав понимать, что происходит.

Ира сонно кивнула, едва удерживаясь на ногах.

— Ага…

Она не успела закончить, как глаза ее окончательно закрылись, тело обмякло. Ира стала медленно оседать вниз, теряя сознание. Я едва успел подхватить ее, не давая рухнуть на твердый кафельный пол ванной.

Ну и на хрена она только это сделала? Я задумчиво посмотрел на бессознательную Иру, пытаясь понять, что за игру она затеяла на этот раз. Похоже, ответ лежал на поверхности. Девица решила вызвать сюда Рената, чтобы тот примчался ее спасать, чертова интриганка.

Я нагнулся, вытащил телефон из ее кармана и разблокировал. Входящее сообщение от Рената высветилось сразу же:

«Хорошо, добрых снов»

Прокрутив переписку чуть выше, увидел признания Иры в том, как сильно она устала. Тут же были фотографии, где она лежала в какой-то квартире — судя по всему, в своей спальне.

Все выглядело очень правдоподобно. Идеально продумано, ничего не скажешь. Она убедила Рената, что уже дома и легла спать. Девчонка явно думала на несколько шагов вперед.

Но вопрос, зачем она выпила клофелин, оставался открытым. Я, тихо ругаясь сквозь зубы, отнес ее в зал и аккуратно уложил на диван.

Уйти? Возвращаться в зал на раскладушку и дышать свежей краской не входило в мои планы. Да и неплохо будет утром узнать, что она творит? Ведь выпила она клофелин, судя по всему, не в ванной, а гораздо раньше.

Ну утра вечера мудренее. До утра девчонка продрыхнет без задних ног.

А вообще неплохо бы не с Алиной познакомить. Что одна, что вторая…

Оставив Иру на диване, я прошел в спальню, запер за собой дверь и, едва коснувшись подушки, провалился в сон.

* * *

Утром меня разбудил глухой стук в дверь спальни. Я поднялся, сон как рукой сняло.

— Проснулся? — тихо спросила Ира, она стояла на пороге спальни с подносом, когда я открыл дверь, готовый ко всему.

Она осторожно поставила поднос на прикроватный столик, избегая моего взгляда. — Вот, принесла… кофе, омлет. Кушай, пока горячее.

Голос звучал виновато, и взгляд она прятала.

— Прости, пожалуйста, я… дура была… Совсем голову потеряла от страха, — едва слышно пробормотала Ира, глядя в пол.

— Зачем ты вообще выпила клофелин? — спросил я жестко. — Что ты хотела этим добиться?

— Я выпила, когда звонил Ренат по видео… Я… — она замялась.

— Как есть говори! — потребовал я.

— Я думала, что ты собираешься меня избить за все, что я натворила. Хотела не чувствовать боли, если до этого дойдет. Но ты не тронул меня…

Она опустила голову еще ниже, стараясь избегать моего взгляда. Подробности были крайне любопытными. Но и это было не все.

— А потом я решила, что если уж не избил, то, может, хотя бы воспользуешься ситуацией и переспишь со мной… Тогда утром я бы написала на тебя заявление об изнасиловании и защитила бы себя от всех твоих претензий. Но ты и этого не сделал… Теперь мне стыдно так, что просто не передать.

Я слушал ее объяснения, чувствуя, как внутри нарастает раздражение, смешанное с усталостью от всей этой дешёвой интриги.

— Дура ты, — выдохнул я, уже не скрывая презрения. — Совсем без мозгов.

Пока я ел, она начала гладить мою олимпийку.

— Ира, — позвал я ее спокойно. Она вздрогнула, обернувшись через плечо. — Я надеюсь, мы с тобой вчера все окончательно прояснили?

— Да, прости еще раз, Саш. Я все поняла. И да, мы договорились, — ее голос звучал искренне.

Я допил кофе и встал, ощущая себя вполне отдохнувшим. Ира к этому времени закончила гладить и аккуратно повесила олимпийку на стуле.

— Вот, все готово. Одевайся, — сказала она тихо, отходя на шаг. — Ты… сейчас на тренировку пойдешь, да?

Я не ответил, надевая свежую одежду. Разговаривать мне с ней было не о чем.

— Мне сегодня к десяти на работу, так что я скоро сама побегу, — продолжала говорить она.

Я только кивнул и вышел, закрывая дверь за собой. Но Ира снова появилась в дверном проходе.

— Прости меня… — заскулила она.

— Ира, второго шанса не будет. Надеюсь, ты поняла, — ответил я.

Развернулся и пошел прочь.

От автора:

Он оказался в августе 1941 года. Враг рядом и нужно сражаться. Потому что он — советский человек из двадцать первого века. Сильный, умный, беспощадный и милосердный https://author.today/work/438284

(обратно)

Глава 9

Тренировки пошли одна за другой. Я понимал, что для полноценной подготовки мне надо не вылезать из зала. Месяц — крайне короткий срок для того, чтобы полноценно подготовиться к профессиональному бою. Но мы с соперником находились в равных условиях.

Правда к некоторым вещам мне, конечно, приходилось привыкать. И главное среди этих нововведений, была та самая пресловутая популярность.

На ближайшей тренировке, когда я вошел в зал клуба «Тигр», то узнал, что сегодня планируется фотосессия. Внутри зала уже стояла целая съемочная группа, притащившая реквизит.

— О-о-о! Вот и наша звезда пришла! — громко засмеялся Шамиль, первым подойдя и пожав мне руку.

Я поздоровался с остальными пацанами.

Игнат стоял чуть в стороне и разговаривал с фотографом. Видимо обсуждали детали сегодняшней сьемки.

— И часто тут позируют на камеру? — спросил я у Шамы, оглядываясь.

— Братское сердце, а куда без этого? — он пожал плечами. — Соцсети же надо наполнять. Кантент-шмантент!

Игнат закончил обсуждение и повернулся к нам.

— Так, мужики, внимание сюда! Сейчас быстро сделаем пару снимков, а потом продолжите тренировку, — заявил он. — Первой обновим групповую фотографию!

Мы встали напротив октагона. Фотограф, мужчина лет тридцати с сединой в висках начал выстраивать всех так, чтобы получился кадр.

Как дирижер, управляющий оркестром, он просил кого-то вставь левее, кого-то подвинуться вправо. Пацаны, уже имеющие опыт подобного рода фотосессий быстро схватывали. Я откровенно подтормаживал. Все таки мой опыт подобных фотосессий был несоизмеримо скромнее.

Жаль и тогда я никогда на снимках не лез вперед. Поэтому сейчас тоже расположился на краю, встав рядом с Шамой.

— Саня, теперь на баннер тебя повесят! — хмыкнул он, кивая на огромный плакат у входа, где уже висела общая фотография бойцов «Тигра».

Игнат в это время подозвал пару пацанов и те сбегав куда-то, притащили огромный логотип клуба. Красавца-тигра подвесили на октагон. Фон получался лучше не придумаешь.

— Саня, вставай вперед, — попросил Игнат.

— Говорю ж звезда! — прыснул смехом Шама.

Я встал посередине, рядом со мной встал тренер.

— Игнат, да я в клубе без году неделя, — бросил я ему. — Неудобно перед пацанами.

— Медийки, Сань, у тебя больше, чем у остальных вместе взятых! — пояснил Игнат.

Фотограф поднял большой палец, показывая, что поймал кадр и сделал серию снимков.

— Порядок! — сообщил он. — Получится отличный плакат!

Я уже собрался идти в раздевалку, полагая, что отстрелялся, но Игнат меня окликнул.

— Сань, погоди, давай еще пару снимков с тобой отдельно!

Я только развел руками, встал в стойку и фотограф сделал еще несколько фотографий.

— Отлично, а теперь пару кадров в движении, — попросил он.

Я выбросил двойку, попрыгал на челноке. Подвигался, пока фотограф делал свою работу.

— Ну все, огонь! — удовлетворенно сказал фотограф. — Игнат, сегодня к вечеру скину тебе фотки. Будет из чего выбрать.

Когда команда фотографа вышли из зала, Игнат подошел ко мне.

— Спасибо Сань! Большое дело сделали. У тебя репутация, медийный образ, ты интересен людям. Это важно для клуба, — негромко произнес он, слегка улыбаясь. — Оно ж как устроено, если в клубе занимается популярный человек, то и народ в такой клуб пойдёт. Хотя бы для того, чтобы рядом со знаменитостью потренироваться.

Мне, конечно, не очень нравилось, что пресловутая медийность влияла на выбор клуба. «Тигр» можно было выделить уже за то какого уровня бойцы здесь тренировались. Но похоже теперь спортивные регалии если имели значение, то явно не определяющее.

Транслировать это Игнату я не стал. Мужик он опытный, девяностые годы тоже застал и прошел. Думаю, что он у него в голове подобные мысли нет нет, а крутятся.

— Ну и, конечно, кое-кому поперек горла это встанет, — довольно заключил тренер.

Я покосился на него, кажется понимая, кого он имеет в виду.

— Ты про Рената?

— Именно. Ты же не хуже меня знаешь, что его люди часто выполняют ту же работу, что и мои по охране, — пояснил Игнат. — Мы с ним, так сказать, конкуренты.

— Понял, — кивнул я. — Ну чем могу — помогу. Не вопрос.

Игнат оглядел зал и хлопнул в ладоши.

— Все, мужики, хватит отдыхать, тренировка сама себя не проведет! Разминка и за работу!

Сегодня тренировка была посвящена общей физической подготовке. Несколько километров бега на улице вокруг клуба, затем силовые в тренажерке.

Парни сосредоточенно работали, тягали штангу, крутили педали велотренажера. Мне нагрузка нравилась, пот шел как из ручья. С такой интенсивной тренировкой можно было рассчитывать, что вес пойдет вниз гораздо быстрее.

И первые пару килограмм уже ушли. По крайней мере, когда я взвешивался, мой вес перед тренировкой опустился ниже ста килограммов. Пусть малый, но первый рубеж пройден.

Сделав очередной подход со штангой, я заметил, что Шама слегка щадит себя. Вроде и тренируется, но не выкладывается по полную. Так бывает, если боишься усугубить травму.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Нормас, — заверил Шамиль, потирая спину. — Пойдет! Даже не пойдет, полетит!

Ну в порядке, значит в порядке… может мышцу какую дернул? Я не стал лезть, видя, что Шама малость раздражен. Тренировка сегодня ему явно не приносила удовольствие.

Отведанное на тренировку время пролетело незаметно. Большинство пацанов были бы не прочь еще позаниматься, но Игнат оставался непреклонен.

— Все, мужики, на сегодня хорош, все отлично поработали, всем спасибо. Кто хочет дуйте в сауну, остальным — до завтра! — громко объявил тренер после полутора часов тренировки.

Желающих расслабиться оказалось много. Мы быстро приняли душ и отправились в сауну, где мгновенно ощутили жаркую волну сухого воздуха.

— У-у-у, хорошо! — выдохнул Серега, усаживаясь на деревянную скамью. — Сань, ну как тебе, нравится у нас?

— Лучше не бывает, — я тяжело выдохнул, ощущаю расползающийся по телу жар.

— Слуш, — боксер подвинулся чуть ближе, явно не прочь почесать языком. — Я понимаю, что кулачка это хорошие бабки, медийка… но ты не опасаешься, что там можно всё здоровья за один вечер оставить? Я серьёзно, как посмотришь оттуда бой, так дрожь берет… брр!

Серега аж поежился, видимо вспомнив один из эпизодов, о которых говорил. Бои на голых кулаках действительно были крайне травмоопасны. По крайней мере, по визуальным эффектом уж точно. Что не бой, так кровавая баня.

Но если брать более широким мазком, то травмоопасность здесь была не намного больше, чем в боксе или в кикбоксинге. С той раз разницей, что сечка — это неприятно, да. Но сечка поболит, да заживёт. А вот тяжелый пропущенный удар, в боксёрских перчатках, аукаться будет ещё долго.

Даже психологически ударить также сильно как боксе, в кулачных боях куда тяжелее. Потому что спортсмен инстинктивно будет беречь не защищенные руки от травм. Хотя в том, что в кулачке можно сломаться за один бой — это правда.

Впрочем, особо разговаривать в сауне не хотелось. Как и пояснять Сергею разницу между дисциплинами.

— Да я привык уже к подобному, — спокойно ответил я, закрывая глаза и откидываясь назад. — Для меня это все как обычная работа.

— Ну, если так, то уважаю, братан, чтобы там драться нужно прям этого хотеть! — Сергей отрывисто кивнул и тоже закрыл глаза. — Я вот скоро выступать буду, правда, по боксу. И то нервяк уже сейчас пробивает. А там же в кулачке ощущения совсем другие, адреналин зашкаливает…

— Удачи с боем, — ответил я.

В сауне стало жарко настолько, что пот градом стекал по спине. Через пятнадцать минут пацаны начали выходить, направляясь прямиком в бассейн.

Я засиживаться тоже не стал и выйдя из сауны, окунулся с головой в прохладную воду бассейна. Контраст температур мгновенно взбодрил тело, снял усталость и очистил голову. Как будто не было тяжелой тренировки за плечами.

Здесь в бассейне я подплыл ближе к краю и уже во второй раз заметил, что с Шамой явно что-то не то. Он стоял, держась рукой за бортик, и явно не собирался плыть.

— Чего не плаваешь? — спросил я, подплывая к нему ближе. — Ты сегодня какой-то сам не свой. Выкладывай, что стряслось.

Шама натянуто улыбнулся.

— Да спина что-то… Дернул сегодня, когда плакат на октагон вешал. Старая травма. Сейчас зашел в воду, думал легче станет, если поплаваю, но не проходит ни хрена. Рецидив!

Травма спины — это не шутка. Особенно для спортсмена, тем более в смешанных единоборствах. Если не разобраться вовремя, последствия могут быть очень серьезными. Знал ребят, особенно борцов, которые из-за проблем со спиной выступать заканчивали.

Ну а без борьбы в смешанных единоборствах никак. Только ударнику там делать нечего.

— Сходить бы тебе провериться. Сделать снимок, посмотреть что там, — сказал я. — Запускать такое дело не нужно.

Шамиль вздохнул, задумчиво глядя в воду.

— Да че идти, пройдет, — как-то неуверенно буркнул он.

— А если не пройдет? Как ты в бою бороться собираешься? — спросил я. — Или если в бою прихватит?

— Ну… — он вздохнул.

Мне теперь стало ясно почему Шама раздраженный. Боли в спине, а они его явно мучили, то еще удовольствие. Я видел, как от боли искажается его лицо чуть ли не при каждом движении.

Шама замолчал, и я заметил, как он пытается что-то еще сказать, но словно не решается. Парень он гордый, не привык просить о помощи, но я чувствовал, что именно сейчас ему это нужно.

— Говори, брат, не стесняйся. Тут все свои.

Шамиль бросил на меня быстрый взгляд, будто решаясь.

— Сань, слушай, неудобно капец, конечно, но… можешь занять на снимок? Я через неделю, максимум две отдам все. Брат, ты знаешь, я слова на ветер не бросаю.

Я увидел, как по его щекам растекается румянец. Денег он явно не привык просить, вот и делал это неохотно.

— Без проблем, сколько надо? — уточнил я.

— Тысяч пять бы… я узнавал, там четыре с копейками выходит. Ну если тебе вообще удобно, я то знаю, что тебе самому бабки…

— Договорились, — перебил я. — В раздевалке бабки. Пошли, как раз пора заканчивать.

Я выбрался из бассейна, мы сходили в раддевалку. Там я взял пятерку из шкафчика и отдал Шаме.

— Спасибо тебе огромное, Саш, от души выручил, — искренне произнес он.

— Выздоравливай, брат, — ответил я. — Сегодняя тебе помогу, завтра ты мне. А отдашь, как такая возможность будет.

* * *

Я вышел из спортклуба, на ходу застенчивая куртку, и увидел на телефоне два пропущенных вызова от братьев Решаловых. Тут же нажал перезвонить, и уже через пару гудков на линии возник голос Леши.

— Саня, наконец-то объявился! Мы уже за тобой собрались выезжать.

Я слегка удивился такой спешке.

— Так рано же еще? Сколько времени до вручения-то?

— Да, но ты ж не пойдёшь туда в том виде, в каком обычно ходишь, — засмеялся Леша. — Ты щас где вообще?

— Да у клуба еще, только потренировался.

— Время позволяет отовариться?

— Время такой странный предмет. Время оно есть, и его сразу нет, — хмыкнул я. — Приезжайте.

— Все, понял, мы через пятнадцать минут подскочим, жди.

Я задумчиво посмотрел на свои спортивные штаны, кроссовки и спортивную куртку. Прав Леша, в МВД к начальству в таком виде идти как-то несерьезно.

Ровно через пятнадцать минут к клубу подкатила низкая, черная как ночь, агрессивного тачка с эмблемой быка на капоте. Я даже не сразу сообразил, что это Леша с Пашей. Но пассажирское стекло медленно опустилось, и из салона донесся голос Леши.

— Запрыгивай, Санек!

Я открыл дверь, буквально втиснулся в низкое кресло и оглядел салон. Все было отделано черной кожей и карбоном, на приборной панели переливались разноцветные огоньки.

— Вы что, машину поменяли?

— Да это у нас, считай, на повседневку, — небрежно отмахнулся Паша, сидящий за рулем, и резко дал газу.

Машина с мощным рыком сорвалась с места. Через секунду мы уже лавировали между рядами машин, набирая скорость и заставляя других водителей нервно сигналить. Паша улыбался, явно получая удовольствие от происходящего.

— Паш, давай поаккуратнее, а? — попросил я, невольно напрягаясь и хватаясь за ручку на двери.

— Да расслабься, Саня, все под контролем! — засмеялся он, резко перестраиваясь из ряда в ряд.

Насчет под контролем — сомневаюсь. Мы пролетели очередной перекресток и позади послышался вой сирены.

Паша лишь криво улыбнулся и резко утопил педаль газа в пол. Машина дернулась, прижимая нас к сиденьям, и за несколько секунд стрелка спидометра ушла далеко за двести.

— Ты чего творишь? Сбавь скорость, — резко сказал я. — Правила нарушать нельзя, парни, это не шутки. Знаешь есть такие слова золотые: не лети, успеешь!

— Да ладно, Сань, прикольно же! Штрафы стабильно пару лямов в год платим, не проблема.

— А прикольно будет, если ты собьешь кого-нибудь на такой скорости? Думал об этом?

Слова прозвучали резко, в салоне повисла тишина. Паша замолчал и сосредоточенно посмотрел вперед, медленно ослабляя давление на педаль. Машина постепенно сбросила скорость, вернувшись в пределы разумного.

— Ладно, Саш, понял, не кипятись, — негромко сказал Паша, избегая моего взгляда.

Остаток пути ехали молча. Парни не привыкли, что им делают такие замечания, тем более всерьез. Но, судя по всему, задумались над моими словами. Хотя, кто их знает, надолго ли…

Наконец, мы остановилась у внушительного здания из стекла и металла. Подсвеченно оно было так, будто здесь круглосуточно идут съемки модных показов. На входе стояли двое в костюмах, словно охрана банка.

— Давайте быстренько, парни, а то опоздаем, — поторопил Леша.

Двое запиджаченных смерили взглядом меня, но сказать ничего не сказали. Видимо тачка близнецов стала для меня пропуском.

Внутри все оказалось таким же дорогим и помпезным, как снаружи. Мягкие ковры, зеркала, золотистые вешалки и приглушённый свет, словно мы попали в театральное фойе.

Леша решительно направился к консультанту — стройной девушке в строгом черном костюме.

— Девушка, сделайте красиво, чтобы не стыдно было на прием к уважаемым людям зайти, — распорядился он уверенно, кивая на меня. — Все подберите, как положено.

— Конечно, пройдёмте, пожалуйста, — улыбнулась консультант и внимательно осмотрела меня с головы до ног.

Пока она собирала вещи, Паша с Лешей выбирали себе какие-то аксессуары, весело что-то обсуждая в стороне. Через несколько минут девушка уже протягивала мне целую охапку вещей.

— Вот, примерьте, пожалуйста, — сказала она, показывая на большую зеркальную кабинку.

Внутри кабинки я внимательно оглядел дорогую одежду. Белоснежная рубашка, темный костюм, и ботинки, от которых веяло статусом и роскошью. Переодевшись, я с удивлением уставился на себя в зеркале. Честно говоря, выглядел отлично — элегантно и по-деловому. Но когда я взглянул на бирку с ценником, глаза едва не вылезли из орбит.

— Вот это цены, мать твою… — пробормотал я растерянно. — Они двумя нулями не ошиблись?

В этот момент в примерочную без стука заглянул Леша.

— Ну, Сань, ты прямо огонь! — восхищено сказал он, оглядывая меня с ног до головы. Тут же появился и Паша, одобрительно свистнув.

— Вообще четко сидит! Вот прям как министр, ей-богу!

— Пацаны, у меня тачка дешевле стоит, — ответил я, показывая на бирку. — Не по Сеньке шапка.

Братья переглянулись и дружно засмеялись.

— Саш, не парься, вообще не вопрос! Мы все оплатим, бери и не думай даже! Будет благодарность за то, что ты нам рейтинги поднял.

Я замотал головой, чувствуя внутренний протест. Как бы ни было соблазнительно надеть такие вещи, я просто не мог позволить парням раскидываться деньгами. Тем более — платить за меня.

— Нет, мужики, спасибо, конечно, но это лишнее. Реально лишнее. Если вам деньги жгут карман, лучше кому-то помогите, кто действительно нуждается. Я пойду в том, что на мне есть, — отрезал я.

Леша удивленно поднял брови. Паша слегка нахмурился, но потом улыбнулся.

— Ладно, Саня, как хочешь. В первый раз вижу человека, который от такой халявы отказывается.

Я снова переоделся в свой спортивный костюм, ощущая так себя куда спокойнее. Под взгляды недоумевающих консультантов мы покинули магазин, направляясь обратно к машине.

— Вы ничего не будете покупать? — пропела консультант.

Я даже не обернулся. Стремно как-то, даже просто находится здесь. Мне почему-то вспомнилось Тамара Павловна, у которой пенсии за год хватило бы в лучшем случае купить в этом магазине носки…

(обратно)

Глава 10

Мы подъехали к зданию МВД минут через двадцать. Перед внушительным фасадом нас ждала съемочная группа канала 'братьев Решаловых. Молодые ребята с камерами, микрофонами и штативами.

— Вам фильмы модно снимать, — заметил я, выходя из машины.

— Ну а ты как думал? — ухмыльнулся Паша.

Леша бодро направился к группе ребят и крикнул кому-то из них:

— Привет, народ!

Из толпы отделился молодой парень в яркой толстовке с надписью «братья Решаловы», судя по всему режиссер. После короткого диалога с Лешей, он жестом показал оператору начать съемку.

Пока съемочная бригада переговаривалась с близнецами, я огляделся. Возле входа дежурили несколько сотрудников полиции, искоса поглядывающие на нас.

— Заходим? — спросил подошедший Леша, поправляя ворот рубашки.

— Конечно, — кивнул я, ощущая легкое напряжение от всего происходящего.

Мы двинулись вперед, в окружении камер и микрофонов. Войдя в здание МВД, мы прошли через просторный вестибюль, где нас уже ждал целый полковник.

— Пройдемте за мной.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, миновали длинный коридор. Оказались в большом зале с высокими потолками и рядами стульев, занятых гостями в полицейской форме. На стене висел огромный экран с гербом МВД и флагом России, по бокам стояли флаги города.

Как только мы вошли, полицейские поднялись нам навстречу. Начальник полиции с многочисленными наградами на груди приветственно расставил руки.

— Здравствуйте! — протянул он мне руку для крепкого рукопожатия. — Рады видеть, рады, что откликнулись, так сказать.

— Взаимно, Александр Викторович, — ответил я сдержанно, чувствуя.

Он перевел взгляд на близнецов и слегка улыбнулся. Я поймал себя на мысли, что улыбка совершенно несовместима со строгим лицом.

— Алексей, Павел, мое почтение, — повернулся он к близнецам. — Отличились!

— Всегда готовы, товарищ генерал-майор! — уверенно ответил Леша.

Начальник полиции жестом пригласил нас занять места в первом ряду. Сам он явно был доволен, как кот объевшийся сметаны. Другие полицейские явно были не в восторге от собрания. Судя по их лицам, посещение мероприятия было организовано в обязательно-принудительном порядке. Кто-то бросал взгляд на часы, кто-то на экран телефона. Мероприятие не успело начаться, а сотрудники уже ждали, когда оно закончится.

Но стоило генералу взглянуть из-под кустистых бровей, как полицейские мигом забывали обо всем, кроме как улыбаться с придурковато-восхищенным выражением лица. В этом плане, что в 2025, что в 1996 ни черта не изменилось.

Я обратил внимание, как профессионально работает съемочная группа. Ребята тотчас разошлись по залу, заняли места, откуда можно было сделать кадр. Начали вешать микрофоны, в том числе на генерала, которому происходящее явно нравилось.

В зале воцарилась тишина, и начальник полиции поднялся на сцену в роли которой выступала новенькая кафедра. Он встал за нее, наклонился к микрофону:

— Раз-раз, как слышно? — генерал обвел присутствующих строгим взглядом.

Наш режиссер показал полицейскому большой палец, заверяя, что все отлично.

— Уважаемые коллеги, дорогие гости! Сегодня у нас важный и приятный повод. В наше непростое время важно помнить о мужестве и гражданском долге… — начал витиеватую, явно подготовленную речь, генерал.

По тому как блестели его глаза, можно было предположить, что подобные выступления генералу явно приходились по душе. Если так, то не завидую его подчинённым на планерках.

— Я рад приветствовать сегодня здесь Александра, человека, который не только не побоялся прийти на помощь… — продолжал полицейский. — Но и показал всей стране, как важно не оставаться равнодушным к чужой беде!

Зал наполнился аплодисментами, а я почувствовал легкий дискомфорт. В отличие от генерала я подобные мероприятия не особо то и любил.

— От лица всего руководства столичного управления МВД России объявляю Александру искреннюю благодарность за проявленное мужество, самоотверженность и активную гражданскую позицию. Такие поступки должны служить примером для всех нас.

Он сделал небольшую паузу, чтобы аплодисменты снова стихли и торжественно произнёс:

— Александр, прошу вас на сцену!

Под очередной шквал аплодисментов я направился к кафедре. Генерал-майор крепко пожал мне руку обеими руками и начал ее трясти. Так, будто собирался оторвать.

— Молодец, Александр, уважаю, — сказал он не в микрофон. — Большое дело сделал.

Он вручил мне красиво оформленную грамоту в деревянной рамке с золотистым гербом МВД.

— От лица всех сотрудников благодарю вас еще раз. Мы гордимся такими гражданами, как вы!

— Спасибо, — ответил я.

В зале снова зааплодировали. Я, вернувшись на свое место, встретился взглядом с близнецами, которые одобрительно кивнули.

Генерал еще что-то вещал минуть пять.

— Спасибо всем за внимание! Пусть этот поступок Александра станет хорошим примером! И напоминанием каждому из нас, что важно оставаться людьми в любой ситуации. Всего доброго! Ура товарищи! — генерал потряс кулаком, завершая явно затянувшуюся речь.

Как только церемония подошла к концу и съемка прекратилась, зрителей как ветром сдуло. Леша и Паша пошли переговаривать с генералом, а я взглянул на грамоту:

«Руководство МВД России по г. Москва выражает благодарность…».

Я не успел дочитать, потому что в этот момент боковым зрением заметил, как ко мне уверенно приближается полицейский. Судя по погонам, майор.

Он остановился рядом и окинул меня холодным, изучающим взглядом.

— Здравствуйте, майор Иванов, — представился он сухо и сразу перешел к делу. — Не подскажете, откуда вам стало известно об этом… хм… происшествии?

— Друзья сообщили, — я опустил грамоту.

— Почему сразу в полицию не обратились? — майор будто пытался поймать меня на чем-то.

Я усмехнулся, но без особого веселья.

— Обратились. Только вместо нормальных сотрудников оборотень пришел, а потом и вторая подтянулась.

Он слегка прищурился, явно обдумывая услышанное. Потом чуть заметно кивнул и сухо сказал.

— Ясно. Всего вам доброго.

Майор развернулся и быстро пошел прочь.

Меня же окликнул Леша, который вместе с братом все еще продолжал разговаривать с генералом.

— Саша, ещё раз моя искренняя благодарность, — тепло сказал генерал, снова протягивая мне руку для крепкого рукопожатия.

Я пожал ее, готовый к тому, что он снова начнет трясти мою руку, но в этот раз обошлось.

— Всегда рад помочь, — заверил я.

Генерал одобрительно улыбнулся и внимательно посмотрел на меня.

— Скажи, есть ли желание и настроение в дальнейшем нам помогать? Возможно, иногда устраивать совместные рейды? Человек ты надежный, нам такие нужны. И с братьями мы о рейдах уже договорились.

Я слегка замялся, не желая обещать слишком много.

— По возможности, конечно. Но специально такими вещами я не занимаюсь, вы же понимаете.

Генерал понимающе кивнул.

— Знаю, знаю, ты выступаешь по кулачным боям! — вдруг сказал он. — Я на тебя подписан.

Я помолчал, не знаю — радоваться этому или огорчаться.

— Сам по молодости боксом занимался, — вдруг с азартом сказал полицейский и легко выбросил в воздух хорошую двойку. — Эх, сходил бы я на такой вечер боев!

— Попытаюсь достать билет, — улыбнулся я в ответ.

Генерал рассмеялся добродушно.

— С удовольствием, визитка моя у тебя есть! Удачи тебе, Александр!

Мы попрощались. Я остался с Лешей и Пашей, которые смотрели на меня с легким восхищением.

— Ну ты, Саня, прям понравился генералу, — заметил Леша. — Первый раз его вижу таким! Это очень большой человек, с такими людьми полезно поддерживать связь.

Паша только молча кивнул, явно соглашаясь с братом.

— Могли бы хоть фуршет какой организовать… — хмыкнул он. — А то в животе уже бурчит!

— Заедем поедим? — предложил Леша.

— Поддерживаю! — откликнулся брат.

Я заглянул на време на экране телефона и вынужден был отклонить предложение. Пора было наведаться в «Альма матер» — в зал, посмотреть, как моё отсутствие справились пацаны.

* * *

Первое, что бросилось в глаза — это дневной свет, свободно проникающий сквозь новые окна. Стекла были идеально чистые, рамы поблескивали свежей белизной пластика. Забавно, что когда-то такие окна могли себе поставить только обеспеченные люди. Сейчас же пластиковые окна обходились весьма дешево.

Подошёл ближе, потрогал стену. Краска высохла идеально — ни подтеков, ни шершавых следов шпаклевки. Словно и не было тут недавно выбоин и сколов. Парни сделали всё аккуратно, по-честному, и это радовало.

Наконец-то зал начал приобретать человеческий вид.

— Здравствуйте, — окликнул меня мужчина лет сорока в синей рабочей форме.

Он раскладывал на полу какие-то инструменты и аккуратно сматывал бухту кабеля.

— Я от Игоря, электрику делать буду.

Я протянул руку и поздоровался с ним.

— Сейчас все быстро сделаю, пару часов и готово будет, — заверил электрик.

Я недоверчиво посмотрел на свежие стены и невольно нахмурился. Помню, как у меня в спортзале тянули проводку, ломая стены и кромсая их болгаркой, чтобы заложить туда кабель. От одного только воспоминания стало не по себе.

— Подожди, а как же стены? Теперь опять ломать придется? — насторожился я.

— Да нет, ломать ничего не нужно. Смотри…

Он открыл коробку и достал белый пластиковый продолговатый коробок.

— Вот, — сказал он, показывая мне. — Кабель-канал называется. Все очень просто — прикручиваешь к стене, кабель кладешь внутрь, сверху защелкиваешь крышку и все. Дешево, сердито и практично.

Я с интересом взял у него из рук этот кусок пластика, повертел, внимательно разглядывая. Удивительно просто. Вот уж чего не было в мое время, так это таких приспособлений. Тогда бы нам этот кусок пластмассы жизнь упростил.

— И что, крепко держится? — спросил я.

— Железобетонно, — уверенно ответил электрик, уже сверля стену.

Я понаблюдал за его работой не без интереса. Хотя бы стены снова долбить не придется.

Телефон тихо завибрировал в кармане и я увидел, что на экране высветилось уведомление от Алины. Удивленно приподняв бровь, я открыл соцсеть, и увидел сообщение с прикрепленной фотографией.

«Инфа по владельцу авто», — коротко написала она.

Неожиданно…

Не думал, что Алина об этом помнит. В фотографии был скриншот какой-то базы данных. Номера автомобиля с кладбища принадлежали человеку с совершенно незнакомым мне именем. Некая Гравицкая Илона.

Ясно. Показалось таки…

Я быстро набрал Алине ответное сообщение:

«Спасибо». Сообщение долго висело, не доставляясь, с одной галочкой. Сначала я не придал этому значения — мало ли, интернет глючит, сигнал плохой. Но когда я обновил страницу, на месте фотографии Алины уже красовался пустой кружок без фотографии.

Как раз в этот момент в зал зашли пацаны, видимо вернувшиеся из магазина. Марик и Виталя притащили целый пакет чипсов и газировки.

— Здорова, Саш, ну как тебе? — Марик обвел взглядом зал.

Я похвалил пацанов, а затем подозвал к себе, показывая экран мобильника.

— Посмотрите, что это значит. Почему я не могу сообщение отправить человеку?

Марик взял мой телефон, быстро потыкал по экрану и грустно хмыкнул.

— Саня, ну че тут непонятного… Ты у нее в ЧС.

— В чем? — переспросил я.

— В черном списке, братан, — пояснил он. — Заблокировала тебя Алина.

Отдав телефон обратно, Марик сочувственно посмотрел на меня.

— Ты нормально?

— Переживу, — коротко ответил я. — Марик, а вы можете в интернете пробить кое-что про букмекерские конторы?

— Конечно, не вопрос, — уверенно ответил он. — Что именно интересует?

— Все, что только сможете найти. Владельцы, кто за ними стоит, связи какие-то. Особенно все по этой компании, вот ее название.

Я достал бумажку, где записал название букмекерской конторы, о которой шла речь. — Справитесь?

— Да легко, минут десять, — заверил Марик, забирая листок.

Я еще раз взглянул на телефон, где сообщение так и не доставилось. Алина, Алиса, Ира… будь дело только в девчонке и я бы давно забил. Но интуиция подсказывала, что нужно копнуть чуточку глубже.

Не прошло и десяти минут, как пацаны справились с поставленной задачей.

— Саня! Нашли!

— Ну что там?

— Смотри, — указал Марик на открытый сайт.

На нем красовался крупный заголовок с названием букмекерской конторы, чуть ниже — фамилия владельца и его фотография.

Я нахмурился, чувствуя, как внутри что-то неприятно екнуло.

— Ну-ка увеличь фото, — попросил я.

Марик раздвинул экран. Фотография показалась мне знакомой.

— Вот смотри, другие фотки, — он пролистнул ниже.

На экране появилось несколько изображений. Солидный мужчина средних лет в дорогом костюме на каком-то мероприятии и рядом с ним молодой парень. Я узнал его сразу — бывший парень Алины. Ухоженный, самоуверенный тип, привыкший к роскоши и вниманию.

— Вот это номер… — протянул я негромко.

Пазл сложился в моей голове почти мгновенно. Алина неожиданно помирилась с бывшим, деньги, которые она так ловко заработала через махинацию с букмекером, оказались не случайной удачей, а… продуманной местью?

Вот значит как. Я поблагодарил пацанов за помощь, а сам задумался. Букмекерская контора принадлежит отцу бывшего парня Алины.

Правда нескольких частей мозайки не хватало.

— Пацаны, слушайте… а как можно связаться с человеком, если он тебя в черный список внёс? Возможно?

Марик тут же пожал плечами, как будто это было очевидно.

— Конечно. Просто с другого номера позвони.

— С моего можешь набрать, — предложил Виталя и потянулся за телефоном, но в этот момент у меня самого в кармане завибрировал мобильник.

Я посмотрел на экран — номер был уже знакомый, мастер по ремонту машины.

— Подожди секунду, — я поднял ладонь, давая понять, чтобы ребята замолчали.

Вышел из комнаты, нажимая кнопку приема вызова.

— Внимательно слушаю, — сказал я, приложив телефон к уху.

В трубке послышался шум дороги, потом знакомый голос с акцентом весело произнес:

— Салам, брат, это мастер. Я подъехал, выходи, машину посмотрим.

— Понял, иду, — я положил трубку и крикнул пацанам через плечо. — Я на улицу, скоро вернусь!

Рядом с моей помятой машиной уже топтался мужчина лет сорока пяти в потертых рабочих джинсах и с густой черной бородой. Он внимательно оглядывая повреждения. Увидев меня, он широко улыбнулся, протянув крепкую мозолистую ладонь.

— Ибрагим, будем знакомы.

— Александр, очень приятно, — пожал я руку мастера, чувствуя его крепкое рукопожатие.

Ибрагим снова повернулся к машине, поцокал языком, прошелся вокруг и сокрушенно вздохнул.

— Жестко, конечно, брат… Кто ж тебя так приложил?

— Недоброжелатели, — невесело усмехнулся я. — Но не смертельно же?

— Нет, чинится все, кроме репутации, — шутливо ответил мастер, достав из кармана телефон. — Ну, давай посчитаем, сколько это тебе выйдет.

Он уставился в телефон и быстро что-то набирал пальцем.

— Может, на авторынок махнем сразу? Глянем цены, — предложил я, вспомнив свое прошлое.

Ибрагим удивлённо поднял на меня глаза.

— Брат, ты где тут авторынок найдешь? Их уже лет десять как нет! Все через интернет, садись рядом, вместе посмотрим.

Он быстро зашел на какой-то сайт, ловко нажимая на экран смартфона, и показал мне список запчастей с фотографиями и ценами.

— Тут оригинал есть и аналоги китайские. Чего брать будем?

Я хмыкнул, глядя на него с легким возмущением.

— Оригинал, конечно! Ты шутишь, что ли? Аналоги — это же оскорбление для такой машины.

Мастер на секунду странно посмотрел на меня, словно хотел что-то возразить, но затем лишь пожал плечами.

— Как скажешь, брат, дело твое. Тогда сейчас посчитаем оригинал и посмотрим, что по деньгам выйдет. Ты только крепче держись, цена тебе точно не понравится.

Ибрагим быстро тыкал пальцем по экрану своего смартфона, сверяясь с ценами на оригинальные запчасти. Я видел, как выражение его лица становится все мрачнее.

— Короче, брат, расклад такой… Если берем оригинал, то по деньгам вообще космос получается. Только запчасти больше четырехсот тысяч, и доставка два-три месяца.

Я почувствовал, как у меня неприятно екнуло внутри. Два-три месяца и сумма, которая казалась мне просто астрономической.

— А какие еще варианты? — осторожно спросил я.

— Ну, Китай же, — мастер неуверенно пожал плечами. — Но ты вроде сразу сказал, что Китай не будешь брать.

— А если не Китай? Что-то еще бывает?

— Ну, разборки, конечно, — улыбнулся Ибрагим. — Есть тут парочка ребят проверенных, запчасти с аварийных машин снимают. И по цене нормально, и ждать не надо. Если хочешь, посмотрим?

— Давай посмотрим, — согласился я с облегчением.

Он снова начал быстро перебирать страницы с объявлениями, периодически что-то отмечая. Через пару минут удовлетворенно кивнул и поднял голову.

— Ну, вот такой расклад получился. Смотри — бампер, дверь, стекло… на все вместе выходит около девяноста тысяч.

Я медленно выдохнул. Сумма была уже меньше.

— Понятно… А за работу когда можешь взяться?

— Да хоть сейчас, — развел руками мастер. — Клиентов мало, все через соцсети сейчас себе мастеров ищут, а я в этом не силен. Так что вот так по сарафанному радио работаю. Правда при таком раскладе перебои бывают.

— Сколько по деньгам возьмешь?

Ибрагим задумчиво осмотрел повреждения машины и начал перечислять:

— Ну смотри… бампер красить, дверь рихтовать и тоже красить, стекло менять… Работы много, если по-хорошему, тысяч сто минимум. Но ты друг Шамиля, тебя не буду обижать, сделаю за девяносто, как и запчасти. Дешевле точно нигде не найдешь, гарантирую.

— Понял. Давай подумаю, посчитаю свои финансы и перезвоню.

— Договорились, звони в любое время, я на связи, — пожал мне руку мастер и направился к своей машине.

Я посмотрел вслед уезжающему автомобилю Ибрагима, мысленно считая остаток денег и понимая, что ситуация катастрофическая. Почти все, что у меня есть, уйдет на ремонт машины. Но выбора нет. Пока же нужно было ехать на тренировку, чтобы хоть немного привести мысли в порядок.

(обратно)

Глава 11

— Саня, кам цу мир, — подозвал меня Игнат и с серьезным видом сказал. — У меня хорошие новости!

— Выкладывай!

— Ты у нас теперь официально боец клуба, а значит, пора заняться делом всерьез. С сегодняшнего дня садишься на диету и начинаешь сгонку веса профессионально.

Я невольно поморщился. В моей памяти из 90-х сгонка веса означала всего две вещи: бесконечную кашу на воде и многочасовые страдания в сауне, после которых чувствуешь себя выжатым, как лимон. Вот тебе и весь профессионализм.

Игнат повернулся и подозвал к нам девушку, которая до этого скромно стояла в стороне.

— Знакомься, твой диетолог, Анастасия, — представил он блондинку лет двадцати пяти.

Я смерил ее взглядом. Стройная, в облегающем спортивном костюме, с лучистыми глазами.

— Настя у нас профессионал, поможет все сделать правильно.

— Привет, — девушка уверенно пожала мою руку и улыбнулась. — Будем знакомы. Я профессиональный диетолог и нутрициолог. Составлю тебе план питания и подведу к нужной кондиции максимально грамотно и безопасно.

— Привет, — ответил я, слегка озадаченно.

Вот что было в 2025, и к чему я никак не мог до конца привыкнуть, так это огромное число профессий. Причем тех, которые закрывали каждый чих.

Диетолог еще более менее понятно, а вот второе… я даже название не припомнил. Язык сломаешь к чертовой матери.

Вообще на сгонку у меня был припасен собственный метод, проверенный временем. Одеваешься, как капуста, даешь нагрузку, потом гоняешь пот в сауне. Ну и убираешь углеводы…

Но Игнат говорил о сгонке веса максимально серьезно. В его глазах читалось, что «пропотеть» и пожевать кашу уже давно не вариант.

— Начнём с подсчета калорий, сдадим необходимые анализы и только после этого приступим к составлению плана! — заверила Анастасия.

— Анализы зачем? — спросил я.

— Смотрите, экстремальное снижение веса — это целый комплекс мер. На протяжении всего лагеря я буду контролировать ваш рацион. К последней неделе перед боем мы уже сбросим определенное количество килограммов. Причем в режиме, совершенно щадящем и полезном для организма!

Настя рассказывала с воодушевлением. Хотя о полезности весогонки верилось с трудом. Я бы даже включил весогонку в первую десятку способов подборки «как угробить организм». Ну если бы такая была… ничего полезного в этой процедуре уж точно не было. Но перебивать девчонку я не стал.

— За несколько дней до взвешивания нам придется резко увеличить потребление воды до э 6–8 литров в сутки, — продолжила рассказывать девчонка. — Так организм привыкнет к обильному потоотделению.

Я молча слушал ее, понимая, что мой привычный метод и не метод серьезно отличаются.

— Затем мы резко снизим потребление воды до миллилитров. Вы полностью откажешься от соли и сахара, исключишь углеводы, будете есть только овощи, зелень и легкоусвояемый белок!

— Допустим.

— Главная задача — выгнать из организма остатки воды, — продолжала она. — Будут горячие ванны, сауна, термокостюмы и мочегонные.

— Погоди, а это не слишком? — перебил я, слегка ошарашенный услышанным. — И, кстати, да, можно на ты.

— Это норма, — спокойно ответила Настя,. — Но самое трудное будет в последние сутки до взвешивания. Вы… ты будешь ослаблен, не сможешь есть и пить. Будешь ходить в термокостюме, часами сидеть в сауне и принимать солевые ванны, а потом лежать, накрытый полотенцем в прохладной комнате, чтобы организм боролся с холодом и ускорял обмен веществ.

— Жесткие у тебя методы, — хмыкнул я.

Настя спокойно посмотрела мне в глаза.

— Да, это очень жестко, но зато потом начинается второй этап — восстановление. Если ты будешь дисциплинированно выполнять все указания, то быстро восстановишь силы после взвешивания. Никакой вялости и тому подобных негативных последствий от процедуры.

— Взвесимся за сутки до боя, а потом наберем обратно 8–10 килограммов, — сказал Игнат.

— Восемь-десять кило за сутки⁈ — я не скрывал своего изумления.

Цифры, конечно, назывались запредельными.

— Я же говорю, Анастасия профи, — подмигнул Игнат.

— Мы крайне не рекомендуем такое обычным людям, это огромный стресс. Но у тебя будет профессиональная команда специалистов, и все пройдет под контролем, — пояснила диетолог. — Хотя, не скрою, иногда даже профессионалы допускают ошибки, которые могут стоить здоровья, а иногда и жизни.

Я только развел руками. Что тут скажешь? Вес надо было сбрасывать, а перевес у меня был немалый.

— Поверь, — снова заговорила Настя. — Весогонка это, в первую очередь, сильнейшее обезвоживание, организм испытывает серьёзнейший стресс. Проверке на прочность подвергаются все системы, от пищеварительной до сердечно-сосудистой. Может падать давление, ослабляется связь между нейронами, ты теряешь полезные микроэлементы. Некоторые бойцы даже на взвешивание выходят при помощи команды, настолько обессилены.

— Звучит не очень, но я согласен, — выдохнул я.

В боксе, профессиональном особенно, с весом всегда были еще те танцы с бубном. В любителях, конечно было чуточку попроще. Там спортсмен проходил через сотни Боёв и чаще всего выступал в своем естественном природном весе. Если и была какая-то звонка, то речь шла о паре килограмм, которые вполне возможно сбросят за одну тренировку.

— Ничего, у меня ребята и до семидесяти гоняют, — твердо заявила она. — В UFC знаю таких, кто до семидесяти килограммов сбрасывает с девяноста. На триста девятнадцатом турнире бойца готовила.

От слов UFC 319 я аж кашлянул. Почувствовал во всей красе перемещение во времени. За тридцать лет ребята провели больше трех сотен турниров…

А насчет весогонки… Я хорошо помнил первые турниры UFC, которые проводились вообще без весовых категорий. Там часто «маленький» мог победить гиганта, просто потому что был быстрее или техничнее.

Но видимо правила ужесточились — появились весовые категории.

— В общем, твоя задача довериться мне, — резюмировала Настя. — А я сделаю все, чтобы ты прошел это с минимальными потерями и максимальной эффективностью. Готов?

— В конце концов, выбора у меня нет, — я подмигнул ей.

— Отлично, — улыбнулась Анастасия. — Тогда начнем с замеров и анализа крови. Пошли со мной, я тебе все покажу.

Она уверенно развернулась и направилась к выходу из зала. Я бросил взгляд на Игната, улыбнулся, явно довольный, и я медленно пошел за девушкой, размышляя, во что же я всё-таки ввязался.

Мы прошли по коридору и зашли в небольшое помещение рядом с залом. Девушка деловито достала из сумки несколько листов бумаги, ручку и маленький блокнот.

— Садись сюда, Саш, — она показала на стул, стоявший возле стола. — Сейчас все быстро сделаем. Запишу тебе предварительные рекомендации по питанию. Завтра утром уже будет полный комплекс, как только получим результаты анализа твоей крови.

— А ты прямо здесь, в спортзале, можешь взять кровь на анализ? — удивился я.

Она коротко улыбнулась и достала из сумки небольшой пластиковый контейнер. В нем лежал запечатанный одноразовый скарификатор и тонкая вакуумная пробирка.

— Конечно. У меня все с собой. Потом отвезу кровь в лабораторию. Результаты обычно приходят через несколько часов.

Я сел на стул, вытянув руку вперед и закатав рукав футболки повыше локтя.

— Расслабь руку, — сказала она, аккуратно протирая место забора крови спиртовой салфеткой.

Легким движением ввела иглу в вену. Наполнила пробирку и тут же аккуратно извлекла иглу, приложив кусочек ватки.

— Все, готово, — сказала она, быстро заполняя на пробирке данные фломастером. — Отправлю в лабораторию, они проверят основные показатели. Гемоглобин, сахар, холестерин, гормоны и микроэлементы. Этого достаточно, чтобы составить тебе индивидуальный план питания и добавок.

Я кивнул, наблюдая, как она быстро запечатывает пробирку.

— Сегодня напишу тебе общие рекомендации, а утром, когда придут результаты анализов, внесу необходимые корректировки. Все строго индивидуально, как и положено профессиональному бойцу.

Я поблагодарил ее, глядя, как она тщательно складывает всё обратно в сумку. Теперь оставалось дождаться завтрашнего утра и ее окончательных рекомендаций по диете.

— Да, Игнат добавит тебя в рабочий чат, — сказала она.

— Мы больше не увидимся? — спросил я.

— Пока нет, — Настя залилась румянцем. — А нужно?

* * *

Вечерняя тренировка закончилась.

Я стоял у кулера, наливал воду в бутылку, когда ко мне подошел Шамиль. Он был бледен, на лице читалась подавленность. Шама постарался выдавить улыбку, но выходило неубедительно.

— На, брат, — тихо сказал он, протягивая мне несколько купюр. — Выручил. Мне аванс на работе дали.

Вид у Шамы был не просто грустный — его явно что-то грызло изнутри.

— Спасибо, — кивнул я и внимательно посмотрел ему в глаза. — Что врач-то сказал? Смотрю, лица на тебе нет совсем.

Он тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону.

— Все, брат… Дела плохие. Путь мне заказан в ММА. Спина ни к черту. Говорят, надо либо оперироваться, а потом долго восстанавливаться… Либо вообще забыть про смешку, — он коротко пожал плечами. — А на операцию у меня ни денег, ни времени нет. Да и врачи не советуют, говорят риск большой.

Шамиль сжал кулаки, явно пытаясь скрыть внутреннюю борьбу. Я молчал, давая ему выговориться.

— Всю жизнь мечтал, пахал, а теперь вот… все, финиш.

— Да брось ты, Шам, — я приобнял его за плечо. — Значит, не судьба. Может, что-то другое попробуешь? На руках, например, будешь драться. Бокс там…

Шамиль горько усмехнулся.

— Саня, какой бокс? Ты же знаешь, профессионального бокса в России почти не осталось. Нет перспективы там нормальной.

— А кулачные бои? — предположил я.

— Там медийка нужна, Саня, — он вздохнул. — А кто я? Парень без истории, без аудитории. Без медийки никто на нормальный промоушен не возьмет.

Я задумчиво покрутил бутылку в руках. Мысли закрутились в голове. Парень Шама хороший, искренний, жаль его до глубины души. Надо помочь.

— А знаешь, что, — начал я, повернувшись к нему. — У нас с парнями тут съемки скоро будут, знаешь, братьев Решаловвх?

— Спрашиваешь, кто не знает!

— Хорошие ребята, аудитория у них большая. Давай так, я тебя с ними познакомлю. Глядишь, медийку себе нагонишь, а там и в кулачке себя попробуешь. Тем более, что боксируешь ты неплохо, удар у тебя есть.

Шамиль поднял глаза, и на его лице мелькнула надежда.

— Думаешь, получится? — с осторожностью спросил он.

— Получится, — уверенно ответил я, хлопнув его по плечу. — Главное, не падай духом.

Шама улыбнулся уже более уверенно и крепко пожал мою руку.

— Спасибо тебе, брат. Ты не представляешь, насколько это важно для меня.

— Все нормально, свои люди, — кивнул я. — Договорились?

— Договорились, — выдохнул Шамиль. — Я не подведу, Саня.

— Верю. Тогда поехали!

Мы с Шамой добрались до зала минут за двадцать. Съёмочная группа братьев Решаловых уже вовсю разворачивала оборудование и проверяла свет.

— О, Саш, привет! — весело окликнул меня один из близнецов, заметив нас на входе. — Вы прямо вовремя, скоро начнём.

— Отлично, — кивнул я и похлопал Шаму по плечу, подтолкнув его чуть вперед. — Парни, знакомьтесь, это Шамиль, мой товарищ. Он тоже отлично впишется в формат. Поснимайте и его тоже, если не сложно.

Братья переглянулись и одновременно дружелюбно улыбнулись, внимательно оценивая Шаму.

— Да без проблем! — подтвердил Деша, подходя и пожимая руку Шамилю. — Чем больше интересных персонажей, тем лучше контент, правда?

Шама заметно оживился, услышав, что им заинтересовались.

— Буду рад поучаствовать, не подведу!

Братья рассмеялись, явно довольные его энтузиазмом. Паша начал объяснять Шаме, как будет проходить съемка и что именно им от него нужно.

Сами съемки прошли даже лучше, чем я ожидал. Решаловы явно были довольны получившимся материалом. Заверили, что новое видео в ближайшие дни точно «разорвёт» просмотрами соцсети.

Шама отлично вписался в формат, быстро освоившись и даже немного раскрывшись перед камерой. Теперь у него появилась реальная возможность набрать ту самую медийку, о которой он так мечтал.

— Сань, слушай, — подошел ко мне Леха, уже сняв с себя микрофон и бросив его оператору. — Тут идея родилась, хотим тебя позвать на рейд с нами.

Я вопросительно глянул на него, не совсем понимая о чём речь.

— Что за рейд?

— Да так, ничего жесткого, — вмешался Паша, подходя с другой стороны. — Хотим снять выпуск про благотворительность. Помочь кому-то реально нуждающемуся. Натолкнул ты нас на такие мысли после поездки в магазин… Есть мысли, кому помочь?

Я задумался ненадолго и тут же вспомнил про Тамару Павловну. Вспомнил ее старую квартиру, дрожащие руки и взгляд, полный благодарности за самую простую помощь.

— Есть, — кивнул я братьям. — Я тут познакомился с пожилой женщиной, Тамарой Павловной. У нее реальные проблемы. Квартира разваливается, сантехника течет… В общем, человек реально нуждается в помощи.

Близнецы переглянулись и синхронно кивнули.

— Ну отлично, — сказал Леша. — Старикам помогать святое дело, тут даже вопросов нет.

— Тогда решено, готовим рейд к бабуле! — Паша довольно хлопнул в ладоши.

Я почувствовал легкое тепло на душе. Все-таки не зря судьба свела меня с этими ребятами.

* * *

Съемки закончились и я оглядел зал. Электропроводку наконец-то протянули, новые пластиковые трубы сверкали белизной. Помню, в моем 96-м такого уровня ремонта не было даже в самых приличных квартирах.

В зал зашел Игорь. Выглядел он сегодня неважно, будто не спал всю ночь. В руках он держал бумажный стаканчик кофе. На этот раз мне кофе он не принёс. Да и вообще не предупреждал о своем визите.

— О, привет, — сказал я, пожимая ему руку. — Смотри, не так много осталось. Проводку сделали, сантехника на месте. Уже почти похоже на то, что задумывали.

Игорь окинул помещение рассеянным взглядом и неуверенно кивнул.

— Да, круто. Хорошо поработали.

Я заметил, как он судорожно достал из кармана мобильник. Экран осветил его бледное лицо, и он нервно вздрогнул.

— Че такое-то? Проблемы? — поинтересовался я.

— Да нет, все нормально, — пробормотал он, но голос прозвучал как-то неубедительно.

Телефон снова тихо завибрировал в его руках. Игорь вздрогнул еще сильнее, словно от удара током.

— Слушай, Игорь, ты если что говори сразу, не молчи. Всякое может быть, жизнь штука сложная. Мы друг друга поддерживать должны, — осторожно сказал я, видя, что у Игоря явно какие-то проблемы.

Он посмотрел на меня благодарно, но тут же отвел глаза. Спрятал телефон обратно в карман, так будто он жег ему пальцы.

— Спасибо, Саня. Правда, все нормально. Просто… дела мелкие всякие, рабочие моменты. Не обращай внимания.

Лицо его поблескивало от пота, глаза бегали по сторонам, избегая моего взгляда. Было очевидно, что врал он паршиво. Но я решил не давить.

— Ладно, как знаешь. Но имей в виду, я тут рядом. Если решишь рассказать, я выслушаю, — заверил я.

Он снова кивнул и поспешил к выходу, что-то пробормотав на ходу про встречу и дела. Я проводил его взглядом, чувствуя неприятную тяжесть на душе. Что-то явно случилось, только что именно — не ясно. В конце концов, если захочет, сам расскажет. Главное дать понять, что он не один. Я-то хорошо знал, что значит быть одному против всех…

Через пару минут после ухода Игоря мой телефон тихо зажужжал. Я все еще не привык к этой привычке всех общаться исключительно через звонки и сообщения, поэтому каждый раз чувствовал какой-то легкий дискомфорт.

На экране светилось имя Паши.

— Саня, ну че, мы выезжаем, — бодро заговорил он. — Все готово, через час будем у тебя, и поедем к твоей старушке.

— Добро, — коротко подтвердил я. — Жду тогда.

(обратно)

Глава 12

К встрече с Тамарой Павловной я на этот раз решил подготовиться. Отправился в ближайший супермаркет.

Выбирая продукты, старался брать все самое полезное и свежее — овощи, фрукты, сыр, колбасу получше. Ту, которую сам бы ел. На секунду вспомнил, как в девяностые люди порой жили, считая каждую копейку. А пожилые люди, оставшись без средств к существованию, вообще зачастую выживали только благодаря соседям. Вроде и годы прошли, а некоторые вещи так и остались неизменными. Только теперь люди почему-то еще сильнее отдалились друг от друга, больше доверяя телефонам, чем соседям за стенкой.

Набрав две большие, увесистые сумки продуктов и бросив взгляд на часы, я понял, что близнецы скоро подъедут. Рассчитавшись, я вернулся в зал. Во время, у входа затормозил тонированный внедорожник. Я, прихватив пакеты с продуктами, подошел к багажнику. Паша высунулся из окна, широко улыбаясь.

— Ни фига ты упаковался!

— Багажник открой, — попросил я.

Паша открыл багажник и мои брови тут же встали домиком от удивления. Багажник в внедорожника был полностью забит продуктами. Я прикупил немало, но у близнецов в машине лежала целая продовольственная база как минимум.

Я не без труда впихнул внутрь свои сумки и закрыл багажник.

— Ну че, готов добро делать? — обернулся ко мне Паша, сидевший на пассажирском сиденье.

— Всегда готов, — усмехнулся я, устраиваясь поудобнее.

Братья выглядели бодрыми и настроенными по-деловому. Молодцы, конечно, пацаны. За спиной целый съемочный день, а они даже толком не устали.

Как только машина тронулась, Паша снова повернулся ко мне

— Сань, расскажи поподробнее про старушку эту, что за человек?

— Тамара Павловна ее зовут. Бабулька одна совсем живет, никого у нее нет. Понимаете, человек она просто замечательный. Добрая, честная. Работала всю жизнь на каком-то заводе, а потом в архиве пожар случился, все документы сгорели подчистую. Пыталась восстанавливать — без толку. Архивов нет, завода уже тоже нет, доказать трудовой стаж никак не выходит. В общем, осталась с копеечной пенсией.

— Вот ведь жесть какая, — покачал головой Леша,сидевший за рулем. — Человек всю жизнь работал, а в итоге один на один с бедой. Конечно, таким людям помогать надо обязательно.

— Вот я о том же, — кивнул я. — Хорошо, хоть есть возможность что-то реально сделать.

Вскоре внедорожник свернул на улицу, где стоял дом Тамары Павловны. Увидев его, Паша присвистнул и притормозил прямо перед подъездом

— Е-мое, да тут сам дом на соплях держится!

Здание и вправду выглядело удручающе: облезлая штукатурка, выбитые стекла в подъезде, ржавая входная дверь.

Пакеты с продуктами я взял с собой, понимая, что для Тамары Павловны сейчас это куда важнее всего остального. Близнецы тоже прихватили кое-что из своих запасов.

Едва мы переступили порог подъезда, как в нос ударил тяжелый запах сырости, перемешанный с резким запахом мочи. Но даже сквозь такие не самые приятные ароматы, я почувствовал отчетливый запах перегаром.

В дальнем углу, прямо на ступеньках, полусидел сосед Тамары Павловны. Тот самый алкаш-сиделец, с которым я уже имел «приятную» беседу в свой прошлый визит.

Завидев нас, он вскочил, едва не падая, и забормотал, выставив вперёд ладони.

— Не-не, мужики, я к ней больше ни ногой! Все-все, завязал!

Я подошел ближе и натянуто улыбнулся, недоброй так.

— Ты смотри, дружище, если узнаю, что заходил к ней снова, то… — я провел большим пальцем поперек горла. — Понял меня?

Алкаш торопливо закивал, глаза его округлились от страха, словно он увидел призрака из прошлого. А я им отчасти был.

— Понял, понял, больше не буду, честно слово!

— Это кто такой? — спросил Паша, недоверчиво разглядывая испуганного соседа.

— Да так, местный элемент, — коротко ответил я, махнув рукой. — Пойдемте, нам на второй этаж.

Поднявшись по узкой лестнице, мы подошли к двери квартиры Тамары Павловны. Я аккуратно постучал, стараясь не спугнуть ее своим визитом.

— Кто там? — из-за двери донесся тихий, настороженный голос

— Это я, Саша, Тамара Павловна, — спокойно ответил я. — Не бойтесь, свои.

Через секунду дверь медленно приоткрылась, и старушка, настороженно выглядывая из-за цепочки, увидела меня. На ее лице появилось облегчение.

— Ой, Сашенька, ты! Сейчас, погоди, открою.

Она сняла цепочку и распахнула дверь пошире. Я показал ей пакеты с продуктами.

— Немного продуктов вам принёс.

Тамара Павловна всплеснула руками, растерявшись от неожиданного подарка. А потом заметила Пашу, доставшего телефон и включившего камеру.

— Ой, а это что вы делаете такое?

— Мы хотим снять сюжет, Тамара Павловна, — вежливо пояснил Паша. — Помочь вам хотим, рассказать про ситуацию вашу.

Старушка сразу замахала руками и смутилась, отступая назад.

— Ой, да не надо, не надо, миленькие, что вы! Есть же кому, кроме меня, помочь. Вы лучше кому-нибудь другому помогите.

Я жестом попросил Пашу убрать телефон и спокойно объяснил старушке, положив руку ей на плечо.

— Тамара Павловна, не отказывайтесь, пожалуйста. Сейчас ведь времена такие, когда старым людям обязательно нужно помогать. Тем более хорошим людям, таким, как вы. И потом, мы ведь от души. Людям важно показать, что есть те, кому сейчас трудно. Многие захотят помочь, просто поверьте мне.

Она замолчала, задумавшись. В глазах её промелькнули слёзы, но она быстро справилась с эмоциями. Осторожно кивнула, соглашаясь.

— Ну ладно, раз уж ты так говоришь… Спасибо вам, внучки.

Я заметил, как близнецы обменялись удивленными взглядами. В глазах братьев было настоящее восхищение. Видимо, не предполагали, что в наше время еще остались люди, способные так искренне и бескорыстно отказываться от помощи. Несмотря на всю свою нужду.

Мы зашли в квартиру, и парни сразу замерли на пороге, ошарашенные увиденным. Я то уже отчетливо осознавал весь масштаб бедствия.

Паша молча скользнул взглядом по обшарпанным стенам. Остановился на мебели, которая держалась скорее вопреки, чем благодаря чему-либо. Леша прошел в ванную и остановился в дверях. Там его встретили покрытые ржавчиной трубы, клеенка вместо плитки и старая сантехника.

— Сань, это ж не квартира, а натуральный кошмар, — тихо сказал Паша, чтобы не обидеть старушку.

— Я в курсе, — согласился я. — Вы еще кухню не видели. Пойдем покажу.

Близнецы двинулись на кухню и замерли снова. Стояк труб был в ужасающем состоянии. Вокруг мокрые пятна и заплатки из старых тряпок, кое-как удерживающих течь. Под всем этим «добром» ведро, в которую стекала тонкая струйка. Бог знает, как труба еще держалась…

Линолеум под ногами вздулся и местами оторвался. Старенький холодильник отчаянно жужжал, словно вот-вот сдастся окончательно.

— Да это вообще как допустили-то? — всплеснул руками Леша. — Тут же зона ответственности УК ЖКХ! Они куда смотрят вообще, что человек в таких условиях живет?

— Сколько у вас пенсия, Тамара Павловна? — уточнил Паша.

Услышав цифру, он аж закашлялся.

— Ну, пожар же был, — тихо пояснила старуха, опустив глаза. — Документы сгорели…

— Это не пожар, это безразличие и лень тех, кому до человеческих судеб вообще дела нет! — процедил близнец, явно заводясь.

Старуха лишь молча кивнула, понимая, что возразить на такое нечего. Паша снова осмотрелся по сторонам.

— Саня, ну это же вообще никуда не годится. Надо что-то делать.

— Так давай поможем старухе, — ответил я, твердо глядя ему в глаза.

— Конечно, поможем, — поддержал меня Леша. — Для этого мы здесь и находимся.

Я почувствовал внутри себя удовлетворение, что ситуация сдвинется с мертвой точки. Равнодушие — это самая страшная беда.

Видя замешательство близнецов, я решил взять ситуацию в свои руки. Внутри отчетливо вспыхнуло ощущение, знакомое ещё по девяностым. Когда разговор по-хорошему уже не помогает, и надо действовать иначе.

— Так, парни, — начал я жестко. — Хватит стоять и разводить руками. Доставайте камеры, будем снимать этот бардак.

Паша и Леша быстро достали телефоны и включили видеосъемку.

— Тамара Павловна, номер управляющей компании у вас есть? — я повернулся к старушке.

— Да, записан где-то, сейчас поищу… — растерянно сказала она.

— Давайте найдем, вы им сейчас позвоните при нас, — твердо сказал я.

Старушка взяла с подоконника какой-то блокнот. В нем нашла нужную запись, но вдруг растерянно посмотрела на меня.

— Саш, а телефон то у меня отключен…

Я достал свой мобильник, ввел номер управляющей компании и коротко объяснил Тамаре Павловне, что нужно сказать.

Включил громкую связь.

Телефон пропиликал пару гудков, и из динамика донесся раздраженный мужской голос.

— Управляющая компания слушает.

— Здравствуйте, я из квартиры номер семь… — робко начала Тамара Павловна.

Я кивнул, поддерживая ее и заверяя, что она не одна.

— У меня в туалете течет, соседей заливаю…

— Бабуля, мы же вам уже сто раз говорили, — перебил голос без всякого уважения. — У вас долг за коммуналку и капремонт огромный. Скажите спасибо, что вообще не отключили вас ещё окончательно. Все, до сви…

Не дав ему попрощаться, я выхватил телефон у старушки.

— Послушай меня сюда, умник, внимательно. Если через двадцать минут здесь не появится кто-то адекватный из вашей конторы, я лично гнилые тряпки с труб сниму в сортире и говно потечет прямо на улицу. Потом будешь своему директору объяснять, почему все дерьмо течет на центральную дорогу.

На том конце повисла напряженная тишина.

— Подождите, не надо ничего отвязывать! — запад соловьем мужик. — Хорошо, мы сейчас пришлем специалиста, пусть он посмотрит, что там случилось.

Я отключил телефон и подмигнул Тамаре Павловне, которая с удивлением смотрела на меня.

— Вот так надо с ними разговаривать, иначе не понимают, — пояснил я и повернулся к Паше. — Теперь давайте Пенсионный фонд трясти. Вас уважаемые люди смотрят, давайте сделаем проброс прямо через прямой эфир? Я думаю так вопрос решиться быстро.

— Сделаем! Фамилия у вас какая, Тамара Павловна? А также дата рождения и адрес.

— Коледина, — прошептала старушка и следом назвала все, что просил белизной.

Паша поколдовал и через несколько секунд уже вышел в прямой эфир на многие тысячи своих подписчиков. Заговорил в камеру спокойно, но убедительно, обрисовав ситуацию.

— Уважаемый Пенсионный фонд, обращаемся к вам по поводу ситуации пенсионерки Колединой Тамары Павловны. Женщина много лет трудилась на благо страны, но в результате пожара ее документы были уничтожены. ПФР отказался начислять ей справедливую пенсию, сославшись на отсутствие стажа. Надеемся, что вы разберетесь в этой ситуации, восстановите справедливость и доначислите пенсионные выплаты за все пропущенные годы. В ближайшее время наш юрист официально направит запрос по этому вопросу. Начальник пенсионного фонда уже отмечен в этом видео. Все данные гражданки будут в закрепе!

Он завершил запись, внимательно посмотрел на Тамару Павловну и ободряюще улыбнулся.

— Не переживайте, бабуля, все будет хорошо.

Старушка смотрела на нас широко раскрытыми глазами, не веря тому, что только что произошло. В ее глазах я видел не только удивление, но и проблеск настоящей надежды.

Не прошло и десяти минут, как в дверь раздался громкий и торопливый стук. Я лично пошел открывать. На пороге стоял взъерошенный мужичок в пиджаке и с планшетом в руках. Судя по всему, представитель местной управляющей компании.

— Здравствуйте, — произнес он с раздражением, но прежде малость удивился тому, что я открыл дверь. — Ну что тут у вас опять не так? Все же нормально было, зачем так шуметь?

— Нормально? — переспросил я, глядя ему прямо в глаза. — Ты это серьезно сейчас сказал? Пройдем-ка, я тебе покажу твое «нормально».

Он нехотя прошел за мной, оглядываясь на Пашу и Лешу, которые все еще держали выключенные камеры. Мужичок явно занервничал.

— Да что вы выдумываете? Заявка ваша есть, вы в очереди стоите! — затарахтел он.

Сообразительный оказался, понял, что старуха не одна.

— Месяц максимум, и все сделаем…

— Месяц? — я резко остановился и повернулся к нему, подавляя желание сразу приложить его головой о стену. — Ты издеваешься? Тут день ждать нельзя!

Я крепко схватил его за плечо и подвел прямо к засорившемуся унитазу. Из него распространялся резкий, неприятный запах.

— Видишь это? — спросил я сухо, почти шепотом. — Вот если будешь еще хоть минуту тут умничать, я тебе голову прямо туда макну. А потом вот таким обосранным пойдёшь объясняться. Всё ясно?

— Если что мы твоего начальника в эфире на миллион зрителей упомянем, — вставил Леша. — Чтобы не расслаблялся.

Мужик тут же побледнел и отпрянул назад, чуть не уронив планшет на пол.

— Все-все, понятно! Я сейчас вызову людей, все починим прямо сейчас! — пробормотал он, торопливо доставая телефон из кармана.

Мужик тотчас набрал чей-то номер дрожащими руками.

Я посмотрел на братьев, которые едва сдерживали улыбки. Похоже, именно так и надо было разговаривать с людьми, привыкшими, что их бездействие остается безнаказанным. Теперь же ситуация явно изменилась не в их пользу.

Через пятнадцать минут в квартиру ввалился запыхавшийся сантехник с тяжелым ящиком инструментов. Он бегло окинул взглядом разгромленную сантехнику и, не теряя времени, принялся устранять проблему. Судя по всему, он явно получил строгие инструкции действовать. Быстро и без лишних разговоров.

Пока сантехник гремел инструментами, мой телефон завибрировал. На экране высветился незнакомый номер.

— Здравствуйте, Коледину Тамару Павловну могу услышать?

Я поставил телефон на громкую, поднес ближе к старухе.

— Алло? — с тревогой голосе спросила она. — Да, я… Пенсионный фонд?.. Да, конечно, могу прийти… Разберёмся?.. Ой, большое спасибо! Обязательно, обязательно приду!

Завершив разговор, старушка с удивлением посмотрела на меня и близнецов. Так будто не верила, что это происходит в реальности. В ее глазах стояли слезы, на губах застыла искренняя улыбка счастья.

— Вы слышали, меня позвали разобраться с моей пенсией! Говорят, документы восстановят, обещали помочь! Господи, да я и не надеялась уже…

— Все будет нормально, Тамара Павловна, — заверил я.

— Саш… пойди сюда…

Старуха вдруг засуетилась, словно вспомнив что-то важное. Она подвела меня к старенькому шкафу и бережно достала небольшую шкатулку. Вытащила оттуда аккуратно свернутый платок — яркий, шелковый, немного выцветший от времени.

В нем оказался…

Я вздрогнул, узнавая браслет Светки, который она носила много лет не снимая.

— Вот, возьми, пожалуйста… — старушка с трогательной серьезностью вложила платок в мои руки. — Это Светочкин… у меня ведь теперь ничего больше и нет, чем бы могла отблагодарить тебя за все, что ты сделал. А я вижу, как ты к Свете относишься… будет тебе на память.

Я осторожно принял браслет, чувствуя, как на душе стало одновременно тепло и горько.

— Спасибо, Тамара Павловна, — тихо сказал я, бережно спрятав браслет в карман. — Я сохраню.

Старушка вытерла слезы платочком, в который был завернут браслет.

— Зуб даю, мужики, сегодня все сделаю! — сантехник во всю возился с сантехникой.

Мы решили не терять время и перенесли из багажника автомобиля все продукты, которые привезли. Получилось настолько много, что мы заставили провизией весь балкон.

Тамара Павловна ахала и охала, совершенно не веря в происходящее.

* * *

Завершив дела, мы вместе вышли на улицу. Я глубоко вдохнул свежий воздух, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение. Паша и Леша тоже выглядели довольными. Сегодня мы сделали реальное большое дело. То человеческое, о котором очень легко забыть за гламуром социальных сетей.

— Сань, — обратился ко мне Паша. — Мы отколем сбор на ремонт квартиры бабушки. Деньги начнут собираться, люди помогут. Ну и от себя обещаем, что наши юристы до конца отработают тему с Пенсионным фондом. Добьемся, чтобы ей компенсировали всю недополученную пенсию. С таким случаем мы точно разберемся до конца.

— Спасибо, мужики, — сказал я, крепко пожимая руки обоим близнецам. — Вы не представляете, как это важно. Не каждый так сможет и не каждый возьмется.

— Да ладно, Сань, брось, — усмехнулся Леша. — Ну, а ты сейчас куда?

— На тренировку вечернюю поеду, — коротко ответил я, поглядывая на время на мобильном.

— Садись, подвезем, — тут же предложил Паша, открывая дверь внедорожника.

Я кивнул и сел в машину, чувствуя приятную усталость после насыщенного дня.

До зала доехали быстро, и я, поблагодарив парней еще раз, выбрался из автомобиля.

— Ну, счастливо, на связи! — крикнул Паша из окна.

— До встречи! — ответил я, поднимая руку на прощание.

Они уехали, а я еще несколько секунд смотрел вслед удаляющейся машине. В такие моменты я особенно отчетливо понимал, что даже в 2025 году есть то, что всегда будет главным. Человеческое участие и взаимовыручка.

(обратно)

Глава 13

На тренировке я в очередной раз и с удовольствием отметил про себя важную деталь. Мужики в зале отдавали всех себя без остатка. Потому атмосфера здесь была запредельно рабочая.

Сегодня был день спаррингов. Мы с Шамой третий раунд подряд работали в паре, выжимая из себя остатки сил. За спиной была сессия формата три по пять. В смысле работали в стойке три раунда по три минуты с каждым из пяти соперников.

Сейчас с Шамилем мы заходили на последний пятый круг. Такой подход помогал не успевать привыкнуть к манере боя соперника и всегда быть в тонусе.

Шаме к этому моменту уже прилично досталось, но пацан был крепким. А еще он двигался легко, грамотно работая от защиты, постоянно уходя с линии атаки.

Я шагнул вперед, пробивая резкий джеб, затем сразу левый боковой. Шама чуть отклонился, вовремя поднял перчатки, поймав удар на блок, и тут же контратаковал коротким хуком. Хороший ответ, хотя и не слишком сильный. С реакцией у пацана был полный порядок.

— Нормально, Шама, молодец, не расслабляйся!

— Да я уже и не думаю, брат, — тяжело выдохнул он, вновь перекрываясь и двигаясь по кругу.

Мы обменялись еще несколькими комбинациями. Я намеренно ускорил темп, проверяя его функционалку. Шама держался достойно — не тушевался, спокойно принимал удары на защиту и вовремя отвечал, не пытаясь уйти в глухую оборону.

Прозвучал свисток, и мы опустили руки, тяжело дыша.

— Хорошо поработали, — я хлопнул его по плечу. — У тебя в стойке реально потенциал есть по голым кулакам. Только не останавливайся, двигайся, а то по башке прилетит.

Шама улыбнулся, вытирая пот со лба предплечьем.

— Понял, брат.

— Шамиль и Гена, работаем еще раунд без перерыва! Основные закончили! — объявил Игнат, видимо еще решив понаблюдать за спаррингом.

Я же присел на скамейку у стены. Снял перчатки и начал разматывать бинты. Заодно решил понаблюдать, как Шамиль отработает с новым партнером. Гена был толковым кикером и на руках работал по заветам кикбоксинга.

Шама неплохо попадал. В какой-то момент он резко выбросил правый прямой, точно попав Гене в бороду, и тут же отскочил, сделав забавный жест двумя пальцами и выкрикнув на весь зал.,

— Вию! Это тебе не Кисловодск, это Махачкала!

Несколько ребят в зале засмеялись, кто-то одобрительно крикнул в ответ. Я тоже усмехнулся, подметив этот момент. Парень явно был харизматичным, а в боях такая фишка всегда могла пригодиться.

Когда раунд закончился, Шама, тяжело дыша, направился к скамейке, схватив бутылку с водой.

— Фух, — выдохнул он.

— Слушай, а прикольная у тебя эта тема, ну, когда ты ударил и сказал про Махачкалу. Звучит интересно, ярко.

Шама, делая несколько жадных глотков, покосился на меня.

— Да это так, по приколу, — пояснил он, перестав пить. — Само вырвалось, брат.

— Вот и отлично! Пусть вырывается почаще, — хмыкнул я. — Это может стать твоей фишкой. Публика такое любит.

Шама задумался, слегка почесал подбородок.

— Ну раз говоришь, попробую еще разок.

— Вот завтра у нас конференция перед боем, — продолжил я. — Давай-ка со мной пойдешь, там и выдашь свое «Вию». Пусть привыкнут.

— Да ты меня сегодня настегал в спарринге, брат! Как я пойду-то теперь с тобой куда-то? — усмехнулся добродушный парень.

— Вот как раз и пойдёшь, пусть видят, что даже после тяжелого спарринга у тебя настрой боевой. Запомнят лучше.

— А меня туда пустят? — засомневался он.

— Мы не будем спрашивать.

Пару минут я помолчал, давая Шаме прийти в себя. Тренировка закончилась и народ по большей части делал заминку, да уходил в раздевалку.

— Че пойдем, Сань? — предложил Шамиль.

— У меня есть предложение получше. Давай задержимся?

— На фига? — спросил он.

— Хочу показать наглядно, чем кулачка отличается от остальной работы в стойке.

Шама долго не думал.

— Воще по кайфу! Перчатки одевать?

— Зачем нам перчатки на голых кулаках, — заверил я. — Без них обойдемся.

Я еще вчера думал, что мне будет не лишним поработать в зале поверх отведенной Игнатом нагрузки. И вчера получил от тренера добро поработать после основной тренировки.

Кулачка действительно отличалась от бокса или кикбоксинга, потому мне кровь носом требовалось внести корректировки в подготовку. Так что мое предложение к Щамилю носило в том числе меркантильный интерес. Для отработки мне нужна была пара. И Щама, который также планировал выступить на голых кулаках, был идеальным кандидатом.

— Ну смотри, кое-что нужно подкрутить, — начал пояснять я, когда мы встали друг напротив друга.

Шама внимательно посмотрел на меня, кивая и ожидая продолжения.

— В кулачке нельзя работать так, как ты привык в перчатках. Пинимать удары на себя не выйдет, — объяснил я.

— Почему?

— Давай покажу. Перекройся, как обычно.

Он тут же поднял кулаки, встав в стойку. Я быстро, но аккуратно обозначил несколько ударов между его руками. Мои кулаки легко проходили сквозь его защиту, едва касаясь кожи.

— Понимаешь теперь? — спросил я серьезно. — В кулачке защита, как в боксе, не работает. Голая рука проходит, как игла, любой твой просчет и машем ручкой поражению.

Объяснил я и другую сторону нежелательности работы в защите. Удар голым кулаком был гораздо болезненнее, а что еще важнее — куда как травмоопаснее. Даже удар в блок мог привести к получению травмы — от гематомы, до перелома. Даже если из боя не выключит, функционалку просадит.

— Понял, — задумчиво кивнул Шама.

— Здесь важно использовать твой тайминг, ловить моменты и атаковать на дистанции. Но еще один важный момент… Давай-ка перчатку снова надень.

Шама надел перчатку и вопросительно посмотрел на меня.

— Теперь ударь мне по ладони.

Я подставил открытую ладонь перед ним. Он не задумываясь нанес быстрый и хлесткий удар. Хлопок вышел громкий и четкий.

— Хорошо, а теперь сними перчатку и ударь точно так же.

Шама снял перчатку, приготовился, резко выбросил кулак… но удар застыл буквально в сантиметре от моей ладони. Он замер, удивленно глядя на свою руку, словно не понимая, почему так произошло.

— Понимаешь разницу? — спросил я спокойно. — Ты привык к одной дистанции, а тут она другая. К этому тоже нужно адаптироваться.

— Врубился! — воскликнул Шама. — Понял, брат. Спасибо, теперь ясно. Буду работать.

— Давай немного поиграем в пятнашки, дистанцию без перчаток прочувствуем.

* * *

Когда мы, наконец, закончили, я заметил, как Серега, переодевшись, проходит мимо. Пусть бы и дальше шел, но меня привлекла его яркая футболка с логотипом какого-то автотюнинга. На ней помимо самого логотипа были контакты — телефон и адрес в социальных сетях. По сути — ходячая рекламна карточка. Еще на спине надпись:

«Хочешь прокачать тачку? Спроси меня как!»

Меня это заинтересовало, и я махнул ему рукой, прося остановиться.

— Серега, а это что за футболка у тебя? Ты тачками занимаешься?

— Да нет, братан, это партнерка у меня с салоном этим.

— В смысле? Партнерка как выглядит? — уточнил я.

— Ну, все просто, — Сергей коротко пожал плечами. — Я хожу в ней, фотки делаю, в соцсети выкладываю, на бои надеваю на выход. А после боя в сторис благодарю, типа, вот, тачки делают четко, советую всем.

Я переварил новую информацию.

— И что, это работает? Этой фирме реально есть смысл в такой рекламе?

— Конечно, брат. У них клиентов теперь хоть отбавляй. В общем, схема рабочая, фирме плюс, мне тоже какой-никакой бонус.

Я задумчиво кивнул, чувствуя, как в голове постепенно зарождается интересная идея. Схема могла мне пригодиться, тем более с машиной надо что-то решать. А так схема казалась вполне рабочей.

Почему бы и нет? Зайдя в раздевалку и открыв шкафчик, я достал телефон и набрал номер Ибрагима. Пришлось подождать, пока мастер возьмет трубку.

— Да, слушаю.

Я коротко обрисовал Ибрагиму предложение. Мол, я выхожу на ближайший бой в футболке с названием его мастерской, делаю несколько публикаций, благодарю прямо после боя.

— Ну, короче, даю рекламу. А взамен ты приводишь мою тачку в порядок. За запчасти я, естественно, заплачу, — обозначил я. — Как тебе такое?

На той стороне наступила короткая пауза. Мастер явно задумался, взвешивая плюсы и минусы.

— Саша, так у меня никакого названия как бы нет…

— Будет значит, самое время придумать. Вот к тебе когда народ идет, как они говорят? Ну когда друзьям советуют?

— У Ибрагима… — ответил он.

— Значит так и назови.

— Саня, да ну, как кафе на побережье, отвечаю! — возмутился мастер.

— Ну а ты к «У Ибрагима» добавь «мастерская».

— Мастерская у Ибрагима в смысле? — уточнил Ибрагим. — А не будет как будто я себя выпячиваю, ну имя свое ставлю…

— Отличное название, — заверил я.

— Ну-у… — неуверенно протянул он, а затем вздохнул и решился. — Слушай, ну давай попробуем. Почему бы и нет, может, и получится что-то интересное. Давай я только с племянником посоветуюсь. Он лучше моего ваши социальные сети знает.

— Отлично, тогда договорились! — сказал я, мысленно представляя, как машина приобретает нормальный вид.

Положив трубку, я усмехнулся, довольный собой. Кое-какие современные схемы мне все-таки начинали нравиться.

Пока разговаривал, на экране телефона появилась уведомление:

«Алина опубликовала новую историю. Посмотрите ее, пока она не исчезла».

Свежая история моментально бросилась мне в глаза. Девушка выложила видео из какого-то ресторана, судя по всему, сделанное буквально пару минут назад. На видео был виден столик, чашка кофе и часть вывески заведения.

Я подошёл к Шаме, который тоже переодевался и протянул ему телефон:

— Брат, знаешь, где это место?

Шама взглянул на экран и сразу кивнул.

— Конечно знаю, это «Бруклин», кафе возле центра. А че такое?

Я задумался лишь на мгновение. Хотела Алина того или нет, но у меня с ней остался незаконченный вопрос. Тем более, после получения новых вводных. Которые, с этими новыми вводными, теперь касались не только Алины, но и меня.

— Можешь меня туда подвезти? — спросил я.

Шама даже не спросил ничего.

— Да без вопросов, поехали. Сейчас только сумку возьму.

* * *

Мы подъехали к кафе «Бруклин», и Шама осторожно притормозил у обочины. Я внимательно всматривался в толпу, и почти сразу заметил Алину. Девчонка стояла у входа и напряженно о чем-то разговаривала с каким-то мужчиной.

— Притормози пока, брат, — попросил я, не отрывая взгляда от нее.

Шама замедлил ход и остановился чуть дальше, чтобы не привлекать внимания. Через несколько секунд я увидел, как Алина достала из сумочки конверт и незаметно передала его собеседнику. Тот, оглянувшись по сторонам, поспешно отошел.

Алина быстро развернулась и пошла прочь от кафе, при этом нервно скомкала что-то и бросила на землю.

— Подожди меня тут, — сказал я Шаме, открывая дверь автомобиля.

Выйдя на улицу, я быстро подошел к месту, где Алина бросила визитку. Подняв скомканный кусочек бумаги, я расправил его и прочитал надпись:

«Автомастерская. Тюнинг. Выхлоп».

Алина уже вошла в кафе и заняла столик у окна. Я спрятал визитку в карман и вернулся к машине, наблюдая за ней сквозь стекло.

— Это кто брат? — наконец, поинтересовался Шамиль.

— Есть тут одна, — бросил я, не оборачиваясь. — Дай мне еще пару минут.

— Вообще без проблем, брат.

По напряженному взгляду и нервным движениям рук было понятно, что Алина явно кого-то ждет. Гадать кого именно не пришлось. К парковке подъехал уже знакомый мне автомобиль бывшего Алины.

— Шама, — тихо обратился я к товарищу, кивая на бывшего Алины. — Можешь его чуть задержать, чтобы он сразу внутрь не пошел?

— Попробую, брат. Сделаю, что смогу.

Он вышел из машины и направился прямо к немецкой иномарке. Бывший Алины как раз выходил из автомобиля и направлялся к кафе. Но Шама подошел к нему и указал на колесо его автомобиля.

— Погоди, у тебя там колесо спущено.

Бывший мгновенно остановился, озадаченно оглядывая свою машину. Ну а я воспользовался моментом и быстро направился в кафе.

Оказавшись внутри, я сразу подошел к столику Алины и сел напротив. Она резко вздрогнула, в глазах появилась тревога и страх.

— Ты что тут делаешь? Ты должен уйти! — нервно прошептала она, оглядываясь.

— Откуда ты знала результаты боев, Алин? — прямо спросил я, не обращая внимания на ее протесты.

Алина вздрогнула от неожиданности, опустила глаза. Помолчала секунду.

— В конторе, на турнирах Хайпенко, результаты знают заранее…

— Ты получала их от бывшего? — продолжил я.

— Да… — она коротко и виновато кивнула

Я молча достал визитку мастерской и бросил на стол перед ней.

— Это что?

Она с удивлением и возмущением посмотрела на визитку, затем вернула взгляд на меня.

— Ты что, следишь за мной?

— Я спрашиваю, это что такое? — холодно повторил я.

— Это… это… Все сложно, Саш, не лезь в это, пожалуйста.

Я бросил быстрый взгляд за окно и увидел, как бывший Алины уже идет в кафе, а Шама с сожалением пожимает плечами — мол, сделал все, что мог.

— Я уйду, — сказал я Алине, вставая. — Если ты дашь слово, что свяжешься со мной и объяснишь все нормально. Поняла?

Алина сжала губы.

— Саша…

— Хорошо я остаюсь! — улыбнулся я.

— Я обещаю… — Алина коротко кивнула.

Я развернулся и вышел через запасной выход. Чем дальше, тем сильнее мне не нравилась эта ситуация.

Шама ждал меня с задумчивым видом, опираясь на капот.

— Спасибо, выручил, — поблагодарил его я.

— Да вообще без проблем. Но тип этот мерзкий, честно говоря, я чуть его не хрустнул прямо тут. А че у тебя с ним за вопросы такие серьезные?

— Забей, — отмахнулся я. — Просто мутный тип. Лучше готовься, завтра конференция.

— Да, помню… поехали? — спросил он, уже открывая дверь машины.

— Нет, я сам пройдусь, голову проветрю, — ответил я.

Идя медленно по улице, я достал телефон и снова открыл страницу Алины в соцсети. На секунду задумавшись, переключился на страницу ее бывшего.

Последний пост был выложен сегодня:

«Машина подвела, пришлось экстренно завезти в мастерскую. Надеюсь, починят вовремя, ралли на носу…»

На снимке поста была… та самая мастерская, чье название я видел на визитке.

(обратно)

Глава 14

Мы с Шамой ехали на конференцию молча. Он нервно постукивал пальцами по рулю, поглядывая по сторонам. Пацан явно переживал и в машине висела напряженная тишина. Все таки не каждый день, что у него, что у меня, проходят пресс-конференции на огромную аудиторию.

— Все светофоры по пути собираем! — зло процедил Шамиль, когда мы остановились на красный. — И еще девяносто секунд стоять!

Он ударил обеими руками по рулю, выплескивая гнев, бурлящий внутри.

— Да я за девяносто секунд… чего только не сделаю! Не, ну скажи, Саш, на каждом перекрестке останавливаемся!

— Чего ты завелся? Все нормально будет, — спокойно сказал я.

Шама вздохнул, крепко держась за руль обеими руками. Он будто ждал этого вопроса, сам показывать, что нервничает, он не хотел.

— Да просто думаю… а если меня не пустят, Сань? Меня ведь никто не знает, пропуска-шмопуска у меня нет, — пояснил он причину своего беспокойства. — Меня туда никто не приглашал и разрешение придти никто не давал!

— А мы не будем спрашивать никакого разрешения, — я поймал его взгляд в зеркале заднего обзора. — Просто зайдем и все. Как там виу…

— Виу! Это не Кисловодск, это Махачкала! — расхохотался Шама, уже не обращая внимания на время, оставшееся на светофоре.

— Почему, кстати не Кисловодск, чем он тебе не угодил? Отличный город, или ты так не считаешь? — спросил я, стараясь переключить товарища на другие мысли.

Оно ведь как бывает — перегореть можно на раз-два. А это точно не то, что нужно Шамилю.

— Ваху Бруклина знаешь? Черный диплом туда-сюда, — охотно пояснил Шама. — У него в песне: «это тебе не Кисловодск, это Нью Йорк!».

— Ну ладно… а Кисловодск тут причем?

— Брат, такое спросишь! Ну хрен его знает… так-то я ничего против Кисловодска не имею… слушай, а если меня на конфе спросят так? Че сказать? — Шама нервно улыбнулся и снова нахмурился. — Вот как там себя вести? Все это новое для меня. Не представляю даже, че и как. Стремно даже как-то… вот сижу думаю, кто я такой, чтобы такой чести удостаиваться⁈

Я понимающе кивнул.

— Слушай, я сам не знаю, как там сложится, — честно признался я. — Все по обстоятельствам. Вот ты за себя знаешь?

— Знаю, — кивнул Шама.

— Ну вот.

— Но люди то не в курсах!

— Главное, человеком оставайся, веди себя по отношению к людям так, как бы ты хотел, чтобы люди себя вели по отношению к тебе. А дальше разберемся, — объяснил я свою позицию.

Шама крепко задумался. Поерзал на водительском сиденье. Светофоры, на которых мы по-прежнему останавливались, его уже нисколько не волновали.

— Сань, а если хамить или грубить начнут? — спросил он. — Башку таким сносить?

— Там по ситуации разберешься. Если надо будет ответить, ответишь, — пояснил я спокойно. — Если есть за что башку сносить, значит снесешь.

— А когда говорить свои слова, которые мы обсуждали? Ну виу туда-сюда. Я же не буду выходить такой виу! Кисловодск там… — Шамиль осекся и тяжело выдохнул. — Скажут — дебил что ли, приехал в столицу, а вести себя не научился.

Я прекрасно его понимал. Мероприятие предстояло ответственное, на большую аудиторию. На конференции можно как возвыситься, так и сесть в лужу. Но лично я для себя решил так — оставаться собой. Ну а оценят это или нет — решать уже не мне. Да и не Шамилю. Хорошо это или плохо неважно, потому что влиять на это мы не можем.

— Сам почувствуешь момент. Главное, говори четко и уверенно, как бы без камер сказал, — заверил я Шаму.

Он наконец то расслабил плечи.

— Понял, Сань. Ладно, тогда прорвемся… это я че подумал, ты же сам такой! Ну в смысле эту кашу первый раз варить будешь! Блин, вот бы мне такое спокойствие! У тебя железно бетонные нервы!

Интересное сравнение с кашей… да и варим мы по сути кашу из топора.

Мы подъехали к зданию, где будет проходить конференция. Возле здания уже толпилась толпа народа. Зрители, блогеры, бойцы, сотрудники V-fight.

Но привлекло меня другое. На здании был повешен совсем новенький плакат с анонсом предстоящего турнира. Сделано было ярко, привлекательно, но главное — прямо посередине плаката, как главное событие вечера боев, были мое и Карателя изображения. Не фотографии, а именно мастерски нарисованные лица.

— Ни фига… — протянул Шама, когда увидел плакат. — Саня посмотри! Вон! Твой фейс!

— Видел, — спокойно ответил я, хотя внутри все кипело.

Какой боец не хочет увидеть себя в главном событии крупного турнира? Шаму аж в пот пробило, паркуясь, он продолжил восхищаться плакатом.

— Не ты прикинь… — не замолкал он.

Припарковаться оказалось той еще проблемой. Все места были забиты за полкилометра до здания. Впрочем неудивительно. Как я понял, на конференции помимо бойцов, их менеджеров, друзей, присутствовали и зрители. Сто человек, как минимум. Так что, как говорится, здесь яблоку негде было упасть.

Сделав круг, я наконец-то заметили место, только-только освободившееся.

— Давай сюда, — я показал на место Шамилю.

Шама быстро среагировал, и нырнул в карман. Но не успел он включить нейтралку и дернуть ручник, как перед капотом вырос какой-то наглый товарищ. Он с важным видом начал махать Шаме рукой, показывая чтобы тот отъезжал. Делал это настолько небрежно, как будто прогонял котенка.

— Тебе че? — спросил Шама, опуская окно и высовываясь.

— Место занято, — заявил «парковщик» приказным тоном. — Отъезжай!

Мы не успели осознать, чего это мутный товарищ хочет, как сзади подъехал здоровенный белый «Порше». Водитель начал сигналить и мигать дальним светом.

— Какие вопросы? — я вышел из «Лады».

Боковым зрением подметил, как из «Порше» выходят сразу четверо друзей-товарищей «парковщика». У двоих из них в руках сразу появились телефоны. Впрочем, Шама, как обладатель взрывного южного темперамента, тоже не остался сидеть в машине. Вышел, громко хлопнув дверью.

Что ж, не привыкать когда численное преимущество не на моей стороне.

— Машину говорю убери, — передо мной вырос «парковщик», дерганный и весь какой-то заведенный.

Я сразу понял, что вопрос здесь будет решаться не словами. Но шанс, даже если он призрачный, надо использовать до конца. Поэтому попробуем «жить дружно».

— Когда мы подъезжали, здесь никого не было, — пояснил я «парковщику». — Поэтому, вы не успели парни. Без обид.

— Ты не понял, я специально из машины вышел, чтобы место занять! — зарычал мой новый знакомый, подходя ближе.

Самое забавное, что сделал он это только тогда, когда подошли его «братки» из «Порша». Я поймал себя на мысли, что обратись «парковщик» уважительно, и поясни ситуацию, то мы бы уступили им место. Но зачем говорить уважительно, когда их пятеро, а нас двое? Мы на «Ладе», а они на дорогой иномарке.

Логика так себе, конечно, но вполне в духе этой пятерки, возомнившей себя царьками этой жизни.

Двое уже выросли по бокам от Шамы. Один положил ему руку на шею, попытался подтянуть к себе… Заразная самоуверенность. «Парковщик», как только по бокам выросла его группа поддержки, тоже поверил в себя.

Почему-то наличие камер в 2025 году делало людей нервными и заставляло совершать необдуманные поступки. А оба его товарища снимали на камеру весь наш разговор.

— Ты как базаришь? — зацедил он.

— Камеру убери и побазарим, — ответил я.

— Ты попутал⁈ — «парковщик» ткнул мне в грудь пальцем.

Вернее попытался.

Я схватил его за палец и резко вывернул. Раздался отчетливой хруст и одновременно — вопль:

— А-а-а! — он отступил смотря на свой палец, который сделал повернутым другую сторону.

Боковым зрением я видел, что не стоит на месте и Шамиль.

Клац!

Один из двоих, которые окружили Шаму, рухнул навзничь. Боковой сработал исправно. Второй попытался атаковать со спины.

Я, схватив «парковщика» за шиворот, использовал его в качестве шара для боулинга и сбил им атаковавшего Шамиля парня. Шама увидел угрозу и сцепился с противником, но уже лицом к лицу. Сошлись в тайском клинче.

Двое сопровождающих «парковщика» не успели среагировать, потому что держали телефоны и были заняты съемкой.

Да и хотели ли?

Теперь не знаю, потому что из здания выскочили охранники во главе с каким-то пареньком с бейджем V-fight на груди.

— Драки не нужно! Не надо устраивать балаган! — заорал он.

Нас тотчас растянули. К тому же «Порш» перекрыл дорогу и позади него образовался немаленький затор. Водители начали сигналить и выходить из машин. Так что охрана вмешалась вовремя. Еще чуть чуть и «Порш» попросту некому было бы отгонять.

Казалось бы, обычное недопонимание на улице, но камеры телефонов писали со всех сторон.

— Давай один на один, че ты? — извивался в руках охраны «парковщик», прыгай, как сайгак.

С таким видом, будто был готов рвать и метать. Но он прекрасно знал, что охранники его не отпустят. Как и меня никто не пустит к нему. Но смотрелось эффектно, надо признать.

— Саша, все в порядке? — передо мной вырос тот самый паренек с бейджиком на груди.

Он смерил меня взглядом, будто сканируя. Хотел удостоверится, что я не получил травм. На его бейдже я прочитал «администратор Евгений».

— Порядок, — подтвердил я.

Евгений выдохнул явно с облегчением.

— Так секьюрити… — он завертел башкой, жестом подозвал к себе пару охранников из тех, что были посвободнее (остальные сопровождали лихих парней из «Порша» обратно к их машине).

— Сашу Файтера без очереди через черный вход! — распорядился Евгений.

— Пойдем, — позвал я растерявшегося Шамиля.

Вслед за охранниками мы пошли к уже знакомому мне черному входу. Тем лучше, у основных дверей стояла охрана, внимательно сверяя списки гостей и выдавая пропуска. И не сказать, что очередь двигалась.

У черного входа я заметил Леню — бывшего соседа по этажу, с которым мы как раз вместе работали здесь охранниками. Он меня тоже сразу увидел, широко улыбнулся и приветственно махнул рукой.

— Рад тебя видеть, — искренне сказал он.

Я припомнил недавний вброс от Иры, которая пыталась выставить Леню в негативном ключе. Поймался на мысли, что рад, что это оказалось неправда.

— Взаимно, Леня, — сказал я, пожав ему руку.

Леня открыл список на телефоне, отметил меня и уставился на Шамиля.

— Фамилия?

— Магомедов.

Конечно же, в списке приглашенных Шамы не оказалось. Леня посмотрел на Шаму, бросил взгляд в список и покачал головой.

— Тут тебя нет. Не положено…

Я аккуратно взял охранника под локоть.

— Тут такое дело, это мой товарищ. Поможешь?

Леня помялся, покосился на других охранников.

— Ладно, пацаны, проходите, — он махнул рукой и сказал вполголоса. — Но аккуратно там, если что я не знаю, как вы прошли.

— Спасибо, Лень, не подведем! — поблагодарил я.

— Брат, с меня поляна, — не удержался Шама, проходя мимо Леонида. — Красавчик, от души!

Мы прошли внутрь. Шама чуть расслабился, вздохнул с облегчением

— Повезло! Я уж думал, все, на улице останусь… — Шама осекся, потому что мы вошли в зал, а потом тихо пробормотал. — Ну и дела, брат…

Перед нами раскинулся зал для пресс-конференции. Ряды диванов, пока еще пустых, зрительский зал и огромный экран.

Все выполнено в фирменных цветах V-fights и чертовски узнаваемо…

Ответить Шамилю я не успел. К нам протиснулась молодая девушка с микрофоном и сразу направила его в мою сторону.

— Здравствуйте, новости V-fight! Можно пару слов? Как ваши впечатления от первой конференции? — запищала она своим тонким голоском.

Шама среагировал первым и начал что-то вещать любопытной девчонке. Та восхищено хлопала глазами, отыгрывая отведенную роль глупышки.

Ко мне же подошел незнакомый парень — крупный, на вид агрессивный, с наигранной улыбкой на лице. По шрамам на его физиономии я сразу понял, что он боец, причем наверняка опытный.

— Саша Файтер? Уважаю тебя братуха, давай селфи сделаем? — сказал он, ловок доставая телефон из штанов.

Я кивнул, соглашаясь, и встал рядом с ним. Естественно, ничего не подозревая. Но потом что-то пошло не так. В момент, когда боец навел камеру, его лицо резко изменилось. Улыбка исчезла, а голос стал жестким и наглым.

— Ты че такой дерзкий, слышь? — держа телефон на втянутой руке, боец попер на меня, как танк.

Я опешил, пытаясь понять с чем связано резкое изменение в поведении.

— С тобой все в порядке? Я тебя вижу в первый раз! — я сделал пару шагов назад, сжимая кулак и готовый в любой момент ответить.

Он попытался меня толкнуть свободной рукой, продолжая нести чушь, которую и на голову не оденешь.

Реакция у меня была мгновенной. Не давая ему договорить, я резко врубил ему под дых одной рукой, а второй вырвал телефон из его рук.

— Эй, ты че… — парень растерялся и попятился, держась за солнечное сплетение. — Я же тему мучу!

Бычка у него испарилась мгновенно. Понятия не имею какую тему он мутил, но вел он себя неподобающе.

— Научишься себя нормально вести — телефон не верну в следующий раз, — отрезал я.

— Я же темы мутить собрался! — возмущено воскликнул он.

Вокруг нас люди заинтересованно обернулись, ожидая конфликта. Парень несколько секунд смотрел на меня, явно взвешивая варианты. А затем нехотя поднял ладони в примирительном жесте.

— Ладно-ладно, понял, переборщил… не прав был, надо было твоим желанием поинтересоваться.

Я кивнул, возвращая телефон, и холоднодобавил:

— Вот и славно. Будь вежливее.

Он быстро ретировался, явно сконфуженный, а Шама, закончивший давать свое первое интервью, подошел ко мне.

— Нормально ты его остудил… дебил, честное слово.

— А что за темы он мутит? — поинтересовался я.

— Это он хочет с тобой конфликт в публичном пространстве замутить… оторвать кусочек твоего хайпа!

Как бы то ни было, конфликт с бойцом утих, а вот внимание к моей персоне только прибавилось. Сразу несколько камер телефонов снимали конфликт с разных сторон. Следом ко мне уверенно подошел парень в строгом костюме… фиолетового цвета.

— Тарас Громов, — представился он и видя, что мне его фамилия и имя совершенно ни о чем не говорят, добавил. — Менеджер Маги Карателя.

Тарас огляделся, убеждаясь, что нас никто не снимает, и едва слышно продолжил.

— Саш, предлагаю тебе сразу договориться, как будем себя вести на конфе. Надо чтобы все гладко прошло, без неожиданностей…

— Кому надо? — я обернулся на Тараса.

— Думаю мы с обоих сторон в этом заинтересованы…

— Сценарий предлагаешь?

— Скажем так не сценарий, а то, что позволит сохранить интригу перед поединком, в котором ты… — менеджер хитро улыбнулся. — Ну ты понял.

С этими словами он сунул руку во внутренний карман, достал телефон.

— Номер продиктуй, я тебе все по мессенджеру скину.

— Записывай.

Я продиктовал номер, через несколько секунд телефон звякнул. И от Тараса пришло входящее сообщение. Я открыл файл, пробежал глазами и брови сами поползли вверх.

— Если сделаешь все точь в точь, сотку сверху переводом, — подмигнул он.

— Давай, только бабки вперед, — сказал я.

Тарас задумался, но не на долго.

— Диктуй!

Карты у меня не было, пришлось давать номер Шамиля. Тарас сделал перевод и у Шамы пиликнул его мобильник, извещая о пополнении счета. Я видел как он аж закашлялся от внушительной суммы и покосился на меня.

— Я думал с тобой будет сложнее договориться, — хмыкнул менеджер и протянул мне руку, довольный собой. — Сейчас с минуты на минуту Мага зайдет, будь готов!

Я глянул на его протянутую руку, а затем отрицательно качнул головой.

— Нет, Тарас, мы не договоримся. С Магой у нас личное. Тут договариваться заранее смысла нет. Какойдет — так пойдет, — пояснил я свою позицию.

— В смысле? — опешил Тарас, часто заморгав.

— В коромысле, иди куда шел, мы не договорились, — прямо обозначил я.

— А бабки, которые я тебе перевел!

— За это спасибо, чего мне от бабок отказываться?

— Но…

— Послушай внимательно, — перебил его я. —

Сотка — это твоя моральная компенсация за то, что ты вообще догадался озвучить мне такое предложение. Без нее была бы компенсация физическая.

Менеджер наконец опустил руку, явно недовольный ответом.

— Ты пожалеешь, — Тарас принялся угрожающе трясти пальцем.

— Шуруй, — улыбнулся я.

В этот момент и появился Каратель. Он двигался уверенно, со своей привычной свитой, демонстративно глядя на всех сверху вниз.

Заметив меня, Мага резко остановился, лицо его скривилось от плохо скрываемой ненависти.

— Э⁈ — громко сказал он, разводя руки и шагая вперед.

Мага не заметил, как Тарас скрещивает руки, явно показывая, что все — отмена. Охрана мгновенно стала между нами, будто тоже заранее ожидая конфликта.

— Парни, спокойно! Все вопросы только на конференции, — Игнат внезапно вырос между нами, как гриб после дождя.

Мага продолжал бычить, пытаясь меня спровоцировать, но я стоял неподвижно, спокойно глядя ему прямо в глаза, не реагируя на агрессию.

Каратель презрительно усмехнулся, банка энергетика, которая была в его руках, полетела в меня. Идиотская привычка бросаться всем, что только попадёт под руку, у Маги осталась. По сценарию, который предлагал мне его менеджер, я должен был испугаться брошенной банки. А потом Каратель, прорвавшись сквозь толпу должен был сбить меня с ног ударил ноги.

Но в реальности я ловко поймал банку энергетика. А когда охрана «совершенно случайно» прозевала, как Мага рванул вперед, я обрушил банку ему на голову.

Банка взорвалась ко всем чертям, обдав Карателя сладким и липким энергетиком.

— Не снимать! Съемка запрещена! — разволновался Игнат. — Заберите на хрен телефоны!

Мага выпучив глаза совершенно растерялся. Он был явно растерян, что все пошло не по заранее согласованному сценарию.

— На конфе поговорим, не кипятись заранее, — холодно сказал я, не отводя взгляда.

Каратель попытался броситься на меня, но тут охрана наконец сработала по настоящему.

Магу оттащили. Он развернулся и пошел дальше, нарочито громко разговаривая со своей компанией. Так, будто ничего и не случилось.

— Позорник, — процедил Шамиль, провожая Карателя взглядом. — Ведет себя неподобающе… красавчик, Саш, что его угомонил!

От автора:

Вышел 9 том серии Пограничник. Бывший офицер ВДВ гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата он должен стать погранцом в Афганистане. На всю серию скидки до 50%: https://author.today/work/393429

(обратно)

Глава 15

Организаторы начали просить всех бойцов занять свои места на диванах. Зал постепенно затихал, суета стихала.

Я посмотрел на Шаму, который держался рядом,

— Садись в зал, — пояснил я. — Как появится возможность — зажгешь!

— А если билет спросят? — Шама озадаченно поскреб макушку.

Я сунул руку в карман и достал свой пропуск, отдал его Шамилю.

— Давай, брат, удачи тебе.

Шамиль расцвел и пошел искать место в зрительском зале. Я направился к диванам, где уже сидели некоторые бойцы.

На каждом месте лежали таблички с именами, и я быстро нашёл свое место.

Передо мной тотчас вырос какой-то паренек, который помог мне повесить микрофон. За что нужно было отдать должна V-fight, так это за отличную организацию. Все делалось на высоком профессиональном уровне.

Туда сюда сновали сотрудники, но не хаотично — каждый отчетливо знал, что ему делать. Съемочная группа жужжала, как сплоченный улий.

— Микрофон не закрываем, — предупредил меня паренек.

Потом посмотрел на планшет в своих руках.

— Так… ваш бой будет прогреваться через час, — сказал он.

— И?

— Будьте готовы.

Я кивнул, глянув на микрофон, который подвесили прямо на молнию олимпийки.

Кстати, посадка на диванах тоже была хорошо продумано. Как я понял из состава пар участников (а плакат, который я уже видел на входе, транслировался на большом экране за нашими спинами), соперники сидели по разные стороны баррикад.

Предположу, что делалось это для того, чтобы никто не зацепился раньше времени. Абсолютно верное начинание, учитывая агрессию многих бойцов и желание «намутить тему».

Мага, тоже сидевший на диване, демонстративно отвернулся, делая вид, что не замечает меня. А вот что удивило… так это то, что «парковщик» тоже оказался на диване. Причем вошел он снова устроив истерику на камеру. Как только увидел меня, до слов бросился в драку. Охрана тут же его оттащила, но попытка на камеру была явно засчитана.

Палец у него уже был обмотан бинтом. Вряд ли я его сломал, но вот вывихнул хорошенько. Черт его знает, наверное, добавки хочет.

— А че у тебя с Южным тоже конфликт, — поинтересовался паренек, сидевший по левую руку от меня. — Тот еще ахинейщик. Ты прям все сливки собрал. Меня Богдан зовут.

Мы обменялись рукопожатиями. Богдана я узнал, он тоже был на плакате и дрался с каким-то «Профессором». Правда рожа у его соперника была такая, что ни о какой учёной степени не могло идти речи.

Вообще прозвище бойцов, которыми они выходят на ринг — отдельная тема. Чего здесь только не придумает фантазия. Мое прозвище «файтер» тоже успело ко мне прилипнуть. По крайней мере, на плакате я был подписан именно так.

Богдан оказался разговорчивым парнем и почти всю дорогу что-то комментировал. Как я понял, на конференции он был во второй раз и теперь выступал в роли эксперта.

— Съемки долгие, постоянно что-то, да переснимают, — авторитетно говорил он. — Если зритель смотрит двухчасовое видео, то нам для этого тут надо торчать часов восемь!

Я слушал Богдана, но и сам оглядывался и подмечал некоторые детали.

Все вокруг выглядели собранными и уверенными, явно не в первый раз оказавшись в подобной ситуации. Лупил яркий свет прожекторов, направленных прямо в лицо, вокруг были десятки камер… В целом ожидание начала конференции создавало непривычное ощущение.

— Саш, ты с Карателем, кстати, будь глаз да глаз, — шепнул Богдан. — Не успеешь моргнуть и он попытается задушить тебя сзади. А там, когда удушка уже наброшена, а ты не ждал, хрен нормально защитишься!

Богдан говорил с таким возмущением, будто сам уже попадал под Карателя.

— Сталкивался с ним? — уточнил я.

— Бой был… — вздохнул Богдан так, что сразу стало ясно — бой закончился не в его пользу. — Прошлым летом во втором круге турнира дрались. Бой был в стойке, а этот урод в клинче начал меня душить!

— Не сняли?

— Сняли… только мне от этого что? Зритель его после такой выходки только запомнил! — пояснил Богдан.

Конечно, любопытно получалось, твоего соперника дисквалифицируют за конкретное нарушение правил, победу отдают тебе. Но при этом твой соперник остается на пьедестале, и забирает всю славу. Это как?

Понятно, что вопрос это был философский и ответа на него не было. То что здесь спорт второстепеннен я уже понял достаточно давно. Куда как больше зрителя цепляли выходки, подобные удушению сзади. Но не все потеряно, раз чем-то я зрителю приглянулся. По крайней мере, хотелось в это верить.

— Готовность пять минут объявили по громкой связи!

Пять минут пролетели, как одна. Все наконец расселись по своим местам, суета полностью исчезла. Свет приглушился, и на пятачок перед диванами уверенной походкой вышел Хайпенко с микрофоном в руках. Он оглядел всех бойцов и аудиторию, выдержал небольшую паузу.

— Ну что, все готовы? — громко сказал он в микрофон, глядя в камеру. — Тогда мы начинаем!

Зал оживился, публика начала аплодировать, камеры замелькали еще интенсивнее.

— Люди V-fights, — уверенно продолжил Хайпенко, улыбаясь так, словно знал, что публика уже у него в кармане. — Сегодня нас ждет пресс-конференция перед абсолютно бескомпромиссным стадионным турниром, такого вы еще точно не видели!

Он сделал короткую драматичную паузу, задрав голову вверх, будто растворяясь в аплодисментах, и продолжил.

— В главном бою вечера сойдутся наша звезда — непобедимый, непревзойденный… человек который изменил индустрию поп-мма, Мага Каратель! Мага, как дела, брат, поприветствуй нашего зрителя!

Толпа одобрительно зашумела, Мага самодовольно кивнул в камеры, потряс в воздухе кулаком.

— Противостоять Карателю будет человек, который буквально занят тем, что переворачивает индустрию поп-мма прямо сейчас! Наш новый фаворит публики, боец, который за кратчайший срок набрал огромную популярность. — Я думаю, что вы уже поняли о ком я говорю… Саша Файтер!

На меня направились камеры. Да, зрителей по ту сторону экранов я не видел. Но независимо от этого встал и поприветствовал всех стоя. Привычка такая — кто же здоровается сидя на пятой точке? Это как проявление неуважения, а я своего зрителя уважаю.

— Люди V-fights, честно? Я на хрен завидую тому, что состав пар участников нашего турнира вы услышите в первые… — продолжил Хайпенко. — Всего в стадионном карде будет пять боев. Открывать вечер будут два талантливых и перспективных бойца, которые уже доказали свой уровень.

Хайпенко стал представлять их, но я его уже не слушал, мне срочно следовало найти режиссера… и сейчас, пока зритель был отвлечен прогревом одного из боев, для этого было самое время.

Я сидел с самого краю ряда диванов, как мне казалось незаметно встал и направился вглубь зала, быстро оглядываясь по сторонам и пытаясь найти нужного человека.

— Сань ты куда? — шепнул Богдан.

— Приспичило, — бросил я.

Проблема в том, что прежний я знал, как выглядит режиссер. А вот я нынешний, естественно, не имел об этом ни малейшего понятия. Но где наши не пропадали.

Я пробрался через толпу сотрудников и одернул охранника, бдившего порядок.

— Где туалет?

— Вон, — он указал на коридор и хмыкнул. — Ты че забыл уже где и что тут находится?

Ясно, еще один мой прежний знакомый, которого я вижу первый раз.

— Ну мало ли не работает, — ответил я первое, что пришло в голову. — Чтобы не промахнуться.

Понятно, что никакой туалет мне был не нужен. А вот что было нужно — комната, в которой сидел видеорежиссер.

Я поблагодарила охранника за помощь. И свернул в нужный коридор. Дверь нашел почти сразу. Без стука зашел в кабинет к режиссеру, не обращая внимания на табличку на двери «не беспокоить».

— Какого хера, для кого табличка висит! — зарычал режиссер, но увидев меня, сразу осекся.

Он сидел за столом, на котором было несколько мониторов. В каждом было сразу штук по десять изображений конференции.

Режиссер вимательно следил за мониторами и давал указания своей команде по внутренней связи.

Я быстро подошел к нему и без лишних вступлений заговорил.

— Здорова… Федь, — имя я прочитал у него на бейдже. — Все в силе?

Режиссер покосился на меня.

— Саня, блин, а ты раньше не мог…

Федя огляделся по сторонам, опасаясь, что наш разговор могут подслушать.

— Быстро давай и вали! Если Ренат заметит, я ничего не поставлю! — процедил он.

— Отлично. Покажешь видео по моему жесту, — я положил ему на стол флешку.

Вздохнул, понимая насколько непросто далось мне это решение. Но жребий был брошен. А решение принято.

Федя тотчас флешку спрятал. Причем сделал это настолько ловко, как будто репетировал заранее. Впрочем, не удивлюсь, если это так. Все-таки он ввязался в крайне рискованное мероприятие. И если не сработает так, как задумали… проблемы у него будут большие.

Зная Хайпенко и Рената, потеря работы будет самой меньшей из бед. Но для меня это значило одно — Фёдору можно доверять. Интересно, у него тоже были финансовые разногласия с Хайпенко?

— По какому именно? — спросил Федя, внимательно глядя на меня.

— Я скажу фразу: «А теперь настало время кое-что прояснить». Это будет сигнал.после него сразу врубай.

— Окей, без вопросов. Как скажешь, сразу запускаю… только это, потом если что поможешь мне выгородиться, да? Скажешь, что пробрался и сам вставил… — торопливо загалдел режиссер. — Короче, Сань, ко мне вопросов вообще не должно быть никаких! Все как мы договаривались, да?

— Договорились, — сказал я и вышел из кабинета.

В коридоре вновь столкнулся с одним из охранников, но не с тем, с кем раньше. Пришлось снова вешать лапшу на уши про поиски туалета.

Я вернулся на свое место на диване как раз в тот момент, когда один из бойцов встал с микрофоном и расстроенно сказал в зал.

— Я получил травму на последней тренировке, и, к сожалению, не смогу сегодня выступить по врачебным показателям. Решил не прятаться, а придти и прямо об этом заявить, глядя вам, зрителю и сопернику в глаза…

С этими словами он показал прямо на камеру рентгеновский снимок, где была видна трещина кости на стопе. Камера приблизилась, взяла кадр.

— Вставьте снимок стоп кадром, — распорядился Хайпенко. — Пусть зритель видит, что мы ничего не тасуем, никаких результатов, но травма может затронуть каждого.

— Спасибо, Сергей Игоревич, —прошептал травмированный боец.

Вот только в случае с Хайпенко, спасибо в карман не положишь и на хлеб не намажешь. Я видел, как недобро блеснули глаза Сергея. Ну а пацану здоровья, по себе знаю каково это сняться с боя за несколько дней до. Вообще для любого бойца травма, как удар поддых. Боец вкладывает огромное количество сил и средства в подготовку, а потом слетает с поединка. Обидно до чертиков, но что еще хуже — никто ему не компенсирует ни подготовки, ни реабилитации.

Да, сопернику тоже не сахар, потому что в идеальном мире он готовился именно под этого бойца. И даже в случае замены, ему придётся перестраиваться, что уже несёт в себе риск.

Но в данном случае я на месте соперника пожал бы травмированному руку. Поступок паренька определенно вызывал уважение. Но соперник видимо считал иначе. Молодой агрессивный парень тут же вскочил с дивана и начал громко кричать в толпу, вызывающе вскинув подбородок.

— Да вы че, гоните⁈ Я месяц из зала не выходил! Какая на хрен травма, если ты мужчина — выходи и дерись! Ты же сюда пришел, значит и на ринг сможешь выйти!

Выглядело, конечно, так себе.

Как боец, агрессор явно понимал, что с травмой стопы ты не сможешь драться. Да, можно поставить обезбол и ты не будешь чувствовать боли. Но травма то при этом никуда не исчезнет. И полноценно работать не получится. Ведь кулачка — это прежде всего движение. Если ты в бою остановился, то считай проиграл.

За малым не вспыхнула массовая драка. А все потому что агрессивный паренек предложил выяснить отношения здесь и сейчас. Ну а травмированный недолго думая согласился.

Охранники естественно потушили конфликт, а агрессор, у которого было прозвище «Ламающий», вышел прямо в цент зала, и ткнув пальцем в пол громко заявил:

— Любого мне сюда! — громко выкрикнул он, широко разведя руки и вызывающе оглядывая зрительный зал. — Прямо здесь вынесу, прямо сейчас, хоть кого сломаю!

Толпа взорвалась восторженным шумом и аплодисментами. Зрителям явно нравилась эта агрессия и ощущение близкой драки.

Я быстро повернулся и взглянул в зал, встретившись глазами с Шамой. Взгляд у него был напряжённый, но одновременно азартный. Пару секунд Шама смотрел на меня с немым вопросом, будто не решаясь принять вызов, но я едва заметно кивнул ему, показывая, что сейчас самое время заявить о себе.

Шама замялся лишь на мгновение, после чего его глаза вспыхнули решительностью. Он уверенно поднял руку вверх и Шаме тотчас поднесли микрофон.

— Я готов выйти и спустить пар! — громко заявил он, резко встав со своего места. И тотчас добавил. — Виу! Это тебе не Кисловодск, это Махачкала!

И бросил микрофон под ноги, выходя к диванам.

Организаторы и ведущий мгновенно повернулись к нему. Глаза Хайпенко заблестели от азарта. Я заметил, как малость напрягся «Ломающий». Интересно, конечно, наверное считал, что никто не примет его вызов?

Зал вновь оживился, зашумел, зааплодировал. Я заметил, как некоторые зрители начали вставать со своих мест, чтобы лучше видеть происходящее.

Шамиль посмотрел прямо в глаза своему сопернику.

— Я готов прямо сейчас! Кто первый упадет и не встанет!

«Ломающий» издевательски ухмыльнулся.

— А давай!

Он широким жестом пригласил Шаму подняться на помост, который был установлен специально для подобных вызовов — маленький импровизированный ринг, огороженный канатами.

Я понимал почему организаторы выбрали именно такой размер ринга. Никакого разбега для маневра, здесь возможна только бескомпромиссная Рыбка. И Шама был явно настроен ее показать.

— Давай, погнали! — бросил он, снимая олимпийку и отдавая ее мне.

Потом спокойно направился к рингу, не опуская взгляд и не выдавая никаких эмоций, кроме холодной уверенности. Я тут же поднялся следом и догнал его.

— Спокойно, — тихо, но уверенно сказал я. — Не лети, дыши и работай так, как мы отрабатывали на тренировках. Покажи всем свою Махачкалу!

Шама быстро оглянулся на меня и кивнул, его глаза в этот момент горели настолько ярко, что я сразу понял — он воспользуется своим шансом.

Мы поднялись на ринг, и я сразу взял на себя роль секунданта. Быстро надел Шаме перчатки, попутно давая последние инструкции.

— Работай джебом, не давай ему дистанцию сократить. Смещайся в сторону с ударом.

Шама сосредоточенно слушал и коротко кивал, но я видел, как напряглись его мышцы, готовясь к схватке.

«Ломающий» тем временем надел перчатки и демонстративно разминал шею, поглядывая на Шаму с нескрываемым пренебрежением. Было ясно, что он уверен в своей легкой победе и не воспринимает Шамиля всерьез.

Внешне сама действительно мало напоминал бойца. Довольно миролюбивое лицо без тени агрессии, высокий, но худощавый.

Ведущий объявил короткий спарринг, и прозвучал резкий сигнал к началу.

Шама сразу занял центр ринга, спокойно и методично работая левой рукой, проверяя соперника. Тот попытался мгновенно броситься в атаку, рассчитывая на свой вес и силу (а разница в весе у них была довольно значительная).

Но Шама действовал грамотно — пара быстрых и точных джебов сразу сбили темп атаки, вынудив противника остановиться.

— Отлично, Шама, — подбодрил я его громко из-за канатов. — Держи темп, спокойно! Встречай!

Толпа заметно оживилась, чувствуя, что интрига только начинается. «Ломающий», явно не ожидая такого сопротивления, начал действовать еще агрессивнее, пытаясь прорваться на ближнюю и нанести мощный удар справа.

Шама уверенно уклонился, резко сместился и контратаковал, нанеся хлесткий и точный боковой удар в челюсть соперника.

«Ломающий» на секунду коснулся настила, но сразу встал.

Зрители взревели, поддерживая Шаму аплодисментами и одобрительными выкриками. Я не сдержал улыбку, наблюдая, как меняется выражение лица противника — от самоуверенности не осталось и следа.

— Вот так, держи его на дистанции! — продолжал я давать указания. — Не подпускай близко!

Следующий выпад соперника снова ушел мимо цели. Шама, воспользовавшись этим, провел серию быстрых и точных ударов, вынудив Ломающего снова отступить к канатам. Уже там Шама начал его забивать.

Короткий раунд закончился сигналом ведущего. Шама вернулся в угол ко мне, тяжело дыша, но явно довольный.

— Красавчик, брат! — искренне похвалил я его. — Весь зал уже за тебя болеет!

Ломающий тем временем выглядел уже куда менее надменным и даже старался избегать прямого взгляда. Он вдруг покачал головой, показывая, что с него хватит.

— Вию! Это тебе, Махачкала! — крикнул Шама, поднимая кулак вверх, и зал снова восторженно загудел.

Хайпенко тут же вышел на ринг с микрофоном в руках и громко объявил.

— Это было зрелищно, друзья! Мне понравился этот парень, думаю, и вам тоже. Как тебя зовут воин⁈

Шама не стушевался.

— Шамиль!

— Шамиль, — Хайпенко выдержал паузу. — Я готов прямо сейчас подписать тебя в лигу! Такие воины нам нужны!

Шама удивленно повернулся ко мне, словно не веря своим ушам. Я показал ему большой палец. Отработал он действительно на все сто.

— Поприветствуйте нового бойца! — объявил Сергей.

Шама, довольный победой, спустился с ринга и вернулся на свое место. Зал затих, и Хайпенко снова взял микрофон, медленно подходя к центру сцены.

— Ну а теперь, друзья, переходим к самому главному. Тому, ради чего мы сегодня здесь собрались — к прогреву боя Маги Карателя и Саши Файтера! Люди V-fight, поприветствуйте участников нашего главного боя!

Камеры резко развернулись в нашу сторону. Мага, словно ждал этого момента, мгновенно вскочил с дивана и начал кричать в мою сторону.

— Ты че, думал, тебе все это с рук сойдет? Что ты избежишь наказания? Почему ты тогда не приехал, а?

Его глаза пылали яростью, он явно хотел вывести меня из себя. Зал мгновенно взорвался шумом. Но, так сказать, мнения, разделились. Кто-то одобрительно поддерживал Магу, кто-то наоборот кричал в мою защиту.

Хайпенко жестом остановил этот шум и спокойно обратился ко мне.

— Саша, есть что ответить на это? Каратель утверждает, что ты отказался встречаться с ним на улице?

Зал замер, люди смотрели в ожидании. Ну а я почувствовал, что настал момент, о котором мы договаривались с режиссером. Я перевел взгляд на Магу, выдержал небольшую паузу и уверенно сказал:

— Есть. Думаю, настало время… — я произнес ровно те слова, которые должны были дать режиссеру сигнал, что все — пора!

Сотни глаз, камеры, направились в мою сторону. Повисла напряженная тишина.

А потом на экране за нашими спинами, включился видеоряд.

(обратно)

Глава 16

Зал погрузился в абсолютную тишину, когда на большом экране появилось обещанное мной видео. Зрители, все до одного бойцы, сам Хайпенко и, конечно же, Каратель, уставились на большой экран

На экране включилось видео, которое я попросил записать Алину. И на нем отчетливо было видно место стрелки, о которой громко и уверенно говорил Мага в прямом эфире.

Я стоял на месте, спокойно ожидая Карателя. Осматривался, явно готовый выяснить отношения лицом к лицу. Время шло, и время съемки было хорошо видно в кадре. Вот только Каратель не появлялся.

Потом началось еще одно видео, сразу следом. Я стою на том же самом месте через время, но Караеля до сих пор нигде нет. Было ясно, что Мага не приехал.

Видео закончилось, и на несколько мгновений в зале воцарилась звенящая тишина. Хайпенко заметно побледнел.

Я бросил взгляд на Магу — он сидел неподвижно, глаза расширились в шоке. Он явно не ожидал такого поворота.

— Вот это да… — послышалось негромко из зала.

В тот же момент раздались оглушительный свист и крики.

— Бу-у-у! Мага, позор! — выкрикнул кто-то громко, и эти слова тут же подхватил весь зал.

Толпа начала освистывать Магу, понимая, что Каратель попросту не приехал на стрелку, которую сам же и назначил.

Хайпенко опустил микрофон, и судя по всему, начал выяснять — откуда появился видеоряд. Сергей подозвал одного из сотрудников, принявшись что-то шептать тому на ухо. Сотрудник отрывисто закивал и бросился выполнять поручение босса. Теперь важно успеть вставить второй видеоряд, пока режиссера не одернули.

Когда шум в зале чуть стих, я спокойно повернулся к Маге, смотря ему прямо в глаза.

— Неудобно вышло, правда? — спросил я в микрофон. — Может объяснишься перед зрителем? Мне то объяснять не надо — я про тебя уже все понял.

Мага резко вскочил с дивана, лицо налилось кровью, глаза сверкали гневом и бессилием. Он схватил микрофон и закричал, отчаянно пытаясь оправдаться.

— Это ложь баля! Чистый монтаж, фейк полный, того рот топтал! Ты че тут людям втираешь⁈

Я усмехнулся, не меняя выражения лица, и покачал головой.

— Нет, Мага, никакой этоне монтаж. Просто ты вместо того, чтобы приехать ко мне, поехал в шиномонтаж и придумал сказочку, что колесо проколол, — я начал рубить правду матку.

— Э-э ты че такое говорить!

Каратель начал делать то единственное, что мог в данной ситуации — оправдываться и пытаться обвинить меня. Правда получалось у него так себе, а от волнения сразу прорезался сильный акцент.

— Я отвечаю, колесо порвал, как мужчина слово даю…

В этот момент на экране начался следующий ролик. Скрины с прямого эфира Маги, в который он выходил из шиномонтажки и серьезным лицом рассказывал о пробитом колесе. На моем видео было отчетливо видно, что Каратель врет и были приведены конкретные доказательства его вранья. Отчетливо было видно, что колесо, якобы «пробитое», не имеет никакого отношения к автомобилю. Оно взято из шиномонтажки. А вот колесо автомобиля Карателя, снятое и невредимое, стоит чуть в стороне у стены. Чуть поверни Мага камеру и никто бы не увидел подлог. Но нет, Каратель не догадался.

Монтаж этого добра и перенос на флешку помогли мне сделать Виталя и Марик, за что пацанам отдельное спасибо!

После этих слов Мага совсем потерял контроль. Он начал срываться с места и пытался прорваться ко мне. Размахивал руками и кричал что-то бессвязное, то на родном языке, то на русском. Практически ничерта не было понятно, но общий смысл сводился к желанию Карателя меня… хм, покарать.

— Э, кто-нибудь рот ему закрой, а⁈ — визжал боец.

Его команда тут же вскочила следом. Но к моему немалому удивлению, с дивана начали подниматься незнакомые пацаны, вставая против братьев Маги стеной.

Началась массовая потасовка, в которой уже казалось невозможно разобраться, кто против кого. Но в этот раз охрана действовала четко и быстро, моментально встав живой стеной между нашими командами.

— Спокойно! Назад! Сядьте на свои места! — громко требовали охранники, расталкивая стороны и не давая бойцам сцепиться снова.

Все, кто пришел на конференцию, хотели одного — поймать кусочек хайпа и как здесь было принято говорить «намутить тему».

Я не лез в драку, просто остался на месте, спокойно глядя на взбешенного Карателя, который метался между своими братьями и охраной. Я понимал, что все идет именно так, как нужно мне, а не ему.

Когда охране удалось наконец утихомирить зал и вернуть всех на свои места, я снова сел на диван. Вальяжно откинулся на спинку, расставив руки и закинув нога на ногу.

— Все, разговор закончен. Кому нужно, тот выводы по ситуации сделал, — невозмутимо сообщил я. — На ринге встретимся, я больше не собираюсь болтать попусту.

Мага, которого только только усадили на диван, снова вскочил. Лицо его исказилось от бессильной злобы, зубы стиснуты.

— Ты че там вякаешь, э! Да я тибе прямо счас размажу!

Но охрана стояла по обе руки от Карателя, не давая прорваться. И тогда он принялся за старое. Схватил стоявшую на столе пластиковую бутылку с водой и швырнул ее в мою сторону. Я едва заметно качнулся, бутылка пролетела мимо, разбрызгав воду по полу. Не добившись нужного эффекта, Мага начал судорожно снимать с ноги ботинок и снова замахнулся, собираясь бросить и его.

— Если есть вопросы, давай выйдем на ринг прямо здесь, и я подробно отвечу на все, что тебя интересует, — сказал я.

Толпа взорвалась аплодисментами и одобрительными криками, ожидая реакции Маги. Тот явно замялся, злобно оглядел зал и попытался выкрутить ситуацию в свою пользу.

— Я хочу бить тибя руками и ногами бэз правил и защиты! — сообщил он.

— Не вопрос, — я коротко пожал плечами. — Я готов, пойдем!

В подтверждении своих слов, я тотчас снял олимпийку и бросил на диван.

— Пойдем, — я кивнул в сторону небольшого ринга, специально установленного для подобных выяснений отношений.

Мага опешил… он явно не ожидал, что я соглашусь. Он вроде и не сказал ничего, но растерявшийся вид Карателя говорил ярче любых слов.

Хайпенко, до сего момента пребывающий в растерянности, наконец вмешался в происходящее.

— У нас по правилам запрещены драки, а то что ты предлагаешь, Саша, это не про спорт! — выдал он, стараясь выгородить Магу. — Давай не будем устраивать балаган!

— Я готов выйти по любым правилам, — отрезал я. — Даже если будем на голове стоять вверх ногами.

Показалось, или скрип зубов Хайпенко был слышен из динамиков. Каратель всего несколько минут назад пытался показать, что готов разорвать меня на куски. Но теперь, когда я любезно согласился представить ему такую возможность, Мага готовился встать на лыжи. И уже сейчас их намазывал.

Хайпенко же моя реакция застала врасплох.

— У нас технический перерыв! Пять минут! — сообщил Сергей.

Резко двинулся в мою сторону, а подойдя, опустил микрофон.

— Ты че творишь, Файтер? — процедил он.

— Проблемы какие? — я вскинул бровь. — Человек хочет меня размазать, я даю ему такую возможность. Если он передумал — пусть сообщит.

Сергей посмотрел на меня ненавистным взглядом.

— Так значит хочешь? Ну-ну…

Он отошел к команде Карателя и они начали о чем-то совещаться. Естественно, с выключенными микрофонами. После подошел к какому-то серьезному на вид мужику, сидящему в первом ряду и поговорил с ним.

Совещались несколько минут, а потом Хайпенко резко развернулся и пошел к центру сцены. Встал напротив большого экрана с логотипом V-fights и развел руки.

— Как вы понимаете у нас серьезное спортивное мероприятие, — начал он. — Мы посовещались с Федерацией и поняли, что если устроить сейчас… спарринг, то бойцов могут не допустить к бою по медицинским показателям. У наших бойцов крайняя степень ненависти друг к другу! Поэтому я как лига, как президент нашего промоушена, не позволю вам подраться сейчас! Ни здесь, ни на улице, ни где бы то ни было, кроме как на ринге в главном событии стадионного турнира! Вы услышали меня⁈

Из зрительского зала послышался недовольный ропот. Естественно, что зрители ждали нашу схватку в малом ринге, но не получили этого. А худшее, что можно придумать в шоу-бизнесе — обломать зрительские ожидания.

Зато Хайпенко, взяв на себя весь негатив такого решения, выгородил Карателя. Сергей сделал приглашающий жест рукой к центру сцена.

— Бойцы, давайте проведем Face to Face! Охрана, обеспечьте безопасность, пожалуйста! Бойцы я вас предупреждаю, что вычту часть гонорара, если снова завяжется драка! — гремел голос Хайпенко из динамиков. — Я могу рассчитывать, что вы проведете битву взглядов, держа себя в руках⁈

Я спокойно шагнул к центру сцены, останавливаясь на отмеченном месте. Руки убрал за спину, чтобы исключить провокации. Но понятно, что если Каратель дернется, терпеть это я не буду и отвечу.

Мага неохотно поднялся со своего места и вальяжно подошел ко мне, остановившись буквально в шаге. Охрана тут же сомкнулась вокруг, готовая в любой момент вмешаться.

Хайпенко встал между нами. Я взглянул Маге прямо в глаза, спокойно и без тени волнения. Он нервно дергал челюстью, явно борясь с желанием продолжить драку здесь и сейчас.

Нет, страха в его глазах не было, у бойцов в принципе сложно заподозрить что-то подобное. Выйти на ринг на голых кулаках не может тот, у кого нет духа. Но было там другое — в голове Карателя поселился огромный червь. И этот червь стачивал его уверенность изнутри, буквально пожирал ее. Я забрался в его голову и теперь Мага только и думал, что о нашем предстоящем бое. Это гложило, забирало силы, как физические, так и ментальные, и не позволяло должным образом настроиться на предстоящую схватку. На уровне менталки я попросту не оставил Карателю ни единого шанса. Интересно он сам это понимал?

— Ты че так уставился? — процедил он сквозь зубы. — Я тебя уничтожу в ринге, понял? Похороню…

Я ничего не ответил. Просто стоял и спокойно смотрел ему прямо в глаза. Внезапно Мага резко дернулся вперед, будто собираясь ударить. Но охрана мгновенно вмешалась, удержав его за руки и плечи, не давая приблизиться. Я остался все также невозмутим, будучи готов к его подобной выходке. Но рука, спрятанная за спиной за малым не выстрелила хуком в подбородок Карателя.,

— Все, Мага, хватит! Отойди назад! — резко сказал Хайпенко.

Я по-прежнему молча стоял, спокойно наблюдая за происходящим. Сейчас уже всем было очевидно, кто из нас потерял контроль, а кто сохранил самообладание. А заодно все сделали выводы чье слово сколько стоит.

— Разведите бойцов! — наконец приказал Хайпенко.

Охрана быстро развела нас с Магой по разным сторонам. Напряжение постепенно спало, зал вернулся к шумным разговорам.

В этот момент мой взгляд скользнул на VIP-ложе, и я… замер. Поначалу даже не поверил свои глазам.

Там сидел… Витька.

Виктор Козлов — человек, которого я последний раз видел в ту самую ночь, когда погиб в своей прошлой жизни.

Он смотрел на меня холодно, спокойно, с легким оттенком скучающего интереса в глазах.

Он не узнал. Конечно, Витя не узнал меня. Прямо сейчас я был тем человеком, которого он видел впервые. И он понятия не имел, что глазами этого нового тела на него смотрит привет из прошлого…

Я с трудом сдержал эмоции, нахлынувшие мощной волной изнутри. Вся прошлая жизнь пронеслась в одно мгновение перед глазами… Но внешне я остался спокоен, лишь взгляд мой остался прикован к Козлову. А он отвел свой взгляд, быстро теряя интерес к моей персоне.

— Люди V-fight нам осталось совсем немного ждать стадионного турнира! — я слышал фоном слова Хайпенко, закрывавшего конференцию. — Напомним, что нашим главным спонсором спонсора нашим учредителем является компания «Козлов и партнеры». Больше того, сам Виктор Козлов присутствует на сегодняшнем мероприятии! Дайте шума человеку, без которого наша сказка не оказалась бы возможной! Шума люди V—fight!

Зрители поднялись и аплодировали стоя. Я слышал аплодисменты и чувствовал, как неприятно сжимается в груди. Убийца, вор, мошенник и моральный урод… в голове не укладывалось, что люди буквально превозносили его. Насколько же срослась с Витей его маска, которую он практически не снимал. Маска благодетеля и мецената.

Козлов изменился, постарел, заматерел. Но глупо было отрицать, что он был, как вино, и с возрастом становился только лучше.

Но и на этом сюрпризы не закончились.

Рядом с Витькой в ложе была… она. Я сразу узнал ее. Это была та самая девушка с кладбища. Сейчас она выглядела совершенно иначе — уверенная в себе, сдержанная, с высоко поднятой головой. Козлов улыбнулся ей и приобнял за плечи. У меня внутри все похолодело.

Вот оно что… жена значит? Пути Господни не исповедимы. Я смотрел на нее, чувствуя какие-то странные ощущения, которые не сразу смог распознать. Неужели этот урод знал, где похоронена Светка и послал свою очередную бабу к ней на могилку, чтобы положить цветы?

— И самое главное, — Хайпенко тем временем продолжал. — Я напоминаю, что V-fight при личной поддержке Виктора Козлова анонсирует самое масштабное шоу в мире единоборств! Лучшие кулачники сойдутся в турнире в открытой весовой! Главный приз будет вручен лично Виктором! И что это за приз пока не знает никто! Но это то, что взломает нашу индустрию и выведет попмма на совершенно новый уровень!

Зал зашумел в знак одобрения. Я же чувствовал, как внутри вновь загорается старая, глухая ярость, которую я так тщательно скрывал.

Конференция медленно подошла к концу.

Публика начала расходиться, камеры постепенно выключались, а участники стали подниматься со своих мест. Я тоже уже собрался уйти, но Хайпенко быстрым шагом подошел к начальнику службы безопасности Игнату.

— Хоть все вверх дном здесь переверните, но я хочу знать, откуда флешка с этим дерьмом оказалась у режиссера! — проскрежетал он.

Не прошло и минуты, как испуганный и совершенно растерянный, режиссер трансляции Федя появился на сцене.

— Это, мать твою, что вообще было⁈ — проскрежетал Сергей.

Я видел, что у режиссера с перепугу начали подгибаться ноги. Он открыл рот, но ничего не мог сказать. Пришлось приходить на выручку.

— Это называется мутить тему, Сергей, — я появился перед Хайпенко. — Флешку подсунул ему я. Он ничего об этом не знал.

Тот опешил, переводя на меня взгляд.

— Как⁈

— Ловкость рук, и никакого мошенничества, — я улыбнулся, ловя себя на мысли, что получаю удовольствие от того, как меняется в цвете его физиономия. — Видимо служба безопасности у тебя работает из рук вон плохо.

Игнат после этих слов позеленел.

— Извини, Федь, что так получилось, — я развел руками и снова посмотрел на Хайпенко. — Но мне показалось, что нашему с Карателем бою не хватило чуточку раскачки.

— Ты что-нибудь об этом знал? — Сергей просверлил глазами режиссера.

— Не Сергей Игоревич… — неуверенно проблеял тот.

— Что не так-то? Ищи мы недостаточно привлекли внимания к бою? — я вскинул бровь с невозмутимым видом.

Хайпенко уже хотел что-то ответить, но вдруг перед нами вырос уже знакомый мне администратор. Он подбежал и с выпученными глазами сунул Сергею какие-то распечатки.

— Это рекорд Сергей Игоревич, — проговорил он. — За трансляцией наблюдало…

И паренек озвучил цифру, от которой Хайпенко аж закашлялся. Он зажевал губу, посмотрел внимательно на меня, потом на Федора.

— Федя… вот если бы ты вставил эту чертову флешку с видео эфир, я дал бы тебе прямо сейчас премию! — пошептал Хайпенко, а затем громко захлопав в ладоши, привлек внимание остальных сотрудников. — Коллеги, у нас рекорд! У нас черт возьми рекордное количество зрителей во время прямой тренсляции!

Федя так и остался стоять с открытым ртом. Сотрудники ответили Хайпенко аплодисментами, а Сергей небрежно махнул рукой в сторону коридора.

— Иди, вопросов у меня к тебе нет, — сухо сказал он.

Повернулся ко мне и долго смотрел, как будто изучающе. Но сказать ничего так и не сказал.

— Разведите Карателя и Файтера по разным выходам, чтобы без эксцессов, ясно? — скомандовал Хайпенко Ренату.

Ренат вызвался лично проводить меня к выходу, снова черному.

— Не вывез? — спросил он с усмешкой.

Намек был явно на «потерянную» флешку. Я ничего не ответил. Пусть упивается своей «победой» и считает ее таковой. Ну а кто вывез, а кто нет, что называется, узнаем в следующей серии.

На парковке меня уде ждал Шама.

— Ты в порядке, брат? — спросил он, заметив мою задумчивость.

— Всё нормально, Шама. Просто мысли всякие лезут, — ответил я, усаживаясь в «Ладу» и стараясь выбросить тревогу из головы.

Думал я только об одном — о Викторе Козлове, который был сегодня одновременно так близко, и так далеко. Настанет день и я до него обязательно доберусь.

(обратно)

Глава 17

В «Тигре» все было готово к началу тренировки. Большинство парней уже стояли у скамьи в зале, успев переодеться и лениво разминаясь. В ожидании, они лениво переговаривались между собой ни о чем, время от времени посмеиваясь над очередной шуткой.

Один из них, Миша, талантливый кикер, расположился возле стойки с гантелями и что-то с усмешкой рассказывал Шаме. Тот слушал слегка улыбаясь и кивая.

— Здорово, мужики! — поприветствовал их я.

— Саня привет, дорогой!

Я уже собирался направиться в раздевалку, как зазвонил мой телефон. Номер оказался незнакомым.

— Добрый день, Александр? — раздался голос в трубке, вежливый и деловой.

— И вам не болеть, — ответил я.

— Вас беспокоят по поводу гирь, которые вы выиграли… Хотим еще раз извиниться за задержку доставки вашего приза. Имелись некоторые обстоятельства, которые нисколечко нас не оправдывают…

— Ничего, бывает, — перебил я вещателя, начавшего растекаться по древу. — Извинения приняты. А гири где?

На самом деле, про свой выигранный приз я практически забыл. Да и не до того было. Но нет, ребята все-таки оказались обязательными. И решили до конца довести дело с вручением приза.

— Мы готовы привезти вам их прямо сегодня курьером в кратчайший срок. Подскажите, пожалуйста, адрес, куда доставить? — спросил звонивший.

Я на секунду задумался. Хороший вопрос. Свое собственное помещение для зала еще не было готово, а хранить гири где-то было надо. В отличие от ржавого советского железа, такое добро не оставишь без присмотра. Тут же утянут местные дельцы. Зал у меня все еще не на замке.

— Да, я вас понял, — ответил я. — Давайте тогда в клуб «Тигр». Сейчас как раз здесь нахожусь. Адрес знаете?

Я назвал адрес клуба, который уже успел хорошо запомнить.

—Отлично, записал, — ответил собеседник. — Ожидайте, в самое ближайшее время привезем.

— Спасибо, буду ждать, — я коротко завершил разговор и убрал телефон обратно в карман олимпийки.

Быстро переоделся и двинулся в зал. Но на полпути мобильник снова усердно запиликал.

— Внимательно, — бросил я в динамик.

— Звонок по вашему заказу, не кладите трубку, — сообщил из динамика заранее записанный женский голос.

Быстро они…

— Здравствуйте, доставка, я возле «Тигра», как вам вручить заказ? — следом послышался голос курьера. — Лучше если вы выйдете…

Договорились, что я выйду и заберу гири.

На входе ждал паренек в костюме курьерской доставки, примчавший на электрическом велосипеде. За его спиной тяжело висел рюкзак с гирями, за малым не перевешивая курьера. Как он умудрился его довести, учитывая, что гири весят не один десяток килограммов… тайна покрытая мраком. Но паренек был явно крепкий, ну или привыкший к подобным нагрузкам.

— Что вы там везете… — он было попытался возмутиться, но осекся, увидев, что я вышел из зала в тренировочном костюме.

Курьер кое-как снял рюкзак, с облегчением выдохнул, избавившись от тяжелого груза. Открыл рюкзак и вытащил оттуда большую картонную коробку. Я помог ему ее достать, сам изрядно напрягшись.

— Вы Александр? — спросил курьер.

— С утра был он.

— Покажите куар код, чтобы я закрыл заказ, — попросил паренек.

Пришлось повозиться в телефоне, чтобы найти то, что он просит. Я поймал себя на мысли, что с каждым днем все лучше разбираюсь в устройстве современных технологий. И то, что раньше заняло бы часа два, я теперь сделал за несколько минут. Хотя нет пределу совершенству, ясное дело.

Показал ему куаркод, курьер его быстро отсканировал и закрыл доставку.

— Разрешите спросить, а что там? — спросил он, кивнув на коробку. — Тяжеленный заказ, зараза, чуть спину не подорвал!

Ответ я решил наглядно продемонстрировать. Открыл коробку и достал одну из гирь. Хлопнул курьера по плечу и тот, явно впечатленный, поехал дальше.

Я затащил гири внутрь зала, поставил коробку на пол. Игнат, проходивший мимо, повернулся ко мне с явным интересом.

— Что, Сань, ты какое-то железо решил к нам притарабанить? — несколько удивлено спросил он.

— Если не против, комплект гирь здесь передержу, — сказал я.

— Не вопрос, а тебе они на фига, если не секрет?

— Хочу подтянуть физику, так сказать по «старой школе». Если интересно, после тренировки оставайся, вспомним, как тридцать лет назад в качалках занимались, — я подмигнул тренеру.

Игнат как-то скептически посмотрел на меня.

— Откуда тебе знать, как занимались тридцать лет назад? — хмыкнул он, явно с ностальгией, промелькнувшей по тем временам. — Ты тогда еще не родился!

Игнату было где-то под пятьдесят и о «старой школе» он наверняка помнил.

— Физрук мне рассказывал, когда в школе учился, — заверил я. — Ну а я ученик способный и все запомнил.

— М-да… тогда много чего ребята могли такого, о чем сейчас молодежь и не слыхала, — Игнат мгновенно загорелся любопытством и азартно потер ладони. — Замазали! Посмотрю обязательно, что ты там умеешь. Но давай тогда так — заодно и тренировку пацанам проведешь? Они уже на тренажерах совсем зачахли. Так что что физуха сегодня будет за тобой! Идет?

Я оглянулся на пацанов, которые с интересом прислушивались к нашему разговору.

— Без проблем. С удовольствием покажу, что такое настоящая хардкорная тренировка, как раньше делали.

Игнат удовлетворенно кивнул.

— Отлично, сейчас тогда все организуем. А физруку твоему привет передай лично от меня при встрече. За то, что старые традиции чтит.

Я занес гири в зал, достал из коробки и выставил их вдоль стены, Игнат, потирая ладони от предвкушения, свистнул, привлекая внимание всей группы.

— Так, братва, у меня хорошие новости! Саня сегодня покажет вам, что такое настоящая хардкорная тренировка! Сейчас делаю делаем разминку и я передаю вас в его заботливые руки.

Пацаны оживились, начали переглядываться, коситься на гири. Причем с легким скепсисом.

— Разминку я тоже могу провести, Игнат, — заверил я.

— Саня, — с интересом обратился ко мне Шама. — А что это за тренировка-то такая? Мы что гирьевым спортом будем заниматься?

— Увидите, главное плечо заранее подготовьте, — подмигнул я пацанам.

— Зачем?

— Чтобы когда после тренировки выходили, язык на плечо положить!

Все дружно расхохотались. Хотя скепсис все-таки остался. Парни в «Тигре» были тренированные и видимо считали, что гирями их не удивить. А вот и посмотрим.

Я сразу занялся организацией тренировочного места. Тут никаких сложных тренажеров, все максимально просто и эффективно.

В зале слышались перешептывания и подколы.

— Это что, шутка? Мы тут больше сотки от груди жмем…

— Ага, детский сад какой-то…

Я решил пока никак не комментировать. Подготовил тренировочное пространство прямо возле октагона. А когда все было готово, обратился к пацанам.

— Ну что, раз вам кажется, что это легко и просто, тогда давайте начнем заниматься ничего не деланием. В конце тренировки снова поговорим и посмотрим, кто из вас останется таким же веселым и уверенным.

Пацаны с прежним легким скепсисом, ожидали начала.

— Сань, а с закрытыми глазами будем по канату ходить? — последовали очередные смешки.

Я заметил, как Игнат с интересом наблюдает за происходящим, словно предчувствуя, что скоро улыбки исчезнут с лиц пацанов.

Я окинул взглядом собравшихся и вспомнил себя много лет назад. Перед глазами четко возникла картинка старого спортзала, где я сам когда-то доводил себя до предела именно такой тренировкой. Сейчас настала пора показать молодым, что на самом деле значит «хардкор».

— Готовы? — уточнил я, оглядывая свою группу.

— Да готовы, Саня, готовее некуда! — бодро, но с иронией крикнул кто-то.

— Тогда начали! — громко сказал я, подходя к центру зала. — Первое, с чего начнем, это качественная разминка. Только предупреждаю сразу, что это не та разминка, которую вы привыкли делать. Тут придется поработать.

Пацаны снова переглянулись, все еще не понимая, о чем речь. Игнат усмехнулся, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

— Разминка у нас будет простая, но эффективная, — продолжил я. — Пятьдесят приседаний, пятьдесят отжиманий и пятьдесят повторений на пресс.

В зале повисла недолгая пауза. Парни не сразу поняли, шучу я или говорю серьезно. В их картине мира, от такой нагрузки даже размяться толком и то бы не получилось, не то что вспотеть. И я бы пожалуй согласился, вот только в выполнении этих простых упражнений были нюансы.

— Отжимания делаем не простые, — начал пояснять я.

Встал в упор лежа, чтобы наглядно все показать на личном примере.

— Первые двадцать пять раз ставим кулаки на пол под углом в сорок пять градусов относительно осевой линии, большими пальцами внутрь.

Я показал руками положение на полу. Ребята начали занимать исходные позиции, повторяя за мной и недоуменно поглядывая друг на друга.

— А зачем так сложно? — спросил Миша.

— Затем, — я медленно начал считать первые повторения, делая упражнение сам. — Что именно в таком положении работают те самые мышцы, которые отвечают за силу и стабильность удара. Если хотите нормально драться, эти мышцы должны быть в идеале. А качественно их разогреть и заставить работать, можно только так.

После первых десяти отжиманий легкие шутки постепенно начали растворяться в звуках ритмичного дыхания.

— Ха, отличное упражнение, у меня руки уже горят, — поделился Шама, тяжело выдыхая.

— Это нормально, — спокойно сказал я. — Продолжаем, теперь вторые двадцать пять повторений делаем с разворотом ладоней в обратную сторону. Так мы включаем остальные мышечные группы, которые обычно вообще не задействуются при простых отжиманиях.

Пацаны уже заметно напряглись. Веселые улыбки постепенно продолжали исчезать с лиц, уступая место сосредоточенности и нарастающей усталости.

— Это ты точно у физрука подсмотрел? — спросил Игнат, наблюдая за тем, как пацаны уже с натугом делают последние повторения.

— Точно, еще не такое у него было, — ответил я, улыбаясь. — Это пока так — цветочки.

— Дело, — пробормотал Игнат себе под нос.

Закончив с вторым подходом, я перешел к третьей разновидности отжимания.

— И теперь самый интересный вариант. Ставим руки в максимально узкий хват, упор на две головки пястных костей с одной и другой стороны. Опускаемся до того момента, пока солнечное сплетение не коснется ладоней. Поехали, двадцать пять повторений.

— Ты же говорил всего пятьдесят…

— Пошутил. Работаем!

К концу серии большинство уже откровенно тяжело дышали, у многих дрожали руки. А это все еще была разминка, просто не такая к какой пацаны привыкли на тренировках. И больше того, это была лишь ее вступительная часть.

Я же делал все упражнения наравне с остальными. Думал, что будет сложно, но тело удивительным образом перенимало мышечную память. Хрен его знает, как это работало, но работало же!

— Хорошо, закончили отжимания, встаем, делаем приседания. Ноги ставим чуть шире плеч, носки смотрят в разные стороны.

Шама, явно уже уставший, громко выдохнул.

— Ну, наконец-то…

— Не спеши радоваться, — ухмыльнулся я. — Первые двадцать пять повторений будем делать до середины приседа, не вставая полностью.

После десяти повторений ребята начали издавать приглушенные стоны и тяжело вздыхать, чувствуя сильное жжение в ногах.

— Саня, это что вообще за пытка такая? — не выдержал кто-то из парней.

— Обычные приседания, — спокойно пояснил я, внимательно следя за техникой ребят. — Сейчас вторые двадцать пять повторений. Из положения полного глубокого приседа поднимаемся только до середины. И обратно вниз. Не филоним!

Шама тяжело выругался, пытаясь удержать равновесие и контролировать боль в ногах.

— Тридцать лет назад люди, похоже, были железными, — процедил он.

Я улыбнулся, глядя на измотанных и удивленных парней. Они явно не ожидали, что простые упражнения окажутся настолько тяжелыми, но что важнее — эффективными.

— Ничего, дальше будет еще интереснее!

Когда наконец закончили приседания, я дал парням немного времени прийти в себя. Кто-то сел на пол, потирая уставшие ноги, кто-то лег на пол и молча смотрел в потолок.

— Ну, что, теперь разомнем пресс, — сказал я и хлопнул в ладоши, привлекая внимание уставших спортсменов. — Давайте быстрее, пока мышцы горячие, работаем.

— Это уже даже не смешно, — хмыкнул Гена, наш борец-вольник, недавно перешедший в ММА.

Он вытер ладонью пот со лба.

— Беру свои слова обратно. Разминка действительно отличная, у меня работают мышцы, о существовании которых я даже не подозревал!

— Э, брат уверен, что у вас физрук был, а не садист? — вставил Шама.

Я махнул рукой, показывая, чтобы все подходили ближе.

— Садимся парами друг напротив друга. Давайте быстро, не ленимся.

Пацаны нехотя сгруппировались, садясь на пол лицом друг к другу и сцепляя ноги в замок.

— Так, теперь слушай внимательно, — продолжил я. — Задача простая, но важная деталь в том, чтобы держать напряжение постоянно. Опускаемся только наполовину назад и затем чуть приподнимаемся вверх, но не выпрямляемся полностью. Работаем в очень узком диапазоне. Поехали!

Первые несколько повторений прошли почти в тишине. Парни внимательно следили за техникой и старались выполнять точно, как я объяснил. Они уже отчетливо понимали, что эффективность такой тренировки просто колоссальная.

Однако уже через десяток повторений в зале снова послышалось тяжелое дыхание.

— Охренеть… — выдохнул Гена, с трудом удерживая положение.

— Саня, это реально так сложно должно быть или мы что-то неправильно делаем? — выдавил Шама, морщась от напряжения.

— Все правильно, — ответил я. — Терпим и пашем! Пашем и терпим!

Постепенно пацаны начали осознавать, что это была не просто разминка, а полноценная тренировка сама по себе. Я видел, как в глазах каждого из них появлялось уважение к тому, что они сейчас делают. Ну и возрастающее искреннее удивление от того, что простые, казалось бы, движения могут быть настолько тяжелыми и эффективными.

Когда парни наконец закончили разминку, они упали на пол и тяжело дышали, не двигаясь.

— Я теперь понимаю, почему раньше бойцы были такими жесткими… — подвел некоторое резюме Шама.

— Тогда начнем настоящую тренировку? — предложил я.

— Ты прав насчет того, что тут языки надо готовить! — выдохнул Гена. — Но давайте начинать!

Я дал пацанам немного отдышались после тяжелой разминки и снова хлопнул в ладоши, привлекая их внимание.

— Так, основная часть тренировки — общая физическая подготовка. Сейчас также будем задействовать мышцы, о существовании которых, как и на разминке, вы даже не подозревали. Поэтому сразу предупреждаю — будет тяжело.

— Сань, по-моему, я сегодня узнал о мышцах, которых вообще не должно существовать…

Я подошел к гирям, выбирая подходящую.

— Смотрите внимательно. Первое упражнение называется «Подъем Знаменского». Оно заставит включиться сразу все тело.

Пацаны собрались вокруг и внимательно следили за моими действиями.

— Садитесь на пол, сгибаете руку в локте и кладете ее на пол ладонью вверх, — объяснил я, занимая исходное положение. — Берете гирю одной рукой, ставите на ладонь второй, как стакан на поднос… и медленно, аккуратно поднимаетесь вверх, одновременно толкая гирю вверх. Затем так же аккуратно ложитесь обратно и скатываете гирю с ладони.

Я медленно и четко показал упражнение, внимательно следя за реакцией — поняли не поняли пацаны?

— Выглядит, конечно, красиво, — недоверчиво произнес Шама, рассматривая гирю. — Но не уверен, что у меня получится…

— Не попробуешь — не узнаешь, — заверил я. — Давайте, пробуйте по очереди.

Пацаны начали выполнять упражнение. Почти сразу стало очевидно, что далеко не у всех получается с первого раза.

— Опа, стоп, осторожно, — быстро среагировал я, ловя гирю, которая чуть не выскользнула у одного из руки. — Главное баланс и концентрация. Не суетись и не спеши. Успеешь!

— Да как не спешить, она постоянно падает… — проворчал тот, стараясь удержать гирю на ладони.

— Именно в этом и суть, — пояснил я. — Это упражнение развивает баланс, координацию и все мелкие мышцы. Без них вы не сможете комплексно тренировать четкие и мощные удары.

У некоторых получалось чуть лучше, но все равно большинство справлялось с трудом.

— Я, кажется, вспотел больше, чем за всю неделю в зале, — тяжело дыша, признался Шама, откладывая гирю.

Он наконец сделал упражнение полностью от и до, не уронив снаряд.

— Следующее упражнение «Турецкий подъём», — объявил я.

— Еще и турецкий? — рассмеялся Гена. — Сань, а тебя там еще много таких?

— Достаточно, но ты если «все», то можешь идти в раздевалку, — ответил я, подмигнув Гене.

— Да какой «все»! — он отмахнулся. — Так чисто… интерес.

— Смотрите сюда, — я взял гирю, поднял над головой и зафиксировал в этом положении. — Затем, не опуская ее, аккуратно ложитесь на спину, на обе лопатки. Фиксируете положение и после поднимаетесь обратно вверх. Задача в том, чтобы удерживать гирю все время наверху на вытянутой руке и не опустить.

Я продемонстрировал упражнение. Пацаны снова недоуменно переглянулись.

— Сань, че то мне кажется, что твой физрук был Карелиным, — пробормотал Шама, пробуя первым выполнить упражнение.

— Скорее он был тем, благодаря кому Саня понял, как на самом деле выглядит хорошая тренировка, — ответил вместо меня Игнат.

Шама, пошатываясь, медленно начал укладываться на пол.

— Локоть держи прямее, аккуратно. Иначе гиря улетит, — корректировал его я.

— Тут бы самому не улететь… так, тихо пацаны… щас…

Шама, наконец лег на обе лопатки, удерживая гирю на вытянутой руке.

Пацаны чувствовали, как быстро уходят силы и как работают мышцы, которым раньше никто из них не уделял должное внимание на подготовке.

— Как вам тренировка тридцатилетней давности? — подначивал я, глядя на измученных и вспотевших парней.

— Саш, это реально что-то с чем-то… и правда на тренажерах это не отработаешь, — послышались заверения от спортсменов.

Надо отдать должное спортсменам, они серьезно устали, но ни один из них не сходил с дистанции. В их глазах горел азарт.

После «Турецкого подъема» я дал парням немного отдышаться

— Поздравляю комплексные упражнения — все, — пояснил я. — Теперь переходим к изолированным упражнениям. Это поможет нам окончательно «добить» те мышцы, которые мы сейчас хорошо включили.

— Судя по ощущениям, у меня уже все «добито»… — пошутил Шамиль.

Вот говорят, что незаменимых людей нет. Но надо отдать должное Шаме, такие люди, как он, поддерживающие атмосферу в зале, все-таки были незаменимыми.

— Сейчас покажу упражнение, которое вы точно никогда раньше не делали. Называется оно «Жим Гернера». Садитесь на пол, по-простому на задницу, — начал я объяснять, устраиваясь поудобнее. — Одну руку вытягиваем в сторону, перпендикулярно туловищу. Она нам нужна для баланса и стабильности, ее не двигаем. Второй рукой берем гирю.

Я взял гирю и сделал подъем на бицепс.

— Из этой позиции, поднимаем гирю над головой. И обратно, медленно опускаем.

Я показал упражнение максимально медленно и четко, делая акцент на технике выполнения.

— Брат, и кто такой этот Гернер? — поинтересовался Шамиль.

— Сильный мужик был, много интересного придумал, — спокойно ответил я. — Ну, кто первый?

— Э-э, давай сюда, попробую!

Шама с решительным видом взял гирю, вытянул руку в сторону. Сосредоточился, и начал поднимать гирю на бицепс. Первый этап получился неплохо, но когда он начал поднимать ее над головой, его начало заметно качать.

— Тише, Шама, не дергайся. Держи спину ровно, прессом фиксируй корпус, — спокойно давал указания я.

— Пытаюсь, братан, но меня что-то конкретно ведет не в ту степь… — выдохнул он, но все же удержал гирю над головой и медленно опустить ее обратно.

— Отлично, — похвалил я его. — Ты сейчас прочувствовал, как работают мышцы-стабилизаторы плеча и корпуса. Это ключевые мышцы для бойцов.

Остальные с интересом наблюдали, как упражнение выполняет следующий.

— Сань, ты конечно моих тигрят конкретно удивил, — вполголоса прокомментировал Игнат. — Да и меня тоже, положа руку на сердце. Как-то не думал, что есть мышцы, которые «не работают» на тренировках…

Это было действительно так. При работе с гирями все тело должно было работать слаженно. Вряд ли хоть кто-то из пацанов все еще считал, что гири и «старые» упражнения это ерунда.

Следом я показал еще одно упражнение на плечи и руки — «Жим Кляйна». Такой жим отлично прорабатывал плечевой пояс и трицепс. Гиря поднималась вверх. Затем рука сгибалась за головой и через голову же гиря опускалась на противоположное плечо. Ну а после рука выпрямлялась обратно.

С таким жимом пришлось изрядно помучаться. Упражнение было действительно сложным и далеко не у всех получалось с первого раза. В «Тигре» картина была примерно такой же — половина ребят не справились. Кто-то выбыл не сумев опустить гирю на противоположное плечо. Некоторые не смогли поднять гирю обратно. Ну я и не обещал, что будет легко.

— Аккуратно, локоть не разводи в сторону. Старайся держать его поближе к голове, — корректировал я.

— Да пытаюсь… У меня сейчас руки просто отвалятся…

— Не переживай, если отвалятся, потом приклеим.

Следующий, Миша, попробовал выполнить упражнение, но не смог довести гирю до плеча и чуть не уронил.

— Стоп-стоп, аккуратнее, — быстро среагировал я, подстраховав его. — Тут главное не торопиться и четко контролировать гирю на каждом этапе.

Игнат подошел и тоже попробовал выполнить упражнение. Получилось. Несмотря на возраст, дури в Игнате было огого.

— У меня ощущение, — выдохнул он, морщась. — Будто я внатуре в качалку девяностых попал!

Закончив с жимом Кляйна, я заметил, что ребята уже откровенно измотаны.

— Ладно, мужики, с силовыми закончили, поздравляю, что никто не слетел. А теперь давайте сделаем кое-что еще интереснее. Кто сколько жмет от груди?

Пацаны оживились, начали громко объявлять свои результаты.

— Сто пятнадцать! — сказал Шама, гордо расправив плечи.

— Сто! — ответил Гена, вытирая пот со лба.

— Девяносто пять стабильно, сто через раз, — добавил Миша.

Веса назывались хорошие, на уровне нормативов разрядников по жиму лежа.

— Отлично, красавцы. Вот у нас гири по двадцать четыре кило каждая. Попробуйте сейчас пожать штангу, к которой мы эти гири привяжем. Десять повторений. Суммарно килограмм шестьдесят.

— Это что за «пощада»? — Шамиль заухмылялся. — Давай потяжелее гири!

— Ты сначала этот вес подними, а там если что добавим, — сказал я.

— Да легко, Саня, вообще без вопросов. Это же всего шестьдесят килограммов.

Игнат помог мне привязать гири к штанге.

Когда снаряд был готов, Шама уверенно лег на скамью и самоуверенно снял штангу со стоек.

Как только он начал поднимать штангу, гири закачались, создав мощную вибрацию. Шама тут же нахмурился, с трудом контролируя гриф. Мышцы рук и груди заметно напряглись. Он выжал первый раз, потом второй, но уже на третьем подходе руки задрожали сильнее.

— Саш, это вообще что такое⁈ — выдохнул он, закончив подход и тяжело ставя штангу на стойки. — Ощущение, что все сто двадцать жму, а не шестьдесят!

Вибрация от подвешенных гирь делало упражнение намного сложнее, чем просто пожать фиксированный вес.

Миша подошел к скамье следующим и с легкой опаской снял штангу со стоек. Поднял штангу, и его руки сразу начали ощутимо дрожать от вибрации гирь.

— Жесть, пацаны, — с трудом проговорил он, стараясь стабилизировать штангу. — Такое чувство, будто меня током бьет! Мышцы прямо горят!

— Это потому, что мозгу приходится постоянно посылать сигналы для стабилизации веса, — охотно пояснил я.

Игнат усмехнулся, стоя у стены со скрещенными руками.

— Слышали, парни? Сегодня Саня не только ваши мышцы прокачал, но и мозги заодно.

(обратно)

Глава 18

Закончив тяжелую тренировку, я «на Шаме» поехал в зал. Шамиль вздыхал, пыхтел, переваривая нагрузку. Говорить по дороге особо не разговаривали, я тоже устал не меньше остальных.

Уже у зала, когда мы попрощались, я переключился на другие дела. Отдыхать и восстанавливаться времени не было от слова совсем.

Я взглянул на своего покалеченного «кабана» и тяжело вздохнул. Мерс, конечно, машина крепкая, но после таких приключений без эвакуатора точно не обойтись. Ибрагим машину уже ждет и отписал, что я могу «кабана» вести в гараж.

Достав телефон, я решил воспользоваться своей голосовой помощницей.

— Алиса, найди объявления эвакуатора, — попросил я.

— Нашла несколько объявлений об эвакуаторах поблизости, — моментально отозвалась Алиса. — Вам нужен эвакуатор обычный или с краном-манипулятором?

Я мельком взглянул на помятый кузов.

— Да обычный давай.

Алиса вывела на экран несколько ссылок на сайты объявлений. Я открыл первый попавшийся. Мельком просмотрел объявление и нажал на номер мобильника. Гудки шли недолго, и на том конце трубку взяли почти сразу.

— Эвакуатор, слушаю, — отозвался бодрый голос.

— Добрый день, машину нужно перевезти, тут недалеко до гаража. Свободны?

— Да, есть эвакуатор свободный. А что за автомобиль? — спросил собеседник.

— Шестисотый мерседес, — ответил я.

На секунду повисла странная пауза.

— А какой цвет? — последовал неожиданный вопрос.

— Черный, — уточнил я.

И сразу услышал тихий шепот на другом конце.

— Да он походу…

— Проблема какая? — я нахмурился и спросил уже настороженно.

— Нет-нет, все нормально, — торопливо ответил голос, стараясь звучать максимально спокойно. — Сейчас подъедем, ожидайте.

Связь прервалась, и я еще раз взглянул на мерс, пытаясь понять, почему цвет машины вызвал такую странную реакцию.

Минут через пятнадцать во двор медленно заехал эвакуатор. Я присмотрелся внимательнее к подъехавшей машине и сразу почувствовал странное дежавю. Этот слегка облезлый грузовик с оранжевыми мигалками был подозрительно знакомым.

Из кабины выпрыгнули двое ребят и направились ко мне.

Стоило им приблизиться, как я сразу узнал эти лица. Точно, те самые парни, которые недавно пытались эвакуировать мой «кабан» из-под знака.

— Ну здорова мужики, земля оказывается круглая? — поприветствовал их я.

Эвакуаторщики тоже узнали меня мгновенно и замялись, виновато переглядываясь. Потом один из них все-таки пересилил смущение.

— Слушай, братан, не правы были тогда, — сказал он. — Хотим нормально извиниться. Мы тогда на дядю работали, а он заставлял забирать машины из-под знака… Короче, теперь поняли, что это хернёй было, решили сами работать.

Я выслушал, под себя отметил, что говорил эвакуаторщик искренне. Усвоили мой урок? Дай то бог.

— Вас как звать? — спросил я.

— Вова, — представился первый.

— Вася, — сделал тоже самое второй.

— Красавцы. Уважаю такой подход, меня Саша зовут, — представился я, поочередно пожимая руки эвакуаторщикам. — Ваш «дядя» пока все хорошо идет улыбается, а как только плохо станет, спиной к вам повернется.

— Ваще по любому! — согласился Вася.

— Ну как, работа-то идет? — поинтересовался я.

Вова с махнул рукой.

— Идет, ага, пфу-пфу, даже лучше, чем на дядю пахать. Вот только за эвакуатор кредит закрыть бы поскорее…

— Ничего, справитесь, дело молодое, — заверил я. — Зато сами себе хозяева, а это дороже любых денег. Так что, моего железного коня на борт корабля возьмете?

Я показал на «кабана», одиноко стоявшего чуть в сторонке. По лицам Вовы и Васи было видно, что они малость прифигели, когда увидели, что стало с автомобилем. Но спрашивать ничего не стали.

— Саш, а давай мы сегодня бесплатно тебе эвакуацию сделаем, чисто по-братски. В качестве извинения за тот косяк, — неожиданно предложил Вова.

Я ненадолго задумался, но потом протянул ему руку и крепко пожал.

— Ладно, принято. Спасибо, пацаны.

Парни оживились и сразу взялись за дело. Эвакуатор осторожно подъехал задней частью вплотную к «кабану» и остановился. Вова ловко вытащил из кузова две металлические платформы-аппарели и аккуратно закрепил их под небольшим наклоном от эвакуатора к земле. Вася подошёл к рычагам лебедки и начал осторожно разматывать трос.

— Потихоньку цепляй за крюки, не торопись! — скомандовал Вова своему напарнику.

Тот опустился на колени, заглянул под бампер, нашел нужные точки крепления. И аккуратно зацепил металлические крюки. Закончив, поднял большой палец.

Я пока сел в автомобиль, отжал ручник и поставил коробку передач на нейтралку.

— Все, можно тянуть.

Трос натянулся и «Мерседес» плавно двинулся вверх по платформам, слегка покачиваясь и поскрипывая поврежденными деталями. Вася и Вова внимательно контролировали процесс.

— Стоп, стоп, притормози! — подал голос один из эвакуаторщиков, когда передние колеса уже оказались на платформе. — Чуть левее надо, чтобы кузов не поцарапать.

Я чуть повернул руль, оставаясь во время всей этой процедуры в салоне «кабана».

Еще пара минут, и мерседес уже полностью стоял на платформе эвакуатора.

Парни ловко закрепили колеса широкими ремнями, затянув их плотно, чтобы машина не сдвинулась во время перевозки. Затем проверили крепления еще раз, обошли «кабана» со всех сторон, убедившись, что он надёжно стоит на платформе.

— Ну все, теперь можно ехать, — Вася хлопнул ладонью по кабине эвакуатора.

До гаража Ибрагима доехали быстро. Я правда всю дорогу переживал, оглядываясь и опасаясь, что Мерседес соскочит. Да и дорога оставляла желать лучшего. Все таки ехали в аграрный корпоратив, а внутри него в асфальте яма была на яме. Так вот на каждой такой яме эвакуатор слегка покачивало и мне казалось, что мерседес выкатится назад.

Этого так и произошло, но зато вдоволь потрясясь, Мы подбежали в ничем не примечательный бокс, явно построенный еще при царе Горохе. В боксе были распахнуты ворота, а сверху висел небольшой и старый плакат «Ремонт авто». Настолько старый, что он уже никуда не годился.

Эвакуатор аккуратно притормозил и медленно сдал назад, остановившись прямо напротив въезда в бокс.

Парни моментально взялись за разгрузку, спустили аппарели, ослабили ремни на колесах. Мерседес осторожно съехал на землю. Наблюдая за этим процессом, я оценил, насколько четко и уверенно Вася и Вова работают — совсем не так, как в прошлый раз. Все таки за свое дело пацаны взялись основательно.

Когда «кабан» окончательно встал на асфальт перед гаражом, я все же протянул им пару купюр.

— Братан, да не надо, мы ж от души хотели сделать, — отказался Вася, выставив вперед ладонь.

— Спасибо, парни, — сказал я твердо. — Но вам дело развивать надо, за эвакуатор кредит платить.

Они немного замялись, переглянулись, но Вова деньги все же принял. И правильно — одному за бесплатно поможешь, второму. А там где второй, там третий и далее целая очередь халяыщиков. Сам без штанов итого останешься. Я такое на своей шкуре уже проходил.

— Спасибо тебе, Александр, — сказал Вова, пряча купюры в карман. — Если вдруг чего нужно будет, звони сразу, для тебя сделаем скидку нормальную.

— Договорились, — ответил я, пожав обоим пацанам руки. — Рад, что все у вас наладилось.

Эвакуатор завелся и медленно отъехал, а я повернулся к гаражу, где меня уже ждал Ибрагим.

— Здорово, Саня, — поприветствовал он меня.

Ибрагим медленно обошел мерседес, по новой осматривая каждый поврежденный элемент кузова. На лице мастера читалась неподдельная печаль.

— Да обидно, конечно, — с сожалением выдохнул он, качая головой. — Машина огонь была.

— Ничего, сделаем, еще лучше будет? — я покосился на мастера.

— Конечно, будет, — согласился Ибрагим. — Оставляй, по разборкам поезжу, детали нормальные возьму. Починю бесплатно, как договаривались.

Я протянул ключи Ибрагиму.

— Только давай уточним, как работать будем, — сказал мастер.

— Давай, — согласился я. — Сам люблю, когда все по полочкам разложено.

Мастер предложил пройти в бокс и там, так сказать, сесть за стол переговоров. Я от приглашения не отказался. Мы зашли внутрь бокса, Ибрагим поставил чайник, достал две кружки и кинул в них чайные пакетики.

— Я Шаму попросил майку сделать с принтом моего сервиса, — пояснил Ибрагим. — Ты ее, как договаривались, на выход на бой наденешь?

— Конечно, как обещал, так и сделаю, — подтвердил я. — А что за принт? Я кроме старой тряпки «ремонт авто» не видел ничего,

Мастер довольно улыбнулся, подошел к столу и показал мне бумагу с эскизом.

— Вот смотри, такая эмблема. Будет два гаечных ключа перекрещенных. Нравится?

Я внимательно посмотрел на рисунок и медленно покачал головой.

— Вроде неплохо, но с автомастерской как-то не ассоциируется. Могут не понять, чем именно занимаешься, — поделился я своими ощущениями.

— А че, думаешь, надо переделать? — задумался Ибрагим, снова беря карандаш.

— Да, я бы добавил что-нибудь такое, чтобы сразу глянул и понял, о чем речь. Например, колесо, покрышку какую-нибудь. Пусть ключи будут внутри нее перекрещены, — предложил я минимальную, но интуитивно понятную доработку.

Ибрагим тут же начал быстро рисовать, и спустя полминуты протянул мне новый эскиз.

— Вот так?

Я глянул на рисунок. Он нарисовал ровно то, что предложил я, но пересечение логотипа с автосервисом стало куда более понятным.

— Да, отлично! Теперь сразу понятно, что у тебя автосервис!

— Только подскажи еще, как сервис назвать, а то у меня названия отродясь не было, — Ибрагим почесал затылок.

Я задумался, название обычно — самое сложное. Потому что как лодку назовешь, так она и поплывет.

— А клиенты тебя вообще как находят?

— Ну как, сарафанное радио, туда-сюда рекомендации. Обычно говорят съезди к Ибрагиму, он сделает нормально, — припомнил мастер.

— Вот тогда и назови просто и понятно: «Мастерская у Ибрагима». Все равно уже знают тебя так, — не долго думая, предложил я.

Ибрагим расплылся в довольной улыбке.

— О, слушай, хорошо звучит! Так и сделаю, нравится.

Он крепко пожал мне руку. Я поймал себя на том, что рад помочь этому хорошему человеку с развитием его дела.

— Слушай, — обратился я к мастеру. — Хоть я сам в этих соцсетях недавно разбираюсь, но тебе точно нужна своя страница, чтобы люди могли легко тебя найти. Сейчас без этого никуда.

— Брат, да я не люблю все эти интернеты, не мое это. Всю жизнь без них жил, и дальше как миленький проживу.

Ибрагим поморщился и скептически махнул рукой. Я усмехнулся, вспомнив, как сам недавно сомневался в их полезности.

— Тоже раньше так думал, — ответил я. — Но понял, что тут главное, как использовать интернет и для каких целей. Ты же помнишь, когда только мобильники появились? Тогда тоже думали, что домашние телефоны никогда не пропадут.

Ибрагим задумался на секунду и неохотно кивнул.

— Ну да, есть такое дело. Ладно, допустим, убедил. А как ее делать-то, эту страницу в соцсетях?

Я достал телефон и снова обратился к своей электронной помощнице.

— Алиса, как создать страницу для бизнеса в соцсетях?

Алиса тут же четко и подробно начала объяснять процесс. Ибрагим слушал внимательно, хотя было видно, что ему это пока тяжело дается.

— Блин, — задумался он вслух. — Это ж еще и вывеску надо теперь делать, чтобы логотип повесить красиво. Ну ничего, название и логотип я сейчас Шамилю пошлю, пусть сразу майку делает, заодно и вывеску продумает.

— Правильно мыслишь, — согласился я.

Мы снова крепко пожали друг другу руки.

— Спасибо тебе, брат. Без твоих советов я бы так до пенсии и ремонтировал тачки втихаря. Теперь, может, и дело развернем посерьезнее.

— У тебя есть неплохой шанс громко заявить о себе, Ибра, — прямо сказал я. — Ты главное тачку сделай, чтобы действительно была лучше, чем раньше.

Мы попрощались, договорившись обо всем. Но прежде, чем уйти, я выпил чай, которым мастер меня так любезно угостил.

— Алиса вызови такси, — попросил я электронику, выйдя из бокса.

Ответом была тишина. Обрубило интернет.

— Иногда думаю, что будет если вдруг всем отключат интернет? — хмыкнул Ибрагим.

Такси таки удалось вызвать и через пятнадцать минут ко входу в гараж подъехал автомобиль.

Настал вечер соревнований по дрифту, на которых, как я уже выяснил, собирался выступать бывший парень Алины.

Учитывая ее горячий характер, девчонка могла вполне натворить глупостей.

Пусть творит? Не все было не столько однозначно, как хотелось бы. Хотя на первый взгляд мне до этого не было совершенно никакого дела.

Площадку для дрифта и заездов организовали за городом, на пустыре рядом с заброшенным аэродромом.

Когда такси подъехало, я вышел и осмотрелся. Территория была огорожена яркими пластиковыми барьерами, вокруг стояли палатки с едой, напитками и автомобильной атрибутикой.

Повсюду толпились зрители — в основном молодежь в модной одежде, приехавшая на крутых тачках. В воздухе туманом растирался дым электронных сигарет — вейпов. А из багажников машин доносилась громкая музыка. Молодежь резвилась и отдыхала. Одни вовсю снимали видео, другие фотографировались на фоне дорогих спортивных машин.

В центре площадки находилось специально размеченное пространство для дрифта и гонок один на один. Симпатичные девушки в коротких шортах и майках с флагами в руках разогревали публику.

Я неспешно двинулся вперед, внимательно рассматривая лица в толпе и пытаясь разглядеть Алину. Она пока нигде не показывалась, но что-то подсказывало мне, что ее появление — лишь вопрос времени.

Народ уже активно собирался возле «трибун». Хотя назвать это полноценными трибунами можно было с трудом. Несколько ограждений, за которыми зрители стояли плотной толпой. Но народу нравилось, а это главное в подобного рода мероприятиях.

— Итак, дамы и господа, — из колонок послышался бодрый голос ведущего. — Мы начинаем наши соревнования! Сегодня лучшие из лучших покажут, на что способны!

Толпа зашумела, люди начали аплодировать и свистеть. Я занял место у ограждения и внимательно огляделся, выискивая Алину. Пока ее нигде не было видно. Зато у дальней машины я сразу узнал того самого парня Алины, бывшего, который самодовольно стоял возле дорогушей иномарки, той самой, что недавно красовался в его посте.

Вниманием этот мажорчик не был обделен. Вокруг него сновали полуголые девочки в юбках, едва прикрывающих причинное место и в топиках, которые топорщили соски. Блондинки, брюнетки… черт возьми, целое ассорти!

Тем временем первый участник уже выруливал на стартовую площадку. Красная BMW резко сорвалась с места и влетела в первый поворот, оставляя за собой клубы дыма и запах палёной резины. Водитель уверенно вел машину по траектории. Плавно переходил из одного заноса в другой, филигранно огибал расставленные на трассе конусы и шины.

Машина эффектно завершила круг, остановившись точно на линии финиша. Толпа взорвалась аплодисментами, кто-то восторженно засвистел.

— Отличный старт! — кричал ведущий. — Это действительно достойная заявка на победу! Пошумим народ!

Затем прозвучало имя следующего участника.

— А теперь на трассе встречайте — один из лучших стрит рейсеров Москвы… — кричал ведущий в микрофон.

Толпа вновь зашумела, приветствуя очередного гонщика. Этим лучшим оказался бывший Алины… вспомнить бы еще как его зовут. А что до лучшего, я поймал себя на месте, что не трудно быть лучшим, когда у тебя неограниченный бюджет на автомобиль. Как я понял никаких «весовых категорий» и «допинг тестов» здесь не было. И сила тачки было прямо пропорционально размеру кошелька гонщика. Впрочем, как и его величие.

Парень Алины уверенно сел за руль и резко рванул со старта. Машина легко уходила в крутые, эффектные заносы, практически облизывая ограничители и оставляя за собой густой белый дым.

Заезды таких вот богатеньких мажоров проходили на одном дыхании, и публика была в восторге.

Мажор завершил круг красиво, точно остановившись на финише. Эффектно выйдя из машины, он сорвал овации и восторженные возгласы друзей.

Я внимательно смотрел за происходящим, и именно в этот момент наконец заметил Алину. Она стояла чуть в стороне, напряженно следя за выступлением бывшего. Наши взгляды встретились, и в этот момент я понял — она точно задумала что-то, она не просто так здесь.

(обратно)

Глава 19

Я внимательно наблюдал за Алиной. Она подошла к бывшему с напряженной улыбкой на лице. Слегка замявшись, поцеловала его в щеку, поздравляя с победой, крепко обняла…

На первый взгляд вела девчонка себя так, словно все в порядке. Будто не было тяжелой ссоры и всего того о чем она рассказывала мне тогда в зале. А ведь за такие вещи не прощают. Никогда.

Но это только на первый взгляд. Присмотревшись внимательнее, я заметил, как Алину выдавали нервные жесты и бегающий взгляд. Казалось, Алина чувствует себя максимально некомфортно, но это было понятно только мне. Когда она его целовала, когда обнимала… ничего настоящего в этих ее движениях не было и в помине.

Я осторожно переместился поближе, делая вид, будто просто ищу лучшее место у ограждения. Не знаю точно, насколько удалась конспирация, но зато я смог частично расслышать их разговор.

— Молодец, Артем, красиво прошел, видел бы ты, как все смотрели на тебя, открыв рты. Ты у меня лучший, — нахваливала бывшего Алина, между делом напомнив мне, как зовут папенькиного сынка. — Удачи тебе на следующем заезде, я уверена, что ты обойдешь соперника и заберешь его тачку. Главное, аккуратнее будь.

— Да не волнуйся ты, все под контролем, — самоуверенно ответил Артем, обнимая ее за талию. — Этот лошок думает, что сможет обойти меня в гонке. Ну посмотрим. Я в тюнинг влил под пять лямов только за этот год. А он в лучшем случае два.

Слушать разговор было по меньшей мере противно. Люди тратили на свои игрушки такие огромные деньги, равные нескольким годовым зарплатам обычных людей. И тратили просто для того, чтобы выяснить у кого толще и чья тачка первой доедет к финишу. Так себе устремление… да каждый волен тратить заработанное (пусть и не им, а родителем) так, как посчитает нужным. Но в случае с Артемом существовал один важный нюанс — деньги эти были заработаны далеко нечестным путем…

В девяностые такой вид заработка замаливался в церквях и в постройках храмов. Сейчас такие люди, как отец Артема, похоже уже не боялись ни бога, ни дьявола. И похоже действовали безо всякой оглядки.

Соперник Артема, кстати, стоял неподалеку, насмешливо глядя на него. Было понятно, что начинается новый этап — гонка в формате стрит-рейсинга. Один на один, где оба гонщика ставили на кон свои автомобили. А если ставили, то были готовы их потерять.

Гонка ключ на ключ.

Оба гонщика явно не сомневались в своей победе.

Внезапно меня осенило, что именно здесь, на этой гонке и произойдет… подвох. Я вспомнил, как Алина недавно что-то активно обсуждала с мастером, обслуживающим машину бывшего. И наверняка договорилась.

Она явно заказала что-то изменить или испортить в машине бывшего, чтобы во время скоростного заезда случилось непредвиденное. А учитывая, что гонка будет на огромной скорости, последствия для Артема могут быть самыми серьезными.

Я быстро огляделся, осознавая, что времени остается совсем мало и мне нужно как можно скорее вмешаться в ситуацию. Жалко мне было Артема? Да вот ни разу… но мажорчик мне нужен был целый и невредимый. А Алина… пусть считает, что мироздание дает ей еще один шанс.

Я решительно направился к Алине, которая нервно стояла возле трибун, покусывая губу. Она так глубоко задумалась, глядя на машину Артема, что даже не заметила, как я подошёл и встал рядом. Почувствовав мое присутствие, она резко вздрогнула и повернулась ко мне, широко раскрытыми глазами.

— Саша? Ты что тут… — начала она, пытаясь сохранить самообладание.

Вот только в ее голосе уже прозвучали панические нотки. Я посмотрел ей прямо в глаза, спокойно, но твердо.

— Алина, не делай глупостей. Я знаю, что ты задумала.

Она тут же опустила взгляд и попыталась пойти в отказ, нервно поправляя волосы.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Заканчивай, — резко перебил я ее.

Я взял Алинупод руку, отвел в чуть сторонку, подальше от лишних ушей.

— Ты прекрасно понимаешь о чем я, — процедил я.

Алина захлопала глазами.

— Послушай, все это совершенно ни к чему. Те сведения, которые есть у тебя про внутренние махинации этой семейки гораздо важнее и полезнее. Их хватит, чтобы обоих закрыть по закону. Понимаешь?

Она на секунду замерла, внимательно слушая. Я думал, что она снова пойдет в отказ.

— Ты думаешь, это сработает? — вдруг тихо спросила, почти шепотом.

— Конечно, — уверенно подтвердил я.

— П-почему ты так считаешь?

Я положил ей руки на опустившиеся плечи и заглянул в глаза. Но она опустила глаза, избегая моего взгляда.

— Лучше не убивать его на трассе, а ударить законно, по всем правилам, чтобы сел и надолго. Поверь, это будет намного эффективнее и безопаснее для тебя самой.

Алина еще несколько секунд колебалась, затем медленно кивнула. И наконец подняла глаза, решительно посмотрев на меня.

Но сказать ничего не успела.

В этот самый момент нас заметил Артем, готовившийся к гонке. Он, сжимая кулаки, быстро направился прямо к нам. Лицо его мгновенно покраснело от ярости.

— Ты какого хрена тут делаешь⁈ — заорал он, подлетев ко мне и чуть ли не тыча пальцем в лицо. — Ты что, бессмертный, что ли? Я же тебя закопаю, понял? Здесь половина зрителей мои кенты…

— С пальцем поосторожнее, — предупредил я.

Вокруг нас уже начали собираться люди, чувствуя назревающий конфликт. Алина молча замерла рядом, глядя на все это с испугом. Я тоже понимал, что угрозы Артема далеко не беспочвенные — как минимум пару десятков пацанов было на его стороне. Я же было здесь один…

Артем не унимался, продолжая агрессивно напирать.

— Да ты вообще знаешь, кто я? Да я сейчас одним звонком тебя похороню, понял?

Я понимал, что времени на переговоры и уговоры нет. Парень явно вышел из себя, и его сейчас ничто не остановит. Нужно было срочно принимать решение. Единственным доступным вариантом снять его с соревнований прямо сейчас было вывести его из строя физически.

— Да я тебе… — Артем попытался меня ударить.

Не дав ему договорить и донести очередную угрозу, я резко выбросил правый кулак вперед. Смачно врезал ему прямо по роже. Голова Артема дернулась назад, он пошатнулся и тут же рухнул на землю, хватаясь руками за лицо и матерясь от боли.

Толпа ахнула, послышались взволнованные голоса и крики его товарищей. Алина закрыла рот ладонью и в ужасе смотрела на лежащего Артема. Ну а я спокойно стоял над ним, чувствуя, как вокруг сгущаются тучи.

Артем перекатился на бок, держась за лицо, шипя и громко матерясь. Кровь ручьем текла из его разбитого носа.

Я только сейчас почувствовал резкую, неприятную боль в правом кулаке и сразу понял, что повредил руку об этого придурка! Пальцы неприятно онемели, а костяшки начали быстро опухать. Из посеченной раны пошла кровь…

Все это я ощущал, параллельно пятясь и готовясь начать драку. На меня уже рванули несколько красавцев-дружков мажорчика.

Ну что ж… станцуем!

Я начал работать в челноке, чтобы не допустить ни одного паршивца сзади. Первый охочий побежал слишком резко, кинувшись на меня с замахом из-под задницы.

БАМ!

Точный удары подбородок помог ему продолжить бег в горизонтальном положении. Он вспахал мордой землю, затормозив уже без сознания.

В этот момент сквозь толпу пробились двое полицейских в форме, сразу же направившись в нашу сторону.

— Стоять! Эй! — заорал первый.

— Что здесь происходит? — грозно спросил один из них, раздвигая людей и становясь между мной и дружками Артема.

Одну руку он положил на рукоять пистолета, чтобы остановить любые поползновения продолжить драку. Хотя я бы не сказал, что эти поползновения были. После нокаута первого смельчака, гонора у его дружков заметно поубавилось.

Я не стал ничего говорить, понимая, что и так все ясно. Менты быстро оглядели лежащих Артема и его дружка, затем перевели взгляд на меня. Что он увидел — тоже понятно: мои окровавленные кулаки. Один из кулаков, я судя по всему, посек о передний зуб мажорчика.

Другой вопрос, что на троицу агрессивных дружков ни один, ни второй мент, не обратили внимание. Скорее всего, патруль прекрасно понимал кто эти люди… вернее чьи они дети.

— Гражданин, пройдемте с нами, — скомандовал старший из них, уверенно взяв меня под локоть.

Я не стал сопротивляться. Артем тем временем уже кое-как поднялся на ноги. Он держался за окровавленное лицо и ругался матом на весь автодром.

— Сука, тебе конец! — прорычал он, глядя на меня.

— Успокойтесь оба, — резко сказал второй полицейский, оттесняя Артема назад. — Разберемся в отделе.

— Слышишь ты… — Артем резко ударил мента по руке, которой тот пытался его сдержать. — Руки на хрен убрал!

Артем схватил мента за грудки. Но друзья мажорчика оказались бдительные, подскочили с разных сторон, удерживая хулигана. Мент напрягся, стал пунцовым. Только что Артем по сути совершил насилие в отношения представителя власти… и мент не знал как на это реагировать. Он хорошо понимал, чем закончится такая попытка, потому попросту струсил. Как и второй мент, сделавший вид, что ничего не видел и ничего не произошло.

Я бросил взгляд на Алину, которая стояла чуть в стороне, ошеломлено глядя на происходящее. По крайней мере, одно было ясно — Артем точно никуда сегодня не поедет. Ну а если таки подъедет, то только в травму. А значит, и подвоха на трассе не случится.

Мы дошли до служебной машины. Я заметил, что один из ментов то и дело косится на меня. Уже возле Уазика он остановился и вдруг внимательно посмотрел на меня, прищурившись.

— Погоди, ты же Саша-файтер, правильно?

— Да, это я.

— Леш, я же говорил! — обрадованно сказал тот самый мент, который стерпел выпад Артема в свою сторону.

— Да, Дим! — второй довольно заржал. Полицейские переглянулись, ухмыльнулись. И Дима достал телефон.

— Слушай, давай сначала сфоткаемся, а потом уже поедем? — выдал он.

Я молча пожал плечами, и он тут же встал рядом, второй сотрудник нас сфотографировал.

— Ты, конечно, красавчик, что этих мажоров теснишь, — с ухмылкой сказал мент, убирая телефон. — Но знаешь, в чем разница между тобой и ними?

Я вопросительно посмотрел на него.

— Если мажоры так сделают, их родители тут же отмажут. А вот ты свои четырнадцать суток отсидишь полностью, как миленький. Тебе, брат, немного с небес на землю спуститься надо.

— Если так, — спокойно сказал я. — Тогда арестовывай не только меня, но и его тоже. Давайте напишу заявление, вместе поедем.

Полицейские переглянулись и рассмеялись.

— Ну ты даешь, конечно. Ты же понимаешь, его мы трогать не будем. У него батяня такой человек, что нас самих завтра с работы снимут.

Я помолчал, буравя его взглядом.

— А ты, Дим, знаешь чем отличается плохой мент от хорошего?

— И чем же? — он явно напрягся.

— Тем, что хороший мент служит Родине, а второй просто работает.

Он задумался, переваривая мои слова и сверля меня взглядом. Я глаз не отводил. Не хотел излишне обострять. Все таки хрен его знает, что в голове у этого Димы, и в курсе ли он, что погоны дают не только привилегии, но и ответственность. Другой вопрос, что я не буду глотать такой беспредел.

— Ты про что? — холодно спросил Дима.

— Про то, что у тебя не хватило душку отработать этого распоясавшегося козла по полной программе, — твердо заявил я.

Самому интересно, чем бы закончился наш разговор. Но из толпы внезапно вырвалась Алина. Она бросилась к нам и буквально вцепилась мне в рукав.

— Саша, прости! — отчаянно сказала она, глаза ее наполнились слезами. — Прости, пожалуйста, я дура… Я не хотела, чтобы так получилось!

— Иди, Алина, — спокойно ответил я. — Потом поговорим.

Полицейские начали оттеснять ее назад, но девчонка все еще держалась за мою руку.

— Я люблю тебя, Саша! — выкрикнула она в последний момент.

Я замер на секунду, удивленный таким признанием, но менты уже решительно подтолкнули меня к двери полицейской машины.

Дверь захлопнулась. Через решетчатое окно я увидел, как Алина все еще стоит, закрывая лицо руками и плача. Бобик медленно тронулся с места, и я откинулся на неудобную спинку сиденья. Следовало понять, как теперь выкрутиться из этой ситуации.

Впрочем, далеко уехать не получилось. Прямо перед бобиком резко затормозили несколько дорогих машин, перекрывая дорогу. Полицейские раздраженно затормозили и начали сигналить. Но уезжать никто не собирался. Из центральной тачки вышел… я даже не сразу поверил своим глазам. Это был знакомый мне мажор из клуба «Склад» — тот самый, с которым мы спорили в вип зале.

— Это еще что за цирк? — зло выругался один из ментов, открывая окно.

Мажор невозмутимо подошел ближе, оперся руками о дверцу со стороны водителя и заглянул в салон.

— Отпустите его. Это была чистой воды самооборона. Я все видел. И если что пойду свидетелем. Да и не я один.

Он кивнул на иномарки из которых вылезла дюжина человек.

Полицейские помолчали, явно понимая, что ситуация резко изменилась. Теперь, чтобы быть последовательными, им пришлось бы задерживать и Артема, а это было уже совсем другой историей, учитывая его папашу. Ну или им бы пришлось как-то разбираться с новой компанией, а отец, как минимум этого мажорчика, тоже не мимо проходил.

Дима наконец вздохнул, молча вылез из машины и открыл мне заднюю дверь.

— Ладно, выходи. Но смотри, чтоб в следующий раз без таких приключений.

Я вылез, поправляя олимпийку.

— Так я задержан или уже нет? — уточнил я.

— Нет, — Дима, стискивая зубы, протянул мне руку.

Я жать не стал. Посмотрел на руку, потом перевел взгляд на него.

— Ты бы все-таки для себя решил, кто ты такой, — я хлопнул его по плечу.

Рука мента так и осталась висеть в воздухе,

Мажор кивнул мне с легкой улыбкой, как бы давая понять, что теперь мы квиты. Менты, недовольно ворча, снова сели в бобик и уехали. Когда полицейская машина скрылась из виду, мажор подошел ко мне и протянул руку.

— Слушай, я тогда многое понял. Хочу сказать тебе спасибо. Большое спасибо. Ты реально мне мозги на место поставил, я решил заняться нормальным делом. Теперь вот тоже спортом увлекся, стрит, — сказал он, как мне показалось, искренне и от всей души.

Я пожал его руку, помолчал.

— Честно, не ожидал такого поворота. Но если это действительно так, то ты красавчик, — наконец, сказал я.

— Серьезно, — заверил он меня. — Я и сам не ожидал, но это гораздо круче, чем по клубам зависать и с пацанами всякую дичь творить.

Он развернулся, коротко махнул рукой своим приятелям. Все сели обратно в машины и стартовали.

Я остался стоять посередине дороги наедине с Алиной, которая все это время всхлипывала и наблюдала за разговором. Теперь пришло время разобраться и с ней. Я медленно подошёл к ней, аккуратно коснулся ее плеча.

— Все, успокойся. Все уже позади.

Она вскинула голову, ее глаза были полны слез.

— Саша, прости меня, пожалуйста! — голос Алины дрожал от волнения. — Я виновата, я чуть все не испортила… Я реально хотела, чтобы с ним что-то случилось…

— Алина, — я встряхнул ее за плечи, пытаясь привести девчонку в чувства. — Ты правильно сделала, что вовремя остановилась.

Она отрывисто закивала и попыталась броситься мне на шею, чтобы поцеловать. Странная все-таки любовь у женщин. Нам мужикам ее никогда не понять.

— Теперь послушай внимательно. Дай мне все, что у тебя есть на его отца. Доказательства, документы, любые компроматы. Дальше я уже сам займусь. И обещаю тебе, этого мерзавца я накажу по закону так, что любое другое наказание покажется детской забавой..

Алина, всё ещё плача, немного успокоилась и кивнула.

— Хорошо, Саш. Я отдам тебе все. Ты прав, так будет лучше.

Я приобнял ее за плечи и повел в сторону от площадки, понимая, что теперь все наконец-то начало вставать на свои места.

От автора:

В поисках книги для отдыха? Тогда вас ждёт новинка в жанре Бояръ-аниме!

Из Верховного Алхимика в бесталанного наследника угасшего рода зельеваров. Читать: https://author.today/reader/470493/4393598

(обратно)

Глава 20

Проснувшись утром в квартире Алины, я некоторое время лежал, глядя в потолок и вспоминая прошедшую ночь. Алина еще тихо спала рядом, завернувшись в одеяло. Я аккуратно повернулся, чтобы не разбудить ее, но девчонка тут же открыла глаза и улыбнулась.

— Доброе утро, — произнесла она сонным голосом.

Я улыбнулся в ответ и слегка дотронулся до ее щеке.

— Слушай, а тебя твой дружок Артём искать не будет? — спросил я.

— Вряд ли… — она потянулась лениво. — Я никому не говорила, где живу. Да и с хозяйкой мы договор не подписывали, все неофициально. Так что найти меня будет проблематично.

— Артем ни разу здесь не был? — уточнил я.

— Неа…

Я задумчиво кивнул. Алина еще вчера ночью пообещала предоставить мне весь компромат на отца Артема. Девчонка была, конечно, шебутная, но именно ее искренность и прямая откровенность меня и подкупали.

— Ты правда меня любишь? — я улыбнулся, глядя ей в глаза, наблюдая за реакцией.

Она нахмурилась, будто я спросил что-то очевидное.

— Я же тебе уже один раз сказала, разве нет? Зачем повторять?

Мы оба засмеялись, и я притянул ее к себе. Вернее хотел притянуть, в этот момент пиликнул телефон. Я взял мобильник со стола, на экране уже мигало уведомление. Ира прислала обещанный номер Саши. Недолго думая, я набрал его номер и стал ждать ответа. Гудки прозвучали несколько раз, прежде чем он взял трубку.

— Алло, да?

— Это Саша, нам надо поговорить, — сказал я.

На том конце провода сразу проскользнули нотки негодования и даже больше — раздражения.

— Слушай, да я вообще не понимаю…

— Стоп, — я резко прервал его поток негатива. — Такой вопрос: я тебе что-то должен?

Повисла короткая, но напряженная пауза. Было слышно, как он тяжело выдохнул и задумался над моими словами.

— Нет, — честно признал он после короткой паузы.

— Тогда давай исключим всё то, что не относится к делу, идет? Твои эмоции — это здорово. Но если еще раз попробуешь их вымещать на мне, то, без обид, это будет последний тебе звонок.

Саша снова замолчал, молчал секунд пять.

— Договорились, — наконец, согласился он.

— Хорошо, — подтвердил я. — Это не телефонный разговор, поэтому нужно встретиться лично. У меня есть человек, — я бросил взгляд на Алину. — И у человека есть кое-какая информация, которая тебя сильно заинтересует.

— Давай, — коротко согласился он, явно заинтересовавшись. — Где и когда?

Мы быстро договорились о времени и месте встречи, и я нажал кнопку отбоя.

Алина все это время напряженно слушала разговор и теперь нервно закусила губу, явно волнуясь.

— Не беспокойся, — успокоил я ее. — Все будет хорошо, я…

Но договорить не успел. Она вдруг наклонилась ко мне и, прервав на полуслове, закрыла мой рот глубоким, страстным поцелуем. Ее рука нежно скользнула по моей груди вниз, и в следующий миг мы уже забыли обо всем, что собирались обсудить.

Я прекрасно понимал, что перед боем секс лучше исключить — концентрация, силы, выносливость, все это было слишком важным, чтобы рисковать. Но как, черт возьми, его исключать, если рядом такая девушка, как Алина? С ней было почти невозможно устоять.

Алина легко выскользнула из моих объятий, накинула мою футболку и отправилась на кухню.

— Пойду завтрак приготовлю, — весело бросила она через плечо, исчезая за дверью спальни.

Я откинулся на подушку, и прикрыл глаза. Но не на долго. Телефон снова пиликнул. На этот раз я увидел несколько новых сообщений от Ибрагима.

Сначала он прислал фотографии моего «кабана». Мерс уже стоял на подъемнике, с него были сняты поврежденные детали. Следом Ибрагим прислал снимок целой горы запчастей, аккуратно разложенных на верстаке.

«Как-то так, брат. Уже закупил все нужное, начинаем приводить твоего красавица в порядок. Тебе повезло, все детали оригинал», — написал он.

Я улыбнулся кончиками губ, чувствуя облегчение.

«Отлично, Ибрагим! Красавчик, спасибо тебе большое!»

Через минуту пришло еще одно сообщение. Теперь уже с эскизом логотипа мастерской. Внутри автомобильного колеса перекрещивались два гаечных ключа. Внизу красовалась надпись «Мастерская у Ибрагима».

«Зацени! Логотип разработал», — была подписана фотография.

— Отлично, — сказал я вслух, внимательно рассматривая картинку на экране.

Алина, вышедшая с кухни, мельком глянула через плечо и чуть нахмурилась.

— Слушай, неплохо, конечно, — осторожно заметила она. — Но вот здесь бы еще немного доработать. Как-то слишком просто выглядит. Может, цвета добавить или шрифт поменять?

Я утвердительно кивнул, подумав, что это звучит разумно.

— Давай предложим ему, — согласился я.

Сразу набрал ответное сообщение Ибрагиму.

«Ибрагим, тут знающие люди подсказывают, что логотип можно чуть доработать. Советы требуются?».

«Требуются, жду брат!», — ответ пришел мгновенно

Я показал сообщение Алине.

— Надо человеку помочь. Сможешь подсказать?

— Вообще-то я работала дизайнером, — заверила она. — Давай я запишу ему голосовуху?

Через несколько минут я отправил Ибрагиму длинное голосовое сообщение с подробными правками.

Телефон снова запиликал, я даже не успел выключить экран. Марик с Виталей звонили по видеовызову. Я принял звонок, и на экране появились радостные лица парней, которые уже стояли в центре моего нового зала.

— Сань, здорова! Смотри, какая красота теперь! — Марик повернул камеру, начиная медленно вести виртуальную экскурсию.

— Вот тут уже полностью трубы поменяли, — с гордостью подхватил Виталя, указывая на аккуратную разводку по стенам. — Теперь все блестит, никаких протечек больше не будет. Будет вода!

Марик, державший телефон, решил продемонстрировать все наглядно — подошел к новенькому крану, крутанул вентиль и в раковину полилась струя воды.

Камера плавно двигалась по залу, показывая ровно покрашенные стены, новые окна и полностью отремонтированный потолок. От этого зрелища меня переполняли эмоции. Я наконец-то ощущал, что у меня будет настоящий спортивный зал, буквально возрожденный из пепла.

Алина, заметив мой разговор, подошла и, наклонившись к экрану, с любопытством заглянула через мое плечо.

— О, парни, привет! — весело помахала она рукой в камеру.

Увидев ее, Марик с Виталей переглянулись. На их лицах читалось явное удивление.

— Алина? Погоди, а ты чего тут делаешь? — осторожно спросил Виталя. — Мы думали, ты нашего Саню уже давно в черный список занесла.

Алина игриво покосилась на меня.

— Да нет, все нормально, разобрались уже. Теперь никаких черных списков.

Марик понимающе заулыбался, многозначительно подмигнул мне.

— Ну тогда вообще все отлично. Саня, чур с тебя двойной проставон!

— Без проблем, — рассмеялся я. — Парни, вы реально красавчики, спасибо огромное за такую работу. Зал выглядит круто.

— Все, скоро ждем тебя на месте, чтобы уже оборудование ставить, — подытожил Марик, помахав рукой в камеру. — Давай, не пропадай, чемпион!

— Ты, Саш позвони Игорю, — вставил Виталя. — А то он сегодня весь хмурной какой-то ходил.

— Он приезжал? — уточнил я.

— Угу…

Мы теперь уже окончательно попрощались, а я задумался. Игорь раньше всегда звонил мне, когда приезжал в зал. Вспомнилось его не самое лучшее настроение в момент нашего последнего разговора. Что ж… пацаны правы, надо бы ему позвонить. Может созрел уже рассказать, что его беспокоит.

Я нашел его контакт и нажал вызов. Пришлось подождать, Игорь далеко не сразу принял вызов. Хотя раньше всегда отвечал всего через пару гудков.

— Здорово, Игорь! — поприветствовал его я. — Видел, как зал теперь выглядит? Все практически готово.

На другом конце линии повисла странная пауза.

— Да, видел… — неуверенно произнес Игорь. — Неплохо получилось вроде.

В его голосе явно чувствовалась все та же напряженность, и это сразу насторожило меня. На этот раз он был куда более расстроен, если судить по голосу.

— Что-то случилось? — спросил я.

Игорь замялся, после чего резко затарахтел, явно стремясь побыстрее завершить разговор.

— Короче, Сань, я зал тебе сдавать не буду. Без обид, брат, так получилось…

Я на секунду замер, пытаясь осмыслить услышанное.

— В смысле не будешь? — переспросил я. — Мы же обо всем договорились, бабки вложены, ремонт почти закончен. Ты вообще о чем?

— Да обстоятельства изменились… — начал он сбивчиво и невнятно бормотать. — Не получится, короче, извини. Там по наследству короче… в общем другие наследники всплыли.

Вот чего у Игоря не получалось — так это врать. То же, что он говорил мне сейчас было явной ложью.

— Ты извини, брат, что так получилось…

— Стоп, стоп, Игорь, — перебил я. — Давай без телефонных разговоров. Нам надо встретиться и спокойно обсудить эту ситуацию лицом к лицу.

Игорь на том конце тяжело выдохнул.

— Ладно, давай встретимся… — с явной неохотой ответил он. — Я позже наберу, договоримся.

Он явно торопился повесить трубку, даже не попрощавшись.

— Погоди, не позже, ни завтра, а встретимся сегодня, — настоял я.

— Но…

— Без но, Игорь.

В итоге мы договорились увидеться сегодня же. Только получив заверение от Игоря, я опустил телефон и нахмурился, чувствуя, как раздражение постепенно охватывает меня. Что-то здесь явно было нечисто, и теперь нужно было срочно разобраться, в чем именно дело.

Встречу я назначил сразу после тренировки. Их ни в коем случае нельзя было пропускать.

Ну а сейчас как раз пора было собираться в зал.

Я наконец отложил телефон на стол и направился в душ. Горячая вода быстро расслабила мышцы, и я ненадолго позволил себе отключиться от происходящего.

Когда вышел из ванной, в комнате уже ждала Алина. Она сидела на краю кровати, сжимая мой телефон в руке. Бросала в мою сторону напряженные, подозрительные взгляды.

— Кто она такая? — резко спросила она, махнув телефоном в воздухе.

Я выгнул бровь, пытаясь понять, о чем девчонка вообще говорит.

— Она это кто? — уточнил я.

— Вот именно, она это кто⁈ — голос Алины стал громче и заметно задрожал от ревности. — Сама хотела бы узнать, кто эта диетолог и почему она пишет тебе сообщения?

На лице девчонки читались искренние обида и недоверие. Я медленно подошел, забрав у нее из рук телефон. Пролистал переписку, после чего спокойно протянул ей мобильник обратно.

— Посмотри внимательно сама. Это мой диетолог, мы работаем вместе над моим питанием перед боем. И больше ничего, — пояснил я ровным голосом.

Алина внимательно пролистала переписку «от» и «до», пытаясь там что-то найти. Скорее всего, девчонку так взволновала фотография на профиле моего диетолога. Выглядела последняя по настоящему шикарно.

Естественно, Алина так и ничего не нашла в переписке. В последнем сообщении я просто получил свой сегодняшний рацион.

— Только учти, это первый и последний раз, когда я что-то объясняю и показываю, — спокойно объяснил я. — На второй раз даже не надейся. Если хочешь быть рядом, учись доверять. Не доверяя проверять, а именно доверять.

Алина опустила глаза, виновато прикусив губу.

— Я поняла. Просто ревную…

— Это я уже заметил.

— Я прекрасно понимаю, что если бы ты хотел быть с другой, тебе бы это не составило труда.

— Правильно понимаешь.

Я нежно коснулся ее лица, провел пальцами по щеке. Кожа у нее была нежная, как персик.

— Ладно, мне пора на тренировку.

Алина молча кивнула, и я начал быстро одеваться, чувствуя, как постепенно спадает напряжение от ее ревности.

Но уже на выходе из квартиры девчонка меня окликнула.

— Саш…

— Что?

— Если у тебя кто-то есть… я тебя убью.

* * *

Уже отправляясь на тренировку, я знал, что в зале буду сегодня в центре внимание. Парней и самого Игната впечатлил мой комплекс гиревых упражнений, на что я получил кучу восторженных отзывов. А вместе с ними просьбу показать ещё что-нибудь из репертуара «моего физрука».

Просьбу подтвердил лично Игнат.

— Сань, я тут че подумал, — он почесал макушку. — Я, конечно, понимаю, что кулачка — это не обычная уличная драка. Но она максимально к ней приближена и реально позволяет не бояться голых кулаков. А именно это и нужно моим пацанам, которые в охране работают.

Я спокойно кивнул, понимая куда он клонит.

— Сань, в общем если есть еще, что показать — показывай, пацанам нравится, — сказал он. — Да и я нет нет, а что-нибудь посмотрю для улучшения тренировочного процесса. Ну если ты не против, разумеется.

Нет, против я точно не был.

— Ну тогда вот тебе тренерский свисток! — Игнат снял свисток со своей шеи и протянул мне.

Я свистнул, привлекая внимание ребят, тотчас выстроившихся напротив октагона.

— Ну что, давайте немного поработаем на кардио, — начал я свою часть тренировки.

Я подвел парней к лежащему в центре зала большому автомобильному колесу. Похлопал по его широкой поверхности.

— На покрышки вы работали, все стучали по ней кувалдой, так? — я оглядел пацанов, те утвердительно закивали. — Но сегодня я предложу использовать покрышку с другой стороны.

Я пояснил, что в кулачных боях важно постоянно двигаться и быстро менять позиции. И это те навыки, которые, как и все остальное — совершенствуются при правильном подборе упражнений.

— Вот простое упражнение, которое поможет вам прокачать выносливость, баланс и координацию.

— Колесо? — удивленно спросил Шама, оглядывая резиновую покрышку.

— Оно самое. Смотрите внимательно.

Я быстро занял исходную позицию, встав двумя ногами внутрь колеса. Сразу же подпрыгнул и приземлился стопами на его края. Далее я начал ритмично двигаться вверх-вниз.

— Две минуты в таком режиме: внутрь колеса, затем сразу на края. Видите, как оно слегка пружинит? Резина мягкая, ноги проваливаются, и отталкиваться от нее тяжелее, чем от пола или канваса. Именно это и прокачивает те мышцы, которые вы обычно вообще не чувствуете.

Я завершил двухминутный цикл и спрыгнул с колеса, повернувшись к парням.

— Поехали по очереди.

Пацаны начали выполнять упражнение. Было видно, как они стараются, едва ли не языки вывалив. Конечно, одинаково хорошо получалось далеко не у всех, но терпение и труд все перетрут.

— Теперь второй вариант, — я начал объяснять следующее упражнение, когда закончили с этим. — Ставите одну ногу внутрь колеса, другую — снаружи. Начинаете прыгать влево-вправо, каждый раз обе ноги должны оказываться на краях колеса. При этом важно стоять в боевой стойке и не смотреть вниз. Учимся чувствовать равновесие и положение ног интуитивно.

Я снова запрыгнул и показал наглядно, как выполнять это упражнение. Парни внимательно наблюдали, впитывая все как губки. От начального скепсиса, присутствовавшего в начале прошлой тренировки, не осталось и следа.

— Давайте-давайте, кто первый? — подбодрил я.

— Ладно, поехали… — Шама решительно шагнул к колесу. — Обана!

Он аккуратно подпрыгнул и начал движение. Сначала неуверенно, затем чуть увереннее, стараясь контролировать равновесие.

— Блин, да это жесть какая-то, — выдохнул он, едва не потеряв баланс на очередном прыжке. — Саня, у меня икры уже горят!

— Терпим, — спокойно сказал я. — Упражнение даст тебе преимущество в реальном бою, когда нужно будет резко менять направление атаки и контролировать каждое движение.

Шама тяжело спрыгнул с колеса, глубоко дыша и качая головой. Следом начал пробовать Миша. Его сразу начало шатать, ноги постоянно соскальзывали с краев колеса.

— Аккуратнее, Мишань, не торопись, — подсказывал я ему. — Встань устойчиво в стойку и спокойно прыгай, не суетись. Сначала можешь подсматривать, пока не привыкнешь.

— Саня, это только кажется, что я суечусь, — выдохнул Миша. — На самом деле я просто выжить пытаюсь!

Пацаны рассмеялись, продолжая по очереди испытывать свои силы на колесе. Кто-то справлялся лучше, кто-то хуже. Но абсолютно все понимали, насколько полезной была эта тренировка.

Когда последний из спортсменов закончил упражнение, они снова собрались вокруг меня.

— Ну как ощущения? — спросил я, глядя на их довольные лица. — Добро пожаловать в настоящий, проверенный временем спорт.

Отдыхать я не дал, сразу указал на тяжелый медицинский мяч, валявшийся у стены.

— Теперь подключим координацию и концентрацию, — начал объяснять я. — Берем вот такой мяч, весом килограммов пять-семь, и начинаем работать в бою с тенью.

Я поставил мяч на пол.

— Но есть одно условие — одновременно одной ногой катите его по полу. Это упражнение приучит вас не только следить за руками, но и чувствовать ногами пространство. Не теряйте мяч и не останавливайтесь. Ритм должен быть ровным и плавным. Мяч должен быть «приклеен» к вашей ноге.

Я показал, как это делается, мягко двигаясь вокруг мяча. При этом контролируя его ступней и одновременно отрабатывая удары и уклоны.

— Теперь переходим дальше, — сказал я, указав на скамейке. — Раньше не было никаких крутых тренажеров, поэтому тренировались с тем, что было под рукой. И скамейка для таких целей подходит как нельзя кстати.

Я встал на скамейку, довольно узкую. Проверил насколько она устойчивая.

— Делаем бой с тенью, двигаясь вперед до конца и затем назад, но уже спиной. Пространства будет мало, и придется постоянно держать равновесие. Плечи расслаблены, ноги пружинят, руки работают четко, без лишних движений.

Я медленно двинулся по скамейке, выполняя короткие комбинации и уклоны. Держать баланс оказалось не так просто, как выглядело со стороны, и парни заметно напряглись, осознавая сложность задания.

И то и другое, спортсмены охотно начали повторять.

— Ну и последнее на сегодня — набивка рук! — выдохнул я.

Я объяснил, что в кулачке, в отличии от бокса нужно хорошенечко набивать руки. Как тайцы набивают ноги, так и у в боях на голых кулаках важно иметь железные,

в прямом смысле этого слова предплечья. Удары в боях на голых кулаках идут кость в кость.

— Можно использовать скалки или набивать предплечья друг другу. Важно постепенно привыкать к ударам и боли, иначе в настоящем бою неприятных сюрпризов не избежать.

Я подозвал к себе Шаму. Мы встали друг против друга. И я показал, как правильно делается набивка — крест накрест ударами предплечьями друг о друга.

— Давайте, пробуйте. Только без фанатизма. Завтра тоже тренировка.

Упражнение было крайне болезненным. Но никто из парней не сошел с дистанции. Морщась, шипя, они начали делать набивку через дискомфорт и боль. Да, к утру все руки будут в синяках, но зато в бою ты не моргнешь, когда тебе прилетит удар кость в кость.

Финальным упражнением старой школы была игра в футбол семикилограммовым красавцем.

— Только ногами, руками не помогать. Делимся на две команды. Сразу предупреждаю, что ноги непривычные к такой нагрузке. Поначалу покажется, будто бьете по мешку с песком. Но постепенно мышцы адаптируются, связки привыкнут и скорость с ловкостью вырастут ощутимо.

Разделившись на команды, мы заняли позиции. Я дал свисток, и игра началась. Уже через минуту парни почувствовали, что двигать тяжелый мяч по полу не так-то просто. Каждый пас и удар по мячу требовал гораздо больше усилий, чем они привыкли. Ударов как таковых не было, были переживания мяча. Давалось крайне не просто, учитывая, что каждый норовил у тебя мяч забрать.

Несмотря на явную сложность, игра быстро захватила всех. Парни начали подбадривать друг друга, стараясь забить гол. Пот заливал лица, дыхание сбивалось, мышцы горели от нагрузки. Но азарт и желание победить постепенно перебороли усталость.

Я сам включился в игру, давая пример точных и расчетливых движений. Показывая, как правильно использовать вес мяча, не тратя лишних сил.

— Вот такая тренировка лучше всяких тренажеров, — подытожил я, когда прозвучал финальный свисток. — Мышцы и связки работают по-другому, вы развиваете именно функциональную силу, нужную для боя

Я вытер со лба пот и оглядел парней. Вид у них был вымотанный, но довольный. Каждый чувствовал, что проделал серьезную работу, непривычную и оттого особенно ценную.

— Вот такая вот тренировка сегодня получилась, — заключил я. — В следующий раз сделаем упор на тактику. Покажу вам конкретные приемы, как работать именно в кулачке. Узнаете, как бить так, чтобы руки не ломать и соперника быстро нейтрализовать.

Парни одобрительно загудели, явно заинтересовавшись.

— Сань, а где ты сам научился таким штукам? — спросил кто-то из ребят с искренним любопытством.

Я усмехнулся, на мгновение задумавшись, как ответить. Конечно, не мог же я рассказать им, что в прошлой жизни мне приходилось драться на голых кулаках по-настоящему. Поэтому решил отшутиться.

— Да фильмы с физруком смотрел в детстве, типа «Кровавый спорт» с Ван Даммом, — бросил я с серьезным видом, затем рассмеялся, чтобы они поняли, что шучу.

Пацаны рассмеялись в ответ, и тема была исчерпана сама собой. Пусть лучше считают меня фанатом старых боевиков, чем узнают правду.

Дав парням немного восстановиться, я свистнул, привлекая внимание.

— Теперь предлагаю перейти к тактико-техническим аспектам ведения кулачного боя. Для кулачки существуют свои правила. Главное здесь — это умное ведение боя и грамотная работа на ногах. Ключевая задача в кулачке — не получить ущерб. Причем, — я поднял палец, акцентируя на этом внимание пацанов. — Ущерб можно получить не только в защите, но и в атаке.

Я жестом подозвал к себе одного из парней.

— Подойди сюда, Гена. Встань в стойку.

Он быстро занял позицию. Я продолжил, медленно и аккуратно обозначая удары.

— Вот смотрите. Когда вы защищаетесь, как привыкли делать это на перчатках, то можете пропустить удар. Голый кулак легко пройдет там, где не пройдет перчатка. Там где в боксе все надежно защищено, в кулачке это проходной двор.

Я медленно, но уверенно обозначил удары в лицо между поднятых рук Гены. Затем донес короткий хук сбоку и точный апперкот снизу в подбородок. Все удары спокойно проходили сквозь привычную защиту.

— Видите? Защита, как перчатками, здесь не работает.

Пацаны задумчиво принялись кивать. Очень много ребят еще в девяностые думали, что если бы боксер, то без проблем нокаутируешь соперника в бою на голых кулаках или в уличной драке. Но столкнувшись с реальностью, меняли свою точку зрения на прямо противоположную.

— Более того, атакуя соперника, вы можете сами себе навредить. Попасть в плечо и вывернуть запястье, попасть в череп и сломать руку. Поэтому каждый удар должен быть тщательно выверен и осознан. Поливать, как из автомата очередями тут не выйдет. Нужен прицельный удар.

Пацаны внимательно слушали, не отрывая глаз от моих движений.

— Потому ваша главная задача — заставить соперника промахиваться, а самому бить точно и прицельно.

— А как тогда плотно ударить, если защита не держит? — спросил Шама.

— А вот это я вам сейчас и покажу.

(обратно)

Глава 21

— В любой момент боя вы можете выстрелить мощным ударом, — продолжал я. — Но! Если ноги у вас всегда работают как пружины. Вот смотрите, пацаны. Сейчас я покажу вам, как это делать правильно.

Я поставил Шаму напротив себя, встал в боевую стойку, попросил его сделать тоже самое и показал несколько движений.

— Вот смотри, если ты не на прямых ногах скачешь, то удар можно выбросить в любой момент. Плотно и точно.

Я отошел на шаг назад и начал медленно демонстрировать движение. Наглядно показал, как через ноги и корпус рождается мощный удар. Пацаны внимательно повторяли за мной, постепенно осваивая новую технику из работы в челноке, но на совсем узком пятачке.

— Еще одна важная вещь, — продолжал я. — Никогда не стойте в бою на двух ногах сразу. И не допускайте, чтобы ваши ноги находились на одной линии. В этом положении у вас нет устойчивого баланса.

Я попросил Шаму встать на две ноги, чтобы нанести удар. Вышло смазано. А потом легонько толкнул Шамиля в плечо ладонью, демонстрируя отсутствие равновесия в такой стойке.

— Вы должны чувствовать центр тяжести и быть готовыми в любой момент сменить опорную ногу и нанести удар. Левша, правша — неважно, в кулачке надо быть готовым работать с обеих рук! Тут важна не сила удара, в точность!

Я занял позицию и показал, как легко можно менять стойку и опорные ноги, плавно перенося вес с одной ноги на другую.

— Используйте ноги не только для защиты, но и для атаки, — пояснил я, совершая несколько быстрых, коротких перемещений вперед и назад.

Парни внимательно смотрели, стараясь запомнить каждое мое движение. Вроде и похоже на любую другую ударку, но не совсем. Различия крылись в подобного рода мелочах.

— Мы двигаемся, защищаемся и постоянно готовы «выстрелить». Вы должны оказывать давление на соперника, прессинговать его, чтобы он не успевал сам атаковать, либо совершал ошибки. Любая ошибка противника — ваш шанс нанести точный удар.

Я продемонстрировал короткий резкий выпад вперед, сопровождаемый молниеносным ударом правой.

— Нужно не отпускать соперника ни на секунду, душить его своим присутствием, — объяснил я. — Он шаг назад сделал, а вы сразу за ним. Не вкладывайтесь слишком сильно в удары, просто разбивайте соперника методично и аккуратно.

Перемещаясь в челноке, я набрасывал удары. В кулачке, в отличие от бокса, ущерб мог принести любой удар. Каждое касание голым кулаком кожи приводило к травме.

— Но сильно бить нужно только тогда, когда вы полностью уверены, что попадете наверняка. А пока просто обозначаем удар. Даже не сильные джебы помогают контролировать дистанцию и заставляют соперника чувствовать дискомфорт.

Я сделал небольшую паузу.

— Поверьте, нокаут придет сам. Повторю, что в отличие от бокса, в кулачке после пары неудачных ударов по голове вы легко сломаете себе руку и бой на этом закончится. Поэтому бейте осознанно и технично, а главное — контролируйте каждый свой удар.

Я вернулся в исходную позицию и дал знак, чтобы ребята сделали тоже самое. Мы начали отрабатывать все показанное на практике.

— Еще один важный момент, который нужно запомнить. Если проводите атаку или контратаку, никогда не застаивайтесь на месте. Выбросили серию из двух-трех ударов — сразу же делайте смещение.

Я показал наглядно короткую серию ударов, после чего резко ушел в сторону, меняя позицию и угол атаки.

— Причем вы не просто уходите в сторону, чтобы перевести дыхание, — продолжил я. — Смещение должно быть частью вашего наступления. Только сменили угол, тут же снова атакуйте. Соперник не успеет перестроиться, и ваши удары пройдут легко и эффективно.

Чтобы закрепить понимание, я снова повторил атаку. Выбросил два быстрых удара, тут же ушел влево и снова выбросил серию, уже с нового угла.

— Вот так вы постоянно создаёте давление, не даете противнику отдышаться и держите его в постоянном напряжении, — подытожил я. — Именно это и обеспечивает вам преимущество в бою на голых кулаках.

Парни быстро разделились на пары и начали отрабатывать увиденное. Каждый старался максимально точно реализовать полученные рекомендации.

Я встал в пару с Шамой.

— Давай, Шама, начинаем медленно, — сказал я. — Делаешь серию и сразу уходишь в сторону.

Шама кивнул, собрался и выбросил два быстрых удара, затем резко шагнул влево и попробовал снова атаковать.

— Хорошо, но смещение делай чуть быстрее и сразу же выбрасывай новую серию, — подсказал я ему. — Не давай противнику опомниться. И хитрить не надо!

— Ваще то есть не останавливаться? — спросил Шамиль.

— Ни на секунду!

Да, в кулачке не получится ходить друг напротив друга. Все раунды здесь — это пахота, от первой до последней секунды. Но и время раунда здесь две минуты, а самих раундов — три и пять, если речь о чемпионском противостоянии. И за три раунда можно устать сильнее, чем за 10 раундов в боксе.

Шама, который был весьма легок на ногах, попытался обозначить движение в одну сторону, а сам сместился в другую. В боксе бы сработало на ура. А вот в кулачных боях движение было явно лишним. Так ты давал противнику долю секунды, время за которое он мог запросто перехватить инициативу.

Шама снова попробовал — на этот раз вышло гораздо лучше. Я отметил про себя его прогресс и одобрительно кивнул.

По всему залу парни активно работали в парах, пытаясь поймать нужный темп и ритм боя. Периодически я останавливался, давал короткие советы, направлял парней и снова возвращался к работе с Шамой.

Было приятно видеть, как ребята быстро схватывают суть моих слов и пытаются сразу же применить их на практике.

Отработав, я снова поднял руку.

— Еще один важный момент, парни. Крайне нежелательно отбивать руку соперника или пытаться сбивать его удары руками. Опять же в этот момент вы застаиваетесь и открываетесь для атаки. В кулачке такая ошибка может стоить вам боя.

Я попросил Шаму обозначить удар. И показал, как неправильно его отбивать, демонстративно открывая себя для следующего удара.

— Видите? Я застрял, и ты сразу можешь ударить снова, потому что рука опущена. Поэтому лучшее решение — это уходить от ударов на ногах, избегая блоков или отбивок руками.

Затем я отвел Шаму к клетке октагона, изображая ситуацию, когда тебя зажали у канатов.

— Если оказались в такой ситуации, зажиматься ни в коем случае нельзя. Сразу становитесь в стойку. Из нее начинаете прыгать с левой ноги на правую. Раскидываете соперника ударами с обеих рук, — объяснил я, показывая короткие резкие движения. — При первой возможности уходите за спину, тоже вместе с ударом. Выбросил удар и тут же сменили позицию.

Все запомнили. Я перешел к следующему важному аспекту.

— В основу берем тактику работы первым номером, но на контратаках.

— Это как? — раздались вопросы бойцов.

— Вы оказываете прессинг, давите на противника, но не летите на него сломя голову. Как я говорил, задача — вынудить соперника ошибиться. Заставляете его нервничать, дергаться, провоцируя на промах. И как только он ошибается — бам! Сейчас покажу как делать правильно.

Я показал тактику на практике, напирая на Шаму, заставляя его нервничать и совершать ненужные движения. И как только он ошибся, мгновенно обозначил контратаку.

— Вот примерно так, — подытожил я. — Запомните и попробуйте сейчас в парах.

На таких тонкостях, которые я показал парням и строились ключевые отличия кулачного боя от других единоборств. Маленькие, на первыйвзгляд незначительные, эти нюансы, давали ответ на вопрос — почему на голых кулаках боксер международник мог проиграть борцу нокаутом…

Боксер, добившийся даже самых больших высот, привык драться на ринге. Привык, что его соперник обучен по правилам и прочее, прочее, прочее. А тут, когда твой соперник не обучен… прилететь может такой удар, который не ждешь и к которому ты окажешься не готов.

— В кулачке есть свои особые удары и фишки, — начал я, демонстрируя на Шаме первый прием. — Например, удар «крест на крест». Бьешь сверху по косой, как медведь лапой, и тут же возвращаете руку обратно по этой же траектории. Очень неожиданно и эффективно.

Я медленно показал движение, обозначив удары по диагонали, чтобы все могли четко увидеть механику. Пацаны довольно закивали, явно впечатленные необычным ударом.

— Следующий момент. Максимально близко держите переднюю руку к сопернику. В кулачке достаточно даже небольшого тычка, чтобы вывести противника из равновесия или сбить ему атаку. Плюс это помогает вам чувствовать дистанцию и мешает сопернику спокойно прицеливаться. Шама подойди сюда.

Шамиль встал напротив меня, занял боевую стойку. Я вытянул переднюю руку, сбивая ему «прицел» его руки, и постоянно мельтеша кулаком возле его глаз.

Работало. И работало на все сто.

Затем я продемонстрировал еще одну фишку.

— Смотрите, несколько раз слегка приседаете перед соперником, обозначая атаку снизу. Соперник инстинктивно опускает руку и в этот момент… бам! Резко выстреливаете в голову.

Я также показал все озвученное на Шамиле.

— Главное заставить соперника поверить в ваши ложные движения.

Пацаны с интересом следили за демонстрацией. В отличие от бокса, где от подобного трюка можно легко перекрыться, в кулачке такое работало на ура. В бою на голых кулаках адреналин зашкаливал, и противник очень часто ошибался.

— Теперь важный момент. Не у всех есть опыт в кулачных боях. Часто приходят ребята из борьбы или смешанных единоборств, которые сразу летят на вас и начинают устраивать рубку.

— Ага, не только в кулачке такое есть, — хмыкнул Миша.

— Зато в кулачке для таких соперников есть отличная тактика в противовес. Помните, как я показывал держать соперника на вытянутой руке?

Пацаны отрывисто закивали. Я вновь попросил Шаму встать в стойку и вытянул руку перед его лицом.

— Попробуй налететь, — попросил я.

Шамиль попробовал, но ничего не получилось. Благодаря вытянутой руке соперник не мог прорваться на ближнюю дистанцию. Атаковал издалека, зримо для защищающегося. Оставляя больше времени на подготовку контратаки.

Затем я показал последний удар на сегодня.

— Ну и используйте удары, которых нет в боксе. Например, поджимаете соперника к канатам и наносите короткий полуапперкот-полубоковой без замаха. Его особенность в том, что вы не заворачиваете плечо и не вкладываете весь корпус. Удар практически незаметен. Просто переносите вес на заднюю ногу и резко выстреливаете.

Я показал это движение, обозначив удар коротким, точным движением снизу вверх.

— Запомните и отрабатывайте. Чем лучше освоите такие фишки, тем успешнее будете в боях.

Пацаны начали вставать в пары и начали пахоту.

После окончания тренировки Игнат, наблюдавший за процессом со скамейки, наконец встал.

— Отличная тренировка! Спасибо за знания, Саня, было сильно!

Сначала он один начал аплодировать, затем все остальные тоже поднялись и присоединились к нему. Зал заполнился звуком аплодисментов, которые резко прервались…

С грохотом распахнулись входные двери.

В помещение быстрым шагом зашел пацан с вызывающим выражением лица. Он зло огляделся и даже не разуваясь, сразу направился к центру зала.

Уже одним этим он выражал полное неуважение к «Тигру», к Игнату и всем нам.

За ним следовали еще с дюжину человек. Эти тут же начали включать камеры и наводить телефоны на присутствующих. Я внимательно всмотрелся в лицо незваного гостя — и узнал его. Недавно видел его на конференции поп-ММА.

Шамиль подошел ко мне и негромко пояснил за это чучело. Впрочем, сказал ровно то, о чем я сам догадался.

— Вадя Кадров. Регулярно появляется в разных клубах, снимает провокации…

Персонаж вызывающе остановился в центре зала и презрительно осмотрел всех.

— Ну что, есть здесь хоть один смелый? Или тут только одни трусы собрались?

Он демонстративно поднял руки, явно работая на камеру.

— С сегодняшнего дня это мой клуб. Теперь я здесь главный, я папочка. У кого проблемы с этим — можете сразу выйти сюда и попробовать доказать обратное.

Его сопровождающие загудели от восторга, снимая каждое его слово и реакцию нас на телефоны.

Повисла тяжелая пауза, никто не двигался с места, лишь обменивались взглядами. Игнат не лез, наблюдал… все-таки насколько все изменилось. Клубу, даже любому серьезному, нужен был пресловутый хайп. В мое время таким «папочкой» уже вытерли бы полы…

Игнат похлопал Мишу по плечу. Тот поднялся, Миша был один из самых старших и опытных бойцов клуба. Ему и было вменено отстаивать честь «Тигра»

— Ладно, герой, попробую объяснить тебе, что ты ошибся залом. Здесь ты можешь быть не папочкой, а только сынком, — сказал он спокойно, выходя навстречу провокатору.

— Драться хочешь⁈ — взвинтился тотчас Кадров.

— Я хочу тебя взять за шкирку и вышвырнуть из зала, — процедил Миша, начиная заводиться.

— Попробуй!

Вадя демонстративно шагнул вперед, сделал вид, будто собирается поправить шнурок на обуви. Тем самым на секунду расслабил внимание Миши. Но потом Кадров резко рванул вперед и ударил коротким коварным хуком в подбородок. Удар был неожиданным и точным, Миша пошатнулся, ноги подкосились, и он тяжело рухнул на пол.

— Драться хотел⁈ А теперь че⁈ — как истеричка заверещал Кадров.

По залу прокатилась волна удивленных возгласов. Дружки Кадрова радостно загудели, снимая лежащего на полу Мишу и ликующего провокатора. Вадя с ухмылкой поднял руки вверх, наслаждаясь моментом.

— Кто здесь настоящий хозяин? — громко и нагло заявил он. — Кто папочка?

Надо отдать должное, парень был явно непростой. Опыт у него чувствовался сразу — и в постановке корпуса, и в движении ног. Да, боя не случилось, но лично мне все было видно невооруженным взглядом.

Очевидно, что для остальных ребят из нашего клуба бой против такого соперника закончится… плохо. Никто из них не готов к драке без перчаток, а этот тип явно знал, что делает, и рассчитывал на легкие победы.

Формально, предъявить этому уроду было нечего… Миша сам захотел драки. А драка — это улица, а на улице правил нет.

Но несколько наших парней, включая Шаму и Гену, выступили вперед — постоять за своего товарища.

Однако я остановил их движением руки.

— Дайте я сам его проучу. Шама, будь другом, запиши на видео.

Парни переглянулись, но спорить не стали и молча отошли, освобождая мне дорогу в центр зала. Шама сбегал в раздевалку, притащил телефон и начал снимать.

Я остановился прямо напротив наглого бойца. Он ухмыльнулся и уже готов был произнести очередную издевку, но я его жестко перебил.

— Ты явно поторопился с выводами. Клуб по-прежнему наш. Ты спросил, кто тут смелый и готов выйти на бой? А сам бьешь исподтишка?

— На улице нет исподтишка, — с издевкой ответил Кадров.

— У самого душку хватит против меня по голым кулакам выйти?

— А ты кто? Саша Файтер? — хмыкнул Кадров с таким видом, как будто не ожидал меня увидеть здесь.

Но что-то мне подсказывало, что ради меня этот балаган сюда приперся.

— Я, ты и октагон. Давай проверим, кто тут настоящий хозяин, — отрезал я.

— Уверен⁈

Кадров сблизился и уперся мне лбом в лоб. Я боковым зрение видел, как Игнат по-прежнему невозмутимо стоит у стены и не вмешивается. Тренер скрестив руки на груди, наблюдал за происходящим. Правильно, кстати, делал — Игнат был уверен, что мы справимся с выскочками и без него.

А вот этот Влади снова начал баламутить воду… я видел, как он опустил правую руку, которой ударил Мишу исподтишка. И теперь готовился пробить мне такой же неожиданный удар.

Вот только в отличие от Миши я был готов к таким фокусам.

Мгновение.

Кадров чуть отходит назад, чтобы пробить нежданчик. Его рука взлетает… и не долетает.

БАМ.

Я бью на опережение. С тем самым смещением, о котором сегодня рассказывал пацанам.

Кадров, удар совершенно неожидавший, складывается раскладушкой на пол.

Я был быстрее, хотя бить пришлось здоровой, но нерабочей рукой. Впрочем, хватило и этого. Срубило Вадю знатно, он распластался на полу без сознания.

— Саечку за испуг, — подмигнул я пацанам из его сопровождения.

Те на миг застыли, сначала не поняли, что произошло. Но потом ка-а-ак поняли и мгновенно стали агрессивными. Один из них резко шагнул к Шаме.

— Эй, слышь, удали запись, быстро! Никто это видеть не должен!

Остальные тут же подтянулись ближе, образовав полукруг вокруг меня и Шамиля, снимавшего все на телефон. Было очевидно, что они намерены любой ценой стереть провал своего друга. Самочувствие самого Кадрова их интересовало куда меньше,

— Телефон сюда, — потребовал самый наглый из компании и протянул руку, делая шаг к Шаме.

Но в этот момент наши ребята подтянулись ближе, встав со мной и с Шамой плечом к плечу. Атмосфера в зале мгновенно изменилась, повеяло массовой дракой.

Боковым зрением я уловил, как Игнат наконец оттолкнулся от стены, в которую до этого спокойно упирался плечом. Он резко поднес свисток ко рту и громко свистнул, прерывая надвигающийся конфликт.

Парни с камерами замерли на месте. Игнат неторопливо вышел вперед, холодно и спокойно глядя на каждого из них. Было очевидно, что здесь он авторитет, и это мгновенно почувствовали даже наши оппоненты.

— Ну что, пошумели? Хайпа взяли? — ровно произнес он. — Теперь слушайте внимательно. Запись останется у нас. Если что-то не нравится, могу прямо сейчас набрать вашего тренера и объяснить ему, чем вы тут занимаетесь. Уверяю вас, для вас это закончится не просто плохо, а очень плохо.

Он выдержал небольшую паузу.

— А теперь пошли вон отсюда. По-хорошему.

Оппоненты поколебались несколько секунд, явно взвешивая последствия. Наконец, поняв, что лучше не усугублять ситуацию, молча помогли подняться побитому лидеру и покинули зал, не проронив больше ни слова.

(обратно)

Глава 22

Я зашел в небольшое кафе, куда договорился подойти Саша Козлов-младший. Современные заведения до сих пор вызывали странное чувство — все вокруг слишком чисто, слишком технологично что ли. Порой даже кофе тут заказывают через мобильник в специальных приложениях.

Конечно, 90-е я в такой момент вспоминал с тоской. Тогда просто было — подошел к стойке, сказал: «кофе», получил напиток и сел. Без всякой мороки с приложениями и QR-кодами… хотя хрен его знает, как удобнее. Ах да — тогда еще говорил сколько ложек сахара тебе класть, а теперь вместо ложек и сахарниц шли стики.

За одним из столиков возле окна я сразу заметил Сашу. Он был одет строго, в темной рубашке и пиджаке. Вгляд его напряженно скользил по экрану телефона.

Я подошел ближе и негромко поприветствовал его.

— Привет, Саш.

Козлов поднял глаза, оторвавшись от экрана. Увидев меня, положил мобильник на стол, экраном вниз. Видно, чтобы я не видел приходящих уведомлений. Не доверяет? Вопрос. Впрочем, к делу не имеет отношение.

— Привет, присаживайся, — сказал он.

Я сел напротив него, ненадолго задумался, с чего начать. Но затем решил сразу перейти к делу.

— Ты же понимаешь, что я сам кровно заинтересован в том, чтобы убрать Хайпенко? — сказал я в лоб. — Этот человек нечестен, а воры должны сидеть в тюрьме, как ни крути.

Саша слегка нахмурился, явно обдумывая мои слова. Если он работал в органах, наверняка его там учили «считывать» собеседника. А если так, наверняка он делал это сейчас. Я говорил правду и только правду.

— Да, с этим сложно спорить, — наконец, осторожно ответил он. — Хайпенко действительно давно заслужил тюремный срок.

Я тоже положил свой мобильник на столешницу, но не стал переворачивать вниз экраном. Пусть младший Козлов видит, что мне нечего скрывать, ни от него, ни от кого бы то ни было.

— Только, Саш, — я положил руки на стол. — Хайпенко — это мелочь, хотя и раздражающая. У меня для тебя есть рыбка гораздо крупнее, чем Сергей. Интересно?

Он приподнял бровь, азарт на миг блеснувший в его глазах было ни с чем не перепутать.

Я разблокировал экран мобильника, ловя себя на мысли насколько это устройство стало привычным для меня. Сразу открыл фотографию Козлова-старшего. Ее я подготовил заранее.

Развернул экран в сторону Саши и показал ему снимок.

— Узнаешь человека? — прямо спросил я.

Саша внимательно всмотрелся в фото. На лице его на секунду мелькнула тревога. Но он быстро взял себя в руки.

— Да, конечно, — спокойно ответил он. — Это Виктор Козлов, владелец той самой группы компаний, куда входит лига боев. Серьезный человек, очень серьезный. И что?

Он вопросительно уставился на меня.

Я помолчал, ожидая — добавит ли Саша еще что-то. Для меня все еще оставалось загадкой — знает ли он, что на фотографии его отец? Однако Саша молчал и тогда я продолжил.

— Хайпенко работает именно под ним, он всего лишь мелкий исполнитель, — сказал я, не отводя взгляда от Саши. — Этот человек стоит гораздо выше, и если мы хотим действительно изменить ситуацию, то бить нужно именно по нему. Ты готов к тому, чтобы попытаться его закрыть?

Наступила долгая пауза. Саша молчал, отвел взгляд и напряженно смотрел на меню кафе. Начал его листать. Я дал ему спокойно подумать, не торопя с ответом. Понимал, что решение далеко не простое, особенно для рядового сотрудника.

Оставив его наедине со своими мыслями, я подозвал официанта.

— Кофе черный без сахара, пожалуйста.

— Эспрессо, американо? — уточнил официант.

— Любой, — улыбнулся я.

В названиях я все еще путался, но постепенно запоминал. Американо больше напоминало привычный растворимый кофе по крепости. Эспрессо по крепости было ближе к кофе из турки.

Официант принял мой заказ, посмотрел на Сашу, чтобы принять заказ от него, но тот даже на него не посмотрел.

— Я позже подойду, — заверил официант и пошел за моим кофе.

Наконец, Козлов младший медленно выдохнул, отложил меню и снова посмотрел на меня.

— Ты ведь понимаешь, насколько это серьезно? Одно неверное движение и нас с тобой… — он запнулся, не договорил.

— Уничтожат, — продолжил за него я. — Более чем прекрасно это понимаю. Именно поэтому я спрашиваю — ты готов влезть?

Саша снова задумался. Взгляд его стал еще более напряженным, словно он просчитывал все возможные последствия. Я терпеливо ждал, чтобы не давить. Решение Сашей должно быть принято осознанно. Ввязывать его в опасное дело, если он сам не до конца уверен… так себе. Я-то был уверен на все сто в том, что собрался делать.

— Ты должен четко понимать, — заговорил Саша. — Хайпенко, конечно, последний негодяй, все такое. Но по сравнению с Козловым это мелкий исполнитель. У Козлова есть связи, деньги, влияние… Он давно уже за пределами моей компетенции. Просто так его не возьмешь. Я обычный оперативник ФСБ, а не начальник управления, чтобы закрыть такого человека.

— Я это прекрасно понимаю, — ответил я, глядя Саше прямо в глаза. — И именно поэтому я пришел к тебе. Нужен кто-то, кто готов копать. И копать глубоко. Желательно без лишнего шума.

— Ты не понял. Одного желания мало, — продолжил Саша уже чуть тише, наклонившись ко мне ближе. — Чтобы я мог начать это дело, нужны конкретные, неопровержимые улики. Твердые доказательства. Такие, с которыми в суде не поспоришь. Если у нас это есть, я… — он вздохнул. — Я готов рискнуть.

Повисла пауза.

— Теперь понимаешь почему я на хотел торопиться? — продолжил я. — Допустим, я бы показал на конференции ту… флешку. Прямой эфир, выводим на чистую воду коррупционную схему Хайпенко. Вы запускаете спецназ, арестовываете всех, картинка красивая, шум в прессе, все дела. Но потом — что?

Я дал ему время осмыслить мои слова.

— А потом адвокаты сделают свое дело. Люди с деньгами и связями не сядут так просто. В худшем случае, Хайпенко дадут условку, штраф или домашний аресты. Что потом? Уйдет одна говорящая голова, а ее место займет другая. Будет не Хайпенко, а не знаю — Слабодрыщенко. А это ничего не значит. Козлов только станет осторожнее и научится лучше скрывать свои следы.

— Поэтому нам нужны железобетонные доказательства, такие, чтобы в суде их было невозможно разбить, — повторил Саша.

В его голосе прозвучала нотка волнения, он явно уже чувствовал ответственность.

Я открыл на телефоне еще одно заранее подготовленное фото. Развернул экран так, чтобы Саша мог хорошо разглядеть человека на снимке.

— Что-нибудь тебе говорит это лицо?

Саша внимательно изучил фотографию. На лице его пробежала цепочка эмоций — удивление, сомнение, настороженность.

— Да, я его знаю. Это бывший партнер Козлова. Но… причем тут он? Они уже давно не работают вместе, насколько мне известно, — медленно произнес Саша, глядя на меня с вопросом в глазах.

— Вот здесь ты немного ошибаешься, — ответил я с холодной улыбкой, убирая телефон обратно на стол. — Формально они, может, и разошлись. Но схема осталась. И как раз эта ниточка приведет нас к Козлову и крупным схемам, — уверенно сказал я, замечая знакомый силуэт Алины, которая зашла в кафе.

Она приближалась к нашему столику.

— Юридически Козлов и Беляев разделились и даже сделали вид, что больше никак не пересекаются, — уверенно продолжал я. — Но вот что любопытно после того, как они якобы разошлись. Козлов открывает крупную лигу боев. Масштабное шоу, большие деньги. А Беляев в это же время запускает букмекерскую компанию. Думаю, не надо объяснять, как связаны между собой эти два бизнеса?

— Нет, тут и так все ясно, — мгновенно отреагировал Саша. — Они используют лигу, чтобы проводить договорные бои, а букмекерская компания забирает деньги на ставках. Деньги чистые на выходе. Классическая схема отмывания.

— Именно, — подтвердил я. — А дальше уже начинается самое интересное. Потому что доказательства по этим схемам есть не только у меня.

— Привет всем! — послышался голос Алины.

Я обернулся — Алина стояла, держа в руках плотную кожаную папку. Она сразу заняла место за столиком, положила папку перед собой. Внимательно оглядела нас с Сашей, задержав на последнем взгляд.

— Алина это Александр… отчество не знаю, но он мой знакомый, который готов помочь нам в наших начинаниях, — я представил ребят друг другу.

— Отчество Александрович, но можно просто Александр. Приятно познакомиться, Алина, — ответил Козлов младший, улыбаясь девчонке.

Я вздрогнул от неожиданности. Отчество Саши было… моим. Не Викторович, как у отца, а именно Александрович. Светка выходит не только назвала пацана в мою честь, но и записала меня в качестве… я пресек мысль. Неожиданно, конечно. Подумал бы всякое, но у меня никогда и ничего не было с ней. Так что Саша точно не мой сын, но такой ход Светы лишний раз показывал, что с Козловым они сожгли все мосты.

— Приятно познакомиться, — Алина протянула Саше руку и тот ее пожал.

— Мы только начали, — пояснил я, беря себя в руки. — Все принесла, о чем договаривались?

— Все, что обещала, — ответила Алина максимально серьезно. — Здесь достаточно материала, чтобы закрыть не одного человека, а всю их… — она поспешила нос и пренебрежительно добавила. — Компашку!

Саша с любопытством взглянул на папку, и я заметил, как его лицо снова напряглось.

— Алина, покажи все, что у тебя есть на Беляева. Думаю, Александру будет интересно ознакомиться с материалом.

Девчонка открыла папку и вынула толстую стопку документов, листая страницы и одновременно комментируя.

— Здесь есть все, что касается деятельности Беляева. Конкретные факты, даты, суммы и имена людей, которые связаны с договорными боями. Вот, например, бои за последние полгода. Видите эти отметки?

Она положила перед Сашей несколько листов. На каждом из них таблицы с четко выделенными именами и суммами ставок.

Я понимал, что доступ к этим данным как-то попал в руки к младшему Беляеву. И Алина сумела уговорить бывшего слить все это ей. Ну а после сделала схему со ставками.

Вот только я был уверен, что Козлов вряд ли хотел обманывать Беляева и играть с его букмекерской конторой нечисто. Нет, такого рода ставки нужны были лишь для того, чтобы обналичивать деньги.

Плюс коллаборация между лигой боев и букмекерской компанией позволяла при помощи всякого рода партнёрок, спонсорства и прочего, выводить деньги и через этот канал.

— Понятно, — задумчиво сказал Саша, внимательно просматривая документы. — Но доказать это без конкретных людей, которые готовы дать показания, будет сложно, если не невозможно. Нам надо учитывать уровень юридического сопровождения… увы адвокаты там такие, что даже если Козлов убьет кого-то посреди белого дня, то и в таком случае ты хрен что докажешь…

— Тут есть и такое, — продолжила Алина, достав из папки еще несколько распечаток. — Вот список подставных лиц, через которых они выводили деньги. Здесь подробности переводов, даты, банковские счета. Эти люди получали крупные выигрыши и сразу же переводили деньги обратно организаторам. Но уже наличкой. Все это подтверждается выписками и внутренними документами компании.

Когда Саша молча листал документы, я краем глаза посмотрел на Алину. Она сидела с прямой спиной, сдержанно, но в глазах у нее читалась решимость с непоколебимостью. Эта девчонка видела слишком многое, и все равно решила идти до конца. Потому что по-другому не может. Вот за что я ее уважал. И где-то закрывал глаза на ее недостатки.

— Это именно то, что нужно, — наконец, заключил Саша. — Но этого пока недостаточно для Козлова. Нам нужно что-то, что напрямую связывало бы его компанию с этими схемами.

— А еще кое-что есть, — сказал я, открывая аудиозапись на мобильнике. — Вот это послушай внимательно. Думаю, тебе понравится.

Я нажал кнопку воспроизведения, и из динамика четко зазвучал слегка приглушенный голос Сергея Игоревича. Я записал тот наш разговор при подписании контракта на диктофон.

Когда запись закончилась, Саша молчал несколько секунд.

— Вот теперь совсем другое дело, — медленно произнес он. — Голос идентифицировать можно, я его узнал сразу.

— Разумеется, — подтвердил я. — Этот разговор полностью записан от начала до конца, и я готов дать показания. Теперь у тебя есть прямое подтверждение того, как действует эта система.

Саша опять задумался. Он явно был из тех людей, которые взвешенно подходят к любому принятому решению. Подумав, он обратился к Алине.

— Алина, есть еще одно важное дело, с которым ты могла бы помочь.

— Говори, — ответила она сразу, внимательно слушая.

— Нужно, чтобы старший Беляев обязательно появился на ближайшем вечере боев, — четко проговорил Саша. — Желательно, чтобы он ни о чем не подозревал и пришел спокойно, без лишних вопросов. Сможете это организовать?

Алина закусила губу и затем уверенно ответила.

— Это не просто, но я постараюсь. Думаю, что-нибудь придумаю. Я попытаюсь уговорить Артема пригласить родителей… его отец не должен сильно сопротивляться.

— К вам вопросов больше нет, спасибо за помощь, вы очень помогли, — заверил Саша Алину.

Алина смущенно улыбаясь встала из-за стола.

— Тогда на связи, — сказала она. — Я сделаю все, что смогу.

— Спасибо, Алин, — сказал я.

Когда Алина ушла, я остался с Сашей наедине. Момент показался подходящим, и я решил задать вопрос, который уже давно вертелся у меня в голове.

— Саш, есть еще кое-что. Ты вообще хоть что-то знал про этого человека? Про самого Козлова? До того, как начал копать?

Саша неожиданно напрягся и отвел взгляд в сторону. Он явно занервничал, начал что-то неуверенно бормотать.

— Ну… Что-то знаю, конечно. Как и все. А что именно ты имеешь в виду?

— Почему ты вообще в этой истории? — прямо спросил я. — Я ведь вижу, что для тебя это что-то личное.

Саша замер. Его взгляд стал стеклянным, будто он на секунду отключился. Руки под столом сжались в кулаки, и я заметил, как у него дернулся уголок губ. Он начал что-то говорить, но тут же осекся, глядя в сторону.

В этот самый момент зазвонил мой телефон. Я достал его и увидел на экране имя Игоря.

— Извини, важный звонок, — сказал я Саше, быстро принимая вызов и отходя чуть в сторону.

— Игорь, слушаю тебя, — произнес я, прислушиваясь к голосу собеседника.

На секунду в трубке повисла пауза, а затем раздался напряженный голос хозяина зала.

— Саня, привет. Слушай, я… я готов встретиться и поговорить. Ты сейчас свободен?

— Да, свободен. Где тебя ждать? В зал подъедешь? — спросил я спокойно.

Однако я чувствовал, как на другом конце провода нервозность буквально пропитывает каждое слово.

— Да, давай в зале. Желательно как можно скорее, через час сможешь? — Игорь говорил сбивчиво и быстро, явно не в своей тарелке.

— Через час буду у тебя. Слушай, Игорь, ты там как вообще? Все нормально? Голос у тебя какой-то странный.

— Да… нормально, — ответил он еще более неуверенно и замялся. — Хотя нет, не нормально ни хрена. Лучше при встрече, по телефону не хочу обсуждать. Слишком много вопросов, понимаешь…

— Понимаю, все, через час буду, — твердо сказал я и закончил разговор.

Отключившись, я задумчиво посмотрел на телефон. Игорь был явно на грани нервного срыва. Судя по его голосу, ситуация, та проблема, которая у него была, стала только хуже.

Пока я отходил, чтобы поговорить, Саша вдруг резко поднялся со стула, едва не задев стол. Он поспешно принялся поправлять рубашку и одергивать воротник пиджака. Его движения были нервными, суетливыми, словно он вдруг вспомнил о чем-то срочном и важном. Он старательно избегал моего прямого взгляда, будто боялся, что я прочту в его глазах то, чего он не хотел говорить вслух.

— Так, слушай, мне пора. Дела появились внезапно, сам понимаешь, работа у меня такая, — проговорил он.

Причем попытался придать своему голосу непринужденность, хотя выходило это плохо.

— Рад был повидаться, на связи.

Он быстро шагнул в сторону выхода.

— Погоди, Саш. Ты так и не ответил на мой вопрос, — я придержал его за руку.

Он замер, едва заметно напрягся. На секунду его взгляд встретился с моим, но тут же снова метнулся в сторону.

— В другой раз поговорим, извини. Правда, очень надо бежать, — бросил он уже через плечо, спеша к двери и не оглядываясь.

Я посмотрел ему вслед. Саша торопливо покинул кафе, так и не дав мне внятного ответа.

Я остался сидеть за столиком, понимая, что этот разговор неизбежно придется продолжить позже. Реакция на Козлова у него определенно была, но что она значила?

Неожиданно рядом снова появилась Алина. Оказывается, она никуда не ушла и терпеливо ждала окончания моего разговора с Сашей. Легко опустившись на стул напротив, она посмотрела на меня.

— Ничего не знаю, но я хочу, чтобы ты меня угостил кофе, — с милой улыбкой произнесла она.

Я бросил взгляд на часы. До встречи с Игорем оставался час, так что времени на короткую передышку было достаточно. От кофе до зала добираться минут пятнадцать, не больше.

— Ну, давай, — согласился я, вставая и направляясь к кассе.

Подойдя к стойке, заказал два кофе. Вернувшись со стаканчиками, поставил один перед Алиной.

— Держи. Твой любимый латте с ванилью, верно?

Алина удивлённо посмотрела на меня и рассмеялась.

— Да ты уже запомнил!

— Стараюсь изо всех сил.

Она аккуратно взяла стаканчик.

— Слушай… — тише продолжила она. — Спасибо тебе за все это. Ты ведь мог не вмешиваться и не помогать, но сделал это. Я правда очень ценю.

Я спокойно улыбнулся ей в ответ, чувствуя тепло от ее слов.

— Не за что, Алин. Все правильно делаешь, и я на твоей стороне.

Она сделала глоток кофе. У нас впереди оставалось немного времени, чтобы просто посидеть и немного перевести дыхание. Перед новым витком событий.

От автора:

Скандалы, интриги, расследования… и немного чертовщины. Новинка от Емельянова и Савинова: приключения журналиста-попаданца в 90-е с налетом мистики — https://author.today/work/471848

(обратно)

Глава 23

Когда я подъехал к залу, Игорь уже ждал меня на улице. Он выглядел необычно встревоженным и нервным. Обычно собранный и уверенный, сегодня он буквально дергался от каждого шороха.

Он явно не был похож на человека, задумавшего сделать кидок. Скорее напоминал человека, которого кинули.

Впрочем, с выводами я не спешил. Посмотрим, что он скажет.

— Спасибо, что приехал, — начал Игорь сразу, едва я приблизился.

— Рассказывай все по порядку, — сказал я.

Не знаю, что сподобило Игоря наконец начать говорить. Он глубоко вздохнул, желваки мигом заходили на его скулах. Немного неожиданно, он достал из кармана пачку сигарет. Не помню, чтобы он курил при мне раньше или хотя бы я чувствовал от Игоря запах табака, как у человека курящего.

— Десять лет назад бросил, думал навсегда… — сокрушенно усмехнулся он, вставляя сигарету в зубы.

Я долго не думал. Забрал у него сигарету и переломил пополам.

— Не стоит возвращаться к старым привычкам. Плохое тянет к себе плохое, — пояснил я свой жест.

Игорь посмотрел на меня пристально, даже с некоторой обидой во взгляде. Но за второй сигаретой все-таки не полез.

— Наверное, ты прав, Сань… Итак дерьма хватает…

Он посмотрел на пачку сигарет, поколебался секунду, а потом смял сигареты и выбросил в стоящую неподалеку урну. Там им самое место.

— Давай пройдемся, хочу проветриться, а там и поговорим, — предложил он.

Я отказываться не стал. Игорь был бледный, как простыня и ему явно бы не помешал свежий воздух. Как минимум для того, чтобы привести в порядке пошатнувшуюся нервную систему.

Мы не спеша двинулись вдоль тротуара. Некоторое время шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Я понимал, что речь зайдет о зале и о неприятностях, которые возникли у Игоря в связи с ним. И хотел скорее понять из-за чего весь сыр-бор.

— Тут такое началось, я уже просто не знаю, что делать, — наконец, начал он издалека.

Игорь огляделся по сторонам, будто опасался, что его услышат посторонние. В целом он казался испуганным и неуверенным в себе.

— Неделю назад я начал получать странные сообщения от неизвестных номеров. Сначала думал, что розыгрыш, ну или развод какой-то, — он коротко пожал плечами. — Но теперь все стало гораздо серьезнее, чем я даже мог предположить.

Он замолчал, с минуту снова шли в тишине. Я не торопил его, понимая, что разговор итак дается Игорю непросто. Но главное — он начал говорить.

— Сань, короче мне прямо угрожают. Требуют немалые бабки и предупреждают, что если я не заплачу, то могут пострадать жена и дети. Прямым текстом пишут: «Или деньги, или похороны».

— Сколько требуют? — уточнил я, более менее начиная улавливать суть проблемы, с которой столкнулся Игорь.

— Столько, что у меня таких денег просто нет, — резко ответил Игорь. — Единственный выход, который вижу, это продать зал и рассчитаться с ними… да и то не уверен, что этих денег хватит!

— Телефонные мошенники? — уточнил я.

— Ну-у… — Игорь всплеснул руками.

О телефонном мошенничестве мне уже доводилось слышать. Кидалы и разводилы в 2025 году переместились в «онлайн» — звонили с мобильников, делали массовые рассылки и тому подобное.

И ощущение у меня было такое, что они ушли далеко вперед тех, кто орудовал в девяностые. Тогда то все было просто — МММ, наперсточники, менялы… сейчас же схемы были настолько разнообразные, что даже вменяемый человек мог попасть на такой развод, сам того даже не заметив.

То, что Игорь похоже связался с одними из таких мошенников, мне стало очевидно сразу. Другой вопрос, хозяин зала отнюдь не напоминал доверчивую бабушку, готовую клюнуть на развод и перевести накопленные деньги. Что-то серьезное выходит? Но тем интереснее было слушать его дальше.

— Я уже почти согласился, покупатель даже есть. Иначе семью не уберегу, — Игорь по второму кругу всплеснул руками.

— Почему сразу не сказал о проблемах? — уточнил я.

— Потому что думал вопрос удастся решить, но они сука как троглодиты… чем им больше бабок даешь, тем больше аппетит просыпается.

— Ты им что-то уже дал? — строго спросил я.

— Ну а как я еще мог поступить⁈

— Давай рассказывай все с самого начала, — потребовал я.

Взгляд Игоря упал на асфальт под ногами, а руки нервно задвигались по карманам. Так будто он не знал, куда их деть. Было видно, что говорить дальше ему очень тяжело.

— Короче, Сань, ситуация дурацкая до невозможности… — наконец начал он. — Ты же помнишь, что у меня моя машина барахлит… так вот, я хотел тачку себе взять. Ну, новую… бабла накопил.

— Помню, и что дальше?

— Взял по дешевке у перекупов. Объявление в интернете нашел, связался. Они говорили, мол, машина из Европы, просто выгодное предложение. Я особо проверять не стал, повелся на цену и то, что все делается по договору, — он раздраженно махнул рукой. — А теперь неделю назад, когда я бабки перевел за авто, начались звонки и сообщения.

— Саму машину получил? — уточнил я.

— Так вот в этом и соль, что машины у меня до сих пор нет! Говорят, машина угнанная, номера перебиты, документы левые. Если я не отдам крупную сумму, то они сообщат об этом нашим ментам. И на меня автоматически заводят уголовное дело. Понимаешь, какая схема?

Он снова тяжело вздохнул, его голос дрогнул от раздражения и бессилия.

— Сначала я думал — развод чистой воды. Проверил сам через знакомых в полиции… и оказалось, все правда. Машина реально в розыске числится, номера перебиты, документы подделка. Если эта хрень всплывет наружу, меня тут же закроют. Ну, или нервы и деньги из меня все высосут, пока докажу, что я просто купил по незнанию. А семья? Им ведь плевать будет, нелюди они, Саш…

Игорь замолчал, нервно потирая лицо ладонью. Я спокойно слушал, давая ему выговориться полностью. Ситуация действительно выходила аховой.

— Сколько они с тебя требуют? — спросил я после паузы, пытаясь разобраться в масштабах бедствия.

— Сначала миллион запросили, чтобы типа «замять все тихо», а потом аппетиты у этих тварей выросли. Теперь уже требуют пять, иначе грозят не только сообщить в полицию, но и семью тронуть. Ну я тебе говорил… И, судя по всему, эти уроды знают, где живут жена и дочь, — мрачно сказал он.

— Почему ты сразу мне не сказал, когда все это только началось? — спросил я, недоумевая.

— Да потому что сначала думал, что разберусь сам, что это просто наглый развод и они отстанут. Договор же был подписан, но когда я его юристу показал — он сказал, что никакой юридической силы этот договор не имеет. Дальше уже сам пытался договориться, предлагал меньшие суммы. А они поняли, что я ведусь, и начали еще сильнее давить. Каждый день звонки, каждый день угрозы. Сил уже нет, честно, Сань… ни машину не купил, ни хрена… я ведь те деньги, которые перечислил им сверху на обучение ребенка копил.

Игорь снова замолчал, и я увидел, насколько глубоко он увяз в этой проблеме. Понимание того, как нелепо он вляпался, давило на него не меньше, чем сами угрозы.

— Я уже почти согласился продать зал, покупатель готов прямо завтра деньги дать, — тихо добавил он, опустив взгляд. — Прости, что так получилось…

— Стоп, — твердо перебил его я. — Ты никому ничего не будешь отдавать. Если начнешь им платить — не остановишься никогда. Пора брать ситуацию в свои руки. Ты же не бабушка, чтобы тебя вот так разводили на деньги. Давай заканчивай сопли на кулак наматывать.

Игорь покачал головой, явно не веря, что это возможно. Но не успел он ответить, как зазвонил его телефон. Игорь взглянул на экран и мгновенно побледнел.

— Саша, это они, — почти прошептал он, поворачивая экран ко мне, показывая неизвестный номер. — Опять звонят. Они мне время до обеда давали, чтобы я бабки достал.

— Ставь на громкую связь, — отрезал я.

Игорь замешкался, но все-таки нажал на кнопку и включил динамик телефона.

— Да, — тихо произнёс он в трубку.

На другом конце раздался грубый, наглый голос незнакомого мужчины.

— Ну что, Игорек, надумал, или продолжишь играть в героя? У нас ведь есть много интересного на тебя. Не заплатишь — отправим компромат прямиком в органы, и все, можешь начинать сушить сухари. Бабки где, козел⁈

Голос этого урода был холодным, с той наглой самоуверенностью, что бывает у людей, привыкших управлять через страх. Я сразу понял, что здесь нельзя уступать ни на сантиметр.

— Не надо, мужики… начал было оправдываться Игорь. — Бабки найду, я сегодня продам…

Я не стал слушать дальше и резко выхватил телефон из его рук.

— Дай-ка я с ними сам побазарю, — рыкнул я.

Игорь перепугался, попытался забрать у меня мобильник, но я его остановил, уперев ладонь ему в грудь.

— Ты куда там пропал? Слышь чучело… — продолжил грубить и издеваться мужик из динамика.

— А теперь послушай сюда внимательно, — перебил его я. — С Игорем больше общаться не надо. Все вопросы теперь решаешь со мной.

На той стороне повисла короткая пауза.

— Ты вообще кто такой, чтобы влезать в этот разговор? — раздраженно процедил мужик из динамика.

— Тот, кто тебе объяснит доходчиво, что ты сейчас очень сильно ошибся номером, — резко бросил я в трубку. — Короче, давай так. Хочешь денег? Хочешь проблем? Без разницы, я готов поговорить вживую. Давай забьемся по месту и времени, прямо сейчас.

На другом конце повисла короткая, но напряженная пауза. Затем голос снова зазвучал с заметной нервозностью.

— Хорошо, герой. Раз уж ты такой смелый, послезавтра в десять вечера, на парковке возле старого торгового центра на окраине. Знаешь это место?

— Буду там, — бросил я и нажал отбой.

Игорь смотрел на меня с тревогой. В его глазах отчетливо читалось беспокойство и сомнение.

— Ты уверен, что это хорошая идея? Они явно не шутят, — прошептал он. — А если они теперь реально ко мне приедут?

— Я не собираюсь давать им денег или позволять дальше тебя душить. Поедем вместе, пусть знают, что ты не один и не собираешься терпеть этот беспредел, — отрезал я. — Поверь, только так их можно поставить на место.

— Саня, ты не понимаешь…

— Игорь, я видел таких и как решать такие проблемы в курсе, — я положил ему руку на плечо и крепко сжал. — Ты теперь не один. Надо было сразу об этом сказать.

Игорь немного успокоился, соглашаясь с моим решением. Было видно, что ему явно полегчало. Но он все еще беспокоился.

— А если снова будут звонить или писать, че тогда делать? — спросил он.

— Будут, — я не стал отрицать.

Я примерно понимал психологию этих мошенников. И догадывался, что до встречи они попытаются обработать Игоря. Я им был в принципе не интересен. Естественно, делать они будут так, чтобы я об этом ничего не знал. Что сказать, уроды. Но не на того нарвались.

— Только ты не ведись. Поверь мне, если бы они реально что-то могли, то давно бы сделали. Мы договорились?

Я строго на него посмотрел протянул Игорю руку, чтобы скрепить нашу договоренность. Он поколебался, но всё-таки мою руку пожал.

* * *

На вечернюю тренировку приехала диетолог. Я уже ждал ее у входа в зал. Вся эта история с контролем веса для меня все еще оставалась странной и новой. В моем 1996-м никаких диетологов и подобного контроля просто не существовало. Тогда считалось — ешь меньше хлеба, пей сырые яйца и бегай побольше, вот и вся немудренная диета. Ну еще куриную грудку можно отварить для полного счастья.

— Здравствуйте, Александр, — бодро начала она, сразу доставая папку с бумагами. — Ну, как самочувствие?

— Лучше всех, — ответил я.

Да, последние недели были достаточно жесткие с точки зрения выдерживания режима питания и тренировок. Но в принципе, никакого прямо уж дискомфорта я не испытывал.

Возможно, что свою роль играл значительно больший ассортимент в продуктовых магазинах, чем тот к которому я привык в девяностые. Потому и тяготы диеты переносились куда проще, чем раньше. Все было вкусно и доступно. Отчасти получалась не диета, а гастрономический кайф.

— Это хорошо, что вы четко соблюдали рекомендации, — сказала диетолог, почему-то снова перейдя на вы.

Насчет соблюдения ее рекомендаций… Честно говоря, не соблюдать их бы и не получилось. Диетолог создала специальный чат, куда просила меня сбрасывать фотографии того, что я принимаю в пищу. А если я забывал, то настойчиво напоминала. Даже начинала звонить.

Сначала, кстати, она дала пыталась уговорить меня взвешивать еду, чтобы считать калории на калькуляторе. Но от этого я сумел отделаться, да с горем пополам, но сумел. Не буду же я носить с собой в кармане весы?

— Я уже получила результаты последних анализов — продолжила она. — Все выглядит очень даже хорошо. Сахар у вас в норме, макроэлементы тоже в полном порядке. В целом ваш организм хорошо реагирует на нагрузку и режим. По моим расчетам, Александр, вес должен был значительно уйти.

Гадать мы не стали, прошли в зал, чтобы взвеситься. Я аккуратно встал на весы, стараясь даже лишний раз не дышать. Диетолог внимательно посмотрела на цифры на дисплее и удовлетворенно улыбнулась.

— Отлично. Минус девять килограммов. Вы прекрасно идете по графику! — сообщила она.

Я сошел с весов, коротко пожал плечами.

— Послезавтра официальное взвешивание перед боем. А еще восемь килограммов надо сбросить.

— Именно, — подтвердила она, делая пометку в блокноте. — Это значит, пора начинать самую жесткую часть. Мы будем активно сбрасывать оставшиеся килограммы. Теперь наша главная задача вывести воду из организма.

— И что дальше? — уточнил я.

— Урезаем количество жидкости и полностью убираем соль. Готовьтесь, будет тяжело. Но вы справитесь. Ну и если вам будет легче… — она потупила взгляд. — Я это время буду с вами рядом.

Я подмигнул девчонке, новость все-таки действительно хорошая. Напоминать ей, что мы еще при первом знакомстве перешли на ты я не стал. Иначе она бы наверное сгорела от румянца.

* * *

Далее действительно начался настоящий ад. Если бы в моем старом времени кто-то сказал, что я добровольно буду истязать себя таким образом… Я бы просто рассмеялся ему в лицо.

Самым «безобидным» стало то, что мне пришлось резко сократить количество воды. Это было заметно, потому что все время соблюдения диеты, организм привык получать по 8–9литров жидкости каждый день. Много, даже скорее чертовски много, но и резкое сокращение потребления жидкости до двух литров в сутки явно было не лучшей задумкой.

Организм настойчиво просил воды… В горле у меня все время пересыхало, и я ощущал жуткий дискомфорт. Зато теперь лишняя жидкость быстро выходила из тела.

Вместе с водой пришлось полностью убрать соль. Не знаю, что это значило, но диетолог сказала, что «натрий теперь был под полным запретом».

С раннего утра я надел рашгард, который стал для меня второй кожей, и начал первую тренировку. Зал был как будто специально нагрет, потому что духота стояла жуткая. Даже дышать было тяжело.

Тренироваться в таких условиях — особая пытка. Организм активно сопротивлялся, тело сразу же покрылось потом, который ручьями стекал по лицу и спине. Через полчаса после начала тренировки, мне казалось, что я давно уже потерял «законные» два литра жидкости. Но пот все шел и шел.

По ощущениям я как будто только что вышел из воды… странно еще что на полу лужи не обрадовались.

Тренировка длилась около часа. После нее я отправился в сауну. Если зал казался горячим, то сауна стала настоящим испытанием на прочность. Температура зашкаливала, воздух обжигал кожу, дышать было почти невозможно. Но именно сейчас нужно было терпеть.

Я сидел на деревянной лавке, чувствуя, как с каждой минутой теряю остатки сил. Сердце стучало так сильно, будто готовилось вырваться из груди. В голове мелькали мысли бросить все, но я упорно гнал их прочь. Отступать уже поздно. Да и не в моих правилах отступать.

Еще чуть-чуть…

Еще одну серию упражнений я сделал прямо в сауне. Легкие приседания, наклоны. Все, что заставляло тело выделять пот ещё активнее.

— Как дела, Александр? — заглянула в сауну диетолог.

У меня даже не было сил ответить. Я просто поднял палец и улыбнулся.

На самом деле жаловаться было грех. Весогонка проходила под присмотром диетолога. Постоянные замеры моего пульса, сахара и всего, что только можно было придумать. Наверняка диетолог контролировала, чтобы я нахрен не сдох. Потому что ощущение было именно такое…

С другой стороны, я прекрасно понимал, что организм хоть и находятся на пределе, но у него есть запас.

— Ничего, щас попотеешь хорошенько, зато в бою будешь как огурчик, — поддерживал меня тренер.

Через несколько часов таких мучений я чувствовал себя полностью выжатым. Хотя даже не полностью, а окончательно до последней капли. Полностью выжатым я ощущал себе еще в первой половине тренировки.

Сил не осталось, голова слегка кружилась, но сознание оставалось ясным. Я четко понимал, ради чего все это делаю.

Перед выходом из зала я еще раз взвесился. Весы показали почти минус три килограмма.

Завтра предстояло сбросить еще немного… ну как немного — на килограмм больше, чем столько же.

— Александр, — строго, но с каким-то сожалением во взгляде посмотрела на меня диетолог. — Когда вернетесь домой, выпить можно стакан воды, не больше. А с завтрашнего дня от воды надо отказаться.

Теперь понятно почему в её взгляде появилось сожаление. Трубы у меня горели, воды я сейчас хотел больше, чем пьяница рассол после перепоя.

На следующий день с утра я пришел в зал на тощак. С трудом поднялся на весы. Цифры на дисплее показали, что осталось сбросить всего… три с половиной килограмма.

— Александр, взвешивание вот вот, надо еще немного поработать, — сообщила диетолог.

— Партия сказала надо, комсомол ответил есть, — отшутился я, предвкушая вторую изнуряющую тренировку подряд.

Она посмотрела на меня немножечко смутившись, как будто впервые слышала такое выражение. Впрочем, ничего удивительного, она родилась лет через 10 после того, как Советский Союз распался.

— Давай братец, осталось чуть-чуть, — тренер легонько хлопнул меня по плечу. — Я в тебя верю, Сань…

…Через час настоящего ада я снова стоял на весах. Тело уже почти не слушалось. Руки и ноги дрожали от слабости, мышцы ныли так, словно я только что прошел через десять подряд боев на ринге. Голова гудела, а каждый шаг давался с огромным усилием.

— Поздравляю! — воскликнул Игнат.

Диетолог тотчас сфотографировала цифры на экране весов на мобильник.

— Ес! — довольно вскрикнула она, вся просияв от счастья.

Думала не получится? А вот бог знает.

Я шагнул с весов обратно на пол и несколько секунд просто стоял, закрыв глаза и пытаясь прийти в себя.

Выдержал. Минус семнадцать килограммов и официальное взвешивание всего через два часа. Оставались последние часы мучений, а потом пойдет восстановление.

— Давай Саш, отдохни и через полчасика выезжаем, — предупредил Игнат.

Опираясь на стену, я медленно добрался до раздевалки и там сел на скамейку. Усталость была настолько сильной, что даже простое движение казалось подвигом.

Понятия не имею, как в таком состоянии куда-то ехать, а еще и стрелка с мошенниками назначена…

Я выдохнул, собираясь в кучу.

Зазвонивший мобильник в шкафчике, заставил вздрогнуть от неожиданности. Я с трудом дотянулся до аппарата и увидел имя Иры.

— Ты сделала? — сразу спросил я, не тратя времени на приветствия.

— Да, — ответила Ира уверенным голосом. — Теперь Ренат абсолютно уверен, что вопрос с видео-компроматом решен окончательно.

— Отлично, спасибо, — сказал я с облегчением.

На несколько секунд в трубке повисла тишина.

— Я хочу тебя увидеть, — тихо и почти шепотом добавила Ира. — Прямо сейчас.

Я тяжело вздохнул, понимая, что совсем не в состоянии никуда ехать. Да и желания такого не было.

— Ира, точно не сегодня. Я сейчас просто выжат как лимон. Завтра важный день, а я едва двигаюсь.

— Понимаю, — ответила она, явно разочарованно. — Но знай, я очень тебя жду.

— И тебе всего хорошего.

Я сбросил вызов. В отличие от Алины, видеть Иру я совсем не хотел. Обе девчонки были вырви глаз, но она из них знала, что хочет. А вот вторая… в общем я не собирался быть ее лучиком света в темном царстве.

— Саш погнали, — бросил тренер, заглядывая в раздевалку и давая понять, что отведенные мне полчаса уже закончились. — Гас уже ждут.

(обратно) (обратно)

Валерий Гуров Кулачник 3

Глава 1

Белый Ленд Крузер уверенно двигался по улице в направлении крупного медицинского центра. Я сидел на заднем сиденье, откинув голову на мягкий подголовник. Спокойно и умиротворенно наблюдал за мелькающими за окном пейзажами.

Весогонка, конечно, сильно меня измотала, мышцы ныли, а тело просило пить и есть. Однако внутренне я был совершенно спокоен. Мне было не впервой сталкиваться с подобными испытаниями — в девяностых и не такие вещи терпели. А главное — дальше шагали вперед с высоко поднятой головой.

На переднем сиденье рядом с Игнатом расположилась диетолог Настя. Девчонка то и дело проверяла какие-то свои записи в блокноте и что-то высчитывала на калькуляторе в телефоне.

Игнат периодически бросал на меня обеспокоенные взгляды в зеркало заднего вида. Видя мое внешнее состояние, он решил как-то меня приободрить.

— Санек, еще чуть-чуть осталось. Сейчас медосмотр пройдем, взвесишься, и сразу начнем восстанавливаться. Нормально поешь, попьешь наконец. Отойдешь быстро, вот увидишь, — со знанием дела заверил он.

— Да я-то в порядке, Игнат. Это тело страдает, а не я, — ответил я, больше поддерживая его, чем себя. — Потерпеть осталось всего ничего.

Настя обернулась ко мне.

— При правильном подходе мы спокойно за сутки восстановим вам порядка восьми, а может быть даже десяти килограммов веса. Так что выйдете на бой уже полностью восстановленным и в привычном весе, — пояснила она.

Для меня слышать такие цифры было, конечно, не привычно. За день терять почти десять килограммов и набирать их обратно тоже за день… Прям терминатор какой-то из меня получается. Сначала обезвожить до полусмерти, потом быстро восстановить и в бой отправить.

Но профессиональный спорт требует жертв.

— Ничего не поделаешь, все хотят преимуществ, поэтому и играют с весом, — бросил Игнат, включая поворотник и поворачивая в соседний ряд.

Я невольно вспомнил, как все было просто раньше, в девяностые. Тогда ребята выходили в своем природном весе. И кто сильнее, умелее и выносливее, тот и побеждал. Никто не мучился подобными экзекуциями. Ни по любителям, ни в том же ЮФС. Проф бокс, конечно не в счет… Сейчас же, казалось, это стало обязательным условием победы.

Я не особо переживал по поводу допуска, но прекрасно помнил, как однажды, прямо перед боем, медкомиссия отстранила от участия одного парня. Он выглядел бодро, уверенно, а сняли его буквально в последний момент. Ситуация, конечно, не моя, я-то точно пройду, но Игнат явно нервничал, и это передавалось и Насте.

Игнат, словно прочитав мои мысли, снова заговорил, скорее успокаивая сам себя.

— Главное, комиссию пройти без вопросов. А дальше уже дело техники. Как говорится, самое легкое — это бой, после тяжелой подготовки и весогонки остается выйти на ринг и показать все к чему готовился… а подготовился ты хорошо, Сань.

Говоря это Игнат незаметно для себя нервно постукивал пальцами по рулю.

— Ладно, Сань ты там покемарь, навигатор показывает еще двадцать минут ехать.

Я последовал его совету и откинулся на сиденье. Крузак был огромным автомобилем и при желании на заднем сидении можно было лечь как на диване. Примерно так я и поступил…

Проснулся когда мы плавно остановились возле современного стеклянного здания медцентра. Я спокойно посмотрел на вход и уверенно открыл дверь машины. Пора было заканчивать с этим формальным мероприятием и начинать настраиваться на бой.

— Ну что удачи нам!

Игнат заглушил двигатель крузака. Мы все втроем вышли из машины. На улице меня мгновенно окутал свежий прохладный воздух, на секунду вернувший немного сил.

Игнат легко захлопнул дверь внедорожника и коротко огляделся, привычным жестом поправляя куртку.

Настя же, тщательно собрав все бумаги и планшет в сумку, решительно двинулась ко входу в зданию.

— Пойдемте мальчики!

На парковке, чуть в стороне от прочих автомобилей, стояла ярко выделяющаяся машина Шамы. Та самая низкая, до абсурда посаженная Приора темно-фиолетового оттенка, явно недавно отполированная до блеска.

Игнат, поймав мой взгляд на машине, хмыкнул.

— Лада-седан-баклажан… — ехидно протянул он. — Ну вот как на этом вообще можно ездить?

— С чувством гордости и достоинства, — парировал я, усмехнувшись и кивая на приближающегося к нам Шаму.

Он только что заметил нас и направился навстречу. Причем шел легкой походкой, неспешно и немного лениво. Будто демонстрируя всем вокруг, что никаких проблем у него нет и быть не может. А весогонка обошла Шаму стороной.

Подойдя, он широко расставил руки.

— Ну че, как вы?

— Да нормально, Шама, — ответил Игнат. — Видишь, вот Санька ведет на взвешивание, чуть живого.

Шама внимательно оглядел меня сверху вниз и с сочувствием усмехнулся.

— Ну ты как, Санек? Выглядишь, конечно, неважно… живой вообще?

Я коротко пожал плечами, стараясь не выдавать излишнего напряжения.

— Пойдет. Ты же знаешь — не сахарный, переживу как-нибудь.

— Да я-то знаю… Мне вон повезло, что вес не нужно гонять. Выступаю в своем природном… ну почти в природном. Пару килограмм еще набрать нужно всего, и все — спокойно выхожу на 77 кило. Красота.

— Ладно, хорош языком чесать, пойдемте, — сказал Игнат, приглашая нас зайти внутрь медицинского центра.

На счет того, что Шама не проходил весогонку я знал. Но как-то не разговаривал с ним подробно на эту тему. Сейчас же стало любопытно.

— Почему на 77, а не ниже? Не пробовал в легком выступать? Ты ж для полусреднего…

Я не договорил, попытался подобрать слово, чтобы не обидеть Шамиля. Но тот без слов понял, что я хочу сказать.

— Мелковат? Есть такое, брат, — согласился он и довольно подробно объяснил мне причины— Но легкий это граница в 70 килограмм. Я ниже 73 кило никак не сделаю, даже если сильно захочу. Тело не позволит. Природный вес у меня где-то 79, максимум 80 кило. Но я слишком худой, чтобы сбрасывать по девять килограммов. Просто организм не выдержит. Так что вот приходится оставаться в полусредней.

Я на секунду задумался, понимая, в какой непростой ситуации он находится. С одной стороны, Шама избавлен от тяжелой весогонки, а с другой его соперники к бою могут набрать дополнительно по 10 килограммов. Ну и выйти намного тяжелее Шамиля, получая ощутимое преимущество в ринге.

Вообще, разница между легким и полусредним было слишком большой. В том же боксе между условно семидесятью и семидесятью семи килограммами был зазор из трех весовых. Здесь же многие пацаны попадали в ловушку, подобную той, в которой оказался Шама. Чтобы влезть в легкий вес надо отрезать себе руку разве что…

Однако понимая, что тема для пацана крайне неприятная и болезненная, я решил его подбодрить.

— Слушай, Шама, завидую я тебе по-хорошему. Реально везет, вес не мучаешь. Просто вышел и дерешься.

— А я тебе завидую, Сань! После весогонки ты реально как Рэмбо выглядишь — мышцы все наружу, вены видно. А я, блин, как одуванчик на ветру. Дунь посильнее и улечу нахрен с ринга.

Я усмехнулся, одобрительно похлопав его по плечу. Легкая шутка немного разрядила атмосферу.

— Пацаны, харэ обсуждать у кого какой вес. Проходим к стойке ресепшена.

Мы вошли в просторное, современно оборудованное фойе медицинского центра.

Воздух внутри отдавал какой-то стерильной свежестью, и мне сразу вспомнились больницы прошлого. Но в моем 1996-м в лишний раз заходить в больницу не было ни малейшего желания. К середине 90-х там царила настоящая разруха.

Здесь же стены были светлыми, подсвеченными мягким рассеянным светом. По углам стояли небольшие кресла для ожидания, где уже расположились несколько бойцов, также же измученных весогонкой, как и я. Кто-то сидел накрывшись полотенцем, кто-то уткнув лицо в ладони. С какой стороны не подходи, а в весогонке сложно было найти хоть какие-то плюсы.

Игнат отошел на ресепшен, о чем-то поговорил с администратором.

— Слушай, пацаны, — заговорил он, вернувшись обратно. — Расклад таков — сначала взвешиваемся официально, под протокол. Комиссия, все дела. А потом время на отдых и будет медийное взвешивание, чисто для красивой картинки и съемок. Так что часа четыре, как минимум, нам здесь придется поторчать,

Я понимал зачем делается такое разделение.

Зритель не очень хочет видеть наши лица после того, как мы сутки без воды просидели. Взвесимся, очухаемся более менее и тогда уже повторим все формально и на камеру.

— Щас тогда пять минуток, администратор оформит карточки пацанам, которые раньше пришли и займется нами, — пояснил план действий Игнат.

Я, пока ждал, осмотрел пацанов на креслах. Сам садиться не хотел, сил было настолько мало, что не уверен, что встану обратно без помощи.

Большинство пацанов выглядели так, словно прошли серьезную болезнь. У всех бледные лица, потухшие взгляды… по хорошему надо было со всеми поздороваться, но я ограничился просто кивком и вялым взглядом руки. Все понимали, зачем мы здесь, и лишних слов никто не говорил.

— Я! — откликнулся я, когда администратор назвала мою и Шамы фамилии.

За стойкой ресепшена сидела девушка-администратор с идеально ровной осанкой и дежурной улыбкой на лице.

— Добрый день, — произнесла администратор, когда я подошел и оперся о стойку. — Вы же у нас на спортивный медицинский осмотр?

— Да, — ответил я первым. — Александр.

— И Шамиль, — спокойно добавил Шама.

Девушка быстро проверила что-то на компьютере. Кивнула и выдала каждому из нас врачебно-контрольную карту.

— Вот, вам необходимо пройти обследование по форме 062/у. Заполните, пожалуйста, личные данные Затем ожидайте своей очереди, вас будут приглашать к специалистам, — пояснила администратор медовым голоском.

Я взял карту и отошел к столику, где лежали ручки. У него уже стоял паренек не больше двадцати. Он нервно переминался с ноги на ногу. Перекладывал из руки в руку бумажку с направлением. Волнение парня буквально ощущалось физически.

Я спокойно подошел к столику, взял ручку и покосился на взволнованного паренька.

— Переживаешь?

Он как-то неловко почесал затылок.

— Да че-то стремно, ага. Первый бой по профикам все-таки, — поделился он. — Какие-то анализы сдавать… вдруг че найдут и не допустят прикинь?

— А есть что искать? — уточнил я, начав заполнять свою карточку.

— Не, ну хрен его знает. Вон в боксе или мма запрещенка на ровном месте всплывает. Помнишь, как Канело Альварес на кленбутероле попался? Ну когда перед реваншем с Головкиным? Чи мясо какое-то сожрал, чи еще что… а потом докажи, что запрещенка к тебе попала случайным образом!

О радостях допингов и прочих тестирований я естественно помнил. Если память не изменяет в 1995 году Франсуа Боту уличили в приеме стероидов. Но никакой реальной организации особо не было. В мое время химичили все… ну почти. Приходилось и с бодуна драться, и под сильнейшими антибиотиками.

Но сейчас ситуация явно изменилась… и «прилететь» действительно могло откуда угодно. Ты мог попасться на запрещенке, даже не будучи в курсе, что ты ее употреблял. Потому опасения паренька были понятны…

— Все нормально будет, — заверил его я.

— Да не знаю, просто нервяк какой-то…

— Пройдешь, — спокойно повторил я. — Ты карту заполнил?

— Ага.

— Ну полный вперед.

Боец пошел с картой к кабинету терапевта, с которого начиналась и заканчивалась медицинская комиссия.

Шама, послушавший наш короткий разговор, покосился на меня.

— Добрый ты человек, Санек, прямо наставник молодежи какой-то.

— Кто-то же должен, — спокойно ответил я.

— Угу, только в кулачке никаких допингов-шмопингов нет, а то всех бы на хрен дисквалифицировали! Просто пацан еще походу не знает куда попал!

Закончив заполнять карту, я отнес ее в кабинет терапевта и оставил на специальной тумбочке на входе. Минут через десять строгий женский голос произнес мою фамилию.

Я поднялся, слегка размял затекшие от ожидания плечи и в кабинет, прикрыв за собой дверь. Кабинет был просторный, чистый, с большим светлым столом, за которым сидела женщина лет пятидесяти в идеально белом халате. На носу у нее были аккуратные очки в тонкой оправе. Она внимательно изучала мою карту и периодически поглядывала на экран компьютера.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказала она, жестом указывая на стул напротив. — Вы проходили диспансеризацию в этом году?

— Нет, — коротко ответил я.

Она что-то быстро записала, затем подняла на меня глаза поверх очков.

— Хорошо. А когда вы последний раз делали МРТ?

— Не скажу, — спокойно и честно признался я.

«Раненную» руку я специально убрал под стол, от греха подальше.

Женщина нахмурилась и внимательнее посмотрела на меня.

— В смысле «не скажете»? Не помните или принципиально?

Я слегка усмехнулся, понимая, как странно звучит мой ответ для врача в 2025 году. Однако объяснять правду было невозможно. Не скажу же я, что в мое время никаких МРТ в принципе никто не делал?

— Ну… скорее, принципиально. Я предпочитаю обходиться без медицинских процедур, — улыбнулся я.

Она на секунду застыла, пытаясь осмыслить мой ответ. Затем начала что-то записывать в карту.

— Ладно, тогда дальше. Скажите ваш точный адрес регистрации, — продолжила она. — Вы ничего не записали.

Я снова пожал плечами. Потому и не записал, что никакой регистрации в столице у меня не было.

— Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз, — пошутил я. — Нет у меня регистрации в столице.

— А где есть? Вы откуда родом?

Пришлось выдумывать на ходу. Чего не знаю, того не знаю.

— Я из Ростова-на-Дону, улица Космонавтов 1, квартира 81, — заверил я.

— Ну так бы и записали, — буркнула терапевт. — Вы спортсмены люди интересные, сами карточку заполнить не можете!

Я счел за благо помолчать. В 2025 году я сталкивался с медициной впервые. А знания из 90-х прямо напоминали, что врачи, сидевшие на копеечных окладах, люди раздражительные. Так что не буду будить лихо…

— Снимайте футболку и проходите к кушетке, — распорядилась терапевт.

Я поднялся и направился к указанной ею кушетке. Снял футболку, ощущая прохладный воздух кабинета. Врач поднялась из-за стола и взяла сантиметровую ленту, деловито подойдя ко мне.

— Встаньте ровно, руки по швам, — произнесла она, расправляя измерительную ленту.

Я выпрямился, стараясь выглядеть максимально уверенно, хотя после весогонки даже просто стоять ровно было откровенно тяжело. Всё тело казалось ватным, ноги слегка дрожали от слабости, даже каждый новый вдох давался с трудом. Несмотря на то, что разум был четко сфокусирован, физическая усталость и обезвоживание равно давали о себе знать.

Терапевт аккуратно измерила объем грудной клетки, записала в карту и кивнула в сторону весов.

— Теперь встаньте сюда, взвесимся и рост заодно измерим.

Я шагнул на весы. Металлическая платформа была прохладной и неприятно холодила подошвы ног. Врач посмотрела на цифровое табло, быстро сделала пометку в карте.

— Вес ровно восемьдесят четыре килограмма, — сообщила она.

Мы померили рост и терапевт усадила меня на край кушетки. Я почувствовал легкое облегчение от того, что теперь не нужно стоять и изображать бодрость.

Терапевт, вооружившись фонендоскопом, приступила к внешнему осмотру.

— Дышите спокойно и ровно, — попросила она, приложив холодный металл фонендоскопа к моей спине.

Я сделал глубокий вдох и медленный выдох, чувствуя, как грудь слегка сдавило от обезвоживания. Врач прослушала легкие и сердце. Перешла к передней части грудной клетки, проверяя сердечный ритм.

— Сердцебиение учащенное, но это нормально при таком состоянии организма после сгонки веса, — прокомментировала она. — Сейчас снимем функциональные пробы до и после нагрузки. Измерим давление, пульс и характер сердцебиения.

Терапевт взяла тонометр, аккуратно надев манжету на мое предплечье. Манжета медленно надулась, сдавив руку, и я почувствовал, как кровь начала пульсировать под ее давлением. Прибор коротко запищал, и врач, внимательно глянув на показатели.

— Сто двадцать на семьдесят пять.

Терапевт зафиксировала данные, затем надела на мой палец маленькую пластиковую приблуда.

— Посидите минуту, замерим пульс в покое.

Я сидел молча, слушая собственное дыхание и глядя в сторону. Вот техника! Раньше как пульс заменялся? Прижимаешь артерию, засекаешь время…

— В покое семьдесят пять ударов в минуту. Теперь встаньте и сделайте двадцать глубоких приседаний, затем снова замерим.

Я начал медленно приседать. Каждый присед давался с огромным усилием. Мышцы немедленно налились свинцовой тяжестью. Закончив упражнение, я снова сел на кушетку. Терапевт повторила замеры.

— Давление после нагрузки — сто сорок на девяносто, пульс сто сорок. Учащенный, но ритм ровный. Организм реагирует адекватно, с учетом вашего состояния, — спокойно подвела итог терапевт. — Можете одеваться.

Она вернулась к своему столу и внесла последние данные в карту.

— Теперь нужно уточнить данные вашего ближайшего спортивного анамнеза. Скажите, пожалуйста, сколько у вас было профессиональных боев за последний год?

Я слегка замялся, припомнив того паренька, для которого завтрашний бой был дебютом. У меня ведь тоже это бой получался… первым.

— Ну… это мой первый профессиональный бой.

Врач заметно удивилась.

— Первый профессиональный? А раньше вы где-то выступали?

— Да, по любителям. Вот только статистику не веду, честно говоря, все больше спонтанно выступал. Точно не помню, сколько боев провел.

— Вы просто держитесь так, будто проходили подобные обследования и не раз.

Я молча наблюдал, как она выписывает целый ворох направлений и листов.

— Значит так, вам нужно сегодня сдать анализы крови на ВИЧ, гепатиты В и С, сифилис. Далее пройти МРТ головного мозга, результаты будут готовы сегодня же вечером. Также обязательны посещения специалистов — хирург, травматолог, отоларинголог, стоматолог, офтальмолог и психиатр, конечно же. Держите, здесь список и номера кабинетов. Все в порядке живой очереди.

Я уставился на внушительный список. Раньше все было гораздо проще — врач лишь один раз взглянул и сразу отправил бы на ринг. А сейчас же, чтобы выйти на бой, требовалось пройти почти целую поликлинику.

— Ну, психиатр — это уже сильно, конечно, — усмехнулся я. — Я, конечно, шутил про адрес и МРТ, но не думал, что это так серьезно.

— Рекомендую сперва идти на сдачу крови и на МРТ, чтобы успеть получить результаты. Потом пройдите по очереди остальных специалистов.

— Понял, пойду проходить этот ваш марафон врачей.

— И еще, молодой человек, руку свою хирургу покажите. Обязательно.

Я не ответил, вышел из кабинета в коридор, глядя на направления и перечитывая список специалистов. В голове мелькнула мысль, что после такого списка процедур бой на ринге уже точно не будет казаться самым сложным испытанием.

(обратно)

Глава 2

Как и советовала терапевт, сначала я направился в лабораторию сдавать кровь. Подойдя к кабинету, почувствовал неприятный холодок внутри. Я всегда был человеком спокойным и уверенным, дрался без страха и проходил испытания без лишних эмоций. Но… вот эту медицинскую процедуру, когда прокалывают палец иглой и выдавливают кровь, терпеть не мог еще с детства.

Ну не мог и все!

Просто воспоминание о грубой советской игле, которой в детстве тыкали в палец, вызывало у меня внутренний дискомфорт. Но волков бояться — в лес не ходить.

Глубоко вздохнув, я зашел в кабинет и положил на стол свою карту с кучей направлений.

— Так, вы же у нас спортсмен? — поинтересовалась медсестра.

Я отрывисто кивнул, присел на стул и слегка напрягся. Медсестра, молодая девушка лет двадцати пяти, ловко надела перчатки. Следом — медицинскую маску.

— Давайте руку, — вежливо попросила она.

Я протянул ей руку, заранее стиснув зубы. Тут главное — не смотреть. Самое «страшное» это даже не сам укол, а вид иглы, или как там называется это штуковина для забора.

— Расслабьтесь, что же вы так напряжены, сейчас быстро возьмем кровь, — мягко сказала медсестра, явно почувствовав мое напряжение.

— Из пальца брать будете? — осторожно спросил я.

— Да, из пальца, конечно. А вы что, предпочитаете из вены?

— Ну если можно, то лучше оттуда. Просто… не люблю эти проколы именно из пальца, — я выдавил из себя улыбку. — Всегда неприятно.

— А вы давно кровь не сдавали, да? — как-то загадочно спросила медсестра.

— Ну-у… — я покосился на нее. — Лет тридцать назад.

Медсестра захихикала, не поняв, что в каждой шутке есть только доля шутки.

— Не волнуйтесь, даже не почувствуете, — заверила она и начала обрабатывать палец каким-то раствором.

Я невольно напрягся сильнее, приготовившись к уколу. Хотя привычный запах спирта не почувствовал.

— Готовы? — спросила она.

— Давайте уже, — кивнул я, стараясь не смотреть.

Послышался едва заметный щелчок, но боли я совсем не почувствовал. Удивленно посмотрев на свой палец, увидел небольшую аккуратную каплю крови.

Эм… стесняюсь спросить, когда она успела?

Медсестра быстро приложила пробирку. Буквально через несколько секунд процедура была закончена.

— Все, можете идти, — сказала медсестра.

— Серьезно? Уже все? — удивился я, внимательно рассматривая палец. — А где прокол? Я вообще ничего не почувствовал…

Она засмеялась, явно довольная моей реакцией. Думала, что я заигрываю. Вот только кабинет для сдачи крови — последнее место на Земле, где я буду это делать. Но не буду расстраивать медсестру.

— Это современные ланцеты, очень тонкие и безболезненные. Видите, все намного проще, чем вы думали, — сказала она.

Мда… технологии. Я поскреб макушку, чувствуя, как отлегло.

— Спасибо!

Следом меня отправили измерить уровень сахара. Тут я тоже приготовился к очередному проколу. Но и тут мне лишь приложили к пальцу небольшой прибор. Буквально через несколько секунд он пискнул, выводя цифры на экран.

— Сахар в норме, — буднично сообщила женщина в белом халате.

Про себя я отметил, как сильно изменились процедуры. Еще чуть-чуть и все об организме можно будет узнать по какому-нибудь одному анализу. Причем бесконтактному. Не знаю, там в пробирочку поплевать.

После меня ждало МРТ. Там я окончательно убедился насколько далеко вперед шагнули технологи. И укрепило впечатление, будто я не в медцентре, а на борту какого-нибудь космического корабля.

Зайдя в кабинет, я увидел огромный аппарат, напоминающий капсулу из фильмов про космос. Медсестра подошла и начала объяснять процедуру. Я слушал вполуха, недоверчиво оглядывая установку.

— А свинцовый фартук дадите? — спросил я, вспомнив, что всегда раньше от излучения надевали защиту.

Какая никакая, по крайней мере психологически такой фартук успокаивал.

— Это еще зачем? — медсестра слегка приподняла бровь.

— Ну как, от излучения… — уже менее уверенно ответил я, поняв, что явно сморозил глупость.

— Не переживайте, — мягко улыбнулась она. — Это абсолютно безопасно. Никакой защиты не требуется, здесь совсем другой принцип работы.

Она уложила меня на кушетку, и аппарат тихо зажужжал, затягивая внутрь. Лежать в капсуле было непривычно. Но комфортно и безопасно. Я так и не понял, как работала эта машина, и даже ничего не почувствовал, как все закончилось.

— Все, Александр, процедура окончена. Можете вставать, — послышалось из микрофона.

Выйдя из кабинета МРТ, я получил баночку для сдачи мочи и пошел в специально отведенное помещение. Там у входа стоял крупный, грузный мужчина лет сорока с небольшим. Судя по всему, тренер. Он вытирал вспотевший лоб бумажной салфеткой и раздраженно размахивал руками.

— Послушайте, доктор, ну можно ведь пойти навстречу! Мы три месяца готовились к этому бою! — почти кричал он, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих. — У него жидкости в организме нет после весогонки, поэтому мы подготовили баночку заранее!

Врач, молодой мужчина в очках и белом халате, оставался совершенно спокойным и равнодушным. Он косился на баночку мочи, которой тренер размахивал свободной рукой.

— Я прекрасно понимаю вашу ситуацию, но вопрос не ко мне. По протоколу положено брать свежую…

Я никогда особо не любил греть уши, но тут пришлось. Дверь в помещение для сдачи анализа, оказалась закрыта.

Тренер уже перешел почти на крик, не скрывая эмоций.

— Да вы издеваетесь⁈ После весогонки откуда моче взяться⁈ Вы же врач, вы должны понимать!

Врач оставался непреклонным.

Пока они спорили, дверь открылась и из помещения для сдачи анализа выскочил юркий паренек. По всей видимости тот, за кого шла речь. Он осторожно подошел, держа в руках пластиковый контейнер.

— Куда поставить? — спросил он у врача.

— Вот видите, получилось, — врач всплеснул руками. — Зря вы переживали…

Тренер вдруг резко замолчал, озадаченно поскреб макушку.

— Пойдем, не отвлекайся, остальные анализы сдавать, — он мигом забыл о враче, с которым только поднимал ор.

Завершив свою нехитрую процедуру и аккуратно закрыв крышечку, я поставил контейнер на специальный столик. Там уже стояли такие же баночки других бойцов.

Перед очередным кабинетом висела табличка с надписью «Отоларинголог». Пришлось даже дважды перечитать название. В моем времени обычно говорили проще, «ухо-горло-нос».

Рядом, немного нервничая, стоял тот самый парень, за которого только что громко ругался тренер. Ждал очереди в кабинет одного из специалистов. Вид у него был довольный.

— Кто последний? — спросил я, подходя к кабинету.

— За мной, — сказал он.

Помолчали, но паренек явно оказался разговорчивый. Он чуть нагнулся ко мне и заговорил.

— Ну, слава богу, я это сделал. Не зря Петрович там за меня так боролся.

Парень заговорщицки посмотрел на меня и неожиданно полез рукой в карман спортивных штанов. Он вытащил оттуда какой-то… странный предмет. Потом огляделся, и широко ухмыляясь, показал…

Я аж закашлялся от неожиданности, увидев в его руках резиновый муляж мужского органа.

— Вот смотри, — тихо сказал он. — Тебе не надо?

— Слышь, ты по хорошему убери, — предупредил я, сдержавшись, чтобы не ударить его по рукам.

Парень хмыкнул и начал тихонько смеяться, довольный произведенным впечатлением.

— Да ты че я не про то, брат! Я серьезно, надо или нет? Там еще есть… ну моча в смысле.

Если изначально я уже подумывал о том, чтобы дать по лбу этому пацану, то сейчас чуть расслабился. Чуть — это настолько, насколько можно расслабиться, когда мужик достает перед тобой резиновый член.

— Я типа его вытащил и в баночку налил… Ну, как Тайсон делал в свое время, помнишь? Мочу из резинового писюна наливал! — пацан захихикал. — Своей то ли дочери, то ли жены!

Я покосился на этого индивида. Такое впечатление, будто он под чем-то. Вряд ли нормальный человек будет рассказывать такую чушь незнакомому человеку.

Ну а что до Тайсона, честно говоря, о подобных трюках я не знал. Но ничего удивительного в случае с персоной Железного Майка. Легенда еще не такие глупости исполнял.

Уже в этом мире после того, как я увидел на лице Майка татуировку, я понял, что крыша там далеко и надолго съехала.

— Зачем тебе это? — спросил я, удивленно глядя на бойца.

Он наклонился ближе, понизив голос.

— Братан, ты даже не представляешь, сколько во мне сейчас всякого дерьма. Точно не допустили бы, если бы честно сдавал. А так тренер пока там ругался и орал, они все внимание на него переключили. Никто не заметил, как я это все провернул, — объяснил он.

Причём говорил парень так, будто гордится тем, что сделал.

— Хочешь совет? Лучше подумай о том, что здоровье дороже боя, — сказал я.

Он только махнул рукой, засовывая свой странный аксессуар обратно в карман.

— Да знаю я, просто ставки большие, контракт жесткий. Не выступлю так еще хуже будет. Пришлось рисковать.

— А не накачивать себя дерьмом не пробовал? — я понимал, что задаю философский вопрос, но не удержался.

Пацан не ответил, как раз дверь кабинета открылась и он зашел внутрь. Я проводил его взглядом, внутренне отмечая, насколько все-таки сильно изменился спорт за эти годы.

Впрочем, в глубине души я прекрасно понимал, что такие ребята были и всегда будут. Те, кто готов рисковать, идти на хитрости и любые ухищрения, лишь бы достичь своей цели.

Впрочем, это была его жизнь и его выбор. У каждого своя правда.

Через несколько минут веселый паренек вышел и я шагнул внутрь кабинета.

— Здравствуйте, — вежливо произнес врач, мужчина средних лет, в светлом халате. — Проходите, присаживайтесь, много времени я у вас не займу.

Я сел на стул напротив него, машинально оглядываясь. Взгляд зацепился за какой-то незнакомый аппарат возле стола.

— Жалобы? — спокойно спросил доктор, изучая мою медицинскую карту.

— Нет, все в порядке, — ответил я.

— А заложенность уха, снижение слуховой чувствительности есть? Может быть, насморк беспокоит? Боли в области носа или ушей?

— Нет такого, — повторил я.

— Нос ломали? — спросил он с легкой улыбкой.

На сломанный мой нос в этом теле не был похож. Я уверенно покачал головой.

Врач что-то начал записывать, постукивая пальцами по клавиатуре.

— Шум в ушах, жжение в горле, частые приступы головной боли?

— Отсутствуют, как таковые.

Врач одобрительно кивнул и поднялся.

— Отлично. Сейчас закройте одно ухо, я кое-что скажу, а вы повторите за мной… Тридцать три, зеленый автомобиль, — негромко произнес он, отойдя чуть в сторону.

— Тридцать три, зеленый автомобиль, — повторил я.

— Теперь другое ухо закройте… Двадцать пять, синяя чашка.

— Двадцать пять, синяя чашка, — вновь произнес я.

Доктор вернулся к компьютеру.

— Отлично, вы здоровы, — сказал он.

В следующем кабинете за рабочим столом сидела молодая женщина. Я сел на свободный стул и замер, глядя на странный прибор с несколькими линзами передо мной.

— Добрый день, — произнесла доктор, повернувшись ко мне. — Проверим ваше зрение. Присядьте удобнее и смотрите прямо перед собой, пожалуйста.

Я послушно выпрямился и попытался расслабиться, хотя в футуристической атмосфере расслабиться было непросто. Врач включила подсветку большой электронной таблицы на стене напротив и указала на нижнюю строчку.

— Видите нижнюю строку, молодой человек?

Я прищурился, стараясь разобрать символы. Не видно ни хрена… Из-за мерцания экрана символы казались странными, и я решил слегка пошутить, чтобы сбросить напряжение.

— Конечно, — сказал я уверенно. — Эм… «Ш», «Б», «М»? Пойдет?

Доктор посмотрела на меня поверх очков, нахмурилась.

— Вообще-то там цифры…

Поняв, что шутка не сработала, я внимательнее рассмотрел строку.

— Пять, шесть, восемь.

— Хорошо, посмотрим еще одну строчку.

Она нажала кнопку, и таблица немного изменилась. На этот раз я не стал шутить.

— Два, девять, четыре, семь.

Женщина сделала несколько записей в моей карте.

— Шутки при медосмотре не приветствуются, или у вас у всех бойцов такой юмор? — она чуть смягчилась. — Ладно, можете идти.

В кабинет стоматолога я заходил с некоторой опаской, которая тянулась за мной из прошлого. В моем 1996 году, посещение дантиста всегда напоминало небольшую пытку с дрелью и странным, лязгающим железом. Я постучал и, глубоко вдохнув, шагнул внутрь.

Внутри посреди кабинета стояло кресло, больше похожее на кресло пилота из фантастического фильма. Объединить с той капсулой для МРТ и точно космодром!

Перед креслом была панель с многочисленными кнопками и странными приспособлениями. Ничего и близкого похожего на кресла, которые я привык видеть…

— Садитесь, — сказала женщина-врач не утруждая себя приветствием.

Я опустился на кресло, почувствовав, как оно тут же мягко адаптировалось под мое тело. Стоматолог взяла странный инструмент с маленькой… видеокамерой и начала осмотр. Я удивленно следил за происходящим на экране рядом. Там появлялось крупное изображение моих зубов.

— Удивительно, — произнесла стоматолог, продолжая тщательно осматривать каждый зуб. — У вас зубы просто идеальные.

— То есть, к бою допущен?

— Разумеется, — сказала она, быстро внося данные в мою карту. — С вашими зубами хоть на рекламу зубной пасты можно идти. Не жалко то рисковать такой улыбкой в боях?

Выйдя из кабинета стоматолога, я почувствовал легкую усталость от хождения по бесконечным стерильным коридорам. Все происходило быстро, строго и четко. Я даже не успевал толком перевести дыхание, как оказывался у следующей двери.

С другой стороны, такая оперативность мне нравилась. В девяностых подобная комиссия могла растянуться на несколько дней, и врачи порой смотрели так, будто одолжение делают. Ну в смысле ждешь час, прежде чем в кабинет попасть, а потом через тридцать секунд выходишь.

Подойдя к следующему кабинету, я бросил взгляд на табличку: «Кардиолог». Я никогда не жаловался на сердце, но все равно почему-то напрягся.

В кабинете принимал седой мужчина. Он молча указал на стул. Я сел и машинально поправил футболку, на которой образовалась небольшая складка.

— Дискомфорт в груди, перебои сердцебиения, боли? — монотонно начал перечислять он.

— Ничего такого, — ответил я уверенно. — Здоров как бык, товарищ доктор.

— Хорошо. Сейчас сделаем кардиограмму и быстро проверим, как там ваше сердце поживает.

Я лег на кушетку с множеством проводов и присосок. Врач разместил на груди и запястьях небольшие сенсоры, нажал какую-то кнопку на приборе. Все на секунду замерло, потом прибор тихонько запищал, выводя на монитор ровные графики моего сердцебиения.

— Все нормально. Сердце у вас крепкое, ритм ровный. Спортом давно занимаетесь?

— Всю сознательную жизнь.

— Заметно, — уважительно отметил врач. — Всего хорошего!

Он вернул мне карточку, поставив свои отметки. Я вышел в уже привычный коридор, чувствуя удовлетворение. Осталось всего два специалиста, отметки которых не хватало в карточке. Психиатр и… хирург.

Если с первым я расчитывал разобраться без проблем, то вот у второго ко мне могли возникнуть вопросы. Кулак, которым я съездил по зубам бывшенькому Алине, до сих пор нормально не зажил. При плотном ударе рана раскроется.

Я старался особо не афишировать травму кулака. Казалось, мелочь, пустяк, сам заживет. Однако боль по-прежнему напоминала о себе при каждом неосторожном движении. Рука чуть припухла, и я рефлекторно спрятал ее за спину, заходя в кабинет к хирургу.

Хирург оказалась неожиданно молодой и привлекательной девушкой. Темные волосы аккуратно собраны в строгий хвост, белый халат идеально подчеркивает стройную фигуру.

Я попытался сунуть поврежденную кисть в карман штанов, но доктор сразу засекла мой жест.

— Покажите руку, — строго сказала она, не оставляя шансов уклониться.

Скрывать было бесполезно, я вытянул вперед травмированную кисть. Она осторожно осмотрела опухший кулак, медленно покачала головой.

— При такой травме я не могу вас допустить к бою.

— Да ладно, ерунда же, — попытался отмахнуться я.

— Это не ерунда, — голос ее был строгим и категоричным.

Никогда бы не подумал, что подобная мелочь может лишить меня права выступить. На подпольных боях в прошлой жизни даже отсутствие головы не всегда было поводом для снятия участника.

— Послушайте, это очень важный бой, — начал я, лихорадочно думая, как выкрутиться.

В этот момент взгляд зацепился за открытое окно, за которым пестрела яркими цветами небольшая клумба. Быстро подойдя к окну, я сорвал первый попавшийся цветок и протянул его хирургу.

— Что это? — удивленно приподняла бровь девушка.

— Это вам… — я протянул ей цветок. — Допусти меня до боя. Я понимаю, правила есть правила, но обещаю быть осторожным.

Хирург несколько секунд молча смотрела на цветок, потом перевела взгляд на меня. В глазах мелькнула улыбка, которую она тут же попыталась скрыть.

— Серьезно?

— Абсолютно.

Она вздохнула и наконец сдалась.

— Ладно, но только если пообещаете сегодня же купить мазь, которую я выпишу.

— Обещаю! — с облегчением ответил я. — Одной ногой уже в аптеке.

Хирург поставила нужную отметку и протянула мне рецепт мази.

— Береги себя, боец.

Отсердца отлегло. Травма руки была единственной зацепкой, за которую могла зацепиться комиссия. Оставалось пройти психиатра и вернуться к терапевту, чтобы получить итоговый доступ к бою.

Кабинет психиатра находился почти в конце длинного коридора. Табличка гласила: «Психолог, нарколог». Психиатром оказался мужик лет пятидесяти, с серьезным и внимательным взглядом. В больших роговых очках.

— Сейчас проведем тесты, — начал он ровно и холодновато. — Сначала ответьте на вопросы. Наркотики когда-нибудь употребляли?

— Нет, никогда, — спокойно ответил я.

Доктор слегка приподнял бровь и взглянул на результаты моих анализов на экране.

— Дизайнерские пробовали? Или соль, может быть?

Я немного растерялся, не понимая, при чем тут одежда и соль.

— Ну ко всему дизайнерскому я спокойно отношусь. А соль… — я пожал плечами. — Кто ж ее не любит. Соль употребляю, хотя диетолог запретил.

Нарколог резко поднял на меня подозрительный взгляд. В комнате повисла напряженная пауза.

— А вы бы хотели соль употреблять? — осторожно спросил он, наблюдая за моей реакцией.

— Конечно хотел бы, кто не хочет. Но соль я пока не могу позволить…

Слегка смущал его строгий взгляд и са-а-амую малость дебильные вопросики.

— И как часто употребляли до того как диетолог запретил? — голос врача стал ледяным и осторожным.

— По желанию, когда хочется, — пожал я плечами.

Врач нервно оглянулся на дверь, потом снова пристально посмотрел на меня с явно нарастающим подозрением.

— Вы точно понимаете, о чем мы говорим?

Я нахмурился, чувствуя, как растет недоумение.

— Конечно. Одежда там… ну и соль обычная… на знаю, пищевая.

— Одежда? Пищевая соль? — почти вскрикнул врач, теряя самообладание. — Вы что, издеваетесь надо мной?

Я немного растерялся, пытаясь понять, в какой момент наш диалог свернул не туда.

— Извините, я правда не понимаю, в чем дело. Вы соль не употребляете? Одежду не носите?

— Не понимаете? — раздраженно и резко повторил врач. — Вы или смеетесь надо мной, или сознательно пытаетесь скрыть факт употребления. Я не могу допустить вас к бою.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Неожиданно как-то, как первый снег.

— Подождите, это какое-то недоразумение, — произнес я.

— Дизайнерские наркотики, синтетика, соли… вы что, правда не понимаете?

(обратно)

Глава 3

— Черт, так вы про наркотики? — изумился я. — Нет, конечно, ничего такого я не принимаю… Я-то думал, вы о дизайнерской одежде говорите, про соль в пищу…

Врач еще несколько секунд молча смотрел на меня. Видимо оценивал мою искренность. Теперь понятно почему он счел, что я над ним наглым образом издеваюсь.

— То есть вы действительно никогда не сталкивались с этим сленгом? — наконец, спросил психиатр.

— Никогда, — заверил я. — Знаете, уважаемый, я то из зала выхожу только для того, чтобы выспаться. Извините, но мне как-то не до сленга.

Таких слов я действительно не знал. Впрочем, «соль» и «дизайнерские» наркотики были далеко не единственными ноу-хау, с которыми мне пришлось столкнуться в 2025-м году.

Психиатру явно не нравилось происходящее. Он заерзал на стуле, уставился в экран монитора и, похоже, всё-таки счел, что я над ним издеваюсь.

— Знаете что, будь у вас в анализах хотя бы малейшее отклонение, и я бы не допустил вас, — недовольно проскрежетал он.

— Послушайте, — жестче ответил я. — Мы все-таки в кабинете у психиатра нарколога, а не на лавочки у подъезда. У вашей соли и дизайнерских наркотиков наверняка есть иные названия, которыми они обозначаются в официальной документации. Поэтому… давайте не будем. А то я ведь тоже могу не так понять. Например, почему в кабинете у специалиста мы разговариваем на молодежном сленге.

Психиатр помолчал, только недовольно горло прочистил. Мужик явно не хотел ставить печать на моей карточке.

Я терпеливо ждал итогового решения. Оставалось понять — пойдет врач на принцип или нет?

— Ну ладно, молодой человек. К бою я вас допущу, — нехотя заявил он. — Но впредь будьте осторожнее с формулировками, а то кто-нибудь не так поймет.

— Спасибо, — сказал я, быстро вставая. — Вопрос можно?

— Задавайте, — буркнул психиатр.

— А вы кого-нибудь сегодня не допустили? — спросил я.

Он пробуравил меня взглядом, будто ожидая подвох.

— Все годны, — наконец сказал психиатр. — Вы с какой целью интересуетесь, молодой человек?

Я не ответил. Не знаю, как можно было не заметить, что тот паренек с резиновым хреном обдолбанный. Ну и ладно, не мое это дело в конце концов.

Выйдя из кабинета психиатра, я вернулся, а начало коридора. Там снова оказался перед знакомой дверью терапевта. Позади остались отоларинголог, офтальмолог, стоматолог, кардиолог, хирург и даже этот странный разговор с психиатром наркологом, который чуть не стоил мне допуска.

Вообще, положа руку на сердце, некоторые «психи» производят такое впечатление, будто им самим нужно лечится в дурдоме.

Как бы то ни было, на руках у меня небольшая кипа бумаг с распечатанными результатами обследований.

Я постучал и вошел в кабинет.

Терапевт подняла глаза, едва услышав звук открывающейся двери, и… приветливо улыбнулась. Так будто была рада меня видеть. Что странно, если вспомнить ее недовольную физиономию в первый раз.

Я обратил внимание, что на ее столе уже лежат распечатки анализов, которые я сдал первым делом. Моча и кровь. Судя по всему, он даже уже успела их просмотреть.

— Садитесь, Александр, — сказала она добродушно, показывая на стул. — Все у вас в порядке, анализы получили отличные. Видимо, подготовка прошла на совесть. Можете считать, что вы допущены к бою… с хирургом, как я вижу, вы разорались.

— Разобрались. Спасибо, — кивнул я.

Терапевт что-то быстро вбила в компьютер. Я видел, что ей не терпится что-то сказать. Так и есть, она замялась, неловко покашляла. И украдкой покосилась на меня.

— И, Александр, тут такое дело… — начала она издалека. — У меня внук увлекается единоборствами, ни одной передачи в этом вашем интернете не пропускает…

Она запнулась.

— Молодец внук, — ответил я, про себя думая, что для меня интернет тоже отнюдь не самая понятная штука на земле.

— Так вот… — робко продолжила терапевт. — Можно вас ненадолго в кружок снять? На память, так сказать. Оказывается, мой внук смотрит вас по интернету, очень болеет за вас. Ну, знаете, современное поколение и все такое… — пояснила она, явно засмущавшись.

То, что меня смотрят даже внуки врачей, было неожиданным, но приятным открытием. Интересно, а Магу Карателя не внук тоже смотрит?

— Конечно, без проблем. Как зовут вашего внука?

Терапевт снова чуть смутилась, видно не привыкла озвучивать такие просьбы.

— Касьян… Мама с папой решили пошутить. Ну, знаете, имена сейчас такие выбирают… странные, — с легким стеснением произнесла она.

— Зато креативно, — улыбнулся я в ответ.

Доктор быстро достала смартфон и включила камеру, неуклюже наведя объектив на меня.

— Готово? — уточнил я.

— Да-да, уже снимаю.

Я чуть выпрямился, улыбнулся и заговорил в камеру.

— Привет, Касьян от Саши Файтера! Твоя бабушка рассказала, что ты за меня болеешь, и это для меня очень ценно. Постараюсь тебя не подвести и пройти взвешивание без проблем, — я подмигнул в камеру, а потом показал кулак. — А моя левая передаст от тебя привет привет Маге Карателю, с которым я буду драться уже завтра. Спасибо за поддержку!

Терапевт опустила телефон, довольно улыбаясь и убирая мобильник в карман халата.

— Огромное вам спасибо, Александр! Он будет в восторге, точно говорю. Вы даже не представляете, как он вами гордится. Саша Файтер это, Саша Файтер то. Все уши родителям прожужжал и до нас с дедом теперь добрался! Я почему вас вспомнила, он же мне вас на телефоне показывал!

— Сколько лет Касьяну?

— Да двенадцать исполнилось…

Совсем ребенок. Я снова подумал о том насколько важно транслировать парням верный посыл.

— А этот ваш соперник… хам трамвайный, — поделилась терапевт сконфуженно. — Совершенно беспардонный молодой человек! Надеюсь ваша… левая передаст ему привет и лично от меня.

— Обязательно, — заверил я. — Спасибо за допуск и хорошего вам дня.

Врач, довольная, как кошка объевшаяся сметаны, быстро закончила оформление документов. Вручила мне подписанный лист допуска.

Из кабинета терапевта я направился в конец соседнего коридора, где уже собирались спортсмены и тренеры перед официальным взвешиванием. Волнение чувствовалось в каждом взгляде, в каждом жесте. Все знали, что процедура взвешивания для большинства бойцов — самое сложное испытание. Подчас куда сложнее самого поединка.

Здесь же стояли Игнат и Настя.

— Можете поздравить, — я показал им справку допуска. — Медицинская комиссия пройдена.

Мы с Игнатом обнялись, а девчонка диетолог смущенно опустила взгляд в пол.

— Игнат, а ты что такое дизайнерские наркотики знаешь? — спросил я как бы между прочим.

Не отпускало узнать насколько распространен такой сленг.

— Знаю, а че такое? — насторожился тренер. — Нарколог?

Я отмахнулся, черт бы с ними с солевиками-дизайнерами. Надо все-таки попросить Алису найти словарь современного жаргона.

Двери большого зала открылись, и строгий голос представителя Федерации пригласил всех внутрь.

— По очереди проходим, отмечаемся. Со спортсменом могут пройти не более двух сопровождающих.

Я вошел вместе с Игнатом и Настей, ощущая особое, знакомое и волнующее чувство. Когда-то все это я уже проходил, в своей прежней жизни. И вот теперь снова — спустя почти три десятилетия, в совершенно другой эпохе.

Зайдя внутрь я огляделся. Зал был просторным, ярко освещенным, все здесь выглядело официально и чинно. Ни плакатов с логотипами, ни камер. Единственная вывеска гласила:

СЪЕМКА СТРОГО ЗАПРЕЩЕНА.

У стены стояли классические напольные весы с массивными металлическими гирями. Опять же точь-в-точь такими, какие использовали еще в моем прошлом.

Рядом с весами за небольшим столом сидел специалист по измерениям. Сухощавый, подтянутый мужчина лет пятидесяти. На нем был пиджак с эмблемой Федерации на груди. С ним сидела пожилая женщина с документами и списком спортсменов.

— Итак, уважаемые спортсмены, сейчас начнем официальное взвешивание, — громко и четко произнесла женщина. — Когда вас вызовут, подходите к весам, раздевайтесь и становитесь на платформу. Напоминаю, что важно уложиться в свою весовую категорию.

Женщина не стала откладывать. Взяла список и начала четко и громко зачитывать фамилии.

— Иванов, категория до 66 килограммов. Приступайте к взвешиванию!

Молодой парень уверенно вышел вперед. Принялся раздеваться, даже крестик на цепочке и тот с себя снял.

— Как, волнуешься? — Игнат чуть тронул меня за плечо.

— Не особо, — ответил я.

— Ну мы идеально подошли к взвешиванию. Так что сюрпризов быть не должно.

Я покосился на тренера. По «классике жанра» любые сюрпризы начинались как раз после таких слов.

Тем временем спортсмен Иванов уже стоял на весах. Специалист медленно и аккуратно перемещал гирьки по шкале. Его задача была идеально подобрать вес бойца.

— Шестьдесят пять килограммов и восемьсот граммов, — произнес он.

Представительница Федерации сразу сделала пометку в своих документах.

— Вес сделан, можете уходить, — сообщила она бойцу.

Иванов быстро оделся и отошел в сторону, облегченно выдыхая. Женщина снова взяла список, скользнула по нему глазами.

— Петров, категория до 77 килограммов…

— Сидорова не хватает, — хмыкнул Игнат, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Я стоял у стены, внимательно наблюдая за происходящим. Очередь на взвешивание продвигалась медленно и напряженно. Парни, участвующие в других боях карда, подходили к весам с совершенно измученными лицами. У многих взгляд был словно стеклянный от сильнейшего обезвоживания. Не я один, естественно, делал вес таким способом.

Зрелище измученных физиономий невольно заставило задуматься. Насколько сильно все-таки изменился спорт за те годы, которые я «пропустил».

Один из парней буквально чуть не рухнул на пол рядом с весами. Тренер торопливо подхватил его, поддерживая под руки и осторожно усадил на лавку. Видимо, парень сгонял вес до последнего и едва держался на ногах. Зато весы показали нужный результат… ну дай бог, чтобы почки ненужный результат не показали.

Еще одного бойца и вовсе несли почти на руках. Лицо его было бледным и изможденным, настолько, что пацан вряд ли понимал, что именно происходит.

Я невольно поморщился, видя такие сцены. Парни раздевались почти донага, оставляя только трусы. Впрочем, некоторым приходилось снимать и их. Они взвешивались полностью голыми за большим полотенцем, которое держали тренеры. Никто не обращал внимания на стеснение или неудобства — здесь имели значение даже жалкие пятьдесят граммов.

— Семьдесят семь килограммов и пятьдесят граммов, перевес, — громко и четко объявил специалист одному из парней.

Я видел, как лицо бойца исказилось от отчаяния.

— Сколько времени у меня осталось? — выдохнул он слабым голосом.

— Тридцать минут у вас есть, — сухо сообщила представительница Федерации, делая пометку. — Если не сгоните, вас снимут с боя. Следующий!

Парень, качаясь, ушел обратно к тренеру, который уже нервно соображал, что еще можно предпринять за эти полчаса.

Я стоял и смотрел на это, чувствуя, как что-то холодное сжимается в груди. В девяностых, подобных сцен практически не было. Конечно, мы тоже следили за весом, но чтобы так жестоко, до полного изнеможения и полусознательного состояния… Нет, такого раньше не допускали. Теперь же все стало жестче, агрессивнее. Каждый грамм давал преимущество, и спортсмены готовы были за него буквально удушить друг друга.

Спорт превратился в безжалостную гонку, где физическое состояние часто ставилось на второе место. Ну а победа — на первое, любой ценой. Так что получался такой спорт, который скорее калечил, чем шел на пользу.

— Семьдесят килограммов ровно, вес сделан!

Очередной боец, стоящий на весах, буквально упал на колени и расставив руки посмотрел в потолок.

— Да, дааа! — заорал он. — Господи спасибо!

Следующий очередной, наоборот, резко и с досадой ударил кулаком по стене, когда услышал, что вес не сделан. Тренер увел его в сторону, чтобы попытаться за оставшееся время что-то исправить.

Кто прошел взвешивание без проблем, так это Шамиль. Поначалу он даже думал не раздеваться, но строгий взгляд представителя Федерации все-таки заставил Шамиля снять одежду до трусов.

Выглядел Шама свежим и жизнерадостным.

— Вес семьдесят шесть килограммов, — объявил специалист.

Наступила очередь Маги. Он вышел к весам уверенно, с гордо поднятой головой, не скрывая самодовольной ухмылки. Спокойно начал раздеваться, как будто демонстрируя, что он никуда не торопиться. Я понимал, что он хочет показать, что у него все под контролем. Вот только как-то неуважительно получалось по отношению к другим бойцам.

Сбросив с себя одежду до трусов, Каратель уверенно встал перед весами. Там слегка размял шею и плечи и гулко выдохнул.

Я внимательно смотрел на него, оценивая соперника. И должен был признать — Мага в превосходной физической форме. Рельеф мышц, каждый мускул явно прорисован, словно высеченный из камня.

Но… мой взгляд неожиданно зацепился за какие-то странные красноватые пятна и небольшие гнойники на его плечах и спине.

— Видишь это? — тихо спросил Игнат, наклонившись ко мне и кивая в сторону Маги. — Похоже на стафилококковую инфекцию. Он, наверное, стероиды употреблял во время подготовки.

— Стероиды? — негромко переспросил я, хмурясь.

Игнат кивнул.

— Сука, сколько раз говорил, что надо вводить нормальное тестирование, чтобы таких гадов прижучивать! А они ж только на наркоту проверяют… — зло процедил тренер. — Ладно на свое здоровье таким как он с высокой колокольни класть, так пусть о сопернике хотя бы подумают…

Я не ответил, продолжая пристально наблюдать за Магой. В мое время про стероида особо и не думали, даже тестов никаких не было. Хотя некоторые, конечно, пробовали… Но я никогда не связывался с этим. Понимал, что время спустя такое «преимущество» превратится в жесткий недостаток. Когда печень и почки начнут отказывать. Спорт все-таки не навсегда, а вот проблемы со здоровьем пойдут с тобой до конца жизни рука об руку.

Мысленно я напомнил себе, что допинг, хоть и мог сделать тебя сильнее и выносливее, навыка не добавит. Бойцовское мастерство и сила духа — вот главное. И никакими стероидами их не улучшишь. Тогда, в девяностых, я был уверен в этом. И сейчас ничего менять не собирался.

Мага спокойно и уверенно взошел на весы. Специалист начал перемещать гирьки, фиксируя результат.

— Восемьдесят три килограмма девятьсот пятьдесят граммов. Вес сделан, — зафиксировав вес, четко произнес он.

Лицо Маги озарила довольная улыбка. Он с вызовом посмотрел прямо мне в глаза и усмехнулся. Я выдержал его взгляд, дождался пока Каратель отвернется первым. Пусть привыкает, что рядом со мной он всегда будет второй.

— Скорее всего, запрещенные мочегонные принимал, — шепотом произнесла наша диетолог. — Слишком легко он этот вес сделал.

Игнат раздраженно хмыкнул.

— Сто процентов. Не бывает такиз сгонок без последствий.

Мага сошел с весов и медленно начал одеваться, снова бросая на меня демонстративные, полные превосходства взгляды. Я спокойно стоял на месте, не показывая эмоций, хотя внутри все горело от неприязни к подобной самоуверенности и нечестным методам.

— Хорошо, что мы сделали запас в пятьдесят граммов, иначе сейчас бы нервничали, — снова шепнула Настя.

Я молча кивнул, не отрывая взгляда от Маги. Он в последний раз ухмыльнулся, повернулся и ушел обратно к своим братьям.

Наконец, настала моя очередь. Представительница Федерации громко и официально объявила мою фамилию и вес.

— Саня, удачи, — бросил в спину Игнат.

— Мы в тебя верим, — добавила Настя.

Я спокойно подошел к весам, снял куртку, сложил на стул рядом. Следом стянул с себя штаны, футболку и аккуратно снял обувь с носками. Остался лишь трусах.

Вдохнул глубоко, ощущая на себе множество взглядов — от холодно-спокойных до откровенно недружелюбных. Сжав кулаки, сделал еще шаг к весам и остановился.

На секунду закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно перекрестился. Привык так делать еще с молодости перед каждым важным событием. Просил о помощи и поддержке там, наверху.

Закончив, я ступил на металлическую платформу весов. Холодный металл соприкаснушся с моими босыми ступнями.

Специалист начал перемещать небольшие гирьки, определяя мой точный вес. Это заняло гораздо больше времени, чем у других участников. Он почему-то долго не мог поймать равновесие, постоянно передвигая гирьки туда-сюда. Мое напряжение росло с каждым его движением, и я уже начал чувствовать легкое беспокойство.

Наконец мужик остановился, внимательно всмотрелся в весовую шкалу.

— Восемьдесят четыре килограмма пятьсот граммов, — громко произнес он. — Перевес.

Я вздрогнул, почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок. Как такое вообще возможно? Я специально держал вес под контролем и был уверен, что у меня есть запас еще граммов пятьдесят. Это какая-то ошибка!

— Вы уверены? — переспросил я.

— Абсолютно, — холодно подтвердил специалист, глядя на меня безразличным взглядом.

Представительница Федерации молча сделала пометку в документах.

— У вас есть еще две попытки и тридцать минут на повторное взвешивание. Если не уложитесь в лимит, мы будем вынуждены вас снять с поединка, — произнесла она свою дежурную фразу.

Я сжал зубы, чувствуя, как лицо покрывается жаром. Вокруг поднялся негромкий шепот. Несколько взглядов были явно злорадными — особенно от группы поддержки Маги. Сам Каратель тоже смотрел на меня с презрением и насмешкой.

Я молча сошел с весов и направился обратно к Игнату и диетологу, не понимая, что вообще происходит. Они напряженно обсуждали произошедшее. При моем появлении оба тут же замолчали. Уставились на меня с тревогой и полным непониманием.

— Ничего не понимаю, — растерянно прошептала Настя, нервно перелистывая какие-то записи, которые девчонка достала из сумки. — Мы ведь замеряли вес трижды, все было идеально, даже с запасом пятьдесят грамм…

— Да уж, — мрачно подтвердил Игнат, нервно потирая подбородок. — Слушай, ну такого просто быть не может! Полкило сверху — это же нереально!

Нереально, так и есть. Но я четко осознавал, что времени у меня почти не осталось. Впереди полчаса, за которые надо срочно решить проблему с лишними пятьюстами граммами. Иначе все закончится даже не начавшись.

(обратно)

Глава 4

Я впервые увидел, как Игнат выходит из себя. Он тяжело выдохнул, быстро повернулся и направился к комиссии. Я видел, как он ожесточено что-то обсуждает с представителями Федерации, показывая руками на весы.

Специалист, который проводил взвешивание, несколько раз отрицательно покачал головой. Что-то показал Игнату, судя по всему сертификат на весы. Тренер внимательно прочитал и с хлопком положил на стол. Лицо специалиста осталось каменным.

Вскоре Игнат вернулся обратно, еще более раздраженный, чем прежде.

— Сказали, что все проверено, — процедил он сквозь зубы. — Показали сертификат, уверяют, что весы точные и никаких проблем быть не может. Типа проверяли несколько раз, все идеально.

— Может, тогда это наши весы дурят? — осторожно предположила Настя.

— Наши? — Игнат покачал головой, хмурясь. — Да не может быть…

Время таяло стремительно, и сейчас не имело значения, кто и почему ошибся. Главное было одно — мне надо было за эти проклятые полчаса скинуть лишние пятьсот граммов. Я понимал, что споры сейчас бесполезны. И «справедливость» понятие относительное. Сейчас уж точно.

— Ладно, — резко оборвал я их спор. — Сейчас не до выяснений. Мне нужно срочно сгонять вес. Полкило за полчаса, другого выхода нет.

Игнат взглянул на меня с одобрением и одновременно с тревогой.

— Пошли, времени мало. Надо успеть.

Я молча развернулся и, скрипя зубами от досады, быстро зашагал к выходу из зала. Мы вышли в соседнюю комнату, где бойцы, не сделавшие вес, сгоняли лишнее.

— Сколько осталось? — спросил я у Насти.

— Двадцать три минуты, — ответила диетолог.

Время неумолимо тикало, и мне нужно было как можно скорее скинуть эти злосчастные полкило. Настя быстро раскрыла спортивную сумку и вытащила небольшие электронные весы. Спешно выставила их на ровную поверхность.

Я встал на весы, видя те же цифры, что раньше — 83 килограмма 950 граммов. Может поверхность здесь неровная? Но нет, переставив весы на другое место, мы получили тот же результат.

— Так, Саша, нужно сгонять быстро и эффективно, — сказала Настя, глядя на экран весов. — Лучше всего подойдут интенсивные упражнения. Бег в высоком темпе, прыжки на скакалке. В твоем случае лучше начать со скакалки и берпи, они быстро гонят воду.

— Тогда приступаем сразу, — сказал Игнат, подавая мне скакалку.

Я взял скакалку и сразу же начал прыгать. Темп набрал очень высокий, чувствуя, как буквально через пару минут тело покрылось потом. После пяти минут прыжков без передышки диетолог скомандовала переходить на берпи.

— Максимальная интенсивность, давай, быстрее!

Я отбросил скакалку и начал выполнять берпи, стремительно падая в отжимание и выпрыгивая вверх. Тело буквально горело, сердце бешено стучало в груди, пот уже струился по вискам и шее, превращаясь в ручей. Но я упорно продолжал, отсчитывая повторения в уме.

— Еще минут пять, и хватит! — скомандовал Игнат. — Давай Саня! Выжимай из себя все!

Я ускорил темп, мышцы начали жечь огнем. Сил уже почти не осталось, я расходовал последние ресурсы организма, подводя его на самую грань. Хорошо понимал, что завтра мне ой как непросто придется в бою.

— Все, достаточно! Саша, становись на весы, быстрее! — вмешалась Настя.

Я тяжело дыша, ступил на весы, стараясь унять дрожь в ногах. Диетолог нервно взглянула на экран и облегченно выдохнула.

— Восемьдесят три и четыреста пятьдесят. Скинули ровно пятьсот граммов! Вес сделан, точно уложились.

— Красавец Саня! — Игнат захлопал в ладоши.

Но Настя вдруг нахмурилась.

— А вдруг весы у меня барахлят? — прошептала она.

— Проверь тогда, — раздраженно буркнул Игнат, явно не желая верить в худшее.

Настя быстро осмотрелась и схватила бутылку с водой, где была указана точная масса в полтора литра.

— Литр воды примерно равен одному килограмму…

Она поставила бутылку на весы и замерла, закусив губу. Через мгновение ее лицо расслабилось.

— Ровно полтора килограмма. Весы точные.

— Ну вот и отлично, — выдохнул Игнат. — Теперь точно должны уложиться, по-другому просто быть не может.

Я с трудом перевел дыхание, чувствуя, как напряжение слегка отпускает меня. Теперь оставалось вернуться обратно к комиссии и доказать, что я все-таки сделал этот проклятый вес.

Самочувствие оставляло желать лучшего. Перед глазами, как мушки, начали мелькать блики, не предвещающие ничего хорошего.

Мы вернулись обратно, напряженные и молчаливые, словно боялись спугнуть удачу. Я вновь подошел к весам, стараясь не замечать ироничных взглядов Маги и его компании. Они явно рассчитывали на мою неудачу.

— Повторное взвешивание в 84 килограмма! — громко объявила представительница Федерации.

Я снова разделся до трусов. Тяжело выдохнул, быстро и решительно ступил на холодную платформу весов. Специалист с непроницаемым лицом начал вновь колдовать с весами. Он пристально всматривался в шкалу.

Время, казалось, остановилось.

Я смотрел на его руки, почти физически ощущая, как воздух вокруг сгущается. От напряжения на скулах ходили желваки.

Наконец, после мучительно долгой паузы, специалист коротко на меня глянул.

— Восемьдесят четыре килограмма и двести граммов, — спокойно и холодно произнес он. — Перевес.

Слова прозвучали, словно удар грома среди ясного неба. Я почувствовал, как ноги становятся ватными, и на секунду даже потерял ощущение реальности.

Как такое вообще возможно?

Только что я сделал вес с запасом, мы проверили все тщательно и были уверены в результате!

— Это ошибка! — резко сказал Игнат, подходя ближе и пытаясь сохранить спокойствие. — Мы только что проверяли, вес был идеальным!

— Извините, но весы показывают четко, — отрезал специалист, совершенно равнодушно. — Перевес двести граммов, попытка провалена. Если у вас есть претензии, вы можете направить их в Федерацию письменно.

Игнат потряс пальцем, я буквально услышал, как скрипнули его зубы. Но тренер сдержался.

Представительница Федерации без эмоций внесла пометку в свои бумаги. После холодно посмотрела на меня.

— У вас осталась последняя попытка и еще полчаса, чтобы уложиться в лимит. Если и она провалится, мы будем вынуждены снять вас с боя.

Я стоял молча, чувствуя, как внутри медленно закипает ярость и отчаяние. Вокруг снова поднялся тихий, но явный шепот. Довольная ухмылка вновь заиграла на лице Маги.

Игнат коснулся моего плеча, чуть сжав его.

— Пошли, разберемся, что тут не так. Это просто невозможно…

Я молча развернулся и снова отошел к своим. Каждая клетка моего тела буквально протестовало против этой несправедливости, которую я никак не мог понять.

Стоя в стороне, я наблюдал, как представительница Федерации обратилась к Маге с формальным вопросом. Но этот вопрос звучал почти оскорбительно для меня в этот момент.

— Если соперник не сделает вес, согласны ли вы на бой с его перевесом?

Мага демонстративно ухмыльнулся, скрестив руки на груди.

— Я с перевесом драться не буду.

Слова прозвучали резко, вызывающе и жестоко. Я почувствовал, как внутри все закипает от возмущения и злости. Это было какое-то безумие. Уже сгонять было нечего, мое тело обезвожено, кружится голова, но вес… 84 килограмма я не могу показать.

Игнат резко шагнул к весам и, не сдерживая раздражения, потребовал проверить эти весы лично.

Представители Федерации не стали возражать, лишь молча отошли в сторону. Игнат быстро ступил на наши личные весы, которые держала диетолог.

— Девяносто два килограмма ровно! — объявила Настя.

Затем Игнат шагнул на официальные весы Федерации, с вызовом глядя на специалиста.

— Проверяйте!

Специалист спокойно начал перемещать гирьки, пристально всматриваясь в шкалу.

— Девяносто два килограмма ровно, — холодно и равнодушно произнес он.

Игнат, казалось, на мгновение застыл, явно не ожидая такого совпадения. Растерянно посмотрел на диетолога и на меня.

— Но у меня совпадает… Значит, проблема не в весах…

— У меня-то почему тогда разница? — тихо спросил я, уже почти теряя самообладание.

Игнат повернулся к специалисту, изо всех сил пытаясь держать себя в руках.

— Дайте взвеситься Александру еще раз. У нас явно какая-то странность.

Но представительница Федерации непреклонно покачал головой.

— Нет, вы прекрасно знаете правила. У Александра есть еще полчаса и последняя попытка. Если не уложится, он снимается с боя. Хотите сделать третью попытку досрочно?

Игнат сжал кулаки, лицо его покраснело от бессильной ярости. Я стоял, не понимая, как вообще такое возможно. Эта нелепая ситуация словно выбила почву из-под ног. Что-то здесь явно было не так, но времени разобраться с этим почти не оставалось.

— Пошли, Саш, — тихо и мрачно сказал Игнат, забирая наши весы. — Другого выхода нет. Надо как-то сгонять, хоть и непонятно уже, что тут сгонять…

Мы снова оказались в небольшой комнате рядом с залом взвешивания, где только что пытались сгонять вес. Время утекало стремительно, и каждый взгляд на часы заставлял меня нервничать все сильнее.

— Давай снова, Саш, еще немного, — тихо подгонял Игнат, но в его голосе звучала явная тревога.

Настя плеснула мне в лицо воду, начала растирать по телу.

Я выполнял берпи и прыгал на скакалке, делая все, что мог. Но минут через пять сил не осталось окончательно. Тело отказалось подчиняться, дыхание было тяжелым и хриплым. Коснувшись грудью пола я больше не мог встать.

— Все, Саш, хватит, — одновременно сказала Настя, внимательно смотря на меня. — Вставай на весы, посмотрим, что получилось.

Игнат помог подняться. Я осторожно встал на весы, пытаясь не шататься. Цифры замерли на отметке 83 килограмма 400 граммов.

— Пятьдесят граммов скинул, — разочарованно прошептала диетолог. — Все… вес встал… дальше опасно, ребят. Не восстановимся или в больничку загудим…

Игнат задумался.

— Так, надо полностью раздеваться, снимай трусы. Это еще граммов сто минус. Иначе мы вес уже не сделаем!

Он сунул мне полотенце.

Я не мешкаясь быстро собрался с мыслями и без лишних слов стянул с себя трусы, оставшись полностью голым. Настя быстро отвернулась, слегка покраснев. Игнат помог обернутся полотенцем.

— Пошли, Саш, это последний шанс, надо сделать вес…

Я шагнул в коридор и направился к залу, чувствуя, как внутри поднимается странная смесь отчаяния и упрямой решимости. Полотенце надежно укрывало меня от взглядов окружающих, но мне уже было все равно. Единственное, что сейчас имело значение, — уложиться в проклятый лимит и наконец-то покончить с этим абсурдом.

Когда я подошел к весам, пытаясь скрыть внутреннее напряжение за маской внешнего спокойствия, в нескольких метрах от меня стоял Мага. Он откровенно издевался, с ухмылкой поедая какой-то протеиновый батончик и демонстративно запивая его. Каратель внимательно следил за моими движениями, наслаждаясь тем, как я мучительно пытаюсь сделать вес.

— Ну че, драться-то будем, э? Вес сделаешь, жиесть? — нагло и громко спросил он, чтобы все слышали.

Его слова прозвучали как пощечина. Внутри вспыхнула злость, но я сдержался. Сначала дело — потом все остальное. Мага усмехнулся, явно довольный реакцией публики, которая тихо зашепталась, наблюдая за нами.

Представительница Федерации подошла к нам, не обращая внимания на слова Маги, строго на меня посмотрела.

— Напоминаю, что это ваша последняя попытка. Если вы снова не уложитесь в лимит 84 килограммов, мы снимаем вас с боя.

Слова резанули по самолюбию. Я никак не мог допустить, чтобы бой, к которому я тяжело готовился, был отменен по такой нелепой причине.

— Держись, Сань, сейчас главное вес сделать. Все остальное потом, — как мог подбодрил меня Игнат.

Я глубоко вдохнул, снова подходя к весам и чувствуя на себе взгляды десятков людей. Медленно и осторожно ступил на холодную платформу весов.

Специалист опять начал манипулировать гирьками, словно нарочно затягивая процесс.

И вдруг…

Мой взгляд случайно упал на его руку. Я едва заметил, как он осторожным, почти незаметным движением прикрепил что-то маленькое к нижней стороне одной из гирь.

Я напрягся, мгновенно насторожившись. Присмотревшись внимательнее, разглядел небольшой магнит, установленный на гирьке и явно создающий погрешность.

В голове все сразу стало на свои места — вот почему мой вес постоянно был неверным!

Специалист наконец остановил гирьки. Я видел, что весы показывают восемьдесят четыре килограмма и сто граммов.

Перевес.

Я не дал ему ничего сказать. Быстро наклонился, резко и крепко схватив его за запястье. Сделал это так, чтобы никто ничего не увидел.

Глаза мужика расширились от неожиданности и страха, но он не успел произнести ни слова.

— Что за игры? — тихо, но грозно прошипел я, не выпуская его руки из своей. — Думаешь, я не заметил, что ты делаешь?

Он замер, лицо его стало бледным, на лбу выступили капли пота. Паника явно отражалась в его глазах.

— Я… я не понимаю… о чем вы, — заикаясь, начал он, пытаясь вырваться из моего захвата.

— Ты прекрасно понимаешь, — резко оборвал я его шепотом, сильнее сжимая запястье. — Магнит на гирьке. Думаешь, никто не догадается? Ты че творишь, старый козел? На хрен убирай магнит, живо!

На нас уже начали смотреть. Представительница Федерации приподнялась из-за стола.

Специалист затравленно оглянулся, и торопливо, дрожащими пальцами снял магнит с гирьки. Я тотчас выхватил его у него. Лицо мужика побледнело, руки едва заметно подрагивали.

— Все в порядке? — спросила протокольщица.

Я резко отпустил его запястье и глубоко вдохнул, снова встав на холодную платформу весов.

На этот раз специалист быстро и без лишних движений переместил гирьки, и почти сразу объявил совершенно другой результат.

— Восемьдесят три килограмма четыреста граммов. Вес сделан.

Я почувствовал, как из меня разом вытекает напряжение, сменяясь гневом и усталостью. Получается, из-за этих «поломанных» весов, которые на самом деле намеренно испортили, я вынужден был сгонять лишние шестьсот граммов, совершенно изматывая себя перед боем.

В голове сразу всплыло лицо Хайпенко, его злобная усмешка и хитрый взгляд. Я уже не сомневался, что это его рук дело. Все было сделано специально, чтобы максимально истощить меня перед схваткой с Магой. Но поднимать скандал сейчас? Я ничего этим не добьюсь…

Нет, отвечать надо на ринге.

— Сделал вес, молодец, Саш! — радостно воскликнула Настя.

Игнат поднырнул мне под руку, поставляя плечо, чтобы я не упал прямо с весов, совершенно обессиленный.

— Я знал, что ты справишься, Санек! Теперь пусть поберегутся…

Мы ушли снова в комнату, в которой сгоняли вес. Игнат тут же дал мне бутылку с водой, помог сделать несколько жадных глотков. Настя быстро достала какой-то энергетический батончик.

— Съешь, силы вернутся быстрее.

Я благодарно кивнул, сделал первый укус, сразу ощутив, как напряжение немного спадает. Настя уже копошилась в сумке и доставала все необходимое для капельницы.

Но злость внутри меня не проходила.

Я повернулся и решительно направился прямо к Маге.

— Ты куда Сань⁈ — насторожился Игнат.

Я не ответил.

Мага стоял чуть в стороне, спокойно попивая протеиновый коктейль из кружки и лениво поглядывая в мою сторону.

Подойдя ближе, я остановился, глядя ему прямо в глаза.

— Нечестно игру ведешь, да Мага? — проскрежетал я.

Он прищурился, чуть оторвав кружку от губ.

— Ни понимаю, о чем ты, брат? — с наигранным непониманием спросил Каратель.

Я не сводил с него взгляда.

— Да так, ничего особенного. Просто готовься лучше к бою…

И прежде чем он успел ответить, я демонстративно бросил магнит прямо в кружку, из которой он пил. Кусок металла с тихим звоном ударился о стенки кружки и утонул в напитке. Мага на секунду замер, непонимающе глядя в свою чашку, а затем его глаза расширились от осознания произошедшего.

— Ты чё творишь, э⁈ — взревел Каратель, размахивая чашкой и расплескивая напиток.

Мага замахнулся и со всей силы швырнул кружку в меня. Все произошло за долю секунды, на инстинктах я вскинул руку, блокируя удар.

Чашка ударилась о мое предплечье и содержимое кружки полетело обратно на Магу, обливая его лицо и футболку.

На мгновение зал замер в полной тишине, а затем вспыхнул настоящий хаос.

Мага, покрытый липким напитком, взревел от бешенства и рванулся ко мне. Я приготовился его встретить, но Карателя тут же схватили братья. Попытались удержать, что-то яростно выкрикивая на своем языке.

— Отпусти баля! Я этого пса порву нах! — бушевал Мага, пытаясь вырваться и добраться до меня.

Игнат тут же встал между нами, заслоняя меня собой.

— Все, Саш, хватит, хорош!

Вокруг уже суетилась охрана и представители Федерации. Охрана пыталась растолкать людей и развести нас по разным углам.

Меня быстро оттеснили в сторону, а Магу с его братьями увели в соседнюю комнату, где они продолжали шуметь и ругаться.

Игнат, едва справляясь с гневом, достал телефон, цедя с раздражением:

— Совсем уже охренели! Думают, что им все позволено? Сейчас посмотрим.

Он быстро набрал номер. Поднес телефон к уху.

— Пацаны, срочно по адресу, — дождавшись ответа бросил он.

Тотчас назвал адрес медцентра.

— Двадцать человек, минимум, а то клоуны вообще берега попутали.

На том конце провода все поняли сразу, лишних вопросов никто не задавал. Игнат отключился, убирая телефон.

— Сейчас пацаны подскочат, — заверил он. — Теперь пусть попробуют что-то ещё выкинуть. Мы им такое не спустим. Пусть знают, что славяне тоже объединяться умеют!

Драки итого удалось избежать. Через пару минут, когда обстановка немного утихла, ко мне подошел один из организаторов. Высокий, строгий мужчина в костюме с бейджем на груди. Он был явно недоволен произошедшим конфликтом. Я знал, что Хайпенко выступал резко против конфликтов в присутствии представителей Федерации.

Честно?

За такую выходку с весами надо было выжить этот чертов коктейль из кружки на голову Сергея.

— Александр, — официально начал организатор, тщательно подбирая слова. — У вас ровно полчаса на восстановление и отдых. После этого состоится медийное взвешивание и финальная битва взглядов с вашим соперником.

Я не ответил, все еще чувствуя напряжение после конфликта. Игнат стоял рядом и внимательно слушал организатора.

— Прошу вас быть готовым и избегать любых конфликтов до начала боя, — продолжил мужчина. — Вы и так на грани серьезных санкций за произошедшее.

— Понял, — коротко ответил я, сохраняя спокойствие и не выдавая раздражения.

Организатор взглянул на часы.

— Полчаса. Постарайтесь привести себя в порядок. Помните, что за конфликты вне камер вам никто не заплатит.

Он развернулся и быстро направился обратно к представителям Федерации.

Я проводил его взглядом. Неужели он не понимал, что далеко не все в этом мире упирается в деньги. И есть моменты, когда деньги не имеют никакого значения. То, что было у нас с Магой уже перешло в разряд личного.

— Ну что, Саш, отдохни немного, — Игнат приобнял меня за плечи. — Пойдем.

Я не стал возражать, отдых, пусть и короткий, был мне нужен позарез. Главное было восстановиться и сохранить холодную голову до самого боя.

Мы вернулись в небольшую комнату, где гоняли вес. Игнат закрыл за нами дверь, а Настя уже все подготовила для капельницы. Она разложила на столике рядом с кушеткой и повернулась ко мне.

— Александр, ложитесь сюда. Нужно срочно восстановить баланс, иначе сил на бой не хватит, — сказала она со знанием дела, снова перейдя на «вы».

Я лег, чувствуя, как кружится голова после всей этой гонки с весом. Диетолог аккуратно ввела иглу в вену и открыла капельницу.

— А это что ты мне сейчас вливаешь? — спросил я, наблюдая за прозрачной жидкостью, текущей по трубке.

— Обычный физраствор с глюкозой и витаминами, — спокойно ответила она, поправляя крепление. — Сейчас быстро восполним жидкости и электролиты. Через десять минут почувствуете себя намного лучше.

Игнат присел рядом и наблюдал за происходящим.

— Ему поесть что-нибудь можно сейчас?

— Да, конечно. Дайте ему немного банана и протеиновый батончик, чтобы быстро поднять уровень сахара, — ответила она.

Игнат сразу протянул мне батончик и небольшой кусочек банана. Я начал медленно есть, постепенно чувствуя, как возвращаются силы.

Через несколько минут головокружение стало отпускать. Я даже ощутил, как по телу разливается приятное тепло, словно я был телефоном, подключенным к быстрой зарядке.

Каждая минута под капельницей возвращала мне уверенность и энергию, а дыхание становилось глубже и ровнее.

Наконец капельница закончилась. Диетолог осторожно извлекла иглу и улыбнулась, глядя на меня.

— Ну как? Лучше теперь?

Я сел на кушетке и осторожно размял плечи, прислушиваясь к ощущениям собственного тела.

— Гораздо. Ты не обманула, так же быстро восстановила, как согнала вес, — выдохнул я.

— Теперь ты снова в строю. Пошли, скоро финальная битва взглядов.

Мы с Игнатом направились в отдельный зал, подготовленный специально для медийного взвешивания и финальной битвы взглядов. Войдя внутрь, я сразу заметил съёмочную группу V-fights. Операторы проверяли камеры, звукооператоры настраивали микрофоны, а яркий свет прожекторов ослепил на пару секунд.

Атмосфера здесь явно отличалась от предыдущих помещений. Все было ярче, эффектнее, показушнее. Ну и конечно везде висели плакаты лиги и наших с Карателем физиономий, как участников главного боя вечера.

Посреди зала стояли весы,рядом небольшая площадка, где должны были свести бойцов лицом к лицу. В стороне, недовольно скрестив руки на груди, стоял Хайпенко собственной персоной. Он внимательно смотрел в нашу сторону, явно оценивая мое состояние после всего произошедшего.

Я ответил ему холодным взглядом и молча прошел к весам.

— Это уже просто формальность. Весы ничего не покажут, просто объявят твой официальный вес.

Мы остановились, ожидая команд от организаторов.

Тем временем в зал постепенно начали заходить другие участники и их команды. Атмосфера наполнилась нетерпеливым ожиданием.

— Как самочувствие, Саш? — поинтересовался Игнат.

— Гораздо лучше, — честно ответил я. — Спасибо капельнице, конечно.

Хайпенко наконец взял в руки микрофон и шагнул на середину зала. Съемочная группа быстро включила камеры, направляя объективы на него.

— Ну что ж, друзья, настал момент взвешивания главного боя нашего вечера! — громко и торжественно произнес Хайпенко. — Саша Файтер против Маги Карателя!

Он выдержал короткую паузу, наслаждаясь вниманием, и затем повернулся ко мне.

— Прошу пройти на весы Сашу Файтера!

Я направился к весам, чувствуя на себе десятки пристальных взглядов и направленные объективы камер. Взойдя на платформу, выпрямился, сдержанно глядя прямо перед собой.

Хайпенко демонстративно посмотрел на весы, хотя все понимали, что это лишь формальность, и громко объявил:

— Вес Саши Файтера — восемьдесят три килограмма четыреста граммов!

В зале раздались одобрительные возгласы и аплодисменты. Я спокойно сошел с весов и вернулся к Игнату.

— Все четко, — негромко сказал он.

В этот самый момент двери в зал резко открылись, и внутрь уверенно вошли наши ребята из клуба. Они быстро подошли ко мне, встав по бокам так, что я ощутил их надежную поддержку за спиной.

— А вот и наши подъехали, — негромко заметил Игнат. — Теперь пусть попробуют хоть что-то себе позволить.

Хайпенко снова поднес микрофон ко рту, но прежде чем заговорить, что-то слушал в наушнике.

— Теперь приглашаю к взвешиванию соперника Саши Файтера — Магу Карателя! — наконец, объявил он.

Двери напротив открылись, и внутрь медленно вошел Мага, сопровождаемый двумя крепкими охранниками. Его братья, те самые бородачи, шли следом и злобно засверкали глазами в мою сторону. Они явно попытались двинуться ко мне, но тут же остановились, увидев моих ребят в майках с логотипами клуба «Тигр». Понимая, что силы уже равны, они предпочли ограничиться лишь тяжелыми взглядами и тихими угрозами себе под нос.

Мага уверенно прошел к весам и встал на платформу. Хайпенко выдержал паузу.

— Вес Маги Карателя — ровно восемьдесят четыре килограмма! — громко произнес он.

Мага демонстративно напряг мышцы, хищно улыбнувшись, а его сторонники одобрительно загудели.

Хайпенко снова взял микрофон и сделал жест рукой, требуя тишины. Шум в зале немного стих.

— Уважаемые бойцы и гости! В связи с беспрецедентным конфликтом между главными участниками сегодняшнего вечера и их командами, организаторами было принято решение усилить меры безопасности, — объявил он.

Выдержав драматическую паузу, он указал рукой на прозрачную перегородку, которую в этот момент уже быстро устанавливали рабочие в центре площадки.

— Для того чтобы участники не травмировали друг друга до боя. Чтобы битва взглядов состоялась, — говорил Сергей. — Между бойцами будет находиться защитное стекло. Поэтому даже не пытайтесь устроить драку сейчас! У вас все равно ничего не выйдет! Мага, Саша, я обращаюсь к вам!

Хайпенко строго но «демонстративно» взглянул сначала на меня и мою команду. А затем на Магу и его команду. Сергей явно давал понять, что любые провокации будут пресечены мгновенно. Вот только на деле он хотел совершенно иного.

Я почувствовал легкое раздражение от того, что нас выставляют чуть ли не дикарями. Однако быстро взял себя в руки. Впереди был бой, и там я планировал сказать все, что хотел. Сейчас нужно оставаться спокойным, чтобы не дать соперникам ни единого шанса вывести меня из себя раньше времени.

Хайпенко махнул рукой, давая нам знак приблизиться к перегородке для битвы взглядов. Я вышел вперед, остановился перед прозрачным стеклом. Мага с перекошенной от злости харей встал с другой стороны.

Я хладнокровно посмотрел Карателю прямо в глаза. Мага приблизился со своей стороны и тоже впился в меня взглядом, полным ненависти и вызова.

Несколько секунд мы просто стояли молча, сцепившись глазами. Я чувствовал, что давлю его, поэтому Мага внезапно, с резким рычанием, ударил головой по стеклу. Преграда задрожала, но выдержала удар.

Я даже не вздрогнул, продолжая смотреть на него, без единой эмоции на лице.

Увидев, что провокация не сработала, Мага еще больше разозлился.

— Закончили! — мгновенно взревел Хайпенко. — Все, хватит! Бой завтра, приберегите свои силы!

Охрана начала разводить нас по разным концам зала, а я лишь коротко кивнул. Давал понять Маге, что его выходки не произвели на меня никакого впечатления. Завтра бой, и там уже нельзя будет спрятаться за стеклом.

Завтра все решится на деле.

* * *

Когда мы вернулись в комнату для восстановления, Настя уже раскладывала на столе заранее приготовленные контейнеры с едой. Все они были подписанные и пронумерованные.

— Так, сейчас очень важно грамотно восстановиться, — начала она объяснение. — Организм после обезвоживания все еще сильно ослаблен. Силовые показатели падают, потому что тело не хочет выдавать энергию. Если начать перегружаться прямо сейчас, организм уйдёт в еще большее истощение. Поэтому нагрузку надо минимизировать.

— Я уже заметил, — ответил я, садясь на стул и чувствуя, как до сих пор слегка кружится голова.

Настя открыла бутылку воды, добавила туда порошок из небольшого пакетика. Все тщательно встряхнула, перемешала.

— Здесь электролиты и изотоник, — пояснила она, протягивая мне бутылку. — Надо пить примерно по литру в час. Учитывая, что сейчас двенадцать дня, а бой завтра вечером в десять… времени у нас около суток. Вычитаем восемь часов сна и три часа до до боя, когда ничего есть или пить не надо. Остаётся примерно тринадцать часов активного восстановления. За это время мы спокойно можем вернуть 7–8 килограммов жидкости, — радостно сообщила она.

— А выпью больше — больше наберу? — спросил я, осторожно делая первые глотки суспензии.

— Да, конечно, — подтвердила она. — Но перебарщивать не надо, организм может просто не усвоить лишнюю воду и тогда будет обратный эффект

— Иначе опять будет стресс для организма. А нам сейчас лишние проблемы не нужны, — подтвердил Игнат.

Диетолог достала контейнер с едой и открыла его.

— Теперь по еде. Тут белки, жиры и углеводы в разумных количествах. Понимаю, что сейчас хочется съесть все подряд, но лучше поесть два раза понемногу, чем один раз объесться и нагрузить себя дополнительно.

Она показала мне маленький контейнер с сухофруктами.

— Сухофрукты тоже можно, в них много витаминов. Но совсем немного, иначе трудно усвоится, — пояснила она и указала на еще один контейнер. — Тут кишмиш, без косточек и кожуры. Он отлично усваивается и дает много энергии. Также можно бананы — легкие, много калорий, хорошо перевариваются.

— Понятно, — сказал я, кивнув и отхлебнув еще немного из бутылки.

— Саш, главное не беги сейчас в ресторан и не наедайся там стейками с соусами, — расхохотался Игнат.

— Да, соусы и жирную пережаренную пищу лучше полностью исключить сейчас, — серьезно добавила диетолог. — Мясо только отварное или запеченное, и то немного. Но все таки лучше придерживайся того питания, которое я даю. Все подписано, я пришлю режим на телефон.

Она закончила раскладывать контейнеры и с облегчением выдохнула.

— Если все сделаем правильно, завтра будете чувствовать себя идеально. Все понятно?

— Более чем, — подтвердил я.

Я видел, что девчонка сильно переживает после казуса на взвешивании. Хотя вины Насти в случившемся не было ни на грамм.

— Слушай, спасибо тебе огромное. Честно говоря, без тебя я бы точно не справился. Это было жестко, но явно того стоило, — сказал я.

Диетолог улыбнулась, слегка смущенно поправив волосы за ухо.

— Это моя работа. Главное, что вы сейчас себя лучше чувствуете.

Я повернулся к Игнату, который всё это время спокойно стоял рядом, не вмешиваясь в инструктаж.

— Игнат, и тебе отдельное спасибо. Без твоей моральной поддержки пришлось бы гораздо тяжелее.

— Да брось ты, Санёк! Ты красавчик. Большинство пацанов после таких ситуаций сдаются, начинают ныть, психовать и вообще снимаются с боя. А ты выдержал весь этот ад до конца. Реально горжусь тобой!

— Ладно, теперь будем делать все, чтобы завтра был результат, — добавил я уверенно, глядя на своих верных помощников. — Осталось совсем чуть-чуть потерпеть.

— Ты давай чуть еще приди в себя, а потом поедем, — сказал Игнат, взглянув на часы. — Я пока к пацанам выйду, спасибо скажу, что все свои дела бросили и откликнулись.

— От меня привет и благодарность тоже передавай.

Игнат ушел. Настя продолжила возиться с контейнерами, все перепроверяя по десятому кругу. А в комнату вошел Шама с довольной улыбкой на лице. Он держал в руках какую-то яркую футболку. Подойдя ко мне, Шама развернул ее, демонстрируя логотип.

— Сань, смотри, какая красота получилась! — гордо объявил он, растягивая футболку передо мной. — Логотип мастерской дяди Ибрагима напечатали, четко вообще!

Я рассмотрел футболку. Действительно, яркий логотип автомастерской смотрелся на ткани отлично.

— Да, выглядит круто, — я показал большой палец.,

Шама засиял от похвалы.

— Кстати, правки, которые Алина предложила, идеально подошли. Передай ей от меня спасибо и привет.

— Хорошо, передам обязательно, — ответил я и взял футболку в руки, быстро переоделся.,

Конечно, висела она… слишком свободно.

— Блин, Сань, че-то не подумал, что ты так много веса скинешь. Надо было майку поменьше брать…

— Да ничего страшного, Шам, — спокойно ответил я, чуть потянув ткань вниз. — Нормально сидит, так пойдет. Тем более Настя говорит, что я еще к завтрашнему дню наберу вес.,

— Ладно, главное, чтобы завтра был крутой бой. Майка это уже вторично. Дядя там твой мерс, как себе делает! — заверил он.

— Дай бог.

— Кстати, Санек, — Шама достал телефон и быстро что-то набрал на экране. — Ты видел, что начался обратный отсчет твоего боя?

Он развернул экран в мою сторону. Там был яркий постер с моей и Маги фотографиями. Над ним крупный счетчик времени, который постепенно уменьшался, показывая часы, минуты и секунды до начала поединка.

Я заметил, что под постером уже собралась целая гора лайков и комментариев.

— Посмотри, сколько народу отписалось! — восхищено сказал Шамиль, пролистывая страницу вниз. — Большинство топит за тебя. Реклама боя уже буквально из каждого утюга идет.

— Неплохо, — спокойно отметил я, внимательно читая комментарии.

— Пять тысяч мест раскупили, — с энтузиазмом добавил Шама. — Осталась всего тысяча свободных билетов. Завтра будет полный зал, зуб даю!

— Значит, есть для кого стараться. Завтра нужно будет оправдать ожидания…

Я не договорил, в этот момент у меня в кармане завибрировал телефон. Я достал его и увидел на экране имя одного из братьев-близнецов Паши. Вызов принял.

— Саня, поздравляю! — бодро и громко раздался голос Паши. — Красавчик, что сделал вес. Как себя чувствуешь?

— Нормально уже, восстанавливаюсь потихоньку, — ответил я.

— Отлично! Слушай, я тут уже билеты взял для себя и съемочной бригады. Решили финальный выпуск нашей серии как раз на твоем бое сделать. Будем снимать репортаж с турнира, так что готовься, желаю тебе победы!

— Спасибо, брат, приятно слышать, — ответил я искренне.

— Да за тебя полный зал топит уже, вообще! — продолжал он восторженно.

— Ну, не совсем, — поправил я. — Там вроде еще тысяча билетов оставалась.

— Ты давно смотрел продажи? — хмыкнул близнец. — Глянь сейчас!

— А что случилось?

— Случилось то, что я только что новый ролик выложил. С твоим участием. И билеты разлетелись, как горячие пирожки. Проверь сам.

Через секунду телефон пиликнул сообщением. Я перешел по ссылке на сайт продаж билетов. Там с удивлением увидел, что за последние полчаса все оставшиеся билеты были полностью раскуплены.

— Ну что, увидел? — довольно спросил Паша. — Весь зал под завязку, Сань, ты просто звезда! Ладно, брат, отдыхай и готовься! Завтра увидимся.

(обратно)

Глава 5

Результат действительно был отличный. Я не успел отвести взгляд от телефона, как наткнулся глазами на уведомление. Алина опубликовала новый пост.

Мгновение, и я уже открыл ее страничку. Сердце почему-то екнуло… Алина сделала репост со страницы своего бывшего. Фото было таким, что даже не нужно было ничего объяснять.

Совместное.

Пара улыбалась, держалась за руки, а в подписи мелькало что-то двусмысленное про «новые жизненные шаги». И смайлик в виде обручальных колец.

Я почувствовал, как напряглась челюсть. На несколько секунд завис, пристально глядя на экран.

Намек понят… принят.

Настя застегивала сумку, явно собираясь уходить. Я опустил мобильник и вырос перед ней, чем за малым девчонку не напугал.

— Насть, на вечер какие планы? Давай сходим кофе попьем?

Диетолог удивленно посмотрела на меня, явно не ожидая такого приглашения. Но секунда и на ее лице появилась искренняя улыбка.

— Планов нет, я свободна. Так что с удовольствием, — ответила она и замялась. — Только не кофе, кофе тебе сейчас пить не рекомендуется. И это… настрою не помешает?

— Нисколечко, — заверил я.

Сам быстро убрал телефон в карман, стараясь не думать о том, что заставило меня внезапно пригласить ее на кофе. Просто нужно было отвлечься… да и что душой кривить, она симпатичная девчонка.

— Мне нужно буквально пять минуточек, собраться, — смущаясь сказала она.

— Нет проблем.

Настя продолжила возиться с сумкой, но уже заметно быстрее. Ко мне же подошли наши пацаны из клуба. Окружили меня, шумно переговариваясь между собой.

— Сань, ну ты как? — спросил Миша.

— Лучше всех, за поддержку спасибо, — поблагодарил я.

— Ты красавчик, думали уже не сдюжишь, когда тебя вокруг весов гоняли!

Мы немного еще пообщались о том о сем. Мне на самом деле была важна их поддержка.

— Завтра всем народом на твой бой планируем прийти, чтоб за тебя топить как следует, — пообещал Миша.

— Да и вообще, — улыбнулся Гена, сжимая кулак и рассматривая его с разных сторон. — Завтра и Шама выступает, так что будет двойной удар. Мы с вами!

Гена бросил салют Шамилю, который развалился на стуле у кушетки и лазал по телефону.

— Будем за вас обоих орать до хрипоты!

— И не только орать, если потребуется, — подмигнул Миша. — А то я смотрю кенты у твоего соперника себе лишнего позволяют.

Я еще раз поблагодарил пацанов. И за то, что они нашли время и приехали сегодня, и за то, что завтра они не оставят нас поддержки.

— Рад, мужики, жду, — заключил я.

— Да ладно, Сань, вообще не вопрос. Ты завтра главное покажи все, что умеешь.

Мы попрощались и пацаны ушли. Настя как раз собралась, и уже ждала меня у двери. Что мне нравилось в этой девчонке, так это ее стеснительность. С Алиной в этом плане они будто бы находились на разных полюсах.

Игнат, тоже вернувшийся с пацанами, все это время разговаривал по телефону. Но заметив, что мы собираемся уходить, взмахнул рукой.

— Вы идите, конечно, отдыхайте, но завтра в три часа дня обязательно в клубе собираемся, — сказал он, прикрывая пальцем динамик на телефоне. — Мне сейчас еще кучу бумажек нужно оформить, чтобы завтра спокойно в угол выйти.

— Без проблем, будем вовремя, — уверил я его.

Шама наконец убрал мобильник и поднялся, подтягивая штаны.

— Ты все брат, погнал? Да че то замотался, родня говорит на меня убойный коэффициент у букмекера. Пол аула уже поставило, так что проигрывать нельзя!

Он задумчиво поскреб макушку, в упор глядя на меня.

— Сань, слушай, а завтра секундировать меня будешь? — вдруг спросил он. — А то, кроме Игната, и некому выйти. Ты реально круто советы даешь. Без тебя тяжко будет.

— А что мне за это будет? — пошутил я.

Ну да, что Шамиль напрягся, хлопнул его по плечу.

— Да вообще не вопрос, Шам, конечно выйду, Тем более, что твоя поддержка сегодня тоже сильно помогла.

Шама с облегчением выдохнул.

— Спасибо, братан, реально выручаешь.

— Главное, чтобы помогло.

В этот момент со стороны двери послышался раздраженный голос. В дверном проеме стоял один из администраторов V-fight с кислой рожей.

— Господа, долго еще будете? У нас вообще-то аренда помещения закончилась! Или вы планируете сами дальше платить? — недовольно выдал он.

Кислая рожа у него была наверняка из-за того, что получил втык от Хайпенко. Игнат резко развернулся к нему, явно раздраженный этим тоном.

— Слушай, зал закроешь, когда мы уйдем. Потерпи минуту, не сломаешься!

Администратор недовольно поджал губы, что-то пробормотал себе под нос про «оставленный мусор». Но решил не вступать в открытый конфликт. Вышел обратно в коридор, громко хлопнув дверью.

Я повернулся к диетологу, которая все это время терпеливо ждала у двери с сумкой в руках.

— Ну что, пойдем?

Первый вдох свежего воздуха после душного помещения — тот еще кайф. Я даже почувствовал, как слегка закружилась голова. Район я не знал, поэтому уже думал обратится за помощью к «электронике». Но пройдя несколько метров, заметил уютное кафе на противоположной стороне дороги.

— Зайдем? — предложил я Насте.

— Хорошо, — улыбнулась она, слегка ежась от вечернего ветерка.

В кафе было тихо и почти безлюдно. Мы заняли небольшой свободный столик у окна, и официант сразу подошел принять заказ.

— Мне апельсиновый фреш, пожалуйста, — сказала диетолог и покосилась на меня. — Ну чтобы поддержать строгую диету.

Я заказал себе зеленый чай. Пить до сих пор хотелось, а в горле оставалось так сухо, будто феном высушили. Кстати, коварное ощущение. Если пойти у него на поводу, жидкости можно вылить столько, что на бой выйдешь отечным.

Официант принял заказ и отошел, а я откинулся на спинку кресла, пытаясь сбросить напряжение после взвешивания.

— Спасибо, что решила составить компанию.

Она смущено поводила пальцем по столешнице.

— Спасибо, что позвали в кафе, а то я с этим взвешиванием чуть в обморок не упала, — призналась Настя. — Я же думала, что серьезная организация и таких проблем здесь не будет…

Разговаривать про работу, когда ты от неё отдыхаешь — история так себе. Поэтому я мягко улыбнулся и коснулся пальцами ее руки.

— Насть, мы на же на ты перешли, да?

— Да, — она порезала на кресле и призналась. — Постоянно забываю, у меня есть такая особенность, что когда нервничаю сразу перехожу на вы!

— Расскажи лучше о себе. А то мы вроде столько общаемся, а о тебе я почти ничего не знаю, кроме того, что ты диетолог.

Я видел, что девчонка сильно стесняется. И знал, что лучший способ, чтобы она перестала нервничать — разговорить.

Руку, кстати, она убирать не стала.

— Я диетолог, училась много лет, потом пошла в спортивную медицину…

Пока готовили наш заказ, Настя рассказала мне, что всего пару лет назад приехала в Москву из Краснодара. Здесь с подружкой снимает комнату и мечтает купить квартиру.

— Вот уже полгода, как начала откладывать… — призналась она. — Хотя с такими ценами, я квартиру еще долго не смогу купить.

Цены на недвижимость действительно были заоблачные. Суммы за квартиры в Москве исчислялись даже не миллионами, а десятками миллионов.

В 1996 году тоже, кстати, было так. Квартира в той же Москве стоила миллионов сто. Естественно, в пересчете на то, что деньги тогда совсем ничего не стоили… и эти сто миллионов равнялись где-то двадцати тысячам долларов.

Сейчас же за двадцать тысяч долларов можно было купить разве что комнату далеко за мкадом. Да и то…

— Мне всегда нравилась медицина, но в традиционной больнице работать не хотела. А спорт это жизнь, здесь интересно, движуха. И вот теперь помогаю таким ребятам, как ты, правильно питаться и восстанавливаться. Как-то так… — закончила диетолог свой рассказ. — А ты, расскажи о себе?

Девчонка, наконец, оживилась и втянулась в разговор.

Я чуть усмехнулся, задумавшись на мгновение. Забавно, что если скажу девчонке правду, то она даже фреш допивать не станет. Сочтет, что на тренировке мне отбили мозги.

К столику подошла официант, услужливо поставив фреш девчонки и мой чай.

Я поймал себя на мысли, что неплохо бы обзавестись легендой для таких вот «откровений». Придумать себе историю.

— Да особо и рассказывать нечего, — признался я. — Боксом занимаюсь давно, всю жизнь почти тренируюсь. В остальном я, наверное, скучный тип. Тренировки, бои, снова тренировки.

— Ну уж нет, — возразила Настя. — Скучный человек так бы сегодня не проявил себя на взвешивании!

Я засмеялся от того, как забавно девчонка морщит носик, пробуя фреш.

— Ну, может быть.

Дальше мы болтали обо всем подряд. Настя оказалась классной девчонкой, увлекалась верховой ездой, рисованием, мечтала побывать в разных странах. Я несколько раз ловил себя на мысли, что между девушками в 2025 году и 1996, как будто… целая пропасть.

Совершенно разные интересы, все другое.

Внезапно Настя достала телефон, чуть подвинулась ближе ко мне.

— Давай с тобой сфотографируемся? На память, так сказать.

— Конечно, — сказал я, тоже подвиваясь ближе.

Она быстро сделала фото, посмотрела на результат и удовлетворенно кивнула. Кстати, та еще редкость в это время, когда девушка удовлетворяется всего одной «попыткой» сфотографироваться.

— Отлично получилось! Ты не против, если я выложу?

— Нет, конечно.

— А то мне надо будет потом сделать отчет! Ну что мы работали… сейчас без этого никуда, без портфолио, — начала она объяснять, одновременно делая пост в соцсетях. — Добавишь меня в друзья? Я кинула запрос. А то у тебя наверное столько уведомлений, что ты половину не читаешь.

— Я вообще стараюсь туда поменьше заходить, — вздохнул я. — Но запрос приму.

Я достал мобильник, зашел в соцсеть и нажал на колокольчик, где «накопилось» несколько тысяч уведомлений. Быстро нашел запрос Насти на добавление в друзья и подтвердил.

На странице увидел кучу фоток с едой, тарелками… а последним постом — нашу фотку, которую она сделала толко что. Сразу поставил лайк. А потом вспомнил пост Алины с бывшим. Не раздумывая тоже сделал репост фото с Настей к себе на страницу.

Глубоко внутри я понимал, что делаю это специально, чтобы Алина увидела.

Почти сразу увидел на экране уведомление, что Алина поставила лайк на эту фотографию. Увидел, и выключил телефон. Не знаю, весогонка так повлияла или настроение было такое, но я почувствовал какое-то удовлетворение.

Выйдя из кафе, мы неспешно двинулись по улице. На улице заметно посвежело, огни города отражались в лужах на асфальте. Некоторое время мы шли молча. Я уже поглядывал на часы, помня о том, что на сегодняшний поздний вечер у меня есть другие планы.

— Спасибо за беседу. Давай вызову такси? — предложил я, остановившись у перекрестка.

Она снова смущенно потупила взгляд.

— Да, я тут близко живу. Спасибо, что проводил. Завтра обязательно приду тебя поддержать на бое.

— Буду ждать.

Диетолог чуть помедлила, а затем подняла на меня глаза. Я увидел в ее взгляде неподдельный восторг, а вместе с ним тепло, от которого внутри стало неуютно.

Она сделала маленький шаг ко мне, чуть приподнялась на цыпочки, собираясь поцеловать меня.

И именно в этот момент в моем кармане резко завибрировал телефон, издав сигнал, установленный специально для сообщений от Алины.

Я резко, почти инстинктивно чуть повернул голову, и Настя замерла, в глазах мелькнула растерянность. Чтобы не обижать девочку, я наклонился и сам поцеловал не в щеку.

— Все нормально, не переживай, — шепнула она.

Она еще раз коротко улыбнулась, развернулась и быстро пошла по улице. Быстро растворилась в вечернем свете фонарей, свернув на ближайшей улице.

Оставшись один, я достал телефон. На экране горело сообщение от Алины.

«Поздравляю», — коротко написала она.

Через секунду пришло второе сообщение:

«Смотрю, ты неплохо проводишь время:)»

Я не стал открывать. Не хочу. Как и глупости делать не хочу, вовлекая хорошую девушку в ненужную ей историю. Это я про Настю.

Идти на поводу у собственных эмоций было бы нечестно. Глубоко вздохнув, я пошлел по улице в другую сторону. У меня есть дела поважнее, чем разгадывать загадки Алины.

Заказав такси, через двадцать минут я уже был в моем зале. Настроение было на удивление бодрым, несмотря на сложную велогонку.

Марик с Виталей, как и я, вложившие душу в наш новый зал, еще были здесь. Красавчики, при первой же возможности отблагодарю больше, чем уже обещал.

— Саня, привет!

Марик и Виталя поочередно протянули мне руку.

— Мы смотрели в прямом эфире взвешивание, — восторженно заговорил Виталя. — Ты, конечно, красава, так легко вес сделал, блин!

Я усмехнулся про себя. «Легко», ага… если не считать, что я там за малым не сдох. Знали бы пацаны, какой ад творился за кадром. И через что мне пришлось пройти, чтобы эти чертовы цифры на весах наконец-то совпали.

— Да уж, пришлось немного постараться, — ответил я, не став вдаваться в детали.

— Кстати, а ты вообще в курсе, что ты фаворит? — хитро улыбнулся Марик, с интересом наблюдая за моей реакцией. — Судя по коэффициентам в конторах! Люди, видимо, считают, что ты легко Магу разберешь.

Информация была весьма любопытной. Публика да, была уверена, что я должен победить… но букмекеры то явно знали больше обычных зрителей. Я быстро сложил два и два и понял замысел организаторов. Людям показывали только успешную часть взвешивания, чтобы создать иллюзию моей уверенности и легкости.

На такого бойца охотно поставят деньги. На самом деле, после всех мучений, которые я пережил, мои шансы могли показаться профессионалам совсем не такими радужными. И логично бы коэффициент чуть порезать… но зачем? Если выводить бабки, то только так. Ставить на Магу, зная, что он точно выиграет. И обналичивать, сколько душе угодно.

— Саня, мы тоже в тебя верим! — заверил Марик.

Я не стал озвучивать свои мысли пацанам.

Медленно обошел зал, оглядываясь. Все было готово к тому, чтобы вешать мешки, собирать ринг и остальное тоже по мелочи. Осталось от силы пару дней, чтобы зал был окончательно подготовлен.

— Красавцы мужики, — похвалил я пацанов. — Когда отгрузка?

— Да вот до десяти обещали привести, — пояснил Марик.

— Ближе к десяти, — уточнил Виталя.

Накануне мы в коллаборации с близнецами заказали кучу всего. Снаряды, резиновое покрытие, всякий разный инвентарь. Все то, что делало просто отремонтированное помещение боксерским залом. Выбранным товаром я был доволен и ждал, когда магазин, наконец, сделает доставку.

Хотелось, конечно, побыстрее. Но, во-первых, всё это добро, а там будет целый груженный грузовик, сейчас складывать некуда. Во вторых, помещение под установку ещё нужно подготовить, а Марик и Виталик сделали это только наполовину.

Саму доставку я принять не мог, как раз на это время была назначена стрелка. Но что мог — помочь пацанам подготовить зал.

Я взглянул на часы, до стрелки оставалось еще достаточно времени.

— Командуйте, — сказал я, закатывая рукава.

Следующие пару часов мы активно возились по залу. Работа кипела, и время летело быстро. Мне заодно следовало переключиться от мыслей по бою. Много думать о предстоящей схватке даже вредно — перегоришь. Любой бой это не только физическая подготовка, но и ментальная. И последняя подчас важнее.

Я между делом поймал себя на мысли, что еще недавно это помещение было настоящей заброшкой и больше походило на свинарник, чем на спортивный клуб. Пыль, грязь, разбросанный мусор, разбитые окна и гнилые доски — вот что встретило меня, когда мы пришли сюда впервые. Сейчас все изменилось до неузнаваемости.

Заброшка превращалась в зал для бокса и кулачных боев. Скоро посередине будет красоваться новый ринг. По периметру будут висеть боксерские мешки и груши. А на полу будет застелено новое резиновое покрытие.

Видя с каким воодушевлением работают пацаны, я понял, что для них зал так же важен, как и для меня.

Оставалось только разобраться с последней проблемой перед открытием. Мошенниками, встреча с которыми уже совсем скоро устранит проблему. Ну а потом, сразу после боя, я планировал открыть зал.

— Доставку примете? — попросил я пацанов, когда мы наконец закончили с приготовлениями.

— Не вопрос! — заверили оба.

— А я ненадолго отлучусь, ну или надолго, там посмотрим.

— Че такое?

— Да так, дела, — я отмахнулся. — Игорю надо помочь.

Марику и Витале о наших с Игорем делах знать было вовсе не обязательно.

Я отошел в сторону, достал телефон и набрал номер Игоря. В трубке раздался гудок, и почти сразу после него — второй, на котором он тут же ответил. Было очевидно, что Игорь давно сидел у телефона и нервно ждал моего звонка.

— Алло, Саня? — напряженно спросил он, чуть запыхавшись, словно все это время бегал вокруг телефона. — Блин, я уже два раза поседел, пока тебя ждал!

— Ты там держись, рано еще седеть. Ну что, готов ехать?

Игорь на секунду замолчал, словно собираясь с духом.

— Готов! — решительно заявил он. — Прямо сейчас подъезжать?

— Подъезжай. Жду тебя возле зала.

— Уже выезжаю, — Игорь положил трубку.

(обратно)

Глава 6

Не прошло и десяти минут, как к залу подъехала старая потрепанная «Газель» Игоря. Машина остановилась у тротуара, и он быстро вышел из кабины, захлопнув за собой дверь.

Выглядел он так, будто еще немного — и Игорь окончательно сорвется. Лицо было заметно побледневшим, а в глазах читался испуг. Но испуг смешанный с решимостью человека, которому уже нечего терять.

— Привет, Игорь, — сказал я, внимательно оглядев его. — Ты как там, держишься?

— Держусь, — буркнул он.

Огляделся и чуть приподнял рубашку, из-за ремня торчал пистолет. Не боевой, «Оса» — травмат. Тоже опасная штука, если стрелять с небольшого расстояния. Кости дробит, как за здрасьте.

— Я до конца пойду, если че, Сань, — зло процедил он. — Достали меня эти конченные уроды!

— Опять звонили, угрожали? — прямо спросил я.

Игорь нервно одернул рубашку, пряча травмат.

— Да они совсем с ума сошли. Я как ты советовал, трубку перестал брать, так они теперь каждые пять минут звонят и сообщения пишут. Просто достали уже… дочь говорила, что у школы видела, как кто-то за ней следил… Жене на работу звонили. А вчера…

Игорь тяжело вздохнул и рассказал, что вчера обнаружил под своей входной дверью квартиры кучу собачих фикалий.

Он достал телефон, протянул мне, словно в подтверждение своих слов. Я взял телефон, разблокировал экран и сразу увидел десятки непрочитанных сообщений и пропущенных вызовов. Тут же была фотография того самого, что подбросили ему под дверь… прямо в сообщении.

Быстро пролистав переписку, я нахмурился. Угрозы были конкретными и жесткими. Явно направленными на то, чтобы окончательно сломать Игоря морально. Действовали эти ребята грязно. Впутывали семью, чего делать нельзя категорически.

— Да уж, ребята конкретно берега попутали, — пробормотал я, чувствуя нарастающую злость.

— Я про что! Мне они сколько угодно могут угрожать, а семью то на хрена трогать? — пропишел Игорь. — Я это так на оставлю… ты же поможешь, Саш? Не передумал?

Игорь посмотрел на меня с тревогой, но и с надеждой. Словно ждал решения проблемы именно от меня.

Я вернул ему телефон.

— Пистолет мне дай, — попросил я.

— Зачем? — удивился он.

— За стенкой. Ты в таком состоянии, что можешь наворотить делов. А нам надо вопросы решить, а не новые неприятности множить.

Я понимал, что Игорь был перевозбужден. Вот только я хорошо помнил правило, что если ты пистолет достаешь — стреляй. Игорю это было ненужно.

Мужик мне доверял, поэтому колебался недолго. Вытащил «Осу», протянул мне. Я убрал травмат себе за пояс. Посмотрим — понадобится ли?

— Все, успокойся. Сейчас поедем и поставим на этом точку. Больше никто тебе звонить не будет. Обещаю.

— Хорошо, Саня, я тебе верю, — ответил Игорь. — Только давай побыстрее это решим. Сил уже нет никаких…

Он запнулся.

В этот самый момент телефон в руках Игоря снова резко зазвонил. Мужик вздрогнул, побледнел еще сильнее и молча посмотрел на меня.

— Они? — спокойно спросил я.

— Суки…

— Дай-ка, напомню им прописные истины.

Игорь молча протянул мне телефон. Я взял трубку и принял вызов.

— Ну что, молодежь, к встрече готовы? — спросил я уверенно.

На другом конце на секунду замешкались, не ожидая услышать мой голос.

— Опять этот, ага… — послышалось из динамика.

Мошенники переговаривались между собой. Думали, что я не приеду? Наивные.

— Слышь, ты без мусоров приедешь? — наконец громко проговорил собеседник. — Заявы строчить не будешь?

— Без, если, конечно, вы сами их не вызовете, — холодно ответил я. — Ты с базара не съезжай, в десять на месте будете? У меня на тебя не заява, а предъява есть.

— Будем, ждем вас тогда, если ты такой борзый. На бэхе пятерке, черного цвета…

— Главное, дождитесь, — перебил я. — А какой я борзый узнаете.

Я отключил вызов. Отдав телефон Игорю, я положил ему ладони на плечи посмотрел прямо в глаза.

— Ну что, поехали шороху наведем?

Игорь с трудом сглотнул, но решительно кивнул, собирая волю в кулак.

— Поехали, хочу уже закончить с этим.

Мы подошли к машине, я внимательно осмотрел потрепанную «Газель» Игоря. В голове формировался план действий.

— Не против, если я поведу? — спросил я. — Ты сегодня явно на нервах, лучше тебе отдохнуть немного.

— Да без проблем, Сань, садись, — не стал возражать ответил Игорь, протягивая ключи.

Мы забрались в кабину, и я попытался завести двигатель. Машина затарахтела с трудом, мотор чихнул, закашлялся и только на третьей попытке нехотя завелся. Я покосился на Игоря, который виновато развел руками.

— Ну да, старая она у меня, сам видишь. Уже сто раз собирался поменять ее. А как только собрался не сложилось.

Я переключил передачу, но скорость вошла с трудом. Что-то заскрежетало под капотом, а подвеска глухо застучала, когда мы тронулись с места.

— Да уж, понимаю теперь, почему ты ее поменять хочешь, — прокомментировал я, пытаясь приспособиться к «Газели». — Такую разве что на металлолом сдавать.

— Ну вот металлоломом я и занимаюсь, — со слабой улыбкой сказал Игорь. — У меня небольшой пункт приема металла. Дело непростое, много не заработаешь, но зато волка ноги кормят, как говорится. Постоянно туда-сюда мотаться приходится.

Игорь вздохнул и посмотрел в окно. Задумался и некоторое время молчал, а потом все же продолжил.

— Нам-то с женой много не нужно. А вот дочурке хочется дать хорошее образование, одеть нормально, обувь, вещи… Сам знаешь, как сейчас дорого все. Вот коплю потихоньку. Мечта у дочи в хороший университет поступить, а ты сам знаешь какие бабки за обучение просят. А я стараюсь, чтобы хоть это для нее получилось.

— Сколько сейчас за поступление хотят?

Я решил поддержать разговор чтобы Игорь хоть немного отвлекся.

— Пол ляма каждый год надо отстегивать! — возмущено ответил он, видимо я задел его за живое. — Ты прикинь, я бесплатно институт заканчивал в конце 80-х, даже нет — мне государство бабки платило… а тут!

Он в сердцах махнул рукой.

— Не, ну взятки так-то еще в девяностые вымогали, но за поступление. А каждый год на лапу давать — жирно, да, — согласился я.

— Сань так в том то и дело, что это не взятки! Взятку раз дал и забыл на хрен. А тут я же говорю, каждый год надо государству платить. Теперь как в Америке! Хочешь чтобы ребенок учился — плати блин!

Я, честно говоря, об этом нововведении не знал. Но Игорь прав — фарсом тут веяло за версту. Ну нельзя делать в нашей стране образование платным. Иначе большая часть населения пойдет мимо института. Не всем школу заканчивать со всеми пятерками. Есть просто смышленые девчата и пацаны. Смышленые, но не из обеспеченных семей. На заводе сколько работяга получает? Ну полтинник плюс минус, так что ему все свои деньги на учебу отдавать за ребенка?

Я невольно почувствовал уважение к Игорю, ощутив, какой он простой и работящий мужик. Пахал, чтобы его семье жилось лучше. Внутри поднялась злость от того, что такие люди, как Игорь, становятся легкой добычей всякой мрази.

Я молча сжал сильнее руль. В голове промелькнула мысль, что не позволю я этим уродам дальше на нем ездить. Где сели на голову, там и слезут.

Так, разговаривая обо всем и ни о чем, мы подъехали к месту встречи. Это была большая парковка возле сгоревшего торгового центра на окраине города.

Заброшка выглядела мрачно и неуютно. Грязные, разбитые окна, облезлые стены, пустые бутылки и мусор, разбросанный вокруг. У меня невольно возникла параллель с залом. Интересно, как там пацаны — приняли доставку? Знали бы Виталя и Марик чем мы тут с Игорем занимаемся…

Я медленно подъехал поближе, но заезжать на парковку не стал. Остановился за углом здания, заглушил двигатель. Выйдя из «Газели» подошел к углу внимательно огляделся.

В нескольких десятках метров от нас я сразу увидел BMW пятой серии. Она была единственной машиной на парковке. Рядом с ней вразвалочку прохаживались пятеро крепких парней. Вот и наши мошенники, приехавшие на стрелку.

Игорь подошел ко мне, выглянул из-за угла. Потом беспокойно посмотрел на меня, нервно потерев рука об руку.

— Сань, а как ты вообще собираешься с ними разговаривать? Может, внатуре ментов вызвать? Быки какие-то…

— С такими не разговаривают. Их ставят на место, жестко и сразу, — ответил я. — Менты здесь не помогут, это надо сделать самим.

Игорь громко сглотнул, но ничего не ответил. Явно доверял мне и моему решению.

В этот момент его телефон снова зазвонил. Игорь закусил губу и посмотрел на экран, а затем на меня — мол, снова они. Так и было, я видел как один из быков поднес к уху телефон.

Я взял у Игоря мобильник и ответил.

— Ну че ты, где тебя носит-то, а? — услышал я знакомый раздраженный голос. — Мы тут уже заждались!

— Скоро буду, — спокойно ответил я, глянув на часы — время было без двадцати десять. — В назначенное время. Не переживайте и не дергайтесь.

— Смотри, не опаздывай! — бросили в ответ и отключились.

Я вернул Игорю мобильник. Мошенники явно нервничали. Может они и были настроены решительно, но волновались они так, что я даже через динамик это ощущал. Правильно волнуются, я не собирался играть в игры.

Я внимательно присмотрелся к BMW, она стояла почти у самой стены торгового центра. Пятеро парней, наконец, находившись, сели в машину. Из динамиков послышался блатнячок, а из открытых окон повалили густые клубы дыма от вейпов.

Чуть дальше за зданием я заметил, как заканчивались парковка, метров через пять переходя в крутой обрыв. Заброшенный торговый центр стоял на холме, и площадка, где находилась BMW, заканчивалась почти отвесной стеной, спускающейся вниз метров на десять.

Игорь все это время не находил себе места.

— Саня, а ты что, реально собираешься к ним идти? Может, все-таки людей каких-то позвать? Или хотя бы камеры взять, чтобы заснять все?

— Нет, Игорь. На такие встречи с камерами не ездят, и с людьми лишними тоже. Слишком многое может пойти не так, — ответил я.

Он явно забеспокоился еще сильнее. Пришлось немного приоткрыть завесу тайны своего плана, который окончательно выстроился в голове.

— Но кое-кого вызвать все-таки надо, ты прав. Без поддержки нам не обойтись, на случай если ситуация выйдет из-под контроля.

Игорь облегченно вздохнул, а я тут же достал телефон. Быстро пролистал контакты и набрал номер пацанов с эвакуатора. Через несколько гудков я услышал бодрый голос на другом конце провода.

— Алло, Санек, привет!

— Пацаны, ваша помощь нужна, — сказал я, не размениваясь на приветствия. — У вас или у знакомых случайно крана-манипулятора нет?

На секунду повисал пауза, явно парень соображал, где можно найти такой кран.

— Манипулятор? Найдем, а что делать будем?

Я усмехнулся, не сводя взгляда с BMW.

— Да нужно тут одних нехороших людей эвакуировать, — пояснил я. — Подъезжайте срочно, если есть возможность. Адрес по смс следом кину.

— Да вообще без вопросов, с удовольствием поможем, — откликнулся эвакуаторщик. — Скоро будем.

Я отключился и посмотрел на Игоря, который наблюдал за мной с растерянным и одновременно любопытным взглядом.

— Саня, ты че задумал-то? — с волнением спросил он, явно не понимая, к чему все идет.

— Скоро сам все увидишь. Просто доверься мне, ладно?

— Ладно… Я тебе доверяю. Делай как считаешь нужным.

Я отправил пацанам адрес и отправил голосовое, объясняя с какой стороны следует подъехать к торговому центру.

Примерно через пятнадцать минут к парковке подъехал манипулятор, за рулем которого сидели мои старые знакомые. Подъехали они, как я и просил — так, чтобы беспредельщики из BMW были не сном ни духом. Один из эвакуаторщиков высунулся из окна, приветственно вскидывал руку.

— Ну че, мы на месте. Что за дела-то у тебя тут?

Я кивком подозвал их выйти из машины. Парни вылезли из кабины и подошли, с любопытством оглядываясь. После я показал им BMW мошенников.

Потом отвел пацанов чуть в сторону и негромко, но уверенно начал объяснять свой план. Но прежде объяснил пацанам из-за чего случился конфликт.

Парни внимательно слушали, сначала удивленно переглядываясь. Потом вовсе нахмурились и явно засомневались в том, стоит ли им в это ввязываться.

— Санек, ты уверен? — наконец спросил один из них. — Дело-то серьёзное, мало ли чего потом будет…

— Уверен. Я бы вас зря не стал дергать. Без вас тут не справлюсь. Вы говорили, что обращаться могу — вот и обращаюсь. Просьбы то разные могут быть. А ваще дело соглашаться или отказываться.

Они снова переглянулись, помолчали несколько секунд.

— Ладно, раз такое дело, поможем. Делай, что задумал, — наконец, сказал один из них.

Второй эвакуаторщик тоже нехотя, но согласился. На лицах обоих читалась решимость, смешанная с волнением от того.

— Пацаны, повторю дело добровольное. На нет и суда нет, — твердосказал я.

— Давай уже начинать! — в голос сказали оба.

Я подошёл к старенькой «Газели» и хлопнул ладонью по капоту. На удачу, пусть приготовиться к тяжелой работе. Резко открыл водительскую дверь. Кабина слегка качнулась, когда я забрался внутрь и уселся за руль. Дверь заскрипела и громко хлопнула, отсекая звуки улицы.

Пацаны-эвакуаторщики без лишних вопросов полезли в кабину своего грузовика с краном-манипулятором. Машина мощно заревела, словно тоже была готова действовать, невзирая ни на что.

Игорь, до сих пор молча стоявший рядом и наблюдавший за моими действиями, открыл дверь с пассажирской стороны «Газели» и забрался на сиденье. Его лицо оставалось бледным, руки слегка дрожали, когда он сжал их на коленях.

Я взглянул на него, заводя двигатель, который, закашлявшись, ожил. На этот раз с первого раза.

— Ну что, Игорь, готов? — спросил я.

Спросил спокойно, чтобы хотя голосом передать ему уверенности.

Игорь несколько секунд молчал, глядя куда-то перед собой, а затем резко повернулся ко мне.

— Давай, Саня. Я не знаю, что ты задумал, но я тебе доверяю. Козлов надо наказывать!

Я крепко сжал руль и переключил передачу, проверяя сцепление, тормоза и газ. «Газель» подрагивала, словно стараясь сказать, что ей не нравится то, что предстоит делать. Но тут уж нравится не нравится…

— Ну тогда начали, — сказал я, взглянув в зеркало заднего вида.

Парни на манипуляторе уже дали знак, что готовы следовать за мной. Я плавно отпустил сцепление и надавил на педаль газа. Машина тронулась с места, двигаясь вперед к мошенникам. А заодно к тому, что должно было поставить точку во всей этой истории.

Вынырнув из-за угла, я резко вжал педаль газа в пол. «Газель» тут же взревела, как раненый зверь, и рванула вперед, набирая скорость. Кабина затряслась и наполнилась грохотом мотора и подвески.

Игорь сначала растерянно молчал, а потом, поняв, куда мы несемся, резко подался вперед. Он, схватившись за ручку двери, отчаянно завопил.

— Саня! Ты что творишь? Тормози, тормози немедленно! Ты же сейчас…

Я даже не посмотрел в его сторону, только еще сильнее вжал педаль газа в пол. В голове ясно и четко сложилась картина того, что должно произойти дальше.

BMW мошенников приближалась с каждой секундой, стоя у стены заброшенного торгового центра. Внутри, казалось, никто ничего не подозревал. Они продолжали лениво дымить вейпами, слушать блатнячок и беспечно пялиться в телефоны.

Мое сердце бешено застучало в груди, но руки не дрожали. Я держал руль крепко, пока «Газель» стремительно приближалась к BMW.

Игорь сжался в комок и снова закричал, еще громче и отчаяннее.,

— Ты с ума сошёл⁈ Саня, сейчас же разобьёмся!

Последние метры до BMW пролетели мгновенно. И в следующее мгновение Газель мощно и тяжело врезалась в черный блестящий бок иномарки.

Раздался ужасный металлический скрежет. BMW, словно игрушка, дернулась в сторону. Ее колеса взвизгнули по асфальту, и машину отбросило к стене здания. Я не стал сбавлять скорость, продолжая давить бэху бампером. Тем самым окончательно зажимая машину мошенников между бампером «Газели» и бетонной стеной торгового центра.

Металл заскрипеть, двери BMW оказались зажаты и полностью заблокированы. Через стекло было видно, как мошенники начали панически дергать ручки, пытаясь выбраться наружу, но тщетно.

Наконец я резко затормозил, «Газель» дернулась и замерла, упершись бампером в бок BMW. Я заблокировал иномарку окончательно.

В кабине на несколько секунд воцарилась тишина, а потом снаружи раздались крики и удары изнутри заблокированной бэхи.

Игорь, бледный как полотно, ошеломленно смотрел перед собой, не в силах выговорить ни слова.

— Ты… ты совсем спятил… — едва выдохнул он.

Я улыбнулся ему, словно мы только что припарковались на обычной стоянке.

— Все под контролем, Игорек.

На полу кабины «Газели», за водительским сиденьем, я заранее приметил огнетушитель и небольшой, увесистый молоток с деревянной ручкой. Я наклонился, достал оба предмета.

— Саня… Саня, ты что задумал? — тихо, почти испуганно спросил Игорь, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Сиди здесь и не высовывайся, — ответил я, не давая ему возможности что-то возразить. — Сейчас будет весело.

(обратно)

Глава 7

Я открыл водительскую дверь и выскочил на асфальт. BMW мошенников было плотно зажато, кузов был слегка помят. Обе двери деформировалась и явно не открывались. Внутри пятеро парней яростно дергали ручки, пытаясь открыть заблокированные двери. Лица у них были перекошены от ярости.

Один из мошенников заметил меня. Он начал кричать через стекло, размахивая руками и брызгая слюной от гнева.

— Ты че творишь, урод⁈ Ты совсем попутал?

Интересно, они уже поняли, что наша разборка началась? Я с невозмутимым видом поднялся на капот BMW, держа в одной руке молоток, а в другой огнетушитель. Прицелился в лобовое стекло. Мужик на водительском замер, изумленно уставившись на меня.

— Ты че делаешь, псих⁈ — заверещал он, колотя по лобовому стеклу изнутри.

Но я уже замахнулся и резко опустил молоток прямо на стекло. Стекло треснуло, паутина трещин мгновенно разошлась от места удара по всей поверхности. Второй мощный удар, и стекло полностью осыпалось мелкими кусками, прямо в салон.

— Ты охренел⁈ — снова истошно заорал тот же мошенник.

На этот раз я не стал слушать его вопли. Быстро направил раструб огнетушителя внутрь салона и резко нажал на рычаг. Мощная струя белой порошковой смеси ударила ему прямо в лицо и грудь. Он тут же заикнулся. Внутри бэхи тут же начался хаос: крики, кашель, попытки уклониться от порошка и закрыться руками.

Неприятно, наверное, химию в рот получать?

Неприятно. Но мы только начали!

Я опустил огнетушитель, присел на корточки, не сводя взгляда с мошенников.

— Ну что, пацаны, ждали меня? Дождались.

Мошенники, все перепачканные в пене, совершенно растерявшись, смотрели на меня выпученными глазами.

Я уверенно сжал в руке молоток, и легонько постучал по капоту, как бы невзначай. Дал понять козлам внутри, что готов продолжить разговор в таком же духе. Например, если они попытаются вылезти через лобовое. Но они не пытались, сидели, прижавшись друг к другу. Кашляли и старались стереть порошок с лиц и одежды.

— Значит так, молодежь, — начал я твердым, металлическим голосом. — Вы тут совсем, смотрю, берега попутали. На трудягу решили наехать? Реально не стремно вам мужика простого трепать? Человека, который просто хочет свою семью обеспечить и спокойно жить?

В салоне на секунду повисла мертвая тишина. Один из этих козлов, сидящий на переднем пассажирском, попытался что-то возразить.

— Слышь, ты чего вообще беспредел…

Я резко оборвал его, ударив молотком по капоту так, что грохот разнесся по всей парковке.

— Хавало закрой! Ты сейчас не базаришь — ты слушаешь.

Мошенники напряженно замерли, втянули головы в плечи, молча глядя на меня.

— Короче, ситуация простая. У вас два варианта. Первый — вы отдаете мужику миллион, машину, которую обещали, приносите свои глубокие извинения и катитесь отсюда к чертям, пока я добрый.

— Да пошел ты… — послышалось с заднего ряда сидений. — Дима, не он попутал…

Ясно.

Не хотят по людски договариваться. А когда люди не хотят, то зачем их заставлять?

Я повернулся и молча махнул рукой ребятам на манипуляторе. Парни сразу поняли мой сигнал, медленно подъехали к BMW.

Железные цепи и крюки тихо загремели. Эвакуаторщики начали цеплять машину мошенников за колеса и кузов, намертво фиксируя для дальнейших действий.

Мошенники засуетились, пытаясь понять, что вообще происходит и к чему все идет. Попытались вылезти, но тут уже я достал «Осу» и с улыбкой направил дуло в салон.

— Не дергайтесь, если с такого малого расстояния шмальну, то проломлю череп. Ну или дергайтесь, если вам череп не нужен, — сухо прокомментировал я.

Цепи были уже надежно закреплены. Один из эвакуаторщиков показал большой палец, давая понять, что все готово. Я коротко и благодарно и повернулся обратно к BMW.

— Ну что, пацаны, так какой вариант выбираете? Первый или все-таки второй озвучить? Смотрите, решайте быстрее, у вас не так много времени.

Козлы в салоне наконец осознали, что происходит. Внутри BMW началась настоящая паника. Ошейники отчаянно рванули к дверям, пытаясь хоть как-то их открыть. Водитель начал с силой дергать заклинившую водительскую дверь. Пассажир сзади бил кулаками по заднему стеклу, пытаясь его разбить. Остальные суетились и орали друг на друга, попросту не зная что делать.

— Выпусти нас, псих! Ты че творишь⁈ — заорал один из них.

— Ты забыл добавить пожалуйста, — хмыкнул я.

— Отпусти пожалуйста, ну пожалуйста!

Я медленно покачал головой.

— Не, не отпущу.

Вместо этого я поднял огнетушитель и снова направил его раструб внутрь салона. Дал пены прямо в их рожи. Они снова закашлялись, зажмурились и завершали.

— Успокоились, — сказал я тихо, опуская огнетушитель вниз. — Будете дергаться — будет хуже.

Я проверил фиксацию креплений, убедившись, что машина надежно закреплена. Затем, поймав взгляды эвакуаторщиков, дал понять, что можно поднимать.

Манипулятор тут же начал натягивать цепи, и кузов бэхи слегка дернулся вверх, чуть приподнявшись над асфальтом.

— Эй, ты че исполняешь⁈ Отпусти машину! — завопили из салона.

— Поздно, парни. Я дал вам шанс по людски решить вопрос, — ответил я, спрыгивая с капота

Мошенники было дернулись, но я не опускал пистолет. Машина постепенно оторвалась от земли, чуть раскачиваясь и повиснув на мощных цепях крана-манипулятора. Мошенники вцепились в кресла, руль и ручки дверей, окончательно потеряв надежду выбраться наружу.

Я спокойно наблюдал за происходящим, чувствуя внутри холодное удовлетворение. Теперь они были полностью в моей власти и наконец-то начали понимать, что шутить я не собираюсь.

Манипулятор медленно и плавно поднял бэху, заставив ее слегка раскачиваться на цепях. Эвакуаторщики начали разворачивать стрелу манипулятора, перемещая подвешенную машину. BMW поплыла в воздухе над парковкой. Прямо в сторону обрыва.

Внутри машины снова началась паника. Парни дико закричали, пытаясь открыть двери, но они были намертво зажаты после удара и деформации кузова. Один из них, наиболее снова попытался протиснуться через разбитое лобовое стекло. Но я взял его на прицел.

— Эй, эй, братан! Ты чего задумал? — истерически заорал он, глядя на меня глазами полными ужаса. — Опусти нас на землю! Все обсудим!

Но я даже не шелохнулся, холодно наблюдая за тем, как бэха продолжала двигаться к обрыву. Кран-манипулятор медленно развернулся над краем парковки, подвесив машину ровно над обрывом. Теперь она повисла на цепях над зияющим глубоким оврагом с камнями и мусором на дне.

Мошенники в салоне, глядя вниз через разбитое стекло, окончательно впали в отчаяние. Начали хаотично метаться, раскачивая машину еще сильнее.

— Сиди на месте, придурок! — заорал один мошенник на другого, вцепившись в его куртку. — Сейчас улетим все вниз!

— Выпусти нас, пожалуйста! — крикнул кто-то, и в голосе уже звучала не угроза, а жалкое отчаяние.

Я смотрел на эту картину маслом сверху вниз. Они получали то, что заслужили. Пусть теперь почувствуют на своей шкуре то, что испытывал Игорь, когда они довели мужика до отчаяния. Ситуация перевернулась, и они были в полной моей власти.

Я специально тянул время, давая этим козлам осознать свое новое положение. Один из них, наиболее перепуганный, высунулся через разбитое лобовое стекло. Цепляясь руками за край, он заорал на меня, срывая голос.

— Ты что делаешь, идиот⁈ Я ментам щас позвоню.

— Так мы ж без ментов договаривались? — я вскинул бровь.

— Да у меня знакомые в мусарне есть!

Только сегодня, за чашкой чая, диетолог Настя рассказывала мне про степени принятие — отрицание, гнев… я сначала не поверил, но все происходило точь в точь по накатанной.

— Есть и хорошо, если тебе не западло ментам жаловаться. Вот только зачем знакомого просто так беспокоить? Все нормально, мужики. Обычное ДТП. Я просто увидел, как вы застряли в машине, стекло разбил, чтобы вам выбраться помочь. Ну и огнетушителем залил, мало ли, вдруг загоритесь еще, не дай бог… — с насмешкой говорил я.

— Ты вообще что несешь, псих⁈ — снова заорал один из них, вцепившись в дверную ручку так, что пальцы побелели. — Какое ДТП⁈

— А потом, — невозмутимо продолжил я, игнорируя его вопли. — Я вызвал эвакуатор, чтобы вашу машину поднять и доставить куда следует. Только вот, понимаете ли, вместо больницы можно случайно и вниз свалиться, тут обрыв высокий, сами видите…

— Ты… Ты реально больной! Опусти нас на землю, сейчас же! — продолжал кричать мошенник, срывая голос.

Остальные в салоне присоединились к нему в истерике, начав громко умолять и материться одновременно.

Я усмехнулся, дожидаясь, когда гнев сменится торгом.

— Брат, а брат, давай договоримся⁈ Сам же говоришь, надо по людски договариваться⁈

Отлично, ждать долго не пришлось. Козлы теперь были готовы к переговорам.

— Теперь слушайте внимательно, молодежь. Напоминаю варианты. Первый я уже озвучивал, он для понятливых. Вы отдаете мужику миллион рублей, машину, которую ему обещали, и приносите ему свои извинения.

— Либо…

— Для непонятливых вариант нужен? — хмыкнул я. — Не вопрос. Во втором варианте вы делаете все тоже самое. Вернее не вы, а мы сами. А вы прямо отсюда отправитесь прямиком на тот свет. Других вариантов у вас больше нет.

Мошенники на мгновение замолчали, словно пытаясь переварить услышанное. Машина снова качнулась на цепях, заставив их панически вцепиться в кресла.

— Выбирайте быстрее, — жестко добавил я, глядя на часы, словно уже устал от ожидания. — Мое терпение не бесконечно. Если не хотите по-хорошему, то я могу и отпустить цепи. Мне все равно, а вот вам, кажется, не совсем.

Я сложил руки на груди и равнодушно посмотрел на мошенников. Еще минуту назад такие наглые и уверенные, теперь они в панике пытались решить, что делать дальше. У них началось то, что Настя называла депрессией. Предпоследняя стадия перед тем, как принять судьбу.

Но где-то «схема» сбилась. Парни в машине, оправившись от первого шока, снова попытались показать характер. Водитель, судя по всему лидер компании, чуть приподнялся, держась за разбитую раму лобового.

— Да ты блефуешь! Не сделаешь ты этого, кишка тонка! Опускай нас на землю, пока хуже не стало!

Остальные, приободрившись его словами, тут же начали поддерживать.

— Да, слышишь, ты не посмеешь! — добавил другой. — Ты в курсе вообще, с кем связался? Да мы пацанов на зоне греем! Да мы тебя…

Я даже не дослушал. Вместо ответа, обернулся к пацанам на манипуляторе.

— Отпускайте машину, ребят!

Манипулятор медленно, с расчетливой осторожностью, начал отпускать стрелу, словно собираясь реально сбросить машину вниз. BMW резко и пугающе качнулась.

Внутри автомобиля моментально вспыхнула очередная истерика. Кстати, я припомнил, что Настя говорила, что стадии могут повторятся, так что не совсем уж она не права.

Мошенники завизжали, как перепуганные дети. Они снова попытались лихорадочно открыть двери, разбить окна, но машина лишь сильнее раскачивалась от их хаотичных движений.

— Стой! Стой! — истошно завопил лидер, уже не скрывая паники и страха. — Хватит, хватит, пожалуйста, мужик, не надо! Все, все, мы поняли!

Я внимательно смотрел на их лица, с удовлетворением понимая, что мой план сработал идеально. Парни-эвакуаторщики остановили стрелу манипулятора, но BMW продолжала слегка раскачиваться

Внутри тачки повисла оглушительная тишина. Мошенники уже не пытались угрожать или торговаться. Наконец, водитель, на бледном лице которого застыло отчаяние, заговорил.,

— Мы на все согласны, только опусти нас на землю!

— Да что-то как-то не верится, у тебя гнилой базар, — я наигранно зевнул.

— Братан, клянусь, только не трогай больше стрелу! — чуть ли не плача, выдавил другой мошенник, вцепившись в плечо водителя и умоляюще глядя на меня.

Я повернулся к Игорю. Мужик все это время напряженно стоял в стороне и ошеломленно наблюдал за происходящим.

— Игорь, напомни-ка мне, брат, какая машина у тебя была у них заказана?

— Форд фургон на механике… Старый такой, обычный фургон…

Форд значит… я снова повернулся к мошенникам.

— Значит так, молодежь. За ваш косяк мужику вместо Форда отдаете Мерседес на автомате. И миллион рублей сверху, как компенсацию. И тогда мы забываем про эту историю.

Водитель попытался было снова начать спорить.

— Слышь, мужик, ну ты чего, какой Мерс? Это уже перебор…

Но я только обернулся к эвакуаторщикам и сделал едва заметный жест рукой. Манипулятор тут же с небольшим металлическим щелчком снова чуть пошевелил стрелой. Бэха опять резко качнулась, заставив мошенников в панике завизжать и снова вцепиться друг в друга.

— Ладно, ладно, стоп! — отчаянно завопил водила, хватаясь за голову и почти вжимаясь в сиденье. — Все, отдадим Мерседес, согласны! Только опусти, прошу тебя!

Договорились? Вроде как. Но на слово верить таким козлам — себя не уважать.

Я достал из кармана телефон и включил камеру на запись. Подойдя ближе к раскачивающейся машине, поднял телефон, начав запись.

— А теперь повторите все это на камеру. Чтобы потом не было никаких вопросов и проблем. Вы же пацаны конкретные, так? За слова отвечаете? Я слушаю.

Мошенники, уже сломленные морально и готовые пойти на все, быстро, сбиваясь и перебивая друг друга, начали говорить на камеру.

— Мы… признаем, что кинули на бабки Игоря, когда он покупал у нас машину…

— Обещаем вернуть миллион рублей…

— И вместо Форда… Мерседес отдадим ему, на автомате, как ты сказал…

— Свежий мерс, не старше трех лет, — добавил я. — Пл своей доброй воли, так? Вину сгладить.

— Свежий… мы все сделаем, братан, обещаем… вину сгладим.

Я спокойно снимал их лица, фиксируя каждое слово, каждое обещание. Закончив запись, убрал телефон.

— Поскольку вы непонятливые, поясняю, что дальше произойдет, — продолжил я. — Запись ляжет на стол ментам, которые закроют вас по мошенничеству, и вымогательству.

Мошенники бледные, как простыни, слушали.

— А там, когда поедете к хозяину, братва будет уведомлена, что вы конкретные фуфлыжники. Все понятно?

— Д-да…

— Ну вот и отлично. Оказывается вы понятливые, когда надо.

Я перевел взгляд на эвакуаторщиков.

— Все, пацаны, опускайте их на землю.

Стрела крана медленно развернулась в сторону парковки. BMW, еще слегка покачиваясь на цепях, поплыла обратно над асфальтом, удаляясь от края опасного обрыва.

Мошенники, чувствуя, что машина снова перемещается в безопасное место, чуть успокоились. Перестали истерично кричать, но все еще напряженно молчали, боясь хоть что-то сказать.

Манипулятор с коротким рывком резко опустил BMW вниз. Машина тяжело упала на асфальт, громко и резко взвизгнув амортизаторами, и стукнувшись днищем. Внутри снова раздались глухие, испуганные крики, затем воцарилась нервная тишина.

Я, держа в руках «Осу», подошел к водительской двери, которая слегка приоткрылась после падения. Резко дернул ее на себя, окончательно открывая.

— Вылезайте.

Мошенники, перепачканные порошком из огнетушителя, со стеклянной крошкой на одежде и волосах, начали выбираться из машины. Вылезали по одному, избегая моего взгляда, с испуганными и жалкими лицами. Теперь эти парни, которые считали себя крутыми и неуязвимыми, выглядели жалко и смешно. А говорили, что братва…

Водила медленно выпрямился, нервно оглядываясь и отряхивая порошок и стекло с одежды. Его взгляд быстро встретился с моим, и он поспешно отвел глаза.

— Что, теперь уже не такие смелые? — спокойно спросил я, пристально глядя на их понурые лица.

Мошенники молчали, их наглость, уверенность и спесь полностью исчезли. Теперь передо мной стояли перепуганные и растерянные мальчишки, которые слишком поздно поняли, что попали не на того человека.

Обессиленные, они начали опускаться на землю. Я неспешно присел перед ними на корточки, чтобы оказаться с ними на одном уровне.

— Значит так. У вас на то, чтобы выполнить свои обещания и рассчитаться с мужиком, есть ровно сутки. Не позже. Я понятно объясняю?

Мошенники торопливо закивали.

— Вопросы какие есть? — спросил я напоследок.

— Нет, нет вопросов, мы все поняли, — быстро пробормотал лидер. — Все сделаем как сказал, мы серьезно, братан, обещаем…

— Вот и молодцы, — я медленно поднялся. — Игорь, у тебя вопросы остались? Можешь озвучить. Вопросы у Игоря были. Он подошел к водителю, именно он совершал звонки.

— Козел ты, даже руки не хочу об тебя моргать.

Игорь еще с секунду посмотрел на водилу, пока тот не опустил взгляд.

— Все, построились и трусцой свалили на хрен. Тачку потом заберете, — распорядился я. — Или я Игорьку на металлолом её сдам.

Мошенники, не говоря ни слова, быстро двинулись прочь, спотыкаясь и оглядываясь. Через минуту они уже скрылись за углом здания.

— Игорь, нормально все? — я крепко сжал его плечо.

Лицо Игоря было бледным, глаза красными, желваки на скулах ходили, словно он с трудом сдерживал слезы.

— Саня… — выдавил он, голос его дрожал. — Я… я просто не верю, что это все реально произошло… Ты… ты правда сделал это…

Он снова замолчал и вдруг резко прикрыл лицо руками, плечи его начали мелко дрожать. Через мгновение стало понятно, что он не смог больше сдерживаться и тихо, по-настоящему разрыдался.

— Ну все, брат, успокойся. Все закончилось, теперь все в порядке, — мягко сказал я.

Он чуть опустил руки, вытирая ладонью слезы, и посмотрел на меня глазами, полными благодарности.

— Саня, да я просто не верю, — проговорил он, с трудом подбирая слова. — Я уже отчаялся совсем, думал, что все, пропал… Как теперь с этим жить, как семью содержать… А ты… ты взял и просто их… как щенков каких-то поставил на место…

— Да ладно, перестань. Я же говорил тебе, что все решим. Ты просто работяга нормальный, мужик честный. Такие, как ты, не должны терпеть вот такое. Я сделал то, что нужно было сделать, вот и все.

В этот момент подошли пацаны-эвакуаторщики.

— Ну что, парни, — Игорь повернулся к ним, стараясь взять себя в руки. — Спасибо вам, огромное спасибо, я… я не знаю, что сказать даже…

— Да ладно, — ответил один из эвакуаторщиков. — Главное, чтобы теперь все нормально было.

(обратно)

Глава 8

— Слушай, Игорь, давай мы вас на эвакуаторе сейчас до дома закинем? — предложил эвакуаторщик. — Газель-то вон вся мятая, завтра спокойно за ней заедем.

Игорь бросил на свою «Газель» тревожный взгляд. Передний бампер искривлён, капот чуть задран, а из-под радиатора капает охлаждающая жидкость. Сама машина слегка перекошена после удара.

Один из эвакуаторщиков подошёл поближе, глянул под днище и покачал головой.

— Она, походу, своё уже откатала. Там что-то течёт. Лучше не рисковать, — сказал он.

— Парни, вы мою «Газель» просто не знаете, — решительно сказал Игорь. — Она у меня после такого выживала, что этот удар для неё… так, ерунда.

— Серьёзно? — усомнился эвакуаторщик. — Ну, заводи тогда. Проверим твою «неубиваемую».

Игорь сел в машину, уверенно повернул ключ. Двигатель закашлялся, стартер натужно завыл и… стих. Двигатель даже не схватился.

— Вот тебе и неубиваемая…

— Подожди, это она так шутит, — на полном серьёзе ответил Игорь.

О «Газели» он говорил так, будто это не кусок металла, а друг. Примерно так же я говорил о своём «кабане». Когда автомобили старые, у них будто бы душа есть. Тут не поспоришь.

Игорь во второй раз повернул ключ, сильнее нажимая на газ. Двигатель снова завыл, завибрировал… и после нескольких мучительных секунд всё-таки заработал. Из выхлопной плюнуло густое облако сизого дыма.

— О, видали! — радостно крикнул Игорь, высунув голову в окно. — Говорил вам, что она живее всех живых!

Эвакуаторщики удивлённо переглянулись. Я, честно говоря, тоже думал, что машину Игорь уже не заведёт.

— Да, видимо, мы твою Газель недооценили!

Игорь помахал рукой и нажал на педаль газа. Машина сначала нехотя, словно преодолевая внутреннюю боль, двинулась вперёд. Однако метров через десять набрала ход и спокойно покатила к выезду, оставляя за собой небольшой шлейф дыма и пятно технической жидкости на асфальте.

На выезде Игорь ещё раз громко просигналил, попрощавшись с нами. «Газель» свернула на дорогу, скрывшись на трассе.

— И правда неубиваемая, — негромко проговорил эвакуаторщик, уже более уважительно глядя вслед автомобилю.

— Сань, может, тебя хоть до зала подкинем? Нам всё равно по пути, садись, — предложили парни, махнув рукой на эвакуатор.

— Давайте, пацаны, не откажусь, — согласился я. — Спасибо вам за помощь сегодня.

Я забрался в просторную кабину эвакуатора. Машина тронулась с места, выезжая с парковки и оставляя там чёрную бэху мошенников. Интересно, хватит у этих упырей мозгов сменить сферу деятельности? Думаю, вряд ли… дураков жизнь ничему не учит.

— Теперь мы с тобой в расчёте, Сань. Ты нас тогда серьёзно выручил, а мы сегодня, чем могли, способили, — сказал водитель.

— Не вопрос, возражений не имею, в расчёте, — подтвердил я.

— Кстати, вот скажи честно, ты где так базарить научился? Мы когда смотрели, реально думали, ты их с этой тачкой в обрыв скинешь, — восхищённо протянул второй эвакуаторщик.

— Ага, але-мале, всё нормалёк!

Я ответил не сразу, подбирая слова. Рассказывать пацанам про девяностые и разборки, которые были в моей прошлой жизни чуть ли не каждый день… явно не стоило. Для них такие расклады были нечто необычным, экстремальным, а для меня — обыденностью того времени.

Да, когда только Союз распался, привыкать пришлось поначалу, но человек ко всему привычный.

Стрелки, качели… сейчас я ловил себя на мысли, что чем меньше такого добра в жизни, тем лучше. Руки, что ли, развязаны на другие дела. И живёшь более полноценной жизнью, когда голова о разборках не болит.

— Пацаны, главное, поймите одну вещь, — спокойно ответил я, глядя на проносящиеся мимо уличные фонари. — Таких ситуаций нужно избегать любой ценой. Подобный подход работает только тогда, когда других вариантов нет. Всегда сначала думайте головой. К ментам сходите, юристу звякнете… не знаю, у блогеров, в конце концов, помощь можно попросить. Есть среди них порядочные ребята, которые откликнутся и сделают это с удовольствием. Короче, только если совсем некуда отступать — действуйте так, как я сегодня.

Я говорил так, как считал на самом деле. Всё-таки подобные методы, которые так восхитили пацанов, родом из девяностых. Блатная романтика, всё такое. А на деле ничего хорошего в этом нет.

Да и в моём 1996 году я по факту не мог ни к ментам обратиться, ни к юристам. Ну а блогеров тогда вообще не было. Сейчас же вариантов — хоть отбавляй. Порой достаточно просто включить телефон — и конфликт исчерпан.

Парни ненадолго задумались.

— Да, наверное, ты прав, Саня. Мы, если честно, впервые такое увидели… ну чтобы не в интернете, а конкретно вживую… Ладно, ты, главное, жив остался и проблему решил…

Помолчали.

— Хотя, блин, в реале гораздо страшнее это всё выглядит, чем в каких-нибудь сериалах! — добавил эвакуаторщик, оставляя позади заброшенный торговый центр.

Возразить тут было нечего, только подтвердить. Пацаны хоть и хорохорились, но заметно перенервничали. Для меня же подобное времяпрепровождение вечера ничем не отличалось от просмотра тех же сериалов. Которые, к слову, я не смотрел.

— Вот поэтому пусть лучше всё это в сериалах и останется, — закруглил я тему.

Остаток дороги до зала мы ехали молча, каждый думал о своём. Пацаны были в своих мыслях и переживаниях. Но чтобы не было скучно, таки включили магнитолу. Из динамиков заорало радио.

— Сигарета мелькает во тьме, ветер пепел в лицо швырнул мне… — запел приятный женский голос.

«Сектор Газа» я знал очень хорошо, хотя женский вариант бессмертного хита Юры Хоя не особо впечатлил. Даже не знаю, почему… не то и всё. Как-то иначе зазвучал и, в отличие от оригинала, за душу не цепляет. Ничего там внутри не шевелится, когда слушаешь.

— Пацаны, а Юра Хой сейчас как? — спросил я. — Жив-здоров?

В девяностые я хотел попасть на концерт «Сектора Газа», но, увы, не сложилось. И, положа руку на сердце, с удовольствием сходил бы на такой концерт сейчас.

Оба эвакуаторщика вылупились на меня с удивлением.

— Так он же умер… лет двадцать пять назад, Сань! Ты чего?

Я не ответил. Рано мужик умер. Вон Козлов — 30 лет спустя в полном расцвете сил, а мы с Хоем были ровесниками, это я хорошо помнил.

Вообще, талант — дело такое. Многие талантливые ребята молодыми умирают. Цой, Высоцкий… всех и не вспомнишь.

Эвакуатор притормозил возле входа в зал. На улице уже была почти полночь, фонари наружного освещения уже погасли. Но внутри зала ещё горел свет.

— Ну всё, Саня, приехали. Удачи тебе завтра в бою!

— Честно говоря, не представляю, как ты после такой ночи драться будешь. Мы-то уже вымотались, а тебе завтра в ринг выходить.

— А что поделаешь, — ответил я, открывая дверь кабины и выбираясь наружу. — Проблемы Игоря до утра бы не подождали. А с боем разберусь, не впервой.

Я вспомнил, как по прошлой жизни мне не раз приходилось выходить на ринг после бессонных ночей и подобных разборок. Тогда это было почти нормой, никто особо не жаловался. Каждый решал свои проблемы сам. Завтрашний бой в этом плане был не таким уж тяжёлым испытанием. Сонливость как рукой снимает, когда звучит гонг.

Парни снова переглянулись, и один из них, чуть помялся, и спросил:

— Слушай, Саш, а билетика на бой случайно не найдётся? Хотелось бы тебя в деле посмотреть, поболеть.

— Ага, — подхватил второй. — Мы думали купить, да пока надумали — уже билетов в продаже не осталось!

— Попробую достать, — коротко ответил я. — Ничего не обещаю, но постараюсь решить.

— Спасибо, братан!

Эвакуатор свернул за угол и скрылся за зданиями. Я проводил взглядом пацанов.

Усталость… Да, усталость была, но и внутренняя уверенность была тоже. В том, что завтра всё пройдёт нормально. Не могло не пройти, учитывая то, сколько меня поддерживало людей.

Я остался один на ночной улице и автоматически достал телефон, чтобы проверить время. На экране высветилось уведомление о пропущенном звонке от Алины. В груди заскребло, хотя звонок был всего один, и девчонка не оставила сообщения.

Я задумался, стоит ли перезванивать? Вроде поздно уже, да и события вечера выбили из колеи. Я даже начал набирать её номер, чувствуя, как палец сам тянется к кнопке вызова.

Но вовремя остановился.

Нет, не буду.

Если у Алины действительно что-то срочное или важное, она бы уже написала или набрала повторно. Значит, дело не критичное.

Засунув мобильник обратно, я зашёл в зал. Марик с Виталей стояли посреди помещения. Вокруг них были аккуратно разложены новые тренажёры, спортивный инвентарь, рядом сложен разобранный ринг. Оба выглядели довольными, несмотря на поздний час.

— Всё приняли, Сань, — первым делом отчитался Марик. — Проверили по спискам, пересчитали, всё совпадает.

— Уже расписались и оплатили за доставку. Ничего не пропустили, — подхватил Виталя.

— Красавчики, молодые, — одобрительно сказал я, оглядев порядок вокруг.

Работу парни проделали серьёзную.

— Сань, почему молодые-то, мы ровесники почти? — спросил Виталя.

Я только отмахнулся. Сказать, что они мне в сыновья годятся?

Марик внимательно глянул на меня и вдруг нахмурился.

— Слушай, а вы как там с Игорем вопросы решили-то? — настороженно поинтересовался он.

— Да нормально, порешали, — ответил я, не вдаваясь в детали. — Были проблемы, теперь проблем нет. Ничего серьёзного и интересного.

Марик подошёл ближе, пристально разглядывая меня.

— Сань, ты только не рассказывай сказки, — произнёс он настойчиво. — Видно же, что серьёзные вопросы были. У тебя даже на одежде осколки какие-то.

Марик протянул руку и взял с куртки мелкий кусок от лобового стекла. Я стряхнул рукой пару мелких кусочков стекла с куртки, понимая, что не заметил их раньше. Отнекиваться было бесполезно, поэтому ответил прямо.

— Ну да, не самые простые вопросы решали. Но теперь уже всё нормально. Главное, что вопросы теперь позади.

— Расскажешь? — хором заинтересовались парни.

— Как-нибудь в следующий раз, сейчас не до этого.

Марик не стал больше расспрашивать, коротко кивнул, принимая мой ответ. Виталя тоже понял, что подробностей не будет, и занялся инвентарём, молча проверяя крепления для мешков.

Я же снова оглядел помещение, заваленное новенькими тренажёрами и деталями ринга.

— Ну что, мужики, немного осталось. Как выступлю, будем всё собирать и готовить зал к открытию.

Виталя обвёл глазами пространство.

— Да мы прямо сейчас можем начать, вообще не вопрос. Чего тянуть-то? Не думаю, что после боя тебе возиться будет по кайфу.

— Не, на сегодня расход, мужики, — я покачал головой. — Во-первых, мне выспаться надо. Во-вторых, Решаловы просили ничего без них не собирать. Хотят процесс снять. Поэтому ждём их, без вариантов.

Парни только плечами пожали — синхронно.

— Ладно, тогда до завтра?

— До завтра, — подтвердил я. — Вы тоже отдохните. Сегодня поздно закончили.

Парни согласились, мы попрощались, и они вышли из зала. Я остался один. Прошёл к небольшому закутку для тренера, где стояла старая раскладушка. Бросил куртку на такой же старый обшарпанный стул. Присел, почувствовав, как напряжение минувшего дня постепенно уходит из тела.

Усталость накрыла резко, стоило только присесть и впервые за день расслабиться. Я потянулся к сумке, где стоял контейнер, заранее приготовленный Настей. Знала бы она, что все её рекомендации я выполнял… только наоборот. Ругани бы было, что весь труд пошёл насмарку.

Я открыл контейнер. Внутри, аккуратно разложенная по секциям, лежала запечённая куриная грудка, овощи и немного риса.

Настя подходила к питанию профессионально. Контейнер был подписан — вес порции, калорийность, время приёма пищи. С последним я, правда, затянул на три часа.

В целом такой подход для меня был непривычным. Однако я сразу понял, что девчонка далеко пойдёт с таким отношением к делу.

Быстро поев и почувствовав, как голод отступил, я снова лёг, закрыл глаза и почти сразу услышал звук телефона.

На экране высветилось сообщение от Ибрагима. Он прислал несколько фотографий моего «кабана». Машина уже была полностью зачищена и подготовлена к покраске.

Работал Ибрагим быстро. Я отправил короткое «спасибо» в ответ, выключил экран, отложил телефон в сторону. И снова закрыл глаза, позволяя себе наконец расслабиться и провалиться в сон. Завтра предстоял тяжёлый бой, и отдых сейчас был очень даже нужен.

* * *

Проснулся я рано, как обычно, без будильника. Организм ещё в прошлой жизни привык вставать в одно и то же время, вне зависимости от обстоятельств. В эту жизнь, новую, привычка перешла вместе со мной. Чёрт его знает, как это работало, но работало же.

Быстро поднялся с раскладушки, размял мышцы лёгкой зарядкой. Несколько отжиманий, приседания, растяжка. После вчерашнего тяжёлого дня я чувствовал себя на удивление хорошо. Впервые за те бесконечные сгонки веса, что были в моей жизни.

Закончив зарядку, я вспомнил про весы, которые вчера вместе с оборудованием доставили в зал. Подошёл к стопке коробок, нашёл нужную, распаковал и поставил весы на ровный участок пола. Аккуратно встал на платформу.

Экран мигнул цифрами, затем зафиксировался на отметке: ровно 90 килограммов. Отличный вес перед боем. Я снова мысленно похвалил Настю. Именно её продуманная система сработала идеально.

Теперь можно спокойно идти на ринг, зная, что физически я готов на сто процентов.

Едва я убрал весы обратно в коробку, как услышал звонок мобильного из подсобки. На экране высветилось имя Игната.

— Ну что, Саня, как настрой? — сразу спросил он без приветствия. — Выспался, ничего не беспокоит⁈

— Всё нормально, готов полностью, — как есть ответил я.

— Отлично, — сказал Игнат. — Мы уже с пацанами выезжаем, скоро будем у тебя.

— Я думал, что я сам в зал к трём подъеду? — уточнил я.

— Планы изменились, Сань, если ты, конечно, не возражаешь, — как-то загадочно пояснил Игнат. — Ты пока собирайся и будь на связи, идёт?

— Не вопрос, тогда жду, — подтвердил я и отключил звонок.

Оставалось совсем немного времени до главного события. Надо было собираться, пока пацаны с Игнатом не приехали. Вообще, конечно, интересно, зачем всем ехать сюда. Но гадать я никогда не любил, приедут — и там уже ясно станет.

Я достал из спортивной сумки аккуратно сложенные вещи. Переодеваться пришлось прямо здесь, в крохотном закутке. В нём едва хватало места даже для одной раскладушки и старого, покосившегося стула.

Много мне не нужно — просто чтобы было комфортно возвращаться сюда после тренировок и боёв. Убрать старую раскладушку, поставить нормальный раскладной диван, простой и крепкий. У стены разместить небольшой шкаф для одежды и личных вещей. Стол, конечно, тоже нужно… ну и немного света добавить, а то темень.

Вот тогда здесь и можно будет жить, а не просто коротать ночи.

Надев футболку с логотипом автомастерской Ибрагима и спортивные штаны, я осмотрел себя. Одежда после весогонки всё ещё была чуть велика, висела как на вешалке, но сидела удобно.

Телефон резко завибрировал. Игнат. На экране высветилась его фотография в зале с хмурым лицом. Выглядел он так, словно недоволен даже процессом фотографирования.

— Саня, мы уже подъехали, стоим перед входом, выходи, — коротко сказал Игнат.

Я накинул сверху куртку, проверил, всё ли необходимое лежит в сумке: бинты, капа, полотенце, бутылка с водой.

Ничего не забыто. Всё по местам.

Отодвинув за собой стул, подошёл к двери, выключил свет и вышел из закутка. Уже направляясь к выходу, дал себе слово, что сразу после боя сделаю из закутка нормальную комнату.

Стоило выйти на улицу, как я сразу остановился от неожиданности. Прямо перед входом в мой зал выстроилась вся наша команда из «Тигра». Парни стояли плотной группой и были одеты в одинаковые майки — ярко-чёрные, с красным принтом и надписью крупными буквами: «Команда Саши Файтера».

В руках у двоих парней были большие барабаны, а ещё несколько человек держали плакат с моим именем.

Увидев меня, они одновременно начали стучать в барабаны и скандировать во всю улицу.

— Файтер! Файтер! Только победа! Файтер!

Прохожие на противоположной стороне дороги остановились, удивлённо разглядывая эту шумную акцию. Я на секунду застыл на месте. Неожиданность была приятной, парни поддерживали меня по-настоящему, искренне.

— Ну, мужики, вы даёте! — с улыбкой произнёс я, подойдя к команде ближе.

Игнат выступил вперёд с довольным выражением лица, расставив руки.

— Сань, мы всей командой решили, что должны тебя достойно поддержать! Сегодня вечером ты там, на ринге, а мы здесь — за тебя! — умиротворённо сказал он.

Парни загудели одобрительно, снова застучали барабаны. Кто-то выкрикнул моё имя и опять пошла волна:

— Файтер! Файтер! Только победа!

Красавчики, что тут ещё скажешь. Вроде и мелочь, а настроения и уверенности добавляет. В девяностые на такие вещи никто не обращал внимания. Тогда всё было проще и жёстче. А здесь… искреннее, дружеское чувство единения, когда каждый готов поддержать другого. Причём, независимо от обстоятельств. В моё время каждый был сам за себя. Хотя хрен его теперь знает, какое время «моё».

— Спасибо, мужики! Вы просто лучшие! — снова поблагодарил я парней. — Обещаю — подведу только соперника!

— Короче, Сань, — продолжил Игнат. — Ты за наш клуб, за «Тигр» выступаешь, вот мы и решили поддержать тебя по-настоящему, по-тигриному! Да, пацаны?

Пацаны довольно загудели.

— Все вместе договорились, футболки с принтом заказали. Парни предложили ещё на барабанах сыграть, мелодию даже специально для тебя разучили! Так что иди и покажи этому Маге, что за лев этот тигр!

Игнат следом заглянул в свой крузак, достал такую же чёрную майку с красной надписью «Команда Саши Файтера» и протянул её мне.

— На, держи, Саня, тоже надевай! — сказал он уверенно.

Я помедлил, взяв майку, но не торопился надевать. Игнат вопрошающе приподнял брови.

— Игнат, не обессудь, я Ибрагиму пообещал, мастеру, который мне машину делает, выступить в майке с его логотипом, — пояснил я. — Слово дал, поэтому нашу сейчас не надену, но не потому что не хочу.

Я думал, Игнат огорчится, но он задумался буквально на секунду. Затем улыбнулся и махнул рукой.

— Тю, так и говори, что у тебя контакт спонсорский, вообще не вопрос! Если слово дал, тогда вопросов нет. Надо выполнять. Это только жениться необязательно, даже если пообещал кому-то, — подмигнул он.

Парни засмеялись, разрядив обстановку. Игнат же заглянул мне за плечо, рассматривая фасад здания зала.

— Слушай, а это ж твой новый зал? Ну-ка, покажи, пока время есть.

Я обернулся, проследив за его взглядом.

— Пойдём, покажу, что там внутри уже сделали. Думаю, тебе понравится.

Игнат охотно пошёл следом за мной. Мы зашли внутрь зала, и он сразу остановился на пороге. Внимательно окинул помещение взглядом. Взгляд прошёлся по стенам, по разобранному рингу и тренажёрам, которые только ждали сборки.

— Слушай, Саня, круто ты тут всё затеял, — искренне восхитился Игнат. — Прям молодость вспомнил, под ложечкой аж засосало. Здесь же раньше, ещё при Советах, клуб был, если память не изменяет?

— Был, — подтвердил я. — Вот, смотри…

Я подошёл к стене и показал старый, выцветший от времени красный флажок с надписью «Спортивный клуб». Его я нашёл при уборке и повесил как память.

Игнат подошёл ближе, внимательно прочитал надпись.

— Молодец ты, Саня. Настоящее дело делаешь. Не просто бизнес, а именно дело. Если помощь какая-то понадобится — сразу звони. Мы всей командой за такие проекты всегда горой.

— Спасибо, Игнат, буду иметь в виду, — сказал я с благодарностью.

Парни из «Тигра» тоже зашли поглазеть и восхищённо кивали. Зал всем явно нравился.

— Ну что, мужики, посмотрели? Поехали уже на арену, там всё готово, нас ждут, — Игнат хлопнул в ладони.

Я кивнул, проверил, всё ли при мне еще раз — бинты, капа, бутылка воды, полотенце — и вместе с парнями направился к выходу.

Наулице в это время начинало припекать солнце, небо было чистое, а лёгкий ветер гнал по дороге сухую пыль. Вся команда «Тигра» погрузилась в машины, я сел в «крузак» рядом с Игнатом.

— Как самочувствие? — спросил он, тронув с места.

— Отличное. Лучше не бывает.

— Ну и славно, — кивнул Игнат. — Сегодня твой день, Саня.

Мы ехали по утреннему городу, в сторону арены. Народу было еще немного. Несколько прохожих оборачивались на колонну машин с логотипами клуба. Где-то сигналили в знак поддержки.

Было ощущение готовности, как перед боем в те далёкие годы, когда каждая схватка могла стать последней… и это не про спорт.

Но сегодня — другое. Сегодня бой ради чего-то большего. Ради себя, ради парней, ради клуба, который стал чем-то вроде новой семьи. Ради прошлого, которое я не выбрал, и будущего, которое пытаюсь построить.

— Слушай, — вдруг сказал Игнат, — а если выиграешь сегодня… дальше что?

Я усмехнулся.

— Дальше? Посмотрим. Сейчас главное — выиграть.

(обратно)

Глава 9

К стадиону подъехали рано, когда до начала карда ещё оставалось несколько часов. Но вокруг арены уже царил настоящий ажиотаж, как если бы сегодня был концерт группы «Металлика».

Белый крузак Игната, солидный и яркий, спокойно свернул на парковку возле служебного входа. Игнат, притормаживая, опустил боковое окно и с любопытством посмотрел по сторонам.

— Ни хрена, суета пошла, — прошептал он.

Вокруг стадиона собралась целая толпа людей. Некоторые группы громко обсуждали предстоящие бои, периодически кто-то выкрикивал что-то на эмоциях.

Парни в спортивных куртках, девчонки в коротких юбках, которые явно пришли не столько на кулачные бои, сколько модно потусоваться.

Все смешались в огромной толпе.

— Где же вы, девчонки, короткие юбчонки, — пропел Игнат.

Прямо перед нами стоял парень с табличкой, на которой было написано от руки: «Куплю билет. Срочно!»

— Билетика лишнего не найдётся? — выкрикнул он, заметив наш «крузак».

Глаза его были полны надежды, как у человека, готового на всё, лишь бы попасть внутрь.

Игнат внушительно пожал плечами — нет, билетов нет. Парень с табличкой было удручённо отошёл в сторону, но вдруг заметил меня.

— Ни фига, Саша Файтер! Удачи тебе, мужик! — восхищённо выдал он.

Я высунул кулак, коснувшись им кулака парня. И крузак поехал дальше на парковку.

— Ничё се ты популярный! — хмыкнул Игнат. — Я, конечно, немного прифигел, сколько тут народу. Как тебе, Сань? Впечатляет?

— Да уж, — ответил я, осматривая арену.

Арена выглядела внушительно. Огромный спортивный комплекс, ярко освещённый прожекторами. Рекламные баннеры на фасаде, большие экраны, показывающие анонсы предстоящих боёв. И, конечно, бесконечный поток зрителей, стремящихся попасть внутрь. Но внутрь, судя по всему, ещё не пускали.

— Слушай, Игнат, чуть не забыл, — вспомнил я. — Я парням-эвакуаторщикам вчера билеты обещал. Реально помогли мне в одном деле, надо их отблагодарить. Может, достанешь парочку?

Игнат задумался на секунду, взглянул на толпу и пожал плечами.

— Сложновато будет сейчас, все билеты давно разошлись. Но решаемо. Телефон их есть у тебя?

— Да, вот, — сказал я, открыв телефон и быстро переслав Игнату контакты пацанов.

— Ща звякну, народ озадачу.

Мы, наконец, остановились, найдя заранее забронированное место на парковке.

Игнат заглушил мотор и начал кому-то звонить. Закончив, опустил телефон и переслал кому-то моё сообщение.

— Всё, Саня, порешаем. Билеты достанут, пусть твои эвакуаторщики даже не переживают.

Мы вышли из крузера и направились ко входу, служебному. Пацанов из «Тигра» ждать не стали — пропуска на них не было, поэтому парни поехали парковаться на общей парковке арены.

Но далеко не ушли. Позади резко затормозили уже знакомый мне чёрный «Гелик» и две белые «Камри». Двери машин одновременно распахнулись, из салонов неторопливо вылезли бородачи Маги во главе с самим Карателем. Все они держались вызывающе, явно пытаясь привлечь внимание.

Мага, увидев меня, осклабился и, слегка разведя руки в стороны, направился прямо к нам. Остальные бородачи подтянулись следом.

— Э! Какие люди жиесть, — громко произнёс он. — Готов, что я тибя буду уронять?

Бородатые приятели загоготали, кто-то специально захлопал в ладоши, подогревая ситуацию.

Я сразу понял, чего они хотят — вывести меня из себя до боя, сбить настрой. Такие психологические игры я знал, Мага решил действовать именно на эмоциях.

Игнат напрягся, но виду не подал, встав чуть ближе ко мне и готовясь поддержать в случае чего.

— Мага, ты только на публику говорить и умеешь, — спокойно ответил я. — В ринге поглядим, кто и кого будет уронять.

Бородачи снова начали что-то выкрикивать, стали окружать нас полукругом, явно провоцируя на открытый конфликт прямо здесь.

— Ти кого уронять? Я чё, думаешь, болтовать с тобой буду?

Вот так пообщаешься с такими персонажами — и узнаешь много новых русских слов.

Мага начал заводиться, шагнул ближе, вызывающе глядя мне в глаза.

— Да я тибя прямо сейчас могу уронять!

Понимая, что драки, похоже, не избежать, я уже начал прикидывать в голове, кто из бородачей наиболее опасен. Ну, в смысле — с кого начать. Мышцы рефлекторно напряглись, я занял более устойчивое положение, машинально сжав кулаки. Игнат рядом тоже слегка развернул плечи, готовый в случае чего поддержать.

— По-мужски, баля, раз на раз? — заводился Мага.

Я вдруг поймал себя на мысли, что у Карателя странно поблёскивают глаза. Но особого значения не придал.

Напряжение повисло в воздухе. Я уже был готов начать драку, когда с парковки за нашей спиной раздался громкий автомобильный сигнал. Следом — ещё один, и все одновременно обернулись.

К арене подъезжали сразу несколько машин наших парней из «Тигра». Встать на служебной парковке они не могли, поэтому встали вдоль дороги. Как только машины затормозили, двери распахнулись, и пацаны быстро выскочили наружу.

Наши стали быстро подходить, образуя за моей спиной плотную живую стену. Сразу стало понятно, что перевес теперь явно не в пользу бородачей.

Один из наших, здоровяк Стас, шагнул вперёд.

— Проблемы какие-то? Если что-то не так — решим. Или пусть парни уже сами на арене разберутся?

Мага поменялся в лице, быстро оглядел свою компанию и оценил обстановку. Перевес оказался на нашей стороне, и он это прекрасно видел.

— Нормально, э! Вопросов нет, — чуть менее нагло ответил Каратель, явно теряя задор.

Бородачи, чувствуя, что инициатива упущена, начали отходить назад. Мага бросил на меня последний хмурый взгляд и махнул своим рукой. Они развернулись и пошли обратно к своим машинам.

Интересно, а если бы наши парни не подъехали, то нормально бы не было? А было бы нормально, если бы мы прямо сейчас «задали вопросы», будучи в большинстве?

— Хорошо, что наши вовремя подтянулись, — бросил Игнат.

— Да, пацаны вовремя приехали, — согласился я.

Игнат развернулся к нашим ребятам.

— Пацаны, вы тогда идите через главный вход как зрители, а мы с Саней и Шамой зайдём через служебный — нам туда заранее доступ оформили.

Парни из клуба тоже сели обратно в машины, чтобы найти место и уже нормально припарковаться. Я задался и другим вопросом — как Мага умудрился провести два десятка «братьев», если в углу могло быть не больше двух человек? Тайна, покрытая мраком? Вряд ли. То, что к Карателю было особое отношение со стороны лиги — факт.

— Стоп, а Шама-то где, блин? — опомнился Игнат.

Он достал телефон, быстро набрал номер, подождал несколько секунд, но опустил трубку.

— Не отвечает. Опять, наверное, что-то мутит.

Я уже собирался набрать Шаму сам, но в этот момент от въезда на парковку послышалась громкая, залихватская музыка. Все разом повернулись в ту сторону.

— Хей, джигит, джигит, танцуй и взлетай до вершин! Хей, джигит, и помни — Кавказу ты сын! — доносилось из динамиков.

Я усмехнулся, увидев наглухо тонированную «Приору», медленно выкатившуюся к нам.

— Ну, теперь понятно, чего он трубку не берёт, — прокомментировал Игнат.

Чёрная, тонированная «Приора» с громким визгом шин нырнула на парковочное место. Музыка тут же оборвалась, наступила короткая пауза, за время которой зрители уже успели заинтересоваться происходящим.

Дверь машины плавно открылась, и на асфальт уверенно ступил Шама. Он явно тщательно готовился к появлению. Идеально прилизанные назад волосы, блестящие солнцезащитные очки, строгий, отлично сидящий тёмно-синий костюм и белая рубашка без галстука, расстёгнутая на две пуговицы.

Секунду он неподвижно постоял у машины, выдерживая паузу. Тут же со всех сторон на него устремились камеры телефонов зрителей, которые не могли упустить столь яркий момент.

Шама улыбнулся, поднял обе руки вверх и громко крикнул на всю улицу, специально усиливая акцент:

— Виу, это Махачкала!

Толпа взорвалась аплодисментами и одобрительными выкриками. Люди начали что-то выкрикивать в ответ, кто-то даже начал подражать его возгласу.

Я смотрел на это и чувствовал, что Шама наконец-то нашёл нужный ему образ. Яркий, эффектный, но без той грязи, в которой иногда терялись другие бойцы, пытающиеся привлечь к себе внимание.

Шама, продолжая держать широкую ухмылку, уверенно двинулся к нам, попутно изображая знаменитую походку Конора Макгрегора — широко разводя руки и слегка покачивая плечами. Выглядело это одновременно и забавно, и вполне эффектно — идеально подходящее под его образ.

Подойдя ближе, Шама остановился передо мной и Игнатом и демонстративно поправил рукава своего костюма.

— Как вам, нормально получилось? — спросил он.

— Красавчик, Шама, — похвалил я его. — Вот это я понимаю — появление.

— Стараюсь, брат, — широко улыбнулся Шама и оглядел себя, явно довольный произведённым эффектом.

Игнат не удержался и слегка потянул ткань рукава пиджака.

— Слушай, Шама, где ты такой костюм отхватил? Вещь реально качественная.

— У дяди Зарипа взял, тренер, — ответил Шама и тут же достал из кармана небольшую визитку, протянув её Игнату. — Лучшие костюмы, брат, Турция туда-сюда, всё как надо. Обращайся, я слово замолвлю — тебе хорошую скидку сделают.

Игнат взял визитку, спрятал в карман.

— Ну, раз такое дело — обязательно заеду. Вижу, костюм реально стоящий.

Шама поправил очки и гордо расправил плечи, снова позируя для зрителей, которые продолжали его снимать.

Вокруг, кстати, стремительно росло количество людей. Толпа, заметив, что мы уже на месте, начала окружать нас плотным кольцом.

— Саша, можно фотку? — первым подошёл молодой парень с телефоном в руках, сразу же приготовившись сделать селфи.

— Конечно, подходи, — спокойно ответил я, приобняв его за плечо.

Тут же щёлкнула камера. Следом подошла группа девушек, волнуясь и слегка смущаясь.

— А можно с вами фото? Удачи вам сегодня в бою!

— Конечно, девчонки, спасибо за поддержку, — ответил я, встав рядом с ними.

Щелчок камеры, и они, улыбаясь, уступили место следующему фанату. Очередь за фото росла на глазах. Я старался никому не отказывать, понимая, как это важно для ребят, которые пришли сюда специально, чтобы поболеть за меня. Кто-то просил автограф на билетах, кто-то просто пожимал руку и говорил слова поддержки.

— Саня, давай там сегодня! Мы за тебя болеем! Специально из Тулы приехали пошуметь!

— Только победа, Файтер, мы в тебя верим!

Периодически я поглядывал на Шаму. Он сначала стоял чуть в стороне, явно смущённый таким вниманием к моей персоне. Но постепенно часть зрителей обратила внимание и на него. Пару человек подошли к нему, попросили фото. Шама оживился и начал позировать, явно наслаждаясь вниманием.

Игнат некоторое время наблюдал за происходящим молча. Потом глянул на часы и понял, что ситуация может затянуться надолго. Он вышел вперёд и поднял руку, привлекая к себе внимание.

— Народ, без обид, но Саше и Шаме пора на подготовку. Они скоро уже на ринг выходят. Ещё успеете сфоткаться после боёв. Сейчас надо пацанам настроиться.

Фанаты понимающе закивали, хоть и слегка разочарованно. Но начали потихоньку расходиться в сторону главного входа. Некоторые, впрочем, успевали сделать последние фото на ходу. Я благодарно кивнул Игнату, понимая, что он вовремя прервал нашу стихийную фотосессию.

— Саня, это, оказывается, такой кайф, когда тебя узнают и фоткаются, — подошёл Шама, поправляя пиджак. — Я думал, неудобно будет, а тут наоборот — круто.

— Пойдём, пора готовиться. Сегодня ещё выступить надо не хуже, чем ты сейчас тут вошёл.

Подойдя к служебному входу, мы наткнулись на усиленный пункт охраны. У дверей стояли двое крепких мужчин в строгих чёрных костюмах с бейджами службы безопасности. Они сразу профессионально преградили нам путь.

— Господа, минуточку внимания. Личные вещи для проверки, пожалуйста, — вежливо, но твёрдо сказал один из них, держа в руках ручной металлодетектор.

Игнат первым снял куртку, быстро показал документы, прошёл через металлоискатель и получил персональный бейдж. Я сделал то же самое — снял сумку, прошёл проверку металлоискателем и назвал своё имя.

Охранник коротко сверился со списком и протянул мне бейдж с моим именем.

— Александр, держите ваш бейдж участника. Добро пожаловать и удачи сегодня в бою.

— Спасибо, — ответил я, закрепляя бейдж на груди.

— Главное — без травм! — добавил второй.

— Постараюсь, парни, — ответил я.

Искренняя поддержка чувствовалась со стороны даже совершенно незнакомых мне людей.

Шама, немного волнуясь, следом прошёл проверку. Быстро поправил костюм, закрепил бейдж и высоко поднял подбородок.

Охрана отступила, открывая нам проход внутрь. Мы прошли по просторному, освещённому яркими лампами коридору. Внутри арена постепенно наполнялась звуками и суетой участников предстоящих боёв и их команд. На стенах висели указатели с номерами раздевалок, помеченные именами бойцов.

— Так, Саня, вот твоя — номер три, — указал Игнат. — У главного боя раздевалки отдельные, тебе тут повезло. Шамиль, твоя раздевалка чуть дальше, там вместе с другими пацанами. Комната номер семь.

— Понял, тренер, — ответил Шама, потерев ладони.

Я заметил, что его волнение усиливается по мере того, как приближается его бой. Оглядываясь, он пошёл к раздевалке номер семь.

Я толкнул дверь своей раздевалки и вошёл внутрь. Раздевалка оказалась просторной, комфортной и современной. Яркое освещение, аккуратные деревянные лавки, свежие полотенца. Даже отдельная душевая и небольшой холодильник с напитками. Всё сделано специально для того, чтобы бойцу было максимально комфортно перед боем.

— Отлично подготовились, — сказал я, осматривая раздевалку. — С условиями мне явно повезло.

— Ну ещё бы — главный бой вечера, — прокомментировал Игнат. — Проституток и баньки не хватает, как в старые добрые.

Я бросил свои вещи. По большому счёту, в раздевалке пока делать нечего.

— Пойду сейчас к Шаме, — сказал я Игнату, который уже набирал кого-то по телефону. — Мне секундантом у него быть сегодня, надо подготовить как следует. Он явно нервничает.

— Правильно, иди настрой парня, — одобрительно ответил Игнат. — Потом уже сам будешь готовиться. Ща, брат, по бизнесу перетереть надо. Алло… да, Игнат беспокоит.

Я направился в раздевалку номер семь. По пути встретил несколько бойцов из предварительных боёв. Со всеми поздоровался, многих из них я хорошо помнил ещё по конференции.

Внутри общей раздевалки оказалось гораздо оживлённее. Несколько бойцов разминались, другие готовили бинты и мази, обсуждая свои бои и соперников. Этакая атмосфера предбоевого напряжения. На скамейках лежали бинты, капы, валялись сумки с формой.

Шама сидел чуть в стороне на деревянной скамье, переодетый в спортивные шорты и майку. На плечах — большое махровое полотенце, голову он низко опустил, прикрыв глаза и что-то бормоча себе под нос. Я сразу почувствовал, что парень сильно нервничает.

Для него это была первая схватка на голых кулаках. А это всегда серьёзное испытание — намного сложнее, чем обычные бои. Здесь совершенно другие ощущения. Никакой защиты, только жёсткий, бескомпромиссный обмен ударами.

Я подошёл и сел рядом с ним. Шама вздрогнул, поднял голову и посмотрел на меня с тревогой.

— Ты чего раскис, брат? — спросил я негромко.

Шама тяжело вздохнул и потёр ладонями лицо.

— Саня, если честно, вообще не по себе. А вдруг ничего не получится? Вдруг я там просто рухну от первого же удара? Столько народу будет смотреть… не хочу позориться. А ещё мои, блин, эти ставки поставили…

— Шама, ты не о том думаешь. Подумай лучше, что будет, когда всё получится. «Приору» свою поменяешь, наконец-то, на нормальную машину. Бросишь эту работу свою на стройке, начнёшь заниматься кулаками профессионально. Ну и родителям поможешь. Вот о чём думать надо.

Он внимательно посмотрел на меня, постепенно успокаиваясь и выравнивая дыхание. Я видел, что мои слова доходят до него и придают уверенности.

— Вот это реально важно, брат, — продолжил я. — Ты сюда не проигрывать пришёл. Ты пришёл менять свою жизнь. А сейчас есть только ты, твои кулаки и противник, которого надо пройти. Ты готовился, ты знаешь, что делать. Просто выходи и делай.

Шама медленно кивнул и вздохнул уже спокойнее.

— Спасибо, Саня. Прав ты. Я ж не просто так сюда приехал. Всё получится.

Он протянул мне руку, и я крепко пожал её. Затем встал и приобнял его, слегка хлопнув по спине. В этот момент в раздевалку быстро заглянул администратор турнира и громко объявил:

— Шамиль, готовьтесь, через пятнадцать минут выход! Пройдёте в подтрибунное помещение, а дальше вас сориентируют.

— Понял! — уверенно ответил Шама, сразу же встав на ноги и начав быстро разминать шею и плечи.

Теперь в его глазах появилась уверенность — страх исчез. Сейчас он был готов идти в бой.

Администратор быстро удалился. Я бросил взгляд на аккуратно повешенный на крючок костюм и солнцезащитные очки, которые Шама принёс с собой и, переодевшись, аккуратно разместил рядом со своей сумкой.

— Слушай, Шама, а давай-ка ты прямо сейчас снова костюм этот наденешь, — предложил я уверенно, показывая на вещи. — И очки тоже не забудь. Выходить на ринг нужно эффектно.

Шама удивлённо посмотрел на меня, затем на костюм и чуть замялся:

— Да ну, брат, думаешь, реально надо? Может, это перебор будет? — засомневался он.

Я покачал головой.

— Тебя же сейчас камеры снимать будут, зрители смотреть. Ты же хочешь, чтобы тебя запомнили? Это твой шанс выделиться, не упускай момент.

Шама задумался буквально на секунду, затем решительно подошёл к крючку и быстро начал одеваться. Штаны, пиджак, рубашка… Шама старательно поправлял каждый элемент костюма. Затем взял очки, немного неуверенно надел их и повернулся ко мне.

— Ну как, брат, не как идиот хоть выгляжу? На бой, блин, выходить… да ещё и который открывает турнир.

Я усмехнулся: да, выглядел Шама эпатажно, но такой эпатаж должен был привлечь зрителя.

— Шама, Конор Макгрегор отдыхает на твоём фоне. Всё идеально. Порвёшь всех ещё до выхода в ринг.

Шамиль слегка расправил плечи, будто уже ощущая эффект от своего образа. Взглянул в небольшое зеркало на стене раздевалки.

— Ну, тогда погнали. Пора делать шоу!

Остальные парни, пусть и были заняты каждый своими делами, похлопали вслед нам.

— Удачи! Хорошо выступить!

Мы вышли из раздевалки в длинный коридор, который вёл прямо под трибуны к арене. Оттуда уже слышался гул голосов и приглушённая музыка.

Шама шёл впереди меня. Несмотря на внешний спокойный вид, я чувствовал, как он снова слегка напрягся.

Подтрибунное помещение выводило напрямую в зал с рингом. Здесь туда-сюда мелькали сотрудники лиги. Шаму тут же взял в оборот какой-то парнишка, принявшись что-то объяснять бойцу.

Я же выглянул в зал, оглядел трибуны и ринг. Зрителей пока было не так много — публика лишь начинала собираться. Люди спокойно занимали свои места, но большая часть мест пустовала.

Шама как раз закончил общаться с организатором, и я подозвал его к себе. Указал на камеру оператора возле прохода.

— Слушай, давай сделаем всё по уму. Вот твоя камера, а вон наверху, видишь, большой экран? Тебя сейчас покажут на всю арену, когда будешь выходить. Давай свою коронную прямо туда засади по самые помидоры.

Шама на секунду застыл, словно осознав важность момента. В подтрибунное помещение залетел запыханный Игнат.

— Фух, успел!

В этот момент заиграла музыка, а ринг-анонсер объявил наш выход.

— Так, Шамиль, выходим! — напомнил организатор.

Шама гулко выдохнул и двинулся вперёд, отодвигая шторку, отделяющую подтрибунное помещение от зала. Мы с Игнатом двинулись следом, как секунданты, держась чуть позади, чтобы не перетягивать внимание на себя. Сейчас был звёздный час Шамиля, которым он должен был воспользоваться.

Шама вышел на дорожку, ведущую к рингу. Остановился, опустил на переносицу свои солнцезащитные очки и оглядел зал. Камера выхватила его, и изображение бойца вывели на главный экран. Шама уверенно взглянул прямо в объектив.

Шама сделал глубокий вдох и громко, ярко и уверенно выкрикнул свою уже фирменную фразу:

— Виу, это Махачкала!

Его голос пронёсся по всей арене, и публика моментально отреагировала. Сначала несколько человек восторженно закричали. Затем их поддержали другие зрители, и через пару секунд трибуны уже гудели. Камеры мобильников устремились на Шаму, и тот поднял руки, приветствуя зал.

Я ощутил, как он сразу наполнился энергией от реакции зрителей и избавился от напряжения, которое ещё недавно его одолевало.

Получив порцию зрительской любви, Шама решительно двинулся к рингу. К своему первому бою на голых кулаках.

Пацан, который работал в супермаркете охранником, который приехал завоёвывать столицу, — сегодня получил свой шанс.

Меня внутри распирала гордость.

(обратно)

Глава 10

Мы поднялись на ринг, встав в свой красный угол. Шама продолжал вальяжно прогуливаться по рингу, поправляя воротник своего стильного костюма. Периодически он посматривал на большой экран, где крупным планом показывали его самого.

— Брат, может, уже снять всё это? — тихо спросил Шама, подойдя в угол.

— Погоди немного, сейчас соперника будут объявлять, — спокойно ответил я.

В этот момент из прохода появился соперник Шамы. Это был крепкий, уверенный в себе парень, с короткой стрижкой и мощным рельефом, видным даже под спортивной курткой. Он поднялся по ступенькам ринга, легко перепрыгнул через канаты и сразу же прошёл в свой угол. Там начал активно разминать руки и плечи.

Пока он занимал своё место, на экране то и дело снова показывали Шаму. Оператор явно понял, кто из бойцов привлёк больше внимания, потому активно ловил каждый его жест и движение.

Шама почувствовал это, приободрился, снова изображая фирменную походку Макгрегора.

— Парень понял фишку, Саня. Публике это нравится, он прям уже звезда, — негромко заметил Игнат, стоявший рядом со мной в углу.

— Так и задумано, — ответил я спокойно, внимательно наблюдая за соперником.

Боец выглядел абсолютно собранным и спокойным, не обращая внимания на происходящее вокруг.

Свет на арене чуть приглушили, ринг-анонсер вышел в центр ринга, держа микрофон. Он приготовился начать представлять бойцов. Прожекторы на мгновение замерли, сфокусировавшись только на нём. Мужик поднёс микрофон ближе и громко, с чёткой дикцией начал объявление:

— Дамы и господа, пришло время представить бойцов первого боя вечера! И первым я представлю бойца из синего угла ринга. Спортсмен — настоящий профессионал, мастер спорта по боксу, неоднократный победитель региональных и всероссийских турниров! Этот боец обладает невероятной скоростью и мощью ударов. Его взрывная манера ведения боя не оставит равнодушным ни одного зрителя. Его рекорд на голых кулаках — 3–0. Встречайте — Виктор «Пулемёт» Стрельцов!

Публика негромко, но одобрительно похлопала, оценивая профессионализм и послужной список бойца. Соперник Шамы, Виктор, спокойно шагнул в центр ринга. Он выглядел уверенно и совершенно спокойно.

Свет прожекторов резко переключился на него. Виктор поднял кулаки и тут же выдал резкую, стремительную серию ударов — причём настолько быструю, что руки буквально замелькали в воздухе, оправдывая прозвище «Пулемёт».

Виктор поднял обе руки над головой, приветствуя публику. Его лицо выражало абсолютную уверенность в своей победе.

— Жёсткий парень попался. Тяжело Шаме придётся, Сань, — прокомментировал Игнат. — Я его по боксу видел.

— Соперник непростой, — согласился я. — Но это и будет настоящей проверкой для Шамы.

На ринге Виктор спокойно вернулся в свой угол и продолжил разминаться. Пока Виктор разминался в противоположном углу, я быстро наклонился к Шаме:

— Ты как вообще написал, чтобы тебя представили? — спросил я вполголоса.

Шама слегка растерялся, пожал плечами.

— Да хрен знает, Саня, я как-то даже не думал об этом. Меня никто и не спрашивал особо.

— А прозвище какое-то себе придумал хотя бы?

Шама отрицательно покачал головой, заметно смутившись.

— Да нет, как-то не придумал ничего…

— Понял, — коротко ответил я.

Сразу быстро повернулся в сторону ринг-анонсера, который сверялся со своими карточками.

Времени было совсем мало. Минута, не больше. И представление Шамы начнётся.

Я поспешил к ринг-анонсеру, пока камеры смотрели на Пулемёта, и прошептал ему на ухо пару фраз, которые заранее обдумал. Анонсер выслушал, чуть улыбнулся, давая понять, что всё понял и принял информацию.

— Отлично, спасибо, — коротко ответил я и тут же вернулся обратно в угол.

Шама вопросительно посмотрел на меня, явно заинтересованный тем, что я задумал.

— Чё сказал-то ему, Саня?

— Скоро узнаешь.

Прожекторы снова сфокусировались на ринг-анонсере.

— А теперь, дамы и господа, в красном углу ринга — боец, который сегодня проводит свой официальный дебют в кулачных боях. Но поверьте, это далеко не первый его бой на голых кулаках. Этот парень вырос на улицах, где кулаками решаются любые вопросы. У него за плечами столько уличных боёв, что он и сам затрудняется сосчитать их точное количество!

Шама, услышав это, удивлённо повернулся ко мне, явно не ожидав такой презентации. Я жестом подбодрил его выйти вперёд.

Анонсер продолжал, слегка повысив голос и добавляя драматичности:

— И сегодня весь свой накопленный опыт он готов продемонстрировать на этом ринге! Мастер ушу и настоящий воин из Махачкалы — встречайте: Шамиль «Воин Кавказа» Магомедов!

Зал взорвался аплодисментами. Шама, мгновенно поймав нужный настрой, поправил воротник своего костюма, двинулся в центр ринга. Его уверенность и харизма моментально заразили публику, вызвав новую волну аплодисментов и оживления на трибунах. Зрители были в восторге, подхватывая его появление на камеры и делая бесчисленные фото.

Шама вернулся в угол ринга и торопливо начал снимать костюм, словно стараясь не потерять боевой настрой, полученный от зрителей.

— Держи, — сказал он, аккуратно передавая мне пиджак, рубашку и очки.

Я взял его вещи и аккуратно сложил, положив себе на руку. К нам подошёл Игнат, следивший за соперником в противоположном углу.

— Шама, аккуратно начинай, соперник жёсткий и быстрый.

Рефери в этот момент вышел на середину ринга, поднял руку:

— Парни, подходим ко мне, быстро напомню вам правила перед боем.

Шама посмотрел на меня и уверенно сделал шаг вперёд. Его лицо стало абсолютно сосредоточенным. Вместе с Виктором он подошёл к рефери в центр ринга.

— Итак, парни, у нас бой на голых кулаках, три раунда по две минуты. Никаких ударов ниже пояса, локтями не бьём, колени запрещены, клинч короткий. Если один падает — второй отходит сразу в нейтральный угол. Выполняете мои команды и сразу прекращаете бой по моему сигналу. Всё понятно?

— Да, — ответил Шама.

— Понятно, — заверил Виктор.

Рефери жестом показал бойцам вернуться в свои углы. Они пожали руки и разошлись.

Шама, вернувшись в угол, глубоко вдохнул и выдохнул. Он старался максимально собраться перед началом поединка.

— Всё, настройся. Просто делай своё дело, — напутствовал я.

— Секунданты, покиньте ринг! — рефери указал на лестницы, ведущие за пределы ринга.

Я и Игнат спустились вниз, заняв свои места у красного угла. Шама остался один в ринге, разминая плечи и подпрыгивая на месте, чтобы держать мышцы разогретыми.

Я положил руки на канаты, чуть подался вперёд, чтобы Шамиль слышал.

— Главное, не лети вперёд. Присмотрись, подвигайся, почувствуй дистанцию. Ты всё умеешь!

Рефери, убедившись, что всё готово, обернулся к хронометристам.

— Время? Готовы?

Один из судей возле ринга поднял руку, подтверждая готовность. Рефери поднял руку, сделал шаг назад и резко опустил, давая старт поединку.

— Бой!

Шама уверенно двинулся в центр ринга, поднимая руки. Там коснулся кулаками с Виктором, поприветствовав его. Соперник ответил аналогично, глядя на Шаму с холодной уверенностью.

— Удачи! Ты сможешь, покажи себя! — крикнул я.

Шама уже не обернулся, но я видел по его настрою, что он услышал мои слова.

Начался бой… и сразу стало ясно, что что-то не так. Вместо того чтобы легко передвигаться на ногах, маневрируя и контролируя дистанцию, Шама встал на прямых ногах.

— Двигайся, Шама, двигайся! — громко и резко крикнул Игнат.

Виктор быстро перехватил инициативу, резко сократил дистанцию и начал забрасывать Шаму сериями ударов. Пулемёт был точен и беспощаден, кулаки молниеносно летели Шаме в защиту и пробивали её. Говорил же, блин… нельзя принимать урон!

— Отходи, не стой на месте! — снова кричал Игнат.

Однако Шама словно не слышал его.

Я ясно видел, что он попал в психологический ступор. Одно дело — драться в зале или на улице, и совсем другое — перед трибунами огромной арены. Стадионы кого-то заставляют взлетать выше собственных возможностей, но кого-то сковывают намертво.

К сожалению, Шама оказался вторым вариантом.

Он начал совершать грубые, совсем банальные ошибки. Вместо лёгких движений на ногах, уходов в стороны и контратак, Шама пятился к канатам. Пытался просто закрыться руками от града быстрых и тяжёлых ударов Виктора.

— Не зажимайся! Выходи в сторону! — я попытался вывести его из ступора.

Но Шама продолжал вытирать канаты и продолжал пропускать удары. Как он выжил в первом раунде — понятия не имею.

Раунд закончился пронзительным сигналом гонга, и Шама, пошатываясь, направился в угол. Лицо его покраснело, дыхание было тяжёлым, а взгляд — растерянным. Я и Игнат быстро поднялись на ринг, чтобы привести его в чувство и попытаться перестроить тактику боя.

Игнат тут же усадил его на табурет, быстро поддержав за плечи, чтобы не дать упасть.

— Глубокий вдох, давай, дыши спокойно и глубоко! — скомандовал Игнат. — Сейчас главное — успокоиться и прийти в себя!

Шама кивнул, тяжело дыша и с трудом удерживая взгляд сфокусированным. Подошёл катмен с ватными тампонами и антисептиками. Он быстро и профессионально начал обрабатывать небольшую, но кровоточащую сечку над левой бровью.

Пока катмен останавливал кровь, в угол подошёл врач, внимательно оглядел лицо Шамиля.

— Ты как, парень? Готов продолжать?

— Могу продолжать.

Врач снова посмотрел на него ещё пару секунд, затем кивнул, давая понять рефери, что Шама может продолжать.

Я присел напротив товарища, положил руки ему на колени.

— Послушай. Он реально строчит как пулемёт, и тебе нельзя давать ему развивать свою инициативу. Сейчас он захочет пойти на добивание, он почувствовал твою слабость. Ты покажи, что уходишь назад, а сам встреть, когда он полетит. Один точный удар — и он ляжет, у него вместо защиты будет проходной двор. Понял меня?

Шама сосредоточенно вбирал каждое слово.

— Угол, десять секунд! — громко объявил рефери.

Я крепко сжал колени Шамы и довольно увесисто хлопнул его ладонью по щеке.

— Хочешь мерс, чёрт возьми, или нет? Сейчас докажи это!

Шама улыбнулся, впервые за перерыв.

— Хочу, брат. Сделаю!

Мы с Игнатом и катменом быстро покинули ринг. Раздался громкий удар гонга — начался второй раунд.

«Пулемёт» явно чувствовал себя победителем, решив, что вопрос уже практически закрыт. Он пошёл в атаку, агрессивно сокращая дистанцию и резко выбрасывая серию стремительных ударов.

— Шама, внимательно, двигайся! — громко выкрикнул я, стиснув кулаки.

Виктор продолжал натиск. Бросился вперёд, как разъярённый носорог, намереваясь задавить Шаму мощью.

— Сейчас, прямо сейчас! — рявкнул я, видя идеальный момент для контратаки.

Шама начал пятиться, показывая сопернику, что уходит. Виктор, полагая, что дело в шляпе, пошёл за ним, включив мельницу.

И в этот момент Шама молниеносно выбросил точный встречный правый, вложив в него всю оставшуюся мощь.

Кулак Шамы встретился с подбородком Виктора. Голова соперника дернулась назад, словно он налетел на невидимую стену. Шама мгновенно сместился влево и нанёс ещё один, короткий, но сокрушительный хук слева.

Пулемёт зашатался, потерял равновесие. Его колени подогнулись, а тело рухнуло на настил. Зал взорвался оглушительным рёвом восторга. Зрители возбуждённо вскочили на ноги.

Рефери бросился к упавшему бойцу и начал отсчёт.

— Один, два, три…

Виктор попытался подняться. Но его руки не слушались, и он снова упал на ринг лицом вперёд.

— Семь, восемь, девять… десять! — рефери закончил отсчёт и взмахнул руками, давая понять, что бой закончен.

Я с облегчением выдохнул, чувствуя невероятную гордость за Шаму. Парень сделал всё идеально, использовав тот единственный шанс, который мы ему подсказали в перерыве.

Шама, тяжело дыша, стоял в центре ринга, слегка пошатываясь от усталости. Его глаза засветились настоящим счастьем и облегчением. Это была его первая, но крайне важная победа на голых кулаках, и она полностью принадлежала ему.

Я молниеносно влетел на ринг. Не сдержав эмоций, крепко обнял Шаму.

— Красавец!

Я подхватил его под руки и поднял, демонстрируя залу победителя.

Рефери взял Шаму за руку и вывел в центр ринга, чтобы официально объявить победу.

— Победу во втором раунде нокаутом одерживает… — начал объявление ринг-анонсер. — Шамиль «Воин Кавказа» Магомедов!

Рефери поднял руку Шамы, и зал снова отозвался овациями и криками поддержки.

Ринг-анонсер протянул Шаме микрофон. Боец на секунду замялся, но взял микрофон и произнёс свою теперь уже фирменную фразу:

— Виу, это Махачкала! Следующего!

Шама победоносно поднял руку, обводя взглядом зрительный зал и наслаждаясь заслуженной минутой славы.

— Всё, ребят, выходим, у нас тайминг, — попросил рефери.

Мы вышли из ринга. Шум постепенно стихал, а ринг-анонсер уже объявлял следующих участников.

Я машинально окинул взглядом заполненные трибуны. И тут же мой взгляд зацепился за знакомые лица на VIP-местах возле ринга.

Там сидела Алина. Она выглядела превосходно — стильное платье, аккуратная прическа, идеальный макияж. Рядом с ней, держа её за руку, сидел её бывший… или нынешний. Он выглядел самоуверенно и расслабленно. Рядом с ними расположился пожилой мужчина — он с горделивым выражением лица разглядывал происходящее. Судя по всему, это и был его отец, владелец букмекерской конторы и подельник Козлова.

Бывший держал Алину за руку.

Мелькнула одна единственная мысль… а вдруг она передумала? Что, если Алина всё же вернулась к нему?

Я быстро отогнал неприятные мысли. Сейчас не время отвлекаться.

— Саня, ты чего завис? — негромко спросил Игнат.

— Ничего, всё нормально, — ответил я, заставляя себя отвернуться от Алины. — Просто задумался.

К Шамилю уже подошёл врач турнира. Он осмотрел рассечение над бровью, осторожно ощупал края раны.

— Нужно ехать зашивать. Здесь глубокая сечка.

Шама сразу напрягся и махнул рукой, стараясь выглядеть безразличным.

— Да ладно, доктор, что там такого? Просто царапина, заживёт сама.

Врач строго посмотрел на него.

— Это сейчас кажется, что царапина. А я говорю, что там глубокий разрыв. Ещё один хороший удар — и у тебя кусок кожи вообще бы оторвался, как скальп у индейца.

Шама нахмурился, понимая, что всё серьёзнее, чем ему хотелось бы признавать.

— Смотри сам. Можешь, конечно, не ехать, но тогда рану придётся лечить намного дольше. Зашивать будет уже сложнее, и тренировки будешь вынужден пропустить на месяц как минимум. Оно тебе надо?

Шама, явно недовольный перспективой пропускать тренировки, всё-таки согласно кивнул.

— Ладно, доктор, понял. Едем зашивать.

Он посмотрел на меня с сожалением.

— Саня, извини, судя по всему, на меня ты можешь не рассчитывать.

— Всё нормально, ты своё дело сделал отлично. Езжай, пусть тебя заштопают, скоро снова в строю будешь.

— Удачи, Саня. Порвёшь сегодня этого Магу.

Игнат, быстро оценив ситуацию, спокойно взял Шамиля под локоть. Подошли сотрудники дежурившей на турнире бригады скорой помощи.

— С победой, Шамиль, — сказал Игнат. — Можешь быть уверен, что договор с клубом «Тигр» у тебя теперь в кармане. Ты сегодня отлично проявил себя.

Лицо Шамы моментально осветилось радостью.

— Правда, тренер? Спасибо большое, я не подведу!

Игнат переключился на меня.

— Саня, мы в больничку съездим, к твоему выходу вернусь.

Я приобнял Шаму напоследок и направился в раздевалку. Вся ответственность и тяжесть вечера теперь ложилась уже на мои плечи.

Зайдя в раздевалку, я закрыл дверь за собой. Внутри было тихо и пусто, я ожидал побыть в одиночестве и собраться с мыслями. Но внезапно заметил, что у медицинского стола стоит Настя, аккуратно перебирая инструменты и бинты.

Увидев меня, она сразу выпрямилась.

— Александр, вы соблюдали рекомендации перед боем?

Её холодное «вы» ударило неприятно. Было очевидно, что она расстроена из-за вчерашнего вечера и специально держит дистанцию.

— Да, конечно, — соврал я, не желая расстраивать девчонку.

Она осмотрела меня, заставила взвеситься на тех самых весах. Электронный экран показал 91 килограмм.

— Отлично. Вижу, что вы выполнили рекомендации, — ровно произнесла она, избегая моего взгляда. — Вы полностью готовы к бою.

Не говоря ни слова, я быстро шагнул вперёд и осторожно, но уверенно взял её за руку, останавливая у выхода.

Она удивлённо взглянула на меня, глаза её широко раскрылись.

— Александр…?

Я не дал ей закончить. Аккуратно притянув её к себе, я нежно коснулся губами её губ. Я делал то, что должен был сделать ещё вчера. Настя сначала застыла от неожиданности, но уже через секунду расслабилась. Закрыв глаза, она ответила на поцелуй, слегка прижавшись ко мне.

В этот момент я окончательно осознал, что с Алиной всё кончено, и я делаю единственно правильный выбор.

Через несколько секунд я осторожно отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. Лицо Насти заметно порозовело, дыхание участилось. В её глазах уже не было ни дистанции, ни обиды.

— Прости, что вчера был дураком, — тихо сказал я. — Больше такого не повторится.

— Я верю тебе, Саш.

Теперь её «вы» окончательно ушло, уступив место искренности и доверию.

(обратно)

Глава 11

Настя вышла из раздевалки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Теперь мне необходимо было закончить ещё одно дело, прежде чем полностью сосредоточиться на бое. Я быстро достал телефон и отправил короткое сообщение младшему Козлову:

— «Ты где?»

Не успел я убрать телефон, как дверь в раздевалку вновь открылась. Вошёл один из сотрудников, одетый в форму с бейджем организатора. Я удивлённо взглянул на него, собираясь спросить, почему он заходит без стука. Но вопрос остался незаданным.

— Я тут, — произнёс «сотрудник», оборачиваясь ко мне лицом.

Только спустя секунду я понял, что передо мной — Саша Козлов.

— Ни фига ты замаскировался! Не сразу узнал.

— Работа такая, — усмехнулся Саша, плотно закрыв дверь. — Флешку принёс?

— Конечно, — кивнул я, доставая флешку, которую спрятал в кармане спортивной куртки. — Держи.

Саша молча забрал её, быстро осмотрел и спрятал в карман рабочей униформы.

— Смотри, Саш, сразу побеждать нельзя, — серьёзно сказал он. — Нужно потянуть время. Твоя задача сейчас — чётко делать то, о чём договаривался с Хайпенко. Ни в коем случае не вызывай подозрений у этих людей. Они должны думать, что всё идёт строго по их плану.

Саша объяснил, что Козлов планирует появиться к концу карда. А когда он появится, понадобится время, чтобы начать операцию.

— У него серьёзная служба безопасности, мы не можем допускать ошибок, — пояснил младший Козлов. — Это будет равноценно провалу. Так что я подам тебе сигнал…

— Понял. Сделаю всё, как договаривались, пока не получу сигнал. Что будет сигналом?

— Я или мой человек будут в зале и поднимем плакат.

Козлов объяснил, что на плакате трижды будет написано слово «давай». Мы ещё раз проговорили детали моего поведения. Пожали руки.

— Отлично, работаем, — коротко резюмировал Саша, ещё раз убедившись, что флешка надёжно спрятана. — Будь начеку, не подведи.

— За себя переживай, а я свою часть сделаю, — подтвердил я договорённость.

Он уже собрался уходить, но в этот момент в дверь раздевалки постучали. Я напрягся, невольно бросив взгляд в сторону двери.

— Наверное, Игнат, — произнёс я негромко.

Однако дверь распахнулась, и в раздевалку неожиданно вошёл… Ренат. Он застыл на пороге с самоуверенным видом и окинул помещение взглядом. Взгляд ледяных глаз мгновенно остановился на Саше, одетом в форму сотрудника.

Я замер, понимая, что сейчас может произойти всё, что угодно.

Ренат подозрительно осмотрел Сашу с ног до головы.

— Ты кто такой, а? Что здесь делаешь?

Саша сразу принял подчеркнуто покорный и чуть растерянный вид, сыграв простого технического сотрудника.

— Я тут… проверял, всё ли в порядке в раздевалке…

— Проверил? Вот и иди да хрен, — раздражённо отрезал Ренат, указав рукой на дверь.

Саша коротко кивнул, стараясь выглядеть испуганным и послушным.

— Да, конечно, уже ухожу.

Он быстро вышел, ни разу не обернувшись, и тихо прикрыл за собой дверь. Я сдержал внутренний вздох облегчения. Саша только что виртуозно сыграл свою роль, не вызвав ни малейшего подозрения.

Ренат снова повернулся ко мне. Не торопясь и демонстративно молча, он подошёл к одному из стульев у стены. Взял его, чуть приподнял и поставил прямо передо мной, развернув спинкой вперёд. С холодной усмешкой на лице Ренат сел, небрежно положив руки на верхний край спинки. Внимательно посмотрел мне в глаза.

— Ну как настрой, Саня?

— Боевой, — ответил я, выдержав пристальный взгляд начальника службы безопасности.

Ренат едва заметно улыбнулся краем губ, словно ему понравился мой ответ.

— Боевой настрой — это хорошо.

В его голосе отчётливо прозвучала угроза, прикрытая фальшивой заботой.

— Ты ведь не забыл, что сегодня должен лечь? Нет? А то я пришёл напомнить, — добавил он.

Я выдержал паузу.

— С памятью всё в полном порядке. Всё будет так, как договаривались.

Ренат пристально изучал моё лицо ещё несколько секунд. Смотрел так, словно пытался разглядеть подвох в моих словах. Потом резко кивнул, медленно поднялся со стула и отодвинул его в сторону.

— Ну тогда удачи, Сань, — бросил он через плечо, уже в дверях.

Выйти, правда, не успел. Дверь снова распахнулась — без стука. На этот раз внутрь вошёл Игнат. Он держал в руках свёрнутый российский флаг.

— Саня, ну всё, Шаму отправил…

Игнат запнулся: его взгляд упал на фигуру Рената. Тренер смерил начальника СБ тяжёлым, яростным взглядом. Глаза Игната мгновенно ожесточились, а лицо стало напряжённым.

— Здорово, Игнат, — сказал Ренат с издёвкой в голосе, явно наслаждаясь моментом.

— Что посторонний делает в раздевалке? — процедил Игнат. — Давай, на выход.

Сказано было так, что я понял — Игнат буквально в шаге от того, чтобы сорваться и снести Ренату голову.

Ренат не спешил подчиняться, стоял с издевательской ухмылкой. Явно размышлял, стоит ли сейчас вступать в открытую конфронтацию.

— На выход, или тебе напомнить, где дверь? — процедил Игнат.

Ренат ухмыльнулся, медленно поднял руки, показывая, что не намерен провоцировать драку.

— Ухожу, ухожу. Просто зашёл Сане удачи пожелать. Ты его там, надеюсь, хорошо подготовил… Санёк, не подведи!

Последнюю фразу Ренат сказал подчеркнуто иронично, специально обращаясь ко мне уменьшительным именем.

Игнат с трудом сдерживался, но всё же не сделал лишних движений. Только следил за Ренатом холодным взглядом. Дверь за ним закрылась, и Игнат едва заметно, но всё-таки расслабился. Хотя напряжение в раздевалке всё ещё оставалось высоким.

Не выдержав, Игнат с яростью развернулся и ударил кулаком по металлическому шкафчику. Раздался громкий звук — металл прогнулся внутрь, оставив глубокую вмятину.

— Чего ты так реагируешь на этого идиота? — спросил я, глядя на перекошенное от ярости лицо Игната.

Тот опустил руку, на костяшках которой выступила кровь. Сел на скамью, глядя в пол, и помассировал виски, пытаясь успокоиться.

— Этот идиот когда-то был моим лучшим учеником, — негромко произнёс он после короткой паузы. — Ренат был отличным спортсменом, перспективным. Я в него вкладывал всё, что мог. Он мог стать настоящим бойцом, но выбрал лёгкие деньги и власть. Ушёл, забрал часть пацанов из клуба и открыл своё ЧОП. С тех пор считает себя каким-то авторитетом.

Игнат покачал головой, явно пытаясь справиться с эмоциями. Этой части их конфликта я не знал. Но стало понятно, почему Игнат так среагировал на этого урода.

— Ладно, Саня, сейчас не до этого. Там пацаны приехали — братья Решаловы. Обещали зайти к тебе перед боем, поддержать, пожелать удачи. Скоро придут.

Он быстро поднялся, подавив остатки гнева.

— А пока не теряем время. Давай разминку сделаем. Надо тебя как следует разогреть. Готов?

— Ты же знаешь, что я как пионер — всегда готов, — ответил я.

Игнат мгновенно переключился в тренерский «режим».

— Давай, Сань, поехали. Начинаем лёгкий бег на месте.

Я начал бегать на месте, постепенно увеличивая темп. Кровь активно зациркулировала по телу, разогревая мышцы.

— Хорошо, теперь суставы. Головой — плавно, спокойно вращаем, — командовал Игнат, внимательно следя за каждым моим движением. — Отлично. Плечи назад — вперёд, медленно. Теперь локти, кисти, таз… Отлично. Ноги не забывай.

Суставы начали расслабляться, мышцы постепенно набирали необходимый тонус. Я полностью погрузился в чёткие указания тренера, забывая обо всём постороннем.

— Прыжки на месте, Саня, пошёл. Легко, пружинисто, пятки не отбивай, — продолжал Игнат. — Выше колени, ещё чуть-чуть ускорься. Отлично, дыши ровно — кислород важен.

Через несколько минут интенсивной разминки Игнат перешёл к динамической растяжке.

— Теперь ноги. Давай, махи вперёд-назад. Амплитуду плавно увеличивай. В стороны теперь. Выпады. Спокойно, без рывков.

Мышцы тёплые — теперь растягиваемся.

Я выполнил все указания, ощущая, как тело становится эластичным, готовым к любым движениям на ринге.

— Давай теперь корпус. Вращения руками, наклоны, вращения туловищем. Ты знаешь, что делать, не торопись, — методично руководил Игнат.

Далее я переключился на бой с тенью. Представил, что передо мной уже стоит Мага. Начал двигаться, отрабатывая уклоны, комбинации ударов.

— Держи баланс, Сань, не заваливайся.

После нескольких минут боя с тенью Игнат взял боксёрские лапы и встал напротив меня.

— Поехали. Двойка, уклон, боковой! — чётко выкрикнул он, подставляя лапы.

Я отрабатывал удары, концентрируясь на технике и точности.

— Отлично! Теперь джеб, кросс! Ещё! Хорошо!

Я чувствовал себя легко на ногах, удары летели отлично. Всё получалось.

— Молодец, Саня. Всё, не переусердствуй, — с удовлетворением произнёс Игнат.

Закончили вовремя — из коридора послышались громкие голоса. В помещение вошли братья Решаловы, держа на вытянутых руках включённый телефон и активно ведя прямой эфир.

— А вот и наш чемпион! — с энтузиазмом произнёс Лёша, приближаясь ко мне и направляя камеру. — Привет, Чемп! Как настрой перед боем?

— Пока ещё не чемпион. Но настрой боевой, всё отлично.

— Ну, это пока! Саш, пару слов нашим зрителям, — включился Паша. — Тебя сотни тысяч сейчас смотрят, все топят за тебя!

Я взглянул в камеру.

— Всем привет! Спасибо за поддержку, друзья! Выложусь на максимум и покажу, на что способен, — я легонько стукнул перчаткой по камере.

— Отлично! — с энтузиазмом подтвердил старший Лёша, переключая камеру на себя. — Вы сами всё слышали, Саня настроен на победу! Не пропустите бой, будет жарко!

После этих слов он завершил трансляцию и, опустив телефон, продолжил уже более спокойным тоном:

— Всё, эфир завершили. Брат, долго тебя грузить не будем, знаем, как важно настроиться. Просто удачи тебе, верим в победу.

— Спасибо, пацаны.

Мы обнялись, и братья развернулись и вышли.

— Никак не привыкну, что через интернет за тобой может наблюдать столько народа, — сказал Игнат.

Он накинул мне на плечи полотенце. Взглянул на часы — до боя оставалось всего ничего.

— Тепло надо сохранять… Присядь, покумекаем.

Я присел на лавку, и Игнат сел напротив — на корточки.

— Сань, — произнёс он. — Ты прошёл очень серьёзную и качественную подготовку. Ты готов физически, морально, тактически. Сейчас осталось самое простое и самое сложное одновременно — выйти и показать всё, чему ты научился.

Тренер сделал короткую паузу, давая мне осознать важность слов.

— Когда окажешься там, на ринге, помни, кто ты и зачем там находишься. Ты не дерёшься ради славы, денег или чего-то ещё поверхностного. Неа. Это то, что естественно, что само придёт, — продолжил Игнат. — Ты дерёшься за своё «я» и за тех, кто верит, что куда важнее хайпа, пафоса и понта — мужской стержень. Не забывай, что ты пример для сотен тысяч мальчишек, которые, глядя на экран, впитывают всё в себя и ищут тех, на кого можно равняться.

Игнат замолчал, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Ты уже победитель, понимаешь? Будь спокоен, хладнокровен и сосредоточен. Слушай мои подсказки и доверься своей интуиции. Я всегда буду рядом, в твоём углу.

Игнат протянул руку, и я крепко пожал её.

— Всё понял, тренер. Сделаю то, что должен, — ответил я.

— Тогда будем побеждать, Сань.

Едва он закончил, как в дверь последовал короткий стук. Дверь раздевалки тихо приоткрылась, и администратор лиги заглянул внутрь. Мужчина лет сорока, с гарнитурой в ухе и планшетом в руке.

— Пора, — объявил он, мельком глянув на часы. — Заканчивайте, я буду ждать в коридоре, чтобы сопроводить вас к рингу.

Администратор не стал задерживаться, закрыл за собой дверь.

Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул, ощущая, как сердце начинает биться чаще. До боя оставалось всего ничего.

— Всё, Сань, готов? — спросил Игнат тихо.

— Готов.

Игнат взял со скамьи приготовленный заранее флаг России и аккуратно положил его мне на плечи.

— Тогда пошли, брат, — уверенно произнёс тренер, протянув кулак, чтобы коснуться им моего кулака.

Я глянул на себя в зеркале раздевалки, поправил экипировку и окончательно собрался с мыслями. Резко несколько раз ударил себя ладонями по щекам, разгоняя кровь.

Тёплая ткань российского флага, накинутого на плечи, словно придавала дополнительной уверенности.

Хлопнув в ладони, я толкнул дверь раздевалки, и мы вышли в коридор, где нас ждал администратор.

— Готовы? — спросил он.

— Готов. Пойдёмте.

Администратор жестом показал направление, предлагая следовать за собой. Шум арены и возбужденные голоса зрителей доносились до меня уже отчётливо. Я понимал, что зрителей на трибунах прибавилось, и главного боя ждёт полный стадион.

Напряжение перед боем постепенно сменялось острым ожиданием и полной концентрацией. С каждым шагом по коридору уверенность внутри становилась сильнее. Сила будто концентрировалась в кулаках.

Я почти дошёл до выхода из служебного коридора, как…

— Саша, подожди!

Послышался знакомый голос, заставивший меня мгновенно остановиться.

Передо мной стояла Алина. Она явно нервничала, теребя пальцами сумочку и почти умоляюще глядя на меня. В глазах отражались тревога и отчаяние.

Я показал администратору, что чуть задержусь. Игнат тоже остановился, понимая, что пусть он состоится не вовремя, но мне нужен этот разговор.

— Ты не так всё понял… — начала она быстро, почти захлёбываясь словами.

— Я всё так и понял, Алина, — холодно оборвал я. — Хорошей тебе жизни с ним.

— Подожди, пожалуйста, — её голос сорвался. — Дай мне минуту, это важно!

— У меня бой, мне сейчас не до этого, — возразил я, стараясь оставаться равнодушным, хотя внутри всё сжималось.

Алина шагнула ко мне, будто боясь, что я уйду.

— Ты думаешь, мне нужен он? Саша, я должна была привести на турнир его отца. А единственный способ — это выйти за него замуж! Я не знала, как поступить иначе… чтобы его родители пришли…

В этот момент позади Алины появилась Настя. Она замерла в шаге от нас, ошеломлённо переводя взгляд с меня на Алину. Настя была явно не готова к этой сцене, и в её глазах читалось замешательство.

— Саша… — произнесла она едва слышно и тут же осеклась.

Молчание затягивалось, становясь всё невыносимее.

Я первым нарушил затянувшуюся паузу, посмотрел в глаза Алине и медленно покачал головой.

— Прости, но у меня есть другая.

Слова прозвучали без эмоций, словно я озвучивал давно принятое решение. Алина дёрнулась, словно от удара, лицо исказила боль, а затем — злость. Она резко вскинула руку, пытаясь дать мне пощёчину.

Но реакция сработала сама собой. Я легко уклонился, рука пролетела мимо, и девушка лишь беспомощно пошатнулась, почти потеряв равновесие.

— Иди, Алина. Тебя ждут. Тебе ещё надо принять предложение.

Она застыла на мгновение, уставившись на меня глазами, полными слёз и обиды. Потом резко отвернулась и почти бегом направилась прочь по коридору. Её плечи вздрагивали, выдавая еле сдерживаемые рыдания.

Настя всё это время стояла рядом, наблюдая за нами в полном оцепенении.

— А это кто…? — прошептала она, когда шаги Алины стихли.

— Уже никто. Просто прошлое, — заверил я.

Боковым зрением я заметил, как администратор прислушивается к голосу из гарнитуры.

— Александр, у нас небольшие изменения по времени. Сейчас будет важное объявление, бой перенесут на двадцать минут.

Я удивлённо приподнял бровь.

— Почему? Что случилось?

Администратор только пожал плечами.

— Важное событие со спонсорами… в общем, сам бой начнётся примерно через час, пока пройдут все выходы и представления. Рекомендую вам вернуться в раздевалку.

Мужик быстро ушёл, растворившись среди других суетящихся организаторов. Я посмотрел ему вслед, пытаясь сообразить, что происходит.

— На, Сань, выпей, пока есть время, — Игнат сунул мне пластиковый шейкер, в котором уже был разведен какой-то порошок. — Это поможет восстановить энергию. А то с этими перерывами ты весь тонус растеряешь.

Я молча взял шейкер, сделал пару больших глотков и почувствовал приятный, чуть кисловатый вкус напитка. Внезапно до меня дошло: «важное событие со спонсорами» — это было явно связано с предложением, о котором говорила Алина.

— Сань, возвращаемся в раздевалку? — спросил Игнат.

Я покачал головой.

— Нет, я тут постою. Надо кое-что посмотреть.

Игнат внимательно глянул на меня, но не стал задавать вопросов. Понял, что настаивать сейчас бессмысленно.

Я направился ближе к проходу, ведущему на арену. То самое «важное событие» я хотел увидеть собственными глазами. Зайдя в подтрибунное помещение, из которого мне предстояло выходить, я заглянул через шторку в зал.

Администратор, видя, что мне интересно, указал на дверь технического помещения, расположенную за углом коридора.

— Александр, пройдёмте сюда. Отсюда вам будет удобнее наблюдать.

Я последовал за ним, и он завёл меня в небольшую комнату, заполненную мониторами, проводами и аппаратурой.

Несколько человек в наушниках внимательно следили за происходящим на экранах, постоянно обмениваясь короткими репликами.

На главном мониторе транслировали ринг. Туда уверенно поднялся Хайпенко — в костюме и с микрофоном в руке. Он улыбался, наслаждаясь вниманием публики. Зрители притихли, ожидая, что он скажет.

— Друзья, перед началом главного боя у нас будет одно знаменательное событие, — начал он торжественным голосом. — Я очень рад, что такое важное событие произойдёт именно на нашем турнире. Произойдёт на глазах у десятков тысяч зрителей в зале и почти миллиона зрителей онлайн!

Он сделал небольшую паузу, подогревая интерес зрителей.

— Сейчас я передам микрофон сыну одного замечательного человека… директору нашей букмекерской компании и главного спонсора сегодняшнего турнира!

Хайпенко сделал широкий жест рукой, указывая на бывшего Алины. Тот встал из VIP-сектора и начал уверенно двигаться к рингу. Я почувствовал, как неприятно сжалось в груди от предчувствия того, что сейчас произойдёт.

Администратор стоял рядом и, наклонившись ко мне, негромко прокомментировал:

— Вот теперь ясно, почему бой задержали. Такое не каждый день увидишь.

Я кивнул, не отрывая взгляда от экрана. Бывший… ну или нынешний уверенно поднялся по ступеням ринга и забрал микрофон у Хайпенко. Камера крупным планом показала его лицо — гадко выбритое, улыбчивое, с идеально уложенной причёской.

— Всем привет… — начал он, сделав театральную паузу. — Сегодня особенный день не только потому, что состоится яркий бой. Но и потому, что именно сегодня я хочу сделать шаг, который изменит мою жизнь.

Зал притих, догадываясь, что сейчас случится нечто особенное. В техническом помещении все, кто ещё минуту назад был погружён в работу, перестали щёлкать клавишами и уставились на мониторы.

— Я долго к этому шёл, — продолжал он, наслаждаясь своим моментом славы. — Здесь, на этой арене, на глазах десятков тысяч зрителей и миллиона человек у экранов…

Он достал из кармана маленькую красную коробочку и опустился на одно колено. Поднял коробочку вверх, чтобы камеры максимально чётко её показали.

— Алина, — произнёс он проникновенно, глядя в сторону трибуны. — Я тебя люблю. Ты выйдешь за меня?

Трибуны взорвались аплодисментами и восторженными криками. Все повернулись в сторону девушки. Камеры быстро нашли Алину, увеличив её лицо на большом экране. Та растерянно и явно смущённо прикрыла рот рукой, глаза блестели от слёз.

— Алина, поднимайся сюда! — ободряюще сказал Хайпенко, улыбаясь.

Администратор, стоявший рядом со мной, снова наклонился ближе:

— Ты представляешь? Почти миллион человек смотрит это прямо сейчас. Вот это предложение! У девушки просто нет шансов отказать.

Я ничего не ответил, продолжая молча наблюдать.

Алина под гром оваций и поддержку всего зала быстро поднялась на ринг. Я медленно облизал губы. Вот и посмотрим, что дальше произойдёт…

Этот… козёл поднялся с колена, бережно взял её за руку и аккуратно надел кольцо на палец. Алина улыбнулась, нервно поправляя волосы.

— Она согласна! — объявил Хайпенко громким голосом, подняв вверх руку пары. — Поздравим наших влюблённых!

Аплодисменты стали ещё громче. На главном экране крупным планом показали VIP-трибуну, где поднялся пожилой мужчина — директор букмекерской компании и главный спонсор турнира. Он хлопал с довольной улыбкой.

Зал продолжал шуметь, скандируя и хлопая. Я молча смотрел на происходящее, чувствуя внутри странное облегчение. Чувство такое, словно сейчас произошло что-то давно ожидаемое. И все точки были окончательно расставлены.

Пара, обнявшись, спустилась с ринга под бурные овации. Хайпенко проводил их взглядом и снова поднял микрофон.

— Что ж, давайте ещё раз порадуемся за ребят! Совет да любовь!

Аплодисменты постепенно стихли. Хайпенко медленно обошёл ринг, выдерживая паузу, привлекая к себе внимание. На его лице читалась привычная самоуверенность.

— А теперь… — он повысил голос, и по арене прокатился гул возбуждения. — Настал тот момент, ради которого мы все собрались сегодня здесь! Настало время долгожданного главного боя вечера!

От автора: Моя новинка!

Я — хирург, попавший в мир боевых стилей. Здесь всё прогнило. Я поставлю диагноз — и вылечу этот мир. Или сломаю его окончательно.

https://author.today/reader/474618

(обратно)

Глава 12

— На этот ринг выйдут два человека, — продолжил Хайпенко, тщательно проговаривая каждое слово. — Два бойца, два непримиримых соперника, конфликт которых вышел далеко за пределы спорта. И сегодня, именно здесь и сейчас, они поставят точку в своей личной войне. Я говорю про бой Маги Карателя и Саши Файтера! Это невероятное событие!

Зал неистовал, поддерживая объявление. Толпа начала скандировать наши имена, и по моему телу пробежала волна мурашек. Администратор рядом коснулся наушника и повернулся ко мне.

— Через минуту выход. Приготовься!

Я плотнее подтянул на плечах флаг России, слыша начало объявления ринг-анонсера. В этот момент появился Игнат, тоже полностью готовый.

— Встр-р-речайте! — загремело по всей арене. — Саша Файтер!

В колонках арены громко заиграла знакомая мелодия.

— Не снится нам ни рокот космодрома…

— Выход! — кивнул нам администратор.

Я глубоко вздохнул, перекрестился, резко выдохнул и шагнул вперёд, появляясь из-под трибунного тоннеля на свет прожекторов.

Мощная волна шума ударила в лицо. Стадион был полон. Тысячи людей вскакивали с мест, аплодировали, кричали, свистели. Из-за слепящего света прожекторов я видел лишь бескрайнее море лиц, слившихся в единый мощный поток эмоций.

Мелодия «Землян» раскачивала трибуны. Перед глазами вспыхнули на миг картины далёкого прошлого, моего прошлого. Зал, тяжёлая работа на ринге, пробежки под музыку, звучавшую из открытых окон.

«Трава у дома» звучала громко, торжественно, словно гимн моему возвращению.

С первых рядов потянулись руки зрителей.

— Саня, давай!

— Мы с тобой, Файтер!

Я шёл, расправив плечи, ощущая, как каждый шаг заряжает меня адреналином, словно электричеством. Протянул руку, касаясь десятков ладоней. Это было единение со зрителями, с людьми, которые верили в меня, ставили на меня, надеялись.

Боковым зрением я заметил, как возле трибун поднимаются мои ребята из клуба. Они начали громко бить в барабаны:

— Файтер! Файтер! Когда мы едины — мы непобедимы!

Их речёвки ещё больше вдохновили меня.

Перед рингом меня встречал запасной рефери.

— Стой, осмотрим, — заявил он, перекрикивая шум многотысячной арены.

Рефери быстро ощупал руки и плечи, внимательно посмотрел в глаза. Я показал, что надел капу, и кивнул, обозначая, что полностью готов к поединку.

Рефери взял баночку с вазелином и аккуратно нанёс его на скулы и брови.

— Удачи, Саша. Покажи красивый бой!

Он отступил, пропуская меня к рингу.

— Постараюсь, — в ответ заверил я.

Подойдя к рингу, я на мгновение застыл у лестницы, поднял голову и вдохнул наэлектризованный воздух арены.

Ощутил это мгновение во всей полноте, затем поднялся по ступенькам и, чуть натянув канаты, перепрыгнул через них внутрь.

Стоя в центре ринга, я медленно поднял руку вверх, сжав кулак. Весь стадион поднялся на ноги, ревя, аплодируя и выкрикивая моё имя. Настал момент полной синхронизации со зрителями. Единения, ради которого стоило драться и ради которого стоило жить.

— А теперь встречайте! — мощным голосом взревел ринг-анонсер. — Легенда кулачных боёв, наш чемпион — Мага Кара-а-атель!

Свет приглушили, заиграла ритмичная кавказская мелодия — динамичная лезгинка, заполнившая стадион боевым задором.

Я ощутил, как атмосфера вокруг меня изменилась. Если мой выход напоминал возвращение домой, то Мага шёл на ринг, как воин на поле битвы. Шторка подтрибунного помещения одёрнулась, и оттуда появился Каратель, окружённый многочисленной свитой суровых бородачей.

Толпа на стадионе вмиг ожила, но зрители начали свистеть, выкрикивать оскорбления, недовольно топать ногами. Я чувствовал, что эти люди — на моей стороне. Их гул слился в мощный шум, полный неодобрения к моему противнику.

— Фу-у-у!

— Домой, Мага!

— Чемодан — вокзал!

Мага шёл к рингу нарочито медленно, вызывая зрителей на негатив. Его команда была в чёрных футболках с надписью «Team Karatel». Эти ребята кривлялись, показывали толпе неприличные жесты, подливая масла в огонь.

— Борзые, — услышал я голос Игната.

Тренер стоял у канатов и хмуро смотрел в сторону Маги.

Игнат обернулся к нашей группе поддержки и замахал, показывая, чтобы пацаны заходили на ринг. Охрана среагировала тотчас, попыталась пресечь попытки, но Игнат жёстко стоял на своём, на повышенных тонах объясняя охранникам что-то, и то и дело указывал на делегацию Карателя.

Я подошёл ближе, чтобы услышать разговор.

— Я тебе непонятно изъясняюсь? — рычал Игнат. — Либо мои пацаны на ринг проходят, либо вы, на хрен, убираете этих бородатых!

Охранник пытался что-то возразить, но по существу Игнат был прав. Да и какого вообще чёрта с Магой пришёл весь аул, а мне — можно пригласить в угол двух секундантов?

— Вопрос решайте, — жёстко сказал я, перевешиваясь через канаты и обращаясь к охраннику. — Либо — либо.

Тот взял рацию и сделал «звонок другу». Подробно объяснил Ренату расклад. Я думал, что тот «забреет» инициативу, но нет. Через пару секунд охранник показал, что мои одноклубники тоже могут выходить в ринг.

Что-то подсказывало: Ренат не решился возразить Карателю. На арене помимо «братьев» Маги присутствовала ещё целая куча «родственников». Их поддержка тонула в гуле многотысячной арены, но несколько сотен бородачей сюда точно пришли. И если они наведут блуд — никакая охрана не справится.

Пацаны из клуба переглянулись и тут же стали быстро забираться на ринг, перепрыгивая канаты. За несколько секунд вокруг меня выстроились знакомые лица моих парней. Среди них затесались и Марик, и Виталя, и эвакуаторщики… Причём каждый уже успел облачиться в одинаковые майки с надписью: «Команда Саши Файтера».

Тем временем Мага уже поднялся по лестнице на ринг. На его лице застыла вызывающая, наглая ухмылка, словно он уже праздновал свою победу.

Его окружение встало полукругом напротив нас, а сам Мага прошёлся вдоль нашего «строя», язвительно глядя в лицо каждому. Потом он, словно хищник, шагнул в мою сторону. В его глазах горела агрессия, подкреплённая уверенностью в собственной силе. Он намеренно медленно проходил мимо, вплотную приблизившись ко мне.

Я спокойно выдержал его взгляд.

Зрители, поддерживая меня, продолжали кричать и свистеть, выражая явную неприязнь к поведению Карателя.

— Убирайся!

— Файтер, выруби его!

Неожиданно Мага сделал резкое движение в мою сторону, будто готов был прямо сейчас напасть. Я инстинктивно сжал кулаки, но лицо осталось абсолютно спокойным. Внутри была чёткая уверенность, что Каратель не посмеет перейти черту. Это было лишь дешёвое театральное представление перед публикой.

Однако напряглись и мои пацаны, и бородачи. В этот же момент голос Хайпенко властно прозвучал из динамиков, быстро гася нарастающее напряжение.

— Охрану на ринг! Быстро!

Охранники мгновенно начали взбираться в ринг, тотчас вставая между нашими командами. Их широкие спины образовали живую стену. Мага чуть отступил, с насмешливой ухмылкой показывая, что не воспринимает это всерьёз.

Я про себя отметил, что поведение Маги было неадекватно. Да, адекватностью Каратель в принципе не отличался, но всё же…

В центре ринга появился ринг-анонсер. Высокий мужчина в строгом костюме поднял руку, призывая толпу к тишине. Стадион постепенно стихал, но напряжение ощущалось даже в воздухе.

— Итак! — громко начал анонсер, голос его звучал чётко и мощно, отдаваясь эхом по всей арене. — Вот и настал момент, которого мы ждали весь вечер, а некоторые — и несколько недель!

Толпа вновь зашумела, разогревая атмосферу до предела. Люди хлопали, кричали, свистели, требуя начала битвы.

— С одной стороны, — продолжил анонсер, — непревзойдённый и непобеждённый. Каратель мира кулачных боёв. Человек, которому не привыкать отправлять соперников в нокаут. Поприветствуйте — Мага Каратель!

Его свита взревела, но большая часть зала вновь ответила мощным освистыванием и недовольными криками. Бородачи пытались заглушить свист с трибун. Но зрители явно были не на стороне Маги, который выглядел всё более раздражённым. Он обернулся к трибунам, сердито оскалился и показал средние пальцы.

Ринг-анонсер, понимая, что пора унять толпу, поднял руку, призывая стадион успокоиться. После пары мгновений шум чуть поутих, и он вновь заговорил, теперь уже с воодушевлением:

— А с другой стороны! — анонсер чуть повысил голос, его интонация стала ещё ярче и эмоциональнее. — Боец, который буквально ворвался в мир кулачных боёв и перевернул его с ног на голову! Боец из народа, человек с несгибаемым характером! Поприветствуйте — Саша Файтер!

Люди повскакивали с мест, кричали моё имя. Стадион буквально ходил ходуном.

— Файтер! Файтер! Файтер!

Я поднял руку в знак благодарности за поддержку, глядя прямо в глаза сопернику.

Энергия трибун волной ударила в меня, наполняя уверенностью. Моё спокойствие, похоже, ещё больше бесило Магу — его лицо побагровело от гнева. В какой-то момент Каратель не выдержал, выхватил шейкер у своего тренера и с силой метнул его в сторону ближайших зрителей.

Шейкер пролетел мимо головы одного парня, задев только его руку. Толпа резко охнула, замолчав на мгновение от неожиданности.

— Я вас всех выловлю после боя! — яростно закричал Мага, залезая ногами на нижние канаты.

Он тыкал пальцем в толпу, выкрикивая угрозы:

— Каждого, кто болеет за шакала, я лично щиману! Не убежите, суки!

Его люди попытались успокоить своего бойца, уводя обратно в угол, но было ясно, что Мага выходит из себя.

Я стоял в противоположном углу, не реагируя на этот цирк.

Рефери подошёл в центр ринга, жестом приглашая нас с Магой подойти для финальной инструкции. К нему присоединились двое крепких охранников, ставших по сторонам — явно чтобы вовремя остановить любую возможную вспышку агрессии.

Я сделал шаг вперёд, спокойно глядя прямо в глаза сопернику. Мага же приближался с вызывающим высокомерием. Мы остановились друг напротив друга, оказавшись буквально нос к носу. Ощущение близкой драки моментально сгустилось в воздухе.

— Парни, вы профессионалы, — уверенно и громко произнёс рефери, смотря нам обоим в глаза поочерёдно. — Сегодня бой идёт строго по правилам бокса на голых кулаках. Запрещены удары ниже пояса, в затылок и любые захваты. Мои команды выполняете сразу и беспрекословно. Понятно?

— Понятно, — сдержанно ответил я.

— Давай быстрее, э, командуй уже, — раздражённо бросил Мага, перебивая его.

Рефери взглянул на Карателя холодным взглядом:

— Пожмите руки, если между вами нет ничего личного.

Я протянул кулак вперёд, не сводя глаз с Маги. Тот несколько секунд стоял неподвижно, буравя меня взглядом. А затем резко, как бешеный бык, бросился на меня, выставив вперёд голову и собираясь боднуть в лицо.

Охранники мгновенно отреагировали, крепко схватили его за плечи, оттаскивая.

— Убью тибя, сука! — взревел Мага, пытаясь вырваться. — Ти сегодня домой ни вернёшься, гнида!

— Всем, кто не участвует в бою, срочно покинуть ринг! — распорядился рефери, показывая на выход моим и его командам.

Игнат напутственно хлопнул меня по спине, быстро покидая канвас.

— Размажь его, Саня. Покажи ему уровень.

Мага продолжал бесноваться в своём углу, снова выкрикивая угрозы и едва удерживаемый своими «братьями».

Рефери внимательно посмотрел на меня, затем на Карателя, махнул рукой:

— Занимайте свои углы и приготовьтесь.

Наступил тот самый момент. Я сделал глубокий вдох, шагнул назад в свой угол и приготовился услышать гонг.

Мой взгляд упал на Хайпенко. Тот стоял неподалёку, скрестив руки на груди и глядя на меня с нескрываемым презрением. Его глаза говорили гораздо больше, чем могли выразить слова. Хайпенко ждал, что сегодня я лягу на ринг и уже не встану.

Но меня уже не интересовали его ожидания и его игра.

Мага, в противоположном углу, остался один. Он продолжал агрессивно размахивать руками, как животное, пытаясь заранее запугать меня. Но внутри я был абсолютно спокоен и холоден.

— Бойцы готовы? — громко спросил рефери, заняв центр ринга и подняв руку. — На середину!

Мы одновременно вышли вперёд. Не знаю как, но в этот момент я увидел среди многотысячной толпы младшего Козлова. Он сидел на трибуне, плакат, который должен был дать мне сигнал, был опущен. Саша давал понять, что ещё не время…

— Бокс!

Я сразу же отступил на шаг назад, чувствуя, как воздух буквально вибрирует от напряжения. Мага, не теряя времени, кинулся на меня, будто я был единственным препятствием, которое ему мешало. В его глазах читалась ярость, готовность уничтожать.

В первые же секунды я отметил, что он подготовлен даже лучше, чем я предполагал.

Двигаясь по рингу, я осторожно уходил от выпадов Карателя, вспоминая свои уличные бои девяностых. Там первым и главным правилом было — не спешить бросаться вперёд.

Но здесь была другая эпоха и другие правила… Вокруг горели софиты, жужжали телекамеры, а комментаторы что-то быстро тараторили на языке нового времени, который я ещё не до конца успел понять.

Я ушёл от нескольких ударов, стараясь двигаться по кругу, сдержанно, без лишней траты сил. Пару раз контратаковал, пробивая Маге в корпус вместо головы. Но это было как бросать бензин в огонь — удары только раззадоривали его больше.

Толпа ревела, и каждый мой шаг сопровождался вспышками камер и криками зрителей.

Я ясно понял, что с таким бойцом нельзя просто защищаться. Нет… он должен был почувствовать силу в ответ. Иначе рано или поздно он продавит мою оборону и раздавит.

Нужно было выбирать момент и встречать его, иначе я рисковал не дожить до конца даже первого раунда. Но делать этого я не мог. Для этого не настало время.

Всё, что я мог — попытаться выжить…

Мысли оборвались. Я продолжал двигаться и не заметил, как нога попала на мокрый участок канваса, оставшийся после предыдущего боя. Подошва неожиданно поехала, баланс потерялся, и я невольно дёрнулся, пытаясь удержаться на ногах.

В тот же момент Мага, почуяв слабость, метнулся вперёд и нанёс хлёсткий удар справа.

Кулак Маги с хрустом врезался мне в скулу. Вспышка боли, затем короткое затемнение перед глазами… Следующая секунда уже встретила меня лежащим на канвасе.

— Один! Два! Три! — голос рефери пробился сквозь шум в голове.

Я мог бы подняться сразу, но знал слишком хорошо, что после такого удара нельзя спешить. В девяностые я видел не одного крепкого бойца, который, подскочив на ноги слишком быстро, потом снова падал — уже не вставая.

Сквозь гудящий звон в голове я глубоко вдохнул, ощутил жёсткий материал канваса под ладонями. Медленно повернул голову, посмотрел на Магу, который уже бесновался у канатов, поднимая руки и провоцируя толпу.

— Четыре! Пять! Шесть! — продолжал отсчёт рефери.

Я снова вдохнул, чувствуя, как ясность возвращается в сознание. Спокойно поднялся на ноги ровно на счёт «семь». Рефери заглянул в мои глаза, оценивая состояние.

— Готов продолжать?

Я молча кивнул, сжал кулаки и поднял руки, принимая боевую стойку.

Мага стоял у противоположного угла и заводил толпу. Разведя руки, он ходил вдоль канатов, выкрикивал что-то на своём языке. Ухмылялся и периодически постукивал кулаками друг о друга, изображая, что сейчас меня размажет.

Я видел в его глазах азарт хищника, почуявшего добычу. Он выставил кулак в мою сторону, явно показывая, что сейчас отправит меня спать.

Ну давай, хорохорься… Я знал, что сейчас начнётся его шквал атак. Внутренне уже приготовился принимать урон, понимая, что другого выхода не будет.

Я снова посмотрел на трибуну, где сидел Саша. Но табличка была по-прежнему опущена.

Мага оттолкнулся от угла, и в этот самый момент арена вздрогнула от громкого звука гонга, означающего конец раунда.

Каратель резко остановился, дёрнулся, как собака на цепи, и с презрением сплюнул на канвас. Рефери встал между нами, разведя руки в стороны. Я понимал, что этот перерыв — всего лишь отсрочка. Всё самое жёсткое ещё впереди.

(обратно)

Глава 13

Я вернулся в угол и уселся на табуретку, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Голова слегка звенела от пропущенного удара, а перед глазами всё ещё мелькали яркие пятна. Игнат уже ждал меня, и я видел, что он буквально закипает от злости.

— Ты чего творишь, Саня⁈ — он едва не орал мне в лицо. — Работай, чёрт возьми! Чего ты стоишь, как манекен?

Я смотрел на него, стараясь изобразить раскаяние, но на самом деле пропускал его слова мимо ушей. Я и сам прекрасно знал, что со стороны это выглядело так, будто я отдаю бой. Но сказать Игнату о договорённости с чекистами я не мог.

— Ты понимаешь, что он тебя убьёт, если ты так будешь дальше? — продолжал Игнат, протягивая бутылку с водой. — Он же на стероидах по самые гланды, посмотри на него!

Я невольно бросил взгляд в противоположный угол. Мага не сел на стул, а стоял, уперев руки в канаты. Его грудь ходила ходуном, словно паровозный котёл. Глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Такой выносливости и агрессии я давно ни у кого не видел.

Рядом с нами крутился оператор, снимая каждое слово Игната и мои реакции крупным планом. В 90-е подобной показухи не было, и я до сих пор не привык к этому дурацкому ощущению, когда каждый твой жест могут увидеть миллионы людей.

— Саня, слышишь меня? — Игнат понизил голос и приблизил лицо ко мне. — Ты должен его встретить. Он прёт, как сумасшедший, только встречай его! Иначе он тебя сожрёт, понял?

— Понял, тренер, — ответил я, сплёвывая воду и отводя взгляд обратно на Магу.

Тот уже нетерпеливо топтался у канатов, как бойцовый петух, ожидающий следующего раунда. Видимо, адреналин и фармацевтика в крови не позволяли ему успокоиться даже на секунду.

Перед началом второго раунда рефери подошёл ко мне и пристально заглянул в глаза. Пытался понять, насколько я в состоянии продолжать бой. Похоже, пропущенный удар выглядел достаточно серьёзно, чтобы заставить его переживать.

— Продолжаешь? — коротко спросил рефери, не отводя взгляда.

— Да, всё нормально, — ответил я.

Рефери ещё посмотрел на меня, но и только.

— Десять секунд осталось, — сказал он, обращаясь к Игнату.

— Саня, просыпайся!

Игнат отвесил мне звонкую пощёчину. Такие приёмы быстро приводили в чувства. Но в моём случае были совершенно бесполезны. Я видел дыры в защите Карателя, понимал, как работать с таким соперником, но… не мог.

Едва прозвучал гонг, Мага рванул на меня, как танк, решивший взять линию обороны одним наскоком. Он обрушил шквал ударов, замахивая руками с такой скоростью, что казалось, я попал под молотильную машину.

Я начал смещаться в сторону, уклоняясь от ударов и стараясь не давать ему попасть по себе. Мага, заметив, что я не отвечаю на его атаки, окончательно обнаглел. Он стал идти на меня ещё агрессивнее, чувствуя своё преимущество. Соперник явно поверил в то, что я уже сломлен. Ну и решил добить меня как можно быстрее.

А вот то, что произошло дальше…

Я отчётливо видел боковым зрением, как тренер Карателя плеснул воду из бутылки прямо на канвас.

Движение… и моя стопа снова скользнула по канвасу. Я чуть не упал, с трудом удержав равновесие. Под ногами блестело большое мокрое пятно.

Уроды, блин!

Никогда не считал соперника и его угол идиотами, даже когда хотелось обратного. Я прекрасно понимал, что тренер Карателя просёк фишку, что влажный канвас мешает мне работать. И он решил «помочь» своему бойцу, налив воды, чтобы я не мог нормально двигаться.

Я поднял руку, обращаясь к рефери, и показал ему на мокрое место.

— Тут вода, уберите её!

Рефери мельком посмотрел туда, куда я показывал, но только пожал плечами, словно ничего страшного не увидел. Мне стало ясно, что честного поединка ждать не стоит.

Мага тем временем воспользовался моментом и резко пошёл вперёд, пытаясь попасть на скачке. Пришлось отступать, уклоняясь от очередной серии ударов, отчаянно маневрируя и стараясь не попасть ногой на это мокрое пятно.

В голове промелькнула мысль, что с каждым мгновением бой становится всё более грязным. Я начал понимать, что правила здесь, видимо, только формальность.

Гонг прозвучал, сигнализируя об окончании второго раунда. Я вернулся в свой угол, стараясь не показать, насколько меня взбесила выходка с мокрым пятном на канвасе.

Игнат был явно вне себя от увиденного.

— Рефери, воду протирай! — заорал он.

— Я разберусь, — дерзко ответил рефери.

— Глаза разуй! Они специально на канвас воду льют!

— Предупреждение за неспортивное поведение, — отрезал рефери.

Рефери явно давал понять, что готов дисквалифицировать мой угол.

— Игнат, не надо, — одёрнул я своего тренера. — Он тебя снимет.

Игнат стиснул зубы так, что послышался скрип эмали. Я прошёл в угол, усаживаясь на стул. Увы, возмущения не могли ни к чему привести. А вот время, отведённое на восстановление, таяло…

— Саня, посмотри на меня! — зашипел тренер, присев на корточки прямо передо мной. — Что происходит? Почему ты не дерёшься нормально? Я же вижу, что ты, чёрт возьми, можешь ударить и всё чувствуешь!

Я ощущал его раздражение и беспокойство, но ничего объяснить ему прямо сейчас не мог. Да и не имел права.

— Выматываю его, тренер, — пояснил я, стараясь говорить максимально убедительно.

Игнат замотал головой, явно не принимая моих объяснений.

— Какой выматываешь? Ты его видел? Он заряжен по самые гланды, носится как батарейка «Энерджайзер»! С ним нельзя играть в долгую — или встречай его, или он тебя просто перемелет!

— Исправлюсь, тренер, — пообещал я, глядя мимо его лица.

Мой взгляд жадно искал плакат младшего Козлова, но его всё не было. До гонга оставалось секунд двадцать. И Игнат, закончив наставление и понимая, что помощи от рефери не будет, принялся сам вытирать воду с канваса ринга.

Но я понимал, что вода на ринге — лишь одна из множества проблем, с которыми мне ещё предстоит столкнуться.

Гонг ознаменовал начало третьего раунда. Я встал с табурета и вышел в центр ринга. Мага даже не сделал паузы. Между раундами Каратель был занят тем, что скакал по канвасу и работал с тенью… что-то с ним явно было не так. Секунданты пытались его усадить на табуретку, но он ни в какую не соглашался.

Как только прозвучал гонг, он рванул ко мне, снова начав размахивать руками, как заведённый.

Его удары летели беспорядочно, но их сила могла свалить слона. Нельзя было оставаться на месте, иначе он меня просто задавит натиском. Вот только в отличие от Карателя я, как и любой спортсмен на моём месте, начинал уставать. И уже не мог работать со свежестью первых двух раундов.

Но я стиснул зубы, собирая волю в кулак.

Снова начал работать, постоянно смещаясь, уходя, оттягиваясь. Я действительно ожидал, что Мага начнёт замедляться, что его безумие выдохнется.

Но нет, прав был Игнат, сравнив Карателя с кроликом из рекламы батареек, которому энергия дана бесконечно.

Но что мне получалось хорошо — это злить Магу, когда очередной его удар пролетал в десятке сантиметров от моего лица.

И после очередного провала, новое нарушение не заставило себя ждать. Каратель резко шагнул вперёд, замахнулся и крутанул бэкфист. Я сразу увидел движение, инстинктивно попытался уйти в сторону, но нога опять попала на мокрое пятно канваса.

С-сука…

Ступня скользнула, равновесие мгновенно исчезло. Удар прилетел с глухим звуком прямо в висок. На мгновение мир перед глазами замелькал искрами. Ноги предательски подкосились, и я рухнул на пол ринга.

Снова нокдаун.

Трибуны ахнули и притихли.

— Раз! Два! Три! — начал громко отсчитывать рефери.

Какого хрена, если это был запрещённый приём? Но рефери это, похоже, нисколько не волновало.

Я медленно сел, тряхнул головой, пытаясь избавиться от нарастающего звона. Где плакат… пора заканчивать цирк и действовать в полную силу.

Я тяжело поднялся, чувствуя, как меня ведёт. Удерживать равновесие удавалось с большим трудом.

— Семь! Восемь! Готов продолжать? — спросил рефери, пристально глядя мне в глаза.

Я стиснул зубы, кивнул и снова встал в боевую стойку.

Мага в углу подпрыгивал и размахивал кулаками, как обезумевшийгладиатор. Нет… вымотать этого урода мне точно не удастся. У него вместо крови по венам течёт химия.

Внутри меня всё кипело, но я должен был сдерживаться и ждать.

— Боец, готов? — рефери появился у Карателя.

Но тот не обратил на рефери внимания, повернувшись к трибунам и взмахивая руками. Зрители освистывали его, но Магу это, похоже, только забавляло.

— Угол, вразумите бойца, — обратился рефери к угловым Карателя.

Я обратил внимание, что на лицах секундантов соперника появилось замешательство. Похоже, и для них поведение подопечного было сюрпризом.

Гонг прозвучал, возвещая окончание раунда. Мага выглядел так, словно ему не сообщили об этом, и вдруг попёр вперёд. В его глазах было нечто большее, чем простая спортивная злость.

Теперь уже я не подозревал, а понял: он находится под воздействием каких-то стимуляторов. Его зрачки расширились, взгляд стал бешеный и стеклянный одновременно. Челюсть постоянно нервно дёргалась.

— Раунд закончен! В углы! — громко крикнул рефери.

Мага проигнорировал команду и, подскочив ко мне, попытался ударить головой прямо в лицо. Я отреагировал мгновенно, отклонившись в последний момент. Почувствовал, как его лоб скользнул рядом с моей скулой.

— Ты совсем охренел? — рявкнул я, отталкивая его от себя.

Толпа загудела. Мага, потеряв всякое самообладание, попытался схватить меня за ноги, переходя в чисто борцовский захват. Я инстинктивно среагировал на его движение: выставил ногу назад, согнулся и подхватил его руками, рывком кидая на канвас. Мага с хлопком рухнул на спину.

— Эй, беспредел творится! — закричал кто-то из угла Маги.

Из его свиты, ругаясь на своём языке, в ринг резко вскочили несколько бородачей. Их движения были настолько резкими и агрессивными, что пришлось мгновенно встать в стойку, ожидая нападения.

— Спокойно! Назад, назад! — немедленно вмешался рефери.

Он растопырил руки, пытаясь оттеснить людей из команды Маги. Одновременно в ринг ворвались несколько сотрудников охраны, хватая разбушевавшихся бородачей за руки и плечи.

Зал оглушительно ревел, часть зрителей уже вскочила с мест, снимая происходящее на телефоны.

— Саша, в угол, живо! — рявкнул Игнат.

Я отступил на несколько шагов, не теряя из виду ни Магу. Тот с трудом поднимался с пола, а его свиту охрана уже начала выводить с ринга. Прежде чем вмешались наши пацаны…

— Ты за это ответишь, я тебя сломаю! — хрипло орал Мага.

Он тыкал в мою сторону пальцем и явно не собирался останавливаться.

Я не ответил, только тяжело дышал, пытаясь сдержать гнев и адреналин, разрывающий меня изнутри. Моя очередь отвечать ещё не пришла.

— По углам! Всем по углам, быстро! — продолжал кричать рефери, пытаясь восстановить хоть какой-то порядок на ринге.

Охрана, действуя жёстко и уверенно, быстро вытеснила людей Маги с ринга. Один из охранников даже повалил на канвас самого активного бородача. Тут же скрутил ему руки за спину. Остальные подчинились, но не без громких выкриков угроз в мой адрес.

— Всех посторонних с ринга! — гневно командовал по микрофону Хайпенко. — Либо мы останавливаем бой и дисквалифицируем обоих бойцов!

Толпа на трибунах завыла в ответ, явно не желая, чтобы вечер закончился таким образом. Рефери же приблизился ко мне, его лицо было явно недовольным.

— За бросок — минус очко! — произнёс он, размахивая рукой и показывая судьям своё решение.

— Он сам полез, я просто защищался, — попытался я возразить.

Рефери только покачал головой, не принимая никаких возражений.

— Он полез, а ты бросил. Здесь не борцовский ковёр. Ещё раз — и сниму с боя!

Я стиснул зубы, подавляя вспышку гнева. Спорить было бесполезно, только хуже сделаю. Но уже садясь на табурет, я вдруг вздрогнул.

В первом ряду я увидел Виктора Козлова.

Наши взгляды встретились буквально на секунду, а потом Козлов скучающе отвёл глаза.

Я тяжело сел на табуретку в углу, едва слыша шум трибун, гул голосов и музыку в перерыве между раундами. Игнат тут же оказался рядом, глядя на меня со смесью злости и растерянности.

— Саня, ты вообще меня слышишь⁈ — резко начал он. — Ты что творишь? Ты по очкам уже в минусах, забрать победу решением уже нереально, понимаешь?

Я слушал вполуха, наблюдал, как Мага, снова не садясь, со злым выражением лица о чём-то говорил с секундантами.

— Саня! Слышишь? Нужен только нокаут, иначе всё, приехали, забудь о победе, — продолжал Игнат. — А ждать, что он устанет, бесполезно. Ты должен включиться, понял?

Игнат махнул рукой и отвернулся, давая понять, что его терпение на исходе.

Я медленно поднял взгляд в сторону зала. На трибунах царило напряжение — публика ждала развязки. Мой взгляд тут же зацепился за фигуру младшего Козлова. Он вдруг поднялся со своего места, развернул плакат и поднял его высоко над головой.

Это был тот самый сигнал, которого я ждал весь вечер. Всё, больше притворяться не надо.

Я резко набрал воздуха в лёгкие, чувствуя, как по телу разливается адреналин. Теперь я мог показать всё, на что способен.

Пришло моё время.

— Всё понял, тренер, сейчас начну работать, — коротко сказал я Игнату, резко поднявшись с табурета.

Игнат удивлённо посмотрел на меня, будто хотел спросить: почему только сейчас? Но я уже был на пути к центру ринга.

Гонг прозвучал оглушительно чётко, словно сигнал о начале новой жизни. Мага снова рванул вперёд, руки замелькали в агрессивной серии ударов. Но теперь я был готов и ждал его.

Я резко сместился в сторону, пропустив его атаку мимо себя, и коротко, хлёстко ударил его хуком по печени. Тело Карателя дёрнулось от неожиданного попадания. Он попытался сразу ответить, но я уже вкладывался в следующий удар — короткий, резкий прямой в челюсть.

Голова Маги откинулась. Он пошатнулся, потеряв координацию и не понимая, что происходит.

Я почувствовал вкус боя и сам пошёл вперёд, чтобы не дать сопернику передышки. Серия из двух-трёх точных ударов достигла цели, отбрасывая Магу к канатам.

Трибуны взревели от восторга. Теперь инициатива была на моей стороне.

Мага явно не ожидал, что я включусь по-настоящему. Видимо, настолько уверовал в свою победу, что решил — это игра в одни ворота. Он снова бросился, словно бы случайно пропустил, и сейчас решил доказать, кто тут хозяин.

Как только он приблизился на дистанцию, резко, на встречном движении, я пробил правой рукой в область его виска.

Попал чётко, плотно. Почувствовал, как костяшки врезались в его череп, и тут же увидел, как Магу повело. Его ноги подкосились, он нелепо взмахнул руками, потерял равновесие и рухнул на настил ринга.

Арена мгновенно взревела. Однако Мага тут же вскочил, замотал головой и попытался показать всем видом, что никакого нокдауна не было. Но его мотало из стороны в сторону так, будто он стоял на палубе в шторм.

Он схватился за канаты, чтобы удержаться, и начал что-то эмоционально доказывать рефери. Указывал пальцем то на меня, то себе за голову, требуя не открывать отсчёт.

— Да ты чё, э-э, нет нокдаун! — кричал он, дёргаясь и стараясь оттолкнуть от себя рефери.

Зрители свистели, кто-то аплодировал, кто-то возмущался, а Каратель продолжал метаться, как дикий зверь в клетке. Ситуация начала выходить из-под контроля, но рефери всё же сумел взять её в свои руки. Он попытался увести Магу в угол, чтобы привести в чувство.

Я стоял спокойно и наблюдал за этим хаосом, понимая, что сейчас начнётся самое интересное. Интересно, насколько далеко рефери пойдёт в своём беспределе?

Ждать долго не пришлось. Рефери вдруг развёл руки, показывая, что никакого нокдауна и близко не было. Я с недоумением уставился на него, не веря глазам. Рефери же направился прямиком ко мне, энергично махая пальцем.

— Ты чего творишь, Файтер? — спросил он, изображая строгость. — Я тебя предупреждаю последний раз, что удар по затылку запрещён! Ещё раз такое сделаешь — сниму с боя!

— Ты же видел, куда я попал, — возразил я, хотя понимал, что это бесполезно.

— Я всё прекрасно видел. Следи за ударами! Иначе дисквалифицирую!

Я заметил, как рефери косится на Магу, который восстанавливался в углу, пока тренер обмахивал его полотенцем.

Всё стало ясно.

Ни о какой судейской ошибке тут нет речи. Рефери куплен и откровенно даёт моему сопернику драгоценное время прийти в себя после тяжёлого попадания. Уже прошло не меньше минуты, вместо положенных десяти.

Спорить было бессмысленно. Я молча кивнул, демонстративно шагнул назад и поднял руки, показывая, что услышал и принял замечания.

Зазвенел гонг, и секунданты Маги буквально потащили его к табурету в углу. Каратель был взбешён до крайности. Его глаза налились кровью, он отталкивал своих тренеров, нервно ходил из стороны в сторону, не желая садиться.

Я на секунду вспомнил безумного Оливера Маккола, когда тот на ринге потерял контроль над собой в бою с Льюисом.

Один из секундантов Маги, пытаясь привести его в чувство, протянул ему под нос вату с нашатырем. Но Магомед резко отмахнулся и выбил вату из его рук.

В углу наступила паника, тренеры засуетились, кто-то кричал ему что-то на своём языке, но Мага уже никого не слушал.

— Смотри, поплыл карась! — хмыкнул Игнат за моей спиной, наблюдая за истерикой. — Вот теперь держи его, Саня, сейчас он сам себя сожрёт!

Игнат был доволен, явно решив, что переломный момент в бою настал и инициатива полностью на моей стороне. Я понимал, что он прав.

Едва я успел сделать пару глотков воды, как к моему углу решительным шагом подошёл Сергей Хайпенко. Он выглядел раздражённым, лицо красное, взгляд злой, направленный прямо на меня.

— Оператор, убери на хрен камеру! — рявкнул он, прикрывая ладонью объектив и наклоняясь ко мне почти вплотную.

Оператор смущённо отступил.

— Ты чего творишь, Саня? — агрессивно зашипел Сергей, наклоняясь ближе к моему уху.

Я пожал плечами, изображая полное безразличие.

Да так, наказываю твоего пса. Или что, только ему можно беспредел творить?

Сергей едва сдержал себя, сжимая кулаки так, что побелели костяшки.

Игнат изумлённо наблюдал за развернувшейся сценой. Он до сих пор не понимал, что происходит.

В этот момент громко прозвучал голос рефери.

— Секунданты, покинуть ринг! Пятый раунд!

— Сейчас посмотрим, кто кого накажет, — сквозь зубы бросил Сергей и резко отошёл от угла.

Я поднялся со стула, сделал глубокий вдох и шагнул в центр ринга. Решающий раунд.

Мага, всё ещё заряженный яростью, понёсся на меня с диким желанием завершить бой одним ударом.

В этот раз я не стал отступать. Сделал шаг навстречу, жёстко встретил его прямым правым, вложив всю тяжесть тела в удар. Голова Карателя резко мотнулась. Он зашатался, ноги предательски подкосились, но я тут же вошёл с ним в клинч и удержал на ногах.

— Чё, сука, в себя поверил? Я тебе говорил, что за базар ответишь в ринге, — зашипел я ему на ухо.

Мага попытался высвободиться, но я удержал его, затем легко толкнул назад, снова приняв боевую стойку. Каратель тяжело качнулся, пытаясь поймать равновесие, ошалело глядя на меня.

Я видел, как в его глазах начали гаснуть огоньки уверенности. Он снова пошёл вперёд, но уже без прежней силы и напора, стараясь действовать осторожнее.

Я намеренно открылся, предлагая ему броситься в атаку, и он клюнул на уловку. Резко сместившись вправо, я встретил его левым боковым — точно в челюсть.

Мага рухнул на канвас во второй раз. Казалось, он уже не поднимется, но дурь, которой он был буквально пропитан, заставила его вскочить, как ужаленного.

Он бешено затряс башкой, со злостью оттолкнул подошедшего рефери, который собирался открыть счёт.

— Руки баля! — дико заорал он, пытаясь удержаться на ногах.

Выходило скверно, тело качало из стороны в сторону.

Рефери ничуть не смутило неспортивное поведение. Он начал отсчёт.

— Четыре, пять!

И вдруг прямо посередине счёта рефери заметил мокрое пятно на канвасе. Указал на него и начал требовать от секундантов Карателя немедленно протереть пол. Про отсчёт он уже забыл. Рефери во второй раз специально давал Маге время восстановиться.

Зал загудел, недовольный явной задержкой со стороны рефери. Я ощущал раздражение от того, что судья не просто тянет время, а откровенно подыгрывает Карателю. Выиграть этот бой я мог не просто досрочно, а так, чтобы Мага уже не смог бы подняться с канваса.

На восстановление этому уроду вновь дали гораздо больше положенного. Но я терпеливо ждал, когда продолжится бой. Самое забавное здесь было то, что такой блуд нравился зрителю. Трибуны буквально бушевали. Наверняка схожие эмоции испытывали и те, кто смотрел прямую трансляцию турнира в сети.

Наконец, рефери вышел на середину.

— Бой!

Мага, потерявший всякую осторожность, снова полетел на меня. На этот раз он забыл про тактику и технику. Каратель явно решил устроить беспредел, пустив в ход удары ниже пояса, пытаясь бодаться головой.

Рефери сделал вид, что не заметил. Мага, почуяв безнаказанность, осмелел ещё сильнее и полез в открытую драку. Теперь он пытался схватить меня руками, снова бросить.

— Ты чё, улицу решил устроить, урод? — прорычал я, жёстко оттолкнув его от себя.

Зал громко свистел и возмущённо гудел.

— Судью на мыло! — слышались выкрики.

Наконец, рефери вынужденно вмешался, оттеснил Магу и махнул рукой.

— Минус балл! — заявил он.

Мага вспыхнул от ярости, оттеснил рефери и попытался снова кинуться на меня. Но секунданты кинулись к нему, удерживая и пытаясь привести в чувства.

Игнат вырос у моего плеча.

— Саня, слушай внимательно. Ты по очкам сливаешь бой. Судьи и рефери куплены. Единственный шанс — это чистый нокаут. Ты понял? У тебя десять секунд, брат!

Я молча кивнул, стараясь не остывать, и начал прыгать на месте.

— Выйди и сруби его так, чтобы у судей даже мыслей не осталось.

— Понял, тренер, — коротко ответил я.

— Сейчас или никогда! — Игнат отступил за канаты.

Рефери показал, что до конца боя осталось десять секунд. Мага, более-менее пришедший в себя, вызывающе посмотрел на меня. Вышел в центр ринга и ткнул пальцем в канвас. Он приглашал меня зарубиться по-мужски, без защиты.

— Сюда, баля, проверим, кто крепче! — проорал он, перекрикивая гул толпы.

Я сжал кулаки и улыбнулся немного окровавленной улыбкой. Такие вызовы не отклоняются. Мы шагнули друг другу навстречу, словно бойцы из старых времён. Тогда единственным правилом было остаться на ногах.

— Погнали, — принял я предложение Карателя.

— Бойцы, десять секунд! Бой! — объявил рефери.

Секунды понеслись одна за другой.

Понеслась рубка — откровенная, безоглядная, жёсткая. Удары летели один за другим… его, мой, его, мой. Он вкладывал в удары всю злость и ненависть, а я вкладывал опыт, выдержку и технику.

Мага не был простым парнем — каждый его удар был тяжёлым и острым. Но я оказался быстрее, точнее, и в один момент сумел опередить его очередной замах точным ударом в подбородок.

Голова Маги дёрнулась, глаза помутнели, колени подогнулись. Он рухнул на канвас, будто перерубленное дерево. Толпа ахнула, вскочила на ноги, взорвавшись криками и аплодисментами.

Я стоял над ним, понимая, что это и есть тот самый нокаут, о котором говорил Игнат.

Рефери тут же подбежал к неподвижному телу Маги и начал отсчёт. Но уже через пару секунд стало ясно, что тут «наглухо». Насколько я помнил правила, если ты открываешь счёт, то считать надо до конца. Но рефери прервал счёт и быстро подал сигнал врачам, спешно вытаскивая изо рта Маги капу.

Вокруг сразу возникла суматоха. Медики поспешили на ринг, а я отступил на несколько шагов, давая им пространство.

Трибуны ревели в едином экстазе — это был чистейший, бесспорный нокаут. Как вишенка на торте большого турнира.

Я вскинул руки, чувствуя, как от напряжения и адреналина дрожат мышцы. Зрители кричали моё имя, заглушая всё вокруг. Я повернулся к своему углу и увидел сияющее от восторга лицо Игната, который махал флагом России и что-то громко выкрикивал.

Вот только радость моя длилась недолго. Боковым зрением я заметил, как тренер Маги, мощный бородач, с яростью кинулся на рефери, пытаясь выяснить, почему тот не помог его бойцу избежать поражения.

— Ты чё не видишь⁈ Он нормально встал! Ты специально это сделал⁈ — ревел он, размахивая руками и выплёвывая слюни в лицо судье.

Один из команды Карателя резко бросился ко мне, пытаясь схватить за плечо и развернуть.

— Ты чё, сука, грязно бил? Ты за это ответишь, слышь⁈

Толчок был мощным, я отступил на шаг назад, понимая, что сейчас начнётся заварушка.

Я не разговаривал. И, помня, что если драки не избежать… выбросил двойку в харю бородача. В тот же момент Игнат мгновенно оказался возле тренера Маги, который продолжал прессовать рефери.

— Ты, баран, успокойся! Бой закончен, чего кипишь поднимаешь⁈ — рявкнул Игнат.

— Сам баран, рот закрой свой, — процедил тот и попытался замахнуться на Игната.

Игнат действовал быстро и чётко, не раздумывая. Его кулак чётко вошёл в подбородок бородача. Горе-тренер пошатнулся и, потеряв равновесие, рухнул на настил ринга.

Видя, что двое недобрых молодцов повержены, толпа бородатых секундантов с бешеным рёвом ринулась к нам.

Ринг мгновенно превратился в хаос. Секунданты Маги с воплями пытались добраться до нас с Игнатом. Я инстинктивно выставил руки вперёд, понимая, что нужно отбиваться. Один из бородачей попытался схватить меня за шею, но я резко уклонился, пробивая ему снизу в челюсть. Противник сразу рухнул.

Рядом мелькнул ещё один — с перекошенным лицом и дикими глазами. Он пошёл на меня мельницей.

— Размотаю…

Я быстро сместился, уклоняясь от его замаха, и тут же отправил бородача на пол коротким хуком.

Однако их было слишком много. Они теснили нас к канатам, стараясь поймать момент, чтобы ударить сзади или сбоку. Я видел, как Игнат яростно раздавал удары налево и направо, но его уже теснили к углу, забирая пространство для манёвров.

— Сзади! — крикнул я ему, едва успевая оттолкнуть очередного агрессора.

Игнат отреагировал, но всё равно пропустил удар в бок и чуть согнулся. Ситуация явно выходила из-под контроля. Чувствуя, как кто-то хватает меня за руку и пытается дёрнуть назад, я развернулся и ударил локтем, освобождаясь.

Толпа превратилась в сплошную кашу, где невозможно было разобрать, кто за кого дерётся. Я почувствовал удар в спину, качнулся, едва удержав равновесие. Уже подумал, что нас сейчас растопчут, когда внезапно с трибун раздались громкие крики:

— Тигры! За наших!

Я резко повернулся и увидел, как пацаны из клуба решительно прорывались сквозь толпу и перепрыгивали через ограждения, метя на ринг.

— Держитесь, мужики, мы здесь! — прокричал кто-то знакомый.

Наши влетели в бородачей, пройдя по рингу как комбайн по пашне. Они моментально разметали стройные ряды соперника. Ситуация стала резко меняться. Теперь это была полноценная бойня «стенка на стенку». Но уже наши теснили бородачей обратно к канатам.

— Погнали наших городских! — азартно крикнул Игнат, снова врубаясь в борьбу.

Казалось, перелом наступил. Но тут, со стороны Маги, из подтрибунных помещений и с трибун начали спешно подтягиваться дополнительные группы «родственников».

Теперь на ринге и вокруг него было человек сто, и уже невозможно было понять, где заканчивается ринг, а где начинается зрительный зал.

Воздух сотрясался от криков, мата, хлопков и свиста. Кто-то швырнул стул, кто-то опрокинул ограждение. Охрана арены была полностью бессильна и не знала, за что хвататься в первую очередь. Толпа стала абсолютно неконтролируемой, превращая спортивное мероприятие в яростную массовую драку.

Сквозь хаос я заметил, как в углу ринга двое бородачей прижимают к канатам Виталю. Он прикрыл голову руками и уже почти не сопротивлялся, а те наносили удары по корпусу, явно пытаясь поломать пацану рёбра.

Не раздумывая, я рванул туда, отталкивая плечом кого-то из противников.

— С дороги, сука! — крикнул я, влетая в кашу-малу.

Размахнувшись, я пробил бородача, стоявшего ближе. Тот упал на спину, хватаясь за лицо. Второй успел повернуться, но не успел ничего сделать — я коротко пробил ему в подбородок. Он завалился в канаты, на секунду потеряв ориентацию.

— Живой? — прокричал я Витале, помогая ему выпрямиться.

— Живой, Сань, спасибо… — хрипло отозвался он, вытирая кровь с лица.

— Смотри внимательнее! — я хлопнул его по спине и тут же почувствовал удар сзади.

Меня отбросило вперёд. Обернулся, успев заметить, как новый бородач заносит кулак для повторного удара. Но в этот момент его сбили с ног сразу двое наших. Один из «Тигров» подал руку, помогая мне подняться.

— Держись, Саня, мы своих не бросаем!

Наконец, охрана смекнула, что они тут не кукурузу стерегут. Крепкие ребята в чёрных футболках быстро начали растаскивать дерущихся в стороны. Поначалу никто не хотел расходиться, толчки и ругань продолжались, но постепенно охранники навели порядок.

— Эй, вы за это ответите! — орал один из бородачей, тыча пальцем в мою сторону. — Клянусь, жить не буду, пока тебя не потушу, понял⁈

— Мы ещё встретимся, суки! — подхватывали другие, отступая за канаты.

Хайпенко в бешенстве выбежал в центр ринга с микрофоном, взмахивая руками и крича:

— Всех посторонних немедленно убрать с ринга! Это что за бардак⁈ Охрана, сделайте наконец свою работу!

Охрана с горем пополам очистила ринг от посторонних. На настиле остались только спортсмены, рефери и Хайпенко. Сергей нервно оглядывался по сторонам, явно недовольный тем, как всё повернулось.

Я смотрел в сторону Маги, возле которого возился врач. Каратель держался за канаты, сидя на канвасе. Ноги его не слушались — их попросту выключило после моего последнего удара. Два его секунданта попытались его поднять, но рефери жёстко пресёк их попытки вмешаться.

— Стоять на месте! Никто не подходит! — строго произнёс он.

Мага мутным взглядом оглядывался вокруг и пытался сфокусироваться на происходящем.

Хайпенко прошёлся по рингу, нервно теребя микрофон и оглядываясь на трибуны.

— То, что мы сейчас наблюдали — это позор! — пафосно начал он, активно жестикулируя. — Такое поведение бойцов дискредитирует не только нашу лигу, но и весь российский спорт!

Он демонстративно указал на меня, затем перевёл взгляд на лежащего Магу, будто я был виновен во всей этой суматохе.

— Мы являемся частью Федерации, частью большого спорта, и поэтому я прямо сейчас вызываю на ринг официального представителя федерации. Он лично вынесет своё решение по этому вопиющему случаю!

Хайпенко бросил на меня злобный взгляд, и я чётко понял, к чему он ведёт. Теперь он будет отыгрывать назад и попытается сделать крайним именно меня, лишив заслуженной победы.

Я вытер капли пота и крови со лба и мрачно посмотрел в сторону представителя федерации. Тот уже направлялся к рингу с серьёзным выражением лица. Это был мужчина лет пятидесяти, в строгом пиджаке и с бейджем на груди. Он осмотрелся, оценивая последствия побоища, затем взял микрофон у Хайпенко.

— Дамы и господа, — начал он официальным голосом. — Федерация не может мириться с таким вопиющим поведением спортсменов и их команд. После консультации с судьями и руководством мы приняли единственно возможное решение.

Он выдержал паузу. Строго, даже с некоторым осуждением, посмотрел на меня, затем на Магу, которого едва поддерживали секунданты.

— Оба участника главного боя вечера дисквалифицированы за нарушение регламента. Результат боя аннулирован. Бой официально признаётся несостоявшимся.

Зал взорвался гневным гулом и свистом. Люди кричали, выражая возмущение, но представитель федерации только поднял руку, требуя тишины. Пояснять он ничего не стал, передал микрофон обратно Хайпенко, который едва скрывал самодовольную ухмылку.

Хайпенко быстро махнул рукой своей команде и жестом показал операторам закругляться. Я всё понимал — понимал более чем отчётливо. Сергею во что бы то ни стало нужно было спасти огромные бабки, поставленные на договорняк.

Он попытается замять ситуацию.

Потому, недолго думая, я решительно шагнул вперёд и вырвал микрофон прямо у него из рук.

— Эй! Ты чего творишь⁈ — прошипел Сергей, теряя самообладание и хватая меня за запястье. — Забыл, кто тебе платит? Немедленно отдай микрофон!

Охранники уже двинулись в нашу сторону, но камеры прямого эфира тоже были направлены прямо на нас. Хайпенко это заметил, остановил охрану движением руки и приблизился ко мне вплотную.

— Ты вообще понимаешь, во что ввязался, идиот? Завтра твоей карьере конец, понял? Положи микрофон на место! — яростно прошептал он.

Я холодно посмотрел ему в глаза и спокойно поднял микрофон.

— Сергей, почему ты нервничаешь? Я просто хочу сказать пару слов. Или тебе есть что скрывать?

Зал затих. Внимание всех зрителей было приковано к рингу. Хайпенко, побледнев от ярости, отступил, отчаянно пытаясь сохранить лицо перед камерами.

От автора:

Я попал в 1734-й год, на русский корабль. Капитан здесь француз, офицеры — немцы. Они решили сдаться. Я напомнил им, в чьей стране они служат: русские не сдаются.

СКИДКА НА СЕРИЮ:

https://author.today/reader/455024

(обратно)

Глава 14

Я сжал микрофон в руке, выдохнул и оглядел переполненные трибуны. В глазах людей виделось удивление, ожидание. Внимания было больше, чем когда-либо.

— Спасибо всем, кто сегодня пришёл сюда поддержать меня. Спасибо моим братьям из клуба «Тигр», спасибо моему тренеру Игнату, моему диетологу Насте… и человеку, благодаря которому я сегодня не пешком — Ибрагиму!

Я поднял руку, и Игнат, быстро сообразив, бросил мне футболку с логотипом автосервиса.

— Если кому надо починить тачку по-честному, без разводов — вы знаете, к кому обращаться!

По залу прокатились лёгкие аплодисменты и смешки, кто-то в первом ряду одобрительно крикнул: «Красава, Саня!». Я выдержал паузу и резко сменил тон.

— Но теперь кое-что важное. Сегодня я должен был проиграть этот бой.

Трибуны замерли, словно кто-то поставил весь зал на паузу. Я видел, как зрители переглядываются, шёпот катится по рядам, а Хайпенко, схватившись за голову, буквально остолбенел.

— Сегодня, — продолжил я твёрдо. — Отдельные люди хотели, чтобы я лёг под соперника и красиво проиграл. Но знаете что? Я плевать хотел на их желания!

Гул усилился, а зрители начали громко переговариваться, кто-то негодующе вскочил с места. Хайпенко очнулся и начал кричать, размахивая руками.

— Выключите ему микрофон! Да выключите же кто-нибудь эту херню!

Охрана было дёрнулась ко мне, но поздно… Саша Козлов сделал то, о чём мы договорились. Большой экран, который висел высоко над рингом, мигнул, и вдруг вся арена увидела то самое первое видео, которое когда-то попало мне в руки «от Алисы».

Подсобка.

Хайпенко, Мага Каратель и ещё несколько спортсменов… на экране творился самый настоящий договорняк.

Зрители зашелестели…

Я представлял, какой «бардак» творился сейчас в комментариях прямой трансляции. Видел я и лицо Витьки Козлова. Оно оставалось всё тем же невозмутимым, как и всегда. Но бровь на его физиономии поползла вверх.

Хайпенко было дёрнулся, но Козлов заинтересованно вскинул палец. И Сергей застыл, как вкопанный. Застыл и Ренат. Остановилась охрана.

Мага будто разом протрезвел, медленно поднялся, отталкивая от себя врача, и уставился на экран. Туда же устремили взгляды бородачи из его «братьев» и «родственников».

Все замерли, жадно проглатывая каждый кадр на большом экране.

Но и на этом сюрприз не заканчивался…

Следом началось аудио из кабинета Хайпенко, на котором он угрожал мне и Алине и вынуждал «лечь» в сегодняшнем бою.

Я с любопытством наблюдал, как Хайпенко пытался найти хоть один волосок, за который мог бы уцепиться на своей лысой голове. С не меньшим удовольствием видел, как меняется рожа директора букмекерской компании.

— Какого хрена? — парень Алины уставился на девчонку.

Посыпались вопросы к Маге от своих же.

— Э, ты чё, продажная шкура⁈ — изумлённо выдал тренер, у которого под глазом сиял фингал.

Козлов сидел совершенно недвижимо на своём месте. Но лицо его стало каменным, бледным, как у статуи.

На арене начался настоящий хаос. Хайпенко в панике метнулся к пульту управления, пытаясь вырвать провода. Он закричал что-то невнятное, захлёбываясь от злости и бессилия. Экран погас, но было уже поздно. Все всё увидели.

Лицо Хайпенко побелело, а глаза заметались по сторонам.

— Охрана! Выключите это к чертям! Уберите его с ринга! — заорал он в панике, показывая пальцем на меня.

Из-за канатов сразу полезли охранники в чёрной униформе, быстро окружая ринг. Но передо мной моментально встали парни из моего клуба «Тигр», выстроившись плотной стеной. Игнат встал впереди всех и сжал кулаки, явно готовый идти до конца.

— Только попробуйте, суки! Вы моего пацана хотели под этого урода положить…

Охранники замялись, не решаясь сразу кидаться в драку. Атмосфера накалилась до предела. С трибун вновь начали свистеть и выкрикивать угрозы, а часть зрителей требовала продолжения разоблачения.

В углу ринга близкие Маги переглядывались в замешательстве. Теперь они, нахмурившись, смотрели то на Магу, то на экран, то на Хайпенко. Никто из них не ожидал, что их боец был частью этой грязной игры.

— Вы понимаете, что вы творите⁈ — кричал Хайпенко охране. — Уберите его, вырубите это! Вырежьте из эфира…

Он запнулся. Не договорил.

Двери в зал с грохотом распахнулись, и внутрь ворвался ОМОН. Бойцы спецподразделения, в чёрной форме и с тяжёлыми бронежилетами, мгновенно заполнили пространство арены, по ходу беря под контроль каждый квадратный метр. Шум, грохот сапог, громкие крики, звуки ударов дубинками — всё смешалось в один сплошной хаос.

ОМОНовцы, не разбираясь, брали всех подряд — охрану мероприятия, тренеров, секундантов, менеджеров. Даже некоторые бойцы, ещё не отошедшие от драки и стоящие с разбитыми лицами, были грубо повалены на пол. Никого не щадили, работали максимально жёстко и чётко — мордой в пол, руки за голову, без объяснений и церемоний.

Я увидел, как несколько человек из команды Магомеда попытались сопротивляться, но их тут же впечатали лицами в пол, заломив руки за спину. Один из них вскрикнул от боли, но его грубо заткнули, пригрозив дубинкой.

Оглушительный голос по громкоговорителю разорвал остатки шума:

— Всем лежать! Любое сопротивление будет пресекаться жёстко!

Я переглянулся с Игнатом, который с недоумением смотрел на происходящее, пытаясь понять, как действовать. В следующее мгновение ОМОНовец уже стоял передо мной.

— Лицом вниз, быстро! Руки за голову!

Я без вопросов подчинился, понимая, что остальное бесполезно. Рядом раздались возмущённые голоса, кто-то пытался кричать о несправедливости, но это было опять же бесполезно. ОМОН уже контролировал ситуацию, жёстко устанавливая свои правила.

Прижатый лицом к рингу, я боковым зрением заметил движение на VIP-трибунах. Алина резко встала, сорвала с пальца кольцо, которое недавно ей так театрально вручали. Девчонка с явным гневом швырнула его обратно парню… таки бывшему. Тот ошарашенно раскрыл рот и даже попытался что-то возразить, но она уже не слушала.

— Да иди ты к чёрту! — донёсся до меня её высокий голос, слышимый даже сквозь общий шум и крики омоновцев.

Вслед за кольцом в лицо бывшему полетел букет, который он ей преподнёс при помолвке. Алина, оттолкнув кого-то на пути, стремительно понеслась в мою сторону. Я видел, как отчаяние исказило её лицо. Она, совершенно потеряв голову, пробивалась сквозь зрителей, спотыкалась и пыталась привлечь моё внимание.

Дура ты, Алина…

Она отчаянно пыталась пробиться к рингу, игнорируя предупреждающие окрики омоновцев.

— Саша! — крикнула она.

Но тут же двое бойцов ОМОНа схватили её за руки, развернули и прижали к барьеру трибуны.

— Стоять, не двигаться! — рявкнул один из них.

— Отпустите! Я должна поговорить с ним! — в панике закричала Алина, пытаясь вырваться.

Не получилось. Крепкие руки бойцов уже фиксировали её, защёлкивая наручники.

Она с ужасом и непониманием смотрела в мою сторону. Но я лишь равнодушно отвернулся. Убеждение, окончательно сформированное, вопило, что она ни черта не осознала… Алина, поняв, куда всё идёт, попыталась переметнуться на другую сторону.

Из динамиков над трибунами раздался холодный, бесстрастный голос:

— Мероприятие завершено. Просьба всем зрителям немедленно покинуть арену и направиться к выходам.

Секунду стадион замер в тревожной тишине, после чего раздался гул возмущения и удивлённые возгласы. Люди, не понимая происходящего, вставали с мест, оглядывались и недоумённо перешёптывались.

Один паренёк направил камеру телефона в сторону бойцов, которых держали на полу омоновцы. Но это он сделал зря… Один из ОМОНовцев попросту выбил телефон из его рук. Другие, испуганные, спешили к выходам, боясь попасть под раздачу.

Я видел, как на большом экране над ареной продолжала идти прямая трансляция. Тысячи зрителей онлайн наблюдали за происходящим. Прямой эфир не прерывался.

— Быстрее, быстрее! К выходу! Проходим! — ОМОН подгонял толпу.

Зрители, подчиняясь приказам, потоком шли к дверям. Арена постепенно пустела. А ОМОНовцы продолжили обрабатывать и паковать всех причастных. Я не без удовлетворения увидел, как мордой в пол лежит Витька Козлов и его закадычный подельник по букмекерскому бизнесу.

Но… где Хайпенко⁈

Сквозь мельтешащие фигуры бойцов в чёрной форме я увидел Сергея. Хайпенко, нагло распихивая зрителей локтями, тащил за собой Рената в сторону служебного выхода. Оба явно надеялись, что в общем хаосе смогут тихо «слиться».

— Те двое сваливают! — крикнул я ближайшему омоновцу, пытаясь указать подбородком направление. — Держи их!

— Не твоё дело! — резко оборвал меня боец.

Он грубо дёрнул меня за плечо, разворачивая лицом к стене.

— Ты не понял! Они сейчас уйдут! — повторил я, не теряя надежды достучаться.

— Разберёмся без тебя, — процедил омоновец сквозь зубы.

Он прижал меня к холодной бетонной стене.

Рядом со мной так же жёстко поставили Игната. Он возмущённо дёрнулся, пытаясь развернуться, но не вышло.

Я стоял, плотно прижатый лицом к стене, понимая, что если эти двое сбегут, то вся эта история с компроматом и спецоперацией может просто рухнуть. И тогда придётся начинать всё с самого начала…

Я лихорадочно соображал, как выбраться из этой ситуации. Боец за спиной был настроен серьёзно, и если оказать сопротивление, можно легко схлопотать уголовку. Но если упустить Хайпенко и Рената — всё, ради чего я рисковал, пойдёт коту под хвост.

Краем глаза я заметил электрощитовую панель рядом с дверью. Решение пришло мгновенно.

— Игнат, отвлеки их, — тихо бросил я.

Игнат коротко кивнул, давая понять, что услышал.

— Ай-ай, мужики, сердце прихватило! — заорал он.

ОМОНовцы на секунду отвлеклись, а я тут же рванул к выключателю на щитке. Короткий щелчок — и всё помещение погрузилось в кромешную тьму.

— Что за хрень⁈ — завопил кто-то из бойцов, натыкаясь в темноте на напарника.

Пользуясь возникшей суматохой, я рванулся вперёд, дёрнув Игната за собой. Мы выскочили в коридор, и я быстро захлопнул дверь, провернув ключ, который торчал в замке.

— Пошли, Игнат, надо догнать этих козлов, — бросил я, устремляясь бегом по коридору к служебному выходу.

— Саня, ты вообще башню потерял! — хмыкнул тренер.

— Потом обсудим!

Мы с Игнатом пронеслись по коридору и выскочили на лестницу, ведущую к служебному выходу. Я быстро прикидывал варианты в голове. Если Хайпенко и Ренат хотят сбежать, то единственный путь — через чёрный вход, о котором обычно мало кто знал.

— Они, скорее всего, через чёрный вход побегут, — бросил я Игнату, перепрыгивая через несколько ступенек вниз.

— Давай, Саня! Если эти гады уйдут — я себе не прощу!

Выбежав во внутренний двор, мы увидели силуэты двух человек, быстро удаляющихся в сторону парковки.

— Вон они! — крикнул я. — Быстрее!

Я понимал, что для Рената и Хайпенко сейчас нет ничего важнее, чем успеть добраться до машины.

— Стоять, козлы! — прорычал Игнат, ускоряясь и чуть ли не опережая меня.

Хайпенко на бегу нажимал кнопку брелка, машина мигнула фарами и издала короткий сигнал.

— Они уже у тачки! — выкрикнул Игнат, ускоряясь.

Хайпенко резко открыл дверь со стороны водителя, а Ренат уже почти уселся на пассажирское сиденье, когда мы с Игнатом настигли их.

Я, не раздумывая, схватил Сергея за воротник пиджака и выдернул его обратно наружу, отбросив на асфальт.

— Не спеши, товарищ Попов. Поговорим сначала!

Ренат попытался захлопнуть дверь и заблокироваться, но Игнат резко рванул её на себя с такой силой, что чуть не сорвал с петель.

— Конец вашим гонкам! — прорычал Игнат, нависая над Ренатом.

Хайпенко поднялся на четвереньки, пытаясь уползти. Я жёстко прижал его ногой к асфальту, не давая подняться.

— Ты куда собрался, герой? Побег закончен.

Ренат оказался более подготовлен — резко дёрнулся рукой к поясу, вытаскивая из-под куртки пистолет.

— Ах ты гад! — рявкнул Игнат и мгновенно перехватил его запястье.

Они сцепились, но Игнат оказался, если не быстрее, то сильнее. Он вывихнул руку Рената и выбил оружие на асфальт, после чего мощным ударом отправил того в нокдаун.

Пистолет, звякнув, отлетел в сторону и затерялся под машиной.

Игнат быстро снял галстук с Рената и сноровисто связал тому руки, заломив их за спину. Я сделал то же самое с Хайпенко, который вяло дёргался, пытаясь вырваться, но уже без особой надежды.

— Отпустите, ублюдки! — процедил сквозь зубы Хайпенко.

— Сиди на жопе ровно, а то нос сломаю, — спокойно предупредил его я.

В ОМОНе, естественно, тоже служили не дураки. Рядом с нами затормозил чёрный фургон, резко высветив нас фарами. Из машины посыпались бойцы в полной экипировке, направляя автоматы прямо на нас.

— На землю! Руки за голову! Лежать! Быстро!

Мы с Игнатом тут же подняли руки, медленно опускаясь на колени рядом с поверженными Хайпенко и Ренатом. Меня без лишних разговоров воткнули в асфальт. Здоровенный омоновец навалился сверху коленом, больно выкручивая руку.

— Полегче, братец, мы заодно, — процедил я, чувствуя, как асфальт давит в скулу.

— Разберёмся! — рявкнул он в ответ, усиливая нажим.

Краем глаза я заметил, что Игната точно так же положили рядом со мной. Он тяжело дышал, но молчал.

— Всех четверых тщательно проверить! — командовал кто-то из старших. — Документы и телефоны к осмотру!

Положение было хреновым, но я надеялся, что Козлов появится раньше, чем нас успеют окончательно упаковать.

Через десять секунд не больше нас с Игнатом рывком подняли на ноги, поставив лицом к машине. Один из бойцов грубо похлопал по карманам, вытащив телефон и документы.

— Мужики, вы чего творите? — попытался я возразить. — Мы по одну сторону баррикад, я ваш свидетель.

— Свидетель? — саркастично переспросил старший из омоновцев. — Тут каждый второй свидетель, а потом оказывается организатором. Стой тихо.

Что ж, попытка — не пытка…

Хайпенко, понимая, чем ему грозит задержание после вскрытия улик, тоже пытался договориться и хоть как-то решить проблему. Причём пытался это делать по-разному, проявляя изобретательность.

— Братва, — сначала заговорщически зашептал он. — По ляму каждому, прям щас, если дадите уйти…

— Заткнись на хер.

— Вы не поняли! Как только я доберусь до телефона, то позвоню…

Кому он собрался звонить, осталось вопросом. Один из омоновцев жестко врезал ему прикладом по башке. Ренат в этом смысле оказался мудрее — лежал молча. Ну или у него, в отличие от Хайпенко, не было миллионов и некому было звонить.

Бессознательное тело Хайпенко закинули в фургон, туда же упаковали Рената. Настал наш с Игнатом черёд. Двое крепких бойцов уже двинулись в нашу сторону.

— Мужики, этих не трогать! — вдруг послышался знакомый голос.

К нам быстрым шагом подошёл Саша Козлов.

— Уверены, товарищ майор? — удивился боец, который держал меня.

— Это наши люди, — пояснил Козлов, подходя ближе, и негромко добавил: — Молодец, Саш. Хорошо сработал.

Наручники быстро сняли. Игнат, облегчённо выдохнув, начал растирать запястья. Я, наконец, смог выпрямиться в полный рост.

— Спасибо, вовремя ты, — сказал я младшему Козлову.

Я заметил, как Саша опытным взглядом тут же заметил пистолет под машиной. Подозвал к себе одного из омоновцев, что-то тому негромко сказал. Тот тотчас начал связываться с кем-то по рации.

— Я смотрю, у вас тут весело было. Все целы? — спросил Козлов, оборачиваясь к нам с Игнатом.

Я ответил ему улыбкой, никак не комментируя. Что-то подсказывало, что после сегодняшней операции товарищ майор запросто сможет сделаться подполковником.

— Ладно, мужики. Уходить пока нельзя, просьба пересидеть в раздевалке, — попросил он.

— И долго нам там сидеть?

— До соответствующего распоряжения, — Саша повернулся к одному из омоновцев. — Боец, проводи их, чтобы вопросов лишних не было.

Мы с Игнатом переглянулись и двинулись обратно к раздевалке в сопровождении бойца.

Коридоры, ещё недавно наполненные шумом толпы, теперь резко опустели. Повсюду раздавались команды сотрудников ОМОНа, гул голосов и топот тяжёлых ботинок.

(обратно)

Глава 15

Я уселся на скамейку в раздевалке. Откинулся затылком о шкафчик, зажмурился. Бой остался позади, и я получил в нём ущерб. Нокдауны, довольно тяжёлые, не могли пройти незамеченно. Да и лицо… практически любое касание голым кулаком — кожа оставляла след. Сечка, гематома, ссадина… моё лицо напоминало пиццу ассорти.

Благо, что ничего зашивать, как у Шамы, не пришлось. Но все повреждения были весьма болезненны, и теперь, когда адреналин прекращал своё действие, я чувствовал, как болит лицо.

Игнат, всё это хорошо понимая, взял аптечку с полки и приблизился ко мне, внимательно разглядывая лицо.

— Так, Санёк, дай-ка гляну, где тебя сильнее всего зацепило.

Я молча развернулся к свету. Игнат осторожно начал протирать сечку на моей брови тампоном, смоченным антисептиком. Жгло, но я терпел, погружённый в собственные мысли.

— Слушай, Саня, ты, конечно, выдал сегодня номер, — негромко проговорил Игнат, промокая кровь. — Я знал, что ты крепкий мужик, но такого от тебя точно не ожидал. Крепкийты орешек!

— Да я и сам не планировал такую войну развязать, — признался я, чуть дёрнувшись от жжения.

Игнат аккуратно прижал бинтовой тампон к моему лбу, закрепляя пластырем.

— Ты понимаешь, во что ты сейчас влез? Это же не просто бой был, а целая уголовная история, — вздохнул он.

— Понимаю. Но вариантов не оставалось. По крайней мере, другие варианты меня не устраивали.

— Мда, эти крысы и дальше беспредел творили бы. Смысл тогда от таких боёв?

Игнат усмехнулся и покачал головой. Продолжил обрабатывать мои раны, а потом добавил:

— Значит, ты решил против всех сразу пойти? Одному — против целой системы?

— Ну, не один. С тобой же, — ответил я спокойно. — Другие тоже оказались не безразличны. А ты сам наших кричалке научил — когда мы едины, мы непобедимы.

Игнат засмеялся, убирая остатки бинтов в аптечку.

— Это ты ловко сказал, брат. Только в следующий раз предупреждай заранее, когда решишь революцию устраивать, а то я морально не готов был.

— Буду знать, — улыбнулся я.

— Честно говоря, не думал, что Ренатик в такое полезет! — посерьёзнел Игнат. — Сука, я его с юношеских лет нянчил, а он мне в ответ стволом тыкал… урод, сука. Ирод, я бы его собственными руками задушил…

Было видно, что Игнату крайне неприятно поведение своего бывшего ученика, которого он считал предателем. Хорошего в таком поведении и вправду было мало. Я подавил вдруг вспыхнувшее желание поделиться с Игнатом своей болью…

— А Серёжа этот, Хайпенко, блин, я ещё с ним по охранке думал сотрудничать, а он вон какая гнида оказался!

Игнат, закончив со мной, закрыл аптечку.

— Теперь главное, чтобы Козлов этот всё разрулил. Думаешь, получится? Ты его, по ходу, знаешь, да, Сань?

— Получится, — сказал я уверенно. — У него вариантов нет.

Мы немного помолчали. Игнат поднялся, сложил руки в замок за спиной и напряжённо начал ходить по раздевалке. Тренер изредка бросал взгляды на дверь, будто ожидая, что сейчас кто-то войдёт.

— Слушай, Игнат, — нарушил я молчание. — Ты должен кое-что знать.

Он остановился, повернувшись ко мне лицом, нахмурился.

— Что ещё? Ты не смотри, что я такой здоровый — у меня, вообще-то, сердце слабое!

— Я специально так бой вёл. Мне нужно было тянуть время, чтобы у Козлова была возможность их прижать.

Игнат несколько секунд просто смотрел на меня, явно переваривая услышанное.

— Сань, ну я так-то не идиот. Поначалу не врубился, а потом как ты на экран запись вывел, ка-а-ак врубился! Но всё-таки хреново, что ты мне не сказал. Может, я меньше бы находился в предынфарктном состоянии, — Игнат подмигнул.

— А если бы сказал, — усмехнулся я. — Ты бы разве позволил мне так драться?

— Ну ты, конечно, артист, — Игнат искренне рассмеялся, а потом ответил уже серьёзно: — Нет, не позволил бы, ты прав. Я бы сначала Попову за такое открутил, а потом и тебе.

— Вот именно, — подтвердил я. — Поэтому и промолчал.

Игнат снова прошёлся по раздевалке.

— Красавчик ты, Саня, чёрт возьми, настоящий красавчик! Но ещё раз такое выкинешь без предупреждения — сам на ринг выскочу и задушу!

— Понял, тренер, — улыбнулся я, чувствуя облегчение, что незакрытых вопросов больше не осталось.

Прошло примерно полчаса. Мы уже меньше разговаривали, а Игнат то и дело поглядывал на часы.

— Спешишь куда? — полюбопытствовал я.

— Да не мешало бы в одно место звякнуть… — согласился Игнат. — Только ни хрена мобильника нет.

Телефона нам действительно пока ещё не отдали. Однако ждать оставалось недолго. Ещё минут через пять в дверь раздевалки постучали. Вошёл сотрудник, одетый по гражданке, явно уставший после всей этой суматохи и задержаний.

— Можете выходить, — произнёс он устало. — Основные мероприятия закончены, проходы свободны.

Он протянул нам с Игнатом телефоны, которые забрали ещё в начале задержания.

— Ваши мобильники. Если что-то понадобится — с вами свяжутся следователи. Так что будьте на связи, чтобы нам не пришлось вас повестками вызывать.

— А как там вообще дела? — спросил я, забирая свой мобильник.

Сотрудник пожал плечами.

— Без понятия. Сказали только, что вас пока больше не задерживают. Извините за неудобства — просто приказ такой был.

— Понимаем, — кивнул Игнат, явно довольный тем, что наконец-то всё закончилось.

— И ещё… — он протянул мне какую-то бумажку с каракулей. — Если тормозить до выхода будут — покажете, и вас пропустят.

Сотрудник, не говоря больше ни слова, вышел, оставив нас в раздевалке.

— Ну что, пошли? — я обернулся к Игнату. — Хватит уже тут сидеть.

— В больничку поедешь? — уточнил Игнат.

— Да какая больничка, — я отмахнулся. — На мне, как на собаке, заживёт.

— А сам Шамиля пенял! Гля, какой жучара!

Мы с Игнатом вышли из служебного выхода и направились через тёмный коридор к парковке.

Голова до сих пор слегка кружилась от полученных ударов. В теле ощущалась накопившаяся усталость. Я мечтал только о том, чтобы наконец оказаться дома и рухнуть на кровать, забыв о всех этих разборках и драках.

Игнат тут же начал звонить кому-то.

— Обижаешь, конечно, будем! Тут просто обстоятельства непредвиденные, чуть опаздываем… ага, будь здоров, мы скоро!

Бумажку от сотрудника в гражданском пришлось показать уже у самого выхода. Там дежурил один из ОМОНовцев. Взяв бумажку, он скользнул по ней глазами и кивком показал, что мы можем выходить.

Когда мы открыли тяжёлую дверь и вышли на парковку, то неожиданно увидели прямо перед входом внушительную толпу. Люди заметили нас — и сразу же поднялся радостный шум.

— Саня! Саня! — послышались крики одних.

— Файтер! Чемпион! — скандировали другие.

Я застыл на мгновение, слегка ошарашенный таким приёмом. Паренёк из толпы поднял большой плакат с моим именем. Болельщики ждали меня, несмотря на события этого вечера.

Игнат слегка толкнул меня в плечо и усмехнулся:

— Ну что, чемпион, похоже, народ тебя признал. Пошли общаться?

Впрочем, идти никуда не пришлось. Толпа сама двинулась к нам, мгновенно окружив со всех сторон. Болельщики тянули руки для приветствия. Столько рук, сколько я жал сегодня, мне не доводилось жать ещё никогда.

— Саня, несмотря ни на что, ты победил! — громко сказал парень в спортивной куртке. — Для нас ты чемпион. Народный чемпион!

— Да, брат, уважаем! — вторил ему другой, крепко пожимая мне руку.

Остальные подхватили:

— Саня, ты красава! Мы за тебя!

— Плевать на эту грязь — для нас ты победитель, брат!

Признание от простых парней, которые оценили не постановочный результат, а честную схватку, было для меня важнее любых официальных побед.

— Спасибо, мужики, — сказал я, пожимая им руки. — Это многого стоит, честно.

Мы уже нашли белый крузак и собрались садиться, как Игнат застыл и нехорошо так нахмурился.

— Опять эти… мало им, что ли? — раздражённо буркнул он.

Я обернулся и увидел, что к нам приближается группа знакомых бородачей. Видимо, их тоже отпустили восвояси. Выглядели они не слишком дружелюбно, что заставило меня невольно напрячься. Наш с ними вопрос до сих пор оставался не закрыт.

Я боковым зрением заметил, как Игнат тотчас открыл бардачок и достал оттуда что-то. Что именно, я не видел, но понял, что это был пистолет. И явно не травмат, как тогда у Игоря.

— Сань, не обессудь, но если рыпнутся сейчас — я им на хрен ноги прострелю, — сухо сказал Игнат.

Бородачи приближались стремительно и остановились шагах в пяти от нас. У меня мелькнула мысль, что бычить никто из них не собирался. Они явно чувствовали себя неуютно — хмурились, переглядывались. Наконец, вперёд шагнул тренер Шамиля, фингал которого был делом рук моего тренера.

— Слушай, мужики, мы не за конфликтом, — начал он низким, глуховатым голосом. — Короче, Мага хоть и наш брат, но недостойно себя повёл. Тема мутная была, договорняк делал и гадость всякую принимал. Такое поведение для нашего народа неприемлемо. Это не наш метод, брат. Нам за него стыдно.

За спиной тренера остальные парни молчаливо кивали, опустив головы. Самый молодой из них, который в бою особенно активно рвался на ринг, ниже всех опустил подбородок на грудь. Признавал свою вину.

— Мужики, вы простите нас, что кипиш устроили. Не разобрались сразу, повелись на братское… а когда вся правда открылась — самим стало мерзко. Теперь Мага, как в себя придёт, поедет на родину — на перевоспитание.

Игнат, стоявший рядом, удивлённо посмотрел на меня.

— Вот тебе и поворот. Не ожидал я такого.

— Мы всегда за справедливость были, а этот позор за нами теперь идёт, — добавил тренер. — Не хотим, чтоб думали, что все мы такие, как Мага. Он по беспределу двигался, дурной пример молодёжи показывал.

Слова звучали искренне. Тренер смотрел прямо мне в глаза, и я видел, что для него прийти сюда с извинениями, признать вину своего человека — было не просто непривычно, а крайне трудно. И только за этот поступок этих людей уже можно было уважать.

— Принято, — сказал я спокойно. — Ценю, что пришли и сказали как есть.

— Аналогично. Вопрос закрыт, — добавил Игнат.

Бородачи заметно расслабились, словно гора упала с плеч. Я протянул руку тренеру.

Он с облегчением улыбнулся, крепко пожал мне руку.

— Мир, брат.

Мы обменялись рукопожатиями и с остальными. Они подходили по очереди, сдержанно улыбались. Явно чувствовали облегчение от того, что всё решилось по-человечески, без лишней крови.

Когда последний отошёл, я вдруг вспомнил слова Игната о ресторане.

— Игнат, не будешь против, если я мужиков отпраздновать позову? Места хватит? — спросил я.

— Вообще не вопрос. А места хватит на всех.

Я кивнул и окликнул бородачей, которые уже собрались уходить:

— Слушайте, мы тут решили в ресторан пойти, победу отметить. Поедете с нами? Приглашаю.

Они снова переглянулись, на этот раз с явным удивлением.

— Ты серьёзно, брат? — спросил тренер.

— Абсолютно, — подтвердил я. — Раз уж мы ситуацию разобрали, давайте нормально посидим, пообщаемся. Заодно недопонимания все и оставим там.

— Ну, раз так, тогда мы с удовольствием, — ответил тренер.

Игнат одобрительно хмыкнул:

— Правильно решили, мужики. Лучше за одним столом, чем по разные стороны баррикад. Я девяностые застал — к чему такие тёрки могут привести, в курсе.

— Тогда поехали, — сказал я.

Про себя, правда, подумал: знал бы Игнат, какие тёрки в девяностых перепали по мою душу… Но пусть всё это останется там.

— Тогда за нами едете, — сказал Игнат, усаживаясь за руль белого крузака.

— Заметано.

Я тоже сел на пассажирское сиденье. Игнат вернул пистолет в бардачок, закрыл его и завёл двигатель.

Крузак осветил парковку мощным светом фар и плавно выехал на дорогу. За нами на дорогих джипах выехали бородачи.

— Всегда было интересно, откуда они такие дорогие тачки берут, — бросил я, смотря на дорогущий гелендваген, за рулём которого ехал теперь уже бывший тренер моего соперника.

В моё время такое, может, и было, но точно не в таких масштабах. И тогда я как-то не задавался этим вопросом. А теперь вот интересно стало.

— Сань, ну вот условную «Ладу Гранту» взять. Сколько она стоит? — Игнат посмотрел на меня через зеркало заднего обзора. — Лям — новая, штук пятьсот — если с рук. Плюс-минус каждый пацан себе такую позволить может.

— Ну гелика-то явно не каждый себе позволит?

— Не каждый, — согласился Игнат. — Но тут два варианта. Первый…

Игнат загнул палец, ведя крузак одной рукой.

— Вот смотри, они по жизни скученно двигаются. Не скажу, что стадом, чтобы не обидеть никого, но расклад ты понял. Их вместе сколько — человек двадцать? Ну вот и смотри: один пятихатку закинул, другой — лям. Вот тебе и «мерс» получается.

— А ездить как? — уточнил я.

— Ну как-как… по очереди. Сегодня у одного дела, завтра у другого, — Игнат коротко пожал плечами. — У нас ведь как: до сих пор народ по одёжке судит.

— А второй какой вариант?

— Второй… а этот ещё проще. В их сёлах семьи большие. Не то что у нас, когда папа, мама, я — счастливая семья. Так может быть всё село родственников, которые и пашут, и пенсии получают… а лучшей жизни хочется. Вот они и посылают казачка в большой город, чтобы он на ноги встал. Запаковывают его с иголочки, а потом, как казачок устроится, его родственники следом поедут. Ну ты принцип понял.

— Ага, — согласился я. — Более чем.

Вот чему я всегда удивлялся — так это сплочённости малых народов. Там реально один за всех, а все за одного. У наших такая сплочённость просыпалась только тогда, когда они оказывались далеко за пределами Родины.

Было над чем подумать, на самом деле.

Как бы то ни было, теперь мы двигались в ресторан большой компанией. Игнат заверил, что остальные наши подъедут туда самостоятельно, и все уже оповещены.

Я было думал попытаться расслабиться после жестокого боя, но не вышло ничего.

Наши гости, ехавшие позади, решили отмечать прошедший турнир уже сейчас. Как на цыганской свадьбе: с гиканьем и криками за нами летела вереница дорогих машин. Парни явно решили, что моя победа заслуживает особой демонстрации — и теперь высовывались из окон, свистели, громко сигналили и кричали под громкую музыку.

— Саня, чемпион! Красавчик!

В зеркале заднего вида я видел, как чёрный «Гелик» резко перестроился, подрезал какой-то седан и чуть не отправил того на обочину. С такой ездой точно проблем не избежать. Игнат, заметив то же самое, расхохотался:

— А ты чё думал, брат? Этих парней просто так не остановишь… Ты ещё не видел, как они у себя дома отмечают, — усмехнулся он. — Там вообще на тачках на перегонки ездят и в воздух из автоматов палят.

— Ну так это у них дома, — покачал я головой. — А мы сейчас в Москве. Здесь долго терпеть не будут.

Словно подтверждая мои слова, из соседней машины вдруг высунулся парень в белой рубашке и начал что-то громко выкрикивать. Проезжающий мимо старенький «Фольксваген» тоже раздражённо засигналил и замигал фарами.

Игнат взглянул на меня:

— Чувствую, придётся опять вечер не в ресторане, а в отделении полиции провести. Вот так празднуем победу…

Я снова посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади сверкали огнями фар внедорожники и седаны, создавая эффект карнавального шествия. Но на дороге этому были явно не рады. И долго ждать не пришлось — конфликт вспыхнул, как спичка.

Тренер Маги начал притормаживать, зацепившись языками с тем самым парнем в белой рубашке.

Я повернулся к Игнату:

— Давай-ка притормози.

(обратно)

Глава 16

Нрав у бородачей был горячий, в чём я уже убедился на собственном примере. Игнат сбавил скорость, мигнул поворотником и остановился на обочине. Остальная колонна уже остановилась.

Тренер Маги быстро выскочил из гелика и двинулся к водиле в белой рубашке.

— Э, брат, проблемы какие, ти едешь? Так едь, или тибе дорога мало? — начал наезжать он, тыча пальцем в своего новоявленного собеседника.

— Слышишь, ты правила учил? — не уступал в дерзости паренёк, уверенный в своей правоте. — Ты палец в меня не тычь!

Его ничуть не смущало, что из других машин уже выходило подкрепление к тренеру. Я понимал, что ничем хорошим это не закончится. И уже сейчас наши новые друзья перегородили половину проезжей части, остановившись кто как попало. Остальные автомобили были вынуждены объезжать вдруг образовавшийся затор, недовольно сигналя.

Я вышел из крузака и пошёл прямиком к спорящим. Парень в белой рубашке уже открыл дверь и собирался выйти, чтобы перевести разговор из риторики в физическую плоскость.

Я подошёл ближе и спокойно приобнял тренера Маги за плечи, одновременно посмотрел на парня в белой рубашке, пытавшегося смекнуть, что происходит.

— Друг, не обессудь, не правы. Давай не будем гайгуй устраивать?

Паренёк хоть и оказался смелым, но всё-таки был адекватным. Поняв, что его гордость не ущемлена, а конфликт не успел перейти в плоскость личного, он кивнул и уехал.

Я же обратился к бородачам.

— Мужики, всё понимаю, победу отмечаем, эмоции через край. Но мы сейчас по Москве едем, тут другие люди, семьи, дети. Ну некрасиво же получается, не одни мы на дороге.

Тренер задумался.

— Да мы тихо едем, брат! Ты ещё не видел, как у нас празднуют. Там вообще шум и гам до утра! Никому же не мешаем!

— Всё понимаю, брат, традиции уважаю. Но здесь всё-таки чужой город. Неправильно в чужой монастырь со своим уставом врываться.

Бородачи начали переглядываться. Слово было за тренером. Я же не хотел, чтобы мои слова были восприняты как замечания, поэтому продолжил:

— Моя личная просьба, давайте спокойно доедем до ресторана.

На несколько секунд повисла пауза. Бородачи явно обдумывали мои слова. Тренер наконец потёр затылок и кивнул, разведя руками.

— Может, и прав ты. Чуть увлеклись мы, конечно.

— Спасибо за понимание, брат, — ответил я. — Отметим по полной, но там, в ресторане. Без лишнего шума здесь.

— Ладно, договорились, — бородачи согласно закивали, показывая, что услышали и приняли.

Я облегчённо развернулся и пошёл обратно к машине.

— Саня, я с тебе всё-таки хренею, — бросил Игнат, снова садясь за руль крузака.

— Чего?

— Как ты так с ними легко добазарился!

— Как-как… ребята они эмоциональные, но достойные. Я всё юношество на Кавказе со сборов не вылазил и как разговаривать усвоил.

— Понял, — Игнат вырулил с обочины обратно на дорогу. — Ты, кстати, у кого тренировался?

— У… — я чуть замялся, понимая, что Игнат застал меня врасплох.

Хрен его знает у кого… никого из ныне действующих тренеров я не знал. Поэтому назвал имя своего настоящего тренера.

— Погоди… — теперь уже замялся Игнат. — Так он же помер лет пятнадцать назад. Ты ж тогда под стол пешком ходил!

— Ну ты же спросил, кто у тебя первый тренер был? — выкрутился я. — А так, за «Динамо» выступал.

— У Мариничева?

— У него.

— Хороший мужик и тренер, — заверил Игнат, заканчивая неудобный для меня разговор.

Далее мы ехали уже без происшествий. Минут через двадцать, когда крузак подъехал к ресторану, я сразу понял, что Игнат решил размахнуться на полную катушку.

Двухэтажное здание имело сверкающий стеклянный фасад, подсвеченный снизу мягкими, золотистыми огнями. Здание лично на меня, привыкшего к «забегаловкам» девяностых, производило впечатление чего-то нереального.

Возле дверей ресторана нас уже встречал администратор в строгом костюме, явно ожидавший именно нашу компанию. Увидев Игната, он тут же улыбнулся. Они поздоровались, а затем администратор повернулся ко мне. Он профессионально-вежливо улыбнулся и шагнул навстречу, чуть поклонившись.

— Александр, от всего нашего заведения поздравляем вас с сегодняшней победой! Искренне рады видеть вас и ваших гостей в нашем ресторане. Надеюсь, вам у нас понравится.

Я слегка растерялся от такой торжественности и взглянул на Игната.

— Ну ты прямо пир на весь мир закатил. Это ж каких денег стоит?

Игнат только отмахнулся.

— Саня, раз в жизни живём. Тем более такое событие! Ты красавчик, оно того стоит.

— Эгей, гуляем!

— Виу!

Сзади из машин уже выходили наши гости.

Внутри ресторан оказался ещё шикарнее, чем снаружи. Мягкий полумрак, дорогие светильники с приглушённым тёплым светом, деревянная мебель с тонкой резьбой. А ещё огромные окна, откуда открывался панорамный вид на ночную Москву.

В зале негромко играла живая музыка, единственное, что напоминало мне о моём прошлом. Но репертуар был другой. Саксофонист в дальнем углу выводил джазовую мелодию вместо блатняка. Официанты бесшумно сновали между столиками, сервируя блюда.

Мы прошли дальше, к заранее накрытым столам, где уже сидела наша команда из клуба «Тигр». Парни оживлённо переговаривались, шутили.

— Саня… — один из наших, Егор, поднялся, поднимая бокал.

Но не договорил, когда увидел, что вслед за нами зашли бородачи. В зале сразу стало тихо.

Несколько парней напряглись и поднялись со своих мест, чувствуя подвох. Атмосфера тут же изменилась — будто за секунду до драки. Тогда, когда все наготове и ждут первого резкого движения.

— Мужики, спокойно, это мои гости, — быстро ответил я, чтобы разрядить обстановку. — Я их лично пригласил. Они нормально себя повели, вопросы все решили.

На секунду повисла тишина. Все напряжённо переглядывались, пока один из бородатых не сделал шаг вперёд и не протянул руку Егору.

— Брат, извини, если что не так было. Уважение вам и вашему клубу. Мага неправильно поступил, мы его уже в чувство привели.

Егор крепко пожал протянутую ладонь.

— Понял, вопросов нет. Проехали.

После этого словно шлюзы открылись. Все начали вставать, подходить друг к другу и обмениваться рукопожатиями со своими недавними соперниками. Через пару минут весь этот напряжённый эпизод превратился в одно общее дружеское рукопожатие.

Бородачи начали рассаживаться. А я подумал, что если бы в девяностые подобные конфликты решались так же быстро и мирно, жизнь многих моих товарищей могла сложиться совсем иначе.

В остальном… Спортсмены — народ своеобразный. Если пашут в зале до последнего пота, то и отдыхают с размахом. За столами тут же стало шумно и весело. Рассказывали истории из тренировок, показывали свои нокауты на телефоне. Гремел смех, и то и дело звенели бокалы.

Мне казалось, что после такого нервного напряжения и боя с Магой я буду как выжатый лимон. Но ничего подобного, сейчас усталость будто отступила, уступив место эйфории.

Ко мне подходили парни, поздравляли, просили сфотографироваться, тут же отправляя снимки в соцсети. Я не отказывал никому.

И вдруг в зале послышался гул и громкие приветствия. Я повернулся и увидел, как в ресторан вошёл Шамиль. Над бровью у него красовался аккуратный ряд швов, глаз был заметно опухший. Но Шама улыбался так широко, будто выиграл титул чемпиона мира.

Его тут же начали поздравлять, а потом Шамиль медленно пробрался ко мне.

— С победой, брат! — улыбаясь, сказал он, протягивая руку. — Я из больницы сразу сюда. Не мог пропустить такое событие.

Я крепко пожал его руку и заметил, что свободных мест рядом уже нет. Тогда я быстро поднялся, взял ближайший свободный стул и поставил его рядом с собой.

— Садись, герой, — улыбнулся я. — Сегодня и твой день тоже.

Шама не стал скромничать и с довольным видом уселся рядом, тут же оказавшись в центре внимания. Парни стали расспрашивать его, как он себя чувствует, а он с азартом и гордостью начал рассказывать о своём бое.

Я, глядя на него, подумал, что вот ради таких моментов стоит всё это затевать. В моё время мы дрались совсем по-другому… не было таких праздников после боя. Вернее были, но не у всех. Тогда всё было проще и жёстче. Если победил — молодец, проиграл — никто тебя даже не вспомнит.

А сейчас — сидит Шама с рассечением на полголовы и сияет, как ребёнок, а вокруг него куча народу, которые ценят и поддерживают. И это, пожалуй, было правильнее всего того, что я видел раньше.

Наконец, оставшись наедине с самим собой, я посмотрел на блюда, которые буквально ломились на столах. Вот оно… наступил тот самый кайфовый момент после жесткой весогонки, когда можно, наконец-то, попробовать все, что душе угодно.

Передо мной стояли огромные тарелки шашлыка, жареная картошка, какие-то непонятные, но вкусно пахнущие салаты. Тут же грузинские хачапури, сочные стейки, да и чего только не было на этих столах.

Я ощутил, как желудок буквально скрутило от желания попробовать все и сразу. Но прекрасно помнил, как опасно это может закончиться после боя и жесткой диеты. За годы я хорошо усвоил урок, что перебрать с едой после весогонки — это примерно как с разбегу врезаться в бетонную стену.

Поэтому, хоть рука сама тянулась к аппетитным блюдам, я сдерживал себя. Накладывал в тарелку небольшими порциями, но… все подряд. Мясо с овощами, чуть-чуть хлеба, немного гарнира, чтобы не слишком нагружать желудок.

Игнат заметил, что я сдерживаюсь, усмехнулся.

— Ты что, не голодный после такого боя?

— Голодный как волк, — признался я. — Просто если сейчас все подряд сметать начну, то праздника уже не будет. Завтра с кровати не встану.

— Это точно, — рассмеялся Игнат. — Умный подход.

Вкус еды был невероятным после всех этих дней строгой диеты, грудок, риса и салатов без масла. Кажется, я впервые по-настоящему ощутил всю прелесть гастрономических возможностей 2025-го. В мое время даже в самых крутых ресторанах не подавали таких изысков.

Ну что же… есть, пожалуй, и плюсы в этом будущем. Я с удовольствием прожевал кусок идеально приготовленного шашлыка, чувствуя его сок губами.

Когда первые блюда были уже распробованы, мужики начали подниматься по очереди, произнося тосты. Одни говорили коротко, другие обстоятельно, третьи шутили, вызывая дружный смех за столами. Тосты были самые разные — за здоровье, за дружбу, за честный спорт.

Наконец, поднялся Шамиль. В руках он держал бокал и несколько раз обвел взглядом собравшихся.

— Братья, — начал он негромко, и шум за столами постепенно стих, все повернулись к нему. — Сегодня я хочу сказать особый тост. В жизни каждого человека бывают поворотные моменты. Моменты, которые делят жизнь на «до» и «после». У меня такой момент наступил, когда я встретил этого человека.

Шама указал на меня и улыбнулся.

— Если бы не Саша, кто знает, где бы я сейчас был и что бы я делал. Наверное, так и жил бы, не понимая, на что способен. Саша открыл мне дорогу, дал веру в себя и научил, что сражаться нужно до конца. Если бы не ты, брат, моя жизнь вряд ли повернулась бы так круто на сто восемьдесят градусов. Спасибо тебе, от души.

Он поднял бокал. Вверх потянулись бокалы остальных.

— За тебя, брат!

— За тебя, Саша! — хором подхватили парни, вставая и чокаясь бокалами.

За столами снова поднялся веселый шум. Я же боковым зрением заметил, как в ресторан зашел… младший Козлов.

Он направился прямо к нам, явно собираясь присоединиться к застолью. К нему тут же подошел администратор и вежливо попытался что-то объяснить.

Видя, что пускать его не спешат, я поднял руку, обозначая, что это тоже гость. Администратор с уважением отступил, позволив пройти Саше дальше. Козлов направился прямо к нашим столам. Поздоровался коротко со всеми присутствующими и сел напротив меня. Несколько взглядов скользнули в его сторону, но шум и веселье продолжилось.

Саша наполнил бокал и негромко постучал по нему вилкой, привлекая к себе внимание.

— Хочу поднять бокал за Сашу, — произнес он, поймав мой взгляд. — Есть люди, которые много говорят о справедливости, а есть те, кто ее действительно отстаивают. Сегодня ты доказал, что вторых еще не перевелось. За тебя!

Гости одобрительно загудели, звон бокалов прокатился по залу. Выпив, Саша поставил бокал и подошел ко мне.

— Сань, есть разговор. Пойдем выйдем на воздух, без лишних ушей поговорим.

Я поднялся из-за стола. Мы молча прошли мимо шумной компании, вышли на улицу через боковую дверь. Там оказались на просторной, почти пустой летней террасе. Столики были аккуратно расставлены, на каждом стояли зажжённые свечи в стеклянных подсвечниках, отбрасывая причудливые тени. Вокруг царила приятная прохлада, такой контраст с душным рестораном пришёлся весьма кстати.

Козлов огляделся и опустился на стул, жестом пригласив меня сесть напротив. Он достал из кармана телефон и тут же нахмурился, увидев пропущенные вызовы.

— Погоди секунду, Сань, — сказал он, поднимая палец и тут же перезванивая.

Я не торопил его, оглядывая пустую террасу. Свежий воздух слегка охлаждал раны и помогал привести мысли в порядок.

— Да, слушаю, — заговорил Саша, тут же сменив тон на официальный. — Молодцы, да, отработали отлично. Передай особую благодарность бойцам. Начальству твоему я уже отзвонился, завтра всех участников операции отметим отдельно. Всё, отбой.

Саша убрал телефон и устало улыбнулся.

— Извини, служба такая, дёргают постоянно. Но это приятные хлопоты.

— Без вопросов, что там у тебя?

Козлов ненадолго задумался, выбирая слова.

— Ну что, Саня, во-первых ещё раз огромное спасибо за помощь. Без твоей решительности мы бы столько сразу не взяли. Но я думаю, тебе будет интересно узнать подробности? — Саша вскинул бровь.

— Безусловно.

— Все попали в ИВС сразу после ареста, — начал Саша. — Попов, который Хайпенко, не отделается так просто. Там мошенничество в особо крупных… Список статей в его деле довольно обширный. У Рената тоже не лучше. Там с оружием… серьёзное дело. За использование оружия без лицензии светит статья. А если ты напишешь ещё и заявление или Игнат, то будет покушение на убийство.

— Без заявления обойдёмся, — заверил я.

Дальше Саша рассказал про владельца букмекерской компании.

— А вот тут будет сложнее. В ИВС уже целая команда адвокатов. Пришли искать лазейки, чтобы освободить его. Ходоки уже начали двигаться к вышестоящему начальству. В этих кругах все свои связи… и денег у них тоже хватает. Будут делать всё возможное, чтобы вытащить его. Но там я гайки подкручу, вероятность того, что его освободят — низкая.

Козлов младший постучал пальцами по столешнице.

— Если тебе интересно, его сынок устроил истерику. Валялся по полу, плакал, — Саша улыбнулся.

— А Козлов что? — не удержался я от вопроса.

Лицо Саши на мгновение вытянулось.

— Козлов… слишком большая величина, чтобы его просто так упрятать. Козлова не поместили в ИВС. Его даже задерживать не стали.

Я замер, ошарашенный. Да, в глубине души я подозревал, что с Витькой будет не так-то просто разобраться.

— Козлова за жабры не возьмёшь. Ещё долго будем играть в эту игру… если, конечно, мы продолжим работать вместе.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

— Я не собираюсь отступать, — наконец ответил я, поднимая взгляд и встречаясь с глазами Саши. — Я в деле.

Саша скользнул взглядом по своему телефону, экран которого вспыхнул от пришедшего сообщения.

— Хорошо. Тогда давай без лишних разговоров.

Саша точно знал, что ему нужно, и я тоже знал.

— Договорились, — сказал я. — Но помни, Саша, мы не остановимся, пока не дойдём до конца.

Перед тем как вернуться в зал, Козлов младший ответил на звонок. И… представился девичьей фамилией Светки.

(обратно)

Глава 17

Я всмотрелся в огни города, отсюда бывшего как на ладони. Я не добрался до Козлова. Он ускользнул, как песок через пальцы.

Витька, с его наглостью и беззастенчивостью, поднялся так высоко, что теперь мог решать любые вопросы, как захотел.

Аресты, обвинения?

Всё это для него, как скучный список задач, которые он может просто зачеркнуть. Если его не схватили сразу, значит, он слишком защищён. А вне тюремных стен он мог разрулить всё, даже не подняв бровь.

Его полчища адвокатов и юристов просто утопят любое обвинение в бесконечных бумагах и заседаниях. Никому не захочется с ним связываться. Все эти мелкие шершавые чиновники и служащие не будут рисковать своими карьерами… Я понимал, что никто не захочет идти против Витьки. Его армия юристов попросту разорвёт тебя на куски в судебной системе.

Саша, при всей его решимости, не мог с этим справиться. Он хотел бы раскачать систему, но у него не хватит веса. Козлов младший сам не понимает, что у него нет той силы, что есть у его… отца.

Сашку просто уберут, если он будет шуметь слишком громко. Или дадут по рукам, если он продолжит эту игру.

Но ничего. Я не сдамся. Всё впереди.

Я пообещал себе, что доберусь до Козлова. Я дал себе слово на могиле Светки, а такие слова не бросаются на ветер. Нет, я сделаю это и всё равно найду способ. Выполню обещание, чего бы это ни стоило.

Голова кипела, но внутри меня не было паники, только холодная решимость. Я не собирался искать лёгких путей.

Проветрив голову, я вернулся внутрь ресторана. На фоне громкой музыки и смеха пацаны развернули настоящую арену для борьбы. Всё как всегда — шумиха, рёв, смех… парни решили выяснить «чьё кунг-фу лучше». Они устроили импровизированный борцовский ковёр прямо посередине зала, раздвинув столы.

Бородач из братьев Маги боролся против нашего Женька, бывшего мастером спорта по вольной. Не знаю, какие регалии были у бородача, но в местах, откуда тот родом, борьба прививалась с молоком матери. Так что схватка обещала быть интересной.

— Борьба до балла, — сказал Игнат, примерявший на себя роль рефери. — Тайминг минута. Начали!

Бородач с огненным взглядом не стал долго ждать. Сразу бросился в проход в ноги. Однако Женя мгновенно отклонился, но его противник тотчас продолжил атаку. Снова попытка прохода… опять защита Жени сработала исправно. Но они оба завалились на пол.

Оба борца быстро перемещались по полу, меняли положения, как шахматисты на доске. Парни анализировали каждый шаг, каждый манёвр.

Женёк наконец скинул бородача и сделал стремительный захват, но не хватило времени, чтобы закрепить своё положение и забрать балл. Бородач выкрутился. Секунда, и они снова стояли в центре.

— Пацаны, боремся, десять секунд осталось! — поторопил Игнат.

Оба парня уже покрылись потом и тяжело дышали. На этот раз Женёк сделал проход в обе ноги, но перевести оппонента не успел.

— Стоп! — рявкнул Игнат.

Оба бойца замерли. Они стояли друг напротив друга, протянули друг другу руки и обнялись.

— Ничья, — объявил Игнат. — Уважение обоим. Ещё желающие есть?

На «ковёр» вышло ещё пару ребят. Игнат заметил меня и, оставив судейство на одного из наших, подошёл ко мне.

— Саня, где ты был? Мы уже тебя обыскались!

— Воздухом пошёл подышать, а вам, я смотрю, и без меня весело.

— Ага, смотрим, какая школа борьбы лучшая, — Игнат отмахнулся.

Потом подошёл ко мне, приобнял за плечо.

— Ты всё-таки красавец, Санёк, такой бой закатил!

Я краем глаза заметил, что пацаны при появлении меня почему-то перестали бороться. А Игнат явно заговаривал мне зубы, повторяя по десятому кругу то, что уже говорил.

Что-то было явно не так… И вот тут, взглянув в зеркало на стене зала, я заметил, как за моей спиной выносят на стол большой торт.

Судя по всему, пацаны решили устроить сюрприз.

— Короче, Саня, брат, мы для тебя кое-что приготовили, — Игнат резко переключил тему и чуть развернул меня, чтобы это «кое-что» показать. — Сюрприз!

Двое парней держали торт, остальные начали хлопать. Торт был классный, на его поверхности лежали две боксёрские перчатки. Я, конечно, по боксу не выступал, но выглядело весьма символично. Приятно, чёрт возьми…

— Давай свечи задувай, только загадай желание! — бросил Игнат.

Я подошёл к торту, набрал полную грудь воздуха и задул свечи под громкие аплодисменты.

— А теперь твой выход — угостить нас всех сладким!

Я взял нож, начал аккуратно разрезать торт. Все стояли вокруг стола, каждый с нетерпением ожидая свою порцию. Торт был большой и, судя по всему, вкусный.

Когда торт уже был разрезан, Игнат поднял руку, прерывая общий шум.

— Так, — сказал он. — Кто не в курсах, торт это калорийно! Сань, ты победу заслужил, это точно. Но вот вы, пацаны, тоже должны заслужить свой кусок торта!

— Чё делать надо?

— Давай, предложи, не томи.

Начались шумные предложения.

— Отжимания! Давай, кто больше отожмётся, тот и заберёт свой кусок! — предложил «родственник» Маги с пышной бородой.

— Не, давайте приседания! — начали звучать и другие варианты.

Игнат слушал, подбирая самый подходящий вариант для «праздника». Но, видимо, не услышав ничего дельного, предложил сам.

— Пацаны, торт это пузо, а не руки и ноги. Давайте так — будем пресс пробивать! Кто выстоит, тот берёт кусок.

— А кто не выдержит?

— Качает пресс, тому торт на хрен не нужен!

Пацаны начали ржать, как кони. Предложение всех устроило. Все выстроились в очередь за своей «порцией».

— Так, Саня, по-хорошему тебе надо пробивать, — протянул Игнат, посмотрев на мои разбитые кулаки. — Да у тебя и так руки всмятку… давайте так: я пробиваю первому. А каждый следующий — следующему… ну короче вы поняли. Погнали!

Я стоял, наблюдая за этим, с кусочком торта в руке на тарелке. Лица парней стали сосредоточенными. Первым к Игнату подошёл тот самый бородатый, который предлагал отжимания. Встал напротив Игната, поглаживая пресс.

— Погнали! — процедил он, напрягая мышцы живота.

Игната не надо было просить дважды. Он сжал кулак и с короткого замаха врезал бородачу по пузу. Тренер у меня был здоровый конь, и по тому, как содрогнулся бородач, бил как конь копытом. Но бородач выдержал, хотя и весь побледнел.

— Где мой кусок⁈ — довольно зарычал он, хлопая себя ладонью по животу.

Кусок ему вручили, и следом уже бородач протестировал пресс очередному. Весело, короче. Каждый стремился получить свою порцию, и теперь дело было не в куске торта, а в том, кто будет достойным его съесть.

Но главное было то, что пацаны старались, но не перебарщивали. Хотя были и те, кому кусок торта не достался.

— Ха, Рома, я же тебе говорил пресс надо качать! — прокомментировал Игнат.

Пацан из нашего зала аж на корточки присел, не выдержав удар.

— Ох, надо, тренер…

— Ну вот завтра и начнёшь, а пока бери торт!

Мне быстро наскучило, и я подошёл к Игнату.

— А кто торт заказал? — спросил я.

Игнат, не переставая следить за «конкурсом», покосился на меня.

— Никто, — он кивнул в сторону Насти, которая, сидя за столиком в углу, наблюдала за происходящим. — Это наш диетолог постаралась ради тебя. Вон она, иди хоть спасибо скажи.

Настя постаралась? Неожиданно, чёрт возьми. Я решил подойти к девчонке, чтобы лично поблагодарить. Та сидела, аккуратно поправляя волосы, и не особо привлекая внимания к себе.

— Спасибо, торт очень вкусный. Ты действительно потрудилась, — поблагодарил её я. — Видно, что вложила всю свою душу в этот торт.

Настя слегка покраснела, но глаза довольно блеснули.

— Я старалась… Надеюсь, тебе правда нравится.

— И когда ты только успела его испечь? — спросил я.

Хороший вопрос, кстати, как она вообще нашла время на выпечку.

Она вздохнула, словно вспоминая тот момент.

— Хотелось очень успеть. Правда, в тот вечер… Я уже думала выбросить коржи.

— Это когда?

— Когда мы с тобой в кафе ходили…

Я не мог не улыбнуться.

— Не против, если я присяду? — спросил я, присаживаясь на свободный стул рядом с ней.

— Нет, конечно, — ответила она, встречая мой взгляд.

Я поймал себя на мысли, что всё больше наслаждаюсь её присутствием. А Настя, казалось, тоже чувствовала себя немного более расслабленной.

— Ну и что теперь будешь делать дальше? — я опёрся локтем на стол.

Диетолог немного задумалась, глядя на свой бокал с напитком.

— Готовить других спортсменов. Это мой путь, я это знаю. Хотела бы, чтобы они достигали большего, чем я, — честно призналась она.

— А мне вот понравилось с тобой работать, — сказал я, наблюдая за реакцией девчонки. — Может, пойдёшь в «Тигр»? Ну, штатным диетологом?

Настя слегка пожала плечами, но глаза выдали, что её это заинтересовало.

— Может быть, но меня пока никто не приглашал, — ответила она с лёгким сожалением.

— Я поговорю с Игнатом. Настоящих профессионалов тяжело найти. Не думаю, что он откажется. У пацанов бои каждую неделю, и все гоняют вес. А удачная весогонка — это половина успеха.

— Спасибо…

Она говорила так тихо, что я не расслышал последующих слов. Из динамика начала громко играть музыка.

Я видел, как сразу несколько бородачей вышли в центр зала и начали танцевать лезгинку.

— Асса!

Его взяли в круг и начали аплодировать.

— Давай выйдем на улицу, — предложил я Насте, видя, что девчонке становится некомфортно. — Немного свежего воздуха не помешает.

Настя кивнула, поднимаясь, и я, приобнимая за плечо, повёл её к выходу. Когда дверь за нами закрылась, нас будто отрезало от всего, что происходило внутри. Музыка исчезла, на улице был только слышен звук наших шагов.

Я заметил, как свет от фонарей играет на лице Насти, делая девчонку ещё более красивой. Рядом с рестораном было подобие небольшого парка, откуда Москву было видно как на ладони. Вид был просто захватывающим.

Настя немного поёжилась от холода.

— Ты замёрзла, — я снял свою куртку и накинул на плечи девчонки.

Настя посмотрела на меня глазами, полными благодарности.

— Спасибо, — она укуталась в куртку.

Я почувствовал, как она ближе прижалась ко мне, и обнял девчонку, чувствуя, как её тело расслабляется от моих прикосновений. Настя, в свою очередь, чуть прижалась ко мне, пытаясь согреться.

Мы стояли так несколько минут, просто наслаждаясь тишиной ночи.

— А давай уедем? — прошептала она. — Я так устала.

Слова прозвучали как естественное желание убежать от всего и остаться вдвоём, в каком-то другом, более уединённом месте.

— Давай, — сказал я.

Я вытащил телефон, быстро открывая приложение для вызова такси. В последнее время я научился пользоваться им с уверенностью. Простое приложение, но всё равно требующее немного времени, чтобы привыкнуть.

— Так, местоположение наше я нашёл… Куда хочешь?

— Куда ты хочешь.

Я почувствовал, что момент был подходящий, чтобы пригласить её куда-то… не знаю, во что-то личное что ли. Хотелось показать девчонке то, что связано со мной, с тем, кто я есть. Не просто кафе или ресторан, а что-то… настоящее.

— Давай ко мне? — предложил я. — Покажу тебе свой зал.

— Давай, — согласилась Настя, в её глазах мелькнула заинтересованность.

— Только не пугайся, там ещё ремонт не закончен…

— Не пугаюсь, я с тобой хоть на край света, — ответила девчонка.

В её словах было столько искренности и доверия, что я невольно растаял. Было всё-таки в ней что-то такое… я даже слов не мог подобрать.

Когда мы сели в такси, заметил, как Настя постепенно расслабляется. Говорить в присутствии водителя она явно стеснялась, но то и дело на меня поглядывала.

Проехав немного, я почувствовал, как её плечо коснулось моего. Вдруг, как бы невзначай, она положила голову мне на плечо. Её дыхание стало ровным, и я понял, что она засыпает. Это было так нежно и естественно, что я не мог не улыбнуться.

Я понимал, что она доверяет мне и чувствует себя рядом со мной в безопасности. Я не хотел будить девчонку, но заметил, как её волосы немного разметались, чуть закрывая лицо. Я аккуратно поправил их, отодвинув локоны. Настя не проснулась.

Когда такси подъехало к залу, я посмотрел на Настю и понял, что не хочу её будить. Она была спокойна и беззаботна в своём сне, и я не хотел разрушать этот момент. Я наклонился, осторожно взялеё на руки. Настя чуть прижалась ко мне, не просыпаясь.

Стараясь её не разбудить, я донёс её до двери зала и занёс девчонку внутрь. Мне нужно было положить Настю на раскладушку. Но как только я зашёл в свою коморку, Настя приподняла голову, её глаза начали открываться.

— Я не сплю, — шепнула она.

Я посадил Настю на раскладушку.

— Ну вот и приехали. Это мой зал. Здесь я тренируюсь, здесь у меня всё, что важно для меня.

Девчонка потянулась, поднялась и огляделась, я как раз включил свет. Её глаза наполнились восхищением, будто мы пришли в какой-нибудь крутой ресторан, а не наполовину отремонтированный зал.

— Очень круто, — искренне сказала она. — Ты тут реально живёшь… этой атмосферой, да? А это что?

Настя подошла к ещё не собранному рингу, провела рукой по канвасу.

— Ринг будет, вот видишь канаты? Скоро с пацанами соберём, опробуем.

— Ты такой…

Она явно хотела сделать какой-то комплимент, но осеклась — вдруг неожиданно выключился свет. В комнате наступила полная тишина. Мы остались стоять в темноте, только ночной свет из окон давал слабое свечение.

Моя рука потянулась к Насте, чтобы она не почувствовала себя неуютно.

— У тебя тут магия такая, что даже свет выключается? — прошептала она.

Я не ответил, вернее, ответил тем, что жадно впился своими губами в её губы. Реакция Насти была молниеносной. Она не отстранилась, наоборот, чуть прижалась ко мне, руки легли мне на спину.

Как и любой момент, который на пике эмоций нуждается в остановке, так и этот момент прервал какой-то посторонний шум.

Резкий, настойчивый звонок мобильного ворвался в темноту. На первый раз я не обратил внимания, но звонить стали во второй раз.

Я инстинктивно отстранился от Насти, достал мобильник, вибрировавший в кармане. На экране высветился незнакомый номер. Время было позднее, и вряд ли бы кто мог звонить не по делу или по мелочи.

— Внимательно!

Я принял звонок, и из динамика послышался мужской голос.

— Дежурная часть беспокоит. Ваш номер оставила гражданочка… — мужчина назвал фамилию Алины. — Она дала ваш номер, чтобы вы привезли документы. В противном случае будем вынуждены заняться установлением личности. Вам она знакома?

Вопрос повис в воздухе, мысли моментально переключились. Алина? Почему её телефон у полиции?

Я на миг покосился на Настю и увидел в её глазах обеспокоенность. Она наверняка слышала разговор и ждала от меня решения…

— Знакома, — наконец ответил я.

Мгновение, и в трубке послышался знакомый голос Алины.

— Саша, это я… — испуганно защебетала она из динамика.

Я ощутил напряжение в её словах, будто она что-то скрывает. Алину знал достаточно, чтобы понимать — она всегда пытается контролировать ситуацию, даже если сама не понимает всех последствий.

— Слушай, привези мне документы. У меня тут жопа жопская! Меня в обезьяннике хотят закрыть!

Я снова покосился на Настю. Она слегка прикусила губу, будто давая понять, что сейчас от меня зависит, что будет дальше.

— Где они лежат? — сухо спросил я.

— У меня дома, Саш, запиши адрес, пожалуйста. Ключи от квартиры я под ковриком оставила.

Я вдруг вспомнил момент, когда Алина сама говорила, что не лучшая идея оставлять ключи там.

— Ты привезёшь?

Я застыл на секунду. Сказать, чтобы документы привёз ей бывший? Так вряд ли он согласится после того, как Алина швырнула цветы и кольцо ему в рожу… Я мог отказаться, но понял, что не сделаю этого. Это было необходимо. Алина нуждалась в помощи, а я… не мог оставить её наедине с этим.

(обратно)

Глава 18

Алина продиктовала адрес. Я не стал терять времени, ища на что его записать и положился на собственную память.

— Привезу, — наконец, сказал я.

Разговор был завершён, но оставил после себя тяжелое послевкусие. Я не мог не заметить взгляд Насти, полный вопросов.

— Кто звонил? — спросила она.

— Неважно, — ответил я, надеясь, что это остановит ее, но девчонка не отступила.

— Что-то серьезное? — насторожилась она, в глазах появилась тревога.

Я почувствовал, как напряжение в воздухе нарастает. Вздохнул, не зная, как объяснить. Честно говоря, я сам не понимал, что делать.

К тому же в зале было настолько тихо, что Настя наверняка слышала весь разговор. Но отчего-то делает вид, что не слышала, а значит — дает мне шанс.

Но я знал, что мне нужно быть честным, даже если это причинит боль. Прежде всего, честным с самим собой.

— Нет… — я промолчил, но потом добавил. — Мне нужно уехать, прости.

Настя застыла. Я видел, как меняется выражение ее лица. Во взгляде появилась какая-то детская обида.

— Это она?

Вопрос был тихим, но бил, как нож в сердце.

Я не мог врать. Зачем? Что бы это изменило? Чувствовал, что нужно сказать правду.

— Да, — подтвердил я.

Было видно, как глаза девчонки наполняются слезами. Она продолжала смотреть на меня, пытаясь понять, что происходит.

Говоря «а», говори и «б». Теперь мне нужно было объяснить, что случилось, хотя я знал, что это ничего не изменит.

— Алина в полиции, ей нужны документы, — объяснил я. — Она попросила меня помочь.

Настя молчала, ее губы искривились в усмешке.

— И ты согласился? — спросила она.

Голос стал холодным, в нем появились нотки разочарования.

— Ей больше некому помочь.

Настя усмехнулась, сквозь застывшие в глазах слезы, я увидел боль.

— Некому говоришь? А как же ее муж? Или кто он ей там? Ну который ей предложение делал⁈

Сарказм был явным, но она не собиралась сдерживать своих чувств.

— Он ей не муж, — ответил я, не задумываясь.

Я понимал, что для Насти это было не просто слышать, но правда была именно такой. Правда, она… правда не должна быть удобной. Она просто есть.

В голове возникала масса мыслей. Я понимал, что должен принять решение, но это было непросто. Алина, с ее запросами и документами, тянула меня назад, но Настя… Настя была рядом, и я не хотел ее потерять. Она не заслуживала быть в центре всего этого хаоса. Но, тем не менее, я знал, что мне нужно сделать.

— Ты можешь остаться, пока я съезжу, — предложил я.

Да, я знал, что это не лучший выход. Но это было единственное, что я мог предложить здесь и сейчас.

— А почему не предлагаешь поехать с собой? — спросила она.

— Ну, поехали.

— Нет уж… Если бы хотел, ты бы предложил это сразу.

— Настя, я сделал свой выбор.

— Если бы сделал, не уезжал, Саша…

Мне было нечего сказать. В груди было пусто, и это было хуже всего. Я был не в силах оправдаться, и ее глаза, полные боли, стояли передо мной как наказание. Меньше всего хотелось делать из нее дуру. Она этого не заслуживала.

— А я как дура поверила, — она выдохнула. — Сама себе на придумывала…

Я молчал.

— Ясно, Саш… Ты, значит, вывез меня сюда, чтобы вот так уехать? Вариант лучший появился? Так и скажи!

Я смотрел на нее, ощущая, что девчонка на волоске от того, чтобы разрыдаться. Мне не хотелось причинять ей боль, но и оставить Алину одну я тоже не мог.

— Давай, закажу такси…

Я честно попытался хоть как-то сгладить напряжение, но Настя не дала мне шанса.

— Не надо, сама закажу.

Она резко повернулась и пошла к выходу. По пути схватила свой рюкзак.

— Лучше бы я тогда торт выкинула! — голос дрожал девчонки дрожал.

Из глаз наконец полились слезы. Потекла туш. Я стоял, наблюдая, как она «собирается». Она зачем-то начала ковыряться в рюкзаке, переворачивать его вверх дном. Нет, она вряд ли что-то искала. Скорее, давала мне шанс передумать. Броситься ее останавливать и успокаивать.

Я подошёл к Насте, положив руку ей на плечо. Она замерла, вздрогнула, но не повернулась.

— Настя… Прекрати. Мы можем поговорить.

Девчонка лишь вытирала глаза, размазывая тушь. Я понимал, что она хотела услышать другое. Она хотела, чтобы я сделал выбор. Но я выбор сделал, просто она не хотела его принимать.

Я буквально почувствовал, как расстояние между нами растет и стремительно превращается в пропасть.

Я взял ее за плечи и хорошенько встряхнул, заглядывая в глаза.

— Настя, черт возьми, посмотри на меня!

Она нехотя подняла глаза полные обиды. Губы дрожали.

— Я не бросаю своих. Девчонка сидит в обезьяннике. Ты понимаешь, что она сирота и помочь ей некому⁈

Настя медленно покачала головой.

— Бросаешь, Саш… — еле слышно шепнула она. — Отпусти, такси приехало.

Я убрал руки, Настя, не говоря ни слова, вновь направилась к двери. К залу подъехало такси, а когда девчонка открыла дверь, из салона послышались слова песни.

— Я украду, тебя украду… твою душу…

Музыка оборвалась. Машина уехала.

А я в этот момент понял, что потерял ее.

Достал мобильник, проследил на экране, как едет автомобиль домой к девчонке. И со вздохом, нажал на кнопку еще одного заказа. Ввел адрес, который мне продиктовала Алина. Такси должно было приехать через пять минут.

Таксист оказался общительным. Как только я устроился, он сразу обратился ко мне с улыбкой.

— Хотите конфетку? — спросил он, протягивая мне пачку с маленькими карамельками.

— Нет, спасибо.

Таксист не обиделся, а продолжил, видимо, привыкший к общению с разными людьми.

— Жевать нечем? Это где ж тебе так досталось, брат? — с интересом спросил он, заметив в зеркале заднего вида, как я выгляжу.

— Да так… — я не стал углубляться в подробности.

Водитель кивнул, будто бы понимая, что не стоит лезть в чужие дела. Однако разговоров он не спешил закруглять.

— Не местный, да?

— Нет, с Ростова.

— Я вижу, акцент есть, — сказал он с улыбкой. — Я сам из Душанбе. Такси — это так для души, я бизнесом занимаюсь, фрукты-овощи. Детей восемь… вот и отдыхаю от домашней суеты, как могу!

Я особо не слушал, хотя таксист продолжил рассказывать. Он говорил о своих детях, о бизнесе… я же думал о своем.

Наконец, мы добрались до места, таксист остановился.

— Приехали, брат, удачи.

Я вытащил деньги, заплатил за проезд и сверху оставил чаевые. Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида с благодарностью.

— Твоим детям конфет купишь, — сказал я.,

— Обязательно, брат.

Такси подъехало прямо к дому Алины, я вышел, захлопнул дверь, попрощавшись с общительным водителем. Направился к подъезду.

Пришлось поломать голову, чтобы попасть внутрь. На диктофоне было написан номер консьержа. Я позвонил, дожидаясь, когда мне ответят.

— Вы к кому? — раздался голос.

— В квартиру сорок семь. К Алине.

Трубку повесили, не открыв дверь. Я уже собирался позвонить снова, но дверь подъезда все-таки открылась и на пороге появилась бабуля в очках в роговой оправе.

— А где твоя Алина шляется в такое время, — она сузила глаза.

Пришлось объяснять старушке все как есть. Я видел, как меняется ее лицо по мере рассказа и там появляется сочувствие.

— Кошмар какой… ну проходи конечно. А ключи то есть? — спросила она.

— Есть, — заверил я, заходя в подъезд.

Подходя к квартире, я остановился перед дверью. Наклонился и, как мне сказала Алина, нашел ключи под ковриком.

Внутри квартиры было тихо. Обычная однушка или как сейчас было принято говорить — студия.

Я увидел старый стол, в котором должен был лежать паспорт. В ящике, среди множества папок и документов, я наконец заметил паспорт. Взял его, открыл, чтобы проверить — точно ли то? Увидел фотографию Алины и сунул паспорт в карман.

Я уже собрался уходить, как заметил кое-что и даже вздрогнул он неожиданности. На полке на стене стола стояла маленькая рамочка с фотографией. На фото была я.

Я уже собрался уходить, но в этот момент раздался стук в дверь. Я замер, прислушиваясь.

Интересно, кого хрен принес? Или Алину выпустили?

Я не стал гадать, направился к двери и открыл ее. На пороге оказался бывший Алины. Он стоял весь неопрятный, с красным лицом и покачиваясь на ногах. Глаза, как два пустых отверстия, смотрели на меня. Я сразу понял, что он пьян в стельку. Запах алкоголя невыносимо ударил в нос.

Мы молчали, и все, что я мог услышать — это его тяжелое дыхание. Он не сказал ни слова, но взгляд был полон агрессии и недовольства. Бывший не пытался скрывать свои намерения, учитывая стиснутые кулаки.

— Ты че тут делаешь? — наконец, прорвалось через его зубы.

Я стоял, не двигаясь, оценивая ситуацию, но он уже не ждал ответа. Его рука резко пошла вперед, и он попытался толкнуть меня в грудь. Я сместился, и этого оказалось достаточно, чтобы пацан завалился внутрь.

Рухнув на пол, он чуть проехал вперед и стукнулся головой о дверь ванны.

— С-сука, убью! — извиваясь на коврике для обуви, зарычал он.

Он был пьян, его разум был затуманен, бить его было ниже моего достоинства. Я закрыл дверь, оперся плечом о стену, скрестив руки на груди и наблюдая, как он пытается подняться.

Правда получалось это весьма хреново.

— Иди сюда!

Я взял пацана за шкирку, затащил в ванную комнату и усадил в душевую кабину. Взял душевую лейку и включил холодную воду, направив струю ему в лицо.

Пацан попытался встать, но упершись руками поскользнулся, упал на задницу.

— Сидеть! — скомандовал я, продолжая его поливать холодной водой.

Это начало приносить эффект, по крайней мере, секунд через тридцать он уже забросил идею выхватить у меня душевую лейку. В конце концов я закрепил ее на крепление и холодная вода продолжила литься ему на голову, приводя в чувства.

Я же сел на карточки.

— Слушай, мы оба понимаем, что ты не в себе сейчас. Сейчас я выключу воду и ты либо перестанешь кидаться, либо я спущу тебя по лестнице пинком под зад. Выбирай, — я вполне правдиво обрисовал перспективы продолжения ночи.

Выключил воду, готовый к любому повороту событий. Пацан молча уставился на меня. Я видел, как его агрессия постепенно тает, уступая место безумной усталости. Он все еще тяжело дышал, но теперь взгляд стал немного более ясным, пьяная пелена чуть спала.

А место ярости на лице заняли страх и беспомощность. Пришло понимание, что его злость была не столько на меня, сколько на себя. На свою неспособность вернуть то, что потерял.

Он по-настоящему любил Алину. Это не была просто ревность или ярость. Это было что-то более глубокое, болезненное и личное. Боль человека, который потерял любовь, и вряд ли ему удастся найти ее снова.

— У тебя что-то с ней было? — уже спокойно спросил он.

Я не ответил сразу. Эти слова звучали как крик души. Он был не просто пьяным бывшим парнем… скорее он был человеком, который страдал. Его отношение к Алине было настоящим, и я это понимал.

— Сейчас у меня с ней ничего нет, — сухо объявил я.

Как будто ожидая другого ответа, он только кивнул. В глазах появилась усталость, почти облегчение. Теперь, когда агрессия прошла, этот пацан казался просто потерянным человеком.

— Приведи себя в порядок, — бросил я, выходя из ванной.

Я сидел на диване, вслушиваясь в шум воды из ванной. Бывший Алины был в глубоком алкогольном опьянении. Всё, что я только что видел в его поведении, казалось смазанным слоем его внутренней боли. Он был разрушен, и мне не было жалко его, но, безусловно, его было жалко в каком-то глубоком, человеческом смысле.

Вот такие они — превратности судьбы. Алина и её бывший не смогут быть вместе. Как бы он ни пытался… пацан даже не знал, что влюбился в девчонку, чья семья была разрушена его отцом.

Вскоре звуки воды затихли. Пацан вышел из ванной, его взгляд был почти бессмысленным, всё ещё мутным от алкоголя.

Я кивком показал ему сесть рядом. Он, пошатываясь, подошёл, присел на диван.

— Мне нужно отвезти ей документы, — я коротко рассказал, зачем здесь.

— Давай отвезу…

— Ты на машине приехал? — удивился я.

— Да, — ответил, не глядя в глаза.

— Ты же пьяный в зюзю…

Я понимал, что в таком состоянии ему точно нельзя садиться за руль.

Он промолчал. Не возражал и не спорил. Молча смотрел в одну точку.

— Ты хочешь знать, почему ты не можешь быть с ней? — спросил я.

Всмотрелся в его лицо, пытаясь оценить, готов ли он услышать правду. Я видел, как он ещё надеется, что что-то может измениться.

— Твой отец убил её семью, — честно сказал я.

Он замер, как будто не понял сначала. Я буквально ощущал, как информация переваривается в его голове.

Я же продолжил, честно рассказывая ему правду. Когда закончил, пацан зажевал губу и начал раскачиваться взад—вперёд, пытаясь сохранять спокойствие.

— Урод… — наконец, процедил он, стискивая кулаки.

В голосе было больше сожаления, чем злости. Он посмотрел на меня, как будто не мог понять, как это возможно, как такие вещи могли случиться. Лицо искривилось от боли, и я понял, что его отец стал для него тем, кто его сломал.

— Ненавижу…

— Я же вижу, что ты нормальный парень, — продолжил я. — Но тут как мужик мужику скажу, что тебе нечего ловить в этой истории. Ты не можешь быть с ней.

— Как мне быть? Я ведь её люблю… — сказал он с таким отчаянием, что я почувствовал всю его внутреннюю боль.

— Как… — я коротко пожал плечами. — Живи так, как подсказывает сердце. А сейчас… отоспись, ты никуда не поедешь. Я не пущу.

Я достал мобильник, зашёл в приложение своего такси и ввёл адрес отдела полиции, где была Алина. Агрегатор начал поиск.

— Ты прав, в таком состоянии нельзя ехать. — прошептал бывший Алины. — Но знаешь что… Возьми мои ключи, и поезжай на моей машине.

Я немного удивился предложению, вскинул бровь. Возможно, пацан хотел загладить свою вину за ту агрессию, что проявил? Не знаю, гадать не хочу. Но в его словах чувствовалась искренняя готовность помочь.

Пацан достал ключи из кармана, потряс их передо мной.

Я хотел сначала отказаться, но взглянув на экран мобильника, увидел, что такси придётся ждать четырнадцать минут. Не долго думая, я отменил заказ и взял протянутые ключи. Я и так потерял слишком много времени на задушевные разговоры. И теперь надо бы поторопиться.

Я спрятал ключи в карман и, не задерживаясь, пошёл к выходу.

Я спустился вниз, попрощался с бабулькой консьержкой, та смерила меня обеспокоенным взглядом. Видно, знала бывшего Алины и полагала, что наша встреча закончится мордобоем.

— Всё хорошо? — спросила она.

— Да, забрал документы, — заверил я.

Машина стояла неподалёку. Шикарный премиум-внедорожник от BMW. Сколько стоила такая дорогая игрушка — даже затрудняюсь сказать. Но с машинами я всегда был на «ты». Вот и двигатель немецкой иномарки приветливо заурчал под капотом, стоило мне завести двигатель.

Правда, голову пришлось поломать. У ключа от BMW не было… ключа. Просто брелок, который я не сразу догадался вставить в небольшое углубление в месте, где обычно располагалась личинка.

Машина ехала уверенно, мощный двигатель охотно реагировал на любые прикосновения к педали газа. Дури под капотом было не меньше, чем в моём «кабане».

Местное отделение полиции было всего в нескольких километрах от дома Алины. Поэтому через каких-то пять минут я уже подъезжал к зданию ментовки. Припарковал автомобиль у самого входа, выключил двигатель и посмотрел на здание перед собой…

На пороге стоял сержантик с автоматом в руках, с жгучей завистью бросавший взгляды на бэху.

— Командир, мне к дежурному бы, документы задержанной подвёз, — объяснил я цель визита молодому менту.

— Проходите…

Сержантик охотно открыл дверь, не задавая вопросов. Интересно, а приди я сюда на своих двоих, вопросы бы были?

— Вы только это… недолго, пожалуйста, а то вы встали на служебной парковке…

Я кивнул и наконец зашёл в отдел.

От автора:

Новинка от Гурова и Старого!

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить — возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра — или погибну снова

https://author.today/reader/475541/4451330

(обратно)

Глава 19

Внутри отдела меня встречал небольшой пятачок метр на метр, упирающийся в «вертушку». Чтобы пройти внутрь, следовало провести беседу с дежурным — тот сидел в будке с окошком. Как и тридцать лет назад, в плане дежурного мало что изменилось. В будке сидел немолодой сотрудник с недовольной рожей.

Он поднял взгляд, заметив меня, но ничего не сказал. Я подошёл к будке, постучал в стеклянную перегородку. Дежурный снова раздражённо поднял свой взгляд, отрываясь от видео на экране мобильника.

— Я пришёл за девчонкой…

Он не дал мне договорить, что-то сказал, но вот только я не услышал ни хрена. Из-за стеклянной перегородки, в которой хоть и были отверстия, ничего не было слышно. Возможно, если бы товарищ прапорщик говорил чуточку громче, то и проблем бы не возникло.

Видя, что я не слышу, он кивнул мне куда-то за спину и вернул взгляд на экран телефона. Я обернулся и увидел на стене телефон, смахивающий на таксофон.

Вон оно как…

Я подошёл к телефону, заметил, что рядом с ним висит табличка с номерами. Скользнув взглядом по табличке, я нашёл цифры, собственно, дежурного. Набрал номер, и за стеклом будки зазвонил телефон.

Первый гудок… второй.

Дежурный не торопился брать трубку. Он просто сидел, не обращая на меня внимания, по-прежнему поглощённый чем-то в телефоне. Я почувствовал, как терпение на исходе. Нужно было что-то делать.

Я снова постучал по стеклу. Дежурный снова поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло раздражение. Моё терпение тоже подходило к концу.

Вместо того чтобы сделать свою работу, дежурный встал и направился к двери. Он явно собирался выйти, чтобы покурить.

— Чего ты мне названиваешь, звони к тому, к кому пришёл! — фыркнул он.

— Ты куда?

— Курить, подождёшь!

Вон как… ну ясно.

Значит, мы тут не служим, а работаем. Приму к сведению. Я положил трубку телефона и вышел за ним.

Дежурный встал рядом с сержантом и что-то обсуждал с ним, показывая на экран телефона. Я подошёл ближе и услышал, как они обсуждают видео с вечернего боя Шамы.

— Прикинь, чурбан чё исполняет, говорит: «Махачкала»… сука, понаехали…

— Так ты ж сам приезжий? — спросил сержантик.

— Это другое!

Дежурный с увлечением показывал на экран и смеялся.

Завидев меня, этот мусор, а по-другому язык не поворачивался его назвать, убрал телефон. Ну и, видимо, решил окончательно гнуть линию «царька».

— А что за Бэха стоит? — спросил он, указывая на мой автомобиль.

— Моя, — ответил я.

— Убирай её, — сказал дежурный с таким тоном, что я едва сдержался, чтобы тут же его не сложить правым боковым.

Но нет, над входом в отдел висела камера, и если я его хоть пальцем трону, когда он при исполнении, сидеть мне в тюрьме лет десять.

— Ты мне мозги не пудри, — спокойно сказал я. — Здесь стоянка для транспорта.

— Ты знак не видишь? Глаза разуй! — раздражённо бросил он.

— Знак я вижу, и он ясно показывает, что парковка для служебного транспорта там, — я кивком указал на шлагбаум, ведущий во внутренний двор.

Дежурный промолчал, по его выражению было видно, что он понимал, что не прав. Но ему очень хотелось наплевать на правила. Вместо того чтобы извиниться, он снова обратился к сержанту.

— Иди, поставь перегородки, чтобы всякие идиоты не парковались, — буркнул он.

Идиотом он явно назвал меня.

Я дождался, когда сержант отошёл выполнять поручение, и тут же шагнул ближе к дежурному, демонстративно держа руки в карманах.

— Слушай, ты, чучело, — тихо сказал я, но так, чтобы он меня услышал. — Ты не врубаешься, что я приехал за девчонкой, которая из-за тебя сидит в обезьяннике с всякой шушерой?

— Э-э… ты как разговариваешь…

— Пасть закрой, — жёстко перебил я. — Так вот, я тебя предупреждаю: если с ней что-то случится, если хотя бы один волосок упадёт с неё… я дождусь, когда ты, собака, будешь не в погонах и не на службе, и сделаю так, чтобы ты понял, что ты должен служить, а не работать. В рамках административной статьи. Я посижу пятнадцать суток, а ты будешь всю свою жизнь оглядываться.

— Это ты чё меня щипать собрался? — язвительно сказал он. — Да я щас тебя за такой базар…

— Ты не понял, — я снова его перебил. — У тебя случайным образом в заднем проходе паяльник застрянет. Причём совершенно неумышленно.

Я прекрасно знал, что при определённом раскладе такое повреждение не является тяжким и под уголовку не попадает, если нанесено неумышленно. Средним — да, потому что оно не представляет опасности для жизни, но при этом вызывает длительное расстройство здоровья.

Дежурный замер, его взгляд стал серьёзным. Он точно понял, что это не просто угроза. А потом он вдруг прищурился.

— Да ты же, блин, Саша Файтер! Прости, не узнал! Я ж твой бой жду, ну, в смысле в записи.

Он протянул руку, пытаясь как-то переобуться в последний момент. Видимо, раз следил за боями, то знал, что не так давно я получил благодарность от начальника полиции Москвы.

Но я не пошёл на контакт. Взял сигарету из его рта и спокойно потушил её. Руку этого урода жать не стал. Мерзко, когда в органах встречаются вот такие.

— Я думаю, ты меня понял? — спросил я, глядя ему в глаза.

Он замолчал и чуть кивнул.

— Да, да, всё понял… — проблеял он.

Корона «царька» мигом спала. Он придержал дверь, приглашая меня зайти внутрь. Чуть ли не вприпрыжку побежал в будку.

— Паспорт дайте, будьте так добры, — сказал дежурный.

Причём говорил он теперь так, что всё отчётливо было слышно, несмотря на стеклянную перегородку.

Я достал из кармана свой паспорт и паспорт Алины и положил их в специальный выдвижной ящичек. Дежурный взял документы, проверил, посмотрел на меня и снова на бумагу. Затем потянулся к телефону, набрал номер и быстро что-то произнёс в трубку. Что именно — я не расслышал из-за стекла. Видимо, у него там кнопочка какая есть, которую он нажимает, чтобы было слышно.

Закончив звонок, он нажал ту самую кнопочку и повернулся ко мне.

— Ждите!

— Сколько ждать?

— Не дольше пяти минут, я коллег попросил порешать вопрос быстрее…

Он положил паспорта обратно в ящичек и вернул мне. Пискнула вертушка.

— Заходите, присаживайтесь.

Я толкнул вертушку, зашёл внутрь и присел на скамью, начав ждать. Прошло несколько минут, из кабинетов туда-сюда прошли несколько сотрудников, не обративших на меня внимания.

Наконец, дверь из служебного помещения открылась, и в коридор вышел мент, но без формы — видно, опер. Среднего возраста, с усталым выражением лица. Он сразу же оценил меня взглядом с головы до ног.

— Вы за гражданкой?

— Я, — я протянул ему паспорт.

Он забрал документ, не говоря ни слова. Открыл паспорт, полистал.

— А вы ей кто? — спросил он, не поднимая головы.

— Друг, — ответил я, не задумываясь.

Он поднял глаза, снова посмотрел на меня, но чуть внимательнее.

— Вы знаете, что одного нашего сотрудника она укусила за руку, а другого послала? — вдруг сказал опер. — За это по закону ей срок положен реальный. Но мы перегибами не занимаемся. Так что отпустим. Но если вы действительно её друг, — продолжил мент, — то будьте так добры ей объяснить, что так себя вести не нужно. Люди в полиции тоже разные работают, чтобы вы понимали.

Я даже не удивился, честно говоря. Алина была крайне взбалмошная девчонка и ожидать от неё можно было всё, что угодно.

А вот опер… в отличие от дежурного, всё ещё стыдливо прячущего взгляд, похоже, был не мусором, а ментом. Тем самым, который понимает, что такое служба. Я невольно проникся к этому человеку уважением.

— Скажу, — заверил я. — Спасибо за понимание.

Опер, закончив проверку, закрыл паспорт и вернул мне.

— Сейчас её выпустим, вашу… подругу, — пообещал он.

Не прошло и нескольких минут, как дверь снова открылась, и я увидел её. Алина стояла в дверном проёме, её плечи были опущены, взгляд потерян, а лицо было красное от слёз.

Она казалась абсолютно потрёпанной, как будто этот день вымотал её до последней капли. Глаза чуть припухли, но в них не было ни боли, ни злости, в них застыла только безучастность и усталость.

Алина была в том самом платье, в котором я её видел на турнире. Но теперь платье было измятым и испачканным, не таким ярким, как раньше. Волосы были растрёпаны, небрежно свисая… Она не пыталась выглядеть лучше… стояла, как загнанное животное.

Алина не сразу заметила меня, поглощённая своими мыслями. Я остановился перед ней, и только когда заговорил, она медленно подняла голову, встретив мой взгляд.

— Пойдём, — сказал я.

Мы вышли из ментовки, и Алина, не сдержавшись, повернулась к дежурному и показала ему «фак».

Я быстро подошёл к ней, мягко взял за талию и вывел из отдела. Мы вышли на крыльцо, и она вздрогнула, увидев машину своего бывшего у крыльца.

— Он здесь?

— Нет.

Я думал, что она начнёт меня расспрашивать, почему я приехал на этой машине. Но нет, ей будто бы было совершенно всё равно. Что-то в поведении Алины говорило, что она переживает сильный внутренний шок.

Я посмотрел на неё, пытаясь понять, что она сейчас чувствует. Но она избегала моего взгляда.

— Как ты? — спросил я.

Алина снова не ответила. Заплаканное лицо, размазанная косметика… Нет, в таком виде она не поедет, надо хоть как-то привести девчонку в порядок.

Я огляделся, приметил неподалёку круглосуточный магазинчик и повёл Алину туда.

Когда вошли в ларёк, я сразу направился к полке с водой, взял влажные салфетки. Алина осталась стоять у кассы, где её с любопытством рассматривала продавщица.

Я подошёл к кассе, чтобы оплатить покупки.

— У вас всё в порядке? — спросила продавщица.

Алина покосилась на неё и… не сдержалась.

— Какое на хрен твоё дело? — зло ответила она, не скрывая раздражения.

Алина резко схватила бутылку воды и влажные салфетки из моих рук, не обращая внимания на то, что я не заплатил.

Направилась к выходу, даже сейчас сексуально покачивая бёдрами.

— Прости её, — сказал я, повернувшись к продавщице.

Вытащил деньги, положил на кассу:

— Сдачи не надо.

Продавщица кивнула, но ничего не сказала. А я последовал за Алиной, которая уже вышла. Далеко она не ушла — метрах в пяти от ларька остановилась и вытирала влажной салфеткой макияж. Я заметил, как её руки дрожат. Использованные салфетки Алина бросала на землю.

— Так нельзя с людьми, — сказал я, подходя ближе.

Алина не ответила, продолжила вытирать лицо, как будто бы меня нет рядом.

— Алина, я с тобой разговариваю!

Девчонка резко повернула голову, посмотрела на меня, и в её взгляде была вся та буря, что она теперь даже не пыталась скрыть.

— А тебе какое дело? — выпалила она.

— Как бы никакого, кроме того, что ты просила меня тебе помочь, — сухо ответил я.

Её лицо скривилось в недовольной усмешке.

— Помог? — возмущённо спросила она и с сарказмом добавила: — Спасибо, что помог!

Неожиданно рука Алины взметнулась, и она попыталась влепить мне пощёчину. Я инстинктивно схватил её запястье, задержав руку в воздухе.

— Ты что творишь? — спросил я, не понимая, почему она продолжает так себя вести.

— Отпусти меня, иначе я буду кричать, — зашипела она с угрозой.

— Прекращай себя так вести, — процедил я, сильнее стискивая руку.

— Отпусти…

— В себя приди!

Я боковым зрением заметил, как возле нас у дороги притормаживает какой-то автомобиль.

— Девушка, вам помочь? — послышался вопрос.

Двое молодых смотрели с хмурыми лицами на нас с Алиной. А вот дальше… Алина заверещала, как будто я собираюсь её насильничать.

— Помогите!

Крик стал, как удар под дых. Парни тотчас вышли из автомобиля. Алина, явно не осознавая последствий своих действий, продолжала кричать и изображать, что я к ней пристаю.

— Эй, отпусти её! — парни подходили ближе.

— Мужики, не лезьте, — бросил я, хоть и знал, что они не будут слушать.

— Лезьте, этот урод не понимает русского языка! — взвизгнула Алина.

— Дура, — процедил я.

Я резко отпустил её руку, понимая, что пацаны в любой момент бросятся в драку. Они-то не знали, что происходит на самом деле, и вполне логично хотели защитить девушку.

Я отступил, пытаясь оценить ситуацию. Знал, что драки не избежать, но всё равно не хотел этого. Парни действовали по совести, защищая её, но у меня не было другого выбора.

— Не делайте глупостей, — бросил я, выставляя перед собой руку.

Алина тотчас бросилась к ним, спрятавшись за спинами пацанов. Вряд ли она понимала, что происходит…

Парни были не робкого десятка, но надо отдать им должное — в драку они всё-таки лезть не стали.

— Девушка, присаживайтесь, — водитель открыл заднюю дверь, чтобы Алина села в машину.

Но не тут-то было… парни просто ещё не поняли, с кем связались. Когда водитель попытался усадить её на заднее сиденье, чуть приобняв за талию (безо всякого контекста), Алина резко отстранилась и со всей силы ударила его по запястью ладонью.

— Ты тоже от меня убери руки! — с яростью бросила она.

Парни ничего не понимали. Они обменялись взглядами, не зная, как реагировать. Они смотрели то на меня, то на Алину, пытаясь понять, что происходит.

Я лишь пожал плечами, как бы говоря: «А вам я говорил».

Алина, не говоря больше ни слова, вышла прямо на середину дороги, ковыряясь в мобильнике. Я наблюдал за истерикой, чувствуя, как моя терпимость к её поведению истощается.

Во взглядах парней вовсе отразилась неуверенность. Они явно не понимали, как реагировать.

— Такси, остановись! Такси! — Алина принялась размахивать руками над головой.

Юбка задралась…

Судя по всему, она вызвала такси через приложение. Долго ждать машины не пришлось. Автомобиль с шашечкой подъехал, и она с силой дёрнула на себя переднюю дверь. Таксист удивился, потому что пассажирское переднее сиденье у него специально было отодвинуто, чтобы сзади было больше места. Он принялся отодвигать сиденье, а Алина обернулась на меня.

Девчонка выглядела решительно, но… я понимал, что она ждёт от меня реакции. Я заметил, как Алина оглянулась в мою сторону, будто надеялась, что я всё-таки попытаюсь её остановить. Она будто давала мне последний шанс и взглядом говорила: «Или ты меня остановишь, или я уйду навсегда».

Но я не сдвинулся с места. Пусть катится к чертям. Шанс мне был не нужен.

Поняв, что я не буду ничего делать, лицо Алины помрачнело. Она села в машину, и я, как в замедленной съёмке, наблюдал, как она закрывает дверцу.

Машина исчезла в темноте.

Пацаны, оставшиеся стоять рядом, похоже, наконец поняли, что никакой моей вины нет…

— Извини, не разобрались в ситуации, — сказал первый.

— Да, не обессудь, думали, что ты её реально обижаешь… — добавил второй.

— Вопросов нет, мужики, в таких делах надо не думать, а делать, — ответил я. — А разбираться уже потом.

Мы обменялись рукопожатиями, закрывая вопрос.

— А что с ней… под чем-то? — осторожно спросил водитель.

— Нет, — я медленно покачал головой. — Просто дура. Даже не капризная женщина.

— Твоя?

— Не совсем.

— Я б, наверное, с ума сошёл, если бы у меня такая баба была!

Пацаны заулыбались, пытаясь разрядить обстановку.

— Да уж, — сказал я, не зная, что ещё ответить.

Парни снова переглянулись, водитель пристальнее взглянул на повреждения на моём лице.

— А ты где так… где угораздило?

— Выступал на ринге по голым кулакам.

— Погоди, это вот тот турнир, который был?

— Ага.

Я взглянул на часы на экране телефона. Время было глубокая ночь… Надо было возвращаться в зал и, наконец, лечь спать. Пора было ставить точку в этом чертовски напряжённом дне, который никак не хотел кончаться.

— Тебя, может, довести куда? — предложил водитель.

— Не, парни, я на колёсах, но за предложение спасибо.

Мы попрощались, и я сел за руль «бэхи», так и стоящей на парковке возле отдела. Завёл автомобиль и поехал прямиком в зал. Сил, чтобы завозить тачку обратно, у меня не было. Бывший Алины, к тому же, наверняка спит. Сегодня машина ему точно не понадобится. А завтра пусть приезжает и забирает от зала. Я взял у него номер, прежде чем уезжать.

Через десять минут я уже парковал «бэху» неподалёку от своего зала. Я прошёл в свой закуток, тяжело опустился на раскладушку и выдохнул.

Алина… Какая же она дура всё-таки. Я попытался избавиться от мыслей о ней. Достал мобильник. Экран ярко вспыхнул в темноте зала, подсветив кучу уведомлений о пропущенных вызовах. Звонили Виталик, Марик, одноклубники и Игнат.

Я не хотел перезванивать, не сейчас. Открыл соцсети, от которых тоже было море уведомлений. Видео, сториз, рилсы… Всё, что происходило на вечеринке, было залито в интернет.

Я прокручивал ленту и видел, как парни наслаждаются ночью. Все танцуют, смеются, выпивают — веселье, которое продолжалось, несмотря ни на что. Для меня теперь это было как параллельная реальность.

Ещё несколько минут прошло в тишине. Я продолжал сидеть на старом деревянном стуле, глядя на экран мобильного, когда пошёл звонок от Игната. Я вздохнул, принял звонок и поднёс телефон к уху.

— Ты где? — послышался голос тренера. — Мы тебя с пацанами обыскались!

— Да, дела, брат, извини, что уехал, не предупредив, — пояснил я.

— А чё, не понравилось?

— Да нормально всё, не обессудь. Обстоятельства…

— Ну смотри, а то у нас ещё стриптиз сейчас будет, девочки приедут.

— Хорошего отдыха, спасибо тебе ещё раз, очень признателен, — заверил я и выключил телефон.

Уже улёгшись на раскладушку, я написал её бывшему. Пальцы быстро набрали сообщение:

«Всё в порядке. Я забрал Алину из отдела».

Как только я отправил, почти сразу же пришёл ответ:

«А где она?»

«Не знаю», — ответил я.

Это было всё, что я мог сказать. Я не собирался вмешиваться больше в жизнь Алины. Она сделала свой выбор, а я сделал свой.

Бывший продолжил что-то печатать, но я, отписав, чтобы он забрал завтра тачку по адресу моего зала, перевёл телефон в «авиарежим». Хотелось остаться одному и дать себе время не думать ни о чём, чтобы никто не мог побеспокоить.

(обратно)

Глава 20

Я проснулся, чувствуя тупую ноющую боль, которая медленно растекалась по всему телу. Голова раскалывалась от тяжести. Сразу стало понятно, что сегодня не будет лёгким днём.

С трудом встал с кровати. Каждый мускул, каждая кость напоминала о том, что вчера был жёсткий и бескомпромиссный поединок.

Пошевелился… ощущения были странными — как будто я не в своём теле, а в каком-то чужом. Может, это от того, что я заскочил сюда с 1996 года, и всё, что происходит сейчас, не совсем естественно для меня?

Ладно, шутки шутками, есть дела поважнее.

Я решил, что нужно идти в аптеку. Даже в таком состоянии мне нужно доделать зал. Не люблю откладывать дела на потом.

Зеркала мы пока повесить не успели, поэтому я включил мобильник, переведя камеру на свою физиономию. Лицо болело, синюшные пятна под глазами говорили сами за себя. Кровь вокруг сечек засохла… я знал, что всё это будет долго заживать. Ну и болезненно.

Ощущение было такое, как будто меня пропустили через мясорубку. Мне нужно было найти таблетки от боли. Никакой аптечки у меня пока не было, и я решил, что лучше сразу дойти в ближайшую аптеку, а не тянуть время. Зачем, спрашивается, сидеть дома и мучиться?

Правда, с таким видом, как у меня сейчас, лучше не показываться на улице в принципе… очки бы где-нибудь тёмные раздобыть, да капюшон. Вот только где?

Ежась от утренней прохлады, я вышел на улицу, припоминая, где ближайшая аптека на районе. Вспомнил о вывеске в виде красного креста на соседнем доме со стороны главной улицы и пошёл туда. Каждая клеточка моего тела будто протестовала даже против простого шага. Ничего, чуть потерпеть, а потом закинусь обезболом — и станет гораздо легче.

Я быстро нашёл аптеку, посмотрел на вывеску «открыто» с некоторым облегчением. Зайдя внутрь, услышал звон колокольчика. Так привлекали внимание аптекарши, что пришёл покупатель.

Мгновение — и аптекарша появилась за прилавком, показав приветливую улыбку, несмотря на ранее утро. Она взглянула на меня с лёгким удивлением. Взгляд полноватой женщины средних лет сразу зацепился за моё лицо. И улыбка как-то сразу сошла на нет.

— Вам чем помочь? — спросила она с лёгким недоумением в голосе.

Судя по её реакции, я, мягко говоря, не выглядел как типичный клиент. Ну да, люди, у которых лица выглядят так, будто их тёркой терли, не всем нравятся. Чаще всего думают, что синяки и ссадины — от криминала. Мало ли, я тут с утра пораньше решил аптеку ограбить к чёртовой матери?

Как бы то ни было, я не стал тратить время на лишние разговоры.

— Мне нужно что-то от боли, — сказал я, опираясь на прилавок. — Хорошее обезболивающее. Таблетки от головной боли.

— Рецепт есть? — строго спросила аптекарша, надевая очки.

— Стесняюсь спросить, рецепт на что?

— Ну вы же сильнодействующие обезболивающие хотите? У нас промедол, лексир или трамадол по рецепту, — также строго ответила она.

Я впервые слышал все эти названия, потому только пожал плечами.

— Честно говоря, мне всё равно, что, но будет здорово, если вы мне посоветуете что-то, отчего вся эта красота перестанет болеть, — я попытался улыбнуться и показал пальцем на свою физиономию. — Мазь, таблетки, уколы — мне плюс-минус всё равно.

— Так вы не это… — шепнула аптекарша, щуря глаза.

— Это… это что? — ответил я вопросом на вопрос, начав догадываться, чего она так обеспокоилась.

Судя по всему, женщина решила, что я наркоман, и пришёл в аптеку за дозой. Печально, конечно, если я на такой экземпляр похож.

— Ну такие, ходят тут всякие… имейте в виду, что лавочка закрыта! У нас недавно только облавы были…

— Не. Не это и не то, мне просто нужен обезбол, — перебил я, снова пытаясь изобразить улыбку. — А то, что лавочка закрыта — это правильно.

По итогу после такого «насыщенного» разговора аптекарша ушла вглубь аптеки. Через мгновение вернулась с упаковкой каких-то лекарств в руке.

— Это вам поможет, — сказала она, поставив упаковку на прилавок. — Растворите в воде, и через некоторое время будет легче. Действует быстрее таблеток.

Я взял упаковку и прочитал, что в ней десять пакетиков с порошком для приёма внутрь. Раньше таких порошков я не встречал, по крайней мере в своих девяностых. Тогда всё было просто — таблетка, и ты снова в строю, а тут какой-то порошок.

Я не стал уточнять и просто кивнул.

— Один пакетик за один раз, но не чаще трёх приёмов за день. Сколько будете брать? — уточнила аптекарша. — В упаковке десять штучек.

— Всё давайте, пригодится. В какую цену? — уточнил я, уже собираясь пристроить пачку с обезболом в карман.

— Вы подождите, молодой человек, мне ещё лекарство отсканировать надо, — остановила меня аптекарша.

— Забываю, что всё сейчас по электронике, — я вернул упаковку на прилавок.

— Может, вамводичку без газа пробить, чтобы сразу выпили?

Я согласился, и по итогу аптекарша продала мне и обезбол, и минералку. На выходе из аптеки я разорвал пакетик и отправил порошок внутрь. Запил, чувствуя не самый приятный кислый вкус. Посмотрим теперь, насколько быстро начнёт действовать препарат.

От аптеки до зала было пять минут ходу. И когда я вернулся в зал, мне уже стало немного легче. Обезболивающее начало действовать, и я почувствовал, как боль постепенно уходит на второй план. Всё-таки эффективный порошок, будем считать, что в аптеку я удачно сходил.

Тем не менее, я всё ещё ощущал усталость, которую не снять никакими обезболивающими. Организм следовало дозаправить, в энергетическом плане мой бензобак оказался на нуле. Я взял из сумки пару контейнеров с едой, которые остались от Насти. Открыв один из них, понюхал еду. Всё-таки контейнеры лежали в тепле без холодильника… Однако запах оказался вполне себе ничего, и еда не успела пропасть.

Однако идея полноценно позавтракать провалилась с треском. Я решил попробовать хотя бы маленький кусочек куриной грудки. Но как только положил его в рот, почувствовал, что это не лучшая идея даже с обезболивающим. Губы были разбиты, челюсть опухла, и жевать что-то более-менее твёрдое было задачей не из простых.

Лёгких путей, впрочем, я никогда не искал. И, не жуя, проглотил кусок грудки. И… остался с ощущением, что есть не хочется. Вернее, расхотелось. Кое-как залив в себя йогурт, я поставил точку с попытками полноценно позавтракать.

Обезболивающее окончательно подействовало, и я переключился на работу. Начал с того, что проверил оборудование по списку и расставил всё по местам. Ошибок не было, парни сделали приёмку внимательно, что уже не могло не радовать.

После занялся тренажёрами, которые предстояло собрать из разношёрстной группы запчастей. Я был полон решимости завершить всё сегодня, как бы тяжело мне ни было.

Но пара рук — это хорошо, а три пары — ещё лучше. Я решил позвонить братьям-близнецам. Нужно было организовать съёмку, чтобы они засняли, как я собираю зал. Ну и желательно — помогли.

Я набрал Пашу и дождался, пока он возьмёт трубку.

— Паша, привет, — сказал я, когда услышал его сонный голос из динамика.

— Привет, Сань, ага, а ты и выспаться — это разные полюса, да? Восемь утра!

— Кто рано встаёт, тому Бог падает. Я чего звоню — собираюсь сегодня доделать зал, приезжайте, если хотите сделать репортаж. И сменку прихватите, поможете.

Паша зевнул, видимо, обдумывая моё предложение.

— Конечно, приедем, — ответил он. — Когда начинаешь?

— Уже. Подъезжайте, как сможете.

— Хорошо, господин кайфалом, сейчас брата разбужу, и в течение часа у тебя.

Я положил трубку. Братья были готовы подъехать, что уже хорошо. Но пять пар рук ещё лучше, чем три. Я тотчас набрал номер Марика.

— Да-а-а…

Судя по тому, как протянул это «да» Марик, он явно ещё не очнулся от весёлой ночи и не отошёл от гулянки.

— Здорова, молодёжь, — хмыкнул я.

— Саня, срочное что-то? Я сплю, — сдавленно ответил Марик.

— Ну, зал надо доделать, не?

— Ты серьёзно? Мы тут всю ночь в ресторане гуляли… не кайф, Сань, давай завтра?

— Сочувствую, — ответил я. — Но не надо откладывать на завтра то, что можешь сделать сегодня.

На секунду в трубке повисла тишина, и я услышал шум фона, как Марик встаёт с кровати.

— Блин, ну дай хотя бы час. Мне ж ещё за Виталей зайти надо. Но ты прав, не стоит тянуть, если можно закончить сегодня.

В его голосе уже появилась усталость, но было там и лёгкое примирение с тем, что работа всё-таки нуждается в завершении.

— Не вопрос, жду, — сказал я и положил трубку.

Положа руку на сердце, что братьев Решаловых, что своих пацанов, я не ждал раньше обеда. Но главное — начать, а парни уже подключатся.

Ещё раз всё взвесив, я решил продолжить заниматься тренажёрами. Как минимум потому, что их сборка займёт больше времени.

В голове прокручивались мысли, как ускорить процесс, но в этот момент зазвонил телефон. Я взглянул на экран — Игорь. Его счастливый голос сразу дал понять, что дела у него наладились.

— Саня, привет! — выдал он почти торжественно. — Ты можешь выйти на связь по видео?

Я приподнял брови и включил видеозвонок. Он появился на экране с таким довольным выражением лица, что я чуть не усомнился, что он в своём уме.

— Ща, погодь, я камеру переключу, — сосредоточенно забухтел он, что-то нажимая.

Через несколько секунд у Игоря всё-таки получилось. Камера выхватила шикарный фургон.

— Смотри, — с удовлетворением сказал Игорь. — Эти товарищи сдержали своё слово. Вот он, мой новый мерс! А, как тебе?

— Бабки тоже вернули? — уточнил я.

— Всё до копейки, а потом ещё извинились по новой! — подтвердил Игорь. — Теперь Газельку на ремонт поставлю, и будут теперь у меня два автомобиля…

Он вдруг запнулся, видимо, наконец увидев моё лицо.

— Ого… Жёстко тебе досталось, не знал бы, что ты вчера бой выиграл, так подумал бы, что конфликт какой… — прошептал он. — Кстати, Сань, от души поздравляю, что всё получилось!

Вот так, поздравляя друг друга, мы через минуту попрощались. Игорь пообещал заехать вечером и похвастаться автомобилем.

Я же вспомнил, что мой «Кабан» до сих пор в залоге у лысого хмыря. И забрать его в ближайшей перспективе будет задачей крайне проблематичной. Со звёздочкой. Гонорар за бой, с которого я планировал рассчитаться, выплачен не был. Лигу накрыли и либо арестовали счета на неопределённый срок, либо выплатами там просто некому заниматься…

Так что хотя я уже и отдал первый платёж за автомобиль, но выкупить его не смогу…

Мысли увели чуть в сторону от зала, и руки сами набрали номер Саши Козлова. Нужна была хоть какая-то конкретика по ситуации с лигой. Надеюсь, она у него была.

— Есть какие новости по гонорару? — спросил я сразу, не ходя вокруг да около.

— И тебе доброе утро! Тёзка, утро раннее…

— Так новости-то есть?

Козлов младший помолчал.

— Не скажу сходу, — ответил он. — Все счета заблокированы. Скорее всего, до решения суда. Так что, если тебе ещё не перечислили бабки, то придётся подождать.

— И когда разблокируют? — я постарался не показать, как раздражён ответом.

— Нескоро, брат, суд в лучшем случае через месяц будет, и это только первый, — честно сказал младший Козлов.

— Сделать что-то можно, как-то ускорить?

— Ничего не сделаешь, Сань.

Вот тебе и получил гонорар… Как говорится — не складывай яйца в одну корзину. Я вздохнул и убрал мобильник. Утро добрым не бывает?

* * *

Блогеры прибыли, как и обещали, в течение часа. «Феррари» Паши и Лёши остановилась у подъезда зала. Братья, всё ещё сонные, вышли, весело болтая между собой с неизменными улыбками на физиономиях.

— У-у-у, — протянул Лёша, видя мой внешний вид. — На тебе как будто «родственники» Маги потоптались.

— Ну или пробежало стадо бегемотов! — хмыкнул Паша. — Ты как вообще?

— Лучше не бывает, — заверил я. — А команда где? Или кина не будет?

— Будет. Но парни подъедут только к обеду.

Парни закрыли свою спортивную тачку и синхронно расставили руки.

— Ну что, поздравляем тебя! — Паша первым полез обниматься, хлопая меня по спине. — Отлично сработал на ринге! Просто круто!

— Контент с этим ОМОНом — вообще бомба! — следом меня обнял Лёша.

Пришлось объяснять парням, что ОМОН в здании стадиона отнюдь не хайп.

— В смысле это по-серьёзке было? — Паша нахмурился, удивлённо вскидывая бровь.

— В том смысле, что половина сотрудников сейчас находится в ИВС, — пояснил я.

— Хм… — озадаченно протянул Лёша. — Не знал.

— Я тоже думал, это так, маски-шоу, чисто зрителю нервишки пощекотать, чтобы запомнилось! — иными словами сказал всё то же самое второй близнец.

— Погоди… Выходит, что твои слова, которые ты на стадионе сказал… ну про Хайпенко… правда? — Паша выпучил глаза.

— Мужики, давайте потом, а?

Мне совсем не хотелось сейчас обсуждать вчерашний инцидент. Хотя бы потому, что просто разговаривать, и то было больно.

— Ладно, шут с ними, давай, прораб, обозначай фронт работ!

Я кивком позвал Решаловых в зал. Пацаны начали с любопытством оглядываться, видя, что в зал успели подвести инвентарь.

— Ты один, кстати? — спросил Паша. — Пацаны будут?

— К обеду подойдут.

Я было начал обрисовывать братьям фронт работ, но в этот момент в дверях зала появились Виталик и Марик.

— Готовы к труду и обороне! — громогласно заявил Марик сразу на входе.

За время нашего общения он успел нахвататься моих «советских словечек». Пацаны были заметно уставшие. Но провести бессонную ночь в их возрасте — это скорее норма, не имеющая далеко идущих последствий.

— Красавчики, что пришли, — похвалил я.

В итоге мы начали распределять задачи. В голове я уже наметил, что нужно сделать, и понимал, как всё это можно ускорить. Каждый должен был сделать свою часть работы.

Я взял на себя тренажёры, которые, по моим прикидкам, пришлось бы собирать дольше всех. Виталик и Марик взялись за мешки и груши. А Паше и Лёше досталось собирать ринг.

— Погнали? Раньше начнём — раньше закончим, — напутствовал я.

Сначала шло ни шатко, ни валко. Все эти тренажёры, ринг, мешки — целый хаос деталей, с которыми нужно было разобраться.

Я долго разбирался с тренажёрами. Марик и Виталя ломали головы, куда и как присобачить кронштейны креплений груш. А сложнее всего пришлось блогерам, часа пол ходившими с умными лицами вокруг разобранного ринга.

Но было одно большое «но». Все эти сборки, несмотря на сложность, были с инструкциями. Так что, по сути, ничего не требовало слишком много усилий, если следовать чётким шагам. Главное тут начать, а дальше уже пойдёт, как по маслу.

Позже Марик, похоже, самый смекалистый среди нас, додумался подсматривать в интернет. Так и сделали. Так что если где-то возникал вопрос или что-то шло не так, мы воспользовались его величеством интернетом. Несколько поисковых запросов — и вот, нужное видео подскажет, как сделать всё правильно. Это ещё больше облегчало процесс.

Уже через час работа кипела. Виталик сверлил отверстия для крепления кронштейнов. Марик следом закреплял сами кронштейны, усаживая на болты. Я, немного помучившись с первым тренажёром, приноровился и вскоре уже собрал несколько. Ну а близнецы поняли, как собирать ринг, и уже почти собрали каркас.

Всё шло своим чередом, и зал начал преображаться. Ринг начал приобретать очертания, несколько мешков висели на своих местах, собраны и оказались целых четыре тренажёра.

— Жрать чё-то хочется, — бросил Виталя часа через два. — А в магазин в лом идти… У тебя есть чё похавать… Саш?

Я предложил пацанам контейнеры Насти. Открыв контейнеры, показал парням варёные яйца, куриную грудку и прочие прелести диетического питания. Надо отдать должное Насте — несмотря на пресность любой диеты «по умолчанию», она и из этого готовила так, что пальчики оближешь.

— Ни фига, как вкусно! Хрен вас, спортсменов, поймёшь, когда вы на диете жалуетесь! — Виталя начал с удовольствием уплетать брокколи.

— Настя постаралась, мой диетолог.

— У неё руки золотые, — хмыкнул Виталя. — С такой кормёжкой ни на какой диете сидеть не тяжело.

Марик тоже решил перекусить и взял грудку.

— Это ж она торт готовила? — припомнил он. — Я бы такую девчонку замуж взял!

— Так ладно, мужики, — ответил я, почему-то чуть раздражённо. — Расхваливать таланты Насти — это здорово, но нам сегодня нужно закончить зал.

После короткого перекуса как раз подбежала съёмочная команда Решаловых. Братья отвлеклись на организацию, а я с Мариком и Виталей не теряли времени, продолжая работать. Я первым закончил собирать тренажёры.

— Давайте помогу, — предложил я пацанам.

Уже в три пары рук мы смонтировали кронштейны на оставшиеся мешки. Вместе подвесили последние мешки.

Затем, когда с тренажёрами и мешками было покончено, занялись рингом. Справились часа за два — всё-таки близнецы сделали как минимум половину всей работы.

Наконец, всё было готово — ринг, тренажёры, мешки… зал теперь ничем не отличался от настоящего тренировочного комплекса.

Я отошёл к дверям и оглядел помещение, чувствуя удовлетворение от проделанной работы.

Это было тяжело, но мы сделали это.

— Ну что, мужики, всё готово, — сказал я, с улыбкой глядя на ребят.

— Хотите прикол?

Лёша достал телефон и показал фотографию зала в том виде, как он выглядел несколько недель назад. Самая настоящая заброшка…

— И когда открытие? — спросил близнец, убирая телефон.

— На днях, думаю, — ответил я, понимая, что всё готово. — Лицо заживёт, чтобы народ не распугивать, и можно открываться.

— Отлично, надо будет всё заснять! У нас будет много контента!

— Подписчикам очень заходит смотреть, как мы сделали из говна конфетку, — добавил Паша. — Ладно, мужики, у нас через час съёмки по рекламной коллабе, так что нам пора!

Я поблагодарил братьев за помощь. Паша и Лёша вместе со съёмочной площадкой быстро собрались и уехали.

— Увидимся!

Мы с Мариком и Виталей остались втроём, всё ещё любуясь результатами проделанной работы. Я вытащил из кармана последние деньги, которые отложил, чтобы рассчитаться с парнями.

— Вот, пацаны, за работу, — сказал я, протягивая деньги. — Спасибо за помощь, без вас бы не справился.

Марик и Виталя взяли деньги, но в их лицах я заметил что-то странное… Как будто грусть. Оба выглядели как-то потерянно, и я не мог понять, что с ними.

— Чего такие грустные? Всё же нормально.

Марик посмотрел на меня грустным взглядом и коротко пожал плечами.

— Жалко, что ли, Сань. Всё как-то быстро. Вроде только в этой суете, при деле, и вдруг бам — всё закончилось.

— Ага, как-то уже и к месту прикипели, и к тебе… — добавил Виталя.

Я задумался. Смерил пацанов взглядом. Если в начале работу они воспринимали как наказание, то потом начали гореть ей. Ну и по-настоящему вкладывали в зал душу. Делали так, как делали бы себе.

Думал я недолго.

— Слушайте, мужики, у меня тут идея. Зал сам по себе работать не будет, понадобятся сотрудники. Почему бы не привлечь вас на эту роль?

Оба сразу уставились на меня, и в их глазах появилось любопытство.

— Серьёзно?

— Ты хочешь, чтобы мы остались здесь? А чё делать?

— Хочу. Нужно будет поддерживать порядок, следить за тренажёрами и за всем остальным. Да и зал у меня будет для молодых пацанов с улицы… можно сказать, не из благополучных семей. Если им по жизни не помочь, им не на кого будет рассчитывать…

И я объяснил обоим, насколько важно для таких беспризорных ребят видеть перед глазами пример. Ориентир, опираясь на который они смогут двигаться по жизни и избежать грубых ошибок.

Свою идею о том, для чего я строил зал, я озвучивал впервые. А озвучив, увидел, что у Марика и Витали горят глаза.

Мы обменялись рукопожатиями, скрепляя договорённость.

(обратно)

Глава 21

Телефон зазвонил внезапно…

На экране высветился номер V-fights, того самого администратора, который «курировал» меня на стадионном турнире.

— Александр, приветствую, — раздался голос из динамика. — Как здоровье после боя?

— Лучше всех, — дежурно ответил я.

Я прекрасно понимал, что звонят мне отнюдь не для того, чтобы справиться с самочувствием. Было бы реально интересно здоровье, и эти ребята могли бы меня отправить в больницу на полное исследование. Но ничего не произошло, и дело вряд ли в суматохе после боя.

Так может, звонят сейчас, чтобы исправиться?

Честно говоря, финансовый вопрос меня сейчас интересовал куда больше, но послушаем…

— Вы в состоянии выйти на связь? Нам нужно обсудить кое-что, — продолжил администратор, как ни в чём не бывало.

Кстати, пареньку явно повезло, что он уже вышел из ИВС.

— Что? — уточнил я.

— Как что? Заберёте свой гонорар, — сказал администратор, словно это было очевидно. — Лига должна вам деньги за замечательный бой.

Я замер на секунду, переваривая услышанное. Звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. В нынешней ситуации вопрос денег для меня был критичным. Если мне действительно выплатят… впрочем, я не стал гнать коней. Я всегда был скептичен по поводу таких обещаний.

— Что правда, то правда, деньги вы мне должны, — наконец, ответил я. — Когда могу приезжать?

— Сегодня, — тем же невозмутимым голосом продолжил администратор. — Вас ждать?

Я заверил, что приеду в течение нескольких часов. Учитывая свой «марафет» на лице, я никуда не собирался выходить… но тут тот самый случай, что если дают — бери. Вторую часть про «бьют — беги» можно опустить, она явно не для меня.

Закончив разговор, я опустил мобильник и крепко задумался. В лиге нашли способ обойти блокировку? Или деньги для выплаты гонорара обналичили заранее? Чёрт его знает…

Я не собирался заниматься риторикой. Быстро собрался, попросил Марика и Виталю прибраться в зале — повыбрасывать коробки. А сам заказал такси и отправился в офис лиги, чтобы забрать свой гонорар.

Сегодня мы наконец доделали зал, а кто знает, может, хорошее действительно притягивает хорошее? Несмотря на довольно паршивое состояние, я предвкушал момент, когда получу честно заработанные.

— Вам, может, в больницу надо? — спросил таксист, когда я поудобнее устраивался на заднем сиденье.

Я поймал в зеркале заднего обзора его сочувственный взгляд. А заодно увидел свою физиономию, которая с утра стала ещё более отчётной.

— Надо бы… — я как мог улыбнулся. — Но вчера, а сегодня едем по указанному адресу.

— О… V-fight! — таксист, видимо, знал адрес. — Вон оно что.

— Он самый, — подтвердил я.

Я краем глаза заметил в боковое окно, что за нами уже пару кварталов тянется тёмная «Лада» с тонированными окнами. Держится на расстоянии, не обгоняет. Может, совпадение… но так совпадения обычно и начинаются.

— Эта машина за нами давно едет? — спросил я у таксиста, кивая назад.

Он мельком глянул в зеркало и пожал плечами.

— Брал прошлый заказ у вашей локации и её видел.

Я только хмыкнул. Может, и соседи. А может, и нет.

Телефон снова завибрировал в кармане. Номер был незнакомый, но я ответил.

— Ты в лигу едешь? — тихий мужской голос, без эмоций.

— Представься? — потребовал я.

— Не важно. Совет: при встрече с новым директором держи язык за зубами. Говори только то, что спросят.

— Погоди… — но собеседник уже отключился.

Я ещё пару секунд смотрел на экран. Не люблю, когда мне указывают, что говорить. Тем более неизвестные.

— У вас, кстати, музыка хорошая, можете сделать погромче, — попросил я таксиста.

Таксист намёк понял. Сделал магнитолу громче, хотя музыка на самом деле была так себе. Была такая группа в моё время, кажется, «Ахи вздохи» называлась. Так вот, «стонущая» девица из динамика чем-то мне ту группу напоминала.

Вопросов таксист больше не задавал, только по дороге бросал на меня взгляды через это самое зеркало. Узнал? Да меня в таком виде родная мать не узнала бы… если бы она у меня была.

Я откинулся на сиденье и попытался расслабиться. Мелькнула мысль, которая совсем не понравилась — из ИВС выпустили Попова-Хайпенко? Не думаю, что гонорары могли начать выплачивать без участия директора.

Мусолить мысль я не стал, а решил дождаться, как всё будет на самом деле. Ждать долго не пришлось. Выйдя из такси, я увидел охрану, сразу понял, что что-то не так. Они выглядели уныло, без масок, которые заставлял их носить Игнат. И лица их были, мягко говоря, мрачные.

Среди охраны я увидел Лёню, моего старого знакомого, с которым мой предшественник раньше работал вместе, и знал его не один год.

— Чего такой хмурый, Лёня? — спросил я, подходя ближе.

Он заметил меня, вздохнул, но руку пожал.

— Да вот, сказали, что мы последние дни дорабатываем, нас меняют, — пояснил Лёня не особо воодушевлённо. — А Рената уже сняли. Всё, конец, другой ЧОП ищут.

— Теперь всё будет по-новому, — мрачно заметил другой охранник, стоявший рядом.

Лёня бросил на него взгляд, и тот замолчал. Видно было, что в коридорах уже витает напряжение.

Мимо нас прошли двое охранников в новой форме. Один шепнул другому:

— Сегодня уже троих выкинула, даже не поздоровавшись.

— Ну так у неё за спиной такие люди стоят, что и здороваться не обязательно, — буркнул второй.

Оба скосили глаза на меня и сделали вид, что не знают, кто я.

Лёня только криво усмехнулся:

— Вот такие теперь порядки.

Я понял, что ситуация здесь не из лёгких. Ренат — один из тех людей, кто всегда был за кулисами лиги, и если его убрали, значит, изменения пошли с головы. Что ж… посмотрим, насколько эти изменения будут глубокими.

Кстати, то, что в лиге искали новый ЧОП, так или иначе совпадало с планами моего тренера. Рената с рынка отправили под зад ногой, а Игнат с пацанами вполне мог занять его место. Солнечная поляна долго пустовать не будет.

— Слушай, Лёнь, — сказал я. — Мой тренер, Игнат, тоже в охране, свой ЧОП, люди ему нужны. И в отличие от Рената, я за Игнатом ничего гнилого не замечал.

Лёня удивлённо поднял брови, сразу заинтересовавшись.

— Езжай в зал «Тигр», поговори, может, что предложит.

— А если что, я могу сказать, что от тебя?

— Конечно, скажи, что от меня, — ответил я. — А ты мне скажи, куда идти, чтобы бабки забрать. Вызвали…

Лёня посмотрел на меня удивлённо. Видно было, что он не в курсе.

— Бабки? Прикалываешься, Сань? — хмыкнул он. — Нам ничего платить не будут, счета заморожены.

Я не стал повторять, что меня вызвали, хотя задуматься было над чем. Либо Лёня не в курсе, что выплаты начались, либо выплаты не распространялись на охрану. Ну или администратор водит меня вокруг пальца.

Поживём — увидим.

Лёня подсказал, где искать администратора. Тот стоял в коридоре и что-то быстро набирал в мобильнике.

— Ты мне звонил, приехать деньги забрать, — сказал я, отвлекая администратора от экрана. — Вот я. Приехал.

Администратор оторвал взгляд от мобильника, поднял глаза и, увидев меня, улыбнулся, пряча телефон.

На диване у стены сидели двое бойцов, которых я знал по прошлым боям. Один держал пакет со льдом к щеке, другой прятал перебинтованную руку под курткой. При моём появлении оба замолкли.

— Вы чего тут? — спросил я.

— Ждём, — коротко ответил один, не глядя в глаза.

Ждут… Похоже, не к добру.

— Оперативно вы, — вернул моё внимание администратор.

— Где бабки? — я сразу перешёл к делу.

Администратор не стал сразу отвечать, прежде осмотрелся, будто удостоверяясь, что нас никто не подслушивает.

— Вам надо зайти к нашему новому директору, которого назначили вместо Хайпенко. Пойдёмте, я вас проведу.

— Сам знаю, куда идти.

Я прошёл мимо администратора и двинулся к кабинету, в котором раньше сидел Хайпенко, а теперь — новый директор.

В приёмной сидел молодой парень в костюме, с идеально уложенными волосами. Листал толстую папку с логотипом лиги. Он поднял глаза на меня, задержал взгляд чуть дольше, чем вежливость позволяет, а потом медленно приложил телефон к уху. Слова я не расслышал, но видел, как он кивнул, когда я подошёл к двери. Что-то подсказывало: он уже доложил, что я пришёл.

Я не собирался стучать. Какая разница? Уважения к этой лиге у меня не было и вряд ли уже будет. Потому я толкнул дверь, она плавно отворилась. За столом сидела женщина и спокойно писала что-то на листе. Услышав шаги, она не сразу подняла взгляд, а лишь аккуратно положила ручку, переплела пальцы и чуть подалась вперёд.

Пауза затянулась. Мы просто смотрели друг на друга несколько секунд, как два шахматиста перед первым ходом. Я почувствовал, что она специально ждёт, кто заговорит первым.

Это была та самая спутница Козлова, которую я видел с ним несколько раз. Я был уверен, что это просто случайность, что она каким-то образом оказалась здесь. Но тут не было места случайности.

Она, сидя за столом, смотрела на меня с нейтральным выражением лица. Её красивые глаза не выражали никаких эмоций. Та самая девушка, с которой я встретился на кладбище у могилы Светы.

Узнала она меня? Наверняка узнала, но сейчас делала вид, что видит меня впервые. Впрочем, я не мог понять, что выражает её взгляд.

Это была не просто привлекательная, а по-настоящему эффектная блондинка, с уверенным, спокойным выражением лица. Волосы идеально ложились на плечи, фигура была подчеркнута дорогим, элегантным костюмом.

Внешне она была идеальной.

Другой вопрос — какого чёрта она делает здесь? И почему её, бабу (да простят меня представительницы прекрасной половины), поставили на место директора бойцовской лиги?

Она посмотрела на меня с какой-то почти любопытной настороженностью, но не сказала ни слова. Я не стал ожидать, что она первой заговорит. Подошёл к столу, взял стул и сел напротив, сложив руки на столешнице.

— Знаете, — сказала она. — Когда я слышала о вас, мне говорили, что вы не умеете держать язык за зубами.

— А вы часто верите слухам?

Она едва заметно улыбнулась, но в глазах улыбки не было.

(обратно) (обратно)

Валерий Гуров Кулачник 4

Глава 1

— Очень доброго дня, — поприветствовал я блондинку, давая понять, что не прочь услышать её имя.

— Марина, — охотно представилась она. — Вы же Александр, да?

Её голубые глаза, пронзительные, сейчас не выражали ничего, кроме подчеркнутой нейтральности. Они как бы скользили по мне, но не зацепились за взгляд.

Может, она действительно не узнала меня? С такой-то физиономией.

Я вспомнил тот момент на кладбище, когда она вышла из машины и пошла к Свете на могилу. Ошиблась? Нет, в таких вещах не ошибаются. Другой вопрос, что она там делала? Может, ревновала Козлова? Может, она всё ещё переживала, зная, что Светка была его бывшей женой? А может, она теперь следит за тем, чтобы могила Светки не была обустроена, зачищена, приведена в порядок? Кто она вообще такая?

И что сейчас делает здесь, в кабинете, занимая кресло директора? Странное совпадение, слишком много вопросов.

Чёрт, я даже не знал, что и думать. Это были только догадки, и все они звучали натянуто.

Но одно я знал точно — случайностей не бывает.

Марина продолжала сохранять тот же сдержанный, профессиональный вид. Я заметил на столе кучу бумаг, открытый ноутбук — занята она была тем, что перенимала дела Хайпенко.

Теперь Марина отложила бумаги, закрыла ноутбук и, наконец, полностью сосредоточилась на мне.

— Я исполняющая обязанности директора лиги V-Fight вместо Сергея Попова, — сказала она. — Буду заниматься всеми вопросами лиги до тех пор, пока не наладим дела и не найдём нового директора.

Голос у неё был приятный, спокойный, но в нём была скрытая власть. Я отчётливо почувствовал, что эта барышня привыкла распоряжаться. И это далеко не первая её руководящая должность.

— Сочувствую, — хмыкнул я.

— Есть чему, — поняла шутку Марина. — Увы, Хайпенко всё запустил, и теперь мне нужно это исправлять.

Звучало так, будто она пыталась оправдать своё назначение. Хотя чёрт его знает — в современном бизнесе мало кто говорил правду, глядя прямо в глаза. Не исключаю, что это было просто корпоративное заученное заявление: мол, раньше всё было очень плохо, старый директор был дурак, а теперь всё будет очень хорошо, и новый директор умный.

Как бы то ни было, я сразу понял, что передо мной не просто блондинка, а опытный игрок.

И от мыслей, что Козлов поставил её сюда потому, что… понятно почему, я отказался сразу. Она явно заслужила это место. Если вычесть из скобок её внешность, манера говорить, уверенность и сдержанность Марины показывали, что она не новичок в таких играх.

Я бы даже сказал, что ей это место как минимум по плечу. Но у меня здесь и сейчас была несколько иная задача.

— Марина, как вам мой бой вчера? — прямо спросил я, удобнее размещаясь на стуле.

— Выше всяких похвал, я получила удовольствие, — призналась она.

Не от каждой женщины услышишь, что она получила наслаждение от того, как двое мужчин бьют друг друга голыми кулаками. Но в этом конкретном случае я почему-то не удивился.

— Рад, что вам понравилось, надеюсь, с таким же удовольствием вы заплатите мне гонорар, — отрезал я.

Марина откинулась в кресле, скрестив руки на груди.

— Александр, во-первых, я хочу принести искренние извинения от лица лиги, — начала она, её глаза встретились с моими. — Я понимаю, что всё пошло не так, как планировалось. Ваш соперник обманул врачебную комиссию, предоставив наркологу анализы совершенно другого человека.

Мне вспомнился тот паренёк, который при помощи резинового члена подтасовал результаты анализов. Интересно, Мага случаем не обращался к нему за помощью? А другие? Так-то кулачный бой — это больно, и пропустить удар голым кулаком гораздо больнее, чем в перчатке. А когда ты глушишь боль препаратами… получается нечестно.

— И как ему это удалось сделать? — не удержался я, вскинув бровь.

Марина не отвела глаз, но я почувствовал, что ей некомфортно.

— По моим данным, это было сделано с помощью резинового члена… — сказала она.

Я заметил, как директор, говоря про «член», явно засмущалась. Но она быстро взяла себя в руки и продолжила:

— Так вот, я приношу вам искренние извинения за то, что всё так получилось.

Я помолчал. Извинения — это хорошо, но они точно не решали мою проблему.

— Мне извинения не нужны, — сказал я холодно. — А вот от гонорара бы не отказался.

— Я понимаю, что слова — это всего лишь слова, — сказала она, на секунду задумавшись.

Марина выдвинула верхний ящик стола и, словно в ответ на мои слова, достала пачку денег, перехваченную резинкой.

Она положила пачку передо мной. Я взглянул на неё, не проявив ни удивления, ни радости. Это были деньги, которые я заработал своим потом и кровью.

— Вот это вам гонорар, — голос Марины вновь стал официальным.

Она ждала моего ответа, но я не стал терять времени. Взял деньги, не пересчитывая, и уже собирался подняться… но это было не всё.

Марина вдруг достала из полки ещё одну пачку и положила её на столешницу. Судя по толщине пачки, денег в ней было явно больше, чем в той, что я только что взял.

— Это что? — спросил я, поднимая брови.

— Это наши искренние извинения, Александр.

Я задержал взгляд на толстой пачке денег, а потом медленно поднял глаза на Марину.

— Мне подачки не нужны, — отрезал я.

Играть в добрые отношения с лигой я не хотел. А ещё меньше я хотел показывать этим людям, что я «за деньги — да», как пела одна из популярных современных певиц. Поэтому ко второй пачке я даже не притронулся. Купить моё хорошее отношение? Как покупал Козлов всё, что ему вздумается ещё в девяностые? Нет, со мной это точно не пройдёт.

Марина спокойно посмотрела на меня, будто ожидала такой реакции.

— Это не подачки, это восстановление справедливости. На столе — гонорар Маги Карателя, и я считаю правильным, что его гонорар должен перейти вам, потому что он выступал нечестно, — прокомментировала она.

Марина достала договор, тот самый, что я подписывал по сути не глядя, и показала мне одну из страниц.

— В восьмом пункте договора это прописано более чем ясно.

— Так это извинения или это то, что положено мне по договору? — не удержался я и подмигнул ей. — Ответ, если что, не обязателен.

Она чуть дольше, чем следовало, задержала взгляд на моём лице. Я почувствовал, что меня как будто сканируют. Как игрок, который перед ходом просчитывает доску.

— Вы не из тех, кто соглашается сразу, верно? — сказала она.

— Зависит от того, что предлагают, — ответил я.

Что ж… если это не подачка и не попытка Витьки Козлова быть «хорошим мальчиком», которая должна была закрыть мне рот…

Я потянул руку и взял деньги.

— Ясно, спасибо, — сказал я, кладя вторую пачку денег в карман и вставая. — Мне пора.

— Подождите, Александр… — немного грубо сказала она, но, видимо, видя, что на моём лице появляется раздражение, добавила уже спокойнее: — У меня есть ещё кое-что для вас.

Я остановился, давая Марине возможность продолжить.

— Я хочу вам предложить участие в одном проекте. Несмотря на смену директора, некоторые проекты, начатые Хайпенко, продолжаются… — мягко проговорила она.

Я не подал виду, что удивлён. А я был удивлён: если блокировка счетов — правда, как лига собирается функционировать? Но… я остановил ход мыслей, зная ответ. Насколько хорош Витя Козлов в обходе законов и правил — мне было известно не понаслышке.

А если так, это уже что-то любопытное.

— Один из таких проектов — шоу V-Reality, — далее заговорила Марина, видя, что я заинтересовался. — Это бойцовское шоу, на котором будут участвовать лучшие бойцы поп-ММА.

О шоу я, естественно, слышал. Это было то самое шоу, победа на котором гарантировала шикарный, но неназванный суперприз. Приз, который вручался на закрытом ужине лично из рук Козлова.

— Вашему сопернику было гарантировано участие в реалити, но после недавних событий Карателя отстранили от выступлений пожизненно. А место на проекте осталось вакантным. Я хочу предложить это место вам. Присядьте, хотите, я закажу кофе или чай?

Я недолго думая вернулся за стол переговоров. От горячих напитков сначала хотел отказаться, но вспомнил про «Алису» — бывшую секретаршу у Хайпенко. Когда я заходил, Иры на месте не было. Стало любопытно — уволили ли девчонку тоже вслед за своим возлюбленным моральным уродом.

— От чая не откажусь, — сказал я.

Марина нажала на кнопку, включая связь с секретарём, и попросила принести две чашки чая.

— Одну секундочку, — послышалось в ответ из динамика, но я не разобрал — говорила это Ира или нет.

Марина взглянула на свой маникюр. Я сразу подметил, что у неё нарощенные ногти. В делах женских никогда особо не разбирался, но успел заметить, что нарощенные ногти, в отличие от естественных, требуют особого ухода. Через две недели они начинают прорастать и требуют процедуры. У большинства девчонок с наращёнными ногтями, которых я встречал, проблема «прорастания» была налицо.

Так вот у Марины ногти были в полном порядке. Пусть косвенно, но это указывало на то, что исполняющая обязанности директора — организованный человек, дружащий с собственным графиком.

— Полагаю, вам будет интересно узнать об этом шоу подробнее, — снова заговорила она. — Мы не разглашаем концепцию реалити в открытый доступ, поэтому я надеюсь, что всё, что я скажу, останется в этом кабинете.

Она перевела взгляд с маникюра на меня.

— Вы, Александр, вызываете у меня доверие, и я не хочу обуславливаться какими-то лишними бумагами, вроде соглашения о неразглашении.

Марина мягко улыбнулась. Теперь это был взгляд самки богомола или кто там сжирает самцов? Она явно хотела установить между нами неформальную связь и включала всё своё обаяние.

Честно? Сопротивляться, когда перед тобой красотка, способная затмить Шэрон Стоун… идея так себе. Учитывая, что у меня молодой и здоровый мужской организм. Так что пришлось приложить усилие, чтобы противостоять женским чарам. Неудивительно, что Козлов не устоял…

— Я вас внимательно слушаю, Марина, — я не отвёл взгляд, проявляя твёрдость.

И она первой опустила глаза.

— Вы наверняка смотрели шоу UFC «Ультимейт файтер»? — мягко спросила она.

О лучшей на данный момент лиге по смешанным единоборствам я, естественно, слышал. И даже по несколько раз пересматривал первые турниры в 96-м. Но что за шоу, я не знал.

— Первый раз слышу, — прямо сказал я.

Марина задумалась, понимая, что сравнение с шоу UFC не пройдёт и мне придётся объяснять всё с начала.

— Задумка шоу в UFC — дать шанс новичкам в мире больших боёв. Людям нравится смотреть, как зажигаются новые звёздочки, — начала рассказывать она. — Звёзды-наставники, молодые и не очень спортсмены и шанс подписать контракт с UFC.

Я кивал, делая вид, что понимаю, о чём она говорит. Но реалити-шоу, и не только бойцовские, по понятным причинам прошли мимо меня. Об их популярности я знал, но смутно представлял, что это такое. Что ж, закрою ещё один пробел — Марина рассказывала вполне толково. По крайней мере, мне было интересно слушать.

— У наших продюсеров возникла идея: а что, если поместить в один периметр не просто новичков, а настоящих звёзд нашей индустрии? Шестнадцать участников, четыре боя за три месяца, — последовали новые вводные. — Никаких наставников, только шестнадцать ярких бойцов. И один победитель.

— Так, — я дал понять, что слушаю дальше.

— За каждый бой боец-участник получит миллион рублей независимо от результата. А наш призовой фонд — 10 миллионов для победителя, но и он не станет главным призом.

Сумма меня немного потрясла. 10 миллионов? Деньги действительно были хорошие — это было в десять раз больше, чем я заработал за бой с Карателем. Ну и в двести раз больше того полтинника, который за бой заработал Шама.

Не знаю, увидела ли что-то Марина на моём лице, но она увереннее продолжила:

— Шоу пройдёт в Сибири, — в её голосе я почувствовал энтузиазм, который она пыталась скрыть за спокойным тоном. — Я бы хотела, чтобы вы приняли в нём участие.

Последние слова не стали сюрпризом. Вряд ли Марина рассказывала с таким энтузиазмом о шоу просто так.

Я не сразу ответил, давая себе время осмыслить её предложение. Это было заманчиво. Но в принципе соглашаться на что бы то ни было сразу — решение не из лучших по определению. Для того чтобы решение в принципе принять, мне нужно было получить больше вводных.

Марина, как опытный переговорщик, это почувствовала.

— Участие в проекте — это отличный шанс, — сказала она, наблюдая за моим молчанием. — Это не просто шоу, а возможность проявить себя и выйти на новый уровень. Мы хотим видеть вас, Александр, ведущим участником проекта.

Я внимательно слушал её слова. И пока не слышал того главного, что интересовало меня едва больше даже озвученного фонда в 10 миллионов рублей.

— Главный приз — это что? — сухо спросил я.

— Это подарок от Виктора Козлова, — улыбнулась моя собеседница.

Я сделал паузу, взглядом окинул её и кабинет, где мы находились. В принципе, теперь я услышал всё, что хотел. Ответ меня более чем удовлетворил.

Я снова посмотрел на Марину, её взгляд был полон ожидания, но я не спешил. Это был момент, когда нужно было сыграть свою игру.

— Нужно подумать, — ответил я, будто на самом деле ещё не был уверен в своём решении.

Ответ стал явно неожиданным для Марины. В её глазах на миг мелькнуло удивление. ИО директора считала, что озвучила предложение, от которого никто не откажется. И она была права. Для себя я уже всё решил. Это был шанс, который нельзя было упустить.

— Подумайте, вот мой телефон, — сказала она, протягивая мне визитку.

Я взял визитку, положил в карман и снова посмотрел на неё. Она уже знала, что я заинтересован, но эта небольшая игра позволяла мне не спешить и сохранить контроль над ситуацией.

— Конечно. Я подумаю.

Ещё один вопрос не давал мне покоя, и я не мог просто уйти, не получив на него ответ. Я чуть подался вперёд и, не скрывая своего любопытства, прямо спросил:

— Мы ведь уже знакомы?

Марина напряглась, её глаза сузились, и, несмотря на сдержанность, я заметил, как она подбирает слова. Я знал, что она не ожидала этого вопроса.

— Вряд ли лично, — ответила она. — У меня на лица плохая память.

Я не отводил взгляда.

— Я видел тебя на кладбище.

Марина замерла на секунду, глаза выдали лёгкое замешательство. Но она быстро взяла себя в руки и ответила, не встречаясь с моим взглядом:

— Ах да, это были вы? Я тогда заблудилась и искала совсем другую могилу…

На секунду она сбилась, пальцы коснулись сережки, будто проверяя, на месте ли она. Этот жест был из тех, что делают, когда нервничают. И пусть голос звучал ровно, я видел, что внутри Марины что-то кольнуло.

Ее слова не убедили. Я видел, как она смущается, как её взгляд избегает моего, как она пытается скрыть правду. Мне было очевидно, что она врёт. Собственно, на данную минуту это было всё, в чём я хотел убедиться.

Я кивнул и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. Понятно — она пыталась скрыть что-то. Время покажет, что на самом деле стоит за её словами.

Выйдя из кабинета, я почувствовал, как вибрирует в кармане мобильник. Взглянул на экран — звонил Ибрагим.

— Саня, привет! — раздался его бодрый голос из динамика. — Тачка уже готова, заезжай.

Во время, чёрт возьми… «Кабан» как будто ждал, когда я получу гонорар. Теперь, когда деньги были на кармане, в груди растеклось приятное тепло. Самое время разобраться с мерсом и долгами.

— Всё понял, — ответил я и, решив не терять время, добавил: — Поеду прямо сейчас.

— Жду! — ответил Ибрагим. — Вай, а как тебя твой шестисотый ждёт! Посмотришь, каков красавчик получился!

(обратно)

Глава 2

Я подъехал к сервису в течение часа.

Ибрагим, заслышав, как хлопнула дверь такси, вышел из сервиса, весь такой довольный и улыбаясь во все 32 зуба. Он двинулся ко мне, широко расставив руки.

— Э-э, брат, дай обниму! Красавчик, сразу видно, что настоящий мужчина!

Мы поздоровались, обнялись. А потом, всё ещё держа меня за плечи, Ибрагим чуть отстранился и внимательно меня осмотрел с ног до головы.

— Ой-ой, как тебе досталось, брат! Живого места на тебе нет… — он зацокал, осматривая мои повреждения.

— Ничего, дело привычное! — отмахнулся я.

— Жестокий, конечно, спорт… Ваши эти кулачные бои. Вон мой племянник даже с кровати подняться не может, крепко Шаме досталось.

— Как, кстати, реклама от меня, оценил? — спросил я, переключая тему.

Ибрагим снова заулыбался и поднял указательный палец.

— После вчерашнего эфира ко мне уже звонило человек сто, все хотят записаться. На месяц вперёд теперь есть запись, работы… — Ибрагим провёл рукой выше головы. — Выше крыши! Так что ты угодил, не ожидал, что будет такой эффект.

— На здоровье, — сказал я. — Машину показывай.

— Конечно, пойдём, ласточка такая получилась, что вай-вай-вай, — Ибрагим пригласил меня зайти внутрь сервиса.

Мы зашли внутрь, и Ибра с гордостью указал на машину. «Кабан» стоял, накрытый тканью, как будто это была какая-то драгоценная вещь, которую нужно скрывать от лишних взглядов.

Ибрагим аж весь сиял, то ли предвкушая мою реакцию на восстановленный автомобиль, то ли радуясь тому, что по клиентам у него теперь нет отбоя.

— Шама подсказал снять всё это и выложить в сеть, — сказал он с улыбкой, глядя на меня. — Ты не против, брат?

Я пожал плечами: в сеть — значит в сеть. Главное, чтобы делу помогло.

Ибрагим достал мобильник, долго ковырялся, бурча под нос. Он, как и я, ещё вчера понятия не имел о всяких рекламах через интернет, социальных сетях и прочих современных штучках.

— Понапридумывают лабуды… — раздражённо бурчал он.

Наконец всё получилось, и Ибра включил камеру на своём телефоне.

— О! Есть контакт! Саня, а ну посмотри в камеру, а?

Я помог Ибрагиму выбрать нужный ракурс, чтобы ничего «не резать», как говорили братья Решаловы.

— Ну, поехали?

— Давай уже, мне тачку не терпится увидеть!

Ибра начал снимать. Как только запись пошла, он улыбнулся в камеру.

— Вот, друзья, ко мне за «Мерседесом» заехал мой звёздный клиент, Саша-файтер, — сказал он, направляя камеру на меня.

Голос Ибрагима звучал весело, и правда как в рекламном ролике. Он явно гордился тем, что имеет дело со мной, и это было понятно. «Вес», который я набрал в медийке, был действительно значительный.

— Здорова, мужики, — сказал я на камеру, по-прежнему немного смущаясь.

Ну не любил я, когда меня снимают, хоть тресни.

— У нас на ремонте стоял шестисотый «Мерседес», я думаю, вы все знаете, что за аппарат! — продолжал вещать Ибра в объектив камеры. — Работы было немало, краска, рихтовка… Короче, не люблю болтать, давайте посмотрим, что получилось!

Ибрагим подошёл к «кабану» и эффектно снял ткань с машины.

Я почувствовал, как засосало под ложечкой от предвкушения, а потом…

Когда Ибрагим снял ткань с машины, у меня на секунду замерло дыхание. То, что я увидел перед собой, было… совершенно не тем, что я ожидал. Передо мной оказался… ну, скажем так, не тот «кабан», которого я оставил на переделку.

Совсем не тот!

Машина была ЗЕЛЁНОЙ. И не просто зелёной — она была кислотного, неонового цвета. Что за чертовщина?

Но и это были далеко не все изменения, которые коснулись моего «кабана». Взгляд скользнул по машине. Резина была низкопрофильной, как у тех «автомобилей-мутантов», которые ездят по побережью какого-нибудь Лос-Анджелеса. Колёса смотрели в разные стороны, не под прямым углом, а с сильным наклоном, как будто их неправильно установили.

Я обошёл машину вокруг. Ощущение было такое, будто машина потеряла свою душу и теперь стала всего-навсего куском металла. Просто голый металл, который кто-то пытался сделать «модным». Этот «мерс» был совсем не тем, что я оставил у Ибрагима.

Как это понимать? Первый шок постепенно сменялся закипающим раздражением. Что за хренова карикатура на «кабана»?

— Ты что сделал? — процедил я, находя глазами Ибрагима.

Мастер с изумлением посмотрел на меня, будто бы не понимая, что не так.

— А чё не так-то? — удивился он. — Зачётная тачка, брат!

Он с тем же наивным выражением лица шагнул к багажнику.

— Вот смотри, Шама сказал, тебе его музыка зашла?

Багажник открылся, и мои брови поползли вверх. Там, занимая процентов девяносто от пространства багажника, лежал точно такой сабвуфер, как был у Шамы в его посаженной «Ладе». Вот только это была не «Лада» — это был шестисотый «Мерседес»!

— Как тебе? Сабвуфер бомба! Весь район будет слушать. Подписчики точно оценят!

Ибрагим говорил так, будто искренне гордился результатом и явно не замечал, что я стою в полном шоке. А ещё он продолжал снимать, направив камеру на меня и показывая на видео мою реакцию.

— Видео выключи, — сохраняя последние крупицы спокойствия, потребовал я.

Ибрагим удивлённо посмотрел на меня, не воспринимая требование всерьёз.

— Да ну, чё ты, Сань?

Глаза выражали полное непонимание того, что я от него хочу.

— Если не выключишь видео, я сделаю это сам, — предупредил я. — Ибра, я серьёзно говорю.

— Ладно, ладно, не вопрос, сейчас выключаю… Э, брат, чего заводишься?

Он наконец выключил камеру и широко улыбнулся.

— Я надеюсь, ты не в прямом эфире был?

— Нет, брат. Да что случилось? Всё же отлично! Как ты просил — починил, покрасил, все девки теперь твои. Вон, смотри, что за шик!

Ибра открыл дверцу «кабана» и указал на салон. В салоне были спортивные сиденья «ковши»… На этом моё терпение кончилось.

Я быстро схватил Ибрагима за шиворот и прижал к стене.

— Это что за колхоз, Ибра? — процедил я.

— Почему колхоз? Что не так-то?

Хотелось в этот момент огреть его чем-нибудь потяжелее. Ну или включить сабвуфер на всю и, впихнув в багажник Ибрагима, закрыть.

— Я тебе машину оставлял? А ты мне какой-то индо-пакистанский инцидент сделал! — я крепче сжал его за шиворот.

Я не мог понять, как так получилось? Ибрагим присылал мне запчасти, краску, я проверял и был уверен, что всё будет в порядке. Краску он прислал чёрную! Запчасти ровно те, что я просил. В голове не укладывалось!

— Так, Ибра… — мои пальцы всё ещё сжимали его куртку.

Я собирался сказать, чтобы он переделал всю эту чушь. Слишком много времени и денег ушло на то, чтобы получить этот колхоз.

Однако осёкся. Глаза невольно скользнули по номерному знаку на машине. Это было странно, но номера… Номера точно не мои.

Стоп.

Это не моя тачка⁈

— Где моя машина? — я отпустил Ибрагима.

Актёром он был неплохим, Станиславский и тот бы поверил! Глаза Ибры удивлённо расширились.

— Это твоя машина! — выпалил он, расправляя помятую куртку.

— Это не моя машина и не мои номера! Где моя? — я поднял руку и потряс пальцем в воздухе. — Советую заканчивать спектакль, нервы у меня не железные.

Ибрагим попятился, упёрся спиной в стену и тяжело вдохнул.

— Брат, мне нужно тебе кое в чём сознаться, — сказал он как-то обречённо. — Короче, мой племянничек Шама…

Ибра запнулся, пытаясь подобрать слова. Честно? Я уже начал думать, что он сейчас расскажет мне очередную «красивую» историю.

— В общем, мой племянник Шама во всём виноват, — наконец продолжил он, выдыхая, как если бы снял с себя груз. — Это… пранк!

Кто… какой ещё панк?

Но уточнить я не успел. В воздухе раздался громкий хлопок, и по сервису разлетелись конфетти. Всё произошло как в каком-то фильме или шоу. Вот только для меня это было не комедийное шоу, а реальность.

— Да не переживай ты, Сань! Всё нормально. Мы просто хотели разыграть тебя, подстроили это всё, чтобы снять реакцию! Подписчики оценят, ты сам увидишь, как будет круто.

Из закутка, завешанного прозрачной плёнкой, выкатились братья Решаловы и Шама.

С телефонами в руках, снимающие всё на видео.

— Саня, это пранк! Ты в прямом эфире! Передай привет подписчикам!

Пранком, похоже, назывался розыгрыш. Я отчётливо понял, что всё это был чёртов розыгрыш для контента.

Я стоял, не зная, что сказать. Адреналина я точно получил достаточно. Братья-близнецы ещё раз поздравили меня с выигрышем в бою. Я не ответил, только кивнул, чувствуя, как раздражение растёт.

Ибрагим начал ржать, как конь, Шама полез обниматься. Интересно, а они понимают, что за такие шутки в зубах бывают промежутки?

— Всё, конечно, здорово, — сказал я, отряхиваясь от конфетти. — Но в следующий раз вы меня лучше предупреждайте, приколисты.

— Саня, да это розыгрыш! — заверил Паша, направив на меня камеру своего мобильника. — Ты в прямом эфире, передай привет подписчикам!

Я лишь покосился на камеру. Я, конечно, понимал, что это их работа — создавать контент, но…

— Паша, давай заканчивать, — отрезал я. — Адреналина я получил достаточно вчера, во время самого боя. Ты меня услышал?

Паша задумался, но ненадолго. Клацнул пальцем по экрану телефона, выключая прямой эфир.

— Слушай, Сань, — начал он, возвращая на меня взгляд. — Этот «мерс» собрали специально для съёмок ролика, нужно рекламировать энергетик…

Лёша, не слышавший наш разговор, вырос перед нами.

— Блин, я же говорил, что номера надо было скрыть, чтобы пранк подольше прошёл. Чтоб реакция была ярче…

Он запнулся, когда я перевёл на него взгляд.

— Реакция на что? — сухо спросил я. — Чтобы я лобовое о голову Ибрагиму разбил? Ну, разбил бы, и что бы вы потом снимали в своей рекламе?

Лёша понял, что я не в восторге от розыгрыша, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Ну-у… — озадаченно протянул он. — Ибрагим красавчик, что согласился участвовать в розыгрыше. Чего ты заводишься — контент для подписчиков, реакция крутая, ты сам видел!

Я остановил себя, чтобы действительно «не заводиться», как сказал близнец.

— Это всё здорово, Лёш, но пошутили — и хватит. Где мой «кабан»? — я нацепил на себя улыбку, отнюдь не дружелюбную.

Паша и Лёша переглянулись.

— Пойдём!

Они вывели меня за угол в соседний бокс, где, как оказалось, стоял мой настоящий «кабан». Автомобиль был целый и, не просто целый, а без изменений, которые я видел до этого. Моя любимая чёрная краска, никаких кислотных зелёных оттенков и безобразных колёс, торчавших в разные стороны.

Я подошёл ближе и начал осматривать машину. Заглянул в салон и с облегчением заметил, что шикарные кожаные кресла на месте. Более того — хорошенько ухоженные, вычищенные. Видно, что Ибрагим справился на все сто. Хотя, конечно, «пранк» малость испортил впечатление.

Я обошёл машину кругом, проверяя каждую деталь. Заглянул в багажник — всё на месте. И внутри, и снаружи. Никаких сюрпризов, всё было как должно быть.

Я почувствовал, как внутреннее напряжение уходит, и повернулся к Ибрагиму и близнецам.

— Ибрагим, спасибо, машина такая, как мне нужна, — сказал я мастеру и кивком позвал близнецов отойти чуть в сторонку.

Мы отошли, и я строго, поочерёдно посмотрел на близнецов.

— Не надо так больше делать, пацаны, — пояснил я. — Без обид, но не всё вокруг контента строится. Не у меня точно, я не блогер, и есть моменты, когда не хочу съёмку. Хочу по-людски восстановиться после непростого боя. Вы об этом не подумали?

Близнецы переглянулись, и я заметил, как их лица чуть побледнели.

— Сань, всё же ок, — попытался возразить Лёша.

Он, как всегда, был настроен на позитив, но в его голосе появилась толика смущения.

— Шикарный контент получился! Это же здорово!

Паша молчал, видимо, услышал с первого раза. Стоял с серьёзным видом.

— Давай договоримся, что в следующий раз вы будете хотя бы предупреждать о таких своих инициативах, — строго ответил я.

Лёша вдруг полез в телефон.

— Сань, ты посмотри, какой эффект уже получился, — сказал он, протягивая телефон мне. — Тут уже куча комментов, люди в восторге!

Я нехотя бросил взгляд на экран. Комментарии действительно летели один за другим:

«Саня — красава, чуть не порвал всех, я бы на его месте убил!»

«Ну, пацаны, рисковали вы, конечно, Саня не шутит!»

Кто-то даже язвительно отметил:

«Не трогайте кабана, это святое! Реально переживал за жизнь Ибрагима!»

Лёша широко улыбнулся, явно ожидая, что это меня успокоит, но я только покачал головой.

— Давайте договоримся, что в следующий раз вы будете хотя бы предупреждать о таких своих инициативах, — строго повторил я.

Теперь и Паша понял, что я серьёзен.

— Прости, брат, не подумал, — сказал он. — Забыл, что ты немного… ну, по-другому на вещи смотришь.

— Закрыли вопрос, — заверил я и повернулся к Ибрагиму. — Ибра, где ключи?

Ибрагим вытащил ключи из кармана и протянул мне. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, потому я хлопнул его по плечу.

— Расслабься, порядок, обиды не держу, — заверил я. — А тачку ты действительно сделал по высшему разряду.

Мастер сразу расцвёл. Близнецы ещё раз извинились за то, что не подумали, что мне сейчас не до розыгрышей. Мы пожали руки, окончательно закрывая вопрос.

Ну а я вернулся к «кабану». Если убрать всю шелуху, Ибра сделал «Мерседес» на совесть. Краска лежала ровно, ни одного подтёка и даже если придираться, не определишь, что «кабан» крашеный. Детали тоже было не отличить от того, что стояло раньше. Теперь «кабан» снова радовал меня своим брутальным видом.

Но у «нас» оставался один незакрытый вопрос, который я не хотел откладывать в долгий ящик. Теперь, когда я получил гонорар за бой, надо выкупить «кабана» из залога. И сделать это я хотел прямо сейчас.

Я сел в «кабана», двигатель привычно завёлся с пол-оборота, рыча и оживая под капотом.

Выехал из гаража, напоследок коротко посигналив близнецам, Шаме и его рукастому дяде. Те в ответ вскинули руки, прощаясь.

— Саня, не обессудь! — крикнул Шама. — Как лучше хотели.

Ну да, хотели как лучше, а получилось как всегда. Я выехал на дорогу и поддал газу. «Кабан» откликался на каждое лёгкое касание гашетки. Да, «бэха» бывшего Алины была современнее, чем мой «мерс», но ощущения от рулёжки были несравнимыми.

Через полчаса я уже был на месте. «Кабан» аккуратно свернул с дороги и, хрустнув гравием под колёсами, остановился возле знакомой будки сдачи автомобилей под залог ПТС.

Место было такое же убогое и серое, каким я его запомнил. Сюда некоторое время назад мне пришлось заложить свою ласточку, когда сильно прижало по деньгам.

Я заглушил двигатель, дёрнул ручник и вышел из машины. Вдохнув свежий воздух, огляделся. Чуть в стороне, на бордюре, сидел пожилой мужик в выцветшей джинсовой куртке и потёртой кепке. Сидел на корточках, втягивая дым от сигареты так, будто боялся, что её отберут. Окурок прятал в кулаке, воровато оглядываясь по сторонам — манеры сразу выдали в нём человека, не понаслышке знакомого с зонами.

Он заметил меня, прищурился, оглядел машину, одобрительно присвистнув.

— Вот это я понимаю тачка, браток! — произнёс он с хрипотцой. — Настоящий авторитет на колёсах. Багажничек-то в самый раз — два жмура легко влезут, ещё и место останется!

Он подмигнул, улыбаясь беззубым ртом. Я ухмыльнулся в ответ, хотя шутка была мрачноватой.

— На всякий случай проверял — трое спокойно входят.

— Ты это, береги аппарат, — снова подмигнул он мне. — Таких сейчас больше не делают. Сейчас не только люди, но и тачки испортились!

Я ласково похлопал «кабана» по капоту.

— Пора тебя выкупать, брат. Больше никуда тебя не отпущу, — шепнул я.

Взгляд на миг задержался на сверкающем лаке… Вот блин, вроде обычная тачка — железо и мотор, а чувство такое, словно друга из плена вызволяю.

Я двинулся к будке, ощущая, как деньги приятно оттягивают карман.

(обратно)

Глава 3

Когда я вошёл в будку, лысый товарищ, с которым у меня в прошлый раз случился небольшой конфликт, вертелся перед зеркалом. Важный, как павлин. Он внимательно осматривал себя с разных сторон и ракурсов. Впрочем, вертелся он не просто так, а потому что напялил на себя костюм — строгий, почти пафосный, совершенно ему не идущий.

Меня он сразу не заметил. Конечно, какой там я — лысый был настолько увлечён своей примеркой, что не видел ничего, кроме зеркала и собственного в нем отражения.

— Тук-тук-тук, открывай, Сова, медведь пришёл! — привлек я его внимание.

Лысый поднял взгляд, наконец заметив меня, и тут же его лицо расплылось в подобии улыбки.

— О, здорова, брат, владелец «кабана», — сказал он так, словно мы давно знакомы.

Я, честно говоря, не особо разделял его радости от встречи.

— Здорова, — ответил я.

— Ну скажи честно, — сказал он, снова проворачиваясь перед зеркалом. — Идёт мне костюм?

Как я уже отметил, костюм ему не подходил. В нём он выглядел, как пингвин, на которого надели пиджак. Лысый был из тех парней, которые обычно носили что-то проще и удобнее. И костюм был явно не для него.

— Честно говоря, костюм так себе, — я не стал врать.

Он усмехнулся, ещё раз крутнулся у зеркала.

— Вот я тоже чувствую, что что-то не то… не знаю, как баклан какой-то выгляжу, — прошептал он. — А раз ты тоже сказал, что не идёт, значит, так оно и есть — не костюм, а порожняк. Блин…

Лысый быстро снял пиджак и повесил его на спинку стула. Недовольно вздохнув, он присел на край стула. Достал телефон, набрал номер.

— Да, Люба, опять не подошло, — раздражённо сказал он в трубку. — Ну какой из меня денди? Я ж тебе говорил, может, просто в рубашке пойду?

Из трубки донеслись возмущённые возгласы. Лысый отвёл телефон от уха, глядя на меня с обречённым видом, и только молча закатил глаза. Когда поток возмущения закончился, он устало произнёс:

— Ладно, зай, ладно, не злись только, — он сбросил звонок и виновато улыбнулся мне. — Сам понимаешь, семейная жизнь — это компромисс.

— А чего костюм? У вас тут теперь официальный дресс-код ввели? — поинтересовался я, проходя к столу.

— Да какой там код… свадьба у меня на носу! — признался лысый. — А выгляжу как индеец какой-то. Ни хрена не идёт, уже третий костюм заказываю!

— Пригласили?

— Ну нет, у меня! Я своей предложение сделал!

Я вспомнил, как лысый прошлый раз вместо того, чтобы заняться делами со мной, звонил какой-то бабе. Наверное, она и была его будущей женой. На секунду представил этого мужика рядом с невестой во фраке и невольно улыбнулся.

— Саня, все-таки любишься… мне хоть и пятый десяток, а семейной жизни всё равно хочется. Может, хоть на третий раз с избранницей не прогадаю.

— Ну, Бог любит троицу, — я пожал плечами. — Так что почему бы и нет. А насчёт костюма…

Я вспомнил, что где-то в кармане у меня валяется визитка от Шамиля. Быстро нашёл её и положил на стол перед лысым.

— Вот смотри, если нужен костюм, то у меня знакомые занимаются. Костюмы подбирают. Думаю, такому, как ты, тоже неплохой вариант найдут.

— Задачка, блин, как нарядиться так, чтобы не выглядеть бегемотом! — расхохотался лысый.

Визитку взял, почитал информацию на ней.

— Выручаешь! Сделаем, как скажешь.

Он сунул визитку в карман и заметил наконец все мои синяки и побои. Почесал затылок, смотря на меня с таким интересом, как будто я был каким-то редким экспонатом.

— А тебя где так помяло? Ты там не разбил «мерс», не в аварию попал? — спросил он.

— Кошка у меня игривая, думал её на руки взять, а она мне всё лицо исцарапала, — пошутил я.

— Это, блин, наверное, не кошка, а какой-нибудь хренов леопард⁈

Дальше лысый пустился в воспоминания формата «а вот у одного моего клиента в далёком 95-м». Он рассказал, что дома у его товарища был настоящий львёнок. Вполне распространённое, кстати, явление в девяностых, когда, «почувствовав» свободу, люди начали переходить все мыслимые и немыслимые грани. В том числе, заводя у себя дома настоящий зоопарк.

— Так вот, потом этому львёнку что-то не понравилось, и он напал на моего кента. Тогда его лицо выглядело примерно так же, как у тебя сейчас! — закончил он рассказ.

Видя, что лысый реально повёлся, я поспешил его разочаровать и рассказал правду:

— Это я выступал по кулачным боям, — объяснил я.

Лысый замолчал, выпучил глаза:

— Ни фига, а есть кулачные бои? Серьёзно?

Было понятно, что он не в курсе, что в последнее время появилась целая культура кулачных боёв, и не одна лига, а несколько.

— Ни фига, я от жизни отстал… Я вообще последний бой смотрел, когда Тайсон в 90-х дрался… И что, выиграл?

— Угу, — ответил я, не желая углубляться в детали.

Лысый задумался, словно вспомнил о чём-то своём. Нос у него, кстати, был сломан.

— Сам когда-то боксом занимался, — он коснулся своего носа. — Видишь, вот подарочек с тех времён остался. Вообще, я тогда чуть в профессионалы не пошёл. Тренер говорил, у меня удар был что надо. Только вот дисциплины не хватило, а потом девяностые закрутили. Бросил, ушёл в дела мутные…

Он тяжело вздохнул, будто пожалев о потерянных возможностях.

— Иногда думаю, зря завязал. Может, жизнь бы по-другому повернулась. Но уже как есть.

Видно было, что лысый по-своему гордится сломанным носом. Ну так-то шрамы украшают мужчину. Если, конечно, мужчины не наносят их себе сами ради красоты. Я вспомнил историю Шамы, как некоторые пацаны специально ломали себе уши.

— Кстати! — вернул моё внимание лысый. — Советую народный способ — компресс из капусты. Ну и в баньку сходи, с кровоизлиянием поможет лучше всего.

Лысый посмеялся, подмигнул мне:

— Сам понимаешь, чем дальше в лес, тем крепче надо быть.

— Ладно, спасибо тебе за совет, — ответил я. — Но я сюда не за этим пришёл. Сколько я за «мерса» должен?

— В смысле, ты платеж следующий хочешь внести?

— В смысле, хочу рассчитаться и забрать ПТС. Я хочу сразу расплатиться.

Лысый задумался, вернулся к столу. Быстро пробежался взглядом по своим заметкам. Несколько секунд прошли в тишине.

— Ну, так вот, — сказал он, отводя взгляд от монитора. — Ты должен…

Он повернул ко мне монитор и ткнул пальцем в столбец в таблице. Я нахмурился, осознавая, что сумма больше, чем я прикидывал. Первый месячный платёж из трёх я уже внёс. А до второго и третьего дело ещё не дошло. Логично, что если я выплачивал деньги раньше срока, то их платить не надо.

Я вытащил бабки. Отсчитал деньги и положил перед лысым сумму, меньшую ровно на два месячных платежа.

— Вот, считай, — сказал я.

— Ни фига, достойно платят на твоей этой «кулачке», — сказал он с удивлением.

— На жизнь хватает.

Он быстро принялся заполнять какие-то бумаги. Я, если честно, не особо вникал в детали, так как хотел просто получить ПТС и двигаться дальше. Потом лысый взял бабки и заученными движениями начал пересчитывать. Посчитал один раз, хмыкнул. Начал считать ещё раз. А закончив, посмотрел на меня.

— Саня, тут не хватает.

— В смысле? Там ровно столько, сколько я должен.

Лысый снова начал пересчитывать деньги.

— Так ещё нужно заплатить процент, — сказал он, чуть прищурившись.

Видимо, понял, что я не доложил деньги за два платежа.

— Так я заплатил за прошлый месяц, какие вопросы? Мы договорились, и я выполнил условия.

Лысый в ответ протянул мне договор и указал на маленькую звёздочку в углу.

— Вот смотри, — он ткнул пальцем в неё. — Ещё нужно заплатить процент, даже если ты бабки заранее возвращаешь. Условия такие.

— Я тебя понял, — сказал я, глядя на него ледяным взглядом. — Но это не то, что мы договаривались. Ты мне предлагаешь бабки тебе сверху платить?

Лысый начал нервничать. Видно было, что он не ожидал такой реакции.

— Ты не так понял, брат…

Лысый немного помолчал, видимо, понимая, что я уже не повёлся на этот развод.

— Нет, я как раз так понял. Я с тобой не по бумаге договаривался, а под честное слово, а ты теперь юлишь. Ты себя как пацан позиционируешь, а договор — для лохов. Я такие дела не уважаю.

Повисла напряжённая тишина. Лысый отвёл взгляд, явно понимая, что переступил черту. Затем неожиданно поднял глаза и стиснул зубы.

— Саня, ты пойми… я правда не со зла. Просто вокруг одни крысы, уже привык перестраховываться. Тут без жёсткости никак.

— Жёсткость жёсткости рознь, — парировал я. — Между людьми слово дороже бумаги. Или ты уже забыл, как это?

Лысый задумался на мгновение. Потом взял деньги, убрал в ящик стола. Следом поставил подпись на договоре и, достав печать, припечатал ей бумагу.

— Не прав, не обессудь, — признал он. — У меня просто голова занята всем этим свадебным кипишем. Хочется по-человечески отметить.

— Надеюсь, на третий раз тебе повезёт.

Лысый, видя, как я забрал документы, выдохнул с облегчением. Я вышел из будки и вернулся к машине. Мужик с сигаретой всё ещё сидел неподалёку.

— Ну что, порешал вопросы?

— Порешал, — коротко сказал я, садясь за руль.

— Авторитет, — он улыбнулся мне беззубым ртом.

Я усмехнулся, завёл двигатель и уже собирался выезжать на дорогу, но телефон завибрировал. Прилетело сообщение от Насти. Неожиданно. Я-то думал, что всё…

Я несколько секунд молча смотрел на телефон, не зная, как реагировать. В голове проносились разные мысли — с одной стороны, было приятно, что она не держит зла. С другой — гордость не позволяла мне так легко забыть вчерашнее.

Однако я понял, что это её способ сделать шаг навстречу. Значит, и мне не стоит упрямиться, тем более она делает это для меня. Открыв сообщения, я увидел, что девчонка прислала несколько объявлений и коротко написала: «Выбирай».

В объявлениях были стол, стул, шкаф и диван. Тонкий намёк на то, что надо обустроить мою конуру в зале? Я поставил реакцию на сообщение — большой палец.

Она перезвонила тут же, как будто только этого и ждала.

— Я уже в торговом центре, приезжай. Выберем всё сразу, хватит уже жить, как в общаге! — выдала она с возмущением.

Не то чтобы я растерялся, но явно не ожидал, что Настя так быстро отойдёт от ссоры.

— Куда ехать-то?

— Сейчас скину локацию, — заверила она и сбросила.

Через секунд пять мне пришла «точка» — адрес торгового центра, где Настя выбирала мебель. Во-первых, мебель мне и вправду не помешает, и если этим вопросом не заняться сейчас, то потом руки не дойдут. Во-вторых, объясниться с Настей после вчерашнего эпизода всё-таки нужно.

Торговый центр оказался всего в двадцати минутах езды. Когда я вошёл в магазин, первым делом увидел её. Настя стояла возле стеллажа, перемещая взгляд с одного товара на другой. Она не заметила меня сразу, но, будто почувствовав моё присутствие, повернулась. На её лице скользнула улыбка, хотя по глазам можно было заметить, что она всё ещё переживает, хотя и старается это скрыть.

— Привет, — сказал я, подходя ближе.

— Привет…

Я хотел что-то сказать, но она опередила меня.

— А давай лучше не разговаривать, а прямо сейчас выберем то, что тебе нужно!

— Настя… — попытался я мягко начать разговор снова, но она подняла ладонь, жестом останавливая меня.

— Саня, не порти момент. Просто дай мне помочь тебе.

В её голосе проскользнула нотка усталости, которая ясно дала понять, что обсуждение вчерашней ссоры отнимет много сил. Я кивнул, понимая и принимая её условия.

— Ну… давай.

— Тогда бери телегу, — твёрдо сказала она, указывая на тележку с колёсиками.

Я был немного удивлён её напором, но в то же время это мне нравилось. Я не хотел затягивать, а она явно знала, что нужно. Проблема была в том, что я, честно говоря, не знал, что именно мне нужно… и я не про мебель.

Мы пошли по магазину. Настя с лёгкостью двигалась между рядами мебели, твёрдо зная, куда идти. Я-то не был экспертом в обустройстве помещений, поэтому доверял её выбору.

Выбирать начали с дивана. Честно? Не думал, что это займёт столько времени. Но Настя подходила к диванам, проверяла на прочность, сидела, откидывалась. Делала всё так, словно это было важно для неё — почувствовать, как я буду сидеть и на чём буду отдыхать.

— Какой тебе нравится? — спросила она, скользнув взглядом по одному из диванов, который сразу привлёк наше внимание.

— Этот, — я показал пальцем на довольно простой, но стильный диван с мягкими подушками.

— Попробуй, посиди, можешь даже лечь.

Я решил последовать её совету. Присел на диван, затем откинулся на спинку. Диван был удобным и мягким.

— Хороший, — оценил я, вставая.

Настя кивнула в знак согласия и подозвала продавца-консультанта, чтобы оформить заказ.

— Точно берём? — уточнила она.

Я кивнул, и девчонка повернулась к подошедшему продавцу.

— А можно на диванчик оформить доставку?

Продавец принял заказ, а мы продолжили выбирать. На этот раз нам нужно было определиться со шкафом.

— Вот этот, смотри.

Настя показала на компактный шкаф с полками и зеркалом. Он был не слишком большим и достаточно вместительным. На нём и остановились.

После подошли к стульям и выбрали один. С простым, но удобным сиденьем и спинкой. Всё было как-то естественно, что ли. Она делала выбор, а я просто соглашался.

Настя всё время сохраняла спокойствие, хотя я понимал, что она переживала, как я восприму её помощь.

Наконец, мы закончили. Процесс обустройства комнаты подошёл к концу. Я, честно говоря, немного устал, но был рад, что всё, что нужно, мы выбрали. Осталось оформить покупки и доставку.

Когда мы подошли к кассе, Настя остановилась у стойки с цветками в горшках и взяла один.

— Зачем? — спросил я из любопытства.

— Просто… хочу.

Зачем ей цветок, я так и не понял, но было очевидно, что она придаёт значение мелочам, что в целом мне нравилось. Даже такие детали, как этот цветочек, формировали для меня её личность — заботливое, внимательное отношение к жизни.

Кассирша, не теряя времени, начала вводить данные и подтверждать заказ.

— Вам повезло, — сказала она с улыбкой. — Доставка к вам может быть выполнена в течение двух часов. Место в машине освободилось. Делаем?

— Да, давайте.

Как только всё было оплачено, Настя повернулась ко мне.

— А теперь за мои труды, пока мы ждём, хочу, чтобы ты напоил меня кофе!

Она смотрела на меня так, что варианта отказаться попросту не было. Шутка, конечно — я был сам не прочь немного расслабиться после мук выбора мебели.

Мы направились в фуд-корт, где царила обычная суета. Люди шутили, что-то обсуждали, дети бегали в поисках своих любимых угощений.

Настя шла рядом со мной. Я не мог не заметить, как она изменилась за эти несколько часов — стала более открытой, что ли…

— Ты что хочешь? — спросила она, оглядывая витрины кафе.

— Ну, в «Маке» я уже ел, и не впечатлило. Корейское тоже не хочется.

Настя задумчиво огляделась, коснувшись пальцами подбородка.

— Давай тогда блины?

Это была неожиданная, но хорошая идея. Вокруг так много «быстрого питания», но что-то простое и домашнее, как блины, никогда не выходило из моды.

Мы направились к лавке с блинами, и я заметил, как аппетитно они выглядели. Витрина была заставлена большим количеством различных начинок — от классических сладких с вареньем до более экзотичных вариантов с мясом и овощами. Я сразу почувствовал, как аппетит начинает разгораться. На самом деле, такие вещи доставляют куда больше удовольствия, чем обычные суши или макдональдсы.

— Так, что тебе? — спросила Настя.

— Пожалуй, с творогом и мёдом, — ответил я.

— А я хочу с клубникой и сливками!

Мы оплатили заказ и отошли к столику. Я снова задумался, как такие мелочи складываются в ощущение комфорта, и как часто мы, стремясь к чему-то большому, забываем о таких простых радостях, как просто сидеть в кафе и наслаждаться моментом.

Мы сидели за столиком, наслаждаясь блинами. Настя ела с удовольствием, и я не мог не заметить, как её напряжение окончательно растаяло. Но я всё ещё чувствовал, что она переживает, и мне хотелось это обсудить.

Я отпил чай и, поставив чашку на стол, заговорил:

— Слушай, Настя…

Она подняла глаза и сразу поняла, к чему я клоню.

— Не надо, — перебила она меня. — Я всё понимаю. Мне просто хорошо рядом с тобой.

Я не стал настаивать. Мы продолжили есть и болтать о всякой ерунде.

(обратно)

Глава 4

Мы провели в кафе час, а потом поехали в зал дожидаться доставки. Настя аж вся светилась. Попросила включить что-нибудь из «моего репертуара».

— Вау! — вдруг воскликнула Настя как-то совершенно по-детски. — Саш, посмотри, какую красоту делают мальчики.

Марик и Виталя стояли снаружи зала и были заняты тем, что развешивали по периметру шарики.

Пацаны заморочились. Они решили, что открытие должно быть не просто событием, а настоящим праздником. И надо сказать, что получалось у них на все сто. Я прямо почувствовал атмосферу праздника.

Мы вышли из машины.

Марик, заметив меня, расплылся в улыбке.

— Ну а что, событие-то радостное! — выдал он, довольно потирая руки.

— Вот именно, — согласился Виталя, с серьёзным видом вешая шарик на стену. — Нам важно, чтобы всё было красиво.

— Молодцы, пацаны, чётко. У нас тут будет настоящий праздник.

— Ну да, праздник — это же важная штука. Мы же не просто тренажёрный зал открываем, а как бы ещё и… — он задумался. — Новый этап, что ли. Пусть и так будет.

Настя тоже оценила работу парней, но тут же включила «режим прораба».

— Шарики хорошо смотрятся, но, мальчики, может, их чуть выше повесить? А то слишком низко. Тогда они будут выглядеть эффектнее.

«Чуть повыше» значило полностью всё переделать. Но пацаны переглянулись и не стали возражать.

— А насколько выше? — уточнил Марик.

— Да вот здесь, — Настя встала на стул, который пацаны использовали в качестве подставки, и перевесила один из шариков.

— Сделаем.

Марик и Виталя сразу же начали перевешивать шарики выше, как она предложила. Было видно, что они не просто так это делают, а действительно хотят, чтобы всё было идеально.

Я чуть отошёл, чтобы увидеть полную картину. Получалось действительно красиво. Положа руку на сердце, я как-то не подумал, что зал нужно открывать торжественно.

— Ну и как, тебе нравится? — спросила Настя, заметив, как я стою и осматриваю зал.

— Хорошо выходит, — сказал я.

Шарики теперь на нужной высоте. Вроде мелочь, но она определённо улучшала обстановку.

— А как зал будет называться? — спросила Настя, косясь на меня.

Я замер на секунду, осознавая, что так и не придумал название для зала. Всё шло так быстро, что я просто не подумал об этом. Но… название важно, безусловно. Как лодку назовёшь, так она и поплывёт.

— Надежда, — предложила Настя, глядя на меня с уверенностью, как будто это было очевидно.

— Легион, — предложил Виталя, видимо, слышавший наш разговор.

— Витязь, — добавил Марик, облокотившись на стойку с шариками.

Я прислушивался к их предложениям, но нет. Надежда, Витязь, Легион — ни одно название мне не откликалось. Собственное название крутилось в голове, но никак не появлялось.

Я вспомнил свой старый зал в 90-х, когда всё только начиналось… ответ мгновенно пришёл в голову. Всё стало на свои места.

— Боевые перчатки, — сказал я.

Это было название моего старого зала, и это было всё, что нужно этому залу, чтобы начать свою историю.

Все сразу замолчали, переставая предлагать новые названия. Как по команде, повернулись ко мне.

— Шик! — Марик показал большой палец. — Мне нравится!

— Боевые перчатки, — повторил Виталя, смакуя. — Это прямо в точку!

— Отличное название, — согласилась Настя. — Думаю, это и есть то, что нам нужно.

Когда название для зала было выбрано, возникла другая задача. Как теперь всё оформить? Нужно было визуализировать название в вывеске.

Настя, будто читая мои мысли, резко повернулась ко мне.

— Так, с названием мы определились. Но теперь ведь надо название повесить? Плакат сделать?

— Не поверишь, с языка сняла.

Я достал телефон, включил свою электронную помощницу.

— Алиса, найди, где можно заказать крутой плакат для названия зала.

Через пару секунд на экране появились несколько вариантов. Алиса быстро предложила несколько сайтов, где можно было заказать плакат с индивидуальной печатью и доставкой.

— Вот, смотри, — сказал я, показывая Насте экран. — Есть пара хороших вариантов. Думаю, можно заказать прямо отсюда.

— Звони, мне вот это нравится, — девчонка ткнула в одно из объявлений.

Я связался с одной из фирм. Обрисовал задачу менеджеру, ответил на уточняющие вопросы. Менеджер объявила сумму и сроки, которые меня полностью устраивали.

— Подождите, — я остановил менеджера, прежде чем она повесила трубку.

В голову пришла ещё одна мысль, которую я поспешил озвучить представителю типографии.

— Я могу заказать у вас ещё один плакат? — спросил я.

— Конечно, что вас интересует?

— Плакат на стену с изображением Мохаммеда Али и надписью.

Я назвал размеры стены за рингом, куда и собирался вешать плакат. Менеджер записала данные и попросила продиктовать надпись, которую я хочу нанести на плакат, и изображение. Я поставил звонок на громкую связь, нашёл нужную картинку — одну из самых легендарных фотографий Мохаммеда Али, снятую сразу после его очередной победы.

— Такую сможете поставить? — уточнил я.

— Одну секундочку, сейчас проверю, — откликнулась менеджер.

Через несколько секунд тишину в динамике прервали, и менеджер сообщила, что типография сможет справиться с задачей.

— Отлично, а поверх картинки я попрошу нанести цитату.

— Диктуйте.

— Невозможно — это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди. Им проще жить в привычном мире, чем найти в себе силы что-то изменить. Невозможное — это не факт. Это только мнение… Невозможное возможно.

Эту цитату Величайшего я знал наизусть. Именно она в своё время помогла мне идти вперёд, преодолевая все препятствия, выпавшие на мою долю в девяностых. И именно эту цитату я хотел сделать своим девизом сейчас.

Менеджер всё записала и пообещала через несколько часов прислать макет обоих плакатов.

— В течение часа вам придёт счёт, просьба оплатить и прислать мне в мессенджере чек. Сумма к оплате составит…

Она назвала мне сумму, и на этом мы попрощались.

Я видел, как Настя немного приподняла брови, когда услышала цитату. Вот и теперь, стоило мне попрощаться с менеджером типографии, девчонка закивала, показывая своё восхищение.

— Крутая цитата, Сань… меня аж до мурашек пробрало. Знаешь, порой так важно иметь перед собой ориентир. Ну знаешь, если у кого-то когда-то уже получилось, ты веришь, что получится и у тебя…

Я знал, что с этим плакатом зал действительно станет местом вдохновения молодёжи. Мохаммед Али был символом не только силы и упорства, но и невероятного духа. И его слова были идеальны для того, чтобы дополнить атмосферу зала и дать людям дополнительную мотивацию.

— Доставку заказывали? — к нам подошёл Марик. — Сань, там что-то тебе привезли.

Наконец, привезли доставку из мебельного магазина. Грузовик с диваном, шкафом и стульями стоял у входа.

— Вы заказывали? — спросили мужики-грузчики.

— Мы, — я показал им документы и чеки.

— До двери или внутрь занести? — уточнил один из грузчиков. — За два косаря занесём прямо в зал.

— Ко входу грузите. Дальше мы сами.

У меня уже было внутреннее правило — не платить за услуги, которые я могу сделать сам. Виталик и Марик, которые стояли рядом, услышали это и быстро подошли.

— Мы тебе поможем погрузиться.

Грузчики, конечно, расстроились, рассчитывая заработать, но спорить не стали. Закончили выгрузку «до двери», но уезжать не спешили. Стояли и чего-то ждали, пока мы втроём без лишних разговоров занесли мебель в зал.

— Ни фига, что-то в лесу сдохло! — сказал Марик, хихикая, когда узнал, что я решил обустроить комнату.

Я вернулся к грузчикам, подписал акт.

— А сборка нужна? — с надеждой спросил один из них.

Я покачал головой. Сборка нам тоже была без надобности. Уже и навыки имелись, когда собирали ринг, снаряды и тренажёры.

— Если бы все так, как вы, отвечали, мы бы без работы на хрен остались! — добродушно хмыкнул грузчик.

Не прошло и часа, когда содержимое коробок было выгружено и собрано. Теперь шкаф, стул, стол и диван стояли на своих местах в моём закутке. Старьё мы отнесли на мусорку.

— Блин, Саня, ещё бы приставку «Сони Плейстейшн» и телек заказать! — мечтательно вздохнул Марик, глядя на свободное пространство в углу комнаты. — В бокс помахаться, а?

Я представил себе эту картину — телевизор и консоль, да ещё и с возможностью сыграть в бокс. Ну, в общем, идея не такая уж плохая. Но в зал? Так пацаны тренироваться не будут!

— Не играю и телевизор не смотрю, — ответил я в ответ на его восторженное предложение.

— Это, кстати, хорошая идея, если молодёжь у тебя будет тренироваться, — поддержала Настя Марика. — Могут переключаться от тренировок и играть в тот же бокс. Ну если хорошо потренируются.

Я задумался…

Насчёт мотивации — вот это в точку. Для молодёжи мотивация важна. Помню, как в мои семидесятые, когда я только начинал тренироваться в детдоме, тренер после тяжёлых тренировок кормил нас мороженым. И тогда мы выкладывались по полной, чтобы получить мороженое после тренировки.

Так что… почему бы и нет?

— Давай, Саня! Закажем! — затараторили Виталик и Марик, перебивая друг друга.

— И сколько это будет стоить? — уточнил я, зная, что такие вещи стоят немалых денег.

— Тысяч пятьдесят плейстуха, а телек тысяч сорок, — сказал Марик. — Но можно на «Авито» взять дешевле, с рук.

Я немного подумал, прикидывая, насколько эта покупка бьёт по карману, и решил, что если это для зала — то пусть будет. Вынул деньги из кармана.

— Так, ну давайте на «Авито» посмотрим, за сколько можно взять.

— Ну раза в два дешевле, думаю, — сказал Виталя.

— Вот вам полтинник, займитесь. Только не так, как в прошлый раз, да?

Я отсчитал деньги и передал их пацанам.

Виталя пошёл за мобильником, оставшимся в куртке. Настя что-то высматривала в своей сумке. А Марик, воспользовавшись тем, что мы остались вдвоём, шагнул ближе.

— Чё за девчонка? — спросил он шёпотом. — Тел есть?

Я посмотрел на него с удивлением.

— Иди уже, — сказал я, сдерживая улыбку. — Надо будет — телефон сам возьмёшь, не маленький.

Марик не сдержал смешка и пошёл к Виталику. Настя ему явно понравилась, я замечал его заинтересованные взгляды на девчонке.

Настя наконец закончила что-то искать и подошла ко мне. В руках она держала рамку с фотографией.

— Вот это тебе, — сказала она, протягивая мне фото, на котором я стоял на ринге с поднятыми руками после победы над Карателем. Это был момент, который я хорошо помнил…

Я взял фотографию, посмотрел на неё. Покосился на Настю. Конечно, я не любил все эти моменты самолюбования. Всё это казалось мне немного лишним. Но я знал, что для неё это важный момент.

— Спасибо.

Настя улыбнулась, довольная, что я принял её подарок. Мы вместе поставили фото на полку. Получалось и правда… уютно.

— Ну вот, теперь я спокойна, — её глаза сверкали счастьем. — Теперь у тебя здесь комфортно и уютно. И вообще, такое дело надо отметить! Пойдём ко мне, я торт испекла!

Я почувствовал, как она искренне хочет, чтобы я оценил её старания. С одной стороны, мне не хотелось снова давать ей надежды, зная, что такие жесты могут быть восприняты неправильно. С другой стороны, она действительно старалась, и я не мог бы просто проигнорировать её усилия. Это было важно для неё, и я не хотел, чтобы она чувствовала себя обиженной.

Как быть и что делать?

Я не успел решить, потому что в этот момент в зал зашёл Козлов младший. Он приветственно взмахнул рукой и не без любопытства оглядел зал, в котором был впервые.

— Настя, прости, мне нужно поговорить с человеком.

Настя кивнула и немного отступила, как-то виновато улыбаясь.

— Это ж тот, который с ОМОН был, да? — спросила она.

— Он самый…

— Всё хорошо?

— Ну, сейчас узнаю.

Хорошо ли всё или нет, я правда не знал, потому что появление младшего Козлова стало для меня неожиданностью. Я подошёл к Саше, который не стал заходить в сам зал и остался стоять на пороге.

— Ты зал прям вылизал… красавчик! — восхитился Козлов, когда мы обменялись рукопожатиями.

— Приходи на открытие.

— Обязательно.

— А чего не позвонил, преждечем приезжать? — спросил я. — Меня же могло и не быть здесь.

— Разговор есть, — на вопросы Саша не стал отвечать. — Не по телефону.

— Ну, пойдём поговорим, — я кивнул в сторону двери.

Я сразу заметил, что Саша сегодня какой-то напряжённый, как будто что-то его тревожило.

— Всё в порядке? — спросил я, когда мы вышли на улицу.

Он на секунду задержал взгляд на мне, но быстро отвернулся.

— Да, — ответил Саша с невозмутимостью.

— Чай, кофе? Танцевать не предлагаю, — я сменил тему. — Здесь поблизости неплохая кафешка, ну ты в ней уже был.

— Спасибо, но нет, — ответил Козлов. — Давай время не будем терять.

— Говори, зачем пришёл.

Он подошёл ближе, сунул руки в карманы.

— На Хайпенко и Рената завели уголовное дело, — начал он. — Как я и говорил, плотно взяли в оборот. Директора букмекерской компании тоже не отпустят. А вот меня…

Саша поочередно посмотрел на меня, словно до сих пор не решился — стоит ли мне это говорить.

— Но, Саня, у меня есть и плохие новости.

Козлов снова замолчал, словно подбирая слова.

— Дело с Козловым встало мне боком, — начал он, и я почувствовал, как тяжело ему давались эти слова. — Есть намёки, чтобы я не вёл его дальше. Меня пытаются отодвинуть. Просят, чтобы я не совал нос в песочницу с большими дядями.

Все эти «большие дяди», о которых он говорил, не были теми, с кем стоило связываться. Но Саша, начиная это дело, наверняка понимал это лучше моего.

— Тебя хотят убрать с дела?

— Пытаются, — подтвердил он. — Но я не поддамся на это. Я держусь, и буду держаться. Но предупреждаю, что повороты могут быть разные, и ты тоже будь внимательнее. Могут и на тебя выйти серьёзные люди.

Его слова остались висеть в воздухе.

— И что ты предлагаешь? — спросил я.

Козлов взглянул на меня, и в его глазах мелькнуло то самое уверенное пламя, которое я видел при нашей первой встрече. Он был готов идти до конца, и это было видно.

— Я хочу тебя спросить… мы идём до конца? — прошептал он.

— Ты сам-то готов идти до конца? — спросил я, не отводя взгляда от его глаз.

— Да, — сказал он, как если бы это было единственно возможным ответом.

— Значит, идём, — сказал я. — Я принимаю предложение лиги на участие в их реалити.

— Работаем, — подтвердил Козлов. — Будь осторожен.

* * *

— Начали, Саш!

Настя начала снимать. Камера была направлена прямо на меня. Я решил записать видеообращение лиге и дать согласие на участие в реалити. Встал в центре ринга и отработал ударную комбинацию. Заключительный удар в ней был тот самый, которым я нокаутировал Магу.

Завершив комбинацию, я подошёл к канатам и взглянул в объектив.

— Я готов принять предложение участия в реалити.

Слова отдали эхом в тишине зала. Всё было записано на камеру. Настя показала «ок» и уставилась на экран мобильника.

— Ну как тебе? — спросил я, наваливаясь на канаты.

— Отлично, можно выставлять. Сейчас только отмечу лигу… надо тегнуть в видео их аккаунт, — сказала она, не отвлекаясь от экрана.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Ну, чтобы лига получила уведомление, что видео вышло. Так они точно увидят, что мы уже готовы и ждём их ответа.

Настя сделала пару кликов и добавила необходимые теги. Как только видео было опубликовано, мы с интересом наблюдали, как зрители начали оставлять комментарии и ставить лайки. Лента мгновенно наполнилась активностью.

— Давай, файтер! — подбодрила Настя меня с улыбкой, видя, как видео набирает популярность.

Всего несколько минут спустя, когда экран уже был покрыт уведомлениями и комментариями, пришло сообщение от лиги. Я взглянул на Настю, и она прочитала его вслух:

— Приезжайте подписывать контракт! — она вздохнула с улыбкой. — Видимо, сегодня без тортика.

От автора:

Вот уж не думал оказаться в теле орка.

Плюс — никакого стресса.

Минусов, правда куда больше.

И гоблины вечно пристают. Убей, говорят Жыгу и убей.

Заглядывайте: https://author.today/work/475569

(обратно)

Глава 5

В офисе V-fight я был через полчаса и сразу почувствовал здесь напряжённую атмосферу. Везде царила суета — сотрудники бегали туда-сюда, собирали вещи… и с сожалением на лицах покидали офис.

— Я ведь работал здесь с самого открытия!

— Даже компенсации не положено…

Со всех сторон слышались возмущённые возгласы.

Правда, свято место пусто не бывает — процесс работал и в обратную сторону. Места уволенных занимали другие. По всей видимости, Марина, новая директорша, расформировывала старую команду Хайпенко и взамен старых сотрудников формировала свою собственную.

Логично, в принципе, что тут ещё скажешь. Да и компенсации при увольнении мало кто платит… но по-человечески этих людей было жаль. Подавляющая часть из них была ни в чём не виновата.

Среди недовольных я увидел знакомое лицо. Это была Ира. Секретарша, теперь уже, похоже, бывшая, собрала вещи и с грустным лицом сидела за одним из столов, писала заявление.

Я подошёл к ней, и девчонка подняла голову, увидев меня. На её лице появилась лёгкая, но усталая улыбка.

— Ира, привет.

Она вздохнула, положила ручку на стол.

— Привет, Саша… поздравляю тебя с победой! И с тем, что было дальше, ты капитальный красавчик! — она говорила это с едва уловимой грустью во взгляде.

— Спасибо. Ты как?

— Я вот вещи собираю, — она сделала жест рукой в сторону коробок на столе. — Меня увольняют. Что называется, попросили с вещами на выход.

Я заметил, что она не могла скрыть своего разочарования.

— Так что с этого дня я официально безработная. Меня уволили одним днём, заставили написать заявление по собственному желанию.

Слова Иры повисли в воздухе. Я уже понял, что в офисе происходят изменения, но не думал, что Ира окажется среди тех, кого выгонят. Ира была важной частью всей этой команды, и не верилось, что ей придётся уходить. Ну а если и придётся, то, конечно, не так.

— И зачем ты согласилась? — я недоумённо вскинул бровь.

— Да как-то других вариантов не было. Они не оставляют выбора. Всё так быстро и без объяснений…

Я кивнул, хотя и не знал, как ей помочь. Умная и талантливая девчонка оставалась без работы просто потому, что не могла противостоять этим переменам. Но Ира всегда была сильной, и я знал, что она справится с этим.

— И что теперь? — спросил я.

— К Саше пойду, — ответила она. — Бухгалтером. Он обещал помочь. В этом вопросе мне он точно поможет.

— Рад, что так.

— Ну ты понимаешь, что я бы и не смогла тут дальше работать… после всего, что произошло… Ладно, что мы всё обо мне, да обо мне, ты-то что тут забыл?

— Приехал подписывать контракт для участия в реалити-шоу.

Я не стал юлить, хотя понимал, как Ира может расценить мои слова. И она действительно смутилась, как будто не ожидала такого ответа. Она явно думала, что я больше не буду связываться с лигой, особенно после того, что случилось с Хайпенко.

— Я думала, ты никогда не будешь с ними больше сотрудничать, — сказала она, явно удивившись, что я всё-таки решил вернуться в лигу.

Раскрывать настоящие причины, почему я это сделал, я не стал.

— Во-первых, никогда не говори «никогда», — невозмутимо ответил я. — А во-вторых, условия слишком привлекательные, чтобы отказаться.

Ира помолчала, не вполне понимая мою позицию, обдумывала ответ.

— Логично, — наконец сказала она так, как будто сама себе что-то объясняла. — Руководство сменилось, да. Я вот новому руководству не нужна, а ты оказался нужным… Ну, Саша, я тебя предупреждаю, что эта владелица — протеже самого Козлова. Она сука. Будь осторожнее.

— Спасибо за предупреждение, дорогая. Я как раз сейчас к ней и иду.

— Удачи, если что, звони, — шепнула она. — Буду рада встретиться, по чашечке кофе выпить.

Слова были искренними, и, несмотря на её грусть, я почувствовал, что в голосе Иры сквозит поддержка. Она переживала за меня, как и я переживал за неё.

Я попрощался с Ирой и направился в кабинет Марины. Подошёл к кабинету, и, когда открыл дверь, увидел, что новый директор, как и в прошлый раз, с головой поглощена работой.

На столе Марины было разложено множество бумаг, документов. Её внимание было приковано к экрану ноутбука.

Я не мог не заметить, как она выглядит — великолепно, как всегда. Строгий костюм сидел идеально, волосы аккуратно уложены, взгляд сосредоточен, но не лишён того самого уверенного шарма, который она всегда демонстрировала.

Марина подняла глаза и заметила меня. Улыбка сразу появилась на её лице. Улыбка казалась искренней, но мне не хотелось быть наивным и думать, что всё так просто.

— Александр, приветствую, — мягко сказала она. — Я, как смотрю, вы начинаете осваивать соцсети.

Слова прозвучали с лёгкой иронией.

— Можно на «ты», — заметил я. — Не привык общаться с молодыми девушками на «вы».

Я подошёл к столу и, не спрашивая разрешения, сел на стул.

Марина не удивилась моей самоуверенности, взглянула на меня с любопытством.

— Рада, что ты всё-таки в деле, — сказала она, снова сосредоточив взгляд на своих бумагах.

— Ты решила сменить команду?

Марина слегка подняла брови, её выражение лица осталось непроницаемым.

— Изменения — это часть жизни, Саша. И мы все должны быть готовы к ним, — совсем уж по-философски ответила она.

С утверждением было сложно не согласиться. Но я промолчал, слыша, как зажужжал принтер где-то сбоку, начав распечатывать листы.

Марина поднялась из-за стола, подошла к принтеру и, взяв распечатанные бумаги, положила передо мной на столешницу.

— Контракт, — пояснила она.

Я взял договор и начал внимательно его читать. В отличие от последнего раза, когда я подписывал контракт с Хайпенко, сейчас стоило проявить осторожность.

Тогда я был никто, и звать меня было тоже никак. А сейчас и я, и лига находились в равных переговорных позициях.

Текст был стандартным, но в нём были цифры, которые Марина озвучивала на нашей первой встрече. Оплата, условия участия — всё это было прописано, и я не заметил никаких изменений, которые могли бы меня насторожить. Всё выглядело так, как мы обсуждали.

Я закончил читать, поднял глаза и заметил, что Марина смотрит на меня с лёгким интересом.

— Я не Хайпенко, — сухо сказала она. — И бойцов воспринимаю не как подчинённых, а как партнёров. С партнёрами сотрудничество возможно только тогда, когда оно приходит в формате «вин-вин». Это важно для меня.

Я задумался над её словами. Звучало правильно, но всё же я знал, что такие заявления — это не всегда про честность. Важно не только верить словам, но и следить за действиями.

— Доверяй, но проверяй, — ответил я.

Марина ответила мелькнувшей в уголках губ улыбкой.

— Ты прав. Но знай, что у нас с тобой есть шанс на взаимовыгодное сотрудничество.

Я закончил читать договор, так и не найдя ни одного подвоха, который мог бы насторожить. Аккуратно положил бумаги на стол.

— Готов подписывать, вопросов у меня нет.

Я взял ручку со стола, готовый поставить подпись.

— Подожди, — опередила меня Марина. — Раз уж такое дело, нужно сделать это на камеру.

Я приподнял брови, не совсем понимая, к чему она клонит. Но она уже включала камеру на мобильнике, направляя её на меня.

— Скажешь пару слов на камеру! — попросила она. — Давай, я начинаю!

Я глубоко вдохнул, взял ручку. Сказать… а что сказать?

— Народ, договор подписываю с V-fight… ждите анонс!

Как только я поставил подпись, Марина прекратила съёмку и тотчас воспроизвела видео, забавно прикусив язык.

— Погоди, давай конец переснимем, я потом склею.

— Что-то не так?

— Всё так, но я хочу, чтобы ты ударил камеру в конце. Ну, когда говоришь, что ждёшь анонсов, ударь кулаком в камеру телефона.

— Уверена?

Марина была уверена, что это придаст видео нужный эффект.

— Выглядит так, будто ты бьёшь кулаком зрителя, подписчикам это нравится!

— Ты уверена? — повторил я. — Телефон не жалко?

— Ради такого дела — точно нет! Давай!

— Держи крепче.

— Обязательно.

Марина по новой включила видеозапись, направила на меня камеру и кивнула, показывая, что запись идёт.

— Жду анонсов, — сказал я и с этими словами ударил кулаком её мобильника.

Как Марина и просила, в общем-то. Ударил не сильно, но достаточно, чтобы телефон выскочил из её рук и, пикируя, врезался в стену. Директорша только успела проводить мобильник взглядом, прежде чем он ударился и упал на пол.

— Эм… ты что сделал?

— Ударил, как ты просила. Сильнее не могу, у меня руки после боя ещё не зажили, — я показал ей кулак.

Марина вдруг рассмеялась. Потом объяснила, что бить не надо было. Вернее, надо, но лишь показать удар. Я рассмеялся тоже, поняв, что произошло. Ну, предупреждать надо было!

Впрочем, телефон оказался целым. Поэтому через пару минут мы с Мариной начали пересматривать видео. Когда она протянула мне телефон, чтобы я мог просмотреть результат, мобильник выскользнул из её рук.

Я сразу же схватил его, чтобы он не упал по второму кругу. Она потянулась тоже, и в этот момент наши руки коснулись друг друга…

Она мгновенно отдёрнула руку, как-то напряглась. Конечно, если Витя узнает даже о такой мелочи, то он Марину попросту сгноит.

— Осторожно, — сказал я, протягивая ей телефон.

Марина забрала телефон, уставилась в экран, но на щеках её вспыхнул румянец.

— Всё нормально, — шепнула она, пытаясь сгладить момент.

Марина вернулась на рабочее место и начала перекладывать бумаги на столе. Она не смотрела мне в глаза, но её движения стали немного более суетливыми, чем обычно.

По сути, ничего такого не произошло. Мы не целовались, не занялись любовью прямо на столе. Но, повторю, я прекрасно понимал, как на такое даже невинное касание отреагирует Витька. А там настолько всё запущено, в случае с Козловым, что не удивлюсь, если какой-нибудь его «человек» следит за Мариной в круглосуточном режиме.

Тем более, я был частью недавних событий, из-за которых начались проблемы у Витька. И присутствие следящего за мной «человека» вполне могло быть не догадкой, а самой что ни на есть реальностью. Ну а Марина, бывшая в момент событий на стадионе, естественно, прекрасно знала, кто я такой.

Я, впрочем, тоже не спешил ей очаровываться. Всё наше «няшное» (если выражаться современным сленгом) общение могло быть лишь заигрыванием. И я отдавал себе отчёт в том, что Марина, в свою очередь, — это не просто новая директорша, а человек, который имел свои связи, которые могли быть весьма невыгодными для меня. Она была протеже Вити Козлова, и об этом не стоило забывать.

Марина вздохнула, а потом, пытаясь вернуть разговор в привычное русло, заговорила:

— На днях должна состояться конференция. Там познакомишься с соперниками. Будем тебя ждать. Менеджер с тобой свяжется.

— Хорошо, — только и сказал я. — Буду готов.

Молчание растянулось ещё на несколько секунд, и я заметил, как она пытается расслабиться. Она могла бы стать отличным манипулятором, кстати. Но там, где вы учились, мы преподавали. Я продолжил сверлить её взглядом, улыбаясь кончиками губ.

— До скорой встречи, — бросил я, закрывая дверь.

По пути в зал я решил набрать младшего Козлова и сообщить ему, что контракт с лигой подписан. Набрал номер Саши, но услышал в ответ только гудки.

Телефон не переставал звонить, но Саша не брал трубку. Я повторил попытку, но вновь тишина. Это стало странным. Обычно Козлов был на связи и не игнорировал звонки. Может, занят? Я решил подождать ещё немного, но, так и не дождавшись ответа, сбросил звонок. Значит, Саша занят и перезвонит позже. Хотя его молчание в свете последних новостей начинало меня беспокоить.

Вернувшись в зал, я заметил, что перед входом стоял белый «крузак» Игната. Он заехал, не предупредив и не позвонив, что само по себе уже настораживало. Обычно Игнат был более «предсказуем». Почему он не сообщил заранее? Я не знал и, припарковав машину, направился к залу.

Игнат стоял в центре зала, обсуждая что-то с Виталиком и Мариком. Пацаны, которые ещё секунду назад разговаривали и занимались своими делами, мгновенно замолкли. Игнат тоже резко изменил выражение лица, как будто только что говорили о чём-то, что не предназначалось для моих ушей. Все разговоры прекратились, и я сразу понял, что что-то не так.

Я знал Игната, и он не был из тех, кто не предупреждает, если собирается приехать. Не привык я и к таким моментам, когда люди перестают говорить, как только я вхожу в помещение.

Игнат первым нарушил молчание и приветственно вскинул руку.

— О, Саня, здорово! — сказал он, как будто ничего не произошло. — Ты извиняй, что без предупреждения.

— Что случилось?

— Да ничего такого, просто хотел тебя увидеть, — отмахнулся Игнат.

Я чувствовал, что он что-то замалчивает, но решил пока не расспрашивать. Взгляд Игната скользнул по Марику и Витале.

— Сань, слышал, ты тут обставился, покажи хоть? — сказал он, делая шаг в сторону подсобки.

Нет, что-то здесь было явно не так. Манера поведения, взгляд — всё сигнализировало о том, что Игнат не просто заехал поглазеть, как я тут устроился. Он что-то готовил.

Впрочем, гадать долго не пришлось.

— Я подумал, что для зала нужно что-то особенное, — начал Игнат, когда мы зашли в подсобку. — Короче, хреновый из меня конспиролог, Сань…

Он показал на диван, на котором лежали две коробки, одна на другой.

— Вот наш тебе подарок от «Тигра»!

В коробках оказались две новенькие игровые приставки и два телевизора. Я застыл, несколько ошеломлённый подарком, прекрасно понимая, сколько стоит это добро.

— Правильно Марик и Виталя говорят, молодёжи надо чем-то развлекаться после тренировок, — сказал Игнат, наблюдая за моей реакцией.

— Спасибо, неожиданно и чертовски приятно, — поблагодарил я Игната.

— Да пожалуйста, — ответил он. — Как только зал заработает, будет проще привлечь молодёжь. Хотел подарить на открытие, а потом подумал: почему бы не сейчас? Раз ты сам хочешь купить. Вот смотри, сколько игр есть по спорту — смешанные единоборства, бокс, футбол…

— А чё, может, сыграем? — предложил Марик.

— Ну, давай! — согласился я. — Никто не против? Виталя? Игнат, ты не спешишь?

— Я за! — глаза Витали сверкнули азартом.

— Не, ну а чё, вообще? — пожал плечами Игнат. — Играем!

Пацаны с энтузиазмом принялись подключать приставку.

— Всё, готово, — объявил Марик.

Телевизор пока решили оставить на диване, и на его экране уже загружалась игра.

— Давай, выбирай, кто первым будет!

Я не без интереса поглядывал на экран. Качество изображения было настолько хорошим, что я буквально прочувствовал, как сильно изменилась графика с тех времён, когда я последний раз держал в руках джойстик.

В голове мгновенно всплыло воспоминание о старых приставках 90-х — Dendy, Sega. Вспомнил, как все эти пиксели на экране казались чем-то невероятным, а игры — настоящими приключениями.

Но сейчас… всё было совсем иначе. Картинка выглядела почти как фильм, только ты сам был в нём. Детализированные персонажи, плавные анимации — и всё это на экране телевизора.

— Камень, ножницы, бумага — давайте решим, кто первый! — предложил Марик.

Мы быстро определили очередность и через пару минут начали играть в бокс. Мне и Марику выпала играть в первой паре.

Что сказать, игра действительно затянула. Я поймал себя на мысли, что вот он шанс — наконец увидеть, что было бы, если бы великие боксёры разных времён встретились на одном ринге.

Я выбрал Мухаммеда Али. Он был для меня символом того времени, когда бокс был не просто спортом, а настоящей борьбой за титулы и уважение.

— Порхай как бабочка, жаль как пчела, — выдал я знаменитую фразу Али.

— Тайсон твоего Али схавает, — подмигнул Марик.

Ну и выбрал себе Майка Тайсона.

Интересно, чёрт возьми! Игра началась. Персонаж Али буквально парил над рингом, уклоняясь от ударов Тайсона. Но и Тайсон Марика не отставал, мощными ударами сотрясая воздух.

От автора:

Вот не желал я этого, а попал в тело пацана семи лет! На дворе 1918 год, страна в разрухе, с пропитанием проблема, а я сын рабочего, зато в голове куча идей…

https://author.today/reader/373190/3447783

(обратно)

Глава 6

Мы устроили настоящий турнир. Все играли с азартом, пытаясь взять верх. Играя за Али, я прошёл Марика. Сделал пару отличных движений, чуть-чуть попорхал бабочкой, а потом ужалил как пчела.

Удар.

И Тайсон в нокдауне.

Это было, конечно, не реальное сражение, но всё выглядело как на настоящем ринге. И эмоции были примерно такие же, как если бы я сам вышел на ринг, вместо моего персонажа! Непередаваемые…

Марик, посмотрев на меня с раздражением, едва сдержался, чтобы не выкинуть джойстик.

— Ну как, блин! Я жму, а оно ни хрена не нажимается, — возмущено выпалил он, стискивая джойстик.

— Проигрыш надо принимать, — хмыкнул я.

Затем начался второй полуфинал. Игнат играл за Шугара Рей Робинсона. Робинсон был великолепным бойцом, хоть и менее известным, чем Тайсон. Но, на мой вкус, гораздо более техничным и думающим на ринге. Виталик, бывший его оппонентом, выбрал ещё одного Тайсона, но на этот раз — Фьюри. Игнат попросту не оставил Витале с Фьюри никаких шансов. Он провёл несколько быстрых комбинаций, ловко держа дистанцию. Виталя, несмотря на свои усилия, проиграл.

Бой, конечно, никогда бы не состоялся в реале. Хотя бы потому, что Фьюри был один из самых крупных тяжей-чемпионов за всю историю, тогда как Робинсон был средневесом. Но тем было интереснее.

И вот, наконец, наступил финал, где встретились Игнат и я.

— Ну что, Саня, готов? — спросил Игнат, его глаза сверкали азартом.

— Готов, — ответил я, не скрывая уверенности.

Мой выбор был ясен. Я верил, что Али, с его стратегией и искусством, которые разработчики вшили в персонажа, победит. Игнат тоже не стал изменять себе и снова выбрал Робинсона.

Марик и Виталя устроились на удобных местах, наблюдая за финальным боем. Противостояние обещало быть интересным — разные стили, разные эпохи, но оба бойца с огромным потенциалом.

— Слушай, Игнат, — не удержался от сарказма Марик. — Робинсон меньше Али, значит, бьёт слабее. Ты бы лучше сменил бойца.

— Пацаны, в боксе главное не сила удара, нокаутировать можно даже тычком, если попадёшь, — уверенно ответил Игнат. — А Робинсон и донести может, и спать уложить.

Игнат не стал менять бойца и подтвердил свой выбор. Я же не сомневался, что с Али я буду непробиваемым.

— Ну, погнали!

На самом деле азарт был такой, что как только начался бой, всё вокруг как будто исчезло. Я остался только с Игнатом и этим экраном, на котором мы сражались.

Я снова начал порхать, как бабочка, и жалить, как пчела. Игнат, со своей стороны, тоже был не из тех, кто легко сдаётся. Его удары, быстрые и агрессивные, постоянно пытались застать меня врасплох.

Пару раз я почувствовал его удары, но Али, вернее, персонаж Величайшего, не был бы собой, если бы просто стоял на месте, пусть и под моим управлением. Я уклонялся, маневрировал, и каждый мой ответ был точным.

Нокаутировать техничного Робинсона не получалось, но с каждым раундом становилось всё очевиднее, что я побеждаю. Игнат, как всегда, был агрессивным, пытался не давать мне спокойно дышать. Но я чувствовал, что его стиль стал слишком предсказуемым, и, наконец, мой коронный удар прошёл. Робинсон не выдержал, и его персонаж оказался на полу.

— Блин, — сказал Игнат, когда Али подняли руку как победителю. — Ты был хорош, брат. Теперь понимаю, почему хочется кинуть джойстик!

Кидать джойстик он всё-таки не стал. Просто отложил и посмотрел на наручные часы.

— Время пролетело незаметно, мы с вами больше часа уже играем, — озадаченно пробурчал он. — Пора и честь знать, мужики! Дел-то по горло.

— Да, время пролетело, — согласился я. — Ладно, не задерживаю. Обязательно увидимся на открытии зала, приходи.

— Конечно, — заверил Игнат. — Кстати, Саня, ты неплохо заживаешь. Думаю, ещё неделька — и ты сможешь вернуться к тренировкам. В зале тебя ждать?

Я задумался. Несмотря на то, что я открыл свой собственный зал, я понимал, что «Боевые перчатки» пока не смогут полноценно конкурировать с «Тигром» Игната. В своём зале я буду воспитывать пацанов, и как боец, среди пацанов расти не смогу. Для полноценной подготовки нужны были спарринги.

— Ждать, конечно, — заверил я.

Игнат довольно кивнул, мой ответ ему явно пришёлся по душе.

— Ну всё, давай, Санёк. Увидимся ещё, — сказал он, не прощаясь и направляясь к выходу.

Как говорится, отдохнули — теперь и поработать самое время. Вселенная будто услышала мой посыл, и я почувствовал, как в кармане вибрирует мобильник. Глянув на экран, увидел, что это звонок из фирмы, в которой я заказывал вывеску и плакат.

— Внимательно!

— Плакат и вывеска по вашему заказу готовы, оформим доставку? — медовым голосом чуть ли не пропела девушка из динамика. — Доставка обойдётся три тысячи рублей до вашего адреса.

— А где вы находитесь территориально? — уточнил я.

Менеджер назвала адрес, я одновременно пробил его по навигатору. Ехать — не так чтобы далеко. Если на такси, выйдет раза в четыре дешевле, и то туда-обратно.

— Давайте обойдёмся без доставки. Сами заберём.

Мы попрощались с менеджером, и я повернулся к Виталику и Марику.

— Так, трудовая молодёжь, плакат уже готов. Кто хочет заработать трёшку?

Пацаны тотчас согласились. Я назвал им адрес, и они уже собрались выдвигаться, когда я окликнул их.

— Молодёжь, а молодёжь?

— Чё, Сань? — повернулся Марик.

— Бабки где?

— Какие?

— А те, за которые вы должны были купить приставку и телевизор.

Пацаны переглянулись. Конечно, они не собирались себе деньги присваивать, наверное, просто забыли.

— Вот они, родимые!

Марик достал деньги и уже собирался отдать мне. Но я медленно покачал головой.

— Возвращать не надо, но у меня для вас будет новое поручение.

И я попросил пацанов, чтобы они занялись покупкой продуктов на день открытия зала. Я понимал, что не проставиться будет неправильно. Все причастные явно заслужили отметить этот праздник как следует. Поэтому на застолье я не собирался экономить.

— Марик, можете, кстати, к Насте обратиться за помощью, — подмигнул ему я, зная интерес пацана к девчонке. — Телефон её я тебе скину.

Марик аж весь просиял, и они ушли выполнять полученные поручения. Я же, оставшись один-одинёшенек, решил, что мне нужно немного отдохнуть. Организм ещё не восстановился до конца, и вся эта суета перед открытием зала меня серьёзно выматывала. Заодно опробую новый диван.

Я пошёл в подсобку и сел на новый диван, который мы только что купили. Настя, конечно, молодец, что вырвала меня из этой суеты и заставила купить мебель. Я сам бы, наверное, откладывал это до самого последнего момента, как всегда.

Диван был удобным, мягким. Я откинулся на спинку, вытянул ноги и закрыл глаза, чувствуя, как напряжение потихоньку уходит.

Но… не вышло.

Телефон завибрировал в кармане, я тяжело вздохнул, медленно выдохнул и достал мобильник. Взглянул на экран… Вас-то мы и не ждали.

— Здорова. Ты в зале, Саш? — послышался голос бывшего Алины из динамика. — Тачку хочу забрать.

Ещё бы через месяц вспомнил, было бы вообще идеально…

— На месте.

— Ну тогда выходи, я подъехал.

Пацан стоял недалеко от входа, чуть ссутулившись, было видно, что только вылез из постели. Мятый, с красными прожилками в глазах.

— Ну ты как? — спросил я, подходя.

— Живой, — ответил он, даже не пытаясь изобразить улыбку.

— На ключи… стоит за углом.

Он уже сделал пару шагов, но я его остановил.

— Ты с Алиной говорил?

Он обернулся, задержал на мне взгляд.

— Мы разошлись.

В тоне было что-то окончательное, как если бы дверца, от которой потеряли клад, вдруг захлопнулась. Ну… хорошо, что хоть кто-то голову включил.

Через пару минут бэха выскочила из-за угла и со скоростью пули вылетела на проезжую часть и скрылась из виду. Остался только шлейф поднятой пыли. И вновь завибрировавший мобильник в моей руке. На этот раз сообщение было ещё более неожиданным.

Алина.

Я не ожидал от неё сообщений, тем более после того, что случилось между нами. Я думал, что мы закончили общение, но она почему-то написала.

«Что делаешь?»

Я даже задержал дыхание… Многое произошло, и я не был уверен, что должен продолжать это общение.

Прошло несколько секунд, и пришло ещё одно сообщение:

«Я хочу тебя увидеть. Готова подъехать в зал, чтобы поговорить».

Я написал ответ:

«Не думаю, что это хорошая идея».

Я уже собирался убирать мобильник, но он снова завибрировал.

«У меня есть для тебя важные новости, Саша. Я не просто так хочу встретиться».

И через несколько секунд пришло ещё одно:

«ВАЖНО».

Честно? Видеть её не было никакого желания. Но это могло касаться наших с Сашей Козловых дел.

«Сам подъеду», — написал я и отправил сообщение.

Я убрал телефон, встал с дивана и вскоре уже выехал на дорогу на своём «кабане». Съехал с главной и повернул в сторону её дома.

Мой взгляд скользил по дороге, а мысли витали где-то далеко. Я понимал, что не хочу продолжать общение с Алиной, что у нас нет будущего, и что встреча не обещает ничего хорошего.

Алина была надёжным человеком, и я знал, что в своих делах она не подвела бы, но между нами уже всё было разрушено.

Внутренне я чувствовал, что эта встреча, по крайней мере для меня, — это не просто необходимость поговорить. Это нужно, чтобы поставить точку в том, что мы с ней начали, и всё. Я не собирался больше возвращаться к прошлому.

Я не хотел снова пытаться понять её мотивы, не хотел углубляться в ту старую неразбериху, что мы оставили после нашей последней встречи. Она… достала меня. Больше не было места для каких-то эмоций или оправданий.

Но… я хоть и думал, что Алина не будет пытаться восстановить наши отношения, она, как бы то ни было, всё ещё оставалась частью моей жизни. И теперь мне нужно было встретиться с ней, чтобы всё наконец-то закрыть. Но если Алина попробует опять морочить мне голову… задушу собственными руками.

Я подъехал к дому Алины и припарковался, выключив двигатель. Идти в квартиру не пришлось, Алина спустилась сама и стояла возле подъезда. Как всегда, в короткой юбке, которая подчёркивала её стройные ноги. И как всегда выглядела привлекательно, но для меня это уже не было значимо. Я не хотел видеть девчонку и понимал, что не чувствую ничего, кроме раздражения.

— Привет, — сказал я, подойдя к Алине. — Не скажу, что рад тебя видеть.

Она улыбнулась, но в её глазах блеснула едва скрываемая обида. Алина не пыталась скрыть этого.

— Привет, — ответила она с легким, но заметным сарказмом. — Лучше бы цветов подарил.

Я знал, что Алина умеет манипулировать и теперь пыталась включить своё очарование. Но я не был готов к играм.

— Ты что хочешь? — холодно спросил я. — Говори, что хотела сказать, и на этом наше общение закончится.

— Даже так? — она игриво вскинула бровь.

— Только так.

Мне не нужно было выяснять, что она чувствует. Мне не нужны были её оправдания. Я пришёл не для того, чтобы снова оказаться в ловушке её манипуляций. Она несколько секунд молчала, её взгляд становился всё более напряжённым. Я видел, как она пытается подобрать правильные слова.

— Саш… — её голос был мягким, почти взволнованным. — Я просто хотела тебя увидеть… Прости меня, я была не в себе. В какой-то момент я как будто себя потеряла. Но теперь я понимаю, что ты тот человек, который мне помог найти дорогу.

Я слушал её слова, и в них была какая-то искренность. Она будто даже не пыталась оправдываться, не пыталась манипулировать. Я видел, как она сожалеет, но всё равно не поверил в её слова.

Вдруг она сделала шаг вперёд, и её губы нежно коснулись моих. Я замер, не ожидая этого, но не отстранился.

— Ты дура?

— Твоя дура…

Да… моя. Я притянул Алину ближе и поцеловал её в ответ. Чувство внутри было такое, что в этот момент я нашёл то, что потерялось. Все мои сомнения, вся злость на неё исчезли в этот момент.

Не отключилась только голова.

Мгновение, и я отстранил Алину от себя. В её глазах я снова увидел то, что давно исчезло, — искренность и тоску по тому, что мы когда-то имели. Но также я увидел и страх, страх потерять меня снова.

Я глубоко вздохнул, отступив немного назад. Слова остались не произнесёнными, но оба понимали, что мы стоим на распутье.

— Саш… подари мне последний вечер, — сказала Алина таким тоном, будто бы всё поняла. — Я больше ничего не прошу.

* * *

Мы шли по парку.

Несмотря на напряжение, которое всё равно оставалось между нами, мне всё-таки нравился этот момент. Атмосфера была непринуждённой, парк был полон людей.

Алина вдруг остановилась, посмотрела на меня:

— Давай покатаемся на аттракционах! — с улыбкой предложила она.

Аттракционы… честно говоря, этим я переболел ещё лет двадцать назад. Мелким катался с удовольствием, а потом как отрезало. Даже не знаю почему. Я уже думал отказаться, но понял, что это для Алины способ расслабиться и забыть обо всём.

— Хали-гали парадрупер, — хмыкнул я.

Алина ответила улыбкой, а глаза загорелись от предвкушения.

— Нам с тобой было супер, — сказала она с искренним восторгом в голосе. — Как насчёт американских горок?

Я пожал плечами.

— Я, пожалуй, откажусь.

— Ну пошли. Я же понимаю, что ты не фанат этих вещей, но всё равно… будет весело!

— Но если я сойду с ума, ты отвечаешь.

Она захлопала в ладоши, как ребёнок, обрадовавшись моему согласию. Схватила меня за руку, ведя к аттракциону.

Мы отстояли очередь на аттракцион, сели в специальные сиденья. Алина была абсолютно спокойна, почти с радостным выражением лица. Когда аттракцион начал двигаться, скаканул адреналин. Подъём вверх, потом резкий спуск — и в этот момент я почувствовал, как весь мир просто вырывается из-под ног. Ветер в лицо, руки зажаты в сиденье. Алина заверещала, ища мою руку.

— Ну, как тебе? — с восторгом спросила она, когда аттракцион закончился. — Я же говорила, что будет классно!

— Наверное, я бы лучше остался с тренажёрами, — подмигнул я.

Алина засмеялась и потянула меня в сторону следующего развлечения.

— Идём в тир!

Мы подошли к тиру, где было множество мишеней. Алина взяла у кассира пистолет.

— Выиграй мне игрушку, — вкрадчиво попросила она.

Я пожал плечами, взял пистолет. Прицелился в мишени и начал стрелять. Пару промахов, несколько попаданий, и, наконец, я сбил нужную мишень. Плюшевый медведь заскочил в лоток.

Алина радостно засмеялась, подбежала и взяла игрушку. Она выглядела довольной, как ребёнок.

— Спасибо! — сказала она, прижимая плюшевого медведя к груди.

Мы пошли дальше, сели на лавочку. Алина купила вату и угостила меня кофе в бумажном стаканчике. Девчонка вздохнула, наслаждаясь моментом, и немного прижала медведя, которого я ей выиграл, к груди.

Она выглядела расслабленной и счастливой. Но я успел её узнать достаточно хорошо, чтобы понять, что она хочет что-то мне сказать. Но не решается.

— С бывшим разошлась? — я решил её чуть «направить».

Алина кивнула, её выражение лица немного изменилось, стало более серьёзным.

— Да… — тихо ответила она.

Помолчали.

— Хотел тебе сказать, что он нормальный парень, и он не виноват в том, что делал его отец. А таким скотиной он стал, потому что такое было воспитание. Но мне кажется, он одумался, — поделился я. — Он сильно любит тебя.

— Может быть, он и одумался, но я его не люблю, — призналась она, тяжело вздохнув. В её голосе не было боли, но я чувствовал, что внутри неё была пустота.

Повисло молчание.

Я встал с лавочки и посмотрел на неё. Как бы я ни хотел быть рядом, я знал, что мы не можем быть вместе.

— Алин, мы не можем быть вместе.

Девчонка посмотрела мне в глаза. И ответила. В её словах было что-то искреннее, но одновременно и болезненное.

— Мне не нужна твоя любовь, — сказала она тихо. — Мне нужен ты.

От автора:

✅ Новинка!

✅ Вышел пятый том!

✅ Матёрый опер из прошлого попадает в наше время — в тело молодого штабного лейтенанта, которого в отделе никто не воспринимает всерьёз. Но он умеет работать по старой школе. Он вернулся, чтобы снова стать опером и найти своего убийцу… который теперь превратился в местного олигарха.

✅ На 1-й том скидка: https://author.today/reader/450849

(обратно)

Глава 7

Мы с пацанами всю ночь готовились к открытию. Шарики теперь висели не только снаружи, но и по периметру зала. Каждый уголок был украшен. Плакат наружной вывески и внутренний плакат с цитатой Али получились на заглядение. Да и в целом я был полностью доволен, как выглядит зал перед открытием.

— Ну что, пацаны, теперь всё готово, — довольно прокомментировал я, заканчивая осматривать зал.

Виталя вытер руки мокрой тряпкой и довольно вздохнул. Марик решил заморочиться и протёр канаты, чтобы уж точно — ни одной пылинки не осталось к открытию.

Честно? Самому ни хрена не верилось, что мы это сделали и зал стал реальностью.

— Саня, может быть, ещё ленточку какую-нибудь, — задумчиво протянула Настя. — Ну чисто символически перерезать?

Девчонка пришла ещё в восемь утра и была занята тем, что накрывала столы для гостей. Те буквально ломились от еды и напитков.

Я усмехнулся, но покачал головой.

— Не, Настюх, давай без ленточки обойдёмся. Мы всё-таки клуб открываем, а не салон красоты.

Я не хотел, чтобы всё выглядело слишком вычурно, пусть даже это и был момент праздника. Всё должно быть сдержано, по-настоящему достойно. Так, чтобы гостей сразу наводило на нужный лад — в зале придётся пахать.

Марик, закончив с канатами, взглянул на часы.

— Время без двадцати десять, закончили как раз тютелька в тютельку по расписанию, — сказал он.

До открытия оставалось двадцать минут. Я почувствовал, как внутри меня нарастает волнение. Мысли в голове были разные. Я с самого начала хотел, чтобы мой зал стал чем-то большим, чем просто местом для тренировок. Я мечтал, чтобы сюда приходили не только для того, чтобы прокачать тело, но и для того, чтобы… изменить свою жизнь.

— Народ-то уже подтягивается, — заверил Виталя, выглядывая в окно.

Я тоже подошёл к окну, выглянул и увидел, что перед залом действительно собираются люди, в подавляющем большинстве — молодёжь.

— Игнат, кажись, приехал, — заметил Марик, тоже выглядывая наружу.

Я тоже увидел белый крузак, а вместе с ним ещё несколько машин парней из клуба «Тигр». Мои одноклубники приехали в полном составе, и теперь, припарковавшись, начали выходить из машин и занимать место у входа. Игнат тоже вышел, но направился прямиком в зал.

— Красавец, Саша! — лицо тренера сияло от искренней радости. — Твой зал — это нечто! Любо-дорого смотреть!

Мы обменялись рукопожатиями и обнялись. Ну, приятно было получить похвалу от Игната.

— Так, ну что, мужики, пятнадцать минут и открываем? Людей уже немало подтянулось, а я думаю, к открытию ещё столько же подойдёт, — Игнат довольно потёр руки. — А где твои блогеры-корешки, приедут? Надо бы съёмку всего этого дела организовать?

Игнат, как в воду глядел. Стоило вспомнить братьев, как входная дверь открылась, и на пороге появились Решаловы.

— Организуем, не вопрос, — сказал Лёша, видимо, слышавший слова Игната. — Здорово, мужики!

Близнецы, как и обещали, приехали не одни, а со своей съёмочной группой. Ребята из их команды тотчас начали раскладываться, готовясь к съёмке. Паша, сияя улыбкой, подошёл ко мне, широко расставив руки.

— Ты — красавчик, Саня! Поздравляю, брат!

Через пару минут подошёл и Шамиль. Он держал в руках какой-то большой пакет.

— Саня, поздравляю! — сказал он, подавая мне пакет.

— Шама, не выдумывай, — приличия ради отказался я.

Но Шамиль был настойчив.

— Возьми, Санёк, от души, от моего дяди! — пояснил он и подмигнул. — После того как я отрекламировал дядю, теперь нет отбоя от покупателей. Этот костюм — тебе, брат. Ты же теперь не просто тренер, а лидер, тебе нужно что-то на выход.

Я приоткрыл пакет и увидел внутри элегантный костюм.

— Шама, спасибо, — поблагодарил я. — Это неожиданно, но приятно. Дяде своему тоже спасибо передавай.

— Думаю, с костюмом ты будешь выглядеть достойно на любых встречах, даже если будут приходить серьёзные люди, — заключил Шамиль.

Приехал и Игорь, который меня поздравил. Мужик явно гордился тем, что заброшка, заваленная мусором, теперь превратилась в зал. Я, кстати, заценил его новенький фургон.

Между тем, толпа у входа в зал, как и сказал Игнат, росла. Но не в два раза, она выросла раз в пять! Это было что-то невероятное. Приходили люди разных возрастов — от пацанов лет десяти до вполне себе взрослых мужиков. Все ждали открытия. Я видел в глазах людей любопытство. Всего собралось человек сто.

Время подобралось ровно к десяти утра — анонсированному времени открытия зала.

— Все готовы? — я обвёл взглядом своих друзей. — Мы открываемся!

— Погоди, Сань!

Ко мне подошёл Лёша и вручил микрофон.

— Держи, чтобы не орать, и все слышали.

— Ну погнали! — поддержал Игнат.

Я глубоко вздохнул и, наконец, открыл дверь. Чувствовал, как напряжение постепенно нарастает, но я был готов. Мы сделали это.

Я шагнул наружу, следом из зала высыпали операторы из съёмочной команды близнецов. Я взял крепче микрофон, обвёл толпу взглядом.

— Раз-раз-раз, как слышно?

Люди начали показывать большой палец, заверяя, что всё работает отлично. Звук шёл из динамиков, которые съёмочная группа блогеров подготовила и поставила у дверей.

— Привет всем и спасибо, что пришли! — начал я, смотря на всех собравшихся. — Для меня это ценно, правда!

Люди ответили продолжительными аплодисментами. Я дал им выплеснуть эмоции и только тогда, когда аплодисменты окончательно затихли, продолжил.

— Немногие из вас помнят, что когда-то здесь был советский боксёрский клуб. Увы, я лично его не застал и видел лишь то, что стало с помещением, в котором он был.

— Было печальное зрелище, — послышалось из толпы.

— Всегда нужно помнить свои корни, — продолжил я. — Забывать их — значит потерять себя. Мы открываем этот клуб, чтобы сделать что-то… важное.

Народ снова взорвался аплодисментами. Я не готовил речь заранее, просто говорил то, что у меня было внутри, то, что хотелось сказать. И слова шли от самого сердца. А судя по реакции зрителей, мои слова находили отклик и в их сердцах. Потому если поначалу и было тяжело, то уже через пару минут я перестал волноваться и продолжил говорить уверенно.

— Этот клуб может статьсемьёй для каждого, как и было в советское время. Я хочу показать нашей молодёжи, что главное — быть настоящими. Если ты хочешь чего-то достигнуть, тебе нужно не тратить время на улице, занимаясь всякими глупостями, а заниматься спортом. Если ты хочешь стать популярным, то популярность можно получить за счёт своих убеждений и силы духа, а не за счёт дешёвого хайпа.

Я сделал паузу, давая этим словам осесть. Видел, что молодёжь меня слушает с открытыми ртами.

— В этом зале ты всегда можешь стать тем, кем хочешь быть, — сказал я, всматриваясь в лица пришедшей молодёжи. — Но всё зависит от тебя. Не смотри на чужое мнение. Делай своё дело, и тогда всё получится. Добро пожаловать в «Боевые перчатки»!

Толпа одобрительно зааплодировала, и я понял, что открытие прошло так, как должно было пройти. Хотелось верить, что молодёжь меня услышала.

Закончив речь, я показал на двери и жестом пригласил всех заходить в зал.

— Заходите, посмотрите, как всё устроено.

Толпа начала медленно подходить, и я видел, как совсем ещё зелёные пацаны внимательно оглядывают всё вокруг. Мне хотелось верить, что мы создали пространство, в котором можно почувствовать себя частью чего-то большего.

Толпа зашла в зал, и сразу же раздались восторженные возгласы. Рассматривали тренажёры, мешки, ринг… Да, были те, кто сразу подошёл к столу, особенно среди старшего поколения, но большая часть молодёжи разошлась по залу.

— Правильно ты сказал, — сказал Игнат, подойдя ко мне. — Сань, ты молодец. Я знаю, что ты не просто тренер, а человек, который живёт этим. Ты не только красиво говоришь, но и своим примером показываешь.

Я кивнул в ответ, понимая, что для некоторых из этих ребят моё слово действительно будет чем-то значимым.

— Вон как пацаны воодушевились, — Игнат показал на парней, которые подошли к мешкам и начали по очереди наносить удары.

Другие опробовали тренажёры с таким видом, словно им невтерпёж начать тренироваться прямо сейчас. Один из парней подошёл к рингу и, не раздумывая, запрыгнул на него. Там начал двигаться в челноке, набрасывая удары.

Один из пока что гостей, мальчишка лет двенадцати, подошёл ко мне, разглядывая телевизор с приставкой, который мы поставили в углу. Я заметил, как его глаза загорелись.

— А можно будет в это играть? — спросил он, указывая на приставку и экран.

— Конечно, можно! — ответил вместо меня Игнат. — Только осторожно, ваш тренер играет как настоящий профи! Но помните, всё будет зависеть от того, как вы будете тренироваться. Кто много тренируется — тот и хорошо отдыхает.

— Всё так, — подтвердил я.

— Ух ты… это ж чемпионат можно устроить!

Он отошёл чуть в сторонку к своим друзьям, и они начали оживлённо обсуждать, как им невтерпёж начать тренировки. Мне же хотелось показать парням, что всё зависит от их усилий. Игнат как с языка снял вот это «кто много тренируется — тот и хорошо отдыхает».

Хотелось верить, что для части пришедших зал может стать вторым домом. Хотя я хорошо понимал, что многие пришли, чтобы увидеть, что за клуб я открыл, и не останутся тренироваться. Впрочем, таких товарищей я приметил сразу. Это были несколько парней, которые явно пришли сюда не для того, чтобы тренироваться. Таких было сразу четверо. Они первым делом подошли к столу, набрали еды и начали фоткаться, чтобы похвастаться перед друзьями в своих соцсетях. Эти парни не интересовались тренажёрами, не пробовали мешки, а просто встали перед зеркалом, стараясь поймать хороший ракурс. Один даже встал в стойку, нахмурив лицо.

— Эй, мелкий, свали на хрен, ты мешаешь фоткаться! — он раздражённо прогнал паренька, возившегося на тренажёре-эллипсе.

Я таких не любил и подошёл к парням.

— Слушайте, пацаны, — сказал я, сдерживая раздражение в голосе. — Если вам не интересен бокс, а хочется просто подурачиться, то тогда лучше выйдите. Этот зал для тех, кто пришёл работать, а не для тех, кто хочет хайпануть.

Тот, кто прогнал мелкого с эллипса, сделал вид, что не понимает, что происходит. Но всё-таки убрал телефон в карман.

— Извините, — буркнул он.

— Если готовы заниматься, то добро пожаловать, — смягчился я и повернулся к его дружкам. — Вас это тоже касается.

— Поняли, — дружно заверили они.

Людей было много, внутри зала собралось около сотни человек. Мне нужно было понять, кто из них готов работать, а кто просто здесь за компанию.

— Так, мужики! — я взял микрофон и обратился к собравшимся командным тоном. — Теперь давайте познакомимся и поговорим по душам. Кто пришёл тренироваться — все в ряд!

Я думал, что желающих будет от силы человек двадцать, ну ладно — тридцать. Но нет же — почти все, кто пришёл, начали выстраиваться в ряд. Ну а мои одноклубники во главе с Игнатом ускорили процесс, и через минуту передо мной уже стоял ряд парней, как перед началом тренировки.

Я оглядел парней… вот тебе и двадцать… но только раза в четыре по двадцать. Я понимал, что нужно выделить из толпы тех, кто реально хочет тренироваться.

— Так, — начал я. — Ещё раз скажу, что рад всех видеть. Но теперь нам нужно понять, кто из вас готов тренироваться, кто готов пахать и остаться в зале. Мы не занимаемся тут баловством, ребят. Всё, что я от вас требую, — это серьёзность и дисциплина.

Возражений не последовало.

— Сразу проговорю: поскольку занятия у нас бесплатные, я буду от вас требовать, чтобы вы тоже принимали участие в развитии клуба. Я знаю, что для других клубов это необычно, но в «Боевых перчатках» будет именно так. Кто из вас не в курсе, что такое субботник — узнают.

Пауза.

Я видел, как парни начали переглядываться. Видимо, большинство из них даже не знали, что такое субботник и с чем его едят. Пришлось объяснять отдельно.

— Снег пойдёт — убираем своими силами, трава вырастает — мы её выпалываем. Окна пылью забились — мы моем. Как, кстати, и зал после тренировок, — пояснил я.

Я понимал, что для подавляющего большинства современной молодёжи такие правила — нонсенс. Но пусть привыкают, по-другому не будет.

— И ещё! — я поднял палец. — Одно из ключевых требований, которые я выдвигаю, — оценки и успеваемость в школе. Кто двоечник и раздолбай — мимо!

Последний пункт, похоже, гораздо больше насторожил парней. Они начали шушукаться. Я же искренне считал, что учёба — это то важное, чем нельзя пренебрегать. Карьера любого спортсмена, не только бойца, весьма скоротечна. Далеко не все доходят до конца даже этого короткого пути. А впереди жизнь, не всегда простая, и если ты не знаешь и не умеешь ничего, кроме бокса, то эта жизнь не оставит тебе шанса. Поэтому требование по учёбе в моей системе координат было определяющим.

— Теперь, когда условия вам ясны, — продолжил я, — прошу вас сделать шаг вперёд те, кто готов записаться на тренировки. Кто готов работать, тренироваться и не жаловаться. И, конечно, выполнять требования, которые я только что вам озвучил.

Я думал, что большая половина из тех, кто пришёл, просто постоит на месте и подумает, что тренировки — это не для них. Но когда я сказал «сделайте шаг вперёд»… все шагнули. Без исключений. Все почти сто человек, которые пришли, буквально выскочили вперёд. Неожиданно…

Я понимал, что всех взять не смогу…

Что же, раз все парни выразили готовность, то нужно дальше проверить их серьёзность. Я задумался, как решить этот вопрос. Все парни с горящими глазами, с готовностью броситься в бой. Но здесь нельзя было полагаться только на слова.

Я решил начать с простого.

— Так, — продолжил я. — Всех взять на первых порах не получится, так что давайте сразу выделим тех, кто реально готов работать. Давайте так… кто из вас занимался спортом до этого, сделайте шаг вперёд.

Почти половина толпы шагнула вперёд. Остальные с озадаченными лицами остались стоять на месте.

— Хорошо. А теперь, кто из вас занимался боксом и хотя бы раз выходил на ринг? Сделайте шаг вперёд, — попросил я.

На этот раз шагнули только десять человек. По итогу у меня теперь было три группы, имеющих разный уровень подготовки. Картина стала чуть более ясной.

— Парни, желающих очень много, но зал всех не вместит, — я осматривал три группы парней. — Поэтому давайте проведём небольшое испытание.

— Давайте! — ответили они в унисон.

Вот и отлично. Я подошёл к скакалкам, снял ровно десять штук по числу тех, кто уже занимался боксом, и вручил каждому скакалку.

— Для тех, кто уже занимался боксом, предлагаю скакалку. Пятеро, кто дольше продержится, — добро пожаловать.

Парни приняли скакалки, начали примеряться, а я повернулся к тем, кто не занимался боксом, но занимался спортом.

— Так, молодёжь, вы становитесь в планку. Принцип тот же самый, но вас побольше, поэтому десять из вас, кто простоит в планке дольше, — добро пожаловать.

Наконец очередь дошла до тех, кто вообще спортом не занимался. Им я предложил отжимания по тому же принципу. Кто отожмётся больше — добро пожаловать.

— Всё ясно? — уточнил я. — Вопросы?

Никто не ответил.

— Вот и хорошо, потому что у матросов нет вопросов, у боксёров тоже, — хмыкнул я. — Готовы?

— Да! — ответили в один голос.

— Ну тогда начали!

Пацаны быстро включились, и первая группа боксёров начала прыгать на скакалке. Следом встали в планку ребята из второй группы. А новички, прежде спортом не занимавшиеся, принялись отжиматься.

Я ходил по ряду, подбадривал парней, каждый из которых старался на пределе своих возможностей.

Через несколько минут начался отсев. Парни сдавались или выбивались из сил, потихоньку выбывая из числа «претендентов». Мне было важно увидеть, кто из них не сдаётся и продолжает работать даже когда усталость берёт своё. Что мне было действительно важно увидеть? Физическую форму? Отнюдь нет. Важно было увидеть у пацанов внутренний стержень и характер.

Один толстый мальчик, который сказал, что уже занимался спортом, продолжал стоять в планке, не сдаваясь. Он дрожал, его руки начали подкашиваться, но он не хотел сдаваться. Я следил за ним, зная, что он не пройдёт, но не мог не восхищаться его упорством.

Наконец его тело не выдержало. Он рухнул на пол, руки не выдержали. Но он попытался встать в планку снова, словно отказываясь поверить, что тело больше не хочет слушаться.

Не вышло…

Он сел на пол, опустив голову на грудь, даже не в силах подняться. Я видел, как пацан сильно переживает. Он не сдался, нет… просто в его нынешних кондициях это было физически невозможно.

Я подошёл к нему и присел рядом. Он спрятал глаза, и я почувствовал, как он давит слёзы, пытаясь не расплакаться.

— Ничего, в следующий раз получится, — сказал я, пытаясь подбодрить его.

Пацан поднял голову, внимательно на меня посмотрел, но не сказал ни слова. Я похлопал его по плечу.

— Всё будет нормально. Ты молодец, что пробовал, — сказал я, давая ему время успокоиться. — Тебя как зовут?

— Мишка… — он шмыгнул носом.

Пацан был довольно толстым для своих лет, и хотя он сказал, что занимался спортом, его тело явно не было хоть сколь-либо подготовлено и вряд ли знало нагрузку. На вид ему было лет десять или одиннадцать…

— Знаешь что, Миш? Это не конец. Ты ещё многому научишься, главное — не сдаваться. Ты молодец, что пытался. Это уже победа.

— Я хочу боксом заниматься… — прошептал он.

Слова Мишки повисли в воздухе. Сказаны они были искренне, по-настоящему, то ли…

— Я ходил в другие секции, но меня не берут… — прошептал он и сделал паузу, будто не знал, стоит ли дальше говорить. — Говорят, что я слишком толстый.

Я крепче сжал его плечо.

— Послушай… Неважно, как ты выглядишь. Главное — это твоё желание.

Я указал на плакат, который висел на стене с изображением Мухаммеда Али и его цитатой.

— Посмотри, — сказал я. — Читай, что на нём написано.

Мальчик поднял взгляд и начал читать:

— «Невозможное — это всего лишь слово, за которым прячутся маленькие люди…»

Я видел, как его лицо начало меняться. Слова, казалось, проникали в его сердце.

— Миш, невозможное — возможно, — я заглянул ему в глаза. — Ты принят.

Мальчишка, по сути совсем ещё мелкий пацан, аж рот открыл.

— Спасибо, тренер, я не подведу!

— Я в тебя верю, — я, наконец, поднялся.

К тому моменту уже очертился контур фаворитов. А ещё через несколько минут остались те, кто показал характер. В общей сложности два десятка человек, для которых «Боевые перчатки» теперь готовы были открыть свои двери.

— Стоп! — скомандовал я. — Достаточно!

(обратно)

Глава 8

— Так, пацаны, вы все молодцы, но зал не резиновый, к сожалению. И я пока один тренер, — начал я объяснять парням, которые выложились на полную. — Кто не прошёл, не думайте, что это конец. Когда откроем больше секций, вы будете первыми на очереди.

Было видно, что пацаны расстроились и приуныли. Но, судя по их глазам, где всё ещё сохранялся огонёк, они не теряли надежды. Это хорошо — не опускать руки, когда не получается, для спортсмена одно из важнейших качеств.

— А те, кто остаются, — продолжил я. — Будьте готовы к пахоте. Нам предстоит серьёзная работа. Тренировки будут тяжёлыми, но я не знаю иного способа, чтобы стать настоящими бойцами.

— Можно сказать, тренер? — поднял руку паренёк.

— Валяй.

— Артур Бетербиев сказал, что талант — это только один процент от успеха! — заявил он.

Я, честно говоря, не знал, кто такой Артур Бетербиев, но вещи он говорил правильные. Да, многое талантливым ребятам даётся проще и легче, но если талант не будет оставлять всего себя в зале, то ни черта у него не выйдет. Я лично был свидетелем того, когда талантливые, даже не так — чертовски талантливые боксёры проигрывали трудягам.

— Итак, пацаны… — я подошёл к ближайшему парню, который стоял немного в стороне и был из группы тех, кто уже занимался боксом до попадания в «Боевые перчатки».

— Ты, парень, явно готов работать. Ты остаёшься. Как зовут?

— Лёня.

— Добро пожаловать, — я пожал ему руку, указал на ещё одного. — Ты тоже в команде. Как зовут?

И так постепенно я принял решение по каждому. Парни, на которых я указывал, делали шаг вперёд, представлялись, и мы обменивались рукопожатиями.

Когда я закончил, передо мной стоял двадцать один человек, которые прошли испытание и были готовы работать.

— Вот, собственно, и всё. Все, кто остаются, — подвёл итог я. — Ещё раз поздравляю!

Парни, которым сегодня не выпал шанс остаться в зале, поблагодарили меня и начали расходиться. С теми, кто остался, я обсудил некоторые нюансы — когда приходить, что приносить и тому подобное.

По итогу открытие зала прошло на «ура», и когда последние пацаны ушли, у меня как груз с плеч свалился. Теперь у меня был собственный зал, и моя мечта, которую я холил и лелеял всю жизнь, начала постепенно воплощаться в реальность.

Впрочем, мне не дали долго пребывать в грёзах. Мобильник настойчиво завибрировал в кармане. Взгляд мелькнул на экран — звонила Ира. Как минимум неожиданно, «просто так» она звонила мне впервые, хотя при нашей последней встрече намекала, что не прочь выпить по чашечке кофе. Может, потому и звонит?

— Внимательно, — я принял вызов.

— Са-аш… — всхлипнула секретарша из динамика.

— Что случилось? — насторожился я, сразу понимая, что Ира точно звонит не для того, чтобы пригласить меня на кофе.

— Не по телефону, надо встретиться! — её голос дрожал, и я понял, что она на грани нервного срыва.

— Хорошо, встретимся, — заверил я, пытаясь успокоить девчонку. — А хотя бы с чем это связано?

Ира сделала глубокий вдох, и я услышал, как она с трудом выговаривает слова:

— Саша… он… он…

Голос Иры сорвался, и она замолчала, вернее, начала рыдать в голос. Мысли возникли разные: всё-таки работа у Саши непростая, и случиться могло всякое.

— Ира, — сказал я, чувствуя, как напряжение нарастает. — Что с ним? Ты можешь сказать, что происходит?

Она продолжила рыдать. Попыталась, впрочем, взять себя в руки, но выходило не очень.

— Ладно, встречаемся в «Луне», как раньше, — сказал я и уточнил: — Сколько тебе понадобится времени, чтобы до туда добраться? Полчаса хватит?

— Д-да…

— Буду ждать тебя там, — заключил я и отключил вызов, пока Ира всё ещё всхлипывала на другом конце линии.

— Сань, что случилось? — передо мной вырос Игнат.

Он слышал разговор, по крайней мере ту его часть, в которой говорил я. Ну и понял, что ничего хорошего не произошло.

— Дела нарисовались! — я развёл руками. — Надо отлучиться.

— Надолго? — уточнил Игнат.

— Хотелось бы сказать, что одна нога здесь, другая там, но я не знаю, — признался я.

— Помощь?

— Если понадобится — дам знать, у меня через дорогу встреча.

Игнат, видимо, удовлетворившись, кивнул.

— Объясни остальным, что я убегаю, ладно? — я кивнул в сторону стола, где была накрыта поляна.

Там уже все собрались — все те, без кого открытие моего зала было бы практически невозможно.

Конечно, получалось нехорошо с моей стороны. Я во второй раз подряд, будучи главным виновником торжества, куда-то сваливал. Но надеялся, что даже если парни с девчатами и останутся в обиде, то по крайней мере поймут меня. Тем более, хотелось верить, что с младшим Козловым всё-таки не случилось ничего страшного. Ира, конечно, как любая женщина, склонна не то чтобы истерить, а преувеличивать масштаб бедствия.

Но прежде чем подняться на второй этаж, я решил ещё раз позвонить Сане Козлову. Три попытки дозвона закончились без результата — абонент не абонент…

Оптимизма от этого не прибавилось. Но, может, я слишком много хочу, чтобы и зал без происшествий открыть, и всё остальное было в порядке? Эх, жизнь моя жестянка… но в болото я отправляться не спешил.

Зашёл в ресторан, поднялся на второй этаж. Думал, что Иру придётся ждать, но нет — девчонка уже сидела за столиком. Людей в ресторане было немного, потому она заняла тот самый столик, за которым мы встречались в прошлые разы.

За соседним столом сидели двое в одинаковых тёмно-синих костюмах. Один из них поднял глаза, когда я проходил, и секунду изучал меня, прежде чем снова уткнуться в экран мобильника.

Я сел к Ире, но краем уха продолжал ловить обрывки их разговора. Там было слишком много знакомых мне слов: «прокуратура», «проверка», «срок». Они явно говорили достаточно громко, чтобы я мог услышать, но не так, чтобы привлечь внимание остальных.

Ира заметила, куда я поглядываю, и тихо сказала, не поднимая головы:

— Не обращай внимания. Они тут сидят с обеда.

— Знакомые? — уточнил я.

Она пожала плечами. Девчонка сидела, опустив взгляд, и была вся в своих мыслях. Чёрные очки скрывали её глаза, и мне сразу стало ясно, что она плакала.

Причину слёз оставалось ждать недолго. Я внимательно на неё посмотрел. Она поправила очки, пытаясь за затемнённым стеклом скрыть свою тревогу. Слегка улыбнулась, но её улыбка не была настоящей.

— Привет, Саш, — устало сказала она.

— Что случилось? — я не стал тянуть резину и сразу перешёл к делу.

Ира вздохнула и сняла свои очки. Я увидел её глаза — грустные, с какой-то внутренней болью и, конечно, заплаканные.

— Не хотела показывать тебе свои слёзы, — сказала она тихо, почти шёпотом.

— Да я уже как-то понял… Ира, что случилось? — повторил я.

Она замолчала на несколько секунд, будто готовилась сказать что-то важное. И, наконец, на выдохе произнесла:

— Сашу уволили… Ну а я осталась у разбитого корыта!

— Как уволили? — я нахмурился.

Ира опять сделала паузу.

— Его отстранили от дела, начали внутреннюю проверку. Потом попросили написать заявление… Так что теперь Саша больше не работает в органах…

Теперь уже паузу взял я, чтобы переварить услышанное. Я не ожидал такого поворота событий. Вспомнил, как он уверенно говорил мне, что всё под контролем… даже во время нашей последней встречи.

Неожиданный поворот… значит, он действительно не учёл что-то важное.

— Понятно, — заговорил я. — Он меня об этом не уведомлял, хотя я не мог ему дозвониться сегодня.

— Так поэтому и не мог, — прошептала она. — Всё произошло настолько стремительно, что он сам не ожидал этого. Телефон забрали… конфисковали… не знаю, как это называется!

Новости действительно были так себе. Саня, видимо, предчувствовал, что что-то не так, но думал, что справится. Не вышло, он явно переоценил себя, когда решил, что сможет остановить маховик, который раскачивали недовольные этим делом.

Что ж… с одной стороны — неожиданные новости, а с другой — чего-то подобного следовало ожидать. Но как бы то ни было, всё слишком резко поменялось.

Как быть и что делать?

Я задумался, не спеша делать выводы по ситуации. Прежде всего надо срочно увидеться с Саней и понять, какие у него теперь планы. Понять бы ещё, где его искать?

— А как ты узнала, что его уволили, Ир? Ты его видела?

Она медленно покачала головой, показывая, что не встречалась с младшим Козловым. Полезла в телефон, открыла почту и показала мне сообщение.

Я внимательно его прочитал. Козлов написал ровно то, что уже рассказала Ира. Но было и кое-что, что она не стала говорить. Саша предупреждал, чтобы его не пытались искать, и что он сам выйдет на связь. И, кстати, именно Козлов младший попросил Иру связаться со мной, что также было в его письме.

— Понятно, — я вернул ей мобильник.

Похоже, что Сане конкретно перекрыли кислород.

Я снова посмотрел на Иру. Девчонка была не просто расстроена, она была как будто сломлена. Я привык видеть её уверенной в себе женщиной, которая знала, что делать, и была готова к жизненным поворотам. Но сегодня по её лицу было видно, что она сомневается…

— Ты-то что теперь думаешь делать? — спросил я, надеясь сменить тему и хоть немного её отвлечь от дурных мыслей.

— Я не знаю, что делать теперь, — честно призналась она, глядя мне в глаза. — Мне некуда идти. Если ещё с утра я была уверена, что Саша возьмёт меня на работу, то теперь всё это рухнуло… с лиги меня уволили без компенсации. Просто выкинули, и всё. Я рассчитывала, что после этого пойду бухгалтером в контору…

Она замолчала, улыбнулась, но отнюдь не радостно.

— А теперь у меня нет денег, чтобы даже платить за квартиру. Всё, что я строила несколько лет, рушится прямо на моих глазах.

Я почувствовал, как тяжело ей даются эти слова. Помолчал, давая ей время высказаться до конца. Она, как будто, ждала этого, чтобы наконец выплеснуть все свои эмоции.

— Что мне делать теперь? — Ира коротко пожала плечами. — Я думала, что смогу работать здесь, в Москве. Но сейчас… мне даже не за что платить за квартиру. Всё просто развалилось.

Ира спрятала лицо в ладонях, и я заметил, как её плечи задрожали. Она искала выход, но не могла найти его. Но надо отдать ей должное — девчонка нашла в себе силы, чтобы не разрыдаться.

— Я подумываю, может, купить билеты и уехать, — шепнула она. — На хрен свою мечту жить в Москве… я просто уеду. Ладно, я сделала то, что просил меня Саша. Мне пора.

Я наблюдал, как она собирает свою сумочку, достаёт деньги, чтобы закрыть счёт за почти нетронутый кофе.

— Забавно так получилось, мы же хотели встретиться и кофе выпить… — усмехнулась она.

Ира достала кошелёк, оттуда — деньги за кофе. Я видел, что у неё осталось всего несколько тысячных купюр. Скользнув взглядом по её пустому кошельку, я решил, что ей действительно нужно помочь.

Я прекрасно понимал, что если ты занимаешь деньги, то будь готов, что их больше не увидишь никогда. Но в этой ситуации было ясно, что ей не обойтись без помощи. Пусть она о ней и не просила, видимо, привыкнув со всем справляться сама. А ещё я чувствовал, что если не помогу ей сейчас — потом будет поздно. И что это как-то не справедливо, что со мной лига рассчиталась, а Иру, которая, грубо говоря, прошла со мной один и тот же путь, вышвырнули несолоно хлебавши.

Я вытащил из кармана деньги, отсчитал и, не раздумывая, положил их на стол.

— Ира, возьми.

Она сразу опустила глаза, заметив деньги. В её взгляде мелькнула смесь гордости и стыда. Ира медленно покачала головой.

— Нет, не надо, Саша… Я не могу. Я никогда и ни у кого не брала деньги.

Я почувствовал её внутреннюю борьбу. Она хотела принять помощь, но не могла перебороть свою гордость.

— Ира, — продолжил я. — У меня сейчас есть возможность тебе одолжить деньги. А у тебя есть время, чтобы их отдать. Я тебя никуда не тороплю. Возьми, на месяц здесь хватит.

— Но…

— Я тебя не спрашиваю и не предлагаю, а ставлю перед фактом, — отрезал я. — Найдёшь другую работу, что-то получше. А если нет, то ты всегда сможешь уехать.

Ира не сразу согласилась, но, наконец, тихо вздохнула и забрала деньги, взглянув на меня с благодарностью. Однако в её глазах было видно, как тяжело ей было принимать это. Вот тебе и стереотип, что такие «куклы», как она, живут за счёт мужика или мужиков.

— Спасибо, — искренне поблагодарила она. — Ты не представляешь, как мне это нужно.

Я не ответил, просто кивнул. Поймал себя на мысли — насколько всё-таки важно осознавать человеку, что ты в этой жизни не один. Я знал, что это не решит всех проблем Иры, но хотя бы немного облегчит ситуацию.

Я сам закрыл счёт, и мы вышли на улицу.

— Всё будет хорошо, — подбодрил я девчонку.

Ира улыбнулась в ответ, но было видно, что ей всё ещё тяжело. Я не стал задерживать её, да и мне пора было возвращаться в зал, где вовсю, но без меня, праздновали открытие «Боевых перчаток». К тому же на мобильнике уже висело несколько пропущенных вызовов от друзей.

— Игнат, уже иду, — заверил я, принимая вызов, когда он позвонил снова.

— Это хорошо, но я не затем звоню, — ответил Игнат и ошарашил меня: — Ты в курсе, что твой знакомый чекист объявлен в розыск?

Я замер. Слова тренера буквально повисли в воздухе.

— В смысле? В каком, на хрен, розыске?

— Ну в коромысле, Сань. Он в разыскиваемых преступниках висит!

Младший Козлов в розыске? Как это возможно?

— Прикинь, — продолжил Игнат. — Я тебе сейчас фотку пришлю, сам посмотришь! И да, давай скорее, а то мы все тут без тебя сожрём!

Игнат отключился. А буквально через минуту я получил сообщение с фотографией младшего Козлова, висящей на стенде в отделении полиции. Внизу красными буквами было написано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».

Под этим, мелким шрифтом, было указано, что он разыскивается по статье Уголовного кодекса Российской Федерации.

Я стоял, глядя на изображение, пытаясь переварить происходящее. Всё выглядело как финальный акт в каком-то чёртовом драматическом фильме.

— День другой, дерьмо всё то же, — выдохнул я, наконец, выключая телефон.

Ситуация изменилась на полностью противоположную, и мне в кратчайшие сроки следовало понять, что делать дальше. Мысли закрутились, и я начал прокручивать возможные шаги.

Одно было очевидно — Саня, похоже, знал, к чему всё идёт, а значит, должен был перестраховаться. По крайней мере мне хотелось в это верить. Успокаивало то, что если Саня находится в розыске, то его не смогли задержать. Но где он сейчас? Где он мог скрыться?

Я не знал. Он мог быть где угодно, и я не понимал, как его искать. Ждать, пока он сам выйдет на связь в ближайшее время? Начать искать?

Козлов заверил, что сам выйдет на связь, но когда?..

Мысли кружились, а потом пришла та, которая мигом перевернула всё с ног на голову — в моей голове уж точно.

Я на миг застыл посреди улицы, а потом пошёл к своему «кабану». Я был уверен, что знаю, где искать Сашу.

(обратно)

Глава 9

Ехать. Решение было простое и окончательное. Когда человека вышибает из колеи, он тянется к тем, кто примет без вопросов. Для Сани таким человеком была старушка Тамара, с которой бок о бок он прожил почти всю свою жизнь.

Этого хватало, чтобы не тянуть резину. Я завёл «кабана» и тотчас тронулся. Даже если ошибусь и младшего Козлова там не окажется, я хотя бы увижу, в порядке ли Тамара.

Через пятнадцать минут я уже был на месте. Медленно прокатил вдоль дома, выбрал место у подъезда и поставил «мерседес» носом на выезд, чтобы не разворачиваться, если придётся уходить быстро. А всё-таки по-разному может быть, и бережёного Бог бережёт.

Заглушил двигатель, выключил фары и перевёл телефон на бесшумный — посторонние звуки сейчас явно ни к чему. Выйдя из машины, осмотрелся, скользнув взглядом по окнам кухни, в которых горел свет.

Так, ну все дома… правда, не комильфо заходить в гости с пустыми руками. Я недолго думая направился в ближайший магазинчик, чтобы прикупить что-нибудь к чаю.

Открыл дверь, услышав, как звякнул колокольчик. А заодно увидел у прилавка с алкоголем знакомую рожу соседа Тамары снизу. У него как раз происходил занимательный диалог с продавщицей.

— Люба, ну ты меня знаешь, отдам, ещё и сверху положу, займи на бутылку, а?

Люба, продавщица, была занята тем, что разгадывала сканворд, лежащий на прилавке, и слушала алкаша «фоном». Но заслышав звякнувший колокольчик, подняла глаза, посмотрела на меня.

— Так, иди гуляй, горе ты луковое, — бросила продавщица алкашу. — У меня покупатели!

Тот обернулся, поначалу даже хотел что-то сказать, но, увидев меня, сразу поник — «потёк» к выходу.

Я проводил его взглядом, пока на входной двери не звякнул колокольчик и он не вышел из магазина.

— Вы прямо на него гипнотический эффект производите! — поделилась продавщица.

— Торты или пирожные у вас есть? — спросил я, оглядев прилавок.

— Тортов нет, пирожные позавчерашние, я бы вам не рекомендовала… Вам к чаю?

— Ну да, чтобы не с пустыми руками в гости идти.

— Так-так, — продавщица коснулась подбородка пальцами. — Возьмите тогда рулет с клубничным джемом, его лучше всех покупают.

Я последовал совету и купил рулет, на вид выглядевший действительно симпатично. Рассчитавшись с продавщицей, вышел из магазинчика. Алкаша приметил на углу — он, видимо, дожидался, пока я уберусь восвояси, чтобы продолжить обрабатывать продавщицу на микрозайм.

Я огляделся, удостоверился, что нас никто не видит, и подошёл к нему.

— Ну здорова, — сказал я.

Он попытался проскользнуть, будто и теперь меня не заметил. Но я взял его за шкирку и прижал к стенке магазина.

— Я её не трогаю! — выпалил мужик сразу, смотря в пол, лишь бы не встречаться с моим взглядом. — Вообще не трогаю!

— Смотри мне, — ответил я. — Вопрос простой, ответишь быстро и честно — дам на закусь или что тебе там нужно.

Алкаш кивнул, сглотнул и дыхнул на меня перегаром:

— Спрашивай…

— У бабы Томы здесь женщина жила с пацаном… видел его? — я решил спросить в лоб.

— Сашку, что ли? — переспросил алкаш. — Так он тут жил, да… когда-то. Давно не видел его, а баба умерла…

Я не отпустил шкирку.

— А если подумать? — улыбнулся я. — Хорошо подумать. Не «когда-то», а сегодня, вчера. Видел — не видел.

— Зуб даю, — выдавил алкаш. — Не видел я его!

Я посмотрел ему в глаза ещё секунду и опустил руку. Даже если знает, то не будет говорить. Ну либо я промахнулся с догадками, во что верить не хотелось.

— Ладно, зуб себе оставь, — бросил я.

— Ну а на закусь-то дашь… — промямлил алкаш, облизывая высохшие губы. — Помоги, а!

Я посмотрел на него так, что он запнулся и замолчал.

— Пойдём, дверь в подъезд мне откроешь, — велел ему я.

Кстати, обновления здесь были видны невооружённым взглядом — вот, например, дверь подъездную поставили. Железную, с домофоном.

Мы подошли, и алкаш трясущимися руками достал ключ и открыл мне дверь. Я зашёл в подъезд. Внутри тоже изменения были налицо — внутреннее убранство здесь привели в порядок: отштукатурили, покрасили, почтовые ящики заменили на новые. Внутри больше не было запаха кошачьей мочи. Всё-таки могут… когда хотят наши коммунальщики. Жаль только, что хотят они редко и без хорошего тумака работать не будут.

Дверь в квартиру старушки тоже заменили. Теперь вместо трухлявой и ободранной деревянной двери стояла железная. Монтажная пена ещё сохла, а значит, рабочие продолжали работу. Внутри снова возник вопрос — почему обо всём этом не позаботился сам Сашка… надо будет спросить у него при возможности.

Я встал возле двери и трижды постучал. Изнутри послышались тихие шаги старухи, шаркающие по линолеуму.

— Тётя Тома, это я, Саша, — сказал я, чтобы не пугать старуху.

Замок в двери подвернулся, и дверь приоткрылась. В щель выглянула бабушка Тамара.

— А это ты, Сашка… я думала, строители пришли! — буркнула она. — Рада тебя видеть!

Слова были сказаны искренне, но одновременно я почувовал в голосе старухи какое-то напряжение. А ещё она не торопилась запускать меня в квартиру, что определённо настораживало.

— Решил вас проведать, — заверил я, показывая, что не прочь зайти в квартиру. — Посмотреть — сделала ли управляющая компания всё, что обещала. Может, чайком угостите.

Я показал клубничный рулет.

Старушка расплылась в улыбке и открыла дверь шире.

— Ну заходи!

Я зашёл в квартиру, сразу приметив, что ремонт здесь идёт полным ходом. В коридоре были свалены мешки со строительными смесями. Стены были подготовлены под оклейку обоями, старый линолеум полностью сорван.

— Ты не обращай внимания, у меня тут стройка века, — прокомментировала Тамара. — Твои товарищи-близнецы мне тут команду целую наняли с прорабом! Правда, сегодня-завтра у них выходные…

Мы зашли на кухню. Тамара щёлкнула чайник — теперь чайник у неё был электрический. И пока она резала рулет и готовила чай, старуха поведала мне изменения. Я, признаться, был о них не в курсе, потому что всю последнюю неделю ушёл с головой в турнир. Но Паша и Лёша, которые действовали не в одиночку, а целой командой, приставили к Тамаре человека. Он занимался ремонтом и всем остальным, чтобы нормализовать жизнь старухи и вытащить её из того ада, в котором она жила последние годы.

Честно? Уверенность в том, что Саша может быть здесь, несколько поколебалась. Всё-таки не самая лучшая затея — залегать на дно там, где идёт ремонт и работают рабочие. Но с выводами я всё-таки не спешил.

— Мне, конечно, ребята предложили на время переселиться в другое место, — продолжила Тамара. — Вот только я хочу всё своими глазами видеть, как ребята работают!

Она наконец закончила приготовления и поставила на стол чашки с чаем и тарелку с кусками нарезанного рулета.

— В общем, такие у меня дела, внучок, — заключила она, присаживаясь за стол. — Ты чай пей, а то остынет и будет невкусным.

Я отпил чай, которому ещё было далеко до того, чтобы остыть. Попробовал рулет — он действительно оказался вкусным. Хорошо, что дела у старухи налаживаются.

— Скажите, а сын Светки за последние пару дней здесь не появлялся? — наконец спросил я.

Я заметил, как у старухи чуть дрогнула рука, когда я задал этот вопрос. Как это расценивать? С одной стороны — старики впечатлительные, особенно в делах воспоминаний о былом… с другой — не быть бабе Томе Штирлицем. Ответ, до того как она его озвучила, уже застыл на её лице.

Ответила она не сразу. После того как у неё дрогнула рука, она пролила чай на скатерть, сходила за тряпкой, чтобы всё протереть. А закончив, села передо мной, сложив руки на столешнице, как примерная ученица начальных классов.

— А ты почему спрашиваешь?

Я на миг задумался, осмысливая, как ответить.

— Потому что довелось с ним познакомиться, — честно ответил я.

— А нужен он тебе зачем?

Теперь из примерной ученицы начальных классов старуха вмиг превратилась в дознавателя. Того, который пусть клещами, но вытянет из тебя ответ.

— Дела общие у нас имеются. Так вы его видели или нет? А то телефон у Саши не отвечает.

— Все вы такие деловые, — как-то уж совсем грустно вздохнула старуха. — Вот только вам ещё пока не в намёк, что жизнь коротка и вы её тратите на то, что неважно и ненужно. Но потом поймёте… Нет, Саша, с тех пор, как его в армию призвали, мы не виделись больше.

Я промолчал.

Положа руку на сердце, я уже давно заметил всё, что необходимо. Сейчас старуха не говорила мне правду. Сашка Козлов был здесь — я понял это по лежащим на подоконнике наручным часам. Их, кстати, Тамара задернула занавеской, когда я пришёл. Что тут сказать — я не ошибся, когда предположил, что младший Козлов заляжет на дно именно здесь. И бабушка Тома тоже молодец — своих не сдаёт, скорее всего она в курсе, что у Сашки проблемы.

— Может, покажете, как ремонт идёт? — я намекнул, что не прочь пройтись по квартире.

— Да не сейчас, внучок, сейчас у меня голова болит. Хотела таблетку выпить, да подремать.

Я доел кусок рулета, допил чай. Задал старухе ещё несколько вопросов на общие темы, а потом поднялся из-за стола.

— Рад, что у вас всё хорошо, — улыбнулся я. — Если вдруг, совершенно случайно, увидите Александра, передайте, что я в гости заглядывал.

— Да где ж я его встречу… — забубнила старуха, поддерживая свою легенду.

Я ничего не сказал в ответ, повернулся — и на миг вздрогнул от неожиданности. Хотя неожиданности, безусловно, приятной.

— Привет, — сказал стоявший в коридоре Козлов младший.

— Сашка, я тебя не сдавала, рот на замке держала, — с удвоенной силой забубнила баба Тома, глядя то на меня, то на него.

— Всё нормально, — сказал Козлов младший, не отводя от меня глаз. — Это свои.

Что ж, мне теперь стало понятно, почему у строителей посреди рабочей недели появился перерыв в несколько дней. Саше нужно было где-то перекантоваться, так чтобы без посторонних глаз.

Я обратил внимание, что на поясе у младшего Козлова висит кобура с пистолетом. Оружие было явно табельным… значит, объявление в розыск не застало его врасплох.

— Тёть Тома, поставьте чайник, пожалуйста, — попросил он. — Мы с Александром поговорим.

Я понимал, что Сашка хочет успокоить старуху и как-то отвлечь.

— Я ж… как лучше хотела… не говорила никому, — она виновато развела руками.

— Правильно сделали, — сказал я. — Так и надо.

Мы прошли в одну из комнат, где, как и по всей квартире, шёл ремонт. Здесь, где когда-то располагалась комната Светки, теперь стояла раскладушка и рядом с ней стул, видимо выполнявший роль стола. На нём были разложены все скромные пожитки Александра — документы, кошелёк.

Я прикрыл за собой дверь, проходя к подоконнику, а Саша тяжело сел на раскладушку. Вид у него, конечно, был так себе — весь потрёпанный, невыспавшийся. Но куда важнее — что целый и не за решёткой.

— Откуда ты знаешь мою мать? — прямо спросил он.

Я был готов к этому вопросу.

— У твоей матери в молодые годы был хороший знакомый, наш тёзка. Они тогда держались вместе. Я давно ищу о нём любые следы. Выяснил, что с твоей матерью они были не разлей вода. Хотел у неё что-то уточнить, — озвучил я свою легенду.

Младший Козлов помолчал, переваривая услышанное.

— А ты кем ему приходишься? — спросил он наконец.

— Дальний родственник.

— Почему мне сразу не сказал?

— Потому что не знал, как ты выглядишь, — ответил я. — И не знал, где тебя искать.

— Александр, говоришь… — прошептал он.

— Да, — подтвердил я.

Он положил ладони на стул, ноготь большого пальца постучал по деревяшке.

— Насколько дальний родственник? — спросил младший Козлов.

— Троюродный брат, — озвучил я давно подготовленную легенду.

Саша впервые чуть улыбнулся, покачал головой.

— Вот это да… Пути Господни неисповедимы, — хмыкнул он. — Выходит, ты мой троюродный дядя.

Я с трудом сдержался, чтобы не выдать своего удивления. Троюродный… кто?

— Дядя?.. — переспросил я. — Неплохо завернула судьба.

— Прикинь, блин… и это в Москве, где миллионы человек живут. Мало того, что мы встретились, так ещё и вместе работаем…

Я был удивлён не меньше. Ситуация разворачивалась самым неожиданным образом. Как, чёрт возьми, я мог быть его дядей⁈ Да, понятно, что моё родство с самим собой было лишь частью легенды и никакого отношения к реальности не имело. Но тут вопрос в другом: младший Козлов, похоже, считал, что я — ну, в смысле я образца 1996 года — его родственник. И вот это уже никак не укладывалось в моей голове. Мы хоть были и близки со Светкой, но родственниками-то не были, а младший Козлов, по сути, утверждал обратное. Вот точно, что пути Господни неисповедимы. Хотелось бы услышать, как мой собеседник разовьёт эту мысль и когда я успел стать его дядей.

— Мать много рассказывала про моего отца. Про Александра. Говорила, что хочет, чтобы я был на него похож, — заговорил он. — Она говорила, что он упрямый, прямой, не прогибался. Я думал, что вообще никого из его родни не увижу. А тут… ты.

Меня как током прошибло. Из уст младшего Козлова всплывали ещё более интересные подробности. Выходит, Светка рассказывала своему сыну, что его отцом был я! Ну и Светка… придумала легенду и прожила с ней много лет. Голова пошла кругом, но я быстро взял себя в руки.

Если Света записала меня отцом своего ребёнка — значит, Витьку она вычеркнула из жизни подчистую. Ненавидела так, что даже в бумагах не оставила его тени. Очень, кстати, на неё похоже. Если Света что-то делала, то всегда шла до конца.

— Ты, кстати, похож на моего отца по части характера, — улыбнулся младший Козлов.

Меня же не оставляла одна мысль. Я помню, что слышал фамилию, которой представлялся Саша, и эта фамилия была не моя. Как так могло получиться, что я был «его отцом», но при этом пацан носил фамилию Светки?

— Слушай, — сказал я, как бы между делом. — Раз уж такие «пути неисповедимы», хорошо, что мы встретились. Скажи, а какое отчество у твоего отца? Чтобы я не путал нитки, без отчества в архивах копаться тяжеловато.

Сашка потянулся к кошельку, раскрыл, достал оттуда в несколько раз сложенный документ и показал мне. Это было свидетельство о рождении…

— Сергеевич, — пояснил он.

— Понял, — сказал я. — Значит, Александр Сергеевич.

Последние сомнения в собственном «отцовстве» отпали.

— Мать назвала меня в его честь. Чтобы помнил, — продолжил Саша.

В этот момент в комнату зашла старушка с подносом в руках — с двумя чашками чая и остатками клубничного рулета. Она поставила поднос и вышла, закрыв дверь.

— Ты что ли рулет притащил? — спросил Сашка.

— Угощайся, — заверил я.

Почему же Витька это проглотил? В те годы он мог надавить на кого угодно: ЗАГС, участковый, больница — всё решалось через людей. Либо он не знал, либо так было удобнее: не признавать — значит, не иметь обязательств. Или его на тот момент не было рядом… Вопрос без ответа, но ответ мне нужен.

Но факты были налицо: Светка юридически исключила Козлова, а значит, каким-то образом, прежде чем это сделать, лишила Витьку родительских прав. Учитывая, что Козлова, как в жерновах, не перетерли девяностые, история получалась крайне любопытной. Понятно, что о настоящем отце при таком раскладе Сашка ничего не знал.Во-первых, тайна отцовства охранялась по закону. Во-вторых, у Саши не было повода копать глубже, хотя, работая там, где он работал, он мог это сделать при желании. Но не сделал, а значит, Витька полностью исчез из их жизни.

Во всём этом оставался не только не отвеченным, но и не заданным ещё один вопрос. Я не знал, что случилось с дочерью Светки. Всё, что мне удалось выяснить по этому поводу — то, что ребёнок не жил с матерью. Но знал ли что-нибудь о сестре её младший брат?

— Ты один у матери? — прямо спросил я. — Может, братья или сёстры есть?

Он едва заметно напрягся, как от укола. Я сделал вид, что просто продолжаю логическую цепь рассуждений.

— Спрашиваю, потому что если есть кто-то ещё, — продолжил я, — то это тоже мои родственники. Я был бы не прочь познакомиться.

Он покрутил кружку на блюдце, помолчал. Часы на стене тикнули три раза — разговор шёл уже около часа.

— Никого. У мамы я один, — наконец ответил он на мой вопрос.

— Точно? — уточнил я.

— Ты, похоже, больше знаешь про «наши старые дела», чем говоришь. Ну или чем знаю я, — сказал он. — Говори, если кого-то ещё раскопал? По матери я точно один. Крёстных не было, мать в это не верила. По отцу… никто ко мне «роднёй» до тебя не приходил.

И где девочка? Куда её «дели»? Дом ребёнка? Усыновили другие родители?

— Понял, — сказал я вслух. — Вопрос снят. Я тоже никого не нашёл.

Мы смотрели друг на друга пару секунд. Чай остывал.

— Ладно, — сказал он, меняя тему. — Возвращаемся к текущему. Времени мало.

— Согласен, — кивнул я.

— Но прежде… столько всего навалилось, блин… да погоди.

Саня ненадолго вышел и вернулся с бутылкой водки и двумя стопками.

— По рюмке за новое знакомство? — сказал он.

— Я за рулём, — я медленно покачал головой.

— Когда один пьёшь — это вообще-то к алкоголизму, — младший Козлов чуть усмехнулся. — Но разреши сегодня сделать исключение. Последние дни у меня сплошные нервы.

— Не вопрос, — заверил я. — Но прежде чем мы вернёмся к нашим баранам, у меня к тебе вопрос.

— Спрашивай, — он налил себе ровно на дно, поставил пустую стопку рядом.

— Как так вышло, что баба Тома в таком состоянии жила? — прямо спросил я.

Саша гулко выдохнул, опрокинул рюмку, не морщась, и налил ещё, но оставил рюмку нетронутой.

— Моя вина, — признался он. — Служил. Деньги отправлял регулярно. Думал, доходят. Но…

Саня стиснул челюсть.

— Сосед нижний у неё все деньги забирал. А она… каждый раз, как звонил, говорила: «Всё хорошо, Сашенька».

— Почему не заезжал сам? — спросил я.

— Был в другом регионе, — коротко. — Ротации, командировки… это же служба. Потом уже в Москву когда вызвали, и здесь не сразу мог сорваться. Думал, она под контролем. Сказал же… моя вина.

Он на секунду опустил взгляд на стол. Снова взял рюмку, задумался, но пить всё-таки не стал.

— Не грызи себя, — сказал я. — Бывает.

— Эх… — шепнул он. — Очень надеюсь, что всё изменю, когда всё это дерьмо закончится.

Он поднял глаза и внимательно на меня посмотрел, как бы давая понять, что ответил на вопрос.

— Я так понимаю, ты уже в курсе, что меня объявили в розыск? — спросил младший Козлов.

— Правильно понимаешь, — я не стал отрицать. — Откуда у тебя такая принципиальность?

— В смысле? — Саня приподнял бровь.

— В прямом. Ты рискуешь всем: службой, свободой, той же бабой Томой… ради чего? Посадить людей, с которыми, на первый взгляд, у тебя личных счётов нет. Или есть… но ты молчишь. Почему так упёрся?

Мне надо было выяснить его позицию по отношению к Витьке.

— Уверен, что хочешь это знать? — спросил Саша.

— Я бы не спрашивал, если бы не хотел, — ответил я.

Он вдруг встал, подошёл к окну и отодвинул занавеску на сантиметр, глянув во двор. Потом вернулся и попросил меня перевести телефон в авиарежим.

— Тут личное, — неожиданно сказал Саня.

Я сразу напрягся, превратившись во внимание.

— Ты глубоко нарыл, ища моего отца, но я нарыл ещё глубже. Короче…

И Саня рассказал, что в детском доме у его матери и меня был ещё один друг, с которым они были не разлей вода с самого начала.

— После выпуска держались вместе. Потом этот третий ушёл в криминал.

Саня рассказывал историю, которую я знал наизусть, потому что это была… моя история.

— Начал тянуть их к себе. «Помоги оформить счёт», «пару переводов пропусти», «ничего страшного», — продолжал он. — Отец был резко против, а мама по старой дружбе пару раз подставила плечо. Счета открывались на неё.

Саня помолчал, видимо подбирая слова. Я его не торопил. Мне было интересно узнать, как именно Светка рассказала ему ту историю.

— Сам знаешь, что такая хрень не доводит до хорошего. Отец с ним из-за этих денег разругался в клочья. Последний разговор… — Саня запнулся. — Короче, этот урод завалил моего отца. Хотел и мать завалить, но отец отдал жизнь, чтобы нас спасти.

— Это тебе Светлана рассказала?

— Сам узнал… нашёл у мамы письмо с угрозами. Потом начал копать. Счета на неё «висели» ещё месяц после убийства папы, а потом мама передала всё ему, чтобы он оставил нас в покое…

— Фамилия третьего? — спросил я, хотя и так знал ответ.

— Виктор Козлов, — процедил Саня. — Тот самый. Хозяин той лиги, где ты дерёшься…

Я молчал. Саня весь покраснел, наконец опрокинул вторую рюмку, закусил рулетом.

— Ненавижу суку… — он стиснул кулаки так, что раздался хруст костяшек. — Я сделаю всё, чтобы остаток своих дней он гнил на строгом режиме. Даже если мне это будет стоить службы, свободы… да и жизни тоже.

Всё встало на свои места окончательно.

— Как понимаю, тебя попросили дело «замять»? — уточнил я.

— Правильно понимаешь. Я отказался, а в ответ получил сначала служебную проверку, а потом… суп с котом. Я не буду продавать память отца и не прощу этому уроду его смерть и тяжёлую жизнь мамы.

— И давно ты в курсе?

— С 98-го года, чтобы ты понимал… честно, Сань, я ради этого и на службу пошёл. Понимал, что только так смогу до Козлова добраться…

Саня осёкся, а потом посмотрел на меня несколько секунд, будто оценивая — стоит ли открываться до конца. Наконец сунул руку под матрас раскладушки и вытащил папку с какими-то документами.

— Вот здесь, — он похлопал ладонью по папке. — Материала столько, что хватит на пожизненное. Фиктивные тендеры, обнал, «благотворительность», охранные фирмы. Любая нитка тянется в одно место. У него длинные руки, но и длинные следы. Я его не отпущу.

Я мысленно восхитился хваткой младшего Козлова. Он вцепился в Витьку бульдогом и не собирался отступать.

Саня вернул мне телефон, давая понять, что закончил.

— Как связываемся? — спросил я.

— Я выйду на связь сам, — ответил он.

Саша протянул мне руку. Я пожал крепко — сегодня этот человек открылся для меня с лучшей стороны.

— Спасибо, что пришёл, — сказал Саша.

Мы вышли в коридор. Он остановился у дверного косяка, прислушался… привычка, наверное, быть настороже.

— Вы уже? Может, по кусочку пирожка? Я с повидлом решила испечь, — старуха выглянула из кухни, откуда действительно шёл запах выпечки.

— В другой раз, — улыбнулся я. — Спасибо за чай.

— Ну, слава Богу, что хорошо, — она улыбнулась в ответ, но тревога в глазах осталась. — Ты заходи ещё.

— Обязательно.

— Береги себя, Сашенька, — вздохнула баба Тома.

— И вы себя берегите, — ответил я.

Я вышел на лестницу, прикрыл дверь за собой. На первом этаже задержался у почтовых ящиков и выглянул в окно. Осторожность мне тоже не помешает. Убедившись, что на улице никого, я вышел из подъезда.

«Кабан» стоял, как я его оставил. Сев в машину, я закрыл дверь, включил зажигание, но не тронулся сразу. Прокрутил в голове прошедший с младшим Козловым разговор. Чувство было такое, будто пазлы складываются — не до конца, но уже читается картинка.

Телефон мигнул. На экране всплыла целая грядка уведомлений из двенадцати пропущенных звонков. Шесть от Игната, от Марика ещё три, остальные были от ребят из зала. Я пролистал список, не открывая мессенджеры. Перезванивать не стал.

Так и остался сидеть с включённым зажиганием… поймав себя на том, что смотрю не на дорогу, а на рюмку, которой нет.

В голове крутились фразы Козлова. Он был убеждён, что я прежний был его отцом. Как ему сказать, что это не так? Что я не его отец, а в тот злополучный вечер я не умер, а переместился в 2025-й целым и невредимым.

Никак.

Нельзя, хоть тресни. Хотя от осознания всего этого у меня буквально всё кипело внутри. Но мне ничего не оставалось, кроме как следовать легенде «троюродной родни». Вести параллельно две линии — его официальную версию и мою правду до тех пор, пока факты не сложатся сами. Рано или поздно мне придётся раскрыть карты, но не под прессом розыска и не в квартире у бабы Томы. И так, чтобы не выдавать себя.

Я наконец собрался в кучу, поставил передачу в «D» и поехал.

— Ладно, — сказал я себе вслух. — Жду его звонка.

* * *

В зале ребята всё ещё отмечали торжество. Играла музыка, шарики летали под потолком, а на столах с одноразовой посудой лежала пицца. Хотелось верить, что праздник удался.

— Мы уже думали в полицию звонить! — заорал Марик, перехватывая меня у входа. — Пропал капитан корабля!

— Ну, главное, что всё-таки пришёл, — вставил Игнат, подходя ближе. — Жив?

— Жив, — я коротко пожал плечами. — Дела с головой забрали. Вы извините, что так вышло, сам не рад.

— Да брось ты! Дела — это хорошо, — рядом вырос Виталя, притащив с собой тарелку с куском пиццы. — Давай за стол, Саш!

Я не стал отказываться, хотя кусок, признаться, не лез в рот. Внутри после разговора с младшим Козловым зудела мысль о дочери Светки. От неё не получалось избавиться.

Я подался к Игнату.

— Игнат, на минуту, — шепнул я.

Мы отошли к тренерской, и я закрыл за собой дверь.

— Чего случилось, Сань?

— Мне надо информацию о человеке найти. У тебя есть знакомые?

— Что за человек? — уточнил Игнат, давая понять, что готов выслушать мою просьбу.

ХОРОШИЕ СКИДКИ: https://author.today/post/690568

(обратно)

Глава 10

Следующий день я начал с работы в зале. Сел за стол, положил перед собой большой лист ватмана, блокнот, ручку, маркер и линейку. Нужно было зафиксировать расписание тренировок пацанов.

Я решил установить следующий порядок. Всего будет три группы пацанов. Первые — «основная», те парни, кто уже занимался боксом, другими видами единоборств и имеют опыт выступлений на ринге. Их я ставил в приоритет. Первая группа будет тренироваться по будням в нечётные дни — понедельник, среда и пятница. Когда будут соревнования, а дай бог у нас и до этого дойдёт, можно хоть каждый день готовиться, кроме воскресенья. Воскресенье оставляю выходным, чтобы восстановиться.

Ко второй группе я отнёс пацанов, которые уже занимались спортом, но не единоборствами. У таких уже есть костяк, хотя бы по части общей физической подготовки.

Для второй группы я решил выделять чётные дни — вторник, четверг и субботу. Занятия планировал проводить вечером, чтобы парням было удобно приходить в зал после школы. Это оптимально: не ломаю им учебный процесс, но и не оставляю без нагрузки.

Наконец, в третью группу вошли самые что ни на есть новички. Те, кто вообще никогда спортом не занимался. С ними работать тяжелее всего, но и интереснее. Для них я решил выделить утро — как раз перед школой. Пусть привыкают вставать раньше, дисциплинируют себя, учатся быстро собираться. Это станет их фундаментом.

Сначала я сделал черновик расписания в блокноте. Закончив, проверил, чтобы дни не накладывались и группы не пересекались. В голове картинка сложилась чётко.

Пришлось потратить полчаса времени, чтобы перенести всё это на ватман. Маркером я аккуратно расчерчил таблицу. Слева поместил названия групп, справа — столбцы по дням недели. Линии провёл ровно, названия подписал печатными буквами. Внизу мелко добавил время. Итого получилось вполне себе презентабельно. Нечто подобное я делал в своём зале в 1996-м.

Пацаны уже были извещены о первой тренировке, группы знают, когда приходить. И сегодня утром, как раз во вторник, должны прийти те, кто ещё не занимались боксом.

Я повесил на стену чистый лист ватмана и закрепил углы скотчем. Отошёл и полюбовался своим творением.

— Ого, красиво накатал, — хмыкнул Марик, появившийся в дверях. — На стенгазету похоже!

— Ага, — поддакнул Виталя, выросший за спиной своего друга. — Слушай, Сань, а давай это в файл засунем и пацанам разошлём в мессенджеры?

— Не вопрос, — согласился я, отступив на шаг и глянув, как моя «стенгазета» смотрится из центра зала. — Если знаете как — займитесь.

— Знаем, — кивнул Марик. — Я на компе быстро сверстаю, шрифт нормальный поставлю, название клуба внесу. Расплюнуть ваще!

— И ещё мысль, — подал голос Виталя. — Может, добавить сюда же «досуг»? Типа когда в приставку, когда культурные походы.

— «Культурные походы» — это в вашем понимании что? — уточнил я, поворачиваясь к пацанам.

— Ну… в торговый центр там сходить, киношку посмотреть, — пожал плечами Виталя.

Я задумался ненадолго. По большому счёту — почему бы и да? В моё время с «культурными походами» было куда проблематичнее. Куда осенью можно было повести пацанов? Ну-у… например, никуда. Хотя нет — есть вариант: музей или театр. Вот только пацанам такой досуг в столь юном возрасте, как рыбная косточка поперёк горла.

— Хорошо, — подумав, ответил я. — Только не забывайте, что пацаны школьники. На фильмы 18+ их водить не надо.

— Не, ну конечно, — фыркнул Марик. — Мы же не собираемся их на «Человеческую многоножку» вести.

— А это, стесняюсь спросить, что?

— Да лучше не знать, если не знаешь, Сань, — хмыкнул Виталя. — Реально лишнее.

По итогу Марик и Виталя заверили, что всё распланируют и мне покажут.

— Договорились, — подтвердил я. — И ещё. Для меня крайне важно, чтобы вы следили за успеваемостью пацанов. Прямо перед тренировкой проверяете оценки, дневник, домашку — сделали или нет. Если кто-то не сделал, того на тренировку не пускать.

— Жёстко ты, тренер, — Виталя уже начал записывать в телефон это правило.

— Внатуре жёстко, ты только это… — Марик замялся. — Сам по такой теме молодёжь сориентируй, лады?

— Лады, — согласился я. — Потом они сами спасибо скажут. Либо ты тренируешь тело и голову вместе, либо тело подводит голову. Нам второе не нужно.

Марик взглянул на часы.

— Так, ну что, как я понимаю, первая тренировка начнётся через пятнадцать минут?

— Да, — подтвердил я. — Парни должны прийти с минуты на минуту.

Я ещё раз прижал пальцем верхний край ватмана, чтобы не отходил. Убрал линейку, закрыл маркер колпачком и повернулся к входу. Дверь скрипнула и запустила в зал утреннюю прохладу. А вместе с ней в зал вошла первая пара начинающих спортсменов с рюкзаками на одном плече.

Вслед за ними потянулись ещё человек семь-восемь.

— Привет, Саша Файтер! — один из пацанов приветственно вскинул руку.

— Тебя как зовут? — строго спросил я.

— Ваня, — ответил паренёк уже без улыбки.

— Так вот, Ваня, Саша Файтер — это в интернете, а здесь не интернет. Здесь лайк тебе могут поставить под глазом в виде фингала, — спокойно пояснил я. — Меня зовут Александр Михайлович. Привыкаем к правильному обращению сразу. Врубились?

Возражений не последовало.

— Поняли, Александр Михайлович, — отозвались сразу со всех сторон.

Я кивком указал на стойку у входа, где накануне поставил пластиковые корзинки.

— Телефоны, наушники, смарт-часы и всю остальную электронику оставляем здесь. Переводим в авиарежим. На тренировке у нас одно развлечение — пахота.

Руки пацанов послушно потянулись к карманам, зашуршали куртки, зазвенели молнии.

— А если родаки позвонят? — спросил один пацан, высокий, но тонкий, как тростник. — У меня матуха с паханом переживают, если трубку не беру.

Я внимательно выслушал возражение.

— Если бы да кабы, во рту росли грибы.

Пацаны заржали, как кони, видимо в первый раз слыша такую шутку.

— А если серьёзно, то на тренировке все мысли — о боксе. Не о звонках и не о том, кто что написал в чате. Если что-то срочное — у вас есть время до и после занятия. Я в вашем возрасте вообще без телефона бегал, и никто не умер. И вы не умрёте. Так что переводим в авиарежим, складываем в корзинки, ставим на полку. После тренировки — проверите и перезвоните. А пока я тут для вас и пахан, и матушка, и дед с бабкой.

На пару секунд повисло молчание. Видно было, что пацаны обдумывали — спорить дальше или завязать рты на узелок. В итоге приняли правильное решение. Один за другим они начали тыкать по значку самолётика. В корзинки начали падать телефоны, потом щёлкнули застёжки, и часы отправились туда же.

— Всё, перевёл в авиарежим, — показал экран один из них.

— Отвыкайте быть в онлайне круглосуточно, поверьте на слово. Потом спасибо скажете, — сказал я.

Когда все гаджеты оказались в корзинках, я покосился на часы.

— Идём дальше. Мы с вами языками уже прочесали лишние пять минут. Значит, на всё про всё у вас остаётся три минуты, чтобы переодеться. Не четыре. Три. Кто последний заходит в зал — остаётся после тренировки мыть пол. Ведром, шваброй, как положено.

Эффект был мгновенный. Пацаны гурьбой, толкаясь, бросились в раздевалку.

— Принято, Александр Михайлович! — бросил Ваня на ходу, ныряя в раздевалку одним из первых.

Слышно было, как за стеной щёлкают шкафчики и шуршат спортивные штаны. Пока я попросил пацанов прийти в своём, так сказать, «обмундировании». Но в планах было заказать печать логотипов.

— Три минуты — это прям три? — послышалось из раздевалки.

— Это прям три, — ответил я. — Две сорок пять уже, если быть точным.

Через мгновение один из пацанов высунулся в дверной проём, уже в футболке и с бинтами, свёрнутыми колечком в руке.

— Александр Михайлович, а бинты сейчас или позже?

— Сразу берите.

— Принял! — он исчез так же быстро.

Но взамен высунулась вторая голова.

— А воду можно с собой на зал?

— Можно. Но пьём по команде, а не когда захотелось.

Я понимал, что раньше эти пацаны не занимались по-серьёзному, а значит, вопросы от них вполне естественные. Всё придётся разжёвывать и объяснять. Новички, что тут ещё скажешь.

В раздевалке стоял гул, а время меж тем таяло, пошла последняя минута. Режим — это не про жёсткость ради жёсткости, а про правильные привычки. А правильные привычки, в отличие от неправильных, нужно вдалбливать и для этого сразу задавать рамки «хорошо — плохо». В девяностых рамки нам давала сама жизнь. Здесь их даю я.

— Сорок семь секунд, — озвучил я, заходя в зал.

— Уже выходим! — отозвались сразу несколько голосов.

Первым выскочил тот самый Ваня, теперь уже в чистой футболке и шортах. Затем почти синхронно ещё двое — с бутылками воды в руках. Следом подтянулись остальные. Правда, не до конца готовые: пацаны прямо на ходу возились со шнурками, поправляли штаны… никто не хотел выбегать последним. Мотивация «мыть пол» работала на ура.

— Десять секунд, обратный отсчёт пошёл! — бросил я. — Кто последний? Восемь секунд, семь…

Последние двое пацанов выскочили из раздевалки, пихаясь, пытаясь не пустить друг друга вперёд. И один из них, поняв, что проигрывает, решил допустить грязь. Сделал подножку, и вырвавшийся вперёд пацан полетел кувырком, больно ударившись.

— Успел! — радостно выпалил он.

Его оппонент, естественно, не успел, и пока поднимался — последние секунды растаяли. Он зло, с кулаками бросился на своего обидчика.

— Стоп! — вмешался я.

Оба застыли, как вкопанные, переглядываясь.

— Слушайте внимательно, — я подошёл ближе. — В нашем зале всё должно быть честно. Здесь нет места подножкам, толчкам, хитростям, которые унижают другого. Здесь взаимопомощь и взаимоуважение. И если ты, — я кивнул прямо на того парня, который действовал грязно, — решил выиграть обманом, то знай, что именно ты и проиграл. Ты пересёк зал последним.

Тот смутился, замялся, глядя на носки своих кроссовок. Остальные тоже замолчали, ожидая, чем всё закончится.

— Так что? — спросил пацан неуверенно. — Это значит… я полы мыть?

— Это значит, что на первый раз даю предупреждение. На второй раз будет дисквалификация. И тогда полы, ведро, швабра — всё твоё.

Ребята прыснули смехом, напряжение спало.

— Руки пожмите, — потребовал я. — А ты подумай вот о чём: если бы ты его не трогал, то вы оба вышли бы вовремя.

Пацан крепко задумался, кивая, а потом подошёл к своему теперь уже бывшему оппоненту и протянул руку в знак примирения.

Рукопожатие состоялось. А я вновь свистнул в свисток.

— Всё, хватит балагана. Молодёжь, построились! Быстро и по росту.

Пацаны начали суетиться, переглядываться — кто выше, кто ниже. Сначала толкались плечами, спорили, но всё-таки встали. Дисциплина в группе только зарождалась, но первое зерно я уже посеял. При должном подходе и уходе оно должно очень быстро взойти.

Я прошёл вдоль ряда, ладонью чуть подправляя плечи и локти, чтобы стояли ровно.

— Слушаем внимательно, я повторять не люблю. Сегодня первая тренировка. Я ещё не знаю возможностей каждого. Поэтому пока стоим по росту. Но дальше, по мере того как вы себя проявите, будем строиться по-другому. Самый способный встанет впереди. Самый ленивый — в самом конце. Раз в неделю я буду менять очередность, чтобы у каждого был шанс подняться. Это понятно?

— Понятно, Александр Михайлович, — ответили пацаны почти в унисон.

— И ещё, — продолжил я. — Чтобы у вас было больше мотивации работать лучше и оставлять всего себя в зале, вступает в силу простое правило: кто приходит последним из раздевалки, кто сачкует или нарушает дисциплину — тот после тренировки моет пол. Все всё поняли?

— Да! — ответили они дружно.

Я скользил взглядом по лицам парней. Удивительное единодушие, но легко говорить «да» и «поняли», когда напрямую тебя это не касается. Посмотрим — также стойко они будут переносить «тяготы», когда коснётся.

— Хорошо, что понятливые. Теперь коротко расскажу, как будут проходить тренировки.

Я пояснил пацанам, что в первые недели мы будем делать упор на ОФП, потом потихоньку займёмся техникой, а дальше, примерно через месяц, начнём работать в спаррингах.

— Александр Михайлович, а можно спросить? — Ваня потянул руку, как на уроке в школе, и после моего утвердительного кивка задал вопрос: — А чё сразу нельзя перчатки надевать?

— А сразу, Ваня… как бы тебе так объяснить, чтобы понятно было, — я задумался. — Когда в первый раз бубен получишь, то всё желание тренироваться разом пропадёт. Без техники ловить на спаррингах точно нечего.

— Понял, тренер.

— Если будете держать темп, вкладываться, не прогуливать, то очень скоро я переведу вас в группу, где занимаются ребята с опытом. Поняли логику?

— Ага, — кивнул первый справа. — Типа как уровни?

— Что-то вроде того, — кивнул я. — У нас здесь своя карьерная лестница. Чем больше пашешь, тем выше идёшь. Но! По результатам месяца будем честно смотреть — кому бокс заходит, а кому лучше перейти в другой спорт. Всё в ваших руках, пацаны.

— А по каким результатам смотреть будете? — спросил один из середины ряда, тоже прежде подняв руку, чтобы задать вопрос.

— Посещаемость, дисциплина, прогресс техники, выносливость, — я перечислил, загибая пальцы. — А главное — желание!

— Ясненько…

Я, когда готовил эту речь для пацанов, прекрасно знал, какую важную роль играет мотивация. Поэтому, раскинув мозгами, придумал кое-что особенное.

— Ну и ещё, — добавил я. — Кто хорошо себя проявит, получит боксёрское прозвище. Это не кличка из двора, а то, что характеризует вас как бойца. Его надо заслужить.

— А какое, например? — заинтересовался рыжий слева, чем-то смахивающий на Сауля Альвареса.

— «Какое» не обсуждаем заранее, — усмехнулся я. — Сначала пахота, а потом прозвище. Сами его создадите ударами и дисциплиной, а я только озвучу.

— К-круто, — пронеслось по всему ряду: пацаны были явно довольны тем, что слышали.

— И, наконец, бонус! — я снова провёл взглядом по ряду. — Лучший ученик месяца записывает со мной короткое видео. Нормальное, без понтов, но так, чтобы было видно ваш прогресс. Поверьте, вашим девчонкам в школе это явно понравится. Да и парням, кто шарит, тоже.

— Су-у-упер! Спасибо, Александр Михайлович!

— Ещё раз — всё в ваших руках. Договорились?

— Договорились! — ответили пацаны.

— Тогда давайте наконец познакомимся.

Я попросил пацанов по очереди выйти на шаг вперёд. Выйдя, назвать своё имя, сказать, где и насколько успешно ученик учится. А ещё, что было, пожалуй, самым интересным, — назвать любимого боксёра, на которого ученик хотел бы быть похожим.

— Говорим чётко, не мямлим. Я должен понимать, к какой манере ведения боя вы тянетесь, чтобы потом правильно вас вести.

Первым вышел высокий и крепкий не по возрасту паренёк, стоявший первым в ряду.

— Дима меня зовут. Учусь в восьмом классе. Хорошист. Любимый боксёр у меня Рой Джонс!

— Принято, Дима, — подтвердил я и сразу отметил для всех, чтобы было понятно, как работает моя логика. — Рой Джонс — это безупречная техника, работа ног и тайминг.

Я прекрасно понимал, что пацаны в зале будут, так сказать, «косить» под своих любимчиков.

Дима шагнул назад, и следующий паренёк вышел из строя.

— Я Женя. Девятый класс. Есть две тройки за прошлый год. Любимый боксёр у меня Марвин Хаглер.

Я даже вскинул бровь, слегка изумившись. Про Роя Джонса оно понятно — в сети ходит столько роликов с нарезками его лучших нокаутов, что удивляться нечему, что Джонса знают и любят. Он популярен до сих пор. А вот Хаглер такой популярностью не обладал и близко, хоть и относился к числу великих.

— Неплохо, Женя, — заверил я. — То, что знаешь Марвина — это уже плюс. Он не медийный в вашем сегодняшнем понимании.

— Зато у него львиное сердце! — выпалил пацан, вскинув подбородок.

— Верно, — согласился я. — Если нравится Хаглер, значит, ты тянешься к агрессивному, «первому номеру», давлению. Верно?

— Ага!

— Запомнил. А вот то, что у тебя две тройки, — это уже не «нехорошо», а плохо. Давай договоримся, что ты сделаешь всё возможное, чтобы к концу четверти хотя бы одну из троек исправить на четвёрку. Справишься?

— Хорошо, — ответил Женя без попытки торговаться.

— Молодец. В строй. Давай следующий.

Парни выходили, представлялись, говорили про успеваемость и называли имена своих любимых боксёров. Разброс оказался большой — от Головкина и Тайсона до Мухаммеда Али и… Конора Макгрегора.

— Меня зовут Миша. Мой любимый боец — Конор Макгрегор! — выдал пацан.

Я на долю секунды скользнул взглядом по ряду, отмечая реакцию других пацанов. Последовало несколько одобрительных кивков, один из пацанов усмехнулся, пару человек переглянулись. Имя этого Конора мне уже приходилось слышать. Правда, ничего хорошего я не услышал.

— Слышал о нём краем уха, — сказал я честно. — Это ММА, не классический бокс, верно?

— Да, — Миша энергично кивнул. — Ирландец. Он су-у-упер!

— Александр Михайлович, он супер дедков бьёт! — прыснул смешком Ваня.

— В смысле — ветеранов? — уточнил я.

— Ну-у… — Миша смутился.

Остальные пацаны заржали. Ну а мне стало любопытно, что это за ирландец. Я повернулся к стойке у входа, подошёл к полке с корзинками и достал свой мобильник, который вместе со всеми положил в корзинку. Поднял корзинку повыше, показал пацанам.

— Тренер тоже на общих основаниях. Телефон в корзине и выключен. Достаю только для учебной задачи и на минуту. Смотрим и возвращаю обратно.

По ряду прошёлся гул восхищения.

— Заинтересовали вы меня. Ну-ка, кто-нибудь, покажите мне этого вашего Конора.

Показать вызвался Ваня, как я уже понял, самый активный в зале пацан.

Ваня подошёл, открыл браузер и вбил что-то в поиск. Видео-нарезки начали прогружаться, а у меня чем больше я смотрел, тем выше на лоб лезли брови.

Нет, парень он действительно был очень талантливый. Движения быстрые, руки лёгкие, резкие. Видно сразу, что реакция звериная, а чувство дистанции отличное. Под одной из нарезок я даже увидел подпись, что он первый чемпион UFC сразу в двух весовых категориях. В моё время такого статуса ещё никто не достигал.

Особенно меня впечатлил бой Конора с каким-то коренастым парнем, фамилия на титрах была Альдо.

— Вот это скорость, — пробормотал я.

Только бой начался, и буквально через миг Конор попал, скосив Альдо, закончил бой за какие-то секунды.

Пацаны вокруг сгрудились, смотрели вместе со мной. Но чем дальше я листал, тем больше вылезало грязи. Пошли кадры с конференций: Конор в костюме, микрофон в руке, и он на весь зал обрушивает потоки оскорблений на какого-то кавказца. Грубость, мат, крики и истерики.

— А это кто? — спросил я у пацанов, показывая пальцем на экран.

— Это Хабиб Нурмагомедов, — ответили сразу несколько голосов.

— Случайно не сын Абдулманапа Нурмагомедова? — уточнил я.

— Да! — дружно подтвердили.

Я замолчал. Нифига себе… Абдулманапа я знал и уважал. Настоящий тренер, строгий, правильный. И теперь его сын стал чемпионом? Молодец. Он это заслужил.

Я снова вернулся к Макгрегору. Следующее видео — он на улице выхватывает телефон у какого-то фаната, который пытался его снять, и швыряет об землю. Другое видео — какой-то бар, Конор бьёт старика, который просто отказался пить его виски. И ещё — пресс-конференция, где он сидит перед журналистами и демонстративно делает глотки прямо из бутылки своей же марки виски…

Я выключил экран и положил телефон обратно в корзинку.

— Ну всё ясно с твоим Конором. Да, спортсмен он хороший, спору нет. Но как человек — говно. И именно такой пример он подаёт молодёжи. Не надо с него брать пример, — заключил я.

Миша опустил взгляд, но спорить не стал.

— А с кого тогда брать пример? — спросил один из пацанов.

— С Хабиба, например, — ответил я сразу. — Дисциплина, уважение к залу, к сопернику, к самому делу. Вот на это равняться можно.

— А с вас можно брать пример? — неожиданно спросил голос из середины строя.

— Можно и с меня. Я вам для того здесь и нужен.

Через пять минут я закончил знакомство с пацанами. Последний ученик вышел из строя, назвал своё имя и любимого боксёра и вернулся в строй.

— Ну что, пацаны. Теперь я знаю, кто вы и кем вдохновляетесь. Запомнил каждого. Значит, самое время начинать тренировку.

Я свистнул в свисток.

— Встали ровно! Сейчас покажу, с чего начинается боксёрский день.

(обратно)

Глава 11

Тренировку я начал с пробежки. Парни вышли из зала на улицу, и я встал первым, задавая темп бега. Мне также было не лишним потихоньку начать тренироваться после боя.

Колонна двинулась. Подошвы зашуршали по асфальту, все держали дистанцию и ритм, которые я задавал.

Я то и дело оглядывался на пацанов. Они шли молодцом, хотя было видно, что нагрузка для многих даётся непросто. Всё-таки одно дело — представлять себя Тайсоном, сидя на диване, а другое — прийти в зал и попробовать познакомиться с его величеством Боксом.

В какой-то момент я вспомнил про того самого полного мальчишку, которого взял в группу, и посмотрел на него украдкой. Было заметно, что пацану тяжело. Лицо раскраснелось, дышал он тяжело, по лицу ручьём струился пот. Он отставал всё больше, а потом, не выдержав, резко остановился. Сел прямо на бордюр и схватился рукой за бок, наклонившись вперёд.

Я на ходу обернулся к Ване, который бежал сразу за мной.

— Давай вперёд, возглавляй бег. Темп держи как у меня, — велел я.

Ваня только кивнул и сменил меня, став первым номером. Колонна перестроилась и продолжила держать строй.

Я же подошёл к толстому пацану и сел рядом. Мои глаза застыли на уровне его глаз, чтобы он не почувствовал, что я давлю сверху.

— Тяжело, да? — прошептал я. — Знаю, что тебе тяжело. Но запомни — сдаваться нельзя.

Он посмотрел на меня, в глазах одновременно читалась и злость на самого себя, и желание сорваться. Я медленно покачал головой.

— Сегодня ты пробежал километр. Завтра пробежишь полтора. А послезавтра заберёшь всю дистанцию. Всё зависит только от тебя.

Пацан шумно втянул воздух, хотел что-то сказать, но только медленно покачал головой. Я ткнул пальцем ему в грудь, а когда он опустил голову — коснулся его носа.

— Вот прямо сейчас у тебя есть два варианта. Первый — сойти с дистанции и проиграть самому себе. Второй — подняться, дождаться, пока боль в боку уйдёт, и пойти дальше. Ты можешь не бежать, а идти. Но дойти до конца. Это важно, братец. Ты же помнишь, что невозможное возможно?

Мальчишка стиснул зубы, и я увидел, как в нём проснулся упрямый огонёк. Он поднялся с бордюра, выпрямился, всё ещё придерживая бок рукой, но уже твёрдо глядя вслед удаляющейся колонне парней.

— Молодец, — сказал я. — Вот так и надо.

Я положил ему ладонь на плечо, стиснул.

— И ещё одно. Ты наверняка что-то съел перед тренировкой, верно?

— Да… — он кивнул виновато. — Бутерброд…

— Вот поэтому и прихватило. На следующую тренировку попробуй ничего не есть хотя бы за два часа. Выпей воды, и всё. Почувствуешь разницу, обещаю.

Он медленно вздохнул и также медленно выдохнул. Чем мне нравился этот пацан, так это тем, что он не искал оправданий.

— Ну всё, пошли, — сказал я и встал. — Не спеша догоним остальных.

Пацанёнок медленно, но пошёл вперёд. Всё-таки с силой воли у него был полный порядок. Да, ему всё ещё было тяжело, но сдаваться этот паренёк не собирался.

Я не стал говорить ему, но сегодня он уже сделал выбор…

— Догоняй, — бросил я и сам трусцой отправился вслед за всё дальше удаляющейся колонной.

В зал после пробежки парни вернулись разгорячённые и довольные: щёки горят, футболки тёмные от пота. Я сразу построил их обратно в ряд.

— Так, пацаны, делаем по глотку воды и продолжим.

Парни пошли к скамейкам, где оставили свои бутылки. Я взглянул на часы, контролируя тайминг тренировки, и в этот момент боковым зрением увидел, что на пороге зала стоит какая-то мадам лет тридцати пяти — сорока с розовой сумкой через плечо.

Сначала я решил, что это мама кого-то из пацанов. В голове сразу щёлкнуло — ну да, как и говорили сами ребята, родители переживают, телефоны-то выключены. Вот и первая мама пришла проверить, почему чадо не выходит на связь.

Но сразу бросилось в глаза другое — она вошла прямо в уличной обуви, даже не заметив, что перед дверью, на самом видном месте, стоят коробки с бахилами.

— Здравствуйте, — я подошёл к ней. — Два вопроса: могу я вам чем-то помочь? И прошу надеть бахилы. Парни здесь тренируются, и не хотелось бы, чтобы они вытирали собой уличную грязь.

Женщина посмотрела на меня внимательнее, скользнула взглядом по залу, по пацанам, толпившимся у скамейки.

— А что у вас тут происходит? — спросила она, как показалось, надменно.

— Тренировка по боксу. А вы, наверное, мама кого-то из ребят?

— Тренировка, значит… а вы тренер, выходит? — она проигнорировала мою просьбу надеть бахилы.

Медленно обвела зал взглядом, а потом и меня сверху вниз, будто оценивая.

— Вы понимаете, что занимаетесь деятельностью, которая подлежит строгой регламентации? Тем более она связана с несовершеннолетними.

Я на секунду подвис, пытаясь понять, о какой регламентации речь. Всё просто же — зал, пацаны, спорт. Я видел их горящие глаза и видел, как они стараются. И тут мне начинают рассказывать про какие-то бумаги…

— Я понимаю, что пацаны пришли заниматься боксом. Им нравится, они работают, растут. Что не так?

Она резко повернула ко мне голову, губы сжались в тонкую полоску.

— Вы из какого леса вышли? — как-то недобро фыркнула женщина. — Всё должно быть чинно и официально. У вас должен быть учёт, регистрация, договоры, допуски. Или вам закон не писан? Захотели тренировать и начали?

Я развёл руками.

— Да, захотели и начали. Потому что иначе они будут сидеть дома в телефонах или шататься по дворам. А я им даю зал, порядок и дисциплину. Что не так?

Я видел, что баба явно настроена на конфликт, ну или привыкла разговаривать в командном тоне, когда перед ней все ходят на цырлах. Но хотелось верить, что мои выводы преждевременные.

Но нет… моим ответом она не удовлетворилась. Сунула руку в свою розовую сумочку и вытащила удостоверение. С демонстративной наглостью сунула его мне чуть ли не в лицо.

— Я инспектор подразделения по делам несовершеннолетних! — выпалила она. — В данный момент я крайне рекомендую вам прекратить тренировку. Прямо сейчас!

Естественно, наш разговор, по крайней мере её повышенный тон, слышали пацаны. Вела она себя так, будто испытывала ко мне личную неприязнь. В зале воцарилась тишина.

Что такое ПДН — я знал, просто потому что сам в своё время, как детдомовец, имел некоторые «отношения» с ними. Как и везде, люди там работали разные, но процент крикливо-истеричных женщин из расчёта на одного сотрудника в ПДН всё же зашкаливал. Работа всё-таки больно специфическая.

— Иначе что? — уточнил я.

— Иначе я вызову полицию, — отчеканила она. — Впрочем… я это и делаю.

Она достала из сумки телефон и, демонстративно глядя на меня, начала набирать номер.

Я стоял молча, держа руки на поясе. Пацаны за моей спиной переглядывались, не понимая, что происходит. Внешне я излучал спокойствие, а вот внутри всё кипело. Хотелось послать эту эксцентричную барышню на ху… тор бабочек ловить.

Для меня, человека из девяностых, то, о чём она говорила, звучало абсурдно. Полиция из-за того, что пацаны бегают и учатся держать удар?

— Давайте без полиции, — предложил я. — Скажите, что нужно сделать, чтобы ПДН было удовлетворено.

Она даже не посмотрела на меня. Телефон всё так же был в её руке, палец завис над экраном.

— Нет, — отрезала она. — Что делать я и так вам скажу. Но сначала я обязана зафиксировать ваше правонарушение и пресечь его. Вы понимаете, что если с детьми что-то случится, а у вас даже лицензии нет, то вы будете отвечать по закону? По всей строгости закона!

Я обернулся, поймал взгляд Марика и Виталика, которые вышли в зал из подсобки. Они молча стояли у стены, но глаза говорили больше, чем слова. В них застыло: осторожнее, не нарывайся. Я выдохнул и коротко кивнул ребятам.

— Всё, пацаны. Тренировку прекращаем.

— Как? Прямо сейчас? — удивился Ваня.

— Прямо сейчас, — повторил я. — Идём переодеваться.

— Нам всё нравится! — буркнул толстяк. — Мы хотим заниматься!

— Да! — подхватил Ваня. — У нас тренер нормальный, он за нас горой, и мы за него тоже!

Женщина даже головы не повернула.

— Много что может нравиться. Много в чём можно по незнанию найти удовольствие, — потянула она противным писклявым голосом. — Но это не значит, что это будет приносить пользу.

— Может, разрешите тренироваться? — не отступил Ваня.

— Нет, — отрезала она. — Быстро все расходимся. А то я сообщу вашим родителям, что вы находитесь здесь незаконно.

Пацаны глянули на меня. В их глазах был немой вопрос: что делать? Гул недовольства прошёл по залу, но я поднял ладонь, пресекая возмущение.

— Тихо. Мы разберёмся.

Женщина удовлетворённо хмыкнула, наблюдая, как пацаны, опустив головы, направились в раздевалку. Будто именно этого она и добивалась. Я проводил пацанов взглядом, смотря, как они нехотя уходят. В груди у меня клокотало — злость, досада, и в то же время в голове проскользнула холодная мысль, что эта баба пришла не случайно.

— Слушайте, — сказал я, возвращая внимание этой властной дамочке. — Если вы решили прикопаться ко мне — это одно. Но на пацанов не переключайтесь. Они тут ни при чём.

Она хмыкнула, недовольно поджав губу.

— Это вам сейчас весело, Александр. А посмотрим, как вы заговорите, когда я на вас составлю протоколы. Кстати, где я могу это сделать? У вас есть кабинет или что-то вроде того?

Я кивком показал на свою подсобку. Она уселась прямо за моим столом, вытащила из сумки какие-то бланки и что-то начала заполнять.

— Послушайте, — сказал я, всё ещё пытаясь найти компромисс. — Я никому вреда не наношу. Это же спорт. Когда это вообще было, чтобы спорт проблемы доставлял?

Она продолжала писать, бормоча что-то себе под нос.

— А вы справки у врачей просите? — резко спросила она. — Вы знаете, какие именно нагрузки допустимы для детей этого возраста?

— Справки будут, если так нужно. Но вы же видите, что у нас тут не армия и не каторга. Я даю пацанам ОФП.

Комиссарша подняла на меня глаза, в которых так и сквозило безразличие.

— Ваш контроль меня не интересует. Есть правила, — отрезала она.

— Давайте так. К следующему вашему визиту я всё подготовлю — бумаги, справки, что угодно. А сейчас я продолжу тренировку.

Она тут же вскинула руку, будто ставила точку в нашем диалоге.

— Вы мне мешаете работать.

Так значит… Я положил ладонь на её бланк и нагнулся, заглянув комиссарше в глаза.

— Я вам объясняю, — процедил я. — Пацаны так долго этого ждали, и будет неправильно, если мы просто выгоним их вон.

— Полиции объясните, — раздражённо бросила она.

И начала писать дальше. Что ж… стена передо мной сидит.

Я отошёл от стола, где комиссарша черкала свои бумаги, и махнул Витале с Мариком, чтобы подошли ближе. Мы отошли к рингу, подальше от её ушей.

— Ну что скажете? — спросил я вполголоса. — Чего она тут забыла?

Виталя пожал плечами, глядя исподлобья в подсобку.

— Похоже, она не случайно пришла. Слишком уверенно себя ведёт, — предположил он.

Марик тоже смотрел на эту женщину, потом озадаченно поскреб макушку.

— Я её раньше видел. Она из ПДН, — он аж поёжился. — Явно не сама сюда дорогу нашла, согласен.

— По наводке… — пошептал я. — Вопрос только — от кого?

Мы переглянулись.

— Ренату сейчас не до этого, — сказал я, рассуждая вслух. — Хайпенко? Тоже вряд ли. Ему точно шум сейчас не нужен.

— Козлов? — предположил Виталя.

— Нет, — отрезал я. — Козлов такими мелкими пакостями не занимается. У него калибр другой. Если бы он захотел, то завтра этого зала бы уже не было… Но раз уж она тут сидит и бумаги строчит, значит, кто-то специально решил нам палки в колёса вставить.

Мы ещё толком не успели разобраться, как дверь снова распахнулась. На этот раз в зал зашли двое полицейских в форме с автоматами на животах. Сапоги тяжело стукнули по полу, и менты огляделись.

— Лейтенант Кузнецов, — первый представился и показал удостоверение. — Что здесь происходит? Кто вызывал полицию?

Я краем глаза заметил, как Марик и Виталя напряглись и чуть отодвинулись к стене. Аллергия на ментов складывается при определённом образежизни.

Женщина с бланками тут же поднялась, схватила уже заполненные листы и розовую сумку.

— Я вызывала! — сказала она уверенно. — Нарушение, связанное с несовершеннолетними. Сейчас я подойду!

Полицейский глянул на меня внимательнее, и в глазах у него мелькнуло узнавание.

— Так это вы… поздравляю, — сказал он. — Хороший бой вы тогда провели.

Второй полицейский посмотрел по сторонам.

— Так что у нас тут? Наверное, ложный вызов?

— А по какой причине вас вообще вызвали? — уточнил я.

Кузнецов хмыкнул так, будто ему самому было неловко произносить эти слова.

— Ну так-то по причине жестокого обращения с детьми…

— Серьёзно? — я усмехнулся, хотя внутри закипало. — Жестокое обращение? Или бокс стал жестоким обращением?

Лейтенант помолчал. Я понял, что это умница с розовой сумкой ляпнула про «жестокое обращение», рассчитывая, что так менты быстрее приедут.

— Ну, получается, какой-то ложный вызов, — вздохнул Кузнецов.

Комиссарша, зажав папку подмышкой, наконец подошла к нам.

— Это я вызывала вас! — напомнила она, вытащила удостоверение и показала ментам. — Меня зовут Татьяна Викторовна.

Она протянула Кузнецову бланк, над которым корпела всё это время, пока сидела за столом.

— Пожалуйста, ознакомьтесь, здесь налицо нарушения. Работа без договора, деятельность юридически никак не оформлена, лицензии у этого, так называемого, тренера нет. И он, на секундочку, работает с несовершеннолетними. Прошу вас разобраться, уважаемые полицейские! Так… — она повернулась ко мне и сунула ещё одну бумагу. — Вот вам постановление. И штраф.

Я машинально взглянул на шапку документа, но комиссарша не дала и секунды — затарахтела дальше.

— А ещё я свяжусь с родителями этих несовершеннолетних, — добавила она, отчеканивая каждое слово. — И опишу им ситуацию. Пусть будут в курсе, где вообще их дети и чем именно они здесь занимаются.

Она захлопнула папку, поджала губы, развернулась на каблуке и пошла к двери. Дверью, конечно же, хлопнула.

Лейтенант Кузнецов начал изучать переданные комиссаршей документы. Было видно, что ему эта ситуация не доставляет никакого удовольствия.

— Смотрите, мы всё понимаем, — заговорил он. — По-человечески, если, то какие тут могут быть претензии? Дети занимаются спортом, дисциплину развивают, порядку учатся. Всё правильно… больше того, по моей молодости, когда я сам занимался, такого близко не было.

— Есть «но»? — уточнил я, понимая, куда он клонит.

— Но если говорить по букве закона… — полицейский замялся. — Она, к сожалению, права.

Я опустил взгляд на бумаги, скользнул глазами по немалому штрафу, который теперь был обязан выплатить. Потом снова поднял глаза на полицейских.

— Как бы нам этого не хотелось, но формально лицензии нет, документов нет, — добавил второй полицейский, пожав плечами. — Поэтому, согласно закону, на данный момент мы… выносим вам предупреждение.

— Я понял, мужики, — заверил я. — Предупреждение — значит предупреждение. Претензий никаких. Если так по закону положено, значит, надо закон выполнять.

— Только вы нас поймите правильно. Не для протокола будет сказано — у нас к вам никаких вопросов нет. Мы всё понимаем. Но, увы, мы на службе и обязаны фиксировать даже такие заявки.

— Понимаю, — заверил я.

Они переглянулись, и вдруг второй, тот что помоложе, сержантик, растерянно улыбнулся.

— Слушайте… а можно с вами фото? Ну так, для себя. Брату покажу, он фанат всяких единоборств.

Мы вышли ближе к свету, они сняли фуражки, один достал телефон. Щёлкнули несколько кадров. Закончив, Кузнецов крепко пожал мне руку.

— Держитесь. Всё будет нормально.

— Будем, — заверил я. — Спасибо, что по-людски.

Когда полицейские ушли, ко мне подошёл Марик.

— Это бред, Сань, — прошипел он. — Если так законы трактовать, то можно и к столбу прикопаться — «не там стоит». Мы же молодым добро делаем, что за цирк?

— Знаешь поговорку про то, кто ты без бумажки, а кто с бумажкой? — спросил я.

— Знаю, конечно…

— Так вот мы сейчас без бумажки, — я вздохнул. — Придётся зал закрыть до того, как всё урегулируем. Иначе нас просто утопят протоколами и штрафами.

— Закрыть… в смысле прямо сегодня? Пацаны же на завтра уже…

— Прямо сегодня, — подтвердил я. — Я сейчас пацанам объясню почему так. Вопрос другой: к кому идти за решением? Понять бы порядок только, куда и зачем обращаться.

— В идеале надо посоветоваться с тем, кто шарит, — Марик вытер пот со лба ладонью. — Здесь нужен человек, который шарит. Бумаги, лицензии, как правильно оформить, что сказать, что не говорить.

Долго думать о том, кто в теме и шарит, не пришлось.

— Игнат должен знать, — озвучил я. — Он и зал свой поднимал, и с комиссиями бодался.

— Во, — оживился Марик. — Игнат — это правильно. Он разложит по полочкам, что собрать, куда подавать и в каком порядке. Ну и, если надо, кого подтянуть.

— Так и сделаем, сейчас наберу, — заверил я. — А вы с Виталей пока пацанов придержите, чтобы объяснить, что к чему.

Марик пошёл к Витале, который уже общался с парнями. Я же достал из корзинки телефон и машинально провёл пальцем по стеклу, собираясь звонить Игнату.

(обратно)

Глава 12

Гудки пошли, один, второй, третий. Трубку Игнат так и не поднял. Только через пару секунд пришёл короткий сигнал-маячок: «перезвоню позже».

Я задумался, пролистал список контактов. Ждать, пока Игнат перезвонит… я-то подожду, но может есть ещё кто поможет? Листать долго не пришлось и не потому что у меня в записной книге было мало контактов, а потому что в голову сразу пришла Ира. Конечно, блин, как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Если кто и может быстро подсказать, куда двигаться с этими бумажными делами, так это она.

Ира несколько лет проработала секретарём, и в бумагах разбирается лучше любого юриста. Я недолго думая нажал её номер. В отличие от Игната, Ира трубку сняла почти сразу.

— Алло? — послышался её голос из динамика.

— Ира, привет, дорогая. Как у тебя со временем?

— Привет, Саш, рада тебя слышать. Для тебя время всегда найдётся, — заверила она.

— Отлично, что скажешь, если я прямо сейчас вызову тебе такси ко мне в зал? Обещаю кофе и хорошее настроение.

— А что нужно? — насторожилась она.

— Вопросами тебя хочу помучать, если ты не против, — пояснил я «цель визита».

На том конце провода повисла пауза, но короткая.

— Хорошо, вызывай! — согласилась она и продиктовала адрес, на который следовало подать машину.

Как только отключился, зашёл в приложение и вызвал для Иры такси. Водитель должен был подъехать через три минуты. Я скинул ссылку на поездку Ире и получил в ответ на своё сообщение поднятый большой палец реакцией.

Пока девчонка едет, следовало переговорить с пацанами, для которых вместо тренировки получился один большой облом.

Я выключил телефон и направился в раздевалку. Пацаны все хмурые сидели на скамейках — видно было, что настроение у всех ниже плинтуса. Конечно, тренировку столько ждали, а на выходе получился пшик. Вместо тренировки пришлось наблюдать цирк с этой тёткой-проверяющей.

Как только я вошёл, пацаны разом поднялись.

— Ну что, парни, — начал я, облокотившись на шкафчик. — Понимаю, облом. Вместо работы топчемся на месте. Но так бывает. Главное другое помнить, что дорогу осилит идущий.

Пацаны молчали, слушали.

— Мы своё возьмём, — продолжил я. — Секцию никто не закроет, так что готовьтесь. Чуть позже начнём с ещё большим напором.

Ваня поднял руку, прося слово.

— Тренер, если что надо — вы только свистните. Мы в любой момент, если чё!

Я улыбнулся краями губ, обвёл взглядом учеников.

— Спасибо, пацаны! Будем держаться вместе. А пока… переодевайтесь, идите домой, — сказал я. — Пока нет тренировок — будет вам партийное задание.

— Какое?

— Я готовлю список боёв, обязательных к просмотру. Будет пока теория вместо практики. Ну и с учёбой — как договаривались. Кому что надо подтянуть — полный вперёд!

Парни начали переодеваться, а у меня пиликнул телефон, обозначая, что Ира уже приехала. Действительно, в коридоре послышался цокот каблуков. На пороге появилась Ира — аккуратная, в тёмно-синем пальто, волосы собраны в пучок, в руках сумочка и телефон.

— Привет, — сказала она, оглядывая зал. — Что случилось?

Я недолго думая повёл Иру пить кофе. Я прихватил с собой папку, куда сложил документы, оставшиеся от комиссарши. Мы вышли на улицу и, болтая обо всём и ни о чём, дошли до кофейни, где продавали кофе на вынос. Ире я заказал малиновое латте, а сам попросил «классику» без сиропа и молока.

— А кофе-то здесь вкусный, — поделилась Ира, попробовав свой напиток. — Саш, но мы ведь не кофе пить пришли? Ты ведь меня кофе просто подкупаешь?

— Ну тебя не проведёшь, — хмыкнул я.

Я рассказал Ире, что мне от неё нужно. Обрисовал случившееся и показал на папку с «собранием сочинений», оставшимся от комиссарши.

— Надо, чтобы ты всё это перевела с их птичьего на человеческий, — резюмировал я.

— Ясненько, сделаем, — она указала на ближайшую лавочку. — Пойдём присядем и я посмотрю.

Мы присели, Ира взяла папку и начала изучать содержание «протоколов-постановлений».

— Так, понятно, у нас тут постановление и штраф… — она вчиталась в текст и покосилась на меня. — Сань, твоё чувство не подвело. Она явно не «случайно зашла».

Я развёл руками. Чиновники вообще интересный предмет — вроде они есть, а когда нужно их нет… Я про то, что иногда они вообще ничего не замечают, даже когда нарушения на каждом шагу. А иногда наоборот находят иголку в стоге сена. Прямо с лупой бегают.

— Да, явно пришла целенаправленно, — согласился я. — Чтобы лавочку прикрыть. Иначе я просто в душе не приложу, откуда такая прыгать, чтобы спортивный зал закрывать.

— Именно, «тётя» знала, куда идёт и зачем. Такие вещи на пустом месте не возникают.

Я постучал костяшками пальцев по лавочке, задумавшись. Ира тоже постучала ногтем по крышечке стаканчика, отпила кофе.

— Смотри, — сказала Ира. — Я, скорее всего, смогу помочь. По крайней мере, разберусь, какие требования к тебе выдвигают и куда идти, чтобы всё это закрыть. Кто за что отвечает, какие формы, в каком порядке…

— Спасибо, — поблагодарил я. — Реально выручаешь.

— Не спеши благодарить, Саш. Дай мне время всё проверить. Я подниму нормативку, посмотрю, что они от тебя хотят, где тонкие места. Как разберусь, что делать дальше, сразу свяжусь с тобой. И тогда уже наметим фронт работ — что ты делаешь сам, что могу взять на себя, какие сроки. Идёт?

— Конечно. Скажи, что от меня нужно прямо сейчас? — уточнил я.

— Пока… ну в принципе особо-то и ничего, — ответила Ира, аккуратно складывая листы обратно. — Не дёргай никого и ничего не подписывай. Я вернусь к тебе с понятным списком шагов.

— Договорились. Жду звонка.

— Созвонимся, — подтвердила Ира, поднимаясь с лавки и забирая папку. — Кофе, кстати, действительно вкусный, если захочешь угостить меня ещё, сразу скажу, что согласна.

Я собрался вызывать девчонке такси обратно, но та подсказала, что вызывать надо на новый адрес.

— У меня есть хороший знакомый юрист, надо бы заехать к нему и проконсультироваться на этот счёт.

— Сколько буду должен за консультацию? — уточнил я.

— Мне он поможет бесплатно, — Ира игриво захлопала ресницами. — Главное — будь на связи!

Через пару минут я посадил её в такси и вернулся в зал. Там меня встретил Марик, залипавший в телефон.

— Так, ну вроде мне пообещали с этим делом разобраться, — поведал я.

— Угу, — Марик, чуть прикусив губу, повернул ко мне экран своего мобильника. — Сань, ну что мы всё о плохом да о плохом. Смотри, конференцию анонсировали! Включаю.

Он ткнул по экрану на треугольник.

На экране вспыхнула заставка лиги и пошла динамичная нарезка лучших моментов участников шоу — один за другим. Удары в слоу-мо, свист трибун, вспышки камер. Парни мелькали на коротких, но острых фрагментах. Показывали в основном нокауты.

Что сказать… судя по тому, что я увидел, бойцы, которых пригласили на шоу, явно не кукурузу стерегли.

— Видал? Вот это подсечка! — впечатлился Марик, увидев в нарезке приём из самбо. — Назад отмотать?

— Не надо, — отказался я.

Нарезки хоть и были совсем короткими, но я увидел достаточно. Был там и мой эпизод нокаута Карателя.

Голос за кадром на пару секунд прорезался через музыку: «…участники реалити-шоу… открытая пресс-конференция…».

— Смотри, смотри! — Марик ткнул в экран. — Этот с шагом назад ловит прямым.

— Вижу, — заверил я.

— Будет что посмотреть, — ухмыльнулся Марик.

Ролик подошёл к концу. На экране появилась дата конференции и логотип реалити.

— Переслать? — предложил Марик, уже клацая в мессенджере.

Я отказываться не стал, надо будет на досуге поделиться со зрителями, чтобы не забыли. Но интересовало меня сейчас другое — нарезка нарезкой, а не лишним было бы посмотреть, как работают эти парни в бою.

— Сможешь мне найти видео с бойцами? — попросил я Марика.

— Ваще не вопрос! Пойдём только присядем.

Мы устроились за столом, и Марик вбил имя первого из бойцов в поиск.

— Во, смотри, Сань, чё за ферзь!

На фотографии был здоровенный брюнет с повязкой на глазу.

— А с глазом что? — спросил я. — Как он так драться будет?

— Да это ж образ… ну типа пират или хрен пойми кто.

На следующей фотографии он же стоял в форме ВДВ с беретом на голове. Любопытно, конечно… определился бы уже, кто он — десантник или пират. Однако, судя по огромным охватам этого бойца, зрителям нравилось то, что он транслирует.

На следующей фотографии он же стоял в форме ВДВ с беретом на голове. Любопытно, конечно… определился бы уже, кто он — десантник или пират. Однако, судя по огромным охватам этого бойца, зрителям нравилось то, что он транслирует.

На странице у него были и полные записи боёв. Если верить рекорду, у этого бойца была серия аж из семи побед. Много это или мало, но с ходу не скажешь, нужно смотреть на качество соперников, с которыми он дрался.

— Смотри, смотри! — Виталя начал листать ленту другого бойца. — Этот вообще весь, блин…

Я взглянул на экран и увидел молодого, как говорили сейчас, «на полном фарше». Брендовые очки, «мерс» на фоне Москва-Сити, на каждом фото хэштеги типа «король», «разорву».

В целом картина была ясна… самоуверенность, вызывающие позы, громкие слова. Каждый второй прямо-таки напоминал мне того самого Конора, которого мы недавно разбирали с пацанами. Показуха на публику и девиз: «наглость — второе счастье».

— Прямо клоны, — хмыкнул я. — Один к одному, как Конор. А кое-где и до Маги Карателя недалеко. Только если Мага-то… ну вы помните, у него понтов было больше, чем дела, то у этих навыки совсем другие. Уровень достаточно высокий у ребят.

— Реально опасные? — покосился на меня Марик.

— Если судить по регалиям, то машины для убийств.

Я нисколечко не преувеличивал. Среди участников бойцовского шоу были парни с огромными бэкграундами в разных дисциплинах. Международники по боксу, кикбоксингу… а такие звания, в отличие от КМС или мастера спорта в переходе, не купить. Поэтому сейчас я отчётливо понимал, что просто не будет.

Спортсменов Марина подобрала высококлассных. Причём, как я мог понимать, подавляющая часть бойцов были подписаны уже после ухода Хайпенко.

А насчёт сравнения с экспрессивным ирландцем, я уже давно начал догадываться, что без шума в медийном поле на такое шоу не попадёшь. Так что… буду принимать подобное за должное.

Я откинулся на спинку стула, заканчивая просмотр, потому что в этот момент завибрировал мой мобильник.

— Марк, скинь мне видео боёв этих ребят, поизучаю на досуге, — попросил я.

Звонила Ира, и я тотчас принял вызов.

— Саш, — послышался голос девчонки. — В общем я наметила план по твоей ситуации. Можем пройтись по пунктам?

— Давай, — я машинально посмотрел на часы.

Молодец девчонка, ничего не скажешь. И часа не прошло, а она уже знает, как действовать и что делать.

— Так, ну смотри, первое!

Ира объяснила, что первое и самое верное — мне следовало подписать договор об аренде с Игорем.

— Пусть будет хоть простой договор, главное, чтобы отношения с владельцем не висели в воздухе.

— Я, насколько знаю, Игорь ещё не вступил в наследство, — сказал я.

— А дай мне его контакт, я его свяжу напрямую с адвокатом, и там уже проконсультируют.

Я не стал откладывать в долгий ящик и сразу скинул Ире телефон Игоря.

— Второе, — продолжила она. — Тебе нужно открыть ИП. В видах деятельности сразу отметить всё, чем ты реально занимаешься: спортивные тренировки, секция для детей и подростков, организация тренировочного процесса. Если хочешь, можем рассмотреть вариант НКО, если ты молодёжь тренируешь бесплатно, это логично. Но это уже нюансы: у НКО больше бумаги, устав, отчётность. Для старта ИП будет быстрее и предпочтительнее.

— Понял, — сказал я.

Внутри скребануло: «ИП», «виды деятельности» — слова были как из другого мира, не из моего девяносто шестого. Я и бизнес никогда прежде не пересекались.

— Третье. Понадобится лицензия, — говорила Ира. — Я знаю, как это делается и знаю, что это можно сделать быстро, если понимать, куда стучаться. Я пробью свои каналы. А ты, пожалуйста, параллельно посоветуйся с Игнатом — у него могут быть свои варианты и контакты. Договорились?

— Договорились. Только скажи, куда ехать и с чего начинать?

— Ехать никуда не нужно. Всё делается в интернете. Регистрация ИП идёт через налоговую, всё онлайн. Я могу оформить всё сама, но мне нужны от тебя ксерокопии документов. Паспорт, ИНН, СНИЛС… Тебе главное — дать копии и быть на связи. По лицензии я напишу, когда состыкуюсь с нужными людьми. По НКО решим позже, если пойдём по этому пути, — заверила Ира. — Так что как только всё от тебя получу — двигаю регистрацию.

— Ира, спасибо, выручаешь!

— С тебя кофе угостить! И, Саш, если Игнат перезвонит, сведи нас в один чат, так быстрее.

— Сделаю.

— Всё, работаем. Жду документы.

Связь оборвалась. Я ещё секунду подержал телефон у уха, потом положил его на стол. Онлайн, блин… в 96-м пришлось бы по трём кабинетам бегать в течение месяца. Здесь же «всё в интернете». Ладно. Значит, собираем копии и едем дальше.

— Пацаны, сюда, на минуту, — позвал я Марика и Виталю.

А когда они подошли, продолжил:

— Ира только что позвонила. Нужны копии документов. Паспорт — разворот с фото и страница с пропиской, ИНН, СНИЛС, — я нашёл свои документы и положил на стол. — Короче, надо найти, где ксерокс снять.

Через минуту пацаны, не задавая лишних вопросов, пошли искать, где на районе можно сделать ксерокопию.

А мой мобильник завибрировал снова. Я глянул на экран и увидел, что звонят не по сотовой связи, а через мессенджер. Номер был незнакомый, но голос в динамике я узнал сразу.

— Привет. Надо встретиться, — это был Саня Козлов. — Через полчаса. Парковка у ТЦ «Орион», знаешь где?

Я ткнул пальцем по навигатору, на экране сразу высветился маршрут. Ехать было минут пятнадцать максимум.

— Смогу, — подтвердил я. — Подъеду.

— Всё, счастливо. И не перезванивай.

Связь оборвалась и на экране мигнуло «разговор завершён».

Младший Козлов как всегда появлялся и исчезал неожиданно. Видимо издержки профессии. Впрочем звонка Саши я ждал. До сих пор по нашим дальнейшим шагам не было никакой конкретики. Надеюсь, что теперь она появится.

Я выехал сразу и подъехал к торговому центру минут через пятнадцать, как и показывал навигатор. Парковка оказалась битком — машины стояли рядами, занимая почти все места. Место было явно оживлённым и популярным, но, наверное, так и было нужно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Пришлось подождать, постоял на аварийке, пока освободится парковочное место. Я провожал взглядами людей, снующих туда-сюда с пакетами и тележками. Дождался, когда освободится место, заглушил двигатель и вылез из машины.

Секунду постоял, оглядываясь, и приметил небольшую будку с кофе напротив входа в ТЦ. Пятнадцать минут у меня ещё было в запасе, так что почему бы не выпить кофе? Заодно осмотрюсь.

Я пошёл к кофейному киоску, где, несмотря на многолюдность, практически не было очереди. А парочка, кто стояла у киоска, дожидалась свой заказ. Я достал деньги, заказал себе чёрный, без сахара.

— Минутку подождите, — сказал бариста и повернулся к машине.

Я стоял, окидывая взглядом парковку, когда сбоку подошёл какой-то мужик в куртке с поднятым воротником и в кепке с низко натянутым козырьком.

— А можно и мне кофе? — обратился он к продавцу. Голос вроде обычный, но с хрипотцой. — Оплата наличными.

Я повернулся к нему, и в первый миг ничего особенного не заметил. Обычный мужик, таких тут сотня. Но потом присмотрелся внимательнее… больно у него был знакомый взгляд… Внутри кольнуло.

— Нифига… — прошептал я.

Это был младший Козлов, только настолько похожий на случайного прохожего, что сразу и не узнаешь. Он чуть покосился в мою сторону и улыбнулся уголками губ.

Я только успел взять стакан с кофе, как «мужик» наклонился ко мне и шепнул:

— Вон тачка. Номера Андрей три восемь четыре Мария Марк. Садись в неё, я подойду.

Он даже не посмотрел в мою сторону, будто и не со мной говорил, а просто заказал кофе и ждал свою сдачу.

Я не стал задавать вопросов, отпил кофе и пошёл на парковку, попутно ища машину с названными номерами. Ей оказалась белая «Лада Гранта», ничем особо не примечательная.

Саша, конечно, молодец… я как в шпионский роман попал.

Я подошёл к машине. Дёрнул ручку, и дверь оказалась открыта. Перед тем как садиться, я машинально поднял взгляд на угол стоянки, где я оставил свою машину. Там камеры висели на столбах. А вот над этим местом камер не было вовсе.

Я устроился на переднем пассажирском сиденье, поставил кофе на торпеду и окинул взглядом салон. Машина была чистая, но какая-то пустая что ли… чувствовался только лёгкий аромат дешёвого освежителя.

Теперь оставалось ждать Козлова.

(обратно)

Глава 13

Дверь «Гранты» тихо скрипнула, и в салон сел Козлов, держа в руках стаканчик с кофе.

— Ну ты, блин, и даёшь. Если бы у меня с тобой не была назначена встреча, ни за что бы не догадался, что это ты.

Он хмыкнул, сделал глоток кофе, взглянув на себя любимого в зеркало заднего обзора.

— Кофе-то вкусный?

— Пойдёт, — сказал я, отхлебнув свой. — Не ради кофе сюда приехали. Давай, выкладывай, чего хотел.

Козлов подался вперёд, поставил стакан на торпеду.

— В общем, Саня, я тут подумал, как лучше сделать. И, так сказать, довожу до твоего сведения.

— Завораживающее начало, — заметил я. — Что надумал?

Козлов чуть подклеил отошедший ус. Интересно, откуда он взял грим, или у него был с собой «чемоданчик на все случаи жизни»?

— Я поеду на это реалити-шоу вместе с тобой, — заверил он. — Здесь, в столице, мне пока делать нечего. Рекомендовали на некоторое время залечь.

— Понял, — кивнул я. — Я как понимаю, не все от тебя отвернулись, раз ты получаешь такие рекомендации.

— Правильно понимаешь… — Саня поймал мой взгляд в зеркале. — Только мне нужно, чтобы ты меня оформил как секунданта. Я должен поехать с тобой как член команды.

Просьба была несколько неожиданной. И на первый взгляд казалась весьма рискованной. Конечно, Саша мог и дальше скрываться за гримом… вот только всё равно вокруг далеко не все идиоты.

— Не вопрос, сделаем, — всё-таки сказал я. — Но, слушай… ты же в розыске. Тут же паспорт нужен.

Он несколько секунд был занят тем, что поправлял свой поехавший грим. А может заодно раздумывал над тем, что мне ответить. А потом, откинувшись на сиденье, залез во внутренний карман куртки. Достал документ, раскрыл и показал мне.

— Видишь, Сань? — спокойно сказал он. — Паспорт. На другое имя.

Я глянул на страницы. Фотография там была его, но данные чужие. Бумага выглядела настолько настоящей, что никаких сомнений не закралось даже на секундочку.

— Ну ты даёшь… — хмыкнул я. — Серьёзно подготовился.

Козлов закрыл паспорт, но убирать обратно в карман не стал. Положил на колени, словно он мог понадобиться ему в любой момент.

— Я всегда серьёзно готовлюсь, — ответил он и снова потянулся к кофе.

Сделал ещё глоток, вытер губы тыльной стороной ладони.

— Слушай, Саня, — доверительно сказал он. — В городе, куда мы поедем на это шоу, у меня есть знакомый. Серьёзный человек. Надо с ним лично встретиться и перетереть — помогут ли местные силовые структуры, когда всплывут вопросы. По телефону такие вещи не решаются… Но пока всё в подвешенном состоянии, одно скажу точно. Билет мне купи ты. Когда станет известна дата поездки — сразу. Только учти, что ехать надо на железной дороге, самолёты и бла-бла-кар тут не вариант.

— Не вопрос, — заверил я. — Как только появится дата, беру билет. Давай данные с паспорта, я перепишу.

Козлов молча передал мне свой «новый» паспорт. Я раскрыл его на нужной странице, сделал фотографию.

— Как купишь — сбрось мне на почту, — попросил Саша.

Он достал телефон, быстро набрал что-то и повернул ко мне экран.

— Вот сюда, — сказал он. — Только никаких лишних слов, просто файлы с билетами.

— Принято, — я запомнил адрес почты. — Как только оформлю, сразу скину. Ещё что-то?

— Нет, до скорой встречи, Саш, — младший Козлов протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями.

Я вернулся в зал и сразу встретил Марика и Виталю, которые успели выполнить мою просьбу — в подсобке на столе лежала кучка бумаг в файлах с копиями документов.

— Сань, мы всё сделали, — сообщил Марик. — Ксерокопии готовы.

Я пролистал пару страниц: паспорт, СНИЛС, ИНН. Всё как заказывал.

— Молодцы, — сказал я. — Теперь это всё нужно передать Ире, пусть она отправит куда надо.

— Блин, — Марик озадаченно поскреб затылок. — А зачем завозить? Я думал, это тебе надо?

— Нет, Ира просила послать копии, — пояснил я.

— Так надо было сканы делать, — встрял Виталя. — Ксерокс нафиг не нужен, бумажки таскать туда-сюда — это прошлый век.

Виталя вытащил мобильник, быстро зашёл в какое-то приложение. Следом сфоткал ксерокс паспорта и показал мне.

— Вот смотри: паспорт — раз, сфоткал. Прога выровняла углы, убрала тень, сохранила в PDF. И всё, можно сразу отправить в почту или в мессенджер.

— И не надо никуда ехать, — добавил Марик. — Нажал «отправить» — и оно у Иры через минуту.

Я удивился, но вида не подал. В девяностые мы за этим в копировальный центр бегали, а тут всё в кармане. В общем-то, логично… как-то не догадался сразу, что и здесь прогресс шёл семимильными шагами.

По итогу отфоткать документы и превратить их в файлы заняло не больше пяти минут. И это с учётом, что Виталя поставил мне приложение, показал, как щёлкать и сохранять.

Я прошёлся по документам, один за другим «просканировал» — получилось чисто, будто реально на офисном аппарате.

— Ну всё, жми «отправить» и скидывай всё Ире.

Я нажал кнопку, файлы улетели. Ира прочитала сообщение сразу и, как всегда, поставила большой палец в реакции. Вот уж не думал, что ксерокс уместится в телефоне.

Вспомнив о просьбе младшего Козлова с билетами, я посмотрел на Виталю.

— Вопрос на миллион. Чтобы на ЖД-поезд билеты купить — ехать на кассу надо? Или можно тоже через телефон всё сообразить? — спросил я.

— Нет, ехать никуда не надо, Саш. Заходишь на сайт железных дорог или их партнёров, выбираешь дату, поезд, вагон, место и покупаешь онлайн.

— А билет потом в кассе получить? — уточнил я по старой памяти.

— Нет. При посадке просто показываешь QR-код на мобиле, — пояснил Виталя. — Скрин или из письма. Проводник сканирует, и всё.

— Система… — я покачал головой.

В моё время приходилось по полчаса в очередях к кассам стоять. Сейчас всё стало куда проще: оплатил, получил электронный билет. Главное — чтобы данные совпадали и телефон не сел.

Я достал телефон, открыл заметки и набросал себе напоминание: как только объявят дату реалити-шоу — взять билеты онлайн. И едва успел дописать, мобильник завибрировал — на этот раз звонили Решаловы.

— Саня, привет, — прозвучал в трубке голос Лёши. — Надо обсудить конференцию.

— А что обсуждать? Дата и время вроде известны, — уточнил я.

Лёша объяснил, что с точки зрения медийки каждый боец должен обязательно подготовить перформанс.

— Ну там, ролик, какая-то фишка, подача себя. Есть у тебя настроение и желание снять что-нибудь прикольное? Если да — тогда двигаемся в эту сторону, время начнём.

Я не стал говорить пацанам, что при слове «медийка» у меня дёргается глаз. Да и понимал, что нужно. Но всё же решил прощупать почву на предмет возможности съехать.

— А без этого нельзя?

— Можно, конечно, — заверил Лёша. — Но тогда лига сама запишет и презентует тебя. Только сделают так, как посчитают нужным. А это, сам понимаешь, может выйти совсем не то, что тебе нужно.

— Ладно, — согласился я. — Давайте снимать.

— Отлично, — оживился Лёша. — Тогда ты пока отсмотри примеры. Выбери, какой формат тебе ближе — эпатаж, агрессия, шоу или может что-то спокойное, но цепляющее. Потом определимся, подгоним под твой образ.

— Принято, скидывайте примеры, посмотрю.

Я не стал напоминать парням, что никакого «образа» у меня нет. Каким родился, таким и пригодился. Образ — штука, безусловно, хорошая, но в один прекрасный момент маска слетает. Так что я придерживался позиции, что самая правильная — быть таким, какой ты есть с самого начала и до самого конца.

— Уже отправил в мессенджер. Просмотри, а потом обсудим, — сказал Лёша. — Всё, на связи, Сань!

Связь оборвалась, и я махнул рукой Марику с Виталей.

— Идите сюда. Звонок был от близнецов. Нужно придумать… перформанс, кажется, — пояснил я.

— Для конфы? — спросил Марик.

— Да, мне Лёша скинул примеры, давайте посмотрим и определимся, что лучше зайдёт.

Я перешёл по ссылке от близнеца. Начало грузиться видео. На экране один боец выходил с дымовыми шашками, кричал лозунги, размахивал флагом. Другой выходил в золотых очках, с охраной, словно рок-звезда. Третий свёл всё к агрессии — рвал майку, орал в камеру, обещал «похоронить любого».

— Вот такой подход, как по мне, больше всех цепляет, — прокомментировал Марик последний пример. — Ну а чё, наехал на кого-нибудь и сразу хайпанул.

— Да, — подхватил Виталя. — Надо жёстко, это зрителю нравится.

Я выключил ролик, задумался. Не спорю, именно не обузданной агрессией проще всего привлечь зрителя. Вот только есть проблема — я не умел высасывать эмоции из пальца. И если бы я изобразил нечто подобное, то зритель не поверил бы ни хрена. Вот серьёзно: как можно агрессировать, если у тебя к человеку нет неприязни и ты его первый раз видишь?

Да и известен я стал не тем, что странно одевался или вёл себя вызывающе. Моя сила была в другом. В правде, как и должно мужчине.

— Не, пацаны, я пас.

Марик с Виталей переглянулись, синхронно пожали плечами.

— Может, ты и прав, Сань…

Я задумался, снова включил примеры. Нет, конечно, можно взять и агрессию, и эпатаж, но это будет… ненастоящее. Я пока не определился.

— О, Игорь, кажись приехал! — сообщил Марик, выглядывая в окно.

Выбрать перформанс я так и не выбрал, но тем лучше — ещё чуть-чуть и голова бы закипела от этих мыслей. А вот то, что приехал Игорь — это здорово. Я как раз ждал его, потому что по дороге со встречи с Козловым сам звонил, чтобы решить вопрос аренды зала.

— Ладно, — заключил я. — Беру время на подумать.

Игорь через минуту вырос на пороге.

— Ну что, Сань, есть для тебя хорошие новости, — сразу заявил он.

— Давай, рассказывай.

Мы сели на диван, Игорь положил на стол папку с документами.

— Короче, дело к ночи, — начал он. — Юрист твой разложил ситуацию по полочкам. Варианты заключить аренду есть, и они вполне рабочие. Подписать договор можно и сейчас, только есть нюансы.

Игорь достал из папки бумаги и потянул мне.

— Вот, мне составил юрист. Договор аренды! — он послюнявил пальцы и начал объяснять. — Смотри значит. По закону наследник считается владельцем имущества с момента смерти наследодателя, прикинь?

— Даже если свидетельство о праве на наследство не получено? — уточнил я.

— Угу! Договор аренды можно заключить и до получения свидетельства, но есть нюансы, — Игорь с важным видом, как будто теперь ему стало понятно, как устроен этот мир, поднял палец. — На срок до одного года, чтобы он не подлежал госрегистрации. Потому что зарегистрировать его до получения свидетельства о праве собственности невозможно. Поэтому…

Он перевернул страницу и указал строчку.

— У нас будет краткосрочный договор на срок менее года!

— Не вопрос, — кивнул я. — Сколько должен за консультацию у юриста?

Игорь только махнул рукой.

— Да нисколько, ноль рублей ноль копеек, твоя ж девка всё организовала.

— Ладно… аренда на каких условиях?

Игорь как-то заговорщицки посмотрел на меня.

— Смотри. До момента вступления в наследство ещё четыре месяца. Они бесплатно, как мы и договаривались. И ещё восемь месяцев… — он искренне улыбнулся. — Тоже бесплатно, как благодарность за всё, что ты для меня сделал.

— Серьёзно? Восемь сверху?

— Серьёзно, — подтвердил он. — Мне важно, чтобы ты спокойно встал на рельсы. Зал оживил — честь тебе и хвала, но теперь ведь надо, чтобы он заработал по-человечески. Моя очередь подставить тебе плечо.

Я молча протянул ему руку.

— Спасибо, Игорь. По-человечески — спасибо.

Он крепко пожал мою ладонь.

— И тебе спасибо. Ты выручил, когда мне было хуже всего… так что получай ИП или что ты там собрался получать и сразу подпишем финальный вариант уже с твоими реквизитами, — сказал он.

— Дам знать, как только будет готово.

— Жду сигнал, — Игорь сложил бумаги в папку.

Мы попрощались, а я тут же позвонил Ире. Первый шаг на пути получения лицензии был сделан. Секундный гудок, второй — и в динамике раздался голос девчонки.

— Ира, договор у меня на руках, спасибо твоему знакомому, он нашёл способ подписаться. Ждём реквизиты моего ИП и ставим подписи, — отчитался я.

— Отлично, — обрадовалась Ира. — Тогда ничего ждать не нужно. Владелец ещё там?

— Уже уходит, а что?

— Тормози его, Саш.

Я последовал совету, подошёл к дверям и махнул Игорю.

— Погоди! Ещё минутка.

Игорь кивнул, подтверждая, что задержится.

— Он ждёт, — продолжил я разговор с Ирой.

— Попроси его, чтобы не тянуть, поставить подписи. Реквизиты по ИП мы впишем сами.

Я покосился на Игоря и пояснил, что нужно. Тот показал большой палец — мол, не вопрос. Взял бумаги, достал ручку и начал подписывать, ставя подпись на каждом листе.

— Слушай внимательно, — далее заговорила Ира. — Скидываю тебе логин и пароль в мессенджер. Это доступ в твой личный кабинет ИП.

Я отодвинул мобильник от уха и увидел на экране данные, которые пришли только что.

— Я всё сделала. Везде подала заявки, оформила. Сегодня к тебе должна подъехать моя знакомая из банка. Девочка толковая, всё быстро оформит и даст тебе карту и номер счёта, нужно будет только подписать договор и сфотографироваться.

— И всё? — уточнил я. — ИП уже можно считать открытым?

— Да, — подтвердила она. — Там ещё в налоговой запрос побарахтается, но будет обработан сегодня же. На лицензию останется подать, но это мы тоже закроем. Так что можешь считать, что у тебя уже всё в порядке.

Уже не первый раз за день я был поражён тем, как все вопросы можно решить по телефону. В моём девяносто шестом, чтобы открыть что-то подобное, надо было месяцами оббивать кабинеты. А тут… пара кликов — и вопрос решён. Понятно, что знакомства Иры взяли своё, но, как я понимаю, без оных просто бы увеличились сроки.

— Спасибо тебе огромное, Ира, — поблагодарил я девчонку. — Без тебя я бы тут вообще потерялся.

— Не за что, — ответила она. — Просто будь на месте, когда приедет моя знакомая. Это займёт не больше десяти минут.

Мы закончили разговор, и я вернулся к Игорю, который уже подписал бумаги.

— Ну всё, Сань, готово!

Я по второму кругу поблагодарил Игоря и стал дожидаться «знакомой девчонки» из банка.

Ждать долго не пришлось: не прошло и получаса, как у входа в зал остановилась машина с логотипом банка на двери. Из неё вышла девушка лет двадцати пяти с чёрными волосами под каре. Одета она была в брючный костюм, в руках держала папку.

— Здравствуйте. Я сотрудник банка, рада вам помочь.

— Здравствуйте, проходите, — я кивком пригласил её зайти в подсобку.

Она достала планшет, быстро проверила паспорт, сфотографировала меня прямо на месте.

— Всё, готово, — сказала она. — Вот здесь подпишите договор.

И она положила передо мной планшет с какой-то палочкой. Пару минут мне пришлось объяснять, что палочка называется стилус и с её помощью можно поставить подпись.

Я взял «ручку», кое-как поставил подпись на экране планшета. Надо сказать, что такое рисование было только на вид простым. Нормально расписаться получилось только раз на пятый, а до того из-под моей руки появлялись каракули.

— Отлично, — сотрудница положила передо мной конверт. — Вот ваша карта. Активна сразу, так что пользоваться можно уже сейчас. Если будут вопросы — звоните.

Я поблагодарил сотрудницу и проводил до двери. Когда дверь закрылась, вытащил карту, повертел её в руке.

— Вот так… ИП у меня теперь есть, — прошептал я.

Судя по всему, сотрудница сразу отписалась Ире. По крайней мере, как только она уехала, Ира сразу перезвонила мне.

— Ну что, Саш, по моей части всё закрыто. Заявку на лицензию я подала. По ней тоже не будет проблем, я там всё «как надо» сделала. Ответ придёт по смс!

— А когда придёт ответ? — спросил я, невольно глядя на телефон, будто смс уже где-то под ободком экрана прячется.

— Думаю, сегодня уже увидишь. Если что — сразу звони!

— Договорились. Ира, правда… спасибо.

— Работай с учениками, а бумажки оставь мне, — искренне сказала она.

(обратно)

Глава 14

Смс пришла под вечер, когда я лежал на диване, занятый просмотром боёв своих будущих соперников. Телефон коротко пискнул, я глянул и…

«Вам отказано в выдаче лицензии».

Я даже не поверил поначалу и перечитал сообщение ещё раз. Всё верно — несмотря на заверения Иры, в лицензии мне отказали. Единственное, что, впрочем, сбылось — так это быстрый ответ на подачу заявления.

Я поднялся с дивана, ткнул в смс и обнаружил внутри номер справочной. Ну и недолго думая, позвонил туда.

Трубку, к моему немалому удивлению, взяли сразу же, и из динамика раздался приятный женский голос:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — ответил я, сразу поймав себя на мысли, что меня по ту сторону динамика никто особо не слушает.

— Какой у вас вопрос? Для получения информации нажмите 1, по статусу заявки — 2, по оплате госпошлины — 3, для повторения — звёздочка.

Я не сразу понял, что разговариваю с роботом, больно уж безжизненный был голос с другой стороны провода.

— Алиса? — даже спросил я.

— Для получения информации нажмите… — заново заговорила электроника.

Нет, это не Алиса точно, та хоть сообразительная.

— Соедините с оператором, — перебил я.

— К сожалению, все операторы заняты, — без паузы отозвался робот. — Но у меня точно такой же функционал, как и у операторов, и я смогу вам точно так же помочь. Для получения информации нажмите…

— Оператора, — во второй раз перебил я.

— Для получения информации нажмите… — завела по новой «Электроника».

— С оператором соедини, пожалуйста, — сдержанно, но сквозь зубы, сказал я в третий раз.

— Понимаю, вы хотите поговорить с оператором. Однако для ускорения обслуживания рекомендую сначала назвать номер заявки…

— Слушай, железка, соедини с оператором. Понимаю, что ты не человек, но будь человеком!

— Вам не обязательно ждать оператора, — будто не слыша, продолжал голос. — Сообщите номер заявки, и я…

Я закатил глаза к потолку, начиная раздражаться.

— Номер заявки потом. Переключи на кого-нибудь живого.

— Все операторы заняты, но я…

Ещё через пару минут препирательств с «Электроникой» ответ так и не вышло изменить.

— Для того чтобы соединить с оператором, назовите номер заявки… — продолжала электроника, как будто поставила перед собой цель вывести меня из себя.

Я понял, что словесные пикировки тут бесполезны и, поставив госпожу «бездушную» на громкую, открыл мессенджер. Там в одном из сообщений Ира скидывала мне номер заявки.

— Диктую, железяка, — и я продиктовал цифры.

— Ищу информацию… — заверил робот.

Повисла секундная тишина, которая понадобилась для поиска.

— По вашей заявке доступна расширенная информация, — наконец сообщил робоголос. — Оператор скоро подключится, ожидайте на линии и не кладите трубку.

Голос сменился дешёвой музыкой, режущей слух. Я ходил по залу, держа телефон у уха и ожидая, когда оператор наконец соизволит подключиться. Музыка дважды сбилась и началась сначала. Ладонь, которой я держал телефон, вспотела. Минуты медленно тянулись бесконечной жвачкой рингтона. Интересно, там специально так делали? Чтобы те, кто звонит, не дожидались подключения оператора?

Но терпение принесло плоды — минут через десять ожидания в динамике щёлкнуло, и послышался голос — женский, усталый, но настоящий:

— Здравствуйте. Вас приветствует служба лицензирования. Чем могу помочь?

— Скажите, почему лицензию не дают? — я сразу перешёл к делу. — Пришёл отказ в смс, ничего не понял, а пояснений нет.

— Назовите, пожалуйста, номер заявки, — безразлично сказала оператор.

— Один девять четыре… — я начал перечислять номер по цифрам, чтобы не ошибиться.

— Одну секундочку, — ответила она, и повисла пауза.

Я слушал, как щёлкает её клавиатура, а сам мерил шагами зал. Прошла минута, другая.

— Благодарю за ожидание, — вновь заговорила она. — К сожалению, я не могу вам ответить по вашей заявке.

— Как это «не могу»? — я остановился, крепче сжал телефон в руке. — А кто может?

— Секундочку, я переключу вас на другого оператора, — и сразу в ухо снова полилась музыка.

Благо на этот раз не пришлось долго ждать, и из динамика послышался новый голос, на этот раз мужской:

— Здравствуйте, вас приветствует служба лицензирования, — сказал оператор с подчеркнутой вежливостью. — Чем могу вам помочь?

Я втянул воздух и начал объяснять всё с начала:

— Подал документы на лицензию. Сегодня пришло смс с отказом. Интересует, почему отказали?

Следомпошла карусель с идентификацией и диктовкой номера заявки. Я решил идти до конца, но увы — информация по причине отказа оказалась лишь оазисом. Вот он, казалось бы, рукой подать, а нет!

— Извините, но данную информацию мы можем сообщить только лично. Вам нужно прийти в офис, — окончательно убил ответ.

— То есть других вариантов нет? — спросил я с нажимом.

— Могу соединить вас с другим оператором, — ответил он так, будто говорил заученный текст.

Я закрыл глаза, покачал головой и нажал «сброс». Ну его… только теряю время. За полчаса таких переговоров мы не сдвинулись никуда дальше диктовки номера заявки.

Впрочем, это не меняло саму суть — в выдаче лицензии мне отказано. Я уже собирался набрать Иру, но девчонка сработала на опережение, и на экране высветилось её имя.

— Саш, у нас проблемы, — сказала она без вступлений.

— Я уже в курсе, — подтвердил я. — Почему отказали?

— Это всё ПДН, — объяснила Ира. — Подразделение по делам несовершеннолетних. Они, видимо, и дали отбой. Документы-то я оформила правильно, девочки пообещали быстро всё провести. Но… ПДН всё тормозит!

— И что теперь, чё делать?

— Пока не знаю, — честно призналась она. — Надо думать, как обойти запрет. Может, тебе стоит позвонить Игнату, он в таких темах шарит, подскажет, с кем можно поговорить.

— Понял, — сказал я. — Спасибо, Ира. Будем думать.

— Держи меня в курсе, хорошо?

— Обязательно.

Я сел на скамейку, уставился в телефон. Принципиальной оказалась эта бабёнка-комиссарша. Видимо, вознаграждение, врученное ей чьей-то волосатой рукой, отрабатывает.

Что насчёт Игната — Ира была права. Тренер мог подсказать, как выйти из нестандартной ситуации. Другой вопрос, что он мне так и не перезвонил. Но с меня не обломится, по большому счёту — позвоню ещё раз.

Я нашёл его номер, нажал на вызов. На этот раз долго ждать не пришлось — Игнат ответил почти сразу:

— Сань, здорова! Вот щас ты мне звонишь, а я вспомнил, что тебе не перезвонил… Что случилось?

— Слушай, Игнат, — начал я. — Ситуация следующая.

Я вкратце обрисовал Игнату те проблемы, которые у меня возникли после визита комиссарши.

— Короче, документы подали, мне девчонка, которая у Хайпенко была секретаршей, помогла. И по лицензии пишет отказ. Звоню туда — ни роботы, ни операторы ничего толком не говорят. Ира говорит — это ПДН палки в колёса вставляет.

Игнат помолчал пару секунд.

— Вот мымра… Брат, ну у меня дети не тренируются, я в этой теме не до конца. Но я смогу попробовать узнать, чем тебе помочь. Есть мысли, кому на этот счёт позвонить.

— Буду благодарен, — заверил я.

— Тогда жди. Я сейчас сделаю пару звонков, узнаю, что можно предпринять, и сразу перезвоню.

Мы отключились. Я положил телефон на колени и откинулся на спинку. Оставалось ждать, пока Игнат попробует решить вопрос по своим каналам. Конечно, впечатление складывалось так себе. Я открыл зал за свои деньги, вложил туда душу и позвал бесплатно тренироваться пацанов. Взамен получил кучу проблем и сопутствующего геморроя. Не зря говорят: «не делай добра, и тогда не получишь зла».

Не прошло и десяти минут, как Игнат перезвонил:

— Ну что, брат?

— Смотри, Саня, — голос у него был спокойный, что обнадёживало. — Я позвонил одному знакомому, который такие вопросы решает. Короче, тема такая… будь это простая лицензия, то вообще бы никаких вопросов не возникло. Уже сегодня бы мы её сделали.

— Ага… — я насторожился. — Есть «но»?

— Есть, брат, — согласился Игнат. — У тебя занимаются несовершеннолетние. Тут уже сложнее, без ПДН ничего не выйдет. Мой знакомый попытался там шевельнуть, но безрезультатно. Тёлка, которая к тебе приходила, из принципиальных.

— Я уже это понял, — подтвердил я.

— Говорит ересь какую-то, но двигаться не хочет… Тут надо тебе домучивать эту бабу. Без неё никак.

Я помолчал, стиснув зубы.

— Давай так. Я попробую ещё поинтересоваться, вдруг через кого-нибудь другого получится вопрос по-нормальному решить. Но ты меня не жди, брат. Тут вероятность низкая, — резюмировал он.

— Понял, — наконец сказал я. — Спасибо, что побеспокоился. Буду думать.

— Не вопрос, — ответил Игнат и отключился.

Я убрал телефон и долго сидел, глядя в одну точку. Как быть и что делать? Вопрос так или иначе следовало решать. Ни Ира, ни Игнат не смогли переубедить эту комиссаршу.

Я думал недолго.

— Алиса, — я позвал на помощь помощницу.

Не знаю, на что я рассчитывал, учитывая, что часом раньше «робот» с горячей линии мне ничем не смог помочь. Но всё же — попытка не пытка.

— Здравствуйте, Саша, чем я могу вам помочь? — приветливо отозвалась моя электронная помощница.

— А вот сейчас и решим — сможешь или нет.

И я выдал Алисе весь расклад по ситуации, в которой оказался. Положа руку на сердце, я не рассчитывал, что электроника хоть как-то поможет. Что хотел? Наверное, проговорив проблему вслух, хотел прийти к какому-то решению. Но Алиса совершенно неожиданно выдала:

— Саша, я советую вам составить петицию и вынести её на общественное голосование, — заговорила электроника. — Так вы сможете дать право высказаться всем тем, кто поддерживает вас в ваших начинаниях. Хотите, я приведу вам примеры петиций, набравших нужное количество голосов за последний год?

— Ну-ка покажи, — заинтересовался я, хотя и понимал, что вряд ли увижу что-то толковое.

Алиса открыла ссылки в браузере. На экране появилось название петиции за благоустройство какого-то двора. Я полистал фотографии, прочитал описание и приподнял бровь. Любопытно…

Некий инициатор создал петицию для того, чтобы сделать ремонт детской площадки на дворовой территории. Вынес этот вопрос на всеобщее обсуждение и набрал чуть больше десяти тысяч голосов «за». Хрен бы, казалось, с ними, с этими голосами, но они учитывались официально…

Сбор голосов произошёл всего три месяца назад, а сейчас, если судить по отчётам — детская площадка была построена.

Неплохо, что сказать.

Причём в «описании» петиции было прямо обозначено, что районная администрация категорически отказывается строить новую площадку. Причём ссылаясь не только на отсутствие денежных средств, но и якобы на запрет строительства. Но после того как петиция набрала нужное количество голосов, деньги сразу нашлись.

Я снова задумался. Почему бы и мне так не попробовать?

Если эта баба из органов детского надзора решила, что я плохой тренер, то, может, стоит показать обратное? Чтобы это решала не комиссарша, а люди. Вот тогда и станет понятно, нужен кому-то мой зал или нет. Пусть сами люди решают, какой я тренер.

Все для себя решив, я позвал Марика и Виталю, которые оккупировали тренерскую и играли там в приставку.

— Пацаны, подойдите, нужен совет.

— Пять сек, я Виталю задавлю и как штык! — отозвался Марик.

Прошло, конечно, не пять секунд, как было обещано. Но через пару минут пацаны всё-таки вышли из подсобки.

— Слушайте… — начал я. — А что если мы через петицию попробуем действовать? Я тут интересную тему нарыл…

И я показал пацанам сайт с петициями, в частности с той самой, в которой речь шла о детской площадке.

Марик и Виталя внимательно ознакомились, переглянулись.

— Точно! Ты голова, Сань! Так и надо делать, — выпалил Марик.

— Да-да! — согласился Виталя. — Народ поддержит, и всё. Тогда никакая проверяющая не сможет сказать, что ты молодёжи наносишь вред!

Мы ещё немного пообсуждали мою задумку. Появилась хоть какая-то ниточка, за которую можно тянуть. Но обсуждение прервал пиликающий звук будильника, который я поставил на телефоне. Правда, теперь напоминалка была без надобности — я ставил её для того, чтобы не забыть, когда настанет время вечерней тренировки.

Сначала я хотел выключить сигнал и забыть, но потом меня как осенило.

— Вы пацанам сказали, что тренировка отменяется? — я посмотрел на Виталика и Марика.

Те замялись так, что сразу стало понятно — никто никого ни о чём не предупреждал. И через какие-то пятнадцать минут ученики начнут подтягиваться.

— Ща напишу… — буркнул Марик.

— Не надо, — я медленно покачал головой, план в голове созрел окончательно.

Я снова включил мобильник и набрал Лёше Решалову.

— Але! Саня, на связи!

— Лёх, ты про перфоманс у меня спрашивал. Я, если что, созрел. Когда сможете приехать и отснять?

— Ща, с Пашей перетру, — попросил минуту близнец.

Я стал ждать, слыша отдалённо голоса обоих близнецов, которые проверяли свой вечерний график.

— Сань, вечер у нас свободен, — заключил Лёша. — Так что если есть желание и время, можем подъехать.

— С удовольствием буду ждать.

— Уже летим!

Минут через десять начали подтягиваться мои ученики. Поздоровались, пошли в раздевалку.

— Парни, переодеваться не надо, тренировки не будет, — я следом пояснил ученикам о проблемах, с которыми столкнулся утром из-за визита комиссарши.

— Так что собираемся в зале, — заключил я.

— А что делать будем? — последовал вопрос.

Я на секунду задумался перед тем, как ответить:

— Зал будем спасать, пацаны…

Реакция учеников была неожиданная, но чертовски приятной. Парни принялись аплодировать, смотря на меня с искренним восхищением. Потом прошли в зал, выразив готовность помочь мне в любых начинаниях.

Вскоре приехали и близнецы Решаловы в одинаковых куртках-бомберах. Паша прихватил с собой штатив, Лёша нёс сумку с микрофонами.

— Саня, ну и чё ты надумал? — Паша сразу поставил штатив у стены.

— Давай, рассказывай, — Лёша расстегнул замок на сумке и, достав «петлички», начал проверять батарейки.

Мне, уже который раз за сегодняшний день, пришлось пересказывать Паше и Лёше, что произошло утром. Близнецы внимательно выслушали, сразу вмиг посерьёзнев.

— Так что такая ситуация, и мне её надо решать. И на свой перфоманс я хочу записать обращение вместе с пацанами, — поделился я планами. — Если комиссарша считает, что я допускаю какое-то жестокое обращение с детьми, считаю правильным дать слово пацанам. Пусть сами выскажутся.

Я поочерёдно посмотрел на Лёшу и Пашу, считывая их реакцию.

— Хочу приложить видео к петиции и собрать голоса, чтобы мне разрешили открыть зал и дали работать.

— Конечно, не вопрос, — не задумываясь ответил Лёша.

Паша ответил развернутее:

— Вот поэтому тебя, Саня, уважают и любят, — хмыкнул он. — Потому что ты настоящий. Любой другой на твоём месте уже думал бы, как бабки на боях рубить, как сделать «шоу» погромче. А ты думаешь о том, как пацанов тренировать и зал отстоять.

Слова приятно отозвались в груди. Приятно, чёрт возьми, такое о себе слышать.

Дальше пошла техническая часть работы. Решаловы, привыкшие создавать контент, быстро смекнули, как правильно организовать съёмку и на что сделать акценты.

Я же выступил перед пацанами, выйдя в самый центр зала:

— Ну что, молодёжь, я хочу, чтобы мы записали видеообращение, — сказал я, оглядывая пацанов. — Если вы хотите, чтобы зал работал, чтобы мы занимались, нужно всем дружно показать поддержку «Боевых перчаток» на видео. Это видео мы прикрепим к петиции, которую выведем на голосование. Пусть люди сами решат, нужен ли этот зал и этот тренер.

Пацаны внимательно выслушали.

— Конечно, тренер, мы тебе поможем. И не только поможем, а ещё и разошлём сообщение со ссылкой по всем своим знакомым, — последовало коллективное заверение. — Пусть люди увидят, что мы за тебя горой.

Решаловы наконец закончили подготовку к съёмке, и Паша тоже обратился к моим ученикам:

— Так, молодёжь, слушайте внимательно. В идеале, конечно, показать тренировку, как тут всё на самом деле происходит, — заговорил он. — Но если мы начнём снимать ролик во время тренировки, то эта проверяющая… или как её там называют… — близнец поморщился. — Короче, они повернут это против вашего тренера. Поэтому просто встаём дружно в ряд и говорим в камеру.

— Что говорить? — последовал вопрос.

— Хором, — объяснил Лёша. — Что вы поддерживаете своего тренера. А потом каждый коротко и от себя добавит, почему хочет у него заниматься. Никаких заученных речей. Говорите искренне, как думаете. Это должно быть по-настоящему, тогда видео сработает на все сто. Сделаем?

Пацаны охотно закивали:

— Ну, это несложно. У нас есть что сказать.

— Вот и отлично, — улыбнулся Лёша. — Тогда становимся в ряд.

Решаловы выставили телефон, проверили свет и звук. Я встал чуть сбоку, чтобы не мешать, а пацаны выстроились в ряд. Вид у них был серьёзный, без привычного хихиканья.

— Ну что, — сказал Лёша. — Начали, сначала каждый высказывается на счёт три. Идём слева направо. Раз, два, три!

И ученики начали высказываться. Конечно, пока они толком не знали меня, потому что мы так и не провели ни одной тренировки, к большому сожалению. Но основные тезисы, которые я озвучил при первом знакомстве, ребята запомнили хорошо.

Дисциплина.

Пахота.

Успеваемость.

Вот это и были три кита, на которых держались мои тренерские установки и которые я транслировал ученикам.

— Тренер говорит нам, что учёба — это так же важно, как и спорт. И если в школе ты плохо учишься, то в зале тебе нечего делать. Он заставляет нас учиться, и мы только рады, — искренне говорил один из учеников.

— Я раньше думал, что спорт — это только сила. Но тренер объяснил, что главное в боксе — это голова. Что без ума и дисциплины никакая сила не поможет! — вторил другой.

Говорили по очереди, без бумажек и заученного текста… говорили от души.

И наконец, по команде Решаловых, все ученики вместе, громко, хором крикнули:

— Спасибо, тренер! Разрешите нам тренироваться!!!

Звук разнёсся по залу, камера всё зафиксировала. Лёша поднял большой палец:

— Снято.

Я напоследок поблагодарил учеников:

— Вместе мы сделали одно большое дело!

— Вы ссылку потом скиньте, тренер, как петицию создадим! — попросили ученики.

Прежде чем они ушли, я подозвал к себе Марика. Приобнял за плечо и чуть отвёл в сторонку:

— Закажи пацанам пиццу в качестве благодарности, — попросил я.

Пока Марик на пару с Виталей начали заказывать пиццу, мы с близнецами уселись за ноутбук братьев в подсобке. Отсмотрели отснятый материал. Лёха сел монтировать видео, а мы с Пашей занялись подготовкой петиции.

— Тут всё просто, — объяснил он. — Создаём петицию, пишем описание: «Мы, ученики спортивного клуба „Боевые перчатки“, собираем подписи за то, чтобы зал работал. Нам нужен наш тренер». Ну примерно так!

Через пару минут на экране уже была готовая страница: заголовок, описание и прикреплённое видео, которое как раз закончили монтировать.

— Всё, ссылка есть, — сказал Паша. — Копируем и раскидываем.

— Сначала по своим, — добавил Лёша. — Потом в соцсети. Там дело пойдёт быстрее, но нужен повод, чтобы проголосовало несколько тысяч человек.

— Какой повод? — уточнил я.

— Медийный, разумеется. Надо, чтобы ты видео на пресс-конференции показал. А мы сделаем репост у себя. Дай бог, народ подтянется и начнёт голосовать.

От автора:

Магия, что позволяет изменять людские души. Две девицы, что хотят меня убить с первых секунд. Инквизиция дышит в спину. Кажется, перерождение малость не задалось. https://author.today/reader/479851

(обратно)

Глава 15

Съёмку пресс-конференции назначили на самое раннее утро. Поэтому, когда город только просыпался, я уже гнал своего «кабана» по пустым улицам.

В ранних поездках всегда есть свои плюсы. Парковка возле здания, в котором базировалась лига, оказалась почти пустой — не то что днём, когда там не протолкнёшься.

Я аккуратно загнал машину между белыми линиями, заглушил мотор. В руке теплел картонный стакан с кофе. Американо я купил по дороге в одном из этих сетевых «Вкусно и точка». Кофе был, мягко сказать, так себе. Кислый, чуть подгорелый на вкус, но именно его горечь почему-то бодрила лучше любого энергетика.

Прямо напротив парковки висел огромный плакат шоу V-fights. Я остановился, сделал пару глотков кофе и уставился на него.

На полотне — лица бойцов, логотип лиги и лозунг:

«Выживет только один».

Насчёт лозунга… пожалуй, соглашусь. Выживет либо я, либо Витька, другого варианта я не рассматривал. Глядя на плакат, внутри крепло чувство, что я нащупал нить клубка, ведущего к Витьке. Осталось только ухватить её крепче и начать разматывать.

— Ну что, поехали, — сказал я сам себе, отхлебнув остатки кофе и выбросив пустую чашку в ближайшую урну.

Поправив ворот олимпийки, я двинулся к стеклянным дверям здания. Охранник на входе вяло кивнул мне в знак приветствия, похоже, узнал.

— Марина на месте? — спросил я.

— Да, и не уходила, — подтвердил он. — Заходите, только постучите.

Я прошёл к административным кабинетам через полупустые коридоры. Постучал в дверь кабинета директора и, услышав короткое «Да», вошёл.

Марина сидела за столом, заваленным бумагами и гаджетами. Лицо у неё было усталое, под глазами виднелась лёгкая тень. Но вот в самих глазах всё равно блестела энергия. Как «куётся» работа в ночь, можно было понять по стоявшей на столешнице чашке с кофе и двум пустым банкам из-под энергетиков.

— Привет, — сказала она, поднимая на меня взгляд.

— Привет, Марина, — ответил я и присел напротив.

Она чуть улыбнулась, хотя улыбка вышла натянутой.

— Знаешь, — начала она. — Я сейчас думаю только о том, чтобы конфа прошла хорошо. Хайпенко, несмотря ни на что, был профи высочайшего уровня. Его организация мероприятий всегда работала как часы. А моя задача… не просто поддержать этот уровень, а сделать лучше.

— Понимаю, — заверил я.

Было видно, что Марина держит всё на своих плечах и не позволяет расслабиться. Ни себе, ни сотрудникам.

— Ты что хотел, Александр? — спросила она.

— Хотел уточнить, насколько реально взять с собой секундантов и тренера?

— Конечно реально, — без паузы ответила она. — Каждый боец за счёт лиги может взять с собой до трёх человек. Секундантов, тренера — неважно. Но их нужно зарегистрировать заранее, подать списки, чтобы купить билеты.

— Подожди… — я приподнял брови. — Билеты оплачивает лига?

В девяностые я всё делал сам, оплачивал из своего кармана и дорогу, и гостиницу, и еду. И не только я, а большинство спортсменов, которые не были «вась-на-вась» с криминалом. Поэтому такое заявление для меня было неожиданным, мягко скажем.

— Конечно, оплачивает, — подтвердила Марина так, будто это само собой разумеется. — Иначе организация сломается. У нас у каждого мероприятия жёсткий тайминг. Чтобы всё работало, нужно учитывать абсолютно всё, даже дорогу. Иначе бойцы приедут в разное время, и весь график рухнет.

— А как будет с переездом? Самолёт, поезд, автобус?

— Поезд, — уверенно ответила Марина. — Все поедут вместе, организованно.

Я выдохнул. Хорошо, значит, мне не придётся объяснять, почему я выбрал поезд. Сашка Козлов просил купить билет именно на ЖД. Всё сложилось само.

— Так что давай данные своих секундантов, — добавила Марина. — Наш менеджер сам купит билеты. Естественно, постараемся посадить вас всех в одно купе.

— Нет, — я медленно покачал головой. — Мы сами купим билеты. Я беру на себя личную ответственность, что мы не нарушим ничей график.

Светить данными младшего Козлова мне было явно не с руки.

Марина задумалась, постучала пальцами по столу. Потом посмотрела на меня пристально.

— Ладно, — согласилась она. — Это, конечно, проблематичнее по бухгалтерии всё это дело компенсировать… но давай. Только обязательно извести менеджера.

— Менеджера? — переспросил я, не совсем понимая, о чём речь.

— Ну да… — она спохватилась. — Так, а вы, кажется, ещё с менеджером не знакомы. Секундочку.

Директор достала мобильник, настрочила что-то и положила обратно на столешницу.

— Я его позвала, сказал скоро будет, — сказала она. — Александр, у тебя ещё какие-то вопросы есть?

Я чуть подался вперёд, сложив руки на столе.

— Будут, один. Но ради него я и пришёл к тебе.

— Умеешь заинтриговать, выкладывай.

— Я знаю, что у каждого бойца будет возможность показать себя, сделать свой… перфоманс, как у вас это называется.

— Верно, — она кивнула, чуть приподняв бровь. — Уже подготовил что-то?

— Подготовил. Но… надо согласовать.

Я рассказал Марине про свой зал. Что набрал три группы парней, которые реально хотят заниматься боксом.

— В смысле бесплатно, Саш, это… бесплатно?

— Да, — подтвердил я.

— Хм… — Марина ничего не сказала, но было видно, что она крайне впечатлена.

Я рассказал директору, что некоторым чиновникам такой подход почему-то претит. И мои тренировки были интерпретированы воспалённым мозгом комиссарши как «жестокое обращение с детьми».

— Если они считают, что я плохой тренер, пусть люди скажут обратное, — продолжил я, видя, что директор внимательно слушает. — Я создал петицию, прикрепил к ней видео. Там мои ученики говорят, зачем им этот зал. Правда, которую не купишь и не подделаешь. Я хочу, чтобы именно это видео стало моей визиткой на конференции.

Я наконец закончил, откинувшись на спинку стула. Какая реакция будет у Марины? Чёрт его знает, но сейчас всё будет ясно. Директор же смотрела на меня так, будто взвешивала, что сказать.

— Скинь ссылку или покажи петицию, — попросила она.

Я протянул ей телефон, открыв нужную страницу. Она включила видео и начала смотреть, чуть прикусив губу. В конце, когда ученики проскочили «разрешите нам тренироваться!», Марина чуть вздрогнула.

Закончив просмотр, она потянула мой телефон обратно. На её лице не было никаких эмоций, и я уже готовился услышать холодное «нет».

— Я проголосовала, — спокойно сказала она. — Это был шестьдесят девятый голос.

Я впервые за разговор позволил себе улыбнуться.

— Спасибо. Наверное, там уже мои ребята подключились, раз набрали голосов.

— Может быть, — Марина коротко пожала плечами. — Я не против, если ты покажешь это видео на конференции.

— Спасибо…

Я ещё не успел до конца переварить, что Марина согласилась показать видео на конференции, как дверь кабинета открылась. Внутрь вошёл молодой… человек. Стройный, гладко выбритый, волосы зализаны так, что блестят под светом лампы. Ногти лакированы, и тоже блестят, будто он только что вышел из салона. В носу — серьга, массивная, прямо как кольцо у быка. И весь образ такой… показной, словно он вышел не из офиса, а со съёмок глянцевого журнала.

— Вот, познакомься, — сказала Марина с лёгкой улыбкой. — Это твой менеджер.

Парень изогнул губы в ухмылке, вскинул руку в каком-то кособоком приветствии.

— Хай. Я — Антонио.

Я едва удержался, чтобы не выдать свою реакцию вслух. Антонио? Да какой, к чёрту, Антонио. Это ж, скорее всего, Антон. Просто запутался где-то по дороге…

Я посмотрел на Марину, потом снова на «менеджера» и наклонился к ней чуть ближе.

— Марин, — сказал тихо, но так, чтобы он всё-таки не услышал. — А другого менеджера нет? Ну… без всего вот этого?

Не успел я договорить, как парень вскинул руки и театрально хлопнул ресницами, будто актёр на сцене.

— Я вообще-то не глухой, — сказал он наигранно обиженным тоном. — Всё прекрасно слышу.

Марина сделала вид, что ничего особенного не произошло.

— Это один из лучших профессионалов своего дела, — уверила она. — Думаю, вы сработаетесь.

Я скривил губы в полуулыбке, чтобы не казаться хамом. Ага… сработаемся. Только вот я в этом сильно сомневаюсь.

Я снова скользнул взглядом по его блестящим ногтям, по этой серьге в носу. В девяностых в любом дворе ему бы таких «комплиментов» наговорили, что наутро он сам бы кольцо снял и забыл дорогу в салон. А здесь — «Антонио», понимаешь.

Я поймал себя на том, что меня передёргивает от одного только вида этого парня.

Мы вышли из кабинета. Коридор был ещё полупустой, лишь пара сотрудников тащили какие-то папки к залу для пресс-конференции. Я притормозил, развернулся к этому «Антонио».

— Так, слушай сюда, Антон, — начал я. — Мне нянька не нужна. Тем более такая. Я справлюсь сам. Давай сделаем так, чтобы никому не было обидно?

— Ты про что?

— Про то, что мы делаем вид, что работаем вместе. Но с этой минуты ты идёшь своей дорогой, а я своей. Спасибо за понимание.

Он выгнул бровь и глянул на меня с каким-то наигранным удивлением. Кольцо в носу блестело в свете потолочной лампы. Честно? Руки так и чешутся вырвать эту железяку к чёртовой матери.

— Как скажешь, — протянул он лениво.

Следом достал из внутреннего кармана бейдж и пластиковую карту.

— Но прежде… вот твой пропуск. И ещё — держи расписание. Ознакомься, чтобы не потерялся. Мне потом совсем не хочется бегать по зданию и кричать «ау-у», — он подмигнул.

Я взял. Повесил бейдж на шею и развернул бумагу с графиком. Там всё было расписано буквально по минутам. Кто, когда и куда.

— Так, Антонио… — я специально выделил имя. — Мне всё это не нужно. Скажи только, во сколько сама конференция начинается.

— Как скажешь, Саша, — он улыбнулся уголком губ. — Но я всё равно прослежу, чтобы ты не запутался.

Он достал телефон и что-то быстро напечатал.

— Лови мой номер.

В этот момент мой мобильник завибрировал в кармане. Я достал и глянул новое сообщение с незнакомого номера.

— Можешь записать меня как Тони, — сказал он на прощание.

Развернувшись, он небрежной походкой пошёл по коридору прочь. Я остался стоять, глядя ему вслед. Господи, дай мне разума и осознания… никогда не думал, что доведётся работать с таким… «чудом».

Я проводил Антонио взглядом. Когда его глянцевый затылок растворился за поворотом, я тяжело выдохнул. На хрен мне такая прищепка, спрашивается? Сам справлюсь — проще будет.

Я глянул на часы. До конференции оставалось ещё полчаса. Начали активничать сотрудники — таскали стойки с аппаратурой, коробки с микрофонами, по полу раскатывались кабели. Работа кипела.

Одновременно начали подтягиваться бойцы и их команды. Лица в основном были знакомые, пусть пока и заочно. Их всех я уже видел на хайлайтах, когда разбирал их бои.

Взгляд зацепился за одного эпатажника, который в интернете выстраивал имидж на скандалах. Судя по его чуть пошатывающейся походке, паренёк явно был под шафе. На нём спортивная куртка, надетая прямо на голое тело, молния расстёгнута, на шее цепь.

Он проходил мимо группы сотрудников и, хохотнув, шлёпнул по заднице девчонку-ассистентку. Та ойкнула, шарахнулась, попыталась убежать, но боец рванул за ней, ухмыляясь. Девчонка петляла между коробками, и в какой-то момент прямо влетела в меня…

Я поймал её за плечо, чтобы не упала.

— Иди. Я не дам ему тебя догнать, — заверил я.

Она, всхлипнув, кивнула и проскочила за мою спину. «Боец», а без кавычек назвать его бойцом не поворачивался язык, остановился в нескольких шагах. Глаза, затуманенные алкоголем, впились в мои.

Я не стал ничего говорить, но встал так, чтобы поддатый не прошёл дальше.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я не отводил взгляд, и он тоже.

Потом сзади подбежали сотрудники лиги, взяли его за локти и оттеснили в сторону. Другие взяли меня под руку.

— Александр, пойдёмте, вас ждут.

Я ещё раз бросил взгляд на того урода. Любопытно, что его команда молчит, разрешает ему такое. На что они рассчитывают? Уже по современной истории я знал такие примеры, когда команда бойца не вводит никаких, скажем так, санкций против подобного поведения спортсмена. И чем такое бездействие в итоге заканчивается…

Я машинально посмотрел на его грудь, чтобы увидеть имя на бейдже. Но бейджа не было. Он даже не удосужился надеть.

Меня проводили в так называемую комнату ожидания. Проходя мимо зала для конференции, я увидел, что Марина носилась по залу, проверяя всё подряд и отдавая последние распоряжения. Молодец баба, из тех, что и в горячую избу войдёт… Видно было, что директриса держит этот хаос железной рукой, даже если сама уже едва держится после бессонной ночи.

Меня усадили на высокий стул у стены. Девчонка-ассистентка, та самая, которой по заднице отвесил поддатый, подбежала ко мне с петличкой. Пальцы у неё дрожали, но она старательно закрепляла микрофон на олимпийке. Я посмотрел на неё, увидел красные, заплаканные глаза. Ну, мало какой нормальной девчонке понравится, когда её шлёпает по заднице пьяный тип.

— Слушай, не обращай внимания на идиотов. Не знаю, как он вообще сюда попал. В первом же бою проиграет, вот тогда и поймёт, что так нельзя, — я решил её поддержать.

Она зависла на мгновение, губы дрогнули. Так, будто хотела улыбнуться, но не получилось.

— Вы просто не знаете, кто это, — прошептала она. — Он насколько эпатажный, настолько же талантливый. Поэтому ему всё прощают. И если бы он хоть раз понял… но нет. Он все бои выигрывает.

Я аж кашлянул от этих слов — в горле запершило. Мир всегда был несправедлив, и в девяностых я видел это не раз. Конкретные уроды порой шли наверх быстрее, чем те, кто играл честно. Но видеть это здесь, на глазах у публики… мда.

— Всё готово. Пора на конференцию. Вас вызовут, Александр, — девчонка закончила вешать мне микрофон.

В зале уже гудела толпа. Камеры стояли на штативах, свет бил прямо в глаза. На длинной сцене уже расставили диваны, куда сажали бойцов.

Я ожидал увидеть Марину ведущей конференции по примеру Хайпенко, но ошибся. В отличие от Хайпенко, который всегда выходил сам, она решила отдать шоу профессионалам. Когда я заметил, кто именно ведёт, я даже вздрогнул от удивления.

На сцену вышли братья Решаловы в идеально подогнанных костюмах, с микрофонами в руках.

— Люди V-fights! — заговорил Паша. — Рад приветствовать вас на пресс-конференции, посвящённой самому масштабному спортивному шоу за всю историю!

Зал откликнулся аплодисментами. Да, зрителей было немного, всего человек сто, но из-за хорошей акустики впечатление было такое, что хлопает многотысячный стадион.

Бойцов объявляли по очереди. И по мере объявления парни выходили и садились на диваны.

— Мастер спорта международного класса по кикбоксингу, обладатель филигранной техники и железного характера… — презентовал Паша очередного бойца.

— Он сам называет себя акулой, попавшей в аквариум к малькам, — подхватил Лёша. — И обещает сожрать в ринге всех мальков, которые рискнут оказаться рядом!

В зал вышел крепкий парень с уверенной походкой. В глазах у него пылал хищный огонь, и публика загудела громче. Его посадили на диван, и шоу двинулось дальше.

В таком формате представляли и других.

Я слушал вполуха. Всё это я уже видел… бойцы любят показуху. Да и моё внимание отвлёк парень, который подошёл ко мне сбоку, прямо за кулисами.

— Рад знакомству, — сказал он, протягивая руку. — Для меня будет честью провести с тобой бой.

Я посмотрел ему в глаза. Вроде серьёзный мужик, без лишнего пафоса и бравады.

— Не вопрос, — ответил я. — Если назначат — с удовольствием посоревнуемся.

Мы пожали друг другу руки. И как раз в этот момент голос Паши Решалова начал представлять меня.

— А теперь боец, который не нуждается в представлении! Он не давал никаких громких обещаний. И вообще он предпочитает слова делу. Встречайте — Саша Файтер!

Зал загудел, я прошёл к диванам и сел на край, ловя на себе одновременно любопытные и вызывающие взгляды других бойцов. Ну что ж… посмотрим, кто здесь будет акулой, а кто мальком.

Близнецы продолжили представление следующего участника.

— Его рекорд говорит сам за себя! Двенадцать боёв на голых кулаках, и все завершились досрочно! Ни одного поражения! — говорил Паша. — Он носит прозвище, которое говорит само за себя — Феномен! И обещает феноменально нокаутировать каждого соперника уже в первом раунде!

В зал вышел тот самый парень, с которым мы только что жали руки за кулисами. Там он был спокоен, вежлив, даже чуть сдержан. Я отметил про себя, что на мой вкус именно таким должен быть настоящий профессионал. И регалии у него были, мягко говоря, неплохие.

Но, стоило ему появиться в зале, как этого пацана будто подменили… он прямо с ходу рванул на меня.

Я увидел, как «Феномен» выбросил ногу, метя в меня, сидящего на диване. Вот урод… а ведь только что жал мне руку за кулисами.

Впрочем, времени на размышления у меня не было.

От автора:

Спортивная дорама с китайским колоритом: https://author.today/work/400036

(обратно)

Глава 16

Он летел на меня, как бык на красную тряпку. Я чуть сместился в сторону, как тореадор убирая красную тряпку, и нога бойца влетела в мягкую подушку дивана. Диван перевернулся, и мы завалились на пол вверх тормашками.

Я не дал ему прийти в себя, дёрнулся, занимая маунт, и оказался на его груди, контролируя его тело своим весом. В ответ зарядил короткий правый локтем, чётко в челюсть. Голова его дёрнулась, но он даже не пошатнулся, будто локоть ударился о камень.

Взгляд у него остался мутно-звериный, и он попытался вырваться. Я добавил ещё один локоть — плотный, тяжёлый, по скуле.

Зал ревел, публика вставала с мест, им явно нравилось зрелище. Ради этого зрители сюда и приходили.

Этот темамут попытался сбросить меня, но я грамотно зафиксировал его левую руку ногой, собираясь выйти на распятие и лишить его хоть какого-то манёвра. Но в этот момент в драку влезла охрана и даже один из Решаловых.

Тело соперника выгнулось дугой, и на секунду я почувствовал, как его предплечье скользнуло у меня в хватке… ещё чуть-чуть, и локоть мог щёлкнуть. Он рванулся, хотел вывернуться, но я вжал его в пол. Именно в этот момент охрана навалилась, разрывая сцепку.

Нас развели по сторонам. Меня удерживали, я почувствовал, как сзади навалились руки, правда, я и не собирался вырываться. А вот этот мутный товарищ пытался вырваться, выкрикивая что-то невнятное. Сале он получил — я видел, как от его брови стекает тонкая струйка крови. Рассечение от пропущенного удара.

Да, я понимал, что это хайп. Но вот так… А если бы я посёк его сильнее? Всё-таки локти — крайне неприятная штука, которыми и скальп можно снять. А я так-то не стал выбирать арсенал, когда защищался.

Но сильнее всего возмущал переход на личное без оснований! Только пять минут назад он пожал мне руку… это поступок не мужчины.

Нас рассадили по диванам, рядом со мной и с ним сели по охраннику. И к этому непонятному лично для меня человеку вышел доктор, чтобы осмотреть сечку. Та оказалась неглубокой, шить не пришлось…

Конференция катилась своим чередом уже почти час, и всё это больше напоминало базар. Один выходил — сразу начинал провоцировать соперника. Второй с радостью поддавался на провокацию, и охрана только и успевала растаскивать драчунов.

— Ты никто, ты мясо! — кричал один.

В руках он держал… памперс, швырнул его на колени своему визави.

— Это тебе, чтоб не обделался на ринге!

Другой притащил букварь и вручил оппоненту с кислой миной.

— Я тебя в школу свожу на ринге!

В зале заревели фанаты. Одни выкрикивали имена бойцов, другие держали телефоны вверх, стримя происходящее прямо в сеть.

Решаловым я не завидовал. Каждый раз после подобного инцидента близнецы попадали в самый эпицентр.

Я сидел и смотрел на всё это шоу, потихоньку осознавал, что не будь здесь этой грязи — зрители попросту не станут смотреть. Тупо потому что без конфликта никому не будет дела до боя бойцов.

Интересно ещё было вот что — что из всего этого спектакля уже стало понятным, устоявшимся, нормой? Привычка дело такое… формируется очень быстро, особенно вредная.

Наконец микрофон двинулся в мою сторону.

— Саша Файтер, — дал мне слово Паша.

Я поднялся, свет софитов ударил в глаза.

— Ещё раз всех приветствую, — я вскинул руку присутствующим и посмотрел в камеру, чтобы поприветствовать зрителей по ту сторону экрана.

— У меня коротко, — начал я. — Я не буду раздавать памперсы или буквари. У меня кое-что другое… Прошу внимания!

На экране за моей спиной загорелось видео. Звук усилился, и в зале раздались голоса моих учеников. Началось видео, снятое для петиции. Это было несколько не в формате пресс-конференции. И, может, поэтому сработало. По крайней мере абсолютно все, включая зрителей, спортсменов и ведущих, уставились на экран.

А когда в финале ученики все хором прокричали «Спасибо, тренер! Разрешите нам тренироваться!», зал поднялся и начал аплодировать.

Даже самые разгорячённые бойцы сбавили тон.

— Это мой перфоманс, — сказал я, когда видео закончилось. — Я собираю подписи, чтобы доказать, что мой зал нужен детям. Нужен городу. Я не рассматриваю это как бизнес и ни копейки не беру с учеников, занятия абсолютно бесплатные. Я хочу, чтобы в городе было место, где пацаны становятся мужчинами.

Но по-человечески вели себя не все. Один из бойцов, уже знакомый мне поддатый, вскинул руку, привлекая к себе внимание.

— Бесплатно тренируешь, да? — он поднялся. — Все знают, что если бесплатно, то значит, бабки отмываешь. Твой зал — прикрытие, и стоит за этим не кто иной, как бывший авторитет Игнат.

Зал загудел. Камеры повернулись ко мне. Я почувствовал, как волна шума нарастает.

Внутри неприятно кольнуло. Всё, что я строил, могло рухнуть от одной грязной фразы. Я видел, как операторы ловят мою реакцию, а глаза зрителей ищут правду на моём лице. Я крепче сжал микрофон.

— Сядь, — потребовал я. — Дай мне договорить. Потом, если хватит духу, получишь ответ.

Он ещё пытался что-то вставить, но ведущие уже махнули руками, возвращая внимание ко мне.

Я закончил говорить, попросив поддержать мою петицию. Экран за моей спиной потух, и в зале вновь вспыхнул свет.

— Поддержите Сашу Файтера, — сказал Лёша, и публика отозвалась аплодисментами.

— Да, голосуйте, — подхватил Паша. — Правда нуждается в том, чтобы её услышали!

Я уже собирался сесть на диван, как Паша обернулся с микрофоном ко мне.

— Саша Файтер, — в его голосе звучала нарочитая серьёзность. — Тебе есть что ответить Васе Шторму? Он утверждает, что всё это — отмывка денег, а ты работаешь на бывшего криминального авторитета?

Я прекрасно понимал, что помимо шоу близнец озабочен и тем, чтобы на мою петицию не легла тень. Да, я знал, что его слова — полный бред, который даже не стоит всерьёз обсуждать. Но проблема в том, что ничего этого не знали зрители. А насчёт Игната было несколько неожиданно, но, в принципе, я не удивился… в 90-е Игнат явно не на заводе работал.

Я взял микрофон крепче и посмотрел на Васю Шторма.

— Во-первых, — начал я. — Если уж говорить о человеке, то говорить нужно в его присутствии. Игната сейчас здесь нет. Хочешь знать, как всё обстоит на самом деле? Приезжай в клуб «Тигр». Там поинтересуешься у любого и лично убедишься, что разносишь сплетни.

В зале прокатилась волна гулких голосов, но я не дал прервать себя.

— Да, я выступаю за этот клуб. И выступать буду. Но что касается моих тренировок в «Боевых перчатках» — никакого отмыва денег там нет. Знаешь почему? Потому что нечего отмывать. Прибыли у меня ноль. Есть только расходы. Моё время, труд, мои силы. Я не считаю деньги в чужих карманах, потому что у меня их нет. Я считаю детей, которые вместо подворотни приходят в зал.

Я сделал паузу, вдохнул глубже и добил:

— Так что прежде чем открывать свой поганый рот, лучше посмотри вокруг. Подумай, что ты можешь сделать для того, чтобы улучшить мир, в котором живёшь, а не лей грязь на того, кто уже это делает.

Вася вскочил. Я видел, что он хотел броситься на меня, но его схватила за руки охрана. Он дёргался, выкрикивал что-то бессвязное, но не смог прорваться.

Зал гудел, как улей. Вася, едва его усадили обратно, попытался снова вскочить, глаза налились кровью, а губы искривились в звериной ухмылке. Люди ждали развязки, и Решаловы, как настоящие дирижёры, тут же подхватили волну.

Паша поднял руку, призывая к тишине.

— Ну что ж, кажется, у нас намечается поединок на шоу, — сказал он, глядя сперва на моего визави. — Ты не против такого боя?

Васе дали микрофон.

— Разорву! — хрипя от злости выкрикнул он.

Теперь все ждали, что скажу я.

— А ты? — Паша перевёл взгляд на меня.

Я взял микрофон, перевёл взгляд на Васю Шторма.

— Мне всё равно, кого бить из негодяев.

Толпа снова зашумела. Решаловы переглянулись и почти одновременно объявили:

— Тогда пройдите на битву взглядов!

Стердаун.

Мы поднялись с диванов и вышли в центр зала, навстречу друг другу. Вокруг сгрудились камеры, крики, вспышки. Но я видел только его глаза.

Мы остановились в полуметре друг от друга. И то лишь потому, что дальше не дала бы пройти охрана.

У него дрожал уголок глаза, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Он хотел сожрать меня взглядом, но чем больше он напрягался, тем спокойнее становилось внутри у меня. Он уже горел, а значит, на ринге сгорит куда быстрее…

Вася дышал тяжело, ноздри раздувались, как у разъярённого быка. Он пытался задавить меня взглядом, а я просто стоял и смотрел в упор.

Несколько секунд мы стояли так. Шум зала не стихал.

— Всё, парни, — наконец вмешался один из Решаловых, разводя нас руками. — Достаточно.

* * *

Мы сидели в тренерской зала «Боевые перчатки», которая теперь служила нам штабом. Я, Марик, Виталя и приехавшая Настя.

Виталя нервно крутил в руках пластиковую бутылку с водой, постукивал ею по колену, будто этим мог ускорить время. Я положил телефон на стол и раз за разом обновлял страницу с голосованием.

После конференции поток людей действительно хлынул. Решаловы тоже сдержали слово и разместили ссылку в своих соцсетях. Честно скажу, я думал, что на этом всё ограничится, но оказалось, что ссылку подхватили ещё несколько бойцов, даже те, кого я едва знал. Для меня это было неожиданностью. Конкуренция конкуренцией, но уважение к делу они всё же проявили.

Ученики не остались в стороне. Парни, которых я тренировал, разослали смс всем, кому могли. Одноклассники, родственники, знакомые родителей — в ход пошли все контакты. Петиция разошлась по всем местным школьным чатам.

И всё это вкупе сработало.

Цифры на экране росли так быстро, что я едва успевал обновлять страницу. Когда перевалило за сорок тысяч, я впервые позволил себе выдохнуть. Но и на этом цифры не застыли, а продолжали идти вверх.

— Сколько? — спросил Марик, перегнувшись через стол.

— Сорок девять тысяч восемьсот семьдесят пять, — ответил я.

— Чёрт… — Виталя встал и зашагал по комнате. — Всего сто двадцать пять голосов до полтинника. Всего-то! Ну просто ни хрена себе!

— Да будет, сейчас доберём до полтинника, — фыркнула Настя удовлетворённо.

Я уже пару раз замечал, как она с Мариком переглядываются. Он что-тотихо говорил ей на ухо, а она улыбалась. Хотелось верить, что у них что-то намечается и девчонка переключится. Марик разительно изменился за последние недели.

Мы ждали.

— Давай, давай, — пробормотал я, снова обновив страницу.

— Ну? — Виталя остановился.

— Девяносто пять, — сказал я. — Ещё пять человек.

Все замерли. Настя прикусила губу, Марик перестал ёрзать, даже бутылка в руках Витали замерла.

И вот экран мигнул. Цифра обновилась.

50 000 подписей. Я уставился на экран, не веря своим глазам.

— Всё… подписи собраны. Ровно пятьдесят тысяч.

Марик вскочил с дивана.

— Мы сделали это! — закричал он.

Виталя начал скакать по комнате, как ребёнок, размахивая бутылкой. Настя улыбалась широко, глаза блестели от счастья.

А я просто сидел на диване, продолжая держать в руках телефон с этой невероятной цифрой. Пятьдесят тысяч. Столько людей нажали «поддержать» петицию. Пятьдесят тысяч человек, которым не всё равно.

— Спасибо, — прошептал я, сам не зная кому.

— Сань, — Марик обнял меня за плечи. — Это твоя победа.

— Нет, парни, — я медленно покачал головой. — Победа наша общая.

— Ну что, Сань, когда пойдёшь в ПДН? — спросила Настя, когда радость немного улеглась.

Я взглянул на часы. Время было без двадцати пять. ПДН работало до шести, и если поехать туда прямо сейчас, то вопрос вполне можно закрыть уже сегодня.

— Сейчас и пойду, — решил я.

— Подожди, — она встала и достала из папки толстую пачку листов. — Мы кое-что собрали. Вдруг пригодится?

— Что это? — я посмотрел на бумаги.

— Подписи родителей, — ответила Настя. — Мы с Мариком и Виталей походили, поговорили с родителями учеников. Все расписались в поддержку зала. Это серьёзный аргумент — значит, не только дети хотят тренироваться, но и родители за.

Я взял листы, полистал и почувствовал, как у меня сжалось горло.

— Это наш вклад, — пояснил Марик. — Ты за нас бьёшься, мы тоже не сидели без дела.

— Спасибо, — выдохнул я и не нашёл других слов.

Через десять минут я уже сидел за рулём «Мерса» и ехал в ПДН. Внутри бурлила злость на эту систему, которая решила меня сломать. Но бокс, кулачные бои или смешанные единоборства — это про навязывание воли одного человека другому. И прямо сейчас я собирался навязать свою волю системе.

Зайдя внутрь здания, я быстро нашёл кабинет с нужной фамилией. Открыл дверь и вошёл. Кабинет был типичный — серые стены, шкафы с папками, на подоконнике умирал вялый фикус. За столом сидела комиссарша. Увидев меня, она приподняла бровь.

— А, это вы, — протянула она. — Вообще-то приём по записи. Хотя, честно говоря, не думаю, что это вам поможет, не теряйте время. Я вам всё равно лицензию не дам.

Я пропустил её слова мимо ушей и сел напротив. Стул заскрипел.

— Нет, дорогуша, — отрезал я тихо. — Вы лицензию дадите. И сейчас у вас нет никого другого, значит, примите меня.

Она округлила глаза, на секунду даже замолчала от наглости, как ей показалось.

— Вы… вы понимаете, что…

Я достал телефон, положил на стол экраном вверх. Цифра на дисплее светилась ярко: 50 000 подписей.

— Видите? — процедил я. — Пятьдесят тысяч человек. А знаете, что они подписали? Петицию в поддержку моего зала. Да-да, петицию.

Её глаза стали по пять копеек.

— Если вы не дадите мне ход в получении лицензии, то эта петиция ляжет на стол вашему руководителю. А если надо — пойдёт выше.

— Вы… вы!.. — она заморгала, губы её задрожали.

— А если вы вдруг снова намекнёте на какое-то «жестокое обращение с детьми», которое сами же и придумали, — я достал папку с подписями родителей. — Вам будет полезно ознакомиться вот с этим.

Я раскрыл листы и сдвинул их к ней.

— Здесь подписи родителей моих учеников. Все единогласно поддержали тренировки.

Комиссарша опустила взгляд, глаза забегали по строкам, будто она искала там хоть одну лазейку, хоть одно «нет». Но его не было. Я видел, как её пальцы дрожат, когда она переворачивала страницы.

— Сделайте правильный выбор, — сказал я, резко вставая.

Комиссарша молчала, только губы шевелились, но слов не выходило.

Я развернулся и пошёл к двери, понимая, что теперь мяч на её половине поля. И эта женщина казалась довольно разумной, чтобы принять правильное и, по сути, единственно верное решение.

Я вышел из здания ПДН, чувствуя, как внутри меня ещё бурлит злость и адреналин. Но теперь к этому добавилось чувство победы. Пусть не окончательной, но рубеж был пройден. Я знал, что теперь комиссарша будет думать о каждой своей бумажке трижды, прежде чем поставить подпись «отказано».

Телефон в кармане завибрировал. Я сам хотел звонить — и Ире, и ребятам, но Ира меня опередила.

— Подай ещё раз заявку на лицензию, — сразу сказал я.

— Ты с этой комиссаршей разобрался? — уточнила Ира.

Я усмехнулся, глядя на стены ПДН, за которыми осталась комиссарша с глазами, как у перепуганного кролика.

— А вот и посмотрим, — сказал я.

— Хорошо… Тогда прямо сейчас подам.

— Спасибо. Будем ждать.

Мы отключились. Я сел в машину, завёл двигатель, но ехать не торопился. Просто сидел, слушал, как мотор ровно урчит. В ринге, в отличие от жизни, всё было просто — ты решал вопросы один на один… а тут.

Мысль не получилось довести до конца, потому что телефон снова завибрировал. На этот раз пришло сообщение с неизвестного номера. Вернее, номер был известный, но я не записал его в контакты.

«Купил билеты. Зарегистрировал членов твоей команды. Данные у тебя на почте», — писал Антон.

Я с минуту смотрел на экран, но, прежде чем убрать телефон, всё-таки отослал короткое: «Спасибо, Антон». Тотчас зашёл на почту и переслал билеты Саше Козлову.

А когда я уже ехал в машине… пришло ещё одно смс. Я открыл его и, не веря глазам, перечитал дважды:

«Поздравляем! Ваша лицензия одобрена».

На экране высветилось сухо и официально: «Госуслуги. Статус заявления: одобрено». Бумажный ад закончился одной строчкой текста.

От автора:

Что будет, если дракон попадет в тело человека? Нет крыльев, нет сверкающей чешуи. Еще и тело попалось паршивое. Но хуже всего то, что всё золото украли! https://author.today/reader/482582/

(обратно)

Глава 17

Перед отъездом на шоу я решил заехать в зал «Тигр» к Игнату. У парней шла тренировка — в углу хлопали мешки, пацаны обрабатывали ударную технику.

Игнат стоял чуть в стороне и следил за тем, чтобы удары наносились правильно.

— Докручивай корпус, чего ты его гладишь! — подкорректировал он одного из учеников.

Он обернулся и в этот момент увидел меня.

— Саня, ну что, выкладывай? Вижу, что у тебя физиономия довольная! — улыбнувшись, выдал он.

— Лицензия есть, — я улыбнулся в ответ.

— Поздравляю, — сказал он. — Значит, теперь в добрый путь!

Мы обменялись рукопожатиями и обнялись.

— Игнат, а ты со мной не хочешь поехать?

Он усмехнулся, покачал головой.

— Сань, я бы поехал хоть сейчас. Но дел — по горло. Пацаны, зал, клуб… Если я хотя бы на недельку сорвусь, всё рухнет к чертовой матери. Но вот когда финал будет — приеду обязательно. Запомни мои слова!

Я поймал себя на том, что верю ему безоговорочно. Игнат никогда не бросал слов на ветер. В мире, где всё меняется слишком быстро, на таких людях всё и держится.

— Заметано, — согласился я. — Ну а пока до финала далеко, у меня к тебе небольшая просьба.

— Ну-ка?

— Пока меня нет, попрошу тебя приглядеть за залом одним глазком, — озвучил я. — Там Марик и Виталя, но они ещё молодые балбесы, за ними самими надо приглядывать.

Игнат хмыкнул, будто я озвучил его собственные мысли.

— Не вопрос. Всё будет. И за залом присмотрю, и за твоими аболтусами, — он подмигнул.

— Спасибо, брат.

— Ты мне их телефоны чиркани, ладно?

Я скинул Игнату номера пацанов и снова протянул ему руку. Он крепко пожал, скрепляя договорённость.

— Давай, Сань, покажи им там кузькину мать! — сказал напоследок Игнат.

Уже на выходе из зала в кармане завибрировал телефон. На экране высветилось имя, обладательницу которого… я давно не видел. Долго её не было, пропала куда-то, как всегда. И вот сейчас объявилась. Я нажал на зелёную кнопку, принимая вызов.

— Привет, Саш, — послышался голос Алины.

— Давно не виделись, — пожалуй, я впервые произносил этот оборот по прямому назначению.

— Слышала про твоё шоу… хочу поехать с тобой, — Алина как всегда говорила прямо, что хочет и как думает.

Я выдохнул, посмотрел в окно зала, где пацаны стучали по грушам.

— Нет, Алина. Это не лучшая идея.

— Почему? — в её голосе послышалась обида. — Разве я не имею права поддержать тебя?

— Имеешь, — сказал я. — Но ехать никуда не нужно.

Тишина в трубке была долгой.

— Поняла, — сказала она.

И связь оборвалась. Я ещё несколько секунд держал телефон у уха. А потом убрал телефон в карман, выдохнул и пошёл дальше.

Собрался я быстро. Всё, что мне было нужно, помещалось в один старый рюкзак, который я одолжил у Витали. Да и путешествовать я люблю налегке.

Перед уходом я поговорил с Мариком и Виталей. Они сидели в раздевалке, перебрасывались шуточками и играли в приставку. Но, когда я вошёл, сразу закончили играть.

— Мужики, — начал я. — Я уезжаю, а вы за старших, когда меня нет. Справитесь?

Они переглянулись.

— Мы поняли, Сань. Канеш справимся! — уверенно заявил Марик.

Я надел рюкзак, уже ожидавший меня на диване.

— Следите за порядком. Если будут какие-то проблемы, если кто-то начнёт бузить — сразу звоните Игнату. Он рядом и поможет в случае чего.

— Не сомневайся, тренер, не подведём, — заверил Виталя.

— Не волнуйся, Сань. Мы тебя подменим, — подтвердил Марик. — Удачи тебе!

— Спасибо, мужики. Я на вас рассчитываю.

Телефон пиликнул, на заказ приехало такси. Мы обнялись с пацанами напоследок, и я наконец поехал на вокзал.

Такси высадило меня прямо у здания вокзала. Я вышел, забросил лямку рюкзака на плечо и несколько секунд стоял, вглядываясь в здание. Огромный фасад, подсвеченный огнями, я не сразу его узнал.

Как же изменилось всё со времён девяностых… В памяти всплыли картины прошлого — мрачные серые стены, запах перегара, торговки семечками… Сейчас всё выглядело иначе — люди тянули чемоданы на колёсиках вместо китайских клетчатых сумок, в руках у каждого был смартфон.

На входе меня ждала рамка и охрана с недовольными лицами. Люди клали свои вещи на ленту, чтобы пропустить через сканер, и проходили через рамку.

Я уже приготовился показывать паспорт, но на входе он был без надобности. Бросив рюкзак на ленту и положив мобильник рядом в корзинку, я прошёл через рамку. Та неприятно пискнула, и охранник с суровым выражением лица осмотрел меня ручным сканером и отпустил.

— Проходите, — буркнул он.

А вот с логистикой внутри вокзала стало куда как удобнее. Буквально на каждом шагу висели таблички с указателями. На одной из стен было подвешено огромное онлайн-табло с номерами путей, поездов и временем прибытия и отправления.

Я нашёл на табло свой номер поезда. На табло высветилось: Москва — Екатеринбург. Отправление 22:10. Отправление со второго пути.

Я последовал на указанный путь и, выйдя на перрон, увидел свой поезд, с окнами, горящими тёплым светом. Люди суетились — ходили вдоль поезда туда и обратно, ища свой вагон. Курили, проходили регистрацию у проводников.

Я быстро нашёл свой вагон, остановился возле него и стал ждать, когда подъедут младший Козлов и Настя.

Ждать, впрочем, долго не пришлось. Первой показалась Настя. Её было видно издалека — она катила чемодан, настолько огромный, будто она переезжала. Колёсики грохотали по плитке, цепляясь за стыки.

Я усмехнулся и вышел ей навстречу, чтобы помочь.

— Ты что, переезжать собралась? — улыбнулся я.

В девяностых народ тащил авоськи, сетки или клетчатые баулы, которые рвали руки в кровь. Чемодан на колёсиках тогда был роскошью. А сейчас у любой девчонки — собственный арсенал багажа, даже если весит в два раза больше, чем она сама.

— Нет, это только самое необходимое, — заверила она.

— Самое необходимое? — я хмыкнул. — Ну тогда боюсь представить, что для тебя лишнее.

Она прикусила губу, но улыбнулась.

— Думала опоздаю, пришлось возвращаться домой и проверять — выключила ли я утюг!

— Выключила?

— Ага, просто из головы вылетело! — она вздохнула. — Так, ну я предлагаю не тянуть резину, а сразу найти своё купе?

Я взглянул на часы — время было без пяти минут десять, а значит до отправления оставалось пятнадцать минут. Настя была права, самое время занести вещи в вагон. Тем более на нас уже украдкой поглядывала проводница.

Держа одной рукой рюкзак, а другой чемодан девчонки, я подошёл к проводнице. Показал ей электронный билет, она посмотрела на его номер, сверилась со списком в своём мобильнике и улыбнулась.

— Ваше место 23… не убирайте далеко паспорт, я ещё сделаю проверку документов после отправления.

Настя прошла проверку столь же быстро, и я отволок чемодан в наше купе. Пока Настя размещалась, я решил выйти из поезда. Прошло ещё пять минут, а младшего Козлова всё не было, что вызывало тревогу. Но вместо Сашки появился… кое-кто другой.

К вагону подошёл Антонио, в стильной шляпе с широкими полями, зауженных брюках и странно обмотанным шарфом. Он элегантно катил по перрону свой розовый чемоданчик. Не такой большой, как у Насти, но не сильно уступавший в размерах. Вот его-то я точно не ожидал здесь увидеть.

— Александр, хай!

— Не понял, — я вскинул бровь.

— Извините, — сказал Антонио. — Но мест других не было. Еду с вами в одном купе.

Я смотрел на него секунду, понимая, что наверняка места были. Но что теперь поделать. Липнет как банный лист к жопе… хотя в его случае к моей жопе точно ничего не должно липнуть.

— Ну, раз других мест не было… хрен с тобой, золотая рыбка, — я пожал плечами.

— Отлично! — Антонио улыбнулся так, словно именно этого и добивался.

— Давай, садись, там уже мой диетолог пришла, — бросил я.

Антон подошёл к проводнице, начал показывать ей билет, а я услышал, как сзади меня кто-то окликнул. Я обернулся и увидел стоящего на перроне Шамиля.

Он выглядел так, будто только что выбежал из спортзала. В спортивной куртке, с улыбкой до ушей, и глаза горят.

— Саня! — выпалил он, и я сразу понял, что он радостный, как ребёнок. — Ты не поверишь! Меня пригласили в шоу. Страховать, если кто-то выбывает.

Сказав, он чуть не подпрыгнул на месте. Я хлопнул его по плечу.

— Брат, поздравляю. Это серьёзно. Видишь, всё не зря.

— Представляешь? — он расплылся в улыбке ещё шире. — Я ваще не ожидал!

У Шамы оказался соседний вагон. У меня мелькнула мысль предложить Шамилю место в нашем купе, а Антонио посадить в соседний вагон. Надо будет уточнить по такой возможности у проводницы, когда поедем. Ну а пока… хотелось понять, какого чёрта Сашка Козлов задерживается.

До отправления оставалось меньше десяти минут. Толпа на перроне редела — большинство уже зашли внутрь. Поезд начинал подавать признаки жизни — машинист дал короткий гудок, а сам локомотив будто выдохнул.

Время стремительно шло, а Сашки всё не было. Я шагнул к краю платформы, огляделся, вглядываясь в толпу.

Поезд гуднул снова, будто предупреждающе.

— Пассажиры, отправка через пять минут, — сообщила проводница, намекая на то, что самое время садиться в поезд.

Я отрывисто кивнул, уже собираясь таки сесть, но в этот момент увидел младшего Козлова. От сердца как отлегло. Сашка шёл быстро, одевшись в своей конспиративной манере. Куртка на два размера больше, капюшон натянут до глаз, в руках потрёпанный спортивный баул.

— Ну наконец-то, — выдохнул я, выходя ему навстречу.

И в этот момент из-за колонны вышли двое в форме. Менты…

— Гражданин, задержитесь на минутку, — сказал один, преграждая Козлову путь.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Поезд уже начинал шипеть тормозами, а эти двое решили сыграть в «службу порядка». Чуйка у них что ли…

Козлов даже не дрогнул. Опустил сумку на землю и посмотрел на ментов.

— А что случилось? — спросил он.

— Документы предъявите, — сказал один из ментов и протянул руку. — Проверка.

Я рванул ближе к ним, понимая, что даже если менты ничего не выявят, Сашка может опоздать на поезд.

— Мужики, у нас поезд через три минуты. Какие документы, какая проверка? Он же досмотр уже прошёл.

Козлов медленно достал паспорт — тот самый, «новый», на другое имя. Развернул и протянул менту.

Время отправки неумолимо таяло. Я понимал, что поезд ждать никого не будет и уже через две минуты уедет без нас.

Мент начал листать страницы паспорта, делая это мучительно долго.

Я буквально слышал, как тикают внутренние часы: три минуты… две… одна… Поезд не ждёт. Козлов стоял спокойно, но я видел, как у него напряглись пальцы на ремне сумки, суставы побелели.

За спиной уже кричала проводница.

— Пассажиры! Поезд отправляется! Занимайте свои места!

— Мужики, так на поезд опоздаем, — отрезал я. — Вопросы есть?

— Нет вопросов, сейчас только прописку проверим…

Ментов объявление казалось ничуть не смутило. Но я понимал, что пока они проверят прописку, поезд уедет. Потому я думал недолго. В момент, когда поезд уже начинал трогаться, попросту схватил за локоть Сашку и рванул к вагону. Он в последний момент выхватил свой паспорт из рук мента.

Менты выпучили глаза от неожиданности, но поезд уже дёрнулся, плавно тронулся с места.

Мы с младшим Козловым влетели в вагон. Проводница едва успела убрать подножку и теперь стояла в проходе, ошарашенно глядя на нас.

— Простите… извините, — пробормотал я, обтирая ладонью пот со лба.

— Извините, — повторил Козлов так спокойно, будто мы всего лишь чуть задержались у киоска за водой.

Проводница смотрела на нас, как на сумасшедших.

— Вы что творите? — наконец выдавила она. — Уехали бы без вас, и ищи потом в степи ветра!

— Бывает, — пожал я плечами. — Но мы же успели.

Я протиснулся в узкий проход, и мы с Козловым двинулись по вагону в сторону своего купе.

— Ну ты, блин, Сань, даёшь, — прошептал Козлов, когда мы оказались в коридоре. — У ментов глаза на лоб полезли, я думал, один сейчас инфаркт словит.

Я усмехнулся, но дыхание ещё не восстановил. Сердце ходило ходуном так, будто я снова в девяностых и бегу от «ментовской» облавы.

— Ну, у тебя же всё нормально с пропиской? — спросил я.

Козлов фыркнул.

— Конечно. Всё чисто. Новый паспорт, новые печати. Они хоть весь поезд перевернут, но ничего не найдут.

— Ну и отлично. Пусть тогда у них глаза лезут на лоб сколько угодно.

— Думаешь, схавают? — спросил Саня. — А если нет? Сейчас поезд тормознут…

— А на каких основаниях? Проверка документов проводится по закону только при наличии оснований. Ты прошёл досмотр, билет есть, паспорт предъявил. Всё, вопросов быть не может.

Поезд мягко тряхнуло на стрелке, вагон задрожал. Наконец мы добрались до своего купе.

— Ну вот и мы, — сказал я, заходя. — Познакомьтесь. Это Максим. Это Настя!

Имя новое, паспортное, звучало непривычно.

— Максим, — протянул Антонио. — Рад знакомству, я Антонио.

— Я Настя, — пискнула девчонка.

— Взаимно, — коротко ответил Козлов.

Я повесил куртку, положил рюкзак в багажное отделение. Настя и Антонио, похоже, уже успели познакомиться и даже разговориться.

Я уже собирался плюхнуться на полку, когда едва не потерял дар речи. На пороге стояла Алина. Она, как всегда, с идеально уложенными волосами, в лёгкой куртке и с тем самым лукавым прищуром, который я терпеть не мог. В вагоне запахло её духами — лёгкими, приторными, как её улыбка.

Алина заглянула в купе и не останавливаясь пошла дальше. Я, естественно, последовал за ней.

— Ты какого… — начал я, но она перебила, резко повернувшись ко мне.

— Я маркетологом буду! А что, нельзя?

Мы остановились у окна. Поезд уже набрал скорость, за стеклом мелькали фонари и дома.

— На хрена ты это делаешь? — спросил я. — Почему не самолётом полетела?

— А у меня, знаешь ли, боязнь высоты, — улыбнулась Алина, игриво подмигнув. — Да расслабься, Саш… чего напрягся-то?

Девчонка кивнула в сторону соседнего купе. — Я вон с мальчишками буду в карты играть. Тем более… я вижу, что ты уже взял себе свою Настеньку. Тоже скучать не будешь, да?

Я сжал кулаки, но не ответил. Алина будто только этого и ждала. Она повернулась и пошла по коридору, виляя бёдрами. Зашла в соседнее купе и уже через секунду послышались её слова:

— Ну что, мальчики, сыграем партию?

Я остался стоять у окна, глядя на собственное отражение. Алина хотела вывести Настю на ревность, а меня на эмоции. Не получится.

Я вернулся в купе и откинулся спиной на стенку. Антонио что-то оживлённо рассказывал Насте, подбрасывая в воздух свои фирменные испанские словечки, от которых она смеялась, хотя и не всё понимала.

Козлов, то есть «Максим», уже взобрался на верхнюю полку, уставившись в окно.

Антонио, сияющий, как витрина ночного клуба, хлопнул в ладоши.

— Давайте можем сыграем в крокодила? Не будем же мы вот так ехать с кислыми минами? Путь не близкий!

Я краем глаза заметил, как Настя, будто и ждала только повода, тут же полезла в сумку. Достала колбасу, яйца в полиэтиленовом пакете, уже очищенные, и кусок хлеба, завернутый в газету.

— Вот! — сказала она, разложив всё это прямо на столике. — Есть такие люди, которые в поезд садятся и первым делом начинают жрать. Я вот одна из них. Кто будет?

— Ну всё, — хмыкнул я, — раз начинается пир на весь мир.

— Давайте тогда перекусим и потом уже сыграем?

— Ну оки, — согласился Антон.

Я ещё помнил, как в девяностых по вагонам ходили торговки с семечками и пирожками. Народ всегда делился — у кого что было. В этом было что-то своё, человеческое, настоящее. А сейчас… сейчас Настя смотрелась так, будто вернулась из того самого времени вместе со мной.

— Мне яичко, — протянул Антонио, театрально вытянув руку.

— А тебе? — Настя посмотрела на меня.

— Бутерброд, — сказал я.

В этот момент в купе вошла проводница.

— Так-с, граждане пассажиры… паспорта на проверку, — сказала она.

Мы поочерёдно протянули документы. Она мельком смотрела в документы, сверяла со списком пассажиров на экране мобильника. Судя по всему, менты ничего предпринимать не стали. К нам даже транспортная полиция подходить не стала.

— Ну что ж, приятной поездки, — закончив проверку, заговорила проводница. — У нас в поезде есть биотуалеты…

Я перестал её слушать, потому что именно в этот момент из соседнего купе, где ехала Алина, послышался разговор на повышенных тонах. Сначала был смех, громкий и наглый. Потом резкая тишина, такая, что сразу стало ясно — что-то пошло не так. Я уже знал, что спокойной поездки не будет.

— А-а-а! — визгливо, испуганно закричала девчонка.

Я не раздумывал — рванулся к двери. Настя что-то вскрикнула, Антонио поднялся вслед за мной, но я уже был в коридоре.

От автора:

Приключения нашего современника в теле земского врача! 1916 год. Первая мировая война. Российская Империя…

Читать: https://author.today/reader/443024/4110029

(обратно)

Глава 18

Я сорвался к соседнему купе, откуда секунду назад донёсся женский визг. Дёрнул за ручку двери — та даже не шелохнулась. Заперто.

— Чёрт! — выругался я сквозь зубы и рванул сильнее, но замок держал.

Изнутри доносились грохот, сдавленные крики, звуки борьбы. Внутри у меня всё похолодело.

Я отступил на полшага, рванул дверь, взявшись за ручку и упершись ногой в проём. Дверь поддалась и открылась. Внутри я увидел столик, на котором были разбросанные карты и пустые стаканы. И Алину, прижатую к сиденью, на которую сверху лез здоровяк. Она отбивалась как могла, царапала его ногтями, но он только зарычал и навалился сильнее.

Думать времени не было. Я прыгнул вперёд, и мой кулак врезался ему прямо в скулу. Тело отлетело в сторону, как мешок.

— Ты чё, сука! — взревел второй, бросаясь на меня.

Я перехватил его движение плечом, но третий уже оказался за спиной, руки сомкнулись на моей шее, пытаясь перекрыть дыхание. В глазах мгновенно потемнело, в ушах застучала кровь.

В это время первый, тот, что рухнул на пол, поднялся, схватив со стола складной нож, которым резал колбасу.

— Брось! — рявкнул я, всё ещё дерясь с удушающим за спиной. — Не делай глупостей!

Он не услышал. Или не хотел слышать. Лезвие блеснуло в свете лампочки, и он шагнул вперёд.

Я понял, что через секунду будет удар. Пространство было узкое, тесное — уйти некуда. Поезд качнуло на стрелке, вагоны загрохотали, и этот гул слился с гулом в моей голове.

Я почувствовал, как лезвие почти коснулось груди. Инстинкт сработал быстрее мысли — я резко вскинул колено и ударил по руке с ножом. Нож вылетел, с металлическим звоном ударился о стенку и упал на пол вагона.

Тот, кто держал меня сзади, хрипло рявкнул и попытался дожать хватку. Воздуха не хватало, перед глазами плыли круги. Я резко откинул голову назад — затылком в нос. Раздалось влажное чавканье, руки нападавшего ослабли. Я рванулся вперёд, и тут же, развернувшись, заехал ему локтем в висок. Он завалился на сиденье, уже без сознания.

— Сука, ты попал! — рявкнул первый, метнувшись за ножом.

Алина в этот момент вскочила, словно позабыв о страхе, и вцепилась ему в плечо. Он оттолкнул её грубо, так что она ударилась о стенку, но именно эта секунда заминки не дала ему схватить нож.

Я сделал шаг и всей тяжестью ноги наступил на его кисть. Под подошвой что-то хрустнуло. Мужик взвыл так, что, казалось, дрогнули стёкла.

— Ах ты, мразь! — прорычал я.

Он попытался вывернуться, но я только сильнее вжал его руку в пол, прижимая ботинком.

Нож валялся в сантиметрах, блестя лезвием.

— Попробуешь ещё раз — и без руки останешься, — прошипел я, нависнув над ним.

Его глаза закатились от боли, рот искривился в жалкой гримасе. Я пнул нож подальше, к углу купе. Схватил урода за шиворот и рывком усадил на диван. Тот дёрнулся, но я вжал его обратно, и он осел, тяжело дыша, прижимая переломанную кисть к груди.

— Ты чё, сука, думал? — процедил я. — Если девчонка одна, значит, можно насильно лезть?

— Да не… она сама… она предложила… карты… проиграла… должна была показать сиськи… — он замотал головой, захлёбываясь жалкими оправданиями.

Я перевёл взгляд на Алину. Она стояла, прижимая ладони к груди, и вдруг опустила глаза. Виноватое молчание — это хуже любого «нет». Значит, не врали.

— А ты решил, что если грудь не показала, можно прыгать сверху и душить? — я наклонился ближе. — Знаешь, что я тебе покажу вместо сисек?

Он заскулил, зажмурился, пытаясь втиснуться в спинку сиденья.

— Прости… извини… — прохрипел он.

Я прижал его за подбородок, заставив открыть глаза.

— С ножом кидаться на меня вздумал? Шулер. Ещё раз потянешься — и останешься калекой.

Он затрясся, как побитая шавка.

В купе в этот момент ввалился Козлов-младший, за ним Антонио.

— Саня!

Козлов оглядел картину — я держу за шиворот мужика с переломанной рукой, Алина прижалась к стенке, второй урод без сознания валяется на сиденье.

— Саня, тормозни! Тебе из-за этого идиота сидеть точно не нужно!

Антонио замер на пороге. Его глаза распахнулись, как блюдца.

— О май гад… кровь… — прошептал он. Закатил глаза и с грацией театральной актрисы повалился прямо на пол.

Я отпустил шиворот урода, но тут же всадил ему локтем в висок. Он обмяк, рухнув рядом с товарищами.

— Чтобы не повадно было больше лапы распускать, — сказал я, вытирая лоб рукавом.

Дверь купе, постоянно закрывающаяся, распахнулась — с таким грохотом, что стекло в окне задребезжало. В купе ввалились двое в форме железнодорожной полиции и проводница с перекошенным лицом.

— Что здесь происходит⁈ — гаркнул старший, осматривая помещение.

Картина была та ещё — двое без сознания, третий корчится с переломанной кистью, кровь на полу, я стою в центре, тяжело дышу. Алина вся бледная, как моль, прижалась к стенке, глаза горят.

— Эти хмыри полезли на девчонку, — сказал я, указывая на троицу. — Решили, что если она одна в купе, можно руки распускать.

— Это правда? — полицейский перевёл взгляд на Алину.

Она помолчала пару секунд, потом отрывисто закивала.

— Да… — шепнула она дрожащим голосом.

— Нож чей? — полицейский увидел нож, поблескивающий в углу купе.

— А вы у этих уродов спросите чей, это они им колбасу резали, — сказал я.

— Ясно… потерпевшая, сейчас мы задержим их и попросим вас написать заявление, — заверил полицейский.

Алина медленно покачала головой.

— Они уже получили своё. Заявление писать не буду.

Я заметил блеск в её глазах. Будто она и хотела этого, чтобы я вмешался, чтобы я избил этих уродов.

Проводница всё это время стоявшая в полном замешательстве, наконец выдохнула:

— Господи… устроили тут бойню.

— Ладно, — буркнул старший полицейский. — Всё ясно.

Он наклонился, дёрнул одного за воротник, тот застонал.

— На ближайшей станции сдадим этих красавцев вокзальной полиции.

Менты растащили троицу по углам, надели двоим наручники, а третьему связали руки ремнём и усадили в тамбур. Вагоны трясло, поезд шёл ходко, а вместе с грохотом колёс слышались стоны побитых. Те, видать, протрезвели и стонали сквозь кровь и сопли.

Мы с Козловым помогали — я держал одного под локоть, чтобы не вывернулся, Саня молча шёл рядом, как конвойный.

— Ещё пятнадцать минут до станции, — сказал старший полицейский, проверяя часы.

Я нашёл Алину у окна в коридоре. Она стояла, облокотившись на перила в виде металлической трубы, и смотрела в темноту. Поезд грохотал, в окне мелькали редкие огоньки, но она будто не видела их и смотрела вскользь.

— Ты нахрена это сделала, дура? — сказал я, подойдя вплотную и тоже облокотившись на перила.

Она медленно повернулась, губы поджаты, а в глазах застыл вызов.

— А что я сделала? Если они сами полезли?

— Ничего, что ты решила с поддатым быдлом играть на раздевание в карты? — проскрежетал я. — Думаешь, это лучшая идея для женщины, которая одна в купе с тремя мужиками?

— Они всё врут, — огрызнулась она, вскидывая подбородок.

Я смотрел на неё и понимал, что нет, не врут. Конечно, это не оправдывало тех ублюдков, но и Алине вины хватало. Не буди лихо, пока оно тихо. И если бы она не устроила эту дурость, ничего бы не случилось.

— Они не врут, Алина, — возразил я. — Но даже если врут, ты понимаешь, что спровоцировала их сама?

Она вдруг резко шагнула ближе, уставилась мне в глаза, стиснув кулачки.

— И что? Хочешь сказать, что я должна была снять кофту и показать им грудь? Да пожалуйста!

Она резко дёрнула молнию куртки, потянулась к пуговицам блузки, видимо решив показать грудь мне.

— Хватит! — я резко схватил её за руки и одёрнул. — Заканчивай цирк. Застегнись и больше никогда так не делай.

Она дёрнулась, вырываясь.

— Пошёл ты! — прошипела она и метнулась к купе.

Рывком дёрнула дверь, чтобы захлопнуть её передо мной. Но я успел подставить ногу, и дверца ударилась о ботинок с глухим стуком.

— Отстань! — выкрикнула она, дёрнув ручку.

Я медленно толкнул дверь обратно и посмотрел на неё в упор.

— Нет, Алина. Не отстану. Ты можешь обижаться, психовать, орать — всё что угодно. Но пойми одно — я-то разберусь, куда идти и что делать. А вот тебе… тебе точно пора взяться за ум. То, что ты творишь, до добра не доведёт.

Она стояла, сцепив зубы, плечи дрожали. Я заметил, как по глазам пробежал блеск. Алина пыталась удержать слёзы, но поезд качнул, и капля всё же сорвалась, скатившись по щеке.

— Ты всегда… — она запнулась, глотая ком в горле. — Всегда думаешь, что знаешь лучше.

Я не ответил. Просто убрал ногу из-под двери.

Она мгновенно захлопнула её, щёлкнул замок. Поезд замедлялся, тормоза скрипели, вагоны вздрагивали.

За окном мелькнул перрон — в свете фонарей блестел мокрый асфальт. Голос в динамиках сообщил:

— Станция… остановка десять минут.

Я пошёл в тамбур, чтобы помочь Сашке и полиции выпроводить эту троицу придурков. Проводница открыла вагон, спустила подножку. Вместе с железнодорожной полицией мы вывели этих троих.

Они уже не рыпались. Один с переломанной кистью, другой в крови, третий обмякший, но очнувшийся, с мутным взглядом. Шли ссутулившись, как побитые собаки, изредка косясь по сторонам.

На перроне их тут же встретили вокзальные полицейские. Люди, которые выходили покурить или за чаем, оборачивались, переговаривались.

— Вот и правильно. Там им место, — прокомментировал невысокого роста старик с залысиной.

Алина тоже вышла из вагона, стояла чуть в сторонке и наблюдала за происходящим. Саня Козлов всмотрелся в Алину и чуть наклонился ко мне.

— Сань… это же та девка, которая тогда нам помогала, — сказал он.

— Она самая, — подтвердил я.

Саня покосился на меня.

— Смотрю, у тебя с ней всё не так просто.

— Было не так просто, — ответил я. — А теперь проще некуда.

Мы проводили взглядом, как конвой уводит задержанных в здание вокзала. Один оглянулся на меня, в глазах злоба, но быстро опустил голову, когда полицейский дёрнул его за плечо.

— Ты как, не пострадал? — спросил Саня, оценивающе глянув на меня.

Я махнул рукой.

— Всё в порядке. Я живее живых.

Когда мы вернулись в вагон, то застали Антонио и Настю, которая оказывала ему первую медицинскую помощь. У Антонио на голове был влажный компресс. Настя держала бутылку минералки.

— О, май гад… — стонал он. — Я думал, я… в цивилизованном поезде, среди прекрасных людей… и вдруг такие уроды! Это катастрофа, катастрофа!

— Всё, всё, дыши ровно, — успокаивала его Настя.

Ну что-то подобное я от Антона и ожидал. Зачастую у таких вот экземпляров, как он, количество духа обратно пропорционально экстравагантной внешности. Антон, похоже, не стал исключением.

— Это катастрофа, — продолжал Антон, закатив глаза. — Я думал, я умру, а мои похороны оплатят железные дороги.

Я хмыкнул и сел на нижнюю полку.

— Живой ты, театрал.

В этот момент в дверях появилась проводница. Она выглядела так, будто за эти полчаса состарилась на пару лет — губы поджаты, глаза нервно бегают. Но надо отдать женщине должное — голос у неё оставался официально-ровным.

— Граждане пассажиры, начальник поезда в качестве извинения готов предложить вам бесплатный ужин в вагоне-ресторане.

Настя подняла брови.

— Бесплатный ужин? В ресторане? — и тут же посмотрела на меня.

Антонио оживился, будто и не было у него полуприпадка пять минут назад.

— Ужин? Бесплатный? Прекрасно! Но я вам скажу так… если бы не это ваше предложение, я бы подал в суд на вашу железную дорогу! — он грозно потряс пальцем, потом улыбнулся. — Но ужин я, пожалуй, приму.

— Проходите в вагон-ресторан, — явно с облегчением выдала проводница.

Мы с Козловым переглянулись.

— Сходим?

— Мне не надо, — сказал Саня. — Но за предложение спасибо. Отдохните, ребят.

Мы втроём двинулись по коридору вагона. Антонио шёл первым, словно на подиуме. Уверенным шагом, шарф накинут небрежно, улыбка будто для воображаемых камер. Настя держалась рядом со мной, поправляла волосы, будто хотела выглядеть достойно в этом «ресторане на колёсах».

Несколько столиков в вагоне-ресторане уже были заняты. Нас проводили к свободному столику у окна. Я взял меню и чуть не присвистнул.

— Вот это да… — пробормотал я. — Цены, как в московском ресторане.

— Но видишь, — Антонио ткнул пальцем в страницу, — здесь есть «филе миньон с овощами». Разве это не прекрасно?

Я скривился.

— Прекрасно только на бумаге. На вкус, держу пари, будет котлета уровня «столовая номер пять».

Настя усмехнулась.

Я заказал борщ и котлету, Настя — какой-то салат и чай, а Антонио, как и ожидалось, выбрал самое дорогое блюдо, то самое филе миньон с овощами и бокал вина.

Когда принесли еду, я попробовал борщ.

— Ну что, — сказал я, пожав плечами. — Вкус не ресторанный, но есть можно.

— Это не миньон, — закатил глаза Антонио. — Это оскорбление кулинарии. Но я всё равно съем. Я слишком голоден, чтобы спорить.

Настя рассмеялась, ковыряя салат. Антонио продолжал свой спектакль. Он то восторгался, то возмущался, но, как ни странно, в его компании становилось легче. Да и после инцидента с Алиной хотелось как-то выдохнуть, а вагон-ресторан для этого был вполне подходящим местом.

Настя отложила вилку, поправила волосы.

— Я скоро вернусь… в туалет схожу, — слегка смутившись, сказала она.

Она ушла по коридору, а мы с Антоном остались вдвоём за столиком. Я откинулся на спинку, допил чай и посмотрел на «Антонио». Тот с наслаждением дожёвывал свой «филе миньон», размахивал вилкой и выглядел чересчур довольным.

— Антон, — сказал я тихо. — Скажи честно… ты не по мужикам случайно?

Он застыл, вилка замерла в воздухе. Потом он театрально хлопнул себя по груди.

— Что? Я⁈ — с преувеличенным возмущением выпалил он. — Я женщин люблю!

— Точно?

— Конечно! — он даже скрестил пальцы на груди. — Женщины — это моя слабость. Хотя… — он подмигнул. — Иногда слишком уж большая.

Я выдохнул, словно с плеч сбросил груз.

— А то, признаться, я уже думал, что ты того…

Антон наклонился вперёд, заговорщически улыбаясь.

— А я думал, что ты думал! — он рассмеялся звонко, по-детски.

Я тоже не удержался и рассмеялся вместе с ним. Смех снял напряжение, и мне стало ясно, что Антон, хоть и странный, но по-своему настоящий.

Через минуту вернулась Настя. Она посмотрела на нас подозрительно, наверняка слыша наш смех.

— Над чем вы тут смеётесь? — спросила девчонка.

— Да так, — ответил я. — Мужской разговор.

Антонио театрально прижал ладонь к сердцу.

— И никаких секретов!

Мы вернулись в купе уже после ужина. Антон достал из чемодана маленькую колоду карт для игры «Крокодил».

— Ну что, сыграем в крокодила? — предложил он.

Никто не отказывался, даже Саня Козлов, уже дрыхнувший на верхней полке. Он слез вниз.

— Сыграем!

Настя аккуратно вытянула первую карточку, прочла и, не говоря ни слова, встала посреди купе. Поджала руки к груди, начала смешно махать ими и квакнула.

— Лягушка! — сразу сказал я.

— Ну ты быстро! — Настя улыбнулась, и на щеках у неё появились ямочки.

Следующим пошёл Антонио. Он театрально вытащил карту, заглянул в неё и закатил глаза.

— О май гад… ну ладно!

Он встал и начал размахивать руками, изображая что-то среднее между большим вентилятором и взлетевшей птицей.

— Орёл? — предположил Козлов.

— Нет, — сказал я, прищурившись. — Голубь!

— Точно! — Антонио замер и раскланялся.

— Ну, теперь твоя очередь, — сказала Настя, протягивая мне карту.

Я взял, глянул и хмыкнул. На карточке было написано: «боксёр». Встал, поднял кулаки и пару раз сделал движение джебом.

— Боец! — выкрикнула Настя.

— Боксёр! — уточнил Козлов.

— Угадали, — сказал я, садясь обратно. — Ну, это было легко.

Вот так, казалось бы, играя в совершенно детскую игру, мы быстро сблизились и играли до тех пор, пока свет в вагоне не погас.

Настя устроилась на своей полке, прикрывшись одеялом. Антонио на верхней полке переворачивался с боку на бок, что-то бормотал, как будто спорил даже во сне.

Я лёг, положив руки за голову, и слушал гул поезда. Колёса отбивали ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Я пытался отключиться, но вместо сна в голове всплывали лица — Игната, пацанов в зале, Насти, Саньки Козлова… и Алины.

Поезд качнуло, я перевернулся на бок, и тогда услышал. Из соседнего купе, сквозь тонкую перегородку, донёсся тихий звук. Сначала я решил, что померещилось. Но потом уж звал снова. Это были всхлипы. Сдавленные, осторожные, как будто человек не хотел, чтобы его услышали.

Алина.

Я лежал, уставившись в потолок, и слушал, как она плачет. Закрыл глаза. Сон не приходил…

От автора:

✅ Новинка от Кирова. История о настоящей дружбе и братстве

✅ Мы вернулись из Чечни в 96-м — молодые пацаны, повидавшие всякое. Потом наши пути разошлись. Но я снова оказался в прошлом, и мне выпал шанс заново собрать наше боевое братство. Вместе мы выстоим

https://author.today/work/474133

(обратно)

Глава 19

Разбудил меня стук в дверь купе и женский голос.

— Пассажиры, подъём. До прибытия поезда остаётся полчаса. Прошу всех просыпаться, готовиться к выходу, — сказала проводница и тут же двинулась дальше по вагону.

Я открыл глаза, щурясь от утреннего света. Поезд гудел на стыках рельсов, мягко покачивая.

Антонио первым подал голос. Он натянул одеяло на голову.

— Я больше никогда в жизни не поеду поездом! Никогда! — загундосил он. — Каждый стык чувствовал! Поезд трясся, скрипел, гремел! Я не спал ни секунды!

Я хмыкнул.

— Это у тебя нервы слабые, — сказал я, садясь и потягиваясь. — Меня наоборот укачивает. Я под стук колёс всегда сплю, как младенец.

— Меня тоже, — откликнулась Настя.

Она приподнялась на локтях, волосы растрепались, глаза ещё сонные.

— Я только голову положила и всё, отрубилась. Даже не заметила, как ночь прошла.

— Вам хорошо. А я мучился! Это пытка! — фыркнул Антон, сбрасывая одеяло.

С верхней полки спрыгнул Козлов. Я краем глаза заметил, как его накладные усы едва держатся на коже. Кусочек клея уже отклеился у края.

— Макс, — я незаметным жестом коснулся губ, показывая на усы.

Он мгновенно понял, развернулся к стенке, прижал пальцем усы и аккуратно пригладил. Никто, кроме меня, не заметил.

Сам я выспался действительно неплохо — в поездах сплю легко, привычка ещё с девяностых, когда иной раз приходилось кататься на электричках ночами.

Я взял телефон и увидел на экране целую кучу сообщений. Но одно бросилось в глаза — от Алины. Я ткнул, и увидел, что сообщения были удалены. Может, поняла, что не права? Ну или гадостей написала…

Я убрал телефон в карман, всё что хотел я ей сказал. Настя, зевая, полезла за своей щёткой, Антон снова что-то заворчал, до сих пор не спустившись сверху, а Саша Козлов уже собирал свои вещи на выход.

Я вышел в коридор, собираясь умыться и привести себя в порядок. Поезд сбавлял ход, мы заезжали в городскую черту. За окнами мелькали склады и промзона.

Перед туалетами толпилась очередь. Человек десять точно, и каждый выглядел одинаково. Все сонные, помятые, с пакетами в руках, кто-то в спортивных штанах, кто-то в пижаме под курткой. Народа было столько, будто стоим не в поезде, а у мавзолея Ленина.

— Кто последний? — спросил я.

— За мной, — отозвался мужик в клетчатой рубахе. — Тольковот… ждём уже минут пятнадцать, а там всё никак.

— Чего так долго? — удивился я.

Он пожал плечами.

— Один туалет сломался, — он ткнул пальцем в закрытую дверь с красной табличкой «Не работает». — Какой-то умный бумагу бросил в сливное отверстие, всё забилось. Теперь туалет один на весь вагон.

Тут как раз подошла проводница. Она остановилась, поправила фуражку и сухо пояснила:

— Туалет забит. Пользоваться можно только этим, — кивнула она на работающий. — Чистить будут уже по приезду!

Толпа недовольно загудела. Старушка с платочком на голове всплеснула руками от возмущения.

— Ну безобразие же!

— Ждём, — вздохнул мужик в клетчатом. — Там какой-то товарищ марафет наводит, видать.

Я посмотрел на часы. Времени и правда уходило слишком много. Настя тоже вышла из купе и, как и все, ждала, когда туалет освободится и настанет её очередь.

— Сань, я уже очень в туалет хочу, — шепнула она.

Похоже, за дверью никто даже не собирался выходить. Очередь переминалась с ноги на ногу, недовольное бормотание нарастало.

— Да когда же это закончится? — пробурчал мужчина в клетчатом. — Там что, квартиру себе снимает?

Молодой парень в спортивке, стоявший впереди, постучал в дверь.

— Долго ещё? Тут очередь!

Ответа не было. За дверью лишь был слышен шум воды.

— Вы там не одни! — добавил мужик в клетчатом уже громче. — Люди ждут!

— Господи, ну сколько можно? — возмутилась женщина средних лет с измученным лицом.

Нет, я, конечно, всё понимаю — мало ли, у людей разные проблемы. Может, желудок прихватило или ещё что-то. Но даже в таких случаях хотя бы ответить можно.

Парень снова постучал, но никакой реакции не последовало.

Толпа загудела.

— Да сколько можно? — донеслось с конца очереди.

— Откройте уже! — выкрикнул кто-то.

Настя чуть дёрнула меня за рукав.

— Саш, — прошептала она, глядя на меня снизу вверх. — Я уже не могу терпеть…

— Ладно, — сказал я. — Пора разобраться.

Я подошёл к двери и громко постучал костяшками кулака.

— Эй, мужик, ты там живой? Люди же ждут.

Несколько секунд висела тишина. Я постучал сильнее, и тогда изнутри донёсся грубый голос.

— Чё орёте? Занято же, не видите?

— Мы видим, что занято, — возразил я. — Но ты уже полчаса там сидишь. Давай закругляйся.

В ответ послышалось раздражённое сопение.

— Идите вы все… ждите, сколько скажут.

Толпа снова возмущённо загудела.

— Совсем обнаглел!

— Думает, один тут!

Я снова постучал, теперь не костяшками, а кулаком, так что дверь заходила ходуном.

— Мужик, не испытывай терпение. Люди уже на пределе.

Я снова постучал, и с той стороны раздалось:

— Себе по голове постучи!

Очередь взорвалась возмущением, старушка даже перекрестилась.

Я сжал кулак и постучал в третий раз — так, что по коридору разнёсся грохот.

— Открывай. По-хорошему прошу.

За дверью что-то заскрипело. Дверь вдруг распахнулась, и в проёме возникло тело, перекрывшее почти весь дверной проход.

Здоровенный мужик, пузатый, но с широкими плечами, с перекошенным лицом и красными от перегара глазами. Щёки лоснились от пота, рубаха расстёгнута на пузе, на плече свисало грязное полотенце.

Он уставился прямо на меня.

— Чё стучишь, а? Проблемы ищешь? — сипло спросил он.

Люди за моей спиной инстинктивно отшатнулись, явно понимая — что-то сейчас будет. Я спокойно просверлил взглядом этого мужика.

— А какие проблемы? Ты занял туалет на полчаса, вагон тебя ждёт. Думаешь, корона не слетит?

Он замялся на секунду, потом расправил плечи, пытаясь нависнуть надо мной.

— Не нравится? Жди! — рявкнул он, запах перегара ударил в лицо.

Я обернулся к людям за спиной.

— Одну секундочку, — сказал я им спокойно.

И прежде чем мужик успел закрыться, я обеими руками развернул его и буквально затолкал в туалет. Дверь за нами захлопнулась.

Он сразу взорвался.

— Ты чё творишь⁈ — и попытался ударить меня кулаком в голову.

Я ушёл в сторону, и его кулак врезался в кафельную стенку кабины. Он выругался, потряс повреждённой рукой и попытался ударить второй.

Пространство было тесное, локти почти задевали стены. Он замахнулся, но я перехватил его руку и резко толкнул вбок. Он ввалился в маленькую душевую кабину, что находилась рядом с туалетом. Сорвал занавеску. А я нащупал вентиль. Повернул. Ледяная вода хлынула сверху, обдав его с головы до пят из душевой лейки.

— Тебе охладиться надо, — сказал я.

Мужик заорал, замахал руками, вода стекала по его морде, разбавляя запах перегара. Внизу валялись его носки и футболка — видно, он тут стирал свои вещи.

— Ты чё, совсем больной⁈ — заорал он, захлёбываясь.

— Я? — я прижал его плечом к стенке. — Это ты тут полвагона держал. Умнее не придумал, как стирку в туалете устроить?

Он попытался вывернуться, но я схватил его за грудки, наклонился к самому уху.

— Ещё раз рыпнешься — и умоешься уже не душем, а юшкой. Понял?

Он скрипнул зубами, но сопротивляться не стал.

— Собирай своё барахло и вали. Люди ждут.

Дверь туалета открылась, и я буквально вытолкнул мокрого детину наружу. С него лило так, будто он под дождём прошёлся километров десять. Рубаха тёмными пятнами облепила пузо.

Он остановился в коридоре, оглядел очередь. Люди смотрели на него так, что слов не требовалось — и презрение, и злость, и откровенное торжество.

— Про… простите, — пробормотал он, не поднимая глаз. — Больше не повторится.

И, прижав к груди мокрые носки, торопливо проскользнул мимо, исчезнув в своём купе, как крыса в щель. Дверь за ним захлопнулась.

— А вот так и надо! Давно пора ему было нос умыть, — сказал мужик в клетчатом.

Я выдохнул и повернулся к очереди.

— Прошу прощения за задержку. Теперь всё свободно. Проходите. Но сначала на минуточку, — я повернулся к Насте, приглашая её пройти. — Не надолго, потом как очередь подойдёт, нормально сходишь.

Настя прошмыгнула в туалет, аж подпрыгивая и глядя на меня с благодарностью.

— Спасибо, молодой человек, — сказала пожилая женщина.

Управилась девчонка быстро, и люди, теперь уже понимая, что время поджимает, а в туалет надо всем, ускорились. Очередь сдвинулась. И в итоге я, оказавшись в ней одним из последних, дождался, когда сам зайду в туалет, минут через десять.

Когда вернулся в купе, там уже царила утренняя суматоха. Настя укладывала свои вещи в чемодан. Антонио, ворча, складывал в аккуратную стопку свой шарф и жилет.

— Никогда больше… никогда! Автобус лучше, даже верблюд лучше, чем поезд! — приговаривал он.

Козлов молча затягивал лямки на своём бауле. Я подметил, что движения у него быстрые и чёткие. Видно было, что у него давно выработана привычка собираться за считаные минуты.

Я присел на нижнюю полку, обулся и стал наблюдать, готовясь к остановке.

— Сколько времени? — спросила Настя, поправляя волосы перед зеркалом.

Отвечать не пришлось, по вагону объявили по громкоговорителю:

— Поезд прибывает на конечную станцию… просьба пассажиров не забывать свои вещи.

Через несколько минут состав окончательно затормозил, и вагон напоследок дёрнулся. За окном уже виднелся перрон, люди, причём тепло одетые, у которых из рта выходил пар.

— Всё, приехали, — сказал я, закидывая рюкзак на плечо.

Мы вышли из вагона на перрон, выслушав тёплые прощания проводницы. Я сунул женщине купюру, решив отблагодарить. Всё-таки её вины в произошедшем вчера не было. А нервы ей потрепало изрядно.

— Да что вы, не стоит… — она попыталась отказаться, но я настоял.

— Возьмите, — настоял я.

Выйдя из вагона, я сразу поёжился — в лицо ударил холодный утренний воздух. Воздух здесь был холодный, но как будто чище, не то что в Москве, где он всегда с привкусом выхлопа.

— Господи, как же тут холодно! — Настя тоже поёжилась, вцепилась обеими руками в ручку чемодана. — Я совсем не рассчитывала, что тут такая погода.

Я посмотрел на её пухлый чемодан, который она катила.

— Не рассчитывала? С целым шкафом за спиной? Там, наверное, половина гардероба, и всё равно нечего надеть? — я не удержался от усмешки.

Она вспыхнула, но улыбнулась виновато.

— Ну… это всё другое, не тёплое.

Антон тем временем подпрыгивал на месте, постукивая каблуками по плитке и делал трагическое лицо.

— Этот холод убивает мою душу! Я не для этого рождён! Мне нужен пляж, солнце, сиеста… а не этот… холодильник!

— Держись, — хмыкнул я. — Зато кофе горячий есть!

Возле киоска стояла небольшая очередь, и я решил, что без кофе мы дальше не двинемся. Взял четыре стаканчика.

— О-о-о, спасение! — простонал Антон, вдыхая аромат.

Настя сделала осторожный глоток и улыбнулась.

— Знаешь, он и правда вкусный. И вообще… тут как будто воздух другой. Чище.

— Ага, — сказал я, согревая ладони о картонный стакан. — Тут дышится по-другому, тоже заметил.

Козлов младший был не особо разговорчивый с самого утра. И холодно ему не было, хотя от кофе он не отказался. Пил маленькими глотками и достал телефон, которого, как я думал, у него не было.

Заметив мой взгляд, он махнул рукой и подозвал ближе. Он огляделся и заговорил почти шёпотом, так что в шуме перрона нас никто не услышал.

— Слушай, Сань. Дальше я поеду к одному человеку. Попробую договориться, чтобы он помог нам. Так что я пока не на связи и порознь…

Он на секунду замялся, оглянулся на Настю и Антона, которые возились с чемоданами, потом снова посмотрел на меня.

— Ты будь, если что, на связи. Возможно, с тобой захотят поговорить.

— Добро, — сказал я. — Номер мой знаешь.

Козлов коротко кивнул, мы обменялись рукопожатием.

— Удачи, Макс, — сказал я, нарочно назвав его новым именем.

Он усмехнулся уголком губ.

— Она мне пригодится.

Младший Козлов развернулся, бросил пустой стакан в урну и зашагал прочь.

Мы с Настей и Антонио чуть задержались, решив допить кофе без спешки. Самое время было вызывать такси. Я достал телефон и вскинул бровь. Интернета на вокзале не было.

— Отлично, — прошептал я. — Такси не вызвать.

Антон, шедший чуть сзади, всплеснул руками.

— О май гад! Мы без связи, ребзя. Анастасия, у тебя ловит?

Антон и Настя принялись разбираться с подключением. А я увидел Алину, идущую по перрону с чемоданчиком на колёсиках. На ней была лёгкая куртка не по погоде, нос задран к небу от собственной важности и неотразимости.

Она шла мимо нас так, будто не замечала никого, словно мы были для неё прозрачны. Я проводил её взглядом. Алина даже не обернулась. Только подняла голову выше.

— Саш, ждём, здесь интернет не ловит, — окликнула меня Настя. — Надо попробовать от путей отойти.

Мы пошли к выходу, влившись в поток людей. Некоторые из них ехали с нами в одном поезде, другие встречали близких. А третьи… пытались на этом деле заработать. К нам подкатил первый «носильщик» с ржавой тележкой. На нём была старая куртка с оторванным карманом, но улыбка при этом была широкая и доброжелательная.

— Чемоданчики, чемоданчики! Всего тысяча за один, быстро и удобно!

Антонио оживился, повернулся к нам.

— Погодите, хочу чемодан отдать!

Я скептически прищурился.

— В смысле ты штуку за чемодан готов отдать? — я повернулся к носильщику и также мягко улыбнулся. — Обойдёмся, уважаемый. У моего знакомого кажется температура поднялась.

Носильщик, поняв, что с меня и Антона денег не будет, тут же переключился на Настю.

— Девушка, тяжёлый чемодан, зачем вам мучиться? Давайте я помогу…

— Спасибо, но он не тяжёлый и на колёсиках.

Носильщик секунду помялся, потом махнул рукой и укатил дальше, искать добычу посговорчивей. Улыбка, кстати, сразу пропала с его лица.

Антон фыркнул, но всё же потянул сам свой розовый чемодан.

— Воры, мошенники! Им лишь бы честных людей обобрать!

Я подхватил сумку Насти и уже собрался идти дальше, как вдруг услышал знакомый голос.

— Сань!

Я обернулся и улыбнулся. Сквозь толпу пробирался Шамиль со спортивной сумкой на плече и широкой улыбкой на лице.

— Ну что, брат, будем держаться вместе? — сказал он, подойдя.

— Будем, — согласился я.

Настя заулыбалась, Антон снова всплеснул руками.

— О, ещё один герой! Теперь нас четверо. Мы непобедимы!

Шама покосился на него, чуть наклонился ко мне.

— Сань, это чё за пидрмон? — шепнул он.

— Нормальный мужик, Шама, не напрягайся, — заверил я. — Мой менеджер, если что.

— Ох ты ж… менеджер!

Шаме, кстати, менеджера никто не приставил. Но, наверное, пока не положено, вот как перейдет в мейн кард, тогда лига и о менеджере вспомнит.

Мы двинулись дальше все вместе. Я, Настя с чемоданом, Антонио со своим розовым багажом и Шамиль, которому, похоже, холод был ни по чём. Он шагал легко, болтал без умолку и всё время улыбался. А ведь на юге вырос, там такая погода только в самый холодный день зимы.

Перед вокзалом толпились такие же замёрзшие пассажиры, каждый пытался урвать себе такси.

Я достал телефон, провёл пальцем по экрану… и выругался. Интернета не было вообще.

— У меня тоже не ловит, — Настя нахмурилась, пытаясь обновить страницу. — Как бы не пришлось пешком идти. Я уже замёрзла, — пожаловалась она.

— А чё такое? — спросил Шама.

— Такси вызвать не можем, связь не работает, — пояснила девчонка.

— Тю… ваще не вопрос, — Шамиль засмеялся, легонько хлопнул её по плечу. — Не бойся, ща найду карету. Я везучий!

Но искать не пришлось. Пассажиры в подавляющем своём числе не спешили уезжать на тех машинах такси, что были здесь. Таксисты стояли чуть в стороне от выхода, кучками по два-три человека, а их «Логаны» и «Гранты» теснились на парковке у края площади.

Первый уже шёл к нам — коренастый мужик в кожанке, с прокуренным голосом.

— Такси, такси, ребята! Интернет не работает? Поехали, до места довезу!

Я сразу понял расклад. Интернет глушат, приложение не вызвать — значит, эти «бомбилы» хозяева положения. И вид у них был такой, будто пассажиры — это добыча, а вокзал их охотничьи угодья.

От автора:

ТОПОВАЯ СЕРИЯ ПРО АФГАН! Погибший на боевом задании офицер спецназа получает второй шанс… СССР, 1985 год. Герой молод, снова в армии. Действует СКИДКА на весь цикл сразу: https://author.today/work/358750

(обратно)

Глава 20

Глядя на таксиста, у меня проскользнула мысль — хоть что-то за тридцать лет не изменилось. Как и раньше таксисты кружили возле вокзала, как коршуны. И как и раньше заламывали за свои «услуги» совершенно заоблачные цены.

Ну… хоть в чём-то же должна быть стабильность.

Машина подошедшего к нам бомбилы стояла в двух шагах — это был «Логан» с замятым крылом и висящим на соплях зеркалом. Работай он через агрегатора и такая машина ни за что бы не прошла даже в «эконом». Хотя чёрт его знает, может в провинции требования к автомобилям не такие, как в столице.

— Сколько до центра? — спросил Шама, вызвавшийся вести разговор.

Таксист уже явно «оценил» взглядом наши финансовые возможности и шкала его борзометра, похоже, ушла в отсечку.

— Три тысячи и едем.

Я невольно усмехнулся, наблюдая за реакцией Шамы. У того глаза полезли на лоб.

— Э-э, брат, поехали за штуку? — попытался торговаться он. — Я до Шереметьева из Москвы дешевле доеду.

— Ну так в Москве доедешь, а тут не Москва. Три даёшь — едем, нет — вон автобусы ходят, — таксист кивнул в сторону остановки.

— Не, брат, хрена себе ценник, — Шама покачал головой. — За три штуки мы поезд купим.

— Так интернет не работает, — таксист пожал плечами, даже не пытаясь оправдаться. — Хочешь ехать — садись. Не хочешь — ищи другого.

Таксист, видимо на профессиональном уровне смекнув, что мы не его пассажиры, ухмыльнулся и отвернулся. Наглядно демонстрируя, что потерял к нам интерес. Через секунду он уже пошёл к другим пассажирам с чемоданами, которые только что вышли из вокзала.

— Такси? Поехали, три тысячи до центра, быстро довезу!

Остальные его коллеги делали один в один то же самое, «подкатывая» к людям, которые сначала заинтересовались, а затем шарахались, слыша ценники на услуги таких таксистов. Я глядел на этих «бомбил» и не мог отделаться от дежавю. Разница только в том, что в моё время тарифы были хоть приблизительно рыночными, а здесь — чистый беспредел.

Шамиль тем временем уже сцепился языком с другим таксистом — высоким, в синей куртке.

— Слушай, брат, три тысячи — это же грабёж! Давай по-честному, за тысячу поедем?

Тот только сплюнул на плитку.

— Тысяча? Смешной. Пешком иди за тысячу.

— Полторы, — Шама не сдавался.

Таксист лишь фыркнул и махнул рукой.

— Полторы… иди дальше.

Я тронул Шамиля за плечо.

— Слушай, брось. Это пустое. Пока будешь торговаться, поезд обратно уйдёт. Давайте лучше к автобусу. Там хоть цены честные.

— Блин, но если опоздаем? — вмешался Антони, глаза у него округлились. — Нам нужно быть чётко по времени! График впритык.

— Спокойно, — сказал я. — Опоздать не опоздаем, но платить в восемь раз дороже — вот это точно глупость.

Настя кивнула, обняв руками свой чемодан.

— Я за автобус. Там в салоне хотя бы тепло!

Шама тоже наконец сдался, понимая, что с этими таксистами не сторгуешься.

Мы двинулись к остановке, что была в ста метрах от вокзала, когда Настя вдруг радостно вскрикнула, тыча пальцем в экран своего мобильника.

— Есть! — и замахала телефоном. — Поймала вайфай! Осталось только подключиться!

— Где? — я аж остановился.

— Написано вайфай «Пить чай», у кофейни сигнал раздаётся, — она ткнула пальцем на вывеску напротив. — Быстрее, пока не пропал!

Настя торопливо затыкала пальцами по экрану, дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Через полминуты девчонка расплылась в улыбке.

— Заказала! Такси будет через десять минут.

— И сколько попросили? — спросил я.

— Четыреста рублей, — показала она экран.

— Четыреста⁈ — Антон аж схватился за сердце. — А эти мерзавцы хотели содрать три тысячи! Восемь раз дороже! Это мафия!

— Нехило они тут наживаются, — хмыкнул Шамиль.

В этот момент к нам снова подошёл один из тех таксистов — тот самый коренастый в кожанке.

— Ладно, — буркнул он. — Поехали за две с половиной. Ну… давай за две.

— Нет, дружище. Мы и за четыреста доедем спокойно, — я ему подмигнул. — А тебе бы пора поработать нормально. Пока ты тут ходишь и пристаёшь к людям, уже мог бы три раза кого-нибудь отвезти и больше заработать.

Таксист зыркнул на меня зло, но промолчал. Отвернулся и пошёл прочь. Видимо привычная схема с «добрым дядей таксистом» не сработала.

Минут через десять на площадь въехал белый «Солярис» с логотипом приложения на боковой двери. Он свернул к парковке и остановился прямо напротив нас.

— Наш! — радостно взвизгнула Настя, показывая на экран, где горела та же машина и номер.

Я видел, как головы «бомбил» повернулись в нашу сторону. Несколько из них переглянулись, кто-то даже выругался вполголоса. На их лицах было написано раздражение. Ещё бы — их прибыль в восемьсот процентов рушил какой-то «дурачок», решивший работать по-честному.

Водитель вышел, молодой парень лет двадцати пяти, в тёплой куртке и с усталым лицом.

— Здравствуйте, — сказал он, приветственно кивая. — Вы вызывали? Давайте, я помогу чемоданы загрузить.

Мы дружно подкатили свой багаж. Он аккуратно поставил Настин чемодан в багажник, потом розовый саквояж Антона.

— Осторожней! — воскликнул тот.

— Да не переживай, — Шама увесисто хлопнул его по плечу.

Я закинул свой рюкзак, и мы расселись по местам. Настя на переднем сиденье, а мы втроём сзади.

Я ещё успел заметить, как за нашей спиной «бомбилы» стояли и смотрели вслед машине.

— Шеф, погоди на секунду, — сказал я и опустил боковое стекло. — Народ, там у кофейни вайфай, не благодарите!

Люди, стоявшие на холоде и тщетно тыкавшие в экраны своих мобильников в поисках интернета, услышали. Ну и на глазах ошарашенных бомбил пошли к кофейне.

— Жестко ты их, — расхохотался Шама.

По улыбке водителя я заметил, что тому тоже понравилось.

— Ну что, поехали, — сказал он и тронулся с места.

Машина вырулила с площади вокзала, и через минуту мы уже ехали по серым улицам города. За окнами мелькали вывески, палатки с фастфудом, а редкие прохожие кута́лись в куртки, пряча лица от ветра.

Водитель бросил взгляд в зеркало заднего вида.

— Вам повезло. В это время такси почти не поймать. Интернет последние дни глючит, люди жалуются.

— «Глючит»? — приподнял брови я. — Или глушат?

Парень усмехнулся, пожал плечами.

— Ходят слухи, что это дело рук местных бомбил. Когда связь пропадает, заказы через приложение не проходят. А людям всё равно ехать надо. Вот и идут к ним.

— О май гад! — выдохнул Антон, закатывая глаза.

— Лавочка старая, крышуется, — пояснил водитель. — Они тут на короткой ноге с администрацией. Никто их трогать не будет.

Я посмотрел в окно, на облезлые дома за стеклом. Как я и предполагал — тридцать лет прошло, а схема та же самая…

— Но ведь честные таксисты тоже есть… — Настя вступила в разговор. — Вот вы, например.

Парень усмехнулся.

— Есть, конечно. Только честно работать тяжело. Вот такие за три поездки зарабатывают больше, чем я за день.

Шамиль подался вперёд и хлопнул его по плечу.

— Ничего, брат. Главное, что ты держишься правильно. Всё равно правда за тобой.

Парень посмотрел в зеркало и чуть улыбнулся. Но говорить ничего не стал.

Такси свернуло с проспекта, проехало ещё пару кварталов и остановилось у огромного стеклянного здания. Торговый центр сиял вывесками, внутри через двери-«вертушки» было видно людей и витрины. Но нас интересовал не он.

Возле бокового входа стоял белый автобус. На его борту — крупная надпись с логотипом лиги V-fight.

— Вот нам сюда, — сказал Антони, указывая на автобус. Он поправил шарф и важно расправил плечи. — Сначала нужно зарегистрироваться. Это я сделаю.

У автобуса стояла девчонка лет двадцати. В руках у неё был планшет и список на бумаге. Она встречала каждого прибывшего, сверялась с фамилиями и что-то отмечала в таблице. Видно, что работа у неё была поставлена чётко, а улыбка не сходила с лица. Мне сразу вспомнился тот поддатый товарищ с конференции, который был не прочь полапать молодых девчат. Интересно, он приедет? Охраны-то здесь нет… а уж что получится — прелюбопытная встреча.

Антон тем временем направился прямо к девчонке с планшетом, на ходу поправляя причёску.

Мы с Настей и Шамой задержались чуть в стороне. Я заметил рядом с автобусом небольшой столик, на котором стояли термосы и пластиковые стаканчики. Там же — коробка с печеньем и кексами.

— Бесплатный чай, угощайтесь, — сказала ещё одна красивая девушка в жилетке с логотипом лиги.

Я был не прочь перекусить хотя бы кексами, потому что с утра у меня не было во рту и маковой росинки.

Я подошёл к стойке, взял стакан, чувствуя аромат чая. Тот был обычный, дешёвый, но горячий. И печенье рядом было то же самое простое. Но и то, и другое охотно пили и ели. Бойцы, большая часть которых уже приехала, охотно тянулись к столу, брали стаканы и сдобу.

Кстати, любопытная деталь. Хайпенко, как мужик, никогда бы до этого не додумался. А Марина, новая директор, женщина, и она сразу подмечала такие мелочи. Чай, печенье — и народ доволен. Всё правильно.

Я сделал глоток. Тепло разлилось по телу, согревая. Настя взяла себе печенье на пробу. А Шама прихватил сразу два стакана — один себе, другой Антону, который всё ещё регистрировался у девчонки с планшетом.

Мы расположились возле автобуса.

Вокруг собирались бойцы и их менеджеры. Парни брали и печенье с кексами. Как и мы, все были с дороги и были отнюдь не прочь перекусить перед поездкой на автобусе.

Правда, на автобусе планировали ехать далеко не все. На стоянку у торгового центра начали подкатывать иномарки — то «Ленд Крузер», то «Мерседес». Двери открывались, и бойцов забирали их «друзья».

— Поехали, брат, не царское дело автобусом трястись, — послышался «довод» от одного из таких корешков.

Один из бойцов в дорогих шмотках, с золотой цепью на шее прыгнул в тонированный «Мерс». Машина мягко тронулась и растворилась в потоке.

— Смотри, — возмущённо пробормотала Настя. — Они разве не с нами поедут?

— Им не до автобусов, — прокомментировал я, делая глоток чая.

— А я с вами поеду, — фыркнул Шама. — Не, я, конечно, тоже могу братьям позвонить, Але-Мале, туда-сюда, но чё их по пустякам-то беспокоить? Они мне предлагали подъехать, но я отказался…

Не знаю, были ли братья у Шамы в этом городе, но пацан явно чувствовал себя неловко, будто для него это было оскорбление.

— Ничё, Шам, прокатимся с ветерком на автобусе, — подбодрил его я.

— Зато у нас в автобусе будет команда мечты! — Настя надула губки.

Пока мы были заняты перекусом, Антон наконец вернулся от стойки регистрации. Он, довольный как кот, объевшийся сметаны, прижимал к груди целую охапку пакетов.

— Ну что! — торжественно заявил он. — Миссия выполнена!

Он раздал нам «добычу». Я заглянул в пакет — там были фирменные футболки с логотипом шоу. Белые, с крупным принтом.

— Вот! — сказал Антон так, словно вручал нам ордена. — Теперь мы официально часть этого великого события.

Шамиль недолго думая вытащил свою футболку из пакета. На ней со спины было написано: Шама Южный.

— Во! Теперь и я как человек, — довольно сказал он.

— Красиво сделали, — подметила Настя.

Я тоже вытащил футболку. Материал у неё был самый обычный хлопок, но вкупе с логотипом и именем смотрелось отлично.

— Отправление через пять минут, — сообщил Антон, заглянув в график на телефоне. — Наши места 32–35. Предупредили, что занимать надо «согласно купленным билетам».

Мы допили чай и пошли к автобусу, где уже садились другие участники. Автобус оказался удобный, со всеми благами, что называется: просторный салон, ряды кресел по два, занавески на окнах и под потолком кондиционер. Правда, сейчас он был без надобности. Марина, конечно, постаралась…

Антон первым шагнул в проход, ища наши места.

— Так, господа хорошие, мы приземляемся здесь! — он указал на сидения.

Шамиль тут же плюхнулся к окну. Я сел рядом — привычка держать ситуацию под контролем, чтобы видеть весь салон. Приходилось мне в своё время поездить на автобусах в Москву вместе с челноками, и там я видел… разное.

Настя села через проход, рядом с Антонио.

В салон продолжали заходить бойцы, их менеджеры и люди из их команд. Все рассаживались, как выразился Антон, «согласно купленным билетам». Атмосфера внутри салона была довольно напряжённая. Всё-таки разные люди, разные характеры, и у каждого внутри — злость и амбиции. А на шоу сам бог велел проявлять себя и не только в спортивном плане.

Настя достала телефон. Я заметил, как она, прикрыв экран ладонью, что-то записывает в кружке. Её лицо стало мягким, чуть смущённым.

— Марик, смотри, — чуть слышно сказала она. — Вот где я.

Я улыбнулся краем губ. Ну может и получится что-то у ребят.

Автобус уже гудел, двери захлопнулись, и водитель тронулся, медленно выкатываясь с парковки. Похоже, что некоторые восприняли это как «камера — мотор!». Вдруг из середины салона поднялся один боец.

Здоровяк, с квадратной челюстью, татуировки на шее и руках, в спортивке с золотыми полосами. Он встал в проход, опершись рукой о спинку кресла, и обвёл всех тяжёлым взглядом. Я обратил внимание, что члены его команды уже начали снимать происходящее на телефон.

— Слушайте сюда! — рявкнул боец. — С этого момента тут я пахан. Все вопросы через меня. Кто будет бузить — со мной разбираться будете.

Салон загудел. Конечно, в автобусе, где количество тестостерона на квадратный метр превышает норму раз в десять, такое поведение бойца было неприемлемо.

— Запомните, шавки, я сказал, что я тут главный.

Шамиль тут же дёрнулся. Его глаза заискрились злым блеском, кулаки сжались.

— Ах ты… — он уже было поднялся, готовый идти в лобовую.

Я схватил его за руку, резко посадил обратно.

— Сиди, Шама.

— Но он же… — зашипел он, дёргаясь.

— Пусть гавкает, — сказал я, глядя прямо в глаза этому «пахану». — Пока он только воздух гоняет.

Шама сжал зубы, но послушался.

«Пахан» продолжил куражиться, глядя на реакцию. Долго это терпеть не стали.

С заднего ряда поднялся другой — молодой, коренастый, со сломанным носом и взглядом, полным злости.

— Ты чё, клоун? Пахан он, слышь… У тебя башка едет, брат? Тут все равны. Никто тебе подчиняться не будет.

Телефоны взлетели — сразу несколько человек начали снимать. «Пахан» медленно повернул голову. Улыбка с лица исчезла.

— Ты кому сказал? — голос его был низкий, угрожающий.

— Тебе, — спокойно ответил второй. — Ты просто петух, который решил попонтоваться.

Слово «петух» в такой компании звучало как приговор.

Здоровяк взвился с места и кинулся на противника. Стулья заскрипели, автобус качнулся. Первый удар пришёлся в грудь, второй в скулу. Но парень не растерялся, схватил «пахана» за шиворот и со всего размаху впечатал в спинку кресла.

Раздался гул, крики.

— Давай! — кто-то орал.

— Ломай его! — подбадривали другие.

Шамиль снова дёрнулся, но я держал его за плечо.

— Сиди, — сказал я. — Это не наша драка.

Оба месили друг друга прямо в проходе. Автобус трясло, водитель сигналил, но в салоне творился хаос.

Наконец охрана — двое дежурных, которых посадили на всякий случай, ворвались в проход. Схватили обоих за шеи, оттащили по углам, усадили на разные места.

Оба плевались кровью, матерились, но драку остановили.

В салоне снова поднялся шум. Все обсуждали, у кого удар сильнее, кто первым «сломался». И только я думал о другом. Если в автобусе уже такое, то что будет на шоу?

Скоро автобус выехал за пределы города и нырнул в частный сектор. За окнами мелькали коттеджи — один богаче другого, заборы были выше человеческого роста, камеры стояли на каждом углу.

Шум в салоне постепенно стихал. Автобус свернул на широкую дорогу с новеньким асфальтом и остановился перед высоким кованым забором. За воротами возвышался огромный дом — трёхэтажный, с колоннами, окна светились мягким жёлтым светом. Территория охранялась — вдоль забора стояли камеры, а у ворот скучали двое крепких охранников в чёрных куртках.

Автобус затормозил, двери со скрипом раскрылись.

— Да уж… гладиаторы попали в Колизей, — прошептал Антон, поправляя шарф.

— Всё, парни, приехали, — сказал водитель.

Мы взяли свои сумки, чемоданы и один за другим начали выходить из автобуса.

(обратно)

Глава 21

Автобус закрыл двери и, мигнув красными огнями, укатил прочь. Мы остались на пустынной площадке перед воротами — дюжина бойцов, команды, каждый со своими сумками, баулами и чемоданами.

Ворота были металлические. Чёрный глянец металла блестел в лучах прожекторов, и прямо посередине застыл огромный логотип лиги.

Внутри ворот заработал тяжёлый механизм, металл заскрежетал. Ворота медленно начали расходиться в стороны, раздался голос из динамиков.

Голос был знакомым — я слышал его в каждом выпуске, когда смотрел видео боёв в сети.

— Добро пожаловать… — протянул он. — Добро пожаловать на самое масштабное Шоу Бойцов в мире!

Мы вошли внутрь… и я даже дыхание затаил — камеры были везде. Дом был одной сплошной съёмочной площадкой. Повсюду, как грибы после дождя, выросли люди с «пушками» на плечах — операторы, целящиеся объективами камер нам в лица. Камеры были на штативах, на рельсах, на дронах, которые висели в воздухе.

Бойцы оживились, быстро смекнув, что съёмка уже началась. Один расправил плечи, другой нахмурился. Парни включались и быстро входили в свои образы.

— Привет, люди V-fight! Витя Победитель в доме! — некоторые из бойцов уже начали передавать приветы зрителям.

Настя, шагая рядом, опустила взгляд, но я видел, как у неё горят щёки. На неё тоже направили объектив — вот и стесняется.

Ворота закрылись за нашими спинами. Меня камеры интересовали, но куда меньше, чем огромный дом, возвышавшийся впереди.

— Настоящий особняк… — буркнул Шама, тоже впечатлившись.

А впечатляться было чем — колонны, как в доме у какого-нибудь римского патриция, широкие окна и вычищенные дорожки, подсвеченные со всех сторон.

В этот момент, видимо по команде режиссёра, из дома вышли девчонки.

Одета каждая была как ринг-гёрл — в коротких блестящих купальниках с логотипами лиги и в высоких белых сапогах. В руках они держали странные неоновые жезлы, светящиеся мягким светом.

Музыка заиграла из колонок, ритмичная и заводная. Девчонки выстроились в ряд и начали танцевать, вращая жезлами так, что в воздухе оставались световые следы.

— Во! Красота!

— Только ради этого стоило приехать!

Реакцию бойцов снимали операторы. Шама, видимо проникшийся девчонками, вставил палец в рот и оглушительно свистнул.

— Сейчас что-то будет, — сказал Антонио, подмигнув, словно заранее знал сценарий.

И он оказался прав.

В небо поднялись квадрокоптеры. Четыре штуки, с яркими прожекторами. Они зависли над двором и вдруг начали распылять из форсунок какую-то краску. Она оседала в воздухе лёгкой дымкой. Сначала это выглядело как разноцветный туман, но постепенно линии сливались, образуя очертания.

И в небе, прямо над девчонками, медленно сложился огромный логотип лиги. Он переливался так, словно был соткан из краски и света. Толпа ахнула.

— Вот это прикольно! — Настя аж засмеялась, поднимая голову.

Но шоу не закончилось.

Когда облака краски начали опускаться ниже, они будто впитались в жезлы в руках у ринг-гёрлз. Те вспыхнули, и теперь, вращая их, девушки складывали логотип прямо в воздухе своими движениями. Каждое вращение оставляло сияющий след, и все вместе они вычерчивали логотип.

— Браво! Браво! — зааплодировал Антон и покосился на меня. — Они знают, как делать шоу.

Организовано было действительно круто.

Музыка внезапно стихла, световые жезлы погасли, и девушки разом остановились в одной линии.

Мы, бойцы и команды, зааплодировали — представление удалось. И когда девчонки, улыбаясь, сделали реверанс и отошли в сторону, дверь особняка открылась. На крыльцо вышла женщина.

Это была Марина, директор Лиги.

Высокая, уверенная, с прямой спиной и властным взглядом, совсем нехарактерным для женщины. На ней был строгий костюм тёмно-синего цвета, волосы собраны в хвост, а в руках она держала тонкую папку и микрофон.

Марина всё-таки улыбнулась и поднесла микрофон к губам.

— Добро пожаловать, — начала она. — Спасибо, что вы приехали. Спасибо, что добрались без травм и приключений.

— Красотка, а? — прокомментировал Шама.

Тут не убавить, не прибавить, Марина была действительно хороша. Во всех смыслах.

— Перед нами стоит задача, — продолжила она. — Сделать это шоу лучшим на рынке. Я верю, что у нас получится. С такой командой — получится обязательно. Давайте вместе сделаем так, чтобы это шоу смотрели миллионы, — закончила она.

Все снова зааплодировали, на этот раз ещё громче.

Когда аплодисменты стихли, Марина сделала жест, и камеры начали опускаться. Операторы синхронно отошли в сторону, звукорежиссёры убрали «пушки» микрофонов. Музыка окончательно затихла.

К нам вышли несколько ассистентов в одинаковых жилетках с логотипом лиги. Один из них, высокий худой парень с деловым выражением лица, выступил вперёд.

— Друзья, рад видеть всех в целости и сохранности. Добрались — отлично. Теперь давайте по делу. Я расскажу о порядке и тех правилах, которых мы будем придерживаться.

Он говорил с тоном преподавателя в первый день занятий после каникул.

— Первое, — он загнул палец. — График. У нас всё расписано по минутам. Если мы хотим сделать качественный продукт, придётся следовать ему неукоснительно. Ваша задача простая — слушать менеджеров. У них на руках весь тайминг.

— Это правда, — Антон потряс бумажкой, на которой, видимо, и был вписан график.

— Второе. Питание. Еда у нас трёхразовая, доставляют её уже в готовом виде прямо в главный дом. Есть будем все вместе, на общей кухне. Так проще для съемок и удобнее для нас.

Ассистент обвёл всех взглядом, удостоверяясь, что все услышали.

— Третье. Жильё. Каждый живёт отдельно, в своей комнате! — он загнул третий палец и широко улыбнулся. — И, наконец, контент!

Устраивать кипиш не просто можно, а нужно. Только условие одно — делайте это после того, как на вас наденут микрофон. Если вы друг друга поубиваете, а камеры этого не снимут, то всё будет зря.

Все разразились смехом. Хотя лично я такой юмор не понимал. Но есть поговорка на этот счёт: кто в армии служил, тот в цирке не смеётся.

— Скучным быть нельзя, — продолжил ассистент, когда смех прекратился. — Как только включаются камеры — будьте добры отрабатывать то, ради чего вы сюда приехали. Но, конечно, мы вас ни к чему не принуждаем… Ну а всё остальное вы узнаете по ходу дела. Давайте ещё раз поаплодируем друг другу. Ведь именно благодаря вам это шоу станет лучшим шоу в мире!

Мы зааплодировали. А когда аплодисменты улеглись, ассистенты переглянулись. И заговорил уже другой ассистент.

— Ну что, господа бойцы, переходим к следующему этапу. Сейчас все дружно на камеру заселяемся в номера!

Он хлопнул в ладоши, и к нам подошла целая группа сотрудников. На плечах у них висели сумки со звуковым оборудованием в виде микрофонов-петличек.

— Сейчас на вас повесим звук, — пояснил ассистент.

На нас начали закреплять микрофоны. Паренёк с тониками усиками повесил на меня петличку.

— Раз-раз-раз, — сказал он прямо в ген и повернулся к звукоинженеру. — Работает?

— Отлично, — заверил тот.

На всё про всё ушло минут пять.

— Проходим на ресепшен, — снова заговорил ассистент. — Там вам выдадут ключи от номеров. И, внимание, сразу после этого вы говорите пару слов на камеру. Кто вы, зачем приехали, какая у вас цель. Коротко, но ярко.

Мы двинулись по дорожке к главному дому. Асфальта тут не было — дорожку выложили свежим деревянным настилом, который скрипел под ногами. По бокам застыли сугробы, а за ними я видел дровницы, сложенные «колодцем». Была тут и банька с трубой, резные лавки, чугунные фонари… всё в стиле столетней давности.

— Сибирская экзотика для зрителя, — поведал Антон.

Но главным во всей этой красоте всё же был ринг. Он стоял прямо во дворе, под открытым небом. На фоне снега, которого было здесь достаточно, ринг выглядел как сцена для гладиаторов.

— Странно, правда? — прошептала Настя, идущая по левую руку от меня.

— Ты про что? — я покосился на неё.

— Парни как будто… маски надевают, — поделилась она.

— Ну-у… камера для них как кривое зеркало. Кто-то себя видит, а кто-то играет того, кем хотел бы быть.

— Хорошо, что тебе играть не надо, Саш, а то выглядит как-то… фальшиво, — Настя пожала хрупкими плечами.

Я поймал себя на мысли, что она права. Если бы пришлось ломать себя ради картинки, я бы давно чокнулся.

Мы зашли в главный дом. Внутри всё сияло роскошью. Панели из светлого соснового бруса, на стенах плакаты с логотипом лиги, прожекторы под потолком. Даже ресепшен выглядел не как стойка гостиницы, а как декорация для телешоу. Это был подсвеченный стол, на котором лежали стопки ключей и карточек с фамилиями.

Но похоже, что просто так ключ никто не получит. Прямо напротив ресепшена я заметил аттракцион для измерения силы удара. По сути, та же «груша-аттракцион» из торгового центра, только модифицированная. Рядом с ним мигала табличка: «Лучшие номера — для лучших».

Ассистент, тот самый худой парень с планшетом, снова вышел вперёд, переключая внимание на себя.

— Ну что ж, господа. Одного желания заселиться в люкс недостаточно. Здесь всё честно и просто — ударь и получи номер, соответствующий твоей силе.

Бойцы начали переглядываться, рассматривать аттракцион.

— Смотрите, как это работает, — продолжил ассистент. — Ударил до пятисот килограммов? Ну… значит, получаешь самый скромный номер. Больше пятиста, но до семисот — номер будет чуть получше. Ну а дальше, кто выбьет до девятиста — добро пожаловать в люксы!

— А если больше тонны выбью? — спросил один из бойцов.

— Ну а если выбьешь тысячу и больше… тогда супер-люкс. Всё честно, всё прозрачно, согласны?

Бойцы сразу оживились.

— Вот бы и в жизни так — лупишь себе по груше и выбиваешь номер, — хихикнула Настя.

Ход был действительно отличный. Уже сразу зритель мог найти для себя фаворита — всё-таки сила удара играет в единоборствах не последнюю роль.

Возле тренажёра стояла камера, направленная прямо на лицо бьющего.

Очередь выстроилась быстро. Первым вызвался пробить длинный худой парень с бритой головой. Он поднял руки и сунул кулак в объектив.

— Сейчас порву этот прибор, как своих соперников!

Встал боком, замахнулся слишком широко и с хрустом врезал рубящим свингом. Экран мигнул: 682.

— О, «порвал»!

— Да ты в дверь сильнее стучал, чем сейчас ударил!

Парень скривился, но, как и положено по сценарию, пошёл к камере, представился и получил ключ от стандартного номера. Я же про себя подумал, что для таких габаритов этот боец бил очень сильно. А, учитывая, что он наверняка технарь, в бою с таким придётся ой как непросто.

Следующим вышел коренастый бородач. Он подошёл к груше, поглаживая бороду. Не торопясь, потряс в воздухе пальцем, посмотрел на потолок. И резко зарядил правой… экран загорелся цифрой 903.

— Люкс! — объявил ассистент, протягивая ключ.

— Вот так-то! — бородач потряс кулаком в воздух и гордо направился к камере.

Дальше пошли остальные бойцы. Один перед ударом угрожал прибору пальцем, как будто разговаривал с соперником. Другой наоборот гладил грушу ладонью и шептал что-то, а потом врезал так, что экран показал 850. Ещё один выдал показательный «боевой крик», но чуть смазал удар и выбил всего 640.

Я наблюдал и сразу отмечал, кто из парней умеет бить, а кто больше играет на публику. Техника говорила всё — как боец поворачивает корпус, как вкручивает стопу. Нет, случайных людей тут не было, но опыт всё равно выдавал каждого с потрохами.

— Смотри, — сказал Шамиль, чуть коснувшись меня локтем. — Этот хорошо заряжает.

Очередной парень действительно выбил 920. Сильный удар, уверенный. Но пока никто не перевалил за тысячу.

Очередь к тренажёру уже разогрелась, все парни хотели ярко показать себя. Я только подумал, что среди бойцов не хватает тех, кто укатил у ТЦ на иномарках, как именно в этот момент двери распахнулись.

Первым в зал вошёл Вася Шторм. Мой будущий соперник. Ондержал в руке чёрный пакет, из которого торчало горлышко пластиковой бутылки.

Он шёл, пошатываясь, с той ухмылкой, когда человек уверен, что ему всё позволено.

Я сразу понял — он уже пьян.

За ним, неспешно, зашли ещё двое. Один — высокий, в спортивке, лицо каменное, а под уголками глаз наколки в виде слёз. Его я не знал, хотя видел на конференции.

А вот третьим оказался ещё один мой «хороший» знакомый. Он был одет в дорогой костюм с изображениями значков долларов. На шее красовалась золотая цепь, волосы зачёсаны назад, а ботинки блестят, будто только из бутика.

Камеры тут же повернулись к ним.

— О! А вот и мы! Чего встали, как в очереди в наливайку? — заговорил Вася Шторм.

Он поднял пакет, сделал пару глотков прямо из бутылки, потом ухмыльнулся и ткнул пальцем в меня.

— Ты чё думал, спрячешься? Я тебя всё равно найду.

Я молча смотрел на него, про себя думая — сломать его сейчас или дождаться выхода в ринг?

«Понторез» тем временем вышел в центр зала, развёл руки, будто артист, собравший аплодисменты. Мне вспомнились строчки из одной молодёжной песенки: только твой закос под америкосов так и останется дешёвым закосом…

— Всем спасибо, всё свободны! Можете разъезжаться. Победитель шоу уже здесь.

Ассистент поднял руку, привлекая внимание.

— У нас ещё четверо не били, — сказал он и показал на меня. — Это Саша Файтер, Вася Шторм, Витя Победитель и Феномен.

Вася сделал ещё два глотка, шумно выдохнул и, кривляясь, подошёл к тренажёру.

— Ну чё, малышка, — сказал он, хлопнув по груше ладонью. — Давно ждала?

Вася попытался сосредоточиться, но было видно, что он перебрал. Шторм сделал замах, ударил… но кулак соскользнул по краю груши. Однако и этого было достаточно, чтобы экран мигнул 970.

По движениям было видно, что если бы он бил трезвым и чётко, то цифра легко перевалила бы за тысячу. Потенциал у этого пацана был огромный. Но он тратил его на пьянку.

Вася развернулся к камере, показал бутылку.

— Я приехал сюда, чтобы пить, курить и отвязано валять дурака! — он протяжно отрыгнул в камеру.

Следом бить пошёл «понторез», с которым у меня были счёты, как и с этим толстым Василием. Феномен. У него была тонкая, почти осиная талия, широкие плечи, так что костюм сидел идеально. Такая фигура выдавала ударника.

Он достал из кармана пухлый коричневый кошелёк и вынул деньги.

— Скучно тут у вас. Предлагаю оживить этот балаган.

Он начал пересчитывать купюры, и сухой шелест денег сразу привлёк внимание.

— Вот, сто тысяч рублей. Ставлю на то, что ударю сильнее любого из вас.

Оператор подошёл ближе, чтобы снять пачку денег крупным планом. Феномен сделал круг, показывая деньги то одной камере, то другой.

— Кто готов рискнуть и поставить против меня? Кто готов принять вызов?

Сто тысяч — была слишком жирная ставка. Да и психологически этот Феномен давил искусно. Откладывал в голове сомнение — разве кто-то может ударить сильнее, если он поставил неплохие бабки? Потому вызов никто не спешил принимать.

— Я готов, — сказал я, привлекая к себе внимание камеры.

«Понторез» прищурился и ухмыльнулся.

— Ну что, — он потряс купюрами. — Сам себе яму копаешь.

— Посмотрим.

Феномен подошёл к тренажёру. Он знал, что находится в центре внимания, и наслаждался этим. Молча подмигнул в объектив ближайшей камеры, снял пиджак и аккуратно повесил его на руку ассистенту. Под костюмом оказалась атлетичная фигура. Видно было сразу, что это не позёр — Феномен реально тренирован.

Он сделал пару разминочных движений, кулаками проверил дистанцию у снаряда. И резко отшагнул и нанёс удар. Прямой, жёсткий, с идеальным разворотом корпуса. Экран мигнул и высветил:

1020.

Он улыбнулся и посмотрел на меня.

— Ну что, прощаешься со своими бабками?

Он взял все двести тысяч и потряс ими прямо в объектив.

— Вот зачем я сюда приехал. Чтобы забрать всё. Чтобы избить всех этих мелких уродцев и доказать, что лучший здесь только я.

Он настолько уверенно себя вёл, что даже не стал ждать моего результата.

— Запомните — победитель уже здесь.

Ну-у… что тут скажешь? Не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

Я подошёл к тренажёру, положил ладонь на грушу. Важно было почувствовать не злость и не азарт, а точку удара. Здесь техника решала больше, чем сила. Я понимал, смотря на других, что если бить боковым — можно промахнуться на сантиметр от центра тяжести, и цифра упадёт. Тут важно не «сломать» мешок, а попасть в самый центр.

Я наконец встал в стойку.

Раз — я сделал лёгкое касание кулаком.

Два — прицелился.

Три — ударил.

Прямой с основной руки. Жёсткий. Кулак вошёл в грушу точно, как пуля в мишень.

Экран мигнул, цифры закрутились и замерли:

1021.

(обратно)

Глава 22

«Понторез» всё ещё стоял перед камерой, наслаждаясь своим моментом славы. В руках у него была пачка денег, которую он вытащил напоказ.

— Здесь я лучший. В любом аспекте, — он продолжал выдавать свои фразы, словно заученные заранее. — В силе, в стиле, в уверенности. Запомните меня!

Он нарочито повернулся к другой камере и улыбнулся. Камеры жадно снимали его, и «понторез» чувствовал себя как рыба в воде.

Остальные бойцы заржали как кони.

Я стоял чуть позади, глядя на всё это. Улыбка его раздражала, как и это самодовольство. А ещё пачка денег в руке. Сто тысяч, которые он, по его логике, уже выиграл. Но результат был не в его пользу, и все это видели.

Экран с цифрами ещё горел — 1021 против его 1020.

— Я номер один в любом случае, — заключил Феномен.

— Не в любом, ты себя переоцениваешь, — я наконец подошёл к нему.

Он медленно обернулся. Сначала на физиономии Феномена застыл непонимающий взгляд, а затем он нахмурился.

— Чё? — процедил он.

— Бабки давай, — отрезал я.

В зале повисла тишина. Камеры разом повернулись в мою сторону. Феномен замер, сжал пачку денег крепче. Он обернулся к экрану. Цифры всё ещё горели: 1021 у меня, 1020 у него.

— Ой, брат, у тебя минус один!

— Ха-ха-ха, за базар отвечай!

— Всё, не канает!

Послышались уколы со всех сторон.

Я видел, как на лице Феномена напрягается каждая мышца. Он явно не привык, что его вот так, на глазах у всех, ставят в положение дурака.

Но спрятаться было некуда. Камеры пишут, бойцы ржут, а я стою в шаге от него.

— Ты думаешь, эти цифры что-то решают? — выдавил он сквозь зубы.

— Думаю, что сейчас решает одно. Ты сказал — деньги на кону. Я выиграл. Так что бабки давай.

Несколько бойцов захлопали ладонями по бёдрам, повторяя:

— Бабки давай! Бабки давай!

Операторы не сводили объективов. Конечно, для них это был идеальный кадр. Пафосный самоуверенный «звезда» шоу оказался загнан в угол.

Феномен стоял, стиснув зубы, золотая цепь блестела на шее, а кулак с деньгами задрожал. Пальцы, сжимающие пачку, побелели по костяшкам. За спиной «понтореза» оператор присел, беря нижний план.

Я уже был готов к тому, что он кинется в драку. Перенес вес тела на одну ногу, чтобы если что отпружинить и встретить Феномена правым прямым.

— Забирай, — процедил он.

Он протянул руку с деньгами, и та остановилась на полпути.

— Ты же понимаешь, что я тебе поддался. На ринге цифры будут другие.

Я не торопился тянуться за деньгами, как он хотел. Взглянул на пачку, потом на него.

— На ринге не будет отговорок, — ответил я. — И да, бабки вон туда на стол положи, негоже возвращать долг в руки.

Он положил деньги на столешницу и одёрнул руку так резко, словно обжёгся. Я забрал их, сунул в карман. Феномену было важно сохранить лицо, потому он резко подался вперёд, упираясь мне лбом в лоб.

— Парни, без контакта! — на автомате среагировал ассистент в жилетке, уже подавая рукой сигнал охране.

Честно? Уверен, что контакт ему как раз был нужен, но на камеры он не мог себе позволить это обозначить.

Но что мне понравилось особо — как только в радиусе трёх метров возникает человек с бейджем «охрана», градус бычки у многих вырастает мгновенно. Потому что уже знают — в нужный момент охрана разнимет. Так что кнопка «стоп» гарантирует смелость…

Феномен чуть подался вперед, упираясь в меня грудью, желваки на его скулах заходили. И он попытался меня толкнуть…

— Выйдем на улицу? Без камер, а по-мужски чисто⁈ — заверещал он, когда между нами втиснулась охрана.

— На улице, — ответил я. — Я с тобой не соревноваться буду, а бить. Разницу улавливаешь?

Феномен понял, судя по тому, как на секунду исчезла улыбка, а в зрачках мелькнуло что-то «некинематографическое». Там был простой человеческий расчёт. Всё-таки на улице нельзя «передохнуть раунд», а асфальт всегда выигрывает борьбу у затылка.

— Эй-эй, господа, стынем! — ассистент тоже оказался между нами. — Дистанцию держим. За улицу вам никто платить не будет!

Феномена оттянули на шаг, да он особо и не сопротивлялся. Давал картинку «меня удерживают». Вот такая… телевизионная драка. Агрессия включается только тогда, когда ясно, что её выключат.

— Не радуйся, — бросил он. — Твой один килограмм не спасёт тебя от реальных ударов в голову.

Охрана окончательно развела нас.

— Так на улицу-то пойдём? — усмехнулся я.

В этот момент внутри меня щёлкнуло знакомое: «шоу должно продолжаться». Для продакшна это была не фигура речи, это было правило. Зрителю нужен всплеск адреналина каждые три минуты, желательно с короткой моралью и понятным злодеем.

— Парни, парни, — ассистент не скрывал улыбки. — Давайте сохраним интригу. Комментарии дадите позже, а сейчас у нас следующий блок. Заселение, ключи… Работаем!

Феномен двинулся вдоль линии камер.

— Вечером во двор. Посмотрим, кто кого! — во всеуслышание заявил он.

— Вечером там, — ответил я.

Он что-то бросил своему менеджеру, и на этом успокоился. Продолжился продакшн, как называли теперь съёмку.

Я поймал взгляд Насти. Она смотрела выпучив глаза, явно испугавшись. Шамиль усмехнулся одними глазами — мол, оценил. Антони шепнул своё неизменное «о май гад» и показал мне большой палец.

Ассистент громко хлопнул в ладони, призывая всех замолчать. Толпа бойцов постепенно стихла, внимание снова переключилось к экрану силомера. На нём всё ещё горели цифры: 1021.

— Ну что ж, — начал ассистент. — Поздравляем! У нас есть победитель сегодняшнего испытания. Лучший результат показал… — он сделал паузу, камеры медленно навелись на меня. — Саша Файтер!

Бойцы начали перешёптываться, видимо не до конца определившись, как реагировать на мою победу.

— Люкс твой. Поздравляем!

Ключ от номера сверкнул в пальцах ассистента. Я взял его и убрал в карман.

Ассистент поднял ладонь, снова прося тишину.

— Но… — он сделал театральную паузу. — Всё не так просто. Люкс — это не просто комната. Это иммунитет. Каждый, кто живёт в люксе, три дня точно не вылетит из шоу. Но! Каждые три дня житель люкса будет меняться.

Глаза десятка бойцов одновременно метнулись в мою сторону. Пакет с бутылкой в руке Васи качнулся, Феномен стиснул зубы. Ощущение было такое, будто стая гиен вдруг поняла, что теперь я главный объект для охоты.

— А сейчас вылетает самый слабый. Тот, кто показал худший результат, — заключил ассистент.

Внимание мгновенно переключилось на парня, который едва пробил на 560.

— Как… как вылетаю? — изумился он.

— Вот так, — безжалостно ответил ассистент. — Слабейшие уходят первыми.

В глазах «проигравшего» читался настоящий шок. Он стоял, как будто не верил, что его уже списали. Можно понять, кстати… ехать в такую даль, чтобы ни копейки не заработать… ведь он не провёл ни одного боя, а значит съездил бесплатно.

Ассистенты уже подводили выбывшего к выходу. Камеры снимали его растерянное лицо крупным планом.

А все взгляды снова вернулись ко мне. Люкс превратился не в награду, а в мишень.

— Спасибо! — я достал ключ и повертел его возле объектива камеры.

— Я сюда приехал, чтобы подать пример своим ученикам, — сказал я. — Пацаны, я передаю вам привет!

Наконец, съёмка эпизода закончилась, ассистенты проводили меня по лестнице на второй этаж.

— Ваш номер. Люкс.

Мой сопровождающий заверил, что всегда на связи, если мне что-то понадобится.

Я вошёл и на секунду почувствовал себя не на шоу, а в дорогом отеле. Просторная комната метров сорок, огромная кровать с белоснежными простынями и подушками. Мягкий свет от торшеров…

У окна стоял стол с резными ножками, на нём расположилась ваза с фруктами. На стене висел огромный телевизор, рядом игровая приставка последней модели. А чуть поодаль блестел мини-бар. Ряды бутылок были аккуратно расставлены в стеклянном шкафчике. Даже ледогенератор был.

Да, жить можно. Но именно в этом и был подвох.

Я подошёл к бару, открыл дверцу. Для любого другого бойца это было бы искушением. Расслабиться, выпить после съёмок, устроить «мини-праздник». Но я знал, что это капкан. Я всё же хорошо помнил слова про то, что гораздо сложнее подняться на пробежку в четыре утра, когда спал на шёлковых простынях. Тут то же самое — гораздо тяжелее заставить себя работать, если рядом есть бар и приставка.

Я взял первую бутылку и без колебаний швырнул в мусорное ведро. Стекло лишь глухо звякнуло.

Через минуту ведро было забито дорогим алкоголем, который другие бойцы, наверное, берегли бы как золото.

Камера в углу комнаты мигала красным глазком, снимая каждый мой шаг. Пусть снимает.

Закончив с баром, я подошёл к телевизору. Приставка мигала огоньками, на столе лежали два джойстика. Я отсоединил провода и сложил в ящик стола.

Я оглядел комнату. Нет, это место было не «рай для отдыха», а ловушка для слабых. Тех, кто забудет, зачем приехал.

Я наконец сел на кровать и достал телефон. Камера в углу комнаты мигала. Значит, всё, что я делал, уже шло в запись. И я прекрасно понимал, что любой звонок при монтаже могут вытащить наружу. Но, пожалуй, это сейчас было мне на руку. Если уж меня снимают круглосуточно, то пусть снимают то, ради чего я в том числе сюда приехал.

Я позвонил по видео. Несколько гудков, и на экране появились знакомые лица. Марик и Виталя.

— Здорова, тренер! — Марик аж подпрыгнул на стуле, когда увидел меня. — Ну ты даёшь! Мы тут уже в «сливах» видели отрывки твоего рамса.

— Сань, ты как доехал? — спросил Виталя, видимо смекнув первый, что я позвонил сюда не Феномена обсуждать.

— Доехал нормально. Заселился.

Я перевёл камеру и показал им комнату. Огромная кровать, бар (уже пустой), приставка, фрукты на столе.

— Ни фига себе! — Марик присвистнул. — Вот это номер… прямо как в кино!

— Ага, — подтвердил Виталя. — Круто, Сань. Слушай, ну ты там покажи себя. Тут все ждут, все болеют.

Я кивнул.

— Обязательно покажу. Но вы мне главное расскажите, как сами?

— Да всё нормально! Ученики приходили… один даже показал дневник. Представляешь — исправил оценки! По-русскому трояк поднял до четвёрки. Сказал: «Тренер сказал, что настоящий боец не может быть тупым», прикинь?

Я усмехнулся, чувствуя, как по груди растекается приятное тепло.

— Сань, — сказал Виталя, — мы тут подумали… Ты там в люксе, в шоу, всё снимается. Запиши короткое видео. Мы пацанам покажем, они будут ещё больше гореть.

— Да, давай! — подхватил Марик. — Мы тут даже чат сделали и всех туда добавили. Сейчас тебя тоже туда включим.

На экране мелькнуло уведомление: «Добавили в чат». Я увидел знакомые аватары.

— Ладно, пацаны, на связи. Держитесь там. И не халтурьте. Я вернусь — спрошу с каждого.

— Не халтурим! — в унисон сказали оба.

Я отключился, включил камеру, активировал «кружок» и снял короткое видео.

— Ну что, пацаны, вот так я тут устроился. Люкс, да. Но все эти приставки, бары и прочее… мимо. Главное сейчас — пахота. Так что вы тоже не расслабляйтесь.

Закончив, отправил кружок в чат.

Ответ не заставил себя ждать. Лента мгновенно зажглась: «Огонь!», «Так держать!», «Мы за тебя, тренер!», «Респект!».

В этот момент телефон снова пискнул. Новое сообщение пришло от Антона, номер которого я всё-таки записал. Вообще Антон — отличная демонстрация того, что встречать по одёжке в корне неправильно.

«Сбор через 15 минут. Переодевайся в футболку с логотипом».

Я достал футболку с символикой Лиги, натянул её. Сидела она как влитая.

За отведённые мне пятнадцать минут я разобрал чемодан и вышел из люкса. Прошёл по коридору, спустился по лестнице, и внизу меня подхватил ассистент.

— Площадка та же, где вы били по тренажёру, — сказал он, деловито глядя в планшет. — Там уже собираются.

Бойцы действительно были на месте. Они стояли в ряд, все переодетые в одинаковые футболки с символикой Лиги. Я встал в линию рядом с Шамой.

— Ну что, Саня, готов?

— Я всегда готов, — ответил я.

Ассистент вышел в центр, дождался, пока наступит тишина.

— Мы начинаем.

Дверь открылась, и к нам вышли двое мужчин. Я ничуть не удивился, увидев братьев Решаловых. Одеты они были в одинаковые чёрные худи с логотипом лиги.

— О-о-о, вот они!

— Решаловы в здании!

Близнецы остановились перед нами. Лёша поднял руку, приветствуя.

— Здорова, мужики! Для нас честь быть ведущими этого шоу, — заговорил он. — Мы сами прошли через многое и знаем, что такое стоять лицом к лицу с соперником. Поэтому надеемся, что сработаемся.

— И сразу к делу, — подхватил Паша. — Я хочу попросить вас — и от себя, и от лица брата. Не делайте грязи. Не совершайте тех поступков, о которых потом будете жалеть. Камера фиксирует всё. А главное — жизнь после шоу тоже есть, и вам её жить.

— Мы понимаем, — продолжил Лёша. — Что скуку никто смотреть не будет. Зритель ждёт эмоций, конфликтов, разборок. И всё это будет. Но важно помнить о границе. Перейдёте её — и пожалеете.

Он сделал паузу, обвёл парней взглядом.

— Мы сюда приехали, чтобы разорвать пьедестал, — сказал Лёша. — Чтобы доказать каждому, что мы лучшие. Но при этом надо оставаться мужиками. Надеюсь, вы меня услышали.

— Не вопрос, — отозвались несколько голосов.

Слова были правильные. Но я прекрасно понимал, что если и не близнецы, то организаторы на самом деле ждут обратного. Ждут, что грязь начнётся. И чем раньше, тем лучше для рейтингов.

— Ну а теперь, мужики, хватит прелюдий. Давайте начнём шоу по-настоящему. Теперь мы разделим вас на команды. Команды возглавят два капитана. Именно они будут выбирать себе бойцов, — заявил Лёша.

— И выбирать надо с умом, — добавил Паша. — Во-первых, вы не будете драться со своими до полуфинала. Во-вторых, команды будут участвовать в испытаниях. И каждый раз проигравшая команда будет терять одного человека. Этот человек покидает шоу навсегда.

Загудели, переваривая информацию.

— А кто будет капитаном? — спросил один из бойцов.

Ответ не заставил ждать.

— Капитанами станут те, кто показал два лучших результата на измерении силы удара, — пояснил Лёша.

Все головы повернулись. Одни ко мне, другие к «понторезу» с золотой цепью.

Я посмотрел на Феномена. Он стоял, сложив руки на груди, с ухмылкой. Камера тут же поймала наш обмен взглядами.

— Ну что, — Паша вышел в центр площадки. — Наши капитаны — вот они!

Он вытянул руку в мою сторону, затем в сторону Феномена. Мы вышли к центру, встав лицом к остальным бойцам.

Я стоял спокойно, руки за спиной. Феномен же расправил плечи, будто собирался выходить в ринг, и задрал подбородок.

— Сейчас ваши будущие капитаны скажут пару слов. Чтобы вы понимали, за кем идёте. Начнём с тебя, — Лёша повернулся ко мне. — Дай напутствие будущим членам команды?

Я взял слово и обвёл взглядом парней.

— Я сюда приехал не ради понтов и не ради шоу, — начал я. — Я хочу видеть в своей команде тех, кто готов проявить себя по спортивному принципу. Тех, кто не будет искать оправданий и не будет сыпать пустыми словами. Мне нужны бойцы, которые умеют держать удар. И не только в ринге.

Решалов кивнул, и взгляд всех переместился на моего оппонента.

Феномен поднял руку, будто собирался дирижировать толпой, заговорив громко и нарочито эмоционально.

— А я хочу видеть в своей команде тех, кто готов перевернуть всё вверх дном! Кто не боится крови, скандалов, шума! Кто понимает, что зрителю скука не нужна. Мы сюда приехали не читать морали, а рвать!

Он ударил кулаком в ладонь.

— Если вы со мной — забудьте про правила. У нас будет команда, которая разнесёт всех!

Встретили такое «объявление» весьма живо.

— Ну что ж, капитаны высказались, — сказал Лёша. — Теперь пора сделать выбор!

Мы с «понторезом» стояли в центре площадки, а перед нами выстроилась шеренга остальных бойцов. Каждый ждал, кого назовут первым. В воздухе повисла смесь напряжения и азарта, как перед школьной игрой в футбол, когда дворовые капитаны выбирают составы. Но здесь ставки были куда выше.

— Выбирать первым будет тот, кто показал лучший результат, — объявил Лёша, указывая на меня. — Саша Файтер, начинай.

Я посмотрел на бойцов и показал на Шаму.

— Твоя очередь, — сказал Паша, глядя на «понтореза».

Тот усмехнулся, облизнул губы и ткнул пальцем в Васю Шторма — тот всё ещё стоял с пакетом, в котором прятал бутылку.

— Я беру его.

Вася сделал шаг вперёд, размахивая бутылкой.

— Ну всё, шоу теперь точно будет!

Мой следующий выбор пал на невысокого парня. Он шагнул вперёд, удивлённо оглянувшись — явно не ожидал, что его заметят в числе первых. Но я видел по его стойке, когда он бил, по плечам и по движению рук, что это был профи. Не медийный скандалист, а именно настоящий боец.

Он не лез в камеру, только шагнул вперёд и коротко кивнул, благодаря меня за доверие.

Феномен выбрал ещё одного яркого, скандального парня, который паясничал перед камерами и в автобусе назвал себя «паханом».

Так мы набирали команды.

В конце у меня получилась крепкая команда бойцов. У Феномена же была шумная толпа, где Вася и парочка других скандалистов пылали как фейерверки.

Когда выбор закончился, братья Решаловы снова взяли слово.

— Ну что, теперь у нас есть две команды, — сказал Лёша. — И мы посмотрим, кто из вас сделал правильный выбор.

(обратно)

Глава 23

Мы закончили делиться на команды. Я стоял с Шамилем и остальными, думая, что теперь самое важное — сразу собрать команду в кулак, показать, что мы одна связка.

И тут… раздался хлопок.

Я даже не сразу понял, что произошло. Со стороны команды Феномена в воздух взлетела пластиковая бутылка из-под пива и, описав дугу, глухо ударила об плечо Шамиля. Пластик отскочил и покатился по асфальту.

— Слышь, ты! — взревел Шама, мгновенно развернувшись.

Камеры жадно повернулись в нашу сторону. Лицо Шамы вспыхнуло багряным, кулаки сжались, а жилы на шее вздулись.

Вася Шторм показывал Шаме средний палец.

— О, пошёл контент! — донеслось откуда-то сбоку.

Шама рванул вперёд, но я мгновенно перехватил его за локоть.

— Стоять! — отрезал я.

Шама обернулся ко мне, глаза горели.

— Ты видел⁈ Он в меня кинул!

— Видел, — ответил я. — И все видели. Это провокация.

— Так я сейчас ему башку…

— Не надо, — отрезал я. — Именно этого они и ждут.

Шама сжал зубы так, что скулы свело. Но я держал его крепко.

— Ты ему хайп даёшь, брат, — объяснил я.

Решаловы встали между нами, поднимая руки.

— Тише, мужики! — крикнул Лёша. — Тормози, сказал!

— Да ладно, чего вы, — ухмыльнулся Вася. — Мы же так, шутим. Контент делаем!

Шама рванулся снова, но я перехватил его второй рукой.

— Слушай сюда, — проскрежетал я, глядя на Васю. — Играй в свои игры. Но в следующий раз помни, что камера выключится, а я — нет.

Шторм фыркнул, сделал вид, что его это развеселило.

Шама тяжело дышал, но начал успокаиваться.

— Он специально это делает, — прошептал он.

После шума с бутылкой нас всё-таки развели. Ассистенты жужжали, как пчёлы, вставали между командами, руками загоняли всех «по своим углам».

Решаловы отыграли ситуацию грамотно: «шоу пошло, но драки не надо». Но я видел, что глаза у многих бойцов обеих команд продолжали гореть. Провокация задела всех, и дальше таких моментов будет только больше.

Я собрал свою команду чуть в стороне. Мы отошли на десяток шагов от площадки, где шла съёмка, и встали полукругом.

— Слушайте сюда, — начал я. — Сейчас вам будут каждый день подкидывать такие ситуации, как с этой бутылкой. Камеры этого и ждут. Организаторы этого и ждут. И зритель тоже. Они хотят, чтобы мы начали грызть друг другу глотки ещё до ринга.

Я сделал паузу, посмотрел каждому в глаза по очереди.

— Но я вам говорю прямо, что если мы начнём тратить силы на дешёвые понты, нас сожрут. Поэтому предлагаю держаться друг друга. Один за всех — и все за одного.

Пацаны молчали, и я продолжил:

— Мы можем быть разными: спокойными, горячими. Но если один сорвётся, то пострадает вся команда. А если мы будем держаться вместе, то у нас будет шанс выиграть это шоу.

Я повернулся к Шамилю.

— Ты молодец, что не сорвался и показал, что можешь держать себя в руках. Для бойца это важно.

— Но если он ещё раз…

— Ещё раз — и вам бой организуют. Вот там и разберёшь его по косточкам, — я положил руку ему на плечо и крепко сжал.

Остальные переглянулись. Я видел, что слова дошли. Хотелось верить, что в этот момент из нас начала формироваться связка. Команда.

— Всё, — сказал я. — С этого дня держимся вместе. Если кто-то из них полезет на одного, то ответит вся команда.

Оператор, снимавший нас, чуть приподнял большой палец, не отрываясь от камеры. Я понял, что этот кусок пойдёт в эфир. Им нужно было показать контраст: у «понтореза» Феномена балаган и летящие бутылки, у нас же дисциплина и команда.

Шама всё ещё тяжело дышал. Когда пацаны начали расходиться, он задержался рядом со мной.

— Сань, а не выглядело так, как будто я струхнул? — вполголоса спросил он.

— Ты сделал как надо, — заверил я. — Поверь, удержать себя труднее, чем ударить кулаком.

Шама помолчал, но его дыхание постепенно выровнялось — успокаивался.

— Ладно, понял, — пробурчал он. — Но всё равно чешутся руки…

— Вот и пусть чешутся, — усмехнулся я. — Главное, чтобы в ринге.

Я закончил инструктаж и боковым зрением заметил движение. Из-за спин бойцов другой команды, стоявшей чуть в стороне, ко мне направлялся один парень. Я сразу обратил внимание, что на нём не было петлички.

Все остальные ходили с микрофонами — аккуратные чёрные точки на вороте, провод уходил под футболку. У него же ничего, видимо снял.

Он подошёл спокойно, почти вальяжно, но глаза у него бегали. Проверял, куда смотрят камеры.

— Побазарим? — спросил он.

— Говори.

Он кивнул в сторону бокового коридора, где камер не было. Мы отошли, избегая внимания. Я понимал, что в любой момент может последовать провокация, поэтому оставался максимально сосредоточенным.

— Ты понимаешь, что это всё шоу? — шепнул он.

Я молчал. Пусть говорит.

— Здесь у многих есть свои интересы. У кого-то спонсоры, у кого-то связи. Не всё решается рингом, — он глянул через плечо. — И если хочешь дойти до конца… тебе придётся думать шире.

Я слушал, не перебивая.

— В твоей команде, — продолжил он. — Пацаны нормальные. Но не все знают, как это работает. Тут решают те, у кого больше экранного времени и чья история громче. Тебя сейчас сделали «капитаном», дали люкс — значит, все будут копать под тебя.

Он замолчал, будто ждал моей реакции.

— И что ты предлагаешь? — спросил я.

Парень улыбнулся.

— Темы надо мутить, чтобы зарабатывать, — сказал он. — Предлагаю постанову! Не хочешь поярчить? Ну, для картинки конфликт начнём. Пободаемся, толкнёшь меня, я толкну… ну и лучше сразу в борьбу перейти. Секунд тридцать-сорок — огонь. Просмотры улетят в космос.

— Зачем?

— Просмотры, — он даже пальцами щёлкнул. — Алгоритмы любят пик эмоций в первые секунды. Дашь всплеск — и ты в трендах. Ты капитан, брат, тебе обязательно нужно. И мне надо…

Он хмыкнул, буравя меня взглядом.

— Да брось… Все же понимают, как это работает. Контент есть контент. Тут без яркости просто утонешь. Сегодня вечером, когда пойдёшь шуметь с Феноменом, надо толпа на толпу замутить… ну так чисто, для кадра. Лежачих не бьём, не убиваем…

Видя, что я никак не реагирую на его слова, парень замолчал.

— Я откажусь, — наконец сказал я и сразу, чтобы исключить торг, добавил: — И тебе не советую.

Пацан улыбнулся шире.

— Окей, капитан. Это твоя стратегия. Только учти, что тут формат такой: кто не шумит, того и не видно. А невидимых не подписывают. Ладно ты барахтаешься в трендах, а пацаны твои?

— Я не против слов, — пояснил я. — Я против лжи. Хочешь поговорить — подойди и скажи всё по делу. Хочешь — говори на камеру. Я отвечу. Но аквариумная драка ради хайпа — без меня.

Он пожал плечами.

— Зритель любит правду, — продолжил я. — А правда простая — ты можешь быть сильным и без дешёвых трюков. Но если тебя кормит только хайп, а не зал, то ринг тебя не выдержит.

Мой собеседник усмехнулся, но уже без улыбки.

— Ладно, я сказал. Дальше сам думай… Удачи на шоу!

Мы разошлись. Я стоял несколько секунд, глядя вслед парню. О чём он говорил, я понимал. Но тут вопрос в том, что это мы знаем о постановке, а зрители? Зрители в своём большинстве примут это всё за чистую монету. Молодёжь будет искренне считать, что так и надо. Ну и понесёт всю эту грязь в зал или в школу, потому что такой пример им показали мы.

Я понимал, о чём говорил. У нас в 96-м году набирал популярность такой феномен, как американский рестлинг. Всем, кто хоть более-менее разбирается в единоборствах, сразу было понятно, что это гимнастический театр. Однако молодёжь на полном серьёзе считала, что там всё происходит по-настоящему. Чем это заканчивалось? Уж точно ничем хорошим — парни начинали ломать стулья о головы друг друга. И выяснялось, что после одного единственного удара стула по голове человек едет прямиком в больницу обследоваться.

Я вышел обратно в зал, увидев, что ко мне идут близнецы Решаловы.

— Ну что, Сань, — первым заговорил Паша. — Готов к такому формату шоу?

Я коротко пожал плечами.

— Как я вам и говорил, я как пионер — всегда готов. А насчёт формата… не место делает человека, а человек — место. Так что я здесь не для того, чтобы грязь устраивать.

Они переглянулись, усмехнулись.

— Сильно сказано, — заверил Лёша. — Видим, что ты стоишь на своём. Но, Саня, будет непросто. Здесь всё построено на провокации.

— Да, — подхватил Паша. — Но команду ты выбрал грамотно. Все пацаны хорошие и с регалиями… правильный баланс. Если удержишь их вместе, то у Феномена и Васи шансов не останется.

— Будем держаться, — заверил я и сменил тему. — Пацаны, вот честно, не ожидал, что вы будете ведущими.

Решаловы засмеялись в унисон.

— Сами не ожидали, — признался Лёша. — Но когда поступило предложение, от которого не отказываются… Надо же новую аудиторию привлекать к нашему каналу.

— Верно, — согласился я. — Для вас это тоже возможность.

Мы ещё немного пообщались, так сказать, на отвлечённые темы.

— Кстати, Саня, тебя вызывает директор, — сказал Паша.

— Зачем? — уточнил я.

— Проводит краткий инструктаж бойцам!

Никого из бойцов действительно не осталось в зале, пока я общался с засланным казачком из другой команды и с близнецами.

Ассистент сориентировал, куда идти, и я пошёл «на ковёр».

У двери, ведущей к кабинету Марины, толпилась очередь. Человек восемь бойцов. Каждый из них скрашивал ожидание по-своему. Один качал пресс прямо у стены, второй листал телефон, третий размахивал руками, проводя бой с тенью.

Я занял место в конце.

Очередь двигалась вполне живо. Кто заходил, задерживался внутри минут на пять. Пока ждал, разговорился с парнем впереди. Невысокий, крепко сбитый, в футболке с логотипом Лиги. Его я узнал — он попал в команду Феномена, но не был из клоунов, больше держался в тени. По крайней мере пока.

— Ну как, нервничаешь? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Да не особо. На самом деле даже интересно. Тут же всё для популярности. Я хочу здесь прокачать свою медийку.

— Получится. Ты работаешь честно, это видно. Тебе главное — не поддаваться на их «игры».

Парень чуть улыбнулся, наклонился ближе, будто боялся, что кто-то подслушает.

— Слушай, — шепнул он. — Я видел, как ты Шаму сдержал. Многие думают, что ты просто сыграл красиво для камеры. Но я-то знаю, что удержать такого быка стоит дороже, чем втащить ему по морде. У нас в команде половина только и ждала бы повода влететь в драку. А ты сделал так, что и команда сохранилась, и хайп собрали. Это сильно, блин.

Он оглянулся на дверь в кабинет, потом снова посмотрел на меня.

— Скажу честно, я не в твоей команде, но если бы был, я бы только радовался.

На секунду замолчали.

— А что там внутри обсуждают? Знаешь?

Он покачал головой.

— Сам, как понимаешь, ещё не был. Но слышал от ребят, что Марина спрашивает, готовы ли мы делать контент. Ей важно, чтобы каждый мог «ярчить» для камеры. Скучных здесь не держат.

В этот момент дверь открылась, вышел очередной боец — лицо красное, глаза бегают. Он что-то пробурчал себе под нос и быстро ретировался.

— Следующий! — позвал ассистент.

Парень передо мной глубоко вдохнул и зашёл в кабинет. Вышел быстро, и следующим в кабинет зашёл уже я.

Кабинет оказался ещё более помпезным, чем был у Марины в Москве. Огромный стол из тёмного дерева, аккуратно разложенные папки, экран на стене, мягкие кресла по углам.

Марина подняла глаза, и в них не было улыбки. Лишь холодное внимание, будто она меня просвечивала насквозь. Видимо, режим «директора» активировался.

— Привет, как добрался? — сухо спросила она.

— Лучше всех, — ответил я.

Она откинулась на спинку кресла, скрестила руки.

— А где твой секундант? — вопрос прозвучал буднично, но взгляд её был цепким. — Он не заселился? Или передумал ехать?

Я понял, что речь про младшего Козлова.

— Подъедет позже, — заверил я. — У него образовались дела.

Внутри кольнуло. Не догадалась ли она? Но лицо её осталось таким же спокойным и сосредоточенным.

— Ладно… Я позвала тебя, чтобы объяснить правила.

Я сел в кресло напротив.

— Говори.

— Ты уже понял, что это шоу не про спорт. Наш проект направлен на создание контента. Люди должны смотреть, обсуждать, делиться. Мы даём эмоцию. Я не против, если бойцы будут «ярчить». Даже наоборот. Но есть ряд правил, нарушать которые нельзя.

Я кивнул, показывая, что весь во внимании.

— Так вот, никто не против драк или скандалов. Ради этого нас и будут смотреть. Потому что любой бой должен иметь конфликт. Соперники не могут выходить друг к другу просто так. Никакого «спортивного интереса» — на камеру ты должен ненавидеть своего оппонента. Понимаешь?

— Понимаю, мне уже с разных сторон это объясняли, — подтвердил я.

— А если конфликта нет, то сделай его, — продолжила она. — Но при этом не переходи грань. Не хочу, чтобы вы тут реально друг друга перерезали или убили. Все конфликты должны возникать в пределах площадки и заканчиваться в ринге. Если драка — то драка до первой крови. Пусть даже на улице, но всё это должно быть под контролем моей команды.

Она говорила спокойно, не показывая эмоций, но от этого слова звучали только убедительнее.

— А если я не буду этого делать?

— Значит, тебя никто не будет смотреть… вернее, тебя может и будут, а вот остальных из команды…

В кабинете повисла пауза.

— Я тебя услышал, — заключил я. — Принял к сведению.

Я понимал, что даже если я или ребята из моей команды не будут устраивать цирк, все остальные будут. И чем дальше, тем грязнее станет шоу.

— Это не просьба, это требование. Зрителю не нужны друзья в клетке. Ему нужны враги. Ваша задача, — голос Марины стал твёрже, — сделать вид, что вы готовы убить друг друга. А наша задача — вовремя выключить камеру. Ты можешь быть хоть самым сильным бойцом, но если у зрителя не горят глаза, когда он включает экран, для нас ты пустое место.

— Ясно, — ответил я.

— И ещё, — добавила она. — Никогда, слышишь? Никогда не говори на камеру, что ты здесь ради «спорта». Это запрет.

Марина откинулась на спинку кресла и вдруг чуть смягчила тон.

— Я хочу, чтобы ты выиграл это шоу. Честно. Но выиграть можно только если ты примешь правила.

Марина смотрела на меня так, будто пыталась расколоть взглядом. Она чуть выдохнула, закрыла папку на столе и положила ладонь сверху.

— Ладно, я рада, что ты понял. Ты можешь быть упрямым, можешь даже спорить со мной внутри себя, но я вижу, что ты услышал.

Она слегка улыбнулась уголком губ.

— Смотрю на тебя и понимаю, что если кто-то и должен остаться до конца, то именно ты. У тебя есть то, чего нет у других. Стержень. Ты другой. А другой — это и есть то, что может зацепить зрителя.

Я смотрел на неё, и впервые за разговор она выглядела не как директор проекта, а как человек, который действительно сказал то, что думает.

— Удачи тебе, — шепнула она.

Я встал, поправил футболку и направился к двери. Когда рука коснулась ручки, я на секунду обернулся и тут взгляд зацепился за стол. Посреди идеального порядка лежала маленькая вещь, которая не могла быть здесь случайно.

Крестик.

Золотой крест на потёртой цепочке. Я узнал его сразу, ещё до того, как сознание успело обработать детали. Память ударила в голову, как нокаутирующий удар.

Это был тот самый крестик, который я оставил Светке и её дочери в ту самую ночь почти тридцать лет назад, когда я умер в прошлой жизни во время конфликта с Виктором Козловым.

Мир качнулся. Я замер в дверях, не в силах пошевелиться. Что он делал у этой… Марины⁈ Почему она полезла своими грязными руками в эту историю?

Марина заметила мой взгляд. На долю секунды её лицо дрогнуло, глаза метнулись к крестику, потом ко мне. Она рефлекторно накрыла его ладонью и убрала в ящик стола.

Следом Марина сделала вид, что смотрит в планшет, проверяя какие-то данные, будто разговор завершён. Но я видел, что её пальцы всё ещё касались крышки ящика, где лежал крестик.

— Откуда у тебя это? — холодно спросил я.

Она медленно подняла взгляд. В её глазах застыла осторожность, сдержанная сила человека, которого застали врасплох.

— О чём ты?

Её зрачки на миг расширились. На долю секунды, но это выдало Марину сильнее любых слов. Она быстро отвела взгляд, закрыла планшет, как будто у неё срочные дела.

Марина встала из-за стола, подошла к окну. Она не собиралась отвечать.

А у меня в голове ум начал заходить за разум. Что это могло значить? Откуда у неё мой крестик? Она знает, как он попал к Козлову…

— Просто крестик, — наконец ответила она. — А чего он тебе так понравился?

— Просто… — я понимал, что не могу говорить, как есть. — Ладно, хорошего вечера.

Я вышел из крыла кабинета и остановился, как вкопанный.

Вспомнил, как видел Марину у кладбища на могиле Светки. Туда она явно ездила тайком, прячась, потому что Виктор не разрешал.

Почему?

Новая реальность буквально рухнула на меня.

Марина — никакая не «директор», не любовница Козлова… Она дочь Витьки и Светы. Сестра Сашки Козлова.

Осознание пришло мгновенно.

Все куски головоломки начали вставать на места.

Я медленно пошёл по коридору, но шаги отдавались гулом. В голове начали складываться куски, которые раньше казались разрозненными.

Но почему она сменила имя?

Или Витя не мог принять того, что это Светка назвала дочь? Слишком он принципиальный и гордый. Возможно, он не позволил, чтобы имя, данное матерью, осталось в её судьбе. Вот и превратил её в Марину. А фамилия… фамилия Козлов слишком тяжёлая для медиа. Для шоу и карьеры понадобилась другая.

Или как это всё понимать?

Но очевидно одно. Ни Марина не знала о Саше, ни Саша не знал о ней. Оба жили бок о бок, в одной реальности, родные сестра и брат, но совершенно чужие люди. Их связало только шоу — и то случайно.

Телефон в кармане завибрировал. Я вытащил его — звонил неизвестный номер. Помня, что Саня предупреждал, что может звонить, я принял вызов. Прижал трубку к уху, стараясь отойти подальше от камер, хотя прекрасно понимал, что если захотят — услышат всё равно.

— Ну что, — прозвучал в динамике низкий голос младшего Козлова. — Встреча договорена. Ты сможешь оттуда вырваться?

Я помолчал пару секунд. Перед глазами все еще стоял крестик, увиденный у Марины на столе. Так и чесалось сказать, что я только что нашел его сестру. Но… нельзя черт возьми! Совсем нельзя! Как бы не хотелось обратного.

— Хорошо, буду, — наконец сказал я. — Адрес называй и время.

— Время — чем скорее, тем лучше. Адрес сейчас будет, — ответил Сашка.

Связь оборвалась.

Я стоял с телефоном в руке, глядя на тусклый экран, пока он не погас. Эх, сложная всетаки штука наша жизнь.

Я взял себя в руки, огляделся. Формально съемка была окончена, а значит с тем, чтобы встать на лыжи на пару часиков, проблем возникнуть не должно. Но по-хорошему не лишним будет известить кого-нибудь о своем отсутствии.

Я свернул за угол коридора и поймал первого попавшегося ассистента. Молодой, худощавый, весь в делах.

— Слушай, — сказал я, вставая перед ним так, чтобы он не смог пройти мимо. — Мне нужно выйти на пару часиков.

Он поднял усталые глаза и внимательно на меня посмотрел.

— Куда выйти?

— В город, — пояснил я. — Встреча назначена, срочная.

Парень моргнул, глянул на экран мобильников своих руках.

— Никак не получится, — заявил он. — Через полчаса съёмки, потом общий выезд на локацию. Всё расписано буквально по минутам. Так что выезд невозможен.

— Я сказал, что это срочно, — повторил я.

Ассистент лишь внушительно пожал плечами.

— Понимаю, но у нас все строго по графику. Ты же сам слышал Мари́ну, что шаг влево, шаг вправо здесь не допускается. Если ты уйдёшь сейчас, будет дырка в съёмочном дне. Это срывы и штрафы.

Я посмотрел на него ещё пару секунд, понимая, что разговаривать бесполезно.

— Хорошо, — выдохнул я. — Услышал.

— Ну ты можешь со старшим обсудить или с директором…

— Да ладно не парься!

Я хлопнул его по плечу, развернулся и пошёл дальше по коридору. Я вернулся в свой люкс, закрыл за собой дверь и сразу вытащил телефон. Экран мигнул уведомлениями из чата, но я пролистал их, и нашёл приложение такси.

Сигнал ловило плохо, пришлось пройтись к окну, поднять телефон выше. Наконец, интернет заработал Машину искало долго, все-таки здесь не самые близкие края, но через пару минут такси было найдено. Нади верить приложению, подача занимала пять минут.

Я глянул на камеру в углу комнаты. Красный глазок мигал равномерно. Им не обязательно знать, что я собираюсьделать. Закрыть камеру? Но увидит режиссер, или кто там за этим все следит… нет, пусть снимают сколько угодно. Все равно не поймут ни черта.

Я достал рюкзак, переоделся, взял с собой паспорт и немного налички. Дверь открыл тихо, хотя замок всё равно щёлкнул громко… но благо в коридоре пусто. А значит никто не станет задавать личных вопросов на тему куда я собрался идти, когда сьемка на носу.

На первом этаже у выхода стоял охранник — крепкий, бритый, в чёрной форме. Он заметил меня сразу.

— Ты куда, — спросил он, удивившись.

— В город. Встреча назначена, — сказал я прямо, не став ничего сковать.

— Нельзя же…

— Можно, но только осторожно. Срочно, брат.

Охранник напрягся, но не сдвинулся с места.

— Если что я тебя не видел, чтобы тебе не влепили штраф, — подмигнул я.

Я толкнул дверь, но не успел выйти — из коридора как раз шёл Антон. Он остановился, увидев меня с рюкзаком.

— Сань, а ты куда? — спросил он, приподняв бровь.

— Надо отлучиться на встречу, — пояснил я.

— Ты в курсе, что через час новая съёмка? — Антон бросил взгляд на часы.

— В курсе, но надо поехать. Прикроешь?

Он замялся. Было видно, что в голове у него щёлкает калькулятор: штрафы, проблемы с Мариной, лишние вопросы.

— А через час вернёшься? — уточнил он.

— Не знаю, — ответил я честно.

Антон выдохнул сквозь зубы, почесал затылок.

— Ладно… я постараюсь. Но если что — сам понимаешь, мне это боком выйдет.

— Понимаю, спасибо.

Мы стукнули кулаками друг о друга, и он пошёл дальше по коридору, будто ничего не произошло. Все таки нормальный мужик Антоха, а не вот это вот все.

Я дверь плечом и вышел наружу.

На улице было холодно, а неподалеку от ворот уже ждала машина — старая «Киа» с таксистом лет сорока за рулём. Он вышел покурить, держа в зубах сигарету.

— Романовская? — спросил он.

— Да, — кивнул я и сел на заднее сиденье.

Таксист быстро закурил, сел за руль и мы тронулись. В зеркале заднего вида я видел, как охранник вышел на улицу. Он ещё несколько секунд стоял у ворот особняка, а потом махнул рукой и вернулся внутрь.

Минут через пятнадцать такси свернуло на тихую улочку. Старые дома, тусклые фонари, пара редких прохожих. Водитель крутил руль, изредка поглядывая на меня через зеркало заднего обзора.

— Спортсмен, да? Боксёр, наверное?

— Что-то типа того, — ответил я.

— Ну, сразу видно, — сказал он. — Бычков вон какой!

Минут через пять автомобиль остановился.

— Приехали, — сказал таксист, остановившись у неприметного кафе с вывеской «Чайхана-24».

Я вышел. Под ногами поскрипывал песок, которым засыпали лёд у входа. Внутри кафе горел тёплый, мягкий свет, хотя посетителей за столиками особо не было.

У входа меня ждал Саша Козлов. В чёрной куртке, с капюшоном, руки в карманах, то и дело бросавший взгляд по сторонам. Увидев меня, он коротко кивнул в знак приветствия.

— Готов? — спросил он.

— Да, — ответил я.

Мы вошли в кафе вместе.

Посетителей действительно почти не было. За дальним столиком сидели двое, они играли в нарды, пили чай и курили кальян. На стене висел телевизор, показывая какой-то музыкальный канал.

Мы прошли к своему столику и начади размещаться. Человека, с которым была назначена встреча еще не было. Официант, худой парень с бледным лицом, принес чайник и два стакана. Саша кивнул, отпустив его жестом.

— Значит, слушай, — сказал Козлов, глядя на меня в упор. — Договорённость есть. Люди готовы. Вопрос только на что ты сам готов.

Я хотел ответить, но в этот момент дверь кафе скрипнула. Я машинально обернулся.

И вздрогнул.

На пороге стоял человек, которого я точно не ожидал здесь увидеть. Его силуэт подсветили фонари с улицы.

Кафе будто застыло. Даже телевизор в углу стал тише, растворились слова игроков в нарды… но ведь этого не могло быть⁈

(обратно) (обратно)

Валерий Гуров Кулачник 5. Финал

Глава 1

Сердце сорвалось и мигом ушло куда-то в пятки. Я споткнулся на ровном месте, будто кто-то поставил мне подножку. Дыхание сбилось… В груди кольнуло…

За столом сидела та, кого бы я узнал из тысячи, да даже из сотен тысяч!

Света Никитина.

Живая.

Настоящая.

Та самая… моя Светка.

На долю секунды я перестал существовать в 2025-м. Кафе растворилось, звон посуды превратился в гул в ушах. Я снова был там, в девяностых, где всё только начиналось. Там, где я поклялся себе, что не дам её в обиду.

Однако вместе с тем в голове всё более отчётливо пульсировал вопрос: КАК?

Как она может быть живой, если я лично приходил на её могилу?

Начать искать ответ на вопрос я не успел. Саня заметил, что мне «поплохело».

— Всё в порядке? — спросил он.

— Порядок…

Я думал добавить, что о таких встречах предупреждать надо. Но не стал.

— Прошу к столу, времени мало.

Я пошёл за ним, чувствуя, будто у меня под ногами не пол кафе, а тонкий лёд. Вроде и знаешь, что трещит, но всё равно идёшь, потому что иначе нельзя.

Никитина сидела за столом у окна. Свет от фонаря, висевшего над столиком, делил её лицо на две половины. Одна освещена, а другая наоборот в тени. Эффект был такой, будто я видел сразу двух Свет: ту, прошлую, с дерзкой улыбкой и огоньком в глазах, и эту, сегодняшнюю, уставшую, с морщинками возле глаз. Но главное — что она всё-таки была жива.

— Здравствуйте, — сказала она, когда я подошёл к столику.

Меня аж до костей пробрало. Голос Никитиной ничуть не изменился. Он оставался точно таким, как и без малого тридцать лет назад, когда мы виделись в последний раз у того злосчастного железнодорожного переезда.

— Здравствуй…те, — вырвалось у меня. Я кашлянул в кулак и добавил: — Рад знакомству.

Света кивнула, внимательно глядя на меня. Я присел на диван на противоположной ей стороне. Продвинулся ближе к окну, потому что младший Козлов решил сесть именно с моей стороны.

Честно? Никогда не испытывал подобных эмоций, как сейчас. Было настолько волнительно, что я даже боялся моргнуть, чтобы не разрушить хрупкое чудо.

Руки почти сами потянулись вперёд — дотронуться, обнять её, убедиться, что она настоящая и никуда не исчезнет, стоит только прикоснуться. Но я быстро взял себя в руки и сжал пальцы в кулаки под столом, чтобы остановить себя.

Нельзя.

Одно движение — и моя тщательно сшитая легенда разойдётся по швам. Это будет выглядеть так, будто я полез обнимать совершенно незнакомого человека!

Я не мог сказать, что это я — тот Саша из девяностых, не близкий друг, что встал тогда между ней и Витькой. Не мог признаться, что теперь у меня чужое тело, чужой голос, чужая походка, но те же клятвы.

Не мог — и всё. Правда в этом случае убила бы быстрее, чем ложь.

Не знаю, насколько было видно моё волнение, которое я изо всех сил старался скрыть. Но Света подвинула ко мне меню.

— Выбирайте, что будете заказывать. Несмотря на то, что здесь давно не делали ремонт, кухня отличная.

Ага… значит, она здесь не в первый раз. Я сделал вывод, взял меню, стараясь не выдать дрожь в руках. Очень сложно сосредоточиться и окончательно собраться, когда перед тобой близкий и родной человек, в смерти которого ты был уверен на все сто.

Настолько сложно, что страницы меню перед глазами были пустыми — я всё равно ничего не видел, кроме Никитиной. Я всё-таки раскрыл меню, будто собирался читать, а сам с головой погрузился в мигом нахлынувшие воспоминания.

Перед глазами вспыхнула другая Света — та, что осталась в девяностых. Лёгкая, дерзкая, с улыбкой, которая умела согреть даже в самый поганый день. Упрямый огонёк в её глазах тогда был её отличительной чертой. Вселял уверенность в будущем, о котором нам, пацанам с пустыми карманами, и мечтать вроде бы было нельзя.

И, чёрт возьми, этот огонёк до сих пор остался в её глазах. Пусть не горел, но я видел, как он вспыхнул на миг, когда я подошёл к столу.

В остальном напротив меня сидела, конечно, совсем другая женщина. За десятилетия её лицо покрылось мелкими морщинами у глаз. Под глазами, несмотря на косметику, были видны синяки, как у человека, который не высыпается. Её пухлые некогда щёки теперь стали впалыми. На руках я заметил тонкие белые рубцы, похожие на следы старых ожогов…

Я давил в себе желание выложить Светке всё прямо сейчас. Сказать правду — всю, без остатка. Кто я, откуда, почему сижу здесь напротив неё, спустя годы, когда по всем расчётам меня давно не должно было быть. Снять маску, швырнуть её на стол и просто выдохнуть: «Это я».

Но правда не всегда лечит. Иногда она убивает быстрее лжи. Стоило мне сорвать покров — и я потеряю шанс добраться до Виктора. Разрушу ту дистанцию, которую выстраивал шаг за шагом, и подставлю её вместе с собой.

Да, я не тот, кем кажусь. Но я… тот, кем должен быть здесь и сейчас. И этого достаточно.

Я поднял взгляд и вернулся в настоящий момент. Света сидела напротив, к столу подошёл официант.

— Что будете заказывать? — его голос окончательно выдернул меня из мыслей и вернул в реальность.

— Чай, чёрный, — сказал я, возвращая меню, хотя так и не прочитал ни одной строки.

Официант принял заказ и удалился.

Никитина смотрела на меня, почти не мигая. В её глазах я разглядел смесь из усталости и твёрдости. А ещё… я чувствовал страх, спрятанный глубоко. Светка не то что боялась меня — скорее относилась настороженно. Вдруг я очередной человек Виктора, и перед ней новая ловушка, аккуратно расставленная её бывшим мужем?

— А ты кто? — едва слышно спросила она. — И почему помогаешь?

В вежливость Никитина точно не собиралась играть. Ну… неудивительно. Доверие не раздают авансом, не в её положении уж точно. Оно зарабатывается — потом, если повезёт.

Я вдохнул, понимая, что такой вопрос прозвучит — и на выходе ответил:

— Я… родственник того самого Саши. Того, которого ты знала. Отца Саши Козлова.

Говорить это было непривычно. Каков из меня… отец. Конечно, говорят, что отец не тот, кто молодец, а тот, кто воспитал. Но я ведь Сашку и не воспитывал. Я умер до того, как увидеть его.

Света чуть заметно вскинула бровь. Она-то, в отличие от Козлова младшего, прекрасно знала, что никаких родственников у меня в прошлом не было. Как и она, мы были детдомовцами — брошенными и никому не нужными.

Я не вдавался в подробности. Пусть она сама сделает первый шаг. Однако Никитина не стала вдаваться в подробности тоже. Скорее всего, не хотела терять время, понимая, что мои слова никак не перепроверить.

Она чуть заметно кивнула. То ли признала, что сказанное звучит правдиво, то ли просто решила, что разговаривать можно.

— Саш, — обратилась она к сыну. — Пойди попроси официанта принести меню…

Младший Козлов поднялся и ушёл, а взгляд Светы вернулся ко мне.

Света медленно достала из сумки конверт. Расправила пальцами и вынула старое фото. Бумага пожелтела, выгорела на солнце. Края были затёрты, но лица на снимке остались чёткими, узнаваемыми сразу.

Я увидел себя. Настоящего. В том теле… Молодого, с прямым взглядом, за который меня уважали тогда. Рядом стояла Света, ещё девчонка, улыбающаяся так, будто жизнь обязана быть светлой.

И Виктор.

Козлов стоял с ухмылкой, знакомой до боли. Даже на этой фотографии на его лице застыла непоколебимая уверенность в себе и в том, что мир принадлежит ему. Рука Козлова лежала у меня на плече — тогда это казалось естественным, знаком нашего братства. Теперь я видел это как клеймо предательства нашей дружбы.

Света положила фото на стол и прижала угол пальцем, чтобы не скользнуло.

— Вот этот человек, — сказала она, ткнув пальцем в снимок. — Убил отца моего сына. И твоего… родственника. Знаешь, кто это?

— Да, я знаю, — сухо ответил я и поднял глаза. — Его зовут Виктор Козлов.

Света прищурилась. Взгляд стал таким, будто она смотрит на меня через прицел винтовки.

— А тебе это зачем? — спросила она едва шевеля губами.

Я понимал, что Никитина отличит фальшь безошибочно. Светку нельзя было обмануть красивой сказкой про справедливость или какие-то высокие лозунги.

— Затем что… — я сделал паузу и посмотрел на фото, лежавшее между нами. — Как говорит ваш сын, пути Господни неисповедимы. Я встретил женщину, в которую влюбился. И люди Козлова убили всю её семью.

Света молчала. Посмотрела на фото, потом на меня… и, наконец, убрала снимок обратно в конверт.

— Ладно, — сказала она.

Голос у неё стал другим, изменился незначительно, но я знал Никитину слишком хорошо, чтобы ошибиться — Света только что приняла решение.

— Знаешь, — она устало улыбнулась. — Ты, наверное, ещё не родился, когда я уже ненавидела этого человека. Сначала безумно любила, а затем также сильно ненавидела. Я сжигала себя одинаково и в любви, и в ненависти.

Я молчал, ожидая, что она продолжит.

— У меня на него куча компромата. Документы по счетам, подписи его людей на липовых сделках… — продолжила она. — Но посадить его этим не получится. Слишком высоко он забрался. Легально его оттуда уже не сбросить.

— Что тогда? — спросил я, хотя догадывался заранее, какой будет ответ.

Света убрала конверт в сумку, застегнула молнию. Она несколько секунд сидела недвижно, опустив взгляд на свою сумочку. Потом медленно подняла глаза, впилась в меня своими зрачками.

— Мне нужно, чтобы ты помог мне попасть на встречу с Козловым-старшим. Я хочу, чтобы ты выиграл это шоу… — процедила она.

Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться… Я сразу понял, что хочет Никитина. Для этого мне не нужно было никаких слов, я слишком хорошо знал её.

Она хотела убить Витю.

— Этот ублюдок испортил мне всю жизнь, — губы Никитиной чуть дрогнули, но взгляд остался твёрдым. — Заставил не жить, а выживать. Забрал мою дочь… Но я поклялась отцу моего ребёнка, что однажды отомщу.

Я видел, что это не просто слова.

Хотя о клятве Светы ничего не знал.

— Я помогу, — заверил я. — Я проведу тебя на встречу.

Я не заметил, как перешёл с ней на «ты», но это выглядело настолько естественно, что неудобства не возникло.

— Но скажи… о дочери тебе что-то известно?

Её губы снова дрогнули.

— Я не видела её почти тридцать лет… — голос стал хриплым, почти сорвался.

А потом её глаза округлились — видимо, поняла, что я не мог знать об этой тайне.

В этот момент вернулся Саша, и Света так и не спросила ничего, потому что о наличии у него сестры младший Козлов ничего не знал.

Я взглянул на часы — стрелки показывали, что времени почти не осталось.

— Нам пора, — сказал я, отодвигая стул. — Через двадцать минут начнётся съёмка.

Чай, что всё это время стоял передо мной, так и остался нетронутым. Чёрная жидкость остыла, поверхность покрылась едва заметной плёнкой.

Я поднялся. Света тоже встала. Секунда — и её ладонь едва заметно коснулась моей руки. Так, будто боялась, что этот жест заметит сын.

— Спасибо, — шепнула она.

Это было сродни признанию, что она доверила мне кусочек своей тяжести.

Я кивнул… больше ничего говорить не надо было.

Мы с Сашей вышли. Такси ещё не подъехало, и мы с младшим Козловым стояли у тротуара под тусклым светом уличного фонаря. Саша сунул руки в карманы, ежась от холода и покосился на меня.

— Ты… ты правда поможешь?

Я посмотрел на него внимательно. В его голосе сквозила только настороженность.

— Как я понял, никто из органов тебе не захотел помогать? — спросил я.

— Да никто, — коротко ответил он, почти с вызовом.

Подъехало такси.

Я не стал задавать больше вопросов, открыл дверь машины, а перед тем как сесть, обернулся и сказал прямо:

— Я помогу.

Сел внутрь. Саша сел следом, обойдя машину с другой стороны.

— Поддай газку, — сказал я водителю, когда машина тронулась. — Чаевые будут хорошие.

— Насколько хорошие? — лениво спросил тот, глядя в зеркало.

— Пятьсот рублей.

Он хмыкнул, видимо сумма показалась достойной, и выжал педаль.

— За такие деньги не доедем, а долетим.

Мотор взвыл, машина рванула вперёд, лавируя между редкими машинами. Я уставился в окно, наблюдая, как мимо проплывают огни витрин и окна домов.

Внутри тлела тревога, пришедшая на смену адреналину. Но тревогу я давил холодной сосредоточенностью. Появление Светы попросту перевернуло всё с ног на голову. Надо будет ещё помозговать на эту тему, что я и сделаю… но сейчас следует всё же отвлечься и переключиться на дела насущные.

Времени до начала съёмок оставалось впритык. Но водитель честно отрабатывал будущие чаевые, и очень скоро ворота особняка выхватил свет фар. Таксист вильнул на подъездной аллее и резко остановился. Я сунул ему тысячу, чем вызвал довольный блеск в его глазах.

— Обращайтесь! — крикнул он нам вслед, но мы уже бежали к воротам.

Подняли на уши охрану, которые впустили нас внутрь. Охранник растерялся настолько, что даже не спросил ничего. Ничего, меньше знает — крепче спит.

Внутри особняка коридоры гудели, как улей. Ассистенты носились с планшетами, бойцы собирались группами. Всё двигалось буквально по секундам. Съёмка не ждала никого.

Саша сразу направился к ресепшен — оформляться. Я же свернул к лестнице на второй этаж. Там забежал в свой номер, натянул на себя футболку с логотипом лиги и, взяв ноги в руки, побежал на съёмочную площадку.

Пока сбегал по лестнице, взглянул на часы — законные 2 минуты у меня ещё оставались. Так что можно сказать, что в тютельку, но я успел. Весьма вовремя, потому что в дверях в съёмочный зал я увидел Антона. Его «прижали» к стене три ассистента — молодые, злые, в одинаковых худи с логотипом шоу. Троица засыпала менеджера вопросами.

— Где твой боец⁈

— Почему его нет на месте⁈

— Ты вообще понимаешь, что эфир через минуту⁈

Антон держался, но выглядел жалко — рубашка мокрая от пота прилипла к спине, лицо налилось красным, глаза метались, как у крысы, загнанной в угол. Он пытался улыбаться, вытаскивая из воздуха оправдания одно за другим.

— Да он… плохо себя чувствовал после дороги… Устал, понимаете, поезд, ночь… Сейчас будет, я обещаю…

Я видел, что он сам понимает — ещё немного, и его расколют. Но он, упрямый, не сдавался. Лепил хоть что-то, лишь бы тянуть время.

Я решил, что парня нужно выручать, и никуда не спеша, прогулочным шагом, подошёл к ним.

— Парни, — бросил я. — Мне правда было плохо, но уже лучше. Спасибо за беспокойство. Давайте готовиться к съёмке.

Ассистенты замолкли, переглянулись. Один схватил микрофон, чтобы скорее повесить его на меня. Вопросы исчезли так же быстро, как и появились.

Антон выдохнул с таким звуком, будто из него стравило воздух.

— Блин… чуть не спалились, — прошептал он, вытирая лоб ладонью.

— Чуть — не считается, — я подмигнул ему.

Он слабо усмехнулся.

— Напомни, что сейчас будет? — уточнил я.

— Анонс боёв! Представь, если бы ты задержался ещё ненадолго, то анонс проходил бы без капитана!

Я комментировать не стал, только поправил петличку микрофона. Боковым зрением заметил, что по коридору катили тележки с коробками. Судя по всему, наш провиант. Сверху торчал ящик с банками с солёными огурцами. В голову пришла любопытная идея.

— Как понимаю, соперником у меня будет Вася Шторм? — спросил я.

— Да, — подтвердил Антон.

Я двинулся к ребятам-грузчикам.

— Мужики, никто не против, если я баночку с огурцами позаимствую?

Один из них махнул рукой.

— Да бери, конечно. Тут добра завались.

— Спасибо, мужики, — я взял банку. — Выручили!

Грузчики фыркнули, вернулись к своей работе, а я вернулся к Антону, держа банку в руке. В голове уже было понимание, как банка может пригодиться.

— Сань, а тебе это на хрена? — Антон покосился на банку в моих руках.

— В хозяйстве всё пригодится, — подмигнул я. — Пойдём?

(обратно)

Глава 2

Мы зашли на съёмочную площадку. Зал был освещён ярко, почти ослепительно. Лампы били сверху, концентрируясь на центре помещения — там в полукруге стояли ряды стульев. В центре там же были два кресла для ведущих, братьев Решаловых.

Мы расселись, следуя указаниям ассистентов. Моя команда села с одной стороны, команда Феномена расположилась напротив.

В воздухе чувствовалось напряжение, как перед дракой в подворотне. Каждый смотрел на каждого, будто собираясь сожрать с потрохами. В любой момент эти парни были готовы сорваться… И действительно сорвались. Один из наших протянул руку бойцу из другой команды для рукопожатия.

Тот даже не шелохнулся.

— Я тебя не уважаю.

Встали оба. Стулья скрипнули. В секунду искра превратилась в пожар, и началась потасовка. Столики с микрофонами едва не полетели на пол.

Ассистенты бросились в стороны, а Решаловы первыми вмешались. Братья действовали синхронно: Паша оттянул нашего бойца, скручивая, Лёша прижал пацана из команды Феномена к стулу за шкирку. Громкие голоса близнецов перекрыли шум.

— Сидеть! Всем сидеть! Здесь не подворотня, а шоу. Хотите драться — дождитесь ринга.

Бойцов рассадили по стульям, как школьников после драки на перемене.

Один из Решаловых обвёл взглядом зал и поднял микрофон.

— Итак, господа, — начал Паша. — Давайте начнём, пока вы друг друга не поубивали. У нас шестнадцать участников. Это значит, что будет восемь пар боёв.

Гул прошёл по стульям, но бойцы сидели спокойно. Каждый понимал, что сейчас назовут имена их соперников.

— Бои будут идти каждый день, — подхватил Лёша. — Первые три дня — по три пары в день. Седьмая пара выйдет на третий день.

— А пар-то всего восемь? — буркнул «Пахан», щурясь с ухмылкой. — Чё, есть те, кто заднюю даёт⁈

— Верно подмечено, — ответил Паша. — Заднюю никто не даёт, но через день у вас будут командные испытания на вылет. И будут те, для кого шоу закончится без боёв!

Бойцы зашевелились. Как и я, похоже, слышали о таком правиле в первый раз. Хотя я, признаться, не особо изучал организационные вопросы.

— Команда, которая выиграет, — продолжил Лёша, — получает право подарить иммунитет любому бойцу, даже проигравшему. Но у проигравших на испытании всё равно вылетает один человек. Таковы правила.

Камеры плавно скользили по лицам бойцов, фиксируя реакцию. Некоторые парни растерялись, на некоторых появилась довольная ухмылка. Ну а что — чем меньше бойцов останется, тем быстрее путь до финала.

— Ну что, готовы узнать соперников? — с улыбкой бросил Паша.

— Давай! Погнали!

— Первая пара первого дня: Феномен против Лёши Студента! — объявил Паша.

Феномен улыбнулся, тотчас вцепившись взглядом в пацана из моей команды. Того самого, с которым мы дружелюбно общались возле дверей кабинета директора. Лёхе соперник, похоже, не понравился. Я ещё не знал его спортивных регалий… но, судя по тому, как он сглотнул, он считал себя слабее Феномена. Зря он так реагирует — такой боец, как Феномен, считывает волнения, как из открытой книги.

Чтобы поддержать поникшего паренька, я потрепал его по плечу. Тот сдавленно улыбнулся в ответ, как будто уже проиграл свой бой.

— Вторая пара, — продолжил Лёша. — Пахан против Дэна Ракетчика!

Пахан поднял подбородок, хрустнул шеей, словно уже победил. И звонко хлопнул в ладони. Ракетчик провёл большим пальцем поперёк шеи, показывая, что сдаваться не собирается.

— И, наконец… — Решалов выдержал паузу, растягивая момент, чтобы зрители замерли. — Саша Файтер против Васи Шторма!

Камеры мгновенно переключились на наши лица. Я сохранял спокойствие, позволив себе лишь тень усмешки в уголках губ. А вот Васю Шторма аж перекосило злостью. Выглядел он так, будто был готов вцепиться в меня прямо здесь и разорвать…

И он действительно не выдержал. Грохнул кулаком по колену, вскочил со стула.

— Ну что, готов опозориться на весь зал⁈ Твои пацаны из подвалов не помогут тебе тут! — зарычал он.

Голос его срывался, но именно это и нравилось публике. Шторм начал размахивать руками, эмоции плескались через край.

Я сидел спокойно, не отвечал на его шум и только наблюдал, вскинув бровь, за его движениями. В подобных играх выигрывает тот, кто умеет ждать.

— Я не играю в цирк, Вась, — бросил я. — На ринге всё и узнаем.

Я протянул вперёд банку с огурцами, которые прихватил как раз специально по такому случаю.

— А пока… выпей-ка рассольчика, чтобы похмелье не мучало. Мне надо, чтобы ты вышел на ринг в лучших кондициях.

Секунда тишины — и все, кто присутствовал на съёмочной площадке, взорвались хохотом. Даже пацаны из команды Феномена и те начали ржать, как кони. Правда, делали это ровно до тех пор, пока Феномен не зыркнул на них.

У Шторма аж глаза налились кровью. Он взорвался ещё сильнее, замахал руками, заорал что-то нечленораздельное. Его злила сама мысль, что я не поддался на его крик, а наоборот перевёл всё в шутку. Даже не так — я попросту выстебал его на камеру. В его системе координат — унизил.

Шторм продолжал орать, когда Лёша, улыбаясь, снова поднял микрофон.

— Ну а чего ждать, мужики? — протянул он. — Давайте прямо сейчас и выясним, кто окажется сильнее в бою? Ринг готов, камеры готовы. Вы сами ведь не против?

Я мысленно поставил галочку креативности продюсеров. Живой конфликт превращался в шоу прямо на глазах.

Антон побледнел, едва не выронил планшет, на котором отмечал что-то. Он подошёл ко мне, принявшись шептать на ухо:

— Саня, не ведись, ты не настроен на бой!

Доля правды в его словах была. Если согласиться, то настроиться на поединок должным образом не получится: придётся выходить на эмоциях, а эмоции в бою с таким колоритным персонажем, как Вася Шторм, который напоминал миниатюру танка, — отнюдь не лучшая идея.

Так что всё так, но Антон не учёл нюанс — я был спокоен, как удав. Такими уловками, которые выдавал Шторм, вывести меня из себя не получится.

Я посмотрел на Шторма, который уже прыгал на месте.

— Давайте, — согласился я.

Я прекрасно понимал, что так быстро бой не подготовишь. Бой явно был частью сценария и «неожиданностью» это было только для зрителей и нас бойцов. Что только не сделают продюсеры для для рейтингов. Но я не возражал.

— Деремся! — тотчас принял приглашение мой соперник.

— О май гад, — послышались сбоку причитания Антона, видимо не впечатленного от такой перспективы.

Впрочем, не согласиться с моим решением Антон не мог.

Закулисье мигом загудело. Организаторы забегали, начали тащить оборудование, проверять свет и камеры, выставляли в объективы ринг.

Вася Шторм начал разминаться, делая это с таким видом и ожесточённость, будто собирался не драться, а убить меня здесь и сейчас. Он размахивал руками, ударяя по воздуху с лицом, перекошеным яростью.

Я же спокойно вращал плечами, разминал шею, разогревал кисти.

— Удачи, — пробормотал Антон. — Прости Саш, но она тебе явно понадобится…

— Не веришь в меня?

Антон только глаза закатил, но воздержался от комментария.

— Съешь банан, — передо мной выросла Настя, державная в руке этот самый банан. — Быстро заряд энергии получишь!

Я взял банан, откусил, благодарно кивнул девчонке. Банан был малость переспелый, но энергию он действительно давал мгновенно, пусть и на совсем короткий срок.

В этот момент как раз подошёл Саша Козлов. На нем уже была такая же майка, как у всех членов команды. Он переминался с ноги на ногу, явно нервничал, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Так я понимаю… теперь я буду твоим секундантом? — спросил Саня.

— Ага, — с невозмутимым видом ответил я.

— А чё делать то? — спросил младший Козлов также растерянно. — Я то в этой теме не в зуб ногой…

В руках Саша держал полотенце так, словно это был щит и бутылку с водой, словно меч, не понимая, куда и то, и другое девать. Неопытность бросалась в глаза. Да и откуда опыту взяться?

— Не мешать, — подмигнул я. — А там по ходу дела разберемся.

— Так, угол, боец, — к нам подошел один из организаторов. — Вы выходите первыми. Готовность минута!

Я показал пареньку большой палец, уведомляя, что услышал.

Вообще обычно первым ринг выходит андердог. А это значило, что Василия видели фаворитом в нашем бою. Обидно, досадно, но ладно.

Организатор подвел меня к линии, откуда предстояло выходить на ринг. Свет ударил в глаза так резко, что все остальное на миг превратилось в кипящее море теней и лиц. Камеры жужжали, прожекторы плавали по площадке.

Перед выходом накатило привычное волнение. Режиссер дал команду в громкоговоритель, что можно начинать.

Решаловы уже стояли в центре ринга с микрофонами в руках.

— Первым на ринг выходит боец, для которого честь — не пустой звук. Боец, который всегда и везде за правду. И правда должна быть с кулаками! Встречайте… Саша Ф-файтер!

Я вышел к рингу, вслед за мной устремился Саня Козлов, судя по всему, нервничаевший когда больше, чем я. Я не стал делать из своего выхода представления, только поприветствовал будущего зрителя в камеру. И с ничего не выражающим выражением лица, направился к рингу. Плохо, кстати, что не получилось прочувствовать ринг «до» боя. Насколько хорошо натянут канвас — жесткий он или мягкий. Как канаты натянуты?

Такие детали были важны, но разберемся по ходу дела. В конце концов, мне не привыкать драться без подготовки и не зная ринг.

— Он обладает феноменальной природной силой, — начал представление Шторма Паша. — Он настоящий ураган, сметающий всё на своём пути!..

— Поприветствуйте, — подхватил Леша. — Вася Штор-р-р-рм!

Вася вышел, расправив плечи, под крики поддержки пацанов из своей команды. Для эффектности он взял толстый гвоздь и прямо на виду у всех согнул его голыми руками.

Металл хрустнул, легко поддавшись…

Шторм бросил согнутый гвоздь на пол и поднял руки, будто уже победил. Смотрелось и вправду эффектно, дуре в этом бойце с вредными привычками было хоть отбавляй. Другой вопрос, что я не гвоздь и так просто не дам себя сломать.

Вася перелез через канаты в ринг, победно вскинул руку и проходя мимо меня попытался рыпнуться. Хотел меня запугать, но я даже не повёл бровью. Пусть хорохориться сколько влезет, хотя я бы на его месте приберег силы и эмоции непосредственно для поединка.

Парни из команды Василия начали его непосредственно поддерживать, скандируя имя. Одновременно включились и мои пацаны, быстро поняв, что мне не хватает звуковой поддержки.

В ринг зашел рефери. Кстати, такой же колоритный, как и все участники шоу. С волосами, схваченными в хвост и большими бакенбардами.

— Бойцы на середину, — распорядился он.

Мы встретились в центре ринга по левую и правую руку рефери. Паша подошел сзади рефери и ловко сунул микрофон из-за его спины.

Вася пыхтел, дышал, как зверь, готовый рвануться. Я смотрел ровно и хладнокровно. Рефери внимательно посмотрел сначала на меня, затем и на моего соперника.

— Парни, работаем по правилам бокса. Но на голых кулаках. Прекращаем работу по команде «стоп». Если нет личной неприязни — пожмите руки.

Я протянул ладонь. Шторм уставился на неё, скривился, и демонстративно не пожал. Мне было всё равно. Я просто кивнул и вернулся в угол.

— Саш, удачи, — потрепал меня за плечо Козлов.

Я не ответил, с головой уже находился в поединке.

Через несколько секунд раздался сигнал гонга.

— Файт! — рявкнул рефери, ознаменовав начало боя.

Шторм вылетел вперёд с яростью, словно пытался снести меня одним наскоком. В каждом движении он напоминал Эрика Эша — Баттербина. Здоровый, тяжёлый, но удивительно быстрый для своей массы. Его кулаки свистели в воздухе, каждый удар был как замах кувалды.

Я держал дистанцию. Ничего лишнего — шаг в сторону, короткий нырок, снова смещение. Он бил в воздух, и от каждого промаха становился только злее. Я видел, как бешенство съедает его изнутри, но при этом он был весьма обученным боксёром и его удары не превращались в хаос.

Я двигался экономно, стараясь просчитывать каждый шаг. Несколько раз он зацепил по касательной, но ни одного чистого попадания не дошло, хотя в кулачке и удара по касательной бывает достаточно.

Мой расчет сводился к тому, что Вася быстро вымахается, учитывая его образ жизни, а уже потом я перейду в наступление.

Однако во второй половине первого раунда я понял, что расчёт не оправдывает себя. Впечатление складывалось такое, что Вася был… другим. Совсем не тем, что я видел раньше. Алкоголь словно вовсе ему не мешал. Он двигался резко. даже не собираясь задыхаться.

Ошибка могла мне стоить очень дорого. Я отдавался соперинку первый раунд практически вчистую. Следовало что-то менять… такими темпами я могу уступить Шторму по очкам. Да, я не дал ему по себе попасть, но именно Шторм работал первым номером и проявлял активность.

Гонг прозвучал неожиданно.

Первый раунд был закончен.

Я вернулся в угол. Сашка Козлов заметался рядом, как щенок, впервые попавший в охоту. Я вынул капу и сунул ему.

— Держи, — сказал я.

Он растерялся, но взял. Следом взял бутылку воды. Это всё должен был делать секундант, но Сашка только учился и я учил его прямо здесь, в бою.

Я сделал глоток воды, выдохнул и снова поднял взгляд на ринг. Второй раунд обещал быть куда тяжелее, потому что мне следовало перехватывать инициативу. Первый раунд показал главное — Вася не выдохся, он был быстрее и собраннее, чем я полагал. Значит, если я хочу забрать победу — придётся рискнуть.

Минута, отведённое на перерыв пролетело будто за несколько секунд. Рефери дал понять, что перерыв заканчивается.

С табурета я поднимался с решением — давить, идти вперёд, работать по корпусу… Гонг ознаменовал начало второго раунда.

— Бойцы готовы? Время! Файт

Шторм снова кинулся в атаку, опять попытавшись снести меня шквалом ударов и навязать драку. Но я не отступил. Встретил его, врезал короткой серией в корпус. Он охнул — совсем тихо, но я услышал. Значит, попал и плотно.

Отработав, резко разорвал дистанцию, скользнул спиной по канатам, заманивая Шторма за собой. Он приглашение принял, попытался запереть меня в углу. Сделал ровно то, что я и ждал.

Смещение.

И ещё одна серия полетела Васе в корпус.

— Уф… — я услышал, как воздух выходит из него, как из надувного шарика.

Я усилил давление. Бил по печени, по рёбрам, снова по печени. Вася дёрнулся, попытался поймать меня встречным, но промазал и всем весом навалился на канаты.

— По печени мочи! — закричал Саша из угла.

А я последовал совету: вместе с командой «стоп», отработал Васе по печени.

Я продолжал кормить Шторма ударами. Чувствовал, как он тяжелеет с каждой секундой, как дыхание его становится рваным. Его массивные руки начали опускаться ниже, прикрывая живот. Теперь он прочувствовал удары и боялся каждого следующего.

К концу раунда я уже знал, что новая тактика сработала. Шторм стал вязким, злость его начала мешать дыханию. Это было то, что нужно: накормить корпус ударами, а потом в третьем раунде развить преимущество.

— Ну ты, блин, богатырь! — радостно встретил меня в углу Козлов младший.

Я сел на табурет. На этот раз Саша не ждал команды — сразу подал воду и тут же вынул капу. Он быстро учился.

— Ну как ты себя чувствуешь? — спросил он, всматриваясь в меня.

— Нормально, — коротко ответил я, жадно глотнув воды из бутылки.

Работа в ринге была непростой, и у меня тоже сбилось дыхание. За минуту я должен был его восстановить. Закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов…

— Десять секунд, — известил рефери.

Я поднялся со стула, гулко выдохнул и принялся прыгать с ноги на ногу на месте, ожидая начала третьего раунда. Решающего в нашем противостоянии.

На этот раз сразу после гонга я пошёл вперёд. С первых секунд навязывая темп, взвинчивая его.

Удары по корпусу посыпались градом, снова и снова. Вася уже жался, заведомо пытаясь перекрыться, принять их на блок.

И именно в этом была ловушка, в которую я его заманивал.

Я обозначил ещё один удар вниз, а сам резко сменил траекторию. Кулак влетел в голову Шторма, точно, почти без замаха.

Вася даже не успел понять, что произошло. Его глаза расширились, ноги подкосились. Тело рухнуло на пол, как срубленное дерево. Канвас аж загулял под ногами от упавшей на него туши.

— Один, два! — перед поверженной тушей вырос рефери, начав отсчёт нокдауна.

Вот только считать тут было — время терять. Я сразу понял, что Вася не встанет. Не выйдет у него ни черта. Шторм встал на колено, схватился за канаты, пытаясь подняться с их помощью.

Вырубить такого кабана наглухо не вышло, да. Но когда Вася поднялся, его ноги предательски завибрировали, колени ходили ходуном. В глазах Шторма застыл шок и удивление. Он явно не верил, что нечто подобное могло произойти.

На счёт восемь рефери начал размахивать руками, останавливая поединок.

Решаловы что-то орали в микрофоны, уже выскочив в ринг. Команда Шторма во главе с Феноменом наконец заткнулась.

Победа была чистой.

Вася пришёл в себя, но его ярость уже была бессильной. Он пытался рваться вперёд, но секунданты разумно вцепились в него и удержали.

Я развернулся, поднял взгляд на камеру и показал два пальца — по числу моих побед.

Саша суетился рядом — подал полотенце, протянул воду, неловко стёр пот с лица.

Решаловы вышли в центр ринга.

— Техническим нокаутом победу одерживает Саша Файтер! После первого боя счёт 1:0 в пользу команды Файтера! — орал Паша.

(обратно)

Глава 3

Я спустился с ринга и сразу оказался среди своих сокомандников. Парни из моей команды начали меня обнимать, хлопать по спине и выкрикивать на ухо поздравления. Ещё день назад это были совершенно незнакомые мне люди, по сути совсем чужие… а теперь у нас вырисовывалась настоящая команда из людей близких друг другу по духу. Бывает и так.

Но взгляд каждого из бойцов то и дело скользил в противоположную сторону. Туда, где стояли бойцы команды Феномена. Их лица были каменными, холодными… Да, Вася проиграл, и проиграл он в одну калитку. Но раньше времени сдаваться явно никто не собирался. Глаза бойцов команды Феномена по-прежнему были полны уверенности. Будто всё происходящее было для них лишь разогревом перед настоящим боем. Их фаворит-то ещё не выходил.

— Сейчас Лёхе будет тяжело, — прошептал один из наших, глядя в сторону Феномена.

Тот уже проводил разминку, готовясь к своему выходу на ринг.

— Будет, — я не стал отрицать.

Шторма, который был всё ещё не в себе после тяжёлого нокдауна, вывели с ринга. Повели показывать медикам. Симпатичная врач начала светить ему в глаза фонариком. Вася уже подостыл и успокоился, поэтому не сопротивлялся. Вообще, нет ещё лучшего успокоительного, чем пропущенный удар. Не придумали учёные ничего лучше. Да и придумают вряд ли…

Команда соперника демонстративно сидела с каменными лицами, будто проигрыш Шторма их вообще не касался. Вася, морщась, пробовал пошутить:

— Скажи хоть, красавица, оба глаза у меня на месте?

Врач усмехнулась краешком губ, проверяя реакцию зрачков. Видно было, что пацана качает, но внутри он уже смирился. Лучше удара по голове действительно ничего не охлаждает.

— Как настрой? — я повернулся к Лёхе.

Тот выглядел крайне возбужденным, хотя старался не выдавать своего волнения. Я понимал, что он сейчас чувствует — своим мандражом он попросту сжирал силы, которые могли бы понадобиться ему в бою.

— Братец, выше нос, — я взял его за плечи. — У тебя есть шанс победить!

Но Лёха будто уже не слушал меня. Я понимал, что достучаться до него сейчас невозможно — что ни говори, а он не будет меня слушать. Все его мысли уже на ринге…

Свет в зале резко переменился — прожекторы погасли, а потом пролился один узкий луч, выхвативший из темноты Феномена. Его выход решили сделать первым… что лично для меня было удивительным. Всё-таки Феномен был очевидным фаворитом поединка.

Выглядел этот боец эффектно, тут не убавить, не прибавить. Высокий, мощный и уверенный в себе. Шёл он так, будто не на бой, а за тем, что уже его по праву. В каждом шаге буквально сквозило ощущение, что победа у него в кармане.

Бойцы его команды, ещё пять минут назад переживавшие поражение Шторма, снова оживились. Подняли шум — начали кричать, стучать ногами по полу, выкрикивали прозвище своего капитана в унисон.

— Непобедимый! Железный! Машина без слабостей! — одаривал Феномена эпитетами Паша Решалов.

Я понимал, что текст для объявления чаще всего писали сами бойцы. Что тут скажешь, Феномен явно и тут решил самоутвердиться. С другой стороны — сам себя не похвалишь, никто не похвалит.

Я смотрел внимательно. Да, сила в Феномене буквально кипела, как пар под крышкой. Но я понимал, что у бойца излишняя самоуверенность. Она струилась в каждом движении, в том, как он смотрел и держал руки… Самоуверенность была его главным наркотиком. И это была его слабость.

Феномен зашёл на ринг, но прежде чем перелезть через канаты, посмотрел на меня. Смотрел взглядом хищника, уверенного, что добыча загнана.

Он взялся за канат, я стоял примерно в трёх метрах от ринга, поэтому отчётливо услышал каждое сказанное им слово:

— Я накажу твоего парня. Как ты хочешь: нокаутом в печень или в голову?

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — холодно ответил я, не отводя глаз.

Феномен фыркнул так же самодовольно и перепрыгнул через канаты. Там встал посередине ринга и показал свой, похоже, фирменный жест. Широко расставил руки и посмотрел вверх.

— Твой выход! — перед Лёхой, который не находил себе места, вырос один из организаторов.

— Сколько у нас времени? — уточнил я.

— Десять секунд.

Я приобнял своего сокомандника за плечи.

— Пойдём, брат, я буду у тебя в углу.

Лёха отрывисто кивнул. Я взял полотенце, воду, сунул капу ему в рот. Мы поднялись в ринг. Да не так эффектно, как это сделал Феномен, но и чёрт с ним.

Уже в углу я взял Лёху за плечо, привлёк ближе.

— Слушай внимательно.

Под глазами Лёхи блестел пот, он облизывал пересохшие губы.

— Ты слышишь только мой голос, — сказал я. — Всё остальное глуши.

Он кивнул, но глаза бегали, словно искали выход. Я знал это чувство: в своё время видел сотню парней, которые сгорали ещё до гонга.

— Не лети. Не принимай удары. Двигайся! Ты не должен застаиваться, понял? Двигайся всё время.

Он кивнул, сглотнул.

— Почувствуй ринг, — продолжал я. — Он будет давить, он заряжен на то, чтобы нокаутировать тебя быстро. Дай ему поработать, вымахаться. Потом будет шанс.

Лёха дышал тяжело, но в глазах появилась пусть щепотка, но уверенности, которой ему категорически не хватало.

— Удачи, брат.

— Шпасиба, — прошипел Лёха через капу.

Феномен склонился чуть вперёд и резко толкнул Лёху плечом. Не сильно, нодостаточно, чтобы того качнуло.

Рефери сделал вид, что не заметил — всё-таки это тоже часть шоу. Лёха едва удержался, челюсть заиграла, но он проглотил обиду, только сжал кулаки до белых костяшек. Я вцепился в полотенце, чувствуя, как у самого заводится мотор — так и хотелось крикнуть: «Ответь!»

Феномен обрабатывал его психологически… Гадёныш улыбался, и во взгляде Феномена читалось: «Смотри, я делаю с тобой что хочу». Я не поддерживал никаких выяснений отношений до удара гонга, но прямо сейчас хотелось, чтобы Лёха ответил, жёстко поставил Феномена на место.

Но увы…

Лёха стоял неподвижно, только кулаки сжал чуть крепче. Я видел по глазам, что он уже сломлен окончательно. Страх, спрятанный под «маской», выдавал себя в мелочах. Я хорошо знал, что страх может работать как на тебя, так и против тебя. Он может превратиться в пламя, которое сожжёт соперника, а может сжечь бойца изнутри.

Феномен поднял палец, потряс им в воздухе, намекая на нокаут уже в первом раунде. Камеры поймали этот жест.

Рефери развёл бойцов по углам, и раздался гонг.

Феномен сразу не бросился вперёд, хотя я ожидал именно этого. Всё-таки он обещал быструю победу. Он вытянул перед собой руку, по стойке и движениям я сразу понял, какая у него школа — тайский бокс.

Удары у Феномена были жёсткими, хлёсткими и точными. Каждый попадал в цель или заставлял Лёху пятиться. Он играл с ним, как молодой Рой Джонс — лёгкий, быстрый и издевательски уверенный. Казалось, что в любой момент он может снести соперника с одного удара, но нет. Феномен нарочно откладывал… ради шоу.

Лёха бился честно, как мог. Держал стойку, пытался отвечать, но у него не было оружия против такой мощи.

Феномен не включался на полную силу, но и этого хватало, чтобы контролировать бой в одни ворота. Я вдруг поймал себя на мысли, что весь бой просто молчу. Но никаких дельных подсказок для Лёхи у меня попросту не было. Парень и так оставлял в ринге всего себя и делал всё, что мог. Увы, его «всё что мог» было недостаточно для противника такого калибра.

Каждая удачная атака Феномена вызывала рев его команды, будто забили гол на финале чемпионата. А когда Лёха пробовал отвечать, всё тонула в свисте и смешках. Надо было поддержать пацана — я обернулся к своим и принялся размахивать руками в воздухе. Лёхе требовалась наша поддержка! А значит — мы её дадим!

Парни молодцы, быстро смекнули, чего я требую, и начали скандировать имя нашего бойца.

Не знаю, куда смотрели матчмейкеры, но этот бой был явно неконкурентным. Феномен превосходил нашего бойца во всём. Единственное, чем я мог оправдать этот «поединок» — это желанием организаторов дать Феномену проявить себя во всей красе. Никакой речи о равном спортивном противостоянии здесь не шло. Чем-то бой напоминал сражение перворазрядника с мастером спорта международного класса.

За двадцать секунд до конца раунда Феномен решил закончить игру. Поймал Лёху навстречу в разрез и всадил выверенный прямой. Шансов устоять на ногах у Лёхи не было. Он рухнул на настил, как будто выключили свет.

Рефери тотчас открыл счёт.

Лёха и тут действовал уверенно. Присел на колено, не стал подниматься сразу, чтобы за несколько секунд попытаться справиться с ураганом в голове после пропущенного удара. Чего-чего, а мужества пацану было не занимать.

На счёт «шесть» он попытался подняться. Подпёрся на руки, выпрямился… Мне всё стало ясно сразу. Лёха шатался так, будто ринг превратился в палубу во время шторма.

Секунды тянулись вечностью. Антон за моей спиной повторял: «Вставай, брат, давай, вставай», будто его слова могли помочь. Я видел, что в голове у Лёхи крутится одна мысль — подняться любой ценой, иначе стыд. И он поднялся, хотя по глазам было видно, что в реальности он уже в пустоте и практически не соображает.

Но всё же он поднялся, заняв вертикальное положение и откинувшись спиной на угол ринга.

Я видел, что он уже «не здесь». Ноги не держат, глаза плывут. И всё равно пацан рвался продолжать. Красавчик… что тут ещё скажешь.

Я уже ждал, что рефери остановит бой. Было очевидно, что продолжать нельзя. В таком состоянии Лёха не смог бы полноценно защищаться. А вот угробить не только карьеру, но и здоровье парня можно было запросто. Ударов, которые в него полетят, а они полетят, Лёха по большей части не увидит. А именно такие «невидимки» — самые коварные, с далеко идущими последствиями для здоровья.

Но судья посмотрел на Лёху, счёл, что он встал, и махнул рукой — «файт».

Феномен бросился добивать. Он уже не играл и вместо Роя Джонса превратился в молодого Майка Тайсона. Он обещал, что закончит бой в первом раунде и во что бы то ни стало планировал сдержать своё обещание.

Удары полетели один за другим, Лёху начало болтать, он пропускал всё, что летело, но не падал.

— Всё, хватит! — вырвалось у меня.

Я схватил полотенце и швырнул его через канаты. Белая тряпка упала на настил, но Феномен продолжал бить, будто не заметил. Рефери тоже стоял спиной, поэтому не сразу заметил выброшенное полотенце.

Я не выдержал и, перемахнув через канаты, выскочил в ринг. Втиснулся между бойцами, перехватил Феномена за руку и зажал в угол, обездвиживая и не давая проломить пацану голову.

— Тормози, ты чё творишь, — зашипел я.

Наконец вмешался рефери, оттащил меня, высвобождая Феномена.

Тот вышел в центр ринга и снова раскинул руки в стороны, как Конор Макгрегор. Снова поднял голову к свету прожекторов и замер, будто купался в лучах славы.

Я в это время подскочил к Лёхе, помог ему медленно сесть в угол ринга. Лицо его было белым, губы тряслись, но он цеплялся за мою руку, как утопающий за спасательный круг.

— Ты следующий, Файтер, — бросил мне Феномен, даже не глядя на своего избитого соперника.

Я почувствовал, как эмоции внутри меня закипают. Уже развернулся к Феномену, готовый сорваться, забыв про правила, шоу и камеры. Пусть будет драка здесь и сейчас…

Но меня перехватили.

Сначала Саша Козлов вцепился в локоть, потом подбежали ещё ребята из нашей команды. Держали крепко, не давая мне вырваться.

— Саш, не надо!

Феномен видел это и ухмылялся. Он протянул руку и начал манить меня пальцем — мол, иди сюда, я готов. Хрен с тобой, золотая рыбка… Я гулко выдохнул, успокаиваясь.

Решаловы появились в центре ринга, готовые объявить официально результаты боя.

— Техническим нокаутом, ввиду отказа от продолжения угла, в этом поединке победу одерживает… — объявил Паша Решалов.

— И счёт становится равным! Один — один! — добавил Лёша.

Я видел, как бойцы из моей команды поникли. Ещё минуту назад у нас было преимущество, все чувствовали вкус победы. А теперь… всё снова обнулилось. Первый успех был нивелирован.

Соперники же сияли. Их лица светились от восторга. Феномена подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух, будто он уже выиграл всё шоу. Он раскинул руки, как царь, принимающий поклонение толпы.

Я стоял в своём углу, рядом с Лёхой. Его усадили на табурет, но держался он только за счёт того, что я поддерживал его за плечи. Глаза у него были невидящими, губы побледнели.

Врачи, дежурившие на скорой, подбежали быстро, с чемоданами.

— Давление падает, — сказал один, щёлкая манжетой тонометра.

Второй держал кислородную маску, пока третий проверял пульс. Всё это делалось слаженно, но суета всё равно чувствовалась. Наши парни стояли молча. Весь блеск шоу мигом слетел, когда стало ясно, что тут уже не спорт, тут здоровье на волоске.

Решение было принято, стоило направить небольшой фонарик в глаза Лёхи. Зрачки не отреагировали…

— Срочно носилки сюда!

Мне фонарик был не нужен, я видел и так — у пацана сотрясение. Лёху аккуратно уложили на носилки. Я подозвал Антона.

— Деньги есть? — спросил я.

— Зачем… — не понял менеджер.

— Пятёрку дай, — я не стал вдаваться в подробности.

Антон сунул руку в карман и достал купюры. Потянул мне пять тысяч. Я взял деньги и подошёл к одному из врачей. Аккуратно засунул ему купюру в нагрудный карман, по старой привычке, ещё с девяностых, когда деньги часто решали быстрее, чем слова.

Врач удивлённо посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но только кивнул. Деньги не вернул.

— Позаботьтесь о нём, — попросил я.

В коридоре послышались глухие голоса, кто-то кричал, требуя носилки быстрее. Врач, которому я сунул деньги, наклонился над Лёхой, проверяя дыхание.

— Если повезёт, отделается лёгким сотрясом. Но голову ему ещё проверять и проверять…

Лёха едва держал глаза открытыми, но мои слова услышал. Я наклонился ближе, взял его за запястье и чуть сжал.

— Держись, брат… Дерьмо случается. Главное — не сдавайся.

Я проводил взглядом, как Лёху на носилках понесли к карете скорой. Хотелось думать, что всё обойдётся. Сотряс — штука серьёзная. В зависимости от его тяжести можно никогда больше не вернуться не то что в спорт, а к нормальной жизни в принципе…

Лёху погрузили в скорую, что стояла во дворе особняка, и увезли, а я остался стоять у ринга, чувствуя, как внутри всё кипит. Злость, ярость, холодная решимость.

Зал постепенно стихал, прожекторы били по пустому рингу. Я смотрел на канаты и вспоминал, как в девяностые ребята точно так же валились на асфальт — и никто не знал, кто встанет, а кто нет.

Этот урод Феномен прекрасно понимал, что делает. Но делал… Да, работать надо, пока рефери не остановил бой. Но должно же быть понимание, что ты попросту ломаешь паренька?

Я медленно выдохнул, успокаиваясь. Ничего, ринг ещё сведёт нас двоих. Парни из моей команды переглядывались, каждый по-своему переживая поражение. Все понимали, что бой мы проиграли, но Лёха ушёл с ринга мужчиной.

Толпа расходилась, я слышал обрывки споров о шансах Феномена в бою со мной. Для большинства всё это было шоу, повод для разговоров.

Сзади послышались шаги, и я почувствовал, как кто-то коснулся плеча. Обернулся и увидел Настю. Лицо у неё было встревоженное.

— Саша… пойдём. Ты весь белый, — сказала она.

Антон подошёл следом, тяжело вздохнул.

— Урод он моральный, этот Феномен…

— Ладно, надо идти, — пошептал я. — Надеюсь, что у Лёхи всё обойдётся.

Ни Настя, ни Антон ничего не ответили. Но идти правда было пора. Я всё-таки провёл бой, отдав на ринге все силы. А завтра с утра нас ждало командное испытание, и к нему неплохо было бы подойти отдохнувшим.

(обратно)

Глава 4

На следующее утро нас ждало первое командное испытание на реалити шоу. Пока мы отдыхали и высыпались, организаторы вовсю работали. Поэтому на следующее утро зал для съёмок командного испытания был подготовлен уже целиком и ждать ничего не надо было.

Когда моя команда вошла, близнецы — ведущие, уже стояли в центре и переговаривались о чём-то с ассистентами. Парни из второй команды тоже были тут.

Нас подготовили оперативно, расставили в кадре, повесили петлички с микрофонами.

— Всё готово, начинаем! — объявил режиссёр.

Паша поднял большой палец, прокашлялся.

— Раз-раз, — он проверил микрофон, голос разнёсся из динамиков.

Звукорежиссёр показал «ок», и Паша продолжил:

— Ну что, парни, поздравляю вас с первым вечером боёв на нашем реалити! Схватки получились запоминающиеся, тут ни прибавить, ни убавить, — Паша сделал небольшую паузу, давая волю аплодисментам. — С нашим товарищем Алексеем, по заверению врачей, полный порядок. Но, увы, пока нет точных прогнозов, сможет ли он выступить в реалити далее…

— Поправочка, — вставил второй близнец. — Если команда Саши Файтера сумеет выиграть командное соревнование!

— Правильно, Лёш. А сможет или не сможет, предлагаю узнать, не откладывая дело в долгий ящик! Парни, как вы уже поняли, сейчас пройдёт первое командное испытание на вылет и за обладание иммунитетом!

Мы снова начали хлопать, а один из моих бойцов чуть наклонился ко мне:

— Чё за испытание хоть?

— Сейчас узнаем, — я коротко пожал плечами.

Ещё слышались аплодисменты ребят, когда к братьям вышла Алина. Нет, я знал, что она здесь, но всё равно удивился, когда увидел.

Камеры потянулись за ней, беря в кадр.

— О том, как будет проходить конкурс, расскажет одна из наших креативщиков. Встречайте, ребят, Алину! — объявил Паша Решалов.

Она встала рядом с близнецами и обвела взглядом всех присутствующих.

— Парни, как думаете, что я для вас подготовила? — заигрывающе спросила она. — Сразу подсказка: со спортом это не связано никак! Ну, с вашим спортом, по крайней мере, — поправила девчонка.

Какие чувства я испытал, когда её увидел? Смешанные. Но лучше, если бы мне её не встречать, если уж положа руку на сердце.

Посыпались предположения, причём самые разные. Но ни одно из них не попало в точку.

Я только сейчас заметил, что за спиной Алины на одной из стен висит какая-то штуковина. Явно на тему предстоящего состязания… Что это? Я не стал выдвигать предположений и гадать на кофейной гуще.

— Ну, раз предположений нет, то пусть это будет для всех сюрпризом! — Алина сбросила ткань со штуковины со стены. — Сегодня вас ждёт игра в дартс!

Тряпка упала, открывая мишень для дротиков. Удивила, и вправду.

— Каждая команда делает серию бросков. Кто набирает больше очков — тот выигрывает, — пояснила Алина.

— И, конечно, получает возможность подарить иммунитет своему проигравшему бойцу! — добавил Паша Решалов, ловко крутанув микрофон пальцами.

— А проигравший… — вставил Лёша. — Покидает шоу.

Команда Феномена завелась первой. Вели они себя так, будто исход состязания уже предрешён. Это был их шанс спасти Шторма. Уверенность «феноменцев» расползалась по помещению, как дешёвый одеколон: резкая и навязчивая.

Я поймал на себе взгляд Алины, её глаза снова и снова находили меня. Играть в гляделки я не собирался. Кивнул парням, подзывая к мишени. Проигрывать мы так-то тоже не собирались.

На первый взгляд всё выглядело почти нелепо. После кулаков, крови… вот тебе детская игра. Мишень с кругами, набор дротиков, и правило простое, как два пальца: попал — очко, попал в яблочко — три.

Но зрителям должно было понравиться, а нам… нам, наверное, это могло помочь спустить пар. Так что поиграем, тем более ставки немаленькие.

— Парни, чтобы ни у кого не было преимущества, тянем жребий! Капитаны, подходим! — Лёша-близнец пригласил нас с Феноменом к себе.

Феномен, как обычно, держался уверенно, надев чёрные солнцезащитные очки. Пошёл в развалочку, даже не замечая меня. У меня проскользнула идея подвесить этого уродца вместо мыши и попасть в «яблочко». Пришлось тушить эмоции…

— Чё делать? — спросил он, подходя к ведущим и перетасовывая зубочистку по углам рта.

Паша вытащил коробок спичек, достал две спички, одну сломал и спрятал руки за спину.

— Не будем придумывать велосипед, — заговорил он. — Кто угадает, в какой руке сломанная спичка два раза подряд, тот начинает первым.

— Хм, — хмыкнул Феномен.

Я промолчал.

Паша перетасовал спички в руках за спиной и кивком показал, что готов. Вероятность тут была пятьдесят на пятьдесят. Я также кивком показал Феномену, чтобы он первым «бросал жребий».

Феномен чуть спустил очки на переносицу и ткнул в левую руку Решалова. Паша показал ладонь, на которой лежала сломанная спичка.

Мой оппонент расплылся в самодовольной улыбке. Честно? Первым я бросать не хотел. Вовсе не потому, что переживал, нет. Скорее хотел контролировать соперника. А ещё, отдав победу этому уроду, хотел, чтобы он ещё больше поверил, что общая победа будет в его кармане.

Поэтому, когда Паша спрятал руки за спину во второй раз, я указал на его левую руку не глядя. Феномен напрягся… но «обошлось». Паша показал ладонь, на которой лежала целая спичка.

Через минуту Феномен во второй раз угадал и, пренебрежительно скользнув по мне взглядом, пошёл обратно к своей команде, где его встречали чуть ли не овациями.

— Первой бросает команда Феномена! — объявил Паша.

Их первый боец подошёл к мишени. Взял дротик, принялся к нему примеряться, пробуя, сколько он весит и пытаясь предугадать, как он полетит. В этот момент, кстати, должна была сработать ещё одна хитрость, ради которой я отдал первый ход команде соперника.

Выдохнув, боец наконец метнул дротик. Щелчок — и острие дротика вошло в круг. Команда Феномена вскинула руки. Пацан выбил девять баллов из возможных десяти, обеспечивая своей команде первое очко.

— Один-ноль! — объявил Лёша. — Играем дальше!

Следующим должен был идти парень из нашей команды. Мы уже определили очерёдность, боец уже взял свой дротик.

— Ром, — шепнул ему я, прежде чем сокомандник пошёл к мишени. — Обрати внимание: при прошлом броске дротик попал чуть ниже и правее яблочка.

— Так, — прислушался Рома.

Я объяснил ему, что пацан, который делал первый бросок, наверняка целился в десятку посередине. Но бросок скосило и чуть увело вниз. А значит, можно попытаться учесть этот нюанс при своём броске.

— Понял, Саш, голова!

— Давай, не промажь, — я чуть хлопнул его по спине, подбадривая.

Да, формально мы находились в роли догоняющих, но фактически именно у нас был отличный шанс изучить ошибки, допущенные соперником. Хитрость? Да, но тактическая. Главное тут — чтобы сработало.

Рома подошёл к мишени, встал на линию броска, прицелился и бросил.

Щёлк.

Дротик угодил в мишень… выше яблочка, да и чуть левее. Расчёт сработал, правда не до конца, но ничего, на ошибках учатся.

Следующий из команды Феномена вновь повторил ошибку первого бросавшего, что лишь подтвердило мои предположения. Оставалось чуть скорректировать бросок, сделать поточнее наводку. В остальном стратегия вполне рабочая.

— Счёт два — один в пользу команды Феномена.

Вся команда соперника зашумела, словно победа была уже в их кармане. Даже Вася Шторм, присутствующий на испытании, не показывал, что переживает. Хотя прямо сейчас решалось — получит ли он иммунитет. Почему-то я нисколечко не сомневался, что иммунитет уйдёт именно Василию. Больно уж колоритный он был персонаж с точки зрения шоу.

Начали бросать дальше. И очень скоро счёт стал три — три. Следующий соперник снова вывел вперёд команду Феномена. Игра заходила в решающую стадию.

— Давай, брат, не подведи, — я повернулся к Шамилю. Настала его очередь бросать. Шамиль официально ещё не был участником, потому что судьба Лёхи ещё не была определена окончательно. Но для того, чтобы уравновесить число игроков, Шаму пригласили участвовать.

— Саня, сколько нам надо выбить? — подмигнул он.

Я посмотрел на центр мишени. Яблочко оставалось пустым — белое, чистое, нетронутое никем.

— Положишь в десятку — и моей радости не будет предела, — улыбнулся я.

Шама коротко кивнул, давая понять, что задача ясна. Взял дротик. Я напоследок подсказал ему, что у дротиков есть особенность — их чуть тянет вниз и уводит вправо. Шама снова кивнул и подошёл к линии броска, вращая и разминая руку, которой собирался сделать бросок.

Шама поднял руку, замер, глаза прищурились. Он начал прицеливаться, водя туда-сюда рукой с дротиком, как вдруг…

В момент броска в зале раздался громкий «апчхи!». Шама дёрнулся от неожиданности, но уже бросил. Дротик полетел неровно, ткнулся в край щита и, звякнув, упал на пол.

Это был наш первый промах.

В команде Феномена раздался хохот. Их рожи сияли злорадством.

Шама повернулся, лицо пунцовое, глаза вылуплены…

— Брат, порядок, не надо, — я успел приобнять его до того, как Шама бросился на чихнувшего.

— Он специально, Сань!

— Не важно, пойдём.

Естественно, я понимал, что чихнули «случайно», чтобы не дать попасть в цель.

На табло осталось 4:3 в пользу команды Феномена.

Мы проигрывали. И каждый понимал теперь, что цена ошибки выросла вдвое. Правда, и остался единственный бросок — мой. Даже если соперник промахнётся, мы лишь получим шанс сравнять счёт. Но что-то подсказывало, что соперник не промахнётся.

— Теперь бросает Феномен! — громко объявил Решалов.

Феномен поднялся не спеша, небрежно взял дротик — так, как будто делает одолжение, что вообще участвует. Начал поворачивать его в пальцах. Однако то ли дротик ему не понравился, то ли ещё что, но он положил его обратно и взял второй — последний, который предназначался мне.

Его команда начала скандировать имя и бить кулаками по коленям.

Феномен расхлябанно подошёл к линии броска, остановился перед мишенью и вдруг… повернулся к ней спиной.

Я смотрел на него внимательно. Он делал шоу. И делал его так, будто не сомневался, что результат всё равно будет нужным. Феномен чуть согнул колени, резко развернулся и бросил дротик вслепую, с разворота, даже не целясь.

Щёлк.

Звук попадания в дерево был резким, чистым. Дротик вошёл глубоко и застыл в «девятке». Впечатление было такое, как будто он только и делал, что готовил этот бросок перед началом реалити где-нибудь в гараже…

— Ни хрена… эт чё было… — послышались слова изумления с разных сторон.

Соперники снова вскочили с мест, подбрасывали руки вверх и орали во всё горло.

— Девять очков! — выкрикнул Решалов, перекрывая шум. — Счёт пять-три в пользу команды Феномена!

Вася Шторм, сияющий как прожектор, вскинул руки:

— Всё! Иммунитет у меня в кармане! — заорал он.

То, что сделал Феномен, было действительно… феноменально. Не знаю, действительно ли он хорошо играл в дартс или бросал на удачу, но удача была явно на его стороне.

Шум постепенно стих. Я готовился к тому, что меня пригласят выйти к мишени. И в этот момент ко мне подошла Алина. Я на миг почувствовал её дыхание и аромат духов.

— Саш, — шепнула она. — Феномен что-то сделал с твоим дротиком… Проверь.

Я посмотрел на неё и едва заметно кивнул. Неожиданно… если честно. Не в плане того, что соперник попытался смухлевать, а в плане того, что от Алины я такого не ожидал.

— Ну что, капитан, твоя очередь! — посмотрел на меня Паша.

Я подошёл к столику, на котором лежало блюдце с дротиками. Взял дротик, покрутил его и сразу понял, что сделал Феномен. Он помял одно из перышек… Мелочь, почти невидимая, но для неточного броска этого бы хватило. Траектория уйдёт, дротик улетит мимо.

Чистая подстава.

Я положил дротик обратно, подошёл к мишени, где лежали уже брошенные дротики, и выбрал тот, который метал Феномен. Этот лёг в руку идеально — ровный, сбалансированный, как будто специально ждал меня.

Я покосился на Феномена, ища его глаза. Но тот снова надел очки, только губы скривились в едва заметной усмешке. Понял, что я понял, урод.

Посыпались крики группы поддержки:

— Мимо!

— Не попадёт!

Мои парни было включились, чтобы перекричать соперника, но я медленно покачал головой — не нужно. Это только будет отвлекать.

Рука сама пошла вперёд. Дротик вылетел из пальцев легко, почти без усилия…

Щёлк.

Звук попадания в центр мишени был коротким, но… дротик попал прямиком в яблочко.

На табло вспыхнуло: 6:5.

Я отчётливо увидел, как вздрогнул Феномен, для которого мой бросок стал полной неожиданностью. Ухмылочка быстро превратилась в недовольную мину. Даже под тёмными очками было видно, что он охренел. Я подмигнул ему, сохраняя каменное выражение лица.

Победные выкрики его команды мигом прекратились. Вася Шторм вовсе схватился руками за голову. Если бы у него были волосы чуть длиннее, то он начал бы их рвать.

Решаловы подошли к мишени.

— Результат ясен! — объявил Паша, с улыбкой, которая только подливала масла в огонь. — Побеждает команда Саши Файтера!

Мои пацаны победно вскинули руки, их лица засияли от радости.

— Но правила есть правила, — продолжил Паша. — Из команды проигравших вылетает два человека. Один — тот, кто проиграл бой. Вася Шторм, это ты.

— А второго… — продолжил Лёша. — Определяет капитан команды победителей.

Всё внимание мигом переключилось на меня. Вчера, если бы у меня был выбор, я выгнал бы Шторма… но так получилось, что я выбил его сам. Вася мне больше не нужен. Настоящая «цель» стояла чуть дальше.

Феномен.

И прямо сейчас я мог сделать так, что этот самодовольный мерзавец вылетит из реалити-шоу как пробка!

Но нет, не сделаю.

Я хотел видеть его в ринге.

Для Феномена у меня была заготовлена «воспитательная беседа» иного характера.

— Пусть выбирают сами, — отрезал я.

Хотелось наглядно показать, что единство команды Феномена не стоит и выеденного яйца. Одно дело, когда всё идёт так, как хочется, а другое — когда наперекосяк.

Шторм наконец осознал, что покидает шоу, и обратного пути нет. Он вскочил с места, словно его подбросило током.

— Подстава голимая! — орал он хрипло, голос ломался от злости. — Я никуда не пойду! Вы все твари! Я лучший здесь! Лучший!

Лицо Васи покраснело, слюна летела в стороны. Камеры выхватывали его истерику, и чем больше камер брали его в объективы, тем сильнее Шторм бесился. Ему казалось, что если кричать громче — правда станет на его сторону. Вернее даже не столько правда, сколько его позиция станет таковой.

Но время Шторма закончилось.

— Вась, заканчивай, надо было драться лучше, — попытался остудить бойца Лёша Решалов.

Из-за кулис поднялись охранники, подошли к Шторму и вежливо, но настойчиво попросили пройти за кулисы. Правильно, пусть его бывшие сокомандники совещаются, кого выгнать ещё, не надо им мешать.

Команда Феномена встала в круг и начала совещание.

— Иммунитет у нас, пацаны, — я повернулся к своим, наконец не сдержав улыбки. — А это значит, что ни один из нас не покинет сегодня шоу.

— Саня красавчик!

— Спасибо!

Наконец, совещание соперников подошло к концу. Бойцы резко расступились, оставляя посередине круга…

(обратно)

Глава 5

…Витю Победителя. Тот замер от неожиданности, пуча глаза.

— Вы чё, пацаны… я же сильный боец, какого хрена⁈

Витя обомлел. Похоже, совсем не ожидал, что именно он покинет шоу сегодня. Такой был выбор их «сплочённой» команды. Пусть понимают, что никто не застрахован.

Но было поздно. Феномен поднял руку и озвучил командное решение:

— Нас покидает Витя Победитель… — сказал он, даже не глядя на Виктора, который будто перестал для него существовать.

Я наблюдал за тем, как меняется выражение лиц остальных бойцов из команды Феномена. Что сказать, это была увесистая пощёчина по их самоуверенности. Ничего, пусть привыкают. За своих я глотки перегрызу…

Шоу не знало пауз — только успевай держать ритм. Счёт был в нашу пользу. Команда Феномена уже потеряла двух бойцов, и не простых.

Вася Шторм, если и не считался фаворитом всего реалити, то уж точно был одним из тех, ради кого зрители смотрели наш контент. Хайп, грязные выходки, эмоции — он всегда давал нужную картинку. Его вылет в первом же бою был ударом не только по составу команды Феномена, но и по зрелищу. Камеры ещё долго ловили злую физиономию Шторма в коридорах, а продюсеры чесали затылки, как теперь вытягивать рейтинги. Однако надо отдать должное организаторам — никто не стал спасать Василия от вылета. Марина, как директор, подобного не позволяла. Хотя, уверен почти на все 100, что при прошлом директоре у Васи появился бы иммунитет, пусть и «вдруг откуда не возьмись».

Но если с Васей всё понятно, то с Витей Победителем ситуация била ещё больнее. В первую очередь со спортивной точки зрения: Витя считался едва ли не главным кандидатом на победу. Он был опытным бойцом и подготовился к реалити хорошо. И вот теперь его тоже больше не было с нами.

Так что итог у команды соперника — минус два ярких лица за раз. Теперь у них оставалось всего шесть человек. У меня — восемь, после первого тура, если можно так сказать, победа чистая.

Формально преимущество у нас было большое. Но я понимал, что всё ещё впереди, и цифры в этом деле ничего не значат. Особенно если учесть, что пришлось потерять Лёху.

Лёша Студент получил от меня иммунитет, но, увы… иммунитет не позволил сохранить здоровье. Заключение медиков звучало жёстко: «Без боёв полгода. Организм нужно восстанавливать». Сам Лёха выглядел нормально, улыбался, говорил, что всё под контролем. Но я видел — после того нокаута его тело ещё не пришло в норму. Реакции были заторможенные… И, как бы Студент ни держался, рисковать врачи не стали.

— Ты сделал своё дело, Лёш. И уверен, что когда шоу выйдет, лиги наперебой станут предлагать тебе контракт, — заверил я, прощаясь с пацаном и протягивая ему руку.

Студент сжал мою ладонь крепко, хотя в глазах всё равно застыло разочарование. И я его понимал — никому не хотелось вылетать в первом же туре.

Но в минусах надо всегда искать плюсы, а ещё лучше — сами минусы в плюсы превращать. Место Лёхи занял Шамиль, которому не пришлось долго ждать своего шанса.

— Поздравляю, брат, — поздравил я Шама, прекрасно зная, как важно для него было участие в реалити. — Выжми отсюда всё до жмыха, а потом собери жмых и его тоже выжми.

— Сделаем, Сань, — пообещал Шамиль.

Кстати, существовал и минус в том, что мы слишком быстро выбьем парней Феномена из шоу. Какой? Да такой, что рано или поздно нам придётся драться между собой. В полуфиналах, в финале — неважно где. Неприятно, но с другой стороны, тут нет сказок про вечную дружбу. Да и быть не может, потому что победителем остаётся один.

И я должен быть готов к тому, что мои пацаны завтра окажутся в ринге напротив меня.

Но время шло быстро. Второй и третий день боёв пролетели, словно я моргнул. Картинка состава снова сместилась. Из моей команды вылетело двое. Обидно, но не критично. А вот у Феномена всё сложилось ещё хуже: он потерял сразу троих.

Против моих шести пацанов команда соперника могла выставить только троих человек. Конечно, не формат «ты, да мы с тобой», но очень близко.

Формально перевес серьёзный. Но я слишком хорошо знал жизнь, чтобы радоваться цифрам. В девяностых я видел, как трое загоняли в угол десятерых и брали не силой, а духом. А здесь, на шоу, дух решал даже больше, чем удары.

И у кого этого самого духа оказывается больше, нам предстояло выяснить — впереди маячил четвертьфинал. А значит, мои не самые приятные мысли про бой двух сокомандников обещали стать реальностью. В одной из пар предстояло столкнуться друг с другом моим парням.

Но было и ещё одно «но». Прежде чем думать о четвертьфинале, предстояло пройти обязательный этап — медицинский допуск. Тут уже от меня мало что зависело. Всё могло упереться в один взгляд врача, в его ручку, выводящую на бумаге: «Годен» или «Не допущен».

Обо всём этом я думал, стоя возле зеркала в номере и рассматривая ущерб, который был получен мной в бою с Васей Штормом. Тело болело, лицо саднило.

Я склонился ближе к зеркалу и дотронулся пальцами до челюсти. Там была плотная гематома — синяя, с багровым оттенком. Лёд я прикладывал, но это помогало мало. Было бы преувеличением сказать, что бой с Васей Штормом прошёл для меня прогулкой. Нет, таким он точно не был.

Результаты этой «прогулки» теперь застыли в моём лице. Но гематома — пустяк, а вот сечка под бровью… беспокоила. Я знал, что стоит сопернику попасть туда, и кожа разойдётся так, что бой тут же прекратят. Шоу нужно зрелище, но не покалеченный участник в прямом эфире.

Я выдохнул, проводя пальцем по едва зажившей коже. Получалось, что теперь всё решает миллиметр. Один точный удар и… Хотя без «и». Этот один-единственный удар не надо пропускать, так что сделаю для этого всё возможное.

Настя стояла у шкафа, что-то искала в сумке.

— Плохо, — прошептала она. — Могут не допустить.

Я не ответил. Знал, что она права. В 2025-м всё решали правила и бумаги. В девяностых врач бы пожал плечами с примерно следующей формулировкой: «Живой? Значит, иди». Но… не знаю уж, хорошо или плохо, что сейчас другое время, но «бумажка» может закрыть мне дорогу на ринг.

Настя наконец вытащила из сумки маленький пузырёк зелёнки.

— Надо залить, — предложила она, открывая крышку. — Будет видно меньше… Что думаешь?

— Давай попробуем. Хуже уже не будет, — ответил я.

Через пару минут я уже стоял перед зеркалом, залитый зелёнкой так, что казался героем плохого анекдота.

— Мне кажется, так я только привлеку больше внимания.

Настя прищурилась, коснулась пальцами подбородка.

— Ну, если что, скажешь, что случайно пузырёк пролил… Зато не так видно, Саш, — заключила она.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату сунул голову Антон.

— Так, пора спускаться вниз, — сказал он, чуть запыхавшись, как будто бежал по лестнице. — Врач уже пришёл, начал проверку.

Я обернулся. Антон замер на пороге, уставился на меня, вытаращив глаза.

— О май гад, что с тобой?

Я развёл руками.

— Да вот… хотел сделать так, чтобы врачу не видно было сечку. Настя зелёнкой замазала.

Губы Антона растянулись в нервную ухмылку.

— Блин, честно? Мне кажется, вы только хуже сделали. Если бы раньше врач не посмотрел, то теперь точно обратит внимание, — хмыкнул он.

Я посмотрел на Настю. Девчонка прыснула со смеху. Я тоже не выдержал. Мы ведь буквально пару минут назад проговаривали одно и то же.

— Ну вот, мы в унисон мыслим, о том же подумали, — пояснил я, видя, что Антон напрягся.

— Ладно, пойдёмте, там очередь быстро двигается.

Мы спустились вниз. Организаторы решили не заморачиваться и «за отдельную плату» командировали прямо в особняк врача из местной больницы. Зачем морочиться? Проще привезти одного медика, чем дюжину бойцов таскать в больницу.

Никакого отдельного кабинета для осмотра не подготовили. Врач расположился прямо в зале, на кресле одного из ведущих. На соседнее кресло водрузил свой чемоданчик — металлический, с тёртыми углами. Внутри торчали бинты, флаконы, манжета для давления, фонарик. А главное — на коленях медика лежала папка документов, которыми выдавался допуск.

Бойцы подходили к врачу по очереди. Он проверял зрачки, давил на суставы, делал пометки в своих бланках.

Я пощупал под бровью тонкую корочку зелёнки. Посмотрим, заметит ли он то, что мы так старательно пытались скрыть.

Очередь двигалась быстро. Допуск всё-таки был по большей части формальной процедурой. Ну если при отсутствии травм. Как Шамы, который и подраться ещё не успел.

Он обернулся, смерил меня взглядом и расплылся в улыбке.

— Сань, тебя в краску уронили. Что с тобой?

Я пожал плечами, будто ничего особенного.

— Пузырёк неудачно открыл.

Он засмеялся, но спросить что-то ещё не успел — настала очередь Шамы подходить к врачу.

Естественно, держать долго Шамиля никто не стал. И следующим позвали меня. Врач был совсем молодой паренёк — гладко выбритый, в очках. По всей видимости, только «вчера» отучился. Но именно он решал, выйду ли я сегодня в ринг.

Я сел напротив, на стул. Врач внимательно на меня посмотрел:

— Жалобы? — спросил он.

— Отсутствуют.

— Пропускали тяжёлые удары за последние пару месяцев, были ли эпизоды с потерей сознания?

Он продолжил задавать вопросы, по большей части формальные, а я лишь отрицательно мотал головой.

Фонарик щёлкнул, и врач посвятил мне прямо в глаз. Сначала в правый, потом в левый. После манжета затянулась на предплечье, сдавила так, что я ощутил собственный пульс. Врач записал цифры в бланк.

— Так, ну давление у вас как у космонавта — 120 на 80.

Он снова уткнулся в бумаги. Ручка быстро чертила короткие линии, но вдруг остановилась. Взгляд врача поднялся, скользнул по моей брови и задержался. Там, где зелёнка скрывала сечку.

— В прошлом бою посеклись? — уточнил он.

Врач чуть отстранился, по-новому глядя на меня. В глазах мелькнуло сомнение.

— Вам снова драться сегодня? — уточнил он.

— Да, — подтвердил я.

— Угу… — вздохнул врач и посмотрел на свои бумаги. — Уверены, что хотите выступить? Снять с боя я вас не сниму, но если по рассечению попасть, то потом дорога на операционный стол.

— Уверен, — подтвердил я.

Врач коротко пожал плечами, мол я предупредил, и поставил подпись.

— Допущен, — сказал он, убирая бланк в папку. — Но я вам так скажу: на вашем месте я бы поберёг здоровье. А с зелёнкой вы, конечно, не шибко оригинальны.

— Спасибо, доктор!

После осмотра меня уже ждали Антон, Настя и Козлов младший. Антон захлопал в ладони, а Настя улыбнулась с облегчением. Саша был менее эмоционален.

— Поздравляю, — сказал он.

— Ну что, живой? — Антон закатил глаза.

— Живее всех живых, — подмигнул я, проводя пальцами по сечке. — Аккуратнее только надо быть.

После осмотра нас почти без передышки погнали в зал на конференцию. Врач выдал допуск всем без исключения — никто не отсеялся. Вышло, что весь этот ритуал был не так уж далеко от того, что мы делали в девяностых. Да, теперь фонариками светили в глаза, мерили давление… а по факту — всё то же самое. Раз живой — то дерись.

— Леди и джентльмены, раз все живы и здоровы, то нам самое время пойти на конференцию! — объявил Антон.

Конференция проходила в том же зале, где и жеребьёвка первого тура. Правда, на этот раз изменилось расположение стульев. Ещё пару дней назад тут сидело шестнадцать человек, а теперь стульев осталось в два раза меньше.

Слева от ведущих стояли наши места. Нас было пятеро. По правую руку от братьев Решаловых расположились трое оставшихся бойцов из команды Феномена.

Я опустился на свой стул и оглядел картину. Феномен сидел в чёрных солнцезащитных очках и делал вид, что ему всё равно. Остальные двое бойцов делали вид, что до нас им нет дела, и смотрели в экран мобильников. Честно говоря, их группка мало походила на настоящую команду. Там каждый был сам за себя.

Что до моих парней — у нас даже невооружённым взглядом было видно, что мы поддерживаем принцип: один за всех и все за одного.

— Начинаем, всё готово, — объявил наш режиссёр. — Пять секунд!

Паша поднялся со своего кресла, держа микрофон в руке и огляделся.

— Съёмка! — выкрикнул режиссёр.

— Парни! — начал близнец, поднося микрофон к губам. — Во-первых, хочу искренне поздравить каждого из вас. Вы прошли бои одной восьмой финала. Здесь остались только лучшие.

Мы поаплодировали. Но если мои пацаны делали это охотно, то вот пацаны из команды Феномена аплодировали вяло. Так-то радоваться им было нечему.

— Но впереди тернистый путь, — подхватил Лёша Решалов вслед за братом. — Будут тяжёлые поединки. Если вы хотите выиграть это шоу, придётся выигрывать в каждом бою до конца. И я могу с уверенностью сказать, что проще не будет.

Аплодисментов на этот раз не последовало.

— Прежде чем каждый из вас узнает имя своего соперника, — продолжил Паша. — Я хочу, чтобы вы поделились впечатлениями от ваших поединков.

Он повернулся к правой стороне, где сидели Феномен и его бойцы.

— Предлагаю начать с вашей команды. И вот у меня к вам провокационный вопрос, — Паша натянул улыбку. — Мужики, как так, чёрт возьми, вышло, что уже после первого дня вас осталось всего три человека?

Лица у соперников перекосило. Феномен, делано недвижимый, всё же чуть приподнял голову — ему явно не понравилось, что это сказали вслух. Моим ребятам пришлось сдерживать ухмылки. Я знал, что это удар по самолюбию команды соперников, и он попал точно в цель. А в таких играх психология решала не меньше, чем сила.

Первым поднялся Пахан. Он, тоже на этот раз напялив на себя солнцезащитные очки, приспустил их на нос и исподлобья обвёл взглядом нашу команду.

— Паша, дай-ка микрофон, — попросил он.

Не знаю, зачем ему был нужен микрофон, если на футболке висела петличка… но Решалов микрофон дал.

— Я пришёл сюда и сразу сказал, что это моя хата! — выдал он. — И дальше так и будет. Кем бы ни оказался соперник — для меня всё равно это пыль! Я здесь Пахан, и я не зайду в финал… залечу, как и должен!

Договорив, Пахан хотел бросить микрофон себе под ноги и тем самым поставить жирную точку в своём спиче. Но Паша Решалов вовремя перехватил микрофон.

Если Пахан решил, что таким ответом он съедет, то посчитал он неправильно.

— Может, проблема в том, что вы неправильно выбрали команду? — Паша вскинул бровь. — Вот у Саши Файтера бойцы держатся вместе, а у вас… результат видно на стульях.

Пахан усмехнулся, но в глазах мелькнуло раздражение.

— Я за других не отвечаю, — раздражённо бросил он. — Я свой дротик попал, свой бой выиграл.

Паша тут же подхватил, подсекая крючок, который заглотил боец, сам того не понимая.

— То есть ты намекаешь, что недоработал твой капитан?

Я заметил, как Феномен чуть приподнял бровь. На лице его была всё та же каменная маска, а солнцезащитные очки скрывали глаза, но я видел, что ему это крайне неприятно. Пахан вслух поставил под сомнение его лидерство.

Интересно, а чего он ожидал, набирая себе таких людей в команду? Каждый из них тянул одеяло на себя. При первой возможности они подставят друг другу подножку, лишь бы показаться ярче в кадре. Не команда, а сборище самоедов.

Я посмотрел на своих ребят, сидевших рядом со мной. Мы были разными, но держались вместе. И именно это, я чувствовал, будет решающим оружием.

После Пахана поднялся второй из их троицы — Хасбулла, медийно больше известный как Воин аула. Голос у него был резкий, с характерным акцентом, и говорил он так, будто плевался словами.

— А я рад, — протянул он, скрестив руки на груди. — Рад, что мы избавились от слабых. Слабым место за воротами. Нам не нужно тянуть таких людей на своих плечах.

— Ты это про то, что мушкетёров тоже было трое? — спросил с усмешкой Лёша Решалов.

Наша половина засмеялась. Хасбулла растерялся и замолчал, будто не сразу понял, о чём речь. По глазам стало видно, что он не уловил отсылки.

В восьмидесятых трудно было найти человека, который не читал Дюма или хотя бы не знал этих слов — «Один за всех и все за одного». Но сейчас вот наоборот — сложнее найти тех, кто вообще держал в руках книгу.

Феномен сидел рядом, каменный, но я снова уловил, как его губы на секунду дёрнулись. Его люди в очередной раз выставили себя идиотами.

— У меня тут конкурентов нет, по определению, — резюмировал Воин Аула, откинувшись на спинку стула. — Любого шатану…

Феномен впервые «пошевелившись» медленно повернул голову в его сторону.

— Ты на себя много не бери, не вывезешь, — сухо заявил он.

Я не сдержал улыбки, наблюдая за тем, как наклёвывается конфликт в команде соперника.

(обратно)

Глава 6

Феномен и Воин Аула начали сверлить друг друга взглядом, готовые сорваться с цепи. Среагировал Пахан, который тут же вскочил и положил руки на плечо обоим.

— Мужики, харэ! Мы команда! — заявил он.

Честно, я бы насчёт того, что они команда — поспорил. Три напыщенных и самовлюблённых идиота. Феномен, как быстро вспыхнул,так быстро и остыл. Видимо, смекнул, что его команда будет выглядеть не в лучшем свете, если сейчас начнётся конфликт внутри.

— Я так скажу, — он взял слово. — Да, у нас осталось меньше бойцов, чем у соперников. Но вот увидишь, Паша, в полуфинале будем мы. Мы трое.

Паша перевёл взгляд на него и уточнил вопрос, который таки и напрашивался.

— Так, а победит кто? — спросил он.

— А у тебя разве есть варианты? — Феномен опустил очки на переносицу и просверлил близнеца взглядом.

— Понятно. А четвёртый как считаешь, кто будет? — присоединился Лёша.

Феномен даже не замялся.

— Файтер, — сказал он, поворачиваясь ко мне.

— Думаешь, он лучший?

— Среди худших — да. Я же не сказал, что он победит, а сказал, что он будет четвёртым!

Любопытно, вот и трешток пошёл, скажем так, «цивилизованный». Выходит, что может, когда хочет?

— Хорошо, — протянул Паша. — Я услышал твою позицию. Очень даже понятная.

Он сделал паузу и добавил, но уже с лёгкой поддевкой:

— Скажи, ты ведь обещал, что нокаутируешь Лёху-Студента в первом раунде. Конор Макгрегор, например, предсказывал только раунд. А ты пошёл дальше и просил Файтера выбрать, каким образом ты уложишь соперника.

— В чём вопрос? — Феномен скривил губы в подобии улыбки.

— Будешь ли и дальше давать подобные прогнозы?

— Буду, — ответил он коротко.

— Ну тогда, может, дашь прогноз прямо сейчас? — подначил Лёша.

Глаза блеснули за стеклом очков.

— С удовольствием. Но услышите его на ринге, когда соперника узнаю.

После Паша и Лёша повернулись уже к нам.

— Ну а теперь давайте спросим у команды, которая пока идёт в лидерах. Как вы думаете, мужики, почему у вас так слаженно получается? Шама?

— Мы тут реально один за всех и все за одного, — начал Шамиль. — Так что будет правильно, если скажет наш капитан.

Командная работа, чёрт возьми, не прибавить, не убавить.

— Так что, кэп, твой ход, — хмыкнул Шамиль.

Ведущие переглянулись. Я видел в их лицах искреннее удивление — не каждый день услышишь такие слова на шоу, где все вроде бы должны рвать друг друга за место под солнцем. Соперники тоже заёрзали, у них наш коллективизм стоял костью поперёк горла.

Для меня самого такие слова были неожиданностью. Я посмотрел на Шаму, потом на остальных парней и медленно кивнул, благодаря за поддержку.

Лёша Решалов, всё держа микрофон у рта, с хитрой улыбкой продолжил, прежде чем я заговорил:

— Только можно сразу вопрос? Как вы относитесь к тому, что уже в следующем круге вам, возможно, придётся драться друг против друга?

Вопрос, конечно, был провокационным. Ну и близнецы здесь не для того, чтобы гладить участников шоу по головке.

— Мы все пришли сюда, чтобы выиграть, — ответил я. — И как бы ни повернулась жеребьёвка, каждый из нас должен выходить и доказывать, что он лучший. Конкретно здесь и сейчас, потому что это не футбол и не волейбол. Голые кулаки — не командный вид спорта.

Я сделал паузу, обвёл взглядом своих ребят.

— Но вне ринга мы команда. Сейчас нас пятеро, и мы, как кулак, — пояснил я свою позицию.

— Достойный ответ.

Феномен, сидевший через стол, хмыкнул. Очки скрывали его глаза, но я почувствовал, что его задело. И тут… Остапа понесло. Правда, не Остапа, а Пахана, но понесло.

— Болтаешь! — вскочил он со стула и затряс пальцем. — Но ничего. Я люблю переубеждать таких, как ты. Навязывать своё мнение.

— Это ты мне говоришь? — я повернулся к нему.

— Каждому! — выкрикнул он, распыляясь. — Вы для меня все — масса, творожок, который я съем!

Мои парни прыснули смехом, не удержавшись. Я видел, как лицо Пахана налилось кровью. Он замолчал, губы поджались, глаза метнулись к Феномену, будто ища у него поддержки. Но тот остался каменным, даже не пошевелился.

— Ты слюнявчик сначала одень, — ответил я, демонстративно откидываясь на спинку стула.

Пахан ещё погрозил пальцем и сел. Видимо, думал, что наезд сработает и начнётся драка. Не угадал…

— Так, мужики, предлагаю перейти к следующей части нашей конференции! — взял слово Лёша Решалов. — У нас для вас сюрприз и громкое объявление! Готовы услышать?

Все закивали, и Лёша продолжил:

— На этот раз у нас не будет никакой жеребьёвки! — объявил он.

— Мы хотим знать, кто и с кем хочет драться, — включился Паша. — В том смысле, что каждый из вас должен выбрать себе соперника.

Решаловы подвесили паузу, чтобы дать нам переварить такое необычное вступление.

— И если выбор совпадёт — вы получите отличный шанс выйти именно против того, кого хотите видеть напротив!

Я поднял глаза и тотчас встретился взглядом с Феноменом. Он тоже сразу посмотрел на меня, как будто ждал этого. Естественно, он хотел бы выбрать меня. И я тоже хотел видеть Феномена в противоположном углу. Мы оба знали это, и в этот момент никто не пытался даже скрыть желания.

Но Паша, заметив, как мы буквально сцепились глазами, сразу вмешался:

— И да, важное уточнение, — сказал близнец, поднимая палец. — Капитаны с друг другом драться не будут.

Ладно… так просто нам сойтись не дадут. Но это лишь откладывало неизбежное. Феномен не отвёл взгляд. И я тоже. Мы оба знали, что впереди всё равно будет день, когда ринг нас сведёт.

— Не можем же мы оставить наших бойцов без капитанов! — пояснил позицию лиги Паша. — Так что, Феномен, давай начнём с тебя. Говори, кого ты хочешь видеть в качестве соперника уже сегодня⁈

Феномен медленно поднялся со своего места, не торопясь снимать очки.

— Я буду драться с любым. С любым, кто не побоится. Есть такие?

И тут встал Шама. Спокойно, уверенно, с таким видом, как будто собирался идти в магазин за хлебом.

— Я тебе так скажу, — заговорил он. — Никто тебя не боится.

— Ты за себя говори, — возразил Феномен.

— А я и скажу за себя, — ответил Шама.

Показалось? Или в голосе его прозвучала та самая энергия, что я очень хорошо знал.

— Виу, это Махачкала! — выдал Шамиль свою фирменную фразу. — Я готов драться с тобой. Погнали!

— Погнали, — отозвался Феномен.

Они сошлись в центре между рядами стульев. Лбами уткнулись друг в друга, не мигая, готовые начинать бой прямо здесь и сейчас. Я видел, как напряглись вены на шее у Шамы. Феномен упирался так же крепко, он скорее готов был сквозь землю провалиться, но не уступить.

Я смотрел на Шаму и думал, что в нём сейчас больше смелости, чем во многих, кого я видел в девяностых на улице. Такой огонь в сердце, как был у этого простого пацана, не купишь, такому даже не научишься. С ним либо рождаются, либо нет. Бросить вызов такому бойцу, как Феномен — дорогого стоило.

— Вот это бой намечается, вот это я понимаю! — «давал шума» Паша. — Пожалуй, это будет украшением нашего реалити!

Феномен и Шама продолжали упираться лбами.

— Ты труп, — послышался шёпот Феномена, который наверняка уловили микрофоны.

— Посмотрим, кого с ринга вынесут вперёд ногами, — ответил Шамиль, не собираясь спасовать.

Почему Шамиль согласился выйти против Феномена — я понимал. Зная Шаму, он хотел загладить свою вину перед командой, когда промазал на состязании с дротиками. Такой у него характер — за всё хотел реваншироваться. Во многом за это я его и уважал.

— Ну что, первая пара у нас определена! Бойцы, займите свои места, пожалуйста.

Пока Паша Решалов говорил, Лёша развёл Феномена и Шамиля, которые никак не хотели расходиться.

В конце концов, пусть и не хотя, но оба сели на свои стулья.

— Пахан? — позвал Паша следующего бойца.

Пахан вскочил, приглаживая бороду.

— Кого ты бы хотел видеть в качестве своего следующего соперника?

Боец надулся, выпятил грудь колесом и ткнул пальцем в меня.

— Этого, заверните, положите, — процедил он. — Я его до костей обглодаю в ринге!

Глаза его сверкали, как у собаки, что ждёт драки.

— А не подавишься? — спокойно отреагировал я на вызов.

Я поднялся тоже. Между нами мигом натянулась невидимая струна. Мы встретились взглядами.

— Кажется, у нас намечается вторая пара сегодняшнего вечера, — Паша Решалов довольно потёр ладони. — Мне это чертовски нравится!

— Бойцы, если каждый согласен, то давайте проведём стердаун! — предложил Лёша.

Я демонстративно убрал руки за спину. Пусть видит, что я не собираюсь ни махать кулаками, ни дёргаться. А главное — уверен, что справлюсь, если он начнёт это делать.

Пахан резко шагнул ко мне, сближаясь. Он ткнул мне двумя пальцами в сонную артерию.

— Слышь ты…

— Руки убери, — перебил я. — Сейчас.

— А то чё? — зашипел Пахан.

— Сломаю — и боя не будет, не борщи.

— Да я тебя…

— Я сказал, — отрезал я.

Пахан всё-таки убрал пальцы, видимо, хотел драться за деньги в ринге, а не бесплатно. Хорошо. Скажу даже больше — обнадёживает: я думал, у него с концами отбиты мозги, а нет. Какие-то крохи серого вещества у него всё-таки остались.

— Ты упускаешь один очень важный момент, — сухо проговорил я.

— Какой? — просипел Пахан.

— У каждого Пахана есть отец, — я подмигнул ему.

Пахан налился краской, губы скривились, но ответить он не успел.

— Всё, мужики, закончили! — рявкнул Паша и шагнул между нами, упираясь руками нам в грудь. — Лица друг другу будете ломать в бою, идёт?

Я отступил на шаг всё так же спокойно, руки за спиной. Пахан тоже отступил, тряся в воздухе пальцем.

— Я тебя в ринге прикончу, ты у меня добазаришься… — причитал он.

Он мог сколько угодно причитать, но было очевидно, что победа в битве взглядов осталась за мной. Пусть злится — злость плохой союзник для бойца. В ринг надо выходить с яростью в кулаках, а голова должна оставаться чистой.

Дальше вызвали Хасбуллу, того самого Воина аула. Он сразу ткнул пальцем в нашего Серёгу Молотка. Сергей вызов принял, и оба вышли в центр, где провели битву взглядов. Хасбулла старался подавить его, нависал, но Серёга стоял ровно, не дрогнув. Я видел, что этого пацана не так просто сломать. Действительно — что молоток.

— Так, у нас кончились соперники из разных команд, — объявил Лёша, переводя взгляд на оставшихся в моей команде парней.

Оставшихся без соперника.

Увы, но математика — штука упрямая: двоих из моей команды свели друг с другом.

— Мужики, — продолжил Лёша. — Вам придётся выйти на ринг друг против друга.

Пацаны из моей команды переглянулись. Естественно, такой расклад не нравился ни первому, ни второму.

— Парни, ничего страшного, — шепнул я. — Это никак не повлияет на нас, на наши отношения внутри команды. Сегодня вы соперники, но завтра мы снова команда. Всё в порядке.

Парни кивнули, вышли, провели битву взглядов и… первыми сегодня пожали друг другу руки. Просто по-мужски.

Итог был ясен — состав пар четвертьфиналистов был определён. Теперь каждый знал, с кем он выйдет на бой.

— Ну что, теперь всем известны пары бойцов. У нас впереди четвертьфиналы. Все бои пройдут сегодня, в течение одного дня! — объявил Паша и повернулся к брату. — Лёх, я считаю, поединки наметились убойные, лучше не придумаешь!

Второй близнец утвердительно закивал, показывая большой палец.

— Так что давайте не будем тянуть резину. Пора перейти от разговоров к делу. Следуем к рингу!

Мы поднялись со своих мест и потянулись к выходу. По пути взгляды с соперниками то и дело пересекались, будто мы уже дрались глазами. Пахан кривился в ухмылке, продолжая размахивать пальцем. Я не стал отвечать словами. Подмигнул ему — легко, чуть с усмешкой. Это сработало лучше любого ответа: я видел, как его лицо дёрнулось, и он сжал челюсть.

Пусть выходит из себя сколько влезет. Боец он опытный, но даже такой опытный боец может перегореть ещё до начала боя. Я же тратить свою ментальную энергию не намерен.

Феномен, к моему удивлению, не смотрел на Шаму — видно, уже настраивался на бой. Хасбулла что-то бормотал себе под нос, то и дело постукивая кулаком по ладони — тоже настраивался.

А вот оба моих сокомандника выглядели так себе — подавленные и растерянные. В голове у них было явно не про бой, а про то, что придётся драться с друг другом. Это на Западе нет такого понимания, как свой-чужой, и каждый может драться с каждым вообще без вопросов. У нас в стране к боям друг с другом всегда было особое отношение. И мне лично было понятно, почему пацаны не хотят драться против друг друга.

— Сколько до первого выхода? — поинтересовался я у Антона.

Менеджер взглянул на часы.

— Девять минут.

Решено. Я остановился и захлопал в ладони, решив провести перед началом боёв собрание нашей команды.

— Парни, идите сюда.

Мы встали в круг, руки легли друг другу на плечи. Я посмотрел каждому в глаза по очереди.

— Пацаны, кто бы ни победил, я хочу, чтобы победил человек из нашей команды. Неважно кто, но каждый из нас — это часть нашей команды. Это раз.

Я сделал паузу, давая им понять и осознать, о чём я говорю.

— А во-вторых, я хочу, чтобы мы все вместе, когда это закончится, встретились и хорошенечко отметили. Чтобы было не только про бои и спорт, а про то, что мы прошли это вместе.

Они переглянулись.

— Соревноваться с друг другом — это так себе, я это понимаю и тоже не приветствую. Но! — я внимательно посмотрел на пацанов, которым предстояло разделить ринг с друг другом. — Отнеситесь к этому, как к шансу помочь друг другу показать в ринге себя. Вы приехали сюда зарабатывать. Так покажите такой бой, чтобы в следующий раз вам предложили уже совсем другие цифры в контракте!

Я резко вышел из круга и захлопал, подбадривая парней.

— Погнали! — выдохнул Шама.

Показалось или нет, но лица парней посветлели, переставая быть угрюмыми. В глазах заискрились огоньки мотивации. Хотелось донести до них, что, независимо от обстоятельств, у них есть отличный шанс проявить себя перед многомиллионной аудиторией, и не воспользоваться этим шансом будет глупо. И, как мне показалось, я донёс до них эту прописную истину.

Дай бог, как говорится.

— Мужики, выход! — крикнул ассистент.

Двое сокомандников, кому предстояло выйти первыми, переглянулись.

— Парни, удачи. И помните — до гонга вы товарищи. Когда гонг прозвучит — вы воины и соперники, — напутствовал я.

Они кивнули. Руки сцепились в крепком рукопожатии, потом они обнялись по-братски. В их взглядах не было злости — только уважение и теперь ещё и понимание, что таковы правила игры.

— Давай покажем красоту? — спросил один.

— Давай, — ответил второй.

В этот момент с ринга донёсся голос Паши Решалова:

— На ринг приглашается…

Голос ознаменовал начало представления первого боя вечера.

Парни отправились вслед за ассистентом в сторону ринга, готовиться к выходу. Что тут скажешь? Выйти против «чужого» — просто. Ты заряжаешься злостью, делаешь его врагом и идёшь бить. А когда напротив тебя стоит твой товарищ… тогда всё сложнее. Испытать настоящую злость не получается. А без злости в бою трудно показать максимум. Это дано единицам.

Но хотелось верить, что парни сумеют показать себя в полной красе. Как бы то ни было, даже если они оба покажут всё, на что способны, дальше пройдёт только один.

Ну а дальше… если, конечно, мы планируем побеждать, а не проигрывать, в полуфинале снова придётся драться друг с другом. И кого-то с ринга вышибать — ничьи правилами организации не предусмотрены.

Потом снова. Но уже в финале. В конце концов, один всё равно останется, остальные уйдут. Правила на шоу были простые, жёсткие и беспощадные. Ну что делать… такие правила. И если мы подписались участвовать в реалити, эти правила нам следует соблюдать.

(обратно)

Глава 7

Парни вышли в центр ринга и пожали друг другу руки. Для них это была не просто формальность. Так пацаны проявляли знак уважения, что бы дальше ни случилось.

Гонг прозвучал гулко, и начался первый раунд. С самого начала пацаны влетели друг в друга так, будто до боя ненавидели друг друга всем сердцем. Удары шли плотно, точно, каждый пытался перехватить инициативу. Но при этом я чувствовал, что злости нет, есть только честная борьба и спортивный интерес.

В один момент один из них зацепил другого по затылку. Камера могла этого даже не заметить, но я увидел. Как и увидел, как виновник сразу поднял руку — мол, «извини». Второй кивнул, они коснулись кулаками и снова сцепились.

Три раунда работали без передышки. Бескомпромиссная рубка — именно так и можно было назвать этот бой. Никто не давал слабину, и всё равно между ними оставалась тонкая, едва уловимая нить уважения.

Я смотрел и вспоминал девяностые. Артуро Гатти и Микки Уорд. Два друга, которые за пределами ринга вместе пили пиво, смеялись и были близки, как братья. Но в бою оба боксёра рубились так, что арены вставали на уши. Вот и сейчас я видел то же самое — настоящих бойцов, сделанных из правильного теста.

Гонг закончил последний обмен. Оба пацана тяжело дышали, но в глазах у них горел огонь. Они снова пожали руки и обнялись — и это, чёрт возьми, выглядело сильно! Да какой там выглядело — это и было сильно по факту и сути!

В центр шагнул Паша Решалов, поднял микрофон и заорал, что есть мочи:

— Вот это бой! Дайте шума нашим парням, которые показали настоящую рубку!

Аплодировали все. Организаторы, которые обычно держались холодными и сосредоточенными, попросту взорвались овациями! Камеры заметались, ловя довольные лица.

— Этот бой достоин того, чтобы войти во все шорты и хайлайты, — Лёша подхватил брата. — Именно ради таких поединков мы делаем это шоу!

Раздалась вторая порция аплодисментов. Я гордился за парней, что они смогли перебороть волнение и показали себя во всей красе. Тут любые похвалы были бы недостаточными. Но пацаны действительно закатили рубку. И это был не дворовой размен, а выверенная работа профессионалов. Любо-дорого смотреть.

Решалов сделал паузу, и я почувствовал, как все замерли в ожидании.

— А самое главное, — продолжил Лёша, улыбаясь. — От лица руководства лиги каждому бойцу назначается бонус. По триста тысяч рублей! Вы — настоящие мужчины и пример для тех, кто будет заходить в ринг! Благодаря вам наша индустрия развивается!

Парни в ринге тяжело дышали, пот катился по лицам, но глаза у них сияли так, что не нужны были никакие слова.

Однако настало время объявить победителя. Парни подошли к рефери, и Решалов начал объявлять результат.

— По результатам трёх раундов этой напряжённой схватки у судей возникли расхождения. Раздельным решением судей… — возникла напряжённая пауза. — Победу одерживает и становится первым полуфиналистом шоу V-fight… Анатолий Матадор!

Толя победно вскинул руки. Обнял сегодняшнего соперника и завтрашнего товарища. Победу он заслужил, да. Я тоже, как судья, не сразу определил победителя, но поскольку ничьи в четвертьфинале быть не могло, то мой неофициальный счёт тоже ушёл в сторону Толика. Сегодня на ринге он был лучше.

Второй пацан, Гена Печень, так и не смог оправдать своё прозвище и за весь бой ни разу не попал точно по печени. Но ничего, учитывая, какой бой они показали, учитывая, что они взяли бонус — всё у этого пацана впереди. И победы, и куда более интересные контракты.

Я поднялся в ринг, чтобы тоже поздравить парней.

— Красавцы, пацаны.

Обнял обоих за плечи и поднял их руки вверх, как настоящих победителей. Сегодня на ринге был тот уникальный случай, когда проигравших попросту не было.

Толя и Гена переглянулись и улыбнулись друг другу. Потом, ещё задыхаясь, не успев восстановить дыхание, обнялись.

— После шоу встретиться надо, — сказал Толя.

— Обязательно, — ответил Гена.

— Тут нет проигравших. Пацаны, ещё раз от всей души — поздравляю!

Я спускался с ринга с таким ощущением, будто сам провёл бой. Надо, конечно, поосторожнее с эмоциями. А то, переживая за парней, сам сгорю ещё до выхода на ринг. Но следующий бой, который был на очереди, попросту не оставлял шансов успокоиться.

Следующим боем была схватка Шамиля против Феномена.

Я смотрел на Шаму. Всё это время он держался чуть в стороне, будто нарочно экономил энергию. Внешне он был спокойным, даже уверенным. Но я видел, как у него ходили скулы, как он время от времени сжимал кулаки и отпускал, словно пытался сбросить внутренний жар. Он прекрасно понимал, кто у него соперник, и что на ринге будет ой как непросто.

Феномен не был простым бойцом хотя бы просто потому, что международник по тайскому боксу — это уже уровень, до которого многим хорошим бойцам, как до Парижа в одной известной позе. Но сила Феномена была не только в физике, но и в умении давить психологически. Он всегда выглядел так, будто всё уже решено, будто его победа в принципе неизбежна.

И Шама это знал.

Он разминался тщательно — растягивался, прыгал на месте, пробивал короткие серии в воздухе.

Когда первый поединок завершился, а до второго было около получаса (рефери нужен был перерыв, ринг следовало оттереть от крови и воды), я подошёл к Шаме, чтобы его поддержать.

— Всё нормально, брат, — подбодрил его я.

Он кивнул, не глядя на меня, будто боялся, что если сейчас встретит мой взгляд, то растеряет настрой.

Я понимал его. За его спокойной маской скрывался тот самый огонь, который я видел на турнире в Москве. Теперь для Шамы этот бой мог стать или трамплином, или приговором.

Выиграй такого медийного и сильного бойца — и тебе открыта дорога в главные бои любых турниров по кулачным боям. А проиграй… и дорогу придётся начинать заново.

Шама закончил разминку, сел на скамью и начал тереть ладонями колени. Взгляд был сосредоточенный, но я видел, что внутри его точит сомнение.

Я присел рядом, положил ладонь ему на плечо.

— Шама, слушай меня внимательно. Я понимаю, кто напротив тебя. Он опытный, у него есть нокаутирующая мощь. Но запомни, брат, в ринге дерутся не регалии. В ринге — обычные люди. Это голые кулаки, брат. У каждого есть шанс.

Шама повернулся ко мне.

— Думаешь, есть шанс? — спросил он.

— Шанс есть всегда, — заверил я. — Даже если тебе никто его не даёт. Ты сам показывал мне то видео, где мастер спорта международного класса упал от обычного колхозника. Помнишь?

Он кивнул.

— Так вот, — продолжил я. — Почему бы тебе не сделать то же самое? Выйти и показать, что ты можешь?

Шама молчал, а я продолжил подкидывать дрова в топку его мотивации.

— Вспомни Али, когда он выходил против Джорджа Формана, брат? Вспомни, как Величайший вытирал спиной канаты, а потом — бам! Один точный удар и Форман на полу! А знаешь почему? Потому что, пропуская тяжёлые удары, он продолжал в себя верить!

Шама глубоко вдохнул, будто впитывая слова, но потом медленно покачал головой.

— Ну Али — это Али. А я не Али.

Я усмехнулся и сжал его плечо.

— Али тоже когда-то был «просто Али». Пока не вышел и не сделал невозможное.

В глазах Шамы вдруг мелькнула искра. Я понял, что слова попали в цель. Наклонился ближе, чтобы он слышал только меня.

— Шама, вспомни Бастера Дугласа. Когда он нокаутировал Майка Тайсона. Все тогда считали его мясом для статистики, проходным мешком. Ставки против него принимали один к сорока. Никто не верил. А он вышел, поверил в себя сам и победил! Надрал зад самому опасному сукиному сыну на земле!

Я ткнул пальцем в его грудь.

— Вот и ты так. Если ты сам в себя не поверишь — никто этого за тебя не сделает. Никто, понял?

Шама сжал кулаки, в его глазах уже не было той же тени сомнения, что минуту назад.

— Я не знаю, что смогу ему противопоставить, — в сердцах признался он. — Мы бойцы разного класса.

Я знал, что Шама задаст этот вопрос. И как тренеру, под началом которого множество пацанов выигрывали свои бои за счёт правильно подобранной тактики, мне было что сказать.

— Ты же дагестанец, брат. У тебя борьба на уровне. Не дай ему дышать. Забери клинч, вцепись в него как пиявка, измотай. Пусть он почувствует, что это не танцы в стойке, а грязный бой.

Шама нахмурился, впитывая слова.

— Он ударник. У него все преимущества только если бой пойдёт по его правилам. Если ты будешь стоять перед ним или попытаешься боксировать — он разобьёт тебя на дистанции. Просто разберёт! Но если ты навяжешь ему свои правила, если заставишь его играть в твою игру — то шанс у тебя есть. Настоящий.

Я видел, как в глазах Шамы что-то щёлкнуло. Сомнение ушло, на его место пришла уверенность. Он начал верить в себя. А когда боец верит — это половина победы.

Я не заметил, как за эмоциональной накачкой прошло оставшееся до боя время.

— Выход, Шамиль! Готовься! — сказал ассистент.

Шама поднялся со скамьи. Лицо у него было напряжённым, но уже другим — не испуганным, а скорее заряженным. Он протянул мне руку, мы стукнули кулаками. Его рука дрожала от нетерпения.

— Спасибо, брат, — шепнул он. — За то, что помог голову на место поставить.

— Иди и делай своё, — ответил я. — Всё у тебя для победы есть.

Шама глубоко вдохнул, хлопнул себя ладонями по щекам, приводя себя в боевую готовность.

— Ну, погнали! — выдохнул он.

Я отвесил ему лёгкий подзатыльник, провожая в сторону ринга. Если на первом бою Гены и Толи я не стал секундировать никого из пацанов, то здесь собрался стоять в углу.

— На ринг приглашается… — послышался голос одного из Решаловых. — Ш-ш-шамиль!

Шама шёл уверенно, заряженный на победу. Я, прихватив полотенце и воду, пошёл следом.

— Не остывай, — подсказал я Шаме, видя, что тот перестал разминаться.

— А теперь поприветствуйте одного из фаворитов нашего шоу! — Паша начал представление соперника.

Феномен вышел из-за кулис медленно, с тем самым выражением лица, будто он уже всё решил. Можно было по-разному относиться к такой подаче, но она работала и в какой-то мере ставила в ступор.

Улыбка расползлась по губам Феномена. Он напоминал зверя, которому осталось только добраться до добычи. Взгляд сразу же нашёл Шаму. Смотрел он так, как кошка смотрит на птицу в клетке.

Но Шама не отвёл глаз. Я видел, что он не уступит в психологии. И это было правильно.

Феномен забрался на ринг, одним движением перемахнув через канаты. И… сделал то, что от него ждали. Он поднял руку и показал два пальца, давая понять, что завершение боя придётся на второй раунд.

Я наклонился к Шаме.

— Не ведись. Слышишь? — зашептал я. — Он пытается забраться тебе в голову. Ты начнёшь думать про его второй раунд, начнёшь делать всё, чтобы это не случилось… И именно так ошибёшься.

Шама кивнул, но я видел, как он напрягся, уже прокручивая «прогноз» Феномена в мыслях.

— Это распространённый приём, — продолжил я. — Так делал Конор, когда выходил против Жозе Альдо. Он столько раз повторял, что уложит его в первом раунде, что Альдо сам открылся, полетел вперёд. И что думаешь? Всё закончилось за тринадцать секунд… Шама!

Я вырвал Шамиля из оцепенения.

— Пусть играет в игры. У тебя свой план. Иди и выполняй его.

Шама кивнул ещё раз, и я почувствовал, что мои слова дошли по адресу. В его глазах снова загорелся тот самый огонь, который я жаждал увидеть.

— Бойцы в центр! — скомандовал рефери.

Шама и Феномен встали по разные стороны от судьи, слева и справа.

Феномен, как всегда, был в очках, которые не спешил снимать. Ноги расставил широко, уверенно, будто ринг принадлежал только ему. Он возвышался над Шамой примерно на полголовы, но тот и не думал пасовать. Стоял ровно, плечи расправлены, смотрит в глаза сопернику.

Рефери начал читать стандартные правила:

— Боксируем честно, удары ниже пояса запрещены, слушаем мои команды…

Но я видел, что Шама его почти не слышал. Он пытался поймать глаза Феномена. А глаза были скрыты за тёмным стеклом.

И вдруг Шама одним резким движением сорвал с Феномена очки и бросил их на канаты.

— Смотри мне в глаза! — крикнул он.

Я видел, что Феномен такого явно не ожидал. На секунду он застыл, но потом губы растянулись в ехидной улыбке. Он отступил на полшага, снова поднял два пальца.

— Боец, ещё раз выкинешь нечто подобное — и сниму балл, — строго предупредил рефери. — По углам! Угловые покиньте ринг!

Шама и Феномен разошлись каждый в свой угол.

Гонг ударил, и Шама бросился вперёд, будто его держали на цепи и только что отпустили. Он пошёл отчаянно, смело, не щадя себя. Первые обмены выглядели достойно. Шама рубился честно, смело, кулаки свистели, попадания тоже были.

Но я видел другое. Шама не прислушался к моим словам. Вместо того чтобы вязать соперника, забирать клинч и ломать его на ближней дистанции, Шама пытался перерубить Феномена в стойке. А в стойке его шансы были равны одному — случайно попасть.

Феномен двигался по-другому. Хладнокровно. Он видел каждый удар, читал их заранее, как открытую книгу. Его стопы смещались на полшага, и Шама раз за разом промахивался.

Самое неприятное было то, что Феномен специально давал Шаме вымахаться. Он не спешил контратаковать, не включал мощь, а позволял ему бить, заставляя выглядеть сильным и поверить в себя.

Я понимал, что потом, когда Шама выдохнется, Феномен включится и выставит его идиотом.

Я сжал кулаки у края ринга, наблюдая за тем, как Шама наращивает темп.

— Не ведись, Шама… не ведись… — заорал я.

Но он уже влетал в очередную атаку, не замечая, что ситуация начинает ускользать у него из-под контроля…

— Работай! Вяжи его! Не лезь так!

Увы, Шамиль меня не слышал. Я видел в его глазах ярость, ту самую, что буквально сжигала изнутри. Ему было важно не только ударить Феномена — он хотел доказать самому себе, что не боится и способен биться на равных с соперником такого калибра.

Я слишком хорошо знал это чувство. Бывало, сам летел в такие атаки с открытым забралом и платил за это дорого. Против простых соперников это срабатывало. Но против таких, как Феномен, — никогда.

Секунд за двадцать до конца боя произошло то, что я боялся.

Феномен резко изменился. Исчезла ленивость, исчезла игра. Он включил холодную мощь. Начал выбрасывать удары — разовые, но такие тяжёлые, что каждый мог запросто снести голову с плеч.

Шама пытался защищаться, но защита трещала по швам.

И самое мерзкое — Феномен делал это с демонстративной лёгкостью. Несколько раз он намеренно опустил руки, открыл корпус, будто показывая: «Ты мне не представляешь никакой угрозы. Я могу позволить себе играть с тобой».

Я понимал, что он делает шоу, но для меня это была самая настоящая пытка. Я видел, как Шама угодил в ловушку более опытного соперника.

Гонг завершил первый раунд, и Шама вернулся в угол, весь на взводе. Лицо красное, дыхание рваное, кулаки сжаты до побелевших костяшек. Он даже не сел, продолжил ходить взад-вперёд, как зверь в клетке.

— Сядь, — велел я, схватил его за плечи и усадил на табурет. — Дыши, не зажимайся! У тебя ещё два раунда впереди, а ты уже лёгкие выплёвываешь!

Шама попытался вырваться, но я плеснул ему в лицо водой, и он замер на секунду, моргая и приходя в себя.

— Ты чё творишь⁈ — рявкнул я. — Он же тебя разобьёт!

Шама выдохнул, посмотрел на меня снизу вверх.

— Ничего. Тогда я упаду как настоящий мужчина. Но буду стоять до конца.

Я наклонился ближе, почти нос к носу, чувствуя, как из него так и прёт адреналин.

— Шамиль, никто не сомневается в твоём мужском. Никто. Но если ты так и пойдёшь — ты сам подаришь ему второй раунд, как он и обещал. Ты сюда ехал, чтобы падать во втором? Чтобы исполнить его прогноз? А ты сейчас именно это и делаешь!

Он сжал губы, молчал, но глаза горели упрямством.

— Возьми себя в руки. Начинай делать то, что мы обговаривали. Мне не нужен герой, который рухнет красиво. Мне нужен боец, который сломает Феномена. Ты понял меня? — процедил я.

Шама упрямился, но слушал.

— Десять секунд до конца перерыва, — подсказал рефери.

Я кивнул, не оборачиваясь.

— Смотри, — продолжил я. — Заходи в клинч с ударом. Бросаешь джеб, а потом бросайся вперёд, как будто делаешь проход в ноги. Сразу вяжи его. Ломай его там, понял?

— Понял…

— Тогда возьми себя в руки и надери ему зад!

— Время! — послышался голос рефери.

Я вылез за пределы ринга. Шамиль встал с табурета и размял шею, готовясь ко второму раунду.

Гонг оповестил о продолжении боя.

— Файт! — рявкнул рефери.

Шама бросился навстречу Феномену. Тот ждал очередной яростной атаки, а вместо этого получил хитрый вход. Шама обозначил удар, шагнул глубже и мгновенно сомкнул руки, забрав клинч.

— Ломай, брат! — крикнул я, ударяя ладонью по канвасу ринга.

И Шама начал работать. Как бультерьер, вцепился, оттеснил Феномена к канатам, прижал грудью в угол, не давая тому сделать и шагу назад. Полетели короткие удары — в корпус, в голову. Удары были не чистые, не выверенные, но зато они были вязкие и неприятные для соперника, выматывающие.

Феномен попробовал освободиться, качнул корпусом, но Шама не отпускал.

Я видел, как у Феномена на лице впервые мелькнуло раздражение. Он попытался апеллировать к рефери, развёл руки, показывая, что он не хочет клинч и это соперник его держит. Но зря — Шама тотчас отработал плотно комбинацию корпус-голова.

Я понимал, что у Феномена есть функционалка, но не бесконечная. Ему не нравилось, когда бой идёт не по его правилам.

Тактика начинала срабатывать. И у меня впервые за весь бой мелькнула надежда. Я осознавал, что как только Феномен начнёт выдыхаться, как только поймёт, что не может навязать свою игру, тогда бой пойдёт в другое русло.

Шама вцепился в Феномена и короткими ударами атаковал его корпус, выматывал. Я увидел щель в защите Феномена. Секунда… Феномен потерял равновесие.

— Сейчас! — крикнул я, едва не запрыгивая в ринг. — Бей, Шама, мочи!

Шама атаковал, но удар получился смазанный, он не дожал. У Шамиля тоже начала проседать функционалка, слишком много сил он отдал в первом раунде… Вместо решающего рывка он упустил момент. Момент ушёл, как вода сквозь пальцы.

Феномен перехватил инициативу. В клинче он ударил резко, локтем, коротко и точно. Это был запрещённый удар, но этот сукин сын слишком хорошо знал своё дело и подобрал момент, когда рефери ничего не видел.

Хруст был слышен даже с моего угла.

Шама отшатнулся, инстинктивно коснувшись лица. Нос у него уже не был носом. Он превратился в месиво — кровь, кость, хрящи.

— Нарушение! — выпалил я.

Рефери тут же шагнул вперёд, развёл бойцов руками и показал паузу. Подозвал врача.

Шама стоял, тяжело дыша. Кровь струйкой бежала по губам, он упрямо стирал её рукой, но взгляд у него оставался твёрдым.

Я просунулся через канаты, опираясь на канвас.

— Шама, слушай. У тебя сломан нос. Главное — не вздумай высмаркиваться. Понял?

Он сплюнул кровь, глянул на меня снизу вверх.

— Не выбрасывай полотенце.

— Я разберусь.

Врач наконец подошёл и начал щупать ему лицо. По идее, он обязан был останавливать бой. Но, видимо, или шоу требовало зрелища, или сам Шама так уверенно стоял, что медик замялся.

— Готов продолжать? — спросил врач.

Шама кивнул безо всяких колебаний. Мне показалось, что если бы ему сейчас оторвало ногу, то его решение бы не изменилось.

— Продолжаем, — бросил врач.

Рефери кивнул, дождался, когда врач покинет ринг, проконтролировал, что оба бойца стоят по углам. Показал «время» хронометристу и указал в центр ринга.

— Файт!

Феномен изменился. Теперь его движения стали расчётливыми и точными. Он решил показать, кто хозяин ринга.

Шама пытался держать стойку, но сил уходило всё больше. Его дыхание было рваным из-за травмы носа, руки тяжелели и то и дело опускались. Он отступал, шаг за шагом, и в конце концов оказался в углу.

Феномен бил методично. Не спеша, не суетясь, как будто проверял прочность Шамы, ища слабое место. Удары шли в корпус, в голову, снова в корпус. Шама держался, но отвечать уже не мог.

Я сжал полотенце в руке. Внутри всё кричало: «Бросай!» Да, будет плохо, если Феномен второй раз подряд выиграет отказом угла, но иногда задача секунданта — спасти бойца от самого себя. От его чрезмерной храбрости.

— Держись, брат! — крикнул я, но сам уже готовился метнуть полотенце.

И тут Феномен пробил по корпусу так, что звук удара был похож на глухой хлопок. Шама согнулся и присел на одно колено.

Рефери начал отсчёт:

— Раз! Два! Три!..

Я поднял руку, готовый метнуть полотенце. Шама был в тяжёлом состоянии — нос в крови и месиве, дыхание сбилось, руки опущены. Видно было, что он не сдался и хотел продолжать, но именно это и пугало. Такая храбрость могла сломать его окончательно.

Я знал, что нос потом могут и не собрать. Но куда важнее было то, что мой товарищ мог сломаться психологически.

Внутри я принял решение. Если он попытается подняться, а рефери позволит ему продолжить — я сам кину полотенце. Пусть лучше кричат о «сдаче угла», чем я увижу, как парень калечит себя ради зрелища.

Рефери считал:

— Пять!.. Шесть!.. Семь!..

Шама зашевелился, поставил ладонь на настил, потом вторую. Я видел, как он дрожал всем телом, но всё равно упёрся ногой и начал подниматься. Качнувшись, ударил кулаком по настилу ринга.

— Виу, это Махачкала! — выкрикнул он и на счёт «восемь» встал на ноги.

Но тут же рефери вскинул руки и замахал, останавливая схватку.

— Всё! Стоп бой!

Он принял решение остановить поединок, спасая Шаму от того, что неминуемо привело бы к жёсткому нокауту.

Я выдохнул, сжал полотенце в руке и понял, что секунды назад был готов сделать то же самое. Иногда настоящая победа — это суметь встать… И Шама её одержал.

Но Шама взорвался.

— Нет! Дай продолжать! — закричал он, пытаясь вырваться из рук судьи.

Его лицо было в крови, нос превратился в кашу, но глаза горели упрямством. Он бил себя в грудь, показывал, что готов снова идти в драку.

Я прекрасно понимал его. Он не хотел сдаваться. Не хотел, чтобы кто-то подумал, будто он слабак. Но я понимал и другое — это могло его погубить. Для зрителей это было шоу, для нас — жизнь и здоровье.

Феномен же повёл себя, как всегда, по-своему. Он не подошёл к Шаме, не протянул руку, не сказал ни слова уважения. Не-а. Он встал в центре ринга, поднял руки, как будто только что выиграл чемпионат мира. Потом показал в камеру какой-то жест — два пальца, напоминающие его «прогноз».

Я смотрел на него и сжимал кулаки. Уважения к сопернику у него не было ни капли. Для него это был не человек, а кусок мяса.

Я выскочил на ринг. Шама стоял, качаясь, кровь струилась по подбородку, руки были всё ещё сжаты в кулаки, будто он ждал атаки. Я подхватил его, чтобы он не рухнул, и усадил на табурет.

— Я пытался, — прохрипел он, глядя на меня сквозь кровавую маску.

— Всё в порядке, брат. Ты сделал всё, что мог. И больше того, — заверил я.

К Шамилю тут же подбежал врач.

— По-хорошему, надо ехать в больницу, — он медленно покачал головой. — Нос придётся поправлять.

Перед тем как его увели, Шама снова посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он. — Я рассчитываю, что ты надерёшь зад этому уроду.

Я сжал его ладонь.

— Обязательно, брат.

(обратно)

Глава 8

Наконец настала моя очередь. Следующий бой был мой выход против Пахана.

Я разминался, делая махи, вращал шею, а потом перешёл на лапы, чтобы как следует разогреться. Лапы попросил подержать Сашу Козлова. Тот отказывать не стал, хотя и делал это максимально неуклюже.

— Не бей сильно, а то я пальцы сломаю, — пошутил он, пытаясь разрядить обстановку.

Я усмехнулся, нанёс пару ударов.

— Смотри, — сказал я, поправляя его руки. — Лапу нельзя направлять навстречу удару. Так ты сбиваешь мне чувство дистанции и силы. Удар кажется мощнее, чем есть на самом деле.

Он кивнул, сосредоточился.

— При ударах в голову держи лапы ближе друг к другу. Понял?

— Понял, — он попробовал переставить руки так, как я показал.

Я пробил ещё пару ударов, теперь всё легло правильно.

— Вот так, — кивнул я. — Молодец.

Я нанёс несколько комбинаций, стараясь как следует разогреться. Как я и говорил, хорошая разминка перед боем — это практически гарантия выступления без травм. И ей ни в коем случае нельзя пренебрегать.

Естественно, на момент начала реалити я был далёк от идеальных кондиций, потому что попросту не успел пройти лагерь, ни полноценный, ни хоть какой-нибудь. Время между боем с Магой Карателем и отъездом на реалити заняло восстановление.

Конечно, это был не профессиональный подход — я не готовился к соперникам, лишь успел просмотреть несколько записей, которые были в интернете. Но с другой стороны, по любителям я привык к тому, что подготовки к конкретному сопернику попросту нет.

Тем и хороша любительская школа, когда ты сталкиваешься с соперником непосредственно на ринге и ищешь способы показать, что ты лучше. Подбираешь к сопернику ключик.

Иными словами, особой проблемы в своей растренированности и незнании соперника я не видел. Не привыкать…

На разминку у меня было около получаса, и время пролетело незаметно. Минут за пять до выхода меня, как обычно, известил ассистент, попросив приготовиться к выходу.

— Файтер, готовимся, выход через четыре минуты.

Я кивнул, показав, что услышал, и нанёс последнюю комбинацию по лапам. А потом гулко выдохнул и хлопнул Саню Козлова по плечу.

— Всё, сворачиваемся, спасибо за помощь.

Саня снял лапы, вытер вспотевшие кисти о полотенце.

— Ну что, Сань, ни пуха ни пера!

— К чёрту! — я перекрестился и направился к линии, с которой начинался выход бойцов на ринг.

Младший Козлов, бывший моим секундантом, направился следом.

— Съёмка! — гаркнул режиссёр.

По помещению тотчас разнёсся голос Паши Решалова.

— Итак, нас ожидает третий бой сегодняшних четвертьфиналов! Этот поединок обещает быть особенно интересным. В ринге столкнутся два характера… а заодно, может быть, выяснят и свои семейные, сложные, запутанные отношения!

Я улыбнулся, припомнив, что говорил Пахану про «отца».

— На ринг первым приглашается тот, кто называет себя Паханом на этом реалити… и пока никто не смог доказать обратное. Так может, он прав? — задался вопросом Лёша Решалов. — Встречайте! Настоящий «пахан» нашего шоу! Он намерен показать, что хозяин он не только на словах, но и в ринге. И уж точно готов выдать отцовского ремня своему сопернику!

Пахан вышел эффектно — пританцовывая, поднимая руки и всячески показывая «я здесь главный». Самое забавное, что этот товарищ действительно держал в руке ремень, намекая на порку в ринге.

Я смотрел на него и понимал, что Пахан действительно верил, что сейчас выйдет и подтвердит каждое своё слово.

За ним вышел его секундант. И это был Феномен. Он шёл спокойно, не переключая на себя внимания… тем не менее, это был первый раз, когда Феномен вышел в угол своего сокомандника секундантом.

Вообще, вот такие показательные шоу передначалом поединка крайне любила публика, и некоторым бойцам они чесали самолюбие. Однако в подобном крылся подвох. Как пример — недели две назад я рылся в интернете, занятый тем, что потихоньку расширял свои познания по части современных единоборств. Так вот, мне довелось натолкнуться на интервью одного темнокожего бойца, который оправдывал своё поражение тем, что на выход надел слишком тяжёлый костюм.

Ну и по пути в ринг устал. Не знаю, насколько то признание соответствовало действительности, но я был искренне убеждён в том, что такие яркие выходы отнимают силы перед боем.

— А теперь встречайте его соперника! — послышался голос Лёши Решалова. — Того, кто собирается разрушить иллюзии своего визави и показать всем: он не Пахан, а всего лишь сынок. Любимец публики — Саша Файтер!

— Пошли, — сказал я Сане и вышел к проходу.

Я шёл, не пытаясь устроить шоу — шоу я намеревался показать в ринге.

Мы вышли на ринг, и я, не теряя времени и не давая мышцам остыть, принялся прыгать на месте, разгоняя кровь. Пахан же был занят тем, что забирал себе экранное время — он размахивал ремнём на камеру.

Рефери, всё тот же эпатажный мужик, который судил здесь все бои, подозвал нас к себе. Через несколько секунд мы сблизились в центре ринга. Началась битва взглядов. Я смотрел на Пахана спокойно, не показывая лишних эмоций. Он же аж трясся от возбуждения и взялся за старое: принялся тыкать в меня пальцем и угрожать. Потом начал наклоняться вниз, резко уходить вправо-влево, изображая, что ловит ритм. Соперник корчил ухмылки, поднимал брови, явно надеясь, что я дёрнусь, сорвусь и покажу хоть малейшую реакцию.

Но я стоял, как скала. Ни один мускул не дрогнул.

Я слишком давно знал эту игру. В девяностых такие клоуны пытались делать то же самое на рингах в подвалах и спортзалах. Всегда одни и те же трюки. И всегда… одна и та же ошибка. Всё это дерьмо при прочих равных работает против тебя самого.

— Если у вас нет личных претензий, пожмите руки, — сказал рефери, глядя то на него, то на меня.

Я протянул руку. Пахан секунду медлил, будто выбирал — жать или не жать, но всё же протянул свою. Пожал. В отличие от Васи Шторма, он решил показать, что «уважает правила».

Я кивнул, отступил назад.

— По углам, — скомандовал рефери.

Мы разошлись, оставшись в одиночестве в противоположных углах ринга.

Я не обращал внимания на рефери, который перекинулся парой слов с боковыми судьями. Смотрел на Пахана. Тот стоял ближе к канатам и слушал последние подсказки от Феномена.

— Файт! — дал команду рефери, как только прозвучал гонг.

Мы сошлись в центре. Пахан сразу полез вперёд, как я и ожидал. Его стиль я уже видел в прошлом бою. Он работал грязно, на грани дисквалификации, и строил на этом свою уверенность.

Первый же обмен всё показал. Я нанёс джеб, он нырнул, вошёл в клинч и врезал мне плечом в грудь. Потом попробовал боднуть головой. Я успел увернуться, но почувствовал, как по коже скользнул его лоб… тактика стала ясна сразу же. Пахан видел, что у меня над глазом сечка, и хотел её раскрыть.

— Стоп! — рявкнул рефери, встав между нами.

Но прежде чем мы разошлись, Пахан ударил снова, рассчитывая на то, что застанет меня врасплох.

— После команды стоп не работает, — делал замечание рефери.

Пахан кивнул, хотя я был уверен, что эти слова влетели в одно ухо, а с другого вылетели. Боксировать Пахан не собирался, собирался навязать мне грязную драку.

Уверенность окрепла, когда уже буквально в следующей атаке Пахан на ближней дистанции попытался пробить локтем в стиле Майка Тайсона.

Следом кулак «случайно» соскользнул ниже пояса, голову он постоянно опускал и бодался.

К середине раунда я окончательно понял, что он пытается меня сломать. На манер Орландо Салидо, который преподал Василию Ломаченко урок профессионального бокса и забрал у легенды победу при помощи вот таких же грязных приёмчиков, как делал сейчас Пахан. Тогда весь любительский бэкграунд Василия разбивался о реальность грязного, циничного бокса.

Рефери снова вскочил к нам, когда Пахан пробил чуть ниже ремня.

— Эй! — выкрикнул он, разводя руки. — Осторожнее!

Я скривился, но удержался, не показал боли.

— Восстанавливайся, у тебя есть пять минут, — сказал рефери, глядя на меня.

Я махнул рукой, попал Пахан плотно, но слава богу, не «туда», куда целился.

— Продолжим, — ответил я.

Пахан ухмыльнулся, в его глазах мелькнула уверенность, что его план работает. Он хотел разорвать ритм боя, не дать мне работать. Делал всё то же самое, что я советовал делать Шаме в его бою против Феномена. Только я не просил от Шамы грязь…

Ну ничего, в отличие от того же Ломаченко, я уже знал такие приёмы. В девяностых ими кишела каждая подворотня. И если Пахан думал, что это меня сломает, то впереди его ожидало жестокое разочарование.

Мы снова сошлись в центре. Я уже ждал очередного его трюка. Пахан сделал вид, будто бьёт джеб. Я начал смещаться, и в этот момент он резко ткнул открытой ладонью, а пальцы скользнули прямо в глаз.

Мир вспыхнул белым.

— Чёрт… — вырвалось у меня сквозь зубы.

Глаз горел так, будто туда плеснули раскалённое масло. Я заморгал, но стало только хуже: картинка двоилась, размывалась. Я глянул на рефери и увидел не одного, а двух.

— Стоп! — крикнул тот, вклиниваясь между нами.

Я отступил, всё ещё моргая, пытаясь вернуть фокус. Рефери, загнав соперника в нейтральный угол, поднял передо мной руку, показал пальцы.

— Сколько? — спросил он.

Я щурился, пытался сконцентрироваться, но пальцы всё равно двоились. Два? Три? Четыре?

— Три, — я сказал уверенно, хотя не видел ни хрена.

Рефери кивнул, хотя я не был уверен, попал ли.

— Готов продолжать? — спросил он.

— Готов, — ответил я твёрдо.

Рефери поднял руку и сделал знак. На ринг тут же вышел врач — тот самый молодой парнишка, который выдавал допуски.

Врач заглянул мне прямо в лицо.

— Видите? — спросил он, взявшись за мой подбородок и поворачивая голову влево-вправо.

Я моргнул. Мир был всё ещё размытым, но картинка постепенно собиралась.

— Да, — ответил я.

— Хорошо, — сказал он и поднял передо мной руку. — Сколько пальцев?

Я щурился, моргал, но пальцы всё ещё двоились, как будто их было не пять, а шесть или семь. Голова гудела, глаз горел, но я понимал, что если даже врач снимет меня и бой закончится дисквалификацией, это будет совсем не то, что я хочу.

— Три.

Врач смотрел внимательно, задержал взгляд чуть дольше, чем хотелось бы, потом кивнул.

— Ладно.

Я выдохнул, чувствуя, как с груди упал камень. Рефери подошёл в наш угол, посмотрел сначала на меня, потом на врача.

— Продолжать можно?

— Да, пусть боксирует, — заверил врач.

Я внутри облегчённо усмехнулся. Значит, число я назвал правильно. А ведь гадал… видел всё ещё двоившиеся пальцы.

Рефери развернулся к Пахану.

— Слушай сюда, — жёстко сказал он. — Это последнее предупреждение. За запрещённый удар снимаю балл, а ещё раз — и дисквалификация!

Пахан отвечал ровно то, что и следовало:

— Да я ж случайно! Я не специально!

Рефери не слушал — взял Пахана за запястья и, повернувшись к боковым судьям, показал, что снимает балл.

Зрение постепенно возвращалось. Белая пелена ушла, двоение стало слабее. Я снова мог видеть силуэт целиком, а не две расплывшиеся тени.

Звук гонга, ознаменовавшего конец первого раунда, был как нельзя кстати. У меня была ровно минута, чтобы восстановиться. В таком состоянии, как сейчас, я буду пропускать всё, что летит.

Я выдохнул и пошёл в угол. Пахан кипел, спорил с рефери, махал руками, а я сел на табурет, чувствуя, как всё ещё режет глаза.

Саша Козлов суетился рядом, протянул бутылку с водой.

— Блин… надо было его назвать не Паханом, а Мучителем. Какой-то вязкий, как резина, — пробормотал он.

Я сделал глоток, вода показалась ледяной. Не стал отвечать. Пусть Саша думает, что я весь в себе, сосредоточен.

В голове я уже решал, как играть дальше. Отвечать Пахану его же грязью — не хочу. Но хитрых приёмов я знал немало.

Хочешь драться грязно? Я посмотрел на его угол, где Пахан не собирался садиться. Хорошо… я тебя переиграю твоими же трюками. Но по-своему.

Я выдохнул, отдал бутылку Сане и снова сжал кулаки.

— Парни, время! — предупредил рефери.

Через несколько секунд раздался гонг, запуская таймер второго раунда.

Пахан снова полез вперёд, ничего нового — та же грязь. Локти в ближнем бою, удары на полсекунды позже команды «стоп», бодания. Но единственное, что появилось в его арсенале — левосторонняя стойка. Видимо, Феномен подсказал, что нужно поменять стойку и бить силовые с той стороны, где я видел хуже…

Рефери снова делал ему замечания, но он только кивал, а сам продолжал работать так, как посчитает нужным.

Когда он снова пошёл в атаку и ткнул мне кулаком сбоку, я сделал вид, что удар прошёл чисто. Упал на одно колено, склонил голову вниз, будто действительно зацепило.

— Раз! — начал отсчёт рефери.

Пахан начал заигрывать с камерой, уверенный, что действительно хорошо попал.

Я же спокойно стоял на одном колене, дышал ровно… Это был трюк, хитрый приём, которому я научился ещё в девяностых. Пусть соперник поверит, что у него преимущество. Пусть подумает, что бой уже в его кармане.

— Семь! Восемь!.. — рефери шагнул ближе. — Готов?

Я резко поднялся, встряхнул головой и вскинул руки, показывая, что в порядке. В голове у Пахана, судя по его кривляниям, созревала уверенность, что я теперь его лёгкая добыча.

Именно это мне и было нужно.

В глазах Пахана мелькнул тот самый голод, когда боец чувствует запах крови. Он бросился вперёд, рубанул справа, потом попытался пробить снизу. Но я этого и ждал.

Я ушёл от его размашистого удара, нырнул под правую и встретил его хлёстким ударом в корпус.

Попал по печени.

Встав в левшу, он открыл мне печень, а полетев с открытым забралом, принёс мне её буквально на блюдечке.

Пахан зашипел, дёрнулся, потерял равновесие и сделал шаг назад. Я видел, что он хочет сесть на колено, видел, как скривилась его физиономия от боли — попал я действительно плотно.

Но перевести дух я ему не дал!

Резко сблизился с джебом, вошёл в клинч, удерживая его в вертикальном положении.

— Ну что, сынок, — прошептал я ему на ухо. — Готов к порке?

И, не дав ему опомниться, вложился в боковой. Снова по печени.

Пахан рухнул на настил, будто подкошенный. Начал извиваться на настиле, держась рукой за пробитую печень.

— Раз! Два! Три! — начал отсчёт рефери.

Я отошёл в угол, спокойно дыша, чувствуя, как всё тело вибрирует от адреналина.

На «четыре» Пахан попытался прорваться через боль. На «шесть» поднялся на колено, глаза его метались по рингу, налитые шоком и удивлением. Он не понимал, что произошло. Только что был уверен, что контролирует бой, и вдруг сам оказался на полу.

На «восемь» он уже стоял, стискивая зубы от не отступающей боли, но поднял кулаки, показывая, что готов продолжать.

Зря он… печень-то всего одна.

Я двинулся вперёд, не давая ему отдышаться. Теперь уже не было нужды в хитростях — он сам подставился, уходя в глухую оборону.

Первый джеб в область солнечного сплетения, резкий, чтобы сбить дыхание. Потом удар по печени. Он скривился, но держался, успел перекрыться.

Я не дал ему паузы. Удар в голову левой, потом сразу правой в печень. Снова по верхнему этажу и опять вниз. Пахан начал путаться в защите: руки то поднимались, закрывая лицо, но оголяя корпус; то наоборот…

Я чередовал удары, менял уровни, и каждый попадал туда, где он не успевал закрыться. Пахан попятился, спиной упершись в угол.

И вот там я его и запер.

Я методично разбивал его защиту, работая сериями. Он уже не отвечал. Только закрывался, но блок разваливался под моими кулаками.

Наконец, дав ему хорошую порку, я поставил точку, воткнув хлёсткий боковой ему в печень.

— Всё! — бросился рефери, размахивая руками. — Стоп!

Пахан осел в угол, руки бессильно упали на колени. Порка была закончена — жёстко и по-отцовски.

Впрочем, как того и хотел Пахан.

(обратно)

Глава 9

Теперь уже к Пахану бросился врач. Боец всячески пытался не показывать, насколько ему больно. Удары в корпус куда как более болезненные, чем в голову. А я устроил его внутренним органам настоящую бомбардировку.

Ближайшие пару недель он точно будет вспоминать меня, но не уверен, что добрым словом. Зато уверен, что выводы из своего хамского поведения он сделает.

— Бойцы в центр! — крикнул рефери, раздвигая руки.

Такая спешка была связана, скорее всего, с надобностью сделать сопернику обследование. По крайней мере, я видел, как чуть раньше близнецы, Пахан и врач совещались о чём-то в углу. Видимо, обсуждали — сможет ли боец присутствовать на объявлении результата и дать комментарий.

Я вышел из угла, Пахан тоже двинулся навстречу, уже без той самоуверенной походки, что была в начале. Мы остановились у рефери — я слева, он справа.

Рефери взял нас за запястья.

— Итак, друзья… в этом драматичном поединке победу техническим нокаутом одерживает… Саша Файтер!

Рефери поднял мою руку вверх. Я сам вскинул и вторую.

Я посмотрел на Пахана. На его лице застыла гримаса из смеси боли и разочарования. Он дёрнул рукой, вырывая её из хватки рефери. Пахан не рассчитывал проигрывать… но его ожидания не совпали с реальностью.

И всё же надо отдать ему должное. Того самого мужского, о котором он кричал всё реалити, в нём действительно было хоть отбавляй. Я представлял, как ему сейчас больно и что он терпит. Но, несмотря на это, Пахан нашёл в себе мужество принять поражение.

А вот потом было неожиданно.

Пахан посмотрел на меня тяжёлым взглядом исподлобья, подошёл и протянул мне руку.

— Спасибо за бой, — процедил он.

Я кивнул и пожал руку.

Сразу по объявлению результата на ринг выскочил Саша Козлов. Лицо его сияло, глаза горели так, будто победу одержал он сам.

— Саня, ты это сделал! Красавчик! — заорал он.

Козлов младший подхватил меня за талию и попытался поднять.

— Ты гигант! Ты же его сломал! — радостно начал выкрикивать он.

— Ты чё, с ума сошёл? — прохрипел я, пытаясь вырваться. — Надорвёшься, брат.

На лице Сани проступил пот, жилы на шее вздулись, но он всё равно поднял меня выше.

— Ради такого события можно, — пробурчал он.

Бой и правда был непростым. Я выложился полностью, и в какой-то момент врач мог снять меня, но обошлось.

Забавно было ещё и вот что — Феномен после проигрыша своего сокомандника как-то подчеркнуто отстранился. Не хотел иметь ничего общего с проигравшим?

После объявления моей победы нас собрали в центре ринга для общего фото. К нам присоединились братья Решаловы.

— Красавчик, Сань, — бросил Паша, убрав микрофон.

Все, наконец, покинули ринг, освобождая пространство для организаторов, которым следовало привести ринг в порядок перед заключительным боем сетки четвертьфиналов. Едва всё протёрли, убрав следы крови и пролитой между раундами воды, как Паша начал объявление последнего на сегодня боя.

— На ринг приглашается последняя пара четвертьфиналистов!

Счёт был 2:1 в нашу пользу, и все ждали, что будет дальше. Я же, к сожалению, не мог присутствовать в углу нашего парня. Хотелось бы секундантствовать, подсказать, подбодрить, но меня врач, закончив с Паханом, уже ждал у ринга. Проверка была обязательна.

Врач сидел за маленьким столиком прямо возле ринга.

— Садитесь, — сказал он, кивнув на табурет.

Я присел, и он сразу начал осмотр. Лёгкое движение пальцев по скуле, потом осторожный взгляд на сечку под бровью.

— Вы везунчик, — заявил он. — Сечку вашу не раскрыли.

Я усмехнулся краем губ. Учитывая, что Пахан несколько раз целенаправленно работал, чтобы её «раскрыть», то да — мне действительно повезло.

— Как дела с глазом? — спросил он.

— Дела средней степени паршивости, — ответил я честно. — Но думаю, что ничего серьёзного, я почти всё вижу.

Врач внимательно осмотрел глаз.

— В больницу можно не ехать. Но лекарства купите обязательно. Нужно снять воспаление и дать глазу отдохнуть.

— Благодарю, доктор, — сказал я и поднялся.

Он задержал меня за руку на секунду.

— Вы берегите себя. Вы тут все прямо как гладиаторы. Деньги — деньгами, а здоровье можно оставить насовсем.

И вот что на такое отвечать?

Я не стал ничего говорить, потому что в этот момент уже начался последний бой четвертьфинала.

— Всё. Идите, только помните, что я сказал про капли для глаз.

— Спасибо, доктор, — ответил я и пожал врачу руку.

На ринге шёл первый раунд боя. Парни, не откладывая дело в долгий ящик, с первых секунд закатили настоящую рубку. Они обменивались ударами, не прячась за защитой и не экономя силы. Каждый раз, когда кулак врезался в цель, я слышал щелчок — звук удара кость о кость.

Мой сокомандник пытался держать темп, отвечать, но Хасбулла давил и шёл вперёд, как танк. Он пропускал, но и сам вкладывался в удары, явно желая вырубить соперника в первом же раунде.

И вот в очередном размене мой сокомандник поймал правый сбоку и рухнул на настил. Хасбулла вскинул руки, а рефери бросился между ними.

Бой продлился в лучшем случае минуту, но за эту минуту парни выложились на полную. Отсчёт рефери не открывал, понимая, что боец пропустил тяжело и уже не встанет.

Победа Хасбуллы была чистой, хотя и не такая бескровная, как это могло показаться. Наш сокомандник пару раз хорошенечко зацепил Воина аула, и только гранитная челюсть помогла ему устоять на ногах.

Как бы то ни было, счёт противостояния команд сравнялся. Теперь со стороны команды Феномена осталось два человека, как и с моей стороны бойцов было всего двое. Ну а поскольку везде нужно искать плюсы, то я для себя решил так — плюс как минимум в том, что теперь мы точно не встретимся друг с другом раньше финала.

Я залез на ринг, поддержал своего бойца, который достаточно быстро пришёл в себя.

— Ты сделал всё, что мог, — заверил я, похлопав парня по плечу.

Боец ничего не ответил — склонил голову, тяжело переживая своё поражение. Вообще, поражение никогда не доставляет удовольствие.

На ринге братья Решаловы объявляли о завершении совершенно безумного четвертьфинала. Так оно и было, каждый бой на этой стадии наверняка подарит зрителям незабываемые эмоции, когда выйдет запись сегодняшней серии.

Я и Саня Козлов отошли чуть подальше от ринга.

— Как думаешь, кого тебе дадут на полуфинал? — спросил Саня.

По логике всё складывалось просто. На Феномена должен был выйти боец из нашей команды, а мне предстояло встретиться с Хасбуллой, Воином аула.

Я озвучил свои мысли Сане, прекрасно понимая, почему он переживает. Младший Козлов болел за меня так, как никто другой, за исключением, разве что, Светы.

— Феномен то, Феномен это… — вздохнул Антон, подходя к нам. — Про него на каждом углу судачат! Честно, если, то я не знаю, как его остановить! Как говорится — против лома нет приёма…

— Если нет другого лома, — сказал я и хлопнул по плечу своего менеджера. — Не боись, прорвёмся.

Антон покосился на меня и чуть усмехнулся.

— Твои бы слова да Богу в уши.

Я знал, что даже ребята из моей команды не верят до конца в нашу победу, потому что Феномен казался машиной.

Но я слишком хорошо понимал, что любая машина ломается так же, как и человек. Вопрос только — где у неё слабое место.

Ощущения после боя были не самые приятные. Тело гудело, будто по нему катком прошли, в мышцах ныла ломота, а голова отзывалась пульсом на каждое движение.

Выйти из ринга без повреждений в этот раз не получилось — врач был прав. И пренебрегать его советами насчёт капель и кое-каких лекарств было бы непростительной халатностью. Я, если хотел выступить в полуфинале, должен был мобилизоваться в кратчайший срок.

Но как это часто бывает у мужчин, пока мужчина думает — женщина делает. Настя дождалась, когда доктор осмотрит нашего сокомандника и, о чём-то с ним переговорив, вернулась, держа в руках целый список с названиями лекарств.

— Так, Саш, я тут посоветовалась с врачом, и Дмитрий Аркадьевич выписал тебе целый комплекс препаратов, — она помахала листком. — Я знаю, что он тебе выписывал капли, но кроме капель надо ещё целую кучу лекарств, ну это если ответственно к делу подходить!

— Вот как, — я взял листик, скользнул взглядом по строкам. — Капельницы, смотрю, есть… ну толково. Только кто будет ставить? Да и время… — я взглянул на часы на экране мобильника.

Время было начало десятого вечера. Учитывая, что большинство аптек работает до восьми–девяти часов, всё будет закрыто до утра. Может, конечно, есть и те, которые работают до десяти, но пока в город выедешь, они закроются.

— Так я и поставлю! — с гордостью сообщила Настя. — У меня образование позволяет и опыт есть. А аптеки можно круглосуточные найти…

— Ты ехать собралась? — я вскинул бровь.

— Уже еду! — она показала мне экран своего мобильника, на котором было открыто приложение такси и написано, что водитель подъедет через пять минут.

— Спасибо, неожиданно и приятно, — поблагодарил я девчонку.

— Вообще-то это моя работа! — фыркнула она, но по румянцу на её щеках было видно, что ей приятна моя похвала.

Настя брала всё под контроль, и я не спорил. Когда я уже вернулся в номер и завис в телефоне, приложив лёд к скуле, телефон завибрировал.

— Са-а-ань, — протянула она.

— Оу?

— Тут, короче, засада! — выпалила девчонка в сердцах.

— Что случилось?

Настя объяснила, что те аптеки, которые числились в интернете «круглосуточными», на деле работали максимум до девяти вечера.

— На сайте написано «24/7», а у них график до двадцати одного! — возмущалась Настя.

— Ну, классика, — хмыкнул я.

— В следующую поеду. Тут ещё пара есть, — добавила Настя. — Без лекарств не останешься, Саш.

Я закрыл глаза, опустившись затылком на подушку. Голос её звучал спокойно, но я знал, сколько нервов ей стоило носиться по ночному городу, проверяя одну аптеку за другой.

— Всё, на связи, скоро буду! — Настя положила трубку.

Я отложил мобильник на тумбочку. На скуле холодел пакет со льдом, обёрнутый в полотенце, и я чувствовал, как пульс в голове перекатывается с каждым ударом сердца. После боя шум в ушах утих, но вместо него пришла вязкая тишина. Телевизор бормотал без звука, мелькали картинки новостей.

Тишину нарушил мягкий стук в дверь. Я отнял лёд от лица, встал и пошёл открывать.

На пороге стоял Саша Козлов. В его глазах застыла странная смесь беспокойства и уважения.

— Можно? — спросил он.

— Заходи, — ответил я и вернулся на диван, присев с краю.

Он вошёл и сел на стул. Молчал несколько секунд, словно собирался с мыслями.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он. — Настя поехала за лекарствами…

— Если ты про то, собираюсь ли я дальше драться — собираюсь, — заверил я.

Он нахмурился, изучая моё лицо. Я же увидел, как с его лица исчезло напряжение.

— Спасибо, — сказал он негромко.

— Это тебе спасибо, — поправил я. — Матери привет передавай.

— Хорошо… — он замялся, будто прикидывая, стоит ли ему говорить дальше или промолчать. Но всё-таки продолжил, чуть подумав. — Мать говорит, что ты очень похож на своего дядю…

Я не сдержал улыбку. Но ничего не ответил. Знала бы мать… что я не похож, а я и есть он.

После этого мы оба замолчали. Саша сидел, глядя в пол, а я думал о том, насколько всё странно. Вот он — парень, ради которого Светка когда-то рисковала всем, спасала его от того, кто называл себя отцом. Вот он — Саша Козлов, её сын.

А он не знает ни черта. Не знает, что его сестра жива, что она рядом, совсем рядом, и её зовут теперь иначе. Марина… не Линда. Что мать всю жизнь прятала его от Виктора, а теперь он охотится за своим непутёвым папашей, думая, что отец — это я…

Я смотрел на него и думал — каково ему будет узнать правду? И каково Марине, жившей под чужим именем, в тени отца, думать, что матери давно нет…

Эти мысли жгли.

Саша встал, кивнул на прощание и ушёл, дверь мягко щёлкнула за ним. Я остался один, хотел снова приложить лёд к лицу, но передумал. Сейчас хотелось охладиться, смыть с себя всю тяжесть почти прошедшего дня.

Я недолго думая пошёл в ванную. Встал под струю ледяной воды и закрыл глаза. Вода лупила из душевой лейки, смывая усталость и остатки напряжения после разговора с Сашей. Казалось, можно наконец расслабиться хоть на минуту.

Но нет… послышался стук в дверь — глухой, настойчивый.

— Секундочку! — крикнул я сквозь шум воды.

Закрыл кран, стряхнул капли, наспех вытерся полотенцем. Обмотал его вокруг талии, пригладил ладонью мокрые волосы и шагнул в комнату, оставляя за собой мокрые следы на полу.

И застыл…

У стола, словно у себя дома, стояла Алина.

Она держала в руках сложенное полотенце и бутылочку с массажным маслом. Её волосы были распущены, а глаза блестели в тусклом свете лампы.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

Алина как ни в чём не бывало шагнула внутрь, будто у неё было полное право находиться здесь. Положила на кровать полотенце и масло.

— Я пришла тебе сделать массаж, — сообщила она. — Тебе это нужно сейчас, чтобы снять напряжение.

Я нахмурился, но не стал сразу гнать её. Мышцы после боя и правда ныли, плечи горели, спина тянула так, будто я тащил мешки с песком весь день.

— Массаж не помешает, — ответил я. — Но только массаж. И всё.

Алина улыбнулась уголком губ.

— Конечно. Ты за кого меня принимаешь?

— Хорошо, — кивнул я. — Подожди минуту. Я переоденусь.

Я прошёл к шкафу, нашёл спортивные шорты и переоделся быстро, почти по-армейски. Массаж сейчас действительно не помешает. Расслабить мышцы, согнать молочную кислоту — иначе утром тело будет деревянным.

Я вернулся в комнату. Алина уже расстелила полотенце на кровати, положила рядом масло и ждала, спокойно глядя на меня.

Я лёг на кровать, уткнувшись лицом в подушку, вытянув руки вдоль тела. Алина устроилась сверху.

— Не тяжело? — спросила она.

— Даже не чувствую.

Она открыла флакон, я услышал тихий плеск масла. Почувствовал приятный запах чего-то пряного, возможно, эвкалипта или розмарина.

— Масло сразу на спину лить нельзя, — сказала она. — Оно должно сначала нагреться. Поэтому я лью его на руки.

Я услышал, как скользнули её ладони друг о друга, растирая масло, а потом почувствовал прикосновение. Сначала осторожное, разогревающее, потом сильнее — она словно вдавливала в меня тепло.

Каждое её движение было выверено — от шеи к плечам, от лопаток вниз, вдоль позвоночника. Она работала методично, зная, куда давить, где задержаться.

— Ты что ли училась массажу? — спросил я.

— Угу…

Я наконец позволил себе расслабиться. Мышцы, каменные после боя, начали поддаваться. В голове стало тихо, дыхание замедлилось.

Алина молчала, её руки уверенно разминали мои плечи, но прикосновения начали меняться. Давление стало мягче, движения медленнее, и я почувствовал, что массаж превращается во что-то другое.

Она чуть дольше задержала ладони на шее, наклонилась ближе. Я уловил запах её духов, смешанный с маслом, и понял… она тянет меня туда, куда я не собирался идти.

— Знаешь… — её голос прозвучал почти шёпотом, рядом с ухом. — Ты слишком напряжён. Я могу помочь тебе по-настоящему расслабиться.

Я открыл глаза, выдохнул и повернул голову. В её взгляде была решимость. Она хотела большего.

— Нет, Алина, я уже говорил, что между нами ничего быть не может.

Она замерла, её руки остановились у меня на плечах.

— Ты серьёзно? — спросила она с какой-то обидой.

Я сел, сбросив её руки, и посмотрел ей в глаза.

— Если ты сюда за этим пришла — иди.

Несколько секунд мы молчали. Она пыталась удержать взгляд, искала трещину в моей решимости, но я не отводил глаз.

— Я благодарен тебе. За всё. Особенно за то, что подсказала мне тогда с дротиком. Это, правда, было важно. Но большего между нами не будет.

Она усмехнулась, будто пыталась спрятать неловкость за маской.

— Ну, как знаешь, — сказала она, поднимаясь.

Алина фыркнула, глаза её блеснули, и уголки губ дрогнули в усмешке.

— Я же вижу, что ты меня хочешь, Саша, — сказала она, словно бросая вызов.

— Хотеть не значит жениться, Алина.

— Я и не прошу жениться.

Она встала и направилась к двери. Открыла её, шагнула и чуть не споткнулась о что-то на пороге. Я увидел, как она наклонилась, заметив пакеты с аптечными коробочками.

— О, так о тебе, видимо, есть кому заботиться, — фыркнула она и, не оглядываясь, вышла, хлопнув дверью.

Комната снова погрузилась в тишину, только слабый запах её духов ещё витал в воздухе.

Я поднялся, подошёл к двери и посмотрел на коврик, где стояли лекарства в белых пакетах.

Настя…

Я вздохнул. Конечно, это она. Бегала по ночному городу, искала круглосуточные аптеки, пока я тут лежал и спорил с призраками прошлого.

(обратно)

Глава 10

Сегодня команды ждали новые испытания. Я проснулся, умылся и сидел на краю кровати, когда дверь приоткрылась, и в проёме появился Антон.

— Саня, пора. Пошли, — с порога известил он.

— А как же «доброе утро»? — я подавил зевок.

— Утро добрым не бывает, — хмыкнул Антон и деланно закатил глаза. — У нас съёмку на полчаса раньше перенесли.

Через пару минут мы уже пришли в новый съёмочный «павильон», похожий на обычный тренировочный зал: шведские стенки, груши… я бы подумал, что Антон заблудился и привёл меня не туда. Но нет, вокруг шла возня — операторы готовили камеры, туда-сюда бегал режиссёр.

Хм… интересно, конечно. Но явно это не тренировка. Скучные упражнения для эфира не годятся. Значит, будет что-то другое.

Кстати, второго полуфиналиста от моей команды, Толика, не было, хотя Феномен и Воин аула уже пришли.

К нам подошёл ассистент, держа в руках петличку.

— Встаньте ровно, — сказал он и быстро закрепил микрофон у меня на груди.

— А Толя где? — я ещё раз огляделся. — Чего-то не вижу его.

Антон вздохнул и помялся, словно не знал, как лучше сказать.

— Его увезли в больницу, — наконец сказал он. — Температура поднялась.

— И что теперь? — спросил я.

— Допуск ему не дали, — Антон развёл руками.

— Блин… — выругался я сквозь зубы.

Я понимал, что это значит. Полуфинал трещал по швам. С одним недопущенным бойцом наша картинка рушилась. Заменить Толю было попросту некем. У Шамиля сломан нос, остальные ребята разъехались… Полкоманды «ушло» по медицинским показаниям.

— И что теперь по правилам? — уточнил я, хотя и так понимал, что правила тут часто переписываются на ходу.

Антон коротко пожал плечами.

— Сейчас узнаем, как будут выкручиваться организаторы. Потому что иммунитет давать некому.

— Если только не из другой команды кому дать? — предположил я.

— Так тоже один хромой, другой косой, — Антон только отмахнулся.

Я замолчал. Конечно, нетривиальная задачка выпала организаторам. Как выкрутиться из ситуации, когда участника попросту неким заменить. Тут же ещё важно не просто выкрутиться, а сделать так, чтобы у зрителя не возникло вопросов по части справедливости принятого решения.

Я ещё переваривал слова Антона, когда услышал знакомый смешок за спиной. Даже оборачиваться не пришлось — я знал, чей это голос.

— Ну что, Саня, — протянул Феномен, оказавшись в паре метров за моей спиной. — Скоро вылетишь за остальными. Где же твоя команда?

Он нарочно растянул слова, кидая взгляды по сторонам и акцентируя на отсутствие Толика.

Феномен вёл себя так же, как всегда — дерзко, с ухмылкой, но я подметил другое. Он впервые на шоу заговорил со мной сам, попытался поддеть. Судя по всему, понимал, что наш бой неизбежен. И потому начинал своё давление заранее — психологически. Хотел вывести меня из равновесия до того, как мы сойдёмся в ринге.

Я медленно развернулся к нему, встретил его взгляд.

— Команда вот здесь, — я хлопнул кулаком по груди.

Да, ситуация у нас была паршивая. Перевес снова оказался на стороне соперника.

— Я один постою за всю команду, — сухо добавил я.

Феномен усмехнулся шире, но в его глазах я уловил то, что он не хотел показывать, — тень раздражения. Значит, попал в точку. Хоть в команде соперника и было двое людей, командой по факту они не были.

Феномен ещё пытался держать ухмылку, когда в разговор вклинился его товарищ — тот самый Воин аула.

— Да тут и кулаками не пришлось никого ломать. Они сами сломались.

Я напрягся. Если бы речь шла только обо мне, я бы махнул рукой. Но он сказал это в отсутствие моих пацанов. Тех, кого врачи сняли с боёв не потому, что они трусы, а потому что вышли и отдали всё, что могли.

— Закрой рот, — процедил я.

Воин тут же набычился, выпучив глаза.

— Слышишь⁈ Ты с кем так разговариваешь?

Он шагнул ко мне. Я не стал ждать, что он ударит первым. Резко нырнул вперёд, сделал проход, подсек опорную ногу и, завалив Хасбуллу на пол, оказался у него за спиной.

Тотчас вышел на удушку, закрыв замок на его шее. Он дёрнулся, но я лишь стиснул крепче захват.

В зале поднялся гул.

И в этот момент в зал влетели братья Решаловы.

— Тормози! — рявкнул Паша, размахивая руками.

— Мужики, хорош! — подхватил Лёша, хватая меня за плечо.

Я разжал хватку и оттолкнул Воина. Он вскочил, задыхаясь, глаза метали искры, но кинуться ещё раз уже не попытался.

Я выпрямился, глядя прямо на него.

Любопытно, что Феномен всё это время даже не шелохнулся. Стоял в стороне, скрестив руки на груди, и только наблюдал. Ему это было выгодно — чтобы кто-то из нас вылетел не в бою, а здесь, за кулисами. Пусть травма, пусть дисквалификация — главное, чтобы путь в финал гарантированно достался ему.

Хитрожопый козёл…

Я знал таких. И я прекрасно понимал, что ждать от него ничего, кроме подставы, не стоит.

Решаловы развели нас окончательно. Меня оттеснили к одной стене, Воина — к другой.

— Всё, харэ, мужики, — жёстко сказал Паша.

— Не нужно кипишей, — добавил Лёша. — Расходимся.

Шум в зале стих, но напряжение всё ещё витало в воздухе. Я чувствовал, как у меня в груди горит злость.

— Успокоились? — Паша поочерёдно посмотрел то на меня, то на Воина аула. — Через две минуты начинаем съёмку.

Воин первым отвёл взгляд, сделав вид, что поправляет воротник футболки. Мы при помощи ассистентов заняли свои места. И ровно через две минуты началась съёмка.

— Сегодня решится, кто выйдет в финал, — начал Паша Решалов. — Но ввиду того, что один из полуфиналистов выбыл, полуфиналов в привычном виде не будет.

Мы переглянулись: я с Антоном, Феномен с Хасбуллой.

— Вернее… — Паша выдержал паузу. — Полуфинал пройдёт прямо сейчас.

— Поскольку вас осталось трое, — продолжил Лёша. — Вместо поединков вас будет ждать крайне любопытное состязание. Мы долго обсуждали — какой вид состязания выбрать? И решили, что честным станет физическое упражнение. Кто его сделает, тот и пройдёт в финал.

— Какое? — спросил Воин.

— А это… — усмехнулся Паша и поднял руку, указывая на дальний вход. — Вам сейчас расскажет наш специальный гость.

Двери открылись. И в зал вошёл… он.

Виктор Козлов.

На нём сидел дорогой костюм, на лице — спокойная гримаса человека, привыкшего держать контроль над любой ситуацией. За ним, чуть в стороне, шагала Марина.

Её походка была другой. Она держалась, как и подобает директору, но рядом с отцом всё это куда-то таяло. Словно присутствие Козлова выключало в ней самостоятельность. И видно было сразу, что его влияние на неё огромное, давящее.

Я смотрел на Виктора. Всего пара метров — и я снова лицом к лицу с человеком, из-за которого однажды всё рухнуло.

А если прямо сейчас?.. Мысль была короткой, резкой: схватить его за горло, прижать, придушить, раздавить…

Я сжал кулаки, но тут же заставил себя выдохнуть.

Нет. Не здесь. Не так.

Во-первых, вслед за Витей вышла охрана. Я видел, как два здоровых бугая встали по бокам от него, ещё двое держались поодаль у стены, но тоже наготове. Попробуй сунься — и через секунду меня свалят.

Во-вторых… Света. И Саша. Одно моё неверное движение — и наш план полетит к чертям.

Я смотрел на него. Внутри жгло желание оборвать его жизнь здесь, в зале, где он чувствовал себя царём. Но всё же нет… надо ждать. Быть хитрее и терпеливее.

Козлов вышел в центр зала. Его взгляд скользнул по нам троим. Я почувствовал, что он оценивает. Когда его взгляд задержался на мне, чуть дольше, чем на остальных, я уловил это едва заметное изучение.

Он словно пытался вытащить из меня что-то знакомое, но не мог понять, что именно. Я выдержал, не отвёл глаз.

Ассистент протянул Вите микрофон.

— Приветствую. Для меня это большая честь. — он сделал паузу, оглядел зал с какой-то ностальгией. — Когда-то у меня был хороший друг, он занимался боксом. И я до сих пор вспоминаю его добрым словом. Это именно он привил мне любовь к боевым искусствам.

Внутри меня будто что-то кольнуло. Я знал, о ком он говорит. Про меня. Про того Сашу, что остался в девяностых. И слышать это из его уст было словно удар в солнечное сплетение.

— Так вот, с тех пор я поддерживаю спорт в разных проявлениях, — продолжал Витя. — И мне хочется, чтобы молодые ребята не дурили, а занимались делом. Шли в спорт.

Я смотрел на него и чувствовал кипящую внутри злость. Этот урод лгал и даже не краснел. Это шоу ему нужно не ради спорта и не ради пацанов. Козлову оно нужно для того, чтобы отмывать свои бабки, добытые грязью и кровью.

Вокруг зааплодировали.

— Браво! — выкрикнул режиссёр.

А я только сжал зубы. В девяностых Витька уже был таким же — только тогда мы этого не замечали. А теперь всё было ясно как день.

Витя принял аплодисменты с удовольствием, всё-таки когда-то в нём умер артист. А затем его голос снова прозвучал в микрофон:

— Я узнал, что у нас сложилась интересная ситуация: претендентов на победу трое, а подраться могут только двое. Так вот… я хочу вам предложить испытание старого формата. Когда-то, ещё до вашего рождения, были подвальные качалки. Там мы тренировались на старом железе, без всяких этих новомодных тренажёров.

Он обернулся к охране и кивнул. Два здоровых охранника внесли в зал гири — тяжёлые, чёрные, с поблёкшими цифрами на боку. Металл звякнул, когда их ставили на пол.

— Вот так, парни, — сказал Виктор и сделал шаг вперёд. — Каждая гиря весит шестнадцать килограммов. Ваша задача простая: удержать её на вытянутой руке. Долго держать вы, понятное дело, не сможете. Для справки: рекорд России по удержанию гири на вытянутой руке — сорок три секунды.

Козлов взял одну гирю, поднял её и вытянул руку вперёд. Держал легко, с каменным лицом. На самом деле ему было тяжело — это я видел по мелкой дрожи плеча, но он не показывал.

Секунд десять прошли, он опустил гирю и поставил на пол.

— Делать надо вот так, — пояснил он. — Так вот, мужики. Гирь три. Вы будете делать это одновременно. Кто первый сдастся — тот вылетает и в финал не идёт.

Я посмотрел на гири. Старое железо, знакомое мне очень хорошо…

Витя отошёл, его место занял Паша.

— Ну что, готовы? — громко спросил Паша, обводя нас глазами. — Напоминаю задачу: надо удержать гирю на вытянутой руке как можно дольше. В первую очередь — дольше соперников. Кто первый опустит, тот и вылетает.

Для убедительности он сам наклонился, взял гирю и попытался поднять. Резко вытянул руку вперёд, но продержал всего пять секунд. Гиря глухо бухнулась обратно на пол.

— Да, мужики, — усмехнулся Паша, вытирая ладони. — Вам придётся крайне непросто. Испытание действительно не из простых.

— Прошу вас занять исходные позиции, — сказал он уже серьёзно.

Мы втроём подошли к гирям. Каждый смотрел на чёрный металл, блестящий под светом прожекторов.

Паша достал телефон и включил секундомер.

— Сейчас каждый встаёт в удобное положение, берёт гирю, но не поднимает. На счёт «три» — все вместе поднимаете и держите. Кто первый сдаётся, тот вылетает.

— Есть какие-то условия? Угол, наклон? Или можно как угодно? — поинтересовался Феномен.

— Главное, чтобы рука с гирей не стала вертикально туловищу, — заверил ведущий.

Мы расставили ноги, заняли стойку. Я чуть согнул колени и взял гирю за ручку, ощущая холодное железо ладонью.

— Раз… два… три!

Мы одновременно подняли гири.

Испытание началось.

Мы втроём стояли плечом к плечу, руки вытянуты, каждая сжимает чёрное железо. Шестнадцать килограммов казались простой цифрой, пока гиря не ложилась в ладонь и не вытягивала мышцы плеча так, словно хотела вырвать сустав.

Феномен бросил на меня короткий взгляд и ухмыльнулся, как будто всё это для него ерунда.

Воин аула тоже старался держать лицо каменным, будто вес у него в руках — не железо, а воздушный шар.

— Десять секунд есть, парни, — прокомментировал Паша.

Первые десять секунд мы продержались уверенно. Я дышал ровно, глядя в одну точку.

— Раз плюнуть, — хмыкнул Феномен, чуть поворачиваясь ко мне. Его губы растянулись в ухмылке, но я видел, как по линии его плеча уже пробежала дрожь. Он держал руку чуть выше уровня груди, локоть едва заметно согнут — экономил силы.

Воин аула выбрал другую тактику. Он поставил ноги широко, почти в шпагат, корпус подал вперёд. Первое время он даже находил силы разговаривать.

— Давай, сдавайся, Файтер, — цедил он сквозь зубы. — Всё равно долго не протянешь.

Я не отвечал. Не стоило тратить дыхание на болтовню, пока мышцы работают.

Прошло ещё несколько секунд, и Воин замолк. Я заметил, как его губы поджались, а плечо начало подрагивать.

Феномен держался за счёт наглости и привычки показывать показное спокойствие, а у Воина аула взгляд уже начал бегать…

А гиря в моей руке казалась тяжелее с каждой секундой. Но я знал одно: здесь выигрывает тот, кто умеет терпеть.

— Двадцать секунд, — объявил Решалов.

Этого хватило, чтобы вся бравада у соперников начала окончательно рассыпаться.

Воин аула, ещё недавно ухмылявшийся, теперь стискивал зубы, дыхание у него стало рваным, с присвистом. На лбу выступил пот — капли собирались в бисеринки и медленно стекали по вискам. Его рука дрожала всё сильнее, будто гиря весила уже не шестнадцать кило, а все тридцать.

Феномен держался чуть лучше, но и у него лицо изменилось. Челюсти сжались до скрипа, вены на шее вылезли, дыхание стало шумным, а ноздри раздувались. Он по привычке пытался изображать спокойствие, но пот на лбу выдавал правду — ему тоже было ой как непросто.

Мне самому тоже было непросто. Плечо ныло, мышцы горели, и гиря тянула вниз. Я дышал глубоко ировно, загоняя себя в ритм: вдох, выдох. Ещё секунда. Ещё.

Воин аула не выдержал первым. Он начал заваливать корпус назад, делая угол в руке больше, чтобы хоть как-то выиграть время. Кисть загнул, пальцы побелели. По правилам это не считалось нарушением — но для всех было ясно, что Хасбулла уже на последнем дыхании.

Я видел, как у него подкашивались ноги, лицо налилось красным, глаза закатились. Давление у него явно зашкаливало. Он ещё секунду-другую пытался удержать гирю, но потом рука дрогнула — и гиря с глухим стуком рухнула на пол.

Воин аула вылетел.

Я перевёл дыхание и крепче сжал рукоять. Теперь остались мы двое — я и Феномен.

Хасбулла же, едва выронив гирю, вспыхнул, как сухая солома.

— Да я… я просто оступился! — заорал он, хватая себя за бедро, будто хотел показать, что там свело мышцу. — Я мог дольше держать!

— Всё, — резко пресёк его Паша Решалов. — Второго шанса не будет. Уронил — значит, вылетел.

— Правила для всех одинаковые, — добавил Лёша.

Воин махнул рукой, но я видел, как внутри его разрывало.

Я перевёл взгляд на гирю в своей руке. Рука дрожала, мышцы горели, но я держал. И видел краем глаза, что Феномен тоже не собирается отступать.

— Ну что, парни, финалисты определены, — объявил Паша. — Вы сражаетесь друг с другом в финале.

Можно было опускать гири — никто бы не сказал слова. Но мы оба держали. Я и он. Потому что здесь решалось не просто, кто сильнее, а кто возьмёт психологическое преимущество ещё до боя.

Феномен расставил ноги шире, зафиксировался. Его тело напряглось, как стальная пружина. Потом он закинул голову назад, словно презрительно смотрел в потолок. Дрожь у него уже шла по всей руке, но видно было, что запас прочности у него ещё есть.

Я смотрел прямо перед собой. Боль жгла плечо, будто кто-то прижимал его раскалённым утюгом. Но я не собирался сдаваться.

Мы оба знали, что наш финал начался уже здесь.

Моя кисть дрожала, пальцы побелели, и я чувствовал, что ещё секунда — и гиря потянет руку вниз. Но я знал старую школу, то, что в подвалах девяностых нам втолковывали простые, но умные мужики.

Я чуть отвёл руку в сторону. Движение едва заметное, но от него менялась вся биомеханика. Нагрузка с уставшей дельты перетекла на грудную мышцу и часть спины. Для зрителя это выглядело так же — гиря на вытянутой руке. А для меня это стало передышкой, спасением.

И гиря снова будто облегчилась на секунду.

Вот только Феномен краем глаза заметил и сделал то же самое…

(обратно)

Глава 11

Феномен перенял движение почти мгновенно, и теперь мы снова стояли вровень.

Но дрожь росла, причем с каждой секундой давление и нагрузка увеличивалась в геометрической прогрессии. У Феномена по лицу струился пот, вены на руке вздулись, челюсти были сжаты так, что казалось — вот-вот сломает себе зубы.

Я чувствовал, как собственное тело тоже трещит по швам, держась из последних сил. Еще чуть-чуть — и эти швы разойдутся. Ещё чуть-чуть — и придётся отпускать руку… я понимал, что до конца остались считанные секунды, а потом, хотел я этого или нет, но тело откажет само…

И это случилось почти одновременно.

Феномен первым выдохнул, рука у него дрогнула, гиря со стуком полетела вниз. В ту же секунду и я опустил свою — мышцы окончательно сказали «хватит».

Металл синхронно ударился о настил.

Получалось так, что мы сдались в одну секунду.

Мы с Феноменом стояли, тяжело дыша, руки опущены вниз, пальцы до сих пор сводило судорогой. Гири застыли на полу. Я поймал взгляд соперника — такой же усталый, как мой, но в нём по-прежнему пылала злость. Мы оба понимали: опустили одновременно.

В зале повисла театральная пауза.

Решаловы переглянулись, у одного даже отвисла челюсть, второй растерянно поднял руки — они явно не ожидали такого финала.

А вот Козлов улыбался. Его глаза скользнули по нам с Феноменом, и в этом взгляде чувствовалось довольство охотника, загнавшего сразу двух зверей в одну клетку.

— Так… — протянул Паша Решалов, пытаясь восстановить контроль. — Проверим, кто опустил первым, на повторе.

Ассистенты подскочили с планшетами. На экранах запустили запись. Я тоже подошёл и посмотрел на экран — камера показывала нас крупным планом.

— Смотрим внимательно, — буркнул Лёша и нажал на воспроизведение.

Первый повтор. Гири уходят вниз абсолютно синхронно.

Второй повтор. Та же картина.

Третий раз они замедлили кадры до абсурда, прокручивали по миллисекундам.

И всё равно — невозможно понять, кто опустил гирю первым.

Феномен выругался сквозь зубы, я только выдохнул и отвёл взгляд от экрана.

— Ну что ж… — наконец сказал Паша, поднимая микрофон. — У нас, кажется, есть победитель.

Он сделал паузу, обвёл всех глазами.

— Победитель… вы оба! Это невероятно, но вы, парни, опустили свои гири одновременно!

Паша обернулся к Козлову, протягивая Вите микрофон.

— А теперь слово нашему гостю.

Витя вышел к центру неторопливо, уверенно, как хозяин арены, довольный до самодовольной ухмылки, словно слон, который только что прошёлся по лавке с посудой и считает это триумфом.

Он взял микрофон у Паши и оглядел нас с Феноменом, чуть сузив глаза.

— Поздравляю, пацаны, — заговорил он. — Теперь хочу увидеть финал. Настоящий. Чтобы вы показали волю к победе. Чтобы каждый выложился до конца.

Все зааплодировали. Я же смотрел на него и думал, насколько всё в его словах было фальшивым — и пафос, и улыбка.

Витя сделал паузу.

— И чтобы вы понимали, насколько я ценю ваш труд… — он щёлкнул пальцами, и ассистенты вынесли два больших конверта. — Каждому из вас я лично даю премию. Один миллион рублей. Так сказать, из своего кармана.

Феномен шагнул вперёд, взял конверт и поклонился слегка, выражая уважение Вите.

— Спасибо, для меня это честь, — сказал он.

Козлов небрежно кивнул ему и перевёл взгляд на меня. Мол, твоя очередь идти на поклон.

— Деньги оставьте себе, — сказал я. — Пусть лучше их переведут на благотворительность. Там они принесут больше пользы.

Повисла тишина. Я слишком хорошо знал Витьку, чтобы понимать: это не тот человек, которому можно отказывать. То 30 лет назад болезненно реагировал на подобное, а сейчас, спустя годы, всё наверняка было ещё запущеннее. Но взять эти деньги я не мог, не мог и всё — не хотел наступать на горло своим принципам.

Козлов улыбнулся, но в глазах на секунду мелькнул холодный блеск. Ему не привыкать к подхалимам, а вот отказ слышать он точно не ожидал.

Ничего, Витя… наш финал с тобой будет не в этом зале.

Несчастный паренёк, который держал конверт, готов был провалиться сквозь землю, потому что не знал, что делать с деньгами.

— Уважаю, — наконец сказал Козлов, кивком показывая, что конверт могут убрать. — Как тебя зовут?

— Саша Файтер, — сухо ответил я.

Витя помолчал.

— Удачи тебе в финале.

Я заметил, что все, начиная от режиссёра и заканчивая Решаловыми, как будто выдохнули с облегчением после этих слов. Наверное, обрадовались, что Витька не велел меня в багажник засовывать?

Козлов вместе с охраной вышел, а ко мне подошёл режиссёр шоу.

— Александр, ты сегодня сделал красиво. Очень красиво. Ну с благотворительностью… но понимаешь, — он чуть понизил голос. — Нам нужна картинка, которую ждут инвесторы, зрители и спонсоры… она должна быть правильной. Ты понимаешь, о чём я? Больше, пожалуйста, не надо таких выкрутасов, что тебе деньги не нужны и тому подобное. Благодаришь и с улыбкой до ушей бабки принимаешь, окей?

— Обязательно, — я подмигнул режиссёру. — В смысле сам как-нибудь разберусь, без подсказки.

Режиссёр ещё помялся, переступая с ноги на ногу, но сказать ничего не сказал.

— Ну что, господа, раз уж мы здесь, прямо на этой локации проведём битву взглядов, — быстро переключил тему Паша Решалов. — Феномен, Саша Файтер, прошу подойти ко мне для стердауна.

Мы оба подошли к близнецу.

— Сразу предупреждаю — без рукоприкладства, — сходу сказал Паша. — Финал вы должны встретить без травм. Поняли?

Прожектора ударили в лицо, и тренажёрный зал будто исчез. Остались только я и он.

Мы встали друг напротив друга, расстояние — в несколько шагов. Он неожиданно снял очки, и наши взгляды встретились.

Время остановилось.

Я видел перед собой хищника — мощного, уверенного, привыкшего ломать соперников одним взглядом. Его глаза сверкали вызовом, и он смотрел так, будто я уже лежал на настиле.

Я не отводил взгляд, понимал: кто первым дрогнет, моргнёт — тот и проиграет.

Феномен пытался давить. Он то прищуривался, то чуть скалился, едва заметно качал подбородком, будто приглашая меня отвести взгляд. Я не моргнул.

Минуту мы стояли так, камеры писали, телефоны щёлкали, Решаловы переглядывались, понимая, что шоу удалось.

Феномен первым отвёл глаза. Для всех остальных это выглядело, как будто он просто перевёл взгляд в сторону камеры, но я знал, что он сдался в этой тихой дуэли.

— Расходимся, парни. Спасибо, что услышали и не устроили драки, — сказал Паша, когда камеры наконец выключили и битва взглядов была завершена.

Я всё ещё стоял напротив Феномена. Мы будто приросли к полу, ни он, ни я не хотели сделать первый шаг назад.

Феномен пытался изображать, что всё под контролем. Улыбка, прищур. Но я видел, как в его глазах мелькает раздражение. Его явно выводило из себя то, что он не в состоянии вывести меня из равновесия.

— Завтра вечером бой, — сказал Паша, поднимая микрофон. — И я желаю вам обоим удачи.

Близнецы призвали сотрудников поддержать нас, и зал наполнился хлопками.

Я смотрел на Феномена. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы подать руку. И правильно — я и сам не собирался этого делать. Ни к чему этот фальшивый жест.

— Всё окончательно будет ясно завтра, — добавил Лёша Решалов. — Ждать осталось недолго.

Мы с Феноменом ещё секунду держали дистанцию друг перед другом, а потом оба развернулись в разные стороны.

— Готовься, — бросил он напоследок.

— Всегда готов, — холодно ответил я.

Едва мы разошлись, как ко мне сразу подошёл мой менеджер в сопровождении Насти.

— Молодец, Александр! — сказал Антон.

— Мы в тебя верили, — добавила Настя. — Теперь ты по праву в финале.

Я кивнул. Слова, конечно, простые, но чертовски приятно их слышать. От Насти — вдвойне, потому что я полагал, что после вчерашнего, скажем так, инцидента, она на меня обиделась. Но нет же… видимо, так и не зашла, посчитав, что это будет неуместно.

— Так, господа! — продолжил Антон. — Я сейчас справлюсь по расписанию, потому что-то расписание, что было до этого, теперь, как вы понимаете, неактуально.

С этими словами он ушёл заниматься организационными вопросами, а мы с Настей остались вдвоём.

— Почему вчера не пришла? — спросил я. — Я ведь ждал, что ты мне поставишь капельницу.

Она потупила взгляд.

— Думала, что тебе не до этого, я видела Алину… — прошептала она.

— А спросить — занят я или нет? — я вскинул бровь.

— А надо было?

— Ну… надо не надо, а я остался без капельницы, — я улыбнулся.

— Ты разве не провёл ночь… — Настя запнулась, поняв, что никакой ночи ни с кем я не проводил. — Тогда давай я поставлю тебе капельницу прямо сейчас, давай?

— Я не против, — заверил я, капельница на самом деле была бы сейчас далеко не лишней.

— Ладно, через пятнадцать минут я буду у тебя в номере! Мне надо подготовиться…

— Жду, — согласился я.

Настя развернулась и чуть ли не вприпрыжку побежала в свой номер. Я же взглянул на время, чтобы засечь 15 минут, а когда поднял взгляд, увидел перед собой младшего Козлова. На лице его застыла тень.

— Этот урод… был здесь? — спросил он.

— Был, — подтвердил я. — Он сам объявлял испытание.

Я видел, как у Сашки на скулах заходили желваки. Челюсти были стиснуты так, будто он готов был зубами перегрызть глотку своему неназванному папаше.

— Ладно… — только и выдавил он, отводя взгляд.

Напряжение в нём всё ещё чувствовалось, нервы были как натянутый трос. Я понимал, что встреться он с Витькой лицом к лицу уже сейчас, и последствия могли оказаться не самые радужные. Если я нашёл в себе силы сдержаться и не броситься на Козлова, то не уверен, что Сашка смог бы сделать то же самое.

Младший Козлов всё же протянул мне руку.

— Поздравляю.

Я пожал, глядя прямо в его глаза. В них вместе с гневом горела и решимость.

— Спасибо, ты не спал? — спросил я.

Спросил не просто так: Саша выглядел крайне измотанным, как будто сегодня ночью не спал ни одной минуты.

— Да так… ворочался, мысли самые разные в голову лезли… — он запнулся и посмотрел на меня и хрипло, почти шёпотом, добавил: — Саша… выиграй бой.

— Я сделаю всё возможное, — заверил я.

Мы стояли секунду молча. В его глазах я видел огонь, в котором горела вся его жизнь. Для него эта схватка была не просто финалом шоу. Она стала целью, точкой, через которую он хотел разрубить прошлое и доказать самому себе, что может.

Я понимал это слишком хорошо. Для него, как и для Светы, противостояние с Виктором Козловым стало смыслом. Их боль, их ненависть, их надежда — всё завязалось в завтрашнем финале.

Я кивнул и положил ему руку на плечо.

— Мы дойдём до конца, — сказал я.

И сам, мысленно, вдруг осознал, что я пойду до конца, даже если придётся заплатить за это всем, что у меня осталось.

Я вернулся в свой номер. Дверь щёлкнула за спиной, отрезая гул коридоров, и сразу накатила тишина.

С самого начала шоу я заселился именно сюда и так и остался. Никто так и не сумел сместить меня, хотя шанс участникам выпадал пять раз. Смешно подумать, но комната будто стала для меня как крепость на этом реалити. Хотя многие бы, наверное, хотели попасть именно сюда.

Я уселся на край кровати, провёл ладонью по покрывалу и вдохнул глубже. Завтра финал. Последний бой… Теперь осталось встретить здесь утро финала — и можно выселиться.

А вот капельница сейчас была бы совсем не лишней. Тело гудело, как перегретый трансформатор. Я чувствовал, что силы у меня уходят быстрее, чем я успеваю их накапливать.

Я перевёл взгляд на пакет, который вчера вечером оставила у двери Настя. Там, среди прочего, лежал и нужный набор: система, физраствор, ампулы.

В этот момент в дверь как-то совсем уж робко постучали.

— Заходи, — сказал я, не вставая.

Дверь тихо открылась, и в проёме появилась Настя. Она держала в руках сумку и улыбалась.

— Ну что, готов? — спросила она, заходя внутрь и прикрывая за собой дверь.

— Если честно, я готов был ещё вчера, — усмехнулся я. — Только без тебя никак.

— Так, ну что, — сказала она деловым тоном. — Сейчас начнём тебя потихонечку восстанавливать. Завтра будешь как огурчик. Ложись удобнее.

Я усмехнулся, чуть подвинулся на кровати и вытянул руку.

— Спасибо, доктор, — пробормотал я.

Она только махнула рукой, но я видел, что ей приятно.

Настя расстегнула сумку, и я услышал тихий звон стеклянных ампул, шуршание упаковок. Она аккуратно достала систему, разложила шланг, проверила зажим. Сначала достала антисептик, потом вскрыла пакет с физраствором, подвесила его на импровизированный крючок у изголовья.

Я наблюдал, как её руки уверенно раскладывают систему, как она ловко вскрывает ампулы, набирает раствор.

— Держи руку ровно, — сказала она, уже надевая перчатки.

Я вытянул правую. Вены у меня были чуть вздуты после нагрузок. Она осторожно прощупала пальцами, надавила, проверила.

— Вот здесь хорошо пойдёт, — отметила и обработала место спиртом.

Игла вошла мягко, почти без боли. Настя зафиксировала её пластырем, потом подключила систему.

Прозрачная жидкость медленно потекла по трубке, и вскоре я почувствовал лёгкую прохладу, бегущую по вене. Это ощущение было знакомым и даже родным. Словно организм наконец-то получил то, чего ждал.

— Ну вот, — сказала она, откинувшись на спинку стула. — Пошло. Теперь расслабься.

Я посмотрел на неё. Она сидела спокойно, следя за капельницей, будто находилась не в гостиничном номере, а в палате.

Я прикрыл глаза, слушая ровный стук капель. Внутри становилось легче. Будто тяжесть, осевшая в мышцах и голове, медленно растворялась.

— Завтра будешь как огурчик, — повторила она.

Я улыбнулся краешком губ.

— С твоей помощью — точно.

Я закрыл глаза и выдохнул. Тепло разливалось по вене, медленно растекалось по телу, снимая усталость. Организм жадно впитывал каждую каплю. Голова, гудевшая после нагрузок и стресса, стала проясняться.

Я поймал себя на том, что впервые за несколько дней мне не хотелось ни о чём думать. Ни о финале, ни о Козлове, ни о том, что впереди снова придётся бить и быть битым.

— Засыпай, — сказала она так же тихо. — Организм сам знает, что ему нужно.

— Спи, солдат, пока дают, — хмыкнул я.

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

Тепло разливалось всё шире, веки тяжелели. Тело сделало выбор за меня.

И я провалился в сон. Лёгкий, но глубокий…

Проснулся среди ночи. Сначала не понял, где нахожусь, но потом вспомнил, что я в гостинице, на шоу, меня ждёт финал с Феноменом. Тело было лёгким, капельница сделала своё дело.

Настя никуда не ушла, она сидела в кресле у стены, задремав прямо с телефоном в руке. Лицо у неё было усталым, но спокойным, волосы спали на плечо. Телефон в её руке светился. На экране застыло сообщение от Марика: «Спокойной ночи:)».

Я наклонился, коснулся её плеча.

— Настя, проснись, — шепнул я.

Она вздрогнула, открыла глаза и сразу попыталась выпрямиться.

— Ой… я уснула… — пробормотала она виновато. — Прости, я хотела просто проверить, чтобы с капельницей всё было нормально.

— Всё в порядке, — успокоил я. — Ты сделала своё дело. Спасибо.

Она улыбнулась сонно, кивнула и поднялась, собирая сумку. Я проводил её взглядом до двери. Прошёл к окну. За стеклом раскинулся сад — тёмные силуэты деревьев, подсвеченные редкими фонарями вдоль дорожек.

Мысли сами нахлынули. Я вспомнил девяностые — подвальные залы, облупленные стены, запах железа и крови. Тогда дрались просто, чтобы доказать себе, что ты можешь и выдержать. Сейчас всё выглядело иначе… мраморный особняк, свет, камеры, миллионы на кону. Но суть оставалась той же — завтра нужно будет выйти и доказать, что я выдержу.

Я знал, что завтра выложусь до конца. Как бы ни закончился этот бой, он должен был стать финалом. И не только шоу.

(обратно)

Глава 12

Проснулся я от резкого стука в дверь. Сначала подумал, что это сон — слишком уж ранний час для гостей. Но нет, кто-то настойчиво пытался проникнуть в мою комнату. Гадать, кто именно, не пришлось: через несколько секунд я услышал, как знакомый голос пробил тишину.

— Саша, вставай! Подъём! — раздался голос Антона, моего менеджера.

Я нехотя открыл глаза, давя в себе назойливое желание послать Антона в увлекательное пешее путешествие по местам столь отдалённым. Часы на экране мобильника показывали шесть утра.

Шесть! Утра!

Ещё бы час сна, ну ладно — два, и я был бы человеком. Но нет, сегодня не тот день, когда можно было позволить себе слабость. Так что, похоже, придётся чуть побродить по особняку в режиме «сонного тетерева».

— А позже нельзя? — всё-таки спросил я для порядка. — Ты время видел, Антоха?

Я выдохнул, облокачиваясь на подушку. Потому что понимал — нет, позже не получится.

Антон уже стоял в проёме. Он, впрочем, выглядел так, будто для него шесть утра — самое бодрое время суток. В руках папка с бумагами, на лице сосредоточенность. Вообще, он удивительным образом преображался, когда речь шла о работе. Из растерянного и прибранного паренька мигом превращался в ответственного мужчину.

— Позже уже всё закончится, — сухо бросил он. — Давай, быстро приводи себя в порядок. Через пятнадцать минут жду тебя в коридоре. Пойдём записывать ролик, который будут крутить в интернете перед твоим выходом на ринг.

— Во как… А предупреждать заранее — не судьба?

— А как тут заранее предупредишь, если у нас весь график поехал после того, как полуфинал решили не проводить? — Антон лишь развёл руками.

Я вздохнул, разминая плечи. Тело ещё помнило вчерашние нагрузки, но после Настиной капельницы внутри было странное ощущение свежести.

Диссонанс?

Да, будто кто-то вставил в уставший автомобиль новый мотор.

— Ладно, понял-принял, — сказал я, глядя на менеджера сквозь сонную хмурость. — Десять минут, и я готов.

Антон кивнул, довольный, что спорить я не собираюсь.

— Жду в коридоре! — закончил он.

Дверь за ним захлопнулась. Комната вновь погрузилась в тишину. Я остался сидеть на краю кровати, глядя на время на мобильнике. Подавил в себе желание ещё пять минуток подремать, прикрыв глаза. Увы, но такие методы только продлят утренние мучения и нежелание вставать.

Я наконец поднялся, прошёл в ванную, шаркая босыми ногами по полу. Ледяная вода хлестнула в лицо, смывая остатки сна. Щётка заскрипела по зубам, мята зубной пасты обжигала язык.

Благодаря капельнице Насти я чувствовал себя почти заново родившимся. И раны, кстати, тоже как будто бы начали заживать чуточку быстрее. По крайней мере ссадины и сечка над бровью смотрелись куда лучше, чем вчера. Нет, шансов, что они полностью заживут до финала шоу, — ноль целых и ноль десятых. Но всё равно приятно.

Я наконец вышел из душа, вытерся, надел спортивные штаны и футболку с логотипом лиги.

Вот и вся готовность.

Иногда благодарю бога за то, что мужики лишены необходимости краситься по утрам и наводить марафет.

Краем глаза взглянув на себя в зеркало, я поводил ладонью по своей короткой стрижке и вышел из номера.

Антон, как и обещал, ждал в коридоре, уткнувшись в телефон, губы кривились в довольной улыбке.

— Чего такой довольный в такую рань? — поинтересовался я.

— Прикинь, — Антон покосился на меня. — Опубликовали тизер нашего реалити на официальном аккаунте.

— Допустим, а радуешься чему?

— Миллион просмотров за первые же часы! — выпалил Антон с таким видом, будто ему сказали, что у него родился сын.

Он развернул экран так, чтобы я тоже мог видеть. На экране мелькали знакомые кадры — нарезка напряжённых моментов из уже отснятых выпусков. Надо отдать должное, продакшен здесь был на высоте. Ребята из команды лиги очень хорошо знали своё дело и понимали, как и за счёт чего привлечь зрителя. Смонтировано всё было так, что я бы сам не отказался посмотреть такое шоу. Это и поддержал зритель. Зритель охотно комментировал, лайки ставились каждую секунду, комментариев уже было несколько тысяч, и количество их только росло.

— Это очень круто, — добавил Антон, глядя на меня так, словно я должен был подпрыгнуть от счастья.

— Хорошо, что хорошо — зря, что ли, стараемся, — я пожал плечами.

Положа руку на сердце, я до сих пор не привык бурно реагировать на такие вот виртуальные успехи. А надо было, наверное. Виртуальные успехи здесь подчас важнее реальных…

— Ладно, чтобы было так же круто дальше, — сказал Антон и убрал телефон в карман. — Пойдём. Нам надо на съёмку, а то режиссёр мне глаз на одно место натянет, если опоздаем. Я его тоже понимаю, Сань, весь съёмочный график к чертям.

— Сочувствую…

Мы с Антоном прошли по коридору особняка, спустились по лестнице на первый этаж и вышли в спортзал. Тот самый, где вчера у нас проходил полуфинал специфического формата. Такое впечатление, что здесь даже не разбирали оборудование.

Режиссёр, завидев нас, подошёл первым, приветственно взмахнув рукой. На нём была чёрная футболка с надписью «большой босс», из одного уха торчал беспроводной наушник, а двигался он так быстро, будто спешил одновременно в десять мест.

Увидев меня, режиссёр улыбнулся, протянул руку.

— Доброе утро, Саша. Как твоё самочувствие?

— В норме, — ответил я. — Что делать надо?

— Всё просто. Отснимем материал. Ты поработаешь по мешку или пресс покачаешь, не знаю там, на скакалке попрыгаешь. А потом на камеру дашь обещание зрителю на финал. Мол, «я выйду и выиграю», всё как положено. Фирштейн?

— Хорошо. Давай по мешку поработаю, — согласился я.

— Только, Файтер, мне нужно так, чтобы у зрителя волосы зашевелились. Не просто удары, а самое мясо, понимаешь? Чтобы каждый звук проходил по нервам…

— Что-нибудь придумаем, — заверил я.

— Чудесненько, — бросил режиссёр, потерев ладонями.

Антон ткнул меня локтем, привлекая внимание.

— Вон посмотри, как Феномен расстарался…

Я повернул голову. На другом конце зала стоял Феномен. Камеры окружили моего соперника со всех сторон, и он работал по груше. Причём делал это крайне эффектно. Мешок дёргался, скрипели цепи. Удары были тяжёлые и плотные. Каждый удар отзывался в воздухе глухим стуком. Мешок ходил ходуном, цепи натужно скрежетали. В этом было что-то демонстративное — он бил так, чтобы все видели, что силы у него вагон и маленькая тележка.

— А давай-ка я тоже по груше обработаю, — сказал я, повернувшись к режиссёру. — И посмотрим, чья отработка зрителям понравится больше.

Режиссёр на секунду замялся, но в глазах вспыхнул интерес.

— Давай, — ответил он. — Это будет отлично. Сравнение всегда работает.

Пришлось подождать, пока Феномен закончит свою показуху. Он бил методично, как отбойный молот, и в каждом его ударе чувствовалась злость. Я видел, как режиссёр при каждом его ударе довольно кивал — мол, да, вот оно, то самое шоу. Задумка этого действа была понятна — Феномен хотел, чтобы зритель видел его не просто бойцом, а чудовищем во плоти, что называется.

И вот, заканчивая свой ритуал «запугивания», Феномен резко развернулся и влепил бэкфист по снаряду. Удар пришёлся с такой силой, что мешок дёрнулся, кожа натянулась, и я заметил оставшуюся после удара вмятину. Цепи жалобно загудели, а звук от удара прокатился по спортзалу низким эхом.

— Ни хрена себе удар, — пробормотал Антон.

Феномен закончил свою серию и снял перчатки. Мешок всё ещё покачивался от его ударов, колотушка у него действительно была что надо.

— Саня, прикинь, если такой тебе в голову прилетит… — пошептал Антон. — Тут такими кувалдами только стены ломать.

Я хмыкнул, пожал плечами.

— Был такой боксёр, если знаешь, у которого удар считался сильнейшим за всю историю бокса. Эрни Шейверс, — я покосился на своего менеджера. — Никто не бил так, как Шейверс. Эрни мог правой по шее ударить так, что у тебя лодыжка сломается.

Антон медленно повернул ко мне голову.

— Но при этом он не был чемпионом мира, — добавил я, глядя на всё ещё покачивающийся мешок. — Так что сила решает многое. Но далеко не всё.

Феномен заметил меня и задержал взгляд на мгновение. Его глаза скользнули по мне с долей пренебрежения. Я понял, что он уверен, что победа в его кармане.

— Саша, твоя очередь, — пригласил меня к мешку режиссёр.

Цепи ещё качались, сам мешок тоже покачивался, как маятник. Я встал к нему, поднял руки и начал работать.

Сначала удары были размеренные, как разогрев. Но чем дольше я бил, тем сильнее накатывала злость. В голове мелькали лица и события, которые вели меня к этому моменту, и каждый удар становился тяжелее.

Это тебе за Марину… Я врезал справа. За девчонку, которая была вынуждена жить под чужим именем, не зная, где мать. Мешок дёрнулся…

Вот тебе за Сашку — я вогнал левый хук в снаряд. Пацана, росшего без отца и не знавшего, что у него есть сестра. Цепи жалобно звякнули, зал наполнился гулом.

За Светку полетел апперкот снизу, такой, что мешок качнулся ещё сильнее. Витька лишил её всего, сломал ей жизнь…

Я уже почти не слышал ничего вокруг. Был только я и этот мешок, который «превращался» в Козлова в моём воображении.

И за то, что ты, сука, ещё не сдох. В последний удар я вложил всё, что оставалось внутри. Правый на скачке влетел в мешок, и тот сорвался с цепей. Рухнул на пол с таким грохотом, что звук прокатился по спортзалу, будто раскат грома.

В спортзале повисла тишина.

А потом тишину нарушил чей-то ошарашенный голос:

— Вот это удар… Да он чёртов псих!

— Какой псих, ты видел? Это сила! — отозвался парень из группы монтажников. — Феномену с таким — кранты!

Слова покатились по залу. Ещё миг назад все глазели на Феномена как на шоу-монстра, теперь же взгляды скользнули ко мне.

Я развернулся к камере.

— Победа будет за нами, — заявил я, изображая удар кулаком в объектив.

Секунд пять никто не шелохнулся. Потом режиссёр рванулся вперёд, будто боялся упустить момент.

— Стоп! Снято! — выкрикнул он, взмахнув рукой.

Операторы загалдели, перешёптывались, переглядывались. Антон растерянно присвистнул и принялся скрести макушку. Все были в шоке от того, что я сорвал мешок с цепей. Ну выглядело на самом деле эффектно, что тут скажешь.

— Ни хрена как круто! — выпалил режиссёр.

Он буквально подпрыгивал от восторга.

— Это будет в заставке! Это то, что нам надо! — загалдел он.

Я вытер пот со лба. Внутри всё ещё кипело, но снаружи я оставался спокойным, не давая повода понять, что я сам удивлён. Пусть будет, как в одной известной песне: «и всё идёт по плану».

Честно?

Ни хрена не ожидал, что выйдет так эпично, но снаряд, конечно, в тему упал. Эпичнее было бы, если бы я проломил руками стену… ну или головой. Но в следующий раз, а пока так.

Ко мне быстрым шагом подошли Решаловы. Близнецы, как всегда, двигались синхронно, будто отражения друг друга, и даже улыбались одинаково.

— Сань, ну что сказать… — начал Паша, хлопнув меня по плечу. — Ты красавчик капитальный. Устроил войну, вот честно! Я уверен, что как только выйдет первая серия шоу, ты станешь суперпопулярным!

Лёша, державший телефон, пододвинул экран поближе.

— Ага, вот, глянь. Реакции на отрывки с твоим участием в телеге. Там уже взрыв мозга, а когда вот это смонтируют, — он кивнул на валявшийся на полу мешок.

— Вообще будет взрыв башки.

На видео я увидел фрагменты вчерашних съёмок — кадры с гирями, где мы с Феноменом сошлись одновременно. Внизу — уже ставшие нормой тысячи комментариев: «Файтер красавчик», «Этот парень настоящий», «В финале только он».

Паша ткнул пальцем в экран.

— А вот смотри ещё. Тут люди голосуют, кого бы они хотели видеть в финале. Видишь? Это ты!

На экране горела диаграмма голосования. Мой процент перевалил за половину всех голосов, Феномен отставал, и эта цифра была сама по себе ударом для его самолюбия.

— Типа удачи тебе, Сань, — добавил Лёша. — Мы, конечно, ведущие, у нас не должно быть предпочтений. Но… — он подмигнул. — Мы желаем тебе победы, брат.

— Приму как личное мнение, а не как официальное заявление, — я подмигнул в ответ.

— Ладно, — сказал Паша, пряча телефон. — Пойдём. Надо записывать интервью с твоим соперником.

Мы пошли в соседний зал. Там прямо в центре стояло кресло на фоне логотипа лиги. И в нём, как на троне, развалился Феномен. Всё так же в солнцезащитных очках, всё такой же уверенный.

Подача была такая, словно и ринг ему не нужен. Достаточно сказать пару слов — и весь мир падёт к его ногам. Вот иногда на того или иного боксёра говорят «Белый Тайсон», этот же экземпляр в кресле напоминал «Белого Мохаммеда Али».

— Ну что скажете о сопернике? — спросил явно закадровый голос ассистента, который не попадёт в эфир.

Феномен усмехнулся, приподнял подбородок и заёрзал на кресле, располагаясь удобнее.

— Файтер крепкий парень, — начал он. — Но финал будет быстрым. Он достиг своего потолка, и выше головы не прыгнет.

Со стороны съёмочной группы раздались одобрительные смешки. Им нравилось слушать хищника, который не сомневается в исходе противостояния. Надо отдать должное Феномену — болтать на камеру у него получалось очень хорошо.

Я стоял чуть поодаль, слушал молча, потом всё-таки сделал шаг вперёд, так, чтобы Феномен меня заметил.

И заметил.

Его губы тронула ещё более широкая улыбка. Он посмотрел прямо в камеру, важно подбоченился.

— Файтер ляжет в третьем раунде.

Я вышел из-за оператора.

— А если не положишь в третьем? — сухо спросил я.

Ассистенты переглянулись, оператор уже хотел крикнуть «стоп», но режиссёр затряс головой, давая распоряжение продолжать съёмку.

Феномен снял очки. Его глаза впились в меня, злые, холодные.

— Я говорю, что нокаутирую тебя в третьем раунде, — процедил он.

Я не отступил.

— А я у тебя спрашиваю, что будет, если ты этого не сделаешь?

На лице Феномена на секунду мелькнуло замешательство. Уверенность дала трещину. Он хотел ответить, но слова застряли в горле.

— Давай сделаем на спор? — я усмехнулся.

— Какой спор?

— Если я не просто выстою, а выиграю у тебя, ты по возвращении в Москву придёшь в мой зал. И проведёшь тренировку для моих пацанов. Мы снимем это и выложим.

Я видел, что внутри него началось «волнение». Ну конечно, если отказаться — значит признать слабость, согласиться — значит допустить, что я могу победить.

Наконец Феномен медленно протянул мне руку.

— Договорились.

Мы пожали друг другу руки. Его ладонь была холодной, сильной, но я держал крепко, сжимая до того момента, пока он первым не попытался выдернуть.

Паша Решалов, стоявший рядом, оживился.

— Саня, ну ты, конечно, затейник. Такая коллаборация взорвёт интернет. Он реально популярен, а ты пока уступаешь в медийке.

— Учусь, — ответил я. — Не боги горшки обжигают.

К нам подошёл второй брат, куда-то отходивший.

— Файтер, у меня для тебя есть сюрприз, — поведал он с хитрой улыбкой. — Причём такой, что тебе точно понравится.

— Я, конечно, сюрпризов не люблю. Обычно за ними больше мороки, чем радости, — сказал я. — Но раз уж ты так уверен, что мне понравится — говори, что за сюрприз?

Лёша отрицательно покачал головой.

— Нет, если скажу, сюрприз перестанет быть сюрпризом. Пойдём, лучше покажу. Там всё уже готово.

— Ну пойдём.

Мы вышли в коридор. Я шёл за Лёшей и пытался угадать, что он задумал. Пиар-ход? Провокация от организаторов? Или очередной трюк, чтобы подстегнуть интерес к финалу?

Впрочем, гадать долго не пришлось.

Мы подошли к массивной двери, у которой стоял Антонио. Этого парня я успел более-менее изучить и заметил, что в его глазах сквозило удовольствие, будто он знал, что сейчас меня действительно удивят.

— К тебе приехали, — сказал Антон, улыбаясь.

Мысли гадали кружиться в голове. Кто? Откуда? Но и тут ждать долго не пришлось.

— Заходи, — кивнул Антонио и толкнул дверь.

(обратно)

Глава 13

Дверь вела прямиком к холлу, я вошёл в него вслед за Лёшей и Антонио, огляделся… И вдруг услышал до боли знакомый голос.

— Саня! — раздалось громко, с хрипотцой, но в этом голосе было столько радости, что я аж застыл. — Здоров, брат!

Ноги будто приросли к полу. Из глубины холла шагал Игнат собственной персоной — так же, как всегда, размашисто, уверенно. Плечи расправлены, руки широко разведены. Его лицо светилось открытой улыбкой, а в глазах горел тот самый блеск, который невозможно подделать — радость, настоящая.

— Привет, брат! — радостно ответил я.

Мы обнялись крепко, так, что кости захрустели. Неожиданно, конечно, я не думал всерьёз, что Игнат тогда говорил серьёзно, и он действительно приедет за тысячи километров на финал. Но приехал же, что не могло не радовать.

— Ну что, как дорога? — спросил я, чуть отстранившись и невольно осматривая его с ног до головы.

От него пахло тем самым одеколоном, который я помнил ещё по залу: резкий, дорогой, стойкий. И выглядел он бодро, подтянуто, будто дорога не отняла у него ни капли сил. Я поймал себя на мысли — чертовски рад его видеть здесь, рядом.

— Да нормально, — махнул он, словно отмахиваясь от пустяков. — Самолётом прилетел, дорога без приключений. Тут знакомые встретили, сразу довезли до вашего реалити-шоу. Всё чётко, как по расписанию.

— И надолго прилетел?

Игнат усмехнулся и по-братски потрепал меня по плечу.

— Обратно я планирую лететь с тобой, — сказал он без тени сомнений. — Причём не просто как пассажиром, а как с победителем. Ты меня понял, брат? Другого варианта я даже не рассматривал.

Я тоже хлопнул его по плечу в ответ. Приятно, конечно, когда близкие в тебя так верят.

— Ну, значит, другого выбора у меня тоже нет. Надо побеждать.

— Да какой там выбор! — искренне рассмеялся Игнат. — Я билеты сразу купил, даже не сомневался. Настолько верил в тебя, что сам себе сказал: либо финал, либо я зря живу. И, кстати, не я один… — он хитро улыбнулся. — Гляди сюда.

Игнат достал из спортивной сумки, которая висела у него на плече, аккуратно сложенный свёрток. Развернул ткань, и я увидел знакомые цвета. Сердце приятно екнуло.

— Пацаны из «Тигра» передают тебе привет, — продолжил Игнат. — Все смотрят, все болеют. Сидят в зале, орут за тебя, будто сами в ринг выходят. Но это ещё не всё.

Он развернул свёрток до конца. Передо мной оказался флаг. Большой, плотный, сшитый явно на заказ. В центре была эмблема моего зала и надпись «Боевые перчатки». На флаге маркером были нанесены два десятка подписей с пожеланиями мне победы.

Кто писал, я понял сразу.

— Это твои пацаны, Саня, — озвучил мою догадку Игнат, улыбаясь. — Каждый расписался. Каждый вложил в эту тряпку свою веру. Попросили, чтобы ты вышел с этим флагом на ринг.

Я на миг представил, как пацаны по очереди выводят пожелания и расписываются, споря, кто сделает это первым.

— Обязательно выйду с ним, — заверил я.

Игнат кивнул, довольный.

— Я и не сомневался, поддержка у тебя, блин, сумасшедшая! — хмыкнул он. — Ладно, как ты тут устроился, брат?

Игнат огляделся по сторонам. Он явно прикидывал, как выглядит вся эта «кухня» шоу изнутри.

— Нормально. Я тут как король живу в лучшем номере. Выиграл сразу его и всё шоу никому не отдаю.

— Ни хрена расклад, это чтобы заселиться, бороться надо? — Игнат удивлённо вскинул бровь. — А чё, кто проиграет, того под жопу мешалкой?

— Ну что-то вроде того, — подтвердил я. — Так что если что — располагайся у меня. Чтобы из гостиницы сюда не ездить, зря время не тратить.

Игнат фыркнул, покачал головой.

— Да не, брат. Из гостиницы сюда ехать и вправду неудобно, но я не хочу тебя стеснять. Это же твой номер, твоя крепость. Поэтому я договорился через близнецов Решаловых. Мне отдадут отдельный номер. Пусть не такой шикарный, как у тебя, но тоже ничего, — он подмигнул.

— Ну, смотри сам, я бы только рад был.

— Конечно, — Игнат как-то уж больно заговорщицки прищурился. — Но это не весь сюрприз, Сань. Есть у дядьки Игната ещё сюрпризы!

Он вдруг повернулся в сторону выхода и жестом подозвал кого-то. В проёме показались знакомые силуэты. Я моргнул, не веря глазам, и только когда свет упал им на лица, понял, что это Виталя и Марик. Неожиданно, блин! Наверное, увидев здесь живого слона, я бы удивился даже меньше.

— Вот, Саш, такой тебе сюрприз, — сказал Игнат и довольно улыбнулся. — Аболтусов твоих в Екатеринбург привёз.

Я шагнул навстречу, и мы с пацанами обнялись крепко, по-мужски.

— Еле прилетели, — пожаловался Виталя, усмехаясь. — В самолёте рядом бабка всю дорогу крестилась и твердила, что летим в ад. А я ей говорю: «Не, мы летим на бой века».

Марик прыснул со смеху.

— А в аэропорту вообще прикол. Стоим мы с билетами, а кассирша в упор на Игната смотрит: «Вы же тот, который драки устраивает?»

— Я ей ответил, что драки устраиваю только по расписанию, — вставил Игнат, довольный произведённым эффектом.

Без слов было понятно, что пацанов привёз Игнат. Перелёт до Екатеринбурга — дело отнюдь не дешёвое, и он лично оплатил им дорогу. За это ему большущее спасибо, кстати. Потому что если кто и должен быть рядом в этот день, так это Марик и Виталя. Они должны разделить со мной успех, пацаны этого заслужили не меньше. Они шли со мной с самого начала пути в этом, по сути, новом для меня мире.

Я отстранился, оглядел обоих. В их глазах горела та самая искра, с которой они когда-то впервые пришли в зал. Там было всё вперемешку: вера, гордость, готовность стоять за меня горой. Красавцы!

— Спасибо, парни, спасибо большое за поддержку, — сказал я. — А на кого же вы зал оставили?

Мысль, что зал стоит без присмотра, буквально сама слетела с языка.

Игнат усмехнулся, как будто ждал этого вопроса заранее.

— Всё под контролем, брат. Я же не дурак. Я оставил там своего человека. Надёжный парень, свой. Так что не переживай — зал под надёжным присмотром. Мышь не проскочит, муха не пролетит или как там говорится.

Я кивнул, отпуская тревогу. Знал, что если Игнат сказал — значит, так и есть. Он никогда не бросал слов на ветер.

— Ну а теперь… — он сделал демонстративную паузу. — Скажем так, главный сюрприз. Но сначала, пожалуй, отметим.

В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и к нам вылетела Настя, с глазами полными предвкушения. Я заметил, как Марик до этого что-то писал в телефоне — наверняка ей.

Заметив Марика, девчонка замерла на секунду, а потом буквально бросилась к нему в припрыжку. Обняла Марика крепко, по-настоящему, с тем теплом, которое не подделаешь. Марик, сначала растерявшись, тоже улыбнулся и прижал её к себе нежно.

Я стоял в стороне и смотрел на них. И… мне стало легче. Я в этот момент понял, что искренне рад и за Марика, и за Настю. Рад тому, что у них всё началось. Настя заслуживала счастья. А я… я бы не смог ответить ей взаимностью. У меня была другая дорога. Слишком тяжёлая, слишком извилистая. Для меня оставалось лишь одно — бой, долг и дорога вперёд. Если бы я шагал по этому пути, держа за руку Настю, то подвергал бы девчонку совершенно ненужной опасности, а это я хотел меньше всего.

— Ну-ка, Настя, как специалист скажи… — заговорил Игнат, переключая на себя внимание девчонки. — Если Саша сейчас кусочек пиццы съест, он у нас развалится на ринге или нет?

Настя отстранилась от Марика, но улыбка не исчезла. Она даже поправила волосы, словно пыталась вернуть себе деловой вид. Вообще девчонка она была гиперответственная, ну и как-никак, а с Игнатом у неё существовала договорённость о работе в «Тигре». Поэтому Настя хотела блеснуть перед будущим боссом своими знаниями.

— Перед боем нельзя есть за два-три часа. Чтобы не было тяжести и тошноты, — затараторила она. — В это время лучше всего лёгкая пища — каши, цельнозерновой хлеб, фрукты. За час до боя вообще только вода, и то маленькими глотками.

— Так что пицца нежелательна? — Игнат выгнул бровь. — А если кусочек?

— Если кусочек… то можно, — сказала Настя и лукаво посмотрела на меня.

— Слышал? — рассмеялся Игнат, повернувшись ко мне. — Нежелательно, но можно! Так что тебе, Саня, не отвертеться.

Игнат хлопнул в ладони и оглядел всех нас.

—Так, пацаны, — обратился он к Витале и Марику. — Сейчас подъедет доставка. Пиццу я не заказал — это зря, она перед боем действительно ни к чему. А вот шашлычка, овощей, хлеба, всякой всячины — это другое дело.

Марик и Виталя закивали в унисон, быстро понимая, что хочет Игнат.

— Ладно, мы сгоняем, получим заказ, — сказал Марик.

— Ага, попутного ветра, — хмыкнул Игнат. — Сразу несите ко мне в номер.

Марик, Виталя, а с ними и Настя пошли получать доставку. Игнат же повернулся и как-то сразу посерьёзнел.

— Сань, расслабься, брат, ты слишком напряжён. Это чувствуется с первого взгляда. Без базара, это нормально — финал, давление, весь этот цирк с камерами. Но если ты всё время будешь крутить в башке мысли об этом, то сгоришь раньше, чем прозвенит гонг. Короче, надо расслабиться, брат. Переключиться хотя бы на пару часов. Это важно. Чтобы выйти и быть свежим, а не выжатым.

— Согласен, — ответил я.

Конечно, застолья до добра не доводят. Но иногда это нужно. Я вспомнил недавний эпизод, о котором читал в интернете. Перед боем с Александром Усиком отец претендента Дэниэля Дюбуа устроил дома вечеринку. Хотел снять напряжение у сына перед важным поединком, а в итоге только сбил настрой. Дюбуа вышел опустошённым, без концентрации, и в итоге разгромно проиграл.

В этот момент вернулись Марик, Виталя и Настя, неся в руках огромные пакеты. Сразу запахло мясом, специями, тёплым хлебом.

Мы перебрались в номер Игната. Там поставили еду на стол, расселись кто где. Атмосфера стала уютной, почти домашней. И впервые за последние дни я почувствовал, что могу выдохнуть.

Марик потянулся за шампуром, но Виталя опередил его.

— Вот всегда так! — буркнул Марик. — Я только руку протяну, а ты уже впереди.

— Да потому что я быстрее, — огрызнулся Виталя.

Спор грозил перейти в привычный обмен подколками, но Настя влезла:

— Мужики, вам что, еды мало? Я сейчас вам ещё кашу заварю, будете делить по ложке.

Все рассмеялись.

Через пару минут в комнату пришли Саня Козлов и Антон, которых я тоже пригласил на наши дружеские посиделки.

Каждый взял по кусочку — кто хлеб, кто овощи, кто шашлык. Я тоже позволил себе немного. Нет, есть особо не хотелось, перед боем кусок в горле стоял, но надо было разделить момент.

Игнат поднял стакан с томатным соком.

— За тебя, брат. Ты уже сделал больше, чем многие могли бы. И в финале ты это докажешь. Я давно не видел таких, как ты. Тебе плевать на всю эту медийную мишуру. Ты делаешь своё. И это главное.

Я кивнул. Слова его были простыми, но они значили больше, чем любые аплодисменты.

Виталя встал и тоже взял слово.

— Саня, вот как есть скажу — ты изменил нам жизнь. Я это честно говорю. Если бы не ты, я бы сейчас шатался непонятно где по подворотням. А теперь я знаю, что у меня есть цель. Ты дал мне и Марику дорогу.

— Подписываюсь под каждым словом, — подхватил Марик. — Раньше я думал, что все эти разговоры о братстве — пустое. А теперь знаю, что это реально работает. Потому что ты собрал нас и показал, что можно жить по-другому.

Настя улыбнулась, глядя на меня и на Марика рядом.

— А я могу сказать только одно. Я рада, что встретила вас всех. Но особенно тебя, Саша. С тобой я снова поверила, что справедливость существует. Я давно в это не верила. А теперь вот… — она потупила взгляд. — Верю.

Раз уж пошла такая каша, Антон тоже не остался в стороне.

— А я… я так скажу, благодаря тебе я прибавлю нолик к своему ценнику на следующем мероприятии, — улыбнулся он. — Как раз ипотеку быстрее закрою!

Саня Козлов не стал высказываться, но, глядя на меня, поднял стакан с соком и благодарно кивнул.

Приятно, конечно, слышать такие вещи. Слушая такие вот признания своих ребят, я действительно сумел отвлечься от мыслей о предстоящем бое.

Игнат откинулся на спинку стула, вытер руки салфеткой и хитро улыбнулся. Он явно готовил почву, будто ждал подходящего момента, чтобы сказать то, что всё это время держал в голове.

— Знаете, за что я хочу выпить? — он оглядел всех по очереди. — За то, чтобы наши залы никогда больше не закрывали, чтобы нас не выгоняли на улицу и чтобы пацаны всегда знали, что у них есть куда прийти.

Игнат внимательно на меня посмотрел.

— Саня, у нас для тебя есть ещё один сюрприз, как я и говорил. И, пожалуй, такой, что понравится тебе даже больше, чем наш приезд.

— Что ещё вы придумали? — спросил я, пытаясь уловить подвох.

Он развернулся к своей спортивной сумке, достал оттуда папку, а из неё — конверт. Встал, подошёл ко мне и протянул документ.

— Вот, поздравляю.

Я взял конверт, вытащил документ и пробежал глазами по строчкам. «Разрешение на деятельность спортивного клуба», гербовая печать, подписи. На секунду я даже потерял дар речи.

— Лицензия… — прошептал я.

— Да, — кивнул Игнат. — Теперь «Боевые перчатки» официально зарегистрированы. Все препоны сняты. Ты можешь работать с детьми, вести тренировки, развивать клуб. Никто больше не скажет, что ты нелегал или что тебя можно прикрыть.

Виталя и Марик вскочили с мест, закричали:

— Поздравляем! Поздравляем!

К ним присоединился Антон. Настя захлопала в ладоши, глаза у неё светились. Даже Саша Козлов, который был совсем без эмоций, и тот присоединился к поздравлениям.

— Поздравляем! Поздравляем! — хором выдали ребята.

Я сидел, сжимая документ, и чувствовал, как разливается по телу приятное тепло. Это был не просто сюрприз. Я всегда хотел работать с детьми, передавать им то, что сам получил в драках, в крови и в боли. Хотел, чтобы у них была возможность учиться не на улице, а в зале, где есть свет, груша, тренер и вера в свои силы.

Для меня этот документ был важнее любого пояса, любого титула и шоу. Теперь «Боевые перчатки» будут жить, и хотелось верить — всегда.

Я встал, поднял лицензию над головой.

— Поздравляем! — все снова закричали, захлопали.

Игнат хлопнул меня по плечу.

— Ты уже сделал больше, чем мог, брат, — сказал он твёрдо. — Теперь просто выйди и доделай. Ты правда это заслужил.

Мы обнялись. Сильно, крепко, без лишних слов.

— Ты знаешь, брат, — признался я. — Я хочу вернуться в зал, к пацанам, когда подерусь. И теперь у меня есть всё, чтобы это стало реальностью.

В этот момент вмешался Антон, которому пришла какая-то смска на мобильник. Он встал, хлопнул ладонями, привлекая внимание.

— Парни, нам пора, — сказал он уверенно. — Время идёт, а шоу ждать не будет. Пора собираться и выдвигаться.

В комнате на миг воцарилась тишина. Игнат ещё держал стакан, но уже не поднимал его. Настя быстро собрала со стола пустые стаканчики и салфетки, стараясь скрыть волнение, но пальцы её дрожали.

Все переживали так, как будто это не мне, а им надо было выходить на ринг. Ну а мне посиделки реально помогли отвлечься.

Я кивнул, поднялся и поправил футболку.

— Ну что, пошли, — сказал я.

Мы двинулись к выходу. Первым шагнул Игнат, будто хотел прикрывать дорогу. Виталя и Марик шли сразу за мной, переглядываясь — они тоже были готовы в любой момент рвануть со мной в огонь, если понадобится. Настя держалась чуть сзади, но я чувствовал её взгляд. Антон проверял телефон, что-то быстро набирал, но и он был напряжён, хоть и делал вид, будто держит всё под контролем.

Я смотрел на него, на пацанов, на Игната и Настю. В глазах каждого отражалась та же мысль — они идут со мной до конца, даже если на ринг ступать должен один я.

От автора:

Новинка от Ника Перумова и Валерия Гурова! Архимаг в теле вора, Петербург охвачен заговорами, князья делят власть, а безликие убийцы вышли на охоту.

https://author.today/reader/482616

(обратно)

Глава 14

Мы остановились перед дверьми, ведущими в съёмочный павильон с рингом. Я глубоко вдохнул, последний раз глянул на своих — Игната, Настю, пацанов. И уверенно зашёл внутрь.

Камеры уже ждали, объективы нацелились прямо в ринг. Там уже заканчивали последние приготовления перед началом съёмки.

На ринг первым вышел не рефери и даже не бойцы, а наш режиссёр. Он держал в руках микрофон и поднял руку, привлекая к себе внимание сотрудников.

— Ну что, ребят, прежде чем мы начнём, я хочу сказать пару слов, — заговорил он. — Спасибо всем, кто отработал это шоу. Вы сделали его таким, каким мы его задумали: зрелищным, зубодробительным, настоящим.

Все встретили слова режиссёра аплодисментами, но тот поднял руку, призывая к тишине.

— Но прежде чем мы перейдём к финалу, — продолжил он, — я обязан напомнить правила. Правила, которые делают наше шоу уникальным. Контент, который мы здесь снимаем, должен оставаться только здесь. Это эксклюзив. Это то, ради чего зритель ждёт каждую серию и возвращается снова и снова.

Он сделал паузу и посмотрел в зал.

— Никаких записей, — продолжил режиссёр. — Всё, что попадает в социальные сети, должно контролироваться только нами. Каждая утечка, каждый несанкционированный слив убивает интригу к хреновой бабушке. А без интриги шоу мертво, и нам не заплатят столько, сколько мы заслуживаем!

Я видел, что в зале словарь режиссёра встречают пониманием.

— Поэтому, — продолжил он, — я попрошу всех прямо сейчас перевести свои мобильные телефоны в авиарежим и сдать их. Это не просьба — это условие участия.

Некоторые, видимо такие же приглашённые ребята, как мои гости, начали перешёптываться.

— Я понимаю, — поднял режиссёр ладонь. — У всех могут быть срочные и неотложные дела. Поэтому мы делаем исключение. Если кому-то нужно позвонить — пожалуйста. Выходите из павильона, делайте звонок, решайте вопросы. Но возвращаясь сюда, телефоны опять сдаются. Мы делаем качественный продукт, ребята, спасибо за понимание!

Он опустил микрофон и медленно обвёл зал взглядом. В зале тотчас появились ассистенты с коробками, в которые предлагалось сдать мобильники. Я припомнил, как точно так же просил сдать свои телефоны пацанов перед началом первой и пока единственной тренировки. На самом деле всё правильно. Люди привыкли транслировать каждое мгновение своей жизни. Селфи, сторисы, прямые эфиры — всё это стало новой нормой. Но если мы хотели сохранить интригу, телефоны действительно должны быть сданы. Только так финал будет стоить того, чтобы его ждали.

Ассистенты ходили по рядам, собирая телефоны. Люди нехотя сдавали аппараты, кто-то делал это с видом обречённого школьника, у которого отобрали игрушку. Один мужчина попытался спорить.

— А если мне позвонят по работе?

— Тогда выйдете из павильона, — отрезал ассистент, повторяя слова режиссёра.

Игнат, Марик и Виталя послушно положили свои телефоны в ящик. Туда же отправился и мой мобильник. Всё-таки тайна финала — это и есть то, ради чего нас смотрят. Если бы зрители заранее знали, чем закончится бой, всё шоу потеряло бы цену.

Ассистенты ловко придумали — в ящиках были пронумерованы секции, и сдавая телефон, каждый получал свой браслет с номером. Во-первых, видно, кто сдал телефон, а кто нет, а во-вторых, сразу исключает путаницу, когда телефон понадобится забрать обратно.

Когда телефоны уже собрали и зал постепенно затих, ведущие-близнецы вышли на ринг, начали проверять кадр и звук.

Мне же пора было отделяться от своих, чтобы провести разминку и переодеться в шорты и боксерки.

Игнат и остальная дружная компания, кроме Саши Козлова, начали подыскивать, где бросить кости. Процессом руководил Антон.

— Удачи, Саня, — сказал Марик и крепко пожал мне руку. — Держим кулаки за тебя.

— Ты уже победил, — добавил Виталя.

Остальные, включая Игната, пожелали мне показать хороший бой и забрать победу.

Мы остались вдвоём с Сашей. Его лицо было каменным, но глаза выдавали напряжение. Он был зол, но сосредоточен и, кажется, готов был сам выскочить в ринг, если бы позволили.

Один из ассистентов отвёл меня даже не в отдельную раздевалку или хотя бы комнату, а просто в угол у стены. Там стоял табурет, на котором мне и было предложено переодеться и переобуться.

Так, значит, так. К подобному мне было не привыкать: когда сам выступал ещё в конце восьмидесятых, переодеваться и разминаться приходилось ещё и не в таких условиях. Саша Козлов положил на пол рядом с табуретом спортивную сумку, в которой и лежали боксёрки и шорты. Достал лапы, чтобы провести разминку и как следует разогреться.

— Сколько у нас времени? — уточнил я у ассистента.

— Десять минут.

Я кивнул, быстро переоделся, зашнуровал боксёрки, и мы с младшим Козловым начали работать на лапах. Саня уже чуть набрался опыта в этом деле, быстро учась. Поэтому отведённого времени мне вполне хватило разогреться.

С места разминки я отчётливо видел ринг, поэтому не пропустил, когда Решаловы синхронно шагнули в центр ринга, и свет прожекторов сконцентрировался на них. Их улыбки расширились, микрофоны засверкали в руках.

Шоу начиналось.

Я отработал последнюю комбинацию и кивнул Саше, показывая, что пора заканчивать. Младший Козлов молча — а сегодня он был крайне необщительным — спрятал лапы в сумку.

— Люди V-fights! — начал Паша. — Перед тем как начнётся главное событие вечера, у нас есть честь пригласить на эту арену особого гостя.

— Она — голос страны, — подхватил Лёша. — Та, чьи песни знают миллионы, та, чей голос объединяет людей. Сегодня именно она исполнит гимн России перед началом финала!

Неожиданно и приятно: гимны были неотъемлемой частью большого спортивного шоу, но Хайпенко, бывший директором до Марины, такими вещами пренебрегал.

Хоть трансляция и была заточена под просмотр с экранов видео, сегодняшние гости и сотрудники начали хлопать.

На ринг вышла певица. Световые пушки ударили ей в спину, и её силуэт на секунду засиял, будто она сама несла за собой свет. Те немногие зрители, что присутствовали на финале, взорвались аплодисментами, крики «Браво!» пронеслись по залу.

Я, честно говоря, не особо ориентировался в современной эстраде, поэтому имя певицы мне не говорило ни о чём. Но, судя по тёплому приёму, девушку хорошо знали, и она пользовалась популярностью.

Певица остановилась в центре, кивнула ведущим и подняла микрофон. В зале стало тихо.

— Прошу всех встать, — сказал один из Решаловых.

И люди поднялись. Встали все — зрители, бойцы, охрана, съёмочная группа. Я тоже выпрямился, руки опустились вдоль тела.

Первый аккорд прозвучал — и по залу прошла дрожь. Голос заполнил пространство: ровный, сильный, безупречный.

— Россия — священная наша держава…

Я перевёл взгляд в зал. Игнат стоял в ряду, его руки были скрещены за спиной. Марик и Виталя стояли по обе стороны от него, вытянувшись, как на построении. Настя держала руку на сердце, глаза её блестели. Даже Саша Козлов, упрямый и злой, стоял рядом со мной неподвижно, и в его взгляде я впервые заметил спокойствие.

Зал подхватил гимн, и я почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Люди пели вместе с ней: кто громко, кто едва шевеля губами. Мои губы сами начали повторять строки.

Гимн закончился, и зал взорвался аплодисментами. Певица поклонилась, и световые пушки погасли.

Загорелся экран, установленный прямо над рингом. На нём начался видеоряд, который рассказывал о пути становления лиги. Я видел на экране знакомые лица. Был там и Мага Каратель, и Феномен, и Пахан…

Когда видео закончилось, прожектора ударили в центр ринга. В этом свете снова появились Решаловы.

— В финале сойдутся два бойца, — начал Паша. — Два бойца, которые за время этого реалити стали непримиримыми соперниками.

— Оба обладают невероятными спортивными навыками, оба показали харизму, характер и волю, — подхватил Лёша. — И со всей ответственностью мы можем утверждать, что это два самых обсуждаемых бойца в индустрии!

Я слушал и чувствовал, как в висках начинает стучать кровь. Предвкушение, тот самый мандраж, ради которого хотелось выходить на ринг снова и снова.

— Мы надеемся, — снова заговорил Паша, — что их бой станет вишенкой на торте. Кульминацией всего, что вы видели. Я говорю о капитанах команд. О тех, кто повёл за собой других!

Близнец выждал паузу, нагнетая ожидание. Я видел, как Решалов набирает полную грудь воздуха.

— Саша Файтер! — выдохнул Паша.

— И его оппонент — Феномен! — подхватил Лёша.

На большом экране над рингом высветились наши физиономии.

— Итак, люди V-fights, — подняли руки Решаловы, и их голоса прозвучали в унисон. — Мы объявляем финал нашего реалити открытым!

Заиграла музыка. Секунда… и мир будто изменился. Всё, что было раньше, больше не имело значения. Впереди оставался только ринг, свет и мой соперник.

— Первым на эту арену приглашается человек, — начал Паша, делая театральную паузу. — Чья популярность для меня до сих пор остаётся загадкой. Он не делал грязи, не участвовал в скандалах. Не бегал по ток-шоу и не пытался заработать лишний лайк.

Лёша продолжил:

— Он не делал лишнего. Но он доказал, что даже без этого можно заставить говорить о себе. Из каждого телефона, из каждого утюга.

— Этот человек собрал команду, — продолжал Паша. — Команду бойцов, которая стала надёжным оплотом друг для друга.

Пока близнецы занимались моим представлением, один из ассистентов подсказал, откуда следует выходить на ринг.

— Александр, сюда проходим, — шепнул он.

Я коротко кивнул, встал куда указывали.

— Встречайте! Саша Файтер!!! — наконец, разлилось из динамиков.

Прожектора обрушили весь свет на меня. Ноги на секунду налились свинцом, но потом я сделал вдох и ощутил, как тело стало лёгким. Я глубоко выдохнул, чувствуя, как в груди гудит напряжение, но снаружи я оставался спокоен.

Настал момент.

Я сделал первый шаг в проход, ведущий к рингу. Музыка гремела, басы в такт отдавались в груди. Каждый шаг давался тяжело, но вместе с тем я чувствовал, как тело само идёт вперёд.

И вдруг я заметил, как Игнат, Марик и Виталя развернули огромный плакат. Они сделали это одновременно, как по команде, и свет прожектора тут же упал на полотно.

На нём большими чёрными буквами было написано: «ВЕРИМ В ПОБЕДУ!»

Я остановился на мгновение и поднял руку, передавая салют своим. Игнат махнул мне рукой, улыбаясь широко, как всегда. Марик поднял кулак вверх, Виталя хлопнул его по плечу. Они верили в меня, и эта вера придавала сил.

Я пошёл дальше. Свет бил в глаза, но я быстро привык. Музыка гремела, а я слышал только свой внутренний ритм. Каждый шаг приближал меня к рингу, к тому месту, где решится всё.

Перед тем как зайти на ринг, я перекрестился.

Всё лишнее ушло.

Ступив на ринг, я почувствовал, как покрытие отозвалось под ногами лёгким пружинящим сопротивлением. Я поднял руку, приветствуя зал. Камеры тут же поймали жест. Я ударил себя трижды по груди и направился в свой угол.

На середине ринга меня встретили Решаловы. Один из них протянул кулак, и я, не раздумывая, стукнул своим кулаком о его. Второй повторил то же самое. Их лица сияли, глаза блестели, они явно ловили кайф от своей роли, но за этими улыбками я прочитал и искреннюю поддержку.

— Саня, мы за тебя, брат, — сказал Лёша, убрав микрофон, чтобы услышал только я.

Дойдя до угла, я немного попрыгал в челноке. Попробовал натяжение канатов. Ноги привыкали к покрытию, мелочей здесь быть не могло по определению.

— Ну а теперь поприветствуйте его соперника! — выкрикнул Паша.

— Он оправдывает своё прозвище, потому что на ринге показывает феноменальные результаты, — подхватил Лёша. — Уже на протяжении без малого двадцати боёв этот боец демонстрирует мощь и железную волю.

— Ни один из его соперников не ушёл с ринга на своих двоих! Каждый бой заканчивался ровно по тому прогнозу, который он называл перед боем! Он ни разу не ошибся в прогнозах, когда называл раунд, в котором закончится поединок.

Феномена, конечно, чуть ли не боготворили. Всё шоу строилось вокруг этой его ауры непобедимости. Зритель жаждал увидеть очередное подтверждение легенды этого бойца.

Я помнил, как Феномен дал прогноз и на наш бой… что ж, придётся на сегодняшний вечер стать разрушителем легенд.

— Встречайте! Второй финалист нашего шоу — Феномен! — выкрикнули Решаловы.

Музыка вновь взорвалась тяжёлым битом, басы содрогнули пол. Прожектора выстрелили светом в проход, и там появилась… не знаю, что — процессия, наверное.

Феномена не просто выводили — его несли. На плечах четверо парней держали носилки, украшенные тканями и золотыми деталями. На них был установлен высокий трон, и на нём восседал он.

Феномен сидел в тёмных очках, в чёрном халате с золотыми вставками. Его лицо оставалось каменным, словно он был не человеком, а статуей.

Перед процессией шёл молодой рэпер, читая куплеты в честь Феномена. Слова гремели под басы: про силу, про непобедимость, про то, что «он сломает любого».

Я смотрел на это и вспоминал, как в своё время выходил на бои Насим Хаммед. Тот тоже был царём, или принцем, если быть точнее. Но до тех пор, пока не встретил Барреру. И тогда вся мишура рассыпалась в прах. Я тихо усмехнулся.

Носилки остановились. Феномен поднялся. Он сделал это медленно, с той ленивой грацией, что всегда бесила его соперников. Будто ему некуда торопиться, будто всё вокруг уже принадлежит ему.

Он поправил очки, снял халат и, развернувшись лицом к толпе, поднял руки вверх.

Выход Феномена оказался куда ярче любого другого. Его шоу было громким, надо признать. Но моё шоу должно было стать последним.

Феномена медленно донесли до ринга. Рэпер, шедший впереди, выкрикивал последние строки. Следом мой соперник перепрыгнул через канаты, сиганув прямо со своих носилок на ринг. Он приземлился в центре ринга и раскинул руки, вращаясь, показывая себя публике.

Я стоял в своём углу и наблюдал. В отличие от меня, Феномен ни к кому не подошёл и ни с кем не поздоровался. Даже на секунду не взглянул на ведущих и рефери. Для него существовали только камеры. Он работал на них и свой образ.

Закончив круг по рингу, он резко развернулся и сделал выпад в мою сторону. Рывок получился резким, но я остался невозмутим. Наши взгляды встретились, и я почувствовал, как он пытается продавить меня через эту демонстрацию. Но давление не сработало, я лишь подмигнул сопернику в ответ.

Решаловы, заметив напряжение, переглянулись. Паша тотчас сделал знак рукой. В ринг зашла охрана — несколько крепких ребят в одинаковых чёрных футболках. Они встали по углам, готовые вмешаться, если начнётся драка раньше времени.

Я стоял в своём углу, глядя, как рефери обходит канаты и проверяет стойки.

В этот момент ко мне подошёл Лёша Решалов. Он наклонился так, чтобы слова были слышны только мне.

— Саня, слушай внимательно, — сказал он. — Сейчас начнётся битва взглядов. И прошу тебя не реагировать на провокации. Нам нельзя, чтобы всё сорвалось. Даже если он будет дёргаться, кидаться — оставь это без внимания.

Я кивнул. Лёша прав.

Паша подошёл к Феномену. Я видел, как он что-то сказал ему на ухо. Тот усмехнулся и кивнул.

Близнецы вернулись в центр. Их лица оставались улыбчивыми, но в глазах можно было заметить напряжение. Решаловы знали, что искра между нами могла вспыхнуть в любой момент.

Я оглядел зал и… увидел его.

Козлов.

Он смотрел прямо на меня. В глазах читался интерес.

Я не отвёл взгляд, чётко помня, ради чего я вышел сюда. Я должен был поставить точку там, где тридцать лет назад она так и не была поставлена.

(обратно)

Глава 15

— Бойцы, проходим в центр ринга! — раздался голос Лёши Решалова.

Прожектора сошлись в одну линию, выхватывая из темноты только квадрат ринга, словно весь мир сузился до этих канатов.

Я вышел в центр ринга, оттолкнувшись спиной от канатов. Феномен двинулся навстречу. Его шаги были ленивыми, но каждое движение отдавало уверенностью. Он шёл, слегка покачивая плечами с ухмылкой на наглой роже, глаза всё ещё прятались за очками.

Мы встретились посреди ринга. Я встал в стойку — ноги чуть согнуты, руки подняты, подбородок опущен.

Феномен сделал то же самое, вытянув вперёд кулак и пытаясь сунуть мне его в лицо.

Рефери встал между нами. Паша зашёл сзади него и протиснул микрофон, чтобы слышать голос рефери.

— Это финал, — начал рефери. — И я буду особенно строго следить за тем, чтобы правила были соблюдены. На первое нарушение я вынесу предупреждение, на второй раз сниму балл. А на третий будет дисквалификация. Если вы не будете уважать правила, я заставлю вас их уважать!

Жёстко. Я видел, что рефери не лукавит — именно так он и собрался поступать.

— В остальном вы знаете правила. Я не буду мешать вам выяснять отношения. Всё остальное решите сами.

Он посмотрел сначала на Феномена, потом на меня. Взгляд у рефери был твёрдым, без тени сомнения.

— Удачи, парни.

Феномен сделал шаг ближе, его кулак вытянулся вперёд, слишком близко к моему лицу. Я видел каждую прожилку на его руке, ощущал жар его дыхания.

Внутри меня всё напряглось. Каждая мышца готова была сорваться, но я помнил просьбу братьев.

Феномен замер, улыбаясь своей ухмылкой. Его кулак почти касался моего носа. Потом, неожиданно, он резко хлопнул своей рукой по моей, как бы сбивая мне стойку. Он ждал, что я сорвусь и отвечу.

Но когда я остался недвижим, в глазах Феномена мелькнула тень раздражения. На долю секунды он понял, что его приём не сработал.

Феномен отступил на шаг, усмехнулся шире и развёл руками, будто показывал зрителям: «Видите, он трус, он ничего не делает». Я не реагировал, понимая, что настоящая битва начнётся только тогда, когда прозвучит гонг.

И тогда Феномен резко подался вперёд.

— Бу-у!

Охрана сработала мгновенно. Несколько крепких ребят в чёрном встали между нами, разводя по углам. Один упёрся грудью в Феномена, другой положил руку на мой локоть, придерживая.

Феномен вырывался, глаза его горели злостью, губы скалились. Он хотел сцепиться прямо сейчас, перед камерами и сломать сценарий.

И когда его оттеснили к противоположному углу, я поднял руку и качнул пальцем. Я показывал ему, что такое не пройдёт.

Лицо Феномена исказилось, он закричал что-то, но без микрофона я не слышал слов. Хотя общий смысл того, что он хотел донести, был понятен. Для меня же важным было другое — я показал ему, что не собираюсь играть в его дешёвые трюки.

Охрана всё ещё держала его, не давая прорваться. Решаловы махали руками, призывая к порядку. Рефери стоял в центре, хмурый, готовый в любую секунду вмешаться.

— Саня, сделай его, — шепнул прямо на ухо Козлов.

Я встал спиной к канатам, положил руки на верхнюю перекладину. Тело немного качнулось вместе с упругим натяжением верёвок.

Перед глазами пролетали воспоминания. Вспомнился тот железнодорожный переезд, машины быков Козлова, перестрелка… Но главное — я отчётливо помнил, как давал ей клятву. Клятву, что не брошу, что дойду до конца и отомщу за всё, что с нами сделали.

И вот теперь настало время подтвердить ту самую клятву.

Я сжал кулаки, дважды ударил ими по уголку ринга.

Выдохнул.

Глубоко, тяжело, так, что воздух вырвался из лёгких со свистом.

Всё. Я готов.

Рефери поднял руку и повернулся к углам.

— Угловые, покиньте ринг.

Саша Козлов молча положил ладонь мне на плечо, сжал и только потом шагнул к выходу. Канаты качнулись за его спиной. Теперь в ринге остались только мы двое. Я и Феномен.

Соперник стоял в своём углу, слегка раскачиваясь, и его улыбка говорила, что он уверен в своей победе.

— Готов? — спросил рефери, глядя на меня.

Я кивнул.

Он повернулся к Феномену.

— Готов?

Тот тоже кивнул и вытер подошвы боксёрок о настил.

— Файт!

Гонг ударил, я поднял руки, встал в стойку.

Феномен сразу пошёл вперёд, но я не рванул встречать. Сначала надо было провести разведку. Феномен вытянул вперёд руку и начал меня поджимать, делая заявку на готовность работать первым номером. Он двигался плавно, но с каждым шагом будто подталкивал меня ближе к канатам.

Я выбросил джеб — лёгкий, пристрелочный. Феномен отмахнулся от моего удара передней рукой, как от навязчивой мухи.

— Будешь бегать? — процедил он.

Соперник вдруг резко отошёл в центр ринга и сделал жест рукой, маня меня к себе. Мол, хватит прыгать, иди сюда, зарубимся.

Я прекрасно понимал, чего он хочет. Зритель ждал кровавой и бескомпромиссной зарубы. Никому не интересна техника, никто не считает очки. Зритель ждал мясо, кровь и нокаут.

Но для меня смысл был в другом. Я попросту не мог себе позволить доводить бой до судейского решения. Судьи — дело такое, могут посчитать бой не в мою пользу. Даже если я буду точнее, даже если он промажет больше — всё равно найдут способ отдать ему победу.

Если захотят.

А захотят или нет — я проверять не собирался.

Феномен всё ещё делал жест рукой, подзывая меня ближе.

Я сделал шаг вперёд, потом ещё один. Мы сошлись в центре, и я не стал больше кружить и уходить на дистанцию. Резко двинулся на соперника, принимая рубку.

Это стало для него полной неожиданностью. Феномен привык к тому, что соперники отступают, прячутся за блоком, тянут время. А я пошёл прямо в рубку.

Первый размен — и воздух заискрил от ударов. Я старался работать зряче, но пропустил его хлёсткий правый боковой через руку. Вибрация прошла по всему телу, дыхание сбилось. Он бил тяжело, каждая кость в его кулаке будто весила отдельный килограмм. Даже неплотные попадания были чувствительными, резкими. Я сразу понял, что одно чистое попадание в челюсть — и свет выключится.

Но я не для того сюда вышел, чтобы беречь себя. Я ответил. Левый хук прошёл мимо его плеча, правый достал по корпусу. Он втянул воздух сквозь зубы. Потом ещё один джеб — точно в скулу.

Феномен бил мощно, но я тоже попадал. Не кукурузу стеречь вышел — мои удары он очень хорошо чувствовал. Я видел, как его улыбка стала тоньше. После одного размена он даже качнул головой, будто признавая, что я попал плотно.

Он попятился, массируя нос кулаком.

— Давай, — бросил я. — Хочешь рубку — продолжим.

Глаза Феномена вспыхнули, и мы снова сцепились в вихре ударов. Соперник двигался уверенно, но я уже начал замечать в его манере одну мелочь.

После каждого размена он отступал на шаг-два, и рука его тянулась к носу. Он будто проверял его, массировал переносицу, словно там что-то мешало. Скорее всего нос он ломал и не единожды, и теперь у него были фантомные ощущения, которые, если появлялись, то от них ещё долго не получалось отделаться.

Я внимательно следил за Феноменом. Ещё один размен — он снова ушёл назад, пальцы на мгновение коснулись носа.

Следующий обмен я затеял сам. Сделал редкий выпад вперёд, подныривая под его левый боковой, сам ткнул его кулаком в корпус. Феномен попытался вклиниться своей серией, но я чуть сместился. Размен закончился, мы отскочили друг от друга. И тут он снова потянул руку к лицу.

Я ждал именно этого.

Как только его пальцы едва коснулись носа, я сорвался и пробил короткий удар на скачке — правой, точно в подбородок. Не вкладывал силу, не было размаха. Всё, что нужно было сейчас, — точность и правильно подобранный момент.

Кулак попал чисто.

Его голова дёрнулась назад, и на миг я увидел в его глазах пустоту. Феномен пошатнулся, ноги на секунду потеряли опору. Тело тяжёлым грузом рухнуло на настил.

Феномен лежал на спине, глаза его метались, будто он не верил, что это произошло.

Я отошёл в нейтральный угол, сохраняя спокойствие. Феномен почти сразу вскочил. Его глаза метались, лицо перекосилось от злости.

— Это не нокдаун! — закричал он, размахивая руками. — Он меня толкнул!

Рефери лишь покачал головой.

— Три, четыре, — он начал чуть запоздалый отсчёт.

Феномен возмутился ещё сильнее, подскочил к рефери ближе, начал тыкать пальцем в меня. Он отказывался признавать падение.

Я стоял в углу, спокойно наблюдая за форменной истерикой. Дышал глубоко, контролируя дыхание.

Но мой соперник всё-таки был достаточно опытным бойцом. Я увидел, как злость в его глазах сменялась холодным расчётом. Он понимал, что спорить бесполезно. Судья не остановит отсчёт.

— Семь!.. Восемь!..

Феномен выдохнул, встал в стойку, поднял руки. Улыбка вернулась на его лицо, но теперь в ней было что-то нервное, напряжённое.

Рефери внимательно посмотрел ему в глаза, проверил, держит ли он равновесие, и, лишь убедившись, кивнул.

— Бой продолжается! Файт!

Феномен рванул вперёд. Его физиономию исказила злость. Он жаждал доказать всем, и себе в первую очередь, что падение было случайностью. Он попёр, как паровоз, жаждая показать, что контролирует бой.

Я поднял руки, готовясь встретить.

Удары Феномена посыпались серией. Он бил мощно, но слишком прямолинейно. Хотел продавить меня скоростью и весом.

И всё же в этих атаках я увидел брешь. Увидел ту самую спешку, которая всегда открывает дверь для точного удара.

Я отступил на шаг, позволил ему вложить силу в очередной правый, а затем на отходе выбросил ещё один короткий хук правой. Удар лёг точно в висок. Удар был снова не сильный, зато резкий, чёткий. И попал я так, что его ноги не выдержали.

Феномен покачнулся. Следующее мгновение — и он уже снова летел вниз. Настил встретил его гулким хлопком.

— Один! Два! Три! — отсчитывал рефери.

Он лежал секунду, потом резко перекатился и встал на колено. На этот раз он не стал спорить и кричать. Он использовал каждую секунду, чтобы восстановиться. Держал голову опущенной, глаза смотрели в пол.

— Четыре! Пять! — продолжал рефери.

Феномен поднялся, отвернулся в угол, принялся поправлять шорты.

Я смотрел на него и поначалу не придал значения. Ну поправляет — и ладно. Все так делают. Стоял спокойно, восстанавливая дыхание, давая себе пару лишних вдохов.

— Шесть! Семь! Восемь! — счёт продолжался.

Феномен наконец развернулся, поднял руки. Его глаза снова загорелись вызовом.

Я же отметил, что его падение стало не случайностью, а закономерностью. И даже если он делает вид, что контролирует ситуацию, на самом деле он начал ломаться, раз за разом пропуская мой боковой без замаха. Он попросту не видел его…

Гонг ещё не звенел, но я чувствовал, что первый раунд стремительно заканчивался. Остались считаные секунды. Я прекрасно понимал — спешить нельзя…

Да, у меня был шанс рискнуть. Пойти в размен до конца, вложить всё в серию и, возможно, поймать его на ещё одном точном ударе.

Внутри зудело желание добить, поставить жирную точку уже сейчас. Но холодная часть головы взяла верх. Я понимал, что Феномен ещё свеж, и нокдауны его не сломали. Попробую выцеливать сейчас — сам же и нарвусь.

Вот только Феномен не собирался играть в шахматы. Он снова полетел вперёд, глаза горели бешенством. Он бросился вперёд, размахивая руками, как кувалдами.

Я встретил его джебом, сместился, потом ещё одним. Но на этот раз он не стал упираться и тут же нырнул в клинч.

Мы сцепились. Его плечо упёрлось мне в грудь, руки сомкнулись вокруг шеи. Он прижимался всем телом, не давая пространства. Судья уже приготовился развести нас.

Как вдруг…

Его ладонь скользнула по моему лицу. Через секунду глаза обожгло.

Жжение пришло мгновенно. Будто кто-то взял горсть стеклянной крошки и высыпал прямо мне под веки. Я моргнул — и стало только хуже. Боль резанула так, что дыхание сбилось, а мир перед глазами поплыл, словно его размыли водой.

Ощущения были схожи с теми, когда Пахан ткнул мне пальцем в глаз. Но сейчас боль оказалась сильнее, тягучей. Я понял сразу, что это дело рук Феномена.

Соперник сразу почувствовал, что момент настал. Он оттолкнул меня назад резко, с такой силой, что я потерял равновесие и едва не упал. Обрушился серией. Его удары шли сверху вниз, справа налево, словно молоты. Я пытался держать стойку, но понял, что почти не вижу. Только белые пятна прожекторов и размытый силуэт напротив.

Я поднял руки выше, закрывая лицо и виски.

Но это был кулачный бой. Здесь не было перчаток, и каждая кость его кулака находила щели в моём блоке. Первый удар пробил в висок, второй — соскользнул по уху и ударил в скулу. Боль загудела в черепе, я зашатался.

Ещё один удар пришёлся в бок, и я ощутил, как воздух выплюнуло из лёгких. Перекрыться здесь было невозможно.

Я держал блок, но голова моталась от ударов. В ушах звенело. Перед глазами вспыхивали красные круги. Этот урод бил и бил, наслаждаясь моментом, показывая, что снова хозяин.

Я стиснул зубы и пытался просто устоять…

Я почти не видел ударов, только чувствовал, как кости его кулаков долбят по моим рукам, по голове, по корпусу.

Звук гонга прозвучал тогда, когда меня уже конкретно болтануло… Руки Феномена всё ещё мелькали перед глазами, он не остановился. Даже когда прозвучала команда «Стоп!», он попытался добавить ещё пару ударов.

Однако в следующий миг между нами оказался рефери.

— Стоп, сказал! Предупреждение, боец!

Я размыто, но видел, как Феномен вскинул руки, изображая недоумение.

Я стоял, тяжело дыша, упершись руками в колени. Глаза горели огнём. Боль была острой и резкой. Я моргнул, но стало только хуже.

Этот сукин сын явно втер мне что-то в глаза.

Картинка плыла, силуэты двоились. Я видел расплывчато фигуру Феномена, который разводил руками и строил из себя невинного.

Я попробовал повернуться к углу, но ноги сделали шаг в пустоту. Я даже не понимал, где именно находится мой угол. Всё плыло, голоса звучали глухо, как сквозь толщу воды.

— Сюда, Саня! — услышал я голос Саши Козлова.

Он протянул руку через канаты, и я, как слепой, пошёл на его голос. Его ладонь ухватила меня за предплечье и подтянула к углу. Я споткнулся о настил, едва не упал, но Саша удержал меня.

— Ты чего? — прошептал он, глядя в глаза. — Ты ослеп?

— Что-то втер… — выдохнул я. — В глаза что-то… чёртова мазь. Жжёт.

Саша стиснул зубы, я не видел, но услышал, как скрипнула его эмаль. Он аккуратно усадил меня на табурет и держал за плечо.

В этот момент подошёл рефери.

— Боец, ты готов продолжать? — спросил он.

— Да, — заверил я.

— Хорошо, активная защита или сниму, — предупредил рефери.

Я переключил внимание на секунданта.

— Воду дай! — выдохнул я. — Давай быстрее!

Саня приподнял мне подбородок и плеснул струю прямо в глаза.

Холодная вода обожгла сильнее, чем сама мазь. Я дёрнулся, захрипел, но терпел, не отводя лица.

— Ещё! — сказал я.

Саша лил, а я моргал, стараясь вымыть из глаз эту дрянь. Слёзы текли сами собой, смешиваясь с водой. Настил под ногами становился мокрым.

— Ну? — спросил Саша. — Видишь?

Я зажмурился, потом открыл глаза. Мир всё ещё плыл. Белые и красные пятна плясали, как блики на воде.

— Нихрена, — процедил я. — Глаза слезятся, всё размыто.

Внутри росла злость. Я чувствовал, что Феномен сделал это специально, и понимал, что доказать ничего не докажу. Сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Глаза жгло и выедало…

Время в углу текло медленно и быстро одновременно. Я чувствовал, что минута почти кончилась.

Промывка помогла совсем чуть-чуть. Пелена не ушла. Глаза продолжали слезиться. По-хорошему следовало сниматься. В обычном бою так и сделали бы: остановили поединок, объявили дисквалификацию сопернику, подали протест. Возможно, даже позже пересмотрели бы результат. Но я знал, что мне это не подходит.

Если я снимусь — всё пропало. Никаких апелляций, никаких «разберёмся потом». Я должен победить здесь и сейчас ради того, чтобы сесть за тот проклятый ужин с Козловым. Это была цель, без неё весь путь не имел смысла.

— Саня, — наклонился Саша Козлов, его голос резанул сквозь шум толпы. — Снимаемся?

Я повернул голову в его сторону. Я видел только силуэт, размазанную чёрную фигуру, но чувствовал его взгляд.

— Нет, — отрезал я. — Позови сюда Настю!

(обратно)

Глава 16

Я моргнул снова — толку никакого. Пелена перед глазами не уходила, белые пятна прожекторов только резали больнее. Силуэты сливались в туман, и я понимал, что если ничего не сделать, то зрение вернётся не скоро. А следующий раунд начнётся уже через минуту.

Придётся выживать.

Внутри уже складывался план. Я не смогу драться на равных, пока не пройдёт эта дрянь. Значит, моя задача — дотянуть, держаться, не дать себя добить.

— Что случилось? — в угол пришла Настя.

Я коротко обрисовал ей, что произошло.

— Он втер что-то? — тут же включилась девчонка. — Разогревающая мазь. Что-то вроде капсаицина?

— Тащи физраствор, — выдохнул я. — Будем промывать глаза.

Гонг прозвучал снова, и я поднялся с табурета. Ноги налились тяжестью, но тело слушалось. Мир перед глазами чуть прояснился. Силуэты больше не были совсем расплывчатыми, теперь я различал линии канатов, тёмные фигуры в углу. Но лицо Феномена всё равно оставалось пятном. Я видел, что он там есть, что двигается, но деталей не было. Ощущение было такое, словно я смотрел на мир через мутное стекло.

Самое забавное, что никто, кроме Феномена да моих угловых, не знал, что происходит со мной. Для всех остальных я был бойцом, готовым ко второму раунду…

Феномен двинулся первым. Его движения я чувствовал больше кожей, чем глазами. Шаги гулко отдавались в настиле, дыхание резало воздух. Он был зол, и его злость ощущалась на расстоянии. Соперник хотел уничтожить меня, показать всем, что падения были случайностью.

Я поднял руки выше, сосредоточился. Каждая клетка тела напряглась. Теперь я полагался не на зрение, а на инстинкты. Почувствуй себя Ван Даммом, чёрт возьми.

Первый удар Феномена я встретил блоком — кость ударила по кости, боль отдалась в предплечье. Второй прилетел по боку, чуть ниже моего локтя, и я ощутил, как горячая волна пробежала по рёбрам.

Я попятился, держа руки высоко. Мир плыл, но внутри я оставался собранным. Я видел только расплывчатые пятна, и в этом тумане пытался угадывать летящие удары Феномена. Слышал топот его ног по настилу и угадывал момент, когда он будет бить. Но угадать было трудно.

Он снова атаковал, пользуясь тем, что я почти слеп. Я, понимая, что Феномен меня забьёт, если ничего не делать, контратаковал.

Вышло так себе…

Ответ Феномена я не увидел. А он был — тяжёлый, словно молот влетел в висок, и мой мир на секунду исчез. В голове взорвался белый свет, ноги дрогнули, и я потерял равновесие. Голова мотнулась вбок, ноги дрогнули, настил ушел из-под стоп.

Самый жуткий удар — это тот, которого не видишь. Ты не готовишься, не напрягаешь шею, не сжимаешь челюсти.

Я пошатнулся, и в голове пронеслось: если сейчас попытаюсь устоять, то он добьёт и тогда я упаду лицом вниз. Лучший выход сейчас — опуститься на колено. Переждать.

Я опустился на колено. Судья тут же встал рядом и начал отсчёт.

— Один! Два! Три!..

Яглубоко вдохнул, пытаясь вернуть воздух в лёгкие. Вот почему, когда отсчитывают нокдаун сопернику, кажется, что время еле бежит, а когда тебе — кажется, что проносится галопом?

— Четыре! Пять! Шесть!..

Я поднял голову. Перед глазами всё ещё плыл туман, но ноги уже слушались. Опёрся рукой на настил и поднялся.

— Семь!.. Восемь!..

Я поднял руки, показал, что готов. Рефери вгляделся в мои глаза, проверил, держу ли я равновесие.

— Файт!

Феномен не дал ни секунды передышки. Он сразу пошёл вперёд. Его левая влетела в корпус, а правая пробила сбоку в челюсть. Я снова не видел удара — только ощутил хруст зубов и взрыв боли в голове.

— Один! Два! Три!.. — начал отсчёт рефери, и я даже не понял, что вновь оказался на полу.

Я дышал, широко раскрывая рот, втягивая воздух, как пылесос. Губы солоновато горчили от крови.

Я сжал кулаки, упёрся в настил и поднял голову. Настил подо мной ходил ходуном, как палуба корабля в шторм.

Вставай…

Я поднялся, поднял руки, показывая, что готов продолжать. Рефери подошёл ближе. Я услышал его голос.

— Активная защита, боец! — сказал он. — Защищайся или я сниму тебя с боя!

Я кивнул, но на самом деле видел перед собой только размытые очертания его лица.

Феномен стоял в своём углу, готовый снова рвануть в атаку. Я видел его как смазанное чёрное облако.

Я понимал, что если продолжу стоять и играть по правилам — меня сотрут в пыль. Глаза всё ещё горели, мир расплывался, удары я почти не видел. Надо было выжить, любой ценой дотянуть до конца раунда.

— Файт! — рявкнул рефери.

Я шагнул вперёд и сразу прижал Феномена в клинч. Его тело было жёстким, словно стена из мышц. Соперник рывком попытался сбросить меня, но я повис на нём. Рефери тут же подбежал, разнимая.

В этот момент я выплюнул капу на настил. Рефери раздвинул нас и остановил бой.

— Капу вставить! — скомандовал он.

Я сделал вид, что тяжело дышу, пока рефери поднял капу и сунул моему углу. Саня, прекрасно понимая, что происходит, начал её неспешно вымывать водой из бутылки.

— Быстрее, — напрягся рефери.

Козлов сунул мне капу обратно в рот. Выиграл секунд двадцать. Для меня это было целой вечностью.

Феномен злился, кричал что-то судье, требовал продолжения. Но рефери был непреклонен — пока капа не на месте, бой не начнётся.

Бой возобновился. Я снова двинулся по рингу. Я отступил к канатам, намеренно запутался в шаге, позволил себе «потерять равновесие» и упал…

Рефери снова встал между нами, развёл руками.

— По углам! — приказал он.

Ещё двадцать секунд.

Феномен был в бешенстве. Я видел его лишь как расплывчатую чёрную тень, но чувствовал злость каждой клеткой.

Мы снова сошлись. Он выбросил тяжёлый правый, я шагнул ему навстречу, повязал — и мы вместе рухнули на настил. Я сразу поднял руки, показывая, что это случайность. Рефери опять остановил бой.

— Встаём! — рявкнул он.

Я поднялся медленно, давая себе сделать ещё пару лишних вдохов.

Рефери подошёл ко мне вплотную, ткнул пальцем в грудь.

— Ещё раз — и минус балл! Понял? Ещё одно нарушение — и дисквалифицирую.

Я кивнул, даже не споря. Мне было всё равно на баллы. Сейчас важна была каждая секунда.

Безусловно, Феномен видел, что я почти слеп, но почти на протяжении всего раунда он так и не смог меня удосрочить. Потому решил выложиться по полной и в последние секунды раунда пошёл на меня серией. Кулаки мелькали тёмными вспышками. Первый удар задел плечо, второй прошёл вскользь по уху.

Я знал, что если поймаю чистый удар, всё закончится. Поэтому снова шагнул вперёд и прижался к нему.

Клинч.

Я повис на сопернике. Феномен рванулся, пытаясь освободиться, но я держал крепко, слыша сиплое дыхание Феномена.

— Стоп! — крикнул рефери.

Мы снова сошлись. Он рванул вперёд, а я поймал ещё два удара на блок и снова шагнул в клинч. Я повис на сопернике, и рефери опять развёл нас.

— Активнее! — рявкнул он.

Баллы меня сейчас не волновали. Я выиграл главное — время.

И в тот же миг прозвучал гонг.

Козлов сразу оказался рядом и схватил меня за руку. Ноги сами понесли меня к табурету, будто знали дорогу.

Всё внутри гудело. Я чувствовал, как тяжёлые удары, что я пропустил, отдаются эхом в голове. Голова звенела, виски пульсировали.

Но главное, что я выжил и не упал. Бой не остановили. И в этом, как ни странно, была победа.

— Ты как? — спросил младший Козлов.

— Ни рыба, ни мясо, — выдохнул я.

Он хотел что-то добавить, но рядом уже появилась Настя.

— Так, мальчики, хватит болтать, — отрезала она. — Я принесла раствор, и нам надо как можно скорее промыть Саше глаза.

Я поднял голову, моргнул. Всё ещё жгло, мир плыл.

— А можно ещё скорее, чем «как можно скорее»? — пробормотал я, пытаясь выдавить улыбку.

Настя тотчас принялась за работу. Я откинулся на спинку, стиснул кулаки и приготовился терпеть. Боль, усталость, гул в голове — всё это было неважно. Важно, что я выжил в крайнем раунде.

Настя уже достала ампулу с физраствором и вату. Она разорвала упаковку, намочила ватный диск и наклонилась ко мне.

— Потерпи, должно быть лучше…

Я сжал зубы и закрыл глаза. Когда холодная вата коснулась воспалённых век, меня пробрало до дрожи. Сначала стало ещё хуже — жжение усилилось, будто в глаз плеснули кислоты. Я дёрнулся, но Настя придержала меня за подбородок, не давая отшатнуться.

— Спокойно, — прошептала она. — Ещё чуть-чуть.

Я моргнул, и жидкость протекла внутрь. Боль была такой, что казалось, будто глаза наполняют битым стеклом. Но я заставил себя сидеть, дышать ровно, потому что хотел верить, что это поможет. Хотел верить, что зрение вернётся, и бой снова станет честным.

Такой грязный приём был давно известен. В истории бокса, кулачных боёв, смешанных единоборств — чего только не придумывали, чтобы получить преимущество. То перчатки натирали чем-то едким, то использовали лосьоны с капсаицином, то натирали лоб вазелином, чтобы у соперника скользили перчатки.

И каждый раз кто-то считал это «мелочью». Только вот для здоровья бойцов такие «мелочи» оборачивались трагедиями.

И самое мерзкое в этом то, что такие люди, как Феномен, даже не думают, что завтра этот приём могут применить уже против них. Сегодня он победитель с мазью в ладони, завтра сам будет слепым, когда кто-то ответит ему той же монетой.

Настя тщательно протирала мне глаза. Я чувствовал, как холодная влага стекает по щекам, пропитывает кожу, капает на грудь. Мир всё ещё оставался мутным, но где-то внутри уже теплилась надежда, что ещё немного — и туман рассеется.

Наконец она закончила. Отбросила использованную вату и посмотрела прямо мне в лицо.

— Всё, — сказала она, чуть выдохнув. — Я сделала, что могла.

Я поднял взгляд, пытаясь сфокусироваться. Боль осталась, глаза слезились, но уже не было того едкого жжения, что резало изнутри.

А потом…

Мир постепенно начал возвращаться. Сначала появились очертания, потом тени начали превращаться в фигуры, пятна прожекторов перестали быть ослепительной кашей.

Я моргнул несколько раз подряд и наконец смог разглядеть перед собой Настю. Она стояла прямо передо мной, с мокрой ваткой в руке, и смотрела внимательно, с тревогой и заботой.

— Ну как? — спросила она, наклонившись чуть ближе. — Ты видишь?

Я всмотрелся в её лицо. Оно собиралось в привычные черты — прямые брови, светлые глаза, напряжённая складка у губ. Всё ещё немного размыто, но главное, что я наконец видел.

Я выдохнул, и впервые за несколько минут внутри появилось ощущение, что бой можно продолжать по-настоящему, а не на ощупь.

— Чувствую себя, как котёнок, у которого только что открылись глаза.

Настя облегчённо кивнула. Саша Козлов хлопнул ладонью по канату, не став сдерживать эмоции.

— Ну, теперь другое дело!

Рефери, видимо наконец смекнув, что у меня проблемы, появился в углу.

— У вас всё в порядке?

— Порядок, — заверил я.

Он нахмурился, наклонился ближе.

— Боец, если хотя бы ещё раз повторится попытка затягивать бой или ты будешь пропускать всё, что летит, я буду вынужден остановить поединок.

— Вас понял. Больше не повторится, — заверил я.

— Я предупредил, — сказал рефери. — Готовность пять секунд.

Я сделал жадный глоток холодной воды, промочил горло, выдохнул. Саша всунул мне капу обратно в рот.

Я поднялся с табурета и пошёл навстречу новой трети моего «персонального ада».

Гонг знаменовал начало третьего раунда.

Феномен сразу рванул в атаку. Для него всё было кончено. Соперник считал, что финал у него в кармане. В его глазах уже мелькала победная искра, и он бросился вперёд, полагая, что меня нужно только добить.

Да, глаза ещё саднило, но это было уже не то слепое марево, в котором я барахтался минуту назад. Я видел достаточно, чтобы встретить его.

Я шагнул и пробил навстречу.

Мы атаковали друг в друга одновременно.

Феномен явно не ожидал этого. В его глазах мелькнуло удивление. Феномен рассчитывал на полумёртвого противника, а получил ожесточённый ответ.

Он сблизился, вцепился в меня руками и ушёл в клинч. Я слышал его дыхание — тяжёлое, злое.

— Думал добьёшь? — процедил я ему прямо в ухо. — Хрен тебе.

Он дёрнулся, и его губы скривились в усмешке.

— Пошёл ты, — прошипел он. — Деньги не пахнут.

Доказывать таким правду можно было только одним способом. Физически.

Я резко толкнул его плечом, освободился из захвата и оттолкнул назад. Феномен отскочил к канатам, удерживая равновесие.

Я не дал ему передышки. Пробил классическую двойку левой — правой.

Джеб зацепил его щёку, а вот второй задней рукой я попал ему в висок.

Феномен, оттолкнувшись спиной от канатов, попытался ответить навстречу. Его правая пошла по касательной, в злости и спешке он промахнулся. Кулак рассёк воздух, лишь задев мне плечо — и то вскользь.

— Мажешь, — процедил я сквозь зубы.

Я снова атаковал. Левая, правая, двойка в голову, удар по корпусу, снова хук по виску. Я бил, не оставляя пауз.

Феномен впервые за весь бой пятился. Его глаза метались, он пытался поймать ритм, но я не отпускал его. Каждый мой удар вынуждал его пятиться, и вот он уже упёрся спиной в канаты.

Двадцать боёв подряд он ломал соперников, диктовал условия. А сейчас он выживал. Спина его скользила по канатам, плечи поднимались всё выше, дыхание стало рваным.

Я чувствовал это. Чувствовал, что он впервые оказался там, где всегда были его соперники. В положении жертвы.

Я не останавливался. Серия за серией, комбинация за комбинацией. Он ловил удары, закрывался, но всё равно пропускал. Его уверенность крошилась прямо на глазах.

Мы сцепились в очередном клинче.

— Ну что, выбирай… в каком раунде мне тебя положить? — проскрежетал я.

И в ту же секунду пробил короткий апперкот. Он не ожидал. Голова его одёрнулась, ноги подкосились.

В глазах его больше не было того хищного блеска. Теперь там мелькало то, что я ждал увидеть, — сомнение.

Я вложил всё, что оставалось, в очередную комбинацию. Левый хук качнул Феномена, как неваляшку, а правый точно пробил в челюсть. Он осел так, словно у него отключили свет. Встал на одно колено, ладонью опираясь о настил.

Судья тут же подскочил и вскинул руку.

— Один!.. Два!.. Три!..

Голова Феномена была опущена, грудь тяжело вздымалась. Он тянул время, собирал силы, хотя делал вид, будто ничего не произошло.

— Четыре!.. Пять!.. Шесть!..

Феномен поднял голову, в глазах блеснуло упрямство, но не то, прежнее, хищное. Теперь там была злость на самого себя.

— Семь!..

Феномен резко встал, оттолкнувшись от настила, поднял руки и сделал шаг вперёд, показывая, что в состоянии продолжать.

Я смотрел на него и видел, что уверенности больше не осталось. Всё показное, весь пафос растворился.

Рефери внимательно посмотрел ему в глаза.

— Файт!

Я знал, что отпускать его нельзя. Всё, что я выстрадал в этом бою, могло быть перечёркнуто, если дело дойдёт до судейских записок. Предыдущий раунд я проиграл вчистую. Если довести бой до решения, счёт мог сложиться не в мою пользу.

Я пошёл вперёд. Феномен отступал, пятился, кружил, но я гнал его по рингу, не отпуская ни на миг.

Соперник пытался отвечать, бросал джебы навстречу, но это была попытка выжить в его исполнении.

Я не останавливался. Серия — в голову, по корпусу, снова голова. Феном закрылся, но один удар прошёл. Я почувствовал буквально костями кулака, как мой хук вошёл в его челюсть.

Феномен качнулся, глаза его закатились. Он сделал шаг назад — и ноги не выдержали. Соперник рухнул на настил, уже не садясь на колено для вида и не имитируя падение ради отдыха. Это был настоящий удар, который выбил из этого урода всю дурь.

— Один!.. Два!.. Три!..

Я стоял рядом, тяжело дышал, глядя на его распластанное тело. Он шевельнулся, попробовал подняться, но ноги дрожали, он шатался, как пьяный.

— Пять!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!..

Феномен поднялся, покачиваясь. Его руки дрожали, он пытался поднять их вверх, показывая, что готов продолжать, но колени предательски сгибались. Рефери всматривался в его глаза, проверяя, есть ли там ясность.

Честно говоря, её уже не было.

По-хорошему бой нужно было останавливать прямо сейчас. Но это был финал шоу, и здесь правилами управляла не медицина, а зрелище.

Рефери специально тянул время, и в следующий момент прозвучал сигнал гонга.

Сигнал спас Феномена и подарил ему ещё один шанс.

Феномен сделал шаг и едва не рухнул. Его ноги вели его не в свой угол, а к противоположному. Он пошёл не туда, запутался, глядел пустым взглядом куда-то сквозь табурета.

Рефери тут же подхватил его за локоть, развернул и показал рукой — туда.

(обратно)

Глава 17

Я рухнул на табурет в углу и откинулся на канаты. Ноги дрожали, руки налились свинцом. Я сидел, раскинувшись, будто вся жизнь вышла вместе с последним ударом гонга.

Сил не осталось.

В голове гудело, в груди жгло, каждая мышца ныла от усталости. Сердце билось так, будто хотело вырваться наружу.

Увы, теперь всё решали судьи. И вот тут начиналась настоящая нервотрёпка. Бой получился тяжёлым, рваным, слишком много моментов можно трактовать как угодно.

Да, я ронял его. Да, он выживал на канатах. Но ведь и я пропускал — пропускал тяжело… Я хорошо понимал, что если судьи захотят, то они могут отдать победу Феномену.

Сейчас я был в руках у системы, которая могла перечеркнуть всё, что я сделал. Всё, ради чего рвался сюда и сражался.

Минуты тянулись мучительно долго.

Я смотрел на то, что происходило у судейского столика. Главный судья наклонился к бумагам, что-то проверял. Рядом с ним уже стояли братья Решаловы, переглядывались и о чём-то переговаривались с ассистентами. Подошёл рефери, потом и Марина. Все столпились у стола, шептались, махали руками.

А победителя всё не называли.

По правилам решение должно быть объявлено почти сразу — судьи выставляют очки после каждого раунда, и к финальному гонгу всё уже должно быть подсчитано. Задержка всегда значит одно — судьи мудрят. Натягивают сову на глобус, как говорил мой старый тренер.

Саша Козлов стоял, облокотившись на канаты. Он молчал, но его пальцы барабанили по канату в бешеном ритме. Я видел, как он нервничает, хотя и старается держать лицо.

Я закрыл глаза на секунду и понял, что прямо сейчас я не могу на это повлиять. Всё, что было в моих руках, я уже сделал. Дальше… только ждать.

Наконец этот нескончаемый шёпот у судейского стола стих. Братья-близнецы что-то коротко сказали рефери, тот кивнул. Бумаги собрали в папку, и вся суета разом осела.

В центр ринга вышел Паша Решалов. В руках у него был микрофон, прожекторы сразу подсветили его фигуру. Он привычно расправил плечи и поднял руку.

— Прошу тишины, — сказал он.

Наступил момент, когда слышно было даже, как в зале кто-то нервно кашлянул.

— Сейчас… — начал Паша, делая паузу. — Мы озвучим решение судей.

Я смотрел на близнеца, чувствуя, как внутри всё сжимается. Но ни меня, ни Феномена не звали к центру, к рефери, чтобы поднять руку победителю. Мы оба стояли по своим углам.

Это было странно.

Что-то явно шло не так.

Обычно порядок всегда был один и тот же — бойцы выходят к середине, рефери берёт их за запястья, и после объявления решения поднимает руку победителю. Но сейчас нас оставили в углах. Паша тянул время, говорил об общем напряжении боя, о драматизме финала.

Я перевёл взгляд на Феномена. Он тоже стоял у канатов, не двигаясь, и смотрел в сторону. Лицо его было бледным, но в глазах читалось напряжение. Он тоже понимал, что происходящее не было в рамках нормы.

Паша Решалов наконец замолчал, перевёл дыхание, взглянул на брата и снова поднял микрофон.

— Итак… финал у нас получился крайне драматичным, — продолжил он. — И по результатам… мы приняли непростое решение. Но оно видится единственно верным в данной ситуации.

Все ожидали имени, поднятой руки, оваций. Но слова, что прозвучали дальше, вызвали шок.

— После напряжённого поединка у всех судей зафиксировано… ничья.

Я смотрел на Пашу и не верил. Всё внутри оборвалось. Как может быть ничья, если это финал? Здесь должен быть только один победитель. Такие правила.

Настя, стоявшая рядом у канатов, буквально вскинула руки.

Младший Козлов вцепился пальцами в канат, белый как полотно. Его губы дрожали, но он не произнёс ни слова. Я видел, как он тяжело дышит, будто каждое слово Решалова било по нему сильнее удара.

А я сидел в углу, чувствуя, как кровь стучит в висках. Я не понимал, что будет дальше. Всё это время я бился ради того, чтобы поставить точку. А теперь мне говорили, что точки нет.

Паша Решалов продолжил:

— Друзья, по регламенту нашего шоу ничьей в финале попросту не может быть. После обсуждения с рефери, с судейским корпусом и руководством лиги было принято решение. И от себя я могу сказать, что поддерживаю его. Здесь и сейчас оно кажется единственно верным.

Я напрягся, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Так как ничьей быть не может, — сказал он, делая паузу. — Мы предлагаем провести дополнительный раунд. Только так мы сможем выявить настоящего победителя финала нашего шоу!

Я сжал кулаки. Усталость в теле была такая, что хотелось упасть прямо здесь. Но внутри я понимал, что другого выхода нет.

Лёша поднял свой микрофон.

— При этом мы должны подчеркнуть, что изначально с бойцами существовала договорённость только о трёх раундах. Поэтому прежде чем объявить решение о проведении дополнительного, четвёртого раунда, мы обязаны посоветоваться с самими бойцами.

Лёша развернулся и посмотрел на меня.

— Саша Файтер, согласен ли ты принять дополнительный раунд и выявить победителя уже без оговорок?

Внутри всё кричало «нет». Мышцы налились свинцом, дыхание сбилось, сердце грохотало так, что звенело в ушах. Я оставил себя в этих трёх раундах… Но ничья меня не устраивала. Я не для того прошёл через всю эту грязь, чтобы финал закончился пустотой. Цель была одна — поставить точку. И точку нужно было поставить здесь и сейчас.

— Согласен, — ответил я.

Это был мой выбор. Да, у меня не осталось сил, да, тело трещало по швам, но дело надо было довести до конца.

Я посмотрел в сторону Феномена. Его глаза метнулись ко мне, в них мелькнуло недовольство и злость. Теперь слово было за ним.

— А теперь узнаем мнение нашего второго финалиста — Феномена, — объявил Лёша, и прожектора повернулись к противоположному углу.

Феномен сидел на табурете, склонившись вперёд, локти на коленях. Лицо его было бледным, кожа блестела от пота. Даже отсюда было видно, что он еле держится. Его плечи вздымались тяжело, будто каждый вдох давался с трудом.

Феномен выглядел отвратительно. Сил у него почти не осталось. И всё же я знал, что отказаться он не мог. Стоило ему сказать «нет» — и весь его внешний блеск, весь созданный годами образ рухнул бы в один миг. Никто больше не поверил бы в непобедимого Феномена. Его фанаты, его спонсоры…

Лёша наклонился к нему с микрофоном:

— Ты согласен провести дополнительный раунд?

Феномен молчал. Не отвечал сразу, и это молчание тянулось слишком долго.

И тут я заметил, как к его уху склонилась Марина. Она что-то быстро сказала, прикрыв ладонью рот. Я видел, как он скосил глаза на неё, как нахмурился. Я знал, что они обсуждали — дополнительный гонорар, условия, цену, за которую он согласится на ещё один раунд ада.

Феномен наконец поднял голову, вытер ладонью пот с лица и вскинул руку.

— Согласен, — заверил он.

Паша Решалов вернулся в центр ринга, поднял микрофон и улыбнулся своей фирменной улыбкой, хотя в глазах по-прежнему сквозило напряжение.

— Ну что, все наши участники финала согласны провести дополнительный раунд и выявить победителя!

— Тогда, — продолжил Лёша, — даём бойцам пять минут на восстановление. И после этого проведём финальный раунд! Бойцы, проведите это время с пользой.

Я выдохнул. Пять минут… звучало как подарок, но я понимал, что толку от них немного. Когда тело разбито, никакие пять минут не спасут. Скорее это был подарок Феномену, который ещё не отошёл от нокдауна.

Я закрыл глаза, вдохнул поглубже.

Я понимал, что только один из нас выйдет победителем.

Пять минут — смешное время. Но и в нём можно ошибиться так, что всё пойдёт насмарку.

Я поднялся с табурета, хотя тело кричало: сядь. Но я знал, что если снова сяду, то ноги превратятся в дерево. Встану потом на ватных коленях, и первый же его выпад может стать последним.

Нет, сидеть нельзя.

Я остался на ногах. Медленно шагал из стороны в сторону, периодически подпрыгивал на месте, разогревая кровь. В висках гремело, но дыхание постепенно становилось ровнее.

Феномен сидел на табурете в своём углу, опустив голову. Вокруг него метался врач — что-то осматривал, прижимал холодные пакеты ко лбу и груди. Я видел, как в его угол принесли маленький пузырёк и шприц. Я не слышал слов, но понял — ему что-то дают, чтобы взбодрить, вытащить на этот дополнительный раунд, чтобы он хотя бы выглядел живым.

Настя появилась рядом со мной. Она протянула мне маленький пакетик с шоколадкой.

— Съешь, — шепнула она. — Быстрые углеводы. Даст силы.

Я послушно разорвал упаковку зубами и сунул в рот сладкую плитку. Сахар сразу прилип к языку, и тело жадно приняло этот глоток энергии.

Саша Козлов стоял рядом, хмурый, с полотенцем в руках. Он молчал, но взгляд его был тяжёлым, почти злым. Саня понимал, какие ставки в этом дополнительном раунде, и переживал за меня так, будто сам собирался выйти в ринг.

Пять минут истекали. Усталость сдавливала мышцы, но я благодарил себя за то, что не сел. Благодаря этому я всё ещё не остыл.

Соперника, похоже, откачали. Феномен, пошатываясь, но всё же поднялся с табурета. Он распрямил спину и сделал вид, что готов к бою, хотя я видел, что ему ничуть не легче, чем мне. Его ноги всё ещё вели себя так, словно под ними растекался зыбучий песок.

В ринг вышли ассистенты. Один за другим они стали разводить секундантов, провожая их за канаты. Настя бросила мне на прощание короткое «держись» и сжала кулак, показывая жест поддержки. Саша Козлов хлопнул по канату.

— Последний раунд, Саня, — процедил он. — Добей его.

Я кивнул, всовывая капу в рот.

Теперь мы с Феноменом снова оставались вдвоём. Только я и он.

Паша Решалов поднял микрофон, но сам не зашёл в ринг.

— Ну что, время истекло! Сейчас начнётся дополнительный раунд! Тот, кто победит в этом раунде, тот и заберёт победу в бою!

Зазвенел гонг.

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, и выдохнул. Всё, что у меня осталось, я должен был вложить в этот раунд. Всё — до последней капли.

Феномен посмотрел на меня, коротко кивнул. Мы оба понимали, что это будет точка.

Мы сошлись в центре. Феномен пошёл на меня, но наткнулся на ожесточённое сопротивление.

Феномен попал. Моя голова качнулась, меня шатнуло. На секунду земля ушла из-под ног.

Но я выдержал.

Сжал зубы, ударил в ответ. Правая пронеслась точно в челюсть, затем левая — короткая и плотная.

Попал я.

Теперь уже голова Феномена дёрнулась назад, глаза закатились. Он потерял равновесие, попятился, но я ударил вдогонку прямым.

И Феномен рухнул.

Тело тяжело упало на настил, руки раскинулись в стороны. Я стоял над ним, глядя сверху вниз, и понимал, что это конец.

Рефери склонился над упавшим телом Феномена.

— Раз!.. Два!.. Три!..

Я отошёл в нейтральный угол, как и положено по правилам. Феномен лежал неподвижно, только грудь едва заметно поднималась и опускалась.

— Четыре!.. — продолжил судья, но уже сам видел, что это лишнее.

Феномен не шевелился. Это был не нокдаун, после которого можно подняться на счёт восемь.

Это был нокаут.

Чистый, безоговорочный.

Рефери замахал руками, показывая, что бой закончен. Камеры навелись на меня, вспышки ослепили сильнее прожекторов.

Я стоял, не веря до конца.

Феномен лежал у канатов, к нему уже спешили врачи и секунданты. Его легенда закончилась прямо здесь, в этом ринге. Все его слова, все его пафосные прогнозы, все грязные приёмы — ничто не помогло.

Руки сами поднялись… это была та самая жирная точка.

Финал завершён.

Руки дрожали от усталости, но они сами тянулись вверх. А потом… ноги подломились. Я упал на колени прямо в центре ринга. Финал дался слишком тяжело. Всё, что у меня было, я оставил здесь, в этих раундах. И теперь, когда всё закончилось, сил не осталось совсем. Я был выжат досуха, совершенно обессиленный.

Боковым зрением я заметил движение. Рефери уже склонился над Феноменом. К нему бросились врачи, секунданты, кто-то из организаторов. В руках блестели фонарики, шуршали перчатки, открывались аптечки.

Феномен лежал неподвижно, но грудь его всё же тяжело поднималась. Я видел, как врач проверил его пульс, другой поднёс ампулу нашатыря к носу.

Феномен вздрогнул, дёрнул рукой. Конская сила у этого парня, иначе он бы не пришёл в себя так быстро.

— Что это было⁈ — орали Решаловы, вскакивая на ринг.

Их лица были полны шока и восторга одновременно.

Я ещё стоял на коленях, тяжело дыша, когда услышал знакомые крики. В ринг прыгнули Марик, Виталя и остальные мои товарищи.

— Саня! — Марик подскочил первым, схватил меня за плечо.

Его глаза горели так, будто он сам только что выиграл этот бой.

— Брат! — Виталя затряс кулаками в воздухе. — Ты это сделал!

Игнат крепко меня обнял.

— Горжусь тобой, Саня!

Я едва стоял на ногах, но их руки удерживали меня. Внутри всё гудело, но я позволил себе улыбнуться.

К нам подскочили Саша Козлов и Антон. Оба взмокшие, раскрасневшиеся, но счастливые.

— Ну что, пацаны, — крикнул Игнат, перекрывая шум зала, — подбрасываем чемпиона?

И прежде чем я успел возразить, они все вместе подхватили меня под руки и за ноги. Мир качнулся, и в следующую секунду я уже взлетал вверх над рингом. Я на миг завис под светом прожекторов, а потом рухнул обратно в их ладони. И снова вверх.

Я слышал, как они кричали:

— Молодец, Саня!

— Чемпион!

— Так держать!

Наконец я снова ощутил под ногами настил ринга. Ребята ещё раз обняли меня, хлопнули по плечам, и только тогда отпустили.

На ринге было уже полно народу — организаторы, ассистенты, журналисты, охрана. Ринг под прожекторами гудел, как улей. И среди этого хаоса я заметил, как Феномен сидит на табуретке в своём углу. Голова опущена, полотенце накинуто на макушку, руки безвольно лежат на коленях.

Он был разбит, уничтожен.

Больше не было того образа непобедимого зверя, с которым он входил сюда. Передо мной сидел человек, у которого рухнула легенда.

Я всегда считал себя представителем старой школы. А старая школа учила — какие бы конфликты ни были, после боя руку сопернику надо пожать. Так поступали мужчины, так сохранялось уважение к самому себе.

Я пошёл к нему через ринг. Охрана было метнулась ко мне, но я покачал головой, давая понять, что не собираюсь завязывать драку. Подошёл к табуретке соперника и остановился.

Феномен поднял глаза, усталые и мутные. Я наклонился ближе, к его уху и сказал так, чтобы нас точно никто не услышал.

— Несмотря ни на что, я пожму тебе руку. Но ты зря сделал с этой мазью.

Я протянул ему ладонь.

Феномен посмотрел на неё, потом на меня. Но руку так и не пожал.

Решаловы вышли в центр ринга, подняли руки и жестом позвали нас.

— Бойцы, к рефери! — сказал Лёша.

Я подошёл в центр ринга. Феномен тоже поднялся, но двигался медленно. Он снова накинул на голову полотенце, пряча глаза. Я понимал почему: ему было стыдно. Он просто стоял рядом, опустив плечи.

Рефери взял нас за запястья.

— В этом поединке… нокаутом… победу одерживает Саша Ф-ф-файтер! — объявил Паша Решалов.

Рефери резко вздёрнул мою руку вверх и пальцем свободной руки указал на меня.

— Победа!

Феномен даже после официального объявления победы не поднял глаз. Всё так же с полотенцем на голове, молча ушёл в свой угол.

Паша Решалов жестом подозвал меня к себе.

— Ну что, друзья! — сказал он. — Победитель с нами. Это был тяжёлый бой, действительно достойный финала реалити. Такой поединок наверняка войдёт в золотую коллекцию не только нашей лиги, но и всего мирового поп-ММА. У меня к тебе один вопрос, Саня, — обратился он уже лично ко мне. — Как вы это сделали?

Микрофон протянулся ко мне. Я взял его в руки.

— В первую очередь, — начал я, — я хочу поблагодарить тех людей, которые позволили мне дойти до финала и так выступить. Это Марик и Виталя. Это Настя. Это Саша. И вы, братья, — обратился я к Решаловым. — Вы, ребята, сделали так, что всё это стало возможным.

Решалов закивал, зааплодировал.

— А насчёт того, как мы это сделали… — я выдержал паузу. — Знаете, если у человека действительно есть цель, то он землю зубами прогрызёт, но дойдёт до конца. И у меня эта цель была. Эта цель — показать молодёжи, что грязь не нужна. Побеждать можно честно. И эта цель не закончится сегодня. Завтра, в моём зале в Москве, в «Боевых перчатках», будут тренироваться пацаны. И вот ради этого стоило драться…

(обратно)

Глава 18

— Отличные слова, очень достойные, — сказал Паша. — Давайте все вместе похлопаем нашему победителю!

Волна оваций прошла по павильону, и я на секунду закрыл глаза. Этот звук был громче любого гонга.

Когда шум стих, слово взял Лёша Решалов.

— А теперь мы хотим вручить то, что положено победителю нашего шоу.

На ринг вынесли огромный чек, почти в рост человека. Паша повернулся ко мне, поднял чек одной рукой.

— Вот деньги за победу в нашем реалити! Теперь у тебя будет возможность заняться развитием своего зала.

Я взял чек.

— И я уверен, — продолжил Лёша, — твой зал станет одним из лучших не только в Москве, но и во всей России!

Чек был тяжёлым. Это были не просто деньги, нет. Это был шанс. Возможность вернуть долг пацанам, которые верили в меня, возможность держать открытыми двери зала, куда будут приходить новые ученики — такие же, каким когда-то был я сам.

Я поднял чек над головой, будто чемпионский пояс.

— Далее… — продолжил уже Паша. — Нам очень бы хотелось услышать слова нашего второго финалиста — Феномена.

Феномен всё так же сидел, накрыв голову полотенцем, продолжая скрываться от всего мира.

Паша медленно подошёл к нему, наклонился, протягивая микрофон.

— Микрофон твой.

Феномен поднял голову на секунду, глаза блеснули из-под тени полотенца. Он едва заметно покачал головой. Раз, потом второй. Нет.

Паша опустил микрофон, наклонился к нему ближе и напомнил уже без него:

— По контракту ты обязан сказать слова после боя. Если не сделаешь, то будет штраф. Крупный.

Феномен всё равно качнул головой.

Паша задержался на миг, будто ждал чуда. Потом глубоко вдохнул, выпрямился, снова поднял микрофон.

— Феномен оставил все свои силы в бою и сейчас просто не может ничего сказать.

Я понимал, что он не просто не мог, а именно не хотел. Самое важное, когда ты проиграл, — сделать выводы по допущенным ошибкам и двигаться дальше. Но Феномену, похоже, было плевать на это «самое главное».

Нас собрали вместе: я, Игнат, Марик, Виталя, Настя, Саня Козлов, Антон — вся команда.

Мне снова сунули в руки огромный чек. Он был такой нелепо большой, что я едва удерживал его на дрожащих руках.

Фотографы начали работу.

— Сюда! Сюда, Саша!

— Улыбка! Руку выше!

Я пытался улыбаться, но получалось криво. Команда сгрудилась вокруг. Марик и Виталя держали меня за плечи, поднимали кулаки вверх. Игнат положил руку мне на спину. Настя сдерживала слёзы, в глазах её светилось счастье. Даже Саня Козлов улыбался.

Когда вспышки стихли, я опустил чек и протянул его Антону.

— На, брат. Присмотри за этим. Мне сейчас не до бумажек.

Менеджер ухмыльнулся, но взял чек.

— Не волнуйся, сохраню, — заверил он.

Я спустился с ринга. Ноги гудели, каждый шаг отзывался болью. Там меня уже ждал врач.

— Пойдёмте, — позвал он. — Надо осмотреть повреждения.

Я кивнул и пошёл за ним.

Врач осмотрел меня внимательно, водил фонариком перед глазами, щупал затылок и шею. Лоб и скулы он промял так, что я поморщился от боли. Наконец врач снял перчатки.

— Так, ну что, Александр, на этот раз не поехать в больницу у вас не получится, — последовало заключение.

Я поднял глаза.

— И почему же?

— Во-первых, надо зашивать сечку, — врач кивнул на рассечённую бровь. — Во-вторых, надо проверять голову. Вы побывали в двух нокдаунах, и последствия могут быть разные. Сотрясение, отёк, микронадрывы сосудов — всё это нельзя оставлять на самотёк.

Я молчал, понимал, что врач прав. Внутри хотелось поспорить, сказать, что я справлюсь, что всё нормально. Но в глубине души я понимал, что здоровье — это то единственное, что нельзя поставить на кон. Если потеряешь его — никакие победы уже не будут иметь значения.

— Если надо, то поеду, — заверил я.

Врач кивнул и записал что-то в карту.

— Надо, — подтвердил он.

Я провёл рукой по лицу, чувствуя липкую корку крови. Да, от больницы на этот раз было не отвертеться.

— Вы на скорой поедете? — уточнил врач.

— Братское сердце, скорая пусть пенсионерам на выезды ездит, — рядом со мной появился Игнат. — Мы сами домчим с ветерком!

Врач лишь безразлично пожал плечами.

— Пойдём, Сань, тебя пока оформят, пока туда-сюда, а я не хочу время терять.

— А на чём ехать? — уточнил я.

— Ну как на чём, я же тебе говорил, что меня в Екатеринбурге пацаны встретили, — ухмыльнулся Игнат. — И тачку от души подогнали.

Через пару минут мы уже стояли возле чёрного крузака. Видимо, здешние друзья Игната устроились здесь неплохо, раз такие тачки могли давать «на попользоваться».

Мы сели в салон. Я завалился на сиденье, прикрыл глаза. Навигатор показывал, что больница рядом, но дорога всё равно казалась длинной.

Игнат нажал на газ, мотор зарычал, и машина мягко, но стремительно рванула вперёд.

— Скажу честно, Саня, — сказал он, глядя на дорогу. — Я восхищаюсь тобой. Ты сделал то, что мало кто смог бы. Не только выиграл, а выдержал, показал характер.

Я слушал его вполуха. Адреналин уже ушёл, а вместе с ним пришла усталость. Веки тяжелели, тело расслаблялось. Каждая клетка просила только одного — сна.

Игнат говорил ещё что-то. Про бой, про пацанов в зале… но я проваливался в полудрёму и слышал только обрывки его слов.

Очнулся я от звука коротких сигналов. Игнат несколько раз нажал на клаксон, требуя, чтобы подняли шлагбаум. Машина остановилась у ворот больницы, и охранник в будке лениво вышел навстречу.

— Сюда нельзя, — сказал он хмуро. — Только «Скорым».

Игнат достал купюры, сунул ему в руку. Мужик посмотрел по сторонам, вздохнул и махнул рукой.

— Ладно, только быстро. Тут стоять нельзя.

Шлагбаум поднялся, и мы въехали во двор.

— Вымогатели, блин, — хмыкнул Игнат.

Он притормозил у двери приёмного отделения, куда обычно привозят «скорые». Выскочил из машины первым, оставив мотор работать.

— Сиди здесь, — бросил он. — Я сейчас.

Я кивнул и откинулся на сиденье, чувствуя, как снова наваливается усталость. Но долго ждать не пришлось. Минуты не прошло, как Игнат вернулся — вместе с ним шли двое врачей в белых халатах. Он явно сумел их убедить, что ждать нельзя.

Один из них катил каталку. Увидев, что её пододвигают прямо к дверце машины, я мотнул головой.

— Не надо. Я сам. На ногах дойду.

— Вам лучше лечь, — попытался возразить врач.

— Я пройду, — отрезал я и, опершись о дверцу, выбрался наружу.

Ноги дрожали, но держали. В этот момент к приёмному подъехала «скорая». Двери распахнулись, и оттуда, шатаясь, вышел… Феномен. Его поддерживали санитары. Он выглядел разбитым, полотенце всё ещё было на голове.

Мы встретились взглядами. Но теперь это был не тот взгляд, каким он сверлил меня на ринге. Глаза его скользнули по мне — и он тут же отвернулся.

— Я пока переставлю машину, — сказал Игнат. — А ты, Саня, слушайся врачей. Они скажут, что делать. У меня с ними уже всё договорено.

Я кивнул. Врачи подхватили меня под руки.

— Пойдёмте, — сказали они.

Я пошёл. Медленно, но сам. За спиной хлопнула дверь «скорой», и Феномена начали укладывать на носилки. Он, кстати, не особо сопротивлялся. Идти сам мой теперь уже бывший соперник не мог.

Меня повели по коридору к травмпункту. Я старался не смотреть по сторонам. Терпеть ненавидел больницы и всё с ними связанное. А мы проходили через приёмник, и здесь было полно тех людей, которым было куда хуже, чем мне.

Что до травмпункта, то я готовился к привычной картине — очереди из людей с переломами, порезами и сотрясениями.

Но к моему немалому удивлению, коридор оказался пуст. У дверей травмпункта не было ни одного человека. Для меня это было странно. В девяностых в подобных местах всегда было столько людей, что хоть чёрт ногу сломит…

Один из врачей, которых привёл Игнат, кивнул мне на ряд пластиковых стульев.

— Подождите здесь, я предупрежу доктора.

Он зашёл в кабинет, дверь закрылась. Минуту спустя он вернулся.

— Сейчас доктор досмотрит пациента и пригласит вас.

Меня усадили на пластиковый стул прямо у двери. Я откинулся назад, прикрыл глаза.

И тут в коридоре послышались шаги. Я поднял голову — привели Феномена. Его вели двое санитаров. Он всё-таки шёл сам, но пошатывался. Лицо его было бледным, губы сухими, в корочке засохшей крови. Он выглядел не лучше меня.

Феномен дошёл до двери и опустился на стул. Теперь мы сидели плечо к плечу, оба разбитые, оставившие часть здоровья в ринге.

Я посмотрел на него боковым зрением. Он не встретил мой взгляд — смотрел в пол.

Странное чувство.

Всего час назад мы пытались друг друга убить, а теперь сидели рядом у двери травмпункта.

Никакого негатива внутри не было — ни злости, ни желания что-то доказать. Да, он в бою пошёл на грязь, использовал мазь, пытался выиграть нечестно. Но сейчас это уже не имело значения. Мы оба прошли через ад, и я видел рядом не врага, а такого же измотанного бойца.

Санитары, которые его привели, ушли.

В коридоре теперь стояла тишина, лишь лампа над дверью жужжала, и слышно было наше дыхание.

Феномен медленно поднял голову, потом опёрся ладонями о колени и встал. Его шатнуло, но он сделал шаг ко мне.

Я напрягся, готовясь к чему угодно. На секунду мне даже показалось, что он решил устроить драку прямо здесь, в больнице. Но он остановился передо мной, помолчал и… протянул руку.

— Я был неправ, — прошептал он. Голос его дрогнул, и в нём не было ни капли прежнего пафоса. — Прости меня за то поведение.

Я поднял взгляд. Наши глаза встретились. Пожалуй, впервые за всё время я увидел в глазах Феномена не злость и не самоуверенность, а усталость и… признание. Он больше не был «Феноменом», он был просто человеком, который понял, что зашёл слишком далеко.

Я молчал секунду, потом пожал его руку.

— Ладно, — ответил я. — Вопрос закрыт.

Мы с Феноменом ещё держали друг друга за руки, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Я обернулся и увидел Игната. Он возвращался после того, как перепарковал машину.

Игнат замер, увидев наше рукопожатие, и расплылся в улыбке.

— Ни фига себе Санта-Барбара! — протянул он. — Ну правильно, мужики, что помирились.

Феномен отпустил мою ладонь и снова опустил взгляд в пол, но Игнат не дал ему спрятаться.

— После боя всегда нужно жать руку, — продолжил он. — Так было всегда и так должно быть.

Я усмехнулся, глядя на него.

— Ты вовремя, как обычно, — сказал я.

— А то, — ответил Игнат. — Ладно, Саня, теперь вижу, что у тебя всё под контролем.

В его голосе звучало облегчение, и я понял, что он и правда волновался за то, чтобы мы с Феноменом не сцепились. Видимо, успел нафантазировать в голове, пока бегал с парковкой, а вернувшись, увидел совсем другую картину.

Феномен помолчал, сидя на стуле у стены, будто собирался с силами. Потом неожиданно достал телефон, включил камеру и посмотрел на меня.

— Ну что, — сказал он. — Обещал ведь.

Феномен поднял телефон, выбрал формат кружка — короткое видео. Несколько секунд он молча смотрел в объектив, собираясь с духом, потом заговорил:

— Всем привет. Я — Феномен. Сегодня я проиграл. Проиграл Саше Файтеру. Это была честная победа, и я признаю своё поражение.

Он сделал паузу, вдохнул глубже.

— Как я обещал, я приеду в его зал, к его пацанам, и проведу мастер-класс в «Боевых перчатках». Держите слово — значит, держите до конца.

Он остановил запись, сохранил её и показал мне экран.

— Устроит?

Я протянул руку. Он пожал её второй раз за вечер. Рукопожатие было крепким.

— Устроит, — сказал я. — Я буду ждать тебя в «Боевых перчатках». Пацанам понравится, что с ними поработает такой боец. Боец ты хороший, а вот как человек… я думаю, ты всё понимаешь.

Я выдержал паузу и добавил:

— А дерьмо случается. Главное — это цели, ради которых ты идёшь дальше. Подкорректируй их. И тогда у тебя всё получится. Поднимешься не раз.

Феномен слушал молча, но в его глазах что-то дрогнуло. Я видел, как мои слова дошли до него. Неплохо будет, если он поймёт, что сила не в том, чтобы ломать, а в том, чтобы подниматься и снова идти.

Феномен кивнул, медленно, тяжело. Но это был честный кивок.

Дверь травматологии наконец распахнулась, и из неё, хромая, вышел мужик. На ноге у него был свежий гипс, под мышкой костыль. Видно сразу, что перелом. Он прошёл мимо, бормоча что-то себе под нос, и исчез в коридоре.

— Следующий, — позвал медбрат.

Я поднялся со стула и зашёл внутрь травмпункта. Врач в очках, среднего возраста, глянул на меня поверх бумаг.

—Снимайте верх, ложитесь, — он кивнул на кушетку.

Я стянул майку, и он начал осмотр. Пальцы уверенно прощупывали рёбра, ключицу, шею. Потом остановился на рассечённой брови.

— Ну что ж, здесь зашивать, — сказал он, как о чём-то обыденном. — Давайте готовиться.

Он достал инструменты, ассистентка быстро подготовила столик. Металл иглы блеснул под лампой. Я почувствовал укол, и место вокруг рассечки онемело.

Игла входила и выходила из кожи, нить тянулась, затягивалась в узлы. Я чувствовал лёгкое давление, но боли уже не было. Врач работал сосредоточенно, быстро.

— Всё. Готово, — сказал он через несколько минут.

Я сел, протёр лицо, ощущая стянутость кожи.

— Сколько я вам должен? — спросил я.

Врач улыбнулся и покачал головой.

— Ничего. Всё сделано по полису.

Скорее всего, Игнат уже всё оплатил, пока я сидел в коридоре. Но спорить я не стал.

— Спасибо, доктор, — сказал я.

— До свидания, — ответил он, снимая перчатки.

Я вышел из травматологии, трогая пальцами свежие швы на брови. Кожа была натянутая, чувствовалась стянутость нитей, но это мелочь по сравнению с тем, через что я прошёл на ринге.

Дверь кабинета снова открылась, и внутрь завели Феномена. Он шёл медленно, плечи опущены, полотенце наконец убрали. Его лицо было разбито, а взгляд потухший. Врач, который сопровождал меня с самого начала, уже стоял в коридоре.

— Вам — снимок головы, — он махнул рукой, приглашая следовать за собой. — Пойдёмте.

Меня отвели в радиологию, усадили, зафиксировали голову. Холодный металл аппарата коснулся затылка, и я прикрыл глаза. Аппарат загудел, лампы вспыхнули. Несколько минут — и всё закончилось.

Доктор вернулся с плёнками, быстро просмотрел, положил на просвет. Провёл пальцем по снимку.

— Ну что, Александр, всё в порядке. Сотрясения нет, повреждений мозга тоже. Последствий для здоровья не вижу. Отдых, уход за швами — и будете в норме через неделю.

Я выдохнул. Камень свалился с души.

В коридоре меня уже ждал Игнат. Он облокотился на подоконник, руки в карманах, и как только я вышел, расправил плечи и улыбнулся.

— Ну что, Саня, — сказал он. — Поехали обратно. Будем отмечать. Поработали — теперь и отдыхать пора.

После всего, что случилось, мысль о том, что теперь можно просто лечь или поднять бокал с ребятами, казалась спасением.

— Поехали, — ответил я.

Мы вернулись на виллу уже за полночь. Дорога заняла полчаса, и всё это время я молчал, глядя в окно. Огни ночного города мелькали и расплывались. В машине было тепло и тихо, мотор урчал убаюкивающе, но я держал глаза открытыми, чтобы не провалиться в сон прямо в пути.

Когда ворота особняка закрылись за нами, Игнат заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Ну что, Саня, пошли отметим? Или ты пас?

Я усмехнулся, с трудом разлепив губы.

— Пас, брат. Мне бы на кровать… на боковую лечь и хорошенечко выспаться.

Игнат посмотрел на меня, кивнул понимающе.

— Ладно. Правильно. Если что нужно — только свистни, буду на низком старте.

— Договорились, — ответил я.

Он хлопнул меня по плечу, вылез из машины и тут же направился к дому.

Я медленно поднялся по ступенькам и прошёл в сторону своего номера. Коридоры виллы были тихими, только пол под ногами отзывался шагами.

Открыв дверь своего номера, я наконец выдохнул. Здесь было пусто, спокойно и темно. Всё, что мне было нужно сейчас, — кровать. Я рухнул на неё, даже не раздеваясь.

После всего, что произошло на ринге и в больнице, внутри будто образовалась пустота. Никаких эмоций, никаких взрывов адреналина.

Большое дело сделано, а внутри вместо радости только усталость.

Я лежал на кровати в своём номере. Матрас казался каменным, тело деревянным, но я не двигался. Каждая клетка ныла, каждая мышца напоминала о себе. Казалось, что меня перемололи в жерновах и выплюнули обратно.

В потолок я смотрел несколько минут, пока глаза не начали закрываться сами. И в этой тишине вдруг пришла мысль… а ведь по сути ничего не завершено. Финал — это только этап, а не конец. Всё, что произошло сегодня, — лишь дверь к следующему шагу.

Впереди ждала не менее тяжёлая задача

(обратно)

Глава 19

Телефон на тумбочке настойчиво завибрировал. Сквозь полусон я не хотел тянуть руку, но экран загорелся, и я увидел новое входящее сообщение.

Потянулся, разблокировал телефон. На экране высветилось приглашение на ужин.

Сон как рукой сняло. Как если бы на меня вылили ушат холодной воды.

Я прочитал сообщение ещё раз. Адрес указан чётко, даже с координатами для тех, кто заплутает. Внизу добавлено: «Дресс-код — костюм. Количество персон — четыре. Просим в кратчайший срок прислать имена гостей».

Я сел на кровати, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Вот оно… момент, которого я ждал.

Я уставился в экран, перечитывая сообщение снова и снова, будто опасался, что слова вдруг исчезнут. Четыре персоны. Это значит, что рядом со мной могут быть те, кто должен быть там.

Время на самом деле было позднее — начало десятого утра. Выходит, я проспал целых девять часов без задних ног. Причём, помимо сообщения с приглашением, на телефоне была целая куча пропущенных и прочих сообщений. Знакомые, у кого был мой номер, хотели поздравить меня с победой. Надо потом выделить время и отписаться всем.

В этот момент в дверь раздался короткий, слабый стук. Я поднял голову от телефона, где по-прежнему светилось приглашение.

— Заходите.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Саша Козлов. Лицо его было сосредоточенным, в глазах застыла решимость. Он прикрыл за собой дверь и без лишних слов сел на край кровати.

— Ну что, завтра всё в силе? — спросил он тихо, но уверенно.

Я кивнул и протянул ему телефон с экраном, где всё ещё горели строки приглашения.

— Будь готов.

Саша внимательно посмотрел на экран, потом поднял взгляд на меня.

— А как мать пройдёт?

— У меня четыре пригласительных. Светлана умеет конспирироваться лучше многих из нас. Так что всё будет. А пока скажи, под какими именами вас записать.

— Моё имя ты знаешь, а матери укажи… — он назвал чужое, давно заготовленное имя.

Я записал всё в ответном сообщении и нажал «отправить». Мы оба замолчали, слушая тиканье часов. Через пару минут пришёл новый сигнал.

— Бронь подтверждена, — сказал я и положил телефон на тумбочку.

В глазах младшего Козлова мелькнуло облегчение. Он поднялся с кровати.

— Тогда до вечера, — сказал младший Козлов.

— До вечера, — подтвердил я.

Казалось, он уже собирался уйти, но взгляд его зацепился за меня, и он остановился. В его глазах было столько всего сразу… и благодарность, и решимость, и что-то вроде тревоги, которую он всё это время скрывал.

— Спасибо тебе за всё.

Я усмехнулся, чувствуя, как губы снова болезненно растянулись из-за рассечённой брови. Но моя улыбка была искренней.

— Ты только о костюме позаботься, — сказал я, кивая на телефон. — Там дресс-код. Не хотелось бы, чтобы нас приняли за случайных гостей.

Мы пожали руки крепко, словно закрепляя не только договорённость о костюме, но и саму идею, что завтра мы пойдём туда вместе и уже никто нас не остановит.

Он вышел, дверь закрылась, и я снова остался один. Наконец прислушался к ощущениям своего тела. Боль была. Не острая, скорее всеобъемлющая. Каждая клетка тела ныла, как будто меня ночью переехала фура. Голова была тяжёлой, мышцы тянуло…

После боя никогда не бывает легко, но сегодня было особенно паршиво. Каждое ребро отзывалось тупой болью, грудь будто стянута ремнём, а ноги ломило так, что я вспомнил все пробежки по лестницам в восьмидесятых, когда тренеры гоняли до рвоты.

После боя с Карателем состояние всё-таки было получше. Правда, тогда я и не выступал целый раунд в качестве груши для битья. Но что я усвоил хорошо — терпеть такое состояние было не обязательно. Обезболивающие в 2025-м были куда сильнее тех, к которым я привык по прошлой жизни.

Потому, оставшись один, я первым делом развёл себе в стакане порошок. Выпил, закрыл глаза, понимая, что через каких-то пятнадцать минут боль начнёт ослабевать и отходить на второй план.

Прошёл в ванную. Холодная плитка под босыми ступнями чуть отрезвила. Я включил свет и, облокотившись о раковину, взглянул в зеркало.

Картина была удручающая. Всё лицо опухло: одна щека вся синяя, под глазом огромный фиолетовый мешок. Губа рассечена, шов на брови свежий и красный. Так-то после увиденного сравнение с грузовиком уже не казалось преувеличением.

Вот оно, лицо победителя… Теперь ближайшие несколько недель займёт восстановление. Синяки сойдут, швы снимут, кости перестанут ныть, но до этого времени зеркала лучше обходить стороной.

И всё же сегодня вечером меня ждал ужин у Козлова. И я должен быть там.

Я снова посмотрел на себя, выдохнул.

Организаторы, конечно, озадачили, выставив в качестве требования наличие костюма. Я закрыл глаза, представляя, как в зале будут сидеть люди в дорогих смокингах, с идеальными причёсками, с бокалами вина… и как среди них появлюсь я — весь опухший, с зашитой бровью.

Но идти придётся.

Я услышал, как в дверь моего номера снова постучали. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Игнат. Он вошёл уверенной походкой, в руках у него был чехол. По тому, как он его держал, я сразу понял, что это был костюм.

— Саня, — сказал он с усмешкой. — Краем уха услышал, что на сегодняшнее мероприятие тебе будет нужен костюм. И вот я, и вот я его тебе принёс.

Он развернул чехол, и я увидел тёмно-серый костюм, идеально выглаженный. На ощупь ткань была плотная, дорогая. Видно, Игнат заморочился — явно купил не в первом попавшемся магазине.

— Спасибо. Ты меня реально выручаешь.

— Да ладно, — отмахнулся он. — После того, что ты сделал, тебе хоть в халате можно явиться. Но дресс-код есть дресс-код. А костюм я тебе как раз привёз с багажем — подумал, что на церемонии может пригодиться. Не будешь же ты в спортивках чилить.

Он уселся на стул у стены, оглядел меня внимательно.

— Ну и как самочувствие?

Я пожал плечами.

— Пойдёт.

Игнат поднялся. Подошёл ближе, приобнял меня.

— Ну давай, удачно тебе сходить.

Игнат улыбнулся и направился к выходу.

Я разложил костюм на кровати и долго смотрел на него. Такой костюм можно было надеть и на деловую встречу в мэрии, и на фотосессию для модного журнала. Игнат выбрал именно то, что нужно.

Приняв душ, я начал одеваться. Сначала белая рубашка — свежая, хрустящая, пахнущая чистотой. Я застёгивал пуговицы одну за другой, чувствуя, как руки дрожат после вчерашнего боя.

Потом натянул брюки. Они сели ровно по фигуре, будто их шили под заказ. Пиджак лёг на плечи также идеально — нигде не тянул, не приспускал.

Одевшись, я подошёл к зеркалу.

В отражении стоял другой человек. Костюм сидел безупречно. Если убрать опухшие глаза, синяки, рассечённую губу и свежий шов на брови, можно было бы подумать, что это фото для обложки.

Но… настоящий победитель не всегда выглядит как картинка из рекламы.

День пролетел незаметно. Ужин был назначен на шесть вечера, и в четыре ко мне снова зашёл Саша.

Но был он уже не один.

За его плечом стояла женщина в парике с аккуратно уложенными каштановыми волосами. Строгий макияж, простое, но элегантное платье. Я пригляделся и узнал Свету.

Если бы не знал, не узнал бы. За эти без малого тридцать лет она научилась скрываться так, что даже родной сын едва бы догадался.

— Какие люди в Голливуде, — хмыкнул я.

В глазах Светик буквально сквозила привычка жить в тени, уходить от чужого взгляда и менять лица. Жизнь у неё была тяжёлой, наполненной постоянной тревогой и бегством…

Ничего, теперь час расплаты Козловым был ближе, чем когда-либо.

Они вошли в комнату. Саша закрыл дверь, и на секунду повисла тишина. Света посмотрела на меня внимательно, оценивающе, словно хотела убедиться, что я в состоянии выдержать ещё и то, что ждёт нас впереди.

— Ну что, всё готово? — спросил Саша, садясь на стул у стены.

— Готово, — ответил я.

Саша был одет в костюм, строгий, но не такой изысканный, как у меня.

Света подошла ближе. Её взгляд смягчился, и в голосе прозвучала искренняя теплота:

— Поздравляю тебя с победой. Знаешь… я боялась смотреть. Не смогла. Но всё равно переживала так, будто сама там стояла.

Я почувствовал, как внутри стало теплее. Тридцать лет назад Светка тоже боялась, вживую так и не посмотрела ни одного моего боя.

Мы уже собирались вызывать такси по адресу из пригласительной. Но делать этого не пришлось. У меня завибрировал мобильник. Звонил водитель… выяснилось, что за мной и моими гостями прислали отдельный автомобиль.

— Спускаемся, пять минут, — заверил я водителя.

Я выглянул в окно и увидел у ворот чёрный автомобиль с водителем в костюме, стоявшим у дверцы спереди.

Мы втроём спустились вниз. Света шла чуть впереди, молчаливая и собранная, Саша шагал рядом со мной, плечо к плечу.

Увидев нас, водитель шагнул вперёд и распахнул дверь.

Я пропустил Свету первой. Она скользнула внутрь молча, почти не глядя по сторонам. Всё её внимание было сосредоточено на предстоящем вечере. Я знал, что для неё это был самый важный день за десятилетия. Встретить лицом к лицу того, кто перевернул её жизнь.

Мы с Сашей залезли следом, и автомобиль тронулся.

— Неплохо, — пробормотал Саша, откинувшись на сиденье. — Это тебе не эконом-класс в такси.

Света всё так же сидела молча, сложив руки на коленях, и смотрела в окно.

Мы ехали молча. Каждый из нас думал о своём. И за всю поездку никто так и не сказал ни слова.

Впрочем, поездка была недолгой. Минут пятнадцать — и машина уже сворачивала к освещённым воротам огромного загородного дома. Водитель плавно затормозил у парадного входа. Вышел, тут же открыл двери, и мы один за другим выбрались наружу.

Перед нами возвышался огромный загородный дом — даже больше того особняка, где проходило шоу. Здесь всё буквально дышало показной роскошью. Фонтаны, подсвеченные мягким голубым светом, били ввысь. На аллеях переливались фонари, за тропинками следили камеры наблюдения.

Я оглядел всё это и краем глаза заметил, как Света ёжится. Для неё это место было символом чужой жизни, в которой не осталось ни крупицы её. Пока она ютилась в съёмных квартирах, скрывалась, выживала изо дня в день, её бывший муж копил капитал и строил вот такие дворцы. Она знала цену этим колоннам и фонтанам — цену её собственных слёз и страха.

Я смотрел на эту роскошь и понимал: всё, что сияло здесь мрамором и позолотой, досталось Козлову нечестным трудом. Это богатство было выжато из людей, из чужой боли, чужих жизней. Если бы раскрыть правду, то вода в этих фонтанах могла бы окраситься в кровь — столько судеб он переломал, чтобы оказаться здесь, в этом дворце.

Охрана встретила нас ещё у машины. Высокие фигуры в чёрных костюмах, настороженные взгляды, скрытые под ухом гарнитуры. Один из них шагнул вперёд, кивнул водителю и жестом указал нам дорогу.

Перед нами раскинулась красная ковровая дорожка. Она вела прямо к массивным дверям особняка. У массивных дверей особняка нас встретили двое мужчин в строгих костюмах. Ещё двое держали список гостей и переносной металлоискатель. Лица у них были каменные, движения отточенные.

— К металлоискателю, — кивнул один из них.

Я прошёл первым. За мной — Саша. Его осмотрели придирчивее, но тоже ничего не нашли. Света вошла последней. Её обыскали, провели детектором — и она лишь кивнула охраннику, будто всё это для неё было привычно.

Мужчина со списком гостей провёл пальцем по бумаге, отыскал наши фамилии и добавленные мной два имени.

— Проходите.

Мы шагнули вперёд, и в этот момент над головой раздался гул. Ветер сорвал листья с деревьев, красная ковровая дорожка колыхнулась. Я поднял взгляд и увидел, как к площадке перед особняком снижается вертолёт. Прожекторы внутреннего освещения подсвечивали его винты.

Из вертолёта вышел Виктор Козлов. В дорогом костюме, с гордо выпрямленной спиной и уверенной походкой. Его волосы трепал ветер, но он шёл так, словно сам был хозяином не только этого дома, но и всей жизни.

Света рядом чуть дёрнулась, напряглась. Саша стоял с каменным лицом, но я чувствовал, как внутри его рвёт от ненависти.

Мы вошли в особняк. Вперёд потянулся коридор — длинный, высокий, освещённый люстрами из хрусталя. Под ногами мягко пружинил ковёр, так что шаги почти не слышались. Стены украшали картины в золочёных рамах. Не репродукции, а настоящая коллекция — пейзажи, портреты, натюрморты. Чувствовалось, что их сюда вешали лишь для того, чтобы каждый гость с порога понимал, что хозяин дома купается в роскоши.

Дальше начинался мрамор. Белый, холодный, с прожилками, так что казалось — идёшь по льду. Колонны поддерживали потолки, и всё это напоминало музей, а не жилой дом.

Мы вышли к арке, над которой висел огромный портрет Виктора Козлова. Во весь рост, в дорогом костюме, с холодным взглядом и надменной улыбкой.

— Сука самовлюблённая, — прошептала Света, в её голосе зазвенела сталь.

Я уловил в её глазах решимость. Для Светки этот вечер был вечером расплаты.

У самого входа в зал нас встретила пара администраторов. С улыбкой и вежливыми поклонами они спросили фамилии и сверились со списками.

— Ваш стол номер шестнадцать, — сказал один из них и жестом указал направление. — Приятного вечера.

Из глубины зала доносилась живая музыка. Там играл целый оркестр — скрипки, виолончели… Витька буквально во всём демонстрировал своё мнимое превосходство. Музыка звучала как будто подчёркивая, что мы пришли на парад тщеславия.

Мы вошли в зал. В глаза ударил свет люстр и звон бокалов. Мы медленно двинулись вдоль рядов. На каждом столе стояли карточки с цифрами, и я искал наш. Наш, шестнадцатый столик, оказался ближе к сцене, чем я ожидал.

Мы расселись. Света сидела тихо, почти не двигаясь, и лишь иногда поправляла парик, чтобы ни одна прядь не сбилась.

Вокруг были другие столы с гостями. Мужчины в идеально сидящих костюмах, женщины в вечерних платьях, с бриллиантами на шее. Я почти никого не узнавал. Для меня это были чужие лица. Причём лица, которые не вызывали ничего, кроме отвращения. Даже сидеть в одном пространстве с такими людьми и то не хотелось. Но ясно было, что закрытая тусовка, куда не попадёшь случайно. Здесь собрались только те, у кого есть деньги, связи и власть.

Здесь все играли свои роли — кто хозяина жизни, кто верного партнёра, кто просто «своего человека».

Я посмотрел на своих спутников и понял, что в этой роскоши мы выглядели чужаками.

Я скользил взглядом по залу, стараясь разглядеть хоть кого-то знакомого среди этих самодовольных лиц.

Заметил Марину. Она сидела за столом, куда, видимо, должен был сесть сам Витька. Она посмотрела в сторону нашего стола и приветственно вскинула руку. Конечно, приветствовала она меня, как победителя своего реалити-шоу. Знала бы эта девчонка, что за столом вместе со мной сидят её отец и мать…

Я перевёл взгляд на Свету. Она смотрела на Марину так, что у меня сжалось сердце. В её взгляде было всё сразу: и гордость, и боль, и надежда, и отчаяние. Почти тридцать лет они были разлучены, и вот сейчас мать впервые видела свою дочь живьём…

Я представил, что творилось у неё внутри. Как сердце стучало, как дрожали пальцы под столом, хотя снаружи она оставалась спокойной. Для Светки этот момент был самым тяжёлым и самым важным за все годы.

Я знал, что сейчас она готова была бы отдать всё, лишь бы Марина узнала её, взглянула и сказала одно слово — «мама».

Но момент ещё не настал…

В этом ожидании, в этой мучительной паузе, я почувствовал, что приближается развязка истории моей новой жизни. По спине пробежал холодок предвкушения. Я понимал, что совсем скоро встречусь с Виктором Козловым лицом к лицу.

(обратно)

Глава 20

Зал жил своей жизнью. Гул голосов сливался в единый шум. Звон бокалов то и дело прорывал общий фон, отражаясь от мраморных стен и под высоким потолком с хрустальными люстрами. Официанты скользили между столами бесшумно, охрана стояла у колонн.

Гости сидели, пили шампанское, ели устриц, разговаривали. Для них это был ещё один, просто очередной вечер показной роскоши. К хорошему быстро привыкаешь, особенно когда это хорошее в твоей жизни появляется за чужой счёт.

Я сидел за столом, чувствуя под собой мягкий стул, но мышцы оставались напряжёнными. Справа расположился Саша, его пальцы сжимали бокал с водой так крепко, будто это была рукоять ножа. Слева сидела Света со спокойным, даже холодным лицом, но я чувствовал, какой ураган бушует у неё внутри.

В зале всё так же звучала музыка — оркестр гремел басами, трубач выдувал медь… вспомнились слова из старого фильма. Но теперь оркестр сменил тональность, будто нагнетая ожидание. Ждать долго не пришлось — двери распахнулись, и внутрь зала вошёл Виктор Козлов.

Шум голосов стих. Люди обернулись, бокалы замерли в воздухе. Витька шёл медленно, уверенно, с той самой походкой, которая десятилетиями внушала уважение и страх. Дорогой белый костюм сидел на нём идеально, глаза скользили по рядам столов. Он был в своей стихии — хозяин, для которого весь этот вечер был очередным признанием его силы.

Я почувствовал, как рядом напряглись мои спутники. Света замерла, сознательно стараясь не смотреть в сторону Виктора. Взгляд её был устремлён на бокал, пальцы стиснуты на коленях. Я видел, что каждый нерв в её теле дрожал. Это был её вечер не меньше, чем его. Для неё это был долгожданный момент встречи с прошлым.

Я покосился на Сашу. Младший Козлов сидел прямо, слишком прямо, как прилежный ученик. Он словно боялся, что если чуть расслабится, то сорвётся. Глаза Саши метались по залу, но в них сквозила решимость.

Я снова посмотрел на Свету. И в этот миг поймал её взгляд. Она всё-таки подняла глаза и посмотрела на Виктора. На губах Светки появилась тонкая натянутая улыбка. Но в глазах, за этой улыбкой, горела ненависть. Настоящая, хищная, обжигающая.

Улыбка скрывала её чувства от окружающих. Но я-то видел, что для неё это была маска. Маска, под которой копилось всё то, что она несла в себе почти тридцать лет.

Оркестр стих, и в центре зала появился один из братьев Решаловых. Его пригласили вести этот вечер, и Паша явно чувствовал себя в своей тарелке. Смокинг, в руках бокал с вином и микрофон. Он поднял руку, призывая к тишине.

— Дамы и господа, — разнёсся его голос по столам. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы поздравить победителя уникального проекта V-Fights реалити.

Я почувствовал, как десятки глаз одновременно обратились на меня. Люди за столами начали аплодировать. Некоторые даже встали. Для них всё это было частью дешёвого парада лицемерия, но для меня это было… совсем другое.

Я поднялся со стула и коротко кивнул, принимая поздравления. Сбоку, ближе к сцене, за одним столиком с Мариной сидел Виктор Козлов. Я перевёл взгляд на него. Он тоже кивнул — медленно, почти лениво, наверное, пытался подчеркнуть свой статус хозяина жизни, который сам же себе присвоил.

Виктор смотрел так, будто уже придумывал, как превратить мою победу в свой инструмент. Улыбка у него почти не тронула губ, глаза оставались холодными, как лёд.

Марина сидела рядом с Виктором. В свете люстр её платье блестело серебром, спина была идеально прямая, а движения отточенные, будто она всю жизнь училась этикету. Она казалась холоднее и собраннее, чем обычно. Она медленно вела взглядом по залу, как хозяйка вечера, и, останавливая взгляд за тем или иным столиком, поднимала бокал в качестве приветствия гостей. И вдруг её взгляд задержался…

Я сразу понял, на ком. На Свете.

Марина смотрела на неё чуть дольше, чем позволяли приличия. Её брови едва заметно дрогнули, в глазах мелькнула искра сомнения. Её что-то смутило в лице женщины, которая сидела рядом со мной — тихая, незаметная, будто случайная гостья.

Я посмотрел на Свету. Увидел, как напряглись её пальцы, как побелели костяшки. Она чувствовала этот взгляд.

Тонкий намёк на узнавание мелькнул между ними, как тень. Марина ещё не понимала, откуда эта странная знакомость, но в её лице уже читалось лёгкое недоумение. Она отвела глаза, но через минуту снова вернулась к Свете взглядом, будто что-то тянуло её.

Я буквально ощущал, как воздух сгущается. Это был момент, когда прошлое едва не вырвалось наружу.

Но затем Витя Козлов чуть нагнулся к дочери и что-то сказал — и внимание Марины тотчас переключилось.

Официанты активнее заскользили по залу, будто тренировались для этого вечера всю жизнь. Белые перчатки, серебряные подносы… На столах появлялись блюда — мясо с изысканным гарниром, рыба, мелкие закуски в крошечных тарелках. Зал наполнился ароматами специй, вина и прожаренного мяса.

Я взял в руку вилку, но есть не спешил. Внутри всё равно было слишком напряжено, чтобы почувствовать вкус. Кусок встал бы поперёк горла.

И тут я заметил движение у нашего стола. Марина. Она поднялась со своего места рядом с Виктором и медленно пошла в нашу сторону. Марина шла как хозяйка этого вечера, и многие в зале провожали её взглядами.

Марина подошла и остановилась напротив нашего стола.

— Поздравляю, — сказала она с лёгкой улыбкой и подняла бокал. — Ты сделал шоу зрелищным.

Говорила она, глядя на меня, глаза её скользнули и на Сашу, и на Свету.

Я заметил, как Саша напрягся, сжал губы и посмотрел на неё в упор. А Света… Света сидела тихо, но её взгляд украдкой пронзал Марину насквозь. В глазах матери было слишком много всего… нежность, боль, гордость и тоска. Она смотрела так, как может смотреть только мать на дочь, которую не видела десятки лет.

Марина снова задержала взгляд на Свете чуть дольше, чем требовали формальности. И в этот момент я заметил, как в её глазах дрогнуло что-то. Будто внутренний отклик, странная дрожь, непонятная даже ей самой.

Она отвела глаза, но слишком поздно. Я видел, что в ней что-то зашевелилось. Пока она ещё не понимала, откуда это чувство, но зерно уже упало.

— Благодарю, — ответила Света.

Снаружи Света выглядела спокойно. Но я знал, что внутри у неё бушевала буря. Ей хотелось вскочить, обнять Марину, сказать правду. Но вместо этого она выбрала маску изо льда. И это был единственный способ удержать себя в руках до того момента, когда маска будет сорвана.

Голос её прозвучал холодно, даже формально, будто она разговаривала не с собственной дочерью, а с чужой женщиной из официального приёма.

Её слова повисли в воздухе, и Марина слегка нахмурилась, но быстро снова натянула улыбку. Она кивнула нам и отошла к следующему столу, даже не задержавшись. Будто хотела скорее сбежать.

Виктор поднялся из-за стола медленно, с достоинством. Официанты тут же подскочили, наполнили его бокал, и зал словно притих, ожидая речи хозяина. Козлов встал в полный рост, поднял бокал, глядя на всех с тем самым холодным выражением лица, которое я слишком хорошо знал.

— Сегодняшний вечер, — начал он, — мы посвящаем силе. Силе духа, силе дисциплины.

Гости отозвались лёгким гулом одобрения, поднимая бокалы вслед за Витькой, рефлекторно, как собаки Павлова.

— Мы живём в мире, где важно не только побеждать, — продолжил Виктор. — Но и показывать пример. Без этого не может быть настоящей победы.

Витька смотрел на наш столик, и его глаза на секунду задержались на Саше. Он оглядел его так, как смотрят на незнакомого мальчишку: быстро, холодно и без интереса.

Ни намёка на узнавание. Для него Саша был просто «мальчишкой с шоу», случайной фигурой рядом со мной.

Саша чувствовал этот взгляд — он всё так же сидел неподвижно, но челюсть его была сжата так, что на скулах ходили желваки. Он выдержал этот взгляд, но внутри, я знал, его разрывало. Он видел перед собой человека, который испортил жизнь его матери, и ненавидел его каждой частичкой себя. И, конечно, Сашка не знал, что этот человек — его отец.

Речь Виктора оказалась короткой, и он, сорвав аплодисменты и звон бокалов, сел на место, сделав глоток шампанского.

В этот момент Марина снова появилась рядом с нашим столом. Сюда её тянуло словно магнитом.

Она остановилась и, улыбнувшись, обратилась уже не ко мне, а к Саше.

— А вы… откуда? Чем занимались раньше? Вы же секундант Саши Файтера, да?

Саша чуть напрягся, но ответил спокойно.

— Я из Москвы. Занимался сколько себя помню спортом. Сейчас здесь, на шоу, да — как секундант.

Марина кивнула, вежливо, как будто поставила галочку в своей голове. Она задавала простые вопросы, но я видел, что девчонка присматривалась. В её глазах был интерес — едва заметный, но искренний.

Марина кивнула Саше, поблагодарила за ответы, и её взгляд снова на секунду вернулся к Свете. Света подняла голову чуть выше, словно сама не могла больше избегать этой «дуэли» взглядов. Их взгляды сцепились — и ни одна, ни другая не отводила глаз.

Это длилось всего секунду, но у Марины на лице мелькнула тень недоумения, будто она пыталась вспомнить, где видела эту женщину раньше. А у Светы во взгляде повисло тяжёлое, сдержанное тепло, спрятанное за маской безразличия.

Долгие годы разлуки, чужие лица, семейные тайны — всё стянулось к этому моменту. Марина ещё не понимала, что именно её смущает, но именно Света поглотила её внимание полностью. Марина отвела глаза первой, растеряно — что было совершенно не характерно для неё, — улыбнулась. И как-то слишком резко развернулась и ушла. Я видел, что она уносила с собой это странное ощущение, и оно не даст ей покоя.

Я поймал себя на мысли, что тень прошлого вошла в этот зал вместе с нами. И она больше не уйдёт, пока всё не будет названо своими именами.

Я в то же время продолжал наблюдать за Виктором. Он медленно обводил взглядом зал. Глаза скользили по столам, выхватывали лица, задерживались на тех, кто должен был почувствовать себя отмеченным. Но в конце концов его взгляд снова остановился на нашем столике.

Светка больше не прятала взгляд. Она подняла голову и посмотрела на Виктора. На губах её появилась улыбка — мягкая, вежливая, словно обычный ответ на формальное внимание. Но в глазах… глаза её сверкнули так, что я удивился, как никто этого не заметил.

Там не было благодарности.

Там горела ненависть, копившаяся десятилетиями.

Виктор задержал на ней взгляд всего на миг. Он не узнал её — слишком многое изменилось за годы. Но её ответная улыбка, её холодное спокойствие будто оставили на нём… лёгкую царапину.

Козлов отвёл глаза, что случалось крайне редко. На секунду в его лице мелькнула настороженность. Я видел, что он снова украдкой всмотрелся в Свету пристальнее, чем прежде. Морщины, изменившаяся причёска, парик, другой макияж… всё это сбивало.

Я видел чуть приподнятые брови Витьки, как будто внутри у него промелькнуло: «Где-то я её видел». Но Козлов быстро потерял интерес, видимо так и не узнав мать своих детей. Он отпил из бокала, и холодная маска снова встала на место. Для него это была всего лишь гостья, случайная спутница победителя шоу.

Света же опустила глаза и довольно улыбнулась краешками губ. Она только что бросила вызов прямо в лицо человеку, разрушившему её жизнь.

Пазл уже складывался — но ни Виктор, ни Марина, ни Саша ещё не видели картины целиком. Пока.

Саша всё это время сидел тихо, всё так же сдержанный, но я видел, как его глаза то и дело возвращались к главному столу. Он ловил каждое движение, каждый жест Виктора и Марины, будто хотел понять, как устроен этот мир за золотыми шторами и хрустальными люстрами.

Наконец он наклонился ко мне и почти шёпотом спросил:

— А эта девушка рядом с Козловым, это же директор лиги, да?

Я замер на долю секунды. Но нет, он не знал. Не мог знать.

Я перевёл взгляд на Марину. Для Саши она была всего лишь «девушка рядом с Козловым».

Я сделал вид, что рассматриваю бокал в руке, и ответил уклончиво:

— Директор Лиги, да.

Саша кивнул, но в его глазах мелькнуло сомнение, будто он почувствовал, что я не сказал всей правды.

Я боковым зрением заметил, как вздрогнула Света. Она поняла, о чём спросил её сын.

Сашка не узнавал в Марине свою сестру.

Вечер шёл.

Козлов начал прогуливаться по залу в сопровождении Марины и с бокалом в руках. Он подходил к столикам поочерёдно, чокался бокалом, улыбался, о чём-то разговаривал.

Разговоры за соседними столами стали громче, оживлённее, когда Витька подошёл к ним. Заговорили о шоу.

— Я же был на финале, Виктор. Всё же бой оказался куда интереснее, чем ожидали, — произнёс один седовласый мужчина за соседним столом. — Но буду честен, финалистам повезло, что их не дисквалифицировали за такие приёмы.

— Зато зрелище вышло первоклассное, — парировала женщина в изумрудном платье, поднимая бокал.

— Сила сама по себе ничего не значит, если у неё нет наследников, — Виктор тоже поднял бокал и чокнулся с этой женщиной. — Настоящая ценность — это преемственность. Сила должна передаваться дальше. И я считаю, что моя дочь готова продолжить дело своего отца.

Гости согласно кивнули.

Закончив разговор, Виктор и Марина наконец подошли к нашему столику. Витька держал бокал в руке и смотрел прямо на меня.

— Как ваше самочувствие, Александр? — спросил он как будто даже заинтересованно.

— Всё в порядке, — заверил я.

— Гости, из числа тех, кто были вчера на финале, крайне впечатлены вашим боем, — он подмигнул, поднимая бокал и давая понять, что хочет со мной чокнуться.

Я не стал отказываться, поднял бокал и чокнулся с Витькой. Хотя куда больше хотелось перевернуть этот бокал ему на голову. Но ещё не время.

Виктор повёл бокалом, оглядывая всех за столом.

— Знаете, команда для спортсмена — это не просто тренировки, это семья. А семья, господа, самое важное, что может быть в жизни. Без семьи человек пуст. Без семьи нет будущего.

Он повернулся к Марине и чуть улыбнулся.

— Вы, может быть, ещё не знаете, но именно моя дочь организовала всё это мероприятие. Вся эта красота — её заслуга.

Светка не выдержала.

— Ваша дочь… прекрасна, — она явно говорила иным голосом, чтобы Витя её не узнал. — Наверное, её мать гордится ею.

Виктор будто вздрогнул. Его лицо осталось спокойным, но глаза на миг потемнели, и он резко отвёл взгляд.

— Благодарю, — бросил он коротко и, не делая паузы, повернулся снова ко мне. — Кстати, Александр, помните то испытание в полуфинале? С гирями? Я ведь не зря его предложил. Когда вы держали на руках тот груз, я сразу вспомнил одного моего друга из молодости. Он тоже всегда был таким… упрямым. Вы ведь вышли в финал, но не остановились на этом…

— А где он сейчас? — спросил я.

— Увы… как поётся в одной песне: «Один мой друг, он стоил двух, он ждать не умел. Был каждый день — последним из дней. Он пробовал на прочность этот мир каждый миг… и мир оказался прочнее».

Я медленно поднял бокал, не сводя с него глаз.

— Не стоит прогибаться под изменчивый мир, — произнёс я спокойно. — Однажды он прогнётся под нас.

Мы чокнулись. Виктор улыбнулся чуть шире, довольный игрой в цитаты.

А внутри у меня кипело одно слово: урод.

— Но хватит философии. У меня есть ещё одна идея. Наш режиссёр категорически против, чтобы мы показывали финал вне эфира… но ведь здесь только свои. Никто ему не расскажет, правда?

И, не дожидаясь ответа, щёлкнул пальцами. На экране за сценой вспыхнули первые кадры боя. Зал притих, люди потянулись ближе.

Козлов наклонился ко мне.

— Ну что, Александр… какие ощущения у вас были в тот момент?

Я сделал глоток шампанского.

— Ощущения? Близость безоговорочной капитуляции соперника, — заверил я.

Виктор довольно кивнул.

— Мы уже видели бой. Пусть гости насладятся им позже. А я хотел бы поговорить отдельно. У меня есть для вас личный подарок.

Я отставил бокал и кивнул. Сердце гулко ударило в груди. Сбоку почувствовал движение. Света и Саша переглянулись. Я видел, что их лица побледнели, но в глазах было одно: момент настал.

— Не будете против, если я разделю этот момент со своей командой? — спросил я. — Наверное, вы правильно сказали, что команда — это семья.

— Отнюдь, — согласился Виктор. — Пойдёмте.

Мы поднялись из-за стола.

(обратно)

Глава 21

Мы вошли в кабинет Виктора Козлова. Дверь за нашей спиной мягко закрылась, и охрана осталась снаружи. Козлов тем самым демонстрировал на свое полное доверие. Честно говоря, было не особо похоже на манеры и привычки того Козлова, которого я слишком хорошо знал. Что ж… значит где-то в рукаве у него был прирост по козырь. По другому просто не может быть…

— Проходите, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома, — сказал Козлов.

Просторное помещение утопало в дорогом дереве и коже. Вдоль стен стояли книжные шкафы, но книги стояли ровными рядами, словно для декора, а не для чтения. Чувствовался запах дорогого табака — аромат сигар пропитал обивку кресел и портьеры.

Я сразу подметил, что бахвальство Витьки, этакая его цыганщина и любовь к роскоши, никуда не делась. Нет, это было сразу понятно ещё в коридоре, когда я увидел его портрет, но здесь роскошь зашкаливала в концентрации на квадратный сантиметр. Не знаю, может, он так себя увереннее чувствовал? Или это был пережиток голодных восьмидесятых…

Виктор сел за массивный стол из тёмного дерева. Положил руки поверх столешницы, пальцы переплетены, взгляд холодный и уверенный.

— Рад, что у меня есть возможность пообщаться с вами отдельно, — начал он, убедившись, что мы успели оценить обстановку кабинета. — Шоу проходило в непростых условиях. Чтобы его выиграть, нужно было показать не только физическую силу, но и характер.

Он сделал паузу, слегка откинулся на спинку кресла, демонстративно показывая, что контролирует разговор.

— Я ценю такие качества. Воля, дисциплина, умение держать удар… именно это делает человека сильным. И достойным.

Я молчал, выдерживая паузу, понимая, что он не договорил. В словах Витьки сквозила привычка играть роль учителя, наставника, хозяина. Но за всем этим я слышал и холодное превосходство — тоже его излюбленную ипостась.

— Власть — это то, что мы строим на глазах у других, — продолжил Витя. — Победы нужны не только на ринге. Они нужны в жизни. И то, что ты сделал, — хорошее напоминание, что сильных должны видеть.

Саша вдруг заёрзал на стуле, напряжённый, будто пружина. Он молчал, но глаза его метались — то на Виктора, то на Свету, то на меня. Я чувствовал его внутренний пожар и понимал, каких сил стоило этому пареньку держать себя в руках.

Виктор, продолжая свой монолог, несколько раз скользил глазами по Свете. Сначала будто случайно, но потом его взгляд становился всё пристальнее. Света же сидела неподвижно, не поднимая глаз. Нет, Витя её не узнавал, даже я, для которого без малого тридцать лет пролетели как один день, и то бы не узнал Светку сразу. Но Козлов будто что-то чувствовал, просто пока не понимал, что именно.

Виктор нажал на клавишу на телефоне, стоявшем на его столе.

— Заносите, — распорядился он по громкой связи.

В кабинет вошёл охранник с длинным резным футляром. Поставил его на стол и вышел обратно. Виктор раскрыл крышку и извлёк кинжал.

Он был старинный — с серебряной гардой, рукоятью, инкрустированной камнями, и клинком, на котором виднелась тонкая гравировка.

— Это не простое оружие, — Виктор обвёл нас взглядом. — Этот кинжал — часть истории. Наши предки носили такие, когда шли в бой. Для них он был символом мужества и силы рода.

Он повернулся ко мне, держа клинок на ладонях, будто передавал реликвию.

— Я дарю его тебе. Потому что в твоём бою я увидел то же самое мужество. Увидел ту самую силу, которая делала воинов достойными…

Я взял кинжал. Уверен более чем, что этот несомненно ценный кинжал для Витьки был не более чем игрушкой. Хорошо зная Козлова, можно было предположить, что подобного оружия у него целый арсенал. Но всё равно, надо отдать должное, подарок был не просто дорогой, но и символичный. Слишком хорошо я знал этого человека, чтобы понимать — Виктор протягивал мне кинжал как символ доверия, а на самом деле это был ключ от золотой клетки.

Козлов всегда был тем, кто хотел окружать себя сильными людьми. И, как считал сам, на таком антураже строилось его внешнее величие. Вот только… сам король был голым.

— Я предлагаю тебе стать моим личным телохранителем, — продолжил Козлов. — Человеком, которому я доверю самое важное — свою жизнь.

Виктор закончил свою речь, и в кабинете повисла пауза. Я рассматривал кинжал. Конечно, лихо закрутил Козлов… такие напыщенные речи, которые приводят лишь только к одному желанию — подчинить других себе. Неважно как — подкупом, запугиванием… Витька никогда не выбирал методы. Он мог улыбаться тебе в лицо, пряча за спиной этот самый кинжал, чтобы вонзить его тебе в горло. И то, что кинжал он мне подарил, ничего по сути не меняло.

Я медленно повернул кинжал в руках, делая вид, что любуюсь тонкой гравировкой на клинке. На самом деле внимание моё было не на оружии, а на обстановке.

Охраны в комнате больше не было — тот, кто занёс футляр, сразу вышел. Значит, они стоят в коридоре. Иначе Козлов никогда бы не остался без прикрытия. Дверь тяжёлая, двойная, закрывается на себя, и я сразу отметил: на полотне две массивные ручки, тоже под старину. Такую не вышибить ногой снаружи…

Я скользнул взглядом на телефон, стоявший у Виктора на столе. Связь с охраной шла через громкоговоритель. И судя по тому, как быстро до этого зашёл один из охранников с футляром, дежурят они вплотную, прямо за дверью. Как минимум один точно, а то и двое.

Козлов что-то говорил, расписывал свой дар напыщенными словами. Но для меня сейчас всё сводилось к простой арифметике. Мы втроём внутри, сам Витька передо мной, а охрана… за дверью.

Я задержал дыхание, будто присматриваюсь к рукояти, а сам в уме прикидывал — расстояние до двери, до окна, до Виктора.

Но…

Тут тишину разрезал голос Светы.

— Ты всё такой же, Витя, — шепнула она тихо. — Всё ещё любишь делать подарки, которые связывают руки. Вот только ты так и не понял, что есть люди, которых нельзя купить.

Я замер. Саша резко повернулся к матери, его глаза расширились.

Виктор застыл, медленно перевёл взгляд на Свету. В его лице что-то дрогнуло, на долю секунды. Козлов прищурился, словно пытаясь рассмотреть черты, которые память подсовывала ему из прошлого.

Эта фраза была слишком личной. Слишком точной. «Обычная спутница» какого-то бойца попросту не могла знать о его привычках и тем более говорить с ним так, словно они давно знакомы.

Света сиделапрямо, подбородок чуть поднят. Глаза Виктора сузились, он словно прикидывал, откуда это чувство странной, колючей знакомости.

Света облегчила задачу — медленно подняла руки и сняла парик. Волосы рассыпались на плечи, открыв лицо, которое до этого скрывалось в чужом образе.

Светка посмотрела прямо на Виктора с холодной усмешкой на губах.

— Здравствуй, Витя…

Глаза Козлова расширились, в них мелькнуло узнавание, и маска хозяина жизни треснула.

— Ты… — выдохнул он сипло. — Ты мертва!

Голос его сорвался, и в нём впервые прозвучали не уверенность и власть, а страх.

Я видел, как его мир рушился прямо на глазах. Тот человек, который всегда держал всё под контролем, вдруг оказался лицом к лицу с прошлым, которое он считал похороненным.

Козлов поднялся, но руки его дрожали. Злость, ужас и шок смешались в его взгляде. Он смотрел на Свету, будто она была дьяволом, пришедшим за его душой, которую Козлов когда-то продал.

Света резко подалась вперёд.

— Ты сломал мне жизнь, Витя! — зашипела она. — Побои, унижения… ты превратил наш дом в ад! А потом украл у меня дочь, оторвал её от матери, от крови!

Глаза Светки сверкали. С каждой фразой она будто сбрасывала с себя тридцатилетний груз молчания.

— Ты разрушил всё, что было у меня, — продолжала она, голос сорвался на хрип. — Я пряталась, жила чужой жизнью, как тень, чтобы выжить. А ты? Ты роскошью обложился, портреты свои повесил, будто бог какой-то!

Виктор слушал молча первые секунды, но потом сорвался. В его голосе появилась злость, перемешанная с отчаянной попыткой оправдаться.

— Я сделал вас сильнее! — зарычал он, ударив ладонью по столу. — Ты думаешь, я всё это ради себя? Нет! Я дал Марине всё, что мог! Всё! Она выросла в достатке, с возможностями, о которых ты и мечтать не могла!

Света рассмеялась — горько, но искренне.

— Ты украл у неё мать и называешь это «всё»⁈ Ты называешь насилие и ложь силой? Да ты даже имя ей сменил, чтобы ничего не напоминало обо мне!

Виктор покраснел, жилы вздулись на шее.

— Я дал ей шанс, дал имя, дал будущее!

— Ты дал ей тьму! — перебила Света. — Всё твоё богатство построено на крови и страхе. И ты хочешь, чтобы я молчала?

Кабинет уже дрожал от напряжения. Света не умолкала, Виктор взрывался в ответ, и в их голосах смешивались десятилетия ненависти и боли.

К нам заглянули охранники, но Витя лишь небрежным жестом приказал им удалиться. Я вдруг поймал себя на мысли, что вижу, как Виктору нравилась эта игра…

Но дверь снова распахнулась…

На пороге стояла Марина.

Она вошла быстро, почти вбежала на шум, но сразу застыла. Глаза её метнулись от отца к женщине без парика. И я видел, как в её лице отразился шок. Очень похоже, что она слышала перепалку, которая случилась в стенах кабинета.

— Отец… — её голос дрогнул. — Ты говорил, что мама мертва⁈

Секунда… и мир Линды, теперь звавшейся Мариной, рухнул.

Я смотрел на девчонку и видел, как её привычная ледяная уверенность осыпается прямо здесь, в дверях. Лицо Марины побледнело, губы дрогнули, руки едва заметно задрожали. Она, привыкшая быть сильной, жёсткой, управлять десятками людей, теперь стояла как ребёнок, которому в одно мгновение разрушили всю картину мира. Ту, в которую она искренне верила всю жизнь.

Виктор попытался подняться из-за стола, но ноги его подвели. Он только откинулся назад, глаза метались.

— Линда… — выдавил он сипло. — Это… не то, что ты думаешь…

Марина смотрела на Свету, и в её глазах было нечто, что нельзя было перепутать. Это было узнавание. Марина видела перед собой женщину, черты лица которой жили в отражении, когда она смотрела в зеркало. Я только сейчас понял, насколько они похожи.

А Света… Она поднялась. В её глазах застыли слёзы.

— Да. Я жива, — она перевела взгляд на Марину. — Здравствуй, дочь…

В воздухе висели слова Светы, признание Марины, потрясённое дыхание… И тогда заговорил Саша.

— Подожди… мама?..

Он повернулся к Марине, глаза были широко раскрыты.

— Ты моя сестра?

В голосе пацана звучала надежда, недоверие, боль и радость одновременно. Он произнёс их так, словно впервые за всю жизнь пытался назвать вслух то, чего ему всегда не хватало.

Марина застыла. Губы её тоже дрогнули, она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Её взгляд метался — то на мать, то на брата, то на отца.

А Виктор… он молчал.

Он сидел в кресле, вцепившись руками в подлокотники. Но именно молчание Козлова стало самым громким подтверждением того, что было сказано минутами ранее.

Саша смотрел на него, и в глазах его загоралась новая искра. Теперь он знал. Не потому что услышал правду от Виктора, а потому что отец не сумел её опровергнуть.

Секреты тридцатилетней давности разлетались в пыль, и никакие стены этого особняка уже не могли их удержать.

— Да, — наконец сказала Света. — Это твоя сестра.

Саша вздрогнул, повернулся к ней и к Марине.

— А это… ваш отец, — выдохнула Никитина.

Марина резко обернулась к Виктору.

— Это правда? — спросила она.

Я видел, как они бросали друг на друга взгляды — короткие, испуганные, полные недоверия. Сестра и брат впервые узнавали друг друга.

Всё произошло мгновенно.

Марина первой сорвалась. Лицо её покраснело, глаза сверкнули как-то уж совсем нехорошо.

— Ты всю жизнь лгал мне! — она ткнула пальцем в Виктора. — Всё, что я знала о себе, о нашей семье, было ложью! Ты лишил меня матери, забрал детство, заставил жить в мире, который сам придумал!

Виктор не выдержал и встал. Его массивное тело нависло над столом, руки сжаты в кулаки, и в голосе прорезалась ярость.

— Я дал тебе жизнь, Линда! Я сделал из тебя женщину, которой восхищаются! Без меня ты бы была никем! Я хозяин этой жизни, дочь! — он ударил кулаком по столу. — Только я решаю, кому жить, кому знать правду и что будет дальше!

Всё висело на тонкой нитке. Виктор тяжело дышал, его крик ещё звенел в стенах. Марина стояла бледная, сжимая руки на груди, будто обнимая сама себя. Саша весь напрягся, не понимая, что делать дальше. И только Света сделала движение, которого никто не ожидал.

Она медленно сунула руку в зону декольте… и извлекла крошечный пистолет. Металл блеснул в свете ламп.

— Нет, Витя, — шепнула она. — Ни черта ты не хозяин своей жизни…

Марина ахнула, но слова застряли у неё в горле. Саша резко вскинул голову, глаза его расширились. Виктор же, увидев оружие, на миг отшатнулся, будто перед ним вдруг ожила сама смерть.

Рука Светы, державшая пистолет, не дрожала. Взгляд был твёрдым, горящим ненавистью и долгой, выстраданной болью. Она держала пистолет так, как будто всю жизнь готовилась именно к этой секунде.

— Ты украл у меня годы, — её голос сорвался, но она не опустила оружие. — Украл дочь, украл жизнь. Ты думал, что можешь решать за всех. Но нет, Витя. Сегодня решаю я.

Виктор застыл, его глаза метнулись от пистолета к её лицу. В них было сразу два чувства — злость и страх. Страх, которого он, возможно, не испытывал никогда.

— Ты не выстрелишь, — процедил он, но голос уже не звучал властно, как прежде. — Нет… ты не посмеешь.

Света не ответила. Палец лежал на спусковом крючке. Виктор заговорил быстрее, словно пытаясь её опередить.

— Ты думаешь, этим всё изменишь? Я дал вам жизнь, дал всё… ты сама отказалась от этого в пользу этого… урода Саши!

Он говорил, но я видел, что он тянет время. Его ладонь почти незаметно скользнула к краю стола, к кнопке вызова охраны.

— Подумай, Света, — голос его сорвался, в нём звучала мольба, перемешанная с яростью. — Ты же не убийца. Ты не сможешь…

Он попытался рвануть к кнопке громкоговорителя, но я вскочил и вонзил в неё кинжал. Нет, так просто отделаться у Витьки не выйдет. Я не позволю.

А потом грохнул выстрел.

Запах пороха сразу ударил в нос. Пуля врезалась в дерево шкафа за спиной Козлова — щепки взлетели, словно искры. Виктор в тот же миг рухнул на пол и ушёл из линии огня, скрываясь за массивным столом.

— Убивают! — заорал он.

Я вскочил, подбежал к двери, схватив кинжал, подаренный Виктором. Вставил клинок поперёк между ручками двери. Охрана начала ломиться, но кинжал держал, как засов.

Света по-прежнему держала пистолет, её дыхание сбилось. Саша стоял рядом белый как мел, а Марина не могла оторвать глаз от матери.

И вдруг раздался резкий скрежет.

Я обернулся и увидел Виктора. Он вынырнул из-за стола и рванул к книжному шкафу у стены. Одним рывком он дёрнул за резную панель, и вся секция шкафа с тихим скрипом отъехала в сторону.

Светка стрельнула снова — и снова не попала.

За шкафом открылся тёмный проход, и Витька исчез в этом боковом коридоре.

— Нет! Нет! Он не уйдёт! — Светка шагнула вперёд, но Саша подскочил и обхватил её, удержал.

— Мама! Ты не можешь… успокойся!

Она билась, но потом, исчерпав силы, опустилась на колени прямо в его руки, рыдая так, будто в один миг из неё вышли все тридцать лет боли.

Марина стояла у стола. Растерянная, побледневшая, она прижимала ладонь к губам. В её глазах были одновременно страх, недоверие и желание что-то сказать, но слов не находилось.

Я думал недолго, выхватил у Светки пистолет и не дал закрыться шкафу, отрезая проход. Чуть надавил, открыл проход шире и бросился следом.

(обратно)

Глава 22

Дверь за спиной хлопнула, тяжёлое эхо стремительно пронеслось по коридору, отсекая меня от тех, кто остался внутри. Света с пистолетом, Саша, пытавшийся удержать мать, Марина, совершенно ошарашенная… всё осталось там.

Лампы под потолком противно мигали, вырывая из тьмы куски облупленных стен, потёков и пятен влаги. Этот коридор, потайная дверь — всё это было очень даже в духе Козлова.

Я слышал, как позади в дверь всё ещё ломилась охрана. Удары были глухими, но тяжёлыми. Я понимал, что петли не выдержат долго. Кинжал, вставленный в ручки, сдержит их не более пары минут. А потом либо они сломают лезвие клинка, либо не выдержат сами двери.

Коридор оказался длинный. Впереди хлопнула дверь. Потом ещё одна. Витя уходил и наверняка знал эти ходы, как свои пять пальцев.

Я двинулся быстрее. Ноги скользили по влажному камню, рёбра отзывались тупой болью после боя, но я не сбавлял шаг. Нет, Витя, ты уйдёшь… на этот раз точно нет.

Я вспомнил взгляд Светы и её «теперь ты заплатишь». Вспомнил Марину, у которой рухнуло прежнее понимание этого мира и которая давно похоронила мать. Вспомнил Сашу, все эти годы даже не знавшего, что у него есть сестра.

Виктор всегда умел уходить — в словах, в схемах, в своих деньгах и даже в людях. Сейчас он уходил быстро и без оглядки, и я слышал это в глухом стуке его каблуков.

Раз… пауза… раз… пауза… теперь чаще, теперь нервнее.

Хлопнула дверь — на этот раз совсем близко. Коридор резко ушёл влево.

Поворот.

На стене пожарный щит, рядом старый план эвакуации в пластике, на котором зелёные стрелки почти стерлись. Кому понадобился бы план, если весь дом — его план?

Впереди опять дверь, на этот раз металлическая. Дёрнул на себя — и та поддалась. Я оказался в подземном гараже…

Замедлился, чтобы восстановить дыхание, и огляделся. Здесь стояла целая коллекция автомобилей. Но я не успел толком оглядеться, как где-то впереди зазвенела сетка и тут же глухо бухнуло.

Витька явно спешил. Это было хорошо. Когда спешишь — перестаёшь видеть детали. А я как раз в деталях и жил.

Вдох. Выдох. Вперёд.

Поворот вывел меня в более широкий пролёт, и я увидел две тени, вставшие поперёк коридора, как тупик. Они заняли позицию грамотно: один перегородил проход корпусом, второй стоял левее, у стены, с возможностью достать до кобуры в случае надобности.

Я сделал вид, что торможу, и чуть поднял ладони. На полсекунды — достаточно, чтобы они расслабились, ожидая «сдачу». Потом я резко свёл плечи, словно собирался развернуться, и шагнул влево — мимо тусклой лампы, к стене. Ладонь соскребла с пола ржавую крышку от щитка. Бросок — железка звякнула дальше по коридору, за спинами охранников. Оба рефлекторно повели головами на звук.

Этого хватило.

Я нырнул под правую руку ближнего, левым предплечьем заехал ему под локоть. Он согнулся, и я въехал ему коленом в солнечное сплетение. Воздух из него вышел со свистом, он сложился пополам, как переломленная линейка. Я перехватил его за затылок и ткнул лицом в стену.

Второй уже тянулся к кобуре. Он работал чище — отшагнул, чтобы сохранить дистанцию. Я сблизился рывком и врезал коротким хлёстким ударом ребром ладони ему по кадыку. Он захрипел, глаза расширились, я вбил его плечом в стену.

Первый попытался «ожить», ухватился за моё бедро. Я хлёстко стукнул ему коленом в ухо, и он обмяк так, словно кто-то выключил рубильник.

Я присел, вытащил у одного из них рацию, большим пальцем убрал громкость в ноль. Зажал тангенту и выслушал эфир. Из динамика доносилось потрескивание и чужой голос издалека отдавал отрывистые команды, но без привязки к этому коридору.

Хорошо.

Пистолеты из кобур я всё-таки достал — один отправил под ржавый щиток, другой пнул в открытый лоток с кабелями, где его спрятала чёрная проволочная кишка. Магазины спрятал отдельно…

Двинулся дальше.

Коридор снова оборвался лестницей вниз. Металл ступеней блестел, по ним разносился звонкий стук ботинок. Виктор спускался, спеша, не оглядываясь. Я слышал его дыхание: тяжёлое, с хрипотцой.

Я подбежал к лестнице, но не стал спускаться, как обычный человек. Времени не было. Перила обхватил рукой и, напрягая плечи, перелетел сразу через пролёт. Боль рванула в боку, как напоминание о вчерашнем бою.

Звук каблуков Витьки был всё ближе.

Я почти настигал его и вскоре увидел спину Козлова. Он обернулся. Лицо было белое, словно выжженное изнутри, и злое, перекошенное. Глаза горели бешеным огнём. В них не было страха в чистом виде, скорее — ярость зверя, которого прижали к углу.

— Ты⁈ — сипло выдохнул он.

В его руке блеснул металл — он схватил какую-то арматуру одной рукой. Я успел заметить, что второй рукой он выхватил складной нож. Щелчок лезвия разрезал воздух.

Я замер на секунду, вглядываясь в него.

— Думал, уйдёшь? — процедил я сквозь зубы.

Виктор ответил только шагом навстречу. Он был готов драться.

И я был готов тоже.

Виктор рванул первым. Арматурина описала дугу и с грохотом ударилась о стену в сантиметре от моей головы. Я успел пригнуться, услышав звон металла. Осыпавшиеся хлопья штукатурки упали на волосы.

Я в ответ ударил в корпус локтем под рёбра. Он взвыл, но тут же ткнул ножом. Лезвие свистнуло у самого живота. Я ушёл вбок, плечо задело стену, свезя след пыли.

Мы сцепились.

Он вогнал колено мне в бедро, и по ноге прошла волна боли. Я ответил коротким ударом в челюсть — кулак встретил его зубы, хрустнуло что-то, пальцы тут же заныли. Мы оба зашипели от боли, но никто не отступил.

Виктор зарычал, навалился, арматурина упала с лязгом на пол. Его кулак ударил в мою спину, я едва не согнулся, но сразу ткнул головой вперёд — в переносицу.

Тёплая кровь брызнула мне на щёку, и он отшатнулся.

Я не дал ему отдышаться. Серия грубых ударов: в живот, по плечу, снова в голову. Но каждый отдавался мне самому — рёбра горели, бок тянуло. Я чувствовал, как каждое движение буквально выворачивает меня изнутри.

Но я шёл вперёд.

Виктор всё ещё держался. Он махнул ножом, задел рубашку, разрезав ткань. Острый холод пробежал по коже, но рана была неглубокая. Я ударил его в запястье. Нож звякнул о камень и ушёл в темноту.

Теперь мы дрались голыми руками. Без техники. Только удары и хриплое дыхание…

Я прижал его к сырому бетону, плечом вдавил так, что воздух со свистом вырвался из его груди.

Кровь стекала у него по лицу, капала на воротник. Глаза — бешеные, красные, полные злости и неверия.

Я схватил его за шиворот и усадил у стены. Наклонился ближе, удерживая его локтем.

— Чё, Вить… — процедил я. — Не узнал?

Козлов пучил глаза, тяжело дыша.

— Помнишь, мы клялись? Или, наверное, уже на хрен всё забыл?

Он замер. На миг его взгляд дрогнул, в нём мелькнула тень — как будто он слышал голос не моего сегодняшнего тела, а того, кого похоронил тридцать лет назад.

Я сильнее вдавил его в стену.

— Мы тогда говорили, что будем брать этот мир вместе.

Я видел, как по лицу Витьки прошла судорога: воспоминание пробилось сквозь слои лжи и прошедших лет.

Я приблизился ещё ближе, почти касаясь его лба своим.

— Так вот, — прошипел я. — Я тоже поклялся. Что достану тебя. Даже если с того света вернусь.

Я почувствовал, как он дёрнулся, будто от удара током. Его глаза расширились. Там уже не было только злости — появилась паника.

Узнавание…

— Не может быть… — выдохнул он.

Но слишком поздно. Он понял, кто стоит перед ним.

Козлов дёрнулся, пытаясь вырваться.

— Не может быть… — сипло повторил он.

Я прижал его к стене ещё сильнее.

— Это я. Саша. Тот, кого ты когда-то называл братом.

Я видел, как мои слова буквально начали ломать его изнутри. Все маски — хозяина, зверя, победителя… все они треснули разом. Передо мной теперь был не хищник и не магнат, а стареющий человек, которому вернули то прошлое, от которого он всю жизнь убегал.

Его губы дрожали, будто он хотел выдавить оправдание, но голос предал. На секунду в его глазах мелькнуло всё: та старая клятва, что мы давали когда-то, мечты о том, что возьмём мир вместе, — и предательство, когда он выбрал путь власти и крови.

Я сжал кулаки, чувствуя, как внутри поднимается не ярость даже, а холодная решимость. Всё было сказано. Больше слов было не нужно.

Но Витька…

Витька бы не стал тем, кем был, если бы вот так просто сдался. Его рука едва заметно скользнула по штанине, и Козлов достал из носка нож. Пырнул им меня в ногу.

Я слишком поздно заметил блеснувшее в свете лампы лезвие. Схватился за нож, стиснув зубы, и выбил.

Витька тотчас воспользовался секундной паузой, вскочил и бросился дальше по коридору.

Догонять Козлова с раненой ногой оказалось сложнее, но и Витьке досталось. Но его преимущество было в том, что это было его «подземелье». Он выскочил в ближайший коридор. Там, спотыкаясь и хватаясь за стену, выскочил к лифтам. Металлические двери дрогнули от его удара по кнопке вызова, индикатор мигнул, и створки разошлись.

Он юркнул внутрь, ткнул пальцем в верхний этаж и прижал «закрыть». Я успел добежать, но холодная нержавейка дверец захлопнулась мне в лицо. На табло лениво поползли цифры этажей. В лифте он уходил вверх, а у меня оставалась лестница и рана от ножа в ноге, которая продолжала больно напоминать о себе при каждом шаге.

Я рванул к пожарной двери. Тугое полотно поддалось, в лицо ударил сырой воздух лестничной клетки. Ступени были широкие, с металлической насечкой. На каждой я оставлял неровный кровавый след от туфлей. Боль резала по голени. Поручень был холодный, липкий от пыли, ладонь скользила, но я цеплялся, вытаскивая себя на пролёты, как тягач на подъёме.

Где-то в глубине шахты ухнул лифт, ударилась о направляющие подвеска — он выходил на крышу. Я ускорился, перескакивая через ступень, и каждый прыжок отзывался вспышкой боли в ране.

Дверь на крышу открылась. Как только я вышел, услышал гул работающих лопастей. Лопасти вертолёта уже раскручивались, поднимали пыль.

Я бросился к вертолёту, схватил за воротник, дёрнул из кабины. Его развернуло, он полетел кувырком боком, ударился лопаткой о бетонный грибок вентиляции. Заскрипел зубами от боли, но не отпустил руку, в которой что-то блеснуло.

Я увидел оружие мгновением позже — короткий чёрный пистолет без предохранителя на рамке.

Козлов поднялся на одно колено и навёл на меня ствол, держа двумя руками.

— Кто тебя послал? — он выплюнул слова, перекрикивая гул винтов. — Сашка сгнил давно в земле. Кто это подстроил? На кого ты работаешь?

Я шагнул ближе. На таком ветре прицельный огонь держать трудно. Я видел, как дрожит мушка, как гуляет ствол вместе с его запястьями.

— Нет, Витька, — сказал я ровно. — Это я. Я вернулся с того света.

Он оскалился, но зрачки чуть сузились.

— Доказательства? — он стиснул зубы, готовясь нажать спуск. — Назови хоть что-нибудь.

Я сделал ещё полшага к нему.

— Июнь восемьдесят восьмого, двор у пятого подъезда, у тебя гитара, ты две струны поменял местами. Ты написал песню и никому её не показал, кроме меня. Помнишь первые строки? «Света, не говори фонарям про нас — они всё равно шепчут дворам. Если завтра опять будет грязный рассвет — я приду босиком по лужам к тебе». Ты пел тихо, а тетрадь потом спрятал под батареей, третья секция справа.

Ветер рвал слова, но до него дошло. Мышца на скуле Козлова дёрнулась, ствол опустился на жалкие два сантиметра — достаточно, чтобы я увидел снова мальчишку, который мечтал стать музыкантом и боялся, что его засмеют.

Я рванул на него, сделал кувырок. Выстрел сорвался — хлопок потерялся в реве лопастей. Я влетел обоими ногами ему в ноги, как в подкате. Козлов споткнулся на гальке. Он попятился, и воздушный поток от винта сорвал, зашатал его будто пьяного. Витька сделал нелепый шаг назад, будто танцор, потерявший ритм, и пропал за парапетом. Пальцы на миг скребнули по бетону, оставили белую крошку — и исчезли.

Пистолет отлетел в сторону, стуча по гравию, и замер.

Я замер, слушая. Внизу что-то ударилось с глухим металлическим звоном.

Я закрыл глаза на миг. В памяти вспыхнуло другое падение — детский двор, ржавый забор, Витька, который поскользнулся и рухнул на землю. Тогда он сломал руку, а я смеялся, поддевая его: «Ну ты и криворукий».

Он тоже смеялся, сжимая зубы от боли. Мы были пацанами и верили, что любая рана заживёт.

Теперь смеха не было.

Ни у него, ни у меня.

Только тяжёлый конец, который гремел в ушах эхом прошлого.

Я медленно выпрямился и подошёл к парапету, держа одну ладонь на бетоне, чтобы ветер не сорвал. Внизу лежало тело. Неповоротливый манекен в дорогой одежде, который ещё минуту назад был человеком, моим бывшим «братом», моим врагом.

Я поднял взгляд в небо, по которому плыли облака.

— Вот тебе и два оборванца с улицы, — сказал я вполголоса. — Из неудачной семьи.

Задержал дыхание, выпустил медленно, чтобы не было дрожи в голосе, и добавил так, как должен был сказать много лет назад:

— Прощай, Витька.

Я отступил от парапета и почувствовал, как подгибаются колени. Внутри всё горело. Бок тянуло, словно раскалённый крюк прошёл под рёбрами. Рана в ноге пульсировала, каждый удар сердца гнал в неё новую волну боли. Я сжал кулаки, но пальцы дрожали, будто чужие.

Если бы бой затянулся ещё на пару минут — я бы рухнул сам. Не сила держала меня, не мышцы и не тренировки. Только злость и память. Я упёрся ладонью в холодный вентиляционный блок, втянул в лёгкие ледяной воздух и выдохнул, стараясь сбить дрожь.

Я пнул валявшийся пистолет. На крыше вдруг стало странно тихо. Вертолёт стихал, лопасти ещё крутились по инерции, но уже без силы. Ветер трепал края моей рубашки, уносил запах крови куда-то в ночь. Я слышал внизу далёкий лай собак, хлопанье дверей, где-то загудела сирена.

Я сделал шаг к выходу. На мгновение мне показалось, что всё закончилось, что я один на крыше, и впереди только пустота и дорога дальше.

И в этот момент тяжёлые шаги ударили по крыше сразу со всех сторон: сапоги, команды, металлический лязг оружия.

И тогда дверь с грохотом распахнулась.

В проём ворвался поток людей в чёрном: каски, бронежилеты, забрала, автоматы. Шум шагов, тяжёлое дыхание под масками, команды в рациях — всё смешалось с ещё не стихшим гулом вертолётных лопастей.

— На землю! — проревел первый номер, целясь прямо в меня.

И тут сквозь плотный строй бойцов вышел он. Саша. Его лицо было каменным, чужим.

— Не трогать его! — резко приказал он.

ОМОНовцы переглянулись, но автоматы чуть опустились. Саша прошёл мимо меня, даже не глядя в глаза, и подошёл к краю крыши. Ветер трепал его волосы, внизу темнело тело его отца. Саша смотрел вниз долго.

— Значит, так… — пробормотал он едва слышно. — Вот и всё.

Сзади раздались быстрые шаги, и я обернулся. На крышу выбежала Света. Волосы разметались по плечам, дыхание рвалось рывками. За ней — Марина, бледная, но решительная, глаза расширенные, будто она не верила в то, что видит.

Эпилог

На диване сидели трое — Света, Саша и Марина. Между ними лежала та напряжённая пауза, которая появляется, когда близкие люди вдруг оказываются рядом и не знают, с чего начать.

Они были втроём, наконец встретившись лицом к лицу. В каждом взгляде читалась осторожность, тяжёлая, накопленная годами. У Светы в глазах была тревожная мягкость, за которой пряталась привычка выживать. У Марины — холодная собранность. А у Саши — напряжённый интерес, будто он впервые по-настоящему видел их обеих не просто как женщин из разных историй, а как часть одной семьи, которой его лишили.

— Вот так жизнь, — первой нарушила молчание Марина. — Мать не могла видеть дочь, дочь не знала, что у неё есть мать и брат… А брат даже не знал, что у него есть сестра.

Саша сжал кулаки, тяжело вздохнул.

— Всё это время мы жили как чужие. А ведь должны были быть вместе.

Света посмотрела на обоих, и угол её губ дрогнул, на глазах выступили слёзы.

— Но сейчас мы вместе. Это важнее всего.

И они потянулись друг к другу. Просто трое взрослых людей, которые вдруг стали семьёй. Марина обняла мать, Света прижала к себе сына, и все они сошлись в этом неловком, но настоящем объятии.

Я стоял в стороне, молчал и всё равно чувствовал, что это момент, ради которого стоило пройти через кровь и боль. Впервые за много лет они были рядом — мать, дочь и брат.

Слова просились наружу, почти давили в горле. Я мог бы сказать правду. Мог бы выложить всё — кто я, откуда и зачем вернулся.

Но я сдержался.

Их мир строился иначе, и рушить его ради собственного облегчения было бы эгоизмом. Пусть они знают друг друга. Этого достаточно.

В груди всё ещё болело. Старые шрамы не дают покоя, даже если их прикрыть слоем новых забот. Но боль стала тише, смирнее…

Я смотрел на них троих, сидящих рядом, и понимал, что здесь для меня места нет. Но и уходить я не собирался.

* * *

Я открыл дверь — и меня встретил гул голосов, звон ударов по мешкам, скрип канатов. Передо мной был зал, о котором я когда-то мечтал. С десяток тяжёлых мешков качались в такт ударам, в углу сиял свежий ринг с натянутыми канатами, а вдоль стен толпились пацаны — с горящими глазами, с нетерпением в каждом движении.

— Ногу назад, — сказал я одному пацану, который слишком широко расставил ноги. — Ты ж не дерево, ты должен двигаться. Легче, мягче.

Он попробовал снова, и я кивнул.

— Вот так. Запомни, что стойка — это твоя крепость.

Рядом Марик держал лапы. Удары ученика, того самого толстяка, шли тяжело, с запозданием, но я видел, что в его глазах горит пламя.

— Давай, ещё! Не бросай! — выкрикнул я, и пацан ударил сильнее.

Я прошёл вдоль ряда мешков, хлопнул ладонью по одному из них, привлекая внимание.

— Работайте не руками, а всем телом! Удар идёт от пола, через плечо, только тогда он настоящий.

Пацаны переглянулись и начали пробовать. Зал наполнился ритмом — «тук-тук-тук».

Я поднял руку, и зал тут же стих. Все пацаны повернулись ко мне — вспотевшие, с красными лицами, но с тем самым огнём в глазах, ради которого стоило всё это затевать.

— Слушайте сюда, — сказал я, обводя их взглядом. — Здесь вы куёте не только своё тело. Здесь вы куёте свой дух. Запомните: сила — это не про злость. Не про то, чтобы сломать кого-то или унизить. Настоящая сила — это про то, чтобы защитить тех, кто рядом.

(обратно) (обратно)

Галина Гончарова Устинья Возвращение

© Гончарова Г.Д., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

(обратно)

Пролог Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Завтра я умру.

Позади остались три дня моих мучений. Впереди еще одна ночь.

Самая длинная.

Самая долгая.

Самая страшная и черная ночь моей жизни.

Впрочем, черная она не просто так. Последнюю ночь я провожу в каменном мешке. Подвальное сырое помещение, в котором нет даже окошка. Каменный пол, охапка соломы… отсюда ушли даже крысы. Умные животные, понимают, что здесь им нет пищи, нет поживы. Эти узилища редко используются. И – ненадолго. Даже если простужусь, завтра все поправит костер.

Костер, да…

Наверное, это будет больно. Или нет?

Я не знаю. Я многое успела прочитать, многое узнала. Я знаю, что надо будет дышать дымом, чтобы скорее умереть. Но смогу ли я?

И будет ли это считаться грехом самоубийства?

Не знаю…

Ни лучика, ни звездочки. Чернота, которую скорее подчеркивает, чем рассеивает, слабое свечение в конце коридора. Там единственный охранник. Да и зачем больше?

Каменный мешок, тяжелая железная решетка…

Что я могу с ней сделать? А если бы и сделала, куда бежать?

Пустота и чернота вокруг, пустота и чернота в душе. Ничего у меня нет, ничего не осталось.

Позади – суд.

Суд, на котором и судьей, и председателем, и присяжными сразу – всем является мой муж. Его величество, его императорское величество, император Россы. Уже не царь, как повелось от государя Сокола, уже император.

Кто осмелится сказать хоть слово против?

Кто рискнет опротестовать его решение?

Обвинитель – его самый близкий и лучший друг. Друг, который всю жизнь… да, вот уже больше двадцати лет меня и любит, и ненавидит. Сейчас уже, наверное, просто ненавидит.

Обвинение – измена императору.

Смешно.

Какая может быть измена, если он сам развелся со мной? Сам отослал в монастырь? Солдат прислал, чтобы те стояли под стенами, стерегли меня… даже смешно. Шесть лет уже я не государыня, а просто инокиня. Просто скромная сестра Устинья. Имя – единственное, что мне осталось. Упросила матушку при постриге оставить.

Не могу я от мирского отказаться или мир от меня не отказывается… имя – единственное, что у меня есть от той счастливой жизни.

Маменька меня Устенькой называла, когда ласкова была.

И – ОН.

Единственный раз в жизни… всего-то минута счастья и была, один поцелуй, а помнится. Как сейчас помнится. И серые глаза рядом с моими, и улыбка неверная, счастливая, и теплые губы на моих губах.

С мужем в постель ложилась – как не было ничего. Память даже не сохранила.

Темноту помню, боль, косы, локтем прижатые, и все. Спросит кто – и не отвечу, что было, как было… женщина замужняя.

А тут один поцелуй и случился за всю жизнь. И навеки со мной остался. Гореть завтра буду – о нем думать.

Наверное, супруг бывший думает, что я с ума сошла, когда на суде улыбалась насмешливо. А что еще можно сделать? Смешно же.

И глупо…

Бедный Сёмушка, невинный мальчик, что уж там греха таить. Не было у нас с ним ничего и никогда. И на суде он о том кричал, и я поведала. А что толку? Кто бы нам поверил?

В монастырь он заходил?

Заходил, бывало. Как же ему проверять, здесь я или сбежала?

Со мной наедине оставался? Оставался. Минут на пять, может, на десять. Хватит ли этого для измены?

Не знаю. Может, и хватит. Только вот не было у нас с ним ничего, а умирал мальчик долго. Императорский приговор оказался суровым. Распятие на кресте.

Сёмушка умирал, а меня привезли, напротив посадили и смотреть заставили. Если глаза закрывала, его начинали плетьми бить… лучше б меня.

И за что…

Просто за пару теплых слов, за улыбку, да на ярмарке торговцы теплее улыбаются, когда покупателей заманивают!

Три дня назад – суд. Два дня назад – его казнь. Завтра моя. Быстрое нонеча в Россе правосудие. А главное – слепое и глухое.

Кричи, не кричи…

– Не шуми.

Я дернулась, словно меня плетью ожгло.

– Что?! А…

Из-за поворота ко мне медленно приблизился огонек. Поднялась плошка с угольками, освещая лицо, которое я и на этом свете видеть не хотела, и на том… ежели в ад попаду, мне парсуну этого человека напротив котла повесят. Тогда и варить не надо будет…

– Ты?!

– Я, Устиньюшка. Я, душенька. Тепло ли тебе, сокровище? Радостно ли?

Зеленые глаза напротив. Ведьминские омуты, не иначе. По этим глазам не одна сенная девка слезами уливалась, а я… я этого человека всей душой ненавидела.

– Ты почто пришел, Михайла? Позлорадствовать? Ну так смотри, радуйся. Сколько осталось до рассвета? Часа тебе хватит?

Откуда и слова взялись? Едкие, острые…

Под зелеными глазами – черные круги. Словно его завтра сожгут, не меня.

– Жизни не хватило бы.

– Моей так и не хватит. Почто невинную душу загубил? Знаешь ведь, невиновен был Сёмушка.

– Невиновен? – В зеленых глазах мелькает страшное, темное, словно рыба-акула плавник из-под водной глади высунула. – Я бы его еще сто раз убил! За то, что виделся с тобой каждый день, разговаривал, до руки твоей касался… думал – забылось, перегорело, ан нет! Сто раз бы его убил! Двести!!!

Отшатываюсь от решетки, подношу руку к губам:

– За… это?!

Ответом мне кривая улыбка на полных губах.

– Государь наш, Фёдор Иванович, жениться желает. На принцессе Лембергской. А там условие поставили, они-де не дикари какие. Даже коли старая жена в монастыре, все одно жена она. Не свободен государь наш.

– А как же та девка, которую он после меня в палаты привел?

– Девка и есть. Случай такой вышел, яблочком она подавилась.

А яблочко то из сказки про мертвую царевну было. Не иначе.

– Тоже ты?

– А хоть бы и я, Устиньюшка. Не заслуживала она ничего иного. Думаешь, не знаю, кто порчу наводил?

Я только головой качнула:

– Что сыночка я скинула – судьба такая. Да только ты первый рад был, что в монастыре я. Али не так, Михайла?

– Так. – Слово камнем падает в темноту, теряется где-то у носков расшитых золотой нитью щегольских сапог. – Так, Устиньюшка. Если не мне, то и никому! Не мог я выносить… Федька, дурак малахольный, сокровище в грязь кидал, тебя не видел, на ложе после дешевой девки таскал. А ты все одно ему верна была. Почему? Почему, Устиньюшка?! Я бы всю Россу к твоим ногам кинул, на руках носил, тени упасть не дал… ПОЧЕМУ?!

И столько боли в последнем слове…

Кто-то другой растрогался бы. А я – нет. Я глаза Сёмушки помню. И как мальчик за глотком воздуха тянулся. И… он ведь меня не винил, он передо мной винился. Знал, что и мне кары не избежать, с креста о прощении просил…

Что ж.

И я бью. Наотмашь.

– Потому что я ни его не любила, ни тебя. Тошно мне от вас обоих, гадко на душе. Завтра умирать буду с радостью – избавление с огнем придет!

Зеленые глаза вспыхивают болотными огнями.

– Ни меня, ни его… а кого, Устинья?! КОГО?!

Пожимаю плечами:

– Он уже ушел. И я завтра к нему пойду. Если Господь милостив, хоть увидеть его дозволит. Хоть раз бы еще…

Хоть из ада!

В любом котле счастлива буду, зная, что ОН – в раю. Лишь бы… каждую ночь снится, каждую… и подушка мокрая.

Лицо Михайлы искажается такой гримасой, что я даже отшатываюсь.

– ТЫ!!!

Кажется, я спустила дьявола с цепи. Но мне не страшно. Я смотрю ему прямо в глаза и улыбаюсь.

– Я. И что? Сам меня убьешь? Сделай милость!

Михайла более-менее берет себя в руки и ухмыляется.

– Сам? Нет… но на костер ты завтра так просто не уйдешь.

– Неужели? Пытать будете?

– Нет.

Глухо падает на пол замок. Распахивается дверь, и Михайла шагает внутрь камеры. Я и забыла, что он меня на голову выше, забыла, что сильнее…

– Иди ко мне, Устиньюшка. Не упрямься. Может, и уйдешь ты завтра к другому, но с моими поцелуями на губах гореть будешь!

– НЕТ!!!

– Обо мне думать будешь… всю душу мне вымотала, ведьма рыжая… ненавижу, люблю…

Я отбиваюсь что есть сил, но справиться с ним не могу.

Мужчина намного сильнее, а сейчас еще и охвачен каким-то неистовством… хоть бы одежда другая, а то одна рубаха, под которой ничего нет.

Кричать не получается, Михайла накрывает мои губы своими, дыхание перехватывает, потом одна рука стискивает оба моих запястья, вторая ложится на горло, я чувствую спиной ледяной каменный пол – и приходит БОЛЬ.

Острая, резкая, словно кинжалом ударили.

Из глаз текут слезы, я даже не вслушиваюсь в шепот над ухом – как-то само получается…

– Всю жизнь… тебя одну… никого не видел… Устиньюшка…

И снова косы прижаты к полу. Отрезала бы, да завтра сами сгорят…

Когда все заканчивается, я даже не сразу это осознаю. Просто мужское тело рядом со мной становится каменно тяжелым, потом откатывается в сторону, а меня, напротив, притягивают наверх.

– Устиньюшка… хочешь – выведу тебя отсюда? Найду, что Федьке соврать, и кони за стеной ждут, и возок! Только согласись! Мы еще молоды, ты мне и деток родить успеешь…

Это становится последней каплей.

Хватка на моих запястьях слабеет – и я что есть силы впиваюсь ногтями, куда попала. В грудь, полосую ее… жаль, сильно не вышло. Мне бы кошачьи когти, а не то что сейчас, под корень остриженное.

– Прочь поди, холоп ненадобный! Или ты думаешь, что, принудив, порадовал? Завтра гореть буду, о тебе и не вспомню! Ничтожеством ты был, им и подохнешь!

Михайла взлетает с пола:

– ТЫ!!!

Я улыбаюсь, почему-то чувствуя себя победительницей:

– Тело ты получил. И то силой, добром бы никогда не сбылось. А душу не тронь. Не любят таких, как ты. Не стоишь ты ни любви, ни презрения, ни памяти.

Ответом мне служит самое черное ругательство.

Михайла вылетает из камеры, звякает замок, а я начинаю смеяться. Зло, безудержно, до слез… пока шаги не стихают за поворотом.

Любовь!

Она и такая – любовь?

Смех сменяется слезами, потом отчаянием. Кажется, эта мразь мне рубаху порвала… что ж. Гореть за измену буду, так какая теперь разница?

А, никакой.

Жаль, даже если с костра правду прокричу, Федька мне не поверит.

А еще впервые мне жаль умирать.

Мне хочется мести. Хочется убивать, хочется отплатить за боль и отчаяние… за все эти годы никогда я такого гнева не испытывала. Горе было, отчаяние, безнадежность. Гнева не было.

А сейчас он есть. Такой горячий, что мне даже больно от него. Наверное, так и от огня будет…

– Как ты?!

Тихий голос вспарывает темноту. Я подпрыгиваю на полу:

– Ты… ты кто?!

В каменном мешке напротив вздыхают.

– Я – Верея. Волхвица.

И я вспоминаю:

– Ты… да, тебя привезли дней пять назад!

– Хотели еще тогда казнить. Не успели.

Я горько смеюсь в ответ:

– Уступи место царице, Верея. За мной пойдешь… Фёдор от крови хмелеет, своего не упустит.

И получаю такой же смешок в ответ.

– Смотрю, не он один тут одурел.

– Ты про Мишку? Вот шпынь негодный…

– Любит он тебя. Без ума и без памяти любит.

Я пожимаю плечами:

– По себе мой муженек слугу подбирал. Сам дрянь – и холоп пакостливый и подлый. Разве что вороват не в меру. А уж кого он полюбит, той хоть волком вой. Любовь… тьфу! Не любовь это, желание присвоить, обладать, а коли не получится, так уничтожить. Не мое – так и ничье.

Глаза вновь привыкли к темноте, и я вижу, как Верея приближается к решетке.

– Ты молоденькая совсем…

– Да. Мне семнадцать.

– Мне уже почти сорок.

– Я знаю, Устинья Алексеевна.

Развожу руками.

– Уж прости. Моя б воля – ушла бы ты из этой камеры на волю. Может, хоть последнее желание завтра дадут? Попрошу за тебя…

Верея смотрит серьезно и жестко:

– За меня?

– Почему нет? Больше мне просить не за кого. Семьи нет, детей богиня не дала, да и к лучшему оно. От свиньи голуби не родятся…

Ненависть сидит внутри. Она горячая, она темная и болезненная. Но ненависть эта не к несчастной обреченной девчонке. Ненависть к тем, кто походя сломал мою жизнь.

Муж.

Михайла.

Отец и брат…

Могла бы – горло бы перегрызла… ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ-У-У-У-У!!! До воя, до крика, ненависть кипящей кислотой растекается по жилочкам, въедается чернотой под кожу, застилает глаза…

Верея о чем-то сосредоточенно размышляет. А потом…

– Не знала б я, Устинья Алексеевна, что ты царица, сказала б – одна из нас. Есть в тебе Матушкин огонь. Неуж не чуяла?

Я пожимаю плечами:

– Нет. Должна была?

– Может, и не могла… если только сейчас раскрылось, – бормочет девчонка. А потом… потом ее глаза вспыхивают огнями. – Скажи, матушка-царица, а отомстить тебе не хочется?

Еще часом раньше я бы покачала головой.

Ничего не хочу. Только покоя. Только тишины…

А вот сейчас… когда болит все тело, когда валяется на полу разорванная рубаха, когда в камере нестерпимо воняет мужиком, до которого я б щипцами не дотронулась…

Месть?!

Что бы я отдала за месть?

И приходит понимание.

Все бы отдала. Все и еще немножечко, только вот отдавать некому.

– Хочется. Только что я могу сделать?

– Ты – ничего. И одна я ничего. А вот вместе…

– Вместе? В этом месте… в монастыре…

– А это и не важно. Это последние несколько десятилетий монастыри камерами стали, а до того иными были. Достанет тут нашей силы. Ты только согласись!

– На что?

Верея смотрит шальными глазами:

– Я, Устинья Алексеевна, не царица. И рядом не стояла. А вот ты… смогла б ты все поменять, если на то воля Живы будет?

Я невольно задумываюсь:

– Все поменять?

– Дай руку, – отчеканивает Верея. И протягивает свою через прутья решетки.

Коридор узкий, мы соприкасаемся самыми кончиками пальцев. И на них начинает вдруг разгораться золотистое сияние.

– Не двигайся, – командует Верея. – Как на воле окажешься, найди любую волхву. В храм Живы сходи, она все объяснит. Я, последняя волхвица Живы, отдаю свою жизнь, смерть и посмертие! Матушкину силу отдаю, сестер силу отдаю, я последняя, я право имею! Отдаю для Устиньи Алексеевны! Пусть повернется КОЛЕСО!

Вспыхивает яркий золотой свет.

Я зажмуриваюсь, но даже сквозь зажмуренные веки вижу… или знаю…

Два тела сейчас осыпаются мелким черным пеплом.

Нас не сожгут завтра.

Мы уже умерли. Сегодня. Сейчас.

И это совсем не больно…

* * *

Чей-то голос словно сказочку рассказывает.

– Жила-была девочка. Умненькая и добрая. Матушку и сестер любила, батюшку и брата уважала и побаивалась. Хорошая такая девочка, правда, Устинья? Выбор отцовский покорно приняла, мужу ни словом не перечила, свекрови подчинялась, сердце свое на части когтями рвала, а все ж через покорность ту преступить не смела. Два раза жизнь свою повернуть не насмелилась, в чужие руки выбор отдала, да и руки те недостойными оказались. Себя сгубила, других сгубила, твоя то вина! Твоя! Ты покорствовала, а другие зло творили, ты видела, а не препятствовала.Девочка всю себя отдала, силы Живы отдала, Искру богини отдала, всю себя для тебя сожгла. А ты… Что ты выберешь? Что сможешь? Ты сейчас на перепутье дорог, Устинья Алексеевна, тебе решать, тебе выбирать. Как сделаешь, так и будет. И больше шанса уж никто не даст.

Выбирай, Устиньюшка. Выбирай…

Ненавистное имя хлещет, ровно кнутом. Устинья кричит, отчаянно и яростно – и черный огонь под сердцем вспыхивает. Вспыхивает, обжигает, выдергивает ее в реальность.

(обратно)

Глава 1

– Устя! Устинья! Да что ж за горе такое с девкой?! Вот ведь недоладная…

Устя не открывала глаз.

Молчала, ждала. Чего? А она и сама не знала. Вроде как помнилось все отчетливо.

Жизнь помнилась, длинная, страшная, темная.

Смерть помнилась.

Даже Верея помнилась хорошо, и вспышка золотого и черного в ее глазах, вспышка, которая захватила и понесла… куда?

– Устинья! Все матушке расскажу, ужо она тебе пропишет розог!

Матушке?

Устинья что есть силы прикусила изнутри щеку – и решительным движением распахнула ресницы.

И тут же зажмурилась от потока расплавленного света, который словно лился на нее сверху.

Солнышко.

Тепло.

И…

– Нянюшка?

Бабушка Дарёна только вздохнула.

– Поднимайся уж, горюшко мое. Вот уж уродилось… все сестры как сестры, боярышни, а ты что? Из светелки удрала, в земле извозилась, вся что чернавка… разве ж так можно? А сейчас я и вовсе смотрю – лежишь на грядке. Солнцем головку напекло, не иначе!

Устя смотрела – и помнила.

Осень.

Осень ее семнадцатилетия. Этим летом ей семнадцать исполнилось, можно сватать. Можно бы и раньше, но тут прабабка вмешалась. Отец ее побаивался, так что спорить не стал. В семнадцать лет замуж отдать? А и пусть. И время будет приданое собрать.

Заболоцкие, род хоть и старый, многочисленный, но бедный. Не так чтобы с хлеба на квас перебиваться, но и роскошествовать не получится. Так, чтобы и приданое сестрам, и справу для брата – сразу не получается. А брату надобно, царский ближник он. При дворе служит, самому государю Борису Ивановичу. А там сложно…

И одеться надо, и перстень на руку вздеть, и коня не хуже, чем у прочих, и сапоги сафьяновые. А денежка только что из доходов с имения, а много ли с людишек возьмешь? Вечно у них то недород, то недоход, все какие-то оправдания…

Пороть? А и тогда много не выжмешь, это Устин отец, боярин Заболоцкий, понимал отчетливо. Разве что работать еще хуже будут.

– Поднимайся! Чего ты разлеглась, боярышня? Сейчас ведь и тебя отругают, и меня, старую…

Память нахлынула приливной волной.

Качнулись наверху гроздья рябины. Багровой, вкуснющей… Устя ее обожала. Красную тоже.

Почему-то нравилась ей эта горьковатая ягода, а уж если морозцем прихвачена… Птичья еда? А вот она могла рябину горстями грызть, и плохо ей не становилось. Вот и сейчас…

Какая тут вышивка?

Какие проймы – рукава – вытачки – ленточки?

Качнулись за окном светелки алые кисти, Устя и не вытерпела. Сбежала полакомиться.

– Помоги подняться, нянюшка.

– От шальная. А я тебе о чем?

Устя протянула руку, прикоснулась к сухим, но сильным пальцам.

Нянюшка…

В той жизни, которую не забудешь, она раньше времени в могилку сошла. Но кто ж знал, что у матушки хворь такая приключится?

Как матушка слегла, отец брата схватил да и уехал со двора. А какие тут слуги-служанки, когда хозяйка в бреду мечется? Только нянька за ней и ухаживала… и боярыню не выходила, и сама за ней ушла. Устинью к ним и не пустили даже. Что она могла? Меньше пылинки, ниже чернавки… одно слово, что царица. Устя тогда месяц рыдала, а муж только и того, что фыркнул, вот еще о ком слезы лить не пристало! Служанка! Тьфу!

Пальцы были живыми и теплыми.

И пахло от нянюшки знакомо – чабрецом, душицей и липой, до которых нянюшка была большая охотница. В чай их добавляла, в мешочки траву набивала и одежду перекладывала…

И…

Живая!

Только сейчас поверила Устя, что все случившееся было не сном.

Живая!

И нянюшка, и маменька, и сестры, и отец с братом, и…

Все живы.

И ЕГО она сможет тоже увидеть!

Взвыть бы от счастья, кинуться няне на шею, да сыграло свое воспитание. Устя недаром столько лет царицей была, а потом и в монастыре пожить пришлось. Девушка только плечи сильнее расправила.

– Прости, нянюшка. Впредь осторожнее буду. Пойдем, поможешь мне косу переплести, покамест маменька не узнала да не обеспокоилась.

– Вот блажная, – ворчала няня привычно.

А Устя посмотрела на свою косу.

Толстую, толщиной в руку, которая извивалась по синей ткани сарафана. В золотисто-рыжие пряди вплетена синяя с золотом лента. И ни единого седого волоска.

И не будет!

А что есть?

Чудом Устинья не закричала, в истерике не забилась. Сдержалась.

Неуж и вправду – в прошлом она оказалась? На четверть века назад ушла?

А ежели и так… что у нее есть? Что сделать она сможет?

А многое!

Черный огонек, который горит у нее под сердцем. И знания, которые с ней остаются. Опыт ее горький, книги перечитанные, разговоры переговоренные… все с ней.

А коли так – можно и побороться. Богиня не выдаст – свинья не съест. А не то и свинью скушаем!

* * *

В своей светелке Устинья быстро стянула сарафан, оставаясь в одной нижней рубахе из беленого полотна, осмотрела его, отряхнула умелой рукой, сняла несколько травинок.

Повезло.

Осень уже, трава пожухлая, такого сока не даст. Летом бы пятна остались.

Теперь коса.

Рядом ворчала нянюшка с гребнем.

Устя быстро выплела ленту, помогла няне выбрать из косы всякий мусор. (Рябина-то в косе откуда взялась? Аж гроздь целая прицепилась…) Потом в четыре руки косу переплели, и няня помогла воспитаннице надеть сарафан. Расправила складочки.

– Хороша ты у меня, Устенька. Хоть бы твой батюшка тебе мужа хорошего подобрал.

Подобрал.

Кутилу, гуляку, дурака, царем ставшего и Россу губившего. Зато бесприданницу Фёдор взял, еще и батюшке приплатил.

Об этом Устя промолчала.

– Нянюшка, кваску бы…

– Сейчас схожу на поварню, доченька. Потерпи чуток.

Няня ушла, а Устя осталась одна.

Погляделась в полированное металлическое зеркало.

Небольшая пластинка, размером чуть побольше ладони, так хорошо была отполирована, что Устя себя видела, ровно в дорогом стеклянном зеркале.

И понимала – ей и правда семнадцать.

И коса ее, и улыбка, и фигура… которую не могут скрыть сарафан и нижняя рубаха. И волосы, и лицо ее.

Совсем еще юное, без морщин, без складочки в углу рта…

Устя коснулась овала лица.

Да, ее высокий лоб, ее тонкие черные брови, ее большие серые глаза, ее тонкий прямой нос и рот с такими губами, словно их пчелы покусали. Вот в кого у нее такие губы?

У матушки ротик аккуратный, небольшой, словно розочка, а она…

ЕМУ нравились ее губы. Как-то раз ОН сказал, что у Устиньи губы для поцелуев. Но не поцеловал. Только однажды…

ОН жив!

И Устя сможет увидеть любимого! Сможет помочь ему, сможет…

Устя задумчиво протянула руку к грозди рябины, сунула багровые ягоды в рот – и зажмурилась, такой остротой вкуса ударило по губам.

Отвыкла она от этого.

В монастыре рябины не было, да и раньше… кто б царице разрешил? Для нее другая ягода есть, заморская, неживая, невкусная… Когда она забыла вкус рябины? До смерти любимого человека?

Потом?

Да, потом она уже не чувствовала ничего. Словно в глыбе льда жила.

А вот сейчас…

Под сердцем бился, клокотал черный огонек. И Устя знала, что это такое. Откуда.

Это искра богини Живы. Навсегда она с Устиньей останется. Только вот…

Сила сама по себе что знание Закона Божьего – ничего не дает. Применять надо уметь и то и другое. И учиться этому долго…

Второму ее научили в монастыре. Устя сейчас могла цитатами из священных книг разговаривать. А первому…

Волхва Живы.

Устинья обязательно сходит на капище.

Сходит, расскажет, что сможет, попробует узнать, что с ней. Для нее это не опасно, а для других? То ей неведомо.

И человек ей надобен.

Прабабушка.

Ей очень нужна прабабушка Агафья. Сейчас она в имении, не любит она в городе жить. В зиму приедет, как лед на реках ляжет. В прошлой жизни Усте это неинтересно было, а вот сейчас…

Она дождется прабабушку.

Не просто так она ее ждать будет.

Не просто так огонек в Устинье зажегся, не просто так Верея силу в ней почуяла. Прабабушка о своем прошлом говорила скупо, а все ж кое-что Устя понимала. И побаивались прабабушку не просто так. Может, и не волхва она. А может, и кто?

В той, прошлой жизни, которую Устя для себя черной назвала, она не сильно-то прабабушку расспрашивала.

Побаивалась, дурочка.

Чего боялась?

Люди куда как страшнее волхвов.

То, что они с другими и без всякой ведовской силы сделать смогут. Что такое ведовство? Смерть твоя придет? Так что же?

А жить ровно труп бесчувственный, годами в монастыре гнить? Не дышать, солнышка не видеть, не… куда ни повернись, все – не!

И никакого колдовства не понадобилось.

А ведь прабабушка жива еще. Жива была, когда Устинья замуж выходила. Жива была, когда Устинья на смотрины отправилась, еще на внучку с тревогой смотрела, но ничего не спрашивала. Почему?

А что ж тут гадать?

Кто ж у овцы покорной спрашивает? Что овце скажут, то она и заблеет, и на скотобойню своей волей пойдет… Дура бессмысленная!

Прабабушка еще лет пять жива была, потом уж в Черный Мор померла… Сейчас Устинья бояться и блеять не будет.

Из овцы получилась – кто? Устя пока не знала. Не такой уж она опасный зверь. Может, лисица? Ей сейчас хитрее лисы быть надо, злее лисы, опаснее…

Прятаться надобно, следы путать, глаза отводить.

Чем помог ей монастырь – пониманием того, что все, все можно найти в книгах. Надо только знать, где искать, что искать. И читать, копаться и размышлять – и можно получить совсем неожиданные выводы.

Жития святых, к примеру!

Они ж там не только мучительно умирали! Это в самом конце! А если начать сначала?

Они еще и жили, и что-то делали, и куда-то шли, и… и учиться у них тоже можно. Всякому полезному в хозяйстве.

Опять же, жития эти на разных языках написаны. Хочешь прочитать – так язык выучи? Не знаешь? А в монастыре тебя многому научить могут, только учись. Устя и училась, старательно. Как-никак десять лет в монастыре, даже больше. Со скуки с ума сойдешь, волчицей голодной выть будешь!

А чем еще в монастыре заниматься?

Ежели ты не просто так себе трудница, послушница или монашка?

Ежели тебя силком в монашки постригли, освобождая место для чужеземной шлюхи, к которой твой муж прикипел? А так ты боярышня по рождению, царица по замужеству?

Кто и к чему тебя посмеет принудить?

Можно и в монастыре заниматься чем-то таким… непрактичным. Но молиться целыми днями, месяцами, годами… сложно. Вышивать и шить Устя и сейчас не слишком-то любила. Умела, но не любила. Скоморохи раздражали, да и не допустили бы их никогда в монастырь.

Музыка?

Цветочки заморские?

В монастыре и крапива-то не выживала, в щи летела. А музыка… были и на солнце пятна. Если б Устинья запела, ей бы все дворовые псы подпевать бросились. Говорят – ни слуха, ни голоса. Ну так это про нее. С малолетства, стоило ей только рот открыть, как матушка начинала за виски хвататься и морщиться, нянюшка ворчала…

Устя и в монастырском хоре не пела. Один раз попробовала, но у матушки-настоятельницы такой несчастный взгляд стал, что женщина рукой махнула.

Не дано – и ладно! И такое бывает!

Оставались люди и книги.

Устя полюбила разговаривать с людьми, слушать их, думать над их словами, поняла, как легко человек выдает себя, как им можно управлять, как поставить себе на службу…

Тот же Сёмушка…

Он ведь Устинью и правда полюбил. Такое тоже бывает, ежели мужчина настоящий. Когда бросается женщину спасать и защищать, а потом и влюбляется… за ее страдания, не за красоту или ум, а так. Потому что настоящий мужчина всегда будет защищать женщину.

Устя понимала, что она этим пользовалась.

Сёмушка ей и книжки кое-какие доставал, и зерна заморские, горькие… Устя к ним в монастыре пристрастилась ^[5].

Было у Фёдора свет Иоанновича одно качество, уж кто его знает, плохое или хорошее. Муж ее свято был уверен, что в Россе ничего хорошего и нет, только в других странах. И привез из того же Лемберга какао. Сам попробовал – не понравилось, пил, только чтобы чужестранцам подражать. А вот Устя распробовала, только не напиток, а зерна.

Тоже горькие, как и рябиновые грозди…

Впрочем, нет еще ни зерен, ни монастыря, ни Сёмушки. Он только еще родился разве что… И в этой жизни Устя попробует все изменить.

Глупый влюбленный мальчик не станет ее сторожем, не влюбится, не будет мучительно умирать несколько дней…

Люди стали одним из увлечений Усти. И книги. А если книги, то и языки. Всего шесть языков.

Франконский, лембергский, латынский, ромский, джерманский и грекский. С последним хуже всего получалось, но Устя не унывала. Ей бы еще пару лет, она бы и на нем заговорила в совершенстве. А пока и пять языков неплохо.

– Устинья! Снова ты без дела маешься?!

Чего не ожидала боярыня Евдокия, что родимое чадушко, которое (на ее взгляд) косу вырастило, а ума не набрало, кинется к ее ногам, схватит за руку и примется поцелуями покрывать. А слезы ручьем хлынули.

Матушка!

Живая!

Не то бледное, чужое, которое она в гробу последний раз видела, и то Фёдор над ухом шипел, что тот гад, поплакать спокойно не дал. Родное, теплое, живое…

– Маменька!!!

Боярыня даже и растерялась:

– Ну… Что ты? Что случилось? Опять сарафан порвала?

– Н-нет… Маменька, я такая счастливая! У меня лучшая семья на всем белом свете!

Боярыня, видя, что сказано это от души, а не для лести, чуточку даже душой оттаяла.

– Ну-ну… вставай, егоза. Иди сюда, ленту поправлю, – привычно заворчала она. Ласково погладила дочкину косу, на секунду обняла ребенка, отпустила. Ребенка, конечно!

Даже когда у Усти свои дети появятся, маменьке она все одно малышкой будет казаться.

Раньше Устя это не ценила. Не видела за строгостью заботы, за усталостью от повседневных забот ласки, да и остальное не понимала.

Чужую боль тогда лучше осознаешь, когда тебе жизнь своей выдаст, не пожалеет.

Где уж матушке быть беспечальной, ежели ей прабабка с мужем ложиться настрого запретила еще четыре года назад? Батюшке одного сына мало было, а родилось еще три девки. А сына хочется, тем паче что от холопок дворовых два мальчика – вот они, в имении живут.

Но то от холопок.

А матушке дитя вынашивать нельзя, и плод скинет, и сама погибнет. Устя помнила, что прабабушка не сама даже запретила такое, в храм пошла.

Как уж она разговаривала, о чем договаривалась со священниками, Устя не знала. Но именно священник, смиреннейший и скромнейший отец Онуфрий, запретил батюшке делить с маменькой ложе.

Понятное дело, что Господь сулил, то и быть до́лжно, но не много ли ты, чадо, берешь на себя, Его волю толкуя?

Одно дело, когда ты не знаешь, что жене твоей грозит смерть и чадо твое погибнет в ее чреве. Тогда да, не знал, не думал, Божья воля. А ежели ты о том знаешь, так разговор совсем другой. Ты нарочно две живые души погубить задумал?

Нет?

Вот и не доводи до греха, чадушко, а то ведь и вразумить можно… постом, молитвой, покаянием.

Монастырь?

Это когда б у вас детей вовсе не было, тогда понятно. Мужчина должен свой род продолжать. Но у тебя-то и сын, и дочки… Бога не гневи!

Сколько Он тебе дал, столько и расти, и радуйся, что не забирает. Скольких Он забрал у тебя? Четверых? И трое из них сыновья? Больно, конечно, да только они сейчас у Его престола, а у тебя сын один остался. Вот, значит, более тебе и не надобно. Это ж дело такое, от количества не зависит, только от воли Его… у одного и десять детей, да все погибнут, у другого один, да выживет и род продолжит.

Спорить было сложно, отец и не стал.

Но что был у него кто-то…

Устя только сейчас это поняла. И матушке от души посочувствовала. И еще задумалась.

Раньше она много чего не видела… может ли такое быть, что любовница в матушкиной болезни виновата? Или как-то еще помогла?

Надо бы выяснить, с кем отец сейчас крутит. И если причастен кто-то из них…

Была б Устя собакой, у нее б вся шерсть на холке дыбом встала. А так…

– Маменька, вы меня не просто так искали? Верно же?

– Верно, Устя. Ты эту свою гадость рябиновую так и кушаешь. А мне рецепт сказали, попробуем из нее варенье сварить. Сходи-ка в сад, пригляди за мальчишками. Пусть ягоды на пробу наберут, а то знаю я их. Горсть в корзину – четыре в рот.

– Маменька, как я вас люблю!

– Иди-иди, непоседа. Не занимай время, у меня еще дел много.

Вот, в этом и вся матушка.

Ворчит, ругается, а рябину, которую никто в доме, кроме Усти, не любит, на зиму хочет собрать да и варенье сделать. Не для себя же, для дочери.

Раньше Устя этого не видела.

А сейчас еще раз поцеловала матушке руку – и умчалась в сад.

Варенье из рябины?

Хочу-хочу-хочу! И рецепт вспомнить могу, в монастыре и такие книги были! Только вот на кухню бывшую царицу не допускали, да Устя и сама не рвалась. Что-то переводила, что-то переписывала… так, чтобы с ума не сойти от скуки. А готовить не готовила. Скучно ей казалось, неинтересно.

А сейчас вот будет!

В груди, под сердцем, мягко пульсировал черный огонек.

* * *

– Устька!

Устинья повернулась так, что коса взлетела, словно рука, едва по лицу нахалку не стегнула.

– Что тебе, Аксинья?

Симпатичная девушка, на год младше, поморщилась.

– Сколько тебе повторять? Ксения я! Ксе-ни-я!

– Кому ты Ксения, а в крещении Аксинья ^[6].

Устя знала, о чем говорит! Как же сестру раздражало это «Аксинья»! Как ей хотелось быть самой модной, самой светской, выезжать, на балах танцевать…

И ничего бы в этом страшного не было.

Если бы не предательство.

Его она сестре и тогда не простила, и сейчас…

Нет, не напомнит. Пока еще ничего не было, а может, Ксюха и не такой пакостью станет? А вдруг?

Устя ее помнила – еще ДО монастыря.

Разряженную в модный лембергский наряд с фижмами, в парике, напудренную так, что на белом фоне любое лицо нарисовать можно было – все равно. Помнила злые слова, которые летели в Устинью и совершенно ту не трогали. Не о сестре душа болела.

Тогда она еще могла болеть. Потом начала просто умирать…

Аксинья поняла, что проигрывает, и сменила тему.

– Ты мне скажи, ты к батюшке подойдешь? Я на ярмарку хочу…

Устя помнила эту ярмарку.

Осеннюю, веселую…

А потом, как оказалось, и ее кое-кто с той ярмарки запомнил. Но… не пойти?

Устя подумала пару минут. И улыбнулась:

– Аксинья, мы не к отцу пойдем. К матери.

– К матушке? А зачем?

Вопрос был непраздным, боярыня хоть во дворе и доме и распоряжалась, но за их пределами мало что решала. Платье дочери сшить – пожалуйста. Дочь погулять отпустить – только с батюшкиного разрешения. Которое вымаливать загодя приходится, упрашивать, выклянчивать…

– А затем. – Устя решила попробовать сделать сестру своей союзницей.

Ну, не дурочка ведь Аксинья, это просто так жизнь повернулась. Не все ее проверку проходят, кто и ломается. Нальешь воду в треснувшую чашку – и пей из ладоней.

– Ежели мы все правильно сделаем, батюшка нас не только на ярмарку отпустит.

– Да? – Аксинья явно сомневалась, но спорить не стала. Не ей розог всыплют, ежели что, Усте.

– Уверена. А пока помоги мне варенье из рябины сварить, да и пойдем к матушке. Так она сговорчивее будет.

Аксинья хоть и собиралась фыркнуть – гадость, горькая, несусветная, но любопытство сильнее оказалось.

– Ладно уж. Помогу. Долго тебе еще осталось?

Устя оценила чан с вареньем:

– Может, с полчаса.

– Хорошо. Что делать надобно?

Были бы руки, а дело на кухне завсегда найдется.

* * *

Боярыня Евдокия Фёдоровна от дочерей много не ждала.

Что они там сделают?

А все ж не впустую будет! На кухне покрутятся, понюхают, чем хозяйство пахнет… и в кого они такие неудельные растут? Она-то с детства при матушке, и на скотный двор, и на кухню, и мыло варить, и лекарства делать – да мало ли забот в бедном хозяйстве? У нее-то род хоть и старинный, но тоже бедный, до пятнадцати лет сопли подолом утирала. Потом уж к ней Алексей Иванович посватался.

Правда, и у него тоже не так чтобы полы золотом выложены, экономить приходится, а все ж лучше, чем в родимом доме.

Как получилось, что она с дочками мало занималась? Да вот… матушка у Евдокии была крепкого здоровья, а сама Евдокия не удалась. Восьмерых родила, так четверых Господь забрал. И трое из них сыночки, один остался. И того Евдокия уж так выхаживала, ночей с ним не спала, не знала, как рядом дышать.

И деточек скидывала.

И роды ей тяжело давались, считай, потом по месяцу прабабка ее травами отпаивала. Куда уж тут дочек наставлять?

Заботилась, как могла, и ладно!

Няньки-мамки есть, пригляд есть – и то слава богу. А уж какими там дочки растут – авось замуж выйдут, так всему научатся. Она же научилась?

Чего она не ожидала, так это стука в светелку, в которой прилегла отдохнуть, убегавшись. Ждала очередных проблем и указаний, а вместо этого Аксинья заглянула, даже смущенная:

– Маменька, отведайте?

Отведать?

Но второй в светелку вошла Устинья с подносом. Держала с усилием, но улыбалась. А на подносе – тут и взвар ягодный, и варенье в красивой плошке, и ложечка рядом, и хлебушек нарезан, выложен… так и захотелось подхватить ложечкой варенье – и отправить в рот. Боярыня и противиться себе не стала.

И замурлыкала восхищенно.

Сладость сиропа и горечь рябины, запах трав и меда…

– Чудесно.

Казалось, силы сами на глазах прибывают.

– Мы варенья на зиму сварили, маменька. Коли прикажете, еще сварим. – Устя смотрела ясными серыми глазами. – Только понравится ли?

Боярыня тряхнула головой и отправила в рот еще ложечку варенья, запила обжигающим травяным взваром.

Хорошо…

– Варите, девочки. Хорошо у вас получилось.

– Маменька, нельзя ли приказать еще рябины купить? У нас уж и нет, считай?

Боярыня только кивнула:

– Прикажу. Купят.

– Маменька… – Устя была сама невинность. – Прошу вас, позвольте и нам с Аксиньей на рынке бывать? Взрослые уж стали, а что и сколько стоит, по сей день не знаем. Замуж выйдем, так нас обманывать станут. Что ключница, что холопки… ох, мужья гневаться будут!

Боярыня брови сдвинула, а потом призадумалась.

Да, конечно. Невместно боярышням, словно чернавкам, по рынку шастать. А с другой-то стороны… какие еще семьи их возьмут? Ведь бесприданницы! Что там Алексей Иванович за дочками дать сможет? Почти ничего, так, копеечки медные, слезами политые.

Не возьмут девочек в богатую семью. А в бедной каждый грош считать придется, слезами умоешься за лишние траты…

А и то…

Что за честь, когда нечего есть? Сиди в тереме да вышивку слезами поливай? А так девочки хоть что узнают, хоть не обманут их злые люди.

– Маменька, я понимаю, что нехорошо это, но, может, нам одеться, как служанкам? Платки пониже повязать, надвинуть, косы спрятать, сарафаны попроще? И говорить, что мы не боярышни, а твои сенные девушки? Кто там потом прознает?

Боярыня задумалась.

Не по обычаю так-то. Но… И запрета ведь нет?

И муж ничего не скажет, потому как не заметит, не будет его дома. А и заметит, она отговорится. Ему до дочек и дела нет…

– Я с вами еще служанок пошлю, – буркнула она.

– Маменька, не надо бы служанок. Наушницы они, сплетницы. Особенно Верка да Настька… Лучше б кого из конюхов. И нянюшку Дарёну?

Упомяни Устинья кого другого, боярыня бы разозлилась. На дочерей. А вот сейчас…

Что Верка, мужнина полюбовница, что Настька – хватает же кобеля на все подворье! Понятно, боярину они на попользоваться, а потом в деревню поедут, может, так, а может, и в жены кому, ежели в тягости будут. Но пока…

Обе они тут.

И обе к боярину на ложе бегают, и обе языками машут. Понятно, Алексей Иванович ту из них хватает, коя под руку подсунется, особо ни одну не выделяет, вот они и стараются.

Дуры, конечно, а все ж обидно.

Может, и не разрешила бы боярыня в другой раз, но сказанное вовремя слово чудеса творит. Евдокия только белой ручкой махнула:

– Разрешаю, девочки.

– А… – пискнула Аксинья, но тут же замолкла. Боярыня и не заметила, как Устя пнула сестрицу по ноге сафьяновым башмачком. Хоть и мягкий сафьян, а все ж доходчиво получилось. Та и рот захлопнула.

– Маменька, дня б через три от сего? Не ранее, а то некогда всем, папенька в имение собирается?

Боярыня еще раз кивнула. И подумала, что все правильно.

В ближайшую пару дней и ей не до того, и боярину, а потом, когда поедет он с сыном в имение, девочек и правда можно на ярмарку отпустить. К тому времени, как вернется супруг, уж и следы пылью припадут. А там и дочкам надоест.

Что на базаре хорошего может быть?

Шумно, грязно, людно, всякая наволочь шляется… точно – надоест.

И боярыня, проследив, как за дочками закрывается расписанная цветами дверь светлицы, сунула в рот еще ложечку варенья.

* * *

Стоило двери закрыться, как Аксинья попыталась завизжать и на шею Устинье кинуться. Та ее вовремя перехватила, рот зажала.

– Молчи!!!

Кое-как сестра опамятовалась.

– Ума решилась?! Сейчас начнешь бегать-кричать, точно батюшке донесут! А он еще в имение не уехал! Хочешь там коров по осени пересчитывать?

– Не хочу!

А и то верно, крестьяне сейчас оброк платят, тащат хозяину и скотину, и зерно, и рыбу, и мед… да много чего! Не проследишь хозяйским глазом – мигом недоимки начнутся, а то и управляющий чего в свой карман смахнет… вот и ехал Алексей Иванович в свое поместье, и сына с собой вез. А что?

Пусть хозяйствовать учится, ему поместье перейдет.

Дочери?

А, пусть их, при матери! Одну дурищу замуж выдал, еще двух пристроить осталось.

Устя это понимала сейчас. Раньше-то сообразить не могла, чем она отцу не угодила, плакала по ночам, старалась хоть что получше делать, воле его покорствовала. А потом уж сообразила, что могла бы звездочку с неба в кулаке зажать – не поможет. Не мальчик она, вот в чем вина ее.

Потому и отцу не интересна. Ни она, ни Аксинья.

– Вот и молчи! И радости не показывай! Мигом отцу нашепчут! Уедет он – затихнет подворье, а тут и мы к матушке!

– Верно говоришь! – обрадовалась Аксинья. И впервые с приязнью на Устю поглядела.

Старшая сестра только улыбнулась.

То ли будет еще… подожди.

– Пойдем пока наряды свои посмотрим. Надобно что попроще подобрать, перешить, подогнать на нас, не в ночь же это делать?

– Да…

– Сейчас у меня сядем, дверь в светлицу запрем, чтобы не помешали слишком любопытные, да и посмотрим. А то и в сундуках на чердаке пороемся, в коих старое платье лежит. Нам дорогое не надобно, нам бы простое, полотняное…

Аксинья кивнула.

Сестру она не слишком-то любила. И в том виноваты были родители. Казалось все Аксинье, вот если бы сестры не было, то была б она одна, любили б ее больше. А понять, что не сбылось бы… да откуда? Ревновать ума хватало, злиться, негодовать. Осознать, что родители их просто не любят, – уже нет.

Тогда Устинья этого не понимала. Сейчас же… сейчас она и видела многое, и понимала.

И то, о чем думать было неприятно.

Ее Жива красотой одарила. А вот сестру…

Казалось бы, тоже волосы рыжие, тоже глаза серые. Похожи они с Аксиньей, а все ж не то.

У Усти волосы и гуще, и цвет другой. Старая медь с отблесками огня и золота.

У Аксиньи – вареная морковка. И веснушки. У Усти они тоже есть… штуки три. А у Аксиньи все лицо в них, потому она и белилась, как дерево по осени.

Глаза у Аксиньи меньше, лоб ниже, нос длиннее, губы уже. Вроде бы и то же самое, но некрасиво получается. Неприятно.

Устя этого и не видела тогда, в юности. А Аксинья все понимала, злилась, завидовала. Не отсюда ли ее предательство выросло?

– Пойдем, Аксинья. У нас еще много дел будет до базарного дня. Лапоточки еще бы найти надо, а не найти, так заказать…

– Лапти?! – праведно возмутилась Аксинья, выставляя ножку, обутую в кожаные ботиночки – коты ^[7].

– Много ты крестьянских девок в котах видела? И в поршеньках-то не находятся! ^[8]

Аксинья недовольно засопела, но крыть было нечем. И в доме девки в лаптях ходили – на поршни кожи не напасешься.

– Я в этой пакости ходить не умею.

– Вот и будем учиться, – спокойно ответила Устинья. – Хочешь на базар пойти за рябиной? И потом из дома выходить спокойно?

Хотелось. Так что Аксинья решила потерпеть лапти. Да и Устя добила решающим:

– Все одно никто нас не узнает. И о нас тоже не узнают, а крестьянским девкам и в лаптях можно.

Аксинья только вздохнула, что та мученица:

– Хорошо. Идем…

Улыбку на губах сестры она не заметила. Устя сегодня сделала маленький шаг к своему новому будущему. И сестра ей пригодится.

* * *

Вечером Устя покорно сидела за трапезой.

Ковыряла ложкой пареную репку. Та хоть и таяла во рту, хоть и сдобрена была маслом, но девушку не радовала.

Она помнила мать. Уставшей и измученной болезнью.

Она помнила отца. Равнодушным и холодным.

И сейчас… да, сейчас, восстанавливая свое впечатление, она была уверена – так и есть. Вот упади она сейчас в корчах, закричи, забейся, батюшка и ухом не поведет. Не то что волноваться за родное дитятко – просто рукой махнет да слугам прикажет на нее ледяной воды вылить.

Равнодушие.

Это чувство пронизывало всего Алексея Ивановича Заболоцкого, оно окутывало его плащом, оно светилось в серых, как и у самой Устиньи, глазах, оно заволокло трапезную серой хмарью. Оно изредка рассеивалось, когда глава семейства поглядывал на сына, но и только.

Да и сын…

Илья Алексеевич Заболоцкий был мужским отражением матери внешне – и отцовским по характеру. Если раньше Устя еще могла думать, что все исправимо, что она может добиться отцовской любви, уважения брата, понимания, надо только послушной и покорной быть, и будет ей радость!

Нет.

Никогда такого не случится.

Всегда отцом будет править стремление к собственной выгоде. Всегда брату интересна будет только своя жизнь. А чужая?

А что чужая. Ее можно и под ноги кинуть, чтобы сапоги вытереть.

Сестры? Сестер надо выгодно продать. Вот и все…

Ни поддержки, ни помощи она ни от кого не получит.

Устинья ковыряла репку, обводила взглядом стол. Когда-то, в монастыре, она хорошо научилась читать по лицам. Видела, кому плохо, кому больно, кто злится, кто терпит…

Сейчас она тоже все видит.

Матушка любит отца. Любит сына. Дочерей скорее терпит. Если они не будут доставлять хлопот, отлично. Если будут, их просто сломают через колено, как это с Устей и произошло в той жизни.

Да и с Аксиньей, наверное.

Вот сестра сидит рядом, поблескивает любопытными глазенками, улыбается. Не злая, не подлая пока – когда она свернет на кривую дорожку? Можно ли это исправить? Пока она что любопытный щенок, который не боится получить кованым сапогом в брюхо. Жаль, надолго так не останется.

Вот брат.

Смотрит только на отца, явно старается ему подражать. И плечи так же расправляет, и прищуривается, и даже усы вытирает тем же движением.

Не будет от него помощи.

Есть такая порода людей.

Он не хороший, он не плохой, он ровно такой, какой его хозяин. Он умный, он добрый, но ровно пока хозяин не прикажет обратного.

Сейчас его хозяин – отец.

Потом будет его жена, а точнее, тесть, который полностью подомнет мальчишку.

Да, мальчишку.

Устя вдруг осознала, что брат-то… младше, чем она?

Да, она умирала, старше была лет на пятнадцать, даже больше. И теперь смотрела на Илюшку уже совсем другими глазами.

Ведь мальчишка как есть. Вот и след от прыща на шее, под бородой просто не видно, а он там. Если приглядеться.

И на отца он смотрит, как щенок на вожака стаи. И… сможет ли брат так смотреть на нее?

Нет, не сможет. Или сможет он?

Устя отчетливо поняла, что ни с отцом, ни с братом у нее договориться не получится. Отец никогда не примет ее всерьез.

Брат сначала будет следовать за отцом, а потом… ночная кукушка всегда дневную перекукует. Не нами то заведено, не нами кончится. Значит, не надо на них рассчитывать.

Обойдемся без союзников. Надо просто сделать так, чтобы они не мешали. А то и лучше.

Если отец свою выгоду почувствует, он горы свернет, моря закопает. Вот и пусть…

Устя ковыряла репку и думала о будущем. Том будущем, в котором ее семья останется жива и невредима. Ее семья.

Ее любимый.

Ее новая жизнь.

Понадобится солгать, убить, по крови пройти – не задумается!

Огонек горел внутри. Ровно-ровно, словно крохотная черная искорка. И это давало надежду на будущее.

(обратно)

Глава 2 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Дура я, наверное.

Но понимала, что так надо поступить. Даже против своей воли, даже против разума.

Дура.

И все, что случилось, только моя вина.

Почему я его не оставила умирать?

Почему не нанесла удар?

Почему кинулась помогать?

У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Может, это потому, что внутри меня билась живая сила богини?

Не знаю, ничего не знаю.

Дура!!!

* * *

Устинья отлично понимала: ей нужно сходить в храм богини. Верея просила, почти приказала волхву найти, да и сама Устинья понимала – надобно! А как?

Дома у них молельни не было. То есть была, конечно, домашняя, с крестами и прочим, как положено. А уголка для Живы не нашлось.

Хотя там немного и требовалось. Всего-то живой цветок из храма. Или деревце.

Возьми росток, посади дома да и приходи к нему, хоть иногда. Пока он жив. слышит тебя богиня.

Завял? Умер? Просто так эти растения не погибают. Думай, что ты сделал против Правды. Тогда богиня простит.

Огонек теплился под сердцем. Устя знала, он не погаснет. А вот полыхнуть может в любой момент тем самым черным, страшным пламенем.

Страшным?

Нет, ей не было страшно за себя. Ей было страшно не удержать огонь в узде. Не справиться.

А еще…

Учиться надо.

Сила – это только сила. Как меч – всего лишь остро заточенная железка. Не будешь учиться, у тебя его любой отнимет да и тебе накостыляет. С силой то же самое.

Мало ли что там тебе дано?

Учись! Тогда и прок будет!

А где научить могут? Только в храме. Хотя правильно ли это место называть храмом?

Жива. Богиня, дающая жизнь ^[9].

Она не любит мертвого камня, она любит живые рощи, поляны, луга, леса. Вот и поклоняются ей в роще.

Есть такая и рядом с Ладогой. Чуточку в стороне, но есть.

Еще первый государь Сокол запретил ту рощу вырубать на дрова или как-то растаскивать. Разве что хворост собирать, упавшие деревья выносить. И то если роща дозволит.

С тех пор запрет и держится.

Всякое, конечно, бывало. И вырубать рощу пробовали, и поджигать. Ничего не получалось. Погибали люди. Деревья падали на лесорубов, поджигатели роняли на себя горящие угли, сами вспыхивали свечками…

Что потом с рощей сделал Фёдор?

Устя не знала. Когда ее убрали, иначе не скажешь, в монастырь, роща еще стояла. Еще боролась… до конца боролась.

До последнего… последней. До Вереи.

Устя потерла лицо руками.

Идти необходимо.

А как?

Для прежней Усти семнадцати лет от роду задача была невыполнима.

Для нынешней – сложно, но можно попробовать. И Устя решилась.

Потихоньку соскользнула с лавки. Аксинья сопела неподалеку. Сестры спали вместе, в светелке, но у Аксиньи сон крепкий, Устя помнила. Она однажды с лавки упала, закрутилась во сне, так другая бы проснулась, а Аксинья только повернулась – и дальше спит. На полу.

Устя выглянула за дверь.

Никого.

Хорошо. Но если бы там был кто-то из служанок или нянюшка, пришлось бы сейчас выйти и вернуться. А что, и так бывает. В нужник надо, живот прихватило.

Никого.

Устя вихрем пролетела по коридору, толкнула дверь кладовки. Не заперто. И понятно, ничего тут особо важного нет, сундуки стоят, вот они-то заперты. Но ей не сундук нужен, ей нужно то, что спрятано между сундуком и стеной.

Устя подбирала наряды для ярмарки, ну и себе пару вещей отложила, потом припрятала потихоньку, пока Аксинья не видела.

Из-за сундука появился старый, кажется, еще прабабкин сарафан. Некогда роскошный, а сейчас пообтрепалась ткань, потемнела и местами разлезлась вышивка, пара дырочек появилась. И старая же душегрея, изрядно поеденная молью.

Осень. Холодно.

Поверх всего этого великолепия, остро пахнущего лавандой, Устя намотала платок. Посмотрелась в зеркало.

Если б не коса… так, косу внутрь. Вот так.

Отлично, теперь и не поймешь, то ли девка, то ли бабка, лицо закрыто, руки закутаны, одежда неприметная. Хорошо.

Может, и пробежит она незаметно?

Устя выдохнула, привычно перекрестилась, потом опустила потерянно руку.

А можно ли? После всего, что случилось с ней? И в храм-то ходить боязно… как еще огонек подсердечный на это отзовется?

Хотя какая разница. Сейчас надо так, чтобы никто не понял, не заподозрил. А потом… дожить бы до этого! Просто дожить!

И Устя решительно выскользнула из кладовки.

Не просто так она рябину собирала, она еще и за подворьем наблюдала.

Собаки?

Собаки ей не страшны, сторожа – хуже. Но сторожей ей не встретилось. Спят небось. А и ладно.

Вот и задняя калитка. Устя помнила, через нее девки на свидания бегали. Хозяева не потворствовали, да разве удержишь? Дверь отворилась без единого звука – хорошо петли смазаны.

Темные ночные улицы сами стелились под ноги, Устя почти летела туда, где чувствовала такое же тепло, как и внутри себя.

В ней горит огонек. А там… там целый костер! Ей лишь искра досталась, а в роще пламя, к нему можно протянуть руки и греться. Оно теплое, родное, уютное, хорошее…

Каким чудом ее не заметили?

Устя и не раздумывала над этим. А все было просто.

Лихие люди позже на промысел выходят. Сейчас еще только стемнело, может, час прошел, полтора… сторожа еще толком не уснули, пьяницы из кабаков не пошли, зато стража по улицам проходит. Государь так приказал. Обходить город сразу после захода солнца – и через каждые два часа. Понятно, не всегда это соблюдалось, но первый-то обход стражники делали честно. Второй – уже не всегда, а третий и вовсе как повезет. Потом уже петухи запевали, потом приходилось идти.

Устя как раз незадолго до первого обхода и проскочила.

Почти пролетела по темным городским улицам, сама себе удивляясь. Вроде и нечасто она в городе бывала, пешком почти не ходила, в возке ее вывозили, в карете, а все помнит!

И куда свернуть, и как пройти.

Помогло еще, что усадьба их была в нужном конце города. Тут пройти-то всего ничего, может, с полчаса по городу – и ты уже рядом с валом.

Грязным, вонючим… что ж! Устя только рукой махнула. Лапти, конечно, в грязи будут, но что с ними делать, она подумает потом. Да и лапти же! Не сапожки, не чоботы ^[10].

Вал не слишком высокий, может, метра три, но это ИЗ города. А с другой стороны ров с водой. Сейчас, скорее, с жидкой грязью. Глубокий, но узкий, перепрыгнуть через него можно.

Откуда Устя знала? Да тот же Фёдор и говорил.

Зачем вал построили?

А боролись с беспошлинным ввозом товаров. Телеги теперь могли пройти только по нескольким дорогам, через заставы. Государь еще хотел сеть постов вокруг вала расставить, чтобы любого, кто его просто так перелез, хватали и пороли.

При Борисе Ивановиче такого не делалось. Государь справедливо рассудил, что ни к чему вал охранять. Телегу ты через него не перетащишь, тюки не перекинешь, а одну бутылку… ладно уж! Коли ты так выпить хочешь, что через вал полез, – пей!

Людей на ту охрану много понадобится, а пользы мало будет. Просто надо вал подновлять и ров прочищать, вот и будет ладно. А кто через вал полезет… явно не просто так, для баловства.

Сейчас Устя благословляла это решение.

Фёдор потом все же расставит посты, и стража будет хватать любого, кто попытается перебраться через вал, и нещадно пороть прямо на месте. И Фёдор будет сам проверять посты и нескольких людей прикажет запороть насмерть…

Это будет потом.

А сейчас она нещадно вымазалась и радовалась еще более-менее сухой погоде. А то бы и хуже было.

Слезла с другой стороны, кое-как перескочила через ров, правда, упала на четвереньки и, кажется, колено рассадила. А и ладно. Дохромает.

* * *

Роща открылась внезапно.

Кажется Усте – или она подальше от вала была?

А, не важно.

Вот только что голая дорога, а сейчас уже вокруг подростки, кустарнички, и все шуршат рядом. И соловей поет.

Устя невольно завертела головой, стараясь отыскать ночного певца. И нашла, что удивительно.

Соловей устроился на ветке дуба и пел так, что дух захватывало. И был он при этом совершенно белым.

Или луна так на перьях отливает?

Устя об этом не думала, она шла вперед и вперед.

И снова споткнулась, упала, выходя на поляну. Совсем небольшую, круглую – и береза на поляне. Да какая!

Сразу видно, она еще государя Сокола помнит. И до того сколько веков встретила?

Толстенная, мощная, покрытая густой зеленой листвой, словно и не приходила в рощу осень.

Устя согнулась в поклоне, да так, что носом чуть в траву не уперлась.

– Богиня…

И словно эхо ей ответил тихий голос:

– Богиня!

Только вот чувства разные были. Устинья перед рощей благоговела. А с той стороны ужас в голосе чувствовался, да какой!

– Кто тут?

Устя оглядывалась. Говорить? Бежать? Делать-то что?

– Это я.

Одетая в простую рубаху и ярко-зеленую поневу, на Устю смотрела женщина.

Молодая? Старая?

Лицо с морщинками, а глаза молодые, яркие, зеленые, даже в темноте видно. Такая искристая зелень, как у кошки, даже светится немного.

Фигура женская, и движения совсем легкие, девичьи.

– Кто ты? – Устя спрашивала требовательно. Разные люди приходят к богине, да и слуги ее… Волхва это? Или пока еще помощница? Или кто-то еще? Не очень Устя во всем этом разбиралась…

– Я просто служу Живе.

– Ты волхва? – Устя и не сомневалась. Она имеет право спрашивать.

– Да.

– Я… я пришла не просто так. Мне приказала прийти сюда одна из Беркутовых.

– Кто?

– Прости. Я не могу назвать ее имя.

– Я тоже Беркутова, – тихо сказала женщина. – Добряна меня нарекли.

– Устинья я. Заболоцкая.

– Не боярышняли?

– Неуж так мой род известен?

– Прабабка твоя, Агафья, мне ведома. Волхва она, и не из последних.

Устинья кивнула:

– Вот. А со мной… я не знаю, что со мной случилось. Но волхва сказала мне сюда прийти. Здесь ответ искать.

Добряна, видимо, успокоилась, плечи опустились, посох исчез куда-то… когда он и появился-то? Устинья даже и не заметила.

– Что ж. Проходи, Устинья. Будем искать. Прости, не признала я в первую минуту.

– Я… со мной не так что-то?

Устя невольно руку к груди поднесла. Там горел крохотный черный огонек. Такой теплый. Такой…

Настоящий.

– Не совсем так, как надо бы. Но мы смотреть будем. Думать будем. Ты проходи… сестра.

– Сестра?

Вот уж чего не ожидала Устинья. Разве… и так бывает?

– Все мы сестры. – Женщина коснулась груди. Ровно там, где и сама Устинья ощущала тепло. – Все родные. Меня богиня давно уже позвала, а тебя, смотрю, только что? Может, день-два?

Устя кивнула.

Двадцать лет назад? Двадцать лет вперед? Не важно, богине виднее!

– Недавно.

– Но не для служения, это я вижу. Ты меня не заменишь, у тебя другая дорога.

Устя снова кивнула.

Ей хотелось бы остаться в роще. Сесть под березу и сидеть, слушать соловья, ни о чем не думать, никого не видеть – все устроится само?

Не устроится.

ОН умрет. И все будет плохо, и темно, и не нужно. Никому не нужно, и ей в первую очередь. Устя не сможет здесь остаться. Она обязательно уйдет. Но…

– Я просто пришла к Богине. Или за помощью. Я уж и сама не знаю.

– Не печалься, все образуется.

От руки волхвы шло тепло. Оно успокаивало, прогоняло мятежные мысли, заставляло дышать полной грудью. Мимоходом кольнуло горячее в колене, Устя даже охнула, но тут же успокоилась.

– Себя мы вылечить не можем, а вот другим помочь проще. Друг другу особенно. Сила в нас общая. Если ты ее уже приняла, дальше легче будет. А вот те, кто богиню не принял, тех лечить сложнее. Закрываются они, сопротивляются. Я уж молчу про крещеных. Чужое… оно завсегда чужое.

– Я тоже крещеная.

– Нет. Ты умершая.

– Я?! Я… кто?! – Вот теперь Устинья и испугалась. Чуть не до медвежьей болезни, до дрожи в коленях, до крика. – К-как?!

– Неведомо мне это. Ты пришла, я силу твою почуяла. – Волхва головой качнула. – Я думала, ты с недобрым… сила твоя хотя и от Живы, да словно через смерть прошла. Но не колдовка ты, тех бы я сюда и не подпустила. Да и не подошли бы они сюда.

– Колдовка?

– Наш дар от Живы, их – от Рогатого. Наш дар врожденный, из ладоней Матушки, их – чужой кровью и болью выкупленный. Наш к Живе уйдет, их дар передать требуется.

– Понимаю. – Устя и правда понимала, о чем речь. – Но что с моим даром не так?

– Посмотри на меня, Устинья. Внимательно посмотри, вот сюда. Что видишь ты? Что чувствуешь?

Ладонь волхвы коснулась того места, в котором огонек грел.

Устя и пригляделась.

В этом месте как-то все легко получалось. Не училась она такому никогда, а все ж поняла.

– Светлый он. Ровно солнышко. И теплый.

– Испокон веков мы лекарки. Жизни спасаем, черное колдовство снимаем, болезни рассеиваем. Род – меч, Жива – щит. Сколько воин без защиты сделает? Да ничего, впустую все! А и щит один, без клинка, тоже не поможет от врага защититься.

– Понимаю.

– А твоя сила – другая она. Изначально как наша, а сейчас что получилось, не знаю. Согласна ты, чтобы я посмотрела?

– Конечно. Для того и пришла.

– Иди тогда к березе.

Устя даже и не оглядывалась.

ТАКАЯ береза здесь одна.

Громадная, раскидистая, толщиной, поди, в четыре ее обхвата, но не корявая, а гладенькая, ровненькая, стройная. И корни выпирают.

И соловьи в ветвях поют. И сомневаться тут нечего, идти надобно.

Откуда-то изнутри, искреннее, истинное выплыло.

Тебе здесь рады. Ну, здравствуй, Устинья, дочь боярская.

– Не найдется у тебя ножа? Хоть какого?

– Возьми. – В ладонь Устиньи легла рукоять клинка. Костяная.

И клинок костяной. Из клыка какого-то зверя.

В подарок богине приносят не жертвы. Ей приносят пироги, зерно, мед, ей приносят букеты цветов, но где все это взять Устинье? Потому подарком станет ее кровь.

Устя решительно располосовала свою ладонь.

Кровь закапала на корни березы.

И – стихло.

Замолк в роще соловей, замер пролетающий мимо ветер, стих шелест листьев.

Запело, зашелестело ветвями дерево. Устя знала: волхва сейчас на нее смотрит.

А еще смотрит и что-то другое.

Мудрое, древнее… ласковое и теплое. И видит все.

И темницу ее, и Верею, и последнюю, отчаянную попытку девушки всю себя отдать! Только бы получилось!

За всех! И за все!

Так в последнюю отчаянную атаку кидается израненный воин. Не уйти уже живым, на две-три минуты той жизни осталось. Но врагов с собой забрать! И тело движется даже мертвым…

Сколько то продлилось? Устя не знала, не осознавала времени. Себя не помнила.

А потом спустилась веточка, по щеке ее погладила, вокруг запястья обвилась – да и осталась так. И Устя поняла – ее услышали. И увидели.

На волхву оглянулась.

Добряна стояла, молчала. Потом заговорила глухо, тяжеловато:

– Открылось мне, в чем дар твой, Устинья Алексеевна, дочь боярская. Прабабка тебе небось про нас рассказывала сказками?

Устя только головой качнула:

– Батюшка против был.

– А… сила в тебе тогда еще не проснулась. Не то ее б и царь-батюшка не остановил. На самом деле просто все. Чем легче болезнь, тем легче и лечение, понимаешь? Рану я заживлю, не заметив. – Добряна кивнула на ладонь Усти, и та ее приоткрыла.

Кровь уже не капала, но рана была плохой, неприятной. С такой не побегаешь, не полазишь, а ей ведь домой еще бежать… И словно на мысли ее что откликнулось. Веточка с запястья стекла, ровно живая, на ладонь улеглась да в рану и вползла. А рана и затянулась. Была полосочка на руке – она и осталась. Разве только приглядеться к ней, тогда видно, что она ровно веточка, на ладонь положенная. Но кто ж там девке на ладони смотрит?

На другие места – ладно еще…

– Ох…

– Жива тебя отметила. И благословила. Не бойся этого, частичка ее всегда с тобой будет.

– А у тебя?..

Добряна ворот рубахи с плеча приспустила:

– У каждой из нас. Кого Матушка пожалует…

На ровной коже, аккурат над сердцем, веточка и лежала. Ровно как живая, яркая, зеленая…

– У меня она такой тоже будет?

– Нет. Ежели только сюда придешь, тогда заметно будет. Или силой своей пользоваться будешь… другая она у тебя. От Матушки, да только… мне с Порога человека вернуть можно, а потом три дня пластом пролежу. А ты легко сможешь. Дано тебе теперь. Коли ты сама через смерть прошла, сможешь и с ее порога людей уводить. Только опрометчиво тем не пользуйся, ревнива Хозяйка.

– Я смогу?..

– У тебя не просто дар. Он для тех последняя надежда, с кем мы справиться не сможем.

– Вы не сможете?

– Что ж мы – боги? Есть такие вещи, которые не вылечишь, не справишься просто. А вот ты сможешь человека из смерти вернуть. И сама потом пластом не поляжешь, и сил много не потратишь.

– А подвох тогда в чем?

– Уж прости. Но обычных детей тебе теперь не ро́дить. Все волхвами будут или волхвицами, все силой одарены будут. Кто больше, кто меньше, в ком раньше дар проснется, в ком позже, а только все одно – быть. Хоть ты от царя роди, хоть от конюха.

Устя только за голову схватилась:

– Но ведь… как же…

– Так вот, Устинья. За все своя плата берется, угадала ты. И еще… Сколько ты людей с порога смерти вернуть сможешь, то мне неведомо. Я после одного три дня пластом пролежу. А ты, может, сотню приведешь, а потом так же свалишься. Тебе пока пределы твоей силы неведомы, старайся ее не показывать. Особенно близким, родным…

– Ох-х-х…

– Они тебе родные. А ты им?

Устя Аксинью вспомнила, слова ее злые. И кивнула:

– Помолчу я.

– Помолчи. Пока с силой своей не разобралась – помолчи. А надобно что – сюда приходи. Что смогу, для тебя сделаю.

– Благодарствую. – Устинья поклонилась низко, в пол. – За заботу, за помощь.

– Не надо, не благодари. Матушка нас одарила, мне сестрице помочь в радость.

– Добряна, скажи… может, книга какая есть? Как мне научиться чему? Я как ребенок, коему ножик дали… а он и наколоться может, и друга убить по недомыслию… Дар без знания – вред большой. Мне бы хоть как с ним управиться!

– Знания… – Добряна задумалась. Внимательно на Устю поглядела. – Ради знаний волхвы годами в святилище живут. Нет у меня книг, нет учебников. В себя надо вслушиваться, силу, как коня, сдерживать. А времени у тебя и нет.

Устя понурилась.

– Подумай, ежели найдут у тебя книгу с такими знаниями, что случится? Где ты ее прятать станешь?

Устя себя дурой почувствовала. А и правда – где? Как?

Когда она царицей была… да и тогда у нее воли не было! Спрятать что-то? Да что ей было прятать! Только свои чувства! А остальное…

Остальное она и не ценила никогда.

– Да и не научить этому по учебнику. Тут как верхом ехать – хоть ты сколько и чего расскажи, а на коне все иначе.

– А все одно – страшно.

Волхва только улыбнулась, ладони коснулась:

– Себя слушай. Да и не так много у тебя пока силы, Устинья Алексеевна. Ты с ней справишься. А как прабабка твоя приедет вскорости, поможет.

– Благодарствую.

Устинья опять отмахнула поклон.

– Не благодари. Беги домой. Плохо будет, коли тебя хватятся.

– Да… сестрица.

– И не переживай ни о чем. Что в твоем сердце, Матушке ведомо. А что напоказ, то игрой и будет. Для людей, для родителей, для чужих и злобных глаз. За то Матушка Жива никогда не прогневается.

Устя опять поклонилась. Страшно ей было. Здесь-то, в роще, в безопасности она. А там?

А там мир.

И в нем… знает она, что однажды случилось. И более не допустит. А все одно страшно.

Волхва покачала головой, потом подошла и обняла ее, как маленькую. По голове погладила.

– Глуп тот воин, который перед битвой страха не ведает. Верю, справишься ты. А теперь иди. Лунный луч под ноги, светлой дороги…

И Устя побежала обратно, не чуя под собой ног.

Пореза на руке и не чувствовалось. И шрама. Как и не было его.

* * *

До вала Устя почти долетела. И через ров перепрыгнула, и на вал почти взлетела.

И с вала ссыпалась.

А вот потом… по городу-то пройти надо! А время – самый разбойничий час, первые петухи уж пропели, а вторых ждать надобно. Темнота, чернота, хоть ты глаз выколи.

Устя не спотыкалась.

То ли пожелание Богини действовало, то ли зрение у нее обострилось – по темным улицам она летела летом.

И добежала бы до дома, да вновь крутанулось колесо судеб.

На темной улице сталь зазвенела.

Пятеро мужчин в иноземном платье, в широких шляпах отбивались от десятка татей. Хорошо отбивались. Умело.

Двое татей уже лежали ничком, кажется, еще кто-то… Устя прищурилась. Пробежать бы мимо, да не получится. Ей по этой улице возвращаться! Круг сделать?

Так она бы сейчас пробежала, за угол завернула, еще одну улицу прошла – и дома. А обходить…

Страшно.

Может, подождать чуток? Сейчас передерутся они, тела ограбят да и уйдут? А она уж тогда домой? Все одно ее не видно, она в проулке, к стене прижалась…

На схватку Устя даже и не смотрела. Еще не хватает, чтобы ее заметили!

Так… выглядывала краем глаза.

Бросит взгляд, опять спрячется, опять бросит взгляд.

В этот раз татям не повезло.

Первый раз она выглянула – их было уже восемь. Потом шесть.

Потом осталось двое мужчин в иноземном платье, а татей не осталось вовсе. Устя скрипнула зубами. Это плохо. Если б тати верх взяли, они бы сейчас тела с собой утащили, обобрали, да и в ров скинули. К примеру.

А иноземцы сейчас стражу еще кликнут… это надолго!

А и ладно! Битва закончена, она сейчас пробежит по заборчику, протиснется – и домой.

Один из иноземцев стоял на коленях перед другим. Устя прислушалась. Тут и не желаешь, а чужие слова сами змеями в уши ползут.

– Я никт доу, мин жель, я никт доу…

«Не умирай, душа моя, не умирай…»

Перевелось оно словно бы само собой. Устя невольно замедлила шаг. Ну и что – иноземцы! Тоже ведь люди.

Потяжелело под ключицей, там, куда пришлась боль от соловья. Снова вспыхнул черный огонек.

Словно во сне Устя отлепилась от забора, по которому протискивалась мимо иноземцев, подошла ближе.

Раненый мужчина лежал ничком, голова запрокинулась, второй загораживал его и шептал что-то невнятное, просил не умирать. Хоть Устя лембергский и выучила в монастыре, а все одно половину слов не понимала.

Помочь?

Она ничего не умеет. А как не справится? Хуже будет!

Хотя нет. Тут уже не будет. Если она сейчас не поможет, только домовину заказывать и останется. И мужчине, опять же, плохо…

Попробовать?

Устя прислушалась к черному огоньку у себя под сердцем, и словно что-то толкнуло ее вперед, завертело-закрутило…

* * *

Сорок раз себя Рудольфус проклял за глупую затею.

Но как иначе-то?

Что может понравиться молодому парню? То и может. Кутежи, вино, женщины, развлечения. Вот и уговорил он юного царевича Теодора сходить с ним к блудницам. В новый, недавно открытый бордель.

Говорят, девочки там действительно из Франконии и такое вытворяют, что местным простушкам и во сне не приснится. А еще можно там покурить опиум. И вино там настоящее, с виноградников Лауроны.

Это стоило проверить.

И вот Рудольфус, царевич Теодор и еще несколько молодых лембергцев отправились в бордель. Выпили, конечно.

И откуда взялись разбойники?

О, эта дикая варварская Росса! Здесь могут зарезать кого угодно!

В Лемберге могли сделать все то же самое, и даже средь бела дня, но Рудольфусу сейчас было не до сравнений.

Конечно, они победили, что такое десяток глупых «мюжихоффф» против лембергских дворян! Тем более у них даже оружие было плохое, а у Рудольфуса, у Дрейве, у Малиста – кольчуги под камзолами! Правда, Малисту досталось дубиной по голове, но это нестрашно, ему и чем покрепче перепадало.

А вот царевич…

Зачем этот юный глупец полез в драку?

Но вот ведь… и полез, и поймал нож в живот, и лежит теперь…

Если он умрет, Рудольфусу придется бежать из Россы. А ему здесь так хорошо… было?

Руди попытался оценить рану и понял, что все плохо. От раны явственно несло нечистотами, то есть проживет цесаревич дня три. В лучшем случае.

Отчаяние накатывало волнами, и бедно одетую девушку Руди заметил не сразу. А потом и поздно было. Даже двигаться поздно.

Откуда она взялась?

Вышла из тени, словно по лунному лучу пришла, опустилась рядом с раненым на колени, решительно отстранила Руди. Убрала его руки от раны.

Дрейве как продолжал поддерживать Теодора под плечи, так и оставался, а девушка тем временем действовала.

Узенькие ладошки легли на живот Теодора.

И с них полился свет.

Теплый, ласковый, золотистый, он впитывался в кожу, проникал внутрь, и Руди ЗНАЛ. Каким-то внутренним чутьем понимал, ЧТО происходит сейчас.

Затягивается страшная рана.

Соединяется разрезанный кишечник. И зловоние пропадает…

Сколько это длилось?

У кого другого спросите, Руди бы век не ответил…

Час? Секунду?

Не понять.

Было – и закончилось.

Теодор протяжно выдохнул и открыл глаза. И увидел над собой светлое женское лицо.

– Ангел?

Девушка отскочила от него так, словно он был прокаженным:

– НЕТ!!!

Взвизгнула – и кинулась в темноту быстрее лани. Только юбка за углом мелькнула.

Теодор опять глаза прикрыл и, кажется, сознание потерял.

– Что это было? – очнулся Дрейве.

Вместо ответа Руди показал ему кулак:

– Что было, что было… ничего не было, ты понял?! Или за рану царевича отвечать хочешь?

Дураком Якоб отродясь не был, сообразил быстро.

Ага, поди расскажи кому.

Винища нажрались до изумления, царевича Теодора споили, потом потащились все вместе к непотребным девкам, по дороге тати напали, но татей порезали. Правда, царевича не уберегли.

Но тут мимо проходила – кто?

А правда, кто это может быть?

Неизвестно кто, которая царевича вылечила золотистым светом… да что уж там! Святая, которая сотворила божественное чудо, не иначе!

Сотворила она его и убежала. Благодарностей не захотела, видать.

А потом расскажите все это государю Борису. И вдове государыне Любаве, которая Борису мачехой приходится, а Фёдору матушкой родной, ага.

Вот вам благодарность-то выразят! Вот за вас порадуются-то! Костей не соберете на дыбе!

Якоб это понял быстро.

– Теодора не надо оставлять здесь. Надо перенести его… куда?

Рудольфус огляделся.

Куда-куда… о, в этой ужасной Ладоге везде заборы! И везде замки́! То ли дело в его родном Лемберге, можно спокойно постучать в дверь любого дома – и тебе откроют, или хотя бы выломать ту дверь… ^[11].

А тут…

И все темно, и глухо… а попробуй на чужое подворье зайди! Тут тебе и собаки обрадуются, и холопы с дубьем… сначала вломят, а уж потом будут спрашивать, кто ты таков.

Или нет?

Откуда доносится этот лязг? И шум?

О, слава богу!

– Стража!!! СТРАЖА!!! СЮДА!!!

* * *

Устя летела домой быстрее лани. И ругательски ругала себя.

Дура!

Устя, ты дура!

Ладно, ты не узнала Истермана! В широкополых шляпах, в плащах, они сами на себя не были похожи! Но ты хоть могла посмотреть, кого начинаешь лечить?!

Как, КАК можно было не узнать Фёдора?!

Как внутри тебя ничего не толкнулось?

КАК?!

Хотя все просто. Иноземная одежда, лембергцы рядом, опять же, второй из лембергцев поддерживал раненого за плечи, не давал опустить голову в грязь. И лицо Фёдора оказалось в тени.

Тело?

А видела она то тело хоть раз?

Муж к ней приходил в полной темноте, все свечи тушили – грех это, смотреть друг на друга. Она вообще в рубашке лежала…

Как она могла что-то узнать?

Ну спасибо, богиня, за подарочек!

То есть прости, матушка. Сама я дура! Но знала бы – никогда б лечить его не взялась! Сколько б сейчас узлов разом развязалось!

А она дура, ДУРА!!!

Если еще и попадется сейчас…

Не попалась.

И домой вернулась потихоньку, и в калитку проскользнула, и в светелку свою тоже пройти смогла, Аксинью не потревожила.

Лежала, смотрела в темноту, боролась с горькими воспоминаниями. А те накатывали, захлестывали…

* * *

Рудольфус Истерман.

Небогатый лембергский дворянин, то ли третий, то ли четвертый сын Адольфуса Истермана, был выпнут любящим батюшкой за порог с наказом делать себе карьеру.

Сделал.

Да так удачно, что вся семья Истерманов чуть изгоями не стала. Это уж Устя потом дозналась.

Так-то Рудольфус всем говорил про любовь к молодой девушке, которую отдали замуж за злобного старика, про месть рогатого мужа…

Можно и так сказать. Для затравки.

И девушка была, и рога были, но кое о чем Рудольфус умолчал.

К примеру, о том, что подбил даму бежать с собой. Что предложил ей ограбить супруга, который, будучи министром иностранных дел, имел в сейфе много интересного и полезного, что договорился с послом Франконии, коему и хотел отдать документы в обмен на убежище. Что в самый неудачный момент прибежал рогатый муж, коего Рудольфус приветил канделябром по затылку. Но бесшумно не получилось, на шум начали сбегаться слуги, старший сын покойного, который жил с отцом и мачехой, поднялся шум, Рудольфус был вынужден убегать, отмахиваясь тем же канделябром от вовремя спущенных собак…

Какие уж там документы!

К вдове проявили снисхождение и упекли в монастырь. В конце концов, баба – дура, это ни для кого не новость. А эта еще и от молодого мужика одурела.

К Рудольфусу снисхождение не проявили бы. Скандал разразился страшный, так что красавчик Руди отлежался у одной из любовниц, пока не зажила погрызенная задница, а потом решил уехать из Лемберга.

А чтобы не с пустыми руками, так, на дорожку, все же ограбил того самого старшего сына убитого. Классически так.

Кошелек или жизнь, дорога, черный платок на морде…

Кошелек и горсть драгоценностей он получил, на дорогу до Россы хватило. Это уж Устя потом узнала. Девкам такое не рассказывают, а зря.

Вот что девки видят?

Золотые кудри, свои, не парик какой, плесенью траченный. Громадные голубые глаза чуть навыкате, учтивое обхождение, красивое лицо, очаровательную улыбку… и тают, тают…

И сами собой в штабеля укладываются. И готовы на все для такого обходительного кавалера. В Россе-то Истерман так и жил за счет игры и баб. Потом уж…

Да, потом…

Это когда Истерман приехал, можно было так протянуть год-два. Но не дольше. Он огляделся по сторонам и пошел на царскую службу. Как младший сын в семье, Руди готовился стать военным, отец бы ему купил чин, как это принято в Лемберге. Не успел. Но образование Истерман получил неплохое, так что и приняли его, и в чинах он начал расти достаточно быстро. И…

Устя знала, почему еще.

Потому что у государя Ивана Михайловича, да-да, отца ее супруга, Фёдора Ивановича, была молодая жена. Любовь.

И любовь мужняя, последняя, и звали ее Любава. И Фёдора она родила. Правда, сыном не занималась совершенно, время себе уделяла, мужу и власти. Муж любил свою супругу, супруга любила его власть.

Исключение было сделано лишь один раз. Ради Рудольфуса, все же хорош был, подлец, до невероятности. Сейчас и то хорош, а уж тогда-то! Любаве тридцать, мужу ее за шестьдесят, Рудольфусу двадцать шесть, что ли? Вот и случилось, и потом… случалось. А чтобы держать к себе поближе любовника, Любава пристроила его сына охранять. Фёдора Ивановича. Приданным мальчишке полком командовать.

Фёдор и прикипел к веселому и обаятельному Рудольфусу. Да тот и сам активно приручал царевича. Потакал его прихотям, пакостям, в чем и сам подзуживал, первую бабу ему в кровать нашел – из Лемберга, понятно, с Лембергской улицы.

Сейчас ему уж за сорок, и Фёдору двадцать с лихвой, его женить надобно. Потому как царевич что ни день ездит к лучшему другу на Лембергскую улицу и кутит там с приятелями, и непотребные девки там бывают.

И мать его, Любава, боится, что мальчик подцепит что нехорошее.

А еще… Еще ей нужен женатый сын. И внуки. И покорная жена для сыночка, которая слова поперек не скажет властной матери.

Устя такой и была…

За то и выбрали, что молчала и терпела, терпела и молчала. До самого конца терпела, до Михайлы, чтоб ему у Рогатого до конца времен на вертеле жариться!

Как была, Устинья выскочила из кровати, бросилась к окну, распахнула, глотнула ледяного рассветного воздуха. Хоть и крохотное окошко, но ветер влетел, растрепал волосы.

– Подождите у меня, нечисть! Вы меня еще попомните! В этот раз я не дам вам победы!

Аксинью она разбудить не боялась. Вообще об этом не думала, да та и не проснулась.

Клятва?

Гнев?

Да кто ж его знает.

Но именно в эту минуту на другом конце столицы подскочил в своей кровати Рудольфус Истерман. Привиделось ему нечто… словно он голубку поймал и душит, а та змеей оборачивается – и жалит, жалит… от страха и боли проснулся несчастный с криком и долго курил, засыпая табачным пеплом грязноватые перины на кровати.

Привиделось, понятно. Но гадостно-то как на душе… Нет, не стоит впредь вино с опиумом мешать, а то еще не такое померещится. Тьфу, пакость!

* * *

Последнее, что помнил Фёдор, – это лязг железа, выпученные глаза противника – и неожиданная боль в животе. От которой он и лишился сознания.

Такой вот секрет царевича.

Фёдор совершенно не мог переносить боль. Разве что самую незначительную.

Разбив коленку, он не падал в обморок. Но когда случайно вывихнул палец, ему помогли только нюхательные соли, которые спешно принесли от маменьки.

Может, потому ему и интересно было наблюдать за чужими мучениями? Потому что сам он не мог их осознать? Сознание милосердно гасло?

И в этот раз сильная боль швырнула Фёдора в омут беспамятства.

Черный, холодный, бездонный.

Его тянуло вниз, туда, где только мрак и холод, и снова БОЛЬ, и он понимал, что не выплывет, не сможет…

А потом сверху полился золотистый свет. Такой теплый, ласковый, уютный и добрый. И Федя потянулся за ним, как в детстве за скупой материнской лаской. Было так хорошо, и спокойно, и черные щупальца приразжались…

Федя потянулся еще выше – и вынырнул из темноты.

Вокруг была ночь.

И крупные яркие звезды светили с неба. А над ним парило нежное девичье лицо. Тонкое, ясное, чистое, как на иконе.

Боярышни – тупые, как овцы.

Лембергские бабы и девки – они совсем другие. Развратные, наглые… постельные бабы, и только-то. Чистоты в них как в мухе мяса. А эта…

Эта была невероятная. Светлая, настоящая…

Федя потянулся к ней, желая дотронуться, сказать хоть слово, но видение вдруг дернулось. Словно увидело нечто такое… очень страшное.

Кто мог ее напугать?

Что могло?

Федя не знал.

Дернувшись, он растревожил рану, которая только что затянулась, и боль резанула острым клинком в животе, вновь сталкивая сознание в непроглядный мрак.

* * *

Бывают женщины красивые.

Бывают обаятельные.

А бывают и такие.

Словно удар молнии. Увидишь – и онемеешь, и забыть никогда не сможешь. Словно черная пантера в клетке.

Опасное, хищное, роковое совершенство.

Ее величество Марина была именно такой.

Длинные ноги, тонкая талия, роскошная упругая грудь, лебединая гибкая шея, мраморно-белая кожа. Если бы ее увидели скульпторы, мигом схватились бы за резцы и мрамор.

Но и лицо было достойно!

Высокий лоб, тонкий прямой нос с крохотной горбинкой, громадные черные глаза, полные губы, точеный подбородок с ямочкой – все было правильно и соразмерно, красиво и изящно.

И, словно мало было этого совершенства, грива черных волос, которые ниспадали до пояса крупными кудрями. Завивались кольцами, обрамляли точеное лицо…

Наверное, единственный недостаток, который был у женщины, – это родинка. Достаточно большая, с ноготь мизинца, как раз между грудями. Впрочем, некоторые мужчины находили ее очень сексуальной.

К примеру, его величество Борис Иванович с удовольствием любовался супругой.

Марина дошла до столика, зачерпнула квасу в ковшик и вернулась к мужу. Подала с поклоном, как положено.

– Испей, любый.

Холодный квас пришелся к месту.

Борис сделал несколько глотков и протянул руку к женщине.

– Иди сюда, радость моя.

Марина засмеялась, тряхнула чернильной гривой.

– Уже?

Борис поневоле ощутил желание. Вроде и было уже у них все, а стоит лишь посмотреть, лишь услышать – и все дыбом встает! Да тут и колода глянет – встанет!

– Иди сюда.

Марина рассмеялась и скользнула к нему на кровать. И снова завертелось сладкое хмельное безумие.

Уже позднее, вытянувшись на кровати, Борис скользнул губами по родинке супруги.

– Мара моя… сына от тебя хочу.

Женщина чуть заметно поморщилась. Но царь этого не заметил и погладил ласково упругий животик.

– Разве дело это? У отца в мои года шестеро нас бегало, а у меня никого. Федька наследник…

– Порченый, – прошипела женщина.

– А другого нет. Случись что, он на престол сядет, тогда Россе худо придется. Все ветром пустит…

– Рожу, рожу я тебе ребенка. Сына.

– Пойду к заутрене – помолюсь. Может, уже сегодня…

Женщина рассмеялась глубоким, грудным смехом, опьяняя мужчину. И потянула его к себе:

– Попробуй!

Уже позднее, когда вконец измотанный супруг уснул, ее величество, как была, голая, подошла к окну, потянулась всем телом, хищно оскалилась.

– Хорошо…

И чуть позднее:

– Фёдор-р-р-р-р… Наследничек…

И так это предвкушающе прозвучало, что Фёдору стоило бы задуматься. Но он ни о чем таком не знал. Даже и не догадывался.

Отражение царицы хищно улыбалось ночному небу.

* * *

Смотрела в небо и другая царица. Только вдовая.

Государыня Любава Никодимовна.

Сняла черный вдовий плат, распустила по плечам каштановые кудри, обильно тронутые сединой. Не со всяким собеседником так можно было, но с боярином Раенским – то дело другое. Любава в доме его отца росла, старого Митрофана Раенского, тот ее браку и порадел.

И с Платоном Раенским она была в самых что ни на есть хороших отношениях. Они после замужества Любавы много чего получили. К казне пробились, черпали из нее если и не горстями, то ладошками, чины получили, звания, земли. Любава родне посодействовала.

Да и она сама кое-что получала от Раенских.

Вроде бы род небогат, но зато Раенских много. Они горластые, вездесущие и приметливые. Там слово, здесь два, вот и донос готов. А донос – это хорошо, это полезно.

Когда ты о чужих грешках знаешь, это хорошо. Плохо, когда люди о твоих знают или хотя бы догадываются. Но Платоша если о чем и догадается, так промолчит. Выгодна ему Любава, очень выгодна.

И Федя ему нужен. Только вот…

– Федю бы женить надобно, сестрица.

Сестрица Любава ему была, скорее, троюродная, а то и более дальнего родства, но кому это важно? Когда Любавушка и при ней маленький Данилка сиротами горькими остались, кто их в свой дом принял? Правильно, боярин Митрофан.

Не попрекнул ни родством, ни куском, с родными детьми воспитывать приказал. Жена его, конечно, злилась, ну так до поры. Пока на Любаву царь-батюшка Иоанн Михайлович внимание свое не обратил, жениться не пожелал. Тогда-то тетка горлицей запела, соловушкой разлилась. А с Платошей Любава и до того дружна была. Умен был боярин Митрофан, и сын его не глупее батюшки. Оба они Любаву оценили по достоинству, поддержали, да и не прогадали.

– Надобно. Да только вот на ком? Сам все знаешь о племянничке. Люблю я сына, а только и недостатки есть у него. Есть…

Платон кивнул:

– Нужна девушка скромная, из старого рода, но не слишком богатого, чтобы добрая слава о нем шла. Чтобы мужу не прекословила, ну и плодовитая, конечно.

– И где ж такую найти? Сам знаешь, боярышень я Феденьке показывала не одну и не двух – никто ему не люб, никто не глянулся.

– Знаю… искать будем!

– Ищи, Платоша. Сам знаешь, у Бориса сыночки нет, не ро́дит его стерва пустобрюхая. Случись что – Феде на трон садиться, а когда так, лучше ему женатому быть. И с дитем, а то и с двумя.

– Знаю. Только вот…

Мужчина и женщина переглянулись со значением.

Есть слова, которые лучше не произносить. Даже между своими.

А как сказать, что тянет наследника не к приличным боярышням, которых и в жены взять можно и от которых детей хорошо бы дождаться, а к таким, прости господи, что плюнуть хочется?!

Лембергские, франконские да и прочие иноземные девки бесстыжие, полуголые, продажные развратницы… и не все девки уходят от него целые. Не все – на своих ногах. Потому как вкусы у царевича очень и очень своеобразные.

Истерман смеется, мол, нормально все для парня, перебесится – успокоится, но сколько ж ему беситься-то? Десять лет?

Двадцать?

Ему жена сейчас нужна и наследник тоже. Только вот… сможет ли Федя?

Нет ответа. А время все уходит и уходит, его уже почти и нет…

Но как сказать царице, что тянет ее сына куда-то в грязь? Как намекнуть?

Лучше о таком и не говорить, целее будешь. Платон и не говорил. Просто думал, что девку надо искать безропотную. Чтобы, если и поймет чего, молчала. И опять молчала.

Тоже целее будет.

Женить, как можно скорее женить Фёдора. Может, и правда остепенится? Хотя верилось в это… да вообще не верилось! Но помечтать-то можно!

Так и сидели двое, так и мечтали.

Вдовая царица – о власти, о том, как на нее будут смотреть – со страхом, с уважением, как давно уж не смотрели, со дня смерти мужа. Сейчас так на царскую женку смотрят – опасна, гадина! А ей, Любаве, крохи былого почета и уважения. А она не такого заслуживает, не к такому привыкла!

Ее родственник – о власти. Ну и так, по мелочи. О деньгах, поместье, холопах, драгоценностях… у каждого свое счастье. Только вот платить за их счастье должен был кто-то другой. И согласия Раенские спрашивать не собирались.

Власть же!

Власть!

Счастье…

* * *

Рудольфус Истерман сидел у постели Фёдора. И когда тот открыл глаза, схватил его руку, прижал к сердцу.

– Друг мой! О, я счастлив!

– Руди…

– Никогда, более никогда я не стану так рисковать! Мое сердце едва не разорвалось сегодня от горя!

– Руди, что это было?

– Это какой-то ворь… тать по-вашему. Они напасть, тебя ранили. – Руди заговорил с отчетливым акцентом, хотя обычно его росский был безупречен. Но когда Истерман волновался, срывался на привычный говор и забывал слова. – Неопасно. Мы перенесть тебя сюда есть.

Фёдор медленно прикрыл веки. Прислушался к себе.

Ничего не болело. Наоборот, было спокойно и уютно.

– Руди, кто она?

Врать Истерман не стал. Если бы царевич не вспомнил ничего – дело другое. А Фёдор вспомнил.

Поймите правильно, Руди не считал ложь таким уж плохим занятием. Не сказал? Значит, и не надо. Не всякое слово наружу вырваться должно. Не о каждом деле говорить следует.

Но врать, когда собеседник точно знает, что ты ему врешь?

Это неправильно. Совершенно неправильно. И пользы не будет, и доверия лишишься…

– Я не знаю, друг мой. Она словно появилась из ниоткуда, подошла к тебе и лечила твою рану. А потом убежала, как лань.

– Может, она живет рядом?

– Может быть.

– Руди, я хочу ее найти.

Рудольфус подумал, что Фёдор мыслит здраво.

Найти?

Почему бы и нет. Человека с такими способностями лучше держать при себе, мало ли – еще тебя ранят? А тут и помощь подоспела.

Но следующие слова заставили его призадуматься.

– Она такая… красивая!

Красивая?

Руди тут же поменял свое мнение. Был Фёдор дураком, им и останется! Какая может быть красота у такой девки?! Да будь она хоть сама богиня любви – тьфу! Дурак!

Она пальцем поведет, а с тобой что будет? Коли она раны врачевать умеет, так, может, и чего другое тоже? К примеру, сердце остановить? Или кровь отворить так, чтобы ни один лекарь тебе не помог? А вдруг?

Но говорить об этом Фёдору Истерман счел излишним. Пока.

Желает государь найти ту самую девицу? Вот и отлично, поищем. Такое и правда лучше держать рядом. А уж как использовать и чего она там умеет?

А это мы потом будем разбираться. Управа найдется на каждого, и поводок, и ошейник, и будет любая ведьма бегать и прыгать по команде. Никуда она не денется.

– Мы будем ее поискать, Теодор, да?

– Да, Руди.

– Только ты сначала должен спать и выздороветь.

– Я болен?

– Лекарь есть быть, он сказал: здоров, но ослаблен. Лежать и пить горячее молоко с медом.

– Фу, – искренне сморщился Фёдор.

– И тогда я… мы все искать та женщина. Ты согласен?

Фёдор вздохнул:

– Матушка знает?

– Не обо всем. Про рану я ей не сказал. И никто не скажет, обещаю.

Фёдор перевел дух. Это было хорошо. Матушке только намекни, она все кишки вытащит, а ему бы хорошо самому все обдумать. А уж потом делиться с кем-то.

– Хорошо. Я тебе верю, Руди.

Фёдор прикрыл глаза.

И снова перед ним поплыло нежное девичье лицо на фоне звездной ночи.

Громадные серые глаза, нежные розовые губы – кто ты? Кто?

(обратно)

Глава 3 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Завтра мы с сестрой идем на базар.

Есть причина для матушки – мы будем покупать припасы, смотреть, что и сколько стоит… все же зла она нам не желает. Просто не знает, как это – делать добро. Слишком она устала и вымоталась. Но я ей подсказала, и она понимает, как будет лучше.

И я, и Аксинья… мы обе будем учиться.

Я помню, как первый раз оказалась на ярмарке.

Как была неловка и растерянна, как все случилось…

Как меня запомнили после того случая, именно меня, и именно меня потребовали у батюшки, который решил, что меня выгодно отдать. И отдал…

Тогда я привлекла к себе внимание, тогда я вмешалась в события впервые. Именно тогда.

Самое забавное, что я не жалею о своем поступке. Но о его последствиях пожалела не только я.

Получится ли у меня что-то изменить?

Бог весть. Но я буду пытаться.

На лавке лежит моя завтрашняя одежда.

Нижняя рубаха, сарафан, платок и даже дешевенькая лента в косу. Под лавкой стоят лапти. Кажется, я все продумала. И да поможет мне богиня, в этот раз я не пойду на бойню, словно овца.

И сестру не пущу.

Постараюсь.

Получится ли?

Не знаю. Но я уже иду вперед. А варенья из рябины сварено мало, на зиму его не хватит, потому надо купить еще ягоды и – в добрый путь.

В добрый. Путь.

* * *

– Устя, ты спишь еще?!

Устинья перевела взгляд за окно.

– Аксинья, который сейчас час?

– Петухи пропели.

– Какие, первые? – За окном было еще темно.

– Шутишь? – надулась сестра ^[12].

Устя уронила голову обратно на подушку:

– Ася, да есть ли у тебя совесть? ^[13]

– Есть… ты еще не готова?

– Ярмарка часа через два начнется, там еще и товар не разложили! А ты…

– Пока умоешься, пока косу переплетешь, оденешься…

Устя поняла, что поспать ей не дадут, и принялась вылезать из-под пухового одеяла.

Холодновато уже в горнице. Одеяло хоть и пуховое, а как вылезешь, зябко становится. А и то хорошо, что одна она живет.

Другие девушки и по трое-четверо в одной комнате, на одной кровати, а то и на лавках ютятся. Когда Устя царицей была, больше всего ее тяготила невозможность остаться одной. Всегда рядом мамки, няньки, сенные девки… даже ночью кто-то на лавке спит – вдруг матушке-царице подать что понадобится?

Устя тогда и протестовать не смела…

А сейчас плеснула в лицо ледяной водой и сноровисто принялась переплетать косу. Вытянула дорогую ленту с золотом, вплела простую, подумала чуток.

– Аксинья, мел бы нам и свеклу.

– А-а… – сообразила сестра. И помчалась доставать и то и другое.

* * *

Не по душе была Дарёне затея воспитанницы. Ой не по душе…

И ведь с чего началось-то?

Солнышком головку напекло, не иначе. Вроде еще вчера была послушная и тихая Устяша, а тут – на тебе! Варенье она варит и на базар собирается. Пусть бы еще варенье – это дело правильное, пристойное. Но на базар? К дурным людям? И разрешила ведь матушка-боярыня! На нее-то что нашло? Дарёна пыталась отговорить, да боярыня ее и слушать не стала, только ручкой махнула.

Мол, все правильно девочки делают. И урона тут никакого не будет. Не узнает никто, вот и ладно.

Может, будь у Дарёны больше времени, и отговорила б она боярыню. А не то к боярину в ноги кинулась, к бояричу. Узнали б они о таком безлепии, так небось не попустили бы.

Нет.

Не успела няня.

Боярин с бояричем в имение уехали, боярыня дикую затею одобрила – и девчонки ровно с цепи сорвались. Сарафаны нашли холопские, лапти откуда-то взяли…

Дарёна и не узнала их сначала-то…

– Устяша! Аксюта! Ой, мамочки!

И узнать-то боярышень не получается! Смотреть – и то жутковато!

– Да что ж вы с собой сделали-то?! Ужасти какие! Смотреть страх!

– Дарёна, ты мне скажи – нас кто в таком виде узнает?

– Узнает, как же… греха б от ужаса ни с кем не случилось!

Было отчего ужасаться старой нянюшке! Девушки раскрасились так, что скоморохи б ахнули. Брови черные, толщиной в палец. Явно сажей рисовали, вот, видно, где у Аксиньи рука дрогнула, бровь еще шире стала, к виску уехала.

Лица набеленные, щеки и губы явно свеклой натерты.

Узнать?

Кой там узнать! Увидишь ночью такое… перекрестишься – да и ходу! А то ведь догонит!

Но…

И сарафаны яркие, но старенькие, и ленты в косах хоть и яркие, но дешевенькие, сразу видно, и платочки простенькие, повязаны, как в деревнях носят, и лапоточки на ногах…

Боярышни?

К тетушке в город две девицы приехали деревенские. Себя показать, людей посмотреть. И на том бы Дарёна стояла твердо.

Лица? А и лица… поди тут узнай, кто под известкой и свеклой прячется…

Нянюшка только дух перевела:

– Ладно же… только от меня далеко не отходите. Понятно?

Девушки понятливо закивали.

Они и не собирались. Им бы посмотреть, водичку пальчиком попробовать, а потом снова в терем, к мамкам-нянькам. Ладно, к одной нянюшке под присмотр. Но интересно же!

* * *

– Руди, думаешь, будет она там?

– Не знаю, Теодор. Но может и такое быть. Ярмарка же!

За прошедшие несколько дней Рудольфус Истерман три раза проклял загадочную незнакомку. И было, было за что!

Первое!

Фёдор потерял всякий интерес к продажной любви! Минус один рычаг управления! Хотя кое-какие наметки у Руди на этот счет были.

Второе!

Найти девицу, которую видел пару секунд и то в темноте, – в столице? Ладога большая! Побегай, пока ноги не отвалятся!

Может, она и рядом живет. А может, и мимо пробегала. Мало ли кто и куда послать может, даже и по ночному времени? Одежда на ней старая вроде бы. Холопка? Служанка? Поди поищи! Если лицо ее только Фёдор запомнил отчетливо, но рисовать-то он не умеет! А Руди ищи, стаптывай ноги по самое… вот, по то самое!

Третье!

Скандал устроила царица Любава, прослышав про сей случай. А уж она скандалить умеет. Так что надзор за Фёдором был достаточно строгий. Даже на ярмарку… не надо бы! Но уж коли пойдешь, так с тобой еще десяток слуг пойдет. Не согласен?

Сын неблагодарный, ты смерти моей хочешь?! Я для тебя все, а ты, а я…

И изобразить сердечный приступ. Запросто. Хотя Руди точно было известно, что царица здоровее всех росских медведей, вместе взятых.

* * *

Как отец Алексей Иванович Заболоцкий был строг и суров, так что Илья не удивился, когда боярин вернулся от соседа и приказал к себе сына позвать.

– Что случилось, батюшка?

Много чего мог ожидать Илья. Покупки земель, холопов или продажи, или договора какого. Но уж точно не таких слов.

– Илюха, женить тебя хочу.

– Батюшка? Я ж…

– Ты отцу не жужжи. У Николки Апухтина дочка подросла. Марья. Уж шестнадцать лет исполнилось. Вот как Святки закончатся, так и обженим вас.

– Я ж и не видел ее ни разу!

– Я видел. Хорошая девка, не больна, не тоща, да и приданое Николка за ней хорошее дает. Две деревни, триста душ народу.

Приданое было действительно хорошим.

– И луга заливные у излучины. Хватит тебе. А я вам дом на Ладоге построю. Чтобы в столице были. Уже и место приглядел.

Илья аж головой помотал:

– Батюшка, так…

– Не знаешь ты ее? А тебе и не надобно. Апухтиных мы давно знаем, хоть и худородны они, да плодовиты. И деньги у них есть. У нас, сам знаешь, кроме древности рода, и нет, считай, ничего. Сам за холопами оброк пересчитываешь. Чай, не нравится?

Илья только руками развел.

Не нравилось.

А что поделать-то?

– Воти женись на Машке Апухтиной. Дурного слова про девку никто не скажет, я порасспрашивал. А там… кто тебя за уд держать будет? Вон у меня… сам знаешь.

Илья знал.

Весь дом знал.

Жена-боярыня тоже знала. И скольких девок дворовых ее супруг перевалял, и сколько у него ублюдков бегает по деревням. Знала…

Не радовалась, а куда деваться?

Алексей Заболоцкий вольностей никому не позволял, так приложить мог, что и дух вон. На жену он гневался редко, так и боярыня Евдокия баба разумная. Дом ведет, детей ро́стит, куда не надобно не лезет. Чего еще-то желать?

И все же Илья колебался.

Была в его жизни тайна, о которой не стоило и отцу знать. Что там отцу?

На исповеди – и то Илья молчал. И впредь молчать будет.

Боярин кулак на стол опустил. Тяжелый, увесистый.

– Согласие я дал. Приедут Апухтины в столицу – посмотришь на невесту.

– А что ж не сейчас, батюшка?

– Не твоего ума дело.

У боярина Апухтина тоже свои причины были.

И дочку замуж выдать побыстрее, и приданое за ней дать. И в причинах этих он соседу честно признался. Так что боярин Алексей на Николу Апухтина сердца не держал.

Его воля, его выбор.

Так и так, боярин, вот девка, вот беда… берешь?

Бери. А когда нет, так другому предложим.

Алексей это бедой не считал. Был уверен, что в своей семье с чем угодно справится. А потом бояре по рукам и ударили, ко всеобщему удовольствию. А дети?

Что дети?

Им соглашаться надобно! Отец-от лучше знает, что сыну надобно! Он жизнь прожил, он плохого не посоветует.

Так что рождественский пост закончится, Святки пройдут – и честным пирком да за свадебку. Как раз приданое девке нашить успеют.

А Алексей и место в городе присмотрел. Купит подворье, поставит там для молодых новый дом. Конечно, не так оно быстро делается, ну так что же? Пока с ними поживут, не беда.

Илья посмотрел на отца – и вздохнул тихонько.

Нет у него выбора. И у Марьи нет. Интересно, она хоть на человека похожа? Отец-то скажет, да ведь не ему с ней в постель ложиться. Вдруг там не девица, а заморский зверь кокодрил?

Все равно отказаться не получится. Ни у него, ни у кокодрила…

* * *

Еще как интересно!

Базар хоть и не ярмарка, но все равно шумно, живо, весело…

В чем разница?

Так к ярмарке загодя готовятся, иногда как одна заканчивается, так к следующей и начинают шить-кроить-варить-солить. Кто чем славится, тот свое умение и показывает.

Вон к Федоту Кожемяке со всей округи едут, у него шкуры, словно бархат, а секрет выделки таит, старый. Сыновья знают, но тоже помалкивают. Никому еще разнюхать не удалось!

К золотошвейкам… тоже едут. Такие наряды из их рук выходят, такие кокошники! К кузнечных дел мастерам, к золотокузнецам… да мало ли?!

Ежели кого расспросить, так и за мочеными яблоками надо только к вдовице Настасье идти, к другим после нее и не захочется. Уж что она с яблоками делает, никому не ведомо, а только они у нее крепенькие, сочные, на зубах хрустят, а запах…

Раз попробуешь – десять раз вернешься!

На ярмарке и скоморохи кривляются, хоть и гоняют их власти. А на базаре ходят, бывает, но не слишком разгуливаются. Вот кто всегда в чести, так это хозяева кукол-петрушек. Ходит такой по ярмарке, где высмеет, где польстит. Его и покормят, и напоят, и монетку бросить могут.

Правда, и побить могут. Но – следи за языком, думай, что и где ляпаешь. Известно же, за провинившийся язык спина ответит! А то и голова…

Аксинья смотрела во все глаза. И было видно, что вся она – там. В веселом коловращении запахов и вкусов, звуков и оттенков, людей и фраз… закружило-завертело, хорошо, если сама по базару пройдет, в лужу не сядет.

Устя слушала нянюшку внимательно.

Запоминала, сопоставляла.

Не бывала она никогда на ярмарке, может, пару раз. Ну, мимо проезжала в возке своем, да что из него увидишь?

Ничего.

Это уже потом, в монастыре, когда появилась возможность разговаривать и слушать, читать и сопоставлять, когда Устя поняла, что она позволила слить свою жизнь в загаженный нужник…

Потом.

Гримироваться? Она научилась у гулящей девки, которая пришла в монастырь умирать. Болезнь ее дурная съела.

Ярмарки?

И вот тебе и вдова купца, и матушка плотника, и… много таких женщин было. И каждая свое видела, свое рассказывала.

И сейчас Устя смотрела по сторонам, но… не просто так, нет.

Вот стоят девицы.

Вроде бы просто стоят, но у каждой в руке монетка, которую девушка нет-нет, но зубами прикусит. Раньше гулящие колечко в зубах держали, да несколько лет назад указ вышел. Чтобы гулящих девок гнать нещадно. Вот и пришлось маскироваться монетками, но кому надо, тот поймет. За что гнали? А не за блуд, за худшее.

Пусть заразу не разносят.

Ага… гулящих девок…

Февронья, та самая гулящая, Усте рассказывала, что не их бы гнать! Иноземцев! Они эту заразу в Россу принесли, а ведь никто их не осматривает, никто не проверяет! А девушкам и самим такое не в радость! Кому ж болеть да помереть хочется? Это как с сорняком бороться – верхушку срезали, а низ остался. Корешки целы. И дальше девушки болеть будут, и дальше хворь иноземная пойдет стыдная, когда язвы на теле, нос проваливается…

Увы.

Устя никогда и ни на что не влияла, а муж ее Фёдор Иванович, не тем будь помянут, дураком был редкостным. И чужому влиянию поддавался легко.

Есть у него друзья-иноземцы? Так они ж ДРУЗЬЯ! Подумать, чего с тобой дружат? Нет, не судьба.

Подумать, что каждый кулик свое болото хвали́т, – тоже.

А вот решить, что все иноземное лучше росского, – запросто! И иноземцев привечать! Хотя чем иноземное платье лучше, Устя и по сей день понять не могла. Росское-то и легкое, и красивое, хочешь красуйся, хочешь работай. А эти навертят на себя двадцать тряпок и рады. В прическах мыши заводятся, виданное ли дело?

Тьфу, гадость!

Вот и о гадости… такой знакомой вонью повеяло…

Устя аж нос зажала, Аксинья, и та ахнула. Глазами захлопала.

– А что… как…

– Тьфу, гады чужеземные!

Дарёна все знала. И то, что иноземцев отличали по табачной вони, – тоже. И то сказать – мерзость какая! Дым изо рта пускает… кто? А вот тот самый, Рогатый, который из подземного мира! Лучше такое к ночи и не поминать!

И вонь такая…

А всего-то и есть, что мимо трое мужчин прошли. Все в иноземных платьях, лембергских, при шпагах, у одного трубка в углу рта, парики напудрены…

А чулки все в грязных пятнах. И ботинки в грязи чуть не по щиколотку.

А одежда богатая, и перстень на руке у того, что с трубкой, зелеными искрами сверкает, изумруд чуть не с ноготь величиной!

Дарёна растопырилась, девочек закрыла – мало ли что? У нас-то, понятно, нельзя к бабам лезть, а у них это халатное обхождение, во как называется! ^[14]

А по-нашему, по-простому, бесстыдство это, вот как! Дарёна, когда по Лембергской улице проходила, чуть не плюнула. Бабы – не бабы. Сиськи заголенные, морды раскрашенные, подолы шириной неохватной, то грязь метут, то стены обтирают… тьфу, срамота!

Приличным боярышням на такое и смотреть-то неладно будет. Дарёна оглянулась на своих подопечных.

Аксинья, кстати, и не смотрела никуда, чихала безудержно. А вот Устинья словно окаменела. Лицо и без белил мраморным стало, пальцы так сжались – сейчас из-под ногтей кровь проступит. Дарёна аж испугалась за свою девочку.

– Устяша! Ты что?!

Губы шевельнулись, но Дарёна ничего не разобрала. Усадила Устю на вовремя подвернувшийся чурбачок, Митьке, конюху, кивнула, чтобы тот сбитня принес.

Потихоньку Устя и опамятовалась.

– Пойдем, нянюшка. Наверное, от запаха того мне дурно стало.

А, вот и объяснение. Дарёна и сама не представляла, как с такими бабы обнимаются. Небось упасть рядом можно, кабы еще не вывернуло… ^[15]

– Конечно, Устя. Ты посиди еще минуту, да и пойдем себе?

– Да, нянюшка. А ты не знаешь, кто это был, такой вонючий?

– Не знаю, деточка.

А вот Устя знала.

Значит, точно с Фёдором Рудольфус Истерман был. Выжил, мерзавец! Ах, какая жалость, что ему стали не хватило! Еще один человек, которого стоило бы убить. Но не сейчас. Пока – ярмарка.

* * *

Дарёна только головой покачала, когда боярышня решила дальше по ярмарке погулять.

Ох, ни к чему бы это! Ни к чему… и вонь тут непотребная, и люди самые разные. Но Устинью Алексеевну, коли она решит, не переупрямить. Вроде тихая-тихая, а характер… он тоже тихий. Как каменная плита – и не шумит, но и не сдвинешь. С Аксютой проще было, той что скажешь, то она и сделает, куда поведешь, туда и пойдет. А Устяша… есть в ней нечто такое, непонятное нянюшке.

В прабабку пошла, наверное. Ту тоже не сдвинешь, коли упрется. Гору лопаткой срыть легче.

Идет, приглядывается, приценивается. Две корзины рябины сторговала, здоровущие такие, и дешево. И рябина хорошая, Дарёна лично осмотрела. Не гнилая, не порченая. Дома перебрать на скорую руку, да и варить варенье.

Откуда только Устя все тонкости узнала? Раньше на кухню и не загнать было, все у нее из рук валилось. А вот поди ж ты?

Может, время пришло? Девочки, они ж по-разному зреют?

– Держи вора!!!

Дарёна дернулась от крика, огляделась, завертелась на месте, не зная, то ли боярышень хватать, то ли бежать куда, но было поздно.

Парнишка, который проскочил мимо, сильно толкнул ее. А много ли старой няньке и надо? Мигом дыхание в груди зашлось, в глазах потемнело… ох, как же девочки… без ее пригляда…

* * *

Устя не столько по ярмарке ходила, сколько ожидала того, что помнила. Рябину купила, варенье будет. Но… когда же? Вроде тот раз время к полудню было?

– Держи вора! ДЕРЖИ ВОРА!!!

Устя вздрогнула.

Началось.

Парень, почти ее ровесник, бежал быстро, но недостаточно. Стрельцы догоняли его, вот кто-то подставил ногу. Парень споткнулся, пошатнулся – и так пихнул Дарёну, что бедная няня навзничь упала, дух вышибло. За грудь схватилась, ах ты ж…

Устя, не думая ни о чем, кинулась к няне:

– Нянюшка! Родненькая!

Подхватила, махнула рукой мужикам, мол, помогайте. И внимания не обратила на зеленоглазого парня, который валялся в грязи.

* * *

Аксинья и ахнуть не успела.

Налетело что-то такое, закружило, завертело, толкнуло – и оттянул пазуху кошелек.

– Сбереги… умоляю.

А потом парня оттолкнули в грязь. И Аксинья даже сказать ничего не успела. Со всех сторон заорали, зашумели:

– Вот он, тать!

– Хватай вора!

– Не вор я, смотрите, православные! Хоть всего наизнанку выверните – не брал я!

– А бежал чего?!

– Так закричали, я и побежал!

– Врешь, шпынь ненадобный!

– ДА ПОМОГИТЕ ЖЕ!!!

Никогда Устинья так не кричала. А сейчас вот… Аксинья поняла, что происходит что-то страшное, кинулась к сестре. А та держала нянюшку, и лицо у нее было белее мела. И у Усти, и у няни.

– Помогите! Эта дрянь ее толкнула, у нее дыхание зашлось! Ее нельзя тут оставлять, надобно хоть куда перенести!

* * *

На свой самый страшный кошмар из прошлого Устя и внимания не обратила. Не было для нее сейчас никого важнее няни.

Доброй, ласковой, любящей, родной! Самой-самой лучшей нянюшки! Няня их всех на руках выпестовала, и сейчас, вот… вот так?! Не дам! Не позволю!!!

Петька, холоп, который с ними пошел, бестолково крутился рядом. А сама Устя вдруг ощутила огонек. Там, под сердцем…

Она… Может? И сейчас?

Может!

И подтолкнуть замершее от сильного неожиданного удара старческое сердце, и поддержать, и помочь!

Может! И от рук тепло пошло, а от веточки словно поток жара.

Ровно два крохотных солнышка горели на ее ладонях, грели нянюшке грудь и спину. Но этого все равно мало. Слишком мало!

Устя поняла это так ясно, как кто ей на ухо шепнул.

Няню надо сейчас перенести, отваром трав напоить, согреть и успокоить. Тогда все и обойдется. А коли нет, пару лет жизни долой.

Худо ли, бедно, а пару десятков лет, прожитых царицей, той, которая имела право приказывать, дали результат. Устя рявкнула так, что сама себе испугалась.

И тут же опомнилась.

Чего она боится? Кого?

Знает она их всех как облупленных, глаза б век не видывали! А потому…

– Помоги! Боярин, умоляю!

И за руку схватить. Фёдора, кого ж еще, супруга бывшего-будущего. Вот он, в расшитом кафтане, в дорогой шапке с малиновым верхом. А лицо как и прежде. Как помнится с юности.

Это потом он усы отрастил, заматерел, а в юности был дрыщавый да прыщавый, глянуть не на что. Так плюнуть и хочется.

И плюнула бы, да нельзя.

Вот он, смотрит на воришку, тот в пыли валяется… если сейчас прикажет казнить… да и пусть его! Пусть хоть шкуру сдерет с Михайлы, только б ей кого в помощь выделили! Не перенесет Петька нянюшку, ежели один, еще человек надобен, а лучше двое. И носилки хоть из чего сделать!

Федька аж отдернулся от неожиданности. Но Устя держала крепко:

– Боярин, милости! Нянюшка моя обеспамятела! Помогите ее перенести с улицы, а потом ваша воля! Хоть казните, хоть милуйте!

А вот это на него всегда действовало. Даже когда он кровью, аки громадный клещ, упивался. Даже тогда помогало.

И сейчас на миг разгладилось лицо, появилось в нем что-то человеческое.

– Хорошо, барышня. Эй, Филька! Помоги барышне нянюшку перенести куда скажет.

Устя тут же отпустила ненавистную ладонь, с колен не поднялась, но поклонилась.

– Благодарствую, боярин.

– Может, не боярин я, барышня?

– Как же не боярин? Когда и одет роскошно, и ликом, и статью как есть боярин?

Головы Устя упорно не поднимала. Боялась.

Полыхало под сердцем страшное, черное, мутное… Как хотелось УБИТЬ! Вцепиться пальцами в горло – и рвать, рвать, а когтей не хватит, так зубами добавить.

Нельзя. Нельзя покамест.

Ничего, она еще свое возьмет.

– Ну-ка, иди сюда. Чего стоишь, как пень дубовый? – заворчали за ее спиной.

Может, и ругался Фёдор на своего слугу нещадно, однако зря. Вот он уже и носилки притащил. Конечно, не носилки это, просто две доски широкие вместе сложили да тканью обмотали, но хоть так! Нянюшку донести хватит!

– А ну, перекладывай… барышня, вы б няню-от отпустили?

Устя сообразила, что до сих пор Дарёну поддерживает одной рукой за грудь, второй за спину, сердцу биться помогает, и головой покачала. Руку одну убрала, второй няню за запястье перехватила. Веточка нагревалась, аж ладонь жгло!

– Нет! С ней пойду!

– Вот и хорошо, вот и идите. А мы покуда тут закончим, – пропел Фёдор. Жажда крови возвращалась на свое место, вытесняя слова Устиньи. – А ну, скидывай одежду, грязь подзаборная!

Устинья бросила в сторону Михайлы только один взгляд. Больше себе и движения ресниц не позволила.

Да, это был он.

Те же светлые кудри, те же зеленые глаза, смазливое лицо… все сенные девки по этим глазам вздыхали, слезы лили, да и боярышни некоторые, не без того.

Девок Михайла портил без счета. Вроде как и ублюдков у него штук двадцать бегало. А с боярышнями всегда был приветлив, любезен… правда, как припомнила сейчас Устя, девок он предпочитал рыжих.

Гадина!

Да пусть тебя хоть тут с грязью смешают! Не пожалею!

И отвернулась, не замечая, каким светом полыхнули зеленые глаза ей вслед. И тут же погасли, потому что Михайла покорно встал на колени и принялся разоблачаться.

До голого тела. Бросая ветхую одежонку прямо себе под ноги. А что?

Бросишь в сторону, так тут же упрут, что он – людей не знает? Сам такой!

– Смотри, боярин! Нет на мне вины! В том и крест поцелую, хошь казни меня, а только нет у меня твоего кошеля.

Фёдор сдвинул брови.

И казнил бы. Да так жалко и гнусно выглядел голый и оборванный юноша немногим младше самого Фёдора, что даже казнить его неохота было.

Настроение качнулось в другую сторону. От гнева – к жалости.

– Филька… кто там? Сенька? Найди ему место, возьму к себе, пусть с поручениями бегает. Раз уж оболгал его, безвинного…

– Боярин! Благодарю!!!

Михайла подскочил и принялся обильно обцеловывать руку Фёдора. Со слезами и соплями, захлебываясь и причитая, что так благодарен доброму боярину, так благодарен… сам бы он небось и осень бы не прожил, потому как сирота горький, его и ветер обидит, и всякая ворона клюнет…

Фёдор слушал самодовольно.

До смерти слушать будет.

Любим мы тех, кому помогли. А если они еще и благодарны за помощь, и не устают о том напоминать… как тут не любить?

А все же…

– Надобно посмотреть, что там с барышней и ее нянюшкой. Да помочь чем. Хорошая девушка.

* * *

Устя шла рядом с носилками.

Держала руку нянюшки Дарёны, вспоминала.

В тот раз было все иначе. Самовольно она сбежала на ярмарку, через забор перелезла. Повезло дурочке, никто обидеть не успел. Сегодня-то они с утречка пришли, а тот раз она после завтрака удрала, вот и задержалась.

Прийти на ярмарку не успела – ввязалась в беду.

Налетел на нее Михайла, сунул за пазуху кошелек – и шепнул спрятать. А она так ошалела, что только стояла, глазами хлопала. Чисто корова бессмысленная, которую на скотобойню ведут.

А за Михайлой уже и Фёдор поспешал.

Это тогда она не знала, что произошло, а сейчас-то… За столько лет грех было не дознаться. Михайла на ярмарке Фёдора увидел да кошелек у него и украл. А кто-то из холопов заметил.

Погнались за вором, клич кликнули… понял шпынь, что не уйдет, а тут Устя. И видно, что боярышня.

Это сейчас она одета как девка-холопка, а тогда и сарафан на ней дорогой был, и душегрея, и серьги золотые в ушах, и лента с золотом в косе… дура же!

И кошелек спрятала.

И Михайла тот раз так же раздевался… только тогда кошелька у него не нашли. А в этот раз – вдруг да повезет? Вдруг да не вывернется?

Жаль только, она его казни не увидит, но за такое…

Она Фёдору даже простит что-нибудь. Такое… незначительное.

Аксинья догнала, тронула сестру за руку.

– Устя… с няней все в порядке будет?

– Да.

Это Устинья точно знала. Будет.

– Устя… а кто это был?

– Не знаю, Асенька. Спросим сейчас. Скажи, дяденька, а как боярина зовут, который помог нам? Хочу за него свечку в храме поставить да помолиться о здравии!

Филька хмыкнул:

– Неуж не узнали, барышни?

– Откуда бы? – изобразила святую невинность Устинья.

– Царевич то! Фёдор Иоаннович!

* * *

Михайла оглядывался по сторонам.

Незаметно, по-тихому. Как на ярмарке привык… нечистый его под руку толкнул мошну срезать у дурачка. А видно ж его, такого!

Пришел павлин щипаный, хвост распустил, шапка у него с малиновым верхом, собольей опушкой, сапоги такие – тятенька небось хозяйство продаст, так и то купить не хватит. Разве что один сапог!

Михайла уж навидался!

Он и сам не из простых свиней свинья, как-никак Ижорский. Только род-от у них многочисленный, одна фамилия и есть у Михайлы. А денег нет, не дадут. Они ветка младшая, побочная, его отец и сам третий сын, и дед – четвертый, вот нынешнему боярину Ижорскому и получаются седьмая родня на кривом киселе. Сходить к нему да попросить?

Ага, лучше и не вязаться.

Скажет еще, что ты его холоп, доказывай потом – да кому? За боярином сила, а за тобой что? У отца дом да мастерская крохотная, тулупами он торгует, сам товар возит, сам за прилавком стоит, мамка и сестрицы ему помогают, где сшить, где чего еще…

Михайла в семейном деле не лишним бы оказался, да вот беда, руки у него быстрее головы завсегда были. Знал он за собой этот грех.

Вот вроде и не хочешь воровать, а руки сами тянутся. Там чуточку в свою пользу пересчитать, здесь копейку смахнуть…

Отец замечал – лупил Михайлу, да только проку с того не было.

Лупи не лупи, отлежится, и опять за старое. Мать плакала, сестры ревели, старший брат пинки да тычки отвешивал…

Все даром прошло!

Михайла и думать не стал, когда увидел на ярмарке скоморохов с медведем.

Тогда ему особо паршиво было, нещадно болела поротая задница, пел в желудке ветер, отец обещал, что вообще убьет, коли собачий сын хоть копейку украдет…

Мать ночью приходила, мазала синяки лампадным маслицем, чтобы быстрее прошло, причитала над сыночком. И как-то так получилось… дошли ее слова до мальчишки.

Денег у них нет. Кроме имени, и нет у них, считай, ничего. Их теперь любой обидит. А ежели еще и слух об их семье пойдет, что нечисты они на руку… Михайле что?

Он своровал и не подумал. А она будет матерью воришки. Равно как и Фенька, и Лушка. Кто на них тогда женится?

Михайла возьмет да и уедет куда, он сейчас сам по себе, перекати-поле, а семья тут останется. И слава дурная о них пойдет, город-от маленький, и до боярина дойдет, а ведь фамилия у них с Михайлой одна, мало ли что боярин сделает? Может и вообще приказать засечь мальчишку на площади… а им тогда только с места сниматься, а куда с малыми детьми? Пропадут они из-за вороватого сына, как есть пропадут. Всю семью он изведет напрочь.

Михайла это понял.

И ушел.

Попросился со скоморохами, те и взяли мальчишку. А что? Смышленый, смазливый, с бойким языком – чего еще надобно? Кормили, конечно, впроголодь, зато ремеслу учили.

Чему только Михайла не научился за тот год, который по городам ходил! Пожалуй, только одна наука не далась – честно жить.

Он бы и еще со скоморохами походил, да случился… случай. Так он о нем и думал.

Скоморохи, они ведь и разбоем не брезгуют, когда придется. А Михайла…

Не боялся он крови и мертвяков не боялся. И когда увидел, как невинных людей жизни лишают, не дрогнул. А потом ночью и призадумался.

Оно, конечно, по-разному бывает. И скоморохов гонят, и побить могут, и не заплатить – дело обычное. А только все ж не вешают их без всякого суда.

А вот разбойников, татей придорожных вешают. Где поймают.

Оправдание?

А какое тебе, тать, оправдание? Вот осина, и Господь милостив. У него и разберешься.

Жить Михайле хотелось. И хорошо жить, и подольше. Так что…

Утаил он часть добычи от дружков, да и пустился в бега. Хотя кто его там искал? Кому он нужен?

Может, кинься мальчишка куда-то в глушь, и нашли бы его легко. Но Михайле хотелось не этого. Ему хотелось блеска и роскоши, а где их можно найти?

Только в столице.

Древняя Ладога принимала всех, приняла она и беглеца Михайлу ^[16].

Много где за пару лет успел поработать расторопный мальчишка. Торговать вразнос бегал, в трактире прислуживал, у лошадиного барышника коней чистил… всего и не перебрать.

Приворовывал, конечно, куда ж без того. Но осторожнее стал, материны слова помнил крепко.

Дурная слава далеко пойдет! Нельзя ему, чтобы поймали, а коли уж случится, надо любое другое имя называть.

Покамест не ловили.

Только вот сегодня неудачно получилось. Он-то сделал все чисто, да один из холопьев заметил, что у хозяина мошны нет. Крик поднял и на Михайлу показывает. Пришлось бежать.

Хорошо еще на пути старуха с девками попалась, одной из них Михайла улов и скинул. До второй не дотянулся. Та к старухе сразу кинулась, а потом таким взглядом Михайлу подарила из-под ресниц…

Словно плетью поперек хребта ожгла. За старуху, что ли, рассердилась?

И потом – удача!

Что Михайла, дурак, что ли? Сразу-то он царевича Фёдора не узнал, понятно. А вот потом… не царевича он приметил, а одного из его сопровождающих. Кто ж на Ладоге не знал Данилу Захарьина?

Обычно-то вдовой царицы брат себя иначе вел, шумел, наперед лез, внимание к себе привлекал. Оно и понятно, накушался во времена оны кашки из лебеды, а теперь денег у него хоть лопатой греби. Вот и старается он свое худородство золотым шитьем закрыть.

Не получается, конечно.

Но знать о нем вся Ладога знает.

А тут он стоит смирнехонько за правым плечом у парня, наперед не лезет, не шумит, не требует ничего… ну и кого он так выгуливать может? Только Фёдора Ивановича, ясно же! И по лицу там видно… кто царицу вдовствующую хоть раз видел, тот сразу поймет.

Михайла один раз сподобился, когда она на богомолье ехала, сразу ясно, чей тут сынок. Вот он, весь как есть.

И губы такие же маленькие, и глаза колючие, и лоб невысокий, только царица даже старая, а красивая, а этот… нос как цаплин клюв, волосы жидкие, прыщи по всей личности.

Смотреть не на что.

А смотреть надо бы.

Михайла уже решил для себя, что надо бы постараться стать поближе к царевичу. А что?

Местечко сытное, вольное, опять же, и он не из холопьев каких! Он – Ижорский! Его предки с государем Соколом на Ладогу пришли!

Холоп Сенька оказался негневливым и болтливым, стоило Михайле ему поклониться пониже да попросить уму-разуму научить, тот и согласился посидеть вечерком за кувшином с хмельным медком. А уж что в тот мед подсыпать, Михайла знал.

А пока шел рядом потихоньку и очень старался не привлекать к себе внимания.

Интересно, куда они идут и что там будет?

* * *

Дом, в который занесли обеспамятевшую няньку, был бедным и не слишком чистым.

Устя не обращала на это внимания. Не до того ей, чтобы тараканов пересчитывать. Она шла рядом с няней, держала ее за руку, уговаривала, как маленькую:

– Все хорошо, нянюшка, все в порядке, сейчас ты в себя придешь…

А еще…

Как уж там работал подарок Живы, ее сила, она не знала. Просто чувствовала тепло в руке, словно на ее ладони горел ровный теплый огонек. И часть этого тепла переливалась в нянюшку, успокаивала, разбегалась по жилочкам… Устя теперь могла сказать, и что случилось.

Когда этот шпынь Михайла няню оттолкнул, та навзничь полетела. И спиной о землю ударилась. Сильно.

Вот у нее дыхание и зашлось, бывает такое. Когда ни вздохнуть, ни выдохнуть… хорошо еще Устя рядом была. Смогла сердце подтолкнуть, грудь успокоить. Теперь нянюшка полежит день-другой, да и обойдется потихоньку. И домой ее можно будет доставить со всем бережением. А если б рядом никого не оказалось, от такого удара и умереть могла.

– Ох и будет нам беды, Устенька, – подала голос няня.

Устя только рукой махнула:

– Пусть хоть розгами меня высекут за дурную затею, лишь бы ты не болела.

У няни и слезы на глаза навернулись.

Понятно, боярских детей ты воспитываешь, на руках качаешь, как родных любишь, а то и пуще родных, сердцу ж не прикажешь. Но знать, что и тебя в ответ любят?

Не просто прибегают «няня, я тебя люблю, дай яблочко», не подольститься пытаются. А вот так, считают, что ты важнее любых неприятностей?

За такое и удариться было не жалко. Хотя и спина до сих пор болела, и голова кружилась, и подташнивало. С каждой минутой все меньше и меньше, то и понятно. Дарёна не неженка какая, отлежится да и встанет ^[17].

– Батюшка твой гневаться будет.

– Пусть гневается. Справедливо все, я виновата. И сама захотела на людей посмотреть, и тебя с собой потянула. Плохое могло случиться.

– И мне достанется, – протянула рядом Аксинья.

Устя погладила ее по плечу:

– Тебя и вовсе ругать не за что.

– Заодно с тобой высекут. Зря я тебя послушала…

Устинья отмахнулась.

Высекут, не высекут… да какое это имеет значение? Порка – боль, и только. А тревога за близкого человека? Которого ты сегодня потерять могла?

Не приходит это в голову Аксиньи?

Устя посмотрела на сестру и головой покачала.

Не приходит. И сама она не умнее была.

– Асенька, ты попроси у хозяйки ведро с водой да тряпку какую. И Дарёне примочку положить не мешало бы, да и нам с тобой умыться? Чай, чумазые, как два поросенка?

Вот это у сестрицы мигом отозвалось.

– Сейчас, Устя. Попрошу.

Только подол и мелькнул.

– Петруша, ты сейчас домой к нам беги, скажи, что толкнули нянюшку в суматохе, повозка нужна, ее домой довезти.

– Да ты что, боярышня! Кто ж мне даст!

Устя задумалась.

Действительно, если б она упала или Аксинья, ну так сто бед – один ответ. Все равно порки не избежать.

– Так ты скажи, что я упала.

– Боярышня, а как узнают, что солгал я, тогда меня высекут.

Устя стиснула зубы.

Вернулась Аксинья с ведром воды и парой тряпок. Обмакнула одну из них в ведро и принялась стирать с лица мел и свеклу.

Устя молча макнула в ведро вторую тряпку, положила на голову няни прохладный компресс.

– Полежи так, нянюшка. Я все устрою.

– Устенька…

– Няня, лежи и не спорь. Ты обо мне заботилась, теперь я о тебе буду.

Дарёна замолчала. Под тряпкой и видно не было, как у нее слезы потекли. А Устя развернулась к холопу:

– Вот что, Петенька. Ты порки боишься?

– Боюсь, боярышня.

– А я тебе обещаю, сделаю так, что тебя вообще продадут! Понял?!

Говорила Устя весьма выразительно. А размазанный грим и вообще сделал ее страшной. Петя даже икнул, когда на него чудное видение надвинулось. Волосы рыжие чуть не дыбом стоят, глаза сверкают, как у заморской тигры. Того и гляди когти выпустит!

– Боярышня, я ж…

– Бежишь к нам на двор, и чтобы мигом колымага здесь была. Лучше б телега, но в ней растрясет. Мигом обернулся! Тогда пороть меня будут, а не то – тебя ^[18].

– Не мучай холопа, боярышня, – послышался голос с порога. – Сейчас прикажу, мигом колымага будет. Только скажи, куда отвезти няньку твою.

Устя повернула голову к двери. И едва зубами не заскрипела.

Чтоб вам… чтоб вас… да каким же черным ветром вас сюда всех занесло?!

Тут и Феденька, муж опостылевший, и дядюшка его, плесень хлебная, и… Жива-матушка, почему этого-то не казнили?! Вот неудача-то! Она уж было понадеялась, ан нет! Жив Михайла, стоит среди свитских, на Устю смотрит.

И отказаться не получится, даже если сейчас смолчит она, уж Аксинья-то таиться не станет. А то и Петрушку сейчас разговорят. Ему и угрожать не надо – трусоват холоп.

Так что…

Устя поклонилась в пол:

– Прости, царевич, не признала я тебя. И тебя, боярин, не признала. Не думала, что на ярмарке да таких людей увижу. Не в палатах, не в золоте. Не гневайтесь на меня, девку глупую. Не ожидаешь каждый день-то царевича увидеть, как и жар-птицу повстречать не ждешь. Где вы, а где я.

Мужчины заулыбались.

Бабы, конечно, дуры, но эта точно умнее других. Хотя бы понимает, что дура. И раскаивается.

– Да ты не гни спину, красавица.

Фёдор молчал, и Данила Захарьин привычно взял разговор на себя. И то, не привык племянник с девушками говорить. Холопок на сеновал таскал, было такое. А вот чтобы с боярышнями… несподручно ему. И причина на то есть, но сейчас не ко времени о ней думать.

– Не гневаемся мы на тебя, все ты правильно сделала.

Устя послушно разогнулась. Боярин даже отступил на шаг, и девушка сообразила. Конечно, Аксинья-то лицо утерла, а вот она так и стоит чумичкой. А и ладно, пусть пока.

– Сама я на себя гневаюсь, боярин. Мне хотелось рябины на варенье купить, вот и уговорила я няню со мной на ярмарку сходить. А тут такое несчастье! Когда б не ваша помощь, я б и сделать ничего не смогла.

– Впредь тебе наука будет, – согласился Данила, который поневоле привык разговаривать с женщинами. С такой-то сестрой, как у него! Ее поди не послушай! Голову откусит, что тот трехглавый змей! – Так куда кучеру ехать прикажешь?

– Заболоцкие мы, – созналась Устя. – Боярышня Устинья Алексеевна я, боярин. А брат мой Илюшка государю нашему служит верно.

– Илюшка Заболоцкий твой брат? Знаю я его!

– Брат сейчас в имение укатил с отцом. А я вот… дура я, боярин. По прихоти своей глупой и сама в беду попала, и нянюшке вот плохо.

На няньку боярину было плевать. А вот интерес племянника он заметил. Потому и разговор поддержать решил:

– Фёдор Иванович, когда позволишь, я распоряжусь? Пусть колымагу пригонят?

– Распорядись, – согласился Фёдор.

Данила шагнул назад, говоря что-то слугам, а Фёдор, наоборот, сделал шаг вперед, оказавшись почти рядом с Устей.

Сильно закружилась голова.

До тошноты, до боли.

Ногти впились в ладони, под сердцем полыхнул черный огонь.

Ты!!!

Ты, гадина, меня отправил на смерть!

Ты меня предал!

ТЫ!!!

Как это – пытаться справиться с сухим черным огнем, который разгорается все сильнее под сердцем, который пожирает тебя, набирает силу? Устя едва сдерживалась.

А Фёдор Иванович сделал то, чего и от себя не ожидал.

Взял у второй девушки, которую едва и заметил, тряпку, намочил ее – и провел по лицу Устиньи, убирая грязь, мел, краску. Так и замер, глядя в серые глаза.

– Ты?!

* * *

Любовь?

Ха, вы это кому другому расскажите! К своим осьмнадцати годам перевалял Михайла по сеновалам жуткое число баб и девок. Первая у него в четырнадцать и случилась, вскоре после бегства его со скоморохами. С тех пор его и подхватило, и понесло.

И крестьянки, и горожанки, и купчихи, и боярыни – кого у него только не перебывало! Кто только слезами по зеленоглазому парню не уливался!

А что? Лицо смазливое, руки сильные и ласковые, речи сладкие – чего еще бабе надо? А и принесет зеленоглазого ребенка в подоле, так Михайле-то что с того? Не его печаль!

А тут…

Вроде бы изба полутемная, бабка на лавке лежит, та девка, которой он мошну скинул, рядом с ней стоит. Вторая разговаривает.

Какая она? Та, которая говорит?

Да обычная, наверное. Под краской размазанной и не поймешь. Фигурка такая… аппетитная, словно яблочко наливное, коса толстенная, ну так что же?

А вот заговорила она – и Михайла вслушался, сам того не желая. Что такого в ее голосе? Не поймешь, а ведь слушал бы и слушал…

А когда царевич руку протянул…

Бывает такое.

Как удар, как гром тебя поразил, и остаешься ты лежать навзничь. Было такое с Михайлой. Когда гроза их со скоморохами в чистом поле застигла и неподалеку в дерево молния ударила. Они тогда сколько-то времени все неподвижно пролежали и потом были словно шальные.

Вот и сейчас…

В темной избе лицо боярышни вдруг засияло так, что смотреть стало страшно. Обожгло, впечаталось в память, в сердце, глаза закрой, так ее и увидишь, словно на изнанке век ее лик выведен!

Какие у нее глаза? Губы?

Да Михайла бы и век на то не ответил! Смотрел бы и смотрел. И лучше ему ничего не надо…

Красивая?

А он и того не знает. Потому что она не красивая. Она – единственная в мире. Вот такая, как есть.

Устинья Алексеевна Заболоцкая.

* * *

Не был никогда Фёдор особенно любезен с девушками. Вот в гостях у Истермана, у лембергцев, там ему полегче было. Там девки другие, они и посмеяться могут, и с мужчинами рядом сидят, и платья у них другие. Не такие балахоны!

А боярышни…

О чем с ними говорить-то надобно? Стоит кукла глупая, разодетая, разнаряженная в сорок пять одежек, вся набеленная-нарумяненная. Там и не поймешь, то ли человек перед тобой, то ли чучело какое! Глазами хлопает, а двух слов связать и не может. Чужеземных языков не ведает, беседы поддержать не умеет.

А мать и дядюшка еще и в уши шепчут, мол, бабе ум не надобен. Бабы для другого нужны!

Как же!

Матушке про то бы и сказали! Мол, не надобен тебе ум, баба, обойдешься.

Но было и нечто такое…

Не мог Фёдор забыть ту девушку, которая его вылечила. Не мог.

Закрывал глаза – и ее видел. Словно светлый образ. И сейчас… она?!

Мнилось – сразу узнает, как встретит. Но смотрит – и понять не может. Та? Другая?

Тонкие брови поднялись, в серых глазах изумление мелькнуло. А потом маленькая рука уверенно взяла у него тряпку, еще раз прошлась по лицу, стирая остатки краски. И Устинья пристально вгляделась в царевича.

– Не бывал ты в нашем доме, царевич. Прости, коли где встречались, а я и не помню?

Фёдор даже пошатнулся, так горько ударило разочарование.

Не она?!

А так похожа…

* * *

Чего Устинье стоило говорить спокойно? Она и сама не знала. Внутри все горело, корчилось, серым пеплом осыпалось.

Я!!!

Я, та самая ненужная, нелюбимая, ненавистная жена, та самая, которую ты упрячешь в монастырь, а потом приговоришь к смерти по ложному обвинению. Я!

Та самая, которая спасла тебе жизнь, хоть и не желала этого!

Я!

Как же я тебя ненавижу!!!

Но это было внутри. А вовне Устинья смотрела ровно и разговаривала любезно. Оно понятно, боярышне смущаться положено, краснеть и молчать, да только поздно уже овцу из себя изображать. Не поверит никто.

Овцы по ярмаркам не бегают, за няньку в бой не кидаются, так не командуют. Поздно.

Надо быть разумной и спокойной. И такое ведь бывает.

– Не бывал я в вашем доме, боярышня. Но приду обязательно.

И так это было сказано…

С обещанием. Мрачным, тяжелым. Словно камень на могилку положили.

Данила Захарьин тут же рядом оказался, братец царицын, зажурчал, как в нужнике:

– Что ж ты, Феденька, честную девушку пугаешь? Смотри, стоит ни жива ни мертва. Успокой, скажи, что не гневаешься ты на нее…

И взгляд на Устинью. Скажи хоть что-то, не молчи!

– Не виноватая я перед тобой, царевич, – подтвердила Устя. И это было чистой правдой. – Прости, коли в чем обидела, только скажи, в чем моя вина.

Фёдор выдохнул.

Красная пелена, которая застилала глаза, рассеивалась. А и правда, в чем виновата девушка? В своем сходстве? В том, что НЕ ТА?!

Ничего, найдет он свою жар-птицу. А эта… пусть ее, чего гневаться?

Данила Захарьин дух перевел.

Хорошо хоть, девка разумной оказалась. Вздумай она сейчас отнекиваться или глупости какие говорить, не закончилось бы это хорошим. Вон у племяша уже глаза выкатываться начали, а сейчас вроде как и ровненько все.

– Все хорошо, боярышня. Прости, обознался я, за другую тебя принял.

Устя улыбнулась. Совсем чуть-чуть, робко, неуверенно.

– Чему и удивляться, царевич. Таких, как я, много. Вот смотри, сестрица моя, Аксинья, еще краше меня. Хотя и схожи мы внешне.

Аксинья только глазами захлопала.

Фёдор посмотрел на нее, подумал пару минут. Не краше, конечно, это уж Устинья сказала, чтобы сестру не обидеть. Но и правда – похожи две девицы. Устинья как книга, Аксинья как список с нее. Может, и еще такие есть…

– Теодор! – С приходом Рудольфуса Истермана в домике стало намного хуже пахнуть. И это еще остальные лембергцы сюда не вошли. – Мне сказали, что ты поспешил сюда…

Истерман бросил взгляд вокруг, оценил обстановку – и воззрился на Фёдора с немым вопросом. Она?!

Фёдор качнул головой.

Не она.

Истерман поднял брови, но дальше вмешиваться не стал, решил, что пока без него разберутся. И Данила Захарьин, который ревниво поглядывал на Истермана, не подвел.

– Сейчас я прикажу, боярышня, доставят вас домой честь по чести.

Устя поклонилась в пол.

– Благодарствую, боярин. Благодарствую, царевич.

Данила вышел, Фёдор отступил к Истерману, Устя вернулась к Дарёне, которая чуть заново не обеспамятела от таких дел.

– Устя, да как же это…

– Ты лежи, нянюшка. Я выросла уже, я справлюсь.

– Так царевич же…

– Не Рогатый же. Чего его бояться, небось человек тоже.

– Царевич! – Аксинью распирало до восторженного писка, Устя прищурилась – и крепко наступила сестре на ногу.

– Молчи! Хоть слово скажешь – за косу оттаскаю!

Аксинья поняла, что угроза нешуточная, и даже сникла.

– Злая ты, Устька!

– Молчи пока! Молчи, коли сама не видишь, я тебе потом все объясню. Слово даю!

Аксинья послушно замолчала. Но губы надула – пусть сестра видит, что Аксинья обиделась.

Но царевич же!

А что Мышкины скажут? А Лопашины?! А…

И Устя все же хорошая. Она честно сказала, что Аксинья красивее, хотя они и похожи! Вот!

Дарёна, которая тоже навидалась всякого и которой тоже царевич не нравился, выдохнула. Пусть девочки поближе к ней будут. И хорошо, что Устя это понимает.

Что она могла бы сделать? Больная, почти беспомощная, против царевича и всей его свиты? А, не важно! Любая мать своих детей закрывает, а Дарёна давно уже считала боярышень своими дочками.

Понадобится – так и кинулась бы. На один удар ее сил еще хватило бы, а там и дух вон.

Кажется, Устя поняла, о чем нянюшка думает, потому что погладила ее по руке.

– Ты лежи, няня, до дома доберемся, я лекаря позову.

Сказано вроде и тихо было, а услышали все.

* * *

– Не та?

– Говорит, не та.

– Теодор, друг мой, ты меня поражаешь. Неужто ваша приличная барышня сможет сознаться, что ночью уходила из дома?

Сомнения опять атаковали Фёдора.

Она? Не она? А как тут спросишь? Ты, боярышня, из дома по ночам не бегаешь? А коли бегаешь, то куда? Или – к кому?!

Горло словно чья-то рука стиснула.

Она?! К кому-то?!

НЕ ПОЗВОЛЮ!!!

Рудольфус, который чутко отслеживал все эмоции на лице царевича, кивнул. Что ж. Может, это и не та самая. Но кажется, царевич ею достаточно заинтересовался. Надо будет потом поговорить с девушкой… если получится! О пропасть!

В этой варварской Россе совершенно не дают разговаривать с женщинами! Только попробуй, подойди! Сразу же налетают родственники, начинается крик… можно подумать, кому-то нужно их сокровище! Хотя местные женщины очень даже…

Несправедливость! Вот что это такое.

– Мы с ней потом поговорим, друг мой. Главное, сейчас ты стал для нее спасителем. Женщинам так нравится, когда их выручают из беды!

Фёдор посмотрел на Устинью и расправил плечи. Конечно, девушка на него внимания не обращала, хлопотала вокруг няньки. Да, наверное, это не та. Та девушка на улице его от раны вылечила, а эта с нянькой ничего толком сделать не может. Лоб ей протирает да какие-то глупости причитает.

– Хорошо. Я тебе верю, Руди.

– Я не подведу тебя, Теодор.

* * *

Вернулся Данила Захарьин:

– Боярышня Устинья Алексеевна, готова колымага. Сейчас слуги мои помогут твою няньку уложить да и проводят вас до дома.

– Благодарствую, боярин.

Фёдор тоже подошел поближе, так что поклон достался и ему.

– Благодарствую, царевич. Я молиться за вас буду ежедневно и ежечасно.

Слуги суетились, осторожно перекладывали Дарёну на носилки – и откуда только взяли? А боярин улыбнулся Устинье.

– Скажи батюшке, пусть гостей ждет.

Устинья снова поклонилась в пол.

Фёдор наблюдал за этим. И как она кланяется, и как выпрямляется, как бежит по простому сукну сарафана толстенная темно-рыжая коса. Красиво…

Раньше ему это не нравилось. А вот посмотрел, как ткань натягивается на девичьих формах, как легко движется боярышня, и передумал. Оказывается, и так можно? А не только как у лембергских девок, когда вырез чуть не до пупа и все наружу?

Странно. Но привлекательно.

На Аксинью, которая тоже поклонилась земно, он и не поглядел.

– Не прогневайся, боярин, а только нет сейчас батюшки дома. В имение они с братом отъехали по осени, должны вскорости вернуться. Не смогу я волю твою выполнить.

Данила кивнул.

А, ну понятно.

Боярышень воспитывают и держат в строгости, а тут батюшка из дома, а девушке захотелось немного вольности. Выдерут ее, конечно, за такое. А и ничего, жену бить и надобно. Послушнее будет. Чай, женане горшок, не расшибешь ^[19].

– Тогда мы иначе поступим, боярышня. Я заеду да письмецо для батюшки твоего передам, а матушка твоя ему и отдаст, как он домой вернется.

– Благодарствую, боярин.

На Данилу Устинья могла глядеть спокойно. И руки в кулаки не сжимались, и гнева такого не было. А чего на него злиться? Он не злой, не плохой, просто никакой. Сестрин братик, который все просто так получил. Потому что сестра замуж за царя вышла.

А так, сам по себе вреда он Устинье не причинял. Даже Фёдора иногда сдерживал.

Фёдор его и убьет в приступе гнева. Потом будет долго плакать, горевать, но человека уже не вернешь. И будет это за год до монастыря.

Есть еще время.

Можно подумать, исправлять что-то или нет. Зла Устинья ему не желала, но и добра тоже. У него добра и так хватает.

– Разреши, боярышня, мы вас до дома проводим, чтобы не обидел никто?

Устя представила, как идут они все такие по улице…

Ой, сплетен-то будет! Отец ее точно выдерет… хотя он ее и так выдерет. Но все равно…

– Не гневайся, боярин, а только много вас. И сплетен много будет. А девичья честь – все, что у девки есть.

Это понял и боярин, и Фёдор. А и правда, явятся они сейчас всей компанией…

Данила задумался:

– Боярышня, и ты пойми. Вы, двое, беззащитные, и холоп твой ни с кем не сладит, потому как дурак бессмысленный.

– Ой! – Устинья за голову схватилась. – Аксинья, сестричка милая, поезжай с нянюшкой? Ведь не поймут дома ничего, суматоха поднимется… мы уж с Петрушкой бегом добежим, а ты поезжай, хорошо?

Аксинья головой замотала:

– Устя… лучше ты!

Лучше, конечно. Но если бы Устя такое предложила, сейчас скандал был бы. А так Аксинья решила, что сейчас весь материнский гнев на Устю падет, на ее долю ничего и не достанется. И уходить ей не хочется. Столько нового! Столько людей!

И царевич… знала б ты, дуреха, на кого глядишь!

Устя опять посмотрела на боярина, потом на царевича. И глаза сделала умоляющие, и ресницами длиннющими хлопнула. Мол, вы мужчины, а я девка глупая, вы решение примете, а я исполню со всем тщанием.

Мужчины не подвели.

– Данила, ты прикажи сюда еще мою карету подать. Довезем мы обеих девушек до дома честь по чести. А холоп и сам добежит, ничего с ним не случится.

– Благодарствую, царевич. Правду говорят, хороший у царя-батюшки наследник, добрый, умный да рассудительный. – Льстить Усте было не привыкать. Врать тоже. – Другой бы рукой махнул да и мимо прошел, а ты помог. Век молиться за тебя буду. Не дал ты мне грех на душу взять…

А если б не ты, если б этот шпынь у тебя мошну не срезал, так и не случилось бы ничего. Шляются тут всякие, полюби вас Рогатый.

Фёдор цвел и пах от похвал.

Устя многословно благодарила. И никто из них не замечал жадного взгляда зеленых глаз.

* * *

Михайла смотрел на Устинью.

Только на нее.

Он и по сторонам оглядывался, но краем глаза всегда видел боярышню.

Платье холопское? Золотых ожерелий на шее нет?

Да разве это важно?

Михайла женщин всяких навидался, напробовался, еще и тошнить начало. Но таких он не встречал никогда. Чтобы смотрела, улыбалась, разговаривала, а у него все внутри перехватывало. И еще ее слышать хотелось. Снова и снова.

Каждый миг, каждую секунду.

Это и царевич понял. Смотрит тут… ревность поднялась изнутри, скрутила внутренности жестокой судорогой, заставила сглотнуть горькую слюну.

Чего он на НЕЕ смотрит?! Видно же, что девке не в радость! Она этого хоть и не показывает, хоть и улыбается, и кланяется, а Михайла все равно видел.

Видел, как она отстраняется, неявно, но уверенно, как старается не подойти слишком близко, как сверкают гневом серые глаза…

Боярышня.

Сговорена ли она? А может, любит кого?

Не важно!

Все равно его будет!

Не отдадут за него боярышню? Ха! А это смотря за кого и какого! За ненадобного шпыня Михайлу, конечно, не отдадут. Он хоть и Ижорский, да что у него есть-то, кроме имени? Исподнее в дырках?

Конечно, не отдадут. И она не посмотрит. То и правильно.

Не такая она, как другие бабы, на сеновал ее не затащишь, сладкими словами уши не зальешь, не заморочишь, то Михайла сразу понял.

А вот если он царским ближником будет… ладно, царевичевым, пока не царским, но это ж дело наживное, верно? Сегодня ты царевич, завтра царь, всякое случиться может.

Вот если будет Михайла при царе, то и все у него будет. Он-то сможет все обернуть к своей пользе. А когда будет он в золоте, при деньгах и при поместьях, тогда уж и она поласковее посмотрит. Верно?

Верно ведь?

Подожди, Устиньюшка. Моя ты будешь…

Только моя.

А царевич… а что царевич? У него вон царство есть, пусть сидит и правит. Ему надобно на царевне жениться, не на боярышне. Наверное.

Почему-то даже мысли Михайле не приходило о другом. К примеру, женится Фёдор на Устинье, а к Михайле та будет на сеновал бегать, как другие бегали.

Купчихи бегали, боярыни…

Не будет.

Что-то подсказывало Михайле, что эта не будет. Эта будет слово держать до последнего.

А еще даже мысли Михайла не допускал, что придется Устинью с кем-то делить! Никогда! Его она должна быть, и только его. Только тогда он сможет дышать свободно.

Только. Его.

Подожди немного, Устиньюшка, я добьюсь. Убью, украду, солгу… моя будешь! Только моя!

* * *

Две колымаги, подъехавшие ко двору Заболоцких, никого и не взволновали. Колымаги – и колымаги. Во двор заехали – так что же? Колымага закрытая, мало ли кто в ней приехал.

Любопытно, конечно, но рано или поздно все и всё узнают.

А вот дворня чуть навзничь не попадала, когда из одной колымаги появились Дарёна с Устиньей, а из второй вышла Аксинья. Недовольная, потому как ехала она одна. И раздраженная.

Мошна-то при ней пока осталась. А куда ее спрятать?

Ладно, есть у нее свое потайное местечко, пока спрячет. А вот что дальше делать?

Хотя… почему она должна что-то делать? Ей этот зеленоглазый кошель сунул, вот пусть он ее и поищет. Глупой Аксинья не была, просто не сразу сообразила, что вор он. И кошель тот ворованный у царевича.

Только вот когда она поняла, возвращать покражу было и поздно. А еще…

Красивый он.

Волосы такие шелковые, глаза огромные, зеленющие, как у кота Васьки, и такого на муку отдать? За покражу сейчас плети полагаются.

Нет, нельзя его выдать. Никак нельзя!

А коли у нее кошель останется, так и парень тот к ней придет. И увидеть она его сможет, и поговорить… как у Усти получилось так разумно говорить? Аксинья бы на ее месте обеспамятела, а то и вовсе навзничь упала. А Устя и смотрела прямо, и разговаривала уверенно. С отцом она так никогда не говорила.

А и понятно. С отцом еще поди поговори. Тут же затрещину и получишь. Молчи, девка глупая, твое дело покров на алтарь вышивать, а думать мужчины будут. И говорить тоже.

Аксинья прижала покрепче выпадающую мошну и сдвинулась потихоньку в сторону. Пусть тут Устя распоряжается. Ей и нагорит авось.

* * *

Устя про сестру не думала. Вообще ни про кого, только про нянюшку.

Дарёне плохо. Ей помогать надо.

Так что в повозке Устя сидела с ней рядом и за руку держала, отогревала сухие старческие пальцы, потихонечку отдавала няне кусочек своей силы. Не убудет от нее, да и убудет – не жалко. Для любимых, для близких что угодно она сделает!

Вот и родное подворье.

Устя выскочила наружу молнией:

– Игнат! А ну, иди сюда! Помоги нянюшку в дом перенести, упала она! Влас, и ты бегом ко мне! Ну-ка, взялись, подхватили… нянюшка, сама идти и не удумай! В нашу светелку ее несите, да с бережением, и кладите на мою лавку, осторожно.

Не распоряжалась так раньше боярышня, голоса не повышала, вот и не сообразили ничего холопы. А когда послушались да понесли, и спорить было поздно.

– Аксинья! Иди с нянюшкой, пригляди! А я к маменьке.

Аксинья не возражала. Пусть Усте и достанется. Сестру она любила, а вот розги… розги точно будут. Она это спиной чуяла. Лучше она за нянюшкой приглядит. И кошель спрячет подальше. Так оно спокойнее.

* * *

– Маменька, казните, моя вина.

Устя опустилась перед боярыней на колени, показывая, что примет любое наказание.

Боярыня Евдокия аж иголку уронила, которой вышивала, та на нитке повисла.

– Устя?

– Матушка, все моя глупость. Моя вина. Побывали мы на ярмарке, рябину купили, а как уходить собрались, несчастье приключилось. Какой-то дурачок побежал, Дарёну толкнул, та и упала. Обеспамятела.

– Ох!

Дарёну боярыня любила как родную.

– Матушка, все с ней уже в порядке, я наказала ее в нашу светелку перенести, сама за ней приглядывать буду.

Боярыня перевела дух. Ну, если все нормально, то… дочь она, конечно, отругает. Но ведь непоправимого не случилось, правда же?

– Матушка, на ярмарке царевич Фёдор оказался. На глазах у него несчастье случилось.

– Ох…

Боярыню пришлось отпаивать водой. И дальше новости оказались не лучше. И про предоставленные Устинье возки, и про боярина Данилу, и про письмо, которое прибудет для отца.

Как тут за голову не схватиться?

– Устенька, натворили вы дел…

– Виновата я, матушка. Моя вина – мой и ответ.

– Вот спиной и ответишь. На лавку ложись да подол задирай.

Устинья и не спорила. Да и била матушка без души, скорее не для наказания, а для отца. Для служанок представление устраивалось.

Вернется тятенька, а ему и доложат, мол, было такое. Боярыня потом дочь высекла да за нянькой ухаживать приставила. Досталось ей уже, а два раза за одну вину не наказывают.

Может, и сойдет так?

С тем Устя и отправилась ухаживать за няней.

А спина все равно ныла. Жаль, себя лечить не получится.

* * *

Ночью, лежа на лавке и чутко прислушиваясь к дыханию нянюшки, Устя подводила итоги. Нельзя сказать, что день был плохим. Но и хорошим его назвать нельзя.

Все люди из ее прошлого, которых она бы и видеть никогда не хотела, все сошлись воедино. Это плохо. Ею заинтересовались – это плохо.

С другой стороны, а как она должна действовать? Ей НАДО быть во дворце. Но просто так ее никто туда не пригласит. Поэтому…

Пусть идет как идет. Устя в себе не сомневалась. В прошлый раз она не справилась, но в этот…

Она сильно заинтересовала Фёдора. Даже в худшем случае она уже не будет бессловесной куклой, с ней уже придется считаться. А в лучшем…

Сильно закололо сердце.

Неужто она ЕГО увидит?

Увидит, в глаза посмотрит, улыбнется, одним воздухом с ним дышать будет?

Живой он! Понимаете, жи-вой!!!

Кто любимого человека не хоронил, над гробом не стоял, окаменев от горя, волосы на себе по ночам не рвал, в подушку не выл бесслезно, не поймет. На все, на все была готова Устя, лишь бы хоть раз ЕГО увидеть. И уж теперь-то она листочку не позволит на него упасть, травинке дотронуться не даст.

Сама умрет, а его защитит.

Худо ли, хорошо, а сегодня она к нему первый шаг сделала. Она справится.

В груди, над сердцем, ровно горел черный огонек. И казалось Усте, что стал он сегодня чуточку сильнее. Может, он от ненависти разгорается? Кто ж ответит?

Там видно будет.

(обратно)

Глава 4 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Я сплю чутко. Когда Аксинья поднялась ночью и куда-то пошла, я последовала за ней.

Сестра шла на чердак. Тихо, но уверенно. Кажется, она не раз туда ходила. Я за ней не пошла, я подождала, пока она вернется и уснет. Няня тоже спала, приехавший лекарь дал ей сонных капель. Я его не звала, но мне кажется, тут позаботился боярин Данила. Он добрый, несмотря ни на что.

Фёдору и в голову бы не пришло думать о какой-то няньке. Истерману – тем более.

Но лекарь приехал, дал няне капли, и она спала. И сердце ее билось ровно-ровно. Дар подсказывал: она выздоровеет.

Потому я решилась оставить ее второй раз за ночь и уже сама, таясь и оглядываясь, поднялась на чердак.

Холопки не слишком усердны, и следы Аксиньи я сразу увидела. Про пыль она не подумала. Зацепила рубахой. Сундук, потом половица… ага. А вот на окошке пыли почти нет.

Одна из досок поддалась сразу же. И под ней золотым шитьем блеснула мошна из дорогой алой кожи. Золотые завязки, шнур золоченый…

Ах ты ж нечисть мелкая, негодная!

Кто? Оба!

Михайла, который, надо полагать, моей сестре передал тот кошель, вот ведь как сложилось. И сестрица, которая могла бы его отдать хоть бы и мне, а предпочла промолчать и утаить.

Кошель я достала и рассмотрела.

Нетронут.

Этот узел я знала, Фёдор его любил. Любит.

Лембергский узел. Его показал Фёдору один из друзей Истермана, бывший моряк ^[20].

Аксинья просто побоялась его развязывать, понимая, что обратно завязать не сможет никак. А я смогу. И я распутала узел. Он сам распустился в моих пальцах, только потяни за нужный конец.

Блеснуло серебро.

Я пересчитала монеты.

В моих руках оказалось ровно двадцать рублей. Серебром ^[21].

Думала я недолго.

Пять рублей серебром отправились ко мне за пазуху. Деньги мне понадобятся. Вряд ли Аксинья вернет их Фёдору, скорее – Михайле, если тот наберется наглости. А Михайла точно не знает, сколько в кошеле. Так что…

Пять рублей – это много. За рубль можно купить теленка. На солдата приходится четыре копейки в день, так что на рубль можно прожить двадцать пять дней ^[22].

Очень хотелось перепрятать весь кошелек. Чтобы Аксинья не попала в неприятности. Но… ежели Михайла явится у нее кошель требовать – а он может, – вот тогда сестрица точно вляпается.

Ладно, пусть остается как есть, а я пригляжу за младшенькой. Может, и получится не вырастить из нее ядовитую змею?

Почему, почему в прошлом она предала меня?

Не понимаю.

Но мне тогда было очень больно.

* * *

Михайла сидел за столом рядом со слугой по имени Филипп и внимательно слушал полупьяные откровения. А то как же!

Приказал царевич – исполнять надо.

Вот и приняли юношу на службу. Кем? А пусть пока в помощниках потрется, вот хоть бы и у Фильки, все одно ничего не умеет.

Выкинуть на улицу?

Э нет, такое никто сделать бы не решился. Не ровен час спросит царевич про паренька, которому приказал место дать, а окажется, что того выгнали. Ой и полетят тут головушки, как у ромашек. Не то что Михайлу, козла на службу возьмешь и терпеть будешь.

Впрочем, Михайла не наглел, вел себя вежливо и почтительно, кланялся через слово, так что слуги чуточку подобрели. А Филиппа Ивановича он и вовсе пригласил отметить его, Михайлы, службу. Посидеть вечерком, выпить ладком…

Филька, который весьма уважал хмельные меды, и сейчас не отказался.

Сам Михайла не пил, только подливал дураку и слушал, слушал… Филька и разговорился, зажурчал, как в отхожем месте.

Царевич Фёдор гневлив, да отходчив, ежели сразу не приказал тебя при нем наказывать, потом и вовсе забыть может. Или в ноги матушке-царице кидайся, ее проси. Она сыну накажет про твою вину забыть, да и сам он забудет.

А вот коли при нем тебя пороть начали, тут все, дело плохо.

Говорят, пьянеет царевич от крови-то, дуреет от нее, как от хмельного вина, себя не помнит. Потому при нем и дядька постоянно, чтобы царевича останавливать. Только про это тсс!

Много чего говорят про царевича. И про царицу вдовую, повторять – так язык вырвать могут.

Что наследник?

Есть такое.

У его старшего брата, царя Бориса Ивановича, детей пока нет. Женился он удачно, взял в жены рунайку, взял за ней хорошее приданое землями, деньгами, да и красива царица, глаз не отвести. Так что брал ее царь и по любви, и по выгоде. А вот детей у них уже пятый год нет. Не повезло. Государь Борис Иванович вообще не так чтобы везучий.

Первая его жена, царица Марфа, троих детей скинула, и все мальчики. А на четвертый раз и сама преставилась. Борис о ней горевал год, потом бы женился, да тут его батюшка помер. Пришлось на трон садиться, царство принимать, венец примерять. Это года на три и затянулось.

Потом женился он на княжне Марине. Та ему свое княжество в приданое, другой-то родни у нее не было, разве что брат, но тот в моровое поветрие помер. Только вот… говорят, пустобрюхая она.

Пять лет вместе живут, а детей и близко нет.

Филька тут с одной девушкой встречается, так та говорит, что княжна… то есть царица не пьет ничего. Ни трав никаких, ни чего другого, как бабы делают. А детей все нет и нет у нее.

Другой бы развелся, но царь ее любит.

А еще ему разрешения на развод патриарх не дает.

Тут тоже свои интриги.

Патриарх-то сейчас не просто так, он из Макаровых. А те хоть и в дальнем родстве с Раенскими, зато дружба у них близкая. Раенские?

А, это не просто так. Царицыны родственники.

Нет, не той царицы, что Марина. А той, что в девичестве Захарьина, вдовая царица. Царица Любава. Ей-то как раз происходящее выгодно.

Ежели что с царем Борисом случится, кто наследником станет?

Правильно, Фёдорушко ее, сыночек припадочный. Он на трон и сядет.

Вот патриарх царю и капает дождиком, что грех это – жену бросать. Молиться надо, на храмы жертвовать, а то и новые построить. Тогда и детей вам Господь пошлет. Царю и любо, жена-то ему глаза застит. А что она сама думает, так кто знает? Дураков нет с царицей связываться.

Потому как…

Потому как болтают, что ведьма она. Только тсс…

Больше от Фильки узнать не получилось. Лишь это. Но и того хватило Михайле призадуматься.

А вдруг?

Вот вдруг царь Борис скончается? По самой естественной причине? В нужник пойдет да оскользнется? Грибочков поест… неудачных?

Кто тогда на трон сядет?

То-то же.

А кто рядом с ним встать может?

Ага…

За Михайлу тогда и боярышню отдадут. Почему нет? Хороший план, а главное – выполнимый.

Над столом, на котором в липком разлитом меду похрапывал вусмерть пьяненький Филька, Михайла мечтал о власти и любви.

* * *

– Что за девушка? Даня?

Вдовая царица пристально глядела на брата. Тот и не думал что-то скрывать, охотно рассказывая все в красках и подробностях. Как-никак при нем все было.

И к сестре он сам пришел.

То, о чем болтал Филька, во дворце секретом не было. Да что там!

Об этом разве что голуби на голубятне не болтали! А может, и они щебетали, кто там их разберет, пернатых?

Вдовая царица слушала внимательно.

Женить сына ей давно хотелось. Только вот с его интересами… невесту подобрать можно. Любая под венец побежит, никто царевичу не откажет. А сына уговорить?

Что уж, если себе не врать, уговорить Федю можно. А как с его привычками быть? Такое с продажными девками скрыть можно, с холопками, если уж так сложится. А с боярышней да во дворце… тут и думать не о чем.

Но если Фёдор кем-то заинтересовался? Да сам?

Можно ли как-то интерес его на пользу себе обернуть? Любава сыночка знала, когда захочет он что-то, не остановишь, горы свернет, моря осушит! Захотел он эту боярышню?

Получит. И не важно, что вокруг будет, кто там порадуется, кто умрет, кто в живых останется, все одно – получит. По ее воле или против. То ему не важно.

– Заболоцкая, говоришь?

– Да, сестрица.

– Посмотреть на нее хочу.

– Сюда ее пригласить?

– Нет, братец. Сходи-ка ты, да сам, никому не поручая, расспроси слуг в ее доме. Хочу знать, куда Заболоцкие на службу ходят. В какой храм, к какому духовнику.

– Ох и хитрая ты, сестрица-лисица.

Царица и не улыбнулась:

– Была б я глупой, давно б меня Маринка со свету сжила, ведьма проклятая! Ох, Даня, не боюсь я ничего, а она мимо пройдет – меня жуть берет. Посмотрит своими лупешками черными, так и кажется, что порчу наводит. И не избавишься от нее никак… ведьмино семя!

Данила привычно выслушивал жалобы сестры, думая, что никакая царица Марина не ведьма. Что он – не знает, что ли?

Баба как баба. А будь она ведьмой, давно б его сестрицу извела. У них и ссоры-то из-за того, кто кому поклонился, кто кого вперед пропустил, кто кого не пропустил, наоборот. Не важно?

Это для мужчин не так важно, а бабы этим меряются, как мужчины тем самым. Так что нечего и слушать глупости.

А вот про племянничка важно. Так что Данила все рассказывал и выслушивал инструкции. Любаву слушаться надо, у нее голова золотая.

* * *

Рудольфус Истерман тоже не спал. Он лежал рядом с красивой девушкой и внушал ей:

– Я тебя познакомлю с царевичем Теодором.

– Настоящий царевич?!

– Он хороший мальчик, но ему нравится кое-что необычное.

– Насколько необычное?

– Он может ущипнуть, укусить, причинить тебе боль…

– За такое двойная оплата.

– Я заплачу. Но у меня к тебе будет несколько требований.

– За отдельную плату, котик, я сделаю все, что ты захочешь.

Руди посмотрел на красивую женщину в своей кровати. Очень умную. Очень красивую.

Очень бедную и жадную.

Элиза Сваальс, тоже из Лемберга родом. Отец ее не так давно умер, но семья быстро обнищала. Ханс Сваальс был хорошим кожевником, но сколько он мог скопить? Сколько оставить вдове и дочерям? Увы, не так уж и много.

А Элиза жадна. Ей хочется хорошо жить, она любит мужчин, она очень любит деньги и самое себя.

Ей нравятся наряды, украшения… стоит ли удивляться, что на Лембергской улице она перепробовала половину мужчин? Что за деньги готова практически на все?

Руди и не удивлялся.

Скорее его поражало, как при такой натуре Элиза выглядит столь очаровательной. Должна бы смотреться как шлюха, но ведь – воплощенная невинность. Громадные голубые глаза, длинные рыжие волосы, нежная белая кожа. Обычное дело в Лемберге. Там такие не редкость.

Хотя и здесь, в Россе, тоже.

Местные женщины очень красивы, просто не привычны к галантному обхождению, не привыкли показывать свою красоту.

Руди вспомнил, как его недавно за скромный комплимент чуть коромыслом не огрели. А что он сделал? Всего лишь сказал хорошенькой пейзанке: о, фру, как бы я хотел погреться на ваших роскошных холмах. А та как замахнется коромыслом…

Тьфу, дуры!

Коровницы.

Вот Элиза совсем другая. Рука Руди неторопливо гуляла по холмам и впадинам, женщина рядом с ним блаженствовала, Руди предвкушал ночь изысканных удовольствий. Но сначала дело.

– Я научу тебя, как одеваться, как вести себя с ним.

– А что я получу взамен?

– Дура! Это царевич! Деньги, конечно. Но, может, потом и нечто большее. Зависит от тебя. Если у вас будет ребенок, к примеру…

– Ублюдок! Фу!

– Лиз, это будет не ублюдок, а королевский сын от любимой женщины. Ты понимаешь?

– Королевский?

– Ну… сегодня принц, завтра король.

– Хм-м-м… а что ты хочешь?

– Того, киса моя, что ты никогда не поймешь. Власти.

– Власти?

Это Элизе действительно не было нужно. Совсем. Власть? Для чего это, что в ней хорошего? Когда есть свой дом – хорошо. Когда есть деньги на все капризы и прихоти – тоже. А власть… нет-нет, умной женщине там делать нечего. Где власть, там кровь. Это Элиза знала твердо, хоть и казалась дура дурой. Но объяснять это Руди она не спешила, к чему терять клиента?

– Власти, Лиз. Ты будешь говорить, король будет слушать и делать, я буду подсказывать тебе. Я знаю, я никогда не сяду на трон. Но получить власть в Россе реально.

Лиз только головой покачала. Но отказываться не стала:

– Я могу попробовать. Но если клиент меня не оценит, отойду в сторону, и ты не обидишься.

– Хорошо. Но я в тебя верю. Ты постараешься.

– Я постараюсь, – подтвердила Лиз. – Мне это тоже выгодно. Но все учесть невозможно.

С этим Руди был совершенно согласен, а потому кивнул.

– Ты умна, Лиз. Пусть будет по-твоему.

Любовница ответила ему улыбкой, и уже ее руки и губы пустились в путешествие. Лиз любила мужчин и хотела удовольствий. А царевич…

Она подумает об этом потом!

* * *

– Устя! Ну сколько можно?!

– Сколько нужно, столько и можно будет, – отрезала Устя.

– Ну… нянька же! И храпит она, и не высыпаюсь я, и пахнет… пусть при кухне спит!

– Еще раз такое услышу, маменьке в ноги сама упаду! Пусть она тебя отправит при кухне спать, раз простых вещей не разумеешь! Покой больному человеку нужен! Покой! И уход! Полежит нянюшка еще немного, а потом оправится, и все хорошо будет. Но пока болеет она, и думать не смей со своими глупостями лезть! Узнаю – косу выдеру!

– Злая ты, Устька!

Аксинья топнула ножкой в дорогом башмачке и убежала куда-то. То ли рыдать, то ли жаловаться, то ли еще что…

Устя криво усмехнулась.

А вот и первая трещинка. Вот она откуда побежала-то…

Храпит, не высыпаюсь… да ты, дорогая сестрица, спишь так, что пали у тебя над ухом из пушки – и то не разбудишь! Что я, не знаю, что ли? Я-то к нянюшке шесть раз за ночь встаю, а ты сопишь и сопишь.

И не пахнет нянюшка ничем, я ее каждый день мокрой тряпочкой обтираю, хоть и ворчит она.

Но лекарь сказал – лежать дней пять хотя бы, не поднимаясь. Да я и сама чувствую.

Не бывает так, чтобы как в сказке, вот махнула царевна рукавом – птицы полетели, махнула другим – озеро сделалось. Не бывает.

И с силой Живы тоже не все так легко и просто.

Хоть и сила богини, а все ж не родная она телу человеческому, это как пища. Глотаешь сразу, а доходит потом. Вот с Дарёной так и получается.

Немолода она уже, своей силы мало, а заемной еще впитаться надо. У нее же не порез какой, у нее то, что и раньше было. Сердце не так чтобы здоровое, да и удар этот на пользу не пошел. Вот Устя ее и лечит потихоньку.

Почему с Фёдором иначе получилось?

Так там все иначе и было. Молодое тело, внезапная рана, много сил, много желания жить. Там и пришлось-то края раны срастить, а дальше он и сам справился. Помутило, конечно, поболел несколько дней, но справился. Там можно было силу большим куском вливать.

Его Устинья с порога увела, а Дарёна еще к порогу тому не подошла. Еще пожить могла… только меньше намного, лет пять у нее тот случай отнял бы, а то и больше. Хрупка жизнь человеческая…

А у няни эта болезнь не вчера проявилась. Давненько уже она то за сердце схватится, то за бок, то задыхаться начнет. Это прежняя Устя ничего не видела, а новая и подмечала, и понимать начинала, что к чему. Словно подсказывал кто на ушко.

Где-то достаточно подстегнуть тело, а дальше оно и само справится. А где-то приходится вот так.

Постепенно, по капельке, исправлять то, что разрушили болезнь и время. Да, то, что долго ломали, долго чинить и надо. Закон такой, его не обойдешь, не перепрыгнешь.

Что Аксинье не нравится? Можно одним словом сказать. Сравнение. Уход за больным человеком не изобразишь, тут либо делать надо, либо молчать и под ногами не мешаться. А Аксинье хотелось бы, чтобы ухаживала Устя, а хвалили ее. Да какая уж тут похвала, когда Аксинья горшок ленится до отхожего места донести, перевернуть няню на бок, чтобы мокрой тряпкой обтереть, и то помочь не желает. А дворня все видит. И матушка-боярыня видит. И… понимают про Аксинью то, что она, может, и сама про себя еще не поняла.

Себялюбка она.

То ли не умеет других любить, то ли привыкла, что она младшая, о ней все заботятся, только ее любят, и ревнует теперь. К каждой крохе внимания, которая достается другому человеку. Смешно? Страшно это.

Страшно, когда человек себя другим отдавать не умеет, когда себя прежде всего любит, когда не понимает, что матери, няне да и любому человеку тоже бывает больно. Каждому нужно тепло, внимание… не в ущерб себе, так и какой тут ущерб? Няня тебя на руках вынянчила, так отдай ты ей долг! А то и без долгов… она тебя ведь искренне любит. Не видишь ты, колода дубовая, как ее обижаешь своим безразличием?

Не видит. Не понимает даже. Не дано. Как кусок души человеку вложить забыли. И это страшно.

Потому Устя следила строго, чтобы Аксинья нянюшку лишний раз не расстроила. И все попытки поныть, покривить губы, пофырчать пресекала строго! Вот еще, царевна какая нашлась! Не переломилась? Так я сейчас об тебя что-нибудь переломлю!

Конечно, нянюшка в их светелке лежит, хотя и тяжело это – за больным человеком ухаживать.

Но даже маменька одобрила. Кивнула, мол, скажу отцу, что я тебя так приставила. Умела ты напортить, умей и исправлять.

Устя и не спорила.

И так, чуяла, ей от отца достанется втрое.

Письмо от Данилы Захарьина пришло на следующий же день. Лежало, поблескивало тускло тяжелой сургучной печатью. Усте очень хотелось его вскрыть, почитать, да нельзя. Потом она его вряд ли запечатать сможет.

Рассказывали ей, конечно, как надо. И подогреть на свече, и вскрыть осторожно, не повредив печати, и сургуч на место приклеить. Да ведь время нужно! А где его взять? Нянюшку на Аксинью не оставишь, сама надолго не отойдешь…

А и ладно!

Что написал – за то Устя и ответит! Порка? Выдержит она любые розги. После того, что случилось, уже и не больно даже. Тело болит едва-едва, душа сильнее. Стоит только темницу вспомнить, последние несколько дней перед смертью – кулаки сами стискиваются.

И Аксинья не просто так ворчит.

Кошель лежит пока, никто за ним не пришел. Вот она и злится, и нервничает… и письмо лежит, и Устя тоже злится. А делать нечего. Надо ждать.

* * *

Пожилой женщине снился сон.

Агафья обычно спала крепко, снов не видела, ни о чем и думать не думала. А тут снилось.

Да так живо, отчетливо, словно наяву все было.

Стоит она в святилище, в священной роще. Стоит рядом с березой, гладит белую кору, а ветки дерева отодвигаются в сторону, и выходит из-за них матушка Жива.

Совсем не такая, как рассказывают, а все ж не спутаешь. Золотые волосы по белому платью льются, синие глаза светятся, а зрачки-то не черные – золотые. Словно солнышко в глазах навек поселилось.

– Агафьюшка, я это. Послушай меня внимательно, да как проснешься, так все и исполни.

Агафья только поклонилась.

И так понятно, ежели богиня снится…

– Не блазнюсь я тебе, все въяве. Я это, какая есть. Агафьюшка, в столицу тебе надобно. Да не по зиме, а как можно раньше. Знаю, в распутицу ехать тяжко, а все ж надобно. В твоей правнучке кровь проснулась, запела. Если не сдержится она, может это плохо закончиться. Ты знаешь, не любят меня, рощи вырубают, пропадаю я…

– Матушка!

– Не утешай, обе мы про то знаем. Агафьюшка, поезжай в столицу да помоги девочке. Кровь в ней ожила старая, сила пробудилась, а учить ее некому. Одна там моя волхва рядом, не сможет она рощу оставить. И Устя твоя не сможет к ней бегать. А учиться надо. Сила без знаний – смерть.

– Тотчас соберусь, матушка Жива.

– Не медли, Агафьюшка. Не медли…

Сон развеялся, а старая женщина села на лавке.

Сон ли?

А может, правда?

Сила богини у них в роду давно, только вот боялась она, на ней род и закончится. Род волхвиц, жриц, род посвященных Живе. Ни дочерям не досталось силы, ни внучкам. А теперь вот снится ей Богиня и говорит, что в правнучке кровь проснулась. В Устинье?

Может ли быть такое?

Агафья вспомнила робкую сероглазую девочку с рыжими волосами.

Может, и случилось что. Все по-разному в силу входят. Но ежели такое случилось…

Не будет она до утра ждать. Где тут сундуки? Где короб?

Вещей с собой везти много ни к чему, а вот травы, мази, весь лекарский обиход – так обязательно. Ежели в девочке кровь проснулась, надо ее будет обучать. А нет…

Ежели поблазнилось, померещилось – так все равно, здоровых людей не бывает. Есть те, кому до поры их недуги жить не мешают. Так что все к месту придется.

Но глубоко внутри Агафья знала – это не сон. Это чистая правда.

В святилище зайти?

А к чему? Богиня всегда с ней. В душе и сердце. Ежели просила она отправляться в столицу, так Агафья и сделает.

С первыми лучами солнца покатила в сторону столицы кибитка. Хоть и ворчал Емельян, но хозяйку вез послушно. Агафья стоически терпела тряску, боролась с дурнотой и просила кучера поспешить.

Потерпит она, не рассыплется.

Ладога ждет.

* * *

Баня!

Как описать это место?

Как рассказать?

Когда горячий пар обволакивает тебя со всех сторон, когда хлещут нещадно дубовым веником, когда выбегаешь распаренная – и окатывают тебя ледяной водой – до визга. Но хорошо!

А потом сидишь, пьешь квас, и тело довольно поет, распаренное, чистое, счастливое…

Устя и сидела. Рубаху накинула и глаза даже прикрыла от удовольствия. Квас вкусно пах смородиновым листом, голова была восхитительно пустой и блаженной, рыжие волосы высыхали и завивались крупными кольцами, кто-то шумел рядом, но ей не хотелось думать ни о чем.

Короткие минуты счастья.

– Устя, а что это у тебя?

Устинья лениво приоткрыла глаза. Аксинья устроилась рядом и показывала пальцем куда-то на грудь Усти.

– Что?

– Родимое пятно, что ли?

Устя пожала плечами:

– Не знаю. Может быть…

И посмотрела на свою грудь.

Над левой, как раз там, где ударила боль, у нее было несколько родимых пятнышек. И складывались они в подозрительно знакомый рисунок. Если приглядеться – веточка.

Та же, что и на руке?

Но ведь не было у нее под сердцем раны? Или была?

А огонек горел, ровно и неутомимо, грел черным, утешал и успокаивал. Устя больше не была беззащитна, и это самое важное.

* * *

– Девушка, милая, красавица, не перемолвишься ли со мной хоть словечком?

Молодая холопка, которая выбежала с подворья Заболоцких, невольно окинула взглядом парня. А пуще того – деньгу, которую он крутил между пальцами.

Оба были привлекательны.

Михайла, слегка отъевшись, отмывшись и расчесав волосы, стал просто очарователен. Опять же, не босяк какой, а приличный юноша, в чистой рубахе, кожаных сапогах, с доброй улыбкой…

Как тут не поговорить?

Хоть и послали ее в лавку за тесьмой, так та небось не уползет, время еще есть.

– Чего тебе, молодец, надобно?

– Проводить тебя, куда прикажешь, да и поговорить по дороге. О том о сем…

И как деньга исчезла из его руки? Волшебство такое, не иначе. Но она тут же появилась в руке холопки. А Лукерья посмотрела на парня уже более заинтересованно.

– Ну, проводи, коли время есть. А поговорить о чем хочешь?

– Так о Заболоцких же, красавица. Как зовут-то тебя?

– Лушкой кличут.

– Лукерья, значит. Имя-то какое у тебя красивое. И сама ты красавица. Куда там иной боярышне!

– Да уж не хуже других.

– Вот и я так думаю. А боярину моему ваша боярышня глянулась. Увидел да и решил узнать, что и как. Говорит, красивая, а я вот его не понимаю. Как по мне, так ты любой боярышни краше.

Не была Лушка красавицей. И жидкие волосы, и конопушки, и нос картошкой – тут на себя не сильно полюбуешься. Но самомнения у нее бы на троих хватило. Так что выпятила она грудь и согласилась.

– Жаль, что боярин твой меня не увидал.

«А увидал бы, так и плюнул», – мелькнуло в голове у Михайлы, но ослепительная улыбка и не дрогнула.

– Он мне про боярышню Заболоцкую приказал разузнать. А ты не думай, может, приедет он, так и тебя увидит? Какие уж тут боярышни… сколько их хоть у вас?

– Две. Старшая Устинья да младшая Аксинья. Есть и еще одна, так та уже замужем.

– Значит, кто-то из этих двух. Они обе в возрасте или одна еще в куклы играет?

– Вроде как обе в возрасте. Погодки они, да и похожи. Устинья старшая, ей семнадцать. А младшей шестнадцать.

– И ни одна не просватана?

– Так тут, мил-друг, дело боярское. Приданое-то у боярышень есть, да небольшое. А мужа хочется не совсем уж голоштанного. Иной бы посватался, да худороден… перебирает боярин, а девки дома сидят.

– Так уж и сидят? Небось есть у какой мил-дружок?

– Я б знала. Нет у них никого, ни у одной, ни у второй. Устинья – та вообще скромная-тихая, такая целый день в светелке просидит и не шелохнется. Аксинья – покапризнее, с норовом. А сестре завидует.

– Так уж и завидует?

– Устинья старше. И красивее. Вот Аксинья и бесится.

– Так-таки и бесится?

– Сестрице-то она ничего не говорит. И маменьке. А я ж вижу, я умная! То она ей по-тихому нитки изорвет, то на платье пятно оставит! Устинье и невдомек, кто ей пакостничает, а то сестрица любимая!

Михайла ощутил совершенно непонятный приступ гнева.

Пакостничает она! ЕГО Устинье! Ах ты сикозявка недокормленная! Выпороть бы тебя, да руки пачкать неохота!

Кстати, а ведь у нее тот кошель остался! Надо бы наведаться да и стребовать добычу? Деньги ему никогда не лишние!

– Неуж так-таки и никто не замечает?

– Нянька ихняя видит, конечно. Сколько раз она Ксюхе вычитывала, да с той что с гуся вода, отряхнется – и за старое.

– Нянька?

– Дарёна Фёдоровна. Намедни на ярмарку она с девками пошла, да там ее то ли ударили, то ли толкнули – много ли старухе надобно? Вот и слегла…

– Серьезное что-то?

Михайла почти не помнил старуху, которую задел, оттолкнул, но… Если там что-то серьезное, то Устя может на него потом разозлиться. Вдруг ей эта женщина чем-то дорога?

– Да уж и не знаю. Устинья вокруг нее все время хлопочет, по ночам встает, вину заглаживает.

По ночам встает. Явно эта нянька ей дорога. А еще…

Если она ради няньки вот так носится, то ради любимого и вовсе горы свернет. Наверное. Заботливая…

– Какую ж вину?

– Так ей на ярмарку хотелось, боярыня и разрешила. А тут вишь как получилось! Дочь боярыня выпорола, конечно, и вот няньку выхаживать приказала.

Выпорола?!

Его Устинью?!

Гнев снова полыхнул алым пламенем. Михайла еще обаятельнее улыбнулся и принялся расспрашивать дальше.

Куда боярышни ходят?

Кто приходит к ним?

Может, лекари бывают? Травницы какие? Случается ведь и так, что девка порченая, но об этом никому и не скажут?

Холопка отвечала охотно. И еще одна монетка только подстегнула ее откровенность. Так что Михайла через пару часов знал все о семье Заболоцких, даже то, чего они сами о себе не ведали.

Оставалось только придумать, как правильно распорядиться знаниями. Но Михайла справится, он умный…

И сильно огорчала мысль, что в ближайшее время Устинью он не увидит. Если она никуда не ходит, разве что с матерью и в храм… может, сходить туда?

Конечно, его красавица будет на женской половине, но увидеть-то он ее сможет?

Надо, надо сходить к заутрене. Давно не был ^[23].

* * *

– Теодор, мин жель, ты сидишь такой печальный! Так нельзя!

Рудольфус, напротив, был само обаяние. Улыбался, жестикулировал…

Фёдор смерил его злым взглядом:

– Чего тебе?

Рудольфус не обиделся:

– Ты так печален из-за той красавицы?

Фёдор неопределенно хмыкнул.

Если признаваться самому себе – да! Боярышня его всерьез заинтересовала, но сделать-то он не мог ничего! Куда он – на подворье поедет? Когда хозяина дома нет?

Девок позорить? Себя на посмешище выставлять?

Что еще брат скажет? А матушка?

Ой не одобрят. Ругаться начнут, нотации читать… а будешь возмущаться, так еще и вдвое достанется! Сиди и слушай, молчи и кивай!

Приходилось сидеть ровно и ждать… чего? За подворьем следил приставленный специально человек, ежели боярышня куда отправится, он к Фёдору прибежит скорой ногой, но пока порадовать царевича было нечем.

– Что ты хочешь, Руди?

– Теодор, мы тебя все ждем. А в «Лилии» приехали новые девушки. Не желаешь познакомиться?

– Нет, – буркнул мин жель Теодор. – Не желаю.

– Все друзья уже там. И твой дядюшка тоже.

– И что?

– Теодор, укрась собой нашу компанию? Когда рядом нет доброго друга, и вино пьется хуже, и девушки не столь красивы!

– Не хочу. Сами веселитесь.

Руди вздохнул. И в стремлении уговорить царевича совершил ошибку.

– Тео, так нельзя…

Фёдор посмотрел на друга злыми глазами.

– Чего тебе? Ясно же сказал – не хочу! Сгинь! А ты, – взгляд на слугу, – еще вина! Живо!

Руди укоризненно развел руками и вышел. Потому как мин жель вполне мог в любезного друга и табакеркой запустить. Или кубком. Что под руку попадется. А чего он тут ходит? Когда друг в плохом настроении?

И как его развеять?

Мальчишка, который принес Теодору новый кувшин вина, ловко подвернулся под ноги Рудольфусу:

– Господин, подожди уходить?

Руди прищурился и внимательно поглядел на Михайлу.

– Чего тебе, мальчик?

– Это царевич сгоряча сказал, что не поедет. Вдруг да передумает?

– Хм?

Хитрая улыбка мальчишки… да уже, считай, юноши, Руди понравилась.

– Ты знаешь что-то полезное?

– Я очень полезный, – сообщил юноша. Прихватил бутылку и исчез за дверью комнаты.

Руди пожал плечами и решил подождать. А вдруг?

* * *

Михайла, конечно, рисковал. Но… ему позарез нужен был царевич. А коли так…

Вот он бутылку принес, открыл, подождал кивка, разрешающего наливать, и словно мимоходом:

– А боярышня Устинья Алексеевна вина не любит. Называет злым зельем.

Бутылка с зельем полетела в одну сторону, кубок в другую, а Фёдор воззрился на Михайлу злыми глазами:

– Что ты о ней знаешь? Что смеешь знать?

Михайлу такие мелочи не смутили.

– Прикажешь рассказать, царевич?

– НУ! – злобно рыкнул Фёдор.

– Там рассказывать-то мало, – развел руками Михайла. – Все слуги, которых я расспросил, говорят, что тихая она, домашняя, родителям очень послушна, а отец у нее суровый. Была б его воля, сидела б боярышня в тереме, да денег в семье не так много.

Фёдор внимательно слушал.

– Мать там по хозяйству хлопочет, а дочери рукоделием занимаются, в церковь с ней ходят. В это воскресенье к заутрене обязательно пойдут.

Фёдор сверкнул глазами:

– Храм какой?

– Святого Лазаря, царевич. Я уж разведал и где боярыня стоит обычно, и с какого места она виднее. Не желаешь сходить?

– Желаю. – Фёдор и не заметил, как перестал гневаться. Смазливый наглец оказался полезным, можно было его и потерпеть. – А что она еще любит? Чего не любит? Садись, рассказывай.

– Я ж там не так много времени провел, царевич, – потупился наглец. – Когда б ты мне приказал про нее все разузнать, я б тебе все и доложил. А так – что смог. Что няньку свою она очень любит, знаю. Что мать ее посекла за поход на ярмарку. Что приставила няньку выхаживать, пока та не оздоровеет…

Фёдор стиснул кулаки:

– Посекла?

Почему-то эта мысль вызвала гнев.

Никто, никто не смеет причинять ей вред… кроме него.

Помстились на миг умоляющие серые глаза, наполненные слезами, толстая рыжеватая коса, намотанная на кулак, гримаса боли, искривившая губы… Фёдор ощутил, как ожило естество…

Михайла внимательно наблюдал за царевичем. И увиденное ему не нравилось.

Неравнодушен он к боярышне. Это плохо. А хуже еще другое. Что любовь его… и сам царевич нездоров, и любовь у него такая же. Уж Михайле-то оно виднее, не первый такой на его пути.

Иные день прожить не могут, чтобы плетку в ход не пустить…

Фёдор, кажись, из таких. Надоеще приглядеться, но…

– Боярышня потом плакала, но повторяла, что сама виновата. Когда б ей варенья из рябины не захотелось, нянюшка ее была б здорова. Царевич, не позволишь ли слово сказать?

– Ты их уж наговорил – мостовую вымостить хватит.

– Коли нянька болеет, может, и еще раз к ней лекаря послать? А с лекарем и помощнику сходить не грех?

И глянул лукаво.

Фёдор аж дернулся от пришедшей мысли. А и то верно! Лекарь же! К няньке пришел, не к боярышне. И не просто так, его боярин Данила прислал, такому не откажешь. А при лекаре помощник, надо ж кому-то и короб с лекарствами носить?

Конечно, словом перемолвиться с боярышней не выйдет. Но хоть увидит он ее! А может, и записочку передать получится? Хотя…

– Грамотна ли она? ^[24]

– Грамотна, – уверенно сказал Михайла. – Чтению и письму разумеет.

– Хорошо. Пошли-ка ты за лекарем?

Михайла прищурился:

– Царевич, за ним сейчас посылать – только зря сапоги стаптывать. Иноземец отсюда вышел, он тебе точно скажет, сейчас и боярин Данила, и еще много кто в «Лилию» отправились.

– Ты еще спорить будешь?

– Воля твоя, царевич. Прикажешь – так и до полудня под дверьми у лекаря просижу, пока ему франконское вино и лембергские девушки не наскучат.

Фёдор подумал, что может случиться и такое. Боярин Данила, дядюшка любимый, при всем своем ухарстве был достаточно мнителен и суеверен. И лекаря за собой таскал постоянно.

Наверняка лекарь сейчас там же, где и все остальные.

Ладно, сходит он, развеется. А мальчишку…

– Тебя как зовут-то?

– Михайлой звать. Ижорские мы.

– Ижо-орские?

– Из боярского рода, царевич, не худородные. Да только третий сын пятого сына…

Фёдор кивнул:

– Можешь не объяснять.

Чего тут непонятного? Когда в семье детей много, то денег им достается мало.

– Отправляйся-ка ты, Михайла, к подворью Заболоцких. И попробуй еще что разузнать про боярышню Устинью. Что по нраву ей, чем порадовать… сговорена ли?

– Не сговорена, – тут же обрадовал Фёдора Михайла. – И вроде как милого друга у нее нет, никто ей не по сердцу. Но это я уж постараюсь узнать, царевич. За один раз с таким и не справишься.

Фёдор кивнул:

– Что ж. Займись. Завтра к вечеру желаю тебя с докладом видеть.

– Слушаюсь, царевич.

Михайла поклонился и вышел. А Фёдор посмотрел на осколки бутылки – и тоже вышел.

Рудольфус так и ждал в соседней комнате. И не слишком удивился словам друга.

– Едем, Руди! В «Лилию»!

* * *

Женщина листала книгу.

Странное это зрелище? Необычное.

Не принято вроде бы такое. Заняться тебе нечем? Ну так вышей чего или по хозяйству, с детьми – да мало ли забот? У этой женщины они тоже имелись.

Но надо было решить, что делать дальше.

И книга могла помочь.

Любой вошедший в комнату увидел бы у нее в руках «Жития святых». Но под золоченой обложкой скрывалась другая – черная.

И не каждый смог бы прочитать письмена на страницах. Даже и открыть книгу не смог бы.

Каждый раз тяжелый серебряный замок в виде змеи требовал крови. Жадно пил ее, прокалывал ладонь клыками…

Любой другой человек отравился бы ядом, который содержался в застежке. Но не эта женщина.

Яда в ней и так более чем достаточно.

– Сын. Да, сын…

Были, были под черной обложкой ритуалы, которые могли ей помочь. Но для них требовался ребенок. И не абы какой – ребенок царской крови.

А где такого возьмешь?

Впрочем, женщина не отчаивалась.

Был бы царь (или царевич?), а уж ребенка сделать несложно. Дурное дело нехитрое…

Женщина внимательно читала, облизывала губы…

Отражалось оно так в стекле, что ли?

Но если бы кто увидел…

Из-под розовых губ показывался не человеческий, а змеиный язык. Тонкий, раздвоенный на конце. Или это просто так виделось?

Недаром же говорят, что отражения показывают истинную суть человека.

Вот оконное стекло и показывало. Только сказать никому не могло. У него-то языка не было. Увы.

* * *

Фёдор открыл глаза, потер лоб. Вроде и не пил он вчера много…

Конечно, лекарь оказался рядом со своим боярином. Сидел в уголке, глядел на происходящее. А ежели боярин с девушкой решит уединиться, так он с ними пойдет.

Нет, не третьим.

Просто у девушек много болезней бывает. Сами-то они и не скажут, даже если знают. А могут и попросту не знать. Все хвори по-разному себя являют. Вот лекарь ее и осмотрит. И ежели что заподозрит, боярин себе другую выберет. А как иначе?

Вот к нему Фёдор и подсел:

– Поздорову ли?

– Благодарствую, царевич, все хорошо. – Лекарь воззрился на царевича с интересом. Что надобно-то? Девушку осмотреть?

Фёдор тянуть не стал:

– Помнишь, пару дней назад ты бабку осматривал на ярмарке?

– Помню, как не помнить. Только там ничего страшного, отлежится – и хватит с нее.

Адам Козельский ценил себя очень высоко и на лечение разных бабок размениваться не любил. Он боярина лечит, а тут какая-то… может, и не холопка, ну так прислуга. Немногим лучше! Тьфу!

– Мне надобно, чтобы ты ее еще раз осмотрел.

Адам дураком не был.

Ну, надо так надо. Глупых вопросов он тоже задавать не стал. Ни зачем, ни почему… задал умный:

– Когда ее осмотреть надобно, царевич?

– Завтра?

– Можно и завтра, царевич. После полудня?

Фёдор подумал и кивнул.

– Да, после полудня. И еще… я хочу пойти с тобой.

– Зачем?

Зря Фёдор порадовался смышлености лекаря. Ненадолго ее хватило.

– Надо так. Скажешь, я твой помощник.

– В таком виде, царевич?

Фёдор оглядел себя.

Да хороший у него вид, хороший, и кафтан… м-да. У нас все помощники лекаря в алом бархате и ходят, ага. С золотым шитьем, с собольим мехом на опушке, в сафьяновых сапогах…

– Найдется у тебя чего надеть?

– Как не найти, царевич. Можешь встать, я рост посмотрю?

Фёдор послушно поднялся. Лекарь прикинул, подумал…

– Да, найду. Когда мне завтра явиться?

– Давай к полудню. Как раз пока я переоденусь, там и ко времени будет.

Лекарь молча склонил голову. Получилось это как поклон, и Фёдор гневаться не стал. Пусть его…

Вина он выпил, и много, это было. А продажными девками не соблазнился, хотя Руди и подмигивал, и намекал на какие-то чудесные умения девушек.

Но Фёдору не хотелось.

Его мысли занимала медноволосая красавица. Ведь и правда хороша собой! Не первая красавица, к примеру, Борькина женка куда как красивее, только вот прикоснуться к царице Марине Фёдор даже щипцами не смог бы. И как с ней Борька только в постель ложится? Жуть! Фёдору бы трон предложили, и то не согласится! Она ж…

От нее холодом тянет. Ледяным, страшным…

А вот Устинья теплая. К ней руки протягиваешь – и греешься. Такое чувствуется.

Одна из девушек была похожа на Устю, но Фёдор даже не поглядел в ее сторону. Не нужна ему подделка! Ему настоящую хочется. И завтра…

Завтра он окажется рядом с ней.

Рядом…

Под эти мысли и уговорилась бутылочка франконского вина, а потом и вторая, третья. И завтра наступило незаметно…

Фёдор подорвался с кровати, посмотрел в окно… Нет, еще не полдень.

– Царевич, ты умойся, а я одежду уже подготовил. – Михайла погрешил против правды. Воду правда принес он. А вот одежду готовили другие слуги. Но кого волнуют подобные мелочи?

Уж всяко не его!

И не Фёдора, который сунул голову прямо в таз с водой, а потом встряхнулся, словно собака, на половину комнаты и уточнил:

– Там лекарь не пришел?

– Нет пока.

Фёдор кивнул:

– Ладно. У тебя что?

– Немногое, царевич. Много за ночь и не узнаешь, – развел руками Михайла.

Так-то справедливо. Ночью все спят, разве что совы ухают. А холопка Лукерья, которая выскочила к красавчику на свидание, больше верещала под ним, чем разговаривала. А что?

Бабы – они больше всего разболтать готовы после этого дела. Тогда они размякшие, податливые и за языком не следят. Михайла точно знает. Не впервой ему… иные и про захоронки свои али хозяйские так душевно все выбалтывали, про планы докладывали…

– И что ж узнал?

– Что не сговорена твоя боярышня, царевич, я уже говорил. А что в сердце у нее никого нет, сейчас верно скажу. Ни сердечного друга, ни тайны какой. Никто ей писем не пишет, ни к кому она не бегает. Не смотрит, не вздыхает.

Почему-то Фёдору было приятно это слышать. Но и Михайле было приятно это говорить. Собственники…

Фёдор кивнул и принялся одеваться.

Пока позавтракал, тут и лекарь пришел.

Конечно, пригласить его к столу Фёдору и в голову не пришло.

– Пришел? Одежду принес?

Адам кисло подумал про диких россов, но поклонился и принялся доставать одежду. Традиционно лекари ходили в длинном балахоне, похожем на рясу, только зеленого цвета, длиной до колен, и в широкополой шляпе. Разве что во время эпидемий надевали маску с клювом, в который закладывали корпию, пропитанную отваром целебных трав. Или сами травы – кто во что горазд.

Помощники носили то же самое, но шляпа им пока не полагалась. Повязка на лоб и капюшон ^[25].

Фёдор был выше лекаря на голову, так что балахон пришлось надставлять.

Царевич натянул его прямо поверх одежды, поморщился и высказался:

– Гадость!

Адам промолчал.

Он не станет объяснять, что это не просто так.

Зеленый цвет – цвет жизни. Он защищает одежду от брызг крови и прочих жидкостей, больных же и рвет, бывает, и мокрота у них идет… а до колен балахон потому, что на улицах грязи как раз по колено. Вот чтобы подолом не мести, его таким и носят. И даже повязка на голове не просто так и у него, и у помощника. А чтобы волосы в глаза не лезли и пот не затекал во время операций.

Зачем это царевичу? Ему не нравится – и не надо. И правильно, кстати говоря!

В балахоне царевич был похож на очень тощую и противную жабу. Только что бородавок не хватало.

Поди ж ты, вроде и не толстый, а впечатление именно такое. Не идет ему. Никак.

– Короб, – почтительно подал искомое Михайла.

Слуги ему не мешали. Хочет этот сумасшедший смерть за усы дергать – пусть его! Им меньше достанется.

Фёдор перекинул перевязь через плечо, поморщился.

– Тяжело.

Адам развел руками.

А ты думал, все так просто? Там одни инструменты чего стоят. Понятное дело, самых ценных тут нет, но есть скальпели, пила, есть зажимы, еще кое-что… по капельке, но вес набирается приличный. Потаскаешь такой – мигом помощника возьмешь.

– Присядь, царевич, – попросил Михайла.

– Зачем?

– А вот. – Парень показал накладные усы и парик. Адам под шляпой тоже был в парике, кстати.

– Давай, – кивнул Фёдор.

И через несколько минут оказался неузнаваем. Михайла ему и брови толщиной с упитанную гусеницу умудрился сажей нарисовать.

– Вот так. Родная мать не признает.

Фёдор не возражал.

И то верно, ни к чему ему такая слава. Если ОНА его узнает, и ладно будет. А если не узнает, он потом разъяснит.

* * *

Подворье Заболоцких жило обычной жизнью.

Кто занимался скотиной, кто хозяйством, но появление лекаря заставило всех замереть. Фёдор тащил за ним короб, не поднимая головы.

– Я к няньке Дарёне. Боярин распорядился. Проводи, – приказал Адам первой же попавшейся холопке, которой по стечению обстоятельств оказалась именно Лукерья.

Та кивнула и засеменила впереди.

Интересно-то как!

Спросить бы, какой боярин что приказал, да плетей получить за дерзость не хочется. Боярин Алексей и приказал бы отвесить. Боярыня, правда, помягче, только по щекам нахлещет, но тоже неприятно. Проще проводить, а там пусть сама разбирается.

О, легка на помине.

Евдокия Фёдоровна сегодня варила мыло. Наблюдала за девками. Сама, конечно, деревяшкой в чане не ворочала, но следила внимательно. Только упусти – мигом напортачат, дуры криворукие! А особенно Настька с Веркой!

Ладно, ладно. Варить мыло – тяжело, сложно и неприятно, поэтому боярыня выбирала для этого дела исключительно любовниц мужа. И поделом.

– Здравствуй, добрый человек.

– Боярыня, здравствуй. Прости, что без предупреждения. Я няньку вашу осматривал, Дарёну, когда ей на ярмарке плохо стало.

Боярыня чуть склонила голову:

– Благодарствую…

– Имя мое – Адам Козельский, я родом из Латы. Боярин мой, Данила Захарьин, царицы Любавы брат, вчера приказал мне еще раз явиться няньку вашу осмотреть.

– Почто ж такое внимание?

Хоть и нервничала боярыня, а голос у нее почти не дрожал.

– Боярин Данила мне не объяснил, боярыня. Я человек подневольный, приказали – пришел. С помощником.

Евдокия заколебалась.

Пустить?

Или не надо?

Но брат царицы Любавы? И Устя честно рассказала обо всем случившемся. Имени лекаря не упомянула, ну так она его могла и не знать. А про осмотр сказала. И что лекарь травы пить приказал – тоже. Вон сама их заваривает, сама Дарёну поит.

И… Дарёна.

Кому нянька, а кому подруга лучшая, с малолетства рядом, так что боярыня только рукой махнула.

Семь бед – один ответ, да и что она супротив боярина? Прикажет его лекаря не пускать? Так она баба глупая… опять же, Дарёне и правда лучше стало. А муж все одно недоволен будет.

– Пойдем, Адам, провожу я вас обоих.

Адам поклонился. Через пару секунд и до Фёдора дошло, что надо склонить голову. Получилось плохо, чуть парик не слетел. Не привык царевич кланяться. Увы.

Повезло – боярыня на него уже не смотрела. Шла впереди, показывая дорогу.

Вот и светелка.

Лавки, сундук в углу навроде бочки, окошко с цветными стеклами, роспись по стенам с цветами и птицами. На одной из лавок лежит Дарёна Фёдоровна, на второй сидит Устинья, при свете лучинки читает няньке жития святых. Можно бы и без лучинки, но с ней виднее.

Фёдор так и впился в нее глазами.

Какая ж она… настоящая!

Вроде бы и ничего такого особенного, рубаха небеленого полотна, сарафан серо-зеленый, но какая ж она красивая! Рыжеватая коса по лавке стелется и на пол спадает, тонкое лицо освещено лучиной, тихий голос успокаивает… так бы и сел у ее ног. И сидел бы, и слушал, и ни о чем не думал.

Устинья замолчала и подняла голову.

И тут же встала, поклонилась.

– Маменька. Уважаемый лекарь…

Адам расправил плечи, и Фёдор почувствовал ревность. Ишь ты… и этот еще! Да чего все на нее смотрят?! Это ЕГО!

* * *

Фёдора Устя признала сразу. Он мог десять париков нацепить, мукой с ног до головы обсыпаться и сажей сверху покраситься – она бы не перепутала. По запаху.

Пахло от ее бывшего супруга… Она не знала, как назвать этот запах, но он был жутко неприятным. Вот именно для нее.

Не для всех. Вроде бы не резкий, не вонючий, но до того неприятный, что после его ухода она вскакивала, как была, в темноте, срывала с себя рубаху, хватала кувшин с водой и остервенело терла мокрой тряпкой свое тело. А еще приказывала девкам перекладывать вещи ароматными травами. Вроде бы от моли, но на самом деле – полынь, пижма, лаванда и прочее хоть немного отбивали этот запах.

Что его сюда привело?

Лекарь тем временем поклонился в ответ. И Фёдор тоже согнулся неловко, словно куклу-петрушку за ниточки дернули.

– Боярышня, меня боярин Данила попросил явиться сюда лечение проверить.

– Передай боярину нашу благодарность, Адам. Когда б не его помощь и не твои умения, пропали бы мы с нянюшкой.

Евдокия аж рот открыла.

И это ее дочь? Разумно так отвечает, спокойно, словно привыкла она к таким разговорам!

– Благодарствую, мил-человек, – подала голос и Дарёна. – Легче мне от твоих травок, скоро и на ноги встану. Устяша, вишь, настаивает, что мне еще пару дней полежать надобно.

– Вы позволите вас осмотреть? – не стал вдаваться в споры Адам.

Раздражение чуточку улеглось. Все верно, его принудили сюда пойти. Еще и царевич… его только не хватало! Но хотя бы боярышня понимает, что к чему, и ведет себя уважительно.

Лекарь шагнул вперед и принялся осматривать няньку. Просил поднять руку, повернуть голову, плюнуть в стакан, разглядывал слюну на свет…

Боярыня следила за его действиями.

За Дарёну она волновалась…

И никто из присутствующих не заметил, как Фёдор сделал шаг вперед – и в ладонь Устиньи скользнул клочок бумаги.

Устя его больше от неожиданности взяла. А потом аж задохнулась.

Вот наглость какая!

Ту жизнь ей загубили, теперь и эту хотят?!

Да не бывать такому!

Устя отшатнулась – и поднесла руку к лучинке.

Фёдор сжал кулаки, сверкнул глазами… чего ему только стоило сдержаться! Клочок бумаги, тоненький, только голубиную почту на таком писать, вспыхнул и прогорел в мгновение ока. Устинье чуточку пальцы обожгло, но она даже не поморщилась, только пепел смахнула с руки.

Может, и случиться бы скандалу, да хлопнула дверь, и влетела в комнату Аксинья.

– Устинья! Маменька? Ой, а…

– Аксинья! – рыкнула боярыня. Ухватила родимое чадо за косу и потянула из комнаты. Вот еще новости – так-то врываться? Ни степенности, ни почтительности, ни воспитания. Явно услышала, что лекарь пришел, и примчалась любопытничать. Ой не ту дочку она розгой выдрала!

Не ту!

Исправить, покуда не поздно?

Аксинья пискнула, но за матерью пошла молча. Когда боярыня начинала гневаться, даже отец останавливался. Иногда.

Устя сделала демонстративно шаг так, чтобы ее и лекарь видел, и няня. Вот еще не хватало!

Сегодня он записочки передает, а завтра что? Не нужен он ей! Не надобен!

Фёдор зубы стиснул так, что на скулах желваки заиграли, но сказать ничего не успел – Адам повернулся к Устинье.

– Боярышня, я должен высказать тебе свое восхищение. Когда б за всеми больными так ухаживали! Дня через два твоей няньке можно будет уже вставать. Следов падения я не вижу, выздоровление идет превосходно!

– Благодарствую на добром слове. – Устя поклонилась. – Но без тебя, лекарь, я б не сделала ничего. Когда б не твои травы, не твоя помощь, нянюшке б куда как хуже было. Я – что, я только делала, как ты скажешь, а на это много ума и не надобно.

Вернулась боярыня:

– Что с Дарёной, лекарь?

– Боярыня, я могу лишь восхищаться. Боярышня Устинья сотворила истинное чудо! Я не ожидал такого быстрого восстановления, в таком-то возрасте больной! Но телесные жидкости прозрачны, руки и ноги двигаются свободно, стесненности при дыхании не возникает…

Боярыня поняла только одно.

Устя выходила свою няню. И Евдокия наградила дочь благодарным взглядом. Вслух она ничего не скажет. Но… запомнит.

– Надо ли что-то еще сделать, лекарь?

– Боярыня, можно продолжать то же лечение. Боярышня справилась великолепно.

Устинья поклонилась, потом отошла к Дарёне и принялась поправлять на ней одежду.

Фёдор сверлил ее взглядом, но молчал. А потом и уйти пришлось, потому как лекарь все сказал и дольше задерживаться стало невозможно. Пришлось кланяться, прощаться, пришлось убираться восвояси… И только пройдя улицу, только сев в карету, Фёдор дал себе волю. С гневом сорвал с шеи короб, грохнул его о пол так, что Адам с криком подхватил свое сокровище и принялся перебирать – не разбилось ли чего? Но все вроде как было цело…

Как она могла?!

Она записку даже не прочитала!

А Фёдор старался, составлял, писал… не так уж и много он написал, ну и что.

«Устинья, свет мой, выйди ночью во двор, к березе».

А когда вышла бы… Он специально так написал. Он бы и пришел, и перелез… уж договорился бы со сторожами! Ладно, этот… как его… Михайла договорился бы! Он уже пообещал!

А она даже читать не стала. Сожгла – и все тут.

Разнести бы что-нибудь, да в карете нельзя. Пришлось ограничиться злобным шипением. И ждать до дома Истермана, в котором Фёдор и дал себе волю.

Растоптал балахон помощника лекаря, зашвырнул куда-то парик, разбил окно… никто не лез ему под руку, даже Михайла. Только когда бешеный запал у Фёдора прошел, парень подсунулся под руку с кувшином ледяного кваса:

– Испей, царевич.

Фёдор едва не запустил в Михайлу кувшином. Но так соблазнительно пахло смородиновым листом и ржаным хлебом, так стекала по пузатенькому глиняному боку капелька ледяной воды… Царевич присосался к горлышку да и выдул половину. А там и вторую. Выдохнул, опустился на лавку.

– Она записку сожгла! Не читая!

Михайла и сам не ожидал такой радости.

Сожгла!

Не нужен ты ей! Что Устя могла царевича не узнать – не верил. Узнала. Наверняка. И свой выбор сделала! Только вслух Михайла сказал совсем другое:

– Царевич, так что ж ты гневаешься? Радоваться надобно!

– Чему радоваться?!

– Когда б она от тебя записку взяла да на свидание пришла… что это за девка, которая на все согласная?

Гнев Фёдора остыл так же быстро, как и вспыхнул. Царевич с интересом поглядел на Михайлу:

– Ты прав… ты прав.

И правда. Чего стоит девка, которая берет записочку от мужчины… ладно! Будем честны с собой. Царевича она видела раз в жизни – и тут же на свидание побежит? Это уж как-то совсем неправильно.

Что еще могла сделать Устинья?

Не брать записку? Так растерялась она, не ожидала ничего, вот и взяла. Но и читать не стала.

Гордая.

Это хорошо.

Фёдор успокоенно откинулся на лавке.

– Иди собери поесть чего. Да лекаря сюда позови. И слуг кликни, пусть убираются.

Лекарю Фёдор собирался отсыпать серебра, чтоб не гневался. Ну и на будущее – вдруг пригодится?

* * *

Устя потирала пальцы нервным движением.

Ожог почти прошел.

Сама себя она лечить не могла, но и раны, и царапины, и ожоги – все заживало сейчас на ней гораздо быстрее.

Но какова наглость!

Явиться, записку ей подсунуть…

Черный огонек ровно и уверенно согревал ее под сердцем. Устинья не чувствовала себя в безопасности, но ей было определенно спокойнее.

Она обязана с этим справиться.

Она все сделает.

Только бы понять еще, что ей надобно сделать, чтобы история не повторилась. Как поступить? Как?!

Жива-матушка, помоги! Наставь меня на путь истинный…

Как же тяжело.

Как сложно…

Устя в этот вечер долго не спала. Сидела у окна перед лучиной, пряла шерсть, думала о своем. И знать не знала, что в темноте на ее окно смотрит человек, которого тянет к ней с необоримой силой.

Смотрит, жадно облизывается…

Моя будешь…

Только моя!

(обратно)

Глава 5 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Мне очень не понравился визит Фёдора. Очень.

Когда я пытаюсь вспомнить нашу жизнь ТАМ, все помнится странно. Словно сквозь кисею.

Или это я тогда так все воспринимала? Что-то не видела, не замечала, не понимала?

Могло быть и такое.

Не стану отрицать, я действительно была дурочкой. Но сейчас я вижу ясно. И уверена, что заинтересовала Фёдора. Я знаю этот его взгляд. Так он смотрел только на то, что хочет. Хочет получить, удержать, присвоить…

На меня?

Мне кажется, не смотрел. Но я и так была его собственностью. Женой, таким же имуществом, как плеть, как рубаха… У меня не было ни своей воли, ни своих желаний.

Почему?

Почему я так равнодушно к этому относилась?

Не понимаю…

Я помню все, что со мной происходило. Остро помню свою любовь, свою потерю, свою боль. Но почему… почему я была тогда так равнодушна? Словно на мне пелена лежала?

Потом ее сняли. Сорвали силой, и я ощутила мир словно голой кожей.

Когда сейчас я вспоминаю прежнюю себя, я испытываю острую жалость к той девочке. Я постараюсь не повторить ее путь.

И все же…

Если я тогда была такой же, как сейчас, почему я не была нужна Фёдору? Потому что и так ему принадлежала? Или… потому, что я стала другой?

Я мало знаю о своей силе. Но может ли посторонний человек ее ощутить?

К примеру, батюшка в храме?

Это я скоро узнаю. В храм-то идти придется, и исповедаться, и причащаться. В крестовую я захожу спокойно и ничего не ощущаю, но может ли что-то ощутить священник?

Посмотрим.

Мог ли что-то ощутить Фёдор?

К примеру, тогда он чувствовал силу спящую, кровь – дремлющую, а это совсем не то, что сейчас? Сейчас, когда кровь во мне проснулась и заговорила о себе.

Тогда он меня присвоил и успокоился…

Как случилось тогда? Я ведь и не знаю толком. Он просто увидел меня на ярмарке, потом с отцом разговоры были, потом на отбор я приехала к другим девушкам. На Красную горку свадьба…

Но если заслали сватов, значит, он это одобрил, допустил, захотел сам. Позволил себя уговорить, в конце концов? Я же помню разговоры боярышень, шипение сенных девушек…

Царевича хотели еще три года назад женить, как в возраст вошел, да он уперся. И брат дозволил ему пока не жениться. Пусть погуляет парень.

Потом увидел меня на ярмарке, что-то почувствовал и согласился на свадьбу. Допустим.

Но почему тогда Фёдор со мной так обращался? Потому что чувствовал силу спящей, а она не пробуждалась и не собиралась этого делать? Или еще дружки-советчики помогли? Тот же Михайла?

Могло быть и такое.

А сейчас он чувствует проснувшуюся силу и заинтересовался.

Надо ждать сватов?

Или?..

Я как в тумане, я не знаю, что и как делать, куда идти, какую дорогу лучше выбрать. Я знаю один вариант будущего, в котором две нити полыхнули и осыпались черным пеплом. Но может быть и так, что остальные дороги приведут к этому итогу.

Что ж.

Дорогу осилит идущий. Идущий, падающий, ползущий на коленях и локтях, цепляющийся зубами за траву, перекатывающийся с боку на бок… тот, кто будет сидеть сложа руки и жаловаться на судьбу, останется на том же месте, безмолвным памятником самому себе. И кости его разнесут ветер и птицы. А тот, кто сможет дойти, пусть и израненный, обязательно получит помощь.

Я смогу.

Не только ради себя.

Ради своих, родных и близких, любимых и единственных, я поползу на коленях даже по раскаленным углям. Может, я чего-то и не знаю, но постараюсь не упустить наш шанс.

Спасибо тебе, Верея Беркутова.

Ты для меня все сделала, что могла. Теперь моя очередь.

* * *

– Государь, негоже так-то!

– Макарий, ты мне тут посохом не стучи. – Борис не выспался, а впереди еще работы много. Кой дурак придумал, что править – удовольствие?

Воз это!

Тягло!

Тяжелое, муторное, через силу влекомое… падаешь иногда от усталости, а выбора-то и нет. Тащить приходится.

А еще людей мало, еще воруют много, еще врут… это-то завсегда. Мастера приписок и подчисток! С-сволочи!

Можно подумать, ты той бумагой людей накормишь!

Да напиши ты честно, сколь ржи собрано, сколь овса! Хоть царь знать будет, как голодать люди начнут, помощь пришлет! А ты приписками своими… сколько народу по весне в землю из-за них уйдет?

Земли-то у нас много, подданных меньше, а осваивать все надобно. Людьми богатеет государство, своими людьми, росскими. Не чужьем иноземным.

Борис уж запретил официально.

Никому из иноземцев земли не дарить, не продавать, нельзя им ни пяди землицы росской даже так! Разве что участок под могилку.

Личным царским дозволением – то можно. А еще с разбором жениться разрешать, браки заключать…

Сейчас с боярами это решать надобно, а дума боярская… ох, чтоб они там все… шапками своими позакрылись!

И патриарх еще:

– Государь, тебя в храме видеть должны, а тебя не дождешься, не дозовешься. Хоть в воскресный день сходил бы! Не благолепно то! Народ на тебя смотрит, кой ты им пример подаешь?

– Мне пример подавать некогда, и милостыню тоже.

– Батюшка твой, государь Иоанн…

– Не брезговал. Помню-помню.

Посох опять врезался в пол с громким стуком.

– Государь! Смилуйся!

А что еще патриарху сказать?

Не ходит царь по церквам и паломником никуда не ездит, некогда ему. Хотя…

– Ладно, Макарий, когда настаиваешь так… выбери какой монастырь на севере. Икону подходящую. Съезжу, помолюсь.

А заодно и проверю кое-что. Может, и на голову кого укорочу. От тех, кто помолиться едет, проверок-то и не ждут. А зря. Чего ж делом-то не заняться?

– О чем, государь?

– Да хоть бы и о появлении наследника.

– Рунайка твоя еще, государь…

Борис сверкнул глазами, и патриарх тут же стушевался, отступил. Есть у всякого терпения пределы. Хоть чернильницами Борис и не кидается, а лучше патриарху осторожнее быть. Чай, не вечный он.

– Выберу я монастырь, государь.

– Вот и ладно. Съезжу, помолюсь, на храм пожертвую, может, колокол им надобен или еще чего – скажешь.

Макарий поклонился.

Лучше, чем ничего. Эх, тяжко с Борисом Иоанновичем. Вот отец его, Иоанн Михайлович, совсем другого нрава государь был. Терпеливый, кроткий даже, богобоязненный. При нем-то на службу не прийти грехом было! А сейчас распустились бояре. Нет им примера, нет окорота!

В храмы не ходят, не подают, не жертвуют… непорядок!

Мысль о том, что войско накормлено-напоено-одето, заставы в порядке, флот строится, реформы идут и много чего другого делается, хоть бы и те же дороги, Макарий от себя гнал, как вредную. Ему-то с того ничего не перепадет – ну и в чем смысл?

Ладно. Хоть в монастырь государь съездит, все дело…

* * *

Молитва…

Многое скрыто в этом слове.

Устя молилась как положено – утром. Потом еще перед каждой трапезой. И перед сном.

Полагалось бы еще молиться перед каждым делом и по его окончании, но кто сказал такое, явно не занимался хозяйственными делами! Или дел у него было не так много.

Вот уход за больным человеком – дело?

Безусловно! Одно, крупное, состоящее из множества мелких. Тут и грязь вынести, и покормить, и перевернуть, и водой обтереть – и каждый раз молиться? Так, считай, весь день и проходишь, бормоча под нос молитвы. За безумную примут!

Так что весь день Устя не молилась. В крестовую комнату приходила, как положено, на колени становилась. А по воскресным дням отправлялись они всей семьей к заутрене в храм ^[26].

Даже сейчас, когда батюшка уехал в имение, матушка им приказывала собираться. Нельзя же пропустить богослужение! Никак нельзя!

Вот Устя и собиралась.

Осень. Холодно.

Но в храме будет жарко. Так что сарафан был тяжелый и расшитый золотом, чтобы показать достаток семьи. Рубаха легкая, душегрею несложно расстегнуть. Повязка на голову расшита жемчугом, Устя лично расшивала, в косу вплели синюю с золотом ленту. Вид получился праздничный. Аксинья оделась поярче, во все красное с золотом, а Устя предпочла синий цвет.

Боярыня оглядела дочек и осталась довольна. Приказала двоим холопам сопровождать их и пошла вперед. Против храма и супруг не возражал. Бабе туда ходить и можно, и нужно.

Устя шла молча, опустив глаза в землю.

Не нравился ей визит лекаря.

И Фёдор не нравился.

И все происходящее.

Неуж опять… то же самое? В то же… отхожее место? Чтобы еще резче не сказать?

А как быть, если посватаются к ней для царевича? Али на отбор позовут? Думать об этом не хотелось и по сторонам смотреть тоже. Тьфу, пакость! И почему как не хочешь, так и лезут в голову злые мысли? Жужжат, что те осы, кусаются, а меда от них и не дождаться. Только боль и отчаяние…

Мрачной была и Аксинья. После вчерашнего получила она от матери трепку. И за косу ее оттаскали, и за ухо, которое сейчас прикрывала широкая лента. И выговорили еще, что не умеет она себя вести как боярышня, хоть у сестры бы поучилась.

Та стоит чинно, говорит ровно и степенно, разумно и понятно. Не мчится в припадке любопытства, как девка дворовая, бестолковая, вот на нее и лекарь боярский, иноземный, с уважением смотрит.

Это уж промолчать про няньку, которую Устя одна выхаживает. Аксинья хоть раз воды принесла? Хоть чем помогла? И не надо врать родимой матери, а то она розгу-то обчистит!

То-то и оно.

Весь ум старшей дочери достался, Аксинье коса осталась. Да и та общипанная.

Вот и дулась младшая боярышня, вот и шла в храм Божий нехотя.

И кошель еще этот… лежит. И что с ним дальше-то делать?

Обидно все. Непонятно.

Вот и двери храма.

Перекрестились честь по чести, тремя перстами, поклонились, вошли, встали на отведенной для женщин половине. Устя по сторонам и не смотрела, завернулась в платок, уставилась в пол.

Молчала.

Страшновато все же.

Это храм тех, кто вырубал священные рощи, сжигал волхвиц, разжигал толпу и натравливал на жриц Живы-матушки.

Тех, кто приговорил Верею.

Тех, кто шептал на ухо Фёдору, кто разрешил и разводы, и монастырь, кто потакал ему во всем.

Устя сама, по своей воле, пришла к волку в пасть. И пока… пока она ничего не чувствует.

Храм. Ладан. Люди. Но и только.

Если бросить взгляд из-под платка, можно увидеть, что происходит в храме. Можно… молиться? Или не стоит?

Как вообще узнавали волхвиц? Устя ведь не знает об этом!

Может, есть какое-то средство? Молитва особая или вода святая? Или ей должно стать плохо в храме?

Молиться она дома пробовала, получалось как обычно. Слова – и слова.

В монастыре она и в келье билась, и руки кусала, и кричала, и волосы рвала на себе. Бывало. И не слышал Господь.

А в храме?

А как прабабка Агафья справляется? Она и жизнь прожила, и в храм ходила… точно ходила. Или у нее тоже какое-то средство есть?

Устя не знала, но справедливо опасалась. А вдруг?

Вот и стояла молча, глядела по сторонам. И сама себе не поверила… опять?!

Фёдор?!

Да, царевич. Стоит, по сторонам смотрит, одет просто, но она-то его и в дерюге узнает. И свита с ним. Вот он, Михайла, неподалеку трется, вот еще несколько людей… одеты нарочито просто, да держатся спесиво. Кто-то из бояричей?

Может и такое быть. А вот Фёдоров дружок, боярич Кусин. Потом он боярином стал, заматерел. Фёдор, может, в насмешку, даровал ему новую фамилию. Кусакин он стал.

Станет. Лет через десять.

Чего их всех сюда принес нечистый?! Разве она непонятно что-то показала? Записку сожгла, общаться отказалась – чего еще надобно? Или некоторым людям поленом разъяснить?

Так она бы со всем удовольствием, да не поймут ее! А жаль…

За этими размышлениями пропустила Устя большую часть службы. Продумала о своем, о девичьем.

О поленьях, которые так хорошо кидать, ухвате, скалке и прочих приятных приспособлениях, которые используются в семьях. И на Фёдора даже и не посмотрела.

А царевич смотрел.

И думал, что, может, и права была маменька, когда о женитьбе говорила.

Или нет. Не права.

Вот оженили б его, а он бы Устинью увидел. И что потом?

И ничего. То есть ничего хорошего. Что ему делать с любой другой женой? Ненужной, нелюбимой, постылой? То-то и оно.

А сможет он на Устинье жениться? А почему бы и нет. Не холопка, не крестьянка – боярышня из старого рода. Заболоцкая, а это о чем-то да говорит.

Когда государь Сокол пришел на Ладогу, его ближники с ним пришли. И родовые имена себе по увиденному нарекли.

Ижорский – стало быть, поместье его вблизи Ижоры. Заболоцкий – за болотом. Так что род у Устиньи старинный. Может, матушка против и не будет.

Попросит-ка он дядюшку с ней поговорить. А сам и послушает.

* * *

Михайла тоже стоял в храме, в свите царевича.

Да, пока ему денег не перепало, ну так что же? Еще все впереди.

Вот она стоит, его красавица, глаза опустила. Молится. И не играет, Михайла видит, вся она там, в молитве. Сосредоточена, глазами по сторонам не стреляет, как иные вертихвостки, о чем-то возвышенном думает. И лицо у нее такое… В свете свечей она кажется неземной красавицей. Толстая коса чуть не до колен падает, лента в ней блеклая. Золотом вышита, а волосы все одно роскошнее. Рыжие? Каштановые? Такой оттенок богатый, густой…

Вот младшая ее сестра, та просто рыжая. Некрасивая.

А стоит рядом, глазами так по сторонам и шарит. Боярыня ее раз одернула, два, да и отвлеклась.

Тут-то Михайла шаг вперед и сделал.

Не знал он, какой из боярышень удастся записку подкинуть, но Устинье не стоит, наверное. Она одну записку сожгла – и вторую сожжет. А вот Аксинья…

Михайла вроде бы и ничего не делал, просто мимо прошел, кажется, даже и не коснулся – и улыбнулся. Руки-то память не потеряли, руки помнят.

Руки делают.

Это с мошной он не рассчитал, не подумал, что та тяжелая, вот Фёдор сразу и спохватился. А с записочкой – чего там! Легко!

Аксинья вся побелела от переживаний, веснушки некрасиво выделились, но записку не отбросила. В руке сжала.

Прочитает. Вот и ладненько, мошну вернуть надобно. А там и поближе к своей красавице подобраться. Пусть через сестру ее, пока и так ладно будет.

Михайла еще раз огляделся по сторонам.

Нет. Никто не заметил.

* * *

На хорах было тихо и чинно. Никто не болтал, не перешептывался, людей вообще было всего несколько. Зато какие!

Давненько маленький храм таких не видывал… да просто никогда! Царица Любава пожаловала! Сама, как есть. И боярышни при ней, и лекарь, вдруг ей дурно станет.

Устроилась, молится.

Наверное.

На самом деле государыня Любава Никодимовна разглядывала людей внизу. Подозвала к себе Адама Козельского:

– Которая?

Адам разглядывал женщин внизу.

Платки, платки… Да что там поймешь, под теми платками? Вот в Лемберге или Франконии – дело другое! Женщины там более раскованные, более дерзкие, а как приятно на них сверху посмотреть! Когда они в декольтированных платьях! Это ж пиршество для взгляда!

А тут?

Впрочем, вот, кажется… точно! Коса, простой сарафан, рядом с ней мать и сестра…

– Вот эта, государыня.

Любава с интересом разглядывала неподвижную девушку. Сверху мало было видно, но кое-что она оценила. Спокойно стоит, руками не дергает, по сторонам не оглядывается, молится. Это хорошо. Платье скромное, коса длинная.

Движения… движения тоже хорошие.

Федя тут…

Пришел повидаться с зазнобушкой? Ан нет, сыночек на нее смотрит, а та – нет. Той ни до чего дела нету. Значит, не свидание у них, просто Феденька сам пришел.

Интересно…

– Адам, ты говорил, она видела моего сына?

– Да, государыня.

– И узнала? Когда он пришел с тобой?

Адам задумался:

– Мне кажется, узнала, государыня. Она так говорила иногда… осторожно.

– А записку все равно не взяла.

– Не взяла, государыня.

Это Фёдору казалось, что он так незаметно действует. Может, Устинье. А хороший лекарь – он все видит, что рядом с больным происходит. Даже и то, что ему бы видеть не надобно.

– Цену себе набиваешь? – словно бы под нос, пробормотала государыня.

Но Адам понял правильно. И ответил:

– Если ты, царица, моему опыту доверяешь…

– Когда б не доверяла, тебя б здесь не было. И брат мой тебе себя доверил.

– Оправдаю, государыня. Отслужу.

Любава медленно кивнула. Мол, попробуй только не отслужи. Голову оторвут. Последней. После пыток. И вернулась к тому, что ее интересовало.

– Ты что-то подметил?

– Мне показалось, не в радость ей внимание царевича.

– Вот как? Какая-то девка… не много ли она о себе понимает?

Адам понял, что сильно подставил девушку. И быстренько качнул головой:

– Нет, государыня. Все она правильно о себе понимает.

– Да-а?

Прозвучало это угрожающе. Медведица поняла, что кто-то не оценил ее медвежонка, и теперь осматривала когти, вострила клыки…

– Она из бедной семьи. Так что все понимает правильно. Жениться на ней царевич Фёдор никогда не сможет, горлица орлу не пара. А поиграть и бросить – у нее тоже честь девичья есть. Вот она и не оказывает ему внимания, чтобы не играть да напрасных надежд не давать.

– Думаешь, место свое знает?

– Кажется мне, так, государыня. А уж дальше тебе решать.

– Хм-м-м… Посмотрим.

Но голос уже был спокойным. Адам понял – угроза миновала. И почему-то порадовался.

Ему спокойная и рассудительная боярышня просто понравилась. Нет-нет, не в том смысле, что Фёдору или Михайле. А просто как хороший и добрый человек.

Как человек, который понимает в медицине, который выполняет все назначения, ухаживает за своей нянюшкой самостоятельно… таких мало.

Другая бы свалила все на холопок, а сама не то что не приглядела бы – стакан воды не подала. Хорошо, что государыня больше не гневается, а смотрит с любопытством. Может, и обойдется все?

Кто знает…

Помолиться, что ли, раз уж в храм пришел? Хоть и не левославная это церковь, а все одно – христиане ^[27].

И Адам перекрестился на распятие.

* * *

Если бы кто-нибудь увидел боярина Данилу, сильно задумался бы.

Завидовать или посочувствовать?

Приятного мало, когда тебя прижимают к стене. Но если это делает самая красивая женщина из всех увиденных?

Но ведь не с любовными намерениями. Или?..

– Царица, увидят же, – слабо отбивался Данила.

– И то верно.

Марина огляделась по сторонам – и через минуту Данилу втолкнули в небольшую кладовку. Еще и засов изнутри задвинули.

– Рассказывай, свет мой Данечка. Рассказывай.

– О чем, государыня?

– Данечка, неуж тебе рассказать не о чем? К примеру, кем там наш племянничек увлекся? Что за девушка?

– Тебе Фёдор не племянник, – огрызнулся Данила.

За что и поплатился.

Маленькая ручка уверенно нырнула к нему в штаны, нащупала самое ценное…

– Данечка, ты рассказывай. Не спорь со мной.

А какое тут рассказывать, когда от похоти уже из штанов выскакиваешь? И кладовка эта такая… удобная. Со всякой рухлядью. И с хорошим, удобным засовом!

Прелесть, что за засов!

А потом и отнекиваться как-то было неохота. Данила и рассказал, что знал.

Да, боярышня Заболоцкая. На ярмарке ее Фёдор увидел, да и увлекся. Игрушки нужны племянничку. Небось другую девку подсунуть, он и охолонет…

– Боярышня Заболоцкая… а из себя она какая?

– Невзрачная такая. Рядом с тобой поставь, так и не приметишь.

Марина довольно улыбнулась. Приятно лишний раз послушать. Хоть и знает она о красоте своей, а все одно приятно.

– Волосы какого цвета? Глаза?

– Прости, царица, не приметил. Вроде как темные…

Данила не издевался. Просто, как все мужчины, он и правда не приметил мелких деталей, которые столь важны для каждой женщины.

– Ладно, Данечка. Я сейчас пойду, а ты себя в порядок приведи, да не забывай – рассказывай, что и как. Очень мне это интересно…

Царица поднялась, оправила платье, коруну ^[28] – да и выскользнула вон. И не скажешь никогда, что в кладовке этой случилось. Только дух тут такой… тяжелый.

Данила кое-как поправил штаны, перепоясался заново, рубаху одернул. И вышел вон на подгибающихся ногах.

Какая женщина!

Это ж ураган! Гроза с молниями… Хороша!

* * *

Аксинья едва дождалась момента, когда оказалась одна.

В нужнике, а то где ж еще?

Дверцу дощатую закрыла, записочку развернула.

«Как первые петухи закричат, буду ждать под березой».

И все. Ниподписи, ни чего другого. Но так и лучше, наверное. Спокойнее.

Сохранить ли записочку?

Ой, опасно это. Случись что – маменька не просто розгу обчистит, в деревню отправит, а то и чего похуже придумает. На богомолье, к примеру, в монастырь на пару месяцев…

А ежели батюшка, так и того хуже будет.

Записочка отправилась в вонючую дыру, а Аксинья оправила сарафан, да и вышла вон. Нужник же! Чем еще тут заниматься? ^[29]

Как пропоют первые петухи…

Как же не уснуть до того времени? Или проснуться?

И выбраться, не разбудив Устьку?

Как сложно приходится бедной боярышне!

* * *

Нельзя сказать, что Элиза ждала этого дня с нетерпением.

Царевич?

Так что же? Эта карта непонятная. Заинтересуется он или нет, удастся его привязать к себе – или как получится… нет, непонятно.

Но вчера Руди приказал ей готовиться. И Элиза сделала все, как он приказал.

Заплела длинные волосы в косу, нацепила балахон, как ходят местные… кошмар! Ни пудры, ни румян, разве что совсем чуть-чуть! Ужасно!

И выреза никакого!

Может, водой смочить рубаху, чтобы она к ногам липла и формы показывала?

Элиза попробовала и осталась довольна. Да, пожалуй, так будет лучше. Надо бы еще заузить этот гадкий балахон, вот тут, в груди, но уже поздно. Руди принес его совсем недавно.

Вот в окне мигнул и погас свет. И снова.

Готово.

Надо бежать…

И Элиза действительно побежала так, словно за ней гналось чудовище из старых сказок, громадная собака с горящими глазами. Побежала что есть сил и почти рухнула на крыльцо дома, вцепилась в бронзовый молоточек, заколотила им о дверь.

Долго ждать не пришлось.

Дверь распахнулась, и Элиза почти ввалилась внутрь:

– Помогите! Умоляю!!!

Лакей опешил, но спектакль игрался не для него. А вот и зрители…

Услышав шум, выглянул из гостиной Руди, а за ним и его гости.

– Что случилось, Ганц?

– Прошу помощи! – Элиза почти рухнула навзничь, умудрившись красиво выпятить попку. – Добрые господа, помогите!!!

– Ганц, проводи девушку! – распорядился Рудольфус. – И воды подай!

Элиза тихонько зашипела.

Проводи!

Мог бы и сам, между прочим! Но вслух она ничего такого не сказала, просто раскинулась на кушетке, изображая жертву и оглядывая присутствующих.

Руди она знала.

Якоба, Адама – все они были ее клиентами. Еще двоих мужчин видела – они тоже приехали из Лемберга. А вот некоторые были незнакомы ей.

Очень красивый светловолосый парень. В борделе он бы имел успех и у женщин, и у мужчин. Глазищи еще такие зеленющие, чисто кошачьи. Красивый…

И второй. Высокий и откровенно невзрачный молодой человек, с редкими волосами и прыщами. Фу.

Но… судя по тому, что говорил Руди, именно это ее клиент. И именно на него Элиза устремила все свое обаяние, затрепетала ресницами, вздохнула так, что грудь приподнялась…

– Что случилось, девушка? – помог ей Руди.

– Я шла домой… мне сегодня удалось заработать. На меня напал человек с ножом, хотел отнять деньги, я кинулась бежать, увидела свет в окнах и принялась стучать в дверь. О, я не могу остаться без денег! Моя мать, мои маленькие сестры – они просто погибнут.

Элиза врала практически в каждом слове. Правдой было лишь то, что сегодня она уже умудрилась принять двух клиентов и заработала.

А остальное…

Не шла она домой, а ждала знака от Истермана. И не нападал на нее, конечно, никто. И даже мать с сестрами не погибли бы без ее денег. Ханс кое-что оставил, да и лембергская община помогала своим. Наоборот, мать не раз уже намекала Элизе, что ее ремесло закроет перед сестрами все дороги, кроме одной. Той самой.

Кто ж возьмет в жены сестер шлюхи? А вдруг и они гулящие станут? Или дети их?

Нет-нет, такого в хорошую семью не надобно!

Так бы можно кого из сестренок сговорить за хорошего парня и чтобы делом отца занялся, мастерская-то стоит. Или самой Элизе замуж выйти. Но…

Элизе просто хотелось другой жизни. И ключ к ней стоял рядом. Смотрел… непонятно.

Женщина удвоила усилия.

Жаловалась, плакала, умоляла проводить ее, потом попробовала встать на ноги – и охнула. Якобы ногу подвернула.

– Теодор, мин жель, помоги мне? – предложил Истерман. – Давай проводим девушку в спальню, и я позову лекаря?

Фёдор поднял брови, но… почему бы нет?

Что ему нравилось на Лембергской улице, так это непринужденность обхождения. Кто во дворце был, тот поймет. Там-то слова в простоте не скажут, все кланяться будут, титуловать да величать, пока смысл речи поймешь, с тебя семь потов сойдет.

Платье парадное, тяжеленное, носи, ходи чинно, гляди скромно, голос не повышай, а чтобы кому руку подать… да ты что! Такое умаление царского достоинства!

Никак нельзя такое допустить!

А тут…

Проводить?

Почему бы и нет. И девушка Фёдору понравилась, она была похожа на Устю. Волосы такие же, красивые…

Элиза мысленно фыркнула.

Клюнул, карасик.

И оперлась на его руку, притиснулась грудью. Вот так, чтобы почувствовал… есть?

Есть!

* * *

Фёдор не видел ничего плохого в том, чтобы помочь девушке. Почему бы нет?

Чуть насторожился он, когда Руди вышел из комнаты, и они с Элизой, так представилась красотка, остались наедине.

Элизу устроили на кровати, которую Руди лично выписал из Лемберга. Ему привычка ладожан спать на лавках и сундуках казалась варварской, о чем он и говорил другу Теодору. Впрочем, Фёдору тоже не слишком нравились лембергские кровати. Какие-то они неудобные, жуткие, массивные…

– Я сейчас…

Продолжить он не успел. Элиза схватила его за руку, прижала ладонь Фёдора к груди.

– Умоляю, не уходи! Прошу тебя! Мне так страшно!

– Тебя здесь никто не тронет, – запротестовал Фёдор, чувствуя, как в ладонь упирается острый сосок. – Обещаю…

– Мне спокойно, когда ты рядом. Ты такой сильный, такой смелый… ты меня защитишь, правда?

И кто бы ответил отказом?

Фёдор не стал исключением. Он промычал что-то невнятное и кивнул.

– Д-да…

– Я знала! – Элиза придвигалась все ближе, голубые глаза ее сияли, рыжая коса ползла к Фёдору… и кто бы устоял в таком случае? А уж когда к его руке прижались нежные девичьи губы…

Элиза отлично знала, как надо поступать с девственниками, да и с нерешительными клиентами.

Движение, другое…

Фёдор и сам не понял, как оказался лежащим на кровати, а нежные женские ручки уже стянули с него всю одежду и добрались до самого важного…

А потом и думать было поздно.

Словно морская волна в нем поднялась, приливом швырнула на медноволосую красавицу, заставила подмять под себя, стиснуть…

Не эту он видел сейчас под собой.

Другую, с которой эту роднил лишь цвет волос.

А остальное все не то, не так… запах, вкус, стоны…

Волна поднималась все выше и выше, захлестывала, несла его на своем гребне, и он уже сам не понимал, чьи стоны звучат в комнате, чьи крики… ничего не понимал, пока не взорвался ослепительно-яркой звездой на самом пике наслаждения.

И только потом упал рядом, выдохнул…

О девушке он даже и не подумал. Какая еще девушка?

Не та, не то…

Хоть и приятно ему было, но словно привкус мела на зубах чувствовался.

Мерзкий привкус подделки.

– Теодор? – Руди заглянул в дверь, хотел ухмыльнуться, но вдруг побледнел.

Медленно, очень медленно, контролируя каждое свое движение, вошел внутрь, закрыл дверь, заложил засов, выдохнул:

– Теодор?

– А? – откликнулся Фёдор.

– Ты… ты в порядке?

– Не знаю. – Фёдор пребывал еще в том расслабленном состоянии, когда мир хорош и прекрасен. Но увы – не особенно еще ясен.

– Ты… – Руди сделал шаг вперед, второй. Фёдор хотел было возмутиться бесцеремонностью друга, но тут Руди добрался до кровати, коснулся руки Элизы. – Теодор, ты ее убил?..

Только после этих слов Фёдор догадался повернуть голову и посмотреть на Элизу.

И едва не взвизгнул. Скатился с кровати на пол, ударился коленом, но боли даже не почувствовал.

То, что лежало рядом… сложно поверить, что еще несколько минут назад это была очаровательная красавица.

Сейчас это было нечто жутковатое.

Тело покрывали синяки и ссадины, кое-где краснели укусы, на бедрах виднелись потеки крови… Но самым страшным оказалось не это.

Страшными были синие следы пальцев на горле девушки.

Следы ЕГО пальцев.

И лицо.

Синее, искаженное, с вывалившимся языком… оно было воистину страшно! И Фёдор пополз по полу на ягодицах, лишь бы сдвинуться куда-то от этих страшных, обвиняющих глаз.

Ну хоть куда…

Хоть под одеяло бы… да на нем ЭТО и лежит!

Еще бы немного, и Фёдор попросту обмочился бы. Руди не позволил.

Схватил со стола скатерть, прикрыл покойницу, вздернул Фёдора за руку вверх.

– Теодор! Очнись!

– А…

Руди перекрестился – и влепил царевичу такую оплеуху, что у бедняги зубы лязгнули. Зато ум с разумом соединились, и Фёдор уже осмысленно поглядел на друга:

– Руди?!

– Тео, приди в себя. Нам сейчас нельзя поддаваться панике.

– Да… да…

– Ты сейчас оденься и пойди в соседнюю комнату, а эту я закрою…

– Да…

– Потом друзья уйдут, я всех отправлю. А мы с тобой вынесем ее тело.

– М-мы?!

– А кто еще, Теодор? Никому нельзя такое знать! Никому!

С этим Фёдор был полностью согласен.

Убийство… понятно, что никто бы ему ничего не сделал. Никто его судить не будет, убей он хоть десять девок. Может, виру заплатить заставят, и только ^[30].

Но что люди скажут?

Убить невинную девицу, и… почему?

– Теодор, не стой как столб, одевайся…

Руди кое-как натянул на друга одежду и выпихнул за дверь.

С сожалением оглянулся на Элизу.

Ах, такая комбинация сорвалась! Зато появился поводок, на котором можно держать царевича. Это тоже неплохо!

Что ж, дорогая Лиз, жила ты беспутно, но умерла очень выгодно. Хоть какая-то польза.

И Руди закрыл дверь на большой висячий замок.

* * *

В соседней комнате, подальше от покойницы, Фёдор пришел в себя.

Что это было?

Зачем?

Ведь бывал он уже у продажных девок, и ничего там с ним не случалось, все было хорошо. И у той, беленькой, и у той, которая с огромной грудью…

Но что на него нашло сейчас?

Почему?!

Ответ он знал, только вслух произнести боялся.

Потому что ОНА.

Потому что эта девушка слишком похожа на ту, с длинной медной косой, на ту, которую он мечтал то ли ласкать нежно-нежно, то ли подмять под себя и давить, пока не сломается… Фёдор и сам не знал, чего от нее хочет.

Слишком она… она просто другая.

Что-то есть такое в том, как она ходит, говорит, улыбается, держит голову… это – не та! Это жалкая подделка. И в какой-то миг разочарование стало слишком острым, именно оно оставляло на теле девушки синяки и ссадины, именно оно заставило Фёдора в момент высшего наслаждения стиснуть пальцы на тонкой шее.

Сам бы он никогда!

И ни за что!

И…

Обвинять Руди Фёдор не стал. К чему?

Руди ведь не знал, что так получится, и знакомство это вышло случайно… денег, что ли, ее семье дать? И правда… надо спросить. Она же сказала Руди, куда дать о ней знать?

Но это потом, потом…

А сейчас ему надо немного выпить. Вот и бутыль с вином стоит…

К моменту возвращения Истермана Фёдора и самого можно было с трупом перепутать. Если бы не запах винища и не гнусный храп. Трупы – они тихие, а этот уж очень…

Руди оставалось только выругаться.

Сволочь!

Нажрался – и дрыхнет! А ему-то как? Он же всех отослал, ему что – самому тело таскать? Гр-р-р-р-р!

* * *

Михайла отродясь дураком не был. А уж тут-то…

Тут бы и слепой что-то заподозрил, и тупой сообразил! Что он – продажных девок не видывал? Ужимок их не распознает?

Да еще как!

Если это не шлюха, хотя и из дорогих, то Михайла – ангел светлый, сияющий. И опять же, провалиться ему на месте, если она незнакома с Истерманом. Ну и еще кое с кем из присутствующих.

Вон как переглянулись двое лембергцев, увидев, что Руди и Фёдор потащили девицу наверх. С пониманием так… основательно.

И легкий шум, который донесся сверху, никого не смутил.

И даже Руди, который вскорости появился и принялся всех выпроваживать, мол, хватит тут, смущать будете… кого надо и не надо.

Ага, смущать.

Стеснять.

Кому вы сказки тут рассказываете, люди добрые?

Смущать!

А чего это у тебя глаза как у бешеного таракана? И волосы взъерошены, а воротник сдвинут набок? Ты с этими кружевами как с ребенком малым носишься, то разглаживаешь, то поправляешь, а сейчас и позабыл? Это ты кому другому расскажи, что все в порядке.

И на рукаве у тебя что?

Не кровь ли?

Кровь и была. Измазался чуточку, когда Фёдора одевал. На том осталась кровь девушки, ну а Руди случайно и задел манжетой.

Михайла отчетливо понял, что дело вышло неладное. Осталось только решить, что лучше выбрать. Уйти? И завтра послушать, что им скажут?

Уйти и подсмотреть, что будет происходить?

Или остаться и напроситься в подельники?

Разумно был выбран второй вариант. Мало ли кому и что в голову придет, а Михайле его жизнь дорога, одна она у него.

Так что Михайла послушался, когда его отослали за франконским вином для девушки в кабак за три улицы. Конечно-конечно.

Вышел – и оглядел лембергский дом.

Эх, дураки они там все же! Дикие люди!

Вот у них, в Россе, дома хорошо строятся, деревянные, надежные. Терема целые… не залезешь! Бревна так пригнаны – иголку не воткнешь!

А у них что?

Дома построены, как в Лемберге, из камня, а камень-то местный. Пористый, крошится он от ветра и снега! Мало того, лембергцы свои дома всякими завитушками украшают, ровно калачи на праздник.

И чтобы по такому да не влезть?

Стельная корова – и то влезет, а уж Михайле и вовсе раз плюнуть. Научился со скоморохами…

Ногу сюда, руку туда, вот до окошка и добрался. Маленькое оно, и стекла паршивые, ну разглядеть-то кое-что можно.

И тело на кровати.

Да, тело. Руди хоть и укрыл покойницу покрывалом, но дорогим, шелковым, не нашлось другого под рукой.

А шелк легкий, а окно приоткрыто. Сквозняк и дунул, когда он за дверь выходил. И подвинул чуточку тонкую ткань.

И под тканью никакого движения. Убил?

Может и такое быть. Михайла всякие виды видывал… и продажные девки с ним много чем делились. Одному без плетки не в радость, другой в такое место лезет, за которое в церкви епитимью накладывают, а по-нормальному никак, третий так за волосы рвет, что чудом голову не отрывает.

Про тех, кто убивает, тоже рассказывали.

Бывало и такое в тяжкой их жизни.

Бывало. И не так чтобы редко.

Михайла перекрестился и едва не навернулся вниз. Ох… хорошо, что он от этого всего в стороне останется.

Ясно же, царевич это ее так.

И еще к Устеньке лапы свои тянет? Нет, мил-человек, с такими привычками тебе не рядом с ней место, а в монастыре. Грехи замаливать.

Зар-раза!

Правильно он не полез предлагать свою помощь.

Это с Истерманом ничего не сделают, он и царице дорог, говорят, не только как друг. И к царю он вхож, и царевичу друг лучший… он-то жив останется. А вот что с Михайлой сделают?

Да в землю вроют по самые ноздри! И так оставят. И лопух над ним прорастет.

Михайла посмотрел на небо.

Ага… его за вином послали?

Вот он и проходит. До рассвета. И вернется с битой мордой.

Ограбили его. Купил он вина, вышел из трактира, и по дороге на него напали, вино отняли, морду набили… это он обеспечит.

Надобно еще к первым петухам попасть на подворье Заболоцких. Это он успеет.

А еще бы посмотреть, что Истерман с телом делать будет. Очень Михайле это любопытственно!

* * *

Руди матерился бессильно и злобно.

Фёдор нажрался до состояния «в дрова», его самого можно было вынести и под забор выкинуть, и не почуял бы. А как теперь быть с покойницей?

Да вот так…

Тело начало коченеть, и надеть на него хоть какую-то одежду… да и пусть! Ни к чему!

Если б на него местные грабители наткнулись, они бы и унесли всю одежду. И так сойдет!

Руди кое-как, морщась от отвращения, завернул тело в шелковое покрывало. Порадовался, что лежало оно более-менее ровно, если б враскоряку, было бы труднее. А так сверток – и сверток.

Вот так.

Теперь поднять… уф-ф-ф! Мертвое тело почему-то было намного тяжелее живого. Сколько раз он Элизу подхватывал на руки, перекидывал через плечо… всякое бывало во время любовных игр. Она казалась такой легкой, а сейчас словно камень…

Нет, не терзался Руди угрызениями совести. Для этого оную совесть надо было хоть в зародыше найти.

И на девичью жизнь ему было наплевать. Девка – и девка, и что такого? Перевидал он тех мертвецов… штукой больше, другой меньше – не важно!

Просто неприятно.

И вдвойне неприятно, что приходится за Фёдором подтирать.

Втройне неприятно. Раньше за ним такого не водилось. А если он это и с молодой женой сделает? Так, к примеру?

Или просто эта боярышня согласится с ним ложе разделить? Здесь нравы, конечно, более строгие, но добрачные связи встречаются, в деревнях так повсеместно, там и женщин с ребенком более охотно замуж берут. Значит, плодовитая, сможет потомство принести. Дикие люди.

Руди не замечал, что сам себе противоречит, не до того ему было. Он тащил тяжеленное тело сначала вниз, в гостиную, потом через черный ход (к немалой радости Михайлы, который с той стороны и прятался), потом через задний двор и дальше, дальше…

Элизу он оставил под чьим-то забором.

Призадумался, потом махнул рукой.

Понятно же все.

Шла, напали, задушили, все сняли, все отняли… кто тут будет что разбирать? С гибелью продажной девки-то? Не она первая, не она и последняя!

Главное, Теодора никто не заподозрит! И надо ему сказать, что они с девкой расстались, а он, к примеру, подарил ей перстень с лалом. Вроде бы у него такой на руке был.

Тогда вдвойне понятно будет.

Глупая девка, нет бы перстень за пазуху спрятать да бежать, не оглядываясь. А она небось нацепила да залюбовалась. Вот и получилось нехорошо…

Уф-ф-ф!

Ладно!

Надо до утра это объяснить Теодору! А пока домой и приглядеть за мальчишкой, не наделал бы глупостей спьяну!

Михайла тоже довольно улыбнулся.

И отправился к подворью Заболоцких. У него там было очень важное дело. Размером с одну мошну. Или одну дуру-девку… там видно будет.

И надо поспешать. Скоро уж первые петухи запоют, скоро…

* * *

Если б Аксинья и хотела уснуть, ничего б у нее не получилось. Поди еще придумай, как выйти так, чтоб Устька ничего не заметила.

А как?!

Она же к няньке встает по десять раз за ночь. Да и сама Дарёна Фёдоровна тоже спит чутко.

А Аксинье выйти надо!

А что делать?

Одеяло свернуть, на свое место положить… нет, не получится. Заметят, шум поднимут…

Значит, надо проще сделать. Сказать, что живот прихватило. Может, простокваша несвежая оказалась?

Устя только головой покачала. Такие хвори она лечить не умела, да и опасалась.

– Может, тебе ведро нужно́е взять?

– И всю ночь смрад этот нюхать? – наморщила нос Аксинья. – Дойду как-нибудь, чай, не лес темный.

– Коптилочку хоть возьми.

– А ты как без нее? Дойду, нестрашно. Ночь светлая.

Устя пожала плечами да и нянькой занялась. Действительно, чего она? Аксинье не три годика, уж дойдет как-нибудь. Ей кажется, что ничего страшного с сестрой не происходит, но ведь желудок – хворь не смертельная, не сильная? Может, и не видит она просто, не понимает.

Аксинья и бегала во двор.

Раза четыре сходила, на пятый уж и не удивлялся никто.

Бывает…

Вот уж и урочный час близко…

Под березой было холодно и противно. Осенняя сырость под накинутый платок пробирается, под сарафан лезет, ноги зябнут, нос краснеет…

Но не зря ждала – не успели петухи пропеть, с дерева темная тень ссыпалась.

– Поздорову ли, Аксинья свет Алексеевна?

Аксинья и слова сказать в ответ не смогла, стояла как тогда, на ярмарке, дура дурой.

Хорош же!

До слез, бессовестно хорош!

Мало золотых волос и зеленых глаз, там еще и плечи широкие, руки сильные, талия тонкая, ноги длинные… а улыбка бесовская. Лукавая, так грех из нее и смотрит.

– А…

И она стоит тут, дура дурой, простоволосая, в маменькином платке старом, в сарафане штопаном – горе горькое, а не боярышня. Так бы и кинула платок наземь и ногами потоптала.

– Благодарствую, что пришла, что не отказала. А еще больше за сердце твое доброе, что на муку и казнь меня не выдала, – соловьем разливался Михайла, чувствуя благодарную публику.

Разве нет?

Стоит дурочка, глазами хлопает, что та сова, слова выговорить не может. А глаза-то жадные, завистливые. Оно и понятно, ей до сестры как Михайле до престола.

Наконец и Аксинья отмерла.

– Я… мошна у меня.

– Так, может, ты мне ее на следующее свидание вернешь?

Михайла посмотрел лукаво, дерзко… от такого взгляда бабы в полон строем сдавались, и эта тоже не умнее. Побелела, покраснела, закивала, как лошадь. И ни слова о том, что мошна не его, а краденая. То-то же! И нечего тебе о таком думать, лучше мы продолжим.

– Я как тебя, боярышня, увидел, так только тебя одну и видел! Других не замечал…

Аксинья цвела и млела, Михайла разливался, что весенняя река, а попутно и про Устинью вопросы задавал. Только по-умному.

Не в лоб, нельзя так. Видно же, что девка на сестру злобится.

В обход надобно, осторожно.

К примеру:

– Неуж ты еще не сговорена? К такой красавице женихи ломиться должны, ворота обивать. Или просто старшую хотят прежде выдать?

– Хотят, – кивнула Аксинья, умалчивая о том, что женихов-то и рядом у нее нет.

– Так небось отец присмотрел кого. Скоро и тебя, боярышня, посватают, уверен я в том. А мне останется лишь плакать горестно…

– Не присмотрел, – утешила Аксинья несчастного страдальца. – У нас род боярский, древний, абы за кого отец нас не отдаст.

Не то чтобы Михайлу это утешило. Но сойдет покамест. Главное, что его красавица пока не сговорена. Остальное порешаем.

Конечно, за одно свидание он у Аксиньи много не узнал. Да и не собирался, правду говоря.

Будет еще время, будет еще место. Сейчас он просто посмотреть пришел, оглядеться да и про кошель свой напомнить. А заодно придумать, как следующую встречу обустроить.

Согласится ли боярышня?

Она уже на все согласна. Вздумай он ей сейчас юбку задрать – даже не пискнула бы. Да только Михайле не она нужна, он за другой добычей охотится.

И своего добьется. Его верх будет, он точно знает.

Михайла целовал руки одной девушке и думал о другой.

Его время еще придет.

(обратно)

Глава 6 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Если смотреть по святцам, прабабушкой мне Агафья Пантелеевна не является. Скорее прапрабабкой. Она была сестрой моего прапрадеда.

Замуж ее не выдали – в ней сила проснулась. Но и волхвой она не стала.

Для этого надо было от всего мирского отказаться, а Агафья на то оказалась не способна.

Или нет?

В той, прежней жизни я редко задавалась такими вопросами.

Прабабушка просто есть.

Что происходило в ее жизни, чем она занимается, чем интересуется, был ли у нее любимый… детей вроде как нет. Или я об этом не знала.

Много ли мы знаем о своих родных?

Только то, что они согласны нам показать.

Впрочем, кровь у нас общая. Так что и во мне могла проснуться сила. Но откуда что взялось? Кто был первым в нашем роду? Я ничего не знала. В той жизни не знала, в этой наверстать постараюсь. Знания – это сила, это оружие, это щит и клинок.

Теперь я не встречу врага безоружной.

Чем дальше, тем больше я понимаю, что враг все-таки был.

И я, и ОН, и Фёдор, и даже подонок Михайла – все мы стали марионетками в чьем-то спектакле. Кто-то стоял за нами, кто-то дергал за веревочки.

Кто?

Я не знаю.

Я только собираюсь вытащить этого паука на живой свет и придавить. Насмерть.

Справлюсь ли я?

У меня просто нет выхода. Я должна. И ради себя, и ради него…

Я уже иду, любимый. Я иду к тебе…

* * *

– УБИ-И-И-И-ИЛИ-И-И-И-И!!!

Истошный крик несся над Лембергской улицей, разрывал уши, ввинчиваясь в головы, вырывая слезы из глаз.

– ДЕТОЧКУ, РОДНЕНЬКУЮ, УБИ-И-И-И-ИЛИ-И-И-И-И!!!

Что уж там, Элизу на Лембергской улице хорошо знали. Кто в лицо, а кто и по другим местам.

Нашли ее достаточно быстро, стоило только рассвести, и поднялась тревога.

Кто-то сбегал и за Магрит.

Та прилетела резвой ногой – и началось…

Все же доченька, первенка… пусть и непутевая, да материнское сердце обо всех равно болит. Ой, дочка-доченька, горе-то какое…

Женщина выла и раскачивалась над трупом дочери. Люди смотрели с сочувствием.

О самой Магрит никто и слова дурного сказать не мог, понятно же, не виновата баба… Бывает так.

Муж помер, она не по рукам пошла, честно овощи выращивает, торгует кой-чем… это достойно. А что дочь у нее гулящая оказалась… так и это не в осуждение. Воспитывала Магрит ее как всех, лупила в меру, а вот – уродилось. Да прежде чем в чужой огород камни швырять, в своем оглядись-ка?

То-то и оно, мало кто без греха. Где муж жену учит, где сам к таким же, как Элиза, бегает. И все о том знают.

Так что на Магрит смотрели понимающе. Если б Элиза чью семью разбила, мужика увела, свадьбу порушила, дело другое. Тут бы на нее обида была. А она попросту не успела. Вот и получилось, вроде как гулящая – да безвредная, пусть ее.

А уж сейчас, когда молодую девчонку убили, да так страшно, придушили…

Как тут не посочувствовать?

Тут и священник заявился, тут и глава лембергской общины пришел…

Священник занялся своим прямым делом. Кивнул жене, та осторожно отстранила Магрит от трупа и принялась утешать, воркуя, что «Бог дал, Бог взял». Священник же осмотрел тело.

– Явно убита. Может, кто-то из ее… Клиентов. А может, и грабители.

Осмотрел тело и глава лембергской общины, Пауль Данаэльс. Покачал головой:

– Я бы сказал, что у нее была хорошая ночь. Потом она либо пошла домой, либо… да, кто-то из клиентов. Надо будет узнать в веселом доме…

– Не приходила она ко мне вчера. – Лилиана Геррен, хозяйка веселого дома, понятно, не могла остаться в стороне от события. – Не было ее. Элиза иногда без меня клиентов брала, я не препятствовала, ее дело, ее риск.

Священник и глава общины переглянулись.

Опять-таки, можно понять, дело житейское. Если ты работаешь под крылышком у Лилли, ты ей платишь процент. То есть восемьдесят процентов ей, двадцать тебе. Но за тебя вступятся.

А если ты работаешь сама…

Деньги твои. Но и риск твой, и проблемы твои, и защитить тебя некому.

– Элиза! Боже мой, какое горе!

Руди Истерман выглядел так, что никто бы не засомневался в его потрясении. Волосы всклокочены, глаза больные. Он протолкался через толпу и упал рядом с телом на колени.

Мужчины переглянулись.

Что Элиза к Истерману захаживала, все знали. Но Руди в том не укоряли. Бывает…

Отношение к нему, правда, было двояким. Вроде как приличный человек, но ни жены не завел, ни детей. Один как перст. Гуляет, веселится.

С другой стороны, во дворец он вхож, именно благодаря ему в Россе спокойно относятся к лембергцам, даже стража по их улицам проходит. В обиду их не дают. А если прошение к царю составить надобно, Руди поможет. И сам отнесет, чтобы по дороге не затерялось. Полезный человек.

– Ох, Элиза… она вчера вечером была у меня. Мы провели вечер вместе.

Руди сознавался не просто так. Это только кажется, что никто не видел, не слышал, не знает… да мало ли? Нет-нет, врать надо так, чтобы это было как можно более приближено к правде.

– Она пришла к вам… – вежливо подтолкнул Пауль.

Руди кое-как пригладил волосы, поднялся, подошел поближе, чтобы не кричать.

– Между нами говоря… вы же знаете, у меня в гостях бывает царевич Теодор.

– Да-да. – Пауль, конечно, знал. Попробуй не заметь такую птицу.

– Вот с ним я и познакомил вчера Элизу. Вы же понимаете, бедной девочке нужен был покровитель…

Тоже дело вполне житейское. Как ни назови, любовница, метресса, содержанка…

Да, и так бабы себе на жизнь зарабатывают. Элиза могла бы. Царевич? Тут и порядочные бабы глазками заблестели. К такому в метрессы попасть очень даже завлекательно. Чай, богат он, любовь свою по-царски и одарит?

– Ага.

– Они провели вечер вместе. – Руди и тут врать не собирался. А чего врать, когда все слышали? И что провели, и что понравилось… – Считай, до утра. Она, когда уходила, хвасталась перстнем с лалом. Большим таким…

Священник и Пауль снова переглянулись.

Дело обретало ясность.

Ну, укусы, синячки – дело такое. Да и выглядело это совсем иначе на грязном мертвом теле, вполне могло сойти за страстную ночь. Бывает. Если уж вовсе по секрету, Пауль тоже… Оскоромился с Элизой и знал, что девушка она страстная, потом дней пять спиной к супруге не поворачивался, в постель только в рубашке ложился, пока царапины не сошли. Так ногтями подрала, кошка дикая…

А дальше тоже понятно.

Шла баба домой, небось кольцо убрать не додумалась. А грабители все ж встречаются. Напали, придушили, может, и не хотели насмерть-то, да тут уж как получилось. Много ли ей надо, с такой тонкой шеей? Потом все забрали, раздели, бросили…

Печально.

Очень печально.

Будет ли это иметь какие-то последствия для общины? Этот вопрос и задали Рудольфусу.

Руди только плечами пожал:

– Я сам расскажу все царевичу Теодору, сам ему посочувствую, если вы не против. Не думаю, что он будет гневаться. Но я попрошу его, чтобы Лембергскую улицу проходили чаще.

А вот эти последствия всех устроили.

– И попрошу его выделить денег бедной Магрит. На приданое младшим дочкам.

А вот это было еще и приятно. Если Истерман так говорит, значит, выделят деньги. А если будут деньги…

– Может, и жених какой найдется. Вот старшей уже двенадцать лет, – задумался Пауль. – Пока поженить их, и пусть работает, хозяйство поднимает, а потом уж, как невеста в возраст войдет, так святой отец их и благословит плодиться и размножаться?

– Почему нет? Надеюсь, царевич согласится быть на свадьбе посаженым отцом, – степенно ответил Руди. – А когда нет, я сам буду. Я чувствую перед собой вину. Если бы я уговорил ее остаться до утра… царевич уснул, и она решила уйти.

Вот это было самым слабым местом в плане Руди. Казалось бы, чего уж лучше для продажной девки – с вечера себя продала, можно и с утра еще добавить. А ее чего-то домой понесло?

Но прокатило.

Может, потому, что Элиза действительно не любила оставаться у кого-то на ночь. Может, просто всем было безразлично. А может, и царевич перстень дал да и сказал идти восвояси, вот она и ушла. Недоступное-то завсегда слаще, у баб же разные уловки.

И такое могло быть…

Дело житейское.

На том и сошлись.

Тело понесли в церквушку, Магрит увели домой отпаивать и утешать, а Руди отправился к Фёдору. Им еще предстояло побеседовать.

Проспался ли, пьянь бессмысленная?

* * *

Когда загремели ворота, Устинья и внимания не обратила. Занята была.

Ругалась с нянюшкой.

Самое сложное не вылечить больного, а долечить его, так-то.

Когда человек ленивый, это легче. Он и сам лишний раз не встанет, и бед себе не наделает. А когда человек живой, да деятельный, да к труду привыкший… вот и уговариваешь нянюшку, что надобно еще нужну́ю посудину потерпеть да по лестницам не бегать, чтобы сердце не зашлось, чтобы долечилась она.

А няня спорит, нянюшке уже скучно, горестно…

Няне делать что-то хочется, а можно пока только лежать да рассказы занимательные слушать. Не уследишь – мигом вскочит и помчится, а ей покой надобен.

Вот и сидела Устя, вот и ругалась…

Когда дверь открылась, она только голову повернула – кто там пришел?

А в следующий миг кинулась на шею старушке, вступившей в горницу, да так важно, словно царица какая. Хотя так взглянешь и не подумаешь, что старушка что-то значит.

Ну, бабушка.

Невысокая, худенькая, легкая, словно птичка, на голову ниже Устиньи, тонкокостная. Черные волосы под рогатой кикой, до сих пор черные. Может, пара там седых прядей. Не больше. Лицо с тонкой смуглой кожей почти без морщин. Серые глаза, такие же, как у самой Устиньи, крупные ясные, словно освещают лицо – и кажется она на десять – двадцать лет моложе. А сколько ей на самом деле?

Кто ж знает. Сто лет? Сто пятьдесят?

Не живут столько. Да прабабушке-то безразлично. Она-то живет и хорошо себя чувствует. И на ногу легка, вон по ступенькам в терем пробежала, не запыхалась.

Одета просто, ни бархата, ни соболей, ни парчи узорной, а все равно поклониться хочется. Как-то так она двигается, ходит, голову поворачивает… одно слово – волхва. Хоть и без посоха. Да и не нужно ей. То мужские игрушки, а ей сила есть – и ладно будет.

– Прабабушка!

– Я, внученька, я. А ты лежи, Дарья. Встанешь – так я об тебя хворостину обломаю, как в детстве твоем. Хочешь все лечение прахом пустить?

Устинья с восторгом пронаблюдала, как няня, которая только что скандалила, укладывается обратно и принимает самый кроткий вид.

– Бабушка, родненькая, благодарствую!

– А ну, дай-ка я на тебя посмотрю, внучка.

Устинья, конечно, приходилась Агафье правнучкой, а то и праправнучкой, и то по линии брата, но кого это интересовало?

Уж точно не двух волхвиц. Одну старую, а вторую… вторая пока еще своей силы не знала. Агафья смотрела на Устинью внимательно, а потом взяла ее за руку.

– Тяжко тебе было?

– Очень, бабушка.

– Теперь я рядом. Я помогу, внученька.

Устя кивнула.

И молчала, потому что горло словно удавкой перехватило. Она не одна?! У нее есть поддержка?

Прабабушка поняла, что девушка сейчас разрыдается в голос, и рукой махнула.

– Посиди пока так, а я Дарью посмотрю…

Устя и сидела.

Наблюдала, как прабабушка осматривает няню, как что-то делает, но что? Она пока не понимала. Сила есть, а знаний нет. И без них хоть ты обсмотрись – не повторишь.

А и ладно.

Прабабушка приехала намного раньше, чем в той истории, она научит, она подскажет… Сделать-то Устя и сама сделает, она сейчас на многое способна. Но есть вещи, которые она должна еще узнать. Есть, и вещей таких множество.

Наконец осмотр был закончен, и Агафья потянулась всем телом. Совсем по-молодому, и не скажешь, что через пять лет умрет она…

Сама ли?

Устю как иголкой кольнуло.

А и правда? Сама ли помрет прабабушка или кто еще добавит? Не просто ж так рощи вырубаются, волхвы и волхвицы под корень изводятся! Неладное что-то творится в Россе…

А что?

Надобно об этом с бабушкой и поговорить. Только всего ей не раскрывать, нельзя.

Устя не знала, откуда возник этот запрет. Просто чуяла. Глубоко под сердцем жила в ней уверенность. Надо молчать. О том, что с ней случилось, откуда она пришла, как благословила ее матушка Жива – молчать! Не то хуже будет, куда как хуже…

– Проводи-ка меня, Устяша, в мою горницу. Там и побеседуем, а то вон Дарья уши навострила, сейчас шевелить ими начнет, как в детстве.

Няня фыркнула и повернулась к стенке.

– Вот и правильно. Поспи, Дарёна, поспи. Сон – он лечит. И не думай ни о чем, не надобно тебе… спи…

Голос прабабки набрал силу, мягким одеялом окутал комнату, закружил… Устя едва сама не пошатнулась. Удержалась, головой тряхнула.

– Нарочно ты? Да?

– Посмотреть хотелось, – не стала отрицать прабабка. – Вот что, пойдем-ка, Устяша. Поговорим.

Устя кивнула и последовала за прабабкой.

Поговорить хотелось. И узнать кое-что важное. И спросить…

У них ведь еще есть время, правда? Есть же?

* * *

Фёдор просыпался тяжко, муторно, словно из черного болота себя вытаскивал. Болело все.

Голова болела, желудок, руки…

Руки-то почему?

А потому…

Стоило перевести взгляд на руки, как Фёдор увидел на них следы женских когтей. Это ночью вчера не заметилось, а сейчас-то…

Элиза жизнь свою продавала дорого, сражалась как могла. И руки ему так подрала – до живого мяса. Жаль, не помогло. Да что там! В том состоянии Фёдора надо было створкой от ворот лупить – не заметил бы, но сознание б потерял. А царапины…

Что там тех царапин?

Тьфу, ерунда!

Фёдор вспомнил, как билось, выгибалось под ним в жажде жизни гибкое девичье тело… накатила тошнота. Мужчина повернулся – и от души обрыгал пол.

Руди, который как раз вернулся домой, услышал эти звуки.

Кивнул, прихватил ведро с холодной водой – сам, не доверяя слугам, тех он вообще отослал – и пошел наверх.

– Проснулся ли, царевич? Подобру ли?

Ответом ему был новый желудочный спазм.

Руди церемониться не стал и от души опрокинул на Фёдора ведро с водой. Прямо на кровать, не жалея перины.

А и плевать, посушат!

Помогло.

Тошнить Фёдора перестало, но двигался он пока не слишком уверенно. Руди подхватил парня под изодранную руку и потащил вон из комнат, на задний двор. Там самолично вытащил из колодца еще несколько ведер с ледяной водой – и опрокинул их на голову царевичу.

Помогало преотлично.

Взгляд у Фёдора становился осмысленным, лицо вытягивалось, а когда он схватился за голову и застонал, Руди понял, что лечение прошло успешно. И поволок царевича в дом.

Плеснул в кубок вина, протянул царевичу.

– На, Теодор, поправься.

– Руди, я…

– Выпей. Как лекарство, залпом, – жестко распорядился Руди.

Фёдор повиновался. И Руди принялся ему объяснять ситуацию:

– Теодор, друг мой, я тебя очень люблю. Ты дорог мне, как родной сын, я знаю тебя с малолетства.

– О, Руди…

– Потому запомни. Вчера вечером вы познакомились с Элизой, приятно провели время, и ты подарил ей кольцо с лалом. Ты понял?

– Да, Руди.

– Потом ты уснул, и она ушла домой. По дороге на нее напали, убили, ограбили и бросили бедную девочку под забором. Это огромное горе, но ты должен его пережить как мужчина.

Фёдор схватился за голову:

– Руди… поверь, я просто не понимаю, что со мной случилось!

– Я тоже не понимаю этого, Теодор, – посерьезнел Руди. – Ты часто бывал со мной в веселых домах, и никогда такого не было.

Напротив. Девушки жаловались, что царевич вялый и снулый, такого пока разожжешь, сама запыхаешься. Час вокруг него пляшешь и так, и этак, да и потом – как получится. Ну, ущипнуть может, прихватить – силы своей он не соразмеряет, но то другое. Не от страсти.

А тут вдруг такая прыть?

– Я даже не помню, что я думал.

– Совсем не помнишь? Как вы оказались в постели, помнишь?

Фёдор сглотнул и кивнул.

– П-помню. Элиза… она была настойчивая.

Руди подумал, что была бы умнее, была б жива. Но промолчал. Ждал, пока Фёдор пороется в глубинах памяти.

– Помню рыжие волосы. Помню… Разочарование.

– Что?!

– Как от обмана, обиды, подделки… нет, больше ничего не вспомню.

Руди вздохнул:

– Теодор, друг мой, тогда нам надо будет с тобой провести естественный опыт.

– Че-го?

– Сегодня же мы отправимся в бордель и снимем услужливую девочку. На двоих.

– Руди?

– Ты будешь действовать, а я наблюдать.

– Руди, ты с ума сошел?!

– Нет, Теодор. Посуди сам. Нам надо знать, связано это с тобой или с Лиззи.

– С Лиззи? Не понимаю?

Фёдор приободрился, посмотрел с удивлением. Руди взмахнул рукой:

– Теодор, женщина, чтобы привлечь внимание мужчины, может пойти на многое. Есть и зелья, и мази, и приворотные амулеты. Допустим, чем-то таким Элиза и воспользовалась. Могла? Спокойно могла. Друг мой, ты царевич, задержаться рядом с тобой – честь и удача для любой девушки. А если еще и ребеночек будет… ты понимаешь.

Фёдор кивнул уже более заинтересованно:

– Так…

– Допустим, она чем-то воспользовалась. Ты это почувствовал и пришел в неистовство. Понимаешь?

– Допустим.

– Если это действительно так, то со следующей девушкой у тебя будет все в порядке. А если нет, я успею тебя остановить.

Фёдор потер лоб.

В свете сказанного предложение Руди не выглядело таким уж гадким. Это не свальный грех, это естественный опыт.

– Может, и надо. А ты успеешь меня остановить, если что?

– Конечно.

– Тогда я согласен.

– Сегодня и пойдем. И еще одно. Я от твоего имени пообещал помощь семье Магрит… матери Эльзы. У нее еще две дочки, их надо ставить на ноги. Если у них будет хорошее приданое, их можно будет выдать замуж… Элиза им помогала, ты понимаешь…

Фёдор кивнул:

– Рублей по пятьдесят хватит?

– И останется. С таким-то приданым их на руках унесут.

– Вот и ладно. Передашь от меня, хорошо?

Руди кивнул:

– Слово даю.

Деньги он и правда собирался передать девочкам. В полном объеме, не оставив себе ни монетки. И от себя еще добавить.

Что уж там, его то вина. Если бы не он…

У него было свое мнение о происходящем. И Фёдор невольно ему помог, сказав про обман.

Действительно, обман то и был. Руди хотел подсунуть ему Элизу вместо Устиньи. Заметив интерес к боярышне, решил перетянуть его на другую девушку и воспользоваться тем в своих целях.

Но не та.

Не то, не так, вот и вышло, как получилось…

Получается, в смерти Элизы виноват и Руди, и его затеи.

– Хорошо, – чуточку повеселел Фёдор.

– Тогда, мин жель, одевайся, закрывай руки, а я пойду готовить завтрак.

– Руди, ты?!

– Я, именно я. Слуг я отпустил, всех остальных не приглашал, мы сейчас в доме одни. Нам надо было поговорить без свидетелей.

– А-а…

– Позавтракаем и отправляемся – куда?

– Во дворец. За деньгами.

Фёдор решил побыстрее разделаться с неприятным и сосредоточиться на хорошем. И только так.

Руди промолчал.

Сказать ему хотелось многое и сделать тоже. Но…

Есть в смерти Элизы его вина. Есть. И перед собой не скроешься. Так что делаем. И не вспоминаем.

* * *

В светлой уютной горнице Агафья Пантелеевна уселась на лавку и Устю за собой потянула.

– Дай-ка я еще раз на тебя погляжу. Да, кровь в тебе проснулась. Наша, старая кровь. Ты уже в храме была?

– В храме? Или в роще? – парировала Устя.

– И там и сям, – не осталась в долгу прабабка. – Рассказывай, не заставляй каждое слово клещами тащить. Чай, не маленькая уже.

Устя только краешком рта ухмыльнулась.

Не маленькая…

Бабушка, я одну жизнь уже прожила. Вторая сейчас идет…

– Была. В рощу я ходила, Матушка меня благословила.

– Знак свой дала?

Устя молча повернула ладонь к бабушке, та посмотрела, кивнула.

– Веточка березовая. Любит тебя Матушка. Хорошо. А в храме была?

– Была.

– Как тебе там? Не тошно, не давит?

– Нет. – Устя даже растерялась. – А должно?

– Должно. Сила там чужая, нам там неуютно.

Устя промолчала.

Может, сказалось еще ито, что впервые ее сила в монастыре вспыхнула? Может, что она там прожила долгое время? Но в храме ей было… да никак и не было! Еще б Фёдор…

Из-за Фёдора стало противнее. Но с ним и на облаке вдвоем тошно показалось бы.

– Тоже хорошо. В рощу ты уходить не хочешь? Волхвой стать?

Устя качнула головой:

– Не хочу. Не чувствую я в себе этого. Не моя дорога.

– Пусть так. А чего ты хочешь?

Устя пожала плечами:

– Не знаю пока. Бабушка, ты расскажи мне лучше, что в мире творится. Почему с нами так поступают? Рощи вырубают, волхвов и волхвиц изводят. Я же вижу, это валом накатывается, не просто так это идет…

Агафья аж поперхнулась от неожиданности:

– Устя… ты что?!

– Бабушка, я давить не буду. А только сколько священных рощ исчезло? Не просто же так! Сколько волхвов, волхвиц, сколько погибло? Можешь ты узнать? Почему кровь так редко просыпается? Раньше ведь чаще было! Почему так?!

Агафья задумалась:

– Не знаю, Устенька. Не знаю.

– Вот и плохо, – припечатала внучка. – Бабушка, а есть ли возможность узнать? Страшно мне, жжет меня, как огнем. Не до́лжно такому быть, но кажется мне, что изводят нас под корень. Изводят не огнем и мечом, а хитростью и зломыслием.

Агафья молчала.

Внучку она разглядела еще с первых минут. И не столько Дарью лечила, сколько на Устю смотрела. Дар Живы-матушки, он разный бывает.

Есть тот, который к жизни, есть тот, который к смерти. А такого, как у Усти, она и не видывала раньше. Огонь живой, но черный. Смертный то огонь.

Но ведь огнем и болезнь выжечь можно!

А можно и дом сжечь.

Странная сила, ранее не виданная. Не меч и не щит, не лечение и не учение, что-то новое.

Не видывала такого Агафья. Потом уж ей объяснит Устинья то, что узнала от Добряны. Потом.

Исконно-то ее сила к лечению тянулась, но, пройдя через ярость, через боль, через смерть, потемнел целительный огонь. Просто такое редко бывает, чтобы человек уходил – и с того света силой ненависти вернулся. Устинья одна, может, и не одолела бы. А с Вереей на двоих у них и сил, и гнева лютого, подсердечного с лихвой достало.

– Можно узнать попробовать. Но это мне уехать придется.

– Надолго?

– Надолго, внученька, – ехидно ответила Агафья. – Но не сразу. Вот как санный путь ляжет, так и соберусь в дорогу. А до той поры тобой займусь. А то что ж такое – сила есть, а применить ты ее и не сумеешь. Почему Дарье не помогла?

– Не умею, – вздохнула Устя. – Только и могла, что свою силу ей переливать да следить, чтобы усвоилось.

– То-то ей небось и плохо было. Голова кружилась, все тело ныло.

– Было. Последнее время лучше стало.

– Потому как ты неправильно поступала. Ты ей свою силу отдавала.

– А надо было не так?

– Конечно нет. Сила Живы-матушки весь наш мир пронизывает, она вокруг нас, она в каждом глоточке воздуха, в каждом солнечном лучике. Когда ты своей силой начнешь лечить или разить, истаешь в считаные часы. А когда ЕЁ силу берешь и человеку отдаешь… понимаешь, дитятко неразумное?

Устя понимала. Но…

– Научишь меня? Бабушка?

– Научу, конечно. И как с миром сливаться, и силу эту видеть, и очищать ее, и через себя прогонять – всему научу. С завтрева и начнем.

– А батюшка с матушкой против не будут?

Агафья только фыркнула:

– Не будут. Знают они, кто я такая… только для всех приболела я, вот и к вам приехала. Чтобы ты за мной доглядела какое-то время.

Устя только плечами пожала:

– Поверят ли?

– Кому хочется, те поверят. Да и ни к чему болтать. Род у нас старый, сила в девочках вспыхивает иногда, поймут твои родители. Никуда не денутся.

Устя медленно кивнула:

– Сила… откуда она в нашем роду?

– А вот так. Когда государь Сокол на Ладогу пришел, с ним и твой предок был. Велимиром его здесь прозвали, а старое имя он отринул. Так получилось, полюбил он. Встретил в лесу да и полюбил волхву.

– Ой…

– То-то и оно. Богиня бы этот союз не благословила никогда, случайность помогла. Налетели на святилище степняки. Они и сейчас иногда нас беспокоят, а уж тогда и вовсе зверели от крови. Налетели, священные деревья порубили, воинов стоптали, жриц хотели в полон увести. Предок наш на то время рядом был с дружиной. Кинулся в бой, своих людей положил, сам едва с жизнью не расстался, но отстоял правду. И святилище спас, и волхвиц. Уж потом его в святилище выхаживали. И дала Жива свое благословение. Он кровь за нее пролил, он за любовь едва с жизнью не расстался, грех такому мешать. Ушла наша прапрабабка из святилища… а вот сила в ней осталась. Кровь осталась.

– И проявляется.

– В нас всех она есть. Всех, кто от нашего корня идет. В отце твоем, брате, сестрах. Просто в ком-то она вспыхивает, а в ком-то так и спит. Годами спит, десятилетиями. А в момент опасности просыпается, поет, зовет за собой.

Устя подумала, что у нее так и вышло. Куда уж опаснее.

– А бывало так, что нашу кровь другие люди пробуждали?

– Всякое бывает. Только опасно это, умереть можешь. И ты, и тот человек, которого пробудить захочешь.

Уже умерла.

И Устинья, и Верея… обе они там остались, черным пеплом осыпались. Только не расскажешь о таком. Никому.

– Я не буду, бабушка. Я просто… для знания.

– Для знания надобно. А делать… лучше такое не делать, пока перед тобой выбор не встанет: жить или умереть. Я уж думала, в нашей крови сила окончательно уснула. Раньше на два поколения одна волхва была, а то и в каждом поколении. А сейчас… прапрабабка я тебе. И то не впрямую, между нами четыре поколения пролегло. Я уж и не надеялась.

– Ты меня… почуяла?

– На таком расстоянии я ничего не почувствую. Мне матушка Жива привиделась, сказала к тебе ехать. Я и собралась тотчас. Так-то я бы в осеннюю пору дома сидела, не грязь месила. А то пришлось ехать. Повезло – быстро домчались. Матушка благословила, не иначе.

Устя с благодарностью подумала о богине:

– В святилище бы еще раз сходить.

– Сходим. Обязательно сходим, Устюшка. А сейчас садись, буду учить тебя правильно дышать.

– Дышать?

– Дышать, двигаться, силу свою собирать вот здесь… – Сухой старческий палец коснулся лба, потом сердца и солнечного сплетения. – Это не все точки, но начинать с них надо. Научишься, потом по телу силу разгонять будем. И далее…

– Я ее здесь чувствую. – Устя прижала руку к сердцу. Туда, где грело, жгло, пекло…

– Это хорошо. Но мало. Учиться все одно надобно. У тебя одной сила проснулась?

– Вроде бы да.

– Аксинья что?

Устя пожала плечами:

– Я за ней ничего не приметила. А так – кто знает?

– Хорошо. На нее я потом посмотрю. А ты садись ровно, спину выпрями и делай вдох. Вот этим местом. – Сухая ладонь легла на живот, показывая, какие мышцы надо напрягать. – На четыре счета. И выдыхать так же будешь. Будешь сейчас сидеть и дышать, поняла?

Устя кивнула. И, закрыв глаза, сделала первый правильный вдох.

Учиться.

В этот раз она не останется безоружной!

* * *

У царицы Любавы слово с делом не расходилось. И сына, который заглянул в терема, она поймала мгновенно.

Как тут не поймать, когда о каждом его шаге сорок человек доложат? А еще сорок просто добежать не успеют. Это ж дворец, здесь на каждом шагу слуги, холопы, стражники…

Фёдор как раз две мошны собрал для сестер Элизы, как к нему матушка пришла.

Сама пожаловала. Не к себе позвала, лично явилась.

– Феденька, сыночек любимый!

Фёдор обернулся к матери и заулыбался.

Любит его матушка. Любит. И он ее тоже.

– Маменька.

Чтобы поцеловать чадушко, Любаве пришлось на цыпочки встать, а сына за вихры потянуть. Вымахал, оглобля.

– Феденька, поговорить с тобой хочу. Посидишь со мной?

Ага, посмотрел бы Федя на того, кто вдовой царице откажет. Опасно это…

– Конечно, матушка. О чем разговор пойдет?

– О возрасте твоем. О делах государственных. Сам понимаешь, тебе уж третий десяток пошел. Ты наследник Борисов, когда с ним что случится, кому на трон сесть?

Фёдор поморщился.

На трон ему не хотелось. А маменьке так очень даже его царем мечталось увидеть. Вот и сидела б там сама, неймется ей…

– Маменька, Борис женат, и дети у него будут.

– Будут, конечно. А ты не женат. И деток у тебя нет, а мне так внучка хочется. Или внучку на руках подержать. Феденька, старею я…

А наследник во все верит, конечно. Сказал бы кто царице, что она стареет, дня бы не прожил. Каблучками затоптала бы. Дорогих сафьяновых туфелек. Но Фёдора надо было уговаривать.

– Маменька, ты у меня молодая и красивая. Самая лучшая. Тебя с боярышнями рядом поставить, никто и не догадается, что у тебя сын есть.

– Льстец, – улыбнулась царица, сына по руке погладила. – Феденька, жениться бы тебе.

– Маменька…

– Понимаю, абы на ком не хочется. Так я тебя и не уговариваю. Скажи, а по душе ли тебе боярышня Заболоцкая? Устинья?

Фёдор словно конь на скаку остановился. У него, кажется, даже лицо сплющилось.

– Маменька? Ты… откуда?

– Знаю откуда? Дядя твой рассказал, что заинтересовала тебя боярышня. Неуж это такой секрет?

Фёдор поморщился.

Секрет, не секрет… понятно же. Дядя – человек подневольный. Это Руди сам решает, что сказать, о чем промолчать. А дядя что та глина, в любых руках поддаваться будет.

– Я сам хотел сначала посмотреть. Подумать.

Любава кивнула.

– Прости дядю, не со зла он. И я не со зла. А все-таки что ты о ней думаешь?

– Не знаю, – сознался Фёдор. Днем раньше сказал бы он, что нравится ему Устинья. Что сильно нравится, может, и люба она ему. А сейчас… вспомнил Элизу – и словно мертвечиной повеяло. – Не знаю, маменька.

– А как узнаешь, так скажешь мне?

– Конечно, маменька.

– Я тогда пока с Борисом поговорю, чтобы разрешил он тебе жениться.

– Про Устю скажешь?

Устю.

Это сказало царице больше, чем час рассказа. Ежели она уже для него Устя… значит, думал он о ней, примерял уже, загадывал. О чужом человеке, о безразличном, Федя не сказал бы так.

Можно с Борисом поговорить.

– Не скажу пока, Феденька. Ни к чему. Там еще Маринка его, ей такое знать не надобно. Попортят еще девку.

И снова впилась глазами.

Фёдор так и дернулся, вспыхнул, кулаки сжал.

Да, зацепила его эта Устинья. А царица ее видела, девушка правильная. Спокойная, рассудительная, вроде как покорная… она еще разузнает, но для ее сына – в самый раз. И прекословить не будет, и верховодить не попытается. Как была Любава главная для сына, так и останется. Это правильно.

– Думаешь?

– Уверена я в том. Для Маринки твоя свадьба поперек сердца станет. Она будет что змея ядовитая… да все равно я хитрее. Поговорю я пока про твою свадьбу, чтобы Борис разрешил сватов заслать. А имя потом назову.

– Хорошо, маменька. Делай, как лучше будет.

– Сделаю, сынок. Ты знаешь, люблю я тебя, ничего тебе во вред не допущу.

– Знаю, маменька.

Любава гладила сына по волосам и думала совсем о другом.

А когда б ты знал, сынок, каким трудом ты мне достался, какой болью, каким отчаянием…

Не надобно тебе о таком даже задумываться.

Мне достанет за мои грехи платить, а тебе и ни к чему такая ноша. Я и на исповеди промолчу.

* * *

Аксинья над вышивкой грезила, когда в светлицу бабка вошла.

Так-то Агафья прабабка, конечно. Но век бы Аксинье ее не видеть! Не любила она Агафью за ее внимательные глаза, за злой язык… за то, что Агафья тоже ее недолюбливала.

– Сидишь? Ворон считаешь? Много ли пролетело?

– Прабабушка? С приездом тебя. – Аксинья хоть и стискивала кулаки, а поклонилась.

Агафья подошла поближе, вгляделась.

Нет, тут смотреть не на что. Сила не проснулась, душонка как была мелкая и завистливая, так и осталась. Сразу видно, злится Ксюха на Устинью, злится – и поделать ничего с собой не может. И не хочет. Ей и так живется.

– Ну-ка, иди сюда. Опрыщавела вся, веснушками в три слоя пошла. Да не красней ты со злости, я не просто так. Вот тебе мазь, будешь на ночь лицо умывать и ею натираться. Все пройдет через месяц, как и не бывало.

Аксинья за эти слова мигом прабабку простила:

– Бабушка! Ой, спасибо тебе!

– Не благодари. А нос мажь почаще, прыщи девицу не украсят. Не сватался еще никто?

– Нет, бабушка.

– Поговорю я про то с Алешкой. Ты уж заневестилась, скоро сарафан на груди порвется. А ты сидишь, лавку протираешь.

Обида была забыта окончательно. Кстати, грудь у Аксиньи больше, чем у Устиньи, и девушка этим очень гордилась. Сарафаны обуживала в груди, вышивкой подчеркивала, внимание привлекала, бусы носила…

– Поговори, бабушка. Вот хорошо было бы…

– Поговорю. И с Устиньей не ругайся. Поняла?

Аксинья нахмурилась:

– Бабушка…

– Ты помолчи да послушай. По обычаю-то старшую вперед младшей выдают. Да у нас так получилось, ты в возраст вошла, а Усте бы еще дома посидеть. Будешь скандалить – я с отцом твоим ничего поделать не смогу. Он мне первый и скажет, чего тебя замуж выдавать, когда ты со своей дурью ничего поделать не можешь.

На дурь Аксинья обиделась.

Но… выйти замуж вперед Устьки?

Это стоило прикушенного языка.

– А… за кого?

– А кто посватается и по сердцу придется, – усмехнулась Агафья. – Поняла? Или пришелся уже кто?

Аксинья покраснела.

Пришелся…

Да только вот…

– Бабушка…

– Не хочешь – промолчи пока. Потом расскажешь, как время придет, – кивнула Агафья. Развернулась и вышла, оставив Аксинью в мечтах.

Услышала боярышня ровно то, что и хотела.

Бабушка за ее замужество.

Она поможет уговорить отца.

Аксинья уже тоже согласна.

Осталось… а что осталось? А, самые мелочи. Уговорить Михайлу, чтобы он женился на Аксинье. И денег бы еще достать где. А то и боярскую вотчину…

Пустяки.

* * *

Вечером Фёдор не без страха уединился с продажной девкой.

Та ломаться не стала, трое – так трое, хоть шестеро, только деньги вперед. Истерман и уплатил.

А потом делал вид, что его в комнате и вовсе нет, сидел за ширмой, пока девка клиента обрабатывала. Потом они с Фёдором на кровати оказались, там уж подглядывать пришлось.

Руди разве что отметил, что так с девушками лучше не обращаться. Грубовато, неловко… баба – она тоже ласку любит. Но на все остальное это никак не влияло.

Фёдор не терял над собой контроля, девку за горло не хватал, душить не пытался, срывов не было. Когда все закончилось, даже поблагодарил – и приказал уходить. А сам на кровати растянулся.

Руди вышел из-за ширмы:

– Что ж, Теодор, это хорошо.

– Что именно?

– Ты ничего такого не чувствовал… как с Элизой?

– Нет, – вяло отозвался Фёдор. Действительно, не возникло ни жара, ни ярости, ни упоения… все как всегда.

Привычно.

– То-то же. Значит, не в тебе дело было, а в девке.

– Думаешь?

– Ты молодой еще, многих вещей не знаешь. А я наслушался. Девки, чтобы хорошего клиента получить, на разные хитрости идут. И снадобьями мажутся, и подливают их…

– Вроде не пил я ничего из ее рук.

– А тут и намазаться хватит. Или губы намазать. Поцеловали тебя, ты и слизнул отраву, – разъяснил опытный Руди. – К помаде добавляют, к краске для лица.

– Ага…

– Так что с другими можешь спокойно ложиться. Не будет ничего такого.

– А ежели еще кто намажется?

Руди только фыркнул:

– А тебя еще кто интересует? Или только одна рыженькая боярышня?

– Она не рыжая.

– Ну, если других возражений нет… – продолжил подсмеиваться Руди. За что и получил по голове подушкой, метко запущенной царевичем. И даже посерьезнел. Подушка-то тяжелая, пером гусиным набитая… ^[31]

– Р-руди!

– Она краситься не будет. И мазаться всякой пакостью тоже. А остальные… осторожнее будем впредь.

Фёдор кивнул.

Действительно, надо бы осторожнее.

Не то чтобы его сильно трогала чужая жизнь, просто убивать… одно дело – на поле боя, или врага, или в схватке. А вот так, очнуться рядом с задушенной тобой бабой…

Нет, это как-то неприятно.

Деньги они семье Элизы передали, но… этого и довольно. А на каждую девку вот так не напасешься. И опять же… вот решит он жениться.

А потом что будет?

Он и жену может так же?

На миг мелькнула картинка, в которой место Элизы заняла Устя, и царевича аж холодным потом пробрало, капли покатились по лбу.

НЕТ!

Ему такое не нравится, не хочется, он не согласен!

Хорошо, что это не с ним беда, а с девкой. А он еще ее семье помог, денег дал.

Вот пакостница!

Туда таким и дорога!

* * *

Как за короткое время можно стать человеку хорошим другом?

Да жизнь ему спасти!

В чем-то Михайла умный был, а в чем-то и дурак дураком. Понятно же, места при царевиче расписаны, близко его никто не подпустит. Слуга – и точка! И крутись, как хочешь!

А хочется большего. Хочется быть ближником царевича, чтобы он Михайлу деньгами жаловал, чтобы боярином сделал… да, пока не сможет, ну так все еще впереди. Историй таких Михайла знал немало.

Чем он не боярин?

Чем он не хорош?

Но как выслужиться-то? Тут надо в случай попасть, тут с неба подарок не упадет. А чтобы попасть в тот самый заветный случай, лучше всего его и организовать. Почему нет?

Напугать – и спасти.

Но… как?!

Татей нанимать? Простите, это царевич, это не со скоморохами по лесам ходить. Он и сам при оружии, и люди рядом с ним… нет, это может и не сойти с рук. А когда ранят его? Или кого из татей поймают, а те на Михайлу покажут?

Не пойдет.

Был выбран более простой способ. Конечно, риск был и тут, но не такой уж большой.

Яд.

Легко подсыпать, легко отравиться, легко найти противоядие. Красота!

И нет, царевичем Михайла рисковать не собирался. Только собой. Но тут без риска не выиграешь.

Яд Михайла тоже изготовил сам. А чего тут удивительного? Сорвал пару травок, порубил помельче, посушил в тайном месте и перетер. Вот и готово. Еще к аптекарю сходил, пожаловался, что легкими мается, снадобье у него взял. Тоже добавил. Там и получилась-то пара щепоток…

Ничего, ему хватит ^[32].

Оставалось дождаться нужного момента. А пока ждать.

Смотреть, слушать, по крошкам собирать сведения.

А еще ходить на свидания.

Вот еще дура безмозглая, даром что боярышня. Ну хоть мошну притащила, Михайла деньги использовал, чтобы приодеться. Ну и Аксинье колечко дешевенькое купил, какое придется. Бабы – они ж такие. Ты им кончик пальца дай, а семью и троих детей они сами себе представят. Сами придумают, сами обидятся, сами потом реветь будут. Да и пусть ее…

Михайла ждал удобного момента.

* * *

Дураком Рудольфус Истерман не был.

Сволочью, мерзавцем, подонком, негодяем, убийцей – даже содомитом случалось. Но не дураком! И сложить два и два он вполне мог.

Сейчас оно складывалось из интереса Фёдора к Устинье Заболоцкой, из убитой Эльзы, из разговоров, вокруг ведущихся…

Получалось так, что Фёдор и жениться может на Заболоцкой. А что такого?

Род старый, хоть и бедный, но хороший, царевичу и не зазорно будет. Сама девка… кто ее там спрашивать станет? Уж точно не отец.

Получается так, что свадьбе быть.

А жена…

Жена – это много. И Устинью Руди уже успел оценить.

Есть там характер, есть… такая не будет плакать и обиды глотать. А коли так – нельзя ли с ней заранее поговорить и договориться?

Влиять можно и так и этак. Почему бы и не в интересах Руди? Отличный тандем получится. Жена – и друг! Если они будут поддерживать друг друга, то станут непобедимы. Он будет петь в уши Фёдору днем, а Устинья – ночью. Разве плохо?

А дальше… кто знает будущее?

Руди точно его не знал, но предполагал. И надеялся повернуть события в свою пользу.

Так что…

Дождаться Устинью было нетрудно. Домашних-то дел с нее никто не снимал? Вот и приходилось боярышне то туда бежать, то сюда, то с подворья, то на подворье…

Вот в очередной раз, когда она по каким-то делам пошла, Рудольфус ее и подкараулил.

– Боярышня Устинья, не соблаговолишь ли со мной побеседовать?

Когда б он девицу шилом ткнул, она б так быстро не развернулась. А вот…

И кажется ему – или в серых глазах отразились страх и ярость?

Но почему?!

* * *

Устинья смотрела на подходящего к ней человека. И хотелось, до слез мечталось вцепиться ему в глаза когтями, рвать золотые волосы, царапать и полосовать красивое лицо, выдрать ему очи, чтобы никогда, ни за что…

Как же она его ненавидела!

Может, даже больше, чем Фёдора. Что Фёдор?

Кукла глупая, лупоглазая, вроде марионеток на ярмарках. А вот кто им управлял…

Мать его. Руди Истерман, Михайла… может, и еще кто был, Устинья всех-то и не знала. Но эти…

Эти вызывали у нее чистую незамутненную ненависть.

Такую, что хотелось выть и кусаться. Рвать ногтями и зубами.

НЕНАВИЖУ-У-У-У-У!

Пришлось сдержаться, смириться, даже улыбнуться попробовала. Получилось, наверное, жутко, Рудольфус даже шаг замедлил. И улыбка подувяла.

– Поздорову ли, боярышня Устинья?

С голосом Устя совладала, недаром бабушка ее учила. И ответила уже спокойнее, на чистом лембергском:

– Не ждала я тебя, мейр Истерман ^[33].

Рудольфус даже поморщился слегка.

Мейр?

Давно уж ушли в прошлое те времена, привык он к уважительному «Боярин». А мейр…

Что знает о нем боярышня? Или просто так сказала? На лембергском?! Она знает его язык? Не то чтобы странно, но необычно. Рудольфус привык, что женщины в Россе не столь образованны, как в его родном Лемберге. Там они могут и по нескольку языков знать, а в Россе частенько и про Лемберг-то не знают. Удивляются, спрашивают, где ж такое есть?

– Ты знаешь лембергский, боярышня?

– Знаю, – уже вполне равнодушно отозвалась Устинья. – И проявляю вежливость, мейр Истерман.

– И знаешь меня.

– Сложно не знать лучшего друга, почти наставника царевича Фёдора. Почитай, вся Ладога знает.

Руди чуточку расслабился.

А, ну тогда понятно. Если с ним просто говорят вежливо, это ничего. Не страшно. Даже и хорошо, пожалуй.

– Удели мне немного времени, боярышня.

– Слушаю, мейр Истерман. Много времени у меня и нет, скоро матушка искать начнет.

Устинья подумала, что правильно заговорила на лембергском. О ее знании языка все равно рано или поздно узнают. Это не совсем преимущество, многие хоть и не говорят чисто, а понимают языки иноземные вполне сносно. Зато и дрожь в голосе, и заминки можно списать на чужой язык. Не так уж легко говорить на нем, резкий он, грубый, рваный. Совсем не певучий, не мелодичный.

Не такой красивый, как родной, росский.

Как заговоришь на лембергском, так и кажется, что собака лает. И горло с него болит потом. Ничего, потерпит она.

– Боярышня, – Руди решил сразу перейти к делу, – ведомо ли тебе, что Фёдору ты по душе пришлась.

– Ведомо.

– А коли так, люб ли он тебе?

– Мой долг мужа любить, а он мне не муж.

Руди кивнул.

Вот оно – правильное воспитание! А то здесь, в этой Россе…

Люблю – не люблю, желаю – не желаю… глупцы! Выгода, и только выгода определяет все! А любить своего мужа всегда выгоднее! Потом, конечно, можно и кого-то еще полюбить, но кто может быть лучше царевича?

У них и сказки-то глупые, о любви! А вот в Лемберге о золоте, о сокровищах, о победах… не важно это сейчас.

– Может, и станет еще. Будешь ты, боярышня, царевной. В палатах жить, в золоте ходить, с золота есть-пить…

Устя качнула головой:

– Не в золоте счастье, мейр Истерман.

– Кто-то и в нем себе счастье находит. А то и во власти. Ведь царские палаты – это власть великая. Над всей Россой! Над людьми, жизнями их и душами.

– Любая власть – то вериги. А золото… это змей. Когда не одолеешь ты его, так он тебя отравит и сожрет. Ты со мной о власти пришел поговорить, мейр?

– Власть у вас, баб, от рождения есть. Что умная баба ночью скажет, то муж днем сделает.

– И такое бывает. Долг жены – мужу хорошие советы давать.

– А еще долг умной жены – мужу во всем помогать и поддерживать.

Устя даже и отвечать не стала. Кивнула.

– Равно как и долг хорошего друга. Когда б я женился, хотел бы, чтобы супруга моя привечала моих друзей. А может, и к умным советам прислушивалась.

– Вы не женитесь. – Устя смотрела холодно и зло. – Вы не собираетесь жениться, мейр Истерман.

Ни жениться, ни детей заводить. Так до старости бобылем и доживет.

Интересно почему?

Раньше Устинья считала, что не нашлась женщина, способная лечь в постель с ядовитой гадиной.

А сейчас?

Может быть, она нашлась?

В монастыре Устя много про что слышала… в том числе и про Истермана. Может, тот слух и правда, только сказать ему такое в глаза – это себе смертный приговор подписать.

Молчать надобно. До какого-то предела. А вот до какого…

– Если я поняла правильно, мейр Истерман, то… я буду говорить Фёдору, а ты – мне?

Рудольфус поморщился. Вот прямота незамутненная!

Разве так надо? Разве так в Лемберге поступают? Впрямую все говорят?

Кошмар какой! Приличный человек так цель словами застит, что ее и видно не будет. Таких кружев языком понаплетет…

Россы!

Все впрямую, простые, как клинок, но и сила в них как в клинках. Потому надобно с ними осторожнее, в обход, в дипломатию…

– Я бы не стал так прямо…

– Но куковать ночной кукушке не дашь. Или с твоего голоса, или в суп?

– Я, боярышня, старше, опытнее и знаю, как лучше будет.

– Для кого лучше? Для меня? Фёдора? Тебя? Россы? Лемберга?

Руди даже глаз не опустил. Но и Устинья тоже.

– Попомни мои слова, мейр. Если придется мне замуж за царевича выйти, делать я буду то, что лучше для Россы. Не для тебя или меня, а для моей родины. Не для твоей.

Сказано было увесисто.

Руди даже отшатнулся, трость перед собой вскинул.

– Откуда ты…

– Вот уж невелика загадка, – фыркнула Устинья. Отвернулась да и пошла себе восвояси.

И на взгляд, который сверлил ее спину, внимания не обратила. Руди бы с удовольствием ударил сейчас между лопатками, обтянутыми синей тканью сарафана, туда, где сбегала по ложбинке длинная рыжая коса. Ударил – и посмотрел, как хрипит и корчится высокомерная дрянь.

Умная дрянь.

Видно, что она ничего не знает. Но легко догадается, разберется, поймет. А и правда, чего тут неясного?

Можно клясться в верности чужой стране. Но будет ли клятва честной?

Всякое бывает.

Но… недаром государь Сокол приказал иноземцев и иноверцев на государственные должности не брать. И к воспитанию детей не подпускать.

Это уж потом подзабылось, вот и нашел Руди лазейку. Он ведь не воспитатель, не чиновник, он друг. А яд легче всего прятать под слоем меда.

Неудивительны и слова боярышни. То, что он ей предложил… Руди уже понял, что Устинья Алексеевна не дура. И петь с чужого голоса не будет. Разве что выгоду свою почувствует?

Все ведь просто!

У Россы – земля. У Россы – богатства природные. Тут тебе и золото, и алмазы, и пушнина, и лес, и поля обширные, незасеянные. А Лемберг маленький, люди на головах друг у друга сидят. Зато умные и образованные. Науки превзошли, дипломатию освоили…

Вот когда б умные стали глупыми править, все бы в мире и пошло ладно да гладко.

Но как объяснить это девке?

Сейчас Руди ей почти ничего не предложил. Угрожать? Так угрозы ничего не стоят, когда ты их в исполнение не приведешь.

Деньги? Власть?

В людях Руди хорошо разбирался, потому понимал: боярышне это не надобно. Ни огонька у нее в глазах не шелохнулось, когда он заговорил. Ни искорки не зажглось.

Тогда… пусть испугается?

Или и того лучше… Руди развернулся и, помахивая тростью, отправился восвояси.

Появилась у него идея. Хорошая, но ее обдумать надобно.

Раньше он боярышню так близко не видел, не разговаривал. Сейчас побеседовал – и задумался. А что можно предложить вот такой? Или, может, проще поступить? Обмануть, закружить? Где ее опыт – и его? Не сравнить даже.

Но ведь узнает. И не простит. И все рассыплется…

Надобно все серьезно обдумать.

* * *

Вдовая царица Любава точно знала: во дворце никогда нельзя просить напрямую.

Никогда!

Или не дадут, что тебе нужно, или из вредности напакостят… всякое может быть. Потому к своей цели – женить сына – она подошла окольными путями. И пришла к пасынку.

Да, вот так вот.

Борис Иоаннович – сын от первого брака ее супруга. Потом муж еще раз женился, но во втором браке у него только две девки, они нонеча замужем уже, Любава о них и не думала. А ее брак с царем был третий по счету ^[34].

Детей у них долго не получалось. Государь не огорчался, у него Борис есть – и первенец, и любимец, и наследник. А Любава злилась. Только через десять лет брака у нее сыночек родился. Поздний, балованный, а уж на что ей пойти пришлось для его рождения… о том и вовсе лучше промолчать. И не вспоминать никогда.

Дочек у нее и вовсе не было. Да и к чему они? Девки царствовать не могут, вот и не надобны!

Пасынка Любава не слишком любила. Но коли уж он царь, будет она с ним и доброй, и хорошей. Да и делает он много полезного. Страну крепит, реформы проводит, флот строит, земли приумножает, с соседями отношения налаживает. Единственное, что не в лад – его свадьба с рунайской княжной Мариной. Но сама себе Любава сознавалась – хороша, гадина! Так хороша, что у Любавы и в молодости рядом с ней шансов не было. Рядом с такой всякая девка уродиной покажется.

И есть у княжны еще одно достоинство.

Кажись, бесплодна она.

Борис аккуратен, но в молодости пару детей от одной из девок прижил. Жениться на ней не мог, отец не дал позволения, а потом и затухло там все. Девка замуж вышла, муж ее детей как своих принял. И от первой жены он ребеночка ждал. Так что Борька-то может.

А жена его?

Но Любаве то на пользу было.

Детей законных у Бориса нет. А наследник его кто?

Правильно, ее Феденька.

Случись что с Борисом, кто на трон сядет?

То-то же…

А если Феденька женат будет, да с детьми, оно еще и лучше получится. Так что вдовая царица отправилась к пасынку.

Тот как раз послов франконских проводил и отдыхал от дел государственных. Вот и вошла Любава, брата с собой взяла для убедительности.

– Боря, дня доброго…

– И тебе, Любава Никодимовна. Поздорову ли?

Обижало Любаву и то, что Боря ее никогда матушкой не звал.

Отец на него ругался, требовал, да Боря уперся. Мол, ты, батюшка, хоть шесть раз женись, коли захочешь, а только мать у меня одна. И родина тоже одна.

Иоанн махнул рукой да и отступился. Любаве обидно было, но не намного она была старше пасынка, так что смириться пришлось.

Сейчас уж Боре к сорока годкам, а деток-то и нет. Может, и не будет…

– Поздорову, – принужденно улыбнулась Любава. – Что послы?

– Послы… да всегда у них одно и то же на уме. Как бы им чего получить, а платить не хотят. И все норовят нашими руками жар загрести. Просят вот полк к границе выдвинуть. Они, вишь ты, с Джерманом сцепиться хотят, вот кабы мы полки к границе двинули, так джерманцы на нас бы отвлеклись, а франконцы бы им в тыл и ударили.

– А ты что же?

– Перебьются. Пусть сами грызутся. Кто на Россу пойдет, того мы всем миром встретим. А в их дрязги лезть, что кошек по весне растаскивать. Кроме царапин и визга – никакой прибыли.

Любава только хмыкнула.

Так-то она и сама была схожего мнения. Сами пусть разбираются. Или платят вперед.

– Может, и верно, Боря.

Царь только рукой махнул:

– Ты, царица Любава, ко мне о Франконии поговорить пришла?

– Нет, Боря. То есть и о Франконии тоже. Фёдор хотел бы в Лемберг поехать, поучиться, а потом, может, и во Франконию съездит?

– Чему он там учиться собрался? – поднял брови Борис.

Любава только вздохнула.

Нет, не в отца пошел пасынок. Не в отца.

В первую его супругу, Настасью…

Та, говорят, была статной, с волосами цвета каштана и голубыми глазами. И сына родила – как в зеркале отразилась. Высокого, широкоплечего, глаза голубые так и сияют, волосы волной каштановой на плечи падают. Он и сейчас-то собой хорош, а в юности и вовсе был погибель девичья.

Окажись он чуть постарше…

Ах, где там Любавины шестнадцать лет!

Ей шестнадцать тогда и было, Борису десять всего, мальчишка. А упрямый, решительный, характерный. Отец, и тот с ним сладить не пытался. Но тогда Любава на него не смотрела. А вот через десять лет… ну что там? Ему двадцать, ей двадцать шесть… и ведь все могло бы иначе быть. Только Борис в ней женщину никогда не видел.

Вторую жену отца, говорят, любил, дочек ее как сестер принял, а к Любаве изначально относился с опаской и презрением. Этого женщина ему и по сей день не простила.

Если б не он…

Да что уж теперь вспоминать, дело делать надобно.

– Естественным наукам хочет поучиться Феденька. Может, год или два пожить в другой стране.

– Нет, – жестко приговорил Борис.

И так это сказано было… нет – решительное и окончательное. Но Любава все же поспорила:

– Боря, так что плохого-то? Пусть съездит, ума наберется. Опыт получит…

– Нет, Любава Никодимовна, и не проси. Не пущу я его. Федя – мой наследник, а чему там хорошему ребенка научат? В той Франконии да Джермане?

– Так ведь и полезного у них там много, разве нет?

Борис только головой покачал:

– Любава Никодимовна, ты вроде как баба умная, что ж ты такое говоришь? Всяк кулик свое болото хвали́т, всяк иноземец свою страну выхваляет. Да так, что кажется, молочные реки там, кисельные берега. А на деле – врут они. Бессовестно и не краснеючи.

– Боря, так-то оно так, но ведь и университеты там, и профессора…

– Того добра и у нас хватает. Еще государь Сокол завещал – никогда детям иноземных наставников не нанимать. Никогда детей на чужой земле не учить. Потому как это уже чужие дети будут. Чему из наук их обучат, еще неясно, а вот презирать все росское да хвалить иноземное – легко.

Любава хмыкнула:

– Федя уж не мальчик.

– А что ж он сам ко мне не пришел? Маменьку послал?

– Федя и не знает, что я пришла, – не стерпела Любава.

– Тем более. Вы так Федю без него и жените, и с его женой в постель ляжете.

И посмотрел так, с намеком, на царицыного брата. Данила застеснялся, покраснел и за сестру спрятался.

Вот ведь…

Не любил он Бориса и побаивался. Еще с того времени, как пришел во дворец, к любимой сестричке, а Борис, тогда еще царевич, его поколотил крепко и в лохани для лошадей искупал.

За дело. За хвастовство и глупые речи. Но все равно вспоминать неприятно.

– Да что ты говоришь, бесстыдник! – вспыхнула Любава.

Борис неприятно хмыкнул:

– Ты, Любава Никодимовна, не отвлекайся. Фёдора я никуда не отпущу. Ты женить его еще не надумала?

– Надумала бы, да он против, – махнула рукой царица. – Прямо хоть ты сама приглядывай.

– Ну и приглядывай. Я прикажу – женится. Пора ему остепениться, а не по иноземцам бегать.

Любава только поклонилась;

– Хорошо. Пригляжу я для него боярышень да и на смотрины приглашу. Если ты не против, государь.

– Не против. Отец мой в его годы уже женился, да и я… – Борис помрачнел. Для него брак с рунайской княжной тоже вторым стал. В первом браке он счастлив был, да умерла супруга беременной, во время морового поветрия. А там и отец помер, вот Борис и потянул со второй свадьбой.

И сейчас у него свой расчет был.

Марину он любил, дня без нее прожить не мог, ночью к ней летел, как безумный. Но детей-то дождаться и не мог пока!

А наследник надобен.

Надеялся он на Фёдора, но у братца разума что у курицы. Если братья они, конечно. Так вроде бы и похож Федька на отца… не на мать.

Поучиться он задумал! Да им кто хочет, тот и вертит, он всю Россу иноземцам продаст. Пусть женится да дома сидит. А когда дети у него родятся, Борис к ним нужных людей и приставит, пусть воспитывают. Авось что толковое получится.

Так что супротив Фёдоровой свадьбы Борис не возражал. Пусть женится.

А что там мачеха себе надумывает…

Это и есть политика.

Ты думаешь одно, твой сосед второе, третий царь – третье, а принимаем то, до чего договориться удалось. И, увы, оно не отвечает ничьим интересам.

(обратно)

Глава 7 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Оказывается, я очень многого не знаю.

Не умею.

Прабабушка учит меня. Рука у нее скорая, и учит она не только лаской. Получаю я и затрещины, и подзатыльники. Но редко.

Учусь я очень старательно.

Я понимаю, это спокойствие ненадолго, скоро грянет буря.

Уже скоро вернутся из имения отец с братом, уже скоро что-то случится…

Тот же Истерман.

В прошлой жизни, той, которую я так хорошо помню, он никогда не снисходил до бесед со мной. К чему?

Я знаю, как он называл меня в беседах с Фёдором.

Мышь.

Серая, скучная, вечно льющая слезы мышь. Сидящая в углу и не решающаяся выглянуть на свет.

Мышь.

Просто мышь…

Сейчас он решил со мной встретиться. Не знаю, какие он выводы сделал, но хорошо помню, чем обошлась Фёдору эта «дружба». Новые монастыри по всей Россе. Монастыри левокрестных.

Новые налоги и поборы. Разорение старых монастырей, капищ, вырубка священных рощ. Нежная дружба с Лембергом.

Помощь ему в войне против Франконии – за что полегли наши люди? Мы ведь там ничего не потеряли. Наоборот, пока мы воевали там, латы откусили у нас остров Беличий, который потом переименуют в Борлунд. Не просто отобрали.

Вырежут всех россов, которые там жили. Всего несколько человек спасутся.

Руди это не тронет.

Он просто пожмет плечами и скажет – невелик прибыток с рыбаков.

Ему конечно. А мне? А Россе?

Идиотские реформы, которые вколачивались в народ, как гвозди в дубовую доску. Чужие ранги, чужая одежда, чужое… все чужое, все не для добра данное… Чужая история, чужие люди, которые учат нас, как лучше жить.

Не это ли предлагал Истерман?

Именно это.

Я прожила недобрую жизнь и теперь могу быть честна перед собой. Я знаю, что к меду, предложенному Истерманом, будет примешан яд. Но я не знаю, где и когда это произойдет. А коли так… проще не соглашаться. Ни на что.

Ни за что.

Пусть он сразу числит меня своим врагом. Пусть.

Страшно ли это? Нет. Я знаю, кто он такой, я знаю, чего можно ждать от Истермана. До поры он будет мягко стелить. Это потом из-под бархатной перчатки покажется кулак с шипами. Потом…

Если я выйду замуж за Фёдора.

Если я его еще интересую. Хотя в последнем я могу не сомневаться.

Фёдора я видела на улице еще несколько раз. Он проезжал мимо подворья, поглядывая через ограду, а в храм и вообще повадился ходить, как будто ему там медом намазано.

В прошлой жизни так не было.

В прошлой жизни мы просто столкнулись, а через несколько месяцев, кажется, к Рождеству, объявили смотрины в царском дворце. И меня повезли туда.

Я и себя от волнения не помнила.

Конечно, понимала, что меня не выберут, я о таком и не думала. Любопытно было.

А потом ЕГО увидела.

И все.

Больше я ничего не помню.

Больше мне никто и не был надобен.

А ОН даже меня и не заметил. Даже когда я царевной стала, ОН на меня и не смотрел толком. Не видел, не замечал.

Это я умирала от любви, это я рыдала по ночам, это я шептала его имя…

А он был равнодушен. Только один раз мы и посмотрели в глаза друг другу. Но не надо сейчас об этом думать. Я смогу исправить ту ситуацию.

А пока мне надобно учиться.

Скоро, если история не поменяла свое течение, если дороги не разошлись слишком сильно, уже скоро будут смотрины. И до них мне надобно освоить хоть часть бабушкиной науки, чтоб потом работать самой.

И я стараюсь.

Я уже умею правильно дышать и двигаться, вижу токи силы, умею собирать ее и перераспределять, умею делиться ею с другими… это самое сложное. Но у меня хорошо получается.

Бабушка ругается, но я вижу, что она довольна. А ругает она меня, чтобы я не зазналась, чтобы не бросила так же заниматься.

Матушка нам не мешает.

Нянюшку я на ноги поставила, бабушка помогла, и няня уже через пару дней по дому летать начала, как молоденькая. А матушка ее любит. Потому и на меня не ругается.

На хозяйство у меня времени нет, но тут Аксинья помогла. Стала няне помогать, так что маменька и тут не нарадуется.

Вроде бы все хорошо.

Но время тает, утекает, его уже почти нет… время!

Как же его всегда не хватает!

* * *

– Откушай, царевич. Специально для тебя делали, старались.

Девка, которая протянула блюдо, была как раз во вкусе Истермана. Фёдор последнее время все рыженьких предпочитал, а эта была тоже хороша. Высокая, статная, с золотыми волосами… в Россе таких много. Красивая.

Блюдо опустилось на стол, царевич кивнул и принялся наполнять тарелку.

Тушеные свиные ножки с кислой капустой, джерманское блюдо. Там такие готовят, чтобы аж лоснились от жира. Руди предпочитал более изысканную пищу, но, раз уж пришли на Джерманскую улицу и в их кабак, будем кушать, что дают. Да и вкусно же.

– Какая красавица… – мечтательно произнес Михайла.

Руди покосился на него не без приязни.

Смышленый юноша как-то прижился в свите царевича. Выглядел он всегда чисто и опрятно, на язык был остер, неглуп, советы давал дельные, развлекаться умел и любил, пил не пьянея – что еще надобно? Фёдор к нему относился с симпатией.

Михайла еще и сведения о его боярышне приносил.

Хотя что там тех сведений? Щепотка грустная.

Вроде как из поместья приехала прабабка боярышни, и теперь боярышня за ней ухаживает.

Няньку вы́ходила, теперь вот наново началось. А и понятно, прабабку там уже давно на кладбище заждались, а помирать-то небось не хочется. И что в том поместье?

Воды подать некому.

А тут и обиходят, и помогут…

Не то чтобы Фёдору такое нравилось. Но пусть.

Как боярышня за больной бабкой ухаживает, она и за мужем наверняка ухаживать будет. Привыкнет заботиться. А еще домашняя она. Нет у нее ни милого друга, ни времени на переглядывания. Намедни скоморохи на двор приходили, так Устинья Алексеевна к ним и не вышла даже. Занята была.

Аксинья – та вышла, посмеялась, и боярыня кривляк отблагодарила. А Устинья и не вышла даже. Кстати, Михайле это было неприятно. Он и затеял-то все со скоморохами, чтобы свою красавицу повидать, а ее нет как и нет… Ну и пусть. Пока у него другая задумка.

Фёдор того не знал. Осмотрел еще раз блюдо, поморщился.

Жирное мясо он уважал, но потом животом мучился по нескольку дней. А неприятно. Сиди потом в нужнике, не вылезая. Был бы он пьян, такой пустяк его б и не остановил. Но царевич еще не напился, так что блюдо осталось без внимания.

Пока…

– Позволишь, царевич? Попробую угощение да и к красавице подойду, поблагодарю? – Михайла выглядел невинным, как одуванчик.

Фёдор кивнул, ипарень щедро сгрузил себе в миску свиных ножек.

И принялся уплетать их.

Минут десять.

Потом побледнел, позеленел… и как принялся блевать прямо под стол.

– Ты с ума сошел, что ли?! – рыкнул на Михайлу Фёдор.

Руди, будучи поумнее друга, сообразил быстрее:

– Михайла, ты…

– Не ешьте, – умирающим лебедем проклекотал Михайла, едва не сползая под стол. – Кажись, отравлено…

Онемели все.

Руди опомнился первым:

– А ну-ка…

Миска со свиными ножками была подхвачена как есть и вынесена во двор. Где и поставлена перед здоровущим псом. Тот было забрехал на людей, но, оценив предложенное блюдо, решил, что надо угоститься. Мало ли кто тут ходит, а вот такой вкуснотищи может и не перепасть больше.

И не перепало.

Яд Михайла от души высыпал в общее блюдо. Сам-то съел немного, а собака угостилась оставшимся.

Только лапы и дернулись.

– Покушение на царевича! – раненым зверем взвыл Руди, понимая, что чудом избежал смерти. А когда б Фёдор кушать начал, а не этот парень?

Что тогда?!

Михайла довольно блевал под столом. Умирать он не собирался, он точно знал, сколько нужно съесть для нужного эффекта. Вот и скушал.

Ну, потошнит его дня три.

Пошатает чуток.

Ничего, потерпит ради такого случая.

– Хозяина сюда! – продолжал неистовствовать Руди. – Слово и дело государево!!!

Клич сработал. Еще бы…

Тут и народ понабежал, и стража…

Джерманцы и опомниться не успели, как хозяина таверны схватили – и потащили в пыточный приказ. А куда его еще?

Там пусть и отвечает, какие-растакие капусты царевичу предлагал. Что сыпал, кто подучил…

Не знает ничего?

Да кто ж тебе, дурашка, поверит? На дыбе повисишь – признаешься и в том, чего не было…

Михайлу, кстати, судьба трактирщика и его подавальщиц вообще не волновала. По склону карабкаться – камни сыплются. Вот он и лезет вверх. А что камни – это чужие жизни… ну так что же? Не его ведь! Остальное не важно!

* * *

– Что?! – Борис ушам своим не поверил.

– Джерманцы царевича отравить хотели.

– И как – успешно?

Царица Марина сейчас как раз находилась рядом с мужем. И интересовалась совершенно искренне. Боярин, который влетел в тронный зал, растерялся, а потом потряс головой да и начал отвечать спокойнее.

– Нет, государыня. Не успел царевич яда отведать, один из его спутников раньше него угостился. Ему и поплохело.

– Понятно. Но хоть спутник умер?

– Нет, государыня. Но очень плох, боятся, не выживет.

Марина пожала плечами с самым философским видом. Борис тряхнул головой и кивнул супруге.

– Оставь нас, радость моя.

Марина молча поднялась, поклонилась и вышла. Поняла, что перегнула палку. Не любишь ты царевича? Да и не люби, но так-то уж показывать зачем?

Опять же, ежели она поторопится, то все прекрасно услышит из другой комнаты. И мужу о том известно.

Борис поглядел на боярина:

– Ты, Иванко Коротич, мне подробно рассказывай, не торопись. Где покушались-то?

– Так царевич на Джерманскую улицу пошел. В кабак, угоститься.

Борис кивнул:

– Бывает.

– Там ему джерманское блюдо и подали. А мясо в нем жирное, царевич решил попозже скушать, хоть и намекали ему, что оно вкусное, пока горячее. Но подождать решил царевич. А вот один из его спутников, напротив, разрешения спросил да и угостился. Десяти минут не прошло, как ему поплохело.

– Так…

– Собаку накормили тем угощением, та и сдохла.

– Так. – Это прозвучало уже жестче и серьезнее.

– Тут Истерман, царевичев друг, и крикнул «слово и дело». Понятно, джерманцев схватили, заковали, в пыточный приказ доставили. А народ волнуется, государь. Как бы беды не было…

Борис побарабанил пальцами по столу:

– Боярин, прикажи стрельцов на улицы отправить. Пусть по городу ездят. Ежели где крикуны появятся али кто будет против иноземцев кричать… ты понимаешь, всякие глупости, к погромам призывать… Таких в кнуты брать и в пыточный приказ тащить. Да не медлить ни минуты. Не закончится такое ничем хорошим.

Иванко Коротич только кивнул:

– Все сделаю, царь-батюшка.

Хоть и был батюшка лет на двадцать моложе «сыночка» в долгополой боярской шубе.

– Вот и делай, да поскорее. Нам еще беспорядков не хватало. Виновных накажем, а непричастных трогать ни к чему.

Иванко поклонился да и заспешил из кабинета.

Борис задумался.

Могут ли джерманцы сейчас отравить Фёдора?

Да могут, только к чему им это? Ежели Фёдор помрет, так Борис-то все равно свою политику продолжать будет. Войска он к их границе двинет, ответа потребует… нет, джерманцам такое сейчас не надобно, у них франконцы на пороге. Тут уж скорее франконцы и подсуетились. Подлый такой народишка… гнилой. Не нравились они Борису.

Все изломанные, все в кружевах, а то, что у нас противоестественно, у них вроде как и принято. Тьфу, срамота. Борис помнил, как наставник-франконец ему рассказывал, мол, это в порядке вещей. У мужа обязаны быть любовницы, у жены любовники. И чем их больше, тем приличнее. Что это за женщина, которая никому, кроме супруга, и не надобна? И мужчина такой нехорош…

Вот и цветут у них буйным цветом срамные болезни. Да и… грязно это. Попросту грязно.

Свое мнение Борис никому не навязывал, но… Яды-то чаще при франконском дворе применяются, при романском, латском… там они процветают. А джерманцы – те попроще. Тем проще с войском прийти.

Бивали их уже, и не раз бивали. Но до них ближе, до франконцев дальше. Наведаться, что ли, к тем в гости? Да пару-тройку полков с собой взять?

Авось им тоже местные нравы интересны будут.

Борис решил над этим подумать. А покамест подождать, что допрашиваемые скажут. Кому Федька-то нужен? Ладно бы его травили, а тут… Марина и ерничала, потому как всерьез известие не приняла. Пустой Федька человек, разве что…

Как царица о свадьбе заговорила, так и яд подоспел.

Может, наследника хотели извести? Это-то кто хочешь мог сделать.

Но… опять-таки. Это в простых семьях развод недопустим. А царь разойтись с супругой может. Закон такой еще от государя Сокола, когда женат ты, а жена тебе за десять лет ни единого ребенка не родила, ты ее можешь отдать в монастырь. И новую супругу себе взять.

Так-то можно.

Это не ради блуда закон, а для престолонаследия. Ясно же, прямое наследование – это преемственность, это спокойствие в государстве.

И указано государем, ежели хоть один ребенок есть у вас, пусть девочка, тогда разводиться нельзя. Ежели детей нет, то бесплодие. И надо выяснять – чье. А ежели хоть один ребенок есть, а сына, к примеру, нет, так на то Господня воля. И воля Живы-матушки. Не желают они этот род более на земле терпеть. Смирись и прими.

Или в храм беги, моли о прощении. Ежели смилуются боги…

Не о том сейчас речь.

Надо глашатаев разослать по городу. Пусть ездят и объявляют, что следствие ведется, что виновные будут наказаны, а кто будет расправу самовольно чинить или порядок нарушать, того будут бить нещадно. Только так.

Ему еще беспорядков не хватало!

* * *

– Устяша, а кто это у нас Аксинье голову морочит?

– Бабушка?

– Уж сколько лет как бабушка. А на Аксинью посмотри, да повнимательнее. Неуж не видишь? Влюблена она по уши.

Устя пожала плечами.

Не обращала она на сестру внимания, ее вина. Но Усте и не до того было, она училась чуть не каждую минуту, не до сестры тут. А бабушке-то проще, ей только учить надобно, она все вокруг видит.

– Не видела я, бабушка. С чего ты решила?

– Мазь мою она всю извела, еще попросила.

– Так прыщи же. Какой девушке такое понравится?

– Пусть так. Под глазьями у нее круги синие. Не высыпается, явно на свидание к кому-то бегает…

Устя задумалась.

Может, и договорились бы до чего хорошего бабушка с внучкой, да попросту не успели.

Загремели ворота, зашумели люди. И на подворье принялись въезжать телеги с продовольствием, фуражом, скотиной, птицей…

Вернулся хозяин.

Боярин Алексей Иванович Заболоцкий и сын его, Илья Алексеевич.

* * *

Фёдора слегка знобило.

Если бы не Михайла…

Оказывается, иногда от смерти человека ничего и не отделяет?

Ложка, миска – и яд…

И ты, как Михайла, валишься под стол, выблевывая кишки. И лекари качают над тобой головами, произнося глубокомысленное: «На все воля Божия».

Божия?!

Нет, того подонка, который решил подсунуть ему, Фёдору, яд!

Царевича аж затрясло от негодования. Его бы воля…

Всех бы под кнут! И джерманцев всей улицей, и… и всех, на кого они покажут! Всех перепороть, добиться правды, казнить всех виновных, чтобы больше никто!

Чтобы никогда!!!

Руди только головой покачал. И сделал единственное, что мог. Отвез Фёдора в то родное и привычное место, где он чувствовал себя в полной и совершенной безопасности. В терем к царице Любаве.

Та ахнула, ужаснулась:

– Феденька! Мальчик мой!

И стал он тем же самым мальчиком Федей, который бежал к матери после нападения страшного зверя петуха, который плакал, жалуясь на разбитые коленки… Будь ему хоть сорок лет, хоть восемьдесят – для матери он всегда малышом и останется.

– Маменька…

И Любава так и захлопотала вокруг сына.

Лекаря позвала, напоила-успокоила, уложила… ладно уж! Сонного зелья подсыпала. А сама отправилась разузнавать, что и как. К Борису, конечно, куда ж еще? Пропустили ее сразу. Не заставили ожидать.

* * *

– Государь!

– А, Любава Никодимовна? Проходи, коли пришла.

– Государь, я не просто так…

– Фёдор у тебя?

– У меня. Спит он сейчас, истревожился, бедный!

– Несчастный малыш, – произнесла царица Марина. Любава только зубами скрипнула. И не придерешься ни к тону, ни к словам. Но почему ей чуется тщательно спрятанная издевка?

– Государь? – Любава подчеркнуто не обратила внимания на царицу Марину.

– Тут дело такое, Любава Никодимовна. Допросили всех по горячим следам, клянутся джерманцы, что ничего в еду не подкладывали. Да и царевича в первый раз увидели. И не думали, что зайдет он к ним. Допросили Истермана со всем уважением. В кабак они пришли… не туда они сначала пойти хотели. Сам Фёдор решил заглянуть, посидеть там. Не могли на него джерманцы покушаться.

Дурой Любава не была. И понимала, что ежели так… схватить невиновного можно. А кто запретит убийце еще раз яда подсыпать?

– А кто тогда? Кто мог это злодейство совершить?

– Будем искать, Любава Никодимовна. А покамест охрану к Фёдору приставим. А то любит он везде гулять и об опасности не думает.

Любава кивнула:

– Женить его надобно, государь. Чай, с хорошей-то женой гулять его и не потянет!

Тут даже Марина не нашлась, что возразить.

Борис кивнул:

– Смотри, Любава Никодимовна. Успенский пост прошел, осеннюю ярмарку отгуляли. Впереди Рождественский пост. Скоро уж начнется ^[35].

– Вот на Святки можно и смотрины назначить. Пока оповестим всех, пока пригласим боярышень, пока съедутся они в Ладогу… как раз и ко времени будет.

Любава кивнула.

С нужным ей человеком она собиралась переговорить раньше. Или Платошу попросить, он справится. На то и Раенский.

– Поговорю я с Фёдором.

– А там и посмотрим. Татей мы искать будем, а Фёдор пусть к свадьбе готовится.

Любава кивнула.

Не было бы счастья, да несчастье помогло, не иначе. И Маринка, чертовка такая, не против. Сидит, молчит, только глазищами своими черными так и стрижет по сторонам.

Гадина!

Точно, гадина!

Нельзя такой красивой быть. Тем паче быть красивее Любавы.

* * *

Ужинали все вместе, как и положено то в семье.

Боярин Заболоцкий во главе стола, супруга рядом, сын, потом уж по старшинству.

Прабабушка могла бы и рядом с хозяином сесть, да не стала. Чего его лишний раз дразнить?

Ужинали спокойно, уже потом, когда ложки отложили, Алексей Иванович и поинтересоваться решил:

– Надолго ли к нам, Агафья Пантелеевна?

– Скоро уж уеду, – отмахнулась прабабка. – Снег ляжет, дороги замерзнут как следует, я и отправлюсь по своим делам. По весне вернусь.

На лице у боярина было написано: «Чтоб тебе там льдом покрыться, ведьма старая». Но промолчал.

Оно, конечно, сейчас волхву в родне иметь неполезно. Не одобряют этого.

А с другой стороны… кто тебя лечить-то будет, когда сляжешь? В храм бежать, молиться там, лоб разбивать? Поможет тебе, как же!

Еще и лоб болеть будет.

Все в воле Божьей? Так-то да, но и самому лечиться надобно. Бог там поможет, где ты сам не совладаешь, а коли ты дурак от рождения, то Боженьку не ругай. Сам ты себя в могилу и сводишь.

– Хорошо, Агафья Пантелеевна. Ты знаешь, мы тебя всегда видеть рады.

– Знаю, Алешенька. Знаю. И поверь, благодарна я вам за кров, за уход. Устя мне очень помогла.

– Устя?

– Я ее чуточку поучила, как за болящими ухаживать. Авось в семейной жизни пригодится.

Боярин смотрел вопросительно, но волхва была сама невинность, и постепенно расслабился Алексей Иванович. Выдохнул, успокоился.

– Может, и полезно будет.

– А то как же. Вот нянька ее болела, Устяше и работа была. Ухаживать, досматривать. Мало ли как в будущем сложится, чай, у Устиньи и свекровь будет, и дети болеть могут…

– Это верно.

Боярин кивнул.

Судя по тому, что сказала волхва… своим штучкам она Устю не учила. А помощь болезным и немощным – то всегда пригодится.

А почему только Устю?

– А Аксинья что? Не училась?

– Не ругай ее, Алешенька. Неспособная она к этому делу. Ее б замуж отдать, там она на своем месте окажется.

– Не дело это, младшую прежде старшей выдавать.

Прабабка даже и не подумала спорить:

– Оно так. Но коли к Аксинье посватаются, ты не раздумывай. Заневестилась девка, пора ей.

– Устинье тогда тем более пора.

– Девки как яблоки, вроде на одном дереве висят, да одно сорвешь – от кислоты не отплюешься, а второе сорвешь – ровно мед. Аксинья уже созрела, Устинье пока еще бы при отце-матери побыть. Но дело твое, хозяйское.

Мужчина кивнул.

Понял, что никто на его власть посягать не собирается, просто… заневестилась девка? Тогда точно замуж надо. Бабка дурного не скажет, она явно намекает, что Аксинья созрела и от мужиков дуреть будет. Еще позора наделает семье, тогда ее и вообще не спихнешь с рук, разве в монастыре примут. Да и позора не оберешься.

А Устинья более спокойная, она и подождать может.

Ну, когда так, будем женихов приглядывать. Обеим.

И хозяин дома с удовольствием придвинул к себе тельное из стерлядки.

* * *

Михайла на лавке лежал, когда в дверь вошел боярин Раенский:

– Как себя чувствуешь, парень?

Михайла хоть и попытался приподняться, да зря. В животе словно еж развернулся, парень охнул – и снова на лавку упал.

– Благодарствую. Всяко бывало… болит…

– Понимаю. Когда б не ты, племянник бы мой яда отведал. Благодарен я тебе, и царица Любава благодарна. Чего ты в награду хочешь?

Михайла ответ давно знал:

– Ничего не хочу. Дозвольте при Фёдоре Иоанновиче оставаться и впредь, хоть слугой, хоть кем. Добрый он, доверчивый, зла настоящего не видел…

Боярин остро взглянул на Михайлу:

– А ты, значит, видел?

– Потаскала судьба. Бывало.

– Мне сказали, ты из Ижорских?

– Там слишком родство дальнее. Я о нем и не вспоминал никогда, сам всего добьюсь.

– Коли не сгинешь, может, и впрямь далеко пойдешь. Ладно, поговорю я с сестрицей. Пусть тебя при мальчишке оставят, глядишь, и впрямь полезен будешь. И денег тебе отсыплю. Приоденешься, купишь, чего для зимы надобно.

– Не привык я задаром получать, – нахмурился Михайла. – Не надобно мне от вас денег!

– А зимой в чем ходить будешь?

– Найду… заработаю.

Боярин задумчиво разглядывал Михайлу.

Был Платон Митрофанович и умен, и хитер, но с такими, как Михайла, до сей поры… Хотя нет! Сталкивался! Просто те постарше были, а этот почти мальчишка. Сложно себе и представить, что опасен он и коварен, как та змея. Вот и не распознал боярин опасности. Шевельнулась было мысль, но Платон ее и придавил. Сразу же.

Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.

Так тут выгода обоюдная.

И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий… да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от Фёдора отвел.

Пусть при нем останется.

– Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.

– Благодарствую, боярин. Не подведу.

– Вот и не подводи, – еще раз остро взглянул Раенский и вышел вон.

Михайла отвернул лицо к стене – и впервые позволил себе расслабиться.

Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.

Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось при дитятке сейчас…

Перепугался, царевич?

То ли еще будет!

Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.

Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.

Справится он.

Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.

* * *

Разговоры у царской четы велись обычно по ночам. После того, как первый пыл страсти утолен, можно и кваса испить, и поговорить.

Борису с супругой и разговаривать нравилось.

Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не ро́дит! А для царя это важнее…

Ежели золотарь какой, так ему умная баба и ненадобна – к чему? Выгребные ямы чистить и так справится. А царю державу надо передавать. И глупых детей…

Эх, вот Федька баран бараном, даром что царевич. И в кого бы? Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.

Кому его травить-то понадобилось?

– Вот и я удивляюсь, – согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес. – Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки. Царевич – не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.

– А дознался бы? Али нет?

– Почему б не дознался?

– Подумай, милая, когда б так случилось, что Фёдор яда откушал, да и помер в том кабаке. Могло быть?

– Могло. Я с лекарем говорила. Тот мальчишка… Михайла Ижорский, он чудом жив остался. То ли яда не так много съел, то ли быстро на него отозвался.

– То есть?

– Лекарь мне объяснил, все по-разному чувствуют. Один, поев несвежих щец, сразу в нужник побежит, второй полночи промается, а все одно плохо ему будет, третий и не почует ничего. Разве что потом животом помается чуточку, да и забудет. Вот Михайла оказался из первых. Которые чувствительные.

– А Фёдор мог бы и не сразу ощутить.

– Да. А как яд бы в кровь всосался, его б ничего и не спасло.

– Надо будет наградить парня.

Марина кивнула. Фёдор ей пока был нужен. Так что…

– Допустим, Фёдор бы там и помер, в кабаке.

– Ага. Дружки б его перепугались, начали б татя искать своими силами, тут бы народ крикнул бить джерманцев – и что б началось?

Марина только поежилась.

Что такое бунт, она знала. И как бывает страшна толпа, когда на кого-то охотится – тоже.

– Жуть бы началась.

– Правильно. Столица б дней десять не успокоилась, и как тут татя сыскать?

– Никак. А что джерманцы говорят?

– Что неповинны они. Ничего, палачи дознаются.

– Так, может, и правда они не повинны ни в чем?

– И такое может быть. Посмотрим. Женю я Федьку, пусть дома с женой сидит, а не по кабакам таскается с дружками.

Марина усмехнулась, рука ее поползла вниз по мужскому телу, сомкнулась в нужном месте…

– Пусть… сидит. Главное, чтобы жена была хорошая.

– Смотрины устроим, пусть выбирает. Из правильных…

На том разговоры и закончились. И снова началось сладкое безумие, завертело-закружило… и то, с правильной женой в кабаки не тянет!

Хорошо-о-о-о-о…

* * *

– Дуняша, что это такое?

Боярин Заболоцкий письмом помахал перед супругой.

Не писал ему раньше-то царицын брат, не бывало такого. Ан вот лежит письмо, блямба сургучная поблескивает, сломанная.

О чем боярин Захарьин написал?

Да кто ж его знает?

Евдокия и вилять не стала:

– Тут дело такое, муженек. С которого нам выгода великая может быть.

Про выгоду боярин Алексей слушать любил. Даже если баба дурой окажется… ей так от века быть до́лжно. Работа у нее такая, дурачья.

– Какое ж дело?

– Пока тебя не было, боярин, захотелось мне варенья из рябины. Послала я девочек на рынок. И дочери с ними запросились.

– Отпустила ты их?

– Они как сенные девки оделись, Дарёна с ними пошла, холопы. Не было опасности. А вот кое-что другое случилось. Дарёну я расспросила. На ярмарке вор кошелек украл, побежал, в суматохе ее толкнули… да вор-то кошелек украл не у простого человека. У царевича Фёдора.

– Так…

– Там-то Фёдор Иоаннович с нашей Устей и встретился. И вроде как глянулась она ему.

Боярин как у стола стоял, так мимо лавки и сел.

– ЧТО?!

– Так вот, батюшка. В храм он приходил, домой к нам приходил, а в храм так каждое воскресенье теперь ходит, на Устю смотрит.

– А она что?

– Хорошо мы ее воспитали, батюшка. Сказала, что из родительской воли не выйдет, а только и до свадьбы ни на кого смотреть не будет. Хоть там царь к ней посватайся, хоть король иноземный, а честь у девицы одна.

Боярин кое-как на полу зашевелился, на четвереньки повернулся, на ноги встал.

– Вот как… Боярин Захарьин пишет мне, что хорошо я дочь воспитал, чтобы не наказывал я ее строго, умница она да рассудительная. Всяк бы такой гордился.

– За ту вину я уж Устинью сама посекла. И при Дарёне она находилась неотлучно. А что до царевича… Когда что хорошее получится, так я каждую осень ту рябину варить буду?

Улыбка Евдокии была самую чуточку лукавой – и боярин улыбнулся ей в ответ.

Это вроде как и неправильно, но ведь получается-то все как хорошо. Получается? Или нет?

Но коли правда то… Устинья… и царевич Фёдор?! Это ж…

Слов у боярина не было. А вдохновение просто так и не выразишь.

* * *

– Устяша, пора мне в дорогу собираться.

– Бабушка…

– Батюшка твой приехал. Сама понимаешь, не рад он мне, да и кто б обрадовался?

– Маменька рада.

– Знаю. Ты их береги. И матушку, и сестрицу. Бестолковая она у тебя…

– Аксинья хорошая. Только…

– Только глуповата, завистлива и склонна во все подряд верить. С такими друзьями и врагов не надо.

Устя промолчала.

Есть такое.

Последнее время Аксинья успокоилась, так ведь и завидовать вроде как нечему. Устя целыми днями за прабабкой хвостом ходила. Слушала, выполняла, наново переделывала.

Как же много она не знала, не умела…

Хотя и сейчас не так чтобы умнее стала. И бабка ее наставляла не показывать никому свои умения. Самый страшный враг любой волхвы, любого волхва – толпа. Испокон веков.

С многолюдьем не справишься, всем глаза не отведешь, не запорошишь. Одолеют.

– Ладно. За сестрой приглядывай, но сильно ей не доверяй. Не по злобе выдаст, так по глупости. А ехать мне надобно. Я в святилище ходила, с сестрами разговаривала. И – твоя правда, Устя. Война у нас.

– Война?

– Необъявленная, так от того и не легче. Все верно, вырубаются рощи, на волхвов и волхвиц охотятся, изводят нашу исконную веру, Устя. Не знаю, как и кто, но уничтожают нас.

– Бабушка…

– А и мы не лыком шиты. Понимаешь, мы ведь поодиночке. Каждый свой кусочек картины видит, с другими не разговаривает. Вот и не задумывались. Волхва убили? И такое бывает, не любят нас. Роща сгорела? Так и молния туда ударить может. Ученика не оставили? А каждого и не выучишь. Рождаться вас меньше началось? А вот и неправда то.

– Неправда?

– Есть у меня пока предположение. Только страшное оно, недоброе. Устя, тебе пока о таком знать не надобно, ты не удержишься, а слово скажешь – тут и тебе конец придет, и всем Заболоцким. Сожгут всех, подворье солью засыплют.

– Бабушка?

Что же такого узнала волхва, что ТАК говорит?

– Жди, Устяша. Как приеду, тогда и расскажу все.

– А коли…

– Думаешь, и меня убить могут? – Агафья Пантелеевна помрачнела. Она тоже о таком подумывала.

– Бабушка, нет у нас бессмертных. Ты сама мне о том повторяешь что ни день.

– Повторяю… Ладно! Коли не вернусь, оставлю я тебе весточку у верного человечка. Ты его не знаешь, он сам к тебе придет.

– А если не придет?

Агафья только усмехнулась:

– Никогда его со мной не свяжут. И придет, и весточку принесет, а чтобы не сомневалась ты, про веточку скажет. Твою. Поняла?

Устя кивнула.

Понять-то поняла, но лучше б без такого обойтись.

– Бабушка, страшно мне.

– А ты не бойся. Справишься. А коли нет… пригляжу я за тобой. Обещаю. Даже оттуда пригляжу.

Устя кивнула.

Но страшно ей было до ужаса.

Страшно, жутко…

Надвигалось что-то громадное, страшное, непонятное. И противостоять ему необходимо, а как? Если не знаешь, кто враг?

Бабушка узнать обещала, так ведь это пока еще узнается…

Страшно.

Получить новую жизнь – и снова всех подвести? Этого Устя боялась больше всего. Даже больше смерти…

(обратно)

Глава 8 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Бабушка уехала.

Мне страшно.

Мне ОЧЕНЬ страшно.

Одно дело – предполагать. Другое – понимать, что действительно что-то происходит, что-то надвигается на нас. Какой-то враг существует.

Если вспомнить мою жизнь…

За двадцать лет, может, даже чуть меньше, были вырублены священные рощи, выкорчеваны деревья, убиты волхвы. Почему так?

Я даже не задумывалась.

И их место заняли… кто?

Правильно, храмы.

Что происходит в Россе? Что не так?

Что вытесняет нашу веру? Веру, в которой спокойно уживаются храмы и капища, мужское и женское начала? Кому это надо?

Когда я пытаюсь припомнить…

Фёдор даже слышать про Живу не мог, его всего трясло, корчило, но… ко мне-то его тянуло! И теперь понятно, почему так.

Спящая сила тем не менее способна на многое. Бабушка мне объяснила.

Сила, даже когда она не проснулась, все равно есть в крови. Даже просто так… я бы спокойно носила и рожала детей, любые хвори обходили бы меня стороной, случись эпидемия, я бы пережила ее спокойно. Сила притягивает мужчин, делает меня привлекательной в их глазах.

Именно сила.

Это как запах у цветка, его не увидишь, но он есть.

С другой стороны…

Я не выносила малыша.

Я часто болела, пока жила с Фёдором. Болеть я перестала в монастыре.

Фёдор отослал меня, когда нашел себе ту иноземную девку. Кажется, из Лемберга. Истерман ему помог…

Значит ли это, что из меня тянули силу?

Может быть, какая-то сила была и у той девки? Только меньше, чем у меня. Или иная?

Но как это могло происходить?

Я спрашивала бабушку, почему женщина, обладающая силой, может скинуть ребенка. И получила внятный ответ – ребенка убили. Еще в ее утробе.

Да, и такое бывает.

Мы получаем свою силу от Рода и Живы. Мужчины от Рода, женщины от Живы, мы рождаемся и живем с ней. Будем мы ею пользоваться или нет, проснется она или останется спящей, то никому не ведомо.

А вот когда человек силой не обладает, а ему хочется…

Есть волхвы, есть ведуньи, а есть и ведьмы-колдовки. Это те, кто заключил сделку с Рогатым и силу от него получил. Да не задаром та сила получена. И что человеку надобно делать…

А с каждого свой спрос.

Одной женщине надо было первенца в жертву принести, второй по ложке крови в день пить. Человеческой. Третьему раз в месяц надо было убивать. Не важно кого, лишь бы убить. У четвертого все дети безумными рождались. Много таких примеров, и думать о них страшно.

А еще ведьмы и колдуны люто ненавидят таких, как мы. Нам сила от рождения дана, а они страшную цену платят. Понять, что сила дается не просто так, что с ней и ответственность приходит, – это они не в состоянии.

Да не о том речь.

Могло ли так быть, что с ведьмой я встретилась, сама того не понимая? И стала одной из жертв?

Я не могу найти ответа.

Те годы я жила как в тумане, я пытаюсь что-то вспомнить, но… ничего необычного не происходило! Терем, муж, свекровь, сенные девушки и боярышни, придирки и огорчения, книги и службы в храме…

Не было ничего ТАКОГО!

Никто у меня кровь не брал, никто со мной никаких ритуалов не проводил.

Никто…

Да что ж происходит-то?! Жива-матушка, вразуми, дай понять! Помоги разобраться!

Только бы слишком поздно не было…

* * *

Ох и страшно было Фёдору! И чтобы развеять свой страх, решил он поехать поразвлечься.

Куда?

А на Лобную площадь.

Есть такое страшненькое место в Ладоге. Есть ^[36].

Раньше несколько таких мест было, на которых людей казнили, сейчас одно осталось. Приказал государь Иоанн Михайлович еще лет двадцать назад, дабы людей криками и прочим не отвлекать сверх меры, а преступников через половину города не возить – устроить все в одном месте. Тут тебе и Разбойный приказ рядом, и Пыточный. Вышел за ворота, пару шагов прошел – и на плахе.

Или на колу.

Или…

Много разных казней придумано, и мучаются люди страшно. А Фёдор…

Смотрел на него Михайла – и тошно парню становилось. Мерзостно как-то.

Наслаждается он? Любопытствует?

А ведь и верно.

Чужой боли радуется, сосет ее, ровно клещ громадный, соками наливается. Вот и румянец на щеках заиграл, глаза заблестели.

А Лобная площадь же…

Несколько помостов пыточных, люди ходят вокруг, палачи своим делом заняты. На одном помосте кнутом секут кого-то, на втором плаха от крови алая, видно, только что кого казнили, рядом на колу человек корчится – уж и не человек. Так, остаток жизни в нем теплится – и все.

Фёдор мимо прохаживается, палачей подзывает, любопытствует, сам к кнуту примерился, удара не нанес, но задумался.

Михайле на то смотреть страшно и тошно было.

Омерзительно.

Сам там очутиться мог бы, сложись судьба чуточку иначе.

Нет? Повезло?

А ведь мог бы. И под кнутом, и на дыбе, и каленым железом… Михайла-то все это и видел, и дружки его так заканчивали. Любоваться?

Да его б воля – все б он тут под корень снес! Камнем закатал! Чтобы и думать о таком забыли, чтобы все казни за стенами высокими проводились и были быстрыми да безболезненными. Отрубили голову – и все тут. Мигом единым ^[37].

А Фёдору в удовольствие. Наслаждается он!

А это что?!

Колдуна поймали? Ах нет! Ведьму!

Ведьмой девчонка оказалась, может, лет двадцати, рыжая да конопатая, глазами сверкала злобно, когда тащили ее к помосту каменному. Один он такой, а на нем – столб, от жара почерневший. И хворост собирают, водой поливают…

Фёдор уставился, вот-вот слюна по харе потечет по жабьей, а Михайла ближе посунулся, помощника палача пальцем поманил, монетку в пальцах покрутил.

– Это чего будет?

– Ведьма это. У боярина в полюбовницах была, боярыню отравила, самого боярина привораживала, на бояричей покушалась.

– Я смотрю, на ней и следов пытки не видно. Созналась, что ли?

– Сама во всем призналась, и пытать не пришлось, да. И что зелье варила, что подливала, что на кладбище за пальцем мертвеца да листом крапивы ходила – все сама. Охота ей, понимаешь, боярыней стать. А там бы и боярин за женой отправился.

– А дознались-то как?

– Сынок боярский без любимой подушки не засыпал. Уложили, успокоили, так ночью проснулся, реветь начал. Нянька за подушку – нет ее. Искать стали, ну и увидели, как эта дура в подушку подклад зашивает. А как поняла она, что все, не будет хорошего, так и полезла из нее злоба, зависть полилась. Записывать за ней не успевали.

Михайла покивал раздумчиво.

Что ж. И такое бывает.

Мало ли кому боярин подол задрать изволит, когда всякая дура боярыню из-за того травить начнет да на детей покушаться, хорошего мало будет.

– И что с ней теперь?

– Сожгут, понятно. Вместе с ведьмовством ее.

Михайла опять кивнул. Монетка из рук в руки перешла.

– Благодарствую.

И к Фёдору.

– Ведьму жечь будут, царевич. Дымом провоняем.

Фёдор на него только рукой махнул. И остался посмотреть.

И как несчастную к столбу привязывали, а она ярилась да плевалась.

И как хворостом обкладывали, обливая его ледяной водой.

И как поджигали его, и мехами дым отгоняли – не задохнулась бы ведьма проклятая раньше времени…

Фёдор смотрел не отрываясь, каждой секундой наслаждался. А Михайла…

На ведьму он не смотрел, противно было. А вот крики слышал. И запах чуял, а уж когда на Фёдора посмотрел…

Вот тут Михайлу и пробрало.

Кинулся он за ближайший помост – и так там проблевался, что чуть кишки не выплюнул. До того мерзко ему было видеть от пота блестящее, влажное лицо царевича, глаза его выпученные, язык, который губы облизывает…

Фёдор наслаждался.

Каждой минутой мучений несчастной, каждым криком, каждым стоном наслаждался.

Определенно, что-то с ним не так.

* * *

– Ах ты дрянь такая-сякая! Замуж тебе?! Да я тебя…

Крик разносился по всему терему.

Устинья вылетела из светлицы, словно ошпаренная кошка. Что случилось-то? Почему ее батюшка так кричит?

Бабушка еще уехать не успела, а он…

– Батюшка?

Ее отец стоял посреди горницы, а у боярских ног скорчилась одна из холопок. Настасья.

И кажется…

Отец ее до отъезда привечал. И сейчас к себе позвал… зачем?

Устя даже разозлилась на себя. Вот вопрос-то, учитывая, что на девке сарафан порван и на щеке след от боярской пятерни пропечатался.

– Пошла вон! – рявкнул боярин дочери. – А ты… я сейчас тебя…

И выглядел он так… Устя точно поняла: сейчас отдаст приказ, и бросят несчастную холопку под плети. А за что?! Что она такого сделала-то?

Рассуждать было некогда.

– Батюшка, не вели меня казнить, вели слово молвить, пока насмелилась.

Устя кинулась перед ним на колени, оттесняя в сторону опешившую девку.

Боярин так ошалел, что даже не ударил родимое детище. Смотрел круглыми глазами, ровно филин, только что не ухал изумленно.

– Батюшка, виновата я перед тобой. И хотела б рассказать раньше, да не насмелилась, – продолжала Устя. А сама пихнула ногой Настасью. Мол, брысь отсюда, дура! Настолько дурой та не была и принялась шустренько отползать к дверям. А Устя уцепилась за ноги отца. – Прости меня, пожалуйста…

И слезы градом покатились…

Боярин так опешил, что сразу и не сообразил, что сказать. А потом уж и поздно было, только дверь качнулась. Петли смазаны хорошо, не скрипнули, а хлопать ею Настя не стала. Жить хотелось…

– Да что случилось-то, Устинья?

– Батюшка… прости меня, родненький…

Боярин начал снова наливаться гневом, растерянность закончилась, и Устя поспешно выдала то, что смогла придумать:

– Батюшка, не нарочно я…

– Да что ж ты такого сделала, дурища?

– Батюшка, я… не бабского это ума дело, понимаю. Виноватая я со всех сторон…

– Да что ты такого натворила?! – окончательно вышел из себя боярин.

– Тятенька, я языки сама учить взялась. Хотела вас просить, чтобы мне учителя наняли, да не насмелилась… сама пыталась. А тут крик… Аксинья тебе вперед меня рассказать хотела, подумала я, что ты на меня прогневался!

Боярин только головой покачал.

Какие ж бабы дуры!

– Какие языки ты сама выучила?

– Латский да франконский. – Устя даже не покраснела. Хотя знала и другие, но эти самые ходовые. И простые, кстати, тоже. Джерманский, лембергский куда как сложнее.

– Ну, скажи что-нибудь по-франконски.

Устя кивнула.

– Ком алле-ву? ^[38]

Спросив у дочери то, что сам помнил, боярин задумался.

С одной стороны, не бабское это дело – учение. Понятно, читать – писать – считать. Это уметь и знать надобно. Но что-то большее – к чему? Бабье дело семьей заниматься.

С другой стороны… а что с другой стороны? Ему-то что с того? Вот замуж выйдет, пусть муж с ее придурью и разбирается.

– И ради этого ты так бежала и орала?

Устя потупилась.

Ну не скажешь ведь: бежала, чтобы не дать тебе глупость сделать, орала, потому что ты, батюшка, орал, другого способа до тебя достучаться и не было.

Боярин кивнул:

– Дура как есть. Хорошо, иди да Настасью сюда кликни.

Усте это не понравилось. Она тут на весь терем себя дурой выставляет, чтобы Настьку все-таки запороли? Вот еще не хватало!

– Батюшка, знаю, что не в свое дело я лезу…

– Вот именно.

– Я у маменьки попросила Настасью себе в прислуги. Маменька и отдала.

– Вот как?

– Ее вина – мой ответ.

Теперь задумался боярин.

А что он скажет? Я твою девку на спину завалить хотел, а она отказываться начала? Я и осерчал? Как-то такое дочерям незамужним и не говорят.

– В чем она провинилась, батюшка?

– Эм-м-м… дура как есть. Приказал ей одежду мою починить, так она орать начала.

– И правда дура, батюшка. Давай я твою одежду и починю, и выстираю, и почищу. Чего ты эту дуру позвал, я б все лучше сделала, – согласилась Устинья.

Боярин только рукой махнул.

Гнев прошел, и он лишний раз убедился, что все бабы дуры. Судьба у них такая, наверное.

* * *

Настасью Устинья нашла на сеновале. В сарае, в котором хранилось сено.

Та ревела в сорок три ручья, и пришлось сильно дернуть холопку за ногу, чтобы та обратила внимание на боярышню.

– Чего воешь?

– Боярышня? Тебе чего?

Так бы Настасья промолчала, куда уж ей, холопке у Заболоцких, голос повышать. Но коли все равно засекут…

– Того. Отец на тебя не гневается, я ему сказала, что ты мне прислуживаешь. Поняла?

Настасья захлопала глазами, как разбуженная сова. Боярина понять можно было. Красивая баба – она и после долгих слез была красива. Высокая, статная, с золотой косой до колен, с васильковыми глазами, круглолицая, что называется – кровь с молоком. Тут кто хочешь соблазнится.

– П-поняла.

– Что ты ему сказала такого? Мне знать надо, ежели что…

– Что с Егоркой я… боярин ведь уехал. А я замуж хочу за Егорку, детей хочу… люб он мне!

– А ты ему?

– И я…

– Не будет он тебя попрекать, что не девкой взял?

Настасья только рукой махнула.

– Да знает он про твоего батюшку, боярышня. Про все знает. Сказал, ему все равно, что было. До него… он тоже не в поле себя нашел, и у него бабы бывали. Вот когда потом – уже измена. А до того нестрашно. Я с батюшкой твоим поговорить хотела, а он сразу меня начал… – Настасья поняла, что о таком как-то и не надо бы боярышням говорить, о другом сказала: – Ежели б разрешили нам в деревню уехать, Егор – он с лошадьми хорошо понимает…

Устинья только рукой махнула:

– Хорошо. Поговорю я еще раз с отцом, пусть он тебе приданое даст. И лишний раз ему на глаза не попадайся. Поняла?

– Да, боярышня…

Устя махнула рукой и вышла вон. И не видела, как холопка проводила ее удивленным взглядом.

Казалось бы…

Боярышня, которая должна ее ненавидеть за связь с боярином, спасла от верной гибели.

Странно это. Непонятно…

* * *

– Илюшенька, вечером приходи куда обычно.

Как услышал Илья этот тихий шепоток, так все дыбом и встало.

Сенная девка мимо пробежала, шепнула словечко, и потянулось время, что мед липкий. Едва-едва…

Что ж солнце такое… никак оно не закатится. И коротки осенние дни, а когда вечера ждешь, так вдвое длиннее становятся.

Но вот скрылось оно за горизонтом, сменился Илья с караула и отправился…

Куда?

Палаты – это не просто царские хоромы. Это множество зданий, соединенных где переходами, где подвалами, где еще чем. Если знать, можно и в подземные ходы попасть, есть такие в палатах царских. Их еще государь Сокол строил, говорят, коли случится беда, так в потайной ход, да и выбраться. Как последняя надежда для жены его, для детей…

До сих пор те ходы не завалены, разве что палаты разрослись и ходов новых накопали.

Вот в один из таких ходов и нырнул Илюша. Прошел немного, всего двадцать шагов в темноте, повернул налево и дверь толкнул.

Вот тебе и потайная комнатка.

Богато убранная, с ложем роскошным, мехами заваленным.

И на ложе – нагая женщина.

Кожа белая на соболях темных так и светится, черные волосы по меху змеями ползут, глаза словно у кошки светятся…

– Иди ко мне, Илюшенька…

Кто бы тут отказался? Илья на ходу кафтан стянул, на ложе упал – и началось.

Царица – баба ненасытная. Когда она отвалилась, Илья рядом растянулся, словно неживой. А ей и ничего вроде, только хорошо стало.

Лежит рядом, глазами поблескивает, прядь волос черных своих перебирает.

– Маринушка…

– Отдохни, Илюша, есть у нас еще время. Супруг мой с боярами сейчас заседает, долго еще будет разговор идти.

Илья послушно вытянулся.

Коли есть время…

Да, надо отдохнуть. Еще раз он точно сможет…

Давненько уж связь эта длилась, целый год, а может, и больше. Царице симпатичный да смышленый парень приглянулся, она его и приманила. Сенную девку свою за ним послала, а когда пришел… тут уж и поздно отворачиваться было.

Да и кто бы смог, от такой-то женщины?

Илья и не смог.

Себя корил, терзался жутко, а потом рукой махнул, словно отрезало. А что?

Коли царь с женой своей не справляется, в чем тут Илья виновен? Уделял бы Марине больше времени, не искала б она себе забав. Опять-таки, не в царских покоях все происходит, абы кто сюда не войдет, так что сильно Илья не опасался.

Знал, что наказание за измену царю одно – смерть. Но не боялся почему-то.

Это ж других ловят, других казнят. А у него все хорошо будет, он умный и смелый, он придумает, как не попасться…

Марине эти мысли были так хорошо видны, словно Илья все вслух говорил. Дурачок?

Но не за разум и рассудительность царица его выбрала, а за пылкость и неутомимость. Надо же себя побаловать?

Вот и баловала от души. И так и этак…

Или, вернее сказать, и тем и этим…

– Истомилась, Маринушка, пока меня не было?

Царица только улыбнулась.

Как она и думала – неутомим. И такой забавный дурачок… неуж ты думаешь, что я томиться без тебя буду? Или что один ты сюда приходишь?

Смешной мальчик.

Иди сюда, если восстановился… иди ко мне, Илюшенька, иди…

* * *

– Мишенька, отец приехал. Не смогу я теперь часто к тебе прибегать.

А и не надо. Надоела ты мне, что холера.

Но вслух Михайла,конечно, ничего такого не сказал. Изобразил отчаяние.

Они с Аксиньей виделись на сеновале. Да-да, на сеновале завсегда удобнее. И улечься можно, и обняться, и не только…

До самого главного у них дело не дошло. Михайла уверял Аксинью, что не хочет ей вреда, и вообще, в храме невеста должна стоять девушкой. Аксинья верила и таяла.

Хотя так и так Михайла просто не хотел себе проблем. Думал он по-прежнему только про Устинью. Что скажет боярышня, узнав, что ее сестру испортили?

То-то же.

А сейчас откреститься можно, даже с легкостью. Девушка Аксинья? Девушка, то любая повитуха подтвердит. Ну и какие к Михайле вопросы?

Не было его там! Даже и рядом не было! Врет она все, из зависти к старшей сестре клевещет!

– Ксюшенька, радость моя, главное, чтобы он ничего не заподозрил. Ты, как случай будет, записочку напиши да в щели забора и оставь, в нашем местечке. А я проверять буду и прибегу, как ты позволишь.

Аксинья кивнула.

Читала-писала она плохо, но тут эпистолярного таланта и не надобно. День указать да время.

Она бы писала целые простыни, рассказывала любимому о своих чувствах, но Михайла ее мигом отучил. Крохотный, размером с палец, клочок пергамента намного проще спрятать в щели забора. И найдет кто, ничего не поймут. Время, и что? Место ведь не указано, выследить никого не получится. Даже боярину в руки тот клочок попадет – скандала не будет ^[39].

– Прабабка сказала, что ко мне уже свататься можно.

Намек был толстенный, размером с корабельный канат. Михайла даже поморщился. Дура дурой, ну кто ж так, в лоб?

– А старшую сестру твою еще не отдают?

– Прабабка тятеньке сказала, что я раньше Усти заневестилась.

Задурила.

Устинья-то умная, честь блюдет, по сеновалам со всякими разными не бегает. Михайла точно знал. Фёдор еще два раза ей записочку передать пытался, оба раза она ее не то что не открыла, первый раз так, не читая, и порвала, а второй раз уронила, да и наступила, в грязь вдавливая.

Вроде бы понятно все?

Кому понятно, а Фёдора заклинило. Заусило так, что Михайле даже жутковато становилось.

Раньше-то он думал, что все просто будет. Попросит он, и выдадут за него замуж Устинью. Ан нет! Чем дальше, тем тоскливее становилось Михайле. Не отдаст Фёдор ее никому. Не отдаст.

А вспоминая, как он на Лобной площади расхаживал, вдвойне страшно становится. Господи, упаси от такой любви!

Но, может, увозом можно? Убежать с любимой?

Да только вот… это ему Устинья люба. Даже больше, как безумие какое. А он ей? Она ведь его даже и не видела. Не заметила.

Аксинья с ним побежит хоть сейчас, да не нужна ему Аксинья. А Устя?

Увидеться бы, поговорить… да как? В терем пролезть?

Можно. Но коли шум поднимется, Устинья ему помогать не станет, это не Аксинья. Все потерять в минуту можно. Тут и царевич не простит никогда. И не отболтаешься, попросту слушать не будут. Рисковать Михайла мог. Но когда была хоть какая надежда на выигрыш. А тут-то никакой! Вообще!

И смысл?

Надо подождать. Надо просто подождать.

И Михайла очаровательно улыбнулся Аксинье:

– Ксюшенька моя. Радость моя…

Даже если ловишь осетра, карасика с крючка отпускать не стоит. Авось да и пригодится. Хоть бы и кошке скормить.

* * *

Илья Заболоцкий как раз на часах стоял.

Вышел на службу? Ну так дежурь…

Стоял, скучал, рот зевотой драл.

Стоять надо, да кому та Часовая башня нужна? Сюда и не ходит никто…

Кроме…

А что тут надо боярину Раенскому? Платона Михайловича Илья не слишком любил. А за что его? Умная сволочь. И к царице вдовой вхож. А уж та… Лучше ей на когти и не попадать. А то и под батога лечь можно, не посмотрят, что боярич.

Вот этот самый боярин к Илье и подошел:

– Ты Илья Заболоцкий? Алексея боярина сын?

– Я, боярин.

Нравится тебе Раенский, не нравится, а вежливым быть лучше. Целее будешь.

– Вот и ладно. Передай отцу, я к нему завтра с утра в гости буду.

– Боярин?

– Говорить будем.

– А про что, боярин?

– А то не твоего ума дело. Молод еще.

Развернулся да и пошел восвояси. Илья едва не плюнул в досаде.

Ну не сволочь? Молод, глуп…

А ты старым родился и мудрым? Да? И с бородой, наверное. За нее и вытягивали.

Тьфу!

* * *

– Теодор, мин жель, предлагаю сегодня прогуляться к веселым девочкам. Там, говорят, пополнение.

Руди ожидал веселого согласия, но Фёдор только головой покачал:

– Не знаю. Не хочется что-то.

– Теодор, я тебя не узнаю!

Фёдор и сам себя не узнавал. Но не хотелось.

Вот в храм каждое воскресенье он ходил обязательно. А к девочкам… нет, не хотелось. Не те они.

Не такие.

А вот Устинья… волосы у нее словно медь старая, глаза серые, глубокие и ясные, кожа тонкая, светлая, почти прозрачная. И вся Устя такая… словно рассвет.

– Не хочу, Руди. Поехали на реку? Посидим, как в детстве…

Руди расплылся в широкой улыбке:

– Теодор, ты помнишь? Поедем, конечно!

Михайла подвернулся сразу же, за дверью. Ему Руди и выдал указания.

Приготовить все для посиделок на берегу. Вина взять, покушать чего, для сугрева что понадобится… может, полость медвежью, может, еще чего.

Михайла поклонился – и принялся за дело.

Поздней ночью мужчины сидели на берегу реки Ладоги, там, где она делала крутой поворот. Рыбаки то место не любили, омуты да и коряги, зацепится крючок – не вытащить. Только попрощаться. Про сеть уж и говорить не стоит ^[40].

Фёдор о рыбе не думал. Просто сидел, потягивал из кубка горячее вино с пряностями, смотрел на небо, на реку…

Не гневался, не думал ни о чем. Пребывал в расслабленном состоянии, таком редком, таком беспечальном… Устя? Да, ему хочется к ней. И чтобы она обняла и по волосам погладила, и… просто это – его. Его река, его светлое течение. Его Устинья…

Смотрел на воду и Михайла.

Мысли его были похожи на темный глубокий омут.

О чем он жалел – нет у него надежного подручного. Абы кого о таком не попросишь, а как хорошо было бы! Выстрелил бы кто из арбалета сейчас в Фёдора или из пищали там… да хоть из рогатки! Тут главное что?

Чтобы Михайла героически царевича собой закрыл и, может, даже рану при этом получил. Не слишком серьезную, но жутковатую. А то подвиг его с ядом уже забываться начал.

Но кому такое доверишь?

Разве помечтать…

Михайла смотрел туда, где сам бы разместил стрелка. Да, вот оттуда… кажется ему? Или что-то задвигалось в темноте?

Может, сиди он у огня, и не заметил бы ничего. Глаз человеческий так устроен, к свету привыкает мгновенно, к темноте долго и видит в темноте потом хуже. Но если уж привык…

Что-то шевельнулось.

Двинулось.

И Михайла кинулся вперед, сбил Фёдора под обрыв, сам улетел вместе с ним, чудом оба в реку не свалились…

Грохнул выстрел пищальный. Не рядом, вдалеке…

Закричала почти человеческим криком раненая лошадь.

Эхом отозвался Руди. Таким… неприлично-бранным эхом.

Фёдор дернулся, но Михайла его не пустил:

– А ну, лежи!

Царевич так опешил, что даже и не огрызнулся. А Михайла приподнялся на локтях:

– Огонь затушите, недоумки! А ты лежи!

Тут Фёдор уже и опомнился:

– Ты как со мной разговариваешь, шпынь?!

– Думаешь, в тебе надо с почтением дырок понаделать? – Михайла не церемонился. И был даже возмущен. Это ж…

Это какая наглость?!

Он только-только себе хорошее местечко нашел, только уцепился, принялся наверх пробиваться – и его хотят всего лишить?! Да Михайла сейчас бы любого убийцу сам на части порвал! Голыми руками!

Тут уж и до Фёдора дошло.

– Это ж…

– В тебя стреляли. А как огонь затушат, так мы и вылезти сможем, видно нас не будет.

– Прости.

Михайла чуть в речку второй раз не рухнул.

От царевича?

Да такое?

А и ладно…

– Ты, царевич, живи им всем назло. А я уж тебе послужу. Коли не дал ты меня по ложному навету запороть…

Конечно, все было не так. И даже не лежало рядом. Но Фёдор тут же поверил, что Михайла ему благодарен по гроб жизни. И служить будет вернее пса. А почему нет?

– Служи верно. А за мной награда не задержится.

С обрыва высунулась голова Руди:

– Мин жель, можно вылезать. Костер потушен.

Посидеть на берегу не удалось. Вернулись в город, да и пошло следствие. Но где ж там стрелка найти?

Утек, тать проклятый, разве что пулю на память оставил. В лошади.

Не кинься Михайла на Фёдора, была б такая же дырка в царевиче. Повезло.

* * *

– Да ты в своем ли уме, сын? Где я, а где царицын родственник?

– Батюшка, так и сказал, сегодня припожалует.

– Ох, грехи наши тяжкие…

И завертелась карусель.

Подворье вскипело и взбурлило. Все мылось, чистилось, относилось на место, чтобы не попало под ноги дорогому гостю… боярыня едва не взвыла. Хорошо еще, Устя помогла. Сестру попросила заняться нарядами, не в залатанной же телогрейке дорогого гостя встречать, пусть Аксинья им сарафаны подберет да уборы драгоценные. Сама отправилась на кухню надзирать за готовкой да и за уборкой в доме, а боярыне двор остался.

Боярин тоже готовился. Сидел обсуждал с сыном, для чего они Раенскому понадобились. Так хорошо думали, что Илья едва спать уполз, а боярин в нужник отправился, где и проблевался хорошенько всем выпитым вином. А потом в спальне прикорнул, хоть ненадолго.

Повезло – боярин Раенский приехал только к обеду. Всё успели.

* * *

– Это и есть тот самый Михайла Ижорский?

Царица Любава Никодимовна была хороша собой даже сейчас. Высокая, статная, особенно карие глаза хороши, брови черные, лицо гордое, властное. Волос под белым покрывалом не видно, но в молодости, надо полагать, была она очень красива.

Михайла тут же кинулся на колени и облобызал ее руку.

– Я, матушка-государыня.

Ручку не отняли, даже по щеке потрепать соизволили.

– Хорошо. Я тебе за сына благодарна. Только сам знаешь, не у меня нынче власть. Но Бориса попрошу тебя наградить. Чего ты хочешь?

– Я уже сказал, чего хочу. Служить Фёдору Иоанновичу. И дальше послужу, коли на то Божья воля будет.

Любава Никодимовна благосклонно кивнула:

– Хорошо же. При сыне моем будешь. Как успел ты стрелка упредить?

Тут Михайле скрывать было нечего.

– Я, государыня, к лошадям отошел. Там темно, глаза хорошо вдаль видеть стали. Смотрю через реку, думаю – красота… А там, на другом берегу, зашевелилось что-то над обрывом. Чую, не с добра там человек появился. Ну я и кинулся на Фёдора Иоанновича, яд вспомнил…

Конечно, все было не совсем так. Но к чему царице ненужные подробности?

Она и не заинтересовалась. Покивала благодарно, по щеке еще раз Михайлу потрепала.

– Я тебя отблагодарю.

И ушла к сыну.

Михайла еще на много вопросов отвечал, но подозревать его никто не подозревал. А вот сам он думал. Серьезно и неприятно ворочались мысли, словно шершавые камни…

Фёдору эта мысль с поездкой пришла в голову просто так. В одну минуту.

Никто не успел бы упредить убийцу. Никто не предугадал бы.

Значит, его ждали?

Или за ним следили?

И кому это нужно? Если так подумать, Фёдор – он же бесполезен и безобиден. Или его просто хотят убрать, потому что начались разговоры о свадьбе?

Кому-то не нужен женатый Фёдор?

Кому-то не нужен женатый наследник царя?

Кому-то нужна Устинья?

Последний вариант Михайла тоже рассматривал. Но пока вроде официального сватовства не было. Так что…

Нет, вряд ли это из-за Усти. А вот остальное…

Ладно, поживем – пожуем. А там и сыты будем.

* * *

Больная голова – это и плохое настроение. А когда на все это наслаиваются еще и важные гости…

Вот он, боярин Раенский, въезжает во двор, ровно сам царь. Свита у него вся в золоте, вся на рыжих конях, в масть подобранных, сам боярин тоже в богатой шубе, золотом расшитой. Умен Платон Митрофанович, да есть у него одна слабость. Любит он все яркое, броское, вызолоченное, расшитое…

Любит!

Хоть и посмеиваются над ним за такие склонности, а помалкивают. Боярин еще и злопамятен и спустя двадцать лет тебе обиду припомнит.

Алексей Иванович боярина встретил честь по чести. Проявил уважение, даже поклонился. Хоть и бояре они оба, вровень, а все ж… надобно.

– Добро пожаловать, гость дорогой. Откушай, чего бог послал…

– А и откушаю, – согласился боярин. – Подобру ли, поздорову?

– Благодарствую, боярин. Вроде тихо все…

– Как жена? Как дочери?

– Эм-м-м-м, – замялся Алексей Иванович, который начал понимать, куда дело идет. И вывернулся. – Я сейчас стол прикажу накрыть, да пусть посидят с нами, когда не против ты, боярин.

Платон Митрофанович расплылся в улыбке, подтверждая предположения хозяина.

– Рад буду, Алексей Иванович. Ну, веди, показывай цветы твои необыкновенные. Чай, наши-то боярышни краше заморских. Бывал я в той Франконии, так не поверишь, на врага без страха ходил, а там с визгом позорным бежал.

– Не поверю, боярин. Что ж такое случилось?

– Так принято у них прически на головах наворачивать. Такие, вроде башен. И мукой их посыпают для красоты. Надобно, чтобы волосы белые были.

– Как у старух, что ли?

– А у них мода такая. Но это-то что! Начал я с одной дамой там любезничать, хороша, чертовка. А у нее из прически мышь выглядывает!

– Ох, мама родная!

– Я так с визгом и отскочил. Думаю, кто ее знает, что еще и откуда вылезет! А потом-то мне как есть объяснили. В баню они не ходят, тело тряпками уксусными протирают, а голову и вообще не моют. Только спицей особой чешут, когда сильно засвербит. Вот в прическах мыши и заводятся.

– Дикие люди!

– Как есть дикие! То ли дело наши красавицы! И румяны, и полнотелы, и мыши из них не выбегают…

– И то верно, боярин.

– Платоном зови, чего нам между собой чваниться?

– Да и ровесники мы… меня Лексеем обычно кликали.

Бояре переглянулись.

Платон Митрофанович давал понять, что пришел как друг. Алексей Иванович это понял и тоже сделал шаг вперед.

А вот и обеденная зала. И три красавицы… ох, а ведь и правда – красавицы! Глаз не отвести!

– И таких-то царевен ты, боярин, у себя прячешь? Да в том же Лемберге к ним бы короли сватались! Дрались бы за право ручку поцеловать! Королевны! Лебеди, жар-птицы сказочные!

Боярин Заболоцкий с приязнью поглядел на жену.

Хорошо хоть успела. И переодеться, и наряды нашла, и улыбается вот… а ведь и правда – хороша! Глаза у нее ясные, серые, почти голубые. Светлые-светлые. И лицо совсем молодое, и фигура статная, почти девичья. Отвык он от супруги-то!

Пригляделся, привык. Она то с одними хлопотами, то с другими, а ведь красавица! До сей поры красавица, куда там дворовым девкам! Статная, с улыбкой Платону Митрофановичу кубок подает, как по обычаю следует.

– Откушай, боярин.

Боярин глоток сделал – и все выпил.

– Ох и мудра ж у тебя супруга, Лексей Иваныч.

– За то и выбрал, Платон Митрофаныч, за то и люблю ее…

И на супругу поглядеть. Мол, что такое-то?

Супруга покраснела, а мужу на ухо и шепчет:

– Положено вина наливать, так я не стала. Вам еще о важных делах говорить, я кваску плеснула.

Умничка.

* * *

Платон Митрофанович сидел за столом и боярышень разглядывал. Ну, какая тут Федьке полюбилась? Говорил, старшая. Устинья.

Вот сидит, по левую руку от отца.

Младшая рядом с ней. И сразу видно, кто тут умнее.

Старшая смотрит спокойно, голову держит ровно, молчит, правда, но видно, это не от застенчивости или глупости. Просто молчит. Не желает привлекать к себе лишнего внимания, вот и все.

А младшая уже и ложку уронила, и кусок рыбы, и гречкой обсыпалась, ойкнула, покраснела, получила злобный взгляд от отца, замерла, ровно статуй грекский…

И если их сравнивать, младшая как половинка старшей. Вдвое хуже. Когда б Платону выбирать, он бы тоже старшую предпочел. А вот для племянника…

Тут и не знаешь, что лучше, что хуже.

Фёдор сам ума невеликого, а вот какая жена ему нужна? Когда она умная будет да хваткая, потерпит ли она царицу Любаву? А то ведь будет Феденька как меж двух берез болтаться, одна в одну сторону тянет, вторая в другую. Умные бабы – они такие, не всегда промеж собой договорятся.

Вторая девка – та попроще. Ею управлять легко будет, она будет в тереме сидеть да и лишнего слова не вымолвит. Но Фёдору нравится не она. Да она и похуже.

Платон Митрофанович, как настоящий мужчина, таких мелочей, как цвет волос-глаз, платья-украшения-подвески-кольца, не разбирал, потому и вывод делал обобщенный. Старшая краше. Младшая так себе. Фёдор просил поговорить о старшей.

Платон и поговорит.

Сначала с боярином, потом с боярышней, хотя бы и в присутствии ее отца. Посмотрим, что ты за птица такая, боярышня Устинья.

* * *

После трапезы мужчины ушли в горницу к боярину. Сидели там, попивали хмельной мед потихоньку. Не так чтобы допьяна, а просто маленькими глотками, разговеться.

– Хорошо у тебя готовят, боярин.

– Супруга у меня за хозяйством смотрит. И дочек учит, да…

– И дочки у тебя хороши, боярин. Ты же понял, что не просто так я приехал?

– Понял, Платон.

– Дочка твоя, Устинья, племяшу моему глянулась.

– Племяшу… как зовут его? – Алексей Иванович пытался припомнить неженатых Раенских. Получалось плохо, но все равно… род богатый, род сейчас при царице, при власти – понятно же, надобно дочку замуж выдавать, когда приданого много не запросят.

– Царевич Фёдор Иоаннович.

Боярин рюмку и уронил. И челюсть отвисла…

– К… ка… а?.. Ак?

Получилось что-то вроде кваканья лягушачьего, но тут Платон Митрофанович не обиделся:

– Дело молодое, Лексей. Отправились твои дочери с нянькой на ярмарку рябины купить на варенье. Там с царевичем и столкнулись. И запала ему в сердце боярышня Устинья. Говорит, люба она ему. Жениться хочет.

Боярин Заболоцкий только икал. Тихо, но отчетливо.

Царевич?!

Это ж…

Это ж честь-то какая! А удача?!

Ну, Устя, ну, девка… огонь!

– К Рождеству отбор назначим, а на Красную горку и свадьбу сыграть можно будет.

– П-платон М-Митрофанович… я эт-то…

– Надеюсь, не откажешь ты, боярин? Или иной жених есть на примете?

Алексей Иванович так головой замотал, что по горнице ветер пошел.

– Да я… да никогда… нет никого… то есть… – Собрался постепенно. И заговорил уже более спокойно: – Ни с кем у нас сговора пока не было. Думали мы с соседом детей поженить, ну так мысли не бумага. Конечно, не откажу я… честь-то какая!

– А у самой Устиньи никого на примете нет? А то, может, люб ей кто?

– Да я… нет у нее никого!

– А все-таки? – Дураком Платон не был. Мало ли что отец не знает? Ой не про все ему дочери рассказывают! На то и баба, чтобы крутиться, ровно змея в вилах.

– Нет никого! Точно!

– Ты ее пригласи, боярин. Побеседуем мы с ней, а то, может, она и не захочет?

Алексей Иванович только кулак сжал, словно уже розгой примеривался. Но потом подумал, что оно и правильно.

Понятно, от такого предложения никто не откажется. Но бабы ж дуры, а девки вдвое дурее. Ежели Устька кричать начнет, будет просить ее не отдавать али еще какую глупость выдумает, пусть лучше сейчас все это случится.

Не потом.

Так что боярин кликнул холопа и приказал позвать Устинью.

* * *

Устя сильно и не удивилась.

Она чего-то такого и ожидала. Сидела Аксинью утешала, а та ревела в три ручья.

– Вот как у тебя так вышло, ладно да гладко? Почему у меня все из рук валится? А тебе хоть бы что! Как будто ты по сорок раз на дню с боярами за столом сиживала!

Устя гладила сестру по голове:

– И ты научишься, невелика та наука. Сиди да гляди себе, лишний раз руками не двигай, молчи, пока не спросят. Вот и будешь казаться умной да ладной.

– Ы-ы-ы-ы-ы… и гречей я вся обсыпалась!

– Вот и не тянула б ее в рот, когда руки от волнения дрожат.

– Умная ты, Устька…

Устя только плечами пожала. Когда сестре охота злобиться, что она-то сделать может? Да ничего…

А тут и в дверь постучали.

– Боярышня Устинья, боярин кличет.

Устя подошла к зеркалу, посмотрелась.

Хороша, спору нет. Сарафан темно-синий с серебряной вышивкой, рубаха белая, в косе лента синяя, на голове маленький венчик серебряный. На ногах башмачки козлиной кожи.

Коса длинная по платью бежит, стелется… Устя ее на грудь перекинула.

Хороша?

И глаза у нее такие глубокие стали, словно море грозовое.

Теперь еще губы покусать да за щеки пощипать, а то кровь от волнения и отхлынула. А белилами да румянами Устя и не пользовалась. Вредные они… и ни к чему.

И пошла вслед за холопом.

Даже и не удивилась, боярина Раенского увидев. Поклонилась – и встала молча. Они звали – им и говорить.

Платон Михайлович поднялся, подошел к Устинье, вокруг обошел.

Как мимо лошади на ярмарке.

Устя в себе воспоминания давила.

Да и не было у нее ничего особенного, такого, что с Раенским было связано. Не интересовала она его, так-то. Баба – и баба. Была б умная, боярин бы с ней поговорил. Может, и помог бы.

А с дуры какой спрос? Пусть сидит да молится почаще.

Так слов боярин и не дождался. Устя как смотрела на батюшку, так и смотрела.

– Ох и хороша же ты, боярышня. Как яблочко наливное, так и съел бы.

Молчание.

А что тут говорить, боярин же вопросов не задавал? А что хороша… она и сама знает!

– Молчишь, Устинья Алексеевна? Ничего сказать мне не желаешь?

– Так ты ни о чем и не спрашивал, боярин Платон Митрофанович.

– Верно. А сама не догадываешься, к чему мы тебя позвали?

– А зачем девку позвать могут? Либо ругать, либо сватать.

– Ругать тебя вроде как и незачем. А сватать есть за кого. Не догадаешься дальше-то?

– Я, Платон Митрофанович, гаданием не занимаюсь, это супротив Бога. А думать… где уж девке думать, ее дело выполнять, что батюшка прикажет.

Алексей Иванович аж выдохнул.

Умна у него, оказывается, дочка?

Платон Митрофанович снова кивнул согласно:

– Ежели батюшка тебе замуж идти прикажет?

– Такая доля девичья.

– Даже и не спросишь, за кого просватают?

– За дурного человека ни батюшка меня не отдаст, ни ты, боярин, не посватаешь.

– И наново верно. Что за дочка у тебя, боярин! Что ни слово, то золото!

– Устя у меня сокровище, – довольно кивнул боярин. – И хороша собой, и умна, и по хозяйству может, и с людьми приветлива. Такую плохому купцу и не отдашь.

– И не надобно плохого. Вот что, Устинья Алексеевна. Ты мне сейчас ответь, как на исповеди, – любишь кого?

– Батюшку люблю. Маменьку, сестриц, брата…

– Да я не про ту любовь говорю, – отмахнулся боярин. – Из мужчин, может, люб тебе кто?

– Замуж выйду, боярин, так буду мужа любить.

– И то верно. К Рождеству отбор в царских палатах будет. Невест для царевича пригласят. Не хочешь одной из них стать?

– Как батюшка велит, так и будет.

– Велю, – согласился Алексей Иванович.

– А я из воли вашей не выйду, батюшка. Или можно свое желание высказать?

– А ты не согласна? – удивился боярин. Вроде как и не дура девка-то? Или – начинается? – Или что-то попросить хочешь?

– Хочу. Чтобы сестру мою вместе со мной пригласили. И нам вдвоем легче будет, и она ко мне ревновать не станет. А может, и приглядит ее кто из царских ближников. Не на отбор, не в невесты, а так, сопровождать меня. Можно ей будет?

Раенский только в ладоши хлопнул. Огонь-девка!

– Ох и умна у тебя дочь, Лексей! И о себе, и о сестре!

Устя промолчала. А что? Ее же не спрашивают, вот она и стоит. И молчит.

– Приедут за вами обеими, боярышня. Слово даю. А теперь скажи мне вот еще что. Коли умна ты, не могла не заметить племянника моего. Царевича Фёдора. Видела ведь?

– Видела.

– Ничего сказать ему не хочешь?

Устя впервые поглядела в глаза боярину.

– Хочу, Платон Митрофанович. – Боярин Заболоцкий аж на стуле своем резном подскочил, словно резьба иголками покрылась. – Передай царевичу, коли я обидела его чем, то не нарочно. Но у девки только и есть, что девичья честь. И блюсти я ее буду строго, как и раньше блюла. Пусть не гневается на меня за то.

Алексей Иванович выдохнул.

Платон Митрофанович прищурился:

– Умна ты, девка. Только сама себя не перемудри.

– В палатах и поумнее меня сыщутся.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Устя молча кивнула. Она вообще старалась молчать. И зубы стискивать. И порадовалась, когда отец ее кивком отпустил. А потом пролетела по терему, забилась в кладовку, почти упала на сундук в темном углу – и зубы застучали.

Получилось ли?

Добьется ли она своего?

Справится?

Первые шаги она сделала вроде как успешно. Но что дальше-то будет?

Какое оно будет?

Ох, подышать надобно, как бабушка учила, а то она сейчас тут и сомлеет от волнения. И дышать, и силу по телу разогнать, не то худо будет. Вот так.

И еще немножко.

Надо, надо справляться с этим. Впереди еще много встреч предстоит, и люди будут самые разные, и из прошлого, и… и ОН!

Не совладает с собой в этот раз – обоих вновь погубит. Она ведь тогда тоже умерла. Рядом с ним.

Навсегда.

Сейчас ей второй шанс дали, так что дыши, Устя. Вот так, и еще вдох. И не останавливайся.

* * *

Поздно вечером чуточку подвыпивший боярин Раенский поскребся в покои вдовой царицы. И был тут же впущен сенными девушками.

– Рассказывай, Платоша. Что там за девушка, какая она?

Боярин долго не раздумывал:

– Умная она, Любавушка. Коли ты ее своей союзницей сделаешь, большая от того польза нам всем произойдет.

– Умная?

– Редкую птицу себе племянничек приглядел. И собой хороша, хоть до тебя ей и далеко, и неглупа. Себя понимает, уважительна и рассудительна. Пока я с ее батюшкой разговаривал, человек мой по подворью погулял. С холопами поговорил, со слугами. Все про боярышню Устинью только хорошее говорят. Не гневлива она, не криклива. Но коли скажет, то надобно слушаться. Она и объяснит, что делать надобно, и зачем – тоже объяснит. И сама руки замарать не побоится. За нянькой своей ухаживала, к черной работе приучена.

– Это хорошо.

– Гордость в ней есть. А вот нелепой гордыни и в помине нет. Прислушаться к разумным речам она завсегда готова.

– Не будет она Фёдора под себя гнуть?

– Будет, Любавушка. Обязательно будет, потому как она сильнее. Но если вы договоритесь… преград вам никаких не будет.

– Надобно и мне будет посмотреть на нее.

– Обязательно. Я с ней поговорил. Знаешь, о чем она меня попросила?

– О чем?

– Взять ее сестру на отбор. Только не в невесты царевичевы, а просто подружкой ее. Спутницей.

– Умно́.

– И Фёдору просила передать, что всем он хорош, но она себя до брака блюсти будет. И только так.

– Так ли?

– Мой слуга о ней нарочно спрашивал. Нет у нее никого. Аксинья – та вроде как крутит что-то. Видели ее пару раз ночью во дворе. А вот Устинья – та никогда. Она либо у себя, либо при матери, либо при бабке.

– Еще и бабка? За ней Устинья тоже ухаживала?

– Да, Любавушка. Бабка там плохо себя чувствовать стала, приехала к внучке. Устинья от нее и не отходила, считай, с приезда.

– Хм-м-м…

Конечно, не совсем так было. Но холопы отлично понимали, что про волхву лучше молчать. Чего там тебе хорошего будет?

Правильно, ничего. А вот волхва, коли узнает, что беда из-за тебя случилась… ей и имя знать не надобно. Проклянет – да и все. И язык отсохнет болтливый, и сам помрешь смертью безвременной.

Не успеет?

Ой ли? Может и успеть.

– Я сама на нее посмотрю. Съезжу, полюбуюсь на этакую лебедь. Понравилась она тебе, Платоша?

– Понравилась, Любавушка. От умной женщины и дети умные родятся.

Любава промолчала. И родственника отпустила. А потом отправилась в крестовую.

Упала на колени:

– Господи, помоги! Вразуми, направь на путь истинный…

Господь молчал.

Как и раньше, как и долгие годы после замужества. Но Любаве так было легче. Наверное…

* * *

Боярин Заболоцкий в горницу вошел, что тот медведь рыкающий. И ключи на стол положил:

– Батюшка?

Устинья уже пришла в себя да и к матери пришла.

– Сидите, бабы?

– Что случилось, Алексей Иванович? – Боярыня первой в себя пришла. – Никак не угодили мы тебе? Уж прости нас, баб глупых…

Боярин только рукой махнул:

– Что ты, Евдокиюшка! Угодили, да еще как! И Платон нашу девку хвалил-хвалил. Уж такая умница и разумница, и коли жребий выпадет, так быть ей царевной… не ругаться я пришел. Ты вот возьми-ка ключи да платьев новых Устинье наше́й.

– А на Аксинью, батюшка? – Устя смотрела прямо. Она-то как раз не боялась, просто мать под отцовский гнев подставить не хотела.

– А… и на Аксинью пусть! Авось и правда кому в палатах приглянется! Она ж у меня не пугало какое… и себя вести ее поучи. А то сидит, кулема!

– Хорошо, батюшка, – согласилась Устинья.

Боярин через стол перегнулся и по голове ее потрепал.

– Будь умницей, Устя, в золоте ходить будешь, на шелках спать…

– Да, тятенька.

Боярин икнул да и вышел отсыпаться. А боярыня протянула руку к ключам:

– Пойдем-ка, девочки, пока ткани отложим. А то передумает ваш батюшка завтра…

Аксинья ногой топнула:

– И мне! Устьке платья, а мне – так? Авось да приглянусь кому?! Дрянь ты, Устька!

– Я-то тебе в чем виновата?

– Ты… ты… могла бы и сказать…

Хлесткая затрещина оборвала гневную речь.

– А ну помолчи, Ксюха. – Когда боярыня Евдокия таким тоном разговаривала, ее и муж побаивался, куда уж там дочери рот открыть. – Устя для тебя что могла, то и сделала. И в палаты взять попросила, и на отбор проведет, и платьев тебе нашьют. Только вот будешь так свой дурной норов проявлять, все напрасно будет. Лебедь и в мешковине – лебедь, а ослица – она и в бархате с копытами.

Аксинья хрюкнула что-то жалобное – и бегом за дверь вылетела.

Устя посмотрела на мать:

– Она ведь поймет? Правда?

Боярыня только головой покачала:

– Какие ж вы у меня разные получились, девочки. Прасковья ничего, кроме дома и подворья, видеть не хочет, для нее там весь мир сошелся. Тебе, Устя, от бабки все перешло. А Аксинье… ей тяжелее всего придется. Ничего ей не досталось, бедной моей девочке. Ни красоты особой, ни ума великого. Зато зависти в ней много. Так и плещется, через край выхлестывает.

Устя кивнула:

– Матушка, не виновата я. Я ее не дразнила, не подначивала…

– А тебе и не надо. Аксинья ведь не совсем дура, и глаза у нее есть. Она и сравнить вас может, и вывод сделать. Понимает она, что ты лучше, вот и злится. Хорошо, что вы родные сестры, ты ее люби, помогай, а вот спину не подставляй.

– Маменька?..

Вот уж чего Устя не ожидала от боярыни. Но заговорила кровь волхвиц, вот и сказала Евдокия то, о чем стоило бы промолчать.

– Ты у меня, Устя, как повзрослела за последнее время. Поймешь. Ксюшу зависть будет толкать под руку, пока не сдастся она. А на что тогда решится, бог весть. Чем дольше протерпит, тем страшнее получится удар. Не поворачивайся к ней спиной. Не надо.

– Хорошо, маменька.

– Я вас обеих люблю, за каждую мне больно. Потому и предупреждаю.

– Я поняла, маменька.

Устя и правда поняла.

Она промолчит. Матери и так тяжело, но сейчас боярыня практически просит свою среднюю дочь за младшую. Понимает, что младшая может совершить нечто недоброе, что может причинить вред не по глупости, а по злобе и зависти, – и все равно просит.

Ты уж прости ее заранее, Устя.

Кто ж виноват, что она такая… дура завистливая…

(обратно)

Глава 9 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Ох, Аксинья-Ксюшенька, сестрица любимая…

Ты-то для меня была любимой, а я для тебя?

Неуж и тогда ты завидовала? И из зависти… только чему там завидовать было? Муж на меня смотрел, как на седло какое, свекровь ноги вытирала, в палатах меня в грош не ставили. Только и оставалось, что слезами уливаться.

Детей не было, счастья не было… царский венец? Так и его не стало.

А мы ведь в последний раз в монастыре виделись. Не в палатах.

И смотрела Аксинья с завистью и ненавистью. Так смотрят, только если у меня что-то есть, а у нее нет. И это что-то было важно для нее, очень важно…

Но что?

Это мне было впору завидовать.

Это мне впору было тосковать, кричать, ненавидеть… а ненавидела она. Почему?

Что я сделала не так? Что могла у нее отнять? Чем обидела?

По сей день понять не могу. И исправить… как исправить то, чего не знаешь?

Вроде бы и сейчас ничего плохого не сделала, а она так на меня злится. Не понимаю…

Матушка-Жива, направь, помоги и подскажи! Все сделать можно, знать бы, что делать нужно! А пока только молиться и остается.

* * *

– Поеду я съезжу к Заболоцким.

– Федя, и не удумай даже.

Фёдор вспыхнул было, но под взглядом Платона Митрофановича сник, а маменька и вовсе добила:

– Феденька, радость моя, ведь не нашли татя! И того, кто покушался на тебя первый раз, тоже не нашли.

– Найдут еще, – проворчал сын. – Не Устинья ж на меня покушалась?

– Это понятно. А ежели ты и ее под удар подведешь?

Вот об этом Фёдор не думал. И враз побелевший Михайла, который, по своему обычаю, подслушивал царевичеву беседу, тоже.

А и правда!

Первый-то раз ладно! Там он знает, что и как! А второй раз? Кто стрелял в Фёдора? Могут ли эти люди и на Устинью руку поднять?

А ведь могут…

Ежели им царевич неженатый нужен, еще как поднимут…

А делать-то что? Предупредить ее, чтобы осторожнее была? Так не поверит! Что там! И разговаривать с ним не будет! Аксинью предупредить? А этой что говори, что не говори, в голове одна любовь с ромашками. Половину перепутает, вторую перезабудет. Вот про таких и говорят, что волос долог, а ум короток.

Делать-то что?!

Но, пока Михайла раздумывал, боярин Раенский уже свое слово сказал:

– Ты, Феденька, племянник любимый, лучше почаще в храм наведывайся. Там и зазнобу свою повидаешь, и батюшка ее в твоих намерениях убедится.

– Поговорить бы.

– Она тебе ясно передала. Позорить себя не позволит. И права она, ты сам то понимаешь.

Фёдор понимал. Он и не разгневался, когда ему слова Устиньи передали. Все правильно. Лучше получить от невесты пощечины до свадьбы, чем рога после свадьбы. Если сейчас она себя блюдет, то и потом блюсти будет.

– Понимаю. Буду я в храм ездить, обещаю.

– Вот. А потом просто выберешь ее, и все. Поздно уже будет. Не рискуй, Феденька, ведь боярышня не царская дочь, ее и убить могут, и сглазить, и еще как испортить…

– Не буду.

Фёдор вдохнул.

Он подождет.

Но…

Устинья все равно его будет! И впервые, наверное, Фёдор подумал о другом.

А ведь она бы и царицей могла быть. Не хуже маменьки. Только вот матушка за царя вышла, а Устинья за царевича…

Вот был бы он царем…

* * *

– Настя?

Вот уж кого боярышня не ожидала.

Когда в коридоре ей почти под ноги кинулась зареванная холопка, которую она уже спасла от отцовских плетей…

– Я, боярышня.

– Случилось что?

– Боярышня… миленькая, родненькая, Господь тебя храни! Боярин меня в деревню отсылает! И женимся мы с Егоркой на Красную горку!

Устинья с иронией подумала, что этот брак точно будет более счастливым, чем ее.

Если ее свадьба вообще будет. Если она не справится…

– Совет вам да любовь. Заглянешь ко мне завтра, я тебе еще на обзаведение денег дам. Поняла?

Устя себя чувствовала в ответе за холопку.

Хоть Настасья и дрянь, да не такая, как Верка. Да, полюбовницей у боярина была, так не по доброй же воле! И гоголем по двору не ходила, и боярыне не дерзила… почти. А что было, так то с отчаяния. Батюшка-то у Устиньи не бог весть какой красавец. Мало от него девчонке радости.

А приневолит – и не откажешься.

Сейчас Устя это понимала.

Верка – та готова была на купол храма влезть и оттуда орать от счастья, что боярин ее выбрал. Смотрела презрительно, подарки клянчила, наушничала, подличала.

Настасья просто терпела.

За то Устя ей помочь и собиралась.

– Боярышня! Я для вас… что хотите сделаю!

– Спасибо, Настасья. Да есть у меня все, разве с платьями мне поможешь. Такую вышивку, как ты умеешь, никто не повторит, руки у тебя золотые.

Настасья вздохнула:

– Добрая ты, боярышня. Дай бог тебе жениха хорошего. Царевича-королевича…

Устя поморщилась.

Царевича… дал уже! Отворотясь не насмотришься!

– Али не по норову он тебе? – прищурилась Настасья.

Почему Устя откровенничать решила? Она и сама не знала.

– Мое дело отца слушать. А люб, не люб… что у меня воли, что у тебя.

– И то верно, боярышня. Неуж не люб никто? Сестра твоя – та себе милого дружка нашла, а ты, смотрю, нет.

– Сестра?

– Не знала ты?

Устя головой качнула.

Прабабушка говорила про Аксинью, да Устя попросту забыла. Тут все одно к одному и легло. Батюшка приехал, прабабушка уехала, потом боярин Раенский с визитом… теперь вот все подворье на ушах стоит. Платья шьют, суетятся…

– Я и не подумала. Говори, что знаешь?

Настасья тоже таить не стала:

– Знаю. Встречаются они малым не каждый день на сеновале.

– Ох, Ксюха!

– Вроде как до бесчестья у них не дошло. Но Егор…

– Егор тоже знает?

– Тут такое дело, боярышня…

Настасья рассказывала честно.

Конюх Егор ей люб был давно. Только вот он холоп, она холопка, над ними боярская воля. Куда тут денешься. А потом еще люба она оказалась боярину.

Егор тогда чуть с ума не сошел, Настасья его кое-как утешала. Говорила, что натешится с ней боярин да и выкинет. А коли сейчас попробовать у него игрушку отбить – пропадут они оба.

Егор умом все это понимал, а сердце-то не каменное!

Вот и бегала к нему Настасья, боялась, что любимый натворит что-нибудь… а бегать-то как? Скажет кто боярину, что полюбовницу он с конюхом делит, – обоим головы не сносить!

Приходилось таиться да по сторонам оглядываться.

Вот в одну из ночей Настасья и заметила Аксинью. Которая точно так же кралась, оглядывалась – и направлялась на сеновал.

Какая бы женщина устояла?

Настасья исключением не оказалась. Егор ее в ту ночь не дождался, Настасья занималась более важным делом. Подсматривала и подслушивала.

Как она поняла, Аксинья и Михайла…

– КТО?!

Устинье чуть дурно не стало.

– Михайлой она его зовет, боярышня.

– Ох-х-х-х-х…

– Никак знаешь ты его?

– Волосы светлые, глаза зеленые, высокий…

– Глаза не видела, темно было. А волосы светлые и высокий. И вроде как из царевичевых ближников он, сам говорил.

– Он…

– Боярышня?

Устя дышала. Ровно и размеренно.

– Ты… уф-ф-ф говори, Настасья. Уф-ф-ф… Слово даю, уф-ф-ф-ф, молчать буду. Уф-ф-ф-ф… Дурной то человек…

Настасья только головой покачала.

Чудит боярышня. А и то, коли сестра с каким поганцем свяжется, тут всем достанется.

– Он ей рассказывает, как любит. И она ему тоже. Целуются иногда. А вот до греха плотского у них вроде и не дошло. Она бы и не против, да он останавливает.

– Сволочь. Уф-ф-ф-ф…

– Может, и так, боярышня. Встречаются они не так чтобы часто, но раз в пять – десять дней увидятся обязательно.

Устя медленно кивнула. Сердце чуточку успокоилось, черный огонь внутри больше не обжигал.

Ах ты ж мразь такая!

Что ж ты с моей сестрой-то делаешь?! Ненавижу, Жива-матушка, как же я его НЕНАВИЖУ!!! До крика, до воя, до черной волны, которая застилает разум, стоит только ту черную ночь вспомнить – и вой к небу рвется, ровно волчий.

Не спущу-у-у-у-у-у!

Не прощу-у-у-у-у!

И за сестру – тоже спрошу!

– Как Михайла на подворье к нам попадает – знаешь?

– Нет, боярышня.

– Настя… вот что. Три рубля хочешь? На обзаведение?

– Хочу, боярышня.

– Узнай, как он на подворье попадает. Попроси Егора своего поглядеть за Аксиньей и сама постарайся. А за мной не пропадет.

– Я вам и так отслужу, боярышня. Вы нам с Егором жизнь спасли.

Устя коснулась руки холопки:

– За то, что я сделала, Настасья, ты со мной полностью расплатилась. Я тебе должна.

– Поговорю я с Егором. Они уж дней шесть не виделись, со дня на день должны.

– Хотела бы я их застать. Раньше, чем батюшка…

Настасья задумалась:

– Не знаю, боярышня. Я с Егором поговорю, а дальше – только молиться и останется.

Устя кивнула. Можно и помолиться. Но Михайла…

Аксинья…

Да что ж она, дурочка, не думает ни о чем?! Он же… она же…

Матушка Жива, да что ж это делается-то?!

* * *

– Боренька, нельзя нам сегодня. Разве что рядом полежим…

– Маринушка моя. Мне с тобой всегда радостно, русалочка моя.

Царица Марина опустилась на кровать:

– Хоть побыть рядышком.

Борис тоже вытянулся на кровати, притянул супругу к себе.

– Ребеночка от тебя хочу, Маринушка. А лучше двоих или троих.

– Я ведь говорила, Боренька, не лгала тебе изначально. Я у матушки одна получилась. В роду нашем бабы поздно созревают, поздно рожают, но и старятся тоже поздно. Рожу я тебе еще… подожди чуточку.

– Буду ждать, сколько скажешь. Только сына мне подари. Или дочку с такими же глазищами, как у тебя.

– Подарю, Боренька. Бог даст, и двоих подарю, и троих. Может, и мне на богомолье съездить? Ты поедешь в один монастырь, ну и я тут, рядышком?

– Расставаться с тобой не хочу. Даже на день, даже на час. Уж сколько лет вместе, а я без тебя сам не свой делаюсь.

Царица приподнялась на постели, скользнула губами по губам…

– Я на пару дней, Боренька. Помолюсь да и вернусь. Пожалуйста!

– Ну коли просишь…

– Отпустишь?

– Ждать буду.

– Любый мой…

Губы скользили по мужскому телу.

– Нельзя ведь. Грех это…

– Отмолю.

И губы скользнули еще ниже, вызывая довольный мужской вздох.

Ладно уж… семь грехов – один храм. И то… отмолим!

* * *

– Велигнев, я не просто так к тебе пришла. Разговор у меня есть.

– Слушаю, Агафья. Или тебя иным именем назвать?

– Называй Агафьей. Привыкла я, среди людей живу. Это ты в чащу ушел…

– Разве ж от тебя уйдешь? Ты и под землей разыщешь, коли надобно.

– А не было б надобности, я б сюда и не полезла. Ты меня послушай, Велигнев. Я не просто так пришла, я с другими поговорила. Пятьдесят лет назад в Россе было сто двадцать две священные рощи. Тридцать лет тому – восемьдесят шесть. Сейчас – сорок две. Не страшно тебе? Богиня ответ дала. За эти годы к ней пятьсот двенадцать душ ушло. Не простых, а НАШИХ. А всего-то нас хорошо если тысяча наберется. И эти пятьсот смертей – они не от возраста, не от болезни. Это те, кого огнем и мечом извели, ядом и коварством.

– Агафья… всерьез ли ты?

– Смеяться будешь, я тоже не замечала. Как в тумане жила. Внучка у меня в силу вошла, я ее обучать начала, аона спрашивать. А как ответы я нашла, так и сама задумалась. Что происходит, Велигнев? Тебе многое ведомо, кто это может быть?

Обманчиво скромная пара.

Старушка в простом тулупчике и платке – и старик в одной телогрейке поверх холщовой рубахи, в портах полотняных, в лаптях. Даже без шапки, седые волосы в разные стороны торчат. Никакой в нем благостности, никакого величия.

Пока в глаза не поглядишь и не поймешь, с кем столкнулся.

А как посмотришь…

Глаза у Велигнева голубые.

Ясные-ясные. Словно безоблачное летнее небо. Чистые и спокойные.

Только вот Агафья точно знала, не просто так его Велигневом прозвали. Вот и сейчас… голубые глаза начинали медленно темнеть. От зрачка – и все дальше, дальше, словно тучи на небо сходились.

– Не знаю я. Не думал.

– А ежели узнать пожелаешь?

– Время мне на то потребуется. Буду спрашивать, буду ответа ждать. Сама знаешь, в сказке все просто. Крикни – и сбегутся птицы-звери, и ответят на все вопросы. В жизни так не получится, чудес не будет.

– Мне и не чудеса нужны, а ответы.

– Ответов подождать придется.

– Подожду я, сколько надобно.

– Ну коли так… через месяц вернешься. Что узнаю, расскажу.

– Вернусь.

Велигнев и не сомневался. Еще как вернется.

А и правда – почему никто не видел? Не замечал?

Как глаза всем отвели. И бежит, бежит по спине холодок. Неуж кто-то старую веру изводит? Свою насадить хочет?

С тем волхв в святилище и отправился. У него своя дорога, у Агафьи своя. Не друзья они, да сейчас всем крепко стоять надобно, плечом к плечу. То-то ему ночью стена огня снилась, накатывает, лес поглощает, корчатся в огне белые стволы берез, темнеет кора…

Невольно руки в кулаки сжались.

Не допущу!

Сам костьми лягу, но веру отцов и прадедов отстою!

И где-то в вышине звонко и яростно прокричал сокол.

* * *

– Просыпайся, боярышня.

Устя из сна вынырнула не сразу. Глаза открыла…

– Настасья?

– Ты про сестру спрашивала. Там они, на сеновале.

Большего Усте и не понадобилось. Сарафан натянула, в платок завернулась – и за Настасьей. Уже на полдороге опамятовалась.

– Настя, ты можешь меня к щели проводить? Где ты сама подслушивала? Посмотреть хочу, кто и как. Шум поднять легко, отмыться трудно…

Настасья кивнула.

И то… ежели сейчас пойдет боярышня на сеновал, кто знает, чем дело кончится? Ночь-полночь, да ведь не все спят! Первый шум, и сбегутся люди, а что потом-то? Ой, не порадуется боярин Заболоцкий скандалу. Девок своих, может, и простит, а Настасью точно засекут насмерть.

Так что сеновал они обошли – и с другой стороны, туда, где в задней стене сарая было окошко. Небольшое, сено ж проветривать надо!

И невысоко оно. Ежели бревнышко подставить, как раз к окошку ухом достанешь.

Устя и прислушалась.

– …тоскую я.

– Ксюшенька, сокровище мое, нельзя нам покамест. Вот во дворец с сестрой отправитесь, там чаще видеться будем.

Устя чуть с бревнышка не упала. Спасибо Настасье – поддержала, не дала шею свернуть.

Точно – Михайла.

Ах ты ж погань подколодная! Змей ядовитый! Нашел куда заползти, пролез-таки! И Ксюхе наивной голову морочишь! А она и тает, растекается! Вот жалуется, что тяжко ей… что?!

Ах ты поганка! Это я-то тебя обижаю и утесняю?!

Ну, подожди ты у меня! Косу выдеру!

Устинья аж кулаки сжала. Сейчас бы сарай кру́гом обойти да и в дверь. А там…

Михайлу – вилами, Ксюху за косу выдрать, коли не понимает, дурища, чем играет! И ведь лепечет… неуж сама не слышит? Играют с ней! Просто играют! Как с котенком месячным!

У нее-то голосок влюбленный, а Михайле скучно. Едва не позевывает.

Нельзя шум поднимать. Нельзя.

Оставалось стоять и слушать. И Ксюхины жалобы на злобную-вредную Устинью. И Ксюхины рассказы про их семью… да что ж ты делаешь-то, дуреха?! Ты ж чужому человеку такое рассказываешь, что и близким лучше не знать! К чему ему дела отцовские? К чему ему боярин Раенский?

Так бы и треснула чем потяжелее!

А Михайла выспрашивает, интересуется… ведь не просто так!

Нет.

Нельзя ей дольше тут находиться. Не выдержит она, сейчас к двери ринется да в глаза негодяю вцепится. И не оторвут.

Развернулась Устя да и к себе, обратно.

Настасье три рубля отдала, поблагодарила, на лавку легла… у самой сна ни в одном глазу.

Михайла.

И Аксинья.

Неуж и тогда он сестренке голову морочил? А ведь мог! Еще как мог!

И заморочить, и влюбить в себя, и…

И всю жизнь, как он сам сказал, он одну Устинью любил.

Не оттуда ли ненависть Ксюхина? Когда б Устинья такое узнала, она б тоже не простила. Никогда не простила. Чтобы мужчина тебе голову морочил, а сам другую любил? Такое не простишь, не забудешь.

Но Устя-то в чем виновата?

А в том, что на свете есть, так-то.

Вспомни, Устя, монастырь. И девчонку-трудницу, которую мать во всем винила. Когда б не дочь первой родилась, а сын, муж бы и не выпил на радостях, не оскользнулся бы в сугробе, не ударился б головой и не замерз. Не пришлось бы горе мыкать…

Чем тут дочь виновата?

Тем, что дочерью родилась, не сыном. Такую жизнь несчастной девчонке устроили, что та лишь в монастыре и успокаивалась.

И Ксюха так же… хоть и невиновна Устя, а достанется ей и за себя, и за Михайлу. А делать-то что?

С Аксиньей поговорить? Объяснить, что не нужна она Михайле? А как? Что сказать, чтобы сестрица поверила? Кроме крика и лая пустого, ничего и не получится. Не поверит она, потому что верить не захочет.

С Михайлой поговорить?

Даже если время выбрать, если получится с ним увидеться, кто сказал, что прислушается он? Ему ж в этой жизни только деньги и власть нужны, он к ним лезет, и хватка у него мертвая. И не нужна ему Ксюха будет, а не отпустит. Разве что Устя еще в его паутине запутается.

И…

Не сможет Устя пока с ним поговорить. Не выдержит.

Закричит, в морду вцепится…

Ни к чему.

А делать-то что? Или ничего не делать? Пусть идет, как получится? Что Михайла сейчас сестре сделает? Да ничего, разве голову заморочит!

Что Устинья ему может сделать, сказать?

Опять ничего.

Остается только ждать. А чего дождется, бог весть. Может, бабушка приедет – хоть что прояснится? Скорее бы…

* * *

Боярина Ижорского Михайла в лицо давно узнал.

А вот что боярин на него внимание обратил… стоит посреди коридора, в три дня на коне не объедешь. Грузный, неповоротливый…

– Ты, что ли, Ижорский будешь?

– Я, Роман Феоктистович.

– И меня знаешь? Откуда?

– Я тебе, боярин, в родню не набиваюсь. Своя есть. А только любопытно было, вот и посмотрел.

Боярин нахмурился. Что рядом с царевичем какой-то Ижорский находится, он знал. Да сколько их? Пятый сын седьмого сына… там поди разберись, кто кому и кем приходится. Общая кровь есть, может, капля. А может, и того уж нет.

– Посмотрел, значит. Ладно. Хоть и дальнее родство между нами, а все ж ты Ижорский. Случится что – заходи. Может, и помогу.

Михайла поклонился, поблагодарил, как положено, и получил одобрительный взгляд от боярина.

Мол, старайся. А там и за Ижорских словечко замолвишь. Или мы за тебя, кто ж знает?

Боярин ушел, а Михайла стоял, дух переводил и радовался.

Бедных родственников никто знать не захочет. А коли уж Михайлу признали… значит, дела у него пока хорошо идут! Теперь удержаться бы да дальше продвинуться…

А вдруг получится?

У Михайлы была цель, и он шел к ней. Устя… его ангел с серыми глазами… ты подожди немножко, я всего добьюсь!

* * *

Дни бежали, словно быстрая река.

С Аксиньей Устя так и не решилась поговорить. По хозяйству распоряжалась, матери помогала, платья шила…

В храм ходила обязательно.

Вот и сейчас…

Служба шла своим чередом. Да только к Устинье потихоньку подошла женщина. Вроде как обычная тетка, в темном простом сарафане, в темный платок замотана. Кто она? Любой из верующих поглядит да и плечами пожмет. Ничего особенного. Такие женщины встречаются при каждом храме.

Чем они занимаются? Да пожалуй, что и всем. Чистоту наводят, облачение в порядок приводят, свечи лепят, просфоры пекут… работницы? Трудницы?

Иногда живут при храме, иногда с утра приходят, а потом к себе домой уходят. Всяко бывает. Устя и таких навидалась. Иногда они послушание принимают, иногда просто помогают, а когда и свою выгоду ищут.

Подошла, посмотрела из-под черного платка.

– Ты ли боярышня Устинья, дочь боярина Алексея?

– Я.

– Пойдем со мной. Видеть тебя хотят.

Устя глазами на мать показала. Мол, я не сама по себе, с матерью и разговаривайте.

Женщина усмехнулась краем губ, подошла к боярыне и тихо что-то шепнула. Боярыня аж дернулась. Оглянуться хотела, да женщина головой качнула.

Потом опять к Усте подошла.

– Куда идти?

– Вверх. На хоры.

Устя кивнула и за женщиной пошла. Кто другой бы удивился, а она даже бровью не повела. Потому как знала она эту женщину.

Хорошо знала.

Боярыня Раенская это.

Варвара Симеоновна. Жена Платона Раенского. И царицына постоянная наперсница. Только вот у Усти на нее зла не было.

На свекровь было.

А Варвара… как-то так получилось, что впрямую она с Устиньей не сталкивалась, зла они друг другу не делали. А когда единственный раз Устя с той поговорила, оказалось, что и у Варвары положение не лучше. Муж приказал – она и делает. А самой страшно до ужаса.

Возле трона всегда смерть.

То и оправдалось. Не дожила Варвара до заточения Устиньи в монастырь, раньше жизнью поплатилась. Убийцу так и не сыскали.

А может, и не искали. Тогда и Платона зарезали.

Забрались на подворье грабители да в боярские покои влезли. Боярина пытали, мучили, боярыню сразу прирезали.

Царица уж померла к тому времени. А Фёдор себя тогда странно повел. Разве что плечами пожал, мол, случается. А следствие и само заглохло.

Почему так получилось?

Устя за боярыней шла, а сама и думала. Мог Фёдор что-то знать? Или, может, по его приказу к Раенским пришли? Но что такого было у Платона? Или что он знал такого? В палатах ничего не скроешь, слух ходил, пытали боярина страшно, глаза выкололи, уши отрезали, боярыню хоть сразу убили, а вот Платона Раенского не пощадили тати. Остался б жив – о смерти бы, как о милости, просил.

Может, Варвару расспросить? Ежели получится?

При царице она просто на посылках, мало ли что понадобится боярину передать или какое поручение выполнить. Своей воли у Варвары и нет, она за блага для детей своих, считай, расплачивается. Но ведь что-то она знать должна!

А захочет ли рассказать?

Видно будет!

А пока…

Устя и не удивилась, и не задохнулась, когда к ней оборотилась та, кого она бы век не видела.

Царица Любава Никодимовна. Ее бывшая-будущая свекровь.

* * *

В молодости царица была красива и сейчас, постарев, той красоты не утратила. А пуще красоты в ней характер чувствуется. Жесткий, неуступчивый. Глаза большие, ясные, смотрят холодно.

– Ты ли Устинья Заболоцкая?

– Я, государыня.

– Знаешь меня?

– Кто ж тебя в Ладоге не знает, государыня? Ты всем ведома.

Говорила Устя ровно. А внутри все жгутами скручивалось.

Ты!!!

Ты, гадина!!!

Ты ЕГО убила, ты меня убила, ты сына своего на трон посадить хотела, все ты…

Получила ты власть?! А не получилось поцарствовать всласть! И десяти лет не прошло, как ушла ты в могилу, и жалко мне тебя не было. Федька, помнится, тогда слезами уливался. Рыдал-горевал, чуть не месяц горе вином зеленым заливал. А я радовалась.

Злорадствовала, ходила мрачная, а когда одна оставалась, вспоминала, что нет тебя, – и торжествовала! Хоть так!

Хоть это!

Царица же мыслей услышать не могла. Просто смотрела.

Вот стоит перед ней девица. Спокойная, явно о чем-то своем думает, на роспись потолочную смотрит. И не боится ничуточки.

– Что ведома, хорошо. А не догадываешься ли, боярышня, к чему я тебя сюда позвала?

– Мне боярин Раенский уже все объяснил, государыня.

– А сама ты что скажешь? Хочешь за моего сына замуж?

Устя кривить душой не стала:

– Не хочу, государыня.

Удивить царицу ей удалось, Любава аж рот разинула:

– Нет?! Царевич он! Не конюх какой!

– Понимаю, государыня.

– Хм-м-м. Не хочешь ты за него замуж. А пойдешь, коли прикажут?

– У девки выбора нет, кого отец укажет, того любить и буду, – отозвалась Устинья так же ровно.

Любава задумчиво кивнула:

– Не люб тебе мой сын.

– Не люб, государыня.

– Почему?

Как на такое ответить? Потому что дрянь он, хоть и царевич? И Россу кровью зальет, и меня казнит, и знаю я, чем то супружество закончится?

Так-то не ответишь. Пришлось снова солгать – не солгав.

– Государыня, я твоего сына пару раз в жизни и видела. Один раз говорила. Когда тут полюбить?

Объяснение Любаву успокоило. Понятно, просто рассудительная девушка попалась, не мечтает понапрасну. А все-таки…

– Ты ведь на отбор приглашена будешь. Коли Федя тебя выберет, что скажешь? Чем ответишь?

– Мне ведь никто не позволит отказаться, государыня. К чему меня спрашивать, когда за меня все отец решит?

– Умна ты, Устинья. А все же, коли замуж за Феденьку выйдешь, не хотелось бы мне меж нами разлада.

Устя только плечами пожала:

– Какой меж нами разлад может быть, государыня? Кто ты, а кто я? Думать о таком – и то смешно.

– Говорят, ночная кукушка дневную перекукует.

– Говорят, государыня. Только как я тебе ответить могу? Клятвы давать? Что я сказать должна, чтобы ты мне поверила?

– И то верно. Ничего ты не скажешь.

– А что скажу, в то уже ты не поверишь, государыня. Важнее тебя у царевича никого нет. На ком бы он ни женился, а к тебе прислушиваться будет. Ежели кто между вами раздор творить посмеет, ты не стерпишь. Я же с тобой воевать не стану, потому как это понимаю.

– Понимаешь ты много. Не слишком ли много?

– Я, государыня, лучше промолчу лишний раз. И сейчас бы смолчала, да выхода нет.

Любава Никодимовна в задумчивости зарукавье повертела, на игру камней драгоценных полюбовалась.

– Хотела я на свои вопросы ответ получить. А получила только больше вопросов.

Устинья вновь промолчала. Ее ж не спрашивали, а чего там и кто хотел, не ее печаль.

– Значит, воевать со мной не будешь. И Федю от меня не оторвешь. Что ж. Хорошо. Иди, Устинья Алексеевна.

Устя поклонилась да и пошла. А чего ей стоять? Скоро уж и служба закончится…

Показалось ей – или что-то металлическое за спиной зазвенело, по полу покатилось?

Показалось…

* * *

Не успела Устинья уйти, как к царице Варвара сунулась:

– Водички, матушка царица?

Воду царица выпила в три глотка. А кубок что есть сил о пол шваркнула. Зазвенел, покатился, даже сплющился чуточку.

– Стерва!!!

– Государыня?

– Ох и девку себе Фёдор отыскал! Напа́сть на мою голову! Вот что, Варька, позови Платошу вечером. Думать с ним будем. Поняла?

– Да, государыня.

– А как поняла – пошла отсюда!

Варвара из комнаты вылетела опрометью. А царица руки стиснула.

Хорошо это или плохо – умная жена у Фёдора? Кто ж знает…

Фёдору, может, и хорошо будет. А ей – точно плохо.

Надо, надо с этим что-то делать. Вот и поговорит она о том с Платошей.

* * *

Всю дорогу до дома боярыня Заболоцкая молчала. Уже потом Устинью к себе позвала. Не хотела, чтобы Аксинья и Дарёна слышали. Ни к чему им такое…

– Устя, что от тебя государыня хотела?

– Того же, матушка, что и боярин Раенский от батюшки. Приглядеться, примериться.

– Ох, Устенька.

И такой потерянный вид был у боярыни.

– Маменька, ты ведь не хочешь, чтобы я во дворец шла? Замуж за царевича выходила. Верно?

Боярыня только вздохнула:

– Не хочу, Устенька. Не при батюшке твоем будь сказано, не хочу.

– Почему, маменька?

– Не первый это отбор на моей памяти. Помню я, как невесту для царевича Бориса выбирали.

– Маменька, так давно уж было…

– Давно, да не забылось. Я тогда уж и замужем была, и непраздна, а вот сестра моя младшая на отбор пошла. Правда, не ее выбрали, ее подругу.

Боярыня замолчала. Смотрела в стену, а видела там не роспись с цветами и птицами, а что-то горькое, тоскливое…

– Маменька? – осторожно подтолкнула Устя.

– Яд царевичевой избраннице подсыпали. Чудо спасло… сестра моя младшая там оказалась. Да яд ненароком и отведала. Спасти не успели, – глухо вымолвила боярыня. – Дружили они, вот и угостились девушки фруктами заморскими, диковинными. Сестричка первая съела – и упала…

– Матушка! – Устя плюнула на все да и обняла боярыню покрепче, прижимаясь к матери, прогоняя своим теплом стылый призрак былой горести. Разгоняя тоску, отводя боль. – Не бойся за меня. Не хочу я невестой царевичевой быть, все сделаю, чтобы не случиться тому.

– Страшно мне за тебя, Устенька. Очень страшно.

– И мне тоже страшно, маменька. Не хотела я этого, Бог видит. Но коли случилось, так до конца пойду.

– К власти?

– К счастью. Не нужна мне власть, мне любимый человек надобен.

– Это не царевич Фёдор?

– Нет, маменька.

Боярыня кое-как дух перевела, и Устя еще раз обняла ее:

– Маменька, я справлюсь.

В этот раз я справлюсь.

* * *

– Платоша, Федя плохой выбор сделал.

– Очень плохой? Мне боярышня понравилась.

– Мне она тоже понравилась. Но не как жена для моего сына. Слишком она умная. Слишком…

– Так оно б и неплохо?

Платону Раенскому любовь разум не застила, он цену Фёдору примерно представлял.

– Плохо. Она себе на уме, как Феденька на ней женится, мы с ней наплачемся…

Платон так не думал, но понимал, что с Любавой лучше не спорить. Баба же! Как упрется, так и не своротишь!

– Хорошо, сестрица. Чего ты хочешь?

– Клин клином вышибают, Платоша. Слушай, что сделать надобно…

* * *

Лебединое, дорогущее перо медленно скользит по бумаге. Вычерчивает ровные, одна к одной буковки.

«…девицу, что царевичу Фёдору понравилась, зовут Устинья Заболоцкая, дочь же она боярина Алексея Заболоцкого. Мне она тако же всем показалась.

Глядишь, на Красную горку молодых и оженят.

На отбор и кого другого пригласят, но это для вида так, выбор-от уже сделан и царевичем, и царицей…»

Боярин дописал письмо, еще раз пробежал глазами.

Пожалуй что.

Ни помарочки, ни кляксы, ни ошибок. Можно запечатать и отправить.

Уже не первое письмо отправляет боярин в Орден Чистоты Веры. И платят они щедро. Не деньгами платят, нет! Платят они тем, что ценнее денег!

Помощью и знанием.

Легко ли из безродной Захарьиной царицей стать?

Тут усилий и не понадобилось, старый государь глуп да слаб был и до сладенького лаком. А вот удержаться…

Знать, где сказать, где промолчать, где соломки подстелить, а то и убрать кого особо умного… и такое за боярином было. Помог он сестре тогда…

Рука руку моет, так сказать.

Он – магистру, магистр – Даниле. Он Родалю услугу окажет, магистр ему чем сможет поможет.

Предательство?

Да помилуйте! Выгодная сделка это! Вот! Очень выгодная.

Два умных человека-то завсегда меж собой договорятся. А государство? А такими категориями боярин Данила Никодимович и не мыслил никогда, чего ему о государстве думать? Чай, не царь он. А и царем был бы… Росса большая, не он, так другой кто магистру новости поведает, а Данила локотки с досады обкусает.

И боярин решительно принялся плавить сургуч в маленькой чашечке.

Сегодня же письмо в путь отправится.

* * *

Фёдор был чуточку навеселе, возвращаясь в свои покои.

Его дядюшка к себе пригласил. Данила хотел ему нового жеребца показать да прокатиться предложил.

На это Фёдор с радостью согласился.

Жеребец тоже оказался хорош. Молодой, горячий, резвый, едва обломали черта вороного. Два раза чуть не сбросил, зараза!

Потом посидели немного, выпили молодого вина, правда, по дороге часть хмеля выветрилась. Но возвращался Фёдор в хорошем настроении.

А вот в покоях…

Дверь в опочивальню открыть не успел, она сама приоткрылась.

– Любый мой!

И фигура девичья оттуда.

Рубашка белая, коса длинная, рыжеватая, лицо в полумраке точнее не видать…

– Устя?

– Иди ко мне…

И голос, тихий, нежный, зовущий…

Может, не будь Фёдор под хмельком, и сообразил бы он, что дело неладное. Но вино рванулось, ударило в голову, потом совсем в другое место – и Фёдор сам не понял, как подхватил на руки гибкое девичье тело.

Тонкие руки обвили шею, русалочий смех защекотал ухо…

– Горячий какой, нетерпеливый…

Шепотом, чтобы несхожесть в голосах не бросалась в глаза.

А до ложа всего два шага.

Упасть, придавить собой женщину, рвануть белое полотно, с тихим треском расходящееся в стороны, – и сорваться вдвоем в сладкое безумие.

Сорваться, не помня ни себя, ни окружающего мира…

Сорваться…

И в самый сладкий момент освобождения взгляд падает на лицо женщины, которая извивается под Фёдором.

Это НЕ Устинья!

Не ее глаза, не ее губы, лицо… да, похожа, но это НЕ ОНА! Не ее запах, не ее голос… и руки в ярости стискивают тонкую шею.

Мерзавка!

Обманщица!!!

Женщина бьется и выгибается под ним, но сбросить озверевшего от чужой крови и боли молодого мужчину невозможно. И пальцы сжимаются все крепче и крепче… пока не стихает последнее биение жизни.

А Фёдор падает рядом.

Он ничего не осознает. Он впадает в забытье, напоминающее глубокий сон. Ему хорошо…

И тело женщины рядом с ним Фёдора совсем не волнует.

* * *

– Что там?

За происходящим в спальне наблюдали две пары глаз.

Боярин Раенский подглядывал и отчитывался царице Любаве. А то кому ж? Ее затея была с девкой.

Найти подходящую, с Устиньей лицом и фигурой схожую, да и подложить Феденьке. Пусть натешится сыночек любимый, а там и блажь у него пройдет.

Нашли.

Боярин Раенский нашел. И люди его доверенные.

Нашли да и выкупили холопку, лицом и телом с Устиньей схожую, привезли в палаты, отмыли, в царевичевы покои привели и сказали, что от нее требуется.

Та и рада была стараться.

Рада, пока жизни не лишилась.

А боярин от увиденного так ошалел, что и слова вначале вымолвить не мог. Так и стоял, согнувшись, нелепо зад отклячив.

– Платоша!

Пока царица его не пихнула что есть сил, и не опамятовался.

– Любава… Ой, беда!

– Что случилось? – Царица с неженской силой отпихнула боярина и сама приникла к потайному глазку. – Ой… мамочки! Что это?

– Что видишь, – с неожиданной злобой отозвался боярин. – Сынок твой девку убил да и сам рядышком лежит, отдыхает.

Материнская любовь на такие мелочи, как умершая холопка, внимания не обратила:

– Феденька жив?!

– Он-то жив. А девка – нет.

Царица на секунду задумалась:

– Пойдем-ка, Платоша, сыночка моего навестим.

– Любава?

– А почему нет? Могу я с сыночком поговорить? С любимым и единственным?

Платон последовал за царицей, думая, что дело-то получается плохое. Вонючее дело.

Холопку удавили?

Это ерунда, кому там до холопок дело есть? Хоть бы и десяток девиц удавил Федька, не страшно. Но вот то, что холопка на боярышню похожа…

А когда б женился он да супругу так удавил? Что тогда?

Борис, чистоплюй проклятый, такого не поймет. Он Фёдора мигом в монастырь отправит. А когда и не отправит, наследником Федьке больше не бывать. Никогда.

А ведь ради этого все и затевается. Чтобы в перспективе, возможно… только возможно! – получить ВЛАСТЬ! Настоящую! Вкусную! Много!

И пожалуйста!

Борис и правда может Федьку в монастырь сплавить.

Даже если и нет…

Боярин отлично понимал, что это неправильно. Вкусы у всех разные, пристрастия разные, но душить девок… это как-то нехорошо. Это не поймут.

Кажется, Фёдор…

Боярин не мог не то что выговорить это слово. Он даже старался его и не думать. Но напрашивалось само.

Душевнобольной.

* * *

Любава в опочивальню к Феденьке влетела вихрем.

Тряхнула чадушко:

– Федя! Очнись!

Бесполезно.

Спит.

Любава сыночка еще потрясла, но потом смирилась и рукой махнула.

– Платоша, это убрать надобно.

– Что?! – даже не сразу понял боярин.

Тонкая рука царицы, щедро украшенная кольцами, показала на девичье тело:

– Вот это.

– Да в уме ли ты, сестрица?

– Платоша, нельзя, чтобы ее здесь нашли. Федю никто ни в чем заподозрить не должен.

Тут Платон был согласен. Но…

– Любавушка, а как я это сделать должен?

С минуту царица подумала. А потом…

– Платоша, придется пока ее в потайной ход затащить. А потом я Данилу попрошу. Следующей ночью вы ее по подземному ходу пронесете и в Ладогу скинете. Есть место, где ходы к реке выводят, мне супруг показал.

– Любава…

Платон только вздохнул. А выбора-то и не было.

Или он сейчас труп уберет, или его найдет кто-то ненадобный. И…

Ничего хорошего точно не будет. Так что…

Боярин нагнулся над кроватью, подхватил девичье тело, выронил…

Тяжелое.

Мертвое тело завсегда тяжелее кажется.

Перехватил за руки, потянул за собой. Голова провисла, рыжая коса стелилась по полу… боярину жутко было. А надобно…

Кое-как затащил он страшную ношу свою в потайной ход, пристроил у стены, вышел обратно. И почудилось ему, что несчастная мертвая холопка смотрит ему в спину. Безмолвно вопрошает – за что?!

За что ты меня приговорил, боярин?

А и не важно!

Сейчас боярину не до того, Феденьку спасать надобно.

* * *

Любава кое-как пыталась сына в чувство привести.

Получалось плохо. Но когда в ход пошли нюхательные соли, Федя не выдержал. Расчихался, глаза приоткрыл…

– Феденька! Приходи в себя, сынок! Надобно!

Федя глаза открывал, как из омута выплывал. Черного, жутковатого…

– Маменька?

– Федя, с тобой все хорошо? Что она с тобой сделала?

С точки зрения боярина Платона, с Федей-то ничего не случилось. А вот с девушкой…

– Фёдор, ты что помнишь-то?

Голос боярина словно какую-то плотину прорвал. Фёдор огляделся, наткнулся взглядом на обрывки девичьей рубахи – и лицо руками закрыл.

– Ох!

– Это не впервой? Такое? – озарило боярина.

Фёдор ссутулился еще больше.

Любава рот открыла, да тут же его и закрыла. А боярин приказал со всей строгостью:

– Рассказывай, Федя.

– Рассказывать нечего, – глухо отозвался царевич. – Было однажды. Руди порадеть решил…

– Еще и Руди?

– Он мне такую же девку подсунул. И… случилось. Тело он потом вынес, никто ничего плохого и не подумал. Татей ночных обвинили.

– Та-ак… только один раз?

– Да.

– И тоже… она тоже рыжая была?

Фёдор голову вскинул и на дядю посмотрел недобро.

– Она тоже была на Устю похожа. Но подделка!

Боярин даже опешил. А Фёдор добил:

– Не знаю, что себе Руди думал, что ты думал, боярин, но больше я такого видеть не хочу.

Платон только квакнул. Будь он один, кто знает, чем дело бы кончилось. Но царица себя в обиду не дала. Уперла руки в бока, как купчиха с ярмарки, и на сына уставилась. В упор.

– Феденька, а когда женишься, ты Устинью свою так же задушишь?

– Не задушу, – спокойно ответил Фёдор.

Возбуждение прошло, и теперь парня охватило равнодушие. Так что отвечал он спокойно и рассудительно.

– Ты в том уверен?

– Уверен, маменька. Я себя помню… почти. Я так озлился из-за подделки… не Устинья это! Понимаешь, не Устя! Другое, чужое, не мое! Руки сами сомкнулись!

– Вот как…

Платон Митрофанович не знал, что делать.

Хотя…

Ежели по Правде, то за убийство холопки вира полагается. Но и только. Хорошо, заплатит Фёдор ему несколько рублей серебром, чай, не обеднеет. А дальше что?

Ему ведь за это больше и не будет ничего. Разве что Борис прогневается, бояре косо смотреть будут… А больше и ничего такого ^[41].

– А коли так… изволь мне помочь, племянник. Али мне слуг кликнуть и приказать из твоих покоев мертвое тело вынести? Ладога сплетнями полнится, мигом до твоей Устиньи добегут…

Фёдор побледнел.

А вот об этом он не подумал. Сможет ли он все объяснить Усте?

И как она смотреть на него будет?

– Не смей! – выдохнул он.

Рот искривился, руки напряглись… сейчас кинется.

– Не буду. И запомни, племянник. Я-то молчать буду. И матушка твоя молчать будет. А вот кто другой – не знаю.

– Руди молчит.

– Руди тоже виновен в смерти той девушки… кто она была?

– Не знаю… какая-то лембергская девка. Лиза, кажется… Я потом ее семье денег дал.

– Ясно. Так вот, когда не хочешь, чтобы о тебе черные слухи пошли, изволь помочь.

– А ты, дядя… маменька, это ведь вы оба затеяли?

Любава Никодимовна вздохнула:

– Мы как лучше хотели, сынок.

– Знаю. Только впредь так не делайте никогда.

Любава и не собиралась. Из этой беды выбраться бы.

И с Руди она поговорит. О таких вещах она знать должна! Обязана!

– Уверен ты насчет Устиньи, сынок?

Фёдор еще раз кивнул:

– Матушка, я потом пробовал… не важно. Такое у меня, только когда я понимаю, что обмануть меня хотят. Что не она это, а кто-то под нее подделывается. А когда я знаю, что не Устинья это, все в порядке. Мы с Руди проверяли.

Счет к Руди увеличился. Царица зубами скрипнула…

– Феденька, мы сейчас никого звать не будем. Ты себя как чувствуешь?

– Лучше. Эта хоть руки мне не подрала. И то радует.

Руки и правда были целы. На груди пара царапин, но это так, мелочи.

– Тогда одевайся, Феденька… то есть одежду поправь и иди с дядей. Помоги ему тело вынести, да и возвращайся.

Фёдор кивнул, послушно подтянул штаны, затянул ремень и отправился вслед за боярином. Тело и правда надо убрать.

А царица, оставшись одна, упала на колени перед иконами.

– Господь наш, Творец и защитник… ^[42]

Как-то молиться было тяжеловато.

Мысли кружились и вспыхивали огнями. Обжигали и замораживали одновременно.

Неужели это за ТОТ грех?

Неужели это расплата?

(обратно)

Глава 10 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Я сделала все, что могла.

Фёдор меня видел и заинтересовался. Бывшего мужа я знаю. Когда б я ему глазки строила да хихикала, он бы ко мне мигом интерес потерял. Не нужно ему то, что легко достается.

Ему то подай, что просто так не получишь.

Когда б он от меня отказался и ушел, я бы порадовалась. Но и в этот раз события не изменились.

Почему я его привлекаю?

Сейчас я могу предположить, что его привлекает моя сила, моя пробужденная кровь. Она его и тогда привлекала, чуял он во мне скрытое, но кровь так и не запела, не проснулась. Фёдор разочаровался и отослал меня в монастырь.

Может быть.

После смерти любимого я не жила, я существовала. Какая уж тут сила…

Сейчас я более привлекательна для Фёдора. Ежели его дядя, боярин Раенский, об отборе для невест царевичевых заговорил… смотрины мне устроил. Сначала он.

Потом царица Любава.

Дрянь мерзкая!

Вот кому бы я зубами в горло впилась, не пожалела. Она заговор устроила, она моего любимого в могилу свела, ее руками все сделано было. А не руками, так задумками.

Что уж теперь…

Тогда я ей подходила как невестка.

Глупая, покорная, спокойная – чего еще желать? Чтобы Фёдор при моей юбке сидел денно и нощно, чтобы мы оба ее слушались. Она это получила. Почти.

Фёдор все же срывался, уходил с Истерманом, с дружками… потом возвращался. А она правила Россой в свое удовольствие. Она и ее семейка.

Твари жадные!

НЕНАВИЖУ!!!

Сейчас я сделала что могла. Фёдору я по душе пришлась, он меня в палаты тянуть будет. На отбор, в невесты. Так что попаду я, куда мне надобно. Хотя и ненадолго, да мне надолго и ни к чему. Тут уж либо пан, либо пропал.

Царице я, напротив, не по душе. Она все сделает, чтобы Феденьку своего обожаемого от меня отвернуть, другую ему подсунуть.

А и пусть.

Мне главное в палаты царские попасть. А потом… потом я разберусь уже, что делать. Найду тропиночку. Пролезу, гадюкой проскользну, на брюхе проползу. Ничего не побоюсь, ни осуждения, ни проклятия, лишь бы ОН жив был.

Даже не со мной!

Даже сам по себе, но пусть жив будет! Пусть радуется новому дню, пусть улыбается, пусть живет, встречает рассветы и провожает закаты.

Даже если без меня – не важно!

Лишь бы жил!

А я буду дышать одним воздухом с НИМ, оберегать любимого и буду тем счастлива.

Замужество?

Да и пусть его! Прабабушка меня поддержит, отец с ней спорить не насмелится! Обойдусь! На капище уйду! Волхвой стану!

Лишь бы жив был!

Первые шаги я сделала. Посмотрим, к чему это приведет…

* * *

– Боярышня, поговорить надобно.

Настасья мимо тенью скользнула.

С помощью Устиньи из дома ее убрали, перевели к швеям, так что боярину она на глаза не попадалась. Одна беда – у всех на виду.

Устя только веки опустила:

– Ночью буду ТАМ ждать.

И это было понятно.

Там – за сеновалом, больше они с Настасьей нигде не виделись. Ладно, коли надобно, Устя придет. Хоть и не до того ей. Хозяйство заботы требует, маменьке она помогает всерьез, та наконец продохнуть смогла.

Батюшка снова по делам уехал, Илюшка… то ли увлекся кем, то ли еще чего…

А и ладно! Пусть гуляет, кровь молодая, чего ему еще? А самой Усте надо дождаться ночи.

* * *

– Что скажешь мне, Велигнев?

Агафья явилась за ответом через месяц, как и сказал волхв. И сейчас с ужасом смотрела на давнего знакомого.

Не были они друзьями, но силу волхва она признавала, а то и побаивалась немножко. Сейчас страх на лицо выплеснулся, не совладала она с собой.

Если раньше волхву никто бы и пятидесяти лет не дал, то сейчас…

Стоит перед ней скелет, кожей обтянутый, глаза запали, щеки провалились… хоть ты бери, да и Кощея Бессмертного с него рисуй.

Но стоит прямо, глаза сверкают нехорошим стальным блеском…

– Недобрые вести у меня, Агафья. Кто стоит за всей бедой нашей, я пока не знаю, а вот откуда зараза поползла, точно скажу. Из Джермана.

– Джермана? Что ж там такого, необычного?

– Там лет сорок назад объявился такой Эваринол Родаль. Орден основал. Чистоты Веры. Не доводилось слышать?

– Доводилось. Наслушаешься поневоле… так ведь идиоты они! Женщин сосудом греха объявили, считают, что сила, страх сказать, даже не в целомудрии, а в грехе между мужчинами. Тьфу, срамота! ^[43]

– Вот. От них это и пошло. И к нам эта ересь доползла, нашлись идиоты… а точнее, не так. Не знаю уж, кто у них там такой умный оказался, а только в их землях все поделено. Кто кого окормляет, кто с кого кормится. Понимаешь? А им паства нужна.

– А тут Росса…

– И вера у нас своя, старая. А им место надобно. Вот и поползли к нам змеями хитрыми. Воевать боятся, решили коварством взять.

Агафья кивнула.

Это она понимала, чего ж не понять.

Кто на Россу приходил, те в земле и оставались, кровью своей ее заливали. Потом трава только гуще росла. И джерманцы бывали.

Последний раз всего лет пятьдесят назад, она этот налет хорошо помнила. И джерманцы тоже, наверное. Все полегли в тот раз, а войско было отборное.

– Всего я не знаю пока, а только известно мне, что Великий Магистр Родаль кого-то к нам отправил.

– Та-ак…

– Хотели они войско собрать из наемников и идти нас воевать, но в тот раз отборные рыцари полегли. А шваль государь наш тем паче положит. Да и не решит это ничего. Когда вторгнутся негодяи, начнут капища наши рушить, священные рощи вырубать… что народ сделает?

– Поднимется. Всколыхнется.

– И не удержишь. А когда они ползучими змеями в дом явились? Подумай сама, еще пятьдесят лет назад, после той войны… ты ведь волхва. Как тебя встречали?

Агафья хмыкнула неопределенно.

Как встречали?

Да с радостью! Она и лечила, и помогала, и люди ее рады были видеть. А потом время прошло, поколения сменились… сейчас уж лучше и промолчать, что волхва ты. А то и побить могут, и грязью кинуть. А то и чем похуже.

– Вот. Шпионов своих они заслали, и знаю я, что несколько людей Родаля в царские палаты прошли.

– Да ты в уме ли, Велигнев?

– Чему ты, Агафья, удивляешься? Рядом с Ладогой всего одна роща Живы-матушки, капища Рода там и нет рядом. Пришла крестовая вера, оно б и не страшно, Бог-то един, просто они Христом его зовут, а мы Родом. Но сейчас, пока равновесие не устоялось, сложно нам. Сейчас они и могут ударить…

Агафья слушала и соображала.

Все верно.

Что бы там ни было… люди Родаля – они ж не нечисть, не нежить какая! Не зло черное! Они просто люди. Они просто работают на чужой орден… и что? Нечисть она б увидела, а этих как распознать? У них просто мысли такие. Они просто Россу за деньги продали, вот и все.

Что несколько человек могут?

Многое.

К примеру, узнать, где тонко. Куда ударить можно, где рощу сжечь безнаказанно, где волхв или волхва без защиты остались, а ежели пару отрядов всякой дряни у тебя в подчинении есть, то и вообще…

А ежели…

Самое страшное – это что?

Это когда твой враг твоих детей воспитает.

Потому государь Сокол и завет потомкам оставил: иноземцев к детям не подпускать. И детей в чужие земли не возить.

Ребенок на яркое да красочное приманчив, не объяснишь ему, что в красивую бумажку можно и козий катышек завернуть. А ведь и в рот потянет.

А потом вырастет да и привыкнет на все родное через губу презрительно фыркать. И враг тебя победит. Даже без оружия.

Так что Родаль поступил умнее. Он прислал на Россу – кого?

– В царские палаты я не ходок. Даже если доберусь туда, найдется, кому меня остановить.

– А туда и не надобно. Тебе, Гневушка, не надобно. Я ведь не все тебе сказала, когда прошлый раз пришла. Не своим умом я додумалась. Правнучка мне подсказала.

– Правнучка?

– Устяша. Не по прямой линии, но моя кровь в ней есть. А недавно матушка Жива мне приснилась, велела в Ладогу ехать. Я и собралась в дорогу. Приехала – во внучке кровь проснулась да как запела! Со мной такого отродясь не бывало, а Устя – камень драгоценный. Ту науку, которую я кровью и по́том брала, она за считаные дни превзошла и усвоила.

– Ты уж говори, Агафья, да не заговаривайся.

– Бывает такое, Гневушка, сам знаешь. Когда чем-то человека переламывает – и вспыхивает он. И горит.

– Думаешь? Что ж у твоей внучки такого случилось?

– Про то она молчит. Сказала раз, что ей очень больно было, что обидели ее смертельно, и замолчала. Сказала, что лгать не хочет, а поведать о том не может.

– Ну, коли так…

– Она мне и сказала, что неладное творится. А ты проверять начал, и увидели.

– Советоваться с ней поедешь?

– Другого пути не вижу, Гневушка. Поеду. Хотела к лету, да, наверное, раньше надобно.

– Нет, Агафья. Не надобно. По зиме поедешь, как снега лягут, как саночки побегут во все стороны, кажется мне, что так надобно.

Агафья только хмыкнула.

Отродясь волхву ничего не казалось, он же не бабка-угадка.

– Ты что-то еще разузнать хочешь?

– Хочу. Есть у них свои люди, так ведь и мы не лыком шиты. И у меня есть кого спросить. Авось и подскажут что…

– До зимы? Никак раньше не получится?

– Может, и получится, да все одно ко мне вести придут. О другом подумай. Как окажешься ты в столице да полезешь куда не надобно… что я – тебя не знаю? Полезешь, еще как. И тебя приговорить могут, и внучку твою – думаешь, долго стилетом ткнуть? Много ли вам обеим надобно? Колдовством черным тебя не взять, а супротив десятка мужиков с дубинами ты беззащитна, как и обычная крестьянка.

И с этим Агафья спорить не стала.

Может, Устя и смогла бы десяток человек обморочить, а ей уж не совладать. Силы не те.

Только вот…

– А Устинья как же там без меня будет?

– Как и до того. Не думаю, что до лета что-то с ней серьезное случится. Оставайся, Агафья. Не надо тебе в столицу, не к добру!

Агафья вздохнула, но куда деваться?

Ежели волхв что-то такое говорит, его тоже послушать надо. Она и сама не из последних будет, но… сам про себя не почуешь. Побудет она в гостях у Велигнева, подождет. Авось и правда ничего с внучкой не случится. Хотя и неладно на душе…

Вот и думай, как лучше сделать.

Ох, тяжко…

* * *

Илья дернулся, подскочил на кровати.

Ох, тяжко.

Не первый раз к нему тот кошмар приходит, не второй. А все одно – тяжко.

Вроде в имение приехал, легче было, а вот в столице наново все началось.

Словно лежит он в кровати, а вокруг него змея обвилась, громадная, черная, и душит, душит, бьется Илья в тугих кольцах, а разорвать их не может, кричит, да наружу звука не выходит, а потом наклоняется над ним гадина, чтобы горло вырвать, – и самое страшное, что видит он, от чего просыпается.

Человеческие у нее глаза.

Человеческие глаза на змеиной морде.

В этот миг Илья и просыпается от ужаса.

Он знает.

Однажды змея возьмет свое.

А он? Что будет с ним?

Наверное, он умрет. Ох, мамочка, страшно-то как, тошно… помолиться, что ли?

Илья поднялся и, как был, в рубахе тонкой, в крестовую отправился. Авось и полегче будет? Опустился на колени, вдохнул запах воска, ладана…

– Отче наш…

* * *

– Что случилось, Настасья?

Устя оглядывалась по сторонам.

– Холодает. К утру, поди, и снег выпадет. – Настя смотрела в сторону.

– Ты меня сюда про снег поговорить позвала?

– Нет, боярышня. Кровь я продала.

Устя только головой помотала:

– Кровь? Не понимаю.

– А ты послушай. Послала меня боярыня недавно на базар. Я корзину схватила да и бегом. Боярыня ждать не любит. А на базаре подходит ко мне человек, ладный да гладкий такой, морда – в три дня на коне не объедешь. Ты ли, спрашивает, Настасья, холопка у боярина Заболоцкого?

– Так.

– Я, отвечаю, мол, я. А тебе чего надобно, добрый человек? А он мне и говорит. Знает он и про беду мою, и про то, что боярин меня в деревню отослать решил. Да ведь и там люди живут. А с коровой да со своим домом и еще лучше. Так не хочу ли я десять рублей заработать?

– Ты не отказалась.

– Конечно, боярышня. Такие деньжищи! Почитай, никогда в руках столько не держала! ^[44]

– Так что он попросил?

– Неладное, боярышня. Спрашивал он про тебя как раз. Мол, есть у вас боярышня Устинья. Так я в нее влюблен давно и безответно, а она на меня и внимания не обращает.

– Так…

– Нельзя ли мне ее крови получить? Я бы приворот и сделал.

– Ох-х-х!

Устя едва за голову не схватилась.

Действительно, кровь – это сила. Это дорога и мост. И получив ее кровь – с ней можно бы много чего недоброго сделать. Но…

– А ты что же?

– Я, боярышня, сначала посмеялась. Говорю, что ж я тебе – резать, что ли,боярышню буду? Так, поди, она кричать начнет, вырываться… Тут мужчина серьезным стал. Говорит, не надо резать. Поди, месячные крови-то у боярышни бывают?

Вот теперь Устинья схватилась за голову вовсе уж не прикрыто. И бывают, и будут еще, и… не подумала она о таком! А это ведь тоже ее кровь! Ее частичка!

– То-то, боярышня. Начали мы тут торговаться, как два цыгана на ярмарке, сошлись на двадцати пяти рублях!

– Матушка Жива!

– И принесла я ему позавчера твою кровь.

– Мою?

А крови-то у Устиньи уж дней десять как прошли. И не царапалась она ничем, и Настасья к ней уж дней несколько не подходила. Так что и откуда взялось?

– Ему немного было и надобно, хоть на тряпочке, хоть где. Пара капель будет – и ладно!

– Так чью кровь-то ты ему дала? – Устинья быстро соображала.

– Веркину.

Верка, вторая боярская полюбовница, последнее время вовсе уж гоголем по двору ходила. Правда, не при боярыне, та ее быстро по щекам нахлестала, но остальным холопкам от наглой дурищи доставалось нещадно.

Ходила, щеки дула, носом крутила. Мол, я главная боярская радость, а вы тут так все, в навозе копаетесь…

– Я платок пропитала, да и принесла ему. Платок, правда, ваш взяла. Но старый, штопаный, лично его выстирала дочиста, а как у Верки крови начались, я и подсуетилась.

Устя дыхание смогла перевести:

– И отдал тебе человек деньги?

– Отдал, боярышня. А я потом и задумалась, вдруг для дурного чего ему понадобилось. Мне-то он про приворот сказал, а брехня на вороту не повиснет. Через кровь и извести ведь можно!

– Можно. – Устя задумалась ненадолго. – Как он выглядел, Настасья? Волосы светлые?

– Нет, боярышня. Волосы темные, лицо такое… как репа непропеченная, глаза навыкат…

Устя вздохнула.

Не Михайла.

А зря. Там бы и правда только о привороте речь шла. А тут кто знает, чего ждать придется? И не только ей, кстати говоря.

– Знаешь что, Настасья, ты у меня завтра платье порвешь.

– Боярышня, да я ж никогда ничего не рвала.

– А сейчас порвешь. Будешь реветь и каяться. А я тебя по щекам отхлещу да отца упрошу завтра же в поместье отправить. Может, пара дней еще и есть у нас, но поспешать все равно требуется.

– К чему это, боярышня?

– А к тому. Деньги тебе уплачены немалые, а результат какой будет? Не подумала?

– Верка… ой.

– То-то и оно. Хорошо, когда только приворот будет, Верка и так дура, влюбится – глупее не станет. А как порчу нашлют? Или болезнь какую?

Настасья ойкнула да рукой рот и зажала. Устя посмотрела на небо. Поежилась.

– С тебя придут ответ спрашивать. Ткнут острым в толпе – и не поймешь. И нет Настеньки.

– Я же…

– Мне-то ты услугу оказала. А я тебе в ответ постараюсь жизнь спасти.

– Так дороги же раскисли! Не доехать сейчас до имения!

Устя подняла руки вверх, развернула ладонями к небу, прислушалась.

Пальцы холодило, словно в ладонях уже собиралась надежная тяжесть снежка.

– Беги к себе, Настасья. Мороз этой ночью будет, сильный да ядреный. Все прихватит, и снег посыплет… не успеем до снега – следов оставим.

– Хорошо, боярышня.

– Ты мне сейчас что шьешь-то?

– Так сарафан синий, из танского шелка.

– Что хочешь делай, а с шитьем напортачь и в ноги мне кидайся. Поняла? Завтра же!

– Поняла, боярышня. Все, как скажешь, сделаю.

Устя кивнула и к себе пошла. Настасья ей вслед посмотрела, перекрестилась да и кинулась к себе. Надобно заранее деньги припрятать, да так, чтобы никто не увидел, не нашел. Хорошо, что боярышня у них такая.

Понимающая.

Другая б оплеух сейчас надавала да и вовсе слушать не стала.

С другой и Настасья бы не церемонилась, продала кровь, да и пусть ее. Странно получилось. Но, наверное, справедливо?

* * *

– Руди, ты должен мне помочь! Обязан!

– Государыня…

– Зови, как и раньше. Я сейчас перед тобой не государыня, а мать.

– Любушка моя, чем помочь тебе надобно?

– Руди, беда у нас. Феденьку эта гадина не иначе как приворожила.

Рудольфус об этом думал. Но…

– Любушка, так ведь и сам мог парень влюбиться, возраст уж такой, что и можно!

– Можно?! МОЖНО?! Руди, он мне заявил, что эта гадина ему трона дороже!

– Так он покамест и не на троне.

– Руди!!!

– Любушка, ты от меня-то чего хочешь?

– Чтобы ты как-то ее…

– Соблазнил? Не получится.

– Почему же?

Руди только сглотнул. Воспоминания уж больно нехорошие были. Долго он о своем разговоре с Устиньей размышлял. А о соблазнении и не задумался. Какое уж тут соблазнение, когда на тебя смотрят даже не как на мужчину! Как на слизня особо гадкого!

Можно и сил не тратить, не получится ничего. Но царице о том знать необязательно.

– Пробовал я, Любушка. Надеялся, что отстанет она от Теодора, ан зря.

– Так что ж теперь?! Терпеть все это?!

– Любушка, ты ведь не пришла бы, когда б терпеть решилась. Что ты придумала?

Царица Любава Никодимовна покрутила один из перстней. Большой сапфир, граненный кабошоном. Звездчатый, безумных денег стоящий. Его царь на рождение сына подарил.

– Придумала, Руди. Когда Феденька ее хочет, надобно ему дать желаемое. Можно ведь схватить ее, скрутить и привезти куда в потайное место. А там… пусть Феденька с ней натешится, а когда и придушит наглую девку – не велик ущерб.

– Любушка, а коли не получится по-твоему?

– А для того ты там будешь, Руди. Ты его туда привезешь, ты их там покараулишь.

Руди задумался.

Идея Любавы у него никакого протеста не вызвала.

Устинью он видел и понимал, что ей не нравится. Договориться, может, и выйдет, так ведь бабы! С мужчинами проще, с ними как договоришься, так и будет. А бабы сорок раз все по-своему перерешают, да еще ты виноват останешься. И то…

Пока еще договорится, а сколько вреда Устинья ДО того принесет? Была б она тихой, скромной, спокойной – дело другое. Можно и не трогать бы. Да не получится.

– Хорошо, Любушка. Будь по-твоему. Только денег много потребуется.

Любава и не сомневалась в ответе.

– Будут деньги, Руди. Сколько нужно будет. Только сделай…

Руди и не возражал. Сделает, чего ж не сделать? Дело-то хорошее, дело нужное.

Ишь ты, взял мальчишка моду! Влюблен он!

Старших он не слушает!

Исправлять надобно! И только так.

* * *

Мужчина коснулся платка с кровью:

– Устинья, говорите. Алексеевна.

Он не собирался никуда торопиться.

Мужчина не был злым, не был жестоким. Он искренне любил свою семью, он никогда не бил супругу. Но если кого-то приказывали устранить, он выполнял свою работу быстро и качественно.

Убить?

Значит, убьет. И эту тоже. Сказано – ни ядом, ни железом нельзя, ну так черным ведовством в могилу очень даже свести можно, ежели умеючи. А он умеет.

Устинья не поймет, за что ее?

И не важно!

Не надо было девочке лезть в игры взрослых людей, ой не надо! Ни к чему! А теперь уже поздно.

Берегись, Устинья Алексеевна. Сегодня еще не время, а вот как новолуние будет, так я тобой и займусь.

И мужчина покосился на клетку, в которой квохтала черная курица, деловито рылась в зерне. О своей участи она пока еще не знала. Впрочем…

Любую курицу рано или поздно зарубят. И эту тоже. Только для более возвышенных целей, нежели суп.

Возвышенная курица.

Ах, как это звучит!

И мужчина тихонько рассмеялся.

* * *

– Илюшенька, вечером приходи, куда и обычно.

Илья плечи расправил и заулыбался глупо.

Придет, конечно!

Как же к такой бабе да не прийти! Каждый день бегал бы, да вот горе – царь так часто занят не бывает. А ведь какая баба!

Гладкая, сочная, все при ней!

Хоть как ее крути, ни единого изъяна не найти! Хороша!

А царь ее без пригляда оставляет! И вообще… такой бабе настоящий мужик надобен!

Илья себя таким и считал.

Правда, последнее время ему было не слишком хорошо, голова кружилась иногда, подташнивало, кошмары снились. Но это ж бывает! Может, продуло где, а может, и съел чего-то не то. Вот и все.

Это не повод отказываться от такой женщины!

Придет он!

Обязательно!

* * *

– Боярышня! Смилуйся!!!

Такой вой несся над подворьем Заболоцких – собаки подвывали! На все голоса!

И было, было чему подвывать! Устинья, боярышня старшая, рвала и метала! То есть трясла испорченный сарафан и орала так, что ветки качались.

– Да ты хоть понимаешь, какой этот шелк цены?! Дура скудоумная! Тебя продать – дешевле выйдет!

– Не вели казнить, боярышня! Виноватая я!!!

Настасья выла вдохновенно. Завоешь тут, как жить захочется. Ведь правда, не для хорошего у нее кровь купили. Но… денег хотелось! Безумно!

За двадцать пять рублей из холопства не выкупишься, но на обзаведение хватит. А в деревне корова – кормилица. А лучше даже две коровы.

Боярышня все поняла, даже ее, дуру, пожалела. И Настасья старалась.

На крик и визг вышел боярин Заболоцкий. Зевнул, почесался…

Верка вчера постаралась на славу, так что был боярин в хорошем настроении. Благодушном даже.

– Ты чего орешь, Устя?

– Батюшка! Эта дура… эта дура… вели ее засечь!!! Посреди двора! Плетьми!!!

Отродясь боярин не позволял девкам у себя на подворье распоряжаться. Даже и дочери. Его то дело, кого засечь, кого продать! А бабы пусть за супом смотрят, им и того достаточно!

– Что случилось, Устя?

Устинья плевалась, как облитая водой кошка, но наконец до боярина дошел смысл трагедии.

Как же!

Строчка на сарафане не та, распарывать и перешивать придется! Когда до боярина дошло, он только что рукой не махнул:

– Тьфу ты! Я правда думал, что серьезное, а ты…

– Несерьезное?! Я в этом сарафане на смотрины пойти хотела!

Тут боярин призадумался, а Устя, видя, что он ищет решение проблемы, и подсказала:

– Убери ее, батюшка, с глаз моих долой! Видеть эту пакость не хочу!

Боярин на Настасью поглядел, вспомнил, как сам ее едва не прибил, да и рукой махнул.

– Я ее в деревню отошлю, дочь.

– Вот-вот! – рыкнула Устинья. – Замуж ее – и в деревню! Пусть там… с коровами! Такой шелк загубить! Дура криворукая, скудоумная!

Тут и Егор под руки подвернулся:

– Когда позволишь, боярин, слово молвить. Могу я Настьку отвезти. И коней заодно бы отогнать, Огонек себе копыто на мостовой разбил, его бы на луга, да и Дымка прихварывает…

Конями боярин интересовался живо. Ну и… когда так все складывается – почему нет?

Пары часов не прошло, как Настасья со всем скарбом влезла в телегу, которой правил Егор, и перекрестилась на дорожку. Устя незаметно подмигнула ей.

Боярин разрешение на свадьбу дал, так что пусть сами решают. Покамест пост не начался, остановятся вон у первой же церкви, да и обвенчают их. А что Бог соединил, человек да не разлучит.

И Устинья довольно улыбнулась.

Верка еще…

Приглядит она за Веркой. Может, и тут беду отвести удастся. А Настасья ее, считай, спасла. Теперь и Устя долг возвращает.

Семьи Настасье крепкой да детишек побольше. Что у нее в черной жизни-то было? Устя уж и не помнила. Не до того было.

Точно она знала, что Егор бобылем до старости оставался, а вот что с Настасьей случилось? Убили, кажется? Ножом в подворотне ткнули?

Еще одна дорожка поменялась в лучшую сторону, и было от этого тепло на душе и радостно.

Жива-матушка, спаси ее и сохрани, обереги и защити. А уж Устя и дальше стараться будет.

* * *

– Теодор! Скоро начинается Великий пост!

– Я знаю, Руди. И что?

– Неужели ты не хочешь разговеться как следует?

Фёдор пожал плечами:

– Не знаю. Не думаю…

– Подарок у меня будет, мин жель. Хороший подарок, для тебя.

– Какой?

– Поедешь со мной, так узнаешь.

– Мудришь, Руди?

– Мин жель, что радости в подарке, который загодя известен? Сознаться я могу, да у тебя радости будет вдвое меньше. Поехали развеемся!

Фёдор подумал да и кивнул.

Ладно уж!

Пусть его!

– Когда поедем, Руди?

– А вот как напишут мне, что подарок твой готов, так и поедем.

Фёдор не возражал. Даже интересно стало, что там за подарок такой. Посмотрим…

* * *

– Боярышня, шелковые нитки закончились. И бусины синие, стеклярусные, тоже…

Устя только зубами скрипнула.

Шитье… Сейчас она позволения у отца спросит да сама в лавку к купцу ромскому и сбегает. Есть у него и шелк, и стеклярус… только б отец позволил!

Боярин и не думал возражать.

Он как раз Веркину фигуру взглядом провожал, не до того ему было. Дочь из дома – да и пусть ее! ^[45]

Нельзя ли служанку послать?

Ах, нельзя, товар уж больно дорогой? Шелк и стеклянные бусы? Ну и ладно! Иди, Устя. На смотринах ты самой красивой быть обязана ^[46].

И холопа с собой возьми! Вот хоть бы и Петьку! Чего он тут без дела ходит?

Устя поклонилась да и отправилась на торжище. А боярин подозвал к себе Верку.

Пусть потрудится. Настасья уехала, да и дура она была. Верка пока еще тут. Надобно еще кого себе приглядеть или из имения привезти. Но это еще когда будет, а пока пусть Верка потрудится.

Боярин устал, ему отдохнуть требуется.

Холопка и пошла. Побежала даже, виляя объемным задом под сарафаном и посматривая задорно. Видите, какова я? Завидуйте!

Боярыня Евдокия, на это глядя, только зубами скрипнула.

Ладно-ладно, Вера. Погоди ж ты у меня, не век тебе с боярином… хоровод водить. Надоешь ты ему, как сотни других до тебя, и отправишься в поместье. А до того еще и я на тебе отыграюсь.

Умные бабы, когда в полюбовницы к боярину попадают, хвост прижимают да на меня оглядываются.

А ты решила, что одна такая? Единственной будешь?

Посмотрим… ох как посмотрим!

* * *

– Вот она! Вышла!

Двое мужчин, наблюдавших за боярским подворьем, переглянулись.

Боярышня Устинья.

Одна? Нет, холоп за ней идет. И она куда-то идет… куда? Это и не важно, главное, что возвращаться будет той же дорогой.

Ладога хоть и столица, да есть в ней улицы, по которым лучше и днем не ходить. Так измараешься, что в трех водах не отмоешь. Так что…

– Ты нашим знать дай, а я за ними прослежу, мало ли что.

Мужчины переглянулись и осторожно разошлись. Один за боярышней, второй к своим людям.

* * *

Вера была счастлива.

Они с боярином сейчас плоть потешили, он ей несколько монеток сунул и выпроводил. Но это ж пока!

Раньше-то ей сложнее было, она боярина с Настасьей делила. А та… уж себе честно скажем! Настасья вроде и не красивее Верки, а какая-то…

Не люб ей был боярин, вот оно что! А мужики ведь за той косточкой тянутся, которую не достать! Вот боярин к себе Настасью и тащил.

Но сейчас-то ее в деревню отослали! Нет ее здесь!

А Вера есть!

И она-то все сделает, чтобы стать не просто полюбовницей, а единственной. Чтобы надолго при боярине остаться. А может, и ребеночка от него ро́дить?

Он хоть и старый, да что с того?

Ребеночка-то он и признать может, а когда нет, так хоть обеспечить. И Веру при себе оставить. Может ведь?

Так-то может, но тут еще как получится?

Может ведь и всяко сложиться? К примеру, Верку с ребенком в деревню отошлют да замуж за кого выдадут? Ох, могут…

А не хочется.

Хочется-то при боярине! С ним и тепло, и уютно, и сытно, и сладко. А семья, дом…

Да не хотела Верка себе такого! На мать свою насмотрелась! Когда к тридцати годам старуха и детей двенадцать штук, из них четверо выжило, а восьмерых Бог забрал… да и матушки уж пятый год как нет. И что?

Себе такое устроить?

Нет уж, Верка кто хотите, а не дура! Боярыня вон чуть моложе ее мамки, а жизни радуется! И Верка себе такого же хочет! А для того боярина к себе присушить надобно.

Но где ж знахарку найти?

Бабка Агафья?

Та точно может, как взглянет – аж мороз по коже прошивает! Только вот боярина она привораживать не станет.

Может, Верке сходить к кому? Только вот…

И страшно, и денег надобно, и грех это великий…

А и пусть!

Отмолит небось! А пока… Кого бы расспросить? А то ведь за такое и на дыбу попасть можно. Карают за колдовство нещадно.

Страшно.

Верка еще подумает. Но…

Боярин ведь!

И сытая жизнь рядом с ним. Просто так оно не дается.

* * *

Устя и понять не успела, что происходит.

Просто свистнуло коротко что-то, хлопнуло…

Захрипел и осел на землю Петр, хватаясь за грудь. А в груди у него торчало что-то красное, и рубаха кровью намокала.

Устя даже и не поняла сразу, что это арбалетный болт.

А потом уж и поздно было.

Одна рука обхватила за шею, вторая прижала к лицу едко пахнущий платок.

Устя и пискнуть не успела, как сознание потеряла. И сила ее не помогла.

Почему-то только одна мысль беспокоила. Она же и стеклярус купила, и нитки шелковые, и несколько игл тонких…

Потеряют – УБЬЮ!!!

* * *

– Попалась птичка. В клетку везем.

Руди засиял, как ясно солнышко. Он-то ждал, что больше времени понадобится. А то и выманивать боярышню придется со двора. Ан нет!

Сама в ловушку прибежала!

И ждать не пришлось!

– Проблем не было?

– Холоп с ней был, успокоить пришлось.

– Насмерть?

– А то ж!

Арбалетные болты – дорогое удовольствие, так что Петра добили, болт забрали.

– Вот и ладно. Вы уж последите за ней, завтра с утра привезу кого надобно.

– Последим, не беспокойся.

– И девку не трогайте. Попугать можете, а чтобы серьезное чего – не смейте.

– Ты, иноземец, нам платишь – мы делаем.

Намек Руди понял и в протянутую ладонь опустил кошель с монетами. Наемник открыл его, осмотрел содержимое и кивнул.

– Любо. Будем тебя, боярин, ждать.

– Как увидите, что едем, так сразу убирайтесь. Пусть девка одна побудет, связанная. Понятно?

Наемник кивнул и убрался.

Руди прошелся по комнате.

План царицы Любавы был прост и ясен.

Ежели Фёдору эту девку хочется, пусть он ее получит. Вот ему девка, вот уединенный домик… натешится – там посмотрим, что с ней делать. Останется жива? Договоримся, ей тоже позора не захочется. Можно и замуж за кого-нибудь выдать будет.

Будет при царице, а царевич к ней захаживать сможет, когда пожелает. А женить его… да посмотрим на ком, мало ли боярышень?

Удавит ее Фёдор?

Да и пусть ее, место глухое. Руди для такого дела сам за лопату возьмется, зароет наглую тварь! Не нравится он ей! Подлое дело он замышляет!

Подумайте только!

Вот стерва!

* * *

Боярин Заболоцкий чувствовал себя преотлично. День складывался хорошо, умиротворение и спокойствие царили в его душе.

А потом…

– Устя пропала!

Ежели боярина раскаленным прутом в заднее место ткнуть – и тогда б он так не взвился.

– ЧТО?!

Боярыня Евдокия руки к щекам прижала:

– Она за шелком пошла… и нет ее! По сию пору нет!

Боярин аж за сердце схватился.

Нет ее?! А делать-то что?!

Искать?

– Она ж не одна пошла?

– Нет. Петра тоже нет. Запропали оба.

Первое, что пришло боярину в голову:

– Сбежала?

Боярыня Евдокия так головой замотала, что кика набок съехала:

– Не могла она! Никогда! Недоброе что-то случилось!

Дураком боярин не был и светелку Устиньи первым делом проверил. Но наряды ее все на месте были, уборы, обувка…

Вздумала б она бежать, так хоть перстни с собой взяла бы. Вот лежат, бирюзой и жемчугом светят. Продать легко, унести тоже, в карман сунь – и иди. Никто не заметит.

Опять же, теплая душегрея осталась, а сама Устинья легонькую накинула, к вечеру в такой замерзнешь. Не лето уж. Рождественский пост скоро. И по утрам ледок ложится.

Значит, не думала надолго отлучаться, только туда-обратно до лавки.

Нет. Не сбегала она.

Это радовало. Все остальное боярина только огорчало.

Устинью искать надобно?

Да еще как! Но вот именно, как?!

Шум поднимется, вовек Устя на отбор царский не попадет. Сплетни змеями поползут ядовитыми, клыками вцепятся. То ли было что, то ли не было… опозорят девку!

А не искать?

Тоже – как ее оставить? А как убьют? Обидят? Уж всяко не для доброго дела девку похищают!

А делать-то что?!

Куда кидаться, к кому?!

Боярин за голову схватился. А за окном уж и смеркается. В ночь ее искать?

А где?

И как искать? По Ладоге бегать да орать: «Устя!»? Опять неладно!

Так что… поступил боярин проще некуда. Отправился к себе в горницу да и хлопнул стакан крепкого вина. А потом и второй. Вдруг какая идея и появится?

Идея оказалась вредной и к боярину не пришла. А боярыня, как ни старалась распихать мужа, так ничего и не сумела сделать.

Самой приказы отдавать?

Да она бы и с радостью! Ну так ведь… что приказывать-то?

И Илюши, как на грех, дома нет!

Сыночек, ну ты-то где еще?!

* * *

Илюше было не до семьи и не до сестры.

Илюша в этот момент миловался с царицей Мариной. Вот ведь странность!

Так-то у него, бывает, и голова болит, и кости ломит… сознаться кому – и то стыдно! Что он, дед старый, что ли? А вот как к царице приходит – ровно новенький!

Вот и сейчас лежал он рядом с самой красивой женщиной Ладоги и чувствовал приятную усталость. Марина ласково водила ладонью по его телу, спускаясь ниже и ниже.

– Как мне с тобой хорошо, Илюшенька.

– А уж мне как с тобой… что на облаке райском. Каждый раз не иду, а лечу сюда.

– Жаль, чаще нам видеться нельзя. Но и так ведь хорошо?

– Очень, Маринушка.

– Скоро Боря по делам уедет, чаще видеться будем.

Илья расправил плечи, демонстрируя готовность к подвигам:

– Далеко ли царь наш собрался?

– На богомолье. – Лицо Марины исказила злая гримаса, но Илья ее не заметил. – Говорят, привезут чудотворные мощи из самой Франконии, к ним мужчины приходят, чтобы наследника обрести.

– Наследника, да…

Не то чтобы Илья был трусоват. Но холодок по спине прошел.

Почему измена царю карается смертью?

Да потому, что трон наследовать должен мужчина с кровью государя Сокола. А когда прервется мужская ветвь, потомки дочерей наследовать могут. Но только с соколиной кровью. Иначе… беды неисчислимые падут на Россу. А тому, кто обманом трон займет, сто лет отмерено будет. А потом – все. Оборвется его династия.

Это-то всем известно.

Когда государь Сокол на Ладогу пришел, тут разные племена жили. Объединяли их лишь боги – и волхвы.

Отец Род, матушка Жива.

Мог Сокол свою веру насадить, по капищам огнем и мечом пройтись. Мог.

Но поступил иначе.

Договорился он с волхвами и получил за это благословение на всю свою династию. И правил долго и счастливо, и стольный город Ладога на реке буйной встал…

А вот ежели Илья и царица… а вдруг от него у царицы сын будет? Или дочь? Это ведь уже не соколиная кровь. И…

Для царицы – смерть.

Для прелюбодея – тоже. Оскопят и на крест взденут. Там и подохнешь…

А ведь могут и дознаться. Если кто проговорится…

Марина словно почуяла:

– Ты не бойся, Илюшенька, стерегусь я, как могу. И ты стерегись.

Илья был согласен. Стеречься – ладно. Но отказаться от этого счастья, от этого вихря чувств, этого безумного угара?

Пусть лучше убьют!

– Маринушка моя…

И снова – сладкое безумие.

Дом?

Сестры?

Да Илья бы и не вспомнил никогда. Вот еще ерунда какая!

* * *

Устя без памяти недолго пробыла. Очнулась, как из омута вынырнула.

И словно плетью ударило, пришло осознание опасности.

Молчи!

Нельзя двигаться, нельзя говорить, нельзя… ничего нельзя! Лежи, как лежала!

Молчи и слушай!

И ведовское, древнее чутье не дало сбоя.

Устя лежала на чем-то твердом, руки были связаны впереди, но связаны не туго. Сможет она выбраться? Не ясно, надо узлы посмотреть.

Ноги свободны. Подташнивает.

Чем ее отравили? Чем одурманили?

Не знали негодяи, что на таких, как она, втрое больше снадобья надо.

– Что девка, Хорь?

– Дрыхнет. Авось до утра проваляется без чувств.

– Плохо…

– А чего ты хотел, Кроп?

– Так это… заказчик сказал – побаловать с ней можно? Не сильно, а чтобы напугать?

– Мало ли что заказчик сказал! Знаю я вас, увлечетесь – заиграетесь, а девка ему невредимая нужна.

– Мы б не заигрались. Хорь, ты это…

– Я сказал. Перебьешься.

– Сам тогда ребятам и скажи. Пусть на тебя и злобятся.

– Кроп, иди отсюда! По-хорошему, пока дверь башкой не отворил.

Мужчина, ворча, вышел вон. Тот, кого называли Хорем, посидел пару минут. Потом вздохнул – неладно, поднялся и вышел вон. Успокаивать свою ватагу, пока те не озверели.

Устя огляделась из-под ресниц.

Потом широко открыла глаза.

Заимка? Чья-то избушка?

Да, похоже на то. Такие домики, она знала, строят для себя охотники.

Небольшой очаг, две лавки, несколько полок. Низенькая крыша, проконопаченная мхом, толстые стены – не просто так. Эти стены не взять ни волку, ни медведю.

На полках несколько мешочков.

Устя знает, с чем они. Там сухарики, может, крупа. Тот, кто придет на заимку, может съесть старый припас и положить взамен свой. А может и не положить – всяко бывает. Но потом постараться прийти и все вернуть.

Это лес.

Всякое может случиться.

Окошек нет. Зачем они на заимке, людям тут не жить. Переждать непогоду или рану да и уйти.

Устя посмотрела на руки.

Связаны. Но по-простому, самым легким узлом. Моряков тут нет, сложные узлы вязать некому. Пожалуй, веревку она распутает. А вот что потом делать?

Сколько их там?

Похитителей?

И что она с ними сможет сделать?

Пожалуй, на первый вопрос она ответить сумеет. Недаром же бабушка ее учила дышать, видеть, вслушиваться в окружающий мир.

Устя прикрыла глаза, выдохнула…

Раз, еще один… и мир постепенно начал растворяться.

Осталась только она. Только ее источник жизни. Черный огонек, горящий под сердцем.

А что за дверью?

За дверью… два… три… шесть огоньков.

Шесть человек на нее одну? Нет, не отбиться, не сбежать. Даже и будь она волхвой, прошедшей посвящение, все одно для нее много. Слишком много.

Может, бабушка бы и справилась, да бабушки здесь нет. А что она может?

Устя медленно обводила взглядом пространство, насколько хватало ее сил.

Вот один огонек дрогнул, начал отдаляться, наверное, поскакал куда-то.

Вот огни попроще, послабее, словно искры.

Лошади.

Люди почему-то видятся ярче, животные более тусклыми. Хотя лошадь крупнее человека. Странно так… А это что?

Далеко, на самой грани сознания, Устя видела еще одно скопище искр.

Животное? Какое?

Устя сосредоточилась.

Если это лось или олень… а какая разница? С другой-то стороны? Если животное придет сюда, если отвлечет этих наемников, разве плохо будет? А когда окажется, что это, к примеру, кабан, так и вообще хорошо.

Кабаны – звери умные, хитрые, мстительные. Явись сюда дикая свинья – и сидеть негодяям на деревьях. До-олго.

Впрочем, лось тоже не подарок. Не видели вы, как эти зверюги носятся по лесу во время гона. Навсегда бы зареклись им навстречу попадаться. А какие у них копыта! С одного удара – и череп волку проломят! От таких любой тать наутек кинется.

Или поспешит спрятаться внутри заимки.

Такое тоже возможно. Но…

Устя видела дверь.

И видела засов изнутри.

Большой, тяжелый даже на вид. Ежели задвинет она его, никто внутрь не попадет. Заимку так ладят, чтобы даже медведя та дверь выдержала. Разное оно случается. А что с ними там снаружи будет… А пусть будет! Это не ее печаль!

Надо только все рассчитать как следует.

Устя покосилась еще раз на руки, на засов – и прикрыла глаза, вообразив себя дохлой мухой. Она не дышит, она в обмороке, она бледная, у нее не участилось дыхание, не дрожат ресницы, она ничем себя не проявляет.

Вообще ничем.

Она глубоко и расслабленно дышит. И ищет на самой грани сознания.

Почему-то ей кажется, что неведомое существо – плотоядное. И Устя что есть сил показывает ему картинку – домик, лошади, люди рядом.

Добыча.

До-бы-ча…

* * *

Хорь вошел в домик, оглядел девку хозяйским взглядом.

Хороша.

Хотя и тощава чуточку, он покруглее любит. Баба ж, она должна быть как перина. Пышная, гладкая, чтобы рукам было где разгуляться. А эта пока еще не доросла. И сзади у нее вроде как есть, за что подержаться, и спереди, чего пощупать, но маловато, на его вкус.

Заказчик сказал, что можно девку попугать, чтобы спасителям на шею кидалась да радовалась, но Хорь как-то сомневался.

Бабы же…

Случилось у него такое, попала к нему под руку одна баба. Вот вся, как ему нравится. Даже рыжая… любил Хорь рыжих. Вот таких, чтобы с веснушками, беленьких, словно сметанка, сладкая, ровно сливочки, а ежели баба еще и голубоглаза, это самый смак.

Не удержался, понятно.

А потом ту бабу для себя атаман приглядел. А она как начала на Хоря наговаривать… пришлось из ватаги уходить. Сейчас он сам себе хозяин, но тот опыт помнил крепко и зря рисковать не желал.

Когда б он бабу себе оставил – одно. А когда ее надобно потом другому мужику отдать…

Она сейчас ему как нажалуется… и будет он потом Хоря ловить по всей Россе. Очень даже просто. Кричи потом, что ты ее только пугал… может, тебе и поверят, да только все одно повесят. Парни этого не понимают.

Тот же Кроп – он простой, как укроп, вот захотелось ему потешиться – и подай бабу на блюде!

Ага, как же!

Подождут до оплаты и до трактира. Так вернее будет.

А что там за шум снаружи?

Хорь широкими шагами вышел из домика, прихлопнул за собой дверь. А что? Баба спит, снадобье хорошее оказалось, ему и говорили, что часов на пять-шесть верняк, а когда побольше нальешь, да еще пару раз подышать дашь, там и побольше может быть.

Так и получилось.

Спит, посапывает даже… ну пусть спит… Да что там такое творится снаружи?

* * *

Осень уже подходила к концу.

Постепенно начинались холода, то там, то тут прихватывало землю морозцем, от которого похрустывали ломко разноцветные осенние листья.

Молодой медведь собирался впадать в спячку.

Берлога у него есть, хорошая и уютная. Но… Медведю нужно было набрать нужный вес, а добыча последнее время попадалась или мелкая, или слишком проворная. И медведь пока еще ждал.

Колебался, понимал, что уже скоро, но…

Зов настиг его ночью.

Добыча.

Добыча…

Она совсем рядом, она еще живет, двигается, она опасна и может укусить, но ее много. МНОГО!

И можно будет набить живот как следует, отъесться – и улечься спать на долгую-долгую зиму.

Зов манил, искушал – и медведь медленно, сначала нехотя, а потом все более заинтересованно двинулся в ту сторону, в которой была добыча.

Вдруг зов не обманывает?

Если кто думает, что медведи носятся по лесу с топотом и грохотом, – зря.

Они очень тихо ходят. Даже необычно тихо для такой громадной туши. Но услышать медведя практически невозможно.

Учуять?

О да! Если он решит приближаться с наветренной стороны. Но медведи умны и таких ошибок не совершают. Разве что ветер вдруг переменится?

Но эта ночь была тихой.

Ветер дул в сторону медведя, и косолапый почуял запах людей, лошадей…

Заколебался, задумался…

Он еще не пробовал человечины. Но знал, что это опасная, кусачая дичь. Лучше с ней не связываться.

А голод гнал вперед.

Голод, холод, желание залечь в спячку… опять же, к чему начинать с людей? Ведь есть лошади!

Вот она – лучшая добыча! А как их порвать, он знает, он даже лося завалить умудрился! Лось опасный, но вкусный, и мяса в нем много…

А что один человек их охраняет… смешно!

Один человек ему не помеха.

Наемник по прозвищу Репка и мяукнуть не успел, когда здоровущая медвежья лапа смяла его, разорвала грудь когтями… крик так и не вышел наружу. Так, какое-то бульканье.

Правда, лошадям этого хватило, чтобы взбеситься, заржать, встать на дыбы… медведя это не сильно испугало. Удар, еще один…

Одной лошади удалось сорваться и убежать, еще две упали под ударами грозных лап.

ЛОШАДИ!!!

Ватажники кинулись на шум и ржание…

Хорь тоже не остался в стороне. Устя подскочила на лавке.

Кинулась, кое-как потянула засов связанными руками, задвинула его в паз.

Уф-ф-ф!

Тяжелый, гад!

Огляделась… вот и нож на небольшом столе. Хлеб им нарезали, и горбушка рядом. Устя дернула руками раз, еще один…

Есть!

Веревки соскочили с запястий. Связывали не туго, да и что одна девка может против шести мужиков? Считай, только пищать и плакать!

Устя этим заниматься не будет.

Хлеб отправился за пазуху, веревка туда же, на всякий случай, нож Устя крепко сжала в руке.

Она не умеет убивать. Но убьет!

Ударит – это без сомнения.

Никто из наемников ее не пожалеет. Ну и она не будет беспомощной жертвой! Довольно – прошлую жизнь ей испоганили, теперь и эту хотите?

Не будет по-вашему!

Оглядываясь на каждом шагу, Устя выскользнула из домика – и зашла за одно из деревьев.

Шаг, другой… а потом найти ее уже и невозможно, в осеннем-то лесу. Как хорошо, что похитители ее не раздевали! Как была, так и связали!

Душегрея на ней хоть и плохонькая, но от осеннего холода пока убережет. И сапожки хорошие, крепкие и теплые.

Если не заблудится, справится. Но пока главное – уйти от преследователей. Ежели это лес, то лес у нас по правому берегу государыни Ладоги. Лес… да, вверх по течению.

А значит, надобно нам на север – и выйти к реке. А там уж она домой доведет…

Устя подняла голову. Посмотрела на звезды.

Север?

Ага, ей – туда. И Устя, не обращая внимания на шум и крики за спиной, поспешила к реке. Пусть наемники сами с медведем договариваются. А у нее свои дела.

* * *

– Птичка в клетке?

– Да, боярин.

Истерман, строго говоря, боярином не был, но что там наемнику? Авось язык и не отвалится почествовать? Ему и ничего, а боярину приятно.

– Передай главному. – Истерман достал из кармана кошель, в котором звенело серебро. – Завтра остаток отдам, как приеду.

– Хорошо, боярин. Будет как скажешь.

– Что девка?

– Спит. Мы ей зелье заморское дали, на платок капнули да и к морде прижали. Она и спит…

– Понятно. Не тискали, не лапали?

– Пока нет, боярин. Ты ж сказал…

– Я от своего слова не отказываюсь. Все, передай Хорю, к полудню будем.

Наемник поклонился и убрался восвояси.

Истерман довольно потер руки.

Все складывается как нельзя лучше. Уже завтра Фёдору будет наплевать на заносчивую девку. Может, дня три потешится. А потом…

У всех девок между ног одно и то же, Руди знает. И одна не лучше другой. Чего ради них рисковать? Чего себя переламывать? Поиграет Феденька, да и кинет ее…

Может, потом и Руди испробует, что останется. Видно будет.

Что ж.

Завтра, к полудню…

* * *

Медведь потешился на славу.

Два человека, три лошади. И злобный, как хорек, Хорь, который обнаружил, что птичка улетела.

Ни бабы, ни веревки.

По лесу неслись такие ругательства, что листья с деревьев опадали. Впрочем, кроме листьев, никто и не реагировал.

Устинья уже была достаточно далеко и не слышала, наемники, хоть и были рядом, и не такое слыхивали. А медведь…

А медведь был доволен и счастлив.

Он и с собой мясо унес, и знал, что большая куча мяса осталась в лесу. И он завтра еще за ней придет.

Он наестся и уляжется спать. И будет крепко спать до весны.

Зов не обманул.

Хороший зов, правильный.

Медведь его запомнил. Случись что – он снова придет. Мясо – тоже хорошо. Правильно.

И медведь с удовольствием заглотил кусок конины.

* * *

Устя вышла к Ладоге достаточно быстро. И едва не расплакалась от облегчения.

Да, река, пока еще не город. Но – государыня Ладога! Широкая, раздольная, свинцово-серая в ночной темноте. А еще… холодно!

В лесу тоже нерадостно, но рядом с рекой и вовсе грустно. От нее влага, сырость, промозглость…

Так что Устя кое-как спустилась к воде, благо берег был пологий, и от души напилась. Потом съела хлеб и еще попила воды.

И спокойно пошла вдоль берега, по траве, вниз по течению. Рано или поздно она выйдет к городу. Искать ее?

Может, и будут. Да кому в голову придет, что она так поступит?

Что бабе положено?

Правильно, с воплем ужаса по лесу метаться, пока ее не сожрет кто. Или разбойники не найдут.

Вот и ладно. Пусть кто хочет, тот и бегает, а ей некогда.

Ей домой пора, там небось маменька себе места не находит.

Устя крепко сжимала нож и шла домой.

Она не задумывалась о том, что хорошо видит в темноте. Ее не удивляло, что она никого не встретила на своем пути, ни птиц, ни зверей. Да что там!

Ночные бабочки – и те к ней не подлетали.

Внутри ровно и спокойно горел черный огонек. И Устя ничего не боялась.

Умирать не страшно и не больно. Она уже умирала, она знает…

Река медленно катила свои волны, шептала что-то юной волхве. Успокаивала как могла.

Все ты делаешь правильно, Устяш-ш-ш-ша, все хорош-ш-шо…

* * *

Среди ночи проснулась старая волхва.

Сердце сдавило. Трепыхнулось, опять отпустило…

Неладное что-то.

Устя?

А больше не за кого ей было волноваться. Что-то неладное творится с внучкой, бабушка то понимала, а сделать ничего не могла, слишком она далеко. Слишком. Только и оставалось, что молиться. Села на лавке, зашептала просьбу к Живе-матушке…

Долго звать не пришлось – отозвалась богиня.

Словно солнышком теплым повеяло, и поняла Агафья, что происходит.

Плохо сейчас Устинье.

Тяжко, сложно. Но поняла также, что справится ее внучка. Сильная она. Сильная и умная.

Богиня, помоги ей.

Мои силы возьми, а ей помоги…

И показалось Агафье, что ее снова теплым погладили.

Не надо.

Не жертвуй собой, ни к чему это сейчас. Все будет хорошо, Агафьюшка. У каждого своя дорога, у каждого своя ноша. Ты свою неси, а уж за богиней долга не останется.

А тревога все равно не унималась. Так ведь внучка же… даже когда и знаешь, что все будет хорошо… так пусть оно сначала будет, а потом и Агафья успокоится. Так-то оно надежнее.

Только к рассвету смогла выдохнуть старая волхва.

Поняла, что с внучкой все хорошо, и на лавку прилегла.

Все…

Можно дух перевести и поспать.

Все. Хорошо.

* * *

Шла себе Устинья, шла, а потом и думать начала. Когда возбуждение от побега схлынуло, когда успокоилась она чуточку, когда дышать ровнее смогла.

В город бежать?

А успеет ли она до рассвета? А то ведь вид у нее…

Сама себя увидишь, так испугаешься. Волосы лохматые, повязка потерялась где-то, душегрея вот разорвана, сарафан – как будто его кошки драли, а уж грязи на ней – на скотном дворе так и меньше будет. И в таком виде по городу идти?

Ой неладно будет.

Как увидит ее кто, так испугается. А если кто знакомый?

Как она потом объяснит, где была, чего искала? Век не отмоется! И почему-то обиднее всего было, что осталась она и без стекляруса, и без иголок, и без шелка.

Вот зачем оно разбойникам и татям?

Гады они! Просто гады!

Да только татям с ее ругани ни жарко ни холодно, и беды нет. А делать-то ей что? И в город так нельзя, и домой… а ежели там еще кто ждать будет?

Может, и нет, ну а вдруг?

К примеру, уцелеют у разбойников хоть две лошади, так они ж и до Ладоги вмиг домчатся, и своим весточку дадут, и ее стеречь будут. Ох не добром та встреча закончится.

Устя за собой хоть силу и знала, а пользоваться ею как следует – нет, пока не сможет она.

Старая волхва – та и сердце остановит, и ужас смертный нашлет, и кровь в жилах створожит… она-то может. А Устя не сумеет пока. Нет у нее таких навыков.

Так что вздохнула Устя и пошла дальше.

Матушка Жива, что делать-то?

А может, то и делать?

Пойти в святилище матушки, в ноги волхве кинуться. Попросить, чтобы ее родным весточку дали, а самой подождать.

Так-то и батюшка поймет. Куда ж ей еще бежать было?

А потом и наново приехать можно, поблагодарить. Почему ж нет?

Святилище. А где оно?

Устя прислушалась к себе. Огонек под сердцем горел ровно и спокойно. И тянуло ее… да, вот туда. Налево. И не так уж это далеко. Может, час ходьбы от реки, может, полтора.

Устя посмотрела на Ладогу, коснулась поверхности воды рукой.

– Благодарствую, государыня Ладога.

Напилась на прощанье – да и повернула к святилищу. Туда-то хоть какой приходи, все равно ее примут. И не попрекнут, и не выдадут, и никому ничего не расскажут.

Да, только в святилище.

Река с материнской лаской смотрела вслед юной волхве.

Хорошая девочка. Уважительная…

* * *

Хорь бессильно матерился такими черными словами, что с елок шишки падали. Белки – и те краснели, удирали, хвосты распушив.

Было, было отчего ругаться.

Проклятый медведь!

Пришел, задрал трех лошадей, остальные сами удрали. Поди их поймай в ночном лесу!

Двое ребят из ватаги ранены, один убит. Да это ладно бы, и до Ладоги тут недалеко, и новых шпыней набрать можно, чай, не самоцветы бесценные.

А вот девка сбежавшая…

Вот где урон-то!

Не будет девки – и денег не будет. И новых людей нанять будет не на что.

А когда еще заказчик осерчает… а это будет, и к гадалке не ходи. Ему девку обещали, а что он получит? Шиш с медведем?

Ой беда будет!

Дураком Хорь отродясь не был. И что с ним сделают, понимал. А что тогда?

А чего тут!

Деньги у него есть, задаток он взял. Надобно дождаться человечка, которого он к заказчику послал. Забрать у него полученное и бежать отсюда. Бежать и снова бежать.

И не останавливаться.

Велика Росса, да и не сможет заказчик его в розыск объявить. Нет у него той власти.

Бежать.

Но как она сбежала-то, стерва? С медведем договорилась, что ли? Не верил Хорь в старые сказочки, вот и про волхву не подумал, и про кровь старую. Да и к чему оно наемнику? Все одно голову сложит, не сейчас, так позднее. Ему важнее ноги унести.

Так Хорь и сделал.

* * *

Устя медленно шла по лесу.

Сила волхвы постепенно угасала. Направление она чуяла, а вот ходить по лесу не умела. Не учили ее этому, а ведь наука целая, сложная. За ягодой идти – и то умение надобно, а откуда оно у Устиньи? Рассказывали бабы в монастыре, была там одна, у которой муж – охотник, но ведь слушать и делать – это разное. Так что Устинья уже и ногу несколько раз подвернула, и в какую-то гадкую паутину головой влезла, и гнездо на себя уронила… откуда только взялось!

А еще вымокла насквозь, промерзла и устала.

Сейчас она почти ползла. На упрямстве, на стиснутых зубах делала шаг за шагом.

А вот не будет татям радости! Не поймают они ее! Не допустит!

И когда начались первые березы, Устя даже не сразу себе поверила. Ткнулась лицом в белесую кору, потерлась щекой, чудом нос не ободрав.

– Дошла…

– Ну, здравствуй, волхва.

Хозяйку рощи сложно было не узнать. Стоит она, почти сливаясь белым платьем своим с березами, и волосы зеленцой отливают. А глаза глубокие, бездонные…

Старая? Молодая?

Она вне возраста…

Устя где стояла, там по березе и сползла.

– Помоги, сестрица! Ради Живы-матушки!

Волхва и колебаться не стала. Оказалась рядом, Устю на ноги вздернула, плечо подставила.

– Пойдем, дитятко. Расскажешь, что за беда у тебя приключилась.

Устя хлюпнула носом – и пошла рядом с волхвой, подозревая, что ее злоключения закончились.

Хоть сегодня…

Хоть ненадолго…

Ей бы взвара горячего с медом, да ноги попарить, да носки теплые. И мокрую одежду снять. А потом… потом она с чем угодно справится!

* * *

– Илюшенька, беда у нас!

– Матушка, что случилось?

– Устенька пропала!

– Устя? – С Ильи и усталость слетела, куда и что девалось?

Боярыня только всхлипнула:

– Пошла на торжище – и не верну-у-у-у-улась.

Илья почесал в затылке.

А что делать-то?

– Стража?

– Илюша, да что ты! Тихо все делать надобно! Отбор же…

Про отбор боярич знал. И понимал: случись хоть какой шум, хоть какой ущерб репутации, и Устинью никуда не позовут. Так нельзя.

А что можно?

Стражникам заплатить?

Людей на улицы отправить, про Устю расспрашивать?

Так что холопы-то смогут?

Тут решать что-то надобно, а что?

– А батюшка что сказал?

Евдокия Фёдоровна замялась.

Сказать, что супруг напился, чтобы не решать ничего? Что сказать-то?

Илья и сам понял.

– Матушка, может, сказать, что не Устя, а Ксюха пропала? Ее и поискать? Чай, схожи они?

– А коли не найдется Устинья? Ведь и такое быть может? Обеих опозорить?

– Найдется!

Евдокия Фёдоровна в пол смотрела, глаза прятала.

– Мам, ну что ты…

– Боюсь я за нее, Илюшенька. Устя хоть и не скажет, но беда рядом с ней ходит, неуж ты не понимаешь?

– Маменька…

– Отец ведь тебе рассказывал. И про боярина Раенского, и про государыню…

Рассказывал. Только вот у Ильи оно сильно в уме и не держалось.

Тут же царица!

Мариночка!

Глаза черные, волосы шелковые, губы ласковые… о чем вы? Какая сестра?

– Матушка, да не о том я…

Глупостей Илья наговорить не успел. Зашумели во дворе. Илья и выглянул.

Вот первый раз был он так удивлен.

Стоит посреди двора подросток в простой рубахе домотканой, в портах некрашеных, светлые волосы тесьмой перетянуты. И грамотку протягивает.

– Поздорову ли, боярин? Алексей Заболоцкий?

– Илья я… – удивился боярич.

– Грамотка для боярина у меня. И весточка. Когда дозволишь молвить…

– Дозволяю, – растерялся Илья. – Сюда иди, чего уши чужие радовать?

Парень и пошел. Подал грамотку и уже тише, только для ушей боярича и боярыни:

– Боярышня, Устинья Фёдоровна, челом бьет. Просит приехать за ней да платье какое привезти. Сама она домой идти боится.

Боярыня ахнула:

– Жива моя доченька?

– Я в святилище живу, – просто сказал мальчишка. – Боярышня незадолго до рассвета пришла, попросилась к нам. Волхва ее пустила, а мне приказали грамотку на подворье отнести да сделать все по-тихому.

Илья выдохнул:

– Матушка, поеду я за Устей? Сейчас колымагу заложим, а ты пока одежду собери и поблагодарить чем… что там батюшка?

– Сейчас посмотрю я, сынок.

И Евдокия Фёдоровна стрелой сорвалась с места.

Нашлась ее доченька!

ЖИВАЯ!!!

Может, и не умела боярыня детям свою любовь показать. Может, и не говорила о ней ежечасно, и не целовала их, и не ласкала, и делами домашними постоянно занята была. Так ведь не это важно.

Любить-то она их все одно любила. А это главное.

Не слова, а дела.

А дело…

* * *

Боярин Заболоцкий еще спал после вчерашнего, когда тряхнули его.

– Проснись, Алешенька! Устя нашлась!

До боярина еще и не дошло сразу, кто нашелся, чего случилось… боярыня это предвидела. А потому и рассолу в кружку налила заранее. Холодного, свежего…

Вот к концу кружки и память вернулась, боярин за голову схватился:

– Устя!

– Живая она. В святилище Живы.

– Ох-х-х…

– Илюшка за ней поедет сейчас. Я ключи от кладовых ему дала…

– Денег возьми. Рублей двадцать или тридцать… знаешь, где лежат. – Боярин упал обратно в подушки.

Сил не было. И голова трещала… вино плохое! С медовухи у него отродясь такого не бывает! Сколько ни выпей!

Ладно! Коли дочь нашлась, с остальным жена и сын разберутся. Все, считай, в порядке ^[47].

Опять же, разве неправильно он поступил? Проблема-то решилась, и без него! А так бы сколько он промучился, считай, всю ночь? Правильно, только в следующий раз не вина надо выпить будет, а медовухи.

Боярыня и отправилась разбираться.

Денег взяла, аж целых пятьдесят рублей, тяжеленький мешочек получился. Меда приказала погрузить, окороков несколько, так, еще кое-чего, по мелочи… за дочь не жалко.

Для Усти одежду собрала. Илья в колымагу сел, да и поехали вместе с мальчишкой.

Ох, только б все обошлось!

Только бы все обошлось!!!

* * *

Не хотелось Илье в рощу ехать. Ой не хотелось.

Да кто ж его спрашивал? Отец сейчас не поедет, оно и понятно. А что Илюше остается? Не мать же посылать?

Вот и ехал, и чувствовал себя чем дальше, тем хуже. Укачало, наверное.

Доехал до берез да там и вылез. Нехорошо как-то, когда тебя в священной роще выворачивает.

Спутник его на это посмотрел да и растворился меж белых стволов. А Илья остался.

В желудке у него словно еж ворочался. Жирный такой, с кучей игл…

Долго ждать ему не пришлось. Ветви шелохнулись – и вдруг спеленали его, подхватили, поддержали.

– Замри и не шевелись, человек.

И на виски легли прохладные женские ладони.

Илья взвыл от боли. Теперь еж перебрался из желудка в голову. И две самых острые иглы пронзили ее насквозь.

– За что?!

– Не двигайся! – прикрикнула женщина. – Стой, если пожить еще хочешь!

– Добряна? – Из рощи к ним бежала Устинья. В такой же белой рубахе, вышитой по подолу и вороту, с распущенными волосами, в которые была вплетена какая-то трава и цветы. – Что с ним?

– Неладное что-то. Темный аркан наброшен. Когда б не сняла я его, мог бы и года не прожить.

Илья замер, как поленом ударенный. Березовым.

Многое говорят о волхвах. И капризны они, и могучи, и с человеком что пожелают, то и сделают.

Одно неизменно.

Волхвы не лгут.

Могут умолчать, могут не сказать всей правды, отказаться отвечать, еще как-то увернуться. Даже поговорка есть: у змеи сто извивов, у волхва – триста. Но впрямую солгать – никогда.

– Аркан? На м-меня?

– На тебя, человек. Думай, кому ты дорогу перешел. Кто тебя уморить пожелал?

Илья так рот и открыл.

– Не знаю… Государыня…

– Добряной зови. Не правлю я никем.

– Хозяйка Добряна, что со мной было?

– Плохо тебе было. Ты и в рощу войти не мог, аркан на тебе удавкой сжимался.

Илья медленно кивнул:

– Да. Наверное…

– Я его с тебя сняла. Только кто раз его накинул, тот и повторить может.

Илью аж передернуло. Стрелы или мечного боя он не боялся, честная схватка – это по нему.

А вот так, исподтишка, сгнить по чужому умыслу… да за что ж его?

Кто его?

Волхва все по его лицу поняла:

– Думай, парень. Ты молодой, красивый, может, кому дорогу перешел, может, чью жену с пути сбил… не знаю я. На аркане не написано, кто его накинул.

– Аркан? – тихо спросила Устинья.

Добряна на нее короткий взгляд бросила, Устя и примолкла. Не все при посторонних обсуждать надо. Пусть даже это ее брат родной.

– Удавка, петля… много слов сказать можно, а смысл один. Потому он в рощу войти и не мог. Потому и плохо ему было. Небось и приступы накатывали? Жить не хотелось, тоска одолевала?

– Бывало. Я думал – прихворнул.

– Чего тебе хворать? Силы жизненной в тебе много, лет на семьдесят хватит, когда глупости делать не станешь.

Илья улыбнулся.

Семьдесят лет – это много, это хорошо.

– И на детей твоих силы хватит, и болезни мимо обходить будут. А вот кто аркан мог накинуть – думай.

– И мужчина, и женщина?

– Да. Это не из сложных ритуалов, это всяк может.

– И ты?

– И я. Только я такое делать не стану, не для того матушка Жива мне силу дала.

Илья вздохнул.

Слабость отступала, дурнота рассеивалась. Мужчина поднялся с земли и поклонился. Низко-низко.

– Благодарствую, матушка Добряна. И за сестру, и за себя, и за науку…

– Не благодари. Сестру побереги. Не просто так на нее напали, и впредь легко не будет.

Илья посмотрел на Устинью и встретил неожиданно спокойный и рассудительный взгляд.

Показалось ему – или проблеснули в глазах сестры крохотные зеленые искорки? По самой кромке зрачка?

Сверкнули да и сгинули…

Показалось.

* * *

– И где ж сюрприз твой?

Руди стоял, что та сова, да глазами хлопал.

Нет никого.

Но ведь та хижина!

И…

– Погоди минуту, царевич, неладно тут!

Хотя и дураку все ясно было бы.

Неладно?

Еще как неладно!

Медведь сюда еще раз наведался да одну лошадь себе уволок. Но вторая осталась. И тело ватажника. И следы.

Вот Руди и не мог понять, что случилось.

Хорь денег зря не просил. Устинью он похитил и сюда привез. И ждал здесь. Вот этого мертвеца Руди, кажется, видел. Имя бы не вспомнил, а лицо знакомо. То, что от него осталось.

А что случилось потом?

Медведь пришел? Или несколько?

Не охотник Руди, так хорошо следы читать не умеет…

Но пока Истерман размышлял, Фёдор уже в хижину сунулся. И спустя несколько секунд вышел оттуда, алый от гнева.

Убегая, ватага Хоря в хижину и не зашла. А чего там делать-то? Девка сбежала, ну и они следом…

А вот обрывок ленты остался. И несколько клочьев от сарафана.

И мешочек Устиньин. С иглами и стеклярусом.

Устя его не заметила, ногой поддала, он и отлетел под одну из лавок. И Хорь не заметил, до того ли ему было.

А вот Фёдор увидел. И вышел мрачнее тучи:

– Р-руди?!

Истерман понял – надо каяться.

– Федя… казни, мой грех. Моя вина.

– Что ты сделать хотел? – Фёдор словно камни во рту перекатывал.

– Хотел, чтобы поговорил ты с боярышней Устиньей. Она бы тебя послушала, да и сладилось бы у вас все. Смотреть не могу, как ты мучаешься!

Фёдор только зубами скрипнул:

– Она здесь была?

– Была, мин жель.

– И куда делась?

– Не знаю.

– Медведь мог ее… – Произнести страшное слово Фёдору не удалось. Горло спазмом стиснуло.

– Нет, мин жель. Остались бы обрывки, что-то…

– А куда она могла деться?

А вот на этот вопрос Руди ответить и не мог.

Фёдор сверкнул на него злобными глазами:

– Сейчас мы едем в Ладогу. Идем на подворье к Заболоцким. И ты все рассказываешь. Подробно. Что, куда, для чего… понял ты меня?

Рычание было таким выразительным, что Руди закивал, словно болванчик.

Понял! Даже два раза понял. Только не казни, царевич!

А ведь может! И Любава тут не поможет, не справится она с озверевшим сыном. И как Руди не подумал, что с Устиньей беда приключиться может? Так ведь все ж было рассчитано! И что, и куда…

Медведя не посчитали. А он взял да и пришел, с-скотина!

Невеселыми были мысли у возвращающихся в город.

Руди думал, что он будет во всем виноват. Со всех сторон. И Любава его овиноватит, и Фёдор, и боярышня. Если жива она. А коли нет, так Заболоцкие постараются – и до царя дойдут. Дело-то такое.

И Фёдор не защитит. Еще и сам поможет, казни потребует.

Невеселыми мысли были у лембергцев. Все же Истерман. Ежели его казнят, остальным тоже солоно придется.

Тоскливыми были мысли и у Фёдора.

Устиньюшка.

Что с ней?

Сбежала? Или…

Как представишь себе ее, такую беззащитную, в осеннем, холодном и страшном лесу, так руки в кулаки и сжимаются. Словно в них горло Истермана зажато. А если уж вовсе страшное представлять… медведь-то рядом. И разбойников никто не отменял.

Может, уже и мертва она…

Фёдор едва в голос не застонал, такое отчаяние накатило…

Устяша! Жива ли ты? Что с тобой?

Только бы обошлось! Господи, помоги! Род, защити! Спаси ее, матушка Жива! Фёдор всем богам готов был молиться, лишь бы кто-то да помог. Какие угодно бы жертвы принес. Душу бы отдал, не пожалел!

Боги, даже если и прознали о выгодной сделке, скромно молчали.

И только медведь в прозрачном осеннем лесу бодро хрустел конскими хрящами. Его-то все устраивало. Наелся да и еще поест. А там и в спячку можно.

Это его хорошо позвали. Вдругорядь позовут – не откажется. Хорошо…

* * *

Михайла смотрел в спину Истермана таким взглядом, что удивительно, как она не задымилась.

Для себя парень уже все решил.

Истермана он убьет.

Рано или поздно, так или иначе… за Устинью просто убьет.

Да как он смел?!

Как ему вообще в голову мерзкую такая мысль пришла – на НЕЕ покуситься?!

Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Смерть, и только смерть. Хорошо бы еще и помучить негодяя, чтобы на коленях ее выпрашивал, как о милости умолял!

Это Фёдор не знал, что в ватагах с женщинами делают. А Михайла-то знал. Сам участвовал.

Только вот стоило ему представить на месте тех, безымянных и ненужных ему баб Устинью, и голова разламывалась от боли. И в груди что-то колючее ворочалось.

Не мог он!

Не мог увидеть ее мертвой, изуродованной, с остановившимся взглядом…

Не мог.

Знал – не переживет он ее смерти. Может, тело и останется, а душа навек умрет. Будет по земле бродить говорящая кукла, может, даже есть-пить будет. А может, и нет.

Просто сердце остановится, и все.

Устяша, любимая, что с тобой?! Где ты сейчас?!

Убью Истермана!

Даже если все обойдется – убью…

(обратно)

Глава 11 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Я изменилась – и изменился мир вокруг меня.

Почему, почему я раньше ничего не видела, не понимала? Не хотела?

Или случилось что-то такое… недоброе?

Робкой и несмелой я и раньше была. Этого не отнять. Маменьку слушалась, батюшку боялась. Но почему я не видела, что матушка меня любит? Просто измучена она, вот и показать своей любви не может. Сил на то не имеет!

Почему не понимала, что для отца мы просто будущая выгода? Нас ведь можно выдать замуж, можно женить Илью – удачно, так, чтобы получить прибыль.

А я все пыталась получить от него хоть один ласковый взгляд. Грустно…

Мое равнодушие ко всему еще оправдать можно бы. А Илюшка? Хоть и бестолковый, а брат! И кто-то набросил на него черный аркан.

Кто?

Неизвестно.

В черной жизни… да, Илья должен был жениться этой весной. На Марье Апухтиной. Сказал ему отец уже, что сговорил?

Мог и сказать. Не знаю я. Брат у меня красивый, статный, мог и от какой-то девки получить проклятие. Он не умрет. Но его первая жена уйдет при родах.

Потом Илья женится второй раз. И умрет вскоре после того, как родится его первенец. Воспитывать малыша будет мой отец. Кажется, потом он сойдется со второй женой Ильи, но этого я точно не знаю. Могло и такое быть.

Я успела переговорить с Добряной, пока Илюша приходил в себя. И она мне кое-что рассказала.

Черный аркан – он хорош тем, что практически незаметен. Так, силы тянет, и силы эти уходят к тому, кто аркан накинул.

А сил он тянет немного. На жизнь человеку хватает, надолго хватает. И тянуть так можно не с одного человека, а с десяти, двадцати… сколько черный колдун или ведьма пожелает.

Да, накинуть его может кто угодно.

А еще…

Если Марья моего брата полюбила, если действительно себя ему отдала… могла и аркан на себя перетянуть. А для беременной женщины такое вдвойне, втройне опасно. И сама погибла, и ребенок с ней ушел…

Могло быть и такое.

А могло ли быть, что и на мне тот аркан был? И на сестре?

Нет, на сестре вряд ли, она себя хорошо чувствовала. А я ребенка скинула, второго зачать не вышло… могло?

Могло.

Добряна сказала, что такие как мы, самые лакомые. Кровь у нас есть, сила спящая есть, но почуять мы ничего не можем, сами скинуть эту удавку тоже не сумеем. Только тот, кто любит, сможет ее на себя забрать. И то неосознанно. Может, и у Марьи ничего бы не получилось, но брата моего она, похоже, любила. И сына от него ждала.

Илья?

А вот не помню я, чтобы он от счастья светился. Или не люба ему была Машенька, или кого-то другого он любил, но глаза у него равнодушными были.

Аркан по-разному действовать может.

И равнодушие тоже от него может быть. Искренние чувства его и порвать могут, как ту удавку, с шеи скинуть… не потому ли я и очнулась после смерти любимого?

Могла?

В том и ужас, что могло так быть! Я же… Почему я была ТАК покорна? Я ведь ДО свадьбы ЕГО увидела, до свадьбы полюбила. Почему не рванулась, почему не закричала, не стала протестовать, ничего не сделала? Просто терпела.

Просто ждала, что случится.

И ведь ничего с этой удавкой не сделаешь! Только если кто-то вроде Добряны попадется, если человек сам на капище придет, доброй волей, с чистым сердцем и благодарностью… много ли таких?

Мало.

Илья сейчас сам так и пришел. Но я-то…

Здесь и сейчас на мне ничего нет. И свою дурость я на чужую ворожбу не спишу. А потом…

Потом могли и накинуть.

До переезда в палаты царские я еще как-то дергалась, трепыхалась, не хотела я замуж за Фёдора идти. Понимала, что царевич, что почетно за него замуж выйти, что власть, что деньги…

Все понимала.

И все равно не хотела за Федьку замуж. Но не сопротивлялась. Как же – против власти родительской пойти? Нельзя.

А потом стало все равно. Просто оглушило любовью – и накатило тупое безразличие. Нельзя быть вместе с любимым?

Так хоть рядом быть. Хоть видеть его иногда…

Может, кто-то воспользовался моим замешательством? Моей уязвимостью?

И накинул аркан?

Но тогда бы его увидела Верея…

А может, и не увидела бы. Сила у нее была, а вот опыта не было. И монастырь все-таки…

Чтобы черный аркан сработал, надо рядом с его хозяином находиться. Хоть иногда. А в монастыре…

И далеко, и земля намоленная… могло и отрезать. А потом уж я начала приходить в себя от магической удавки.

Могло и так быть?

Могло.

Сейчас мне уже правды не узнать. Но я постараюсь не повторить своих ошибок.

Очень постараюсь.

* * *

До подворья Заболоцких, до Ладоги долго ехать было. Это Устинья напрямую по лесу шла, ей ни канавы, ни овраги не преграда, а на лошади так не получится, любой конь ноги переломает по бурелому. Пока доехали, Фёдор чуточку опамятовался, успокоился.

Подозвал к себе Руди:

– Правду покамест не скажем. Пеняй на себя, ежели что, и молись ^[48].

Руди кивнул.

Чувствовал он себя сейчас преотвратно. Понимал, ежели что…

Его беды – это только его беды. А вот каких он людей подведет… тут лучше и не думать о таком.

Страшно…

Но подворье было спокойным, ни суеты, ни шума…

Холопы проворно открыли ворота, Фёдор, соблюдая вежество, спрыгнул с коня, повел его в поводу. Сзади послышался шум, спешивалась свита.

На крыльцо почти выбежал боярин Алексей, за ним поспешала боярыня Евдокия.

– Царевич! Радость-то какая!

Боярыня спохватилась быстрее, поклонилась земно да так и застыла.

За ней принялся кланяться и боярин.

Царевич ответил поклоном. Не слишком глубоким, а все-таки…

– Я к тебе с просьбой, боярин.

– Царевич Фёдор! Добро пожаловать!

Язык не особенно слушался боярина. Да Фёдор и не настаивал, махнул рукой.

– Ты, боярин, выпрямись. О дочери твоей поговорить хочу.

Боярин выпрямился – и застыл, как суслик.

– Да ты уж и сам понял, боярин. Дочь твоя, Устинья, мне по нраву. А все ж не хотелось бы девку неволить.

Боярин так удивился, что челюсть отвисла у него.

– Царевич…

То есть кто ее там спрашивать будет? Отец прикажет, и пойдет как миленькая. И на отбор, и замуж, и в монастырь.

– Мог бы я сватов заслать. Могу и на отборе ее выбрать. А все ж не хотелось бы против воли ее идти. Поговорить с ней хочу, коли позволишь. Слово дам и крест на том целовать буду, что не причиню ей никакого ущерба.

Боярин кивнул.

Заметался взглядом.

Выручила боярыня:

– Батюшка-царевич, Устяша наша скоро приехать должна. Уж не побрезгуй пройти, отведать, что бог послал. А там и дети приедут.

– Приедут? – поднял бровь Фёдор. И сам себя за глупость выругал.

Видел он себя в зеркале. Вот у брата эта гримаса хорошо получалась. А у него… печаль горькая, неощипанная.

Михайла за его спиной дух перевел.

Ежели приедут… Устя жива? Обошлось?!

Пронесло?!

Ворота наново заскрипели. Во двор въезжала колымага. Остановилась, и из нее вышел брат Устиньи… Как его – Илья?

Да, Илья.

А за ним и Устинья спустилась. На брата оперлась, по сторонам осмотрелась – и поклонилась. В землю. Только коса по спине скользнула, земли коснулась.

Гладкая, шелковая, туго заплетенная и синей лентой перевитая. И сарафан чистый, и душегрея парчовая. И не скажешь, что беда с ней была.

Или не было?

А откуда ж они тогда приехали?

Спрашивать Фёдор не стал, только выдохнул и вперед шагнул.

– Дозволишь, боярин?

Алексей Заболоцкий только закивал. Он бы что угодно дозволил.

Честь-то какая!

Не государь, конечно, царевич, а все одно – честь! И все соседи видят…

Может, у Заболоцких особых денег и нет, а род у них древний! Еще с государем Соколом их предки на Ладогу пришли! Так-то!

Боярыня Евдокия и тут смышленее оказалась. Поклонилась и на дверь указала.

– Устя, проводи царевича Фёдора в горницу.

Устинья распрямилась, подошла к царевичу – в глаза посмотрела.

– Яви милость, царевич, угостись, чем бог послал. Не побрезгуй нашим гостеприимством.

Фёдор и выдохнуть не мог.

Стоял, смотрел в серые глаза – и тонул, тонул в них, как в омуте. Век бы так стоял, не думал ни о чем. Грелся рядом с ней, успокаивался.

Ведь и не делает ничего, а легко рядом с ней. Радостно.

Устинья голову склонила да вперед пошла, а Фёдор за ней. Руди выдохнул – обошлось. Едва в грязь не сполз, друзья поддержали.

Михайлу никто и не заметил даже, как он вслед за Фёдором скользнул тенью. Зато Аксинья едва из окна не вывалилась. Но ее уже Михайла не заметил. Триста лет ему та дурочка не нужна. И еще пятьсот не нужна будет!

* * *

В светлой горнице Устя Фёдора усадила, как положено, под образами.

Не усидел, встал, прошелся по комнате.

Устя покосилась на дверь, да только вслед за ними не вошел никто. Заперто? Кто ж знает, проверять не хочется. Еще с той жизни помнилось – Фёдор возражений не любит. Потеряет рассудок – что делать? Родители ей тут не подмога, не защита.

Осторожной надобно быть. Ровно кошка на крыше – осторожной.

– Поговорить с тобой хочу, Устинья Алексеевна.

– Всё в твоей воле, царевич.

– Не всё. Люба ты мне. Поняла уж, поди?

– Поняла, царевич.

– А коли так, ответь. Отбор проводить придется, тут моей воли нет. А я бы посватался хоть завтра. Пойдешь за меня? Люб я тебе?

Устя косу в пальцах покрутила:

– Царевич… не могу я ответить.

– Почему?

Устя ему в глаза посмотрела:

– А меня ли ты полюбил, царевич? Или картинку лубочную? Вроде тех, на которых царевен-королевен рисуют? Глаза, улыбка – это не вся боярышня, у нее еще душа есть, а что на душе – тебе важно?

– Не разговаривал бы я с тобой, когда б не важно было.

Устя кивнула. Подошла чуточку ближе, рукава рубахи коснулась. Фёдор аж замер – не спугнуть бы.

– Воля твоя, царевич. Когда прикажешь, знаю, отец меня головой выдаст. А противничать буду, так еще и поколотит.

– Я его…

– Отец в дочери волен. Муж в жене. А в сердце… не обессудь, царевич, только пока не могу я тебе любовью ответить. Не знаю я о тебе ничего. Может, добрый ты, а может, бить меня смертным боем будешь. Может, радостно с тобой будет, а может, плакать придется. Что я сказать могу?

На плечах мужские руки сжались клещами. Не разожмешь, не оттолкнешь.

– Только согласись, Устиньюшка. На руках носить буду, листику упасть не дам! Слезинки не проронишь! Что пожелаешь, все сделаю! Жемчугом и золотом осыплю!

Устя и не вырывалась:

– Тогда дай мне время тебя узнать. Тебя, не царевича, а Фёдора.

– Время?

– Знаю я, отбор не отменить, да и ненадобно. Но до Красной горки мы еще узнавать друг друга можем. И я в палаты царские приходить могу, разве нет? И видеться мы сможем. Пусть под чужим присмотром, а все ж таки?

– Устиньюшка…

Фёдор аж засиял, ровно солнышко.

Он-то другого ожидал. И готовился…

Царевич ведь.

Кто из страха согласится, кто из корысти. А здесь… здесь его о другом просят. О том, чтобы узнать друг друга! Чтобы полюбить?

Он и мечтать о таком не смел!

Хотел, надеялся…

– Матушку попрошу. Ей твою матушку прилично приглашать. А уж она сможет с собой и тебя брать, и сестру твою. Можно ли так?

Устя голову подняла, посмотрела серьезно.

– Так можно. Не проси у меня любви, царевич, не хочу лгать. Не знаю я тебя, а узнать хочу. И ты на меня посмотри. Не на косу длинную и глаза опущенные, а на меня, на Устинью. Не на боярышню. Жить тебе не с косой – с человеком.

– Устиньюшка…

Объятия вытерпеть пришлось. Устинья до крови себе щеку прикусила, больно стало.

Выдержала, справилась. И отстранилась:

– Прости, царевич, а негоже это. Ты руки распускаешь, а я тебе даже пощечину дать не могу.

– Прости и ты, боярышня. Забылся я…

Устя рук не высвобождала. Знала – потом синяки нальются, но терпела. Чуяла – то вроде бешеной собаки. Или почти бешеной. Неуправляемой, опасной.

Сделаешь лишнее движение – кинется. И ждала.

Ждала, пока не успокоится тяжелое мужское дыхание, пока не перестанут гореть опасным огнем глаза Фёдора, пока не разожмутся пальцы. И только потом сделала шаг назад:

– Все хорошо, царевич.

– Не ждал я такого…

– Отчего? Ты ведь не только царевич, ты и человек. И жить мне не с парчой и жемчугом, жить мне рядом с тобой. С тобой постель делить, с тобой детей рожать…

Фёдор посмотрел чуточку ошалело:

– А ты… согласна?

– Я свое условие сказала. Дай мне то, что важнее жемчуга. Дай возможность узнать тебя, увидеть.

– Обещаю, Устенька. Сегодня же с матушкой поговорю.

– Спасибо… царевич Фёдор.

– Назови еще раз по имени. Пожалуйста…

– Фёдор. Федя, Феденька…

– Устенька…

Но сделать шаг вперед, сгрести в охапку, к груди прижать Устя уже не позволила. На шаг отошла, пальцем погрозила.

– Негоже, царевич.

– Прости. Не сдержался я.

– И ты прости… Фёдор.

Ответом Устинье была робкая улыбка. И она почувствовала себя вдвойне гадиной.

Жестокой и коварной.

Но разве есть у нее выбор?

– Поговори с матушкой, Феденька. А я со своей поговорю. Не обижайся… трудно мне. Тяжко. Когда б ты бояричем был, куда как проще было бы.

Фёдор только руками развел:

– Поговорю.

– А сейчас – прости. И так заговорились мы, нехорошо. Сплетни пойдут…

– Да я…

– Федя, на чужой роток не накинешь платок.

С этим Фёдор согласился. И отправился восвояси.

Устя упала на лавку, закрыла лицо руками.

Мерзко, гадко, тошно, ОТВРАТИТЕЛЬНО!!!

Матушка Жива, да что ж это такое! Все она понимает! Из этого человека вырастет чудовище! И ее сожрет, и Россу сожрет…

Но почему, почему она себя сейчас чувствует последней гадиной?

У нее нет выбора, чтобы разобраться, чтобы предотвратить несчастье, ей надобно попасть в царские палаты! Но…

Она сейчас морочила Фёдору голову – и готова была взвыть от отчаяния.

Такой она себя нечистью чуяла! Вот как так-то?

Почему тот же Истерман лжет, как дышит? И сегодня он за свою ложь никакого наказания не понесет. Хотя и она все знает, и Фёдор, надо полагать, знает. Ой, не просто так он сюда заявился спозаранку!

А она ведь не солгала ни единым словом. А чувствует себя сейчас отвратительно.

За что?

Кто придумал совесть?!

– Радуешься, сестрица?

Устинья отняла ладони от лица.

Напротив стояла Аксинья, и глаза у нее были злющие. Да на что она сейчас-то ярится?

– Сестрица?

– Ты меня так не зови! В палаты царские хочешь? Да?!

– Не хочу. Ни к чему они мне.

– Врешь! Я ваш разговор слышала!

Когда б не была Устинья так измотана, может, и устроила бы она сестрице трепку. А сейчас ее едва на пару слов хватило.

– И что?

– Царицей стать метишь?

– Борис на троне, не Фёдор.

– Так и что?! Долго ли царю помереть?!

Возмущение Аксиньи оборвалось такой затрещиной, что у девицы зубы лязгнули. А боярыня Евдокия ухватила младшую дочь за косу да как принялась трепать…

– Замолчи, дурища! Не ровен час услышат тебя, а что тогда с нами всеми будет?

– Маменька?

– Молчи, дрянь неудельная! Не дай бог, скажет кто, что ты на царя злоумышляешь, поносные речи говоришь. Тут и холопом быть достанет. Крикнут: «Слово и дело», – и сволокут тебя в подвалы. А там ты и сама во всем признаешься! Умолять будешь, чтобы хоть помереть дали без мучений!

Аксинья дернулась, едва не оставив у матери в руках половину косы:

– Это Устька! Она…

Устинья едва не застонала.

Да что она-то?

Что жива? Что старшей родилась? Что Фёдору приглянулась? ЧТО?!

– Она-то в палаты поедет! А я?!

– Я и о тебе просила. И о матушке. Приличия ради, – едва выдавила Устинья.

В голове шумело. Хорошо еще, сидела, не то упала бы.

Боярыня посмотрела на дочерей. Подхватила старшую, а младшей приговорила холодно и жестко – оказывается, и так она умела:

– Я перед царицей извинюсь. Лично. Скажу, что младшая моя дочь ликом дурна и нравом глупа. Пойдем, Устя, отведу я тебя в светелку. Не дойдешь ты сама. А ты, Ксюха, иди кур покорми.

– МАМА!!! – взвыла раненой волчицей Аксинья.

Но Евдокия Фёдоровна уже не обращала на нее внимания.

В дверях появилась Дарёна, кинулась к Усте, подхватила с другой стороны, заворковала, захлопотала, сунула девочке своей ковшик в руки… Устя пару глотков едва сделала.

Ноги подкашивались.

Дошла до светелки кое-как, упала на лавку – и словно черным покрывалом ее накрыло.

Ни думать, ни решать… ничего ей сейчас не надобно. Вот только лежать – и дышать. Всю ее эта ночь высосала. Не успела силы восполнить, наново их тратить пришлось. Вот и упала.

И не чуяла, когда с нее одежду снимали, когда одеялом пуховым укрывали. Вытянулась ровнее, руки под голову подсунула.

– Спит…

Боярыня переглянулась с нянькой – и обе вышли на цыпочках.

Пусть спит чадушко. Заслужила, умничка, красавица…

* * *

Во дворе боярин гостей провожал.

До ворот дошел, поклонился, гости в ответ поклонились, верхом сели да поехали. Тоже уважение проявили.

А как ворота закрыли, боярин к жене повернулся:

– Что Устинья?

– Спит. Упала без сил, Дарёну я с ней оставила, а сама с тобой поговорить хочу, Алешенька.

– О чем, Дуняша?

– Беда у нас может быть, Алешенька. Большая беда.

Боярин тут же серьезным стал. Его жена такими словами зря кидаться не станет. Только когда и правда – край пришел.

– Что случилось, Дуняша?

– Я к Устинье пошла, как царевич вышел. О чем он сказал, боярин?

– Тебя к царице пригласят. Так ты дочек с собой возьми. Пусть в палатах побывают. Царевич Устинье обещал.

– Он ей в любви признался, Алеша. А Устя, умничка наша, сказала, что ничего ей не надобно, только бы Фёдора узнать получше. Долг ее родителям повиноваться да жить ей не с долгом придется, с человеком.

– Умна у нас дочка.

– Ей, Алешенька, весь ум и достался, что на двоих отмерен был. Знаешь, что Ксюха ей сегодня высказала? Мол, Устя только о себе думает! Могла бы и сестру в палаты взять. Подслушивала она, да всего не поняла. А как Устя ей ответила, что вместе они поедут, так Аксинья с цепи сорвалась и поносные речи на государя нашего говорила.

– Ты в уме ли, Дуняша?

– Я в уме. А вот Аксинью я в палаты не возьму. Злоба ее точит, зависть к сестре. Ляпнет что – вреда не оберемся.

– Я из нее дурь-то повыбью! – встопорщил короткую бороду боярин. Длинная у него отрастала, да получалась навроде козлиной. Приходилось стричь ее так, чтобы шею до середины закрывала. Тогда она и вид имела.

– Повыбей, муженек. Каша березовая ей только в пользу пойдет. А только и брать я ее пока побаиваюсь. Дури в ней много… ляпнет чего – и стыда не оберемся, и горя.

– Справимся, Дуняша. А с Устей ты тоже поговори. Когда удастся ее брак с царевичем, то честью великой для нашего рода будет.

Боярыня кивнула:

– Поговорю. Позднее. Как она в себя придет, так и поговорю.

Боярин кивнул – и отправился на задний двор.

Аксинья, говорите?

* * *

Когда позади осталось не то три, не то четыре улицы, Фёдор придержал коня. Подозвал к себе Истермана:

– Руди, тебе сегодня повезло.

– Знаю, Теодор.

– Никогда так впредь не делай.

– Мин жель, когда б я не для тебя старался…

Руди уже почти успокоился.

Устинья жива, Фёдору она ничего не рассказала, да и что она знать-то могла? Правильно, ничего!

Вот ничего Руди и не будет. На первый раз.

Наверное.

– Знаю. Потому и не гоню от себя. Но еще раз случится – не помилую.

Руди согласно кивнул:

– Твой приказ – закон, государь.

– Вот и не забывай о том, – бросил Фёдор.

– Коли позволит царевич слово молвить…

Про Михайлу все забыли, а вот он в стороне от событий не остался.

И попросту расспросил холопов! С собой Илья никого не взял, ну так боярыня позаботилась, нужный слушок пустила.

– Позволю? – заинтересовался Фёдор.

– Устинья Алексеевна от татей сбежала, когда на них медведь напал. Поняла, что другого случая не будет, и в лес кинулась.

– Так.

– Вышла к Ладоге, а потом и к городу. В пригороде остановилась у одной семьи, весточку домой послала, чтобы по городу в обтрепках не идти, не позориться.

– Разумно, – согласился Истерман.

– Царевич, не вели казнить, а только отправил бы ты ей ее потерю. Небогаты Заболоцкие, а иголки тонкие, шелк да стеклярус иноземные и, чай, денег стоят немалых?

Фёдор согласно кивнул Михайле:

– Ты предложил – тебе и выполнять. Денег дам. Сходи в торговые ряды, купи потребное да и отвези боярышне.

– А…

– А ее потерю мне отдай. Ни к чему мне, чтобы она на Руди гневалась.

– Неуж не догадывается она?

– Не твоего ума то дело, – рыкнул Фёдор.

Михайла хлюпнул носом, утер слезу, скатившуюся из глаза.

– Прости, государь. Язык болтливый…

– Не догадывается, – снизошел до ответа Фёдор. – Со мной она ни о чем таком не говорила.

Михайла подумал, что это как раз говорит об уме Устиньи. А что там Фёдор…

Да любая ворона на заборе – и то его умнее. Но промолчал.

Сказано – купить?

Съездит и купит. А может, и с боярышней парой слов перемолвится?

– Государь, не хочешь ли боярышне грамотку какую написать? А я б и передал?

– Молодец. Напишу, – кивнул Фёдор. И пришпорил коня.

Руди смерил Михайлу подозрительным взглядом, получил в ответ невинную улыбку и успокоился. А зря.

Михайла просто не собирался тратить силы на живой труп. Он Истермана приговорил, осталось только убить. Так-то…

* * *

– Тятенька! Пожалей!!! Не-е-е-е-ет!!!

Вопли неслись над двором.

Боярин наблюдал за тем, как неразумную дочь порют плеткой. И не спешил останавливать порку.

Не работает голова?

Так мы ума через заднее место вгоним!

И побольше, побольше…

– Будешь еще сестре завидовать? Будешь поганым языком мести, как помелом?

– Не бу-у-у-у-уду-у-у-у!

Вопли плавно переходили в вой. Но если бы боярин, который таки смиловался и махнул рукой холопам, заглянул в мысли своей дочери…

Он бы ее и убил там же.

Потому как в них царила самая черная ненависть.

И зависть.

Почему, ПОЧЕМУ?

Почему Устинья краше, почему умнее, почему так разговаривает свободно, почему царевич на ней жениться готов, а Михайла молчит… ПОЧЕМУ-У-У-У-У?!

Ответа не было.

А ненависть была. Росла, ширилась, заливала чернотой сознание Аксиньи. Требовала отмщения.

Рано или поздно гнойник прорвется.

* * *

– Огорчил ты меня, Руди! Так уж огорчил…

Царица Любава картинно за виски взялась, даже слезинка в уголке глаза блеснула. Только вот Истерману все равно было, хоть она слезами улейся. Слишком хорошо он эту женщину знал.

– Любавушка, а может, и не напрасно все было.

– Как же – не напрасно? Так бы натешился Феденька да и позабыл ее как страшный сон! А сейчас что?

– А сейчас ты матушку ее, боярыню, к себе пригласишь, она и дочь с собой возьмет. Слово за слово, а там и способ найдется. Разделаешься ты с этой девкой, не соперница она тебе.

– Феденька тебе не сказал, что она у него попросила?

– Сказал. Чтобы в палаты приходить.

– А что видеться они здесь будут – это как? Не понимаешь ты?! Эта девка сына у меня отнимает!

Руди щеку изнутри прикусил. Так и закатил бы глаза, и застонал бы. А лучше – оттаскал бы дурную бабу за косы. Ей-ей, жену бить надобно! Любава хоть и царица, и умна, и красива, а все ж… откуда в ней это глупое – сына отнимают?!

Бабское, дурное…

Умная-то баба и сына не потеряет, и дочь получит. А дура…

– У тебя, Любушка, сына никто не отнимет. Никогда.

– Как же…

– Любушка, веришь ты мне?

– Верю, Руди. Верю…

Всякому зверю поверю. А тебе – ежу – погожу…

Вслух этого собеседники не сказали. Но еж, покачивая колючками, словно мимо прошел. Мелькнул – да и исчез.

– Тогда принимай ее да улыбайся. Умнее тебя эта девка быть не может. Ты-то найдешь, где у нее изъян, а там и Федя на нее смотреть не захочет.

Любава кивнула:

– Что ж. Может, и прав ты. Хорошо, что на тебя Федя не огневался.

– Не сильно.

А про себя Руди уже думал, что такого сделать, чтобы Фёдор его простил окончательно.

Кое-что уже и придумывалось.

* * *

Михайлу на подворье к Заболоцким и впустили, и приняли радостно. Царевичев человек. Ближник. Конечно, на крыльце его боярин не встречал, не по чину, а вот в доме встретил, приветил, в горницу проводил ^[49].

– Поздорову ли, Михайла…

– Алексеевич я, боярин. Да ты так Михайлой и зови. Царевич так зовет, а ты, может, и породнишься с ним, к чему нам чиниться?

Расположение боярина Алексея Михайла этим нехитрым приемом купил сразу. Боярин засиял, аки ясно солнышко.

– Ну, коли так…

– А что не так? – Невинность просто изливалась из зеленых глаз. Пропитывала горницу, освещала весенним солнышком, даром что осень на дворе…

– Да вроде и все так. Ну, тогда садись, Михайла, отведай со мной, что бог послал.

– Благодарствую, боярин. А только не просто так я, дело у меня к тебе.

– Какое дело?

– Фёдор Иванович попросил Устинье, дочери твоей, подарок передать. Да только неприлично это, так, может, я тебе, боярин, отдам, а уж ты сам и распорядишься?

Боярин снова кивнул.

Да, неприлично.

А так намного лучше, когда через него. Так-то никто худого не подумает. Прислали что-то боярину, а он дочери и отдал.

С другой стороны…

– Я сейчас Устинью позвать прикажу, ты ей сам все и передай, Михайла. В моем присутствии, понятно.

– Конечно, боярин. О другом и не думал даже.

* * *

Устя сидела на лавке рядом с сестрой.

Та спала. Глубоко и крепко, но на животе. Поротый зад еще нескоро заживет, отец приказал хлестать без жалости. Не за Устинью, за глупость и язык поганый, но Устя себя все равно плохо чувствовала.

Понятно же, кого Аксинья овиноватит. Ее, только ее…

Не было ранее такого. Устя не помнила, чтобы случалось. То ли Аксинья вела себя умнее, то ли…

Не было для зависти повода?

Даже когда Устя невестой царевичевой стала, так жалко она выглядела, что сестра ей не позавидовала. А потом?

Позавидовала потом? Врагом стала – потом?

Сейчас все это раньше проявилось, злобой полыхнуло. А тогда…

Тогда и незаметно было.

Михайла? Или корни глубже?

Устя сидела, по капельке силу вливала. Пусть Аксинья завистлива, а все ж ее сестра. Все меньше промучается. Дарёна сзади подошла, по голове погладила.

– Эх ты, добрая душа.

– Сестра она мне.

– Так-то так. Да только ты ей не сестра.

– Нянюшка?

– Ты для Аксиньи много чего сделать готова. И с собой ее берешь, и стараешься. А она, будь ее воля, тебя в грязь бы притоптала, сверху попрыгала бы.

– Может, перерастет еще?

– Шестнадцать лет растет, ничего не меняется. Ей ведь только то, что у тебя, надобно. Другое ни к чему.

– Так у нее все и есть, – даже растерялась Устя. Не выделял их отец ничем, да и матушка вечно занята была. А нянюшка старалась, чтобы всем поровну было. Так что ж не в лад пошло?

– Есть. Да ей еще твое подавай. Ты не замечала, делилась охотно, а ей-то еще хуже. Когда вот так, легко отдается. Не видишь ты себя и ее не видела. А ей бы… хоть раз бы ты пожелала того, что у Аксиньи есть, хоть раз бы позавидовала.

– Не умею…

– Знаю, Устяша. А она не понимает этого. И злобится. В моих родных местах так говорят: дружишь с гадюкой – дружи, а палку в руке держи. Вот и ты ее держи да оглядывайся. Если будет возможность, ужалит тебя Аксинья.

– Даже себе во вред?

– Постарается, чтобы не во вред. Но и такое быть может. Не понимаешь ты силу зависти и ненависти.

– Нет, нянюшка.

Понимаю.

И нашу последнюю встречу с сестрой хорошо помню. Только глаза закрой – и вот она перед глазами. Разодетая в дорогие наряды, накрашенная, напудренная… отчаянно злая и несчастная. Такая, что я ее даже пожалела. И тем еще больше уязвила? Она меня жалеть и жалить приползла, а я ее пожалела…

Неуж так и было?

Почему я не видела? Не задумалась?

Только после монастыря что-то осознавать начала. Только на своем горьком опыте научившись…

– То-то и оно. А еще красивее ты. И добрее, и душа у тебя больше. А это не присвоить, не отнять. Вас рядом поставить, так люди сначала к тебе пойдут, потом к ней. И это ей тоже хуже крапивы. Золото дать можно, камни самоцветные. А люди ее все одно любить не будут. А тебя будут.

А еще нельзя отдать то, что внутри. Крохотный черный огонек под сердцем. А если бы и можно – Аксинья его точно не выдержит. Не волхвой станет – ведьмой. Сама себя проклянет.

Нет выхода.

– Ох, нянюшка. А может, все же перерастет?

Дарёна едва девушку по затылку не треснула.

Вот дурища-то, прости господи! Из жабы соловья не вырастить, хоть ты ее золотом со всех сторон облепи! А все ж одной квакать, второму петь. И не обойти этого никак.

Сдержалась. Только коротко и сухо отозвалась:

– Спиной к ней не поворачивайся.

И ушла бы, да тут холопка в дверь сунулась:

– Боярышню боярин кличет. Говорят, от царя кто приехал…

От… царя?!

* * *

Когда Устя в горницу вошла да Михайлу увидела…

Руки сами в кулаки сжались.

Не отцаря, от царевича. Перепутала дура! Но Устя говорить ничего не стала, поклонилась.

– Звали, батюшка?

– А и то звал, Устя. Вот от царевича тебе привезли что… возьми. Разрешаю я.

– Благодарствую, батюшка.

Михайла с лавки поднялся, к Усте вовсе уж близко подошел.

Руку протяни, коснись…

И мог бы!

И протянуть, и схватить, и обнять. Так близко, почти рядом… и – нельзя! Ничего нельзя сделать, только рядом стоять, только запах ее чувствовать, травяной, полынный, только в глаза смотреть.

Рядом локоть, да не укусишь!

– Боярышня Устинья, государь мой, Фёдор Иванович, передать просил.

Сверток протянул.

Большой, из ткани легкой, шелковой…

Устя подарок взяла да тут же, при батюшке, и ткань развернула. Чего ей таиться, скрывать? Вся на виду.

На пол грамотка выпала.

Устя подняла, глазами пробежала. Писал царевич на лембергском. А она на нем читала легко, чай, в монастыре не одна книга на нем была.

Устиньюшка, свет мой!

Прими, не побрезгуй. С маменькой поговорил, обещала она через два дня боярыню Евдокию позвать.

Вечность целая!

Весь я в мыслях о тебе.

Твой Федя.

– Что царевич пишет? – Как боярину с любопытством совладать?

– Прочитай, батюшка. У меня от тебя да от матушки секретов быть не может.

Устя грамотку протянула, а сама за сверток взялась. И едва не зашипела в гневе.

Иглы.

Тонкие, дорогие… Штук двадцать их тут.

Шелк разноцветный, не только синий. Золотая нить – хоть вышивать, хоть шить.

Бусины стеклянные самые разные, на десяток девок хватит, не то что ей одной.

Все то, что потеряла она из-за татей.

А теперь пусть ей ответят, откуда Фёдор про то знает? А?! Кто ему сказал?!

Петька? Так принесли его на подворье, Устя узнавала. Мертвого принесли.

Сама Устя молчала. Боярыня тоже с царевичем не откровенничала. Так откуда знания?

А все просто. Ежели и не по его приказу похищали, то с его ведома. И на двор он не просто так приехал: когда б не оказалось тут Устиньи, что б дальше делалось?

Искали бы ее.

С добром? Или чтобы принудить к чему? Устинья глаза на Михайлу подняла, так тот едва не шарахнулся.

Вот она какая быть может?

Отец ее сидит, грамотку в руках крутит, а Устинья… до чего ж хороша!

Глаза горят, щеки гневным румянцем окрасило, губы стиснуты… так и расцеловал бы! Подхватил бы на руки, по горнице закружил, пока не перестанет гневаться, пока льнуть не начнет ласково…

– Боярышня?

– Передай, Михайла, мою благодарность царевичу. Сейчас и ответ я ему напишу.

Подошла к столу, перо взяла, лист бумаги. Не на бересте ж писать царевичу?

«Фёдор Иоаннович, за подарок благодарствую, кланяюсь земно. Буду шелками шить да о тебе думать.

Каждой девке для любимого хочется красивой быть.

Надеюсь на встречу, ждать ее буду.

Устинья».

И батюшке протянуть:

– Посмотри, батюшка, хорошо ли написано?

Боярин взял грамотку, осмотрел… хорошо еще, не вверх ногами держал. Кивнул.

– Да, Устя. Хорошо.

Капнуть пару капель сургуча да перстнем придавить – и вовсе дело секундное. И Михайле отдать. Чего он стоит столбом?

– Царевичу передай.

– На словах ничего не сказать? – очнулся Михайла.

– Скажи, что благодарю я его и кланяюсь земно. – Устя отвесила поясной поклон, развернулась – да и вон из горницы. Пока еще может себя сдерживать. Пока в ярость не упала.

А Михайла стоять остался, дурак дураком.

Но счастливый…

Она его имя знает!!!

* * *

Боярин Алексей гостя проводил да и к дочери пошел. Не к себе позвал.

Не для посторонних глаз их разговор.

И то… как чаду признаться, что лембергский он хоть и знает, да читать на нем не может? Сидел дурак дураком… пусть грамотку переведет хоть.

Или не сознаваться?

Невместно ему!

Боярин он! Не холоп какой… а по-лембергски не разумеет. А дочка может.

Где научилась только?

Вот об этом и спросить ее можно.

Устинья сидела, вместе с матерью подарки царевича разбирала. Встала, отцу поклонилась, как до́лжно:

– Батюшка? Уехал посланец?

– Уехал.

– Вот и ладно. А мне тут нитки взамен утраченных, стеклярус разный… откуда только царевич и знал, что нам требуется?

Переглянулись боярин с боярыней. А и правда – откуда? Только вот выводы слишком уж неприятные были. Так что Алексей Иванович и думать дальше о таком не стал. Царевич ведь!

Не будет ведь он девку похищать, словно тать какой? Правда же?

– Устя, ты… откуда ты лембергский узнала?

Устя только руками развела:

– Батюшка, не вели казнить, а только ты учителя Илюшке нанимал.

– Было дело.

– Подслушивала я. И подсматривала, когда он науку превосходил. Вот и выучилась. Только плохо я его знаю, вот франконский лучше.

Боярин едва зубами не скрипнул.

Илюшка-то науку как раз и не превзошел. Ничуточки. На иноземных языках не говорил почти, писал как курица лапой, а уж читать на них… куда там! А тут девка глупая!

Обидно…

– О чем тебе, Устяша, царевич написал? – Боярыня как поняла, что мужу неуместно о таком спрашивать, и помогла.

– Царевич написал, что через два дня пригласит тебя вдовая государыня Любава. И меня с тобой. Аксинья уж и не знаю, придет ли в себя. Нехорошо, когда боярышня на лавку сесть не может.

– Вот и пусть лежит. Я ей еще ума вгоню в задние ворота, – хмыкнул боярин.

Устя подумала, что и в этом она будет виновата. Во всем.

А ей и не привыкать.

– Я царевичу отписала, что ждать буду. И шелками шить. Что благодарна за подарок его.

– Устя…

– Маменька, понимаю, что очень это быстро, но, может, хоть ленту какую бусинами расшить? Этими, подаренными? Показать царевичу, что подарок его ко двору пришелся?

– Дело говоришь, дочь. – Боярин кивнул одобрительно. – Дуняша, сколько там девок нужно – пусть шьют. Правильно Устя решила.

Устя сомневалась, что царевич те бусины в глаза видел. Небось Михайле сказал, а тот и рад стараться. Да не важно это.

Боярин кашлянул:

– Ты, Устя, понимаешь, что сговору быть?

– Воля ваша, батюшка.

– Когда царевич тебя сейчас выберет, многие на наш род зуб заимеют. А коли посмотрит он и на их красавиц… опять-таки, может, кто из девок и так свое счастье устроит. Мало ли кто и кого в палатах царских приглядит?

– Понимаю, батюшка.

– Так веди себя поумнее. Сейчас я тобой доволен, не дай мне повода для разочарования.

– Да, батюшка.

– Вот и ладно, Устяша. Будь умницей, и я тобой доволен буду.

* * *

– Устя, можно?

Илья поскребся робко, в светелку вошел, чуть не пригнувшись. Задело его утреннее происшествие.

– Можно, братец. Что надобно?

– Спросить. Я ж правильно понял, это с меня как порчу сняли?

– Правильно.

– А опять она прилипнуть не может?

Устя только плечами пожала:

– Думай, кому ты зло сделал, кому дорогу перешел. Тогда и ответ будет. Я этого не знаю, волхва тоже не знала.

– Ага. Устя, а если еще раз… ну тогда… как?

– Никак, Илюша. Кроме священной рощи, нигде аркан не снимут. Никто не поможет.

– А в храме?

– Сходи в храм. Помолись, опять же, пост начинается, лишним не будет.

– А поможет?

– А что ты у меня спрашиваешь? Я не волхва.

Илья только глазами сверкнул. Но ругаться не стал, попробовал руками развести.

– Устя, а ежели я тебя в рощу отвезу?

– А мне туда зачем?

– Я бы тебя отвез, а ты бы спросила, как от этого защититься можно.

Устя задумалась.

Так-то и правда, хорошо бы брата уберечь. Один раз на него аркан накинули, ну и второй не за горами будет. Как поймет ведьма или колдун, что сброшена его удавка, так и повторит. Долго ли умеючи?

А если у Ильи какая-никакая защита будет – уже легче. Он и сам себя в обиду не даст, ну и… оберег тоже поможет.

– Хорошо. Когда поедем?

– Постараюсь я побыстрее время выбрать. Сама понимаешь, тебе туда не к месту ездить, да и мне ненадобно бы…

Устя понимала.

Старая вера последнее время немодная стала.

Модная!

Страх сказать, какое слово гадкое! Мода! Погремушка красивая, да пустая, из рыбьего пузыря дутая. Ни к делу не приставишь, ни к месту, разве что малыша в люльке развлекать. И то недолго.

Вот и мода… для тех, кто в колыбели еще лежит. Те, кто поумнее, уже за чем интересным тянутся.

А уж вера – и мода?

Уму непостижимо!

Вера от отцов, от дедов… и какая-то погремушка!

И ведь считаться с этим приходится. Илье – он при царе состоит. Ей – она как бы почти невеста царевича. Так что отец и мать не одобрят, а они в своих детях властны. А сидеть до свадьбы взаперти ой как не хочется. Да и нельзя.

– Хорошо, братец. Едем вместе, молчим вместе, отвечать, ежели что, тоже вместе будем. Отцу сказать не хочешь?

– Не хочу.

– Почему так?

– Помочь он ничем не сможет, равно как и матушка. А переживать будут. Ежели я сумел беду накликать, я с ней и справляться должен.

Устя на брата с новым интересом поглядела. А ведь и правда вырос? Или… или в той жизни на него влиял аркан, не давая слишком сильно чувствовать, желать, мечтать? Могло и такое быть.

– Хорошо, брат. Справляйся, а я тебе помогу, чем смогу.

– Да сможешь уж… Устя, ты про Машку Апухтину, дочь Николки Апухтина, не знаешь чего?

– Знаю. А тебе к чему?

– Отец меня на ней обженить хочет. Так что ты про нее знаешь?

Устя и задумалась.

А правда – что?

Ровно то, что с ней получилось в той, прошлой жизни. А вот о чем она думала, чего хотела, любила брата или нет, что у нее на душе было?

Не знала.

Разве что…

– Братец, когда захочешь, я разузнать попробую. А пока могу только сказать, что она красивая.

– Красивая?

– Да. Волосы светлые, пшеничные, глаза большие, карие. Такая… при формах. – Устя показала на себе раза в два больше, чем у нее было, и заметила гримасу на лице Ильи.

Недоволен?

Или…

Минутку? А почему ей это в голову раньше не приходило?

– Илюша… ты другую любишь?

Брат замялся, и Устя поняла – угадала.

– Илюшенька, я с отцом поговорить могу! Ежели тебе кто другой по сердцу, может, он и согласится? Я сейчас у него в любимицах буду… до Красной горки, а то и потом. Хочешь? Сделаю!

Илья серьезно поглядел на сестру.

А ведь и правда – сделает.

Увидела что-то, поняла, поддержку предложила и действительно к отцу пойдет, не побоится.

– Устя… тут ничего не сделаешь.

Устинья долго не думала. А что сложного-то? В монастыре она таких историй слышала-переслышала. От каждой второй, как не от каждой первой.

– Замужем она? Или другому обещалась?

– Замужем. Откуда ты…

– Так чего ж сложного догадаться? Муж хоть старый?

– Молодой.

– Это хуже. А бабе чего не хватает? Ежели муж у нее молодой, так ей и с мужем должно быть неплохо? Или он дурной какой? Пьет, бьет ее? По другим бабам бегает?

– Н-нет, – с заминкой ответил Илья. И задумался.

А правда – чего? Чего может не хватать царице?

Про любовь, конечно, думать приятно, а только… любовь ли это? Или что-то другое? Илье любви хотелось. Но и правда? А что не так с государем?

Не косой, не кривой… просто не такой?

– Она его просто не любит.

Устя кивнула.

А, ну и такое бывает. Выдали по сговору, а человек не мил. И хоть ты мир обойди, а мил он тебе не будет! Сколько караваев железных ни сгрызи, сколько сапог железных ни сноси…

Это не сказка. Хотя и в ней намек. Иногда невзгоды пуще радости сплачивают, новое в человеке показывают. Но тут иное, похоже.

– Хорошо. Помолчу я, Илюшенька. А ты о другом подумай. Когда связь ваша закончится… сколько она уже длится?

– С полгода.

– Вот закончится она рано или поздно. Или ты, как в глупых франконских пиесах, через окно удирать будешь, или она в монастыре окажется… всякое быть может.

– Может, – помрачнел Илья.

И будет.

Устя ему о том сказала, о чем он и сам знал. Просто… не хотелось думать. А ведь сколько веревочке ни виться…

– А петле быть.

– А?!

– Сколь веревке ни виться, на конце ее петля.

– Устя!

– То не я сказала. Илюша, я на Апухтину погляжу поближе, найду повод. А ты… ты тоже подумай. Не оттуда ли твой аркан?

– Э…

– Я тебя не прошу все прекратить. Но подумать-то можешь?

– Могу. Подумаю я. Обещаю.

Устя коснулась руки брата.

– Побереги себя, Илюша.

А то ведь я тебя поберегу.

Правда, с кем же у тебя связь?

Ничего, в палаты царские попаду – разъясню. Потому что там она, это уж точно. Ты либо на службу ходишь, либо дома, либо в поместье… не бывало такого, что ты ночами отсутствуешь. Значит, в палатах.

Посмотрим.

И приглядимся. Не оттуда ли твоя беда пришла? Это ты считаешь, что никто и ни о чем не догадывается. А ведь часто наоборот бывает. Любовники и не подозревают, что о них знают.

Посмотрим.

Устя улыбнулась брату. Договор был заключен.

* * *

Поздно вечером Устя сидела у окна, вышивала шелком. Чего ж не шить, когда есть он?

Грустила.

Отец ею доволен будет или нет – то не важно. А вот что в палаты царские она поедет…

Это важно.

Ради этого она и лгала, ради этого овечкой прикидывалась, ради этого глазами хлопала. Фёдору голову морочила…

Только бы успеть.

Только бы не опоздать…

Ветер стукнул в цветные стеклышки, распахнул одно из них.

Устя посмотрела в окно. Поежилась.

На улице медленно падал первый, еще робкий и неуклюжий, реденький и неуверенный в себе снег. Девушка высунула в окно руку, поймала снежинку, лизнула…

Первый снег.

(обратно)

Глава 12 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Время заполночь, а я не могу спать.

Не помогает даже правильное дыхание.

Плохая я волхва. Вообще не волхва. Как подумаю, что ЕГО могу увидеть, так дыхание и перехватывает. Совладать с собой не могу.

Помню, как он умирал. Помню последний взгляд, кровь на своих руках, его дыхание помню. Поцелуй наш помню, как минуту назад.

А сейчас все можно изменить.

Он жив!

Никому не отдам! Врагам не отдам, смерти не отдам, собой закрою! Всех убью, ведьмой стану, себя прокляну, душу отдам… не допущу! И только ветер глухо воет за окном…

А есть ведь еще и брат.

В монастыре одна у нас была…

Муж ее к ее сестре захаживать полюбил. Да так полюбил, что ребенка сестрица не от своего мужа родила, а от ходока. Монахиня та по родимому пятну и опознала, что ребенок от ее мужа.

И отомстила страшно.

Подождала какое-то время, а потом к ведьме сходила, яд купила и травить начала.

Обоих.

По чуть-чуть подсыпала, никуда не спешила. И так – несколько лет.

Оба умерли.

Мучительно, долго умирали. А она все детям оставила да и в монастырь подалась, грехи замаливать.

Точно ли муж твоей зазнобы, Илюшенька, не знает о ваших шашнях? А то ведь и от него мог подарочек прилететь?

Ой как мог!

Я посмотрю, пригляжусь.

Не хочу брата лишаться. А ведь я его еще тогда лишилась…

Кто?!

Кто за всем этим стоит? Я ведь даже тогда ни о чем не думала. Царицей была, а за меня все решали. Кукла безвольная, глупая!

Все потеряла, что могла, самую жизнь свою – и ту провела бессмысленно.

Больше я такой ошибки не совершу. А сейчас… надо хотя бы полежать, раз уж спать не получается.

Хоть как…

Завтра будет тяжелый день.

* * *

– Устяша… ну-ка поворотись!

Палаты царские – особое место.

Боярин Алексей лично жену с дочерью отвезти собирался. По этому поводу и шубу боярскую надел, и шапку высокую.

Жена и дочь его обычно в простых сарафанах ходили, разве что полотно получше и потоньше. А так обычная одежда. Поди управься везде на подворье в летнике шитом.

Зато сегодня боярыня лучшие одежды вытащила.

Сама была в рубахе из дорогого заморского зеленого шелка, диковинными птицами расшитой, поверх алый летник надела с золотой нитью, душегрею волчьего меха накинула, на голову кику рогатую, тоже с жемчугом, надела.

Зарукавья, ожерелье, кольца – все при ней. Устя на это смотрела спокойно. Но когда мать начала ее одевать, воспротивилась.

В тереме царском встречают по одежке, пусть ее и видят, как птичку серую, невзрачную. Так что одежду Устя себе сама выбрала. Отец косился неодобрительно, но решил не спорить.

Бабье дело – наряжаться, а вот разбирать их наряды другие бабы будут, не он.

Рубаха простая, белая, летник светло-голубого шелка, голубая же повязка на голову, лента в косу.

На шею – только одно украшение: кулон с дорогой бирюзой персиянской. Этот кулон на рождение Устиньи прабабка дарила.

И ни колец, ни зарукавий – ничего.

– Хоть жемчуга бы надела, – ворчала боярыня, влезая в колымагу.

– Маменька, так краше царицы мне не одеться. Да и не так наш род богат…

– Не надо краше царицы! Но боярышня ты! Не девка сенная!

– Царица тебя, матушка, пригласила, не меня. А я так… пусть все так и думают. Взяла боярыня дочку полюбоваться на палаты царские, стоит, робеет в углу.

– Ох, Устяша, боязно мне. Царица же!

– Так и что с того, маменька?

– А о чем с ней говорить? Как себя держать?

Устя покопалась в памяти. Всплывало не слишком хорошее и доброе, но кое-что…

– Маменька, про то болтали, что царице цветы нравятся. Покойный государь Иван Михайлович для нее целую оранжерею построил и садовников из Франконии и Джермана выписал. И растения она до сих пор собирает. Может, о том вам и поговорить?

– Можно.

– Государыне вдовой, говорят, все лембергское ми́ло. Ей тот же Истерман мебеля заморские привозил, изразцы иноземные, картины какие-то… ежели что – хвали все лембергское смело, ей понравится.

– Похвалю, Устяша. Умничка ты у меня. А больше ничего тебе не ведомо?

– Маменька, так когда мне сплетни слушать? Что знала, не потаила.

– И на том спасибо, Устяша.

– Главное, маменька, не бойся ничего. Царица трусих не любит.

Устя поморщилась, вспоминая, как свекровь всегда разговаривала с ней.

Свысока.

Отдавая указания, ругаясь, требуя, попрекая, наказывая…

А Устя стояла и слезы глотала. Стояла и молчала. Стояла и кивала.

А если б хоть раз единый в свекровь вцепилась? Заорала, рявкнула, кинула ее на пол? Хоть бы что сделала? Стала б царица Любава ее уважать? Нет ответа…

Может, сегодня Устинья его и найдет?

Когда она в храме со вдовой царицей говорила, та спокойна была. Не ругалась, не кричала, ногами не топала. А ведь бывало всякое. И в Устинью она один раз тарелкой с дорогим заморским виноградом кинула. Не попала, но противно так было, когда черные ягоды по горнице катились, словно тараканы громадные от государыни вдовой бежали…

Не надо о том думать.

И вспоминать сейчас о том не надобно. Сейчас Устинье и так тяжко придется. Ой тяжко…

* * *

Фёдору у крыльца ждать не по чину было, а вот Михайле – в самый раз.

Он боярина и встретил, поклонился, улыбнулся – боярин Заболоцкий так и расплылся.

– Михайла, поздорову ли?

– Благодарствую, боярин. Все благополучно. Дай бог и тебе здоровья, и семье твоей…

– Ну, дочь мою, Устинью, ты знаешь. А вот и супруга моя, Евдокия.

Боярыня чуть поклонилась, но промолчала. Мужчины беседуют.

– А мне царевич поручил вас встретить и сопроводить. Знаю я, боярин, ты в палатах частый гость, а все ж к царице вдовой так просто не пропустят.

Боярин Алексей, который в палатах царских бывал раз то ли пять, то ли шесть, приосанился. А то! Конечно, бывал! И все тут знает…

Устя смотрела на парадное крыльцо, словно в прошлое проваливалась.

Такое же.

Совсем такое.

Через три года вот этого льва уберут, еще через десять лет перекрасят покои, уберут из них и птиц, и девушек с распущенными косами, и коней, по ветру летящих, и все символы росские.

Фёдору захочется все, как в Лемберге, устроить.

Водопровод новомодный сделать, стены побелить, позолотить, картины в рамах тяжелых на них повесить… как по Усте, так те картины на заборе бы развесить – ворье отпугивать. Да вот беда – прохожим плохо будет.

Такие там пакости изображены были…

Мужики голые, бабы, дети, сцены разные, часто и позорные, как соблазняют кого или похищают. К чему? А это мифы латские да грекские. Из них и сюжеты брались.

Вот еще докука. Ладно Лемберг, Франкония, Джерман – у них своей истории почитай что и нет, какие там мифы? Там же одеяло лоскутное, то княжества друг от друга куски отрывают, то воедино сливаются, то наново распадаются. Отстраиваться не успеваешь, какие уж тут предания?

Латам и грекам – тем получше. Тем предки хоть легенды свои оставили.

А чем росские хуже?

И больше их, и краше, и уж всяко картины приличнее будут!

Фёдору все было безразлично. Родную историю он корчевал так, что страшно становилось. Под корень обрубал, выжигал… ровно безумец. А что могла Устя сделать?

Только плакать.

Сейчас она плакать не будет.

Когда не удастся ей ничего изменить, возьмет она нож да и вспомнит предания росские. Как полоненные княжны своих врагов убивали. Насильников и похитителей.

Не себя, нет в том чести. А вот врага убить, победительницей к предкам уйти – можно.

Смута начнется?

А может, и не начнется. Или тот, кто придет, будет лучше Фёдора. Всякое может статься. Так что плакать она не будет.

Не доводилось ей в той жизни убивать? А и нестрашно, зато умирать доводилось. А с остальным она справится. Должна.

И Устинья зашагала за матерью, за отцом, которого подхватил под руку Михайла.

Зашагала в свое черное жуткое прошлое.

* * *

Аксинья первый день как с лавки сползла. Ходить можно было, но зад болел покамест нещадно. Хорошо еще, воспаления не было, горячка не началась… тяжко!

Боярышня кое-как до нужника доплелась, потом обратно пошла. По шагу, по стеночке.

– Болит, боярышня?

Вот кого б Аксинье видеть не хотелось, так Верку. Последнюю зазнобу отцовскую.

И что ее Рогатый сюда принес?

– Сгинь.

– Не любишь ты меня, боярышня.

– Отцовской любви тебе мало? – Откуда Илья появился, Аксинья не поняла, но на брата оперлась, словно на стену. Даже глаза прикрыла.

Верка смущаться и не подумала.

Пальцем по шее провела, так, к вороту рубахи, завязки отодвинула, вымя чуть наружу не вываливается.

– А и то, боярич. Я женщина горячая, ладная, в самом соку. Много любви-то, поди, и не бывает никогда.

– А я сейчас конюхам прикажу. У них на тебя любви достанет.

– А потом тебя батюшка за это ой не поблагодарит, – пропела Верка, не сильно и пугаясь.

– А потом он себе другую девку найдет. Мало вас, что ли, в деревне? Любая бегом побежит.

Угроза получилась серьезная, и Верка тут же отступила, глазами захлопала.

– Да стоит ли нам, боярич, ссориться? Ты меня позднее найди, как сестру отведешь, поговорим, может, о чем хорошем?

Развернулась и пошла. Да так задом виляла, что чуть забор не сшибла.

– Дрянь! – прошипела Аксинья.

– Да еще какая дрянь.

– Пойдешь к ней?

– Что я, дурак, что ли? Как ее только отец еще терпит?

– Устьку она не задирает небось! Стороной обходит!

– Устинья – дело другое, – отозвался Илья. Недаром же ее бабка привечает… вот Верка и побаивается связываться. И волхва к Усте отнеслась по-доброму.

Что-то такое в Устинье есть.

Аксинья поняла все по-своему и губу закусила. Ревность с новой силой полыхнула.

– Устька к царице поехала. Разве справедливо это?

– Когда б ты языком не мотала, и ты поехала бы. И еще поедешь – Устя обещала.

– Устя, Устя… везде она! Икону с нее еще нарисуй и молись!

– Не завидуй, Ксень. Ты у нас тоже красавица, и не хуже нее, – сообразил наконец Илья. А мог бы и промолчать, все одно Аксинья не поверила.

– Благодарствую за помощь.

Вывернулась из рук брата – и дверью светелки хлопнула.

Илья плечами пожал да и пошел себе.

Вот дура-то.

А Веркино предложение он и по другой причине не принял бы. Есть у него и о ком подумать, и с кем в колечко со сваечкой поиграть.

Маринушка…

Черноглазая, чернокосая, горячая, страстная…

Только вот раньше при одной мысли о царице у него все дыбом вставало, а сейчас… шевельнулось да и опало. Может, после аркана такое?

Хорошо, что сняли его. Плохо, что наново накинуть могут.

Устя с него потребовала покамест на службу и то не ходить, больным сказаться. Илья подумал да и согласился. А вдруг повторится?

Посидит он дома, а там…

Устя так сказала: пост начнется, колдовать вдвое, втрое тяжелее будет. Недобрая ворожба своего времени требует, а иногда и места. Можно, конечно, и молитвы преодолеть, и заклятие наложить, да только сил уйдет втрое, а будет ли прок?

О чем Устинья умолчала, так это о том, что колдун себе дело и упростить может. Когда у него прядь волос Ильи окажется или капля крови… В палатах царских его и иголкой царапнут – он не заметит. И волосок снимут… тут и одного волоска хватит.

Но Устя решила промолчать.

Ни к чему брата пугать. И так пуганый.

Надолго ли еще его страха хватит?

Хотя сейчас Илья думал о Маринушке.

Думал, мечтал и понимал, что, может, дней пять, много – десять, а потом он без царицы не выдержит. А она без него?

Было и такое, царица за ним одну из своих сенных девок прислала, он к ней из дома уехал. Чуть не как был.

Да, пока он побудет дома, а дня через четыре, может, пять, на службу поедет. Соскучился он по лебедушке своей.

Ой как соскучился.

* * *

Вдовая царица Любава в покоях своих не одна была.

Царицы разные, вкусы у всех разные, и в покоях их тоже все по-своему устроено. К примеру, первая жена царя Ивана, царица Анастасия, говорят, богомольная была.

При ней в покоях часто священники находились, а то и монашки какие, молитвы читались, ладан курился. Зато… Царевич Борис родился крепким и здоровеньким. И вырос, и трон принял.

Не могло ли так быть, что знала царица нечто?..

Устя впервые о том задумалась.

Царица Марина – та княжна рунайская, а они к персам близко. Оттуда и нанесло. Драпировки парчовые, стены вызолоченные, светильники тяжелые, хрустальные. Роскошь невыносимая. И благовония тяжелые… словно в покоях ее крыса сдохла, сгнила, а теперь царица пытается дух крысиный отбить, перебить его начисто.

А царица Любава к Лембергу тяготеет.

Белые тона, голубые, морские, вот печка-морячка в уголке вместо нормальной росской печи, вот трюмо заморское, картины на стенах, драпировки парчовые…

Подобрано со вкусом, в тон, в лад. И дорого, и богато, и красиво. А Устинье все одно не любо.

На наше это.

Не родное!

Но о том она промолчит, а вот государыню похвалит лишний раз. Впрочем, боярыня уже поклонилась земно, Устинью за собой потянула. Потом выпрямилась – и в похвалах так и рассыпалась, благодарностью зазвенела, запела…

И спасибо вдовой государыне, что милость явила, что в палаты позвала, что принять соизволила. Что красоту такую увидеть разрешила… боярыня-то в Лемберге не была никогда, она и не знала, что так изысканно все обставить можно.

Царица послушала да и разулыбалась. А глаза все равно холодные. Оценивающие глаза. Жестокие.

И кажется Усте, что с той же улыбкой царица ей и нож в сердце вонзит, и повернет… уже вонзала. Не клинок, а слова, да ведь разницы-то нет!

Словами тоже убивают.

Жестоко и безжалостно. Иногда даже больнее, чем глупым холодным железом.

Вслух Устя ничего не сказала. И царица тут же прицепилась к ней:

– А тебе, Устинья Алексеевна по нраву убранство моих покоев? Али что добавить захотелось бы? Или, наоборот, убавить?

– Все у тебя красиво, государыня. А судить о том – не моего ума дело.

– А когда б твоего ума было?

– Тогда б сказала я, что моего ума недостанет. Вот как в возраст войду, детей рожу, кику примерю, так и судить о чем-то буду.

– Умна́. Что ж, устраивайся, Устинья. Выпей со мной чая дорогого, кяхтинского, из восточных стран. И ты, боярыня, не побрезгуй.

Куда там побрезговать!

Боярыня ни жива ни мертва за тонконогий столик села. А вот потом…

Это ж не самовар привычный, не застолье… это чашки из тоненького фарфора – руку напросвет видно. Блюдца как лист бумажный, пирожные чудные… кушать-то их как?

А к чему царица в чашку молоко наливает? ^[50]

Боярыня Евдокия и растерялась, было, а потом на дочь посмотрела.

– Позволь, государыня, я за тобой поухаживаю. Сколько тебе кусочков сахара положить? Один? Два?

– Поухаживай, боярышня. Два кусочка сахара положи.

Боярыня с оторопью смотрела, как ее дочь в чашку сливки наливает, как чай льет, сахар кладет диковинными щипчиками, как с поклоном чашку царице подает…

– Да за матерью поухаживай.

– Позволишь, матушка?

Евдокия только кивнула.

Лучше пусть Устя. Хоть позора не будет…

Матери Устинья просто чая налила, сахар кинула. Вот царица, зараза! Откуда ж боярыне знать, как эту гадость лембергскую пьют?

Устю она во времена оны дрессировала, как зверушку какую. Сколько ж она за этот чай натерпелась, век бы его не видеть, не пить! Но руки сами делали, как помнили.

– Матушка твоя без молока чай пьет?

– Да-да, государыня, – сообразила боярыня Евдокия. – Вкус у него такой… сложный.

– Это верно. Настоящий лембергский чай – это почти ритуал. Его надо ценить по достоинству. Но я смотрю, боярышня, ты в нем вкус понимаешь?

Себе Устя сделала чай с молоком.

Захотелось.

Тот вкус вспомнился из ТОЙ, загубленной юности.

– Мне, государыня, травяной взвар милее. А если с медом, так и вовсе ничего лучшего не надобно.

– Прикажу – принесут тебе.

– Ни к чему, государыня. Что тебе хорошо, то и остальным женщинам в Россе в радость будет.

Царица брови сдвинула.

Сказано вежливо, безукоризненно сказано. Но почему ей так и слышится – дрянью гостей напоила? Пакость сама пьешь, пакость людям предлагаешь?

– Не любишь, значит. А умеешь откуда?

– Бабушка у меня чай любит, – коротко разъяснила Устинья. – А я с ней пила, научилась.

– Интересная у тебя бабушка, боярышня.

Устя промолчала. Благо чашка в руках, можно ее к губам поднести, глоток сделать и восторг изобразить.

Именно изобразить. Потому как и в той жизни, и в этой Устя вкуса такого пойла не понимала. И понимать не хотела ^[51].

– Восхитительный чай, государыня.

– Налейте и мне чашечку?

Голос прозвучал неожиданно.

Раскатился бархатисто по комнате, прошелся клочком меха по коже, заставил мурашки побежать по спине Устиньи.

Она этот голос знала. Помнила.

На чаепитие пожаловала царица Марина.

* * *

Боярыня Евдокия чашку в руках не держала, а то б на себя опрокинула. На царицу уставилась, словно на икону, едва сообразила вслед за дочерью подняться, поклониться.

Хороша!

Белая рубаха, белый летник, белый венец на голове, все украшения – с бриллиантами, все золотой нитью расшито. Красиво невероятно.

И черные глаза сияют, черные локоны по белому шелку льются, алые губы улыбаются…

– Это и есть та милая девочка, которая Феденьке понравилась? Подойди сюда, милое дитя.

Устя так глазами захлопала, что вокруг ветер пошел.

– Матушка-государыня! Честь-то какая!

Марина покривилась. Любава усмехнулась.

Шпильку они обе поняли. Не была Марина матушкой. А уж со стороны Усти ее так назвать… возраст подчеркнуть? Как ни крути, Марина старше Устиньи лет на десять, а то и побольше. Да и заметно это.

Взгляд у царицы такой…

Девушки обычно так не смотрят. Холодно, жестко, расчетливо. Мужчины этого под ресницами и бриллиантами не видят, а вот Устя видела.

И знала, какой страшной может быть эта женщина. И жестокой.

Может…

Но сейчас Устя предупреждена. Она справится.

– Поднимись, деточка, дай на тебя посмотреть.

Марина руку протянула, чтобы Устинью за подбородок взять, но та уже выпрямлялась. Рука так в воздухе и повисла, как-то Устинья так сместилась, что царице до нее не дотянуться. А вроде и вежливо все, никто и не заметил.

Ан нет.

Любава явно заметила, улыбается, что та гиена заморская. А вот матушка ничего не видит. Смотрит, восторгается. Марина глазами сверкнула, но промолчала. А и что тут скажешь?

Нашла что:

– Хороша девица. И бела, и румяна. Пусть женится Феденька, вот радость-то тебе будет, Любава. Наконец внучков понянчишь.

Бабушкой Любаве быть точно не хотелось.

– Я бы и деток твоих понянчила, Маринушка. Да все пуста ты у нас, как кувшин дырявый.

Устя едва не хихикнула.

Вот так оно и было, тогда, в прошлой жизни. Как сойдутся две змеищи, так обо всем и забывают. Какая им Устинья? Им друг друга насмерть зажаливать надобно!

Как сцепятся, так и зашипят…

Самое спокойное для Устиньи время было.

После смерти Бориса Марину в монастырь отправили, насильно постригли. Черные косы ее срезали, вроде как налысо обрили…

До монастыря она не доехала.

Тати налетели, все в капусту порубили, изуродованные тела на дороге бросили.

Тогда Устя за царицу Марину молилась, за упокой. А сейчас вот и подумалось – правда ли? Чтобы такая змеища да сдалась запросто?

Ой ли?

Могла она кого другого подсунуть, а сама утечь?

Еще как могла.

И подсунуть, и подставить – совести и жалости там было, как у гадюки. Ты змее хоть сутки о добре рассказывай, пошипит она, а толку – чуть.

А после отъезда ее Любава как с цепи сорвалась. Устинье тогда вдвое, втрое доставалось.

Тогда она думала, что за Марину. А теперь?

Может, и правда сбежала царица? А свекровь о том знала, и бесилась, и боялась? И такое могло быть. И… может ли потом… Устя ведь после того так ребеночка зачать и не смогла! Так пустой в монастырь и ушла.

Маринка?

Для этого и порчи ненадобно, есть такие травы… пока женщина их пьет – нипочем не затяжелеет. Травы есть, отвары, заговоры. Устя их теперь тоже знает…

Неужели и это?

Задумавшись, Устя пропустила все «шипение», а вот ввалившихся в комнату мужчин пропустить не получилось. Шумные очень.

– Матушка! Тетушка! – Фёдор расцеловал сначала матушку, потом царицу Марину, которой обращение тоже не понравилось. Какая ж она ему тетушка? Скорее сестрица.

А потом уж подошел к Устинье. И к боярыне, которая сидела ни жива ни мертва.

– Боярыня Евдокия. Боярышня Устинья…

И так посмотрел… Усте даже противно стало. Словно слизень липкий по коже прополз.

Но сдержалась, поклонилась.

– Подарок у меня для тебя есть, Устинья Алексеевна. Прими, не побрезгуй.

Устя на мать посмотрела:

– Когда матушка дозволит.

– Д-дозвол-лю, – проикалась матушка. – К-когда нет в том урона чести девичьей.

– Да какой тут урон. – Обе змеи подарком точно заинтересовались. Гадины! – При матушке родимой, с царского дозволения…

Фёдор к двери повернулся – и Истерман вошел.

Только вот Устя как раз от него взгляд отвела. И обнаружила неожиданное.

Марина на Истермана смотрела… нет, не как на мужчину. Она не видит в нем мужчину, она не видит в нем орудие, она с ним не играет, не кокетничает, не подчиняет, не управляет.

Почему? Какие между ними отношения?

А вот царица Любава – напротив. Смотрит с улыбкой, ласковой такой… теплее она только на Фёдора смотрит.

Неуж…

Хотя чему удивляться, в тереме и не таких шепотков наслушаешься, была сплетня, что царица Любава светловолосым иноземцем увлекалась теснее, чем стоило бы.

Не поймали ее, понятно, да чего странного?

Царица молода была, Руди по юным годам очарователен, а вот царю к тому времени уж пятьдесят лет исполнилось, грузен, неповоротлив, куда ему до молодого мужчины?

Могло и такое быть. А уж после смерти царской всяко могло.

А что у него в руках?

Какой-то короб, тканью накрытый…

– По приказу царевича нашел для самой прекрасной боярышни Россы. Прими, боярышня, не побрезгуй…

Ткань в сторону отдернули, а на стол поставили… клетку.

Роскошную, вызолоченную. И в ней желтая канарейка.

– Примешь, Устиньюшка?

И как только Фёдор рядом оказался?

– Красота какая! – Царица Марина. Только смотрит она на клетку.

– Птица редкая. – Это уже Любава. – Ценная…

– Честь-то какая!

А вот и маменька голос подала.

Устя вздохнула. Как-то оно само получилось, не виновата она, язык сам повернулся.

– Иноземная птица, красивая… пленная. А ведь в клетке – пусть вызолоченной – несладко, правда, пташка? И воли у тебя своей нет, и права решать тоже. Захотят – поставят, захотят – подарят. Решат пение послушать – ткань снимут, надоешь – закроют, а то и вовсе выкинут. А клетка роскошная, золотая клетка, дорогая, наверное… о чем ты, птица, поешь? О тоске своей? О стране своей? Даже дай тебе свободу – ты не выживешь. И до дома не долетишь… Бедная ты, бедная…

Застыли все.

Фёдор глазами захлопал, как большой сом.

Руди первым понял:

– Права ты, боярышня. Может, государыню Любаву попросим? В ее оранжерее птица себя хорошо чувствовать будет? Там и другие есть, ей и тосковать будет некогда.

– Когда царевич не прогневается. – Устинья повернулась к Фёдору, подумала, что близок он к очередному приступу. Вот и вены на лбу вздулись… – Не обессудь, государь, а только на нашей сторонушке такая птица не приживется. Кому канарейка заморская, кому сокол.

– И пара соколу – соколица, – тихо вставил Руди.

Устя только понадеялась, что сокола ей не подарят. Не любила она никогда охоту, подло это.

Когда ради пропитания, один на один, когда для семьи стараешься, когда шансы есть у тебя и у зверя, это честно. А когда у тебя загонщики, оружие, кони, свита, а у зверя только ноги и удача…

Царская охота – это просто очередная подлость. Убийство, вот и все. Нет в ней никакой чести и доблести. И красоты тоже нет.

Борис охоту тоже не любил. А Федя от нее шалел, дурел. Нравилось ему зверье травить, кровь нравилась, смерти…

Упырь!

Но слова про сокола услышал, понял.

– И то… не подумал я, боярышня. Соколица с руки есть-пить не станет, в клетке не выживет. Ей небо надобно.

– И сокол рядом.

Только ты не сокол. Ты… ты – блоха в перьях!

Вслух Устя этого не сказала. Так что Руди подхватил клетку, удачно подхватил под локоть боярыню Евдокию, а государыня Любава и сама встала. Надо же посмотреть, как птичку выпускать будут.

А вот царица Марина и шагу не ступила. К чему ей?

– Одних вас оставлять ненадобно, Феденька, то урон девичьей чести будет.

Фёдор кулаки сжал, а ответить не успел.

Неудачно так получилось…

Столик, на который Руди свою клетку ставил, был накрыт для чаепития. А он-то чашки подвинул. Вот одна из них балансировала на краю, а потом и свалилась. Прямо на роскошный царицын белый летник. Чай выплеснулся, на белом коричневое пятно – грязное, размытое. Чашка только звякнула.

– Б…!!! – поносно выругалась царица.

Устя смотрела на ее лицо – и страшно становилось.

Такие у нее глаза были.

Жива-матушка, это ж просто летник! Тряпка расшитая! Таких десяток смени – не заметишь! Ты царица, не первый он у тебя, не последний! А она так смотрит… словно убила бы!

За глупость!

За случайность.

А ведь раньше Устя ее такой не видела.

Марина с ней и не разговаривала, правду сказать. Так, могла пару фаз бросить, до слез довести мимоходом и дальше пойти. А сейчас Устя не удержалась.

Знала, что смерть рядом стоит, и не смолчала. Слишком уж ей больно было – ТОГДА.

– Как платье-то жалко, государыня. Это не отчистишь, сливки в чай наливали свежие, это только перешивать придется. Уж больно некрасиво выглядит, как засохшая кровь.

А оно и правда так выглядело.

Чай красновато-коричневый, да молоко еще оттенок разбавило. Вот и получилось ржавое пятно, некрасивое…

– Ах ты…

Марина еще одно ругательство выплюнула – и за дверь вылетела. Переодеваться.

А может, еще и чаем ее ошпарило. Хотя это уже неправда. Он не такой горячий. И молоко разбавило. Ох-х-х.

Фёдор руки протянул, Устинью за плечи взял.

– Устенька моя… красавица…

– Царевич, я не холопка какая, меня в углу зажимать!

– Не холопка, конечно. Боярышня… царевной будешь. А хочешь – царицей? Все для тебя сделаю, только не противься… ты мне как воздух нужна, жить без тебя не могу, дышать не получается…

И выглядел Фёдор при этом так… Устя даже встревожилась. Лба его коснулась.

А ведь и правда – вид ошалелый.

– Да здоров ли ты, царевич?

– Не знаю. Только о тебе думаю, едва два дня эти прожил… как до отбора доживу, не знаю… обними меня, Устяша! Устенька моя…

Устя задрожала.

Еще шаг, еще движение, и она…

Она с собой не совладает.

Но Фёдор не успел шелохнуться. Дверь наново открылась.

– Отпусти боярышню, братец. Непотребное творишь!

Когда б на Фёдора ведро воды вылили, и тогда б он так не подскочил.

– Брат?!

Устя развернулась, поклонилась в пол.

Лицо спрятала. Хоть ненадолго. Хоть пару секунд. Не ждала она…

– Государь.

– Поднимись, боярышня. Посмотреть на тебя хочу.

Устя уже с лицом кое-как совладала. Выпрямилась, в глаза ему посмотрела.

Тоже серые.

Только у Устиньи глаза прозрачные, словно ручеек на камнях. А у царя темные, грозовые. И в самой глубине их, вокруг зрачка – золото. Ровно молнии проблескивают.

Волосы темные, потемнее каштана спелого, плечи широкие, а лицо спокойное и доброе. И усталое… круги под глазьями синие. В каштановых кудрях всего несколько нитей седых… Устя его совсем таким и помнила.

Другого вспоминать не хотела.

– Вот ты какая, боярышня Устинья.

А Устя и рта раскрыть не могла.

Хотелось шаг вперед сделать, ладонью лица его коснуться, губами усталость стереть.

Вернулась я, Боренька.

К тебе вернулась. А ты меня и не знаешь, и не любишь, и раньше не видывал. Ты покамест жену свою любишь, не меня…

А я…

В тот раз я тебя только на свадьбе своей увидела. И вдохнуть не могла. Влюбилась в миг единый…

А ты только на Маринку и смотрел, других не видел, не хотел видеть. А она… она по сторонам поглядывала.

Не стоит она тебя, и никто другой не стоит. И я, наверное… только вот я тебя люблю больше жизни своей, больше смерти. А ты меня – нет.

– Одобряю, Фёдор. Когда жениться решишь, благословлю.

– Благодарствую, брат.

– А ты, боярышня, что скажешь? Порадовал я вас?

Устя сама себе удивилась. Она еще говорить может? Может ведь? Правда?

– Ты, государь, всех порадовал. Брата своего, родителей моих, вдовую государыню. А меня спрашивать никто и не будет, девке ведь своего ума не полагается.

– Не люб тебе мой брат?

А брови сдвинуты, но только для вида. Устя точно знала – не сердится. Сколько раз подглядывала, как царь государственными делами занимается, с боярами говорит, послов принимает. Все его выражения узнавала. И это тоже. Весело ему, любопытно. Невстречалось ему такого ранее.

– Ему отвечала, государь, и тебе отвечу. Любить того, кого не знаешь, – это только в сказке. Вот там и жар-птицы, и царевичей с первого взгляда любят. А жить-то мне не с красной шапкой, не с сафьяновыми сапогами. Жить с человеком, а я его и не знаю.

– Разумна ты, боярыня. Не по годам разумна. Вот вы с Фёдором и встретились, чтобы получше друг друга узнать, верно ли?

– Государь, не гневайся за дерзость. А только я с любимым хочу жизнь прожить, детей ему рожать, стариться вместе. Можно ли с единого взгляда понять, твой это мужчина или нет? Живой ведь человек, не картинка лубочная.

– Правильно говоришь, боярыня. Хорошо же. Приходи сюда, в палаты, встречайтесь с Фёдором. И помни, брат, руки при себе держи. Редко мне такие разумницы встречаются. Чтобы и говорила спокойно, и не тряслась, как хвост овечий.

И снова язык быстрее разума распорядился.

– Неуж ты, государь, испуганным овцам на хвост смотрел?

Борис на Устю посмотрел удивленно. А потом понял – и захохотал. Весело и звонко, совсем как мальчишка. Фёдор сообразил позднее – и к брату присоединился. Едва отсмеялись, болезные.

– Я тебе, боярышня, отару подарю. Полюбуешься.

– Государь, так мне их и пугать-то нечем.

Давно эти стены такого смеха не слышали. А на пороге соляными столбами стояли вдовая царица Любава и боярыня Евдокия. И глазами хлопали, как две совы.

Не видывали они такого.

Не предполагали даже.

* * *

– Устя, что ты царю сказала, что он отца твоего к себе пригласил?

Устя только вздохнула.

Что сказала?

Про овец мы побеседовали, маменька.

А еще…

ОН заинтересовался.

Ему впервые за долгое время весело и интересно стало, а это для него важно. Сам он говорил, что нет у него в жизни радости. В детстве была, а потом как отрезало. Заботы навалились, придавили…

Когда ушло?

Куда делось?

Да кто ж его знает… а сейчас он на миг ту радость ощутил. И еще захочет.

Фёдор тоже доволен был. Опасался он решения брата. Сказал бы государь – нельзя, так Фёдор и дернуться бы не посмел. А вот Борису никто и ничего запретить не мог. Не тот характер.

Разные братья, совсем разные.

Говорят, Борис на государя Сокола чем-то похож, но Устя точно не знала. Портретов не сохранилось, давно дело было.

Может, где в палатах, в тайнике… ей не показывали. Но что похож, говорили.

А как это матушке разъяснить? Может, и ненадобно?

– Маменька, так ежели свадьба состоится, отец и к царю вхож будет. Как не поглядеть заранее? Может, отца к месту какому приставят?

– Хорошо бы, Устяша. Чай, справится он с любой службой?

Устя пожала плечами.

ТОГДА не справился. Расслабился, проворовался, с места его погнал Фёдор. Может, и сейчас отец не справится. Очень даже запросто.

Он и на подворье-то не слишком хорошо распоряжается, как новую девку заведет, так та и начинает под ногами путаться. В дому порядка нет, а вы о приказе говорите.

– Не знаю, маменька.

Вот боярыня б точно справилась, да ей не предложат. А жаль.

– Деньги надобны. За тобой приданое не давать, а за Аксиньей придется. И Илюшку еще женить…

– Маменька, может, в гости съездим к Апухтиным? Хоть на невестку поглядишь?

– Можно.

И она поглядит. И что там за невеста, и что там за беда такая, что жениться срочно надобно. Что-то не верится, что отцу что хорошее отдали.

Вроде и любила Марья ее брата. Или потом полюбила?

Или как-то еще было?

Тогда Устя даже не поинтересовалась. Она и Марью-то видела пару раз, не до того ей было. А ведь не все так легко и просто, наверное.

Смотреть надобно.

– Когда поедем, матушка?

– Через четыре дня, думаю. С батюшкой поговорю, как он скажет, так и будет.

– Да, матушка.

Как ТЫ скажешь, так оно и будет. Ты ведь им тоже вертеть умеешь, только редко это делаешь. Очень редко. И не ради дочери.

Может, ради сына сподобишься, боярыня?

Карета двигалась домой. Да, карета. Государь им предоставил, приказал заложить. Устя смотрела на улицы города через цветные окошки.

Сегодня она своей цели достигла.

Что будет дальше?

* * *

– Что в палатах было? Как было?

Устя огляделась.

Хоть и нет никого в светелке, а все ж таки…

– Илюша, в сад хочу. На воздух… устала вышивать.

На белой ткани цвели рябиновые гроздья. И снег на них.

– Устя, может, тебе в лавку сходить охота или по городу погулять? – тут же понял брат.

Мало ли кто рядом окажется. Та же Аксинья. А не сестра, так холопка какая, у тех и вовсе язык без костей… укоротить бы некоторым!

– Пойдем, Илюша, погуляем. Когда родители разрешат, я рада буду.

Не успел Илья и шагу за порог сделать.

По терему боярскому такой крик понесся, такой вой, что стены задрожали. Брат с сестрой даже не переглядывались – так на крик и бросились.

Илья первый успел, у него-то рубаха длинная в ногах не путается, Устинья чуть с лестницы головой вперед не полетела, потом рукой махнула, подхватила подол – да и припустила бегом.

Успела?

А лучше б не успевала.

Верка, та самая дурная холопка, которую батюшка пригрел, корчилась на полу горницы. И вид у нее был – краше в гроб кладут!

Да что там!

Вынимают оттуда – и то краше.

Это она и выла от боли нестерпимой, неутолимой. Выла, корчилась… сейчас уже и кричать не могла, хрипела только пересохшим горлом.

А к ней никто и подойти не решался. Потому что…

С утра еще Устя ее видела – Верка была нормальной. Наглой, конечно, ну так что ж? Зато здоровой, цветущей бабой. А сейчас все лицо ее и, кажется, тело покрывали большие гноящиеся язвы.

На глазах открывались, расползались, мокли кровавыми слезами, набухали белесым гноем…

– Воды! – заорала Устя, упала рядом с холопкой…

Что с ней?

Огонь под сердцем что есть силы вспыхнул. Черный, яростный…

И Устя поняла. Увидела так ясно, словно кто ей на ухо прошептал.

Порча это.

Настасья, дурища, кровь боярышни не достала, Веркину отдала. И кто-то…

Кто сейчас пытается убить Устинью?

Зачем?

А ведь тогда… в той, прошлой жизни… ничего с Веркой не случилось. А вот Устя…

Могли в той жизни кому-то отдать ее кровь?

Могли.

И могла порча на нее не подействовать? Или ее применили позднее, когда в тягости она была? Или…

Но почему сейчас так? Почему порчу наслали именно сегодня? Почти сразу после визита в палаты?

Почему?

Устя понимала, что эти две вещи связаны, но не видела скреп. А это важно.

– ВОДЫ!!!

Стоят как остолбенелые… Устя сама вскочила, кувшин схватила.

Выплеснула на Верку… поздно!

Что делать?

Как помочь?

– Отходит…

Устя аж взвыла от ярости. Будь она волхвой, умей она своей силой управлять…

И тогда ничего сделать не смогла бы. Закон такой.

Кровь, заклятие на крови может преодолеть только сам человек. Только он.

Никому другому его разорвать не под силу. Даже волхвам. Разе что самым древним, самым могущественным. И то – где ж ты найдешь его? Остальные лишь замедлят, время дадут…

Такая она – ворожба на крови. Или сам ты цепь рванешь, или никто. А для того чтобы ее рвануть, надо над собой подняться, другим человеком стать. Хоть на миг единый.

Не справишься?

А все одно Устя попробовала. Когда дарована ей сила с порога уводить, когда может она…

Горячо-горячо под сердцем стало, огнем полыхнуло. Устя ладони на Веркину грудь положила, черная ниточка от сердца к сердцу потянулась – и опала.

Ровно стена перед ней. Черная, глухая… всякую стену сломать можно, да время надобно. А какое уж тут время, когда отходит она? Когда и сердце уж не бьется… ей бы хоть чуть… Устя пыталась силу влить, Живу позвать…

Бесполезно!

С Фёдором иначе было. И с Дарёной. Совсем не так… там сила лилась невозбранно, а здесь… ну хоть минуту еще! Сломает Устя эту стену, она уж поняла – КАК!

Только минуты и не было.

В таких делах не на секунды счет идет – на доли их малые. А пока добежали, пока услышали…

Верка уже не хрипела и не шевелилась. Только кровавые пузыри на губах вздуваются, лопаются… и из уголков глаз тоже кровь по лицу…

В последний миг только глаза открыла. Хотела что-то сказать… не получилось. Еще один пузырь лопнул – и все стихло. Только голубые глаза, остановившиеся, в потолок смотрят.

Как быстро.

Как страшно…

– УСТЯ!!!

Матушка подбежала, за плечи схватила.

– Устяша, да в уме ли ты?! А как зараза это?!

– Не зараза… – Устя сама едва хрипела. – Не зараза. Порчу на нее навели, маменька.

Вроде и негромко говорила, а как-то все услышали. В стороны так шарахнулись, словно на них переползти могло.

А может, и могло. Это дрянь редкостная, сколько зла в нее ведьма вложила, столько и будет рассеяно. Не на одну Верку не хватит – еще кого зацепить может. Очень даже запросто. Родню ее, особенно по крови… вот кому бы к ней не подходить! А то и вовсе в церковь…

– Порчу? Да кто ж мог-то?!

Устя головой тряхнула. Она в разум возвращалась, успокаивалась. Дышала ровнее. Теперь и ответить могла спокойнее.

– Матушка, чего тут удивляться. Как батюшка эту дуру пригрел, так она заносливой стала да кичливой. Небось кого и оскорбила. Вот и отплатили.

– И так… так страшно?

– А порча вообще выглядит страшно. И действует мгновенно.

– Не видывала я такого, не слыхивала. Чтобы медленным изводом людей губили – это бывает. Но чтобы в миг единый?

Устя ответила, даже не задумываясь:

– И такое бывает, матушка. Когда через кровь действуют. Когда убить хотят сразу. В миг единый. Она ведь недолго мучилась?

– Да уж… страшно-то как, Устиньюшка!

– Не бойся, маменька. Такое легко не сделаешь, сильная ведьма быть должна, жестокая. Условия должны соблюдаться самые разные, кровь должна быть человека, на коего порчу навели. Легко да просто этого не сделаешь. И время должно быть такое… новолуние.

Боярыню то не успокоило. Устя только руками развела.

– За кровью следи, матушка. Не оставляй, не доверяй.

– А тебе, дочка, откуда про то ведомо?

Вот отца тут и не хватало. И, судя по взгляду, он на матушку что-то недоброе подумал. Ой некстати! Не вздумал бы предположить, что та его полюбовницу в могилу свела. Тьфу!

Устя выпрямилась. Плечи расправила… Пусть ей страх и злоба достанется! На нее отец сейчас руку поднять не решится, побоится царевича. А вот матушке тяжко прийтись может.

– Батюшка, мне бабушка все объяснила. Знает она о таких вещах. Сама не делала, нельзя ей, а вот видывать – видывала.

– Бабка… – едва удержался от грязного ругательства боярин.

Илья молча принес откуда-то кусок полотна, накрыл некогда молодое и красивое тело. Боярин с усилием отвел взгляд от белой ткани, которая на глазах кровью пропитывалась.

– Говорила, давненько такое делали. Может, при ее отце, а то и раньше. Знания из мира уходят не только хорошие, но и плохие. Вот и это… ну так когда ищешь, что хочешь найти можно. Даже дрянь такую! Но это и не каждый сделает и не каждый узнать сможет, а и узнает… слабый колдун от такого скорее сам помрет, а человека разве что прыщами обсыплет.

Боярин чуточку плечи расправил:

– Сам помрет?

– Батюшка, это дело злое, черное, на крови. Для такого надобно душу Рогатому отдать, колдовскую метку от него получить. А то и ритуалы проводить постоянно, силу чужую пить… ох-х-х!

Устя только что не за голову схватилась.

А ведь Илья-то…

Рядом так же Илюшка охнул. Сообразил.

Ежели с него аркан сняли, а колдун за то на Устинью обиделся – могло случиться?

Ой могло.

Повезло – боярин внимания не обратил, не задумался.

– Откуда ж у нас в Россе такая напасть завелась?

– А с чужих земель, батюшка. Там сейчас ведьмам и колдунам несладко приходится, карают их, уничтожают огнем и мечом. Правда, невинных под это больше страдает, но Орден Чистоты Веры так считает: лучше сто невинных сжечь, чем одного колдуна упустить. Невинные-то души к Богу пойдут. А что на земле помучились, так и сразу в рай угодят. На дыбе да на плахе это так утешает!

– А тебе про то откуда ведомо? Бабка опять твоя воду му́тит?

– Батюшка…

– Поговорю я с ней. Чтобы девке голову не морочила, старая… тебе сейчас про что думать надобно?

– Про замужество, батюшка.

– Вот и думай. Иди к себе и вышивай. Или спряди чего. А вы… Федька, Сенька, взяли тело, понесли. Надобно батюшку позвать, отчитать да похоронить, как положено.

Двое дюжих холопов без всякой радости тело подняли. Понесли обмывать…

Устя развернулась да к себе пошла. Села, дальше вышивать попробовала. Платок, ягодами рябины расшитый… игла сорвалась, в палец ткнула. Капля крови набухла. Большая, алая, как самая спелая ягода.

И Устя ее к вышивке прижала.

Канула капля в ягоду, как и не бывало ее. А с губ само собой сорвалось:

– Двери затворяю, засовы запираю. Нет дороги злу, не найдет оно тебя, не достанет. В море синем остров стоит, на острове том камень лежит, на зеленой траве бел камень Алатырь, из-под него ручей течет, исцеление несет. Той водой умойся, росой оботрись, пробудись, исцелись… а будь слово мое крепко!

А потом чернота накатила.

Устя уже оседала на пол, когда последним усилием скомкала платок, сунула его за пазуху.

И – чернота.

(обратно)

Глава 13 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Я плыву в черном уютном океане. Спокойном и уютном.

Мне хорошо.

Откуда-то снаружи доносятся голоса, я не хочу им откликаться. Не буду.

Я знаю, что со мной случилось.

Сегодня я создала свой первый оберег.

Не все волхвы на такое способны. Силы у всех разные, дано всем разное. Вот и мне так же.

Оказалось, я могу.

Я знаю, что за оберег я сделала. Против порчи. Только не всякой.

Вот, к примеру, ежели бабе чрево затворили или лицо вдруг прыщами покрылось, тогда мой оберег поможет. А если на невезение на семь лет прокляли или дорогу запутали, тогда можно платок при себе хоть сколько носить – не поможет. Не от того он сделан.

Только порча. Только на здоровье.

И я даже знаю, почему так.

Верка.

Несчастная наглая дурочка, которая так гордилась, что спит с боярином. Смешная…

Была смешная.

Не заслужила она…

За меня смерть приняла. Меня хотели извести, в нее заклятие угодило. Именно меня.

Не хочу возвращаться.

Там плохо, там отец, там Фёдор, там…

Там Боря. Боренька. В той жизни я его и не назвала по имени ни разу. Не насмелилась. Все государь да государь. А может, ему и хотелось иного?

Смотрел он на меня тепло и весело. Не как на козу говорящую. И было ему хорошо, хоть ненадолго о веригах своих забыть, заботы с плеч скинуть.

Не за то ли на меня порчу наслали?

А если на Бореньку ее нашлют?

Не позволю!

Не дам!

Кровью изойду, костьми лягу… не позволю!!!

Здесь, в море сумрака, хорошо и покойно. Но ТАМ, снаружи, без меня не смогут обойтись. Один останется самый лучший, самый хороший человек в мире. Мой единственный.

Мой любимый.

Этого нельзя допустить.

Я изворачиваюсь всем телом – и вижу высоко над собой, в сплошной черноте, единственную звезду. Это выход. Мне очень надо туда.

И я рвусь вверх что есть силы.

– Ох ты… растудыть-тудыть!

* * *

В бреду такое не услышишь, в монастыре – и то Устинья такой брани не слышала. А были среди монашек всякие…

Бранился как раз поп. Серьезный, осанистый… видимо, стоял он рядом с лавкой, а Устя как рванулась вперед, так и душа с телом слилась. И тело тоже вперед потянулось.

Вот она его и ударила ненароком.

А… зачем он тут?

И кадило на полу валяется…

– Не умерла я, ненадобно меня отпевать!

С другой стороны хихиканье послышалось. Устинья голову повернула – так и есть. Илюшка веселится. Как-то странно, словно бы и не хочет смеяться, а и остановиться не получается.

– Батюшка и не собирался. Испугала ты нас, вошел я в горницу, а ты лежишь. Я и к батюшке бегом… вдруг с тобой то же, что и с Веркой. Пусть хоть святой водой покропит.

Ой, как это бы от язв-то помогло! Но ведь испугался, что смог, сделал.

– Благодарствую, братец милый. Батюшка, благословите?

– Символ веры прочитай, чадо.

Отец Паисий Устинью давненько знал, да мало ли что…

– Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым…

И прочитала, и перекрестилась, как положено, и крест поцеловала, и от святой воды не шарахнулась – батюшка дух перевел. Все-таки страшно это… когда порча, когда прямо перед тобой человек умирает от колдовства черного, а ты и сделать-то… что ты сможешь? Перекрестить? Соборовать?

Оно помогает, конечно. Только не всем и не всегда. Верке точно не помогло бы.

– Слава богу, чадо. Что случилось с тобой?

– Верку вспомнила. Как она… и сомлела.

Это священнику тоже понятно было. Девка все-таки, как тут не сомлеть?

– Молись, чадо. Читай Символ веры, а если что – «Да воскреснет Бог и расточатся врази его».

– Благодарствую, батюшка.

Получила Устя еще одно благословение – и священник отправился покойную отпевать как положено. Страшно, конечно, а все ж чадо Господне, мученической смертью умершее – нельзя в последнем ей отказать. Ох, как бы на кладбище не перекинулось, а пуще того на него самого.

Три дня ждать?

Псалтырь читать?

Поп только рукой махнул. Сегодня же похороним! По чину там, не по чину… страшно! Понимаете? Страшно!

Да и приплатил за это боярин как бы не втрое. А боярышня – а что с ней? Жива, здорова, в вере крепка. Ему того и достаточно.

Брат и сестра вдвоем остались.

Помолчали.

Первым Илья молчание нарушил:

– Устяша, что это было-то?

– То и было, Илюша. Навроде твоего аркана, только тот убивал медленно, а это – быстро.

Илья как представил, аж побледнел.

– И со мной бы… вот ТАК?!

– И с тобой так же. Порче все равно, ей убить надобно.

– Устя… страшно-то как.

Устя поняла – брат полностью подавлен. Не то никогда б она тех слов не услышала. Ни разу Илья в своем страхе не сознавался, только вперед шел и дрался. Или ругался черными словами.

– Страшно, братец. А больше всего то страшно, что не знаем мы врага в лицо.

– Не знаем…

– Кто угодно за этим стоять может. Кто угодно… может, и у нас в гостях эти люди бывали. А может, и родня какая. Страшно это – от каждого удара в спину ждать.

А ведь так она и жила. Больше двадцати лет, только удары в спину, и рядом никого, некому даже поплакаться, некому даже пожалеть ее…

Устя плечи расправила.

Было?

Так больше не сбудется!

– Кто угодно… ты так и не рассказала, что в палатах было.

– Да ничего там такого почти и не было. Фёдор только… пугает он меня, Илюша.

– Пугает?

– Отцу я такого не скажу, не поймет он. Для него коли Фёдор – царевич, то этим все и сказано. А он иногда становится, как одержимый. Безумный какой-то. Что-то такое в нем проступает… не знаю, как и сказать!

– Одержимый?

– Не знаю, Илюша. Никто другой его не боится, ни мать его, вдовая царица, ни брат, ни царица Марина. Не видят они, что ли? Истерман, ближники Фёдоровы… всем как глаза застит! А мне страшно рядом с ним! Словно змея вокруг запястья обвилась, не так пальцем шевельнешь – вопьется.

– Как же ты замуж за него идти хочешь?

– Я и не хочу. Но сказать такое батюшке? Не насмелюсь.

– Значит, никто другой не боится…

– Кажется мне, Илюша, что Фёдор тебя к себе приблизить пожелает. Отца в палаты царские позвали, матушка при вдовой царице, ну и ты. При Фёдоре. Выгодно, правда же?

И столько тоски было в ее голосе, столько боли…

– Не хочу я, – буркнул Илья. – Не хочу.

– Свою зазнобу чаще видеть будешь.

– Не буду.

– Так и не скажешь, кто она?

– Прости, Устя. Не скажу.

– А вдруг ее супруг порчу навел? Отдал ведьме твой волос или еще что – она и спроворила?

– Когда б он заподозрил, не жить мне, – ляпнул Илья. – Казнят, – и осекся.

Устя смотрела на него с таким ужасом:

– Илюша…

Не была она дурой.

Измена казнью не карается. Вира – безусловно. Телесное наказание, когда супруг попросит о том. Но не слишком тяжелое. Да, выпороть могут, но не до смерти. Илью бы точно до смерти не пороли.

Неверную супругу могли сослать в монастырь или прядильный дом ^[52].

Илье могли устроить церковное покаяние. Могли оженить или запретить разводиться с супругой. Но смертью карали только в одном случае.

И прелюбодея, и изменницу.

Если только…

– Это не Марина? Скажи мне, скажи, что я ошиблась!

Голос Устиньи был почти умоляющим. Почти безжизненным.

Илья вздохнул:

– Устя…

– Нет, пожалуйста, нет…

И столько отчаяния было в серых глазах, столько ужаса, что Илья не выдержал – вспылил. Да что ж такое?! Можно подумать, он сам на виселицу поднялся, сам себе петлю на шею надел?! Чего она смотрит-то так?!

– Устя, ты чего?! Обезумела, что ли?

– Илюша… правда это?

Илья глаза опустил.

Правда.

Даже и не подумалось ничего. Раньше бы ему и в голову не пришло с сестрой о таком разговаривать. Устя же… Тихая, спокойная, скромная…

А сейчас говорит как с ровней. Что-то в нем сдвинулось, поменялось после аркана.

– Правда, сестрица.

– Ты ее… любишь?

И снова непонятное что-то. Еще месяцем раньше Илья бы кого хочешь в своей любви заверял. Горло бы за нее перегрыз. А сегодня что?

– Не знаю, Устя. Это как огонь. Черный, прекрасный… и меня к нему тянет. Неудержимо.

Устя невольно руку опустила, груди коснулась.

Неужто?

Черный огонек там горел, ровно и уверенно. Никуда не делся.

– Илюша… казнят. И ее, и тебя смертью мучительной.

А в памяти – как Сёмушка умирал.

Глаза его отчаянные, кровь на губе запеклась…

Прости, царица. Не виноватый я, и ты не виноватая… прости.

И ее голос ответный, сорванный от слез… они весь день текли, не унимались.

И ты прости, Сёмушка. Меня казнить хотят, ты жертва невинная. Помолись за меня у престола Господня…

И стражи рядом. Всё они понимают, глаза отводят, в землю глядят. А сделать-то ничего и не могут. Самим на кол неохота. Страшно…

Как за двадцать лет страну в такой страх повергнуть? Чтобы дышать нельзя было, чтобы охватывало тебя липкое, черное… Фёдор справился.

Только Устя невиновна была, а вот Илюша…

– Может, в имение тебе уехать?

– Батюшка не отпустит.

Устя задумалась:

– Илюша, когда тебе на службу надобно?

– Завтра.

– Вот завтра вы и увидитесь, наверное?

Илья подумал о Марине.

О руках ее ласковых, о губах огненных, глазах бездонных…

И словно по хребту перышком прошлись, был бы собакой, так шерсть бы дыбом встала. Аж штаны натянулись, хорошо, рубаха длинная, срам прикрывает.

– Д-да…

Устя только головой качнула:

– Илюшенька, ты скажи ей, что жениться отец требует.

– Ты в своем ли уме, Устя?

– Скажи. И погляди, что она тебе отвечать будет. Я ж тебя не прошу расставаться с ней, обиженная женщина что хочешь сделает. Просто скажи, что тебя оженить хотят.

– А как спросит – на ком?

– Ты ту невесту в жизни не видывал. Скажи – будет сговор скоро. Можешь? Имен не называй…

– Ты что, Устя? Ты о чем говоришь?

– О том, что разгневанная женщина много чего сделать может. Коли решит, что обидели ее, так и вдвойне. А за что тебе мстить? Батюшка все решил, ты и думать о таком не задумывался.

– И то верно. Думаешь сказать надобно?

– Обязательно. А как не скажешь да она стороной узнает… Отца в палаты пригласили. Скажет он слово не там или не так, мигом дойдет до чужих ушей.

Илья даже побледнел:

– Не думал я о таком-то, сестрица.

– Так подумай.

– Подумаю. И скажу.

* * *

– Как живая?!

Полетело в стену зеркало, за ним шкатулка. Впрочем, человека в длинном темном плаще, с накинутым капюшоном гнев собеседника не испугал.

– Живая. Я за подворьем следил, там холопка померла, а боярышня жива-живехонька.

– Я же… ах ты дрянь! Это та девка… она мне чужую кровь продала, не иначе!

– Надо было о том раньше подумать.

В стену еще и чернильница полетела. Потом гнев утих.

– И пусть! Холопок много! Не жалко! Только вот кровь боярышни…

– Неуж никого еще продажного не найдется?

– А ежели опять то же самое? Знаешь, сколько сил этот ритуал тянет? Это не муху прихлопнуть, это человека в расцвете сил со свету сжить! И она сопротивляется, тут кто хочешь сопротивляться будет!

– Да уж понятно, – закудахтало из-под плаща. – Кому ж понравится?

Ответом ему было злобное шипение. Словно громадной гадюке на хвост наступили.

– Тебя спрос-с-с-сить з-с-с-сабыли!

– Да и не надобно меня спрашивать, – с тем же кудахтаньем отозвались из-под капюшона. – Надобно было кому умному поручать, а не дураку набитому.

– Вот и займись! Достань мне кровь Устиньи Алексеевны!

– Наново порчу накинешь?

– А когда и так?

– Не пойду. И глупо это! Это тебе не девок морить подзаборных, это боярышня! И царевич на нее глаз положил!

– Как положил, так и уберет.

– Или ты его вырвешь?

– Не твое дело!

– Не пойду я кровь доставать. И тебе то не советую. Подожди немного, к весне успокоится, тогда и порчу навести можно будет. Тебе что надобно? Чтобы умерла она?

– Чтобы за царевича замуж не вышла. Видел ты ее?

– Ну так?

– Ви-идел… а я тебе другое скажу, то, чего ты не осознаешь, не поймешь. Она ему и деток родить сможет! И даже несколько!

– Ты… КАК?!

– А вот так! Знаешь, что прабабка ее волхва?

– Думаешь, в девке тоже сила проснулась?

– При встрече было такое. Есть в ней сила, есть…

– А кровь силой не напитана? Неуж неясно было?

– По крови сразу не поймешь, тем паче по старой.

– Так когда… на том и сыграть можно! Девка волховской крови, молодая, наглая, необученная… нет уж! Кровь добудем, а с порчей – погоди.

– Погодить?

– Для другого дела она потребна будет!

– Какого?

– Тебе ж хочется… – Шепот был почти неслышен. А вот раздумчивое «хм-м-м-м-м» – так даже очень.

– Хочется. – Теперь голос мурлыкал почти, и было это еще жутче шипения. – Хочетс-с-ся.

– Вот мы это и сделаем. И кровь достанем, и замуж она выйти может. А уж по осени, как затяжелеет она, а то и ранее…

Капюшон вплотную приблизился к собеседнику. Шепот опять был едва слышен, но…

– Хорош-ш-шо. Если это получится, я перед тобой в долгу буду.

– Я запомню.

* * *

Патриарх Макарий царицу Марину не переваривал.

Не баба – грех сплошной! Нельзя бабам такими быть! Им платком волосы покрывать положено, платья носить скромные, закрытые, мужчин не соблазнять, лиц не белить, не румянить… хотя последнего царице и не требуется.

И без того хороша, бесовка!

И преотлично о том знает! Гордится даже.

Вот и сейчас прошла ровно мимо стенки, не поклонилась, благословения не попросила… как такое можно стерпеть? Царица ж! За кем боярыни с боярышнями потянутся? То-то и оно…

– Безлепие творишь, государыня!

Остановилась Марина, на патриарха посмотрела, словно на пакость какую.

– Наново ты мне свои глупости рассказывать будешь? Успокойся, отче.

– Государь на богомолье поехал, а ты, царица? Нет бы тоже в храм сходить, а ты…

Марина только рассмеялась, глухо, гортанно. Другой кто о грехе подумал бы, патриарх же… не тот у него возраст, чтобы в грех впадать. А вот посохом бы ее огреть поперек хребта! Да добавить!

– Господь меня отовсюду услышит. Ты-то чего, старче, с царем не поехал?

Макарий крепче посох стиснул.

Чего-чего!

Тебе-то, змее, и не понять! У тебя и кости по утрам не болят, и кашель не мучает, и… и… список-то можно бесконечно продолжать, восьмой десяток уж пошел! Так поедешь в эту пору да и не вернешься. С болезнью сляжешь! А на кого Россу оставлять? Есть сменщики, да достойного никак не приглядеть! Нет в них силы душевной, огня нет! Не справятся они!

Зар-раза!

– Пойдем, государыня, помолимся. Ты о супруге, я о детях ваших, чтобы дождаться их успел, на руки взять…

Марина глазами сверкнула:

– Успеешь. Дождешься.

Развернулась, черная прядь взлетела, руку патриарха зацепила, тот ее сбросил, ровно змею, – и ушла. Бедра крутые алой тканью обтянуты, зад такой… талия – пальцами рук сомкнутых обхватишь…

Как есть змея.

Дождаться б царевича, окрестить. Там уж и помирать можно будет…

* * *

Николка Апухтин гостьюшек не встречал, не по чину то боярину. А вот супруга его на крыльце ждала.

– Евдокиюшка, радость-то какая! А это старшенькая твоя, Устяша?

– Растут детки, Танюша. Мы не молодеем, а они растут. А твоя красавица где ж?

– Сейчас тоже выйдет, все уборы примеряет. Илюша с вами не приехал?

– В палатах он сегодня. На службе царской. И супруг туда ж поехал…

Татьяна Апухтина скривилась. Почти незаметно, но для Усти явственно. Словно досадой потянуло, как от кислого зеленого яблока, аж рот слюной наполнился.

А вот так оно…

Никола Апухтин хоть и боярин, а только не в Думе он. И советов у него государь не спросит, и в хоромы царские его отродясь не приглашали. Шубой не вышел. Или шапкой.

А вот Заболоцкого позвали.

И Таньку Апухтину досада разбирала. Где справедливость-то?

Чего в той Устинье такого? Что в ней царевич углядел, чего в ее дочке нет? Та небось и бела, и румяна, и… и вообще! Лучше она!

И сама Татьяна…

Хотя тут ей лишь зубами скрипеть оставалось. Боярыня Евдокия хоть и старше возрастом, а выглядела куда как лучше. Пышная, статная, настоящая женщина, хоть спереди, хоть сзади поглядеть приятно. И обнять, и погладить.

Самой Татьяне приходилось и юбки нижние пододевать, и в рубаху кое-что подкладывать. И все одно – муж ворчал, что тоща, как высохший мосол. А он-де не собака, костей не грызет.

А что Таньке делать, когда она всю жизнь такая? Ни сзади, ни спереди… дрожжи хлебные не помогали, заговоры не действовали. В юности тоща была, в старости костлява стала.

– Проходите, гостьи дорогие, мне из лавки винца принесли дорогого, франконского, сладенького. Можно себя побаловать ^[53].

– Благодарствую. – Евдокия лебедью проплыла, Татьяна наново зубами скрипнула, на Устинью поглядела.

– И ты проходи, боярышня. Сейчас моя Машенька спустится, найдется вам о чем поговорить.

– Надеюсь на то, боярыня. Сестрами нам быть с ней, когда сговор состоится.

Боярыня кивнула.

А и то неплохо.

Сейчас Устинья так говорит, надобно, чтобы потом слова свои не позабыла. Да, ходили по столице сплетни, не удержишь. И что приглашали Заболоцкого к государю, и что царевич с Устиньей Алексеевной вроде как виделся. К отцу ее зачем-то приезжал…

Точно никто не знал, ну так сами сплетники чего захотят, додумают.

Устя потихоньку оглядывалась.

В той, прошлой жизни никто ее сюда не приглашал. Да и к чему?

Сидит девица, шелками шьет, вот и пусть сидит себе. И хватит с нее.

А сейчас шла, думала, что глупа боярыня Татьяна. Понятно, мода всегда есть, на франконское, на лембергское, на джерманское… Только моду сочетать надобно. Глупо ж!

Стена лебедями расписана, а на ней картина из Франконии. Баба на кушетке лежит, кавалер ей руку целует. Оба так изогнулись, словно и костей у них нет. Живому человеку так и не сподобиться-то!

Печь росская, изразцовая, а рядом с ней столик туалетный, перламутром отделанный. И уместен он тут, как седло на коровушке.

На столе набор столовый, джерманский, дорогущий, да боярыня половину не знает куда приткнуть. Вот эти щипчики для торта, а она их в орехи колотые положила. Устинья ей про то не скажет, пусть ее. А только вещи мало покупать. Надобно вкус иметь и понимание.

А вот и Мария Апухтина.

Устя ее такой и помнила. Не в мать боярышня пошла, в отца. Статная, ширококостная, с пшеничной косой, с громадными карими глазами… у матери ее глаза тоже карие, но маленькие и острые, словно две иголки. А Мария смотрит на мир…

Мария смотрит на мир глазами раненого животного.

Нипочем бы Устя это раньше не заметила, не поняла. А вот поди ж ты! И дорогой летник, шитый речным жемчугом, и убор девичий – ничего не спасало. Не скрывало этой тоски.

Заныло в груди. Шевельнулся под сердцем горячий черный огонек.

Устя и сама не поняла, что с ней случилось.

Подошла к Марии, за руку ее взяла.

– Здравствуй, Машенька. Надеюсь, подружимся мы.

– Здравствуй, боярышня.

– Называй меня Устей, Машенька. А как породнимся, можешь сестрой звать.

– Хорошо, Устя.

– Вот и ладно. – Боярыня Татьяна захлопотала над столом, ровно курица, ручками замахала. – Давайте, девочки, я вам винца налью, попробуете сладенького…

* * *

Пять минут, десять, полчаса, час…

Боярыни сплетничали.

Устя молчала и слушала. Вино она даже не пригубила. Под стол выплеснула. Знает она это франконское, Истерман с Федей делился. И рассказывал, что сладкое-то оно сладкое, да есть в нем подвох. Пьется ровно водичка, а потом ноги не ходят. Перебьется Устя без такой радости.

И Мария вино не пила. Так, пригубливала для вида. Сначала боярыня Татьяна им за то пеняла, потом, после третьей рюмки, уже и внимания не обращала.

Устя до руки Марии дотронулась:

– Машенька, не вышиваешь ты?

– Бывает.

– Может, пройдемся, ноги разомнем, о вышивках поговорим?

Мария дурой не была, так что…

– Матушка, мы ненадолго.

– Куда?! – возмутилась боярыня.

Маша к ее уху наклонилась, пару слов шепнула, боярыня рукой махнула:

– А, ну идите тогда…

Устя и так знала, что боярышня сказала. До ветру им надобно. Как тут не отпустить?

Впрочем, туда они не дошли.

Устя на боярышню посмотрела строго. Научилась в монастыре, там и не так матушка-игуменья смотрела. Вроде и добрая, а как глянет – кровь в жилах стынет.

– Где мы побеседовать можем? Так, чтобы не услышали нас, не подслушали?

Мария оглянулась затравленно, но Устинья отказа не приняла:

– Я-то и здесь могу, да только у стен уши водятся. Тебе, боярышня, надобно, чтобы твои дела все холопы знали?

Ненадобно. Так что Мария повернула в свою светелку. Внутрь прошла, дверь закрыла, к окну отошла. Отвернулась:

– Чего ты от меня хочешь, Устинья Алексеевна?

– Правды. Понятно, что мой брат не люб тебе. А кто люб?

Спрашивала Устинья наугад, да угадала верно. Мария всхлипнула, руками всплеснула.

– Откуда ты…

– Откуда ведаю? А чего тут сложного? Мир не без добрых людей. Как зовут-то его?

– А про то тебе не донесли?

– Ты рассказывай, Машенька. Не хочется ведь тебе позора?

– Боярину, отцу твоему, про все ведомо.

– А жить тебе не с боярином, жить тебе с Илюшей. Когда узнает брат, как обвели его, неуж порадуется?

Машенька разревелась:

– Порадуется, огорчится… что мне до него за дело-то?! Когда доченька моя, кровиночка моя…

– Рассказывай, Машенька. Не бойся, не враг я тебе. И брату счастья хочу. Коли отец тебя выбрал, так нам с братом только смириться остается. Ну так по-разному можно сделать. А там, где тебе хорошо будет, там и брат счастлив окажется, разве нет? Все одно ж правда выплывет. Так пусть сейчас, не после свадьбы.

Маша Устинье в плечо уткнулась, слезы потоком хлынули.

А история-то самая обыкновенная, неинтересная даже.

Созрела девица-красавица рано, фигура уж как у взрослой, а ум еще девичий. И приглянулась она одному из друзей отцовских. Она-то и не думала ничего плохого, сама не поняла, как на сеновале оказалась. Просто отказать не смогла.

Да и не ждала подвоха…

Сложно ли опытному мужчине с наивной девкой справиться? Минутное дело!

Всего пару раз и было-то! А потом живот на нос полез.

Ох, как родители орали. А Маша и сама не понимала, что с ней происходит. У нее и кро́ви не прекращались, она думала, пополнела просто.

Мать так злобилась, что даже страшно было. Ходила к знахарке, хотела зелье у нее взять, да та сказала, что поздно уж. Ребенка оно убьет да и Марию тоже…

Рожать пришлось.

Девочка у нее получилась, Варварой названная, Варенькой… уж такая хорошая да ладная… сокровище, а не малышка.

Устя о таком и не помнила из той жизни.

Хотя…

А ведь было что-то, на самой грани памяти… вроде как Маша затяжелела, а к ней из деревни нянька приехала с малышкой. Помогать.

Куда она потом делась?

Кажется, Илья ее обратно отослал. Может, это оно?

Узнал он обо всем, сжалился, разрешил Маше дочь забрать, она к нему и прикипела. Сначала из благодарности, потом просто… Илюша – он такой. Он хороший, просто его твердой рукой вести надобно, а какая там у Маши пока рука? Ничего, Устя ей поможет.

Проверить?

– Сейчас твоя дочка где? В имении?

– Родители сказали, что как я послушна буду и замуж выйду, они Вареньку при себе оставят, воспитают, пропасть не дадут.

Да уж, это не девство порушенное. Такое-то бабы испокон веков подделывают. И склянки с кровью прячут. А вот рожавшую от нерожавшей отличить можно. Есть признаки.

Потому и договорились родители. Потому и приданое за Марией богатое.

– Машенька, так что ж ты? Давай я с Илюшей поговорю? Пусть Вареньку к себе забирает, да и признать ее можно, почему ж нет?

– УСТЯ?!

Маша так на нее смотрела, словно чудо чудное увидела.

А и то – другая б кричала, ногами топала, обвиняла ее во всем – довольно таких попреков Маша от матери наслушалась. А вот понимания не ожидала. И поддержки.

Растерялась, носом шмыгнула, Устя ее обняла.

– Когда Илюшка скажет, что его это дочь, никто и не возразит.

– Так ведь имя же! Семейное! Наследное… кровь чужая!

– Машенька, ну так девочка же! Ей род не наследовать, все одно замуж выйдет. Разве плохо?

– Х-хорошо.

– Вот и давай с Илюшей поговорим? Втроем встанем, нам и родители не возразят? Им оно тоже выгодно будет со всех сторон.

– Выгодно?

– Машенька, дочь твоя полов не протопчет, лавки не просидит. Зато ты довольна и счастлива будешь. А довольная жена – и муж счастлив. Разве нет?

– Д-да…

– И родителям твоим хорошо. Будут всем говорить, что не дотерпели вы с Илюшей до свадьбы, а как призналась ты им, так и повенчали вас. Вот сразу после Рождественского поста и обвенчают, как можно будет. Как раз и малышку привезти успеют, и Илюша все обдумает.

– Устенька…

Устя едва успела Машу подхватить – боярышня ей едва в ноги не рухнула.

– Миленькая, родная, сделай это! Век благодарна буду, век за тебя Богу молиться стану, на руках брата твоего носить буду… верните мне доченьку!

Устя обнимала несчастную, по голове гладила и чувствовала, как под сердцем горит теплом черный огонек. Правильно она все сделала. Верно.

Может, и гибели напрасной избежать удастся? Пусть живет Машенька, пусть дочку свою нянчит, Илюшке еще десяток малышей ро́дит – и ладно будет.

Ведь не об отце малышки она печалится, не было там любви, а за ребеночка своего она горло перегрызть готова.

Может, и правда так было.

Уломала она Илюшку, тот и поддался. А Машенька его и полюбила в благодарность. Тогда Устя не заинтересовалась, ну хоть сейчас наверстает.

– Сегодня же с братом поговорю. И тебе грамотку пришлю. Коли согласится Илюша… ох! Завтра поговорю. В палатах он сегодня. Очередь его на карауле стоять.

– Хорошо, Устяша.

– Завтра, как сменится он с караула, поговорю я с ним. И тебе отпишу. Бог милостив, может, завтра к вечеру он и к отцу твоему приедет?

– Спаси тебя Бог, Устяша.

– Машенька, Бог тому помогает, кто сам рук не покладает. Вот и давай сделаем… родители решили, а жить-то вам с Илюшей. Пусть вам хорошо будет, и я за вас порадуюсь.

– Добрая ты…

– Не добрая я. Разумная. Подумай сама. Больше нас будет, род крепче станет. Да и вы с Илюшкой друг друга лучше поймете, стоять друг за друга станете. Мало ли что в жизни случится, а вы друг друга и поддержите, и опереться сможете. И я, ежели что, к вам со своей бедой прибегу. Не поможете, так хоть слезы вытрете. Понимаешь?

– Устя… когда получится, все для тебя сделаю.

– Сделай. Будь счастливой, Машенька. И я порадуюсь.

* * *

– Боярин, сможешь ли ты такое сделать?

Когда б сейчас кто боярина Данилу Захарьина увидел, не поверил бы себе.

Разве ж боярин это?

Бледный весь, трясется, глаза, ровно у жабы, выпучены.

– Да ты что?! Ты в уме ли?!

– Что тебя так пугает, боярин? Тебе и надо-то самую малость сделать!

– Такое? Нет, не могу я. На такое не пойду.

– Магистр сказал – должен будет.

– Ума ваш магистр лишился! Это ж верная души погибель! И не проси, и не умоляй. На такое не пойду.

И так это было сказано, проси – не проси, уговаривай – не уговаривай.

Конец.

Ну, когда так…

– Жаль, боярин. Очень жаль, что не помощник ты нам.

Данила и ахнуть не успел. Тонкий стилет ровно вошел, уверенно, аккурат между ребрами, к сердцу. Только и смог, что глазами хлопнуть, – а потом и все. Темнота накатила, вниз потянула куда-то…

Посланец Ордена равнодушно смотрел на мертвое тело.

Сейчас он уйдет. Просто не сию секунду… Стилет забрать надо, а выдернуть – кровь брызнет, надо подождать пару минут.

Вот он и подождет.

Жаль, конечно, полезный боярин был. Да не он один у Ордена есть. А отпускать? После услышанного?

Несмешно даже. Неуж сам боярин не понимал, что так оно и бывает?

Шаг, второй, третий, потом бег, а потом и с обрыва. А не кинешься, так подтолкнут тебя.

Не согласишься? Уберут.

Потому как знаешь много, разболтать можешь много, а совесть для предателя и вовсе роскошь непозволительная. Смешно даже.

Душу погублю… Если дело Ордена требует – и погубишь! И ничего страшного!

Если Магистр приказывает, слушаться надо, а не перебирать, тут могу сделать, там не могу… все ты сможешь. Вообще все.

А вот это сю-сю, му-му…

Ты не знал, куда пришел? На что соглашался?

Стилет был извлечен из раны, обтерт об одежду мертвеца и спрятан в потайной карман. Жаль его, хорошая сталь, витиеватая… ^[54]

Тело боярина Данилы Захарьина осталось лежать в ничем не примечательном доме на окраине Ладоги.

Когда его найдут?

А вот это убийцу вообще не волновало. У него было другое задание.

* * *

– Илюшенька, приходи куда обычно.

Илья и ждал этих слов, и радостно ему было, и боязно.

И решительно как-то на сердце.

Словно не к красивой женщине он шел, а в бой. Тяжкий, может, и без надежды на победу.

Но шел.

Вот и комната потайная, вот и Маринушка на подушках раскинулась, к себе его манит…

Илья как вошел, так и упал на колени.

– Не вели казнить, любимая, дозволь слово молвить.

Маринушка бровки точеные подняла:

– Что случилось, Илюшенька? Аль не люба я тебе?

– Люба! Как никогда люба! А только лгать я тебе не смогу, Маринушка, не насмелюсь. Отец меня женить решил, сговорустраивает. Простишь ли ты?

Царица задумалась:

– Женить? А на ком?

– На ком скажет. Я невесту, поди, и не видывал ни разу.

– Илюша, бедный… – Ревнивые нотки в голосе ушли. Успокоились, и Илья добрым словом сестру вспомнил. Устя посоветовала, умничка его родная…

– Я все твои слова помню, Маринушка, помню, сказала ты, что коли твой буду, то ничей более. Весь я в твоей власти, скажи, что мне сделать теперь? От невесты отказаться, отца ослушаться?

И это ему Устинья подсказала. Предложила – говори, пусть она за тебя решит. Ей то лестно будет, а как уж решит… там и смотреть станем.

Марина задумалась.

Илья так и стоял, голову вниз опустил. Ждал.

И почему-то так легче было.

Когда красота невероятная в глаза не била, когда не ранила, и мысли легче текли, и увереннее… почему так? Илья и сам себе на вопрос ответить не мог.

Так вот.

Шорох послышался рядом, Марина с кровати поднялась, одеяние набросила, шелками прошелестела.

– Огорчил ты меня, Илюша. Опечалил.

– Прости, Маринушка. Что прикажешь, то и сделаю.

Царица рядом прошлась, по голове погладила, ровно зверя ручного, ноготки шею царапнули…

– Послушный сын – радость для родителей. Ну, коли так… женись, Илюша. Когда отец тебя сватает?

– Сразу после поста чтобы жениться можно было.

– Вот и женись. А я тебя после свадьбы позову. Может быть…

– Государыня!

– Поделом тебе! Вон поди, тебя проводят!

Марина в ладоши хлопнула, сенная девка появилась.

– Иди, Илюшенька. Иди отсюда…

Илья и пошел, голову повесив. А только…

Три дня назад еще не ушел бы никуда. На коленях ползал, голову бы об стену разбил. А сейчас идет, вот… и помирать не собирается.

Зато шепот сестры мерещится:

– Иди, Илюшенька. Все хорошо будет, я знаю. Даже коли кричать будет, терпи. Обойдется. Хуже, как обиду затаит да мстить примется. Тогда все наплачемся.

Умна у него сестренка. И как он раньше про то не догадывался?

* * *

– Мишенька, радость моя!

– Ксюшенька! Птичка моя райская, яблочко спелое…

Каких только слов парень для девки не найдет. Особливо когда не люба она ему, а только надобно, чтобы послушала да сделала, как велят.

Аксинья про то не догадывалась, слушала как музыку.

– Мишенька, меня в палаты царские не пускают. Не берут с собой!

Вот и ладно.

Нужна ты там, как прошлогоднее… гнилое яблоко.

Но вслух Михайла то не сказал.

И обнял, и приласкал, и погладил, и успокоил.

– Ксюшенька, неужто ты на сестру родную управы не найдешь? Ты у меня умница, все у тебя получится… сделай вид, что одумалась, поняла все… вот и видеться чаще сможем!

Аксинья закивала.

Михайла довольно улыбался.

Вот ведь дура набитая… но и польза от нее есть. И он все про свою красавицу любимую знает. И царевичу расскажет, что тому надобно. А царевич слушает, радуется, Михайлу приближает…

А рядом с царевичем выгодно. Приятно рядом с ним, сытно, спокойно… да и просто так в палатах царских побывать…

Михайла уже пару сенных девушек в тихий уголок затащил, а почему нет? Коли бабы тают от красивого наглеца? Пользоваться надобно!

А еще…

Разные ведь случаи бывают.

Где монетку прихватишь, где камушек, а места, чтобы добычу сбыть, парень и так знал хорошо. Пусть пятую часть цены он получит… Нет-нет, он не увлекался. Но у воды быть да не напиться?

Брал только то, что опознать нельзя. К примеру, жемчуг – ежели у кого пара жемчужин с одежды отпоролась, так ведь мало ли где оно могло потеряться?

А Михайле в прибыточек. Ему вид поддерживать надобно. И за оказанные услуги благодарить, и…

Мало ли что.

Мало ли кто…

Язык-то у Михайлы хорошо был подвешен, вот он уши Ксюше и заговаривал. А сам бдительности не терял. Не ровен час застанут их вдвоем… жениться ведь придется! А ему не эта дурища нужна! И даже если открутиться получится… Устя потом на Михайлу обидится.

Ненадобно ему такого!

Так что с полчаса еще Михайла покрутился, да и к дыре в заборе. Хорошо еще, Аксинья его провожать не пошла, на сеновале осталась. А сам он сторожко шел, к каждой тени приглядывался, к каждому ветерку принюхивался.

Потому и услышал.

Возился кто-то у потаенного лаза. Сопел в темноте. И кислыми щами от кого-то воняло безбожно. Михайла враз затаился, с забором слился. А вдруг его караулят? Ксюха ж дура, могла и не утаиться. Вот и поставил боярин кого – его, Михайлу, хватать, да на правеж?

Ненадобно нам такое!

Подождем. Посмотрим… но, кажись, не боярские то люди. Не такие они. Неправильные. Чем ему те две тени показались подозрительными?

Да кто ж знает?

А вот только нечего им было рядом с лазом делать, вот нечего! А еще…

– Трут еще мне дай.

– На.

Михайле и того хватило. Это в пиесках, на ярмарке скоморохами сыгранных, тати свое черное дело подробно обсуждают да ждут, покамест не схватят их. А в жизни не так оно.

Все до дела обсуждается. Все проговаривается. Кому и откуда идти, кого и когда бить… понятно, бой все поменяет, но основа останется. И вот такие мелочи.

Кому трута не хватит, кому пара стрел понадобится или нож наточить…

Михайла и не колебался, когда две тени полезли в дыру. Дождался, пока второй пролезет, и отлепился от забора прямо у него за спиной.

Кистень, гирька на цепочке, только свистнул. Ударил, с виском ворога встретился, аж хрупнуло. После такого удара если и живут, то недолго и плохо.

А Михайла уже заорал что есть силы:

– РАТУЙТЕ, ПРАВОСЛАВНЫЕ!!! ПОЖАР!!! ГОРИМ!!!

Рассчитал он совершенно верно. На такой вопль и все, кто рядом был, и кто мог – все кинулись.

Пожар же!

А Ладога больше чем наполовину деревянная, страшно это.

Когда скачет огонь от крыши к крыше, когда пожирает дома, когда проваливаются стропила, поднимая тучи огненных брызг, – и все это летит дальше, и губит, губит…

Орал Михайла так – и мертвые бы поднялись.

Тать ощерился, в темноте лезвие ножа блеснуло.

Михайла дыру загородил, а куда ему еще? Там, за ней, свобода и жизнь. А здесь его… вот уже, бегут люди, шум раздается…

Взмах… еще один.

И наново!

Уйти от удара до конца Михайла не успевает, нож рассекает рубаху, добирается до тела… больно!

Он отмахивается чем попало, кистень-то застрял в лежащем… только вот доска гнилая против ножа – плохо…

Чуть-чуть бы продержаться. Минуту еще…

И когда разбойника ударяют чем-то тяжелым, сбивают с ног, начинают пинать…

Михайла облегченно приваливается к почти уже родному забору. И позволяет себе перевести дыхание. Все обошлось.

Он жив.

И Устя жива, и подворье ее не запалят.

Разве то не счастье?

* * *

Устинья бы никогда в стороне от шума не осталась. Как тут не услышать? Когда кричат, когда ПОЖАР!!! ^[55]

Устинья вперед себя, ног не чуя, из терема кинулась.

Не просто так, нет.

К матери заглянула, к нянюшке… Аксиньи не было на лавке. Куда ее унесло, шебутную?! Хоть бы не пострадала!

Илья еще не пришел…

Когда Устя во двор выбежала, все уж кончено было.

Факелы все освещали, как ясным днем. Все видно было, соседям, которые заборы облепили в три ряда, – тоже. И было на что посмотреть.

Стоял, привалившись к забору, Михайла, окровавленную рубаху на боку прижимал. А сам бледный, ровно печь побеленная.

Лежал у его ног какой-то мужчина – там точно насмерть.

Второго татя явно обыскали – и нашли у него кремень, огниво, трут… пока его не били, но это пока не расскажет, что и откуда. Потом точно пришибут.

Боярин привычно распоряжался.

Командовал тело в сарай унести, утром попа позвать надобно, отпеть, все ж человек был. Второго татя в погреб с овощами спустить, посидит ночку связанный, небось сговорчивее станет, попинать можно, только не насмерть.

Спасителя от забора отскребите и в терем ведите, да осторожнее, криворукие…

Устя смотрела на Михайлу, Михайла на нее. И что-то было такое в зеленых глазах… вызов? Решимость?

Нет, не понять.

Потом Михайла глаза скосил, и Устя ее увидела.

Кс-с-с-с-с-сюха!

Несется, блажная, глаза по пятаку, рот открыт… Устя б ее одна не удержала, нянюшка помогла.

– Ксюшенька, да все прошло, детка, все обошлось. Поймали татей…

– А…

– Мальчик-то? – Для нянюшки Михайла мальчиком и был, понятно. – Все хорошо с ним, жив, здоров…

Устя сестру за косу дернула, внимание отвлекла.

– С ума сошла? Хочешь, чтобы батюшка понял, к кому он приходил?!

Аксинья так глазами сверкнула – хоть ты от нее терем поджигай.

– И пусть!

– То-то Михайла тебе благодарен будет.

Не хотела Устинья такого говорить, да вот выскочило. Само собой получилось, не удержалась. Аксинья на нее прищурилась, как на нечисть какую:

– Ты… он…

Устя только рукой махнула:

– А беги, давай. Вот радости-то будет…

Аксинья замешкалась, тут ее Дарёна и уволокла почти силой. А Устя развернулась да и обратно пошла.

Не будет она Михайлу лечить. Не сможет.

И помогать ему не будет. Слишком уж хорошо ей эти зеленые глаза памятны. И торжество, в них горящее, и боль от насилия. Как бы хуже не сделать.

Любому другому она бы помогла с радостью, вот как тому же Фёдору давеча. Как Дарёне… хоть что бы сделать попробовала. А здесь не решится даже.

Не сможет.

Слишком уж ей больно было. Слишком страшно.

Как бы не добить заместо помощи. И уже не видела, как Михайла почти картинно сполз по забору, как подхватил его под здоровую руку боярин и поволок на себе в покои.

– Держись, парень, сейчас рану промоем, лекаря позовем… держись…

* * *

Может, и не нашли б боярина Данилу никогда.

То есть нашли б его тати какие, обобрали да и тело в Ладогу скинули. Очень даже возможно такое было. Но убийце не повезло.

Случай подвел.

Город же, подворье к подворью рядом стоит. Пусть и небольшой, а все ж забор, клочок земли.

Вот у соседа собака и подрылась.

Чего уж там почуяла, шавка неугомонная, кто ее знает? Но вот! Прорылась к соседу – а по подворью не носится, села да завыла.

Кто собачьи повадки не знает, тому в удивление. А мужик сообразил быстро.

Подумал немного, соседа кликнул да через забор полез. А что ж?

За собакой.

А чего она сидит, воет?

Так ведь… заглянуть надобно обязательно! Вдруг кому захужело? Всяко ж бывает, прихватит сердце, так и не крикнешь, и на помощь не позовешь! Тут соседи и помогут!

Они и полезли помогать.

Дверь в дом открыли – там боярин. А кто ж еще-то? Чтобы в дорогом бархатном кафтане, в шубе собольей, парчой крытой, а уж драгоценностей на нем – выдохнуть страшно!

Что тут делать?

А вот то.

«Слово и дело» кричать! И погромче, погромче.

Правда, пока один кричал, второй к трупу приглядывался… и драгоценностей потом на боярине всяко поменьше оказалось. Растворились, наверное.

Бывает.

Стража мигом прибежала, принялись мужиков расспрашивать, а одного за телегой послали. Не на себе ж тело боярина тащить? А отнести надобно, они-то Захарьина мигом признали.

Хватать? Тащить?

А кого? Они б схватили, только… глупо это.

Стоят два мужика, бороды чешут… не дураки. Но и так убить не под силу им будет! Лопатой прибили б али вилами закололи – оно понятно. Но чтоб стилетом, в сердце, да с одного раза?

Убийца это.

Не мужик какой.

Не такие уж ярыжки идиоты, чтоб не понимать этого ^[56].

Пока телегу ждали, десятник мужиков принялся расспрашивать. И про собаку узнал, и про подкоп – чего тут не узнать? Прорылся пес от души, как еще забор стоит?

Кому подворье принадлежит? Так сосед особо и не знает, приходил человек, назвался Петром Полушкиным, сказал, что подворье откупил. Пока оно заброшено, что есть, то есть, так Петру покамест и ненадобно. Человек в другом месте живет, ну так не бросать же имущество? Потом на сем месте сын отстроится. Второй. А покамест приедет он время от времени, проверит все…

А чтоб не простаивало подворье, он может людей прислать, работы какие поделать.

Может, приедет кто. Случай – он разный бывает, иногда с бабой надобно так встретиться, чтобы о том не знал никто…

Ярыжки кивали.

Эти доводы и им понятны были.

Есть у человека деньги? Прикупил он домик. Авось не прокиснет, не молоко. А чтоб уж вовсе дом пустой не стоял, пользуется им то так, то этак… бывает!

А вот что в нем боярина убили…

Видел что?

Слышал?

Сосед только головой покачал.

Участок-то, считай, в начале переулка находится, большая улица рядом. Собака – и та уж ни на кого не брешет. Разве кто на подворье полезет, тогда порвет. Но молча.

Смотреть, кто уехал, кто приехал, да когда?

Некогда!

В том и дело, что некогда, неохота, своих дел хватает. Было б что интересное, к примеру, царь бы приехал – не упустят. А просто так? Один человек приехал, второй пришел, потом лошадь пропала куда-то, а второй… да тоже ушел, наверное.

Когда б не Хватайка, кобель паршивый, и не поинтересовался бы никто, пролежал бы боярин до весны. Ярыжки это отлично понимали, и было им грустно.

Расследовать такое никто не умел.

Увы – висяк ^[57].

Ох, что начальство скажет!

Жуть, что скажет. Уцелеть бы!

* * *

Дарёна Аксинью отчитывала – только пух летел во все стороны.

– Да в уме ли ты, девка?! К первому попавшемуся бегать? Думаешь, нужна ты ему?!

– Твое какое дело, старая?! – привычно отругивалась Ксюха.

– А чье ж еще? На моих руках выросли, я вас и люблю, как родных. И я тебе так скажу: когда баба на сеновал до свадьбы бегает, свадьбе и не быть!

– Я с ним не… он не… целовались мы только!

– И то получше будет! Ты ж дочь боярская, кто тебя за него замуж отдаст?

– Мишенька сказал, поженимся, как сможем. Отцу в ноги кинемся – простит.

– Может, и простит. А жить где будете?

– Мишенька у царевича ближник.

– Так не у царя же! Что там ему Фёдор даст? Денег немного? Ни вотчины, ни состояния так не сколотишь, на побегушках-то.

– Он справится.

И ни малейшего сомнения в голосе. Дура влюбленная, незамутненная. На Устиной памяти таких много было. Сколько их Михайла растоптал? Бог весть. Ей и считать не хотелось, десятки и сотни. И все свято в нем уверены были.

Он же не такой, он же любит, не бросит, не подставит…

И то верно. Не такой. Гораздо хуже. Но Устя ничего сестре не сказала, понимала, что только хуже будет. Вместо этого…

– Нянюшка, ты бы короб с лекарствами взяла, да сходили, пока лекарь не придет. И Аксинья на свое «счастье» посмотрела бы, успокоилась, и ты за ней приглядишь. И то… парень пострадал, помощь ему всяко надобна.

Дарёна посмотрела на одну боярышню, на вторую…

– Пойдем, Аксинья. А ты, Устя, тут сиди.

– Да, няня.

Усте и не хотелось никуда. Она вот брата дождется, поговорит с ним, потом с отцом они поговорят. Но это уж завтра, не раньше. Может, спать лечь? Пойти помолиться, да и на боковую?

Так Устя и сделала.

Жаль, спокойного сна не получилось. Вновь и вновь выплывали ненавистные зеленые глаза, усмехались алые губы…

– Иди ко мне, Устиньюшка. Не упрямься. Может, и уйдешь ты завтра к другому, но с моими поцелуями на губах гореть будешь!

Лучше и вовсе не спать, чем так-то… тьфу, гад!

* * *

Боярин Алексей Михайлу самолично отпаивал. Лучшего вина не пожалел…

– Когда б не ты, Михайла… поджигать они шли. И масло у них было земляное, и трут, и огниво. Поджигать. Промедлили бы – все б вспыхнуло.

Михайла только руками развел:

– Уж прости, боярин, я человек подневольный. Приказал царевич за подворьем приглядывать, я и ходил тут, поодаль.

– Приглядывать? Зачем?

– Так боярышня Устинья люба ему. Вот и знать желает… нет, боярин, не о том. Царевич знает, что она в строгости росла, что дурного не будет. Так ведь и другое надобно. Что ей любо, куда она ходит, какой подарок подарить… сложно с ними, с бабами-то. Не угодишь никак.

Боярин смягчился.

Дело молодое, то понятно. Аж молодость вспомнил. У них-то с Дуняшей не так было, а вот отец, было дело, рассказывал, как за матерью ухлестывал. Часами у подворья сидел, чтобы увидеться… красивая была, неприступная. А ромашки ей нравились. Обычные, полевые…

Царевичу не к лицу под чужими заборами околачиваться, а вот доверенного кого послать можно.

– И то верно. Мало подарок подарить, надобно знать, что к душе придется.

Михайла кивнул:

– Вот и гулял я. Уж прости, боярин, давно я ту дыру приметил… ну и проходил иногда мимо.

Боярин хмыкнул, но уточнять не стал. И так понятно, мог парень и с кем из холопок сойтись, дело молодое. И про Устинью узнать чего, и так оно… полезно.

У двери поскреблись.

– Батюшка, дозволишь?

Аксинья и Дарёна. Воду принесли, короб с лекарствами, тряпицы – проходите, коли так. Боярыне вроде как и не по чину, а вот кому из боярышень – в самый раз. И внимание оказано, и в меру.

– Проходите, помогайте, – отмахнулся боярин. И к Михайле повернулся. – А дальше что?

– А дальше гляжу – идут эти двое, у дыры остановились, и один у второго трут спрашивает. Понятно же, не для хорошего дела. Я за ними в дыру да и напал.

– Ох…

Боярин на Аксинью посмотрел зло, потом рукой махнул. Баба же!

– Ты, Ксюха, не отвлекайся. Таз держи. Дарёна, что там с раной?

– Нестрашно. Мышцы рассекло, болеть будет, шить надобно. Крови парень потерял много. – Дарёна и не такого насмотрелась, в ранах тоже понимала. – А жить будет. Шрам вот останется…

– Лекарь сейчас уж будет, – посулил боярин. – Пока так промойте да примочку какую положите. Все легче будет. И одежду спасителю нашему поищите, Дарья, ты знаешь…

Нянюшка кивнула.

И поищет, и принесет.

– Хорошо, боярин.

– Дальше-то что было, Михайла?

– Дальше одного я сразу положил, а второй бы меня там и оставил, когда б не вы. Благодарствую, боярин, за помощь.

– Ты что, парень! Это я тебе благодарен! Кто другой мимо бы прошел…

– С меня бы потом царевич шкуру снял.

– И царевичу моя благодарность. Когда б не он, все мы тут погибли бы…

Преувеличивал, конечно, боярин. Ну да ладно, ему можно.

– Боярин, отписать бы царевичу, чтобы дело не замяли?

Боярин только вздохнул:

– Отпишу я сейчас.

– Он сегодня у Истермана быть должен, может, туда гонца послать?

– Пошлю, Михайла. Ты лежи, лежи… не было б хуже…

А там и наново у двери заскреблись, лекарь прибыл.

* * *

Устя у себя в светелке ко сну готовилась. Уж помолилась, когда батюшка зашел:

– Дочь, ты мне нужна срочно.

– Что случилось, батюшка?

Устя зевнула невольно, рот перекрестила…

– Царевичу письмо отписать надобно. О случившемся. Сможешь? На лембергском, чтобы лишний никто не понял?

– Смогу, конечно, батюшка. – Устя на рубаху сарафан набросила, за боярином пошла.

Письмо?

Не служба то, а службишка. На бумаге начертать, для батюшки перевести.

«Государь мой, царевич Фёдор, холоп твой Алексейка Заболоцкий челом бьет, кланяться изволит».

Конечно, такого Устя не писала. На родном языке стоило бы. А на лембергском – проще все. Куцый он язык, рваный, собачий.

«Царевичу Фёдору Иоанновичу.

Государь, этой ночью мой дом пытались поджечь двое разбойников.

Твой слуга Михайла убил одного и пленил второго. Прошу, не оставь это дело милостью своей.

У нас в порядке все.

Боярин Заболоцкий».

На лембергском указания писать хорошо. Больше ни для чего тот язык не пригоден.

* * *

Устя отправилась спать. И знать не знала, какой переполох в столице поднимется.

Не знала она, что Фёдор отправит Истермана в Разбойный приказ, сам бы поехал, да пьян уж так, что на ногах едва держался. Что всю ночь Истерман там и проведет, наблюдая за допросом татя.

Что Фёдор к ней хотел поехать, да отговорили друзья – куда пьяным таким? Все хорошо с боярышней? Вот и не позорь девку, завтра поедешь, как до́лжно.

Не знала, что столица, считай, с двух сторон вскипит.

Царь, которому про боярина Данилу доложили, свое требовать будет, Фёдор – свое.

Она просто спала. И снился ей любимый человек. Веселый, смеющийся, радостный.

Уже счастье.

Оно и такое, оказывается, бывает. Знать, что жив, что здоров, что жизни радуется – неуж что-то еще надобно? Не гневи Живу-матушку, Устя!

Даже не нужна ты ему будешь – уже и того довольно будет, что жив и счастлив он. Остальное-то и мелочи.

(обратно)

Глава 14 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Не было ранее такого. Точно не было.

Ни моего разговора с Марией, ни попытки поджога.

В той, прожитой жизни на Илье остался черный аркан. Машка умерла, маленькая Варенька осталась без матери, и навряд ли ей сладко было у бабки с дедом. А потом и брат мой погиб.

В той жизни никто и ничего не поджигал – к чему? Я сидела на подворье, не бывала в палатах царских, не разговаривала ни с кем… может, из-за этого?

Может быть…

Что меняется? Где я изменила линию судьбы, где натянулись новые нити кружева? Как переплелись коклюшки?

Мне не видно.

Одно точно знаю – все меняется. Куда оно придет, к чему?

Я знаю, чего хочу я. Но я не знаю, кто противостоит мне. Кто искоренял в Россе старую веру, кто довел до того, что последняя волхва отдала все силы, кто…

Кому выгодно?

Выгоднее всего получилось Фёдору. Соседям нашим.

Но… не оставляет смутное чувство.

Надо искать, надо копать, смотреть глубже надобно. Это как хворь редкостная, из далеких земель, как яд на лезвии ножа. Рану вылечишь, а человек погибнет.

Что делать?

Как быть?

Молюсь я усердно, но матушка Жива молчит. Она для меня все уже сделала, теперь мне выбирать, мне решать. А что я могу?

Могу хотя бы попробовать сделать двух людей чуточку более счастливыми. Завтра же.

Мне счастья не выпало? Ну так я для других постараюсь.

* * *

Фёдору этой ночью спать особо не пришлось.

– Мин жель, у меня новости плохие.

– Неладно что?

Выглядел Истерман уныло. Фёдор поневоле обеспокоился.

– Я сейчас из Пыточного приказа. Рассказал тать, что наняли его подворье Заболоцких поджечь. А когда загорится оно, найти девку с рыжими волосами и зарезать ее. Две там будут – так обеих для надежности. Чай, в суматохе и не заметит никто…

Фёдор так кубок кованый сжал – серебряная ножка покривилась.

– КТО?!

– А вот заказчика они и не знают. Пили в кабаке, подсел человек, а какой он? Да кто ж знает… из-под капюшона борода седая, да пришептывал странно, вот и все приметы.

– Найти! – рыкнул Фёдор. – Я с него шкуру сам драть буду…

– То понятно, мин жель, а с кого драть-то? Может, и борода та прилеплена, и не мужик то, а баба… всяко могло быть. Наемник, Бровка его кличут, и сам не понял.

– Что за кабак? Пусть ищут!

– Понятное дело, мин жель. Искать будут, а найдут ли?

– Так что ж делать? Сегодня поджечь хотели, а завтра? На улице встретят, она и ахнуть не успеет!

– С батюшкой ее поговорить. Боярин Заболоцкий небогат, а вот ты помочь тому горю можешь. Охрану какую у брата попросить… не стрельцов, конечно. Так, чтобы не видел никто… Самой Устинье объяснить, что одной ей впредь никуда выходить ненадобно, только с сопровождением. Сделать-то можно, делать надобно.

Фёдор постепенно успокаивался.

– Сделаю, Руди. Твоя правда, так и надобно.

– А уж как отбор пройдет, да ты ее своей невестой назовешь, там всяко проще будет. Никто уж на нее косо не посмотрит.

Фёдор кивнул.

Про порчу никто из них и не знал, не сказал боярин. Была холопка – и нет ее. И все тут.

Руди, конечно, честным с Фёдором не был. И отбор сам, и потом что будет… да убрать Устинью захотят, чего тут сложного? Это в любой стране так. И травят соперниц, и наемников подсылают, и главное-то что?

Что ничего от того не изменится. Отравишь ты соперницу – и что? Тут же мужчина на тебя и запрыгнет? Размечталась… да десяток причин найдется, сорок других баб, а коли и сложится у тебя все, так потом намаешься. Руди и не такие истории знал.

Видел, слыхивал, в иных и сам участвовал. А уж сколько при королевском дворе интриг… даже не за внимание короля! За ШАНС обратить на себя его внимание. Просто шанс. А уж как получится… да бог весть! Но кто ж это дуракам разъяснит? Некоторым хоть кол на голове теши, толку не будет. Разве что топор затупится.

Это только первые ласточки, а сколько их будет еще! Представить страшно.

Но Фёдору Руди про то не сказал. Ни к чему ему такие знания. Не надобно.

* * *

Стон и вой стоял в палатах царских.

– ДАНЕЧКА!!! БРАТИК МОЙ ЛЮБИМЫЙ!!!

Кто б царицу упрекнуть осмелился?

Горевала она искренне, на тело брата кидалась, платок сбился, кудри каштановые, полуседые, рассыпались, слезы потоком лились.

– ДАНЕЧКА!!!

Что хочешь скажи про Любаву.

Стерва она, гадина редкостная, и жалости в ней как на гадюке шерсти, но братика любила она всей душой.

Сына да брата, больше у нее общей-то крови ни с кем и не было.

А тут…

Даже Борис мачеху пожалел, по плечу погладил.

– Убийцу искать будем, царица. Авось не останется ворог безнаказанным.

– Убийцу?

– Заказчика. Рука – что? Посмотрел я рану, такое абы кто не сделает, такого человека разве за большие деньги наймешь.

Царица снизу вверх посмотрела. Красивые у нее глаза, даже сейчас красивые.

– Боря… – дрогнул голос, изломался. – Найди татя! Век должна буду! Не прощу, никогда не прощу… род прервался!

Борис промолчал.

А что можно мачехе сказать? Хоть и не любил он ее, да жалко!

Боярина Данилу? Нет, не жалко. Было в нем что-то такое… гадковатое, липковатое. Не нравился он Борису никогда. Вроде как и сверстники, а дружбы не было. Хотел отец, чтобы Данила в свите Бориса оказался, да наследник резко против был. Так и затихло…

Данила за Истерманом таскаться принялся… вот кого расспросить, кстати!

А Любаве что скажешь?

Род прервался? Кто ж тебе мешал-то, дурища? Давно б женила брата, не ослушался б.

– Когда незаконное дите у него найдется, о котором точно известно, – разрешу ему род продолжить. Прикажу взять, воспитать – не прервется род твой, государыня.

Любава кое-как на колени встала, взяла руку Бориса, губами коснулась. Впервые за столько лет…

– Яви милость, государь. Сама расспрошу, как найду, тебе скажу.

– И заказчика поищем. Не оставлю я это дело. Может, не в один год, но сыщем супостата.

– Благодарю, государь.

Сейчас Любава не лгала. Перед лицом смерти все забылось. Куда и неприязнь к пасынку делась?

Найдет он татя, точно найдет!

Любава ТАК хотела в это верить… она просто верила.

– Патриарха прикажу позвать, пусть сделает все, как до́лжно…

– Я уже тут, государь.

Многое о Макарии сказать можно бы. И въедлив, и фанатичен, и сварлив без меры…

Но долг свой он четко знал. К царице подошел, встать помог, обнял ее…

– Не плачь, чадо, душа его нынче у Престола Господня…

Любава зарыдала уже на плече патриарха, а Борис решил, что сие не отступление, а военный маневр. И ретировался.

Поговорить правда с Истерманом. Вот кто может знать больше о Даниле.

* * *

Боярин Заболоцкий к обеду только-только глаза продрал. Тяжелая ночь выдалась.

Это Устинья сделала самое умное, что могла, – пошла да и спать легла. А вот боярину солоно пришлось.

Сначала лекарь Михайле рану зашил. Потом перевозить его запретил, рану тревожить, хотя бы дня три. Пришлось его на боярском подворье устраивать, а к царевичу – а кого тут отправишь? Чай, царевич, не абы кто.

Пришлось заботы о раненом боярыне поручить, а самому ехать.

Царевич тоже дома не сидел, нашелся на Лембергской улице, у Истермана в гостях. Ему боярин все и рассказал. Упал в ноги, кланялся, благодарил.

Когда б не Михайла, погорели бы.

Точно.

Фёдор, как услышал, трость сломал. Тяжелую, черного дерева… просто руками – и хрясь! Только щепки в разные стороны полетели. Боярин аж шарахнулся, но Руди его перехватил, успокоил. Понятно же, не на боярина гневаются, на татей.

Потом посланцы царевича отправились на двор к боярину.

Одного татя сволокли в мертвецкую, второго отдали в пыточный приказ. Понятно, пользы с них мало будет, ну а вдруг? Это ж не просто так поджигать шли, это точно на Устинью целили. Из-за царевича…

А это уже дело государево. Можно «Слово и дело» кричать.

Заодно и царевич на подворье заехал к боярину. Приказал не чиниться, сразу к Михайле прошел… тот, бедняга, с лавки встать хотел, так Фёдор его мигом обратно уложил, придавил, благодарил за смекалку и за помощь.

Перстнем с руки пожаловал, а там, может, и еще чего будет.

Боярин тоже дураком не был, видел, как Аксинья на красавца поглядывает.

Ну так посмотрим… все ж Ижорский, не абы кто. Ежели будет у него вотчина, доход какой, так за него и Ксюху отдать можно будет. И Михайле с царевичем породниться выгода прямая.

Подумаем…

Царевич уехал – сынок домой пожаловал.

Служба, понятно, а все ж пораньше бы его… а то приехал на готовенькое. Боярин махнул рукой, спихнул все на сына – и тоже спать пошел.

Подождут все дела до утра. А лучше – до обеда. Ему уж не семнадцать – резвым козликом скакать…

Справедливости ради, выспаться боярину дали. И обед для него сразу накрыли, и его любимые пироги с вязигой приготовили.

А как наелся боярин, как успокоился, так и явились к нему деточки.

Устя и Илюшка.

– Батюшка, позволишь слово молвить?

Боярин на сына посмотрел, живот погладил.

Гневаться неохота. Хорошо пироги легли.

– Говори, сынок.

* * *

– Батюшка. – Илья смотрел почти отчаянно. – Знаю я про Марью Апухтину. И про дочку ее тоже знаю. Устя сказала.

Боярин брови насупил.

Знает он. И что теперь – ругаться будет? Потребует на ком другом жениться? Так-то может… всякое бывает, хоть и редко.

– Батюшка, а когда я Машкину дочь в семью приму, не сможем мы у боярина Апухтина еще чего потребовать?

– Хм?

Тут уж мысли у Алексея Заболоцкого резвыми конями вдаль помчались.

Да попросить-то можно, там еще мельничка доходная, но…

– А с чего ты так решил, Илюша?

– Почему нет, батюшка? Устя к Машке ездила, она и сказала, что тоскует девка, из-за ребеночка слезы льет. Ну так… я и не против, пусть будет. Значит, и плодовитая, и рожать может, и наших детей любить будет. И мне обязана будет. Мы ж скажем, что это я с ней… тогда. Встретились, случилось, да я и не знал, а как она призналась, так и поженились. Девка – это ж не парень, ей не наследовать… авось и не объест. Подрастет – замуж выдадим за кого семье полезного… Апухтины всяко нам должны будут. Никола Апухтин внучку-то никуда не денет, а боярыня Татьяна крепко злится. Ей чужие языки поперек горла, а так и рты заткнем, и нам лучше…

– Ишь ты, мудрый какой.

– Так ты, батюшка, тому и учил. Чтобы все в семью, чтобы род крепить.

Алексей задумался.

Почему нет-то? Умная мысль сыну в голову пришла. Сам додумался или подсказал кто? Посмотрел на Устинью:

– А ты чего?

– А я тоже за Машку просить, батюшка. Очень уж она вчера убивалась. Родная же кровиночка…

Понятное дело – баба. Вечно у них какие-то жалости да слезности. Боярин и махнул рукой.

– Ладно. Поговорю я с Апухтиным… когда согласится он, пусть девчонку привозят.

– Когда поедем, батюшка?

– Да хоть и сейчас поедем. Ладно… через часок. Прикажи пока коней заложить да подарок какой невесте найди.

– Благодарствую, батюшка.

Алексей только рукой махнул.

А и ладно. Тут сразу несколько уток одной стрелой сбить можно. И Апухтины довольны будут, и срам прикроется, и когда узнает кто лишнее… а тоже шипеть не станут. Не гулящую взял за себя Илюха, а просто было у них до свадьбы.

Ну так удаль молодцу не в укор, а Машка молчала до последнего, вот и не знал никто. А как призналась она, так и оженили ребят. Дело житейское. И сраму никакого.

Повыгоднее кого найти?

Сначала Устяшу выдать, а потом через царевича кого посватать?

Э, нет. Боярин Заболоцкий свое место знал и лишнего ухватывать не хотел. Укусить-то ты можешь. А сожрать? Переварить? То-то и оно…

Даже если Устя за царевича пойдет, все равно… не много это и даст. Разве что почет, а что до денег… Борис крепок, править ему долго, еще и детей наделает. Фёдор тогда и вовсе в стороне от трона останется. Так что лучше на журавля в небе и не замахиваться, синица целее будет.

Поговорит он с Николой. Им обоим то выгодно, а когда выгода общая, и дело радостнее делается.

* * *

– ЧТО?!

Вот и для Истермана очередь кричать настала. И плевать, что государь!

– КАК УБИЛИ?!

Борис на Истермана посмотрел даже с сочувствием. Понятное дело… пришел ты к государю по какому-то делу, а тебе – и таким известием да промеж ушей.

Кто другой и вовсе упал бы.

– Одним ударом. В сердце. Известно тебе что о делах его?

Руди ровно и не слышал:

– Государь… могу я увидеть его? Умоляю!

Борис подумал пару минут.

Где сейчас тело Данилы? В храме. А царица? Кажется, патриарх увел ее, да… Марина еще заглядывала. Он попросил супругу соболезнования выразить.

Вдруг да помирятся?

Не ссорились царицы так-то, но и друг друга не любили. А тут от Марины и не надобно ничего, просто зайди да посочувствуй. Так царица и поступила.

– Идем.

В храме тихо было, спокойно, благолепно.

Тело лежит, свечи горят, дьячок молитву читает… Борис его отпустил. Пусть пока… мало ли что Руди скажет.

Не прогадал, как оказалось.

Руди на колени рядом с гробом упал, руку Данилы схватил, поцелуями покрыл.

– Сердце мое, любовь моя…

Борис даже брови поднял.

Такая привязанность?

Дальше прислушался. И скривился от омерзения.

Поговаривали про Истермана, что он и содомскому греху не чужд, но так-то свечку не держали, может, и лгали? Ан нет!

Судя по сбивчивому обрывистому шепоту, не лгали. Вот он, грешник, рыдает, что заморский зверь кокодрил, руку любовника целует…

Борис пока молчал, слушал.

Потом уж, когда Руди от гроба отвернулся, в царя взглядом уперся, вперед шагнул.

– Давно вы?..

– Никогда. – Руди слез не вытирал, на царя смотрел прямо. – Данила и не знал ничего. Пробовал я с ним про то говорить, но вы, россы, к такому не привычные.

– Чай, не просвещенный Лемберг, – чуточку гадливо фыркнул Борис.

Просвещение!

Отправь так братца в иноземщину, чему его там научат? С черного входа ходить? Вот счастье-то!

Но у них там ко всей этой мерзости легче относятся. А у нас…

Макарий аж в гневе заходится, колосажания для таких людей требует. Орет, что не допустит Россу повторить судьбу Содома с Гоморрою!

– Да. – Руди иронию и не понял даже. – Я мечтал… любил я его.

– А женщины?

– Я… могу с ними. А любил я Данилу. Только его. Ах, государь, если б ты знал…

Руди смотрел словно сквозь Бориса. И не государя он сейчас видел, а любовь свою несбыточную. Совсем юного, светловолосого, с громадными карими глазами, такого солнечного и воздушного, как сказочный эльф…

Борис хоть и морщился, но на Руди не рычал. Понятно же…

Сейчас рявкни – так закроется ведь, а расспрашивать как?

Но и расспросы результатов не дали.

Руди все сделал, чтобы рядом со своим любимым оставаться, по бабам они вместе ходили, но о делах боярина Руди не знал ничего. Потому как не было этих дел.

К чему они боярину?

Он у сестры попросит – та и так сделает. Да и сам Данила неприхотлив был. Поесть вкусно, поспать сладко, девушку обнять красивую…

Вот что касается последнего, полагал Руди, что Данила тоже… как он. Потому и не женился.

Дети незаконные?

Вроде как есть у него, государь. Спрошу. Доложу.

А дела – все у него было ровно да гладко. Спокойно да уютно. За что его?

Да Руди сам в догадках терялся. Но искать он будет.

За Данилу не спустит он! Никогда не спустит!

Злое дело – любовь…

* * *

У Апухтиных гостей приняли честь по чести.

Илью повидаться с Марией отправили, а бояре в горнице уселись. Боярыню Татьяну позвали, чтобы два раза про одно и то же не говорить.

А Илью с Марией одних оставили.

Хоть и не по правилам это, да что уж теперь? Девки честь свою берегут, а тут о чем речь, когда у Машки уж дочка есть? Чего беречь-то?

Илья на невесту посмотрел.

Не Маринушка. Нет.

И рядом не поставишь… сравнить язык не поворачивается. Это как змею сравнивать с домашней курочкой – для чего? Разные ведь существа… почему он про змею подумал? А, не важно.

Марья смотрела с надеждой, с опаской…

Вот он, ее будущий муж и повелитель.

Захочет – бить будет, захочет – любить, тут никто ему не указ. Какой он – Илья Заболоцкий?

Высокий, ладный, плечистый. Волосы ровно каштан спелый, глаза голубые, ясные. На боярина не слишком похож, на матушку больше.

Илья собрался с духом, к девушке подошел, за руки взял.

– Погляди на меня, Машенька. Слово даю – не обижу я тебя.

Маша глаза подняла. И правда не обидит. По-доброму улыбается. По-хорошему.

– Знаю я о твоей дочке, Устяша рассказала. Когда родители наши договорятся, пускай ее сразу же и привозят. Что там до свадьбы у нас осталось – дни считаные, а мне еще дочку признавать, в род вводить.

– Доч… ку?

– А то как же? Скажем, что моя она, никто и не попрекнет потом. Ни тебя, ни ее. Не с кем-то ты грешила, с будущим мужем. Все хорошо будет.

– Правда? – Маша как выдохнула. И столько надежды было в ее лице, в больших карих глазах, что Илья чуть сам не прослезился.

Нельзя такую обманывать, это как щенка месячного пнуть.

Нельзя.

– Будет Варвара Ильинична Заболоцкая, – приговорил мужчина.

И Мария снова, как и с Устиньей, упала на колени, к ногам его прижалась.

– Илюшенька… век тебе служить буду! Что прикажешь, сделаю!

Илья не Устя, мигом девку поднял, на руки взял, сам на лавку уселся.

– Все у нас хорошо будет, Машенька. Будем жить-поживать, детей ро́стить, помощница у тебя уже есть, надеюсь, красивая будет, как ее матушка. И замуж мы ее за хорошего человека отдадим, и другие дети у нас будут. Это ж радость, когда деток в доме много. А матушка моя вас обеих полюбит. Обязательно.

– Илюша…

– Вот так и называй. Нравится мне, как ты мое имя произносишь.

Марья покраснела.

– А еще, я обещаю, не попрекну тебя, не укорю, в жизни-то всякое бывает. И сам я не без греха, так что… попробуем ужиться? Не скажу, что сразу полюбил, но, может, и получится у нас что?

Марья закивала.

И не заметила, как дверь распахнулась.

А на пороге оба родителя – довольные, что кот, сметаны объевшийся.

– Я смотрю, тут уже все слажено?

– Дело говоришь, Никола. Поладили молодые. Когда внучку мою из деревни привезете?

Позади цвела майским цветом боярыня Татьяна. Не приблудыш ее внучка! И Машка не гулящая. Просто дура-девка, которая в будущего мужа влюбилась. Так и говорить будем.

– Так сегодня и пошлю за ней. Пусть везут с бережением, как раз к свадьбе и подоспеют.

– И то ладно. А у нас и нянька есть, Дарёна. Моих вынянчила и Илюшкиных ей в радость понянчить будет.

Маше казалось, что она в сказку попала.

Ведь не бывает так-то, правда?

Не бывает…

И только поздно ночью, когда она наконец сможет уснуть, приснится ей страшный сон.

В котором она на коленях умоляет Илью позволить ей хоть иногда с девочкой видеться, и он высокомерно смотрит. А потом дозволяет Варе под его крышей жить.

Не признает, но хоть так она с дочкой рядом.

И не такие у него глаза, как сегодня, – теплые, радостные, ласковые, а холодные, равнодушные…

И Маше больно.

Она сама не знает отчего, ей просто больно. Она и благодарна мужу за то, что ее такую взял, и боится его, и жуть волнами накатывает… словно что-то черное, холодное к ней подкрадывается. Как змея в траве…

С криком проснулась, да пока воды попила, сон и развеялся.

Не было такого.

И не будет.

Не сбудется. Переплелось кружево судьбы. Порвалась черная ниточка.

* * *

– Как погиб?!

Устя аж за голову схватилась.

Да не было такого в черной жизни! Не было же!

Боярин Данила еще жив был, когда она в монастырь ушла. Уж потом Фёдор с соседями воевать затеялся, там боярина на части ядром и разорвало.

Но чтобы тать его убил?

Да с чего бы?!

Боярин же безобиднее бабочки иной! К нему и относились так.

Царицын брат, порхает он рядышком – и пусть его! Легкий, смешливый, в любой затее участие примет, в любом развлечении… дела серьезные?

А вы их коту Ваське доверьте! Он и то лучше справится.

Или маска это была?

Устинья где сидела, так и задумалась крепко.

А правда – кем надо быть, чтобы никто – за двадцать-то с лихвой лет во дворце – тебя врагом не посчитал! Вообще никто!

Кого ни спроси… да, боярин Данила хороший человек. Легкомысленный, бестолковый чуточку, но добрый, хорошо рядом с ним. Рядом с ним и Фёдор-то успокаивался, что уж про остальных сказать?

Свекровка, конечно, любила его. Брат же.

Но ведь и все остальные тоже! Любили, привечали, посватайся боярин к любой девушке – хоть кого бы за него отдали.

А не посватался.

Нет у него ни жены, ни детей.

Почему?

И на этот вопрос она в черной жизни ответа не искала. А ведь может и попробовать? Как в палатах окажется? Или пораньше даже?

Нет, вряд ли. А и в палатах осторожной быть придется. Очень осторожной. Слова лишнего не сказать, движения не сделать.

Аксинья?

Будет ли она подмогой? Ой вряд ли… хоть бы не помехой. Но слово сказано, теперь не откажешься. Поедет с ней сестрица родненькая, змея подколодненькая.

А мог?..

Мысль ровно плетью ударила.

Мог ли боярин Данила ее убийство заказать?

Устя подумала. Нет, не знала она ответа. Заказать-то мог, и с легкостью. И сам убить. Может, и с улыбочкой. А надобно ли то ему было?

Похитить ее точно Истерман пытался. А убить?

Невыгодно то.

Проще сделать, как ранее привыкли. Не дразнить Фёдора, а дать ему игрушку желанную. А как натешится мальчишка, так игрушку выкинуть, новую подсунуть. В черной жизни то сработало и в этой бы получилось.

Нет, ни к чему ее пока убивать было. Особенно боярину. Невыгодно то ему, Фёдор бы не простил, как узнал.

Тогда кто ж его?

А может, у Михайлы спросить? Все одно идти к нему надобно?

Пусть хоть с пользой то будет, не только со скрежетом зубовным.

* * *

– Матушка…

– Феденька. Данечка…

Уткнулась Любава сыну в плечо – и слезами улилась. Фёдор ее по голове гладил, сам едва не плакал от жалости и тоски.

Дядю убили.

Считай, брата старшего, друга по всем проказам, спутника верного…

– Маменька…

– Да, Федя?

Ой, как не хотелось Фёдору те слова говорить. Но маменьку любил он.

– Маменька, давай отбор отложим? Даня все-таки…может, нехорошо это.

– Ума ты лишился, что ли?!

Любава аж взвилась на месте. Слезы высохли, ровно и не бывало, Фёдор едва с лавки не упал.

– Маменька?

– Не думай даже! И женишься, и внука мне ро́дишь, понял? Данечкой назовем! Один бездетным ушел, теперь ты до сорока лет хвостом крутить хочешь?! Да я тебе лично хвост твой оторву блудливый! Али не мила тебе уже боярышня?

– Да ты что, маменька? И мила, и любезна. Только вот Даня…

– Первым сказал бы тебе – не откладывать! Не вздумай даже!

Фёдор вздохнул с облегчением:

– Да, маменька.

И снова залилась слезами царица:

– Ох, Федя… как бы за тебя Данечка-то порадовался…

Это надо было просто пережить.

Просто перетерпеть.

* * *

Не хотелось Устинье к Михайле идти.

А надобно. Вежество требует. Поблагодарить, поклониться, спросить, не надобно ли чего…

Надобно.

Так руки и зачесались ухват взять да по дурочке пройтись. Ух, бестолочь! Стоит, понимаешь ли, на коленях возле лавки, за руку раненого героя держит. А у него лицо такое…

Не иначе – рана болит. Или зубы. Все. Разом.

– Смотрю, не ко времени я?

– Ко времени!

Аксинья зашипела, ровно кошка:

– А коли понимаешь, чего пришла?

Устинья на сестру и не взглянула. А по всем правилам низко поклонилась Михайле.

– Благодарствую, Михайла, что спас нас. В долгу я перед тобой.

– Случись все еще раз, я бы и заново в драку полез, боярышня. Лишь бы вы целы остались…

– Все мы в долгу перед тобой, Михайла. И я про то не забуду.

Наново поклонилась и вышла. Хотела про боярина спросить, да передумала. Ни к чему Аксинье такое, ляпнет еще, где ненадобно, потом горя не оберешься. Найдет Устя, где и что узнать!

И видеть не видела, какой взгляд на нее бросили.

И сестра – злой, острый, почти ненавидящий.

И Михайла. Жадный, голодный, тоскливый.

Может, и хорошо, что не видела. Так спокойнее.

* * *

– Мин жель, пойдем! Будет весело!

Фёдор посомневался было. Но потом махнул рукой, да и согласился.

Как тут не пойти?

Когда веселье, когда… будем уж честны. В палатах Рождественский пост начинается. Скучно там, тягостно. То есть благостно.

Маменька молится, приживалки ее и боярыни молятся, на коленях стоят перед иконами. За душу дядюшкину просят, невинно убиенную.

А Фёдору не того хочется. Ему бы к друзьям, да веселья, да смеха, и винца принять… где в Ладоге такое можно? Ежели в пост?

Только у иноземцев.

У лембергцев, франконцев, джерманов, ромов и прочих. Вот у них веселье. У них и песни, и пляски, и зелье иноземное, дурманящее, и девушки…

Фёдор решительно встал, даже табуретом грохнул.

Не хочется ему здесь сидеть!

Вот пусть братец на службу идет, пусть стоит там, пусть… Сам же Фёдор гулять будет!

Опять же, девушки… ему еще не сто лет, ему надобно! Устинья… мечта его недоступна, так пока хоть кого другого…

– Идем, Руди!

Истерман довольно заулыбался:

– Мин жель, там кое-кто мечтает с тобой познакомиться.

* * *

Устя специально подгадывала, как у Михайлы никого не останется. Не нужно ей никого.

Вошла, дверь плотнее притворила. Михайла аж на локтях приподнялся, хоть и болел раненый бок нещадно. Как так получается у боярышни?

Стоит, сарафан простенький зеленого цвета, рубаха небеленого полотна, лента в косе зеленая. А до чего ж собой хороша! Аксинья – та и лицо красить пытается, и одевается не в пример краше, а все одно – не такая она. И до сестры ей, как курице до соколицы.

– Боярышня?

– Поговорить надобно, Михайла Ижорский, – тихо сказала Устя. – Ты почто моей сестре голову кружишь?

– Боярышня, никогда я…

Устя головой качнула, косу в пальцах перебрала.

– Ты кому другому рассказывай, не мне. А мне и про встречи ваши на сеновале ведомо, и про слова твои. Снова спрашиваю – почто? Жениться на ней хочешь?

– Не хочу.

– Тогда зачем?

Михайла притворство окончательно отбросил, зеленые глаза загорелись. Мог бы – поднялся, да голова кружится, крови он потерял много. Еще упадет к ногам боярышни, конфуз получится.

– Не нужна она мне, боярышня Устинья. Никто не надобен. Окромя тебя.

Чего Усте стоило на месте остаться? Она и сама того не знала.

Слишком уж памятен ей был тот шепот.

Только ты… моя…

Шепот, боль, страх, отчаяние – все в единый клубок слилось, все отозвалось. Полыхнуло черным под сердцем, как еще не сожгло дотла?

А голос ровным остался.

– Не люб ты мне, Михайла.

– Почему, боярышня? Вроде не косой, не кривой, боярского рода, а что небогат пока, так разбогатею. Золотом тебя осыплю, в шелка одену. Пылинке на тебя упасть не дам, ветерку коснуться.

– В клетке замурую, – тихо продолжила Устинья. – Только бы никто и никогда… так, что ли?

Михайла глазами так сверкнул, что Устинья поняла – плохо все.

– И в клетке, когда понадобится. Но в золотой.

– Мне клетка не надобна. Никакая. И ты не надобен. И золото твое.

– Почему, боярышня?

Как на такое ответить?

Устя только руками развела. В той жизни не пришлось им поговорить, а только знал Михайла, что она шла, куда ее вели. Вот и действовал решительно.

Может, в этой жизни услышит он ее?

Устя выдохнула, голос смягчила.

– Не обессудь, Михайла. Другого люблю.

– Царевича?

– То мое дело.

– И мое! Скажи, кто он? Чем меня лучше?

Вот как тут ответишь? Ты не кривой, не косой, боярского рода, так ведь и я тоже. И не крива, и не коса, и боярышня. И коса у меня другим на зависть, коли так.

Не в косах дело и не в боярстве. Просто рядом с кем-то сердце чаще стучит и крылья за спиной вырастают, а рядом с тобой сжаться хочется, в щелку спрятаться.

Ты ведь не просто так спрашиваешь, когда скажу тебе имя, ты все сделаешь, а соперника со свету сживешь. Не простишь.

Хотя ответ-то прост.

Не лучше он. Не хуже ты. Просто не мой. Не надобен. А как тебе про то объяснить, неведомо.

– Люб он мне. И все тут.

– Так, может, и меня полюбишь, боярышня?

– Ты меня ни с кем не спутал, Ижорский? Я тебе девка продажная, любить того, кто больше даст? Так ты и тогда с царевичем не сравнишься! У него-то и злата, и шелков больше!

– А все одно не люб он тебе. А когда я ему о том скажу?

– Не постесняйся, скажи. Я и сама ему про то уже сказала, – согласилась Устинья.

Михайла аж рот открыл. Не получился шантаж, вот беда-то!

– А ты…

– Я. И еще раз повторюсь. Хоть и благодарна я тебе за спасение, за татей пойманных, а все ж сестре голову морочить не дам.

– А что ты мне сделаешь, боярышня?

Устинья губу закусила. А и правда – что? Травить? Тоже дело, так вроде пока и не за что. Может, еще и опамятуется? Ведь не дурак же Михайла, должен понять…

– Пока ничего. А потом и с царевичем поговорить могу.

– А когда я на Аксинье жениться надумаю?

– По любви или так, чтобы потешиться?

– Чтобы с царевичем породниться.

Устя задумалась:

– Не знаю, Михайла. Но кажется мне, не будет у вас в семье счастья.

– Так доход будет. А что до любви… твоя сестра меня любит. А я ее… разве важно это?

Устя только головой покачала:

– Нехорошо это. Неправильно. Но… так я тебе скажу, Михайла. Когда будешь просто так голову Аксинье морочить, разгневаюсь я, и сильно. А ежели жениться решишь, тут пусть отец думает. Не в моей она воле.

– А ты бы, боярышня, хотела, чтобы сестра твоя счастлива была?

– Все мы для родных счастья хотим. Подумай, Михайла, что тебе от нее надобно. И знай – не беззащитна Аксинья, у нее я есть. Сама не справлюсь, найду, кому пожаловаться.

– Хорошо, боярышня. А ты… скажи, коли случится так, что разлюбишь?

Ответом Михайле была улыбка.

Она? Разлюбит? Наивный, она с этой любовью через всю жизнь прошла, в смерть ускользнула, в новую жизнь принесла! И разлюбит?

Скорее государыня Ладога вспять потечет!

И так обидно стало Михайле, так горестно, словно внутрях крапивой обожгло. Стоит боярышня, улыбается. И лицо у нее светится, и глаза сияют, как два маленьких солнышка, и вся она такая… как солнышко летнее.

И не для него этот свет.

Недостоин. Не заслужил…

А хочется.

Кажется, руки протяни, и теплом повеет, согреешься, и понимаешь, что этой женщине свое сердце доверить можно безоглядно. Когда примет, будет держать бережно, не предаст, не обманет.

Не лицо важно. Не чин, не коса длинная.

А вот этот свет ласковый.

– Устенька…

Почти стоном вышло, почти мольбой. Да напрасно все. Устинья только головой качнула.

– Не разлюблю. Прости, Михайла, я в своем сердце не властна. Не морочь голову сестре моей, она тебя любит. Отдыхай.

И только коса каштановая в дверях мелькнула, зеленой лентой поманила.

Михайла на лавку опустился, выдохнул.

Прости, боярышня, а только и я в своем сердце не властен. Ты разлюбить не можешь, ну так и я не смогу. А ежели моей ты не будешь, пока соперник жив, так я ему и не дам жизни. Следить буду, тенью твоей стану, глаз не спущу! А как узнаю, кто мне поперек дороги встал, так и…

Михайла покосился на лавку. Там, среди прочей одежды, лежал и его кистень.

Трупом больше, трупом меньше, ему уж все равно. Постарается он для себя, а потом боярышню утешать будет. Глядишь, так у них и сладится.

Только с царевичем что-то придумать надобно. Но это еще впереди.

Придумает…

* * *

Ох не любила вдовая царица царицу Марину. И сейчас оно не поменялось.

Надобно к вечерне идти, молиться, а она тут как тут, змея рунайская! Чтоб у тебя чешуя пооблезала да хвост узлом завязался! Чтоб своим ты ядом подавилась, гадина!

Стоит, глазищами своими черными смотрит, улыбается.

– А Феденька где же? Никак к боярышне своей сбежал?

– Дело его молодое, пусть гуляет, – отозвалась царица Любава. – Да и с боярышней его… посмотрим. Может, ему еще и кто другой приглянется, до весны-то?

Марина рассмеялась, как зашипела:

– Не знаю, матуш-ш-ш-шка, ты готовься лучш-ш-ш-ше. Видела я бояр-рыш-ш-шню, когда за Федю она замуж выйдет, мало тебе не покажется.

И ухмыляется гадостно.

Любава плечи расправила:

– В своей семье мы и сами разберемся. Без пришлых.

– Разбирайся, свекровушка. А мы с боярышней, может, и подружимся. Я с ребеночком буду, она с ребеночком…

– Да пуста ты, как колодец высохший! Куда тебе рожать! Не можешь ты!

Ответом Любаве был смешок издевательский.

– Вот и поглядим, могу али нет. Мужу моему наследник надобен. Россе наследник надобен. Не шальной, не дурной…

– Гадина!

Марина только усмехнулась в ответ.

Можно бы и покричать, и в обморок упасть демонстративно, да к чему? Вместо этого она венец поправила демонстративно, бриллианты блеснули.

– Красивая. И умная. Ты и в юности такой не бывала.

Любава зубами заскрипела, а ответить не успела. Развернулась дрянь – и только камни драгоценные блеснули.

ДРЯНЬ!!!

* * *

Когда красивая черноволосая девица Фёдора наверх потянула, он охотой пошел. Хороша ведь!

Ох хороша!

Фигура такая… в самый раз. Объемная, такую и обнять-то приятно. Пышная такая, ладненькая, и вырез глубокий, руки так сами к дынькам спелым и тянутся…

В комнате наверху и обнял, и протянул. Потискал всласть, на кровать потащил красотку… та и не сопротивлялась.

А вот только в кровати…

Не получилось ничего.

Что только девушка не делала! Об иных ухватках Фёдор и не знал никогда. А все одно – не работает.

Ни вверх, ни вниз.

Ничего не ворохнется.

Про Устинью подумал – и горячей волной окатило. На девку посмотрел – снова холод и равнодушие. С час они бились, потом ему уж надоело, выкинул он бабу за дверь, еще и сапогом вслед кинул.

Ну ее!

Грязная она!

И вообще… не Устя.

Второй сапог в Истермана полетел.

– Что случилось, мин жель?

– Сгинь! Видеть никого не хочу.

– А все-таки? – Как царедворец опытный, Руди от сапога увернулся со сноровкой. И опять в светелку лезет. – Чем я помочь могу?

– Чем ты мне поможешь? Не люба мне эта девка, не хочу я ее.

– Так, может, ту, беленькую?

Фёдор подумал – и наново головой качнул.

– Не хочу.

– Мин жель…

– Не Устя это. А другие мне и неинтересны.

Руди только вздохнул.

Устинья становилась серьезной проблемой. А что с ней делать-то?

Может, и правда поженить их? Поживет с ней царевич год-другой да и успокоится. Потом и отравить можно будет дрянь такую…

Поговорить о том с Любавушкой?

Всяко поговорить.

И Руди решительно хлопнул Фёдора по плечу:

– Ну, как девки тебе не интересны, пошли выпьем? От вина ты, друг, не откажешься?

Не отказался.

И пили вместе, и пошли козлами под заборами блеять, и напугали кого-то…

Только вот Фёдор развеселился да и забылся, а Руди думал. Может, все же удастся найти подход к Устинье Алексеевне? Не дура ж она, поймет, что с ним дружить надобно?

Или нет?

* * *

Государыня Ладога укрывалась первым снегом. Пока еще белым… уже к вечеру он покроется пятнами сажи и гари, кучками мусора и нечистотами, его размесят лапти и сапоги, колеса и копыта.

Это будет завтра.

А сейчас он еще чистый и невинный.

Белый и прозрачный, как лист лучшей бумаги.

Как… как ее судьба?

Что она напишет на нем завтра?

Устя усмехнулась своим мыслям.

Будущее только Живе-матушке ведомо. А ей… ей остается настоящее и надежда.

Медленно, словно перья из подушек матушки Метелицы, летели вниз снежные хлопья.

Звонили колокола.

Начинался Рождественский пост.

(обратно) (обратно)

Галина Гончарова Устинья. Выбор

© Гончарова Г. Д., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

(обратно)

Пролог

Небольшая келья была обставлена нарочито бедно. Да и к чему ее хозяину роскошь?

Немного удобства – то дело другое.

К примеру, ширма, за которой прячется нужно2е ведро или удобный тюфяк. Не из стремления к роскоши. Просто возраст уж таков – на жестком кости ломит. Спину выкручивает, аж спасения нет. Словно кто-то гвоздь меж лопаток забивает – и крутит, крутит его там, чтобы еще больнее было, еще страшнее.

Боли хозяин кельи не боялся. Не настолько. Но – к чему она лишняя? Все ко времени быть должно, к месту.

Опять же, ширма не расшита золотом или драгоценностями, ведро самое простое, тюфяк не лебяжьим пухом набит, а обычным, гусиным…

Простой деревянный стол выполняет свою функцию: несет на себе множество бумаг, и кому какая разница, что он уже тридцать лет стоит на этом месте? Уже и вид потерял – хотя какой там вид? Вечно на нем как сугроб бумажный навален. И перо не павлинье для письма – обычное, гусиное. И прибор письменный из дешевенького олова – ну так что же?

Хозяину кельи была важна реальная власть.

Не игра, не подделка, не подмена власти над жизнями и душами человеческими на пошлую роскошь. Нет.

Важно ему было, чтобы по одному слову его полки́ с места срывались, короли и князья повиновались, священники проповедовать начинали по слову его…

Да, именно его слову.

Господь?

Ну так Господь-то давненько по земле ходил. А когда б явился он в эту келью, так решения ее хозяина непременно б одобрил. Мало ли что там и тогда было? Живем-то мы здесь и сейчас.

Требуется для защиты веры убить сто еретиков?

Убьем двести! Чтобы точно никто от расплаты не ушел.

Требуется город сжечь со всеми его жителями?

И такое бывало в летописях Ордена. И сжигали, и землю солью посыпали, и языки вырывали за упоминание о еретическом месте. Так ведь это не со зла творили рыцари! Они души спасали невинные. Ежели завелся в городе даже один еретик, то подобен он будет чуме и собаке бешеной, заразит он души невинные и впадут несчастные в грех ереси.

А коли не успеет заразить всех и кто невиновный под меч рыцарский попадет?

Так они ж невинные, они непременно попадут в Царствие Господне, к престолу Его. А Магистр помолится за их спасение. Как всегда молился.

Искренне.

Истово.

И бичевал себя искренне, и плоть умерщвлял – тоже от всей души. Это уж в старости чуточку ослабил вожжи. Понимал, когда умрет, не доведя дело до конца, преемники и промахнуться могут.

Не справятся. Не сумеют просто, для того иные силы надобны, иная вера, его убежденность за собой людей вести.

Дело всей жизни его.

Росса!

Богатая страна, в которой даже самый бедный житель ходит в мехах.

Громадная страна, в которой можно ехать от одного города до другого несколько месяцев – и не доехать. Страна, в которой трещат лютые морозы, а золото валяется под ногами россыпью. В которой бродят по улицам медведи и звери песцы.

Страна, не знающая истинной веры!

Вот что самое ужасное! Самое кошмарное!

И ведь живут они и горя не знают. И строятся в Россе храмы, но крестятся они там не по-людски, а справа налево, и сажают поодаль от храмов березовые и дубовые рощи, в которых ставят грязные капища языческие. Дубовые рощи для Рода. Березовые – для Живы.

Воистину, безумны эти россы – как можно предположить хоть на миг, что Бог может быть… женщиной?! Даже подумать о таком уже грех, уже ересь лютая, беззаконная, за такую и живьем-то сжечь мало будет! Какую казнь ни возьми – все одно не хватит ее за эдакое кощунство.

Женщина может быть пригодна для деторождения, но для чего-то еще? Это просто красивый и глупый сосуд для мужского семени, так и относиться к ним надобно. Чтобы сидели в своих домах, выходили только в церкви и на рынок, а занимались бы домом и детьми. И так от них вреда достаточно.

Известно же, где баба, там и бес.

А бес просто так сидеть не будет, он пакостит, искушает, нашептывает…

По-хорошему, вообще б от баб отказаться, да вот беда – род человеческий оборвется! Но к себе, в Орден Чистоты Веры, магистр их не допускал.

Великий Магистр Эваринол Родаль их вообще терпеть не мог.

А на некоторые… отклонения от линии Ордена глаза закрывал.

Подумаешь, оруженосец смазливый? Бывает всяко. Лучше уж особая мужская дружба, чем баба, которая встала между двумя мужчинами. Между собой-то мужчины договорятся, а с бабами какой может быть договор? Когда у них в головах невесть что творится!

Единственное, для чего пригодны бабы, – получать от них потомство. Так ежели кто из его рыцарей желает – пусть селят своих девок подальше, отдельно, естественно не женясь на них (вступающий в Орден приносил обет безбрачия), и навещают их иногда. Сделают ребенка – и дальше служат Святому Делу! Тогда и шантажировать их жизнями этих личинок тоже не удастся.

Да-да, детей магистр Эваринол тоже не любил.

Были у него свои причины, только никому и никогда б он в них не признался. И собеседнику своему тоже: разве можно другому слабости свои показывать да уязвимые места? Нет таковых у магистра и не было, и не найдете!

Сидели они сейчас рядом с небольшим камином, смотрели на огонь, о важном разговаривали.

– Магистр, ты уверен, что это поможет?

– Вполне уверен.

– Ты понимаешь, что иначе династия прервется, мы ничего не сумеем достигнуть, и Росса окажется… в сложном положении?

Эваринол кивнул.

Да, если их план удастся, то уже через пару поколений вотчиной Ордена станет вся Росса.

Ежели нет?

В Россе начнется смута, и воздействовать на нее станет весьма сложно. Даже невозможно практически. Слишком уж непредсказуемы эти россы, слишком опасны.

Казалось бы, уже и купил ты его, и заплатил столько, что внукам его вперед на три жизни хватит, а в какой-то момент все меняется.

У него СОВЕСТЬ просыпается!

Подумайте только, совесть! У продажной шкуры!

Дикие эти россы! Просто дикари, право слово!

Вот ведь недавно, только-только они договорились с одним человечком, только все дело в ход пошло – и поди ж ты!

Совесть у него проснулась! Нельзя, мол, так, то черное колдовство, дьявольское! Не надобно так с людьми поступать, Господь… может, и не накажет, но какие-то ж пределы быть должны, не сможет он за них переступить!

Тьфу, дурак!

Как может дело их быть дьявольским, когда через него благие цели достигаются? А ежели уж в глубину души магистра поглядеть да изнаночку вывернуть – ерунда все это! Чтобы Орден силы взял, магистр Родаль и с Дьяволом бы договор заключил, не побрезговал. И потом на божьем суде искренне каялся.

Не для себя, Господи, токмо ради Ордена!

Душу гублю, себя предаю в лапы Сатаны, но Орден мой, детище мое, могуч и силен будет.

Глупая и нелепая мысль о том, что иными методами можно и райские врата замарать, ему в голову и не приходила. С чего бы?

Это ж ОН!

Ему – можно!

Он для Ордена. А перед Богом он оправдается. Вообще, они с Богом сами разберутся, без посредников.

Но Бог-то там, а цель – здесь. Пришлось человечка устранить, в Россе сейчас… нет, не хаос, но неприятное что-то творится. А им придется другого своего человека задействовать.

А не хотелось бы.

Он более ценный, более важный. Но ради ТАКОГО куша можно и им рискнуть. Никто ж не говорит о жертве? Может, еще и вывернется, а когда нет, они за душу его героическую всем Орденом помолятся! И обязательно герой в райские кущи попадет!

– Я все понимаю, – заверил он собеседника. – Должны справиться.

– Должны – или справятся?

Эваринол задумался.

– Должны. Но риск велик, могут и не справиться. Я просчитал, что мог, но это дикие и непредсказуемые россы, с ними всегда так сложно разумным людям! Ежели помнишь сражение под их городишком с диким названием Козел… или Козлоуффф?

Собеседник перекосился так, словно у него разом заболели все зубы.

– Я был там.

– Тем более…

На несколько секунд мужчины замолчали, погрузились в воспоминания. Казалось бы, то дело было спокойное и не предвещающее ничего опасного: отряду в пятьсот рыцарей надобно захватить один город. Один небольшой город. Там и всего-то человек двести дружины, каждый разумный человек поймет – надобно сдаваться…

Не сдался никто.

На стены встали бабы и мальчишки, вслед за дружиной из ворот вылетело ополчение из мужиков с вилами, цепами, косами… Какое дело сервам до чьей-то войны? Никакого, и это тоже поймет каждый разумный человек! А они пошли, и полегли, и забрали с собой часть рыцарского отряда… и только несколько людей под покровом темноты спаслось с поля боя.

Россы? Да, во всем виноваты эти проклятые дикари! Почему, ну почему они не могут попросту сдаться, как это приличествует проигравшим? Почему раз за разом они кидаются на клинки, забирают с собой врагов, стараются хоть зубами вцепиться в глотку, хотя каждый разумный человек предпочтет спасти свою жизнь? Магистр до сих пор не смог найти ответа на этот вопрос – и оттого ненавидел россов еще сильнее.

– Тогда предлагаю подготовить запасной план. Но ты понимаешь, магистр, Орден тогда не будет первым, но сможет быть – равным среди равных. Вам придется не диктовать условия, а договариваться.

Магистру это было не по вкусу, но ради сокрушения Россы он готов был разговаривать с кем угодно, хоть с самим Сатаной!

– Я изучал росские поговорки. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

– Они едят синиц? Дикие люди!

– О да, друг мой. Я бывал там… однажды.

Магистр вспомнил свою поездку в Россу, свои впечатления… и на миг даже зажмурился.

Тогда была Пасха.

Он был молод.

И…

Нет!

Об этом вспоминать не надо! Никогда не надо! Пусть даже и в бреду те глаза не чудятся, пусть сгинут, рассыплются… Он свой выбор сделал!

– И что ты скажешь об этой стране?

– Она слишком опасна, чтобы позволить ей существовать. Я считаю, что на карте мира не должно быть никакой Россы. Должно быть несколько государств, мелких, независимых друг от друга, неопасных для нас. И надобно воспитывать россов. Насаждать там свою религию, культуру, обычаи, нравы, сказки и песни, травить в них все росское, учить презирать исконное, свое. Восхищаться нашим. Только тогда мы сможем жить спокойно.

– Я согласен с тобой, магистр. Что ж. Я готовлю запасной план. А ты приводи в действие своих людей. И пусть свершится, что суждено.

– Пусть сбудется, – выдохнул магистр.

Пусть.

Может, тогда он наконец забудет?

Сможет?

Сколько уж лет прошло, а не забывается то искушение диавольское, не оставляет его… раньше вообще только бичеванием да постом строгим спасался от плоти восстающей. А сейчас возраст, сейчас попроще стало…

Забыть!

Стереть Россу с карты мира – и забыть о ней навсегда.

О них обоих…

(обратно)

Глава 1

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Как в черной жизни своей я могла быть так глупа и слепа?

Задаю себе сейчас этот вопрос, а ответа не вижу.

Почему не приглядывалась к людям, не разговаривала с ними, не пыталась понять, не спрашивала о нуждах их, о желаниях?

Только себя видела, только себя слышала, за что и поплатилась. Ладно бы одна я дурой была, сама и плакалась потом, так ведь и других за собой моя глупость потянула.

Не пойми чем занималась. Кому сказать – платочки вышивала.

По обычаю-то так: на царевичеву свадьбу подарков не дарится, а вот невеста может кого из гостей своим рукоделием одарить. Не всех, понятно, только самых важных, кого выделить надобно да приветить.

За меня тогда все Фёдор и свекровка решили. Они указывали, а я только руку протягивала и кланялась. Мол, прими, добрый молодец.

Свекровка решала, если уж перед собой и честно сознаваться, Фёдор ей повиновался, а я им обоим.

И не думала ни о чем. Тупым растением жизнь прожила, хорошо хоть перед смертью опамятовалась.

Хорошо хоть в монастыре жизнь научила, заставила о других думать, не только о себе.

Сейчас же я на месте сидеть да ждать невесть чего не могу, нельзя мне, боюсь я, что наново тем же кончится.

Мне очень надо побывать в священной роще. Но сейчас уже легче, мне уже красться не надобно. Илья поможет. Скоро свадьбу его играть будем, вот и попрошу его отвезти меня к Добряне.

Заодно еще раз проверим, что нет на нем аркана или еще какой пакости.

А ведь ходит братик смурной, тоскливый весь, что день ненастный. И есть тому причина, красивая, статная, черноволосая – вот кого бы в монастырь навеки.

Царица Марина, гадина ненасытная!

Отставила она Илюшку от своего тела, как лакея какого, и мучается брат. Страдает, переживает, места себе не находит… я тоже.

Мне и подумать страшно, а ведь не первый год происходит такое! Блуд, разврат, поношение… Как могла она мужу изменить?!

Борис ведь… это просто – Боря! Просто самый лучший мужчина в мире, единственный, а она под других, по койкам скачет – разве можно так?

Раньше я бы подлой рунайке в волосы вцепилась, сейчас же… понять я ее могу. В монастыре и не такого навидалась.

Только вот понять и простить не равнозначно ничуточки, понять я могу эту гадину, а простить – не прощу, и не спущу, и спрошу все с лихвой, когда момент придет.

Для меня Боря – ровно солнышко ясное, небо светлое, руда, по жилам бегущая. Его не будет, так и меня не станет. А Марина? Кто он для нее?

Что было в моей черной жизни, когда Бориса не стало?

А она ведь не умерла, не рвала на себе волосы, не кричала, в истерике не билась, не окаменела… вообще она горя не проявляла. Так себя вела, словно горе и не беда вовсе, и хуже быть могло.

О троне она горевала, о власти, о несбывшемся. Сейчас я это понимаю, но именно сейчас. А тогда…

Сама я окаменела от горя. Не видела ничего, не слышала…

С Мариной и половины такого не было. Трети не случилось!

Не люб он ей?

Может и такое быть. Принудили, приневолили… всяко бывает! Но потом-то? Неуж не разобралась рунайка, какой он? Ведь не дура же!

Хотя и так бывает.

Не люб – и хоть ты о скалы разбейся. Не поможет.

Не знаю…

Тогда я и мысли допустить не могла, что рунайка и мой брат под одним одеялом окажутся! Да просто изменить Борису мне святотатством казалось! А ей и ничего вроде…

В той жизни не приглядывалась я к ней, не задумывалась. В этой же… не спущу!

Хоть что увижу – не попущу!

А я увижу.

В отборе царском несколько ступеней. Сначала избранницам башмачок особый примеряют. Ежели нога больше нужного, не подходишь ты.

Я-то и в тот раз подошла, ножка у меня маленькая.

Потом всех выбранных лекарь осматривает.

Невеста царская должна быть статной, здоровой, росту высокого, обязательно девушкой нетронутой – мало ли что?

Потом с семьями девушек разговаривают. Выясняют, многочадны ли. Могут ли наследника родить царю-батюшке.

Ежели детей в семье мало – нипочем не допустят.

Забавно, но змея рунайская тут всем взяла. И румяна, и статна, и рунайцы все плодовитые… не все детки у них выживают, но тут уж так: Бог дал – Бог взял.

Далее девушек в палаты царские привозят. Не всех, лишь самых-самых, а таких больше сотни и не набирается, и с ними государь да бояре беседуют. Из сотни, может, человек десять и останется, не более. Потом отобранных боярышень в терем селят, в покои девичьи, и живут они там несколько дней. Может, дней десять. Разговаривают, работу какую делают, вышивают, шьют, кружево плетут… мало ли что придумать можно для урока?

За ними бояре да родственники царские наблюдают.

Не просто так.

Подмечают всякое.

Не больна ли девушка, ведь не всякую хворобу и лекарь царский увидит. Не сварлива ли, не руглива… Царица ведь будущая, к чему на троне торговка ярмарочная?

А тут-то характер наружу и лезет! Да как лезет!

Прошлый раз я только молчала да слезы лила, отпор дать не смела. Потому и годной была признана. А вот несколько боярышень по домам отослали.

Что уж с ними дальше стало – не знаю^[58].

А еще государь мог мимо пройти, на невест посмотреть.

У нас царевич, конечно, да от того суть не поменяется. Будут за эти дни с нами беседовать, сокровенное вытягивать, приглядываться.

Будет Фёдор похаживать, поглядывать.

Уж потом, в конце, останется девушек пять, много – семь, с которыми он лично поговорит и невесту себе выберет.

В тот раз все быстро было.

Меня напоследок оставили, я в комнату еще войти не успела, Фёдор меня к себе притянул, поцеловал, сказал, что давно уж выбрал. А я и слова сказать не смогла.

Только потом плакала.

Казалось, что-то надвигается, ледяное, страшное, темное… так оно и вышло потом.

А что я почуяла? Что меня крылом задело? Тогда я не поняла, может, теперь разобраться смогу, доискаться и допытаться? В черной жизни своей промолчала, да и что я сказать могла? Кто бы меня слушать стал?

Никому я не была интересна, ни отцу, ни брату. Только то волновало, что я могла в семью принести.

Серебро, связи, родство с семьей царской… то дело выгодное, полезное, важное! А сама Устинья? А что нам до нее дела? Продали уж выгодно? Так второй-то раз не продашь!

Теперь так не будет!

Не допущу, не позволю, не обойдутся со мной впредь, как с вещью бессмысленной!

Справлюсь ли? Обязательно справлюсь, ведь цена невмешательства моего – жизни близких, да и моя жизнь. Когтями драться буду, зубами врагов рвать! С кровью, с мясом победу выцарапаю!

А ежели нет, ежели не получится у меня победить, с душой спокойной в землю уйду. Буду знать, что близкие мои живы останутся, а это главное. Что до меня, я уже раз умирала.

Не больно это. Больно другое, когда любимые уходят, а ты остаешься, сама не зная, для чего землю топчешь. Лишь бы они все жили, а о себе я и думать не стану, нажилась уже. Лишь бы справиться, сдюжить, вырвать победу – не для себя, для них!

Что угодно для того сделаю. Жива-матушка, помоги!

* * *

Сани катили, молодежь переглядывалась.

Так-то оно в Рождественский пост и по гостям бы ходить не надобно, но тут дело другое. Не для развлечения они едут, а по надобности.

Маленькую Вареньку Апухтину из деревни привезли, Машка о том и грамотку прислала.

Понятно, не Илье, неприлично то. А вот Устинье – можно написать, и в гости пригласить можно, а уж кому Устя скажет, только ей и ведомо.

Илья от невесты не потаил, что Устинью послушал, вот Марья и поняла, что с золовкой ей, кажется, повезло. Не каждая б поняла, иная и заклевала б до смерти за глупость девичью, а эта дочку в дом взять предложила, саму Марью успокаивала, и все это от души, все искренне.

Ценить надобно.

Со второй боярышней, с Аксиньей, Марья пока и не виделась толком, так, пару раз, да под присмотром старших. Та и не рвалась сильно с Марьюшкой дружить, рукой махнула. Мол, замуж выйду – зачем мне та Апухтина?

Вот когда б Ижорская, к примеру…

Но о том Аксинья молчала. А Марья и не лезла – к чему? Ей и того хватало, что отец успокоился да мать ее пилить за глупость перестала. Теперь только наставляла Илью любить да беречь. Коли попался такой дур… то есть благородный мужчина, так за ним приглядывать в восемь глаз надобно. И хорошо, как золовка на твоей стороне будет. Она-то и поможет лишний раз, и поддержит, и за тебя порадеет, когда сама не справишься…

Марья и не спорила. Она маленькую Вареньку с рук не спускала, так счастлива была доченьку увидеть. Век бы с малышкой не расставалась!

Вот и подворье, псы залаяли, Никола Апухтин на крыльцо вышел, сам встречать гостей дорогих.

Илья из саней выпрыгнул легко, сестрам выбраться помог. Покамест батюшка матушку вынимал, на Устинью поглядел, та и кивнула. Подворье оглядела – народу много. Хорошо.

Илья несколько шагов сделал – и на колени в снег упал.

– Не гневайся, боярин!

Никола аж рот открыл, потом спохватился, что снег залетает, приосанился – а что сказать, не знает. На что гневаться-то? О чем ругаться?

Илья его надолго в неведении не оставил.

– Наш то с Машенькой грех, что до свадьбы не утерпели. Весь я перед тобой как есть, как хочешь, так и казни, за девочек я век виниться буду. Когда б знал, раньше б с повинной пришел, Машеньку за меня замуж упрашивал отдать.

Никола выдохнул.

На подворье поглядел – стоят и холопы, и слуги, глазами хлопают. Вот ведь… какие слухи по столице пойдут. А… а вот такие!

– Надо б тебя раньше розгами драть, а теперь уж – вырос.

– Казни как хочешь, боярин, твоя воля. Дозволишь невесту мою повидать да дочку на руках понянчить?

Никола с Алексеем переглянулся, кнут у подбежавшего холопа взял, Илье показал, да и опустил.

– Когда обидишь девочек – не обессудь. Дочку как положено признаешь!

– О том и прошу, боярин!

– То-то же… своевольники. Ладно, иди ужо, ждут тебя твои ненаглядные, все глаза в окошко проглядели.

Илья с колен встал, поклонился земно.

– Благодарствую, боярин, не забуду твоей доброты.

– Иди уж… сами молодыми были небось.

– Были мы когда-то, – вздохнул Алексей Заболоцкий. Ему-то что с того? Удаль молодцу не в укор, да и девка… Наследовать она не будет, замуж выгодно выдадим, хочет Илья таким образом жену свою от сплетен лишних прикрыть – пусть его.

А насмешливого взгляда Устиньи и вовсе никто не заметил. Разве только боярыня Татьяна приметила кое-что да призадумалась.

* * *

– Машенька, вот она какая? Доченька наша?

Пара слов, вроде и пустячных для Ильи-то. Но если за эти слова смотрят на тебя такими сияющими глазами… поди, и на святых так не смотрели.

– Да, Илюшенька.

– Маленькая она такая… ее и брать-то боязно.

Холопки зашипели, зашушукались. Аксинья нос наморщила. Варенька глазенки открыла, запищала, Марья ее на руки взяла, на Илью взгляд беспомощный бросила.

Илья ее приобнял легонько.

– Ты мне потом подскажи, что маленькой надобно, как устроить ее лучше? Нянюшка уж вовсю хлопочет-суетится, да мало ли что упустим?

– Подскажу, Илюшенька…

Как-то само собой Варенька маленькая на руках у Ильи оказалась, заворковала что-то…

– А глазки у нее мои, не иначе. Серенькие?

Мигом все глазки углядели, заохали…

А Устинью боярыня Татьяна поманила. Устя кивнула, да и за ней выскользнула, в отдельную горницу прошла, поклонилась привычно.

Мол, слушаю тебя, боярыня.

* * *

Татьяна тянуть не стала:

– Ты брату подсказала, как поступить?

– Он и сам неглупый, боярыня.

– Не додумался б он. Ты подсказала, на тебя он поглядывал.

Устя промолчала. Говоришь ты, боярыня, о брате моем. А услышать-то ты что желаешь?

Боярыня продолжать расспросы не стала, поклонилась в пояс:

– Благодарствую, Устинья Алексеевна.

Устя едва не зашипела.

Не по чину то. И боярыня ей кланяться не должна, и не так все… Быстренько сама земной поклон отмахнула:

– Прости, боярыня, а только рада я, что ты не прогневалась. Не хотелось мне, чтобы за спиной у брата да невестки поганые языки помелом мели, вот и посвоевольничала.

– Хорошо ты, Устинья, придумала. Машенька у меня младшенькая, последыш… баловала я ее, берегла от всего, вот и получилось… что есть.

Боярыня дальше досказывать не стала. Да Устя и так поняла.

И судьбы иной боярыня хотела для дочери, и огневалась на глупую, и просто злилась, что так-то, и языки чужие были злее пчел. Вот и шипела боярыня, вот и не радовалась ничему.

А сейчас вроде как и тучи расходятся.

Да, не князь Илюшка. Но все ж в палаты царские вхож. А ежели Устинья замуж выйдет, как шепоток по столице ползет… Машку они тогда, оказывается, выгодно замуж выдали.

И подругам – змеюкам подколодным – теперь отвечать можно как положено. Да, молодежь не стерпела. Ну так… мало кто до свадьбы-то девкой оставался, ей про то ведомо. Когда б Машка раньше призналась, раньше б и свадьба была. И внучку признали, все ж за нее душа тоже болела.

Алешка-то Заболоцкий – тот ясно, за что старается. Денег ему Никола предложил.

А вот Илья… тот по-разному невесту мог принять. И никто б его не упрекнул, в жене он полный хозяин. И сестра его постаралась. А могла б Машку вконец заесть, беззащитная она, Машка-то…

– Так хорошо же все получилось, боярыня? – Устинья смотрела невинно. – Плохо, что Илюшка до свадьбы не дотерпел, мог бы и посвататься, как положено, да боялся, наверное. Все ж не такие мы богатые, а предки… Знатность на хлеб не положишь. Зато теперь у Вареньки все хорошо будет. А как отец дом новый на Ладоге молодым поставит, обещался он, так и вам в радость будет к дочке заглянуть, внуков понянчить? А может, и дочери что хорошее подсказать?

– Сегодня у меня еще одна дочка появилась, когда не оттолкнешь.

– Рада буду, боярыня.

Женщины молча друг друга обняли, Татьяна Устинью по голове погладила, едва не заплакала от счастья тихого.

Хорошо все у молодых?

Вот пусть так и остается. Пусть ладится. А кто им мешать будет, того хоть боярыня, хоть боярышня с костями сожрут, не помилуют!

* * *

– Пойдем, мин жель, развеемся немного! Сегодня вдова Якобс свой дом для молодежи открыла, вино есть, а какие девочки там будут – восторг!

Фёдор даже и не задумался – кивнул раньше, чем слова Руди дослушал. И как тут не согласиться? Тяжко сейчас в палатах, тошно, невыносимо, ровно черной пеленой все кругом покрыло, затянуло, и света под ней нет, и радости.

После убийства боярина Данилы царица ровно сама не своя, то молится, то рыдает, то снова молится.

Боярыни ближние рядом носятся, хлопочут, ровно курицы, крылышками хлопают, слезы ей вытирают, все ж люди, все понимают – больно бабе. Хоть и царица она, а больно. Сына она любит, брата любила. Мужа уж потеряла… а кто еще у нее остался?

То-то и оно, что никого более. Раенские – родня, конечно, а только не так уж, чтобы сильно близкая, ими сердце не успокоится.

Сначала думали было отбор для царевича перенести, да и свадьбу, а только царица быстро одумалась. Ногой топнула, сказала, что внуков увидеть хочет! И Данила б того же хотел!

Плохо, что не женат был дядюшка. Как ни пыталась матушка его оженить, все отказывался да отнекивался, увиливал да изворачивался. А теперь вот и совсем помер, рода не продолжив.

И этого ему сестра тако же простить не могла.

Выла ночами, тосковала, на Феденьку срывалась по поводу и без повода, а то и при нем рыдать принималась – тяжко!

– Пойдем, Руди!

Руди тоже тяжело гибель приятеля перенес. Тосковал о веселом дружке Данилушке, хоть виду и не показывал, старался. Фёдор знал, ради него друг себя превозмогает, ради него улыбается, веселья ищет. Чтобы уж вовсе тяжкой плитой на плечи горе не легло…

– Собирайся, мин жель. Говорят, весело будет.

А что Фёдору собираться? Только в наряд лембергский переодеться.

* * *

Рождественский пост.

Веселиться-то хочется, а все питейные заведения и закрыты. И бордели закрыты.

Грех это.

Нельзя.

Разве что с черного входа, потихоньку, крадучись… Что ж это за радость такая? Когда ни музыки веселой, ни танцев лихих, ни подшутить над кем…

Это для лембергцев и джерманцев такое хорошо, они там все ровно вареные, веселиться не умеют. А Феде и радость не в радость, когда все тихо кругом.

Ну так можно ведь извернуться. Кто веселья желает, тот его завсегда найдет, равно как и свинья – грязи. На лембергской, джерманской, франконской улочках вдовы свои дома для молодежи открывают. Вроде как и все прилично – вдова за порядком приглядывает.

А что там уж творится, какие охальности да вольности – то никому неведомо.

На всякий случай и комнатки вдовы готовят, где с кроватями, где и с тюфяками соломенными. Так молодым и это в радость, им и на полу б жестко не показалось.

Сидят, в фанты играют, в карты, винцо попивают, шуточки шутят…

Росские вдовы, конечно, так тоже могут. А только вот риск велик.

Соседушки-змеюшки уши навострят, донесут попу, а там и стражу ждать недолго. Хорошо, когда откупишься, а как не получится деньгами дело решить? На площади под кнутом стоять? Страшно…

А с иноземцев какой спрос? И так всем известно – грешники они, дикари. И молятся не пойми на каковском. Вот у нас все ясно, как говорим, так и к Богу обращаемся. Он же Бог, ему ж наши мысли и так ведомы. А они?

Дикари, ясно же!

Лопочут себе что-то непонятное, одно слово – немтыри! Нет бы по-человечески разговаривать! Потому и спроса с них поменьше, чем с православных, ясно же – неразумные.

Вот вдова Якобс свой дом и открыла.

И кого тут только не было!

И лембергцы, и франконцы, и молодняк из россов, кто поживее… иных Фёдор и сам знал, иные в масках пришли. Сначала танцы были.

Фёдор нескольких девушек приглашал, а все ж не то. Устя и красивее, и стан у нее тоньше, и улыбка нежная, и ручки маленькие. А эти… корявые они какие-то, неудачные, неудельные, и пахнут не тем, и смеются, ровно по стеклу ножом ведут. Все не то, все не так.

Общество веселое, музыка хорошая, радостно кругом, и выпивка отличная – все, кроме девушек, Феде нравилось.

Фёдор отправился было поближе пообщаться с бутылками, но там егоРуди нашел.

– Мин жель, это Марта. Дозволь ей с тобой потанцевать?

Марта Фёдору, пожалуй, приглянулась тем, что не была она на Устю похожа. Вот ничем, ни в малейшей черточке своей.

Устя рыженькая да статная, а эта чернявая, как галка, и формами, что тот комод. Что спереди, что сзади, на платье миску поставить можно, так щи не прольются.

Раньше Фёдору такие формы нравились. До Устиньи.

Может, и сейчас на что сойдут?

Обнял Марту, раз прошелся в танце, два, потом за дверь ускользнул, которую девушка указала… раздеваться не стали. Она только юбки задрала, а он штаны приспустил.

И… ничего!

Опять ничего!

Что девушка перед ним, что камень, мхом поросший!

Фёдор сразу не сдался, девушка тоже, но минут через десять разозлился он так, что глаза из орбит полезли. А тут и трость под руку подвернулась, рука сама размахнулась… Марта, такое увидев, завизжала да вон вылетела, а Руди в комнату помчался.

Фёдора перехватил, скрутил…

– Что ты, мин жель? Что не так?

Фёдор бился и рычал, на помощь Руди прибежал невесть откуда взявшийся Михайла, вдвоем принялись уговаривать, Михайла и вообще ему в руку бутылку сунул, откуда и взял?

Бесценный человек!

Через полчаса Фёдор и успокоился…

– Все не так, все не то! Не Устя это!

Руди с Михайлой за его спиной переглянулись.

И возраст разный у мужчин, и опыт, и страны, и характеры, а мысль сейчас одна и та же мелькнула.

Ну да!

Станет тебе боярышня по темным углам шататься да юбки задирать перед первым встречным!

А жаль… как сейчас все проще было бы!

* * *

Михайла Фёдора чуть не лично в кровать уложил. Руди уехал – дела с вдовой Якобс улаживать да с девицей рассчитаться за испуг да беспокойство, а Михайла остался. Фёдор его у постели посидеть попросил, вот и сидел парень.

Он уже не помощник, нет. Хоть жалованье ему какое и платят, а отношение другое.

Не просто он так себе Мишка-шпынь! Царевичев друг он!

Михайла дотронулся до мошны на поясе.

Смешно даже…

С полгода назад ему бы для счастья и надо не было ничего иного! Деньги есть, безопасность, можно к дружкам завалиться, погулять всласть, можно наесться-напиться от пуза, зима ему не страшна будет – можно пожить у кого не в работниках, а за деньги, чтобы тебе еще подавали-кланялись…

Поди ж ты, как жизнь перевернулась!

Сейчас он те деньги и за серьезное не считает, сейчас ему поболее надобно! Зе́мли надо! Холопов своих! Достоинство боярское!

Эвон, Ижорский, дядя его невесть в каком колене, признал уже, намедни в гости захаживать пригласил. Михайла благодарил, не отказывался, хоть и понимал, к чему приглашали. Дочка у Ижорского есть – никому не съесть, уж больно тоща да носата. Ему такая даже за приданое не нужна.

Добудет он себе, что пожелает, теперь-то он своего не упустит. И жена ему рядом нужна другая.

Его личный золотой ангел.

Устинья.

Солнечная, светлая, ясная, его она быть должна! Его! И что ему дела до Фёдора? С бабами не сможет – пусть мужиков гладит! А не то в монастырь идет, есть ему чего замаливать!

Ой как есть!

А Устинью ему не надобно! Перебьется!

И ей-то он не в радость!

Вот Михайла – дело другое. Пусть пока его солнышко глядит неласково, пусть бровки хмурит, не страшно это. Младшая сестра растаяла, и старшая растает. Уж с Михайлой ей всяко лучше будет, чем с Федькой припадочным.

Да-да, подмечал Михайла за Фёдором нехорошее.

Боли он боится? Это многие боятся. Но чтобы так – палец порезать и в обморок с того падать? Случайно дело было, да было ведь!

А припадки его ненормальные?

Когда глаза у него выкатываются – сейчас, кажись, вовсе выпадут, когда орет он, ногами топает, убить может… да и убивает. Кому повезло, тот удрать успел, а кому не повезло – при дворе знали, хоть и помалкивали: царевич Фёдор и насмерть забить может, когда не ко времени под руку подвернешься. И чем его утихомирить можно, коли разошелся, – только чужой болью да смертью. Это ж кому сказать!

Михайла как Лобную площадь вспоминал ту казнь, ведьму несчастную, которая в пламени до последнего корчилась, так у него холодок и прокатывался по спине. А Фёдору хоть бы и что?

Жутко… что вспомнить, что представить.

Дверь приоткрылась, тень темная внутрь скользнула.

– Сиди-сиди, мальчик.

Ага, сиди! Нашли дурака! Михайла уж стоял и кланялся: каждому в палатах ведомо, что вдовая царица Любава до почестей лакома, а еще вредна и злопамятна. Не так поклонишься – навеки виноват останешься, через сорок лет припомнит, стерва!

Нет уж, Михайла лучше нагнется пониже да улыбнется поумильнее, чай, спина не переломится. И одобрение в глазах царицы (придворную науку – чуять настроение хозяина – уже постиг Михайла) его сильно порадовало. Пусть лучше довольна будет, гадина, чай, не укусит. Но палку он на всякий случай придержит.

* * *

Любава зашла на сына посмотреть.

Как давно она сидела вот так, рядом с ним, маленьким… Молилась.

И чтобы чадушко выжило, и чтобы наследником стало, и чтобы она все получила, что ей за мучения рядом с супругом постылым причитается!

Чего от себя скрывать? Царь Любаве иногда противен до крика, до тошноты, до спазмов судорожных был. Набожный, старый, оплывший весь, ровно свечка сальная, потная, а она-то баба молодая, ладная, гладкая! Ей рядом сильного мужчину хочется!

Да, хочется, что ж, колода она какая?

Понятно, царь! Это тебе и титул, и статус, и деньги, и Данилушка обеспечен на всю жизнь, к хорошему месту пристроен… ох, братик, братик.

Догадывалась Любава, что случилось, да сказать не могла. Как о таком даже молвить насмелишься? Да не абы кому – Борису? Пасынку вредному, насмешливому… и таковым он еще с детства был, чуть не с младенчества сопливого. Любава его подростком помнила, вроде и обычный мальчишка себе, да характер железный, упрется – не сдвинешь.

Просил его царь Любаву маменькой называть, так и не дождался.

Одна у меня мать – и родина одна, вот и весь тебе сказ. А ты, батюшка, живи да радуйся. А только один из предков наших шесть раз женился. Что ж мне теперь – каждую твою супругу, и в матушки? Так это слово святое, его абы к кому не применяют, всякую там… не величают.

Ух как невзлюбила пасынка Любава тогда!

За что?

А вот за все!

За молодость, красоту, за ум, которого отродясь у Данилки не было, за здоровье, которого так Феденьке не хватало, за то… за то, что сам родился! Не пришлось его матери, как ей… нет!

Не думать даже об этом!

Не смей, Любка! НЕ СМЕЙ!!!

Царица головой тряхнула, на Михайлу внимание обратила:

– Сидишь рядом с сыном моим, мальчик?

Имя она помнила, конечно, да не называла. Чести много. Пусть радуется мальчишка приблудный, что с ним государыня разговаривает, пусть ценит отношение доброе.

Михайла вновь поклон отмахнул.

– Как друга оставить, государыня? Не можно такое никак!

– Другие оставили, а сами гулять пошли.

– Каков друг – такова и дружба, – снова не солгал Михайла.

– Оставь нас, мальчик. И служи моему сыну верно, а награда за мной будет.

– Не за награду я, государыня. Фёдор ко мне хорошо отнесся, не оттолкнул, правды доискался, да и потом дружбой своей жаловал – как же я добром не отплачу?

Любава только рукой махнула. Мол, иди отсюда, мальчик, не морочь мне голову, я и получше речи слыхивала, и от тех, кто тебе сто уроков даст – не запыхается.

Михайла снова поклонился да и вышел, снаружи к стенке прислонился.

Эх, сорваться бы сейчас, к Заболоцким на подворье сбегать, может, Устю повидать удастся? Хоть одним бы глазком, хоть в окошко! Да куда там!

Сидеть надо, ждать эту стерву. А потом и с Федькой припадочным сидеть…

Ничего, Устиньюшка.

Это все для нас, для будущего нашего.

Все для тебя сделаю, только не откажи!

Дверь он до конца не закрыл просто так, по привычке. Шорох услышал, взглянул…

Царица над сыном наклонилась, водит ему по губам чем-то непонятным и шепчет, шепчет… и такое у нее при этом лицо стало… вот как есть – колдовка из страшных детских сказок! Баба-яга!

И Фёдор дрожит на кровати, выгибается весь, на голове, на пятках, а с места не движется, ни вправо, ни влево, мычит что-то, а царица шепчет, шепчет – и свеча в поставце рядом вдруг вспыхивает мертвенным синеватым огнем – и прогорает дотла.

Михайла едва в угол метнуться успел, с темнотой слиться, за колонной, как царица из комнаты вышла. А в руке у нее что?

Нет, не понять, вроде что-то черное виднеется, да держит она плотно, не разглядеть, и рукав длинный свисает. А лицо с каждым шагом меняется, вначале оно страшным было, а сейчас и ничего вроде, на прежнее похоже.

Ох, мамочки мои!

Что ж это делается-то?

На ватных ногах Михайла в комнату вернулся, к Фёдору подошел. Лежит царевич расслабленный, спокойный, вроде и не было ничего.

А что у него на губах красное такое?

Михайла пальцем коснулся, принюхался, растер…

Да вот чтоб ему в могиле покоя не знать… кровь?

* * *

– Батюшка, мы с Устей покататься хотим!

– Покататься?

Боярин Заболоцкий даже брови поднял от удивления. Что это на сына нашло?

– Саночки возьмем, говорят, за городом горку залили, да не одну.

– А-а… – понял боярин.

Святочная неделя начинается.

Развлекаться-то и нельзя навроде, запрещено это в Великий пост. Но ведь не удержишь молодняк, все одно разгуляются, разговеются, а вот где да как – кто ж их знает?!

Вот Борис, поговорив с патриархом, и решение принял. Не можешь запретить?

Возглавь!

Грех, конечно, да мало ли, что там, в диком поле, происходит?! Там ни одной церкви и нет, Государыня Ладога замерзла, сугробы – с головой зарыться можно. Вот там и построили по приказу царя городок потешный деревянный, горки раскатали, торговый ряд поставили – куда ж без него? Кому сбитня горячего, кому орешков каленых, кому пряничков печатных, а кому и платочек, варежки, носочки – мало ли что на торгу зимой предложить можно?

А казне – прибыточек.

И молодежь с ума не сходит, не бесится. Или хотя бы пригляд за ними какой-никакой, а есть, где родители приглядят, а где и стража поможет слишком буйных утихомирить.

Все ж, как ни крути, сколько Рождественский пост длится? Сорок дней!

Сорок дней не веселиться, не гулять, душу не отводить? Только домой да в храм? Когда тебе сто лет в обед, может, оно и ничего. А когда молод ты, весел, счастлив, когда тебе гулять хочется, веселиться, жизни радоваться?

Может, и грех, так ведь однова живем, отмолим небось! И себя боярин помнил в молодости. Сейчас и то погулять не отказался бы, на саночках с горки прокатиться. Не подобает боярину-то? А мы морду платком прикроем, авось и не заметит никто, а заметит – скажем, что сшибли просто.

– Когда поехать хочешь, сынок?

– А хоть бы и завтра, батюшка, как погода выпадет! Может, и вы с маменькой съездите? Чай, не в грех, а в радость? Ксюху вон возьмем?

Боярин подумал, да и рукой махнул:

– Поехали, Илюшка! Как завтра погода хорошая будет, так и поедем, санки свои возьмем, покатаемся всласть.

Чего ж не развеяться? После страшной Веркиной смерти боярин себе еще не завел новой полюбовницы, ну так хоть на людях побывать. А может, еще и приглядит кого, потом словечком перемолвится, да и дело сладится?

– Благодарствую, батюшка. А то еще можно бы и Апухтиных позвать? Марья моя от дочки хоть и никуда, а все ж на пару часиков вырвется?

Алексей расплылся в довольной улыбке.

А и то, Николка доволен, в доме у него нынеча мир да спокойствие, бабы над малышкой мурлыкают, даже боярыня его довольна. А и Илюха молодец. Воле родительской не прекословит, выгоду для себя найти старается. Оно-то понятно, ласковый теленок двух мамок сосет, да ведь не каждый то делает!

Знают многие, а делают-то сколько, один человек на сотню?

То-то и оно…

– А и позови, Илюшка.

– Дозволишь нам вдвоем с Устей съездить, батюшка? Вроде как Аксинья там не особо ко двору пришлась, а вот Устя с Машкой моей вмиг сдружились, щебечут, ровно два щегла.

– Езжай, сынок, скажи, пусть сани заложат, и езжай.

– Благодарствую, батюшка.

Илья поклонился – и вышел вон.

Устя его в коридоре поймала:

– Согласился?

– Едем, Устяша.

А что Илюшка и сам санями править может и что сестру ему покатать чуточку подольше не в грех, и за город выехать, и к роще подъехать… ну так что же?

Часом раньше, часом позже, кто там проверять будет? Сказано – к Апухтиным поехали… а что кружной дорогой, так это и неважно, поди. Просто дорога такая.

* * *

Сенная девка Михайлу в коридоре остановила, шепотом позвала за собой. Симпатичная девочка такая, ладненькая, все при ней, с какой стороны ни посмотри, хоть спереди, хоть сзади, так руки и тянутся. Михайла и отказываться не стал.

– Ну, пойдем, хорошая…

Думал парень, что его за сладеньким зовут, а оказалось…

Сидит в горнице, на скамейке, боярин Раенский, смотрит внимательно. И как-то сразу Михайла понял – врать не надобно. Так и правду ведь сказать можно по-разному?

Поклонился на всякий случай, рукой пола коснулся.

– Поздорову ли, боярин?

– Знаешь меня…

Не спросил, утвердил. Ну так Михайла все одно ответил:

– Кто ж тебя, боярин, не знает, разве что дурак последний? А так всем ты ведом, все о тебе говорят.

– А говорят-то что?

– Что хороший ты, боярин. Уж прости, из казны лишку не черпаешь, о своих заботишься…

Практически так все и есть. Только вот кто – свои и что – лихва? Кому греча крупная, кому и жемчуг мелкий будет, так боярин Раенский из вторых как раз. Но Платон хмыкнул, лесть по вкусу ему пришлась, бревно в своем глазу боярин давно на доски распилил да продал с выгодой.

– На правду похоже. А еще что говорят?

– О родстве твоем с царицей, о том, что племянника ты любишь, всего самого лучшего для него хочешь…

Теперь уж очередь Раенского улыбаться настала. Понятно, хочет. Но не говорить же вслух, что он для Феди венец царский достать мечтает? Измена сие, Слово и Дело Государево!

– Смотрю я, ты паренек неглупый.

Михайла поклонился. Вот теперь точно отвечать не надобно.

Ох, только б царица его тогда не приметила… ведь не помилуют. Фёдор наутро проснулся, ровно живой водой умытый, а у Михайлы до сих пор ледяным ветерком по спине пробегало. Как вспомнит он лицо царицы, страшное, старое, так сердце и зайдется.

А с другой стороны… узнать бы про тайну эту!

Тайны у царей дорого стоят, он бы и боярство тогда получил.

Голову с плеч снимут? Это у других, у глупых! Он умный, он справится.

– И Фёдора любишь. Любишь ведь?

И глаза так прищурены, ехидно, жестко…

Михайла и отозвался в тон боярину:

– И царевича люблю. И себя люблю. И человек он хороший, и выгодно мне при нем быть. Сами знаете, кто был, а кто сейчас. Кому б отработать не захотелось?

– Пожалуй, и многим. Столько пиявиц ненасытных, сколь ни дай им, все просят, все молят. Дай – дай, отдай – подай. А работать-то никто и не желает.

– Когда многого хочешь, многое и спросят. Разве нет?

– И то верно. Сестра моя с тобой говорила. А теперь и я скажу. Служи моему племяннику верно, и я тебя милостями не оставлю.

– Буду служить, боярин. И государыне Любаве, и племяннику твоему, и тебе, верно и честно.

Боярин оговорку заметил, но сделал вид, что не понял. Понятно же, по статусу называют… а не по тому, кого Михайла первого слушаться будет. Но боярина и так устроило. Заговорил он уже о том, что его волновало:

– А коли так… Фёдор на эту Устинью только и смотрит. Ведомо тебе это?

– Ведомо, боярин. Сам я несколько раз его в церковь сопровождал, когда он зазнобу свою повидать желает.

Несколько! Каждые три дня и сопровождал, теперь боярышня Устинья так в храм и ходила. Поутру, с сестрой и матушкой. Молилась усердно. О чем? Кто ж знает, губами шевелила беззвучно, а ликом так чистый ангел. Видно, что молится она, а не парней разглядывает.

Любовались оба, и Михайла, и Фёдор, только царевич открыто, а Михайла исподтишка. Еще успевал и с Аксиньей переглянуться.

Как поранили его да пригласил Заболоцкий заглядывать, стал он иногда бывать на подворье, хоть и нечасто. Хотел с братом Устиньюшкиным подружиться, да тот буркнул что-то и ушел восвояси. Михайла не унывал.

Насильно мил не будешь?

Так он и не насильно, а постепенно, потихоньку, по шажочку единому, всегда у него все удавалось. Разве что Устинья дичится да брат ее не улыбается.

Странные люди. Ну так то до поры до времени, найдет Михайла к каждому свой подход!

– Вот и ты на нее посмотри пристально. Нет ли там колдовства какого худого? Чем она царевича взяла таким? Видывал я ту Устинью, рыжа да тоща, чего в ней лакомого?

Михайла едва удержаться успел, чуть на боярина как на дурака не воззрился.

Рыжая? Тощая?

Да в уме ли ты, боярин?! Али не чувствуешь, какой свет от нее, какое тепло? А все ж не удержал лица, что-то боярин понял.

– Тебе она тоже нравится, что ль? Да что в ней такого-то?

– Нравится. – Михайла решил, что лучше не врать. – Теплая она. Ясная вся, хорошо рядом с ней. Няньку она свою выхаживала… добрая.

– Теплая, добрая… тьфу!

Промолчал Михайла.

Оно и понятно, боярину такие бабы, как царица Любава, – выгоднее, привычнее. Они во власть прорываются, зубами прогрызаются. А Устинье власть не предложишь, нутряным чутьем Михайла понимал – не надобна ей та власть! И дважды, и трижды не надобна!

Ей бы рядом с любимым жить, греть его, заботиться, вот и будет счастье. Михайла на этом месте только себя и видел. Вот нужна ему именно такая, домашняя, тихая, ласковая…

– Ладно. Вот, возьми… задаток.

Михайла тяжелый кошель принял, а внутрь не посмотрел, на боярина уставился:

– Без дела деньги не возьму, боярин.

– Дело простое будет, при Фёдоре и впредь рядом будь. Вот и сладится.

– За то мне и денег не надобно.

– Надобно. Не просто так даю, мало ли, что купить, кому платок подарить – понял? Для дела тебе серебро дано, не на девок тратить.

Теперь Михайла кивнул:

– Когда так – то согласен я, боярин.

Раенский фыркнул, но не сердито. Так, скорее… уговаривать тут еще всякого. Вот не хватало! И отпустил Михайлу.

Тот и пошел, задумался.

Не верил он в доброту боярскую, нет там и тени доброты. А вот жажда власти есть, ненасытная. И денег, и побольше, побольше… это Михайла в людях легко опознавал, сам такой.

А что боярину надобно?

А и посмотрим. Хитер боярин, да и мы не из лыка сплетены. Авось и его переиграем. А нет… тогда – отпоем!

* * *

Царица Марина пальцами ленты перебрала, поморщилась.

Да, вот эта, алая, в волосах ее смотреться хорошо будет. Нового ей аманта искать надобно.

Илья был, да весь вышел. Жаль, конечно, а только… не будет от него пользы.

Аркан он ее сбросил, новый скоро не накинуть, да и вдругорядь его сбросить легче будет. Проще. Ежели один раз помогли, то и второй углядят да помогут. И нашлась же дрянь такая… Кто только и помог ему?

Нет, не надобно ей сейчас наново воду мутить. Обождать потребуется, так она лучше подождет, сколь надобно, пока не разберется во всем, пока о врагах своих не узнает. Да-да, врагах, ведьме любой, кто чары ее порвать может, враг лютый.

Хорошо бы Илью до донышка выпить, а только рисковать не хочется. Заподозрит чего… даже когда не сам заподозрит, а те, кто ему помог, добром это не закончится. Нет-нет, как говорили латы древние, Caesaris , или «Жена Цезаря вне подозрений». Даже странно, что вымерли, вроде ж и не дураками были?

А и ладно! Иногда и потери случаются, с ними просто смириться надобно. Давненько не бывало такого, но и у купцов есть прибыток, а есть и убыль.

Хотя и обидно было государыне!

Слухи по столице ползут, змейками заплетаются, до палат царских доносятся… Оказывается, Илья ей в любви клялся, а сам какую-то девку по сеновалу валял, дитя ей сделал! Это что ж? Она у него не одна была?

Обидно сие!

Неприятно даже как-то… ей что – изменяли?

Нет, Илюшенька, и не надейся, что вновь я тебя к телу своему белому допущу! Девку свою валяй, дочку нянчи, а ко мне ты впредь и на три шага не подойдешь, так-то!

Кого б себе приглядеть?

Подумала царица, потянула из шкатулки ленту зеленую.

Зеленую – матовую, как глаза бедовые, зеленые. Видела она такого парня в свите Фёдоровой. А почему б и не его? Стати у него хорошие, глаза шальные, хитрые, сразу видно – из умеющих. Вот и побалуются. И один он, ни родни у него в столице, ни друзей, когда и помрет, никто горевать да розыск вести не будет. Тоже хорошо…

Приказать позвать?

Пожалуй что… только не сейчас, а вот к завтрему, как соберет государь Думу боярскую… там и с новой мышкой поиграть можно. Али к послезавтрему приказать приготовить все?

Стекла сквозь пальцы в шкатулку лента зеленая, из нее вслед за мыслями другая потянулась.

Надобно сегодня Бориса расспросить, нравится ему, когда супруга в дела его входит, а что у нее свой интерес, и не догадывается мужчина.

И царица ловким движением в черные локоны алую ленту вплела, как кровью перевила.

Не любила она, когда ее волосы трогали. И причесывалась сама, и косы сама плела – куда ей спешить? Времени много, царица она…

А должна стать матерью царя будущего.

Пора готовиться.

Ох, пора…

Нужен ей будет зеленоглазый, а то и не один он. Сколько сил еще ритуал потребует? Не надорваться бы! Ничего, мужчин во дворце много, приглядит еще себе пару-тройку овечек на заклание, чай, не убудет с Россы, она большая.

* * *

Велигнев у рощи стоял, на свет смотрел.

– Пора домой тебе, Агафьюшка. Пора уж, не то в дороге застрянешь.

– И я так думаю, Гневушка. Пора мне к внучке, истомилось сердце, неладное чувствую…

– Впереди ее неладное, после Святок начнется, после поста. Сама знаешь, слухи везде летают.

– Знаю. Отбор для царевича…

– Выбрал он уже. При тебе еще выбрал. Остальное – так, зубчики на листиках.

– А зубчики те и укусить могут больно.

– Внучка у тебя не из лыка сплетена, да и сила в ней проснулась. Добряна говорит, немалая…

– Добряна та… когда б она чему девочку научила!

– Ты научила.

– Мало!

– Вот и доучишь постепенно. Сейчас, когда знает она о силе своей, проще будет и ей, и тебе. Огонь в клетке не удержишь, вырвется, руки опалит, а то и вовсе сожжет. Слушай о другом. То, что Добряне ты передашь, то, что внучке скажешь. Важно это. Очень важно.

– Ты уж месяц хвостом виляешь. Давно б сказал.

– Сказал, когда уверился. Добряне скажи, что неладно в столице. Пусть рощу защищать готовится, сама укрываться, случись что. Ваша сила – не клинок, она – щит. Сама знаешь. Я к ней человека направлю, с дружиной малой, да достанет ли их сил? Не ведаю… А еще скажи, что магистр Родаль вторжение готовит.

– Войско собирает?

– Нет, Агафья, подлее все, грязнее, безжалостнее. Не готовится он воевать, готовится острым стилетом пройти да в сердце ударить. Пара тысяч орденцев у него есть, а более ему и не надобно. Когда сорвется план его, ему и ста тысяч недостанет, все в Россе останутся. Всех захороним. А коли удастся подлость его, пары тысяч человек хватит ему, чтобы к столице пройти, это четыре, ну пять галер. Поднимется по государыне Ладоге, да и высадит своих. Того ему хватит, чтобы столицу удержать да по рощам священным ударить, а народ, может, и не поймет ничего, вначале-то.

– Как – не поймет?!

– Агафья, что ты, ровно вчера родилась? Какое тому народу до царя дело? До Бога высоко, до царя далеко, а вот урожай репы и окот у овец – оно и ближе, и понятнее.

– И то верно, Гневушка. Когда все они быстро сделают, и не заметит никто. Могу я про то Устинье рассказать?

– Расскажи обязательно. Неглупа у тебя внучка и стараться будет, а вдруг заметит что да предупредит кого надобно? Иногда и секунда во спасение идет.

– А еще что внучке рассказать?

– Добряне в палаты царские хода нет. А там измена затаилась. Обо всех только Магистр знает, я о тех, о ком прознал, скажу. Колдун там сильный есть – темный, страшный. О нем точно поведали. Давно уж он там, больше двадцати лет.

– И до сих пор скрывается?

– Сумел как-то. Ведьма там есть. Кто – не знаю, то ли при царице, то ли сама царица. Говорят, еще есть нечисть какая, но то мне уж точно неведомо. Знаю только, что не одно исчадье скорпионовое в палатах царских обретается. Борис-то неплох, а вот отец его слаб был. Телом слаб, духом слаб… вот и напустил в страну всякой нечисти иноземной.

– Не все они плохи там.

– Да обычные-то люди в любой земле ровно как и мы. Им бы спокойно жить, детей ро2стить, жизни радоваться, того и довольно будет. А вот правителям их мало все, да и впредь мало будет, пока Росса стоит. Богатые мы, страна у нас большая, леса великие, горы могучие. А на их Лемберг с Франконией поглядишь, так и не поймешь вдруг – то ли страна, то ли кто клопа о ту карту придавил. Крохотные они, а правителю-то завсегда побольше кусок в свой рот хочется. Вот и лезут к нам, и лезть будут, военной силой не взяли, так хитростью да подлостью зайти решили. С разбором пускать всю ту нечисть надобно было, с опаской и остережкой, да патриарх тот, Иоанн, будь он неладен, фанатик неудельный, к нам век бы не прислушался. Орал, что мы с любой нечистью заедино… ты и сама небось помнишь. И Макарий вслед за ним, дурак бессмысленный, нашел с кем бороться!

– Как не помнить. И рада бы забыть, да не получится.

– Мы б подсылов иноземных выловили, а вот он… сама понимаешь, молитвой их не одолеть, тут искренним надо быть, до последней жилочки, верой гореть. Он-то горел, да сам он на каждой пристани не встанет, каждого приезжего из той иноземии не встретит. А ежели какой поп чего и пробормотал…

– Наша-то сила всяко действует. А крест да молитва – только у верующих.

– То-то и оно. Внучке своей передай, пусть в палатах царских осторожна будет, глотка лишнего не выпьет, яблока не съест. Не отравят, так испортят.

– Хорошо, Гневушка. Но Устя и сама осторожная. Я ведь и не догадывалась, что сила у нее проснулась, молчала она до последнего и дальше молчать будет. Ежели и откроется кому, только по надобности великой, когда выхода другого не останется.

– А саму силу ее ты почуяла?

Агафья только руками развела:

– Не знаю, как такое быть могло. Чтобы через смерть она прошла, а жива осталась. Молилась я Матушке, а только молчит Богиня. Не наше то дело. Не надо в это лезть.

– Вот и я… спрашивал, а ответа нет. Ровно о пустом месте спрашиваю!

– Гневушка?

– Ровно внучка твоя и во власти Живы – и вне ее. Не знаю, как может так быть. Жизнь горит, а чужая смерть глаза застит.

– Не опасно то для нее, Гневушка?

– Сама знаешь – опасно. И меч опасен, когда с ним обращаться не умеешь. Только вот не знаю я, что спрашивать, не знаю и чем помочь ей. Передай от меня.

Качнулся в крепкой ладони серебряный коловрат, посолонь загнутый. Восемь лучей огнем блеснули.

– Когда нужда придет – разберется.

– Хорошо, Гневушка.

– Да скажи – огонь себе дорогу даже в горе проложит, наружу выйдет, любое болото одолеет. Ей то не повредит, она и так – огонь.

– Точно – не навредит?

– Ей – никогда. А для кого дано мне – не знаю, то ли для внучки твоей, то ли для другого кого – ей дано, ей и разбираться надобно.

– Ох, Гневушка. Страшно мне, боязно. Черное надвигается, жуткое, чую, кровь будет великая, литься будет так, что поля покраснеют.

– Не робей, Агафьюшка. Когда предупредили нас, считай, уже половину дела сделали. Одолеем супостата. И не таких видали, а и тех бивали.

Агафью бравада волхва не обманывала, она только на ветру ежилась, в шубу куталась, хотя волхву и вечный лед не заморозит.

Одолеем?

Оно и понятно, а сколько своих положим? Сколько россов поля рудой окропят? Женщина она, природой так назначено – мужчинам воевать, женщинам беречь. А сейчас сберечь не получится… кого? Кого недосчитается она к лету, о ком плакать будет? Лучше б о ней плакали, да Жива-матушка сама рассудит. На то она и Плетельщица Кружев, Хозяйка Дорог, много имен у нее, много ликов, отражений…

Только для каждого лика одно верно.

Живе не на коленях молятся, а делом. Равно как и Роду. Боги тому помогают, кто сам работать не забывает. Вот и будем делать…

А и ничего!

Верно Гневушка сказал, и не таких видывали! Только трава на курганах гуще растет. Хорошая трава, кровью вражеской напитанная.

Кто к нам в Россу приходил, те в ней и оставались, поля удобряли. И правильно это, пусть выжившие запоминают, пусть внукам и правнукам своим передают: не ходите на Россу. Не вернетесь!

* * *

Агафья про внучку думала, Устинья в роще с Добряной разговаривала, Илья поодаль сидел, на пне большом, березовом, на корни выворотня откинулся, отдыхал, успокаивался.

Добряна на него посмотрела уже, сока березового налила да выпить сказала. Медленно, по глоточку.

Илья так и выпил, и сидел теперь, улыбался. Хорошо ему было, спокойно и уютно. Устинья за него не волновалась, Добряна им все объяснила до того, как сока налить.

Аркан он, хоть и не видно его, а все ж силы тянет. А человек – не беспредельный. Где тонко, там и рваться будет. У кого сердце разорвется, у кого ноги откажут, у кого кровь по жилам бежать хуже станет, у кого желудок будто ржой выедать будет^[59].

Не угадаешь так-то.

А чтобы восстановиться, пусть Илья березового сока попьет. Его Священное дерево само дает, по просьбе волхвы, дерево железом не ранят, насильно соки не берут, оттого и полезнее они в сто раз будут. Сок по жилочкам разбежится, силой тело напитает, оно и само потихоньку с любой хворью справится. Так-то оно еще и лучше будет.

Илья и не отказался.

Добряна ему еще и невесту предложила потихоньку в рощу привезти. Все ж роды ранние были, может, и ей оправиться от них надобно, а не вдругорядь ребеночка зачинать. Как окрепнет, сразу легче будет. И ребенок здоровеньким родится.

И с этим Илья согласен был, Марьюшку привезти обещал после свадьбы. И дремал сейчас под березой, словно и не лежал у нее снег на ветках.

А все одно тепло в роще. Хорошо в ней, уютно. Сила греет… Илья хоть и не волхв и не быть ему волхвом, а кровь в нем сильная, старая. И ему тут тоже хорошо.

– Добрянушка, точно? Нет на нем ничего?

– Ты и сама видишь уж. Чего спрашиваешь?

– Опыта у меня мало. Вдруг чего и не замечу?

– Все ты подмечаешь, не трави себя. Нет на твоем брате черного, ни аркана, ни ниточки. Не бывал он в палатах царских?

– Бывал уж. И неоднократно.

– И ведьму там не видывал?

– Когда и видывал, не решилась она, наверное, второй раз руки к нему протянуть.

– И то верно. Трусливые они, стервятницы, падальщицы, с сильным не свяжутся, беспомощного загрызут. Она себе кого нового подыщет, а ты теперь втрое осторожнее будь. Ты для них – ровно алмаз, на дороге найденный. Когда учуют тебя да из тебя силы высосут, много чего для себя сделать смогут. И молодость продлить, и что захочешь…

– А я чуять не буду, что силы из меня сосут?

– Брат твой много чуял? Сейчас, как сила твоя проснулась, ты и заметишь, и ответишь, есть у тебя щит. И то – одолеть могут. Я тебе про все способы расскажу, да и прабабка твоя добавит. На крови, на волосах, с водой и пищей… много как зелье подсунуть можно, на то они большие мастерицы. На гребне и то бывало! Царапнут, как косы чесать будут, – и довольно того. Яд-то по жилочкам и так разбежится.

– Запомню.

– А главная тут беда в другом. Как была б ты необучена, просто старой крови, ты б и не почуяла, что дар из тебя сосут. Чувствовала б себя плохо, безразличие накатывало, ребеночка скинуть от такого можно, он колдовке еще больше силы даст. А самое ужасное, что и не понимает жертва, что с ней творят. Живет ровно за стеной каменной, в мешке сыром, а пожаловаться и не на что. Как сказать, что радости в жизни нет? Устинья?! Устя!!! Да что с тобой?! УСТЯ!!!

(обратно)

Глава 2

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Море кругом черное, тихое, спокойное. И в нем огонь горит.

Черный, яростный.

И я к нему тянусь. Понимаю, что так надобно.

И еще кое-что понимаю, такое, что подумать страшно…

А ведь это со мной и случилось!

Вспоминаю сейчас свою жизнь черную, страшную… все так и было, видимо! Покамест дома я жила, я мечтала о чем-то. И в Бориса влюбилась безудержно, и ровно крылья у меня за спиной развернулись.

А потом что?

А потом, видимо, на отборе меня и испортили. Легко то сделать было, не ожидала я зла.

Кто?

Узнаю – не помилую!

Потому и прожила я, ровно в мешке каменном, потому и не боролась, не тянулась никуда… ежели сейчас здраво подумать – в монастыре я только и опамятовалась!

Кому скажи – ребеночка скинула, другая бы от горя с ума сошла, а я даже не заплакала. Ровно и не со мной то было! А ведь хотела я маленького. Пусть не от Фёдора бы хотела, но то мое дитя было, моя в нем кровь…

И ни слезинки, ни сожаления.

Ничего.

Фёдор – тот горевал, от меня отдаляться начал. А может, потому и начал? Не из-за ребенка, а когда моя сила его тянула, ко мне звала, он ко мне и шел, ровно привязанный? А ее-то из меня и высасывали, вместе с ребеночком последние силы и ушли? Может, самый огрызочек и остался… эх, не знаю я точнее. Поглядеть бы на его девку лембергскую, что в той такого было, почему Фёдор после меня к ней прикипел?

Может, и ее Жива-матушка силой одарила, просто не знала несчастная, как применять ее, ровно как и я была? Курица глупая, несведущая!

Могло и такое быть, только ее испортить некому было, ни Маринки рядом не было, ни свекровушки, будь она неладна. Вот и прожила она с Фёдором малым не десять лет.

А я в монастыре была. Первое время ровно неживая, кукла деревянная, ничего не видела, не слышала, разве что руками перебирала, кружева плела, а вот потом?

Потом… монастырь же! Земля намоленная, земля древняя. Те монастыри издревле на наших местах силы ставить старались, там, где старые капища были, куда люди шли, беды свои несли… Мой монастырь из тех же самых? Мог и он на древнем месте стоять, не задумывалась я о том, ровно мертвая была.

Там я и отходить начала, наново силой напитываться.

Сама ли восстанавливалась?

Колдун ли умер, который из меня силу тянул? Монастырь ли помог?

Первое-то время я через силу жила, похудела, подурнела, ровно щепка стала. Потом решила по хозяйству помогать, книги переписывать стала, языки учить начала – легко они мне дались.

А потом уж, с Вереей, – тогда полыхнуло, наново дар во мне загорелся…

Чует сердце, когда б и Михайла, и Фёдор… и сразу, или там через год после моего заточения в монастырь пришли, ничего б во мне не вспыхнуло. Хоть насилуй, хоть пытай, хоть через колено ломай. На костер взошла бы, как во сне дурном.

А в ту ночь…

Самую черную, самую страшную ночь моей жизни, и Михайла постарался, и Верея все мне отдала, лишь бы получилось, лишь бы я смогла!

Вот черный огонь и загорелся во мне, полыхнул, обжег, родным стал.

И погасить его я никому уже не позволю.

Дотягиваюсь до огня, но не хватаю его рукой, а впитываю в себя всем телом, душой, сердцем… Сгорю до пепла?

А мифические звери финиксы из пепла и воскресают! И я сделаю!

Ужо погодите вы у меня все! До каждого колдуна доберусь! И хвост вырву!

* * *

Михайла ни о чем плохом и думать не думал. Наоборот – о хорошем.

Коня б ему купить, да такого, чтобы на нем не стыдно было, чтобы Михайла и справиться с ним мог, и смотрелся на нем хорошо, и сбрую бы к нему…

Да хороший конь – он и стоит дорого, и содержать его надобно не абы где, не в царскую ж конюшню ставить. И кормить, опять же, и лелеять, и холить, и конюхам платить…

С другой стороны – едешь куда с царевичем, понятно, не оставят тебя, дадут какую лошаденку, но каждый же раз неудобно так. И какая еще лошадь будет, и какое седло, и нрав у каждой скотины свой, и скорость, и чужое, опять же, приноравливайся каждый раз. Неудобно получается.

Но и с конем своим мороки много, и дел сразу прибавится, и когда бежать придется, с ним что сделаешь? Удастся ли забрать? Не то получится, что и деньги зря потрачены, а ему каждая копейка пригодится, когда они с Устей бежать будут. С другой стороны, на своем-то коне бежать легче?

Вот и получалось, что и так бы хорошо, и этак. Сразу не выберешь.

Чернавку, которая к нему скользнула, он и не заметил, сразу-то. Прошло то время, когда он каждой дурехе улыбался да кланялся. И хорошо, что прошло.

– Чего тебе надобно, девица?

– Ты ли Михайла Ижорский?

– Я.

– Со мной пойдем.

– Куда? Зачем?

– То тебе надобно. Идем.

Михайла задумался на секунду, даже кистень поправил в кармане… ну да ладно! Не в палатах же его убивать будут? Мало ли кто девку эту послал? Вон от боярина Раенского уже польза великая пришла, может, и еще кто ему денег дать пожелает?

И пошел себе.

Вот чего не ожидал он, так это царицу. Полуобнаженную, в рубашке прозрачной, на кровати роскошной лежащую…

Чернавка выскользнула, дверь прикрыла.

Марина улыбнулась, парня к себе поманила, рубашка роскошная с плеча соскользнула, кожу белую приоткрыла.

– Иди ко мне, Мишенька. Иди сюда…

Илье-то хватило бы, чтобы на кровать упасть и красавицу в объятия сгрести. А Михайла нет, Михайла не дрогнул, то ли покрепче он оказался, то ли в Устинью влюблен был по уши, а только мысли у него в голове резвыми соколами полетели.

Царица сие.

С ней в постели оказаться – измена. Государево Слово и Дело!

Казнь мучительная…

А что дознаются – так это точно. Рано ли, поздно ли… вот ведь дурища, так-то от мужа бегать…

Отказывать?

Со свету сживет, тварь мстительная… надо, чтобы сама отказалась от него!

А в следующий миг Михайла на пол и упал.

Марина аж икнула от неожиданности. И еще раз, посильнее. Всякую реакцию на свою красоту она видывала: и столбами стояли, и глазами хлопали, и к ногам ее падали… но не бились, ровно припадочные, пену изо рта не пускали, глаз не закатывали! Вот такое в новинку ей оказалось.

А Михайла от души старался, рук-ног не жалел, колотил по полу. Случалось ему и такое устраивать. Не настоящий припадок, конечно, но разыграть падучую, пока сообщники под шумок мошны на базаре посрезают, – запросто. Еще в четырнадцать лет научился тому смышленый мальчишка.

Пена изо рта шла, сначала белая, потом кровью окрашенная, Михайла щеку изнутри прикусил… кашу-то маслом не испортишь! Пусть посмотрит, пусть уверится, порадуется, полюбуется да решит, что не подходит он для постели. Каково – когда на красивой женщине да в интересный момент так-то и прихватит? То-то же, никому такое не понравится!

Марина с кровати вскочила, в ладоши хлопнула – чернавка влетела.

– Разберись с ним, дурища!

Царица рыкнула, да и вышла, а чернавка принялась Михайлу в чувство приводить. Водой полила, вином отпоила, молчать предупредила…

Михайла и сам молчал бы, не дурак ведь. Но так-то оно еще надежнее.

Нашли дурака, с таким связываться!

И…

Красивая царица, конечно. А только и у красивой бабы, и у страшной промеж ног одно и то же. А жизнью за ту красоту рисковать…

Иди ты… к мужу под бочок! Или еще к кому!

Тьфу, дура!

* * *

– Готово все, государь.

Боярин Раенский честь честью список протянул, государь его глазами пробежал. Пару имен вычеркнул.

– Не надобно.

– Как скажешь, государь.

Платон Митрофанович и спорить не стал. Все одно список для виду только. Ежели Фёдору так Устинью хочется, ее он и выберет. Но для приличия хоть вид сделать надобно.

А и то…

Мало ли кто еще племяннику глянется? Всякое ж бывает!

Нескольких рыженьких… ладно-ладно, каштановых, сероглазеньких, Платоша лично в список включил. А вдруг?

У нас в Россе бабы красивые, гладкие, ладные, не то что в иноземщине паршивой, где баба чуть красивее козы – уже ведьма. Потому они там и парики цепляют, и морды-то красят… с них как этот ужас соскребешь, небось сбежишь не останавливаясь.

Борис пару минут еще подумал. Еще одно имя вычеркнул.

– Родни там много… Что Федя? Все та же боярышня у него на сердце?

– Та же, – вздохнул Платон Митрофанович почти искренне. – Та же, государь. Как присушили парня…

Борис вспомнил серые глаза Устиньи, вспомнил тихий голос, лукавый вопрос – и неожиданно даже для себя самого улыбнулся.

– Зря ты так, Платоша. Девушка там хорошая, вот и весь разговор.

– Слишком уж хорошая, не бывает таких, – непримиримо буркнул боярин.

– Ты, боярин, что плохое о ней знаешь? – нахмурился Борис.

Платон, настроение царя нюхом чуявший, тут же хвост прижал, заюлил:

– Эм-м-м… ничего, государь.

– Вот как узнаешь, так и придешь. А до той поры чтобы на девушку не клеветал. Понял ли?

Боярин понял, промолчал и вышел, пятясь и кланяясь.

Да что это за Устинья такая, что ее уже и царь защищает?! А?!

* * *

– Разговор у меня к тебе есть, Божедар.

– Слушаю, волхв.

Божедар отвечал, как и до2лжно, сидел ровно, смотрел спокойно. Велигнев надеялся – не откажет.

Понятно, волхв он сильный, старый, умелый, да вот беда – не все волхвам на земле подвластно. Сила им хоть и дана, а только делами людскими сами люди управлять и должны.

А еще на всякую силу другая найдется.

Даже самый умелый волхв иногда с людьми не справится, не выходят волхвы супротив войска. А надобно.

Тут-то такие, как Божедар, и пригождаются. Не волхв он и не будет никогда, ни сам, ни дети его, а вот кровь в нем есть, и способности есть, только другие чуточку.

Богатырь он.

Просто никто о том не знает.

В сказках о таких людях нередко сказывается, а иногда и написано верное. Вот вам сказка о Вольге Всеславьевиче^[60].

Что верное, а что просто сказ для ребятишек маленьких?

Растут такие люди куда как быстрее, и силу им Род дает куда как больше человеческой, и зверей-птиц они понимают иногда. И оборачиваться могут, только не так, как у иноземцев, проклятьем по полнолуниям, а второй облик у них такой, а то и третий, четвертый, десятый – человеческой волей управляемый. Всякое бывает, разные у всех силы.

Только Вольга в былинах остался, а Божедар – здесь и сейчас есть. И не имя это, конечно, прозвище, кто ж имя-то постороннему человеку скажет?

И своя дружина у Божедара есть. Правда, называется сейчас не так, да оно и неважно, рыбу можно хоть как назвать, плавать не перестанет.

– Беда у нас, богатырь. Снова иноземцы на Россу войной пойти хотят. А не войной, так подлость какую придумают.

Богатырь и не удивился, считай, вся история Россы про то, как приходили к ним иноземцы, да тут и оставались, земельку удобрять, траву кровушкой поить. Чай, не первый поход, не последний.

– Могут они. А от меня что требуется?

– На Ладогу пойдешь, рощу священную там сохранитьнадобно. А еще – провижу, первый удар там будет. Какой – не знаю, а только чую, натянулось там полотно, вот-вот лопнет.

Божедар только плечами пожал.

– Хорошо. Сходим с парнями, потешим душеньку.

Велигнев улыбнулся довольно:

– Должен буду, Божедар.

Понятно, не о деньгах речь. И не о долгах.

Долг у богатыря – родину защищать. Кровь его о том поет, для того и рожден.

Долг у волхва – свои земли оберегать, свой народ. Судьба такая.

Деньги?

Когда захотят они, на серебре есть-пить смогут, с серебра умываться, а только им не того надобно. Божедар головой тряхнул, улыбнулся:

– Хорошо бы…

Есть свои беды и у богатырей. У волхвов семьи не всегда есть, далеко не всегда. Суть волхва – служение, а кто рядом с ним встать сможет? Такой же одержимый? Не до семьи им будет. А кто-то еще выдержит его силу, его знание, его власть?

Нет, нечасто у волхвов семьи бывают, чаще случается, что детей от них приживают, да и воспитывают, потом уж отцу привозят. А когда семья есть, считай, волхву сложно. Женщины тоже… когда детей рожают, служение свое приостанавливают. Как Беркутовы, как та же Агафья – пока волчица щенят кормит, на охоту волк ходит, и иначе никак. Так уж от века заведено.

Вот и с волхвами на волков похоже.

А с богатырями разговор другой.

Им и семьи заводить можно, и детей, только рождаются те часто без силы богатырской. А чтобы богатыря выносить… тут тоже помощь волхва нужна. Распознать, помочь, поддержать, иначе первый крик богатыря последним вздохом для матери его обернется. Сила-то богатырская, неуправляемая, а младенец же, а то и вовсе плод во чреве, повернется неудачно, тут и беда будет. Вот чтобы не случилось такого, волхв нужен, сильный да умелый, чтобы знал, где придержать, где отпустить, где заговорить.

Божедар женат давно и прочно и супругу свою любит. Двое детей есть уж у них, сын и дочь, и любит их всех Божедар без памяти, а только дети его обычные люди, не передалась им мощь богатырская. Не знал мужчина, получится или нет, а сына хотел бы, которому силу свою отдать сможет, дружину передать, который дело его продолжить сможет.

Богатыря.

И мог бы… только помощь волхва его жене потребуется.

Велигнев головой тряхнул. Что он – не знает о том? Давненько знает.

– Как гроза пройдет, приводи супругу. Сам позову, помогу, чем смогу.

– Благодарствую, Велигнев.

– Не за что.

И верно – не за что. О какой тут благодарности речь? Обязаны волхвы угрозу зрить и предупреждать.

Обязаны богатыри защищать землю росскую.

Даже не обязаны. Для того на свет рождены, не мыслят себе иной-то жизни. Но люди ведь, не зверье дикое, и веселья им хочется, и радости, и счастья простого, человеческого… вот и договорились. Один другому поможет, и никому от того плохо не будет. Оно и так бывает.

Знал Велигнев – соберет Божедар дружину свою и пойдет к Ладоге.

И Добряне он весточку уж отправил, и Агафья предупредит о том.

А еще провидел он, что беда там будет великая и не вся дружина вернется.

Насчет Божедара не видел, темно было впереди. Вроде как развилка, и не от самого Божедара то зависит.

И молчал.

Точно знал, когда вернется богатырь – он ему чем сможет поможет.

А когда нет…

Семье его отслужит. Его просьба, ему и ответ держать.

И молчать.

Тяжко?

То-то и оно. Страшная это ноша, а только не передашь никому, не отринешь, не откинешь в сторону, ровно камень. Нести надобно.

Будем нести.

* * *

– Непотребство!

– Утихни, Макарий. – Борис сдвинул брови, пришлось патриарху губы поджать да за посох крепче взяться.

– Все одно, безлепие то, государь! И царевич туда отправился!

– Фёдор? Так что с того?

– Государь, пост сейчас!

Борис в окно посмотрел.

Там, за рамами медными, за стеклами цветными, небо синело. Яркое-яркое. Чистое-чистое.

И так Борису вдруг прокатиться захотелось!

Вот чтобы как в детстве! Чтобы он, и конь, и полет над снегом, и вкус мороза и зимы на губах, и чтобы остановиться где да в снегу покататься, просто так, от восторга жизни, и сосульку с крыши сломать, и подгрызать ее, с ума сходя от восторга…

И стоит тут чучело это черное, последнюю радость у людей отобрать готовое…

– Иди-ка ты отсюда, Макарий!

– Государь!

– Али невнятно я сказал? Иди! Тебе же лучше, когда люди грешить будут. Покаются, потом серебро в храм понесут! Не морочь мне голову! Молод Федька, вот и хочется ему немного радости! Не смей его грызть!

И так царь выглядел, что Макарий даже и спорить не насмелился. Развернулся, да и вон пошел.

Эх, государь, государь!

Нет в тебе истинной богобоязненности! Нету…

* * *

А Борис, который Бога бояться и не собирался – чего отца-то бояться? родного, любимого, любящего? враг он тебе, что ли? – в свои покои отправился, да приказал не беспокоить.

А сам…

Ох, не только царица потайные ходы знала.

Борис тоже в стороне не оставался. Переодеться в платье простое, кинуть монетку конюху верному, да и – на свободу!

Одному!

Без свиты, без людей лишних, без венца царского!

Риск?

А ежели себе такое не позволять, так и с ума сойдешь, пожалуй. Сколько можно-то? На троне сидеть, на бояр глядеть, указы умные читать-писать, о государстве думать… сил уже нет! И сил, и терпения… свободы хочется! Хоть глоток! Хоть щепоточку!

Царь? Обязан?!

А что – не человек он, что ли?

Никому-то дома сидеть не хотелось в святочную неделю.

* * *

Гулянья!

Как же это весело, как радостно!

У Фёдора и то складки на лбу разгладились. Кругом шум, гам, смех, суета веселая. Налево посмотришь – с горки катаются.

Направо – карусель веселая.

Прямо – ряды торговые, люди смеются, народ заманивают, кто сбитнем, кто калачом, кто петушком на палочке.

В сторонку отойдешь – там костры горят, вдруг кто замерз, погреться захочет? А вот и скоморохи, ходят, кукол своих показывают, с медведем ученым пляшут… тот квелый, скучный, а все ж старается…

Впрочем, Фёдора мало то интересовало. А вот Устинья…

Долго искать не пришлось, на горке оказались все Заболоцкие.

И старшие, и младшие. Старшие, правда, быстро накатались, да и погулять отправились. Боярыня аж цвела, мужа под руку держала, улыбалась.

Хорошо!

Давно он ее вниманием не баловал! Все дела домашние да заботы хозяйственные, а что она – не женщина? Ей ведь не так много надобно, слово ласковое да улыбку добрую. Боярыня и дочек из внимания выпустила.

А ими Илья занимался.

Садились они все на саночки – Марья, за ней Илья, потом Аксинья и Устинья – и летели с горы под визг веселый. Марья от души веселилась. Уж и не думала она, что так-то у нее будет!

В очередной раз перевернулись саночки, молодежь в снег полетела, захохотала, Илья невесту перехватил, в щеку поцеловал.

– Всегда тебя любить буду, Илюшенька.

Гадом надо быть последним, чтобы на такое не ответить.

– И я тебя, Марьюшка. И деток наших будущих, и доченьку.

Устя только хихикнула, глядя на братца с невестой.

Ишь ты… целуются они! Прямо в снегу. Аксинью, которая что-то плохое сказать хотела, она ногой пнула в валеночке, не больно попала, но увесисто. И то сказать, нашла сестренка время, чтобы жало свое выпустить! Думать надо и язык прикусывать! А то оторвут!

– Помолчи!

Сестра зашипела, что та гадюка, но Устя ей кулак показала.

– За косу оттаскаю! Не смей им радость портить! Пошли, я тебе сбитня куплю!

Аксинья и не спросила, откуда деньги у сестры. За ней пошла. А потом…

– Ой…

Фёдора она б и не увидела, и не заметила. Чего в нем для Аксиньи интересного? А вот Михайлу…

Устя обоих заметила.

Куда б удрать? Поздно, увы. Вот они, стоят, не подвинешь! Устя низко кланяться не стала – видно же, царевич сюда гулять пришел, – а голову склонила, улыбнулась лукаво.

– Фёдор Иванович, рада встрече.

Царевич так и расцвел. Михайла, правда, скривился чуток, ровно лимон укусил, но на него уже Аксинья смотрела. Не бросать же, не сводить свои труды на нет?

– Как снежок? Мы покататься хотели!

– Хороший снежок. Мы сейчас с сестрицей чего горяченького выпьем, да и покатаемся! – Устя улыбалась весело. А ей и правда хорошо было. Даже Фёдор настроения не портил… Пусть его! Пусть у него хоть такая радость будет! Другой-то она ему давать не собирается.

– А сопроводить вас можно, боярышни? Чтобы не обидел никто?

Михайла на Устю откровенно любовался.

Ох, хороша!

В тулупчике теплом, в шапочке беленькой, заячьей, в платке цветастом. Улыбается, разрумянилась, веселая, счастливая… Сестра ей и в подметки не годится. И понимает это, едва от злости не шипит. Хотя встала б рядом и улыбалась – куда как симпатичнее показалась бы!

Фёдор тем временем Устинье руку предложил, на санки кивнул.

Устинья кивнула, да и пошла. Время сейчас такое… пусть его. Откажешь – скандал точно будет, настроение у всех испортится. А так и родители не возразят – Устя ни на секунду не забывала про отцовские мечтания, ни Илья, ни Аксинья…

Ох, морочит ей голову этот гад зеленоглазый!

Устя Михайлу с радостью бы под лед спустила, да вот беда – нельзя покамест. А хочется, никакого зла на негодяя не хватает! Но пока о том разве что помечтать можно, недолго.

И были санки.

Раз за разом скатывались они с высокой горки. Фёдор впереди сидел, санями правил, Устя сзади к нему прижималась, пару раз в снег они валились вместе, хохотали до слез. Странно даже.

Не был Фёдор таким никогда.

Или то сила ее действует? Устинья про то не знала. Точно сказать не могла.

Михайла тоже не терялся, Аксинью развлекал. Истерман (где ж без тебя, заразы?!) боярина перехватил с боярыней, говорил о чем-то… Алексей Заболоцкий доволен был.

Устя на Фёдора с тревогой поглядывала. Чем дальше, тем наглее вел он себя: то прижмет ненароком, сажая в сани, то повернет их так, что скатятся они в снег, и он на ней лежит… и дыхание у него становится тяжелое, неровное, и глаза выкатываются…

Наконец Усте прискучило раз за разом вырываться, она косой мотнула, в сторону отошла.

– Хватит! Накаталась!

Фёдор ее за руку схватил:

– Чего ты! Пойдем еще раз!

– Не хочу я больше, царевич. Голова кружится.

– Пошли, сбитнем напою. И калачи тут продают, слышу… а бусы хочешь?

Фёдор был довольным, радостным… глаза горели. Хорошо! Сейчас бы… он даже уголок присмотрел укромный между палатками. Затянуть туда Устю да поцелуй сорвать с губок алых. Лучше – два поцелуя… или три?

Устя эти мысли как по книге читала.

– Не хочу я, царевич. Охолонуть бы мне.

– Пошли, не ломайся!

Фёдор к такому не привык, за руку Устинью потянул. Царевич он! Никто ему и никогда не отказывает! А кто отказывает – ломаются просто. Кривляки бессмысленные!

Устя зашипела зло. Ах, пнуть бы тебя сейчас так, чтобы три года жена без надобности была! Да ведь отец потом с нее три шкуры спустит!

Силой своей попробовать подействовать?

Можно. Сделать так, чтобы Фёдор обеспамятел, она и сейчас может, только рисковать не хочется. Мало ли, кто заметит, что заметит, полно на гуляньях глаз приметливых.

Словами еще попробовать? А когда не действуют слова-то?

– Пусти, Фёдор Иванович. Не в радость ты мне.

– Устенька, не упрямься… с ума схожу, жить без тебя не могу.

И тащит, зараза, тащит к палаткам! Нельзя ж себя позорить так… и позволять ему ничего лишнего тоже не хочется, ее ж стошнит, одно дело голову словами морочить, другое – хоть пальцем до него дотронуться!

Устя бы ударила. Не дала бы себя никуда затащить, но…

– Пусти боярышню, братец.

Голос вроде и негромкий, а обжег крапивой, Устя аж подскочила на месте, малым в сугроб не рухнула. Государь Борис Иоаннович?!

И не померещилось, не помстилось. Стоит, смотрит прямо, улыбается весело. И не скажешь, что царь… одет просто, неприметно, хотя и дорого. А все ж ни золота, ни соболей на нем нет.

Фёдор зашипел, ровно гадюка, глазами сверкнул.

– Борис-с-с-с-с-с…

Второй раз государь повторять не стал. Просто стоял и смотрел на пальцы, на рукаве Устиньи сжатые, пока те не дрогнули, не распрямились…

Понятно, легко Фёдор не сдался.

– Чего тебе, братец? Не мешай нам с невестой!

– Иди… братец, погуляй, да без невесты. Не в радость девушкам, когда их силком тащат.

– Я…

– Иди и на боярышню не оглядывайся. У нее глаза испуганные, и губы вон дрожат, и отталкивала она тебя не для игры.

Кажется, Фёдору то и в голову не приходило. Глаза, губы, да кому какое дело, когда ему чего-то пожелалось? Но совесть в нем и на кончик ногтя не проснулась, не блеснула.

– Я…

– О боярышне я позабочусь. А скажешь кому, что я тут был, – пожалеешь. Как в детстве. Понял?

Фёдор черными словами выругался – и прочь пошел, только снег из-под каблуков взметнулся.

Устя огляделась быстро, нет ли вокруг посторонних злых глаз, отвод-то она накинуть не успела, дура бестолковая!

Нет, не видел никто… Повезло.

Родителей Истерман куда-то увел, Аксинью Михайла занял, старались, негодяи, для своего хозяина все делали, а получилось – для Усти.

– Благодарю, го…

– Просто Борис. Или братцем называй, когда за Фёдора замуж выйдешь, сестрицей станешь.

Он улыбается, а у боярышни сердце зашлось, забилось где-то в горле. И не хотела, а слова с языка рванулись:

– Прости… братец. А только не люб мне Фёдор, когда б отец не неволил, близко б не подошла.

– Вот как…

– Прости. Мало у девки воли, когда так-то сватают. Выдаст меня отец замуж, никуда не денусь, а что жених не в радость… девичьи слезы – луковые…

Устя и сама не знала, как шаг вперед сделала, нахмуренных бровей коснулась, разгладила. Словно… так надобно было.

И…

Когда б ударили ее, так бы не поразилась.

– Аркан?!

– Что? – Борис и нахмуриться не успел, как девичьи пальцы на его рукаве сжались, потянули его в закоулок, да с такой силой, что дернись – рукав оторвет. И глаза отчаянные, решительные.

Затащила, к стене дощатой толкнула, на грязь и внимания не обратила.

– Давно ли у тебя это?

– Что? – Борис и не понял, о чем она.

Устя выдохнула.

Оставить как есть? Или… решиться?

– Слово мне дай, государь, что казнишь меня али помилуешь волей своей, но что сейчас произойдет – не расскажешь никому!

– Что?

– Я сейчас полностью в воле твоей буду. А только и оставить это никак нельзя…

Устя видела так отчетливо, так ясно, словно вот оно, настоящей веревкой стало…

Аркан.

Не такой, как у Ильи. Этот изящнее, тоньше, чем-то ошейник напоминает, да суть одна. И снять его надобно. Немедленно.

Потом колдовка прознает, еще свои чары укрепит, а на что серьезное сил Устиньи может и не хватить, не все голой силой ломится, что и опытом побивать надо. Значит – сейчас, пока она знает, что может, что справится, что хватит ее сил.

Устя в глаза Борису посмотрела, руку подняла, пальцы на аркан легли, ощупали.

Тоненький, ровно ниточка серебряная, не черная, а куда как прочнее. На Илье веревка была, а здесь проволока металлическая, сильнее, надежнее, незаметнее.

Когда специально смотреть не будешь – и не увидишь. Или вот так, как Устя… с ее огнем и не такое углядеть можно. И действовать.

– Прости, Боря. Надобно так…

И сорвала удавку одним движением.

Взвыла от боли, руку ожгло, из-под ногтей кровь хлынула… В глазах потемнело, за Бориса схватилась, лишь бы не упасть… удалось?!

Да!

* * *

– Что-то Усти не видно. Да и царевича.

Не сильно-то боярин беспокоился, понимал, что вреда Устинье рядом с Фёдором не будет. А все ж ни к чему боярышню срамить, коли хочешь ты девку! Ну так женись! По-честному! А в углу тискать не смей, боярышня это не холопка какая!

Боярыня Евдокия на мужа посмотрела, вздохнула затаенно, еще раз пожалела доченьку, она бы век такому, как Фёдор, дитя не отдала, да кто ж ее спросит-то?

– Не кручинься, батюшка. Умная у нас доченька выросла, не позволит она себе лишнего.

– Чуточку и позволить могла бы. – Алексей Заболоцкий себя хорошо помнил. И как поцелуи срывал то там, то тут…

Евдокия тоже помнила.

И прабабкин наказ. Агафья просила ее, а когда уж честно сказать – приказала Усте не мешать и под руку не лезть. Мол, не глупая у тебя дочка, Дуняша, сама она разберется, а вы только хуже сделать можете.

Сказать бы о том мужу, да нельзя. Гневлив боярин, на руку скор… да и не всё мужьям-то рассказывают.

Мужу-псу не показывай… улыбку всю. До нас поговорка сложена, а нам досталась. Вот и ни к чему со старой-то мудростью спорить, должно что-то и в тайне от мужчин быть.

– Не надобно, Алешенька. Запретный-то плод – он завсегда слаще.

– И то верно.

– Плохо, что не видно Усти, но верю я в нее. Справится она, лишнего себе не позволит.

– А как царевич настаивать будет?

– Все одно не позволит, найдет как отвлечь али еще чего придумает, умненькая она у нас выросла.

– Да… вся в меня. Как ты думаешь, Дуняша, будет наша Устя царевной?

Евдокия в том сомневалась сильно. Ежели бабка вмешалась…

Да и Фёдор Устинье не люб. И… нехороший он. Как он на Устю смотрит… нет, нельзя ему девочку отдавать, ей с ним плохо будет.

Вслух-то она ничего не скажет, только то, что хочет муж услышать. Но ежели что, свадьбу расстроит с превеликим удовольствием!

Не нравится ей Фёдор, попросту не нравится. И за дочку тревожно. Но покамест молчать надо.

Всему свое время, и особенно – слову.

* * *

Давно у Бориса такого дня хорошего не было.

Выбрался он из дворца легко, по полям пролетел, ветер свежий пил, как самолучшее вино, пьянел от терпкого привкуса на губах.

Спрыгнул, руки раскинул, в снег упал…

Воля…

Сколько ж лет он так не делал? Десять?

И не упомнить уже… Как батюшки не стало, так и ушла куда-то радость, исчезла, не жил, а дни считал, ровно в подземелье сумрачном. А сейчас вот волной прихлынуло, накатило!

Захотелось.

Вспомнил улыбку теплую, глаза серые…

Красива ли Устинья Алексеевна? Хороша, да до Маринушки ей, как соловью до павлина. А все ж…

Есть в ней радость. Чистая, незамутненная…

Еще покататься? Или съездить, с горки прокатиться? По ярмарке походить?

Не так, как обычно делается, а для себя, для души?^[61]

Борис и сам не заметил, как коня повернул. До Ладоги доехал, монетку парню кинул, тот коня привязал, посторожить обещал, а сам Борис гулять отправился.

Хорошо…

Когда не знает тебя никто, не требует ничего, не смотрит с почтением, не кланяется земно, зады кверху выставляя.

Что Бориса к горкам потянуло? Сам бы он век не ответил, но Устинью легко нашел. И Фёдора, и… сам гневу своему поразился. Да какое дело ему до боярышни, таких не одна сотня по Ладоге разыщется, еще и красивее найдутся? А вот… поди ж ты! При виде слез в серых глазах едва Борис за плетку не взялся. Было такое в их детстве: поймал Борис братца, когда тот кошку мучил, и выдрал так, что Федька потом долго ходил, почесывался. В обморок не падал, крови ж не было, а вот зад болел. И кошек братец потом не мучил. Никогда. Бориса побаивался.

Киска та, у Феденьки отбитая, еще долго у Бориса жила, мышей ему таскала… было дело.

А теперь, значит, подрос Феденька, забылась трепка старая, новой захотелось. И кошки забылись, девушек ему подавай!

Ух, мачеха, зараза такая, избаловала мальчишку!

Свято ведь уверен, что подарок он для любой женщины, и невдомек ему, что не его видят – царевича.

На пугало кафтан бархатный надень – то же самое и будет, как бы еще не ласковее улыбаться будут! А дружки его в том первые потатчики! Пакостники мелкие, все сделали, чтобы Устинья одна с царевичем осталась, неуж не понимали, что дальше будет?

Не удержался Борис, вмешался и не пожалел – такой радостью серые глаза полыхнули.

Брат кулаки сжал, ровно кинуться хотел, Борис уж прикинул, где сложить его, когда бросится. У стеночки деревянной, в снежок, в кучку…

Не решился Фёдор на брата накинуться, так он и в детстве не кидался. Разве что орал гадости да маменьке пожаловаться грозил. Кому-то сейчас он жаловаться будет?

Зашипел царевич злобно да прочь ринулся, а Устя, напротив, ближе подошла…

Что она в Борисе увидела? Царь и не понял сразу-то, но Устя за руку его схватила с неженской силой. Что говорила? Что просила?

Государь и половины не понял, зато хорошо другое осознал.

Вот почему Фёдора так тянуло к ней!

Теплая она. И рядом с ней тепло, душа оттаивает, ровно весна начинается. Сейчас бы наклониться, к себе ее притянуть, губами губ коснуться… и чем он лучше Федьки будет?

Только пока Борис с собой боролся, Устя что-то решила. Руку подняла, кончики пальцев его горла коснулись, у царя в голове зашумело…

– Устя?

Серые глаза расширились, а по наружному краю их ровно огни зеленые зажглись. Яркие такие… Боря и двинуться не смог сначала, а потом уж и поздно было.

Побежали огни, в единое кольцо слились, тонкие девичьи пальцы на горло легли – и словно что-то такое разорвали, по шее боль огнем хлестнула, потянула…

Как стена рухнула.

В миг единый царя огнем залило.

Жар ли, свет ли, холод?

Сам он на тот вопрос не ответил бы!

Как будто впервые за десять-двадцать лет вздохнул он полной грудью, а до того и не дышал вовсе. И так сладок этот вздох получился, что даже сознание поплыло, дрогнуло… может, и упал бы мужчина, да Устю надо было поддержать.

Девушка едва в снег у его ног не сползла.

Бледная вся, лицо ровно мраморное, под глазами в миг единый круги черные появились, а рука вся окровавлена. И на снег алая кровь капает. Нет на ее руке ран, а течет кровушка из-под ногтей, заливает белый снег, расцветает алыми цветами.

Может, и натворил бы царь глупостей, закричал бы, помощь позвал, да не успел просто, Устя кое-как глаза открыла.

– Кровь… ни к кому попасть не должна! Сейчас… опамятуюсь…

Борис и рукой махнул.

Как был, поддерживая девушку, опустился на колени, зачерпнул снега в горсть, лицо ей протер, Устя губы приоткрыла, он в рот ей снега вложил…

Минут через пятнадцать девушка и оживела.

– Благодарю, Боря.

Давненько его так не называли.

* * *

Кому гуляния веселые, кому наставления родительские.

Боярышня Анфиса Дмитриевна Утятьева в горнице сидела, на отца глядела. Слушать не хотелось.

На улицу хотелось, к подругам веселым хотелось, на женихов погадать в неделю святочную, когда еще и не заняться таким-то…

А приходится сидеть, батюшку родимого слушать.

– Отбор будет, Анфиса. Царь-батюшка брата своего оженить желает.

Невольно заинтересовалась боярышня. Когда царевич женится, умные девушки завсегда интересоваться будут. Не царь он, конечно, а все ж… нет у Бориса пока других наследников, нет детей…

– Когда дурой не окажешься, царевной стать сможешь. А там – кто знает?

Дурой Анфиса быть не хотела, а вот царевной – так очень даже не отказалась бы.

– Батюшка, а что не так? Думаешь, выберут меня?

– Трем сотням девушек приглашения пришлют. Я с боярином Раенским говорил, с Платоном Митрофановичем, потому ты на отбор попадешь обязательно.

Анфиса плечами пожала так, что едва сарафан на груди не порвался, длинную золотую косу наперед перебросила. А коса шикарная, считай, до колен достает, и сама Анфиса до того хороша – ровно яблочко наливное. И глаза большие, карие, и коса длинная, и фигура – что посмотреть, что потрогать приятственно…

– А потом, батюшка?

– А потом, Анфисушка, надобно тебе царевича в себя влюбить будет.

– Как скажешь, батюшка.

– Да не как скажу, дурища… – махнул боярин рукой. И не говорить бы о таком дочери-то, да выбора нет, не скажешь, так потом хуже получится. О некоторых вещах бабы знать должны, то их, бабьи склоки будут.

Так-то мужчине и неприлично о таком говорить, да уж больно многое на карте стоит.

С Раенским давно они планировали этот брак, и Фиску боярин стерег пуще ока. Как объединились бы два рода, Раенских да Утятьевых, им бы даже Мышкины супротивниками не были. Смогли б они и на царя влиять.

Ан… не так пошло кое-что, не ко времени влюбился Фёдор, ему б сначала жениться, а потом влюбляться, сколь захочется, да теперь поздно уж ругаться.

Фиска молчала.

Дура-то она дурой, а все же по-своему, по-бабьи, и сообразит чего?

– Что не так, батюшка? Али я чем плоха?

– Не ты плоха́, другая хороша оказалась. Царевич вроде как влюбился до изумления. Есть такие на Ладоге, Заболоцкие, не слыхивала?

Анфиса лобик наморщила.

– Вроде как было что… три дочери у них, старшая, кажись, замужем за Дуняшиным братом… нет, не помню точно, не встречалась…

– Оно и понятно, мы супротив Заболоцких, что лебедь против воробья. А все ж увидел царевич где-то Устинью Заболоцкую, да и решил, что влюблен.

– Даже так, батюшка?

– Ты-то гораздо красивее. Видел я ту Устинью мимоходом… тьфу, так себе.

Платон Раенский показал, все в той же церкви, с хоров. Посмотрели бояре, да и плечами пожали: было б на кого смотреть… мелочь невзрачная. Его-то Анфиса куда как… краше, со всех сторон, и детей ро2дит здоровеньких! У них-то в поколении меньше пяти-восьми детей не бывает, поди! А та немочь бледная хоть бы раз затяжелеть смогла…

– Ну когда так, батюшка, то и беды особой не будет. Неуж не понравлюсь я царевичу?

– Все в твоих руках, Фиса. Сама понимаешь, тут ваши, бабьи, дела.

– Понимаю, батюшка.

– А раз понимаешь – то иди. Сшей там себе чего али вышей… знаешь, поди, чем заняться.

Фиса знала.

Сейчас пойдет, с подругами погуляет, про Устинью Заболоцкую сплетни послушает, потом подумает еще…

Власть она не меньше отца любила, да и замуж хотелось ей не абы за кого, а за достойного красоты ее да ума. За царя б, да женат он! Ну… тогда хоть за царевича!

И кто-то на дороге ее встал?

Какая-то Заболоцкая?

В клочья ее Анфиса порвет за счастье свое и клочья кровавые по закоулочкам размечет.

Не видела она царевича ни разу? И он ее?

А это уж вовсе мелочи неинтересные!

Устинья, говорите? Заболоцкая?

Говорите, говорите. А я послушаю.

* * *

– Что это было? Объяснить сможешь?

– Смогу. – Устинья морщилась, снегом руку терла. Рука так выглядела, что Борис ее словам готов был сразу поверить, доказательств не требуя. Пальцы белые, ровно обмороженные, на ладони красный след остался, под ногтями кровь запеклась. И больно ей, вот, морщится, а терпит.

А кровь со снега сама собрала, на платок, завернула кое-как, в карман сунула, не заботясь, что одежду попортит.

– Потом уничтожу. Аркан это был, государь. Неладное что-то в палатах твоих творится.

– Борей зови, как и звала, чего уж теперь-то, – махнул рукой Борис. – Какой аркан? Откуда?

– Аркан – колдовство черное, для управления человеком созданное. – Устя и не думала таить. – По нему жизненная сила идет, от человека к колдуну. Через него и управлять человеком можно, правда, не каждый раз, а только если очень надобно. Не просто так я о том знаю, на брате моем такой же был.

– Так… Илья. Заболоцкий.

– Недавно то случилось, го… Боря. Мало кто знает, но в прабабках у нас волхва была. Настоящая. Еще при государе Соколе.

– Ага.

– Я не волхва, и сестры мои, и брат, и отец… а кровь все одно осталась, вот и просыпается иногда. Видим что-то неладное, чуем больше обычных людей. Брат давненько жаловался, то голова у него болит, то сердце тянет, а ведь молод он… уговорила я его в рощу Живы-матушки съездить. Там и определила волхва, что аркан на нем, и сняла его. Илюшка даже до рощи доехать не мог, плохо ему было, корежило всего, корчило, ровно в припадке.

– А ты…

– Я смотрела. А сегодня… когда на тебя посмотрела, то и поняла, что тоже… только другой он у тебя был, не как у Илюшки. У него Добряна легко все сделала, как и не трудилась вовсе, а у тебя я его рвала, как проволоку раскаленную. Больно… а может, я неумелая такая, она-то волхва старая, опытная, а я и не волхва даже, сила есть, ума не надо.

– Вот оно что. А кровь так и должна из руки течь?

– Это на крови делается. Капли хватит… и наложить – кровь надобна, и снять – тоже. Мне по-другому нельзя, не умею я, не обучена.

– То есть… меня что – привораживали? Или что?

– Не знаю. – Устя действительно не знала, как приворот выглядит. Про аркан знала, это и ответила. – Силу тянули, жизнь самое тянули, может, и слушаться в чем-то заставляли – не знаю я про то, не волхва я. Кровь просыпается – то другое, кровь знаний да умений не добавляет.

И с этим Борису спорить сложно было.

– Роща, говоришь? Волхва?

– Д-да… не делай ей зла! Пожалуйста!

Устя с таким ужасом смотрела, что Борис даже хмыкнул, по голове ее погладил, как маленькую.

– Да ты что, Устёна, какое зло? Мне бы съездить да поговорить с волхвой, вдруг что еще осталось или последствия какие?

Борис и не засомневался в словах ее: чуял – правду говорит. До последнего слова правду, только страшненькую, ту, в которую верить не хочется.

А только как начнешь одним медом питаться, тут и конец тебе.

И с делами так. Не всегда хорошо получается, но ежели только хорошие новости слушать, то плохие себя заставят выслушать. Или головы лишишься по глупости своей, в розовом тумане плавая.

Устя на него смотрела, прищурилась только странно…

– Нет, ничего не осталось.

И на секунду отвернулась, слезинку смахнула.

Устёна.

В черной своей жизни она так думала – услышать бы, да и помирать можно. А сейчас услышала – и дальше жить хочется. А вдруг еще раз назовет по имени?

– Точно?

– Уверена, государь. А хотя…

Устя задумалась, и серьезно.

– Устёна? – напомнил о себе Борис минут через пять.

– Я вот о чем размышляю, – призналась девушка. – Когда еще во дворце дрянь эта… а как увидят, что ошейник порван?

Бориса аж заколотило.

Только что дышал он полной грудью – и словно наново его стиснуло, сдавило… страшно! Опять себя утратить? Умереть лучше!

– А и в рощу… доедешь ли? Пустят ли? Илюшка на подъезде чуть в обморок не упал, повезло – рядом уж был. А с тобой как что случится?

Борис долго и не раздумывал.

– А поедешь со мной? Устёна?

– А… когда?

– Вот сейчас и поедем.

Устя кивнула. Потом спохватилась, за голову взялась…

– Родители. Фёдор. Ой, мамочки!

Борис разве что фыркнул весело.

– Думаю, и родители твои заняты, и Фёдор сейчас где-то в углу страдает, и поделом ему.

– Почему? Ой… – сообразила Устя.

– Именно. Ты ж не думаешь, что просто так, без пригляда здесь очутилась?

– Фёдор то устроил?

– Или он, или люди его – могут.

Устя только зубами скрипнула.

Ох, что б она сделала, и с Фёдором, и с людьми этими… нехорошими.

– И верно, не в радость тебе Федька, а ему того и не видно, дураку.

Устя только руками развела.

– Не кручинься, Устёна, найдешь еще радость свою, а пока – идем. Тут ехать недолго, да и конь у меня отдохнул – влет домчимся.

Устя отказываться и не подумала.

Честь девичья?

Что отец скажет?

А волновало ее это год назад? Или в ту черную ночь волновало, когда она в темнице монастырской сидела, с жизнью прощалась? И не плакала, не горевала о жизни своей законченной, потому что за гранью могла Бореньку встретить. Увидеть его хотя бы, уж о том, чтобы коснуться, – и не мечтала даже. А сейчас – рядом он.

И рука ее в его ладони лежит, уютно, спокойно так, уверенно, и поедут они вместе, на одном коне…

Отказываться?

Да она в той, черной, жизни все бы отдала за минуты эти. И корону, и Фёдора, и все, что было у нее… и о каких-то глупостях говорить?

Уж придумает она, что делать, чтобы ей ущерба не было. А сейчас действовать надобно!

* * *

Фёдор в шатре сидел, напивался угрюмо.

Да, именно в шатре.

Для торгов деревянные прилавки сбили, а как выпить чего или посидеть – шатры узорные поставили. Купцы на такие дела горазды.

Опять же, шатер расставить несложно, да и свернуть не тяжко. Поставил внутри жаровню, лавки-столы на скорую руку сколотил, на землю доски бросил, вот и ладно. Непривередливы на гуляньях люди, лишь бы выпивка покрепче была.

Тут его Михайла и нашел. Заглянул вина с пряностями купить для Аксиньи, сбитня ей, видишь, не захотелось, слишком простонародно, а она вся утонченная такая, аж искрится! Дура, ломака, кривляка веснушчатая! Тут и царевича заметил.

– Царевич?

Фёдор на него посмотрел зло:

– Чего тебе?

– Как… тут ты? А Устинья Алексеевна где ж?

Михайлу понять можно было. По доброй воле он в затее Истермана поучаствовал, сам за подворьем Заболоцких последил и Руди знать дал, когда и как поедут они за город…

К чему?

А вот! Чтобы Фёдор с Устиньей вместе побыли. Истерман-то планировал так, что Фёдор ему за то обязан будет, а Михайлу иное вело. Не дура ж Устинья? Нет, конечно. Умная она, редко такое бывает. Обычно как баба красивая, так разума ей и не досталось, а тут… и языки она превзошла, и собой хороша, и добра… вот и дать ей на Фёдора Ивановича посмотреть поближе!

Пусть полюбуется, какую пакость ей в мужья прочат, авось потом и к Михайле ласковее будет!

Будет-будет, как от Фёдора он ее избавит, так благодарности ему и хватит для начала, а любовь, глядишь, и потом придет.

Вот и порадел Михайла.

И братца отвлекли, и родителей, и сестрицу завистливую – оставили голубков наедине.

Получите!

Вот он, голубь-то сизокрылый, весь клюв уже в вине намочил, да хорошо так. А Устинья где ж?

– Твое какое дело, холоп?! – прогневался вдруг Фёдор. – Прочь поди!

Еще и кружкой запустил в Михайлу.

Понятно, не попал, еще того не хватало, но… делать-то дальше что?

А впрочем, недолго Михайла и сомневался.

Кружку поднял, встряхнул, на стол поставил.

– Прости, царевич, виноват. Налить тебе еще?

– А налей!

Михайла и послушался. А что в вино то крупица сонного зелья упала… Фёдор и не заметил. Пусть его!

Добиться от дурака чего полезного не выйдет, ну так хоть положить его, где потише, да не беспокоиться. А самому потихоньку Устю поискать.

А если…

Зрелище задушенной девушки с рыжей косой так перед Михайлой четко встало, что бедняга аж споткнулся.

А ежели…

Тогда следующим в кубке яд окажется, и никак иначе!

Ах я дурак!

* * *

Устя как и не на коне ехала – она бы сейчас и на крыльях полетела от счастья, птицей в небе закричала бы, крылья раскинула, мир обняла…

Счастье?

Да, и такое оно тоже – счастье.

Когда рядом любимый мужчина, когда обнимает он тебя, осторожно так, в седле придерживая, а ты на грудь его опираешься, запах его чувствуешь, невыразимо родной, дыхание ощущаешь…

Век бы так провести! И то мало будет!

Молчали оба. Не так уж удобно разговаривать, когда конь по дороге летит, тут и ветерок, и снег, и движение…

Да и не нравилось Борису разговаривать на ходу, а Устя просто молчала и тем счастлива была. Не расплескать бы мгновения эти! На всю жизнь сберечь!

Вот и роща замаячила… Борис в седле пошатнулся.

Мигом Устя к нему повернулась.

– Что?

– Дурно как-то…

– Может, спешиться?

– Справлюсь я. Сама держись. – Борис коня пришпорил.

Нарастала дурнота. Но это ничего, это преодолеется…

Не справился.

И, уже теряя сознание, знал, что Устя перехватывает поводья – и кричит что есть сил, зовет Добряну.

Не знал только самого важного.

Ей – ответили?

* * *

– Что?!

Истерман едва гадюкой не зашипел, как Михайла отыскал его да о случившемся рассказал.

– Что ж ты его не расспросил, сукин сын?

За мать Михайла не обиделся, все одно он Истермана убьет, ответил вежливо:

– Это тебя он послушать может. А меня прибил бы, вот и весь разговор.

– Я бы его расспросил…

– Когда б он до того не нажрался по-свински.

С этим спорить было сложно, Истерман только рукой махнул:

– Ясно мне. Так… покамест не знаем мы, что случилось, Заболоцких занять надобно. Боярина и супругу его я к себе приглашу. А молодняк куда бы деть, где они сейчас?

– Братец их невестой занят. Когда б им чего интересное показали, в самый раз пришлось, а Аксинью я займу.

Хотелось Михайле побегать и Устинью самому поискать, сейчас и побежал бы, да… нельзя внимания привлекать! Никак нельзя! Руди по-своему рассудил, кивнул согласно. Чего ж к мальчишке не прислушаться, хоть и молод Михайла Ижорский, а не дурак.

– Я сейчас Якобу скажу, пусть он Ильей займется. У него несколько купцов знакомых есть, вот пусть свозит их с невестой, подарки какие посмотреть к свадьбе.

– А искать Устинью?

– И это прикажу. Ох, Федька, Федька, что ж ты так…

У Михайлы и вопроса такого не возникало.

Что ж он?

Вот уж неинтересно! И думать о том не надобно, убить – и пусть его! Господь разберется, что он, кто он, зачем… а Михайле не до того, ему б Устиньюшку найти.

– А, да. Еще сестра одна… Адаму ее передай. А сам людей порасспроси, понял? Все ж Адаму с бабами привычно, а тебе ответят там, где ему не скажут.

Что Истерман не дурак, Михайла и раньше знал. Жаль только, что сволочь. А, все одно – убивать придется, чего на мертвеца-то обижаться?

* * *

Устя на коленях перед Добряной стояла, глазами беспомощными смотрела.

Волхва сейчас тоже на коленях в снегу, царя лечила. Постепенно, по капельке, отпаивала его соком березовым и так же, по капельке, силу Живы вливала.

– Права ты, Устюша, тут и приворот, и силу с него тянули, и еще что-то было, уж и не понять, что именно.

– Я словно проволоку рвала, так больно было, до сих пор руки толком не чувствую.

– Потом я твою руку посмотрю, но сразу скажу – не будет легко и приятно, очень мощное заклятие ты порвала, может, и рука онемеет или еще какие последствия будут.

– Пусть будут! Только бы приворот порвался и на нем не осталось ничего черного… не осталось ведь?

– Не осталось, все ты разрушила, вижу я след – давний он, въелся уж накрепко. Нет, не как у Ильи твоего – там аркану не больше года было, да и кровь в вас другая, старая. На вас такое не накинешь…

– Так ведь Боря… от государя Сокола он!

– А волхвы у него в роду были? То-то и оно, человек он самый обычный, без нашей крови в жилочках, его и оборотать легче, и вылечить тяжелее, в вас-то сила течет, другую силу как родную принимает, а с ним покамест разберешься еще. Сильный, умный, упрямый, а все ж только человек. Что Илья с себя стряхнул, ровно водичку, то государю отзовется еще.

– А… мог он потому и детей не иметь?

– Еще как мог, Устяша! Умничка ты! Вот что там еще-то было! Бесплодие! Сколько ж лет я такого не видела? И не упомнить сейчас!

– Сколько?

Борис все слышал отлично, только говорить трудно было. Но в себя он пришел, как отпаивать его начали, и теперь лежал, слушал разговор двух волхвиц, гневом лютым наливался.

Удавка?

Бесплодие?

Ох, доберется он до колдуна, на другом месте ему ту удавку затянет… для начала! Не любил Боря людей мучить, да некоторых… не казнь это! Это землю чище сделать!

– Уж лет пятьдесят, как бы не больше, и не припомню сейчас такого, думала, вовсе это умение утрачено. Пришел ты в себя, государь? Ну так и не тревожь девушку, глаза открывай.

И открыл, и сверкнул ими так, что страшно стало.

– Бес-с-сплодие?

– В числе прочего. Давний уж аркан, а может, и два заклинания так меж собой переплелись, не ведаю. Чудом Устя с ним справилась, могла б и сама погибнуть, и тебя убить. Кто другой так и сорвался бы, да у Устиньи дар редкий.

– Да?

– Уж ты поверь. Дано Устинье, кровь в ней пробудилась. Я б такое и не порвала, поди. Может, за три дня, за пять дней. Старый то аркан, хорошо въелся, сжился ты с ним. На крови заклинание делали, старались, душу вкладывали.

– Вот даже как… а кто делал? Про то узнать нельзя?

– Как я тебе спустя столько времени узнаю, там небось уж и следы последние стерлись, расплылись! Мужчина то, женщина – неведомо мне. Может, лет пятнадцать тому накладывали, может, еще и пораньше, ты б еще про времена государя Сокола спросил.

– Пятнадцать… я только на трон взошел, только венец надел.

– Тогда тебя и окрутили, видать. Думай, кому такое выгодно было, да рядом врага ищи, такое издаля не сделать, кровь твоя нужна, волосы, а то и другое чего.

– Никак ты помочь не можешь? Хоть бы зацепку какую, хоть намек – кто?

– Не смогу я, государь, хоть голову снеси. Давняя волшба, слишком давняя. Тут и в воду не поглядишь, и не спросишь – следы уж стерлись. Время назвала, а дальше как – сам решай.

Дураком Борис отродясь не был и в невежестве своем признаться не стыдился.

– Почему раньше никто такого не увидел? Ежели давно это во мне? На мне?

– А кто, государь? Сам подумай, чтобы такое приметить, почуять – волхва нужна или волхв. Часто ты с таким, как я разговариваешь? Мало нас… да и во дворец нам сейчас ходу нет, кто бы допустил меня – до тебя?

Воображение у Бориса всегда хорошим было. Представил он, как идет по палатам царским волхва и как на пути ее встает Макарий… то-то визгу было бы! То-то шума!

А самому ему в рощу и мысли не возникало приехать. К чему?

Что он тут позабыл?

– То-то же, государь. Мало нас, может, и еще меньше останется. Колдуны такое не видят, не дано им, ущербный у них дар. Священники ваши? Для этого не просто верующим быть надо, тоже кровь нужна, способности кое-какие.

– Разве?

– А как ты хотел, государь? Таланты есть, бесспорно, но чаще кровь от крови ниточку тянет. Устя от своих предков что могла взяла, вот и полыхнуло в ней. Случится у какого-нибудь священника вашего волхв в роду – и в нем кровь полыхнет, только молиться он другому будет. А видеть – увидит, хотя и не поймет, что с ним происходит. Но ведь единицы таких-то! Или когда от Бога вашего такое приходит… то истинный святой быть должен. Видывал ты таких?

– Нет.

– То-то и оно, государь. Это ж не порча, когда ты сохнуть начинаешь, не болезнь какая, это с тебя по чуть-чуть потягивают… тем аркан и страшен, что заметить его нельзя, считай. А вовремя не распознаешь – и не помогут потом даже святые ваши. Аркан же, потому так и назван. И силу по нему потянуть можно, и затянуть его в любой момент, удавкой сделать, с шипами на горле – видел небось такую? И не выжил бы. И снять его в миг единый не получится – это уж Устинья талант, и то – сколько ей еще заплатить за такую вольность придется?

– Заплатить?

– Рука двигается?

Устя пальцами пошевелила. Те еще белые были, и кровь под ногтями запеклась, такое снегом не ототрешь, водой отмывать надобно. Но двигались исправно, хотя и чувствовались покамест плохо. О том Устя и сказала:

– Двигается.

Добряна еще раз руку посмотрела, головой покачала, подумала.

– Может, судороги еще будут дней десять, может, чуть больше потерпеть придется, но потом восстановится. А больше такого не делай без подготовки, поняла?

– Обошлось же. Ирука восстановится.

– А у кого другого и отсохнуть могла. Легко. Может, сила твоя тебя оберегла, сама знаешь, непростая она у тебя. Да только больше не рискуй так.

Тут уж и Борис поежился.

– Страшно.

Устя кивнула. Сила, да.

Может, потому ей с рук и сошло, что умирала она уже? Окончательно умирала, с жизнью простилась. Вот и аркан ей поддался? А кому другому мог и не отозваться, и сорвать бы его не удалось. А все равно, она бы и еще раз так поступила! И сорок раз!

Ее любимого удавкой душить?

Дайте только до врага добраться, горло перегрызет! Руки отсохнут – так зубами обойдется!

– Умному человеку всегда страшно бывает, только дурак ничего не боится.

Страшно Борису было не просто так.

– Про беду вы сказали. А вот дальше как? Могут меня еще раз так оборотать?

– Могут, – не порадовала его Добряна. – И про то, что сброшено заклятье, знает уже ведьма или колдун… кто уж накладывал. Силы-то он теперь с тебя, государь, не получит.

– Хуже чувствовать себя будет? Али что?

– Да нет… можно восьмериком карету запрячь, можно четверней… ехать-то все одно будешь. Когда такие арканы в палатах твоих набрасывают, да не на одного человека… хорошо у тебя там, государь! Вольготно нечисти всякой!

– Ах да. Илья, брат Устюшин.

– И Жива-матушка ведает, кто еще…

Задумался Борис крепко, молчал, только по глотку из чашки отпивал.

– А можно ли обнаружить нечисть эту?

– Как ты себе то представляешь, государь? И не увидишь таких-то сразу, и не поймешь. Когда столько лет колдун… так я пока его или ее называть буду, рядом с вами… он же и причащается небось, и в храм божий ходит, и никто ничего не заподозрил… понимаешь? Ничего…

– А ты посмотреть можешь?

– Я от рощи не отойду. Тут жизнь моя, не смогу я, даже когда б захотела. Стара уж. Устя… сможет, наверное, да молода пока, опыта у нее нет, учить некому было. Приглядываться ей долго придется, даже если уговорить сумеешь, а потом еще и ко мне ездить, советоваться, и думать нам вместе – не передумать.

Борис на Устю посмотрел, девушка ресницы опустила, медленно, соглашаясь со сказанным – и просто согласие давая.

– Не надо уговаривать, Боря. Согласная я уже. Чем смогу – помогу.

– Думаешь, дурища, колдун тебя живой отпустит? – Добряна глазами зло сверкнула. Даже рука у волхвы дрогнула, сок березовый на землю пролился.

Устя только плечами пожала, ничуть за себя не переживая.

– Думаешь, я его – или ее – живым отпущу?

И такое в серых глазах светилось… упертое, твердое!

Когда б очутился перед ней колдун, не успел бы и вдоха сделать. Устя б ему зубами в глотку впилась, не хуже волчицы перегрызла бы!

– И то верно. – Борис задумался. – Так… отбор скоро. Всех в терема царские пригласят, и тебя в том числе. Фёдор-то лишь о тебе и мечтает, на другой жениться не согласится. – Заметил, как Устинью передернуло, и успокоить поспешил: – Устёна, знаю я, что Фёдор тебе не надобен. Вот тебе царское слово: выдам замуж за кого пожелаешь, только помоги! Все сделаю, чтобы защитить тебя! Найти мне эту нечисть надобно! Ведь наверняка оно со мной рядом, во дворце. Права наставница твоя, там эту гадину искать надобно, в палатах царских!

– Найду.

Нечисть искать?

Да для любимого Устя и звезду бы с неба пообещала, а тут – счастье ведь сулят, настоящее, огромное для той, которая уж и мечтать не решалась! Видеться, разговаривать, рядом быть…

Счастье!

Даже пусть не люба она ему, не надобна как женщина, да разве важно это? Когда любишь до беспамятства, не о себе думаешь, не о нуждах своих, а о любимом: пусть живой будет! Пусть счастлив… даже с другой – пусть! А она его счастью порадуется, его теплом погреется, глядишь, и деток его понянчит. Самопожертвование? Просто такое счастье, когда другого человека вперед себя ставишь. Да и куда Устинье спешить? Роща ее в любое время ждать будет!

– Дура. – Добряна хоть и ворчала, а только юную волхву насквозь видела. Жалела даже.

Что уж там, и она молодая была, хорошо все помнила…

И соловья, от счастья поющего, и как травы голову дурманят, и как глаза любимого светятся… давно уж ушла ее любовь. А поди ты – помнилось!

Борис не видит ничего, ну так пусть. Не надобно и намекать, сами поймут, а не поймут – значит, и не стоит он такой любви-то. Обойдется.

Слепому душой солнышко не покажешь, не получится.

Смолчала Добряна, о другом заговорила:

– Ты, государь, полежи еще чуток. Раз опамятовался, дальше легче пойдет. Через часок и в седло сядешь. А я покамест на двор к Устинье гонца пошлю. Пусть приедут за ней, домой отвезут. Как уж ее в палаты царские привезти – то сам решай, а к себе покамест не допускай никого. Ни жену, ни любовницу какую, ни слугу близкого – рядом твоя нечисть, совсем рядом. И к аркану привык ты, вновь его накинуть легче будет, по проторённому. Волоска хватит, капли крови…

– Одежды ношеной? – Это уж Устя спросила.

– Нет… часть человека нужна.

– Слюна?

– Тоже можно. Так что не плюйся ни на кого, государь, второй раз ведь Устиньи рядом и не случиться может.

Явно насмешничала старая волхва, но Борис не прогневался. Уходили и слабость, и боль, и ломота в суставах – давно он себя так хорошо не чувствовал. А уж когда волхва к нему наклонилась и посоветовала еще кое-что пока ни в ком не оставлять… тихо-тихо, так, чтобы Устя не слышала, Борис и вовсе себя почувствовал ровно ошпаренный. Не то что уши – нос покраснел! Даже чихнул от смущения. Стыда у этих баб нет!

– Не простынет он в снегу-то? – забеспокоилась Устя.

Она ж Бориса сгрузила там, где он с коня упал, а дотащить тяжелого мужчину двум бабам и не под силу было.

– Здесь он уже под защитой Живы-матушки, здесь Ее воля. И моя немножечко… ничего с ним не будет. Полежит, да и встанет.

Устя кивнула, дыхание перевела.

– Хорошо, когда так-то…

– Хорошо. – Добряна Усте ковшик протянула, сама встала, снег стряхнула. – Пойду я. А вы приходите, как он на ноги встать сможет.

И ушла.

Устя наедине с царем осталась.

* * *

– Нет нигде ее.

– Не видели.

– Вроде как похожая девушка с каким-то мужчиной говорила и с ним ушла. А что за мужчина – парень у коновязи не знает.

Михайла только зубами скрипнул.

– С незнакомцем Устя не уехала бы. Не она то.

– Может, знакомый кто? – задумался Истерман.

– Чтобы царевича прогнал? Что – сюда государь пожаловал?

Рудольфус только фыркнул недоверчиво. Государь? Да как поверить в такое?

– Нет, конечно. Но куда-то ж она делась? А Федька спит… Что б такое Заболоцким сказать?

– Может, на подворье к ним послать? – Михайла точно знал: случись Усте убежать, она домой пошла бы. Как в тот раз.

– И пошлю, – согласился Руди. – Ну хоть трупа нет, и то радость. И руки у Федьки чистые…

Последние два предложения он почти про себя произнес, но Михайла услышал. И вздрогнул.

Его Устя – и в лапах Фёдора! Бьется, пытается вырваться, хрипит пережатым горлом, а Фёдор все сжимает и сжимает ладони… Так явственно картина эта представилась, что мороз по спине побежал.

Если с Устей хоть что, хоть волосок с головы ее упадет…

Убьет он этих тварей. И в бега подастся! Не впервой!

* * *

– Илюшенька, а можно вот это? Для Вареньки?

Маша была счастлива. Вот она – радость ее, стоит рядом, на ткани смотрит… видно, что в тягость все эти тряпки ему, но ради Маши готов и на такой подвиг. А ткань действительно красивая, птицами заморскими расшита, невиданными, и тоненькая, из такой для Вареньки платье бы выкроить…

Илья невесту к себе поближе притянул.

– А на тебе бы то платье куда как краше было.

Маша так вся и заалела от его слов.

– Что ты!

– Ты у меня вон какая красавица, а в нем еще краше будешь. Для меня. Сделаешь?

Видел он такое у Маринушки. И… царица его прогнала, ну так хоть что полезное для себя взять.

Когда женщина, да в чулочках кружевных, да в рубашках тоненьких, прозрачных – очень даже красиво. И действует так… снимать все то в одно удовольствие.

Машенька, конечно, не царица, ну так он сам ей расскажет, что им обоим нравиться будет. Плохо, что ли? Когда жене муж в радость, а мужу – жена?

И ведь не так много сил для того надобно, уж не поленись, скажи женщине, что тебе нравится. Она и сама для вас обоих постарается, ну и ты поможешь немного. Для себя ведь! Не для другого кого!

Маша, вся пунцовая, закивала, и Илья попросил ткань отрезать. Так, чтобы на двоих ЕГО женщин хватило, и на жену, и на дочь… Немного времени до свадьбы осталось, дни считаные, ну так рубашку сшить – не тяжко. Чай, не платье лембергское, вот уж где по тридцать метров ткани на себя дуры наворачивают. Стоят потом во всем этом колоннами нелепыми, двинуться не могут.

Но вот чулки шелковые да с бантами… это правильно! Есть в иноземщине, что взять, только брать с большим разбором надобно.

Чулки – можно.

А платье, в котором шелохнуться нельзя, да парики с мышами пусть себе оставят. Наши бабы и в сарафанах куда как краше будут!

Если б Илье сказали, что его мысли – результат бесед с сестрой, не поверил бы никогда.

И не говорила с ним Устя о таком, считай, и не навязывала, и не учила, да и не надобно было. Когда мужчина не дурак, ему и намека хватит. А Илья дураком и не был.

Управляемым? Безусловно. Но не дураком. И что жену надобно любить и баловать, тогда и дома все хорошо будет, сообразил, и на отца с его любовницами нагляделся. Ни к чему ему такое.

Как захочет он на стороне сладенького, так в другом месте себе его найдет.

А гадить, где живешь, – глупо!

Якоб Дрейве улыбнулся себе под нос.

Кое-что он слышал, кое-что понял… что ж. Хорошая пара будет. И Илья вроде как неплохой… можно на разных языках говорить, в разных странах вырасти, все одно – в делах любовных люди друг друга всегда поймут. Завистливым да глазливым Якоб не был никогда, вот и мысли у него светлыми были. Пусть у этой пары все хорошо сложится.

* * *

– Боярышня, я уж тебе по гроб жизни должен, не знаю, как и расплачиваться буду. А ведь и еще тебя просить придется… и за поиск нечисти той как расплачиваться буду – не знаю.

– Не надобно мне ничего. Через пару дней закончатся Святки, у моего брата свадьба будет, а ты, государь, как раз и отбор объявишь для царевича. И меня позовут.

– Позовут, Устёна. А я с Федькой поговорю, чтобы хвост прижал. После сегодняшнего ничего он себе не позволит.

Устя головой качнула:

– Не надобно, государь, покамест не надобно, справлюсь я и сама, а потом видно будет. Неуж ты, государь, брата не окоротишь, если он руки распустит?

– Знаю я, Устёна, и сама за себя постоять сможешь, только и меня не лишай возможности помочь да поддержать. Ты мне помогла, а я тебе не откажу никогда. И чего ты меня опять государем величаешь?

– Потому как государь ты. Разве нет?

– А ты волхва, так что ж теперь?

– Не волхва я. А что сила проснулась… так то бывает.

– Понимаю. – И спросил, не удержался: – Устёна, неужто никто не люб тебе? Федька, понятно, сокровище, которое врагу бы подарить да в прибытке остаться, но ведь мог у тебя и мил-друг быть? Неужто никто к сердцу не припал?

Устя, как и любая женщина, прямо на вопрос не ответила.

– К чему тебе, Боренька, тайны девичьи?

– Должен ведь я тебе. Обещал – за Фёдора ты не пойдешь, когда сама того не пожелаешь. А вдруг есть у тебя кто на примете? Так я посодействую, сам сватом буду, уж не откажут мне ни твои родные, ни его?

– Ни к чему тебе то, Боря. Не надобно.

– Как захочешь рассказать – и помогу, и выслушаю, слово даю. А до той поры… отбор я объявлю. Про тебя и так все знают, про симпатию Федькину, ты-то всяко в палаты царские попадешь. Вот и ходи, где захочешь, приглядывайся. Найди мне эту гадину, Устёна! Христом-богом прошу, найди!

– А как это близкий кто окажется? Добряна сказала – рядом эта тварь?

– Это – не близкий. Даже если рядом со мной… таких тварей травить надобно, выжигать, уничтожать! И… кто у меня близкий-то, Устёна? Жена разве что. Любава мне никогда родной не была, да и сама не хотела, Федька тоже мне братом не стал по сути, по названию только. Не бойся задеть меня, нет у меня настолько родных и дорогих, просто нету. Отец и матушка умерли, дети не народились покамест, вот и весь сказ.

– И что я доказать смогу?

– И не понадобится доказывать, даже не сомневайся!

– Отчего не понадобится?

– Как ты заподозришь кого, мне достаточно будет этого человека на охоту вывезти да сюда привезти. Не сможет в рощу войти? Значит, верно. Уж Добряна-то супостата распознает. А как она пойти к нему не сможет, мы его сюда притащим.

Устя голову царя поддержала, еще немного сока березового ему споила.

– Хороший план, государь. Главное, ты к себе пока никого не подпускай, даже жену твою… уж прости.

– Не подпущу, коли обещал, но Марине то проклятие первой невыгодно было. К чему ей мое бесплодие, ей бы наоборот, плодородие?

– Не говорю я, что она виновата. – Устя даже ладонью шевельнула. – Но рядом с ней девка может быть сенная, чернавка какая… или еще кто, чужаками приставленный.

Борис вспомнил, о чем ему волхва сказала, – да и смирился. И сам не станет он рисковать, и женой не рискнет.

Маринушка…

Не она это. Ей выгодно было, чтобы наследник появился, да побыстрее… понятно, приворот – могла она сделать. Могла бы, когда б умела. И послушание тоже… Какая баба не мечтает мужем править да командовать? У некоторых и получается даже.

Но бесплодие?

Но силы жизненные пить? До смерти его доводить?

Маринушке то первой невыгодно. Вот и весь сказ.

– Устёна, ты мне встать не поможешь? Вдруг получится?

– Сейчас попробуем, только сок допей. Вот так, теперь обопрись на меня крепче… не сломаюсь я. – А что счастье это, когда любимый мужчина обнимает, руку его чувствуешь, тепло его, дыхание… о том промолчим. И улыбку неуместную спрячем, счастливую. – И пойдем, с Добряной поговорим еще…

– И то… пойдем.

От Маринушки всегда пахло возбуждающе. Мускусом, терпким чем-то…

От Усти полынью пахло, душицей, чабрецом… травой веяло, запахом луга летнего.

Вовсе даже не возбуждающий запах, а все равно вот так идти рядом и девушку обнимать – неожиданно приятно было.

Хорошая она… боярышня Устинья.

А что волхва, так у каждого свои недостатки. Он вот и вовсе царь, так что ж – не человек он теперь?

* * *

Анфиса Утятьева дурой никогда не была, потому понимала – оттолкнуть мужчину легко, приманить куда как сложнее.

Сколько сил она потратила, к себе Аникиту Репьева приманивая, сколько труда! А что!

Добыча-то знатная!

Молод боярич, да неглуп. Собой не слишком хорош?

Есть такое, на сомика он походит слегка: усики глупые, глаза навыкате, подбородок чуть скошен, да и зубы у боярича плоховаты. Но с лица-то воду не пить, ее красоты на двоих хватит, а усики и сбрить можно, невелика беда!

Зато род Репьевых богат и силен. Боярин Разбойный приказ возглавляет, к государю близок и доверием его пользуется, боярич – старший сын, в свою очередь боярином станет и сейчас уже управлением поместьями занимается, неглуп он. Анфиса не просто так себе мужа подбирала, ей супруг нужен был такой, чтобы она за ним как за стеной каменной. Кто-то в муже красоту ищет, кто-то богатство, а кто-то по древности рода судит.

Анфиса понимала – пустое это.

Красота – завтра оспой заболеешь али еще чем или ударят тебя, и конец всей той красоте. Преходящая она, ей ли того не знать, с ее-то личиком?

Богатство? А тоже всякое бывает. Недород, неурожай, беда какая – и протекут деньги между пальцами. Так и поговорка есть: вдруг густо – вдруг пусто^[62].

Было богатство – и не будет его. Случается. Только когда муж умный, он его заново заработает, а когда дурак, и нового с ним не прибудет, и то, что есть, – все растратит. А древность рода и вообще глупость несусветная, ей ту древность на кровать не постелить, в тарелку не положить. Пусть этим отец тешится, сама Анфиса мудрее рассуждала, хоть и по-женски.

Вот и сейчас не просто так ресничками хлопала, в плечо мужественное бояричу плакалась.

– Беда, Аникитушка! Ой, беда горькая, откуда и не ждали!

– Что случилось, Анфисушка?

Как уж себе Аникита невесту выбирал, кто его знает, что он важным считал, что обязательным? Но Анфиса ему понравилась. А и то – красива собой, неглупа, приданое хорошее, а что род не слишком старый, так у Аникиты Репьева предков на троих хватит, еще и соседу одолжить можно будет.

Так и сладилось потихоньку.

Между собой-то молодые уж сговорились, Аникита хотел по весне идти руки Анфисы просить у отца ее. Да со своим поговорить, кто знает, как боярин Репьев решит?

– Аникитушка, меня батюшка на отбор отправляет! К царевичу!

И слезы жемчужные потоком хлынули.

Аникита даже растерялся сначала, потом осознал, что добычу у него отнимают, плечи расправил.

– Не бойся, любимая. Когда захочешь – вмиг тебя увезу!

Анфиса головой так замотала, что только коса золотая в воздухе засвистела.

– Ты что, Аникитушка! Отец проклянет! Матушка… на иконе… Боязно мне, страшно!!!

С этим мириться пришлось.

– И твой отец еще что скажет?

Аникита призадумался.

Увезу – это первый порыв был, а вот второй, когда подумал он… Действительно неглуп боярич, ой, не зря его Анфиса выбрала.

Когда подумать о будущем опосля увоза невесты – боярин Репьев взбесится. Есть и у него своя слабость маленькая: не любит он, когда о его семье все судачат кому ни попадя. Скандалов не любит, шума да гама…

Ежели сейчас Аникита себе невесту увозом возьмет, вся Ладога год судачить будет. Отец взбесится, тут и наследства лишить может, и много чего… Гневлив боярин, а Аникита сын не единственный. Всяко сложиться может.

И родители Анфисы тоже…

Родительское проклятие – штука такая, на нее, как на вилы, нарываться никому не захочется.

Вместо удачливого боярича, которому половина Ладоги завидовать будет восхищенно, вмиг можно изгоем оказаться, да еще с таким грузом, как проклятье. Не надобно ему такого. А только что любимой сказать? Это ж девушка, сейчас себя героем не покажешь, на всю жизнь опозоришься, трусом на всю Ладогу стольную ославят!

Анфиса первая заговорила, когда поняла, что осознал боярич происходящее да обдумал хорошенько:

– Аникитушка, не хочу я за царевича замуж, я за тебя хочу, тебя люблю одного. Попробую я от отбора увильнуть, отца уговорить, а когда не получится, съезжу в палаты царские, да и вернусь обратно? Ты же не осердишься?

На такое? Когда ты и не знал, что сказать, что выдумать, а тебе выход хороший предлагают?

Аникита только в улыбке расплылся, став окончательно похожим на сомика.

– Что ты, Фисушка! Умница ты у меня!

– У тебя? Правда же?

– Конечно! Люблю я тебя, ладушка моя, красавица, умница…

И какой женщине ласковые слова не приятны? Вот и Анфиса млела, не забывая своего Аникиту хвалить за ум, за благородство.

Так и до свадьбы по осени договорились, и имена деткам будущим выбрали.

А что в уме держали?

Анфиса точно знала: когда на отбор она попадет, все сделает, чтобы за царевича замуж выйти. Но к чему сразу такого выгодного сомика-то отталкивать?

Сом – рыба умная, ее столько времени ловить пришлось, сейчас отгонишь, потом не приманишь.

Нет уж, посиди-ка ты пока на крючке, там посмотрим, на сковородку тебя али на уху.

Аникита держал в уме, что неглупа Анфиса, изворотлива. А бабе это и надобно. Когда поженятся они, в доме у него лад и тишь будут, но за женой приглядывать надобно будет, хотя оно и так понятно. Красивая жена – искушение многим. Ей и похвастаться хочется, и в то же время оберегать свое счастье надобно, чай, только уродины никому не надобны, а на красавицу желающих много.

Ничего. Слышал Аникита про симпатию Фёдорову, про нее, почитай, уж вся Ладога переслышала, уж и судачить перестала. Даже когда Анфиса на отборе и окажется, не угрожает ей ничего.

Он-то умный, у него все хорошо будет. И друзья его на Анфису Утятьеву обзавидуются. Красивая да умная баба – это не каждому под силу, а вот он сможет! Он-то и не с таким справится. Точно.

Как ты, дорогая, первого сына назвать хочешь? По батюшке моему?

Умница!

* * *

Кого патриарх Макарий к себе не ждал, так это государя.

Ладно б его государь к себе вызвал, а то сам пришел. В одежде простой, усталый, словно по кустам его таскали за волосы, под глазами круги синие, губа прокушена.

– Прости меня, Макарий, коли обидел чем.

Патриарх едва как стоял – не упал.

– Что ты, государь! Случилось чего?

– Случилось, Макарий. Уснул я у себя да сон увидел. Видел я во сне сам не знаю кого… светлое что-то… он мне и сказал, что бездетность государыни – то кара за грехи мои.

– Грехи твои, государь?

– Сказал он, что обет мне на себя взять надобно, а как выполню его, так проклятие и снимется, и детки будут у нас.

– Хм-м-м… может, и так, государь.

Макарий-то свято уверен был, что дело в рунайке, но что смысла государю перечить? Хочется ему обет на себя взять – так и пусть, хоть что-то, глядишь, в разуме его очнулось, уже радостно. Для веры Христовой то полезно будет…

– А какой обет-то, государь?

– А вот такой, Макарий. Месяц бороду не брить, не стричься, самому одеваться-обуваться, к жене не прикасаться. Тогда и зло уйдет.

Видывал Макарий и почуднее обеты, этот еще ничего так себе, одобрить можно.

– Почему и не попробовать, государь?

– А еще построить в четырех концах Россы четыре храма. Прикажу я на то деньги из казны выделить. Прости, что раньше не соглашался.

– Благое дело, государь, – тут же одобрил патриарх.

Чудит царь-батюшка! Да и пусть его, главное, чтобы в правильном направлении чудить изволил.

– И каждое утро на молитве в храме стоять, и каждый вечер.

– Государь! – Макарию ровно по сердцу медом прошлись, до того хорошо стало, он уж и не мечтал о таком-то благочестии! А государь не солжет, слова своего не нарушит, а на него глядя, и народишко поумнеет чуток, известно же, куда царь, туда и золотарь!

– Месяц так поступать надобно, Макарий. А храмы – как построятся, так и будет мне счастье человеческое. Указ подпишу, деньги из казны выделю, далее определить надобно, где они заложены будут… С этим ты справишься, а мне расскажешь.

– Конечно, государь. Когда такое, когда Господь тебе волю свою изъявил, не нам спорить, помогу я тебе с обетом твоим, чем смогу.

– Помоги, Макарий. Сын мне нужен, наследник. А коли мара все это… коли обман… так Фёдора женить надобно, и побыстрее, нечего тянуть с важным делом.

– Правильно, государь. – Макарию и второе радостно было, все ж родня он Раенским.

– Про обет завтра с утра объявим. А как святочная неделя пройдет, как женить можно будет, так и отбор объявим. Пусть девки съезжаются… это не на один день занятие, глядишь, по весне и оженить Федьку получится.

– Правда твоя, государь. Так и сделаем.

– А сегодня я в храме переночую. Помолюсь.

Макарию только перекреститься и осталось.

Сколько лет и не надеялся он, что на государя благодать такая снизойдет! А ведь каков царь, таков и народ, про то всем ведомо. Когда государь в храмы ходит редко, благочестия не проявляет, народишко тоже расхолаживается. Такой уж он… народ! Но ежели государь решил, кто голос поднять посмеет? Кто хоть косо посмотреть рискнет?

Многое о Борисе сказать можно, и непочтителен он, и гневлив бывает, и в храме Господнем нечастый гость, а только Россу он крепко держит, поди, не хуже Государя Сокола. При отце-то его бунты бывали, и людишки пошаливали, а сейчас уж какой год тихо все. Тати случаются, да ловят их, а бунтов и вовсе не было уж лет десять, а то и больше даже.

А если еще царице затяжелеть удастся после обетов его?

Ведь и такое бывает… Макарий вовсе уж дураком не был, трактаты медицинские почитывал и знал оттуда, что ежели каждую ночь да каждый день баловаться играми любовными, то детей может и не получаться, а то и слабенький ребенок будет. Ох, не просто так посты держать надобно!^[63]

А вдруг получится все?

Борис на патриарха глядел – улыбался.

Добряна ровно в воду глядела, как она сказала, так по ее и вышло. И Макария она словно вживую видела – предсказала, что согласится он с радостью, и что Борису делать – тоже сказала.

А нет пока другого выхода.

Ежели получат враги его волос, или кровь, или еще что…

Второй раз с него ошейник могут и не успеть сбросить. Не станет он так рисковать.

А в храме…

То Добряна посоветовала. Объяснила она, что старая вера с новой не враги… когда служители дураками не окажутся да фанатиками. Потому, чтобы Бориса точно вновь не захомутали, надобно ему в храме три ночи переночевать.

В роще тоже хорошо было бы, но нельзя ему сейчас такое открыто показывать.

Ничего. Храм тоже подойдет, когда с молитвой, с верой, с размышлением… Верует ведь государь-батюшка в Бога? Верует.

Вот и пусть три ночи в храме ночует. Молится, о божественном думает, а там и пост кончится, и план их действовать начнет.

Сейчас он Устинью до двора Апухтиных отвез, проследил, как она на подворье вошла, а уж там он за девушку не волновался, там она и к себе на подворье пошлет, и приедут за ней, и расспрашивать не станут лишний раз, все шито-крыто будет. А как отбор объявят, так и придет их время действовать.

Скоро, уже очень скоро – и было Боре радостно. И ошейник сняли с него, и злодея найти обещают, и Устя рядом будет… При чем тут Устёна? А может, и ни при чем, просто радостно с ней и хорошо, и думать о ней приятно, и Боря ей за спасение и помощь благодарен. Вот!

(обратно)

Глава 3

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Не думала я про себя, а про государя и вдвое не думала.

Не то, не так сказано: думала я о нем каждую минуту. Считай, из мыслей моих не выходил он, все движения его перебирала, слова, взгляды, не одну сотню раз вспоминала, не одну тысячу!

А вот что приворожен он, что опутан и окован – даже и помыслить не могла!

В голову не приходило! Поди ж ты, как оказалось!

Сначала Илья, теперь вот Борис – не спущу! Найду гадину – сама раздавлю! Медленно давить буду, за каждую минуту сожранную, за каждую каплю силы отнятую, не за свою жизнь – за их!

Но кто бы подумать мог?

Когда ж его оборотали?

Добряна сказала, вскорости после того, как на престол сел. И… двадцать лет получается! Ежели ту, черную жизнь считать… да, где-то двадцать лет.

Двадцать лет он на себе эту удавку нес, двадцать лет… опять же, Добряна сказала, силы из него тянули, без наследника оставили, но давить – не давили. Болезни не насылали, повиноваться не заставляли, просто – удавка была.

Это свою жизнь я помню ровно через стекло закопченное, а Боря… я о нем каждый слух ловила, каждое слово, дышала им, грелась, ровно солнышком… он с утра улыбнется, а я весь день хожу ровно пьяная от счастья.

Так что…

Поженились мы тогда с Фёдором. И даже пару лет так прожили. А потом Бореньку попросту убили. Не просто так, нет. Год плохой выдался: недород, засуха, голод… Сейчас я заранее о том знаю, сейчас предупрежу. А тогда… Боря из сил выбивался, стараясь из одной овцы десять шапок выкроить, где получалось, где не очень… вроде и удалось. Не то чтобы везде хорошо было, но люди хоть от голода не умирали.

А по весне на базарах крикуны появились, толпу взбаламутили, народишко к царю кинулся, справедливости просить.

Боря к ним выйти хотел, ну и Фёдор с ним, поддержать же надобно. Подробности не знаю я, на женской половине была. Кто б меня пустил?

Да и не рвалась я особенно, свято была уверена, что Боря со всем справится.

Что меня тогда под руку толкнуло?

Как свекровка с рунайкой в очередной раз сцепились, так я и выскользнула наружу… и к царю кинулась. По обычаю, и бояр, и людей принимал он в палате сердоликовой. Знала я, есть местечко, где и подсмотреть, и подслушать можно, спрячешься потихоньку за ширмой с сердоликом – и стой, смотри в свое удовольствие, не заметит тебя никто.

Только никого в палате сердоликовой не было, ни бояр, ни просителей.

Один Борис был.

Умирал он.

Лежал на полу, у трона, и кинжал у него в груди… век тот кинжал не забуду. Та рукоять мне в кошмарах снилась: резная рукоять алая, и кровь на руках тоже алая, и изо рта у него кровь струйкой тонкой.

Я на колени рядом упала, взвыла, наверное, – не знаю. А Борис от шума опамятовался, глаза открыл, на меня посмотрел…

– Поцелуй меня, Устёна…

Так с моим поцелуем в вечность и ушел.

Так меня на коленях рядом с телом его и нашли… Кажется, выла я, ровно собака, хозяина утратившая, только кому до меня дело было?

Свекровка пощечин надавала, муж даже и внимания не обратил – править им надобно было! Трон занять, кого купить, кого прину́дить, кого просто уговорить их поддержать…

А я умерла в тот день.

Окончательно.

Сколько лет… не могла я тот день вспоминать: только задумаюсь – и рвется крик. А теперь надобно и вспомнить, и призадуматься.

Ладно, дела дворцовые – тут я мало что знаю. А вот в остальном… и хорошее тут есть, и плохое.

Когда Борис умирал, в той, черной моей жизни, он меня о поцелуе просил. Почему? Из любви великой? Или… мог он тоже силу мою почуять? На грани жизни и смерти почувствовать, понадеяться на спасение?

А ведь мог.

Могла б я ему помочь тогда?

Нет, не могла бы. Сейчас бы справилась, а тогда, непроснувшаяся, не умевшая ничего… и сама бы умерла, и его бы погубила. Хотя лучше б мне тогда рядом с ним умереть было, рука об руку на небо ушли бы, не пожалела б ни минуты из жизни той. Так… не надо о том думать. Это было да и сгинуло и не сбудется более, сейчас я из кожи вон вывернусь – а жить он будет!

Кинжал тот вспомни, Устя! Ну?!

Рукоять у него была неправильная, вот! Обычно такие вещи иначе делают. Было у меня время разобраться, в монастыре-то!

Рукоять кинжала должна в руке лежать удобно, не выпадать, скользить не должна, потому ее или из дерева делают, или кожей обтягивают, или накладки какие… тот кинжал был иным.

Из алого камня. Целиковая рукоять, алая, золотом окованная.

Не лал, хотя кто ж его теперь-то знает?

Но… рукоять неудобная была. Недлинная, тонкая, гладкая, полированная – такую и не удержишь. Или не для мужской руки она была сделана?

Может и такое быть.

А ежели для женской – кого бы к себе государь подпустил?

Жену, мачеху, а может, еще кого? Полюбовницу какую?

То спросить у него надобно. Не знаю я, сколько лежал он там… пять минут – или полчаса? Когда б его хватились? Почему не искали?

Что ж я дура-то такая была? Что ж не думала ни о чем?!

Теперь уж смысла нет плакаться, теперь о другом надобно размышлять. Рукоять я ту до последней черточки помню, ежели у кого увижу… не успеет этот человек убить. Я раньше нападу.

К привороту вернуться надобно.

К аркану.

Допустим, набросили его вскорости, как Борис на трон сел. Много для того не надобно, волосок с подушки сняли да и сделали все необходимое.

Пусть так.

А вот потом-то что случилось?

Ежели подумать…

Фёдор рос, государство постепенно богатело, землями прирастало, власть царская укреплялась. Не тем помянут будь государь Иоанн Иоаннович, а только ему бы не царем быть, а нитками в лавке торговать. Не умел он править и бояр приструнить не мог, и проблем у него множество было.

Я почему из-за бунта и не встревожилась – в правление Иоанна Иоанновича такое через три года на четвертый случалось. То Медный бунт, то Соляной, то Иноземный…

Бывало.

Потом женился государь. Не сразу, но ведь женился же второй раз? И жену он свою любит…

Любит?

А как колдун допустил такое?

Тут или – или.

Ежели б любовь там была настоящая… такое тоже бывает. Тогда и цепи любые упадут, и арканы слетят. Это может быть.

Но аркан-то на месте, получается, нет там настоящей любви?

А вот тогда второе возможно.

Что колдун и рунайка вместе действуют, что знали они друг друга. Могло такое быть? Что колдун царя к Марине направил да помог ей немного?

Могло…

Хотя и сама рунайка хороша, зараза! Там и помогать-то много не надобно, рядом с ней любая красавица линялой курицей покажется, чучелком огородным окажется…

Другое дело, что детей у них не было.

А ведь…

Ну-ка думай, Устя! Хорошо думай!

А ведь похоже, что рунайку тоже обманывали? Могло такое быть? Она ведь с другими мужчинами в постель ложилась наверняка, не только с Ильей. И ни от кого не затяжелела?

Не могла?

Не хотела?

Знала, что царь зачать дитя не сможет, – и не старалась даже? Так ведь тут и ума большого не надобно, подбери мужчину похожего да и рожай от него! Не разоблачат и не подумают даже!

Сколько я в монастыре таких историй наслушалась? Да вспомнить страшно! На что только бабы не пускаются, на какие ухищрения, чтобы мужчину привлечь да удержать…

Рунайка не беременела.

Почему?

Тогда я о том не задумывалась, просто радовалась. Для меня это значило, что не так ладно у них все с Борисом… ревность и злость меня мучили. Дура! Не ревновать надобно было, а смотреть да примечать. А я… Дура, точно!

Посмотрю я на нее.

Внимательно посмотрю, и уже не как баба ревнивая, а как волхва, и горе тебе, Марина, когда ты заговоры против мужа плетешь! Ей-ей, не пощажу!

Никого я щадить не буду!

За себя – простила бы, а за него вы мне все ответите, дайте добраться только!

Глотку перерву!

* * *

– Феденька, утро доброе! Глазки-то открой!

Фёдор потянулся, почесался… и глаза открывать не хотелось, и отвечать, и головой думать, уж очень сильно болела она, но Руди был неумолим:

– Федя, не уйду я ведь никуда.

– Чтоб тебя, надоеда привязчивая! – Фёдор и посильнее ругнулся, но Руди ровно и не слышал его.

– Я по твоей милости, мин жель, вчера весь день в бегах… Не хочешь сказать, что случилось на гуляниях?

Тут уж и на Фёдора память накатила.

Гуляния, горка, Устинья…

Борис.

– Поторопился я. Устю напугал.

– Дальше что?

Руди помнил, как весь вчерашний день по гуляниям пробегал. А потом посланец вернулся да и доложил, мол, боярышня уж часа два как дома, конюх ее забирал от Апухтиных.

– Она со знакомыми уехала.

– А ты напиваться пошел…

Фёдор только зубами скрипнул.

Напиваться!

Борька, зараза такая! Кой Рогатый тебя на гулянки занес? Ты ж такие вещи и не любишь, и не уважаешь, тебе волю дай, ты, мыша книжная, отчетами зарастешь, как веселиться забудешь! А тут явился! Бывало такое, только старались не говорить о том лишний раз. Потайные ходы, кои еще от государя Сокола, знал каждый царевич – и молчал свято. Потому как могли те ходы и его жизнь спасти, и детей его в тяжелый момент.

И Устя…

Да как могла она… как вообще…

Ничего, вот женится он – обязательно случай тот ей припомнит. И строго спросит. А пока только зубами скрипеть и оставалось.

– Ну, пошел.

– Кто хоть встретился-то?

– Не помню я, как зовут его.

– Темнишь ты, мин жель…

– Не лезь, куда не надобно, – разозлился Фёдор. – Не то кубком наверну!

Руди только руки поднял, показывая, что не полезет, а Фёдор зубами скрипнул. Не раз он на трепку от братца нарывался. В детстве щенячьем – за животных, в юности… тоже всяко случалось.

Ох и памятен был ему случай, когда, будучи уже отроком, увидел Фёдор старшего брата, который прижимал в углу одну из матушкиных девок.

Что тут сказать можно было? Конечно, Фёдор попробовал Бориса шантажировать – и был тут же, на месте, крепко и нещадно выдран ремнем с бляхами. А потом и второй, когда собрался на то матушке пожаловаться.

Задница поротая лучше головы помнила… Фёдор и не сомневался, что оттреплет его старший брат, ровно щенка. Борьке хоть и четвертый десяток, а крепок он и стрельцам своим ни в чем не уступает. А Федя как в руки оружие возьмет, так у всех слезы на глазах. Не убился б царевич раньше времени-то, не покалечился. Нету у него к оружию таланта, не повезло, не любит его железо холодное, всегда дань кровью берет.

– Говоришь, дома сейчас Устинья?

– Дома.

– Прикажи завтрак подать да коня… съезжу к ней.

– Мин жель…

– И молчи!

Выглядел Фёдор так зло, что Руди только рукой махнул да и отступился. Вот сейчас – лучше подождать. Фёдора он и потом расспросит, не подставляясь, а то и саму боярышню.

Что там случилось-то такого на гуляниях, что царевич сначала нажрался, а теперь молчит, сидит тяжелее тучи?

Потискал ее Фёдор, что ли, не за то место, а боярышня ему и отказала?

Бабы! Кругом они виноваты!

* * *

Устинье сейчас и не до вины своей сомнительной было, и не до Фёдора, пропадом он пропади!

– Бабушка!

Рада была Устинья и счастлива до слез.

Успела прабабушка! Приехала!

Хоть и усталая донельзя, и из саней, считай, не вышла – выпала, хоть и покривился боярин Алексей… да и пусть его.

– Успела я, внученька. А ты чего стоишь, Алешка, ровно примороженный? Хоть дойти помоги!

Боярин вздохнул да и пошел помогать.

Откажи такой…

Впрочем, не пожалел он. Агафья, пока боярин почти на руках вносил ее в дом, пару слов шепнуть ему успела:

– Не переживай, Алешка, не расстрою я твоих планов, может, и помогу еще. Все ж палаты царские, честь великая Усте выпала!

Алексей и дух перевел.

Понятно же, и царевич, и честь… так это нормальному мужчине понятно, а у баб вечно какие-то глупости начинаются.

Не тот, не такой, не мил, не люб… оно понятно, розгами посечь, так мигом чушь из бабы вылетит, но ты поди разъясни о том волхве. Или про розги заикнись! То-то ей радости будет, только косточки твои на зубах захрустят! Смешно и подумать даже!

Вот кто другой, а Агафья могла бы свадьбу царевичеву расстроить, и шугануть его могла бы, ровно таракана, и Устинью забрать, куда пожелает… а преград ей и нет никаких. Что тут сделаешь?

В храм пойдешь? На свою же родню донесешь?

Иди-иди, в подвалах-то пыточных всем весело будет, все порадуются.

Сделать что с вредной бабкой? А что с ней сделаешь, с волхвой? Можно ее одолеть, но уж точно не боярину, то ему не по силам.

Но когда не против она, а помощь обещает, тут и боярин ее видеть рад-радехонек, поди, с такой союзницей он дочку замуж точно выдаст!

– Царевичу Устинья люба.

Могла бы Агафья сказать многое. И про Устинью спросить, и про самого царевича, и про чувства их, да ни к чему это было. Знает боярин свое дело – вот и пусть его, и достаточно с него будет. Услышал боярин, что хотел, в ее словах, а остальное ему и не надобно.

– Хорошо, когда так. Я Усте помогу, чтобы на отборе ее не сглазили, не испортили. Сам понимаешь, злых да завистливых и так много, а там – втрое будет. Вдесятеро.

Боярин волхву дотащил, на лавку сгрузил.

– Благодарствую, бабушка Агафья.

Волхва кивнула да к Усте повернулась:

– Готова ты, детка? Все ж невесту для царевича выбирают, не для конюха какого, туда попасть – честь великая.

– Не все готово, бабушка, ну так ты мне поможешь, – отозвалась Устинья, выметая из головы боярина последние подозрения.

А вдруг и от баб польза бывает?

Ладно, сейчас он еще жену сюда пошлет. Она-то за своей бабкой и приглядит, и ему донесет, ежели чего. Будет у него время пресечь непотребное что. И о других новостях пока сказать надобно, раз уж приехала бабка вредная, пусть и от нее польза будет. Испокон веков на свадьбу старались колдуна какого пригласить, да где ж его сейчас возьмешь? А у него вот волхва будет, поди, еще и почище колдуна^[64].

– Свадьба у нас. Илья женится.

– И это хорошо, – отозвалась Агафья. – Пусть женится, совет да любовь.

Боярину то и надо услышать было. Повернулся да и пошел по делам своим. Пусть бабы тут без него болтают, поди, разговоры их слушать – уши подвянут да отвалятся.

* * *

– Боря! Поговорить нам надобно!

Борис на брата в упор посмотрел. Хотел он Феденьку к себе позвать, прочесать поперек шерсти, но когда сам пришел? Тем лучше!

– Надобно, Феденька, еще как надобно! Скажи мне, давно ты насильником заделался?

Фёдор как стоял, так и икнул. Глупо и громко. Только кадык дернулся.

А нечего тут!

К царю в кабинет ворвался, важные дела решать помешал, еще и за вчерашнее добавки мало получил? Так сейчас будет тебе с лихвой!

– Я?! Я не насиловал!

– Ты мне, Феденька, сказки тут не рассказывай. Устинью Заболоцкую кто вечор приневолить пытался? Кто ее в закоулок тащил, хотя боярышне то не нравилось?

Фёдор только насупился:

– Ей бы понравилось!

Борис сощурился на него презрительно, как на таракана раздавленного, – Федя этот взгляд ненавидел всегда.

– Так все тати говорят! Ты мне, Феденька, учти, когда люб ты боярышне – хорошо: отбор проведем, как положено, потом поженитесь да и заживете рядком да ладком. А когда не люб…

– Люб я ей!

– Она тебе сама про то сказала?

Фёдор даже в затылке зачесал.

А ведь… и не было такого! Ни разу ему Устинья о любви своей не говорила.

– Она говорила, что поближе меня узнать хочет.

– Вот ты и решил боярышне все показать, чем похвастаться можешь? Еще и добавить?

– Ты…

– Помолчи, Феденька, да послушай меня. Узнаю, что девок неволишь, – будешь отцом. Святым. Понял?

Фёдор кивнул угрюмо.

Понятно все. Испугалась Устя его напора, а тут Борис. Ну и… по старой памяти вступился. Благородный он. Ноги б ему переломать за такое благородство, но то Фёдору не по плечу и никогда не будет. Царь Борис или не царь, а только Федьки он на голову выше, как бы не на две.

– Понял.

– Вот и иди тогда. Не засти солнышко.

Фёдор и пошел. Что ему еще-то делать оставалось?

* * *

– Мишка! Ишь ты как зазнался, старых друзей признавать не хочет!

Михайла аж дернулся от неожиданности.

Знал он этот голос и человека знал, еще со старых времен, будь он неладен, тварь такая! Не ожидал только, что наглости у него хватит и что не повесили его…

– Ты…

– Я, Мишенька, я. А ты, смотрю, раздобрел, заматерел, боярином смотришь…

– Чего тебе надо, Сивый?

Михайлу понять можно было.

Много где он побывал, как из дома ушел, вот и в разбойничьей ватаге пришлось. Только сбежал он оттуда быстро, а Сивый… мужичонка, прозванный так за цвет волос – грязно-сивых, длинных да еще и вшивых, остался.

Михайла думал уж, не увидятся они никогда!

Поди ты – выползло из-под коряги! Еще и рот разевает!

– Чего мне надобно? А пригласи-ка ты меня в кабак, поговорим о чем хорошем? Чай я, серебро-то есть у тебя, не оставишь старого приятеля своей заботой?

Михайла бы приятеля заботам палачей оставил. Остановила мысль другая, разумная. Это никогда не поздно. А вдругего куда приспособить получится?

Надо попробовать.

– Ну, пошли. Покормлю тебя, да расскажешь, чего хочешь.

Сивый ухмыльнулся.

И не сомневался он, что так будет, правда, думал, что трусит Михайла. Вдруг делишки его вскроются? Тогда уж не отвертишься!

Ничего, Сивый рад будет помолчать о делишках приятеля. А тот ему серебра в карман насыплет, к примеру. Сивому уж по дорогам бродить надоело, остепеняться пора, дом свой купить, дело какое завести… Повезло Михайле – так пусть своей удачей с другом поделится. Не убудет с него. Так-то.

* * *

К свадьбе готовиться – дело сложное, хлопотное… и царевичи тут всякие не к месту да и не ко времени. Жаль только, не скажешь им о таком, как обидятся, еще больше вреда от них будет.

Пришлось боярину и Фёдора чуть не у ворот встречать, и коня его под уздцы к крыльцу вести, и кланяться…

– Поздорову ли, царевич?

– Устю видеть хочу. Позови ее.

– Соизволь, царевич, пройти откушать, что Бог послал, а и Устя сейчас придет, только косу переплетет.

Фёдор откушивать не стал, конечно, не до того ему, по горнице ровно зверь дикий метался. Потом дверца отворилась, Устя вошла.

– Устенька!

Подошел, за руки взял крепко, в глаза посмотрел. Спокойные глаза, серые, ровно небо осеннее, а что там, за тучами, и не понять.

– Почему ты со мной вчера не осталась?

Устя на Фёдора посмотрела внимательно. И ведь серьезно спрашивает! И в голову ему не приходит, что не в радость он. Ей вчера с родителями, с братом, сестрой хорошо было. Явился этот недоумок со сворой своей, всех в разные стороны растащил, ее ненужным весельем измучил, потом вообще поволок за сарай какой-то тискать, как девку дворовую, и когда б не Борис, еще что дальше было бы? Все же сильный он, Устя слабее…

И даже в голову не приходит ему, что не в радость он. Просто не в радость.

Царевич он! А она уж от того должна от счастья светиться, что он свое внимание к ней обратил!

Тьфу, недоумок! Вот как есть – так и есть!

– Ты меня, царевич, напугал вчера. И больно сделал… Синяки показать?

Не все синяки были от Фёдора получены, там и от Бориса достало, но у царя-то хоть оправдание есть. Ему-то и правда плохо было, а Федька просто свинья бессовестная.

Устя рукав вверх поддернула, Фёдор синие пятна увидел.

– Больно?

– Больно. – Извинений Устя не ждала. Но и того, что Фёдор руку ее схватит и в синяк губищами своими вопьется, ровно пиявка… это что такое? Поцелуй?

И смотрит так… жадно, голодно…

Такой брезгливостью Устинью затопило, что не сдержалась, руку вырвала.

– Да как смеешь ты!

Никогда Фёдору такого не говорили. Царевич он! Все смеет! И сейчас застыл, рот открыл от неожиданности.

– А…

– Я тебе девка сенная, что ты со мной так обращаешься?! Отец во мне властен, а ты покамест не жених даже!

До чего ж хороша была в эту секунду Устинья. Стоит, глазами сверкает, ручки маленькие в кулачки сжаты… и видно, что ярость то непритворная… так бы и схватил, зацеловал… Фёдор уж и шаг вперед сделал, руку протянул…

БАБАМ – М-М – М-М!

Не могла Агафья ничем другим внучке помочь. А вот таз медный уронила хорошо, с душой роняла… не то что Фёдор – тигр в прыжке опамятовался бы да остановился.

Так царевич и застыл.

Устя выдохнула, зашипела уж вовсе зло:

– Не слышишь ты меня, царевич? Ну так когда еще раз такое повторится… да лучше в монастырь я пойду, чем на отбор этот проклятый! Не рабыня я, не холопка какая, чтобы такое терпеть! Не смей, слышишь?! Не смей!

Развернулась – и только коса в дверях мелькнула с алой лентой вплетенной. А Фёдор так и остался стоять, дурак дураком.

В монастырь?

Не сметь…

Ах ты ж… погоди ужо! Верно все, покамест в тебе только отец волен, а не я. Ну так после свадьбы другой разговор пойдет… все мы поправим. Как же приятно будет тебя под себя гнуть, подчинять, ломать… Мелькнула на миг картина – он с плетью, Устинья в углу, на коленях… Фёдора аж жаром пробило.

Да!

Так и будет, только время дай, рыбка ты моя золотая…

* * *

«Рыбка золотая» в эту минуту так зло шипела, что ее б любая змея за свою приняла, еще и косилась бы уважительно.

– Бабуш-ш-ш-ш-шка! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-што мне с-с-с-с-с малоумком этим с-с-с-с-сделать?

Агафья только головой покачала:

– Что хочешь делай, а только замуж за него нельзя. Совсем нельзя, никому.

– Почему? Бабушка?

– Порченый он. И детей от такого не будет никогда, и с разумом у него не то что-то, и с телом… Когда б его посмотреть хорошенько, ответила бы. Да тебе то и не надобно.

– Надобно. Знать бы мне, родился он таким али его потом испортили.

– От рождения. – Агафья и не засомневалась. – Такое-то мне видно, отдельно от своей беды он, поди, и прожить не сможет, с рождения она в нем.

– Болезнь? Порча? Еще что-то?

Агафья только головой качнула.

– Не могу я точнее сказать. Когда б его в рощу отвезти да посмотреть хорошенько, разобраться можно, только он туда и не войдет даже! Плохо… не плохо ему там будет! Помрет, болезный!

– Бабушка?

– Весь он перекрученный, перекореженный… не черный, нет, не колдун, не ведьмак, не из той породы, но что неладно с ним, я тебе точно скажу. И детей не будет у него никогда. Хотя есть у меня предположение одно, но о таком и подумать-то противно.

– Что, бабушка?

– У нас такого и ведьмы стараются не делать, а на иноземщине есть такое, слышала я. Когда царю или владетелю какому наследник надобен… у чужого ребенка жизнь отнимают, его чаду отдают. Есть у них ритуалы такие. Черные, страшные… после такого и в прорубь головой можно, все одно душу погубил, второй раз ее не лишишься, нет уже.

– Ох, бабушка… неуж такое есть?

– Есть, Устя. Не рассказала бы я тебе, но просили меня никаких знаний от тебя не таить. И этих тоже.

– А Фёдор может от такого быть рожден?

Агафья задумалась.

– Не знаю, Устя. Не видывала я такого никогда, не делала. Может, жизнь в нем как-то и поддерживали, а может, и это сделали. Не знаю, вот бы кто поумнее меня посмотрел, а и моего опыта маловато бывает. Дурак такое натворить может, что сорок умников потом не расплетут!

– Четверть века получается, а то и больше…

– Четверть века?

– Рядом эта зараза ходит, а мы про то и не знаем, не ведаем…

Агафья только головой покачала. В горницу боярин вошел.

– Уехал царевич. Устя…

– Ты, Алешка, успокойся, – вмешалась прабабушка, подмечая надвигающийся скандал. – Недовольный он уехал?

– Нет, вроде как… задумчивый.

– Вот и ладно. Чего ты на девочку ругаться собираешься?

Алексей только вздохнул. Поди поругайся тут, когда волхва рядом сидит да смотрит ласково, ровно тигра голодная.

– Могла бы и поласковее с царевичем быть.

– Не могла бы. Поласковее у него палаты стоят, там таких, ласковых да на все готовых, – за день не пересчитать, потому как царевич. Может, он потому Устей и заинтересовался, что она ему под ноги не стелется ковриком?

Боярин задумался. Потом припомнил кое-что из своего опыта, кивнул утвердительно. А и то… что за радость, когда тебе дичь сама в руки идет? Охотиться куда как интереснее.

– Ладно. Но смотри у меня. Ежели что – шкуру спущу!

Устя кивнула только.

Шкуру спустишь… Выжить бы тут! А твои угрозы, батюшка, рядом с Федькиными глазами, бешеными, голодными, страшными, и рядышком не стояли. И не лежали даже.

И рядом с той нечистью, которая в палатах затаилась, – тоже. Вот где жуть-то настоящая… а ты – розги! Э-эх…

* * *

Поди сообщи жене любимой, что месяц к ней не прикоснешься? Каково оно?

Кому как, но Борис точно знал – нелегко ему будет. Даже патриарха для поддержки рядом оставил, когда жену позвал, и то побаивался. Что он – дурак, что ли?

Марина и возмутилась. И к нему потянулась всем телом.

– Бореюшка…

Обычно-то у Бориса от этого шепота все дыбом вставало. А сейчас он на жену смотрел спокойно, рассудительно даже.

Памятна ему была и боль, и ощущение ошейника на горле, и бессильная рука Устиньи, на снег откинувшаяся, и кровь из-под ногтей…

– Что, Маринушка?

– Что за глупости ты придумал, любовь моя? Какой-то храм, еще что-то… да к чему тебе это?

Вот тут Бориса и царапнуло самую чуточку. Казалось бы, первая Марина должна его одобрить, ради нее да детей будущих он обет принимает, а ей вроде и не надобно ничего? И дети не надобны?

– Маринушка, ты мне поверь. Так надобно.

– Я же сказала – рожу я тебе ребеночка, а то и двоих…

– Вот и поглядим. А покамест – не спорь со мной.

Марина ножкой топнула:

– Ах так! Ты… – И тут же поняла, не поможет это, тон сменила: – Бореюшка, миленький… пожалуйста! Плохо мне без тебя, тошно, тоскливо…

Поддался бы Борис?

Да кто ж знает, сам бы он на тот вопрос не ответил. Какой мужчина не поддастся тут, когда такой грудью прижимаются, и дышат жарко, и в глаза заглядывают, и к губам тянутся… Патриарх помог.

Закашлялся, посохом об пол грохнул.

– Определился я с храмами, государь! Когда прикажешь, все расскажу, и где, и кому храм посвятим, и чьи мощи привезти надобно бы.

Помогло еще, и что разговор не в покоях царицыных происходил. Ни кровати рядом, ни лавки какой, ни даже стола. Ковра и то на полу нет! Как тут мужа совращать, когда ничего подходящего, только патриарх рядом недовольный стоит, глазами тебя сверлит?

– Сейчас и прикажу. Уходит уже царица. – Борис мигом опамятовался.

А и то, походи-ка сначала в ошейнике, а потом без него? Вмиг разницу почувствуешь, и обратно уже не захочется!

Марина ножкой топнула, опрометью за дверь вылетела, а уж там, где не слышал ее никто, не видел, зашипела злобно.

Да что ж такое-то? Почему муж к ней так? Никогда и никто ей не отказывал! Никогда!

Никто!

Ну и ладно, сам виноват! Найдет она, с кем утешиться. Вот боярич Лисицын вполне хорош. И молод, и пригож, правда темноволос, не любила Марина темненьких, ей светлые кудри нравились, хотя б темно-русые, как у Ильи. Но ненадолго ей и Юрка Лисицын пойдет.

Марина мимо прошла, бедром стрельца задела, глазом повела – и с радостью отметила: готов мужчина. Поплыл, и взгляд у него масляный, и губы облизнул…

Приказать чернавке привести его в потайную комнатушку, в подземелье. Пускай порадуется… недолго.

* * *

Борис супругу взглядом тоскливым проводил, вздохнул.

Гневается Маринушка. Ничего, простит. А он ей диадему подарит, с лалами огненными… Ей пойдет. Красиво же!

В черных волосах алые камни…

У Устиньи волосы не черные. Каштановые. И в них рыжие пряди сквозят, ровно огонь в очаге. И глаза у нее серые, изменчивые… ей бы заморский камень, опал переменчивый, а ежели из родных, то изумруды ей пошли бы. Красивая она.

Не как Маринушка, та вся огонь, вся соблазн.

А Устинья – другое. Тепло рядом с ней, хорошо, когда б она за Федьку выйти согласилась, Борис за брата не беспокоился бы…

Но и не порадовался.

Не заслуживает ее Федька. Не дорос.

Сломает – и только. А понять, поддержать, полюбить по-настоящему и не сможет. А Устя своего счастья тоже достойна. Хорошая девушка, хоть и волховская кровь в ней есть, и кому-то с ней очень повезет. Борис сам сватом будет…

Царь нахмурился.

Макарий решил, что это из-за рунайки, и еще бодрее стал про храмы рассказывать, места на карте указал, про иконописцев упомянул, что готовы они без отдыха работать, с постом и молитвой.

А Борису просто сама мысль не понравилась.

Устинья?

Замуж?

Хм-м-м-м…

* * *

Устя и о замужестве сейчас не думала, и о Фёдоре забыла. Поважнее дела у нее были.

– Устенька, внучка, еще об одной вещи с тобой поговорить хочу.

– О какой, бабушка?

– Дали мне этот оберег. Сказали, тебе отдать да слова передать.

– Какие?

Слова старого волхва Устя выслушала внимательно, коловрат приняла, в ладони взвесила. Прислушалась к себе. Что чует она?

Не просто так себе кусок металла в ее ладони. Она бы трижды и четырежды подумала, прежде чем такое в руки взять. Ей он не навредит, это тоже чувствуется, а кому другому… не позавидует она ни вору, ни татю, который решится оберег в руки взять.

Нет, не отзывается он.

А что это значит?

Или не для нее та сила, или до2лжно ей пробудиться, когда вовсе уж край будет.

Устя кивнула, веревочку на шею накинула, косу выпростала, а сам оберег под одежду заправила.

– Пусть при мне побудет, бабушка. Чует мое сердце, пригодится он, только не знаю пока где.

– Просто так Гневушка ничего и никогда не давал. Пригодится, Устя, потому мне и страшно. Ты ведь чуешь, что в нем?

– Чую.

– Вот и я тоже… если что – меня не спасай. Поняла?

– Бабушка!

– Стара я уже, пожила свое. Ежели и решу жизнь отдать, так твердо знать буду и за что, и за кого. Обещаешь?

– А я, бабушка, тоже знаю, за кого и со своей жизнью расстаться не жалко. За любимых и близких.

И что тут волхва сказать могла?

Да только одно:

– Береги себя, внученька. Береги себя.

И кто бы сказал, что две женщины, ревущие навзрыд, могут половину Ладоги на погост уложить? Да никто! Сидят, слезы льют… Вот ведь бабы!

* * *

Хорошо, что в монастыре – резиденции Ордена Чистоты Веры – стены толстые, каменные, двери дубовые. Лишний раз и не услышишь ничего.

А все равно…

Повезло еще, никто рядом с кельей магистра не проходил, а то и поплохеть бы могло, такие стоны неслись оттуда, такие крики жуткие:

– Не-е-е-е-ет! Не на-а-а-а-адо!

Магистру кошмар приснился.

Этот кошмар его редко посещал, но потом месяц, а то и два приходил в себя магистр, страдая от припадков и расстройства нервного.

Было отчего.

Дело давно уж прошло, лет сорок тому минуло, как совсем юным рыцарем прибыл он в Россу. Посмотреть хотелось, проведать, что за земля это, что за народ там… сошел он на берег в стольном граде – Ладоге.

С собой у него грамоты к государю были, при дворе царском ждали его, так ведь не сразу ж с корабля к царю ехать? Надобно хоть в порядок себя привести.

И привел, и ко двору поехал, там его и увидел. Юноша, на карауле у входа стоял, на входящих смотрел – и так его этот взгляд резанул, до кости, по сердцу…

Глаза громадные, чистые, голубые, ровно небо росское, а в них искорки золотистые.

Алексеем его звали.

Далее много чего было, и подружиться с ним магистр смог, и вроде бы все хорошо у них шло. А потом и случилось…

Эваринол никогда бы не признался, на исповеди и то молчал, и с тайной этой в мир иной отойдет.

Никому и никогда он не скажет, как на одной из попоек подсыпал Алексису тайного снадобья, после которого человеку что женщина, что мужчина, что животное – лишь бы пожар в чреслах утолить.

И никогда никому он не расскажет, как, проснувшись с любимым в одной постели, потянулся разнеженно и удовлетворенно к губам его… и отпрянул.

Такое отвращение было на лице Алексиса, словно с ним в постели оказалась гигантская мокрица. Или слизняк.

– Ты… я… МЕРЗОСТЬ!

Столько было в этом слове чувства, столько ярости, столько отчаяния… Эваринол хотел потянуться к любимому, хотел объяснить, что это не грех, просто не все понимают, но если двое любят друг друга, почему им не дозволены такие мелочи, и в Эрраде так было ранее, и в древней Ромее…

Алексис не стал даже слушать.

Попросту врезал кулаком магистру в челюсть, три зуба с тех пор и нет у Эваринола с левой стороны, а сам схватил одежду и выбежал вон.

Его нашла стража. На берегу Ладоги, с кинжалом, вонзенным в сердце. Рука Алексиса не дрогнула… и греха он не побоялся.

Как же выл Эваринол на его могиле.

А все виновата Росса! Все эти дикари, их обычаи… в просвещенных странах не видят ничего ужасного в особой мужской дружбе, и только в Россе к этому относятся с таким омерзением.

Эваринол понял: Алексис предпочел покончить с собой, нежели жить с таким грехом на душе. Или решил, что самоубийство ничего уже не добавит, не убавит…

Как же ему было больно!

Иногда он спрашивал себя – может, Алексис любил его?

Он же не пытался убить Родаля, не причинил ему никакого вреда, не рассказал никому и ни о чем… может, это была любовь?

И сам отвечал себе – нет.

Это была не любовь.

Это было такое сильное отвращение, омерзение, что Алексис не нашел в себе даже сил взглянуть на своего соблазнителя. Для него это было хуже смерти.

И за это Эваринол тоже ненавидел Россу.

Язычники!

Дикари!!!

Но в кошмаре своем он не думал о россах. Он снова видел сглаженный ветрами холмик на безымянной могиле за оградой кладбища, снова видел странный символ «кол-во-рот» о восьми лучах, который кто-то начертал на могильном камне, снова мучился от душевной боли, которая была намного сильнее физической… снова просыпался с жалобным криком, почти воем.

И снова мечтал о мести.

Может быть, когда он подчинит себе Россу, когда сломает через колено их обычаи, когда уничтожит самое их основание, их самостоятельность, их правильность, их внутренний стержень… может, тогда кошмар перестанет мучить его?

Он должен это сделать!

Жизнь положит, но сделает!^[65]

* * *

Когда у подворья бояр Апухтиных сани остановились, богато украшенные, Марья уж едва жива была от волнения.

Пока с утра купали – одевали – чесали… то одно готовили, то второе, казалось, все сделали, но сколько ж недочетов в последний момент оказалось!

Хорошо еще, маленькую Вареньку заранее в дом к мужу перевезли. Маша сама лично ее Дарёне вручила, посмотрела, как нянька обрадовалась, над малышкой заворковала, и выдохнула радостно: доченьке тут спокойно и хорошо будет.

Да и Устя приглядеть обещала, ей Марьюшка верила.

А из саней парень вылез.

Бойкий, яркий, одет роскошно, в рубаху шелковую, глаза зеленые, волосы золотые волной ложатся.

Михайла, который, считай, своим стал в доме Заболоцких, и тут подоспел. Предложил Илье съездить подарки отвезти невесте. Да и так… помочь чем.

Илья, который от всего этого шума и гама терялся, предложение Михайлы принял с благодарностью. Есть у него друзья, да все уж женаты, а тут бы кто неженатый, бойкий, чтобы переговорить его нельзя было… Подарки были честь по чести погружены, Михайла уехал.

А Апухтины к визиту жениха готовились.

Устя невестку утешала, прихорашивала, успокаивала, потом травяной настой выпить дала.

– Знаю, что горько. Терпи! Зато до утра бодрой и веселой будешь! Пригодится!

– Спасибо, Устенька.

Устя невестку по светлым волосам погладила.

– Ничего, Машенька, все хорошо будет. Я рядом буду, помогу, ежели что, ты зови, не думай ни о чем. Поняла?

Девичник Апухтины решили не устраивать. Так, посидели вечерком Маша с Устей и Аксиньей, в баньку сходили – да и довольно.

– Спасибо, сестричка.

Аксинья хоть и фыркала втихомолку, но вслух говорить не решалась. Устя ее уже пообещала за волосья оттаскать, если дурища Машку расстроит. А сейчас и вовсе отправила сестрицу вниз, пусть там торгуется с подружками невесты, пусть с дружками жениха перемигиваются, пусть глазками стреляют… вдруг да повезет? Может ведь Аксинье и кто другой приглянуться, не Михайла?

А сама Устя при Маше осталась. Та нервничала, и боярыня Апухтина спокойствия не добавляла. То венец поправляла, то платье, то раскрасить дочку рвалась, ровно куклу… Устя уж успела две свеколки вареных у боярыни изъять, коими та щеки дочке румянить рвалась, да и слопала потихоньку.

Долго себя Заболоцкие ждать не заставили.

Зазвенели у ворот бубенцы, заржали кони.

– Эй, хозяева, – взвился веселый голос Михайлы. – У вас товар, у нас купец!

– Еще посмотреть надобно, что там за купец! – зазвенел в ответ девичий голос. – Может, хромой какой али косой…

Устя Машину руку сжала:

– Ну, держись, сестренка. Ежели что – не смей терпеть, говори сразу!

Татьяна на Устинью покосилась, довольная.

А и то, повезло Марьюшке хоть с одной из сестричек.

Видно же, когда человек с добром к тебе, руку протягивает, поддержать да помочь. Хорошо, что Машка с золовкой своей подружилась, что та к ней со всей душой… Хорошо.

Боярыню Устинья тоже отваром напоила под шумок, и Татьяна чувствовала себя как в двадцать лет. Только что над полом не летала.

Что за травы?

Так бабка у них травница… немножечко. Так, для себя собирает, сушит, не на продажу, не чужим людям. Устя и сама пару глотков отпила, сил у волхвицы хватило бы и на три свадебных дня, но к чему людям лишнее показывать? Так они все на травы спишут и более ничего не подумают.

Внизу проходили жаркие торги. Наконец, одарив всех подружек невесты лентами, пряниками и серебром, жених прорвался в горницу.

Маша ему навстречу встала – и Устя даже руки сжала.

Как же хорошо, Жива-матушка! Вот оно!

Когда Машка так навстречу мужу и тянется, и он к ней… видно, что она его любит до беспамятства, а Илья защитить ее тянется, поддержать.

Счастье?

Для них это так и есть. И словно теплом от них веет… Жива-матушка, пусть хорошо все у них будет!

– Хорошая пара будет. – И как Михайла рядом с Устиньей оказался? Вот пролаза непотребная! – Прими, боярышня, по обычаю.

Отказываться от ленты да пряника Устинья не стала. Надо так.

А вот что в руку ей записочка скользнула одновременно с пряником… Устинья и глазами сверкнуть не успела, не то что негодяя пнуть или записочку вернуть.

– Поговорить надобно. – И тут же Михайла в свадебную круговерть включился, не дав ей и слова сказать.

Устя только ногой топнула в бессильной ярости, но понимала, что разговор состоится, Михайла – не Фёдор, он и хитрее, и подлее, и пролазнее. Он такое утворить может, что Устя потом три раза наплачется.

Поговорить ему надобно!

А ей?

Ее кто-то спросил?

Тьфу, гад!^[66]

* * *

Поздно вечером в доме Заболоцких, когда молодых уже осыпали зерном, хмелем, отвели в опочивальню и заперли там, Устя на улицу выскользнула.

Михайла уж ждал ее в условленном месте.

Мерз, к ночи морозом хорошо ударило, с ноги на ногу переминался, притоптывал, уши красные потирал, а не уходил.

– Чего тебе надобно? – Устинья церемониться не собиралась.

– Поговорить хотел, боярышня.

– Слушаю я. Говори.

– Через два дня от сего к вам на подворье боярин Раенский придет. Отбор начнется. Для тебя, понятно, это все ерунда, тебя и так в палаты пригласят.

– Знаю.

– А хочешь ты этого?

– Тебе какое дело, Михайла Ижорский?

– Самое прямое, боярышня. Люба ты мне, поди, сама уж поняла?

– Поняла. – Устинья взгляд в сторону не отводила, смотрела прямо в глаза Михайле, и шалел он от взгляда ее крепче, чем от хмельного вина.

– А коли поняла, чего ты мне жилы тянешь?

Устинья с ответом не замедлилась, не задумалась даже – чего время зря тратить?

– Не люб ты мне, вот и до жил твоих мне дела нет.

Михайла дернулся, как обожгло его.

– Не люб…

Может, и пожалела бы его Устинья. Это ведь еще не тот Михайла, который ее травил, до того ему еще расти и расти… а все равно. Как глаза эти зеленые видит – так и вцепилась бы! Вырвала бы, с кровью!

– Это ты хотел услышать, Михайла?

– Не это, боярышня, да не скажешь ты мне покамест иного. А Фёдор люб тебе?

– И он мне не люб. – Сейчас Устя уже спокойно говорила.

– Как на отбор ты придешь, у тебя другого выбора не останется. Выдадут тебя замуж за Фёдора, хоть волей, хоть неволею.

– То наше с ним дело.

– Устиньюшка… ну почто ты со мной так? Хочешь, на колени встану, согласись только? Слово скажи – сейчас же из Ладоги уедем! Велика Росса, не найдут нас никогда! Никто, ни за что…

Устя только головой покачала.

И видно ведь, серьезен Михайла, здесь и сейчас от всего ради нее отказаться готов, все бросить. И тогда, в черной жизни, ее уехать уговаривал, и тоже бросил бы все – или нашел способ потом вернуться? Хитрый он, подлый и безжалостный, такое любить, как с гадюкой целоваться, рано или поздно цапнет.

– Не надобно мне такое. И ты не надобен.

– Думаешь, с Фёдором лучше будет?

– Нет. – Устинья ни себе, ни Михайле врать не стала. – Умру я с ним.

– Так что ж тогда?!

– Иди себе, Михайла. Иди. Ты ни о ком, окромя себя, не задумывался, так я подумаю. Родные у меня, близкие… Их ради чего я бросить должна?

Михайла даже рот открыл. Родные, близкие – да кого эта ерунда интересовать должна? Он Устинье про любовь свою, про чувства, про сердце, огнем в груди горящее, а она ему… про родных? Он и про своих-то забыл, а уж про чужих думать и вовсе голова заболит.

– Ничего им Фёдор не сделает.

– Да неужто? Сам ты в слова свои не веришь.

Не верил. Но тут же главное, чтобы Устя верила? А она тоже смотрит так, как будто заранее знает, и что врет Михайла, и где он врет…

– А как убьет он тебя?

– И такое быть может.

– На бойню пойдешь, коровой бессмысленной?

– Тебе что надобно-то, Михайла? Отказ? Получил ты его, ну так успокойся!

– Смотри, боярышня, не пожалеть бы потом.

– Не тревожь меня больше попусту, Ижорский. Для меня что ты, что Фёдор – какая разница, что рядом с прорубью на льду стоит, все одно – тонуть придется.

Михайла и оскорбиться не успел, как Устя развернулась, только коса в дверях и мелькнула.

– Ну погоди ж ты у меня! Попомню я тебе еще разговор этот!

Его?!

И с Фёдором малахольным сравнить?!

Да как у нее язык-то повернулся?!

Бабы!!!

* * *

И второй день гуляла свадьба, весело гуляла, с душой…

А на третий день, как поехал Илья к родителям жены на блины, во двор боярин Раенский явился. Платон Митрофанович.

Поклонился хозяину честь по чести, ответный поклон получил, об Устинье разговор завел.

Устя тоже пришла, башмачок, жемчугом шитый, примерила.

Чуточку великоват оказался, нога в нем болталась даже. Боярин на нее покосился неласково:

– Поздорову ли, Устинья Алексеевна?

– Благодарствую, боярин. Никогда не болею я.

– Хорошо. Фёдор третий день сам не свой, матушка его приболела…

– Царица Любава?

– Она…

– Ох, боярин! Может, помочь чем надобно?

Тревожилась Устинья искренне. Мало ли что… Да нет! Не за свекровку переживала она! Та и помрет – не жалко, пусть помирает хоть каждые три дня, не чуяла Устинья, что простить ее может. И лечить ее не взялась бы.

А вот когда заразное что окажется да отбор отменят, ой как не ко времени оно будет.

Или Фёдор решит у матери посидеть заместо дела.

А как она тогда в палаты государевы попадет? Боря на нее рассчитывает! Нужна она государю! Любимому мужчине нужна, вот что важно-то!

Боярин мыслей Устиных не знал, поглядел на лицо встревоженное да и отозвался уже мирно:

– Возраст, боярышня, никакими пиявками да припарками не полечишь. Немолода уж Любава, оттого и хворает, но сказала она сыну, что для нее его радость – лучшее из лекарств.

– Давно ли царица занедужила?

– Да уж… дня четыре или пять даже… – посчитал по пальцам боярин.

Устя губу прикусила, поклонилась. Вышла, дверь за собой прикрыла, задумалась.

Царица?

Ох, получается, занедужила она, как Борис от удавки избавился.

Может такое быть али нет, мерещится все Устинье, ненависть ей глаза застит?

А боярина Данилу убили… за что?

Подумала Устя да и к прабабке поспешила. Кое-что они еще сделать могут.

* * *

На подворье бояр Захарьиных грустно было, темно, траурно.

Окна черным занавешены, шума-гама не слышно веселого, царский управляющий распоряжается покамест. Пока наследников не нашлось, али царь кому своей волей выморочное имущество не отдал. Понятно, есть государыня, есть Фёдор Иоаннович, но все ж они не Захарьины уже, да и к чему им тот дом? К чему имение? Ежели они из царской семьи, им только пальчиком взмахнуть, пожелать только – и все им будет.

Дворня тоже присмирела, неизвестность на сердце тяжко ложится.

Обещал государь, коли найдется у Данилы Захарьина хоть внебрачный сын, его признать, да покамест не нашелся никто. А что дальше будет?

Как жить-то?

Смутно все, неуверенно…

Бабку, у ворот стоящую, и не заметил никто. Может, будь на подворье людно да суетно, и не справилась бы Агафья всех заморочить, глаза отвести, да на дворе, считай, и не было никого.

Две девки воду несут, один мужик снег сгребает. И все. Вся работа, вся дворня.

Пес дворовый бреханул, волхву почуял – и в конуру спрятался, только нос торчит, очень разумное животное оказалось.

Нет-нет, тут мы лаять не будем, хвост целее будет, да и голова.

Спокойно прошла Агафья по двору, спокойно так же в дом зашла, никто и внимания не обратил. Не волхву видели – кого-то своего, а то и вовсе место пустое. Так отвод глаз и работает: смотришь – и не видишь, а когда и видишь, то все свое, понятное.

А где искать, что искать?

Долго не думала Агафья. Понятно же, некоторые вещи в тайники крепкие прятать надобно, потому как даже смотреть, даже касаться их – смертный приговор. То есть держать такое счастье надобно там, куда никто не заходит, окромя хозяина.

Вот со спальни его и начнем, в крестовой продолжим, опосля еще подумаем.

Но спальня Агафью не порадовала.

Разве что плюнула волхва, глядя на картины иноземные, с бабами голыми. Даниле они чем-то нравились, он все стены теми картинами завешал.

– Тьфу, срамота!

Прошла волхва по покоям боярским, к окружающему прислушалась… нет отзыва. А должен быть, обязан! Чернокнижное дело – оно такое.

От скотного двора воняет, от бочки золотаря воняет, а от чернокнижника – втрое, вчетверо. Только от кожевника запах всем ощутим, а от колдуна – только таким, как Агафья.

Но в покоях боярских ничем таким не пахло.

Тайничок маленький нашелся, с письмами разными, которые хозяйственно прибрала Агафья за пазуху, а еще драгоценности и шкатулка с ядами.

Агафья и то и другое забрала. И деньгами не побрезговала.

Нехорошо так-то?

Не надобны волхвам деньги?

Это вас обманул кто-то. И деньги волхвам надобны, и от добычи не откажутся они, что с бою взято, то свято. А всякие благородства да порядочности не ко врагу относятся, смешно это и нелепо.

Понятно, волхве деньги не нужны, она себе их добудет, как понадобится, только на это время уйдет. А если завтра кого подкупить придется, ежели времени не будет у нее ни на что? Сейчас Агафья о чести не думала. Война идет, а что не объявленная, так от того она еще подлее и злее, и деньги ей пригодятся.

Не для наживы она покойного Захарьина ограбила, для насущной надобности. Странно, что ни сестра, ни племянник тайнички не очистили, да, может, и не ведали о нем или брать некоторые вещи в палаты царские не пожелали.

Но это-то все человеческое. А есть ли чернокнижное что?

Подумала Агафья и в погреба отправилась. А где еще можно спрятать что плохое? Только там… не на скотном же дворе? Не дурак ведь боярин был?

Или все-таки не причастен он ни к чему? Подвалы она обязательно проверить должна, потом уж и решит окончательно.

* * *

Часа полтора ходила Агафья по подвалам, да не просто так, а на каждом шагу прислушивалась, принюхивалась, потайные ходы искала. Ворожбу где лучше прятать?

Испокон века преградой были огонь, вода текучая да мать сыра земля. Огня тут не дождешься, вода ближайшая – Ладога, до нее не дороешься, остается подвал.

Чтобы никто, мимо проходящий, не почуял, не сообразил. Мало ли кого лихим ветром на двор занесет, кто ворожбу черную учует да «Слово и дело государево» кликнет? А под землей много чего припрятать можно, под землей и ей тяжко, с ее-то опытом, а уж Устинья и вовсе бы растерялась.

Не попадалось покамест Агафье ничего подозрительного. Как не было, так и нет…

Две захоронки нашлись, но те явно не боярские, бедные они слишком. Явно кто-то из слуг серебро копит. То ли крадет у боярина, то ли еще чего… неинтересно это.

Наконец в одной из комнаток с разным хламом почуяла волхва нечто интересное.

Минут двадцать стену ощупывала, потайную дверь искала, копалась… Поддалась одна из досок под ее руками, но входить в маленькую комнатку волхва не стала. С порога осмотрелась.

Совсем комнатка небольшая, может, аршина два в ширину, аршина три в длину^[67].

Там и не помещается, считай, ничего. Жаровня небольшая, стол с книгой – и поставец со склянками разными^[68].

Агафья и заходить не стала.

Лучше к такому не соваться, тем паче – одной. Добра не получишь, а вот встрянуть в беду легко и просто, даже волхве, даже опытной и старой.

Черные книги – они всякие бывают, и места свои потаенные чернокнижники защищают, как могут. Так за порог шагнешь – и что получишь? Проклятие – али похлеще чего?

Может, и не прицепится к тебе ничего, ежели сильно повезет.

А может и иначе сложиться. И узнает кто-то чужой, недобрый про волхву, а там и про семью ее, про Устинью, и потянется черная ниточка.

Нет, иначе она поступит, совсем не так, как вначале думала.

Закрыла Агафья потайную каморку. Что боярин Данила чернокнижием баловался, убедилась она – и довольно того.

Подробности какие черные разузнать?

А что ей те подробности дадут?

Ну, обследует она комнатку, переберет зелья, может, даже и прочитает книгу, а когда повезет, и вреда ей та книга не причинит. Но что боярин колдовством баловался, уже знает она, а что именно применялось?

Да что угодно, после смерти боярина уж много времени прошло, чай, и следы изгладились.

Нет смысла сейчас то искать, не так много у нее сил опосля поиска трудного, а вот кое-что другое сделать надобно обязательно. И тоже сил потребуется много, эх, где ее молодость?

Дверь Агафья надежно запечатала. Не на крови, на такое не решилась она, страшно стало свою кровь оставлять в таком месте, да и слишком безрассудно, но что могла – все в ход пустила. И проклятья нашептала, и порчу прицепила, и змеечку с запястья сняла.

Положила плетеное зарукавье рядом с дверью потайной, подумала, прошептала несколько слов.

Нехитрое то волхование, слабенькое, его и не замечают никогда, потому как не защитное оно, не атакующее, не следящее – вообще никакое.

Змейка просто запомнит, кто тут рядом был, кто мимо проходил, кто дверь открыть пытался. Просто лежит змейка, глазами янтарными смотрит, и не видно ее в углу-то темном. А Агафья все потом увидит, что рядом со змейкой происходило, надобно просто будет в подвал вернуться спустя какое-то время, зарукавье забрать да поглядеть, что рядом с ним происходило.

Кто проходил?

Не всех, но одного-двух человек может прищучить Агафья, на это у нее силы хватит.

Еще одно дело, прежде чем уйти, волхва сделала.

Доски ощупала чуткими пальцами, постаралась каждую почувствовать, возраст ее определить. Да не дерева, из которого доску ту сделали на лесопилке, а именно что самой доски.

Для чего?

А просто все. Когда потайную комнату делали, тогда и боярин Захарьин начинал колдовством заниматься. Не капуста же здесь квашеная хранилась? Нет, конечно. Она в другой стороне, в другом подвале, здесь-то вообще продуктов нет.

Ежели по доскам судить… лет тридцать-сорок комнате, точнее дерево не скажет, оно свой возраст плохо чует, двоится все, мешается. А боярину сколько было?

Чтобы ту комнатку оборудовать, ему надобно ребенком было трудиться начать.

Не его это хозяйство? Может, и было чужое, а потом точно его стало. Свечи в подсвечнике не сальные, не оплывшие, свеженькие они, Агафья это приметила. Явно делал он тут что-то, свечи жег, потом на новые их поменял, этого года, свежим воском они пахнут.

Но не он начинал эту комнату строить, нет, не он. Или просто комнату раньше сделали, а боярин ее под свои дела приспособил?

И такое могло быть, да откуда ж больше узнать?

Внутрь бы войти, там попробовать поставец допросить, подставку под книгу ощупать – очень хочется, да нельзя! Никак нельзя!

Хорошо, когда нет там ни ловушек, ни чего другого, а как попадется Агафья кому на крючок, Устинью без помощи оставит? Нет, нельзя ей рисковать. Подождет этот схрон.

Вот Велигнева бы сюда позвать. Но долго это… его помощник как прибудет, так Агафья ему и скажет. Пусть вынимает эту пакость, пусть уничтожает, поможет она, защитит, прикроет, но сама не полезет.

Не те у нее годы – по чужим чернокнижным-то схронам скакать! Ох, не те.

* * *

– Смотри, Сивый. Горница вон та, окошко видишь?

– Вижу.

– Там ребенок будет, с одной только нянькой старой. Ее можешь оглушить, а то и убить можешь, как сам захочешь.

– А мальца?

– Берешь и выносишь. За ребенка его родители такой выкуп дадут, нам с тобой на три жизни вперед хватит.

– А чего сам не взялся?

Но ворчал Сивый больше по вредности натуры. И сам он отлично понимал, иные дела в одиночку не сделаешь. Михайла и так его хорошо принял, обогрел, накормил, денег на жилье и то дал. И дело предложил, на которое Сивый согласился с охотой. Пообтесала ему жизнь бока, понял он, что не бывает в жизни дармовых денег, а вот когда их за работу какую предлагают – подвоха не будет.

Михайла, когда о деле заговорил, таить не стал, рассказал честно, хоть он и принят у царевича, так не у царя же! Сколько там Федька ему отжалеть может? Ну, кошель серебра. И то не каждый же день?

Вот и оно-то, не слишком царевич к своим слугам щедр, у него и самого не так чтобы денег много. А хочется. И побольше хочется… Может, договорятся они с Сивым?

К примеру, на пару ребенка похитят, а потом, пока Сивый с малявкой побудет, Михайла письмо подкинет да выкуп заплатить убедит? В одиночку такое не сделаешь, а вот когда двое их будет – можно попробовать.

Опять же, если по дороге побрякушки какие попадутся, можно и их в карман пригрести.

Помощник надобен. Когда Сивый согласится, Михайла и дом покажет, и подождет, и для младенца что надобно приготовит, и прочее разное.

Сивый и спорить не стал. Михайла, конечно, дрянь скользкая, но ведь попадись Сивый – он и дружка за собой потянет. Невыгодно ему подлость устраивать.

– Идешь? Или поехали отсюда?

– Иду… – согласился Сивый.

Доску в заборе отодвинуть – секунда малая, вот и на подворье он уже, у Заболоцких. Вперед смотрел, о деле думал и не видел, не чуял, каким взглядом его Михайла провожает.

Жестоким, расчетливым… Он-то уже своего компаньона три раза списал.

* * *

У Михайлы все просто было.

Не любит его боярышня? Так надобно, чтоб полюбила, а коли добром не желает, так он ей в том поможет. А для того себе ответим, кого бабы любят?

Правильно.

Спасителей любят. Героев любят.

Вот, спас он подворье, Устинья сказала, что обязана ему будет. А как он племянницу ее спасет, небось вдвойне порадуется?

К примеру, решил тать ребенка похитить, да по дороге на Михайлу натолкнулся. Может, и ранил даже его в драке жестокой, тут как получится. А Михайла татя убил, ребенка спас, назад принес, весь в крови, шатаясь от усталости и ран, почти как в сказках для девиц чувствительных.

Вот и еще повод для боярышни благодарной быть.

И для брата ее.

Да, для брата.

Любит его Устинья, прислушивается. Михайла сам видел, как она жену братца поддерживала, как помогала, как с мелкой пакостью нянчилась… Не любил Михайла детей.

Вообще.

Зато Устинья любит? Вот и ладненько.

Никуда ты от меня, боярышня, не денешься. Сейчас героизм оценишь, душу мою добрую, сердце любящее, а потом и на Фёдора вблизи налюбуешься… и когда предложу я тебе еще раз бежать, небось не откажешься. На шею кинешься.

Не мытьем, так катаньем добьюсь я своего.

Михайла уверенно шел к своей цели.

* * *

Рудольфус Истерман царскому вызову не то чтобы сильно удивлен был, всякое бывало. Другое дело, что не ждал он от царя ничего хорошего и приятного.

Не любил его Борис никогда.

Вот ведь как складывается жизнь, кто нужен, тот от тебя и шарахаться будет. Фёдор – тот за Руди хвостиком таскался, в глаза заглядывал, из рук ел, а вот Борис – и мальчишкой-то был, а Руди терпеть не мог, глазами сверкал зло – и молчал.

Отец его, государь Иоанн Иоаннович, с Рудольфусом дружил, а вот Борис… Какая там дружба? Смог бы – под лед спустил бы Рудольфуса, не пожалел и не задумался.

Памятны Руди были и уж за шиворотом, и гусеницы в сапогах, а уж про остальное… изводил его Борис, как только мальчишке вольно было. И пожаловаться нельзя было, хитер паршивец, следов не оставлял. За уши выдрать?

Так это надобно, чтобы он еще на месте преступления попался, чтобы свидетели были, государь чтобы видел и тоже ругался, а Борис же не попадается! Как есть – паршивец!

А чего он сейчас Руди позвал? Да кто ж его знает?

Когда Борис на трон сел, Руди уж вовсе боялся опалы да высылки, но Борис его удивил. Махнул рукой да и не тронул. А может, забыл или не до того было.

Неужто сейчас время настало с Россой распрощаться? Ох и жалко же будет сейчас уезжать. Труды его даром не пропадут, но кое-что из-за границы сложнее сделать будет. Времени да сил куда как больше уйдет.

Спокойно вошел Руди в зал Сердоликовый, поклонился честь по чести, заодно на палаты государевы еще раз полюбовался.

Не просто богата Росса, они еще и красоту ведают. Вроде ни позолоты, ни занавесей, один камень природный, как он есть, но в какую красоту уложен? Заглядишься, залюбуешься! Мозаика затейливая по стенам вьется, инкрустация такая, что король франконский Лудовикус свою корону скушал бы от зависти. А полы-то какие! Плиточка к плиточке уложена, жилочка в жилочку каменную перетекает, словно так из горы и вырезано куском одним! Какие деньги ни заплати, а так не сделают, тут мастерство надобно иметь немалое, и мастера такие не каждый век рождаются!

Борис его принял не на троне сидя, к окну отошел, оттуда и кивнул приветливо:

– Проходи, мейр Истерман. Проходи.

– Ваше величество…

– Мейр, ты мне нужен будешь. Пока зима стоит, поедешь в свой Лемберг, а оттуда в Джерман и Франконию.

– Ваше величество? – откровенно растерялся Руди. – Чем я могу тебе послужить, государь?

Борис на Руди посмотрел, не поморщился, нет. Далеко он уж от того мальчишки ушел, который Рудольфусу пакости разные подстраивал. Хотя и сейчас мечталось: вот кинуть бы Истермана в болото с пиявками! Стоит тут, весь чистенький, весь раззолоченный, аж светится – вот с детства не нравился он Борису! Причины?

Не нравился, да и все тем сказано! Какие тут еще причины надобны?!

– Поедешь для меня закупать, что скажу. Денег выдам, людей дам для сопровождения, лошадей, кормовые, прогонные – все, что положено. Я тут патриарху храмы обещал построить. Святыни нужны. Мощи.

Рудольфус кивнул.

Мощи… оно и понятно. Для храмов завсегда святыни надобны, иначе кто в них пойдет? А со святынями сложно, какие-то уж очень мелкие те святые были, да и смерти у них неудобные. Вот скормили какую-то святую львам, утопили или на костре сожгли – и как потомее мощи отыскать? Невозможно! А людям чему-то поклоняться надобно, им вера нужна! И вообще… мощи – дело выгодное, когда договорится он с кем надобно… Кто там проверит, от святой этот палец или от грешной? Главное, золота побольше и ковчежец пороскошнее!

– И книги. Поболее. По медицине, по языкам разным, покупай, сколько получится, – все казна оплатит.

Вот этого Рудольфус не ожидал и не обрадовался, книги – это не мощи, тут в свою пользу не сильно поиграешь.

– Государь?

– Хочу в Россе свой университет открыть. Сколько можно на другие страны смотреть? Можно подумать, у них люди ученые, а мы тут до сих пор по лесам в медвежьей шкуре бегаем! Посмотрим, чему в других странах людей учат, да и сами учить начнем, благословясь. Университет построим, для начала будем медикусов учить, строителей да корабелов, этих мне остро не хватает. По этим наукам книги и старайся покупать, остальное уж потом добавлять будем.

– Дорого сие встанет, государь.

– Не дороже денег. А знания всего ценнее, – отмахнулся Борис. О том, что будет и контроль, и отчетность, он и не упоминал, Руди и сам не дурак, понять должен. И о том, что он-то все одно свой, ему и то продадут, что россам не покажут даже, и еще что в придачу дадут… Могут. Обаятелен, подлец, надо отдать ему должное.

Руди это тоже понимал, только что вслух не произносил.

Вслух он уточнял другое.

Что, как, когда?

Борис тянуть не собирался. Пусть берет да и едет. Пока все снегом да льдом покрылось, путешествовать легко. Большинство людей готово уж, дело за Истерманом, и ему приятно на родине будет побывать, разве нет?

Рудольфус кивал и соглашался.

А думал он и еще о том, что Бориса убирать надобно.

Известно же, кто молодняк учит, тот и прав, тот и в головы детские что захочешь вложит.

Когда юных россов в Лемберге да Франконии б обучали, они б мигом стали Россу отсталой да древней считать. А Борис на другое замахнулся.

Он не просто преподавателей позвать хочет, нет! Он книги желает, да не по философии какой, а по естественным наукам, по тем наукам, которые страны вперед двигают Свои корабелы, свои астрономы, свои строители, свои лекари – это все для страны надобно.

И учить по этим книгам россов будут россы. Уж Руди-то себе не врал.

Не разберутся они в знаниях да науках чужеземных? Еще как сообразят!

И прочитают, и поймут, и дополнят – они еще и поумнее некоторых графьев да герцогов. И через два-три поколения вырастут россы, которые на Лемберг и Франконию, Джерман и Ромею будут сверху вниз смотреть. Очень даже легко.

А такого допускать нельзя.

Россам внушать надобно, что они тут на старине сидят, аж подбрюшье сгнило, а вот там-то, в иноземщине, все светлое и радостное! Чтобы туда они тянулись, чтобы на все родное и домашнее плевали сверху вниз. Тогда и покорить их можно будет.

А Борис основы ломает.

Убирать его надобно, да побыстрее…

Что ж.

Ты хочешь, государь? Я поеду. А уж что привезу…

* * *

Не обладал Сивый никакими силами волховскими, его умение в другом было.

Выглядел он так… когда умылся, причесался, совершенно невзрачным стал, неприметным, обыденным. Холоп – и холоп, таких на любом подворье десяток бегает, вот и не обращал на него никто внимания. А уж лавка деревянная в руках и вовсе его в невидимку превратила.

Несет мужик лавку?

Знает, куда несет, зачем несет… и пусть его! Никто и не задумался даже.

Дарёна на то время малышку Варвару тетешкала. Капризничала маленькая, зубки у нее резаться начинали^[69].

Вот и получите все радости. Тут и слюни бахромой, тут и глазки красные, и сопельки, и плачет малышка, и спать не хочет… Устя обещала сварить чего полезного, но пока не сварит – все на ручках, все на нянюшке.

Знала Дарёна, что это не Илюшина дочка родная, ну так и что с того?

Повзрослел парень, мужчиной стал. Малышку словно родную принял, для такого душа нужна не грошовая, не бросовая. Иные и для родных-то малышей в душонке своей места не найдут, а тут…

Илья лично нянюшку попросил, та и растаяла, сердиться не стала.

Чужое дитя?

Не тот отец, кто сделал, а тот, кто вырастит! Да и в радость ей маленькая Варюшка.

Боярышни уж выросли, малышей она еще когда дождется, да и допустят ли ее к тем малышам? А тут счастье маленькое, нечаянное, да уже любимое!

На мужика, который лавку зачем-то принес, Дарёна и внимания не обратила. Кивнула, мол, у окна поставь – и снова к Вареньке.

Сивый вперед шагнул, засапожник в ладонь удобно лег. Много ли бабе надобно?

За волосья ухватить да горло перехватить, чтоб орать не вздумала. Чтобы шума не было. Подержать секунд несколько, да и оттолкнуть, чтобы кровью не заляпаться.

Не успел.

Дверь скрипнула.

Обернулась Дарёна, увидела перед собой татя с ножом занесенным, ахнула – и малышку собой загородила, руку нелепо вперед вытянула.

Устя, которая в светелку вошла, на долю мига заледенела, ровно время остановилось.

Сивый первым опомнился.

Сейчас шагнуть вперед, ударить старуху, толкнуть ее на молодую – и бегом за дверь! С малявкой не получится… ну хоть ноги унесет!

Шаг сделать он еще успел и дотянуться до Дарёны тоже. Самым кончиком ножа дотянулся, рукав сползший порезал. И – осел к ее ногам.

Устя стояла, как и была, питье навзничь уронила, а руку левую вперед протянула.

И рука черным светом светится.

И глаза у Устиньи – тоже черные.

Тут Дарёна и сознание потеряла. Не от боли, от страха лютого.

* * *

Невелик труд – траву заварить, сложнее заговорить ее.

Ежели первое Устинье без труда давалось, то второе немалой головной да зубной боли стоило, а то и ругательств, да вот беда, ругаться при заговоре нельзя. А хочется, ой как хочется!

Не умеет она! Заговоры… им ведь тоже учиться надобно! Начала Агафья учить ее, да мало! Слишком мало!

Заговор – это ж не просто слова, можно выучить их, можно на другие поменять… заговор – это музыка. На нее настроиться надо, тайный ритм поймать, отзвук мира услышать, приноровиться, подстроиться…^[70]

А с музыкой Устинье всегда туго приходилось, не умеет она петь, как взвоет – птицы с неба попадают. И сейчас вот надо, а не умеет она, не слышит музыку мира, мелодию трав не чувствует, не может их в соответствие привести!

Другая волхва бы пять минут потратила, Устя малым не час провозилась. Пока нашептала, что надобно, пока уверилась, что вреда малышке не будет, пока три раза сама проверила да прабабке показала.

Ребенок же!

Со взрослыми всяко проще, а тут капля лишняя, а малышке плохо станет, животиком промучается всю ночь вместо зубок… не надобно такого.

Вот и возилась Устя. Сама зубами скрипела, заговаривала, понимала, что учиться надобно, вот и терпела, и старалась. На будущее все пригодится. Справилась наконец, к Дарёне пошла, дверь ногой приоткрыла, чтобы отвар не колыхнуть в кувшине, а в комнате ужас творится!

Дарёна спиной стоит, над Варенькой наклонилась и не чует, что тать к ней идет, с ножом в руке.

Устя визжать не стала.

Только кувшин об пол звякнул. Сама не поняла, как уронила его, руку вперед вытянула.

Остановить?

Что могла бы сделать она? Да ничего!

Она и подумать не успела – тать вперед шагнул, и поняла девушка, что сейчас он Дарёну ударит. А то и ее тоже… потом.

И такое в ней колыхнулось…

Черное, безудержное, безумное… не для того она из черной жизни пришла сюда! Не для того, чтобы своих родных отдавать, без защиты оставлять!

Огонь под сердцем так полыхнул – казалось, сейчас самое сердце в груди пеплом рассыплется. Устя и сама не поняла, что наделала, только ровно ниточка протянулась. От сердца – к вытянутой руке ее – и снова к сердцу, только не ее уже, а татя.

И полыхнуло.

Черным сухим огнем.

Устя к нему уж привыкла, приноровилась. А тать как стоял – так на пол и осел. И откуда-то знала боярышня – все, конец, теперь уже не человек это.

Дохлятина непотребная.

А вот чего Дарёна вслед за ним на пол оседает? Неуж задел он ее?

Да нет, нож чистый… испугалась, наверное… А ей-то что делать? Как быть?

Устя вокруг поглядела – и выдохнула. Есть нужное!

На столе нож лежит, миска с яблоками рядом. Дарёне их кусать тяжело, нянюшка их на дольки режет и ест. А нож-то острый, хоть и короткий… Взяла его Устя, примерилась – и татю в спину воткнула.

И завизжала.

Да так, что Варя расплакалась еще сильнее, а на полу Дарёна зашевелилась, но Усте не до того было. Шум послышался, народ сбегался… вроде все хорошо.

И Устя позволила себе истерикой зайтись.

Есть от чего: человека она убила.

Впервые.

За две жизни.

* * *

Люди влетали – застывали в изумлении.

И то сказать – боярышня у двери в истерике бьется, на полу труп лежит, и, судя по ножу в руке, не яблоки он резать сюда пришел. Дарёна у люльки с малышкой лежит, вроде как живая, малышка криком заходится…

Первым Илья опомнился.

Машку свою к люльке толкнул, сам к Дарёне бросился, по щекам похлопал, с пола поднял со всем бережением.

– Живая?

– Ох… живая, Илюша. Живая я… чудом, не иначе!

Маша ребенка подхватила, к себе прижала, и такая дрожь ее била, что как бы успокоительным отпаивать не пришлось. Боярыня Евдокия рядом с дочерью опустилась, обняла, к себе прижала… Устя завыла тише, матери в плечо уткнулась.

– Что случилось тут? – рыкнул Алексей Заболоцкий, да только от Устиньи ответа не дождался он, Дарёна ответила:

– Б-боярин… нел-ладное чт-то…

– На вот, выпей… – Илья по сторонам огляделся, ковш с водой со стола подхватил, Дарёну кое-как напоил, та хоть заикаться перестала, а там и о случившемся поведала:

– Я малышку укачивала, плакала она. Мужик пришел, лавку принес, я на него и не посмотрела даже. А потом обернулась – а он на меня с ножом. И боярышня Устинья в дверях. Я к малышке, он на меня, тут я и упала, наверное, без памяти… прости, боярин. Не помню больше.

Мужчины меж собой переглянулись.

На татя посмотрели.

В руке-то у него нож – понятно. А в спине?

Илья няньку на лавку усадил, ковш с водой к Устинье понес. Но ту боярыня уж успокаивала, по голове гладила, утешала, как маленькую:

– Устёна, что случилось, доченька? Все закончилось, в безопасности ты, никто не тронет, не обидит, мама здесь, мама рядом…

– Маменька… вошла я – а тут тать с ножом. К Дарёне, к малышке. Замер на секунду, мне хватило. Я нож со стола схватила и ему в спину воткнула, когда он к Дарёне повернулся… маменька-а-а-а-а-а…

– Устя!!!

Маша ребенка Илье сунула, сама к Усте подлетела, упала рядом, обняла:

– Родненькая! Век Бога за тебя молить буду!!! Когда б не ты… – И тоже в истерике заколотилась, представляя, что ее доченька – и тать с ножом, и нянька беспомощная…

Боярыня на мужа посмотрела требовательно, Алексей тяжко вздохнул, невестку с пола поднял.

– Так, Марья, ты ребенка возьми да к себе иди. Сегодня вам с ней нянчиться, Дарёна сегодня сама пусть полежит. Илья, жену уведи!

Илья уж понял, что сегодня Маша дочку с рук не спустит, Вареньку отдал жене, приобнял ее за плечи да и повел из горницы, уговаривая потихоньку.

И то…

Какие уж сейчас Устинье благодарности? Ей бы вина крепленого да поспать, авось и отойдет!

Не дело это – бабам убийцами быть. Понятно, за ребенка она кинулась, за своего цыпленка и курица – зверь. Но сейчас бы Усте самой опамятовать, успокоиться…

– Дуняша, ты Устю возьми, да у меня там, в поставце, вино крепкое. Дай ей выпить, пусть отоспится. Иди с матерью, Устя, все хорошо будет. Дарёна, и ты ложись давай. Ксюха, где тебя Рогатый носит?

– Тут я, тятенька.

– Вот и ладно! Сегодня с Дарёной побудешь, и чтоб ни на шаг не отходила!

– Батюшка!

– Спорить еще будешь?

Ударить боярин не ударил, но лицо у него такое было, что мигом Аксинья язык прикусила.

– Да, батюшка. Как скажешь.

– То-то же.

А сам боярин сейчас в Разбойный приказ пошлет. Пусть татя заберут… может, в розыске он? Или еще чего? Не нужен он тут валяться!^[71]

* * *

Михайла из возка смотрел, ругался про себя черными словами.

Дурак непотребный! Таракан сивый! Недоумок!

Ни украсть, ни покараулить!

Попался, видно же, и убили его! И не жалко даже, туда дураку и дорога, лишь бы не успел сказать, кто навел его! Ну, то Михайла завтра выяснит. Сегодня-то ни с кем не встретишься, беспокойно на подворье, суетно, шумно. А завтра и попробовать можно…

(обратно)

Глава 4

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Никогда и никого не убивала я. Не случилось как-то в жизни моей черной такого. При мне убивали, меня убивали – это было, а я сама не пробовала, мечталось только.

Хотела?

Бывало такое: за вышиванием сидела, а сама представляла, как иголку свекровке в горло вгоню. Или мужу богоданному, ненавистному…

Остальных как-то не ненавиделось настолько.

А этих двоих я лютой ненавистью ненавидела, и убить мечтала, и убила бы, представься случай… Нет. Что уж себя обманывать!

Могла убить. Могла.

Знала я о тех случаях, когда, обезумев от боли да ненависти, бабы на палачей своих кидаются. И мужей-зверей убивают, и самих их, убийц, потом смертью страшной казнят… Могла я так кинуться?

Могла.

И во сне убить могла, Фёдор рядом со мной спать любил, хоть и пеняла ему свекровка, что неуместно так, а любил. А я ненавидела.

Все в нем ненавидела, что было: запах его… вонь эту жуткую, и манеру меня тискать, ровно куклу бессмысленную, и храп постоянный… не убила же?

Вот и весь сказ. Не убила.

А сейчас так сила во мне вспыхнула, что самой страшно стало, только мое сердце выдержало, оно и не такую боль терпело, а его сердце – не справилось. И знаю, если татя разрезать, если сердце его из груди вынуть, ничего там не будет. Так, комочек обугленный.

Сила вспыхнула, сила его сожгла. А я… я даже не осознала сразу происходящее, только одно твердо знала – не отдам!

Больше никого из близких своих, родных, любимых и любящих не отдам! Людям не отдам, смерти не отдам, пусть в свой черед приходит, а пока – мои они! И только мои!

Достало с меня горечи, и боли достало, и тоски звериной, наплакалась уж в келье монастырской, навылась. Теперь я многое сделать могу, против любого зла встану, не дрогну, никому любимых своих не отдам. Только с бабушкой поговорить надобно о случившемся. Вроде как и не должна волхва такое творить? Или могут они, только не все, и в тайне это сохраняют?

А ведь в той, черной жизни не бывало со мной такого. И Вареньки маленькой не было, и Дарёна ее не защищала, и не покушался никто, не было татя.

Меняется все?

Пусть меняется! Одно неизменно!

Никому я своих в обиду не дам! Пусть и не мечтают, вороги! На клочья порву, по полю разметаю! Жаль, не знаю я только, откуда этот разбойник взялся!

Может, и дознаемся когда?

Не до татя мне сейчас, на отбор скоро уж ехать, а уж что там будет?

Что-то помню я из той жизни, что-то новое будет наверняка, а что-то и вспоминать придется.

Справлюсь. Не для себя – для них справлюсь. И сейчас я это твердо знаю.

* * *

– Царевич! Беда у Заболоцких!

Фёдор в одну сторону вскочил, одеяло в другую полетело, ногу впопыхах ушиб о половицу, выругался грязно, на Михайлу дикими глазами уставился.

– ЧТО?!

– Вроде как тать к ним забрался да напал на кого. А боярышня Устинья его и того… убила.

Фёдор как стоял, так и обратно сел, хорошо еще, лавка попалась крепкая – и не такие размахи выдерживала.

– Убила?!

Михайла картинно руками развел.

– Вечор татя в Разбойный приказ принесли. А уж чего там, как там – не сказывали мне подробнее, не царевич я, боярин Репьев и не поглядит на меня лишний раз. К боярину Заболоцкому сунулся – не попасть, спит он, и боярышня спит, ровно мертвая, холопья сказали, лекарством ее напоили опосля вчерашнего и будить не велено, как проснется, так и ладно будет.

Фёдор на ноги встал, подумал пару минут.

– Одеваться мне подавай! Сам поеду, разузнаю, что да как.

Михайла затаенно улыбнулся, Фёдору помогать принялся. Того ему и надобно было. Сам-то он вечор к Заболоцким явиться не насмелился, а любопытно ж!

Что там Сивый? Хотя Сивый-то что – и так ясно, все он, лежит себе в приказе Разбойном, тихо да ладно. Вопрос у Михайлы другой: где тот дурак попался?

И еще примешивалось новое, неожиданное.

Оказывается, не такая уж боярышня Устинья и беззащитная? И зубки у нее есть, и коготки? Другая бы завизжала али в обморок какой упала да тут бы и погибла, прирезал бы ее Сивый. Ему что?

Ему хоть Устинья, хоть холопка какая! Михайла б его потом убил, понятно, а Устинью не вернуть уже. А боярышня кричать не стала, сознания не потеряла.

Убила.

В спину, а все равно… сколько сил надобно, чтобы в живого человека ножичек-то воткнуть? Иные и в бою не могут, видывал Михайла таких, иных и жизни лишал. Ему оно всегда просто было, а выходит, что и Устинья – может?

Точно, его она!

Его, и только его!

Такая ему и надобна, чтобы и смелая, и красивая, и умненькая… Михайла самого лучшего заслуживает.

Федька?

А что – Федька? Пусть себе живет, как живет, но без Устиньи, недостоин он боярышни. А покамест полезен – пользоваться им будем.

* * *

Борису тоже доложили, правда не сразу, но кто ж знал?

– Государь! Боярышня Заболоцкая, верно, в отборе царевичевом участвовать не сможет.

Борису мигом интересно стало:

– Отчего ж?

Боярин Репьев, который Разбойным приказом и ведовал, даже поежился чуточку под взглядом государевым.

– На подворье Заболоцких, государь, нынче ночью тать влез. Чего уж хотел – не ясно, а только убила его боярышня Заболоцкая и теперь лежит без памяти.

Борис даже и не удивился сильно. После того, что он о боярышне узнал, и удивляться странно было.

Могла ли убить – волхва?

Еще как могла, странно только, что ножом убила.

О волхвах Борис знал не слишком много, больше догадывался. Но Устинью он видел, и когда она аркан с него снимала, и в роще. Могла ли она убить?

И сам себе на вопрос ответил – могла, быстро, легко и без сожалений.

– И боярышня без чувств лежит?

– Да, государь.

– Ну так что же? Отложите покамест отбор: как боярышня опамятуется, оправится, так сразу и начнем.

Боярин аж глаза вытаращил, не ожидал он от Бориса таких слов.

– Государь, не положено так-то… не по обычаю! Она ж теперь порченая, наверное, и скандал этот еще как обернется, невеста-то для царевича не такой быть должна, смирной да тихой?

– А ты, боярин, с Фёдором о том не говорил? – Глаза у Бориса лукавые были, умные.

– Пытался, государь.

– И что же?

– Умывался как раз царевич, тазиком в меня кинуть изволил.

– У меня тазика нет. – Борис только вздохнул, сожалея об отсутствии такой полезной утвари. Приказать принести да у трона и поставить… десятка три? – Ты подумай сам, боярин, Федька сейчас как ребенок у петушков на палочке, и хочется ему того петушка, аж свербит. Что с ребенком будет, когда ты уведешь его?

Боярин, у которого и законных деток шестеро было, и, говорят, на стороне то ли пять, то ли еще поболее, только головой качнул. Детей своих он любил, возился с ними в удовольствие и картину эту себе легко представил, даже поморщился от визга детского, истошного.

– Ты, государь, думаешь, когда мы ее на отбор не пригласим, так и царевич упираться начнет?

– Уверен. Погоди чуток, пусть боярышня в себя придет, на отбор приедет, получит Федька свой леденец, куснет от души да и поймет, что булочки куда как вкуснее будут.

Боярин ответно заулыбался. А мудр у них все же государь.

Понятно, Заболоцкая эта царевичу не пара, но когда упрется мальчишка? И дело сделано не будет, и деньги потрачены, и Росса вся взбаламучена – ни к чему это, лучше сделать, как государь сказал. И то, другой бы приказал просто, а Борис по-человечески отнесся, старается он свои решения объяснять, полагает, что так и люди работать будут лучше. И боярин старается его доверие оправдывать.

– Во всем прав ты, государь. Так и сделаем.

– Сделай, боярин. Причину какую подходящую придумай, и все хорошо будет.

– Да, государь.

Боярин ушел, а Борис призадумался.

И отправить бы своего человека, разузнать, как и что, но и не надо бы внимания к Устинье привлекать. Ой, ни к чему.

Подождать придется.

Лучше он кое-что другое сделает.

– Как Федька объявится, пусть ко мне придет, – отдал он приказ.

Вот и ладно. Узнает он все из первых рук, и расспрашивать особо не придется.

* * *

Фёдору на тот момент тяжко пришлось. Его метлой гнали от комнаты боярышни, еще и шипели злобно, и глазами сверкали. Стоит себе старушка сухонькая, пальцем ткни – переломится, а метла у нее в руках. И машет так грозно…

Фёдор больше от неожиданности остановился. Чего это – чтобы его метлой побили? Нет такого закона, чтобы царевичей метлой поганой бить и гнать!

– Бабка, ты чего?

Умнее как-то ничего и не придумалось. Агафья Пантелеевна подбоченилась:

– Ты чего тут носишься, оглашенный? Скажи спасибо – не побила!

– Да я… царевич я!

– А боярышня спит! Чего ты к ней ломишься, царевич?! Будить ее нельзя, это я тебе как на духу скажу! Али ты ей зла желаешь?!

Рассчитала Агафья все правильно, на последний вопрос Фёдор и ответил:

– Да я… Нет, конечно!

– А коли так – не ломись к ней! Я сейчас дверку приотворю, в щелку посмотришь. Истерика была у нее, пришлось успокаивающим отваром отпаивать, вот и спит таперича. Сколько надобно проспит, потом проснется – спокойна будет.

– Вот оно что, – сообразил Фёдор.

Такое-то он и у родимой матушки в покоях видывал. Когда лекари требовали, чтобы поспала больная, сонным отваром ее поили, будить запрещали.

Фёдор назад и сдал. Не дурак же он?

– Может, Адама прислать? Лекаря.

Агафья поклонилась:

– Как угодно будет царевичу, а только никого я пока к девочке не подпущу. Пусть проснется сама, тогда и видно будет. Нельзя ее тревожить сейчас. Никак нельзя!

– Что случилось-то, бабка?

Фёдор и у боярина уж спрашивал, да только тот и сам мало знал. Тать, нож, Устинья, истерика – и все, пожалуй. Дарёна сейчас сама лежала, от страха отходила, Агафья и ее отваром напоила да спать уложила. Возраст же!

Она-то волхва, ей многое нипочем, а Дарья – баба простая, ей каждый случай такой – считай, вырванный кусок жизни. Ладно уж, поговорит она с царевичем, пусть его. Не кричит он, ногами не топает, вот и она ругаться не станет.

– Ты, царевич, знаешь, поди? У Устиньи брат женился, и маленький у него уж есть.

– Не рановато ли?

Про свадьбу Фёдор знал от Михайлы, а про маленькую Вареньку уже нет, не интересовали его чужие дети.

– Нагуляли до свадьбы, вот родители и поженили их, – махнула рукой Агафья.

Фёдор хмыкнул, но говорить не стал ничего. И такое бывает, дело житейское. Обычно до родов женят, но всякое случается в жизни, не всегда и угадать удается.

– Маленькая с нянькой была, зубки резались у нее, ревела громко. Устя зайти к ним решила, тоже малышку понянчить.

– Зачем? – Вот теперь Фёдор неподдельно изумлялся.

Нянчить?

Малышей?

Они же орут, пачкают, они ничего не понимают, и вообще… Фу?

Агафья на него посмотрела, как на недоумка какого.

– Любит Устинья Алексеевна с детками возиться. Поди, и своих хочет!

Фёдор тут же выпятил грудь и заулыбался, ровно ему алмаз какой подарили.

Хочет, конечно! От него! Да?

– А в комнате тать оказался, кажись, через забор махнул как-то, следов не нашли. Устя вошла, а гад на няньку ножом замахивается. Она закричала, тоже нож со стола схватила да татя и ударила, удачно еще получилось, что насмерть. А с боярышней от такого нервный припадок случился. Сонным зельем мы ее напоили да уложили, чтобы горячки не было. Женщина ж! Как такое пережить спокойно?

Вот теперь Фёдору и все понятно было, и ругаться не хотелось. Пусть бабка ее и дальше так хорошо охраняет, не от него, конечно, он-то в будущем муж Устиньин, законный, но… пусть пока постережет.

– А пройти посидеть с ней рядом можно?

Агафья головой сурово качнула:

– Уж прости, царевич, хочешь – казнить меня вели на месте, а не пропущу. Ты ж не усидишь, знаю я вас, молодых-горячих, начнешь ее за руки хватать али поцеловать попытаешься.

Уши у Фёдора краснели медленно, но неотвратимо.

– Это…

Угадала Агафья без всякого зеркала волшебного и дара предвидения, да и чего тут угадывать, не первый такой дурачок на нее смотрит, авось и не последний?

– Вот. А ее будить сейчас никак нельзя. Понимаешь? Совсем никак, не то хуже потом будет!

Фёдор только вздохнул, еще раз посмотрел в щелочку на Устинью.

Девушка лежала на боку, подложив руки под голову, коса длинная на пол спадала, на личике выражения менялись. Вот увидела что-то плохое, нахмурилась, шевельнулась, потом лоб разгладился, на губки улыбка набежала, и вся она такая стала, на ангела похожая…

Только облизываться и осталось.

– Ты ее постереги, бабка.

Серебряный рубль Агафья с достоинством приняла, даже поклонилась.

– Ты уж прости, царевич, когда не так сказала чего, а только девочку я защищать буду.

Фёдор и не возражал. Гнев улегся.

Но в Разбойный приказ он еще съездит, разъяснит там у боярина Репьева. Пусть объяснит, как у него тати по столице бегают невозбранно? А?!

* * *

День прошел, хлопотами наполненный, вечер уж наступил, когда Устинья глаза открыла, потянулась. Агафья тут же рядом оказалась, на внучку поглядела пристально. Вроде и обошлось?

– Устенька, очнись, внученька…

– Бабушка?

Агафья Пантелеевна внучке лоб пощупала.

– Нет у тебя горячки, хорошо это.

– Нет… С чего горячка?

– Не помнишь ты ничего? Устя?

Тут-то Устинья и вспомнила. И татя, и огонь черный, и действия свои, и застонала в голос, не сдерживаясь уже:

– Ох-х-х!

– Считай, вечер уже! Почти сутки ты без сознания лежишь, и я тебя добудиться не могла. Уж и царевич приезжал, и из Разбойного приказа людишки наведывались. Боялась я, не опамятуешься ты до завтра, а ежели б горячка началась, то и вовсе надолго это.

– Завтра? Ах да, завтра же на отбор ехать…

– Сил ты много потеряла, внучка. Расскажешь, что случилось?

– Не слушает нас никто? Нет рядом ничьих ушей?

Агафья на всякий случай дверь проверила, засов задвинула, к правнучке подсела.

– Тихо-тихо говори, Устенька.

Устя и рассказала.

И о страхе своем безумном.

И о том, как огонь в ней вспыхнул.

И как упал к ее ногам тать… Она уж потом сообразила нож в него воткнуть, опосля кричать о помощи. Ежели б не нашли в нем ничего, заподозрили б неладное. Агафья слушала, вздыхала, потом Устю по голове погладила:

– Все ты верно сделала. Не казни себя.

– И не собиралась я казниться да каяться, и на исповеди не упомяну, не в чем мне плакаться. Не жалко мне татя, не понимаю я, как и что сделала.

– Неужто не задумывалась ты? Лекарство и яд – суть одно и то же. Кто лечить умеет, тому и убить под силу. И… в то же время не можем мы этого сделать.

– Почему?

– Потому что в глазах Матушки каждая жизнь – ценность. Мы ее оберегать созданы, а не лишать, лелеять, не карать.

– А вот так, как я?

– Потому и слегла ты. Выплеснула всю силу в едином порыве… Когда б Матушка тебе свой знак не дала, когда б не ее благоволение, ты и умереть могла бы.

– Зато Дарёна жива. И Варенька.

– Вот. Не за себя ты дралась, за други своя жизни не пожалела. Так-то еще можно. И молода ты пока, не закостенела, нет для тебя наших правил.

– А… еще смогу я так?

– Не ведаю, Устенька. Никогда я о таком не слышала, не видывала. Может, в летописях и есть такое, про то Добряну расспросить надобно, но не завтра это будет. Первый отбор завтра, внизу люди от царевича дежурят. Когда не опамятуешься ты ко времени али вовсе заболеешь, перенесут его. Но сейчас-то, я смотрю, не надо будет этого делать?

Устя ресницы опустила.

– Не надобно переносить ничего, пусть так царевичу и доложат. А… что ты сказала? Что люди говорят?

– Что разбойник на подворье забрался да в детскую попал. Что защищалась ты, вот нож и схватила… туда и дорога негодному. Это какой-то… Сивый. Государь приказал, так мигом розыск учинили, узнали и кто, и что, и зачем приходил. Его вроде как разыскивают, холоп-то беглый, хозяина убил, деньги украл, разбойничал.

– И что его к нам занесло?

– Мало ли как бывает? Свадьбу играли – мог он подумать, что поживиться чем удастся.

– И такое могло быть. Царевич не являлся?

– Приезжал, сказывал, что без тебя отбор не начнется. Крепко в тебя он вцепился, Устенька.

– Да пропадом бы он пропал, – честно сказала боярышня. – Бабушка, а ты мне ничего рассказать не хочешь о Захарьиных? Не успели мы ранее поговорить, а надобно!

– Нашла я все, Устенька, и зелья, и книгу, и еще разности всякие, черные, все там лежит, в подвале. И давненько уж все обустроено, лет тридцать тому…

– Значит, баловались Захарьины черным.

– И баловались, и продолжили, и подвальчик тот обжитым выглядит, только вот кто из них там бывал, не ведаю.

Устя задумалась, родословную муженька своего бывшего – небудущего припомнила.

– Захарьины… Никодим Захарьин вроде как на какой-то иноземке женился.

Устя припомнила, что точнее не упоминала Любава, и странно же это было! О связях своих родственных с Раенскими она подробно рассказывала, а как речь об отце да матери заходила, так тут же и разговор в сторону уходил – отчего бы?

– Кажется так, а точнее не помню я.

– Сейчас мы большего все одно не узнаем, а узнавать надо осторожно, и хорошо бы обождать чуток, посмотреть: я там побывала, вдруг кого взбаламутим?

– Давай подождем, бабушка, а потом разузнать попробуем, кто там был, как дело было. Тридцать лет подождало и еще пару дней подождет.

– Правильно, внучка. Умничка ты у меня.

Устя зевнула. Вроде и сутки пролежала, а все одно как вареная.

– Бабушка, поспать бы мне еще… Разбудишь ты меня завтра? И слугам царским скажи, отбор отменять не надобно, не заболею я, устала просто.

– Разбужу, конечно. Спи, дитятко. Спи.

Устя уж третий сон видела, а Агафья все сидела и сидела у изголовья ее. Думала о своем.

Страшно ей становилось.

Жива-матушка, выбрала ты внучку мою, одарила щедро, да вот только снесет ли Устинья ношу такую? Сможет ли?

Спаси ее и сохрани, обереги и защити. А я помогу, чем смогу, рядом буду, собой закрою, когда понадобится, меня-то и не жалко уже. А ее?

Кровь в ней не просто запела – колоколом набатным загремела! Страшно мне за нее, сколько ж с внучки спросится, когда дано ей столько.

Ох, Жива-матушка, помоги!

* * *

Рудольфус Истерман в санях сидел, на Россу смотрел.

Отправил его государь таки в другие страны, но беды в том большой не видел Руди. Поди, по санному пути-то ехать легко, весело, с бубенцами, с перезвонами. Сюда он приезжал на корабле, и не посмотреть ничего было толком. Ох и крутило тогда Руди от несвежей корабельной пищи, от качки постоянной, а вонял он аки зверь лесной, дикий.

Не то сейчас: везут его со всеми радостями, услужают да угождают. Богатство есть у него, власть есть, возможности. И все же, все же…

МАЛО!

Одним словом Руди мог свое состояние описать.

Мало ему было!

Хоть и есть у него многое, а чего-то и не хватает! Иноземец он! И смотреть на него бояре так и будут, ровно на грязь какую, к каблуку присохшую. Мы тут на родине своей, а ты не сгодился, где родился? Наволочь ты пришлая, да и только!

Есть у него почет, да не тот. Уважение, да тоже не то: его как блажь царскую воспринимают. А земель нет у него. Еще государь Сокол иноземцам запретил на Россе землями владеть, только когда не менее пяти поколений семьи на земле Росской сменится, тогда и можно будет землицы дать им кусочек небольшой, если заслужат. А до той поры – запрет, и соблюдают его государи свято.

Доходы с поместья какого подарить могут, но поместье все одно будет в руках государевых.

Есть у Руди дела торговые, да опять же запрет государев крылья подрезает. Одним товаром торговать и вовсе нельзя, а другим с такими пошлинами можно, что и сказать страшно.

Куда-то и вовсе не влезешь, своим тесно, бояре друг друга локтями отпихивают. Пробовал Руди кой-чего у Бориса добиться, да куда там! В том, что интересов государственных касается, царь и сам не поддастся, и бояре не дадут.

Таких денег, чтобы шесть поколений семьи его на золоте ели-пили, Руди и не заработать, и не украсть. На государственные-то должности иноземца тоже не возьмет никто. Опять запрет…

И – семья.

Хоть и была у Руди любовь безнадежная, и мужчины ему нравились, но семью-то заводить надобно! Род продолжать! А опять же – как и с кем?

Бояре от него нос воротят, даже совсем обедневшие. А те, кто может за него дочь выдать, – там своих бед столько, что Руди их век решать придется. Еще и считать будут, что ему благодеяние оказали.

Кого из Франконии али из Лемберга привезти?

Абы кто ему опять не надобен, а из богатых да знатных кто в Россу дикую поедет? Он сам-то ехал – от страха ежился. Да и вопросы тут же зададут.

Чем владеешь, с чем семья останется…

На малое соглашаться – честолюбие не дает, а большого и не предложат.

Оставалось…

Оставалось лишь встретиться с Магистром. Он-то как раз дело предлагал. И хорошее дело быть должно, выгодное, полезное, для Руди, понятно.

А для Россы?

Для Россы – будет видно. Но Руди даже и не сомневался в своих решениях да поступках. Ежели ему хорошо будет, то остальное – не его проблемы.

Довольно Росса свободной побыла! Пора и ее в ярмо! И прижать хорошенько!

Дух росский…

Вот чтобы даже тени его не осталось! Сами вы, дикари, во всем виноваты! Сами!!!

* * *

Первый этап смотрин сам государь проводить взялся. Не просто так, а с дальним умыслом.

Понял он, что Устинья Фёдору не достанется, что противен он боярской дочери. Сам же и обещал не неволить девушку, а что тогда делать надобно?

А тогда найти ему кого другого, краше да милее, вот и весь сказ.

И съезжались в палаты царские три сотни девушек со всех концов государства росского. Съезжались, собирались, перышки расправляли, друг на друга глазами сверкали злобно, так и заклевали бы друг друга, затоптали каблучками сафьяновыми.

Кто из них загодя в столицу прибыл, кто и жил в столице, всем равный шанс был дан.

Борис с боярином Раенским советовался да еще боярина Пущина в друзья взял. Егор Пущин еще отцу Бориса другом был, человеком он слыл жестким и справедливым и непотребства не потерпел бы.

Съезжались девушки.

В Рубиновой палате, одной из самых больших палат дворцовых, были назначены первые смотрины.

Три сотни девушек стояли в ряд. Все в сарафанах, в узорных летниках, в кокошниках, драгоценными камнями расшитых, все в ожерельях драгоценных, в камнях самоцветных, все набелены-нарумянены так, что и лиц-то не видно под краской.

Все – или почти все?

Устя белиться да румяниться отказалась, и отец настаивать не стал. Неглуп все же был боярин Заболоцкий, понимал, что бабы иногда на своем поставить должны. Опять же, за дочь он спокоен был, намажется она свеклой али нет, все одно ее выберут, ну и пусть себе тешится девка.

Вот и стояла Устя среди прочих в легком летнике голубом, шелковом, в кокошнике, жемчугом и бирюзой расшитом… Скромно она среди прочих выглядела, да неожиданно привлекательно.

На нее смотрят настороженно. Сама она не глядит ни на кого, смотрит в пол, старается не показать своих чувств. Слишком многое ей памятно. Слишком…

В тот раз была она в алом и золотом, и лицо ей набелили-нарумянили, и стояла она, ровно статуя…

Девушки зашептались, ровно ветерок повеял.

Идут!

ИДУТ!

Борис первым шел, как и в тот раз. И Устя не выдержала, вскинула голову, глазами в него впилась.

Любимый…

Осунулся чуточку, под глазами круги синие, и на лице усталость чувствуется. А плечи так же держит прямо, и в глазах веселые искры пляшут. Тогда такого не было.

Просто шел он, а она смотрела.

Смотрела… и оторваться не могла, сердце то пело, то плакало, как еще на ногах удержалась? А сейчас смотрит – и сердце радуется, и глаза у нее сияют ярче солнышка, как еще не заметил никто ее радости? Чудом, верно?

Живой!

И аркан с него сняли! И… что еще-то для счастья надобно? Она и на такие крохи согласна, она уже счастлива! Боренька…

Раз мужчины прошли вдоль строя девичьего, второй…

– Посмотри, государь. Вот боярышня Мышкина. Неужели не хороша?

Под темным взглядом Раенского чуточку вздрогнула статная рыжеволосая красавица.

– Хороша, боярин. Как с тобой не согласиться? И боярышня Данилова тоже красавица. – Борис, по размышлении, решил к рыженьким еще и черненькую добавить, и светленькую. Вдруг кто и приглянется Фёдору?

– А боярышня Утятьева?

– И боярышня Заболоцкая.

Названные боярышни смотрели серьезно, молчали. Остальные глазами сверкали зло, но тоже рта не открывали, шипеть не смели. Куда уж тут – с государем спорить? Кто тут себе враг?

Отобрали еще трех боярышень – Семенову, Орлову и Васильеву, а остальным девушкам повелели удалиться.

Их у дворца родные и близкие встретят, их в санях по домам развезут. А названные семь боярышень в палатах царских останутся, этим второй этап отбора предстоит.

У них еще все только начинается.

* * *

Для боярышень, отобранных государем, отвели специальные покои. В тереме, где век от века селились царевны, выделили им семь небольших комнаток.

По обычаю приставили к каждой из девушек свою чернавку, которая должна была ходить за возможной избранницей царевича. А заодно спросили – не хотят ли они кого видеть при себе.

Устя в тот же миг сестру назвала, как на чернавку свою поглядела. Помнила она ее, хорошо помнила, и ничего о ней сказать не могла, кроме злого шипения.

Сенная девка Танька еще в тот раз все делала, чтобы Устинье понравиться. Такая уж добрая, такая услужливая, хоть ты ее к ране прикладывай.

Уже потом, спустя долгие годы, узнала Устинья, что Татьяна о каждом шаге ее доносила вдовой царице Любаве, а может, и еще кому. Любому бы рассказывала, только плати, да побольше.

Помощи от нее мало было, разве что треск один бестолковый. И говорила она, и говорила, и топила бедную боярышню в словах своих, как в смоле липкой, и последние остаточки сил в той смоле растворялись. И цыкнуть на нее нельзя было. В тот раз Устя обидеть кого-то боялась.

А в этот раз вгляделась в личико хитренькое, крысиное – и руку враз подняла, разговор остановила:

– Прочь поди.

– Боярышня?

Не ждала такого Танька. В теремах царских она хитрой крысой рыскала, каждую сплетню подбирала, каждый слушок и к Устинье в услужение напросилась не просто так. Слышала она про царевичеву симпатию и про то слышала, что боярышня глупа да безвольна. Не придется от нее подвоха ждать.

– Прочь. Поди. И не возвращайся сюда. Не надобна ты мне. – Устинья медленно говорила, каждое слово разделяла, и понимала Танька, что это окончательно, ни криком, ни слезами тут дела не поправишь, разве что словом царским, да где царь, а где они?

Таньку аж пошатнуло от разочарования.

Да как так-то? Да что ж это деется-то? Люди добрые?!

Но таких, как Танька, метлой в дверь гони, так они в окно полезут али в дымовую трубу просочатся.

Упала дрянь пролазливая на колени, ручки сложила, горестно взвыла, да так, что цветные стеклышки затрепетали в раме оконной.

– Да как же так?! Боярышня, чем я не угодила-то? Ты скажи, мигом исправлюсь я…

Устя только хмыкнула, на спектакль глядя.

И ведь как воет-то! С душой, старается! Ежели б не подслушала Устя во времена оны разговор этой самой Татьяны с подругой, так и думала бы, что обижает несчастную.

Надо было ее еще в той, черной жизни так обидеть, чтобы косточек не собрала.

– Ты, дура ненадобная, еще спорить со мной взялась? – говорила боярышня негромко, но так отчетливо, что слова ее по всему терему разносились. – Место свое забыла? Так напомню я тебе!

– А не ты ли место свое позабыла, боярышня? – прошипело рядышком.

Устя чуть глаза скосила, хмыкнула.

Боярышня Утятьева. Анфиса Дмитриевна Утятьева, одна из тех, кто Устю травил. Спору нет, красива боярышня, да и все при ней: и денег у ее отца хватает, и земель, и родство у них обширное. А только не ее Фёдор выбрал. И сколько ж грязи потом она на Устинью лила, сколько вреда принесла… и так Усте плохо было, а тут еще и добавляли. Боярышня-то, как замуж вышла за одного из ближников царских, так в палатах, считай, своей стала. И к Усте приходила, и к свекровке, и сидела, и Устю бездетностью попрекала… И чего ей не жилось спокойно?

Хотя и ничего тут удивительного!

Считай, корона царская мимо пролетела… вместе с Федькой малахольным! А и провалилась бы та корона и Феденька ненавистный! Даром Усте то царство не пригодилось бы!

Ее дело – Боря. А остальное пусть сами как хотят, так и разбирают, хоть и вовсе на ниточки!

Так что к боярышне Устя развернулась, словно в бой.

– Ты, боярышня Утятьева, никак, себя царицей почуяла? Решила, что можешь других попрекать да командовать?

Не ждала такого Анфиса, но и с ответом надолго не задумалась:

– А ты себя кем почуяла, Заболоцкая? Тебе служанку приставили, так благодарна будь, или привыкла сама ведра с водой таскать? И то… небогат твой батюшка?

– Мой род от одного из ближников государя Сокола, – Устя обиды спускать не собиралась, – потому нам любой труд не в тягость. А твой, боярышня, род чем похвалится, окромя прибыли?

Анфиса глазами сверкнула.

Что есть – то и есть. Нет, не худородная она, пять-шесть поколений бояр-то в роду есть, да только все верно, боярство то недавнее и случайное.

Утками ее прапрадед торговал, разводил, к столу царскому поставлял, вот и пожалован был царем под настроение да под шуточку ехидную. Так и получились Утятьевы.

– Оно и видно, что чернавкой тебе не привыкать! И тоща, и черна, и виду у тебя никакого нет!

Устя только плечами пожала, на Анфису даже взгляда не бросила, разве на Таньку еще раз посмотрела.

– Увижу – пожалеешь. Вон пошла.

И дверью хлопнула.

Даже и не глядя, знала она, что дальше будет. И что зашепчутся две гадюки, и что даст Анфиса Таньке денежку за доносы и подсказочки… да и пусть их!

Не до них Устинье Алексеевне, не на ту дичь она охотится. А Фёдор…

Да хоть бы кому он достался, дрянь такая! Когда б Анфисе – то-то хорошо было бы, вот бы Устинья порадовалась! Да вряд ли ей такое счастье улыбнется.

Э-эх…

* * *

– Здесь она!

Фёдор выглядел ровно пьяный. Да и был он хмельным от радости долгожданной, от обещания почтисбывшегося!

Устя рядом!

Скоро, очень скоро получит он свою красавицу.

Михаил только головой покачал. Жаль, Истерман уехал, сейчас бы от него польза была великая, хоть Фёдора отвлечь, а то, эвон, и глаза выкатываются, и морда красная вся.

– Теодор, мин жель, может, мы с тобой…

Даже не дослушал Фёдор, только что рукой махнул:

– Не мешай мне. Иди, Мишка, иди отсюда…

Мишка зубами скрипнул да и пошел молча.

Выбора не было.

* * *

Устя свои покои оглядывала, вспоминала о черной жизни своей, сравнивала. Ничего в них не поменялось, ничего: и узоры те же, и сундук тот, и лавка та же самая… вот и скол у нее на ножке. Помнит она.

Значит, еще не в это время опоили ее? Или околдовали? Потом ее такие мелочи и не волновали даже, жила, ровно во сне, только смерть любимого ее из сна и вырвала. Ожгла, ровно плетью.

Долго себя стук в дверь ждать не заставил. На пороге боярыня воздвиглась.

Помнила ее Устя, ох как хорошо помнила.

Боярыня Пронская Степанида Андреевна.

Ключница, наперсница, помощница свекровкина. Наушница-змеюшница. Вот уж от кого безропотной Устинье и вовсе туго приходилось. Понимала боярыня, что положение ее хлипкое, злилась, пакостничала. Ведь пожелай Устя – могла бы и другого кого поставить на ее место, и боярыню из палат царских на выход попросить.

Устинья царицей была, не свекровка, ей и в тереме распоряжаться было правильно. Только вот все Устинье безразлично было. А боярыня не понимала, подвоха ждала, а может, еще и свекровка ее в чем убедила?

Вот стоит Пронская, ровно кариатида заморская. Руки на мощной груди сложены, летник едва на бедрах не лопается! И так-то боярыня была необхватная, а в гневе еще и страшновата, и на медведицу похожа.

Устя ее даже побаивалась немного в той, черной жизни.

А в этой…

Она чужое сердце сожгла, она видела, как тело ее серым пеплом осыпалось, как Верея себя до капельки отдавала. Ей ли такой мелочи бояться? Чай, боярыня ее и пальцем не тронет, просто говорит громко да смотрит грозно.

– Доброго дня, боярыня.

Устя первая поклонилась, голову склонила, посмотрела с интересом.

– И тебе подобру, боярышня. Чего это ты свои порядки в палатах царских устанавливаешь?

Устя брови подняла, на боярыню поглядела достойно, чтобы поняла та, как глупо выглядит. Чтобы осознавала – не боятся ее здесь, разве что посмеиваются про себя.

– Я – и порядки? О чем ты, боярыня?

– Не царица ты еще здесь-то!

– Может, и не буду никогда. На то воля Божия. Так о каких порядках ты, боярыня, толкуешь? Не пойму я тебя что-то!

Степанида Андреевна поняла, что боярышню на укоризну не пронять, на совесть не надавить, кулаки в бока уперла.

– Чем тебе твоя служанка не люба? Почто человека гонишь да срамословишь?

Устя в ответ улыбнулась рассеянно, пальцами по рисунку провела, краем глаза увидела, как крысиная мордочка из-за угла высовывается, но виду не показала.

Нет тут никакой чернавки! И не было!

– Чем не люба, боярыня? Так не пряник она, поди, чтобы ее любить, не рубль серебряный. И не нужна мне чужая баба при себе, не надобна. Ни сплетница, ни доносчица…

– Ты слова-то выбирай, боярышня!

– Ты, боярыня, коли спросила, так ответ дослушать изволь. Я тебя на полуслове не перебиваю, нехорошо это.

Бульк, который у боярыни вырвался, Устя за счет желудка отнесла. Поела боярыня что-то не то, вот и булькает…

– Коли дозволено государем при себе свою служанку иметь, так при мне свой человек и будет: сестра моя приедет вскорости, вещи мои привезет. А твоя баба мне не надобна, не любо мне, когда о делах моих на каждом углу языком треплют.

– Да с чего ты взяла, боярышня… – начала было Степанида, да и осеклась. ТАК на нее давненько уж не смотрели. Ровно на ребенка малого. Устя еще и головой покачала. Мол, то ли ты, боярыня, дура, то ли меня такой считаешь? Ой, нехорошо как, глупо даже… позорище-то какое!

И ведь не возразишь, не отмолвишь! Разве что скандал затеять на всю округу, да вовсе уж дурой выглядеть будешь.

Понятно же, боярышня правду сказала. И Степанида про то знает, и Устинья, и даже Танька, чья морда крысиная из-за угла так и высунулась, чудом не шлепнулась. Палаты это! Здесь не передашь, не расскажешь – так и не выживешь, поди, а только вслух об этом говорить не принято.

Но Устинье ровно и законы не писаны.

И не боится она ничего?

Не видывала такого боярыня.

Конечно, обломала б она наглую девку! И не таких обламывали, и эту обломать легко можно. Невелик труд!

Боярыня уж и руки в бока уперла, и воздуха набрала…

– Это что тут происходит?

Фёдор не утерпел.

Одно дело, когда Устинья там где-то, далеко, дома у себя, под защитой грозной, а когда ТУТ?! Считай, под его кровом, в шаговой доступности… да как же тут утерпеть-то?

Как этого шага не сделать?

А вдруг удастся наедине с ней поговорить? Это ж… тогда ж…

Пришел он в терем, где боярышень разместили, а тут такое… и хорошее в этом есть, знает он, где его любушка живет. Но и плохое.

Это кто тут смеет на нее голос-то повышать? А мы сейчас этот голос с языком да и вырвем?!

Фёдор даже сам удивился, как он огневался сильно, аж покраснел весь, кровь к лицу прихлынула.

Степанида Андреевна к нему повернулась:

– Непорядок происходит, царевич. Вишь ты, всем девушкам чернавок я нашла, а боярышню Заболоцкую то не устраивает.

– Почему?

– Чернавка ей не мила, требует боярышня, чтобы к ней сестру ее прислали для ухода и помощи.

– Так за чем же дело стало? – Фёдор аж грудь впалую развернул. Как же! Защитником себя показать самое милое дело! – Отошли чернавку, а за боярышней… Как ее?

– Аксинья, – подсказала Устя.

– Вот, за Аксиньей Заболоцкой послать изволь.

– Царевич, да…

– Ты и со мной спорить будешь, боярыня?

– Не буду. – Из Степаниды Андреевны ровно воздух выпустили. Одно дело на боярышень орать, другое – на царевича, коего в теремах побаивались чуточку.

Бывает такое.

Вроде и тихий, и не злой, и спокойный… так-то. А все одно, от него подальше держаться хочется. Настолько что-то с человеком неладно, что всей внутренностью это чуешь, да выразить не можешь.

– Вот и ладно. За боярышней пошли и покои ей отведи, рядом с сестрой. Комнаты хватит.

– Хорошо, царевич.

– А теперь иди, боярыня. Делай как сказано.

Боярыня булькнула еще раз, погромче, развернулась – да и за угол, чудом Таньку по стене рисунком не размазало. Та подслушивала исправно, то-то сплетен в тереме будет! Такое событие!

Фёдор к Усте развернулся, улыбнулся, благодарности ожидая, боярышня ему поклонилась честь по чести:

– Благодарствую, царевич, не дал ты меня в обиду.

Фёдор еще сильнее напыжился:

– Только скажи, боярышня! Весь мир к ногам твоим брошу!

Устя бы сказала, а потом еще и добавила чем потяжелее, да чего зря народ-то развлекать?

Фёдор тоже по сторонам покосился, боярышень любопытствующих увидел, рукой махнул:

– А вам тут чего надобно? Прочь подите!

И так это сказано было, что ни у кого сомнений не осталось: из всех, кто в отборе участвует, царевича лишь одна волнует.

Боярышня Устинья.

Не пошел никто, конечно, никуда, только зашушукались громче, зашипели, ровно змеи лютые.

Устя в глаза Фёдору посмотрела выразительно, чуть руками развела. Мол, и рада б я поговорить, да сам видишь, царевич.

Фёдор тоже понял, поклонился в ответ Усте, да и прочь пошел.

Устя к себе в горницу вернулась, покудова боярышни ничего у нее выпытывать не начали, говорить ей ни с кем не хотелось. Дверь закрыла, на лавку села, пальцы зарубку на дереве нащупали, знакомую…

А ведь это только первая встреча, первая битва состоялась с прошлым. А впереди еще сколько?!

А и неважно! Знает она, ради кого рискует! На любую битву заранее согласна она! И на смерть, но только свою. Больше никого она смерти не отдаст!

Где там Аксинья?

* * *

Пошла и Танька, да не абы куда, аккурат к государыне Любаве, коей давно услуги оказывала. Крысиное личико красным было от возмущения да обиды. Известно же, правда – она завсегда обиднее, а гнала ее боярышня за дело, и Таньке то было ведомо.

– Ну, что боярышня?

– Выгнала она меня, государыня! Прочь от себя отослала, как собаку со двора согнала!

– Как так?

– Так вот. – Танька рукой махнула. – Степанида, боярыня, пробовала на нее поругаться, да без толку все, Устинье той ее слова – ровно с гуся вода.

Любава только головой покачала:

– Плохо.

Она об одном говорила, да Танька ее по-своему поняла, ухмыльнулась льстиво-подлизливо:

– То не страшно, что выгнала. Подобраться к человеку завсегда можно, только дороже встанет.

– Справишься?

– Конечно, государыня. Только заплатить придется.

Любава усмехнулась ядовито, понимая, что и о себе Танька говорит. Без денег эта шкура продажная и хвостом не шевельнет, ну да ладно, ей и такие надобны тоже, чтобы списать их в подходящий момент. Поэтому кошель с серебром перекочевал за ворот Танькиной рубахи, и чернавка довольно кивнула.

Сделает она, что государыня прикажет. А может, и еще кое для кого постарается, смотря сколь заплатят ей.

Сделает с охотой, с искренней радостью шкуры продажной, не так уж и трудно это. А деньги и оттуда, и отсюда получить – плохо разве?

Очень хорошо даже.

* * *

Аксинья приехала быстро, примчалась почти на крыльях, к Усте в покои влетела.

– Палаты царские! – Аксинья на месте кружилась, ровно игрушка детская, волчок раскрашенный. Руки к щекам прижала, глазами хлопала.

Устя только головой покачала:

– Аксинья, здесь такие гадюки ползают…

Сестра ровно и не слышала.

– Устя, а что – вся комната? Маленькая она, неуютная! Неуж тебе, как невесте, покои побольше не положены?

Устя сестру за плечи сгребла, встряхнула крепко.

– С ума ты, что ли, спрыгнула, сестрица любимая? Таких невест здесь семь штук, еще кого и выберут – неизвестно!

– Тебя и выберут! Остальные здесь так, чтобы вид показать!

– Аксинья… – Устя уже почти рычала, ровно медведица из берлоги. – Молчи!!!

Сестра руку ко рту прижала:

– Прости, Устя. Но ведь…

– Молчи. Просто молчи.

– Я схожу тогда, осмотрюсь?

Устя рукой махнула.

Нигде не сказано, что невесты должны в комнатах сидеть. Просто ей пока никуда не надо, а Аксинья… ну, пусть погуляет, авось и приметит кого. Или ее кто заприметит? Надо, надо сестру замуж выдать, да лучше б не за Ижорского!

– Иди, да языком не болтай понапрасну.

Зря предупреждала.

Аксинья только косой мотнула – и унеслась.

Не зря ли Устя ее с собой взяла? А, ладно, выбора все одно нет. Дело сделано, ждать остается.

Нехорошо Устя себя в палатах государевых чувствовала, ощущение было – ровно мышь где под полом сдохла. Вроде бы и не видно ее, и не слышно, и вреда уж нет, а запах идет неприятный, гадкий. И есть он, и жить спокойно не дает, и найти ту мышь нельзя – не полы ж поднимать?

И что остается?

Терпеть.

Только вот Устя не мышь чуяла, ее недобрая, враждебная сила давила: черная, жестокая, противная…

Как прабабушка и говорила, неладное в палатах царских происходит. Ой, неладное!

Кто-то здесь ворожит, или еще чего нехорошее делает, или… не знала Устя! Только понимала, что рядом зло, совсем рядом. А как его искать? Где?

Хоть ты ходи да принюхивайся, авось и поможет! Устя так и собиралась сделать. А как еще можно узнать, кто в палатах государевых окопался, змеей вполз да и ядом брызжет? Кто?

В той жизни она не смотрела, не понимала, не разобралась. Вот и настало время исправлять прошлые ошибки.

А может, и еще что-то исправится?

Она попробует. Только бы все получилось…

* * *

– Государыня!

Боярышня Утятьева тоже времени не теряла, поспешила Любаву навестить, уважение выказать. Заодно и посмотреть внимательнее, что там с государыней, как она…

Выглядела Любава плохо, краше в гроб кладут. Каштановые волосы сединой пробежало, щеки ввалились, глаза запали, лицо морщинки тронули, пролегли по прежде гладким щекам. Сейчас на десять-двадцать лет старше выглядела вдовая государыня.

Впрочем, не расстроилась Анфиса ничуточки.

Помрет?

Ну так что же, свекровь – не муж, пусть помирает, меньше вредить будет!

Вслух боярышня ничего крамольного не сказала, улыбнулась только нарочито ласково.

– Дозволишь присесть, государыня?

– Дозволяю. – Любава рукой шевельнула.

Боярин Раенский на сестру посмотрел внимательно.

– Вот она, боярышня Анфиса.

– Хороша девушка, Платоша, очень хороша, и красотой, и умом – всем взяла. Думаешь, получится чего, понравится она Феденьке?

– Не знаю, государыня. Пробовать надобно, познакомим их, а там уж видно будет. Очень уж царевичу Заболоцкая в душу запала, ни о ком другом и слышать не хочет.

– Так, может, приворожила она его чем? Опоила?

Боярышня говорила уверенно.

Боярин на сестру посмотрел, плечами пожал.

– Не поила она его, и не брал он из ее рук ничего, – махнула рукой Любава. – Другое там.

Она-то о знакомстве Фёдора с Устиньей осведомлена была, Истерман ей все рассказал, как дело было.

– А вдруг, государыня?

– Чушь-то не мели, – оборвала Любава. – Когда хочешь быть с моим сыном, помалкивай чаще.

Анфиса и промолчала, разве что зубы стиснула.

Погоди ж ты у меня! С-сволочь!

Выйду замуж – там посмотрим, чего ты, свекровушка, в палатах царских делаешь! Давно тебе в монастырь пора!

Любава на красотку поглядела, вздохнула тихонько, вот уж не такую жену она для сыночка любимого хотела, да выбора нет, лучше уж эта, чем Устинья. Тут-то напоказ все, а там омут темный, а в нем что? Неведомо…

Ох, Федя-Феденька, как же так тебя угораздило?

* * *

Лекарь царский Устинье сразу не понравился.

Пришел, глаза рыбьи, морда вытянутая, снулая… хоть и Козельский Устинье не нравился, а этот и вовсе уж отвращение вызывал.

– Ложись, боярышня Заболоцкая.

И не поругаешься, не прогонишь его. Осмотр…

Терпеть надобно.

В той, в прошлой жизни после осмотра Устя плакала долго. В этой же ни терпеть, ни сомневаться, ни стесняться не собиралась она, тем паче – молчать перед хамом.

– Аксинья!

– Да, Устя.

– Воды подай! Лекарь руки помыть желает!

– А…

– И немедленно. После других осмотров.

– Я руки духами протер…

– И водой помоешь. Или вон отсюда! – Памятны Усте были и боль, и унижение. А еще… когда ребенка она скинула, этот же лекарь ее едва в могилу не свел. Потом уж, в монастыре, объяснили, мол, дикие эти иноземцы… рук не моют, а везде ими лезут, вот и разносят заразу.

– Я сейчас к царю-батюшке… доложу…

– Что выгнали тебя, грязнулю!

– Да ты… ты…

Устя его мысли читала, как книгу открытую.

Ругаться?

Так ведь палаты царские, в них слухи стадами тучными ходят… как и правда – выберет ее Фёдор? Вот лекарю не поздоровится. Прежняя Устя, тихая, никому б вреда не причинила, а эта с первых минут зубы показывает.

Сказать, что не девушка она?

А как бабок-повитух пригласят? А могут ведь… тоже плохо получится, когда шум, скандал, когда работа его под сомнением окажется. Но и смиряться? Бабе подчиниться?

Устя только головой покачала.

Вот уж странные эти иноземцы, все у них не как у людей. То гостей принимают, на ночной вазе восседая, то супружескую верность охаивают, то помои за стены города выливают, пока те обратно переливаться не начинают… странные^[72].

Лекарь первым сдался, фыркал злобно, а руки над тазиком вымыл. Устя на лавку улеглась, зубы стиснула…

– Я доложу государю, что девушка ты.

– Благодарю.

Устя дождалась конца – и встала резко. Тошно ей было, противно, гадко. Лекарь поклонился и вышел, к следующей боярышне пошел.

И там, наверное, тоже руки не помоет.

Гадость. Тьфу.

* * *

– Братец! Поговорить надобно!

Борис на Фёдора посмотрел с удивлением. Вот уж чего за Федькой не водилось, так это тяги к делам государственным. Чего ему на заседании Думы боярской понадобилось?

– Что случилось, Федя?

– Я… я спросить хотел, когда дальше отбор пойдет?

Бояре невольно зашушукались. Борис подумал, еще и пересмеиваться начнут. Ну да, о чем еще государю-то с боярами разговаривать?

Не о границах, не о налогах, не о дружинах, не о войске али торговле!

Надобно обсудить, как младшего брата женить будем!

Без того – не выживем!

– Братец, сегодня девушек в палаты привезли. Надобно им освоиться, успокоиться, потом, дней через несколько, посмотрим, как себя покажут, чай, твоя же матушка и посмотрит. Потом поговоришь спокойно с каждой, а там и выбор сделаешь.

– Это ж еще сколько ждать?

– А тебе, братец, какая разница? Раньше Красной Горки все одно жениться нельзя, к свадьбе готовиться уж начали, вот и походи покамест в женихах. Глядишь, и раздумаешь еще? Опять же, здесь и боярин Утятьев, и боярин Мышкин, и боярин Васильев. Не желаешь ли словом перемолвиться? Как-никак родней оказаться можете?

– Не желаю. – Фёдор на каблуках развернулся да и вышел, еще и дверью хлопнул.

Борис брови сдвинул, но братец ведь, нельзя его ругать при посторонних! Даже когда себя как дурак ведет, нельзя его дураком-то назвать, даже когда и заслужил, и очень хочется!

– Продолжим, бояре?

Бояре переглянулись да и продолжили. А про Фёдора каждый подумал, что хоть и царевич он, да дурак. Не повезло царю с наследником, ой не повезло.

* * *

– Феденька сегодня на заседании Думы боярской был.

– Слушал или говорил чего?

– Говорил. Лучше б молчал он, Любавушка. Ох, лучше б молчал…

Вдовая царица родственника выслушала, губы поджала.

– Ох, Платоша, не о боярах сейчас бы думать нам, а о Феденьке. Все ли у тебя готово?

– Почти все, сестричка. Может, дней пять осталось подождать али десять.

– Быстрее бы. Потяну я это время, но скорее надобно.

– Есть ли смысл? Все одно раньше Красной Горки не обженят их?

– Меньше трех месяцев осталось, Платоша. Почитай, нет у нас времени совсем. Дней десять тебе надобно, потом уедет домой эта выскочка… а лучше б в ссылку ее! Я с Борисом поговорю, куда-нибудь на север ее, да подальше!

– А Фёдор?

– Найду я чем его закружить! Найду… а как обженится он, так и дальше можно будет двигаться.

– Хорошо, Любава. Постараюсь я побыстрее, но не все от меня зависит. Сама понимаешь.

– Понимаю. Поторопись, Платоша.

– Потороплюсь.

* * *

Не ожидала такого Устинья. А случилось.

Вечером, как отослала она Аксинью, застучало что-то за стеной, заскрипело.

Устя отскочила, подсвечник схватила, кричать не стала… она и сама любого ворога приветит – чай, не порадуется!

Но ворога не случилось.

Отошла в сторону часть обшивки стенной, а за ней государь обнаружился. В рубахе простой, в портах, и ни кафтана на нем, ни шитья золотого, ни перстней драгоценных. Видимо, из спальни своей ушел через потайной ход, потому и не разоделся.

– Устя!

– Государь!

– Устя, договорились ведь мы?

– Прости… Боря, сложно мне покамест тебя так запросто называть. А тут везде ходы потайные?

– Нет. Я распорядился, чтобы тебе эту комнату отвели, из нее и выйти можно незамеченными, и войти, и запереться изнутри, в других покоях такого нет. Заложи засов.

Устя послушалась. И к царю повернулась, посмотрела на него внимательно, каждую черточку подмечая, каждый жест его.

Устал любимый.

Сразу видно, вот и круги под глазами синие, и в волосах ниточки седины, и сами глаза усталые… ее б воля – закрыла б она сейчас все двери, а государя спать уложила. И сама рядом сидела, силу в него по капельке вливала, поддерживала…

А кто мешает-то?

– Государь, а такие ходы через все палаты царские тянутся?

– Не везде, да нам пройти хватит. И пройти, и на людей посмотреть, и послушать, авось и почуешь ты черноту в ком?

Устя пару минут подумала.

– Государь, дозволь тогда сарафан сменить на что потемнее, попроще. До утра у нас время есть, успею я?

– Есть, Устя, ты не торопись, не надо.

– Ты присядь покамест, а я сейчас…

Устя Бориса на лавку усадила, свечу поправила, та почти перед Борисом оказалась, он невольно на пламя посмотрел.

Устя за его спину зашла, заговорила тихо, стараясь в ритм попасть:

– Отдохнуть бы тебе, государь, чай, умаялся, утомился, а как передохнешь, так и легче тебе будет, и решения приниматься проще будут…

Легко ли человека убаюкать?

Да уж не так сложно. Когда и на зрение, и на голос воздействовать, и запах по комнате поплыл, легкий, словно луг летний, Устя мешочек со сбором травяным открыла незаметно, Бориса и разморило за пару минут.

Вдох, еще один – и расслабляется на лавке смертельно усталый мужчина. Опускает руки на стол, а голову на них положить не успевает. Устя его перехватила, улечься помогла, ноги на лавку подняла, сапоги стянула, под голову подушку подсунула.

Ворот рубахи развязала, сама рядом присела, руку его в свои ладони взяла. Рука у царя большая, тяжелая, двух ее ладоней едва хватило его ладонь согреть.

– Боренька, лю́бый мой, сколько я о тебе плакала, сколько горевала, сколько тосковала… не допущу более, все сделаю, сама сгину, а ты жить будешь, жизни радоваться, солнышку улыбаться… верну я тебе это тепло. Ей-свет, верну…

И силу вливать по капелькам, по крохотным… руки разминать, виски гладить, волосы, сединой тронутые, перебирать…

Осторожно, чтобы не навредить даже ненароком, чтобы усталость из взгляда ушла, складки на лбу разгладились, лицо посветлело…

Устя уже так делала, с Дарёной, а ежели с ней получилось, хоть и с трудом, и тут получится. Любимому человеку все отдавать только в радость…

И горит на столе свеча, и светится окошко, и смотрят на него двое мужчин. Фёдор из своих покоев, Михайла из сада, смотрят и об Устинье думают. А ей ничего не надобно.

Сидит она, руки государя в своих ладонях греет, пальцы его перебирает, со следами от перстней, силой делится, всю себя отдает… и не жалко ей, и не убывает у нее. Она ведь по доброй воле, для любимого человека. Так-то силы только прибавится.

Сидит, колыбельную мурлыкает, тихо-тихо.

Борис лежит спокойно, впервые за долгое время, и сон у него ровный, глубокий, и кошмары ему не снятся, а снится мама.

Такая, как он ее с детства помнил, ласковая, родная, теплая… сидит на лавке, по голове его гладит, и все-то у него хорошо. Все спокойно.

Мамочка…

* * *

Солнечный лучик лукавый в окошко пробрался. Устя ему пальцем погрозила, да что ему – золотистому? Проскользнул, пощекотал царю нос, да и был таков. Боря чихнул, глаза открыл, по сторонам огляделся – не сразу и понял, где он и что с ним.

Комната незнакомая, лавка неудобная, рядом девушка сидит, за руку его держит. Выглядит усталой, под глазами синие круги пролегли, а глаза серые и смотрят ласково, заботливо.

– Устёна? Что случилось?

Устя выглядела невинно, хоть ты с нее икону пиши.

– Ничего. Я сарафан меняла, а ты, Боря, взял да и уснул.

Царю по должности дураком быть не положено, потому и не поверил.

– Так-таки взял и сам уснул?

– Почти сам, государь. Я до тебя и пальцем не дотронулась, да и не умею я такого – усыплять.

– Поклянись?

– Не умею, государь. – Устя перекрестилась с полным спокойствием. – Меня и не учили, считай, ничему.

Ей что крестик, что нолик – все едино теперь. Она и крещеная, и в храм войти может, а все одно, душа ее Живе-матушке принадлежит. Так что…

Это не клятвопреступление, это… это военный маневр!

Борис с недоверием посмотрел, но уж слишком хорошо он себя чувствовал, ругаться и не хотелось даже.

Давно у него так не было… считай… с детства? Как принял он Россу на свои плечи, так и сон, и покой потерял, а сейчас вот и плечи расправились, и улыбка появилась, румянец на лице заиграл. Ровно двадцать лет долой. Как в юности себя чувствуешь, особенно… да, чувствуешь, так бы и… и к жене б зайти! Ее порадовать, самому посластиться.

Нельзя.

Нельзя покамест, обещал он…

А еще хорошо бы боярышню поблагодарить, даже если не она это, но ведь сидела, берегла сон его.

– Ты меня так всю ночь и стерегла?

– Да, Боря. Ты не думай, мне то не в тягость.

– Вижу я, как оно тебе не в тягость! Вон круги какие под глазами легли!

Устя только рукой махнула.

Не до кругов ей, не до глупостей, поди просиди так всю ночь да силой делись… тут кого хочешь усталость свалит. Усталость – да. А все одно не в тягость ей это, только в радость.

– Хорошо все, государь.

– Я распоряжусь, пусть тебя не трогают сегодня. Ляг да поспи.

– Как ты такое скажешь-то, государь? Какие причины могут быть?

– А… сегодня Фёдор должен с кем-нибудь из девушек побеседовать, он вроде как собирался. Вот пусть с кем другим поговорит, а ты поспи, отдохни.

– Когда не выйду я вместе со всеми, неладно будет, государь. Ты иди, все хорошо со мной будет.

Борис нахмурился, к потайному ходу подошел.

– Хорошо же. До вечера, Устёна.

Только дерево скрипнуло чуточку, закрываясь, – и не найдешь, где щель. Доски и доски.

Устя на лавку упала, руки к груди прижала, улыбнулась счастливо.

Вот оно – и такое, счастье-то! Знать, что рядом любимый человек, что жив он, что все хорошо у него. Счастье – не обладать, а себя ему отдавать без оглядки, без остатка.

Счастье…

(обратно)

Глава 5

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Сколько ж лет я об этом мечтала.

Нет!

Даже и мечтать не смела, не надеялась, не думала, все себе запретила, сама себя убивала.

А сейчас – счастье пришло, огромное, пушистое, ласковое такое. Только мое, только для меня, и тепло в груди разливается, ровно от вина хмельного.

Рядом мой любимый человек. Ря-дом!

Жив, здоров… Больше того, я ему нужна! Я ему помочь могу! Разве не счастье это?

Счастье.

Теплое, тихое, настоящее, и другого мне не надобно.

Все я понимаю: и что таиться надобно, и Боря женат, и я какое-то время буду считаться невестой Фёдора. Замуж я за него уж точно не выйду, а притворяться придется. Что ж, пусть так, не в тягость мне будет. Ради того, чтобы беду отвести, я и червяка съем, и голой по Ладоге пройдусь, а уж Фёдору в глаза лгать…

Хорошо я глаза его бешеные помню!

Помню, как приговаривал он меня, как на казни присутствовал, как Семушка умирал.

Фёдор же – наслаждался.

Не жалко мне его. Ни капельки.

Боря, Боренька, лю́бый мой, твердо знаю, уйти мне придется, оставить тебя рано или поздно. А мгновения эти со мной останутся, я их все сберегу за двоих, умирать буду – помнить буду. И в этот раз все сделаю, чтобы не были те воспоминания горечью утраты окрашены.

Украду, солгу, убью… неважно!

Одно я за эти две жизни поняла твердо.

Своих родных и любимых в обиду давать нельзя, а уж какой то ценой будет сделано?

Любой!

Я за ценой не постою. Пусть говорят, что хотят, пусть думают, пусть хоть проклянут на иконе. Зато жить будут, радоваться жизни, детей на руках подержат… а я что?

А я все, все для любимых сделаю, и возможное, и невозможное.

Хватило бы только сил! А сил не хватит – кровь по капельке отдам, жизнь, душу, как Верея для меня сделала.

Все равно мне теперь!

Ночь бессонная, и сил я много потратила, а все одно – летать готова! Потому что есть оно – счастье! Мое, родное, настоящее. И только что это счастье к себе ушло, и править будет, и на троне сидеть, и улыбаться – какая ж у него улыбка чудесная! Все бы сделала, лишь бы улыбался он чаще!

Жизнь положу, а своих отстою, а когда будет богиня милостива, еще и их счастью порадуюсь. Больше мне и не надобно ничего. Самое главное мне уже подарили сегодня – улыбку любимого человека!

* * *

– Устя, а там… а так… а тогда…

Аксинья трещала, что сотня сорок, Устя хоть и старалась терпеть, пока могла, а все одно не выдержала.

– Помолчи!

– Вот ты как?! Я для тебя стараюсь, а ты…

– Что ты стараешься? Сплетни теремные пересказываешь?

– А хоть бы и так! Вот женится на тебе царевич, наплачешься, что не знаешь, не задумываешься…

Устя только головой покачала.

Аксинья… ведь и она такая же была, дурочка маленькая. Думала, что, ежели говорят «красное», оно так красным и будет, а не зеленым в черную крапинку, не вовсе полосатым или в клеточку.

Наверняка Аксинье много чего рассказали, да вот правды там – три слова из двухсот, как бы не меньше. Понимают: ежели она все Устинье передаст (а она точно передаст), Устинью пока и в заблуждение ввести легко, не видела она ничего, не знает сама расклады придворные. А кто и подставить попробует, кто подольститься захочет… В черной своей жизни Устя о том и не задумывалась, слишком уж тихая она была, домашняя, спокойная.

Это уж потом жизнь научила, носом натыкала, потом наелась она от щедрот людских полной мерой. И читала она многое в монастыре, и рассказывали ей всякое… пожалуй, самое благо для нее Фёдор сотворил, когда в монастырь отправил.

– С чего ты взяла, что на мне он женится? Видела, какие красавицы тут? Та же боярышня Утятьева?

– Ну… красавицы. А ты все равно ему больше нравишься. Царевичу…

– Один раз подумал, еще сорок раз передумает.

– Может, и так. Только сомнительно мне это… как он на тебя смотрит, на меня бы хоть раз посмотрели.

И столько горечи в словах Аксиньи прозвучало…

Михайла?

Развернулась Устя, сестру обняла, к себе прижала.

– Не надо, Асенька, не горюй. Будет у тебя счастье, обязательно будет.

– Тебя любят. А меня…

Не такая уж она и дура, понимала разницу, видела. Устя сестру еще по голове погладила.

– Асенька, милая… не в тебе дело, в мужчине твоем, не может он любить, не дано ему такое от природы. Хоть ты какой золотой да яхонтовой будь, себя он более всего на свете любит!

– Неправда! Не таков Михайла!

Устя только промолчала.

Аксинья из ее рук вывернулась, косой тряхнула.

– Давай я тебе жемчуга вплету, да и пойдем!

Устя на нити жемчуга поглядела. Вспомнила, как голова у нее во времена оны разламывалась, как впивались они нещадно, назад тянули… вроде и невелик вес, а поди поноси его с утра до поздней ночи? А свекровушка ругалась еще, мол, не смей ходить ровно чернавка какая, без пуда золота на всех местах, не смей мужа позорить!

– Оставь. Так пойду.

– Ровно нищенка какая!

– Помолчи, Аксинья, и не только со мной, а вообще язык придержи. Кивай да улыбайся, кто бы чего ни высказал. Поняла?

Аксинья нос сморщила, фыркнула, показывая, что лучше других разберется, да и кивнула:

– Да.

– Вот и ладно. Пойдем…

Да только уйти и не успели боярышни, в дверь постучали.

* * *

Не утерпел Фёдор, да и кто б стерпел, на его-то месте. Устя стука в дверь не ожидала, но открыла. Засов отодвинула – стоит, смотрит, ровно на сокровище какое.

– Добрый день, царевич.

– Устя… Наконец-то!

Устя от рук, которые ей на плечи целили, отодвинулась.

– Ты, царевич, себя в руках держи. Я тебе не невеста даже, дочь боярская, на смотрины приглашенная, нас тут много таких!

– Будешь скоро и невестой моей, и женушкой любимой. – Фёдор только свое услышал.

– Как буду женой, так и разговор другой будет. А пока не обессудь, не могу я так.

Фёдор хоть и злился, но правоту Устиньи понимал. Может, и поддерживал, плоха та девка, которую к чему угодно двумя словами склонишь, которая за честь девичью не постоит!

– Хорошо же. Лекарь доложился уж. Теперь все на вас смотреть будут: братец мой, матушка, ну и сам я, конечно, только на тебя смотреть и буду. Я-то выбрал уже, матушка выбору моему противиться не станет, она мне счастья хочет, а Боря что бы ни сказал – не слушай. Ты не бойся брата, Устенька, не страшный он.

– А потом? – Устя спокойно говорила, а внутри дрогнуло все, в крике истошном зашлось.

Не пойдет она на такое второй раз! Овдовеет до свадьбы!

ДОВОЛЬНО!!!

– А потом честным пирком да за свадебку. Поживешь дней десять в палатах, как раз приготовить все успеют.

Устя кивнула. Потом кое-как с собой справилась, заговорить смогла, дрожь не выдала, бешенство свое усмирила.

– Хорошо, царевич. Как скажешь, так и будет.

Фёдор на боярышню посмотрел.

Стоит, глаза сверкают, щеки раскраснелись, губы кусает… он и не понял, что не от счастья то, а от гнева неистового, что мечтает она сейчас сердце его сжечь, а лучше – вырвать живое и каблуком растоптать, за все сделанное. Покамест не сделанное, так ведь маленькая гадюка в большую вырастет, яда не растеряет!

Но Фёдор-то подумал, что на Бориса Устинья гневается, а его – любит, разве ж его кто может не любить?

– Помни о том, Устиньюшка. Хорошо помни.

Развернулся да и вышел. Аксинья, которая все время на лавке просидела в углу, тише мыши, ахнула только.

– Устя… как он тебя любит-то!

И что могла ей Устинья на то ответить? Может, в другое время и не стала бы, а сейчас…

– Молчи, дура!

Обиделась Аксинья, да и дверью хлопнула.

* * *

Позавтракав, все семеро боярышень в одной горнице собирались. Задумано было так, что они свое искусство в рукоделии показывали, а заодно разговаривали, старались себя получше выставить, соперницу похуже показать. Устя это еще из той, черной жизни своей помнила.

И как травили ее остальные шесть боярышень, и как не понимала она – за что?

И как плакала потом в своей горнице…

Палаты царские сродни клетке с заморскими зверями тихрами, только покажи слабость – вмиг тебя на когти возьмут, мяукнуть не успеешь. Устя ее тогда всем показала, зато сейчас отыграться собиралась, реванш взять за обиды прошлые. Когда поведут себя боярышни иначе, может, и не станет она когти показывать, да вряд ли. Девичья-то стервозность, она от века не меняется.

Вошла, улыбнулась, поздоровалась.

Хмыкнула про себя… сидят боярышни, набеленные-нарумяненные, ровно куклы какие, все в драгоценностях, все в дорогой парче… и вышивка-то не ладится ни у одной, и пряжа не идет… куда уж тут рукодельничать, когда от вышитой ткани руки не гнутся, рукава летника на пол падают, того и гляди в рукоделии том запутаются…

Жуть жуткая.

– А ты что делать будешь, боярышня?

Степанида Андреевна тут же стоит. Замерла, от колонны и не отличишь, разве что колонну в уборы драгоценные не наряжают. Вот кому и жемчуга можно вплетать, и нити золотые, любой вес кариатида снесет, не задумается.

Устя давно уж решила, чем заниматься будет.

Еще в монастыре научилась она, хоть и давно то было, а помнится искусство, хорошо помнится. Не давалось ей рукоделие никак в те времена. Нить выходила толстая да грубая, рвалась, что ни минута, иголки ломались, вышивка пузырями шла, а вот кружево неожиданно легко у нее пошло.

Переплетаются коклюшки, постукивают… тихо так, легонько позванивают, и кружево возникает ровно само собой.

Это и мать-настоятельница оценила в той, черной жизни. Восхищалась, говорила, что такое продавать на пятикратный вес серебра надобно.

А Устя через коклюшки и к чтению пристрастилась. Сначала узоры диковинные в книгах выискивала, потом буквы в слова складывать начала, а потом и вовсе без книг жить не смогла, переписывать стала, языки учить начала. А кружево не бросила, хоть и реже плести стала.

– Найдутся ли коклюшки да подушка?

– Как не найтись. Сама нитки намотаешь али помочь позвать?

Устя плечами пожала:

– Велик ли труд – нитки намотать? Сама справлюсь, когда принесут. Белые, простые, можно даже не шелковые.

Степанида Андреевна кивнула, и через десять минут все Усте принесли.

Устя и не задумалась, руки сами все вспомнили. Намотала нитки на двенадцать пар коклюшек, иголки воткнула – и пошла плести, не видя и не слыша. И возникали перед ее глазами узоры метельные, снежные, зимние… вот дорога через лес бежит, по ней белый кот идет, хвост задрал, зиму за собой ведет-зовет, лапами подгоняет, хвостом метель заметает… Надобно потом пару бусин достать, может, кошачий глаз, да и вставить в плетение. Устя помнит, как это делается…

Боярышни пару минут просто смотрели, потом перешептываться стали.

– Ой, я уж и не помню, когда простых ниток касалась, у батюшки моего только шелковые в обиходе.

– Не боярское это дело – прясть да шить, еще б за грибами ходить приказали…^[73]

– Некоторым и то не в тягость бы. И варенье сами варят, и за слугами ходят…

Устя ровно и не слышала ничего. Кружево плела, коклюшки перезванивались между собой. Аксинья, которая рядом с ней сидела, кулачки со злости сжимала, а Устя и внимания не обращает.

Наконец поняли змейки, что так ее не пронять, иначе заговорили:

– Боярышня Устинья!

Не вытерпела душа Анфисы, пошла боярышня в прямую атаку:

– Что, боярышня Утятьева? Неладное что?

Устя даже глаз от коклюшек не подняла.

– Ничего ты нам сказать не хочешь?

– О чем бы, Анфиса Дмитриевна? Вы вопросов и не задавали, на что отвечать?

Надолго боярышню это не уняло. Ровно на секунду – дыхание перевести.

– Говорят, у вас с царевичем давно уж все слажено?

– Мне такого никто не говорил.

– А мне говорили, частый гость он в вашем доме.

– Неправду сказали.

– Да неужто? И не приезжал он к вам никогда?

– Как не приезжать. Бывал. Так он и у иноземцев бывает, и у боярина Утятьева, и у боярина Пронского, и Раенского… так что с того?

Боярышня Анфиса только зубами скрипнула.

– А еще говорят, на гуляниях вы вместе были.

– Опять-таки, там половина Ладоги великой побывала.

– И с тобой царевич не заговаривал никогда?

– Заговаривал. – Устя и спорить не подумала.

– И о чем же?

– Прости, боярышня, то между мной и им останется. Хочешь – так у него спроси.

– И спрошу. Али думаешь, ты тут умная самая?

Устя и плечами не пожала. Как плела, так и продолжала, и рука не дрогнула.

Боярыня Степанида на нее посмотрела, вздохнула незаметно.

Может, и права государыня Любава, что такого для сына не хочет. Такая Устинья его в бараний рог согнет, на оковку для каблучков пустит. Вон боярышни злятся, а она на них и внимания не обращает. Плетет себе да и плетет. И ведь красиво получается… даром, что из дешевых ниток. Боярыня и сама бы не отказалась от платка такого, красота же возникает, радость поглядеть, так и кажется, что тронешь кружево – и снегом белым оно взметнется.

А еще – ровно Устинья и не смотрит, что ее руки делают. Так только от великого мастерства можно. Сидит, голову склонила, на боярышню Утятьеву поглядывает, а та вся красная, ровно свекла.

– Не много ли ты на себя берешь, Устинья?

– Ты со мной поругаться хочешь, Анфиса Дмитриевна?

– Я… да ты…

– И я, и ты. И Фёдор, в этом все дело, так ведь? Ты не переживай, боярышня, когда он тебя выберет, я между вами не встану.

– А когда он тебя выберет?

– Можешь между нами вставать, сколько душеньке твоей угодно. Даже полежать и посидеть можешь, не жалко мне.

– Гадина!

Анфиса вышивку бросила, из горницы выскочила.

Устя мурлыкала себе под нос, коклюшки в ручках маленьких так и летали.

Сплести, перевить, еще раз перевить и наново сплести, в сторону узор повести. А вот тут гуще сделать надобно…

Устя и не заметила, как себе под нос приговаривать тихонько стала…

– Кружатся метели, белые метели, птицы полетели, сказки полетели, и стучат коклюшки, и поют девицы, кружево плетется волей мастерицы… кружево плетется, в руки не дается, зимней сказкой скажется, вьюгою завьется, кружево дорогою, кружево подмогою, ты меня не трогаешь, я тебя не трогаю…

Устя и не смотрела, как ловко сплелось все под руками ее. Пальцы коклюшки перебирали, глазом моргнуть не успела, как время обеда настало.

Кормили всех боярышень вместе, там и Анфиса Утятьева вернулась. И понятно почему. Когда ты так себя с первого дня проявишь… какое к тебе отношение будет?

Покормили девушек, потом по одной вызывать стали, с боярышни Утятьевой начали. Орлова, Семенова, потом и Устю позвали.

Куда?

А к царице Любаве.

* * *

Царица на кровати лежала. Кровать роскошная, балдахин парчовый. А сама царица…

Устя поклонилась, как положено, а сама глядела внимательно. И понимала – неладное что-то.

ТАК плохо свекровушка и после смерти своей не выглядела! Всю жизнь Любава моложавой была, стройной, пышнотелой, морщины едва заметны на лице, густые каштановые волосы с едва заметными ниточками седины, а сейчас…

Свекровка ровно высохла вся. Лежит, глаза запали, щеки ввалились, на лице морщины обозначились, и любому, на нее поглядевшему, становится ясно, что дрянь она редкостная.

Говорят, в молодости мы все хороши, а в старости – как заслужим. Вот раньше Любава молодо выглядела, никто и не замечал, насколько она злобная. А сейчас хоть ты Бабу-ягу с нее пиши.

Видно, что злая она. Что страшная. Устинье видно.

– Государыня Любава.

– Проходи, боярышня. Поговорить с тобой хочу.

Устя прошла, по жесту государыни на стульчик резной присела, ждала молча. Любава тоже ждала, и была та тишина нехорошей, давящей. Первой царица заговорила, не дождавшись от Устиньи ни взгляда, ни слова. Сидит боярышня, в окно смотрит, о своем думает, и глаза у нее равнодушные, и лицо спокойное, воробьи на ветке ее куда как более Любавы волнуют.

– Мы с тобой раз уж встречались, боярышня, поговорили, друг друга поняли, да время поменялось. Сейчас заново спросить тебя хочу – люб тебе сын мой?

– Я мужа любить буду, государыня.

– Значит, не люб тебе Фёдор.

– Не знаю я его. Мыслей не знаю, души не ведаю. Как можно того полюбить, с кем и словом не перемолвился?

– А Федя говорил, что на гуляниях виделись вы.

– Виделись, государыня, но для любви этого мало.

– Ишь ты… в мое время иначе было. Приказали замуж выйти – и пошли.

– И мужа полюбила, верно, государыня?

Устя улыбнулась чуточку насмешливо.

– Полюбила, – проворчала Любава, понимая, что обыграла ее Устинья. – Ладно же. А готова ты сыну моему повиноваться?

– Испокон веков, государыня, муж в семье всему голова.

– А жена шея.

– Как скажешь, государыня.

Устя на Любаву смотрела, пыталась понять, что с той произошло. Вот не получалось у нее разобраться. Добряну бы сюда или бабушку, а она хоть и видит, а понять не может, да и видит-то не все. У человека вокруг тела словно ореол сияет, когда посмотреть особым взглядом. У кого светлее, у кого темнее, так видится. Когда человек на другого смотрит против солнышка, оно и видно.

У царицы вдовой оно тоже есть.

Только… ощущение такое, что этот ореол собаки драли. Клыками, когтями рвали, свисает он клочьями, от того царице и тяжко.

Сшить его? Вместе склеить? Можно и такое, да только Устинье до нее даже дотрагиваться не хочется.Еще с черной жизни противно.

Может, это и есть оно?

Явись Любава в рощу к Добряне, волхва ей помогла бы, нравится не нравится, долг ее таков. А Устинья может и не помогать.

Ни к чему ей, пусть останется, как останется. Уговорит царица кого – хорошо, а не уговорит, так и пусть ее, чай, сама Любава о других не думала.

– Сказала бы я тебе… – Царица закряхтела недовольная. – Не пара ты Феденьке, понимаешь?

– Как скажешь, государыня.

– Попомни мои слова, счастливыми вам не быть. Даже когда женится мой сын на тебе, не будет вам ни счастья, ни благословения!

Устя только плечами пожала. Могла бы, так фыркнула б презрительно, вот нашла чем пугать, после брака с сыном твоим – благословением? Да там весь брак проклятьем вышел, врагов так не мучают, сразу убивают!

– Как скажешь, государыня, так и будет.

– Уйди…

Устя поднялась да и вышла. Лицо печальное держала, до самой комнаты своей не улыбнулась.

– Устя, как прошло все?

– Плохо, Асенька. Не по душе я царице Любаве.

– Ой…

– Асенька, ты сходи, попроси для нас чего сладенького, хоть яблок – тоску заесть.

– Сейчас, Устя.

И только когда дверь закрылась за Аксиньей, смогла Устя упасть на лавку и тихо, злорадно рассмеяться.

Было ли такое в черной жизни?

Было!

Только и государыня Любава в силе была, хорошо себя чувствовала, и сама Устинья глаз поднять не смела, и разговор другим оказался.

Как сейчас помнилось:

– Ты моему сыну люба. А любишь ли его?

– Не знаю, государыня…

– Верность ему хранить будешь? Детей ро2дишь?

– Д-да, государыня.

– Посмотрим, что ты за птица такая!

Как Устя догадалась о любви своей промолчать? Чудом Божьим, не иначе, не узнал никто. А потом и замуж она вышла, и все равно молчала, молчала… ненавидела!

Свекрови помогать?

Не была Устя никогда настолько доброй, даже в той, черной жизни – не была. Робкой, запуганной, безразличной, наверное… не доброй!

Не готова она для Любавы что-то делать. Тем более… а как это выглядеть должно?

Устя раскроется, силу свою покажет, уязвимой станет… для кого?

Бабушка не просто так сказала, что в доме Захарьиных черное есть. Когда продолжать мысль, то замешан в недобром боярин Данила, но чтобы он втайне от сестры черное творил? Не верила в такое Устя, скорее уж Любава начала и брата подучила. Скажут люди, царица не могла что-то такое делать, богобоязненная она?

Ой как могла. Устинья цену ее страху Божьему отлично знала, не боялась Любава, лишь вид делала, напоказ крестилась, а была б ее воля, и рукой не повела бы.

Хороша она собой была, никто не спорит, но с чего царь ее выбрал, да так полюбил, что на других не смотрел? Может, не просто так?

Что ж сама Устинья-то дурой такой была, что ж не думала, не расспрашивала? Столько всего могла увидеть, услышать и все мимо пропускала, нарочно вмешиваться да вслушиваться не хотела, от всего сторонилась.

А как бы ей сейчас все это помогло!

Ничего, она сейчас будет ушки на макушке держать, сейчас все разузнает.

Хотя… все меняется. И разговор уже другой получился, и Любава другая стала. Почему так?

Потому что сама Устинья изменилась. И другого ответа у девушки не было.

А вот КАК это повлияло и НА ЧТО?

В этом Усте еще разобраться предстояло.

* * *

Так-то в комнаты к боярышням являться не принято, но для боярина Раенского много какие законы были не писаны. Считай, царицы вдовой брат.

Потому Анфиса Утятьева его в своей комнате обнаружила и не удивилась, поклонилась молча.

Какая уж тут гордость?

Ей за Фёдора замуж выйти хочется, чай, лучший жених на всю Россу, а такое коли получится, Платон Раенский и ей дядей будет. Понимать надо, не выпячивать себя.

Покамест скромной да тихой быть надобно, потом-то она всем покажет, кто тут главный, а сейчас – сейчас потерпит она. Даже эту наглую выскочку – Устинью!

Уж опосля Анфиса с ней сквитается, ни жеста не забудет, ни взгляда насмешливого.

– Подобру ли, боярышня?

– Благодарствую, боярин. – Знать бы еще, чего ты забыл в моих покоях?

– Скажи мне, боярышня, сильно ли тебе замуж за племянника моего хочется?

Анфисе отвечать и не надо было, так глазами полыхнула, что боярин все сам понял. И усмехнулся:

– А на что бы ты пошла ради этого?

– На что угодно! – пылко Анфиса ответила. Смутилась на секунду, потом повторила уже увереннее: – На что угодно, боярин!

– И греха не побоишься?

– Какого греха, боярин?

– Сама видишь, не до тебя Фёдору. Понимать должна, когда ты парню нравишься, а когда и не смотрит он на тебя.

Анфиса понимала.

– Заболоцкая ему по нраву, вижу я.

– А меж тем она тебе и в подметки не годится. Ей до такой красоты, как твоя, семь верст ехать, не доехать.

Анфиса улыбнулась польщенно, косу через пальцы пропустила. Знала она, что красива, но услышать лишний раз все одно приятно.

– Правда, боярин.

– Не задумывалась ты, почему так-то?

Анфиса плечами пожала. Да и вообще она ни о чем таком не думала, покамест батюшка ее не позвал. Думала она про боярича Репьева, и не только думала, а еще и про запас его придержала, и когда Фёдору не приглянется, то и Аникитой воспользуется, боярыней станет. Но ведь не просто так к ней боярин Раенский пришел, не просто так разговор завел, чай, и другие дела у него есть?

Хотя царевича она б заполучить не отказалась, пусть и непригляден собой Фёдор, да не косой, не кривой, и подружки завидовать будут, когда она царевной станет, и батюшка доволен будет. А что муж ей не по нраву будет, так что же? Есть и другие мужчины на свете.

– И не таких любят, боярин. И страшнее баб я знаю, и тех мужья на руках носят.

Тут Анфиса не солгала. Перемывание косточек знакомым – оно у боярышень одно из любимых занятий. Так что… много чего она слышала, жаль, впрок не особенно шло.

– Права ты, боярышня. Неглупа ты, Анфиса Дмитриевна, это хорошо, оттого я тебе больше скажу: приворожила Заболоцкая Феденьку.

– Ой!

С кем-то поумнее Платон и заводить таких разговоров не стал бы. Кто поумнее, мигом бы спросил – почему ж боярышню не тащат в храм, а оттуда на покаяние или вообще в монастырь? Да много чего спросил бы. Но Анфиса мигом поверила.

А чего удивительного?

Если мужчина может выбирать между ней и какой-то девкой… и выбирает ту девку? Значит – точно колдовство! Черное и особо опасное! Другой мысли у Анфисы и не промелькнуло, и рядом не было.

– Вот и ой-то. Готова ты ему помочь, боярышня?

– Готова, конечно. А как?

– Я тебе воду заговоренную дам, а ты его и напои. Поняла?

– П-поняла. А зачем?

– Чтобы приворот снялся. Я б и сам царевича напоил, да вот условие такое есть. Знаешь ты, что наведенная любовь только истинной снимается?

Анфиса закивала так, что чуть кокошник не слетел.

Знала, конечно! Чтобы юные девицы да такое не знали? Во всех подробностях знают!

– Вот. Потому Фёдора ты поить должна, как невеста.

– Как в сказке о Финисте – Ясном соколе.

Боярин ту сказку уж сто лет как забыл, но головой тоже закивал прилежно.

– Именно. Напоишь ты его, заклятье и спадет, женится на тебе Федя, и всем хорошо будет.

– Да, боярин.

– Точно, не боишься ты греха?

– Да какой же грех тут, боярин? Человека от колдовства злобного избавить?

– Так ведь вода-то наговорная.

Анфиса только рукой махнула на такие мелочи. Вот еще…

– Не побоюсь, боярин. Ради счастья нашего с Феденькой я на все готовая.

Тем паче что и не требуется ничего… почти.

Водичкой царевича напоить?

Это Анфиса может, это несложно ей. Справится.

* * *

– Государыня, риск-то какой!

Марина рукой махнула на чернавку. Выпороть приказать, что ли?

Потом прикажет.

– Сказано тебе, так делай, дура негодная!

– А когда муж ваш придет?

– Не придет он! Патриарх, колода старая, Борису всю голову ерундой забил. Молитвы, покаяния, храмы построить обещал… лучше б мне убор купил заморский, с жемчугом розовым! Так на это у казны денег нет! Зато на свадьбу Федькину найдутся!

– Хозяйка…

– Иди, тебе сказано! Приготовь все да приведи кого надобно, а скоро и я буду!

Чернавка ушла, пока в нее чего тяжелого не полетело, Марина к зеркалу подошла, посмотрелась.

Вот ведь!

И хороша она собой, и умна, и мила, и красива… а муж все одно от рук отбивается. Ну и ладно, спустим ему вольность маленькую!

У него времени нет, так другие под руку подвернутся! И помоложе, и красивее, не цари, конечно, да желание утолить их хватит. Вот сейчас она сходит, посластится, а уж потом и мужем заняться можно. Марина отлично понимала, что власть ее над мужчиной вся на простынях лежит. Бери – не хочу. А когда мужчина ее избегает? Постель с ней делить не хочет?

Как его на поводке держать?

Как управлять им прикажете?

Нельзя Бориса надолго от себя отпускать, но как быть, когда муж все ночи в храме проводит, молится? Народ млеет, конечно, быдло слюнявое! Ах, какой у них царь-то православный!

А ей что делать?

Она б до мужа и в храме добралась, да патриарх там… Уж больно не любит ее Макарий, наверное, потому, что ему уж давненько бабы без надобности…

А, и пусть его!

Вот сейчас она сил наберется – и мужем можно будет вплотную заняться. Никуда от нее Боря не денется! И не таких переламывали!

Царица еще раз в зеркало погляделась, прядь волос поправила – и уверенно шагнула в ведомый ей потайной ход.

* * *

Боярин Ижорский Михайлу в коридоре встретил.

– Поздорову ли, боярин?

Михайла первым поклонился, как и положено.

– Не жалуюсь. – Боярин за смышленым парнем продолжал наблюдать. И нравилось ему увиденное.

И план был у боярина.

– Не хочешь ко мне в гости прийти, Михайла?

– Ежели пригласишь, боярин.

– Чего ж не пригласить? Приходи, обедом накормлю, с семьей познакомлю, чай, плохо в столице жить, а родни толком и не знать, не иметь?

– Плохо, Роман Феоктистович, ох плохо. Ну так что ж поделать, сам знаешь, боярского во мне только фамилия, а остальное трудом вырывать приходится.

– Понимаю, Михайла. Вот и поговорим, как бы так сделать, чтобы и труд на благо пошел. Ты хоть и при царевиче, а земельки нет у тебя. И доходов особых нет.

– Так не при царе ж, боярин.

– А это и не обязательно. Когда будешь старших слушаться, все у тебя будет.

– Чего ж и не послушать умных-то людей, боярин?

– Вот и приходи, покушаешь, послушаешь.

– Когда, боярин?

– Через недельку грамотку пришлю или сам скажу, как встретимся.

– Хорошо, боярин, благодарствую за внимание, за ласку.

Роман Феоктистович парня по плечу потрепал, кивнул да и ушел.

Была, была у боярина своя беда. Младшая дочь Гликерия.

Родилась она хоть и боярышней, да ты с нее хоть Бабу-ягу пиши! Тощая, носатая, волосенки жидкие, да и характер не ахти… избаловали девку, жалели ее за некрасивость, с рук не спускали, вот и избаловали.

Вот и вообразила Гликерия, что ей только царевич сказочный надобен. А царевич-то… нужна ему была та Ижорская! Аж четыре раза и все мимо!

А вот Михайла куда как попроще, но за сказочного царевича он Гликерье и сойдет как раз. С него хоть парсуну пиши какую, до того хорош!

Собирался боярин по-простому дочери мужа купить. Имение у него было на Урале небольшое, отослать туда молодых – и пусть живут. Лушке муж, боярину душевное спокойствие, а то ежедневные бабьи-то истерики в доме здоровья не добавляют, да и жена успокоится…

А Михайла – что его при Фёдоре ждет? Почитай, ничего хорошего. Царевич его ничем серьезным не одарит, сам от брата зависит.

Так что предложение боярин сделает, вот посмотрит еще немного на зятя будущего и сделает. Согласится Михайла, не дурак же он! Не красавица жена будет?

Так что с того?

К чему ей красота, когда приданое хорошее. А красивых и крестьянок довольно, чай, найдет Михайла, кого в стогу повалять…

Согласится он, точно…

Видел бы боярин глаза Михайлы – злые, жестокие, – он бы к нему и близко не подошел. А Михайла позволил себе на секунду маску сбросить, о другом подумать.

А ведь от Ижорского и выгоду получить можно. Им с Устиньей деньги нужны будут, много денег, Михайла любимую в черном теле держать не собирался, да и сам уж к жизни хорошей попривык. Вот и возьмет он ее за счет Ижорского.

Погоди, боярин, ужо тебе…

* * *

Долго Борис ждать не стал, тем же вечером снова к Усте заявился.

– Что, Устёна, погуляем с тобой по ходам потайным?

– Как прикажешь, так и будет, государь.

– Устя, хватит меня величать, кому другому государь, а тебе до смерти Боря.

– Прости, Боря, не привыкну я никак.

– А ты привыкай, привыкай. Люб тебе Фёдор, не люб, все одно я тебе жизнью обязан. Считай, ты мне уже родная, уже своя, ровно сестрица младшая, любимая.

Не того Устинье хотелось, не о том мечталось, да она и малым удовольствуется! В той, черной жизни, только и думалось – был бы жив! Здоров! Счастлив!!!

Пусть не с ней, а был бы! Улыбался, Россой правил, ребеночка своего на руки поднял – что еще надобно?! Любви его?

Не братской, а иной?

Заелась ты, Устинья Алексеевна. Вспомни, как в келье выла, руки кусала, пыталась от боли душевной избавиться! Не выходило!

Вспомни, как сердце твое черным огнем вспыхнуло да и в пепел рассыпалось! То-то же… помни – и каждому мигу рядом с любимым радуйся!

– Не говори о таком, Боря. Даже и слушать не хочу, ничем ты мне не обязан.

– О том мне лучше знать. Сегодня переодеваться будешь?

Устя в ответ улыбнулась:

– Не буду, государь, заранее я переоделась.

И правда, сарафан на ней простой, серый, рубаха домотканая. А все одно, даже в простой одежде она куда милее разряженных боярышень. Вот бывает такое – тепло рядом с человеком, хорошо, уютно… так и Борису было.

С Маринушкой – огонь и искры.

С Устей – ровно на волнах качаешься, ласковых, спокойных, уютных… совсем все разное.

– Пойдем тогда, Устёна?

– Пойдем, Боря. Не знаю, удастся ли мне чего почуять, но попробую.

– Попробуй, Устя. Надобно. Не хочу я жить и удара в спину ждать, не хочу абы кому довериться.

Устя кивнула и пальцы свои в протянутую ладонь вложила.

А руки у Бориса горячие. А у нее холодные… и постепенно в его ладони отогреваются тонкие пальцы, теплеют. И Устя успокаивается.

Сходят они да посмотрят. Все хорошо будет у них, а ежели и придется ей кого другого положить – поделом!

Она и не испугалась, когда дверь потайная за ней закрылась. И у Бориса с собой свеча, и для нее он свечку принес, толстенькую такую, восковую, в удобном подсвечнике.

– Ровно стоишь, Устя?

– Да, Боря.

– Вот возьми свечку, так тебе удобнее будет.

Устя послушно свечку взяла, поправила… потом глаза прикрыла, к ощущениям своим прислушалась. Странно, но тут, в потайном ходе, все острее ощущалось.

Или это оттого, что Боря рядом?

Устя уже заметила, рядом с любимым и огонь ее меньше жжет, и дышать легче, и силой она с ним куда как проще делилась, чем с другими людьми. И искать нехорошее, недоброе рядом с ним тоже проще было.

И – найти.

* * *

– Устя, тебе надобно на человека вблизи посмотреть или потрогать его? Или что?

Устя задумалась.

– Как повезет, государь. Приглядываться-то я к человеку должна… но могу сказать, что оттуда вот и так нехорошим тянет.

– Оттуда? – Борис направо показал.

Маленькая ладонь поднялась, Борису на плечо легла.

– Кажется мне, что есть там кто-то живой. И чем-то неприятным оттуда веет, недобрые дела там творятся.

– Не опасно то?

Устя прислушивалась, то ли к себе, то ли к миру.

– Нет… не сейчас, не для нас.

– Ну так пойдем, посмотрим… – Любопытно Борису стало, что там за недоброе такое в палатах царских?

– Позволь, государь, я первая пойду, я опасность быстрее почую.

Понимал Борис, что Устинья не просто так себе дочь боярская, что волхвица она, а все ж вперед девушку пропустить побоялся. Не за себя, за нее страшно было почему-то.

– Ты ходов не знаешь, заблудиться не заблудимся, а выйти куда не надо можем. Давай-ка возьми меня за руку, так и пойдем вместе.

Устя подумала пару минут, кивнула.

Направление она чувствует. А государь ходы знает, где что расположено, куда свернуть надобно… а то и ловушки какие.

Ладонь девичья поднялась, в мужскую легла доверчиво, и что-то такое в этом было… Борис аж задохнулся. Никогда! Чего у них с Маринушкой только не было, да и с первой женой, а вот так… чтобы за руки – никогда не ходили они. И ладонь лежит, узенькая, без колец, доверяется ему.

Куда скажешь – туда и пойдем.

Ход направо пошел, потом налево повернуть понадобилось, от источника черноты удалиться, потом снова вернулись, Устя б одна точно не дошла, заплутала на полдороге.

– Как тут сложно все…

– Еще государь Сокол первые ходы рыть начал. А потом только дополнялись и углублялись они.

– И мастеров в них хоронили?

– Когда как, Устинья Алексеевна, когда как.

Устя поежилась.

Да уж, всякое бывало. Наверняка бывало… Страшно и подумать, сколько ж лет этим ходам, что повидали они? Даже и предполагать не хочется.

Где-то корни по лицу проведут, ровно лапы осклизлые, жуткие, где-то потолок нависнет, вода капнет… давит земля-матушка, давит! Не нравится здесь Устинье, ох как не нравится! А выбора нет, идти надобно.

Борис остановился, задумался.

– Знаю я этот ход, и куда он выведет, тоже знаю. Нам не туда надобно, увидят нас – не обрадуются.

– Оттуда нехорошим тянет, и люди там.

– А мы сначала пойдем да посмотрим, – Борис отмахнулся. – Тут комната потайная есть, мой прадед ее еще устроил.

– Для чего, государь?

– Накатывало на него иногда, Устинья Алексеевна. Плохо ему было, голова кружилась, есть не мог ничего, только тут и успокаивался. Тут и мог слабость никому не показать, и кричать, и корчиться, и от боли выть… тут лежал, скулил, ровно животное раненое, в себя приходил.

– А посмотрим откуда?

– А рядом с той комнаткой и ход есть. К государю в такое время входить нельзя было, он и убить мог, уж потом, когда засыпал он, дядька заходил верный. А до той поры сидел, ожидал, поглядывал, как государь успокоится.

Устя спорить не стала.

Прорыли – и прорыли. Посмотрят? И хорошо.

Увидят, что в комнате той происходит, потом решат, что и к чему, что и с кем делать.

И то верно, когда б не государь, она б сюда и не дошла, и как подсмотреть – не знала. Лишь бы засады там не было.

* * *

Засады и не было, сидела перед дверью одна девчонка-чернавка, ждала чего-то.

Никого она не услышала, царь Устю по соседнему ходу провел, молчать жестом показал – и к стене приблизился, за заглушку потянул, несколько глазков открылись. Наверное, чтобы всю комнату видать было.

К одному из глазков Устя приникла, ко второму сам государь.

Задохнулась боярышня, прочь отпрянула, потом опамятовалась, опять к глазку приникла.

Такое на кровати роскошной творилось…

О таком девушкам и думать-то неприлично! Устя хоть и боярышня, а на скотном дворе была, знает, откуда дети берутся. Но чтоб так-то?

Два тела переплетались в самых причудливых позах, блестели от пота, сталкивались с глухими влажными шлепками…

Устя руку ко рту прижала.

Кажется ей, что знает она, кто это…

Тела сместились чуточку.

И…

Мужчину она не знала. Мало ли их в палатах царских? А вот женщина ей знакома была.

Царица Марина.

Это ее кожа белая сейчас от пота блестела, ее косы черные мужчину, ровно змеи, обвивали, ее глаза…

Вот глаза и были самым страшным.

В какой-то момент Марина оказалась на кровати на четвереньках, мужчина сзади нее, а лицо Марины повернуто к стене с глазками смотровыми.

И царицыны глаза полностью чернотой затянуты. И только в глубине той черноты алый огонек горит. И улыбка ее… влажная, довольная… кажется Усте – или за алыми губками белые клыки поблескивают? Алчно, голодно…

Страшно…

* * *

В другое время Устя б в обморок упала. А сейчас – какое падать, когда падать, сейчас ей и выругаться нельзя было.

От глазка оторвалась, огляделась… хорошо хоть она в темноте видит, ровно кошка!

Бориса аж трясет… еще секунда, и выдаст он себя, Устя по стене пошарила, рычаг нашла – и глазок закрыла.

Дернулся Борис, ровно опамятовался.

– Устя?!

– Ты в порядке? Боря?

Как-то после такого и не выговаривались отчества с титулами.

– Нет. Это… Марина?! Моя Марина?!

Устя голову опустила.

– Прости. Не знала я, что она тут.

Борис где стоял, там и опустился прямо на пол, на колени, согнулся вдвое…

– Маринушка, Маринушка моя…

В глазах потемнело, ровно ночь настала, в голове помутилось… Где он? Что он? Ничего не понятно… больно-то как!

Устя рядом опустилась, по голове его погладила, сначала осторожно, боялась, что оттолкнет, потом плюнула на приличия, обняла государя, прижалась всем телом.

– Тихо, тихо, Боренька… успокойся, родной мой, не надо, не стоит она того…

Устя и сама не помнила, что она там лепетала. Да хоть что! Хоть молитвы, хоть проклятия, лишь бы Боря в себя пришел, лишь бы пропало у него это выражение безнадежного отчаяния…

Любил он ее!

Ведьма там не ведьма, колдовка… да хоть бы кто! Боря-то ее все одно любил! И немудрено!

Красивая, умная, хорошо с ней… какие тут еще привороты надобны? Может, и начиналось с него, но потом-то все настоящим было!

И сейчас вот такое увидеть – это как в душу плевок. Страшно это…

А еще более страшно, когда рядом с тобой скорчился, словно от страшной боли, сильный мужчина, любимый мужчина, единственный, и помочь ты ему не можешь.

Ничем.

Что тут сделаешь?

Только обнять и рядом быть, греть его, не отпускать в черноту лютую, на ухо шептать глупости, теплом своим делиться – вместе всегда теплее. Только это. Хотя бы это…

Наверное, не меньше часа прошло, прежде чем Борис разогнуться смог, дышать начал… словно обручем железным грудь стянуло. Боль такая была, что и подумать страшно.

Теплые ладони по спине скользили, гладили, голос словно темноту рядом разгонял, и Борис шел на него. Шел, понимая, что другого-то и нет.

Не пойдет он сейчас?

Умрет, наверное.

А ему нельзя, никак нельзя… там его ждут, зовут, там кому-то будет без него очень плохо. Голос о чем-то говорил, просил, умолял – и столько боли в нем звенело, столько отчаяния…

А Устя и правда с ума сходила.

Чутьем волхвы понимала она – не так все просто с ее мужчиной. Нет, не так все легко.

Аркан-то она сняла, но ведь тут как с ошейником рабским. Когда поносишь его хотя бы год, шея под ним и в рубцах, и кожа там такая… чувствуется. А на душе как?

Когда уж больше десяти лет – и сопротивляешься, и держишься, и помощь вроде бы пришла, но усталость-то никуда не делась, не беспредельны силы человеческие, а потом… потом приносят последнюю соломинку. И она таки ломает спину верблюда.

Устя шептала, и по волосам Бориса гладила, и силой поделиться пыталась… Получалось ли?

Знать бы!

Знаний не хватает, сил не хватает…

Наконец Борис разогнуться смог, голову поднял:

– Устя… за что?

И так это прозвучало беспомощно, что у Устиньи в груди нежность зашлась, сердце сжалось. Не сразу и с ответом нашлась:

– Когда обман рушится, больно, очень больно. А только правды не увидев, не поднимешься.

– И подниматься не хочется.

Устя молча его по голове погладила. Ровно маленького. А как тут не согреть, не пожалеть, когда плохо человеку? То ли ласка сказалась, то ли сила волхвы, Борис потихоньку в себя приходил, Усте кивнул:

– Посмотри… ушли?

Устя снова заглушку отодвинула, но людей уже не видно было, просто пустая комната.

Никого, ничего, и не скажешь, что в ней творилось такое, а ежели принюхаться, приглядеться, то черным тянет, ровно из нужника нечищеного.

– Ушли.

– Ты… ты Марину почувствовала?

Устя задумалась. И лицо руками закрыла.

– Нет… не Марину.

– Нет? А что ж тогда?

– Я… я черноту искала. Колдовство дурное. А саму царицу я б и не почуяла и не поняла, что она там, – и не подумалось бы такое никогда!

Боль там, радость ли… сколько уж лет Борис на троне сидел. Да не просто седалищем место грел, всерьез своей страной правил, и воевать доводилось, и бунтов несколько пережил, наследство отцовское. Вот и сейчас… собрался с мыслями, на Устинью посмотрел.

– Договаривай, Устёна.

Может, и не сказала бы Устя ничего, но это имя обожгло, словно повязку с раны рванули. Больно стало, отчаянно…

– Черноту я искала, ее и нашла, Боря. Хочешь, казни меня за дурную весть, а только не так проста царица твоя, как ты думаешь. Умеет она что-то… не просто блуд то был, что-то еще было, недоброе…

Борис лицо руками потер, окончательно с силами собрался.

– Говори, Устя, не крути.

– Ладно. Не первый это любовник у супруги твоей, может, и не десятый даже. О других не знаю, а только посмотреть можно, кто из стрельцов умер внезапно, от хвори какой… кажется мне, что не просто так все вот это было. Так-то делают, когда силу из человека пьют, в такие минуты человек себе не хозяин, с него многое потянуть можно.

– Ты всерьез это?

– Вполне, Боря. Ты глаза ее видел, я ее силу чувствовала, неуж ты думаешь, что это просто так? Сможем мы сейчас туда пройти, в ту комнату?

– Зачем?

– Чтобы посмотреть там все. Чтобы был ты уверен – ничего я не подложила, не подсунула.

– Ты и так не станешь. Не твое это… подлость такая.

– А все ж таки? Сможем пройти?

– Сможем. Пойдем.

Борис собрался уже.

Больно тебе? А ты выпрямись, тряпка! Али, как отец, слизнем растечься хочешь?

Памятно было Борису, как отец, чуть что – за голову хватался, причитать начинал… Мальчишка на него с презрением смотрел. Чего жаловаться-то?

От слез твоих зла в мире не убавится. Ты вот пойди, чего хорошего сделай… и тебе полегчает, и людям. Нет? Ну так чего ты скулишь?

А сейчас вот и самому захотелось за голову схватиться, и пожаловаться, и поплакать… Устинья поймет. И не осудит. Это он точно знал. И не скажет потом никому, только утешать будет.

Рука боярышни к нему протянулась, он тонкое запястье сжал – и словно из черной воды вынырнул.

– Пойдем, Устёна. Надобно посмотреть…

И правда… хоть знать будет.

* * *

В комнате душно было, пахло… неприятно. Мускусом, тяжелым чем-то… и Мариной. Так ее кожа пахла, так их постель пахла… раньше шалел Борис от запаха ее. Сейчас же…

Убил бы!

Повезло дряни, что нет ее рядом. Убил бы. Стиснул бы руки на тонкой шее и давил, давил… пока жизнь бы не вынул из гадины!

Устя деловито по углам прошлась, подумала пару минут, потом лучинку достала, ее подожгла, с ней комнату обошла. Над кроватью так лучинка затрещала, словно ломал ее кто, водой обливал… искрами заплевалась, потом и вовсе погасла.

Устя осторожно подушки перевернула, по перинам руками прошлась…

– Посмотри-ка, Боренька.

Борис над кроватью наклонился – едва не стошнило его.

Паук.

Здоровущий, сухой весь, а выглядит ровно живой.

Черный, с ладошку Устину размером, лапы длинные, мохнатые, на спинке алые пятна, ровно на него кровью брызнули… и в крест они складываются^[74].

– Гадость какая!

Устя паука рукой не брала, две лучинки вместе сложила, ими гадость подхватила, подумала пару минут, мыслям своим кивнула, на царя посмотрела с жалостью.

– Прости, Боря, когда плохо станет, а проверить надобно.

– Что?

Спустя секунду ему и так понятно стало. Устя к нему паука поближе поднесет – и тошно ему, гадко, суставы ломить начинает, голова кружится.

– Что это?

– Тянется эта дрянь к твоей силе. И из тебя жизнь пили, и немало выпили, когда ты так отзываешься.

– Ты… ты так думаешь?

– Чего тут думать, видно все.

Устя и сама не могла бы объяснить, почему так, только паука она как бы в двух видах видела. Первый – черная сухая гадость, такую возьмешь да и выкинешь.

А второй… паук ровно контуром алым обведен. И двигается это алое, и будто бы ниточки от него тянутся… как лапы суставчатые, паучьи. К ней направятся – и отпрянут, обожженные.

К Борису…

А вот к нему жадно тянутся, ищут его… и видно, паук этого человека пробовал уже. Вкусный он…

Марина? Ее рук это дело черное?

Ей-ей, повезло ведьме. Не Борис ее бы убил, так Устя постаралась.

– Видно… Может, не Марина это? Из нее силу тянули?

Устя язык прикусила.

Потом подумала, ответила уже иначе. А хотелось закричать, завизжать, ногами затопать… да что ж такое?! Ты ее с другим увидал, понял, что силу с тебя тянули, понял про приворот! И все одно ее оправдать пытаешься? Как тут не взвыть от ярости?

Устя себя кое-как смирила, выдохнула.

– А ты проверь, Боря.

– Проверить? Как?

Устя паука подняла, перед собой покрутила.

– Слышала я о таких вещах, читала, да ранее сама не видела. Знаешь, Боря, как зверушку эту называют? У нас-то она не водится, холодно у нас для такой. Черная вдова это.

– Черная вдова?

– Да.

– А проверить как? Устёна, ты сказала, не я! Так уж договаривай?

Устя выдохнула, да и решилась:

– Сжечь эту гадину. Сожги да и посмотри, что с супругой твоей будет. Когда связаны они, ее не хуже паука скрутит. Помереть не помрет, но больно будет ей, и судороги будут, и криком кричать начнет… ничего в этом приятного не будет.

Боря все обдумал, кивнул решительно:

– Заверни эту гадину – и идем.

– Куда?

– Если Маринушка у себя сейчас… вот туда и идем.

– Зачем?

– Затем. Ты эту пакость жечь будешь, я – смотреть. Раз уж предложила, давай и сделаем. Мне в доме моем такая гадость не надобна!

– Боря…

– Лучше сразу увидеть да убедиться, чем думать, сомневаться, себя терзать.

– Ты… к ней пойдешь?

– Нет, Устёна. Таких ходов по всем палатам… и в моих покоях такое есть, и в царицыных – последняя надежда на спасение.

– Так она сюда и попадала через те ходы?

– Да, наверное… Я ей все показал, боялся за нее. Бунты были, случись что – в потайном ходе и спрятаться можно, и отсидеться.

– Боря… А в Сердоликовой палате такие ходы есть?

– Две штуки.

– А ведут они куда?

– Один ход в мои покои, второй за стену.

Устя кивнула.

Мало пока сказано… она еще узнает, и проследит, и любимого в обиду не даст. А покамест дело делать надобно, не разговоры пустословить.

– Идем?

– Идем, Устя.

* * *

Покои царицыны роскошные, богато украшенные, каждая табуреточка резьбой покрыта, каждый завиток позолочен, аж глаза слепит.

Устя в глазок потайной поглядела: Марина сидит у зеркала большого, франконского, в белом, две служанки черные косы ей частым гребнем чешут, третья ноги массирует…

Хороша собой царица.

А в белом и вовсе ангелом смотрится, отлично знает она о красоте своей, умеет пользоваться. Боря один раз взглянул – и отвернулся.

– Устя… помочь?

Не хотелось ему смотреть, сил душевных не было.

Он-то любил. А она?

Неужто все игрой было? Подлостью? Приворотом, колдовством заугольным? В глаза о любви говорила, за глаза силу из него сосала…

Устя кивнула.

Поняла, царю хоть чем отвлечься надобно.

– Лучинкой эту тварь подпали… вот так.

Борис повиновался, ткнул лучинкой горящей в брюхо твари, с удовольствием даже. Ужо тебе, гадина проклятая!

Паук заниматься пламенем не хотел, словно бы лапами дергал, корчился… и настолько это было омерзительно, что Борис даже от боли своей отвлекся. И не понял даже сразу, что случилось…

Вой такой был, что стена не спасла от него, не уберегла, даже дрогнула, кажется.

Устя ничего сделать не могла, она палочками паука держала крепко-крепко, словно могла эта тварь упасть и сбежать… а может, и могла, кто ж его знает? Корчился он ровно как живой.

А Борис к глазку прильнул.

И… что тут скажешь-то?

Марина на полу билась, выгибалась, служанки в стороны разлетелись, по стенам жались… царица то дугой изгибалась, то по полу каталась, выла жутко, на губах алая пена выступила… стража двери отворила да и замерла на пороге. А как тут быть, когда царица?

Она ж… ее ж… вот как тут схватить-то?

Наконец вчетвером одолели, к полу прижали, а тут и Боре на плечо рука легкая легла.

– Догорело.

– Устя… она это?

– Она. Поспешать тебе надобно, Боря.

– Куда?

– Меня проводить и к себе бежать бегом. Сейчас к тебе кинутся, о Марине расскажут…

Борис только за голову схватился. Он и не подумал о таком-то… да и как тут подумаешь?

– Устя… да, конечно. Пойдем, провожу я тебя и приду завтра, так же вечером.

Устинья кивнула и молча за ним поспешила. И как же благодарен Борис ей был за это молчание! Никаких слов ему слышать не хотелось.

Пусть жена давно изменяла, пусть давно из него силу пила, да он-то об этом только сейчас узнал! И с этим жить предстояло, сколь отмерено.

Уже перед дверью потайной Устинья к царю повернулась, руку ему на плечо положила.

– Не вини себя. Чтобы ведьму распознать, надо или святым, или волхвом быть, а никто другой не справится, другого она оборотает да и погонять будет.

– Устя…

– Уж ты поверь мне. Тут любой бы поддался. Не себя вини – того, кто тебя к ней привел, а может, и он не знал. Ведьмы… они хорошо прячутся, дано им такое, не то б давно их перебили.

На миг пальцы на его плече сжались – и Устя в комнату свою скользнула.

Борис за ней дверь закрыл – и на секунду позволил слабости одолеть себя, наружу показаться. Пока не видит никто, к стене прислонился, простонал глухо.

Маринушка!

За что?!

Ведьма?

Так-то оно так, а никто ее не заставлял Борису вредить. Ему самому, лично. Допустим, надобно ей силу из людей пить. Но ему она в любви клялась…

Никогда Борис никому в том не признается, но Марину он казнить будет не за ведьмовство, а за обман. За ложь в глаза. За любовь притворную…

Остальное уже потом.

* * *

Успел Борис вовремя. В дверь крестовой комнаты стучали уже, пока еще робко, нерешительно, чай, государь тут не баб валяет, он молится!

Потом сильнее застучали, но Борис уж отряхнулся, волосы пригладил, дверь открыл.

– Боярин Пущин? Что случилось, Егор Иваныч?

– Не вели казнить, государь, а только беда у нас.

– Какая?

– С царицей неладное.

Боря кивнул, не замечая удивленного взгляда. Боярин Егор не такой реакции ждал. Да скажи ему еще месяц назад, что у царицы хоть ноготок сломался, – царь бы огневался, к жене бегом побежал. А сейчас едва идет, спокойно так, вразвалочку…

Неужто повезло им?

Разлюбил царь свою рунайку?

Боярин Пущин еще с отцом Бориса дружил, самого царя несмышленышем помнил. И любил, чего уж там! Как мог, так и заботился о Борисе, и рунайку его терпеть не мог!

Приползла, гадина, обволокла, отравила… и ведь не вырезать ее, не выгнать… хорошо еще, сам боярин при царе остался. А могла бы и его выжить, тварь ползучая.

Но Марина неглупа была. Понимала: если всех подряд выживать, кому она не по душе, палаты опустеют. Так что боярин при царе как мог, так и служил.

Все понимал, бесился, Борису помогал как мог, молился, чтобы государь в разум пришел, – услышал Господь молитвы его?

Неуж повезло им? Так он и еще попросит у Бога, есть ему о чем!

Господи, помоги! Хоть бы эта гадина подохла, пока он за царем ходил!

* * *

Царица на кровати лежала, белая, белее простыней, только косы черные выделяются и родинка приметная. Даже губы, кажется, и те побелели.

Борис рядом присел, руки царицыной коснулся:

– Маринушка?

Глаза открылись, огромные, лихорадочные…

– Боря! Плохо мне!

– Что не так, Маринушка?

Царю даже любопытно было, что Марина скажет.

– Боренька, извести меня хотят. Порчу наводят!

– И как же?

– Не знаю я… Боря, объяви розыск!

– А искать-то кого? А, женушка?

Марина даже в таком состоянии поняла – неладно дело, в царя вгляделась, на локтях приподнялась – и задохнулась, обратно упала.

– Ты… ТЫ…

– Я, Маринушка. Я, супруга моя любимая. С детства пауков не люблю…

Боярин Пущин не понял, к чему это сказано было, но царица еще белее стала, хотя вроде как и некуда уже. Оказалось – есть куда.

– Ты…

Борис на боярина оглянулся, но выгонять не стал.

– Прости, Егор Иванович, что придется тебе это услышать, да только и наедине я с царицей не останусь больше. Ведьма она. И болезнь ее оттуда идет.

– Ведьма?!

Марина промолчала. А чего тут говорить, когда все известно стало. Она все почуяла.

И как паука ее уничтожили, и… по ней это сильно ударило.

Он высасывал силу, собирал, ей отдавал… талисман за долгие годы частью ее стал, срослась она с ним. Того паука для нее из жарких стран привезли, мать за громадные деньги заказывала. Пока Марина маленькой была, она с ним просто играла. Ядом его врагов травить можно было. А как пауку срок пришел, так Марина его кровью своей привязала, высушила по всем правилам… а теперь его нет.

И сил у нее почти не осталось. Разве что дотла кого высосать… она б и на мужа кинулась, но тот с ней наедине не останется. Умный стал…

Кто надоумил только?

Боярин?

Нет, тот сам стоит, глазами хлопает.

– Я б тебе много чего простил, но не измену, не предательство.

– Боря… не предавала я тебя!

– Потому и не казню. В монастырь поедешь.

– Боря…

О помиловании Марина не просила, понимала – бессмысленно рыдать да молить, не послушают ее. Не казнили – уже хорошо, но, может, хоть как себя оправдать получится?

– Не хотела я для тебя зла. Как могла – так и любила.

– И силы у меня забирала.

– Природа у меня такая. И я, и мать моя… все мы такие, и дочь моя такой же была бы.

– Только дочь?

– Прости, Боря… не могу я сына родить и не смогла б никогда. Мать говорила, мы только девочек родить сможем, а из них выживет лишь одна в потомстве…

– Вроде как у отца твоего и сыновья были?

Марина улыбнулась устало. Сейчас, когда Борис все знал… что уж скрывать?

– Мать подменяла. Когда у нее нежизнеспособные девочки рождались, вот… она так делала. Отец и не знал.

– Если б я не узнал про натуру твою, ты бы тоже так делала?

– Да, Боря.

– Врешь.

– Бореюшка?

– Еще раз соврешь мне, не в монастырь отправишься – на плаху. Что нужно, чтобы ты зачать смогла?

– Выпить досуха человека. Может, не одного, нескольких… сейчас я этого сделать уже не смогу.

– Не сможешь. Тварь твою сожгли, а новой тебе не видать! И свободы не видывать.

– Боря…

– Видеть тебя не могу, гадина.

Развернулся – и вышел. И боярин за ним.

Улыбку, которая скользнула по губам Марины, они тем более не увидели. А жаль…

* * *

В покоях царских Борис за стол уселся, себе вина плеснул крепкого, зеленого, боярину кивнул:

– Налей и ты себе, Егор Иванович. Посиди со мной.

– Посижу, государь, хоть опамятуюсь чуток… это ж… слов у меня нет!

– У меня тоже, Егор Иванович. Сколько лет меня эта гадина сосала, силу пила, уверяла, что дети будут у нас…

– Как же ты, государь, узнал?

– Повезло мне, Егор Иванович. В потайной ход пошел, погулять хотелось, а Марина решила на то время любовника привести… как увидел – ровно пелена с глаз упала.

Особенно Борис не врал, но и не договаривал. Про Устинью лучше помолчать покамест. И Марина пока рядом, и кто знает, кого она еще привораживала? А ведь могла…

– Она еще и гуляла от тебя? Ох, вот тварь-то какая, государь! А может, казнить?

– Ни к чему. В монастыре она не опасна будет, а как не давать силу сосать из людей, и сама погибнет потихоньку. Княжество ее, опять же…

Егор Иванович дух перевел. Это ему понятно было… ежели казнить Марину, рунайцы взбунтоваться могут, поди усмиряй их потом! Не до того!

А вот развод за бездетностью, это понятно, это ж десять лет уже… Сколько ребеночка-то ждать можно? Тут и рунайцы не возразят, каждому понятно, наследник престолу надобен.

– Когда, государь?

– Поговорю я с патриархом завтра же, и пусть подготовят все. Царица пока в покоях своих побудет, а ты, Егор Иванович, боярскую думу перешерсти. Говорить будем, что царица и бесплодна, и припадки у нее, сам видишь… да все видели, назавтра уж по палатам сплетни разойдутся. А коли так… порченого наследника она мне ро2дит? Думаю, никто меня не упрекнет, когда в монастырь я ее отправлю.

– Да что ты, государь! Какие попреки! И так ты десять лет терпел, надеялся напрасно.

– Так и говорить будем, боярин. До чего ж тошно мне…

– Выпей, Боря. Просто – выпей. И мне налей еще… давай напьемся, что ли?

– Погоди, приказы сейчас отдам, а потом и напьемся.

Приказы Борис быстро раздал.

Царицу никуда не выпускать, к ней никого не допускать, кроме служанок, а его самого не беспокоить до завтра. Завтра же к нему пусть патриарх явится.

И боярину кивнул:

– Выпьем.

Напиться до свинского визга, до поросячества полного. Вдруг хоть что-то позабыть удастся? Хотя и сомнительно это…

(обратно)

Глава 6

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Оказывается, и так бывает.

Ему больно, а мне вдвойне.

Не хотела я, чтобы так-то получилось, не буду себя обманывать, хотела, чтобы прозрел государь, но иначе. Чтобы не я для него горевестником стала, чтобы сам он понял, чего его змеюка рунайская стоит!

Чтобы увидел, опамятовался, выгнал ее со двора или вообще казнил!

Да пусть бы что угодно, лишь бы свободен был от нее!

В той, черной жизни моей куда как тяжелее мне было на них смотреть. Будь другая рядом с ним, теплая, любящая, настоящая, мне б тоже больно было, но не так.

Когда любимый человек счастлив, и тебе хорошо будет. Не с тобой у него счастье сложилось?

И такое бывает. Но когда любишь, за любимого только порадуешься.

А в той жизни… не любила его рунайка.

Не любила.

Пользовалась, силы сосала, с другими изменяла, предавала… и у меня сердце вдвойне болело. И за себя, и за него. И сейчас болит, сейчас тянет, но сейчас-то Боре всяко легче будет, чем в той, черной жизни.

И Илье, кстати, тоже. Паука я сожгла, ведьму приструнили, теперь Илюшке облегчение выйдет.

Надобно завтра с утра братцу написать… хотя как о таком напишешь? Аксинью попрошу ему пару слов передать, чай, Илюшка поймет, а другим и дела до того не будет.

А я…

Я сегодня счастлива.

И больно мне за Борю, и радостно, что освободился он от цепей, но радости все же больше. Так-то мог он не верить мне до конца, мог к супруге своей вернуться. А сейчас – нет!

После такого никогда он рунайку не простит.

А еще…

Ежели совсем себе не лгать…

А вдруг у нас хоть что-то будет с ним?

Ну… хоть поцелуй! А ежели и то, что там я видела… ох, стоит только подумать – уже щеки горят, и уши горят…только вот с Борей все правильно будет. И такое – тоже.

Наверное, когда любимого человека порадовать хочешь, все можно сделать, и самой то в счастье будет. А когда с нелюбимым, с ненавистным… тут тебя хоть розами осыпь, все не впрок.

Не смогу я замуж за Фёдора выйти.

Теперь и подавно не смогу.

Лгать буду, невестой его считаться буду, сколько смогу, лишь бы в палатах царских задержаться, Боре полезной быть. Все сделаю.

Поспать бы лечь, да не хочется. Терем шумит, волнуется, бегают все взад-вперед, даже через дверь то слышно. Что ж…

Надобно и правда лечь да притвориться, что спала и не знаю ничего. Пусть завтра мне все рассказывают, а я буду слушать, глазами хлопать, ахать удивленно…

Сарафан в сундук уложить, сама на лавку, вытянуться – и дышать ровно, как прабабушка учила. Успокоиться мне надобно. Успокоиться, а как уснуть получится, еще лучше будет.

Вдох – выдох.

И снова вдох – выдох…

Скорее бы наступил рассвет!

* * *

– Любавушка, неладное в тереме!

Боярыня Пронская и днем бдила, и ночью бдила. А чего ей?

Муж умер уж лет пять как, дома сын старший заправляет, а у того своя жена, по матери выбранная. У нее характер такой же, а молодости и напора куда как больше.

Царица о том хорошо знала.

Куда Степаниде Андреевне податься?

Да только в терема царские. Тут у нее и горничка своя, и служанка своя, и дел завсегда хватает, а командовать да сплетни собирать она и в молодости была превеликая охотница. Главное, чтобы верность царице блюла… ну так Пронская и старалась. Не всякая собака цепная так служить станет!

Опять же, и дети боярыню уважают! Не бесполезная старуха она, которой только яблочки грызть и осталось. В царских палатах она, на службе царицыной!

И слово где шепнет, и подслушает чего, и в делах поможет.

Сама Степанида Андреевна и этим пользовалась. Пусть ценят! Но и отрабатывала, это уж наверняка.

Любава про то знала, боярыню ценила, благодарила деньгами да подарками. Она шевельнулась, на свою наперсницу поглядела.

– Что, Стеша? Неладное чего?

– Ой, неладное, государыня! Не то я б и не насмелилась тебя будить!

– Что?

– Вроде как рунайку приступ скрутил. Да такой, что помочь никто не мог, удержать вчетвером пытались, она и мужиков раскидала, ровно котят. Царя позвали, прибежал он – и разводиться решил. Вроде как патриарху указание дал монастырь для нее подобрать… это еще не точно, но вроде так!

– Разводиться? Монастырь?

Любава аж на кровати подскочила! Какие тут немощи телесные, тут хоть ты вставай и беги, да и мертвая побежишь!

Какой еще развод?!

Какой монастырь?!

Так все хорошо задумано было, сейчас Федя женится, детей заведет, а Борис-то бездетен. А там… кто его знает, что случиться с ним может? И на троне сыночек Феденька воссядет, и детки у него будут… может быть. А сейчас что?

Пасынок ведь и заново жениться может!

Рунайка-то еще чем удобна была… чужая она. Совсем чужая. Сильный род не стоит за ней, родные ее у крыльца не толкутся. А на ком другом Борис женится да обрюхатит девку? Это ж всем планам как есть нарушение!

– Помоги одеться, поговорить мне с пасынком надобно.

– Государыня, – наперсница за одеждой не помчалась, – когда дозволишь еще слово молвить…

– Чего с тебя их – клещами тянуть?! Говори же!

– Государыня, не надобно тебе сейчас к нему.

– Это еще почему?

– Потому как государь с боярином Егором заперся, и, кажись, пьют они. Закусь туда понесли холопы.

Любава тут же вставать передумала, назад откинулась. И правда, чего спешить?

Боярин Пущин ее крепко не любит, есть такое. Он вроде как и не связан был с матерью Бориса родственными узами, но, говорят, любил первую царицу крепко. Любил, и потом забыть не смог, и царю не простил, что тот повторно женился, и Любаве… ни к чему ей туда сейчас идти. Только лай пустой будет.

– Благодарствую, Степанидушка. Вот, возьми, не побрезгуй.

Чего б боярыне побрезговать перстнем золотым, с изумрудом крупным? Сцапала, ровно и не было колечка.

– Спасибо за милость, за ласку твою спасибо, государыня!

– Поди послушай, что еще говорить будут, что происходить станет. А с утра тогда и доложишь мне, там и решать будем.

– Да, государыня.

– Иди, Степанидушка.

Боярыня ушла, Любава на подушки откинулась.

Что ж рунайку разобрало-то сейчас? Подождать не могла?

Ох как не ко времени… ускорять дело придется. Хотелось Феденьку на Красную горку оженить, а придется перед Масленицей^[75].

Надобно посмотреть, что с утра будет, с Платоном поговорить – и быстрее, быстрее. Он вроде упоминал, что есть у него все потребное, вот и делать надобно!

Чует сердце недоброе…

* * *

Стоят друг против друга две женщины.

Стоят. Смотрят молча.

И слышится в морозном воздухе звон клинков – два взгляда скрестились. И снова – встретились! Разлетелись, и вновь – удар!

Не любят они друг друга, да выбора нет, не станут за руки держаться – обе в пропасть рухнут. Наконец Добряна в сторону отошла, Агафье войти разрешила.

– Проходи, волхва…

– Благодарствую, волхва.

– Почто пришла?

– По дурные вести. – Агафья и глазом не моргнула, пересказывая все, что от Велигнева узнала.

Добряна молчала, слушала. Сначала, видно было, не верила, потом испугалась, первые проблески тревоги на лице появились, к концу речи и вовсе за посох схватилась покрепче. Все ж лучше, чем за голову, голова-то родная, а посох деревянный, его как ни сожми, не больно ему.

– Что же делать-то теперь, Агафья?

– Готовиться, Добряна. Ко всему готовиться. Подлости ждать, спину не подставлять, не верить никому. Тебе и из рощи не выходить, сама понимаешь.

– Понимаю. Тут недавно Устя твоя приходила, да не одна, а с государем…

Про царя Агафья уже от Усти слышала. Кивнула:

– Знаю, Добряна. И то хорошо, что свободен теперь государь. Глядишь, и дальше клубочек размотаем.

– Не при Борисе началось это, может, при отце его, а может, и при дедушке.

– И то может быть. Иноземцы поют сладко, стелют гладко, а спать жестко. И речи их ядовитые.

Тут обе волхвы были согласны.

Не любили они друг друга с юности, может, потому, что не понимали.

Для Добряны выше и лучше служения не было ничего. А Агафья хоть силой и не была обижена, а семью на первое место поставила. Служила, как же без этого, и силой своей пользовалась, но от мира не отрешилась, не отошла.

Хотя что Добряну осуждать? Беркутовы, все они такие, для них другое и немыслимо. Агафья Добряну фанатичкой дразнила, Добряна огрызалась зло, шипела, что Агафья дура легкомысленная, которую богиня не иначе как в помрачении силой одарила. А надо бы – оплеухами.

Было.

А вот пришла беда, так мигом объединились две женщины.

– Может, еще кому написать? Пусть приедут, боюсь я, что не справиться мне одной.

– Не одной. Я тут остаюсь, Устя здесь. А что нам троим не под силу будет, то и другие не одолеют. И защитники у тебя будут, Гневушка сказал.

Хоть и не любила Добряна Агафью, а силу ее под сомнение не ставила. И Устю в деле видела.

– Беречься будем. Ждать будем. Ох, помогла б Богиня-матушка… ну хоть чуточку.

Агафья спорить не стала. Шагнула вперед, Добряну по руке погладила:

– Ничего, Добряна. Не бойся, одолеем ворога. Знать о нем – уже половина победы.

Утешало мало. Но вдруг?

* * *

Утро для царя поздно наступило, уж и полдень минул давно, как проснулся Борис.

Чувствовал он себя премерзко, во рту словно коровы нагадили, голова болела, подташнивало…

– Испей, государь.

Боярин Егор рядом был. Он и принял меньше, и телосложением крепче был, вот и опомнился раньше, уж и в себя прийти успел, и умыться, и даже рассольчику испить.

Борис в рассол вцепился, как в воду живую, в два глотка кубок выхлебал, потом второй. Пошел, голову в бадью с водой сунул, помотал там, выпрямился, воду с волос на пол стряхнул.

– Уф-ф-ф! Благодарствую, дядька Егор.

– Не благодари, государь, хорошо все.

– Не хорошо покамест, – вспомнилось Борису вчерашнее. – Но еще не поздно исправить все.

– Так и исправляй, государь. Пока живы мы – все сделать можно!

И с этим Борис согласен был. Пока живы – сделаем!

– Патриарха позови ко мне, дядька Егор. Всего ему знать не след, да и никому не след, а про развод скажу.

– Гудят палаты, что гнездо осиное. Все обсуждают припадок у царицы да думают, что отошлешь ты ее. Кое-кто считает, что оставишь, потому как любишь без памяти, но мало таких.

– Вот идиоты. – Борис говорил равнодушно и спокойно и даже сам себе удивлялся. В груди, там, где раньше теплое расцветало при мысли о Маринушке, нынче и не было ничего.

Холод и равнодушие.

Красива княжна рунайская, а только красота у нее холодная, недобрая, темная она… Как раньше он ничего не видел? Может, и правда – приворот?

– Ты, государь, переоденься, что ли, поешь чего, а там и патриарху я знать дам, покамест он к тебе доедет, успеется все. Боярам я уже сказал. Что нездоров ты сегодня, что беспокоить тебя не след, и про царицу сказал, одобряют они решение твое.

– Нездоров, да…

Боярин Егор себе ответную улыбку позволил.

– У них такое три раза на неделе случается, и не удивился никто. Поняли все, тем паче – припадок у царицы, решение твое тяжкое – сочувствуют тебе, государь.

– Понятно.

– Еще государыня Любава свою девку присылала, спрашивала, сможешь ли ты принять ее.

– Патриарх сначала, а потом и мачеху пригласить можно.

– Хорошо, государь. Сию же минуту распоряжусь.

Боярин вышел, а вокруг царя слуги завьюжили. Переодеться помогли, влажным полотенцем обтерли, покушать принесли…

Борис жевал и думал, что все правильно.

Погоревал? А теперь за дело!

Заодно доклад о царице выслушал.

Царица себя чувствует хорошо, лекарь ее осмотрел, приступов больше не было у нее. Разговаривать она ни с кем не желает, в боярыню Степаниду коробкой с румянами запустила, а сама молчит. Тоже понятно, не скажет ведь она правду?

То-то же.

Молчит – и пусть молчит. Сама понимает, не на что ей надеяться. Еще Борису ведьмы рядом не хватало! Оно понятно, половина бояр жалуется, что жены у них – чисто ведьмы. Но… Борису-то жаловаться и некому. Разводиться придется.

* * *

Патриарх себя долго ждать не заставил.

Пришел, голову склонил, царя благословил.

– Дурные вести до меня доходят, государь.

– О супруге моей?

Макарий только руками развел. Понятное дело, пока Борис горевать изволил, все про Марину узнали, и про припадок, и про слова царские. Боярин Пущин молчал, а только слугам рты не заткнешь. Когда раньше царица прихварывала, случалось такое, государь рядом с ней сидел, чуть ли с ложечки ее не кормил, а сейчас и поговорил жестоко, и ушел сразу же. Ой, неспроста.

О таком-то патриарху мигом донесли.

– Ну а коли так, – согласился Борис, – то и думать нечего. Марину – в монастырь, отче, да под замок крепкий. Сам понимаешь, у меня жена больной быть не может. Наследники Россе надобны, а от больной бабы какие наследники могут быть? То-то и оно…

Макарий кивнул:

– Прав ты, государь. Я уж думал уговаривать тебя, а ты сам все правильно решил.

– Посмотрел я на Фёдора, налюбовался вдосыт. Не справится он с Россой, да своих детей я хочу, Макарий.

– Государь?

– Подбери для Марины монастырь хороший, пусть доживет там честь по чести. Боярская дума мой развод одобрит, а там и жениться пора придет.

Макарий закивал:

– Подберу, государь! Ох, радость-то какая! Опамятовался!

Борис только вздохнул.

По-хорошему, казнить бы ее за измену, за шашни ее, за черное колдовство, да рука не поднималась.

Пусть мара, пусть наваждение, а все же хорошо им вместе было, и ему, и ей… Может, и любила она его как могла. Не убила ведь, не отравила, а еще как могла…

Вот и он не убьет, не казнит, как ведьму казнить положено, жизнь бывшей супруге оставит. А все остальное… заслужила.

– Опамятовался.

– Когда рунайку-то везти, государь?

– Как монастырь подберешь, Макарий, так пусть и отправляется сразу же, чего тянуть? Не стоит женщине надежду напрасную давать, чем быстрее осознает Марина, что кончено все, тем лучше.

Да и просто ведьму рядом с собой держать не надобно бы, но о том промолчит Борис. Не то патриарх точно ее сожжет.

– Слава Богу, государь! Молиться буду, чтобы в новом браке у тебя все хорошо было, чтобы деточек твоих я окрестить успел! Может, монастырь Святой Варвары?

– Это который?

– В Ярославле, государь^[76].

– Хорошо, патриарх. Я Марину готовить прикажу, а ты спишись покамест с Ярославлем, гонца, что ли, послать им. Пусть приготовят все. Будет Марина там жить, безвыездно. Как раз приготовить они все успеют, а Марина туда санным путем и отправится через несколько дней.

– Вот и ладно, государь. А там по весне и для тебя отбор устроить можно?

Борис только головой качнул.

– Не нужно, Макарий. Выбрал я уже.

– Кого ж, государь?

Макарий и так понял, что выбрал Борис. Такое у него лицо стало… светлое. Ясное.

С таким лицом только о любимых думают и о любящих. Когда не взаимная любовь, так-то и не смотрят.

– Неважно это. Главное, чтобы на ней Фёдор не женился.

– Ох, государь.

– А что такого? Али не мужчина я?

– Как бы сплетни не поползли нехорошие, государь.

– Судьба царская такая, Макарий. Что ни сделай, а сплетничать о тебе будут. А уж что потомки скажут, и вовсе лучше не думать.

– Ты, государь, сначала сделай потомков тех…

– И за этим дело не станет.

Улыбка у Бориса стала веселой и лукавой, и Макарий рукой махнул.

А какая, и правда, разница? Был отбор?

Был.

Что, государь на нем и себе не мог невесту заприметить? Тоже мог…

Главное, что рунайку ту отослать решился, а остальное… да и пусть! Своя царица-то куда как лучше, то каждому понятно!

– Хорошо, государь. Может, на Красную Горку и две свадебки сыграем?

– Подумать надобно, Макарий. Свадьба царская – сущее разорение.

– Вот бы и экономия была, государь?

– Я подумаю.

Настаивать Макарий не решился. Но порадовался втихомолку. Хорошо, когда все так сходится. А рунайка… да пусть ее! Не приобрела она себе сторонников, никто о ней не заплачет. Туда ей и дорога, в монастырь, о том и сказал государю еще раз. Мало ли что? Но Борис только головой кивнул, ни протестовать не стал, ни настаивать, ровно и не о его любимой речь велась.

– Вот и ладно. Сколько времени тебе надобно, Макарий?

– Думаю, государь, что к началу поста уж отправится твоя супруга в монастырь.

– Ты с этим не тяни. Чтобы и доехать по зимнему времени успела, и постригли ее сразу же.

Патриарх понимал.

Развод государь объявит, а все ж… нехорошо это. Пока царица не мертва али не пострижена, до конца себя государь свободным считать не будет. Что ж, за Макарием дело не станет.

– А когда против она будет?

Улыбка Бориса патриарху очень не понравилась, потому что не была она доброй или веселой. Была она сильно похожа на оскал того самого государя Сокола. Верхняя губа вздернута, того и гляди клыки блеснут острые за тонкими губами.

– Не будет она против. Чай, жить ей хочется.

Патриарху вот тоже… захотелось. Так что мужчина кивнул:

– Сделаю, государь.

Борис его проводил да и на кровать завалился.

Не будет он сегодня ничем заниматься, лучше будет он спать да сил набираться. Еще бы Устя рядом посидела, за руку его подержала, да к ней нельзя сейчас. А жаль…

Так Борис и уснул с улыбкой на губах, думая о сероглазой девушке.

* * *

Под вечер к пасынку царица Любава заявилась, прорвалась-таки, грудью бы дверь снесла, аки таран. И атаковала также, в лоб, куда там тарану несчастному, щепка он супротив Любавы-то!

– Боря, ты развестись решил?

– Тебе чего надобно, царица?

– Боря… не знаю я, что с Маринушкой случилось…

Борис и слушать перестал. Ишь ты… Маринушка! То морщилась, ровно от полынной настойки, а то поет соловушкой.

– Боря?

– Тебе чего надобно, царица? Чтобы не разводился я?

Любава замялась.

Как-то так ей и надобно бы, да разве о таком впрямую скажешь?

Борис, который мачеху и так-то не любил, а уж сейчас особенно, ухмыльнулся, добил:

– Разведусь. И еще раз женюсь, пусть мне сыновей родят. Дюжину.

Любаву аж перекосило всю.

– А коли отравили Маринушку? Или порча какая?

– Ты сюда глупости говорить пришла? Так поди вон, некогда мне!

Любава даже обиделась на пасынка, никогда он так грубо не выставлял ее.

– Боря, ты ж ее любишь! Смотри, не пожалеть бы потом!

– Сейчас уже жалею! Иди отсюда, пока вслед за ней не отправилась.

Любава аж задохнулась от возмущения.

Она?!

В монастырь?!

Да как… да что этот мальчишка себе позволяет?! Плевать, что царь! Обнаглел он, совесть потерял!

– Ты, Боря…

Выслушивать глупости Борис не расположен был. Тряхнул колокольчиком, кивнул слугам:

– Больше царицу Любаву ко мне не пускать. Захочу – сам позвать прикажу.

Любава вышла и дверью хлопнула.

Да как он смел?!

Погоди, Боря, поплатишься ты у меня!

* * *

К Ижорским во двор Михайла не въезжал – входил. Лошадь свою в поводу вел, как вежество того требует.

Он хоть и сам Ижорский, да не боярин. Род древний, а родство дальнее, семья бедная. А все ж ближник царевича. Вовремя Истерман уехал.

Когда б не знал Михайла кое-чего о Фёдоре, поди, и самое худшее бы подумал. Про Истермана-то он уже понял кой-чего, понавидался таких в странствиях своих.

Есть они… которые как маятник. Туда качнутся, сюда двинутся… ненормально это, ну да покамест не кусаются, Михайла их и не тронет. Другое дело, когда такой к Михайле пристанет.

И это бывало.

Убить Михайла того извращенца не убил, а порезал знатно. Кстати, тоже иноземец то был, в Россе-от такое не в почете. Узнает патриарх – монастырским покаянием не отделаешься, могут и кол в то самое любвеобильное место засунуть.

А вот на иноземщине, говорят, оно процветает. Дикие люди, что тут сказать? Одно слово – немцы! Немтыри! Даже по-человечески и то говорить не умеют!^[77]

Вот уехал Рудольфус к своим, а Михайла постепенно к Фёдору в доверие вползать принялся, шаг за шагом, да уверенно. И боярин Ижорский то отметил.

Вот, на крыльце стоит, встречает, благоволение показывает.

Михайла улыбался мило, а про себя думал, что наступит еще время его. Он в этот двор на коне горячем въезжать будет, а боярин его у ворот встретит, коня под уздцы сам до крыльца проведет.

Всему свое время.

А сейчас стоит один боярин, не парадно одетый, но улыбается по-доброму, считает, что Михайле честь оказывает. Ну-ну…

Михайле и подыграть несложно.

Повод он конюху отдал, сам поклонился, чай, спина не переломится.

– Поздорову ли, Роман Феоктистович?

– Благодарствую, Михайла, хорошо все. Пойдем, с супругой тебя познакомлю, с дочкой. Откушаем, что Бог послал…

В горницу Михайла за боярином прошел, поклонился, как положено, улыбнулся, поздоровался.

Не понравились ему ни боярыня, ни боярышня.

Боярыня Валентина щуку напоминала. Такая же сухая, костистая, на такую и лечь-то неприятно. О кости обдерешься. Волосы светлые, жидкие, ноги короткие, зад обвислый, грудь и на ощупь, поди, не найдешь, лицо раскрашено в три слоя… А только Михайлу таким не обманешь. Видит он, и где тряпок под сарафан напихали, и где брови несуществующие нарисовали одну жирнее другой, и глаза у боярыни неприятные, кстати. Светлые такие, чуточку навыкате. Щучьи глаза.

Ни любви в них, ни радости.

И дочь не лучше. Пошла б она в отца, хоть кости бы в разные стороны не торчали. А она вся в мать, только еще хуже, мать-то хоть улыбаться может, зубы у нее неплохие. А у дочери и того нет. Девке двадцать, а вот рту прореха. Фу.

Ее рядом с Устиньей и поставить-то позорно. Такая его солнышку и прислуживать не должна! А уж думать, что Михайла на такое позарится, да весь век примаком у Ижорских проживет? Вот еще не хватало ему! Три-четыре года тому назад мог бы. И то б задумался. А уж сейчас и вовсе фу.

Но вида Михайла не показал. И боярыне поклонился, и боярышне ручку поцеловал, как положено на лембергский манер, на одно колено встав, и комплименты говорил красивые, вгоняя несчастную чучелку в краску на впалых щеках.

Боярыня оценила.

И за обедом скудным Михайла себя показал хорошо. А после обеда боярыня с боярышней к себе ушли, а Михайла был боярином в особую горницу приглашен. За стол усажен.

Боярин по рюмкам наливку разлил вишневую, Михайле протянул:

– Отведаешь? Сам настаиваю, духовитая получается!

– Благодарствую, боярин.

Михайла и не такое выпить мог. Но наливочка хороша оказалась. Не слишком крепкая, терпкая, хорошо в голову ударяющая. Не было б у него привычки к трактирному зелью злому – начал бы языком молоть. А так опамятовался. Вовремя язык прикусил.

Долго боярин с мальчишкой рассусоливать не стал. Было б с кем! Не принимал он Михайлу всерьез, а зря. Михайла под прикрытием кубка горницу оглядывал, все подмечал.

Но боярин не о том думал.

– Я тебя, Михайла, не просто так пригласил. Как тебе моя дочь показалась?

– Я думал, боярышня уж давно замужем быть должна. Семья, приданое опять же, да и боярышня собой недурна? – Михайла понимал, что сейчас ему начнут продавать «кота в мешке», но разговор решил затянуть чуточку.

– Верно все, – кивнул боярин. Поморщился. Понял, что рассказать придется, – и как в воду прыгнул. – Вечно Гликерия не в тех влюбляется, то в скомороха какого, то в игрока, то в жулика. Да всерьез так увлекается, до слез, до крика, в монастырь отправлять приходилось, чтобы опамятовалась. Вот и засиделась она в девках.

Михайла кивнул:

– Понимаю. Случается такое. Опыта у девиц нет, вот и поддаются на речи сладкие.

Боярин выдохнул.

Поддаются, да.

А когда в петлю девка лезет? Али ядом каким травится? А и такое бывало в его доме, чудом скрыть удалось. То-то и оно!

– Вот и хочу я ей мужа найти, чтобы успокоилась. Внучат на старости лет понянчить…

Михайла плечами пожал:

– Бог милостив, боярин. Красива Гликерия Романовна, многие рады будут ее руку получить.

– А ты?

– И я б не отказался, только вот не пара я ей. Денег у меня нет, земель тоже, а царевичев друг – чай, не царский.

Роман Феоктистович наливку одним глотком допил. На Михайлу посмотрел пристально.

– Когда на Лушке женишься да счастливой ее сделаешь – и земельки вам отпишу, и людишек. До первого внука у нас поживете, а там и дом вам поставлю на Ладоге, и землицы дам, есть у меня удел хороший. Хочешь?

Михайла прищурился:

– Условия царские, боярин. Дурак откажется. А только неспроста ты щедрый такой.

Боярин и не сомневался, что вопросы будут. Не дурак же Михайла, то и хорошо.

– Правильно. Лушка и ревнива, и подозрительна, и все твое внимание займет, и скандалить будет. Так что сам думай, я же сразу на ответе не настаиваю, дочь счастливой видеть хочу. Кажется мне, ты ей подходишь. И Ижорским тоже подходишь. А я тебе со своей стороны тоже порадею, у царя словечко за тебя замолвлю.

В это Михайла и рядом не поверил. Замолвишь ты, как же, да тебе выгодно будет зятя на сворке держать! Дураку понятно! Но вслух парень про то не сказал.

– Я, боярин, обдумаю предложение твое. А сколько времени у меня есть?

– До конца отбора я тебе время дам. А к Красной горке и свадебку хорошо бы.

Михайла кивнул:

– Ты, боярин, предлагаешь многое, но и спрос за угощение твое хорош будет. Обдумать мне все надобно серьезно. Когда не потяну, ты первый меня в порошок сотрешь.

– И то верно. Давай еще наливочки выпьем, Михайла. Глядишь, и станешь ты мне зятем.

Роман Феоктистович и не обиделся даже. Напротив.

Когда б Михайла согласился не раздумывая, боярин бы к нему хуже отнесся. Ты не овцу на ярмарке покупаешь, это жена, это на всю жизнь. Тут с большим разбором подойти надо. Предложение щедрое, а только и спрашивать с тебя будут втрое, все правильно. Дураки этого не понимают, да боярину дурака и не надобно, а Михайла вот понял. Умный он.

Пусть парень наливочку пьет и думает.

А парень и думал.

И о том, что, кажись, в углу потайная панель есть. На ней лак потемнел, руками боярскими затертый.

И о том, что под столом сундук стоит. Такой катучий, в виде бочонка.

Понятно, настоящие захоронки у боярина в другом месте, ну так и про них узнать можно, когда поспрашиваешь, как до2лжно. Было б время и возможность.

Но ему и того, что просто так выложено, хватить может.

Есть о чем задуматься? Есть…

Отбор закончится, Фёдор Устинью не отпустит добром, бежать им придется, ежели она предложение Михайлы примет. Деньги надобны будут, а где их столько взять, да побыстрее?

То-то же.

Боярин с удовольствием порадеет. А ежели нож к горлу приставить? Да допросить, как положено? Кое-что Михайла и сам умел, опосля ватаги. Помощника бы, а то и двух… но где ж их взять? Сивый, дурак такой, и сам бы подставился, и Михайлу на дно утянул. Не было в нем прозорливости, а только тупое желание хапнуть побольше и пожить получше, а как деньги на жизнь закончатся – заново хапнуть. Нет, Михайла не таков.

Ему тоже денег хочется, но когда получит он их… уедут они с Устей куда подальше, в Сиберь, там и дело себе найдут. Теми же мехами торговать можно, али с золотом связаться. Михайла неглуп, он справиться сможет и не с таким, только капиталец для начала надобен, а теперь и ясно, где его взять.

И Михайла с удовольствием отпил еще глоток наливочки.

* * *

Патриарх на кузину свою смотрел без всякого одобрения.

Хоть и дальняя, да родня они с Любавой, потому он и для нее старался. Сколько мог делал, а только и против своей совести не попрешь.

Пока государь за рунайку свою цеплялся, не давил на него Макарий, но сейчас-то поменялись обстоятельства, переменился ветер.

Когда Борис ее удалить желает, что патриарх сделать должен? Развода ему не давать? Так государь и сменить патриарха может. Это кажется только, что мирские владыки до церковных дел не касаются, на деле-то все иначе.

Государи из рода Сокола считали, что вера должна служить делам государственным, а именно поддерживать государство да укреплять его, а патриарх должен бок о бок с царем идти. Тогда и у царя все ладно будет, и патриарху хорошо станет.

Макарий о судьбе некоторых из предшественников своих достаточно наслушался. И помирали патриархи совершенно случайно, и сами в скиты удалялись в дальние, совершенно добровольно.

И то…

Патриарх ты в церкви. А за ее стенами?

Кто и в грех впадал, детей плодил, кто просто родней своей дорожил, кто карман свой набивал – для каждого свою плеть найти можно. Найти, надавить – и славься, новый патриарх. Можно ли на Макария надавить?

А что – не человек он? Еще как можно. Своих детей ему Бог не дал, а вот племянников он любит искренне. И помогает им… немного. То, что до поры молчит государь, не значит, что он что-то спустит Макарию. Все в дело пойдет, дайте время. Макарий в Борисе и не сомневался ни минуты.

– Чего надобно, государыня?

Любава поняла, что разговор почти официальный пойдет, нервно венец поправила. Чувствовала она себя не слишком хорошо, да выбора иногда и нет. Вставать надобно, действовать, а то не расхлебаешь потом-то.

– Ваше святейшество…

Макарий кивнул, подтверждая, что родственники они там али нет, а разговор у них будет государственный.

– Ваше святейшество, пасынок мой страшную ошибку совершает. Не надо бы ему разводиться, не к добру…

Макарий руку поднял, речи ненужные остановил. Чего их слушать-то без толку? Ни к чему государыне воздух переводить, а ему ерунду слушать, пустое это.

– Ты помолчи, государыня, послушай, что мне известно стало. Бесплодна рунайка, да и припадок случился у нее. Не сможет государь ее оставить, бояре давить начнут.

– А когда не начнут?

Макарий только головой покачал.

– Начнут. Боярин Пущин намедни уж интересовался, чего я тяну с разводом. Да и государь тоже поскорее удалить Марину требует.

О четырех монастырях, о мощах, которые должен был прикупить для него Истерман, о прочих приятностях и полезностях, обещанных Борисом, да щедрой рукой, патриарх умолчал. Бориса-то он знал хорошо, у государя слово твердое, сказал – сделает. Не любит он на храмы деньги выделять, но коли сказал – быть, так и будет. И в срок.

А Любава… она родня, конечно, и Макарий ей радел, чем мог. Но… Федька-то рос-рос и вырос, и получившееся Макарию ой как не нравилось. Когда Фёдор маленьким был, там можно было говорить, что из него правитель хороший получится. Сейчас же, на него глядючи, Макарий точно знал ответ – не получится.

А плохой государь равно слабая страна – плохая вера – мало доходов у церкви. Оно и дураку понятно.

Когда б Фёдор был не хуже брата, Макарий бы Любаву поддержал. Да только Фёдор Борису и на подметки не сгодится, нет в нем царского характера, нет полета, размаха нет. Дурость есть да желание на своем поставить, а для правления маловато упрямства.

Нет, менять Бориса на Федьку – это как коня на зайца: может, и полезен где будет длинноухий, да ускакать ты на нем никуда не сможешь.

– Так зачем долго тянуть? – Любава платочек пальцами перебрала. Нервничала она сильно. Многое от разговора зависит, а патриарх явно помогать не желает. – Мне бы только годик и надобен. Даже отослать рунайку можно, только зачем ее так быстро постригать?

Макарий бороду огладил. Вздохнул:

– Государыня, приказ царя есть. Когда ослушаюсь я, беды у меня уж будут.

– Не будут. Уговорю я Бориса.

– Неуж не пыталась до сих пор? Не верю.

Патриарх в цель попал. Пальцы в платочек впились, Любава глазами сверкнула.

– Боря сейчас горяч слишком. Опамятуется – сам прощения просить придет, и у меня, и у Марины, может, и не простит потом, что поторопились-то.

– Государыня, нет у меня выбора, я тоже человек подневольный, коли указал государь делать – я и сделаю. А приказ его таков, что к Красной горке царица Марина уж должна быть в монахини пострижена.

Любава ногой топнула:

– Неуж… нашел кого?

Макарий промолчал. А потом сделал то, за что себя потом корил: веки чуточку опустил.

Видимо ему было многое, и то, что государь не выглядит как горем убитый, – тоже. Уж Макарий-то всякого понавидался, в монастыре пожил, служкой в церкви начинал, мальцом еще…

Рубите ему хоть бороду, хоть голову, а только Борис ранее свою рунайку любил без памяти. А потом все одно к одному легло, да быстро так, ровно вышивал кто крупными стежками.

Обет этот, когда он до себя жену даже не допускал.

Потом приказ о разводе.

И поведение государя само… не ведут себя так мужчины, когда они любовь потеряли. Скорее… как на мостике государь меж двумя берегами, меж двумя бабами – той и этой. На то сильно похоже.

Любава ногой топнула гневно:

– Вот как?! Не говорил он – кто?!

Макарий головой качнул.

– Пожалуйста! Макарушка! Ведь не чужие мы!

Не чужие. Но столько и Макарий не знал. О чем и сказал честно:

– Кажется мне, кто-то из боярышень ему глянулся. А вот кто?

– Благодарствую, владыка. Поняла я все.

Макарий благословил ее да и вышел вон, а Любава платочек в клочья изодрала да еще и ногами потоптала.

КТО?!

Хотя на Устинью Любава и не подумала даже.

Борис благородный, не станет он брату дорогу переходить, в эту сторону можно не смотреть. А вот из остальных – кто?!

Кто посмел на себя внимание государево обратить, Любаве дорогу перейти?! Кого со свету сживать надобно?!

Хм-м-м… а кого государь предложил на отбор? Кому внимание уделяет? Не сегодня ж это началось, поди? Приглядеться надобно, а там и за дело взяться.

Ужо она их… Гадины!

* * *

Боярышня Марфа Данилова о себе всю жизнь высокого мнения была, и заслуженно.

И умом, и красотой… всем взяла боярышня! Когда ее с царицей Мариной рядом поставить, Марфа, поди, и не хуже будет. Помоложе еще даже.

А так – они с царицей ровно сестры.

Волосы у обеих черные, ровно ночь беззвездная, только у государыни глаза черные, а у Марфы темно-синие. И лицо белое не от краски, и улыбка ровно солнышко выглянуло, и фигура у Марфы получше будет. Государыня все ж тоща, а Марфа в талии тонка, а так и зад у нее побольше будет, и перед. Понимать надобно.

Государь и понял. Сам на отборе сказал, что хороша Марфа.

А теперь вот и с супругой своей, говорят, разводиться желает. И сколько ведь больную бабу-то терпел! Верный он, государь-то! Да вот беда – приступ был у рунайки, и говорят все вокруг, что ро2дить не сможет несчастная баба.

Тут государя никто уж не обвинит, любой бы на его месте развелся с бесполезной да бесплодной. Такое и церковь не просто дозволяет – благословляет!

А ведь потом государю жениться надобно будет. Наследник ему надобен, он и сам то понимает. А коли так…

Марфа это по отцу знала, по братьям: мужчинам обычно бабы нравятся похожие. Скажем, только черноволосые, или только рыженькие, или с веснушками, к примеру.

Всякое бывает, но обычно так оно.

Может ли государь на нее, на Марфу, внимание обратить? А почему нет?

Сам он признал, что красива Марфа, сам ее выбрал, так, может, и… попробовать? С Фёдором у нее нет возможности, ни на кого, окромя Заболоцкой, этот малоумок и не смотрит, хотя Марфа куда как этой рыжей моли краше. Так и пусть не смотрит.

Кому царь, кому псарь.

Вот Марфа бы себе царя и взяла. Государь ведь! А что старше вдвое, так это и не беда. Вот царица Любава, всему государству ведома. Муж умер, а она в палатах осталась, хоть и не правит, а пасынок к словам ее прислушивается. И то пасынок!

А когда б родной сыночек на троне был, неужто он бы мамку не слушал?

То-то же!

Есть и о чем задуматься, и что сделать… да, Марфа своего шанса не упустит. Пусть другие на Фёдора смотрят, а она поохотится покамест. На глаза государю попадется раз или два, попробует узнать, что ему по нраву. А там, глядишь, и сложится все?

И Марфа потянулась к кошелю.

На первых порах ей много серебра понадобится. Знания – самый дорогой товар в мире. По счастью, отец ей денег достаточно с собой отсыпал, да и братики добавить смогут. Уж перевидаться она с ними найдет возможность, чай, боярышня, не девка дворовая.

Итак… где и когда государь бывает? И что ему нравится?

* * *

Магистр Родаль смотрел на раку.

Стеклянную, из дорогого ромского стекла, прозрачного, без пузырьков. Такое лишь на одном острове выделывают, и остров тот заперт со всех сторон, и выхода оттуда нет никому, чтобы секрет мастерства не разгласили.

Выделывают там тонкое стекло, зеркала льют, цветные бусы продают, и бусины там – ровно радугу в них заперли. Рака была хоть и не радужного стекла, но все ж хороша собой. Кажется, только рама золотая и есть, такое стекло прозрачное да чистое.

А еще…

Еще оно надежно удерживает то, что внутри.

– Оно – там?

– Там, магистр.

– И… работает? До сих пор?

Собеседник улыбнулся краешком губ.

– Работает, магистр. Чтобы перенести… предмет в эту раку, мы прибегли к помощи преступника, пообещав ему жизнь. Обещание нам выполнять не пришлось.

– Умер?

– Через несколько дней.

– Что ж, отлично. Россы достаточно верующие, чтобы этот… предмет начал свою работу.

Магистр довольно улыбнулся.

Скоро, уже очень скоро.

Согласитесь, завоеватели – это сложно неприятно, их ненавидят, с ними стараются бороться – к чему? Намного проще выступить в роли спасителей, помощников, друзей и вообще протянутой в трудную годину руки. А отчего наступили эти трудные времена?

Бывает.

На все воля Божия.

Тут главное – не попадаться.

Магистр считал, что его план практически безупречен. И самое лучшее в его планах то, что они многослойные.

Не сработает один план – он второй задействует, со вторым не получится, так третий на подходе. Ну а если уж все три плана не сработают, хоть и готовили их долгое время, и разрабатывали величайшие умы своего века (к этим умам магистр скромно относил и себя, любимого), значит… значит, Бог и правда на стороне Россы.

И придется… оставить ее в покое?

Вот еще чушь вы говорите!

Какое – оставить, с такими-то богатствами? ЕГО богатствами, которые просто по недомыслию властителей Россы не принадлежат Ордену. А должны!

Даже обязаны!

Нет-нет, никаких «в покое» и рядом быть не может, и близко не должно! Если планы не сработают, магистр просто прикажет разработать новые. Четвертый, пятый, шестой – и так будет, пока не падет Росса.

Или Орден.

Но о последнем варианте магистр старался не думать. Это уж вовсе нереально.

Для того надо бы узнать о них, надобно прийти на чужую землю с войной… за все время своего существования россы старались не вторгаться ни к кому. Мирно решить – могут, а воевать не любят они, хоть и умеют.

Нет, не пойдут они на уничтожение Ордена. И не узнают ничего.

Не должны.

И Эваринол Родаль ласково погладил кончиками пальцев прозрачное стекло. Стекло, за которым таились его надежды на богатство, власть, процветание…

Смерть?

А это далеко не самое страшное, что может случиться с человеком. И магистр ее не боялся. Смерть – это миг. А вот увидеть падение своего детища… вот это было его истинным страхом. Так что…

Ах, как же хороша эта рака. И жаль, что нельзя полюбоваться всласть на ее содержимое.

Но – не стоит рисковать понапрасну. Вряд ли кто-то другой так успешно воплотит планы магистра в жизнь, как сам Родаль. Ему нельзя умирать.

Он нужен Ордену и миру!

* * *

– Мишенька, миленький…

Аксинья у него на шее висла, ровно камень какой, тяжелый, неподъемный, да и ненадобный настолько, что Михайла аж зубами скрипнул.

– Ксюшенька… радость моя!

– Мишенька, мы и не видимся, почитай, совсем! Не могу я без тебя, с ума схожу!

Ижорский чуть не ляпнул, что там ума особо-то и не было! Откуда ему взяться? Смешно даже!

Промолчал, зубы так стиснул, что едва не покрошились до десен.

– Мишенька, днем я при Усте неотлучно, сестре я постоянно надобна, а на ночь в своей каморке.

Называть вполне уютную горницу каморкой не стоило, но Аксинье все, что не царские покои, бедным казалось.

– Не придешь ко мне? Посидим, поговорим… – В голосе Аксиньи прорезались завлекающие нотки.

Михайла хотел было отказаться, а потом подумал: Устя рядом будет. Может, и увидеть ее удастся? Так-то к царевичевым невестам и не подпускали никого!

– Приду, Ксюшенька.

Аксинья расцвела.

И невдомек ей было, что Михайла все это ради Устиньи делает. Ради того, чтобы пусть не увидеть ее, но хоть рядом побыть, знать, что за стенкой она, можно руку протянуть, дверь толкнуть, войти…

Нельзя!

Ничего, подождет Михайла сколь надобно. А Устю свою никому не отдаст!

У Аксиньи он сидел, а сам прислушивался. Но из-за стены ни звука не донеслось, ни шороха. И невдомек парню было, что Устя сидит на лавке и Бориса ждет. Ждет, а потом забывается тяжелым дурнотным сном. И просыпается, и снова погружается в дремоту, и опять вскидывается…

Марина?

Ой, не только она тут ведьмачит!

Неладно в палатах, еще как неладно! Для такого шесть ведьм одновременно колдовать должны, не одна Марина. Рано, ой как рано успокаиваться…

* * *

И в то же время неподалеку, в палатах царских, ворожба творилась.

Сидела ведьма над жаровней маленькой, травы туда сыпала, бормотала не пойми что, потом волосы в огонь полетели, темные, прямые – позеленело пламя, потом алым стало – и наново рыжим, обыкновенным.

Ведьма с досады зашипела, в огонь плюнула.

Не получалось у нее наново аркан набросить, хотелось, да не получалось.

И волосы Бориса результатов не дали.

Знала она о таком: ритуал проводился и все отторгнутые ранее части тела бесполезны становились, что читай над ними заговоры, что не читай – не получится у тебя ничего.

Кого ж Борька нашел себе – и где?! Когда и успел только, негодяй?!

И аркан с него сняли, и приворот, и наново накинуть его не выходит, и ночует он в храме, а туда ведьме не пробиться, нет у нее такой силы… делать-то что?!

А получается, что делать она ничего и не может, перекрыли ей дорожки. Не все, да для других куда как больше времени требуется.

Знает ли о ней Борис? Может, и догадывается о чем, а может, просто бережется или ждет чего.

Простые способы быстрые да легкие, а сложные много времени требуют, тщательной подготовки… Есть ли это время у ведьмы? Али Борька еще чего удумал?

Не знала ответа ведьма.

Понятно, что не смирится она с поражением, что дальше пробовать будет, что добьется она своего… когда?!

Очень мало у нее времени.

* * *

Поутру Устя у себя сидела, как раз шарф доплетала кружевной. Может, царице подарит, а может, и не подарит. Хоть бы оно и положено, и правильно было бы, а не хотелось. Казалось ей, что слишком много тепла вложено в эту вещь. А царице Любаве не тепло надобно, ей власть дорога пуще жизни.

Аксинья рядом сидела, трещала ровно сорока:

– … рунайку, говорят, увозить будут скоро… государь ей даже монастырь выбрал…

Устя кивала, но сама ничего не говорила, за Бориса переживала, понимала она, что не просто так все будет.

Развод для царя дело серьезное, государственное, тут много формальностей соблюсти надо, и все чисто быть должно. Лекари уже заключение дали о том, что царица припадками страдает, и о ее возможном бесплодии тоже.

Боярская дума собиралась уж.

Поругались, конечно, как без того? Потом еще раз собрались – и приговорили, что надобно рунайку в монастырь! А государю – жениться наново, и как можно скорее!

Борис с боярами согласился и пообещал, когда его сейчас разведут без помех, он до конца года женится. Да не на ком-то, а на боярышне.

Найдет себе невесту из тех, что сейчас в столице, не объявлять же еще раз отбор? Это и неприлично как-то даже, второй раз за год государство баламутить.

Бояре подумали, о своих доченьках вспомнили – и тут же приговорили, что разводу быть! Даже боярин Ижорский с незамужней дочкой и то согласился! Хотя уж его-то страшилище на отбор и не брали никогда! Где это видано – не баба, а доска, на такой небось все ребра отобьешь! Приличная баба – она ж должна быть кругленькая, мягонькая! А эта что?

Страшилище тощее! Тьфу!^[78]

Борис порадовался, и теперь очередь за патриархом была и за самой Мариной, конечно.

Так-то, будь она боярышней росской, и дел бы не было, но она – княжна рунайская. Чтобы ее княжество в состав Россы вошло, условия соблюсти какие-то требуется.

Устя точно не знала, но, наверное, Борису тяжело приходилось, потому и не виделись они, потому и не находилось у него время дляУстиньи. И не надобно покамест, главное, что ведьму от него убрали, что жив он, что рядом – что еще надобно для счастья?!

А Аксинья… ей бы сплетни собирать, она и довольна будет.

В дверь постучали.

На пороге Танька стояла, вот как есть, тощая и с подносом в руках. И в глазенках темных злорадство затаенное.

– Отведай, боярышня, с поварни принести приказали всем невестам царевича.

А на подносе пироги пышные и пахнут так…

Помнила Устя пироги эти, ой как помнила!

Поднос взяла, Таньку кивком поблагодарила.

– Ася, дверь закрой!

Аксинья дверь закрыла и к пирогу потянулась. Устя на нее смотрела спокойно, но сама куска с блюда не брала.

– А ты что ж? Устя?

– Не хочется мне, Асенька, не голодна я что-то…

– Ну, как знаешь.

Аксинья три пирога съесть успела, прежде чем в сон ее заклонило. Девушка на лавку присела, зевнула.

– Пойду я, Устя?

– Да ложись здесь. Небось недоспала ночью, о любви мечтала, – усмехнулась старшая сестра.

Аксинья еще раз зевнула.

Сонное зелье действовать начало, разговаривать – и то трудно было. Устя видела, как Аксинья ноги поджала, легла – и засопела тихонько.

Боярышня ее на лавку уложила поудобнее, одеялом укрыла малым не с головой, только косу выпростала, свечу погасила, сама в тень отступила, изготовилась.

Не для хорошего ее сонным зельем опоили в новой жизни, это уж точно! А для чего?

И часа не прошло – скрипнула дверь. Снова крысиная мордочка показалась Танькина, и снова Устя свою неумелость прокляла!

Будь она волхвой, знай она побольше, она бы сейчас так сделала, чтобы эта дрянь ей рассказала все! А она только ждать да наблюдать может!

Убить-то Таньку можно, да что от ее поганого трупа пользы? Знаний с того не прибудет, а шума будет много, а то и беды тоже. Проще подождать да посмотреть, что к чему!

А смотреть долго не пришлось.

Устя с Аксиньей похожи, рядом их различить можно, а вот так, в полумраке под одеялом, что ты поймешь? Коса рыжая, комната боярышни, одежда богатая. А что боярышень Заболоцких две – не думает о таком подхалимка гадкая. И мысли не допускает, что пироги Аксинья съела, сама бы Танька в жизни не поделилась, вот других по себе и меряет!

А делать что будет гнусная гадина?

Вот над Аксиньей наклонилась, ножницы в руке сверкнули.

Устя напряглась, мало ли что задумала царицына подлиза. Но – нет, не произошло ничего опасного. У Аксиньи только локон срезали, по сторонам огляделись – и прочь из комнаты!

Устя за ней не пошла.

Нет, не боялась она, что сестре вред причинят. Скорее, к Фёдору ее приворожить попробуют или отворожить от нее Фёдора. Такое вреда не принесет. Более того, когда локон от одной боярышни, а имя другое заговаривают – и от приворота пользы не будет, не сработает он. Разве что самую чуточку.

Покушения на себя Устинья не боялась ничуточки, в тот раз ее не убили и в этот не должны.

Или?..

Ведь погибла же глупая Верка?

Было такое. Но с Веркой Устя не о том думала, а сейчас… сейчас есть у нее время.

Устя к сундуку своему подошла, достала из него нож. Остальное есть все.

Огонь живой горит, чаша с водой найдется, пару капель крови она от Аксиньи получит, того и довольно, ей больше ничего и не надобно. Вот бы зелье сонное крепким оказалось! Хотя Усте много времени и не надо.

Недаром она у бабушки узнавала, что делать надобно, и у Добряны спрашивала.

Сильно ее смерть Верки задела, очень сильно. А ведь вот так и ее достали бы, и любого из родных ее, и детей, и… и Бориса. Устя хотела защитить себя и своих близких, и могла это сделать. Хватило б силы!

Сейчас она ритуал на Аксинью сделает, а потом, когда хватит силенок, и на себя повторит. Пусть потом плачутся злодеи… сами и виноваты будут!

* * *

Если бы кто видел, что творит Устинья… ведьмой бы ее тут же обозвали, и заслуженно.

Поди отличи ведьму от волхвы, сейчас-то, когда Устя ворожила, лицо ее казалось страшноватым даже.

Куда-то ушла юношеская свежесть, запали глаза, ввалились щеки, казалось, что Усте не семнадцать, а семьдесят. А может, и поболее, страшненько она выглядела, недобро, да и мало доброты в волшбе защитной, справедливость есть, зеркальная, но не благодать.

Боярышня первым делом вырвала у Аксиньи длинный рыжий волос. Сестрица родимая даже не шевельнулась во сне, и Устя аккуратно кольнула ее в палец, потревожила немного, да через минуту перевернулась Аксинья на другой бок и спать принялась дальше.

Выступила капелька крови, в которой Устя волосок и вымочила.

И заговорила тихо, медленно, раздельно, в каждое слово силу свою вкладывая.

Матушка Жива, силой твоей взываю, тебя о помощи прощу, милости твоей ищу.

На чадо Божие, Аксинью, Алексея дочь, враг мученический венец одеть пожелал, зла ей хочет, извести прочит.

Чадо твое защищаю, от порчи закрываю.

Пальцы Устиньи принялись завязывать узлы на длинном волосе.

Как первый узел вяжу, так уши ее защищены будут, не подберется к ним вражье слово худое. Второй узел – для глаз ее, да не сомкнутся веки ее, третий узел для рта, да не оборвется голос ее, четвертый узел для носа, да не заткнут его, пятый узел для ног, да не подкосятся они, шестой узел для рук, да не дрогнут они, седьмой узел для членов ее, да будут они крепки и послушны, восьмой узел для тела ее, да подчинится оно разуму, девятый узел для разума, да не помутится он от зла и чужой ненависти!

Девять узелков заняли свое место на волосе. Устя поднесла его к огню в плошке с углями.

Как волос горит, так и проклятье сгорит, так и произнесший его гореть будет адским пламенем, покоя не знать, душой не отдыхать, места спокойного не ведать, жизни не радоваться.

Волос горел и противно вонял паленым, Устя не обращала на это внимания, продолжая сжигать его. Потом собрала частичку пепла и опустила руку в чашу с водой.

Как вода пепел унесет, так и порча от Аксиньи уйдет, ее не найдет, обратно вернется, колдуну улыбнется. И не уйдет никуда он от зла своего, не попустит его, не будет ему спасения и исцеления. А будь слово мое крепко, и ныне, и присно, и во веки веков. Скрепи его, Жива-Матушка!

И ярко-ярко взметывается огонь в плошке.

Богиня услышала.

Богиня скрепила Устины слова.

Девушка посидела несколько минут, устало опустив голову на руки, а потом выдернула волос и у себя. Поморщилась от боли, но куда ей сейчас?

Не ко времени себя жалеть, могли ведь и ее волосы получить или еще чего похуже придумать!

Защититься надобно самой, а там она и Борю защитит.

И Устя наново принялась вязать узелки, пришептывая наговор, и ощущая, как утекают силы.

Хоть и одарена она Живой, а все ж лучше не рисковать: повелось так, супротив клинка не талант свой выставляют – щит крепкий. Вот Устя его и выставила, и выстроила.

Пусть попробуют порчу навести! Чай, не обрадуются!

А остальное…

Приворот?

От приворота ее ворожба не защитит, не убережет. Но Устю приворожить не выйдет, любит она безумно. А Аксинью – тут бабушка надвое сказала. Потом подумала и переговорила.

Когда она Ижорского любит, ее тоже приворожить не получится. А когда не любит… пусть ее лучше к Фёдору приворожат, чем к Михайле! Все полезнее будет!

* * *

Танька в покои зашла смело, не стучась.

Палаты царские велики, есть в них множество мест, о которых люди и не знают. Там горница пустая, здесь кладовочка не закрыта, потому как кроме старого хлама ничего в ней нет.

А то и кто из своих замок попортит. Мало ли какая у кого надобность? И с девушкой встретиться, и словечком перемолвиться, и схоронить чего…

Танька о таком завсегда знала. Понимала она, что не красавица, ну так что ж? Зато она умница! И просчитает все правильно, и сделает, и приданое у нее уж хорошее есть, конечно, бояре или бояричи ее замуж не позовут, а вот кое-кто из стрельцов и засматривается. И плевать, что перестарок, уж двадцать три года ей! С хорошим-то приданым она в любом возрасте люба будет. А еще она из палат уходить не собирается. К чему ей оттуда уходить, где она на своем месте и свою выгоду малую имеет?

Так что и потом мужу она принесет пользу великую.

Но мужа покамест нет, а вот заветная кубышечка есть. Сегодня Танечка ее и пополнит еще, серебром полновесным.

Открыла дверь, внутрь скользнула.

– Вот, боярин, возьми платок, принесла я, что ты сказал.

– Волос Устиньи Алексеевны?

– Как есть! Видишь сам – рыжий, длинный, у нее сама вырвала.

– За косу, что ль, боярышню таскала?

– Нет. Зелья сонного ей чуток сыпанула, а потом и пришла. У нее не то что волосы выдрать – обрить можно было налысо.

– Понятно. – Боярин Раенский волос принял бережно, в карман сунул. – Что ж, хорошую ты мне службу сослужила.

Танька кивнула, руку за вознаграждением протянула.

Боярин левой рукой из кармана мешочек с серебром достал, ближе подошел…

Почему так под сердцем стало холодно?

Танька не знала.

Просто кольнуло что-то… и руки стали весить неподъемно, и глаза закрывались… не больно, просто холодно, холодно…

Боярин Раенский сунул серебро в карман, пнул ногой труп.

Так-то.

Когда б эта дура доступ в покои боярышни имела, дело другое. Боярышня б ей доверяла, чего уж проще – волосок принести али платок какой? Ан нет!

Не верит ей боярышня, и близко к себе не подпускает, и волосы свои все сжигает, и сестра при ней… Как начнут разбираться, почему уснула боярышня, там и Таньку припомнят. А как припомнят ее, так она и боярина выдаст.

А к чему ему обвинение в колдовстве?

Вовсе и ни к чему даже…

Вот и пришлось умереть идиотке, туда ей и дорога.

Боярин выдернул из трупа кинжал, теперь уж можно, кровь осела, не забрызгает, вытер его об одежду убитой – и вышел из кладовки. Дверь за собой запер наглухо.

До вечера подождет он, а потом придет да через потайной ход труп и вытащит, и в Ладогу скинет. Пусть ее там раки сожрут начисто, дрянь бестолковую. И не жалко даже, чего их, продажных шкур, жалеть-то? Правильно, нечего.

Другой эпитафии Танька не удостоилась.

(обратно)

Глава 7

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Что-то дальше будет?

Чего мне ждать?

Порча? От порчи мы сбереглись, и Аксинья, и сама я. Не попортят нас, не сглазят. Не навсегда ритуал этот работает, ну уж сколько есть. На мужчину он на год накладывается, на бабу – от крови месячной до крови, но мне покамест и не надобно более. А чего еще ждать надобно?

Кому Танька мои волосы понесла? Кому отдать хотела?

Знать бы – кто, узнаю и для чего.

В тот раз на отборе… Ох-х-х!

Дура я!

И жива была – дура дурой, и померла – дурой осталась. Как же не вспомнила я! Идиотка!

А ведь в тот раз на отборе был… несчастный случай. С боярышней Утятьевой!

В тот раз она мне соперницей была, и серьезной. Фёдор колебался, я надеялась, он ее выберет, а потом… потом, надо полагать, кто-то вроде Таньки взял волосы Анфисы Утятьевой. И буквально за несколько дней боярышня опухла, прыщами покрылась… как Верка?

Практически! Только Верка померла, а боярышня жива осталась, просто страшной стала, как вся моя жизнь замужняя. Потом шкурка слезла, конечно, прошли у нее прыщи, только почему-то меня она во всем виноватила.

Порчу – тогда и сейчас – один и тот же человек делал?

А ведь и такое могло быть.

В тот раз я устраивала всех больше Утятьевой, потому что была… никакой?

В этот раз я никого не устраиваю. Кроме Фёдора, который так и шляется, ровно шальной, так и ведет по мне глазами… уже другие боярышни заметили, ядом брызжут, что гадюки весенние.

Или есть еще какие-то причины?

В тот раз моя кровь спала́, в этот раз она проснулась.

Может колдовка это отличить?

Да, может. И отличить, и почуять – в обе стороны такое работает. Но я прятаться стараюсь, разве кто ко мне специально приглядывался… Царица? Могла она?! Или нет?!

Получается, тогда неугодна была Утятьева, сейчас я неугодна.

А кстати?

Какая родня у Анфисы Утятьевой? Есть ли кто-то… такой, как прабабушка моя? Есть ли у нее в крови сила?

Как узнать? Не боярышню ж спрашивать? И к Добряне не сбежишь, и Аксинье такое не доверишь. Грамотку написать?

А как прочтет кто чужой?

Из дворца выбраться?

А ведь… могу я!

Поговорю с Борисом, пусть поможет! И… мог кто-то быть у Утятьевой! Ежели в ком-то сила взыграла… не просто ж так ее прапрадед, или кто там, боярином стал? Сколько народу в палатах, а тут вдруг – пожалуй, боярин утиный?

Больше утки на предлог похожи, и фамилия эта, как со зла данная, и история смешная… могло быть?

Ой, как могло.

Спрошу у Бориса.

А остальные боярышни?

И с ними узнать бы, что и как. Ох, знать бы, где падать, я бы все родословные наизусть выучила! В черной жизни моей неинтересно мне было, не надобно, так сейчас чего жалеть? Обязательно спрошу у государя… Когда же Боренька придет?

Боря, солнышко мое, жизнь моя, дыхание мое…

Приходи, родной мой, я тебя очень жду!

* * *

Боярышня Вивея Мышкина в зеркало смотрела, косу плела.

Мысли у нее печальные были, тяжелые, как и пряди каштановые, между пальцами скользящие. Каштановые, не рыжие!

Не как у этой выскочки, Заболоцкой.

А ведь Вивея красивее. Всем она лучше Устиньи Заболоцкой, всем. А царевич на нее и не смотрит, хотя похожи они, спору нет.

И волосы у Вивеи гуще и ярче, и глаза у нее голубые, а не серые, и фигура у нее куда как краше – Устинья та рядом с Вивеей что курица общипанная!

Да вот беда, царевич на Заболоцкую смотрит, глаз не сводит.

Не так чтобы умна была Вивея, но какие-то вещи сразу видела, да и чего тут замечать? Любовь чужую? Так она всем видна, кроме того, кого любят, часто так бывает.

И что Устинья Заболоцкая на Фёдора равнодушно смотрит, она видела. Явно же у Заболоцкой кто-то другой на сердце, знать бы – кто, уж Вивея бы развернулась. Да как тут разузнаешь?

И что Фёдор в нее влюблен без меры и без памяти. И что подручный его, Михайла, на Устинью взгляды жаркие кидает, а той на парня и взглянуть лишний раз противно – видно. А вот сестра Устиньи в Михайлу этого по уши влюблена.

Видно же!

А еще видно и другое.

Ежели Устинья по душе царевичу, да не матери его, не Раенским, то надобно искать и ту, кто им по душе. И Вивея легко ее нашла.

Боярышня Утятьева.

Подумала она немного, выбор одобрила.

Сама Вивея Фоминична, боярышня Мышкина, хоть и древнего рода (предок ее еще на Ладогу с государем Соколом пришел), хоть и красива она, а только и на солнце пятна есть. Отец у нее…

Случается такое, что мужчина мимо юбки бабьей пройти не может. Когда б мать к этому спокойнее относилась, Вивея б и не задумывалась. Да вот как жизнь пошутила ехидно. Муж – кобель редкостный, а жена – ревнивая зараза, коя волос на шубе у мужа увидит – и уже визг поднимает на весь город.

Вот и потешается Ладога уж какой год.

Фома Мышкин бабник самозабвенный, гуляка, кутила, жену он плетью научить не может попросту, даже руку на нее поднять не может. Вот и гремят скандалы, вот и развлекаются люди. Соседи уж и внимание на визг обращать перестали.

Вот и получается неладное. Вроде бы и хороша семья Мышкиных, а только кто с ними породниться пожелает? Хоть и пригласили Вивею на отбор, да все понимают – она тут только для виду, за красоту ее выбрали, а родниться с ней надобно ли кому?

А когда б ее Фёдор выбрал?

Вивея над тем всерьез задумывалась.

Что ей помочь может? Если красавиц вспомнить, она одна с боярышней Устиньей схожа, других тут таких нет. Боярышня Васильева вроде как тоже рыженькая, но совсем другого типа. Когда их троих рядом поставишь, в темноте Вивею с Устиньей спутать можно, а вот Васильева и ниже на голову, и объемнее в два раза. И лицо у нее другое совсем, круглое, широкое даже.

Нет, не соперница она ни Вивее, ни Устинье.

А вот с ней, с Вивеей, царевич и говорил пару раз, да и смотрел с интересом.

Похожа она на Устинью.

Вот когда б исчезла Заболоцкая, был бы у Вивеи шанс? Пожалуй, что и был бы.

Только хорошо все продумать надобно. Понятно, из окна скидывать боярышню Заболоцкую али пояском душить – придумка глупая, да и уметь такое надобно. А вот когда яд какой… или порча?

Ох, даже думать о том грех великий, ну так, поди, жизнь длинная, успеет она свой грех отмолить!

Порча? Страшновато, да и поди ведьму еще найди. На дороге такое не валяется, а расспрашивать начнешь, потом горя не оберешься. А вот с ядом куда как проще. Его и у аптекаря купить можно. Не самой, конечно.

Ну да… те же белила свинцовые – яд, когда проглотишь их достаточно. Да и кое-что другое… белладонну Вивея в глаза давненько уж закапывает. Они потом блестящие, яркие, и взгляд такой, томный, зовущий, правда, видеть хуже начинаешь, потому не для каждого такое делать будешь, ну так царевич и не каждый встречный-поперечный.

А вот ежели ту же красавку в еду или питье добавить – долго смерти ждать и не придется. Так что…

Вивея пузырек темного стекла достала, встряхнула задумчиво. Там еще много было, не на одну – на шесть боярышень хватило бы с избытком.

Попробовать?

Коли случай представится?

Обязательно она попробует^[79].

* * *

Эваринол Родаль редко кого встречал сам. К чему?

И встретят, и приветят, и проведут.

А уж чтобы выезжать к кому-то?

Давненько такого не бывало. Но прилетел голубь – и магистр быстро собрался. Это напоказ он жаловался на все болезни сразу, хватался то за голову, то за поясницу, страдал и пошатывался. А так-то…

Ой, не для красоты у него нож был с собой всегда, да не один, а целых четыре. Два на предплечьях, два на щиколотках, а ежели вовсе честно, то и еще один, в ножнах на бедре. Мало ли как дело повернется.

И пользовался ими магистр виртуозно. Умел, любил, тренировался регулярно, просто не считал нужным никому о том сообщать.

К чему?

Друзья… нет у него друзей. Последователи есть, подчиненные есть – так им точно говорить не надобно, лучше его защищать станут. А врагам о таком и тем более не надобно знать, пусть недооценивают магистра, калекой его считают.

А уж о потайных ходах – и тем более умолчим. Для всех магистр погружен в трехдневное молитвенное бдение. Такое у него случается, молится он за этот несовершенный мир, вот и нечего его беспокоить. А то не домолится – и миру ка-ак поплохеет…

Доверенный слуга в курсе, а остальным и ни к чему другое знать.

Собрался магистр быстро, вышел потайным ходом, взял коня – и поехал по делам, в сопровождении небольшой свиты. Только они не знали, кого сопровождают.

Монах и монах, в капюшоне, на лицо опущенном. Никто с ним и не заговаривал даже. К чему?

Излишнее любопытство в Ордене не приветствуется, каждый знает ровно столько, сколько ему надобно.

Вот и ехал магистр спокойно, аккурат до небольшой таверны, в которой и занял комнатку на втором этаже. И ждать принялся.

Час, два…

Почти половину суток пришлось прождать, пока не прибыл человек, ради встречи с которым и затевалось все. Постучался, вошел в комнату, позволения не дожидаясь, капюшон откинул.

– Магистр?

– Добро пожаловать, мейр Истерман, – почти дружелюбно улыбнулся Эваринол.

Получилось плохо, да что уж теперь? Отвык магистр от дружелюбных улыбок. А Руди то и ни к чему, у него без улыбок есть о чем поговорить.

– Рад видеть вас, магистр. Скажите, то, о чем вы упоминали, готово?!

Эваринол опустил веки.

– Готово. И будет продано россам в нужный момент, чтобы никто не связал Орден и… результат.

– Благодарю. – Руди нервно провел рукой по волосам. – Магистр, в Россе начинается что-то нехорошее.

– Нехорошее?

– Я знаю, Орден планировал ставить на Фёдора. Но он… нестабилен.

– Нестабилен? Как это проявляется?

Руди принялся описывать случаи, которым он был свидетелем. С той же невезучей Эльзой, с припадками, с казнями, потом упомянул про боярышню Заболоцкую.

Эваринол медленно кивнул.

– Это неудивительно, мейр Истерман. Такое случалось, я был тому свидетелем. Частым свидетелем.

– Это можно как-то… исправить?

– Исправить не получится, можно только временно уравновесить.

– Уравновесить?

– Фёдор сам тянется к человеку, который может его… подпитывать. Как эта девица с жутким именем Ус-ти-на. Я правильно понимаю, у нее достаточно сильная кровь?

– Я не знаю, она это была или нет, возможно, ее родственница. Но однажды женщина, похожая на боярышню, спасла Фёдору жизнь.

– Как это было?

Услышав о смертельной ране, магистр пожевал губами. Задумался.

– Мейр Истерман, для меня не новость, что в Россе есть люди, обладающие силой. Насколько это… в их власти? В их обычае? Вот так, в грязном переулке, раскрываться для помощи первому попавшемуся человеку?

Руди задумался.

– Я разговаривал со многими и скажу так – это возможно. Бывали случаи чудесного исцеления, более того, волхвы могут целить проказу, могут спасти от смертельных ран. Могут, ежели сами захотят. Заставить их нельзя. Любой волхв это… это страшно, магистр.

Родаль недовольно нахмурился:

– Ты говорил, их можно одолеть, мейр.

– Можно, магистр. Когда волхв измотан, ранен, когда уничтожено его место силы или он попросту отрезан от него… я не скажу, что это будет легко и быстро, но такое возможно. Уничтожить можно. Подчинить и сломать – нельзя.

Магистр подумал, что просто никто не пробовал до сей поры ни подчинять, ни ломать. Хотя бы потому, что не смогут держать волхва в повиновении. Другие не смогут, а он кого хочешь подомнет и подавит. Но… вслух этого не сказал. К чему?

В подвалах Ордена ломались и не такие, как волхвы. Вопрос в другом.

Как доставить волхва в эти подвалы?

А можно и переформулировать вопрос, и построить подвалы такие на земле Россы. И ломать волхвов, и будет у магистра когда-никогда свое воинство, силой обладающее. Ясно же, что это не от Бога, Бог такого не дает. Значит… или от дьявола, или какие-то способности природные. И такое ведь бывает, магистр знал. Вот в далекой стране заморской, говорят, люди по гвоздям ходят, всех уверяют, что нет в этом ничего такого странного, просто учились они и по гвоздям ходить, и тварей ядовитых укрощать. Значит, и в Россе что-то такое есть.

И оно будет поставлено на службу Ордену.

– Хорошо, мейр Истерман. Оставим покамест волхвов. Проследи, чтобы Фёдор женился на этой девице или на ком-то той же крови. Это важно. Если он настолько нестабилен, то или произошла привязка, или ему нужна эта девка для подпитки.

– Он ее не убьет?

– Ни ее, ни других той же крови он пальцем не тронет. Это важно.

– А сможет он иметь от нее потомство?

– Не буду врать – не отвечу. Это зависит от силы самой девки, от ритуалов, на которые они согласятся. Добровольно, заметь, согласятся, понимая, на что идут и что получить хотят взамен. С закрытыми глазами такое не проводят, человек должен понимать, что делает и зачем.

Руди кивнул:

– Хорошо, магистр. Итак, первое – рака. Второе?

– Корабли с моими людьми придут осенью. К этому времени ты уже вернешься в Россу. Подготовь список мест… силы волхвов. Хорошо бы еще знать о самих волхвах, но я понимаю, это сложно.

– Вот он. – Руди достал и протянул магистру свиток. – Я знал, что понадобится. Составлял.

Магистр принял свиток, медленно кивнул.

– Твое старание не останется без награды, мейр Истерман, и твои желания мне известны. Они не изменились?

Руди качнул головой:

– Нет, магистр.

– Тогда я еще раз подтверждаю свои обещания. Если получится с ракой – отлично, мы начнем, благо защита у тебя есть. Если нет… корабли придут.

– А если и у кораблей не получится?

– Тогда наступит время еще одного плана. Но пока он еще не доработан.

Рудольфус не слишком поверил магистру, но кивнул. Есть вещи, о которых лучше не знать. Целее будешь.

Планы магистра Родаля относятся именно к таким вещам. Руди лучше потерпит в неведении, все равно, когда настанет пора действовать, его известят.

Он получит свою награду, а Росса получит нового хозяина. Хорошего хозяина. И все будут довольны.

* * *

Приворот и отворот – это зрелищно?

Вовсе нет.

Как приворот делается?

Берется частичка тела человека, волосы там, ногти или еще чего, в пищу добавляется да заговаривается. Можно в воду добавить. Можно еще куда.

Условие одно.

Чтобы это самое, заговоренное, внутри нужного человека оказалось.

Сейчас заговаривали на царевича Фёдора и боярышню Утятьеву. Заговаривали, чтобы Фёдор ее полюбил.

Потому летели в бутыль с водой обрезки его ногтей – и пепел от сожженной пряди ее волос.

Ведьма наговаривала мерно, уверенно. Слова не путала, силу вкладывала даже с лихвой.

Риск это, как и любой приворот. Большой риск.

Ежели подумать, что такое приворот? Это не чувства, не любовь, не вызовешь ее такими-то делами, даже и рядом не пройдешь с ней. Это как кандалы и ошейник.

Одним концом цепь на привороженном, второй конец цепи у того, кто привораживает. И работает это в обе стороны, не бросишь цепь, не откажешься. Не порвешь, не рванешься с нее.

Можешь и рваться, и выть, и пытаться что-то со связью сделать… это как волка на цепь посадить, грызи ее, не грызи, хоть зубы долой и морда в кровь, не поддастся железо каленое.

Но – будет это полностью твой волк. Ручной.

О чем не рассказывают ведьмы и колдовки?

Как водится – о последствиях. Их дело сделано, а что с тобой потом будет? А какая им разница?

Да никакой!

А условия есть, и жесткие, жестокие даже.

Детей у вас или вообще не будет, или будут они больные, или проклятие ты на них получишь. Колена так до седьмого, очень даже запросто. Приворот – завсегда магия черная, а чем за помощь темных сил платят, знаете? Жизнью, здоровьем, а то и всем сразу.

Это с тебя плата.

С привороженного и того хлеще. Помрет он раньше времени, вот и все. Должен бы пятьдесят лет прожить – так десять проживет, оно и понятно. Поживи-ка на цепи да в ошейнике? Не нравится?

То-то и оно.

О таком не говорят обычно. А оно есть.

И еще одна оговорка, две даже.

Искренне влюбленного приворожить не получится. Никогда. Сам умрет, тебя убьет, приворот не получится, еще что случится – бесполезно это. Любящих… даже не влюбленных, а любящих не приворожить никогда. Истинные чувства пуще всякого заслона хранят, пусть не от стрелы, не от клинка, но от чужого колдовства оберегут и защитят.

Если же человек достаточно силен, сильнее тебя, то рано или поздно приворот он порвет в клочья мелкие. И тогда…

Тогда ничего хорошего ни для себя, ни для рода своего не жди. Все разнесет привороженный, все сделает, чтобы за твое зло своим отплатить. А это случается иногда, и цепи рвутся, и связь ломается. Редко ведь привораживают кого поплоше да поглупее, обычно целятся в тех, кто умен, красив, силен, богат…

А ежели скинет привороженный твою удавку, сам ли, с чьей-то помощью, так все тебе достанется. Он-то сухим из воды выйдет практически, а ты за все ответишь.

И об этом ведьмы тоже умалчивают. Им-то что?

Это не они свою душу отдают в заклад, они уже давно все отдали и продали. Это твой грех. Твоя вина. И ни на кого ее списать не получится.

Обо всем этом знали люди, в комнате находящиеся, но и выбора другого не видели.

Не устраивала их Устинья Алексеевна, никак она к их целям не подходила, вот и приходилось выкручиваться. И как люди умные… сами-то они не подставятся. А вот кого другого легко под проклятье подставить.

Что страшного в привороте?

Всего-то и надобно, что Фёдора к Утятьевой приворожить, сама она и привораживать будет. Женится он на Анфиске, поживет с ней лет пять, а потом приворот и разорвать можно, помочь несчастному царевичу.

Анфиска все последствия получит, а Фёдор свободен будет, еще раз жениться сможет. Еще и ребеночка авось получит. Докажет, что могут у него дети быть, не то что у Борьки.

А как и не выживет малыш… ну так что же?

Бог дал, Бог взял.

Коварно?

А Анфису никто и не заставляет соглашаться, сама она царевной стать желает, сама власти жаждет. Все сама. Сама и платить будет, кровью, а то и жизнью своей никчемушной.

Наконец вино готово было, ведьма еще раз бутыль встряхнула, закрыла да боярину Раенскому протянула.

– Вот так. Пусть угостит дурачка из своих рук, и ладно будет.

– Точно ли?

– Слово даю.

Боярин кивнул, поблагодарил и бутыль унес. Вот и ладно, сделано все. Теперь выждать надобно нужного момента, да и угостить Фёдора.

Помнил боярин о судьбе невезучей девушки. Помнил, сам же и хоронил. Но это ж другое?

Может, и Устинья эта сама Фёдора приворожила?

А может, и еще чего было, как теперь узнать?

Попробовать все средства надо, чтобы Феденьку на подходящей девушке женить. Может, и получится чего?

А ежели… ежели с Анфисой чего не того случится… судьба ее такая. Бывает же… сама она на то согласилась. Боярин Утятьев против будет?

А кто ему про то скажет?

Опять же… его дочь на черный ритуал согласилась, царевича приворожить решила! Да за такое…

Покаяние назначат! В ссылку отправят! И это еще если по-доброму, так-то и казнить могут. Так что… Анфису можно будет хоть с кашей съесть, не возразит боярин и словечком, побоится всего остального лишиться: не то что дочери, а власти, имущества, а то и чина боярского.

И не было у боярина Раенского ни жалости, ни сожалений. Разве что… быстрее бы! И чтоб не сорвалось!

* * *

Фёдор собирался к боярышням ровно на каторгу, в Михайлу щеткой кинул, не попал, правда.

– Прочь поди, дурак!

– Да чего ты, царевич? Красавицы же! Одна к одной, ровно яблочки наливные в лукошке золотом!

– Не нужны мне те яблочки, мне Устя надобна!

– Так и она там будет!

– Только к ней и не подойдешь за дурехами этими: налетят, защебечут, только их глупости и слышно!

– Ум-то бабе и без надобности. Может, боярышня Устинья посмотрит, как они добычу делят, да и заревнует?

Вот тогда за щеткой и коробка с румянами полетела.

– Не ревнует она, понял?

Михайла понимал, чего тут не понять? И она не любит, и остальные. Царевич ты, вот и вцепились! Жаль, вслух такого не скажешь.

– Царевич, это просто перетерпеть надобно. Вот как лекарство горькое… Скоро уж ты на своей красоте женишься.

– Как же!

– К брату сходи, с ним поговори? Не откажет, чай?

Фёдор задумался.

А может, и правда – к Борису пойти, поплакаться? Должен ведь брат понять его?

Обязан, на то он и брат.

Как давно Фёдор с братом разговаривал или его понять пытался, помочь, поддержать?

А это вы к чему спрашиваете?

Он и не обязан, это ему все обязаны! По гроб жизни и за гробом!

* * *

Борис по коридору шел, когда навстречу ему боярышня попалась.

Как-то так неловко получилось… он шагнул, она шагнула – и вскрикнула тихо, на стену оперлась, и глаза такие умоляющие.

Борис даже не сразу и признал-то ее, мало ли тут девок ходит? Одна из тех, кто на отборе был.

Мария, Марина… Марфа? Да, кажется, Марфа. На Марину похожа внешне: черноволосая, синеглазая, статная, аж передернуло от сходства этого, противно стало. Неприятно.

А все ж мужчина должен мужчиной оставаться, потому Борис вперед шагнул, руку протянул, встать помогая.

– Ушиблась, красавица?

– Ой, государь! Кажется, ногу я подвернула. Сама и не дойду никуда… посижу я тут, на полу, подожду кого, чтобы помогли мне к лекарю добраться.

Тут бы Борису ее и бросить или стрельцу какому передать. Пусть ведет до горницы до ее.

Другое толкнуло.

А ежели кто их с Устиньей увидит ненароком? Пусть его с другой бабой еще увидят, тогда не Устю, а вот эту черноволосую подозревать будут в симпатии его. Да и ничего страшного, доведет он девку до комнаты, не переломится.

– Пойдем, красавица, провожу тебя. Ты ж одна из невест царевичевых? Марфа?

Расцвела так, ровно ей корону пообещали. Почти…

– Да, государь! Марфа я.

– Небось братец мой с такой-то красоты и глаз не сводит. Да, Марфа?

Девушка губки надула.

– Даже и не смотрит на меня Фёдор Иоаннович, не интересна ему я. Ему кроме боярышни Заболоцкой и не надобен никто.

– Заболоцкая… светленькая такая?

– Рыжая.

– Может быть. Я-то ее и не помню. Вот такую красоту, как ты, – поневоле запомнишь.

Марфа и вовсе солнышком рассиялась, защебетала. То одно, то другое, пока Борис ее вел, все, что могла, по шесть раз выболтала. И про Фёдора, и про грусть-тоску девичью, и про то, что молод для нее царевич, ей бы кого постарше…

Раньше полюбовался бы Борис, порадовался. А сейчас вот…

Противно ему стало. Ровно полыни горькой нажевался, во рту привкус такой – не сплюнешь, не отвернешься. Тошно, пакостно. И взгляды томные за версту видны, и грудь едва сарафан не рвет, и ножка так… подвернута выразительно.

Ах я бедненькая-несчастненькая, пожалейте-помогите.

Девица явно о его разрыве с супругой знает, попользоваться этим хочет. Но…

Не гнать же дуру со двора плетью?

Борис и семью ее вспомнил – дочь боярина Данилова. Михайлы Данилова. Рявкнуть на нее сейчас? Поругаться? Да не стоит оно того, чтобы Данилов потом обижался. Пойдет ведь звон по всей Россе, мол, девушка ножку подвернула, а царь-государь не разобрался. Любят у нас обиженных-то. Жалеть, сострадать им. Вас бы к таким обиженкам в одну горницу, мигом бы ко льву в клетку запросились.

Борис ими еще в юношеские годы сыт по горло был, это уж потом отвык. Все как-то поняли, что кроме царицы государь никого и в упор не видит, вот и расслабился он.

А сейчас-то Марины и нет.

Ох, сколько ж этой бабьей дряни изо всех щелей полезет! Подумать страшно!

И начнется сейчас кошмар, страшнее самого лютого сна. Охота на жениха называется.

Жениться надобно, государь…

Надобно, ага!

А на ком? Еще раз как влюбиться? Отбор объявить, красавиц посмотреть?

От этой мысли Бориса аж судорога пробрала. Морозцем по спине пробежало, сгинуло, да только не забылось. Чтобы еще одна Марина ему попалась под руки?

Он ведь первый раз женился по выгоде государственной, а второй раз, чего себе врать-то, по любви. Выгода смертью жены обернулась, любовь чуть его самого к смерти не привела. А третий раз как? Снова ведь получается – не для себя, для государства. Надобно будет жену подобрать здоровую, чтобы наследников родила… тьфу ты, ровно о корове думает.

Самому противно становится.

И Марфа эта, с глазами ее коровьими… Понятно, не виновата боярышня, что государь впервые это почувствовал. Не умом понял, а шкурой ощутил.

И никто не виноват, а просто – противно.

Чувствуешь себя то ли едоком привередливым, то ли поросенком на блюде. С яблоком во рту. Ага, Евиным яблочком, с той самой яблоньки, со змеей на шее заодно. А жениться придется.

И родня жены еще давить начнет.

Борис едва не взвыл от злости да ярости. А потом рукой махнул.

Как будет, так и будет, у него сегодня еще дела посерьезнее. Развернулся да и к себе пошел.

И ведать не ведал, что за ним наблюдали внимательно и выводы сделали. Хотя и не те, которые надобны.

* * *

Михайла сидел в трактире.

Не просто так себе этот трактир, он рядом с подворьем бояр Ижорских.

И стоит у его ноги кувшинчик с земляным маслом. Хороший такой кувшинчик, увесистый.

По размышлении здравому понял Михайла, что и одному ограбить Ижорских можно, только головой думать надобно. Когда просто пойдет он, в окно влезет… риск велик.

А как загорится подворье?

Не случится ли так, что побежит боярин кубышку свою доставать? Из огня выносить?

Михайла б побежал, вот и боярин поскачет. А там уж дело несложное, проследить да перехватить. Справится Михайла, чего там не справиться. А вот как пожар обеспечить? Кто другой не задумался бы, а Михайла знал. В ватаге он и с пиратом одним познакомился, тот по Ладоге ходил ранее, а потом, как корабль их потопили, сбежать умудрился. До леса добрался да к татям прибился. А что он умеет-то, когда пират? Только людей резать.

В ватаге пригодились его умения сполна, а Михайла еще и рассказов его наслушался. Знал, как поступить. Зима там не зима – пожару быть! На то ему земляное масло и надобно.

Дрянь такая, редкостная.

Вязкая, тягучая, горит даже на воде, туши не туши – только хуже будет. Растечется, руки обожжет, гореть долго будет, ее песком забрасывать надобно, да где уж тут песок взять? Зимой-то?

Ладно еще летом, там хоть кто-то пошевелится. А зимой кому, да к чему песок запасать? Разве что пару лопат, дорожки посыпать у дома.

Михайла прямо уверен был, сначала пожар будут снегом тушить, он как раз растечется, расползется, может, и еще куда перекинется… да это тоже не его дело. Царские палаты не сгорят, остальное его не волнует. Пусть хоть вся Ладога палом пойдет, у Михайлы своя забота.

Вот как стемнеет, так и пойдет он поджигать. Зима же, смеркается рано, хоть и на весну уже повернуло, а все одно – и ложатся люди рано, свечи берегут. Так что… часика два посидит – и ладно будет. Бог даст, к утру Михайла куда как побогаче станет.

И Михайла нежно коснулся под столом пузатенького глиняного бока кувшина.

* * *

В этот раз Бориса и ждать не пришлось: не успело стемнеть за окошком, скрипнула потайная дверца.

Устя кружево отодвинула в сторону, любимому поклонилась:

– Доброго вечера, Боря.

– И тебе здравствовать, Устёна. Прости, что не приходил, занят был.

Устя только рукой повела.

– Не обижаюсь я, что ты! И не думала даже! Что царица?

– У себя она. Я распорядился ей вещи собрать, в монастырь она поедет.

– А когда?

– Вот через пару дней и поедет. Еще погуляем по ходам тайным?

Устя кивнула:

– Погуляем, конечно. Боря, поговорить с тобой хочу серьезно. Скажи, что ты об Утятьевых знаешь?

– То же, что и все, может, чуть больше. Да кажется мне, тебя не это волнует, не имения, не налоги, не торговля их?

Устя скрывать не стала:

– Не это. Боря, во мне кровь волховская есть. А в Утятьевых? Ничего такого не замечено было?

Царь как стоял, так рот и открыл.

– Утятьевы? Нет, не замечал. А ты сама не почуешь?

– Когда б в Анфисе или ком из ее родных кровь проснулась – то дело другое, я бы почуяла. А пока кровь молчит, ничем она от обычного человека отличаться не будет. Может красивее быть, болезнь ее стороной обойдет, удачи чуточку больше будет – где ж такое увидеть?

– Красота – да. Ну так у нас красивых баб хватает, чай, не Джерман какой, там-то ежели баба краше лошади, так сразу и ведьма. Везение? Не знаю.

– А давно ли за уток титулами да поместьями жаловали?

– За уток – не обязательно, да случай – он разный бывает. К примеру, государь к жене тогдашнего Утятьева похаживал. Али к дочери его? Может быть?

– Может. А все же я б проверила.

– А как?

– В рощу бы нам съездить, к Добряне. Она из Беркутовых, они всегда Живе служили, себя не жалея. Может, она чего и знает?

– Сегодня не получится. Постараюсь на днях это устроить, мы пешком не дойдем, кони нужны.

Устя подумала, что она как раз ножками и бежала, но… верхом всяко лучше. И быстрее.

Подождет она.

Опять же, она-то по осени шла, а сейчас, по снегу глубокому, да без дорог… нет, не обернуться за несколько часов, тут и мечтать не стоит.

– А с государыней Мариной поговорить можно? Боря?

– О чем, Устёна?

– О важном спросить хочу, государь.

– Устя!

– Прости, а только и правда – поговорить мне с ней надобно. До того, как отошлешь ты ее.

– Хорошо, хочешь поговорить – пойдем, провожу я тебя. Но я с тобой пойду.

– Не будет она при тебе откровенна. Уж прости, а только и сил, и времени больше потребуется, чтобы разговорить ее, к чему нам их зря тратить?

– Тогда просто послушаю.

– Через глазок потаенный? Хорошо, Боря. Мне от тебя таить нечего, а вот ей… только не вмешивайся, даже когда что-то страшное или странное услышишь. Не вмешивайся, умоляю!

– Хорошо, Устёна. Хочешь – прямо сейчас пойдем?

– Хочу, Боря. Нет, не хочу, а надобно.

* * *

Платон Раенский к Любаве нередко захаживал, никто и не удивился. Родня, чай.

Вот и сейчас пришел, поклонился по-родственному, шубу расстегнул. Царица уже в постели лежала, на локте приподнялась, удивилась:

– Платоша? Случилось чего?

– Поделиться хотел, Любавушка. А там, может, ты чего придумаешь, может, чего подскажешь.

– Чем поделиться?

Любава дождалась, пока дверь закроется, а Платон рядом с ней на кровать присядет. Так-то их не подслушают.

– Кажись, нашел я, ради кого царь с женой разводиться вздумал.

– И кто ж эта стерва?

– Марфа. Михайлы Данилова дочка.

Любава брови нахмурила, долго припоминать и не пришлось.

– Красивая. Черноволосая такая, верно?

– Верно. Она о государе всех подряд расспрашивает.

– Не о Феденьке?

– Нет, Любушка, именно о Борисе. А еще сам он ее на отбор предложил.

– Рисковал ведь, Феденька мог бы и ее выбрать?

– Ничем не рисковал. Феденьке хоть ты роту красавиц построй, ему никто, кроме Заболоцкой, не надобен.

Любава глазами зло сверкнула, но про Устинью говорить не стала. Не до того.

– И все это?

– А сегодня их вместе видели. Государь ее в покои проводил, а она хихикала дура дурой…

– Борису и не ум надобен, судя по Маринке. – Это уж было поклепом злобным, но Платон промолчал. – А ро2дить она ему может, и не одного. Гадина!

– И на Марину похожа.

Любава кивнула задумчиво.

– Я поговорю еще, но кажется мне, прав ты, братец. Положил Борька на нее глаз.

– Что делать будешь?

– Я?

– Со мной-то Петрушку не играй, – махнул рукой Платон. – Какая тебе помощь надобна, сестрица?

Любава задумчиво прядь волос перебрала тонкими пальцами. Уже скорее костлявыми… Неприятно выглядело, а отвернуться и нельзя, обидится.

– Не знаю покамест, Платоша, не складывается у меня правильно. Сколько смотрю, а все не так, не то… не знаю!

Платон шаг назад сделал. И то, сказал он все, что надобно, уходить пора.

– Понимаю, Любавушка. Не тороплю я тебя, сама знаешь. Как сложится, так и ладно будет.

– Иди, Платоша, подумать дай. А уж я сложить все постараюсь.

Платон Раенский кивнул, поклонился почтительно, да и прочь пошел.

То-то и оно.

Сделать – можно.

Хоть завтра помрет в корчах дурочка черноволосая, коя царицей стать возмечтала. Хоть послезавтра женится Фёдор.

Да вот беда – не та жена ему надобна.

А и Росса тоже… перехватить власть над ней можно, да вот удержать покамест не сможет ее Любава. Не пришла ей весточка от Руди.

Остается только ждать.

* * *

Михайла на подворье Ижорских своим хоть и не был, а псы все одно на него брехать не стали.

Знакомый.

Не составило труда ему на подворье пройти да вплотную кстене терема подойти с той стороны, где не было никого. Забор только.

А там…

Поплескать из кувшина на стену да огнивом чиркнуть – дело несложное. Минута – и пламя поползло, занялось, медленно, ровно нехотя, промороженные бревна гореть не хотели. Но земляное масло осечек не дает.

Занялось постепенно…

Закричали люди, побежал кто-то, забились, заржали кони на конюшне, залились лаем промахавшие все собаки…

Михайла за суетой наблюдал с насмешкой. Ему только ждать оставалось, совсем немного еще подождать.

Он и подождет, тут, рядом… кто там его в темноте ночной увидит? Да еще когда пожар рядом…

– Горим, православныи-и-и-и!!! – завизжал кто-то.

– Ратуйте!!!

– АИ-И-И-И-И-И-И-И!!!

Пожар разгорался все сильнее, шум и гам тоже нарастали, никем не замеченный Михайла скользнул в двери терема боярского. Понимал он, все сразу не прогорит, холопья да слуги тушить кинутся, а боярин…

А боярин о самом ценном как раз и позаботится. А Михайла ему и поможет. С радостью.

* * *

Кого не ждала увидеть царица Марина, так это боярышню Устинью. На локтях приподнялась на кровати, змеей зашипел:

– Ты-ы-ы-ы-ы!

– Я, Марина. – Устя ее более не титуловала царицей. Ни к чему. Поняла это рунайка, еще злее оскалилась:

– Пролезла, гадина? Под Борьку метишь?!

– Ты мне и так должна, дрянь. – Устя тоже церемониться не стала. – Сама знаешь, за кого.

– За братца твоего малахольного? Пусть спасибо скажет, что дочиста его не высосала!

– Я тебе сейчас спасибо скажу. – Устя руку подняла и к Марине развернула. – Так скажу, что тебя не в монастырь – на погост понесут. Думаешь, не справлюсь?

Устя знала: на ее ладони сейчас разворачивается зеленая веточка, шевелит листиками… Марина передернулась, под себя ноги подобрала.

– Волхва!

– Смотри-ка, узнала. А что ты хотела, на нашей-то территории?

– Вашей?! Недолго ей вашей-то быть осталось! Нас жрецы потеснили – и вас потеснят!

– Потеснили. – Устя прямо в глаза Марине поглядела. – Ответь прямо – ламия ты? Верно? От них ваш род пошел?

Марина так зашипела, что у Устиньи и сомнений не осталось.

– Догадалась?

Устя только плечами пожала.

Монастырская библиотека много чего хранит. И про женщин-ламий в том числе^[80].

Устя, когда о них читала, и не думала, что так-то бывает. Ан – вот? Живое, не вымершее…

– Говорят, ваши предки жили на склонах горы Парнас. Давно. Полулюди – полузмеи. Это уже неправда, так?

– Жили. Да, змеями не были. – Марина прищурилась. Убила б она ту волхву! Но… когда она сама все знает? Ведь просто для подтверждения спрашивает, это хорошо видно! А так Устинья уж все для себя решила.

– Но жизнь и кровь высасывали.

– И это было. Могли понемногу с человека брать, тогда надолго хватало, могли сразу выпить.

– Крови вам для этого не надо было.

– Нет, только первый раз – попробовать, привязать.

– Бориса не ты привязывала.

– Нет, не я.

– У ламий есть хозяин?

– Он не хозяин. Имя не назову, иначе смерть. А так… могу сказать, что он не хозяин. Это сотрудничество. И ему что-то, и мне…

– Что ему – вряд ли тебе ведомо. Власть… так или иначе. А вот что тебе, я догадываюсь… трон, корона… Только как ты хотела все получить, если ребенка нет? Даже и девка родилась бы, никогда б бояре не согласились на такое. Бунт полыхнул бы!

– Да.

– Тогда – как?!

Марина зубами заскрипела.

Устя руку ближе к ней протянула.

– Как ты думаешь, если я просто до тебя дотронусь? Я ведь сейчас очень хочу так поступить! Я проводница ЕЁ силы! Богиня через меня этого хочет… чтобы и следа тебя, погани, на земле росской не осталось!

– Не надо!

– И мне того хочется… Говори, гадина! Чтобы себе подобную зачать, вы людей до дна осушаете! Думаешь, не поняла я, к чему ты стрельцов набирала? Ты бы их до дна в нужный момент выпила!

– Догадливая.

– Читала я о вас, и рассказывали мне. А вот чтобы мальчишку родить, что ты сделать хотела? Вы ведь и такое можете! Я знаю! Говори!

– Узнать хочешь?

– Хочу.

– Не пожалей потом! Чтобы мальчишку родить, мы ищем! Вот такую, как ты! Одаренную!

– Только чтобы она пользоваться своей силой не умела, верно?

Марина оскалилась, глядя, как белеет соперница.

– Именно. Ищем, потом ждем, чтобы затяжелела она. И ритуал проводим. Цена жизни моего сына – смерть твоего ребенка в материнском чреве.

– И бесплодие. Мое, потом, верно?

– Если ритуал правильно пройдет. И твоя смерть – в конце. Через пару лет.

– А если неправильно пройдет?

– Тогда у меня девка будет. Но девку я и так получить могу, просто выпить побольше жизней – и зачать.

Устя кулачки сжала покрепче.

Не кинуться, не вцепиться, не взвыть раненой волчицей…

– Одаренные потом и не помнят о таком, верно?

– Там и не надобно многое. Или ты себе навоображала чего? Там два рисунка нужно сделать, на твоем животе и на моем, это на пять минут дел. Остальное все сила дополнит.

– Не только. Недоговариваешь.

– Не только. Силы много влить надобно, мне бы снова все эти мужики понадобились…

– А может так быть, что ничего не получится?

– Может. Хочешь, скажу, что для этого надобно?

– Что?

– Чтобы не я, а ты своего ребенка убила. Так его возненавидела, что нерожденному смерти пожелала. Убила б своего, а умер – мой! Ваша-то сила от нашей недалеко ушла, тот же клинок, то же копье…

Устя лицо руками закрыла.

– Гадина… что б ты сдохла в монастыре!

– Сама такая…

Сил у Устиньи больше не было на разговор. Развернулась да и вышла.

* * *

Не прогадал Михайла.

Когда снаружи заорали вовсе уж дико, что не удается терем потушить, не вытерпел боярин.

Пока еще можно, за самым ценным ринулся.

И Михайла за ним.

Риск большой, конечно, да ведь и выигрыш какой! Опять же, сразу не займется такая громада, это дыма больше… Михайла и сам тому помог, пару горстей серы добавил, пока не видел никто. А с нее и дыму, и едкий он, и пакостный… Отравиться им легко можно.

Так что Михайла лицо тканью мокрой замотал.

Заодно и не узнает его никто лишний.

А вот у боярина такой защиты не было. Ровно кабан в камыши, вломился Роман Ижорский в одну из горниц, к половице кинулся, на себя потянул.

Открыть успел.

А вот достать содержимое – нет.

Михайла его за волосы схватил да горло ножом и перехватил, ровно овце какой. А как иначе-то?

Нельзя боярина в живых оставлять, он за добро свое такой розыск учинит, небо с овчинку покажется.

А так и боярина нет, и захоронки его тоже нет, а была ли она тут?

Поди сыщи потом.

Кровь потоком хлынула, и в ухоронку, и на ларец… не рассчитал Михайла чуточку. Да что та кровь?

Тело неподъемное в сторону спихнуть ногой, руки в тайник запустить и выдернуть на себя небольшой ларчик. Пусть в крови… скользкий, зараза! Ну так кольцо на крышке есть, за него подцепим. Тяжелый, сволочь.

Плащ на него накинуть да и ходу отсюда! Чего он тут забыл?

Через окно, конечно, не через дверь. Покамест все позади терема суетятся, и вроде как не затухает пока огонь. Хорошо хоть на другие дома не перекидывается… Потушат ли?

А Михайлу то и не волновало. Не его беда!

Уже в трактире, в комнате, которую снимал он, сгрузил Михайла свою добычу на стол.

Ларчик небольшой, пожалуй что пол-аршина в длину будет, да и в ширину таков же^[81].

В глубину чуть поболее, может, еще пядь добавилась. Крышка плоская, замок…

Замок есть!

Михайла зубами скрипнул, да чего тот замок открывать? Не умеет он с ними, не дано! А вот к петлям подобраться куда как проще.

Часа не прошло – сдались петельки, а там и замок поддался за ними.

И Михайла выдохнул.

Стоило оно того!

И убитого боярина стоило, и поджога, и прочего! Трижды, четырежды стоило!

Ижорский деньги свои не в серебре хранил – в каменьях самоцветных. А и верно оно. Камни и легче, и перенести их проще, и стоят они дорого. И все Михайле достались.

Парень заметил на одном из смарагдов капельку крови, нахмурился, рукавом ее стер.

Фу.

Да и не беда оно. Камни отмоются. А бояре… много бояр у государя, одним больше, одним меньше – не страшно. Михайле свою жизнь устраивать надобно, а не о чужих думать.

Камни – это хорошо, их и спрятать легко, и продать проще. Только продавать надобно в столице, в других местах и треть цены не возьмешь. И продавать-то не абы кому… пойти на лембергскую улицу заглянуть? Есть там пара человек… Михайле-то все и не надобно сбывать – к чему?

Камней пять, много – десять. Остальное лежать останется.

Мало ли что?

Мало ли как жизнь повернется?

Пусть полежат. А те, что на продажу, он сейчас отберет. Похуже какие.

Ежели они с Устиньюшкой уедут, денег им много на первое время понадобится. Пока обзаведение, пока то да се…

Ради такого и десяток Ижорских прирезать не жалко.

* * *

– Устёна, что с тобой, солнышко?

Борис как смог, так и из-за стены вылетел. Разговор он слышал, а вот Устю не понял. Странные они, бабы эти.

Вот чего она расстроилась? Из-за слов Маринкиных? Так не сбудется это уже, не принесет никогда ламия никого в жертву… ишь ты! Он и не знал, на ком женат.

И ведь самое-то что ужасное? Не почуешь таких тварей, не проведаешь никак, Марина сама сказала…

А что ему теперь делать? Понятно, еще раз он на такой гнилой крючок не попадется, любую невесту свою на капище притащит! А ежели ребенок будет? Сыну о таком как расскажешь?

А надобно.

И рассказать, и записать…

И в рощу Живы еще раз съездить. Обязательно.

Устя ему в плечи так вцепилась, что, наверное, синяки останутся.

– Она… она и правда могла такое сделать! Могла и тебя выпить, и других тоже…

Борис кое-что вспомнил из услышанного, нахмурился.

– Погоди… Брат твой?

Устя глаза опустила.

– Прости. Не знала я, как о таком сказать.

– Ты с него аркан снимала? Удавку эту?

– С него. Не я, Добряна, я и не умела такого, смотрела только. Илья меня из рощи забирал, а подойти и не смог, дурно ему стало, вот как тебе. Добряна помогла, она и мне объяснила, что к чему.

– А ты потом и сама смогла.

– Я не умею ничего. Сила есть, а знаний не дали.

Борис девушку по голове погладил. Коса у нее роскошная, так под ладонью и стелется мягким шелком.

– Устёна, а что ты в роще делаешь? Тебя как волхву учат?

Почему-то важно ему было ответ услышать. Очень важно.

– Нет, конечно. Какая из меня волхва? У тех вся жизнь в служении, а я… Мне просто сила досталась. Что могу, я сделаю, но роща – не для меня. Добряна так и сказала.

– А… – Борис руки коснулся. Той самой, с зеленой веточкой на ладони.

– Просто знак Живы. Благословение.

– Но не обязательство.

– Нет. – Устя наконец слезы вытерла, выдохнула, успокоилась. – Ты весь разговор слышал?

– Да. Устя, а как такое быть может… неужто ламий крестить можно? Маринка при мне крестик носила и в церковь шла, не боялась.

Устя только плечами пожала:

– Крестить – нельзя, наверное. А остальное ей сильного вреда не нанесет. Она ведь по крови старше Христа. Ее род на земле задолго до него жил. Потому и в церковь она придет, и до иконы дотронется без опаски… Истинные святые и праведники для нее опасны, да где ж таких взять?

– Старше Христа?

– Да. Может, тысяча лет, может, три… не знаю. Прорва веков.

– Но тебя она боялась.

– Я силой волхвы одарена. Это другое.

– Волхвы старше этой нечисти?

– Ламия не то чтобы нечисть. Другое существо, чуждое, жестокое, равнодушное. Паразит на роде человеческом. Но не нечисть.

– Разницы не вижу. Убивать таких – и все.

– Монастырь для нее и есть смерть. Только медленная.

Жалости Борис не испытал. Не после всего пережитого.

– Вот и ладно. Лишь бы не выползла.

– Нет, не должна она.

– А я еще проверю и добавлю. Не расстраивайся, Устёна. Она просто шипела со злости, а укусить не дам я ей. Обещаю.

Устя голову подняла, в глаза ему посмотрела – и кивнула медленно.

– Верю.

Почему-то это слово для Бориса оказалось драгоценней любых клятв.

А еще…

Даже себе признаваться не хотелось, но… хорошо, что Устинья – не волхва. Сила – это ж не страшно, правда? Это даже хорошо.

Будь она волхвой, она бы никогда замуж не пошла. А сейчас – может.

За… него?

(обратно)

Глава 8

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Вот что со мной было…

Жизнь моего ребенка обменяли на жизнь ребенка этой… ламии!

Вот для чего она меня тогда привечала, приваживала, разговоры разговаривала… приручила, присмотрелась… Когда она могла такое сделать?

Да когда угодно! Не стереглась я вовсе! Да и кто ж знать-то мог о таком? Мне двадцать лет понадобилось, чтобы поумнеть хоть немножечко!

Тогда и не предполагала я…

А ведь получается…

Моего ребенка эта гадина убила, а вот родила ли своего? В монастырь она уезжала – признаков беременности и не было! И повитухи ее осматривали, это я точно помню!

Не нашли ничего?

Или… помогли им не заметить?

Нет, не второе, это уж точно. Свекровушка проклятая, царица Любава, будь она неладна, такой секрет никому б не доверила. Никогда.

А повитухи потом живы остались, это я точно помню. Одна еще меня потом осматривала, перед моим отъездом в монастырь.

Не была Марина беременна. Иначе б ее свекровка не отпустила никогда. При себе бы продержала, ребенка забрала… или отравила б ламию прямо там, в тереме. Это уж точно!

Не получилось что-то?

Глаза отвела?

Нет, глаза отвести она может, но не многолюдью. Одному или двум – ладно еще! А когда десяток человек, кто-то неладное да заметил бы. Нет, не было у нее ребенка.

Почему?

Что-то не так пошло?

Борис погиб, ребенок не получился… то есть не Марина в его смерти виноватая? Получается, что так. Ей то невыгодно было.

Ей бы и еще раз попробовать… я же не умерла! А и умерла бы – Аксинья под рукой! Кровь та же, а глупости… хотя чего мне-то кивать? Я и еще дурее была!

Так что не Марина то.

А кто?

Хозяин ее? Но ему тем более какой смысл? Один раз не получилось, так можно второй попробовать, и достаточно быстро.

Только вот… почему не получилось?

Могла я своего ребенка возненавидеть? Тогда? В той, черной жизни?

Нет, не могла. И не могла я тогда ненавидеть, сил ни на что не было, и… радовалась я малышу.

Это Фёдора я ненавидела, а ребенок – моя кровиночка. Мое сердце, мое солнышко ясное… как себя саму ненавидеть? Нелепо даже…

Нет, в этом я себя не упрекну. Ребеночка я любила, а плод погиб…

А могли меня отравить чем?

Опять – могли.

Но кто?! Кто еще стоит за всеми несчастными случаями, какой кукловод?! Кто?!

Двое их.

Один стоит за Мариной. Второй… уж самой себе признаться пора. Есть человек, который мог, еще как мог все это натворить.

Царица Любава.

Моя свекровка из черной жизни.

Доступ к черным книгам есть у нее… Ладно! Был! Есть ли сейчас – не ведаю, но ежели Борис из дворца выйти может, то и Любава? Вот где покопать надобно…

Что ж там за Захарьины такие с Раенскими?

Черные книги не каждый в руки возьмет, а и возьмет, так они его душу раньше сожрут. А тут что?

И читают, и пользуются… ох, нечисто что-то там! Бабушку попрошу! Пусть покопает. И Бореньку.

Ежели искать, кому что выгодно, так свекровка моя в первых рядах стоит! Боря бездетным умер, Федька на трон сел, меня она давила… смерти только своей не рассчитала, а та пришла и взяла! Фёдор рыдал, а я радовалась! Чудом свое счастье скрыла!

Хоть одну гадину, но пережила я!

А вот боярин Данила оставался тогда. И жив, и здоров, не женат, правда.

Почему он так и не женился?

Почему наследника не оставил?!

Я ведь точно помню, в черной моей жизни, когда боярин Данила умер, Фёдор хотел хоть кого из его внебрачных детей найти, чтобы род не прервался.

Не нашел.

Не смог? Или… или просто не было никого? Фёдор еще так уверен был, что детей у его дяди не оставалось. Почему?

Надо спросить.

Надо, мне кажется, что тут лежит кусочек разгадки. Обязательно надобно…

* * *

Марина на кровати лежала, о своем, о ведьмачьем, думала.

Не так уж ей и плохо было, как она то показывала. Больше десяти лет прожила она в палатах царских, больше десяти лет чужие силы и жизни пила безнаказанно, потеря талисмана своего по ней ударила, но оправлялась она достаточно быстро.

Сильный удар, болезненный, а все ж не смертельный.

Главное в другом, и о том думать страшно.

Волхвы о ней узнали.

Устинья? Боярышня эта?

Марина ее и не воспринимала всерьез, подумаешь, девка молодая, непуганая. Не сталкивалась она еще с ведьмой, не знает, на что Марина способна. Так-то и порчу навести, и уничтожить ее любым способом Марина и сейчас могла. Сил приложить поболее понадобится, да не смертельно это, трудно, тяжко, а все же справиться можно.

Другое дело, что нельзя, ПОКА нельзя.

Когда сейчас она ворожить примется – и не просто так это делается. На кровати лежа многое не сотворишь, тут и огонь надобен, и, опять же, молча порчу не наведешь. А хорошо бы и новолуния дождаться.

А еще – надобно ли?

Глупой Марина не была, какой угодно, да не дурочкой, не выживают во дворце дурачки лопоухие, доверчивые. И те не выживают, кто волю дает своим порывам душевным.

Вот ежели б Устя за царевича замуж вышла, тут Марине прямая дорога поворожить была. Федька с Борисом общей крови, Маринин ребенок тоже общую с ним кровь имел бы. По-хорошему, надо бы, чтобы Устя эта от Бориса понесла, но и так сойдет.

Сошло бы.

Когда б смогла Марина смертью ее сына за жизнь своего заплатить, сильное б дитя народилось. Настоящий колдун черный, ламия мужского рода. При таком и она спокойно жила бы, и почет ей был бы от других ламий, и страну он в свои руки взять смог бы. Но не получилось. Не сложилось, не срослось.

Жаль, конечно, очень жаль.

Уж какое-то время Марина продержаться смогла бы. Подари она государю сына, стала бы матерью наследника.

Нет.

Не получилось, даже дочери нет у нее.

Что остается?

Монастырь.

Тот самый, куда ее обещал заточить Борис. Только вот Марина туда отправляться и рядом не собиралась. Есть у нее еще верные люди, и время еще есть… что делать будем?

Ей надобно умереть.

Допустим, поедет она в монастырь, а на обоз тати нападут, всех убьют, ограбят… Царица?

А там на дороге и останется. Есть у нее несколько чернавок, на нее похожих, специально для такой надобности и держала. У одной волосы такие же, да и фигура схожа, правда, полнее немного, ну да в полумраке сойдет.

У второй тоже коса роскошная, черная… Лицо?

Это решаемо.

Тело?

Да и тело тоже… следы пыток оставить на нем, и хватит всем. Кто там что думать да разглядывать будет? Борис?

Так ведь зима сейчас, а все равно – надобно просто нападение подальше от Ладоги устроить, скажем, дней десять пути, да и довольно того. И в лесу каком, чтобы нашли не сразу. А потом… зима – это зверье. Обязательно кто-то к телам да выйдет, еще б осталось от них что-то к тому моменту, как найдут. И сами тела не святых людей, грешники на дороге останутся.

И протухают, и гниют, не мощи, чай, к моменту, как Борьке их покажут, там уж и не ясно ничего будет. И не видно, и не слышно, и спросить не у кого. Никто не разберется.

А Марина начнет жизнь заново.

Деньги?

Есть у нее и серебра достаточно, и камни самоцветные отложены, жадным Борис никогда не был. Конечно, драгоценности царские не отдадут ей – к чему оно в монастыре? Но… когда б Марина только на это полагалась!

Еще мать ее учила – хоть ей и повезло выйти замуж за князя рунайского, и Марину родить, и мужа пережить, и даже в могилу сойти спокойно, почти своей смертью умереть, силу дочери передав, а все равно памятны матери были костры франконские да джерманские. Охотники на ведьм памятны.

И дочери она постоянно говорила: ни на кого не надеяться, а лисой жить. По три, четыре запасных выхода в норе иметь! Лучше – пять или шесть. Один завалят, так другие останутся. И с захоронками то же самое. И побольше, побольше.

Марина ее заветам свято следовала. Она хоть и жила спокойно, в безопасности, да мало ли что в жизни будет? Хотя когда Борис приехал, надо ей было подальше от него держаться, понимала она, что возле большой власти – возле смерти. А посмотрела на государя росского – и не удержалась, соблазнилась… или правильнее сказать – соблазнила?

Ах, какой он был глупый!

Какой наивный!

Марина и не делала почти ничего. Просто Борис хотел присоединить ее княжество к Россе. Отец его из полных тюфяков был, а вот Боря не в него пошел. То там землицы прихватит, то здесь, где договаривался, где интриговал, больших войн избегал, старался, но Росса потихоньку землями прирастала. Дошла очередь и до Рунайи.

Марина тогда едва на трон села, сколько ж ей было? Да, лет восемнадцать, и хороша она была необыкновенно, Борис и влюбился. Предложил ей союз, а потом руку и сердце, она и согласилась. Хотя где та Рунайя, которую на карте искать сутки надобно, и где Росса! Считай, союз блохи с собакой.

Марина тогда довольна была.

Хотелось ей пожить спокойно, уютно, радостно, в палатах царских – почему нет? Даже ведьмам такого хочется! Да и что она забыла в той Рунайе?

Могилку материнскую? Ведьмам оно и без надобности. Они-то знают, куда сила уходит, куда душа… А над телом – чего сидеть? Плоть и есть плоть. Тлен безобразный.

Матушка последние годы болела сильно… Марина знала, годам к пятидесяти и у нее такое начнется.

Да, такова плата за все хорошее.

За силу, за красоту, за притягательность для всех мужчин, за ведьмовство. Хочешь – отказывайся.

Нет?

Тогда плати. Здоровьем, годами жизни… хотя матери меньше повезло, а вот для Марины она паука нашла. Паучиху.

Теперь-то у нее такого нет, разве нового заказывать и ждать?

Это дело будущего. Но сильно Марина ни на что не надеялась. С такими вещами, как ее хранилище, срастаются один раз и на всю жизнь. И серьезный кусок жизни у нее отняли, именно тот, который она рассчитывала проживать после полувека. Спокойно и радостно, не теряя красоты и здоровья, пользуясь запасенной силой и смягчая свои недуги.

Да, возможность была.

Теперь ее нет, так что мстить она будет сначала за это. Только надобно решить: и кому мстить, и в какой очередности, и как именно.

Борису?

Не так уж ему мстить и хотелось. Понятно, ведьмы зло творят по призванию души, но ведь не сдурьма же! Надобно ж не только напакостить, а и ноги потом унести! Вот ежели Борису гадить, то можно потом и самой в гроб улечься. Это когда не знал он ни о чем, можно было многое. И привороты делать, и отвороты, и порчу наводить, и волю свою диктовать – можно!

А когда узнал, тут уже все. Он уже знать будет, откуда вред идет, уже защититься сможет. Не перевелись волхвы на земле росской, да еще какие! Марину в узел согнут, в порошок сотрут и с кашей сожрут. Очень даже запросто.

Устинья силы своей не знает, Марина-то ее в полной мере почуяла.

Не испугалась она! Вот не надо, нечего и некого ей бояться! Сильная она, умная и жестокая! А еще самая хитрая! Может она с Устиньей справиться! Даже сейчас, когда в той кровь проснулась, может. Но… ведь и сама она пострадать может.

Устинья если сразу не сляжет, потом не спустит. И рядом с ней кто из волхвов оказаться может… Марина понимала, ежели у нее в роду ведьмы, то у Устиньи волхвы были. Наверняка. А тогда что?

Найдется с ней рядом кто знающий, чтобы и с Марининой ворожбой справился, и с самой ведьмой? Ой, найдется, и легко, тогда от Марины только пух и перья полетят.

Хочется такого Марине?

Не хочется, ничуточки, жить ей больше охота, чем мстить.

И вообще…

Чего ей вот прямо сейчас бежать и мстить?

Она подождет. Она год подождет, пять лет подождет, десять… а потом ударит. И никто никогда не поймет, откуда пришла смерть, и удар отразить не успеет.

Так она и сделает.

* * *

Только сейчас, на богатыря глядючи, Добряна дух перевести смогла, только сейчас выдохнула спокойнее. Теперь-то под защитой она, теперь легче ей будет.

Божедар поклонился, как и положено:

– Поздорову ли, Добряна-матушка?

– Поздорову, Божедар. А ты что?

– Род ко мне милостив: жена ребеночка ждет летом.

Добряна руки сложила.

– Живу-матушку попрошу за вас, глядишь, и еще четырех ро2дит.

Всех Род по-разному одаривает. Кому с мечом быть, кому силу хранить, кому знания… у каждого свое предназначение на земле. Когда поймешь его, все у тебя будет хорошо да ладно. А когда не на свою дорогу встанешь, так намаешься, что хоть ноги поломай. И ломают же, и себе ноги, и другим – шеи. Божедар хоть и в роду волхвов свет увидел, а силу принять не мог. Так тоже случается.

Не волхв.

Зато богатырь, как о них и сказывают. С клинком чудеса творит, стрелу в кольцо уложит, не задумается, ножи как рукой вкладывает. И собой хорош.

Как о былинных богатырях рассказывают, так и о нем можно бы. Хоть ты парсуну рисуй с него. Кудри золотые, глаза голубые, лицо – погибель девическая.

Кому бы сказать, что с детства он любил и любит только одну девушку – конопатую девчонку соседскую, на ней и женился. Стоят они рядом – ровно павлин с воробушком, а все ж не улыбается никто. Потому что смотрит Божедар на супругу свою с нежностью и любовью. И сразу даже самым тупым ясно становится: других женщин для него на земле нет.

И она на него не нарадуется. Четверых сыновей родили, трех дочек и еще детей миру подарят. Покамест из четырех сыновей один силу сможет воспринять, волхвом будет. А остальные трое воины. Такие-то вещи Божедару видны, для того силы не надо, крови хватит. А где сам не увидит, так родные подскажут.

У него, почитай, вся семья такая.

Да не о том речь сейчас, об их беде общей.

– Благодарствую, волхва. Но о делах моих говорить не время сейчас, ты лучше сказывай, для чего меня Велигнев к тебе послал. Что я сделать должен?

Подалась Добряна вперед, зашептала, ровно даже от ветра таилась.

– Беда у нас, Божедарушка, пришла она, откуда и не ждали. На Ладоге неспокойно сейчас, волхвы угрозу чуют, и не колдовская та угроза, человеческая. Вижу, может клинок понадобиться, да не один. С дружиной ты пришел?

– С дружиной, волхва.

– Вот и ладно. Сюда всех зови, кого надобно, и встречу, и обогрею, и разместиться помогу, и от чужого взгляда укрою. Многое волхвам на своей земле позволено, сам знаешь.

Божедар про то хорошо знал.

Бывало. Всякое бывало, и из рощи небольшой полки на битву выходили, и люди в таких рощах бесследно исчезали, хоть и на просвет деревья иногда видно, и всякое в них творилось… разное.

Одним словом – заповедное место.

И людям там – заповедано.

С волхвой-то понятно, не страшно.

– Много ль народу надобно? Я бы часть сюда привел, остальных в Ладоге оставил.

Добряна только руками развела.

– Не знаю, Божедарушка. Ведомо мне, что тучи надвигаются, что молнии из них проблескивают… сначала одна туча, потом еще четыре за ней, а вот что да как… сам знаешь, не провидица я, мне все это кровью да болью дается, и то поди пойми, что там покажется.

Божедар кивнул сочувственно.

– Ты, Добряна, сказала, я услышал. Двадцать человек здесь оставлю и сам тут побуду, от греха. А к весне по друзьям клич кину – пусть тоже на Ладогу придут.

– Сам понимаешь, осторожно надо будет…

Божедар понимал то, о чем пыталась вежливо намекнуть Добряна. Очень вежливо, очень аккуратно…

Времена собственных дружин боярских прошли безвозвратно, в Лету канули. Сейчас боярину не больше двадцати боевых холопов дозволено, и то не каждому их содержание по карману. Это ж не просто так себе холоп, его одеть, вооружить, обучить надобно, коня ему купить, опять же, военный человек тренироваться должен постоянно, сложно это. Так что иные бояре старались, а большинство вид делало, не воины у них, а так, ряженые на конях.

А у Божедара своя дружина – сто пятьдесят человек, да и позвать он может три раза по столько. Немного? Так у государя Сокола пять сотен было – и ему хватило, с того и Росса началась.

Правда, Божедару власть не надобна. Ему земли новые осваивать интересно, с чужими племенами где воевать, где торговать, по горам ползать – и есть ведь где развернуться и ему, и дру́гам его. Весь Урал для них, хоть горы, хоть тайга, хоть племена дикие – воюй не хочу!

Вот и сейчас, пока добрался он на зов Велигнева, а потом и к Добряне – сколько времени прошло! А могло и больше пройти! Еще как могло! И в пути он задержаться мог легко, всякое быть могло.

Но – не случилось.

Вот роща, вот волхва, вот сам Божедар. И охранять он Добряну станет, покамест она опасность чувствует, а далее видно будет. Велигнев просто так ничего не говорил, позволит Род – так и клинками позвенеть придется, но покамест ждать только.

Ничего, подождут. И такое бывало. Плоха́ та дружина, которая от ожидания ржавчиной зарастает. Найдет Божедар чем их занять.

Лучше время потерять, чем волхву или рощу священную.

Велигнев зря не скажет.

* * *

– Государь, беда!

– Что случилось?

Борис, только недавно от Устиньи вернувшийся, уснуть еще не успел. Оно и хорошо, просыпаться не придется.

– Государь, пожар случился. И боярина Ижорского убили.

– Боярина Ижорского? Романа? Рассказывай.

Боярин Репьев, глава приказа Разбойного, голову опустил да и заговорил. По словам его, сегодня ночью кто-то терем боярский поджег. А боярина в горнице его прирезал, рядом с тайником.

Борис слушал, гневом наливался.

– А куда дворня смотрела?

– Так пожар тушили, государь. Я с боярыней уж поговорил, сколько смог, рыдает она, но пару слов удалось вырвать. Говорит, была у мужа ухоронка, а что в ней – не ведает. За ней боярин в огонь и кинулся.

– А тать и подвернулся.

– Это кто-то свой, государь. Чтобы вот так пройти через заслоны все незамеченным, и псы цепные его не порвали, и терем поджег негодяй, и дождался, пока боярин за добром своим побежит, не выдержит… не способен на такое никто чужой, слишком многое знать надобно о боярине.

Борис выдохнул медленно, кулаки разжал.

– Вот что, боярин. Веди-ка ты следствие и татя мне представь, хоть землю носом рой, а только сыщи эту погань!

Василий Репьев поклонился:

– Воля твоя, государь. Всех расспрошу, а только татя сыщу.

Борис кивнул.

Предупреждать боярина не стал. За то и ценил он Репьева, что неглуп был боярин. И знал – под пыткой каждый сознается. Да хоть бы в чем! И в злоумышлении, и в убийстве – как пытать будут, так и сознается. А только татю от этого ни жарко, ни холодно, он на свободе как гулял, так гулять и будет. Потому пытки боярин Репьев не уважал, а вот розыск вести умел, и люди его недаром хлеб свой ели. И доносчики, и слухачи у него везде, кажись, были.

Знал Борис: искать боярин будет по совести, невиновного государю не подставит, зря осудить не даст.

– Ищи, боярин. Когда найдешь – награжу щедро.

Боярин поклонился да вышел.

Борис вытянулся под одеялом пуховым, вздохнул. Раньше и не мерз вроде, а вот сейчас холодом пробирает. Устя сказала, это пройдет, да только когда? Вроде как от того, что сил у него сосали много, сейчас восстанавливается он, вот тепло и уходит быстрее. Как больной, случается, мерзнет, а потом выздоравливает.

Устя…

А татя этого пусть сыщет боярин.

И сам Борис завтра подумает… Кажется, родного сына у Ижорского не было, хотел он свое состояние мужу дочери оставить, да дочь пристроить не успел.

Или был с кем сговор?

Завтра он боярыню расспросит. И покровительство окажет… Что там у Ижорского хорошего было? Кажется, рудник… и дальняя родня есть у него, род многочадный, это Роману не повезло, сын умер, второй тоже… дочь осталась.

С тем Борис и уснул. И больше его сегодня уж никто не тревожил.

* * *

– Просыпайся, царевич. Ты все почиваешь, а на Ладоге переполох великий творится. – Михайла Фёдора ночью не будил, он ему утром решил новость рассказать.

– Что за переполох?

– Боярина Ижорского, говорят, убили ночью.

С Фёдора сон слетел, царевич на кровати сел, глазами заблестел.

– Как?

– Вроде как тать залез… не знаю покамест. Сам узнал недавно, я ж всю ночь при тебе был…

Не был. И храпел пьяный Фёдор, как три свиньи, Михайла ему сонного зелья подлил. Но кому такие мелочи интересны? Главное-то, что царевич скажет!

– Ижорский. Родственник твой, ты говорил?

– Говорил, царевич. Да только родня мы уж очень дальняя, нашему плотнику троюродный плетень.

Фёдор хохотнул, потянулся.

– Жаль, братец тебя боярином не сделает. Попросить его, что ли?

– Да ты что, царевич! У Ижорского еще жена осталась, дочь, кажись, и еще кто из родни есть.

– Вот… дочь там какая?

– Страшная, царевич. На огороде поставишь, так вороны с неба попадают.

– А то б женился на ней и горя не знал.

Михайла аж перекрестился.

– Боже упаси, царевич!

– А то смотри, Мишка, поговорю я с братом, авось не откажет?

– Ты уж, царевич, лучше сразу прибей. Чем всю жизнь со страшным перестарком мучиться, разом дело и кончим?

Фёдор хлопнул Михайлу по плечу и отправился умываться. А Михайла подумал, что пока все складывается хорошо. Никто его ни в чем не подозревает.

А дальше?

Будет видно…

* * *

Ни днем покоя ведьме нет, ни ночью темной.

Ладно еще ночью – там и положено как бы.

А днем?

А все же…

Опускается длинный рыжий локон в пламя огня. Не просто так, а перевитый с другими волосами. Тусклыми, сероватыми, у Фёдора до случая состриженными. Вот и пригодились.

– От дурной дороги, от лишней тревоги, от злой бабы, на что мужики слабы, как мышка кошку ненавидит, кошка собаку, собака волка, не будет вам двоим толка… отворачиваю, заворачиваю…^[82]

Ждала ведьма иного, а толку как не было, так и нет.

Не меняет цвет пламя, не шипит, искрами не плюется, ровно и не делает она ничего.

Или…

Отбросила женщина локон, в гневе ногой топнула:

– Точно ли это ее волосья?

– Ее.

– Тогда… не получается у меня от нее царевича отворотить! Как и нет никакого приворота.

– Так ведь и это возможно?

– Не должно такого быть! Неправильно это!

– Может, и неправильно. Но когда так-то получается?

Боярин Раенский поневоле призадумался.

У них все как рассчитано было? Напервой отворачиваем Фёдора от Устиньи, на то и локон надобен. А как только станет он отвращение к боярышне испытывать, тут его и к Анфиске Утятьевой приворожить можно. И женить, да побыстрее! Ан – не получается?

– А если просто его отвернуть, не как привороженного?

– Давненько уж без тебя о том подумала! Не получается! Понимаешь ли ты? Совсем не получается!

Платон кивнул:

– Понимаю. На нее подействовать никак. На него… пусть попробует боярышня Утятьева водой с приворотом напоить его. Авось и получится чего?

Женщина медленно веки опустила.

Тоже подумала.

– Не верю я в это. Боюсь, придется нам Феденьке игрушку его дать, чтобы порадовался да и бросил.

Платону это безразлично было.

– Значит, придется планы чуточку отложить, пусть натешится парень. Кровь молодая, горячая, как думаешь, хватит ему года?

– Не знаю.

– Год положим покамест, а коли затяжелеет девка…

– Не случится такого, а коли и случится – плод скинет. Сам знаешь.

– Может, и помрет при этом, когда будет кому помочь.

Ведьма ресницы опустила.

– Хорошо. Пусть Фиска приворот пробует, вдруг да поможет, а дальше видно будет.

На том и порешили.

* * *

Любопытство – оно даже у патриархов не порок. А Макарию очень уж любопытно было – что за Устинья Алексеевна такая?

Не удержался, приказал позвать.

И не пожалел.

Вошла боярышня, в сарафане простом, зеленом, поклонилась почтительно, в пол.

– Благослови, владыка.

Макарий и благословил, не поленился.

Заодно и пригляделся получше.

А что такого-то?

Боярышня стоит, симпатичная, коса длинная, каштановая, личико симпатичное. Не красавица редкая, навроде той же Утятьевой, но очень даже приятная боярышня. Фигурка, опять же, и спереди есть на что полюбоваться, и сзади за что ущипнуть… прости, Господи, за мысли грешные. Ну точно б ущипнул лет тридцать тому назад, а сейчас только смотреть и осталось.

Стоит, глазищи опустила, как оно приличествует, руки тоже спокойно опущены, платье не перебирают, не нервничает боярышня. Вины за собой не чует, да и какая на ней вина?

Что царевичу она по сердцу пришлась?

Так то и не грех, он парень молодой, она девушка красивая, такое и само по себе случается. Почему эта, а не та?

И не таких любят-то! Макарий всякие виды видывал, и с хромыми живут, и с рябыми, и с косыми. И ведь любят же! И живут-то сча́стливо.

– Проходи, Устинья Алексеевна, удели уж старику времени немного.

Боярышня прошла, села, на прибор чайный посмотрела. Нарочно Макарий его поставил, иноземный, с кучей щипчиков, сахарницей, молочником, прочей утварью – интересно ему стало.

– Поухаживать за тобой, владыка?

– И поухаживай, чадо. Я чай с молоком люблю, грешен.

Пристрастился, приучила его Любава, сначала вкуса не понимал, а потом приятно стало. Но девчонка-то эта откуда что знает?

И руки не дрожат у нее, и движутся спокойно. Видно, не в первый раз она такое проделывает.

– Я погляжу, у тебя дома тоже чай любят?

Устя головой качнула быстрее, чем подумала.

– Нет, владыка, не любят. И с молоком тоже.

– А ты с ним ловко управляешься.

– Видывать приходилось. Я и запомнила.

Такое быть могло, Макарий и внимание заострять не стал. Вместо этого расспрашивать начал.

– А поведай мне, боярышня о своей семье? Про отца своего, про матушку?

Устя отвечала, Макарий смотрел. И все время удивлялся.

Всякое в жизни бывает, конечно. А только некоторые вещи не спрячешь. Сидит перед тобой девушка, разговаривает, а ощущение, что она старше своего возраста раза в два.

И знает очень много. И языки превзошла, и про жития святых говорит рассудительно… Откуда ей знать-то столько?

Вроде и не девушка молодая с ним говорит, а человек взрослый, поживший, переживший многое и многих.

– Доводилось ли тебе, боярышня, близких терять?

– Кому ж не доводилось такое, владыка?

И снова – ровно и правда сказана, да не вся.

Метнулось что-то темное в серых глазах, скользнуло да и пропало, ровно не бывало. Да что ж за девка такая непонятная?

– Скажи, боярышня, люб ли тебе Фёдор Иоаннович? Слово даю – все сказанное только между нами и останется. Никому не передам.

И снова тень.

– Не люб, владыка. Как любить человека, когда не знаешь его?

– Не злой он, не подлый…

Молчание в ответ.

– Царевич. Для многих и этого довольно.

– Не для меня, владыка.

Как ни пытал ее Макарий, а все одно не смог странного чувства избыть.

Сидит перед ним девушка юная, а словно смотрит из ее глаз кто-то старый, усталый. И все хитрости Макария ему наперед видны. И… не доверяют ему, не верят.

А ведь не враг он…

Обидно сие.

Или…

Что ты скрываешь, боярышня Устинья? Надобно бы о семье твоей поболее узнать. Сестру расспросить, что ли?

* * *

Устя от патриарха вышла мокрая, словно мыша.

Свернула в один из потайных углов, коих так в палатах много, к стене прислонилась. Потом и вовсе на пол сползла, дерево приятно щеку захолодило.

Макарий, Макарий…

Помнит она все, отлично по своей черной жизни помнит.

Сколько ж тебе еще отмерено, патриарх?

Года три, не более. Не отравят тебя, не железом холодным убьют, просто срок твой придет. Смерть, она за всеми в свой черед приходит, а ты весь тот год себя плохо чувствовал, вот и прихватило однажды.

Но это уж потом будет.

А до того…

Устинья и свое венчание с Фёдором помнила. Как сквозь кисею какую, а помнила. И Макария.

Помнила, как беседовал он с ней в прошлый раз, правда, уж после свадьбы, наставлял терпеть и покорствовать. А она и так противиться не могла, все было ровно в дурмане каком.

А еще…

Не друг ей Макарий, и Борису не друг. Он родня Раенским. В той, черной жизни он их хорошо поддерживал, хоть и не впрямую, но показывал, чью сторону держит. Да они и сами по себе силой были, так что патриарх просто им помогал немного. А сейчас кого он выберет?

Вот вопрос…

Тогда-то и Борис умер, и никакой другой силы, окромя Фёдора, не было.

А сейчас?

Друг Макарий или враг? Или – так?

Устя не знала ответа. Не только патриарх на нее смотрел, понять пытался, она тоже думала, вглядывалась, достоин он доверия – или нет?

И не знала ответа, не ведала.

Нет, не понять, опыт у нее есть, да только и патриарха раскусить задача нелегкая, он тоже умен да хитер. Ждать надобно, смотреть надобно, пусть себя хоть как проявит.

* * *

Долго Вивея думала, как зелье подлить Устинье.

Подлить-то можно, надобно самой вне подозрений остаться. А как?

Из чужих рук не берет ничего боярышня, только у сестры. Та сама на поварню ходит, сама все приносит. Вроде и бестолкова она, а понимает, что отравить али испортить сестричку могут, дело нехитрое. А как Устинье конец, так и Аксинья из палат царских быстрой ласточкой полетит.

Послать боярышне сладостей каких?

Опять не притронется, да еще розыск начнут, тут и попасться легко.

А общий стол?

И тут беда. Когда не знаешь, кому зелье достанется… Вивея б и всех соперниц разом перетравила, да надо-то одну. А попадет ли ей яда?

Кто знает?

Но по размышлении здравом Вивея рискнуть решила.

Все видели, что заливное она не ест никогда, было такое за Вивеей. Не нравилось ей. Оно все студенистое, дрожащее… в рот брать противно, на языке пружинит… так и хочется сплюнуть.

Все уж и попривыкли, что заливное ей не подавать, подальше отставить.

А вот ежели в него яд добавить?

А там уж кому повезет?

Вивея подумала, да так и сделала. Пришла чуточку пораньше, когда на стол уж накрыли, мимоходом над одним блюдом рукавом провела, с другого кусочек ухватила. И такое случалось, не удивится никто.

И уселась кушать.

Постепенно и остальные боярышни приходили, за столом рассаживались.

Вот себе Орлова кусочек заливного взяла.

Вот Васильева.

А вот и Устинья, и тоже заливное взяла.

Вивея едва не взвизгнула от радости, чудом сдержалась.

Получилось?!

Неуж получилось?!

Устя кусочек в рот положила. И так-то она не великий едок, а уж после разговора с патриархом и вовсе ничего в рот не лезло.

Вот напротив боярышня Васильева сидит, лопает так, что за ушами трещит… ей заливное нравится. А Усте кусок в рот не лезет… поковыряла вилкой. Нет, не лезет, хоть что ты делай. Может, просто сбитня попить? И того нехочется. Ей бы несладкого чего, а лучше – воды колодезной.

Может, и не заметила бы ничего Устя. Но боярышня Васильева спиной к окну сидела. И Устя вдруг… увидела!

Зрачки у боярышни расширяться стали. Вот просто так. Свет ей в лицо не бьет, а зрачки все шире и шире. И лицо покраснело, вот она тарелку в сторону отставила, к кувшину руку протянула и пить принялась. Словно… словно…

– В порядке ли ты, Наталья? – Устя и сама не поняла, как вопрос задала, язык сам дернулся.

– Д-да…

И голос низкий, охриплый.

Устю ветром из-за стола вынесло!

– Не ешьте ничего!!! Яд здесь!!! ВОДЫ!!!

Боярыня Пронская из-за стола поднялась, руки в боки уперла:

– Да в уме ли ты, Устинья?!

Может, и услышала б ее Устя, а может, и нет. Она уже рядом с Натальей Васильевой была, за руку схватила, к свету развернула.

И – лишний раз убедилась.

Да, и это в монастыре было. Одна из монахинь покончить с собой хотела, не по нутру ей была жизнь затворническая. А паслен… чай, не редкость, не роза заморская, такой-то дряни везде хватает.

С той поры Устя и запомнила, да и потом про ведьмино растение еще почитала.

Схватила со стола первый же кувшин, принюхалась.

Вода. Вроде как с ягодами какими…

– ПЕЙ!!!

И столько власти было в ее голосе, столько силы, что Наталья и пискнуть не решилась, принялась воду глотать безропотно.

– Тазик!!! – Устя на слуг рявкнула, те заметались, откуда-то бадью добыли… над ней боярышню и рвать начало. Устя ее поддержала, на боярыню Пронскую оглянулась: – Не знаю, что именно отравили, куда яд подсыпали. Проверить надобно, распорядись.

Боярыня забулькала невнятно, потом все же возмутилась:

– Да с чего ты…

Поздно.

В горницу уж Фёдор входил. Михайла кое-кому из слуг приплачивал, как только суматоха в горнице началась, к нему люди кинулись. А уж он к Фёдору:

– Кажись, отравили кого. В тереме, где невесты!

Фёдору больше и не понадобилось. Как представил он, что Устя… что это ее…

Сердце захолонуло, в боку резь началась, так и кинулся опрометью через все палаты, и Михайла за ним.

Так они все и увидели.

Одну боярышню над тазиком рвет, вторая в уголке по стеночке сползает, Устя над первой боярышней стоит, поддерживает ее, боярыня Степанида что-то сказать пытается…

Фёдор и рявкнул, как смог. Пискляво получилось, ну да и ладно!

– Немедленно за лекарем!

– И воды с солью! – Это уже Устя крикнула.

За водой Михайла метнулся, кого-то из слуг пнул что есть силы… шум поднялся, гам.

* * *

Лекарь царский ровно улитка полз, Устя и не заметила, как появился он. Она уж успела и на вторую боярышню внимание обратить, та по стенке сползала, и лицо у нее тоже было пунцовое…

– Да что с ними?! – почти взвыл Фёдор.

– Ведьмина ягода. – Устя даже не повернулась к нему. Ей бы вторую боярышню напоить… первую тошнит, вот и ладно, вот и хорошо, пусть тошнится! А вторая стоит, и лицо у нее такое… Больше яда съела?!

Ох, мамочки…

Полыхнуло под сердцем черное, жутковатое… Кто-то Усте в руки воду с солью сунул. Устя и сама не поняла, что произошло, просто ощутила.

Словно огонь, который жег ее, в воду впитался, растворился в ней.

Но думать она о том не стала, некогда, кое-как, сквозь стиснутые зубы, вторую боярышню поила.

– Вот, глоточек… ну, давай же, еще! Хоть чуточку… не сдавайся…^[83]

– Что здесь происходит?! Ради каких глупостей меня вызвали? Уйди, боярышня! Не мешай…

С этими словами лекарь и опустился рядом с Устиньей, грубо ее от боярышни Орловой оттолкнул. Устя на локоть упала, не удержавшись, и не заметила, как Фёдор ему в зад ногой прицелился, да не пнул, не успел, боярышню Орлову рвать начало. И судороги… Куда уж тут!

Устя рысью ей на ноги кинулась. На Васильеву мельком взглянула – та над тазиком висит, и рвет ее. Но взгляд осмысленный… то ли съела меньше, то ли всосаться яд не успел, кто ж ее знает?

Придавила боярышню к полу, выдохнула.

– Поите ее! Чем больше яда сблюет, тем лучше! Может, выживет?!

– Устя! – Фёдор рядом упал на колени, боярышню к полу прижал. – Что надобно?

– Козельского позови! Этот дурак стоит… да помоги ж ты! Желудок ей промыть надобно! Трубка-то есть?^[84]

Фёдор только взгляд через плечо кинул. Мигом Михайла исполнять кинулся. А он сам попробовал боярышню придержать, чтобы хоть как напоить…

Устя кое-как, по глотку ей воду вливала, горло массировала, ругалась такими словами – Фёдор и не думал никогда, что она такое знает.

Потом откуда-то Адам Козельский появился, легче стало…

Устя кое-как отползла, к стене прислонилась, смотрела, как промывают Орловой желудок, как распоряжается невесть откуда появившийся государь…

Фёдор рядом с ней почти упал. Сил не было.

– Яд?

– Яд.

И такое зло Фёдора пробрало.

Яд!

И не в кого другого целили, наверняка в Устинью! Другая-то ему не надобна!

Устя… а не начни боярышни раньше кушать, что было бы? И она бы сейчас…

Фёдор как был у стены, так Устинью в охапку сгреб, к себе прижал. Боярышня и дернуться не пыталась, сил у нее не было вовсе.

– Устя, Устенька… никому тебя не отдам!

И видеть не видывал, как неодобрительно смотрят на него сразу несколько человек в комнате.

Устинья всхлипнула беспомощно.

– Что… что сделать, Устиньюшка?

– Лечь… пожалуйста. Сил нет…

– И молока бы боярышне горячего. Сонных капель дать? – Адам рядом оказался. Есть такое свойство у хороших лекарей – рядом со всеми больными разом быть.

– Да, пожалуйста. – Устю трясти начинало всерьез, то ли от близости к Фёдору, то ли от усталости, а может, и от страха.

– Возьми-ка ты, братец, капли, проводи боярышню да напои.

Фёдор на Бориса поглядел благодарно. Лекарь капли Устинье вручил, Фёдор так по коридору и пошел, с боярышней на руках.

Борис брови сдвинул. Потом он еще к боярышне заглянет. Потом…

А покамест…

– Всех боярышень в комнаты их проводить и боярина Репьева сюда, по его это части. А ко мне бояр Васильева да Орлова позовите. Да патриарх пусть зайдет сразу как сможет, скажите ему о случившемся.

Слуги забегали, выполняя приказы государя.

* * *

Адам ничему не удивлялся.

Отравить кого-то пытались?

Вот уж не новости! И так все ясно!

При дворе, в той же Франконии, и повеселее бывало, и травили куда как изысканнее. Ну что такое – пищу отравить?

Можно и перчатки пропитать, и веер, и нож смазать определенным образом, и ночные рубашки – что хочешь отравят. И никто не поймет потом, отчего умерла жертва.

Интересно другое было. Как боярышня Устинья яд распознала да помогать кинулась.

Необычное такое знание.

Но не до того Адаму было. Сначала он обеих боярышень отпаивал, осматривал, потом уж, часа через четыре, выдохнул.

Поболеют, конечно, обе красавицы, но жить будут. А если бы сразу не начали поить их, не вышел бы яд из желудка – куда как хуже дело б обернулось.

А не успел выдохнуть – его к царю позвали.

Борис не на троне сидел, по кабинету своему ходил, ровно лев по клетке. На Адама посмотрел зло, но тут же рукой махнул:

– Не на тебя сержусь, на татя, пищу отравившего. Что скажешь?

– Будут жить обе боярышни. Васильевой я б дней десять прописал полежать спокойно. Со второй похуже, бредит она. Но я надеюсь, что при должном присмотре через месяц и ей здоровье вернется.

– Хорошо. Мы проверили все, в заливное яд добавили.

– Хороший выбор, государь. Ежели это белладонна… вкус у нее достаточно сильный, а заливное с травами, с чесноком – там все и перешибло. Вовремя боярышня Устинья спохватилась, когда б она помогать не кинулась, было б два трупа. Яд этот сильный, коварный, мне он ведом, я боярышень спасти не успел бы всяко.

– Она заметила, как у соседки по столу зрачки расширены неестественно. И лицо покраснело.

Адам кивнул:

– Не удивлен. Боярышня – умная. Я знаю, она умеет ходить за больными.

– Откуда? – Патриарх, который до того в уголке сидел тихонько, шевельнулся.

Адам ему поклонился, но ответил без страха:

– Я с боярышней с осени знаком. На ярмарке служанку ее толкнули, плохо той стало. Ведомо мне, боярышня свою няньку сама выхаживала, с ложечки кормила. И я когда навещал няньку, с боярышней разговаривал. Она сведуща в лекарском деле, достаточно, чтобы увидеть тревожное.

– Ее учили?

И на этот вопрос Адам мог честно ответить:

– Я и о том спрашивал, владыка. Не так чтобы учили… она сказала, что знает достаточно. Мало ли что с детьми случиться может, а то и с дворней. Может за больным приглядеть, рану перевязать, а то и зашить, яд определить.

– Яд?

– И про то я спрашивал, а она ответила, что среди растений Россы всякие есть. И ядовитые тоже. Волчья ягода, к примеру: красивая, достать легко, дети ею отравиться могут. Да и другое кое-что.

Переглянулись мужчины, Борис выдохнул незаметно.

О том, что Устя волхва, молчал он, ни к чему патриарху такое знание. Ненадобно. Но как оправдать ее, не знал, а тут и Адам подвернулся и высказал надобное, наградить его потом обязательно.

– Вот оно что. Хорошие у нее родители.

Адам только поклонился. Может, и хорошие. С родителями боярышни как-то и не знался он. К чему? Няньку вот видел… Ах, вот еще что!

– Боярышня Устинья сказала, кушать ей не хотелось. Повезло.

– Хорошо, Адам. – Государь со стола бумагу взял. Ему протянул: – Потом посмотришь. А сейчас иди себе…

Адам поклонился да и вышел и только за дверью бумагу развернул.

Охнул, а возвращаться и в ноги кидаться как-то и поздно было.

Государь его придворным лекарем назначал. И жалование положил в четыре раза больше, чем у Адама ранее было, и дом ему на Ладоге пожаловал.

Хотя, ежели по-честному, боярышня Устинья все это втройне заслужила.

Надеялся Адам, ее без награды не оставят. А еще сожалел немножечко о несбыточном.

Положа руку на сердце… вот на такой, как боярышня, и надобно бы жениться лекарю. И опора, и помощь, и сама сведуща, не жена была б, а клад. Ах, какая жалость, что боярышня она! Такое сокровище дураку достанется!

* * *

Боярин Репьев вслед за лекарем явился. Государь и переговорить с патриархом не успел, боярин доклад принялся делать:

– Государь, блюда собаке дали съесть, от заливного дворняге плохо стало, скончалась она. По приметам – настойку бешеницы в еду подлили, только в заливное, в других блюдах нет ничего^[85]. Две боярышни, Орлова да Васильева, заливное отведали, боярышня Заболоцкая чудом жива осталась. Она уж собиралась, даже кусочек в рот положила, да отвлеклась на соседку, а потом и поздно было.

– Заболоцкая?!

– Она сама свое место за столом указала. Могла и отравиться, государь, верно все.

– А остальные боярышни?

– Другие блюда предпочли, государь.

– Кто яд подмешал – не нашли?

– Ищем, государь.

Борис только головой качнул.

Убийцу Ижорского ищем, отравителя – ищем. Службу создавать надобно, коя будет такими делами отдельно заниматься. Вот как во Франконии.

– Ищи, боярин. Слуг расспроси.

– Тут такое дело, государь. Слуг я всех опросил, люди мои хорошо поработали. Клянутся они и божатся, никто чужой на поварню не заходил. И яд никто подсыпать не мог, не знал ведь никто, что блюдо это для боярышень.

– Почему?

– Одно заливное готовилось, государь. Потом повар его по блюдам разложил – и наверх отправил. Мы другие блюда проверили, а там яда нет. Получается, что его или слуга, который блюдо нес, отравил, или яд потом добавили. Кто-то из боярышень.

Борис с патриархом переглянулись.

– Кто первый пришел? Кто первая?

– Боярышня Мышкина.

– Прикажи слугам ее комнату обыскать. Кто ее знает, может, и она это? Я б ее расспросить приказал как следует, да Фома Мышкин против будет^[86].

Судя по лицу боярина Репьева, он бы и боярина Мышкина допросил жестко. С плетьми да железом каленым. Нельзя вот! А жалко!

– А еще…

– И остальных боярышень обыскать. Кроме пострадавших и Устиньи. Сам понимаешь, осторожно надобно, аккуратно.

Репьев кивнул:

– Сделаю, государь.

И вышел вон.

Борис с патриархом переглянулись.

– Орлову и Васильеву я домой отправлю. И подарки им сделаю богатые.

– А остальные останутся?

– Отравительницу сыскать надобно. Когда б не боярышня Заболоцкая, было б у нас три покойницы.

И с этим патриарх согласен был.

– Ох, государь, на что только бабы не готовы ради выгодного брака!

– На всё готовы, владыка, и втройне плохо, когда баба за своим желанием берегов не видит.

И спорить с этим было невозможно.

* * *

Вивея по комнате металась, ровно лисица бешеная.

Страшно? Ой как страшно-то, мамочки родные!

Вот травила девок – и не боялась, легко рука шла. А сейчас… убивать не страшно, страшно попасться. Как подумает, что с ней сделать могут, так по позвоночнику морозом продирает!

А ведь пузырек с настойкой не выкинула она! Не смогла!

Не успела попросту.

А когда, как было его выкинуть, ежели то слуги, потом боярышни явились, суматоха поднялась. Была б то трава сухая али порошок какой – его подсыпать проще, и следов не осталось бы, а капли – пузырек, улика. Могла б Вивея – она б пузырек кому из присутствующих подсунула, да вот беда – не умела она по карманам лазить. На то навык потребен, а откуда он у дочери боярской?

Не получится у нее, и пытаться нечего, шум поднимется, поймают за руку, считай, тут и кончено все будет.

Вивея потом думала, куда пузырек выкинуть, но – некуда было. В нужник разве что? Так ведь палаты! Не принято боярышням на задний двор бегать, тут бадейка специальная есть, но в нее выкинуть смысла нет, видно же будет, глупо это.

В окно? Вивея в окно выглянула, от стражников отшатнулась. Стоят внизу, один голову поднял, на нее посмотрел, отвернулся. Как тут что кинуть?

Найдут, подберут.

Оставалось пока при себе держать пузырек и молиться. Выйти бы куда, да в коридоре тоже стража стоит, спросят, досмотрят, и попадется она ни за грош. Сами-то стражники ее не обыщут, но бабам прикажут, и те таить не станут. Ох, лишь бы обошлось.

Только бы пронесло!

Выкинет она эту дрянь! А покамест… пузырек она на груди припрятала. Не будут ведь боярышню обыскивать просто так, по одному подозрению? Нет, не будут?

Правда же?

* * *

Устинья напоказ капли сонные над молоком вытрясла, чашку выпила, на кровати вытянулась.

– Благодарствую, царевич. Поспать бы мне.

– Спи, Устиньюшка, не уйду я.

– Нет, царевич. Нельзя так, нехорошо, когда неженатый мужчина, да рядом с девушкой незамужней, да в покоях ее – плохо так-то. Не позорь меня, прошу.

Фёдор зубами скрипнул, но за дверь вышел, там и уселся, на стену облокотился. Не сдвинется он никуда отсюдова, покамест не найдут убийцу. А потом сдвинется, чтобы своими руками удавить гадину!

Устя на Аксинью поглядела.

– Ася, пожалуйста, походи, посплетничай, узнай, что в палатах об этом случае говорят?

– Хорошо, Устя.

– А я посплю покамест.

– А царевич…

– Скажи, что я уснула. – Устя к стене отвернулась, глаза закрыла. Напоказ она капли вытрясла, а так-то не в молоко они попали горячее – рядом, на одеяло. Чуточку глаза отвела, для этого и волхвой быть не надобно.

– Хорошо, Устенька.

Аксинья дверью хлопнула, Устя лежала, в потолок смотрела.

Потом, минут через десять, встала и дверь изнутри на засов закрыла. Тихо-тихо.

Так спокойнее будет. У Аксиньи своя светелка есть, а Усте никого рядом не надобно. Разве что полежать. Чутье ей говорит, что государь скоро не придет. А как придет, так она ему сильная да уверенная в себе понадобится, не сонная да усталая.

Отдохнуть надобно.

Просто – отдохнуть.

Через десять минут Устя уже крепко спала.

* * *

Фёдор в коридоре сидел, под дверью. Михайла ему не сказал ничего, наоборот, рядом устроился. Подумал, плащ откуда-то притащил, царевичу подстелил.

Фёдор даже не кивнул, другим его мысли были заняты.

– Узнаю КТО – сам убью!

– Вот дрянь-то, царевич!

Михайла не клялся, слов громких не произносил, но убил бы – не задумался. Хотя сейчас и без него постараются, еще и лучше в приказе-то Разбойном получится.

– Выпьешь, царевич?

– Давай, – Фёдор неловко из фляги глотнул, сморщился. – Я как подумал, что Устю потерять могу… уф-ф-ф!

И еще раз глотнул.

Михайла кивнул медленно. Здесь и сейчас понимал он Фёдора лучше, чем кто-либо другой поймет, страх у них на двоих был один, общий, жуткий…

Да, потерять.

Страшно подумать даже.

Вот была Устя… и ее – нет?! Вообще нигде нет? И улыбки ее нет, и голоса, и… и в глазах мутнеет, и из груди рычание рвется, и в голове черная пелена, а руки сами в кулаки сжимаются.

Как так – ее нет?

Тогда и Михайлы тоже нет. И смысла нет. И жизни. И… и мира этого тоже нет! И не жалко его – к чему он без Устиньи?

На все плевать.

Устя, Устенька, только живи, пожалуйста… а тварь эту, которая ядом балуется, Михайла сам убьет, ежели Фёдор не поспеет…

Убьет.

* * *

Боярин Репьев рассуждал так.

Ежели кто из боярышень причастен, напугать их надобно. Пытать нельзя, понятное дело, но ведь пугать – можно?

Нужно!

Выбираем мужика пострашнее, одеваем внушительно, и пусть пугалом поработает, посмотрит грозно, порычит страшно, авось душегубка себя и выдаст!

А там уж и хватать, и тащить можно.

Боярин Репьев у лекаря расспросил, что искать надобно, Адам Козельский ему и объяснил, что свежей красавки зимой-то не сыщешь. Ежели сушеную – ее б в блюде мигом заметили. Трава же, ею заливное обычно не посыпают, другое дело – зелень свежая, но ведь и той не было. Да и посыпать траву ту незаметно не удастся.

Значит, речь о настойке.

Ее и сделать несложно, и подлить тоже, только вот склянка оставаться должна. Нет ее в горнице, где обед был?

Горницу боярин обыскал сам, чуть ли не по полу прополз.

Не было склянки.

И то, когда ее прятать-то? И куда?

Получается, яд уже на столе добавили, значит, при злодейке склянка остаться должна. Конечно, могла она ее и по дороге выкинуть, и потом…

Боярин лично стражу спустился расспросить. Но – ничего не выкидывали. Разве что одна из боярышень выглядывала, рыжая такая…

Рыжих было три штуки. Устинья, Аксинья и Вивея. Две Заболоцких и Мышкина. Только вот Устинья… ей смысла нет никого травить. Судя по Фёдору, ее и так под венец поведут. Хоть завтра бы повели.

Аксинья? Вообще ее в горнице не было.

Вивея? Мышкина?

Могла она? Да легко! Бабы и не такое устроить могут!

А к государю бояре скоро пожалуют, им хоть что сказать надобно. Так что… семь бед – один ответ, а когда не она это, так боярин честь боярскую не уронит, извинится перед отцом ее.

Боярин Репьев дверь с ноги открыл, та об стену грохнула, ровно пушка, Вивея вскрикнула, дернулась – куда?!

Некуда!

– Государь обыск приказал сделать. Ты, боярышня, сама сознавайся, тогда на дыбу не вздернем!

Голос у боярина убедительным был.

И репутация.

И мужик громадный за его спиной, в кожаном фартуке, с кнутом на плече и клещами в руках. И клещи алым испачканы.

Кровью куриной. На поварню заглянули, там поругались да позволили и клещи испачкать, и даже «палача» кровью заляпали. Выразительно получилось.

Вивея того не знала, задергалась вся.

– Я не… то есть не я…

– Все так говорят, – протянул мужик.

Голос у него был под стать внешности. Низкий, рычащий, в черной бороде клыки белые блеснули.

– Тебя, боярышня, видели, как ты яд в блюда подливала. Пузырек-то выкинула уж? Или не успела?

Вивея и ответить не смогла, горло перехватило.

Видели?!

Кто?! Рука сама к груди метнулась, туда, где флакончик был спрятан. Боярину Репьеву других доказательств и не понадобилось.

– Сама выдашь – или одежду содрать да обыскать?

Вивея назад отшагнула, потом еще… и стена там, в лопатки жестко уперлась, остановила, боярышня по ней руками слепо зашарила!

– Я не… не… не смейте!!!

– НУ!!!

Таким тоном медведя остановить можно было, не то что девчонку малолетнюю, глупую. Вивея, словно во сне дурном, пузырек достала, боярин его к носу поднес, понюхал.

– Кажись, оно. Акимка, сбегай, покажи лекарю Козельскому. А ты, боярышня, сказывай все подробно, не таи: кто яд дал, кто подстрекал, чего хотела?

Вивея обхватила себя руками.

– Я…

– На дыбе-то все одно расскажешь, но лучше ж самой? И ноги не переломают.

Боярышня задрожала – и принялась послушно рассказывать.

И про снадобье для блеска глаз, и про гадину Заболоцкую, которая ей дорогу перешла, и про царевича… Ну ведь она бы лучше была! Почему ее понять не желают?

Боярин слушал недолго. А потом, когда вернулся подручный с подтверждением от Козельского, кивнул подручному:

– В Приказ ее. Пусть посидит, подумает.

Пытать дуру он не собирался. Да и без того ей хорошо не будет. Камера, сырая, да с крысами, да с охапкой соломы в углу…

И кандалы тяжелые.

И татю не сахар, а уж такой вот боярышеньке изнеженной и вовсе слезы горькие. Все расскажет, и дыбы не понадобится.

* * *

Фёдор так и сидел бы в коридоре, но когда боярин Репьев к Мышкиной пожаловал, заинтересовался царевич. Комнаты боярышень, считай, друг рядом с другом, двери видно… и зачем ему мужик такой?

Что это задумал боярин?

Не любил Фёдор Василия Никитича, а все ж признавал, что есть у боярина и свои достоинства.

Неглуп он, и характер есть у него, и дело свое он знает, и Борису пуще собаки какой предан. И ежели устроил он спектакль, то неспроста это.

Фёдор поближе подошел, к стене прислонился, ждал.

Видеть, что в комнате происходило, не мог он, а вот слышалось все великолепно. И обвинения. И оправдания. И…

Ярость поднималась из глубины, ярость накрыла волной и без того слабый разум, ярость смыла все человеческое. Ежели б не «палач», который чудом успел Вивею прикрыть, Фёдор бы ей в горло вцепился.

Накатило…

Царевич рыком рычал, к горлу Вивеи рвался, та завизжала, в угол забилась – упасть бы в обморок, да и то не получается, как видишь глаза эти белые, выпученные, как пальцы скрюченные ровно когти к твоей шее тянутся… жуть накатывает.

Палач Фёдора перехватил, Михайла в ноги ему кинулся, подбил, упал царевич на пол – и его тут же сверху стражники придавили… едва не разлетелись, но весили больше, кольчуги же, да и двое их, третьим палач упал, четвертым Михайла – и все одно трясло их, Фёдор до горла Вивеи добраться рвался.

Боярин Репьев ее за локоть схватил, за собой потянул.

Но о долге не забыл он…

– Хоть слово лжи скажешь – отдам тебя царевичу!

– НЕТ!!!

– ОТДАЙ!!!

Все сплелось в единый клубок воя, криков, почти звериного рычания… когда б не убрали Вивею, так и Фёдора успокоить не удалось бы. Наконец кое-как подняли, успокоили, отряхнули, извинились даже… Фёдор всех злым взглядом обжег, особенно Михайлу, и из коридора ушел к себе. Устя не проснулась даже, разве что приснилась ей собачья драка.

Михайла за Фёдором и не пошел даже, все одно сейчас извиняться смысла нет. Он продумывал, как бы ему в приказ Разбойный пройти… Покамест плохо получалось. Но может, и не понадобится.

Вот когда не казнят боярышню Мышкину, Михайла с ней и разберется. А покамест… Может, еще и повесят? Борис не гневлив, но такое нельзя спустить с рук, чтобы в палатах царских всякая дрянь людей травила…

Подождет Михайла, он ждать умеет, и сундучок с камешками самоцветными тому подтверждение.

Подождет…

* * *

Бояре себя долго ждать не заставили, мигом к государю явились, Борис тоже их ожиданием томить не стал.

– Заходите, бояре, разговор у нас горький будет. Дочерей ваших отравить пытались. Повезло – вовремя яд заметили да спасти девушек успели.

– Как?!

– Кто?!

Не похожи внешне были Петр Семенович Васильев и Кирилл Павлович Орлов. Ничем не похожи. Один длинный да тощий, второй маленький и круглый. Первый весь оброс, хоть ты лешего с него рисуй, второй лысый, ровно коленка девичья. Васильев весь раззолочен, обряжен пышно, посмотришь – зажмуришься.

Орлову не до того. Шубу накинул, а под ней рубаха чуть ли не холщовая, рукав прожжен, штаны грязные.

А дочек оба любят, оба взволновались – и на миг стали похожи, ровно зеркало.

– Яд в блюдо подлили. А кто… выясняет пока боярин Репьев.

– Выясняет он?! – змеем лютым прошипел Васильев. – Что с девочкой, государь?!

Хоть тут Борис спокойно ответить мог:

– Сейчас при ней лекарь хороший. Повезло, вовремя яд распознали. Обед начался, боярышни за стол сели, кушать начали, потом одна из них, боярышня Заболоцкая, заметила, что неладно с девушками, тревогу подняла, а боярышень воду пить заставила. Вот яд и вышел из тел. Повезло.

– Заболоцкая? – прищурился Орлов. – Откуда ж познания такие?

Борис на это ответил бы легко, да правду и боярам сказать нельзя. Что волхве, пусть даже юной, яд увидеть? Считай, ерунда. А только лучше промолчать о таком. Другое Борис сказал:

– Она у себя дома за больными ухаживала. Знаете ведь, Федьке она нравится, вот я и приказал разузнать. Алексей Заболоцкий приказал дочь учить, мало ли что случится дома. Дети гадость какую съедят, али кто из холопов поранится – разное бывает в хозяйстве.

Бояре переглянулись.

Так-то да… и у них на подворьях разное случалось, только боярышень такому не учили – к чему, когда лекари есть? Но и ничего удивительного в том не видывали. Случается. Нечасто, а бывает такое.

– А кто яд подсыпал, государь? Нет пока даже мысли?

Борис только поморщился.

– Надо думать, одна из боярышень. Сами знаете, девочки у вас настолько собой хороши, что поневоле кто-то да позавидовал.

Бояре приосанились. Потом пригорюнились.

Хороши-то хороши, а теперь как быть?

– Я прикажу домой их отправить, как выздоровеют. Со всем почетом, с подарками богатыми. А когда жених хороший найдется, стану первому ребенку крестным отцом.

Это предложение боярам понравилось. Заулыбались.

Так-то и плохо, и беда, но дочки ведь живы? Вот и ладно. И выгода быть может великая, с царской семьей, считай, породниться.

Дверь стукнула, боярин Репьев вошел.

– Государь, сыскал я татя. Велишь слово молвить?

– Говори.

– Боярышня Мышкина это. Вивея Фоминична.

Борис едва не застонал. Тоже та еще боль зубная, Фома Мышкин. Крысьев он, не Мышкин! Зараза такая, везде лезущая…

– Что ей надобно было?

– Она боярышню Устинью отравить хотела. Так-то решила, что, когда главной соперницы не будет, обязательно на нее царевич посмотрит. Похожи они ведь.

– Похожи. А другие боярышни как пострадали?

– Боярышня Устинья береглась, ей яд подсыпать не получалось, а на что другое у боярышни Мышкиной ума и сил не хватало. Вот и решила дурища в общее блюдо яд высыпать. А там уж… кому сколько достанется – авось и повезет. Даже когда отравление случилось бы, боярышню Устинью с отбора удалят. А она останется.

– Чем эта дура думала? – Борис скорее для себя спрашивал, да боярин Репьев ответил:

– Да чем она думать могла, государь? Дурища ж. Семнадцати еще нет, а пакостность есть. Вот и лезет из нее это, как тесто из квашни. У дядьки моего дочь такая же… дура злобная, пакость сделает и сама потом больше всех мается. Ни украсть, ни на стреме постоять.

Оставалось только вздохнуть.

Просто злобная дура.

Которая по чистой случайности убийцей не стала. А и стала бы… как она потом жила бы с этим? Да отлично! Она же дура! Она бы просто не поняла, что натворила, куда ей?

Чтобы своей виной мучиться, ее осознать надобно. А для того ум и душу иметь хорошо бы. А не только злобу бешеную.

– Где она сейчас, боярин?

– В приказе Разбойном сидит. Ты не думай, государь, я ей хорошую темницу подобрал, сухую. Почти. И крыс там нет… наверное.

Переглядывались бояре очень злорадно.

Борис подумал – и тоже усмехнулся.

– Поговорю я с боярином Мышкиным. Когда загладит он свою вину перед вами, бояре, разрешу я ему дочку в монастырь отдать. А ежели не загладит – казнить прикажу.

Может, и не хотелось ему такого решения, не хотелось девку молодую приговаривать, а только это не в трактире каком морды бить. Это – палаты государевы. И тут людей травить?

Сейчас спустишь, потом и вовсе обнаглеют.

Бояре такой выход одобрили, царю поклонились, как положено, и распрощались, к дочкам отправились.

Борис подумал – и тоже пошел.

В потайной ход. К Устинье.

* * *

Спящий ангел.

Так Борису и подумалось при виде Усти.

Лежит она на животе, щеку на подушку положила, коса на пол свесилась, губки пухлые, носиком посапывает… одеяло сбилось, фигурка вся видна, особенно некоторые ее части… выразительные такие. Выдающиеся.

Только вот не один мужской интерес нахлынул.

Борис сам себе удивился, когда понял, что Устинью одеялом укрывает. И косу поправляет осторожно, мало ли – во сне повернется, придавит. Больно потом будет.

Будить ее? Надобно бы разбудить, надобно поговорить, посоветоваться, а то, может, и еще по дворцу пройти тайно… А рука не поднимается за плечо тряхнуть, сон оборвать. Пусть отдыхает его боярышня, пусть сил набирается, тяжело ей пришлось сегодня.

Тут бы и взрослый мужик растерялся, и кто посильнее не справился, а она сегодня две жизни спасла, такое не каждый день бывает. Пусть отдохнет.

– Устёна…

Шепот был тихий-тихий, никто и не услышал.

А Борис еще долго на девушку смотрел. О своем думал.

Что с Мариной хорошо было, но не так. Когда он жену спящей заставал, он ее поцелуями и будил, ни разу не думал, что ей выспаться охота.

Страсть меж ними была, желание было бешеное, а нежности не было. Спокойствия не было, любви, желания позаботиться. А с Устей было это все, и больше даже было.

Какая-то пронзительная нежность.

Не сможет он ее отпустить.

И Федьку понимает.

И… не отдаст он ее брату! Вот просто – не отдаст! Все Боря осознает, все понимает.

Он – царь, он жениться должен с выгодой для государства.

Он старше Устиньи раза в два.

Федя ей по возрасту ближе, и легче ей будет. И… сотню доводов еще привести можно, сотню тысяч доводов, которые бесполезны уже, потому что принял он свое решение.

Никто между ними не встанет, даже Федька.

Это его! Личное!!! РОДНОЕ!!!

И все могут катиться в ад! Никому он Устёну не отдаст. Никогда.

(обратно)

Глава 9

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Было ли – не было?

Вспоминаю тот отбор в жизни своей черной. Как все было-то?

Привезли нас, государь с нами поговорил, тогда и пропала я. Все остальное ровно сквозь кисею виделось. Может, я и за Фёдора-то вышла, чтобы хоть так к Бореньке поближе быть. Я же понимала, когда откажусь, отправят меня в монастырь навечно, никогда я любимого впредь не увижу.

Да не о том сейчас речь, об отборе.

Боярышни тогда все те же были. Было это.

И мордочка Танькина крысиная. Интересно, что с ней такое? И не видно, и не слышно, а я от нее пакостей ждала. Делась куда-то… да и пес с ней!

Боярышни меня травить пытались, не ядом, словами своими кололи, ровно иголками. Я уж и не помню, что они там говорили, все неважно было.

А отравление?

А ведь… было и это. Было, травили кого-то.

Боярышня Утятьева от порчи мучилась или от чего-то такого же, это я помню отчетливо. А боярышня Мышкина невесть от чего померла. Я толком и не знала, что да почему, одним днем все решилось. Была боярышня – и нет ее, только тело родителям отдали… Отравили? Неуж тогда отравил кто-то Вивею Мышкину?

Почему ее?

Почему не меня?

Мне тогда и яд подсыпать легко было, и что хочешь сделать, но не травили же.

Почему?!

Кажется, если я найду ответ на этот вопрос, я узнаю что-то еще, что-то важное.

А могла она и тогда пытаться устранить соперницу? Могла попытаться меня отравить ядом своим?

Почему нет? Человек же не менялся. Как была Вивея пакостью в той, черной жизни моей, так и сейчас пакость она редкостная.

Могла она тогда попытаться подлить яд, да не мне одной, а всем соперницам?

Легко могла.

А к кому б она за этим обратилась? Да к Таньке же, та ко мне вхожа была, я бы из ее рук что хочешь съела, что угодно выпила. Вивея могла к ней обратиться?

Тоже могла.

Дурочка молодая, что там того ума? Злобы да ярости отмерено, ума не видно. Решила б, что подкупит Таньку… да та и продавалась по дешевке.

Или – нет?

Мысли складывались одна к одной.

Когда Таньку во дворце терпели… у нее был хозяин?

Хозяйка?

Любава или Марина? Кто?

Кто-то другой тут не помог бы. Но ежели кто-то из цариц за ней стоял… за хорошие деньги Танька могла что-то сделать. Уж доносила-то она обязательно, и что сделала, и для кого сделала? Могло так быть?

Могло.

А если вспомнить самое главное, почему я Федьке глянулась, а потом и Марине, и Любаве?

Волховья кровь.

Моя кровь и мой ребенок. Я нужна была Марине, так? Ламия хотела своего ребенка, хотела за счет жизни моего ребенка, потому не потерпела бы попыток со мной расправиться. Другая боярышня ей не подошла бы.

Утятьева?

Могла она подойти – или нет?

По крови, может, и могла, а как по характеру? Была ли среди боярышень еще одна такая овца безропотная, да еще и с нужной кровью?

Не было.

Потому и Анфиса от порчи маялась, с отбора ее удалили. Она умнее оказалась, она так хотела сделать, чтобы ее не заподозрили, но порча по ней ударила, отражением. Потому и Вивея умерла, она и в той жизни убить хотела, да не успела, опередили ее. Раньше ударили.

Охраняли меня.

К Фёдору вели, ровно на заклание, а я и не соображала ничего. А и подумала б – не возразила.

Не могла я просто. Жизнь прожить понадобилось, все потерять, умереть, чтобы гнев во мне проснулся, черный, безжалостный. Чтобы я научилась за своих до самой смерти стоять.

Чтобы два и два сложила.

Марина?

Да, скорее всего, она меня и сберегла в тот раз. Для своих целей, но сберегла. А потом кто-то Бориса убил. И ничего она не успела со мной сделать.

Осталось выяснить – кто убивал? Кто успел и кто моего ребенка нерожденного в могилу свел, кто потом Фёдору другую девку подсунул, кто нас всех, ровно марионеток, за ниточки дергал? КТО?!

И ни на шаг я от Бори не отойду, и ни ногой из палат царских, покамест во всем не разберусь не найду злодея, не вырву ему горло.

Никому я своих любимых не отдам! Не дам в обиду!!!

Больше та история не повторится! Уже не повторяется!

* * *

– Государь, дозволишь?

– Дозволяю. Что случилось, Макарий?

– Царица сегодня уезжает. То есть… бывшая царица Марина.

Борис поморщился:

– От меня ты что услышать хочешь?

– Ничего, государь. Она просит с тобой последний раз увидеться и проститься.

Борис подумал минуту.

– Где она сейчас?

– В покоях своих.

– Когда уезжать она должна?

– Да хоть и прямо сейчас, государь. Все готово, возок ждет.

– Хорошо, Макарий. Сходи к ней да скажи, чтобы сюда проводили. Не ко мне, пусть подождет… в Синей палате, а я туда подойду.

– Хорошо, государь.

Макарий еще подумал, что от греха подальше прикажет царице руки-ноги связать. Кто ее знает, что она сделать пожелает?

А Борис о другом подумал.

Устя.

Пробудилась ли она? Позвать ее надобно.

И Марине отказать не по-людски получается, это ж как последняя просьба.

И говорить с ведьмой… да хуже того, с нелюдью, без волхвы рядом? Другого дурака себе поищите! А этот наговорился уж! По горло нахлебался разговорами!

* * *

Когда за стенкой ровно мышь зацарапалась, Аксинья взвизгнула:

– Ой, мамочки! Крыса, что ль?

Устя поняла сразу.

– Асенька, ты на поварню сходи, попроси кота принести? Может, дадут ненадолго? Пусть посидит тут, авось и изловит кого?

Аксинья закивала и вниз умчалась, а Устя к стене шагнула.

Панель отодвинулась, Борис вылез.

– Уф-ф-ф… хорошо, что поняла ты, Устёна. Как спалось?

– Отлично. А ты поздорову ли, Боря?

– И я хорошо. Марина уезжает да умоляет меня напоследок о свидании.

Была б Устя собакой – у нее бы шерсть дыбом встала.

Ламия?

Умоляет?

Ох неспроста такое происходит!

– Ты…

– Сможешь со мной пойти?

Устя тут же успокоилась, воздух выдохнула.

– Куда?

– В Синюю палату. Я могу туда войти, а ты за ширмой постоять, меня поддержать. Я не трус, но ведь не человек это, и что она сделать может, мне неведомо. Помоги, пожалуйста.

Устя кивнула. Отлично она Бориса понимала, хоть и не трус он, да и не о страхе речь, о разумной осторожности. Кто ж на медведя с голыми руками пойдет? Рогатина потребна! А на ведьму только волхвы, против силы только другой силой.

– Конечно, Боря! – И уже искренне, от всей души: – Как хорошо, что ты пришел!

Борис ею даже залюбовался.

Губы розовые улыбаются, глаза серые сияют… Ради одной этой улыбки прийти стоило. И… признания?

Она волновалась?

Он ей не безразличен?

Как это приятно слышать!

* * *

Стоило Марине в палату войти, она тут же носом повела, поморщилась, словно от дурного запаха. И сейчас, когда спали чары, когда не притворялась она, Борису намного виднее было.

Действительно – не человек. И грация другая, идет, ровно змея ползет, легко, стремительно… и все одно – не человек!

И улыбка эта… так и кажется, что за алыми губами клыки сейчас блеснут.

– Боишься меня, Бореюшка? Не хочешь со мной наедине остаться?

– Не хочу. И боюсь. – Борис и отрицать не стал, чего душой кривить, в глаза лгать. – Дураком надо быть, тебя не бояться.

Марина улыбнулась, польщенная.

– Я тебе вреда не причиню. Разве плохо нам вместе было?

– Кому из нас? Тебе-то хорошо было… и со мной, и с другими.

– Ревнуешь?

– Когда любят – ревнуют, а я теперь брезгую только. Чего ты от меня хотела?

Марина в бывшего супруга вгляделась, поморщилась еще раз. Волхва рядом, кандалы кожу сковали, стянули, нарочно Макарий их выбрал такие али нет, но они из холодного железа – и силе ее предел положили. И поводок ее порвался, и чары спали. Даже сними она кандалы, все одно Бориса наново приворожить не получится.

И… правду он говорит. Ни гнева не осталось, ни ярости, только пепел серый. И… волхва проклятая тоже рядом. Не выйдет ни порчу наслать, ни слово злое кинуть, не поддастся Борис. Будь она проклята, Устинья эта… мерзавка! Не даст она ему ничего плохого сделать!

Марина б попробовала, затем и приходила напоследок, да теперь не получится.

– Неужто меня в тот монастырь отсылать надобно? Неуж получше ничего не нашлось?

– Как не найтись? Болотная площадь тебя в любую секунду примет. Хочешь?

Марина глазами сверкнула.

– Бореюшка, я еще раз тебя попросить хочу…

Борис только головой качнул:

– Когда это все… Стража!

Долго ждать не пришлось. Мигом влетели, рядом с Мариной встали.

– В возок ее. И в монастырь.

– Будь ты проклят! – сказала, как прошипела, и сама пошла, только кандалы звякнули.

Дверь захлопнулась, Борис к стене подошел, за панель потайную прошел.

– Устёна…

И упал на колени.

Сил не осталось. Никаких.

Любил он Марину! Любил когда-то… это уж потом его колдовством окоротили. А до того – любил.

Устя над ним наклонилась, к себе прижала, защищая, по голове гладила, шептала что-то ласковое.

И потихоньку уходила боль, разжимались злые когти.

Может, и не все так плохо-то?

Устёна… родная моя…

* * *

На клочья б негодную ламию разорвала! И каждый клочок еще пополам порвала!

Когда такое видишь, когда рядом с тобой от боли корчится сильный мужчина, когда его в дугу гнет не от физической боли – душевной, а ты и помочь ему не в состоянии…

Устя любимого мужчину обнимала, шептала глупости разные, и кажется, легче ему становилось.

Наконец Борис в себя пришел, выдохнул, на ноги поднялся.

– Прости…

Устя ему рот ладошкой закрыла.

– Не смей! Каждому опора надобна, а не пустота за спиной. У тебя я есть. Что бы ни было – встану, в любой беде ты меня позвать можешь! Только не передумай!

И почувствовала, как ее ладошки касается ласковый поцелуй.

Боря ее руку взял, ладошку дыханием согрел, губами прикоснулся.

– Устёна… родная моя…

Мир бы за эти слова отдала.

Жизнь и душу.

И отдала ведь… и не жалко теперь! Век бы стояла так-то… чудом государю на шею не кинулась.

Боренька… Любимый.

Вроде бы и ничего не сказано, а две души ближе друг другу стали.

* * *

По коридору Устя не шла – летела на крыльях.

И мир прекрасен, и жизнь чудесная… Могла она и потайным ходом вернуться, да лучше не рисковать. Аксинья за кошаком пошла, вот вернулась она, а тут Устя из потайного хода появляется. Нет, ни к чему.

А вот ежели Устя просто вернется… допустим, позвал ее кто или узнать что захотела…

Вот и ко времени пришлось, боярыня Степанида на дороге попалась. Устя шаг вперед сделала, путь ей загородила:

– Боярыня, дозволь узнать?

Степанида Пронская на нее посмотрела вначале без особой приязни, потом уж смягчилась. Когда б не Устя, было б сейчас две мертвых боярышни, а то и три.

Скандал бы поднялся великий, а виноват кто? А тот, кто себя защитить не сможет, и она, боярыня Пронская, в том числе. Стала б ее царица выгораживать?

Да кто ж знает?

А вот обвинить боярыню могли, еще как могли!

Недосмотрела! Ее попечению вверены невесты царевичевы, а ежели одна из них собралась других потравить… да и исполнила свое намерение? Понятно, она и виновата, мерзавка эта, Мышкина, но и еще кого найти можно. Выходило так, что Устя ее от беды спасла. Потому боярыня головой тряхнула.

– Что тебе, боярышня?

– Не до рукоделья сегодня всем. А и сидеть просто так непривычно мне. Ежели дозволишь кружево мое забрать, я б пока у себя поработала?

Просьба несложной оказалась. И вреда в ней боярыня не увидела.

– Слугам скажу, принесут. Не самой же тебе козлы таскать.

– Благодарствую, боярыня. – Устинья поклонилась. Не низко, а так, чуточку, чтобы уважение показать, а себя не унизить.

– И… и я тебе благодарна, боярышня. Хорошо, что вовремя ты все увидела.

– Я няньку выхаживала, и лекарства ей давала, и навидалась, и у лекаря спрашивала. А бешеница – она и яд, и лекарство, важно только количество.

– Вот как.

– Да. Я ее и ранее видела, вот и сообразила. Повезло просто.

– Очень нам повезло, – согласилась боярыня. – А вот Мышкину казнят теперь.

– Поделом будет. Она о чужих жизнях не подумала, вот и о ней думать не надобно.

Боярыня Пронская прищурилась внимательно.

– Не жалко тебе ее, боярышня?

– А должна я пожалеть? – Устя удивилась даже.

Пожалеть?

Дрянь,которая никого не пожалела? Ладно бы Устю одну – она же, считай, всех приговорила. Всех, кто заливное решил бы взять! Ту же Пронскую, тех же слуг, которые могут доесть чего со стола господского… ей никого жалко не было, а Устя о ней поплакать должна?

Почему?

– Женщина прощать должна. Так Господь велел.

На это Устя ответ знала:

– Ты, боярыня, к священнику сходи, он и скажет, что такое прощение. Это когда на Страшном суде спросят тебя, простила ли ты человека, а ты скажешь, что зла не держишь. Тогда простила. А здесь и сейчас, при жизни… Я Вивею прощу, а наказание пусть она по закону понесет.

– Ишь ты…

– Прости, боярыня, а только убийца – это как волк, человеческой крови отведавший. Людоед. Он не остановится, а я жить хочу.

– Может, и так.

Устя руками развела.

– Так можно мне кружево, боярыня?

– Да, конечно, распоряжусь я сейчас.

Устя боярыне вслед посмотрела.

Понятно, женщине слабой надобно быть, прощать всех, молиться, только вот не сможет она. Уже не сумеет никогда.

Под сердцем, не причиняя боли, но и не давая надолго забыть о себе, горел черный огонек.

* * *

– Илюшенька… кажись, непраздна я.

– Машенька?!

Илья на жену посмотрел. Та кивнула стеснительно. Должны были женские дни у нее начаться, а вот уж пятый день не начинались.

Она и пошла к Агафье Пантелеевне.

Маша, правду сказать, эту старушку побаивалась, слишком уж та умна, хитра и вообще – непонятная. Но Устя ей доверяла, а Марьюшка Устинье верила.

Устя Машеньке вреда не делала, ну и прабабка не сделает. Наверное.

Да не так и много ей надобно.

Но прабабка и слова сказать не дала, как увидела, сама подошла, за запястья взяла, пульс прощупала.

– Будешь у меня с этого дня печенку кушать. Много. И травы заварю, пить будешь. Ты еще не оправилась от Варенькиных родов, а ребеночка вы уже сделали.

– Правда?

– Илюшку обрадуй, вот кто запрыгает от счастья.

Маша и сама словно по облакам летела.

Илюша!

Беременность!

Первый раз она и не поняла, что это такое, не почувствовала. Не ощущала толком, как это – когда ребенок двигается, не осознала счастья. Да и как тут поймешь что, когда тебя родные то пилят, то осуждают, то попросту ругают сутки напролет. Чудом еще Варюшку не скинула.

И после родов ей с малышкой разлучиться пришлось.

Любила она дочку? Да, любила, а все ж понимала, что иначе быть должно. Когда ребенок ожидаемый, заранее всеми любимый, и она не жертва загнанная, а мама на сносях, радость семьи…

Это совсем другое, Илья это и подтвердил.

Подхватил, закружил на руках, потом опомнился, к себе прижал. А на пол не спустил, так и держал осторожно, ровно стеклянную.

– Правда?

– Прабабушка Агафья подтвердила.

– Машенька… радость-то какая! Ребенок! Наш!!!

И такое у Ильи счастливое лицо было…

– Я тебе десять детей рожу, Илюшенька! Мальчиков!

– Хоть одного, хоть десять, лишь бы с вами все хорошо было. – Мигом будущий отец забеспокоился: – Прабабушка что сказала?

– Что травы пить надо будет, она мне скажет какие, и научит, и присмотрит.

– Вот, значит будешь!

– Буду, конечно. Я тоже здорового ребенка хочу, Илюшенька. Нашего… – И такое счастье Маша от следующих слов мужа почувствовала, что чуть сердце не разорвалось, не вмещая его.

– Варюшка тоже наша.

– Хорошо! Еще одного хочу. И тоже нашего. – Маша улыбнулась хитро, ровно лисичка, и с благодарностью про Устю подумала.

Когда б не золовка, не было б у Маши такого счастья.

А сейчас оно есть.

Громадное, искристое, золотистое, словно воздух им пронизан…

Ее семья.

Самое лучшее в мире счастье.

* * *

– Устенька!

Фёдор словно из-под пола вынырнул, Устя и дернуться не успела, схватил ее ручищами своими, обнял, притянул.

– Устя, Устенька, с ума схожу, жить без тебя не могу!!!

И что с ним делать?

Кричать, чтобы отпустил? Так ведь не услышит, не отпустит.

Устя смирилась просто. Пережидала, пока ее прижимали, крутили, покрывали поцелуями лицо… вытереться бы. Неприятно! Вроде и не слюнявые губы у него, а просто – противно.

Никуда не делись ненависть и отвращение. Никуда.

Минут через десять прошел у Фёдора первый порыв, да боярышне от того не стало легче, царевич Устю на руки подхватил, прижал покрепче.

– Не отпущу! Не могу!

– Неприлично это. Люди смотрят.

Не смотрел никто, окромя Михайлы. Тот вход в коридор собой закрывал и в упор глядел, и глаза у него были… голодные.

И жестокие.

Не дождешься пощады, не умолишь, не допросишься, видела она уже у него такой взгляд, тогда, перед смертью своей. Кого сейчас он приговорил? А Фёдор о своем булькает, ровно индюк какой!

– Устиньюшка, хочешь – сейчас к патриарху пойдем? Обвенчает он нас, не денется никуда! Макарий маме родственник!

Устя ногой топнула:

– На чужом горе свадьбу играть?! Царица Марина в монастырь уехала, матушка твоя болеет, меня чуть не отравили вчера, а ты о свадьбе, царевич?! Да как язык у тебя повернулся?!

Фёдор и не смутился даже:

– Давно пора брату было эту стерву отослать. Туда ей и дорога.

– Боярышням плохо до сей поры…

– Да и пусть их! Меньше дурочек в палатах бегать будет! Устенька, хоть слово скажи – не молчи!

– Царевич… не могу я так! Не могу!!!

Фёдор и так едва сдерживался. А услышав от Устиньи умоляющий голос, и вовсе контроль над собой потерял. Сгреб девушку, к себе прижал, в губы розовые поцелуем жадным впился. Принялся глаза ее целовать, щеки, шею…

Не сразу и понял, что тело Устиньи в его руках потяжелело, вниз потянуло.

Устя сознание потеряла.

Фёдор и не удержал бы ее, Михайла подхватил, помог.

– В комнату ее надобно отнести, царевич.

Фёдор глазами сверкнул, но надобно ведь. Чай, боярышня, не девка дворовая.

– Хорошо же. Помоги.

Михайла и помог, и был уверен, что играет Устинья. Это Фёдор может не замечать ничего, не видеть. А он и розовый цвет лица подметил, и румянец, коего при обмороке быть не должно, и ресницы, иногда подрагивающие.

И это ему надежду внушало.

Устиньюшка Фёдора не любит, подальше от него держаться старается. Есть с ней о чем поговорить, ой как есть!

Но сейчас поговорить не удалось.

Пришлось положить девушку на кровать, заботам Аксиньи доверить и восвояси убраться.

Фёдор шел довольный, грудь выпятил.

Его Устинья!

Его, а то чья ж? И невинная, сразу видно! Он у любимой первым будет! Кажись, она и не целовалась ни с кем, вон как перепугалась! Это не девки продажные! Это его жена будущая…

И как приятно о том думать!

Жена.

Устинья…

Михайла за Фёдором шел и думал, что боярышня неплохо играет, талантливо. Для таких, как Фёдор, а он-то все видит. Умна боярышня, а он умнее, его за нос водить не получится.

Устинье он о том не скажет, ни к чему, и когда женится, не скажет. Мужчина обязан умнее жены своей быть, тогда в доме и мир будет, и покой.

А Устинья лежала в комнате своей и думала, что чудом ее на Фёдора не стошнило.

Вот бы ей сдерживаться не приходилось! Она бы и когтями еще прошлась, и глаза бы мерзавцам вырвала! Вздумали тискать ее, ровно холопку какую!

Сволочи!

Негодяи!!!

Обоих, и Фёдора, и Михайлу, Устя ненавидела равно. Но покамест она помолчит, ее время еще не пришло.

Но второй раз… и с Фёдором?!

Да лучше… нет! В монастырь она не вернется! В рощу к Добряне уйдет! Там для нее место найдется!

Ох… и правда, в ближайшее время туда сбегать надобно.

Марина не просто так Бориса звала, Устя была в том уверена. Поняла ламия, что Устинья рядом, вот и делать не стала ничего. А когда б ее рядом не оказалось?

Новый поводок набросила бы?

Не знала Устя, что делать надобно. С Добряной поговорить обязательно.

Не будет она покоя знать, покамест гадина эта по земле разгуливает! Не место этой нечисти под солнцем! Не место!!!

* * *

Рудольфус Истерман смотрел на раку с восхищением.

– Мощи святого Сааввы, – пояснил стоящий перед ним монах^[87].

– Они… великолепны!

– По преданию, святой Саавва отказался отречься от своей религии, и его хотели разорвать львами. – Монах смотрел куда-то сквозь раку. – На арену выпустили диких животных, но львы отказались рвать святого и начали ластиться к нему, как послушные собачонки. Тогда жестокий правитель приказал разрубить святого на части, но топор затупился и не нанес вреда Саавве. И правитель, ошеломленный, принял истинную веру. А мощи святого, по преданию, несут удачу в делах государственных. Тех, которые на благо народа направлены.

– Я обязан купить их! Ради Россы!

– Не продаются, – отрезал монах.

– Все продается, вопрос лишь в цене. – Истерман смотрел невинно.

Сопровождающий его боярин Прозоров кивнул невольно. А и то.

Все покупается, все продается. Действительно, только количество серебра важно.

Но мощи…

Почему бы и не купить? Государь приказал, так почему не сделать? Ежели монах не заломит вовсе дикую цену?

Но Истерман торговался умело.

Боярин Прозоров от него худшего ждал. И что Истерман будет приворовывать, и что у знакомых все купить попробует, и… мало ли махинаций с казенными-то деньгами устроить можно?

Но Рудольфус себя с лучшей стороны проявил: честен был до крайности, за каждый медяк аки лев рыкающий бился. Боярин его зауважал даже.

И мощи они купили достаточно дешево.

И книг у них уж четверо возков, и это еще не предел. Не желает на том останавливаться Истерман, напротив, говорит, деньги покамест есть и для университета многое потребуется.

Что ж, боярин с этим спорить не станет. Чем больше привезут, тем лучше, авось и найдутся жемчужины драгоценные в грязи дорожной.

И невдомек боярину было, что Руди не о том думал. Его не медяки, которые он выкроить мог, волновали, его оплата не в золоте будет, не в каменьях драгоценных.

Власть и слава.

Это превыше всего, что он может получить, монетки выгадывая.

Главное он сделал уже. Рака заняла свое место в обозе и будет отправлена в Россу при первой же оказии. А Руди туда сразу не поедет, нет.

Деньги еще не кончились, потому груз они отправят, а сами останутся. Заодно и вне подозрений окажутся. Не возвращаться ж на Россу, когда там эпидемия бесчинствует.

А уж кто ее жертвами станет…

О том более умные люди позаботятся, которым зараза не страшна.

А Руди подставляться не станет, ему такое и рядом не надобно, и близко не стояло.

Он умный.

Хотя и интересно, что там, в Россе, будет? Жаль, нельзя увидеть, что на другом конце страны происходит. Поговорить нельзя, узнать…

Очень жаль.

* * *

– Государь?

– Макарий, жениться я хочу.

– Государь?!

Не ожидал патриарх такого, а может, и ожидал, но не так быстро. Только-только царицу Марину в монастырь отправили, а Борис уже другого кого нашел?

Кого же?

Да не в том дело, найти-то несложно, а Борис ведь не развлечений ищет, он жениться хочет. А ведь жена – это не просто так, это надолго, и детей от нее Борису явно хочется, думает он о детях, и сам Борис человек основательный. И не похоже, чтобы он безумно влюблен был, его что-то другое ведет, нет у него огня в глазах, как с рунайкой, нет той искры. А вот уверенность есть.

Что ж это за женщина такая, что так царя к себе приманила?

– На ком, государь?

– На одной из боярышень.

Имя Борис называть покамест не стал, ни к чему это. Хоть Макарий и выглядел очень заинтересованным, а расспрашивать не решился, явно государь откровенничать не желает.

– А я, государь, что сделать должен?

– Подготовить все к венчанию моему. Чтобы на Красную горку две пары обвенчались, сначала Федя, а потом и я.

– Хорошо, государь. Как прикажешь, так и сделаю.

– Сделай, Макарий. Мне наследник надобен, да побыстрее.

Макарий только кивнул, свои догадки подтверждая, явно же государь не просто бабу красивую приглядел, он мать для детей своих нашел.

И когда о разговоре этом царице рассказывал – тоже о мыслях своих не умолчал. А чего тут сомневаться? Любава тоже все поняла, как видела, как слышала.

С Устиньей-то Борис на людях и не показывался, даже рядом не стоял, чтобы Фёдор не увидел, истерику не устроил. А вот боярышня Данилова постоянно где-то под ногами крутилась.

Чего удивительного, что на нее царица и подумала? Кто ж еще-то?

А вот что делать с Марфой Даниловой?

Посмотреть да подумать. Когда случится с ней что-то нехорошее… а вдруг государь жениться подождет? Не передумает, но хоть подождет чуток? Любаве больше и не надобно было, ей бы времени выиграть.

Ах, как ей братика Данилы не хватало! Вот уж кто и понимал ее с полуслова, и поддержать готов был, и помочь! А сейчас все сама, все своими руками…

Как тяжело приходится бедным женщинам в этом жестоком и суровом мире! А царицам – еще тяжелее.

* * *

Анфиса Утятьева на Фёдора охотилась, аки на дичь редкую, недоступную.

Надобен ей Фёдор?

Еще как надобен!

И государыня Любава сказала – приворожен он. Оно и может быть.

Когда Фёдор с Михайлой Устинью в комнату ее несли, Анфиса в щелочку подглядывала, видела, как Фёдор смотрел на Заболоцкую. По-хорошему-то, на баб не смотрят так.

Это ж даже не похоть была, как Фиса видела несколько раз, это… одержимость какая-то!

Приворот! Точно, оно!

А и кому разбираться еще, как не Заболоцкой? Анфиса про нее не слишком многое знала, но слухи доходили. И о прабабке ее, та вроде как травница.

Не сама ли Заболоцкая и яд подлила да на Мышкину свалила? Говорят, теперь несчастную в монастырь сошлют, батюшка ее, боярин Фома Мышкин, к государю приходил, в ногах валялся.

Вроде как договорился он с боярами о выкупе, но дочь все одно в монастырь придется отдавать. Могла ли Устинья соперницу устранить?

Хотя ей-то зачем? Царевич все одно никого, кроме нее, не заметит, не увидит. А, неважно!

Анфисе действовать надо, действовать быстро, решительно!

Кувшинчик, который ей боярин Раенский передал, вот стоит, дразнит, манит, искушает, шепчет, что и делать-то ничего не надобно. Просто Фёдора к себе заманить да водицы ему подлить заговоренной. И снимется приворот, и Фёдор лишь одну Анфису любить будет.

Почему?

А почему б и нет? Что она – недостойна? Достойна, конечно! Только действовать надобно, и побыстрее! Чем быстрее, тем лучше!

Так что Анфиса Фёдора подстерегла в коридоре. Тот как раз от Устиньи вышел, Михайла за ним, по сторонам царевич не сильно смотрел, торопился.

И совершенно случайно на боярышню налетел. Да, и такое бывает…

Ахнула Анфиса, на пол сползла, за ногу схватилась.

Фёдор глазами сверкнул. А все ж выбора нет, помочь надобно, боярышня, не девка какая, не бросишь ее на полу валяться.

– Михайла!

– Ох, прости меня, дуру, государь! – Анфиса так запричитала, что Фёдор остановился даже. – Умоляю, царевич, удели мне время! Хоть крохотное? Два слова тебе сказать бы, а там хоть со двора гони!

Фёдор вздохнул, Анфису с пола поднял, та мигом грудью прижалась, Фёдор ее хорошо почувствовал, прочувствовал даже.

А только – не то!

Вот Устя на руках его, и голова откинута, и жилка на горле тоненькая бьется – и вот девка, привалилась, плоть горячая, дышит влажно… и неприятно!

Как ручеек звонкий и болото сравнивать – можно разве? И пахнет от них по-разному. От Усти – травами да цветами полевыми, а от этой – мускусом и чем-то еще, томным, жарким… любовь и похоть. Вроде и схоже, а все ж разные это чувства, ощущения разные.

И не откажешь ведь, не оттолкнешь, потом матушка с костями съест.

– Михайла, ты меня тут подожди.

Михайла и спорить не стал.

Не верил он, что у Анфисы Утятьевой растопить Фёдора получится, чай, не первый случай. Но что б ни случилось… Усте втрое расскажут. Михайле только выгодно будет.

Опустился прямо на пол, спиной к стене прислонился. Анфиса на него взгляд недовольный кинула, но Михайле то было как медведю семечки. Посмотрели ж, не поленом огрели!

Фёдор боярышню в горницу кое-как затащил, на лавку опустил.

– Что тебе, боярышня, надобно?

– Прости меня, царевич, а только не могу я молчать больше. Люблю я тебя! Люблю!!!

Фёдор как сидел, так у него челюсть и отвисла; Анфиса же времени зря не теряла, убедительно врала, душу в каждое слово вкладывала. Рассказывала, как впервые Феденьку увидела драгоценного, как сердечко захолонуло, ножки резвые подкосились… так и упала б к нему в объятия жаркие, целовала-ласкала, обнимала – никуда не отпускала…

Так и пела, ровно птица-канарейка.

Фёдор слушал и слушал, ровно завороженный, плечи расправил, рот закрыл.

А то!

Приятно ж!

Боярышня, умница, красавица… а что он – не человек? Человек, и приятно ему такое! И Анфиса такая… ух! Жаль, он Устю любит, а то бы и снизошел, чего ж любви-то пропадать девичьей?

Про свои осечки Фёдор старался не думать.

Анфиса тем временем, пока пела, и воды Фёдору плеснула, и кубок поближе подвинула, и даже сделала вид, что сама отпила… Фёдор невольно сглотнул, да и водицы отведал. Пару глотков…

Анфиса знала, этого хватить должно. Остальное-то она в него потом вольет.

А покамест…

– Феденька, любый мой…

Только получилось не как мечталось. Никто ее на руки не подхватил, на кровать не поволок…

Глаза у Фёдора остекленели, лицо покраснело, потом побелело – и с утробным воем царевич на пол повалился. И забился в корчах, да так, что стол своротил.

Грохотнуло!

Михайла в горницу влетел, Фёдора к полу прижал.

– Лекаря, дура!!!

Анфиса и побежала за лекарем. Тот у боярышень дневал и ночевал, не у Орловой, так у Васильевой найдется. Покамест перевозить их нельзя было, они у себя в покоях лежали. А Фёдор все бился и бился на полу, и Михайла прижимал его сверху, а у царевича глаза закатывались, и пена изо рта пошла хлопьями, зеленоватая, вонючая, и рычание неслось. Совсем звериное.

Почти вой.

Кажись, кто-то вбежал, замер рядом, а потом над головами повеление раздалось:

– Посторонись! Не замай!

Этому голосу Михайла б и во сне подчинился. Отодвинулся.

И Устя упала на колени рядом с Фёдором.

Узкие ладошки на виски парню легли, а тот вдруг замер. И – обмяк.

– Федя, Федя… все хорошо, все уже хорошо…

Фёдор на бок повернулся – и его рвать начало.

Устя с колен поднялась. Выдохнула. Михайле кивнула:

– Водой его отпои и спать уложи.

– Что с ним случилось-то?

Устя только косой тряхнула:

– У боярышни Утятьевой спроси, чем его напоила дурища!

И вышла.

А Михайла себе положил как можно скорее с Устей поговорить. Вот только что-то с этим недоумком сделает…

* * *

Устя и не подумала бы Федьке помогать.

Просто… любопытно стало.

Когда шум, гам, грохот… поневоле она к Анфисе кинулась. А там Фёдор в конвульсиях на полу бьется, аки рыба, на берег вытащенная. И глаза у него закатываются.

И…

Снова огонь черный полыхнул.

Устя и сама не поняла, что ее на колени бросило, как и в первый раз.

Как с раной, как с водой потом, как с Борисом… не она силой управляла, сейчас сила ею правила. Откуда-то знала она, что гадкий зеленый клубок внутри Фёдора – вот что его мучает, что убивает, что с ума сводит… надобно просто выжечь его. Или отрыгнуть… второе даже проще ей будет. Вот так… еще немного…

Фёдора вывернуло – и мигом ему легче стало.

А Устя кое-как растерянность свою скрыть постаралась. Это что ж такое делается?

Что с ней происходит-то?

Надобно ей в рощу бегом бежать. Это ведь не она, не разум ее, валяйся Фёдор в луже под забором, мимо бы прошла. По доброй воле она ему и стакан воды не протянет, руки не подаст. Но… кидается на помощь?

Что происходит?!

Что не так с ее силой?

За этими мыслями Устя не то что служанку – она бы и зверя элефанта не заметила, появись он в палатах царских.

В рощу ей надобно! И срочно!

А тут и стук за стеной раздался.

Устя засов задвинула, к стене кинулась, постучала ответно, Борис себя ждать не заставил.

– Все в порядке?

– Да! Боря, мне в рощу надобно! Очень!!!

– В рощу съездить? Сегодня не успеем уж, а завтра только рад буду помочь.

Борис и не собирался возражать.

Надобно Устинье?

Пусть едет. И он съездит, вреда не будет, только подготовиться надо. А еще расспросить боярышню о случившемся, мало ли что с его братом такое? Нет у него других наследников покамест.

– Устя, что с Фёдором было?

– Не знаю… на приступ какой похоже.

– Приступ? Неуж опять началось?

– Опять?

Устя насторожилась. Борис таить не стал, рассказал честно. Оказалось, не первый раз такое с Фёдором. В детстве, почитай, приступы у него эти каждый месяц были. Потом, как подрос, реже стали, но совсем не прекратились.

Вызвать их могло что угодно.

Крик, болезнь, утомление – всяко бывало. Фёдор срывался, и следовал приступ, после которого царевич отлеживался по пять-шесть дней.

– Может, и сейчас так будет?

Борис головой качнул:

– Нет. С ним уж давненько такого не было. Почитай, как с тобой познакомился, так и обходилось.

Устя кивнула.

Ей было о чем поговорить с Добряной, ей очень нужен был совет.

А пока… пока приходилось таиться. И хорошо, что Борис ушел до возвращения Аксиньи. Не надо сестре о нем знать. Ой не надобно…

* * *

Боярин Раенский, когда его позвали к царице, не удивился. Плечами не пожал даже под тяжелой шубой боярской.

Просто пошел.

Любава на кровати лежала, смотрела сердито. Девки вокруг суетятся – царица рукой махнула:

– Все вон отсюда!

Второй раз упрашивать не пришлось.

Платон спальню оглядел, сразу заметил неладное.

На стене пятно мокрое, явно туда что-то кинула, на полу рассыпаны орешки разные, книга лежит – половина страниц смята.

– Что случилось, сестрица?

– Ничего хорошего. Феденька у себя лежит, плохо ему.

– Что с племянником?

– Дурища эта, Утятьева, напоила его зельем приворотным.

– Почему ж дурища? Мы так и думали сделать, разве нет?

– Не сработало зелье, Платоша! Не вышло у нее ничего. Мальчика моего корчить стало, потом вырвало… все напрасно. Не закрепился приворот, хуже того, едва припадок с ним не случился…

– Не случился?! Сам справился?

– Нет. Боярышня Заболоцкая рядом оказалась. Помогла, чем смогла, опамятовался Федя.

– Так… а боярышня?

– Так ведь вода в кувшинчике, Платоша, Анфиса и сама ее выпила спокойно. А приступы и раньше были у него, не этот первый, не этот последний. И к Устинье тянет его. И ежели она помогает те приступы снимать – может, и пусть ее?

– Помогает. Да тебе не подходит.

Царица брови сдвинула, но в брата кидать ничем не стала. Сама она обо всем знала, смиряться пыталась, просто искала в плохом – хорошее.

– Смирюсь я. Ради сына потерплю покамест.

Платон поклонился почтительно. Любава на него рукой махнула.

– Спину-то не гни. Сядь, подумаем давай. Утятьева пусть остается в палатах, ничего страшного не случилось. А вот как бы Заболоцкую обломать?

– Может, семье ее пригрозить? – Платон невольно задумался. – Сидела б она тихо-ровно, какая хорошая жена была бы!

– Не про нее тихо-ровно твое, не о ней то сказано.

Платон только вздохнул.

– Нам бы девку с той же силой, да покладистую. Узнаю я, что можно, о семье ее, расспрошу, чем прижать ее можно как следует.

– Узнай, Платоша. Очень нам боярышня б надобна.

– А ежели поговорить с ней впрямую?

– Не поможет, Платоша, не согласится она. Я ей в глаза смотрела, я силу ее чуяла… да и как тут правду скажешь?

– И то… искать будем, Любавушка. Каждого человека переломать можно, надобно только знать, чем взять.

– Ищи, Платоша. Времени у нас и нет, почитай. Красная горка близится.

Боярин Раенский кивнул, удалился, внутренне шипя, ровно гадюка. И были у него причины злиться и ругаться. Порча – не удалась.

Приворот – снова нет.

А ежели ведовство не помогает, так мы по старинке, железом каленым да словом ласковым. Это-то на всех и завсегда действует. Он точно знает.

* * *

Михайла решил не тянуть.

Покамест боярышне все хорошо помнится… уложил Фёдора в постель да и пошел Устинью искать. Постучал в горницу, вошел.

Сидит Устя на лавочке, у окна, кружево плетет, коклюшки перебирает. Из окна свет сероватый, и в нем Устя словно плывет и кажется чуточку нереальной, ровно утренним туманом окутанной. Не женщина – видение дивное.

У Михайлы даже под ложечкой закололо.

Любит он эту девушку!

Лю-бит!

Пусть она ему уж один раз отказала, да жизнь длинная, могла и передумать. Особенно как на Фёдора насмотрелась да в гадюшнике дворцовом пожила.

Могла ведь?

– Устиньюшка, радость моя, сердце мое…

– Не разрешала я тебе так со мной говорить, Ижорский. – Устя от коклюшек и взгляда не подняла.

– А я без разрешения. Устиньюшка, милая, поехали со мной?

– Куда, Ижорский?

– Куда угодно! Мир большой, весь он перед нами! Обвенчаемся да и уедем. Есть деньги у меня, не придется горе мыкать.

– Ижорский, я уж говорила тебе и еще раз повторюсь. Не люб ты мне. Не надобен.

– А вот это все по нраву тебе? Царицей быть хочешь?

Михайла смотрел дерзко, зло даже.

Устя его взгляд встретила прямо, отворачиваться не пожелала. Понимала, оговорился он, не царицей сказать хотел, а царевной. Но – царапнуло.

Царицей быть – хотела, да только с Борисом рядом. Чтобы помогать, поддерживать, чтобы защищать до последней капли крови. Вот и царапнуло ее сейчас, больно…

– Твое какое дело, Ижорский? Иди себе поздорову, не замай тут!

– Так самое прямое, Устиньюшка. Люба ты мне… Неуж правда за Федьку пойдешь?

– Лучше за него, чем за тебя.

Лицо гневом исказилось, зеленые глаза ядом блеснули. Топью болотной, бездонной…

– Я тебя еще спрошу, Устиньюшка, когда время придет.

Устя только фыркнула насмешливо:

– Иди себе, Ижорский, иди, да не останавливайся.

Михайла и вылетел, дверью хлопнул.

Да что ж за наваждение такое?!

Под кожу ты влезла мне, гадина! И вырвать тебя только с кровью можно, с сердцем из груди вытащить! Да за что мне такое?!

Устя и выдохнуть не успела – дверь наново хлопнула. Перед ней Аксинья встала, руки в бока уперла.

– Вот ты как?! ДА?!

– Я? Да о чем ты? – Устя и не поняла сразу.

– Михайла! Мой Михайла тебе в любви признавался! А ты… ты… ГАДИНА!!! – завизжала Аксинья. И лицо сестре царапать кинулась.

Устя только выдохнула, сестру в угол спроваживая. Увернулась чуток да ножку подставила – отлично получилось.

– Охолони, дура. Не нужен мне твой Ижорский!

– А ТЫ!!! ТЫ ему нужна!!! – вовсе уж дикой кошкой зашипела Аксинья, но более не кидалась, поняла, что бесполезно это.

Устя только плечами пожала:

– Пройдет у него. Успокойся, никто из нас Ижорскому не надобен, разве что власть да деньги. Ради них он и на корове женится…

Может, и не стоило так-то, да сил уже у Устиньи не было. От тревоги за любимого мужчину, от поисков черного, от бессонных ночей, да и Фёдор тут, и бояре, и днем гадюшник девичий… кто ж тут выдержит? Устя исключением не оказалась. Накопилось все – и сестре досталось, не смогла боярышня спокойствие проявить.

Аксинья завизжала, ровно свинья, – и из горницы вылетела.

– НЕНАВИЖУ!!!

Устя на лавку присела, лбом к стенке прислонилась. Дерево прохладой утешало, ласкало, успокаивало.

Ничего-то не поменялось. И тогда Аксинья ее ненавидела, и теперь… и опять из-за Ижорского?

Дура… не стоит он того. Но как ей объяснишь?

* * *

Аксинья по коридору бежала в отчаянии, пока не уткнулась в кого-то большого, теплого, поневоле остановиться пришлось.

– Ой…

Варвара Раенская девушку перехватила, по голове погладила.

– Что случилось-то, деточка?

Аксинье того и хватило, слезы потоком хлынули.

– Не любит он меня! НЕ ЛЮБИТ!!! Устинья ему надобна!

Варвара девушку по голове погладила.

– Что ты, деточка. Не плачь, не надобно, все хорошо будет.

Куда там!

Разрыдалась Аксинья так, что света белого не взвидела. И из глаз текло, и из носа…

– Не нужна я ему-у-у-у-у-у! Почему-у-у-у-у?! Почему-у-у-у-у У-у-у-у-у-устька?! За что-о-о-о-о-о?!

– Пойдем, детка. Посидишь, водички попьешь, в себя придешь…

Боярыня Аксинью подхватила – и с собой повела.

Там уж, в своих покоях, и водой отпоила, и пустырника налила, и спать уложила. И к пяльцам присела, мужа дожидаясь. Было у нее о чем с боярином Раенским поговорить, было.

Муж да жена – одна сатана?

Иногда одна. А иногда – и две сразу.

(обратно)

Глава 10

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Аксинья и Михайла.

Михайла и я.

Глупая влюбленность, гнусный любовный треугольник, который мне и рядом был не надобен.

Неужто – потому?

И Аксинья всегда его любила? А Михайла любил меня? И только я ничего не замечала, не видела? Понимать не хотела.

Я Бориса люблю и любила и его одного видела, и Михайла меня не интересовал вовсе.

Ежели попробовать вспомнить?

А ведь он со мной разговаривать пытался, подарил что-то… я уж и не помню что. Цветок какой-то? Кажется, так и было.

Я его уронила, пробормотала что-то – и убежала.

Почему Михайла не попробовал поговорить со мной? Увезти меня? Хоть что сделать?

А ответ прост.

Нельзя со мной поговорить было. Нельзя.

И на подворье я, считай, все время рядом с матерью, и в тереме царском тоже, при мне то Аксинья была, то Танька, а не то и боярыня Пронская. Понятно, к любому человеку можно дорожку найти. Только надобно, чтобы и человек с тобой поговорить хотел. Или чтобы не выдал тебя.

И Михайла…

Он сделал то, что я считала обычной подлостью. Он никогда не любил Аксинью, я это видела. Он кривился при одном взгляде на жену, он старался не дотрагиваться до нее лишний раз. А она тянулась, и светилась, и ревновала бешено. Когда мода пошла на иноземные платья, она первая в них наряжаться начала, выглядела жутко, но пыталась ведь Михайле угодить.

Я-то думала, Михайла на ней женился, чтобы родным для Фёдора стать.

Фёдор на одной сестре женат, Михайла на другой – подсуетился? Может быть…

А могло и так быть, что Михайла ею пользовался… как заменой? Похожи мы, в темноте нас перепутать можно. А кровь одна. И сила…

Ежели бы у Аксиньи она проснулась, сила была б одинаковая.

Могла Аксинья догадаться?

Могла.

И потому Михайла с ней не разводился? Изменял ей, в имении запирал, поколачивал, когда хотел, троих детей сделал… и все равно меня в ней видел? И Аксинья знала?

И ненавидела?

Я попыталась вспомнить нашу последнюю встречу в той, черной жизни.

Меня ссылали в монастырь. Я уже о том знала, понимала, что все кончено… что же я просила?

Немногое.

Писать мне хоть иногда, хоть пару слов, чтобы я себя заживо погребенной не чувствовала.

Для меня тогда это важно было – почему?

А все просто. Аксинья для меня тогда была связью с той, прежней жизнью, в которой и родители живы, и брат, и Боренька, и я за Федьку замуж еще не вышла… хоть пара слов бы!

Хоть что!

Аксинья отказалась. До сих пор ее слова помню:

«Сдохни в застенках, дрянь бесплодная! Бесполезная! Ненадобная!»

Мне тогда очень больно было.

И… даже тогда я Аксинью пожалела. Видно было, не от хорошей жизни она это говорит. Что же я ей сказала? Вспоминай, Устя! Кажется: «Бедная моя сестричка…»

И Аксинья завизжала, веером расписным в меня швырнула и за дверь вылетела.

Я так и не поняла тогда, что ей не понравилось, чем оскорбила, чем задела? А сейчас сообразила.

Ежели тогда она Михайлу любила – и знала, кого ее муж любит…

Ей моя жалость хуже крапивы была, хуже железа каленого.

Конечно, ничего она мне не написала. И не видела я в монастыре никого, и не передавали мне ничего… нет, вру.

Семушка сказал, что бывали письма, бывали и подарки, только отдавать мне их было не велено.

В стены монастыря вошла – и умерла.

А я вот не умерла. Я, наоборот, выжила.

До меня доходили вести.

Я знала, что Фёдор привез себе какую-то шлюху из Лемберга, кажется, ее Истерман нашел. И даже знала, что он женился.

Вместо царя объявил себя королем. Казалось бы, какая разница, как называться? Но ему это было важно. Он отдал на переплавку старый венец государя Сокола, заказал себе новую корону. Зачем?

Не понять…

А я выправлялась.

Плела кружево, читала книги, потом интерес к жизни проснулся. Разговаривать начала, людей видеть, языки учить, с Семушкой говорить… бедный мальчик. Ему мой интерес жизни стоил.

Будет стоить.

Нет, не будет!

Не дам, не позволю!

Не выйду я за Фёдора замуж! И за Михайлу не пойду! Найду как негодяя остановить! Сумею, справлюсь, еще бы Аксинью в разум привести!

Как объяснить ей, что ни она не плоха, ни я? Михайла подлец, который всем голову морочит, тем и все сказано. Фёдор ему хоть и отдал все владения бояр Ижорских, а человеком Михайла все одно был поганым.

А ведь…

Ижорских убили. Боярина Ижорского смертью лютой. А потом и боярышня Ижорская умерла от хвори заразной, боярыня в монастырь ушла.

А кто боярина убил?

Мог Михайла?

В той, черной жизни я бы наверняка сказала – не мог. Незачем ему просто было. Фёдор ему б любое поместье отдал как другу, как свойственнику. А в этой?

И Фёдор на мне не женат, и Михайла на Аксинье вряд ли женится, и Борис ему не даст ничего.

К чему убивать?

А кто ж Михайлу знает?

Но все на него валить тоже глупо. Пусть не люб он мне…

Как вспомню глаза бешеные, шепот надо мной… ох, лучше не вспоминать, тошнить начинает! Не думаю, что Михайла во всем виноват. Но с Аксиньей мне поговорить надобно.

Ох, хоть бы глупостей не наделала, дурочка маленькая…

* * *

Боярин Раенский к себе возвращался нерадостный.

Чему радоваться-то?

На Устинью Заболоцкую порчу навести не удалось – хорошо ли? Может, и хорошо. Потому как Фёдор ее любит до безумия.

В буквальном смысле.

Анфиса Утятьева покамест в палатах останется. Божится она и клянется, что только водой царевича напоила, рыдает и уверяет. И верят ей.

Потому как наговорная вода… она как вода и выглядит. Чтобы отравиться ею, надобно в ту воду яда намешать. А без того пей, покудова не лопнешь.

Это ж вода обычная.

Ее должен выпить человек, на которого ту воду заговаривали, тогда действовать будет. И то – незаметно. А все остальные пусть хоть пьют, хоть льют…

Все ж обычно.

Девушка царевичу в любви призналась, царевичу плохо стало – что такого? С Фёдором припадки случались. С детства.

А вот что дальше делать?

Не подходит им боярышня Устинья, никак не подходит. На нее порча не действует, кровь, наверное, сработала. И наговоры не действуют. И зелья она не пьет, и подлить ей… убить-то боярышню можно, да что потом с Федькой делать?

А не убивать…

Была б она тихая да скромная, сидела б ровненько – подошла бы в жены царевичу.

А такая – нет.

Слишком уж она умна, слишком сильна. И Фёдора запытает, и что ей не надобно знать выспросит, и что еще потом с этим знанием утворит? Слишком уж оно… неприятное.

Такое и подушке-то не доверишь! Да что там!

Перед смертью, на исповеди промолчишь! Не то за оградой кладбища похоронят и отпевать не станут. Такие грехи не прощают.

Не на Платоне они, конечно… не все. А только с того не намного легче.

С грустными мыслями боярин в покои свои зашел, а там Варвара ждет. Молчать жестом попросила, за руку взяла, в спальню провела.

Лежит боярышня, рыжая коса до пола спадает. Платон аж глазами своим не поверил, уж потом пригляделся. Не Устинья это.

Аксинья.

Боярин от удивления рот открыл, да сказать не успел ничего, жена его обратно вытащила. В крестовую завела, дверь закрыла крепко.

– Платоша, поговорить нам надобно.

Ой, напрасно боярыню Варвару недооценивали.

Честолюбива она была не менее Любавы, и характер у нее был иным богатырям на зависть. Где может – проломится, где не сможет, там извернется, выползет, ужалит, еще чего придумает…

Платон свою жену не просто так уважал. Боярыня тихая-тихая, а такое ей в голову приходило, что к Платону и заглянуть не могло. Откуда бы?

А Варвара и придумывала разное, и в людях хорошо разбиралась, и подсказать могла.

Тихая она – тихая, да ведь и гадюки тоже тихие. А как цапнут, так гроб и готовь. А тихие, неприметные, спокойные…

Люди ее частенько всерьез не принимали, считали тенью Платона, говорили при боярыне разное. А она все запоминала, да не просто так – она потом все вспомнить могла, в дело пустить…

Но Аксинья Заболоцкая?

Не ожидал он такого от жены!

– Варенька?

– Платоша, скажи мне, царевича от Устиньи оторвать никак не получится?

– Покамест не получалось.

– А ежели вместо нее Аксинья будет? Понимаю, не она Фёдору люба, но ведь пропадает девка! А она глупенькая, податливая, ее обработать – дело минутное! Подумай – сама пришла, спать тут легла, часа два мне в юбку плакалась…

– Случилось у нее что?

– Пф-ф-ф-ф! Горе горькое. Она в Ижорского влюблена, аж пищит.

– Романа?!

– Да что ты! Этот, хлыст зеленоглазый, коий за Феденькой хвостиком таскается да на подачки царские ладится.

– А-а…

Романа Феоктистовича Ижорского, ныне покойного, Платон знал. А кого там племянник подбирает – есть ли разница? Сегодня один, завтра второй…

– Вот. Она это зеленоглазое любит, а Михайла Ижорский в ее сестру влюблен. Так же, как и Феденька, и чем взяла только, зараза рыжая?

Были и у боярыни человеческие качества, были. И одно из них – зависть и ревность к чужому успеху у мужчин, ее-то Платон не за красоту оценил, за приданое брал, уж потом сжились – слюбились. А так она мужчинам и неинтересна была, сама не знала почему. Вроде и все при ней, а нету мужского интереса. Вот и завидно ей сейчас было, и обидно слегка.

– А Устинья?

– Сегодня Михайла ей бежать предлагал, получил от ворот поворот. Решительный.

– Очень жаль. Сбежала б дрянь, сколько проблем бы решилось.

Варвара несбыточное обсуждать не стала, к насущному вернулась:

– Платоша, а вторая сестра Феденьке в жены не подойдет? Она и пойдет добровольно, и все сделает, что надобно. Покамест ей отомстить хочется да сестре насолить?

– Подумать надобно.

Варвара ему платок протянула.

– Тут слезы ее и кровь. От волнения кровь носом у нее пошла, вот, сберегла я. Ты посоветуйся, вдруг да подойдет она Феденьке? Разом столько проблем исчезнет!

Платон лоскуток полотняный в карман сунул, жену к себе привлек, в щеку поцеловал.

– Умна ты у меня, Варенька! За то и ценю! И люблю тебя!

Варвара раскраснелась, в ответную мужа поцеловала.

– Сходи, любый мой, не до нежностей теперь. Вот бы с Феденькой устроилось все, я б порадовалась за племянничка. Да и за тебя тоже.

Платон и пошел.

А что тянуть-то? И так времени уж нет ничего остается.

* * *

– Брат, позволь войти?

Не ожидал Борис, что Фёдор к нему явится, но и спорить не стал.

– Проходи, Федя, садись, рассказывай, с чем пожаловал.

– Поговорить нам надобно, Боря.

– Говори.

Не любил Борис младшего брата, да и что удивительного? Любят ведь не по общей крови, любят по делам. А какие у них с Федей дела были?

Да никаких!

Помогать в делах государственных Фёдор не рвался, гулянки ему куда как интереснее были. А ведь наследник! Не таким Борис был в его возрасте, понимал свой долг, принимал его. А Фёдору все трын-трава, кроме желаний его да развлечений негодных.

Разговоров с ним Борис тоже не вел никогда. Тут же Любава налетала, с мамками-няньками, старшего брата в сторону оттирала…

Вот и получалось так-то…

Отцу Борис обещал о брате позаботиться, но любви все одно не было. Вежливость.

Просто вежливость.

– Боря, я жениться наконец хочу.

– И что с того? Вот отбор для тебя устроили, смотрины честь по чести. Смотри да и женись, кто ж тебе мешает?

– Ты знаешь, мне весь курятник этот не надобен! Мне Устя нужна!

– И что с того?

– Я б хоть завтра женился! Да ты все дело затягиваешь!

Борис удивился даже. Не ожидал он от братца услышать такое.

– Я?

– Думаешь, дурак я? Не вижу ничего?

Как-то так Борис и подумывал. И дурак, и не видишь…

Затягивал. А как еще Устинью в палатах государевых оставить подольше? Она ведь не дура, за Фёдора выйти замуж не согласится, а как ее тут удержать? В гости приглашать?

Нельзя пока…

Тайно приходить? С родителями ее переговорить?

А зачем усложнять-то все? Потянуть чуточку время, и ладно будет. Потом уж она тут жить спокойно сможет как царица, жена его.

– Ты мне, братец, ответь. У тебя мать болеет?

– Мне то не мешает.

– Угу. У тебя мать болеет, я жену в монастырь только что отослал, двоих боярышень чуть третья не отравила, а я должен о твоей свадьбе думать?

– Так чего там думать-то?

– Вот и не думай. Поди пока, за девушкой поухаживай, что ли? Ты ж ее и не знаешь вовсе. Что ей нравится, что любо, что не любо…

– С Устей я и сам разберусь! Ты мне скажи, когда свадьбу играть можно будет?

– На Красную горку. И не ранее. И то если Устинья согласится невестой твоей стать.

Фёдор даже рот открыл.

– Согласится, конечно.

Борис промолчал.

Было у него и свое мнение на этот счет. Нелестное. А пока…

– Иди, Федя. С Устиньей Алексеевной поговори, по саду погуляй, что ли. Сладится все постепенно, только время дай.

– Время, время… только о том и слышу.

– Иди, Федя.

Дверь закрылась, только что хлопнула, а Борис задумался, что делать ему. Федя жениться рвется… надо с Устиньей поговорить. И неволить ее не хочется, и время бы им выиграть, и всех вокруг пальца обвести. Только согласится ли она его супругой стать? Согласится ли рядом с ним жить, детей ему рожать – хоть и говорит она, что спину ему прикрывать станет, а все равно страшновато этот разговор начинать. Но лучше сразу определиться, так что Боря себя в руки взял.

Сегодня же и поговорит он с Устиньей, будет у них время, как в рощу поедут.

* * *

Марфа Данилова спала уже, когда что-то ей сквозь сон померещилось.

Что-то чужое, страшное… Сон нехороший?

Комната темная видится ей, и в центре комнаты в жаровне огонь горит живой, над жаровней той котел на цепях висит, в него прядь черных волос летит.

– На плохую весть, на дурную смерть, на черную ночь, красоту прочь…

И стоит возле котла того баба страшная, жуткая, и лицо у нее такое…

Страшное оно.

Старое, сморщенное все, а глаза ровно и вовсе не человеческие, так бы змеиные глаза на лице человеческом смотрелись, страшно, жутко даже…

Она ложкой большой зелье мешает, что-то приговаривает, и мечется Марфа во сне, и страшно ей, и жутко… Что-то недоброе надвигается, пальцы сами собой на крестикесомкнулись, да какая уж от него защита? Тут веровать искренне надобно, а она… какая уж у нее вера?

В храме Божьем и то с парнями перемигивалась…

А жуть надвигается, и что-то темное ползет, и Марфу охватывает, и стонет девушка во сне, старается из черноты вырваться – и проснуться не может.

Нет, не может, и закричать сил нет, горло перехватило, и только слезы катятся из уголков крепко сомкнутых глаз, впитываются в подушку пуховую.

Что-то будет с ней?!

* * *

Борис хотел поговорить, пока до рощи ехать будут, – не получилось.

Ветер шаловливый разыгрался, снег понес, неприятно говорить было, когда снежинки в рот залетают. Боря и рукой махнул. Потом поговорит. Ладно уж, даст он себе поблажку маленькую, подберет подходящий момент.

Добряна их на подъезде к роще встретила, как знала о приезде.

– Государь! Устя!

Устинья с коня спрыгнула, поклонилась:

– Поздорову ли, сестрица?

– Властью матушки Живы все благополучно. И ты, государь, проходи. Я смотрю, у тебя все намного лучше стало, но я и еще помочь рада буду.

Борис и спорить не стал. Затем и ехал.

– Добряна, поговорить бы нам.

– Слушаю, государь.

Замялся Борис, на Устинью взгляд бросил.

– Я пока на пригорочке посижу, отдохну. – Устя поняла, что царю узнать что-то надо. Не обиделась она, да и на что тут обижаться? У каждого свои секреты есть, она Борису тоже не все рассказала…

Пусть поговорит спокойно.

А она отдохнет, посидит…

В роще тихо было, спокойно, уютно. Главное – тихо. Очень Устинье этого не хватало. Спокойствия, защищенности, может, даже и стен монастырских. Там она к келье привыкла, к тишине и покою. А тут?

Затянуло ее в новую жизнь, закипело вокруг, забурлило, а она ведь не поменялась. И сейчас Устя просто сидела и слушала тишину.

Пронзительную.

Невероятную.

Тишина, казалось, была ощутима, она обволакивала и проникала внутрь, она ласкала и успокаивала. И Устя прикрыла глаза, отдаваясь всей душой этому редкому чувству.

Тихо. Безопасно.

Можно расслабиться.

Это – тоже счастье.

* * *

– Государыня Добряна…

Добряна рукой махнула:

– Зови по имени, государь, ни к чему тебе кланяться. Я тебя всегда в роще видеть рада буду.

– Спасибо, Добряна.

– И задавай вопросы, государь. Не так у вас много времени, а мне бы еще с Устей поговорить. И тебе полежать хоть немного, я тебя еще б полечила…

– Я о лечении и хотел поговорить. Я… я знаю, кем моя жена оказалась. Добряна, у меня могут дети быть?

Борис приговора побаивался. Но… лучше о таком знать. Государю наследник всегда надобен, и готовить его заранее требуется, иногда и за десять лет, за двадцать. А то упадут дела на голову нежданно-негаданно, растеряется следующий царь, а в делах государственных растерянность смерти подобна. Некоторые и вовсе для трона не годны, но как они к власти рвутся!

Волхва в государя всмотрелась внимательно, подумала пару минут.

– Ты ведь уже был отцом, государь. Что изменилось с той поры?

– Марина… могла она повредить что-то?

Добряна смеяться не стала. Вместо этого помолчала еще пару минут, к государю пригляделась.

– Нет, государь. Все у тебя хорошо, и детей ты сделать можешь, и ежели что, лет тридцать у тебя еще впереди, а то и на поболее здоровья хватит. Ты приезжать не забывай, а я помогу, порадею.

Борис выдохнул радостно.

Тридцать лет?

Это он и жениться успеет, и наследника сделать, и вырастить, и обучить. Это ж подарок!

А еще… хоть и говорила ему Устинья, а только и проверить не помешает.

– Добряна… а Устинья – кто? Волхва она? Или нет?

Добряна прищурилась.

Видно было, что и вопрос ей не в радость, и ответ, но лгать не стала:

– Устинья не волхва, вернее сказать, не вполне волхва. Сила в ней проснулась, кровь заговорила, а вот клятвы она не давала, служения не принимала. Захочет среди людей жить – ее право. Ей и замуж выходить можно, и детей рожать.

– Они волхвами будут?

– Нет. Не обязательно. Могут сильнее быть, умнее, удачливее обычных людей, но не волхвы. А могут и силу унаследовать. Опять же, от их выбора все зависеть будет. Устинья тоже может служение принять, но может и своей жизнью жить. Ее право, ее выбор.

– Это хорошо.

Волхва это обсуждать не стала. Вместо того Бориса усадила в кресло, из старого пня сделанное, сама ушла ненадолго, вернулась с туеском березовым.

– Испей, государь, да отдохни чуток. Устя помогла тебе, видно это, но и еще хорошо бы здоровье поправить. Жизнью клянусь, это зелье тебе только на пользу будет.

Борис и спорить не стал. Выпил снадобье, на корни березовые откинулся. Пень старый, мощный словно корнями его обнял, поддержал, не дал на землю опуститься. Борис глаза прикрыл, а через несколько минут уж и уснул крепко.

Добряна ветру пальцем погрозила, чтобы не смел будить – налетать, а сама к Устинье пошла.

Им поговорить требовалось.

* * *

– Чем я тебе помочь могу, Устя?

– Добряна, подскажи мне, что с царицей сделать можно?

– А что с ней сделать надобно? С Мариной же?

– Ламия она. Чем хочешь поклянусь.

Добряна построжела. Нахмурилась:

– Давай-ка мы с тобой не вдвоем поговорим. Втроем.

– С кем?

– Увидишь сейчас. Ему доверять можно, его Велигнев прислал. Божедар мою рощу охранять будет, а случись что – и тебе поможет. Есть дела, где волхвы бессильны, а мечам говорить надобно.

– Ох, надобно.

– Пойдем, поговорите. Государя я зельем лечебным напоила, ему отдохнуть надобно, а у нас часок свободного времени как раз будет.

Кого Устя не ждала найти у Добряны, так это здоровущего, под два метра ростом, парня. Считай – богатырь былинный.

Плечи широкие, кудри золотые на плечи ложатся, улыбка такая… один раз пройдется, сразу половина столицы ему на шею кинется. Вторая половина просто мужчины. А бабы… все лягут, ни одна не устоит! Как есть – красавец. И веет от него чем-то таким, мужским. Сразу чувствуется, что такой на руки поднимет – и по жизни через все невзгоды пронесет. Снежинке на тебя упасть не даст.

Будь Устинья другой, она бы тоже заинтересовалась. Да она Бориса любила больше жизни, ей тот Божедар был что пенек сосновый. А может, и еловый – неважно то, стоит – и пусть его.

Добряна улыбнулась, довольная.

– Знакомься, Устя. Это Божедар.

Устя кивнула. Смотрела она внимательно, недоверчиво. Вот не нравились ей такие красавцы картинные. Боря и в плечах уже, и ростом ниже, и волосы у него темные, и глаза серые, не голубые, а все одно, роднее он и краше.

Она его на сотню таких красотунов не променяет, не надобны ей они!

– Вижу.

Божедар ее взгляд перехватил да и порадовался.

Когда Велигнев его сюда приехать просил, упомянул он о волхвице Устинье. И сказал, что молода та да сильна. А Божедар и такое о себе знал.

Когда ты лицом хоть на парсуну, да не бабник, не любишь девиц перебирать – поневоле намучаешься. У него-то жена есть, любимая, и лучше нее нет никого. И она в нем не плечи широкие и кудри золотые видит, а человека, не внешность, а душу его. Другим такое и невдомек, а бабы бестолковые, на шею вешаются, глазки томные закатывают… и волхвицы тут не исключение. И помощницы в святилище – хоть ты мечом отбивайся, слов-то они в азарте и не услышат.

А тут спокойно все.

Волхвица на него хоть и смотрит, да не как на мужчину, а как на картину. С недоверием смотрит, и чувствуется, не надобен он ей. Вот такой как есть – не надобен. Или другого любит, или он ей не к сердцу пришелся – все одно хорошо. Им бы поработать вместе, а какая б тут работа, когда баба о мужике думает, не о деле? Но Устинья точно не такая.

Божедар даже выдохнул потихоньку, пока Добряна Устинье все объясняла:

– Велигнев его прислал, для защиты и помощи.

Устя только брови поднял:

– Одного? Или еще с ним кто есть?

И столько сомнения в ее голосе было, что не выдержал мужчина, брови сдвинул.

– Не один я тут. Но о том говорить не надобно.

Устя головой тряхнула. Коса по спине метнулась, лента сверкнула золотом. И глаза серые тоже сверкнули темной хищной зеленью. Или это свет так упал?

– Не надобно? Еще как надобно! Я к Добряне шла плакаться, а когда вы тут… Люди мне нужны! И немедленно! Человек двадцать, лучше тридцать!

– Для чего? – Божедар смотрел вопросительно, серьезно.

– На обоз напасть надобно и человека убить.

Тут уж не только красавец – Добряна тоже рот открыла, да так и застыла. Устя рукой махнула раздосадованно:

– Не просто так! Не о разбое речь! Из города обоз ушел пару дней назад, с ним в монастырь царица Марина отправилась. Бывшая царица.

– А ведьма?

– А ведьма она и посейчас, и всегда была. И будет… ламия она, нечисть, нелюдь, как ни назови – не хочу я такое за спиной оставлять. Более того, уверена я, что до монастыря не доедет она! Договорится с татями какими, те налетят, трупы оставят, всех вырежут, а она с ними уйдет. И будет себе жить безбедно во Франконии какой или в Лемберге! Очень даже легко! А потом вернется. Мы ли все позабудем, дети ли наши, а она вернется. Кровью умоемся, когда эту пакость выпустим!

Добряна с Божедаром переглянулись, призадумались.

Устя лоб потерла, да глаз не опустила.

– Я заходила, смотрела, кто с царицей до монастыря собирается. Дозволено ей двоих чернавок взять для помощи и прочих надобностей. Обе они черноволосые, обе на царицу похожи.

– Вот даже как…

Поверила ли Добряна?

А чего тут не поверить? Ведьма же… от них любой пакости жди. Говорят, коня бойся сзади, козла спереди, а ведьмы со всех сторон^[88]. И правдиво говорят.

Не хочет царица в монастырь?

А кто б туда хотел? Покажите такого? Кто от жизни устал, кто спрятаться хочет? Ну так то не про Марину сказано, ей-то все нравится! Для нее в монастыре – смерть медленная, безвременная.

– А к чему тебе, боярышня, двадцать человек?

Устя только брови подняла.

– Есть ли другой выход? Я надеялась, что нападут на обоз, а царица там и поляжет.

– Есть, конечно. Мне и двух-трех человек хватит. Легкой ногой обернемся.

Устя головой качнула.

– А когда на засаду наткнетесь? Уверена я, что без татей не обойдется.

Как сказать, что прошлый раз так было? Устя все отлично помнила. И что случилось, и как, и когда, но как расскажешь? Как объяснишь?

Устя веточку взяла, на снегу карту начертила. Грубовато, да все равно похоже вышло.

– Вот, смотрите. Борис ее решил сослать в монастырь Святой Варвары Финикийской^[89]. Это – здесь. В горах.

– Так.

– Ехать туда почти два месяца, не думаю, что Марина столько продержится. Выехали они уже, да догнать их можно, дорога длинная, идет мимо Ярска, мимо Подарёны… а вот здесь и лес удобный. Как раз дней десять от столицы получается, может, двенадцать. Думаю, здесь тати и ждать будут. Поди найди их потом, в лесу-то?

Божедар подумал пару минут.

– Что ж. Можно заранее приехать, оглядеться, обоз медленно идет, мы птицами быстрыми полетим. Когда татей найдем… и татей поменьше будет. И царица от нас не скроется, ежели такая она, как ты говоришь, боярышня.

– Она действительно нечисть. – Добряна скрывать не собиралась. – Когда государь наш о разводе объявлял, ее тоже народу выводили, показывали. Она хоть и орала, да что с того? Я на нее тогда хорошо посмотрела. Как есть она ведьма, и силой черной от нее тянет.

Божедар кивнул.

Устинье он верил, конечно. Но… все ж таки царица. А про любовь Устиньи к царю ему уже Добряна поведала. Могла Устинья приврать чуточку?

А что – волхвы не врут?

Могут и не врать, могут просто недоговаривать. Но когда царица и правда ведьма черная, тут и Устинью поймешь, и Добряну. И за спиной такое оставлять не след, и землю подобной нечисти поганить ни к чему! Прибить ее, да и вся недолга!

Не на Ладоге?

Так-то можно бы и здесь попробовать. Подкараулить, выстрелить из арбалета, да и давай Бог ноги! Но рисковать не хочется^[90].

Это вам не Франкония какая, где дом в дом стоит, крышами друг по другу чертит. Бывал там Божедар, бывал. Налюбовался – до сих пор с души воротит, мерзкое место. Но по крышам там бегать можно. Здесь подворья! И по подворьям уйти сложно будет.

Нет, не надобно такое никому.

Лучше правда обоз обогнать да и подождать их в месте удобном. Арбалет с собой прихватить, на ведьму посмотреть… через прицел.

Это все боги одобряют, хоть наши, хоть иноземные. Так что Божедар поспешил женщин успокоить:

– Съезжу я, посмотрю, что там, в лесу, и вернусь.

И на лице Устиньи радость отразилась.

– Прошу тебя! Не верю я, что она просто уйдет! Ведьма есть ведьма, подлые они, мстительные! Сам ведаешь! Мне мстить будет – переживу. А когда Борису и всей Россе? Так, заодно, потому что сможет она это сделать? И месть эту детям завещает!

Божедар и не сомневался. Ведьмы хоть и хитрые, и расчетливые, а часто пакостят потому, что могут это сделать безнаказанно. И тут – будет. Он и не сомневался даже.

– Хорошо, Устинья, съезжу я, посмотрю. Когда там и правда все так… не вернется она. Никогда.

– Благодарю, Божедар.

– И когда понадобится что, говори. Велигнев попросил помочь вам, я и помогу.

Устя кивнула. Подумала немного.

– Есть несколько человек, проследить бы за ними. Можно ли?

– Кто именно?

– Мне бы узнать подробнее. Михайла Ижорский, боярин Раенский, Рудольфус Истерман, боярин Данила Захарьин, а то и вся семья Захарьиных. Два первых – что сейчас делают. Рудольфус Истерман в отъезде, да мне б хотелось знать, чем он занимался, откуда взялся, что ему в Россе понадобилось. Не могу я сказать точнее, но кажется мне, что неладно там. А боярин Захарьин… бабушка сказала, что в подвале у него Черную книгу нашла. Но ведь не просто так она появилась? Не сама приползла?

– Разузнаю. Прикажу – мои люди и Захарьина из-под земли достанут.

– Благодарствую, Божедар.

– И про Истермана разузнаю.

– И… присмотри и за моей семьей. Пожалуйста. Один убийца приходил уж. А вдруг еще кого пришлют?

Божедар пообещал.

Волхвы просто так не попросят. Даже если волхва молодая, неопытная, чутье у нее хорошее. Лучше его люди лишний раз побегают, чем потом беда случится.

Устинья еще раз поблагодарила. Посмотрела чуточку беспомощно.

– Я неладное чую, а откуда угроза – не знаю. Только кажется мне, что корни в прошлом, а сегодня мы только росточки видим. Выполем – не поможет, прорастут наново, и детям нашим с той же угрозой драться придется.

– Орден?

– Может, и они. Не знаю я. Не вижу всего… помоги! Пожалуйста!

Божедар пообещал помочь.

Дел впереди будет много. Но…

Это его земля. Его вера. И нечего тут всякой нечисти разгуливать. Только лежать – можно. Но под землей и тихо.

* * *

Уезжали Борис с Устиньей через два часа. Довольные, спокойные.

Устя и с Добряной о своем поговорить успела, но тут волхва не помогла никак.

Разве что с огнем яснее стало, да приятного все одно чуть.

– Черный огонь – сила твоя, ты ее так видишь. Почему она на Фёдора так отзывается? А сила вообще срабатывает часто на сильные чувства. Любовь, ненависть…

О, ненависти у Устиньи хватало.

На Бориса срабатывало по любви. На Федьку из ненависти? Похоже. А что добить его не удавалось – жалко, конечно. Но куда деваться?

– А припадки такие отчего быть могут?

– Болезнь, к примеру. Порча. Родовое проклятье. Смотреть на него надобно. Но если твоя сила отозвалась, то или порча, или проклятье родовое.

– У Захарьиных?

– Может, у них. Может, у отца ребенка.

– Борис проклятий не несет, я бы увидела.

– Да и я увидела бы. А Борис и Фёдор точно братья?

Устя только рот открыла.

– А…

– Что тебя удивляет? Государь Иоанн уж стар был, когда женился. Понятно, ребенка и в таком возрасте зачать можно, но ежели помогли ему?

Устя задумалась.

Любаву она терпеть не могла. Но такое? Не подозревала она государыню в измене, и мысли ей такой в голову не приходило!

– Не знаю.

– Тут я не помощница, я тоже не знаю. А зря. Нам бы хоть как за земными властителями следить, ежели выберемся из беды, обязательно придумаю что-нибудь.

Устя кивнула, ровно марионетка, но мысли ее сейчас о другом были.

– Добряна, а проверить это как-то можно? Братья они или нет, и Фёдора… проклятие или порча?

Добряна руками развела:

– Чтобы родство проверить, по капле крови от каждого надобно.

– Бориса я уговорить могу. А Фёдор… Нет у меня его крови.

– Ежели будет, приноси. Посмотрим…

– Хорошо. А с остальным как быть?

– Смотреть надобно. Мне в город сейчас хода нет, роща не отпустит, сам же Фёдор сюда не придет, не уговоришь. Можешь прабабку свою попросить, она к месту не привязана, а порченых много видела. Еще и тебя поучит, как распознать их.

– Попробую. Спасибо, Добряна.

– Не благодари. Не за что.

– Все равно – спасибо. Поговорю с прабабушкой.

Время есть еще, дней через пять-шесть и поговорит.

* * *

Аксинья глаза открыла, дернулась.

Помнила она вчерашнее, хорошо помнила.

Она, сестра, Михайла… Когда она увидела, как Михайла к Устинье входит, она ж обрадовалась сначала. Думала – к ней пришел!

Хотела в коридоре подождать, обрадовать.

А услышала…

Не любит ее Михайла. Не любит.

Более того, Устинью любит.

А может, ошибка это?

Бывает ведь и так?

Оговорился? Или она не так поняла, не то услышала?

Аксинья по сторонам огляделась. Боярыню Раенскую вспомнила, ноги с лавки спустила…

Тихо убежать не удалось, боярыня рядом возникла, словно из воздуха соткалась.

– Проснулась, Ксюшенька? Пойдем, умоешься да позавтракаешь, а там уж и к сестре можно. На голодный желудок такого лучше и не слушать.

– Такого? – Не бывала Аксинья на рыбалке, да наживку заглотнула мгновенно.

– Когда родные предают да обманывают, оно завсегда больно.

Аксинья понурилась. Варвара ее жалеть продолжила, и как-то так оказалось, что под это воркование ласковое Аксинья и умылась, и рубаху поменяла («Потом занесешь, как время выберешь, не в грязной же идти?»), и ленту новую в косу вплела, и позавтракала вместе с боярыней.

Легко с ней было, уютно.

Аксинья так себя и с матушкой не чувствовала, матушка вечно занята была, вечно ей не до Ксюши. Няня? Та больше всех Илюшку любит, а еще Устю. А Аксинье так, самые крохи внимания доставались. Несправедливо!

Устинья?

А она вообще… предательница! Знала же, что сестра Михайлу любит, и не гнала его, не отвергала! Выслушала!

Мысль, что Устинья вообще-то Михайлу и выгнала, Аксинье в голову не пришла даже. Что значит – выгнала?!

Мебелью не кинула, крика-лая не было, а подумать, что здесь палаты царские, а не базарная площадь… это Аксинье было не по разуму. Не по возрасту.

Кто ж в шестнадцать-то лет, да влюбленный, головой думать будет? Отродясь такого не бывало!

Аксинья и сама не поняла, что говорила, как говорила, боярыня вроде как ее слушала, только поддакивала да сочувствовала. А только когда время пришло к сестре возвращаться, Аксинья уж твердо в правоте своей убедилась.

Устя предательница.

Михайла?

А что мужчины могут сделать против бессовестных баб? Падки они на сладкое; чем такие, как Устя, и пользуются. А честные девушки потом страдают! Вот!

* * *

Варвара дурочку проводила, к мужу отправилась, тот как раз у царицы был.

– Что скажешь, Варенька?

– Когда доверитесь мнению моему – Аксинья как подменыш в семье. Слабая она, глупая, ни силы ей не досталось, ни ума.

– Не подменыш она. – Государыню Любаву хоть кашель и скручивал, но глаза жестко смотрели. – Феденьке подойдет по крови, по силе. Почему он не ту сестру выбрал?

– Так и перевыбрать можно, государыня.

– Федя не согласится.

– А мы иначе сделать можем. – Платон бороду огладил степенно. – Как Варюша мне сказала, так я и задумался. Есть у нас хороший выход, и все довольны будут. Кроме Устиньи Заболоцкой, может быть.

– Пусть ее хоть лихоманка разобьет. – Любава рукой махнула. – Не жалко! Говори, Платоша!

Платон и изложил, чего надумал.

– Когда Аксинья нам подходит, лучше и не будет, – завершил он.

Женщины закивали.

И Аксинья была угодна, и план хорош был, только выполнить осталось. Но и это решаемо, сама Аксинья им и поможет.

* * *

Устя уж встала давно, позавтракала, Аксинью ждала. Не искала, нет. Глупо по дворцу бегать да вопросы задавать, все одно не узнаешь ничего лишнего.

– Ася? Ты где была?

– Не твое дело! – Аксинья насупилась. – Ты мне скажи, давно у вас с Михайлой моим?

Устя смотрела прямо.

– Он сказал, что с первого взгляда меня полюбил, еще с ярмарки той. А мне он даром не надобен!

– А я? Как ты могла?!

– Что я могла? Жить и воздухом дышать? Аксинья, сама подумай, что тут от меня зависело?!

Аксинья и слышать не хотела.

В ее представлении все просто было, Варвара постаралась, нашептала.

Михайле Аксинья понравилась, наверняка. Иначе б он ее не таскал на свидания. Да потом Устинья ему глазки состроила, дорогу Аксинье перешла, счастью сестринскому позавидовала. Оно и понятно, Фёдор хоть и царевич, а только Михайла куда как пригляднее. Когда о внешнем блеске говорить, ему и цены нет. Ладный, гладкий, словцо умеет вставить! Чего еще-то надобно?

Доброту, надежность, ответственность, порядочность?

Может, будь Аксинья старше или умнее, и подумала б она о том. А сейчас – нет. Злоба и отчаяние ее поедом грызли, и Варвара их умело подогрела.

– Что?! Ты меня всегда ненавидела! Завидовала мне!!!

Устя только брови подняла.

– Неужто?

– Ненавижу!!!

Аксинья вон вылетела, только ногой топнула.

Устя к кружеву вернулась.

Плохо, конечно, что все так складывается, но что теперь-то с сестричкой делать? Домой Аксинью отправить? Или дать ей возможность исправиться? Знать бы, как лучше будет.

В той, черной жизни ненавидела ее Аксинья ни за что. Неуж и в этой так будет?

* * *

Варвара Раенская Аксинью неподалеку поджидала, на взлете перехватила.

– Ксюшенька!

Аксинья ей в плечо уже привычно ткнулась, слезы хлынули.

– Устя… она…

– А ты б не с ней, ты бы с Ижорским поговорила! Устроить разговор ваш?

У Аксиньи слезы мигом высохли.

– Да! Конечно!!!

– Тогда пойдем покамест ко мне в покои. Умоешься еще раз, сарафан красивый наденешь, пусть он перед собой не девчонку зареванную – царевну видит.

Аксинья ушами полыхнула.

– Не царевна я.

– А могла бы. Ты сестры своей красивее, это всякому видно. Просто расцветешь позднее, ну так и увянешь позже, такая уж ты уродилась.

Врала, конечно, Варвара, но Аксинья о том не думала. Просто слушала речи льстивые и верила. Всей душой верила.

Падать ей больно придется…

* * *

Михайла не ожидал, что его боярин Раенский к себе позовет.

Но – позвал, и ладно. Пришел парень честь по чести, поклонился:

– Поздорову ли, боярин?

– Благодарствую, Михайла. Уж прости, не просто так я тебя позвал, важное дело есть.

– Что случилось, боярин?

Ударило под сердцем – Ижорский?! Нашли чего? Заподозрили?

Но потом выдохнул… нет, тогда б не здесь с ним разговаривали. В Разбойном приказе.

А что тогда?

Раенский таить не стал:

– Не знаю, как и сказать, Михайла. Аксинья Заболоцкая тебе люба?

И усмехнулся про себя.

Молод был еще Михайла, не успел научиться лицо держать. Глаза блеснули, губы искривились… не нужна ему та Аксинья.

Никак не надобна. Надоела она ему, хуже редьки горькой.

– Что-то не так с ней, боярин?

– Не совсем, Михайла. Я тебя хотел попросить отступиться, когда не люба она тебе. Есть у меня знакомый боярич на примете, вот, он меня попросил, а я уж тебе говорю. Ему Аксинья надобна. Устинья подошла б, но она вроде как с царевичем…

И снова убедился, что не соврала Аксинья.

Вновь в глазах у Михайлы ярость блеснула.

Любит он. Только не Аксинью, а Устинью. Что ж, и такое бывает. И не такое бывает, в жизни-то. Как ни крути, а ее не перекрутишь.

– Ну, когда надобно…

– А ты не сомневайся, в долгу не останусь. От тебя и не надобно ничего, просто скажи дурочке, что не люба она тебе, – и довольно.

– Обидится она…

– Счастливые бабы на мужиков не обижаются.

Михайлу долго уговаривать не пришлось. Все же не семьдесят ему лет было, чтобы во всем разбираться, да и Аксинья ему мешала больше. К Устинье он подобрался уж, к Заболоцким вхож… чего еще ему надобно?

Только чтобы Устя любила. А она не любит пока. И ежели Аксинья за Михайлой бегать будет, может и не полюбить никогда, сестре дорогу переходить не пожелает.

Передать Аксинью другому кому, да и позабыть о ней.

– Что я сделать должен, боярин?

* * *

Пока Михайла ушел, Фёдор решил-таки к Устинье заглянуть. И не прогадал – одна она оказалась. Сидела себе спокойно в светелке, кружево плела, о чем-то думала.

Царевич рядом на лавку присел, ладошки холодные стиснул.

– Устенька, свет мой, сердце мое, только слово молви – завтра же весь этот балаган закончу!

Устя головой качнула, руки Фёдора коснулась ласково. Кто бы знал, чего ей это стоило! Убила бы руками своими, да нельзя, терпеть приходится, смиряться. Нельзя сейчас скандала допускать. Ежели уйдет она из дворца, Боря один останется, а ведь покамест никого, кроме Марины, не видели они, никто другой черным не баловался. И Любаву только подозревать может Устинья, а поймать не вышло покамест, да и поймает – ведь не одна царица чернотой запачкалась, наверняка. Нельзя ей сейчас из палат царских уходить, вот и приходится смиряться, терпеть.

– Не надо, не обижай никого, Федя. Ты ведь царевич, на тебе ответственность огромная.

Федя аж приосанился от таких слов.

Приятно, когда тебя по достоинству оценивают. А что? И очень даже!

– Больше того, эти бояре ведь опорой трону стать могут. Что стоит тебе на оставшихся боярышень посмотреть ласковее, поговорить с улыбкой, подбодрить их немножечко? Да ничего, я и ревновать не стану, ты же сам мне сказал, что я тебе люба. Только ежели сейчас боярышень обидеть, они домой придут в слезах, отцам нажалуются, бояре хоть и смолчат, а злобу затаят. К чему оно тебе? Ты же сейчас можешь друзей из них сделать, только покажи, что колеблешься, что выбрать не можешь – что тебе стоит?

– Умна ты, Устиньюшка.

– Федя, ежели ты и правда решишь на мне жениться, так я о твоих интересах заботиться должна. – Устя улыбнулась, коклюшек коснулась, те зазвенели ласково. – И мы друг друга получше узнать успеем, и бояре на тебя сердца держать не станут, и боярышни мне подругами стать могут. Нам все на пользу пойдет, разве нет? Ты с матушкой поговори, ежели она одобрит, так я и не вполне глупость говорю? Ведь не год подождать надобно, немного еще, все одно до Красной горки свадьбу играть нельзя.

Фёдор только хмыкнул.

– Маменька говорит, чтобы я не торопился, не к лицу сие царевичу.

– Правильно государыня Любава молвила. И поспешность тебе не к лицу, чай, не кобылу на ярмарке выбираешь, а жену. И боярышень обижать не надо бы, они готовились, старались, надеялись. И отцы их не в обиде будут, когда увидят, что ты старался всем возможность дать. Особенно сейчас, когда три боярышни уж сами ушли. Да и Утятьева еще как будет, очень она переживает из-за приступа твоего.

– Надоели они мне все! Плюнул бы да и умчал тебя в храм!

– Феденька, а именно потому я и говорила, что тебя не знаю. Царевич ты. Будь ты угольщиком, а я простой крестьянкой, глядишь, мы бы счастливее жили.

Фёдор только вздохнул:

– Потерплю я этот курятник, Устиньюшка. Постараюсь. Ради тебя.

– Ради нашего будущего. – Устинья ресницами похлопала, посмотрела умоляюще. – К чему врагов на ровном месте наживать? Давай лучше друзьями их сделаем?

Фёдор тряхнул головой.

– Руди тоже так говорит. Что главное – из врага друга сделать. А там уж делай с ним, что пожелаешь.

– Мейр Истерман?

– Да, ты его со мной видела.

– Видела. Умный он.

Умный.

А еще подлый, безжалостный, расчетливый… и счеты те не в интересах Россы. Сейчас-то оно хорошо понималось.

– Умный. Только уехал сейчас.

– Уехал? Куда?

– Боря ему поручение дал: съездить, закупить для университета все потребное. Книги там какие, может, пособия; или пригласить кого.

– Пригласить?

– В университет учителя потребны. Здание уж строиться начало, как раз постепенно и людей подобрать получится. Глупо, конечно, нам ли с Франконией да Лембергом тягаться?

– А что ж и не нам? Ты, Федя, хоть и царевич, а поумнее ученых многих.

На лесть царевич поддался, плечи расправил.

– И то! Хоть и не по нраву мне Борькина затея, но Руди-то все хорошо сделает, верю я в него.

– И я в него верю, Федя. Умный он человек. Поди, ты захочешь, чтобы он на твоей свадьбе был?

– Хотел бы я видеть его, да не вернется он ранее осени, а то и зимы. Без него обойтись придется.

– Жалость какая. Ничего, Федя, недолго терпеть осталось, скоро уж…

– Каждый день мне без тебя вечность!

– Как же без меня? Рядом я…

– Мало! Обнимать тебя хочу, целовать, своей назвать!

Устя молчала.

А что тут скажешь?

Да никогда больше!

Никогда, ни за что! Только не второй раз… Ненавижу, и ненависть эта дает силы!

Силы жить, держаться, в лучшее верить… не для себя, так для других, для себя Устя на многое не рассчитывала. После того, что она сделать хочет, ее отец проклянет, и семья отвернется, и убить могут. Но – пусть.

Она уже умирала, ТАМ – не страшно. Она будет знать, что у родных и любимых все хорошо, она уйдет с легким сердцем. Надо ради ее цели солгать? Солжет!

– Потерпи, Феденька, недолго ждать осталось.

И совесть ее мучить не будет.

Кто знает, до чего бы договорились Фёдор и Устинья, но прервал их разговор дикий, истошный женский крик. Устинья и думать не стала, взлетела с лавки, помчалась на помощь, Фёдор за ней кинулся опрометью, только коклюшки звякнули. Укоризненно.

Люди-люди, все-то вы спешите, летите… вам бы остановиться, узор рассмотреть, а вы несетесь… Э-эх.

* * *

Кто увидел бы сейчас боярышню Данилову, так и не признал бы.

Звериным воем на постели выло-исходило существо страшное, язвами с ног до головы покрытое.

Устя в дверь вбежала, ахнула, к ложу кинулась, помстилось ей: вот сейчас утечет сквозь пальцы ее песком речным еще одна жизнь, на этот раз не холопки, но боярышни.

А разве важно это?

Жизнь – любая бесценна.

Только вот…

Другие это язвы были, не смертельные.

Минуты шли, Марфа выла, скулила, язвы боль немалую причиняли, но умирать не торопилась она.

И Устя выдохнула.

Поняла: когда б Марфу извести хотели, она б во сне и отошла, Верке много не понадобилось.

Адам Козельский влетел вихрем, к боярышне кинулся, как сокол на добычу, только мантия мелькнула.

– Что?..

И сам понял, увидел… не растерялся, склянку из саквояжа выхватил, в ложку накапал – и ту меж зубов Марфе и сунул.

Устя принюхалась.

Запах ей знаком был, смолистый, чуточку горьковатый…

– Опий?

– Он самый. Чистейший! – Адам тихо отозвался, продолжал за Марфой наблюдать. – Обычно я его разбавляю вшестеро, да тут не надобно…

Марфе того и хватило, упала девушка на кровать, голова откинулась назад – и Адам ее осмотреть смог.

– Не знаю, что и сказать… боярышня. Царевич… Язвы похожи на проказу, но это, безусловно, не она. Кожное заболевание? Но язвы неглубокие, чистые и идут по всему телу, они не нарывают, они попросту открылись…

Устя лицо потерла.

Имеет ли она право промолчать сейчас? Ох, не имеет… Марфа и разум потерять может, и что угодно сотворить с собой…

– Что тут происходит?!

Холопов в тереме много, мигом к государю кинулись, с этим-то отбором… да и интерес его к боярышне Даниловой видели. Или ее интерес? Неважно это.

Вместе были, разговоры разговаривали, государь ее до светелки провожал – злым языкам и меньше того надобно, чтобы грязь намолоть.

Фёдор обернулся, что-то объяснять принялся, Устя на Бориса посмотрела умоляюще. Государь головой качнул:

– В уме ли ты, братец, боярышню сюда привести? А как заразное оно? Бегом! Отведи ее в покои да прикажи боярыню Пронскую позвать.

Борис недаром царем был, Фёдор мигом дернулся, Устю под локоть схватил – и чуть ли не волоком потащил из светелки. Устя шла послушно, видела, Борис понял ее. Марфа спит покамест, успеют они еще поговорить.

А Фёдора она из светелки своей выставила решительно:

– Уж прости, царевич, а только мне и правда одежду бы переменить, полежать после жути такой лютой…

Фёдор не возражал.

Ему после вида больших мясисто-красных язв на девичьем лице… на том, что некогда было красивой девушкой, напиться хотелось. И отказывать он себе не собирался.

Это ему страдания людские нравятся, но не вид чужих уродств.

Напиться надобно… сейчас Михайлу кликнет… и где этот прохвост? Вот ведь, как надобно, так и нет их нигде! Тьфу!

* * *

Устинье в любви признавались. А Аксинья сама готова на все была. А только и взгляд мимо, и глаза зеленые холоднее стекла бутылочного, и гримаса на губах…

Не любят ее. Вот и вся правда. Но…

– Мишенька…

Сложенные в умоляющем жесте руки, беспомощный взгляд. Почти стон. Имя изморосью на губах замирает.

– Неужто так не люба я тебе? Устю любишь?

Михайла лицо руками потер, поглядел виновато, а у Аксиньи сердце оборвалось. Она уж и без слов поняла, только верить не хотелось ей.

– Любовь, Аксинья, не выбирает, когда прийти. И к кому – тоже не выберешь.

– Устинья и ты… а она тебя любит?!

Михайла поморщился досадливо.

Вот ведь еще… когда она могла их слышать? И так понятно, вчера… неосторожен он был! Дурак! Нет бы промолчать, вздумалось ему позлорадствовать. Даже не так… после Фёдора он Усте мог и спасением показаться.

Попробовал.

Отказ получил.

А эта дурища и подслушала, вот ведь разобрало ее! Носит их, когда не надо и куда ни попадя! Зараза!

– Слышала?

– Да. Мишенька, неуж совсем я тебе не надобна?

Михайла и думать не стал. Боярину он обещал, вот и рубанул, словно топором по чувствам девичьим:

– Мне – не надобна! Может, еще кому сгодишься, а я другую люблю!

– Устьку?!

– Ты ее так не называй, ты ей и в подметки не годишься! Она прекрасна. А ты…

– А я?!

У Аксиньи сердце на части рвалось. И невдомек ей было, что сейчас ее пожалели. Может, и не хотели, а только когда сразу рубануть – больно, и сердце рвется на части, и слезы текут сами. Но это – один раз.

А ежели день за днем, год за годом душу убивать? То надежду давать, то отнимать ее, то приближать, то отдалять… не снесла б она. Не сумела.

Раенский о себе радел, а вышло, что и Аксинье помог.

– Таких, как ты, я на базаре десяток найду! Пальцами щелкну – сами набегут!

Михайла в душе ликовал. Что могла, Аксинья сделала: к Устинье его подвела, сведения важные ему передавала, а сейчас… что от нее сейчас-то пользы? А так он и с боярина кое-что получит, и выгоды своей не упустит. А что Аксинья гневаться будет…

Поплачет, да и замуж выйдет, авось там забудет, как на него обиделась.

– Ненавижу!!! Тебя ненавижу, Устьку… Сто лет пройдет – не позабуду!!!

Прилетевшая пощечина Михайлу чуть с ног не сбила. Аксинья хрупкой девушкой не была, била сильно. Да и разочарование добавилось…

– Ксюшенька…

Михайла почувствовал во рту вкус крови.

Аксинья развернулась – только коса рыжая за углом мелькнула.

Михайла ее взглядом проводил, порадовался. Может, отвяжется от него липучка глупая? А ежели себя еще убедит, что это она подлеца бросила, и вовсе хорошо будет.

Ну ее, Аксинью эту, без нее хорошо живется.

Теперь важно, что Устенька скажет.

Впрочем, время есть еще, всенепременно согласится она. Никуда не денется.

* * *

Анфиса Утятьева сидела на то время в саду зимнем, о своем думала. Криков в тереме и не услышала она даже, через половину палат царских, а и услышала бы – не до того! Ей бы о своем подумать, о девичьем, о важном.

Выходило так, что поморочили ее знатно с Фёдором, посулили царствие небесное, а что вышло? А вышло неладно все, так что девушке разумной о себе подумать надобно. Лучше все ж синица в руке, чем журавль в небе, да и журавль там али дрянь какая?

Приступ у Фёдора ей хорошо помнился, лицо его помнилось, страшное, жуткое, посиневшее, как выгибался он на полу, выл зверем раненым…

Приворотное зелье так подействовало?

Да, наверное.

Хорошо еще, не яд там был. Но тут и сама она проверила, глоток из кувшина сделала.

Нет, не яд.

Да не о том речь сейчас. Понятно, у боярина свой интерес, а вот Анфисе что делать?

Ежели подумать…

Было на отборе семь боярышень, осталось куда как меньше.

Мышкина, Орлова, Васильева…

Теперь еще и она, Анфиса.

Заболоцкой думать не о чем, Фёдор в нее крепко вцепился, не оторвешь, Данилова на царя смотрит, более ни на кого. Дура!

О ком бы государь ни думал, да точно не о Марфушке, он сквозь нее глядит, ровно как сквозь стену. Разве из вежливости отвечает. Анфиса такое видела.

Рано или поздно закончится отбор, да и не отбор это – балаган. Фёдор свой выбор давно сделал. А когда зелье приворотное не сработало… что Анфисе остается?

Правильно.

Мужа себе найти, да побыстрее. И искать его не надо, вот он – Репьев, Аникита Васильевич. Надобно только к нему подойти правильно.

Ох, какая ж Анфиса умница, что отношений с ним рвать не стала. Даже записочки ему передавала через служанку доверенную!

Теперь и трудиться сильно не придется. Написать записочку да о встрече попросить. Вот и будет им счастье обоим.

* * *

Получаса не прошло, скрипнула дверь потаенная, Борис в светелку к Устинье вошел, улыбнулся ласково:

– Устёна, что скажешь мне? Я ведь правильно понял, тебе эта болезнь ведома?

– Да не болезнь это, Боря! Порча это.

– Порча?

– Это не лекаря просить надобно, а в монастырь ехать, там, на земле святой, сорок дней отмаливать. Святой водой умываться, пост держать, службы стоять, тогда, может, и пройдет.

– А ты ту порчу не снимешь?

– Не умею я, Боря. У меня либо по наитию получается, либо учиться мне надобно, сама-то по себе я мало знаю. И не рискну я, как бы хуже боярышне не было.

– А Добряна?

– А боярин Данилов, Боря? Кто Марфу в рощу повезет, кто просить будет? Кто ей потом язык болтливый узлом завяжет?

Борис о том не задумывался, а вопрос-то насущный.

– Права ты, Устёна. Поговорю я с патриархом, а то и с боярином, а дальше уж пусть сами решают.

– Как бы умом не тронулась боярышня.

– Сейчас спит она, а я потороплюсь с разговором. Сегодня же с патриархом перемолвлюсь словечком, и за боярином я послал. Прости, идти мне надобно.

– Иди, Боря. С Богом…

А с которым?

Бог един. А как его называть, то личное дело каждого. Господом ли, Родом… главное, чтобы уберег. А остальное мелочи…

* * *

– Понимаешь ты, что сестра тебя обманывала?

– Да. – Аксинья всхлипывала жалобно, слезы по лицу размазывала.

– И он, и она…

– Да… – Сопли тоже текли ручьем.

Боярыня Варвара с таким бы удовольствием ей оплеуху влепила, что аж пальцы ныли. Вот размахнулась бы – и по морде, пока ум не вколотит!

Тьфу, дурища!

Только говорить о таком Аксинье нельзя было. Придется дурищу жалеть, по головке гладить, успокаивать.

Ей еще к сестре вернуться надобно, и в глаза ей смотреть, и улыбаться. А потому боярыня верные слова нашла, да там и стараться не надобно особо, такими, как Аксинья, управлять легко.

– Хочешь им всем отомстить?

Очень правильные слова оказались. Аксинья голову подняла, кулаки сжала.

– Хочу! А что делать-то надобно?

Вот дурища! Кто ж о таком спрашивает? И кому ты нужна, для тебя делать что-то? Видно, весь ум, который на двоих выдали, сестре достался!

Но о том Варвара тоже не сказала.

– Скоро уж царевич должен невесту свою назвать. Ты о том знаешь?

– На Красную горку.

– Верно все. Только вот какое дело: на Красную горку венчаться можно. А невесту и раньше назвать не грех, и она покамест может в палатах царских пожить, под присмотром матушки его. Понимаешь?

Аксинья умное лицо сделала, головой тряхнула, глазами сверкнула.

– Понимаю.

– А ты бы куда как лучшей царевной стала, нежели сестра твоя.

– Знаю. Только царевич лишь на нее смотрит.

– Пусть смотрит. Смотреть-то не вредно, деточка.

– А… что делать мне надобно?

– Я сейчас к царице схожу, пусть поговорит она с сыном. Когда назовет Федя свою невесту завтра же, кто ему возразить сможет?

– Никто…

– Вот. А ты пока ляг, поспи. Давай я тебя уложу, вот так… авось и устроится все.

– Правда?

Варвара кивнула:

– Конечно, правда.

И улыбка ее лицо ни на секунду не покинула.

Уж потом, из комнаты выйдя, она выдохнула тяжко, пот со лба вытерла. Платон супругу приобнял, поцеловал.

– Такая дурочка?

– Ох и не говори, муженек. Сил моих на нее нет. Но управляема, того не отнять.

– Тогда я сейчас к царице. Она с Феденькой поговорит, а ты сходи, с Устиньей разберись, не подняла б боярышня шума раньше времени.

– Хорошо.

– Нам и надо-то самую малость. День-другой, а там и сложится все.

Варвара с этим была согласна полностью.

Один прыжок.

Одно движение!

И вот уже в когтях у кошки бьется пойманная мышь.

Пары часов им будет достаточно для задуманного, но до того кое-что подготовить надобно. И Любаве тяжелее всех придется. Ей с Фёдором говорить, ей патриарха убеждать, ей потом перед государем ответ держать.

Да и не страшно.

Потом-то уж всяко лучше будет.

Платон жену в щеку поцеловал и к Любаве направился, а Варвара в другую сторону пошла. К Устинье Заболоцкой.

Одну сестру она знает. Пришло время с другой разобраться.

* * *

Устя у себя сидела, кружево плела почти не глядя, о своем думала. Не занимала ее мысли Марфа бедолажная, что смогла она – все сделала, про рощу сказала, про монастырь упредила, более она ничем помочь не сможет. Марфе и легче сейчас, для нее все кончилось. А вот Устинье еще вариться с этим и вариться, и понять хотелось бы, что с Фёдором происходит. Приступ этот… родовое проклятье? Порча?

А ведь и такое быть может.

Инстинктивно Фёдора тянет к тем, кто помощь ему оказать может. К ней.

К той…

Как же ту девку звали? На которой он женится? Которую Истерман найдет?

Марта? Мария? Какое-то очень простое имя, в Россе ее Машкой кликали. Могла она той же силой обладать? Могла…

Не каждый, в ком сила да кровь есть, волхвом становится. Вот и Машка эта не стала даже травницей, но сила-то была в ней, несомненно.

А вот Устинью заменить смогла она. Фёдор на подмену согласился,потому что Устя… конечно же! Ее просто досуха высосали! Она уж потом восстановилась, в монастыре!

А Машка, надо полагать, даже если слаба была, а все ж кусочек пищи лучше, чем вовсе ничего.

А потом как Фёдор думал обходиться?

Хотя мог и еще кто-то быть, тоже о своей силе не знающий. Просто – быть. Не всем же замуж предлагают, кого-то и любовницей сделать можно, к примеру.

Могло такое быть?

Ой как могло…

Как бы так приглядеться? Или кровь Фёдора добыть? Ей же и в голову не пришло его чем царапнуть! А могла, могла бы попробовать! Тогда и ответ получила бы!

Надо бы с прабабушкой поговорить.

Ой как надобно – и не только поговорить, но и показать ей Фёдора с Любавой. Устя-то не видит многое, а что видит, может понять неправильно! Но Агафье в палаты царские хода нет. Она на глаза патриарху попадаться не захочет, и царице, и… надобно с Борисом поговорить. Может, и удастся сюда бабушку провести?

В дверь постучали.

– Войдите!

Варвара Раенская кораблем вплыла, платком трепетала, ровно парусом. И глазами по сторонам стреляет, смотрит внимательно. А чего смотреть?

Нет у Устиньи ничего подозрительного.

– Ох, кружево-то какое шикарное! Царице такое носить впору!

– Благодарствую, боярыня, а только слишком ты ко мне щедра. Царице шелк да бархат носить надобно, а тут нитки самые обычные, простенькие. Так, только руки занять.

– А все одно красота получается невероятная!

Устя смотрела молча. Варвара Раенская поняла, что боярышня молчать будет, и глаза отвела. Платок потеребила.

– Ко мне Аксинья пришла, боярышня. Сестра твоя.

Молчание.

– Я ей покамест разрешила у меня в покоях остаться. Очень она, боярышня, расстроена, что ее жениху другая полюбилась.

Устя к коклюшкам вернулась, так проще мысли свои скрывать было, и руки не дрогнут.

– Не был никогда Михайла Ижорский женихом Аксиньи. И руки ее не просил, и не сговаривались они с отцом нашим. Аксинья его полюбила, а Михайла… Подлый он человек. Дурной.

– Вот как, боярышня?

Устя таить не стала:

– Когда ты, боярыня, с ним поговоришь, сама поймешь все. Не хочу я Аксинье такого мужа, и никто такого дочери своей не пожелает. Мне Михайла не люб, не поощряла я его.

– А что ж тогда?.. – Боярыня даже опешила. Не лжет боярышня Заболоцкая, и то ей видно, но… она-то все себе иначе видела.

И Фёдора видела она, и Михайлу… Выбор-то очевиден! Федька хоть и царевич, а рядом с Михайлой ему лучше не стоять: проигрывает он по всем статьям. Так и выходит… голова одно скажет, а сердце совсем другое шептать будет. А только не врет боярышня, не люб ей Михайла. Более того, Устинью от него аж передергивает. Выглядит-то она спокойной, а вот пальцы нитки чуть сильнее натягивают, коклюшки с ритма сбиваются.

Варвара думала, Устинья нарочно Михайлу привадила, а выходит-то наоборот, она его отвадить не может? Считай, весь разговор менять надобно? Хотя и то не беда.

– Михайла сестру использовал, чтобы ко мне подобраться. А может, и к царевичу.

– Стервец какой! А только сестре твоей с того не легче, любит она его.

– Любит. – Устя только вздохнула. – И домой ее отослать не поможет, там ее Михайла быстрее достанет. И на него ругайся, не ругайся…

– А когда муж мой с ним поговорит, чтобы не кружил он голову боярышне?

– Даром не поговорит. Никогда боярин Раенский просто так ничего не сделает.

Варвара обидеться хотела, потом поняла, что и ей не поверят, рукой махнула.

– А при царе, боярышня, иначе и нельзя. Не то на шею сядут и погонять будут.

– Понимаю. А что боярин взамен пожелает?

– От тебя? Покамест ничего, боярышня. А вот когда ты за Феденьку замуж выйдешь…

– Нет.

– Боярышня? – Варвара аж удивилась такому ответу резкому.

– Я лучше сама с Фёдором поговорю, пусть придержит друга своего. А вот так, невесть что и кому должной быть… не пойдет.

Варвара едва ногой не топнула.

Вот же зараза… откуда вы беретесь-то, такие? И возраст небольшой, а характера – через край!

– Тогда… пусть это авансом будет? Для будущих хороших отношений?

Устя плечами пожала:

– Не уверена я, что поможет, а значит, и трудиться не стоит боярину.

– Как хочешь, боярышня. Сестру твою успокою я, мне ее просто жалко стало, маленькая она еще. А с Михайлой тогда сама разбирайся как знаешь.

Устя кивнула:

– Разберусь. Благодарствую, боярыня.

– Не стоит это благодарности.

Варвара развернулась да и дверью хлопнула.

К себе возвращалась – кипела от гнева. Вот ведь зараза какая! Не уговоришь ее, не договоришься! Лишнего слова не вытянешь! Недаром же Платону она не нравится! И Любавушке! И… и самой Варваре тоже.

Варвара Раенская и себе сознаваться-то не желала, а только в Устинье она силу почуяла. Ту самую, проснувшуюся. И… испугалась.

Устинья бы и Фёдора скрутила, и их раздавить могла бы. Когда человек знает, что в любой миг твою жизнь оборвать может – это всей шкурой ощутить можно. Вот Варвара и почуяла.

И испугалась.

Близко она к Устинье не подойдет. И мужу закажет лишний раз…

А Любава?

Любава пусть сама разбирается! Она умная… наверное.

* * *

Аким, старый слуга бояр Захарьиных, на ярмарку шел. Жив там боярин, умер боярин – скотина не делась никуда. И подворье на Ладоге стоит, не рушится. И надобно туда много чего… от гвоздей до соли. От овса до дров.

Вроде и закупали все, а без хозяйского-то глаза как-то оно и тратится быстрее.

Аким и сам грешен, недавно молоток прогуляться уговорил. И подкову… две. В хозяйстве (своем, не боярском) все пригодится.

Вот и шел он на ярмарку, закупаться. Шел, потом толчок сильный почувствовал. Детина какой-то его обгонял, плечом задел.

– Эй! – Аким едва в снег не полетел.

Парень остановился, поддержал его.

– Прости, отец. Не зашиб я тебя? Не смотрел я, куда иду! Не видел…

Плечо, конечно, болело, но винился парень искренне. И шапку стянул, в лапище своей скомкал. Посмотрел Аким да и рукой махнул:

– Ладно уж…

– Не держи зла, отец. Не спешишь ты? А то б посидели, сбитня горячего выпили?

Кто ж от дармовщинки откажется? Аким исключением не был.

– Ну… пойдем, коли так.

– А пойдем, отец. Мне б тоже с кем посидеть, а то на душе погано. Недавно из поездки вернулся да узнал, что жена соседа привечала.

Аким только головой качнул.

– А…

– И выгнать ее не могу. Отцы наши – не просто друзья, дело у них общее…

– Вот оно как даже…

– Дрянь такая…

Аким парня по плечу хлопнул, как мог, подбодрил:

– Держись, паря. Всяко бывает, а и то проходит…

Сидели они вскорости в таверне, горячий сбитень попивали. Парень на жену жаловался, Аким слушал.

Потом сам пожаловался. У него-то семья в поместье Захарьиных, а его вот в городском доме оставили, покамест нового хозяина не будет. А как он будет-то еще? Когда там Захарьиных две штуки и было? И те померли?

– Это какие ж Захарьины? Не те, что с Кошкиными роднились?

– Не, другие. Мои с царем породнились! Хочешь – расскажу я тебе?

– А и расскажи, отец. О других послушаю, от своего отвлекусь… Давненько ты им служишь-то?

– Да, почитай, лет пятьдесят. Мальчишкой начинал еще, меня в прислугу для боярина Никодима взяли. Подать чего, принести-отнести… так и в люди вышел.

– Ух ты!

– У боярина Никодима два брата было младших да сестра. Анна. Красивая, глаз не отвести, о ее свадьбе уж сговаривались. А потом боярин женился. – Аким загрустил даже.

– На ком же?

– По джерманской улице проезжал, там рыженькую девку увидел. Красивую – страсть! – Аким на себе показал, и парень признал, что да. Страсть! Как она еще ходила-то с такими объемами? – Мы все за боярина порадовались, да только сглазили семью, верно. Года не прошло, как от горячки боярышня Анна померла.

– Заболела?

– Руку наколола о что-то. Вроде и ранка крохотная была, а к вечеру воспалилось, к утру рука что полено была… запах пошел, горячка началась. Спасти и не сумели. Горе было… боярышню Анну все любили.

– А жена боярская?

– Боярыня Ин… несс… Как же звали-то ее? Уж и не припомню. Ириной крестили, это точно.

– Инесса?

– Да, кажись. Она в православие перешла, Ириной Ивановной стала. Да и она золовку любила. Боярышня Анна была что лучик солнечный. Умерла она… Потом через положенный срок боярыня дочь родила. Боярин хотел Анной назвать, но боярыня уперлась, Любавушкой назвали.

– Царица наша?

– Она. Боярыня Ирина ее любила, с рук не спускала.

– Одна она была у родителей?

– Да что ты! Лет через десять боярин Данила родился.

– А что так долго? Не беременела боярыня?

– Как-то не получалось у нее. То болела, то на богомолье ездила. А потом как-то в один год все случилось. Бояричи друг друга убили.

– Ох! Из-за бабы?

– Холопка им одна и та же приглянулась. А она им обоим голову кружила, ходила, задом виляла. Вот старший из бояричей ее с братом и застал. И порешил. А когда брат на него кинулся, значит, и с ним сцепился. Растащить не успели…

– Ох, горе-то какое!

– Боярин Никодим чуть не год убивался по братьям. Очень он их любил, переговоры вел о свадьбах. Хороших невест им приглядел… Потом ему легче стало. У боярыни сын родился – боярич Данила. Тут уж хозяин оживел…

– Ну хоть сыну порадовался.

– Недолго радовался-то… Пяти лет не прошло, помер боярин Никодим. Боярыня Ирина детей воспитала, на ноги поставила, другой раз замуж не выходила, хоть и смотрели на нее.

– Повезло боярину Никодиму. Такая верность…

– Да верность-то… Понятно. Только вот боярин Данила неженатым умер, наследника не оставил.

– Так, может, внебрачный какой есть? Или у боярыни Ирины был кто? – подначил собутыльник.

На столе давно уж четверть водки стояла. Так что Аким и не удержался:

– Как же! Ежели у нее кто и был, так из своих. Что она, что дочь ее, что сын – все с иноземцами якшались, постоянно к ним мотались. Уж к кому там ездили, того не знаю, а только там боярыня и померла. На ночь у кого-то из знакомых осталась, а там гроза разразилась жуткая… Боярышня приехала, говорит, мать умерла. А сама еще молоденькая совсем, семнадцати не было. Боярин Раенский им дальним родственником приходился, вот он детей к себе взял. А там и царю боярышню Любаву представил. Так все и сладилось у них.

– И брата она с собой в палаты взяла?

– А то ж! Брата она любила, уж когда боярин Данила подрос, он домой вернулся. А до той поры при сестре жил безотлучно!

Аким рассказывал.

Называл имена, даты… чуть не пятьдесят лет при семье – это много. Слуги столько о хозяевах знают – тем и в голову не придет. Собеседник слушал, подливал…

Наутро Аким проснулся в одной из комнат при трактире, сначала испугался – ограблен. Но деньги все на месте были, хозяину его собеседник уплатил вперед, даже за поправку Акимова здоровья, так что мужчина махнул рукой да и позабыл этот случай.

Было.

Выпили, поболтали…

Ну так и что же? С кем не бывает? Дело-то житейское…

* * *

Спустя несколько суток на кладбище шестеро людей появилось. Пятеро мужиков молодых, с ними кто-то непонятный, невысокий, по уши в плащ закутанный.

Оська-бородач, который уж лет тридцать милостыньку при кладбище просил да за могилками приглядывал, на них посмотрел, хотел деру дать – остановили. Поймали, за шкирку тряхнули.

– Ой! Пустите, ироды! Что вам от бедного человека надобно?

– Богаче его сделать хотим. – Когда в пальцах одного из мужчин гривенник блеснул, Оська мигом про нытье свое забыл.

– Чего надобно, боярин?

– Не боярин я. А надобно мне знать, где бояре Захарьины похоронены.

– Вон там, – Оська пальцем показал, куда идти. – Склеп у них там свой, как и у многих других бояр. Не хотят они в землице лежать, как простой народ. А для часовни собственной, значит, рылом не вышли^[91].

– Хорошо. Иди, не стой тут над душой. И не говори о нас никому.

Оська предложение оценил – только пятки засверкали. И правда – чего стоять? Денег ему дали уже, теперь живьем отпускают. А ведь могли бы и в склеп положить, даром что не боярин он.

Один из мужчин посмотрел ему вслед с сомнением:

– Может, убить стоило?

Другой только головой качнул:

– Ни к чему. Не бери грех на душу.

Насчет греха – это он, конечно, загнул, да к чему нищего убивать? Вреда он не причинит, а ежели слухи какие и пойдут – пусть их.

Мужчины мигом замок с двери сковырнули, дверь отжали, человеку в плаще внутрь спуститься помогли. В склепе огляделись.

Гробы стоят. Покойники лежат.

Имена на крышках вырублены.

Вот боярин Никодим. Боярышня Анна. Два брата его – Петр да Павел.

А вот и боярыня Ирина.

Человек в плаще жест рукой сделал – мол, крышку открывайте.

Молодые люди поднатужились да и сковырнули крышку каменную. Снимали осторожно, старались не разбить. В гроб не глядели, вот и не видели.

А спутник их в плаще и видел, и чувствовал.

Потом уж и они посмотрели.

Лежит в гробу старуха.

Страшная, рыжая, а выглядит ровно живая. Мертвая, да. Только вот не истлела она, а осталась какой была. И лет ей сто, а то и поболее. Страшная – жуть.

Человек в плаще нож взял, рот боярыне разжал. Зубы осмотрел, головой качнул.

Зубы острые, ровно кто их напильником затачивал. Каждый зуб. У человека-то и не будет так, он себе язык такими клыками изранит.

– Упырица.

Агафья, а в плаще именно она была, головой качнула утвердительно:

– Из старших. Не кровососка она, клыков нет.

– Все одно проверить надобно.

Ветка березы над гробом завяла, свеча затрещала, воск почернел…

Вторым крышку гроба сняли у Данилы Захарьина.

Третьим – у боярина Никодима.

У последнего все как до2лжно было: одежда истлела, тело истлело…

А Данила Захарьин лежит, ровно вчера умер, только одежда чуток подпортилась, и старуха лежит себе, платье драное, а сама ровно живая.

Человек в плаще их оглядывал долго, думал о чем-то. Потом одного из парней подозвал, попросил – о чем? Долго ждать не пришлось, парень с молотком прилетел. Человек в плаще из кошеля два кола осиновых достал: один в грудь боярыне Ирине забили, второй – боярину Даниле.

Обоим в рот сухую траву сунули. Но так и не видно, ежели не приглядываться. Одежда пышная, колья небольшие. Да и трава во все стороны не торчит. Там и стебелька хватило бы.

Потом крышки гробов на место опустили, и человек в плаще на каждом гробе воском коловрат нарисовал. Правильный, с восемью лучами.

Только после этого ушли все из усыпальницы.

Никому и невдомек было, что в ту же ночь проснулась от боли в груди вдовая царица Любава.

Проснулась, чуя пустоту и боль. Опасность и страх.

Неужели?..

КТО?!

(обратно)

Глава 11

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Несколько дней я чувствовала себя как муха в меду. Липкое равновесие: и самой не выбраться, и не нарушить мне его, и кто знает, чем оно разрешится? То ли меня вытряхнут, то ли придавят, то ли…

Не знаю.

Но чувствую надвигающуюся грозу. Что-то такое грядет… не знаю, что именно.

Аксинья успокоилась. О чем-то боярыня Раенская с ней поговорила, сестра вернулась и даже извинилась. Не думала она, что Михайла – такой.

Я тоже не думала. В той, черной жизни.

Хотя я о нем и вовсе не думала тогда. Выдали родители Аксинью замуж – и ладно! Любит она мужа? Ну так что же, повезло ей, мне такого счастья и не досталось. А потом все ровно пелена затягивала. Темная, липкая…

Хуже стало, когда мне Добряна весточку передала.

Божедар своих людей отправил, они про Захарьиных порасспросили. И выходило так, что боярин-то Никодим женился на ведьме. Самой настоящей. Она и род его перевела.

Она, надо полагать, и книгу черную привезла с собой.

На родине-то их травили и давили, а тут… в Россе о таких тварях знали, да только бороться с ними волхвы умели. Христианство их не распознавало, не могло покамест, может, потом научатся.

Прабабушка с людьми Божедара в склепе бояр Захарьиных побывала, там и поняли. Есть у ведьм такое свойство.

Ежели кто о святых вспомнит – те нетленны по-настоящему.

А ежели про ведьм говорить…

Они подниматься могут.

И ведьмы, и колдуны могут встать упырями, только не такими, как о том иноземные мифы рассказывают. И клыков у них нет, и когтей нет.

Тело оставаться должно.

И – черная сущность.

Я читала, разговаривала. Где, как не в монастыре, узнавать о таком… Однажды столкнулась с женщиной, которой ведьма силу свою передать хотела. Она рассказала.

Ведьмы бывают рожденные, бывают ученые. Первые с силой своей появляются, вторые за силу свою Рогатому платят. Первые сродни волхвам, только не они своей силой правят, а сила над ними хозяйствует, вот и не выходит у них ничего толкового.

Вторые же…

Вторых и научат, и подскажут им, и дорогой ценой им за то заплатить придется. Очень дорогой.

После смерти они душу свою отдают за знания и за силу.

Есть еще и книжные колдуны. Это уж самый горький случай. Когда несколько поколений одной и той же семьи ведьмовством занимались, они могут Черную книгу написать. Пишется такая книга собственной кровью, в нее все семейные знания заносятся. А еще в такую книгу ведьма или колдун кусочек души своей вкладывают. Считай, они и при жизни от нее зависимы, и после смерти к ней привязаны.

Говорят так.

Душа колдуна в ад уходит, а вот что на ее место придет? Неведомо.

Встанет тогда упокойник упырем. И разные они бывают, упыри-то…

Бывают такие, что и двух слов сказать не могут. Их легко обнаружить, уничтожить легко.

Бывают навроде стригоев. Кровь они пьют, а солнце их убивает. И половину суток беспомощны они.

А бывают и третьи.

Самые страшные.

Эти твари не кровью питаются, они самое жизнь из человека выпивают, по ночам приходят, на одной жертве могут несколько месяцев кормиться. А то и менять их могут: в губы целуют, жизненные силы высасывают.

Человек от того чахнет и погибает, хотя и не сразу. Ребенка им высосать легче, за несколько ночей могут справиться, взрослого человека месяц пить могут. Но ежели уехать от упыря подалее, он тебя не найдет, не догонит. Только вот не уезжает никто.

Эти твари и голову туманят, и разум дурманят. И вспомнить о них тяжко, и поймать их сложно. Разные есть способы, чтобы найти их. Даже коня по кладбищу водят: ежели где конь споткнется, ищи упыря поблизости да раскапывай могилу.

Только кто ж даст?

Скажи царице, что могилы Захарьиных потревожить собираешься, намекни хоть словечком? Недолго проживешь после такого.

Прабабушка на кладбище сходила, могилы проверила.

Мать царицы Любавы упырицей оказалась, брат царицы, боярин Данила, тоже упырем поднялся, а в столице могли они гулять долго.

Тут трактиров много, подворотен уйма, всякого народу темного – пропасть. Кто и исчезнет, остальные ни жалеть, ни искать не станут. Это не деревушка какая, это Ладога. В деревне на виду все, а на Ладоге разве что соседи друг друга знают, а кто там через улицу живет – уже неизвестно.

И даже если силу жизненную пить… не ходи просто в чьи-то дома, ходи по трактирам, по харчевням разным. Там можно и силы высосать, и не попасться, и не заподозрит тебя никто. Проснутся разбитые да усталые, так на вино спишут, не то подумают: продуло, прихворнул.

Да и уедут.

И так питаться мертвые Захарьины долго могли. От одного к другому, от третьего к четвертому…

А вот что теперь с этим делать? Мертвых бабушка упокоила, а живые-то просто так не сдадутся, да и как о таком сказать?

Я искренне пыталась что-то вспомнить из своей черной жизни, может, видела я чего или подозревала? Не выходило.

Царица? И царица, и что? Свекровь как свекровь. При мне она голой не плясала, черных петухов в жертву не приносила.

Боярин Данила?

И за ним ничего я не замечала странного.

А ведь было все это, и сейчас есть, и тогда было. И что делать со всем этим?

Не знаю.

Попросту не знаю. И само такое не расползется, и сказать о таком… кому?

Борису? Это мачеха его, брат его, это ущерб репутации, это урон такой, что и сказать страшно…

Патриарху?

Кому?

Я не знаю, что с этим делать. Понимаю, что упырей извели – хорошо. А дальше-то как быть? Книгу сжечь только осталось, но получится ли? Это ведь в обе стороны работает, книга род свой поддерживает, а род книгу силой питает. Когда хоть кто-то из рода останется, возродится эта пакость, наново ее написать можно. А Любава с Фёдором… их убить придется. Борис на такое не пойдет.

И Раенские еще останутся, и кукловод тот загадочный… Узнать бы про ведьму Инессу подробнее, может, тогда прищучим гадину?

Мне страшно.

Мне очень-очень страшно…

* * *

Царица Любава поморщилась.

Ух, так бы и влепила этой дуре с размаху пощечину, чтобы у нее зубы лязгнули.

Нельзя.

Платон такой выход нашел, о котором и не думала Любава. А ведь он все проблемы, считай, решает!

– Вот, тогда делай, что скажу! Представь, как тебе завидовать будут все! Царевной станешь!

– А сестра прежде всего! – подлила масла в огонь боярыня Варвара.

– Я… да! Устька завидовать будет!

Женщины переглянулись.

Завидовать?

Это вряд ли, радоваться, скорее. Но кто о таком будет юной дурочке говорить? Пусть сделает, что сказано, а там посмотрим!

– Тебе и делать-то ничего не придется, просто вплети ей в косу жемчуг заговоренный.

– Хорошо. А что от того будет?

– Прыщами она покроется. Фёдор от нее и отвернется, а ты рядом будешь. И он на тебя внимание обратит.

– Как Марфа?

– Почти, только сестре твоей легче будет. Прыщи ж, не язвы какие…

Марфу Данилову два дня назад в монастырь увезли, отмаливать. Не пошел боярин Данилов в рощу Живы-матушки, решил в монастыре попробовать.

Кто другой, поумнее, и про боярышню Утятьеву спросил бы, и про остальных боярышень – Аксинье сие и в голову не пришло. Ей просто хотелось сестре напакостить. Она жемчуг взяла, провела по голубоватой нити кончиками пальцев.

– Красивый.

– К себе примерять не вздумай, опрыщавеешь.

Аксинья, которая так сделать и собиралась, чуть руку не отдернула.

– Ой… да, конечно!

– А потом покинет боярышня Устинья дворец, прыщи и пройдут потихоньку. За год примерно.

Аксинья закивала:

– Да, конечно, так и сделаю… завтра же?

– Завтра.

Фёдор как раз Устинью невестой своей объявить собрался. Будет ему… невеста!

* * *

Тяжела ты жизнь разбойная!

Это в песенках так поется-то весело, что жизнь та вольная да легкая, что добычу по кабакам прогуливаешь да девок веселых тискаешь, что каждый день у тебя ровно праздник, а на деле-то иначе выходит.

Что вольная, оно понятно. И у волка в лесу воля, да вот беда – зайцы сами в рот не прыгают. Вот и у разбойников так-то…

И не на всякого нападешь, и пока еще нужного каравана дождешься, да и потом беда. Не хотят купцы товар отдавать, охрану нанимают, а это опять – драться. А охрана тоже не в луже найденная, оружие держать там все умеют. Конечно, хорошо, когда кому из татей удается в охрану наняться али в обслугу, тогда можно придумать что-то. Или коней потравить, или людей, уж как получится. Тогда, конечно, полегче выходит.

А все одно, с каждого налета по пять-десять человек теряет шайка. А новые придут… мясо необмятое. Не жалко их, да ведь и пользы от таких маловато, разве деревья валить да кашу варить, а в бою половина бежит, а вторую половину даже баба половником прибьет. Только вперед таких пускать, пока на них охрана отвлекается, можно их стрелами да болтами проредить.

И ран хватает, и загнивают раны, и спасти парней не всегда удается.

Добычу по кабакам прогулять?

А на много ее хватит-то, добычи той? Что-то обозов с золотом давненько не проходило по дорогам. Сборщиков налогов грабить?

Оно, конечно, дело полезное и богоугодное, так у мытарей охрана такая… свое-то государь хорошо охраняет! Дешевле не связываться. Так что добычи той доля… на два дня гулянок веселых. А потом – снова в лес.

А в лесу голодно, а в лесу холодно. Каждый раз каравана вслепую ждать – с голоду подохнешь али на кого слишком зубастого нарвешься. Вот и приходится честным лесным братьям деньги платить, да где медь, а где и серебро полновесное.

За что платить?

Так за все.

За весточку о караване – плати, за весточку об охране его – тоже плати. За то, что не поймают тебя крестьяне местные, не выдадут боярину, на землях которого лес растет, – опять плати. И за продукты им плати, и девок крестьянских тронуть не смей, разве что по доброй воле, а воли такой у них маловато. А парням-то хочется.

Девки-то веселые деньгу любят, а откуда она, когда там плати, тут плати, вот и зверствуют иногда ребята с пленниками, вот и лютуют.

И воля крепкая нужна, в страхе их держать.

Атаман Ослоп, прозванный так за любовь к палице своей, гвоздями утыканной, не то что ватагу в страхе держать мог – он бы и с войском царским справился без натуги. Стоило ему пару раз ослоп свой в дело пустить, как самые крикливые наглецы языки поганые втягивали куда поглубже. Очень красиво на дубинке мозги смотрелись, с кровью…

О прошлом его никто не знал, о жизни – тоже. Слухи ходили, что из беглых монахов он или из расстриг, грамотный же, да и речи говорить умеет – соловьи заслушаются. Слово за словом вьет, осечки не дает.

Но – молчали. Потому как Ослоп слухов о себе не любил, сплетен тоже, а палица завсегда при нем. А сейчас подтверждались предположения ватажников, потому как Ослоп читал грамотку. Не простую, а голубиную почту, значками записанную. А это намного сложнее обычной почты.

Читал, хмурился, потому как писала там Марина хоть и мало, но важное:

«Сослана в монастырь. Повезут через Подарёну. Охрана. Освободи».

Царицу Марину Ослоп давненько знал, еще когда не была она царицей, а только невестой царской, а он обычным конюхом. Это уж потом так жизнь повернулась, что бежать ему пришлось. Сложилось так.

Конюхом он был знатным, да и дураком – тоже. Все знали, что к его жене боярич Осмыслов захаживает. Один Никифор, тогда его Ослопом еще не называли, дурак дураком ходил. Пока не застал супругу свою в постели с бояричем.

Боярича он убил, конечно. И супругу из окна выкинул. А потом сидел и не знал, что дальше делать. Жизнь кончилась, вот и все.

Его даже пытать не стали. Просто в темницу сунули да казнь назначили. Там он и сидел и ждал.

Ждал палача, а пришла царица Марина. Как уж она договорилась, кому заплатила… да кто ж ее знает? А только заговорила она, и понял Никифор, что еще не закончена жизнь, потому как месть осталась.

Всем.

За все!

Боярам – за измену супруги его. Бабам – за то же самое. Остальным – за подлость и равнодушие. Он ведь еще может много жизней чужих отнять, а Марине послужить в благодарность. Или – просто так.

Не знал Никифор, что в том состоянии он на ведьмовство податлив был. Марина его попросту заговорила: что хотела, то в разум и вложила, себе почти покорного раба приобрела.

А что ненавидит всех да кидается… это ровно как волка бешеного на сворку взять. Пусть хоть кого рвет, лишь бы ей служил верно.

Ослоп и служил, и добычу приносил даже.

Марина его не сильно отягощала, пару-тройку раз просила гонца перехватить, два раза про купеческие обозы письмецо прислала. Просила только, чтобы пара человек там и полегла бесследно.

Ослопу то не в тягость было.

Поручения легкие, а платит царица хорошо, серебра шлет…

Серебро ему не надобно, конечно, ему уж ничего не надобно, но…

Волк понял, что хозяйку его обидеть хотят, – и зубы оскалил. Когти навострил.

Говорите, повезут через Подарёну?

Значит, и через их лес повезут, нет здесь другой дороги. И обоза не будет.

* * *

Божедар на постоялый двор не просто так пришел, нет.

Хоть и говорили ему, что царица Марина, теперь уж бывшая царица, – ведьма, а все одно, в таких вещах он сам предпочитал посмотреть, убедиться, разобраться.

Ошибки случаются.

И травниц могут ведьмами назвать, и слишком красивых женщин тоже – ему то ведомо.

Вот и сидел он себе в углу, сбитень попивал, не спешил никуда.

Царица в зал вошла, глазами по сторонам сверкнула, Божедара сразу приметила, так и впилась зрачками своими, ровно кинжалы воткнула.

Но Божедар за себя не боялся, коловрат у него на шее висит, с ним-то его за обычного человека любая ведьма примет. Разве что просто так он Марине понравится, как мужчина – или как обед, вспоминая про обычаи племени ламий.

И видно, Марина в него вгляделась, облизнулась внятно.

Нет, не признала она в нем богатыря, просто захотела сил из него потянуть. Это-то Божедар видел.

Еще как видел…

Ведьма?

Не совсем ведьма она, скорее, чуждое что-то… да, как и говорила боярышня, – ламия.

Экая мерзость!

Божедара аж от омерзения передернуло, да Марина его поняла неправильно, подумала – от желания, улыбнулась, пальцем по шее так провела томно… свернуть бы ту шею с головенкой вместе!

Нет, не соврала ему боярышня.

Царицу наверх увели, в комнаты для постояльцев, а Божедар, не дожидаясь, покамест на него кто другой внимание обратит, поднялся да и вышел вон.

Нечего ему тут делать.

Главное видел он, черную сущность разглядел, а об остальном промолчит. За него клинки говорить будут да стрелы каленые.

Не бывать нечисти на земле росской!

* * *

Вечером Платон у царицы сидел. Чай пили, разговоры разговаривали.

– Не почует?

– Не должна. Не сразу.

– Да, часа нам с лихвой достанет. А потом… потом будет по задуманному.

– Федька не воспротивится?

– Не успеет.

– Ну, дай-то Бог.

– Бог-то Бог, а ты и сам не будь плох.

Заговорщики еще раз переглянулись и рассмеялись. Тихим и весьма неприятным смехом.

* * *

Лес – он и есть лес. Говорят, в иноземщине лесам имена давать принято. Так оно и понятно, у них все леса на дрова повырубили, ежели там пара клочков и осталась, так на них не надышатся^[92].

В Россе лесов много, и названия им не дают, не до того людям. Лес – и лес себе. Подлесок, перелесок, чаща, бурелом, тайга непролазная… много у него названий, а заплутать там легче легкого.

Впрочем, Божедару то не грозило.

В лесу он себя как дома чувствовал, а уж разбойничью стоянку найти – и вовсе проблемы не видел. Кто в лесу не был, кто по нему не ходил никогда… да, для тех оно сложно. А Божедар не такой лес видывал, на Урале такие чащи – тут-то, считай, подлесочек мелкий.

Можно бы у местных крестьян проводника попросить, да не стоит. Мало ли кто из них разбойникам вести доносит? Лучше не рисковать, вылавливай потом негодяев по всей Россе.

А вот на следы звериные посмотреть – можно.

По дороге ночью пробежаться, подумать, где он бы сам засаду устроил, – можно. Ветер понюхать, опять же…

Разбойники не розами пахнут, и не розами гадят, и не розы жрут. Им и кашу варить надобно на всю ватагу, и до ветру ходить…

Пахнет духом нечистым?

Да еще как! И именно нечистым, моются-то они редко, и тарелки не так чтобы моют, а от того живот расстраивается люто… От такой вони белки с сосен падают!

Вот Божедар и поглядывал на стоянку татей, оценивал, прикидывал. Тати ни свои, ни чужие жизни не ценят, а вот ему каждый из дружинников дорог, каждого он знает, и семьи их, и детей… Своими рисковать ему не хочется. Когда то возможно, он побеждать будет с наименьшими потерями.

Покамест так выходило, что нападать на лагерь не надобно.

И своих людей он много положит, и ведьму не выловит.

Отвезут ее в монастырь, понятно, она там не задержится, да куда и когда улизнет? Кто ж ее знает?

А на царский обоз нападать – это уже сам Божедар ровно тать станет. Кому потом про ведьму объяснишь?

Куда как приятнее, ежели тати на обоз нападут, а Божедар людям государевым на выручку придет. Под шумок и часть обозников погибнет, и ведьма в жертвах окажется. Он о том лично позаботится.

Обозников Божедару тоже жалко было, но своих-то людей жальче! И обозников не он обучал, не ему о том и заботиться. Вы царицу в монастырь везете, вы не подумали, что на вас напасть могут? Вы каждого куста не стережетесь? Не стараетесь царский приказ выполнить? Поделом.

Хотелось Божедару помочь им как-то, предупредить… да нельзя. И вопросы возникнут, и дело он завалит…

Надобно потом хоть семьям обозников помочь будет. Хоть как. Хоть чем.

И такие случаи бывают, когда нет для всех хорошего решения. Только вот давит это на плечи, давит, тянет…

А и не делать нельзя. Права была та волхвица юная, Устинья, и засада ждет, и ведьме вырваться помогут. А это уж точно не к добру.

Род-батюшка, помоги справиться? Ох, тягостно…

* * *

Сильно злилась государыня Марина, теперь уж бывшая государыня.

Злилась с того дня, как из Ладоги уехала. И как тут в бешенстве не быть? Борис не о ее удобстве подумал – о том, чтобы не сбежала ведьма. А потому и возок глухой был, с окошками маленькими, с засовами снаружи. И маленький он, и неудобный, царица раньше в таких и не ездила, брезговала. Это куда ж годится – сиденья без подушек, пухом набитых, стенки бархатом не обтянуты, жаровни походной и то нет. Сиди, дрожи, в шубу кутайся. И ту – не соболью! Овчинную! И валенки такие же, и носки… все неудобное, колючее…

Марина и не понимала, что овчина в таком пути всяко лучше соболей, те хоть и драгоценные, а овчина простенькая, да греет лучше. У нее-то шубы распашные, с рукавами широкими, длинными, с полами, в стороны разлетающимися. Красиво, чтобы от терема до возка пройти или по садику погулять немного, а для дальнего пути – без рук без ног останешься. Да и сапожки сафьяновые в зиму нехороши.

Она просто злилась.

Потому что всего две девушки, и те в одном возке с ней. Что так теплее, она не понимала тоже.

Потому что останавливаться приходится на постоялых дворах.

Потому что все эти холопы, которые раньше при ней и головы от земли оторвать не смели, в грязи валялись, глазеют на нее теперь, словно она какая диковинка! А особенно тот парень, из трактира…

Марина его оценила по достоинству, вот с кем бы ночь провести, из него столько сил высосать можно – на год вперед хватило бы. Опять же, красив, того не отнять. Вкусный…

И взгляд внимательный, серьезный, вдумчивый.

Такие могут в постели женщину порадовать. А то большинство красавцев считают, что они уже подарок. А что бабе еще надобно? Она уже может к такой-то красоте прикоснуться! Чего еще стараться? Счастье уже привалило – всей тушкой, в кровать.

А этот не такой, сразу видно.

Но пообщаться с ним не получилось и не получится уж теперь. Охрана ее в сорок глаз бдит, ни сбежать, ни извернуться никак!

Боярин Пущин постарался, не иначе! Не любит он Марину и не любил никогда, вот и напакостил, как смог! Не люди – псы цепные. И на Марину с подозрением смотрят, и на девок ее, и слова лишнего не скажут… Ух, гад! Погоди у меня, Егор Пущин, дай только на свободу выбраться, ужо я тебе! Наплачешься ты у меня, всех родных своих схоронишь, а сам еще и жить останешься! Не менее того!

Ничего, Марина освободится – все наверстает, и радости плотские тоже. Но того мужчину она упустила безвозвратно, а это очень обидно.

А теперь жди еще, пока Никишка спохватится!

О разбойнике Марина тоже была мнения невысокого. Привлекли ее в свое время две вещи. Жестокость убийства – мужчина в порыве ярости трупы топором рубил. Сначала живых, потом и трупы малым не на части разделал. И второе – своей смерти он уж не боялся. Как было не попробовать его себе подчинить?

Марина с ним и поработала.

Чуточку воспоминания обострила, жажду мести добавила туда, где была безнадежность, а тяга к крови у Никифора и так была. Своя, собственная.

Ему и так убивать нравилось, только ранее он себе того не позволял, сдерживался. А сейчас – спустил себя с цепи, вызверился вовсе.

И слухи до Марины доходили о разбойничке. Чего только не делал он.

И лошадьми людишек разрывал, и собаками травил, и к деревьям привязывал – изгалялся всяко…

Марину то сильно не волновало, подумаешь, людишки какие, бабы еще нарожают, а вот Борис злился, гневался, облавы посылал. Ну так… пошлет государь облаву, а та впустую проездит. А спустя месяц опять все начинается. Борису и в голову не приходило, что его Маринушка разбойнику, татю лютому, весточки передает.

А она передавала исправно и взамен получала кое-что ей надобное. Не самой же людишек убивать? Так и заподозрить могут. А тати…

Был человек да и сгинул.

Был гонец, да письмецо и не доехало.

И такое бывает…

Пока Марина о жизни своей печальной думала, снаружи шум поднялся, гам, крики…

Напряглась царица, насторожилась, от стены возка на всяк случай отодвинулась, потом и вовсе на пол легла, приказала служанкам себя загородить. Мало ли что?

Болты арбалетные возок и пробить могут, а ведьме умирать вовсе даже не хотелось…

Девушки лежали сверху, возились, плакали, пол был холодный и грязный, от девок пахло неприятно – по2том, кислой овчиной, кажется, одна из них еще и описалась со страху… Марина терпела.

Что может быть глупее – погибнуть в двух шагах от свободы?

И вообще…

Потом она их всех убьет. Прикажет убить. И сама примет участие. Отдаст их Никифору, и парни его потешатся, и сама Марина себя сбережет. Хоть и не боялась она разбойников, да брезгливо как-то.

А сейчас просто надо потерпеть. Просто подождать. Совсем немного осталось.

А стрелы летели, свистели, кричали от боли люди… Потом все стихло. Марина продолжала лежать, пока кто-то не постучал в дверь возка:

– Живы? Эй, там?!

Марина пообещала себе и за это «эй, там» сквитаться с нахалом – и раздраженным тоном приказала девкам:

– Сползите с меня, твари негодные, да подняться помогите!

Два раза просить и не пришлось.

* * *

Божедар спокойно ждал.

Удобно устроился в развилке дерева, взвел рычаг арбалета, наблюдал за происходящим.

Когда тати опрокинули заранее подрубленные деревья и повалили на дорогу, ни он, ни его люди в драку не полезли. К чему?

Они спокойно ждали, замаскировавшись, насколько смогли, да отстреливали татей, которые попадались. Не надо спешить им, не надо рисковать собой.

Их задача – уничтожить ведьму, а не участвовать в бою. Уничтожить так, чтобы никто и никогда ни о чем не догадался. Божедар покосился на разбойника, которого скинул недавно с дерева. Оглушил, сломал хребет… рядом с ним и арбалет бросит. Все ж понятно!

Сидел в засаде, выстрелил, попал, спрыгнул, сломал спину, умер. Кто там еще разбираться будет?

Обозники все ж отбились. Крепкие мужики, ничего не скажешь. Как ринулись на дорогу тати, так залп и получили из всего, что есть. И Божедар не оплошал.

Как пошли тати из лагеря, так его люди следом пошли. Тати в засаду устраивались, а Божедар и его люди по их следам шли. И – убивали.

Тут главное убить так, чтобы лишнего шума не поднять, но Божедар справился.

И сейчас доволен был, сидел, ждал.

Вот возок… стены в нескольких местах продырявлены, но ведьма точно не пострадала. Не дура она.

Вот конь убитый, сейчас обозники постромки режут. Коня на обочину оттащат, там разделают – не бросать же все мясо дикому зверью на поживу? С собой лучшие куски заберут, на привале приготовят. А вот и старшина…

Подходит, в дверь возка стучится, зовет… дверь открывается.

И снова Божедар от восторга задохнулся.

Царица из возка вышла.

Хороша́!

Даже сейчас, даже грязная, измученная, растрепанная – невероятно собой хороша. И волосы черные льются, и глаза бездонные, и губы алые… это если просто смотреть. А ежели чувствовать, ежели ощущать… другие не понимают, почему им неуютно становится, а Божедар почти видит облака мрака, которые вокруг нее завиваются, щупальца по поляне раскидывают – сильна, колдовка!

Мужчина с трудом морок стряхнул, прицелился – и медленно, плавно, стараясь, чтобы болт пошел ровно по ниточке, спустил рычаг.

Кажется, Марина почуяла что-то в последнюю минуту, вскинула голову, хотела дернуться, оглядеться… Болт нацелен был в переносицу, а вошел точно в рот. И кровь брызнула.

Она еще падала, запрокидываясь назад, а Божедар уже знал – не требуется доводки. Потому что мрак втягивался назад. И… что сейчас будет – он тоже знал хорошо. И не собирался на это смотреть дольше необходимого.

Напротив, ему-то как раз и надобно бежать.

Божедар стиснул в ладони коловорот, спрыгнул на землю – и помчался от этого места что есть сил. Да так, что снег летел из-под ног.

Следы?

Никто их искать не будет.

После того, что сейчас начнется, – никто!

* * *

Павел, старший среди обозников, еще порадоваться успел.

Повезло им, отбились.

Хотя что такое везение? Это когда ты готовишься заранее, долго готовишься, упорно… тогда и все хорошо складывается.

Повезло, и что кольчуги под одежду вздели, и что у нападающих не так много стрелков было, и что сами все под рукой держали, и что атамана завалили чуть не вторым выстрелом, а без него тати не так опасны стали… Павел уж поглядел на убитого, передернулся.

Ослоп.

И палица его знаменитая, гвоздями утыканная, рядом с ним лежит. Такой взмахни, а Ослоп ее крутил, как веточку.

И только прилетевший откуда-то сбоку болт остановил его.

Повезло.

Кто-то удачно попал.

Тати – не войско, они свою жизнь ценят. Увидели, что атаман упал, – и начали разбегаться.

Как там царица еще? То есть не царица она уже… неважно! Про себя Павел ее государыней именовал, так спокойнее было. Вот довезет он ее до монастыря Святой Варвары, там царицу пусть как хотят, так и именуют, а здесь и сейчас лучше со всем почтением. Хотя царица все одно на него шипела, фыркала, злилась чего-то… Чем он ей не угодил?

Павел Фролке кивнул, тот ближе стоял к возку, мужик в возок постучал, позвал…

Отозвались быстро. Дверь открылась, государыня наружу ступила.

И тут…

Откуда он только взялся?

То ли не всех татей перебили, то ли еще чего…

Один болт.

Один удар.

И государыня Марина запрокидывается назад, и падает, падает… и изо рта у нее бьет алая кровь…

Павел на месте замер от ужаса и непонимания.

А потом… потом он с места и сойти не смог. Непонимания уж и не осталось – ужас лютый захлестнул его. И обгадился мужчина, но не обратил на это внимания. И кто бы обратил?

От тела государыни ровно черные искры хлестнули в разные стороны.

Злые, голодные… И стало ему так страшно, что хоть ты в обморок падай… не удалось. Искр становилось все больше и больше, они накрывали тело царицы, повторяя его очертания, уплотнялись, темнели, пока не закрыли тело полностью… а потом вспыхнул черный свет.

Павел упал на колени.

Ослепило?

Он исам не знал, просто по глазам так ударило, что страшно стало, и в ушах зазвенело, и жуть накатила. Безжалостная, лютая…

Кажется, взвыл кто-то рядом, словно раненый волк, – и кончилось все.

Павел едва насмелился глаза открыть.

И заорал.

Отшатнулся, в снег сел, продолжая визжать поросенком…

Царица?

Лежит перед ним тело старухи, да такой жуткой, что не во всяком пьяном бреду увидишь. И Фролка неподалеку. И две девушки-чернавки.

Старуха-то ровно живая, но до того мерзкая, так и хочется лопатой ее навернуть и зарыть потом.

А Фролка в секунду единую ровно высох.

И девушки тоже.

Только что живые были, хоть и испуганные, двигались, даже пищали за царицыной спиной чего-то. А теперь лежат.

И мертвые.

И это хорошо видно.

Павел аж взвыл от ужаса.

Был бы рядом Божедар, объяснил бы. Да мужчина бежал оттуда, что есть сил, потому как законы знал.

Черный дар же.

Когда ведьма сама по себе умирает, от старости или там время ее пришло, она преемницу нашла, дар передала – то одно. Передаст она дар – и уходит. Бывает, что дар передать некому, тогда долго мучается она, пока вся тьма из нее не выйдет, к хозяевам не вернется.

А тут не то.

Тут ведьма внезапно умерла. Дар передать не успела, сделать ничего не успела… и черный дар наружу выплеснулся.

Убийцу искал.

А убийца-то и недосягаем, и коловорот его защищает, и вера, и сил у него хватает. Вот чернота и забрала тех, кто рядом был. Невинные жертвы, да…

Могло бы и больше погибнуть, да повезло обозникам, стояли далековато. А могли.

И Марина стала такой, как и должна быть, когда б не сосала она силу чужую.

Только Павел о том не знал, да и не думал. Ему бы в себя прийти, штаны отстирать… не скоро еще опомнятся обозники. И долго думать будут, как рассказать правду.

Ох, страшно.

* * *

В палатах царских тем временем боярышень к государю позвали, а зачем? Не сказали.

Не знала Устинья, что Любава с утра к Борису пришла, попросила его созвать боярышень, сказала, что Федя невест по домам распустить желает, всех. Борис в ответ на слова мачехи только плечами пожал, что ж, так тому и быть. С Устиньей-то он все равно видеться сможет, и в палаты ее провести тайком тоже, а когда оставил Фёдор свою затею со свадьбой, оно и к лучшему.

И согласился.

Устя бы и растрепой пошла, ей безразлично было, но Аксинья пристала вдруг хуже комарихи надоедливой, а спорить с ней Устя не хотела. Чего сестру лишний раз злить, помириться не успели еще, чтобы опять ссориться!

– Сейчас, Устя, я тебе еще жемчуг в волосы вплету, и вовсе красиво будет.

– Да к чему красота эта?

– Устя, ты что – опозорить нас хочешь? Государь будет, царевич, бояре, кажется, а ты ровно чернавка какая!

Устя только головой покачала. Ради государя она бы нарядилась, а вот ради остальных – неохота ей. И Фёдор еще… кто знает, что дураку в голову взбрело, как назовет ее невестой сейчас… будем надеяться, что обойдется. Но ежели нет…

Интересно, что будет, когда она прилюдно от такой чести откажется? Фёдор, наверное, орать начнет, родители в ужасе будут. Боря помочь обещал, сказал, что ее сразу же спрячет, потом вывезет, придумают они вместе, что делать, ежели Фёдор сам от нее не откажется.

Не откажется он, сам про то сколько раз говорил. Может, и уговорит его Борис, а может, и нет. Устя лишний раз ни на кого не надеялась, сама справляться будет.

Аксинья стягивала волосы Усти, украшала их, лентами и золотыми нитями перевивала, тут и жемчуг сам в руку скользнул. Пальцы чуть дрожали, но в волосы Устиньи она нитку вплетала решительно. Это… так надо!

Устя слишком… слишком задается!

У нее и так все есть, она еще и Михайлу захотела!

ЕЁ Михайлу!

Не бывать такому!

Аксинья совсем уж дурой не была, понимала, что, ежели Михайла ТАК в Устинью влюблен, ей с ним вовсе разговаривать не о чем. А он влюблен.

Можно кому угодно врать, себе не получается. Ежели б Михайла так с ней говорил, Аксинья самой счастливой себя б чувствовала. А он… когда он с Устей говорил, у него и голос совсем другим был, и лицо, и глаза… он аж дрожал весь. А с ней…

Просто играл.

Просто врал.

Поделом ему будет, подлецу!

И Устьке поделом! Что она – раньше не знала?! Знала, наверняка! Сказать Аксинье не могла? Или Михайле сказать…

Уж могла бы и присушку какую ей дать! Это пусть она отговаривается, что не умеет, а так-то наверняка царевича она присушила! Иначе б Фёдор на нее никогда не клюнул!

Она же страшная! Аксинья намного красивее! А уж Данилова Марфа так и вообще красотка… была! Может, ее Устька и испортила?

Точно, она, кому еще такое было надобно? Вот Аксинья за Фёдора замуж выйдет, обязательно ему пожалуется. И Устьку, мерзавку, тогда в монастырь на покаяние!

Навечно!

Или лучше ее при себе оставить? Пусть смотрит и завидует?

И так тоже можно! Аксинья потом подумает, как лучше сделать.

А пока… жемчуг занял свое место в волосах Устиньи, и девушка вышла из комнаты. Аксинья пошла за ней. Она сегодня тоже принарядилась, не так, как Устька, конечно, но сарафан алый надела, брови подчернила, щеки нарумянила… сказал бы ей кто, что выглядит она ужасно – век бы не поверила. Но выглядела Аксинья размалеванным клоуном.

Впрочем, это ни на что уже не влияло.

* * *

Вот и Сердоликовая палата.

Не любила ее Устинья, да кто б ее спрашивал? Сказано – прийти, они и пришли послушно. Стоят боярышни, переглядываются. Молчат.

Устя тоже молчит.

Она-то знает, что в той черной жизни с ней было, но в этой – не допустит она такого!

Ежели сейчас Фёдор ее своей невестой назовет да не откажет она, празднество начнется.

Потом она будет в палатах царских жить, с Фёдором видеться, к свадьбе готовиться, а потом… за пару дней до свадьбы Устя просто исчезнет, как не бывало. Выйдет из горницы своей да и пойдет себе куда глаза глядят. В потайной ход, потом еще куда… она и сама не знает покамест.

К Добряне.

А оттуда – куда ветер понесет.

Не может она за Федьку замуж выйти, не готова она такое еще раз повторить. Сколько можно, при Борисе останется… потом уйдет.

А палата вся искрится, камень сердолик и тут, и там вделан, капли крови напоминает.

И царь на троне сидит, и бояре стоят.

А вот и Фёдор, и матушка его за ним следом… идет важно, в руке ширинку^[93] несет, вот уж шаг до него остался, вот уж он руку протягивает…

А в следующий миг оно и случилось. Устя и не поняла сразу, что произошло, просто ударило что-то в затылок, стиснуло, сдавило…

На глазах царя, царевича и всех бояр Устинья Алексеевна Заболоцкая потеряла сознание.

* * *

Борису происходящее не по душе было.

Сильно не по душе. Когда он Фёдора с ширинкой расшитой увидел, на троне приподнялся, рявкнуть хотел, да что тут сделаешь?! На глазах у бояр всех семью царскую позорить?

Нельзя так делать, внутри семьи любые распри могут быть, а перед чужими стоять они должны вместе, крепко. Не может Борис показать своей неприязни к мачехе, к брату младшему, иначе затравят их бояре. А потом и его затравят, где царевич, там и царь, невелик шажок.

Но и допускать, чтобы Устя, даже и ненадолго, до Красной горки невестой Фёдора стала… неправильно это.

Нехорошо.

Борис сам себе покамест не признавался, но… Устя чем-то запала ему в душу.

Вроде бы и о любви они не говорили, и глазами томными на него Устя не смотрела, и не до того ему. Но вот это ощущение, что твоя спина прикрыта…

Что рядом с тобой человек, который жизнь отдаст, а тебя тронуть не даст… откуда оно взялось?

То ли когда он уснул рядом с Устиньей и та всю ночь над ним сидела.

То ли когда утешала она его после Маринкиной измены.

То ли когда он ее утешал…

Борис и сам ответа не знал, вот и злился. Устинью он Фёдору не отдаст, это уж точно! Не по себе братец дерево рубит, но как ему о том сказать? Он и слышать ничего не желает…

А как потом ему, Борису, на Устинье жениться? А ведь он, считай, решился уже, только не поговорил с самой волхвой… и не успеет теперь… Сколько ж бед Федька этим сговором принесет… ох, оторвет Боря братцу пустую голову!

Сидел Борис на троне своем, зубы стискивал зло, скипетр в руке сжимал, державу… руку удалось удобно на подлокотник пристроить. Тяжелая, зараза!

Бояре рядом, боярышни пришли, Устя стоит второй с краю, за боярышнями их служанки, а за ней сестра стоит, раскрашена, что кукла глиняная, аж жутко.

Двери распахнулись, Фёдор вошел. Боря-то думал, что он сейчас отпустит боярышень, а он в руке ширинку несет, вышитую золотом, да перстень. Сейчас он их должен невесте своей отдать… ах ты ж гад такой! Вот он подошел, руку протянул…

И тут Устя просто упала на пол. Осела, словно дерево подрубленное, покамест на колени.

Фёдор так и стоял бы дурак дураком, но у него сестра Устиньи приняла и перстень, и ширинку, а сам Фёдор к Устинье склонился, на руки ее поднять попробовал…

Куда там!

Устя выгнулась, вскрикнула глухо – и вовсе недвижная обмякла.

Борис и сам не заметил, как рядом оказался. Его-то силой Бог не обидел, в отличие от Фёдора, он Устинью на руки и поднять смог.

– Что с ней?

Кто спросил?

Борис и заметить не успел. Зато услышал звонкий и четкий голос царицы Любавы:

– Видимо, больная она! Господь отвел, Феденька!

– Матушка?

– Но когда выбрал ты боярышню Заболоцкую – женись. Только не на старшей, а на младшей, раз уж ты ей перстень отдал.

– А… э…

Кому другому Фёдор мог бы возразить.

Но родимой матушке? Любимой?

Никогда! Выпалить то, что у него на языке вертится? Да разве ж такое можно? И Любава отыграла еще несколько шагов.

– Отче!

Патриарх словно и ждал этого.

– Волю Божию вижу, чадо, в том, что не вручил ты перстень свой больной девушке, коя не смогла бы стать тебе хорошей женой и матерью твоим детям. Господь и в том участие свое явил, что сделал ты выбор – и выбор хороший. Чем не невеста тебе Аксинья Заболоцкая? И мила, и пригожа, и здорова – благословляю сей союз!

– Благословляю! – и Любава подключилась.

– Одобряю, – добил Борис. Ему не до того было, но… не Устинья? Вот и ладно сие!

Подоспевший лекарь у него перенял тело Устиньи, на лавку уложил, пульс пощупал.

– Что скажешь, Адам?

– Не вижу причин для обморока, государь. Сердце боярышни бьется ровно, дыхание спокойное…

А что в рукаве его балахона исчезла нитка жемчуга из косы Устиньи – кто на то внимание обратит?

Устя на лавке лежала ровно мертвая.

* * *

Устя в себя пришла еще на руках у Бориса. Но лежала молча и тихо. Что с ней случилось?

Примерно она поняла.

Порчу на волхву наводить – дело гиблое и глупое. Неблагодарное и напрасное.

А вот разово воздействовать как-то можно. Долго не получится, да заговорщикам и пяти минут хватило, поздно уж переигрывать.

Как? То есть чем ее взяли?

Это Устя поняла, когда у нее из косы что-то вытянули. Но… ее волос касалась только Аксинья.

Опять?!

Снова ее предали самые близкие?

Ох, видимо, сколько кушин разбитый не замазывай, а пить из горсти придется.

Аксинья, дурочка, что ж тебе пообещали-то? Устя хотела было рот открыть, а как слова царицыны услышала, так и поняла все, сразу, ровно ее еще раз ножом ударили.

Дурочка!

Сестренка, какая ж ты идиотка!

Ясно-понятно, им женщина нужна с волховской кровью. Только про меня они поняли, что кровь проснулась и характер разбудила, а ты-то беззащитная! А кровь – она та же!

И что они с тобой сделают?

Как поступят?

Тут и думать нечего: что с Устиньей было, то и с Аксиньей будет, разве что имя поменяется. И такого она сестре своей не желает.

Но… но и сделать сейчас ничего не сможет!

Встать, закричать, что отравили ее или околдовали? Так и доказательств нет, уже нет… Аксинья от всего отопрется, Усте просто не поверит никто.

Кричи не кричи…

Бесполезно!

А тем временем выбор невесты своим чередом шел…

* * *

– Благословляю!

Тут Фёдор и очнулся.

Аксинья?!

Даром ему никакая Аксинья не нужна! Ему Устя надобна! Но только он рот открыл, как ему на запястье материнская рука легла.

– Молчи, Федя. Будет тебе твоя Устинья, только молчи.

И так это сказано было, что рот у него сам собой и захлопнулся. Ежели матушка обещает, она всегда свое слово сдержит.

Так что Фёдор поклонился честь по чести:

– Когда так сложилось, пусть так и будет оно. Господь наш мудр и по своей воле любое дело управит. Прими мой дар, боярышня Аксинья.

Аксинья в ответ покраснела, поклонилась, пробулькала что-то невнятное… да, хоть и сестры они, да только Устинья себя держать умеет, а эта…

Дурища!

Вслух же Фёдор ничего не сказал, наблюдая, как Адам с помощником выносят из Сердоликовой палаты так и не пришедшую в себя Устинью.

Церемония своим ходом шла.

* * *

Не приходила в себя Устинья еще минут пять. Вот как принесли ее в лекарские покои да стрелец за дверь вышел, так и вскинулась она, прищурилась:

– Что, мейр Козельский, поговорим?

Адам аж шарахнулся.

Смотрит на него женщина, а глаза у нее прищурены. И кажется мужчине, что по ободку зрачка искры бегут. Зеленые, яркие…

– Эм-м-м… б-боярышн-ня, я рад… да, рад, что ты опамятовалась…

– Кто тебе велел нить жемчуга из моих волос забрать?

Устя понимала, что сам Адам вряд ли к тому причастен. Не с его силенками порчу наводить, обычный он человек, не слишком хороший, не очень плохой. Но кто-то же велел ему?

А кто?

– Государыня Любава сказала.

Устя кивнула понимающе.

– А когда б она отравлена оказалась?

– Государыня уверила, что вреда тебе нить не нанесет, просто, пока при тебе она, ты себя плохо чувствовать будешь… Бредни бабские. Но как отказать? Она государыня, и брата ее я любил, служил ему честь по чести. – Адам за собой никакой вины и рядом не ведал.

Не вор он, не делал ничего противузаконного, а что государыне Любаве услужить согласился – так что ж? У нее любые фантазии быть могут, она недавно болела сильно. Иногда и потакать им следует, пусть уж… Бабы!

Эти мысли у него на лице написаны были так ясно, что Устя только головой качнула.

Как же легко управлять некоторыми мужчинами! И женщинами тоже… только говори, что они хотят услышать, – и будут танцевать под твою музыку.

– Дай мне жемчуг на минутку. Пожалуйста, мейр Адам.

– Хорошо, боярышня.

Устя пальцами жемчуг перебрала.

Да, вот тут и здесь. Всего пара заговоренных жемчужин на целую нить. И заговорены они хитро2, не на Устинью.

На Фёдора.

Как только царевич рядом оказался, так и сработало ведьмовство, так и ужалило. Устя и отреагировала, в обморок упала. Плохо ей стало.

Оказывается, и так можно?

А вот поделом, не всегда силой решить можно, иногда опыт куда как поболее дает! Хорошо же, урок она получила, даже два, и оба запомнит.

Нить Устя решительно протянула лекарю, сама с лавки встала, плечи расправила.

– Благодарствую, мейр Адам. Пойду я к себе.

– Провожу я тебя, боярышня. Не дай бог еще в коридоре где обеспамятеешь.

– Уже не случится такого. Спасибо, мейр Адам.

– Все одно, то мой врачебный долг.

– Когда долг, проводи, мейр. Я тебя благодарю за помощь.

– Не за что, боярышня. Служба у меня такая.

– Ты хороший слуга, Адам. Верный и честный.

Адам кивнул. Да, таким он и был, и знал это за собой. Приятно, когда твои достоинства замечают.

– Идем, боярышня. Позволь тебе руку предложить.

Устя позволила, и руку приняла, и к себе пошла. Что ж, как оно случилось, так тому и быть. Хотела она что-то поменять, да, видно, не меняются некоторые люди. Хотя и забавно это получилось.

* * *

Аксинья стояла перед троном, рука об руку с царевичем Фёдором.

Миг триумфа.

Она такими словами не думала, но торжествовала.

Вот вам всем, боярышни! Охотились на царевича вы, а поймала его я! Я!

Я!!!

Скромная да умная Аксинья Заболоцкая, которая своего часа ждала и дождалась. Совсем как в сказке, когда младшая сестра и красива, и умна, и счастье обрела, вопреки злобным проискам…

Счастье, да не с тем.

Вот он, Михайла, Мишенька, в углу стоит, глазами круглыми смотрит, хлопает ими, ровно сова, – не ждал, любый мой? А ужо тебе! Смогла я, добилась, царевной я буду, а ты на посылках у меня будешь, добьюсь я…

Царевич Фёдор нерадостным выглядит, ну так что же?

Скоро он поймет, что младшая-то сестра лучше старшей, скоро все про то поймут.

Вот и государь понял уже, смотрит довольно, улыбается, брата благословляет, а там и свадьба скоро будет…

Патриарх чем-то доволен, царица Любава смотрит благосклонно, мать-то не обманешь, мать сразу поймет, что для сына ее лучше будет! Не Устька!

Гадина!!!

Что ей – мало было?! Мало, да?!

Михайлу моего…

НЕНАВИЖУ!!! Обоих!!!

Ничего, теперь у нее, у Аксиньи, власть вся, теперь все они у нее в кулачке будут! И поделом!

Сверкнули глаза, расправились плечи… Пожалуй, в эту минуту Аксинья была почти красива. Только вот никому до того и дела не было. И это было самым горьким.

Хорошо еще, сама Аксинья этого не понимала. И улыбалась.

Здесь и сейчас она торжествовала победу.

* * *

Борис едва до конца досидел, уж потом отпустил всех, патриарха к себе позвал:

– Поговорить хочу, Макарий.

– Как велишь, государь.

Борис долго тянуть с вопросами да вежество разводить и не стал, рубанул с плеча:

– Что тебе Любава за этот спектакль пообещала?

Патриарх тоже не стал отнекиваться да круги плести. Когда б не спросил государь – то одно, а ежели понял… чего врать-то?

– Государь, мне царица ничего не обещала, уговорила попросту. Боярышня Устинья для царевича жена плохая, да ты и сам то видишь. Слишком она умна да сильна, она Фёдора в дугу согнет, от матери оторвет.

– Ему бы и на пользу, нет?

– Не знаю, государь, не ведаю. Фёдор легко чужому влиянию поддается, тебе то ведомо. Сейчас жена им управлять не будет, а мать его крепко держит.

– Мать тоже не вечная.

– А потом ты, государь, ее заменишь. А боярышня Аксинья глупа да податлива, будет детей рожать да покрова расшивать, ей большего и не надобно. Чернавок гонять да мужа ждать.

– Это верно. Откуда Любава знала, что Устинья упадет так-то?

– Про то не ведаю, государь. Может, договорилась она с боярышней, может, еще чего, могла она. А мне так объяснила, что никогда бы Феденька не согласился на замену, вот и пришлось хитростью взять. И тебе она признаться не могла, ты вранье не одобряешь, а как раскрыл бы ты замысел ее, так второй раз не получилось бы уже.

Борис подумал зло, что так ему и Любава скажет, слово в слово. И не отмолвишь ведь!

– Не получилось бы, это верно. Хорошо, Макарий, когда венчать этих двоих можно?

– Так через три дня, государь, и повенчаем, как до2лжно.

– Вот и ладно. От меня подарок жди хороший.

– Благодарствую, государь. А все ж ты тоже о женитьбе подумай. Покамест боярышни во дворце, их и задержать можно?

Борис брови поднял, а потом и улыбнулся:

– И то верно. Распорядись, чтобы без моего приказа никого не трогали, по домам не отсылали. Еще один отбор объявлять не будем, не надобно, а потихоньку я со всеми оставшимися боярышнями переговорю, а там и с отцами их.

– Как прикажешь, государь, так и будет.

Макарий улыбнулся довольно.

Мудрый он все-таки… и взгляды Бориса в сторону Устиньи давненько заприметил. Оно, конечно… невеста младшего брата. Нехорошо так-то.

Но ежели девушка обоим в душу запала?

И ежели самому себе признаться, то царица из нее куда как лучше получится, чем царевна. Умная она, боярышня Устинья, решительная, спокойная, и держать себя умеет, и говорит с достоинством.

Для царя она куда как лучше подойдет, чем любая другая.

Макарий, конечно, семье своей был предан, как без того. И родных любил, нельзя ж в себе все мирское вовсе убить, не получается так-то. Но ежели для Россы лучше так, как сложилось? И довольны все?

И Любава с Платоном довольны, и Фёдор доволен будет, когда поймет, и Борису с Устиньей хорошо будет. Надобно царю еще сказать, чтобы он Фёдора куда отослал подальше, когда жениться надумает на Устинье. А то неладно так-то будет.

Натворит еще Федька дел нехороших… лучше пусть едет в Козельск или Орловск, губернатором там. И Любаву с собой заберет.

Так-то оно всем лучше будет, да и патриарху бы от таких родственничков подальше – тоже неплохо.

И Макарий, хитро улыбаясь, отправился распоряжаться.

* * *

– Маменька, это что за … и …?!

Фёдор своих чувств и вовсе не сдерживал. Полетела в дальний угол ваза безвкусная, полетела за ней табуретка…

– А ну-ка, довольно мои покои крушить! Сядь и послушай.

Таким тоном Любава слона на марше остановила бы, не то что сы́ночку любимого. Фёдор и остановился как вкопанный, только глазами вращал, что тот слон, да дышал шумно.

Любава его оглядела, кивнула сама себе.

– Ты боярышню Устинью хотел? Так получишь ты ее! Вскоре после свадьбы и получишь!

– Как?

– Аксинье прикажешь сестру при себе оставить, для услужения. Она тебе покорится, она вообще слова поперек не скажет. Не то поучишь ее плеткой, как положено.

Фёдор кивнул. Теперь он мать куда как внимательнее слушал.

– А потом… пару раз в углу прижмешь али просто прикажешь к себе явиться – кто тебе хоть слово поперек скажет?

– А сейчас? Сегодня?

– Только опосля свадьбы, вот как Аксинья затяжелеет.

– Почему?!

– Потому как от твоих забав дети бывают, Феденька. Нехорошо будет, когда законный наследник позже ублюдка родится.

Фёдор головой помотал… дошло.

– А боярин Заболоцкий не возразит ли?

– Найду я что ему предложить. Женись на Аксинье – обеих сестер получишь. Понял?

Фёдор к матушке подошел, обнял, поцеловал.

– Маменька… люблю тебя!

– То-то же…

Любава слезинку вытерла кончиком платка, сыну улыбнулась.

– Вырос ты у меня, Феденька, скоро внуков мне подаришь.

– Постараюсь, матушка.

– Только сначала с законной женой постарайся, а потом уж и с Устиньей. Глядишь, и вовсе ее в палатах оставишь, будет жить на твоей милости, слова не пикнет.

Фёдор закивал.

Явно его такая перспектива вдохновляла. Любава сына по голове погладила.

Сколько ж она для него перенесла, сколько сделала… чуть-чуть еще, и все хорошо будет. Вот она, сильная кровь, и дети у Феденьки будут, здоровые… а Аксинья или там Устинья…

Какая ей разница, что с бабами этими будет?

Пусть хоть подохнут обе, ей оно безразлично! У нее Феденька есть, сыночек родненький, о нем она и заботиться будет. А эти…

Сами встретились?

Сами и виноватые…

* * *

Устя не успела вещи в сундук сложить, потаенная дверца скрипнула.

Обернулась девушка, заулыбалась.

– Боренька!

– Устёна!

Царь к ней шагнул, за руки взял.

– Устёна, милая, ты здорова ли?

– Теперь здорова, Боря. Теперь хорошо все.

– Ты с мачехой моей договорилась? Она тебе что пообещала?

В миг единый Устя посерьезнела, руки высвободила.

– Боря… сядь, прошу тебя. Послушай. Плохо все очень.

– Что – плохо, Устёна? Мне кажется, так все очень хорошо даже. Пусть Федька на сестре твоей женится, лишь бы не на тебе.

– Женится, – невесело Устинья усмехнулась. – Другое плохо, Боренька. Не сама я упала, не своей волей, Аксинья, дурочка маленькая, мне в косу жемчуг вплела, не простой, заговоренный. Паука того помнишь?

Борис только кивнул. Вмиг хорошее настроение как тряпкой стерло.

Помнил ли?

В другое время и не поверил бы, и не задумался. А вот так, когда аркан с него сняли, когда сам паука видел, когда горело сушеное чудовище, а его аж трясло…

Запомнишь после такого. И во все поверишь.

– Ты сказать хочешь…

– Хочу, Боря. Царица Любава из рода Захарьиных. А брат ее, боярин Данила, черным баловался, мать ее ведьмой книжной была, и книга черная ее сохранилась. Если согласишься, бабушка моя покажет, где у него комната была потаенная, а там… лежит она там, хозяев ждет. За такое в иноземщине казнь без рассуждений, да и у нас не порадуешься, когда монастырем отделаешься – счастлив будешь.

– Так…

– Боярина нет, а жемчуг есть. А от царицы вдовой черным не несет, но что-то на ней есть. Сама я и половины не понимаю… Добряне бы ее показать, да нельзя той из рощи выходить. Бабушку попросить посмотреть?

– Попроси.

– Ей во дворец хода нет. Волхва она, когда патриарх узнает – худо будет.

– Как же он узнает, когда на свадьбу все Заболоцкие пожалуют? И бабушка твоя в том числе.

– Ох, Боря…

– Вот, и потихоньку на мачеху мою посмотрит.

– Ты лучше сам вспомни, как отец твой с ней познакомился, как полюбил ее… как… прости, Боря, но – как матушка твоя умерла? Не было ли в том чего неладного?

– Не знаю, Устя. Матушка ребенка ждала, родами умерла. Потом через месяца два отец к боярину Раенскому в гости пошел, а там Любава эта подолом вертит… и словно… приворожили его?!

– Ты сам сказал, Боря, не я…

– Устя, а можешь ты в матушкиных покоях побывать, посмотреть? Вдруг и увидишь что-то?

– Я – вряд ли. Сила-то у меня есть, а знаний не хватает. Вот бабушка, как придет, могла бы. И посмотреть, и увидеть. А разве…

– Нет. – Боря вопрос угадал. – Когда матушка умерла, я отца на коленях умолил покои ее закрыть наглухо, ключ от них мне отдать. Приходил туда… – Голос взрослого уже мужчины дрогнул, изломался. – Когда отец на Любаве женился, та матушкины покои захотела, сильно. Да я отцу сказал, что, ежели она в матушкины покои хоть ногой ступит, я с собой покончу.

– Он и воспротивился?

– Да.

– Слов ровно и не слышал, а когда ты… ты ведь сделал что-то?

– Нож взял, перед дверью встал, сказал, что сейчас на нож тот брошусь. – Борис ворот рубахи, шелком да золотом шитой, распустил, шрам на плече показал. Длинный, кривой. – Я и кровь уж пустил себе, я не остановился бы.

– Страх за тебя и приворот преодолел. Ненадолго, наверное?

– Ненадолго. Но матушкины покои отстоял я, никто туда не вошел.

– Ох, Боря… давай мы с прабабушкой сходим. Я могу и не понять, даже если почувствую, а спустя столько лет любой след хрупким станет. Пожалуйста, давай не рисковать.

Хотелось Борису пойти прямо сейчас и разобраться во всем сейчас – стерпел. Опять же…

Узнает он, что матушку отравили или еще как сглазили, – что сделает?

Хотя это вопрос глупый.

Что-что, да просто отправит Любаву в монастырь. Навечно.

И монастырь выберет такой, чтобы пожила подольше и помучилась побольше. Вон, скальный монастырь! В скале вырублен, не сбежишь, не выживешь долго. Прекрасное место!

– Думаешь, Любава отца приворожила?

– Не знаю, Боря. Про первую любовь много сказано, а ведь еще и последняя есть, самая сладкая и самая горькая. А про нее частенько забывают. Мог твой отец и сам полюбить, так тоже бывает. Молодая, красивая, обаятельная – что еще надобно?

– Много чего.

– Тебе. А отцу твоему?

Боря только вздохнул:

– Чужая душа – потемки.

– То-то и оно, Боря. Мог и сам полюбить, а могли и помочь, сейчас уж не угадаешь. Ох-х-х-х…

– Устя, что не так?

– Мне же теперь отец… совсем я о том не подумала. Аксинье он рад будет, а вот я…

– А ты в палатах останешься. Поговорю я с боярином.

– Я? В палатах?

– Да.

– Как сестра царевны? Прости, не смогу я. Аська дура безмозглая, не знаю, что ей пообещали, да точно знаю – обманут идиотку. Это понятно, а простить ее все одно не смогу. Нельзя своих предавать. Какие б ни были, плохие, хорошие, все одно – нельзя!

Вот после этих слов Боря и уверился окончательно.

– Устя… оставайся не как сестра царевны. Как царица. Выходи за меня замуж?

После этого Устя второй раз в обморок и упала. И колдовства черного не понадобилось.

(обратно)

Глава 12

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Сколько раз я себе это представляла?

Что Боря придет, за руки меня возьмет, глазами своими серыми посмотрит влюбленно.

Даже слова представляла.

«Устя, свет мой, сердце мое, люблю, жить без тебя не смогу… выходи за меня замуж».

А в реальности что?

Ни признаний тебе, ни взглядов. Сидит напротив меня усталый донельзя мужчина, преданный самыми близкими, сидит и не знает, на кого ему опереться. И чует, что не предам, не обману.

Когда слово дам и за плечом его встану – до конца стоять буду.

Убивать будут – в сторону не отойду, собой закрою.

Потому что люблю.

Вижу и другое. По опыту своему печальному, монастырскому… не так-то выглядят влюбленные, нет, не так. Глаза у них иначе горят, сердце чаще бьется.

Любит ли меня Боря?

Нет покамест, не любит.

Марину – любил.

Никогда не думала, что так ненавидеть смогу. А все же… горит под сердцем черный огонек.

Попадись мне эта ведьма рунайская – сожгла бы ее, а потом на костре руки погрела. И порадовалась. Ненавижу ее!!!

За улыбки, которые ей Боря дарил, за ласку, за тепло, за его сердце, которое Боренька протянул, а она взяла и в грязь кинула, растоптала… ненавижу! Все понимаю, а только это сильнее меня.

Такое вот у меня предложение получилось.

Соглашаться?

Отказываться?

С одной стороны, не любит меня Боря. Может, никогда и не полюбит. А когда ему кто другой по сердцу придется – смогу я такое вынести? Измену? Ложь?

А когда у меня дети будут?

С другой…

Если любишь – поймешь и поддержишь. Откажусь – и Боря беззащитным останется. Совсем-совсем без помощи. А ведь враги его рядом.

Я могу и не выжить. Пусть у меня хоть немножечко счастья будет!

А еще…

Любовь приходит по-разному. Может, и так получится? Пройдет пять лет, десять, Боря нашего первенца на руки возьмет – и подарит мне если и не безумную любовь, то нежность, тепло и уважение? Я и тому рада буду.

Я ведь его мертвого на руках держала, оплакивала столько лет.

Слезами глаза выжигала, подушку кусала, каждый жест вспоминала, каждый взгляд, слово, улыбку… и теперь отказываться?

Гори все зеленым пламенем болотным!

Пусть день, пусть час, но буду я счастлива! Его счастьем буду греться, его теплом, помощницей стану, поддержкой, щитом и клинком, спину прикрою, во всех делах помогу – это уже больше того, что у меня в монастырской келье было.

Привередничать вздумала?

Так вспомни свою черную жизнь! Вспомни – и язык поганый прикуси!

Любишь?

Помоги, поддержи… замуж?

Люблю я его! Без меры люблю, без памяти, до потери дыхания, до остановки сердца. Его не станет – и я умру. Пусть будет – замуж.

* * *

– Устёна, милая, очнись…

Устя глаза открыла, серые, ясные, с зелеными искорками. Борис дух перевел.

– Слава богу! Напугал я тебя?

– Н-нет. – Устя моргнула пару раз. И показалось Боре, что зеленоватые огоньки, бегущие по краю зрачка, медленно потухают. Втягиваются в радужку, рассасываются без следа. – Скорее, я тебя напугала. Боря, не показалось мне?

– Что именно?

– Твои слова.

Царь улыбнулся даже. Вот ведь… волхва али ведьма, а все одно – Евины дочки!

– Нет, Устёна, не послышалось тебе, не поблазнилось. Я правда предложил тебе выйти за меня замуж.

– Почему?

Борис отвел в сторону глаза. Потом выдохнул, посмотрел прямо.

– Устёна, я не стану тебе врать, я не люблю тебя так, как Марину. Может, и не полюблю никогда, там какое-то безумие было.

– Приворот.

– Да. Но все же… неважно! ТАК я тебя не люблю. Но ты мне дорога́. Я хочу беречь тебя, хочу заботиться о тебе, хочу, чтобы ты была рядом, мне хорошо и спокойно с тобой. Я знаю, что могу довериться тебе, что ты не ударишь меня в спину, что сделаешь все возможное и невозможное. Это очень важно.

Устя дыхание перевела.

Не лжет – разве мало ей? Не лжет, не крутит, правду говорит, уже счастье…

– Сделаю.

– Вот. Я не знаю, вырастет у нас любовь или нет, но если ты будешь стоять за моим плечом – я готов и дальше сражаться с целым миром. Ты… плачешь?

– Все хорошо, Боря. Это от счастья. Это – от счастья.

Лучше этого признания Усте и не надо было.

– Ты… согласна?

– А я не сказала? Вот дура. Конечно, я согласна.

Борис широко и проказливо улыбнулся, как мальчишка, который сунул мачехе за шиворот живую лягушку.

– Замечательно! Сразу две свадьбы и сыграем!

– А… Фёдор не устроит ничего?

– Не успеет. В один день его свадьба будет, в следующий моя.

– А патриарх? Бояре? Сейчас ведь такой лай поднимется! Скажут, порченая я, больная, век обратного не докажем!

Борис кивнул.

– Потому и поговорю я с каждым из бояр. Это Федька, дурак, за тобой хвостом ходил, ничего вокруг не видел. А я каждой боярышне уж жениха хорошего подобрал, успел приглядеться, кто кому по нраву.

Устя фыркнула:

– Государь, ты, никак, свахой работать решил?

– Дразнишься?

– Немного. – Устя уже улыбалась во весь рот. – Это ты и хочешь боярам предложить?

– Конечно. Не царевич, а все ж добыча будет хорошая. И родителям их лестно, царь посаженным отцом на свадьбе будет, царица – крестной у первенца, когда ты не против?

– Не против, Боря.

– Вот и ладно. Боярам почет и дочери устроенные, нам поддержка. Понятно, кто-то сердце на нас затаит, но постепенно справлюсь я с этим. А сейчас – поддержат.

– Умный ты.

– Так и ты, Устинья свет Алексеевна, не в капусте найдена. Потому и будет нам хорошо вместе, что два умных человека завсегда договориться смогут. Ты со мной, я с тобой, так и жить будем. Обещаю, буду к тебе прислушиваться.

– А я обещаю тебя слушать. Не говорю, что покорной буду, не смогу я уже, наверное. Но действовать всегда буду в твоих интересах.

– А мне и того довольно. Я себя отдельно от Россы не мыслю, вот и ладно будет.

Устя кивнула.

– Тогда делай, Боренька, что задумал, а я тебя поддержу, как смогу. Слово даю.

– Вот и ладно, Устёна. Вместе мы отныне и с любой напастью справимся.

И ладонь девичья в мужскую ладонь легла доверчиво, союз закрепила, пальцы переплелись, сжались – и тепло обоим стало. Покамест просто тепло, поддержка, понимание. Вырастет ли любовь – Бог весть, но стараться они будут, оба.

– Обязательно справимся.

* * *

Пока Борис разговоры разговаривал, по столице слухи ползли. Ширились, кругами расползались… доползли они и до подворья Заболоцких.

Боярин Алексей за грудь схватился, боярыня в обморок упала. Одна прабабушка Агафья спокойствие сохранила, ковш воды колодезной принесла да на обоих и побрызгала от души.

– Чего переполошились, ровно курицы? Что не так?

– Бабушка! Да ведь…

– Чего – ведь?

– Царевич на Аксинье женится!

– Так и чего? Радоваться надобно!

– Радоваться?! – почти возопил боярин. – Чему радоваться?!

Агафья его взглядом к месту пригвоздила.

– Я тебя, Алексей, не пойму никак. Ты дочек своих видел?

– В-видел.

– И кто из них умнее да красивее?

– Устинья, конечно.

– Ее ты замуж легко выдашь, а вот с Аксиньей беда могла быть. Не тем она увлеклась, кем следовало бы. Зато сейчас все хорошо будет, Аксинья царевной станет.

– А Устя?! – Боярыня в себя пришла, но с пола не вставала на всякий случай. Мало ли что еще услышать придется, а тут и падать не надо, в обморок-то.

– Кто на ней теперь-то женится?! Ежели испортили девку?

– Ты раньше времени-то не вопи. Даже когда там порча, сниму я ее, и жених для Усти найдется достойный, уж ты поверь.

Боярин дышал глубоко, постепенно успокаивался.

– Ты так говоришь, как будто знаешь что.

Агафья только головой качнула.

– Знаю – и пусть так останется. Ты, Алексей Иванович, не переживай, слово тебе даю, устроится все лучшим образом.

– Ну, когда так…

– Уж ты поверь мне.

Боярин и поверил. И хотелось ему верить, и… что ему еще оставалось-то?

* * *

Дошли новости и до снохи его. Марьюшка Варвару маленькую Дарёне передала, сама к Илье бросилась:

– Илюшенька! Беда у нас!

Илья на тот момент едва вернуться успел, коня проминал. Вот и не слышал ничего. На жену посмотрел с тревогой. Теперь-то узнал он, каково это – за своих бояться. За родных, за близких, за тех, кто дорог тебе. Раньше и страха не знал, а как татя увидел рядом с Варенькой маленькой, так и понял… зубами бы загрыз любого, кто на его семью косо посмотрит!

– Что случилось, Марьюшка?

– Царевич на Аксинье женится!

– Так мы и… на АКСИНЬЕ?!

– Да, Илюшенька! Вроде как Усте плохо стало, так царевич кольцо сестре ее отдал!

Илья только кулаки сжал.

– Ох, нечисто тут! Разберусь я, Марьюшка! Слово даю!

– Илюшенька, ты поезжай в палаты царские! Чует мое сердце – Усте поддержка требуется, а то и помощь!

– И такое может быть. Сейчас соберусь, ты прикажи пока сани заложить.

– Прикажу, Илюшенька. И Устеньку успокой сразу. Что б там ни случилось, родная она нам! Никогда мы от нее не откажемся! Правда же?

Что мог Илья сказать?

Мария искренне говорила. И за Илью, и за Вареньку, и за счастье свое… да она Усте ноги готова была мыть и воду пить! А уж на слухи-сплетни наплевать и вовсе легко. И с золовкой своей рядом встать, хоть и против всего мира – тоже!

Да попадись ей тот царевич, Марья б сейчас ему всю морду в кровь разодрала! А что он Устю обидел?!

Как он вообще такое смел?

Робкая женщина за своих в тигрицу превращалась, а то и в кого похуже. Это за себя Мария Апухтина, а ныне Заболоцкая, постоять не могла, глаза поднять боялась, голос повысить. А за родных своих, за счастье свое обретенное рвать она в клочья будет. Кровавые.

Кто посмеет косо в сторону ее семьи взглянуть?

У кого тут глаза лишние?

Сейчас поубавим!

* * *

Конечно, боярин Алексей дома не усидел бы. Да вот не пришлось ему палаты царские штурмом брать, гонец прискакал:

– Боярин Заболоцкий, тебя к царю кличут! Срочно!

– Я с отцом поеду! – Илья шаг вперед сделал. – У меня там две сестры.

Гонец посмотрел равнодушно.

– А когда боярич с тобой соберется, и ему препятствий не чинить. Оба езжайте, да срочно.

После таких слов Заболоцких и подгонять не пришлось – вихрем по двору народ заметался, пяти минут не прошло – оседланных коней привели. Какие уж тут санки?

Государь требует?

Едем! Срочно!!!

* * *

Устя в комнате сидела, в стену глядела, плакала потихоньку. От счастья.

Она. И Боря.

И ничего-то больше ей не надобно! Слишком уж много она пожелала, забыла, КАК оно было в черной жизни. Забыла, как раненой волчицей выла в келье своей убогой, монастырь забыла, Семушку, Фёдора… Михайлу.

Легок на помине оказался, в дверь поскребся да и вошел. Забыла Устя засов задвинуть, счастье – оно и не так голову дурманит.

– Чего тебе, Ижорский?

– С тобой поговорить хочу, Устиньюшка.

– Говори, Михайла. Слушаю я тебя.

Устя поняла, что просто так незваный гость не уйдет, выслушать решила.

– Знаешь, что Фёдор сделать хочет? Тебя при Аксинье оставить. А потом ее в жены, тебя в полюбовницы. Согласная ты на такое?

Устю аж передернуло от отвращения.

Федька, руки его липкие, губы слюнявые… Да гори ты болотным зеленым пламенем, дрянь подлая! Михайла это заметил, в улыбке расплылся:

– Не хочется, Устиньюшка?

– Кому б такое захотелось. Тебе-то чего надобно?

– Хочешь, Устиньюшка, увезу я тебя? На Ладоге жизни нам не будет, это ясно, а только и на Урале люди живут, когда деньги есть. Достаточно у меня скоплено, только скажи – мигом тебя из дворца выведу. А там сани и свобода, полетим – не догонят нас. Поженимся с тобой, да и будем жить честь по чести. Запала ты в душу мне, не могу без тебя, смотрю в зеркало – глаза твои вижу, иду по улице – голос твой слышу… не могу!

Может, и пожалела б его Устинья, когда не помнила ту, черную жизнь.

Не помнила, как Михайла на Аксинье женился, чтобы к царевичу ближе стать, не помнила, ЧТО он из ее сестры сделал, с какой ненавистью та на Устю смотрела…

Сейчас Устя понимает, не просто так оно было. Небось тогда уже Михайла ее любил, а Аксинья поняла все, шила-то в мешке не спрячешь. И – возненавидела.

Не мужа, хоть и странно это, но Михайлу-то она любила. А вот Устю возненавидела со всей силой души своей.

Радовалась, когда Устинья ребенка потеряла, когда ее в монастырь повезли, сияла от счастья… только вот злорадство сестрица потешила, а покоя не обрела. Не дожила она до Устиной казни, умерла раньше, и, зная Михайлу… не своей смертью сестренка умерла. Ой не своей.

Не иначе как грибочками отравилась.

А еще помнился Устинье шепот в темноте, и зеленые глаза помнились, и собственная боль, и ярость.

– Михайла, я тебя не раз уж прочь отсылала, и наново отошлю. Какая б судьба мне ни выпала, все лучше будет, чем с тобой.

– Полюбовницей, прислугой у сестры своей, и лучше?

– Последней нищенкой лучше, – жестко и равнодушно ответила Устинья.

У Михайлы лицо так исказилось, что она даже испугалась немного. Вот-вот бросится. Или еще как навредить попробует?

Но нет.

Опамятовался, взял себя в руки.

– Я тебе и эти слова припомню, боярышня.

– Запиши для памяти али зарубку поставь. – Устинья отмахнулась: – Да иди отсюда, свет не засти. Видеть тебя – тошно.

– Попомню я…

– Устя? Ижорский?

Никогда Устя так Илье не радовалась, как сейчас:

– Братик! А Михайла уходит уже!

– Ухожу, – подтвердил Михайла.

Развернулся на каблуках, да и дверью хлопнул.

– Чего ему надобно было? – Илья брови сдвинул.

– Бежать с ним уговаривал. И будут там мне молочные реки, кисельные берега.

– Вот еще не хватало! Устя, ты вещи собери, да домой поедем. Я тебе сказать хочу: что б там ни случилось, ты моя сестра родная, кто рот откроет – я поганые слова любому в глотку с зубами вколочу. А там и замуж тебя выдадим, как шум уляжется, хорошего мужа подберем, чтобы тебе по сердцу пришелся. Чего тебе тут делать? Я пока Аську навещу, а ты сундуки укладывай.

Устя носом хлюпнула.

Жива-матушка, да как же так оно получилось? Как же случилось-то, что она такого брата не знала, не ведала? А ведь таким он и в той жизни был, только аркан мешал, горло стягивал. Вот и вышло, как сложилось.

Чтоб той рунайке земля гвоздями оказалась!

Стерва подлая!

– Братик…

– Ты не реви, сестричка любимая, а собирайся. И не спорь даже, мы тебя дома рады видеть будем, Марьюшка моя уж по хозяйству вовсю хлопочет, пироги с рябиной затеяла. И варенье достали…

Устя рукавом нос вытерла. Нехорошо, да и пусть его!

– Братик… я не поеду никуда.

– Это еще почему?

– Потому как замуж она выходит. За меня.

Очень вовремя Борис из потайного хода появился. А за его спиной боярин Заболоцкий, ошалелый то ли от радости, то ли от царского поведения…

Впрочем, Илья от отца не отстал. Как стоял, так на пол и сел, толькорот открывал, ровно карась, из воды вытащенный.

Устя с Борисом переглянулась – и брата отпаивать кинулась. Хорошо, вода в кувшине свежая, холодненькая…

* * *

Алексей Заболоцкий в палаты пожаловать не успел, тут же его к царю и провели. Боярин ему в ноги и кинулся:

– Государь, не вели казнить, вели миловать.

– Да я казнить тебя и не собирался, боярин.

– И дочку мою пощади! Умоляю, государь! Здорова она, просто…

– Просто ее булавкой ядовитой оцарапали. Ты сядь, боярин, разговор у нас хоть и не долгий будет, да сложный.

Алексей послушался, на царя поглядел вопросительно:

– Оцарапали, государь?

– Прости и ты меня, боярин, что плохую весть тебе скажу. Нет доказательств, кроме Устиных слов, да я им поверил. Не просто так ее оцарапали, Аксинья, твоя вторая дочь, за брата моего выйти захотела. Позавидовала сестре, вот и отравила ее ядом заморским, да случаем и воспользовалась. И мачеха моя ей в том помогла, и с Фёдором свела.

Алексей порадовался, что сидит. Хотя…

– Высечь бы ее. Всю жизнь она старшей завидовала. А та ее жалела, помогала, сюда взяла… вот она – благодарность бабская!

– Так и получилось, боярин. Плохая благодарность, ну уж какая есть.

– Дрянь! Выпороть бы ее, да не получится уж?

– Нет, боярин, не получится. С Аксиньей сейчас и мамки, и няньки, и чернавки – мачеха моя к ней кого только не приставила. Боится она, что свадьба сорвется.

– А Устя? Государь?

– А что – Устинья? – Борис не удержался, решил проверить боярина: – Ей теперь только в монастырь дорога, наверное. Или еще куда подальше от столицы!

И тут же понял, что не ошибся он в боярине. Алексей Заболоцкий вставать не стал, просто плечи расправил.

– Когда так получилось, государь, я дочь в монастырь не отправлю. Скажешь уехать – покинем мы Ладогу, чай, и в других местах люди живут. Отойдет Устя от предательства да душой отогреется, а там и замуж я ее выдам. Найду хорошего мужчину, чтобы ей гнездо вить, чай, Ладогой мир не заканчивается!

– Вижу я, любишь ты дочку, боярин.

– Любить – дело бабское, государь, а мое дело о детях своих позаботиться. Илюшка женат, счастливо, Аксинья пристроена, пусть радуется участи своей, теперь Устю пристрою и сам порадуюсь.

Борис хмыкнул.

Да, и такая любовь бывает. Просто человек ее называет иначе, но ведь заботится, ценит боярин своих родных. А что выразить того не умеет… зато делает для них все возможное. Пришла беда – и он дочь собой закрывает. И гнева царского… хоть и боится, а вперед идет.

– Ну так порадуйся, боярин. Я уж твоей дочке жениха нашел. Не первой молодости, правда, и женат был, зато детей нет у него. И дочь твою он любить и беречь будет, слово даю.

– И кто ж это, государь? Познакомь, коли так?

– Я это, боярин.

И стул не спас. Таки рухнул боярин на пол. Так, на обширном тыле своем сидя, на царя и воззрился.

– Послышалось мне, государь…

– Нет, Алешка, не послышалось тебе. – Борис подошел, руку тестю протянул. – Вставай уж… неловко как-то даже. Чтобы тестя моего будущего по полу валяли да слуги поднимали. Сплетни пойдут.

Тут-то боярин и поверил.

– Государь! Неуж правда?

– Правда.

– Ох! А Устяша-то что?

– Поговорил я с ней. Согласна она.

– Еще б она не согласная была!

– Ну так всякое бывает, боярин. Но дочерей ты обеих замуж выдашь. Сначала брата моего оженим, а на следующий день и я честным пирком да за свадебку. Чего ж два раза людей-то собирать?

– Честь-то какая! Государь!

– Так что Устинья покамест в палатах остается. Поженимся – переедет просто в покои царицы. Как раз успеем там все обновить.

– Слов у меня нет, государь. Уж прости, коли не то скажу.

– Ничего, боярин. В жизни еще и не такое бывает, я вот и не думал, что разведусь, и жениться наново не думал. А вот Устю увидел – и сердце запело.

Почти.

Но некоторые подробности никому знать не надобно, не то что боярину.

– Дозволишь, государь, с дочкой поговорить?

– Чего ж не дозволить? Пойдем, боярин, я тебя сам провожу, ходами потайными. В палатах, чай, на два угла три послуха, а нам покамест шум лишний ни к чему. Не хочу, чтобы Федька чего нехорошего утворил…

Вспомнил боярин, как царевич на Устинью смотрел, да и согласился.

– Ни к чему, государь.

Так потайными ходами и прошли.

* * *

Илья по палатам царским шел спокойно. Дошел до покоев Аксиньи, в дверь постучал.

Чернавка выглянула, хотела уж на него зашипеть гадюкой, да только Илья ее опередил:

– Сестру повидать хочу. Боярышню Аксинью.

– Сейчас спрошу у нее.

Мигом девка за дверью исчезла. Но Илья и ждать не стал, налег на дверь да и вошел. А кто их знает? Не скажет ничего или просто скажет – отказала. Пусть потом государю жалуются.

Аксинья у зеркала сидела, ожерелье примеряла.

Перед ней целых три шкатулки стояло.

Ожерелья, зарукавья, перстни – все переливается, разноцветными искрами играет… поди, за одно кольцо подворье купить можно. Увидела боярышня брата – подскочила.

– Илюшка? Ты как тут?

– Слухи дошли. Поздравить можно тебя?

Аксинья на брата поглядела, кивнула:

– Можно, Илюшенька. Нужно даже. Я теперь царевичева невеста, я и женой буду.

– Вот и хорошо, так-то. Ты девкам своим прикажи выйти, поговорить надобно.

Аксинья носик сморщила, на девок рукой махнула:

– Вон все пошли!

Те хоть и заколебались, а прочь вышли. Илья проверил, вроде не осталось никого. А все одно подслушать могут.

Осторожно говорить придется.

– Поздравляю тебя, сестричка. Порадоваться за тебя можно.

– Радуйся! – Аксинья глазами сверкнула. – Я теперь царевной буду! Я, а не Устька!

– Ты. Хорошо ты ей… помогла.

Паузу перед словом Илья выдержал очень выразительную. И на Аксинью поглядел так, что даже до нее дошло. Вмиг надулась девушка.

– Не твое это дело!

– А ты меня выгони или скандал устрой! Мигом и я скажу, о чем ведаю. Думаешь, после этого невестой царевичевой останешься?

Аксинья только зубами скрипнула.

Верно все.

Ей сейчас надо чище снега быть, белее белого листа бумаги. Мигом перестроилась… Правда, стиснутые зубы сладко петь мешали, да уж как получилось.

– Илюшенька, да к чему нам ссориться?

– А мы и не ссоримся, Аксиньюшка, любуюсь я на тебя да слова подбираю. Не думал я, что ты так поступишь. Устя для тебя все сделала, что могла, в палаты царские с собой взяла – добром же ты ей отплатила! Ох и змея же ты, сестрица!

Змеи Аксинья уж не стерпела. Взвилась:

– Я?! Да Устька твоя перед моим любимым хвостом вертела! Понимаешь?! Перед Михайлой Ижорским!!! Меня он любить должен, меня, не ее! А он!!! А она!!! Это она, она гадина!!! Не я! Я ей просто должок вернула!!!

– Вот как? – Илья на Аксинью смотрел даже с брезгливостью. – И давно у тебя эта… любовь – с Ижорским?

Аксинья сообразила, что не то ляпнула, нос вздернула:

– Не твое дело!

– Да неужто? Отвечай, Аксинья, не то за косу тебя потащу! Не бывать никакой свадьбе! Костьми лягу, а все расстрою!

– Ну… Недавно. С осени, считай.

Илья только головой покачал:

– Аксинья, да не нужен Усте Ижорский! И рядом не нужен, и близко не надобен! Противен он ей, я-то знаю!

– Она ему нужна. – Аксинья вдруг сгорбилась, всхлипнула. Больно стало, как тогда. Словно в сердце нож вонзили и поворачивают его там, медленно, жестоко… – Илюша, он-то Усте и верно не надобен! А она ему – дороже жизни! Со мной никогда он так не говорил, не смотрел, не любил! Никогда, понимаешь?

– И ты только из-за этого?

– Только?! Он мне голову крутил, чтобы про Устьку разузнать! Чтобы к ней поближе подобраться!

– Так на него и гневайся! Устя тут при чем? – Илья хоть сестру и понимал, а все одно – подлость она совершила.

– Оба они виноваты! ОБА!!!

– А Устя в чем? Что не на Востоке живем?! Что бабы у нас балахоны не носят? Так и ты б носила, если что.

– В том! Если б ее не было, Михайла бы…

– Даже не узнал, что ты существуешь. И не увидел бы тебя никогда.

– Мне что – еще и благодарить?!

– Тебе – головой думать! Дура ты и дурой останешься. Аська, первый и последний раз прошу тебя, откажись от всего этого, поехали домой.

– Ты в уме ли, Илюшенька?

– Аська, не сможешь ты в палатах! Тут не тебе чета змеи ползают! Сожрут – не подавятся!

– Авось не сожрут!

– Две свиньи, Авось да Небось, весь огород сожрали. Аська, не дури. Ты ж ничего не знаешь, не умеешь.

– А Устька твоя умеет?

Илья язык сильнее прикусил. Про кровь волхвов, про рощу и Добряну не время и не место рассказывать было.

– Ася…

– Устинья то, Устинья сё, Устя умная, Устя красивая… меня ровно и совсем нет! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Царевной стану – поделом вам всем будет! А Устьке, гадине, особенно!

– На злобе да зависти дворца не построишь. Избушка и та рухнет, тебя под собой похоронит. Не надо, Ася, не ломай себе жизнь.

Аксинья отвернулась, глазами сверкнула.

– Кончен разговор. Уходи, братец. Когда любите меня – не лезьте в жизнь мою, не стройте препоны счастью.

– Счастью ли?

– То моя жизнь и дело мое!

– Дура ты, Аська.

– Может, и дура. У вас же одна Устька умная…

Илья рукой махнул и ушел. А что тут скажешь, что сделаешь?

Через плечо дуру перекинуть да и вон вытащить?

Скандал устроить, крик поднять? Аксинью на весь свет опозорить? А заодно и себя с ней вместе?

Так нельзя. А словами ее убедить никак не получается, слишком ее злоба да зависть гложут, считай, всю сожрали! За что она так Устинью ненавидит? Да кто ж ее знает?

Просто за то, что Устя – есть.

И за то, что Аксинье до нее – как свинье до солнышка. Может, и жестоко, а только каждый на своем месте надобен. И солнышко, и свинья. Когда оба это понимают, все хорошо да ровно идет. А вот когда наоборот…

Не будет тут ничего хорошего. Это уж видно. И Аську сожрут, дурищу. Только и сделать с ней ничего не получится. Свинья, радостно визжа, лезет на вертел. И ничего ты с ней не сделаешь.

Совсем ничего…

* * *

Боярин Заболоцкий радости своей верить не мог. Едва дышал от счастья.

Две дочери пристроены! Да как!

С небес на землю его Борис спустил:

– Ты, тестюшка, учти, врагов у тебя теперь много будет.

– Государь, так я ж…

– За такую удачу тебя половина Ладоги со света сжить возмечтает. А вторая половина и попробует.

– Государь! Я ж…

– Мне ведомо, что ты ни при чем. А вот им?

– А что ж делать мне, государь? – Алексей растерялся даже. Как-то не готовила его жизнь к такому повороту.

– Мы с тобой это обговорим еще. Я тебя в обиду не дам, но и сам ушами не хлопай.

– Как скажешь, государь.

Борис с Устей переглянулся, головой покачал. Бесполезно…

Сейчас говори с боярином, не говори – счастье ему разум застит, и счастья того слишком много. С ним разговаривать, что с пьяным вусмерть.

В дверь постучали: Илья вернулся.

– Аська меня даже видеть не желает. И никого… Дура она!

– Дура. – Устя лицо руками потерла, вздохнула горестно. – Знала б я – никогда бы сюда ее не взяла. Но ведь на лучшее надеялась, мечтала, что она тут себя покажет, на людей посмотрит. А там и жених какой найдется?

– Нашелся, – подвел итог Илья. – Устя, ты себя за это не терзай, она сама выбор сделала. Кто-то родных никогда не предаст, а кто-то – вот.

– Вот… все одно я виновата буду.

– Не будешь. Мы возможности даем, а человек сам по себе выбор делает, – жестко сказал Борис. – Не вини себя. Пойдем, боярин, провожу я тебя, да и домой поедешь. Тебе еще к свадьбе готовиться. Приданого не попрошу, да все одно тебе хлопот хватит.

– И то верно, государь.

– Вот и начинай хлопотать. Мало времени остается. Очень мало.

Алексей Заболоцкий только поклонился.

И то…

– Хоть платье свадебное невесте пошить… успеем ли?

– Озаботься, боярин. Да с родными поговори – всю семью невесты хочу на празднике видеть.

– Как прикажешь, государь, так и сделаем.

Про Аксинью боярин и не подумал.

Вот такой уж он человек… рядом с партией, которую Устинья сделала, Аксинья снова побледнела, неинтересной стала. Чего ее?

Пусть что хочет, то и делает. Хотя царевич тоже хорошо, а царь все же лучше.

Устя его глазами проводила, вздохнула тихонько.

Сейчас-то она отца лучше понимала, в той, черной жизни ее он так же поступил. Не то чтобы рукой махнул, но дочки-то пристроены, и удачно. Одну за царевича замуж выдали, вторую за ближника царевичева, чем плохо?

Радоваться надобно!

Не радуются дочки?

Дуры потому что. Передумают еще не раз! Бабы же!

Сейчас Устинья его куда как лучше понимала, а все одно, не хватает отцу душевной тонкости, чего-то важного не хватает ему… что ж. Такой уродился, такой и пригодился. С таким и жить будем.

А вот как жить?

Теперь точно уверилась она, что Любава черным колдовством балуется. Теперь понимала, кто виноват в ее состоянии.

А только пока доказательств и нет.

Никаких.

Может Боря своей волей Любаву в монастырь отослать – и не может, опять же. Сейчас, как Устинье помнилось, не просто так Любава при дворе отиралась, не просто так ходила по коридорам. Она себе сторонников искала, врастала, укреплялась.

Кому брак выгодный устроит, о ком слово замолвит, кому дело решить поможет… вроде как и Борису она помогала для Феди, а вроде как и себе. И за нее не один десяток бояр встать готовы были, когда с Борисом несчастье случилось, Фёдора, считай, единогласно выкрикнули.

И патриарх из родни ее, и Раенский – паук хитрый.

А еще кто?

Кто за этим всем стоит, кто ими вертит, как пожелает, кто Черной книге хозяин?

Любава ли?

Или есть еще кто-то другой? Другой, Устиньей не найденный… надобно Добряну просить, пусть раскопают, что смогут, про ведьму, на Россу прибывшую да род Захарьиных со свету сжившую.

Одна ли она была, а может, и еще кто?

Откуда она взялась, такая-то?

Сколько на Любаву боярышня смотрела, но не тянет от царицы черным сильно! А ведь ворожить она должна постоянно. Вот по пальцам и посчитать за время смотрин…

Боярышня Утятьева Фёдора к себе пригласила, водой напоила, а у него припадок случился. Тогда Устинья и не поняла, от чего помогала, потом сообразила.

Зелье ему дали, приворотное, и готовила то зелье сильная ведьма. Непростая, уж всяко. Любава? А где она его готовить будет? Чай, в палатах царских ведьмин котел не стоит, не побулькивает, Устинья б его и в подвалах, и в ходах тайных почуяла. Ан – нет его!

В город выходить, там что-то делать?

Можно бы, да сложностей много будет.

Итак, Анфиса и зелье приворотное. На Марфе порча. Вивею и считать не надобно, та сама дура гольная, сама яд добыла, сама и попалась, сама теперь в монастырь отправится. На Устинью жемчуг, заговоренный на Фёдора, тоже не с неба свалился.

Три случая за время отбора, а сколько еще было? Сколько будет потом?

Есть ведьма, еще как есть, да где-то в другом месте, где не видно ее и не слышно, а она своим черным делом занимается.

А ежели так подумать, Ирина Захарьина… пусть Ирина будет, непривычно россам имя Инесса, откуда взялась она? Одна ли она была в семье, а может, сестра у нее была? Брат?

Черной книге то безразлично, женщина ли, мужчина, ей кровь важна. Так-то ей и Фёдор овладеть сможет.

Дверь стукнула, Устя обернулась.

Вот ведь… помяни черта, и серой запахнет! Стоит Фёдор, на нее смотрит жадно.

– Устенька!

Устя глазами поискала что потяжелее, на столе блюдо серебряное с яблоками заметила, к нему поближе придвинулась.

Ежели что…

Получит царевич по головушке со всем Устиньиным уважением. Даже дважды.

– Чего тебе, царевич? Со свадьбой поздравить? Так поздравляю, рада я за тебя, и за сестру рада, счастья вам да деток здоровых побольше.

Фёдор иронии не распознал, яда в словах Устиньи не почуял, вспыхнул от гнева.

– Не надобна мне Аксинья! Ты мне нужна, понимаешь?! Ты!

Устя только плечом повела.

– Уж прости, царевич, а только ты на Аксинье женишься. Сам так выбрал, сам и радуйся.

Фёдор Устинье в глаза заглянул просительно:

– Обижаешься? Устенька, да не думай ты об этой дурочке! Неважна она! Жениться придется мне, так уж мать договорилась, а только тебя я одну любить буду! Что мы – хуже франконов да лембергов? У их королей жена – брак династический, а по любви завсегда фаворитки были, и весили они куда как поболее королев, и к их словам прислушивались…

– Ты мне, царевич, блуд предлагаешь, правильно поняла я?

Был бы Фёдор поумнее, он бы и глаза заметил сощуренные, и ухмылку злую, и руку, к голику^[94] протянутую.

Фёдор не заметил, оскорбился даже: экие вы, бабы, непонятливые!

– Я тебе не блуд предлагаю, а любовь свою! Ты мне ближе жены любой будешь!

А вот веником его никогда не били. Как еще Устинья глаза ему не выстегнула, разъярилась боярышня знатно, заорала на весь терем:

– Любовь, значит?! На сестре моей жениться, меня в постель таскать?! Чтобы я и ее предавала?! Чтобы дети мои ублюдками были?!

А голиком-то больно. Он же без листьев, прутья что розги… Фёдор и ахнуть не успел, как в коридор выскочил, ноги умнее головы оказались. Лучше у бабы, когда она в таком настроении, на дороге не стоять – прикопает. Может и голиком, а может и за лопатой сходить, не поленится.

Голик ему вслед полетел, ожег больно.

– Хоть ты и царевич, а только не обессудь – в следующий раз голову отверну!

И верилось!

Ой как верилось!

А вот мстить и ругаться все равно не хотелось, восхищаться разве что!

Какая женщина!

Ах, какая потрясающая женщина!

Точно его будет! Не злилась бы она так, когда б не ревновала, а она и злится, и ревнует, и всяко…

Фёдор почти и не обиделся даже.

Хороша!

* * *

А по снегу летел бодро и весело санный обоз.

Летел в Россу, вез с собой купленные Истерманом вещи, книги вез, коллекции разные, мощи вез…

И никому не ведомо было, что ехала в санях на Россу смерть. Тихая, страшная, такая, что стоит лишь коснуться одного из предметов – и вырвется она наружу, и пойдет гулять, выкашивая города и села, и не будет от нее спасения.

Волхвы помогли бы, да ведь и волхвы не всесильны! И они везде не поспеют, всем и сразу-то не помогут…

Истерману – что?

Он свое черное дело сделал да и остался в Джермане, еще чего прикупить да, как реки вскроются, тоже на Россу отправить. Деньги есть у него, куда торопиться? Надобно лучшее отобрать, да поторговаться, да по стране поездить…

Истерман планировал на Россу приехать, когда уйдет смерть. Сама она уходит. Сама вспыхивает, сама исчезает, так-то.

Он подождет.

И Орден подождет.

И ведьма…

У всех были свои планы. А в палатах царских к свадьбе спешно готовились, и плелось кружево судьбы, и постукивали коклюшки все чаще, все звонче.

Сидела у окна Устинья, дочь боярская, на снег смотрела.

Три дня уже осталось ей продержаться, три дня всего, да не о том она думала.

Сидела, смотрела на снег – и чуялось ей недоброе вдалеке, да вот беда – не обучена она, понять своих ощущений не могла…

И Велигнев чуял.

Знал, что наползает на Россу что-то страшное, и готовился как мог. Помощь послал, весточку подал, клич среди своих кинул…

Оставалось ждать совсем недолго, еще и снег потаять не успеет, как начнется.

Пусть открывается враг, пусть приходят. Велигнев был готов и к бою, и к смерти. А готов ли к ней враг? Волхв обязательно проверит.

И шелестела листва в роще Живы, и сидела на пне Добряна, о своем думала. Вначале, когда услышала она известия из палат государевых, не поверила ушам своим. Потом уж Агафья примчалась, успокоила ее.

А все одно Добряне страшно было.

Она тоже неладное чуяла, только не знала, откуда угроза придет.

Наверное, счастлива была только царица Любава. Ее-то все устраивало, она и сына женит удачно, и Борис покамест жениться не собирается, есть у нее время.

Планы – были.

А вот времени ни у кого и не оставалось.

Скоро, совсем скоро…

Оно уже приближается.

Спасибо за выбор нашего издательства!

Поделитесь мнением о только что прочитанной книге.

(обратно) (обратно)

Галина Гончарова Устинья. Предназначение

© Гончарова Г.Д., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

(обратно)

Пролог

Инесса Бенитез привыкла к переездам. Сколько она себя помнила, они с матерью переезжали из одного города в другой, из одной деревни в другую. Кочевали что цыгане, дольше года нигде не жили, а иногда и года не получалось, когда и ночью убегать приходилось, унося на себе, что в мешке заплечном поместится.

В городах они бывали чаще, в деревнях реже. Летом мать Инессы старалась перебраться в деревню, чтобы набрать трав, насушить их, наварить мазей и зелий: трава – это ведь не просто так на лугу сено, это целое искусство. Какую собирать, когда, на растущей или убывающей луне, по утренней или вечерней росе, с какой приговоркой, да как сушить…

То, что травники продают, – это и корове-то не всегда скормишь, помрет, болезная. А матери Инессы, донне Бьянке, трав требовалось много.

У ведьмы была обширная клиентура.

И постоянные клиенты, и новых они приводили с удовольствием, и рекомендовали друг другу надежную да неболтливую женщину, даже не догадываясь, что ведьма она.

Донна Бьянка не работала с бедняками, ей это было неинтересно. Что с них взять-то? Три медяка и кучку свеклы? А визгу наслушаешься, а ежели что не так пойдет, мигом с вилами бегут… Нет, такого ей и рядом не надо. За чужие грехи умирать, тем паче что и сами крестьяне те еще дураки, что им ни скажи, все по-своему переиначат да тебя же и овиноватят! Быдло, одно слово!

А вот со знатными доннами работать – одно удовольствие.

Кому плод стравить, кому мужа извести или там золовку, свекровь; кому, наоборот, травку, чтобы старик себя молодым почувствовал, а ведь есть еще привороты, отвороты, порчи, сглазы…

Среди клиентов Бьянки Бенитез, матери Инессы, были даже особы королевских кровей. А что, они не люди, что ли?

Ведьму берегли и лелеяли, передавали из рук в руки, тем паче что ведьмой-то она была самой настоящей, слабенькой, но чернокнижной. Дар Бьянке достался не слишком сильный, но ведьма была умна. Ежели что ей не по силам, она просто не бралась за это дело.

Приворот на мужчину? Пожалуйста, но надо посмотреть, сработает ли. Ах, он до безумия влюблен в другую женщину? Тогда может не сработать. Такое часто бывает, истинные чувства сжигают любой приворот. Можем сначала извести соперницу или приворожить ее к другому, а уж потом взяться за вашего дона. Это будет дороже, но зато наверняка, а просто зелье может и осечку дать.

Клиенты этот подход ценили и советам ведьмы следовали.

Но Бьянка все равно была благоразумна и каждую зиму встречала уже в другом городе.

Ведьма же!

На чем горят ведьмы – иногда и в буквальном смысле? Так место им насиженное бросать не хочется, уходить лень, корма отяжелела, ракушками покрылась, вот за нее и прихватывают. И жгут на костре церковном вместе с кормой и домом. Увы.

Или привязанность.

Это уж вовсе смешно, какие у ведьмы могут быть симпатии к людям? Как у волка к зайцу, не иначе. Впрочем, в маленьких радостях жизни Бьянка себе не отказывала и дочь родила, когда время подошло, надо же будет силу кому-то передать?

Дочку вот ро́дила, продолжение и свое, и старинного чернокнижного рода, и дочка получилась на радость маме – сильная, умная. Бьянка о маленькой Инессе заботится, девочка сыта, обута-одета, причем не абы как, а тепло и аккуратно, девочку учат грамоте, учат травам и чернокнижному искусству, тем более таланта у нее не в пример больше, чем у самой Бьянки. Чего еще надобно?

Характер у девочки подходящий: безжалостный, любопытный, разум холодный, Книга ее с малолетства признала, а слово «мораль» для Инессы это было просто слово, равно как и для самой Бьянки. И ничего более.

Жизнь шла своим чередом, переезд следовал за переездом, но, увы, свой дровосек найдется на каждое дерево.

Одна из клиенток Бьянки выпросила у нее яд.

Дело житейское, но это как надо подливать яд, чтобы жертва увидела, что-то заподозрила – и поменяла бокалы?! Одно слово – дура! Дохлая, понятно, яд у Бьянки осечек не давал.

Началось расследование, поднялся шум, и Бьянка не успела сбежать. Ее перехватили на почтовой станции, а Инессе просто повезло. Увидела она из окна, как в трактир входят монахи, схватила Книгу, да из окна в крапиву и сиганула, и припустила, что есть мочи, куда глаза глядят.

Сама выбралась, а Бьянке удрать не удалось, так и сожгли на площади Роз.

Спасать мать или как-то помогать ей Инесса даже не собиралась. Она прекрасно понимала, что молчать под пытками мать не сможет, а потому удирала со всех ног. Она и о казни-то узнала через несколько лет, слухи дошли, но ее это не взволновало.

Инессе было уже пятнадцать, Книга ее признавала, а мать…

Жаль, конечно. Но Бьянка здраво оценивала свою дочку – совесть, любовь, привязанность для Инессы были только словами. Сильная чернокнижная ведьма оказалась просто не способна на эти чувства.

Сама Бьянка была и слабее, и эмоциональнее, дочь она любила и даже на костре радовалась, что Инесса спаслась. Главное, жива будет, а остальное… остальное уже от нее не зависело, что могла, Бьянка все сделала. И Инесса ошиблась: Бьянка ее не выдала. Молчать не молчала, а показания постоянно меняла: то Инесса была рыжей, то черноволосой, то светленькой, менялся цвет глаз… Монахи просто запутались, махнули рукой да и сожгли ведьму.

А Инесса взошла на корабль, который отплывал в Россу.

Получилось это совершенно случайно, в Россу собирался ехать ее любовник, и он же рассказал Инессе о стране, в которой никого не жгут! И на ведьм не охотятся – дикие люди^[95].

Инесса решила, что стоит отправиться в Россу, естественно, за счет любовника, и посмотреть, как там люди живут. Уехать-то она всегда успеет.

Шестнадцать лет, время самонадеянности и прочно задранного носа.

С любовником пришлось остаться надолго. На целых два года.

На корабле Инессе было так плохо, что она даже не сразу поняла – беременна. Травить плод ведьме не хотелось, потом можно и не понести, потому она решила затаиться, спокойно пожить, приглядеться к Россе и россам. Родилась девочка.

Инесса выучила росский, принялась общаться с людьми не только в иноземном квартале, в котором она жила с любовником, но и с россами, по улицам ходить, законы почитала и поняла, что ей здесь нравится. Живи – не хочу.

Инквизиции нет, облав нет, доносы на ведьм пишут, да что там за ведьмы? Дуры деревенские, которые кроме как след вынуть или неурожай навести и не способны ни на что другое. Если еще способны!

А то чаще глупостей каких натворят, а потом все кругом виноваты. Вот суд над ведьмой состоялся, Инесса сходила, послушала, думала, товарка ее в беду попала, а оказалось – идиотка. Это ж кому расскажи в том же Роме!

У боярина холоп был смазливый, он боярскую дочь и совратил. А его подружка-холопка приревновала, когда все открылось, она и оговорила и парня, и себя. Сказала, мол, порчу на боярина навести хотели, да монахи б от умиления рыдали! Ведьма сама пришла, сама созналась, считай, сама на костер идет, добровольно, еще и пытать… пытки все равно были бы. А россы эти ее просто приговорили к порке на площади, еще и на своих ногах ушла дурища!

Волхвы?

Так Инесса ни одного и не видела, они по площадям не ходят, себя не объявляют, а в рощу она и соваться не стала. Поглядела издали, силу чужую почувствовала и стороной то место обошла. Чего нарываться-то? Умна была ведьма, понимала, что костей не соберет, вздумай она к волхвам сунуться, это хоть и не священники христианские, сила их от другого источника, а только ведьмы той силе еще более противны.

Пару лет Инесса прожила спокойно, потом решила устраиваться в жизни получше. Ее любовник карьеры не сделал, запил и становился практически неуправляем, маленькая Сара росла и капризничала, да и вообще дочь была Инессе неинтересна. Может, потом, когда настанет пора Книгу передавать… Увы, Сара пошла в бабушку Бьянку, то есть сил у нее было куда как меньше, чем у Инессы. Не вовсе уж бесталанная, но и Книгу ей передавать не стоило бы: слабовата девочка, хиловата.

Надо искать себе мужа, чтобы удобнее устроиться в жизни, надо родить еще одного-двух детей, когда получится, а потом уж выбирать, кому достанется Книга.

Тут и подвернулся боярин Никодим.

Внешне Инесса была хороша собой: рыжая, зеленоглазая. В Россе и своих девушек красивых не счесть, но Инесса к тому времени как раз расцвела, раскрылась – и боярину понравилась. Дальше было дело техники.

Капельку отворотного любовнику, чтобы под ногами не путался. Можно бы и яду ему подлить, да дочку потом на кого оставить? Не с собой же ее брать? А кому на воспитание отдавать… еще доплачивать за это, нет, так Инессе не хотелось. Пусть бывший муж заботится о дочери и не лезет к ней, а Инесса займется охмурением боярина Никодима. Ведьме это совершенно не сложно было.

Капельку приворота, капельку дурмана – и вот боярин уже уверен в ее невинности и ведет ее под венец. А вот дальше…

Дальше Инессе погрустнело.

Замуж-то она вышла, да вот беда – родня боярина не приняла ее, а всех не заморочишь. Смотрят на нее с отвращением, от них не то что любви, уважения не дождешься. Перетравить их не проблема, никто и не заподозрил бы, да не до родни боярской было Инессе.

Главное-то в другом! Боярину наследники нужны! Перестала Инесса зелье пить, да и поняла, что второй раз зачать не сможет. Не сразу, нет, несколько лет прошло, потом она уж и травы специальные пила, и луны нужные считала, а как поняла, что не наступает зачатие, в Книге заклинание нашла, прочитала и уверилась. Не будет у нее более детей. У чернокнижных ведьм с этим плохо. Больше двух-трех детей ни одна из них не рожала никогда, и то много это, очень много, когда три ребенка получится. Но хоть бы два – и того не дано Инессе. Один. Сара.

Ей и Книгу передавать придется.

А ведь с бесплодной женой боярин и развестись может, а Инессе с ним удобно было, хорошо, и в монастырь не хотелось. Что оставалось делать ведьме? Решать проблему привычными методами. Книга и способ подсказала, и ритуал, и время – все смогла просчитать Инесса, да вот беда! Жертва определяла пол ребенка.

В первый раз под ритуал попала боярышня Анна – и Инесса родила девчонку, почти без способностей. Сара была слабее Инессы, а Любава еще слабее Сары.

Пустышка.

Такой Книгу не передашь. Есть у нее кое-какие способности, но, к примеру, сама Инесса могла костер зажечь, Сара – ветку, а Любавиной силы на хвоинку хватило бы, и то слишком много. Нет, не наследница, не ведьма. Так что начала Инесса потихоньку с Сарой встречаться, начала учить ее, как саму Инессу мать учила.

Ко второму ритуалу Инесса готовилась тщательнее. Да, вот так. Платишь чужой жизнью за то, чтобы выносить ребенка. Первый раз нужна одна жертва, второй – две, третий – четыре, потому часто этот способ лучше не применять. И вообще лучше не применять его, да не было у Инессы выбора, жить ей хотелось хорошо, вкусно есть, мягко спать…

Второй раз получилось лучше, родился мальчик, правда, дара ему не досталось, разве что Книгу мог в руки взять! Но все равно – наследник, боярин будущий. А потом все вышло из-под контроля.

Приворот побивается только искренней любовью! И кто же знал, что Никодим влюбится? Да так, что разом все цепи порвет и на некоторые странности внимание обратит? Пришлось срочно убирать его, а потом…

Потом – сидеть тихо и лишний раз о себе не напоминать никому. Инесса, крещенная в православии Ириной, понимала, что такое количество смертей в одной семье подозрительно. Начнет кто копать да смотреть – мигом ее заподозрят в нехорошем.

Да и здоровье пошаливать начало.

Сил у нее хватало, но те ритуалы, которые она проводила, давали и откат.

Серьезный откат, резкий, Инесса начала быстро стареть, а там и заболела и поняла, что скоро умрет. Оставалось подумать, кому передать свой дар и Книгу.

Трое детей.

Сара самая сильная, и потому ей достался дар.

Данила самый защищенный – кто заподозрит боярина? Даже когда он с волхвом повстречается – за время жизни в Россе Инесса с волхвами не сталкивалась и сил их не ведала – никто в нем не распознает сына ведьмы. Сил у него, считай, и нет никаких. Любава же… Сара не честолюбива, в бабку пошла, ничего ей не надобно, сидит себе на одном месте и век просидит, даже замуж вышла, дочку родила, с родными дружит… Дочка чуть поинтереснее, но мала еще, не передашь ей Книгу, Саре надо ее отдавать.

А как отдать, когда ее даже положить некуда?

Кому сказать, муж у Сары до сих пор не знает, чем его женушка промышляет, думает, травница. Но Книгу-то ни с чем не спутаешь…

Любава могла бы и Книгу себе оставить, и применить ее, но и сил у нее мало, и ленива дочка, неинтересно ей тренироваться, настои варить, заговоры учить… не ее это.

Думала Инесса, а потом решение приняла. Книгу она в доме своем оставила, благо там и подвал хороший, сама после смерти мужа все делала, как полагается, и обыскивать дом боярина Захарьина не будут. Опять же… так-то Сара Любаве не помогла бы, а сейчас и выбора, считай, нет у нее. Не любят они друг дружку, да и обойтись друг без друга не смогут. У одной Книга, у второй дар хоть какой, а Данила меж ними как мостик будет.

Тоже хорошо.

Все же к Саре Инесса меньше привязана была, а Данилу и Любаву ценила: и достались они ей дорого, и рядом все время были.

С тем Инесса и отошла в мир иной.

Любава же принялась искать свою выгоду.

Бояре Раенские им действительно дальними родственниками приходились, Инесса им помогала кое-чем. А Платон с Любавой дружен был, он ей и мысль подсказал.

Государь?

А что б и не государь?

Ежели беглая ведьма могла только на вдового боярина рассчитывать, то боярышня-сирота и на царя может ставку сделать. И выиграть.

Приворот?

Он там и не потребовался даже, так, чуточку самую, остринка к ее молодости, свежести, красоте ведьминской. Сара поворчала, да сестре помогла, никуда не делась. Так и стала Любава царицей.

Но стать-то мало, надо бы и остаться, и страной править захотелось Любаве. Вкус власти она почуяла, мужу диктовала, что сделать, чего не надобно… пусть и из кровати, а каково это – Россой править? Казнить и миловать, чужие судьбы вершить? Непреодолимое искушение для ведьминой дочки.

Только вот…

Инесса не стала таить правду от своих детей. Сара наследовала дар и могла передать его своим детям. Уже передала. А Любава и Данила были попросту бесплодны. Последствия проведенных ритуалов, увы, и еще не самые худшие. Дети могли родиться и с уродством, и умереть, не дожив до пятнадцати лет, и проклятие родовое получить – этого не случилось. Бесплодие – и только-то.

Могла ли Любава смириться с такой несправедливостью?

И не могла, и не смирилась, и нашла выход. А что не всем он понравился…

На всех и не угодишь. Главное – дело сделано, а остальное не ее забота.

(обратно)

Глава 1

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Хорошо ли чужой смерти радоваться?

А я вот сижу и счастьем захлебываюсь, смеяться готова али плакать, сама не знаю. Спряталась в дальний угол, забилась в какие-то покои, где сто лет уж не было никого, судя по пыли, и стараюсь сдержать себя.

А не получается!

Или наоборот – не кричу ведь я от счастья на все палаты?! Молчу, молчу… СЧАСТЛИВА!!!

Марина – мертва.

Мертва ламия, погибло чудовище, и, судя по тому, что государю рассказали, верно – она погибла, не служанка несчастная, или кого она там в прошлый раз вместо себя подставила?

Все так и было, как помнилось, и разбойники на обоз напали именно там, где и в черной жизни моей. И как еще зацепилось-то в памяти?

А чего удивительного? Все, что Бореньки касалось, все мне важно было, а Марина… все ж его супруга была. Вот и запомнилось.

Только в тот раз обозников всех рядком положили, а сейчас и потерь у них нет почти – человек пять убито, еще трое ранено, а почему? А они кольчуги вздели перед тем, как в лес въехать.

Разбойники напали, да обозники отстреливаться начали, положили кого могли, а как стихло, проверять полезли, что с царицей бывшей. Та в возке сидела, во время драки ее не тронули, не добрались, а вот как вышла бедолажная, так и… не повезло ей. Татя какого-то не добили, а он на дереве сидел, невесть чего ждал, вот в царицу и выстрелил! И как попал-то! С одного болта арбалетного насмерть, захочешь – так не выцелишь!

Татя нашли потом, он от ужаса с дерева свалился, шею сломал…

Как Марина умерла, так от нее тьма во все стороны брызнула, троих людей захлестнула, одного из мужиков да двух служанок ее… там и померли на месте. Глава обоза очень плакался и каялся, да только тела везти он не стал, там и сожгли все. Дров из леса натаскали, полили всем горючим, что в обозе нашлось, да и жгли до костей. Вздумай он обратно их притащить, на Ладогу… да не вздумал бы он такого никогда, страшно ему было до крика, до обмоченных штанов! И страх его в голосе чувствовался, такое не придумаешь!

И самому ему страшно было, и остальные мужики его б не поддержали никогда, им и коснуться-то погани боязно было, палками в костер закатывали…

С ламиями так.

А теперь ее нет! И на душе у меня радостно и сча́стливо, потому что нечисть лютая больше дорогу мне не перейдет, не надобно мне во всех бедах поганый змеиный хвост искать. И родни ее не боюсь я, ламии существа не семейные, напротив, они и друг друга сожрут с радостью! Узнай другие ламии, что мертва Марина, чай, и хвостом не поведут, не то чтобы мстить! Еще и порадуются, что место свободно… потому и вымирают, твари чешуйчатые!

Но до всех ламий мне дела нет, пусть живут себе сча́стливо, лишь бы в мою семью не лезли. Мне сейчас хорошо!

Как же хорошо, Жива-матушка, спасибо тебе, насколько ж душе моей спокойнее стало!

Жаль, о других делах такого нельзя сказать. Страшно мне, пальцы мерзнут, чую, зло где-то рядом, а вот что чувствую – и сама понять не могу, ответа не знаю! Аксинья еще в беду попала, дурочка маленькая, и сделать ничего не могу я!

Не подпускают меня к ней, да и сразу понимала я – не пустят. Любава все сделает, чтобы Аксинье я глаза не открыла, чтобы не сорвала свадьбу. Хотя и не поверит мне сестра, ей так в обман верить хочется, что меня она скорее загрызет, когда ей правду сказать решу. Не услышит, не захочет слышать. Нет страшнее тех слепых, что добровольно закрыли свои глаза.

К пропасти идет сестренка доброй волей, и не остановить ее, не оттянуть. А коли так…

Не полезу я в это до поры до времени, пусть Аксинья сама шишек набьет, а потом постараюсь я помочь, чем смогу. Чай, Федором одним не заканчивается жизнь, и потом можно будет любимого найти…

Потом – когда?

Не знаю.

Стоит подумать, и страшно мне становится. А ведь и с Любавой что-то решать придется, и с Федькой, и не отдаст эта гадина власть свою просто так, и родня ее зубами рвать будет любого, абы удержаться на своих местах.

И в той, черной жизни, кто-то же прошел в палату Сердоликовую и – убил. Боря – не дурак, и близко к себе никого не подпускает, и бою оружному учен, и тренируется каждый день со стрельцами обязательно, не менее часа, жиром не заплыл, и его легко так убили? Он ведь не сопротивлялся даже, убийца вплотную подошел, клинок занес, вонзил – секунда надобна, да ведь ту секунду ему дали!

Значит, знал Боря этого человека.

КОГО?!

Кто убийца, кого в клочья рвать?!

А ведь порву, не побрезгую руки запачкать! Еще бы ответ найти…

А покамест – слезы радости вытереть, встряхнуться да и пойти себе из укромного угла. И у сестры свадьба скоро, и у меня самой – хоть платье посмотреть, которое вчера Илья принес.

Брат вчера пришел, сверток мне передал, а в нем платье да рубашка. Платье мне для свадьбы сестры, роскошное, жемчугом расшитое, чтобы смотрели люди, а рубашка тонкая, невесомая почти, мне ее Добряна передала, не шелковую, полотна простого, небеленого, зато с вышитыми оберегами. Ее под платье надевать надобно.

От копья не обережет, а от злого слова да от дурного глаза – в самый раз.

Ох и тяжкие дни впереди будут, боюсь я, как бы мне в рубашке той обережной вовсе жить не пришлось… лет десять подряд.

А и ничего!

Одолеем мы эту нечисть! И не таких видали, а и тех бивали! И этих побьем!

А предчувствия… еще б отличить их от страха давнего! Когда-то меня так венчали, свободы лишали, мужу ненавистному отдавали, сейчас со стороны смотреть на это буду, а все одно – тошно мне, противно, гадко!

И выбора нет.

Кричать, что неладно во дворце, бежать куда-то… безумной сочтут, еще и запрут, свяжут, бессмысленно это! Только одно я могу сделать – рядом с Боренькой оставаться и его оберегать, даже ценой жизни своей. Так и сделаю.

* * *

– Венчается раб Божий Федор рабе Божьей Аксинье…

Густой голос дьякона наполнял храм, гудел, переливался меж стен, и казалось – тесно ему тут! Вырваться бы, всю площадь накрыть, всю Ладогу, загреметь вслед за звоном колокольным на свободе!

Присутствующие, впрочем, не возражали.

Царица Любава слезинки вытирала.

Сын любимый женится, счастье-то какое! Наконец!

Варвара Раенская всхлипывала, то ли за компанию, то ли просто так, от голоса громкого много у кого слезы наворачивались, уши аж разрывало. Боярыня Пронская слезы вытирала. Свадьба царевичева – событие какое, о нем вся Ладога говорит. А она в приглашенных, да не где-нибудь там, на улице выхода молодых ждет, она в Соборе стоит, среди родных и близких! Это ж честь какая!

Боярыня Заболоцкая не плакала, и невестка ее тоже ровно статуй стояла – бывают же такие бабы бесчувственные. А вот на щеках Устиньи Заболоцкой присутствующие хорошо слезинки разглядели. Да тут-то и понятно все: упустила жениха такого, дурища, ревет небось от зависти да обиды лютой!

Устя и правда плакала.

Не от зависти, нет, вспоминала она свое венчание и как капли воска со свечи ей на кожу скатывались, обжигали люто, потом рука месяц болела. Федор и не заметил даже.

Это ей больно было, не ему, но тогда она даже рада была этой боли. Душа сильнее болит, телесная боль ей помогала с ума не сойти, а может, и не помогала толком…

Сейчас у Устиньи тоже душа за сестру болела, и не было ни свечи, чтобы обжечь, ни клинка, чтобы ранить, ничего ее не отвлекало от переживаний, и оттого вдвойне тошно было, сами слезы текли, от злости и бессилия.

Стоит Аксинья, выпрямилась гордо, дурочка маленькая, голову вскинула, радуется. На голове венец тяжелый, в ушах серьги чуть не с ладоньразмером, на шее ожерелья драгоценные, покров есть, да тонкий он, видно все… на каждом пальце кольца, иногда и по два на палец, на запястьях зарукавья драгоценные… Уляпалась сестрица золотом, оделась в шелка, считает, что это ее царицей сделает. И не понимает, что высосут ее паучихи лютые, что только шкурка от нее останется. Драгоценности – суета все это… когда ты в стае волчьей окажешься, ты волкам поди покажи зарукавья свои, может, не съедят? Съедят, только побрякушки сплюнут.

А Федор вперед смотрит хмуро…

Не любит он невесту, то всем видно. Перед входом в храм чуть носом не полетел, споткнулся, как Устинью увидел. Устя сегодня и прихорашиваться не стала бы, ни к чему ей такое, да отец с матерью настояли. И не объяснишь им, что не радоваться надобно – в голос выть от беды лютой. Схватить бы сейчас Аську в охапку, да и бежать хоть куда… Нельзя!

Тут и платье, жемчугом шитое, не утешит, да и будь оно хоть все самоцветами расшито – разве в них счастье?

В храме народу набилось много, а у Устиньи по спине мороз бежит, жуть волной черной накатывает, дрожать заставляет, и непонятно отчего. Хорошо, что стоит рядом Агафья и за руку правнучку держит, и от сухих старческих пальцев тепло становится.

А может, и еще от чего. Рубашку Устинья не зря под платье надела, вся она теплая, даже сейчас, – зима, и в храме холодно, а Устя тепло это чувствует.

Борис тоже рядом. Не совсем близко, стоит он шагах в десяти от Устиньи, и вид у него самый богобоязненный. А Устинья-то другое знает, и когда смотрит на нее любимый мужчина, она это всем телом чувствует, словно волна меда на нее проливается. Любимый, единственный, может, и есть на земле другие мужчины, да не для Устиньи они, и она не для них на свет появилась, только Бориса она одного всю жизнь и видит.

Завтра они тоже в храме стоять будут.

Завтра уже…

У них, конечно, так-то не будет. Ни выкупа невесты, ни дружек… ох-х-х! Оно и к лучшему, поди! Вот стоит Михайла Ижорский! Стоит, глазами сияет так, ровно его не на свадьбу пригласили, а поместье подарили! Тоже на Устю поглядывает победительно, мол, с царевичем свадьба расстроилась, а от меня-то ты никуда и не денешься… Посмотрим!

Устя отвлечься от взглядов гадких постаралась, народ, в храме присутствующий, сама разглядывала. Не абы кого пригласили сюда, а только самых-самых, знатных да близких, бояр с семьями… Дух такой стоит – хоть ты топор вешай.

Царица вот стоит, с присными своими. Раенские рядом с ней, Пронские. Вот Степанида стоит, рядом с ней мужчина, на матушку весьма похожий, разве что у той подбородок каменный, твердый, а этот линией рта не вышел, хорошо хоть борода окладистая помогает. С ним рядом боярыня Пронская, супруга его, стоит… а что это у нее на летнике?

Алое такое?

И перехватило у Устиньи дыхание, и ноги не подкосились чудом, потому что эту рукоять узнала бы она из тысячи, из сотни тысяч… алый просверк…

Только вот не в груди у Бориса он сейчас, а на груди летник стягивает, у красивой рыжей женщины. И вовсе не клинок это, а брошь? Или…

Слышала Устя о таком-то!

В странах чужеземных такие клинки делают, с механизмом потаенным, кнопку нажмешь, и лезвие выдвигается. А до той поры и не понять, что это оружие.

Или ошиблась она?!

Чудом Устя опамятовалась, вцепились ей в локоть жесткие пальцы прабабушки, и девушка головой затрясла, в реальность вернулась.

– Устя?

– Потом расскажу, бабушка.

– …и что Бог соединил, человек да не разлучит…^[96]

Устя тем временем припомнить хоть что-то пыталась.

Пронская… да как же звали-то ее? Даже и в памяти нет, не бывала она почти в палатах царских! А почему? Свекровь ее отсюда и не вылезает, почитай, а невестка и не заглянет? А ведь красивая она, невестка, не слишком высокая, но статная такая, формы у нее шикарные, все при всем, волосы под кикой спрятаны, под платком, но брови рыжеватые и кожа такая, молочно-белая, с россыпью веснушек на задорном носике, похоже, рыжая она? Не как сама Устинья, та все ж каштановая, а это яркая рыжина. Вот и пара волосин на виске выбилась, такая рыжая медь, и глаза зеленые.

Зелень темная, непроглядная… и собой боярыня хороша, и не скажешь, что уж за тридцать лет ей, выглядит она, ровно девчонка какая. И кого-то напоминает Устинье, но кого?!

Не понять…

А надо, надо вспомнить, кажется Устинье, что в этом и есть ответ на вопросы многие. Но… нет, не держится в памяти. На секунду что-то померещилось, тут боярыня головой качнула, свет иначе на лицо упал – мысль и ушла. Ничего, Устинья Добряну попросит, сегодня же весточку передаст через бабушку, пусть, что могут, разузнают!

Век она этот алый блеск не забудет.

Витая рукоять, украшение, не оружие… потому и не признал ее никто, бабам-то не показывали, а мужчины такого оружия и не видели, конечно! Бабы на оружие не смотрят, а мужики на бабские украшения, чего им там разглядывать? Было б что удивительное, вроде диадемы с громадными камнями или ожерелья самоцветного в шесть рядов, может, и обратили бы внимание, а это… Мало ли чем бабы платья свои скалывают?

А ведь и когда Федор царем стал, не бывала при дворе Пронская. Может, потом? Когда Устинья в монастыре оказалась, выезжать она стала?

Думай, думай, вспоминай, ведь доходили весточки… Что Степанида о внуках рассказывала?

Первой внучка родилась, вторым внук… это помнит Устинья. Это как-то зацепилось! И точно было это уж после смерти Бориса. После того, как его не стало. Тогда боярыня Пронская первого ребеночка и ро́дила, не ранее, может, через год или два…

Что еще помнилось?

Точно!

Рассказывала Пронская, что надеется на хорошую партию для первой внучки, вроде как ее должны были с сыном Калитова сговорить. А боярин Калитов – не ровня Пронским, Степаниде до него не дотянуться век, хоть и трется она при царице. У него денег, что у дурака махорки, за то Калитой и прозван был. И вдруг породниться согласился? По его меркам, это как Устя за Михайлу бы замуж вышла. Неровня, вот и все тут. А больше ничего и не помнит она.

Нет, не помнит. И когда подумать, не рассказывала боярыня о невестке своей многое, не жаловалась, не ругалась, так упоминала мимоходом – и только-то. О сыне говорила много, о внуках…

Тем временем певчие отпели, что положено, жених с невестой к выходу направились, Федор на Устинью тоскливый взгляд бросил, да когда б Усте до него дело было!

Аксинья ее волновала куда как более. Еще и другое… вроде как у них с Михайлой до греха не дошло, но… жизнь супружеская – это не только кика рогатая на голове пустой, это еще и обязанности супружеские. А о них с Аксиньей говорил хоть кто-нибудь? С Устей точно не говорили…

Может, поговорить о том с боярыней Пронской? Устя бы и с государыней Любавой поговорила, да вряд ли кто ее слушать станет.

Нет, не получится, отмахнутся от нее сейчас, ровно от мухи назойливой, вот и все.

Ничего, потом наверстает она. Завтра уже… да, завтра никто ей перечить в глаза не посмеет, за спиной шипеть и гадить будут, но это уже совсем другая история.

* * *

Пир свадебный тоже роскошным был.

Молодые во главе стола сидели, Аксинья, правда, не ела ничего, разве что вино пила, Федор же за троих лопал, только брызги во все стороны летели.

Устя больше по сторонам смотрела, положила себе для приличия на тарелку крылышко лебяжье, да сидела, его по тарелке перекладывала, крошила на кусочки мелкие. Какая тут еда? Выпила бы она водицы ледяной колодезной, да воды-то и не подавали на пиру, а вина Усте противны были, они разум дурманят, а ей нельзя. Никак нельзя…

Вот к отцу боярин Орлов подошел, говорили они недолго, но отец разулыбался, на Устинью довольный взгляд бросил. Тут и гадать не надобно, Орлов за спасение дочери благодарен, когда б не Устя, померла боярышня. А сейчас и жива осталась, и Борис по секрету Усте шепнул, что уж сговорили боярышню. За боярича Изместьева, а это партия выгодная, разве что свадьбу отложили до осени, покамест не оправится боярышня от яда смертельного. Но Адам Козельский ее осматривал, сказал, что все хорошо будет, только с ребеночком бы боярышням год подождать. Обеим.

Тут и Устя с ним согласна была.

Яд сильный был, пока не восстановятся боярышни, обе, лучше не рожать им. И плод они скинуть могут, и даже когда ребеночек ро́дится, не будет у него здоровья.

А… ей? Ей – рожать можно ведь!

Она хочет от Бори ребеночка?

Устя на царя посмотрела, голова закружилась чуточку. Вот от него. От Бориса. От любимого мужчины, ребеночка под сердцем носить, на руки взять, к груди приложить – хочет?

И такой волной тепла ее затопило… ради такого она и долг супружеский стерпит. Хоть и говорили бабы в монастыре, что это не боль, а радость вовсе даже, Устя в то не верила. Может, для мужчин так-то и есть, это для Устиньи все болью да тоской оборачивалось? Наверное, так, все ж Федор после опочивальни завсегда довольный был, а она ног не таскала. Ну и пусть, ради Бори потерпит она что угодно! И… и делать ничего не станет! Ни травы пить, ни дни считать, ни времени спокойного ждать. Пусть ребеночек будет!

Наконец, проводили молодых в опочивальню.

Устя, пока отвлеклись все, из-за стола улизнула, за ней и Агафья Пантелеевна выскользнула. По коридорам дворцовым они словно две тени промелькнули неслышно, только в горнице Устиньиной волхва рот открыла:

– Права ты, внучка. Не знаю, откуда родом мать царицы, но и она ведьмой была, и сама Любава – ведьма. Только слабенькая очень, вот ведь как! Хлипкая она совсем, ей разве что в травницы подаваться да от тараканов избы заговаривать. И то, поди, кипяток по углам лучше с тварями ползучими справится. Ведьма она, да бессильная, а оттого злая вдвойне. И кое-что на ней есть, не сказала бы ты, я и не углядела бы. Закрывается она от чужого взгляда, ей и хватает. Сил-то, считай, и нет у нее…

– А Федор?

– А вот тут самое интересное и начинается. Ты такое и правда не видывала, и понять не могла, а я приметила. Гореть мне на этом месте, ежели и Любава, и сынок ее – не от ритуала черного на свет появились. Когда рядом они, сравнить можно, прикинуть – верно ты догадалась. Поодиночке не видно так-то, а вот когда вместе их увидишь, сразу и понимаешь, что гадина гаденыша породила.

– И Любава тоже ритуальная?!

– И Федор, и Любава. Когда б можно было, показала я тебе, как это увидеть, да не ко времени. И ведьма, и патриарх рядышком, и дело в храме… сама-то посмотрела я, а уроки давать не получится. И что самое интересное, бесплодна царица-то! Не могла она сына зачать, по всему – не могла, а вот он! Есть и есть будет! Чужие жизни заедать…

Устя невольно пальцами по столу забарабанила.

– Бабушка, а как возможно такое?

– Вот так, когда жизнь на жизнь поменяли, и получается. Мать Любавы, судя по всему, ведьмой сильной была, она точно могла такой ритуал провести, вот и родилась у нее доченька.

– А Любава сама?

– Ежели Федор на свет появился, то и она могла. Или ей провел кто-то. Она все ж слабенькая, верно, брат сильнее был, он и помог.

– Боярин Данила?

– А ты сама подумай, когда они брат да сестра, а Любава старшая и ритуалом черным на свет появилась, так и брат ее тоже от ритуала зачат был. А когда мать его ведьма, то и он тоже колдуном получился. Книжным, конечно, не природным, а слабым или сильным, не ведаю, не видывала я его, но ежели ритуал провели… сильная ведьма его сама для себя проведет и для другого может.

– Но тогда… ежели Любава слабая, да от ритуала, и Данила от ритуала – он еще слабее быть должен?

– И то верно. Значит, и еще кто-то есть, третий, покамест нам неведомый.

– Искать гадюку надобно, бабушка. Значит, было колдовство черное, запретное. А Федор теперь тоже ритуал проводить должен? Чтобы ребеночек у него был?

– Или он, или для него кто другой – неважно. Сам по себе он ребенка не сделает.

– А ежели от такой, как я или Аксинья?

Задумалась Агафья.

– Зачать может, наверное. А только или плод мертвый будет, или скинешь ты его – не получится от него родить. Сам по себе с девками он быть может, а вот род свой продолжить не сможет он.

– Только после ритуала ребенок живой от него появится?

– Более того, даже проведет для него кто ритуал, ребенка его выносить будет очень тяжко. Тут права ты – женщина нужна будет с сильной кровью, а рядом с ним две таких, ты и Аксинья…

Устя кивнула.

Почему-то так она и думала.

– А боярин Утятьев что?

– Дочь его не видела я, а боярин человек самый обычный. Нет в нем никакой силы, ни спящей, ни в крови растворенной, ничего от него ждать не надобно. Не знаю, за что они титул получили, но причин может быть множество, чего уж сейчас разбираться, старые кости тревожить?

Устя кивнула задумчиво.

Значит, Анфиса Утятьева Федору не подошла. Да и так понятно, была б в ней хоть кроха силы, Федора бы в такой приступ не сорвало.

Памятна Устинье была та ее жизнь, черная, в которой приходил к ней Федор, клал на колени голову, и надо было его обнимать и гладить. Ей после такого завсегда тошно становилось, а он уходил, как водицы живой напившись, сил насосавшийся… клоп гадкий! И приступов у него опосля не было, что верно, то верно.

Когда он уезжал надолго – случались, а рядом с Устей – нет.

– Бабушка, вернулся ли Божедар?

– Вернулся, Устенька.

– Попроси его, пожалуйста, пусть узнают все возможное про мать Любавы. Чует мое сердце, неладно там… вроде бы и ясно все: вот Любава, вот брат ее, но кажется мне, что мало узнали мы. Слишком мало. Расспросили слуг боярских и успокоились, а ведь и до замужества была у нее жизнь? Мало ли кто был в той жизни?

Чутью Устиньи Агафья доверилась.

– Хорошо, все узнаем, дитятко. А покамест – завтра бы день пережить.

Устя кивнула.

– Бабушка, еще одно. О Пронских узнайте, что только возможно. О боярыне Пронской.

– Степаниде?

– Нет, о молодой боярыне. Не знаю, как зовут ее, а только кажется мне, что и она как-то тут связана. Ты к ней не приглядывалась?

– Даже и не подумала, на Любаву смотрела, на Федора, некогда мне по сторонам глазеть было. Так, взором прошлась… Ты думаешь, с ней неладно – или в ней?

– Не знаю я, что и думать. Не нравится она мне, а что неладно – не знаю я.

– Хорошо, Устя, расспросим да и знать тебе дадим. Покамест же осторожнее будь, вдвое, втрое. Завтра у тебя врагов вшестеро прибавится, вдесятеро.

Устинья это и так знала. Но ради Бориса – пусть враги прибавляются! Она их всех похоронит!

* * *

Аксинья и свадьбу-то свою запомнила плохо. Когда б сказали ей, что всему виной капелька дурманного зелья, кое подлила ей царица Любава, так и не поверила бы.

Но и зелье было, и смотрела она на все, ровно через толстое стекло.

И даже когда они с Федором вдвоем остались, не испугалась она ничего, словно не с ней, с кем-то другим все происходило.

На ком-то другом платье рвали, рыча от злости, с кого-то другого рубашка в угол улетела, и потолок над кем-то другим поплыл, и почти не больно даже, просто подушка почему-то горячая и мокрая, как и ее щека…

И Федор, получив свое, отстраняется, довольно падает рядом и тут же засыпает.

Аксинья – не Устинья, но похожи две сестры, в полусумраке спальни, в зыбком пламени свечей, что одна, что вторая – почти едино ему. Главное – кровь, одинаковая у обеих девушек.

Аксинья медленно встает с кровати, обмывается из кувшина, неловко проливая воду на пол – и съеживается на лавке.

Ей больно, тошно, страшно и одиноко. И даже дурман этого не смягчает.

Не так ей мечталось, не так думалось, не то было с Михайлой, от его поцелуев голова плыла, сердце замирало сладко, а тут все тошно, страшно, и болит все сильнее, и пятна синие на запястьях, на бедрах – намеренно грубым Федор не был, просто не думал ни о ком, кроме себя.

И ноет что-то внутри.

Болезненное, беспомощное, словно струна натянулась и вот-вот лопнет…

Аксинья не понимала, что происходит, а все просто было. Первая кровь женщины пролилась, утрачена ее невинность, которую отдала она Федору и которая связала мужчину и женщину. С Михайлой – это так, игрушки были, а вот сейчас все всерьез, и связь между мужем и женой образовалась. Ущерб Федора теперь ее силой заполнялся, ей приходилось мужа поддерживать. А что не знала она, не понимала происходящего, так с неопытной еще и лучше тянуть силу, потому как легче и проще.

Федор на бок повернулся, руки протянул, жену рядом не нащупал и глаза открыл.

Подошел, сгреб Аксинью в охапку, перетащил на кровать, ну и еще раз долг отдал, зря тащил, что ли? Потом пригреб ее к себе поближе, как была, и, не слишком заботясь об удобстве жены, снова засопел. Только уж теперь выбраться не получилось у женщины.

Аксинья лежала и тихо плакала. И старалась не шевелиться, потому что дурман развеивался окончательно, а боль нарастала. И внутри, и снаружи…

За происходящим в спальне наблюдали двое. Не из любопытства, а надо так было. Ежели Федор и эту удавит… или, что хуже, с ним припадок случится, помогать надо будет – они мигом придут. Но не пришлось.

Ведьма еще раз спящего Федора осмотрела, кивнула, глазок закрыла.

– Отсюда плохо видно, но мне кажется, установилась привязка. Первое время им бы лучше рядом побыть, потом уж легче им расставаться будет. Но девка слабенькая, надобно кого посильнее, этой не хватит надолго.

– Сестра ее посильнее, да там покамест не получится ничего. – Платон недовольно бороду огладил.

Ведьма только плечами пожала:

– Значит, еще кого искать будем. Феде сейчас полегче будет, вот ребеночка… не знаю, получится ли. Там придется кого-то из родственников Аксиньи… отец или брат подойдут.

– Брат, – кивнул Раенский. – Не сразу, конечно, месяца через два или три, как привязка установится.

– Хорошо. Что для ритуала нужно, все приготовлю. – Ведьма платок поправила и к выходу развернулась.

А что? Все необходимое она уж увидела, а остальное ей и не надобно. И так неуютно ей на свадьбе было, ровно чей-то взгляд спину сверлил, пристальный, холодный, как клинок меж лопатками уперся.

Кто?

У кого она подозрения вызвала?

Выяснять надобно. И – устранять. Ни к чему человеку с такими подозрениями на белом свете жить. Она поможет.

* * *

На рассвете в церкви, считай, никого и не было.

Патриарх лично.

Семья Заболоцких – вся, кроме Вареньки маленькой и Аксиньи.

Боярин Пущин.

И самые главные люди – жених да невеста.

Борис и Устинья.

Боря невесту к алтарю вел, в нарушение всех правил, а Устя ровно от счастья светилась под покровом легким, кружевным. Вот уж не знала она, что получится, когда кружево плела, а вышел для нее покров: легкий, летящий, снежный…

Патриарх и сам улыбнулся невольно.

Не женятся так цари-то. А только видно, что у этих двоих счастья да любви куда как побольше будет, чем у Федора с Аксиньей. Там и жених стоял, ровно гороха наевшись, и невеста пошатывалась, глаза у нее тоскливые были, а тут оба светятся.

И государь – уж и не думал Макарий, что с такой теплотой Борис на невесту смотреть будет. Но тут явно не только расчет, хотя и он оправдан.

Заболоцкие – род не слишком богатый, но древний. И не слишком многочислен этот род, многое для себя не попросит, а государя поддержит. А еще Федор на Аксинье женился…

Ох, не нравился патриарху этот брак, но Любава настояла, надавила. А вот сейчас венчал он царя и внутренне понимал – все хорошо, все правильно, и на сердце легко и приятно было.

Наконец, последние слова отзвучали, Борису невесту поцеловать разрешили. Государь покров приподнял – и к губам невесты потянулся, а та руки ему на плечи положила, навстречу приподнялась – и так у нее глаза сияли…

Любит она его.

И Макарий поневоле взмолился Господу. И не думал он, а вот само как-то вырвалось.

Господи, спаси их и сохрани! Долгих лет им и детишек побольше!

* * *

Пира тоже не было, молодые в покои государевы прошли, к изумлению всех встречных. А и то – идут по коридору ни свет ни заря двое, рука об руку, государь и боярышня Заболоцкая, и лица у них счастливые… в покои государевы прошли – и там заперлись.

И как понимать такое?

И Борис еще охрану у дверей поставил и приказал никого не впускать! Хоть тут бунт под дверью развернется – гнать всех нещадно, хоть с оружием, хоть в пинки и тычки.

Стрельцы переглянулись, но на охрану встали, бердыши скрестили.

Потом уж, минут через пять, боярин Пущин пришел, Егор Иванович. Его стрельцы любили и уважали за справедливость и кулак тяжелый, спрашивать не решились, да боярин и сам все объяснил, улыбнулся хитро:

– Государь только что с боярышней обвенчался. Вот и не надобно мешать им.

Едва бердыш подхватить успел, а то бы грохнул тот об пол не хуже колокола. Второй стрелец крепче оказался, удержал оружие, но челюсти оба уронили. Полюбовался боярин на зрелище, головой покачал:

– Рты захлопните. Чего удивительного-то? Отбор для царевича был, так и государь себе кого присмотрел да брату выбор давал, не женился. А как обвенчали Федора, так и государь тянуть не стал. Чай, две свадьбы подряд – много, и так похмелье у всех лютое будет.

Стрельцы переглянулись, потом один все ж решил вопрос задать:

– Говорят, старшая боярышня Заболоцкая того… порченая? В обморок она упала на смотринах, оттого и царевич на сестру ее польстился?

– Не упала, а договорились они поступить так, чтобы Федор мог младшую сестру выбрать, – не сильно покривил против правды боярин. Устя от Бориса таить не стала ничего, а Борис Егору Ивановичу рассказал. Считай, и не соврал боярин Пущин, лишь не уточнил, кто и с кем договаривался.

– А-а…

Особо ничего стрельцы не поняли, ну да боярин на то и не рассчитывал.

Он сплетню кинул, Илья Заболоцкий добавит, а дальше люди и сами управятся. Таких кренделей небесных наплетут – куда ему? Еще и сам будет слушать да удивляться…

А пока он Борису чуток времени выиграет. Пусть у них с женой хоть пара часов будет наедине, потом-то кошмар начнется.

Боярин даже поежился чуток и проверил кусочек воска в кармане.

Как самый крик да лай пойдет, надобно будет уши залепить потихоньку. А то болеть потом будут… он и на заседаниях думы Боярской так поступал, когда визг поднимался, вот и сейчас надобно, чай, уши свои, не казенные…

А визг точно будет, или он царицу вдовую не знает. Интересно, доложили ей уже?

И боярин приготовился ждать визит Любавы. Пропустить такое? Да век он себе не простит, это ж какое представление будет! Можно будет потом и внукам рассказывать!

* * *

Борис и Устинья друг на друга смотрели, никто первый шаг сделать не решался. Потом Борис руку протянул, жену к себе привлек, Устя вперед подалась, доверилась безоглядно.

Вот она я, вся твоя, что хочешь, то и делай со мной, люблю я тебя!

Люблю, без меры, без памяти… столько лет оплакивала, столько лет о тебе безнадежно думала, теперь, когда мечта сбылась, ничего не страшно уже…

Ан нет. Страшно.

Мечты лишиться.

А остальное – пусть кто другой боится.

Борис о ее мыслях не знал, только губы розовые, приоткрытые совсем рядом были, и как тут удержаться? Он и поцеловал девушку, и еще раз, и еще… и отклик почувствовал, и ручки маленькие по его груди заскользили… Утро?

А кому важно, утро или ночь?

Важно, что между двумя людьми происходит, словно молния ударила, обожгла, опалила, воедино слила – где чье дыхание? Где чьи руки? Чье сердце бьется так отчаянно, чей стон прозвучал в полусумраке спальни?

Неважно это уже.

Все равно двое на кровати стали единым целым – и это правильно.

А когда стихли последние вспышки молнии, сняла Устинья с себя коловорот, подарок волхва, да мужу на шею и повесила.

– Не снимай никогда, Боренька. Он тебя от беды убережет, мне минуту лишнюю даст, случись что.

Боря кивнул, ладошку супруги поцеловал.

– Устёна… счастье мое нежданное.

– Боренька…

И столько света в серых глазах было, столько ласки да любви, что не удержался государь. Поцеловал ее еще раз, и еще… Не ждал он такого, не гадал, а получилось вот!

Устёнушка…

* * *

Как волна сплетня пошла по терему, побежала от человека к человеку. Зашептались, зашушукались по углам люди, дошло и до Любавы.

Та спервоначалу рукой махнула:

– Бред все это!

– Не знаю уж, как бред, государыня-матушка, – боярыня Пронская на своем стояла, – а только Иринка, Матвейкина дочь, сама видела, как вел государь боярышню Устинью в покои свои!

– И что?

– И про жену боярин Пущин стрельцам сказал! Анька на тот момент рядом была, она и услышала…

Любава только головой помотала. Не могла она себе такого даже представить, это ж… это ж стольким ее планам крах придет! Как в такое поверить? Думать о таком и то страшно: чтобы Борис на такой бабе женился, бабе сильной старой крови! Она ж Федору нужна! И Любаве нужна – а тут все их планы рухнули враз! Нет, нельзя в такое поверить!

– Лжу молвишь! Не мог Боря так с братом поступить!

Степанида только руками развела:

– Казни, государыня, когда так, а что слышали девки, то и передаю.

Любава брови сдвинула:

– Сейчас сама схожу к пасынку да разберусь, чтобы не мололи пустое, не трепали языками грязными честь государеву.

О боярышне промолчала Любава, другое подумала.

Свадьба?

Да какая тут свадьба быть может, Борис с Устиньей и словом, считай, не перемолвился, взгляда не бросил лишнего, не то что на боярышню Данилову, но ту устранила она. Значит, когда не свадьба, то блуд промеж ними?

А и такое быть может, государь захотел да и взял, ничего удивительного. Отец его на такое способен не был, а вот у государя Сокола, говорят, кроме жены законной еще шесть наложниц имелось, и все довольны были. Что ж, Любавины планы это не сильно нарушает. Девственная кровь мужа с женой связывает, а только и иначе привязать бабу к мужику можно, и ритуал на то есть, не пожалеет, чай, для своих-то…

Феденька расстроится, конечно, что не первым он станет у зазнобы своей проклятой, ну так порченую-то девку и замуж не позовут, и останется она при сестре в приживалках. Борис на ней точно не женится, и выбора не будет у Устиньи. Федор и попользуется, ну и Любава тоже. Авось как обломают мерзавку, так посговорчивее будет, гадина!

С тем государыня и направилась к покоям пасынка.

Неладное она на подходе почуяла: сидит неподалеку от дверей государевых на табурете резном боярин Пущин, щурится лукаво, смотрит дерзко.

– Пожаловала, государыня?

И вопрос так задан, с такой подковырочкой, что Любава аж зубами скрипнула. Не любит ее старик этот, ой как не любит, может, и стоило его раньше извести…

– Чего удивительного, Егор Иванович, – улыбнулась приторно, пропела любезно. – Сплетни да слухи по палатам поползли, пасынка моего опорочить вздумали, подлость ему приписывают, будто он любимую Феденьки к себе уволок.

– Не бывало здесь Аксиньи Алексеевны. – Боярин ухмыльнулся, белыми зубами из бороды густой сверкнул. – С мужем она любимым да любящим. Это тебе соврали, государыня, прикажи пороть мерзавцев нещадно.

Любава аж зубами заскрежетала.

Уел, мерзавец! Не скажешь ведь, что Феде та Аксинья – замена жалкая…

– Устинья Алексеевна зато была, а ведь сестра она Аксинье, Феденьке свояченица.

– А-а… ну, когда о государыне Устинье Алексеевне речь, так верно все, была она, только беспокоить не велено, почивают они с супругом.

Егор Иванович издевался в удовольствие. Ух, не любил он государыню Любаву, его б воля – гнал бы он ту девку со двора во времена оны, плетьми гнал! Отца опутала, теперь до сына добирается, паразитка… Ужо он ее! Хоть словами, когда за кнут взяться не дозволено.

– Государыне?!

И так это прозвучало – гадюка б прошипела ласковее. Любава глазами в боярина впилась: хитер гад да умен, не оговорится он так просто, а значит… что?!

– За супругу свою я отвечу, Егор Иванович. – Борис тихо говорил, да отчетливо.

Любава развернулась, вскрикнула невольно от отчаяния, руку ко рту подняла.

Стоят перед ней двое, за руки держатся и смотрят так… Не соврали языки змеиные, ни словечка лжи не прошипели. Сразу видно, муж и жена это.

Борис плечи расправил, смотрит соколом… Вот ради этого и хотела Любава, чтобы Устинья Федору досталась, и лучше бы нетронутой. Так бы она всю силу мальчику отдала, помогла бы матушка, а сейчас уж, и случись меж ними чего, не достанется Феденьке ни единой искорки.

Сразу видно – все в Бориса влилось, да по доброй воле, да от всей души… дуры влюбленной!

Не смотрят так на супруга, только на любимого такой взгляд бывает, светлый, ясный, сияющий. И видно Любаве, что от Устиньи ровно облачко серебристое тянется, Бориса окутывает, лечит, ласкает… Все, что Маринка из него выпила, ему теперь втрое вернулось.

И Борис на супругу смотрит с любовью. Может, и сам не понял он, а только не похоть в его взгляде, как с Маринкой было, – любовь. Желание защитить, уберечь, собой закрыть – считай, один шаг ему до осознания остался, легко он его сделает.

Теперь Феде и надеяться не на что. И ритуал не поможет. Ежели б хоть не любили они, не была та любовь взаимной… бесполезно. Таким-то все колдовство побивается. Не получит от Устиньи Федя ничего, хуже яда для него теперь эта девка.

Как же…

Любава и сказать ничего не успела, за ее спиной хрип раздался:

– Супругу?! С-супругу?!

Федор по стене оседал, и лицо у него черное было от прилившей дурной крови. Только в этот раз Устинью ему на помощь и не потянуло ничуточки, она только вторую руку на запястье мужа положила, Борису улыбнулась:

– Может, Адама пригласить, любый мой? Пусть посмотрит молодожена, не хватил бы его удар… с маменькой вместе?

Эти слова для Любавы последней каплей оказались. Не привыкла она к такому-то… свиньей дикой завизжала:

– ГАДИНА!!! Предательница, ненавижу тебя, стерва такая подлая…

Борис брови сдвинул, но Устя и слушать не стала, и ругаться тоже.

– Не надо, не гневайся, Боренька, больной она человек, мачеху твою бы к людям знающим…

– В монастырь Оскольский, – тихо-тихо подсказал боярин Пущин, и Устя за ним громко уж повторила^[97].

Борис и спорить не стал, мачеха ему всегда поперек шерсти была, а тут сама и подставилась, как случаем не воспользоваться?

– Как скажешь, милая. Адам, наконец-то! Помощь окажи моей мачехе и брату единокровному, сам видишь, нервы у них шалят. А ты, боярин, патриарху скажи, пусть в монастырь отпишет, все ж царица к ним поедет, не чернавка какая, пусть приготовят все честь по чести.

Этого уж вконец не выдержала Любава, такое завизжала черное, что, когда б Адам Козельский ей в рот не влил ложку опиума, стекла б трескаться начали от чувства ее.

Федор так на полу и сидел. И видела Устя, что ночь с Аксиньей ему на пользу пошла, он ровно более цельным стал, спокойным… только теперь уж не стал, а был. Много из него дурной желчи выплеснулось, лицо все багровое, глаза навыкате, на шее жилы вздулись – дотронуться страшно, чудится, лопнут сейчас и из них не кровь – желчь брызнет черная, ядовитая.

– Устя…

То ли крик, то ли стон… Устя на него смотрела через сияние любви своей, и каким же Федор ей ничтожным казался.

– Я мужа своего люблю, Федя.

Вспомнил Федор их разговор – и по горнице вой звериный разнесся. Может, и кинулся бы али сказал чего, да Адам и до него со своей склянкой добрался, влил и ему ложку. Такой дозой опиума быка уложить можно было, так что и Федор поплыл, расслабился.

– Нехорошо такое людям видеть, – боярин Пущин головой покачал. – Давай, государь, я его к супруге под бочок отнесу, пусть она о нем и заботится. Да и вдовую государыню хорошо бы покамест чьим заботам поручить, неладно с ней, сильно неладно.

Борис и сам это видел.

– Макария прикажи позвать, Егор Иванович. И пусть боярыня Пронская за государыней приглядит, авось опамятуется мачеха моя. Разошлись, ишь ты… Устя моя им не по нраву!

Егор Иванович только поклонился, а слова свои прикусил тщательно, чтобы наружу не вылезли.

Не по нраву, государь? Ошибаешься ты, да и сам то поймешь скоро. Федор ее любит, а у царицы планы на супругу твою были, правильно ты гадину эту из дворца, наконец, убираешь, раньше надобно бы, ну так хорошее дело никогда сделать не поздно.

И подальше ее, и в монастырь, там настоятельница – родня Егора Ивановича по матушке, не откажет авось родственнику. Не вырвется оттуда змеица подколодная, не ужалит, матушка Матрена за ней в тридцать глаз следить будет!

А и поделом ей, гадине!

* * *

Борис хотел делами государственными заняться, Боярскую думу созвать… да и звать-то не надобно, считай, все в палатах государевых оставались после пира вчерашнего. Но и Устю от себя отпускать не хотелось ему.

Устинья сама решила:

– Боренька, когда дозволишь, ты бы делами занялся, а я за ширмой посидела, рядышком.

– Скучно тебе, поди, будет, Устёна?

– А я книжку возьму с собой, почитаю немного, вот время и пройдет.

Борис и сомневаться не стал.

– Когда так… пойдем, выберешь себе книгу, да и посидишь. Не хочу я с тобой разлучаться, даже ненадолго.

Устя к мужу прижалась, улыбнулась ему ласково. О причине говорить не стала, ни к чему. А просто все. Сейчас Борис от ее силы все получает, ровно пуповина между ними. Первая ее кровь связала мужчину и женщину, и она что может – все ему отдает. Оттого и хорошо ему, он восстанавливается.

Оттого и ей хорошо – не тянут из нее жилы, все по доброй воле она отдает, все с радостью, не так, как с Федором. А добром отданная сила втрое прибывает.

И… оказывается, не врали в монастыре бабы. Сладко это, когда с любимым и единственным, по-настоящему хорошо, и звезды днем увидеть можно.

Устя чуть покраснела, вечера ей дождаться тяжко будет, а потом Борис ей библиотеку показал.

– Выбирай, что пожелаешь…

Устя вдоль полок прошлась, на лембергском книгу выбрала, пьесы из новых, в монастыре таких точно не было. На мужа посмотрела:

– Можно?

– Ты на лембергском читаешь, Устёна?

– На лембергском, франконском, джерманском, ромский знаю, латынский, вот с грекским хуже всего покамест, читать на нем сложно мне, разговаривать тоже с трудом могу.

– Да ты у меня сокровище настоящее! Отец тебя обучать приказал?

– Илюшке учителей нанимали, а я подслушивала, сама повторяла, нравится мне учиться. – Устя улыбнулась стеснительно. – Языки учить несложно, интересные они.

– Наших детей учить будешь?

Устя вся покраснела, от ушей до кончиков пальцев ног горячая волна пролилась.

Детей…

А ведь и правда, от любви дети и случаются, и сейчас об этом особенно ясно думалось, когда узнала она, что такое любовь, что такое счастье…

– Буду, Боренька, буду…

– Пойдем тогда, радость моя. Покамест бояре соберутся, я тебя как раз устроить успею поудобнее.

Устя и не возражала.

Главное – поближе к мужу быть. И…

– Не снимай коловрат, родной мой! Жизнью своей прошу – не снимай.

Боря в глаза серые посмотрел, кивнул:

– Если только с головой снимут. Слово даю.

И Устя выдохнула, чуточку легче стало ей. Словно облако рассеялось над головой.

– Идем, Боренька.

* * *

Аксинья на кровати сидела, плакала тихонько.

Больно было и снаружи, тело все болело, но и душа болела, ее ровно судорогой сводило. Тоскливо, тошно, тяжко ей… Почему так?

Когда Федора ровно мешок внесли да на кровать сгрузили, Аксинья и не поняла сразу, что случилось. Только осознала – неладно что-то.

– А… что?..

Вопрос и тот задать не смогла, Адам Козельский замешательство ее понял, сам ответил:

– Когда царевич о свадьбе брата узнал, в буйство впал, пришлось его зельем сонным напоить. Как очнется, пить ему давать надобно, я кувшин оставлю и помощника еще пришлю. И выходить ему покамест нельзя, государь огневался, приказал брату у себя побыть.

Аксинья про свадьбу услышала, головой замотала, с трудом слова осознавала она. А все ж новость-то какая! Даже равнодушие ее не выдержало.

– Государь… женился?

– На сестре твоей, Устинье Алексеевне Заболоцкой. Государыня Устинья теперь у нас. – Адам, который Аксинью еще с первой встречи на ярмарке недолюбливал, щадить бабу не стал, резанул наотмашь, как хороший лекарь и должен. – Сегодня и обвенчались на заре.

И привычно полез за склянкой с опием, когда взвыла уже и Аксинья, забилась в истерике, едва мужа своего законного с кровати не снесла.

– Устька… гадина!!! НЕНАВИЖУ!!!

Да что ж с ними такое-то?

Придется помощника в покоях царевичевых оставить, пусть и мужа отпаивает, и жену… чего их разобрало-то так? Женился Борис – так что же? У них позволения не спросил, вот ведь еще чего не хватало государю! Нет бы порадоваться, что двое людей счастье свое нашли…

Ладно-ладно, знает Адам про чувства Федора, про них, почитай, весь дворец знал, ну так ты ж на другой женился, чего тебе еще надобно? Чтобы о тебе вздыхали всю жизнь?

И за брата бы порадовался, уж рядом с государыней Мариной Устинья Алексеевна – сокровище истинное, ровно алмаз драгоценный, хорошо, что разглядел ее государь. А ты…

Все вы! Ни радости, ни понимания, только злоба наружу лезет ошметьями грязными, ядовитыми.

Какая родня-то бывает гадкая! Смотреть на них и то с души воротит!

* * *

Заседание думы Боярской быстро началось, Устя едва за ширмой устроиться успела. Распорядился Борис, ей кресло поставили удобное, на столик рядом кувшин с водой принесли, заедки разные, орешки да сладости… Устя книгу открыла, но не пьесы ее внимание занимали. Тут перед глазами куда как интереснее действие разыгрывается.

Бояре собирались, шушукались, кому уж донесли о свадьбе государевой, кому не успели еще насплетничать, но Борис и сам тянуть не стал:

– Поздравьте меня, мужи честны́е. Сегодня на рассвете повенчались мы с Устиньей Заболоцкой, царица у меня теперь есть.

Тишина повисла.

Переглядывались бояре, думали, и не все о добром, о хорошем. Молчали… ждали, кто первый рот откроет. Оказалось – боярин Мышкин:

– Не любо, государь! Взял ты девку худородную, да еще, говорят, больную – к чему? Была уж одна такая… Не любо нам!

Когда б не открыл Фома рот, может, и сложилось бы иначе. А только крепко Мышкина в последнее время не любили, мигом укорот дали!

– Помолчи, отродье змеиное! – Боярин Орлов спускать отравление дочери никому не собирался. Да и государю благодарен был, и Устинье тоже… – Здорова боярышня, и деток крепких государю ро́дит! Лекарь ее осматривал, как и всех невест… гхм! Когда пировать-то будем, государь?

– Сегодня и будем, Кирилл Павлович, чего тянуть? Всех вас, бояре, на пир приглашаю, рад буду.

– И то! – Боярин Васильев опомнился да подхватил речь: – Совет да любовь, государь, кого б ни выбрал ты, а мы, слуги твои верные, тебя завсегда поддержим.

– Хорошо сказано, – боярин Пущин посохом об пол треснул. – Любо!

– А и то! – Боярин Репьев присутствующих обвел добрым взглядом, ласковым таким, в котором дыба заскрипела да железо каленое звякнуло. – Все мы боярышню видели, все одобрили. Хорошо ты, государь, выбрал. А вот что пир не устроил, мы попомним еще, «горько» не кричали, невесту не продавали… Непорядок!

Устя за ширмой к глазку приникла, на бояр смотрела, отмечала, кто за них, кто против.

На боярина Раенского посмотрела. Сидит Платон Раенский, ровно слив незрелых наелся. И живот у него крутит, и бежать бы ему, и нельзя, и тошно ему все слушать…

Оно и понятно, сегодня все планы их рухнули.

А вот боярин Пронский спокоен, не волнует его происходящее, сидит, разве что не позевывает. У него взрослых дочерей нет, ему и не важно, на ком государь женился.

Хм-м-м-м?

Так что же с супругой его неладно? Отчего получилось так? Вроде и не первый год женаты они, а детишек нет? Странно это…

Устя смотрела, бояре разговоры вели, потом Боря отпустил всех, часа два уж прошло, ширму в сторону отодвинул.

– Не утомилась, радость моя?

– Что ты, Боря! Интересно очень. И книжка тоже интересная… Ты еще мне так посидеть позволишь?

– Обещаю, Устёна, сиди, когда интересно.

– А спросить у тебя можно кое-что? Боярин Изместьев за что на тебя обижен? Вижу я, недоволен он, а что не так, и не пойму…

– Это давняя история, не на меня он обижен, на отца, а мне по старой памяти откликается…

Боря рассказывал, а сам думал, что повезло ему.

Марине он и не говорил о таком, и не волновало ее ничего, кроме самой Марины. То о внешности своей говорила она, то о нарядах, то в кровать тащила его.

А вот так, чтобы поговорить, чтобы тепло и хорошо ему рядом с женщиной было…

Никогда с ним такого не случалось, так что Борис просто радовался. Повезло ему с супругой, с ней не только в кровати хорошо, с ней и поговорить есть о чем, не просто она слушает – вникает, вопросы задает, и неглупые. Видно, не просто так сидела, орехи щелкала – слушала и думала.

Устёнушка…

* * *

Покамест пировали бояре, в покоях царицыных темно было, неладно да неласково. Все там собрались, кто к Любаве отношение имел, вся родня ее. Первой царица высказалась:

– Не прощу Бориске, не спущу ему! Такое у Феденьки отнять, это, считай, десять лет жизни сыночку моему отрезать! Помоги, сестричка!

Ведьма подумала, головой качнула:

– Покамест не надобно делать ничего.

– Как не надо?! – Любаву аж на кровати подбросило.

– А что ты сделать можешь? Даже когда изведешь ты пасынка, Устинью уж Федору не отдашь, позабавиться разве что. А силы от нее никакой не прибудет, поздно, все она другому отдает. Не будет Бориса, пусть его, но и Федьку привязать наново не получится.

– Совсем не получится? А Книга…

– Любава, ты меня и не слышишь ровно. Пируют сейчас бояре, а я подглядела, удалось мне царицу увидеть. Поздно, все поздно, Борису она все отдала по доброй воле, не будет его – выгорит баба, да и только. Что хочешь ты с ней делай, к Борису она себя привязала по любви, по доброй воле и намертво. Одна жизнь у них теперь на двоих, даже более того, все она сделает, чтобы его поддержать, собой пожертвует. Любит она его. Убить ты ее можешь, а пользы не будет.

– Пусть хоть так! Хоть душа моя успокоится!

– А когда так, чего нам торопиться? Сама подумай, скоро уж подарочек для пасынка твоего приедет, и он загнется, и треть Россы с ним – чего тебе еще надобно?

– Чтобы не просто сдох Борька, давно придавить надо было его, а чтобы еще помучился поболее!

Ведьма словам этим не удивилась, давно знала она, что государыня своего пасынка ненавидит люто, исступленно. За что? А за все и разом, только скрывает это хорошо.

– К примеру, могу я так сделать, чтобы болезнь ни его, ни бабу его не минула. Но это уж потом, когда болеть начнут, сама понимаешь, тут хоть на ведьм и не охотятся, а только не помилуют. Нет, не пощадят. Агосударь не свинопас какой, найдется кому разглядеть, подметить.

Любава о том знала, кивнула нехотя:

– Хорошо, сестрица, подожду я, сколько понадобится.

– Вот и подожди, ходи да улыбайся, месть – блюдо лакомое, которое холодным кушают, сама про то ведаешь.

– А монастырь…

– Нет, сестрица, тебе и правда злость в голову ударила. Кто тебя в монастырь отправит, когда Борьки в живых не будет? Потяни время, а там и сложится все…

Любава зубами заскрежетала, а крыть-то и нечем, во всем сестра права, куда ни кинь. И о Борисе права она, и об Устинье, а только как же обидно-то! Когда сопля какая-то все ее планы порушила, а Любава вместо того, чтобы по щекам ее отхлестать да за косу оттаскать, еще и терпеть будет, и улыбаться…

ГАДИНА!!!

НЕНАВИЖУ!!!

И так явственно это на лице ее отразилось, что поморщились присутствующие.

– Вытерпишь ли, сестрица?

Собралась Любава с духом, лицо руками потерла, глаза решимостью сверкнули ледяной, и было в ней обещание мучений страшных для ослушников.

– Недолго уж осталось, вытерплю…

* * *

Божедар на лембергской улице никогда не бывал, нечего там богатырю делать было. Нужны ему были те иноземцы триста лет в обед. Тьфу на них.

Грязные они, развратные, одеваются не пойми во что, то вши у них, то блохи, то болезни какие… Блох так вообще принято ловить и дарить друг другу в знак симпатии… Тьфу, облизяны заморские!^[98]

А вот пришлось – и явился для начала в трактир, кашу покушать, сплетни послушать.

Трактир богатырю не понравился.

Не то беда, что грязно, оно и в других-то трактирах так, а сделано все не по-людски. Вместо скамеек – табуреты, столы неудобные… Понятно, придирался богатырь, просто раздражало его все. Но где еще ему нужное разузнать?

Трактирщик пришел, Божедар ему мяса и вина заказал, серебряную монету на стол положил. Пузан в улыбке расплылся, полотенцем грязным стол обмахнул, так там еще больше мусора стало.

– Минуточку обожди, мейр, сейчас все готово будет!

Ждать чуть дольше пришлось, зато служанка, которая заказ принесла, едва из грязной рубахи с вырезом не вываливалась, всеми своими чумазыми богатствами. Богатыря чуть не стошнило, он-то раз в неделю обязательно в баньку, а эти ж не моются, немтыри! Выльют ароматную воду на платок – и протираются, какая тут чистота?

Воняет, аж мухи на лету падают.

Но богатырь внешне ничего не показал, вторая монетка за корсаж скользнула, подавальщица сразу заулыбалась так, что едва масло с лица не закапало.

– Чего мейр еще изволит?

Ясно, на что она намекает, только Божедару такое не надобно. Но…

– Не до радостей мне, красавица. Ты присядь, вина со мной выпей, не заругается хозяин твой?

– Не заругается. – Девка вина в кружку щедрой рукой плеснула, напротив села, грудь на столе разместила, как на блюде, на Божедара в упор поглядела. – Никак, беда у тебя?

– Не так чтобы беда, но и не радость. Сестра у меня… есть. Сбежала она недавно с иноземцем, вроде как, сказали, на Ладоге ее видели.

– Ох ты! А ты за ними, значит?

– А то как же? Это ж сестра моя, младшая, когда все хорошо у них да обвенчались честь по чести, пусть живут. А ежели блуд какой или бьет ее этот иноземец?

Это девушке было понятно. Она закивала и задумалась.

– Ох… я и не знаю, что сказать-то тебе… вроде как ни о чем таком я не слышала.

– А может, еще у кого узнать можно? Знаешь ведь, есть такие сплетницы, которые весь день сидят – уши за окно вывесят да языком молотят? Я бы с такими поговорил, а тебе б за помощь серебра перепало, когда ты меня сведешь?

Подавальщица подумала пару минут, но что она теряла? Дело оказалось легким и выгодным, нескольких сплетников она отлично знала, да все знали, от кого лучше спрятаться, чтобы на зубок не попасть, чего б и не посоветовать хорошему человеку да за хорошие деньги?

– Пойдем, я тебя к одной бабе свожу. Когда она не знает о сестре твоей, возвращайся, еще я тебя с другими сведу.

– Благодарствую, красавица.

Благодарность была подкреплена еще одной монетой, и девушка решила, что ей клиент нравится. Она бы и в кровати с ним не отказалась поваляться, но ладно уж! Тут и делать ничего, считай, не надо, а деньги платят! Красота!

* * *

– Матушка!!!

Не зря Любава рядом с сыном сидела, как только он в себя пришел, так и в припадок дикий сорвался, бешеный.

– МАТУШКА!!! УСТИНЬЯ МОЯ!!!

Понимал Федя, что теперь не добраться ему до любимой, не совсем же он дурак. А хотелось, безумно хотелось, оттого и бился он на кровати широкой, не помогала ему даже сила, у Аксиньи взятая, да и что той силы?

Любава на сына смотрела, конца припадка ждала… Потом надоело ей, поднесла к его губам скляночку малую.

– Глоток испей.

Федор повиновался привычно, это ж матушка, она ему худого не сделает. И верно, после зелья солоноватого легче ему стало, утихомирилась черная волна внутри… иногда себе Федор таким и казался. Оболочка человеческая, а в ней черная безумная волна, и вместо крови тоже тьма течет, и тесно ей, наружу она рвется, утихомириться не может… разве что от страданий чужих ей приятно, справиться с ней легче.

И с Устиньей рядом тоже…

И при мысли о любимой едва не забился снова в истерике Федор, хорошо, бдела Любава, пощечиной сына в разум вернула.

– Прекрати, так не вернешь ты ее!

А только вовсе уж Федор дураком не был.

– Никак не верну, любит она Борьку!

– И что с того? У нас, у баб, любовь – дело наживное: сегодня одного любим, завтра перед другим стелемся!

– Не Устинья…

– А ты думаешь, какая-растакая необычная зазноба твоя? Ничего в ней нового нет, Феденька, и меж ног у нее то же самое, что и у других! Так мы, бабы, устроены: когда выбора нет, сначала ненавидим, а потом и смиряемся, и себя убеждаем, что любим.

– Матушка?

– Когда на трон сядешь, все твои будут: и Устя, и сестра ее, и кто пожелаешь только. Слушайся меня – все я для тебя сделаю!

– Когда?! Обещала ты!

Любава нос наморщила, озлилась на сыночка сильно. Ах ты дрянь бессмысленная! Мало тебе?! МАЛО?!

Мать и так ради тебя бьется, все тебе дала, а тебе еще не хватает чего-то?! Да сколько ж можно-то?!

– Подождать придется. Ну так ты ж не думал, что сразу после свадьбы и Устинью в постель таскать будешь?

И уже по лицу сыночка видела – так и думал! Того и хотел! Когда б не женился Борис на Устинье, Федька бы ее уж назавтра в угол темный потащил… Ах ты ж скотина тупая! Хочу – и вынь, и положи тут, и в лепешку расшибись!

Поганец!

Вслух того Любава не сказала, улыбнулась многозначительно:

– Месяца два, сынок. Может, три подождать придется, потом все тебе будет.

Не волновали Федора другие бабы, а вот Устенька его, только его…

Борис украл ее, присвоил, подлостью овладел! Не может Устинья любить его, он же старше ее на сколько! Лет на двадцать, не менее? А любить только ровесника можно, и вообще, права матушка: когда не останется у Устиньи выхода другого, полюбит она Федора всенепременно!

– Матушка, а как и когда…

– Феденька, ты меня сейчас послушай. Скоро будет все, но чтобы подозрений не вызвать, чтобы хорошо у нас все сложилось, должен ты виду не подавать. Сможешь ли? Или уехать вам с Аксиньей лучше на месяц-другой?

Подумал Федор, к себе прислушался. Уехать? И вовсе Устинью не видеть, голос ее не слышать, вдали от нее быть? Не способен он на такое, лучше здесь терпеть да зубами скрипеть.

– Смогу. Постараюсь.

Любава сына по голове погладила, в лоб поцеловала сухими губами. Так-то оно лучше будет.

– Умничка ты у меня, Феденька, жаль, родился позже Борьки, а так-то из тебя лучший государь получится! Куда как лучший…

Который будет делать, что ему сказано, а не что захочется. Но о том промолчала Любава.

Федя мать по руке погладил:

– Ты у меня лучшая!

– Вот и ладно. Бери пока эту… – кивнула Любава брезгливо в сторону Аксиньи, благо та и не слышала ничего, и не видела, опием одурманенная. – А потом и Устя твоя будет. И полюбит она тебя всенепременно, как же тебя можно не полюбить?

– Благодарствую, матушка.

– Лежи, Феденька, и думай, хорошо думай…

Ушла Любава, а Федор и правда лежал, размышлял. И все меньше оставалось в нем симпатии к брату. Злоба в нем кипела, ядовитая, черная…

Ишь ты! Воспользовался! Подумаешь… женился Федя?! Ну так что же, мало ли на ком он жениться изволил, любит-то он одну Устинью и говорил о том не раз! А Борис обманом ей в доверие вкрался, подлостью… а то и вовсе приневолил! Он ведь царь, кто ему добром откажет? Небывалое дело!

И Устя, когда он ее от Бориса избавит, благодарна будет своему Феденьке! А как иначе?

Он ей зла не желает, он ее любит всей душой, а она… она сама сказала, что мужа любит! Му-жа!

Когда б Федор на ней женился, она бы Федора любила, на других и не глядела бы! И не будет! Все у них с Устиньюшкой ладно будет, когда он на трон сядет!

Понимал ли Федор, что сам себе лжет?

Что любит Устинья мужа своего по-настоящему, и не имеют для нее значения ни возраст, ни корона, ни прочие глупости, людьми придуманные, что с этих пор одна у них душа на двоих, одно сердце. Бориса не станет – и Устинья жить не будет.

Может, и понимал.

А только люди очень хорошо себе врать умеют. И верить в свои выдумки тоже, когда что-то их не устраивает. Вот Федору хотелось верить в лучшее, он и позволил себя убедить, и сам себе это повторил еще тысячу раз.

Все по его будет! Просто подождать надобно!

И поверил.

* * *

Повезло Божедару с первого раза.

Сплетницы есть везде, где люди обитают, а эта сплетница была еще и старой, и мудрой. И скучала, не имея возможности поделиться с кем-то, а уж когда ее послушать решили, да за хорошие деньги…

Красота, да и только!

Ханна Меннес с удовольствием посплетничала с красивым и почтительным мужчиной, сначала о том, что его интересовало, потом просто о жизни своей непростой, а там разговор и на современные нравы скатился. И дошло до интересующего:

– Ой, вот как сейчас помню: приехал он из Лемберга не один, а с девкой, да красивой такой, рыжей, грудастой, она потом за местного бо-ля-ры-на замуж вышла, имя у него такое еще интересное… Не один…

– Никодим?

– Именно! До чего ж красивая баба была, и дочка старшая вся в нее пошла… Сара, тоже рыжая такая, глазищи зеленющие…

Божедар и уши навострил:

– Рыжая такая? А это не швея ли, в конце улицы, зеленый такой домик? Я навроде видел?

– Нет, что ты, милый! У Сары дом хороший, из камня выстроен, зять ей поставил на месте старого. У нее ж тоже дочь, да одна, вот и она замуж за местного вышла. Матери предлагала с собой уехать, у зятя пожить, да та с места сорваться не решилась.

– За местного?

– Тоже бо-ля-рын, – забавно произнесла мейра сложное для нее слово. – Фамилию его не помню, сложные они у россов.

Божедар подумал минуту.

– А выходила-то как? По вашим обычаям али по нашим? Ей же веру менять надобно было?

– Вроде как по вашим, и веру поменяла она, Сара еще рассказывала, что дочка в церкви крестилась, в той маленькой, которая через улицу.

Богатырю того и надо было.

В ту церковь он и наведался, оттуда и вышел через полтора часа с записью о крещении и венчании. Раба Божия Ева Беккер, дочь Сары Беккер, была крещена именем Евлалия и вышла замуж за боярина Пронского.

(обратно)

Глава 2

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Какое оно – счастье?

Очень хрупкое, словно пыльца на крыльях бабочки.

А еще удивительно цветное, ясное, теплое… Счастье – просыпаться рядом с любимым мужчиной, чувствовать его запах, видеть чуточку сонную улыбку, касаться губами его губ – и замирать, наслаждаясь моментом. Счастье – разговаривать, просто быть рядом с любимым человеком, узнавать его и убеждаться, что полюбила не напрасно.

Счастье, о котором и не мечталось.

А оно пришло, сбылось, протянуло руку и повело за собой. И я каждую секунду его чувствую и летаю, словно на крыльях.

Отец и маменька пришли на второй день, на меня посмотрели, переглянулись – и головой покачали. Любовь, тут понятно все.

Илья и Машенька тоже в палаты царские наведались, Вареньку, правда, с собой не взяли, ну так и не надо покамест, я и их впредь ко мне приходить отговорила. Борю попросила, тот своим приказом Илью со службы на год отставил, для разбора дел семейных.

Илья возмущаться начал, но тут уж и я ему потихоньку объяснила, что беда может быть большая, именно из-за него.

Он не только мой брат, но и Аксиньи, втянуть его куда угодно легко будет, не мне, так ей. А я ведь его выручать кинусь, в стороне не останусь, и Борис тоже…

Илья проникся, но от опасности бегать не пожелал, пришлось и Борису приказать, и отцу надавить – не всегда в атаку идти надобно, иногда выждать полезнее. Так что отправился Илья в рощу к Добряне, там ему и здоровье чуточку поправят, и Божедар обещал его подучить.

На это Илья согласился скрепя сердце.

Мне за брата спокойнее стало. Отец предупрежден, никуда не полезет он, матушка тоже, Илья при деле, Машенька при Вареньке маленькой, да и не нравится ей Аксинья, та хоть что делай – не отзовется невестка. Прабабушка еще осталась, но та сама кого хочешь обидит, а потом забудет да и сверху добавит.

А я тенью скользила за Борисом, стараясь не быть навязчивой, но и не оставлять его одного надолго, особенно там, где злая рука может нанести удар.

После нашей свадьбы… я ожидала много чего.

Взрыва, недовольства, бунта, покушения на убийство…

Не было – ничего!

Только истерики от Любавы и Федора в первый день, а потом… потом как отшептало. Вдовая царица сидела в своих покоях и, как говорил Патриарх, готовилась к отъезду в обитель.

Любава-то!

Да я скорее поверю, что гадюка салатом питаться начнет, чем эта дрянь от власти откажется! Для нее власть над людьми – это все, это жизнь, воздух, кровь в жилах! Маринке все же власть побочно нужна была, ее роскошь больше привлекала, а дела государственные ей скучными почитались. А вот Любаве нравилось во все вникать, в мелочь каждую, она и на заседаниях думы Боярской присутствовала вместо сына, и доклады сама читала, и чего только не делала в той, черной моей жизни. И так легко она от всего откажется?

Не верю я в такое, ждет своего часа, гадюка, ужалить собирается, а только где и когда?

Федор тоже удивил. Ни истерики, ни скандала какого – мимо проходил, ровно как мимо стенки. Смотреть – смотрел, да ведь взгляды – они неуловимые, больше-то и не было ничего. Ни записки какой, ни слова, ни движения – просто взгляд. А смотреть и кошка может, чай, глаза есть. Тут и пожаловаться вроде как не на что.

А вот Аксинья…

Сестра ходила ровно тень серая, платья роскошные, украшения – на трех цариц хватило бы, а вот движения неловкие, неуверенные. И я вижу, боль она прячет.

Федор?

Чего удивительного, в бытность мою он и со мной груб да неловок был, но, видимо, сдерживаться старался. А Аксинье и того не досталось.

Я к ней шаг сделала, так сестра дернулась, ровно от кнута, и ушла быстрее, чем я хоть слово сказать успела. И боярыни за ней следуют неотступно, то Пронские, то Раенские, то еще кто из приспешников Любавиных. Неудивительно, что она так боится… Федор ведь в ней волен, в жизни и смерти, жену у него отобрать не выйдет. А трудно ли так сделать, чтобы ей жизнь кошмаром казалась?

Может, и уже…

Михайла мне на глаза и вовсе не попадался. И пугало меня все это до ужаса.

А сюда еще весточка от Божедара добавилась.

Боярыня Пронская, оказывается, Любаве племянница родная. У матери Любавы, у ведьмы чужеземной, трое детей было, одну-то дочь она как есть народила, она и силу материнскую унаследовала. А вот двое других, как бабушка и сказала, с ритуалом зачаты были, иначе почему они сразу после смертей в семье появлялись?

Может, потому Любаве и на Федора ритуал проводить пришлось? Не смогла б она зачать как обычные люди? Потому у нее один сын и появился? Дочерей не было, никого более не было?

Я не поленилась с чернавками побеседовать, те и рассказали мне, что все верно, незадолго до появления на свет Федора скончался один из царских дядюшек. Да там и не удивился никто, старику уж за семьдесят было, болел он постоянно…

Я бы тоже не удивилась. Но и ежели Любава все это устроила, тоже не удивлюсь. Ей в самый раз чужая смерть была, можно и ускорить ее чуток. Может, потому и Федор-то таким неудельным получился, что жертва стара была да больна? Знать бы мне ответ…

Почему не Борис?

Подобраться к нему не получилось? Или еще какая причина была?

Потом я к мужу пристала, Борис и рассказал мне, что, когда отец на Любаве женился, Борис ее принял плохо, пришлось отцу его отправить отдельно пожить, наместником, в другой город. Аж на два года.

Федька родиться успел, когда Борис домой вернулся.

Любаве просто пришлось брать того, до кого добраться можно было, а через половину Россы за пасынком… Ритуал это, понимать надобно! Тут все значение имеет: и положение звезд, и день, и час, и сил требуется много… не рискнули просто. Взяли того, кто рядом оказался. Так ли это, не ведаю, а похоже выглядит.

И еще один узелок развязался.

Бабушка Агафья в покоях матери Бориса побывала. Прошлась, подумала, пригляделась, принюхалась, иначе и не скажу. И сказала, что нет там ничего черного.

Что бы с государыней ни случилось, не причастна к этому была Любава. Никаким боком.

Борису сразу легче стало. Но решение свое насчет монастыря он отменять не собирался. Пусть едет, зараза, авось в палатах воздух чище будет!

Евлалия Пронская, кстати, во дворец зачастила.

Так-то она Ева, дочь Сары, внучка Инессы, которая еще Ирина Захарьина. И – ведьма?

Я к ней приглядывалась при встречах внимательно. На беседу не звала, рано войну объявлять, не ко времени. А ежели мы с ней сцепимся, ох и полетят перья в разные стороны, и я не уверена, что одолею… нет, не так даже!

И не такую я на клочья порву и сама сдохну, на шее ее зубы сомкнув, да разве в ней дело? Тут все серьезнее и страшнее будет.

Почему она Бориса убила?

Почему Борис ее к себе подпустил?

Хотя второе и понятно как раз, боярыня же, и знакомая, и видел он ее не раз, чего б не подойти с вопросом? Он опасности и не ждал, не ждал удара. Но и Боря не тюфяк какой, он воин и тренируется каждый день по часу, упражнения с клинком делает. А удар нанести позволил, да не в спину, в грудь! Почему перехватить не успел? Замешкался али еще причина какая была? Нет ответа покамест. А вот оружие ведьмовское меня заинтересовало.

Нарисовала я его, как смогла, прабабушке отдала, та рисунок передала Божедару, обещал богатырь разузнать, что да как. Это ведь не секира какая, не алебарда, у такого оружия своя дорога, кровью политая. Это для убийц оружие, и странно мне, как оно у ведьмы оказалось?

Или мать ее чем-то таким промышляла?

А зачем ведьме клинок? У нее другое на уме, я вот тоже на силу свою полагаюсь больше, чем на руки-ноги, я не рукой врага отталкивала – силой хлестнула, ослепила бы на пару минут, или мягче – глаза отвела да увернулась.

Откуда этот клинок?

Часть вопросов разрешилась, но появлялись новые. Свербели безжалостно, требовали ответа.

И его придется найти ДО того, как нас ударят. Потому что я могу и не отразить этот удар, и цена моего незнания страшной будет. Что – моя жизнь? Тут вся Росса на весы положена…

Жива-матушка, помоги!

* * *

– Ева, помоги, деточка! Люблю я его!

Евлалия на свекровь покосилась чуточку презрительно, вздохнула незаметно.

Любит-любит… уж какого она за год стрельца-то любит? Пожалуй что… первого? Как нашла себе боярыня Степанида в том году радость малую, так и продолжается по сей день. Странно даже…

Кому другому боярыня Степанида строгой казалась да неприступной, а вот Евлалия точно знала: падка боярыня на молодых мужчин. Ненасытна она, нетерпелива, до утех плотских жадна́, что кошка мартовская. В молодости, поди, всех конюхов перещупала, со всеми перевалялась, ну тогда она и моложе была! А возраст-то уже берет свое.

И смотрится уже боярыня не красавицей-девицей, сколь притираний на себя не намажь, а возраст не скроешь! И не каждый мужчина на красу такую позарится! А и позарится, так… мужчины же!

Равновесие такое, женщина с кем угодно может в постель лечь, да не с каждым мужчиной тому порадуется. А мужчины хоть и получают свое каждый раз, да вот не с каждой женщиной смогут они в кровать лечь! Ох, не с каждой!

Притирания боярыне надобны, которые молодость возвращают. А еще – зелья дурманные. Выбирает-то она себе парней молодых, эти на все способны, а вот чтобы в постель со старухой лечь… тут им немного голову и затуманивает, опосля таких зелий и корова за королеву покажется.

– Так чего тебе дать? Зелья дурманного?

– Приворотного, да и побольше! Евочка!

Ведьме только вздохнуть и оставалось.

– Зелье я дам тебе, то не беда. А только… кого ты приворожить-то задумала?

– Андрея. Ветлицкого.

Застонала Ева сквозь зубы стиснутые. Ну… свекровушка! Ну, головушка… ты бы еще кого себе нашла, помоложе!

Андрюха, боярина Ветлицкого младший сын, двадцати двух лет от роду, красавец писаный, кудри золотые, глаза голубые, хоть ты его в красный угол ставь да любуйся всласть!

– Заподозрят неладное!

– Хочу, чтоб моим он был!

Еве со свекровкой не с руки было ссориться, а все ж отговорить она ее попробовала. Куда там! Уперлась боярыня Степанида, не своротишь!

А только и Ева о смерти прабабки своей не раз слышала, и ладно б одной прабабки! Инес хорошо рассказывала, что с ведьмами монахи-то делают!

По-своему решила Ева:

– Зелье я дам тебе. Но подливать его раз в десять дней надобно будет, поняла?

– А…

– Когда за полгода любовь ваша не остынет, о чем сильнее подумаю. А покамест спасибо скажи за то, что делаю!

– С-спасибо!

Шипела свекровушка, что змея в кустах, да Еву таким не проймешь, она и сама шипеть горазда.

– Пош-шалуйс-ста.

Поняла боярыня Степанида, что не выпросит большего, вздохнула горестно:

– А через полгода – обещаешь?

– Слово даю. Когда и правда он тебе надобен, сварю я тебе зелье сильное, просто нет у меня сейчас омелы сильной, да и заманихи чуть осталось. Вот в июне соберу омелу^[99], тогда и…

Это боярыня Степанида понимала, покивала даже:

– Хорошо, Евушка. Только не забудь обо мне, лапушка!

– Не забуду, матушка Степанида. Никак не забуду.

– Благодарствую, доченька.

Ушла боярыня и зелье унесла…

Ева ее проводила, дверью шарахнула раздраженно. Доченька! Слово царапнуло, разозлило неприятно, пора, пора бы уж самой ей ребеночком мужа порадовать! Ан… ждать приходится ради интриг теткиных! Ежели не закончит она их в этом году, Ева с ней серьезно говорить будет.

Пора ей наследницу ро́дить, чтобы Книгу в свой срок передать!

Пора.

* * *

– Едут, государь! Мощи едут!

Борис, который уж и думать обо всем забыл, на патриарха покосился недоуменно:

– Мощи, владыка?

– Мощи святого Сааввы! Истерман их купил да и нам отослал, по случаю! Есть же польза от иноземца, мы бы вовек не сторговались, да и грех это великий…

Устя язычок прикусила, чтобы не съязвить. Значит, мощами торговать – грех великий, а когда их для тебя кто другой купит, так и ничего страшного, можно так? Ой как интересно-то!

Промолчала.

Борис заместо нее спросил:

– Макарий, так что далее? В какой монастырь ты их определить желаешь? В который храм?

Владыка задумался.

– Государь, я так думал, хорошо бы, когда сначала они в столице остались. Ненадолго хоть, чтобы приложились все желающие. Святой ведь… может, и ты снизойдешь?

Борис отказываться не стал:

– Хорошо же. Готовь встречу, Макарий, а мы уж с супругой, как положено, помолимся… Верно, Устёна?

Устинья глаза долу опустила.

– Как ты скажешь, государь, так и до́лжно быть.

Патриарх с одобрением покосился.

Покамест царицу оценивал он положительно. И скромна, и тиха, и скандала никто не видел от нее. Разве что боярыню Пронскую, Степаниду, к себе вызвала да поговорила жестко, ну так той и на пользу пошло. Все орать меньше стала баба вздорная, а то ведь не затыкалась ни на час, чувствовала безнаказанность свою. А сейчас присмирела… Надолго ли?

Бог весть.

Понимал Макарий, что сейчас на бабской половине палат передел власти происходит, такой же жестокий, как война, но вмешиваться не собирался. И Любава родня ему, и за Устинью Борис вступится, Макарию все одно несладко будет. Лучше подождет он в сторонке, покамест победитель определится.

И так уж Любава шипела, просила Устинью придержать, да куда там!

– На тебя, государыня, теперь весь народ смотрит. Помни о том, будь кроткой и благочестивой, пример подавай честным женам и дочерям.

– Благослови, владыка.

Макарий и благословил. И еще раз порадовался.

Марина-то и слушать не стала бы его лишний раз. Рявкнула, фыркнула бы, своими делами занялась. И поди тронь ее! Царица как-никак.

А эта покорна и благочестива, тиха и спокойна, по терему ходит глаза долу, разве что супруга надолго не оставляет, ну и то понятно – молодожены.

– Когда мощи ждать?

– Дней через десять, владыка.

– Распорядись все подготовить, Макарий. Сначала мы с супругой посмотрим и ты, мало ли что там иноземцы утворить могли, не было б прилюдного конфуза. Потом и на площади те мощи выставим.

Макарий бороду огладил, кивнул:

– Мудр ты, государь. И то, что там иноземцы понимают в истинном благочестии… тьфу у них, а не вера! И клирики их в Роме, говорят, погаными делами занимаются. Так и сделаем, спервоначала в палаты твои все доставим, потом уж на площадь выставим.

– Вот и ладно, Макарий.

Владыка на государя посмотрел да и откланялся. Чего ему молодых смущать? Видно же, хорошо им друг с другом, тепло, уютно… Пойти помолиться, что ли? Чтобы и деток их успел он окрестить…

* * *

Не было б этого разговора, да подслушала Устинья двух девок-чернавок, которые орешки щелкали, болтали весело.

– …опять белья недостача, а Степанида ходит, как и ничего.

– А что ей, когда царица Любава ей все простит, хоть ты горстями воруй? Хоть белье, хоть подсвечники, как в том году…

– Да, Любава. Хоть и женился государь наново, на Устинье Алексеевне, а все одно, не поменялось ничего.

– А что Устинья? Думаешь, даст ей эта гадюка хоть что сделать? Да никогда!

– Ты про царицу-то поосторожнее, сама понимаешь, она и язык вырвет.

Девчонки огляделись, поскучнели, потом одна из них итог подвела:

– Да… как была Любава государыней, так и останется, пасынок погневается да простит, а эта… ну и пусть себе за мужем хвостом ходит, хоть при деле каком будет, а не как та… рунайка.

Устя бы и дальше послушала, да мимо ее уголка укромного девицы уж прошли, а за ними бежать да расспрашивать ни к чему. Но выводы она сделала и боярыню Пронскую к себе позвала.

Та пришла, руки на груди сложила, воззрилась неуступчиво.

Устинья ее ожиданий не обманула, улыбнулась, как в монастыре научилась у матушки-настоятельницы. Та и не таких обламывала, попади ей Степанида, так уползла б до мяса ощипанной, навек про улыбку забыла.

– Поздорову ли, боярыня?

– Благодарствую, государыня, здорова я.

– А в палатах государевых, тебе вверенных, как дела обстоят, боярыня?

– И тут благополучно все, государыня.

– Да неужто? – Устинья удивилась, брови подняла. – Как так благополучно, когда в кладовых недостача, вечор девка руку на поварне обварила, а в горнице стекло ветром вышибло. Хотя и не ветер это, а царевич подсвечником кинул?

Боярыня нахмурилась еще сильнее.

– Так решено уж все, государыня.

– Адам Козельский никого не лечил.

– Так чего его к каждой дергать? Замотали руку – и не жалуется уже.

– Стекло вставили, знаю я. А с недостачей что?

Степанида замялась.

Про недостачу ей ведомо было, но вот откуда что Устинья узнала?

Устя нахмурилась, головой покачала:

– Вот что, боярыня. Ты мне книги хозяйственные принеси сей же час, посмотреть хочу, кто и сколько ворует. И девку сенную чтобы сей же час Адам осмотрел.

Степанида брови сдвинула:

– Так книги хозяйственные у государыни Любавы… государыня.

Устя улыбнулась вовсе уж по-гадючьи.

– Вот и понимаешь ты все хорошо, боярыня. Государыня Любава в монастырь собирается, не возьмет она с собой книги, незачем они ей там. А я остаюсь. И ты остаешься, когда не найду я никаких пропаж. Знаю, Марина этим не занималась, ну так я руки приложу, не побрезгую. И к белью приложу, и к подсвечникам, так, к примеру…^[100]

Степанида аж выдохнула, а что тут скажешь? Вот же, стоит зараза и глазищами своими смотрит, серо-зелеными, и улыбочка у нее такая… все она понимает, только вслух не произносит.

Зашипела боярыня, ровно кубло гадючье:

– Хорош-ш-ш-шо, гос-с-сударыня, сей же час-с-с-с все исполню.

– Да про девку не забудь. Поговорила я с Адамом, не против он. Пусть к нему обращаются все пострадавшие, государь ему и помощника второго нанять разрешил.

– Да, гос-с-с-сударыня.

– Иди себе, боярыня, а книги предоставь немедленно!

Устя дождалась, пока за боярыней дверь закрылась, и в окно посмотрела.

Там ветер обледенелые ветки раскачивал, тяжко, тоскливо…

Она такой же веткой в гнездо гадюк сунула, пошерудила там… авось и цапнут раньше времени? Чует душа неладное, ох чует!

Жива-матушка, помоги!

* * *

Анфиса Утятьева все действия свои на три шага вперед продумывала. И других она сильно за такое поведение уважала, вот ту же Устинью Заболоцкую.

Тихоня-то она, понятно, а как развернулась? Поди ж ты!

Все на царевича охотились, а она – на царя, и поймала ведь, да еще, считай, врагов и нет у нее.

Данилова Марфа в монастыре, но с ней просто беда приключилась, там Устинья не виновата. Орлова и Васильева ею от смерти спасены, Мышкина… ту в монастырь далекий отправили, так она рада до беспамятства, что не казнили.

Сама же Анфиса замуж выходит в скором времени, за Аникиту Репьева.

Дождался ее парень, Анфиса ему на грудь пала, от счастья заплакала, все у них и сложилось.

А то как же?

Федор – понятно, но покамест она в палатах царских была, она Аниките записочки писала исправно, в любви своей признавалась, вот и боярич ее ждал.

Дождался.

Свадьба на Красную горку и будет как раз, а сейчас Анфиса на Лембергскую улицу направлялась. Травница там живет, да такие притирания делает, такие отвары… Анфиса не раз уж у нее все покупала. Красота – она ж не сама по себе возникает и прибавляется, за ней ухаживать надо, долго да тщательно.

Вот Анфиса и старалась.

С травами в баню ходила, с травами волосы мыла, лицо и тело мазями натирала – пропусти день, мигом гадкие веснушки появятся, даже осенью они Анфису мучают… тайна страшная, ну так что поделать, если коса у нее золотая, да ближе к рыжине. Вот и проскакивают пятнышки противные!

Не место боярышне на Лембергской улице, ну так Анфиса и оделась просто, косу под платок темный убрала, чернавку доверенную с собой взяла, лицо накрасила так, чтобы не узнать ее сразу было, возок у трактира оставила…

До лавки травницы дойти не успела она – чужой возок пролетел, снегом подтаявшим обдал боярышню, та едва лицо прикрыть успела.

А возок у лавки остановился, и из него боярыня Пронская вышла. Не Степанида, а невестка ее, ту Анфиса тоже знала. В палатах царских видывала.

Не частая она там гостья, но захаживала, да не к свекровке своей, а к государыне, Анфисе еще тогда интересно было, чего ей надобно, а сейчас и вдвойне.

Как тут устоять да не подслушать?

Анфиса знала, стоит ей в лавку войти, сразу колокольчик над дверцей брякнет, ее услышат. Так можно и не входить ведь, на то и окна, чтобы под ними подслушивать?

И то ей ведомо, что травница задыхается время от времени, ей свежий воздух надобен, одно из окон обязательно она приотворенным держит. Анфиса и подошла к лавке вплотную, под одно окно зашла – тихо, под вторым прислушалась…

– …не отходит от него.

– От меня тебе что надобно? Яда какого?

– Нет, травить ее не ко времени, Борис от ярости обезумеет, всех снесет. Ритуал надобен, Аксинья затяжелеть должна.

Анфиса уши навострила. Одну Аксинью знала она, а ритуал?

– Правила ты знаешь, человек родной с ней крови надобен.

– Аш-ш-ш! Брат ее подойдет? Отец и мать не так на подъем легки, а брата выманить несложно будет.

– Вполне себе подойдет, только до новолуния нам бы управиться.

– Новолуние…

– Через пятнадцать дней. Совсем ты не следишь ни за чем.

– У меня ты есть, матушка.

– Не вечная я, скоро уж пора мне настанет, дар передавать надобно будет.

– Только слово молви, матушка.

Далее Анфиса и не слушала. Отползала так тихо, что снежинка не шелохнулась, не скрипнула под сапожком. А в голове другое билось.

Ежели узнают…

Ежели…

И еще одна мысль ей пришла. А ведь когда расскажет она это Устинье… Можно ли?

Чего ж нельзя? Слова – они слова и есть, а что царица сделает – пусть сама решает. Ей же, Анфисе, от того только выгода великая будет. И рассказывать Устинье надобно, не кому другому.

Как ни странно, Анфиса Устинью уважать начала после отбора. Щучка акулу завсегда уважать будет, когда уплыть сможет. Теперь дело за малым – пройти в палаты государевы да с царицей увидеться… а и не страшно, ей Аникита поможет. Скажет она ему, что Устинью на свадьбу пригласить желает, авось не откажет он невесте?

С тем Анфиса и выбралась с Лембергской улицы незамеченной. Повезло ей, жива осталась.

* * *

Аксинья на Михайлу посмотрела злобно, как на врага лютого.

А что ж? Когда б не он, злодей проклятый, разве б она за Федора замуж вышла? Да никогда! Михайла, дрянь такая, и Устинья дрянь… и убить их обоих мало! Устьку особенно!

Аксинья-то на другое рассчитывала, что выйдет она замуж за царевича, старшую сестру к себе возьмет, и помыкать ей будет, и гонять то туда, то сюда… а она за царя замуж вышла!

Как только смела она, гадина!

И выглядит счастливой, видела ее Аксинья несколько раз в коридорах! Идет, аж светится изнутри, когда одна, не так еще, а ежели с мужем, так и вовсе хоть ты ее на небо выкатывай вместо солнышка. И платье на ней дорогое, хоть и скромное, и украшения царские, и… и не бьет ее муж, это Аксинье сразу видно.

Теперь видно.

Ей-то от Федора доставалось частенько, не по лицу, конечно, но за косу ее таскали, шлепки и щипки сыпались постоянно, да и остальное все…

Не знала Аксинья, что долг супружеский – это больно так. С Михайлой что было, оно только в радость случалось, но ведь не скажешь о таком Федору-то?

Нет, никак не скажешь!

Михайлу она ненавидела, но что пришел он – хорошо, сейчас хоть Федора уведет… может быть.

И верно.

– Мин жель, на Лембергской улице танцы сегодня, не желаешь пойти? До утра веселье будет, скоморохи из другого города приехали с медведем дрессированным, борьбу показывают, потом еще бои собачьи будут… развеемся?

Федор подумал недолго.

– И то. Сейчас платье сменю, да и поедем с тобой, прикажи покамест возок заложить.

Михайла поклонился да и вон вышел, на Аксинью и не посмотрел даже… Скотина!

Аксинья и сама не знала, чего ей больше хочется. Чтобы посмотрел? Чтобы сказал слово ласковое? Или забыть его навсегда?

Одно уж точно верно: она теперь жена чужая, невместно ей на другого глядеть. А сердце болит, раненым зверем воет, стоном заходится…

Очнулась она от рывка за косу.

– Ай!

Федор уж рыжую прядь намотал на руку, улыбался недобро.

– Мужа не слышать? Иди сюда, порадуй меня перед уходом…

Толчок в спину – и летит Аксинья лицом вниз на кровать, чувствует, как грубые руки юбку задрали… только сердце все одно болит сильнее.

Мишенька…

За что ты со мной так?!

Во всем ты и Устинья виноваты!!!

* * *

– Батюшка, это Заболоцкая во всем виновата! Понимаешь, она, и только она!

– Сиди, дурища!

Боярин Мышкин на дочь свою гневно покосился, брови сдвинул. Вивея вновь слезами улилась, так и брызнули они в разные стороны.

Да-да, Вивея!

Государь, конечно, про монастырь сказал, а только легко ли чадо свое, любимое, кровное, на вечное заточение отдать? Вот и такое бывает ведь!

Больше всех из детей своих любил боярин Мышкин младшую доченьку, Вивеюшку!

Любил, обожал, баловал безмерно, ни в чем отказа не знало дитятко избалованное, по золоту ходила, с золота ела-пила! И себя считала самой лучшей, самой достойной…

А кого ж еще-то?

Когда на нее выбор пал, когда на отбор ее пригласили, Вивея и не задумалась даже, все как до́лжное восприняла. Ясно же! Она достойна!

А вот когда начали ей объяснять, чего она достойна… Ладно бы слова злые! Их Вивея и не слышала никогда, мало ли что завистники болтают! Но…

Как пережить, когда на НЕЕ, вот самую-самую, лучшую и потрясающую, прекрасную и удивительную, даже внимания не обращают! Устинья Заболоцкая, поди ж ты, царевичу нравится! А Вивея… Это кому сказать!

Вивею выбрали, потому что она немного на Устинью похожа!!!

Это уж потом узнала девушка, и такая черная желчь в ней вскипела…

Она!!!

ПОХОЖА!!!

Да это Устинья на нее похожа, и вообще… как такое может быть?!

Это других девушек должны с Вивеей сравнивать и головой качать, мол, хороши вы, да куда вам до совершенства-то?!

И царевич должен был сразу же на Вивее жениться, вот как увидит ее! На колени пасть, руку и сердце предложить…

А ее не поняли!

Обидели!!!

Да что там, оскорбили смертельно! За собой Вивея и вины-то никакой не чувствовала, она справедливость восстанавливала. Вот и отец на нее не за боярышень отравленных ругался, что ему те дурищи?! Досталось Вивее за то, что попалась она по-глупому! Когда б не уличили ее, так и пусть их, не жалко! Но как так сделать можно было, и чтобы яд не подействовал, и чтобы сама Вивея попалась?!

Дома отругал ее боярин, мать за косу оттаскала, да тем все и кончилось бы…

Государь с чего-то взъярился!

Казалось бы, какое Борису дело до идиоток разных! Ан нет! Приказали Вивею в монастырь определить, да как можно скорее… Разве мог боярин Фома с чадом своим любимым так-то поступить?

Да никогда!

В монастырь холопка отправилась.

Той и денег дали достаточно, и семью ее отпустили на волю, и им заплатили… Будет другая девица в монастыре сидеть, говорить всем, что она Вивея Мышкина, а сама Вивея…

О ней боярин тоже подумал.

Чуть позднее договорится он с кем надобно, будет не Вивея Мышкина, а скажем, Вера Мышкина, племянница его дальняя. Тогда и замуж ее выдать получится, и приданое он хорошее даст.

А покамест сидеть Вивее в тереме да молчать.

И все б хорошо вышло, да только…

– Как – женился?!

Когда Федора с Аксиньей Заболоцкой венчали, от души злорадствовала Вивея.

Что, Устька, и тебе не обломилось тут? Широко шагнула, юбку порвала? Не по чину рот открыла?

Вот и поделом тебе, дурище! Не бывать тебе царевною, смотри на сестру свою да завидуй ей смертно! Другого-то Вивея и представить себе не могла, и такие уж сладкие картины выходили… тут и дома посидеть не жалко.

А потом другая весточка пришла.

Боярин Фома с круглыми глазами домой явился.

Женился государь Борис Иоаннович! На Устинье Заболоцкой женился! Говорят, братца его едва откачали, мачеха в крик… Разброд и шатание в семье государевой! А Борис и ничего так, доволен всем.

Тут уж и Вивее поплохело от всей души ее завистливой.

ЦАРИЦА?!

Да как Господь-то такое допускает?! Да это ж… да так же…

Вот тут и понял боярин Фома, что такое припадок, хоть ты священника зови да бесов отчитывай! Малым не сутки орала в возмущении Вивея, рыдала, в конвульсиях билась, уж потом просто сил у тела ее не хватило, упала она, где и кричала. Весь терем дух перевел…

А когда открыла Вивея глаза, хорошо, что никто туда не заглядывал, в душу ее. Потому что поселилась в ней черная, смертная ненависть. Жуткая и лютая. И направлена она была на Устинью Заболоцкую, на… соперницу?

Нет, не думала больше Вивея о ней как о сопернице. Только как о враге лютом, во всем Устинью винила. Как увидела б – кинулась, вцепилась в глотку…

Только об одном молилась Вивея: о возможности отомстить! Господь милостив, Он ей обязательно поможет! А когда нет…

Рогатый не откажет!

* * *

Михайла ел, пил, пел, с девушками танцевал, смеялся…

Праздновал, да никто и не сказал бы, что волком выть и ему хочется. Сейчас удрал бы в снега, голову задрал да и излил бы так душу, чтоб из ближайшего леса все разбойники серые сбежали.

У-у-у-у-усти-и-и-инья-а-а-а-а-а-а-а!

Видел ее Михайла во дворце и сразу сказать мог – счастлива она.

До безумия, искренне… Неужто о Борисе говорила она?!

Неужто его любила?!

И ведь не за венец царский, не за золото, не за жемчуга и парчу, не за власть любит, это понимал он куда как лучше Федора. Тот бурчал, что позарилась Устинья на трон царский, да только глупости все это, не смотрят так на ступеньку к трону. А она на Бориса именно что смотрит, Михайла об искре единой в ее глазах мечтал как о чуде, а тут… дождался сияния, только не к Михайле оно обращено. Устинья потому глаз и не поднимает почти, чтобы никто в них света не видел, бешеного, искристого… Она когда на мужа смотрит, у нее лицо совсем другим становится. Не просто любовь это – невероятная нежность. Никогда она на Михайлу не посмотрит так-то.

Но и вовсе дураком Михайла не был, понимал: готовится что-то…

А когда так, выгоды он своей не упустит.

Пусть гуляют все и веселятся. Глубоко за полночь, оставив Федора в руках профессионально услужливой красотки, отправился Михайла по своим делам.

К ювелиру.

Старый Исаак Альцман на всю Ладогу славился, а жил неподалеку, на Джерманской улице. К нему Михайла и постучал, да не просто так, а заранее вызнанным условным стуком, в заднюю дверь.

Долго ждать не пришлось, почти сразу засов открылся.

– Юноша? Чего надо?

Михайла улыбнулся залихватски, ладонь открытую протянул, а на ней камешек. Зеленый такой, искрой просверкивает. Других рекомендаций и не потребовалось.

– Заходи.

Через десять минут сидели они друг напротив друга, за столом, и ювелир осматривал выложенные на стол три камня. Больше Михайла взять побоялся, потом еще принесет.

Исаак разглядывал камни, думал.

Потом качнул головой:

– Могу дать по три сотни рублей за камень. Каждый.

Михайла только брови поднял:

– Сколько?!

Цена была грабительская. Мягко говоря.

– А сколько ты хочешь? Десять тысяч серебром за каждый? Ха!^[101]

– Да неужели? – Цены Михайла представлял и знал,что изумруды до́роги, три сотни – это уж вовсе чушь…

– Я эти камни знаю. И знаю, кто покупал их у меня. Так что… готов принять камешки обратно. Три сотни за доставку да остальное за сохранение тайны боярина.

У Михайлы в глазах потемнело.

А и правда, мог же догадаться, что он… что его…

Ижорский, тварь, здесь камни и покупал?!

Исаак усмехнулся, это и стало спусковым крючком. Михайла резко подался вперед, нож в руке сам собой появился… и разрез на горле у Исаака – тоже.

Кровь на камни хлынула.

Михайла отстранился, чтобы не запачкало его, убивать-то и вовсе не страшно… камни вот испачкал… кончиками пальцев взять их, вытереть о рубаху умирающего ювелира, быстро дом осмотреть… Исаак – не боярин Ижорский, его ухоронку Михайле найти не удалось, но кое-чем все ж парень поживился.

Жалко, конечно, но серебро ему нелишнее, а что до остального… сбудет он камни с рук, но не на Ладоге. Есть у него на первое время деньги, а там видно будет.

* * *

Кого не ожидала увидеть у себя Устинья, так это Анфису Утятьеву.

А ведь пробилась как-то, стоит, улыбается.

– Поговорить бы нам, государыня.

Пролазливость уважения заслуживала, оттого Устинья и не отказала сразу. Это ж надобно извернуться, в палаты царские пройти, ее найти, время подгадать – все смогла боярышня, впусте так стараться не будешь!

– О чем ты поговорить хочешь, боярышня?

– Аникита считает, что хочу я тебя попросить. Свадьба у нас скоро, когда б государь согласился хоть заглянуть – сама понимаешь, честь великая.

– Честь. – Устя была уверена, что ради такого Анфиса бы унижаться не стала. Боярина Репьева попросила, ему б государь не отказал.

Боярышня вокруг огляделась.

– Точно не услышит никто нас? Очень уж дело такое… нехорошее.

И столько всего в ее голосе было: тут и нежелание связываться, и сомнение, и решимость – поверила Устя боярышне. И дело нехорошее, и делать его надо.

– Пойдем…

Устя боярышню провела в горницу, в которой, она точно знала, ни ходов, ни глазков не было, у окна встала, проверила, что внизу да рядом нет никого.

– Только тихо говори.

– Есть на Лембергской улице такая травница, Сара Беккер.

Устинья аж дернулась, ровно ее иголкой ткнули.

– Откуда ты ее знаешь?!

– Притирания она хорошие делает, мази, я их покупаю.

Рассказывала Анфиса быстро и толково. И видя, как бледнеет, леденеет лицо Устиньи, понимала – правильно сделала. Очень все вовремя.

Анфиса замолчала, Устинья обняла ее, с руки кольцо с лалом стянула, Анфисе протянула:

– Прими, не побрезгуй. И Борю уговорю я к вам на свадьбу быть, и… обязана я тебе. Не забуду о том вовек.

Анфиса кольцо примерила, на Устинью покосилась:

– Ты, боярышня… то есть государыня…

– Устиньей зови, Устей можно. И ты мне тоже не нравишься.

Анфиса фыркнула.

А в голове у нее другие мысли крутились. Когда у Устиньи ребеночек появится да у них… Друг государев вроде и не чин, а почище иного звания будет.

Это так, на будущее заявка, но о ней помолчит пока Анфиса. И навязчивой не будет.

– Мне присутствия государя хватит, пусть ненадолго, все одно почетно. А остальное… Ты мне тоже не нравишься, только эти бабы еще противнее.

Устя ухмыльнулась:

– Спасибо тебе, боярышня Анфиса. Не забуду.

Она тоже много чего понимала. И молчала. Так надежнее. А с Борисом она в тот же вечер поговорила, всего не рассказывала, попросила просто за Анфису с Аникитой.

Борис быть обещался.

Ежели супруга желает, побывает он на свадьбе у Аникиты Репьева и подарок молодым сделает – землю, хороший надел, и пусть жена дружит, с кем пожелает. Помнит он боярышню Утятьеву, та вроде как не дура. Пусть ее…

* * *

– Илюшка им наш понадобился… – Агафья Пантелеевна так выглядела, что, попадись ей Любава, от страха бы померла ведьма проклятая!

– Не просто так, к новолунию. Чего они заспешили так?

– Причина, значит, есть. А еще… не забывай, ребенок все из матери сосет, тем паче такой, ритуальный. А ведь Федор тоже к супруге присосался, они первой ее кровью связаны, брачными обетами, а может, и еще чего было, Аксинья-то не скажет, если вообще узнает.

Устя только вздохнула.

Первая кровь – она такая, имея ее, много чего с девкой сделать можно.

Может, и с ней сделали во времена оны.

Привязали ее покрепче к Федору, тому сила доставалась, а ей – все откаты за его пакости, вот и ходила она ровно чумная. А там еще и Марина добавилась… не узнать сейчас, да и узнавать не хочется, а надобно. И Илье все рассказать тоже.

– Слушаю – и дурно мне становится, – Илья едва за голову не схватился. – Ритуалы, жертвоприношения… Хорошо хоть Машенька с Варюшкой им не понадобились!

– Им бы и не угрожало ничего, – отмахнулась Устинья, – не родня они нам, непригодны для ритуалов. Хотя… могли бы их использовать, чтобы тебя выманить.

– Так мы им и позволили, – Божедар удивился даже. – Илью я учить взялся не для того, чтобы его всякая пакость одолеть могла!

– Так, может, и позволить им? – Добряна веточку березовую меж пальцами крутила, вроде и зима на дворе, а на ветке – листочки зеленые, точь-в-точь как у той, что на Устиньиной ладошке расцвела… – Тогда мы и поймать их сможем, и разобраться, как положено, и никто нам слова поперек не скажет.

– Хм-м-м… – Агафья задумалась. – А в чем-то и права ты. Что мы сейчас сделать можем, что у нас есть? Книга Черная? Так ее не уничтожишь, пока хоть один из рода жив, восстановится, напишут ее заново. Сара эта Беккер? Так ведь ее и схватить нельзя, она царю никто, не подданная она его. Мамаша ведь от нее отказалась, а отец ее так подданным Лемберга и остался, только тронь, вонь на весь мир пойдет. И то… в чем ее обвинишь? Что травница она – так не противозаконно, а что ведьма, еще доказать надобно, на государя не умышляет она…

– А ритуал?

– Так он не во вред Борису проводится, а на пользу Федору. Что плохого, что у царевича наследник появится? И… никто ж не погиб, не пострадал, даже и собираются они Илью в жертву приносить, так ведь не докажешь…

– Когда принесут – поздно будет.

– А вот бы нам с боярином Репьевым и поговорить, чтобы схватить их на месте преступления. Потому как иначе нам их не связать. Сара из Лемберга, дочь ее боярыня Пронская, Боярская дума на дыбы встанет, я уж о царице молчу, о сыночке ее…

– Сын там как раз и не обязателен. Аксинья – может быть, и то ведьмам крови ее за глаза хватит, знаю я о таком. Тут главное, чтобы меж Федором и Аксиньей в ту же ночь все случилось, а где именно они при этом будут – неважно!

Устя лоб потерла.

– Так что делаем-то?

– Нам бы подошло, когда Илью похитят, да желательно в тот же день, чтобы ни опоить не успели, ни еще как напакостить, чтобы не было у них времени. До ритуала он им живой нужен, да не обязательно в своем разуме. А как начался бы ритуал, так мы бы по-тихому и накрыли всех. – Божедар дураком не был, не командовал бы он иначе своей ватагой. – И шум нам не обязателен. Были люди, да и пропали, как и не было их никогда.

Устинья и не подумала хоть кого пожалеть.

– Искать их будут.

– Пусть ищут. Ладога – река глубокая, течение быстрое, а что с телами сделать, чтобы не всплыли, – то моя забота.

– И мне такой план нравится. Только нет ли чего… чтобы не могли они меня одурманить? – Илья тоже прятаться не хотел. Отец – он ведь тоже подходит, а одолеть его куда как легче. Достать сложнее, ну так… и похитить можно, и в Ладогу привезти – он бы с задачей этой справился.

Добряна головой качнула.

– Ежели б о простых людях речь, а то ведьмы. Всего я предусмотреть не смогу, от всех клинков щитов не придумать.

– Могут и просто по голове дать, – Устя кивнула согласно. – Им ты для ритуала нужен живым, а вот здоровым ли?

– Здоровым, – Агафья фыркнула. – И в сознании полном, это я точно знаю. Жертва чувствовать должна, понимать, что происходит.

– А когда б мы с Ильи аркан не сняли? Подошел бы он?

– Что ж не подойти? Ведьма бы откат получила, которая аркан накидывала, но и то не сильный. По ней бы разрыв стегнул, может, проболела б она какое-то время – и только.

– Понятно.

– А когда понятно вам, давайте думать. Чтобы и похитили меня, и вы меня нашли потом, – рубанул воздух рукой Илья. – Я не заяц, под кустом прятаться, я жить спокойно хочу, чтобы эта нечисть ни на меня, ни на родных моих руку не поднимала.

– Давайте думать. – И Агафья была согласна, и Добряна головой кивала.

Мужчины ведь…

Судьба такая у мужчин – рисковать, любимых грудью своей закрывать, врага воевать.

И у женщин судьба – ждать их из боя, любить да молиться. А когда получится – еще и помогать, чем могут, и лечить…

А могли три волхвы не так уж и мало. И ждали ведьм весьма неприятные сюрпризы. А кое-что и заранее надо было сделать, о чем и сказала Устинья:

– Илюша, надобно нам еще остальную семью из города отослать!

– Почему, Устенька?

– А когда б не о тебе они подумали, об отце да матери? А ведь они и правда тебя беззащитнее?

Агафья Пантелеевна, которая при беседе присутствовала, внука за ухо дернула крепко:

– Ты, малоумок, головой думать начинай! Не только о себе, но и о всей семье, ты это должен предложить был, не Устя!

Опомнился Илья, головой потряс:

– Бабушка, прости, и правда, дурак я. А только в такое поверить… это ж произнести страшно, не то что сделать! И не верится даже.

– И сделают, Илюша, и нас не спросят. Потому и хочу услать я родных подалее… Кажется мне, что счет на дни пошел, скоро стрела в полет сорвется. Не будет у них времени батюшку с матушкой из поместья везти, а Машенька нам вообще не родня, и Аксинья про то знает.

– Думаешь, рассказала она?

– Уверена. Царица Любава… она умеет из тебя так все вытянуть, сам не заметишь, а расскажешь!

– Поговорю я с родными, Устя. Только вот что им сказать? Так-то не послушает меня батюшка…

– А ты не с отцом-матушкой, с женой поговори, Илюша. Ее упроси сказать, что плохо ей на Ладоге, душно, тяжко. И то, печи тут топят, чад, гарь стоят, снег поутру весь черный, поди, белого и не увидишь-то. А как таять начнет, тут и вовсе тяжко будет, нужники-то вонять будут, их чистить зачнут… Пусть попросится уехать в деревню, там и срок доходит.

– А случись что?

– Смотрела я на нее, не случится ничего. И повитуха там есть, что первый раз у нее роды принимала, я расспрашивала, и крепкая у тебя Маша. Уж почти восстановилась она.

Илья только вздохнул, а что делать-то было?

– Хорошо, поговорю я с Машей. Только боюсь, что плакать она будет, возражать…

– Скажи ей, что от этого жизни ваши зависят. Она – твое слабое место, ежели ей или Вареньке угрожать будут, ты разум потеряешь, сделаешь, что враги захотят. Тогда всем плохо будет.

– А ежели тебя похитят, бабушка? – не удержался Илья от иголки острой, да и кто б тут язык прикусить смог? – Ты ж не уедешь?

– Ох, внучек, в том-то и беда, что не решатся они меня похитить. А жаль, сколько б проблем разом решилось.

Но, глядя на сухонькую старушку, поверить в это было сложно.

* * *

– Устёна, мощи привезли.

Устя на мужа посмотрела, кивнула:

– Смотреть пойдем, Боренька?

– Пойдем, радость моя, и Макарию приятно будет, и мне посмотреть интересно, Истерман много уж серебра потратил, там, кстати, и книги есть. Тебе они обязательно интересны будут.

– Будут, Боренька. Я ведь и перевод могу сделать, мы же учить людей на росском будем, чего нам их латынь и франконский? Нам надо, чтобы понятно было.

– И то верно, есть у нас толмачи, но и твоя помощь лишней не будет.

– Я переводить могу с листа, а дьячка выделишь – запишет, потом начисто перебелим, проверим, и можно печатать будет.

– Обязательно так и сделаем. Идем, Устёна?

Разговор этот не просто так шел, Устя как раз венец перед зеркалом поправила, ленту в косе перевязала, сарафан одернула, летник шелковый – не привыкла она к нарядам роскошным.

– Идем, Боренька. Куда мощи принесут?

– В палату Сердоликовую.

* * *

Ежели б не палата, Устя бы, может, сразу и не почуяла неладное.

Но даже сейчас она туда с неохотой заглядывала, вспомнить страшно и жутко было, как в той, черной жизни кровь по пальцам ее стекала, как любимый человек на руках ее уходил…

Нет, не хотелось ей туда идти, а надобно. Как на грех, палата была одной из самых больших да удобно расположенных, часто ею государи пользовались, оттого и на отделку потратились. Бешеные деньги сердолик стоил, пока нашли, да довезли, да выложили все алым камнем…

Устя себе твердо положила: покамест Любава во дворце, Пронские здесь, Федор по коридорам ходит, волком смотрит – она от мужа никуда. На два шага – и обратно.

Пусть ругается, возмущается, пусть что хочет подумает, второй раз она его потерять не может! Самой легче с колокольни головой вниз!

С таким настроением Устя и в палату вошла.

А там ковчежец с мощами уж принесли, Макарий распоряжается, довольный…

– Государь, дозволишь открыть?

А у Устиньи голова кругом идет, и мутит ее, и плохо ей…

– Да, дозволяю.

И – ровно клинком в сердце.

Огонь полыхнул, тот самый, черный, страшный, полоснул, и Устя вдруг поняла отчетливо – нельзя!

Нельзя открывать!

А остановить как?! Когда слуги уж отошли на расстояние почтительное, и стража стоит, и Макарий руку тянет…

– Боря… помоги!

На глазах у всех присутствующих царица оседать начала, и лицо у нее белое, ровно бумага, не сыграешь такое.

А Устя и не играла, перепугалась она до потери разума, за мужа перепугалась… Макарий невольно от мощей отвлекся, тоже к царице кинулся:

– Государыня!

Борис жену на руки подхватил, Устинья в рукав Макария вцепилась, глаза отчаянные:

– Владыка, умоляю!

Шепот такой получился, что обоих мужчин пробрало.

– Владыка… не трогайте… я объясню вам все… людей уберите!

Как тут отказать было?

– Вышли все вон! Государыне от толпы да духоты дурно стало! – Распоряжаться Макарий умел. Так гаркнул, что всех из палаты вымело, ровно метлой. Правда, шепот прошел: «Не иначе, непраздна?» – но Устинья о том и не думала покамест. Ей важнее было, чтобы никто ковчег не открывал.

А Макарий на другое смотрел.

Не на ковчег, а на отчаянную зелень глаз царицы. В сером мареве словно хоровод из зеленых листьев кружился, вспыхивали искры, гасли, и было это красиво и страшно.

Ой, не просто так она… ведьма?

Но на крест святой Устинья и внимания не обратила, на дверь смотрела куда как внимательнее. Наконец, закрылись створки, Устинья себе расслабиться позволила.

– Боря, прости, напугалась я.

– Чего ты испугалась, сердце мое?

Не слыхивал ранее Макарий, чтобы государь говорил так с кем-то. Мягко, рассудительно, ласково… С Мариной не то было, нежности меж ними не сложилось, страсть только плотская, а с первой женой сам Борис еще не тем был. Не повзрослел, не успел тогда… а вот сейчас…

Как ему сказать, ежели и правда государыня – ведьма? Сердце ему разбить? За что караешь, Господи?!

Но царица Макарию и слова сказать не дала:

– Прости, владыка, а только плохо все очень. Не знаю, какую опасность мощи эти несут, но черным от ковчежца веет. Таким черным, что… смерть там. И я это чую.

– А я другое думаю, государыня. Ведаешь ли ты, что у тебя с глазами? И откуда у тебя чутье такое появилось?

Ой и неприятным был голос у Макария. Но Устинья и не подумала глаза отводить. Вместо этого подняла она руку, коснулась креста, который висел на груди Макария, и четким голосом произнесла:

– Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым…^[102]

Молитва лилась уверенно и спокойно, и Макарий выдохнул. Не бывает так, чтобы ведьма молилась. И в церкви плохо им, и причастие они принять не могут, а государыня два дня назад в храме была, и все в порядке… А что тогда?

– Государыня?

– Не ведьма я, владыка, когда ты этого боишься. Да только в глазах твоих не лучше ведьм я, получилось так, что среди очень дальних предков моих волхвы были. Давно, может, еще когда государь Сокол по земле ходил, а может, и того далее, кто-то из волхвов старых с прапрабабкой моей сошелся. Уж и кости их истлели, а наследство осталось. Не ведьма я, не волхва… потомок просто.

Макарий посохом пристукнул об пол, но тут уж сказать было нечего.

Волхвы… это дело такое. Знал Макарий и об их существовании, и о другой вере, и считал злом. Но… не таким, чтобы уж очень черное да поганое было.

Вот ведьмы – те точно зло, они от Рогатого. А волхвы… сидят они по рощам своим, и пусть сидят, вреда нет от них, на площади не выходят, слово свое людям не проповедуют, паству не отбивают, к царю не лезут – так и чего еще? Может, и они для чего-то надобны, а воевать с ними сложно и долго. Проще подождать, покамест сами исчезнут.

Храмов-то в Россе сколько? То-то и оно, в каждом городе по три штуки, а то и более, вот на Ладоге пятнадцать стоит! И монастыри, что мужские, что женские, и монахи с монахинями, и священнослужители… легион! А волхвов?

Побегаешь, так еще и не найдешь! Авось и сами вымрут, как древние звери мумонты. Уже вымирают. Но подозрений не оставил Макарий.

– Бывает такое. А ты точно не волхва ли, государыня?

– Нет, владыка. И не учили меня, и не могу я… Волхва – это служение, а во мне мирского слишком много, не смогу я от него отрешиться.

И на Бориса такой взгляд бросила, что Макарий едва не фыркнул, сдержался кое-как. Мирского, ага, ясно нам, что за мирское тебя держит. Может, оно и к лучшему.

– А вот это, с глазами, государыня?

– Что с глазами? – Устинья так искренне была растеряна, что Макарий поверил – сама она не знает. И кивнул:

– У тебя, государыня, глаза позеленели. Теперь-то уж опять серые, а были чисто зелень весенняя.

– Не знаю… не бывало такого никогда.

И тут Макарий видел – не врет.

– А что ж тогда с тобой случилось, государыня?

Устя головой качнула:

– Сама не знаю… кровь моя, считай, и не дает ничего, но опасность чую я. Для себя, для близких…

Борис промолчал.

Он бы кое-что добавил, но к чему Макарию такое знать? Нет, не надобно.

– Опасность, государыня?

– Как тогда, с боярышнями и ядом. Словно набатом над ухом ударило, страшно стало, жутко – я и спохватилась вовремя, две жизни спасти успели. Кровь во мне крикнула, запела, вот и сорвалась я. И сейчас тоже… беда рядом!

Макарий вспомнил тот случай, кивнул задумчиво. Что ж, бывает такое. И в храмах бывает… там, правда, от Господа чутье дано, но это неважно сейчас.

– А что за опасность святые мощи несут, государыня?

Устинья только головой покачала:

– Не знаю я, Владыка. Только четко понимаю, что там, внутри, – смерть. Смерть лютая, страшная, смерть, которая всех затронет…

– И тебя?

– Что ж, не человек я, что ли?

– А что ты предлагаешь тогда, государыня?

Устя подумала пару минут, но… почуять опасность могла она, а вот придумать, как одолеть ее? Да кто ж знает?

– Есть у меня предложение получше, – Борис выход нашел быстро. – Устя, ты считаешь, что открывать его нельзя, смерть вырвется?

– Да, Боренька.

– Тогда… проверить надобно, вот и все. Тебя, владыка, уж прости, не пущу, иначе сделаем. Возьмем из разбойного приказа троих татей, мощи возьмем и закроем их отдельно.

Устинья головой замотала:

– Не во дворце! Умоляю!!!

– И не во дворце можно. К примеру, на заимку их вывезти да запереть. Есть же в лесу рядом охотничьи домики?

Устинья кивнула:

– Есть, как не быть. Меня в таком держали, когда похищали. Страшно было до крика.

Борис брови сдвинул, себе положил жену расспросить. Почему не знает он о таком? А пока…

– Как скажешь, Устёна, так и сделаем.

Устинья лицо руками растерла:

– Пожалуйста… давайте так и поступим! Когда это глупость да прихоть, как же я первая радоваться буду! А ежели правда чувствую я что-то неладное?

Черный огонь так же жег, и так же сильно болело сердце.

– Хорошо же. Макарий, сейчас поговорю я с Репьевым, хорошо, что не объявляли мы пока о приезде мощей. Что ждем, говорили, а вот что привезли их, молчали покамест, хотели спервоначалу бояр ведь допустить. Берем трех татей, берем десяток стрельцов, выедут они в лес, татей с мощами закроем, когда все с ними обойдется, жизнь им оставим…

– Дня на три. – Устя перед собой ладони сложила, смотрела просительно. – Когда через три дня за ними смерть не придет – ошиблась я, можно мощи на Ладогу везти. А ежели что-то не так пойдет, значит, не дура я взгальная, не зря шум подняла.

– Так тому и быть, – для внушительности пристукнул посохом об пол Макарий.

Не то чтобы верил он… и не то чтобы не верил. Волхвы же, сложно с ними: с одной стороны, не положено ему, с другой – глупо отказываться от того, что пользу принести может.

Устя руками по лицу провела:

– Владыка…

– Что, государыня?

– Поклянись мне сейчас, что ни Любаве, ни Раенским… никому о моей крови ни слова! Даже не так: о крови сказать можно, а о том, что чувствую я иногда, – не надо!

Макарий брови сдвинул:

– Что не так с государыней Любавой? Отчего такое недоверие к свекрови?

– Когда б к свекрови, я б еще подумала. – Устинья смотрела прямо, глаз не прятала. И снова в них зелень проблескивала, яркая, летняя, ровно листья березовые. – А только Любава моему мужу – мачеха, и свой сын есть у нее, за Федора она горой стоит. Не надо, владыка, не будем друг другу лгать. Мечта Любавы, чтобы сын ее Россой правил, для того она что хочешь сделает, и вы оба с государем о том ведаете.

Макарий не покраснел, а может, и было что, да под бородой незаметно. Зато брови сдвинул, посохом об пол пристукнул:

– Плохо ты, государыня, о свекрови своей думаешь. Ой, плохо, а она в монастырь собирается, молиться за вас будет.

– Владыка, ты ей родственник, хоть и дальний, потому и не буду я государыню Любаву обсуждать, ни слова не скажу. Просто прошу тебя не говорить ей ничего о случившемся. Неужто так тяжко это сделать?

Макарий плечами пожал.

– Не вижу я в том необходимости, но когда ты, государыня, настаиваешь, будь по-твоему. Слово даю, от меня никто о случившемся не узнает.

Устя дух перевела.

– А мне большего, владыка, и не надобно.

Борис к дверям подошел, слуг кликнул:

– Боярина Репьева мне позовите! Да быстро!

* * *

– Машенька, милая, прошу тебя…

– Илюша, как же я от тебя уеду!

– А каково мне подумать, что я тебя потерять могу? Машенька, вы с Варюшей мне жизни дороже, потому вас тать и похитить пытался, помнишь? Когда нянюшка пострадала…

Помнила Маша, и свой ужас помнила. Потому и себя уговорить позволила, хоть и вырвала у Ильи обещание, что приедет он к ним до родов ее. Потому и к Заболоцким пошла вслед за мужем.

С боярином-то и вовсе разговор простой вышел, да и боярыня Евдокия не возражала.

Хоть и болело у нее сердце за дочек, а только шепнула ей пару слов Агафья Пантелеевна. И за Устей пообещала присмотреть, и Аксинье помочь, только забот не добавляйте, и так тяжко.

Зашумело, загудело подворье бояр Заболоцких, принялись они собираться в дорогу, а Илья к Апухтиным съездил, поклонился земно тестю с тещей:

– Николай Иванович, Татьяна Петровна, не велите гнать, велите миловать!

Конечно, спервоначалу испугались родственники, бросились выспрашивать, все ли с Марьюшкой в порядке. Тут-то Илья и признался… не во всем, ну так хоть в половине.

Сказал, что хотел бы Марьюшку из города отправить, нечего бабе беременной здесь летом делать. И родители его тоже в имение поедут. А вот когда теща будет ласкова, не скажет ли она, кто роды у Машеньки принимал? Конечно, и в поместье Заболоцких есть баба опытная, ну так больше не меньше, все пригодятся…

Знал Илья, ежели случится что с Машиными родными, ему потом тяжко будет жене в глаза смотреть. Знал, что Аксинья о том догадается.

Пусть лучше уедут Апухтины, ему спокойнее будет.

Чего сам Илья не едет? Его государь покамест попросил остаться. И не лжет он, не заговаривается, Устя-то действительно замуж вышла. Обещала она, что до лета уладится все, тогда и Илья к семье уехать сможет, пару лет им бы и правда в поместье пожить, чтобы Машенька окрепла…

Рассказать не может Илья, но может на иконе поклясться, что дело это государственное! Даже и поклялся, на образа перекрестился, как положено.

И не подвел расчет. Подумали бояре пару дней, поговорили…

И тоже в дорогу собираться начали, с Заболоцкими переговорили, вместе они все поедут, одним обозом. Так и охранять его легче будет.

Илья только порадовался.

Его б воля, он бы и обеих сестер отослал, и ведьм сам удавил… нельзя так-то. А жаль!

* * *

Яшка Слепень от жизни хорошего не ждал.

Когда ты на дороге на большой промышляешь, оно вообще редко бывает, хорошее-то, разве что деньги, за хабар награбленный вырученные. И заканчивается быстро.

Выпил, погулял – считай, уже в карманах дыры, ветер свищет… и снова на большую дорогу.

Выйдешь, кистенем поигрывая, гаркнешь…

Да только вот немного с крестьян и взять-то можно, а купцы или бояре охрану имеют, тут уж не Яшке соваться.

В ватагу какую подаваться?

Ага, ждут тебя там, радуются. Беги, не оскользнись ненароком! Многое мог бы Яшка порассказать о разбойничьих ватагах, из двух едва ноги унес, крысятничал помаленьку, а в ватагах принято все в общий котел, а потом делить. Ну а Яшка всегда сначала о себе радел, потом уж об остальных думал. Вот и удрали они тогда втроем из ватаги: Яшка, Федька да Сенька.

Так, втроем, промышляли они, так их, втроем, и повязали.

Уж повесить собирались, да тут пожаловал в острог боярин Репьев. Яшка его знал, видывал издали, ох и сволочь же, иначе и не скажешь!

У такого милости допроситься, что у солнца – золота. Может, и золотое оно, как скоморох один баял, да что-то монет из солнышка никто не отлил…

Боярин Репьев тоже долго не раздумывал, пальцем потыкал:

– Этот, этот и вон тот. Слепень, жить хочешь?

– Кто ж не хочет, боярин?

– Тогда дело есть для тебя. Поедешь, куда скажут, поживешь дней пять-семь в лесу, на заимке, потом, когда все хорошо будет, отпущу на все четыре стороны. Согласен?

Дураком быть надобно, чтобы не согласиться. Яшка и головой закивал:

– Что скажешь, боярин, то и сделаю.

– Сделаешь, куда ты денешься. Помойте его, что ли, и дружков его водой окатите, и одежку им подберите хоть какую, а то не довезем. Воняют же…

Яшка и дух перевел.

Когда моют да переодевают, точно не убьют. Это-то и так могли сделать, палачу оно безразлично вовсе, чистая у него жертва али грязная и в какой одежке.

* * *

Боярину Репьеву затея эта не понравилась сразу.

А с другой стороны, ему и иноземцы не нравились, и Истерман, вот кого бы подержать за нежное, поспрошать со всем прилежанием… Работа у Василия Никитича такая, подозревать и не пущать. Ра-бо-та! Опасается государь?

Так и чего удивительного, сорок случаев таких мог бы Василий Никитич припомнить. И про змей, которых в сундуки подсовывали, и про яды хитрые, и про механизмы подлые, с иголками отравленными… И припомнил, патриарха не стесняясь. А что мощи, ну так и чего?

Это ж иноземцы, у них ничего святого нет, окромя денег! Но деньги-то они не привозили?

Вот! А вера… Да какая у них там вера может быть, когда у них там блуд цветет пышным цветом, а сан церковный купить можно? Или по наследству передать – это что такое? Позор и поношение!^[103]

Патриарх его послушал, так и задумался. А ведь и верно, бывало такое. А он-то и не подумал сразу, все ему слово «мощи» застило. Святое же… Да какое оно у них святое, когда они мощами торгуют?! Это ж и правда – уму непостижимо!^[104]

Тогда и на царицу нечего сердце держать, она, может, и почуяла чего, тогда и понятно.

Макарий к себе старался справедливым быть, он себе и сказал честно – когда действительно случится что-то с татями, он перед царицей извинится. И попросит ее и впредь не молчать.

Царица-то не виновата, что в роду ее там случилось! Это ж за сто-двести лет до ее рождения было, а то и пораньше, может, еще до крещения Россы. Сама Устинья Алексеевна крещеная и на службы ходит, и к причастию, так что умный человек завсегда свою пользу найдет. Кто Макарию мешает сказать, что это благословение Божие на царице? Да никто! Народ поверит!

Макарий решил подождать.

* * *

– Устёна, ты уверена?

Борис-то в жене и не сомневался, просто при всех откровенно не поговоришь. А вот сейчас, когда лежат они на кровати громадной, под пологом закрытым, в обнимку, и шепот тихий даже послух какой не услышит…

– Боренька, не просто я уверена, точно знаю. Не так я слаба, как патриарху сказала, и чувствую – зло там. Да такое… страшное. Нет, не об отравленных иголках речь, там такое, что всю Россу накроет. И когда б я рядом не оказалась, так и вышло бы.

– Как скажешь, радость моя.

– Подожди немного, Боря, сам убедишься.

Устя головой о грудь мужа потерлась, запах его вдохнула. Родной, любимый, самый-самый… темно под пологом, не видно ее улыбки шальной, хмельной… счастье!

– Я тебе и так верю, Устёна. Просто не пойму, что там быть может такого?

– Сама не ведаю. Может, проклятье какое? Наговор? Знаю, меня лютым страхом окатило, смертным, и для меня оно опасно тоже.

Устя почувствовала, как руки мужа вокруг талии ее сильнее сжались.

– Не отдам!

– Не отдавай. И сама я от тебя никуда… – Устя язык прикусила. Не говорил ей Боря о любви, и она помолчит покамест. Не до любви ему сейчас, сильно его Маринка ранила! Ничего, может, через год или два, как рана его залечится, или даже через три года, – неважно это! Даже когда не полюбит ее Боря, она рядом будет. Охранять будет, беречь, защищать, спину его прикрывать, детей ему родит и вырастит… Пусть он только живет, улыбается, жизни радуется – больше ей ничего и не надобно!

– И не надо. Иди ко мне, солнышко мое летнее, чудо мое…

Устя и пошла.

С радостью. И сегодня уже больше ни о чем не думала, кроме любимого. Завтра с утра отвезут татей, откроют ковчежец с мощами, там и видно будет, что и как.

* * *

Яшка до последнего подвоха ожидал. Ан нет, и водой их окатили, хоть и едва теплой, а все ж не колодезной, и одежку дали чистую, хоть и не новую, и даже по тулупу на нос им досталось.

Потом на них цепи надели да заклепали.

– Это чтоб вы не удирали, покамест не разрешат, – объяснил кузнец.

Яшка только зубами скрипнул.

Так-то он бы и удрал, а когда на шее железо, на запястьях железо, на щиколотках, да все меж собой цепью соединено, не сильно и побегаешь. Пока расклепаешь, час пройдет, еще и найди, кто с таким свяжется. Сам-то такого не сделаешь, кузнец надобен, да знакомый, абы к кому с просьбой цепи расклепать не завалишься, еще по башке молотом получишь…

Потом их втроем в телегу погрузили да и повезли в лес.

Яшка б и правда выпрыгнул через бортик, да и давай ноги, рискнул бы, ан куда там!

И цепь в кольцо специальное пропустили, к телеге его приковали, и стрельцы рядом едут, поглядывают грозно, и… нет, не стрелять их везут. Вон, в телеге провиант лежит, пахнет, так после тюремной похлебки из гнилой капусты слюни текут!

И еще пара телег сзади едет.

Остановились на полянке, там домик – не домик, на пару дней непогоду переждать хватит, к нему Яшку и остальных подтолкнули.

– Туда иди.

– Иду-иду.

Яшка и не кочевряжился. Боярин Репьев хоть и та еще зараза, да не врал никогда. Опять же, пока все его слова подтверждало, а когда так – чего бежать? Отпустят. Обещали.

Вошел Яшка внутрь, следом друзей его втолкнули, припасы внесли… Нет, не обманывают.

Потом ларец внесли.

Стрелец сощурился грозно:

– Слушайте меня, бродяги. Сейчас я выйду, вы ларец этот откроете. Посмотрите, что там лежит, а дней через пять мы вас выпустим, и идите себе подобру-поздорову.

– А чего сами не открываете? – Яшка руки в бока попробовал упереть, да железо помешало, тогда он их на груди сложил.

Стрелец плечами пожал:

– Не докладывают нам про то. Сказали открыть и посидеть с ним. Вроде как там неладное чего, а тебе все равно веревка… ну а как выживешь – иди на все четыре стороны.

Это Яшка понимал.

– А когда я открывать ларец не стану?

– Проверю – и через три дня пристрелю тебя, как собаку. Еда у вас есть, вода есть, ведро вон, в углу стоит.

Развернулся и вышел, и на дверь засов опустился. Тяжелый, увесистый.

Яшка на сундук посмотрел, на подельников своих, подумал чуток, да и рукой махнул. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Подошел, крышку сундука откинул. Красивый сундук, резной, деревянный, из дерева дорогого. Та стукнула глухо, звякнула.

В сундуке еще один оказался, поменее размером, из чистого прозрачного стекла. В замке ключ торчит. Яшка его повернул, а крышку приподнять и не смог сразу. Ровно прикипела она.

– Чего энто еще такое?

– Воск это, – со знанием дела откликнулся Федька. – Воск растопили, крышку вкруг обмазали да закрыли сразу, вот оно и приварилось.

– А зачем?

– Да кто ж их знает?

Во втором сундуке стеклянном еще и третий оказался, золотой, дивной работы, с миниатюрами… Яшке они ни о чем не сказали, понятно, он о святом Саавве и не слышал никогда, и не интересно ему было. Чай, от святых ему денег в мошне не прибавится. Ковчежцев с мощами он также никогда не видывал.

Третий сундучок тоже с ключиком был, золотым… Эх, вот бы с ним и уйти? А?

Яшка, недолго думая, и третий сундук открыл.

И ничего.

Кости старые лежат, воском залитые, полотном в несколько слоев прикрытые, пахнет чем-то таким от полотна… и что?

Яшка в дверь стучать не стал, с дружками переглянулся.

– Ребята, когда мы с ЭТИМ уйти сможем, нам тут до конца жизни хватит! Это ж ЗОЛОТО! Настоящее!

Переглянулись мужики.

– А уйти-то как?

– Подкоп сделаем, нас тут трое, по очереди рыть будем, чтобы пролезть, осмотреться, с собой ларчик утащить… И ищи нас потом!

– А цепи?

– Ежели гвоздь какой найдем, попробую я их открыть, – Федька голову почесал. – Получалось у меня. Или что еще тонкое да острое.

– Ну, когда так…

Мужики переглянулись, и Федька первый копать полез. Молча, но упорно, и то, здоровый он, ладони, что лопаты, взял доску, ею и землю отгребать принялся.

Пять дней?

За пять дней они и ход прокопают авось, и придумают, что с кандалами делать, когда снять их не удастся. Хоть обмотать их тряпками, чтобы не звякнули, а что тяжело, ну так и что же? Перетерпеть придется, за такой-то куш!

* * *

– Ох, не на месте сердце у меня, Илюшенька… Не хочу я уезжать.

– Марьюшка, мы с тобой все обговорили, надобно так.

– Может, я Вареньку отправлю, а сама тут останусь?

– Машенька!

– У родителей!

– И отец твой с матушкой тоже домой едут вместе с вами, им оставаться не с руки. Машенька, радость моя, любовь моя, когда ты в безопасности будешь, и я порадуюсь, успокоится сердце мое. Не буду я покоя знать, пока ты с опасностью рядом ходишь. И детки наши…

– Зато мое сердечко изболится, изноется, а мне нельзя, ведь ребеночка я жду. Ты нас хоть на пару дней пути проводи, родной мой, любимый…

Илья головой покачал, на лисьи хитрости не поддаваясь. Тут мать, кстати, подошла.

– Матушка, тебе самое дорогое вверяю.

И Машеньку подтолкнул легонько. Боярыня Прасковья приобняла ее за плечи, вроде и ласково, а не вырвешься, и как-то сразу ясно стало, что надобно так. Не каприз это пустой, не глупость надуманная – серьезно все, и удара ждать надобно безжалостного.

– Судьба такая, Машенька, мужчинам воевать, а нам их ждать да молиться. Чтобы было им куда возвращаться.

– Никуда я бы лезть не стала, на подворье посидела тихонько. – Марья все одно упиралась. Понимала все, а вот справиться не могла с собой, но тут уж и Илья не ругался, ребенок же, непраздна Машенька, вот и дурит. С бабами такое случается, даже с самыми умными.

– Ох, Машенька, радуйся, что детки твои рядом с тобой. И Варенька рядом, и малыш твой будущий, вы в безопасности будете, о вас муж позаботился. Я так сказать не смогу, Илюша не уедет, Устя тут остается и Асенька, и за них болит мое сердце, и молиться я за дочек буду.

Маша виновато глазами хлопнула.

– Прости, матушка, не подумала я.

– Ничего, родная моя, поцелуй скорее мужа да и садись в возок. Поспешать нам надобно, сама понимаешь…

Понимала Маша. И дороги скоро раскисать начнут, да и ей хорошо бы побыстрее доехать, чай, ребеночку не слишком путешествия полезны.

– Илюшенька, любый мой, родной, единственный, ждать буду, молиться денно и нощно…

Кинулась, на шее повисла, прижалась – век бы так стоять, а только нельзя. И впервые в своей жизни Маша правильно поступила. Поцеловала мужа еще раз, отошла на шаг, перекрестила:

– Храни тебя Господь.

Развернулась и к возку пошла. Спину прямо держала, голову высоко, чтобы слезы из глаз не вылились, не покатились по щекам, еще не хватало ей на глазах у холопов разрыдаться.

Боярыня Прасковья сына обняла тоже, перекрестила.

– Береги себя, сынок, а я и Машеньку сберегу, и деток твоих.

– Поберегусь, матушка.

– И сестер постарайся сберечь. За Устю спокойна я, она себя в обиду не даст, а вот Ася… Девочка моя бедная…

Илья подумал, что Аська как раз богатая, и на золото это она всех остальных променяла, но смолчал, и так матери тяжко о дочке младшенькой думать. Хорошо хоть старшая сестрица с мужем в деревне своей, она еще одного ребенка ждет, им не до столицы, не до интриг да пакостей.

А ему, крутись, не крутись, придется во все это влезть, выбора нет у него.

Боярин последним подошел, сына обнял.

– Держись, Илюха, за баб я перед тобой в ответе.

– Хорошо, батюшка.

– Предупредил я холопов, ключи Агафье оставил, она баба умная, лишнего не сделает. Когда надобно так…

Надобно было. Попросила Агафья пустить ее на подворье временно, чтобы Божедар там несколько людей своих разместил. Мало ли что, до рощи дальше, а подворье – вот оно, минут десять до палат государевых.

Илья понимал все, не ругался, да и боярин спорить не стал. Необходимость…

– Да, батюшка.

– С Богом, сынок. Пришлю я голубя.

Развернулся – и к коню своему пошел.

Бабы уж в возке сидели, Маша старалась не реветь, через окошечко малое на мужа смотрела… Господи, не отнимай у меня любимого! Ведь только-только нашли мы друг друга, только узнать успели, не порадовались еще… и сразу? Господи, пожалуйста!

И в то же время знала Маша: ежели самое худшее случится, до конца дней своих она Илью вспоминать будет. Никто другой ей не занадобится. Будет детей ро́стить да за мужа молиться, вот и весь сказ. Больно будет ей, а только лучше знать, каково это, пусть даже и потеряет она потом счастье свое, чем жизнь прожить – и не изведать, не понять, не согреться рядом с любимым.

Ей уже Господь больше дал, чем другим бабам, в ее жизни любовь есть. Настоящая. И ребенок от любимого в ней зреет, и дочка ее Илью отцом называть будет.

И это – счастье.

* * *

Оспа у всех по-разному начинается.

Федьку первого свалило в горячке, за ним Сенька поддался, а за ним и Слепню плохо стало. Горячка, бред, а потом и язвы начались, посыпались…

Яшка еще пытался в дверь ломиться, орал, чтобы лекаря ему привезли, да понимал – все бессмысленно. Никто и пальцем не шевельнет, он и сам достаточно быстро в забытье впал, какое уж там – шевелиться. Воды бы, и той подать не мог никто^[105].

Может, оно и справедливо было Яшке за всех убитых им, замученных, за тех, кто с голоду помер, кормильцев лишившись, за слезы жен да матерей росских, а только и о том думать сил не хватало, просто горел он в лихорадке, и было это мучительно.

* * *

– Государь! Государыня!!!

Боярин Репьев редко таким взъерошенным бывал. А тут – летит, глаза выпучены, борода дыбом стоит, лицо дикое. Аж стрельцы от него шарахаются!

– Что случилось, Василий Никитич?

– Государь… прикажи… – Боярин отдышаться не мог никак. И то – побегай-ка в шубе собольей, в шапке высокой!

Борис его без слов понял, всех выставил, кроме Устиньи, патриарха приказал позвать, тут и боярин отдышался, говорить нормально смог:

– Государь, беда у нас! Страшная!

– Какая беда, Василий Никитич?

– Оспа, государь!

Тут уж всем поплохело разом. И Борису, и Устинье, и патриарху заодно. Макарий за сердце взялся, едва на пол не упал, пришлось Борису его подхватывать, поддерживать.

А и то…

Как представил патриарх страшное – эпидемию, больных и умирающих, мертвых, которых хоронить не успевают, и костры, на которых их попросту жгут, чумных докторов в масках страшных, кои от дома к дому ходят, молебны напрасные в церквах, ходы крестные – живые вперемешку с умирающими, и мертвые падают под ноги идущим, а живые идут…

Бывало такое.

Не столь страшное, а все ж и города чуть не дочиста вымирали. И деревни… бывало! Макарий прошлый раз чудом спасся…

– Тихо-тихо, владыка, обошлось же… – Устинья ему спину растирала, приговаривала что-то, и становилось Макарию легче. И правда, что это он? Обошлось же…

– Что там случилось, боярин?

Василий Репьев рассказывал, как докладывал, быстро и четко.

– Мои ребята троих татей отвезли, заперли в домике с ковчежцем. Тати его в тот же день и открыли, четыре дня тому как. Первый из татей на следующий день заболел, второй еще через день, сегодня третий свалился. Орал он, в дверь стучал, выбить ее пытался, лекаря просил, умолял. Говорил, что жар у них, что слабость и озноб, что тошнота и рвота, а у первого сыпь пошла.

Борис кивнул:

– Значит, вот что было там. Устя, могло ли такое быть?

Устинья лицо руками потерла, вспомнила. Монастырь чем и хорош, там много книг разных, и знаний в них тоже много.

– Да, государь. Давно это было, еще во времена государя Сокола, кочевники заморскую крепость осаждали. В войске их чума началась, тогда полководец приказал трупы чумные через стену перебрасывать, и в городе тоже чума началась. Так и победили они…^[106]

То, что Борис сказал, при женщинах не стоило бы произносить, но Устинье не до того было. Она бы и похуже сказала.

Смолчала. И без нее мужчинам плохо, чего уж добивать-то? И так сейчас все бледные, понимают, что рядом просвистело…

Высказался государь, на боярина Репьева посмотрел, на Макария:

– Василий Никитич, ты скажи людям своим, пусть еще дня три послушают, что тати орать будут.

– Так, государь. А потом?

– А потом им смолу привезут, масло земляное. Обольют они домик да и подожгут с четырех концов. И проследят, чтобы не выбрался никто.

Патриарх о мощах заикнуться и не подумал. Пропадом бы они пропали, те мощи, вместе совсей иноземщиной паршивой!

Повернулся к Устинье, поклонился земно:

– Благодарствую, государыня. Уберегла нас от беды лютой, нещадной.

Устя в ответ поклонилась:

– Благодарствую, владыка, прислушался ты к словам моим, а ведь кто другой и посмеялся бы, и по-своему сделал. Вы все Россу от ужаса спасли, вам честь и хвала.

Переглянулись, улыбнулись каждый своим мыслям, Макарий бороду огладил.

– Промолчу я о крови твоей, государыня, не во зло она дана тебе.

Устинья едва не фыркнула насмешливо, спохватилась и тоже промолчала. Так-то оно и проще, и спокойнее будет.

* * *

Яшка Слепень валялся, головы поднять не мог, жар такой был, что сказать страшно, сам он и шевельнуться уже не пытался. Да и ребята рядом горели в лихоманке, метались, Яшка уж все проклятия собрал на голову государя и боярина Репьева.

О тех людях, которых сам убивал да грабил, не вспоминал он, и о семьях, которые лишал возможности выжить, последнее отнимая, и о детях… нет, не задумывался.

Себя жалел, о себе плакался, свалила его эта хвороба! А ведь мог бы, мог удрать, а вот лежал, и цепи весили – не поднять, и боль тело ломала…

Что с ним?

Да кто ж его знает?

Яшка то впадал в забытье, то выныривал из него, он и сам бы не протянул долго, но… Борису было страшно. И патриарху, и стрельцам, а потому…

Шорох, с которым домик хворостом обкладывали да маслом поливали, Яшка не услышал. Приказы его в чувство не привели.

А вот когда огонь полыхнул да пламя до тела его добралось беспомощного – Яшка в себя и пришел от боли нечеловеческой. На несколько минут, считай…

Вой такой послышался, что стрельцы от пожарища шарахнулись, а все ж не заколебались, никто спасать гибнущих не полез.

Тати это, и больные… ты его вытащишь, да и сам заболеешь, и заразу домой принесешь… Нет уж! Кому татя кровавого больше родных своих жалко, тот пусть и лезет его спасать, а стрельцы и не шелохнулись.

Долго они ждали, покамест костер прогорел, потом еще раз пожарище прожгли, солью засыпали… Сами в лесу на десять дней остались, да Бог милостив – не заболел никто.

Повезло…

* * *

– Не помогло средство!

Любава глазами сверкала не хуже тигрицы дикой, по комнате металась, хорошо еще – хвоста не было, все бы посшибала.

Ведьма за ней наблюдала спокойно, рассудительно.

– Не помогло. А чего ты хочешь-то?

– Сестричка, милая, наведи на Борьку порчу?! А?!

– Убить уж не хочешь его?!

– Хочу, да не сразу! Сделай так, чтобы помучился он, чтобы плохо ему пришлось, чтобы смерти он порадовался… Видеть его рыло счастливое не могу! И жена его, гадина такая, ходит по палатам, аж светится, ровно ей туда свечку засунули… НЕНАВИЖУ!!!

Сара подумала пару минут.

Порчу навести – дело нехитрое, более того, самое ведьминское, ей и стараться сильно не придется. А скоро уж и Федор на трон сядет, там и Саре спокойно при нем будет, чай, не обидит он тетушку любимую.

– Хорошо, сестрица, сегодня же все сделаю.

– Сделай, пожалуйста! А я уж за благодарностью не постою, сама знаешь.

– Может, подождем с порчей, покамест с Феденькой не решится?

– Нет! Сделай сейчас, пожалуйста! Сил сдерживаться нет, все горит внутри, надеялась я, что они помрут, а когда не получилось, злости своей боюсь! Сара, пожалуйста!!!

Сара Беккер только кивнула:

Ладно уж, это понимала она, это бывает. От матери им кровь досталась горячая, злая, сильная, только вот Сара-то и дар получила, а у Любавы – что там дара? Крохи горькие, а злобы втрое от Сариной.

И верно, тяжко ей будет себя сдержать… Ладно!

– Этой ночью все сделаю, слово даю.

Любава оскалилась довольно: все, Борька, от такого тебя никто не спасет! И девку твою… обоих со света сживу, оба вы передо мной виноваты! И когда б увидел обеих баб кто чужой – сказал бы: две ведьмы старых. А может, так оно и верно было: выглянула сущность из-под маски, зубы оскалила, так и оказалось – ведьмы, гадины!

Увидел бы их Эваринол – и точно б в своем мнении уверился, от таких и беды все, и горести…

Ведьмы – одно слово. Чернокнижницы.

(обратно)

Глава 3

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Что поменялось?

Вспоминаю жизнь свою черную, понимаю – не было там такого. И Истермана никто не отправлял никуда, или кого другого отправляли?

И ковчежец этот, с мощами кровавыми (были там вообще те мощи или не клали их, только чумные кости?) не привозили на Ладогу.

И болезни не было.

Что было?

Да спокойно я замуж вышла, около года с мужем прожила, потом Бориса убили… Что тому предшествовало?

А бунт. Небольшой, я уж не помню, из-за чего он случился. Борис бы как раз его усмирил, да не успел, ну и выкрикнули царем Федора.

Потом год прошел, затяжелела я, да быстро ребенка потеряла. Марина… могла она к тому причастна быть? Еще как могла. Только вот ламию к тому времени убрали уж из столицы. Разве что вернулась она, но вряд ли. Может, позднее, когда Любава умерла? Вот это более правдивым кажется, а тогда-то ламии рядом не было.

Значит…

Ведьму надобно в другом месте искать. Тогда не могла я сложить единую картину, знаний не было, сейчас осторожно кусочки друг к другу прикладываю – и проявляется мозаика. Жуткая, да уж какая есть, другой не дала мне Жива-матушка.

Сравнивая, в той жизни для Федора не просто источник силы получили, а еще и женщину, которая от него ребенка может и зачать, и выносить, и даже родить. За то и Илюшка пострадал, не сомневаюсь. Марьюшка в жизни той и сама могла помереть, от тоски, от боли душевной – нежная она, ласковая, добрая. Это ламии вина, уехала она, вот и Илюшке поплохело, аркан натянулся, душило его, куда уж тут на жену внимание обращать, вздохнуть бы. А Маше много ли надобно? Не восстановилось здоровье ее после первых родов, да еще крики были в доме родительском, переживания – это все сказывается, вот и не выдержала, бедняжка. Это с бабами и без всякого ведьмовства случается, губит нас безразличие бездушное, губит пуще яда и клинка вострого.

А вот смерть Илюшкина точно на совести ведьмы, ему помирать не с чего было. Не думаю я, что Марина после смерти своей мнимой обратно на Ладогу прибежала, а на расстоянии она б Илью не выпила, нет у них такой силы.

Значит, кто-то другой постарался.

И тут тоже долго думать не приходится: чтобы мне ребенка от Федьки зачать, надобно жертву принести было, да не простую, а родственную. Чтобы общая кровь у этой жертвы была с ребенком моим. Своих родных Любава, понятно, не отдала бы, да и сколько тех родных у нее, только мои остались. Вот…

Илья той жертвой и стал?

Не сомневаюсь даже.

Только вот ребеночка я как зачала, так и скинула. То ли сил не хватило ЭТО выносить, то ли Федор еще… А ведь и верно! Пыталась Любава его услать куда подальше на время беременности моей, так он обратно тянулся, ровно медом ему было намазано. Вот перерасход сил и получился?

Очень даже легко могло быть такое. Не хватило меня на двоих клопов кровососущих. Нельзя так о малыше своем? А ничего, что зачат он был через смертный кровавый ритуал, что родился б… Не знаю, каким бы он родился, но уж точно ничего хорошего бы не было. Кто не верит, на Федора посмотреть достаточно. Царица хоть на человека похожа, а Федька…

Ох, лучше и не думать, ЧТО я скинула, даже сейчас голова кружиться начинает, жуть накатывает.

А потом… а вот потом же и была эпидемия! Спустя некоторое время! И после нее и рощи вырубать начали, и крикнул кто-то, что это волхвы заразу переносят, хотя они помочь старались, и… ежели о моей семье говорить, прабабушка тоже ведь тогда… Ох, не знала я, от болезни она умерла или еще как помогли? А могли ведь!

Получается, планы этой нечисти я порушила и с места сдвинула?

Тогда понять надобно, что изменилось.

Первое: тогда у Бориса Марина была, она б не родила, а сейчас я у него. А я ему и десятерых рожу спокойно, и выживут они…

Второе: в той жизни на мне был женат Федор, из меня силу сосал, а сейчас на Аксинье. А сестру я тоже знаю, в ней силы – десятая от моей часть, и та не пробужденная. Ее не хватит надолго, надобно кого другого искать, а уж про беременность и не думать лучше.

Или?

А ежели Аксинью не пожалеть? До донышка выпить? Будет у Федора и наследник желанный, и свобода? Может на такое пойти Любава?

Глупый вопрос, ненадобный, свекровка моя ради чадушка своего не то что девчонку несчастную – десяток королей заморских приговорит, сама ручки замарать не побрезгует. Странно, но любит она сына, хоть и уверена я была, что ведьмы любить не умеют.

Вот и получается, что в той жизни выигрыш у них был и во времени, и в силах, а в этой уже я у них много чего забрала, приходится им и спешить, и ошибки делать глупые. Тогда они заразу эту использовали, чтобы волхвов подставить да уничтожить, а сейчас с ее помощью хотели от Бориса избавиться, когда повезет, а не повезет, так хоть эпидемию начать да бунт!

Сволочи!

На все им плевать, иноземцам поганым, на детей, на женщин, на вымершие деревни и города, на муки людские… Да мы не люди для них! Мы для них… Читывала я книгу в библиотеке, так там сказано было, что человек – это ресурс. Его использовать надобно, и каждого к своему месту^[107].

Вот и мы для них такое… использовать нас надобно. А людьми считать себе равными, – нет, ни к чему. Перетравить половину, чтобы на них оставшиеся работали? И не задумаются даже, порадуются, руки потирать будут, так же проще! В любой войне, в любой эпидемии лучшие гибнут, самые сильные, самые стойкие, те, кто другим помочь старается, а оставшихся и подмять легче.

Ладно, не стану я сейчас гневаться, ни к чему. Лучше я замыслы их поганые разрушу, это им хуже смерти лютой будет. Дальше думать надобно… что сейчас им выгодно? Когда эпидемии не будет?

Не будет смуты, бунта не поднять…

А просто все.

Бориса убирать надобно. Тогда и меня они подмять смогут, считай, без защиты я останусь… Ладно, не так дело обстоит, да им про то неведомо! И про Добряну не знают они, и про бабушку, а уж про Божедара и вообще молчать стоит.

И когда подумать…

Добряна уже рассказала, да и сама б я догадалась, когда подумала:

Мы с Аксиньей крови общей, ежели меня убить, не ножом в грудь, а правильно, через ритуал черный, мои силы ей перелить получится. Тогда она и ребенка выносит, и Федора какое-то время потерпит… Ей еще, конечно, мою кровь пить можно, или я должна с ней добровольно силой делиться, но это уж вовсе никак не сделать.

Сама Аксинья, может, и пошла б на такое, а я? Чем меня заставить, чем принудить?

Илью они убить собираются, кто остается? Родители? Машенька? Сама Аксинья?

Таким меня не взять. Родителей отослала я, да и Машеньку тоже, их еще привезти надо будет, а ведьмам некогда, у них уж земля под ногами горит. Не спустит Боря выходку с мощами никому, дайте только время…

Значит, выход у них только один. Убирать Бореньку, и меня почти сразу же… Скажем, в монастырь я поехала, а по дороге тати напали – что уж, тропинка протоптана, считай.

Не отойду я от мужа!

Шага не сделаю, рядом буду, оберегать его буду пуще собаки!

Никому его тронуть не дам, знать бы, что поняла все правильно. Но кажется мне, что это не все еще. Должно быть что-то и на самый крайний случай. А вот что именно?

Жива-матушка, что ж я дурой-то такой была! Все видела, а не смотрела, не приглядывалась, половины не понимала… сейчас бы хоть справиться!

Одно точно знаю я.

Лучше в воду головой, чем в руки к Федору хоть на минуту! Или к Михайле! Жива-матушка, когда все плохо повернется, дай возможность себя убить раньше, не вынесу я этих мразей второй-то раз! Или их убить…

* * *

Сара из клетки голубя белого достала, крылья ему замотала: Так-то, а то еще начнет биться, дергаться… На алтаре все уж готово было. Одно движение ножом – кровь на алтарь полилась, потом птичье сердце упало. Сара медленно заговорила, негромко, отчетливо:

– Как кровь живая льется, как сердце живое бьется, так и твоя кровь свернется, Борис Иоаннович…

Вроде и не страшная это порча, не смертельная, а кровь по жилам двигаться куда как хуже будет, и человек страдать начнет, хворать, с таким-то жизни не порадуешься…

Слово за слово, все движения отточены, щепотка праха могильного в огонь полетела… вот сейчас уже… напряглась ведьма.

Надобно последний узелок завязать, а не вяжется он.

По-разному все силу воспринимают, а Сара так свое заклинание видела: вроде свивается ниточка черная, а потом узлом завязывается, и не отменить слова ее, не переговорить… Только сейчас не получается.

И свилось все, и легло хорошо, да не вяжется узелок, не дается в руки нить, скользит, ровно живая… Что происходит-то?

А потом иное случилось.

Чаша с огнем, в изголовье на алтаре стоящая, вспыхнула вдруг, да ярко так, с искрами, полетели они в разные стороны, ведьме лицо обожгло, дернулась она, взвизгнула – увернуться не успела, да и когда бы, вся она в своей ворожбе черной была, вся там…

Сильно ей прилетело, щеки посекло, хорошо еще, глаза закрыть успела.

Заклинание зашипело, ровно живое, да и вон уползло ужом подколодным, только что черный хвост мелькнул.

Какие уж тут узелки-ниточки!

Тут в себя приходить надобно, лицо лечить скорее, не то шрамы от ожогов останутся… Борис?!

Да и пусть его, паразита! Кто ж его защищает-то так?! Вот что Саре знать хотелось бы! Но стоило ей в зеркало дорогое, ромского стекла, глянуть, как все неважно стало!

Лицо ее!

Лицо, которое холила и лелеяла она, которое лет на двадцать пять выглядело, которое обманывать людей позволяло, – ужас, какие ожоги!

Не до Бориса ей! Себя бы спасти! А государя… Потом она его в могилу сведет, лично поспособствует, сейчас же о себе подумать надобно!

До утра она с примочками провозилась, а когда обнаружила, что и порча ее к ней прицепилась, поздно было уж. Пришлось и ту врачевать, как могла она… Хорошо въелось, в кровь, в кости… Кто ж там рядом с Борисом такой сильный-то?

Ох, подставила ее Любава!

Ничего, Сара и это в счет включит, всем она все попомнит!

* * *

– Устёна?

Дернулся Борис, ровно ужаленный, и было отчего. Раскалился коловрат на шее, кожу обжег так, что, казалось, след черный останется.

Ан нет…

Устя на кровати подскочила, на мужа только взгляд бросила и спрашивать не стала ничего. За шею обняла, прижалась так, чтобы коловрат между телами их обнаженными оказался.

– Потерпи, любимый мой! Надобно так!

– Что случилось, Устёнушка?

Коловрат и сейчас жег, а уже не так сильно, чуть кожу припекал, ровно крапивой, вот Борис и полюбопытствовал. Устя глазами со сна хлопнула, рукой ресницы длиннющие потерла.

– Ох… это порча была, Боренька. На тебя ее наслать пытались, коловрат ее почуял да и защитил тебя, как мог. А что больно было, не взыщи, силы для защиты твоей он из тебя потянул. Сейчас же он их тянет, а я восполняю, вот и не чувствуешь ты ничего дурного.

– Как это?! Устя, нельзя тебе…

Устя головой качнула, руки сцепила крепче – не оторвешь.

– Боренька, мы ведь иначе устроены. Когда силы любимому отдаешь, у тебя они вдесятеро прирастают, не мешай мне, не надо!

– Не больно тебе?

– Что ты! Сейчас уж нам обоим полегче будет, получит ведьма полной меркой, все зло ее к ней вернется.

– Почему так? Расскажи, Устёнушка?

Устя, что знала, таить не стала:

– Боренька, коловрат этот – древний символ, да и волхв, что его делал, не из последних по силе. Может, даже единственный он такой, из старых, из оставшихся. Силу он сюда вложил щедро, оттого коловрат этот и от порчи тебя защитит, и от дурного взгляда, когда просто кто что недоброе подумает или бросит в сердцах, он такое не заметит даже, отразит просто. Вернется злое слово к своему хозяину, ровно заноза в пятку. А вот сейчас дело другое, сейчас ведьма порчу накладывала, вижу я, чую. Умная, сильная да хитрая. Не знаю, чего она добиться хотела, а только теперь все к ней вернется, тебе опасаться нечего.

– А тебе?

– А я осторожна буду, Боренька. Только я-то волховьей крови, у меня есть защита хоть какая, а тебе помощь надобна.

Борис и спорить не стал, понимал он, что Устя права, а сердце все одно свербело – как родную жену без защиты оставить? Любимую…

Или коловрат это был?

Нет, все уж в порядке… не обжигает даже. А слово сказано…

Любимую.

И отторжения оно не вызывает…

– Устёнушка…

– Да, Боренька?

Голову подняла, в самую душу посмотрела, и глаза у нее такие… сияющие.

– Люблю я тебя.

И из серых глаз слезы полились ему на грудь, ручьем просто… Что за странный народ – бабы?!

– Боренька… любимый мой! Умру без тебя!

Борис и слушать не стал эти глупости – умрет она! Вот еще!

– Иди ко мне, любимая!

А и то верно. Чего тянуть, ежели проснулись, ежели рядом сидят и голые… Говорят, от любви дети ро́дятся? Вот и проверить надобно…

Счастье ты мое…

* * *

Голуби быстро летают, весточки хорошо носят.

Магистр письмецо вскрыл, ногами затопал от ярости, едва не завыл, словно зверь лютый.

КАК?!

Сам он ловушку готовил, с таким трудом все сделано было, покамест нашли, проверили, запечатали, чтобы не выбралась наружу хворь… Напрасно все!

Вроде как принесли мощи к государю россов, он бы первой жертвой и стал, а потом – ни слова о них. Только стрелец один упоминал, что дом в лесу сожгли, и приказал государь там еще и землю посолить обильно, это уж всяко неспроста!

Как-то почуяли россы?

Могли, что магистр о них знает? Очень даже легко могли.

Что ж… когда тот план не сработал, надобно к следующему переходить. Корабли уж наготове, и законного правителя поддержат они, стоит только команду отдать.

И магистр уверенно потянул несколько тоненьких пергаментов, которые можно будет отправить с голубиной почтой.

Никому он их не доверит, сам напишет.

* * *

Эваринол о Россе думал.

Справедливости ради, на Россе тоже о нем думали. И когда б знал он, кто именно…

Сам бы пошел да и приладил на осину петельку, оно и быстро, и не больно, так-то ведь сильнее мучиться будет, куда как дольше да страшнее потом получится.

Велигнев в путь-дорогу собирался.

Котомку укладывал, невеликую, волхву много и не надобно. Посох есть у него, с ним и побредет по дорогам, а в котомке и есть-то пара смен белья, гребень частый, мешочки с травами – вот и все.

Тулуп да валенки есть у него, а как жарко будет, он и тулуп оставит, и лапти себе легко сплетет, а то и вовсе босиком пойдет, несложно ему. И сейчас бы пошел, да к чему такие вольности? Волхв – он и зимой не замерзнет, и летом не запарится, только к чему на это силы-то тратить?

Силы – они на врага понадобятся, а для сугрева и шапку натянуть можно, чай, корона не упадет с головы, нету на ней короны. Вроде бы и на весну повернуло, а холодно пока, придет марток – наденешь семь порток, недаром так-то говорится.

Огляделся волхв, поклонился жилищу своему, попрощался.

Вернется ли он сюда – Род знает, а волхву не скажет. И на Россу – вернется ли?

Страшный ему противник достался, цельный Орден рыцарский… А и не таких волхвы упокоивали. Сами иногда голову складывали, ну так пожил он достаточно, потоптал травку зеленую. Смерть ему уж давненько не страшна, чего он не знает там?

Главное – Россу сберечь!

И ежели для того на чужую землю прийти надобно, так волхв и сходит, чай, посох не переломится, ноги не сотрутся. Не он ту войну начал, да он ее закончит.

Войну?

А как назвать-то, когда люди эти все делают, чтобы Росса погибла? Не войско ведут, а по подлому в спину ударить стараются.

Вот изнутри они удар и получат.

Магистр Родаль, говорите? И Орден Чистоты Веры? Вот и говорите, вот и ладненько, а мы пойдем дело делать…

Вздохнул волхв, попрощался с поляной своей любимой, ворона своего отпустить попробовал, да тот улетать отказался. Что ж…

Так и быть тому. Привык он к ворону, да и все – частица родины рядом.

И мешочек маленький холщовый земли росской в котомке лежит. Кому другому смех, а волхву от нее силы прибудет.

Повернулся Велигнев спиной к дому своему, да и пошел на закат.

С Орденом не справится сейчас Борис, разве что большую войну начнет, а это не ко времени. А вот Велигнев еще как справится. И пройдет себе спокойно, и ударит в подбрюшье мягкое…

Пора и ему кое-кого закатить. Навечно.

* * *

Когда Илья письмо от Аксиньи получил, он и не удивился даже. Сложно ли грамотку нацарапать?

Да минутное дело.

А велик ли труд был их разговор подслушать? Тот самый, единственный, что случился, когда Аксинью невестой государевой объявили? Наверняка подслушали и выводы сделали. А грамотке той даже не грош цена – менее, ее кто угодно накарябать может.

«Илюшенька, братик милый!

Помоги мне, прошу тебя, родной мой!

За слова мои глупые прости, ради матушки нашей, приходи сегодня, как солнце сядет, в палаты царские. В палату Смарагдовую проводит тебя девка моя доверенная, Глашка.

Сестра твоя глупая, Аксинья».

Божедар грамотку прочитал, фыркнул насмешливо:

– Пойдешь ли, братик милый?

Илья даже и не обиделся. Все это время Божедар его гонял хоть вдоль, хоть поперек, Илья на него только что и смотрел снизу вверх, с восхищением.

Ему до богатыря семь верст до небес, да все буераками. Такого мастерства не достичь ему, проживи он хоть десять лет, хоть сто десять, но что можно для себя – возьмет он, научится.

– Чего ж не сходить? Надобно.

– Сходи, Илюша. А и я давненько в палатах государевых не был, не то Агафью Пантелеевну попрошу… Спокойно иди, не бойся ничего. Только не ешь и не пей, что предлагать будут, вид сделай, а сам вылить незаметно постарайся. Да близко не подпускай, не царапнули б иголкой. Мы тебя проводим, да мало ли случайностей?

Илья кивнул:

Много, ох, всякое бывает.

– Сделаю я все. А Аксинья, она?..

Не хватило у Ильи сил душевных, хоть и дурища, да сестра ему. Каково это – думать, что предал тебя родной человек? Осознанно предал, на смерть отправил.

– Она небось и не знает, что именем ее тебя вызвали. Дура она, это уж всяко, а предательница или нет – смотреть надобно.

Илью это не слишком утешило, все ж сестра родная, а только и выбора нет. Собираться принялся. И начал с того, что оружие проверил – все ли наточено, все ли легко из ножен выходит… Так-то оно куда как легче дышится!

Добряна подошла, Илье зарукавье протянула, необычное, ровно веточка гнутая, с листьями березовыми. Только веточка живая быть должна, а эта сделана так искусно, застыла, веточка из одного камня, листочки из другого…

– Хозяюшка?

– Надень, Илюшенька, да не снимай. Под одежду надень, чтобы не видно было никому.

– А…

– Даже когда плохое что случится, я эту веточку почую за десять верст.

Илья поблагодарил, веточку поглубже на плечо надвинул, авось и не заметят, под рубахой-то да под кафтаном. И чуточку легче ему стало.

Ох, Аська, дура ты этакая, по своей глупости да зависти возмечтала царевной стать, а вышло что? Не выходит из дурного семени хорошего урожая. Нет, не выходит…

* * *

– Сегодня черное дело свершиться должно.

Устя как услышала, так у нее и в глазах потемнело, едва ноги резвые не подкосились, кое-как присесть на сундук успела.

– Бабушка, уверена ты?

– Илюшке грамотка пришла. Как ты думаешь, где выкрадут его? В палатах государевых али где по дороге сообразят?

– Я бы о палатах подумала, потайных ходов тут – ровно в муравейнике, не один, так другой. Не Илью – роту стрельцов можно за стены вынести да вывести. Опять же, Илья не пешком пойдет, в возке поедет, там его не так-то легко достать.

– А когда кучера поменяют?

– Так не один ведь кучер-то! И незаметно это проделать удастся ли?

– Тоже верно. Куда как проще – вошел человек в палаты царские, а вышел ли? Может, и вышел, еще и свидетели тому найдутся…

– Новолуние сегодня, бабушка.

– Решили они сразу все сделать, одним днем. Оно и понятно, когда б похитили они Илюшку, мы его искать начали, а по крови родственной найти можно.

– Можно ли?

– Я могу, Добряна может, а вы родные. Не за час, а за день, но нашли бы. Ведьмам, говорят, такое ловчее, ну так и мы не лыком шиты.

Устя кивнула мыслям своим, к сундуку подошла, открыла его.

– Бабушка, поможешь мне?

– А муж твой голову нам не оторвет? Мне сначала, а и тебе потом?

– Братца мне бросить надобно? Не могу я так!

Агафья головой покачала:

– Нет, внученька, в палатах ты мне еще помочь можешь, а далее – не возьму я тебя с собой, и не проси даже.

– Я полезной буду, и ты о том знаешь!

– Будешь. Когда дитя ро́дишь.

– Бабушка?!

– А ты не поняла? Эх ты, волхва! Непраздна ты, уж дня три, может, а то и четыре.

Устя и рот открыла:

– К-как?! Бабушка, правда это?!

– А чего ты удивляешься? Ты молода и здорова, муж твой десяток детей еще сделать может… и смотрите вы друг на друга ласково. Чего странного?

– Быстро так…

– Как Господь дал. И то – считай, зима закончилась, март на дворе, вы уж почти месяц женаты. Вот и случилось.

Устя пальцы сцепила, не знала, то ли за голову хвататься, то ли за сердце.

– И… теперь что?

– Да и ничего страшного, живи себе и радуйся, ребеночка жди. Мужа сегодня порадуй.

– А… можно нам? Радоваться?

Агафья поневоле фыркнула. Ох уж эта молодежь бестолковая!

– О ребеночке скажи, глупая! А в остальном – все вам покамест можно, ты сильная, еще и в радость будет. Я тебе точно говорю, не станет ребеночку хуже от радости вашей… Любой радости!

– Так, может…

– А вот это – никак не может. Ты, Устя, не путай, когда в кровати ты с мужем порадуешься, тело хоть и напряжется, а все ж ты в кровати останешься, если и будет какой вред, сила твоя легко его залечит. А вот наши дела тебе сейчас ни к чему. Там ты силу тратить щедро будешь, а молодость твоя тут помехой станет, неопытна ты, сама не поймешь, как волховскую силу потратишь, жизненную тратить начнешь. Тут и сама надорвешься, и ребеночку плохо будет. Когда б не была непраздна ты – отоспалась да отлежалась. А когда малыш внутри сидит, он от тебя все получает, первым делом по нему все ударит.

– Бабушка…

– Да. И только так, хочешь ребеночка здорового – поосторожнее с силой своей, а лучше вообще ее не используй без надобности крайней.

– Поняла я, бабушка.

– Вот и ладно, когда поняла. Сделай, что скажу, а далее – не твоя забота, обещаю, все устроится.

– Бабушка…

– Мужу скажи обязательно.

– А когда случится что?

– Не случится, и не думай даже. Ты волхва не из слабых, благословение Живы на тебе, да и мы с Добряной рядом, ежели сами не справимся, еще кого попросим. Хотя чего тут справляться – и выносишь легко, и родишь, как выдохнешь. Столько-то вижу я, осталось тебя от глупостей да опрометчивостей уберечь.

– Бабушка!

– Цыц.

И спорить было сложно, будь ты хоть трижды царица.

* * *

Вечером Илья к палатам государевым подъехал, как ни в чем не бывало с другом поздоровался, коий в карауле стоял, поискал глазами сенную девку, да та сама к нему кинулась, ровно к родному, запричитала, едва Илья отшатнуться успел – не ткнула б иголкой отравленной.

– Ох, счастье-то какое, боярич! Глаза выплакала государыня, идем, провожу я тебя…

Илья и пошел вслед за ней, на два шага отставая. Шапку на затылок сдвинул, кафтан расстегнул, вроде как и не опасался ничего особо.

– Направо, потом налево…

Девка приговаривала потихоньку себе под нос, Илья прислушивался. И невдомек было им, что наблюдали за ними. Не постоянно, нет, а все ж ходами потайными палаты царские богаты. Устя их все не ведала, но и того хватило… Действительно, вели Илью в палату Смарагдовую, вели, да не довели.

На одном из переходов по голове его приложили из-за угла темного.

Не сильно, мешком с песком, надолго таким не оглушишь, челюсть не своротишь, не убьешь, а вот дух хорошо вышибает. Вот и вышибло.

А уж подхватить да в покои, рядом находящиеся, утащить и вовсе несложно.

Только вот Устя, которая брата в следующей точке не дождалась, тут же тревогу и подняла. Агафья ее услышала, сама к выходу из палат государевых поспешила, а Усте строго наказала в покои свои идти.

Устинья и рада бы ее не послушаться, да голова закружилась, затошнило… С такими радостями еще и ей помогать придется. Нет, проще ей послушаться да к себе пойти.

Понимать надобно, когда помощь твоя необходима, а когда она – камень на шее. С тем Устя к себе и отправилась, по стеночке, дыша глубоко, чтобы не так мутило. Ох, неужто и дальше так будет?

Не хотелось бы, верно, переволновалась она за брата. Ничего, сейчас полежит чуток, да и все хорошо будет.

* * *

Илья хоть и оглушен был, а все же осознавал смутно, что несут его куда-то. Не сопротивлялся, обмяк, позволил ворогам сделать все, что хотят они.

Пусть стараются, а он тут повисит тряпочкой, недаром он шапку на затылок сдвинул: Основной удар по ней и пришелся, чуточку смягчили его и войлок толстый, и мех оторочки. Так что…

Илья скоро и вовсе опамятуется, сопротивляться сможет. Несколько хорошо спрятанных ножей душу мужчине грели, сердце радовали. На двух-трех татей его точно хватит, а когда удастся чем посильнее разжиться, клинком или бердышом, Илья и вовсе душу отведет!

Черное колдовство творить в сердце Россы! На государя злоумышлять, сестер Илюшкиных в черные дела втягивать, на него покушаться, на родных его… И одной бы причины для приговора хватило, а тут вон сколько! Жаль только, не казнишь несколько раз-то. Вот так и понимаешь, что права иноземщина немытая, для некоторых-то тварей одной виселицы али там плахи мало будет, их бы разнообразно казнить, с выдумкой.

Пронесли его по коридору темному, потом положили, руки за спиной стянули. Хорошо еще, Илья в полудурноте был, не то б точно себя выдал – по руке ножом резанули, кровь закапала, судя по звукам, собрали ее в плошку какую.

– Готово, боярыня.

– Вот и ладненько, мальчики, несите теперь его.

И этот голос узнал Илья. Варвара Раенская, дрянь неприметная, погоди ж ты у меня! Своими руками порву паскуду!

Зато и дурнота прошла почти, голова от боли прояснилась, все во благо. Кровь сцедили – зачем? – руку тряпкой какой-то перетянули, чтоб не капало, и то хорошо. А обыскивать не стали, значит, не тати, те бы мигом обшарили, все вытащили.

– Здоровый, лось!

– Тяни, не то боярин тебе расскажет, кто здоровый, а кто дохлый!

Илья тем временем осторожно мышцы на руках напрягал – расслаблял, путы растягивал. Без выдумки его связали, просто петлю на запястьях захлестнули, он сам бы лучше справился. А уж Божедар-то и вовсе… Показал ему богатырь, как человека связать можно так, чтобы не освободился. На щиколотки петля накидывается, на запястья, а потом и на шею. Дернешься – так себя придушишь.

Вот так, потихоньку, осторожно…

Сволочи!

А вот рот завязать и мешок на голову натянуть – уже лишнее было! За это вы отдельно ответите!

Коридор кончился, Илья ощутил свежий воздух, потом его донесли до возка – и погрузили внутрь. И поехали.

Куда?

Илья не знал, но без боя сдаваться не собирался. Веревки давно ослабли, и приходилось их придерживать, не упали б раньше времени. Едем и ждем.

* * *

Аксинья у зеркала сидела, слезы лила.

Ох и тяжела же ты, жизнь замужняя! Хорошо хоть муженек постылый сегодня уехал, отдохнуть от него получится. А то никакого спасу нет!

И долг супружеский… Да лучше б ее палками били! Такое гадостное ощущение, словно ты себя теряешь, в яму черную проваливаешься, и боль эта… ой, больно-то как каждый раз! И саднит, и ноет, и что с этим делать – неясно! Адам Козельский мазь дал, сказал – каждый раз пользоваться, и до, и после того, да как тут ДО воспользуешься, когда муж ненавистный никакого времени подготовиться не дает.

Да, уже ненавистный. И так-то Федор люб ей не был, а сейчас после ночи каждой Аксинья попросту убить его мечтала. Так бы взяла нож – и по горлу тощему, на котором кадык так гадко двигается, и полоснула!

НЕНАВИЖУ!!!

Мысли тяжкие Любава оборвала, в комнату вошла, улыбнулась ласково:

– Что не так, Ксюшенька, смотрю, невесела ты?

На свекровь Аксинья сердца не держала. В чем Любава-то виновата? В том, что Федора родила, что лучшего для него хочет? Так этого каждая мать хотела бы, а лучшая из всех девиц – она, Аксинья, то и понятно. А так Любава ее и нарядами балует чуть не каждый день новыми, и украшениями… не в радость они, но свекровке невдомек то. И как ей такое скажешь?

Аксинья даже виноватой себя чуточку ощущала.

Это муж у нее ненавистный, а свекровь-то золотая, всем бы такую свекровь, вот!

– Грустно мне, матушка.

Любава попросила ее матушкой называть, Аксинья и отказывать не стала. Чего ж нет? Ее мужу Любава мать родная, считай, и ей, Аксинье, тоже ровно матушка. А что боярыня Евдокия обиделась, о том узнав, так Аксинья на них на всех тоже обижена! Отдали б ее родители сразу за Михайлу, и не было б в ее жизни ни Федора, ни боли, ни тоски черной…

– Вот и мне грустно, уехал Феденька, а я тоскую, все из рук валится, и тебе без мужа грустно, да, доченька?

И что ответить на такое?

Грустно – да не от отъезда его, а от того, что вернется он рано или поздно. Вот зажрали б его волки в лесу, куда как веселее было бы! Да как матери такое сказать про сына ее? На то и Аксиньи не хватало, со всей ее юной дуростью!

– Я Вареньку попросила нам напиток заморский сделать, глинтвейн называется. Выпьем, пусть сердце согреется.

Варвара Раенская словно за дверью ждала, постучала, разрешения дождалась да и принесла поднос с чашей большой, а вокруг нее чашечки малые, серебряные, затейливые. И ложка серебряная для разливки, и парок над чашей курится…

Красиво.

И вкусно.

Аксинье напиток понравился, только вот в сон заклонило жутко… Свекровушка ей и до кровати дойти помогла, и уложила сама, и одеялом укрыла.

И – чернота.

* * *

– Все ли готово?

Платон Раенский нервничал, на Сару поглядывал. Ведьма спокойно своим делом занималась, дочери покрикивала то одно, то другое. Молодая ведьма матушке помогала, как с детства привыкла.

Не так чтобы много покамест у нее силенок, далеко ей до бабки, но когда матушка ей свой дар передаст, Ева тоже не из самых слабых будет. Вот она, беда-то чернокнижная: и ведьмы слабые ро́дятся, и мало их, вот когда б дюжину да сильных… Но чего уж о несбыточном-то мечтать? Хорошо хоть такие ведьмы есть, и таких-то не найдешь!

Непонятно только, что у Сары с лицом такое, все оно ровно молью траченое! Но про такое и у обычной-то бабы лучше не спрашивать, а уж у ведьмы и вовсе не стоит, когда жить хочешь. Вот и промолчал боярин. Лицо – и лицо, чего его разглядывать, чай, не свататься ему к Саре.

Место подготовили, луну посчитали, курильницы поставили, нож лежит, жертву ждет.

Всего на поляне трое человек было, да и к чему более? Обряд провести с избытком хватит, а чтобы жертву закопать – на то холопы есть. Два доверенных холопа у боярина Раенского, вот они Илью в палатах государевых и приняли. Там их Варварушка проводила, здесь их Платон встретит, покомандует, он же баб по домам отправит, а холопы, которые покамест при лошадях, тело зароют… Да, знал бы боярин Пронский, где женушка его время проводит! Дурно бы стало боярину!

Может, и станет еще, просто покамест жена от него избавляться не желает, говорит, не ро́дила еще, а боярин ей подходит, удобный он, слабовольный. И со свекровью нашла Ева общий язык, и дар черный, книжный она покамест от матери не приняла до конца, может себе позволить пожить как обычная баба.

Время шло, вот и возок на поляну выехал, двое холопов Илью вытащили, мотался он, ровно ковылина на ветру.

– Не убили вы его? – обеспокоился Платон.

– Не волнуйся, дышит он, хозяин, – откликнулся один из холопов. – Дергаться меньше будет.

Платон жилку на шее у Ильи пощупал, кивнул: Ровно бьется, спокойно, жертва жива, а что недолго таковой останется, пожалеть его, что ли, прикажете? Платону себя жалко, свою выгоду он блюдет, а все эти людишки… Авось не пережалеешь каждого-то!

* * *

– Что там, за окном, не время еще?

Царица рядом с Аксиньей спящей сидела, уже живот ее оголила, рядом и плошка с кровью лежит, и перо мягкое, не хватало еще царапин девке наставить. Кисточку бы взять, но могут знаки смазанные получиться, потому только перо с кровью.

– Почти, государыня.

Варвара у окна стояла, на луну смотрела. Все ко времени сделать надобно, не раньше и не позже. Чтобы и рисунок, и ритуал, и семя посеять вовремя.

Дверь скрипнула, Федор в горницу вошел.

– Что она – спит?

Любава сыну улыбнулась ласково:

– Спит, Феденька. Потерпи чуток, после этой ночи она от тебя сына понесет, а уж как будет у тебя наследник, так и на престол ты сесть сможешь, сам знаешь, без наследника сложно нам будет.

– Как скажешь, матушка.

Федор на мать с любовью смотрел. Знал он хоть и не обо всем, но о многом, и мать свою любил и ценил. Ради него она на такое пошла, греха не побоялась! Понимать надобно! Другие мамаши детей своих и лупить могут, и бросать, ровно щенков каких, и пальцем для них не пошевелят, а для него матушка на все готова. Что он пожелает, то ему Любава и достанет, разве что не луну с неба. И ее б достала, да вот беда – не дотянешься.

А что и ему кое-чем поступиться надобно… ну так что же?

Аксинья Федору не слишком и нравилась. Это как вместо мяса позавчерашнюю кашу жрать, живот так набить можно, а удовольствия не будет никакого. С Устиньей весь горел он, ровно в лихорадке, трясло его от каждого прикосновения, аж судорогой все внизу сводило. Попади она в руки к нему, так сутками б не расставался, из рук не выпускал!

Борис, чтоб тебе пусто было! Воспользовался моментом, любимую к рукам прибрал, еще и смотрел удивленно, мол, ты на другой сестре женился, чего теперь возмущаешься?

А Аксинья… ну так себе.

И в постели она что рыба вяленая, и смотрит все время в пол, дрожит да заикается, и поговорить-то с ней не о чем. Матушка ей наряды и украшения дает, баба тем и счастлива. Дура она, сразу видать! Федор уверен был, что Устинье того мало было бы. Он ведь слышал, любимая и по-франконски говорила, и по-лембергски, и книги читала, сам ее видел несколько раз со свитком в руках.

А Аксинья? Едва-едва грамоту разумеет, дурища, а чтобы почитать чего или с мужем поговорить, того и вовсе не случается! Трясется да заикается, чуть что!

Словно из двух разных семей девки!

– Пора, государыня!

Варвара от окна оторвалась, Любаве кивнула: Та перо в кровь обмакнула, на животе Аксиньи звезду шестиконечную вывела, в нее круг вписала, знаками принялась каждый луч украшать.

Вот и готово.

– Полночь, Феденька. Ты тут начинай, а я за дверью побуду. Как закончишь, позовешь нас с Варенькой, надобно все убрать будет, чтобы дурочка эта и не догадалась ни о чем.

Федор кивнул матушке:

– Хорошо. Так и сделаем.

Любава за дверь вышла, за собой ее притворила.

Федор гашник потянул, штаны спустил.

Рубаху снять?

А для чего, авось и так сойдет!

Что рубаха золотом шита и оцарапать он Аксинью может, ему и в голову не пришло, а и пришло бы – рукой махнул. К чему ее беречь-то? Таких девок на каждом углу… Не Устинья она, тем все и сказано!

И взгромоздился на спящую.

Когда матушка говорит, что надобно, – он сделает. И сын у него опосля этой ночи будет. А там уж… с Борисом он за Устинью и поквитается! За все ему братец ответит!

Луна издевательски глядела в окошко, она-то знала чуточку побольше Федора. И о том, что происходит за городом, – тоже.

* * *

Мешок с Ильи таки сняли, надо же проверить еще раз? Так что смотрел мужчина через ресницы, на боярина Раенского, боярыню Пронскую, Евлалию, еще на одну бабу… Третью не знал он, потому и не удивлялся, а на двух первых смотреть страшно было. Жуткие люди, как есть они.

Страшные.

Или это лунный свет так падает, все показывает, что днем от глаз людских скрыто? И то… солнце мертвых!

У боярина Раенского скулы обтянуло, брови выступили, борода словно склеилась, губы пропали, и выглядел боярин ровно упырь натуральный, только что из могилы вылезший. Луна и в глазах его два зеленых огонька зажгла, гнилостных, болотных… жутковатых. Пальцы шевелятся, пояс богатый перебирают, и кажется, вот-вот на кончиках пальцев когти черные проглянут. Жуть, да и только.

Боярыня Пронская и еще того страшнее. Луна так ли падает, сама ли боярыня так сделала… Понятно, какая баба не румянится да не белится, а только луна всю эту краску так высветила – кажется боярыня тлением траченой упырицей, которая из могилы вылезла, и рыжие волосы ее дела не спасают, разве что подчеркивают не-живость ее.

Третья баба и вовсе ведьма, как она есть. И глаза у нее мертвенным светятся, словно огоньки-гнилушки, и выглядит это жутко. И лицо у нее такое жутковатое, все в коросте да рытвинах.

Нет у нее ни носа крючком, из которого мох растет, ни бородавки, как у Бабы-яги, а просто жутью от нее тянет. Смертной, лютой…

Сразу видно, что убьет тебя эта гадина, кровь с ножа слизнет да и дальше пойдет. Что удовольствие ей доставляет смерть человеческая, а пуще того – мучения. Радость она от этого испытывает чистую, беспримесную, давно уж не человек это. Нелюдь в облике человеческом.

Двое холопов поодаль переминались, им тут тоже не в радость быть, а дело такое, подневольное: приказал хозяин – и делай, не то на конюшне запорют. Потом хозяин кивнул им, уйти разрешая, с радостью они за деревьями скрылись, не хотелось им видеть, что на поляне случится.

Илья решил, что можно уж и в себя приходить, шевельнулся чуток, застонал… Где же Божедар?

С пятью людьми он и сам бы справился, да вот ведьмы эти, кто их знает, на что способны они? Холопов и ножами можно, да и боярина тоже, а бабы – как? А ведь помешать они могут, и не задумаются… Разве что первой старую ведьму завалить, а потом уж как получится?

– Никак, поросенок наш в себя приходит?

– Не успеет. Начинать пора.

Старая ведьма с камушка поднялась, на котором сидела, в руке нож блеснул. Илья напрягся, но только рубаху на нем распороли, потом рисовать начали на нем, кровью…

Не знал он, что эту кровь у Аксиньи взяли, во время женских дел. Для колдовства только первая кровь лучше месячной, но ту приберечь решили, а за этой не следила Аксинья, вот и заполучили ее ведьмы. Хотели и Устиньину кровь получить, да Устя ритуал проводила постоянно, которому ее Добряна научила, а после свадьбы и вовсе женских дней у нее покамест не было.

Любава подозревала кое-что, но…

Это просто был повод ускориться.

Илья молчал, терпел. Ждал.

Как до дела дойдет, так он этих тварей и разочарует. Апокамест… своих подождет. Вдруг успеют еще? Он и сам справится, да риска много, а чему его Божедар сразу же научил – здраво силы свои оценивать и противника, да не рисковать понапрасну. Можно жизнь положить, а дело-то твое кто за тебя потом сделает? То-то и оно!

Ждет Илья.

* * *

Устя по спальне расхаживала, ровно лев по клетке, пока Борис не вошел, не обнял ее…

– Устёна? Случилось что?

Не хотела Устинья мужу лгать, да выбора не было, просила Добряна помолчать покамест. Борис хоть и умен, и сметлив, а все же некоторые знания ему в тягость будут. Может он, не разобравшись, и дров наломать, потом все плакать будут.

Потому и выбрала Устинья то сказать, что бабушка велела:

– Боренька… не знаю я. Бабушка на меня смотрела сегодня, сказала – непраздна я.

Борис, где стоял, там и на пол опустился, на колени рядом с супругой.

– Устёнушка моя, родная… правда?!

И столько счастья на его лице было, столько радости… В эту секунду и поняла Устинья – может муж ее полюбить с той же силой, что и она его! Не увлечься, не в благодарность за тепло ее, а просто – сердцем полюбить, потому что нет на земле для него другой женщины! Может!!! Пусть не сразу, но все у них сложится! Все хорошо будет!

Устя к мужу кинулась, на пол рядом с ним опустилась, руки на грудь положила.

– Боренька… что ты?

– Голова закружилась. От счастья.

Муж ее к себе притянул, и подумала Устинья, что не у него одного. У нее тоже голова от счастья кружится. И не думала она никогда о таком, и не гадала, и с жизнью попрощалась… и еще сто раз попрощалась бы ради вот этой секунды. Когда сидят они вдвоем, и рука его на живот Устинье легла, словно от всего мира закрывая только-только зародившуюся в нем жизнь, и лицо у него не просто счастливое. Светится Борис от радости, сияет так, что впору свечи погасить и луну закрыть, в горнице ровно солнышко ясное взошло.

– Боренька…

– Устёна, сердце мое, радость моя, обещаешь мне осторожнее быть?

– Обещаю, любимый. Видишь же, я с тобой рядом.

– А кто будет – не говорила Агафья Пантелеевна?

Устя и не хотела, а хихикнула.

– Боренька, ребенку нашему и десяти дней нет, пока он еще с ноготь размером, а то и поменее. Червячок крохотный, не разглядеть еще!

– Правда?

Устя щекой о грудь мужа потерлась, запах его вдохнула – рядом он! Живой! И в ней частичка его растет, драгоценная! Все, все она сделает, но своих любимых сбережет! Понадобится – сама в могилу ляжет, только через девять месяцев, потому как ребенка родить надобно.

– Боренька…

Луна деликатно отвернулась.

А может, и из зависти. Столько сейчас нежности между этими двумя людьми было, столько тепла, что ей отродясь не виделось. Глядят они друг на друга, от счастья светятся.

Любовь?

И так она тоже выглядит, и двоим людям тепло и радостно было. По-настоящему.

Троим людям. Ребенок, хоть и пары дней от роду, тоже это счастье чуял, пропитывался им и знал уже, что на свет он придет любимым и желанным. Дети все чувствуют…

* * *

А на поляне холодно было.

Сара над Ильей встала, в головах у него, литанию завела… Илья и слова не понимал, не по-росски это. Кажись, по-ромски, а то и по-джермански, уж больно язык корявый, резкий, лающий.

Илья уж прикинул, что дальше делать будет.

Перекатится на бок, свечу ногой собьет, ведьму за ноги дернет, подсечет – и кулаком в горло. А потом ею и закроется, вдруг выстрелят из чего али нож кинут… Вот что со второй ведьмой делать?

Слишком далеко стоит, гадина, враз не достать!

– Лю-у-у-у-у-у-уди! А-А-А-А-А-У-У-У-У-У-У-У!!!

Из сотни голосов узнал бы Илья Божедара. Поперхнулась речитативом своим, стихла ведьма. А голос орал от души, да и приближался. Платон два пальца в рот сунул, свистнул по-разбойничьи своим холопам, захлебнулся голос, да и стих.

Тут Илья и решился нападать.

Ежели Божедара… Не препятствие для него два холопа, но вдруг чего ведьмовское у них имеется? И подействует оно на богатыря? Черное колдовство – коварное, подлое…

А вдруг жив богатырь еще, вдруг помощь ему требуется, а он тут невесть чего ждать будет?

Извернулся Илья, ногой свечу сшиб, которую у него в ногах и поставили, а левой рукой ведьму за щиколотку схватил, на себя дернул. Нож в десницу ему ровно сам скользнул, по горлу полоснул гадину.

Кровь хлынула, темная, горячая… Сара и дернуться не успела – черный дар наружу рванулся. И несдобровать бы тут Илье, да на поляне Ева была.

Признал дар хозяйку свою, к ней и потянулся, в нее и впитываться начал… Замерло все, даже ветер утих, побоялся и снежинкой шелохнуть.

Платон Раенский завизжал от ужаса, ровно поросенок под ножом, – и тут Илья опамятовался.

Тушу мерзкую с себя спихнул в сторону, извернулся – и что-то врезалось в него.

– Ходу!

Илья сам не понял, как Божедар его малым не за шкирку с земли вздернул, как за собой потащил, мимо боярина, пробегая, отпустил Илью на секунду, тот чудом в снег не рухнул, а Божедар правой рукой нож метнул, добротный, посеребренный, наговорный, а левой рукой сгреб Платона за загривок да и пихнул что есть силы в сторону ведьмы.

И снова Илью схватил, за собой потянул.

Илья и не видел, что на поляне происходило. А было там то же, что и с Мариной, разве что Марина куда как сильнее была, а Сара – слабая она ведьма. А все ж…

Клинок Еве в глаз вошел, хорошо так, по рукоять самую, она на землю оседать начала, а дар-то черный остался. Может, и метнулся б куда, да тут Платон Раенский прилетел.

И секунды не прошло – на землю ровно мумия осела в шубе боярской, богатой. А дар и развеялся без следа, взял он свою жертву последнюю.

Только три тела на поляне осталось, и так они выглядели, что случайный прохожий потом бы месяц штаны от испуга отстирывал – не помогло. Как есть – жуть жуткая, адская.

Чертовщина.

* * *

Илья уж метрах в ста от поляны кашлянуть смог что-то. Божедар, впрочем, и не побежал далее, остановился, выпустил боярича.

– Поздорову ли, Илюшка?

– Все хорошо. А ты как?

– И я хорошо.

– Ты говорил. А потом те двое… – И замолчал внезапно. Илья старался объяснить, понимая, что звучит это как-то странно, а и неважно! Живы – и то главное, а остальное со временем!

– Говорил. Потом эти двое до меня добрались, я их убил, смотрю, а времени, считай, и нет уже.

– Нет?

– На луну смотри, в зените она. Сейчас бы тебя и убили, – разъяснил Божедар.

– Ух! – не понравилось Илье.

– То-то и оно. Агафья Пантелеевна знать мне дала, мы и проследили за возком. Хоть и велики палаты царские, а улиц, по которым от них отъехать можно, не столь уж много.

– А-а, – понял Илья.

– Я за тобой и бежал. Люди мои отстали чуток, не всем такое по силам.

А ежели правду сказать – и никому. Чтобы лошадь догнать – богатырем быть надобно. Вот и догнал их Божедар, ну и сделал все возможное.

– Благодарствую, – Илья поклонился земно. – Ты мою жизнь спас.

– А ты сегодня, может, и всю Россу спас. Не каждый бы жизнью своей рискнул, на такое согласился. Не нам с тобой благодарностями считаться, оба мы Россу защищаем.

– Со-о-о-отник! – голос с дороги донесся.

– Тут я! – Божедар так рявкнул, что с деревьев снег попадал, сосулька чуть Илье за шиворот не угодила. – Чуток к веселью не успели ребята, обидятся теперь.

– А и то! Вечно ты, воевода, себе лучшее забираешь, разгуляться не даешь. – Из леса люди выезжали верхом. Их Илья тоже знал и расслабился, заулыбался. Все, теперь уж их точно за копейку не возьмешь, теперь они сами кого хочешь одолеют!

* * *

Федор с Аксиньи слез, штаны натянул, в дверь стукнул, Любава вошла тут же.

– Все, сыночка?

– Все, маменька, готово.

– Вот и ладно. Иди теперь, да чтобы к утру уж на заимке был. Сказано – на охоту поехал, вот и езжай, поохоться. Авось медведя мне привезешь…

– Тебе, маменька, хоть Змея Горыныча!

Любава сына в голову поцеловала, улыбнулась ему ласково.

– Ишь ты, вымахал, каланча! Ну иди, иди…

Федор и пошел. Любава его взглядом проводила, на Аксинью посмотрела, поморщилась брезгливо – лежит баба, вся расхристанная… Федька хоть ноги ей бы сдвинул! Да ему и в голову пустую то не пришло, привык, что за ним все подтирают да убирают!

– Неси тазик, Варенька.

Кое-как Аксинью вытерли, одернули все, постель в порядок привели.

– Посижу я с ней, – Варвара Раенская на лавке устроилась поудобнее, – а ты, Любавушка, спать иди, чай, утро вечера мудренее, вот вернется Платоша, расскажет все как было.

Любава кивнула:

Силы ведьмовской у нее и не было, почитай, да кровью она к той же Черной Книге привязана была. И чуяла – неладное что-то…

А что?

Да кто ж его знает, вот с утра и разберемся, как Платоша вернется.

* * *

– Копаем, братцы.

– Вот воевода, мог бы нам клинками помахать оставил, а приходится лопатой.

– Выбора нет, и земля промерзла, зараза, а надобно!

– Еще и тащили эту дохлятину на себе, вот пакость-то, прости, Господи!

Ворчали мужчины, а дело делали. А куда деваться?

Божедар так решил, так и сделать было надобно. Когда не получит с утра вдовая государыня вестей, что она сделает? Правильно, людей пошлет на это место.

Найдут они тела, поймут, что убил кто-то и ведьм, и боярина, приглядятся к телам повнимательнее. Что Раенский, что ведьмы – все так выглядят, словно сто лет тому как сдохли. Черные, ссохшиеся, все ровно мумии болотные, а уж страшны!

И что о них подумают?

И что люди скажут?

Ой, не надобно Ладоге стольной такие потрясения, ни к чему! Пусть их… пропали – и пропали, и не было тут никого. И все на том.

А как эту пропажу устроить?

Надобно пять тел, да, и холопов тоже, с поляны утащить, возки угнать, коней потом цыганам каким отдать, там концов не сыщешь, а возки сжечь. И одежду сжечь.

А все это – на себе, на ручках своих, и следы потом замести. И с телами что-то сделать надобно.

Сжечь их?

А трупы горят плохо, долго они горят, и воняют мерзко, и кости от них остаются, не прогорают люди до конца. И кострище тоже, уж про дым и вовсе помолчим.

Выход один.

Землю долбим, могилу копаем, да большую, в нее все тела складываем, как положено, без голов, с осиновыми кольями в сердце, лицом вниз, еще и солью сверху засыпаем. А потом закопать это все надо, и заровнять, и замаскировать так, чтобы и с собаками не нашли. Хотя собаки так и так эту падаль искать не станут, не любят они нечисть, скулят, воют, пятятся, а кто трусливее, так еще и гадит, где стоит. И удирает.

Вот и работали мужики, а земля-то за зиму промерзла, ее долбить надобно, отгребать, а на пять тел могила здоровущая нужна! И глубокая, хоть два метра, а раскопать надо, а лучше все четыре, зверье зимой голодное, что хочешь выкопает…

Костер бы разжечь, хоть малый, – и то нельзя, им не просто могилу копать, им потом ее и прятать, да так, чтобы не нашли. Копать им и копать…

Божедар и сам старался, так ломом лупил – аж комья разлетались, Илья только завидовал. Богатырь, одно слово. А и ладно, главное этой ночью сделали. И он хоть и не богатырь, а тоже не сплоховал, не подвел и ведьму одну лично упокоил! Есть чем гордиться!

Эх, не могли эти паразитки ритуалы свои летом затеять! Кончилось бы так же, а вот хоронить их куда как удобнее было бы!

* * *

Михайла напряжение Федора чувствовал, да спрашивать не решался. Сейчас царевич и в зубы мог отвесить, от доброй-то души. Уж под утро подуспокоился Федька, тогда Михайла и заговорил:

– Мин жель, мы надолго ли на охоту?

– Дней на десять. – Федор на Михайлу глазами сверкнул, но ответил уже спокойнее: – Может, и чуточку раньше вернемся. Как матушка напишет мне, так и ладно будет.

– Хорошо, мин жель! Потешимся, тоску разгоним… Вроде и женат ты, а смотришь не соколом грозным, видно, тоскливо тебе…

Федор на Михайлу чуточку добрее посмотрел.

– Что, так видно это?

– Кому другому, может, и не приметить, ты, мин жель, свои чувства хорошо скрываешь. А я тебя люблю, вот и приглядываюсь, вот и стараюсь.

Федор до Михайлы дотянулся, по плечу его потрепал:

– Служи мне верно, Мишка, награда тебе будет.

Михайла себе награду сам бы взял, да только Федор не отдаст ему Устинью, так что…

– Благодарствую, мин жель. Мне б наградой счастье твое было, да как устроить его – мне неведомо.

Помрачнел Федор, в сторону посмотрел кисло.

– Матушка говорит, образуется все, а только как – неведомо мне. И когда – тоже. Борька крепок, и Устя… Видеть не могу счастье их! Убил бы! За то, что не мне улыбается, – убил просто!

И таким ядом глаза его налились, что Михайле тошно стало. Вот ведь… порченая тварь!

Такого и пристрелить-то разве из жалости, все воздух чище будет! А впрочем…

– Мин жель, когда государыня так говорит, образуется все! Обязательно!

– Аська, дурища, затяжелеть должна, тогда легче мне будет.

– Ну так… то дело нехитрое, затяжелеет! Ты, мин жель, тогда б не на охоту ехал, а к жене?

– Молчи, дурак, о чем не знаешь!

– Как прикажешь, мин жель. Хочешь – промолчу, хочешь – кочетом закричу, абы тебе хорошо было, душенька твоя радовалась.

Федор фыркнул, Михайла кочетом прокричал.

Только вот шутки шутками, а понял Ижорский, что свои планы есть у царицы вдовой. Страшноватые планы…

Как Федор Устинью получить может?

Да только ежели царь помрет. А сам Борис помирать не собирается, он и внуков дождется, крепок, сволочь! Михайла-то мог понять, когда бабе с мужиком хорошо, вот и мечтал он, чтобы Устя тоскливая ходила да смурная. Ан нет! И радуется она жизни, и под ожерельем драгоценным он раз у нее засос увидал.

Крепок еще Борис Иоаннович.

А значит…

Цареубийство?

Братоубийство?

Хм-м-м-м… оно, конечно, смертный грех, только Михайла-то никого убивать и не станет. Он просто подождет. А Устинья… Когда он рядом в нужный момент окажется, он у нее согласия и спрашивать не станет – к чему? Уже спрашивал, все одно – отказала ему дурища. А значит…

Увозом возьмем!

Ежели не станет Бориса, она на что угодно пойдет, только б Федору в лапы не попасть.

Наблюдаем-с. Ждем-с.

* * *

До утра ждала Любава кузена своего, переживала, нервничала.

Куда ж ты запропастился, Платоша?

Мало любви отпущено было государыне, пожалуй, иной кошке и то поболее досталось. А Любава – кого любила она?

Мать любила, да не слишком, знала, что для Инессы она всего лишь способ привязать к себе боярина, дочь неполноценная. Так к ней Инесса и относилась: что ж, получилось, так терпеть будем, а жаль все же… Любить? Да где вы любящую ведьму-то видели?

Рогатый так судил, что ли, а только никого сильные ведьмы, окромя себя, не любят. Так, чтобы сердце горело, чтобы пальцы дрожали, так, чтобы ради другого человека жизнь свою отдать, – нет, не любят.

Сына Любава любила, хоть и расчетливо, на многое она пошла, чтобы родился Феденька, и слабым он получился, и ритуалов пришлось много проводить… Не безрассудно его царица обожала, нет. Это вложения ее, на будущее, на хорошую жизнь, на власть и корону. Как не любить такое?

Кузена?

Да, пожалуй, и кузена она любила. Платошу. Пусть расчетливой любовью, как своего помощника во всех делах, пусть за него бы жизнь не отдала, ну так что же? Зато Платону она дала многое, очень многое. Есть у Раенских и сила, и власть немалая, и считаются с ними, и рядом с Любавой стоят они – по справедливости. Из захудалых род поднялся, в сильные развернулся. А только с Платоном и играла в детстве Любава, и когда за государя она замуж вышла, помог он ей немало. Так что и тут о бескорыстной любви речь не шла, скорее, рука руку моет.

Ну а ежели до конца признаваться…

Не при Варваре будь сказано, а только с Платоном Любава и девичества своего лишилась. Ведьма же, не хотела она с государем быть связанной первой кровью своей, лучше уж с Платоном. Нельзя сказать, что так уж хорошо Любаве было, да и не понравилось ей особо, но первый опыт, первый мужчина – не забывается такое.

А государь Иоанн?

Есть на то штучки ведьминские, ничего не заметил он, не понял даже.

Была у Любавы и еще одна слабость. К мужчине.

Слабость та давно прошла, а память о ней посейчас осталась.

Ах, Руди!

Даже сейчас хорош он неимоверно, а каким он в юности был! Красивым, ярким, все взгляды притягивающим, ну и Любава тоже смотрела на него. А потом и потрогать возмечтала, и сделала все потихоньку. Маринка, дура развратная, и не знала, что Любавино укрытие нашла, им и пользуется. А Любава-то хорошо знала – и кого таскает к себе царица, и что делает с ними.

Тьфу, блудница чешуйчатая!

Так много дано ей, а на что она силы потратила? Чего добилась? Да Любава б на ее месте первым делом ребенка родила Борису, положение свое укрепила, потом уж за власть уцепилась бы, а эта что? Развратничала себе то с одним, то с другим… Кому-то власть не надобна?

Бред вы глаголете!

Власть всем надобна, просто не все до нее добраться могут, вот и поносят локоть за то, что не укусишь его. Любава вот добралась!

А Маринка – дура!

У Любавы хоть и было все с Руди, да она все на карту не поставила, своему капризу не позволила условия диктовать, и все получилось у нее.

Но где ж Платошу Рогатый носит?

Али случилось чего?

К утру Любава в том и уверена была полностью. Случилось, не иначе, не то давно б кузен у нее был, отчитывался о ритуале. А не то боярыня Евлалия пришла бы, рассказала, что и как.

Да что ж случиться-то могло?

Жертва померла раньше времени?

Лошадь захромала?

Не знала Любава, но ей это не нравилось заранее… и рядом-то нет никого, поплакаться некому. Рассвести не успело, приказала она узнать, что там Борис, да позвать к себе боярича Мышкина. И побыстрее!

* * *

Рудольфус Истерман вестей ждал из Россы, ровно манны небесной.

Ну же!

Скорее!

Началась ли там эпидемия, вспыхнула ли там оспа, собрала ли свою кровавую, черную жатву? Вот бы уже… и когда б вовсе хорошо было, чтобы и Борис ее жертвой стал! Чтобы без царя Росса осталась… ненадолго! Потом-то на престол Федор сядет, он там куда как уместнее будет… для Руди.

Понятно, для Россы царь Федор хуже крапивы окажется, ну так то уже беда россов, Рудольфус-то свое возьмет!

Прилетел гонец – и… ничего?!

Письмо обычное, Борис благодарит за закупки, продолжать приказывает?!

А… как?!

Или не открывали они мощи покамест?

Точно, не открыли просто, вот и не началось еще, это ж россы, дикие они там! Во Франконии, говорят, просвещеннейший король Лудовикус каждое утро принимает натощак ложку порошка из костей святого, и оттого и бодр он, и разумен, и Франкония при нем процветает, и дамы в восторге.

А в Россе могли и не открыть мощи-то. Или открыть, но не Борис. К примеру, увезли их в монастырь, а там уж и…

Руди аж зубами заскрипел от злости. Не ведал он, что Борис приказал Истермана не тревожить. Вот приедет он в Россу, тогда и спросим по всей строгости.

Кто мощи продавал, с какой целью, кто посредником был…

Боярин Репьев это одобрил горячо.

Понятно, можно и приказ отдать, тогда не то что Истермана паршивого – короля франконского привезут в тюке, что там той Франконии? То ли страна, то ли муху кто на карте придавил, но ведь мал клоп, да вонюч! Визгу от них будет, что от кошки, которой хвост отдавили, проще потерпеть немного, да уж дома и взять Истермана за мягкое подбрюшье, да и допросить пристрастно…

Руди о том и не догадывался. Он просто понял, что результата нет, – и поспешил отписать магистру Ордена Чистоты Веры. Авось Родаль чего полезного придумает?

* * *

Боярич Фома Филаретович Мышкин томить государыню не стал, он с караула сменился да к Любаве и явился:

– Звала, государыня?

После того как с Вивеей на отборе неладно получилось, Любава к себе и Мышкиных подтянуть решила. Вызвала Фому, поговорила ласково, представила все так, что Устинья, злая-нехорошая, девочку едва ли не подговорила на злое дело, а Любава за нее перед государем заступилась. Не слишком боярин в то поверил, но после поступка дочери уязвим он был, поддержка ему требовалась. Васильев да Орлов налетали, заклевать каждый раз пытались, дела ему сильно попортили. Государыня помогла, Раенские его чуток поддержали… Ущерб Фома все одно понес, но на плаву удержался. И то ладно. И Фома Любаве благодарен тоже был, и за отца, и за сестру.

– Звала, Фомушка, звала. Сделай милость, помоги мне?

– Что скажешь, государыня, то и сделаю.

– Фомушка, проедь-ка ты в лесок, к северу от Ладоги, там дорога натрое разветвляется… – Любава четко описывала, как добраться до места проведения ритуала, Мышкин слушал. – А там посмотри… боярин Раенский должен был поехать туда. Не случилось ли чего по дороге с ним?

Фома отказываться не стал.

– Одному мне ехать, государыня, али кого с собой взять?

– Тех, кому доверяешь, кто болтать не будет.

– Есть у меня два друга, не бойся, царица, все тихо-тихо будет, сейчас слетаем, легкой ногой обернемся.

– Сделай, милый, душа болит, сердце не на месте.

Фома и спорить не стал, хоть и уставший был, а друзей попросил, коня оседлал да и поехал, куда сказано.

Место он нашел без труда, а вот потом – увы.

Божедар в тайге привык жить, зверя скрадывал, с местными племенами дружбу водил, знал и как следы замести, и как снега набросать, чтобы нетронутым он казался…

Ночью, пока луна светила, они и снег весь собрали, который с кровью был, и нового принесли, и разбросали по окрестностям, и следы все сровняли – с трудом, да справились.

Часа три крутился по окрестностям боярин Мышкин с друзьями – все напрасно! Может, будь на их месте охотник какой из таежных племен, он бы и заметил чего. Там ветку надломили, здесь плешку протоптали, да не замели, они такое легко читают. Но куда ж боярину, да с дружками такими же, несведущими? Не охотники они, не добытчики, так – для забавы по лесу гоняют… До них еще следы найти можно было, после них уж и сам Божедар не взялся бы. Что смогли, то и затоптали!

К царице Фома смурной приехал, доложил, мол, так и так, не нашел он там никого, не проезжал в город боярин Раенский, по заставам по всем он спрашивал.

Любава за сердце схватилась.

Что с боярином-то случиться могло? Чай, не чаща лесная, рядом с Ладогой все, вон, боярышня Устинья по лесу своими ногами прошла, до города дошла, Истерман рассказал. А эти…

Да где ж они быть-то могут?!

Махнула на все рукой Любава и к Борису пошла. Пусть на поиски людей отправляет! Когда выплывет что нехорошее, тогда и оправдания придумывать будем, а пока найти бы Платона, а то чует сердце беду неминучую… и не у нее одной.

Варвара уж прибежала.

Аксинья, дурища, и встала уж, и не поняла ничего.

Болит?

Так оно и вчера болело, а слабее или сильнее – не разобралась она. И кровь с нее смыли всю, и навроде как в порядке все. А получился малыш или нет – кто ж теперь ответит? Время покажет, сама-то Любава и таких сил не имела, одно слово – ритуальное дитя. Данила еще чуточку посильнее был, а самой-то Любаве и думать не о чем. Не предвидением она сильна, не ведьмовством, а упорством своим, безжалостностью и хваткой волчьей.

Ждать остается.

И Платона тоже ждать, вот и Варвара волнуется, места не находит себе. Надобно к Борису идти. Не хочется, а выхода нет другого, кроме царя, никто и не найдет ничего, поди.

Махнула Любава рукой на все да и пошла к пасынку.

(обратно)

Глава 4

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Вспоминаю сейчас, что было, пытаюсь сложить осколочки, а не складывается картина, не единая она, не так что-то выходит. Вот когда и для меня ритуал такой провели…

Вышла я за Федора замуж, тот силу из меня тянуть принялся радостно. Мне поплохело тут же, еще и оттого я смурная была, ничего лишнего не видела. И хотела бы, да сил не было, давило меня, тошно от жизни самой было. То еще любовь мне держаться помогала, а то, как не стало Бореньки, так в яму я и ухнула. Черную, безнадежную.

Понимаю, что говорила что-то, что за разумную сходила, что нормальной выглядела, не умалишенной, а когда вспомнить пытаюсь те годы…

Чернота.

Чернота, и боль, и отчаяние… и меня ровно нет. Как в погребе я затворилась и сидела там, чтобы не сожрали остаточки, а тело мое в то время за меня и ходило, и говорило. Может, так оно и было, а может, я тогда и умом тронулась.

А все ж даты помню я, по ним и двигаться могу кое-как.

Сначала брак мой был. Потом зараза пришла, бунт поднялся, потом смерть Бориса, а уж потом зачатие. А ведь от Федьки не могла сама я зачать, от него никто ребеночка не ро́дит. Разве что от другого кого, а ему за своего и выдаст? Может, и такое было.

Я по той жизни помню, что девка его детей ему так и не ро́дила. Вроде как были у них дети, да помирали в младенчестве. Может, и так. Особливо ежели она ему не верна была, а младенцев… да хоть бы и от того же Михайлы приживала на стороне.

Это я Федьке верность хранила уже потому, что мне никто, кроме Бори, не был надобен, а кто другая мигом бы наставила ему рога, да и ладно! Особенно ежели иноземка, у них-то неверность супружеская за достоинство почитается и не скрывается даже.

Федору-то все равно, с кого тянуть, он и у матери своих детей силы забирал, и из младенцев их высасывал, еще во чреве материнском. Так и рождались плохонькими, так и не выживали.

Могло быть?

Ой как могло.

Когда вспомнить, забеременела я, так свекровь от меня Федора гоняла, лишний раз ему подходить не давала, мол, вредно то для ребеночка. Я-то счастлива была, а надо бы задуматься.

Но допустим, для Аксиньи ритуал тот провести хотели, что и для меня. Только вот Илья жив остался, так что не забеременеет сестрица от Федора.

Ведьм обеих упокоили – все это или еще чего у свекровки в запасе есть?

Прабабушка у меня побывала, сказала, покамест Божедар трупы прибирал, она в город поскакала, скорой ногой обернулась.

Лежит Книга, и чары на ней не спадают – Федор, Любава принадлежат ей, потому и держится мерзость богопротивная? Али еще кто в запасе у свекровушки, злобной кровушки, есть?

Боярыня Пронская – детей покамест не было у Евлалии, но могла ведьма и как бабка ее сделать. Родила да отцу на воспитание и оставила…

Ох, вопросов много, ответов мало, а деваться-то и некуда! Искать надобно.

А искать и не хочется.

У окна сидеть хочется, солнышко ловить, морковку грызть почищенную, капустку свежую – так на овощи потянуло, слов нет!

Ребеночек во мне растет!

Мой и Бореньки! Чудо наше маленькое… Понимаю, рано еще, а руку к животу прикладываю, и кажется мне, что там, внутри, отзывается кто-то. Ровно теплом в ладонь толкает.

И счастье волнами…

Наше чудо. Наше счастье!

Все для любимых своих сделаю. А уж о том, чтобы пару ведьм приговорить, и речи нет, даже и бедой я то не считаю. Может, когда б кто их в той, черной жизни, приговорил, я бы жить смогла. Не случилось, ну так хоть сейчас все исправить.

Пойду к Бореньке, рядом с ним побуду. Авось и он не против будет, заодно и послушаю, кто и что говорить будет, кто и что знает…

Авось и сладится все с Божьей помощью?

А и мы Богу поможем, чего ему по всякой мелочи-то поворачиваться? И все одно… Жива-матушка, помоги! Чует мое сердце, есть еще пакости у врагов наших, только какие?

Вспомнить бы!

Только б вспомнить, ДО того, как ударят враги наши. Или хоть к чему подготовиться… Не отойду я от Бори. Ведьмы нет уже, да кто сказал, что миновала опасность?

Чует сердце недоброе…

* * *

Недаром сердце беду чуяло, не успела Устинья к мужу войти, к нему государыня Любава явиться изволила! Борис зубами скрипнул.

Не хотелось ему мачеху видеть, и думать о ней не хотелось. Ни о чем.

Обнимать бы жену, животик ее гладить и знать, что в нем дитя их растет. Счастье.

– Прими ее, Боренька, надобно так.

Устинья серьезно смотрела, Борис и рукой махнул:

– Пусть войдет!

Любава не вошла – влетела вихрем, только летник шелковый развевается да глаза горят. Ни бус на ней, ни колец каких, только венчик небольшой, ну так Любава скорее без платья на людях покажется, нежели без венца.

Волновалась она? Да так, что о внешности своей не подумала?

– Что случилось, мачеха? Чего надобно?

Любава на Устинью поглядела недобро.

– Поговорить бы нам наедине, сынок.

– И не сынок я тебе, и от Усти у меня секретов нет. Говори, когда чего надобно.

Да и проваливай подобру-поздорову.

Не сказал Борис последних слов, а только все трое о них ведали. Поджала Любава губы:

– Все ж жена твоя и молода слишком, и…

Приподнялся Борис с кресла, и стало даже Любаве ясно, что выкинет он сейчас мачеху вон, за шкирку. Зашипела Любава, ровно гадюка!

Когда б Устя вон вышла, хватило б ее силы Бориса чуток оморочить! А на двоих… нет, на двоих не хватит уже!

Будь проклято ее бессилие!

– Хорошо же! Боря, Платон Раенский пропал невесть куда! Прикажи искать его, прошу тебя!

– Боярин пропал?

– Со двора свели? – Устя не выдержала, за что и смешок от Бориса получила, и от Любавы гневный взор. Могла б вдовая государыня, пощечину б наглой девке влепила!

– Не предмет это для шуток гадких! Волнуются за него!

– Понимаю, государыня, – Устя ругаться не стала. – Не о том я, сказала неправильно. Откуда боярин-то пропал? Из дома или из палат государевых или ехал куда по делам важным?

Заскрипела Любава зубами.

Когда б не эта гадина, она б сейчас Борису просто приказала! И искали б Платошу тщательно! А с ней не получится ничего, разве потом время подгадать?

Посмотрела царица на Устинью, поняла, что в ближайшее время та от мужа не отойдет! А для Платоши-то каждая минута может важна быть! Зима ж на дворе! Мало ли что!

Лишь бы живым нашли, потом-то они с Варькой Платошу выходят…

Да и Сара с Евой молчат, но тех искать не попросишь, да и что ведьмам станет?

– Боярин Раенский по делам поскакал… Только не для обсуждения это, государь.

– Что именно, Любава?

Потупилась царица, сюда-то шла она в расчете на простой приказ, а пришлось историю придумывать. Плохо получилось, ну уж как есть!

– Платон… мужчина он, а Варваре уж не требуется ничего. Была у него полюбовница, вроде как из иноземцев, вот она его о встрече попросила, к ней боярин поехал.

– Затяжелела она от него, что ль?

– Да кто ж знает, Боренька?! Прикажи искать!

– Как любовницу-то звали?

– Сара Беккер.

И то… пусть и Сару поищут! Взяла моду – не объявляться после важного дела! А Любаве теперь гадать, получилось ли?!

– Ладно, прикажу я, пусть ищут. Не сказал ли боярин, куда ехать собрался?

Любава руками развела. Но путь боярина описала, вроде как там должен он был с любовницей встретиться, да поехать куда?

– Хорошо, – не стал Борис спорить. – Искать прикажу, а далее все в руце Божьей.

– Спаси тебя Бог, Боря!

Вышла Любава, а государь на Устинью поглядел:

– Почему мне кажется, супруга любимая, что скрываешь ты от меня что-то?

– Не кажется. – Устя потупилась. Она уж от Агафьи знала все. – Ты, любимый, прикажи искать боярина, а только знай – не найдут его никогда.

– Почему же?

– Потому как мертв он. А баба, про которую говорила Любава, – ведьма.

– Та-ак…

– Помнишь, Боренька, как на тебя порчу наводили? – Устинья бы всю правду мужу рассказала, да только о некоторых вещах лучше помолчать до поры. – Как коловорот обжег тебя?

– Поди не запомни такое.

– Она это была. К ней боярин и поехал.

Борис невольно груди коснулся, потер там, где обожгло его.

– Зачем, Устя?

– Всех причин не знаю я, Боренька, но к ведьмам за добром не ездят. А Божедар, слышал ты о нем, ведьму и уничтожил. Ну, и боярина заодно.

Боря пару минут размышлял, как быть.

Ежели так подумать, и ничего страшного не произошло. Злоумышление на государя смертью карается, а ведьма на него порчу наводила. И не врет ему Устя, это он видит, не умеет она ему врать. Все одно ведьма смерти повинна. Кто ее убил – просто приговор исполнил.

Боярин Раенский?

Его Борис и вовсе терпеть не мог. И убрать не мог – родственничек государыни, и смотреть на него противно было, тошно, ползает по твоему дому гадина ядовитая, а ты и лопатой навернуть ее не можешь – нельзя! Тьфу, пакость, придумается ж!

И зачем к ведьме он поехал?

И кто порчу на Бориса наводил? Нет-нет, понятно, что ведьма, а просил ее кто?

Так что…

– Прикажу я боярина искать, когда можно, а потихоньку боярину Пущину укажу не сильно усердствовать.

– Пусть усердно ищут, Боренька, пусть. Не найдут они ничего.

– Уверена ты, Устёнушка?

– Да, любимый.

С тем государь и приказ отдал. Пусть ищут. Только вот права была Устя. Не нашли боярина. Вовсе не нашли. И не одного его.

Опустел домик травницы в Иноземном квартале.

А еще боярыня Евлалия Пронская пропала. Но то уж вовсе никто, окромя близких ее, и не заметил.

* * *

– Матушка!

Роман Пронский на мать смотрел даже чуточку растерянно. И то сказать!

Как лет пять-шесть тому назад вышла за него замуж Ева, боярин и вовсе головой своей думать перестал. А зачем ему такие сложности?

Жена и подскажет, и направит, и сама много чего сделает. А теперь вот нет ее рядом, и дальше-то что? Как быть?

– Чего тебе – матушка! Вон уж седина в бороде проглядывает, а ума как не было, так и нет! Искать твою женку надобно, только тихо!

– Да?

– Чтобы не было нам никакого урона! Когда случилось чего…

– Да что с ней могло случиться-то? Маменька?

Проглотила слово ядовитое боярыня Степанида.

Что могло с ведьмой случиться? Ой, лучше тебе, сыночек, и не знать про то, и не думать даже, чаю я, целее будешь!

– Ты бы поговорил с кем из Разбойного приказа. Вот хоть и с боярином Репьевым, чай, послушает он тебя! Объясни ему, что неладное с женой случилось, искать ее надобно…

Хотя как ты ее найдешь, когда уж государыня не может? Но лишним оно и впрямь не будет.

– Поговорю, матушка. Сей же день и поговорю. А когда не найдется Евлалия?

– В церковь пойдешь, там ее рано ли, поздно мертвой признают, а ты еще раз женишься. Чего спрашивать?

– Но я… я Евлалию люблю!

– Ну и люби себе на здоровье, а только наследник тебе надобен!

– Жестоко это, маменька!

– А не жестоко вот так пропасть неведомо где? Мы за нее волнуемся, переживаем, а ей и горя нет?

Горя Еве действительно не было, хорошо ее прикопали, на три метра под землю, еще и кол осиновый в грудь вбили, и рот чесноком набили, какое уж тут горе? Упырицей и то не встанет, нечисть лютая!

– Хорошо, маменька, поеду сейчас к боярину Репьеву, поговорю с ним потихоньку…

– Вот и ладно будет, сынок.

Боярыня Степанида сама едва за голову не хваталась, и была у нее для горя очень веская причина.

Пропала невестушка любимая, ровно и не было ее на свете. И у иноземцев нет ее, никто и не видел, и государыня Любава не знает ничего… Куда бежать? За что хвататься?

У боярыни-то и своя беда неотложная, и без ведьмы не решится она никак!

Андрюшенька! Боярина Ветлицкого сыночек младшенький!

Любый ее!

Имя-то какое у него сладкое – Андрюшенька, и сам он ровно пряничек сахарный, так и хочется его всего облизнуть, надкусить…

Сейчас-то с ней он! Зелье у Евы крепкое, хорошо оно действует!

А потом его где взять?

Обещала ведьма новое сварить, да не поспела, омелы не было у нее! А что теперь боярыне делать?

Ой, горе горькое бабье…

* * *

Когда уехал сын, отправилась боярыня в покои невестушки. Знала она, где у той тайничок есть малый, на самый крайний случай.

Нет-нет, не будет она со злом лезть, ей другое надобно. В тайнике этом такие вещи хранятся, которые ни одна ведьма не бросит, бежать вздумает – так или с собой их заберет, или за ними вернется, Ева сама о том говорила. Сколько могла, она свекровь ценила, доверяли они друг другу, когда так вообще о ведьме сказать можно.

Под сундуком в любимой ее горнице тайничок тот… Вот и посмотрит боярыня, надобно только дверь запереть, не помешал бы кто!

Провела боярыня рукой по дощечкам пола, поддела одну из них, на другую нажала посильнее, тайничок и открылся малый.

А в нем…

Задохнулась боярыня, кулак ко рту прижала.

Среди самых важных настоек, среди вещей, которые не вдруг и найдешь, лежал и он.

Клинок с алой рукоятью каменной. Искусно он сделан, не вдруг и распознаешь, что не шпилька это. Ева говорила, бабка его чудом сохранила, когда бросить пришлось ей все нажитое, в волосы клинок у нее заткнут был, так и остался. Вроде как прабабка его заказывала у мастера какого… Да неважно это!

Важно, что бабка его Еве и подарила в обход дочери, та с клинком и не расставалась, считай. Или в тайнике хранила, или с собой брала, платье закалывала, а тут…

Ежели клинок в тайнике, значит, Ева за ним не вернулась. А может, и не вернется, когда в живых ее нет. А тогда как же…

Ох, что ж бедной боярыне-то де-е-е-е-елать? Где ж зелья-то брать?!

Андрюшенька! Радость моя…

* * *

– Любушка… нет нигде Платоши!

Варвара Раенская и слез уж не сдерживала. И будешь тут – шестой день от супруга ни весточки, ни волоска какого – ничего! Искали уж всех троих, и Платона, и Сару, и Еву искать просил потихоньку боярин Пронский, так ведь ничего нет! Ровно в воздухе трое человек растворились, а считая холопов, так даже и пятеро! Шестеро, Илью Заболоцкого хоть и не искали, а только не видел его никто с той поры! Вот и думай, что приключиться с ними могло? И Платон за себя постоять мог, и холопы у него боевые, а уж про двух ведьм и вовсе помолчим, все вместе они б от кого угодно отбились!

Нет никого!

Ни весточки, ни знака, ни даже веточки надломленной. Все Божедар хорошо сделал, не нашли ни могилы, ни следов каких.

Вот и выла Варвара, что та белуга, вот и лила слезы, что ни час. Любава ее понимала, самой плакать хотелось, да нельзя ей слабость показывать. Разорвут.

– Я человека послала на Лембергскую улицу, Беккеров расспросить приказала. Пропали и Сара, и Ева. Вещи оставили все и пропали. Понимаешь, что это значить может?

Ох как хорошо понимала это Варвара. Только вслух произносить не хотелось. Пока не сказано, живой он… наверное. А вдруг? Ну, бывают же чудеса на свете, а что чернокнижников они стороной обходят, потому как чудо – от Бога, а ведьмовство вовсе даже с противоположной стороны, о таком даже и думать не хотела Варвара Раенская!

Не хотела, а только Любава по ране полоснула безжалостно:

– Мертвы они. Обе мы это понимаем. Когда б похитил их кто, давно б нам чего передали, весточку какую, когда б своей волей они ушли… Сара никогда от Книги не ушла бы далеко!

– А ты… спрашивала?

– Книгу?

– Да.

– Книга говорит, что мертвы обе. – Нелегко Любаве эти слова дались. Понятно, не любила она ни сестрицу сводную, ни племянницу, да и чего их любить? Не о них разговор сейчас, о планах порушенных, перспективах упущенных! – Вчера я спрашивала…

Уж такое-то Книга чуяла. Жива ли ведьма, что с ней связана, мертва ли, все ведьмы Книгу кровью своей поили, все ей душой и телом принадлежали.

А ответ прост был. Ни Сару, ни Еву не видела больше Книга, а значит, нет их в живых. Нет ритуала такого, чтобы ведьму чернокнижную от Книги отрезать, его и монахи-то не придумали. Разве что сжечь обеих. А ежели ведьм нет, то и Платона тоже. Про холопов тут и вовсе думать нечего…

Осела Варвара на пол, как будто из нее кости вытащили, в волосы свои вцепилась, заголосила, тихонько покамест…

– Любушка!

Так и дала ей царица мужа оплакивать! Подняла, встряхнула, пощечину отвесила, чтобы в чувство вернее привести.

– Варька, не время сопли размазывать! Думать надо! Действовать!

Варвара лицо вытерла, на царицу посмотрела:

– Легко тебе говорить…

А все ж прекратился плач и вой, Любаве того и надо было.

– Легко?! Да они, считай, мои надежды на внуков похоронили! От меня, сама знаешь, не получатся дети, от Федьки тоже… А кому еще наш род продолжать?! Кому Книгу передать?!

– Ох, Любушка…

– Есть, конечно, способы, когда другого выхода не останется, использую я их.

Варвара головой покачала. Знала она про те способы, по доброй воле на них никто бы не пошел. Опасно это… и можно не выжить, и можно попасться легко… Нет, на такое лучше не решаться.

– Любушка, так придумала-то ты что?

– Не так чтобы придумала, спервоначалу за Платошу и сестру мне отомстить надобно, потом уж думать будем. А то и остальные планы мои сорвутся.

– А кому мстить-то? Любушка, ведь не знаем мы вовсе ничего, не ведаем!

Глаза у Любавы алым блеснули. Когда б видел ее Макарий, мигом понял бы, чем ведьмы от волхвов отличаются: у Любавы, казалось, сейчас и клыки изо рта полезут, и когти блеснут, так лицо исказилось!

– А вот послушай, Варенька. Обряд, который мы провести хотели… ну, ты и сама все знаешь. Кому он помешать мог? Не так даже: кто его почуять мог?

Варвара подумала чуточку. Так даже и лучше было, чтобы горя своего не осознавать покамест.

Выходило так, что в лесу особо людей зимой не водится. Тати?

Э нет, не тот случай. Рядом с Ладогой татей и нет, считай, Борис за этим хорошо следит. Разъезды посылает… Допустим, наткнулся разъезд на Платона. Что, не смог бы боярин им зубы заговорить да в другую сторону отослать?

И смог бы, и… Борису доложили бы. Что-то да просочилось, а тут – тишина. Не разъезды.

Не тати.

А кто тогда?

Илья освободился, напал на всех, сам помер… Домой-то не вернулся он? Так, получается? Нет, тогда б следы какие нашли. А нет следов, ничего нет… на такое только ОНИ способны, более никому такое не по силам, а им земля-матушка подчиняется, им все стихии покорны, тут и понятно, почему следов не осталось. Какие уж там следы, ежели ЭТИ вмешались! Слово тяжело упало, глухо…

– Волхвы.

– Правильно думаешь, Варька. Только волхвы, только они. А где у нас пакость эта гнездится?

Ежели о ведьмах говорить, то на Лембергской улице. А ежели о волхвах…

– Роща Живы?

– Правильно. Поговорила я тут кое с кем, нашли мне отряд наемников. Даже не наемники… шваль перекатная, правду сказать, иноземная шваль. Со всего квартала, с кораблей, считай, собирали.

– И зачем они тебе надобны?

– Рощу Живы сжечь, волхву убить. Одна она там, точно знаю.

Знала.

Была Добряна одна, все верно, до недавнего времени. Да и сейчас люди Божедара к себе внимания не привлекали. Провизию они в Ладоге покупали, в деревни не лезли, лишний раз не показывались никому – вот и не знала о них Любава. Откуда бы?

Чтобы точно знать, надобно было за рощей следить долго, а кто б ей сейчас это делать стал?

– Хм-м-м… а получится?

Ужаса эта мысль у Варвары не вызвала, ради статуса своего она бы и десять рощ сожгла. Только вот…

– Получится.

– А нам в том какой смысл? Допросить волхву ни у кого не выйдет,хоть ты жги ее, хоть что делай, да и опасно это. Что с Платошей – не узнаем мы от волхвы. Ну так и к чему начинать раньше времени?

– Предупреждение будет, – Любава глазами сверкнула. – Пусть твари, которые Платошу убили, узнают, что и мы сильны, и мы готовы ударом на удар ответить!

Может, и не полезла бы Любава в драку, и не поступила б так опрометчиво, а только… первый мужчина. Для ведьмы это связь важная, а Платон еще и друг ее, и поддержка в делах любых… И ярость голову туманила, вздохнуть не давала.

– А когда прознают про наше участие?

– Кто им скажет? Не сама я договаривалась, брат Сары помог.

– А он тебя не выдаст?

– Побоится. Да и Сара… нет, не рискнет он.

– Ну, когда так…

– Только так, Варенька.

Варвара руки сложила.

– Пусть это будет началом искоренения язычества на землях росских. Я за это помолюсь.

– Помолись, сестричка. Пусть у нас все получится…

Главное в любом деле – его правильное и благочестивое название, конечно. И сразу все становится намного пригляднее.

* * *

Кто бы боярича Заболоцкого в гриме-то признал? Да никто! Волосы ему в черный цвет выкрасили, бороду окладистую приклеили, в сапог орешек подложили, чтобы прихрамывал, вот и не признал Илью никто. По Ладоге Илюша прошел спокойно, да и в палаты государевы провел его слуга доверенный.

– Илюшенька, наконец-то!

Устинья брата встретила, на шее у него повисла с радостью. Илья сестру к себе привлек, по волосам рыжеватым погладил, потом чуточку отстранил, хотел было Борису поклониться, но государь рукой махнул:

– Рад тебя видеть, братец.

И так это хорошо прозвучало, что невольно улыбнулся Илья в ответ, забывая обо всех титулах.

Да, государь Борис Иоаннович, а только человек же! И семья ему надобна, и жена любимая, которая не предаст, и прочая родня, с которой хоть ты и поссоришься, и поругаешься всласть, а все одно они за тебя стоять до конца будут.

Илья и стоял бы с радостью. А только, чует сердце, не за тем его позвали.

– И я рад…

– Борисом зови, – понял государь его колебания. – Когда не на людях, то можно.

– Очень рад, Борис. Устя у меня хорошая, тревожится за нее душа. Знаю, ты сестру не обидишь, а все одно сердце не на месте.

– После того, что случилось, – понятно, – Борис только рукой махнул:

Конечно, не все ему Устинья рассказала, не о многом осведомлен был Борис. Но о том, что Илье скрываться надобно, знал. В ведовские дела Устинья мужа посвящать до конца не стала, сказала только, что через родную кровь можно порчу навести, но от такой и защититься можно, вот как она мужа защитила. А от чего защиты нет, так от порчи на смерть. Ежели кто Илью похитит да в жертву принесет, тут и Устю достать могут, и Аксинью. Сестер бросить Илья не решается, а только и подставляться ни к чему.

Государь это воспринял чуточку отстраненно, разве что плечами пожал: Так-то, положа руку на сердце, это дела волховские, его они не слишком касаемы. Вот когда враг на Россу придет – ему в бой идти, а ведьмы… ну так что же? Бывают они, встречаются, извели их волхвы – порадоваться надобно. Никто не жаловался?

Вот и хорошо, далее уж не его забота.

А ежели считает Устя, что брату ее покамест лучше прятаться, опять-таки, нигде не сказано, что всех ведьм перевели, но и с этим волхвы тоже справятся, дайте время.

– Илюша, может, и тебе теперь уехать? Сделано главное, померли обе ведьмы, а тебе теперь опасно в городе. Не дай Бог увидят!

– Мне и сюда приходить опасно было, так что же?

– Сюда не так опасно, и провели тебя потихоньку, и сам на себя ты не похож. Но вечно ты ж не станешь в роще прятаться, может, и правда поехать тебе за Марьюшкой?

Илья разгневался так, что сестру даже встряхнул слегка:

– Ты меня что – слизняком ненадобным считаешь?! Я не мужчина, что ли?!

Обиделась Устинья, ногой топнула:

– О тебе забочусь, поросенок! Ну и о себе тоже: случись что, побегу я тебя выручать!

– Да скорее я тебе на помощь сорвусь! Скажите, какая у нас тут богатырша выискалась, не иначе, дева-поляница родилась?

– Илюшка!

– У меня тут две сестры! Куда я из Ладоги?! Вокруг Машеньки сейчас народу достанет, а я еще и тут пригожусь тебе!

– Я о своей жене позабочусь. – Борис улыбнулся, на жену поглядел ласково. Илья потупился, как-то и забыл он, что не просто зять у него, а государь росский, потом все ж решился, плечи расправил, поглядел прямо:

– Верю, Борис. А все одно останусь. Так мне спокойнее будет, за себя я постоять могу, глядишь, и вам помогу чем.

– Спасибо тебе, Илья.

Переглянулись мужчины, симпатию друг к другу почуяли. Нет пока еще дружбы между ними, нет еще родства настоящего, а вот симпатия есть уже. Понимание, ответственность за семью свою, за близких, это обоим важно. А на этом фундаменте хороший дом построить можно.

Все у них хорошо будет, когда живы останутся.

Глядишь, и подружатся.

* * *

– Не получилось у меня с мощами, магистр. Теперь другое сделать надобно.

– Прикажи, магистр Родаль, все сделаем.

Есть в Ордене магистры, есть и Великий Магистр. Вроде как и равный, но первый средь равных. А на деле-то Эваринол скажет – Орден прыгать и квакать будет.

Вот и магистр де Тур слушает внимательно, понять старается. Голову наклонил, кудрями темными покрытую, брови сдвинул, низкий лобик наморщил. Силой-то Бог его не обидел, а вот смекалкой… М-да. Первое впечатление от магистра – на быка он похож, безмозглого и круторогого. А вот далее…

Не всегда магистр понимает с полуслова. И объяснять ему приходится долго и упорно, и растолковывать, но когда уж схватит он суть – только порадоваться можно…

Исполнит он все сказанное от и до. Не прибавит от себя ничего, не добавит – очень Эваринол таких уважал. Ему инициативные не надобны, вечно их потом из проблем вытаскивать не успеваешь, а то и по рукам наглым давать, только и ждут, чтобы на себя перетащить одеяло.

А Леон де Тур исполнитель просто прекрасный. Замечательный!

И взглядов придерживается правильных, никакие бабы и детишки ему глаза не застят, он и город целиком сожжет, когда Эваринол прикажет.

– Смотри, магистр. Как река Ладога вскроется, ты пройдешь по реке, отведешь корабли в стольный град Ладогу. И когда прикажет тебе наш человек, по команде его придешь в палаты царские. Вырежешь всех, чтобы и следа царской крови не осталось там… Государыня Любава и сын ее, Федор Иоаннович, те, кого помилуют они, те и остаться должны. Я тебе с собой три сотни воинов дам, больше просто нет у меня, да и не надобно более. Силой вам все одно Россу не одолеть, а ум да хитрость завсегда на нашей стороне.

– Прикажи, магистр!

– Приказал уже. Слушай, что сказано, да запоминай. Проведешь корабли в Ладогу, на якорь встанете, корабли мы товарами нагрузим. Сделаешь вид, что торговать вы редкостями приехали, оттого и охраны на кораблях хватает.

– Да, магистр.

Ценностей в Ордене и правда было – хоть ложкой ешь! Рыцари их откуда только не тащили. Из Святых походов возами везли, что-то и в карманах у них оседало, а остальное в сокровищницу Ордена вливалось. Нет, не считали рыцари это грабежом. К чему всей этой черни сокровища, все одно не знают они, куда их применить правильно. А вот Орден знает.

Он и деньги в рост дает, и земли покупает, и другое чего… Магистр всего и не знал, ну так на то Великий Магистр есть. У него голова умная, он знает точно^[108].

– Придет к тебе человек. Вот, кольцо возьми. – На ладонь магистра кольцо легло, черный камень с выемками в нем. – Тебе второе такое принесут, ты их вот так сомкнешь – будешь знать точно, что от меня этот человек.

– Повинуюсь, магистр.

– По его приказу ударишь, а когда и куда – он тебе скажет.

– Хорошо, магистр. Только… я речи россов не знаю, толмача бы мне.

На губах магистра улыбка появилась, недобрая, змеиная.

– Будет у тебя толмач. Скоро уже будет, уже скачет сюда. Ты его до поры не показывай никому, да и сам он постарается, а Россу он хорошо знает, и провести вас сумеет, и лоцмана найдет не абы какого, а наилучшего, и в столице вам поможет.

– Хорошо, магистр. Я твою волю исполню.

Эваринол кивнул, Леона по руке потрепал:

– Я в тебя верю, мальчик мой.

И получил в ответ улыбку, исполненную обожания. Леон любил своего магистра, может, даже и не вполне платонической любовью. Любил, преклонялся, повиновался – все, как нравилось Эваринолу.

Родаль отлично понимал: если Россу не взять хитростью, то силой всяко не получится. Что такое три сотни рыцарей? Ладогу захватить и то не хватит, но взять и удержать власть – вполне. А там уж…

Сложится.

Есть и третий план, но его Эваринол более всего не любил. Потому как придется делиться, и многим. Ежели сорвется покушение на Бориса, надобно будет ему мир предлагать, а с миром и союз выгодный. Что с того, что женат росский государь? Жена, чай, не стена, предложат ему условия выгодные, и поменяет государь одну бабу на другую. А то и отравить ненадобную можно.

Только вот это уже не только от магистра, но и от короля Джермана зависит. А как подсунут царю бабу подходящую, так им и вертеть можно будет, хоть влево, хоть вправо, и детей его под себя воспитать. Но король… делиться придется.

А может, и не придется? Не получилось с мощами, получится с клинками!

Магистр встал и отправился в часовню. Помолиться об успехе предприятия.

Да, иногда и его разбирало желание чего-то попросить у Бога. Только вот помогало редко, очень уж цели у магистра были – о таких у Рогатого просить впору. Приходилось своими силами обходиться.

Авось и в этот раз… обойдется.

* * *

Гордон Беккер, единокровный брат Сары, свое воинство оглядывал.

Ну такое… неприглядное оно, честно сказать. С бору по сосенке, вразнобой, стоят, как им нравится, одеты во что придется, оружие – какое у кого есть – шваль, одно слово. Как получилось, на что денег у него хватило.

Вот зачем ему было во все это лезть? Зачем голову подставлять? Ан жизнь так прижала, что и выбора-то не оставила.

Отец Гордона, Джош, в Россу приехал на заработки. Фортуну искал.

Нашел, как же не найти-то на свою голову! На корабле и нашел! Рыжую, красивую, такую, что аж пар из ушей валил! И нашел, и дочь с ней прижил – Сару.

Потом, правда, Инесса ушла, оставив ему ребенка. Погоревал Джош, да недолго, ребенку мать нужна, ему уход и ласка, сошелся с Мартой – та ему и родила Гордона. И жили все потихоньку, Сарочку маленькую Марта приняла, не ущемляла ни в чем, по хозяйству управляться учила, как до́лжно, хорошо они тогда жили. До поры…

Инесса через десять лет объявилась. Тогда-то и выяснил Джош, что с ведьмой жил! И что дочь у него ведьма – тоже.

Не обрадовался, да и кто б на его месте счастлив был? Нет таких дураков! А только и выбора не было. В храм кинуться? Себя первого подставить под церковное покаяние, под монастырь? Нет, такого Джошу не хотелось. И Гордону тоже не хотелось, понятное дело.

Оставалось помогать Инессе и Саре в их делах.

Особенно много бабы с них не требовали, иногда письмо передать, иногда наемника найти, так, по мелочи. В основном Сара все крутила, с ней и Инесса, и Любава шушукались, к ней и шли, Гордона и Джоша так уж замечали, ежели очень надобно было. Мужчины и радовались, жизнь спокойная всяко дороже прибытка. Хоть и оплачивали бабы просьбы свои, и деньги давали просто так, а все одно – без них уютнее живется. Ведьмы же… неприятно рядом с ними, ровно сквозняком тебе в спину потягивает. Потом умер Джош, за ним Марта ушла, Инесса, Гордон же…

Вроде и женат давно, и своих детей у него пятеро, а все одно – не может он от ведьм отделаться. Свяжешься с такой пакостью, так до смерти не развяжешься… увы. Одно он у Сары выторговал: чтобы семья его не знала ни о чем, чтобы не трогали ни Анни, ни детей. Иначе он и правда в монастырь кинется…

Сара только фыркнула на это, но чего ей из-за мелочи с братом вязаться? У нее Любава есть, боярин Данила, дочка вон есть родная… мужа, правда, нету, прибрал его Господь. Потому Гордона просила она, когда уж вовсе выбора не было.

Не любил Гордон сестрицу, но и отказать ей не мог, вот ведь беда какая, терпеть оставалось да молиться, чтобы Господь эту нечисть прибрал. Ну, или Рогатый, тут Гордону неважно было кто, абы побыстрее…

Вроде и пропала сестрица, да тут еще одна родственница объявилась… Кем там ему Любава приходится, Гордон не задумывался особо. Кажись, племянница, и то по отцу только. Мало у них общей крови, верно, а тайны общие есть. Мерзкие такие, гаденькие, которые крепче крови повязать могут.

Пришлось ему побегать, нанимая наемников. Хотя… Сжечь рощу?

Ну и в чем беда?

Волхвы… верят в них местные, ну так что же? Гордон и вовсе с ведьмой в одном доме жил, покамест та к мужу своему не ушла, и знает про их силы да слабости. А волхвы – это, наверное, как ведьмы, только еще реже встречаются? Гордон хоть и в Россе рожден был, но воспитан-то в своих традициях! И в смерти волхвы ничего не видел страшного. Одной больше, одной меньше – вот еще ерунда какая! Главное, самому не пострадать.

Так что…

Выступили они не одновременно, вышли из разных ворот Россы, чтобы не заподозрили их, собрались уже на дороге. Гордон всех оглядел, еще раз указания дал:

– До рощи доходим… Факелы есть? Масло? Трут?

Все в наличии оказалось.

– Поджигаем рощу, там одна баба должна быть, старая. Вот ее стрелой надобно снять, издали. Волхва она, это как ведьма, только сильнее…

– А не обморочит она нас?

– Нет, она одна, нас много, не справится попросту.

Когда б не Божедар, так и вышло б все по его слову, по задумке Любавиной. Сильна волхва на земле своей, а только и обратная сторона у этой силы есть. Волхва от земли своей сильно зависит, а деревья… Когда маслом их облить земляным да факел кинуть, хорошо они горят, даже зимой. Поджечь место силы ее в десяти местах, так в одном-то пожар волхва, может, и потушит, а в остальных? Одна у нее голова, не десять. И руки тоже одни.

А еще… больно тем рукам будет.

Когда священную рощу рубить будут, волхве дурно сделается, гореть она будет, как в лихоманке, корчить ее будет, корежить, и чем долее волхва в роще той прожила, тем сильнее боль будет.

Связь между ними двусторонняя, завсегда так. Не отдашь – так и не получишь.

Все продумано было.

Оттого и не боялся Гордон, оттого и людей ему удалось легко набрать – все равно наемникам, в кого стрелять, кого жечь, а что такое волхва, они и вовсе не представляли.

А только вот не дошли до рощи поджигатели. Из города-то они разными тропами выбирались, а потом по одной дороге пошли, уж у рощи разделиться хотели. Помешать им Добряна не смогла бы, разве что ветер уговорить, метель поднять, закружить-завьюжить… да не столько сил у нее. Велигнев – тот мог бы и справиться, может, еще кто из сильных волхвов. Может, Устинья смогла бы. А Добряна…

Не могла она убивать, она волхва Живы-матушки, не Рода. Рука у нее на людей не поднималась, разве что ее саму убивать будут. А так… идут люди – и идут себе. Даже понимая, что происходит, не могла она просто. А вот Божедар очень даже мог.

Услышал он от Добряны, что идут иноземцы к роще, нахмурился. Явно ж не с добром они сюда идут, людей кликнул:

Да и не таились иноземцы особенно, топоры на плече кое-кто нес, горшки да бурдюки с маслом тоже, меж собой разговаривали, похохатывали. А вдруг волхва даже и собой ничего? Может, ее тогда не сразу убить, а того… попробовать перед смертью? Она как обычная баба – али еще чего у нее не так? А вдруг в роще деньги какие найдутся?

Да всенепременно найдутся, надобно только поспрошать получше, к примеру, когда волхву пятками в костер сунуть, она ж не выдержит, все расскажет? А гореть она как человек будет – или как дерево?

Божедар на это посмотрел, послушал, людей своих расставил, а как подошли иноземцы на нужное расстояние – и команду отдал:

– Огонь!

Короткая команда, а только с лихвой ее хватило.

Ударили тридцать арбалетов по толпе, в единый миг треть народа выкосило. А ведь не просто так их поближе к роще подпускали – выбрали место так, чтобы арбалеты успеть перезарядить и второй раз выстрелить, ежели убегать кто начнет.

Вот Гордон убежать и попробовал.

Не успел: болт арбалетный быстрее оказался, налетел, клюнул в поясницу – разом ноги отнялись, так Гордон мордой в снег и упал, завыл, понимая, что это уже конец, не вылечишь такое… Да куда там лечить! Уйти не удастся!

А стрелки второй залп дали – и за оставшимися татями кинулись. На всех еще и не хватило.

Потом добили тех, кто на дороге остался.

Пока тела к роще стаскивали, а Добряна распоряжалась, кого да под какое дерево положить, пока обыскивали (что с бою взято, то свято), Божедар главным занялся. Специально приказал не добивать Гордона, того хорошо видно было. И одет он не в пример наемникам, и оружие у него дорогое, и на пальцах перстни самоцветные…

Взял нож да и примерился.

– Сейчас глаза тебе выскребать начну. Тщательно, до кости черепа. Потом зубы по одному начну выламывать, потом уши порежу… постепенно, на лапшу. А убивать я не стану тебя, нет, я тебя вот так, за ноги, по дороге оттащу да и брошу, все одно ты никому ничего не расскажешь, нечем тебе будет…

Гордону того с избытком хватило, и начинать не понадобилось.

– Я… не…

– Могу и убить. Но в обмен ты мне расскажешь все.

– Что ты знать хочешь?

– Кто тебя послал сюда?

– Государыня Любава.

– Откуда вы друг друга знаете?

Допрашивал Гордона Божедар долго, может, часа три, уж и трупы все убрать успели. Ответы себе для памяти записал, не все запомнить можно было.

Те же имена, адреса…

Божедар себе пообещал посетить кое-кого. А может, и не только посетить. Лес вот удобрили, в Ладоге-реке рыбы тоже голодные, подкормить надо!

Пора наводить порядок в доме своем! Пора… пока другие тот дом не отняли.

* * *

Рудольфус Истерман письмо и перстень магистерский получил, ахнул от ужаса.

Это что же деется-то?!

Ему самому на Россу возвращаться? Нет, не договаривался он так-то. Или?..

А и что он теряет такого, когда подумать? Ежели не один, не сам по себе пойдет он, его на корабле повезут, под защитой надежной? Чай, на орденские корабли и пираты нападать побоятся.

И… когда власть поменяется, лучше рядом быть, о заслугах своих сказать погромче, чтобы и услышали, и заметили, и оценили по достоинству, чин какой дали, землю, титул…

И побольше, побольше!

Но как же с приказом Бориса быть? Руди-то знает, не будет Бориса – в пыль все его приказы обернутся, он и постарается, но не знают о том его спутники, боярин Прозоров не знает, а ему приказ Бориса выполнить надобно.

А как быть?

Долго не размышлял Руди, спустился вниз да и к боярину Прозорову подошел:

– Яков Саввич, я плохие известия из дома получил.

– Что в Россе не так?

Руди руками замахал, заулыбался:

– Нет, Яков Саввич, в Россе хорошо все! – Что и жалко-то, не взяла их лихоманка. – Но я ж отсюда родом, вот мне и написали. Брат у меня приболел, хотел бы со мной проститься.

Боярин Прозоров кивнул:

– Серьезно это?

– Очень серьезно. Молиться буду, авось Господь смилуется, но лекари говорят, надежды мало. О, мой несчастный брат!

– Господь милостив. – Яков Саввич Прозоров перекрестился, на Истермана посмотрел. – Так чем помочь-то тебе, Руди?

– Отпусти меня, боярин, примерно на месяц? Съезжу, разберусь я с делами наследственными, да и к вам вернусь.

Яков Саввич тут же и успокоился. Истермана он давно знал, родственных чувств у него, как на яблоке – шерсти, а вот когда речь о деньгах идет – дело другое. Ради денег Истерман на елку залезет – не уколется! Ну когда так…

– Езжай, Руди, да возвращайся побыстрее. Сопровождение дать тебе?

– Ни к чему, люди и тут понадобятся. Я покамест съезжу, ты, боярин, тоже прокатись, не побрезгуй. Я тут договорился с чудаком одним. Старый барон Давлер всю жизнь к себе в поместье редкости да ценности стаскивал, правда, и дряни всякой натащил – гору. А недавно и померши он. Вот я с его наследником и списался, и договорился, чтобы нам показали все. Толмач есть у нас на всякий случай, а уж сторговаться ты, боярин, сможешь! Да повыгоднее!

– Давлер…

– Его еще Безумным Барахольщиком кличут, не доводилось слышать?

В глазах боярина интерес вспыхнул.

– А, про такого слышал. Чокнутый собиратель.

– Вот-вот. Он самый.

– Мы в очереди первые будем, наперед все тебе покажут, боярин, потом уж всем остальным.

– Ишь ты… молодец, Истерман. Так государю и скажу: старался слуга твой, много чего нашел ценного.

Боярин-то от души хвалил, а Истерман свечам сальным радовался, в неровном свете и не видно было, как его аж перекосило на миг.

СЛУГА!

Скажи еще – холоп!

Погоди у меня, гад, ты еще дождешься плетей, допросишься! Лично пороть тебя буду, боярин, а не то еще что похлеще придумаю!

Но боярин Прозоров его чувств и вовсе не заметил, удачному сговору радовался.

Руди тоже улыбался.

Что с наследником Безумного Барахольщика лично магистр Эваринол говорил, что должен барон столько, что, считай, там все имущество – Ордена… Пусть его!

Поторговаться и наследник сумеет, авось и себе чего выжмет. А Эваринол Родаль готов был пожертвовать малым ради великого. Пусть его, то барахло… ежели удастся ему Россу подмять, это будет как кошелек из одного кармана в другой переложить.

Назавтра же Руди выехал из трактира. А через два дня, в дороге, чуточку внешность поменял. Купил краску черную, волосы себе покрасил, а брови и ресницы у него и так темные были, их он так, подчернил самую малость. Кожу другим снадобьем вымазал, потемнела она слегка… Из очаровательного блондина брюнет получился, только постарше, но все одно – очаровательный^[109].

Так и отправился в Орден. Понятно, кто хорошо его знает, тот сходство заметить может. Но вряд ли кто приглядываться будет.

А Руди все ж спокойнее будет до поры.

Даже на корабле – вдруг его заметит кто? Заметит, Борису напишет… Почтовые голуби летают быстро, даже зимой. А сорвать по глупой случайности все дело…

Нет!

Только не это!

Как может покарать озверевший от ярости магистр, Руди понимал. И жить ему хотелось.

* * *

Невесело было в спальне государыни Любавы. Сидела у окошка Варвара Раенская, иголкой в ткань тыкала, да узор не получался.

Так и не нашли Платона, но сердце ведало – мертв ее супруг, не то б давно объявился. А кто его убил? Как получилось?

Не ясно.

Хоть и говорит государыня о волхвах, а только тоже все это вилами на воде писано. Самое страшное, что в мире есть, – неизвестность. Самое жуткое…

Любава дверью о косяк грохнула:

– Не затяжелела эта дурища! Не прошел ритуал!

Варвара руки к щекам прижала. Все еще хуже получалось, чем спервоначалу думалось. Ежели и ритуал не состоялся, значит… прознал кто-то заранее, ДО ритуала?

Людей перебил, сделал все, чтобы не удалось им… а КАК?! Кто предатель, где он?!

– А Илья Заболоцкий? Ничего о нем не известно?

И известно не могло быть, Илья из рощи и не выходил, считай, и нечего ему было покамест в городе делать, к Устинье раз пришел, да и хватит ему того. А слугам-то, которых Любавины подсылы расспрашивали, не сказали ничего, вот и отвечали они честно – мол, не знают, не ведают. Не бывал боярич на подворье… а вот с того самого дня и не бывал! Пропал, как есть пропал батюшка наш, Илья Алексеевич, ох горе, горюшко!!!

– Ничего, – Любава нос сморщила. – Не знаю уж, что там такое случилось, кто повинен, но ритуал точно не прошел. Ежели повезло нам, то хоть одним Заболоцким меньше стало! Вот семя поганое!

С этим Варвара согласна была.

– И… Гордон? Не объявился он?

– И он пропал, как не бывало! Можно бы еще кого послать, да не рискну я более. Не хватит у меня верных людей, а и до Бориса дойдет – тяжко мне придется.

– Ждать будем?

– Дождемся… за мягкое место нас прихватят да на воротах повесят!

Варвара вздохнула… Оно понятно, не сами по себе их беды, кто-то супротив них встал, да вот не ясно, кто это. И делать что-то надобно, и что делать – непонятно.

– А что делать теперь? Любушка?

– Что-что… наследника Федору дать. Ежели дура эта не затяжелела, надобно бабу найти, а лучше двух или трех, чтобы хоть у одной мальчишка появился, заплатить им да ребеночка себе и забрать.

– Любушка!

– Чего ты воешь, Варька?! Сама знаешь, не видать мне детей от Феденьки, Устинья мне, может, и выносила б внука, а эта… слаба она, глупа. И жертвы нет. Разве что отца ее использовать, ну так его сюда ранее лета и не притащить. И на таком расстоянии я ритуал проводить не рискну, и сил не хватит у меня.

– Тогда…

– Найти ребенка, лучше нескольких, выдать за Федькиного сына или дочь, ежели выбора не будет и все девки появятся. А по весне и начинать все, как Ладога вскроется. Только с Аксиньей поговорим, объявим, что непраздна она, пусть всем о том говорит, дурища.

Варвара размышляла, шитье пальцами перебирала, нитки комкала. Клубок неопрятный, лохматый получался, да ее это сейчас мало волновало.

– Баб я найду тебе. Только вот… Книга? Ее же только по наследству передать можно, только прямому потомку?

– Этим я потом займусь, как планы наши осуществятся! Сама ритуал провести не смогу я, да и не надобно, Книга мне поможет, не захочет она, чтобы род наш прервался, а чтобы ее унаследовать, баба надобна. И с сильным даром, и моей крови. Евка, дрянь, говорила я ей – роди ребенка, а она все отнекивалась!

Варвара ту причину, по которой Ева ребенка родить отказывалась, хорошо знала.

– Любушка, так ведь Ева тоже не из самых сильных ведьм, ты знаешь, чего боялась она.

Покривилась Любава:

– Сара тоже… могла б на себя все взять, а Ева родила бы спокойно! У одной сил не хватало, у второй умения, вот и результат, без наследницы род наш! А как теперь Книгу передавать?!

И о том Варвара думала тоже. Знала она, ЧТО от Любавы понадобится, знала, как Книгу передать можно. Понимала, что добровольно на такое не пойдет Любава…

– А что делать-то будешь?

– Есть у меня план, смогу я Книгу передать и сама не пострадать.

– Это как?

– Не двое человек в семье моей осталось, трое. Я, Федор и Аксинья. Покамест она с ним кровью общей связана, силой, как пуповиной, того довольно будет.

– Не думала я о таком.

– Я подумала: И внук или внучка мне надобны, а когда не получится, найду, кому Книгу передать.

– Не понимаю я тебя, Любушка. Слишком уж ты закрутила… Прости меня, дуру старую!

Любава на Варвару посмотрела с легким превосходством. Ну да, где уж тебе в таких вещах разбираться, твое дело детей мужу рожать…

– Две сестры у меня есть, с древней кровью. Сильной кровью. Устинья и Аксинья. Вот ежели одну из них в жертву принести правильно, то со второй Федька мне внучку или внука зачать сможет. А уж как она ребеночка выносит, так и посмотрим. Ежели девка ро́дится, Книгу ей передать можно будет. Ежели не выносит ее Аксинья, все ж не так сил много у нее, можно под нож дуру, Книгу в другой род передать, а ведьму к себе привязать, спервоначалу слаба она будет, помощь ей понадобится. Еще и в выигрыше мы останемся.

Варвару этот план жуткий и не тронул даже. Она пару минут подумала, кивнула:

– Права ты, Любушка. Это делать надобно после того, как Федька на трон сядет, а Борька помрет. Жена его в монастырь поедет, да не доедет, перехватим ее по дороге. А там… Лучше, конечно, Аксинью прибить, она куда как слабее, глупее, да и вообще умом может тронуться.

– Ребенка она и без ума выносит, понадобится – к кровати привяжем. А вот Устинья не по нраву мне, слишком уж умна и хитра.

– На тебя похожа, Любушка.

Любава в Варвару подушкой швырнула:

– Помолчи, дура!

Варвара и помолчала, только с тоской подумала, что Платон бы… Ох, Платоша, как же ты таким неосторожным оказался? Как ты себя убить дал?

Ох, горе горькое…

* * *

– Когда б увидел кто эту картину – глаза бы протирал долго да отплевывался.

Никто Божедара не слышал, оно и к лучшему было. Как поверишь в такое-то? Сидит волхва на пенечке, ревет от души, а вторая ее по голове гладит, успокаивает. Лучше и не видеть, и не верить – спокойнее жить будешь. Волхвы – это ж сила! Опора! И сейчас вот так она расклеилась, сопли ручьем, слезы, что дождик весенний, не останавливаются, льют и льют…

– Ничего, Добрянушка, прошло все, не вернется уж…

– Да… а когда еще кого наймут?

И то сказать, перепугалась Добряна. Не воин она, волхва мирная, лечить да новую жизнь выращивать – вот дело ее, а как быть, когда убивать тебя идут? И ведь когда б не Божедар, когда б не Агафья с предупреждением ее, не Велигнев… достигли б они цели своей.

И пришли бы, и подожгли, и убили бы, и к этому времени от рощи Живы-матушки уж и пеньков бы горелых не осталось.

Добряна-то умом понимала, что опасность быть может, оттого и не ворчала, и не возмущалась, а все ж не по норову ей происходящее было.

А когда она поняла, что вот что могло быть, когда смерть рядом промелькнула, крылом мазнула по сердцу… Да не боялась она смерти, другое страшно было: что рощу сожгут, что волхвы новой не будет, что Живу-матушку подведет она! Вот это и страшно!

Не своя смерть, ты-то умер – и все уже, и ты в Ирии Светлом, а вот когда погибают те, кто тебе доверился, когда дело жизни твоей прахом идет, когда…

– Наймут, конечно, цела еще голова у гадины, мы хоть хвост и отсекли, да зубы целы.

Добряну еще больше затрясло, невольно руки в кулаки сжались:

– Убила бы!!!

– Убила б ты, как же…

И снова – когда все понимают все, а вслух говорить – чего уж? Не просто так Любава в палатах царских сидела, много она себе сторонников нашла, много у нее планов хитрых и подлых. Покамест все выявится – время надобно, а в это время и себя бы еще как сберечь?

– Что делать-то, Агафья?

– Чего ты глупость спрашиваешь? Сама не знаешь, что ли? Вон у меня какая смена растет хорошая, а у тебя кто? Ты учишь кого или просто сидишь в роще своей, ни о чем, кроме березок, не думая?

Поняла Добряна, улыбнулась. Раньше за такие слова она бы ругаться стала, крик подняла, а сейчас… И верно ведь! Давно пора ей ученицу взять, а то и не одну!

– Хорошо же, возьму себе ученицу, буду смену готовить.

– Трех учениц возьми, так оно вернее будет.

– Почему трех-то?

– А ты посмотри, какие парни вокруг. Наверняка хоть одна да замуж выйдет, а то и две…

Добряна рассмеялась невольно.

– И то верно. Даже ежели одна замуж выйдет, а вторая в роще сидеть не захочет, хоть одна-то да справится. А нет, так и еще учениц найдем! Надобно уж смену себе готовить, нечего тянуть!

Хоть и есть еще у Добряны лет тридцать-сорок, а то и поболее, ну так что же?

– То-то и оно. Напиши Беркутовым, еще кому из родни своей напиши, ежели есть у них девчонки на погляд, пусть приезжают, привозят их сюда. Будем смену растить, будем учить да воспитывать, мало нас, сама видишь, беда пришла стоглавая, а рук у нас куда как меньше оказалось.

Добряна кивнула решительно, слезы вытерла, с пенька поднялась.

– Сделаю, Агафья. И… прости меня, когда глупости говорила. Не со зла я, не понимала многого, не видела, не задумывалась. А тебе-то куда как труднее пришлось.

Улыбнулась в ответ Агафья Пантелеевна. И то верно, среди людей завсегда сложнее, нежели среди берез. Березы-то спокойные, где посадишь, там и расти будут, а с людьми… ох, не получится так с людьми! Куда им до березок-то!

– И ты меня прости, когда я тебя обижала в чем. И река надобна, и озеро, а что договориться нам трудно, так ведь характеры. Две старухи склочные… ты-то не знаю, а я точно.

Рассмеялись женщины.

И то верно, одна на месте не сидела, сил не копила, крутилась среди людей помаленьку, вот и видела много, и знала. Вторая же о роще заботилась, силы умножала, растила да копила, вот и сложно им сразу услышать да понять друг друга. А как беда пришла – объединились, плечом к плечу встали, сила сразу и приумножилась. Потом и Добряна себе учениц возьмет, и Агафья внучку учить будет, так и сложится, так и дороги их продолжатся. Главное, что поняли они друг друга, договорились, а остальное все будет. Знала бы Любава, что наделала, так от ярости взвыла б и повесилась на собственной косе.

Не знала. К сожалению.

* * *

Михайла даже не удивился, когда сорвался Федор с охоты домой. Позвала его царица вдовая, вот и полетел он. Ну так что же, мать есть мать. А вот причину знать хотелось бы. Михайла и узнал ее, Федор в покои к матери сразу же помчался, влетел, Любава ему объятия раскрыла, обняла, поцеловала, провозгласила громко:

– Феденька, радость-то какая! Отцом ты станешь скоро!

Аксинья в тягости?

А Михайла о том и не слышал, а ведь должны были на каждом углу толковать! Странно… хотя могут и скрывать до поры. И так делают, когда баба слабая, не уверены, что ребеночка она доносит. От дурного взгляда, от пакостного слова прячут. А только тогда б и еще старались прятать сколько можно? Странно это как-то…

Федор на Михайлу поглядел, рукой махнул:

– Вон отсюда все!

Михайла поклонился да и вышел. Эх, подслушать бы, о чем речь пойдет! Почему-то казалось ему, что важное там говорят. И для него важное!

Но…

Устинья про глазки и ходы потайные знала. А Михайла хоть и догадывался, да попасть туда не мог. И Любава знала. И комнату выбрала такую, чтобы не подслушали их точно. Федора к себе поманила:

– Соврала я, сынок, уж прости меня.

– Матушка, да что ты… Не нашелся дядя Платон?

– Я б тебе мигом отписала. Нет, не нашелся.

– А…

– И ритуал пройти не успел, иначе б получилось все у вас. Вот что, Федя, мы к Аксинье сейчас пойдем. Запоминай, что ты говорить должен, а мы с Варварой за себя сами скажем. Понял?

Федя запоминал старательно, хмурился.

– Матушка, может, просто поколотить ее? Вот и ладно будет?

– Нет, Феденька, нельзя покамест. Не хозяева мы тут, не надобно забывать…

Федор скривился, да крыть нечем было.

– Ладно. Пойдем к дуре этой! Дело делать надобно.

* * *

Аксинья у себя в покоях сидела, покров на алтарь расшивала. Ничего-то ее не радовало сегодня. Ни летник шелковый, ни сарафан нарядный, золотом шитый, ни украшения драгоценные – кро́ви у нее начались, регулярные, не в тягости она. И в этом месяце не затяжелела, а уж как надеялась! Как мечтала она!

Когда б у нее ребенок был, все б иначе было, и ее б уважали, кланялись земно. А так…

Несправедлива жизнь!

Устька по коридору идет, перед ней и бояре шапки ломают, а Устинья каждому приветствие находит, каждого о чем-то да спросит, улыбнется, здоровья пожелает… Царица она, понятно, а все ж таки улыбаются ей искренне, не по обязанности. И слуги шепчутся, мол, добра, мудра да уважительна – очень обидно сие.

А Аксинья ровно тень какая. И видят ее, и ровно не видят… нечестно так-то! Несправедливо! И никто про нее ничего не скажет лишний раз, вроде как женился царевич – и пусть его. И муж Устинью на руках носить готов, а Федька об Аксинью только что ноги не вытирает!

А она что?!

Чем она хуже сестры?!

Нечестно так-то!

Куда уж Аксинье понять было, что не соревноваться с сестрой надобно, а своей жизнью жить, своим удачам да победам радоваться, свое счастье строить, на чужое не оглядываясь…

Не под силу ей это было. Когда б не Устя – другая бы нашлась для зависти да ревности. Но тут уж так сложилось…

Дверь в горницу отворилась, муж вошел, за ним мать его и Варька Раенская в черном платке, ровно ворона какая. И чего она так закутывается? Мужа-то ее еще не нашли, может, и жив покамест?

Аксинья честь по чести встала, поклонилась в пояс:

– Феденька, муж мой…

– Ждала, женушка?

– Ждала, муж мой.

А что ей еще сказать было? Не правду ведь говорить? Ждала… что кабан тебя клыками пропорет или медведь какой сожрет! Мечтала о том и молилась ежечасно!

Не повезло!

Сволочи, а не звери, мог бы хоть один для Аксиньи постараться!

– Поговорить нам надобно, Аксиньюшка, – свекровка вступила. Голос медом полился, Аксинья чуть не скорчилась от сладости приторной.

– Государыня…

– Аксиньюшка, сыну моему наследник надобен.

– Рожу я ему деток, может, в следующем месяце и понесу уж, матушка.

– И такое может быть, Аксиньюшка. Да я к тебе с другим. Есть уже у Феденьки ребеночек.

– ЕСТЬ?!

У Аксиньи рот шире ворот открылся, хоть ты телегой заезжай. Любава закивала радостно:

– Есть, Ксюшенька, есть! Радость такая… нечаянная!

– А… э…

– Просить тебя хочу. Ты пока не в тягости, а я внучка хочу понянчить, потому скажем мы всем, что непраздна ты, а как разродится Феденькина симпатия, так мы ее ребеночка за твоего выдадим, словно это ты ро́дила.

Аксинья спервоначалу онемела от ужаса, а потом опамятовалась, аж завизжала от возмущения, ногами затопала:

– Да вы в уме ли такое мне предлагать?! НИКОГДА!!!

Х-хлоп!

Пощечина от Федора визг оборвала в единый миг, Аксинья к стене отлетела, стукнулась крепко, рот кровью наполняться начал. Бил он сильно, но ладонью, хорошо хоть зубы уцелели.

– Молчи, дура! Твое дело рот открывать, как сказали!

Аксинья всхлипнула, громко рыдать побоялась… Так-то ее не били никогда. Отец порол – бывало, но ведь жалеючи, а тут и видно было – забьет! Вон, смотрит глазами бешеными, на шее жилы вздулись. А потом подошел, рядом на колени опустился да и слизнул струйку крови, которая у Аксиньи изо рта текла.

И так это страшно было… Аксинья замерла, ровно птенчик перед гадюкой, не шевельнуться, не вздохнуть…

– Сделаешь, как сказали тебе. И подушку привязывать будешь, и ребеночка примешь потом, и никому усомниться не дашь, что твое это чадо. Поняла, дурища?

– Д-да… – кое-как прошептала, кровь сильнее потекла, и Федор ее еще раз слизнул.

Любава, видя такое дело, усмехнулась себе:

– Ну, мы пойдем, Феденька, ты нам потом скажи, как Ксюшенька свободна будет. Я и объясню, что говорить да как ходить.

Федор на мать и не взглянул, стоило двери закрыться, как клочья одежды в стороны полетели. И это еще страшнее остального оказалось.

Конечно, на все Аксинья согласилась, только бы не убили… и отчетливо поняла – убьют.

Все одно убьют… только сейчас до нее Устины слова доходить начали: в палатах – возле смерти! Только сейчас она понимать начала, почему сестра тише воды, ниже травы ходила, глаз лишний раз не поднимала.

Только сейчас.

А толку чуть… поздно уже, все, что могла, она порушила.

Поздно…

* * *

– Стой, дед!

Одинокий путник, да на дороге – добыча лакомая. Ничего не возьмешь с него?

Это вы не понимаете толком! Одежка есть какая-никакая, сапоги, справа хорошая, может, и в мешке чего найдется… сам путник?

А кто его собирался живым отпускать?

Это и на дорогах Россы, и в Лемберге, и в Джермане… тати – они нигде не переводятся, хоть и называются по-разному.

Остановился дед, оглянулся.

Выходят из кустов двое татей, у одного арбалет на плече, старенький, из такого уж не стрелять надобно – на стенку вешать для красоты али и вовсе огород копать. Ну так деда напугать много и не надобно.

– Стою, сынки, стою. Чего вам надобно?

Переглянулись тати, заржали аки лошади стоялые. С дерева ворон закаркал насмешливо, зло. Тот, что с арбалетом, на дорогу кивнул:

– Чего нам надобно, дед? Ты котомку брось, посмотрим, что у тебя там. Подорожная – слышал такое слово?

– Как не слышать.

А второй удавку на пальцах растягивает. Понятно, чего одежку-то лишний раз дырявить да кровью пачкать, ни к чему – деду и удавки хватит.

– А коли слышал, то и…

Дослушивать Велигнев и не стал уж. Выпрямился, посохом о дорогу пристукнул едва видимо, а в следующий миг и началось! Вроде и не такая уж зима на дворе, а ветер взвыл, ровно дикий зверь, ударил татей в грудь, опрокинул, метель поднялась, да такая – хлещет ветром, ровно розгой, по лицу, по глазам, рты снегом забивает… Тут и сопротивляться не знаешь как. Дед где?

Да кто ж его знает, стоит себе?

Велигнев и стоял, смотрел, как внутри кокона снежного двое сначала мечутся, выход ищут, потом смиряются, на землю опускаются, а там в них и дыхание жизни замирает. Минут тридцать стоял. Ворону уж сидеть на сосне надоело, спустился он на плечо к хозяину. Чего лапы-то морозить?^[110]

Потом Велигнев посохом земли коснулся, ветер отозвал, как собаку цепную. Татей даже трогать не стал – зашагал себе. Да и чего об них руки марать, о собак ненадобных? Они о ком за свою жизнь побеспокоились? Подумали?

То-то и оно. Дрянь, а не люди, и жалеть их нечего, Велигнев лучше тех пожалеет, кто этой пакости на дороге попался, да защитить себя не смог. И пойдет себе потихоньку. Ему еще долго идти…

* * *

– Радость у нас, Боренька!

Борис на Любаву посмотрел без особой радости. Кому как, а ежели ей радость, может, и всей Россе гадость будет. Очень даже легко.

– Какая радость, Любава Никодимовна?

Не матушка, не государыня, вежливо все, не придерешься, а неприятно, вон глаза как сверкнули.

– Ксюшенька наша непраздна, государь. Глядишь, к зиме Феденька и отцом станет!

Борис улыбнулся невольно, на Устинью покосился.

– Рад я за него, очень рад.

Сам Боря молчал покамест о счастье своем. И Устя попросила, и не уважал он тех, кто просто так языком о самом важном болтает.

Твое это!

Твое и супруги твоей, и нечего тут языком мотать вдоль и поперек, не случилось бы дурного глаза, а то и чего похуже. Глазами-то много вреда не наделаешь, так тут способы и попроще есть: где подлить чего, где толкнуть кого… В палатах государевых и не такое случалось, он про то ведал.

– Боренька, прошу, разреши остаться, и Ксюшеньке во время беременности помочь, и ребеночка на руки принять! Первый внучок мой… потом поеду я в монастырь!

Это Борису уже куда как меньше понравилось, но спорить не стал он, рукой махнул:

– Дозволяю. И принять, и покрестить. Как раз и в монастырь поедешь, Любава Никодимовна.

Не забыл. И прощать ничего не собирался он, просто отложил ненадолго. Любава зубами скрипнула, а мед лить не перестала, как водится – пополам с ядом.

– Боренька, миленький, вы-то еще ребеночка не ждете? Может, Устеньке к сестре сходить, побеседовать с ней?

– Когда разрешит Федор Иванович, с удовольствием я с сестрой пообщаюсь, – Устинья молчать не стала.

– Вот и ладно. Повитуху прислать тебе?

– Может, Адаму сестрицу осмотреть? – Устинья вновь голос подала. – Доверяю я ему, человек он хороший, да и лекарь от Бога.

Любаву аж перекосило:

– Да чтобы чужой мужчина до моей невестки дотрагивался?! Безлепие творишь, Устинья!

– Государыня Устинья Алексеевна, – Борис такие мелочи спускать и не собирался. Ерунда, казалось бы?

Ошибаетесь,сначала кажется, а потом и мало не покажется. Раз спустят, два спустят, на третий заплакать захочется.

– Все одно – не дозволю! – Любава руки на груди скрестила.

Тут Борис настаивать не стал, тут его власти нет, чужая жена Аксинья, пусть что хотят, то и творят с ней.

– Хорошо, Любава Никодимовна, будь по-твоему. Но ежели по вашей неразумности скинет Аксинья ребеночка – строго спрошу. – Борис скипетр погладил да и отпустил мачеху кивком. Та ушла, довольная, всего она сегодня добилась, чего хотела. А что укусить не получилось, ну и такое бывает. Случается…

Устинья на мужа посмотрела, из-за трона вышла, на колени рядом с ним опустилась:

– Боренька, когда дозволишь, я б и правда к Аксинье сходила.

– Прикажешь, да и приведут ее к тебе.

– С Федором, с няньками-мамками, с прислугой верной Любаве… Сразу ведь не выгонишь всех, да половину и не за что. И не разберешься так-то, в один миг. Мне бы с ней один на один поговорить, подумаю я, как это устроить, когда не против ты будешь?

И с этим Борис согласен был.

– Делай, Устёна, как пожелаешь, твоя сестра, тебе и решать.

– Кажется мне, Боренька, что плохо Аксинье. И у меня душа за нее болит.

– Она сама того хотела, сама Федьке радовалась.

– Глупенькая она. Маленькая еще…

– Ты ненамного старше, Устёна.

– А иногда кажется – на целую жизнь.

Боря жену обнял, к себе притянул, руку на животик положил. Покамест плоский, ничего не ощущается, но точно знал он – их уже трое. И так тепло на сердце становилось! Так радостно!

Его жена.

Его ребенок.

Есть ли большее для человека счастье? Для него – нету. Лучше он сам костьми ляжет, а их в обиду никому не даст! Никогда!

Устёнушка, счастье мое нежданное-негаданное, сердце мое, жизнь моя…

* * *

– Магистр Леон де Тур?

Здоровяк, сильно похожий на быка, в алом плаще с коричневым крестом на нем, повернулся к мужчине, который его окликнул:

– Чего тебе?

– Магистр, прошу уделить мне время. Великий Магистр меня знает.

Эти слова мгновенно решили дело в пользу незнакомца. А может, перстень с черным камнем, который тот с поклоном протянул магистру. Леон тут же приложил его к своему – и совпали камни точка в точку. Добро пожаловать, посланец.

Ежели ему доверяет САМ Великий Магистр – перед Эваринолом Леон преклонялся. Силу он уважал. Умом он восхищался, не понимая, как может хлипкий человек держать в повиновении столько рыцарей, как это вообще происходит, почему все прогнозы Великого Магистра, все его слова, все расчеты оказываются верными… Сам Леон мог предсказывать только на обычном, бытовом уровне.

К примеру, если он шел напиваться, то точно был уверен, что не остановится, и мог выложить заранее часть денег. Или заплатить вперед трактирщику, чтобы тот его с утра рассолом отпоил. Но так-то каждый может!

А предсказать, что в других странах случится?

Леон просто преклонялся перед умными людьми, понимая, что есть вершины, до которых ему, увы, не дотянуться.

Если этот человек может быть полезен Магистру Эваринолу – его стоит выслушать.

Если нет, он поплатится за свою дерзость.

Впрочем, Рудольфус Истерман мог ничего не опасаться, покамест он был полезен Ордену.

– Кто ты?

– Меня зовут Рудольфус Истерман. Мейр Истерман. Магистр не говорил обо мне?

– Говорил, – Леон уже с большим интересом поглядел на мужчину. – Он описывал тебя иначе, мейр.

– Это краска и другая одежда. Меня знают в Россе, к чему нам привлекать лишнее внимание? В таком виде проще.

– Ты состоишь в нашем Ордене, мейр?

Руди пожал плечами:

– Как терциарий^[111]. Мир слишком крепко держит меня.

Леон кивнул:

– Это случается. Есть ли у тебя знак нашего Ордена, мейр?

– Знака магистра недостаточно?

– Более чем достаточно. Но я спрашивал о другом.

– Есть у меня и другое кольцо, но я не ношу его на виду, эта тайна не для всех.

– Покажи.

– Прошу.

Перстень был знаком Леону, магистр упоминал о нем и выдавал такие перстни тем, кто выполнял для него задания в миру. Алый рубин, на нем коричневый крест из бронзы. У Леона тоже такой был, и где находятся секретные зарубки, он знал. Проверил пальцами, вернул перстень хозяину.

Протянул руку:

– Рад знакомству, мейр Истерман.

– И я, магистр. Прошу показать мне мое место на корабле, я готов отплыть в любую минуту.

– Вещи?

– У меня все с собой. Надеюсь, провизией меня обеспечат?

– Кусок мяса найдем, кубком вина не попрекнем, – ухмыльнулся Леон, которому это понравилось.

Дело, дело, все для дела, все для Ордена.

– Пойдем, мейр, я устрою тебя в каюте. Придется делить ее со мной и моим оруженосцем. Надеюсь, ты не против?

– На борту – ты закон и право, магистр.

Леон хохотнул и хлопнул мейра по плечу:

– Идем.

Каюта оказалась крохотной, гамак жутко неудобным, а оруженосец… Руди порадовался, что перекрасил волосы и кожу. Оруженосец магистра донельзя походил на девушку. Тоненький, светловолосый, с нежным румянцем… Тут все понятно: еще двое с особой дружбой.

Не то чтобы Руди был против, он и сам тоже… Вспомнить только его любовь несбыточную, боярина Данилу. Но – по доброй воле.

А с таким, как этот магистр… нет уж, увольте! Руди на такое не соглашался! Ему тоже блондины нравятся, и вообще…

Руди засунул свой рюкзак под койку и кивнул юноше:

– Рудольфус Истерман. А ты, юный рыцарь?

– Я пока не рыцарь – оруженосец.

– Я не сомневаюсь, что говорю с будущей гордостью и славой Ордена. – Руди и не особенно врал. Вот так, в особых друзьях, многие начинали. Там и в рыцари выбивались, и Ордену служили, и что? Магистру Родалю такое нравится, пальцами не тычут, а пробиваться так-то… сзади наперед, все же легче.

– Дэннис Линн, мейр.

– Рад знакомству, Дэннис.

– И я тоже. – Взгляд оруженосца явно был… заинтересованным.

Руди только зубами скрипнул, еще ему приступов ревности у магистра де Тура не хватало, а то и драки на борту. Нет, пожалуй, этот Дэннис далеко не пойдет, когда таких простых вещей не понимает. Ни к чему вызывать в своем покровителе ревность!

Вслух Руди не сказал ничего, сунул свои вещи под койку, да и завалился передохнуть.

Наверху разворачивалась подготовка к отплытию, снимали флаг с коричневым крестом на алом фоне, снимали такой же парус, меняли на простой, белый – в Россе ни к чему такие символы. Что-то уже успели убрать и закрасить, что-то, как всегда, осталось…

Не самое сейчас лучшее время для путешествий по воде, Ладога – река коварная, и туманы там жуткие, но да ладно. Лоцмана им Руди найдет, знает он, к кому обратиться. А дальше…

Все в воле Божьей. Но Руди сомневался, что Бог на стороне Россы. Не может ведь Он поддерживать этих варваров? Не может, правда?

Бог привычно молчал, не отзываясь на молитвы заговорщиков.

* * *

– Аксинья, постой, поговорить нам надобно!

И не хотела Устя сказать такого, а вот… не выдержала душа ее. Просто – не смогла она мимо пройти.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Пропал с месяц назад тому боярин Платон Раенский. Да так хорошо пропал, что никто его найти не может. Борис искать приказал, царица Любава ногами топала, да кричать-то кричала она, а толку не было никакого. Устинья эти дни все побаивалась, что найдут боярина, но Божедар если уж делал что, так ни единой оплошности не допустил. Не нашли.

Ни боярина, ни следов его, коней и тех увели, вниз по течению Ладоги продали.

Аксинья в тягости оказалась, это было Устинье очень подозрительно. Ритуал-то не удался, стало быть, и ребенка взять неоткуда! А Любава-то хороша, умолила пасынка оставить ее в столице до рождения внука.

Какого внука-то?!

Откуда он возьмется? Или… первого попавшегося ребенка возьмут да и за Аськиного выдадут? Но чтоб сестра пошла на такое? Хотя Любава эта все может. Она еще и не такое придумает.

Хоть и тихо ведет себя царица бывшая, а все равно неуютно. Это как с гадюкой на груди спать, может, пригрелась она, и вообще змея благодарная, так ведь все одно – гадина!

Ладога как раз вскрылась на днях, ледоход начался, скоро корабли по ней пойдут, скоро купцы приплывут с товарами. Борис уж с женой заговаривал, что на лето бы Устинье переехать куда, грязно в городе будет, душно, нечистотно. Хоть и старается государь, а все одно – случается.

Устинья только отмахивалась.

Чтобы волхву свалить? Ее и оспа не одолеет, и чума ей не преграда! Кому беда, а ей так, вдохнуть да выдохнуть, и ребеночка она выносит, и сама выдержит, а от Бори далеко не отойдет. Чуяло сердце недоброе, пусть далеко пока, а только движется оно все ближе, идет…

Борис с женой и спорить не стал. И ему, поди, жену далеко от себя отпускать не хотелось.

А вот Аксинья сестру волновала сильно, выглядела она очень уж плохо, и глаза у нее больные были. И двигалась она так… Устя по своей жизни знала, по монастырю, так-то двигаются, когда болит все у тебя. Когда… избили.

Или того хуже – попросту силой взяли.

Но… она же ребеночка носит! Или?..

В том-то и беда дара Устиньиного, не мог он такие вещи ей показать. Беду она чуяла, зло чуяла, а вот новую жизнь, зарождающуюся… Добряна могла б помочь. Агафья?

Да, и прабабушка могла бы, да она сейчас из рощи не выходила, так им с Добряной обеим спокойнее было. А еще они себе учениц ожидали.

Верея…

Устинья и ее часто вспоминала. Измученную девочку с отчаянными глазами, которая все отдала, через себя перешагнула, но смогла, душой и посмертием оплатила для них обеих второй шанс.

Будет ли он для Вереи?

Не знала Устинья, но еще и ради той, неродившейся покамест, протянула руку Аксинье. Только вот Аксинье та рука была хуже крапивы.

– Ты!!! Чего тебе?!

– Никто о нашем разговоре не проведает.

Сколько Устинье сил пришлось приложить, чтобы Аксинья одна в коридоре оказалась? Чтобы Федор о том не узнал, да что Федор – Любава, змеища гнусная!

– Не узнает?..

– Асенька, много я говорить не могу, пара минут у меня есть. Помощь тебе надобна?

– Чем ты помочь мне сможешь? Муж во мне властен!

– Я тебя могу от него забрать, увезем далеко – не найдет тебя никто.

Аксинья дернулась, словно от удара хлыстом. А потом…

Ох и сладок же яд власти. С одной стороны – муж, нелюбимый, постылый, да, и грубый, и руки распускающий. С другой же…

Когда ребенок появится, совсем другое отношение будет к ней от людей окружающих! И в монастырь ее не отправят как бесплодную, и… и своего ро́дить получится, и наладится все со временем! Обязательно, так Любава говорила.

Это Устя свекровушке не верила, а Аксинья еще наивной была, не думала, что обманывают ее так нагло и подло.

А еще деньги, еще власть, еще терем царский… А когда убежит она, что у нее будет? Замуж не хочется ей, еще одного мужика грубого терпеть? Нет, ни к чему такое. Михайла один, а… он тут останется. С Устиньей рядом.

Ревность всколыхнулась, разум гневом залила:

– Близко ко мне не подходи, дрянь! Не сестра ты мне, видеть тебя не хочу! Ты во всем виновата, ТЫ!!!

А кто ж еще-то? Вот когда б Устя за царя замуж не вышла, Федор бы ее и взял себе. В постель, понятно, взял, не женой – полюбовницей! Ей бы все мучения доставались, Аксинье все почести, а как Борис помер бы, Федор царем стал, Аксинья – царицей, и всему этому Устинья свершиться помешала. Не врагиня ли?

Отшатнулась Устинья, ровно от удара, и Аксинья гордой лебедью мимо проплыла. Вот еще!

Не надобна ей от сестры никакая помощь! НЕ НАДОБНА!!!

И сестра ей такая тоже не нужна! Все у нее есть!

Устинья только головой покачала. А чем тут поможешь, что сделаешь?

Ничего…

(обратно)

Глава 5

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Мой ребенок.

Наш ребенок.

Я и Борис, мы оба соединились в этом крохотном существе. Ночью я просыпаюсь и кладу руку на живот и чувствую, как бьется сердечко нашего малыша. Или малышки – неважно. Я уже люблю свое дитя, так люблю, что даже страшно становится. В той черной жизни я месяца до третьего доходила, а такого не чуяла. Вообще не было ничего, ровно туман серый, и я в тумане, тону беспомощно. А сейчас все остро, ярко. Я знаю, Бог дал, и Бог взял, но я также понимаю, что, если меня лишат моего малыша, я сойду с ума.

Может, и в той, черной жизни я тоже была полубезумна?

Не знаю, не могу сказать точно. Если меня не лечили, не обливали ледяной водой, не пытались отпоить настоями, значит, я вела себя так, что казалась людям нормальной? Говорила, что ожидали, делала, что от меня требовалось?

Не знаю.

Наверное, тогда я не сошла с ума, потому что ничего-то у меня и не было. Только мечты, только взгляды и страдания. А в этой жизни я не просто счастлива, я так безумно и дико счастлива, что понимаю – ежели я сейчас очнусь в подвале, рядом с Вереей, я и на костер пойду, улыбаясь. Потому что это счастье есть в моей жизни.

И точно так же знаю: случись что с Боренькой или с ребенком нашим, я этого пережить не смогу. За ними последую, не задумаюсь. Может, даже сама с собой ничего делать не стану, полыхнет огонь и сожжет меня, вот и все, да и зачем мне жить без них?

Что я без них?

Пустота, вот и все. Бездонная черная пустота, и черный огонь в ней, огонь боли и мести, зажженный в той жизни. Пусть сейчас он не столь сильно обжигает, он есть, он горит, он тянет меня во тьму, и я послушно иду за ним. Ушла бы… Это Боря наполняет мою жизнь смыслом и светом.

Это он и наш ребенок дают мне возможность жить – и радоваться жизни. Не скалить зубы, ровно волчица раненая, не ненавидеть, а быть счастливой. По-настоящему счастливой, от того, что просыпаюсь рядом с любимым и вижу улыбку в его глазах. Или просто просыпаюсь – и он лежит рядом, и спит, тихо-тихо, и темные волосы его разметались по подушке.

Я плачу по ночам.

Плачу от счастья, плачу от страха, что оно может закончиться, плачу от ярости – еще живы те, кто может отнять у меня все и всех. Кажется, Боря это замечает, но молчит.

Он умный. Он отлично понимает, что не все так легко и просто, но не спрашивает. Знает: если бы это было возможно, я бы все сказала. Все-все.

Я молчу и плачу. Он тоже молчит. Просто утешает меня, если застает грустной, обнимает по ночам, шепчет всякую ерунду, старается порадовать, приносит цветы и сладости, украшения и всякие милые мелочи…

Боренька…

Не переживу, ежели его потеряю еще раз или ребеночка… Не смогу, нет у меня сил таких, я просто женщина, не волхва, сердце у меня не каменное…

Страшно.

Как же мне страшно…

Я знаю, ничего покамест не кончилось, но откуда придет беда?

Жива-матушка, помоги нам!!!

* * *

Михайла за Устиньей так следить и продолжал. Смотрел, ровно ястреб, малейшие изменения в ней подмечал, взгляды ловил, жесты…

Не радовало его увиденное, ой не радовало.

Когда б Устя просто по приказу замуж вышла – был бы у него шанс.

Когда б она на власть да золото позарилась – и тогда мог бы он свою красавицу получить.

Но…

Чем дольше Михайла на Устинью смотрел, тем отчетливее понимал – она своего мужа любит. Вот просто любит, и не потому, что государь он, а потому, что сердце ее так приказало. Пусть государь старше ее в два раза, пусть волосы его сединой тронуло, а все одно, так, как она на него смотрит…

Так сам Михайла на Устинью смотрел.

А может, и не так, в его взгляде голод и жадность были, он Устинью себе получить хотел, а Устя на мужа иначе глядела, всю себя ему отдавала, до капельки. И была в ее взгляде такая беспредельная нежность, что Михайлу аж передергивало.

Как так-то? Почему так вышло, почему она царя полюбила? Ведь не подделаешь, и не за корону она продалась, глаза у нее сияют, и улыбается она невольно, когда мужа видит… Это Федор не понимает, не сможет никогда понять в себялюбии своем. А Михайле такие вещи объяснять не надобно, за время странствий своих он и такое видывал. Только один раз.

В деревню его занесло тогда, шли они мимо, Михайлу и послали молока купить на пастбище. Пришел он, с пастухом поговорил, старик уж, дряхлый, молока продать согласился, сказал, в обед жена придет, так подоит корову да и молочка Михайле продаст.

Ждать недолго было, Михайла остался. Так и увиделось – идет по полю женщина, обед несет и мужу своему улыбается. Смотрит на него, ровно он – ее солнышко светлое, и улыбается, и нет для нее никого другого. И ведь не бояре какие, не купцы, крестьяне обычные, а и пастух на нее так смотрел…

Видно было, давно эта пара вместе, уж и внуки выросли, и правнуков небось на руки взять успели, а смотрят друг на друга, и глаза у них светятся. И Михайла позавидовал впервые – люто, безудержно, мог бы – убил бы! И мог, да ведь людей-то убить легко, а такую любовь не убьешь, не продашь, не купишь, ни угрозами, ни посулами не получишь… Тело получить можно, а свет этот – нет. Вот и сейчас только завидовать оставалось.

Федька, дурак малахольный, об Устинье мечтает. А Михайла точно знал: не будет у нее любви – и свет в глазах потухнет, и Устиньи не будет. А Федор мечтал и хотел, и не об Аксинье были мысли его. Михайла много чего подмечал, видел, слышал… молчал. И снова молчал.

Аксинья не беременна. Это он видит; ежели и плохо ей, то только от близости с мужем.

Царица ждет чего-то.

Варвара Раенская тоже ждет. А еще отомстить за мужа хочет, только вот почему государю? Непонятно сие…

Впрочем, не просто так Михайла ждал и раздумывал. Он уже и коней купил, и выходы из города разузнал, и из дворца, и знал наперечет, кто Любаве служит, кто Борису…

Была у него еще одна задумка.

Когда начнется… вот не сойти ему с этого места, желает царица власти для сыночка своего, идиота бессчастного! Ради власти на все она пойдет, в том числе и на бунт, и на убийство государя… А коли так, неуж она Устинью пощадит?

Никогда!

Так, может, Устинья его как спасителя своего полюбит? Когда Михайла ее от смерти верной увезет? Бабы такое ценят, должна и Устинья оценить по достоинству. Надобно только момент не пропустить верный, а для того смотреть и ждать, смотреть и готовиться…

Устенька, моя будешь! Все одно – моя!

* * *

Сама не ждала, не гадала Устинья, что так-то получится. Борис на троне сидел, людей принимал, выслушивал, а Устя рядом на стульчике маленьком сидела, вышивку на коленях держала. Так сидела, чтобы до Бориса вроде и не дотрагиваться, а тепло его чувствовать.

Народ и смирился уж, даже улыбались бояре. Мол, вот у нас какая государыня, куда иголочка, туда и ниточка, всюду она с мужем рядом, хоть и не по обычаю оно, да пусть уж. Только что поженились, можно молодым простить вольности маленькие. Опять же, государыня себя ведет прилично, выступает чинно, глаза лишний раз не поднимает, разве что на супруга смотрит, в разговоры мужские не встревает, советов государю не дает, в дела мужские не лезет. Знает она свое место, а когда так – можно и потерпеть чуточку. Чай, надоест государыне или государю, так и вернется все на свои места: государь на троне, государыня в тереме, с девками сенными, няньками да мамками.

И все хорошо было, покамест не ударил перед царем челом купец иноземный:

– Государь, когда дозволишь мне лавку открыть? Привез я ароматные масла и воду из Франконии, из Джермана, из Рома самого, надеюсь, будут они и среди ладожских модниц спросом пользоваться.

Борис кивнул, несколько вопросов задал да и разрешил купцу торговать.

Тот поклонился:

– Государь, а это, когда позволишь, скромный дар мой. Не побрезгуй, прими…

Хлопнул в ладоши, да и внесли слуги ларец небольшой, слоновой кости, изукрашенный хитро́. Купец сам его на пол поставил, сам открыл, показывая, что нет в нем вреда, флаконы одни. Открыл флакон, потом другой… запахи по палате Рубиновой пошли…

– Серая амбра, мускус…

Устинье бы хоть нос зажать – не сообразила. А потом желудок враз взбунтовался, да так, что она и охнуть не успела. Не бывало с ней такого ранее-то… волхва ж!

Ан нет, нашлась и на нее управа, кошка мяукнуть не успела бы, а Устинью на колени бросило, наизнанку вывернуло, едва вышивку успела подставить… теперь только выкинуть ее. Да и не жалко, все одно не умеет она вышивать, держала просто потому, что прилично сие.

Купец побледнел, попятился.

Борис с трона вскочил, жену подхватил:

– Устёнушка! Что ты…

– Все хорошо, любый мой, бывает так…

Не только Борис все понял, ра́вно и остальные сообразили, в улыбках расплываться начали. Один боярин, второй, там уж и купец сообразил что-то, заулыбался робко, боярин Пущин тишину нарушил:

– Государь, никак, радость у нас?

Устя лицо на плече у Бориса спрятала от смущения, ресницы опустила, да уши-то не заткнешь.

– Непраздна государыня, все верно, боярин.

– Радость-то какая, государь!

И то… с Маринкой, стервой сухобрюхой, поди, десять лет прожил, как бы не больше, – и никого, а с Устиньей и полугода нет еще, и непраздна уже государыня. И сомнений нет ни у кого, чай, она от царя лишний раз на шаг не отходит, какие уж тут любовники, все напоказ, и ночью вместе они…

Радость?

Еще какая радость-то! Всем, окромя Устиньи самой, надеялась она до шестого месяца помолчать, пока живот на нос не полезет, так нет ведь! Привезли тут… вонючек!

Впрочем, Борис виду не показал, купцу рукой махнул:

– Ладно… за весть такую… торгуй беспошлинно год!

Купец в благодарностях рассыпался, а Борис жену подхватил поудобнее да и понес в покои свои. Поговорить им надобно было. Шел он по коридору, а за спиной их шум нарастал, по палатам царским словно волна приливная расходилась: непраздна государыня… наследника ждет… царевича.

* * *

– Устёна, хорошо все с тобой?

– Да, Боренька. Не ждала я, что так получится, но все не предугадаешь, чай, не боги мы, люди…

– Что ж, Устёна, теперь, когда знают все о тайне нашей, что делать будем?

– Прабабушку я попрошу ко мне переехать. Когда не знал никто, мне опасность и не угрожала, а теперь стеречься придется. От клинков ты меня оградишь, а от яда да порчи мы с ней уберечься постараемся.

– Словно в осаде, в доме своем!

Устя мужа по руке погладила, приобняла легонько.

– Боренька, всяко в жизни бывает, потерпеть надобно. Просто потерпеть…

Борис и сам понимал, что выхода другого нет, Федора отослать – и то не дело. Друзей надобно близко держать, врагов еще ближе… Сейчас хоть на глазах все, а что они без пригляда начнут делать – Бог весть!

– Хорошо, Устёнушка, будь по-твоему.

– Боренька, чуть переждать надобно, беда близится, чую, злом по Ладоге тянет, вода о плохом шепчет… Скоро все устроится, а покамест стеречься будем.

Борис кивнул мрачно.

Все они понимали, только выбора покамест не было, ждать придется. Ждать, наблюдать, врагу зубы ядовитые вырывать, уж части нет, а что-то и осталось. Ничего, с Божьей помощью дело и сладится, ребенок еще родиться не успеет.

И Устя понимала, и Борис: сейчас зашевелятся гадины, на свет выползут, им ребенок этот что нож острый. И когда получится все… должно получиться.

А иначе… Борис о том и не знал, и не узнает, а Устя себе поклялась: ежели Любава до рождения ее малыша не денется никуда, она сама ее убьет! Возьмет грех на душу…

Нельзя так-то?

Но и Любава ее не помилует. Потому и Устя не дрогнет. Трудное лето впереди будет…

* * *

– МАТЬ!!!

Федор орал, что тот лось в гоне. И до него новость дошла, ровно топором ударила.

– Чего ты кричишь, шальной? – Любава сыну вольности спускать не собиралась. – Что тебе не ладно, что не складно?

Федор глазами так вращал – сейчас приступ очередной, кажись, начнется. Ан нет, на что-то и Аксинья сгодилась, не сорвался, заорал только:

– Мать! Беременна моя Устя!!!

– Не твоя покамест!

– БЕРЕМЕННА!!!

– Так замужем она, чего ж удивительного?!

Федор слюной так брызнул – царица поморщилась, утерлась даже. Сынок на то и внимания не обратил.

– Ты ее мне обещала!

– И слово свое сдержу.

– А ребенок?!

Любава усмехнулась хищно, зло…

– А что тебе тот ребенок? Устинья, когда не захочет его лишиться, все для тебя сделает. Любить будет, пятки целовать.

Федор ровно на стену налетел, так и остановился.

– Че-го?!

– А ты что думал, Феденька?

– Не понимаю я тебя, мать…

– Так сядь да объяснить мне все дай. Садись-садись, разговор серьезный будет.

Федор сел, послушался и не ведал, что их Варвара Раенская слышит. Любава знала, но от наперсницы тайн не было у нее. А вот о Михайле никто не знал. А Михайла опрометью вниз кинулся, в чулан с дымоходом, приник к нему, в слух превратился.

– Феденька, то, что Устинья непраздна, для нас ровно подарок. Вот представь себе: умирает Борис от удара, так, к примеру. Что Устинья сделает, чтобы ребеночка своего сберечь?

Федор и не колебался даже:

– Все сделает.

– Так и смотри. Когда Бориса не станет, мы можем Устиньиного ребеночка за твоего выдать.

– Почему тогда попросту мне на ней не жениться?

– Потому как не поймет никто. Сам посуди, ежели Аксинья умрет, а ты сразу на вдове брата своего женишься, даст ли патриарх согласие?

– Ты попросишь – даст.

– Народ все одно не поймет. Слишком уж быстро это будет. А ежели добром… Пойдет за тебя Устинья?

Федор и задумываться не стал:

– Пойдет.

Любава так расхохоталась, что фырканья заглушила, и Варвара не сдержалась, и Михайла чуть головой о дымоход не ударился. Вот же болван самоуверенный!

Какое – замуж?!

Да Устинья до него по доброй воле палкой не дотронется, не прикоснется! Не то что не люб ей Федор – отвращение вызывает! Все это видят, кажется, кроме самого Федора!

А ведь… и Михайлу не любит она. И так на минуту мерзко Михайле стало, передернуло даже. Такой он себя мразью почувствовал, и этим на все плевать – и ему тоже? Он такой же, как они? Но думать некогда было, слушать надобно!

– Не льсти себе, сынок, один ты не видишь, что Устинья мужа своего любит до беспамятства!

Федор напрягся, кулаки сжал:

– Нет! Приневолил ее Борька, родители приказали! Моя она!

Поняла Любава, что не переубедит сына, рукой махнула.

– Ты мне всегда верил, Феденька, вот и в этот раз поверь. Хочешь ты Устинью, так сделай, как я говорю, тебе еще страной править, нельзя законы нарушать.

– Я новые напишу!

– Покамест не напишешь. Не тревожь болото прежде времени, меня послушай!

– Слушал уже – и что?! Устя от другого дитя носит! Это мой ребенок должен быть! МОЙ!!!

– Не ори на меня! – Когда хотела, Любава и медведя бы одним голосом остановила, куда там бедолаге Федору? – Мал еще голос на мать повышать! Сядь и слушай! Выбора нет у меня: когда не сделаем, что задумано, я в монастырь отправлюсь, а ты за Урал-камень! Нравится тебе это?!

– Нет.

– А все к тому идет! Не знаю, как так получилось, а все же! Устинью пришлось Борису отдать, Аксинья не затяжелела, брата моего убили, дядю твоего, Платона…

– Так ведь просто…

– Убили. И еще нескольких людей моих, о которых тебе неведомо. Постепенно от меня кусочки отрывают, не знаю кто, а только на том не остановятся. Как меня свалят, так и тебя из палат царских попросят, и будешь ты с Аксиньей век вековать в тайге, на горе!

– Не хочу.

– И я не хочу. А Борька к тому ведет…

– И что ты предлагаешь, матушка?

– Убить его. Вот и все.

Федора предложение не ужаснуло, не вскинулся он с криком: «Братоубийство!», не ощутил себя Каином. Он и Бориса-то братом не видел, скорее соперником за наследство отцовское.

– Как, матушка?

– Уже пробовали. – Любава поморщилась: признаваться неохота было. – Не вышло ничего.

И про Данилу не созналась она, хоть и догадывалась о причине смерти его. Когда Данила узнал, что собираются в Россе на волю заразу выпустить, он и возмутился. Отказался, тем и приговор себе подписал.

Кто б его опосля такого в живых оставил? Уж точно не Орден! В таких вещах либо ты со всеми общей тайной, общей грязью повязан, либо тебя под камушком положат, потому как одно слово, и… узнай люди росские, кто на них заразу напустил, они же в клочья порвут! И кто хочешь порвет…

Отказался?

Тут тебе и конец пришел, боярин…

Любава на все согласилась, ей плевать было, сколько черни помрет, когда она за то на престол сядет. Ладно, Федор, да разве важно это?

Данила порядочнее оказался. Она про то догадывалась, но точно не знала, да и не хотела. К чему? Она ведь брата любила, как могла, а мстить за него ей сейчас не надобно.

– Не вышло?

– Неважно это сейчас, – остановила Любава сыночка. – О другом подумай. Сейчас по Ладоге в город корабли поднимаются, на них верные нам люди, их Руди привел.

– Так…

– Как придут они, дадут мне знак, тогда мы помочь должны будем магистру де Туру. Его надобно будет в палаты царские впустить… чтобы Бориса убили.

– Я и сам могу.

– Можешь, да ни к чему тебе такое.

Федор глазами сверкнул:

– К чему! Сам хочу! На ее глазах, чтобы видела, чтобы помнила…

– Ребенка потеряла, сама от кровопотери умерла, так, что ли?

Федор как стоял, так рот и открыл, сильно окуня напоминая. И глаза глупые хлопают.

– А… и так бывает?

– Еще как будет. От такого и здоровому поплохеет, а Устинья все ж ребенка носит. Вот и скинет его на руках у тебя…

– Моего ро́дит, я ей сделаю.

Любава только глаза закатила. И продолжила далее в разум к Федору, как в стену глухую, стучаться. Хоть как…

Хоть что…

На том и сговорились.

В названное время отвлечет Федор Устинью, к сестре ее позовет, скажет, Аксинье плохо. Борис один останется, к нему убийцы придут. Спервоначала государя убьют, потом тех вырежут, кто ему особо верен, а с рассветом объявлено будет, что государь ночью от приступа сердечного умер, жена его от горя ребеночка скинула, в монастырь собирается, а Федора – на царство.

На одну Ладогу пришедших рыцарей хватит, а остальная Росса… Да кому какая разница, кто там на троне? Не давили б налогами да пошлинами, а как царя зовут, то-то крестьянам разница! Росла бы репа лучше…

Федор слушал, кивал, соглашался – и думать не думал, что подслушивают их разговор… Впрочем, только Варвара одна. Михайла самое важное для себя услышал, ухмыльнулся, рукой махнул:

Когда так…

Получит он свою красавицу! Свою любимую, радость свою… обязательно получит. Скоро уже.

А ребенок… так и что? Михайла, чай, не Федор, подождет он немного, зато потом Устинья и благодарна будет, что спасет их обоих Михайла, и щенком ее хорошо держать можно будет. Бабы – они детей своих любят, пригрози, что на воспитание кому отдаст, – все сделает, чтобы чадушка не лишиться. Осталось момент угадать, ну так…

Говорите, магистр де Тур?

Корабли вверх по Ладоге поднимутся?

Благодарствую, дальше я и сам все узнаю.

А еще…

Недооценил Михайла силу желания Федькиного, да и как оценить такое-то? Это ж безумие, одержимость, иначе и не назвать! А потом им с Устей нельзя будет в Россе оставаться, надобно будет в другую страну уезжать. А для того и еще кое-чего предпринять надобно.

Подумал Михайла еще немного, да и отправился к иноземцам. И среди них честные люди есть, только мало их. Ничего, он и не такую редкость разыскать может!

* * *

Рудольфус Истерман на Россу смотрел едва ли не с умилением. Вот не думал, не гадал, а соскучился. Действительно соскучился.

Сам не понял как, а страна эта ему в сердце вросла. Вроде и не такая она, как родной Лемберг, слишком вольная, дикая, сильная, а все ж везде без нее плохо. Приспособиться можно, стерпеть, пережить – любить так уж не получится. Понял Руди, что любит эту страну, и за то ее еще больше возненавидел.

Как так-то?! Как ему эти ели и березы в сердце влезли, как снежные поляны ему милы стали? Рыцари морщатся, в плащи теплые кутаются, Руди на палубе стоит, на берега, мимо проплывающие, смотрит, радуется. Холод?

Да какой это холод, вот зимой, когда птицы на лету замерзают и падают, – то холод.

Еще и магистр с дружком своим… Дэни все же попробовал Руди глазки построить, магистр его за этим занятием застал, и они вначале шумно ссорились, а потом каждую ночь мирились… днем не могли! А Руди как спать?

Влюбленным-то он не мешал, а вот они ему, своими стонами и признаниями, так очень даже. Ну и обидно было. Данила-то никогда б на такое не согласился, а могли они быть счастливы, почему нет?

Теперь уж не получится. И это было обидно и больно.

Росса…

Вскорости Любаву он увидит, Федора…

Вспомнил их Руди, поморщился, магистр это заметил.

– Выпьешь, Руди?

– С радостью, Леон.

От хорошего вина Руди не отказывался никогда. Да и что ему то вино, привык он пьянствовать, только в этот раз то ли вино было не слишком хорошим, то ли подмешали в него что, сидел он за столом да и рассказывал магистру о своем, о наболевшем:

– Я в-дь любил е-го… по-наст-ячему!

– А он тебя?

– Н-ет. Даже и не зн-л, что так… я с его сет… сит… с Любкой спал!

– Любкой?

– Щас ц-рица она! А была Любка! Стерва!

Магистр еще вина другу подлил, посочувствовал. С бабами вообще тяжело, капризы их, истерики, склоки… Ну их! Без них куда как легче живется, жаль, самим мужикам рожать не получается!

Не просто так он вина подлил, магистр Эваринол о том просил. Проверить на всякий случай, каждому известно, что у трезвого на уме, у пьяного на языке, вот он и подливал Истерману вина с дурманной травкой.

А вдруг?

Приведут их так-то в засаду?

Магистр Истерману доверял, да ведь планы и потом поменяться могут… вот у боярина Дени… Данилы приступ угрызений совести случился, почему у Истермана не может? Ах, у него совести нет?

А вдруг?

Вот и поил его магистр, но покамест ничего интересного не слышал.

Руди не предавал Орден, надеялся стать наместником Ордена в Россе или… советником… при сыне?!

Леон даже головой потряс и подлил другу еще, не переставая расспрашивать.

– Любка… да… с ней спал…

Магистр еще два раза подливал Истерману, прежде чем выяснились интересные подробности.

Когда Любава вышла замуж за государя, тот был уже немолод. И детей иметь попросту уже не мог. Вообще.

Любава проверила, сестру попросила посмотреть. Все верно, не мог уже зачать Иоанн Иоаннович, супружеский долг и тот не каждый месяц отдавал, постами отговаривался.

А как быть? Она бесплодна, муж бесплоден, а ритуал только для одного проводится. Любава зачать сможет, а муж ей ребеночка не даст – зря все получится. Негоже так.

Ей ребеночек надобен: и положение упрочить, и трон наследовать… От супруга родить не получится? Ну так от кого другого можно, к примеру от Истермана. Не удержалась Любава, польстилась на кудри золотые и выправку молодецкую. И не такие перед Руди падали, сраженные красотой его да языком ловко подвешенным.

Ритуал провели, и затяжелела от него Любава. Понесла, родила… только вот не похож Федор ни на кого. Ни на него, ни на государя, ни на матушку свою… Ежели по-честному, Федор похож был на мейра Беккера, с которым некогда Инес связалась, на матушку его достопочтенную, хоть и не было меж ними кровного родства. Только откуда про то было Руди знать?

Он и не задумывался о таком.

Так что у Федора отец вовсе не царь даже, только никто про то не знает…

Послушал Леон да и решил, что магистру Эваринолу он расскажет, а другим не надобно. И подлил еще Рудольфусу.

Пусть нажрется да уснет… Ну его с такими тайнами!

Хотя чего удивляться?

Все они, бабы, такие! Правильно им магистр не доверяет! Вот! Родить и то не могут от мужа законного! Как есть стервы!

До стольного града Ладоги кораблям считаные дни идти оставалось…

* * *

Агафья Пантелеевна по палатам царским прошлась, ровно сто лет уж тут жила. Да и чего ей? Чай, и не такие виды видывала!

Первым делом она внучку осмотрела, живота коснулась.

– Кажись, сынок у тебя будет.

Устя расцвела от радости.

– Сын!

А уж Борису-то какое счастье было!

– Правда ли? Бабушка…

Само с языка сорвалось. И то, матушка у Бориса была, а бабушек-дедушек и не знал он толком. Вот и получилось. Улыбнулась волхва, материнским жестом государя по голове погладила:

– Чистая правда, внучек. В таких делах не ошибешься, чай, не одну тысячу маленьких перевидала.

Устя кивнула, мол, так и есть. Агафья на детей строго поглядела.

– Вы сейчас о другом подумайте. Устяшу-то я сберегу. А вот что с Аксиньей творится?

– Не знаю я, бабушка. – Устинья голову опустила, стыдно ей было, тошно. – Я с ней поговорить хотела, она меня прочь гонит, и не со страха, никого рядом не было. Решила она для себя так-то…

– Что она решить могла, когда на ней заговоренной дряни – корабль грузи?

– Бабушка?

– Кто ей все украшения эти надавал?

– Государыня Любава, свекровка ее…

– На ней каждое третье кольцо с заговорами, каждое зарукавье не просто так…

– Бабушка?

– То ли по доброй она воле так поступает, то ли оморочена – не понять. И кого носит она – тоже. И носит ли, и от кого…

– Бабушка?

– Я сказала, а ты слышала. Чего переспрашивать по сто раз?

Устинья лоб потерла.

– Да нет же… не может так нагло быть… и ребеночка им тогда откуда взять? И Федор же не может… не его это ребенок? Могла Аська от другого затяжелеть?

– Сама, по доброй воле, с чужим мужиком в постель лечь?

– Не по доброй воле, бабушка, а когда опоили ее или оморочили как? Для зачатия много и не надобно.

Тут уж Агафья задумалась.

– Может и такое быть. Потому и защищают Аську всеми способами, чтобы не понял никто. Но это ж опасно, ребенок может с утратами родиться, хотя ей уж и все равно, поди.

Устя понимала, о чем речь идет.

И ребеночек там ритуальный, и не одно уж поколение чернокнижное… но тогда?..

– Бабушка, когда ритуал провести не получилось, как они младенца к Книге своей проклятой привяжут?

– Эх, Устя, это на хорошее дело людей подвигнуть сложно, а на гадости до того некоторые повадливы! Аська, как мать, может ребенка своего пообещать. И душу его, и кровь, и отдать, родней он Федору и тогда не станет, а вот к Книге привяжут легко малыша.

– И что для этого надобно?

Не видел бы Борис паука, не посмотрел бы, как Марину корчило. Не снимали б с него ошейник, еще бы и подумал, прежде чем такие разговоры слушать. А то и к патриарху пошел… ересь же!

Сейчас и мысли у него такой не возникло! Слушал, предусмотреть все старался, когда вышло так, что зло в палаты царские проникло, с ним бороться надо, не отмахиваться, не бояться ручки замарать. Не может он проиграть сейчас, враги его и Устю с малышом не помилуют, а жену он… любит?

Не даст он своих в обиду! Вот и все тут!

– Аська да Книга. Ну и крови чуток. Но покамест вроде тихо у особняка Захарьиных, мы за ним приглядываем.

– И то хорошо.

– Не переживай, государь, не упустим мы татей. А ты… вот, возьми-ка!

– Что это?

Борис сверток принял, на руке взвесил. Тяжело.

– Разверни да и примерь.

Государь и спорить не стал – чего тут спорить-то? Развернул, и ему в руки кольчуга скользнула.

Тонкая, прочная, а сплетена интересно. Обычно кольчуги с рукавами делают до середины бедра, а тут не так все. Тут кольчуга до пояса доходит, только что поясницу закрыть. И шея открыта, скорее как безрукавка кольчуга выглядит. Плетение ровное, гладкое, такое под одежду наденешь, она и не звякнет, и себя не выдаст. А все одно поддоспешник надобен.

– Надобен, государь, хоть и легонький, а надобен. Ты б надевал кольчугу, как к людям выходишь? Нам бы куда как спокойнее было.

Борис и спорить не стал. Он не волхв, опасности не чуял заранее, а понимал, что просто так никто власть не отдаст. Любава так особенно, не один год она к своей мечте шла. Все разнесет остервеневшая баба в бешенстве своем.

– Буду надевать.

– Вот и ладно, государь. И оберег не снимай. И Усте спокойнее будет, и мне…

Борис и тут спорить не стал.

– Хорошо, бабушка. А Аксинью все ж погляди, как возможность будет.

– Обещаю, внучек. Погляжу. Чую я – последний бросок готовится сделать гадина.

Все чуяли. А корабли уже почти пришли, уже и голубок Любаве прилетел – через пару дней ждать гостей дорогих. И царица готовиться кинулась к их приезду – вроде и сделано почти все, а кое-что еще не помешало бы.

* * *

«Свет мой, Илюшенька, солнышко мое ясное, радость моя любимая!

Уж сколько времени не видела тебя, истосковалась до безумия, истомилась.

У нас тут все ровно да гладко, матушка твоя надо мной, ровно птица, хлопочет, Варенька братика или сестренку ждет более, чем я. Дарёна расцвела с малышкой, очень ей деток не хватало. Для второго ребеночка все уж подготовили, когда б ты слышал их с матушкой, сбежал бы в ужасе.

Батюшка твой так и делает.

За голову хватается, бормочет про нянек-мамок и младенцев – и удирает верхом ездить. А нам тут тихо, покойно… тебя не хватает очень.

Волнуюсь я за тебя, и за Устеньку волнуюсь, молюсь за вас ежедневно, ты береги себя, родной мой, я ждать буду.

Жена твоя, Марья».

Илья письмо прочел, еще раз перечел, улыбнулся.

Понятно, что отец себе новую зазнобу нашел, но когда мать в делах, она о нем и не вспомнит лишний-то раз. Пусть батюшка жизни порадуется, а то правда… внуки!

Пугает некоторых мужчин это слово, вот боярина Заболоцкого тоже немного напугало. Какой же он дед, когда он еще – ух?! Ну, пусть ухает, пока возможность есть, боярыня в обиде не будет. Ей сейчас малышня к сердцу пришлась, и Марьюшку она приняла как родную.

Хорошо, что уехали они из стольного града, спокойнее так Илье будет. Опять же, и Марьюшка на чистом воздухе, и дети, и начнись в столице беспорядки какие, ему за них спокойнее будет. Любой мужчина лучше воюет, зная, что семья его в безопасности.

– О жене думаешь?

Божедар подошел тихо-тихо, Илья и не услышал. Сейчас уж и не обиделся даже, раньше неприятно было, а сейчас понимал он, что никогда ему с богатырем не сравниться. Что ж, у него свои таланты, свой дар от Бога, который развивать надобно.

Да и какая тут зависть?

Пожалеть Божедара надобно, тяжко ему приходится, нелегко ему дается сила богатырская, ее постоянно сдерживать надобно.

– О ней.

Илья улыбнулся невольно, и у Божедара на лице такая же улыбка появилась.

– Ждет?

– Ждет…

– Вот и моя ждет…

И так в этот момент похожи были двое мужчин, так одинаково улыбались, светились почти от мысли о том, что кто-то любит, молится, ночей не спит…

Воину это надобно.

И не только воину, любому человеку на земле. Этим двоим повезло, сильно повезло, и Божедар лишний раз пообещал себе сохранить Илью в целости. Пусть вернется Заболоцкий к жене своей, пусть порадуются они своему счастью.

И он потом порадуется.

И за них, и за себя, его тоже ждут дома.

Так вот имечтаешь, чтобы враги скорее напали! Прибить бы их, гадов иноземных, да и домой, к супруге под теплый сдобный бочок, к детям, к тайге родной…

Ничего, как враги придут, они Божедару и за это время еще ответят, которое у них с женой отбирают! Вдвое их бить будут!

Не ходи, ворог, на землю росскую!

В ней же и останешься!

* * *

Не ждал Макарий, не гадал на ночь глядя, что стукнет в двери покоев его Варвара Раенская.

– Владыка, благослови…

Макарий брови поднял, Варвару благословил.

– Как дела твои, чадо? Не нашелся боярин?

– Нет, владыка.

– Я помолюсь за него. Я надеюсь, что он жив.

Впрочем, это была лишь фигура речи. Оба собеседника понимали, что, будь боярин Раенский жив, никогда б он из дворца не ушел. От жены Платон уйти еще мог, но от власти?

Никогда и ни за что!

– Владыка, когда б ты с государыней поговорил, очень ей надобно…

– Почему она сама не сказала, в палатах сегодня я был?

– Ей тайно надобно, о сыне своем.

– Хм-м-м… – Не то чтобы Макарий тайны одобрял, но коли так – пусть ее. – Когда надобно-то?

– Да хоть и сейчас. Я б тебя, владыка, в палаты и провела?

Макарий подумал, а потом плащ теплый накинул, сапоги поменял, у себя-то он в мягких, войлочных сапожках ходил, сильно у него под старость ноги мерзли, кости потом ломило. А на улицу выйти другие сапоги надобны. Капюшон на лицо опустил.

– Веди, Варвара.

Та поклонилась еще раз, тоже капюшон накинула да и пошла вперед.

И из монастыря они вышли спокойно, и по городу прошли – да и что там идти было, сто шагов, и в потайной ход зашли, никто и внимания на них не обратил. Гуляют люди – и пусть их. Вошли в один из домов, ну так что же? Никто не кричит, не гонит их, надобно им туда – обыденно все.

Так потайные ходы и выходили наружу. Где в домики, где в подвалы, где к Ладоге-реке – это те, которые Варвара знала. А что-то и ей неведомо было.

– Что царице-то надобно?

– О Феденьке она поговорить хотела.

– Это ты сказала уж. Что именно Федор натворил?

– Отчего ж сразу натворил, владыка? Федор – мальчик прилежный, а как женился, так и за ум взялся.

Макарий на такое вранье только рукой махнул:

Прилежный!

Гуляка, кутила, в храм его палкой не загонишь, да и о женитьбе… спорно весьма. Видел Макарий Аксинью, несчастная так выглядела, что пастырю неприятно стало. Так счастливые бабы не выглядят, только те, кого муж плетью да кулаками учит. Вот царица Устинья – та светится, сразу видно. А Аксинья – нет. Но чего спорить сейчас? Подождать еще минут пять, да и пришел, считай.

Любава у себя сидела, навстречу Макарию поднялась:

– Владыка. Благослови. Варя, оставь нас.

Варвара дверь за собой закрыла плотно, Любава благословение получила, а потом по комнате прошлась, раздумывая. Как о таком и заговорить-то?

Патриарх за ее метаниями наблюдал молча.

Подождем, послушаем, что царица скажет. Наконец, прорвало Любаву:

– Владыка… я хочу, чтобы мой сын правил Россой.

Макарий и отвечать не собирался. Хочет она… ну так что ж? А он вот о дождях из фиников мечтает, вкусные, заразы! Можно помолиться и о том, и об этом заодно.

Любава брови сдвинула:

– Владыка, когда умрет Борис, ты Федора поддержишь?

– Нет, Любава, я ребеночка государева поддержу, – спокойно ответил Макарий. – Не знаю уж, сын у него или дочка будет, да всяко я на их стороне буду.

Любава ножкой топнула. Когда-то от этого жеста млел государь Иоанн Иоаннович, да уж три десятка лет пробежало, и Макарию родственница не нравилась никогда. Не в его вкусе такие бабы, даже в молодости – не в его!

– За этим звала?

– Нет, владыка. Ежели Борис умрет, а Устинья ребеночка скинет – поддержишь Федора?

– А с чего бы такое вдруг случилось? – Патриарх дураком не был, понимал, просто так разговоры эти не заводят. – Ты чего натворить хочешь, Любава?

– Ничего не хочу, – царица брови свела, – мой сын на престоле сидеть должен, его это право, его место. А с твоей поддержкой, владыка, никто и слова против не скажет, не посмеет.

– С моей поддержкой, значит. А что надобно для такого дела, а, родственница? Чтобы Бориса убили да и жену его, так, что ли? Не вижу я другой причины.

– Какая разница, владыка?

– Такая, Любава. Ты мне хоть и родня дальняя, а только правду скажу – не надобна тебе власть. И Федору не надобна, ему бы не в царской семье родиться, у кабатчика какого! Не поддержу я вас даже в таком случае, потому как загубите вы оба Россу. Уничтожите.

– Макарий!

– Ты правды хотела? Ну так получи – против я! Был и буду! Бодливой корове Бог рог не дал, а тебе – власти. Вот и не лезь, не гневи Господа! Что ты задумала?

– Тебе какая разница?

– Прямая! Говори, не то к Борису пойду, все ему расскажу! Думаешь, помилует он вас обоих? И тебя, и Варьку? Не потому ли Платон исчез – пакость готовит?

Любава развернулась, на колени перед Макарием кинулась, за руки схватила:

– Нет! Владыка, бес попутал!

– То-то же.

Укол резкий был, секундный, а Любава тут же и отстранилась, с коленей встала.

– Прости, Макарий. Значит, без тебя.

Патриарх попытался шаг сделать, слово сказать – не вышло. Разливался по телу холод, захватывало члены онемение, крикнуть бы, хоть шаг шагнуть, в дверь вывалиться, авось стражники или слуги увидят… Только и того он сделать уже не мог.

Становилось все темнее и холоднее, мужчина опустился на колени, потом и вовсе лег на пол… Последним, что врезалось в гаснущий разум, было: «Господи, помоги Россе!»

Потом погасло и сознание.

Патриарх Россы, Макарий, лежал бездыханным у ног своей убийцы.

Впрочем, Любава на него внимания не обращала. Она аккуратно заправляла в перстень иголку, которой так удачно оцарапала слишком совестливого дурака.

– Любавушка? – Варвара заглянула в дверь, оценила картину и тут же дверь прикрыла за собой, засов опустила. – Неужто упрямиться вздумал, дурак этакий?

– Упрямился, Варенька. Эх, жаль, яда капли самые остались и нового не достать. Это мне из Рома самого привезли, царапины хватает и действует практически сразу.

– Так, может, Бориса и… оцарапать?

Любава губы поджала.

– Без тебя я никак не догадалась бы.

Варвара головой покачала:

– А все ж таки?

– На Макария посмотри.

Варвара на патриарха взгляд бросила, поежилась… Жуть, как она есть, весь синий, язык высунут, на губах пена засохла…

– Такое людям не покажешь.

– То-то и оно… дураку понятно – отравили. Мигом шум поднимется… да и мало у меня яда. Считаные капли остались в перстне. Может, на одного человека хватит, а может, и того не хватит, к сожалению.

– А еще приказать привезти?

– Не получится. Это из Рома, там у них было целое семейство отравителей. В результате их просто перебили, а кольцо… оно долгий путь прошло. Секрет яда утрачен.

Кольцо подарил Любаве Рудольфус Истерман в знак истинной любви. Или… в надежде, что не выдержит государыня да и оцарапает или мужа, или пасынка.

Выдержала, потому как отлично понимала: первое подозрение – и не жить ей. За такое… Кому выгодно? Царице?

Отравительница? Ведьма?!

А ведь в ее случае… покамест не подозревают, она жива и в палатах. А как только заподозрят да искать начнут, ведь найдут все, что не хотелось бы показывать.

Ой как хорошо найдут!

Так что Любава рисковать не стала, лежало кольцо да и своего часа ждало. Дождалось.

А яда там и правда чуточка. Хотя Макария отравить риск был, конечно. Но ежели что, у Любавы и клинок был, только рисковать не хотелось. Не привыкла она сама убивать, чаще чужими руками справлялась.

– Что с ним делать-то теперь, Любушка?

– А что мы сделать можем? Федьку позови, да пусть этого… Михайлу возьмет с собой. Вытащат они тело, да и в Ладогу сбросят.

– А Михайлу потом… тоже?

Любава головой качнула:

– Нет. Пусть остается, пригодится еще. Вроде как Федору он верен, сыну свои люди понадобятся вскорости.

Варвара кивнула задумчиво:

– Хорошо, позову сейчас.

Вышла боярыня, Любава на Макария посмотрела, рядом с ним на колени опустилась. Обыскать покамест тело, вдруг на нем что интересное обнаружат? Опять же, перстень снять пастырский, крест золотой, тяжелый, чего их в реку выбрасывать? Глупо сие… И надо Федьке сказать будет, чтобы раздели Макария, одежду на лоскуты порезали да и в реку кинули. Мало ли голых стариков в реке выловить можно? Не опознают его никогда, да там и рыба постарается, и раки…

Страшно Любаве не было, брезгливо – тоже. Она боролась за свою будущую власть над Россой.

* * *

Навек Михайла запомнит эту ночь.

Мамочки, страшно-то как!

Сидишь ты у царевича, в карты с ним играешь, в игру новомодную, из Франконии привезенную, винцо попиваешь, жизни радуешься, а тут Варвара Раенская входит.

– Феденька, Мишенька, вы государыне царице надобны.

– Матушке? – Федор на дверь покосился недовольно. Михайла даже знал почему: Аксинья ждала его. Послушно ждала, сидела, Федор обещал ее плетью выпороть, когда уснет или не дождется… Нет, не сочувствовал ей Михайла. Она чего хотела, то и получила, а что Федька к тому приложен, думать надо было. Зависть – она к добру не приводит, особенно зависть подлая и пакостная.

– Матушке, Феденька. И скоро не вернетесь вы, может, часа через три или четыре.

– Хорошо, тетушка.

Федор еще раз подумал, но Аксинье ничего говорить не стал, просто дверь снаружи запер. Пусть жена сидит и ждет… Нет-нет, с Устиньей никогда б он так не поступил! Устеньку любит он! А Аксинья… сама напросилась, вот и поделом ей, дурище! Встал да и пошел за теткой, а Михайла за ним. Коли надобно… Просто так царица Любава звать не станет.

А Михайлу на секунду еще и разочарование кольнуло.

Вот бы Устенька звала, не Любава, бегом бы побежал! Но – чего нет, того нет.

* * *

Знал бы Михайла, куда зовут, побежал бы в другую сторону. Не ожидал он патриарха, мертвого… отравленного, и царицу над ним. Тут и гадать нечего – яд подсыпала?

Наверняка.

Вот гадина!

Вслух Михайла не сказал ничего, поклонился молча, на Любаву уставился. Мол, жду приказаний.

Царица оценила по достоинству, вслух не сказала ничего, а улыбнулась Михайле ласково.

– Мальчики, тело вынести надобно да в реку скинуть. Знаете, как сделать, чтобы не всплыло?

Михайла кивнул: Знал он, только вот…

– Нож бы мне, государыня. Мой небольшой, не получится им такое сделать.

Живот вспороть.

Кишки и мочевой пузырь проколоть.

Тогда не всплывет уж. Можно бы просто камушек потяжелее, да ненадежно это. Река ж… тут коряга, здесь омут, там рыбина… всплывет тело и где и когда не надобно, шума понаделает.

– Варя…

Варвара Раенская за дверью исчезла, пришла с тесаком вида жуткого.

– Подойдет?

– Благодарствую, боярыня.

– Можешь мне его не возвращать, не надобен более.

Михайла язык прикусил. Да, после патриарха колбасу таким резать, наверное, неудобно будет? Вместо этого на Федора поглядел:

– Царевич, ты сможешь его за ноги взять?

– Смогу.

– Сам бы отволок, да дохлятина завсегда тяжелее, чем при жизни.

Федор рожу скорчил, патриарха за ноги взял, да и потащил в потайной ход. Михайла ждал, пока дверь за ними закроется, потом по ступенькам спустился, только потом рот открыл:

– Меня убивать будешь, царевич? Попросить можно? Яда не хочу, лучше честная сталь и от твоей руки, когда дозволишь.

Федор аж патриарха из рук выпустил, ну и Михайла тоже, так и загремел труп в грязь.

– Рехнулся ты, что ли?

– Отчего ж? Разве после такого меня в живых оставят?

– Мне верные люди надобны, а ты свою верность сейчас еще раз доказал.

– Царевич, а спросить дозволишь?

– Спрашивай.

Парни тело подобрали, далее потащили.

– Борис от яда умрет или от кинжала?

Федор второй раз труп выпустил.

– Догадался?

– Чего тут не догадываться? Только меня не посылай, рука не дрогнет у меня, а вот умений всяко не хватит, не умею я убивать.

Соврал, конечно, ну да и пусть его. Ни к чему Федору о некоторых вещах не то что догадываться – даже задумываться.

– И без тебя найдется кому убить. Да и без меня тоже.

– Хм-м-м… Царь Федор Иоаннович. А что – красиво звучит!

Федор так же думал.

– Устинью потом в монастырь?

– А то не твоя забота!

– Как скажешь, государь. Прости, царевич, не оговориться б мне, дураку, раньше времени.

– Вот и не оговаривайся. Тут уж пара дней осталась, потерпи чуток, потом ближником моим будешь, боярином тебя за верность сделаю, золотом осыплю. Хочешь земли Ижорских?

– Только без боярышни.

– В монастырь ее отдадим, и пусть сидит там, тарань сушеная. На такое взглянуть-то страшно, не то что в постель. О кости, поди, сотрешься.

Парни заржали, разгоняя страх и отвращение.

Федор повернул налево, еще раз налево, Михайла запоминал дорогу – Ладога!

Один из ее отнорков, текущих под землей. Ладога – она такая, и рукава есть у нее, и ручьи в нее вливаются, вот один из них тут и течет – глубокий, мощный…

Федор на труп посмотрел, поморщился. Не хотелось ему мясницкой работой заниматься, одно дело, за палачами смотреть, другое – самому в кишках да нечистотах копаться, брезгливо ему это, неприятно. Не царское это дело.

Михайла только вздохнул:

– Ты б, царевич, отвернулся, пошел, посидел где? А я б тут пока дело и управил?

– Хорошо. – Федор на несколько шагов отошел, отвернулся. А только все равно и треск ткани слышал он, и хряск, с которым Михайла тело мертвое кромсал, и вонь до него долетела… мертвец же! И потроха… поневоле вонять будет.

Поморщился Федор, ну так что же. Не железный ведь он!

Потом плеск послышался, Михайла выдохнул.

– Поворачиваться можно, царевич.

И верно, тела уж нет, Михайла рясу кромсает на клочья.

– Так-то лучше. И пусть тряпки тут лежат, авось сгниют быстро.

Карманы патриарха уже Любава обшарить успела, там что-то найти нереально было.

– Пусть лежат.

– Ты меня обратно-то выведешь, царевич? Не то… возьми?

Михайла Федору тесак протянул, на колени встал. Федор тесак с размаху в воду зашвырнул, другу руку протянул, подняться помог.

– Вконец ополоумел, что ли? Пошли выпьем, сыро тут, не разболеться бы некстати!

Михайла и не отказался.

Сидели парни, вино зеленое по кубкам разливали, только вот Федор пил, а Михайла так, пару глотков пригубил, знал он, что может наружу полезть, коли у него язык развяжется. Вот и выливал половину себе за пазуху. Неприятно, ну да перетерпит.

Федор раскраснелся, друга по плечу хлопал, когда попадал, вино так подействовало, вроде и речь ровная, почти гладкая, а ноги и не держат. Да и язык мелет, чего не надо бы…

– Настоящий ты друг, Мишка! Доказал! Оправдал!!!

– Ты знаешь, я за тебя и в огонь, и в воду…

– Туда не надо… пока. Ты мне и так пригодишься!

– Что надо – то и сделаю. Хочешь, еще кого убью, царевич?

– Пока нет. Пусть мать скажет.

– Мне ты скажи. Мать твою я уважаю, а служу – тебе. И тебя люблю…

– Любишь, – перемкнуло Федора. – Ты – любишь. А она – нет…

– Царица?

– Устинья… Что ей не так?! Что ей надобно было?! Почему она сразу за меня замуж не пошла, время тянула?

Михайла и не думал, что Федор такое понимает. Но… ежели сообразил, надобно ему хоть что сказать, не правду, конечно, а ложь, удобную да гладенькую.

– Боялась, наверное.

– Меня?

– Любого мужика, не обязательно тебя, царевич.

– Я ж не любой! Почему она так?

– Так девки всегда того самого боятся, это если уж выбора не остается, тогда покоряются, и то пищат да царапаются.

Федор задумался, потом кивнул:

– Да, наверное. Видел я такое… Эх, дурак! Надо было ее увозом брать! Поплакала б, да и смирилась!

В светлых глазах хищные огоньки зажглись, пальцы скрючились, ровно когти.

– Полюбила бы, – эхом отозвался Михайла, который сейчас подумал, что он-то… а он ведь тоже так сделать собирается. Верно?

– Полюбила бы, как дитя б понесла! Никуда б она не делась, все они, бабы, такие, как собаки, плетку любят… – Федор принялся рассуждать со знанием дела, а Михайла молчал, думал…

Потом еще другу подлил, да и себе чуточку тоже. Хватило ночи и выпить, и напиться, и даже потом Федора пьяненького под бок к жене его сгрузить. А сам Михайла ушел во двор, ледяной воды на голову вылил, чтобы протрезветь.

Ему сейчас побегать надобно будет, чтобы готово было все в любой момент.

Говоришь, Устинья – не моя забота? Ну и говори себе, а я делать буду.

* * *

– Федор пришел. И Михайла с ним, пьют сидят.

Любава кивнула, Варваре улыбнулась.

– Вот и ладно. Завтра суматоха начнется, как государь патриарха позовет.

– Когда позволишь слово молвить, Любавушка: давно пора было убить дурака старого! Совсем страх потерял, на тебя тявкать начал! Забыл, из чьей руки ест! Нет бы благодарить, слушаться да кланяться земно, он рот свой поганый открывать вздумал! Поделом ему! По-де-лом!

Любава кивнула:

– Да, пожалуй…

– Далеко ли корабли?

– Через сутки уж пристать должны.

– Ждать будем.

– Будем. – Сейчас Любава только ждать и могла. Ну и поговорить с сообщниками. А кто не согласится, кто не пойдет за Федором, тот пойдет за Макарием!

* * *

Патриарх Борису понадобился прямо с утра, Борис за ним и послал.

Вернулся гонец, доложил, что патриарха нет у себя. И в палатах нет. И… нигде нет?

Тут-то и взбурлили палаты государевы.

Во все стороны гонцы полетели, шум поднялся, боярин Репьев прилетел, расспросы начались. Кто патриарха видел, кто с ним говорил, о чем, но – нет! Никто и ничего не знает.

Ушел патриарх в покои свои, да и все, не выходил он оттуда… наверное. Наверное?

Ну так монастырь же, монахи-то по коридорам ходят, когда патриарх рясу обычную надел али плащ накинул, никто его и не отличит. Репьев подумал да и решил, что ушел Макарий по доброй воле. А вот с кем и куда – расспрашивать надобно.

Борис прогневался, на боярина заругался, приказал Макария хоть где сыскать!

Патриарх же, ежели с ним что случилось… легко ли нового выбрать? Смеяться изволите! Покамест Собор соберется, пока переговорят епископы, пока суд да дело… чай, полгода пройдет! А у него нет такого времени!

У него и жена в тягости, и, опять же, выборы патриарха – дело важное, от государя зависящее, тут не вера, тут политика чистая. Вера – это отшельники в пещерах сидят, молятся, а патриарх с государем должен рядом стоять, понимать его, поддерживать.

Есть и такие на примете у Бориса, но… не ко времени сейчас оно! Ой, не ко времени!

А покамест приказал Борис позвать к себе архиепископа Луку, который наиболее был к патриарху близок, с ним побеседует^[112].

А по столице шум пополз, заволновались люди, встревожились, только Михайла дело свое знал. Не всплывет Макарий никак. Не найдут его.

* * *

– Бабушка, Макарий пропал.

– Знаю, Устя.

– А… нельзя ли узнать, жив он?

– Нельзя. Это дела ведьмовские, я такого сделать не могу.

– И никак…

– Нет, Устя, никак я не узнаю. Только розыск учинить можно… когда человеческими средствами его найдут, так и узнаем, что случилось.

– Боярин Репьев говорит, что Макарий своей волей куда-то вышел. Вечером к себе удалился, с утра его уж не было в покоях патриарших.

– Значит, позвал его кто-то… кому отказать нельзя. Сама поразмысли: пожилой человек, уставший, не волхв ведь он, и ноги больные у него, я видела, вот он вечером поздним тайно куда-то ушел. Нет ведь у него в покоях потайных ходов?

– Нет, бабушка.

– Вот. Позвал его кто-то важный, а уж кто?

– Царица? Федор? Не Боренька точно, вместе мы всю ночь были…

– Их именами тоже воспользоваться могли, чтобы патриарха выманить. Вот представь: приходит к тебе кто знакомый и говорит, мол, государь зовет тебя. Пойдешь?

– Побегу.

– Вот и он пошел… а может, и побежал. А вот куда и за кем?

– Ох, бабушка. Чую я недоброе, сердце не на месте у меня…

– Предчувствие? Устя, ты попробуй о патриархе подумай?

Устинья головой покачала:

– Нет, бабушка, так-то оно не срабатывает. Когда б он мне близким или родным был, когда б волновалась я за него, как за тебя… хоть вполовину. А мне Макарий безразличен! Даже случись с ним что нехорошее, не заплачу я. Он руку Любавы держал крепко, не Бореньке – ей верность соблюдал.

– Да неужто? Оттого и монастырь ей приглядел?

– Боря приказал.

– Эх, дитятко, такие приказы по-разному выполнять можно.

– Маринка еще когда в монастырь отправилась, а Любава и посейчас здесь.

– Маринку на горячем поймали, а Любава разве что в рождении своем виновна. И то еще доказать надобно…

Устинья рукой махнула:

– А и ладно… нет патриарха, так и проживем. Бабушка, неспроста он исчез, вот это верно! Готовится что-то нехорошее, нюхом чую. И должно оно в ближайшее время состояться.

– А вот это верно, Устенька. Не знаю, что готовится, а только не отложат теперь дело надолго, из простого опасения. Вдруг патриарх что рассказать или написать успел?

– Ну…

– Ежели боярин Репьев не дурак, он сейчас все бумаги его перекапывает, глядишь, и найдет чего.

– Может быть.

– Но ежели чуешь ты недоброе, схожу я, с Божедаром поговорю, пусть в готовности будут. И рощу защищать готовятся, и… может, кого сюда, в палаты провести?

– Бабушка! Ты что?!

– А что не так, Устенька? Что я такого страшного предлагаю?

– Ну…

– Илюшка пусть в роще побудет, я же тебя знаю. Когда случится что непредвиденное, ты между мужем и братом разрываться будешь. А там за ним Добряна приглядит.

– Бабушка, и ты бы…

– Я свое уж отжила, Устенька, может, лет десять мне осталось. А может, и того не будет… Думаешь, сложно мне их ради тебя отдать? Ради семьи своей?

Устинья молча бабушку обняла. Скатилась слезинка, капнула, побежала за ней вторая… Агафья отстранилась, лицо Устинье вытерла, пальцем погрозила:

– А ну, не смей! Мне еще праправнука на руках подержать надобно, потом уж уходить буду!

Устя слезы стерла, улыбнулась поспешно:

– Да, бабушка.

– То-то и да. Пойдем подумаем, сколько человек нам надобно и откуда враг прийти может.

(обратно)

Глава 6

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Ночь на дворе, а я сижу и вспомнить пытаюсь.

Малейшие детали из той, черной жизни! Следы, разговоры, взгляды… ведь не в подземелье я жила, что-то видела, слышала…

Вспоминается нехотя, ровно сквозь мутное, грязное стекло, но кое-что…

Вот Федор садится на трон первый раз. И я присутствую в той же палате, Любава меня всегда за собой таскала на такие торжества, а я их ненавидела.

Почему таскала?

А вот на этот вопрос я ответ нашла. Федор, получив мою девственность, мою кровь, от меня просто силой подпитывался. Потому и в припадке не падал, не бился, я его уравновешивала, не давала в безумие скатиться. И видела я достаточно многое, просто не размышляла, не понимала, сейчас и за это себя не виню. Для сравнения – как Федор ко мне присосался, это получилось вроде кровопотери. Постоянной, непрерывной, а заодно еще и болезненной. Конечно, мне не до жизни было, из меня постоянно силы высасывали, самоё жизнь, я и не думала ни о чем. Жила, ровно кукла механическая, марионетка с ярмарки.

Потом уж, в монастыре, в себя приходить начала.

Оказывается, нельзя человека досуха высосать… хотя, может, и можно, мне повезло просто. Свекровка моя умерла, а Федор без ее руки вовсе берега потерял, ну и… меня, словно шкурку от винограда, выкинул, себе новую девку нашел. Ее, наверное, тоже выпил до дна.

Сейчас уж не так важно это. Другое важно.

Вот коронация…

Вот дума Боярская…

А вот… иноземцы.

Головы коротко стриженные, морды бритые, оружие непривычное, но на коронации именно они – почетный караул. Вроде бы и одеты они по-нашему, но сейчас, воспоминания вызывая, – нет, не наши это. Оружие у них привычное, потому как… боялись?

Опасались чего?

Случись бунт какой или беда, непривычным оружием воевать тяжелее, потому оружие взяли привычное. А вот одежда… Я пытаюсь картины из памяти вытащить, понимаю, что все верно.

Плохо она на них сидит, не привыкли они к такому. И морды бритые, кое-какая щетина на них есть, но видно, что недавняя, неопрятная такая…

И волосья стриженые, они под париками все такие, у них и волосы плохие, и стригут они их как можно короче, чтобы вшей видать было. Фу, одним словом.

То есть иноземцы были у нас. И Федор их сам в Россу привел, и полагался на них… Вот Истерман стоит неподалеку от трона, почти рядом, сразу за Любавой, руку ей на плечо кладет, царица к нему оборачивается, слова выслушивает, обратно поворачивается, Федору их передает.

Федор на чужих клинках на трон уселся.

Могло быть такое?

За власть Любава кого хочешь убила бы, а уж помощью иноземцев воспользоваться – и задумываться нечего! Скорее, она надеялась воспользоваться да и выкинуть их. А они?

А они такие же.

За власть и убьют, и продадут, и предадут – чего тут размышлять? Вот и предали.

И то, как-то резко свекровка заболела и померла подозрительно быстро. Пару дней и понадобилось… а ведь мы не в Ладоге были тогда! Как раз в монастырь на богомолье поехали – зачем?

Там она и слегла, там и преставилась, пары дней не прошло. Федор прилетел, да поздно было, куда уж тут! Попрощаться и то не успел!

На меня орал, весь бешеный был, ударил даже, а мне и все равно было. Я так радовалась, что померла эта гадина! Безумно радовалась!

А ведь ежели подумать – могли ее выманить подальше от столицы да и удар нанести?

Могли.

Именно потому и выманили, чтобы Черная Книга не помогла, чтобы не успели ею воспользоваться. На Ладоге-то Любава мигом бы брата позвала, а не то ведьму, родственницу свою. А в монастыре? Да еще в десяти днях пути от столицы?

Кого там позовешь, что применить сумеешь?

Видать, так оно и получилось, то ли Федор, то ли сама Любава иноземцев в Россу позвали, надеялись их в своих интересах использовать, а оказались сами в дураках. И то… судя по тому, что я слышала в монастыре, Федора иноземцы подмяли. Истерман им правил, как хотел, поворачивал то направо, то налево, а за ним, наверное, и остальные?

То земли Федор уступит, то вольности какие даст, то иноземцам землю покупать разрешит, чинов назначит… много чего было! Слишком много…

Могло случиться.

Когда Бориса не стало, не все Федора поддержали. Вот он чужими силами и попользовался, на чужих клинках на троне сидел, да неустойчиво.

Детей не было у него… до самой последней моей минуты не было. Бабушка так и сказала, что детей он иметь не может.

Видимо, в той жизни для меня ритуал провели, а потом не хватило у меня на двоих клещей сил, скинула я ребеночка и боли не ощутила даже.

Но речь не о ребенке том сейчас. Другое интересно – пришли в Россу иноземцы. Вот и сейчас… могут. Не просто так они ведь шли, Любава с ними договаривалась, вот и сейчас явятся, не задумаются. И в тот раз…

А ведь когда Борю убили, они сразу во дворце оказались. То есть… могли государя по заказу убить? Все рассчитали, подгадали, удар нанесли, тут же чужаки во дворец вошли, кое-кого вырезали… Да, умерло тогда несколько бояр, было такое, помню. У боярина Репьева дом загорелся, выскочить не успел никто…

Сам ли загорелся? Или помогли?

Боярина Пущина удар хватил. Вроде как и возраст у него, но… это я в той жизни не ведала, что он к вдове одной похаживает, на тридцать лет моложе, и что ребеночка ей сделал… Какой уж там удар!

Тоже могли поспособствовать.

Значит, пришли, потом убивают Бориса, убивают тех, кто к нему близок, тут явно Любава подсказала, гадина, Федор на трон садится, и первое время его иноземцы стерегут. А когда подумать…

Не с неба ж они в Ладогу упали?! Как они могли в город попасть?

Караваном? За купцов себя выдать?

Да нет, кораблями. Легко и просто, по воде прийти, оружие с собой привезти. И… Ладога вскрылась. Сейчас и могут прибыть, и ударить могут.

Кстати, в той, черной жизни Макарий Любаву поддержал. Но тогда выбора не было у него, а сейчас Борис здоров, женат, я непраздна… Мог патриарх отказать родственнице?

За что и поплатиться мог.

Ох, что-то уж вовсе я в размышления ударилась. Это ни к чему.

А вот что стоит сделать, ежели все, что могла, я припомнила?

А несколько вещей.

Первое – в порту дозор поставить. Может и так быть, что корабли не в город придут, рядом остановятся. Может быть.

Но в порту на всякий случай пусть кто-нибудь подежурит.

Второе – своих людей на заставах разместить. Ежели враги не в городе остановятся, а сюда просто придут, кто-то должен дать о них весточку остальным.

Третье – рощу защитить и Добряну.

Четвертое – на всякий случай и правда человек десять чтобы во дворце были. Воинов. Лично мне и Борису преданных.

Ладно, дело не в преданности, а в том, чтобы нас они защитили, ежели нападет кто. Чтобы дали нам пару минут в подземный ход уйти… ох!

А ведь Любава их тоже наперечет знает!

Ей супруг тоже наверняка и ходы показывал, и выходы, и знает она их, и провести кого-то в палаты может, не задумается. Даже и сама не пойдет, Федору прикажет.

То есть туда убегать нельзя будет?

Нет, нельзя.

А что делать тогда?

Надобно придумать что-то, только вот что? С Борисом посоветоваться надо.

Я посмотрела на мужа.

Борис спал, подложив под голову обе руки, челка ему на лоб падала, и таким он сейчас выглядел спокойным, открытым, домашним… сердце защемило.

Не отдам!

Никому не позволю его тронуть, вред причинить!

НИКОГДА!!!

Сама костьми лягу, но Боря жить будет и дальше!

Словно мой взгляд почуяв, муж шевельнулся, недовольно рукой рядом с собой провел, глаза приоткрыл:

– Устёнушка?

Я тут же к нему скользнула, рядом вытянулась, за шею обняла.

– Боренька, здесь я.

– Не спится, радость моя?

– Луна, наверное…

– А я сейчас женушку свою убаюкаю, вот так, ко мне иди…

Боря шептал ласковые слова, гладил меня, и я млела, купаясь в тихом, невероятном счастье.

И знала, что буду защищать его до последнего.

Под сердцем мягко горел черный огонь.

Он ждал своего часа…

* * *

– Стой! Кто идет?

Велигнев остановился послушно. Ну, коли спрашивают? Языки он хорошо знал, в том числе и лембергский, выучил за века жизни.

– Человек божий.

– Монах, что ли, странствующий? Или этот… паломник? – задумался один из стражников.

– Какая разница! Смотри, хоть и седой, но жилистый, сгодится в рудник, породу откатывать!

– Да ты что, он там сдохнет за два дня.

– В отвал сбросят. Мейр сказал – грести всех, кого не хватятся, руду добывать надобно, а с магистратом он не договорился, те цену большую заломили за каторжников…

Велигнев спокойно стоял, слушал разговор.

Рудники?

Ой как интересно… И туда всех с дороги заворачивают? А там – в отвалы?

Очень даже любопытно.

Стражники тем временем пришли к соглашению.

– А ну, монах, скидывай котомку, а сам руки протягивай, свяжем, чтобы не сбежал.

– Да я и так не сбегу, сынки, куда уж мне, стар я, и ноги у меня не те, что прежде…

Стражники явно не поверили.

– А ну, дед…

Острие ржавой пики недвусмысленно было направлено в живот волхва. Ну, когда так… Велигнев людям не мешал совершать ошибки. Вот послушали б его эти двое, спокойно, без веревок и суеты, до рудника проводили скромного волхва – и не пострадали бы. Почти…

Может, животами помаялись бы с годик или два. А теперь – не обессудьте.

– Слепота.

Велигнев ладонь в воздух поднял, словно что-то толкнул к стражникам. И спустя секунду те завыли, за глаза схватились, такие выражения полились, что у волхва возникло желание им еще и немоту добавить.

Сдержался.

– Ноги…

Когда тебя ноги держать перестают – страшно. Вот стражники и выли от страха, и корчились, но на вопросы Велигнева ответили.

Где рудники?

Да недалеко тут, может, день ходьбы. На север, там холмы угольные, вот в шахтах люди и работают, уголь рубят, и работы там много. Нанимать людей дорого, с магистратом не сговорился мейр, так что заключенных не получит, остается вот так… ловить на большой дороге, кого не хватятся, а и хватятся – сильно не поищут. И в рудник.

Велигнев долго не думал.

Отойдет он ненадолго с дороги, вот сюда, на север. Чай, не беда на день задержаться, поздороваться с местным хозяином. И волхв решительно свернул на север.

А стражники?

Так и остались.

Надолго приказа Велигнева не хватит, может, на сутки, не более, но сколько и чего за это время переживут и передумают стражники?

То-то же… наука им будет и урок впредь. Если вообще живы останутся и не прибьет их никто.

Впрочем, их жизни более волхва не интересовали.

Прогуляется он к шахте, посмотрит, как уголь добывают. А потом – в Орден. Там его точно заждались.

* * *

– Дикое место!

Магистр де Тур с отвращением оглядывал небольшую бухточку. Четыре галеры в ней как раз уместились. Впритык, конечно, без удобства, ну да ладно, зато не в городе, не в порту. Там бы их сразу заметили, опять же, таможня…

Руди чуточку удивленно посмотрел на магистра.

Какое же это дикое место?

Есть место, чтобы причалить, есть дорога, по ней даже телега проедет спокойно… Дикое место – это то, до которого вообще добраться нельзя. Или выбраться из него.

– Магистр, это Росса, тут везде леса.

– И так безумно холодно.

Руди и этого не понимал. Какой холод?

Река вскрылась! Весна уже, он даже шапку не надевал, а магистр кутался в тяжелый плащ и поеживался.

– Магистр, я завтра с утра отправлюсь в столицу, узнаю, все ли готово.

Руди-то голубя выпустил, но сам весточку таким образом получить не мог. А как?

Голубю надобно лететь в определенное место, он человека по всей Россе искать не будет.

– Хорошо. Мы как раз день отдохнем, устроимся тут удобнее и будем готовы выступить в любой момент.

– Хорошо, магистр. Отсюда очень удобно, ежели верхом, тут до Ладоги почти полдня, а если пешком, напрямик через лес, то часа два.

Лошадь – создание хрупкое и благородное, она не везде пройдет по местным буеракам и оврагам, а человек… Человек где не пройдет, там пролезет. Просочится.

Так что магистр кивнул Рудольфусу и принялся смотреть на берег Россы.

Окружающий мир не радовал, хотя, безусловно, он был красив.

Берег реки, снег, который еще не потаял, высокие деревья – сосны и какие-то другие, в естественных науках магистр был не силен и дуб от осины отличил бы только по желудям, – черные голые ветки и синие прогалины снега.

Как это все… неуютно для человека культурного и образованного! То ли дело родной Лемберг!

Там-то лесов и не найти, поди… Может, два или три на всю страну! Надо же знатным людям где-то охотиться?

Выезжать, лис травить… Волков или медведей? Да их в Лемберге, поди, и не видели сто лет! А тут смотришь на эти чащобы, и дрожь пробирает! Страшно же!

Дикая земля, дикие люди…

Но магистр Эваринол приказал, и Леон повинуется. Он готов и приплыть в эти страшные места, и оставаться здесь, пока они не станут более цивилизованными, и убивать по приказу.

Ах, как тут тяжко без привычных развлечений! Без балов, без охот, без изящного обхождения…

Придется немного потерпеть.

Во имя Ордена!

* * *

После покушения Добряна сторожиться стала. Страшно ей было, все ж не мужчина она, не воин, пусть и два десятка воинов при ней постоянно, а только не упредили б тогда нападение – и легли бы все. И рощу б подожгли, хватило бы у татей силы.

А Добряне покамест умирать нельзя, она себе еще преемницу не подготовила. Никак нельзя…

Что волхва может?

А многое. До Велигнева далеко ей, недра земные не сможет пошевелить она, да и ветрами не повелевает, к примеру. Разве что в роще своей попробовать может, и то получится ли? А вот звери да птицы ей завсегда помощниками были. Про то и в сказках сказывается, просто мало кто о том задумывается. А тем не менее призывает волхва, или Баба-яга, кого уж там сказочник приплетет, зверей да птиц разных, расспрашивать начинает…^[113]

Как водится, самый последний зверь, коий долго отсутствует, и знает то, что герою надобно.

Вот это Добряна и могла сделать, даже и усилий прилагать не требовалось ей. Разве что не сказка это, и не станут птицы да звери лесные человеческими голосами говорить, мыслить, ровно люди. А вот ежели что новое, недоброе в лесу появится, обязательно они о том скажут.

Волка этого знала Добряна, сама ж ему две зимы назад лапу лечила, когда попался он в силок еще сеголетком… Вот и шрам приметный… Идет, смотрит серьезно. И не голод его сюда привел, шерсть вон лоснится, и знает Добряна, что у него логово есть и волчата… не ради еды он в роще. А зачем?

Подошел зверь лесной так близко, что Добряна запах его почуяла, звериный, дикий, морозный, нос ей в руку вложил, в глаза заглянул.

А у волка глаза умные, желтые, ровно вино драгоценное замерзло… Смотрит зверь, и волхва в его глаза смотрит. И видит то, что он видел.

Бегал волк за пропитанием, а как мимо Ладоги-реки бежал вниз по течению, там корабли стоят. Конечно, не думал о них волк, как о галерах, да и людей признать не мог, просто видел – лодки большие, деревянные, весла торчат, людей в них много, люди металлом пахнут остро, и не только железом каленым, а еще и опасностью.

Хищник хищника завсегда распознает.

Вечор дело было…

Поблагодарила Добряна зверя за службу, кусок мяса парного дала, тот в логово свое потащил добычу, а Добряна руки подняла, птиц к себе кликнула… Часа не прошло, метнулись птичьи стаи туда, где волк людей видел. А еще через три часа смотрела волхва и птичьими глазами. Кое-кто из птиц у кораблей остался, наблюдал за людьми незаметно, а остальные к ней вернулись.

Рассматривала Добряна галеры то с одного бока, то со второго, а потом одна из птах приметливых на щите у парня отметку заметила. Коричневый крест на алом фоне.

Герб Орденский.

– Вот к нам кто пожаловал…

Вроде и тихо волхва говорила, а роща отозвалась гневу ее, листвами зашумела, ровно волна по деревьям прошла. Долго волхва размышлять не стала, Божедара она сразу же позвать попросила, как только о чужаках услышала. Вот и сидел богатырь, сок березовый попивал, о своем думал…

– Орден Чистоты Веры к нам пожаловал.

Божедар сок допил, рука не дрогнула. И кубок в снег поставил спокойно, ровно…

– Вот даже как. И много их, волхва?

– Птицы считать не умеют. Четыре корабля, галеры, а уж сколько на них… и не идут они в Ладогу. Остановились в бухте по течению пониже города.

– Интересно как!

– Да и мне интересно, не сюда ли они ладятся?

– Разузнаем. Человека пошлю. – Божедар линию речную нарисовал, примерился… – Где они, хозяюшка? Не подскажешь ли?

– Будь ласков. Здесь гости незваные расположились, волк сказал, – Добряна носочком сапожка показала.

– И людей позову, и встретим негодяев как положено, – успокоил ее Божедар. И ушел, какого-то Юрку окликая.

Добряна ему мешать не стала. Когда так… неужто она не найдет, чем гостей встретить да приветить? Широка река Ладога, много кто в ней водится… а и лес широк. Не хотелось волхве зверей да птиц губить, а только когда выбор между ней и диким зверем стоит… Надобно бы волков попросить, чай, не откажут ей несколько стай, пришлют сюда пару десятков хищников серых. И медведей посмотреть, голодные они по весне, злые, а тут столько мяса, да сами придут.

Птицы, опять же…

Думаете, птички – это так, крылышки и лапки? Ой, зря вы так думаете! Даже обычный ворон может человека серьезно ранить. А есть и беркуты, и сарычи, и филины с совами… Не надо брать в расчет дроздов и зеленушек, синиц и крапивников, те человека не убьют. А вот сова – может. Планирует она тихо, совершенно неслышно, а когти у нее острые. И клюв…

И беркут может человека убить, и даже ворон может, а уж про соколов и вовсе молчим^[114].

Божедар своими делами займется, а Добряна и свое воинство на подмогу позовет. Пока соберутся звери-птицы, время и пройдет помаленьку. Опять же, кораблями заняться надо бы…

Думаете, неразумны рыбы?

И такие есть, а есть и те, кто волхву поймет и выслушает. Несколько сомов, к примеру. Они звери большие, старые, Добряна им найдет чего предложить. Корабль они не потопят, конечно, но ежели враги куда на лодках отправятся – не все лодки до земли доберутся.

А люди…

Кто доберется, а кто и нет. И вода покамест ледяная, Ладога только вскрылась, и рыцари на себе железа много носят, и сом зверюга сильная, человека может в воду утянуть запросто. И утянут, и под корягой оставят, сомы тухлятину любят. Им пропитание, а Божедару меньше заботы.

Рыцарей жалеть?

Не сделает Добряна такой глупости!

Они сюда не грибы собирать приплыли, вот и она милосердия не проявит, не хватало еще! Это по новой вере, христианской, врага простить да пожалеть можно, а Добряна – волхва.

Может она врага простить, еще как может, когда станет он лесным перегноем, и не ранее, когда вреда никому причинить не успеет. Так-то она и прочих простила…

И рыцарям Ордена поделом будет! Не стихи читать они на Россу пришли, тут навек и останутся.

* * *

– Михайла? Чего тебе?

Устя по саду гуляла, воздухом дышала. Прабабушка с утра убежала, Борис с Боярской думой заседал, а Устя погулять решила. Воздуха хотелось.

Казалось ей, что стены давят, что воздух вокруг сгущается, что тяжело ей… Понимала Устя, что просто предчувствие у нее дурное, да отвлечься не могла. Хоть по саду пройтись, подышать, все легче будет. Тут ее Михайла и нашел, кашлянул, подходя.

Устя не испугалась.

Убить она его может в любую секунду, это понимала она. И сила ее послушается, только рада будет. Михайла и Федор – двое людей, которые у нее крик ярости вызывают.

До… до обморока.

Так бы и кричала, и билась, и убила – не жалко! До сих пор!

За себя и за Верею, за две жизни, которые серым прахом осыпались на пол темницы.

– Устя… поговори со мной. Пожалуйста.

И таким потерянным выглядел сейчас зеленоглазый наглец, что Устя… нет, не пожалела его, а, скорее, решила сразу не гнать. А вдруг что полезное скажет?

Не сказал.

Рядом пошел, смотрит, ровно собака побитая.

– О чем с тобой поговорить, Ижорский?

– Да хоть о чем… мне твой голос слышать в радость. Скажи, счастлива ты?

На этот вопрос легко ответить было, Устя и не задумалась.

– Да. Счастлива.

– И мужа любишь…

Михайла не спрашивал, утверждал.

– Люблю. Боря – жизнь моя и дыхание, его не будет, и я умру.

– Умрешь… Устя, ведь старше он, и собой нехорош, и…

Устинья толькоголовой покачала:

– Михайла, ведь молода я и собой нехороша…

– Устя!!!

– То-то и оно, Михайла. Тебе одно кажется, мне другое. Но когда слышишь ты меня – пойми. Не ты плох, не я хороша, а просто так вот сложилось. Люблю я другого человека, всю жизнь свою люблю, даже убьют меня – все равно это во мне останется, на костер взойду с его именем на губах.

– Бориса? И никак иначе не получится?

И так Михайла это спрашивал, невольно Устя глаза подняла, посмотрела на него.

Глаза в глаза.

Что изменилось в зеленых омутах? Что в них дрогнуло?

А ведь ничего удивительного, в подземелье Устя с другим Михайлой говорила, взрослым, избалованным, пресыщенным, огни и воду прошедшим. И, безусловно, жестоким. Ни с кем и ни с чем не считающимся.

А сейчас…

Многое этот Михайла видел и сам убивал, а все ж таки человеческое еще было живо в нем. И любил он искренне, не стала еще любовь безумием, одержимостью, и взаимности хотел добиться искренне.

– Да, Миша. Прости, не могу я иначе, сердцу не прикажешь.

И так это было сказано… Не было в словах Устиньи жалости, от нее бы попросту взбесился парень. А было смирение перед судьбой.

Вышло так.

Жива-матушка дорогу проложила, узелки завязала на кружеве судьбы, и никак их не обойти, не избежать. Люблю – и все тем сказано.

И тем больше была ее уверенность, что пронесла уже эту любовь Устинья через всю свою жизнь несчастливую, что не лишилась ее ни в палатах, ни в монастыре, и на плахе бы только о нем думала. Знала она, о чем говорила, и Михайла услышал ее. Может, в первый раз и услышал.

Что хотелось сказать Михайле? Что сделать? Или просто на колени пасть, волком лютым взвыть от безнадежности? Любит, любит он эту женщину, а она другого любит и, судя по словам ее, по глазам, по сиянию мягкому, с той же силой. Не будет Бориса, и ее не будет. Может, жить она и останется, ребенка ради, да только оболочка пустая получится, кукла с глазами, которая только что существовать будет. Не жить даже.

Существовать, дни свои проклинать, а может, и с моста головой кинется, в глазах Живы-матушки то не грех. Это у христиан самоубийство не дозволяется, а по старой-то вере просто все. Род тебе жизнь дал, ты в ней и властен. И ежели считаешь, что нет другого выхода…

А для Усти его и нет, по глазам видно.

Но почему не он?!

Почему другой?!

ЗА ЧТО?!

Такая боль Михайлу скрутила, что он и ответить ничего не смог, махнул рукой да и пошел себе прочь по дорожке, ногами ровно столетний старик загребая. Злое дело – любовь.

* * *

Пауль Данаэльс хорошо утро проводил, кофе попивал у окошка. Местные его не понимают, говорят, пакость горькая – дикие люди! Хотя и сам Пауль кофе не слишком любил, но и горький напиток, и полупрозрачные чашечки из дорогого чиньского фарфора, и сам ритуал – это все было ниточкой, коя его с родиной связывала. На Россу Пауль зарабатывать приехал, а сердце его в Лемберге как было, так и осталось. Когда Господь милосерден будет, Пауль старость в Лемберге встретит. В своем домике, с садиком яблоневым, со служаночкой симпатичной. А Россу, страну эту дикую, даже и во сне вспоминать не будет он.

В дверь стукнули грубо, поморщился Пауль. Говорил он Марте, в приличных домах скребутся слуги, не ломятся, ровно медведи росские, а все не впрок наука!

– Чего тебе?

Только вместо Марты в комнату мужчина вошел, в маске коричневого бархата, в таком же плаще со шнурами золотыми, стройный, темноволосый, шляпу на стул бросил не глядя… знакомым жестом.

– Мне? Поговорить…

Пауль кофе поперхнулся, закашлялся, коричневые струйки на белую скатерть потекли.

– Р-руди?!

– Все верно, Данаэльс, я это. Поговорим?

– Ты же в Лемберге сейчас быть должен, государь приказал, ты сам говорил?

Руди плащ размотал, небрежно на стул кинул. А вот маску, которая лицо его прикрывала, оставил. На улице на него небось и внимания не обратили, так многие ходят, кто недавно на Россу приехал. Пауль и сам ходил, пока не привыкло лицо, не перестало шелушиться, а модницы и посейчас так делают. Ну и модники некоторые.

– Государь приказал, а магистр повелел.

Пауль тут же выпрямился за столом, напрягся, чашку отставил подальше. Знал он, о ком Руди говорит, сам из его рук время от времени деньги получал.

– Что повелел магистр?

– Вернуться, да не просто так, а с людьми.

– Руди?

– Время пришло, Пауль. Пора.

Ох, как же Данаэльсу слова эти слышать не хотелось.

Пришло оно… что б ему лет на десять позднее появиться! Пауль уже успел бы домой уехать, а теперь… оно понятно: Орден, Лемберг… Только вот когда рядом исторические события происходят, нормальным людям куда бы спрятаться поглубже?

С царей короны летят, с людей – головы.

– Руди…

– Ты учти, Пауль, я помиловать могу, а вот магистр Родаль…

Пауль и сам это знал, а потому помолчал пару минут и с обреченным тоном спросил:

– Что я могу для тебя сделать, Руди? Для святого дела Ордена?

– Другой вопрос, Пауль. Ты можешь достать мне лодки? Мне надо как-то доставить людей в город, а потому нам надо доплыть, нас надо встретить. Местную одежду тоже неплохо бы, хоть накинуть чего, нам по городу пройти придется, не хотелось бы, чтобы шум подняли. И несколько проводников…

Пауль по столу побарабанил кончиками пальцев, подумал пару минут.

– Обсудим? Как, что, сколько, это возможно, но мне надо точно знать, сколько и чего вам надобно.

Руди довольно улыбнулся.

Вот это уже на серьезный разговор походило. А то ломаться Данаэльс будет, как девка на сеновале! Там уж весь зад в сене, а он из себя невесть что строит!

Ничего, после победы Руди о нем не забудет! И магистр Эваринол тоже. Оценят Пауля по достоинству, но не совсем так, как ему желается.

* * *

Велигнев на шахту смотрел, прищурившись. Как она выглядит?

Да обычно. Была тут балка, видимо, потом пересохла, а потом в ней уголь нашли. Балку укрепили как могли, ну и начали разрабатывать. Люди копошатся, кто-то уголь рубит, кто-то откатывает, кто-то…

А вот это уже волхв очень не любил.

Когда надсмотрщики, когда кнуты… было в его жизни и такое, когда он молодым был, горячим.

Тогда он сделать не смог ничего, потом уж отплатил по справедливости. А сейчас может.

Повезло еще, место очень удачное, тут сил ему прилагать и не требуется, считай, вся земля тут рыхлая, дряблая, водой да подземными трещинами пронизанная – хорошо! Но сначала люди, потом уж земля.

Велигнев только пальцами прищелкнул, даже говорить не стал ничего.

Волхв же.

Не родилось еще то существо, которое волхву откажет, в том числе и змеи. Ползут, шипят, кусаются… отлично кусаются! Вот один надсмотрщик вскрикнул, за ногу схватился, вот второй, третий… Велигнев за этим наблюдал спокойно. На него никто внимания не обращал, ну так и не надобно.

Там уж и люди заинтересовались, переглядываться начали, а потом поднял один из рабочих кайло да и опустил на голову надсмотрщика. Чтобы тот точно не встал.

И второй.

И третий…

Часа не прошло, а надсмотрщиков добили уже. А люди цепи с ног сбивали, из шахты выбирались, вот и нет уж там никого! Понятно, все и сразу отсюда не уйдут, кто пить будет, кто еще что, кому и просто идти некуда. Но Велигнев их жизни учить не собирался.

Вместо этого встал он так, чтобы балку видеть хорошо, и медленно-медленно, ровно груз неподъемный перед собой толкая, ладони сводить начал.

Тут-то и затряслось. И понеслось.

Балка начала сдвигаться. Берега принялись сжиматься, двигаться один к другому, хороня под слоями земли и пласты угля, и тела надсмотрщиков, и брошенные инструменты… Люди мигом протрезвели, заорали и так побежали, небось их и волк голодный не догонит.

Бегут, орут…

Велигнев людям мешать не стал, может, нравится им так-то побегать по солнышку. Вместо этого ладони вовсе уж плотно сомкнул, зашептал…

Что могут волхвы?

А это уж кому как повезет. Есть и слабые, есть и сильные, есть и с мирным даром, есть с воинским, вот Велигнев был из сильнейших. Только дар у него был не так чтобы воинский, не смог бы он войско остановить, а вот стихии его хорошо слушались. Вода, к примеру, из которой и состоит тело человеческое. Воздух – хоть завтра ураган он позовет. Мать сыра земля та и вовсе рада была просьбу сына своего выполнить, а просил Велигнев многое.

Содрогались земные недра, пласт угольный внутрь уходил, ни к чему он на этих землях. Когда не понимает их хозяин, что другие – тоже люди, что больно им бывает, что плохо, что с ними тоже считаться надобно, а не грести с дороги всех подряд, когда нет у человека порядочности…

Вот и уголь ему ни к чему. Песок теперь сверху будет. И родник пробьется, иссохший. А уголь просто глубже уйдет… Может, и докопаются, а может, и плюнут, не смогут они его так-то добыть.

И Велигнев коварно улыбнулся.

А ведь хорошо получилось! Ровно и не было тут никакой балки, и не нужна она, и ни к чему.

Теперь и присесть можно, отдохнуть, перекусить, может, и местечко себе поуютнее выбрать, поспать, да возраст! Вот лет сто тому назад он бы и не запыхался, а лет двести… Да, старость – не радость. Вот и одышка появилась…

Решено!

Поесть, поспать, пойти дальше.

Его тут Орден Чистоты Веры заждался, почистить надобно самую чуточку.

* * *

Аникита Репьев через забор махнуть как раз собирался.

Не подобает бояричу?

Ну-у…

Не понимаете вы всей тонкости ситуации. Там Анфиса!

А свадьба осенью, а сейчас покамест весна еще, и видеться с невестой хочется. И не только видеться… Понятно, что самого сладкого до свадьбы не будет, но и то, что будет, – уже приятно. И поцелуи, и рука, которая по округлостям и пышностям спускается…

Каково это – молодым людям только в присутствии мамок-нянек видеться? Как есть, жуть кошмарная, сидят они вокруг курятником и трещат, трещат, кудахчут, шкворчат, ровно жир на сковородке, и ко всем твоим словам прислушиваются, и глазами тебя так и полосуют… Ух!

Без них куда как лучше будет!

Вот Аникита и лез через забор, чтобы с Анфисой хоть часок наедине побыть. И то не каждый день получается, может, раз в пять-шесть дней они могут урвать минутку…

А за забором все не затихают, вот заразы, ночь-полночь же, чего вам здесь не там?! Чего вы не спите, люди нехорошие, вам же завтра вставать рано…

Аникита у забора прятался в тени густой, зубами со злости скрипел да улицу разглядывал. И вдруг…

А эт-то что такое?!

Хотите верьте, хотите нет, а вот этого человека преотлично знал он. Видывал, и не раз!

Только разве здесь и сейчас ему тут место? Говорил отец, что отправлен Рудольфус Истерман по делам государевым, а он вовсе даже тут ходит, по улицам Ладоги?

Странно-то как!

Аникита еще раз пригляделся, а потом на Анфису рукой махнул и за Истерманом отправился. Анфиса – что? Подождет его, хоть и осердится, да поймет, что не было тут его вины, Аникита ей потом скажет, что люди по двору ходили, не успокаивались. А вот Истерман…

Аникита полностью был сыном своего отца, и любопытство у него фамильное было.

Шел он тихо, от Истермана на расстоянии держался, но точно уверен был, что Руди это.

Вот повернулся он, глаза знакомо блеснули из-под шляпы широкой, и профиль… Может, днем и не признал бы его Аникита, днем на цвета внимание обратил бы, да и Руди б таился куда как надежнее. А ночью расслабился вот…

И цвет ночью не имеет значения, что ты волосы красил, что нет, ночью они все одно темные. А вот черты лица – те. И походка, и пластика движений, видно же все сразу! Да и не скрывался особенно Истерман, не рассчитывал на встречу со знакомыми.

Аникита вроде бы и на минуту взгляд отвел, а его уж и нет… свернул куда?

Да кто ж его знает…

Аникита все ж был сыном своего отца, боярина Репьева, воеводы приказа Разбойного, а потому понял, что искать, орать и метаться не следует. А вот что надобно, так это… отцу доложить?

Или попробовать к Анфисе вернуться?

А вдруг разошлись там уже люди на дворе, пробраться получится, а с отцом он тогда и завтра поговорит… Чего там Истерман, можно подумать, важное это дело!

С тем Аникита к любимой и направился.

И на этот раз все сладилось, и пролезть удалось, и Анфису увидеть, и потрогать даже… Так что проснулся Аникита уж ближе к обеду, а с отцом и вовсе удалось увидеться только вечером.

Выслушал боярин, нахмурился, пообещал с царем поговорить.

Аникита и порадовался. Он свое дело сделал, рассказал, а далее… Вот как будет, так и будет.

* * *

Руди по подземным ходам шел уверенно и в потайную комнату пришел к назначенному времени.

– Руди!

Любава ему чуть не на шею кинулась, Рудольфус сопротивляться не стал, привлек к себе государыню, по голове погладил, ровно маленькую.

– Любушка, как ты тут?

– Плохо, Руди, плохо… Платоша пропал, Сара пропала, Ева, Гордон…

– КАК?!

Новости для Руди оказались совершенно невероятными. А Любава рассказывала дальше.

Руди за голову схватился.

– Ужас! Любава, это же… ты понимаешь, что срочно действовать надобно?

– Я тебя ждала! Что я еще могла сделать?

Руди только кивнул молча.

А и правда? Любава словно осьминог, да без щупалец, что он там сделает? Рыбку и ту себе на обед не поймает! Кто-то позаботился все отрубить, а кто?

– Любавушка, не верю я, что ты не думала, не гадала, не узнавала, кто стоит за этими делами.

– И гадала, и узнавала, только по всему получается так, что Борька.

– Борис?!

– Очень уж вовремя он обо всем узнал, Руди. Хорошо хоть не о главном.

Мужчина и женщина переглянулись, оба глаза в сторону отвели… когда о главном говорить, так оба виновны. И чей Федька сын, оба знали, и какой ритуал проводить пришлось, тоже ведали.

– Точно? – Руди на бывшую полюбовницу строго смотрел, Любава кивнула чуть виновато:

– Да. Когда б он о главном узнал, не стал бы со мной церемониться, а он до сих пор ждет, что я в монастырь поеду. И с Федором ласков, как с братом… Нет, не стал бы он так притворяться. Скорее, догадался о планах наших, но тут и я виновата чуток, не сдержалась, когда Маринку он в монастырь отправил, не подумала:

Руди пальцами похрустел в раздумьях.

– А и ладно, Любушка моя. Теперь уж оно и не важно будет, главное, сейчас все верно сделать. Со мной три сотни рыцарей Ордена, все они приказа ждут.

– Где?!

– Рядышком, Любушка. А потому надобно нам все хорошо обдумать.

– Руди?

– Что у нас в городе есть? Кого поднять могут, чтобы за государя сражаться?

Теперь уже и Любава задумалась.

– Стрельцы есть. Стрелецкая слобода. Когда там крикнут…

– Надобно, чтобы своим делом они заняты были. Выделю я рыцарей, подпалят слободу с четырех концов, да и как начнут бегать, огонь тушить, ранят кой-кого, чтобы бунт вернее вспыхнул.

– Порт. Там люди есть. Пять десятков целых, мало ли что, кто патрулирует, кто охраняет…

– И порт учтем.

– Царская сотня.

– С этими сражаться придется, где они сейчас?

– А в казармах своих. Кто при царе, те там живут, чтобы мигом на службе.

– Значит, порт, Стрелецкая слобода, казармы плюс еще сами палаты государевы.

– Все верно, Руди. Остальные вряд ли поспеют вовремя, чтобы Бориса выручить.

– Так и решим. Следующей ночью я с сотней рыцарей приду к потайному ходу, тому, что у стены северной, ты меня встретишь да и проведешь внутрь. К утру все кончено будет, мы палаты займем, а Бориса с женой…

– Без жены, Руди.

– Почему, Любушка? Неужто тебе боярышня тоже понравилась?

Любава даже головой от возмущения замотала так, что платок слетел, волосы полуседые по плечам рассыпались, лицо от гнева подурнело, исказилось.

– Мерзавка она, как есть! А только… сам знаешь, Руди, у нашего Феденьки детей не получится, ежели ритуал не проводить. Ежели проведем мы его, у нас даже двое детей будет. Один от Бориса, как запасной, на всякий случай, а второго потом Аксинья ро́дит, когда мы Устьку в жертву принесем!

– Ох и хитра ты, Любавушка!

– Руди… теперь спокойна я. Теперь-то все у нас получится…

Рудольфус закивал:

Конечно, получится, а как еще может быть? Только вот… а где бы ему отсидеться, когда начнется?

Руди все ж таки не воин, не рыцарь, умеет он клинком работать, да возраст уж не детский, а в таких заварушках чего только не приключается… Лучше б ему где затаиться и перестраховаться. Только как такое Любаве скажешь?

А хотя чего тут говорить?

Когда резня начнется, он отправится туда, где спокойно будет. А именно – в терем для царевен. Кто там будет? Аксинья да Устинья, Любавушка еще? Кто ему там сопротивляться сможет?

То-то и оно, что никто. А Любаве он скажет, что ей на подмогу прибыл, мало ли что случится!

Да, так и надобно сделать! Пусть рыцари рискуют своими жизнями во имя Ордена, а Руди нельзя, ему еще Россой править.

* * *

Черные Книги – редкость.

Не простые это книжечки, а, скорее, полуразумные гримуары, со своей волей, злой и напористой, со своим характером, со своим мнением.

Иного и признают, а прочитать мало что дадут, другого как брата примут, все знания свои откроют, только не на добро оно пойдет, третьему Книга и вовсе в руки не дастся, четвертый о странички так оцарапается, что помрет в скором времени…

Всякое бывает с такими-то книжками, и каждый, кто в руки их берет, жизнью рискует. А не жизнью – так разумом или душой. Как повезет.

Женщина, которая сейчас Книгу листала, знала об этом. Отлично знала, а только другого выхода для себя не видела. Потому и рискнула, и перелистывала старые страницы чуткими пальцами, и искала – что?!

Что угодно, лишь бы помогло!

Лишь бы получилось, сладилось, сложилось, а уж она за ценой не постоит, и жертвоприношение устроить может. Два голубя белых уже жизнью своей за ее интерес заплатили, лежали трупики со свернутыми шеями прямо на Книге, и казалось, что на обложке ее что-то шевелится.

Как губы и язык… и медленно-медленно он их облизывает. Наслаждается чужой смертью…

Женщине и человека не жалко будет, и Книга это осознавала. Чужую решимость такие вещи хорошо чувствуют.

– Порча… нет, не подействует. Стережется она, и мужа бережет. А что еще можно?

Книга еще раз облизнулась, как бы намекая, что можно. Но не просто так… Вот, к примеру, обряд передачи силы?

Ой как интересно-то!

И ведь сработает, ежели…

Женщина читала, запоминая каждую строчку, и думала, что ничего тут такого сложного нет. Когда род, владеющий Книгой, истребят, другой человек может на себя ношу принять. Хотя называть ли это ношей? Она ж не в тягость… Вот женщине точно не в тягость! В радость только… и поделом будет! Всем будет поделом!

И царю, и царице его худородной, и… Любаве с Федькой! Поделом – черная ненависть в женщине бурлила, жгучая… Сколько лет она терпела, сколько ждала, а что в результате?

Любава – она как змея с головой отрубленной, бьется, извивается, за малейшие возможности цепляется, а только того и не видит, что напрасно все!

Теперь уже напрасно…

Иноземцы в ней то заблуждение поддерживают, но и это понятно женщине. Им слабая Росса нужна, лучше на отдельные княжества разбитая, тут чем хуже, тем лучше им будет, а что там с правителями… да плевать им сорок раз! Двести сорок раз плевать!

А вот женщине…

Не так уж стара она, и пожить еще может, и для себя в том числе…

А с иноземцами не получится это.

С Борисом не получится – Устинья не даст. Враг она, умный да сильный, женщина это видит. Любава не понимает? Скорее, понимать не хочет, привыкла она самой сильной щучкой быть в озере, вот и мысли не допускает, что кто-то ее сильнее.

С Любавой и Федькой не получится.

Слишком много всего делать придется, а когда рядом иноземцы будут… вот так и допустят они все это! Так и дадут тебе осильнеть! Смешно подумать даже!

И в том и в другом случае женщине жизни не будет. А когда так, надобно самой придумать третий выход.

К примеру, переходит Книга Черная в новый род. Сильная ведьма там не сразу получится, зависима она будет от советчицы своей, от помощницы. Укрепиться можно будет, понять, от чего ведьма зависит…

И…

Хорошо бы такую женщину найти, чтобы смогла.

Смогла силу принять, смогла родить новую ведьму, смогла кровью своей Книгу поить, а пуще того – чужой кровью, чтобы не дрогнула у нее рука…

Легко ли найти такую?

Нелегко. Но…

Останавливаются блеклые глаза на фразе: «…не всегда сила надобна, иногда достаточно и сердца, черным ядом ненависти напоенного…».

И такая улыбка появляется на губах читающей, что Рогатый бы испугался. А ведь знает она такую, и рука не дрогнет у нее, и повод для ненависти у этой девушки есть.

Немного еще подождет женщина, вдруг что полезное у Любавы и получится? А когда нет?

Тогда вторая попытка будет.

И невдомек женщине было, что сейчас в палатах государевых хватается за сердце старая волхва. Чует она, кто-то пришел к Книге, только вот кто? О том чутье не упредит, не подскажет. А ежели пришел, первый раз за долгое время…

Точно беда идет.

И Агафья приняла решение, не два десятка человек от Божедара в палаты государевы провести – сколько получится, столько и надобно! Верно Устя чует, со дня на день змея кинется, ужалит…

И женщина над Книгой, не зная о мыслях волхвы, решение приняла. Веретено плясало все быстрее и быстрее, закручивая в единую нить разные судьбы…

* * *

К магистру де Туру Рудольфус пришел уж к вечеру следующего дня.

Покамест обежал всех, да переговорил со всеми, да отоспался, да в себя пришел – время и прошло. Магистр не торопил его.

Сам не понимал, почему так, а не торопил. Неуютно ему было на Ладоге, неспокойно душевно, тошно, тяжко и тоскливо.

Отчего?

Да кто ж его знает… дико тут. И лес на берегу не такой, в родной Фраконии он ухоженный, вылизанный егерями королевскими, каждое деревце наперечет, каждого зверя в морду знают, все дорожки-тропки истоптаны. А здесь стоят деревья грозные, ровно стража суровая, седые ветви склоняют, дотянуться до него пытаются, до горла его, и шелестят, шепчут что-то непонятное, страшное, завораживающее, и жуть накатывает.

И ровно наблюдает кто за ним…

Недобрая страна, Росса, нехорошая, неприветливая. Они сюда пришли свет и цивилизацию нести, только вот это в замке Ордена, рядом с магистром Родалем хорошо звучало. Мол, получится обязательно, только сделайте так и так-то, а вам уж помогут, и поддержат, героями станете, в летописи войдете… Как бы не вперед ногами в них попасть, в те летописи. И вспоминается невольно, что не одно войско сюда приходило, кровью траву росскую поливало. Тут и оставалось навеки…

Давно бы позвать оруженосца, разбудить Руди, ан нет! Ждал магистр и сам не знал, чего ожидает. Чего-то…

Руди вот дождался, Истерман из каюты вылез на палубу, потянулся от всей души. Потом магистра заметил, к нему направился.

– Благодарствую, что отоспаться дали. Устал я, считай, всю ночь бегал оттуда – сюда.

– Удачно бегал-то?

– Очень. Пауль Данаэльс нам лодки даст, и высадиться есть где. Три точки у нас, куда ударить надобно: порт, казармы стрелецкие и дворец царский. Считай, более врагов и не будет. Государыня вдовая за нас, сын ее, младший принц, тоже наш. Старшего убить, младшего на трон кликнуть, а уж он-то расскажет. Договорились мы, скажем людям, что заговор был, бояре царя Бориса убили, хотели и Федора убить, да тот спастись сумел, сбежал надежа-царевич. Потому и охрана у него из иноземцев, не доверяет он теперь никому. Потому и казни проведем…

– Хм-м-м… и то верно. Казармы стрелецкие – понимаю к чему. А порт зачем?

– Потому как и там на кораблях матросы есть, команды…

– Разве то их дело, что во дворце происходит? Чернь свое место знать должна!

Руди руками развел:

– Это в цивилизованных и просвещенных странах, друг мой. Здесь, в дикой Россе, когда узнают люди, что во дворце неладно, все на помощь бросятся. Но от крестьян да купцов пользы мало будет, а вот моряки тут… не такие, как у нас. Тут и реки другие.

Магистр на Ладогу покосился, которая мимо сизые волны перекатывала, поморщился:

– Хорошо, Истерман. Давай подумаем, куда и сколько человек.

Руди ладонью в сторону каюты повел.

– Пойдем, магистр, у меня там и бумага есть, и перо, нарисовать можно будет. Хоть и будут у вас проводники, а все ж не бывали вы на Ладоге, не знаете, куда бить надобно.

Магистр де Тур кивнул:

Не бывали.

И хорошо, что о том Рудольфус подумал.

А Руди бесстыжие глазки в сторону отвел.

Порт… понятно, что моряки поддержать могут, в драку ввязаться, но сейчас-то он о своем заботился, о важном.

У него в Россе и торговые интересы есть. Когда высадятся рыцари да под шумок несколько кораблей подожгут, склады подпалят, он уж разъяснит, какие надобно, чтобы компания, с которой Руди связан, богатела, чтобы конкурент ее разорился. Хорошо ли это?

Очень хорошо и правильно.

Опять же, когда в порту, в городе пожар, кто там будет на царские палаты внимание обращать? Не горят, да и пусть их!

А в порту пожар – беда всеобщая, тут и в набат ударят, и на себя внимание отвлекут, так что не слишком-то Руди и соврал. Умный человек все для пользы своей приспособить сможет.

* * *

И Добряна ожидала, и Божедар нападения ждал, не ошибся магистр, наблюдали за ним пристально и внимательно. Птицы видели, рассказывали, звери видели, показывали… Кому другому и неведомо бы, а волхва слушала, пересказывала. И Божедар готовился.

Своих людей давно уж упредил, гонцов разослал…

Враги пришли?

Вот и ладненько, вот и пусть их.

А только корабли атаковать – дело плохое, неправильное. Вот начнется сейчас бой… Не сомневался в себе Божедар, ему те галеры пусть и не на один зуб, а только справится дружина его верная. И не с такими справлялись.

Другое важно. Сколько своих ребят положит он, когда бой на реке начнется? Корабли подожжет, потопит, тут и не захочешь, а так получится, а корабли – вещь дорогая, в хозяйстве ему пригодятся. Пусть не наши, ну так он их и продать сможет, что с боя взято, то свято. А потом и для своих ребят ушкуи заложит на верфях Новгородских, они-то для росских рек куда как удобнее будут. Эти-то галеры тяжелые, задастые, осадка у них хорошая, купцу какому лучше и не придумаешь.

Воину такое и ни к чему.

Хотя и не только это соображение богатыря останавливало.

Запад же…

Хорошо, когда это нападение лично инициатива магистра Родаля. Тут все просто, понятно даже, пришиб его да и порадуйся дальше жизни. А когда кто-то стоит за ним?

Сейчас Божедар эти корабли разнесет на части, а потом царю протест заявят, дипломатия начнется… Они ж еще не сделали ничего плохого вроде как, и карать иноземцев не за что. Намерения?

Мало ли кто и о чем думает!

Когда б у нас все свекрови невесток травили или тещи – зятьев, у нас бы и Росса-то обезлюдела. Сколько за день ссор да споров, а не убивают ведь друг друга… почти. Вот и тут – пришли, постояли, передумали да ушли.

Может такое быть, что магистра кто-то другой использовал?

Протянул его вперед, как поросенка к дереву привязал, для волков? Ой как может! Когда придут волки, да клыки покажут, да сожрут хрюшку, расстроится хозяин… или нет? Гадюшник там, у иноземцев, там и рыцари, говорят, королям в долг дают, ростовщичеством презренным не брезгуют… Да чтоб наши богатыри такое допустили?

Не бывало такого в Россе-матушке!

Так что, когда покажут волки силу свою, испугаются свиньи. А только надобно нападать не сразу. Не сейчас.

Когда стояли на рейде мирные иноземцы, а на них злобные россы напали – тут много кого поднять можно, набрать всякой швали наемнической да и мстить прийти.

А вот когда пришли иноземцы злобные, на государя нашего покушались, в заговоре участвовали… Понятно, перебили мы их, что смотреть, что ли, надо было? Вы за них заступаться пробуете?

Так мы сейчас и к вам придем, люлей добавим.

Жалко, что ли, для хорошего-то человека?

Готовился Божедар. Так встретить ворогов готовился, чтобы костей они не собрали, чтобы отцы, чудом уцелевшие, детям потом рассказывали, россами страшными пугали. Надолго-то не хватит, очень уж иноземцы до чужого добра жадные, ну хоть сто лет – и то хлеб. А потом урок и повторить можно.

Что в каюте происходило, то уж звери да птицы не смогли услышать, не смогли понять.

А вот про порт – узнали. Про палаты государевы, про казармы стрелецкие – сказано на палубе было, ветер слова подхватил да и понес дальше, птицы их не позабыли.

Задумались равно и богатырь, и волхва.

– Им до порта далее всего. – Добряна Ладогу нарисованную пальцем пробежала, кружочка коснулась. – Когда на лодках они, им вот тут, на косе, высадиться можно, отсюда до города добежать легко, вот и палаты царские рядом окажутся. Может, минут двадцать ходу.

– А как попадут они туда?

– Ежели царица Любава их направляет, она им и потайной ход покажет, невелик труд. И проведет, и поможет, и подскажет.

– Так и нам есть кому подсказать.

Добряна краешком губ улыбнулась.

– Когда вы их на выходе из подземелья переймете, куда как хорошо будет. Надобно с Устиньей поговорить, пусть мужа она расспросит. Каким ходом могут эти люди воспользоваться да куда придут. А вы уж там и подождете.

– Как бы государь не вмешался. Нам бы врага бить, а не его охранять, а он ведь своих людей стянет, повоевать захочет.

Добряна подумала, головой качнула:

– Нет, вряд ли. Не всем доверять можно, умен Борис, того не отнять. Покамест не знает он, кто из бояр замешан окажется в Любавиных заговорах, никому и ничего не скажет он. И спину зазря никому не подставит^[115].

– Тогда и с палатами царскими решили мы. В казармы я Илью отправлю, его послушают, свой он. Там и примут иноземцев в бердыши.

Тут Добряна и сомневаться не стала. Илья – свой для стрельцов, это сейчас не на службе он, а так и послушают его, и прислушаются. А вот порт…

– А с портом и я помогу, – улыбалась она ровно змея. – Здесь-то Ладога помельче будет, а вот порт на глубокой воде стоит, поневоле лодки глубину пройдут, есть вот тут и здесь два омута, да хорошие, с водоворотами, с водяными да водяницами. Договорюсь я с ними. Никто до порта не доплывет, а они мне еще и должны будут, чай, водяному новые утопленники завсегда надобны.

Божедар на волхву взглянул, кивнул молча.

А и пусть договаривается, волхве и не такое по плечу. А уж он на берегу клинками позвенит, не оплошает. Наконец-то и для него работа нашлась достойная, приятно даже. Закончилось ожидание.

И Божедар невольно облизнулся.

Он уже чуял кровь врага.

* * *

Аксинье этим утром особенно тяжело пришлось. Федор ровно с цепи сорвался, синяки еще дней десять заживать будут. Больно!

И не пожалуешься никому, не поговоришь ни с кем. Любава, свекровушка, занята, Варвара при ней… Хотела Аксинья им поплакаться, да не вышло. Вот и шла она к себе в покои, когда навстречу ей Михайла попался.

Ну и как тут было себя сдержать?!

– Мишенька!

Ответом ей был взгляд презрительный.

– Чего тебе надобно, Аксинья Алексеевна?

Этого Аксинье и не хватало, чтобы в истерику сорваться:

– Ты!!! Ты во всем виноват!!! Будь ты проклят, ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ!!!

Орала она так, что терем дрогнул. Все, кто мог, все в коридор высыпали.

Михайла и не знал, что делать. Будь они наедине, там бы и понятно все, дать истеричке пару пощечин, да и окунуть головой в ведро с водой, так ведь все рядом.

А она орет, аж заходится, потом лицо Михайле царапать кинулась… Что парень мог? Только руки дурной бабе перехватить да и подержать так, покамест успокоится.

Куда там!

Орет, визжит, тут Устинья рядом как-то оказалась:

– А ну, тихо!

Размахнулась да и сделала то, о чем Михайла мечтал: сестре две пощечины отвесила с размаху. Аж зазвенело в коридоре.

Аксинья взвизгнула, но в глазах ее разум появился. Михайла отпустил ее, тут же на шаг отступил.

– Это что такое?! – Устя говорила грозно, глазами сверкала. – Еще раз увижу такое, ты, сестрица, в монастырь отправишься на месяц! Для смирения и воспитания!

– И ты… – Аксинья хотела было опять в крик сорваться, да не успела. Федор на крик прибежал:

– Это что тут творится?!

– Жена твоя визжит, словно резаная. Ты смотри, она так и ребеночку хуже сделает. – Устя сестру к мужу толкнула, та на Федора налетела, и царевич машинально ее за косу прихватил, как привык. А Михайла заметил, что Устя вдруг от сцены этой поморщилась едва заметно, своей косы коснулась… Было с ней такое? Когда?! – Какой пример она подает?!

– Не переживай, сестрица, не будет она больше.

Федор не на жену, на Устинью смотрел. Да так…

Михайле хотелось подойти да и пинка ему дать, да посильнее! Как он смеет на ЕГО Устю так смотреть?! Таким хозяйским и жадным взглядом?

Нет у него такого права!

– Когда ты, сестрица любезная, замуж в царскую семью вышла, не надобно ее своим поведением позорить, – проговорила Устя. А потом плечи расправила еще сильнее, развернулась под взглядом Федора да и ушла.

Царевич Аксинью за косу поудобнее перехватил.

– Пошли, женушка, поговорим о манерах твоих.

Аксинья задрожала, на Михайлу взгляд беспомощный бросила… Ищи дурака – тебе помогать! Когда б не орала, как дурища на ярмарке, все б и обошлось. Так что поделом тебе!

Михайла и не подумал ни о чем.

А вот Устя…

(обратно)

Глава 7

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой

Поменялась моя история, сейчас уж я и не знаю, где попустить, где потянуть. Сейчас только на смекалку мою приходится мне рассчитывать.

Божедар…

Не было его в той, черной жизни моей.

А роща Живы-матушки горела, полыхала яро, и Добряна с ней полегла. Потом на пепелище храм построили, да не наш, левославный. Надо полагать, Верея, когда последней осталась, в тех местах ее и поймали. Пыталась она силу обрести, но почему не ушла никуда? Почему не позвал никто на помощь богатыря?

Или… позвал?

А ежели вспомнить, посылали ведь войска в Сибирь, вроде как самозванец там какой-то объявился, и убивали кого-то… Самозванец ли?

Вроде как бунт был, объявили в Сибири, что незаконный Федька государь, не потомок он Сокола… Любава возмущалась еще. Очень ее эти слова злили, ровно…

А вдруг – и правда они?! Не лжа подлая, а правда всамделишная? И не потомок Федька, а приблудыш?

Почему я раньше той правды не доискивалась? Ведьмовство многое может, а только ни на кого из семьи государевой не похож Федька. Борис и сам говорил: ни в мать, ни в отца, в проезжего молодца.

А и то…

Вдруг и правда от кого чужого прижила Любава сына? Ритуалом, да, но не от государя Иоанна Иоанновича! Тогда и Божедар вмешаться мог – не бывать ублюдку на троне росском, не править страной чужому выродку. А только и богатыря одолеть можно, когда хитростью, когда подлостью, а когда и ведьмовством.

Могло ли так быть?

Могло. Страшно подумать, а ведь могло бы.

Род государя Сокола Федька с Любавой хорошо пропололи, как вспомню. С десяток семей боярских под топор отправили сразу, да и потом не миловали. Казнили хоть направо, хоть налево. И ежели припомнить, Лебедевы, Милютовы, Бельские, те же Куницыны, Медведевы – роднились они в разные годы с семьей государевой, и достойного государя можно было из их родов выбрать. Чай, и выбор был! Куда как получше Федьки припадочного!

От кого она могла прижить нагулыша? Да хоть бы от кого… хоть и… от Истермана?!

А ведь когда о том подумаешь, и складываться начинает. Потому Руди и рядом со свекровкой до последнего дня ее был, и к Федору он неровно дышал, и когда их рядом поставить… Нет, не похожи они! Руди – красавец, хоть парсуну рисуй, Федьку на огороде выставить от ворон можно, за версту его облетать будут. Не похожи они совсем внешне.

Но вот жесты какие-то, поворот головы… не доказательство?

Так и я не глава приказа Разбойного, мне они и не надобны. Мне бы мужа отстоять, Россе сгинуть не дать, замахнулась, дурища. А только что делать, когда больше и некому?

Когда в той, черной жизни и бабушка умерла, и Божедар где-то сгинул, и рощи вырубили, и Верея, девочка бедная, из Беркутовых последней осталась, и я, дура, сама не поняла, как в жернова попала… Хоть сейчас не подвести бы их!

Со дня на день ужалит, кинется гадюка, вижу я. Ладога вскрылась, ледоход прошел, враги к нам прийти могут со дня на день. Не по земле, а по воде – как прошлый раз. И порт прошлый раз горел… это было. Вроде как на бунт все списали, а только – бунт ли?

Или кто-то сначала поджег, а потом беспорядком и попользовался? Вроде как склады сгорели, много товаров погибло, потом за то казна платила… нет, не всем. Помню, купец иноземный чуть не на коленях Федора умолял. Вроде как разорение его ждало – нет, не помиловали.

Даже виновных нашли в поджоге. Баяли, бунт начался, кто-то моментом воспользовался, счеты с конкурентом свел… Нет, не вспомнить сейчас имен и названий.

Зато туда все внимание и ушло.

Государь?

Оно понятно, важно, кто на троне сидит, а только свои штаны к телу ближе. И когда ты без них остаться можешь из-за пожара – тоже.

Значит, в порту беспорядков ждать и сейчас можно?

Или нельзя?

Надобно и с бабушкой бы посоветоваться, и с Божедаром. И… ох, не оторвал бы мне муж голову, когда весь наш заговор вскроется. Мы хоть и для него стараемся, а только не понимают мужчины такого. Вроде ты их стараешься уберечь, а они все одно сердятся…

Боренька хоть и лучший мужчина в мире, а тоже прогневаться может…

Что ж, пусть гневается, лишь бы жив был! А я все снесу, столько уж стерпела, что самой вспомнить страшно… Невольно рука поднялась, до волос дотронулась, да, там, на затылке, где схватил Федька несчастную Аксинью. До сих пор кожа ровно огнем была обожжена.

Меня он тоже так хватал.

И тащил, и больно было, и шла она, согнувшись, как я когда-то…

Не будет такого более!

Умереть лучше, а не допустить!

Или – его убить. Тоже дело… ежели случится так, что выиграет в этой смертельной игре Любава, убью я Федора. И Любаву тоже.

Попросту убью.

Рука невольно касается груди. И черный огонек отзывается острой искоркой. Он живой, он яростный и яркий, меня он греет, а кого-то другого и сжечь может. Насмерть.

Может, и я потом жить не буду. И не жалко.

Федор и Любава всяко жить не будут! Слово даю!

* * *

– Боренька, любимый мой, поговорить нам срочно надобно.

Когда государь страной правит, а не просто так трон просиживает, дел у него завсегда много. Ну да жене отказать и не подумал бы Борис.

Марине? Той еще мог бы, знал, что нет у нее важных да срочных дел. Но Устинье? И не отказывал, и впредь не откажет, не такова Устёнушка его, чтобы мужа попросту от важного отвлекать. Марина считала, что все вокруг нее крутиться должно, вот стоит она на пьедестале, а окружающий мир вокруг стелется.

Устя не такова. Для нее Борис на первом месте, его дела, потом уж ее, и коли попросила жена…

Борис махнул Пущину рукой:

– Боярин Егор, скажи, пусть подождут меня… Сколько, Устёна?

– Мне все рассказать – пяти минут хватит. А тебе принять решение – не ведаю, может, и часа мало будет, – Устя руками развела. – Не гневайся, любимый, не было у меня выбора.

Тут уж Борис и сомневаться не стал.

– Боярин, попроси всех на полчаса задержаться, когда не уложусь, на завтра перенесем.

Речь шла о постройке крепости на границе, а тут и фортификатор опытный потребен, и строители не из последних, и солдат послать бы надобно – тех строителей охранять…

Но когда Устя просит?

До покоев молчала Устинья, заговорила, только когда в спальню вошла:

– Бабушка, проверь, не подслушают ли нас?

Агафья рукой провела, на Бориса поглядела строго:

– Присядь, государь. Беда у нас, тебя сегодня ночью убивать придут.

Борис как стоял, так и сел на лавку. Устя с ним рядом на колени опустилась, коснулась руки мужа, но тот смотрел на Агафью пристально.

К чести Бориса, не стал он сомневаться и переспрашивать, не стал ногами топать. Полу кафтана поправил, руки супруги коснулся, спросил так, что по комнате ровно морозом побежало, Усте даже иней на потолке на миг почудился:

– Кто?!

Агафья заговорила, как они с Устей и договаривались:

– Государь, Орден Чистоты Веры давно готовился. Истермана к нам заслал, может, еще кого. Любава своего сына на трон прочит, иноземцы на Россу зубы точат, так и договорились они. Три сотни рыцарей Ордена вверх по Ладоге-реке поднялись, сейчас команды ждут. Истерман вечор в городе был, у государыни Любавы, договорился. Часть рыцарей в казармы к стрельцам пойдет, часть сюда, третьи порт поджечь хотят, чтобы суматоху устроить да от палат государевых внимание отвлечь. А все ж наша здесь земля, разузнали мы их планы, когда ты позволишь, переймем их.

– Волхвы?

– Нет, государь. От волхва и в бою толк есть, а все ж ненамного более, чем от воина какого. Раньше, чем я силу свою применю, три раза воин убить меня успеет. Добряна же, волхва здешняя, и того хуже: сил хватит у нее, да не воин она, не убийца, ее дело людей лечить. Попросила я своего старого друга, вот он волхв могучий, да только отказался он, ушел Орден воевать, а сюда богатыря прислал, Божедара, с дружиной малой. Когда позволишь, они ворогов и переймут.

– Что ж не позволить, Любава? Уверена ты, волхва?

Агафья глаз не опустила.

– Устя сама говорить не хотела, больно ей за тебя, государь. Я так скажу: и твоя мать за тебя в огонь бы кинулась, и Любава для сына своего самого лучшего хочет, а для нее лучшее – власть. Вот и старается она, вот и крутится, ровно змея в вилах. Причастен ли брат твой – не ведаю, а только сильно он на тебя обижен, считает, что ты у него Устинью отобрал.

Борис невольно руку жены сжал. Устя так возле него и сидела, щекой к колену мужа прижалась, это успокаивало, уверенность дарило. Справится он, для нее справится, не имеет он права ее и ребенка Федьке на милость оставить, не пощадит брат.

– Сегодня, говоришь?

– Да, государь. Просьба у меня к тебе малая будет. Перво-наперво, как спать пойдете, вы с Устей не ложитесь в кровать, из одеял-подушек сверните две фигуры, ровно спите вы там, а сами схоронитесь, есть ведь где?

– Есть. И схорониться, и посмотреть, кто нас убивать придет.

– Хорошо, государь. Я б тебя вовсе из палат уйти попросила, да не согласишься ты. И Устя от тебя шагу не сделает. И не отпускай ее, государь.

– Я бы…

Борис на жену и глаз скосить не успел, рядом с его коленом ровно искры зеленые сверкнули. Так глаза жены вспыхнули – когда б ночью дело было, ее б на том конце Ладоги заметили, тут не искры – два костра горели.

– Даже и не думай меня отослать или запереть! Зубами дверь прогрызу! Покамест не выполем врага, не отойду оттебя! Мне без тебя жизни не будет!

Борис щеки супруги коснулся.

– Устёнушка, так ведь и я без тебя не смогу уже…

– Значит, ты меня сбережешь, а я тебя, то и ладно будет. А отослать и не думай.

И не поспоришь, не возразишь. Баба, да в тягости, да… жена, любимая – как отослать? Легче сердце себе вырвать, изведется он, думая, как она, что с ней…

– Со мной будешь. Хорошо.

– А второе, государь, скажи мне, когда вот отсюда спустятся на лодках люди – ты человек военный, понимать должен, где им высадиться проще, как в палаты твои пройти лучше, по какому ходу подземному? Куда их государыня Любава привести сможет?

Развернула Агафья карту, тут Борис и призадумался.

– Два хода есть. Один тут находится, второй чуть далее.

– А в палатах куда они выходят, государь?

Борис подумал пару минут, а потом рукой махнул:

Усте доверял он, как никому более. Глупо? Наивно? Да ничуточки, не может человек одиноким волком жить, не может он никому не верить, без этого гибнет душа. А Устинья… и дураком Борис тоже не был, видел, что любит она его беззаветно, жизни своей без него не мыслит.

Не сыграешь так-то, не получится.

Ежели Устинью обманули, а это тоже задача не из легких, волхва она, не девка дворовая, вранье почует любое. И бабка ее волхва. И обе они заинтересованы, чтобы жил он, чтобы хорошо с ним все было, сами понимают.

Так что отбросил государь сомнения… почти. И объяснил. И куда потайные ходы выходят, и как попасть в них. И даже объяснил, как один из ходов открывается. Надобно ведь Божедару каким-то образом людей своих провести в палаты?

Ой как надобно.

И чтобы не заметили их, чтобы шума не поднялось – кто его знает, какими силами враг придет?

Оно так, и волхвы не всесильны, что смогли, то и узнали.

Закончила Агафья расспросы, поднялась.

– Ох, ноги мои, годы мои…

Но ворчала Агафья более для вида. Да и чего ей морочиться, чего жаловаться? Понимал Божедар, что в рощу не набегаешься, потому несколько его людей на подворье Заболоцких жили постоянно, и при них голуби почтовые. Агафье туда прямая дорога была, зашла, да побыла, чай, к родным, не к чужим людям. Придется ей еще раз съездить.

А потом и рассказать, и провести кого в палаты государевы, Устинья-то наотрез отказалась Бориса покидать. Такими глазами смотрела… Агафья только головой покачала: Вот уж… любовь.

Даже позавидовала по-доброму. У нее уж давно ушел тот самый, родной и любимый, с которым сердце оттаяло. Ушел, ждать ТАМ обещал, и верила она – дождется. Да и ей уж скоро в дорогу собираться, но покамест жива она, надобно внучке помочь.

* * *

Когда дверь за старой волхвой закрылась, Устя на мужа посмотрела прямо:

– Ты мне так веришь, Боренька?

– Верю. Только тебе и верю…

По щеке Устиньи слезинка скользнула, вторая…

– Слово даю, не предам я тебя, не обману. Любой, кто к тебе со злом подойти захочет, сначала пусть мой труп перешагнет!

– Не надобно нам такое. Лучше живи, меня радуй, детишек нам рожай…

Вроде бы и обычные слова, а Устя плакала и смотрела на него сквозь слезы текущие, и глаза у нее горели, ровно звезды. Не от силы волховской, а просто – любовь, она каждую душу сиянием наполнит.

– Все для тебя сделаю, любимый. Все…

И знал Борис, это не просто слова.

Сделает.

И он для нее тоже.

Любовь?

Она и такая бывает, любовь, когда от дурманного морока очнешься да вокруг оглядишься. Невероятная, тихая, нежная, когда смотришь на любимого – и сердце от счастья заходится. И слов тут не надо, пусть влюбленные вдвоем останутся. Они к этому слишком долго шли.

* * *

Агафья вроде как и по улице ехала, в возке уютном, а все одно, вдруг воздух жестким стал, сердце кольнуло.

– Ох-х-х…

Дернулась старая волхва, а что тут поделаешь? Не выпрыгивать же из возка, не бежать на подворье к Захарьиным?

Не кричать там – пустите меня в подвал, немедленно!!!

А ведь кто-то еще раз к Черной Книге прошел! Кто-то знает о ней, пользуется… кто?!

Любава?

Может, и она… Тут Агафья и выдохнула чуточку спокойнее. А может, и правда – царица это вдовая. Тут бы и не удивилась волхва, ежели действительно что недоброе планируется, самое время к черным силам воззвать, своих-то от рождения нету…

Значит, вдвое, втрое осторожнее надобно быть. Не избежать ей, с мужчинами в палаты государевы пойти, да и чего ей бояться-то? Агафья еще раз к себе прислушалась.

Сердце хоть и тянуло, и саднило, а только это от того, что Черную Книгу навестили, метки ее тайные потревожили. Оказаться б сейчас там, да нельзя, время потеряешь, а то и жизнь можешь. Кто еще там с Книгой сейчас… Было б рядом с Агафьей человек двадцать воинов, она б подумала, а одна не пойдет. Не тот уж у нее возраст!

Да возраст – что?

Согласилась бы она свою жизнь на жизнь ведьмы разменять, а только ежели ведьма эта не последняя? Устя еще молода, а Добряна не воин, не смогут они так, как Агафья, не пришло ей еще время рискнуть.

А вот плохое предчувствие есть у волхвы?

Мало кто может будущее провидеть, великая редкость – пророки. Жива-матушка свой ковер из миллиардов нитей плетет, кто знает, где и чья с твоей пересечется? Редко, очень редко его узор увидеть можно, а чтобы умом такое объять? Оттого и пророчества темны и невнятны, оттого и пророки полубезумны… Не под силу это покамест разуму человеческому.

А вот что каждый волхв или волхва почуять может, так это конец своей дороги.

Срок свой они знают, только не всегда сообразить можно, что это он пришел. Тянет, мозжит, давит, кто и понимает, а кто и не успевает понять. А уберечься от такого и не получится, когда Жива-матушка решила далее нить не плести, ее не переговоришь, не переубедишь.

Но Агафья своего конца не чуяла.

Даже когда ранят ее, сможет она выжить, еще потопчет зеленую травушку, еще и внучке деток понянчит… Хотелось бы! Привязалась она к Устинье, благословила их род Жива-матушка, не просто потомков дала увидеть – свое продолжение, свою силу. Счастье это для Агафьи.

А с Книгой разберется она после этой ночи. Тогда уж можно будет…

Любава это.

Наверняка.

Волхва успокоилась, возок повернул к дому Заболоцких, и волхва выкинула все из головы. До завтра.

А в это время в подвале дома боярина Захарьина Федор щедро капал кровью на пергаментные плотные страницы. Щедро лил, от души, не жалел руды своей.

Ждал, что все будет, как мать сказала, что проявится на страничках текст, что слова понятные сложатся ответом на вопрос его…

Книга не отвечала, пустой и безмолвной оставалась. Ровно обычный пергамент.

И откуда ж было Федору знать про характер тех книг, про особенности их? Любава не объясняла, да и дядюшка тоже не говорил ничего, хотя боярина Данилу Книга еще слушалась, а только…

Оговорки есть всегда.

В самом темном ритуале, в самом светлом обряде – неважно.

Федор был вторым поколением зачатых с помощью Книги. А третьему – не бывать. Даже когда чудом затяжелеет от него какая баба, все одно плод она скинет. Не продолжится этот род, некому будет Книгу передать, убили Сару и Еву, уничтожили прямую линию…

А стало быть…

Надо менять хозяев.

Надо менять Род.

* * *

Догадки Божедара были правильными.

Магистр Родаль действительно полагался только на свои силы, но на каждую щуку найдется свой сом. А на каждого сома – рыбак с сетями.

Потому сейчас магистр сидел в удобном кресле, попивал вкусное вино из золотого кубка, улыбался – и чувствовал себя потрясающе несчастным.

Его величество Филипп Третий сидел напротив и улыбался еще более светски.

– Вы же понимаете, магистр, что один с таким куском не справитесь. Зато я готов оказать посильную помощь. Войска, деньги, советники, буде они потребуются…

Эваринол едва кубок от гнева не погнул, так в него вцепился.

Потребуются!

Я ловушки расставил, я все сделал, а ты на готовенькое прийти хочешь? Да три раза перебьешься, будь ты хоть король, хоть император!

– Ваше величество, я буду рад принять посильную помощь, когда она потребуется.

– Замечательно, магистр. Так какие вести вы получили из Россы?

– Пока никаких, ваше величество. Слишком рано. Магистр де Тур должен только-только прибыть в Россу, если все получится, мы будем ждать почту в течение месяца.

– А если нет?

– Получится, – Эваринол выглядел абсолютно уверенным. – Все продумано, ваше величество. До мелочей. Силы рассчитаны, люди расставлены.

И не надейся примазаться к моей кормушке!

Филипп это отлично понял, потому что сдвинул брови.

– Магистр, вы многое пускаете на самотек! Дипломатической почтой вы могли бы уже знать, прибыли ваши люди в Россу или нет, начали приводить свои задумки в действие – или… Вы же понимаете, что ваша неудача ляжет пятном и на мою страну? Страну, которая дала место вашему Ордену.

– Вы правы, ваше величество. Потому, если нас постигнет неудача, мы уйдем, чтобы Джерман не понес никаких потерь.

А если удача, то тем более. К чему там твой огрызок счастья, когда к нашим услугам будет вся Росса? Зачистить ее от лишних людей – и жить спокойно. Чтобы никто власть перехватить не пытался.

Его величество и это понял, сморщил нос.

– Магистр, путь может оказаться сложнее, чем вы думаете.

– Ваше величество, я не боюсь сложностей.

И все же, все же…

Филипп понимал, что Эваринол уступит. Может, не столько, сколь хотелось бы королю, но уступит. Росса же!

Громадные пространства, уйма людей – Орден не сможет все контролировать, надорвется просто. Орден сможет править тем, кто будет править Россой?

Что ж, это возможно. Но ведь и бунты есть, и восстания, и много чего другого… Нет, не потянет. Опять же, есть и торговля, и соглашения, и политика…

Король давил, Эваринол отбивался, и оба понимали, что это просто торги такие. Удобные и уютные для обеих сторон. Но все равно жесткие. В кровь. Насмерть.

Результат не устроил обе стороны.

Эваринол выторговал отсрочку, но не слишком большую, пока не получит письмо от магистра де Тура. Тогда и будет видно, что отдать, что получить.

Ежели все пойдет идеально (а такое вообще случается – или врут сказки?), то помощь магистру практически не понадобится. Король умер, да здравствует король. Впрочем, у этих диких россов – царь. И тут у них все не как у людей!

А вот когда все плохо будет…

Допустим, понадобятся еще войска.

Или магистр вообще не справится.

Или…

Нет-нет, вторгаться на территорию Россы его величество Филипп Третий не собирался вообще – дурак он, что ли? Прийти ты туда можешь, а вот выйти уже и не получится. Никак. Еще и с ответным визитом заявятся, тарелки побьют, баб… гхм! Лучше до такого не доводить, бывал уже печальный опыт. Другое дело, помочь чужой войне, поддержать… Когда справится магистр – хорошо, даже очень ладно получится.

Когда не справится, надо будет на результат посмотреть.

Да-да, разведка у каждого приличного короля есть, и сведения она ему в клювике приносит, и они намного вкуснее и полезнее червячков. И про принца Теодоро Филипп отлично знал, и про то, что принц управляем и зависим, – тоже. Вот про его родню не был осведомлен, ну так ведьмы и вообще не склонны к публичности. А потому…

Дальше видно будет, что делать. С Теодоро.

Может, принцессу ему подсунуть, а не то и просто какую бабу, что они, не справятся? Тут вон их сколько, одна на одной сидят, глазами по сторонам прицельный огонь ведут! В Россе, говорят, бабы галантного обхождения не знают, читай, юбок по углам не задирают, опыта нет у них, а тут ух какие! Все сделают, а что не смогут, то все равно сделают. За деньги-то да за место на троне? Даже и два раза!

Король Борис на такое не поддастся, уже не поддался, а жаль, очень жаль. Ну так у него супруга какая… Посол, который ее увидел, потом сам месяц ни на кого смотреть не хотел, в письме такие дифирамбы Марине пел, что сказать страшно. Сейчас у Бориса, правда, другая жена, можно и попробовать. Одним словом – надо посмотреть, что получится из заговора магистра, а потом уж и магистр никуда не денется! Понятно, ему хочется свой Орден сделать государственным, встроить его так, чтобы они, считай, всей Россой правили, но тут уж слишком кусок велик.

Поделится магистр, никуда не денется.

* * *

Тем временем на территории Россы назревали исторические события.

– Феденька, тебе этой ночью в палатах быть не надобно.

– Почему ж, матушка?

– Потому, сынок, что ты собой рисковать права не имеешь, государь ты, тебе Россой править. Случись что – все надежды наши прахом пойдут.

– И где ж я быть должен?

– Как я усыплю всех, ты вечером из палат государевых уйдешь потайным ходом. Ксюхе своей даже и не говори ничего, не ее ума дело. А как решится все здесь, я за тобой Руди пошлю. А ты покамест в его доме побудь, знака подожди.

– Матушка, мне не по душе это.

– Зато как я тебе знак дам, ты в палаты явишься, оно и для дела полезно будет. Рыцари будут на Джерманской улице собираться, как дела свои сделают, оттуда и придете. Так боярам и скажем: ты помощь брату вел, да опоздал, вот горе-то, вот беда…

– И то… хорошо, матушка. Так я и сделаю.

– Вот и ладно, сынок, вот и хорошо.

– Михайлу с собой возьму. А Ксюху, может, тоже забрать?

– Не надо. Здесь она со всеми уснет, ничего не увидит, не узнает. А вот что в городе будет? Понятно, она-то дура, да мало ли что услышит она, кто с ней потом поговорить сможет? Сам знаешь, не всем мы по душе.

– Как скажешь, матушка.

Любаве бы обеспокоиться такой покорностью сыночка, да не до того ей было! Какие уж тут мысли? Договорились, вот и слава Богу, чадушко ее подальше будет от опасности. Вот и хорошо, вот и ладно…

А что на уме у Федора было…

Взрослый он уже, этого и не учла Любава, и приказам ее сын уже не повинуется безоглядно, у него и свое мнение есть, а пуще того – свои желания и дурость. А когда все это воедино соединяется, такая гремучая смесь выходит, что смотреть страшно. Любава свои планы лелеяла, Федор свои. Вот и не вышло все ладно да гладко. Не доверились они друг другу.

* * *

– Сегодня дело случится, Мишка.

Михайла на Федора посмотрел прямо.

– От меня что надобно, государь, что я могу для тебя сделать?

Федор задумался.

– Что сделать? А пожалуй, ты мне сегодня и сослужишь службу. Только придется тебе кое-что испытать…

– Испытай меня, государь, что скажешь – сделаю.

Федор поморщился, из ножен клинок потянул.

– Ох, не хотелось мне о том говорить, ну да ладно! Ты и так многое знаешь, а сболтнешь хоть слово – голову с плеч снесу. Понял?

– Ты меня не головой пугай, государь, я ее сто раз попусту сложить мог. А вот дружбы твоей лишиться да доверия – вот это страшно.

Ответ Федору понравился, улыбнулся царевич, да по руке провел чуть повыше запястья. Царапина длинная получилась, кровью набухла, Федор ложку со стола взял да кровь в нее и собрал.

– Пей.

– Государь?

– Пей, говорю, не то не подействует, потом объясню я тебе все.

Михайла повиновался, ладно уж! Случалось с ним разное, когда бродяжили они. Человеческую кровь пить не приходилось ему, а вот конскую – было. И мясо сырое жрать тоже – дело такое, бродяжье, не всегда огонь развести можно.

Кровь как кровь, солоноватая, теплая еще, противно, да слизнуть с ложки можно и ложку облизать тоже…

– Теперь чего, государь?

– Теперь слушай меня внимательно. Мать у меня… сам знаешь, умеет кой-чего. Думаю, понял ты уже.

– Чего ж не понять. Волхвы у тебя в предках были, да, государь?

Федор в улыбке расплылся:

– Да, Мишка. Волхвы.

Михайла дух перевел незаметно. Ну, кажись, поверил… волхвы, как же! Три раза ха, не оберешься греха! Кому другому расскажи, авось со смеху не подохнут! Волхвы!

Да ведьмы у тебя в роду, и мамашка твоя ведьма, сразу видно!

Только дурак не разберется, а меня ты таким дураком и считаешь, сразу видно.

– Сегодня, как вечер будет, все уснут. Тогда мы с тобой к Борьке в покои пойдем.

– Государь?

– Не хочу я Устинью без защиты оставлять. И с Борькой сквитаться хочу. Они как раз спать будут. Борьку я руками своими удавлю, а Устю… сам бы донес, да боюсь не справиться, все ж не перышко она. Надобно будет ее из палат государевых унести, в дом Истермана. Сначала. Потом найду я, куда ее спрятать так, чтобы мамаша моя не проведала ничего, не помешала нам.

И так Федор при этом облизнулся, что Михайлу аж замутило. Неуж не понимает царевич – не полюбят его, хоть он наизнанку вывернись! Не просто не полюбят, возненавидят!

Спросить?

Так почему б и не спросить…

– Государь, думаешь, забудет она мужа?

Федор аж слюной брызнул, так разозлился:

– Я ее муж! Я!!! Борька ее обманом получил!!!

– А все ж она счастливой выглядит. – За слова эти Михайла гневный взгляд получил, но не остановился: – И ребеночка носит, с ним что, государь?

– Ничего. Не будет ребенка. А со временем забудет она обо всем, меня полюбит.

И с такой жуткой уверенностью Федор это говорил, что у Михайлы наново мороз по позвоночнику пробежал.

Не сомневается Федька, не притворяется, и вправду он так думает, и не волнует его чужое мнение. А ведь любит – или думает, что любит, – Устинью.

Неужто и он, Михайла, такой же?

Так Михайла увлекся этой мыслью, что едва сообразил Федору ответить:

– Я с тобой, государь. Как прикажешь, так и сделаю.

Федор довольно улыбался.

А Михайла…

А он тоже улыбался.

Много чего этой ночью решится.

* * *

– Андрюшенька!!!

– Пусти меня!

Сто раз уж пожалел боярич Андрей, что по-хорошему с бабой дурной расстаться хотел! Какое там! Двести раз!

Цепляется за него Степанида, за одежду хватает, воет, ровно по покойнику… Вот чего ей надобно? Побаловались – и хватит! Порадовали друг друга…

Ладно, он боярыню порадовал, хоть и не поймет сейчас, для чего оно ему надобно было? И не так чтобы очень хороша собой боярыня, и в матери ему годится, а как затмение какое нашло! И ведь хорошо ему было, ровно в дурмане сладком.

А сейчас прозрел вот…

Не люба, и что ты хочешь тут сделай. И окажутся они в кровати, так ничего ему со старухой не захочется!

А ведь воет!

Рыдает, а боярич жестоким человеком не был, бабских слез не любил.

– Прости, а не могу больше, не люба ты мне! Ну, хватит плакать…

Куда там успокоиться!

Пуще прежнего взвыла Степанида, аж стеклышки цветные затряслись в рамах узорчатых. Минут пять ее Андрей пытался успокоить, а потом как мужчина поступил: плюнул на все, да и сбежал, буркнув, что за водой пошел.

Ага, к ближайшему трактиру.

За живой водой, сиречь вином крепленым.

Хватит с него истерик да дурости бабьей, и ведь смог же он как-то с этой… Самому себе удивляться впору!

А не было в том ничего удивительного.

Зелье приворотное, оно ведь на всех по-разному действует. Кому и капли хватает, а кому и бочка надобна. У кого мигом привыкание возникает, кто годами держится, подливать не надобно…

Бывает всякое.

Андрей Ветлицкий как раз из устойчивых оказался. А может, из слишком легкомысленных, каждая женщина ему нравилась, с каждой попробовать хотелось, что ж себя одной-то ограничивать?

Зелье приворотное и то с его легкомыслием природным не справилось!

Подливала Степанида сначала по капле, потом по три, а потом и по десять. А оно заканчивалось…

А новое сварить и некому.

Нет Евы.

Могла б Степанида, сама бы за Книгу взялась, к котлу встала, да только нет у нее умений таких. Нету. Все б за них отдала, что могла, все.

Не возьмут.

Андрю-у-у-у-у-у-ушенька!

И глаза-то у него светлые, и руки ласковые, и кудри шелковые, и губы медовые… Да за что ж ей горе-то такое!

Скорчилась на полу боярыня, руки к животу прижала, ровно от боли нестерпимой. А может, и не было у нее сил терпеть, душевная-то боль, она тоже когтями рвет.

Не могла она полюбить?

Вот и неправда ваша, о первой любви и поют, и пиесы ставят, а о последней? Той самой, что на склоне лет прийти может? Не к каждому она приходит, но ведь и не спрашивает, и не разбирает, кого полюбить. И не всегда такие истории сча́стливо заканчиваются…

Может, и начиналось все у боярыни с блуда да с похоти, а вот во что вылилось. Она бы и из палат государевых ушла, и в деревню уехала, лишь бы рядом был Андрюшенька…

– Все одно вам жизни не дали бы. – Голос тихий был, участливый.

Степанида подскочила, ровно иголкой ее ткнули.

– ЧЕГО?!

Варвара Раенская рядом на пол опустилась, по плечу ее погладила:

– Сама подумай, боярин Ветлицкий тебя бы со свету сжил, а кто защитит? Кто заступится? Борька? Или пакостница его?

Степанида лицо рукавом вытерла, носом хлюпнула.

– Уехали б мы…

– И никто вас не нашел бы? Сама-то ты себе веришь? Ехать – деньги надобны, да на прожитье, да дом, да холопы… Не Андрейка ж твой работать станет, да и не умеет он ничего! Ни воевать, ни торговать, одно достоинство у парня, да ты ж им делиться не захочешь!

– Язык придержи!

Варвара и придержала, плечами пожала примирительно:

– Прости. А только сама знаешь, права я.

Не хотелось боярыне Степаниде это признавать. Но… права, хорошо. А дальше-то чего?

– И про далее поговорим. Вот послушай, что придумалось мне. Только одна не справлюсь я, а когда нас двое будет, умных да хитрых, не будет нам преград.

– И что ты придумала?

– Книгу в другой род передать.

Степанида слушала, думала, потом кивнула серьезно:

– Может и получиться, когда так-то. Когда ты это сделать хочешь?

– Завтра надо будет посмотреть, что сегодня ночью получится. Тогда и начнем.

– Хорошо.

Встала боярыня с пола, Варваре подняться помогла. Спелись, сшипелись две гадины, у каждой интерес свой, да совпали к нему дорожки. А дальше, может, и расползутся они в разные стороны, но пока идти им рука об руку. Они и пошли, только дверь хлопнула.

А замыслы остались. И зло повисло, ровно туман в горнице. Не бывает такого? А все ж давящей, тяжелой была тишина, неприятной и жестокой. И сулила она множество бед…

А может, и казалось так просто.

* * *

Не просто так Илья в город на ночь глядя отправился, его казармы стрелецкие ждали. Нельзя было людям дать погибнуть без смысла и без цели.

Одно дело – в бою гибнут воины. Это правильно, и род их Ирий примет радостно, ибо положивший душу за други своя – бессмертен в веках.

Но когда перебьют ребят просто так, ровно куропаток каких?

И обидно это, и пользы нет в том, и вообще – обойдутся иноземцы. А только вот что именно делать, не знал Илья.

Казалось бы, ясно все: вот враг, идет он, так примчись, крикни: «Слово и дело», все поднимутся, как один, и окажется, что среди этих всех ни одного предателя нет?

Илья вот в такие чудеса и раньше не верил, и теперь не будет.

Уж как апостолов отбирали, и то нашелся Иуда! А в казармах народ куда как попроще будет!

Тут и стрельцы, и холопы при них, и девки блудливые бегают, отчего ж не заработать? И посторонний народ трется…

Нет, нельзя так вламываться.

Ежели найдется хоть один предатель, побежит к иноземцам, да и скажет, что ждут их…

Не то беда, что в казармы не придут они!

А когда в порт отправятся? Добряна немолода уж, не справится она со всеми, не хватит ей сил. И так-то боялась она упасть, дела не доделав…

А когда в палаты государевы больше людей пойдет?

Божедар хоть и богатырь, какие не каждый век рождаются, а только предел сил и у него есть. И дружина его… Илья с ними жил рядом, тренировался, смеялся вместе, шутил… Под стрелы да клинки этих людей подставить?

Справятся они, тут у него сомнений нет, что там те три сотни! И так бы справились, да только своих людей жалко! Чем меньше прольется крови росской, тем Россе лучше.

Этому Божедар Илью прежде всего научил: умереть легко, да лучше сделать так, чтобы враги твои умерли, а ты цел и невредим. Самому умирать только тогда надо, когда по твоей могиле вражеские сапоги не пройдут.

Подумал Илья, что сделать надобно, да и пришла ему идея хорошая. Так-то и тревогу навроде поднимать не из-за чего будет, и люди ко всему готовы окажутся… Кое-что купить понадобилось, ну да ничего! Не страшно!

Деньги есть, осталось за них жизни человеческие купить. Авось и получится?

Кони в галоп сорвались.

Илья молился тихо. Только бы получилось, Род Вечный, только бы получилось все…

Что ж, он все, что может, сделает, а когда этого недостаточно окажется, он и что не сможет – тоже сделает. За страну свою и жизни не жалко.

Род-батюшка, помоги нам!

* * *

Магистр де Тур не так чтобы нервничал, не умел он такого. Душевная организация магистра была сродни полену, такая же тонкая и изящная. Волнения? Нервы?

Да магистр ведать не ведал, где такое в человеке находится-то! Переживать из-за чего-то, что, может быть, случится? Лучше он свое дело делать будет, вот и не случится ничего.

Пожалуй, единственной причиной, способной вызвать волнение магистра, было недовольство Эваринола Родаля. Ему Леон де Тур служил со всем своим бычьим пылом, ему был верен, его мнение было важно для Леона.

И службу свою в Россе он был намерен исполнить как можно лучше.

Впрочем, и на Руди пожаловаться нельзя было. Не пришлось магистру ноги по лесу бить, Руди не пешком пришел, с ним еще двенадцать человек пришло, да не просто так, в лодках больших. Таких, что еще по десять рыцарей в каждой поместятся. Они же и на весла сядут, чай, сюда-то по течению шли, а к городу против течения подниматься надобно, грести сильно придется.

А и ничего! Справятся рыцари, не переломятся!

Магистр их быстро по лодкам распределил, кого и куда.

Нашлись в лодках и лыжи, и снегоступы, оружия не было, да его и не надобно. А так-то в Иноземной слободе много чего до поры до времени лежало.

Старый государь Иоанн иноземцев привечал, на многое глаза закрывал, вот и накопили. И оружие было у них по подвалам и чердакам припрятано, по схронам тайным, и лежало оно там до поры, сейчас доставали его, чистили да смазывали. Вооружались.

Руди и Пауля Данаэльса не обошел вниманием своим, навестил, поговорил.

Так что магистр даже соизволил Руди по плечу похлопать одобрительно:

– Отлично, Руди! Ежели еще нас проведешь куда надобно…

– Да! – Дэни рядом крутился, помогал своему «наставнику» одеваться. Магистр усмехнулся, парня по голове потрепал:

– Ты сидишь на корабле.

Дэни тут же надул губы.

Руди поморщился про себя, а внешне ласково погрозил мальчишке пальцем:

– Там не будет благородной битвы, там будет свалка, в которой тебя могут убить или покалечить.

Дэни сообразил, что покалеченный или изуродованный он своему покровителю будет уже не слишком нужен.

– Хорошо, но я рассчитываю, что вы мне все расскажете, когда вернетесь!

– Конечно, – согласился Руди.

И снова сердце тоской кольнуло.

Вот ежели б он на месте магистра. И не Дэни рядом, а Данила Захарьин, не был бы боярин таким неуступчивым, таким неприступным… Нравилось бы это Руди? Когда б Данила такое проделывал, Руди бы счастлив был!

Не дал ему Господь взаимности.

Мысль о том, что Господь такие радости осуждает, а Содом с Гоморрой и вовсе покритиковал решительно, Руди и в голову не пришла. О чем вы?

У него все серьезно, у него любовь, а вы о какой-то Библии, заповедях, Боге – даже думать и то смешно! Сказано же вам – любовь! А она ни преград, ни запретов не знает, и нечего тут плеваться!

Магистр на прощание оруженосца своего поцеловал откровенно – и из каюты вышел.

Вот рыцари в лодки уселись, вот весла погрузились в ледяную воду, лодка с магистром и Руди вперед вырвалась. Надо же кому-то указывать и куда, и зачем… Понятно, и с воды Ладогу охраняют, но не везде, нет, не везде. Вот как раз в районе Джерманской улицы и пристать можно. Очень даже хорошо, оттуда и пойдут они к палатам государевым, к ходу потайному.

Так и вышло.

Ночь и та помогла, темная была, безлунная, ровно банку чернил на небосвод вылили, Руди даже заволновался маленько – не случилось бы непогоды. Но Любава говорила, тихо будет. Может, под утро уж начнется, но к тому времени все давно кончено будет.

Поделились лодки на три отряда, один из них чуть поодаль заскользил, на глубину хорошую вышел. Им в порт надобно, там их люди ждут, они укажут, что жечь, кого резать.

Руди и тут договорился. Всего пять лодок, в каждой по двенадцать человек.

Много?

Вовсе даже не много, в порту народ решительный, и моряки привыкли за ножи хвататься, за палаши, и махать ими умеют, и стража портовая тоже стоять, затылок чесать, не станет.

Даже как один склад загорится, уже суматоха начнется, шум, гам, а им-то не один поджечь надо – с десяток. И кораблей несколько.

Так что вовсе не много это – пять лодок, в самый раз придется!

Чего не учел Руди…

О чем знала лишь Добряна, которая сейчас стояла, опустив руки в ледяную воду Ладоги-реки, шептала тихо, просила на помощь прийти…

Не как слуг просила, хоть и могла приневолить. Как друзей.

И они откликнулись.

Один рыцарь ощутил неправильное покачивание лодки. Не от волны, а… словно задела она что-то?

Плавник какой? Дерево, в воде плывущее?

Или?..

Мигом вспомнились все детские страхи, все ужасы, о которых матушка вечером у очага рассказывала: рыцарь в прибрежном городке вырос, наслушался и о морском черте, и о чудовищах подводных, и об утопленниках… Вот-вот протянутся из-под воды склизкие зеленые пальцы, ухватятся за борт, мертвяк из воды выглянет…

Этого не случилось.

Только лодку еще раз шатнуло. Более основательно.

И еще одну.

И третью.

А четвертую и шатать не стало. Просто ударило что-то темное, большое в борт, и она опрокинулась. Черпнула воду, высыпала в реку рыцарей – холодна весной вода Ладоги.

Обожгла, ровно снег, а снизу что-то страшное наплывает, тянет за ноги, под воду тащит… Да и не тянуло б – не выплыть никому. Они же все в одежде кожаной, в кольчугах, хоть и легких, а все же и металл, и поддоспешник кожаный, и поножи, и наручи, враз не скинешь, в плащах, сверху накинутых, – пока хоть одну вещь сбросишь, три раза утонуть успеешь.

Кто пытался к другим лодкам подплыть, кто свою за борта схватил, ночь криками наполнилась, шумом – тут уж не до секретности.

Только мелькнули в воде стремительные тени, ударили тараном, вдвоем…

И еще одна лодка опрокинулась.

Замешкались рыцари, не ждали они такого, и это еще двух лодок им стоило. Последнюю добили, когда та к берегу метнулась, прямо по своим, кто в воде еще плавал, с пути людей отбрасывая, веслами по головам, по рукам. А только это вода, это Ладога, она и широкая, и глубокая, и, опять же, лодка это! Ты ее поди разверни поперек течения да удержи на воде – сомам только удобнее было ладью опрокидывать!

Да, это были сомы.

Ладога им нравилась, они тут испокон веков жили на дне, под корягами, в глубоких омутах. Пестовали свое потомство, отъедались, длину набирали… Самый малый из них длиной был четыре метра, да и весил соответственно^[116].

Не так много их пришло, но и не так мало. Крупных, тех, что более двух метров длиной, патриархов своего рода – девять штук. Они лодки и опрокидывали, и рыцарей под воду утягивали легко.

Но и прочая мелочь не дремала.

Мелочь?

А много ты навоюешь с полуметровой рыбиной? В воде? На глубине? Когда она тебя даже не кусает, не рвет – не получится у сома такое, она просто хватает тебя за ногу – и тянет. Вниз.

На дно.

И у сома это отлично получается.

Один за одним рыцари скрывались под водой. Они до конца сражались за свою жизнь, они старались биться, плыть, достать клинком хотя бы кого-то – и несколько сомов действительно получили раны. Но… Темнота. Ночь, глубина, ледяная вода, тяжелая одежда и оружие…

У кого-то сводило судорогой руки и ноги. Прихватывало сердце – это тоже случается в ледяной воде. Захлебывались, пытались вынырнуть – и не могли, ровно жидкий лед заливался в уши, в глотку. Холодна вода в марте месяце…

Не выплыл никто.

На берегу Ладоги сидела усталая донельзя волхва. Сидела, пока не начала сползать в реку, и один из воинов Божедара подхватил ее на руки, понес в рощу.

– Все ли хорошо, государыня?

– До порта никто не доплыл.

На большее сил у Добряны не хватило уж. Ей теперь отдыхать, силы долго восстанавливать. Но те лодки, которые в порт шли, сомы потопили.

Их бы и на другие натравить, да где ж столько сомов-то найти? И так много сил потрачено было, чтобы их из Великого Нево позвать, чтобы задачу объяснить, приглядеть, сами-то по себе сомы не стали бы всех топить. А тут постарались.

Кто-то из рыцарей может всплыть ниже по течению.

А кого-то утащат сомы под корягу, сожрут потихоньку, они тухлятину любят, они падальщики. Будет им с чего далее расти.

А и то, сколько кораблей на том озере тонуло – сказать страшно. Было на чем сомикам откормиться, вырасти, вкус почувствовать^[117].

Добряна их позвала, и сомы пришли на помощь и получат свою оплату.

А теперь она будет долго-долго отдыхать. И только к вечеру узнает, чем все закончилось, раньше ей очнуться не удастся.

Добряна выпила ключевой воды, откинулась на свое ложе и прикрыла глаза.

Спать.

Теперь только спать, все, что могла, старая волхва сделала. Ах, только бы этого было достаточно!

* * *

– Стой! Кто идет?!

Илья коня остановил, себя назвал. Пригляделся:

– Сенька, ты?

– Илюха? С кем это ты?

– Сень, пропусти, прошу. Очень надо, и быстро.

Кого другого Семен не пропустил бы. А Илья…

Знал он Илюху, сына боярского, с детства знал. Дети – они ж со всеми играют, и с детьми кожевников, стражников, да хоть бы и золотарей – неважно. И у них своя ватажка была, и ребятам с соседней улицы они ходили носы разбивать.

Это уж потом кто боярином стал, кто стражником. Но память детская осталась, крепкая. Так что махнул Семен рукой и рогатку оттаскивать принялся.

Другие стражники помогли.

Оно, конечно, не положено, и возмутиться можно, и не пустить. А нужно ли?

Вот он, боярич, знакомый, вроде как не чванится, не дерет нос, попросил честь по чести, Сеньке рубль серебряный протянул.

– Сень, ты сейчас пошли кого из ребят, пусть погреться купят. А мы с тобой на днях посидим, по чарке выпьем. Жена у меня первенку родила…

– Ишь ты! И у меня второго недавно, – порадовался Семен за друга. – Поздравляю, Илюха! Где меня найти, ты знаешь, в любое время заходи, рад буду и посидеть, и выпить.

Самому ему к боярину на двор не по чину заглядывать. А вот Илья к нему прийти может, и урона тут никому не будет, чай, дружба детская самая крепкая. Так что в город Илья проехал невозбранно. И по улицам пролетел, и у казарм спешился.

Там его и того лучше знали.

– Илюха?

Сейчас бы заорать, поднять всех на ноги – да нельзя!

А потому Илья на приехавших с ним людей кивнул:

– Поднимай всех! У меня дочь родилась!

А что не совсем его это дочь и что родилась она еще когда… и кого это волнует? Кто об этом подумает, когда один из всадников бочонок показывает малый, и булькает тот очень соблазнительно, и второй тоже с бочонком, и закуска явно у них с собой…

Так-то никто и не насторожится. Погулять человек приехал, понятно все. И на дармовую гулянку подтягиваются все.

И кто спал, и кто бодрствовал, и кто рядом был…

А Илья не торопился!

Не просто ж так гулять? Стол накрыть надобно, кубки поставить, снедь всякую в тарелки выложить, тут еще и сырое мясо есть, сейчас поджарим…

Какое уж тут нападение тайное?

А лодки уж причалили, и рыцари высадились, и к казармам шли, рассчитывали, что сонных застанут стрельцов.

И было поздно предупреждать, встречать… Двоих предателей, которые в темноту кинулись, люди Божедара переняли.

Оставалось ждать. Уже совсем недолго.

* * *

Отряд, с которым Руди шел, добрался спокойно до места назначенного. Вот и изгиб приметный, вот и человек ждет, в темноту вглядывается, Руди руки ко рту поднес, гавкнул, собаке подражая. Ежели и услышит кто, не сразу поймет, откуда звук доносится. Мало ли какой псине побрехать захотелось? Ладога же, тут в каждом дворе по собаке, а где и по две-три.

И ответно ему с берега мяукнули. Один раз. И спустя пару минут еще один.

Руди дух перевел.

Все спокойно, причаливать можно… Его лодка первой в берег и ткнулась. Магистр выпрыгнул, сапоги намочил, ругнулся… коварна Ладога. Вроде и река, а приливы-отливы бывают, и туманы, и омуты, набежала волна, окатила.

Руди умнее поступил, подождал, пока лодку на берег вытащили, к колышкам привязали, потом уж через борт полез.

Его Фриц Данаэльс, сын Пауля, ждал, смотрел преданными глазами.

– Мейр Истерман, можно я с вами пойду?

Руди на магистра посмотрел:

– Можно ему?

– Почему ж нет? Оружие-то у тебя есть, мальчик?

Фриц аж покраснел от неудобного вопроса.

Не было у него оружия, не было, и по веской причине: тянуло парня на подвиги, а с оружием в руках он вдвое чаще задирался ко всем окружающим. Вот отец ему лишний раз даже нож хлебный не доверял, не то что хороший клинок.

– Я… это…

– Клинок найдем. Постарайся только в первые ряды не лезть, защиты-то нет у тебя.

– У меня куртка с пластинами нашитыми! Благодарю! Не подведу я!

Фриц тулуп распахнул, показал под ним куртку из дубленой бычьей кожи, на которую лично металл нашивал. И пластины, и обрывки кольчуг разных… Смотрелось, конечно, не слишком хорошо, но не звенело, движений не стесняло, и от клинка защищало. Чего еще-то требуется?

Фриц вперед ушел, Руди на магистра поглядел вопросительно:

– Зачем? Дурак ведь…

– Послужит смазкой для клинков. Если он погибнет вместо кого из моих людей, плакать не буду.

Это Руди понимал.

И то, не слишком много рыцарей в Ордене Чистоты Веры, а сегодня и еще меньше будет. Умеют россы сражаться.

Даже врасплох застигнутые, даже сонные, а все одно, ежели смогут они в руки оружие взять – то и удар нанести смогут. И убить кого-то…

Страшный это противник. Беспощадный и безжалостный, прежде всего к себе. Потому и сражаться с ними тяжело всякому цивилизованному человеку. Там, где Руди бы уж шесть раз сдался, просчитав, что не выиграет, и выторговывая для себя условия получше, россы все одно идут в атаку. Иногда – самоубийственную.

Безумные люди! Безумная страна!

Рыцари Ордена двигались к царским палатам.

* * *

Любава руку над жаровней протянула, нож взяла, горсть порошка серого, травяного в угли тлеющие сыпанула, щедро ножом помешала, потом решилась, поперек ладони своей провела:

– Dormi, dormi, veni, et populum in aedificio tuo stragulum tege. Somni Deus Morphei, te obtestor, quaeso, sanguinem meum ac vires tibi immolo. Fac verba mea inexsuperabilis, fac somnum continuum…^[118]

Варвара стояла почти напротив и видела, как белеет, покрывается морщинами лицо Любавы, как прямо на глазах седеет, выцветает одна из прядей – не просто так сейчас она слова произносит.

И верно, нападет на всех, кто в палатах, глубокий сон. Смертельный сон.

А только Любава и не ведьма почти, нет у нее ничего такого ведьминского, окромя руды в жилах. Вот ею и платит сейчас Любава, жизненную силу свою расходует на то, чтобы преград лишних не было у магистра с его людьми.

Была б тут Сара или Ева, мигом бы они все сделали, да только нет их.

Вот и приходится Любаве самой надрываться, самое себя в каждое слово вкладывать, кровь лить, лишь бы подействовало.

Вот закончила шептать женщина, Варвара к ней кинулась, подхватила:

– Удачно ли, Любавушка?

– Удачно, Варя. Сейчас уснут все крепким сном… вечным сном.

Оскал на лице у царицы череп голый напоминал, так кожа побелела, так скулы обтянула, аж зубы выступили.

И кровь из носа бежит тонкой струечкой, и сосуды полопались в глазах.

Варвара кое-как государыню до постели довела, благо Федор помог.

– Сейчас, Любушка, а вот компресс холодный на головушку…

– Борька тоже уснул? – Федор промолчать не смог.

– Да, все уснули, кроме нас.

Чего Любаве эти слова стоили?

Из носа сгусток крови вылетел, на платье шлепнулся багровым ошметком, а Любава голову запрокинула, сознание потеряла. Непосилен ей оказался труд ведьминский.

Еще и Михайла не уснул, но чего ему это стоило! Парень все плечо себе изранил, стараясь глаз не сомкнуть. Вроде и рядом был, считай, за дверью, а все одно – накрывает. Даже глоток крови Федора, с утра выпитый, и тот не помогал толком, то ли прошел уж, то ли Федор сам чего не знал о ведьмовстве…

Ничего, справится он, продержится.

– Тогда я сейчас по нужде отойду да и вернусь…

– Феденька…

Варвара и сказать ничего не успела. Федор мигом за дверью очутился, на Михайлу взгляд кинул:

– Не спишь?

– Ради тебя, государь…

– Ну, когда ради меня, то пошли! Покамест не началось, надобно мне Устинью забрать. Сам понимаешь, на Бориса нацелятся… не убьют ее, конечно, но даже когда не… Моя она! Не хочу, чтобы и пальцем до нее дотрагивались!

Михайла кивнул:

И не удержался:

– Царевич, а мне дотронуться дозволишь? Вдвоем-то мы ее куда как быстрее перенесем!

Иронии не понял Федор, не заметил даже.

– Тебе – дозволю. Недолго только.

– Благодарствую, царевич, знаешь, я за тебя и в огонь, и в воду.

– Знаю. Потому и доверил тебе важное… Идем, Мишка! Поспешать надобно!

Михайла рукояти ножа коснулся, которая открыто за поясом у него торчала.

И то верно. Надобно поспешать.

* * *

В отряде Божедара вопросов не задавали. Воевода уж все разъяснил, чего лишний раз воздух языком молотить? Пятьдесят человек двигалось по городу, в длинную змею растянувшись. Не надобно им внимание привлекать к себе.

Казалось бы, можно и с государем поговорить, и поселиться в одной из казарм, и даже одежду подобрать, как у стрельцов, и нельзя им!

Обязательно найдется гадина с длинным языком, предупредит врага, тогда вдвое больше сил придет. А им-то не мериться силами надобно, им врасплох его застать бы…

Больше бы сюда людей привести, а только рисковать нельзя. Рощу охранять надобно, в порту людей надобно, к кораблям вражеским надобно, к казармам тоже… И хоть ты разорвись! Вот и получается один к трем, а и ничего! На одного богатыря как раз полсотни иноземцев надобно, так что уже один к двум, а уж по два врага каждый из его людей заберет, не запыхается и еще добавки попросит.

Вот и ход потайной, вот и Агафья Пантелеевна, стоит, ждет их.

Божедар прислушался к чутью своему, да не было опасности для него, все хорошо было.

Первый он в потайной вход зашел. Он над своими людьми главный, ему и жизнью первому рисковать. Иначе и никак…

Вот и терем царский.

Агафья на второй этаж указала, на одно из окон.

– Спальня государева там.

Божедар только людям своим кивнул: Поняли, мол, чтоохранять надобно?

Поняли. И принялись по коридорам расползаться, рассеиваться, ровно мука на ветру. Места хватает в палатах, за несколько минут ровно и не было никого.

Кто за занавесями стоит, кто в нише у окна, кто с тенями слился, затаился…

Люди?

А люди спят. И кажется Агафье, что нездоровый это сон, наведенный. А только и будить всех… сможет ли она? Это ж не просто покричать, это чужое заклятье переломить, да книжной ведьмы… Когда не осталось бы другого выхода, она б и за это взялась, а сейчас – к чему?

Как начнется веселье, все одно клинки зазвенят, кровь прольется, супротив такого ни одно заклинание не выстоит. Живая кровь – живая сила человеческая.

Сама Агафья к внучке поспешила, в дверь костяшками пальцев стукнула. Устя ей мигом открыла… Борис поперек кровати лежал, не смог он с ведьмовством справиться. Тут и коловрат помочь не мог, сон – это ж не вред, это просто сон, каждую ночь человек глаза закрывает. Вот и не отразился наговорный дурман.

Устя на бабушку посмотрела серьезно:

– Вот как увидела я, что на Борю сон накатывает, так и поняла все сразу.

– А на тебя?

– Я… чую. Но силы это колдовство надо мной не имеет.

– Сможешь мужа кровью своей напоить? Пусть просыпается, не ко времени ему спать-почивать. Мужчин оставила я, где они сказали… ох-х-х!

Кольнуло снова Агафью под сердцем, Устя к ней бросилась, подхватила:

– Бабушка?!

– Не я это, Устя. Книга!

– КНИГА?!

– Да… – Агафья быстро оправлялась. – Устя, милая, бежать мне надобно. Справишься ли? Кажется мне, что кто-то к Книге пришел, а зачем?

Устя все и без объяснений долгих поняла.

Ежели в такую ночь кто-то Книгу Черную потревожить решился, то не для доброго это дела делается. Вот и полетит туда Агафья быстрее ветра, глядишь, и удастся что предотвратить.

А когда нет, так хоть задержать ворога лютого.

Воины ничего там не сделают, разве сами полягут. А волхва…

Может, и переломит она чужое заклятье. А может, и не получится у нее ничего, тогда она сама там ляжет, судьба такая. Только и не откажешься от нее. Сейчас уж сделала Агафья, что могла, теперь и с ведьмой ей пришла пора переведаться.

Устя рыдать не стала, знак в воздухе сделала.

– Да хранят тебя Род и Жива!

– И тебя, внучка.

Агафья змеей в потайной ход скользнула.

Пробежала по нему, ног не чуя, старость свою проклиная, ах, ей бы лет на двадцать… ладно-ладно, на сто двадцать поменьше, она бы тут пролетела вихрем… о!

На улицу выскочила из подворотни темной, руки раскинула, позвала одними губами:

– Ветер, брат мой, друг мой, помоги…

И словно крылом в спину толкнуло.

Понятно, не могла она уж с такой скоростью бежать, как надобно, как сердце звало да требовало, да помог ветер. Раздул одежду, подхватил, подтолкнул, ровно парус натянул – и повлек по улице. Агафья и сомневаться не стала, полностью на волю ему отдалась.

Билось, билось тревожно сердце, чуяло недоброе…

И Устинья сейчас то же самое ощущала, и Добряна глухо стонала сквозь сон. Вот и летела Агафья, что есть сил у нее и у ветра, не обращая внимания, что случайных прохожих пугает, что выглядит она и вовсе жутко…

Ровно мышь летучая громадная по улице мчится, глаза сверкают, одежда, волосы развеваются… Смотреть и то страшно.

Ничего, посмотрят, не переломятся. Агафье не до людей сейчас было, успеть бы ей к Книге!

Когда несколько волхвов беду чуют… оно лучше соломку подстелить, чем бока отбить. А то и вообще – шею сломать.

* * *

Устя на руки свои посмотрела. Потом по левой руке, не задумавшись, ножом провела, капельки крови собрала на палец, мужа по губам мазнула.

– Моей кровью, свободной от чужого зла, тебя освобождаю. Как кровь моя в тебе, так и сила моя в тебе, так и цепи чужие спадут, так и власти над тобой не имут! Среди моря-окияна, на острове Буяне лежит белый богатырь – славен камень Алатырь, как он испокон веку лежит, так и мое заклятье легло, все пути злому колдовству заперло. А будь слово мое крепко!

Еще несколько капель крови Борису на губы упали, очнулся он, глаза открыл:

– Устёнушка, радость моя…

– Боря, не время спать-почивать, одеваться надобно, собираться. Чую, враги к нам идут, близко уж…

А большего и не понадобилось.

Подхватил Борис сначала оружие, потом уж одежду принялся на себя натягивать и кольчугу надел. А клинок вострый рядом лежит, и бегут по синеватому булату змеи лютые.

Чуют, сегодня они вволю крови человеческой напьются.

Да не до змей булатных сейчас Усте.

За дверью двое стрельцов спят, выглянула Устинья, до губ каждого пальцем с кровью своей коснулась, да и обратно скрылась. Пусть в себя приходят, как знают. А что могла – она для них сделала, не погибнут они, как бараны на бойне.

Сказала ей Агафья, как с мужа чары снять, а о другом еще умолчала. Покамест не выветрится кровь ее, будет она с Борисом крепко связана. Ее сила – его сила. Его боль – ее боль.

А и правильно, Устя сегодня все на кон бросила. Когда Боря погибнет, то и ей не жить на земле-матушке, ни к чему ей жизнь такая. Улыбнулась она, плечи расправила. И Борис ей в ответ улыбнулся. Так, как мечталось некогда, как уж и не надеялась увидеть никогда, и от этой улыбки вчетверо сил у нее прибыло, сейчас бы и горы она своротила.

– Справимся, Устёнушка.

– Справимся, лю́бый мой.

Черный огонек разгорался все сильнее. Сегодня он без добычи не останется.

(обратно)

Глава 8

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Черная Книга.

Интересно, куда она делась, в той, черной жизни моей?

Хотя нет. Неинтересно, ответ известен заранее. Осталась у ведьмы Сары. Или как там ее звали? А неважно, главное, что вся эта нечисть иноземная на Россу хлынула и преотлично себя чувствовала. Я же помню, как моя свекровушка выглядела. Это я ходила, что привидение замученное, а она – цвела! Странно только, что умерла так рано, могла б и еще сто лет прожить.

Или – не умерла?

Ан нет, помню я, как Федор убивался. Стало быть, какие-то ограничения были? Есть? Что-то такое моя свекровка сделала?

Или – еще проще? Может, иноземцы о ней позаботились, а может, и кое-кто другой.

В этой жизни уверена я, что Маринка умерла, и туда и дорога негодяйке! За Борю еще и мало ей!

А в той жизни?

Когда ни тела ее не нашли, ни чего другого? Ламия ж! Существо достаточно хищное и мстительное. И результат мог быть. Не стала бы она за мужа мстить, не надобно ей такого. А вот за себя, за свои планы порушенные, за то, что ребеночка ей с моей помощью зачать да выносить не удалось, за власть отнятую… почему Федора не убила она?

А может, и не получилось сразу-то! Или… что тот Федор? Кукла-марионетка. Дерни за ниточки, он и лапками замашет в воздухе. Это у меня им управлять не получалось, а все остальные с этим делом справлялись легко. А я…

Стоило мне сказать «черное» – Федька тут же мчался доказывать, что это белое. Почему так?

Он меня ненавидел?

Нет… в монастыре побывав да поумнев, понимаешь, что другое это.

Не ненависть. Желание подчинить, в себе растворить, чтобы я на мир его глазами смотрела, его дыханием дышала, как это сейчас у меня с Борей происходит. Только Бореньке я по доброй воле все отдала, сама умереть готова, лишь бы он жил. А Федору меня, не спросив, отдали. И за то он меня ненавидел. Знал, что добром я бы с ним не осталась, что не люб он мне, постыл, не надобен… Сам себе не признавался, а чуял всем нутром. Оттого и бесился люто, безнадежно, от бессилия своего. Хоть ты на четыре трона сядь, хоть кем себя объяви, не властен ты в чужой душе и никогда властен не будешь. А хотелось ему. И любил, и ненавидел, и подчинить хотел – смесь гремучая.

Придет ли он сегодня?

Да я жизнь готова в заклад поставить, что придет! Для него это главный и единственный шанс! Шанс брату отомстить, меня забрать, и все это, покамест во дворце суматоха да суета… Понимает ли то Любава? Нет.

Вспоминая черную свою жизнь, думаю, что не понимает. Она-то свято уверена, что Феденька ее – сыночек маленький, что послушен он, как овечка, что сделает Федор все, что скажет она.

Зря уверена.

А впрочем, неважно.

Не я ее разубеждать буду, сам Федор с этим справится, когда жив останется. Мое же дело куда как проще. Я должна Бореньке жизнь сберечь. А когда получится, не допустить, чтобы брата своего он убил. Лучше уж сама Федьку убью! Мне его не жалко, и рука не дрогнет, а вот Боря и оплошать может. Как ни крути, они от одного отца, они всю жизнь знали, что братья. Пусть врала Любава бессовестно, Боря уже впитал все это, привык за столько-то лет!

Что толку тело его спасти, когда душа надломится, когда потом он себя виной напрасной измучает? Я бы сказала, что Федьку и три раза убить можно и что на благо это, а Боренька – нет, не готов.

Любого другого – пусть. Но мачеху или брата лучше ему не трогать.

Ох, что ж с людьми-то тяга к власти делает?

Что в ней такого, в этой блестящей игрушке, что человек готов всех и каждого под нож пустить, себя продать, семью растерзать? Что такого в обруче с камушками, что за него душу закладывают?

Это ж не игрушка какая, это ответственность, громадная, тяжелая, страшная… смертная. И за каждого, кто по твоей вине жизни лишился, с тебя спросят. За все ты на том свете ответишь.

С властителей другой спрос?

Да, и это верно.

Когда ты свою страну из пепла и руин поднимал, когда держава при тебе землями и людьми приросла, когда колосс плечи расправил, тебе и убийства простят, и войны. А ты-то уверен, что справишься? Что не будет наоборот?

Это ведь не огород растить, а и то не всем удается. Некоторым делянку с репой-то не доверишь, а туда же, государством управлять рвутся!

Любава об этом никогда не думала. И Федька тоже. А Боря очень боится Россу подвести.

А я… я боюсь его подставить. Тоже в чем-то подвести, не оправдать ожиданий…

Я справлюсь!

Во имя тех, кто ушел за грань, во имя тех, кого я предала в той жизни, – в этой я лучше сама умру! Клянусь!

* * *

Женщина на маленькую комнату смотрела не с отвращением.

Черная Книга.

Кому чего, а ей – последний шанс, и не будет другого, собралась она с духом да и переступила порог каморки.

Тут-то закладка Агафьи и отозвалась тревожным звоном, да не до того бабе было. Какие растакие закладки-оповещения? Она о таких и не ведала, и не знала, да и не ведьма она. Не было у нее так-то сил серьезных. Игра одна, баловство.

Так-то, как она, каждая баба сможет угадать, о чем собеседник думает, может, еще чего, по мелочи, в спину гадость прошипеть, а человек и споткнется, хоть вовсе ее и не слышал…

Когда-то хотелось ей ведьмой стать, было.

А только не было у нее таких способностей, зато другое было, не менее важное.

Истинной ведьмой не стать без дара черного.

А чернокнижницей не стать без черной ненависти.

Только когда выжжена душа твоя, когда лишь ярость черная в ней плещется, обида, злоба, только тогда и может оно получиться, у простой бабы да ведьмой стать. Малость остается – Книгу Черную найти, да не забояться в последний момент, но тут уж все сошлось. И Книга, и ярость, и гнев, и ненависть – и для страха в душе женской места не было, слишком много там было ярости, слишком много желания отомстить, и разъедало оно все остальное. Зато Книга довольна была.

Рука, над Книгой протянутая, не дрогнула, не отдернулась в последний момент, прижалась, как то ведомо было женщине, запястьем к застежке кованой, узорной. Рот с клыками длинными, острыми изображающей.

Ожила застежка, клыки в руку впились.

Медленно, очень медленно кровь текла, а женщина от боли корчилась, а руку все ж не отрывала.

И наконец…

Зашелестела Книга, раскрылась первая ее страница.

И надпись на ней буквами алыми, ровно киноварью выписана.

Инициация.

Когда б не признала Книга человека, не пожелала хозяйку сменить, могла б и досуха выпить, остался б рядом с переплетом кожаным скелет белый, дочиста обсосанный.

И признала.

И пожелала.

И выбор сделала.

Женщина хмыкнула, головой качнула:

– Не время сейчас, позднее чуточку. Еще и крови дам, и сделаю, как надобно.

Книга ровно слова человеческие поняла, страницами шелестнула недовольно, но закрылась. И на руки к хозяйке новой пошла.

Когда Агафья влетела в подвал, ровно фурия бешеная, там уж и след простыл.

И книги, и человека.

Пустота.

Тут-то и взвыла волхва, понимая, что теперь проблем втрое будет супротив прежнего. А все одно, выбора нет у нее. Пусть эта ночь завершится, потом думать будем. А ей пока запах запомнить да след – и бегом бежать обратно, вдруг Устеньке помощь потребуется?

* * *

Не ждали, не гадали такого приема рыцари Ордена.

До берега-то доплыли они и до казармы дойти успели. А вот потом…

Нападать?

А как ты нападешь, когда не спит никто, когда во дворе костры горят, и гулянка в разгаре, и кто-то чашу поднимает…

Тут на них внимание и обратили. Все ж почти сотня рыцарей, не так это мало. Большая часть с магистром де Туром ушла палаты государевы брать, еще в порт шесть десятков отправились, сюда около сотни, три десятка на кораблях остались. Мало ли что?

Рыцарей, не было на галерах ни гребцов, ни матросов, надобно было место сэкономить для воинов.

Вот, сто человек – это много, и задние на передних поневоле наткнулись, остановиться не успели, так и вылетели к казармам. Спешили ж, торопились, надо бы до шума, до крика в городе успеть. А то сейчас подпалят порт, ну и начнется суматоха!

Не успели.

Стрельцы на них развернулись, вгляделись…

Может, командуй рыцарями кто другой, и успел бы он сориентироваться, а вот магистр Франциск отродясь туповат был. Магистр Эваринол специально такого послал, чтобы он с магистром Леоном не сцепился не дай Бог. Начнут главенство еще делить… Пусть Леон не Бог весть какой умник, зато делу Ордена предан и верен. И Франциск его поддержит, а ЧТО делать – есть кому указать.

А сейчас столкнулся Франциск с неожиданностью, на секунду растерялся, и той секунды россам хватило сообразить.

Когда здесь отряд рыцарей, да в доспехах – не на вино они пришли.

А оружие?

А оно как-то само под рукой оказалось. И невдомек стрельцам было, что люди Божедара потихоньку то и подстроили.

У кого кнут, а это тоже оружие страшное в умелых руках, у кого сабля вострая…

Илья вперед вышел, руки раскинул:

– Подкрепление прибыло?! Идите к нам, у нас еще выпить есть! Сейчас еще за бочонком пошлем!

Не ожидал такого магистр.

А… делать-то что?!

Предупредить не успели его, и слишком быстро началось все, и двоих шпионов перехватили, а третий не успел просто, чай, весенняя Ладога не дворец королевский, и грязно, и скользко тут, и опасно по ночам-то…

Может, кто другой выход и нашел бы. Но не магистр Франциск, не сумел он ничего придумать, вот и осталось приказ выполнять только.

– В АТАКУ!!! – рявкнул Франциск и на Илью кинулся.

А тот хоть и стоял открыто, а только не зря его Божедар учил. Уклонился мужчина, кошкой дикой извернулся, полетел магистр через него на мостовую каменную, так грянулся, что дух вышибло.

– Ах-х-х-хр-р-р-р!

За ним кто-то из рыцарей кинулся, кто поглупее, первым и полег от стрел каленых, пропели звонко тетивы, а хороший лучник может в воздухе зараз до пяти стрел держать^[119].

Не все стрелы цель нашли, и не все рыцари видны были, все ж темно. А только и россы уже мешкать не стали.

К ним тут враг пришел?

Им отметить хорошее событие помешали?! Да что за пьянка без драки?!

В АТАКУ!!! УР-Р-Р-Р-Р-РА-А-А-А-А-А!!!

Похватали мужчины, у кого что под рукой нашлось, – и сами на рыцарей кинулись. Резня безоружных и не получилась, схватка началась, а в таком деле тот выигрывает, кто себя не жалеет.

Рыцари хоть и опытны были, и кольчуги были на них, и дрались они отчаянно, а все же…

Не их земля.

Да и стрелы летели, свои цели выхватывали. И россы резались азартно, грудь в грудь схватывались, никто бежать от врага не собирался. Илья среди них тоже был – хоть и в кольчуге легкой под одеждой, так не в латах же, и его могло задеть, а только можно ли от схватки бегать?

Никак нельзя! И к концу драки мог он честно на свой счет троих рыцарей записать. Одного зарубил, второго заколол, третьего, правда, добивал уже, тот со стрелой в ноге удирал… не по рыцарскому кодексу так-то?

Ага, а безоружных да сонных ночью резать – оно в самый раз! Никакая совесть и не пискнула.

В горячке боя и не почуял он раны. Скользнуло по плечу острие ледяное, кровь пустило. Не в него целились, да соскользнул клинок, Илью уязвил… Всего-то не предугадаешь, не увидишь.

Сразу и непонятно было, уж потом, когда последний рыцарь на камни грязные осел, почуял Илья неладное. Потрогал плечо, кровь увидел…

Тут уж и товарищи подошли, присесть помогли. Кое-как вином крепленым рану залили, перевязали наскоро, в казармы затащили, там Илья и отрубился наглухо, ровно кто топором его приложил. Много он крови потерял, просто и не понял в бою.

Без него уж тела на площадь перед казармой стаскивали, своих, понятно, со всем уважением, врагов – как придется, пересчитывали, беглецов искали…

Так и утро наступило, не заметили.

Через час после рассвета очнулся Илья, первое, что спросил, – как и что? А что ему сказать могли? Неизвестно покамест ничего. Порт не горит, там понятно, обошлось все.

А в палатах государевых как дело обернулось? И сведений нет никаких, и рассказать некому, хоть ты бросай и беги – нельзя. У каждого своя битва.

А все одно – страшно за родных, за близких страшно… Господи, помоги!

* * *

– Что это за место? – Магистр Леон оглядывал зал – громадный, королю впору. Понимал он, что Росса вроде как не совсем дикая, могут здесь и построить что-то. Умом понимал, а глазами как увидел – так и рот открыл от удивления.

Что-то?

Да такого зала он и при дворе короля Франконии не видывал! А уж на что франконцы на роскошь падки, куда угодно готовы камни налепить да золотом разукрасить, но такого и у них нет.

Даже сейчас, в полусумраке, роскошная эта зала. И изукрашено все тонкой резьбой, и камнем отделано алым…

– Сердоликовая палата.

– Красиво.

А больше Варвара и сказать не успела ничего. Дверь скрипнула, отворилась, и вошел в палату такой красавец, что хоть ты с него парсуны рисуй.

– Доброй ночи, мейры. Благополучно ли добрались, не поранились ли?

Магистр на него глаза выпучил, ровно помесь быка с лягушкой.

– Т-ты… кто?!

Каким только усилием сдержал себя Божедар… И улыбнулся.

– Ваша смерть.

Свистнул клинок острый, вошел магистру в горло, кусок бороды на пол спланировал, отсеченный… Пару секунд магистр ровно стоял, потом забулькал, на пол опускаясь, а из горла кровь – алая. А плиты пола тоже алые, и кровь на них совсем черной кажется.

Варвара первая осознала, что происходит, завизжала и, подхватив юбку, куда-то порскнула, ровно заяц. И началась свалка.

Когда каждый за себя и против всех, когда каждый режет, рубит, колет, едва ли не зубами рвет противника, и рыцари в бешенстве были из-за смерти магистра, и взять их было нелегко, но и дружина Божедара всяких противников видывала. Кто и посильнее бывал, а и тех бивали, не задумывались, и этих побьем – каяться не будем.

А чего они сюда пришли?

На палату Сердоликовую полюбоваться да об искусстве поговорить? Верим, верим, сейчас и проверим…

Шум на весь дворец поднялся. Звон клинков, грохот, лязг, кто-то врага вообще в окно выкинул… Стрельцы подхватились, конечно, побежали, а только кого бить-то?

Кто дерется, с кем дерется?

Что происходит-то?!

* * *

Федор на Михайлу оглянулся, тот за спиной был. И царевич по коридору зашагал, ухмыляясь, с каждым шагом плечи расправляя, о приятном думая.

Вот ведь как бывает, справедливость – она завсегда торжествует!

Он первый Устинью увидел, он свои права заявил, и боярышня не против была. А потом Борька влез! Сам на Устинье женился, назло брату, понятно же, Борька ее не любит, он свою Маринку любил, а Устинья – она совсем другая.

Маринка… ну та как есть девка блудливая, а Устя… и не одевается она, как Маринка, и глазами бесстыжими не смотрит, и намеков не делает, а только почему-то к ней куда как сильнее тянет.

Тянуло? Ан нет, матушка хоть и говорила, что должно пройти его притяжение, что нездоровое оно, а Федор ослабления не ощущал. Куда там!

Когда видел он, как Устинья рядом с мужем идет, как рукава Бориса касается, как смотрит на него, так и хотелось за косу ее да и в свою спальню! Чтобы только его была, чтобы смотреть ни на кого не смела, чтобы… чтобы его, босая и беременная! Только его!

Ничья более!

Федор и сам не знал, чего там больше, а Любава попросту просчиталась. Оно и неудивительно, все ж ведьма из нее паршивенькая, слабая, и то по Книге, куда уж ей было во всем разобраться. Не просто так Федор Устинью выбрал, он ее силу чувствовал, от Аксиньи и десятой части не получить такого. Сейчас Устинья с Борисом была связана, но даже тех крох, которые от нее просто ощущались, рассеивались вокруг, хватало людям, чтобы улыбаться, успокаиваться, жизни радоваться. Малые эти крохи были от того, что Борис получал, а и те больше давали, чем Аксинья под принуждением.

А еще…

Федор знал, что можно привязку порвать между Устей и Борисом. И что на себя ее замкнуть тоже можно, да для этого кровь потребуется. И ритуал черный, и смерть Бориса, ну так и что же? Смерть и так Федор планировал для брата, а все остальное…

Надобно ему?

Значит, и сделаем! Матушка сделает, не то и сам Федор справится.

А для начала надобно Устинью к себе забрать. А еще… познать ее. В том самом, библейском смысле, и когда она при этом ребенка потеряет, еще и лучше будет. Тогда между ними уже привязка возникнет, пусть покамест на ненависти, да это и неважно. Любовь, ненависть – тут главное, чтобы чувство сильное было да искреннее, а поменять их – дело житейское. Говорят же, от любви до ненависти один шаг, и Федор о том хорошо знает.

Покои брата стрельцы охраняли. Двое, стоят с бердышами… и не спят почему-то? Федора то не остановило, и не задумался даже.

– Царевич?

– Мне к брату надобно.

– Не приказывал государь.

Федор ногой топнул, рукой махнул:

– Ну так я приказываю! Слышите?

Стрельцы хоть и прислушались, да не слышно ничего покамест… Михайла первый нож метнул, в грудь стрельцу попал, тот оседать начал.

Федор саблю из ножен выхватил, полоснул от всей души… Не ждал второй стрелец нападения, лезвие горло рассекло, кровь из жилы сонной потоком хлынула. Пару секунд стоял он еще, потом осел на пол, Федор и не посмотрел на него. Ясно все – труп уже, чего там смотреть на них, выглядывать?

И дверь толкнул.

Комната, вторая… вот и опочивальня.

И на кровати широкой два тела. Балдахин опущен, одеялом они прикрыты, считай, и не видно ничего… Так и рубануть бы Борьку поперек, да Устю задеть боязно. Федор к кровати подошел без опаски, в одной руке сабля, с которой капли кровавые на пол падают еще, другой рукой покрывало подцепил, потянул… на кровати лежат два одеяла свернутых. Тут и взвыл Федя голосом нечеловеческим:

– ГДЕ?!

– А кого это ты потерял, Феденька?

Боря вроде и не повышал голос, а все одно, подскочил Федор, ровно его шилом ткнули, к брату развернулся:

– ТЫ!!!

И саблей махнул сразу же.

Только вот куда ему с Борисом было справиться? Государь хоть и старше брата был, оружием владел не в пример Федору. Отбил клинок так, что у Федора едва рукоять не вывернулась из руки, сталь о сталь зазвенела.

– Я, Феденька. Что тебя сюда ночью привело?

Федор и таить не стал, мало ему было брата убить, еще и выговориться хотелось, и на труп плюнуть. Он бы и ногами попинал брата, да вот беда – не получается.

– Ты у меня все отнял! Трон, страну, любимую… НЕНАВИЖУ!!!

– Потому и убить меня пришел, ровно тать, в ночи?

Борис клинок в очередной раз отбил, глазами сверкнул, Федор нападал, ровно бык, пер вперед, не оглядываясь и не задумываясь, грязь из него так и лилась, долго ж копилась, вот и вырвалась.

– Я должен на троне сидеть! Я!!! А ты Россу в прошлый век тащишь, ты не понимаешь ничего, мы можем с Франконией да Лембергом вровень встать, а ты…

– Устя?!

Михайла, пока Федор на брата нападал, ничего не видя, по сторонам смотрел. Не верил он, что Устинья мужа надолго оставит, не в ее характере такое. Рядом она, наверняка.

Вот и углядел.

Стоит тень светлая рядом с занавесью, шаг сделает – и из виду скроется. А глаза сияют зеленью, яркой, лесной, искристой…

– Чего тебе, Ижорский, надобно?

Федор на эти слова тоже обернулся, ровно на секунду спиной к Михайле оказался повернут, а тому больше и не потребовалось.

– УСТЯ!!! Сюда иди! НУ!!!

А больше и не успел он ничего сказать. Захрипел, выгнулся…

Михайла от царевича отскочил, клинок оставил, да и чего его выдергивать? Ножей он с собой десяток взял, на всех хватит.

Федор на пол опустился… глаза навыкате, кровь изо рта плеснулась… Он уже понял, что проиграл, что предали его, понял, КТО предал, и Михайла не отказал себе в маленьком удовольствии:

– Устя тебя, царевич, с самого начала ненавидела. И я тоже…

С тем Федор в вечность и ушел. И сколько ж ненависти на его лице было, мог бы – зубами б загрыз! Но Михайле было все безразлично.

Он вперед шагнул, руки в стороны развел:

– Государь, в палатах сто рыцарей Ордена Чистоты Веры, скоро они здесь будут. Бежать тебе надобно.

– Откуда знаешь? – Борис абы кому верить не собирался, тем более человеку, который в спину бьет.

– Их сюда Истерман привел, по просьбе Любавы. А еще в порту они есть и в казармах стрелецких, чтобы никто тебе на помощь прийти не успел.

– Гадина! – Устя не сдержалась.

Борис ругаться не стал, Михайле в глаза посмотрел жестко, холодно. Хоть и совпали его слова с тем, что уже ведал государь, а только…

– Тебе я почему верить должен?

– Не верь, государь. Я тебя и сам ненавижу. – Михайла прямо в глаза Борису посмотрел. – Устя соврать не даст, она мне люба, а ты нас обоих ее лишил. Федор на ней жениться хотел, да и я о ней мечтаю с первой встречи нашей. А ты… Верно Федька сказал: Устинью ты у нас обоих отнял.

– И что ж тебе сейчас вмешаться повелело?

– Она тебя любит, государь. Тебя убьют – она погибнет. Я сначала хотел ее увезти, а потом и понял, смысла в этом нет. Можешь меня потом казнить, все одно мне жизнь не в радость будет, а сейчас… уйди отсюда, Бога ради! Ведь придут, убьют…

– Уже идут, – прислушалась Устинья.

Борис плечами пожал, к стене подошел, коснулся, к Михайле спиной не поворачивался предусмотрительно, глядел так же строго.

– С нами пойдешь или тут останешься?

Михайла и думать не стал.

– Я первым пойду, вы за мной.

И в потайной ход шагнул. Понятно, государь ему спину не подставит, а Устя… она следом за ним шагнула, плеча коснулась:

– Спасибо тебе, Михайла.

Обернуться бы сейчас, обнять ее, любимую, недоступную, поцеловать, о чувствах своих сказать…

Михайла себя силком сдержал, фыркнул в темноте:

– Давно мне Федьку убить хотелось, боярышня, сейчас удалось – вот и ладно.

Он не видел лица Устиньи, но точно знал – она улыбается. Молча они по лестнице вниз спускались, Михайла за стену держался и знал, что за ним Устя идет… Можно даже вообразить на секунду, что одни они в ходу потаенном. А потом по ушам вой резанул, дикий, истошный, даже в потайном ходе он слышен был.

Так воет волчица, утратившая своего волчонка.

* * *

– Бой во дворце!

Варвара к царице вихрем влетела.

– Бой?!

Любава удивлена была. Она все верно сделала, она знала. Но… Кто?!

– Не знаю, чужаки какие-то, их главного я ранее не видела никогда! Любушка, что делать-то?!

Любава долго не раздумывала.

Ежели бой… кто-то прознал об их планах, кто-то предусмотрел. Кто-то сюда людей привел! И это уже после того, как ее заклятье легло.

Может этот кто-то Борьку упредить?!

А ведь… и может! И Борька удрать успеет! Тогда Любаве к нему идти, да не одной, а с рыцарями, чтобы ему не спастись…

А почему Любаве, так и это понятно. Кто еще-то ходы потайные знает? Она да Федька, да сам Борька, может, еще и Устька… Руди и тот не поможет, она сама ему все тайны не раскрывала, не вовсе ж она дура?

И десяток рыцарей при ней…

– За мной идите. Варька, а ты давай к Ксюхе, мало ли что этой дуре в голову взбредет, ежели вдруг проснется.

– Хорошо, Любушка.

Кивнула Любава да и к выходу поспешила.

Борьку перехватить надобно, когда не спит он. А защитников его – убить! И Устинью убить, очень Любаве не нравилась одержимость сына этой гадиной.

Но когда влетели они в покои государевы…

Неладное Любава еще на подходе заподозрила, два тела стрельцов в коридоре увидав, а когда в покои вошла, в спальню…

Из сотен, из тысяч людей она бы сына своего узнала.

Лежал на ковре ее Феденька и был безнадежно мертв: убит кинжалом под лопатку.

Тут-то и взвыла Любава, остаток разума теряя. Жаль только, что сообразительность не делась никуда, оглядела она комнату взглядом острым да и приметила пару капель крови у потайного входа.

И открыла его.

– Туда! Туда они ушли…

В потайной ход кинулись рыцари, за ними Любава полетела, на Федора она даже и взгляда лишнего не бросила, да и к чему?

Сын ее?

Не просто сын, а планы ее на трон Россы, на власть, на деньги, почести, все прочее, что корона несет с собой, право казнить и миловать, изгаляться над людьми, как ей пожелается, самодурствовать и своевольничать. Не Федору ж ее останавливать!

Ему дай игрушку какую, он в нее играть и будет… та же Устька! Все с нее наперекосяк пошло, своими руками удавит Любава эту гадину!

Не сына она жалела и оплакивала, планы свои загубленные. И мстить не за Федора будет. Сейчас-то и убьет она Бориса… Ан не все потеряно будет! Объявлено, что Ксюха беременна, что Устька беременна… Ну так в родах и умрут негодяйки, а ребенка Любава сама воспитает! Надобно только Устьку поймать! Ксюха-то точно не беременна…

Ничего, не уйдешь, мерзавка! На глазах у тебя Борьку прикончу, сердце ему сама из груди вырву! А ты любоваться будешь… НЕНАВИЖУ!!!

* * *

Две дружины резались – только звон стоял.

И рыцари Ордена – противник серьезный, но и дружину себе Божедар подобрал не из последних, те с кем только переведаться не успели! И с кочевниками, и с таежным народом, и с жителями далекой страны Катай, и с разбойниками резались, и пиратов ловили…

Всякое было.

Рыцарям более привычно было иное.

Когда на коне да с копьем, со щитом на врага летишь, конно и оружно, и враг сразу боится, потому что свою смерть видит. На коне рыцарь практически непобедим.

Но и без коня рыцари себя в обиду не дадут. Умеют они и пешими воевать, и всяко.

И оружие у них хорошее, и доспехи, пусть и не полный доспех сейчас на каждом – кольчуга, поножи да наручи, шлема нет даже, но и того достаточно умелому воину.

И жизни они свои продавали дорого.

А только и Божедар на оружие для своих людей не скупился, и готов был он врага встретить. А вот рыцари не готовы.

Они-то пришли сюда перерезать беззащитных… Ладно, может, и было бы небольшое сопротивление, случись, как они хотели, но большая часть россов полегла бы сонными, после ведьмина колдовства. Так бы, сонными, их и взяли в ножи.

Они наткнулись на сильное и умелое сопротивление. И бой затягивался.

Руди видел это. И… не питал напрасных надежд.

Истерман был неглуп, чем ему грозит поражение, знал, а потому смотрел внимательно. Нет-нет, не принимал участие сам, он не воин. Был когда-то, да и сейчас не оплошает в схватке, к примеру, не даст себя зарезать сразу же. Но тягаться с опытными и умелыми вояками? Лезть в схватку двух волков?

Такое пусть кому другому достанется. Руди мог оценить незнакомых вояк и понимал – они не хуже рыцарей, может, даже лучше в чем-то.

И схватки в тесноте, в помещении для них привычны.

Для рыцарей – не вполне. Они себя в палатах чувствуют неловко, а вот их противники – ни капельки.

Вот двое рыцарей нападают на одного и того же врага. Кажется, сейчас они его просто сметут, а нет! Мужчина вьется, ровно змеей, принимает один клинок на небольшой круглый щит, второй не отбивает, отводит в сторону, под его прикрытием бьет ногой – и следует крик рыцаря. Ногу ему, кажется, не сломали, но… удар, да по голени, – это отнюдь не трепетная ласка. А пока этот припал на ногу и не соперник хотя бы на пару секунд, воин занимается вторым. Бьет снова подло, в бедро, каким-то незнакомым ударом, и кажется, ломает кость…

Это описывается долго, а на деле занимает, может, десятую долю минуты.

Руди оценил выучку незнакомцев, пару минут подумал – посмотрел, как режут рыцарей Ордена, и пришел к печальному выводу.

Их убьют.

Им просто не выдержать, не выстоять… Сколько врагов заберет с собой отряд магистра де Тура?

Может, три десятка. Может, четыре… Только вот и сам магистр мертв уже, а воин, его одолевший, сейчас с тремя рубится, и КАК!

Ровно со щенятами какими!

И рубится, и побеждает, и видно сразу, что ему это не в тягость, не в усталость, он и один тут всех прикончит и пиво пить пойдет… Да что ж за кошмар такой?!

Откуда он взялся?!

Коловрат на груди у Божедара блеснул, и Руди того хватило. С лихвой.

Волхвы?

А кто ж еще может, кому еще надобно… кто б тут вмешался?! Только эти твари…

А ежели и кто из волхвов тут? Тогда… Тут Руди холодным потом и облился. Тогда спасать надобно, что еще получится! К примеру, Любаву. И Федьку!

Ежели они живы будут, остальное все исправить можно, так или иначе, но ежели нет… Убьют Любаву – Федька вразнос пойдет, до сих пор он себя сдерживать не умеет. Может, и не получится у него никогда, все ж ритуальный ребенок…

Да-да, и про ритуал Руди знал, и сам поучаствовал, и вообще его это сын. Он бы и без ритуала кого сделать мог, да вот беда – Любава бесплодна оказалась. Плата такая за чернокнижие, и не обойдешь ее, не перепрыгнешь.

Отмолить можно было, ну так Любава на это никогда не пошла бы – и натура не та, и характер не тот, и смирение… она и слова-то такого не ведала!

Убьют Федьку – тогда вообще всему их плану конец.

Всему.

Руди встряхнулся, бросил прощальный взгляд на свалку, которая кипела в Сердоликовой палате, и выбежал за дверь. Ему Любаву найти было надобно.

Спасать, спасать то, что можно еще спасти! Уводить корабли, дать весточку магистру Эваринолу, что-то придумать, договориться… Борис?

А ежели и правда его – того? Убили?

Но Руди на это не слишком надеялся. Волхвы – такие… волхвы! Ни убавить, ни отбавить. Коли де Тура засада ждала, наверняка волхвы государю все объяснили, а Борис не Федька, у него и ума и решительности достанет с лихвой. И сам засаду подстроить мог…

Почему чужаки?

А, и это Руди тоже понял.

Поди, узнай, кто там Любаве помогает, кто упредить мог бы… Могли! Еще как могли, а когда не упредили Данаэльса, стало быть, сами не ведали ничего. Нашел государь на стороне кого-то, привел потихоньку, вот и режутся два отряда.

Точно, Борис… его рука чувствуется, умен да хитер, подлец!

Руди бежал по коридорам, и было ему откровенно страшно.

К Любаве, скорее к Любаве! Вместе они обязательно что-нибудь придумают!

* * *

Внизу, с лестницы спустившись, на развилке, остановился Михайла.

– Налево иди, – Борис подсказывал негромко. – Там место хорошее есть, и засаду устроить сможем.

– Засаду?

Михайла все титулы отбросил, понимал отлично: не пережить ему этой ночи. Федора он своей рукой убил, Борис такое ему не простит, не спустит. Не сможет просто.

А может, и еще кто до него доберется. Только это не так важно было, потому что Устя рядом была, и запах ее он чувствовал, и взгляд, словно она рукой своей его по плечу гладила. Что ж, ежели жить рядом с ней не получилось, так хоть помереть, защищая ее. Вот такую, любимую, недоступную… чужую жену, в другого влюбленную.

Несправедливо?

А то в жизни справедливости много! Ложкой греби, лопатой в пасть забрасывай! Михайла на нее и не рассчитывал никогда.

– Любава эти ходы тоже знает, – Борис говорил спокойно. – И выла она там… догонят быстро.

– Уходи, государь. И Устю уводи, а я их задержу, сколько смогу.

Михайла и не колебался ни минуточки.

Борис головой качнул:

– Нет. Иди быстрее, как до места дойдешь, покажу я вам еще один секрет. И ты мне хранить его поклянешься.

– Поклянусь, государь.

– Так иди быстрее…

Борис улыбался. Шел, смотрел на жену, которая впереди шла, и улыбался. И была на то причина.

Когда отец ему рассказал, что Любаву во все посвятил, что ходы ей показал потайные, обиделся юный Боря тогда смертно. Да что ж это такое делается-то? Вползла гадина в палаты государевы, отца отняла, сына родила, а теперь еще и тайну отнимает? Почти личную, государеву?

А что, Борис не государь ли?

Пусть в будущем, ну так… мог бы и у него отец спросить, кого водить по тем ходам, а кого и не водить.

А потому…

Когда Борис на трон сел, Любава не постоянно в палатах жила. Федор хворал часто, припадки у него были вот она в Келейное выезжала, жила там месяцами. А Борис – ну что ему лет-то было тогда? Захотелось ему такое, чтобы не знала о том Любава! Чтобы никто, считай, не знал… Попросил он о содействии дядьку своего, Ивана Никифоровича, тот уж умер давно. И тогда-то дядька стар был, а неглуп. Он Борису и бригаду каменщиков нашел, и сам за ними присмотрел, и секретность соблюсти помог… И получилось ведь!

В нескольких потайных ходах оборудовал Борис ловушки. Не так чтобы сильно хитрые, самые простые. Плита с механизмом поворотным, такие-то еще невесть когда знали. Наступит человек на плиту, пока ловушка не работает, плита клином держится. А как опустить рычаг, который Борису ведом, так клин выбьет, плита проворачиваться станет. Кто на плиту наступит, тот в каменный мешок и рухнет. А там уж…

Там уж Борисова воля.

Можно плиту повернуть, можно достать оттуда человека. А можно и не поворачивать.

Ловушки широкие по приказу его вырыли, пожалуй, человека три поместятся. И не выберутся.

Кольев на дне мало, всего три штуки. К тому времени как все готово было, охладел чуток Борис к своей затее, детской она ему показалась. Но не бросать уж было, деньги пло́чены, мастера работают. Да и не в кольях опасность тех ловушек, в другом. Когда плиту он опустит, человек в ловушке попросту задохнется. Воздуха-то там не хватит надолго, может, на час или два…

И – все.

Жестоко это? Так ведь Борис и не собирался абы кого в тех ловушках морить, а враги сами и виноваты. Им и поделом будет.

Любава?

Ну… кто получится, тот и получит. С лихвой^[120].

Щадить Борис никого не собирался. Ежели Агафье и не верил он до конца, то Федька – брат – все подтвердил. И поступком своим, и словами…

Почему так?

За что?

Ответа не было. Но Борису было больно. Он ведь Федьку маленьким помнил, и веселым, и любопытным, уж потом Любава ему в уши яд капать начала… Дура! Потом, все потом. А когда-то у них все могло получиться, они могли стать братьями.

Не сбылось. И Борису было этого очень жаль.

* * *

Никого не было в покоях Любавы, разве что Варвара к Рудольфусу кинулась:

– Руди!

– Где она?!

– Федора убили… Любава побежала…

Из бессвязной речи понял Рудольфус, что произошло, и аж зажмурился от отчаяния.

Все пропало.

Все потеряно.

Ежели Федька мертв, то шансов у них нет никаких. Конечно, Устинья беременна, но тут… нет, Руди напрасных надежд не лелеял. Нет у него там шансов даже рядом оказаться. Ежели и не скажут ему впрямую ничего… даже случись что с Борисом, Устинья первой Любаву изведет, а вторым его. И обольщаться не стоит. И сможет, и успеет, и рука у нее не дрогнет. Не тот характер.

Шансов получить Россу мирным путем нет у них.

Война?

А войной тоже идти бессмысленно. Когда б убили государя, когда б смута началась, может, и справились, да только не получится такого. Не будет смуты.

Кого своего Устинье предложить? Вообще смешно и подумать о таком. Она мужа так любит, что хоть ты ей короля франконского подсунь, коий своей галантностью славится, она на него и не поглядит даже. Побрезгует.

Все, провал.

И что далее делать?

В Россе не останешься, к магистру не подашься, везде клин. Тут Борис казнит, там Родаль…

В помрачении сознания дошел Руди до покоев государевых, поглядел на тело Федора, присел зачем-то, щеки его коснулся:

– Эх, сынок…

Никогда не называл Федьку так, нельзя было. Ну, хоть раз в жизни.

И так тоскливо на душе стало… Вот вроде бы и рвался куда-то, мчался, добивался власти, а зачем? Может, и надо было, как брат советовал во времена оны, жениться на Марте Гермс, мызу завести, коровок…

Сейчас бы и семья была, и детишки, и внуки уж…

Поднялся Руди да и побрел, пошатываясь, из дворца. Ничего его более не держало, ни тут, ни в жизни самой.

Любава?

А что она сможет теперь? Потрепыхаться? А это как курица с отрубленной головой, жить не получится, разве пару минут подергаться.

Руди себя такой курицей и ощущал.

Потому как зря.

Все было зря.

* * *

Любава бежала, ног под собой не чуяла.

Федя, ее Федя!

Росса, ее Росса!

Не отделяла она сына от короны, от страны, оттого и больно сейчас было, и ярость внутри кипела неистовая. Что б там ни было дальше, убийц его она сама на клочья разорвет, голыми руками!

По кусочкам отрывать будет, зубами отгрызать!

Мчалась, ровно эриния на крыльях мести своей^[121].

Те, кто Феденьку убил… они только потайным ходом уйти могли! Больше никак! И запах гари факельной ее слова подтверждал.

Борька?!

ОН?!

Тогда она сама его убьет, зубами глотку перервет…

Ходы Любава и правда хорошо знала, потому и нагнала беглецов быстро. Вот уж и огонек впереди затеплился, явно там они… негодяи!

– СТОЙТЕ!!!

Никто не остановился, огонек удалялся, Любава взвыла вовсе уж жутко – и побежала за ним.

И…

Она даже не поняла, как так получилось. Только вот земля из-под ног ушла, и она ощутила, что вниз падает. От сильного удара из нее так дух вышибло, что даже закричать не смогла она. А потом сверху хряск страшный раздался, и что-то теплое закапало, и стон…

И – щелчки, которые знала она.

Ударили арбалеты.

Любава даже и закричать не смогла. Даже и не поняла сразу, где она. А тем не менее царице вдовой повезло. От колдовства своего, от откатов за ведьмовство сильно высохла она в последнее время. Она и не попала ни на один из кольев, миловала ее судьба, проскользнула она меж ними. А вот трое рыцарей из бежавших за нейсудьбы своей не избегли. Следом полетели, один сразу нанизался, второй на другой кол, а третий сразу на два попал. И кольчуги не спасли… Первому кол бедро пробил, кажется, не живот, ан бедренная артерия – с ней шутки плохи, в минуту кровью истечешь, как и произошло. Второй грудью на кол попал, не проткнуло его, в кольчуге-то, а грудь так помяло, что не жилец. Третий на кол наискось нанизался, и тоже ему недолго оставалось, только Любава не видела этого. Она стоны слышала, кровь чуяла – и дрожала.

Догнал царицу страх.

Врага не побоялась бы она, и смерти. А вот когда так… и неизвестно что, и не ясно, чего ждать… Так намного страшнее. И арбалеты…

Это была засада?

Но парализованный страхом разум не мог дать ответов. И Любаве оставалось только дрожать.

* * *

– Твоя левая сторона, моя правая.

Михайла кивнул:

Устя молчала. Когда Борис до нужного места дошел, она б то место отродясь не нашла, а Боря вдруг руку куда-то запустил и часть стены снял, ровно щит. Да и был это щит. И за ним обнаружилось…

Сначала рычаг, который Боря опустил вниз с усилием немалым, прислушался, кивнул довольно.

– Давно не бывал тут, боялся, заржавеет – ан нет! Хорошо мужики ладили! Крепко!

– Ловушка?

Слыхивал о таком Михайла. Доводилось.

И не такое слыхивал. И ямы для врагов делались, и камни им на головы сыпались, и стены смыкаться могли – всякое бывало.

– Ловушка. – Борис с временным союзником смирился, хоть и решил за ним приглядывать. – С арбалетом умеешь?

– Белке в глаз не попаду, но и не оплошаю.

– Хорошо. Стороны поделим – и бей. Пусть не в глаз, арбалеты мощные, и кольчугу пробить могут, ежели попадешь удачно.

Михайла кивнул, болт на тетиву наложил, арбалет взвел.

И заметил, как Устя на него смотрит. Пристально, внимательно… подвоха ждет.

Само с уст рванулось горькое:

– Не бойся. Он тебе дороже жизни, а ты мне. Не обману.

Устя головой покачала:

– Прости, Михайла. Жизнь так сложилась, не вольна я в своем сердце.

Борис смотрел серьезно:

– Любишь ее?

– Люблю.

– Тогда приказ тебе. Ежели что плохое со мной случится – увези Устинью из города, сбереги. Не дадут ей тут жизни, и ребенка удавят.

– Боря!

– Так надо, Устёна! И ты пообещай, когда что – ты ради нашего малыша жить станешь!

Устя губу прикусила.

Жить…

– Это не жизнь будет. Но обещание я тебе даю.

Михайла усмехнулся только. Ох уж бабы эти… обещание она дала. А какое – про то умолчала, белыми нитками ее хитрости шиты, да разоблачать некогда. Вот уж погоня приближается, Борис как-то хитро факелом зажженным повел – и затопали преследователи быстрее, азартнее, отсвет увидели, цель почуяли рядом, вот-вот догонят, зубы сомкнут на горле!

Как приблизились на свет факела, так и полетели вниз. Передние точно, а потом Михайла выстрелил.

Перезарядил арбалет – и еще раз стрельнул. Третий раз уж не попал ни в кого, а двое врагов корчились, одному стрела в живот попала, второму в ногу, не убежишь. Борис тоже не оплошал, даром что царь, такого и в ватагу взять можно. Двоих положил, одного насмерть, второго в грудь… Не сдох, ну так добить завсегда можно. Только вот…

– Не упаду я?

– Нет.

– Тогда сейчас вернусь.

Ножей у Михайлы хватило, да и не сопротивлялись рыцари, болью парализованные. Хорошо только, что государь Устинью отвернуться заставил. Понятно, добивать надобно, а только у баб к тому отношение странное… дуры как есть. Каждому ясно, нельзя за спиной живого врага оставлять, а они начинают страдать да о милосердии вопить. Тьфу!

Устинья молчала.

Борис кивнул, как Михайла вернулся.

– Благодарствую.

И ни слова больше. Ни посулов тебе, ни обещаний… Только вот в одном слове больше весомости, чем у Федьки в часовой речи. Ну так оно и понятно – кто царь, а кто медяшка стертая.

Борис тем временем вперед шагнул, ногой на угол ловушки нажал, плита вертикально встала. Государь прицелился, в одного из рыцарей выстрелил, добил. Михайла рядом с ним встал.

Мало ли что, так оттолкнуть его, стоит тут, смотрит… чего на дохлятину любоваться?

Ан… шевелится?

Михайла Бориса и откинул, оттолкнул так, что тот Устю локтем задел, выругался, но не до ругательств было Михайле. А вдруг ножом кинут?

Он бы и попал, и докинул… Что там на дне шевелится? Вроде и не так глубоко, может, два или три роста человеческих, лучше не рисковать.

Или…

Михайла прищурился – и едва не онемел. На дне ямы медленно распрямлялась… царица Любава!

* * *

Повезло Любаве, не погибла она на кольях. А как свет увидела, так и вовсе распрямилась, вылезти попробовала.

Мертвяков бояться?

Да страх и рядом с ней не пробежал бы сейчас, царицы бы испугался. Баба, когда полубезумная, она и черта напугает так, что тот в раю спрячется.

Грязная, растрепанная, с горящими диким огнем глазами…

– Ух ты! – высказался Михайла. – Говорил Федька, что мамаша его ведьма, но я не думал, что так-то… жуть какая!

Устя шаг сделала, рядом встала, за ней Борис. Смотрели молча.

Любава их тоже увидела – и ровно обезумела:

– ВЫ!!!

Такой визг с ее губ полился, такая грязь, что Устя едва уши не зажала. Противно слушать было. Да и надо ли?

– Боренька, может, оставить ее покамест здесь? Некогда нам…

– Оставить?! Не смей!!! Вытащите меня, немедленно!!!

– Ага, чтобы ты нас убить попробовала? – Из Михайлы мальчишка-скоморох лез неудержимо. И то, сколько он по дорогам бродяжил. – Ищи других дураков! Чего ты сюда прибежала – в спальне не сиделось?!

Любава глазами сверкнула:

– Вытащите меня.

– Кто привел врагов в мой дом? – жестко спросил Борис. – Ты хотела, чтобы меня убили, а Федька на трон сел? Отвечай, гадина!

Любава вспомнила, что сын… зубы оскалила:

– Ты!!!

– Не, это я его убил, не он. – Михайла решил, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, ухмыльнулся Любаве. И разум если и не окончательно покинул ведьму, то… бешенство взяло вверх, захлестнуло разум, затопило – и сорвалась Любава окончательно:

– Ты?! Тварь неблагодарная, раньше тебя надо было убить, раньше!!!

Устя невольно кивнула, но стояла она чуть дальше от ямы, за плечом Михайлы, вот тот и не заметил жеста, а Любава увидела. И завизжала:

– И тебя, тебя тоже!!! Как всех, как мужа, как Ольку, как…

Борис шаг вперед сделал:

– Мужа?!

Михайла его за плечо схватил, откинуть от ямы, ежели что, напрягся весь, но Борис и не заметил даже.

– Ты моего отца убила, тварь?!

Любава в ответ оскалилась. Видела она, что Борису больно, и ей больно было, и укусить она побольнее хотела:

– Да! Как надоел он мне! Мерзкий, вонючий…

– А еще небось догадался, что Федька – не его сын? – подкинула предположение Устя.

И Любава оскалилась вовсе уж нечеловечески:

– И это тоже! Родинку он углядел!!! РОДИНКУ!!!

– У Истермана такая же оказалась?

– Тебе откуда ведомо?! – удивление даже гнев на секунду пересилило.

Устя головой качнула:

– Чего тут гадать, не могла ты от государя зачать, а вот от Истермана могла, у него родни хватает. Небось приехал кто, а ты и попользовалась.

– Догадливая… – Любава все больше напоминала смерть, как ее иноземные художники рисуют, с оскалом голого черепа.

Борис тоже осунулся, побледнел.

– Отца моего ты не любила никогда, сына от Истермана родила, отца отравила, на меня покушалась…

– Добавь еще, Боря, порчу наводила, – подсказала Устя. – С ее руки легкой на тебе аркан появился, ее сестра и накинула. Так ведь?

– Кто тебе виноват? – оскалилась Любава. – Ты должен был до совершеннолетия мальчика моего править бездетным, а ты с этой гадиной закрутил, да как! Кто ж знал, что она и сама ведьма?

– Ведьма. И ваш аркан почуяла, но не стала шум поднимать. Выяснила только, кто его сделал, да и успокоилась. Порвать-то его и Марина могла, просто так Борис ей не мешал, и вы не мешали. Вы в свои игры играли, она силу копила, мужчин изводила, – Устя была уверена в своих словах. – Ей много силы надо было, чтобы дочь зачать, а для сына – вчетверо. Может, и были у нее на ваш счет планы, да не успела она.

– Ты раньше пришла.

– Федьку своего обвиняйте, я бы к нему кочергой не притронулась, ему моя сила надобна была, его тянуло…

– ГАДИНА!!!

Борис сделал шаг от ловушки.

– Я, государь Россы, мое право и моя воля. За измену мужу, за убийство мужа, за ворожбу черную приговариваю тебя, Любава Никодимовна, к смерти через удушение. Приговор приведен будет в исполнение незамедлительно.

И рычаг повернул.

Повернулась плита, закрыла ловушку, и вой стих, ровно отрезало его.

Борис на пол опустился, Устя рядом с ним, руку его сжала.

– Боренька!

Михайла отвернулся со злостью. Он тут что – бревно бесчувственное?!

Борис руку жены сжал ответно, тепло ее почуял, и легче стало. Самую чуточку, но легче.

– Устя… за что?!

– Она просто дрянь, вот и все. Это как случайная беда, только случай, только игра судьбы, – Устя и не подумала голос повышать. – Просто – случай.

Борис выдохнул, на ноги поднялся. На плиту, под которой обречена была Любава медленно задыхаться, и не поглядел даже. Какое ему дело? Он приговор огласил и исполнил и в своем праве был. Полностью.

– Уходим отсюда. Довольно.

* * *

Божедар потянулся, по сторонам огляделся.

Эх-х-х!

Только-только разогреться успел, а враги-то уже и закончились! Где уж тут душеньку распотешить! Всего сотня рыцарей жизни свои отдала сегодня. Может, чуть поболее, около ста десяти человек…

А его ребята?

Божедар прищурился, тела оглядел… двадцать один. И раненые есть.

Среди рыцарей таких нету.

Эх, все одно много, считай, один к пяти. Надо бы один к тридцати… и то много! Иноземцев сколько ни перебей – все мало, а вот свои…

Семьям он поможет, конечно, да все одно, ребят жалко. А ведь это еще не конец, еще корабли остались, и на них рыцари есть… Туда тоже наведаться надобно. А только сначала с государем поговорить, зачистить все, узнать, что там, в порту…

Не бывает у богатырей жизни легкой, бывает насыщенная.

* * *

– Мы сейчас к палате Сердоликовой выйдем, не в самой, рядом с ней, – Борис коротко объяснял, что будет. – Ты, – кивок Михайле, – про Федьку молчи. Не ты его убил, а кто – неведомо. Понял?

– Понял. А… дальше, что со мной будет?

– Поедет боярин Ижорский в свои владения. Женится да и поедет.

– Я?! За что?!

– Считай, наказание твое. Что – не знал ты об их замыслах? Знал все и виноват тоже, только ты передо мной вину свою искупил. Почти. За то и боярство дарую. А женю, чтобы на мою супругу заглядываться впредь не смел.

– Как будто что-то от женитьбы поменяется.

– Вот и посмотрим. Опять же, у Ижорского дочь осталась, не присмотрена, не устроена. Ей муж хороший надобен, а тебе жена – договоритесь.

Михайлу аж передернуло. Но смолчал, понял, не ко времени спорить.

Вот выйдут они из потайного хода, и уйдет он, возьмет да и уйдет! А чего ему тут?

Устинья рядом с ним не будет никогда, а на чужое счастье смотреть, зубами скрипеть? Таких сил нет у него, да и не будет никогда.

Уедет он, далеко уедет, может, в ту же Франконию, деньги есть у него, а франконцев не жалко.

Вот и выход. Борис в глазок посмотрел, потом повернул что-то, дверь открылась.

– Вроде тихо все. Быстро, выходим.

И верно, тихо было в коридорчике малом, а неподалеку шум слышался, говорили что-то…

– Божедар, – опознала Устинья.

– И боярин Пущин. Что ж, надобно туда идти.

Борис развернулся да в палату Сердоликовую и направился. За ним Устя, а за ними и Михайла… А куда ему еще сейчас? Из коридорчика с кладовками другого выхода и нет, ишь ты, сколько он тут ходил, а про потайной ход и не ведал.

Хитры государи… одно слово – соколиная кровь.

* * *

Варвара Раенская взглядом Рудольфуса проводила, хмыкнула ехидно, приказ царицын вспомнила.

Нашла дуру по твоим поручениям бегать! Да ежели б не Платоша… Любила Варвара мужа, как могла, как умела, оттого и терпела многое, и в делах ему была первой помощницей, и Любаве, но сейчас-то?

Мужа нет, дети в столице и не появляются, рассорились они с отцом намертво, давно уж дело было, и что остается? Власть?

А все, не будет никакой власти…

Вот это все, о чем Любава мечтает… слишком смутно все, неустойчиво, не надобно такое Варваре. А потому о себе позаботиться стоит.

Побежала боярыня в покои к Аксинье, да не просто так. Спала Аксинья, ровно убитая, схватила Варвара свечку горящую, руки женщины коснулась.

Живой огонь завсегда колдовство разрушает, вот и тут – дернулась Аксинья, застонала, в себя пришла. Варвара ее за руку схватила:

– Ксюшенька, бежать надо!!! Проснись, радость моя!

Оглушить бы ее да вытащить, да ведь тащить ее по ходам потайным придется, по улицам, а она ж тяжелая! А у Варвары возраст… Пусть Аксинья сама ножками походит, пока может.

Сидит вот, глазами лупает, ровно сова в дупле.

– Аксинья, вороги в палатах! БУНТ!!!

Тут уж и до Аксиньи дошло, схватилась она за горло.

– А… как…

– Спасать тебя надобно, радость наша, государыня мне поручила, плащ вот накинь, да побежали скорее. Выведу я тебя потайным ходом, побудешь в нашем с Платошей доме, покамест…

Варвара тараторила и суетилась, ровно паук паутиной липкой опутывая бестолковую коровушку, чтобы не задавала та лишних вопросов, не доставляла проблем… Вот и плащ, и ход потайной, Аксинья за Варварой бежит что есть сил… Пусть бежит!

Когда занят так человек, ему думать некогда!

И из потайного хода, и по переулкам, по закоулкам, да поскорее, чтобы дыхание занялось у дуры… и в один из домов неприметных.

– Вот, на месте мы, Ксюшенька. Сейчас, присядь покамест, я тебе сбитня подам, а может, винца лучше?

Измотанная беготней, испуганная и растерянная, Аксинья только кивнула: Варвара ей и налила сразу вина из кувшина.

Трех глотков хватило, ткнулась дурища мордой своей в стол. Варвара жилку на шее потрогала – ничего так, бьется.

– Ты с зельем сонным не переборщила ли? Степанидушка?

– В самый раз будет. Сутки, а то и поболее проспит она, нам с лихвой хватит.

Переглянулись заговорщицы, кивнули согласно. И боярыня Степанида, алую заколку на груди поправив, пошла холопов звать.

Сейчас они с Варварой Аксинью в плащ завернут, холопы ее в возок погрузят – и за город. А там уж…

И ни капельки жалости не было у заговорщиц к бестолковой девчонке, скорее злость да раздражение. Явилась, ишь ты, понадеялась на готовенькое да на сладенькое… А вот поделом дуре!

Нет, не было никому жалко Аксинью, и оттого еще грустнее…

* * *

– ГОСУДАРЬ!!! – Боярин Пущин Господу Богу б так не обрадовался, как Борису. Усталому, измотанному, испачканному по уши…

– Егор Иваныч, не переживай, как видишь, жив, здоров. И я, и супруга моя в порядке. Да с Божедаром не ругайся, когда б не богатырь, и меня бы в живых уж не было, и Устиньюшки моей.

– Государь!

– Что в городе?

– На казармы стрелецкие нападение было, государь. Отбились.

– Эти же люди нападали? Посмотри внимательно?

Пригляделся боярин к доспехам, к оружию.

– Вроде и правда похоже, государь. Да, и перстни у них одинаковые у всех.

Тщеславен был магистр Эваринол, и перстни со знаком Ордена его рыцари носили. Гордились ими даже. Снимали, когда надобно в тайне все сохранить, а сейчас и не подумали. Да кто там, в той Россе, разобраться сможет? Дикари ж!

– Перстни… – Борис аж оскалился волком хищным. – Поговорим мы с теми, кто эти перстни носит… еще как поговорим.

– Орден Чистоты Веры, государь. – Божедар развернулся и в другой конец залы отошел, там, кажись, живой кто?

– Фанатики, – перекосился боярин Пущин.

Устя к мужу прижалась покрепче.

– Устёнушка, может, прилечь тебе?

– Нет, Боря, я от тебя ни на шаг.

Борис и спорить не стал. Понятно, устала жена, понервничала, а все ж так и ей спокойнее, и ему. Что, ежели разлучатся они, волноваться перестанут? Да никогда!

Напротив, он о жене будет думать, мало ли кого не извели…

– Палаты обыскали?

– Да, государь…

Михайла смотрел, как Устинья к мужу прижимается, профиль ее тонкий видел, прядь волос на щеку упала… Красивая. Любимая. Единственная.

Уходить ему надобно.

Когда рядом он останется, не выдержит, сорвется, а Устинья не сможет без мужа, видно это. Он умрет, и она умрет… бесполезно все. А и смотреть на счастье их у Михайлы сил не было, развернулся парень к выходу…

Палата Сердоликовая – это не изба крестьянская, здесь всю думу Боярскую разместить можно, и тесно не будет. И место еще останется, еще на жен боярских хватит. Одних колонн здесь полсотни стоит, толстых, каменных. Михайла от одной колонны к другой перетек… Как и заметил он человека, который арбалет поднимал?

Михайла и сам не ответил бы. Увидел вот…

И понял, что сорвется сейчас стрела с тетивы, полетит в спину Бориса… и Устю задеть может!

Устинья!!!

Михайла и не подумал даже ни о чем другом, крикнул, наперерез стреле бросился.

Что-то в грудь толкнуло, сильно-сильно, и Михайла на спину опрокинулся, да неловко так, ударился всем телом, аж дух вышибло. А потом пришла боль.

* * *

Глазам своим Руди не поверил, когда Бориса увидел. Он из дворца хотел уйти, но…

Вот он!

Стоит, и жена рядом с ним… а Федор мертв. И Любава пропала.

И он, Руди, тоже…

И такая ненависть захлестнула, что все иное неважно стало, развернулся Руди, чей-то арбалет с пола подхватил: Не так чтобы хорошо стрелял он, не благородное это оружие, да тут не промажешь! Прицелился государю в спину, аккурат между лопаток, рычаг взвел…

Стрела уже сорвалась, уже летела, когда кто-то крикнул, наперерез кинулся – тут и на Руди внимание обратили. Словно пелена какая с людей спала.

Руди и не сопротивлялся даже, когда его хватали. И не дергался.

А зачем? Он уже мертв, еще пара минут ничего не изменит.

Жаль только, царя убить не получилось. Вот это жаль…

* * *

Боль заливала все тело, накатывала алыми волнами, разрывала в клочья.

Михайла глаза приоткрыл, застонал.

Рядом Устя опустилась… теперь она над ним склонялась, это ее руки гладили, боль прогоняли. И Михайла улыбнулся ей:

– Устиньюшка, любимая…

По щеке слезинка сбежала, ему на лицо капнула. И вторая.

И ничего лучше этих слез не видел Михайла.

Любимая женщина о нем плачет. И плакать будет… останется он в ее сердце… Михайла руку протянул так медленно, словно к ней гиря была подвешена, слезы с ее щеки вытер.

– Не надо, не плачь, любимая… – выдохнул и умер.

Откинулась набок голова, потухли зеленые глаза. И даже сейчас невероятно, невыразимо красив был Михайла. А Устя плакала, не скрываясь, над его телом.

Борис ее за плечи обнял.

– Мы его с почестями похороним, он ведь меня от стрелы закрыл. Ненавидел, а закрыл. Ради тебя.

Устя еще сильнее разрыдалась.

– Да. А я… я ему и помочь не смогла бы. С такой раной… это не лечить, это с того света возвращать, из Ирия душу тянуть, такое по силам, только ежели всю себя отдать, все в единый миг выплеснуть. А я… не получится у меня сейчас. И ребенка потеряю, и себя погубить могу.

И еще пуще разрыдалась.

Михайле болт позвоночник перебил, жилу кровяную внутри разорвал, чудо, что с такими повреждениями он хоть несколько минут прожил… У Федора тоже шансов не было, но там рана другая была. С ней Устинья справилась, всю силу выплеснув, а сейчас… не могла она сейчас так поступить!

Не могла!!!

Ей и Агафья так объясняла: когда беременна волхва, то до какого-то предела можно силы отдавать, а потом – выбирай: ты, ребенок или тот, кого ты спасти хочешь.

Кого-то, но потеряешь ты. А ежели что не так пойдет, все умрете, втроем…

И Устя рыдала. И от осознания своей вины, и от того, что любил ее Михайла… И ведь не ее защищал, Бориса, понимая, что Боря для нее ценнее жизни, и… останься жив Михайла, все одно ее ненависть не делась бы никуда.

Не забудет она той черной ночи и той черной жизни не забудет.

Но теперь сможет… простить?

Или понять Михайлу? Или это в ее памяти два разных человека будут. И оплакивать она его будет искренне, и на могилку ходить, и детям обо всем расскажет…

А… кто стрелял-то?

* * *

Когда к Руди государь подошел с женой под руку, Истерман так увязан был, что колбасе впору. А смотрел даже не зло – тоскливо. Как волк, попавший в капкан. И завыл бы, да ему в рот палку вставили, завязочки на затылке, не укусил бы негодяй яда хитрого, не помер раньше времени.

– Вот так добыча! – Борис едва не облизывался. – Боярин, распорядись. В Пыточный его, и пусть со всем бережением допрашивают, не дай Бог с собой покончит или о чем спросить забудут! Он у меня до донышка выльется! Понял?

– Как не понять, государь! Исполню со всем старанием!

Стрельцы Истермана подхватили, потащили, а Борис на Устю посмотрел:

– Душа моя, как ты, еще потерпишь?

– Конечно, родной мой. Сколько надобно.

До позднего вечера терпела Устинья.

Допросы терпела, разговоры, дела важные, ровно тень за мужем следовала, оглядывалась. А вдруг?

Но более никого не было.

И только вечером, оставшись с Борисом наедине, позволила она себе разрыдаться на широком мужском плече. Разрешила слабой стать, беспомощной.

А Борис гладил жену по волосам и думал, что день они чудом пережили. Но что еще впереди будет?

Жив еще Орден, не закончен бой. Что-то придумают вороги?

(обратно)

Глава 9

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Боря спит-почивает, а ко мне и сон нейдет. Муж почти сразу как до кровати добрался, так и упал, считай, без чувств, а я не просто так сижу, думу думаю.

Разошлись дорожки, поменялось полотно Живы-матушки. Хуже ли оно станет, лучше ли – не ведаю, а только для меня завсегда лучше будет, ежели Боря жив. Не способна я о высоких материях, видно, думать, бабский ум проще мыслит. Были б мои родные да близкие живы и здоровы, мне и того довольно будет.

Боренька жив, и малыш наш живой, растет во мне.

Любава умерла сегодня. Я точно знаю, она через час умерла после того, как Михайла ушел, может, чуточку поболее часа. Так четко я это ощутила, ровно свечу задули. И знаю, последние ее минуты страшными были.

А не жалею. Ни капельки ее я не пожалела.

Она ведь до последнего укусить, уязвить старалась, зубами бы загрызла, когда рядом оказалась, так за что жалеть ее? За то, что зло, как гадюка, свою же хозяйку ужалило?

А и поделом ей.

Федор?

И того не жалко мне. За все, что с Россой сделал он в той, черной жизни моей, ему и шесть смертей мало было. И ведь не просто так пришел он. За мной пришел, с намерением похитить, утащить, а уж что бы он со мной сделал – даже и подумать противно, тошнота накатывает, накрывает.

Мерзость!

Михайла вот…

Странно, но его мне даже жалко. Не забылось все, что творил он, помню я, как он Аксинью растоптал, что со мной сделал, что по приказу Федора творил, сколько людей хороших со свету сжил, а только вот… и ненавидеть, как прежде, не могу я уже. Может, и не таким он плохим человеком был, и меня-то любил изначально, а только что Федор, что мамаша его – они как смола липучая были. Попали на тебя брызги, а на них потом такое поналипло, то ли человек, то ли черт какой…

Не успел еще этот Михайла полной и бесповоротной мразью стать, так я о нем и думать буду. Так и вспоминать. Сына в его честь не назову я, ни к чему, а все же…

Покойся с миром, Михайла Ижорский. А я к тебе на могилку ходить буду и душу твою поминать… Может, и легче тебе от этого будет, кто ж знает? Простила я тебя и отпускаю с миром.

Истерман.

Тоже гадина.

Двадцать с лишним лет Федьке было, так когда ж это все началось? Пусть из него палачи все вытряхнут, не пожалею, не посочувствую. На мужа моего он руку поднял, за такое сама бы разорвала в клочья.

Книга Черная, лютая, колдовская… А кто-то остался из этого рода поганого? Когда посчитать?

Есть кому наследие ведьмовское принять?

Мать у Любавы умерла. Это первое поколение.

Второе – Сара, Любава, Данила. Мертвы все трое.

Третье поколение – Ева, она же Евлалия, и Федор. И снова – все мертвы, и так радостно от этого, ровно медом по душе. Самое время сейчас мерзость эту клещами за переплет, абы не цапнула, да и в костер. Туда ей и дорога, и возродить погань эту будет некому! Нет у этой погани четвертого поколения, не будет уже – и хорошо, ни к чему такое на земле-матушке.

Орден Чистоты Веры еще остается, и с ними что-то делать надобно.

Надобно будет с прабабушкой посоветоваться, как придет она, так сразу и поговорю. Сегодня уж никому и ни до чего было. Завтра с утра Боря объявление для народа сделает, завтра решать надобно будет, что с остальными рыцарями делать, завтра…

Меня лишь одна мысль мучает.

Боря развилки смертельной избежал уже? Или не суждено ему тут погибнуть было?

Бедный мой, любимый мой…

Как же ему больно было сегодня! Он ведь один оставался, совсем один, еще пару месяцев назад у него не семья была, ну так хоть видимость ее. Мачеха, брат, жена… все марой оказалось, мороком наведенным, страшным. И жена не та, и мачеха, и брат не брат…

Он спит сейчас, а моя рука рядом с его лежит, и тепло мое он чувствует. Стоит мне руку убрать, Боря шевелиться начинает, тревожиться… Плохо ему, одиночество к нему подступает. Не успел он еще поверить, что я у него есть. Что ребенок наш есть…

Завтра.

Завтра мы все решать будем.

А сейчас…

Косу завязать покрепче, не рассыпалась бы в ночи, непокорная, а сама под одеяло, к мужу прижаться покрепче, за шею его обнять и зашептать потихоньку что-то ласковое, теплое, успокаивающее, как мать своему малышу шептать будет. Не ради утехи плотской, а просто – теплом поделиться, любовью окутать, заботой окружить и успокоить потихоньку, раны исцелять начать.

Тело – что?

А вот когда душа от боли криком кричит, заходится, тут и тело вразнос пойдет, тут и плохо человеку станет, не одно откажет, так другое подведет. Потому и надо сейчас душу Боре исцелить, чтобы не крутило его так, не ломало бы.

Боренька, лю́бый мой… ни о чем не думай, спи крепко, а я сон твой беречь буду. Люблю я тебя. Больше жизни своей люблю…

* * *

Агафья столько сил потратила, что едва из подвала выползла. Повезло еще – никого не было в доме Захарьиных, холопов и тех не было. То ли разбежались куда, то ли еще что им придумали, неважно это сейчас, главное, дом пуст, хоть ненадолго, это-то она чует, никто не помешает ей… Кое-как нашла она в кладовке продукты, в кусок сыра зубами вцепилась. Потом воды напилась жадно.

Эх, возраст…

Лет сто тому назад и не подумала бы она про упадок сил, а сейчас сидит, дух переводит. Да и куда ей сейчас?

На улицы ночной Ладоги?

Много сил она потратила, случись что – не справится она с татями, а рисковать сейчас никак нельзя.

Не добежит она сейчас никуда, не хватит у нее сил.

До утра тут оставаться надобно, а вот где? Схорониться бы, чтобы слуги не нашли, уж поутру она в палаты государевы побежит. Больше ничем она помочь не сможет.

Подумала Агафья, да в покои боярские и направилась, там на кровать залезла, балдахин задернула.

Наглость?

А что не так-то?

Спит она чутко, ежели войдет кто, проснуться она успеет, а силы восстановить надобно. Авось и в спальню боярскую без лишней надобности не полезут. А и полезут – кто подумает тут волхву искать? Бред, как есть бред…

Устроилась волхва поудобнее и через пять минут уже спала крепко. Почти до полудня проспала она и проснулась бодрой да полной сил.

Вспомнила, где спать устроилась, усмехнулась, потянулась. Теперь-то ее и на морок легкий хватит, не заметит ее никто.

К внучке пора. Только вот сердце опять колет, что-то недоброе чуется. Ох, Жива-матушка, неуж не все еще?

И сама понимает – не все. Цела еще Книга. Искать надобно.

* * *

Кто ночь поспал, а кому и вздремнуть не довелось. Когда поутру от магистра де Тура посланец не прибежал, не сильно встревожились оставшиеся на кораблях рыцари.

Бывает же!

Понятно, кто ранен, кто мертв, кому власть устанавливать, первые дни – они тяжелые самые. Так что… но к обеду уже встревожились рыцари, а к вечеру и человека в город послали.

Троих, одному идти было боязно.

Вот ведь как, в бою не сплоховал бы человек, а тут, посреди леса дикого, страшно стало. Жутко… Росса эта! Как тут люди-то живут?

Тьфу!

К вечеру рыцари в город пошли – и не вернулись.

Не для того Добряна тут с птицами-зверями лесными договаривалась, лешего тревожила. Не прийти – и не выйти теперь от кораблей. По воде, может, и выплыли бы, а по земле не выйдут они никуда, так и будут на одном месте кружиться, покамест не обессилеют, не упадут.

Когда пожелает Добряна, никуда они от нее не денутся, придут по первому же слову.

А только не до них волхве было. Лежала она, и сил рукой двинуть не было у нее. Перестаралась вечор волхва. И то сказать, столько сомов найти, договориться с ними, объяснить, что надобно… Спасибо, когда еще жабры не вырастут! А то и могут!

Рыцари оставшиеся волноваться начали, ну да Божедар их долго страдать не заставил, не зверь же он? На закате пришел, постучался вежливо стрелой каленой в борт ближайшего корабля.

Та едва доску не проломила, с такой силой метнул ее богатырь из лука тугого, с рогами круто изогнутыми…

Вылетели рыцари на палубы, огляделись – стоит на берегу, невдалеке, мужчина в кольчуге. Волосы русые, глаза синие, плечи широкие… Хорош! И стоит как-то так, что понимаешь – не страшно ему. Ни капельки, ни чуточки. Когда пожелает он, сможет всех вырезать, а сам и не запыхается сильно, так, пот утрет – и в новую битву.

Дэни аж облизнулся.

Красавец же!

Магистр Леон хоть и заботлив, а только внешность у него на притязательный вкус Дэни – не очень так уж… мог бы и поизящнее быть, вот как этот незнакомец. Покрасивее…

Интересно, а этот росс знает про особую дружбу? Или правда, что рыцари говорили, непросвещенная тут страна, для них такая дружба – она неправильная, нечистая? Дикари же…

Божедар даже на Дэни и не взглянул, даже мимоходом, еще не хватало глаза себе мозолить.

– Меня хорошо слышно, орденцы?

Переглянулись рыцари, наконец, магистр Колин, за старшего оставленный, кивнул:

– Слышим мы тебя, росс. Чего тебе надобно?

– Мне? Капитуляцию вашу.

Рассмеялись рыцари, да недолго веселье их длилось, потому что бережно положил Божедар наземь лук свой тугой и мешок достал. Черный, глухой… и из него за волосы голову магистра де Тура вытащил.

Дэни визгом своим подавился. Рыцари замерли, ровно замороженные.

– Остальную дохлятину тащить сюда? Али на слово поверите?

Несколько минут молчали рыцари. А потом магистр Колин откашлялся солидно:

– Поведай нам, воин росский, как зовут тебя. Да расскажи, что в столице случилось?

Божедар только усмехнулся про себя.

Воины, конечно, неплохие из орденцев. А только…

Вот оно, отличие россов от иноземцев.

Россы драться будут, даже если понимают, что все плохо, безнадежно, что не выиграют они. Драться будут не за себя, не за свою жизнь – за то, чтобы другим шанс дать. Хоть какой, а шанс.

А вот иноземцам не дано это.

Расчетливые они, в ущерб себе иногда, все стараются предугадать, продумать… Понятно, когда поймут они, что не выиграют, что все одно полягут тут, на поле боя, что не будут их в плену убивать, а может, со временем и обменяют на кого… Нет, не станут они драться.

И ведь не так чтобы смерти они боялись, или боли, или войны… Все это они тоже стерпеть могут. Но им хоть возможность выиграть надобна.

А Божедару что?

А ему лишь бы Росса стояла! А дети его жили и радовались… Выживет ли он или поляжет, не так важно, всяко в жизни случиться может. Любой богатырь ради защиты земли своей живет, на ней же и умирает, в нее же и ложится, силу свою земле-матушке отдает, да и сам от нее силу богатырскую получает. А эти… Да кто их знает?

Нет у них богатырей. Нет попросту. Несчастные люди.

И Божедар внятно, четким голосом, на безукоризненном лембергском – тоже еще, проблема, выучить, – принялся рассказывать о случившемся в Ладоге стольной. Пусть послушают, подумают… он сразу-то на ответе не настаивает. Сутки на размышление он всяко даст.

Вот когда решат иноземцы корабли поджечь, или еще как напакостить, тогда и вмешаться можно. А покамест… пусть подумают, авось и сами сдадутся. А там уж государь решит, что с ними делать.

По уму, казнить бы надобно, а только потом не воскресишь! А в рудниках рабочие требуются… Может, со временем и обменять кого можно будет, кто в живых останется.

Нехорошо так-то?

А они сюда – за солью пришли али пеньку закупать? Они сюда кровь несли, войну, раздор, и не их заслуга, что не удалось им все это проделать. Так что…

Пусть государь их хоть на соснах развешает, честь богатырская от того не пострадает. Только сосны обидятся.

* * *

Борис с утра проснулся веселый, довольный, потянулся, жену невольно потревожил, Устя глаза распахнула, к нему потянулась:

– Боренька, как ты?

Борис к себе прислушался.

– Словно десять лет долой! Даже и самому не верится…

Устя промолчала. По щеке мужа погладила, а сама и подумала, что Любава померла вчера. А она ведь тоже… Аркан на Боре не просто так появился, эта гадина тоже постаралась. Кончилась она, и колдовство ее спало окончательно. И следов не осталось, она-то видит.

Книгу бы еще сжечь, а место, где гореть она будет, солью посыпать.

Боря ладошку ее перехватил, поцеловал со смыслом, Устя к нему потянулась – и очень даже сладкое утро получилось. Вечор не до того было, а сегодня очень уж хотелось жизнь почувствовать, осознать, что обошлось, что других Смерть скосила, а они живы, ЖИВЫ!!!

Только спустя час с лишним с кровати поднялись, руки расцепили, у Бориса по губам такая шальная улыбка играла, что невольно покраснела Устинья.

– Боря… не смотри так!

Подхватил ее государь, на руках закружил по комнате.

– Чудо мое невозможное! Радость моя!

– Любимый…

– Устенька, мне в Разбойный приказ надобно, туда вчера боярин Пущин Истермана доставил, Раенский его точно не уморит, все вытрясет…

– Поедем, Боренька.

– Нехорошо там для женщины…

– Я от тебя все одно ни на шаг, Боренька. Когда не запрешь, не привяжешь – за тобой хоть куда пойду!

И столько света было в серых глазах, что не стал Борис спорить.

– Оденься потеплее, холодно там. И когда себя плохо почувствуешь – скажешь, поняла?

– Да, Боренька.

Покамест слуги воду принесли, покамест одевались, завтракали, тут и Агафья подоспела. Руки в бока уперла, головой покачала:

– Живы? Ну и слава Богу! И Илюшка жив, Устя, ранен чуток, да не сильно. Обошлось у нас все, тати головы сложили, остатки их на реке сейчас, на галерах. Ладога-матушка не выпустит их никуда, не уйти им. Когда ты, государь, дозволишь, просил Божедар те галеры себе оставить, как-никак он их почти с бою взял…

– А что с боя взято, то свято. – Борис сердиться и не подумал, ни к чему. – Что ему еще подарить? Мне для него ничего не жалко, жизнь он мне спас вечор.

Агафья только плечами пожала:

– Есть у него все, государь. Ежели пожелаешь, дай ему чин боярский да землей надели, где он попросит. На севере они с дружиной промышляют, в тайге глухой, вроде как и не наша там земля, ничья, а будет – росская?

– Поговорю я с ним. Но согласен заранее. Что еще скажешь, волхва?

– А чего тут говорить? Ты, государь, рощи наши не сжигай, волхвов не преследуй, то и ладно будет, нам большего-то и не надобно. И про Орден не думай покамест, мало им не будет, Велигнев потому и прозван так, что сила у него ярая, яростная. Такую только в бой и бросать.

– Справится ли он?

– Поверь, государь, Велигнев и не с таким справится. Шума на всю иноземщину будет, я его уж сколько лет знаю, ни разу не оплошал он. Силища у него немеряная, оттого и не любит он ее супротив людей обращать, да тут иное дело. Они к нам тоже не с пряниками пришли, а каков привет, таков и ответ.

Борис кивнул:

– Хорошо… бабушка. Ты покамест Устю погляди, переживала она вчера сильно.

– Оттого и цветет, что та роза, и синячок на шее не прикрыт.

Устя покраснела, Агафья только фыркнула:

– Все у нее хорошо, государь. А только есть еще один вопрос, считай, семейный.

Устя его первой угадала:

– Аксинья?

– Именно.

– Бабушка…

– Уж больше сотни лет как бабушка. Уже и прабабкой стала давно, – заворчала Агафья. – Устя, ты мне ее отдай, поняла?

– П-поняла. А почему ты так хочешь, бабушка?

– А ты с ней что сделаешь?

– Ну… когда беременна она…

– Ты сама в то не веришь.

– Не верю. Чернокнижные ритуалы просто так не проводятся, не думаю я, что Ася беременна.

– То-то и оно. Была б она в тягости, можно бы тут оставить. Инше в монастырь можно, а только и там ей плохо будет. Была девчонка не хуже, не лучше остальных, а только плохо для нее все сошлось. Любовь эта несчастная, месть за то, что не сложилось так, как хотелось ей, а тут еще Любава ей душу растревожила, золото да власть показала. Не успокоится теперь Аська.

Устя только голову опустила:

– Моя вина. Не уберегла я ее.

– Как бы ты взрослую дурищу-то уберегала? Сама она решения принимала, да, в обиде, в злости, а только кому и в смертной обиде не придет в голову своим-то пакостить. А Аське не просто пришло, там половина от дурости, а вторая от зависти. К тебе зависти. Когда рядом она останется, все перепортит, что сможет, а чего не сможет испортить, то оплевать постарается да грязью забросать. И найдутся у нее и помощники, и потатчики, на дурное дело завсегда они находятся.

Устя голову опустила:

– Бабушка, я… моя вина.

– Ты не могла сделать так, чтобы ее полюбили. Тут другое ты изменилась, и жизнь твоя изменилась. Когда б Аська меняться стала, многое бы с ней вместе поменялось, или другая любовь пришла, или эта ненадобной стала, а только ей меняться и не хотелось. Сидеть, мечтать да царевной сказочной стать.

– Так ведь и получилось у нее… царевной стать.

– И те раны долго врачевать надо будет. Для начала у Добряны она поживет, а потом я ее еще куда переправлю. Так, глядишь, и в разум придет, а когда не получится, за ней хоть присмотр будет.

– Хорошо, бабушка. Как ты сказала, так и сделаем, все одно я кроме монастыря ни до чего не додумалась.

– Монастырь… не для Аськи он, в ней слишком мирского много.

– Знаю. Я надеялась, поживет она там, успокоится, ее обратно забрать можно будет, замуж выдать за хорошего человека…

– Нет, Устя. Не получится так, неладно ты придумала. В монастыре Аська разве что нутро свое скрывать привыкнет, а поменяться – не поменяется. Еще более озлобленной выйдет, на всех кидаться будет, клыки навострит. Может, и не залает, а цапнет сильно.

Устя только вздохнула печально:

– Хорошо, бабушка. Пусть по-твоему будет.

И то… ей монастырь многое дал, да только права бабушка. Многое и от самого человека зависит. Никогда и никому не завидовала Устинья, никогда ничего чужого не пожелала, а Аська… про нее такого не скажешь. И позавидует, и руку протянет… уже протянула. Ох, сестрица…

Вспомнить только ту жизнь, черную, как она даже слово поддержки произнести не захотела, а что ей с того слова? Обе они понимали, что не дадут мужья им общаться, ну так хоть по плечу бы погладила, сказала, что понимает… и того не случилось!

Нет у меня сестры – вот и весь ее сказ. Тогда Устинье больно было, очень больно. И про себя она точно знала, никогда б она сестре не отказала, поменяйся они местами.

Да, многое от самого человека зависит, очень многое.

– Ты, Устя, о муже и ребеночке думай, а там и родители вернутся, и Машутка приедет, чую я, дружить ваши дети крепко будут.

– Хорошо бы!

– Это о хорошем было, дети, теперь о плохом я вам скажу. Не просто так меня вечор потянуло, нет в том подвале Книги Черной.

– Как?!

Устя побелела, ровно стена, за горло схватилась. Агафья головой покачала:

– Ты так не бойся, дитятко, кто бы ее ни унес, сразу не попользуется. Все, пресекся род Любавин, теперь Книга себе должна нового хозяина выбрать. Или хозяйку, а на это время надобно.

– Много ли того времени потребуется, бабушка?

– Устя, не просто так бабы ведьмами становятся, либо сила должна быть в них, либо… такая ненависть, что и подумать страшно. А я вечор посмотрела – Книгу взяли, баночки-скляночки оставили. Никак, вернуться за ними еще хотят, не торопятся, не опасаются.

– Бабушка, кто ж ее взять-то мог?

– А много кто про нее знал, Устя? Пусть Истермана и про это расспросят, авось и скажет он имя. Там и разберемся.

– Хорошо, бабушка.

– А я и с Добряной поговорю, сегодня не успею уж, а завтра вполне. Найдем мы эту нечисть… так что торопиться не следует, а поспешать надобно.

– Все мы сделаем, Агафья Пантелеевна. Хватит мне этой нечисти в доме, – Борис брови сдвинул:

Устя поежилась, себя за плечи обхватила.

– Вот ведь… ну почему им спокойно не живется никому? Почему им обязательно к нам надо, нашей крови насосаться? За что?

– Клопы, Устенька, другой жизни не ведают. Только такую. А до людей не доросли они, увы.

Агафья улыбнулась ласково, внучку по голове погладила.

Хорошая она у нее, Устинья-то. Хорошая, теплая, добрая. Агафья сначала побаивалась чуток, все ж сила громадная человека меняет, и не всегда в хорошую сторону, а потом успокоилась. Нет в ее внучке злобы, зависти, жадности, а коли так, то и сила не во вред.

И сама Агафья пойдет, дел у нее хватает, и Усте пора уже. Их в приказе Разбойном ждут, там еще Истерман не допрошен как положено.

* * *

– Мы не можем сдаться.

– Мы не можем драться.

– Магистр Эваринол…

– Дикие россы…

Страсти на кораблях кипели нешуточные. Все рыцари на один корабль перешли, думали.

С одной стороны, они и доказательств-то не видели. Мало ли и кто скажет, и что скажет… но голова магистра де Тура настоящая. И вряд ли он позволил ее легко отрезать.

Ежели магистра убили, то и остальных.

Или?..

Россы коварные, могло так быть, что победили рыцари, только магистр погиб? Так-то могло, магистр де Тур от битвы не прятался. А россы потом ему голову и отрезали… Нет, не похоже на то.

Почему не пришел до сей поры никто? Не прислал весточку?

Могли ведь, ан тишина… и посланные в город рыцари не воротились.

А росс за ответом придет, и скоро уж.

Магистр Колин думал долго, потом решение принял.

– Переходим все на один корабль, ведем его в Ладогу. Когда росс правду сказал, мы купцы мирные, закупаться приедем. Когда солгал он, мы об этом узнаем быстро.

Подумали рыцари, да исогласились. Долго ли, скоро ли, перешли на один корабль, якорь подняли, весла на борт втянули…

Ан не двинулся корабль.

Вообще не двинулся.

– Что происходит?! Мель?!

– Не было такого.

– Ну тогда… – Оглядел магистр присутствующих, на Дэни поглядел: – Мы сейчас тебя на веревке спустим, посмотришь, что там, может, коряга какая? Понял?

Дэни жуть как к воде спускаться не хотелось, а только где тут поспорить? Магистра де Тура нет, лишился он заступника, а остальные рыцари его не любят… странно даже, почему так? Он ведь красавец, как ни погляди, и умен, и обаятелен…

Взял он багор, прощупывать, что там под водой, опустили его на веревках…

Дэни и сунуть-то его в воду не успел.

Поднялась из воды рука зеленоватая, в струпьях страшных, пальцем погрозила согнутым. Тут-то и стало парню плохо. Такой визг над рекой понесся – вода дрогнула. А вот корабль как был, так и остался недвижим.

Вытащили парня, кое-как вином отпоили, рассказ его выслушали.

Скрипнул зубами магистр Колин, другого рыцаря послал. Тот багром прощупал воду, только ахнул. Не сняться кораблю никак, сплошная стена корней под днищем, оплела его, вон из воды видны… не уйти никуда.

И это ведь не просто так, когда б оно изначально было, галера бы пришвартоваться не смогла. А они и в бухту вошли, и встали на якорь спокойно… Да и что это за корни такие, которые под днищем растут, а вокруг нет?

Что это за корни, которые весной ранней растут?

Магистр Колин еще подумал немного, а потом приказал под другими галерами прощупать.

И там корни оказались. Тугие, плотно сплетенные, сидит на них галера, ровно курица на яйцах. Точно, россы это, только как они смогли?

Ведьмовство черное?

Откуда ж магистру знать было, что волхва на земле своей может? Уж договориться-то с деревьями, с водорослями – запросто. Они и выросли, как попросили их, и оплели галере днище, они и пылью рассыплются, как попросит Добряна.

Страшно стало магистру.

Когда драться не получается, бежать не дают… Что остается-то?

Ждать. И с каждым часом ожидания им все страшнее становилось, все кошмарнее… И недоброе на берегу чуялось, и звуки раздавались страшные…

Росса…

* * *

Боярин Репьев решил лично начать Истермана допрашивать. Рассказал ему сын, что видел Рудольфуса на улице, заругался боярин:

– Болван ты, Аникитка! Когда б ты мне сразу о том сказал, а я к государю побежал, нам награда была бы! А ты?! К Фиске своей торопился?!

– Батюшка, да я ж и обознаться мог!

– Обознаться мог он… припоминай давай, где ты видел его, с кем видел… все припоминай.

Аникита все рассказал, да только оно сильно и не понадобилось. Руди героем отродясь не был, а сейчас еще и безнадежность добавилась, тоска его пологом своим накрыла.

Все одно умирать, только хотелось бы быстро и чисто. Топором, там, или клинком честным, а не на дыбе изломанным, не в землю закопанным, не после пыток страшных, на которые так у боярина фантазия богата…

Так что говорил Руди, не запирался, его и бить не приходилось. Так, на дыбе растянули, да не слишком сильно, даже суставы толком не вывернули. Это уж для настроения, чтобы точно не запирался пытуемый… Он и не молчал, терять больше нечего было.

Так его Борис и застал.

При виде государя Руди глазами сверкнул, на миг гордость взыграла, да только на дыбе с гордостью неудобно и давит сильно, а потому впустую блеск пропал. И снова вернулся, когда за Борисом Устинья вошла.

– ТЫ! Из-за тебя все!

– В чем я перед тобой провинилась, мейр Истерман? Тем, что убить себя не дала?

– Из-за тебя Федька с цепи сорвался…

– А на цепь его кто посадил? Мать его? Или Сара?

– Ты об этом знаешь?

– Да я почти обо всем знаю, мейр, только за тебя говорить не буду. Ты исповедайся, а как забудешь чего, так я поправлю. Начни со знакомства с Любавой.

Быстро Руди сник, на дыбе не больно-то гордость показывать получается.

– С Любавой… есть ли о чем рассказывать? Она была молода, я молод был…

Устинья слушала молча.

В общем-то, все так и было, как догадалась она изначально. Сам по себе Руди никому не интересен был, мало ли искателей удачи каждый год в странствия пускается? А только повезло Руди незаслуженно. Или наоборот?

Красив в юности был подлец, как ни погляди, а потому, когда сошел он с корабля, стал бабу искать, чтобы ей на шею сесть. Не тратить же деньги, которых у него и так немного…

И приглянулся он вдовой соседке Сары Беккер. Та к себе наглеца молодого пустила, и в дом, и в постель, и в кошелек даже… Она-то легче всех отделалась. Даже ребеночка ей Руди не заделал, не успел, потому как углядела его сама Сара.

Похотливы ведьмы?

Еще как!

А только и Руди лицом в грязь не ударил, Сара довольна осталась, и не единожды. А с Любавой-то они всегда общались, чего двум сестрам делить? Мамашу их, что ли? Так Инес ни одну из дочерей своих не любила, не могут ведьмы любить, не дано им.

Любава на тот момент уже женой государя была и о будущем своем думала. Хорошо так думала, серьезно. Детей у государя мало, всего и есть, что один сын, считай, дорога к престолу прямая. Только своего малыша родить надобно, а как? Когда и сама Любава бесплодна, да и муж ее… На него уж и Сара поглядела, и Инес – не мог Иоанн Иоаннович дитя зачать. Жизни радоваться мог еще, а вот дитя сделать не дано было.

А тут счастье такое, негаданное, приехало. Жадненькое, подленькое, поганенькое, на все готовое ради выгоды своей. Ведьма юная и сама попользовалась, и сестре передала, и хорошо же получилось! Мало того, что Любава Рудольфусом увлеклась, мужу его подсунуть сумела, при дворе росском Руди закрепился, так он еще к себе и брата младшего вызвал. Мол, поспособствую…

А там и Федька родился, после ритуала.

А брат?

А что – брат? У Руди их и так с избытком, никакого наследства не напасешься, а этого братика Руди еще и за другое не любил, за то, что брат его баловство с соседом подглядел, да родителям рассказал все, в красках.

Да, с соседом!

И что такого? Ежели с малолетства Руди и мужчин любил, и женщин, и вообще… просвещенные люди всех любят! Даже коз, коров и кур, а вы тут – россы дикие!

Кур Устинье было искренне жалко. Хорошо еще, Борис про жену не вспомнил, как уселась она в уголке, с ним рядышком, чуть позади, так и сидела, слушала…

Только вот…

Третье поколение чернокнижников неудачным получилось. Мало того, что родился Федька ни в мать, ни в отца, внешностью да умом не выдался, так еще и припадки были у него с малолетства. Сильные, страшные…

Внешность-то что! Там и Иоанн Иоаннович красавцем, поди, не был, а вот припадки, когда с младенчества малыша корчить начинает, ломает, воет он диким голосом, пена у него изо рта идет, глаза закатываются…

И выглядит это жутко, и слухи идут нехорошие. То ли порчу кто навел, то ли просто ребенок не жилец…

Выход Инес подсказала, тогда она еще жива была. Чтобы Федор в припадках что ни день не бился, его надо было кровью отца подкармливать. Мать не годилась, она сама от ритуала чернокнижного рождена, а вот Руди – в самый раз. Пришлось Руди понемногу своей кровью делиться.

Да то не сильно в тягость было. Жизнь себе шла потихоньку… только вот Любава с любовником своим расставаться не хотела. И Руди уходить не хотел никуда, ему боярин Данила приглянулся, да не просто так! Руди не Любаву, а его одного, считай, всю жизнь любил. Куда тут от счастья своего уйдешь? Нет-нет, боярин Данила и не знал ни о чем таком. О ритуалах знал, о Книге, а вот о чувствах Руди и не догадывался.

А Любава к Рудольфусу прикипела серьезно, и в постели им неплохо было. Тело-то молодое, своего требует… Ничего удивительного, что заподозрил муж неладное. А как заподозрил, так и помер, на такие штучки ведьмы мастерицы.

А на Рудольфуса магистр Родаль вышел. И предложил!

Многое предложил!

Ежели Федор на трон садится, ему помощь потребуется, а магистр таковую оказать может. Понятно же, сам по себе Федька власть не удержит, куда ему, припадочному? И бояре взбунтоваться могут, и другой кто на трон сядет…

Опять же, Бориса устранить надо будет…

Любава на него хоть аркан и накинула, не сама, конечно, Ева уж постаралась, ну так… сколько-то аркан продержится, а потом человек помрет попросту.

Тут Борис женился еще на своей кошке блудливой, а детей не было у них.

А вот когда у Федьки ребенок родился бы… ему уж и невесту приглядели. Анфису Утятьеву.

Любава не просто так ее выбрала, у Анфисы родни хватало, было кого в жертву принести ради ребеночка, опять же, и жизненных сил у нее много, и на власть она падкая, и на богатство – нашли бы чем ее соблазнить, а не ее, так боярина Утятьева. Уже и переговоры пошли, и тут Устинья подвернулась не ко времени! Чем уж она Федора приворожила, не ясно, а только никого другого он и не хотел более! И Анфису оттолкнул, и…

Про убийства Руди тоже рассказал.

Вот чего не знал он, так это про Черную Книгу. Выверт такой интересный.

С ведьмой спать – нормально, людей убивать, подличать, предавать – тут все хорошо, все правильно, а вот Черную Книгу Истерман даже и видеть не хотел. И слышать о ней тоже. Кто о ней знал? Ведьмы только и знают, а ему ни к чему такое!

Устя сидела, думала, что все закономерно. Федор не просто так баб в постель таскал, он от них силой жизненной подпитывался, как вампиры – кровью. Как ламия. Та ведь тоже не просто так по мужикам скакала, она жизненные силы пила!

Покамест Федор не столкнулся с ней, ему и крох достаточно было, а вот когда ранили его да получил он от Устиньи силу полной мерой…

Вот тогда ему крох хватать и перестало.

А когда можно много получить?

Во время акта любви, но это когда именно что любовь. Или – от смерти.

Вот и убивал Федька, сам не понимая, чего ему надобно. Силу жизненную пил…

Но о том молчала Устинья, ни к чему людям лишнее знать. Начал Федор убивать – и того им довольно.

Потом Федор жениться на Устинье собрался, Любава посмотрела на нее… нет, не почуяла она волхву. А вот силу в девушке увидела, подумала, что Федора на нее тянет. Опять же, и такое бывает, были в роду волхвы, али богатыри, али еще кто, и силу наследуют, а знание – нет. Случается… Любава в Устинье такого потомка и признала. Сара на нее поглядела пару раз, согласилась, что можно брать. Эта, мол, и ритуал выдержит, и ребенка выносит. Может, даже и ребенок нормальный получится… сам детей иметь сможет.

Порча?

Было, все правильно, Сара постаралась. Все же хотели они Федора на Анфисе женить, а проще это делать было, когда б умерла Устинья. Только не получилось ничего, тут и Федька скандал устроил, да и другие дела нашлись. События то медленно ползли, а то вперед помчались, ровно стрела, из лука выпущенная…

Мощи?

Так оно с самого начала планировалось. Мощи, эпидемия, потом бы Орден помог… Магистр Родаль долго такие вещи искал. Умерших от черной оспы… Подумаешь, половина Россы вымерла бы! Варвары, чего их жалеть? Плевать на них три раза!

Не вышло почему-то!

– Устя неладное почуяла, – разъяснил Борис. – Все верно, были у моей жены в родне волхвы, патриарх о том ведал, и исповедь ее принял, и грех ей тот отпустил. Да и не грех это, не отвечает Устя за отца-мать своих. Мало ли, кто там, в глубине веков, притаился, чай, и государь Сокол не простым человеком был! Устя почуяла, что смерть там таится, умолила нас испытать…

– Патриарх знал?!

– Знал. Но Любаве не сказал ничего, верно?

Руди аж изогнуло на дыбе.

– Сволочь старая!!! Правильно его Любава убила!!!

– Убила?

– И тело в воду, – злобно расхохотался Руди. – Федька и скинул! Сам!

Борис только вздохнул тяжко:

– Вот ведь гадина! А я и не знал ничего!

– Еще немного – и не узнал бы никогда!

– У меня вопрос один, – Устинья вмешалась. – Заколка у боярыни Пронской…

И заколку она описала, и боярыню, но Руди только головой покачал: Не ведал он о таком. А и то, ведьма – тварь недоверчивая, во все его посвящать не собирался никто.

У всех свои планы были, и у ведьм, и у Истермана, и у магистра…

Вот вчера и планы магистра прахом, считай, пошли… или нет?

Руди усмехнулся, глазами сверкнул:

– Уверен я, что не все планы. Эваринол – лис хитрый, всех его планов никто не знает, и я в том числе. Так что ждите, готовьтесь…

А Устя и так готова была.

Пусть приходят. Встретим. Похороним…

* * *

Агафья решила вначале Аксиньей заняться, благо Борис ей дозволение дал.

Сейчас она ко второй внучке сходит, пусть собирается та да и отправляется в рощу к Добряне. Агафья ее лично отвезет.

Поживет там Аська хоть три года, повзрослеет, одумается, раны подлечит. Потом уж решать будем, что с ней делать, да куда пристроить ее, дурочку маленькую, жадную. Да, не та ей душа досталась, а все ж родной человек, не бросать же глупую на произвол судьбы? Растить будем, как дерево, править, учить да воспитывать. Глядишь, и получится из нее хороший человек. Она не злая так-то, Аська. Глупая, завистливая и не в того человека влюбившаяся, вот и получилось неладное. Но так уж Жива-матушка спряла свое полотно, что было – не поправишь, а что будет? Тут Агафья ей помочь хоть как, но сможет, а пуще того – Добряна. Это по ее части.

Аксиньи в покоях ее не было. Одежда валялась, а внучка ровно пропала куда. Агафья долго думать не стала, вышла, чернавку первую же окликнула, но…

Аксинью никто не видел со вчерашнего вечера. И не звала она никого. И… личные служанки? Есть такие, их-то найти проще оказалось.

И обе они подтвердили, что государыня Аксинья не звала никого. Вот как вечор их сморило, проснулись они поутру, да сами проснулись, не звал их никто, не кричал гневно. Так-то государыня гневлива да сурова, может и за косу оттаскать, и обругать может, и кинуть чем попало, ежели сразу не откликнешься. А вдруг выспаться она им дала!

Невиданное дело!

Агафья подумала, что внучку пороть надобно, но девушек расспрашивать не прекратила, и выяснилось быстро, что Аксинью сегодня и не видел никто.

Искать?

Расспрашивать?

Да в таком беспорядке, который сейчас в палатах творился, не то что Аксинью – заморского зверя носорога потерять можно было! Скоморошьи пляски не заметить!

Но куда она делась-то?

Проверила Агафья вещи ее, шубки нет, шапочки, платка пухового, да и драгоценностей тоже. Сама ушла? Не оставила б Аська по доброй воле свои побрякушки никогда, любит она все яркое, блестящее, ровно птица сорока. Увел кто?

Тогда б хоть какие следы борьбы были… Нет, сама оделась, сама ушла. А куда? С кем?

Агафья не знала, но предчувствие у нее было плохое. Как-то слишком неприятно в разуме ее связывались пропавшая Книга и исчезнувшая внучка.

А сделать она и не могла покамест ничего, ждать оставалось. Как явится Устинья, можно будет попробовать по родной крови поискать. Илья-то в рощу отправился, с раной увезли его, сейчас его Добряна выхаживает. К нему съездить?

А только и тут время надобно.

Ладно, дождется она Устю, поговорит с ней вечером, а с утра и кровь возьмет, и искать попробует. Ведьмам такое легче, ну и Агафья кое-что может, только на рассвете делать надобно.

Вечером так она и поступила.

Не успела Устинья вернуться, к ней пришла Агафья. Договорились они с внучкой на рассвете Аську искать, бабушка ее у покоев ждать будет, сделают все как надобно, а там им Борис сопровождение даст. Мало ли кто Аксинью увел?

Не нужен им лишний шум. И так народу сплетничать о царской семье хватит на десять лет вперед.

* * *

Божедар вечером появился, улыбнулся широко:

– Не надумали сдаваться-то?

Магистр Колин откашлялся:

– Мы не понимаем, почему к нам так относятся, и мы требуем…

Чего он там требует, Божедар и дослушивать не стал. Размахнулся пошире – мешок взлетел, на палубу упал магистру под ноги, раскатился по палубе – и узнали рыцари перстни со знаком Ордена. И много их было…

Рассыпались они по палубе, звенели насмешливо. Какие перстни просто сняты были, а какие и с пальцем отрубленным.

Магистр Колин сглотнул:

– Ваши условия.

– А условия просты. Казнить да пытать вас не станет никто, но ведь пришли вы на Россу не с добром. Потому отработать придется. Или десять лет, или как выкупят вас, так и отпустим.

– Выкупят?

– Может, Орден ваш, может, кто из родных – мне откуда знать?

О том, что десять лет предстоит рыцарям работать в рудниках, что немногие из них и год-то протянут, умолчал Божедар. А чего их – жалеть, что ли? Они сюда не ворон пересчитывать пришли, они государя убить хотели, злоумышляли…

Казнить бы, да вроде этих покамест и не за что.

Значит – рудник.

Тех, что попались, – бессрочно, а этих на десять лет. И точка.

Магистр Колин и спорить не стал. Это же разумно! Он может отказаться, и тогда его убьют, видит он, сколько россов на берегу. А зачем умирать попусту? Его смерть никому не поможет, она не приведет к победе Ордена.

Напротив, ежели магистр Эваринол так умен, он сможет выручить своих людей. Или его родня выкупит, у него родные богаты…

Остальные рыцари примерно так и рассуждали, потому, когда отдал магистр команду разоружаться, никто и спорить не стал.

И разоружились, и с кораблей на землю сошли, и в узилище отправились честь по чести. И, забегая вперед, выкупили немногих, может, человек шесть. Вернулись они домой больными и до конца дней своих ужасы про Россу рассказывали, предупреждали не ходить туда. Только кто ж умных людей-то послушает? Дурак, он на чужих ошибках не учится, ему самому надобно полной чашей бед огрести, тогда и понять сможет.

Среди вернувшихся не было ни магистра Колина, ни Дэни.

* * *

– Устёнушка, обними меня…

Устинью и просить не требовалось, она и так вокруг мужа обвилась, что та лиана, по голове его гладила, успокаивала:

– Боренька, все хорошо будет. Уже все хорошо…

– Хорошо ли? Откуда ненависть такая? Ведь зубами меня готов был Истерман загрызть, по его представлению, я и жизни-то недостоин!

– По представлениям иноземцев, все мы тут жизни недостойны, потому как с ними своей землей не делимся. А им-то хочется.

– И меня приговорили, и отца убили, и… Устя, я б его самой страшной казнью казнил, гадину такую!

– Так и казни, кто за него заступится? Только сначала узнать надобно все, до донышка самого, а смерть Истерман десять раз заслужил! Двадцать раз!

Борис жену поцеловал благодарно. Хорошо, когда понимают тебя, когда есть с кем поговорить, когда не станут тебя в жестокости упрекать да слезы лить – Устёнушка его все понимает правильно.

– За Макария им мало бы еще! Это ж надо… Любава! И Федька!

– И Ижорский. – Не хотела Устя вспоминать, само сорвалось. Но Борис понял правильно.

– Я распорядился, похоронят его в фамильном склепе. Со всеми почестями, как положено, все ж жил подлецом, а помер честно.

Устя возражать не стала, смерть Михайлы ему небольшой долг списала, все ж он Бориса спасал… да и Федьку своей рукой убил, за это тоже причитается.

– И семье его прикажу вспомоществование оказать.

– Спасибо, Боренька. Михайла говорил, они бедно жили.

– Когда это он тебе такое говорил? – Борис на жену лукаво поглядел: Нет, не ревность это была, и Михайла уж помер, и Устя его не любила. Как жена смотрит на самого Бориса, как у нее глаза сияют, тут дураком надобно быть, чтобы ревновать. Только любимую женщину обидишь.

– Михайла с Ильей подружиться пытался, хорошо у него получалось людям в душу влезать. Вот и рассказывал. Не знаю только, где его родные жили, не помню… Может, Илюшка помнит?

– Прикажу, займутся. А вот где, правда, сестрица твоя? Невестушка моя богоданная?

Устя только руками развела:

– Не знаю, Боренька. Мы вещи ее посмотрели со служанками, сказать только одно могу. Сама она ушла, по доброй воле. Сарафана ее любимого не хватает, летника, еще кое-чего, украшения все взяла она – сама она одевалась, сама собиралась. Уж как ее выманили, кто и куда – то мне неведомо, но ушла она по доброй воле, не хватали ее, не тащили.

– Понятно. Прикажу я, боярин Репьев розыск объявит.

– А доискался он, кто Ижорских погубил?

– Нет, Устёнушка.

– А не мог это Михайла быть?

Устя не просто так спрашивала, в той, черной ее жизни Михайла и правда Ижорских под корень перевел, позднее, конечно, когда Федька на престол сел. А сейчас и пораньше мог, почему нет?

– Почему ты так подумала?

Устя плечами пожала:

– Не знаю. Подумалось просто… да и пусть его. Обними меня, Боренька, ты мне так нужен! Хочу тепло твое чувствовать, поцеловать тебя хочу… Как же мне страшно сегодня было! Какая ж паутина черная вокруг плелась!

Борис подумал, что паутина еще не оборвана до конца, но вслух говорить не стал ничего. Устя и сама все понимает, да и не разговоры ей сейчас надобны.

И ему тоже.

Мужчины тоже бояться умеют, не за себя, а за свою родину, за любимых, за близких и родных – всех потерять мог Борис, вообще всех. И это было очень страшно.

– Иди ко мне, любимая.

И Устинья с радостью ответила поцелуем на поцелуй. Все подождет! Весь мир… Боренька, любимый…

* * *

Пентаграмма, звезда пятиконечная.

Небольшой обрубок деревянный – плохой алтарь, ну да ладно, Книгу выдержит, а более и не надобно.

Чаша, нож и жертва.

Все условия соблюдены, все есть, все на месте.

Сейчас жертва в себя придет, можно будет ритуал начинать, благо он ни к фазе луны не привязан, ни к чему другому. Только решимость надобна, и согласие Книги, конечно.

Но Книга-то не против, а все остальное…

Вот она, жертва, лежит, к колышкам крепко привязанная, в себя приходит. Пришлось связать ее покрепче, чтобы не дергалась. Опоить бы, сама пошла б, как миленькая, да нельзя. Оговорка такая, должна жертва в полном сознании быть, ощущать, что с ней делают. Тогда и ритуал пройдет хорошо, и привязка установится…

Оттого и ждали, покамест в себя придет Аксинья Заболоцкая, и привязали заранее. Под зельем сонным не подергаешься, а как пройдет оно, сразу и дело делать надобно.

Вот и ждет будущая ведьма чернокнижная, смотрит внимательно, видит, зашевелилась Аксинья Заболоцкая, вроде и не сильно ее опоили-то, так, чуток, боярыня Степанида говорила, что вот-вот.

Вроде как просыпается, глаза приоткрыла, что-то спросить хотела, ан нет! Рот ей ведьма завязать озаботилась, не нужны ей крики идиотские в ритуале, ни к чему. Там заклинание читать надобно, а ее отвлекать будут? Собьют еще, вспоминай потом, что сказать хотела, а то и вовсе перепутает – нет, не надобно!

Вот и глаза серые осмысленными стали, наклонилась над жертвой ведьма:

– Приходишь в себя? Ну и ладно, приходи, а я покамест объясню, что это значит. Понимаешь, мне власть нужна, я достойна ее! А меня всего лишили… ну так я все сама возьму! Вот видишь – Книга Черная? Так я сегодня ее к себе привяжу, частью ее стану! А для этого мне твоя кровь нужна. А ты… ты жертвой в ритуале станешь, тебя Книга сожрет, будешь век маяться, поняла?

Аксинья замычала жалобно, но ведьму это не остановило.

– Думаешь, чего я тебе все это рассказываю? А я не злорадствую, мне просто надобно так, для ритуала надобно, чтобы ты осознавала все. Так что… потерпи чуток, сейчас для тебя все закончится, а для меня начнется! Тетушка, готова я!

– Так начинай, дитятко, не тяни. Чай, сама понимаешь, не так у нас много времени, как хотелось бы!

Ведьма кивнула, Книгу открыла: Замок привычно ладонь кольнул, ну так надобно, капля крови стекла, впиталась, ровно и не было ее.

Женщина речитатив завела, сначала тихо, потом по нарастающей, все громче и громче, Аксинья билась, пытаясь из своих пут вырваться, мычала умоляюще, но связали ее хорошо. И ни богатырей на полянку не принесло, ни рыцарей – никого. Разве что женщина, которая ведьме помогала, смотрела на нее с презрением. И было это больно.

А потом занесла ведьма нож – и боль пришла иная.

Ослепила, вспыхнула, заставила мир рассыпаться алыми искрами. А больше и не было ничего…

Ведьма сердце из груди жертвы вырезала, кроваво, неаккуратно, ну как получилось уж, еще теплое его на Книгу положила, кровь в чашу собрала. Потом себе руку надрезала, своей крови добавила. Половину выпила, вторую – на Книгу вылила, и кровь сразу же исчезла, ровно и не было ее. К себе прислушалась.

– Что, деточка?

– Ничего покамест. Но в Книге так и предупреждалось: время надобно, чтобы связь установилась. И жертва хорошая…

– Эта хорошая была?

– Да, я почувствовала, – кивнула ведьма. – Теперь мне месяц стеречься надобно, покамест не установится связь. Потом можно будет пробовать колдовать самой, Книга поможет, научит.

– Эх, жаль, что так долго ждать. Так бы тело можно было уничтожить, а так… закапывать придется.

– Что поделать, – ведьма хмыкнула и без малейшей брезгливости лопату взяла, в землю воткнула. Следы ритуала уничтожить требовалось, и побыстрее. – Хорошо еще, дурища эта подвернулась, с Федькой связанная. Книга в жертву требовала кого-то предыдущей крови, но на эту дуру согласилась. Такая связь, как у нее с Федором, тоже подошла.

– Ну, хоть так она кому пригодилась. И пошла-то сама… Тьфу, дура!

– Тетя, ну, тебя она знала все же…

– И что? Можно бы и головой пустой подумать, и сообразить, что не обязан никто для тебя ничего просто так делать. С чего бы?

– Она считала, что мир для нее боги создавали. За то и получила… – Ведьма даже и не задумалась, что вела себя так же, как и Аксинья. И тетка ее тоже промолчала, только лопату в землю всадила. Закопать тело да и обратно возвращаться побыстрее.

Яма росла быстро…

* * *

В палатах государевых, вскрикнув, проснулась Устинья. Подскочил рядом с ней Борис:

– Устя… с ребенком что?!

– Нет… Боря, бабушку прикажи позвать! Пожалуйста!

Агафью и звать не пришлось, сама прибежала волхва, простоволосая, растрепанная, едва Адама Козельского по дороге не сбила, к внучке кинулась:

– Устя… ты то же самое чуешь?

– Аксинья, бабушка?

– Весь день мне плохо было, а сейчас… отменяй, государь, приказ свой о розыске, не найдем мы внучку мою.

Борис даже рот открыл от изумления.

– Отчего ж, бабушка?

– Убили ее сейчас. Не просто так убили… нехорошей смертью. Чернота там была, да такая, что у меня до сих пор сердце ноет.

– Где ноет?

Адам Козельский только вошел, сразу жалобу на здоровье услыхал. Отмахнулась от него Агафья:

– Не о том думаешь, лекарь. Все, государь, и Устя то же самое почуяла, мы с Аськой общей кровью связаны, оттого и о беде узнали.

– А… нам через ту кровь хуже не будет?

Кто о чем, Устя о себе подумала: Ребенок у нее, только порчи ей и не хватало, а через родственную кровь ее навести легко можно. А Аксинья ей сестра, куда уж ближе-то?

Агафья только вздохнула:

– Вот что, Устя, с утра прикажи коней запрячь, к Добряне съездим, такое по ее части. Защитим и тебя, и всех остальных от порчи и сглаза. Кажется мне, что не для того Аську похищали, ну так соломки подстелить не помешает.

Борис рукой слугам махнул:

– Прикажите возок заложить, да и нам помогите одеться… сейчас поедем. И ты, бабушка, одевайся, не стану я до утра ждать. Авось и Добряна не откажет нам?

– Не откажет, конечно, государь. Может, и прав ты, лучше сейчас будет съездить… Ох, Аська-Аська, горюшко ты мое! Не уберегли дурочку…

Устинья бабушку обняла. У нее и самой сердце болело, свербело… ведь могла она подумать, могла предупредить… бабушка-то и половины не знает, с нее какой спрос? А вот Устинья могла бы.

А только ей Борис был всего дороже.

Борис, а теперь и ребеночек их, вот и отошла Аська на последнее место… взрослая уж, своим умом жить пора! Так что…

Виновата Устинья, тут и спору нет.

Но что ж с Аськой-то такого случиться могло? Ежели б через нее порчу наводили, уже сработало б! Вот сейчас и…

А когда тихо все и спокойно, значит, для чего-то другого она понадобилась. А почему она?

И кому?

И как ее из палат государевых все же вывели?

Царапнула мысль, вроде как верная и правильная, да тут слуги вокруг засуетились, одевать Устинью начали… и забылось важное.

Ох, Аксинья…

* * *

Добряна себя ждать не заставила, вышла, поздоровалась приветливо, Агафья сразу к делу перешла:

– Беда у меня, Добряна. Было три внучки, теперь две осталось.

– У всех у нас беда, Агафья. Тебе в городе сложнее было, а я черное почуяла. Как бы не Книга это опять.

Агафья за голову схватилась:

– К другому роду ее привязали? А Аська жертвой стала? Ой, дура, дурища я старая, не сообразила сразу, а надо бы! В гроб мне пора, идиотке старой!

– Мне так показалось, что на привязку колдовство творилось. – Добряна на причитания Агафьи и не ответила ничего, потом сопли вытирать будем. Мало ли вчера хороших людей полегло? Аксинья… ближе она к Устинье, да чем она лучше любого из дружинников Божедаровых? Для Добряны так только хуже.

– Привязали? – Борис спрашивал, откуда ж ему о таких вещах знать.

– Книги Черные или внутри рода передаются, от матери к дочери, от отца к сыну, племяннику, еще кому. Или, когда пресекается род, а такое частенько бывает, они в другой род уйти могут. Через жертву кровную. Осталась, допустим, одна ведьма в роду, стара она уж, наследника нет у нее, а Книга есть, так чтобы Книгу передать, она жертвой станет, ее убьют.

– Для того… но Аксинья же не родня Любаве? Никак?

– Нет, конечно. А только Любава ее с сыном своим связала, сам знаешь, муж да жена – одна сатана.

Борис подумал, кивнул:

– Порчи опасаться не придется?

– Другое страшно: новая, сильная ведьма появится.

– Которую знала Аксинья, доверяла ей, – тихо Устя говорила, а все услышали. – Я всю дорогу думала, что меня задело, а сейчас вот и поняла. Не пошла бы Аська своей волей абы с кем, только со знакомым, с тем, кому доверяла, кто в палаты государевы вхож. Кто бы ни был там, она рядом с нами будет, а мы и не поймем, не распознаем.

Борису только выругаться и осталось.

Вот ведь… казалось бы, на что и кому та Аксинья сдалась? Ан нет, нашелся гад… гадина! Но – кто?!

– Искать будем, – Агафья тоже злилась. – Найдем – сама порву на клочья мелкие!

Устя на Добряну поглядела серьезно:

– Не знаю, отчего так, а одна вещь мне покоя не дает. Вот такой клинок… Добряна?

Устя лист из кармана достала, развернула, Добряне показала. Та вгляделась.

– Рукоять из чего?

– Ровно из камня красного. Что это такое?

– Так ведьмин ритуальный нож. Вот, смотри, тут и желобки специальные, и сама ты узор нарисовала. Такое бывает, когда для ритуала ведьмина кровь нужна, она себе руку ранит, кровь по этим канавкам стекает…

– Неудобный он.

– А им колбасу и не резать. Его в сердце воткнуть, кожу проколоть, кровь добыть…

– А ежели…

– Ежели другое что – другой и клинок будет. А этот точно ведьмин, ритуальный.

Кивнула Устя, задумалась.

– Боренька, нельзя ли попросить дом бояр Пронских обыскать? Я такой клинок у Пронской видела, у Евлалии, может, пропал он куда? Или забрал кто из домашних?

– Пронские, – покатала фамилию на языке Агафья. – Погуляю-ка я рядышком. Ох уж мне ведьмы эти, лисье семя, черное племя…

Промолчали все. Да и что тут скажешь? Ведьмы…

(обратно)

Глава 10

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

После рассказа Истермана многое мне стало яснее, в той, черной жизни моей. Многое разъяснилось.

Когда-то все не так казалось, а сейчас вспоминаю и понимаю: использовали меня. Я не во всем виновата, но во многом, что верно, то верно.

Не сбеги я в той жизни черной на ярмарку, не увидел бы меня Федор, не почуял силы моей.

Не покорствуй я родителям, взбунтуйся, помощи попроси, да хоть бы и у прабабушки… Агафья б меня в обиду не дала, спрятала, увезла, много чего могла она. Да я вот, овца безропотная, только блеяла, когда меня на живодерню волокли. Она уж и прибыла, видно, когда связь не разорвать было.

Федька моим первым мужчиной стал, силы мои сосал, ровно клещ кровавый… и все же до конца я ему тогда не далась.

Любовь…

Любовь к Бореньке меня спасла, она из безумия вытащила, она сорваться не дала, когда Федька решил, что выпил меня…

Нет, не так!

Когда поняла Любава, что получила, они действовать начали. Тут и магистр Родаль помог, но поменьше, все ж в той жизни для нее события лучше складывались. Федька меня получил, спокойнее стал, рассудительнее. Потом Бориса убили, а вскорости и я затяжелела…

Вот убийства Бори я понять и не могу.

Почему его ведьма сама убивала?!

Я ведь уверена, что это дело рук Евы Беккер, Евлалии Пронской. Но почему она?!

Почему ритуальным клинком?!

Зачем такие сложности да трудности? Просто – для чего? К их услугам и яд был, и порча, и болт арбалетный, с крыши брошенный, – Боря ведь по городу ездит, не скрываясь, почему ТАК?!

И не во мне дело, что я могла тогда.

А в чем?!

Почему ТАК получилось?

Нет ответа. А надобен он, очень надобен, кажется, когда узнаю я этот ответ, смогу и другие найти!

Аська, Аська, дурочка… кому ты так доверилась?! В той жизни ты меня пережила, хоть и не радовалась ничему уже, досуха тебя Михайла высосал, ровно паук муху беспечную. А сейчас… слишком дорого ты за глупость детскую заплатила, с избытком. Но…

Кто и как?!

Сижу, воспоминания перебираю.

Мало их, очень мало. Вроде и помнится все, а ровно через туман какой плотный.

Пронские. Кого из них я лучше всего помню? Старшую боярыню, она меня не третировала, просто смотрела, будто на насекомое какое. А невестку ее?

Боярыня Пронская при Любаве была постоянно, но старшая, не младшая, Евлалия в палатах редко появлялась. Хм. А ежели задуматься? Она не появлялась – или для меня все на одно лицо были, я внимания не обращала? Вспоминай, Устя, вспоминай…

Это поначалу тебя из покоев выставляли, потом поняла Любава, что тебе ни до чего дела нет, окромя любви своей… Не знала она про любовь, но и внимание на меня обращать перестала. Было такое! И люди к ней ходили, и разговаривали с ней, хоть и шепотом, а при мне. Слышать не могла я, но глаза-то были! И Евлалия бывала у нее. И приводила ее боярыня Степанида.

А почему?

Когда так подумать, они же… тетка и племянница, государыня и боярыня, ведьмина дочка и ведьмина внучка. Почему Любава к себе Евлалию не допускала? Почему я ее так помню плохо?

Где ответ?

Или Любава не доверяла Еве, потому что та для себя все делала? Тоже власти хотела? Жениться им с Федором нельзя было, понятно, родство слишком близкое. А с Борисом можно. Могло у них быть что-то? ДО Маринки?

Нет, не могло, Ева тогда еще молода была, да и не подпустил бы ее никто к царевичу. Или могло?

Надобно потом узнать – только вот у кого? Кого спросить о таком можно?

Когда подумать, со мной о таком муж разговаривать не будет. С бабушкой? Может быть… Отца его в живых уж нет, а из бояр, даже ближних, никому Боря настолько не доверяет, чтобы о себе говорить.

Что тогда?

Кто тогда?

А ведь связь создается не только ради того, чтобы женщину привязать. А кто у Бори первой женщиной был? Вопросы, вопросы, нет ответа… думаю, дальше думаю!

Итак, магистр своего добился, иноземщина на Россу пришла, полезли они и туда, и сюда. Тут и бунт, и эпидемия – тут все хорошо укладывается. И Федьку они потом нашли, к кому еще прицепить, когда я не годна стала.

А что с ведьмами было?

Казалось бы, милое для Евлалии дело: блистай теперь при дворе, мужчин охмуряй, Федор тебе и слова не скажет! Родня ж!

Ан нет?

Ижорский был, Истерман был, Раенские, Мышкины были, кстати говоря, а Пронских, считай, и не было. Степанида одна рядом терлась.

Почему?!

Почему Евлалия хоть и жива была, а в столице не появлялась, в имение уехала навечно? Потому что Бориса убила?

Нет, не думаю, что в этом дело. Или… допустим, убила Ева Бориса, Маринке сбежать удалось. Мне она мстить не стала бы, а вот на Евлалии отыгралась за потерянное?

Могло и такое быть. Даже и наверняка, а кто победит в схватке ведьмы с ламией?

Кто бы ни победил, обеим досталось, наверняка. Может, потому Евлалия и уехала, что потрепала ее тогда Маринка… не убила вовсе, но что смогла, то сделала?

В это верю я. Это мне правильным кажется.

А вот почему она Бориса убила? А ведь кто-то ее провел к Боре… Степанида потайные ходы знает?

Нет, я в этом уверена. И в той жизни черной не знала она такого, и в этой. Все ж свекровь племянницы, не стала бы ей Любава такого раскрывать. К ней и Евлалию-то Степанида приводила!

Тьфу, вот я дура! Любава и ведьму-то в потайные ходы не пускала, не то что свекровь ее, не хотела тайны свои выдавать! Стереглась, оно и понятно, ведьмина дружба – что гадючья ласка, не угадаешь, когда цапнет тварь скользкая!

А КТО мог знать ходы потайные?

Не Аська, ей-то и впрямь никто б такого не доверил! На выходе не видели ее, и никто не видел, стало быть, через потайной ход утекла… КТО?!

Точно дура я.

Одно мне оправданием служит: Варвара Раенская настолько себя вела неприметно всегда, что ее и замечали-то реже, чем меня.

А ведь она и при Любаве состояла, и наперсницей ее вернейшей была, и доверяла ей Любава полностью, и Платон Раенский точно ходы потайные знал, а тогда и Варвара о них ведала.

И Аська ей точно доверяла!

А где сейчас эта гадина?!

Ох, надобно мне с бабушкой срочно поговорить… только спящего Борю я без защиты не оставлю. И будить сейчас не стану.

Ладно, авось до утра недолго осталось, не денется никуда эта мерзавка за пару часов!

С утра я со всеми с ними побеседую. Со Степанидой, с бабушкой, с Варварой… с бабушкой вначале, конечно.

Ох, не было в монастыре ничего про ритуалы черные, да про такое абы где и не прочитаешь, невозможно это! А знать бы надобно!

И про клинки ведьминские, тогда б я его точнее опознала.

И про назначение их.

И про Боренькину юность… когда так подумать, Сара – дочка старшая, и Евлалия меня старше лет на десять была. Может, и поболее, ведьмы завсегда хорошо выглядят.

Могли они с Борей встретиться – или нет?

Потому что только один у меня ответ. Просто так не повернулся бы он спиной ни к кому. А ежели знал, что вреда ему от этой женщины не будет, или просто эту бабу знал, или было у них чего…

Боюсь только, мне Боря и правда не признается, хоть и не ревную я. К прошлому не ревную. Надо просто оставить его там, чтобы оно наше будущее не сожрало…

Ничего, дознаюсь.

Потому что ежели это допустить, многое понятно становится.

Жива-матушка, помоги!

* * *

Велигнев на замок Ордена смотрел сумрачно. Это оно и есть?

Хорошо окопались, ироды. Ворон его в небе летал, на все посмотрел, и волхв глазами его замок Ордена оценить смог по достоинству. Хорошо сделано, крепко!

Тут тебе и скала небольшая, и ров вокруг выкопан, и водой заполнен… дорога вокруг вьется, просто так не подойдешь, башни орудиями щетинятся.

Ох, любят Орден, сразу чувствуется! Не иначе, и защита вся – от любви излишней. Чтобы не залюбили, значит…

И скала тут основанием, не получится с ней, как с шахтой, не то что у Велигнева – у десяти волхвов сил недостанет. Но это когда напрямую делать, а ежели в обход пойти?

Уселся Велигнев прямо на землю, посох рядом положил, прислушался. Позволил себе расслабиться, услышать, о чем трава шепчет, о чем вода поет, о чем земля молчит. А и то – вот так послушаешь и понимаешь, что замок-то и правда удобно расположен.

Породы тут скалистые, что есть, то есть, да когда ров делали, ошибку допустили. Ров же проточным быть должен, чтобы из него можно было воду выпустить, новую налить, иначе такое от него зловоние пойдет, да и пересохнет он! В первое же лето жаркое и пересохнет, из колодца в него ведром воды не наносишься.

Тот, кто воду усмирял, фортификатором хорошим был, наверное. Даже Велигнев на что уж от воинских дел далек, а и то понимает – через такой ров не перепрыгнешь просто, и мост легко не перекинешь, и подкоп под ним не сделаешь.

Разве что осушить, так стоки-притоки под водой сделаны, пока ты их искать будешь, три раза состаришься. Это когда тебя еще со стены ничем не приласкают, вроде стрелы каленой.

Фортификатор-то он хороший, талантливый. А вот лозоходец – дрянь. Не чувствовал он воду, не разумел ее, не понимал. Вода, она ведь коварна, прихотлива и неволи не любит, понимать надобно. Ты ее под землю загонишь – она себе дорогу пробьет, ты ее в русло уложишь, так она сама под землю уйдет. Воду понимать надобно, тогда и неожиданностей не будет. Вроде той, что с замком произошла.

Порода-то скальная, а вода ту скалу хорошо источила.

Здесь подмыла, там дорожку себе проложила, и получается, что скала-то вроде и камень, а больше на сыр похожа. И с дырками, и сожми – так во все стороны вода брызнет.

Сжать бы…

Велигнев только вздохнул печально. Ворон на плечо ему опустился, каркнул печально, о щеку перьями потерся. А и ничего, хозяин, ты придумаешь, что с ворогом сделать!

Загнать бы этот замок под землю, как Святогор-богатырь делал!

Такое ему не под силу. А ведь надобно этот гадючник придавить, да мгновенно, да хорошо так, чтобы не уцелел никто, да и сил своих не так чтобы много потратить, чай, не шахта это, здесь еще добивать, может, придется кого… Вот и продолжал волхв слушать, пока не наткнулся на кое-что подходящее.

Вот здесь.

Тоже вода пробилась, пока еще тонко-тонко, волоском одним, и побежала по камню трещина… Когда б волхв не заметил, она бы еще триста лет опасна не стала. Слишком уж тонкая.

А вот ежели расширить…

А хорошо получится. Одна из башен как раз и рухнет, да так удачно, прямо в замок, внутрь него. А уж кто живым выскочит…

Велигнев подумал чуточку и к воздуху прислушиваться начал. И тут же и нашел, что ему надобно было. Дождь.

Ему, конечно, грозу лучше, хорошую такую, с молнией, с громом, но это он и сам поможет чуточку. Не с пустого ж места работать, просто самую чуточку усилить, самую малость помочь. И будет ему хорошо, а тем, кто внутри замка, – плохо.

Тут главное – время точно рассчитать, чтобы совпало все. Вот сейчас он подземный ручей попросит нажим усилить, вот так, и побежала трещина, и крошиться начал камень, а Велигнев и его попросит тоже… Чего ему терпеть? Пусть рассыпается в песок, да побыстрее, а потом воды унесут эти песчинки в далекие странствия, и камень увидит много интересного… под лежачий камень вода не течет, но ежели камень в песок рассыплется? И вода потечет, и камень уйдет с ней, ему ведь тоже скучно лежать вечность на одном месте…

Вот так.

Теперь ждать надобно, может, часа три или четыре, может, даже до вечера, и к вечеру чтобы гроза началась. И грозу сейчас попросит он, пусть ветер как следует взобьет тучи, пусть пригонит их сюда, к волхву, пусть…

Воздухом управлять легче остальных, слишком уж он живая, любопытная стихия.Легкая на подъем. А с другой стороны, управлять легче, а подгадать к нужному времени сложнее. Удержать-то воздух тоже не получится, по тем же причинам. Слишком он легкомысленный…

Но сила волхва еще и в том, что он не управляет.

Он просит, он природу чует каждой своей волосинкой, каждым кусочком тела.

Он справится.

Из замка его даже и не заметили. Мало ли кто, и куда, и зачем идет… не в замок же? Ну и пусть его, нищий и нищий… плевать! Даже стрелой достать не попробовали – далековато. Для стрелы, не для волхва. Велигнев-то все видел отчетливо, даже, скорее, ощущал. И – ждал.

Пусть свершится задуманное!

* * *

– Бабушка, мне с тобой поговорить надобно. Срочно.

– Что еще неладное ты надумала?

Ворчала Агафья больше по привычке, она уж поняла, что Устя ничего просто так не скажет.

– Бабушка, скажи мне, ты вчера упоминала, что Аксинья оказалась с Федькой связана.

– Первый мужчина, не отменишь.

– А в обратную сторону работает это?

– Как?

– Допустим, первый мужчина у ведьмы. Или когда она у него – первая?

– Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло. Но это в жизни, а вот когда законы природы, тут их на кривой козе не объедешь, не обойдешь. Они и для ведьм равны, и для волхвов, разве что ведьмы их за счет чужой силы обойти стараются, а мы попросту уважаем.

– Бабушка!

– Верно все для ведьмы, Устя. Когда ведьма женщиной становится, она завсегда мужчину послабее выбрать старается, у него сил забрать, сколько можно.

– А убить его?

– Так он после этого долго и не проживет, может, год или два…

Не подходит. А наоборот?

– А ежели ведьма у мужчины первая?

– И такое быть может. Но ведьма и тогда от него подпитаться постарается, через постель легко силу тянуть, обычный человек в некоторые моменты беззащитен! Да что там! Волхвы и те попадаются, хоть и знают о таком!

– Бабушка… ты можешь Бориса расспросить? Мне не расскажет он, смолчит, постесняется.

– О чем, внучка?

– Кто его первая женщина была.

– Тебе-то зачем занадобилось?

– Бабушка, кажется мне, что это была боярыня Пронская. Ева которая… Мог у нее ребеночек от Бориса остаться – али нет?

– Всяко не мог, тогда б Черную Книгу передать в другой род не получилось. И Боря у тебя не из последних, и… вот еще что, не стоит его расспрашивать, сам он точно знать не будет.

– Почему, бабушка?

– А как ты думаешь? Ведьма же, могла она ему чуточку память затуманить?

– Могла.

– То-то и оно. Не расспрашивай Бориса, на такой вопрос только Любава и Ева эта ответить могли бы правдиво, а он вряд ли запомнит. Смутишь ты его только.

– Знаю, бабушка. А надо бы знать.

– Для чего, Устя? Мертвы уж ведьмы, и колдовство их сгинуло, надобно ли мужчину смущать?

– Нет, бабушка. Просто по времени похоже… как раз Любава в палаты царские попала, когда Боря в возраст входил, могла ему свою родственницу подсунуть. А когда он с ней… аркан на него накинуть.

– Обе они мертвы уж. Так ли важно это?

– Бабушка… а когда б Борис умер?

– Боже упаси, внучка…

– Нет-нет, не о том я! Вот смотри, когда б аркан Бориса с Евой связывал? А он умер внезапно, что случилось бы?

– Ничего.

– А… что могло повлиять на ведьму, чтобы она сама аркан разорвать пожелала? Или Бориса убить?

– Хм-м-м-м-м… ежели так подумать, могла более сильная ведьма вмешаться, попробовать аркан на себя перекинуть. Тогда б Еве солоно́ пришлось, от души б нахлебалась.

– И только?

– Аркан, Устинья, о двух концах. Ежели ты думаешь, что на одном петля, а второй управляет, верно это, а только и тот, кто управляет, не всегда над собой властен. И ежели ведьма решила ребенка завести или еще кого приворожить… мало ли случаев? А могло и так быть, что мужчина сильнее стал, аркан на себя потянул, тогда его рвать надобно как можно скорее.

– Сильнее стал?

– Скалы и те меняются, а уж людям-то сам Род повелел вперед идти. Три года назад я тебя видела, вовсе не такой ты была…

Кому три года, кому, считай, тридцать лет… Удивительно было бы, не поменяйся Устинья. Но понять она поняла.

– Бабушка… а ежели я бы не за Бориса замуж вышла? От моей любви ему бы сил прибыло?

– Да, внучка. В любом случае прибыло бы. Ты ведь его больше жизни своей любишь.

Устя кивнула:

Вот и сложилась головоломка, на место последняя деталь встала.

Ежели Ева и правда первой у Бориса была, а Устя…

Опять она виной всему получается. Боря в шестнадцать, или сколько там было ему, когда Любава ему Еву подсунула, это один Боря, робкий в чем-то, несмелый. А Боря в сорок его лет?

Тяжелых, каторжных, трудами государственными наполненных лет?

Совсем это другой мужчина, уж на что Устя сильна, а и то управлять им не получится. Разве что чуточку что-то поправить, и то не всегда. То-то аркан хоть и старым был, да использовался редко, видимо, и использовать его было тяжко.

А ежели бы не порвала она его?

Ежели б просто рядом находилась?

Вот так подумать, Борю она любила до безумия, может, и Федор-то меньше сил от нее получил вначале, нежели рассчитывали? И Боря, силы получив, рванулся? И Маринка, на Устю глядя, ребеночка захотела?

Сошлось все один к одному, Ева и поняла, что надобно аркан порвать, покамест не убила ее отдача. А как порвать-то?

Как Устя?

Так ведьмы не могут, это ж не рукой махнуть, как в сказках рассказывается, и полетели лебеди в одну сторону, соколы в другую. Это долго, и болезненно, и сил ведьма потратит много… Убить всяко проще. Вот это и произошло.

Пришла Евлалия в палату Сердоликовую… ей ведь и потайной ход был без надобности, попросту глаза отвела, мороком прикрылась, внутрь прошла да и вышла, а стража, поди, кошку какую видела или девку дворовую, а то и боярина какого.

Такое-то уж и Устинья может.

Вот и сложилось все, и оказалось оно печально и горестно. В чем-то и по ее вине в той жизни черной Боря погиб. Не желала она, а вот к чему безвольность да бесхарактерность приводит. Позволила другим свою дорогу выбирать, и сама погибла, и их всех погубила, и невиновных утянула…

В этой жизни покамест все иначе складывается. А только кажется Устинье, что не все еще сделано, что важное что-то случиться должно. А потому…

– Бабушка, а где сейчас боярыня Раенская?

– Раенская?

– Вот, и ты ее не помнишь, а она ведь в палатах государевых гостья частая. Варвара Раенская, царицына ближница.

Агафья только головой покачала:

– И впрямь не помнила, покамест не сказала ты. Как глаза что застило… Найти ее надобно! Обязательно найти!

* * *

Пока Устинья с бабушкой общалась, решил Борис с Божедаром переговорить. Все ж непривычно ему такое – в его Ладоге и без его приказа, без его пригляда. Понятно, когда дело делается, это хорошо, а все ж непривычно как-то!

Богатырь себя долго ждать не заставил, благо как раз в Ладоге был, явился пред очи царские.

– Звал, государь?

– Звал, богатырь, – Борис ему в тон ответил, усмехнулся. – Ты садись, разговор у нас долгий будет.

– О чем узнать хочешь, государь?

– Начнем с пленных.

– Передал я их боярину Пущину.

– Всех?

– Всех. На кой они мне надобны, неруси?

– И то верно. Галеры тебе надобны или казна их выкупить может?

– Выкупить, государь?

– Что с боя взято, то свято. Но тебе вроде как галеры не сильно надобны, что-то более верткое пригодится?

– Пригодится, государь. Но задешево корабли не отдам я, не поскупился Орден, хорошо рыцарей снарядил. Поди, те галеры еще лет сто прослужат, а то и поболее.

– Называй цену, я торговаться не стану.

Божедар и назвал, а чего нет, когда просят. Борис хмыкнул, но пергамент со стола взял, цифирь в него сам вписал и Божедару протянул.

– С этим в казну придешь, деньги выдадут. А галеры, будь ласков, в порт перегони.

– Хорошо, государь. – По мелочам и Божедар торговаться не собирался, тем более что цену он запросил полуторную. Мало ли, все ж поторговаться придется, а государь вот… взял – и согласился!

– Еще один вопрос у меня. Агафья говорила, что тебе хорошо бы землю пожаловать. Скажешь, где и сколько хочешь.

Божедар на царя уже с уважением покосился. Благодарный самодержец? Сие редкость великая, пожалуй, Змея Горыныча легче встретить в наше время. Но с землей он не зарывался уже, назвал, сколько впрямь получить хотел.

Борис и тут торговаться не стал.

– Ты мне жизнь спас, это меньшее, что я сделать могу.

– Я бы, государь, и так пришел. Судьба у меня такая, с врагами Россы воевать, а то и голову сложить.

Не рисовался Божедар, говорил, что думает, и Борис это понял, кивнул:

– Когда нужда у меня явится, могу я тебя на помощь позвать?

– Запомни, государь, как со мной связаться. Да и зови, когда надобно, с дружиной к тебе на подмогу буду.

– Чем дружинников твоих наградить?

– Я им сам долю от добычи отдам, государь.

– Те, кто погиб, – для них помощь какая требуется?

– Справимся. Поможем детей поднять, семьям пропасть не дадим, у меня в дружине так принято. Когда б я голову сложил, и мою жену с детьми не бросили бы, помогли на ноги поставить.

– Понятно, что привыкли вы так. Но… вот еще лист, тоже в казначейство.

– Хорошо, государь, отказываться не стану.

Борис и не поскупился.

– Когда я тебе чем помочь смогу, скажешь. Не люблю я в долгу оставаться.

– Скажу, государь. Но пока ты нас и так обласкал выше меры, не загордиться бы.

Борис только рукой махнул, какая уж тут гордыня, одно дело делаем. Обговорил с Божедаром еще несколько вопросов, да и отпустил его. Мужчины друг друга хорошо поняли. Может, и поссорились бы они, и поспорили, да только делить им было нечего.

Одному на троне сидеть и править, второму воевать, сколько Род отведет, а вместе они сильнее вдесятеро. Так оно впредь и будет, так и правильно.

* * *

Не успела Устя с бабушкой поговорить – Илья пришел. Не усидел он в роще, в город приехал, хоть и тяжко ему на коне было, и рука дергала, а все одно…

– Илюшенька!

– Внучек пожаловал! Что ж ты неосторожно так подставился-то?

Илья на руку перевязанную посмотрел.

Есть такое, вроде и вскользь пришлось, а все одно, распахали чуть не до кости, чудом сухожилия не пострадали. В горячке боя оно и незаметно было, а потом как вылезло! Лекарь при казармах его промыл, перевязал, а в роще, куда его Божедар со всеми людьми своими увез, еще Добряна ругаться взялась, мазью намазала какой-то. Зато рана и не болела почти, и Добряна уверила, что заживет почти без шрамов. А это вдвойне хорошо, Маша увидит, расстроится, плакать будет – нет, такое не надобно! Ни к чему супругу огорчать, особливо когда она в тягости.

– Прости, бабушка. Получилось так…

– Получилось у него! Неслух!

Илья только рукой махнул: Не просто так он пришел, у него тоже дело есть.

– Бабушка, а с Аськой что? Может, домой ее забрать?

Сразу Агафья ссутулилась, на обычную старушку похожа стала, ровно весь возраст прожитый ей на плечи лег. Илье ж и не сказал про Аксинью никто, не до него было.

– Неладно с Аськой, Илюша. Боюсь я, что нет ее в живых.

– Бабушка?! Как?! Кто?!

– То-то и оно, Илюша, пропала она из своих покоев, а кто и как… не знаю я, только убили ее этой ночью. Не найдем мы ее живой, и думать нечего.

Не слишком-то Илья Аксинью любил, к Устинье он куда как больше был привязан, а все ж родная сестрица, кровь – не водица.

– Бабушка, что ж делать-то? Как быть?

– Не знаю я, Илюша, кто и что с ней сделал. А только посидели, подумали мы с Устей, надобно бы нам боярыню Раенскую сыскать.

– Так чего искать ее? На подворье она, поди?

– Нет ее там, это мы в первую очередь проверили, – Устя рукой махнула:

– А в охотничьем домике не искали? – Илья прищурился хитро́.

– Где?!

– Тут такое дело…

Илья в сторону покосился, понял, что все равно из него все вытянут, и рассказал. Когда ты на часах стоишь али сопровождаешь кого, на тебя внимания-то особо и не обращают. Вот как на мебель какую или коня верного. А только стрелец – не конь, он и запомнить может при нем сказанное, и потом передать.

Сам-то Илья Раенского не сопровождал, не случилось так. А вот друг его, Прошка, тот пару раз с боярином ездил, да не просто так.

Боярин Раенский хоть и в возрасте был, а погуливать не переставал. А только жену он любил и по-своему берег, ценил, уважал. То есть на своем подворье никогда и никого он не валял, к себе не приглашал, ни на одну холопку не польстился.

А естество требует!

А где?

В Иноземном квартале?

Так сплетни, опять же, поползут, а зачем Платону Раенскому сплетни? Дойдет до Варвары, обидится она, расстроится, а жену-то он любит!

Устя про себя еще добавила, что в иноземном квартале ведьма жила, а Платону и от нее подальше держаться надо было. Дружба-то у них дружба, а интересы врозь! Опять же, в кровати мужчины болтливы становятся, а кого там ему иноземцы подсунут, что узнают али нашепчут…

Нет-нет, Платону такого не надобно было.

– Вот, а потому выбирал он себе подругу из вдовушек, но домой-то к ней не наездишься, опять сплетни пойдут. Потому посылал он за зазнобой своей возок али карету, что там лучше было, главное, закрытые. Договаривался с конюшим, платил ему кой-чего…

– Ага, – сообразила Устя. – Приехала карета закрытая, уехала… куда, что, как – сплетничать можно, а точно узнать нельзя.

– Все верно. Не по чину боярину уж было самому в ночи по чужим дворам лазить, а вот так, приказать привезти – можно. Порадовались, боярин к себе отправился, вдовушка к себе.

– И куда ездил он? – тут уж и Агафья заинтересовалась.

– Могу даже сказать, кто возил его.

Две волхвы переглянулись хищно, глазами блеснули.

– Говори.

– А вы туда потом одни и поедете? Нет, не пойдет так!

– Илюшка!

– И меня мало будет, случись что, из меня сейчас боец плохой. Берете с собой сопровождение?

– Илюш-ш-ш-ша!

Агафья, как более взрослая и опытная, только головой качнула:

– Берем. Распорядись там, мы через десять минут готовы будем.

– Устя, а тебя муж-то отпустит?

– Вот на то мне десять минут и надобны. – Устя только вздохнула: – Уговаривать.

Когда муж тебя любит, на сердце радостно. А только свободы все равно меньше становится, уж не сорвешься с места, как раньше, сама его тревожить не захочешь.

Ничего, с бабушкой да братом Боря ее отпустит покататься, развеяться чуток, еще и с сопровождением. А где она кататься будет…

А нечего мужа лишний раз волновать!

* * *

Устя и сама удивилась, как легко у нее все прошло. А Борису просто ни до кого было, ему как раз Пауля Данаэльса доставили.

И царь предвкушал…

А почему нет?

Значит, покушаться на него можно, а ответ получить не желаете, мейры иноземцы?

Ну-ну…

И Борис улыбнулся совершенно людоедской ухмылочкой.

Пауль Данаэльс задрожал, как заячий хвост. Чего уж там, грешен. И даже частично пойман, потому как сын…

Фриц Данаэльс, увы, домой не вернулся. Привезли. На телеге. Сгрузили и сообщили, что убит сей юноша при попытке бунта. А КАК это еще назвать прикажете?

Покушение на государя?

Объявление войны?

Тогда и правда воевать придется, а Борис пока еще не определился, как и с кем. С Орденом?

Чести много для магистра Родаля, чтобы Росса с ним персонально воевала. Опять же, война коровы с оводом – она частенько не в пользу коровы. Умаешься, пока прибьешь мелочь пакостную, сил много затратишь, а на место одного овода еще десяток налетит. Цапнуть-то тебя всяко успеют.

Невыгодно получится.

И волхв, опять же…

Раньше не поверил бы Борис, что один волхв с целым Орденом справиться может, а сейчас подождать чуток решил. Понаблюдать.

Борис на своих ошибках хорошо учился, и аркана ему хватило. Подождет он чуточку. А потому – попытка бунта. Подстрекателями иноземцев выставить… оправдываться будут?

Ну-ну, попробуйте. Палачи у нас хорошие, опытные, вы мне во всем признаетесь, даже в том, о чем и не задумывались. Так что была у Данаэльса причина дрожать.

– Г-государь…

– Все верно, мейр Данаэльс. Государь Россы, на землях которой ты живешь и законы которой нарушаешь.

Данаэльс как стоял, так на колени и рухнул. Понимал: хорошо, если пыточным подвалом обойдется.

– Милости! О милости прошу!

– А ты ее заслуживаешь, милости-то? А?

Данаэльс точно знал, что не заслуживает. Но… умирать-то не хочется!

– Я расскажу… признания подпишу…

– И без тебя подпишут. И расскажут без тебя.

Данаэльс позорно обмочился. Под мейром расплылась желтоватая лужица, сознания он пока не потерял, но был близок к тому. Борис меланхолично порадовался, что полы в палате каменные и плиты плотно пригнаны, иголку не просунешь. А то б воняло потом…

– Решил, что магистр сильнее меня?

– Государь! Меня Истерман шантажировал! Заставил! Угрожал!!!

Борис подумал, что так все оправдываются. Вот кто ни попадись на горячем – сразу же выясняется, что он не своей волей пакостничал. И покачал головой:

– С тобой, мейр, в другом месте поговорят. А я тебя за другим позвал, ознакомься вот…

Пауль взял грамоту, прочитал, поежился.

Грамот даже несколько было.

Первая – Борис за подстрекательство к бунту лишал иноземцев дарованных еще его отцом льгот и привилегий. Торговать беспошлинно, ввозить кое-что…

Давно он на эти права зубы точил, да просто так не отнимешь, а тут и случай какой представился! Грех не воспользоваться!

– Государь!!!

– Ты читай, мейр, читай.

Вторая грамота четко и внятно лишала подданства Россы семьи всех иноземцев, кои в бунте замешаны были. Бунтовщиков, понятно, казнят, Борис кротостью не отличался. А вот семьи их… Ладно уж! Пожалеем!

Имущество их казна выкупит, а потом пусть на свою родину отправляются. Нам такая наволочь в Россе не надобна!

Третья грамота добивала. Это было краткое письмо монарху Франконии (и такие же письма полетят и в Джерман, и в Лемберг, и в Рому, по всем странам) с извещением о случившемся и перечнем бунтовщиков. То есть знайте, кого благодарить за свои проблемы.

Данаэльс даже взвыл от лютой тоски.

Дыба?

Перетерпеть боль телесную можно, тяжко, трудно, но можно, и не такое люди терпят. А вот боль душевная куда как страшнее оказалась! Понимать, что сам строил, сам старался, и своими же руками все прогадил, все разрушил… помог Истерману? Молодец!

Только поставил ты не на ту лошадь и проиграл окончательно.

Так, истошно воющего, Данаэльса и потащили в Разбойный приказ, в пыточную, а Борис документы подьячему отдал: Пусть перебеляют начисто, пусть еще протоколы допроса Истермана приложат, Данаэльса, еще кое-кого…

Допросят, запишут, а потом и на кол их. Или на плаху…

Нет, наверное, на кол. Не потому, что Борису чужие мучения нравятся, напротив, неприятно ему даже думать о таком. Его бы воля, он бы казнил быстро и без лишних пыток, да нельзя.

Иноземцы же!

Дикий народ, одно слово!

Нельзя к ним по-хорошему, понимаете? Они это сразу за слабость принимают, давить начинают, и тогда уж приходится их всерьез останавливать, с кровью, с болью… Не понимают они хорошего отношения!

А вот когда ты их с размаху, да жестоко, да с ноги…

О, тут они прекрасно соображать начинают, отступают, извиняются – что за люди? Почему им плетка милее руки протянутой?

Одно слово – дикари иноземные. Немтыри. Немцы.

* * *

Магистр Эваринол в окно посмотрел, поморщился.

Гроза собирается.

Не любил он грозу, была у Великого Магистра такая слабость. Вот не любил, и все тут!

Кто-то в ней красоту видит, кто-то на небо с восторгом смотрит… ОН смотрел. И молнии в его глазах отражались.

А магистру гроза ненавистна была всю жизнь, не нравилась она ему, давила, мучила, и голова у него всегда перед грозой болела.

Вот и сейчас виски заломило… Подошел Эваринол к окну, вгляделся.

Туча ползла.

Такая… тяжелая, черная, страшная. Да, страшная, и магистру жутко захотелось выпить чего покрепче и спать лечь, пока не пройдет вся эта пакость. Или пойти вниз, с рыцарями посидеть… Нет, в молельню не хочется. Будет он там один стоять, никто его уединение молитвенное не решится нарушить, а ему бы, наоборот, людей побольше. И шума, чтобы гром за окном не слышать.

Позовет он, пожалуй, к себе магистра де Рителли и магистра Рейнгерца, посидят они, посоветуются, подумают. Со дня на день весточка от Леона прийти должна, надобно все еще раз обдумать. И кого посылать, и что далее делать, и во что деньги вкладывать, и какой груз отправлять… Орден ведь не только воюет, но и торгует, вот и список купцов росских у него на столе, Руди в свое время обеспечил. Надобно решить, кого потеснить, кого убрать… Пусть россы благодарны будут, что им жизнь оставят, а деньги – не обязательно, деньги – это им вовсе лишнее.

Только-только магистры за стол уселись, только бумаги разложили, как грохнуло за окном.

Да мощно так грохнуло, показалось, аж замок дрогнул.

Или… не показалось?!

И снова удар грома.

И…

Магистры на стол смотрели с тихим ужасом. А массивный стол дубовый накренился, и с одной его стороны на пол медленно-медленно, ровно в дурном сне, сыпались пергаменты, покачнулась и поехала к краю чернильница, выплескивая свое содержимое…

И новый удар!

Де Рителли сообразил первым, ранее он жил неподалеку от вулкана, и что такое подземные толчки, не понаслышке знал.

– Бежим!!! Ежели башня рухнет, нас тут всех похоронит!!!

И рванул к двери, подавая пример.

Магистры помчались за ним, вопя во все горло. Тут уж не до статуса, не до приличий или чести, тут шкуру спасать требуется, и свою, и прочих орденцев.

Костяк Ордена – люди. Не замки, не золото, люди – и знания. Будет это, и все остальное нарастет, только вот по кельям бегать сейчас просто времени нет, так что кричать в голос и бежать к выходу. Кто успеет, тот за ними побежит!

Кто не успеет…

Жаль, конечно, а только всех не спасти.

Эваринолу и так тяжело было. Когда б не старый страх… Ох, мало магистр тренировкам внимания уделял, слишком мало, вот уже и ноги подгибаются, и в боку колет, и одышка такая, что самому страшно…

– Руку, магистр!

Кто-то подхватил под локоть, потащил вперед. Магистр Родаль бросил взгляд на своего помощника, узнал одного из оруженосцев, Мишеля, и подумал, что надо бы его пораньше в рыцари.

Хороший парень, понимающий, с душой тащит, старается…

Да что ж этот коридор никак не кончается-то?!

* * *

Велигнев за замком наблюдал с удовольствием.

А что ж на свою работу и не полюбоваться? Что ж не порадоваться душой? Хорошо же получается!

Вот он, замок, и башня у него уже накренилась, а там и молния в нее ударила, и башня вовсе посыпалась… Эх, неудачно! Наружу камни полетели, когда б во внутренний двор, там бы и орденцев прибило побольше, а они наружу. Внутрь, может, пара кусков черепицы и попала, кого-то стукнуло, ну да мало этого! Слишком мало!

Велигнев в воздухе пальцами покрутил, словно еще быстрее ветер закручивал. Тот волхва понял, взвыл вовсе уж ураганом. Замок Ордена был четырехугольником сделан, с башенками по углам… Вот вторая башня крениться принялась. И эта уж куда надобно упадет.

Жаль только, медленно слишком, может, человек десять и зашибло только… ну и кто там под развалинами – тоже…

И гроза льет, дождь хлыщет-поливает, и земля подрагивает, и башни оставшиеся кренятся, в них не спрячешься, а тут еще во внутренний дворик молния ударила. Оно и неудивительно, ветер вон как тучи перемешивает, ровно ложкой громадной, одно удовольствие смотреть!

И еще одна молния ударила, уже в стену.

Рыцари дураками не были.

Кое-как, вручную, с трудом, опустили подъемный мост через ров… нет, кто-то и вплавь, со стены и саженками, но таких мало было, а основная часть мост опустила – и по нему на волю кинулась. А вот это Велигневу не понравилось уже! Что это такое?

Разбегутся кто куда, их по одному вылавливать, что ли?

Нет, так дело не пойдет! Не догадался он, надо было и мост уничтожить, да вот не пришло в голову. Давненько он уж ни с кем не воевал, хватку потерял.

Велигнев подхватил посох свой да с холма и шагнул. Даже съехал скорее, холм от дождя мокрый стал, скользкий, трава под ногами, ровно дорожка ледяная, заскользила – так и полетел вперед. Хорошо еще посохом равновесие поймать успел, на зад не шлепнулся.

Он бы и поднялся, ничего страшного, да только некрасиво получится. А ведь всех орденцев не перебьет он, кто-то останется…

И они должны будут страшные истории всем рассказать. Впечатлить их надо до визга, до мокрых штанов по ночам! Тогда какое-то время Росса поживет спокойно.

Потом опять полезут, конечно, но другие. Этих-то сейчас и не останется.

* * *

Магистр Эваринол с трудом дыхание переводил, и тут его опять толкнули, пихнули в сторону… башня рушилась. Ежели первая хорошо рухнула, наружу, то вторая… повезло опять магистру, Мишель его телом своим закрыл. Сам взвыл от боли, дернулся, а магистру и половинки кирпича не перепало. Когда перестали камни сыпаться, Эваринол на Мишеля посмотрел.

– Цел?

– Н-нет…

– Двигаться можешь?

– М-могу. Кажется.

Нога у него была вывернута так… по ней камнем и пришлось. Явно. С таким не походишь…

– Сейчас я тебе палку найду какую… полежи спокойно.

Мост опустился, и рыцари, превратившиеся из грозного войска в недостойное стадо, кинулись прочь из смертельной ловушки.

Эваринол выругался и кое-как направился к мосту. Правда, не за выходом, ему бы палку какую… оттого и увидел он все со стороны. Успел увидеть.

Рыцари по мосту почти бежали, а с другой стороны к тому же мосту подходил какой-то старик.

Какой-то?

Ох, не для него это слово.

Над замком гроза бушует, и кругом тоже ливнем поливает, а над стариком хоть бы капля упала. Ни капли, ни пятна грязного, ровно он в карете ехал, обходят его и дождь, и грязь!

Эваринола ужас продрал пуще, чем от грозы. Та, что стихия тупая, ежели и ударит, то не специально. А этот… В человеческом обличье к ним навстречу шла грозная мощь, накатывала лавиной, давила, подчиняла… Велигнев свою силу наружу выпустил.

И – действовало.

Рыцари застывали, кто в обморок падал, кто просто на колени, в грязь… Какое уж там бегство? Дышать и то сил не оставалось. Страх парализовал, придавил, подчинил…

И ничего-то вроде в нем страшного не было, человек как человек, голова, туловище, руки-ноги, но такой жутью от него веяло! Велигнев посох приподнял да и опустил, травинку таким движением смять не получится. Травинка цела и осталась, а рыцари падали, падали… и лица их были искажены ужасом, а рты открывались в предсмертных криках…

От страха тоже умирают.

Эваринол стоял, пока к нему приближался самый жуткий человек из всех живущих на земле. Стоял, смотрел… ему и невдомек было, что Велигнев-то видел все. И Великого магистра опознал легко, по знаку на груди, и специально придержал силу свою, чтобы не помер Эваринол раньше времени.

Он и не помер.

И даже пару слов из себя выдавил:

– За… что?!

Велигнев улыбнулся холодно:

– За Россу.

И ударил своей силой. Теперь уж не сдерживаясь, ровно клинком – в сердце.

Ворон на плечо Велигневу опустился, мокрыми перьями тряхнул, каркнул громко. Так его, хозяин! Дави твар-р-рей!

Магистр Эваринол умер от разрыва сердца. От страха…

Кажется, в развалинах замка оставался кто-то еще. Велигнев туда не пошел, ни к чему уж… так, еще раз силой надавил, развернулся да и обратно отправился. А чего тут стоять, чего ждать? Он-то знает, что далее будет.

Гроза пошумит да и уйдет. Придут сюда крестьяне, посмотреть, что случилось. Может, кому и помогут, а может, и нет. Похоронят трупы. Разворуют все, что плохо лежит, и утащат, что смогут. Дадут весточку властям, и те будут долго размышлять, а потом отпишут королю. Так, мол, и так, случилось, а что с этим делать, нам и неведомо.

Король Филипп подумает какое-то время, попробует найти следы убийцы, а потом попросту смирится. Орден умер, и с ним умерли королевские долги, и не только королевские. Прибыли король не получит, но ведь и от убытков избавится, а там и часть имущества Ордена под себя подгребет, а это уже хорошо. И розыск вести не обязательно.

А и будут вести… Кто одного человека заподозрит?

Кто в этой иноземщине поганой вообще может знать, на что волхвы способны? Про колдунов у них есть байки, про ведьм, про убогих, которые с Землей-матушкой связь потеряли и всякими непотребствами занимаются, Рогатому присягают, чернокнижием не брезгуют… А про волхвов тут и думать забыли, не рождаются у них волхвы. Никто и не подумает на Велигнева даже, и на Россу тоже.

Замок обрушится, ежели и не сразу, то за пару лет от него одни развалины останутся, там в фундаменте подвижки, такое не склеишь, не соберешь. А потом зарастут эти развалины вьюнками и травой, и птицы на них петь будут. А вот люди будут их избегать, может, и легенду какую сложат. Страшную. И будут рассказывать о призраках, которые стонут на развалинах и по сей день, и о колдуне, который погубил, как водится, праведных и благородных рыцарей. Велигнев не собирался кому-то рассказывать правду, его устраивал результат.

Волхв посмотрел на свои ноги.

Хоть и попросил он грозу не лить ему на голову, а ноги все одно промокли… Минута – и лицо волхва озарила проказливая улыбка. Стянул он лапти, размотал онучи, перекинул все это через плечо, оглянулся на разрушенный замок, да и пошел себе босиком, в удовольствие, по лужам, как в детстве.

И гром шутливо фыркнул ему вслед.

И только когда все стихло и гроза ушла куда-то вдаль, из-под камня кое-как, полуползком, ровно червяк раздавленный, вылез Мишель.

Седой.

Заикающийся.

До конца жизни он будет просыпаться с криком ужаса, до конца жизни будет хромать, потому что ногу ему придется отрезать, до конца жизни будет он вспоминать не смерть рыцарей, нет…

Жутью его будет пробирать от улыбки волхва.

Такой легкой. Такой… чудовищной.

Он ведь только что замок разрушил, людей убил… и босиком по лужам! И улыбка эта…

И крик сам собой будет рваться из груди, когда в ночных кошмарах будет приходить к парню Велигнев. Мишель и сам это запомнит, и людям расскажет, и будут люди думать – что ж за чудовища живут в этой Россе? И забудут, с чего история начиналась, забудут, как магистр Эваринол пытался государя росского убить, про все забудут. А улыбку эту вспомнят. И может, кто-то откажется от своих замыслов. А может, и нет.

Убивают всегда других, не правда ли? А кому-то, самому хитрому, обязательно должно повезти.

Но Ордену – не повезло.

Vae victis, рыцари. Горе побежденным, магистр Эваринол.

* * *

Неладное почуяли обе волхвы.

И Устинья, и Агафья. Устя, может, и отчетливее, потому что ее сила сама была наполовину от смерти. Агафья чуть меньше, но…

– Недобрым оттуда веет.

– Очень недобрым.

Переглянулись они, подобрались, ровно две кошки для прыжка. А потом Агафья в крышу возка застучала, остановиться требуя.

Послушался кучер, волхва рукой ему махнула:

– Остановись, далее нам пешком идти надобно.

– Бабушка? – Илья брови сдвинул, но Агафья головой покачала:

– Мы с Устей обе это чуем. Нет там воинов, а ведьма вот есть. И сильная.

– А одна она – или не одна?

Этого волхвы ему не ответили.

– Илюша, вы там точно без цели и без смысла сгинете, а мы и пройдем, и сделаем, что надобно.

Илья только головой качнул:

– Ведьма тоже арбалет взять может. И нож. Не пущу одних!

Устя с бабушкой переглянулась.

– Молода там еще ведьма, может, и обойдется?

– А когда нет?

– Все одно, не остановим мы их. – Агафья только головой покачала: И верно, стрельцы и шагу назад делать не собирались, вот еще не хватало! Царицу одну оставить? Посреди леса?

Да за такое с них шкуру спустят! Лучше уж ведьма, там хоть сразу, и не так больно будет…

Устинья только рукой махнула безнадежно, старшего к себе подозвала:

– Десятник, как зовут тебя?

– Юрий, государыня.

– А по отчеству?

– Иванович…

– Юрий Иванович, ведьма там, впереди. И нас она тоже чует и нападет, когда мы ближе подойдем. Не бойся ничего, мы с ней справимся, просто время потребуется.

– Как скажешь, государыня. Только мои люди впереди пойдут. А то… может, государю дать знать?

– Улизнет, – Агафья головой покачала, не было у них времени. – Идем, она нас чует уже. Вот, смотри…

И верно, зашумел в кронах ветер, заволновались деревья, загудел лес. Недобро, нехорошо, словно рой диких шершней на охоту вылетел.

– Чует, – Агафья вперед двинулась. И была она совершенно права.

* * *

Ведьма новорожденная по дому металась, ровно лиса по норе. А куда бежать-то?

В лес?!

Так она там и ста шагов не пройдет, не умеет она по лесу ходить, и куда ей пойти? В город? С Книгой Черной в руках, и от Книги этой жутью веет, и от самой ведьмы – тоже. Она ведь еще себя сдерживать и не умеет, и глаза у нее то чернеют, то обратно светлеют, и зрачки нет-нет да и вытянутся, ровно кошачьи, и клыки то удлинятся, то втянутся…

Не уйдет она далеко. Здесь биться надобно.

– Что случилось?

– Беда, тетя. Враги к нам идут…

– Кто?!

– Не знаю, сильный кто-то…

– Так бежать надобно! – Варвара к дверям кинулась уж, да только…

– Куда мы сбежим, тетушка? Когда сюда они идут, все знают, и про меня, и про тебя… здесь бой принимать надобно.

Приложила ведьма руку к застежке книжной, та клыками в ладонь впилась до крови, да сейчас и не больно почти. А только что она сделать-то может? Она ж как ведьма… ей всего пару дней и исполнилось, она не умеет ничего!

Вот бы Книга подсказала?

И ответ пришел.

Книга подскажет. Только придется довериться полностью, разум свой открыть, отдаться Книге целиком, и душой, и телом, тогда поможет она, тогда сможет помочь…

Варвара Раенская шарахнулась, в стену лопатками влипла, могла б, так и вовсе в нее впиталась, растворилась… Жуть-то какая!

Когда человека ровно мглой заливает. И глаза у девки алыми становятся, яркими, без зрачка и без белка, ровно кровью их залило, и клыки-иглы острые, белые, изо рта выглядывают, и кожа белеет, ровно снег, а по ней черная сеточка вен бежит… Только волосы прежние, рыжие, и такие они неуместные, что от этого еще страшнее становится. Еще жутче…

А ведьма к себе Книгу покрепче прижала, расхохоталась жутко, пальцами прищелкнула.

– Не пройдете вы сюда! Дорогу закрываю, дорогу затворяю, путаю, перекрещиваю…

Дальше уж вовсе неразборчиво пошло, а Варваре разбирать и не захотелось, она к двери пятилась, да только та закрыта оказалась. И не выберешься, и не сбежишь…

И впервые за полсотни лет Варвара Раенская с ужасом забормотала молитву. Забытую уж давно – к чему молиться, когда даже на исповеди лжешь? А вот вспомнилось сейчас.

Отче наш…

Страшно-то как, мамочки!!!

* * *

– Ишь ты… – Агафья рукой махнула, ровно платком паутину с окна сметала.

– Дорогу нам путают, – тихо Устя отозвалась.

И верно, только что они на дороге стояли – и вот перед ними сорок дорог, в разные стороны бегут, поди выбери верную?

Агафья и выбирать не стала, порвала, ровно паутину, колдовство чужое, и дальше они пошли.

Деревья зашумели, плотнее сдвинулись. Ветки зашипели, ровно змеи, к людям потянулись… Кажется – или и правда блеснула на одной из ветвей голова черная, змеиная?

Укусит – умрешь.

Теперь уж Устя отмахнулась.

Расступились деревья, и змеи не стало.

Стрельцы только креститься успевали. Их-то жуть накрывала, да не так сильно, впереди волхвы шли, они на себя и принимали самый смертный ужас. Илья шел, ругался чуть не в голос.

Вот ведь нечисть какая!

И откуда оно только берется, такое? Что им мешает жить да радоваться? Вот они с Машей живут ведь? А этим обязательно власти надо, пакостить их тянет…

Агафья тем временем еще раз рукой повела. На этот раз поползли в стороны от тропинки разные гады, которые на зов ведьминский явились.

И волк ушел, ровно и не было его тут.

И…

Вот и дом стоит, обычный домик-то, красивый, ровно теремок пряничный, сказочный, постарались мастера для Платона Раенского. А только кажется Устинье, что не дом это, а череп громадный. Смотрит он черными глазами-окнами, скалится дверью-пастью.

А войди-ка внутрь!

Посмотрю я на тебя, переведаюсь…

А ведь и входить надобно.

Переглянулась Устинья с бабушкой да и вперед шагнули. Илья едва удержать их успел:

– Погоди… Устя, а может, сжечь его под корень?

– Сжечь?

– А чего его? Есть там кто невинный?

– Нет, наверное.

– А тогда… Юрий Иваныч, у тебя пара стрел зажигательных найдется?

– Чего ж не найтись!

И стрелы нашлись, и поджечь их легко было, и на крышу дома закинуть.

Полыхнула кровля, как маслом политая, да и Агафья не удержалась, помогла немного… разгорался огонь.

А и правильно, чего к лисе в нору лезть? Выкурить ее, да и вся недолга!

* * *

Ведьма по горнице заметалась, Книга огня боялась.

Единственного, что ее уничтожить могло.

Огонь живой, огонь нашептанный, огонь изначальный… только странички вспыхнут. Боялась Книга, и ведьма ра́вно боялась.

Вправо метнулась, влево метнулась, огляделась… а сил-то и нет, считай.

Да, ведьмой она стала, инициацию прошла, а вот сил-то особо и нет покамест. Когда б дали ей освоиться, может, и жертвоприношение провести, и женщиной стать…

Может, тогда б и получилось у нее все. А вот времени-то и не дали ей.

Вот они, враги, у самых дверей стоят, и крыша над головой горит, и сил мало, так мало, еще чуть – и жизненные силы в ход пойдут, а как кончатся они, ведьма бездыханной упадет, а Книга в огонь полетит.

Что делать-то?!

Огляделась ведьма по сторонам, Варвару Раенскую заметила.

– А ну, иди сюда!

Та и пискнуть не смогла ничего.

Смотрела в жуткие глаза алые и понимала: вот она, смертушка ее безвременная…

А потом в шею острые клыки вонзились. И не было для Варвары больше уж ничего. Только боль – и темнота, и она летела головой вперед в бездонный мрак, в ледяные змеиные кольца владыки Пекла…

* * *

Агафья и Устинья невольно руки сцепили, когда из дома в них волна черной силы ударила.

Лютой, холодной…

Как Велигнев своей силой бил, ужасом давил, так и ведьма била, и своей силой, и заимствованной.

Получится у нее, продавит она щит, так и волхвой одной меньше будет. Не получится…

О том и думать она не станет!

И давила она, давила, что есть сил… и облик ее тоже ужас наводил. Кожа белая, ровно мелом обсыпанная, под ней черные вены, словно черви переползают, глаза алые горят, клыки вперед выдвинулись, на окровавленной руке когти длинные, в другой руке Книга, вроде и большая она, а держит ее ведьма легко, точно пушинку.

Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся…

И давит, и к волхве тянется… Агафья на колени упала.

Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.

Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек – он завсегда к черному колдовству податливее будет!

Агафья и не сомневалась ни минуты.

Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.

Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают…

Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.

– А сколько шума-то было.

Илья не торопясь в ведьму второй болт выпустил.

Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье…

То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!

Авось и не такое видел!

Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала…

Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.

– Бабушка, как ты?

Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.

Так-то… на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.

– Авось поживем еще, внучка.

Илья тем временем к ведьме поближе подошел.

– НЕ ТРОНЬ!!!

Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.

– Да и не собирался я… – Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул…

– Устя, тут Варвара лежит! Раенская!

Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.

– Что с ней?

– Горло ей порвали.

– Туда и дорога гадине! Вылазь давай! Крыша разгорается!

Уж и стены заниматься начали, и жар пошел… Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.

Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий…

Как бы получше… щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем…

Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит человека себе подчинить, вот как эту…

Вивея?!

Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея…

Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее…

– Илюшка!

– Что, сестрица?

– Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?

– Нет такого.

Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука – она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.

Устя на Книгу поглядела.

– Братик, ты с мечом лучше управишься…

– Чего надо, сестрица?

А что тут понадобиться может?

Илья примерился да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее… Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья – да и в огонь ее зашвырнул вместе с клинком.

И стояли они, покамест крыша не рухнула.

А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.

Проглянул в том дыму череп оскаленный – да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.

– Одной нечистью на земле меньше стало.

Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась…

– Бабушка… тебя бы на носилки, или как лучше… возок-то сюда проедет?

– Сейчас пригоним, – десятник откликнулся. – У них-то здесь и нет ничего…

– НЕТ?!

На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?

– А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли?! И…

На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.

– НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!

Подхватила она юбку – и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула – и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел…

Переглянулись стрельцы.

Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка:

– Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он – или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно…

Тут уж все поняли.

Подхватил один из стрельцов волхву на руки – и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.

Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит. Потом и солью это место посыпать и освятить, для верности.

А сейчас…

Не догонят они государыню, только молиться и осталось.

Только бы успела она.

Только бы обошлось…

(обратно)

Глава 11

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает и еще быстрее несет, а мне мало!

Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.

А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то что я, недоучка… Силой одарили меня, а ума не добавили!

А мне бы изначально подумать!

И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить – не знаешь уже…

Вивея Мышкина.

Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется – нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.

Или отцу ее, боярину Фоме…

Помню я его из той, черной моей жизни?

Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали… Когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он… нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве…

Это в черной моей жизни было.

А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся… а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась и…

Ведьмой стала.

В той жизни Сара и сама Книгой распорядилась, Еве передала, надо полагать, а та – дочери своей. Вот ведь изворот какой… Чернокнижные ведьмы при дворе танцевали да глазки царю строили, а волхву последнюю на костре сжечь собирались за ведьмовство.

Хорошо Федька все росское выполол, да и то… что он решал-то, малоумок несчастный? И подсказали, и направили…

А в этой жизни Книге новая кровь нужна была, новый Род, новая ведьма, ей покорная. И выбор на Вивею пал – почему?

А тоже несложно ответить. И злости у нее хватает, и ненависти, и терять ей нечего! Все одно за пределами монастыря обречена она. Борис ей не простил бы, повесил. А стань она ведьмой – и уйти смогла бы, и отомстить… Ну и Варваре мести хотелось больше жизни, тоже понятно. Все ее планы прахом пошли, все рухнуло в одночасье: мужа нет, Федьки нет, Любавы нет, сама она станет никем и ничем, а ведь сколько лет плела она паутину свою! Никто и не догадывался даже!

А меж тем…

Где Любава, там Варвара.

И подскажет, и поможет, и хвост поднесет, и прошение протолкнет… Не власть? А что ж это тогда? Можно править на троне сидя, можно – за троном стоя. Вот Варвара за ним и стояла. А сейчас всего лишилась она, ей не жить оставалось – умирать медленно. Внуками заниматься? Правнуков ждать?

Для такой, как она, это хуже железа каленого! Вот и решилась…

Сама бы она тоже Книгу взять могла, да возраст не тот уж, новая ведьма от нее на свет не появится, а это главное условие ритуала. Род ведьминский продолжаться должен, а какое уж тут продолжение?

Но ведь не только Варвара была!

Еще кто-то был, кто-то третий. И я бы на бабу поставила, озлобленную! Ежели рядом с домом ни коня нет, ни кареты, значит, привез туда кто-то и Варвару, и Вивею, а потом уехал.

А кто?!

Мне только один человек на ум приходил. Тот, который знал, для чего у Евлалии клинок есть, тот, который тоже все теряет… потеряет в ближайшее время, и понимает это, который может одним ударом все разрушить…

Как и мне отомстить, и Россу пошатнуть?

Да только одним ударом.

История ведь стремится в то же русло вернуться, это как река, мы с Вереей Беркутовой землю тряхнули, реку развернули, вверх по течению прошли, а все ж она старается из пальцев вывернуться, ровно змея водяная, скользкая, укусить…

Ежели Бореньку убьют…

Вот тогда и в Россе смута начаться может… Я хоть и непраздна, да мало ли что со мной случится? И дети – они ведь хрупкие, и о талантах моих не знает… не знала ведьма. Могли рискнуть, еще как могли!

И сердце в горле бьется, заходится…

Успеть бы!

Только бы успеть!

Жива-матушка, помоги!!!

* * *

Бояре собирались быстро, не тянули.

Борис вошел, когда все по местам расселись, на государя воззрились – что скажешь, царь-батюшка? Борис медлить не стал, незнанием томить тоже:

– Беда у нас, бояре. Войной на нас пойти хотели, да не честно, грудь в грудь, а в спину ударить, по-подлому…

Рассказывал он быстро и четко. И про Орден Чистоты Веры. И про замыслы Великого магистра, про мощи отравленные, про корабли с рыцарями, про сражение в порту, в палатах государевых. Не упомянул о Божедаре только, не назвал богатыря, сказал, что наемников нанял, худое подозревая. Ни на кого полагаться нельзя было, потому как иные из бояр тоже в замыслах темных виновны.

Да-да, боярин Мышкин. И боярин Пронский. И боярин Изместьев. И боярин…

Названные бояре на колени падали, но, покамест государь говорил, молчали. Понимали, что вытье пресекут сразу, вон как стрельцы смотрят зло. Только закричи – мигом своими зубами подавишься.

Но когда государь не приказывает их в подземелье тащить да пытать, так, может, потом выслушает? Или смилуется?

А вдруг?

А Борис щадить никого не собирался. Ему другого хотелось. Взял он запись допроса Истермана, боярину Пущину кивнул, мол, зачитай, Егор Иванович, а то у меня горло уже дерет. Сам молчал, на бояр смотрел, а Пущин читал, ухмылялся зло.

Он-то знал: когда иноземцы власть менять лезут, они это в своих интересах делают. А кто им помогает, обязательно в суп пойдет.

Предателей в первую очередь на осине вздернут, судьба такая, Иудина!

Вот и зачитывал боярин, ухмылялся.

И список бояр зачитывал, которых казнить должны были. И список того, что у них отобрать хотели да иноземным купцам передать. И список купцов иноземных…

Слушали бояре, в лице менялись, за бороды хватались, но помалкивали. Понимали – не ко времени крик да лай будут.

Да и не врал Истерман. Такие вещи в записи попадались, что не придумаешь их так-то, знать надобно. И жуть брала.

Когда б удался заговор, все потоки денежные крупные в иноземных руках оказались бы, россам и ручейков бы не оставили. Так, лужицы от копытец козьих.

Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.

И тем, кто в заговоре участия не принимал – по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, – и тем, кто участие принял.

Они ж не того хотели!

Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных… Да что ж это делается-то, люди добрые?!

Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?

Надобно будет и поощрить кого…

Наконец, дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся:

– Все ли слышали, бояре?

И слышали, и верили. И…

– Теперь-то что делать будем, государь?

Первым боярин Утятьев опомнился. И то… не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.

Борис его долго томить не стал:

– Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится, и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут… и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты, боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.

– Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали…

– Вот доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, – Борис на предателей посмотрел. – Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то – смерть.

Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули – и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?

Когда б просто так государь их арестовать приказал, да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал, да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.

Казнит предателей государь?

Вот и пусть их, и не жалко даже. Скорее интересно, что и кому достанется.

Борис еще раз милостей пообещал, боярину Пущину кивнул, и тот со стола свитки взял, печатью государя запечатанные. Каждому из бояр раздал по свитку с именем, заранее надписанным. Подготовился Борис к этому разговору, постарался.

– Вы, думные бояре, эти записи дома посмотрите. Там расписано и что у казны есть, и что вам предложить можно, и что казна бы хотела… Посмотрите, подумайте, а потом и поговорим мы, чего впустую воздух-то гонять?

Это бояре поняли. А и то…

Награждать их вроде как и не за что, ничего такого они не сделали. А вот поменять одно на другое или за выкуп чего хорошего взять, это они могли понять. И конечно, не до лая им стало, не до протестов каких – к чему? Мало ли кого государь в темницу бросить приказал? Заслужили, значит. Все про то слышали. А сейчас надобно и о себе подумать.

Посмотреть, что государь предлагает, дома посидеть, может, посоветоваться с кем знающим… Нет, не до споров тут. Не до ссор.

Без шума и крика расходились бояре.

Борис дождался, пока за последними вышедшими дверь закрылась, на трон почти без сил упал. Боярин Пущин в кубок воды холодной налил, царю протянул:

– Испей, государь.

Борис кубок одним глотком осушил, выдохнул.

– Вроде справились, дядька Егор?

– Справился ты, Боря. Государь Сокол тебя бы признал с радостью.

Переглянулись мужчины.

Сегодня власть государева еще больше укрепилась. А когда получит Борис хоть половину из того, что хочет, еще лучше будет. Есть дела, которые только в ведении государства быть обязаны. Шахты, оружие, часть торговли…

Государь Иоанн Иоаннович, не тем будь помянут, много чего из рук выпустил, ну и подобрали нити всякие разные… едва Бориса ими не удушили. А сейчас возможность появилась все утраченное вернуть, а то и чем полезным прирасти, и Борис от нее отказываться не собирался.

Сидел он на троне, воду пил мелкими глоточками и думал – жаль, что Устя его сейчас не видела. Потом он жене все расскажет, ну так это все ж не то. А вот когда б она сама поприсутствовала… А чем его жена сейчас занимается? С бабушкой секретничает?

Сейчас передохнет он пару минут да и к супруге пойдет.

Боярин Егор на Бориса посмотрел, встал, поклонился:

– Пойду я, пожалуй, государь?

– Иди, боярин. Да и я сейчас… пару минут еще посижу, да и ладно…

Поклонился боярин Пущин да и вышел. А Борису и двигаться не хотелось.

Вот сидеть, смотреть на золотистые пылинки, которые в солнечном луче танцуют, и чувствовать умиротворение. Спокойствие и радость от хорошо проделанной работы.

Так редко это бывает, чтобы все и сошлось, и срослось, и прошло почти идеально, так тяжко ему эта победа далась…

Борис даже и внимания не обратил, когда скрипнула дверь, приоткрылась едва слышно.

– Государь…

Вот тут Борис удивился даже. Не ждал он этого человека, эту…

– Боярыня Степанида? Чего тебе тут надобно?

* * *

Устя с коня спрыгнула, умное животное по крупу хлопнула.

Расседлать бы, напоить – некогда! Бегом ко входу кинулась. Какие там палаты?!

Подземный ход! Дверь дома чуть с петель не снесла, в подвал кинулась, на камень нажала, открылся проход – по нему Устя и побежала бегом.

Сарафан выше колен задрала, вовсе б его порвать, бегать мешает, в сторону душегрея полетела, летник за ней, куда-то венец делся – искать некогда. Коса по спине била, подхлестывала.

Быстрее, еще быстрее.

Ногу ушибла – даже внимания не обратила.

Не сломана ведь, бежать может?

Неважно все остальное! Успеть бы, только успеть… пусть Боря ее дурочкой назовет… да хоть что пусть выскажет! Лишь бы жив был!

Коридоры сами под ноги ложились, стелились послушно, да и в темноте Устя видела, ровно кошка. Жаль, нельзя на четыре лапы встать, кошки быстрее людей бегают…

Бегом, бегом… в горле бьется сердце, по щекам невольно слезы текут, грудь разрывается – какой уж тут воздух в подземных ходах! Да никакой, спертый, считай, и нет его…

Поворот, еще один – и вот перед ней выход в Сердоликовую палату.

Устя почти влетела в нее – и словно в давнем кошмаре…

Тогда она слишком поздно пришла. А сейчас…

Сейчас Боря с трона поднимается, а к нему боярыня Степанида подходит и говорит что-то… Неважно все!

Устя так заорала, что палаты дрогнули:

– НЕТ!!!

И вперед кинулась.

Не успела б она никогда, и быть беде, но потеплел на груди государя коловорот, так раскалился, что Борис невольно руку к груди вскинул, отшатнулся, не дотянулась до него Степанида сразу-то. А потом и поздно уж было.

* * *

Мир дрогнул и рассыпался в клочья для боярыни Пронской.

Сейчас, вот чуть-чуть… понятно же, мужчина сильнее, и с ней справится легко, а ей бы только два шага сделать. Буквально два шага, и когда отвернется государь, удар нанести, и клинок уже так удобно лег в руку, словно для нее и создан был, и…

– НЕТ!!!

Невольно на крик обернулась боярыня.

Устинья Алексеевна?

Да Степанида ее и не узнала сразу. Просто кинулось на нее что-то непонятное, рыжее или черное, растрепанное, грязное донельзя, чуть не одним прыжком половину палаты пролетело, повалило на пол, и покатились они, сцепившись, ровно две кошки.

Вылетел, зазвенел, покатился по полу наговорной ведьминский клинок.

Взвыла от ярости Степанида, оторвала от себя Устинью, а большего уже и не успела.

Это от бега да от ярости зашлась Устинья, а когда сцепились они с боярыней, о другом вспомнила.

Черный огонь полыхнул ярко-ярко.

Борис что есть силы Степаниду в лицо ударил, прямо ногой, отшвырнул от Устиньи. Он тоже не сразу жену узнал, осознал не сразу, что она это.

Голос ее, а вид?!

Да на огороде пугала красивее стоят!

Пара секунд ему потребовалась, а когда выпал, покатился по полу клинок, и вовсе понятно стало.

Уж не колбасу сюда боярыня резать пришла, наверное! Борис клинок в угол пинком отшвырнул, да вмешаться в драку бабскую не успел, Степанида сильнее оказалась. Отбросила она Устинью, а встать уже и не успела.

Было уже с Устиньей такое один раз, когда не пожалела она татя.

Вот и сейчас…

Не разум сработал, сила быстрее ее оказалась, полыхнул под сердцем черный огонь яростный – и, ему повинуясь, черным пеплом сердце Степаниды осыпалось.

Когда Борис ее ногой отбросил да к Устинье обернулся, та уже мертвая падала.

– УСТЯ!!!

Жена на него посмотрела, а потом что-то поменялось в ее лице. То ли глаза перестали гореть дикой лесной зеленью, то ли само выражение лица изменилось – Устинья прямо на полу обмякла.

– Боренька… ЖИВОЙ!!!

Борис ее с пола подхватил на руки, на стражу рявкнул. Где они только копались, болваны?!

– Лекаря! ЖИВО!!!

В дверях заминка возникла, кто-то побежал, топая. Борис на Степаниду покосился, даже и не понял сразу, что мертва она.

– Эту – связать!

Устю трясло всю, она за него цеплялась, рыдала так, что Борису за жену страшно стало. Нет, не за ребенка, о малыше он в ту минуту и не думал даже, а вот жена… Да что с ней такое?!

– Устя, Устёнушка… ну вот же я! Живой, все в порядке…

– Она… она убить шла!

И слезы потоком.

Борис глазами клинок поискал, сам встать не смог, куда уж тут, с супругой на руках, кивнул стрельцу ближайшему:

– Там нож в углу лежит, возьми осторожно да сюда принеси. Отравлен может быть.

Устя рыдала безудержно, потом Адам пришел, за руку ее взял:

– Государыня, что случилось?

Ответа он от Бориса дождался:

– Я в палате был, ко мне боярыня Пронская вошла. Говорить начала, а тут Устя на нее и кинулась.

– Государыня, живот не болит? Не тянет?

Если что Устинью и могло остановить, так только этот вопрос. Женщина слезы вытерла, дышать глубоко принялась, вдох, второй…

– Не знаю… Боренька?!

Когда б все заново случилось, Устинья бы так же поступила. И ведьму не одолеть без нее было, и за мужа она кого угодно порвала бы, а… ребенок что?! Что с малышом ее?!

И такой жутью ледяной пробрало по позвоночнику…

– Дай-ка я тебя осмотрю, государыня.

Устя в Бориса так вцепилась, всем ясно стало: мужа она от себя не отпустит. Адам только хмыкнул, Борису бровями показал, что все в порядке, он женщину и так осмотрит. А что делать?

Беременность!

У баб и так-то мозга мало, а в это время и последние мозги куда-то деваются. Так чудят… что там боярыня Степанида! Адам и не такое видывал, насмотрелся! А уж как родят, там и молоко в голову ударяет, что ли? Мужчинам бедным только выть остается, что тем волкам!

Дуря́т бабы, еще как дуря́т, и ничего ты с ними не сделаешь. Терпеть надобно.

– А вот мы сейчас сюда перейдем, на лавку, – заворковал Адам, помогая Борису поудобнее перехватить жену. – Вот, ляжем, ножки вытянем, дадим мне животик ощупать… хороший у нас животик, мягкий…

Устя уже и не сомневалась в том.

Она молодая, здоровая, да и сила у нее немалая, выносит она ребеночка и ро́дит легко. Чтобы волхва плод скинула, тот мертвым быть должен. Или уж вовсе беда какая случиться должна, чтобы у волхвы и на себя-то жизненных сил не хватило.

Да и что она такого делала, когда призадуматься? В возке она легко ехала. Ведьма ей урон нанести не успела сильный, все на себя бабушка приняла. Вот потом…

Верхом она скакала, а и то – уметь надобно! Дурак и на ровном месте себе бед накличет^[122].

Бегом бежала?

Так не слишком-то далеко и бежать пришлось. И вот с боярыней она сцепилась, но та ее не успела в живот ударить, просто старалась от себя оторвать, отбросить… а вот силы потом сколько Устя выплеснула? Но… когда бабушке плохо стало, у нее и кровь носом шла, и голова кружилась, а Устинье вроде как и ничего?

Усталость есть, это понятно, но, в общем, Устинья себя хорошо чувствовала, она молодая, здоровая…

– Все равно, государыня, я бы вам посоветовал выпить успокоительное и поспать лечь.

Разумность совета Устя признала, настойку валерианы выпила, а спать наотрез отказалась.

– Боренька…

– Я с тобой побуду, солнце мое, никуда не уйду. Никогда.

Устинья со скамейки встать попробовала, пошатнулась, в мужа вцепилась. Потом вспомнила…

– Нож!

– Вот он лежит, Устёнушка.

Устя на клинок посмотрела.

Помнила она эту рукоять алую, до последней черточки помнила. А потому…

– Боренька, это надобно будет кузнецу отдать. Чтобы разбили, расплющили, в мелкую пыль растерли да переплавили. – И уже мужу на ушко, потихоньку: – Ведьмин это клинок, жертвы таким приносят.

Боря на нож посмотрел с отвращением.

– И меня им заколоть хотели?

А чего тут непонятного, можно и не объяснять. Не просто ж так пришла к нему боярыня Пронская? Где она, кстати?

– Мертвая она, государь, – один из стрельцов отозвался.

Борис и разбираться не стал, что да как, рукой махнул:

– Ну и пусть ее, палачу работы меньше. Репьеву скажите, пусть займется. Устя, почему ты прибежала так?

– Мне сердце неладное подсказало, – Устинья врать не стала… почти. Ее ж не спрашивали, где она была, когда беду почуяла. – Бросила я все и к тебе побежала… вот и успела чудом.

Борис вспомнил, как Устя на боярыню кинулась… да уж! Не иначе – чудом!

Еще б минута…

Нож рядом лежал, острый, из стали каленой, отблескивал синеватыми искорками, такой меж ребер не вонзится, а нырнет.

– Устёнушка… счастье мое!

– Боренька, не уходи, пожалуйста, побудь со мной?

Как было жене в такой мелкой просьбе отказать? Боря и не подумал даже.

– Конечно, любимая. Пойдем, ты полежишь, я рядом побуду.

Адам посмотрел одобрительно.

– Ежели что, государь, я тоже… рядом побуду.

Борис ему кивнул с благодарностью и с супругой за дверь вышел. Ежели кто и обратил внимание, что государыня вся грязная да растрепанная, то промолчал разумно. Длинный язык-то, говорят, с головой укорачивают, так лучше самому его прикусить. Целее будешь.

* * *

В своих покоях Устя в мужа опять вцепилась – не отдерешь.

– Полежи со мной, Боренька…

С супругой спорить государь не стал, послушался, рядом лег, обнял ее.

– Устёнушка, ты ведь не всю правду мне рассказала. Верно?

– Не всю. Не стала я при других. – Устя тихо говорила, чтобы никто не услышал, даже ненароком. – Я просто видела… ты, и нож этот, и у меня на руках кровь… мне так страшно было, Боренька! До безумия страшно…

– Бедная моя девочка.

И так это было сказано, что Устинья снова разрыдалась. От облегчения.

Все хорошо, успела она. Не зря она бежала, летела, не зря… в последнюю минуту, считай! Боря ее долго утешал, по голове гладил, как маленькую… Он бы и от другого утешения не отказался, да Адам шепнул, что лучше не надо бы. И так государыне тяжело пришлось, ни к чему еще добавлять.

Кое-как добралась до палат государевых Агафья, услышала от лекаря, что произошло, и на пороге чуть не осела, за сердце схватилась. Все же и у старой волхвы был свой предел, и сегодня она его перешла необратимо. Ею Адам и занялся.

Илья только ругался, понимая, что, когда б не Устя…

Все рухнуть могло бы. Вообще все. Основа спокойствия в государстве – преемственность власти да правитель умный, а такого и нет покамест. Устя еще когда родит, ребеночек еще пока вырастет… Восемнадцать лет Борису обязательно прожить надо, а лучше б и поболее.

Обошлось…

И слава Богу! Любому, в какого б человек ни верил.

Но нажрался Илья в этот вечер от души. Да так, что с утра обнаружил себя почему-то в лодке, на пристани, и долго думал, чего его занесло туда.

Хорошо еще, купаться не полез, а мог бы…

Злое зелье – вино.

* * *

К вечеру боярин Репьев пришел, государю доложился честь по чести:

– Допросил я боярина Пронского, и слуг его, и в палатах кого потребовалось, государь. Когда дозволишь рассказать?

– Дозволю, – Борис на жену посмотрел вопросительно. Устя уж успокоилась, а все равно за него цеплялась, да Боря и не спорил. Ему и самому рядом с женой спокойнее было. – Послушаешь ли, радость моя?

– Послушаю, Боренька. Самой интересно, отчего боярыня покушаться на тебя решила да как во всем этом замешана оказалась.

Боярин Репьев на государыню покосился, но промолчал. И государыня Любава делами государственными интересовалась живо, и эта – интересуется… ну так что ж? Главное, с советами да указаниями не лезет.

А еще Анфиса говорила, государь у них с Аникитой на свадьбе быть обещался и крестным отцом ребеночку стать. Как уж она добилась этого, не сказала, а только понял боярин, что с государыней Устиньей договорилась невестушка. Ну… когда так – и ему не в тягость что-то рассказать.

– Присаживайся, Василий Никитич, рассказывай, да кваску себе налей, когда захочется.

Боярин не отказался. И кваску плеснул, и выпил – устал он за день, почитай, и не присел ни разу.

– Дело такое, государь. Боярыня Пронская с невесткой своей близка была. Как овдовела Степанида Пронская, так и завела она полюбовника молодого. Уж прости, государыня…

Устя только рукой махнула: Вот уж нашел чем удивить, и не такого она в монастыре повидала.

– А молодых любовников прельщать надобно. Или самой моложе казаться, или деньгами их улещивать, или еще чем, подарками дорогими…

И с этим согласны были присутствующие. Любовь – там уж понятно, не знаешь, кого полюбишь, а просто так, плоть потешить? Мало кто из парней молодых на такое бесплатно пойдет.

– Вот невестка ей и помогала. Или боярыня – невестке радела. Сводила она невестку свою с теми, кому услуги ведьминские были надобны. Список я составил, государь вот приказал перебелить начисто.

– Оставь, почитаю потом. Что за услуги?

– Ох, государь. Кому зелье надобно было, чтобы у мужа… твердость повышалась. Кому наоборот. Кто для молодости себе зелья брал, кто и приворотными не брезговал… Там отдельно те, кто яды у ведьмы заказывал.

– Оставь, посмотрю. Потом решать будем, кого казнить, кого помиловать.

– Вот, государь, боярыне Пронской от того и денежка шла, небольшая да вкусная, и зелья ей ведьма давала бесплатно. А тут ведьме-то и конец настал. Может, поплакала бы боярыня Пронская да и смирилась, но тут у нее, как на грех, любовь приключилась. А от любви дуреют бабы.

Устя с этим и спорить не собиралась.

Дуреют?

Не то слово, как дуреют, и рука сама собой на живот легла. Прости, малыш, дура у тебя мама. А только ежели бы опоздала она сегодня, ей бы потом жизнь не в жизнь была. Все одно бы сошла она в могилу за мужем любимым.

– Уж прости, государыня, а только… захотелось боярыне к себе любовника присушить. А ведьмы-то и нет, и получается у нее, что ты ведьму в могилу свела.

Устя только головой покачала:

– Я-то почему?

– Самому бы знать хотелось, а только говорила боярыня, что с тебя все началось.

Устинья только головой покачала:

– С меня ли? Или с того, что Федьку они женить решили? Прости, Боренька, я бы и правда не побрезговала ведьму извести, а только меня там и рядом не было.

Борис только рукой махнул:

– Не обращай внимания, Устёнушка. А на меня-то боярыня зачем покушалась, али я тоже ведьму какую казнил, да и не заметил?

– Нет, государь. Ты на Устинье Алексеевне женился, а боярыня… Слепому видно, что для государыни ты жизни дороже.

Тут уж покраснели все. И боярин, и Борис, и Устинья. А только говорить-то все равно надо…

– Вот потому, государь, на тебя и покушались. Подумала боярыня, что твоя смерть для государыни мучительнее всего будет.

– Не ошиблась…

Устя тихо-тихо шептала. Только Борис все равно услышал, и такая нежность его затопила…

Как же повезло ему!

Уж и не рассчитывал он на такое счастье, что его самого полюбят, ради него, не ради короны, не ради власти али связей каких… Усте он сам дорог, никто другой ей и рядом не надобен. И смотрит она на него сияющими глазами, и не играет. Таких, как боярыня Пронская, не обманешь, от них и захочешь скрыться, так не получится.

– Счастье мое…

Боярин Репьев откашлялся, царской чете напомнил, что не одни они в покоях.

Улыбнулась Устинья, пальцы с Борисом переплела.

– А нож у нее откуда, боярин?

– А тут другая история начинается, государыня. Ведьму-то извели, а дела ее поганые остались, никуда от них не деться. Ведьма эта вроде как чернокнижница была. А чтобы Книгу эту самую перенять, надобно принести в жертву того, кто от рода чернокнижников останется. Чтобы, значит, через общую кровь Книга хозяина поменяла.

– И принесли они в жертву сестру мою, Аксинью. Потому как Федор ведьме родственником приходился, хоть и дальним, и более от рода никого не оставалось.

– Верно, государыня.

– Догадалась я, боярин. Только Варвара Раенская могла мою сестрицу глупую из покоев увести. А боярыня Степанида тому способствовала.

– И снова верно, государыня. Раенские да Мышкины родня, хоть и дальняя, да и Пронские через ведьму… и всем им появление на свет новой ведьмы выгодно было.

– Неудивительно, боярин. Кто Аксинью-то сманил?

– Варвара Раенская сама не успевала везде, полетела она к Мышкиным, боярин Фома хоть и собирался, а покамест боярышню в монастырь не отправил. Так Варвара ей и предложила ведьмой стать, за себя отомстить.

– Не пришлось долго уговаривать, – Борис поморщился даже. Вот ведь… Вивея и Устинья внешностью похожи очень. А только там, где Устинья сто раз подумает, Вивея без раздумий сделает. И совесть ее мучить не будет – с чего бы? Она ж достойна всего, в том числе и трона, и короны… и плахи. Вот куда бы ей самая прямая дорога.

– А боярыня Степанида тем временем к Аксинье отправилась. И увела ее из палат государевых. Две девицы, две дурочки…

– Не проще ли было Аксинье предложить Книгу приручить? Обиды и зависти у нее б на четыре Книги хватило?

– И про то я боярина да холопов спросил, государыня. Холопы видят много, только молчат, а тут радость им выпала за все поквитаться. Не любили они Пронскую-то. Ни Евлалию, ни Степаниду. Как разговаривали Раенская с Пронской, так и решили, что Аксинья глупа слишком. Рано или поздно она б тебе во всем призналась, обида у нее временная, а привязанность к семье – постоянная.

Устя всхлипнула, лицом в ладони уткнулась.

– Ох, Аська…

Переглянулись мужчины, боярин головой покачал, мол, потом я тебе, государь, все подробнее обскажу. Думали бабы, и кого, и как, да только Аксинья слишком уж глупой им показалась. Даже не в ее привязанностях дело, а просто с дурой свяжешься, так потом бед не расхлебаешь, лучше уж никакого друга, чем дурак.

– Дальше уж вовсе просто было. Степанида сестру твою, государыня, привезла, Варвара с Вивеей за Книгой заехали. Варвара от мужа знала, где та лежит, да и Любава говорила. Вивея Мышкина Книгу в руки взяла, Варвара собой рисковать не хотела. Боялась она, что Книга разум ее сожрет или еще как подчинит… знала и боялась. Так что Книгу Вивея брала, а Варвара… когда б что не так пошло, у них еще Аксинья была. Книга и ее признать могла.

– Стервы.

– Потом что-то не так пошло. Вроде как перехватили ведьм, да и уничтожили.

– А боярыня Степанида?

– Ее там и не было как раз. Ей любовник весточку прислал, она к нему и кинулась.

Устя только головой качнула:

– Столько боли, столько смертей… И ради чего?

Боярин Репьев только головой покачал:

– Дуры, вот как есть – дуры, государыня.

Устинья и не сомневалась.

* * *

Как боярин откланялся, она на Бориса посмотрела.

Муж ей влюбленным взглядом ответил.

– Устёнушка моя, радость моя…

– Боря… любимый!

– Я для тебя и правда жизни дороже?

Знал он ответ. А все ж… Устя ему навстречу потянулась.

– Я бы без тебя умерла.

И так это прозвучало, что у Бориса по спине холодок пробежал.

– Любимая моя, радость моя…

Сколько слов на свете придумано, а для того, чтобы чувства свои выразить, все одно их слишком мало будет. И смотрят двое в глаза друг другу, и понимают, что жизнь у них одна на двоих, и сердце на двоих одно, и дыхание тоже, не жить им друг без друга.

И губы встречаются, и руки переплетаются, и столько нежности в тихом шепоте…

Все у них еще будет.

И закаты, и восходы, и радости будут, и неурядицы, без которых жизнь не обходится, а только вспомнит Устинья, как могла мужа потерять, – и замолчит.

Вспомнит Борис, как жена жизни своей не пожалела, на его убийцу кинулась, – и тоже промолчит лишний раз. И поссориться им не удастся.

Все у них хорошо будет.

(обратно)

Глава 12

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Вот сейчас я могу и назад оглянуться, и сравнить случившееся. И до конца разобраться, что в той, черной жизни со мной сделали.

Ежели сравнивать начать, в той жизни мы с Федькой впервые на ярмарке переведались. Ни силы я своей не знала, ни воли не имела, ровно кукла была послушная. В этой жизни Федька меня сначала в подворотне увидел, где во мне сила полыхнула, а потом уж на ярмарке, тут похоже все шло. Только я уже была другая. Совсем другая.

А так и Михайла к нему приблудился, и нянюшка болела долго.

Только вот в той жизни я за няней не ухаживала, а в этой чуточку иначе все пошло. И Федька со мной разговаривать взялся, не только с отцом моим. И Истерман, и Любава…

В той жизни посмотрели на меня, поняли, что сильна, да покорна и глупа, в самый раз подхожу Федьке, да и отбор объявили. В этой жизни Федьке, как и в той, сначала Утятьеву про́чили, потом на меня заменили. Только в той жизни это было с материнского благословения, а в этой…

В этой меня и похитить пытались – тут уж Истерман постарался, – и убить, дело рук ведьмовских явно. Или… или не убить?

Скорее – проверить?

Верку, дуру невезучую, порча в могилу свела. А меня бы, как волхву, затронула она?

Так-то да, но о могиле речь и не шла бы. Когда вспомнить, пару раз перед отбором и в той жизни дурно мне становилось. Тогда я и не подумала ни о чем, дурно и дурно, может, простыла али съела чего несвежее. А ведь это сила внутри меня могла порчу отражать, со злом бороться.

Да, могло и такое быть, еще как могло.

Проверили меня, в той жизни порадовались небось, что самородок нашли в навозе, в этой огорчились. Вроде как и кровь-то хорошая, и Федора тянет ко мне, ан слишком сильна да неуправляема боярышня, не надобна такая Любаве. Не ко двору.

А Федор с цепи все чаще срывался.

Чернокнижный ребенок, что поделать…

Мамаша Любавы, потомственная ведьма чернокнижная, в Россу приехала, от огня спасаясь, тут и дочь первую родила, Сару. Потом мужа она бросила, второй раз замуж вышла, за боярина Захарьина. А только боярину наследники надобны. А у чернокнижных ведьм с детьми завсегда беда.

Не могут они много детей родить, одного, может, двух, и то двоих нечасто. Так им природа мстит за извращение естества.

Пришлось Инессе к чернокнижному ритуалу прибегнуть, родных боярина Никодима в жертву принести. Двоих детей она ро́дила, а только дети-то порченые получились.

Сами они род свой продолжить не смогли бы уже, только ритуалом черным. Только так и никак иначе, и знали об этом оба. Потому и боярин Захарьин, видать, не женился, не хотел никому жизнь портить. Он и в черной жизни моей холостяком прожил, как свекровь его ни старалась сосватать, не поддался. Это я хорошо помню, он до того умер, как я в монастырь ушла, Руди тогда еще весь черный ходил, дружили они крепко, вместе по бабам ходили…

Но ежели Даниле Захарьину жениться было не обязательно, то Любава, свекровка моя, трижды про́клятая, замуж за царя вышла. Без любви, понятно, там, может, и мамаша ее постаралась или сестрица. Настоечку какую дали, заговор сделали – на такие дела ведьмы большие мастерицы. Женился на Любаве Иоанн Иоаннович, а только без наследника долго б он ее держать не стал. Натешился, да и пошла вон!

А Любава-то ро́дить без ритуала черного и не может.

А ритуал жертву требует…

Как и когда сошлась Любава с Рудольфусом Истерманом, то мне неведомо. Но и сошлись, и нашли друг друга, и ритуал провели, и Федька на свет появился, ни на мать не похожий, ни на отца. И еще более порченый, чем мать и дядька его. Отсюда и припадки его, и интересы странные, и прочее… Ко мне он ради силы моей потянулся, понял, что может ко мне присосаться.

И то…

Любава ему втихаря кровь Истермана давала, только так Федьку утихомирить можно было. И то, срывался он через раз, девок убивал, людям боль любил причинять.

А потом на Истермана Великий магистр Родаль вышел.

В той моей, черной жизни все у них получилось. И засилье иноземное в Россе, и Федор на троне, покорный да управляемый, все один к одному сошлось. Красота, да и только.

В этой жизни магистр не добился ничего. Но это уж потом…

Любава, когда Федька расти начал, подстраховаться решила. На Борю аркан накинула, а чтобы уж точно получилось все у нее, свою племянницу ему подсунула. Мужчины тоже первую женщину… запоминают. Вот Боря и оказался к Евлалии Пронской привязан. Тогда она еще Евой Беккер была, потом уж в православие перешла, за боярина Пронского замуж вышла. Потому и Любава боярыню Степаниду к себе приблизила. Не чужой человек все ж.

И потянулись годы…

Боря на Маринке женился. Ламия, конечно, аркан чужой почуяла, а только мужа от него избавлять не стала, просто чужое колдовство подправила. А подправила, надо полагать, не слишком умело, лучше свое с самого начала начинать, чем чужое переделывать. И жила в свое удовольствие.

Потом о ребенке задумалась, не хотелось ей с Россой расставаться: тут и безопасно, и власть, и мужчины на любой вкус, и не подозревает ее никто… В той моей, черной жизни она до Ильи, брата моего, добралась и его выпила, и через него Машеньку с малышом.

В этой я ее колдовство порушила.

В той жизни я и не думала ни о чем таком, а Маринка меня тоже почуяла. И решила моего ребенка в жертву принести, а своего ро́дить. Тут и Федька подошел бы…

Я даже в той жизни от Федьки затяжелела, а вот выносить не смогла, видимо, вовсе уж там нечисть была гадкая. Потом все в клубок свилось, понеслось, как тот самый клубок с горы.

Когда б не полюбила я Борю, может, и не случилось бы ничего. А только часть сил моих он получил, даже ничего не делая для того. И сошлось все, аркан Евы и Маринка ослабила, и я… да и сам Боря силен. Когда б рванулся он, по Еве бы так хлестнуло, костей не собрала бы.

А тут как раз и предложение от магистра Эваринола подоспело, все одно к одному сошлось. И Бореньку убили…

После того и я умерла.

Ребенка я потеряла, да и был он нежизнеспособен, силы от меня не получал Федор почти, а тут и Маринка мстить решила. Надо полагать, потому я с ведьмами и не встретилась. Сильны были Беккеры, а только ведьма против ламии?

Нет, тут я б на ведьму не поставила много. Вот ламия их и перевела потихоньку, ей шум не надобен был. А как Любава без поддержки осталась, так и иноземцы силу взяли, закружились рядом с Федором, на себя потихоньку одеяло перетянули. Вот и ладно получилось.

А я жила, ровно во сне дурном, в монастырь попала, там уж в себя приходить стала.

А потом – Верея.

Как же все сплелось, какой гадючий клубок в той жизни меня затянул, в этой-то жизни чудом я с ним разобралась.

А где были в той жизни бабушка и Добряна? Велигнев и Божедар? Бабушка во время эпидемии погибла, Добряна… Не знаю, наверное, вместе с рощей сожгли ее. Как рощу жгли, я еще помню.

Велигнев?

Мог он и не сразу отозваться. А может, и на него у магистра Родаля что нашлось, откуда ж мне знать?

Божедар? Могли и его тогда убить, а могли и другого кого, не ведаю я точно. Мог он в той, черной жизни и не вмешаться просто. Плетью обуха не перешибешь, с дружиной малой с войском целым воевать не станешь, да и кто бы после Федора на трон сел? Смута?

Могло и такое быть.

В этой жизни все иначе, совсем иначе. И я смотрю на Бореньку, который безмятежно спит рядом, и рука его на моем животе лежит, защищает. И внутри меня растет наш ребенок.

А Федора нет. И Любавы. И всей ветки ведьминской тоже, и много кого еще они за собой утянули. А я не жалею.

Кто-то скажет, что я чудовище бесчеловечное, что ж, пусть. А сначала пусть за нелюбимого замуж выйдет, ребенка потеряет, любимого похоронит, в монастырь на десять лет уйдет, смерти своей в глаза посмотрит…

Тогда пусть и осуждают меня всласть. А сейчас…

На все я готова ради своих родных и близких. А права я там или нет…

Пусть Матушка-Жива меня судит, когда я пред ней предстану. А до всех остальных мне и дела нет.

И полетело, понеслось время, ровно стрела, из лука выпущенная…

* * *

– Упокой, Господи, душу рабы твоей…

Аксинью в Соборе отпевали, стояли рядом с гробом ее Илья, с рукой на перевязи, Агафья на клюку опиралась, Устя – муж ее поддерживал. И в лице у царицы ни кровиночки не было.

Бояре глядели, перешептывались:

– Переживает, бедненькая…

– Как бы не скинула, от горя-то…

– Какое тут горе? Не дружили сестры, про то всем известно…

Шепотки по Собору ползали, ровно змеи ядовитые, в кольца свивались, Устя половину слышала, а вторую и слушать не хотела.

Не получилось у нее все ровно и гладко.

Не сбылось…

А так хотелось, чтобы были все счастливы, чтобы Аська замуж вышла, тоже деток ро́дила, чтобы семья была большая… Илью отстояла она, а вот сестру погубила.

На горе себе Аська царевной стала, да только не поняла, что никому доверять нельзя. И Устя не поняла, а только времени у нее побольше было. С нее и спрос. А она позволила о себе подумать, позволила счастливой быть безоглядно…

Не уберегла.

И что толку о вине да невиновности говорить, что толку волосы на себе рвать… Только одно и осталось: обрядить сестру, словно принцессу. А еще…

На это она уговорила Бориса.

Сегодня, чуть позднее, и Федора с Михайлой отпоют и похоронят. В Соборе, в усыпальнице государевой, с соколом, выбитым на плите… Не надо бы туда Федора, ну да ладно! Сейчас признаваться, что не сын он Иоанна Иоанновича? Грязью семью царскую замарать?

Нельзя такого допустить, и боярин Репьев с тем согласен, на иконе поклялся он, что, кроме него, никто о словах Истермана не узнает.

Никто и никогда.

Аську туда же положат, и сделала Устя так, чтобы рядом с гробом Михайлы и ее гроб был. Аська его все ж любила… в той жизни точно любила, в этой влюбилась без памяти, да и в той все бы она для мужа отдала. А он и тогда Устинью любил.

В той жизни эта любовь всех их троих сломала, в этой трижизни сберегла, а то и поболее. Пусть лежат Аксинья и Михайла рядом, а пройдет время, и снова Жива-Матушка их души на землю вернет, в полотно вплетет узорчатое…

Время пройдет…

Прости меня, Асенька, виновата я перед тобой. Прости, если сможешь, а я себя никогда не прощу.

* * *

– Ваше величество!!!

Не любил Филипп лишней ажитации, на пажа с недоумением посмотрел.

Это еще что такое?!

– Ваше величество, гонец примчался, говорит, Орден Чистоты Веры уничтожен!

Филипп едва не сел, где стоял. Повезло, по саду прогуливался, под рукой кусты роз были, вот за один он и схватился. На ногах устоял, а руку изранил, выругался зло… не до руки сейчас!

– ЧТО?! КАК?!

– Государь, гонец прискакал, сказал, что над замком гроза разразилась такая, что смотреть страшно было, молнии били, сверкали, башни от них обрушились…

Придворные сусличками замерли. Такое услышать!

Да о таких случаях правнукам рассказывают.

– Божий гнев…

Кто сказал? А поползло потихонечку, не замолчать…

Филипп откашлялся:

– Что Великий магистр?

– Магистр Эваринол мертв. Несколько рыцарей выжили, но сейчас они не могут даже говорить. У них переломы, да еще гроза была, камень… кто бредит, кто как, люди их выхаживают, но боятся, что бедняги Богу душу отдадут.

Филипп голову склонил, вздохнул:

– Что ж… надобно розыск послать к развалинам замка. Разобраться, как там и что произошло, мертвецов похоронить…

А еще документы вывезти, ценности разные, кладовые вскрыть, посмотреть, чем поживиться можно. А что? Орден, считай, мертв, а Филипп жив.

Версия?

– И священника обязательно туда привезти. Когда это и правда кара божия, надобно освятить место нечистое.

Придворные закивали. Филипп прогулку прекратил, отправился к себе, приказал лекаря позвать. Пусть руку перевяжут… что за роза у него такая растет? Сволочь, а не роза! Да и куст этот срубить! Чтоб неповадно было.

* * *

Поздней ночью лежит король в своей кровати. И то ли снится ему, то ли взаправду все происходит.

Открывается дверь спальни, человек входит.

Как он во дворец попал, как мимо людей прошел?!

Не знает Филипп.

Фаворитку свою толкнул – та и глаз не открыла, не охнула даже. А там и сам Филипп двигаться уж не может.

Стоит рядом с ним старик, смотрит сурово. На старике балахон из простого полотна, на ногах непонятное что-то… Где ж король лапти мог увидать?

На плече старика ворон сидит, смотрит недобро.

И под взглядом птичьим, умным, чувствует его величество себя червяком. Сожрут – не подавятся…

Сказать хочет, а не идут слова, шевельнуться бы – да сил нет…

Молчит старик, кажется, вечность уж молчит, Филиппа ужас прошиб едва не до медвежьей болезни. А потом заговорил Велигнев, тихо-тихо:

– Не надо тебе на Россу лезть, государь. Протянул туда руки магистр Родаль, тут его и смерть нашла, безвременная. На твоей земле его замок стоял, ну так радуйся. Все, что им принадлежало, твое будет. А сам не лезь туда более…

Филипп спорить и не собирался. Как-то так убедительно у старика получалось… не обмочиться бы! Куда там спорить!

– Ты меня, государь, не забудешь. А чтобы верил, что не видение я, не морок…

Махнул рукой старик, ворон с его плеча сорвался – и в стену влетел.

Не разбился, нет. Только на мраморе белом черное пятно отпечаталось.

Ворон.

Крылья, видно, перья… Поневоле Филипп зажмурился, а когда глаза открыл, никого уж и рядом не было. И руки-ноги слушались.

Тут уж король так заорал – балдахин едва не рухнул.

Стража вбежала, фаворитка с кровати слетела, король орет, ногами топает, суматоха поднялась… и было, было, отчего ей подняться. Потому как в спальне королевской, на панели из драгоценного золотистого ромского мрамора, и правда черный ворон отпечатался.

А старик?

Искали…

Не нашли ни старика, ни следа его. А ворон остался. Подумал Филипп, да и переехал в другую спальню. А эту закрыть приказал.

И о мыслях своих он тоже как-то позабыл. Думал он ранее жену Бориса отравить, свою племянницу ему подсунуть, а тут и раздумал, да резко так. Найдет он, куда девку пристроить, а туда не надобно! Вот просто не надобно…

Не слабость это! Просто захотелось! Или кто-то решит с королем спорить?!

* * *

Велигнев шел себе спокойно, песенку насвистывал.

Ворон на плече сидел, покачивался при движении, когтями держался. Недоволен был – чего это еще такое? Его мороком разных всяких пугать?!

Ладно уж, потерпит он ради хозяина! Подождет.

А покамест на Россу они возвращаются.

Домой.

Счастье…

* * *

Руди по сторонам смотрел с грязной телеги.

Позорной телеги.

Кто бы мог подумать, что так вот все кончится? Все будет…

Телега.

Дорога к лобному месту.

Палач, который уже ждет…

Легкой казни не будет, не пощадил Борис. Руди почти и не пытали, он все сам выложил, а вот помирать он будет больно.

На колу.

Несколько дней. Кол с перекладиной будет, чтобы не сразу умер Истерман, а палачу приказано его поддержать, чтобы помучился подольше. Когда Руди об этом узнал, с ним истерика случилась, кричал он, бился, пытался голову себе о стену разбить – не получилось ничего. Палачи у Бориса опытные, жестокие.

А казни растянутся надолго. Может, дней на десять. Первым он умрет, а потом каждый день рядом с ним будут другие умирать.

Пауль Данаэльс. Боярин Фома Мышкин – знал он, что доченька его затевает, знал, не остановил. Кое-кто из рыцарей. Еще бояре – много кто в заговоре замешан оказался.

И милосердия не будет.

Не пощадит государь, у него жена ребенка ждет, и ради них он всю гнилую поросль выполет.

Старался Руди себя в руках держать, а только когда телега к помосту подъехала, не выдержал, в истерике забился, почти на руках его на помост внесли, вшестером прижимали, чтобы не вырвался.

А потом…

Потом было очень много боли. И жалеть Руди было некому, разве что кидаться камнями в него запретили. Но это не из милосердия, а чтобы сознание не потерял или не убили раньше времени.

Истерман прожил еще почти два дня. К тому времени на площади еще восемнадцать кольев стояло.

* * *

– Уезжаешь?

Не подружились Борис и Божедар, а все ж государь не против был богатыря при себе оставить. Надежный он. И не предаст.

– Прости, государь. Тесно мне тут, душно.

– Когда позову – придешь на помощь?

– Дай Род, государь, не понадобится тебе моя помощь. А коли позовешь – приду.

Борис с руки перстень с лалом снял, богатырю протянул.

– С этим кольцом тебя в любое время ко мне пропустят.

Доверие.

И взаимопомощь. То, что мужчины друг другу предложили. Столкнулись в Великом Нево сом и щука, переглянулись да и поплыли себе в разные стороны. Нечего им делить, разные они.

И мужчины разошлись.

Божедар на коня вскочил, уехал.

Борис в покои вернулся, жену обнял. Устя даже и спрашивать не стала.

– Тяжко богатырям среди суеты да колготы нашей, не по их плечам интриги да подлости.

– И то верно, Устёнушка… Посиди со мной.

Устя к мужу прижалась покрепче и молчала. Рядом они, теплом делятся, греются друг об друга, как два птенца в одном гнезде, и не надо им сейчас ничего более.

Рядом беда прошла, смертная, лютая… Осознают они это сейчас и жизни радуются.

И хорошо им рядом. Так родными и становятся по-настоящему, душами врастают, сплетаются…

* * *

– Неспокойно мне, матушка.

Металась Машенька по комнате, то к окну подойдет, то к двери, то опять к окну.

Неспокойно ей, страшно. Но не ворчала боярыня Татьяна. Поймала чадо, по голове ее погладила ласково.

– Спокойнее будь, Машенька, маленький тоже волнуется.

– Матушка! Илюша там! А я…

– А за тебя и Вареньку спокоен твой муж. Это главное.

Боярыня Татьяна совсем своей у Заболоцких стала, считай, что ни день приезжает, то к дочери, то к боярыне Евдокии. Сдружились бабы, беседуют спокойно, Вареньку маленькую тискают всласть, Машу успокаивают. А той все равно тревожно. Уж и весна прошла, уж и дороги просохли, ан не едет любимый муж! А почему?!

Что его задерживает?!

И не любить горько, а когда любишь, то вдвое горше бывает.

Ох, Илюша…

Вздохнула Маша, от матери отстранилась, живота своего коснулась.

– Толкается… Хотелось бы мне, чтобы Илюша хоть к родам приехал!

– Приедет, обязательно. А когда и нет, причина у него важная. Сама знаешь, Машенька, строг наш государь и от ближников своих многое требует.

Боярыня за зятя стояла – горой. А что ж и не постоять?

И неглуп, и уважителен, и Машеньку любит, и Вареньку признал, грех прикрыл, и не попрекает в том, а что у царя на хорошем счету, так это уж вроде вишенки в пирожке вкусном.

Обхватила себя Машенька руками, вздохнула горестно, а выдохнуть и не успела толком. Копыта по двору застучали, голос разнесся звонкий:

– Гостей встречайте!

И, как была, ринулась Маша в дверь, повезло еще – наружу та открывалась. А когда б внутрь, так боярышня ее б и с петель снесла, к мужу торопилась. По лестнице слетела, на двор…

– Илюша?!

Чудом поймал супруг свое сокровище кругленькое, когда она уж, ногой запнувшись, со ступеней летела.

– Машенька!

– ИЛЮША!!!

А больше ничего Машенька и сказать не смогла, прижалась, вцепилась в плечи широкие – и затихла так.

Рядом!

Любимый, родной, самый-самый… единственный – РЯДОМ! А больше-то ей и не надобно ничего! Только лицо почему-то мокрое…

Потом уж наговорятся они всласть, потом расскажет Илья о заговоре, как страшную сказку, а Машенька послушает. И будет за руку его держать, осознавая, что обошлось.

Потом, все потом. И разговоры потом, и встречи, и даже вежливость – да и не ждал ее никто. Видно же – ни до кого нет дела молодым, нечего лезть к ним!

А сейчас…

Зашевелился в животе ребенок, словно решил с отцом познакомиться, ножкой пихнул… и уже Илья в совершенно дурацкой улыбке расплылся, руку приложил.

– Машенька?

– Говорят, мальчик будет…

– Мальчик… Мишенькой назовем?

Хоть и не любила Устя Михайлу, а Илья вот так для себя решил. Сестре он не скажет, конечно, ни о чем, а сам…

Не были они с Михайлой друзьями, и не стали б никогда, а только сестру его Ижорский любил по-настоящему и собой ее закрыл. Хорошее имя.

Правильное.

– Мишенька? – Маша имя на вкус попробовала, понравилось ей. – Любо, Илюшенька.

И забегая вперед: по осени родившийся ребеночек действительно мальчиком оказался, не соврали в этот раз бабки да приметы. Михайла Ильич Заболоцкий. А для матушки своей, для отца и сестрицы Вареньки – Мишутка.

Мишенька…

* * *

Семья Ижорских особого дохода никогда и не знала, перебивалась с хлеба на квас. Раньше-то еще полегче было, а вот как лавка вспыхнула то ли от уголька неловкого, то ли от руки подлой, и вовсе тяжко стало. Муж тушил ее, да обгорел сильно, не выдержал ожогов, да и помер. Осталась вдова одна, да детей шестеро, младшему уж восемь лет, а все одно, не получится у нее тулупы шить, и жить им, считай, и негде, и не на что, едва не в сарае ютятся…

Ежели и дальше так будет…

Надорвется мать, пойдут батрачить девки, а кто и с пути собьется, наймутся, куда смогут, парни… Лила тихонько слезы Надежда Ижорская, знала, что не пережить ей следующей зимы.

Да она-то ладно!

Дети как?!

Когда во дворе кони заржали, копыта затопали, встрепенулась несчастная, не ждала она уж от жизни ничего хорошего, ну хоть младших бы спасти! Хоть кого…

Выглянула она за дверь – там человек стоит неприметный, смотрит спокойно. А конь у него – всем коням конь, таким бы и боярин не побрезговал. И люди за его спиной оружные…

– Боярин? – робко Надежда спросила. Не ждала она уж ничего хорошего от жизни…

– Не боярин я, матушка. Гонец государев. Ты ли Надежда Ижорская, Михайлы Ижорского мать?

– Был у меня, милсударь, сынок Михайла, да сгинул давно.

– Волосом светлый, глаза зеленые…

Описал посланец Михайлу четко, Надежда даже зажмурилась, ровно сына увидела.

– Что он… помощь ему надобна?

Покачал головой гонец:

– Послушай указ государев, матушка. Там и ответ мне дашь.

Слушала Надежда, себе не верила.

Ее Михайла, точно ее, и мужа ее назвали, и отца, и детей он всех перечислил, кроме двоих младших, о которых и не знал… Ее Михайла в Ладоге оказался.

И государя спас.

И государыню.

А те в благодарность ему чин боярский даровали да дом на Ладоге. А еще из казны вспомоществование, которое Надежда получать по четвертям года будет, как положено. А когда соберутся дети замуж али, там, жениться, им казна тоже приданое выделит. Или на обзаведение.

Надежда только и могла, что глазами хлопать.

– А как… что…

Покачал гонец головой. Так и знал он, что с бабой этой деревенской боли головной не оберешься, а только когда сказал государь… надобно так!

Два дня она вещи собирала, на телегу грузила. Еще дней двадцать они до столицы ехали, в возке, ровно бояре…

А уж там, когда привезли ее в дом хороший, каменный, на подклете высоком, когда вокруг холопы закружились, когда жалованную грамоту ей принесли от государя…

Только там и поверила во все Надежда. И рыдала долго, вспоминая сына своего непутевого.

Рыдала, понимая, что, останься он рядом с ней… да разве ж можно было его удержать? А сейчас… умер ее Мишенька героем, добрую память по себе оставил.

Мало ли это?

Много ли?

Потом ее дом государыня Устинья Алексеевна посетит, поговорит ласково. Подтвердит, что правда все, истинная. Да и как не подтвердить?

Зеленые глаза и Михайле, и детям всем от матери его достались. Такие же, бедовые… только теперь они уж у Устиньи ярости не вызывают.

Михайла перед ней свою вину искупил. И поступком своим, и жизнью, оплачен счет и закрыт. Кто старое помянет, тому и глаз вон.

Потом уж она Надежду Ижорскую на могилку к Михайле сводит. Там и поплачут они обе вдоволь, одна о сыне, а вторая – прошлое свое отпуская. И станет им обеим легче.

Это будет потом.

А еще постучится однажды вечером в двери дома Ижорских человечек неприметный, который Надежде и передаст сумку большую.

Так и так, деньги у сына вашего были, приказал он все семье его отдать. И мне за ту работу хорошо уплачено, благодарствуйте, да и прощайте. Хорошо, что ехать не пришлось невесть куда да вас разыскивать.

Не надеялся Михайла уцелеть в ту ночь. Знал, что ежели жив останется, то чудом будет великим. А денег-то он собрал достаточно, надеялся с Устиньей убежать…

Что ж.

Когда нет – то и на все плевать!

А только кто голодал да холодал, тот и цену деньгам хорошо знает. Не бросать же, и в монастырь их Михайла отдавать не захотел. Навидался он попов в странствиях своих.

Оттого и на хитрость пошел. Заплатил он одному человечку, который делами тайными занимался. Заплатил, с просьбой, когда помрет Михайла, к его семье съездить, деньги им передать.

Так оно и вышло.

И Михайлу не пощадила жизнь, и человечек… не смог он сразу поехать. Пока розыск учинял, пока разбирался, куда ехать, тут уж Ижорские и сами на Ладогу приехали.

Проверил он все еще раз да и принес матери Михайлы деньги. И письмецо с ними короткое.

Прочитала его Надежда, слезами улилась.

«Матушка моя любимая!

Прости меня, дурака, да помолись за меня. Сестренок поцелуй, братишек. Бате о деньгах не говори, пропьет еще, а ма́лым приданое надобно. Да и тебе хорошо бы чего на старость иметь.

Ввязался я в дело страшное и свернуть уж не смогу. Чует сердце смертушку.

Прости, что знать о себе не давал, дураком я был. Коли уцелею, приеду к вам, заберу вас на Ладогу. А когда не получится – все одно, люблю я вас. Только сейчас это понял.

Сын твой непутевый, Михайла».

Хотел Михайла и Устинье грамотку написать тогда, не осмелился. Более того, не надо ему было.

И он любил, и она о том знала… чего еще-то?

О чем пергамент марать?

Матушка – то дело другое… Только на грани смерти осознал Михайла, что другим тоже больно бывает. Что-то понял, переосмыслил и успел в последнюю минуту. Везде успел.

Надежда ту грамотку до конца жизни сохранила, в гроб приказала к себе положить. А еще…

Михайла – в семье Ижорских родовым именем стало.

Денег Михайла столько семье оставил, что и на обзаведение парням хватило, и дело свое открыть, и девкам на богатое приданое, с которым их в богатые семьи купеческие взяли…

Все у них хорошо сложилось. А спустя несколько десятилетий Ижорские и не раз еще род свой прославят. И адмирал знаменитый из их рода выйдет, и гордиться своим предком, хоть и не прямым, будет, не ведая правды. Да и не нужна она им. Ни к чему.

* * *

– Тужься, Устенька! НУ!!!

– Ой, мамочки!!! Ай-й-й-й-й-й-й!!!

Орала Устя от души.

Не довелось ей в той жизни рожать, только ребеночка терять на раннем сроке. Тоже больно, а все ж не так.

А в той жизни… да что ж он здоровый-то такой?!

Бо-о-о-о-о-о-ольно!

А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

– НУ!!!

Агафья за руку внучку схватила, силой своей кольнула, заставляя вспомнить, что волхва она, не овца жертвенная, – и Устя невольно и свою силу на волю отпустила.

И та вспыхнула под сердцем черным огнем.

Боль так полоснула, что в глазах потемнело.

И одновременно с этой вспышкой раздался крик младенца:

– У-У-У-У-У-А-А-А-А-А-А-А!!!

Орал только что рожденный Сокол с такой душой, что все палаты небось слышали!

Что далее было, Устя почти и не чуяла. Как ребенка ей дали – вот тут поняла.

Маленький, красненький, волосы темные, а глаза – серые, как у отца его. Ровно небо грозовое.

И кряхтит грозно, и в грудь сразу впился – понимать же надо! Он родился, он трудился, а его еще и не кормят?! Тут кто хочешь заорет!

Переодеть Устю уж не успели, Борис влетел на крик детский, яростный.

– Устёнушка!!!

А Устя полулежала и мужу улыбалась ласково.

– Боря… на тебя он похож.

Подошел Борис Иоаннович, на сына посмотрел, на жену… и столько счастья в его глазах было, что не сдержалась Устя – заплакала.

– Боренька…

В той жизни она от горя да тоски смертной плакала, в этой от счастья. А все одно слезы катятся, только почему-то сладкие они на вкус.

Малыш нахмурился, капля ему на нос упала, не понравилась, закряхтел недовольно…

– Маленький такой… спасибо, любимая…

И по столице ударили колокола, возвещая – есть у царской четы наследник. Есть новый государь из рода Сокола! Царевич Алексей Борисович!

Рядом Агафья улыбалась.

Она от внучки не отходила. Чувствовала она себя уж вовсе слабой, понимала, что недолго ей осталось, может, год, а может, и того нет. И радовалась, что малыша успела на руках подержать.

Счастье же.

Настоящее счастье.

* * *

Два года еще проживет Агафья Пантелеевна, и Мишеньку успеет потискать, и на маленького Алешеньку налюбоваться, и даже на второго малыша, которого Устинья через полтора года родит. На младенчика Дмитрия Борисовича…

А потом уйдет к себе однажды в опочивальню, да и не выйдет оттуда. Время пришло.

Отнесут ее в рощу, да там и похоронят. И прорастет над старой волхвой белая березка.

И побегут годы.

Победы и радости, болезни и горести, ничто царскую семью не минует.

Восемь детей родит мужу своему государыня Устинья Алексеевна, любовью народной будет пользоваться. Пятеро мальчиков, три девочки. К девочкам едва ли не с рождения присватываться начнут принцы заграничные, но тут уж Борис жестко поставит.

Вот будет малышкам по шестнадцать, там они себе и выберут мужей. А до той поры… не надо нам такой похабени, как у вас, в иноземщине, когда детей с колыбели сговаривают, а потом Бог по-своему решает. Пусть в возраст войдут.

И верно, выйдет одна из царевен росских замуж за друга своего, за маленького Егора Утятьева. Вторая все ж уедет в далекую Франконию, там и прославится одной из самых просвещенных государынь франконских, а третья дар Агафьи унаследует.

Какое уж тут замужество!

Только роща, только учеба…

Туда ее и повезет Устинья, когда младшенькая первую кровь уронит, и встретит их чуточку постаревшая, да все еще крепкая Добряна.

И встретит, и царевну Агафью рада видеть будет, и учить ее будет… Не желает ли покамест царевна по роще погулять? Вдруг да приглянется ей чего?

Агафья убежала радостно, Добряна Устинье только кружку с соком березовым протянула, только разговор начать хотела, как из рощи девушка к ним вышла.

Неровной походкой, ровно и не знала она, куда ей надобно. А только дрогнула рука у Устиньи, сок березовый на землю пролился.

– Кто это?!

Спросила Устинья, да сама свой голос и не узнала. Ровно карканье хриплое раздалось, разнеслось над поляной.

Раз в жизни она это лицо видела, глаза эти, и то в полусумраке, почти в черноте, а памятны они ей больше материнского лица. Больше всего на свете.

Навеки в ее памяти лицо Вереи Беркутовой осталось.

Добряна головой покачала, вздохнула тяжко:

– Праправнучка моя, Верея.

– Верея…

– Горе у нас, Устя, мало того, что девка бессильной родилась, так она еще и разум терять начала, то в одну точку смотрит, то в припадке бьется, а что с ней такое, и понять не можем, ни семья ее, ни я, вот… попросила сюда привезти. Может, ты и посмотришь? Агафью бы, та в таком деле разбиралась. Или Велигневу я весточку дам…

– Не надобно Велигнева. – Свой голос Устя не узнавала. Жгло под сердцем углями горючими!

– А коли не смотреть ее, она и года не проживет. Чудом до этих лет-то дожила, как сберегли еще! А и не сберечь… как проклятье на ней какое!

– Не проклятье. Правильно все.

Устя словно во сне шла, словно по облакам плыла, едва свой голос слышала. Двигалась и знала, что правильно так-то будет.

Прошла по поляне, рядом с девушкой опустилась, та и головы не подняла. Что Устя ей, что сон дурной, все едино. Спит она и сны видит тяжелые, черные, муторные…

– Погляди на меня, Верея Беркутова.

Ахнула Добряна.

Потому что вскинула ее внучка голову, повернулась к Устинье, ровно плетью огретая… Не бывало с ней так-то никогда! Ее и плетью-то ударишь – не шелохнется, был случай.

А теперь что?

Друг против друга на коленях женщина – и девушка, стоят, глаза в глаза, смотрят…

– Возьми, Вереюшка, по доброй воле отдаю…

Устя руку протянула, руки Вереи коснулась.

Та липкой была, вялой, безвольной, но только до прикосновения. Стоило их пальцам сомкнуться, Верея так вцепилась – клещами не разожмешь! Оторвать только с рукой получится.

А черный огонь, который под сердцем Устиньи горел все это время, вдруг вспыхнул яростно, вперед рванулся, в пальцы ее перетек – и через них – к Верее.

Устю невольно в крике выгнуло… Мамочки, больно-то как!

А только и Верея кричала истошно, от боли немыслимой, и глаза ее черным огнем полыхали, силой яростной, сбереженной да возвращенной.

Для них-то вечность прошла, а на деле, может, пара секунд, упали и Устинья, и Верея на траву зеленую. Устя кое-как выдохнула, к себе прислушалась…

– Ох!

Под сердцем, там, где черный огонь она чуяла, яростный, безудержный, теперь тепло и хорошо было. Как пушистый клубочек свернулся, родной и уютный, светлый да тепленький. Теперь-то Устя точно знала: ее это сила. Только ее, оставшаяся, родная, может, и не свернет она гору, и человека не убьет, да ей уж и не надобно. Хватит на ее век.

Вот это и произошло в темнице.

Верея все отдала, жизнь и душу, смерть и посмертие, силу и волю вложила, а человек ведь в такие минуты богам становится равен и божественной мощью наделен. А Верея еще и последней из рода своего оставалась.

Все она отдала, а что осталось – то за Устинью зацепилось.

Душа, наверное. А может, и часть силы ее…

Они и горели, и бушевали неистово, потому как нрав у Вереи был, что тот огонь. Потому и определить силу Устиньи не мог никто, потому и чувствовалось, что умирала она.

Не ее та смерть была, Вереина. Или и ее тоже?

Что уж сейчас о том думать? Главное, вернула все Устинья, свой долг отдала. И смотрела почти сча́стливо, как Верея оглядывается, как руку к груди прижимает…

– Мамочки! Где я?! Что со мной?!

Как в изумлении опускается на колени рядом с ней Добряна.

– Вереюшка, внученька…

– Бабушка? Я тебя помню… Добряна. Правильно ведь?

– Девочка… – И волхва всхлипывает, и обнимает внучку свою, и радуется искренне. И разуму ее, и тому, что видит в ней.

То Верея была ровно кувшин пустой, глиняный, темный, потрескавшийся. А сейчас…

На глазах у Добряны чудо происходило. Верею словно поток силы заполнял. Искрящейся, чистой, вдохновенной силы Живы-Матушки! И становился глиняный сосуд хрустальным, и огонь в нем горел такой, что хоть ты на скалу ставь вместо маяка! Да с такой-то силой… тут и Велигнев за голову схватится! Она ж…

Она горы пальчиком свернет! Моря осушит!

– Устинья! Как же это…

– Правильно все. Более чем правильно.

– И ты… ты изменилась тоже! Сила твоя изменилась!

Устя только руками развела:

– Мы с Вереей теперь как сестры кровные. Наверное…

– Устинья Алексеевна… государыня.

Верея руку протянула, улыбнулась. Не так, как в темнице улыбалась, безумно, яростно, мести желая, а как дети малые.

Чисто-чисто, ласково и весело.

– Получилось у нас ведь все. Правда же?

– Получилось, Вереюшка. Ты… помнишь?

– Сила помнит. Ты помнишь… Благодарствую, государыня Устинья Алексеевна, век не забуду.

– И я, Вереюшка, сестрица названая…

Верея кивнула:

Да, сколько Устя ее под сердцем носила, поди…

– Я тебя, пожалуй, и матушкой назвать могу, благодаря тебе как родилась я во второй раз.

Обменялись они улыбками лукавыми, поглядела на них Добряна, да и промолчала. Ни к чему.

Пусть оно между ними и Богиней будет. А ей и того достаточно, что внучка жива-здорова! Да какая!

Будет кому рощу передать, когда ее черед придет!

А уж когда вовсе далеко смотреть… хорошо, когда волхва и государыня дружат. Надежно так-то. Правильно.

И роща зашелестела ласково, подбадривая и одобряя свою волхву.

Расстилается полотно Богини-матушки, бегут по нему разноцветные нити во все стороны, то одна, то вторая сверкнет искрами. Вот выпятилось оно узлом некрасивым, а потом будто волна по нитям пробежала – и снова ровно все. Вернулась сила к истокам своим.

Все правильно. Стоит навеки Росса и стоять будет. И будут по ней волхвы ходить, и будут чудеса на земле росской твориться, и не бывать на ней злому ворогу. А кто придет, тот свою смерть и найдет.

И улыбаются тихонько боги.

Век стоит Росса – не шатается и века простоит – не пошатнется!

Честь и слава вовеки!

(обратно) (обратно)

Анна Одувалова Ядовитая

© Одувалова А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

(обратно)

Часть 1 Серый дурман

– С дороги, Яд! – крикнули в спину. Я отшатнулась, едва удержав равновесие, и зашипела сквозь зубы ругательство. Несколько круглых, напоминающих тарелки скоростных платформ на воздушной подушке едва не сбили с ног. Стоящие на них парни балансировали, удерживая равновесие с помощью расставленных в сторону рук, и развивали дикую скорость, управляя порывами ветра. Наглые «воздушники», им не писаны законы.

Надо было кинуть вслед «лассо», тогда хотя бы парочка нахалов к воротам колледжа подъехала бы на пузе. Видимо, забыли за летнее время, на что я способна, или просто списали со счетов? Ну, это зря. Для мести у меня предостаточно времени и душевных сил хватит.

От просвистевшего мимо уха маленького фаера я увернулась, не задумываясь, и только выругалась вслед гогочущим малолеткам, кучкующимся у высоких кованых ворот. Что взять с первокурсников? Они резвятся, считают себя крутыми и не понимают, куда попали. Это пройдет быстро, недели через две. Только с виду Меррийский колледж магии – лучшее учебное заведение империи. На самом деле оно как все и местами даже хуже, потому что учатся здесь избалованные жизнью мажоры, в руки которых по праву рождения попала сила и власть.

Я бы ни за что не успела отскочить, если бы водитель затормозившей у моих ног платформы с мордой грифона на кабине хотел меня задавить. Платформа возникла словно ниоткуда, черно-красная, бесшумная, хищная. Полированные бока блестели, а магические кристаллы, позволяющие осуществлять движение, горели ярко – их недавно подзарядили. Я едва сдержалась от испуганного крика, но сумела сохранить невозмутимое выражение лица, достойное аристократки в третьем поколении, хотя и была обычной горожанкой, случайно оказавшейся на этом празднике жизни. Здесь никому и никогда нельзя показывать слабость.

Все обстояло значительно хуже, чем я думала с утра, отправляясь на учебу после длительного летнего перерыва. В город вернулся Кэлз фо Агол. Я очень надеялась, что он встретит новый учебный год где-нибудь в другом месте. На это были все основания.

Парень выскочил из водительской двери платформы, смерил меня ненавидящим взглядом и прошипел, приблизившись к моему лицу:

– Я сделаю твою жизнь невыносимой, дрянь! Тебе следовало уехать из города еще летом. Теперь шанс упущен.

Парень, одарив меня издевательской усмешкой, отступил на пару шагов, и я едва успела блокировать его чары. Не знаю, что он хотел со мной сделать, но явно ничего хорошего, потому что холод пробрал до костей. Кэлз фо Агол был боевиком, и ему подчинялись лед и пламя. Я же могла лишь ударить ментально и пытаться сломить волю.

– Тоже по тебе скучала, Кэлз, – как ни в чем не бывало ответила я, стараясь не показать, как измотал меня этот невидимый поединок. – Не боишься зубки обломать?

– Это тебе нужно бояться, Ядовитая!

Кэлз показал мне неприличный жест, развернулся на каблуках, крикнул собирающимся зевакам:

– Хэй! Вы же рады меня видеть? Не слышу? – И под восторженные вопли направился в сторону главного входа.

Позер. Хуже всего, что он, пожалуй, единственный, кто действительно мог сделать мою жизнь невыносимой. У всех остальных кишка тонка. А этот ведет себя так, будто не заработал секунду назад головную боль до конца вечера.

Я хмыкнула, поправила на плече рюкзачок и пошла следом, игнорируя толпу любопытных. Глупо предполагать, что первый день учебного года мог пройти как-то иначе. Сейчас я еще больший изгой, нежели обычно. Но когда меня это останавливало? Меня всегда слегка презирали, потому как я обычная горожанка, но учусь среди снобов-аристократов и имею сильный дар, который считается недоступным простым смертным. Ну а боялись из-за сложного характера и того, что слишком много знаю. Я могу найти пропавшую собаку, проследить за неверным парнем и даже выяснить, кто из гостей вечеринки украл столовое серебро. У меня есть компромат на каждого, но я держу это в тайне. Меня и так здесь не жалуют, а после трагедии, произошедшей в начале лета, и тем более.

Мне всегда нравилось выделяться из лощеной толпы. Поступив в колледж, я понимала, что никогда не стану одной из них, поэтому изначально противопоставила себя им. К третьему курсу меня даже начали уважать. Почти уважать, ведь во мне не было крови врожденных магов. Точнее, была, но это вызывало только вопросы и порицание.

На самом деле, как бы ни пресекались браки между аристократами и простолюдинами, нравы сейчас царили вольные и о чистоте крови говорить не приходилось. Только вот такие, как я, редко обладали уровнем силы, с которым обучение в Мерийском колледже было не привилегией, а необходимостью.

Я прошла мимо двух каменных грифонов на входе в колледж. Даже не поморщилась, получив в лицо порцию магической пыльцы – это только перваки чихают, оказавшись в зеленоватом облаке, – и, пройдя своеобразную идентификацию, вошла во внутренний вымощенный серой плиткой двор.

– Добро пожаловать в родимый дурдом, – пробормотала я себе под нос, повыше подняла подбородок, гордо выпрямила спину и направилась под пристальными взглядами к главному входу.

Я выделялась в любой толпе – во-первых, носила брюки, которые аристократки считали вульгарными, а вот горожанки вроде меня вполне могли себе позволить, особенно в сочетании с длинным кожаным плащом и каблуками. Я любила черный цвет в одежде с изумрудным, под цвет глаз он стал моей визитной карточкой. Черные прямые волосы, блестящие словно крыло королевского грифона, узкий кожаный корсет, под которым темно-зеленая блуза с высоким воротником, плотные брюки, заправленные в сапоги на шпильке. Образ дополнял кнут-лассо, обернутый вокруг пояса, и сумочка-рюкзачок.

Кнут у меня пытались систематически отобрать первые два курса, но к третьему смирились и весь прошлый год не доставали, а в этом сменился охранник на входе в здание, и поэтому он скрипучим голосом завел:

– Оружие в академию проносить запрещено.

За спиной раздался чей-то несчастный стон, и очередь на пропускной замерла в предвкушении очередной разборки. Я не стала разочаровывать и поинтересовалась:

– И где вы видите оружие?

– У вас на поясе. – Охранник выглядел уверенно, а зря. Со мной ему еще дела иметь не приходилось.

– На поясе у меня ремень.

– Нет, это кнут.

– Да? – Я демонстративно удивилась и, закусив губу, осторожно мизинчиком дотронулась до каучуковой дубинки, которая для вида висела у него на поясе.

– Тогда это… наверное… ваш помощник?

За спиной кто-то прыснул со смеху, а охранник посмотрел на меня странно, пока еще не врубаясь, в какую сторону я клоню.

– Я видела как-то у старшей сестры похожую вещь… м-м-м… – Я замолчала, словно смутившись. – Она использовала…

– Яд, у тебя нет старшей сестры! – гоготнул кто-то из очереди. Но я только отмахнулась, чтобы не мешали.

Охранник побагровел и процедил сквозь зубы:

– У вас испорченное воображение, леди… – Я не стала акцентировать внимание на обращении, как ни странно, в очереди тоже не поправили.

– Значит… мне показалось?

– Да, вам показалось!

– Вот и вам показалось. Нет у меня оружия. – Я мило улыбнулась и проскользнула в холл. Охранник хотел было меня удержать, но навстречу уже спешил куратор нашего курса пожилой магистр Суран фо Ринн.

– Отставьте, Эмис, – велел он. – Это Я… Айрис Фелл. Пусть хоть на лошади въезжает.

– Я запомню ваши слова, магистр, – пропела я и послала ему воздушный поцелуй, а он раздраженно от меня отмахнулся и скомандовал:

– Быстрее, быстрее проходите, занятия начинаются через несколько минут.

Все-таки зря я, наверное, переживала. В этом месте ничего не меняется.

То, что рядом с моим шкафчиком что-то не так, я почувствовала практически сразу же, как только свернула в длинный коридор, ведущий к аудиториям. Замерла на расстоянии вытянутой руки от ящика и начала осторожно прощупывать магическую ауру, пытаясь найти пробоины в защите. Но она, казалось, была не повреждена.

В коридоре толпилось много народа. Никто не косился на меня, не замер в ожидании, словно действительно не происходило ничего необычного. Все же, доверяя внутреннему чутью больше, чем результатам магической проверки, я, на всякий случай, выставила перед собой простенький щит и протянула руку к замку. Быстро вывела несколько одной мне известных знаков, и дверца открылась, выпуская мерзкое чернильное нечто, со множеством осьминожьих щупалец, которые извивались и пытались дотянуться до меня. За спиной послышался визг. Кто-то оказался слишком впечатлительным. Мне самой было не очень приятно, слишком уж мерзкой была напущенная тварь. Щупальца, так и не сумев до меня добраться, несколько раз ударились в щит и с шипением разлетелись смердящим фонтаном, забрызгав оказавшихся рядом студентов, потолок и пол. Коридор наполнился верезгом, руганью и вонью. Меня спас только вовремя выставленный щит. Впрочем, содержимое шкафчика он не спас.

– У тебя все же очень хорошая реакция, Яд. – В холодном язвительном голосе звучало явное сожаление. – Но не думай, что всегда сможешь уходить от возмездия.

Я резко обернулась и заметила за спиной изысканную блондинку Клэр – лучшую подружку местной королевы Брил. С Брил меня раньше связывали сложные отношения. Многие считают, будто девушка погибла из-за меня. Ведь именно со мной она ждала встречи ночью на крыше. Я не явилась, а Брил нашли на асфальте с пробитой головой. Кто столкнул местную королеву с крыши, так и не узнали. Подозревали меня, а Клэр до сих пор была в этом уверена, ну или у нее имелись иные причины так себя вести. Выяснить, что случилось в тот день, стало для меня делом чести. Только вот за три летних месяца я почти не продвинулась вперед.

– Ты зря вернулась в колледж, – повторила она слова Кэлза. – Тебе следовало уехать с матерью.

– Так было бы проще, да, Клэр? – прошипела я и сделала шаг навстречу, заставив блондинку чуть отступить. Девушка меня боялась, и даже внушительная свита, в сопровождении которой она явилась, не прибавляла ей уверенности.

– Тебе. – Смогла она справиться с собой. – Тебе было бы проще. Тебе не дадут тут жить спокойно.

– Дадут, поверь. – Я усмехнулась, намеренно задела ее плечом и прошла сквозь толпу испуганных девчонок, словно горячий нож, которым режут масло.

Клэр даже не заметила, как несколько крошечных, меньше спичечной головки семян упали ей в сумку. Она узнает о них ближе к вечеру. Моя маленькая месть за шкафчик и магического осьминога. Не зря же меня называют Яд.

– Что у вас здесь происходит? – Магресса Брисса – помощница директора колледжа, дама взрывного темперамента – плыла по холлу словно бригантина. Ее лилового цвета платье волнами колыхалось вокруг массивных бедер. Сопровождавшие магрессу четверо охранников в униформе казались мелкими на фоне полной, высокой фигуры. Леди Бриссу побаивались все, даже сам директор и я.

– Яд! – укоризненно сказала она. – Вот почему там, где ты, всегда бедлам?! Хоть один учебный год можно начать спокойно?

Я пожала плечами и отступила. Спорить и пытаться объяснять бесполезно. Вопрос был риторическим, и в собеседниках магресса не нуждалась. Она сюда явно не поболтать пришла. Из своего кабинета ее могло выгнать только что-то серьезное.

– Все откройте шкафчики! – скомандовала она, показав пухлой рукой на ряд дверок. Те замки, защита на которых была слабенькая – «на троечку», – послушно отщелкнулись сами, повинуясь одному-единственному жесту. Я тоже хотела бы открывать пусть и самые простенькие замки с такой же легкостью.

Я приподняла брови и молча покосилась на свой, раскуроченный осьминогом Клэр ящик.

– Да, Яд. Ты можешь не открывать, но учти, его все равно проверят! Точнее то, что от него осталось.

– Да, учту. – Я кивнула, изображая понимание и смирение. – А с чего вдруг такие серьезные меры, ущемляющие права личности? Да еще и в первый учебный день?

– Много будешь знать, скоро появятся морщины! – отмахнулась леди Брисса и повернулась ко мне своей немаленькой филейной частью.

– Почему это мы должны открывать свои шкафчики? – Мелкий, рыжий и жутко вредный друг Кэлза Маррис был в своем репертуаре. – Не хочу открывать, – выпендривался он. – Мало ли что у меня в нем лежит? Вдруг эротический подарок для моей девушки?

– А ты не стесняйся! Мы все тут – одна большая семья. Твой шкафчик я проверю лично, – пророкотала леди Брисса и поплыла в сторону Марриса. Попадающиеся на ее пути студенты старались слиться со стеной. У многих это получалось – уроки маскировки в прошлом году не прошли даром. Сам рыжий был уже не рад, но слабость свою показывать не спешил. У нас это не принято.

Я не стала ждать, чем закончится дело, и пошла в сторону выхода, стараясь не пропустить ни один возмущенный шепоток. Похоже, никто не знал, с чем связаны эти меры, но уже на выходе я все же уловила едва слышный комментарий от Клэр, брошенный кому-то из друзей, – серый дурман.

Все ясно. Похоже, эта дрянь снова появилась в городе, и администрация логично предположила, что рано или поздно наркотик, лишающий разума и магической силы, доберется и до университета. Я зацепилась за эти слова. Не любила наркоту и считала, что если могу, то должна поспособствовать ее искоренению в нашем славном городе. Мой папа погиб, когда вышел на след наркоторговцев. Не серым дурманом, а мэджем, но это не играло никакой роли. Заняться все равно было нечем, дело о смерти Брил встало намертво, и я не могла поймать ускользающие зацепки и почти сдалась, а попытка вычислить наркоторговца поможет развеяться и не думать о плохом.

Звонок, естественно, дали с опозданием. Новый учебный год наш курс начинал с «Истории магического права». Я, как всегда, села на первый ряд в гордом одиночестве и вальяжно откинулась на спинку кресла. Мне нравился этот предмет, я запоминала информацию с ходу и без проблем отвечала на каверзные вопросы.

Но сегодня было слегка не по себе, так как в прошлом учебном году недалеко от меня сидела Брил. Наверное, любовь к истории и праву нас и сблизила. Брил еще в школе получила отличное образование, и даже наш преподаватель, слишком красивый для своей должности, отмечал ее ум и начитанность чуть чаще, чем мои. Только в последние полгода стал чрезмерно придирчив к Брил, даже на мой вкус. Хотя саму девушку это, пожалуй, только забавляло. Брил знала себе цену, и вывести ее из себя было непросто.

Сегодня не изменилось ничего, кроме пустующего стула за соседней партой на первом ряду. Мелочь, которая многое переворачивала с ног на голову. Ее замечала не я одна.

Я снова удостоилась язвительного, полного ненависти шипения Клэр и порадовалась, что хотя бы заноза в заднице Кэлз отсутствует. Он учился на параллельном потоке, и на парах мы с ним пересекались редко. И то счастье. Зато здесь был Маррис – лучший друг Кэлза, создание не менее противное, но, к счастью, не столь талантливое. На фоне своих друзей Маррис всегда смотрелся несколько жалко.

Я достала тетрадку и в ожидании преподавателя калякала на полях зубастые цветочки и виселицы. Почему виселицы? Даже не знаю, но привычка рисовать их не раз шокировала преподавателей и однокурсников.

Профессор Норис фон Лифен был, как всегда, подтянут и с иголочки одет. Плотная с серебряным шитьем рубашка, жилет и узкие строгие брюки. Поговаривали, он раньше воевал – отсюда и выправка, и ледяной отстраненный взгляд. Студентки от него млели, я иногда тоже. Но если их привлекал внешний вид, то я преклонялась передобразованностью, эрудицией и тем, что он словно кремень.

Мало кто мог устоять перед кровожадными аристократками, готовыми пустить в ход всю свою магию, лишь бы заполучить желаемое. Скандалы вспыхивали постоянно – все же Меррийский магический колледж – это не заштатный университетишко где-то на окраине империи. То, что могло сойти с рук там, здесь каралось, и сурово. Так вот магистр Норис фон Лифен был умен, красив и ни разу не замешан в скандале – сочетание, достойное даже моего уважения.

Первая пара пролетела незаметно. Норис фон Лифен был интересным рассказчиком, но вот весь оставшийся день тянулся невыносимо долго и нудно. Если встряски и случались, они все носили негативный оттенок.

Например, в столовой меня демонстративно не пустили за общий столик. Хорошо хоть я и не стремилась туда. Сделала буквально пару шагов с подносом в руках, и Клэр тут же шепнула на ухо одной из своих подружек. Та очень быстро подсуетилась и положила несколько сумок на оставшиеся свободные стулья. Очень в духе Меррийского колледжа. Тут любят демонстрировать свое отношение именно так.

Я презрительно фыркнула и устроилась спиной к толпе у самой двери – за единственным свободным столом, не обращая внимания на язвительный смех Кэлза, который со своими дружками присоединился к компании гадюк.

Кэлз был осмотрителен, и отомстить ему не получилось, но вот Маррис… Он прошел слишком близко ко мне. Одна невидимая подсечка, пойманный в кулак воздух – и рыжий нахал полетел к моим ногам, выплеснув на пол стакан сока.

– Мне нравится, когда мужчины падают возле меня ниц, – шепнула я ему на ухо чувственным шепотом. – Мужчины, не ты.

Рыжий зашипел, пытаясь встать, но я с довольной улыбкой уже направилась к двери.

– Ты за это поплатишься, Яд! – полетело в спину.

Кто бы знал, сколько раз я слышала эту фразу за время обучения? Припомнить невозможно.

Впрочем, я рано радовалась. Мерзавцы все же отомстили и сделали это самым поганым способом, подставив меня на деньги. Я задержалась после занятий всего на пару минут. Зная, на что способны богатенькие обиженные баловни, с утра поставила свою невзрачную, старенькую платформу за воротами колледжа, но ее нашли и там.

Магические кристаллы, встроенные в крышу кабины, были разбиты все до единого. У меня имелись запасные на днище, но их энергии не хватит, даже чтобы завернуть за угол. На новый набор кристаллов и на их магическую подзарядку денег у меня совсем нет, а просить помощи у мамы я не хотела. Знала, она скажет: сама виновата, – и снова попытается забрать меня с собой. А я не хотела уезжать из глупого принципа и незаконченного дела, в которое я клятвенно обещала не лезть.

Я стояла, опустив руки у бесполезной платформы, и собиралась с мыслями. Нужно было предпринимать какие-то действия, но пока я не могла придумать какие.

– Что, Яд?! – крикнул мне в спину Кэлз, который специально затормозил у обочины. – Кто-то изуродовал твою тарантасину? Так ее давно пора определить на свалку! Подвезти до дома не предлагаю, боюсь, отравишь нам воздух и мы задохнемся.

– Пошел ты! – зло крикнула я и, выставив вперед руки, направила в дверь платформы мощную струю воздуха. Кэлз едва справился с управлением, но только заржал в ответ. И умчался на бешеной скорости, оставив после себя шлейф из искр. Его-то кристаллы были целы и полностью заряжены.

– Здесь учатся одни ублюдки. Верно?

Я повернулась и заметила темноволосого парня, стоящего чуть в стороне. Он с кривой усмешкой смотрел вслед удаляющейся платформе Кэлза.

– Не скажи… – Я проследила за его взглядом. – Чистота их крови не оставляет сомнений, только вот в душе – дерьмо. Это точно. У Кэлза так целый вагон.

– Тебе помочь?

Я посмотрела внимательнее. Черные, довольно длинные, но не опускающиеся ниже воротника рубашки волосы, светлые глаза, ямочки на щеках. Симпатичный парень, высокий и, судя по прямой спине и небрежной позе, уверенный в себе. Я видела его не раз. Он приехал в Кейптон в конце прошлого учебного года и еще не успел освоиться в нашем серпентарии. Поэтому и был приветлив со мной.

– Я не та девушка, которой стоит помогать… – начала осторожно, издалека, оставляя возможность уйти.

– Да перестань! – отмахнулся он. – Ты об этих, что ли? Мне все равно. Их мнение ничего не значит.

– Ты новенький.

– И что с того?

– Рискуешь стать изгоем. Это не всегда приятно.

– Поверь, я не стану изгоем. На то есть веские причины.

Парень подошел к разбитому кристаллу и положил на него руки. Даже со своего места я чувствовала силу. Сегодня подозрительно повезло. На моем пути попался добрый артефактор, пусть и недоучка.

Больше всего мне нравилось смотреть, как другие работают. Особенно если за работу не надо платить. Я не знала, почему этот парень вдруг решил прийти мне на помощь и потратить свою силу на мою платформу, но была ему благодарна. Я подошла к артефактору со спины и, когда увидела, что от перенапряжения у него на лбу выступили бисеринки пота, положила руку на плечо. Моя сила была совсем иного рода, но ее хватало. Я могла поделиться с ним.

Парень благодарно кивнул и восстановил последний из восьми кристаллов.

– До дома должно хватить. – Он тяжело выдохнул и смахнул со лба пот.

– Я просто обязана тебя отблагодарить чашкой кофе. – Я усмехнулась и кивком указала на пассажирское сиденье. – Ты потратил массу сил. Кофе – хороший энергетик.

– Эй, ты приглашаешь меня к себе? – усмехнулся он, а я хитро улыбнулась.

– Смотри, веди себя прилично. У меня есть оружие. – Я скользнула рукой по поясу. – И я умею им пользоваться.

– Поверь, Айрис, знаю о тебе достаточно, чтобы не глупить.

Услышав свое имя, я даже вздрогнула. Меня редко так называли. Прозвище Яд было привычным и, признаться, лучше отражало мою суть.

– Ты хоть представься, – предложила я, пытаясь вывести свою видавшую виды, потемневшую от времени платформу из закоулка. Кристаллы, восстановленные новым знакомым, едва справлялись с нагрузкой, но до дома должно было хватить.

– Прости, – смутился он. – Как-то даже не подумал. Тебя-то знают все, я – не столь известен. Трион.

– Поверь, моя слава – это не то, чему стоит завидовать.

– А кто сказал, что я тебе завидую? – усмехнулся он. – Просто констатирую факт. Ты – известная личность не только в колледже, но и во всем городе.

– Особенно после смерти Брил. – Я помрачнела, вспоминая события трехмесячной давности. Мое имя в прессе не полоскал только ленивый, хотя обвинение так и не было выдвинуто. Но заголовки «Кто убил королеву колледжа магии?» и мое мрачное лицо рядом с маготпечатком смеющейся Брил говорили сами за себя.

– Перестань. Тебя знают совсем по другим причинам. Ты лучшая сыщица в городе после своего отца.

– Его давно нет, а я… я просто могу найти твою сбежавшую собаку или гостя, стянувшего столовое серебро. Для нашего городка этого достаточно. Все. Мы приехали. И давай сменим тему, я же обещала угостить тебя кофе. Веришь ты или нет, но его варить я тоже умею.

– Почему мне не верить? Ты талантливая девушка.

«Зря ты не свалила из города, дрянь!» – красовалось на стене моего дома, спрятанного в тени небольшого парка. Послание было оставлено между окном зала и столовой. Его намалевали криво, размашисто, второпях.

– Тебя здесь и правда любят.

– А ты сомневался? – хмыкнула я, радуясь, что мама этого не видит. – Ей стало бы дурно. Наверное, хорошо, что она уехала, и плохо, что я слишком упряма и не последовала за ней.

– Есть идеи, кто это мог сделать?

– Оо-о-о… – протянула я, направляясь в сторону парадной двери. – Минимум два кандидата, и это по результатам одного-единственного дня в колледже. Думаю, на самом деле желающих больше.

– Отмывать будет трудно…

– Отмывать бесполезно. Напишут еще, поэтому даже не буду тратить на это время.

Дом встретил угнетающей тишиной. Когда был жив папа, мы могли позволить себе кухарку и уборщицу, когда его не стало, пришлось ограничить себя во многом. А после летних неприятностей и мама перебралась в столицу. Меня она заставить уехать так и не смогла. Формально она имела на это право, но мама всегда оставалась слишком мягкой – человек искусства. Я пошла в папу. Она знала, что не сможет меня переупрямить и отступила. Я скучала, но не могла сдаться и сбежать, как бы хотели многие, хотя в опустевшем холодном доме чувствовала себя неуютно.

Я кивнула Триону в сторону столовой и предложила устроиться на диванчике возле камина, а сама бросила массивную сумку в зале на кресло и подошла к печи, занимающей большую часть кухни. Провела ладонями над варочной панелью, чувствуя нарастающий жар, и сняла с крючка турку. Несколько кусочков натурального, привезенного из Нангдада шоколада, палочка корицы и щепотка молотых кофейных зерен, сверх этого, три крупицы хорошего настроения, которым заряжен сахар, и немного воды, пропитанной энергией. Она Триону сейчас была необходима.

Вряд ли мой напиток вернет парню все затраченные силы, но слабость, которую он сейчас явно чувствовал, отступит. Ароматный, густой шоколад с кофе доходил на медленном жару, я вдыхала его запах и жалела, что сама терпеть не могу слишком приторный и сладкий вкус, я предпочитала черный кофе с перцем, но сегодня решила не пить и так весь день была на взводе и налила чай с мелиссой.

– Ты не обманула моих ожиданий. – Трион с наслаждением принюхался и чуть прикрыл глаза, впитывая аромат напитка, а я наконец разглядела нового знакомого внимательно.

Я не обращала на него внимания. В прошлом году мне не было дела до парней. Точнее, было до одного, и на остальных я не смотрела, как выяснилось, зря. Этот конкретный тоже очень даже в моем вкусе.

Чай с мелиссой смягчил горло. Приятное тепло расползлось по телу, и я, обняв кружку ладонями, устроилась на подоконнике возле дивана. Не рядом с парнем, но и не так далеко, чтобы он подумал, будто я его боюсь. Сейчас я немного жалела о том, что не прикоснулась к Триону, когда передавала чашку. Иногда прикосновение рассказывало мне много больше, чем внешний вид или голос человека. В этом и состояла уникальность моего дара. Я молчала о своей особенности и никогда не могла сказать наверняка, что именно чувствую. Мои способности блокировал алкоголь, чужой сильный дар и еще масса других вещей. Доверять собственным ощущениям и тем более полагаться на них, было чрезвычайно сложно. Но сейчас с Трионом волне могло сработать. Парень изрядно потратился, восстанавливая кристаллы на моей платформе, и остался почти без защиты. Но я не знала, зачем мне проверять его, и не представляла, что именно хочу узнать. А дар так не работает.

– Не знаю, почему тебя называют Яд. – Трион отставил пустую чашку на журнальный столик. – Мне кажется, ты довольно милая.

– Милая? – Я даже поперхнулась чаем. – Поверь, это очень обманчивое впечатление.

– Нет. – Он улыбнулся и подошел к окну. Несмотря на то что Трион был достаточно высок, а я нет, подоконник нас уравнивал, сейчас я смотрела прямо ему в глаза. И даже без прикосновений чувствовала – он не врет. Парень действительно считал меня милой. Это забавляло.

– Ты знаешь… – Я закусила губу, собираясь с мыслями. – Сейчас мне впервые за долгое время захотелось стать милой. По крайней мере, с тобой. Смотри, чтобы это желание не растворилось. Не хотелось бы тебя разочаровывать.

– Тогда… – он наклонился ниже, заставив меня задержать дыхание. В синих глазах мелькнуло обещание, а на губах – едва заметная улыбка. Он собирался меня поцеловать, и я не была против. – Мне сейчас лучше уйти и не нарываться. Так ведь, Айрис Фелл?

– Так. – Я криво улыбнулась, признавая, что он меня обыграл. Определенно этот парень интереснее, чем казался при первой встрече.

– Тогда увидимся? – уточнил он, словно ожидая, что я попрошу его остаться.

– Может быть… – Я неопределенно пожала плечами. Кто знает, когда нас вновь сведет судьба и сведет ли.

– Завтра вечеринка на пляже в честь начала учебного года… – начал Трион. – Ты ведь придешь?

– Нет. – Мне стало смешно. – Я не хожу на вечеринки на пляже.

– И не станешь изменять своим принципам?

– Не ради тебя.

Я отхлебнула из кружки и отвернулась к окну, испытывая одновременно удовлетворение и легкую грусть. Трион ушел не прощаясь, а я только проводила взглядом высокую, удаляющуюся от дома фигуру, разглядывая ее через стекло.

Стоило признать, день сегодня выдался тяжелый, но интересный.

Следующее утро с самого начала не задалось. Я проспала, на платформе окончательно разрядились кристаллы, и на занятие пришлось бежать. Естественно, опоздала, заработала презрительный взгляд охранника и недовольный – преподавателя, а едва лишь отдышалась и открыла тетрадь, как в кабинет зашла Лесса фо Грин – личная секретарша директора колледжа.

– Айрис Фелл! К директору, и поживее! – скомандовала сухая и злобная тетка. Я удивилась, но виду не подала. В этом году я еще не успела провиниться.

Молча встала, собрала тетради и ручки и направилась к выходу, теряясь в догадках.

– Надеюсь, ты сделала всем одолжение и сотворила нечто такое, за что тебя наконец-то выпрут отсюда в бездну к демонам! – напутствовала мне в спину Клэр, которая сегодня щеголяла новой сумкой. Еще бы, в ее прошлой, дизайнерской, с утра была клумба. Я рассчитывала, что брошенные мною семена, прорастая, испортили еще что-нибудь.

– Не дождешься! – огрызнулась я и вышла в коридор вслед за леди Грин, которая меня на дух не переносила с первого курса. В ее представлении я своим присутствием оскорбляла достоинство высшего класса.

– Зачем я потребовалась магистру Крайну? – спросила я скорее из упрямства, чем желая что-то узнать. Так как в ответ, как и предполагала, услышала лишь сухое:

– Тебе все расскажут. Фелл, ты слишком много болтаешь.

– Уж какая есть, – фыркнула я и ускорила шаг.

В кабинет директора вошла вперед секретарши и без стука. Считала, после стольких посещений имею на это право.

– Вы, как всегда, бесцеремонны, Айрис!

Язвительный голос Димируса фо Крейна несколько сбил с меня спесь, и я невольно буркнула:

– Извините. Просто я так часто тут бываю, что уже захожу, как к себе домой.

– Не стоит… – Директор сморщился и махнул на стул возле своего огромного заваленного бумагами стола. – Присаживайтесь.

– Присаживайтесь? – подозрительно переспросила я. – Значит, разговор будет длинный и малоприятный? Но я же ничего не успела натворить. Вроде бы…

– Вас считали причастной к убийству Брил фо Кинз. Я надеялся – это предел ваших способностей влипать в неприятности.

Шутка вышла невеселой, но я немного расслабилась. Меня не начали отчитывать с порога, значит, не все так плохо. Следующие слова директора подтвердили мои соображения. Этот визит не был связан со мной и моим поведением.

– Я вас позвал не потому, что вы как-то нехорошо отличились. В кои-то веки. А так как вы уже несколько раз оказывали мне помощь. У вас острый ум, вы много видите и слышите, часто недоступное нам. Вы своя среди учеников, в то время как мы… преподаватели, персонал, охрана… мы по другую сторону баррикад.

– Вы льстите. – Я усмехнулась. – Никогда не была своей среди них. Для этого мне следовало родиться в другом районе города.

– И тем не менее слышали ли вы что-нибудь про серый дурман?

– Конечно. – Я пожала плечами, прекрасно поняв, куда клонит директор. – Это очень опасный наркотик.

– Айрис, у меня нет времени и настроения играть с вами в игры. Здесь в колледже вы слышали что-нибудь про этот наркотик?

– Вы вчера искали его в шкафчиках студентов, ничего не нашли, конечно…

– Откуда такая информация? Может, нашли?

– Если бы нашли, я бы точно узнала. – Каюсь, усмешка вышла уж очень самодовольной.

– Вы невыносимы, Айрис! – Директор нахмурился. – Иногда жалею, что при этом умны. Я бы с удовольствием вас отсюда выгнал, но не могу. Думается, тут вы принесете больше пользы… точнее, меньше вреда, чем где-то в другом месте.

Я безразлично пожала плечами, мне было все равно, почему он не пытается меня выжить из колледжа, но испытывала благодарность. Многие бы сказали ему спасибо, если бы он избавил достойное учебное заведение от ядовитого пятна на его репутации. То есть от меня.

– А если серьезно, у тебя есть соображения? – Директору надоело соблюдать формальность в общении, и он перешел на «ты». Я не возражала.

– У меня всегда есть соображения, и много…

– Ты понимаешь, о чем идет разговор. Кто мог распространять и употреблять серый дурман у нас в колледже? Какие могут быть кандидатуры? Подумаешь?

– Ну… одного достойного кандидата могу назвать вам прямо сейчас. – Я среагировала моментально, хоть и понимала: поступаю не очень правильно. Скорее совсем неправильно, но удержаться было сложно. Не думала, что возможность отомстить найдется так скоро.

– Кто? – оживился магистр Крайн.

– Кэлз…

Директор поморщился, кандидатура его не устраивала, связываться с известной в городе семьей не хотелось.

– Айрис, ты уверена? – несчастно поинтересовался он в надежде услышать отрицательный ответ. – Я обратился к тебе не просто так. Обвинение очень серьезное. Все знают ваши отношения с Кэлзом…

– Нет у нас с Кэлзом отношений, – отрубила я.

– Понятно, что нет, но…

– Я не говорю, что у Кэлза серый дурман или он его распространяет. Но вот мэдж бывает частенько… а от мэджа и до другой отравы рукой подать…

– Ты хочешь сказать, если мы сейчас устроим обыск в шкафчике Кэлза, мы обнаружим там мэдж? – Директор прищурился, надеясь поймать на лжи, но я не намерена была сдаваться.

– Вы считаете, он идиот? – Я усмехнулась. – Нет, конечно. Сейчас вы не найдете ничего. Первая пара. Если там что-то и будет, то ближе к концу учебного дня. Вы разве не знаете, как это работает?

– Нет. Просвети меня! – В голосе магистра Крейна прозвучал злой сарказм.

– Как вы так долго продержались на своем месте? – удивилась я.

– Расскажи мне, Айрис! – Директор злился, но я ему была нужна, поэтому злость не пугала, а забавляла, и я сжалилась, устроив мини-лекцию.

– Студент передает деньги продавцу, вместе с магкодом от своего ящика, а к концу учебного дня в ящике появляется наркотик. Все очень просто.

– Телепортация?

– Да.

– Идеально. И в этом случае даже оправдание «подложили» не поможет.

– Нет, конечно. Если наркота в ящике, значит, студент отдал за нее деньги и разрешил доступ. – Правда, я умолчала о том, что, если очень постараться, можно защиту взломать. Незачем портить директору показательно-карательную операцию.

– Айрис, ты же помнишь, твоя основная задача не усложнение жизни Кэлзу, а поиск того, кто связан с серым дурманом.

– Да, конечно. Не думаю, что это Кэлз. Он слишком себя любит, – совершенно честно ответила я. Месть местью, а дело делом.

От директора я вышла сияющая, в хорошем настроении, чем немало подпортила день Клэр и, судя по всему, Расти. Раньше я не замечала, что брюнетка, всюду сопровождающая Клэр, тоже сильно меня не любит. Впрочем, я уже перестала удивляться. Здесь меня не любили, похоже, все. Может, и были исключения, но эти люди благоразумно молчали. Кроме, пожалуй, одного человека.

На выходе меня попытался перехватить Трион, но сейчас мне было совсем не до него. Стоило еще воплотить в жизнь план мести. Не хватало, чтобы парень попытался скрасить мое одиночество и все испортил.

Он, кажется, обиделся, когда я пролетела мимо, едва кивнув. Ну а что делать? Пусть привыкает. Найду его позже и порадую. Позволю парню считать, будто изменила своим принципам из-за него. Потому как на вечеринку на пляже идти придется, хотя меня не будут рады там видеть. Но сейчас это не имеет значения. С чего-то нужно начинать выполнять поручение директора.

Одна радость – вряд ли на вечеринке сегодня будет присутствовать Кэлз. Богатенькому баловню судьбы придется решать другие проблемы, которые я ему обязательно обеспечу.

Все оказалось даже проще, чем я себе представляла. На последней паре я вышла на пять минут и в пустом коридоре проделала все необходимые манипуляции. Пожалуй, самым сложным во всей схеме подставы Кэлза оказалось найти мэдж, но у меня имелись свои места и нужные связи. Мне многие тут были должны. Так, по мелочам.

Потом осталось наслаждаться хаосом и весьма справедливыми воплями Кэлза: «Я тут совершенно ни при чем».

– Яд! – орал он, пока его тащила к выходу охрана. – Я тебя достану, Яд!

Я счастливо помахала ему ручкой и собралась домой, но услышала сзади ехидное:

– Не слишком ли ты с ним сурова?

– Ты же видел, что он сотворил с моей машиной! – Я усмехнулась и даже не стала поворачиваться. Сзади стоял Трион. Он не стал обижаться и нашел меня сам. Похвально. – А потом… ты же знаешь, чей сын Кэлз. Единственное, что ему грозит, – это выволочка от родителя. Так что все идеально.

– И как ты собираешься отпраздновать свою маленькую победу? – поинтересовался парень. Горячее дыхание обожгло шею. Значит, он подошел слишком близко.

– А знаешь… – Я чуть отступила, развернулась на каблуках и встретилась с насмешливым взглядом. – Думаю, вечеринкой на пляже.

– Правда? – На лице Триона появилась искренняя радость. – Ты все же решилась!

– Почему бы и нет? – Я пожала плечами. – Если компания подбирается приятная.

– Тебя забрать?

– Э-э-э, нет! Предпочитаю на таких мероприятиях иметь свою платформу и свежую голову.

– То есть споить тебя не получится? – Он усмехнулся.

– И не надейся!

Я закинула рюкзак на плечо и направилась в сторону выхода, спиной чувствуя очень внимательный взгляд. Этот парень определенно делал дни в колледже интереснее.

Честно сказать, я не знала, что даст посещение вечеринки на пляже, но предполагала: тот, кто продает серый дурман, обязан появиться на этом мероприятии – лучшего времени и места просто не отыскать. Я же просто осмотрюсь, может быть, с кем-то поговорю и что-то выведаю.

У меня были враги. Недолюбливали многие, но даже среди них встречались люди, которые, несмотря на негатив, меня уважали или просто были должны. Я не использовала против них то, что знаю, они мне помогали и не усложняли жизнь. Думаю, если бы я за три года с таким трудом не заработала себе репутацию и не завела нужные, пусть и не всегда приятные знакомства, жилось бы мне в разы сложнее.

В колледже было три специализации – техномаги-артефакторы. Там учился Трион. Психоделики – это мы, название шуточное, но зато оно отражает суть наших способностей. Мы не можем зарядить кристаллы, редко кто способен взломать механизм, напитанный магией, зато психоделики часто бывают телепатами или эмапатами. Нам доступен мир чувств и образов. Наша магия самая непонятная и нестабильная. Что дает мне мой дар, я так до сих пор так и не разобралась. И третье направление – боевики, там учился Кэлз. Боевикам были подвластны стихии – воздух, вода, огонь.

Свои люди у меня были на всех направлениях, но, безусловно, самыми ценными являлись технари. Ну и обладающие телепатическими способностями сокурсники. Хотя мы чаще других скрывали специфику своего дара.

Вечернее мероприятие требовало тщательной подготовки, и я подошла к ней ответственно. В отличие от сокурсниц, не стала доставать каблуки, утопающие в песке и длинные в пол платья, а снова решила бросить вызов обществу, пожертвовав нормами приличия и канонами красоты в пользу удобства.

Единственная, деталь, в которой я пошла на уступку, это длинная юбка-шлейф из темно-зеленого плотного материала, она словно «амазонка» надевалась поверх узких кожаных штанов. Полы разлетались при каждом шаге и не стесняли движений. Сверху на мне была свободная светлая блуза, открывающая плечи, и плотный кожаный корсет. Он делал талию неестественно узкой, подчеркивал грудь и хорошо защищал. Я не думала, что на вечеринке кто-то захочет пырнуть меня ножом, но предпочитала и в этой ситуации быть под защитой. Правда, шея оставалась открытой, поэтому я достала мамину шкатулку с драгоценностями. Мама у меня была человеком искусства и одним из лучших артефакторов города. Она никогда не работала с драгметаллами, но ее украшения из кожи и поделочных камней смотрелись стильно и были функциональны.

Я взяла достаточно широкий кожаный ошейник, инкрустированный малахитом, – идеальное дополнение к моему костюму, и лучшая защита – невидимый магический полог прикрывал плечи. Он не спасет, если кто-то попытается меня убить, но один-два шальных удара отведет. То, что нужно.

Гибкое лассо, которое при желании можно было использовать и как кнут, заняло свое место на поясе, обернувшись вокруг талии, словно змея.

Я приехала значительно позже объявленного начала. Народ к этому часу должен был собраться и напиться. Специально выбирала время. Сейчас уже стемнело, тихо шумел прибой, и никому ни до кого не было дела. Ну, по крайней мере, я на это рассчитывала.

Припарковалась у дороги и метров пятьдесят до горящих костров и взрывающего тишину шума музыки прошла по песку.

Здесь было людно. На нескольких импровизированных сценах вытанцовывали обнаженные соблазнительные джинны – вообще они считались артефактами и были запрещены, слишком коварны, и пользоваться ими нужно с осторожностью. Не игрушка для пьяных студентов, но для богатеньких деток – это не проблема. Они могли найти все, что угодно, если хотели.

Выпивка, музыка, соблазнительные танцы и даже подсветка – это все дело рук непостоянных духов, которые обычно заключены в кристаллы. Одна джинна стоила столько, сколько мои родители и в лучшие времена не зарабатывали за год, а тут их было три. Огненные волосы, от которых исходил настоящий жар, гибкие соблазнительно извивающиеся тела и хищные оскалы. От толпы джинн отгораживали едва заметные светящиеся клетки, сунешься ближе, проявишь неосторожность, и тварь тебя сожрет.

Они послушны лишь хозяину и то до поры до времени. Опасное развлечение. Я замерла чуть в стороне, прогнав дурные мысли, а через секунду уверенно направилась в глубь толпы, чтобы практически сразу же услышать раздраженное:

– А эту кто сюда позвал?

Как ни странно, возмущалась не Клэр, а Расти.

Она стояла рядом с Трионом и явно пыталась его соблазнить. Устоять перед раскованной брюнеткой в алом платье было непросто. Совершенно неуместные на пляже рубины поблескивали. Грудь, едва прикрытая шелком, вздымалась, глаза томно прикрыты. Она была красива и знала себе цену. Вот так хорошие парни превращаются в игрушки у балованных девиц. Но Трион меня удивил, так как сделал шаг вперед и, приобняв меня за талию, заявил:

– Ее сюда позвал я. Вопросы?

Вопросов не было, и это меня удивило. Но я не успела даже проанализировать этот факт, так как на пляж со снопом искр влетела массивная платформа и резко затормозила, заставив часть толпы с визгом шарахнуться в сторону, образовав давку.

С водительского сиденья выскочил лохматый Маррис, а с пассажирского вывалился нетрезвый, одетый в темно-вишневую шелковую пижаму Кэлз. В руках у него были две бутылки шампанского. Из одной он отхлебнул и проорал:

– А вот и я! Веселимся!

– Кэлз!

К нему с визгом, придерживая платья, кинулись наши близняшки – рыжие, раскрепощенные сестрички Сенвес. Оголенные спины, декольте, почти не скрывающие грудь и унизанные браслетами руки. И эти люди называют меня неприличной?

Я отступила, надеясь смешаться с толпой. К счастью, сейчас Кэлзу было не до меня. Он обнял девушек и утащил за собой на помост, по дороге разлив одну из бутылок шампанского на старшенькую – Мари. Она противно засмеялась и дурашливо толкнула парня в бок, а он слизнул пенящийся напиток с ее оголенного плеча.

Вечеринка продолжалась теперь уже в полном составе. А у меня оставалось очень мало времени для того, чтобы постараться что-то выяснить, так как Кэлз рано или поздно меня заметит, и тогда придется очень быстро бежать. Парень явно на меня зол. И его очень странный костюм тоже вряд ли просто так. Скорее всего, из дома ему пришлось сматываться через окно.

– У вас тут весело, я посмотрю! – Трион усмехнулся, и я, к собственному неудовольствию, почувствовала, как сердце пропустило один удар от хитрой притягательной усмешки.

– Да и ты неплохо вписался в местную тусовку, – заметила я, стараясь скрыть недовольство, и указала на Расти, обнимающуюся у сцены с только что приехавшей Клэр.

– Ревнуешь? – Он прищурился, а я насмешливо фыркнула:

– Ты слишком о себе мнишь.

– Да ладно… – Парень сделал шаг навстречу, и мне стоило неимоверных усилий замереть на месте и не отступить пугливо. От него веяло силой, уверенностью и еще чем-то, что я не могла определить. Если бы я не знала, что он артефактор, предположила бы, что ему подвластна игра чужими эмоциями – редкий и ценный дар. Иначе чем объяснить мое состояние рядом с ним.

Он был так близко, что я просто не смогла удержаться от соблазна. Положила руку ему на грудь, надеясь впитать эмоции и поймать образы, но получилось лишь уловить учащенное сердцебиение, хаос из картинок и смешок.

– Не-е-е-е, Айрис, так не сработает…

– Ты пил! – возмутилась я.

– Может быть. – Он наклонился ко мне и шепнул уже тише на ухо: – Айрис, я открою тебе страшную тайну. Это вечеринка, сюда люди приходят за тем, чтобы пить. Тебе принести?

Он отстранился, а я выдохнула. Уже не была уверена, что мне нравится эта игра в кошки-мышки. Слишком тяжело сдержаться и не сделать первый шаг, которого он, похоже, ждет.

– Чего-нибудь безалкогольного. Мне еще домой добираться своим ходом.

– Не будь скучной, Айрис! Сегодня почти все на платформах. Никого сей факт не останавливает.

– У меня нет богатых родителей, которые в случае чего отмажут, – парировала я. – И денег на дорогого целителя тоже. Поэтому добудь мне сок.

– Как скажешь! – не стал спорить Трион и растворился в толпе, а я огляделась. Надо было быстренько сбежать и разведать ситуацию.

Я выцепила взглядом нужного мне человека и уверенно направилась к нему, но дойти мне не дали.

Сколь бы ни была плотной толпа и темной ночь, все же Кэлз меня заметил и, совершив длинный прыжок-сальто с импровизированной сцены, приземлился прямо передо мной. На секунду коснулся рукой земли и тут же распрямился. Алкоголь никак не повлиял на его скорость и координацию. Даже завидно стало. По дороге парень сшиб двух зазевавшихся перваков. Остальные, зная буйный нрав короля колледжа, отскочили сами.

– Ты так скучал? – как ни в чем не бывало поинтересовалась я и замерла, пытаясь придумать пути отступления. Но чутье мне подсказывало – Кэлз пьян и взведен, как пружина. От него веяло первобытной силой и агрессией. Бежать в этой ситуации не лучшее решение. Он – боевик. Догонит, не успеешь и оглянуться. Поэтому пришлось брать ледяным спокойствием, которое давалось нелегко.

– Ты даже не представляешь как… – зашипел он и, отшвырнув в сторону пустую бутылку из-под шампанского, сделал шаг ко мне навстречу. Пепельная челка, казавшаяся оранжевой, в танцующих вспышках света упала на глаза. Упрямый подбородок выставлен, а на скулах ходят желваки. Мне, наверное, следовало испугаться, и я боялась, но с боевиками, как с дикими зверями, ни в коем случае нельзя демонстрировать свой страх, если не хочешь стать добычей.

– Как у тебя вообще духу хватило явиться сюда, на мою вечеринку, после того, что ты натворила, Яд! – возмутился он. – Ты совсем обнаглела!

– А что я такого сделала? – Я пожала плечами и улыбнулась, делая вид, будто не понимаю, о чем идет речь.

Зря. Кэлз зарычал, подался вперед и слегка толкнул меня в сторону клетки с джинной. Я судорожно вздохнула – магические прутья щекотали спину. Снаружи искорки тока были совсем слабыми, они лишь немного впивались в кожу и не могли причинить вреда, но вот находящаяся за слабой защитой тварь пугала.

– Ты боишься… – удовлетворенно прошептал Кэлз, наклонившись близко к моему уху. Губы скользнули по мочке, заставив вздрогнуть. Он стоял слишком близко, а возможности отступить не было. Сильные руки впились в плечи, и на миг стало на самом деле жутко, но я собралась и невозмутимо ответила:

– Боюсь, но не тебя, и ты это прекрасно знаешь.

Джинна за спиной подошла опасно близко к прутьям клетки. Я чувствовала на затылке жар ее волос и кровожадное шипение где-то у шеи. Она облизывалась и хотела дотянуться до меня, но не могла – мешала клетка. Страшно представить, что будет, если прутья не выдержат или Кэлз окончательно свихнется и толкнет меня сильнее. Магическую защиту можно прорвать снаружи, отсюда она более хрупкая, чем изнутри. Боевику его уровня сломать такое под силу.

Парень жадно ловил в моих глазах страх и усмехался.

– А не важно, чего именно ты боишься… – Он прижался сильнее, давая мне возможность почувствовать насколько совершенное у него тело под тонким шелком нелепой пижонской пижамы, совершенно неуместной на вечеринке. – Главное, ты боишься, Айрис Фелл, – сказал он. – Запомни это чувство. Я сделаю все, чтобы оно преследовало тебя постоянно.

– Да пошел ты! – разозлилась я и ударила со всей мощи, используя скрытые резервы и силы. Я была неплохим менталистом и могла воздействовать своими недоступными боевику методами.

Кэлз пошатнулся и сжал зубы, отказываясь отступать, а я усилила натиск, зная, что сейчас его голова раскалывается от боли, а глаза норовят выпрыгнуть из глазниц. Из носа парня потекла тонкая струйка крови, а я, преодолевая давление его рук, попыталась сделать шаг вперед, но он держал крепко.

– Не пытайся переиграть меня, Яд… – сплюнул он. Неожиданно отпустил и отшатнулся назад, вытерев кровь тыльной стороной ладони. – Я всегда буду сильнее.

– Не думаю…

– А ты и не думай. Просто знай.

Он, пошатываясь, растворился в толпе, которая, казалось, не заметила нашего противостояния, а я перевела дыхание и на дрожащих ногах отошла от клетки с джинной. Пожалуй, я уже соскучилась по Триону, и даже если он принесет мне алкоголь, сильно злиться не буду.

Вокруг меня толпилось все больше пьяных неадекватов. Смех звучал чаще и громче, танцы становились развязнее. Несколько человек, дергающихся перед сценой, явно находились под мэджем – их выдавали нервные движения, потеря координации и искрящая сила, которую они не могли сдержать. То тут, то там вспыхивали молнии. Серый дурман был коварнее. Его так просто не распознаешь – слишком индивидуальны и плохо выражены симптомы. Просто каждый прием по чуть-чуть убивает природную силу. Крайне быстро подсевший на дурман, становится обычным человеком. Причем не очень здоровым, потерявшим несколько лет жизни. Наркотик опасный и редкий – я не видела его в действии. Поэтому приходилось полагаться на внутреннее чутье. А оно сегодня молчало.

Триона я нашла почти сразу. Парень честно спешил ко мне, но ему наперерез выплыли неразлучные Расти и Клэр. Подружки сегодня вышли на охоту, и, похоже, их целью был Трион. Интересно, чем их так привлек новенький? Я уже успела изучить его биографию – приличная. С такой в Меррийский колледж магии соваться не зазорно, но ничего особенного. Нет в числе близких родных сильных мира сего, как, например, у Кэлза. Трион для этого места был скорее золотой серединой – таким, как все.

Но тем не менее девушки так и льнули к нему. Я замерла на расстоянии, постаравшись отрешиться от шума, слиться с силой и услышать, о чем идет речь, – не такое уж редкое в нашей среде умение. Оно требует лишь сосредоточенности и трезвой головы.

– О! – проворковала Клэр. – Выпивка! Ты не против?

Она, прежде чем Трион успел возразить, забрала у него из рук бокал, предназначенный для меня.

– Прости, но против, – очень холодно и вежливо возразил парень, а мне стало дьявольски приятно. – Это не мне, и тут нет алкоголя.

– А может быть, я и не хочу сегодня алкоголь? – Клэр отвела бокал в сторону и на секунду прикрыла рукой, чтобы содержимое не расплескалось. – Или ты приготовил его для Яд? Так тогда я даже мараться не буду.

– Ты угадала, – не стал отрицать он. Забрал бокал, одарил девиц холодной улыбкой и направился в мою сторону.

Клэр скривилась, Расти помрачнела, зато стала понятна ее возросшая неприязнь ко мне. Она просто положила глаз на Триона, а он посмел обратить внимание на меня.

– Прости, что долго, – извинился парень.

Я пожала плечами и сделала глоток. Сок был отменный с кислинкой и мякотью. Как я люблю.

– Все было хорошо? – настороженно поинтересовался он.

– Как обычно, – я предпочла остановиться на полуправде. Она никогда не вызывала вопросов.

Трион посмотрел на меня внимательно, но не стал ни о чем спрашивать, а предложил:

– Если ты не любишь подобные сборища, может, сбежим?

Я задумалась. Сбежать было значительно интереснее, но я не теряла надежду что-то выяснить. Правда, тот, ради кого я сюда пришла, похоже, уже смотался. Придется его вылавливать позже. Так что…

– Почему бы и нет? – Я улыбнулась и позволила увести себя от сцен и толпы, к омывающему берег океану. Пенящиеся волны с шипением лизали песок под ногами, а в чернильной воде отражались горошины звезд и луна. Я любила ночь и океан. Трион правильно угадал, куда меня можно увести. Здесь я чувствовала умиротворение.

Грохот музыки остался за спиной, а перед глазами плескалась бесконечность.

– Тебе следовало бы родиться русалкой, – усмехнулся парень, остановившись у меня за спиной. Он не делал попыток прикоснуться или посягнуть на мое личное пространство, но я чувствовала его присутствие и тепло, исходящее от тела.

– Почему? – Я нехотя оторвалась от созерцания прибоя.

– Потому что никогда не видел у тебя такого мечтательного взгляда.

– Ты меня знаешь несколько дней! – Я развернулась и посмотрела в глаза, в которых отражались звезды. – Конечно, не видел.

– Это ты меня знаешь несколько дней, Айрис, – поправил он и подошел еще ближе. – Я наблюдаю за тобой давно.

– Зачем?

– Потому что ты мне нравишься. Разве это не очевидно?

– Ты странный… – заметила я и отступила, пытаясь сохранить дистанцию.

– Почему?

– Ну… даже не знаю. Я далеко не эталон девушки…

– Может быть, но ты притягательна. – Он настойчиво шагнул вперед и осторожно, едва касаясь, провел пальцами по моей щеке.

– Знаешь, сколько я видел таких, как Расти или Клэр? Рафинированных, шаблонных и неинтересных… Почти всю жизнь я провел в столице – насмотрелся. Они… жалкое подобие, карикатура на высший свет, ты же… ты – настоящая. – Он заправил мне за ухо прядь волос. – Дерзкая. – Наклонился к губам. – Волнующая…

– Красивые слова. – Я отстранилась за секунду до поцелуя. Губы парня манили. Хотелось обнять за шею и раствориться в удовольствии, но фразы Триона были слишком правильными, да и он сам слишком хорош для меня. Или пытался таким казаться.

– Но на тебя они не произвели впечатления? – Парень невесело усмехнулся и взъерошил челку.

– Раньше таких осечек не бывало? Так ведь? – Стало весело.

– А кто сказал, что я часто говорю это кому бы то ни было? – с обидой поинтересовался Трион.

– Не знаю. – Я пожала плечами и снова уставилась на океан. – Просто я неидеальна…

– А я и не сказал, что идеальна. Непохожа на других, и это в тебе привлекает.

Обдумать его слова я не успела, как и ответить. Меня отвлек крик, донесшийся со стороны сцены. Я резко обернулась и, выругавшись, кинулась вперед. Кнут сам прыгнул в руку, я даже не заметила, как сняла его с пояса. Действовала машинально.

В толпе впереди царила неразбериха, слышался визг и крики. Одна из джинн вырвалась на свободу. В сумятице, царившей возле клетки, сложно было что-то разобрать, некоторые гости вечеринки кинулись врассыпную, спеша убежать с пляжа. Другие пытались как-то прекратить безобразие. Визжала Мари Сенвес. Искра с волос джинны подпалила ее платье, и девушка безуспешно пыталась затушить полыхающий подол. Кто-то из боевиков пришел ей на помощь и окатил водой. Брызги попали на джинну, и она, взревев от боли, кинулась на паникующую толпу.

Маррис попытался захватить духа сетью, но заклинание сорвалось, и парень, сшибая толкающийся народ, кубарем откатился в сторону. Отдача у неудавшихся заклинаний обычно бывала сильная.

– Кто-нибудь вызвал законников? – заорала я, полетев к месту событий и пытаясь сориентироваться.

– Совсем сбрендила, Яд? – прошипел Кэлз. – Сами справимся!

Он был пьян, пошатывался, но все равно от него веяло силой, а кончики пальцев покрылись инеем, и через секунду в пылающую, рычащую джинну полетела ледяная волна. Она полоснула огненного духа, джинна завизжала, но упрямо двинулась вперед, мимоходом задев когтями кого-то из сунувшихся слишком близко перваков. Парень по-девичьи заверещал, зажимая разодранную руку. В воздухе запахло паленым мясом.

Кэлз, не справляясь с нагрузкой, рухнул на колени. Волна ослабла и сошла на нет. Я, зная, чего стоят такие заклинания, вцепилась боевику в плечо, направляя поток своей силы. С другой стороны сразу же встала Клэр, а за меня без слов ухватился Трион. Когда надо, мы умели работать в команде. Правда, длилось это обычно недолго. Как только опасность отступала, сразу же каждый становился сам за себя.

Вот и сейчас завывающая от боли джинна еще не успела истаять на песке, превратившись в дымящую лужицу, а уже кто-то завопил:

– Законники! Бежим!

И вся толпа кинулась врассыпную. А я почувствовала, что осталась совсем без сил. Перед глазами поплыло, и потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Не должно было быть так плохо.

Меня попытался выловить Трион, но толпа нас разделила и понесла в разные стороны. Я мотнула головой, показывая парню, что меня не нужно провожать и, пошатываясь, побежала к своей платформе. Проводилавзглядом Триона и, убедившись, что он тоже при транспорте, отдала мысленный приказ кристаллам. Они вспыхнули, и платформа рванула с места, оставляя за собой сноп искр и дым. Я успела уйти одна из самых первых и скоро нырнула в темноту подворотни. Мутило, и единственное, о чем я мечтала, поскорее оказаться дома.

К счастью, я не поскупилась на кристалл управления. Артефактор встроил мне в него информацию о некоторых путевых точках. Таких, как дом или колледж. Добраться до них платформа могла практически без моего участия.

Это и сыграло сейчас злую шутку. Мне было слишком плохо, я расслабилась и не заметила, как из-за угла вылетели несколько отморозков-воздушников. Они балансировали на маленьких юрких платформочках, напоминающих большие тарелки из бабушкиного сервиза, и охотились явно на меня. Подлетели слишком близко, заставив платформу вильнуть. Я сосредоточилась на управлении, но уже пошла в занос. Мощная струя бокового воздуха, умело посланная кем-то из банды, и платформа, несколько раз перекувырнувшись, улетела в кювет. Мир замелькал перед глазами, дальше последовал удар, и все погрузилось в темноту.

Я пришла в себя не сразу. Осторожно ощупала голову и почувствовала на виске что-то липкое. Лежала я на боку и с трудом могла пошевелиться. Медленно приподнялась на локтях и с трудом открыв дверь, выползла в высокую траву. Голова кружилась, перед глазами темнело. Я не могла понять, насколько сильно пострадала и где вообще нахожусь. С трудом преодолела несколько метров и отключилась окончательно. Немного пришла в себя лишь от вопля.

– Это же, Яд! Кэлз! Что ты творишь? Оставь ее тут! Нужны тебе лишние проблемы? Поехали!

– Да пошел ты!

Я почувствовала, что меня подняли на руки, и, как ни странно, не ощутила больше ничего. Ни картинок, ни эмоций – впервые за очень долгое время – тишина.

– Я не пущу ее в свою платформу! Тебе надо, вот и тащи ее сам!

Дальше я уже не слышала, снова нырнула в беспамятство.

Сознание возвращалось словно нехотя. Медленно. Мир собирался из кусочков пазла: звуки – едва слышные, ночные, такие как трескотня насекомых за распахнутым окном; запахи – алкоголь, любимая туалетная вода, которая стоит на тумбочке у кровати, немного кофе – с утра я оставила чашку на подоконнике.

Голова кружилась и накатывала тошнота, но я все же с усилием разлепила глаза, стараясь не шевелиться и не стонать. Повернула голову и подождала, пока из кромешной темноты начнут вырисовываться очертания предметов. Всмотрелась в привычную обстановку и выдохнула. Я не ошиблась и действительно находилась у себя в комнате. Печалило только, что не одна. Мой спаситель, которым по иронии судьбы оказался изрядно пьяный Кэлз, был тут же. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и водрузив ноги в шелковых пижамных штанах на мой любимый журнальный столик. За одно это хотелось убить.

Парень не спал. Он нагло пил вино из моего бара. Точнее, из маминого, но раз уж она здесь не жила, получается, из моего. Кэлз, не стесняясь, глотал прямо из горла. Возмутиться я не успела, он быстрее заметил, что я пришла в себя. Повернулся. В темноте слегка блеснули глаза, а губы сложились в ироничную улыбку.

– Знаешь, что в этой ситуации самое смешное, Яд? – Кэлз снова отхлебнул из бутылки.

– То, что ты оказался у меня в спальне? – простонала я, с трудом борясь с тошнотой. Разговор поддерживать не хотелось, как и думать о случившемся и о том, как Кэлз добрался до моего дома, если Маррис его везти отказался. Точнее, отказался вести меня.

– Нее-е-е, – пьяно протянул парень. – То, что наркоту ты подложила мне, а обдолбалась сама. Нет ли в этом высшей справедливости?

– Да пошел ты! – зашипела я и кинула в него подушкой, поморщившись от боли в плече. Видимо, я все же где-то ударилась. И тут меня осенило.

– Ты мне чего-то подмешал в сок? Поэтому так плохо?

– Не чего-то, а серый дурман, – наставительно заметил парень. Причем сделал это с каким-то садистским удовольствием. – Симптомы налицо. У тебя глаза словно у большой мухи и силы нет совсем. И подмешал не я. Прости, как-то не догадался. Хотя… мысль-то, безусловно, интересная.

– Клэр-р-р! – прорычала я, чувствуя, что завтра придушу блондинку. Сама я не чувствовала ничего, кроме слабости и какой-то странной легкости. К слову, эти ощущения были не новы. Я уже испытывала подобное несколько месяцев назад. Но проанализировать, что это значит, сегодня я не могла. В голове была звенящая пустота.

– Эта вполне способна, – хихикнул Кэлз, и мне захотелось его пришибить. – Еще мог твой дружок. Ты же у нас девица с характером… отказала, не иначе, вот он и расстарался.

– Валил бы ты домой, а? – устало попросила я, не желая спорить, и откинулась на подушки. Голова раскалывалась, а мир казался разбитым на разноцветные осколки, которые кружились в пространстве отдельно друг от друга. Трудно собрать воедино, сложно ориентироваться.

Но Кэлз не был бы Кэлзом, если бы облегчил мне жизнь и вежливо убрался куда подальше.

– Не могу, – отозвался парень. – Только если заберу твою платформу. А на ней мне ездить страшно. Кажется, что она сейчас развалится. Я досюда едва добрался. С виду она не пострадала почти, но… судя по тому, как она едет… видимо, не заметил повреждений. Все же я не артефактор. За короткий путь я успел помолиться всем богам, которых знаю!

– Моя платформа тут ни при чем, просто ты пьян в хлам, – заявила я. – «Она служит мне верой и правдой! Не нужно ее оскорблять!» – последние мысли я озвучивать не стала. Какой смысл? Понимания все равно не добьюсь.

– А ты обдолбана, – парировал Кэлз. – Квиты. И платформу твою давно пора на переработку артефакторам-технарям. Это суровая действительность.

– Отстань от моей платформы! – зарычала я и более спокойным голосом уточнила: – Пешочком ты отсюда свалить никак не можешь?

– Нет. – Похоже, Кэлз наслаждался ситуацией и моей беспомощностью. – Я в пижамке. И все по твоей вине. Меня с пятнадцати лет не запирали дома без одежды! Я еле взломал защиту, установленную отцом, чтобы выбраться через окно.

– В пижамке? – Я не смогла сдержать сарказм.

– Да, в пижамке! Уж лучше так, чем в одних трусах! Чем, кстати, она тебе не нравится? Между прочим, настоящий тандийский шелк.

– Ты в ней похож на озабоченного непризнанного художника, а не на мага-боевика, – с наслаждением припечатала я и, поймав кислую усмешку, добавила: – Ты знаешь, моя месть сработала даже лучше, чем я рассчитывала.

– Да пошла ты! – хмыкнул Кэлз и запустил в меня подушкой, которая прилетела ему минутой ранее.

Я из вредности и упрямства не стала предлагать парню расположиться в соседней комнате или в гостиной на диване, поэтому он задремал в кресле, или это я задремала, а он ушел и устроился сам там, где счел нужным. В любом случае больше я его не слышала. Сама лежала в одной позе, боясь даже пошевелиться. Не хотелось привлекать внимание. Судя по ощущениям, руки-ноги были целы. Я помнила ощущение чего-то липкого, похожего на кровь, на виске. Когда трогала, было больно, но сил встать и идти к зеркалу рассматривать степень повреждений не осталось. Я вообще словно плавала в вязком клееподобном желе. Не сказать, что неприятно, просто очень странно.

По всему выходило, я пострадала несильно. Мне повезло, отделалась легким испугом. Интересно, Кэлз видел случившееся со мной или посчитал, будто я не справилась с управлением под воздействием серого дурмана?

Я решила ничего и никому не говорить о нападении. Если наркотик подсыпал Трион, чтобы сделать меня более мягкой и покладистой (версия, о которой думать не хотелось), возможно, он выдаст себя, когда узнает, что я чуть не погибла по его вине. А может, нет. Я привыкла к тому, что люди – часто хуже, чем стараются показаться. «Или лучше…» – настойчиво шепнул внутренний голос, намекая на Кэлза.

В любом случае сегодня получить ответы не выйдет. Самого Кэлза я не списывала со счетов. Он вполне мог подмешать наркотик, а потом испугаться, так как все вышло из-под контроля. Я не привыкла верить людям на слово.

Определившись, я немного успокоилась и наконец смогла уснуть.

С утра Кэлз был помят, но все же трезв. Нахал сам сделал себе кофе и теперь с наслаждением пил, изучая то, что я прятала ото всех. Не знаю, как он умудрился снять полог-защиту, но парень сейчас с интересом разглядывал мою магическую интеллект-карту. Я эту схему составляла три месяца, собирая по кусочкам информацию – слухи, маготпечатки, документы. Тончайшая сетка из силовых линий, на которые я крепила маготпечатки, делала пометки – рисовала схемы и пыталась до секунды воссоздать вечер, когда погибла Брил, висела в углу у окна в моей комнате.

– Теперь я верю, ты невиновна, – сообщил Кэлз, заметив, что я проснулась. – Но угрызениями мучаешься… – с каким-то садистским удовольствием произнес он. Я не удержалась и зашипела:

– А тебе-то что?

– А я тоже мучаюсь… – признался он. – Я должен был бы быть там, с ней…

– А почему не был? – Вопрос занимал меня давно, и только сейчас появилась возможность его задать. Это было довольно странно, потому что Кэлз и Брил неразлучны с начала второго курса. Их редко видели порознь.

– Почему? – Смешок вышел странным, хриплым. – А потому, что Брил всегда вела свои игры, которые я часто не понимал.

Кэлз развернулся, и я заметила в его воспаленных глазах боль. Парень ее не скрывал. Он вообще сейчас выглядел довольно жалко и, похоже, не думал маскировать свое состояние.

– Я уехал на тот уик-энд с родными. Брил ни слова не сказала о вечеринке, говорят, организовала ее спонтанно. Я узнал о ней только когда… – Он замолчал. – Когда все случилось.

– То есть она не хотела тебя видеть? – Я поднялась на локтях и, превозмогая боль в теле, встала. Спала я в том же, в чем вчера была на вечеринке. Кэлз, к счастью, не стал меня раздевать. Я ему была за это благодарна, но от корсета болели все ребра, а ноги в сапогах затекли. Я вообще чувствовала себя просто отвратительно. Как с похмелья.

– Вообще мы были разруганы. Но… не настолько, – заметил Кэлз, и я с ним согласилась. Ругалась парочка постоянно, мирилась бурно, и это не мешало им быть вместе.

– Что Брил могла от тебя скрывать?

– Все, что угодно. – Кэлз пожал плечами. – Она вполне могла устроить вечеринку мне назло. Брил вообще всю неделю перед этим чудила. Нелепые капризы, скандалы…

– Словно хотела поругаться…

– Да. – Кэлз подошел к моим наработкам вплотную и крутанул пальцами трехмерную схему. – Хочешь сказать, она специально это все устраивала, чтобы убрать меня из города? – уточнил он.

– Это тебе лучше знать. Я не была настолько хорошо с ней знакома… – крикнула я уже из ванной комнаты.

Выглядела я, скажем так, не очень. Воспаленные глаза, отекшее лицо и ссадина на виске. Не страшная, но некрасивая. Жаль я не была метаморфом, говорят, они умеют менять внешность, и замаскировать синяк для них не проблема. Мне же придется действовать по старинке – использовать мазь из маминой косметички. Она скроет синяк, но в течение дня нужно подновлять.

Душ занял не больше пятнадцати минут, но зато я почувствовала себя посвежевшей. Сняла с сушилки свежую блузу изумрудного цвета, а штаны натянула вчерашние, так как других под рукой не оказалось, и вышла обратно в комнату.

Кэлз замер возле схемы. Вид парень имел потрясенный.

– Слушай… – Кэлз подался вперед и, растянув в разные стороны уплотнившийся воздух, увеличил маготпечаток с места преступления. Материалы дела я достала с великим трудом, без зазрения совести используя старые связи отца.

Я поежилась. На этом маготпечатке Брил выглядела слишком реально, возвращая меня в тот страшный день.

Парень сглотнул, побледнел и немного отшатнулся. Он отвернулся к окну, чтобы я не видела выражения лица, и скомандовал:

– Изучи подробнее изображение.

– Я его знаю наизусть. Каждую деталь.

Когда я заправляла блузку под широкий кожаный ремень с инкрустированной малахитами пряжкой, руки дрожали.

– Обрати внимание на ее сумочку.

– Ну? – Я подошла ближе. – Бледно-золотая кожа, ручная работа, говорят, Эндеро Гозини – весенняя коллекция. Ремешок-цепочка порван. Мне не нужно смотреть.

– Понимаешь… – Слова давались Кэлзу с трудом. – Во-первых, Брил никогда бы не надела эту сумочку с темно-коричневыми туфлями. У нее был безукоризненный вкус. А во-вторых, помнишь, я говорил, что она чудила последнюю неделю? Брил грезила этой сумкой с зимы, выпросила у отца, едва ли не спала с ней, а потом неожиданно подарила…

– Кому? – Сердце пропустило удар.

– Кому-то из своих подружек.

– Клэр?

– Не знаю. – Кэлз задумался, снова повернувшись к схеме. Сейчас на его породистом лице нельзя было заметить эмоции. – Просто я пришел однажды. Брил была на взводе, сказала, что подарила свою любимую сумочку, но сейчас жалеет. У нее такое было часто. Брил могла отдать даже ценную вещь малознакомому человеку в порыве минутной благодарности.

– То есть не обязательно Клэр или Расти? – Расстройство скрыть не удалось. На секунду я подумала, что, может быть, получится найти еще один кусочек пазла.

– Да.

– И у тебя нет мыслей по этому поводу?

– Ни одной.

Почему-то верить ему не хотелось. Но я по взгляду видела, Кэлз не скажет больше ничего. Он и так слишком разболтался и сейчас, похоже, был недоволен. Я и сама чувствовала, пора прекращать разговор, поэтому заметила:

– Не знаю, насколько спешишь ты, а я планирую попасть сегодня на учебу. И мне нужно высказать все этой стерве Клэр…. Если дурман подсыпала мне она, я должна понять, где она его взяла.

– Ты до нее не доберешься. – Кэлз усмехнулся. – Она не скажет ровным счетом ничего.

– Не хочешь помочь? – рискнула спросить я, хотя, признаться, ненавидела себя за этот вопрос.

– Ты подложила мне в шкафчик наркоту и хочешь, чтобы я помог наказать Клэр за то же самое по отношению к тебе? Яд, не зарывайся! То, что я не бросил тебя без сознания на обочине дороги, не значит ровным счетом ничего.

– Ты не прав, это значит, и много, – не согласилась я. – Раньше я думала, тебе все равно…

– Все равно? – Кэлз усмехнулся. Кривая улыбка сделала его лицо очень знакомым, почти неприятным. – Мне действительно все равно, что будет с тобой, Яд.

– Тебе не все равно, что случилось с Брил… – тихо произнесла я, понимая, что поступаю не совсем честно. Я нечаянно увидела его слабое место и теперь нахально использовала это.

– При чем тут она? – Парень сжал кулаки, а на его скулах заходили желваки.

Я замолчала, собираясь с мыслями. Понимала, без помощи Кэлза справиться будет сложновато. Наверное, стоило немного открыться. Это было опасно, но иначе заполучить расположение парня вообще нереально.

– Я не собираюсь мстить. Мне нужно узнать, откуда у нее наркотик.

– Так она тебе и скажет.

– Кэлз, в ночь, когда убили Брил, она хотела встретиться со мной.

– Все об этом знают. Как и все знают, что ты не пришла. Не напоминай, почему я тебя так сильно ненавижу! Если бы ты чуть серьезнее отнеслась к ее просьбе, все могло бы быть иначе. Она не попросила бы о помощи, если бы дело не было по-настоящему важным.

– Я не пришла, так как меня опоили той же дрянью, какой и вчера. Я тогда не поняла, что со мной случилось. Не знала, какое воздействие оказывает серый дурман. Найдем поставщика – поймем, что произошло. И, самое главное, почему.

– Мне не нравится идея работать с тобой, Яд.

Кэлз поморщился и отступил. Он взъерошил и без того лохматые светло-пепельные волосы и обернулся ко мне. В глазах застыло показное безразличие.

– А идея узнать, что на самом деле случилось с Брил? – Пришлось использовать не совсем честный прием. – Тебе тоже не нравится?

– Не знаю… мне и так слишком больно. – Кэлз смотрел безразлично. Прозрачные серо-синие глаза, непослушная челка, упрямый подборок и широкие плечи. Он был обречен нравиться девушкам. Даже его состояние и принадлежность к младшей ветви императорского дома не играли роли. Не будь всего этого, он все равно бы притягивал взгляд сам по себе. Они с Брил были идеальной парой. Но Кэлз готов был все перечеркнуть и стереть из памяти. – Я не привык, когда мне больно, – закончил он. – И какая разница, что случилось и почему это произошло? Ведь ее это не вернет. Ее ничего не вернет, Яд!

– Ну и как хочешь! – вспылила я. – Сиди дальше в своей раковине! И кстати, можешь валить домой в пижамке, потому что подвозить я тебя не собираюсь!

– Яд! Демоны тебя забери! – крикнул мне вслед Кэлз, но я уже сбегала вниз по лестнице. Оставлять его у себя дома – не лучшая идея, но, с другой стороны, я сильно сомневалась, что он стянет мое фамильное серебро. Да и не было его у меня.

Кэлз польстил моей платформе, когда сказал, что она не пострадала. Впрочем, его можно понять. Он был чудовищно пьян и вряд ли разглядывал то, на чем надумал ехать. К тому же ночью особенно не разглядишь.

Платформа и в лучшее время выглядела не очень, сейчас же одно крыло было помято, краска свезена до железа, голова дикой кошки на капоте сломана. На глаза навернулись слезы, но я смахнула их рукой и, выдохнув, села на водительское место – прорвемся и не такие испытания выдерживали. К счастью, все кристаллы чудом уцелели, и ехать платформа теоретически могла. Я решила не гнать и подумать над создавшейся ситуацией.

Отправилась я не в колледж, решив заколоть первые пары, а в другое место, расположенное на окраине города. Туда меня вели сразу же несколько причин. Во-первых, там я надеялась получить сведения по поводу серого дурмана, во-вторых, я хотела задать вопрос, почему на меня нагло напали воздушники, ну и неплохо было бы подлатать мою платформу.

Там обосновались артефакторы-самоучки, один из которых, как и я, смог просочиться обучаться в колледж, остальных своих подмастерий Грейсон обучал сам. Он был сыном местного короля воров – очень одаренным и опасным, а еще он был мне должен и мог пролить свет на некоторые вещи.

Грейсон был старше основного потока лет на пять и имел свой вполне легальный бизнес – ремонтировал и возвращал к жизни платформы, такие как моя. Старые и видавшие виды. Чем он занимался, кроме этого, знали немногие. Точнее, все знали, что чем-то противозаконным, но вот никто не мог поймать на горячем. И я в том числе.

Путь до окраин был неблизкий. Через всю рабочую часть города, где жила я, по длинной, раскинувшейся на многие километры косе песчаного пляжа, на юг в сторону трущоб, минуя Золотую Набережную, где располагались виллы таких, как Кэлз, – богатых баловней судьбы. Все это великолепие оставалось за спиной, в благоустроенной и вылизанной северной части города.

Я любила это направление. Здесь трасса для платформ подходила очень близко к воде. Иногда волны даже лизали хромированные пороги. В целом платформа могла передвигаться и над водой, но все же магия кристаллов работала намного лучше, когда имелась связь с землей. Над океаном платформы становились неуправляемыми. Поэтому ни у кого так и не получилось создать магический корабль. С континента на континент богачи перебирались с помощью огромных телепортов, установленных почти в каждом крупном городе, а простые смертные в маленьких, душных каютах кораблей.

Меня умиротворял вид бескрайней синей водяной глади, но, любуясь красотами, я не успела как следует подумать. Скоро пришлось сворачивать на узкую улочку, петляющую между потрепанными, жмущимися друг к другу лачугами – начался Горячий песок – опасный район. Но мы с моей платформой тут не выбивались из общей массы. Особенно сейчас.

Я остановилась возле заброшенных складов. На первый взгляд тут было тихо и пустынно, но если провести пальцем по проржавевшей стене строения и, не вылезая из платформы, вывести особый узор, который известен далеко не всем, окружающее пространство начинало меняться. Исчез с дрожанием порог, и я оказалась совсем в другом мире, наполненном запахами, звуками, людьми.

Я очутилась на большой открытой площадке. Несколько платформ, готовых к покраске, стояли возле забора. Чуть в стороне валялась огромная груда запчастей, маленькие платформы-блюда висели в воздухе прямо у входа. Парни, многие обнаженные по пояс, сновали между платформами. В их руках светились подзаряженные кристаллы. Несколько человек латали кузова с помощью световых лучей. Из-за этого все пространство вокруг походило на танцпол со светомузыкой.

– Ты рисковала, явившись сюда, Яд! – не очень дружелюбно приветствовал меня высокий, немного пугающий парень. Гора мускулов, затянутая в кожаную жилетку, на голове алый платок-бандана, из-под которой выбиваются смоляные, слегка волнистые волосы. Уверенный и наглый взгляд.

– У меня платформа сломалась, Грейсон, – сказала я и спрыгнула на землю с подножки. Перед ним самое главное было не пасовать.

Я доходила парню лишь до середины груди и чувствовала себя рядом с ним лилипуткой.

– У нас очередь на ремонт… – Грейсон прищурился и сделал шаг вперед. От него веяло силой не только магической, но и подавляющей мужской. Он пользовался успехом в колледже, когда удостаивал чести преподавателей и являлся на занятия. Для многих богатеньких девчонок он был чем-то сродни дикого зверя, которого хотелось приручить. Пока ни у одной не вышло. Он был не их круга и понимал это, а роль игрушки у избалованных девиц Грейсона не прельщала.

– Думаю, мы договоримся. – Я натянуто улыбнулась, вглядываясь в темные, словно вишни, глаза. – Потому что, по моим сведениям… в поломке виноваты твои люди.

– Смелое и рисковое заявление, Яд! – отозвался Грейсон, посмотрев на меня свысока. Глупо было ждать, что он с ходу признает свою вину. Не сразу и не при всех. Не позволит гордость.

Здесь, в трущобах, царила жесткая иерархия. Грейсон был вершиной пищевой цепочки, но остальные – мелкие, подлые, словно песчаные койоты, следили и ждали, когда вожак проявит слабость, ошибется. Тогда можно будет скинуть его с пьедестала, сожрать и занять место у кормушки. Здесь не нашлось бы, пожалуй, ни одного человека, кто бы не мечтал о статусе вожака. Грейсон знал это прекрасно, но был сильнее. Его глаза часто светились алым, и это служило лучшим доказательством того, что он силен. Сильнее многих аристократов. Коренным жителям трущоб не было смысла тягаться с ним, но они все равно пытались раз за разом, мечтая, что однажды одержат верх.

Поговаривали, будто король воров в свое время украл младенца Грейсона в столице, и якобы он не приходится ему кровным сыном. Но слухи быстро затихали. Никто не рисковал связываться с этой семейкой. Их врагов очень часто находили где-нибудь в сточной канаве. Одни отравились некачественным алкоголем, другие не справились с силой, третьи неудачно упали.

– Понимаешь, – я отвечала неторопливо и достаточно громко, чтобы информацию услышал не только он, – это не домыслы, это реальность. Ты меня знаешь. У меня нет привычки врать, и я очень хорошо подмечаю детали. На меня вчера напали твои люди, из-за них я пострадала и, думаю, могла бы погибнуть. И тут два варианта, либо ты знал об этом, и тогда мне интересно, в чем причина. Либо ты не знал, тогда…

Задвинуть речь об авторитете и его потере я не успела, Грейсон сощурился, в его глазах мелькнуло пламя силы, но он сдержался и скомандовал:

– Пойдем в мастерскую, поговорим там.

– Знала, что найдешь для меня время. – Я победно улыбнулась и последовала за парнем в сторону длинного ангара. Сердце стучало чаще, чем обычно. Я так и не научилась сохранять ледяное спокойствие и очень боялась себя выдать. К счастью, маскировать эмоции, у меня всегда получалось хорошо.

– Не надо сомневаться в моей силе или власти, Яд, особенно на глазах у моих людей, – сказал Грейсон, как только мы остались одни. – Ты же знаешь, это опасно.

Он сделал шаг мне навстречу и навис, словно скала. Было немного жутко, но я привыкла бороться с опасностью и умела добиваться своего, иногда даже запрещенными приемами, как, например, сейчас.

– И в мыслях не было, Грейсон, просто я думала, что нас связывает…

– Нас ничего не связывает.

Он отреагировал слишком бурно, и это не укрылось от моего внимания. Сегодня Грейсон вообще реагировал на меня чересчур нервно. Обычно он был спокойнее. Правда, и не виделись мы давно, целую вечность. Последний раз еще до смерти Брил.

– Ты должна отдавать себе отчет, что мое слово закон, но я не могу запретить своим людям брать заказы, – продолжил он. – Это не в моей компетенции и не в моих интересах.

– То есть… на меня был заказ? – ухватилась я за тонкую ниточку. – Убить? Напугать? Кто заказчик?

– Ты всерьез думаешь, будто я тебе назову имена? Ты ведь никогда не была наивной, Яд!

– И даже на исполнителей не укажешь?

– Нет, конечно. Говорю же, я не контролирую ребят. Мне все равно, чем они занимаются в свободное от работы время. Но могу дать совет, причем совершенно бесплатно.

– И какой же? – Я прищурилась, не ожидая ничего хорошего.

– Валила бы ты из города, Яд, здесь слишком многие считают тебя виноватой.

– Брил? – Я понимающе кивнула, отмечая, что за последние два дня мне уже третий человек говорит одно и то же. Наверное, я глупая, потому что не собираюсь следовать совету.

– Ее любили. Тебя – нет.

– И здесь тоже? – Я подалась вперед и попыталась прикоснуться к Грейсону, это было опасно, но только так я могла почувствовать ложь.

– И здесь тоже. – Он отшатнулся. – Не испытывай судьбу. На мне все равно защита от таких, как ты. Единственное, что могу добавить, у меня работают профессионалы. Если бы тебя хотели убить, ты была бы мертва. А так… вали из города. Следующий раз может закончиться иначе.

– Прости, но у меня слишком много дел тут, в этом городе, и осталось еще несколько вопросов.

– Надеюсь, не ко мне? – Грейсон ухмыльнулся и попытался сделать вид, что занят, но отвязаться от меня было не так просто.

– Ну почему же… – Я медленно прошла вдоль стеллажей, проведя рукой над стоящими ровными рядами кристаллами. От них веяло незнакомой, чужой силой. – Мне интересно, что знаешь о сером дурмане….

– Тебе прочитать лекцию о вреде наркотиков? – Парень был спокоен. С виду. Хотелось узнать, что у него внутри.

– Не тебе ее читать.

Я пыталась сосредоточиться. Мы были одни, и я хотела попробовать прощупать Грейса, но он не врал, на нем стояла защита. Моя сила менталиста была особенной, мне нужно было прикосновение, необходимо поймать эмоцию, но я знала – Грейсон не подпустит к себе. Приходилось просто полагаться на интуицию, а интуиция говорила, что что-то изменилось. Грейсон странно реагировал на меня, но его защита искажала, и я не могла понять, в чем дело.

– Если ты хочешь спросить, занимаются ли мои ребята серым дурманом, то отвечу – нет. Не наш профиль.

– А если бы я спросила про медж? – задала я провокационный вопрос.

– Я ответил бы тебе так же, – ничуть не смутился Грейсон. – На моих губах была бы усмешка.

Парень противно осклабился, и я поморщилась, поняв намек, и задала следующий вопрос:

– У кого можно достать у нас серый дурман?

– Это Кейптон, детка. Тут можно достать все. Серый дурман у нас появился весной. До этого было туго.

– Это я знаю.

– Но вот кто его распространяет… тут не помогу.

– А через кого его достают?

– Есть несколько пешек. Не моих, но они реально пешки. Эти люди не действуют сами. Я бы ставил на кого-то из богатеньких баловней. У кого дела идут не так хорошо, как они хотят показать.

– Типа, Марриса?

– Может быть. Кстати, я не стал бы делать ставку на парня…

– Девушка?

– Не знаю…

– Я услышала тебя.

– Эй, Яд! – окрикнул меня Грейсон. – Я действительно не знаю.

Я дернула плечом, продемонстрировав, что не поверила, но считаю разговор законченным. Мне не понравилось, как вел себя Грейсон. Он знал больше, чем говорил, – в целом это нормально, но обычно парень был более откровенным. Его тоже задела смерть Брил? С чего бы? Они находились на разных полюсах жизни Кейптона. Не уверена, что Брил вообще была в курсе, где находится этот район.

Хотя, быть может, я слишком плохо ее знала. В любом случае, здесь мне делать было больше нечего. Единственное, в чем Грейсон не изменил себе, – платформу к моему выходу уже сделали. У него действительно работали толковые ребята, и ремонт мне не обошелся ни в один золотой. Грейсон сам обещал бесплатный ремонт в любое время. Год назад я здорово ему помогла. На парня хотели повесить убийство, которого он не совершал.

Грейсон не был образцом для подражания, и за ним водилось много грешков. Но не в тот раз.

Я поблагодарила за ремонт, села в платформу и, лихо развернувшись, вылетела за ворота. Защитный полог сомкнулся за моей спиной и скрыл нелегальную мастерскую от любопытных глаз, а я, взглянув на часы, поняла, что еще успеваю сегодня немного поучиться и заодно могу постараться вывести на чистую воду Клэр.

Трион поймал меня в коридоре, по которому я задумчиво прогуливалась, ожидая звонка с первой пары. Я, естественно, опоздала и теперь думала, чем себя занять и как потом объяснить свое отсутствие магрессе Бриссе, которая явно на следующем занятии спросит с меня в двойном объеме весь пропущенный материал.

Парень будто поджидал меня в нише у высокого арочного окна. Этот угол был всегда пуст, здесь коридор упирался в неприметную дверку, за которой начинались хозяйственные помещения. Я сама любила коротать тут время. Собственно, и сейчас направлялась туда. На подоконнике можно было вольготно расположиться и еще раз обдумать все волнующие меня вопросы.

– Айрис! – Он кинулся ко мне навстречу и, схватив за талию, прижал к стене возле окна. – Ты где пропадала? Я так волновался!

– Да? – Я была удивлена. Наверное, потому что за меня действительно очень давно никто не волновался настолько искренне.

– Конечно! Вчера вечером ты уехала. Творился дурдом, говорят, законники поймали нескольких наших. А сегодня ты не явилась на первую пару! Что я мог подумать?

Парень выглядел обеспокоенным. В синих глазах вспыхивали бирюзовые огоньки силы. Это говорило о том, что эмоции искренние.

– Ну-у-у… – Я пожала плечами, стараясь не показать, что беспокойство мне приятно. – Например, то, что я просто проспала.

– Может быть, ты и права… – Он закусил губу и, смущаясь, улыбнулся. – Но я действительно переживал.

Трион заправил мне за ухо прядь волос и нежно скользнул пальцами по щеке. Я прикрыла глаза. Он стоял слишком близко, высокий, сильный и притягательный. Я чувствовала жар, исходящий от его тела и горячие руки на своих плечах. А еще он волновался обо мне. Поразмыслив, я решила ничего не говорить ему ни о нападении, ни о дурмане. Парень казался искренним.

Я слишком цинична, чтобы поверить ему на все сто процентов, но вряд ли наркотик подсыпал мне Трион. Незачем, я и так практически потеряла от него голову и без ударной дозы серого дурмана.

То, что он сейчас меня поцелует, я поняла почти сразу. Наблюдала из-под прикрытых ресниц за тем, как Трион медленно наклоняется к моим губам. Подбородок с ямочкой, гладкая кожа, темные ресницы и едва уловимый запах мыла. Секунды ожидания казались бесконечно длинными. Я не удержалась и слегка прикусила губу. Первый шаг делать не хотелось, но, почувствовав на плечах сильные руки, а на губах теплое дыхание, я невольно подалась вперед.

Но вместо поцелуя услышала до боли знакомый голос:

– Яд! Ты же никогда не была доступной! Думал, после того, что было у нас ночью, ты не станешь вешаться на кого-то другого!

Этот голос не узнать было невозможно. Романтический настрой пропал. Накатила злость.

– Пришибу тебя, Кэлз! – прошипела я, выскользнув из объятий опешившего Триона. В руке раскаленной, сверкающей змеей развернулся кнут. Я готовилась ударить наотмашь и стереть со смазливой физиономии ухмылку. Что он себе позволяет?

Кэлз уже переоделся и сейчас щеголял в зауженных штанах из плотной замши и темно-вишневой шелковой рубашке, которая частично выбилась из-под ремня с крупной серебряной пряжкой, инкрустированной камнями, напоминающими капли крови. Пуговицы парень не застегивал, видимо принципиально, демонстрируя защитный амулет с рубином в оправе белого золота и загорелую прокачанную грудную клетку.

Кэлз, естественно, был не один. Его сопровождала верная свита: Рыжий вертлявый Маррис и несколько второкурсников, которые упорно пытались копировать стиль Кэлза, но смотрелись при этом нелепо и жалко.

– Знаю, что ты горячая… – Нахал заржал, и, словно не видя в моих руках грозное оружие, скользнул вперед, хищно улыбаясь. Он дразнил меня и получал от этого удовольствие. Триона рядом парень принципиально не замечал, прекрасно понимая, что подобное поведение злит.

– Поясни, о чем ты говоришь? – Трион хищно сощурился и перегородил дорогу Кэлзу, заслонив меня спиной. С одной стороны, было приятно, с другой… бить из такого положения неудобно.

– Да зачем? – Кэлз счастливо улыбнулся и сделал несколько жестов руками, воссоздавая маготпечаток.

На нем я спала, уютно завернувшись в одеяло у себя в комнате. Не знаю, как Кэлзу удалось, но смотрелось все очень интимно, трогательно. К счастью, фото было невинным и вполне приличным, зная мерзавца, он мог подстроить и чего похуже.

– Нам ведь было хорошо, правда, Яд, – с гаденькой ухмылочкой поинтересовался он.

– Я тебя все же пришибу! – ругнулась я, кинулась вперед, намереваясь обогнуть Триона, но он успел быстрее.

Ударил со всего размаха, Кэлз даже среагировать не успел – улетел на руки своих дружков, но, к моему удивлению, не полез выяснять отношения дальше. Ситуация его забавляла. Он со смехом вытер тыльной стороной ладони текущую из носа кровь, а Трион, бросив на меня колючий взгляд, развернулся на каблуках и рванул по коридору. Я догонять не стала. Не прощения же просить? Если не дурак, то остынет и сам все поймет, а если не поймет… Что же, в любом случае рано или поздно он бы осознал, что я совсем не милая. Лучше уж сейчас, чем потом.

– Ты – мерзавец! – заявила я Кэлзу и хотела тоже уйти, но он метнулся ко мне и прижал к стене, как за минуту до этого делал Трион. Только вот целовать этого парня не хотелось. Плюнуть разве что или прижаться, слизнуть кровавую дорожку, прикоснуться к уголку губы, усыпляя бдительность, и укусить изо всей мочи, чтобы почувствовать во рту соленый привкус крови и услышать его крик.

– У тебя глаза горят зеленым, Яд… – хрипло шепнул он мне на ухо, заставив вздрогнуть. – Я же говорю, ты горячая штучка!

– Кровь с физиономии утри! – посоветовала я, оттолкнула его от себя и гордо пошла по коридору, когда в спину услышала: – Заеду за тобой в семь! Надень что-нибудь сексуальное!

Я выругалась про себя, но отвечать не стала – не стоило доставлять такое удовольствие. Кэлза хотелось придушить. Глупо было рассчитывать, что он не поквитается со мной за наркотики в ящике. Я ждала гадости, но тут… Тут он переплюнул себя. Теперь его будет весьма сложно остановить, особенно учитывая, что я надеюсь на его помощь. Об отношениях с Трионом придется забыть. Потому что сегодня вечером мне придется одеться посексуальнее и отправиться на «свидание» с Кэлзом. Он не забыл про свое обещание и отведет меня к Клэр. Только теперь я не была уверена, что хочу узнать новые сведения такой ценой.

Весь оставшийся день я сидела мрачная и пыталась сосредоточиться на учебе. Как ни странно, ни Клэр, ни Расти меня не задевали. Только бросали насмешливые взгляды. Интересно, с чем они были связаны? Со вчерашним вечером или сегодняшним выступлением Кэлза?

Думаю, о нас с Трионом знали уже все. Слишком уж горячей была новость. Два парня возле меня одной? Такая информация взбудоражила многих. Перешептывания за спиной раздражали, но они были настолько тихими, что я даже возмутиться не могла. Приходилось делать вид, что я их не слышу.

В этой ситуации меня утешало лишь одно, оба парня учились не со мной и не раздражали. Наша группа состояла преимущественно из девчонок. Считалось, что женщины более эмоциональны и лучше могут улавливать и воссоздавать эмоции, читать мысли и угадывать настроения.

Я вот могла ловить обрывки воспоминаний, самые яркие впечатления, иногда мне это помогало при работе. Только вот все было не так просто, я пока не умела обходить защитные экраны и амулеты. Кажется, несколько раз у меня получалось прорваться, но я до сих пор считала это случайностью.

Меньше всего хотелось думать о докладе по методологии магического исследования, но проще было найти магрессу Бриссу сейчас, чем краснеть и бледнеть на следующем занятии, а потом еще до середины года бегать и выполнять нелепые задания, а все для того, чтобы получить положительную отметку по ее предмету.

А если учесть, что я не относилась к золотой молодежи и единственный мой шанс поступить в высший юрмагический университет – это отличный диплом Меррийского колледжа и именная стипендия, то стоило переступить через себя и уделить учебе должное внимание. Пока у меня это неплохо получалось. Но этот учебный год начался даже для меня слишком активно.

После занятий я спешила по коридору со сводчатыми потолками в сторону преподавательской, которая располагалась, на мой взгляд, очень неудобно – на третьем этаже в левом крыле, за длинной чередой дверей, ведущих в учебные аудитории.

После обеда студентов в колледже заметно поубавилось. Небольшие группки из двух-трех человек неторопливо бродили между дверями, поджидая преподавателей. Кто-то сидел на подоконнике с домашкой, кто-то просто бездельничал. К счастью, меня никто не трогал. Парочка перваков даже посмотрела восторженно – слава шла впереди меня.

Наши все уже сбежали домой – Норис фон Лифен отпустил пораньше, а значит, и неприятностей было ждать особо неоткуда.

Сначала я услышала знакомые голоса из пустой аудитории, естественно, не удержавшись, заглянула внутрь и тут же отпрянула обратно в коридор, когда в углу аудитории увидела Кэлза. Он стоял спиной ко мне, а у стены замерла Расти, практически скрытая от посторонних глаз мощным торсом парня.

Сцена была пикантной. Девушка прижималась к парню. Ее унизанные кольцами тонкие пальцы впивались Кэлзу в волосы. Он придерживал ее руками за шею и что-то настойчиво шептал в приоткрытые пухлые губы. Я уже почти ушла, когда услышала всхлип и хриплое ругательство:

– Отвали, Кэлз!

Это насторожило. Никогда Кэлз не испытывал недостатка в женском внимании. С чего бы ему вдруг столь настойчиво приставать к Расти? После смерти Брил он вообще не очень ладил с девушками. Постоянной у него точно не было.

Впрочем, очень скоро стало понятно, что ничего чувственного и эротичного в сцене нет. Так как Кэлз, похоже, душил Расти всерьез. Прежде чем я успела вмешаться, парень отпустил девушку и прошипел.

– Я все равно тебе не верю! Это была ты, и не думай, что я стану молчать! Уяснила? – сказал он, и у меня мурашки побежали по спине от этого хриплого, свистящего голоса. Из-за чего бы парень ни угрожал, он был зол и серьезен, а Расти боялась.

– Мне она ничего не дарила. Уже давно! – До этого момента я даже не представляла, что шепотом можно кричать, но у девушки это получилось.

– А Клэр?

Расти поджала губы и отвернулась, а Кэлз спросил настойчивее:

– А Клэр Брил что-то дарила?

И вот тут до меня дошло, о чем идет речь. Кэлз все хотел узнать сам. Он не торопился делиться со мной информацией. Интересно почему? Из-за дурного характера или на то имелись еще какие-то причины?

– Ты же знаешь, они были неразлучны. Спроси у Клэр!

Расти отшвырнула руку Кэлза и двинулась к выходу, а я поспешила подальше, пока меня не заметили.

Значит, Кэлз действительно не знал, кому Брил сделала подарок, но подозревал. И это были не случайные люди, как он настаивал с утра, а лучшие подружки.

Я успела отскочить за угол и прижаться к стене ровно за секунду до того, как из аудитории пулей вылетела зареванная Расти и бросилась бегом по коридору. Руками она прямо на ходу выводила золотистые светящиеся линии – с кем-то хотела срочно поговорить. Причем из своих. Многие менталисты имели склонность к телепатии. Расти и Клэр специализировались на этом. Я готова была поклясться – она собирается связаться с подружкой.

Следом за девушкой вразвалочку вышел Кэлз. Потянулся до хруста в костях, взъерошил волосы и неторопливо направился в сторону выхода. Я проводила его взглядом, настраивая себя на то, что вечер в его компании – не самый большой кошмар, который со мной мог бы приключиться, и отправилась по своим делам. Магрессу Бриссу и доклад никто не отменял.

В итоге освободилась я ближе к вечеру. Докладом магресса не ограничилась. Пришлось помочь расставить книги в кабинете, полить цветы и выслушать мини-лекцию о том, как плохо быть недисциплинированной.

До приезда Кэлза оставалось не более двух часов. А мне нужно было еще собраться, причем внутреннее чутье подсказывало, лучше последовать совету парня и подобрать что-то особенное. А за особенным необходимо было наведаться в одно место, где я не была месяца два.

Я знала, что получу от Тэссы нагоняй, поэтому заехала за тортиком. Я ее ценила, так как она единственная, кого я могла именовать подругой, и то, что видимся мы сейчас редко, не меняло дела.

Припарковавшись на обочине, я обогнула низкий, кованый заборчик, огораживающий клумбу, и постучала массивной металлической ручкой в дверь, на которой была схематически изображена девушка в платье и шляпке.

– Какие люди! – мелодично пропела хрупкая блондинка, напоминающая цветочную фею из сказки. – Ядовитая Айрис почтила меня своим присутствием.

Тэсса единственная называла меня так. Пожалуй, она одна помнила, что прозвище Яд не только дань моему характеру, но и связь с фамилией.Фелл – ядовитый цветок, произрастающий где-то на границе Гандии, в тропических лесах. Поэтому Яд меня назвали задолго до того, как я превратилась в отраву для золотых мальчиков и девочек Меррийского колледжа. Еще в школе, а там я была вполне милым ребенком. Иногда мне казалось, что если бы не прозвище, может быть, я выросла бы совсем другой. Например, такой, как цветочная фея Тэсса – веселой, беззаботной и доброй. Впрочем, Тэсса не училась с избалованными, одаренными магией нахалами вроде Кэлза.

Раньше мы с ней жили на соседних улицах, ходили в одну школу, но потом… у меня вдруг обнаружился сильный дар, и я поступила в Меррийский колледж, а вот Тэсса так и осталась обычной горожанкой. Она никогда не переживала по этому поводу и мечтала шить шляпки и красивые платьица. Собственно, свою мечту она воплотила в этом магазине-ателье.

Ее бизнес не был большим и прибыльным, зато Тэсса всегда тонко чувствовала клиента и по-настоящему наслаждалась тем, что делала. Она одна могла подобрать мне платье, которое и сядет хорошо, и движения стеснять не будет.

– Рассказывай, что тебе нужно, подружка! – с ходу начала она. На двери мелодично запели колокольчики, когда мы с улицы прошли в небольшую, уютную гостиную комнату, совмещенную с холлом. Отсюда на второй этаж вела массивная дубовая лестница, а найденная у меня в сарае старинная вешалка для пальто до сих пор стояла у входа, хотя я думала, Тэсса выкинет ее с первой же получки. Но антикварная вещица чем-то приглянулась моей подружке, и она оставила ее себе.

Я бывала здесь неоднократно и всегда поражалась, насколько Тэсса за какие-то три года сумела сделать это место отражением себя – небольшие изящные столики, запах кофе, мягкие диваны, все, как и она сама, утонченно-красивое, но ненавязчивое. Здесь хотелось расслабиться и болтать о девичьих секретах. Нигде, кроме этого ателье, я не уплетала эклеры и не восхищалась новыми моделями платьев, забывая о том, что ношу прозвище Яд.

– Почему ты считаешь, будто мне что-то нужно? – Я улыбнулась и плюхнулась на диван. Не удержалась, стащила обувь и подогнула под себя ноги. Было хорошо и легко. Тут же лежал клетчатый плед, который можно накинуть на плечи, если вдруг станет зябко и погаснет тлеющий в углу комнаты настоящий, не магический камин.

– Айрис, тебя не было с начала лета, – хохотнула она. – Последний раз ты рыдала здесь, так как считала, что Брил погибла по твоей вине. Я отпаивала тебя кофе с коньяком, убеждала в обратном и обещала сшить платье. Ты редко приходишь просто так, – с грустью заключила она.

– Прости. – Я совершенно искренне сожалела и в данный момент недоумевала: «Почему так? Меня же действительно сюда тянет. Я тут отдыхаю душой». – Зато я принесла тортик. Это зачтется за извинение?

– Тортик давай! – Тэсс не была склонна к обидам.

Я действительно непростительно редко сюда заходила. Мы и жили вроде бы недалеко в одной части города, и скучала я по ее оптимизму и заводному смеху, но меня затягивал совершенно другой мир, частью которого подруга не являлась. И смерть Брил… я слишком много времени уделяла поискам ниточек, которые ведут к пониманию, что произошло в тот день. Отдавая дань мертвым, я забывала о живых. Неправильно. И сегодня пришла не просто поболтать.

Тэсс была умна и чувствовала это, но вела себя невозмутимо.

– Тебе добавить в кофе корицу?

– Да, можно. – Я поддерживала неспешный разговор и размышляла о своем. – А сахар мамин у тебя еще остался?

– Конечно! – Тэсса повернулась ко мне и нахмурила брови. – Ты же знаешь, я не очень доверяю всем этим магическим штучкам. И тебе не советую. Хотя о чем это я? Ты сама одна из тех, кто не может жить без магии.

– Магия магии рознь. А касаемо различных тоников и энергетиков… Я тоже стараюсь не увлекаться, но впереди насыщенная ночь. Не могу позволить себе уснуть в середине мероприятия.

– Дай угадаю! И ко мне ты пришла за тем, чтобы я помогла найти наряд, подходящий для этой ночи. Я права?

– В общем… примерно так. – Я смутилась. Действительно, было неудобно, что пришла к Тэссе лишь тогда, когда мне потребовалась ее помощь.

– Айрис? – Блондинка сощурилась и скользнула на диванчик рядом со мной. От нее пахло ванилью, голубые глаза горели любопытством, и хотелось выложить ей все, что знаешь. Даже странно, что здесь не была замешана магия. Тэсса просто умела слушать и располагала к себе.

– Это не то, о чем ты думаешь! – отмахнулась я, пресекая дальнейшие ненужные расспросы.

– Ну почему? – нахмурилась она. – Почему? Всегда не то, о чем думаю! Айрис, когда ты повзрослеешь? В деле ведь замешан парень?

– Лучше бы не был. Впрочем… – Я вспомнила про Триона. – В этом деле замешаны сразу два парня, и от этого только проблем больше.

– Ты сумела меня удивить, Айрис. – Тэсса устроилась поудобнее. – Рассказывай, что задумала, кокетка.

Тэсс никогда не брала с меня денег, она не могла это делать исходя из каких-то личных принципов. Но до дрожи в коленях любила истории, а я их часто рассказывала. Когда делишься мыслями с кем-то еще, тщательно подбираешь фразы, из смутных образов складываешь предложения, удается поймать ускользающие детали и сложить цельную картинку происходящего. Я не рассказала ей всего, но в общих чертах обрисовала ситуацию.

– То есть ты сегодня вечером идешь неизвестно куда с самым большим засранцем Кейптона? – резюмировала она, после того как я закончила свой не очень стройный рассказ.

– Как-то так. – Я отхлебнула из чашки крепкий кофе и зажмурилась от удовольствия. – Ты сможешь одолжить мне приличное одеяние? Такое, чтобы, с одной стороны, не стыдно было появиться где угодно, а с другой, не выглядящее слишком вычурно и вписывающееся в мой стиль. Такое вообще бывает или я прошу слишком много?

– Мне впору открывать новую линейку одежды с названием «Айрис». У меня всегда есть для тебя что-то особенное. – Тэсса усмехнулась. – Ты действительно выделяешься из толпы.

– Сейчас у тебя есть одежда специально для меня? – восхитилась я.

– Конечно. Я же обещала тебе платье, даже мерки сняла, помнишь?

– Не верю, что ты восприняла тот вечер всерьез! Думала, забыла об этом нетрезвом обещании, едва я вышла за дверь.

– Конечно, восприняла! А как иначе? А потом мне нравится на тебя шить – сидит все хорошо. Сейчас покажу. Пошли!

– А если мне не понравится? – спросила я, поднявшись с дивана и прямо босиком направившись за Тэссой в подсобку, где она хранила готовые вещи. Это же помещение использовалось, как примерочная.

– Это твои проблемы! – отмахнулась Тэсса. – Понимаешь, выбора у тебя все равно нет. Это единственное, что могу предложить. Нравится – бери, не нравится… тоже бери. Сидеть оно будет на тебе великолепно. Или ты сомневаешься во мне?

В Тэссе я не сомневалась, но смотреть платье все же шла с опаской. Подруга могла создать какой угодно шедевр. Даже тот, в котором я никогда не рискну появиться на люди, сколь бы шикарен он ни был.

Первое, что бросилось в глаза, когда я зашла в просторную примерочную, – это то, что платье, висящее на манекене, не было ни черным, ни изумрудным, как я ожидала, а имело насыщенный фиолетовый цвет. Непривычный, не мой. Это отпугнуло и заставило настороженно замереть, приглядываясь.

– Ну а что? – возмутилась Тэсса. – Нельзя всю жизнь носить два цвета – это скучно и глупо. А фиолетовый тебе подойдет, поверь моему опыту. Он сложный, как и ты.

– Согласна быть скучной и глупой! – простонала я, обогнув манекен с платьем. – Мне уже страшно.

– Иди, одевайся! – фыркнула подружка и вышла, а я осталась одна со своими мыслями и страхами.

Впрочем, Тэсс выразилась очень конкретно – выбора у меня нет. Если хочу получить платье – забираю это или иду в чем есть. Так что же меня смущает? Оно ведь красивое!

Платье действительно было шикарным и вписывалось в мой стиль, я это поняла, едва только надела его на себя. Оно сидело идеально по фигуре, но очень уж отвечало пожеланию Кэлза – выглядело кричаще сексуальным.

Как и все мои вещи, платье нужно надевать на удобные штаны, в исполнении Тэссы, слишком уж узкие. Напоминающие вторую кожу, только насыщенного чернильного цвета. Сверху на невесомую, прозрачную блузу также можно было надеть плотный кожаный корсет, сегодня не черный, а того же насыщенного фиолетового оттенка. Юбка же была невесомой, летящей, из переливающегося тысячами маленьких стразиков очень легкого, почти прозрачного шелка – весь наряд был построен на контрастах. Нежность и агрессия.

Если стоять и не шевелиться, вид был словно у старшеклассницы на выпускном, корсет, сделанный из замши, смотрелся не так вызывающе, как кожа, к которой я привыкла. Он придавал моим формам округлость и визуально уменьшал талию. Создавалось впечатление, будто ее можно обхватить руками.

Юбка спадала мягкими складками до пола, а если сделать шаг, разлеталась, словно вокруг ног кружили два воздушных элементаля. Красиво и дерзко.

Осталось только в шкатулке мамы найти подходящее украшение на шею. Сегодня я даже знала какое. К этому наряду вполне могли подойти крупные темно-синие камни в оправе из черненого серебра – это ожерелье осталось от деда – маминого отца – как память о его прошлой жизни. Он принадлежал к аристократии, но, влюбившись в бабушку, потерял все. Благосклонность родни, титул, деньги. Это сейчас к неравным бракам относятся гораздо спокойнее.

Я повертелась перед зеркалом и так и этак, не решаясь выйти обратно в холл.

– Нравится? – не выдержала Тэсса и заглянула ко мне сама. Я повела обнаженными плечами.

– Наверное. Не знаю. Очень непривычно.

– Значит, нравится, – сделала вывод она. – Сейчас еще дам недостающие части наряда. В образе явно чего-то не хватает.

Тэсса вернулась с тонкими перчатками и переливающейся паутинкой, которая надевалась на волосы. Они у меня, к счастью, не нуждались в укладке, длинные, прямые и гладкие, как шелк. Их бесполезно было убирать в прическу, зато распущенными они смотрелись роскошно. Мелкие синенькие камушки, раскиданные по тонким нитям, казались запутавшимися в волосах звездами. Мне действительно шли и платье и цвет. Даже глаза стали ярче, из обычных зеленых, став изумрудными.

Я бы посидела с Тэссой еще, но время поджимало. Домой я неслась как угорелая, чтобы успеть к приезду Кэлза. В итоге только припарковала платформу, подправила макияж, и явился он. Вошел без стука, как к себе домой, когда я сбегала вниз по лестнице, и замер столбом у первой ступени. Выражение презрительного недовольства сползло с лица, и Кэлз через силу улыбнулся.

– А ты вняла моим просьбам, – заметил он и протянул ладонь, изображая галантность. Я фыркнула и демонстративно не стала принимать руку.

– Ну конечно! – хмыкнул он, полностью взяв себя в руки. – Одежда человека не меняет. Ты по-прежнему Ядовитая. И шикарное платье этого не замаскирует. Не думал, что в твоем скудном гардеробе есть такие вещи.

– Такие? – Я насмешливо приподняла бровь. – Кэлз, ты прекрасно знаешь, у меня нет денег на крутых дизайнеров. И я даже не могу сказать, что этот факт меня расстраивает.

– А вот и зря. Одежда – визитная карточка.

– Знаю. – Я подошла ближе и ткнула пальцем ему в грудь. Даже на каблуках я была лишь чуть выше плеча Кэлза. – Моя одежда очень хорошо отражает мою суть.

– А мне кажется… – Он, осторожно удерживая меня за запястье сильными, теплыми пальцами, отвел руку в сторону. – Это платье говорит о тебе намного больше, чем твои обычные вещи. Кто автор?

– Это платье сшила для меня подруга, у которой есть свое небольшое ателье. Она неизвестна и непопулярна…

– Что не делает ее менее талантливой, – неожиданно заметил парень и удивил меня в очередной раз.

Я даже дар речи на время потеряла, а это со мной случалось нечасто. Обрела его, устроившись на шикарном переднем сиденье темно-красной, отделанной золотом платформы Кэлза. Богатенький наглец оставался самим собой – любящим дорогие тачки, драгоценности и шмотки мажором. Я терпеть не могла таких. Они считали, будто мир принадлежит им по праву рождения. Хуже всего, они практически не ошибались.

– Куда мы направляемся? – поинтересовалась я, справившись с защитными ремнями. Они закреплялись сами, нужно было лишь провести рукой по эластичной полоске ткани.

– Ты когда-нибудь слышала о поединках на крыше? – спросил Кэлз, положив руки на кристалл управления. Восьмигранный, прозрачный камень на платформе управления вспыхнул серебряным – цвет магии парня.

– Ты меня хочешь притащить туда? – возмутилась я. – Это билет в один конец, попасть можно, а обратно не выйдешь, пока не закончится представление.

– Да, все так. Но ты же хочешь заловить Клэр? Ну так вот, она тоже не сможет выйти. Тебе необязательно принимать участие в состязаниях. Я не собираюсь. Многие ходят исключительно поглазеть.

– Вход платный.

– Поверь, я обеспеченный мальчик, могу позволить заплатить за двоих, – отмахнулся Кэлз, не сводя взгляд с дороги.

– Зачем тебе платить за меня? – напряглась я.

– Яд, – устало произнес парень. – Я обещал тебе помочь. Я помогаю. В чем проблема? Мне наплевать на деньги. Меня больше волнует, что подумают, будто после смерти Брил я мог начать встречаться с тобой!

Я никогда об этом не помышляла, но презрение в голосе Кэлза задело.

– Ну, так ты сам постарался сегодня с утра! – зашипела я, жалея, что поддалась на эту провокацию. Не стоило соглашаться. – Нечего было орать глупости на весь колледж!

– Мне показалось, это будет забавно. – Парень довольно улыбнулся. – К тому же мне не нравится этот хлыщ Трион. Он слишком много на себя берет и однажды назвал меня богатеньким бездельником.

– И в чем он не прав? – спросила я, приподняв бровь.

– Не люблю, когда мне говорят это в лицо. Или, может быть, тебе приятно слышать, что ты безродная плебейка, сила, в руках которой оказалась по иронии судьбы, из-за неразборчивости в связях кого-то из предков?

– Что ты себе позволяешь? – возмутилась я, готовая придушить нахала сию минуту.

– Вот видишь. Это считается оскорблением. А «богатенький бездельник» почти комплимент? Нет, Яд, это такое же оскорбление. Поэтому прости, я не мог пройти мимо вашей счастливо обнимающейся парочки.

– Ты мерзавец.

– Я это уже сегодня слышал с утра. Ну что, мы едем или допрос продолжится?

– Еще один вопрос. Так кто получил сумочку, Клэр или Расти? И почему ты мне не сказал?

– Вот просвети меня, Яд. – Он вздохнул. – У тебя уши везде, что ли? Как ты узнала?

– Не важно. Важно, почему ты не сказал.

– Потому что сам был не уверен. И до сих пор не уверен. Девчонки очень дружили, я думал сумка у Расти. Расти, она, как бы тебе сказать… – Кэлз задумался и даже закусил губу, подбирая слова, поэтому я ему помогла.

– На ступеньку ниже вас всех. У нее нет родственников во дворце.

– У Расти есть родственники во дворце, но не те, кем можно гордиться. – На губах Кэлза снова появилась неприятная усмешка. – И да, я думал Брил отдала сумку ей, но…

– Расти не созналась, и остается Клэр?

– Смысл гадать? Мы сейчас едем туда. Или ты передумала, Яд?

– Не дождешься.

Всю оставшуюся дорогу я молчала. Чувствовала себя не в своей тарелке, словно примерила чужую личность. «Брил», – подсказал внутренний голос. От этого стало неуютно – красивое платье из дорогого материала, колье, которое носила еще бабушка – дорогая эксклюзивная вещь, достойная зависти, а рядом парень, которого называют самым завидным женихом Кейптона. Все неправильно. Это не мое место и не мой образ.

Я не должна была бы ехать на вечеринку с ним. О нас обязательно начнут судачить – ничего хорошего слухи не принесут. Про меня и так болтали разное. Мне было все равно, и тут переживу. Но ощущение ошибки не покидало.

Искоса посмотрела на Кэлза, который вел платформу лихо и уверенно, словно родился с кристаллом управления в руках. Я не знала, чем парень руководствовался в выборе одежды, но он словно знал, какое платье я выберу. Хотя я и сама не имела представления, во что меня оденет Тэсса.

Но Кэлз угадал – легкий, дорогой шелк темно-синей рубашки сочетался с плотной, мягкой замшей штанов. Высокие сапоги с серебряной отделкой и широкий пояс, на котором была закреплена адага – изящное и редкое оружие.

В колледже оружие носить было запрещено, но вне его многие щеголяли кинжалами, я вот носила кнут. Большинство населения Кейптона лишь красовались, но Кэлза с детства учили владеть оружием. От этого еще больше становилось не по себе.

– Хорошо изучила? – с насмешкой поинтересовался парень, и я подняла взгляд на его лицо. Почему мерзавцы часто настолько симпатичны?

Благородная внешность. Пепельная челка, стальные глаза в обрамлении темных, колючих ресниц, резкая линия скул и презрительная усмешка на четко очерченных губах.

– Достаточно, чтобы не спутать в толпе с кем-то другим, – холодно отозвалась я и уставилась на дорогу.

– Не зря тебя называют Яд. В очередной раз убедился, насколько подходит тебе это прозвище.

– Я рада, что ты не питаешь иллюзий.

– А кто питает? – поинтересовался Кэлз и тут же усмехнулся: – Аа-а-а, точно, Трион. Он просто слишком плохо тебя знает. Впрочем, теперь, я думаю, и не захочет узнать лучше.

– Убила бы! – зашипела я рассерженной кошкой.

– Увы, ты для этого слишком законопослушна.

– Конечно, не хочу провести полжизни в серых стенах из-за такого мерзавца, как ты. Сделай одолжение, сдохни сам, а?

– Не дождешься. – Кэлзу перепалка, судя по всему, доставляла удовольствие. – А по поводу Триона… считай, что я сделал тебе одолжение. Он мутный парень.

– Поверь, я сама неплохо вывожу мутных парней на чистую воду. Могу сделать это и без твоей помощи.

– Любовь застилает глаза, и даже очевидные недостатки скрываются от нас, – как-то уж слишком серьезно для нашей шуточной перепалки заметил Кэлз, и это заставило меня замолчать, хотя возражения и крутились на языке.

Парень возобновил разговор первым:

– И все же, что ты хочешь узнать у Клэр? Или это страшная тайна?

– Кроме того, как ее сумка оказалась в руках Брил? – Я выразительно посмотрела на него и усмехнулась.

– Да.

– Интересно, кто и зачем подсыпал мне серый дурман. Не только вчера, но и той ночью.

– Что произошло? – напряженно спросил он. – Я имею в виду тогда. И почему ты считаешь, будто Клэр знает больше, чем сказала законникам?

– Сначала отвечу на второй вопрос. Потому, что Брил и Клэр всегда в курсе. Брил сама пригласила меня. Она выглядела напуганной. Ей требовалась моя помощь. Может быть, тогда в курсе происходящего была Клэр.

– Я не верю, что Клэр даже в мыслях или косвенно могла предать Брил, – с сомнением покачал головой Кэлз. – Она ее боготворила.

– Или завидовала?

– Не до такой степени.

– Степень зависти определить непросто.

– И все же… зачем тебя позвала Брил?

– Не знаю. Она назначила встречу днем. Попросила прийти на вечеринку. Клэр и Расти были в курсе, но Брил не хотела, чтобы о нашей встрече узнал еще кто-то. Я специально явилась позже – не люблю такие сборища. К этому времени народу было много, я не особо бросалась в глаза и с удовольствием бы поговорила и ушла. Но Брил была взволнованна, она развлекала друзей и, когда я попыталась подойти, показала на часы. Я поняла, что раньше ее дергать бессмысленно.

– И послушно осталась ждать? – недоверчиво осведомился Кэлз. – На тебя непохоже.

– Есть мои интересы, есть характер, а есть работа. Брил в тот вечер – была работой.

– Она тебе платила?

– Собиралась платить.

– За что? – Кэлз напрягся.

– Представления не имею. В один прекрасный момент я просто отключилась. Пришла в себя в какой-то комнате поздно ночью, а когда вышла, гости почти разъехались, а те, которые остались на месте, бились в истерике, потому что Брил была мертва.

Тогда кто-то и крикнул (не Клэр ли, будто Брил должна была встретиться со мной на крыше. А так как я вышла из дома, ну и оказалась виноватой. Никто не видел, как я уходила с площадки у бассейна, и никто не мог подтвердить, что я не успела подняться на крышу.

– А может быть… ты была там? – очень тихо спросил Кэлз. Сейчас он меня не обвинял. Просто высказывал предположение.

– Меня таскали по магам все лето. Удалось понять только то, что наркоты было во мне столько, что с ней я могла лишь ползать вокруг кровати.

– А ты не боишься, в поисках ответов зайти слишком далеко и узнать что-то, к чему не готова? Эй! Не смотри на меня так, я не знаю, что именно? – отмахнулся Кэлз, поймав мой подозрительный взгляд. – Просто ведь такая вероятность всегда есть.

– Кэлз, если ты хочешь сказать что-то конкретное, будь добр. Мы, простые смертные, ни разу не бывавшие при дворе, не понимаем, когда с нами общаются намеками.

– Просто наркотики… они такие. Они нас меняют.

– Думаешь, я ее убила?

– У тебя были причины?

– Ну, кроме той, что она высокомерная сучка?

– Поосторожнее.

– Нет, у меня не было причин ее убивать. Она хотела меня нанять, а если бы я убивала своих клиентов, мне было бы нечего кушать.

– У тебя есть мать. Она тебе не помогает?

– Если моя мать будет помогать мне, есть будет нечего ей.

Мы припарковались у высокого здания, в котором раньше располагался Кейптонский музей. Только магически одаренный человек мог заметить, что неприметное здание было затянуто тонкой тканью полога, скрывающей от простых смертных его истинный облик. Со стороны старинный особняк казался величественным и унылым. Но крыша и четвертый этаж давно принадлежали золотой молодежи, там располагался самый крутой клуб нашего города «Бриллиантовый рай». Попасть туда не то что непросто – невозможно, если ты не принадлежишь к элите Кейптона. Ну или не приглашен кем-то, как я сегодня.

Само место было выбрано не случайно. Богатенькие детки, расположившись на крыше музея на центральной площади, подчеркивали, что этот город подвластен им. И были не так уж и не правы. Их семьи принадлежали к сильным мира сего, власть передавалась от отца к сыну.

Я невольно вздрогнула, когда Кэлз властно взял меня за руку. Хотелось ее выдернуть, но это было бы по-детски глупо, и из-за подобного ребячества я не смогла бы попасть внутрь.

Полог расступился с чавканьем, едва только Кэлз до него дотронулся кончиками пальцев. Мне пришлось чуть сложнее, меня не выкинуло обратно на улицу лишь потому, что парень крепко держал за руку. Оказавшись внутри, Кэлз сразу же отстранился. Мне показалось, будто он готов ладонь вытереть о брюки.

– Я не заразна, – буркнула раздраженно, и парень немного смутился. Странно, я и не думала, что он умеет.

Внутри полога оказалось интересно и необычно. Высокая лестница, ведущая вдоль стены наверх, словно утопала в облаках. Клубящийся, разноцветный дым, похожий на густой, стелющийся туман, обволакивал все вокруг. Грохочущая музыка была слышна даже внизу.

У лестницы толпились люди. Кто-то был мне знаком, а кто-то – нет. Наше появление привлекло внимание всех.

– Кэлз! – заорали громко от входа. – Ты притащил сюда эту отраву! Неужели у тебя все так плохо, брат! Обратился бы к нам, мы бы тебе помогли найти кого-то поприличнее!

– Пошел ты, Уэсс! – крикнул в ответ Кэлз. – У нас с Яд спор… – с ухмылкой пояснил парень и, схватив меня за руку, под улюлюканье потянул наверх.

Все внутри перевернулось. Я так и знала, где-то здесь кроется подвох. Споры в «Бриллиантовом рае» решались одним способом – на ринге.

– Что ты сказал? – прошипела я, больно вцепившись ногтями в его руку.

– Ну а что я должен был ответить? – Кэлз дернулся и посмотрел на меня так, что я послушно отцепилась. – То, что ты мое развлечение на эту ночь?

– Я б тебя… – рука сама собой снова сжалась.

– Вот именно! Ты говорила, что не хочешь провести лучшие годы в серых стенах, поэтому и не стал искушать, сказал первое, пришедшее в голову. Перестань. Все скоро забудут.

– Хотелось бы тебе верить, – скептически протянула я. – И все же, почему для разговора с Клэр ты выбрал именно это место? Более спокойной обстановки не нашлось?

– Клэр умна, коварна и талантлива. Никогда нельзя понять, врет она или говорит правду. Она умет уходить от ненужных вопросов. Но здесь…

– Что здесь?

– Здесь подают коктейли.

– Какие?

– Особые коктейли, – замялся Кэлз. – За большие деньги можно попросить добавить ингредиент или два…

– Ты что собрался сделать? – Я напряглась, чем дальше, тем больше мне не нравилось происходящее.

– Ничего. – Кэлз пожал плечами и хитро подмигнул. – Просто позволю ей немного расслабиться и стать чуточку более откровенной.

– Сыворотка правды?

– Перестань! – Парня, похоже, забавляла и я, и сама ситуация. – У меня нет такого доступа, да и чревато. Клэр не дура, далеко не дура. Ее не стоит недооценивать. Просто попрошу подлить чуть больше того, что она так любит…

– Мэдж? – Я нахмурилась, но Кэлз лишь подмигнул мне и кинулся обниматься с Маррисом, который подскочил уж очень не вовремя. Пришлось отступить в сторону, чтобы не снесли.

Зря я думала, будто получится остаться в тени. Несмотря на то что площадка на крыше была огромной, я все равно бросалась в глаза. На меня косились и перешептывались. Народу сегодня собралось много, но я предполагаю тут так всегда. В самом центре площадки располагался огороженный ринг, над которым мерцал защитный купол. Там предстояло драться участникам состязаний. Не то чтобы магические поединки были запрещены, нет, иногда они даже поощрялись, например на практических занятиях в колледже, но тут, на Бриллиантовой арене, часто все выходило из-под контроля. Магия и алкоголь плохо совместимы. Здесь красочные представления нередко превращались в кровавые.

Смерти случались редко, но вот один из наших сокурсников не выжил. Это было давно. На первом курсе. Он подрался с лучшим другом из-за девушки. Некрасивая и глупая история. Неправильно создал щит, потому что мы только научились его делать, а противник не рассчитал удар. Тогда Бриллиантовую арену едва не прикрыли – скандал вышел грандиозный, но Кейптон жил за счет богачей, и их развлечения стояли на первом месте.

Я очень рассчитывала на то, что Кэлз замнет дело и мне не придется выходить сегодня на арену. Я не хотела демонстрировать свои способности. К тому же бой менталиста с боевиком – это нечто очень странное и совсем не зрелищное. У нас разные методы воздействия.

Не получится шоу. Хотя я не была уверена, что проиграю. На миг даже стало интересно кто кого.

Кэлза здесь знали и любили. Он, когда хотел, мог быть харизматичным и душой компании, а вот я оказалась в стороне от общего веселья и наблюдала за сумасшедшими сценами приветствия со стороны. Верила, что парень, когда будет надо, позовет меня сам. Поэтому отошла в сторону, отыскала свободный столик и, расположившись на парящем в воздухе диванчике, заказала коктейль, искренне надеясь, что сегодня никто не подмешает мне никакую дрянь. Но пить хотелось, и я решила рискнуть.

Тем временем на приготовленную для поединков арену вышли три полуобнаженные девушки. Они должны были разогреть толпу. Шоу начиналось. Свет стал более приглушенным, музыка громче, и в воздухе буквально чувствовался адреналин и азарт.

Я никогда не понимала, как можно тратить свой дар, тем более дар боевика, на праздное увеселение кучки богатеньких бездельников? Просто развлекать публику, балуясь силами стихий.

Призывные улыбки, гибкие тела – раскованные движения, заставляющие девушек морщить носики и демонстративно отводить глаза, а парней восторженно кричать. Я была далека от таких развлечений, но здесь подобное являлось нормой.

Ритмичная музыка завораживала, она обладала магическим магнетизмом, хотелось подчиниться ей и тоже идти танцевать вместе с девушками в прозрачных шароварах и поясах с мелодично звенящими паетками. Девы олицетворяли собой три стихии – огонь, воду и воздух, – каждая демонстрировала свои умения. Одна, словно дракон, выпускала пламя, другая – замораживала его на лету, а третья – ветром закручивала в воздухе купюры, которые кидала восторженная толпа к ногам танцовщиц.

Я совершенно случайно заняла очень выгодное место. Сделала это инстинктивно, но выбрала угол в тени, где меня нельзя было сразу разглядеть, и наблюдала за действом, которое разворачивается на ринге. Я бы просидела тут весь вечер, но была слишком заметна. Да еще и явилась с Кэлзом. Поэтому неприятности не заставили себя ждать.

– Думаешь, сможешь его охомутать, дрянь? – Утонченную блондинку, с алыми губами и золотом в волосах я никогда не видела. Но она по-хозяйски уселась за столик и поставила свой бокал рядом с моим.

– О чем ты? – очень вежливо поинтересовалась я. Было действительно интересно услышать занимательную историю.

– О Кэлзе. – Не менее вежливо пояснила она и продолжила: – Неужели ты считаешь, будто после смерти Брил он свяжется с кем-то вроде тебя? Это месть. Он опозорит тебя на весь Кейптон, а ты не поймешь, что тобой играют, пока он того не захочет.

– Тогда почему же ты так переживаешь? – прошипела я, наклонившись близко, и осторожно выпустила магию. Я позволяла себе подобное крайне редко, но сейчас нужно было избавиться от источника неприятностей как можно быстрее. Блондинка привлекала к нам ненужное внимание. Только скандала мне еще не хватало.

Она сначала даже не поняла, что происходит, о моей причастности тоже не догадалась, а все потому, что была пустышкой. Высокое происхождение не гарантировало сильную магию. Девица не училась в Меррийском колледже, а значит, и силами, в отличие от меня, не обладала. Сначала она почувствовала головокружение, потом легкую тошноту и испуганно взглянула на меня. Я усмехнулась и посоветовала, чуть усилив натиск:

– Если стартанешь быстро, успеешь добежать до туалета.

Девица зашипела, но не заставила повторяться, зажала рот руками и рванула от столика, а я потерла виски. Ментальная магия изматывала. Все же мы еще были не выпускниками, и многое давалось с трудом.

Но слова поклонницы Кэлза заставили задуматься. Действительно ли он поверил мне, или это все месть с его стороны? Какого подвоха ждать и когда? Что парень задумал? Может быть, «Бриллиантовый рай» – ловушка, в которую я угодила по наивности?

Я отыскала Кэлза взглядом в толпе. Хорош. Неудивительно, что из всех Брил выбрала именно его. Они раньше были воистину королевской парой – она утонченная золотистая блондинка – на ее фоне Клэр, которая теперь упорно играла в звезду, просто терялась. И он – пепельно-русый, хорошо сложенный с волевым подбородком и пронзительным взглядом стальных глаз. Два благородных металла – золото и серебро.

Он стоял с коктейлем в одной руке, другой прижимал к себе глупо хихикающую Расти, словно и не душил ее несколькими часами ранее. Клэр стояла рядом и улыбалась, снисходительно взирая на ужимки Марриса, – они все так давно дружили, что стали, наверное, ближе, чем братья и сестры. Не может ли быть так, что Кэлз знает о смерти Брил больше, чем говорит, но не подставит своих друзей? Он потерял ее, но что если раскрыть убийство – для него значит потерять и их?

Я не знала ответ на этот вопрос и пришла сюда с вполне конкретной миссией. Отступать было поздно, если глупость совершена, то уже ничего не изменишь. Остается только попытаться достичь своей цели. Поэтому я залпом допила бокал, поднялась и решительно направилась в сторону компашки.

– Кто к нам пожаловал… – ехидно протянула Клэр и окинула меня с ног до головы презрительным взглядом. – Кэлз, зачем ты ее сюда притащил? Здесь же не зоопарк. Гадюкам тут не место.

Я, прищурившись, сделала шаг вперед, но остановилась, когда осознала, что Клэр нарывается специально. Ей нравится меня злить и, в отличие от глупой блондинки с золотом в волосах, эта способна дать отпор. Не стоило идти на поводу.

– У него спор… – вклинился в разговор Маррис, но тут же заткнулся, когда увидел, что я потянулась к кнуту.

– Ах да… – Клэр улыбнулась. – Спор… зрелище обещает быть занимательным, но у меня есть идея лучше.

– Я пришла сюда потому, что хочу задать тебе пару вопросов.

Мне надоели светские игры, вся затея Кэлза теперь казалась глупой и бессмысленной.

– А кто сказал, будто я отвечу хоть на один? Нет, Яд… это так не работает. Ты вторглась на мою территорию. О чем думал Кэлз, когда пошел на это, не знаю. Мне кажется, он думать не умеет вообще. В их паре этим занималась Брил.

– Заткнись! – рыкнул парень, и Клэр, пожав плечами, сверкнула белозубой улыбкой и предложила:

– Я против нее… Ну, Кэлз смелее, ты же для этого сюда ее привел? Поиграть? Или пытаешься примерить роль героя? Но она тебе не идет, поверь. Брил это знала всегда.

– Девчонки будут драться! Ух! – восхищенно присвистнул Маррис. – Это даже интереснее.

Клэр улыбнулась, а я поняла, меня поймали в ловушку. Странно было, что Кэлз сомневается. Я видела, как на его лице мелькнул испуг и злость. Значит, он тут ни при чем. Я не ждала от Кэлза ничего хорошего, но все же была рада, что он не планировал загнать меня на арену, тем более с этой змеюкой.

Участвовать в магическом поединке с Клэр мне не хотелось. Она явно была не новичком в таких забавах, а я смутно представляла, что мне предстоит делать. С другой стороны… это была хорошая возможность.

Пока я размышляла, Кэлз высказал свое предложение:

– Два на два…

– Ну… – Клэр хищно улыбнулась и сделала шаг к нам навстречу. – Только если ты будешь на моей стороне, Кэлзик. Ведь, с твоих слов, ты хотел поиграть с ней?

– Один на один, – самоуверенно заявила я. Кэлз – молодец. Он провел меня на вражескую территорию. Не нужно заставлять его делать выбор. Это неинтересно. Парень мне еще пригодится.

– Ух ты! – Клэр выглядела довольной. – Знаешь, Яд, я тебя никогда не любила. Потому что ты… – Она замолчала, окинув меня презрительным взглядом. – Ты позоришь нас, ты даже не пытаешься быть как мы. Это раздражает. Тебе не место в колледже.

– Ты считаешь, будто открываешь мне глаза? – Я хмыкнула. – Поверь, все это слышала, и не раз и рада, что не такая, как вы. И да, я это подчеркиваю. А сейчас начнем?

– Подожди, мы еще не определились, что будет на кону.

– Ну почему же… я определилась. Ты ответишь мне на несколько вопросов и не попытаешься сбежать или сменить тему.

Клэр думала недолго и согласно кивнула. Она была уверена в своей победе.

– А если выиграю я, – сказала девушка, – ты уберешься отсюда и никогда больше не появишься ни на одной тусовке, которую захочется посетить мне.

– И как прикажешь это определять?

– Очень просто. – Клэр холодно улыбнулась. – На всех более или менее приличных тусовках в Кейптоне я бываю однозначно. Просто будешь сидеть дома, Яд, и не доставать меня дурацкими вопросами.

– Я уйду отсюда и не буду доставать тебя вопросами. Все остальное… ну оставь мечты при себе.

– Ладно!

Клэр согласилась моментально, пожала плечами, показывая, что ей наплевать и, повернувшись к публике, громко крикнула:

– Готовьте арену. Да будет бой!

Я хотела сделать шаг вперед, но не успела. Кэлз, который стоял рядом, резко развернулся и неожиданно притянул меня к себе, запечатлев на губах жадный поцелуй – мята и корица, мягкие губы и ощущение властной силы. Я даже понять ничего не успела. Хотела возмутиться, но дыхание перехватило, планировала укусить за губу, но внезапно почувствовала поток магической энергии, идущий от парня ко мне, и начала жадно глотать, стараясь накопить резерв побольше.

Кэлз обнимал за талию, и я почти не почувствовала, как парень засунул мне за широкий пояс какой-то предмет.

– На удачу, – усмехнулся он под восторженный вопль толпы и опустил глаза на мой пояс. Я все поняла, но чтобы не выдать себя, со всего размаха залепила пощечину. Хлесткую, эффектную, но совершенно неболезненную. Парень с удовольствием подыграл мне и дернул головой.

– Я верю, ты победишь, Яд, – выплюнул он и отошел к барной стойке, а я на негнущихся ногах отправилась на арену, стараясь не думать о поцелуе. Это было не так просто – Кэлз умел целоваться. Он был дерзким и властным – такому хочется покориться. Желание на уровне инстинктов.

Только когда коснулась руками магического ограждения, неожиданно заметила в углу зала Триона.

«А он что здесь делает?» – пронеслось в голове, но магический полог захлопнулся, отрезав меня и Клэр от внешнего мира. Я не успела разглядеть парня внимательно. Изнутри коробки полог выглядел мерцающим фиолетовым маревом, словно развевающиеся полы моего платья, а вот снаружи был полностью прозрачен. Все, что сделаю я или Клэр, будет видно очень хорошо, зато нам не помешают ни крики толпы, ни подбадривания, ни проклятия.

Я была уверена, что в мою сторону их посыплется немало. Мы с Клэр были менталистами, и наш поединок в реальной среде выглядел бы так – двое стоят друг напротив друга, а спустя какое-то время один падает. Здесь же народ требовал зрелищ. На нас делали ставки, и, предполагаю, лидировала не я. Оставалось надеяться только на подарок и силы Кэлза. Впрочем, вряд ли Клэр пришла без сюрпризов. Она привыкла к схваткам и знала нюансы, а я нет, поэтому право первого удара я передала сопернице.

Она улыбнулась. Одним ловким движением заткнула за пояс юбку, и я невольно усмехнулась, заметив под тонким шифоном благородного наряда удобные замшевые штаны, практически такие, какие были на мне.

– Не смейся, Яд, я не таскаю брюки везде и не демонстрирую ноги без надобности, в отличие от тебя. Это для особых случаев.

– Ну, если ноги такие, что демонстрировать их не хочется… – не удержалась от колкости я, но договорить не успела.

Клэр припала на одну ногу и, резко толкнув вперед руки, выпустила в мою сторону сотню иллюзорных пчел. Сами полосатые мушки не могли причинить вреда, но вместе с ними магия Клэр впилась мне в мозг сотней жалящих иголочек. Я поморщилась и тут же поставила щит. Это было легко.

Я не стала размениваться на спецэффекты и просто швырнула в сторону соперницы мощную волну силы, которая раскидала пчел Клэр, растрепала ей прическу и выправила из-за пояса юбку, заставив мою противницу зашипеть. Подол под порывами ветра норовил накрыть Клэр с головой, и она удерживала его руками, отвлекаясь от поединка. Воздух закручивался в спираль, образовав на ринге мини-ураган, и я даже успела порадоваться своему успеху, когда Клэр резко завертелась в противоположном вихрю направлении и перевела мою магию на меня же. Поток растерял свою мощность и ударил слабее, но мне все равно досталось, я отшатнулась, но смогла удержать равновесие. Противница уже плела новое заклинание, с ее пальцев срывались юркие ледяные змейки. Я начала торопливо готовить ответ и с потолка на рептилий спикировала птица. Я не была фанатом флоры и фауны, поэтому тварь вышла премерзкая с кожистыми, покрытыми редкими перьями, крыльями, с когтями и загнутым клювом.

С первой змеей моя летающая тварь расправилась в два счета. Она разорвала в клочья юркое тельце, и ошметки выкинула в толпу за завесой. Жаль, я не слышала визга. Конечно, иллюзия развеется, но окровавленные останки змеи выглядели эффектно.

Клэр выругалась и, похоже, разозлилась. Она планировала победить меня быстрее и сейчас, видимо, решила не церемониться. Ее руки засветились бирюзовым, она сделала несколько сложных пассов и создала огромную бледно-голубую воронку, в которую словно в пылесос засосало мою возмущенно клекочущую птицу, а потом начало тянуть мою силу. Я пыталась ставить блок, пыталась удержать, но изумрудные потоки, похожие на извивающихся змей, послушно сползались к Клэр. Она довольно улыбалась, а я чувствовала, что ничего не могу поделать. Нас этому не учили. Я вообще не уверена была, что подобное способна сделать сама Клэр, а против мощного артефакта шансов у меня нет. Или есть?

Стараясь выиграть для себя хотя бы несколько минут, я приложила руки к поясу и нащупала то, что мне дал Кэлз. Под плотной кожей, прилегающей к корсету, лежало кольцо. Я сделала вид, будто сдаюсь, а сама вытащила его и зажала в кулаке, чувствуя, что теперь хотя бы могу дышать. Разогнулась и, не дав возможности опомниться, оглушила Клэр без спецэффектов и молний, просто самым обычным ментальным ударом, которому учат на первом курсе, а когда противница взвыла, опустившись на колени, словно нехотя выпустила в ее сторону несколько ночных бабочек с золотыми крыльями – символ глупости, самонадеянности и беспечной жизни. По-моему, для первого раза на арене получилось неплохо.

Занавес упал, я тоже свалилась на колени. Меня изрядно потрепало, и голова кружилась, а из носа, похоже, текла кровь. Рядом тут же оказался Кэлз, и я шепнула, чтобы никто не услышал:

– Спасибо за помощь. Она пришлась кстати. – Я оперлась на его руку, мимоходом вложив кольцо в ладонь, и поднялась с пола.

– Ничего личного, – едва слышно ответил парень мне на ухо и протянул платок, чтобы я могла промокнуть кровь. – Просто очень хочу поговорить с этой сучкой.

– Как и я.

– Не ожидал, что мы сможем работать в команде! – Он довольно усмехнулся.

– Не обольщайся. Многое получилось случайно.

– Яд, ты наивна. Из таких случайностей и состоит наша жизнь.

Я не стала спорить. Была слишком слаба. Хотелось сесть, а лучше лечь спать, но вечер только начинался. Понять бы еще, откуда взять силы его закончить. Разговор с подружкой Брил я все же заработала, и теперь нужно было не упасть в грязь лицом. Клэр явно станет ходить по лезвию. Правды добиться от нее нелегко, а залезть блондинке в голову вряд ли сумею.

К все еще лежавшей на полу Клэр подбежал высокий капитан сборной по криксболу – Ленар. Вроде как он считался сейчас ее парнем. Он был глуп, богат и красив.Понятно, почему Клэр сделала подобный выбор.

Маррис крутился здесь же рядом, но не мог сделать выбор между Кэлзом, который поддерживал под локоть меня, и чуть живой, но пытающейся подняться Клэр.

– Кэлз, ты придурок! – наконец выдал он, покосившись на меня, и направился следом за Клэр и ее свитой, к которой присоединилась черноволосая соблазнительница Расти. Она не обращала на Марриса никакого внимания, но он ужом вился возле нее уже который год.

– Придурок? – запоздало удивился Кэлз и довольно громко, чтобы услышали и остальные посетители, заметил: – Я – красавчик! Вы же довольны шоу?

Ответом на эти слова был свист и восторженные вопли. Я даже злиться не могла, лишь фыркнула. По мне, Маррис прав, только не стоило сужать круг до одного Кэлза. Здесь собрались одни придурки.

Сделав такой вывод, я неторопливо дошла до барной стойки и присела на стул, чувствуя каждую болезненно ноющую мышцу.

Кэлз, оказывается, шел следом и тут же сделал заказ. Нечто голубое, искрящееся в высоком стакане с трубочкой и со льдом. Я покосилась подозрительно, но парень поднял руки, изображая защитный жест, и ответил, состроив невинную морду:

– Не злись, Яд! Даже не из своего кармана угощаю. Точнее, из своего, но это выигрыш. Я поставил на тебя и сорвал неплохой куш!

Вкус у коктейля был резкий, кислый, зато в голове тут же прояснилось.

– Сейчас будет лучше. Восстанавливает на раз, – пояснил Кэлз и добавил, не дожидаясь вопроса: – Нет. Здесь все разрешенное законом и чуть-чуть магии. Не дергайся.

Я и не стала. Была слишком слаба. Мы обсудили план дальнейших действий. Идти к Клэр сию минуту казалось глупостью, нужно дать ей возможность прийти в себя.

– Слушай… – Я вспомнила, о чем хотела спросить. – Ты не видел здесь Триона?

– На твое счастье, его тут быть не может. Не хочу расстраивать, но в это заведение вход строго по пропускам.

– А его мог кто-то пригласить, как ты меня? – Не могла же я ошибиться и спутать артефактора с кем-то другим?

– Наверное, мог, но вряд ли. – Кэлз пожал плечами и оперся о барную стойку. – Я смог позвать тебя, так как пустовало место Брил. – Он чуть отвернулся, наверное, чтобы я не заметила его выражение лица.

– Прости.

– Не извиняйся, я делаю это исключительно для нее. – Он поднялся и отошел. – Не для тебя.

– Кто бы сомневался, – буркнула я и сделала глоток из бокала, надеясь, что это действительно просто энергетик для восстановления сил и ничего больше. Насколько я поняла, Клэр приходила в себя этажом ниже. Мы с Кэлзом собирались спуститься к ней позднее.

Пока же мне не давал покоя Трион.

– Эй, – позвала я бармена. – Слушай… – Он вежливо улыбнулся и замер в ожидании моего вопроса.

– А как получить карту этого клуба?

– Тебе? Никак. – Он презрительно хмыкнул, но увидев потемневшие от гнева глаза, пояснил: – Понимаешь, этот клуб является местом тусовки золотой молодежи давно. Карточки передаются от отца к сыну, от матери к дочери. Если тебе никто не завещал карту, пробиться сюда просто нереально. Ну или ты должна сделать что-то такое, за что тебе ее даруют.

– Например?

– Быть полезной.

– Это как активисты в колледже? – не врубилась я.

– Нет, это как те люди, которые могут достать что-то уникальное. Драгоценности, антиквариат, развлечения…

– Наркоту?

– Нет, конечно! – Парень возмутился очень уж напоказ. Он даже не собирался скрывать, что переигрывает специально. – Заведение исключительно за законные развлечения. Ну… есть еще один способ, – заметил он с хитрой усмешкой.

– И какой же? – заинтересовалась я.

– Ты можешь устроиться сюда на работу.

– Ага-ага. Нет уж. Не чувствую в себе желания разливать виски по бокалам, – мрачно заметила я и задумалась. Триона стоило найти и спросить. Жаль, сейчас мне совершенно не до него.

Я допила коктейль как раз к моменту появления Кэлза.

– Пошли? – спросил он как-то уж слишком нервно и кивком указал куда. Поза парня была напряженной. Спина, словно вытянутая струна, и руки, засунутые в карманы.

– В чем проблема? – уточнила я, поднимаясь.

– Ни в чем. – Кэлз отмахнулся и сглотнул. Я не стала задавать лишних вопросов, но призадумалась. Почему он так сильно нервничает? Просто боится услышать ответы на вопросы? Странно и непохоже на равнодушного раздолбая Кэлза.

Хотя, что я о нем вообще знаю? Ничего. Как и о его отношениях с Брил. Они были идеальной парой – всегда вместе, всегда улыбающиеся, красивые.

Но все были в курсе, что ругались они постоянно и жарко. Но кто являлся инициатором ссор? А кто пытался сгладить острые углы? Как сильно Кэлз любил Брил? А она его? Раньше я думала, он вообще не способен на возвышенные чувства. Сейчас – сомневалась.

На нижний этаж пускали не всех. Для того чтобы попасть туда, нужно было приглашение и вип-карта. На меня даже охранники смотрели с молчаливым презрением, но рекомендация Клэр, которая не стала чинить препятствия и оставила ее на входе, и Кэлз, значащийся моим спутником, сделали свое дело – в ВИП-зону меня пустили без проблем. Но осадочек остался. Я никогда не хотела стать частью этого мира, но сейчас появилось четкое понимание – если бы и захотела, то не смогла бы. Это было неприятно.

Здесь оказалось интереснее и свободнее, чем на крыше. Не так людно. Место для избранных. Приглушенный свет, тихая музыка и укромные уголки – некоторые кабинки были отгорожены от общего зала тремя стенками, а другие вообще глухой дверью. Я старалась не думать о том, что там происходит. На круглой сцене-постаменте танцевала обнаженная воздушная элементаль – голубоватая, прозрачная, с мягкими формами и разлетающимися по спине голубыми волосами. Чувственные движения заставляли сердце биться сильнее, даже у меня. Я отвернулась, а Кэлз понимающе хмыкнул над ухом. Захотелось наступить ему на ногу. Я еще не припомнила ему тот поцелуй. Конечно, он был для дела, но все же. Предпочла бы обойтись без таких крайностей.

Клэр не стала прятаться и заняла открытый диванчик справа от сцены. Она полулежала на подушках. Рядом, как верная фрейлина, сидела Расти и меняла у подруги на лбу тряпку, смоченную в какой-то жидкости, имеющей нежный, едва заметный лимонный запах. В ногах сидели Маррис и Ленар.

Когда подошли мы с Кэлзом, Клэр бросила косой взгляд на свою свиту, и молодые люди без вопросов удалились за соседний стол. Я заняла место в кресле напротив девушки, а Кэлз уселся на подлокотник дивана, возле ее головы. Очень близко, и посмотрел на свою подругу сверху вниз. Ему нравилось ее подначивать. Кэлз незаметно подчеркнул, что его происхождение выше. Я даже зауважала его – сделано все было тонко.

– Мне странно, что Яд хочет со мной поговорить. Я слабо представляю о чем, – начала Клэр, но смотрела при этом прямо в глаза Кэлзу. – Но ты? Это еще удивительнее. Что ты хочешь узнать такого, о чем не смог бы спросить меня без нее и в более спокойной обстановке? К чему эти сложные многоходовки. Мы дружим уже лет десять, Кэлз.

– Я тоже так думал, – отозвался он.

Я молчала и внимательно наблюдала за парочкой. Свои вопросы решила приберечь на конец разговора. Иногда значительно полезнее послушать беседу других. Когда сидишь и молчишь, многие сведения находят тебя сами.

– И что же заставило тебя изменить мнение? – Клэр поднесла к губам бокал и, приподнявшись, сделала глоток.

– Новая информация… – отозвался Кэлз. Пожал плечами и добавил: – И отчасти Расти.

Клэр бросила злобный взгляд на подружку, которая в это время как ни чем не бывало болтала с ее парнем. Мне показалось, что Ленару без разницы кому улыбаться.

– Помнишь сумочку Брил, с которой она носилась как сумасшедшая последнюю весну? – Кэлз улыбнулся, и в его взгляде промелькнула боль. Я насторожилась и приготовилась ловить каждую фразу и каждый жест.

– Конечно! – Лицо Клэр посветлело. – Помню, когда сказала, что тоже хочу ее купить, думала, Брил меня убьет! Это была битва! Но она нашла деньги на два часа раньше, чем я. Неудивительно, Брил всегда становилась победительницей. Мне пришлось довольствоваться моделью от Кончезе Кальяно – тоже премилая вещица, но до Эндеро Гозини не дотягивает.

– Ты же знаешь, что, когда Брил упала, сумочка была у нее в руках? – Мне показалось, слова дались Кэлзу с трудом.

– Да, – Клэр помрачнела. – Конечно. Возможно, ты не помнишь, но трагедия произошла у меня дома. Я увидела Брил после того как… одна из первых… как и она. – Девица бросила ненавидящий взгляд в мою сторону. Я привыкла к таким, поэтому лишь безразлично пожала плечами. Да, я тоже там находилась, но это мало значило?

– Тогда скажи мне. – Кэлз наклонился к девушке близко, практически касаясь губ губами, Клэр сглотнула, и я поняла, что парень не оставляет ее равнодушной. Поговаривали, будто она сходила по нему с ума пару лет назад, но Брил никогда не отдавала то, что принадлежит ей. У Клэр не было шансов. – Тебя не смутил этот факт?

– Нет. – Она взяла себя в руки и чуть отстранилась. – А должен был бы?

– Да.

– И почему же?

– Потому что сумочку Брил подарила незадолго до смерти. Кому-то. Я предполагаю, тебе.

– С чего ты взял? – Клэр прищурилась, в одно мгновение став похожей на хищную песчаную лису – хитрую, обладающую острыми зубками, но все же слишком мелкую, чтобы причинить реальный вред.

– Методом исключения. – Кэлз был невозмутим. – У Расти я спросил у первой.

– И поверил этой лживой сучке?

– Я ее душил, – как ни в чем не бывало отозвался парень. – Ты же знаешь, Расти – она пугливая. Выложила мне все. Остаешься ты. Как сумочка, которую Брил подарила тебе, осталась у нее в руках в момент смерти?

– Стройная теория Кэлзик! Браво! – Клэр приподнялась на локтях и села, отставив в сторону стакан с коктейлем. – Но тут нет никаких закулисных тайн. Все просто. Брил не дарила мне сумку, а просто дала поносить.

– Брил не имела привычки давать поносить свои вещи. Она была жуткой собственницей. Она либо носила сама, либо отдавала насовсем.

– В тот раз было иначе. Она не хотела отдавать сумочку изначально. Она ее любила, но оказалась должна мне. Я оказала ей услугу, обещала никому ничего не говорить, но хотела сумку. Да, я в тот момент была дрянью, – призналась девушка. – Ты же знаешь Брил! Она стремилась быть всегда первой. А тогда… – Клэр хмыкнула. – Мне показалось, будто я смогла ее обыграть. На какой-то миг. Она отдала мне сумку, но через неделю потребовала назад. Она нашла аргументы, я остыла и отдала. Вот и все. Очень просто, Кэлзик. А теперь я могу идти развлекаться дальше?

– Нет. – Я с превеликим удовольствием вступила в игру. – Ты еще не оплатила свой проигрыш.

– Я ответила на вопросы! – возмутилась Клэр, синие глаза в обрамлении густо накрашенных ресниц гневно сверкнули.

– Это были вопросы Кэлза. Не мои.

– Валяй! – раздраженно буркнула девица и снова откинулась на спинку дивана. Она была зла, и я ее понимала.

– Кто продает серый дурман в Кейптоне? – Я решила не тянуть резину и спросить в лоб, впрочем, как и предполагала и ответ получила такой же. Прямой и исчерпывающий.

– Представления не имею.

– А мне, кажется, ты врешь. – Я не собиралась сдаваться и смотрела внимательно, пытаясь уловить на холеном лице блондинки хотя бы тень сомнения и неуверенности. Но Клэр умела сохранять лицо, несмотря ни на что.

– Серьезное обвинение, Яд, – отозвалась она. – Под ним должны быть веские основания.

– Они и есть. Я даже не спрашиваю, кто подсыпал мне наркотик на вечеринке несколько дней назад. Меня интересует, кто добавил его в коктейль тогда, когда погибла Брил.

– Тебя ненавидит пол-Кейптона, почему ты думаешь на меня? – хмыкнула Клэр. Девушка сейчас была беспечна, расслабленна, и я почти верила в то, что она не врет. Но не на сто процентов. Факты указывали на нее.

– Скажем, так. Ту вечеринку организовывали вы с Брил. Я не поверю, будто вы не знали, кто именно будет торговать наркотой и какой именно. Прежде чем подсыпать серый дурман мне в стакан, его нужно купить. А это недешевое удовольствие. Мои враги, те, которых пол-Кейптона, пырнули бы меня ножом на темной улице, опоили бы мэджем и не в таком пафосном месте, как вечеринка на Золотой косе. Тут замешан кто-то из ваших. – Уточнение не требовалось. И Кэлз, и Клэр прекрасно понимали, что я имею в виду. – Брил хотела со мной поговорить, ей незачем было подставлять меня и подмешивать наркотик? Остаешься ты.

– Логично. – Клэр не стала отрицать. – Только вот ты не учитываешь одну вещь. Ту вечеринку от и до готовила Брил. Да, она, вероятнее всего, знала, кто толкает серый дурман. Она, не я. Я только предоставила место. Касаемо того, как наркотик попал к тебе… представления не имею. Но могу предположить.

– Да? – Я прищурилась. Разговор пошел совсем не так, как я планировала. Одни вопросы, и нет ответов. – Слушаю.

– Ночь, – проникновенно начала Клэр. – Толпа пьяного народа, море наркоты и выпивки. Тебе не приходило в голову, что ты просто получила стакан, который предназначался кому-то другому?

– Меня сложно с кем-то перепутать, – возразила я, чувствуя, как сердце пропускает удар. Вдруг блондинка права? И случившееся со мной не расчет убийцы, а случайность?

– Яд, ты когда-нибудь в своей жизни была под кайфом?

– Кроме тех двух раз, когда меня опоили? – язвительно поинтересовалась я. – Нет.

– А я была! В шестнадцать. Мне, Расти и Брил сделали такой подарочек. Я потом полночи признавалась в любви своему розовому плюшевому медведю, думала, что это Риджер фо Стеррз – моя любовь на тот момент.

Я знала, что на тот момент ее любовью был Кэлз, но промолчала. Если Клэр и знала что-то, она ничего не скажет. Но ее предположение меня смутило. Я никогда о подобном не думала. Не верила ей, но не могла найти в связной речи изъян. Либо то, что она говорила, правда, либо эту ложь Клэр придумала давно. Не исключено тогда, когда погибла Брил. Вопрос «Зачем?» Чувствовала за собой вину?

Я встала, не прощаясь, хотя и понимала, что это неверно и невежливо. Но общение с Клэр утомило. Кэлз поднялся следом. Странно. Я думала, он останется со своими, но он, вопреки моим ожиданиям, приобнял за талию – я едва не отпрыгнула от неожиданности – и увлек за собой в свободную кабинку.

– Что ты творишь? – зашипела я и попыталась вырваться.

– Надо обсудить в тишине, – отозвался он и захлопнул за собой дверь.

Мы оказались в небольшом помещении – интимное освещение, черный глянцевый потолок и огромное зеркало. У стены стоял низкий диванчик с мягкой подставкой, на которую можно положить ноги, и маленький столик. В углу находился кальян, а в центре кабинки прямо в воздухе висело светящееся табло.

Кэлз нажал несколько клавиш и вывел прямо пальцем светящимися завитками заказ. Через пять минут нам принесли в бокалах холодный кофе с каким-то алкоголем, сиропом и льдом.

– Ты уверен, что это стоит пить в середине ночи? – Я подозрительно покосилась на свой бокал, но сделать глоток пока не рискнула. После такой гремучей смеси уснуть, пожалуй, не получится.

– Мне стоит! – нервно отозвался Кэлз. – Я бы еще выпил виски из горла, но когда я пьян, то плохо себя веду. Боюсь, отсюда меня будет увозить охрана и мне снова достанется от отца.

– Считаешь, она врет? – уточнила я и все же присела на диван, вольготно откинувшись на мягкую спинку. Ноги водрузила на табуреточку и только после этого поняла, насколько они устали.

– Я знаю, что она врет.

– В чем именно?

– Ты, конечно, извини, но меня не интересует, кто толкает в Кейптоне серый дурман – исчезнет один человек, появится другой. Этот бизнес приносит слишком высокий доход. Не хочу тратить время на борьбу с воздушными элементалями. Подожди! – Он остановил меня, заметив, что я готова возмутиться. – Но я далек от того, чтобы мешать тебе заниматься этим. Хочешь – пожалуйста! Но лично меня интересует исключительно то, что произошло в ночь, когда погибла Брил. И я склонен верить, что тебя опоили действительно случайно. Тут Клэр права.

– Не согласна с тобой. – Я покачала головой, но дальше развивать тему не стала. – Так в чем же врет Клэр? – спросила, решив не вступать в полемику с Кэлзом. В конце концов, что можно ожидать от богатенького, избалованного бездельника? То, что он проникнется моим горем? Это глупо.

– Брил, если бы отдала сумочку, никогда бы не попросила ее назад. Ей бы не позволила гордость. Поверь, я знал ее хорошо. И я не понимаю, что случилось. Зачем Клэр врет.

– Ну, почему же… – задумчиво протянула я и все же сделала глоток. – Понимаешь. Просто не хочешь себе в этом признаться.

– И что делать? – как-то потерянно поинтересовался парень. – Идти к законникам?

– Пока ее слово против твоего. Для них история Клэр будет выглядеть логично. Ты не добьешься своим визитом ничего. Точнее, ты просто спугнешь Клэр, которая пока совершенно спокойна.

– Что же тогда?

Я задумалась и молчала несколько минут, пока не осенила идея.

– Ты знаешь, какая защита стоит на доме Клэр?

– Зачем мне это? – Кэлз пожал плечами. – Я никогда не лазил к ней в спальню под покровом ночи и не собирался вынести бриллианты ее матери. Но могу узнать.

– На входе должны были быть жучки-следилки, – высказала предположение я.

– Наверное, да.

– Нам нужно поймать одного или двух и постараться восстановить их память. – Я высказала совершенно безумную идею, но, как ни странно, Кэлз воспринял ее нормально и не удивился.

– Прошло слишком много времени, – отозвался он с сомнением. – Законники все это уже, наверное, делали. Бесполезно.

– Ты не понял, Кэлз. – Я улыбнулась. – Законники искали совсем не то, что будем искать мы. Им были неинтересны такие мелочи.

– Ты хочешь посмотреть, с какой сумкой Клэр была на вечеринке? – понял мою мысль парень, и на его красивом лице появилось хитрое выражение. Я видела, ему идея пришлась по вкусу.

– Шанс очень маленький, но, возможно, что-то осталось. – Не хотелось его разочаровывать, поэтому я оговорилась сразу же: – У меня есть тот, кто поможет восстановить данные.

– Нет… – парень ухмыльнулся. – Я придумал лучше. Нам не нужны жучки с улицы, где проходила вечеринка. Нам нужны те, которые находятся в комнате Клэр или в коридоре. Их вряд ли трогали, и мы без проблем увидим, в чем она выходила на вечеринку.

– Ты прав. Комнату Клэр точно не проверяли, – согласилась я и поинтересовалась: – А ты сможешь это сделать?

– Обижаешь! – Губы Кэлза изогнулись в хитрой усмешке. – Я ее знаю как облупленную. На мой щенячий взгляд и извинения она поведется. Как велась всегда, – несколько презрительно добавил он.

После принятого решения разочарование внезапно отступило. Во мне проснулся азарт, и пришло понимание, что я на правильном пути. Жаль только, так и не приблизилась к тому, кто распространяет серый дурман. У меня было несколько кандидатур. На некоторых думать не хотелось, а вот над остальными я поразмышляла с удовольствием.

Клэр все равно оставалась в центре этой истории. Она была связана либо со смертью Брил, либо с человеком, продающим наркотики. А может быть, и с тем, и с другим. Так же вызывала подозрение Расти, которая была темной лошадкой. Она всегда соответствовала своему кругу. Это давалось ей нелегко, учитывая то, что ее род, мягко говоря, бедствовал, так и не сумев перестроиться под новые реалии. Мне было совершенно не ясно, откуда у нее брались деньги? Кэлз отзывался о ней с легким пренебрежением, однако девушка могла себе позволить и дорогую одежду, и вечеринки. Впрочем, может быть, я смотрела только на то, что лежит на поверхности. Не менее подозрительным был и Маррис.

Смущало лишь то, что все они давно жили в городе, а наркотики появились весной. А сколько еще таких же богатеньких деток, оказавшихся в трудной ситуации? Я не знала их всех, поэтому исходила из того, кто был около меня и в первый, и во второй раз. Впрочем, сегодня я слишком устала, чтобы думать о чем-либо. Голова кружилась, и хотелось спать. Нужно было отдохнуть. Мысль о том, что завтра учебный день и необходимо тащиться в колледж, вызывала вселенскую тоску.

– Ты настроена развлекаться дальше? – с усмешкой поинтересовался Кэлз и отвлек меня от созерцания коктейля в бокале.

– Пожалуй, нет, – отозвалась я. – Не люблю шумные вечеринки для богатых бездельников.

– Ходишь по лезвию. – Кэлз прищурился, и я, не удержавшись, улыбнулась. Он понял, что его дразнят, тряхнул челкой и заметил: – Я тоже не горю желанием здесь оставаться. Пойдем, отвезу тебя домой. Этот вечер уже испортил мою репутацию дальше некуда.

– Кэлз? – хмыкнула я. – Испортить твою репутацию просто невозможно. У тебя такой послужной список, что ты можешь явиться на вечеринку с обезьяной, и никто не удивится.

– С обезьяной – да, – серьезно заметил он. – С тобой – нет. Слишком разные вещи. Все будут следить. Задаваться вопросами. Нехорошими вопросами.

– Мне устыдиться? – Я приподняла бровь, пытаясь не показать, что меня задевают подобные разговоры.

– Нет. – Кэлз подошел слишком близко и остановился возле меня, посмотрев сверху вниз так, как незадолго до этого смотрел на Клэр. И у меня также пересохло во рту. Он знал, какое впечатление производит, и умел одним взглядом разжечь желание. Я стряхнула наваждение и прямо ответила на взгляд дымчатых глаз.

– Просто будь осторожна, Яд, – тихо сказал он. – Многим не понравится, что ты со мной.

– Ко мне уже подходили недовольные. – Я отмахнулась и поднялась, чтобы чувствовать себя хоть чуточку увереннее.

– Кто? – Он насторожился.

– Не знаю. Блондинка – это цвет волос аристократок? С золотыми прядями. Говорила, будто ты заставишь меня страдать. И показался со мной на людях исключительно из мести. Мне все равно.

– Что ты ей сделала? – Кэлз выглядел слегка взволнованным.

– Ничего серьезного. – Я раздраженно повела плечами. Какая разница? – Так, нейтрализовала. Просто ускорила неизбежное.

– В смысле?

– Она бы все рано напилась к концу вечера. Я ускорила процесс.

– Ты жестокая. – Кэлз все понял, усмехнулся и придержал передо мной дверь. – Но поосторожнее с подобными фокусами. В нашей среде не забывают унижения. А ты унизила. Она припомнит.

– Кэлз, меня не так легко запугать. Поверь, обиженная блондинка без капли магии – не самый страшный мой враг.

– Ах да! – Он улыбнулся. – Тебя же ненавидит пол-Кейптона.

– Вот именно. Я всегда хожу по лезвию. Неужели ты считаешь, когда я разберусь в смерти Брил, у меня прибавится поклонников?

– На одного больше станет точно, – очень серьезно отозвался Кэлз.

– Не зарекайся. – Я покачала головой и стремительно направилась к выходу. Парень последовал за мной.

После того как закончились представления, выйти из «Бриллиантового рая» оказалось намного проще, чем войти. Полог никого не держал. Он расступался послушно и не доставлял неудобств. Я неосмотрительно вышла первая, Кэлз задержался буквально на несколько минут, с кем-то бурно прощаясь.

А на выходе меня уже ждали. Трое. Они сделали шаг вперед, заставив попятиться и упереться в упругую стену полога. Кнут сам лег в руку, и я сделала короткий, но резкий замах. Хлесткий звук разорвал ночную тишину – обычно он отпугивал, заставляя вздрогнуть противника, давая мне секундное преимущество, но эти даже не шевельнулись. Почти одинаковые лица, мощные торсы и звериный оскал – они не были людьми. Я испуганно вздрогнула, прикидывая, куда можно сбежать, но пустынная парковка была безлюдна, да и не придет ко мне никто на помощь, а вход в клуб для меня сейчас закрыт. Я понимала – не получится справиться с противниками, которые заходили медленно, видя, что мне некуда деться.

Я прижалась спиной к пологу, когда он с чавканьем расступился, выпуская Кэлза. Нападающие, увидев парня, остановились и сделали шаг назад, словно чего-то испугались. На мрачных лицах читалось сомнение.

– Яд, тебя ни на минуту нельзя оставить одну. – Кэлз укоризненно покачал головой. Его зрачки засветились серебром, и нападающие отступили еще дальше.

– А я предупреждал, – сказал он и сделал едва заметный защитный жест, только направлен был он не на них, а на меня. Тонкая серебряная паутинка кольнула кожу руки и оставила на запястье причудливый символ.

– Защита нашего дома, – пояснил он, наблюдая, как уходят трое мужчин, так и не решившихся напасть.

– С чего такая щедрость? – удивилась я, рассматривая тускнеющее переплетение линий.

– Эта поездка. – Кэлз кивнул в сторону «Бриллиантового рая». – Она нужна была нам обоим. Ее истолковали превратно. Роксина попытается отомстить снова, так как не понимает, что все ее усилия тщетны. Меня не интересует ни она, ни династический брак. Но сейчас важно другое. Это были големы ее дома. Они не трогают нас.

– А на простых смертных, получается, их натравить можно? – Я разозлилась, хотя понимала, Кэлз в ситуации не виноват, просто бесило само положение вещей.

– Яд! Они охранники. Слуги, созданные защищать господ. С этим знаком не тронут и тебя. Но не думай, что легко отделалась. Роксина будет искать способ отомстить. Нужно было позвать меня.

– Разберусь! – буркнула я. Не любила признавать, что сделала глупость.

Я раздраженно рванула на себя дверь повозки, уселась внутрь и закрыла на минуту глаза. Начинала болеть голова, и мне было просто необходимо взять лист бумаги и почеркать.

Мало кто знал, что я рисую, и еще меньше людей понимали, зачем я это делаю и какую информацию извлекаю из ломаных линий, неясных образов и странных букв. Это был мой личный способ общения с даром.

До дома я молчала, копила образы и ждала того мига, когда их можно будет выплеснуть на бумагу. Кэлз затормозил у калитки, я буркнула что-то невразумительное и выскочила из платформы. Она с ревом тронулась и исчезла за поворотом. Я, не разуваясь, взбежала вверх по лестнице, а в комнате у окна меня ждал сюрприз.

Я не ожидала его здесь увидеть. Сердце скакнуло в груди и замерло. В душе всколыхнулись подозрения и сомнения. Он видел меня с Кэлзом два раза, и мне ни один из них не хотелось объяснять. Я слишком устала и чувствовала себя измученной. Не до выяснения отношений.

Трион стоял, прислонившись к подоконнику, белая рубашка высвечивалась в темноте ярким пятном. Черная челка падала на поблескивающие из-под нее глаза.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась я хрипло и кинула на стул сумку.

– Если я скажу, что просто скучаю… ты поверишь?

– Возможно.

Я облизнула губу и сделала шаг вперед. Он не задавал вопросов, и я была ему за это благодарна. Протянул руку и, ухватив меня за холодные пальцы, дернул на себя – нежно, но настойчиво. Я могла бы устоять, но позволила себе рухнуть в его объятия, прижаться к сильному телу, обхватить руками за талию и прильнуть к прохладному шелку рубашки, под которым бухало сердце.

– Можно я не буду ничего тебе говорить и просить прощения за поведение днем? – тихо поинтересовался он. – Мне нужно было уйти и подумать.

– Можно, – шепнула я. Он отвел от лица волосы, осторожно приподнял за подбородок и поцеловал очень медленно и нежно, затягивая все сильнее в водоворот новых, волнующих ощущений. Мягкие губы ласкали неторопливо, заставляя отвечать, прижиматься сильнее, сдаваться и проявлять инициативу.

Он запутался руками в волосах, чуть потянул за них назад, побуждая откинуть голову и подставить шею. Горячие губы скользнули по венке, я захлебнулась стоном, прижалась теснее, чувствуя каждую выпуклость его тела – сильные руки, переместившиеся на спину, мощный торс, обжигающий жар ниже. Пробежалась пальцами по позвоночнику, сминая тонкую ткань рубашки, изучая валики мышц, и позволила приподнять себя за ягодицы. Трион развернулся и усадил меня на подоконник. Теперь его глаза были прямо перед моими, я улыбнулась и отвела с его лба челку.

– Меня с Кэлзом ничего не связывает, – сказала тихо и внимательно посмотрела в глаза. Я умела распознавать ложь и недомолвки, чувствовала, когда мне не верят. Училась читать эмоции и мелькнувшую боль заметила.

– Что ты делал в «Бриллиантовом рае»? – Вопрос совершенно ненужный, тот который мог все испортить, вырвался спонтанно. Но я была бы не я, если бы не попыталась выяснить правду именно сейчас. Когда парень был расслаблен, а в его глазах полыхала страсть. Наверное, это неправильно.

– О чем ты? – Он сделал вид, что не понимает и, наверное, я бы поверила, но не смогла. Почувствовала надломленный голос. Заметила дрогнувшие ресницы.

– Зачем врешь?

– Хорошо. Не буду.

Трион облизнул губу, заставив меня задержать дыхание. Все же он был чертовски хорош и нравился мне очень сильно. Сильнее, чем кто-либо за последнее время. Мне не хотелось, чтобы между нами были недомолвки. Я ненавидела, когда мне врут.

– Ты поверишь мне, если я скажу, что там работаю…

– Не знаю.

Я ответила честно. Было непохоже. Не так относятся к обслуживающему персоналу богатенькие девочки. Не растекаются лужицей и не виснут на руке.

– Может быть, попробуешь еще раз? – предложила я и тихо заметила: – Не ври мне.

– Хорошо. Когда-то давно… – Трион чуть отвернулся, – лет этак двадцать назад, мой отец заслужил карту клуба. Я не горжусь им и тем, как он это сделал. Не горжусь своим происхождением и всем остальным.

– Он баловался чем-то незаконным? – понимающе кивнула я.

– Именно. Ему дали карту. Он ее сохранил и прислал мне, когда узнал, что мы с семьей переезжаем в Кейптон.

– С матерью?

– Не только. Мама вышла замуж за отчима, когда была уже беременна мной. Он получил семью и деньги. Она видимость приличий. Все довольны до сих пор. У меня крепкая семья.

– Но отец нашел тебя, чтобы передать карту?

– Он всегда находил меня. Он не плохой, как и отчим. Просто они очень разные. Поэтому карта у меня есть. Но… досталась она мне не совсем правильным путем. Поэтому многие гадают, что я делаю в «Бриллиантовом рае». А я не люблю объяснять. Так ты мне веришь?

Я промолчала. Посмотрела на манящие губы и решила, что совершенно не настроена сегодня заниматься анализом. Рассказ Триона гораздо больше походил на правду, нежели болтовня Клэр. Даже если он врет, сегодня я не буду зацикливаться на этом. Не хочу.

На этот раз поцеловала его сама. Глубоко, нежно, скользнув языком по зубам и запутавшись пальцами в волосах. Выгнулась навстречу и позволила ослабить шнуровку на корсете. Дышать сразу же стало легче. Свежий ветер из открытого настежь окна скользнул по спине, когда жесткий корсет упал на пол. Шелк блузки холодил кожу и практически ничего не скрывал.

– Не боишься, что нас увидят? – шепнул Трион в шею и через тонкую ткань блузы зажал между пальцами сосок. Перед глазами потемнело, с губ сорвался стон, и я выгнулась навстречу, сильнее сжимая ногами его бедра. Мне было все равно, видит нас кто-то или нет.

Но я все же пояснила:

– У меня густой сад. Никто ничего не увидит.

Я медленно пуговичка за пуговичкой расстегнула его рубашку. Пробежала пальцами по смуглой гладкой груди, прижалась ближе и скользнула возбужденными сосками, дразня. Он дернул на себя, притягивая ближе и, приподняв меня с подоконника, навзничь рухнул на кровать. Я засмеялась и по-кошачьи гибко приземлилась сверху.

– Красивая… – шепнул он, освобождая меня от тонкой блузы, и поймал губами сосок. Я чуть отклонилась, отдаваясь новым ощущениям, и немного качнулась, прижимаясь сильнее и чувствуя его нарастающее возбуждение. Губы ласкали грудь, а руки впивались в ягодицы, притягивая теснее, доставляя почти болезненное наслаждение.

Не было сил прерваться ни на минуту, хотя хотелось скинуть разделяющую нас одежду. Он со стоном потянулся к пряжке ремня, а я откатилась в сторону и оперлась на локоть – не хотелось пропустить действо. Было интересно и слегка боязно. Виделось в этой картине что-то особенно захватывающее. Он уже полностью обнажился, позволяя рассмотреть себя – сильный торс, узкие бедра, внушительное достоинство, а я еще почти одета. Впрочем, он не оставил за мной это преимущество, со сдавленным стоном рухнул сверху, осыпал поцелуями грудь, медленно провел языком от ключицы вниз к лунке пупка и опуская все ниже, освободил меня от легкой юбки и штанов.

Я откинулась на подушки, позволяя себя рассмотреть, но надолго меня не хватило. Приподнялась на локтях, чуть толкнула Триона в грудь, и когда он откинулся на спину, оседлала сверху – не любила чувствовать себя беспомощной и находиться в чьей-то власти – предпочитала брать инициативу на себя. Медленно повела бедрами, разжигая страсть, подразнила. Скользнула сосками по груди, позволила ливню волос ласкать его разгоряченное тело и медленно опустилась, вбирая его в себя. Раздался то ли стон, то ли рык, он схватил меня за запястья, завел руки за спину и резко подался вверх и вперед, заставив застонать уже меня. Движения не были медленными, сразу же увлек водоворот страсти. Я всхлипнула, понимая, что не могу угнаться за бешеным ритмом и позволила Триону вести, все ускоряя движения, проникая все глубже, доставляя все большее наслаждение.

Я не думала сейчас ни о последствиях, ни о том, что это для меня значит. Мне просто было хорошо. Я растворялась в ощущениях и улетала, теряясь в наслаждении до тех пор, пока не упала на его влажную грудь с тихим стоном.

Когда проснулась, на улице едва брезжил рассвет. Солнце окрасило горизонт золотом, лучи разбрызгали свет по подоконнику и подушкам, но на улице еще не было светло. Все окутывала белесая туманная дымка. Трион ушел. Я сквозь сон слышала его тихое «пока» и чувствовала легкий поцелуй в щеку.

Вчера все произошло слишком быстро, я не успела подумать, да и не хотела. И сегодня о содеянном не жалела. Парень мне действительно нравился, и я ему верила. Почти. Я неторопливо поднялась с кровати. Сходила в душ и сварила себе кофе, а потом уселась на подоконник с пачкой чистых листов. До начала занятий в колледже оставалось около пары часов – есть время поразмышлять и порисовать.

Я сидела, вдыхала аромат свежесваренного кофе с корицей и черкала остро заточенным карандашом. Главное, дать волю себе, собственной силе и не пытаться управлять процессом – завитки, спирали, изломанные линии. Падающая с крыши девушка. Чьи-то глаза. Маленькая фигурка Кэлза в углу листа. Слезы на щеках Клэр и на одной из картинок узнаваемый образ – Трион, впрочем, после проведенной вместе ночи его появление на рисунках было объяснить просто, но я бы предпочла, чтобы рука не выводила этот портрет.

Мысли, которые с вечера были кашей в голове, обрели стройность. Я еще очень многого не понимала, кусочки от мозаики должен был принести Кэлз. Но этого мало. Не все сходилось, и это меня изрядно злило. Я раздраженно отбросила пачку листов на стол, собралась и спустилась вниз, а на полке в холле меня ждал приятный сюрприз – букет ослепительно-белых роз с тонкими, словно фарфоровыми лепестками – символ нежности. А рядом записка: «Ты совсем не Ядовитая, Айрис!» Это, конечно, было очень приятно и вызывало улыбку, но знал бы Трион, как он сильно ошибается.

Для того чтобы запросить нужные мне сведения, потребовалось немного времени и приличная сумма денег. Я заехала в таверну «Час расплаты» недалеко от портового района. Честно сказать, думала обойдется без этого, но слишком сильно меня мучили подозрения и сомнения. Хотелось их унять, ну и поставить точку в деле торговца дурманом. Если все пойдет по плану и получится так, как мне нужно, то скоро я получу недостающие кусочки. Стопроцентную гарантию дать никто не мог. Но я надеялась на лучшее. Сегодня даже на пары не опоздала.

У входа меня ждал Трион. Он поймал в объятия и поцеловал, удерживая за локти. «Соня», – шепнул и повел за собой в холл колледжа.

Я не спорила, не нужно милым мальчикам знать, где я была и что мое утро уже началось давно.

Первая пара была у профессора Нориса фон Лифена, и я приготовилась расслабленно слушать занимательные истории. На его занятиях я отдыхала душой, да и смотреть на красивого, молодого и красноречивого преподавателя было приятно. Но сегодня сосредоточиться не могла, раз за разом рисовала изломанные линии, уплывала мыслями далеко, и поэтому, когда профессор попросил:

– Айрис, задержитесь, пожалуйста, после занятий, – удивленно вскинула глаза, не понимая, что ему может быть от меня надо.

– Подойдите ближе! – Он кивнул мне из-за кафедры. Я подхватила сумку и послушно пересела на стул, рядом с его столом.

– В курсе ли вы, Айрис, что в конце года вас ожидает защита проекта по выбранной специальности? На основе этого проекта будет решаться, в какую группу вы отправитесь: в подготовительную – и потом будете зачислены на третий курс университета, или же в итоговую – и закончите свое образование Меррийским колледжем магии. Впрочем, дальше вы можете продолжить обучение в высшем учебном заведении, но платно.

– Конечно, в курсе. – Я пожала плечами. Об этом знали все, но я пока даже не думала над тем, у кого буду защищаться. Места были распределены давно, и преподаватели не стояли в очередь за мной. Я мечтала о возможности продолжить бесплатно обучение, но прекрасно понимала – мои шансы невысоки.

– Еще в прошлом году я думал, что предложу курировать работу Брил… – начал он медленно. – Но раз обстоятельства сложились подобным образом… – Профессор замолчал. – Будет справедливо, если вы займете ее место. На самом деле, вы даже более талантливая ученица.

– Да неужели? – Я скептически хмыкнула, потому что не была привычна к подаркам судьбы и умела оценивать себя трезво.

– Конечно, Брил была во многом сильнее вас. Она лучше разбиралась в предмете, и перспектив у нее было больше. Она бы, скорее всего, достигла более высокого уровня, чем можете достигнуть вы. Но вы никогда не находились в равных условиях. База, которую получила Брил, была вот такой. – Преподаватель размахом рук показал, насколько объемной. – А ваша… – Он свел вместе большой и указательный пальцы. – Но вы сумели почти догнать конкурентку. А это заслуживает поощрения. Если вам интересен мой предмет, я бы хотел услышать от вас сейчас ответ, а через неделю соображение по теме, над которой вы бы хотели работать. Итак, Айрис, вы согласны?

– Да! – Я ответила не задумываясь. Работа с профессором была именно тем шансом, в котором я отчаянно нуждалась, и упускать его не была готова. – Спасибо вам огромное!

– Рано благодарить. Нам с вами предстоит долгая и серьезная работа. И я не могу гарантировать результат.

– Я все понимаю. Но без этого предложения шансов у меня было еще меньше.

– Их не было совсем. – Мужчина едва заметно улыбнулся. – Давайте смотреть правде в глаза.

Разговор с профессором поднял мне настроение, и весь оставшийся учебный день я витала в облаках. Даже тревоги отошли на второй план. Его предложение действительно было неслыханной удачей, и мне пока не хотелось думать о том, что произойдет, когда об этом станет известно другим. Если я к тому времени не найду убийцу Брил, снова начнут подозревать меня и ненависть вспыхнет с удвоенной силой.

Но даже понимание этого не омрачало мой день. Несколько раз меня пытался выловить Трион, но я его откровенно избегала. Мне нужно было пару дней, чтобы поставить точки хотя бы в одном деле, и до этого момента я не хотела себя отвлекать. А с последних пар парень исчез, и я выдохнула. Он успел только остановить меня в коридоре и шепнуть, что не уверен, что вечером сможет встретиться.

Я не очень расстроилась. Трион мне нравился, с ним было хорошо, но, наверное, я, в принципе, не способна на сильные, срывающие крышу чувства, бьющий в висках адреналин, слезы в подушку из-за расставания на день и еще какие-то эмоции, которые в бульварных романах приписывают влюбленным.

После пар я выбежала на улицу одной из первых из нашей группы. Торопилась на встречу, слегка волновалась и сразу же стала свидетелем некрасивой потасовки. Мне иногда казалось, что неприятности в нашем колледже происходят обязательно, если я рядом.

Шум, брань и драку я заметила издалека и вообще планировала пройти мимо, хотя заметила, что действо привлекает народ, и даже охранники стоят рядом, вроде бы порываясь разнять дерущихся, но опасаются подойти ближе, но потом заметила кто в эпицентре. Конечно же, Кэлз.

Раньше он встревал в драки почти каждую неделю, но в последний год поуспокоился, да и не связывался с ним никто. Сегодня же парень буйствовал. Я выругалась и направилась к толпе, в первую очередь боясь застать где-нибудь там же Триона. Но повезло. Кэлз сцепился с кем-то другим.

Дерущихся, видимо, сначала попытались растащить, но сделать это было непросто. Боевики не зря получили свое название. У них любая, даже шуточная драка превращалась в бой. Уже кто-то успел выставить защитный купол, поэтому и бездействовали охранники – до тех пор, пока соперники, заключенные в него, не решат выйти сами, мало кто сможет заставить их прекратить.

Когда я, растолкав толпу, подошла ближе, то смогла узнать и соперника Кэлза. Это был Зверь – боевик из трущоб, как его называли. Он находился в подчинении у Грейсона, и совершенно неясно, что он не смог поделить с Кэлзом.

Точнее, я не могла понять причину, спровоцировавшую эту драку. Золотые мальчики и девочки на таких, как Зверь, смотрели, пожалуй, с еще большим презрением, чем на меня. Точнее, они на них не смотрели вообще. Слишком разные слои, интересы, почти нет точек соприкосновения. Вряд ли до этого дня Кэлз знал о существовании Зверя.

Но сейчас они сцепились серьезно. Я даже заметила сквозь марево магии холодный блеск металла. Плавные движения и резкие рывки купол искажал, но мне показалось, что я заметила кровь.

Закричала Клэр, прорываясь вперед. Кто-то побежал за помощью, а парни внутри купола даже не думалиостанавливаться. Они дрались ожесточенно, и если Зверь привык выживать и биться всерьез, то что заставило рычать и тратить силу баловня судьбы Кэлза – непонятно.

Танец бойцов завораживал. Оба были сильными и быстрыми. Кэлз брал техникой и гибкой плавучестью, которой аристократов обучали с пеленок, а Зверь не уступал из-за ярости и напора. Драка часто являлась для него единственной возможностью выжить. Если Кэлз танцевал с узким клинком, не собираясь сильно ранить, то его противник подавлял мощью, и даже я вздрогнула, когда темное лезвие скользнуло по плечу Кэлза. Он дернулся, а Зверь, кинувшись вперед, со всего размаха врезал ему кулаком в лицо – некрасивый и совершенно неспортивный удар, заставивший Кэлза отшатнуться назад и кинуться на противника с удвоенной силой.

Ножи были отброшены, и поединок боевиков превратился в свару портовых грузчиков.

– Что тут произошло? – Я толкнула под ребро смуглого, худощавого второкурсника. Я не помнила, как его зовут, но видела не в первый раз.

Он обиженно отступил, видимо, локти у меня все же довольно острые, потер бок и ответил:

– Да представления не имею. Зверь отпустил какую-то шуточку по поводу Брил. А Кэлз, придурок, как с цепи сорвался.

– Ну… – протянула я. – Кэлз очень болезненно реагирует на упоминание Брил.

– Да ладно! – усмехнулся парень. – Он давно забыл.

– С чего ты взял?

– Такие, как он, не помнят долго. К тому же шутка была безобидная, что-то про ее красоту и любвеобильность.

– Ну, может быть, безобидной она показалась только тебе? – заметила я и повернулась к дерущимся спиной. Со стороны колледжа уже бежали директор и куратор боевиков. Развлечение подходило к концу.

Можно было бы остаться и посмотреть, не нужна ли помощь Кэлзу, но что-то мне подсказывало, что парня пожалеют и без моего участия.

На самом деле я просто нервничала и не была готова загружать голову еще хоть чем-то, кроме тех проблем, которые у меня имелись на данный момент. Хотелось поскорее узнать, что скажет осведомитель и удалось ли ему разведать хоть какую-то полезную информацию. Для этого пришлось отправиться в портовый район. Мы договорились встретиться с Хитрым Алеком на территории, не подвластной Грейсону. На пирсе между доками, отходящими в плавание кораблями и рыбными рядами.

Духан здесь стоял еще тот. Везде сновали странные люди, подходить к которым близко не хотелось. Я на платформе зависла над кромкой воды, чуть в стороне за огромным причалом большегрузов и приготовилась ждать. Алек не был пунктуальным, но зато он умел доставать информацию, и поэтому стоил дорого и мог позволить себе слабости и капризы. Выходить из платформы я не рискнула, здесь у меня была защита и возможность быстро убраться в случае опасности.

Днем в этом районе можно было находиться, не рискуя нарваться на неприятности. Люди ведь как-то тут жили, росли и учились, но я предпочитала не рисковать. С наступлением темноты портовый район превращался в локальный кейптонский ад.

Золотые мальчики и девочки до некоторого времени даже устраивали тотализатор и запускали сюда на ночь самых смелых, безрассудных или банально глупых. Вернувшихся с наименьшим количеством увечий и большим количеством трофеев ожидал огромный выигрыш.

Развлечения подобного рода прекратились несколько лет назад, когда сюда отправились за острыми впечатлениями несколько подростков. Не вернулся никто. Панику подняли оставшиеся в благополучной части города друзья. Вроде бы среди них были и Брил с Кэлзом, и вся их компашка. Они оказались слишком умны, чтобы подвергать себя опасности. Неприятную историю, как полагается, власти замяли, но стали следить строже и даже в некоторых местах выставили охрану.

Сейчас был день, но мне уже тут не нравилось. К счастью, Алек явился достаточно быстро. Невысокий, худощавый, с неприметной внешностью, которую я так и не смогла запомнить, хотя знала парня достаточно давно. Он просунулся в приоткрытое окно платформы и вложил мне в руку маленький пакетик с серым порошком – дурман.

– Сегодня в одиннадцать, за старым кладбищем…

– У подножия хребта Даркан? – уточнила я.

– Да. Там стоит старая церковь. Можешь спрятаться наверху. Только сиди и даже не дыши. Насколько я знаю, человек будет передавать большую партию. Хочешь узнать кто, приходи.

– А ты? Видел его?

– Нет, не видел. Дурман купил через посредника. – Парень замялся и отступил. В его прозрачных, голубых глазах проступила зелень, а светлые волосы порыжели. Алек менялся, казалось, не прикладывая к процессу никаких усилий. – Посредник – мелкая сошка. Я его знаю, ты – нет. Поэтому не буду сдавать. Поверь, он не мог тусоваться на вечеринке у богатеньких, а сам распространитель – мог. Мне так сказали. Но он очень осторожен. Почувствует, что ты там – не поздоровится.

– Менталист? – насторожилась я.

– Нет… – Алек задумался. – Не уверен. Скорее боевик или артефактор. Хотя кто вас знает, по мне, все вы на одно лицо.

– Услышала тебя! – отозвалась я, попрощалась и отправилась домой. Стоило приготовиться к вечерней прогулке и отдохнуть. Вообще мы договорились встретиться с Кэлзом, но я предполагала, что сегодня ему будет не до игры в частных детективов.

Я тихо надеялась, что парень после дневной потасовки не придет, и получится спокойно закончить начатое. Но Кэлз не был бы Кэлзом, если бы не явился, когда я запирала дверь.

– И куда это ты собралась? – с ходу поинтересовался он и оперся рукой о косяк, отрезав мне путь к отступлению. Я развернулась и замерла. За спиной был металл, а впереди хмурый, парень с рассеченной бровью и свезенной скулой.

Пепельная челка Кэлза падала на один глаз, губы изогнулись в презрительной усмешке, а хвойный запах его парфюма был слишком дорогим и качественным – такой быстро не забудешь. Ссадины и кровоподтеки не вписывались в пижонский образ.

– Хорош! – прокомментировала я, не собираясь отвечать на вопрос.

– Мы договаривались. Я часть своего договора выполнил. Твоя очередь.

Кэлз достал из кармана маленькую стеклянную баночку, в которой жужжал серебристый жучок.

– Не сегодня. – Я покачала головой и попыталась уйти, но парень слабо толкнул в грудь и прижал к двери, подойдя вплотную. От него исходила волна силы, и немного пахло алкоголем. Мне показалось, он до сих пор на взводе и от драки не отошел. Стало не по себе. Нет, я его не боялась, но рука сама скользнула к кнуту на поясе.

Этот жест не укрылся от Кэлза, и красивые губы скривились в усмешке.

– Ты не любишь держать данное слово, да, Яд? И после этого умирают люди! – Слова задели за живое, и я, зашипев, оттолкнула его руку.

– Я всегда держу свое слово. И это! – Я указала на жучка. – Вполне может подождать до завтра. Не изменится ровным счетом ничего.

– А твое свидание – нет? – презрительно бросил он.

– Мое свидание – нет! – Я не стала отрицать и, оттолкнув парня, направилась к припаркованной за воротами платформе. Времени выяснять отношения у меня банально не было. – Придешь завтра!

– Я тебе мальчик на побегушках, что ли? – возмутился Кэлз.

– Нет. Просто я тебе нужна.

По дороге к месту назначения со мной случилось нечто странное. Я доверяла своему внутреннему чутью. И в этот раз оно буквально вопило об опасности. Мне постоянно казалось, что за мной кто-то следит. Я даже свернула с привычного пути и постаралась затеряться среди узких кейптонских улочек. Ближе к выезду из города неприятное предчувствие отпустило, и я немного расслабилась.

Старое кладбище находилось на южной стороне города, у подножия хребта Даркана – места мистического и любимого туристами. Узкая дорога-серпантин закончилась и началась каменистая «козья тропа», по которой на платформе не проедешь. Я и не собиралась. Бросила транспорт на парковке рядом с дешевым, вечно переполненным мотелем и дальше отправилась пешком. Благо было недалеко, особенно если срезать петляющей между корявых сосен тропкой.

Я специально приехала намного раньше назначенного срока и подходила не с «парадной» стороны, а с тыла. К кладбищу от города вела еще одна широкая и хорошая дорога, но я не хотела привлекать внимание, вот и пробиралась в кромешной тьме, подсвечивая себе тусклым огоньком-пульсаром.

Вышла за церковью и сразу же потушила свет. Постояла немного, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, и между старых надгробий направилась к полуразрушенному зданию без дверей и со щербатыми темными проемами окон. Тут уже лет сорок не вели службу и никого не хоронили, поэтому было боязно. В таких местах запросто можно было встретить призрака или баньши. Покосившиеся кресты над небольшими каменными саркофагами, установленными под открытым небом; старые, когда-то очень красивые каплычки и несколько более богатых семейных склепов. Именно из-за последних дорогу содержали в порядке.

Тут были похоронены предки нескольких старинных и уважаемых семей Кейптона. Поговаривали, даже церковь собираются восстановить, но пока все оставалось по-старому. Серые камни, облупленные фрески и полуразвалившиеся лестницы. Я поднялась на звонницу, где уже давным-давно отсутствовал колокол. Днем отсюда, как на ладони, просматривалось все кладбище, но сейчас нельзя было разглядеть ничего, кроме завораживающего звездного неба перед глазами и кромешной темноты внизу.

Зато тишина давила на уши, и в ней отчетливо слышался каждый звук. Я знала, когда появятся люди, я их услышу, а чтобы подсмотреть, у меня есть одна очень полезная и дорогостоящая штука.

Капли я купила в одной подпольной лавочке за баснословную сумму и по протекции человека, которого выручила из беды. Иначе бы мне их не продали. Ну и берегла, используя лишь в крайних случаях, таких, как сегодня. Эффект капель длился недолго, около часа, поэтому я не спешила ими воспользоваться.

Огромная, похожая на початую головку сыра луна давала достаточно света. И хотя кладбище внизу утопало в вязкой, непроглядной тьме, здесь, на старой звоннице, было достаточно светло. Получилось сориентироваться и немного разглядеть окружающую обстановку. А также выбрать самое удобное место, для того чтобы наблюдать за встречей наркоторговцев.

Я сняла заплечный рюкзак, который на всякий случай всегда лежал у меня в платформе, и достала оттуда компактное теплое одеяло – сидеть на камнях не хотелось. Расстелила его у стены возле узкого, высокого арочного окна и расположилась там. Простенок скрывал меня от любопытных глаз, но зато кладбище отсюда было как на ладони. Если Алек не ошибся и не соврал, скоро я все узнаю. Впрочем, я доверяла парню, иначе не стала бы покупать у него информацию. Точнее, я не доверяла никому, но знала, как Алек дорожит своей репутацией. В его профессии любая ошибка может стоить жизни и не только заказчику. Если бы Алек подводил или сливал недостоверную информацию, то в лучшем случае он лишился бы клиентов, в худшем – жизни.

Первым делом я разложила на одеяле свой арсенал: небольшой пузыречек с каплями, бинокль, линзы которого были смазаны тем же зельем, что и при изготовлении капель, и кинжал. Я редко пользовалась обычным оружием, но в минуты опасности предпочитала, чтобы оно было при мне.

Я услышала едва заметный звук слишком поздно. Как ни странно, даже оглушающая тишина не помогла. Кто-то уже поднимался по лестнице. Маленький камушек, вылетевший из-под ботинка, заставил меня насторожиться и метнуться к стене. Нож я взяла в одну руку, а в другую осколок камня. Все же лучше сначала попытаться оглушить. Это тише, быстрее и безопаснее.

Сердце стучало как бешеное, ладони стали влажными. «Неужели Алек меня сдал?» – пронеслось в голове. Если это так, то, значит, он знал – живой я отсюда не выйду. В ином случае не решился бы подставлять. Я же найду и отомщу! А в этом случае следовало приготовиться к серьезной драке. Со мной разговаривать, скорее всего, не станут. Надо напасть первой, и только в этом случае появится возможность сбежать.

Я осторожно пробиралась к выходу, стараясь раствориться в темноте ниш, пытаясь ступать бесшумно и быть максимально собранной, чтобы в тот момент, когда в проеме покажется фигура незнакомца, пожаловавшего в гости, кинуться вперед и обрушить на голову противника подобранный камень.

Бросилась вперед, замахнулась, но видимо, сделала все это недостаточно быстро – словно на скалу наткнулась. Руку тут же перехватили и заломили за спину, камень выпал из ослабевших пальцев, я, не рискуя ударить ножом из такой позы, прицелилась каблуком в ногу нападающего и услышала над ухом потрясенное:

– Че творишь-то, Яд? С ума сошла, что ли?!

– Кэлз? – прошипела я и выругалась, потирая ноющую руку. – Какого демона ты потащился за мной?! Я же пришибить тебя могла.

– Кишка тонка! – парировал парень, все еще удерживая меня за плечи.

– Зачем ты за мной следил?

– Интересно было. – Кэлз пожал плечами. Виноватым он себя точно не чувствовал.

– Ты же считал, что у меня свидание.

– Да, – не стал отрицать парень. Он меня уже отпустил и чуть отступил в сторону. – А потом ты кинула машину у дешевого мотеля и потопала в горы. Прости, не смог устоять. Что ты тут делаешь?

– А из-за чего ты сегодня подрался со Зверем? – ответила я вопросом на вопрос, намереваясь показать, что не настроена откровенничать. По моему плану Кэлз должен был заткнуться и отступить, но он как ни в чем не бывало заметил:

– Если я тебе скажу, ты мне расскажешь, что мы тут забыли?

– Мы? – Я поперхнулась от возмущения. – Ты просто обнаглел!

– Удобно устроилась! – Он подошел к стене и нахально развалился на моем одеяле. – Ждешь кого-то?

Кэлз перегнулся через разрушенный оконный проем и выглянул на улицу. У него на руке мелькнул огонек, которым парень пытался разогнать темноту.

– Тише ты! – взвыла я и оттащила за плечо, едва не рухнув сверху. – Совсем сбрендил! Сиди тихо, раз приперся.

– Объясни, зачем?

– Затем! – буркнула я. – Просто сиди тихо. У нас еще около получаса времени, но не издавай громких звуков. Умоляю!

– Не расскажешь? – Кэлз вальяжно развалился, и мне пришлось отпихнуть его ногой, чтобы хватило места. Парень недовольно забурчал, но подвинулся.

Я уже поняла, что молчать не имеет смысла, но вспомнила про наш разговор и заявила:

– Сначала ты. Что сегодня произошло?

– Да так… – Кэлз помрачнел, поморщился и произнес: – В сущности, ничего.

– Но тебя выбесило это «ничего».

– Да, Яд, иногда нас выводят из себя совершенно несерьезные вещи. Зверь намекнул, что наши отношения с Брил не были такими уж безоблачными. Якобы я не устраивал ее, ну, сама понимаешь, в каком смысле… – Парень опустил глаза. – И она искала острых развлечений на стороне. На их стороне…

– Уж не со Зверем ли? – хмыкнула я. Предположение было абсурдным, но Кэлз молчал. Только губы сжались в тонкую полоску, а на скулах выступили желваки.

– Так… – я выдохнула. – Это могло быть правдой?

– А кто сейчас прольет свет? – горько усмехнулся он. – Поэтому я взбесился. Ее нет, и она просто не может все опровергнуть. Теперь твоя очередь. – Он резко сменил тему.

Я кивнула. Во-первых, обещала, а во-вторых, почему-то не захотелось пытать Кэлза дальше.

– Мне сказали, что сегодня здесь нашему распространителю должны передать крупную партию серого дурмана. Хочу поставить все точки над «i». Мне нужно понять, кто это. Если вдруг на встречу никто не явится, то я уверюсь, что это ты.

– Подозревала меня? – прищурился парень и гаденько улыбнулся: – Зря. Я ни при чем, вот увидишь. Это все очень интересно и забавно. Не зря пришел.

– Ты знаешь торговца? – догадалась я и поняла, что готова прибить парня на месте.

– Нет! – Кэлз это понял и отшатнулся, отгородившись от меня руками. – Но некие предположения у меня имеются.

– Ты был в курсе, что я его ищу! – Возмущение нарастало. – Почему ничего не сказал?

– Ну, во-первых, ты не спрашивала. – С этим можно было поспорить, но я не стала, так как Кэлз озвучил следующий довод. – А во-вторых, я же говорил – не люблю борьбу с ветряными мельницами. Уйдет этот, придет другой. Пока есть спрос, будет и предложение. К тому же это просто догадки, основанные на личном отношении. Вдруг я ошибаюсь?

– Что в дурмане хорошего? – не удержалась от вопроса я. – Ничего не поняла.

– Не знаю, – совершенно честно отозвался Кэлз, – но говорят, он дарует свободу. Тебя им опоили. Ты просто стала невменяемой, потом уснула. Если же принимать, четко понимая, какого результата хочешь достичь, он воплощает мечты и самые смелые фантазии. Уводит в мир грез. Но сначала нужно настроиться, так сказать, на нужную волну.

– И ты не пробовал ни разу? – скептически хмыкнула я. Верилось с трудом.

– Два раза почти решился. Когда Брил не стало… – Парень отвернулся, снова пряча в глазах боль.

– Хотел на время вернуть ее? – Я понимающе кивнула.

– Но потом понял, что иллюзией не сделаю себе лучше. Если хотя бы на миг попаду в мир, где не просто Брил жива, где она такая, как того хочу я. Идеальная. То уже никогда не смогу вернуться. А ведь это неправильно?

Я не стала отвечать на последний вопрос, уточнила другое, что интересовало больше.

– А она не была идеальной?

– Все мы неидеальны, – уклончиво заметил Кэлз.

Время тянулось медленно. Извелась даже я, не говоря уж о Кэлзе, который тоскливо вздыхал у меня над ухом. Я закапала себе капли и непрестанно вглядывалась в петляющую между скал дорогу, которую сейчас было видно довольно отчетливо. Парень пытался выпросить капли и для себя, но я не дала – слишком ценный товар. Как ни странно, это объяснение Кэлза удовлетворило, и он отстал, но забормотал под нос какое-то заклинание – боевиков учили многому, и не удивлюсь, если в его арсенале есть что-то позволяющее видеть в темноте.

– И зачем выпрашивал мое снадобье? – хмыкнула я.

– Потому что с ним можно видеть, а так я просто чувствую. Ну, могу разглядеть световые пятна – каждый человек имеет свою ауру, вот ее я и вижу. Сейчас на горизонте появились несколько светящихся точек, – тихо прокомментировал он. – Если не ошибаюсь, люди приближаются на двух платформах. Спрячься за камень. Даже если они вдруг пользуются тем же заклинанием, что и я, толстые каменные стены не позволят им тебя почувствовать.

Я, не задавая лишних вопросов, скользнула вниз и прижалась спиной к каменной кладке. Сердце бухало где-то в ушах, а я чувствовала одновременно предвкушение и страх. Выглядывать так, чтобы самой не высунуться из-под защиты стены, было неудобно, но я все же извернулась, вытянула шею и заметила, как у низких кованых ворот последовательно припарковались две платформы. Я не ошиблась, кинув свой транспорт в стороне. Кэлз следовал за мной, значит, он тоже пришел сюда по горной тропе, а не напрямую. Теперь главное – молчать и не выдать ничем свое присутствие.

Из первой платформы появились несколько мужчин в длинных плащах. Отсюда я плохо могла разглядеть их лица, но на первый взгляд фигуры и осанка мне не были знакомы. Мужчины достали из багажника несколько коробок. Кэлз не сдержался и прошептал мне на ухо:

– Ничего себе! Сколько наркоты!

Я раздраженно отмахнулась. Дверь второй платформы открылась, и я задержала дыхание, потому как того, кто вылез следом, хорошо знала.

Сердце сжалось и захотелось выругаться, но я быстро взяла себя в руки. В конце концов, я это подозревала. Как только вывела его лицо на портрете, как только проанализировала ситуацию. Как только сложила воедино маленькие кусочки мозаики, но, как и любая, слегка влюбленная дурочка, предпочитала до последнего не замечать очевидного и даже сегодня здесь надеялась увидеть кого-то другого.

– Каков мерзавец! – с каким-то особенным удовольствием пробормотал над ухом Кэлз, и я, не удержавшись, сильно двинула ему локтем в живот.

Он выдохнул, обиженно зашипел:

– Я-то тут при чем?!

– Ты знал, – отрезала я, наблюдая за тем, как Трион деловито пересчитывает и отдает деньги.

– Подозревал, – поправил меня Кэлз. – И если бы сказал тебе, ты не поверила бы.

– Я с ним спала! – сама удивилась, насколько обвиняюще прозвучали слова. В этом-то Кэлз точно не был виноват.

– Тю-ю! – Парень отмахнулся. – С кем только я не спал. Это не повод расстраиваться. Ты лучше подумай, что будешь с ним делать.

– Я уже придумала. Не переживай. А сейчас давай пробираться к выходу.

Но уйти нам не дали. Едва я отстранилась от окна, раздался оглушающий, рвущий барабанные перепонки, визг. Я никогда не слышала, чтобы кричали так громко, пронзительно и долго. Уши заложило, хрип застыл в горле, и я сползла на пол, пытаясь скрыться под одеялом. Рядом рухнул Кэлз. Он морщился и пытался что-то сказать. Не смог перекричать вопль и лишь махнул рукой в сторону противоположной стены.

Я, зажимая уши руками, повернулась и с ужасом увидела полупрозрачную худощавую женщину в длинном в пол белом платье. Она медленно выходила из стены, смотрела вперед невидящими глазами и кричала. Черные волосы развевались за спиной, словно змеи, а по бледным щекам текли слезы.

Она проплыла мимо нас, не обратив ни малейшего внимания, и устроившись на окне, затихла, но лишь для того, чтобы спустя миг огласить округу очередным криком, предвещающим несчастье.

– Что ты творишь, гадина?! – прошипел сквозь зубы Кэлз и дернулся вперед, к замершей на окне баньши. – Ты же нас спалишь!

Я ухватила парня за рукав и дернула вниз. Баньши обняла колени руками и начала медленно таять. Она сделала свое дело и снова исчезала, а нам оставалось гадать, что именно предвещал ее крик и, самое главное, кому.

– Бежим! – скомандовала я Кэлзу, пытаясь запихать одеяло в рюкзак, но парень обреченно заметил:

– Поздно.

Я немного высунулась из укрытия и посмотрела вниз. В нашу сторону бежали наркоторговцы. Баньши все же накликала беду. Хоть и говорят, будто они только предвещают несчастья, эта, похоже, умела призывать.

Мы уже не успевали сбежать. Из церкви имелся только один выход. И спрятаться было негде. Похоже, сегодня придется вступить в бой. А я так надеялась уйти тихо. Не хотела сейчас встречаться с Трионом. Планировала приготовить для него особенный сюрприз.

Пока я растерянно соображала, что делать, Кэлз, похоже, принял какое-то решение. Парень кинулся на меня внезапно, я тихо ойкнула и рухнула навзничь на одеяло. Кэлз придавил меня сверху, выбил воздух из легких, заставив сжать зубы, чтобы не застонать – он был тяжелым и жестким. Нельзя же так падать на хрупкую девушку!

– Тсс! – Он прижал палец к моим губам и шепнул пару, слов. Сверху нас будто придавило брезентом.

– Что творишь? – прошипела я, услышав топот ботинок по каменной лестнице.

– Лежи тихо! – Теплое дыхание коснулось щеки. Кэлз был слишком близко. Губы к губам, длинные, колючие ресницы и ухмылка. – Это полог невидимости. Если нас не будут искать слишком тщательно, останемся незамеченными. Прости, но это лучшее из того, что я смог придумать за столь короткое время. Вообще-то он рассчитан на одного, поэтому и поза… – Он закусил губу, а в глазах мелькнули смешинки. – Такая специфичная.

Стало неуютно. Лежать на тонком одеяле, когда сверху тебя прижимает сильное мужское тело, как-то уж слишком интимно. Я сглотнула и попыталась устроиться поудобнее, чтобы не чувствовать каждую мышцу его поджарого тела.

Кажется, Кэлз тоже понял двусмысленность ситуации. Его глаза потемнели, а губы почти касались моих губ. Я снова дернулась, а парень прошептал, даже не пытаясь отстраниться.

– Лежи спокойно, Яд. – Губы слегка, словно случайно, скользнули по моим губам. – А то нас заметят, а еще…

– Что еще?

– Не нужно извиваться подо мной, мой организм реагирует на это однозначно.

– Я тебя ненавижу, Кэлз!

– Взаимно, – усмехнулся он и замер, словно окаменев. На звонницу уже поднялись люди.

Я все же, несмотря на недовольное выражение лица парня, извернулась, чтобы посмотреть, кто пожаловал. Честно, хотелось увидеть Триона. Как талантливо он обвел меня, когда прикидывался влюбленным простачком! Интересно зачем? Хотел поиграть или реально не знал, кто я, поэтому рассчитывал, что ни за что не догадаюсь? Этот вопрос я была намерена выяснить, но хотелось бы не сейчас.

Троих мужчин, которые поднялись на звонницу, я не знала. Триона среди них не было. Вероятно, он посчитал, что наркоту в багажнике машины нужно увезти как можно быстрее. Разумное решение.

– Я говорил тебе, баньши орала одна! – заметил первый, пнув валяющийся у стены камень. – Никого.

– Демоны! Эта тварь никогда не появляется к добру!

– На то она и баньши. Пошли! Тут больше нечего делать.

– Подожди.

Прямо перед моим лицом оказались ноги в массивных ботинках. Сердце пропустило удар. Я старалась не дышать. Мужчина постоял немного, прислушиваясь.

– Давай быстрее! Что ты там замер! – крикнул ему второй.

Ботинки отступили, и незваные гости ушли. Мы с Кэлзом полежали еще какое-то время, боясь вздохнуть и пошевелиться, а потом я прошипела, отталкивая парня и пытаясь выбраться из-под сильного тела.

– Все, сваливай с меня!

Он повиновался и откатился в сторону. Сразу же стало зябко.

– Признайся, Яд, – слабо прошептал он – заклинание выпило все силы, – тебе понравилось быть снизу!

– Я тебя сейчас здесь оставлю, – мстительно заявила я. – И сиди до утра. Пока не восстановишь силы, чтобы добраться до дома.

– Я и так буду сидеть тут до утра. – Он устало привалился к стене и закрыл глаза. Из носа текла струйка крови. – Полог не предназначен для двоих.

– Демоны тебя побери, Кэлз! – выругалась я, чувствуя, что парень сейчас отключится, и кинулась к рюкзаку. Обычно у меня валялось что-нибудь из средств первой помощи. Я тоже частенько в минуты опасности не рассчитывала свои силы.

Я отыскала в рюкзаке склянку с зельем и протянула ее Кэлзу.

– Что это? – Он подозрительно поморщился, когда почувствовал резкий, неприятный запах.

– Средство, восстанавливающее силы. Недешевое, редкое, но эффективное, – пояснила я.

– С чего такая щедрость? – Кэлз не спешил пить, разглядывал изумрудную, густую жидкость и тянул время.

– Потому что проще потратить на тебя ценный ингредиент, чем дотащить на собственной спине до цивилизации! – огрызнулась я. Очень редко кому бескорыстно помогала и поэтому была недовольна, что наглый пижон не оценил душевный порыв.

– Ну, логично. – Парень кивнул, сделал глоток и закашлялся, скорчившись на полу. Вырвавшееся ругательство поразило меня витиеватостью. Оказывается, в некоторых случаях Кэлз бывал красноречив.

– И да, какое-то время будет очень плохо, – безжалостно заключила я, наблюдая за тем, как парень бьется в судорогах.

– Ты решила меня отравить? – простонал он.

Я пожала плечами и присела в стороне, ожидая, когда его отпустит. Я сама испытала на себе действие зелья, и не раз, поэтому парня жалко не было. Он позже поймет, что все для его же блага.

Колотить Кэлза перестало минут через пятнадцать. Он выдохнул, завернулся в мое одеяло и отполз в угол, вытирая краем холодный пот со лба. Вид парень при этом имел измученный и потерянный.

– Нет, я, конечно, подозревал, что ты меня недолюбливаешь. Но чтобы настолько! – возмутился он так искренне, что меня пробило на смех.

– Ты прям как девочка, – не удержалась я и подколола. Потом поднялась, разминая затекшие мышцы и, дернув за одеяло, скомандовала: – Отдавай!

Кэлз со стоном, опираясь о стенку, поднялся и с удивлением замер, потому что слабость отступила.

– Говорила же! – Я довольно усмехнулась. – Эта штука до ужаса гадкая, но она того стоит. Правда, запас сил часа на два-три. Потом дико захочется спать.

– Знаешь, – признался он. – Мне и без этой штуки через два-три часа захотелось бы спать. Пошли уж. А то место жуткое. А по дороге ты расскажешь, что собираешься делать дальше. Отправишься к законникам?

– Нет. – Я не удержалась и злобно улыбнулась. – Бесполезно. Трион, скорее всего, сможет выкрутиться. Точнее, к законникам я, безусловно, пойду, чтобы разворошить это осиное гнездо, но сделаю все по-своему.

– Задумала месть? – с очень уж большим энтузиазмом поинтересовался Кэлз.

– Он обвел меня вокруг пальца! Он дурил мне голову! Конечно, я задумала месть. Как иначе? – искренне удивилась я.

– Разрешишь поучаствовать? – вкрадчиво поинтересовался парень.

– Извини, но я привыкла работать одна! – хмыкнула я и устремилась на выход. Не хватало только Кэлза в качестве бесплатного довеска. Итак, я задумала опасную вещь, из-за которой меня возненавидит не только Трион.

– Ну, Яд! Ты мне должна за полог! – вопил сзади Кэлз, но я не обращала на него ни малейшего внимания.

Свидетели мне не нужны. Сейчас я больше всего хотела как можно быстрее добраться до дома, прорыдаться в подушку, разложить мысли по полочкам и спланировать свои дальнейшие действия. В этом деле пришло время поставить точку, и тогда можно будет перейти к следующему. Я уже думала о жуке, которого нашел Кэлз. Но все это могло подождать, а вот торговец серым дурманом – нет.

Кэлзу все же было не очень хорошо. Поэтому он шел всю дорогу молча, лишь изредка неприлично ругался, налетая на корни. Но не жаловался, не ныл и не отвлекал неприятными расспросами. Надо отдать должное, он ни разу не съязвил по поводу Триона, хотя повод был.

– Где твоя платформа? – поинтересовалась я, когда мы добрались до практически опустевшей парковки возле унылого, зияющего черными окнами отеля. Веселье закончилось, и все немногочисленные, оставшиеся на ночь посетители спали.

– Вот! – Кэлз с трудом запрыгнул на маленькую, круглую платформу-блин, какие жаловали любители острых ощущений.

– Ты собрался ехать домой на этом? – удивилась я, разглядывая пошатывающуюся в темноте фигуру.

– А что? – Парень пытался выглядеть беспечным. – Ты хочешь меня подбросить?

– Не хочу, – честно заявила я. – Но подброшу, потому что еще меньше хочу чувствовать себя виноватой из-за того, что ты расшибешься, так как не смог устоять на этом.

– Я же добрался досюда и жив. – Кэлз заявил это из чистого упрямства.

– Мы не обсуждаем езду на «блине» в нормальном состоянии. Сейчас ты явно не способен держать равновесие. Закидывай в багажник и садись.

Как ни странно, Кэлз даже выпендриваться не стал, закинул свое транспортное средство и тяжело плюхнулся на пассажирское сиденье. Видимо, действия зелья хватало на меньшее время, чем я рассчитывала.

Парень все же отключился у меня в машине, пока мы ехали до дома, и остро встала проблема – куда его девать. Отвести к нему и объясняться перед кем-то, почему он в таком состоянии? Доказывать, что не пьян и не под наркотой. А мне оно надо? Последнее, что я хотела, – это общаться с родней парня. Общество высокородных лордов и леди не для меня. Я всегда терялась в их присутствии.

Пришлось сворачивать к себе. Потом будить парня, отхлестав по щекам и тащить в дом. Кэлз даже ногами передвигал. Точнее, пытался, но, похоже, в себя так и не пришел. Бормотал что-то бессвязное и цеплялся за косяки. Наконец его удалось сгрузить на диванчик на первом этаже в просторной гостиной, которая примыкала к кухне. Они даже разделены были условно – массивной дубовой барной стойкой.

Кэлз развалился на диване и вырубился окончательно. Он повертелся немного, попытался натянуть на голову свитер, я сжалилась и притащила плед. Парень замотался в него, словно в кокон, и мирно засопел.

– Душка, и не скажешь, что первостатейный мерзавец… – пробормотала я себе под нос, разглядывая спящего гостя. Свезенная скула и огромные девичьи ресницы – сейчас Кэлз выглядел трогательно-беззащитным. Я усмехнулась и отправилась наверх к себе в комнату, но примерно на полдороге поняла, что бесполезно. Я все равно не усну.

Предательство Триона ранило, и сильно. Хотя… ведь он мне ничего не обещал и вряд ли даже задумался о том, что его стиль жизни для меня неприемлем. Он мне не врал, я ведь не задавала вопросов. Я спрашивала про наркоторговца у Кэлза, но не у Триона. Как забавно.

Я постаралась отогнать от себя неприятные мысли, развернулась и, спустившись к барной стойке, щедро плеснула себе коньяка. Подумала немного, взяла блокнот и остро наточенный карандаш и уселась на широкий подоконник. Подумать.

Коньяк имел терпкий, слишком резкий вкус, но зато согревал изнутри и разгонял тяжелые мысли, поэтому скоро я плеснула себе еще и достала из холодильника тонкими ломтиками порезанный сыр, лимон и кусочек горькой шоколадки.

Рисовать не хотелось, образы в голове не рождались, и на листе оставались лишь изломанные линии: гроза и только спустя десяток испорченных листов снова появилась знакомая крыша и падающая девушка. На сей раз в центре композиции находилась сумочка, принадлежащая Брил. Она словно бы падала на секунду позже. Девушка открыла рот в безмолвном крике и судорожно цеплялась за ремешок-цепочку, будто аксессуар от модного дизайнера мог вернуть ее обратно на крышу.

Я сделала глоток коньяка, повертела листок и так и этак, но так и не поняла, где именно кроется намек. На первый взгляд ничего нового на рисунке не было. Только слегка поменялась композиция, и это было неспроста, но пока я не могла понять, какую именно деталь упускаю.

Сыр имел остро-сладкий привкус, я его задумчиво жевала, запивала коньяком, который прокатывался по горлу теплым комком, и была полностью погружена в свои мысли. Поэтому, когда из комнаты раздался отчетливый смешок и язвительный голос уточнил: «Что, совершенно неоригинально запиваешь горе алкоголем?» – я едва не свалилась с подоконника. Кэлз не только быстро уснул, но и проснулся раньше, чем я рассчитывала, и застал врасплох. Я не очень хотела, чтобы он видел рисунки. Но убрать все равно не успевала.

– Ты уже проснулся? – поинтересовалась недовольно. – Тогда вали домой. Ты сегодня даже на транспорте и не в пижаме.

– А если я все еще слаб и не могу никуда идти? – поинтересовался парень и присел на подоконник у моих ног. Бесцеремонно забрал бокал коньяка и сделал долгий глоток. Я от подобной наглости оцепенела и даже не сразу сообразила, что можно выхватить бокал у него из рук.

– Совсем страх потерял! – возмущение вышло искренним и неподдельным.

– А ничего так! – одобрил Кэлз, цокнул языком и, поднявшись, поинтересовался: – Где ты, говоришь, он хранится?

– Я ничего не говорю! И вообще это мой коньяк, трофейный!

Но Кэлз уже не слушал, а деловито шарил по шкафчикам. Я хотела было соскочить с подоконника, но потом подумала, что глупо будет отбирать бутылку, до которой парень уже добрался. Он плеснул в бокал себе на два пальца янтарной жидкости и вернулся обратно.

– А ты в курсе, что запивать горе – это первый признак алкоголизма? – поинтересовался он, взъерошив и без того лохматые волосы. Челка падала на глаза, а сзади волосы торчали ежиком, словно иголки дикобраза.

– А кто тебе сказал, что у меня горе? Может быть, я просто расслабляюсь после тяжелого дня?

– Ну, это второй признак, – как ни в чем не бывало заметил парень. – А расслабляться нужно с помощью секса.

– Уж не свою ли кандидатуру предлагаешь? – зашипела я, моментально зверея. Хотя невольно скользнула взглядом по поджарой фигуре Кэлза, широкой груди и длинным ногам в кожаных штанах.

– Просто высказываю свою мысль. Но если ты настаиваешь… – Парень приблизился, но я тут же чувствительно лягнула его в бедро.

– Напиться – значит напиться, – без вопросов согласился он, потер ушибленное место и сделал большой глоток. Тут его взгляд упал на листок с рисунком. Кэлз замер с подрагивающим бокалом в руке.

– Так реалистично, – сдавленно произнес он. – Словно ты была там…

– Обвиняешь? – понимающе усмехнулась я. Хотя было грустно.

– Не знаю, – признался он, и я была благодарна ему за честность.

– Я не была там, Кэлз. – Почему-то стало важно, чтобы он поверил. – Но кто-то, не знаю кто, видел именно такую картину…

– Ты рисуешь чьи-то воспоминания? – очень серьезно уточнил парень. В его голосе не сквозило сомнение. Он знал, насколько зыбок и многогранен талант менталистов.

– Не совсем и не только. Когда я расследую, то иногда на интуитивном уровне знаю много больше, чем понимаю в реальности. Рисунки дают больше информации. Наталкивают на мысль. Посмотри, что здесь на первом плане?

– Сумочка.

– Именно.

– Все же ответ кроется в ней?

– Скорее всего.

– Думаешь, если мы посмотрим, что осталось в памяти жука, получим ответы на вопросы? – поинтересовался он. В глазах появился лихорадочный блеск, но я с сожалением осадила парня:

– Не знаю. Будь готов, что там не будет ничего или окажется что-то, что вернет нас в начало пути. И поэтому я не буду пытаться извлечь информацию сейчас.

– Сегодня был непростой день. – Кэлз без особого энтузиазма согласился и сделал глоток, задумчиво посмотрел в окно и произнес: – Я понимаю, что ты хочешь поставить точку в другом деле.

– Да. – Я не стала скрывать. На данный момент разобраться с Трионом представлялось для меня более важным.

– Сколько времени потребуется? – деловито поинтересовался он.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Дня два-три, не больше.

– И потом ты обещаешь мне заняться делом Брил? Я заплачу.

– Мне не нужны деньги. Я сама слишком глубоко увязла в этой истории. Хочу узнать, кто именно виноват в случившемся.

– Тебе нужны деньги, Яд. А у меня они есть. Это единственное, что у меня есть, – горько усмехнулся Кэлз.

Он залпом допил коньяк, спрыгнул с подоконника, поставил пустой бокал и отправился к выходу.

– Я буду ждать тебя, – бросил он напоследок, а я послушно шепнула: «Хорошо».

Кэлз ушел, а я собрала листы в стопку, верхним положив рисунок с девушкой, еще раз задумчиво изучила и отправилась спать. Коньяк все же успокоил нервы и заставил тупую боль отступить. Я обожглась, зато лишний раз убедилась в том, что в Кейптоне никому не стоить верить. Каждый может оказаться наркоторговцем, вором и убийцей. У меня уже почти созрел план. Завтра стоило проверить несколько версий, добыть нужные сведения, и можно будет нанести визит Триону.

Правда, чтобы все успеть, придется заколоть колледж. На самом деле я наврала Кэлзу. Для того чтобы воплотить в жизнь задуманное, мне нужно гораздо меньше, чем три дня. Просто я оставила себе время, чтобы зализать раны и помедитировать.

Чтобы уснуть, пришлось несколько раз произнести в голове придуманную мамой в детстве считалочку. Мало кто умел накладывать магию на слова, но у нее получилось, и скоро я отключилась, для того чтобы проснуться с рассветом.

Не сказать, чтобы я выспалась и отдохнула, но день предстоял длинный, поэтому я заставила себя встать, сварить кофе и отправиться по делам. А к обеду выяснила все, что хотела. Сделать это, имея на руках исходные данные, оказалось несложно. Как я и подозревала, Трион не был ни аристократом, ни сыном наркоторговца, соблазнившего аристократку. Он жил не так далеко от меня в гордом одиночестве, имел один склад на окраине города и несколько имен.

Все это я узнала по магснимку, который показала знакомому законнику. Сначала он не хотел предоставлять мне базу, но я ему напомнила один старый должок, еще перед моим отцом, упомянула о новых прегрешениях, которым у меня имелись подтверждения, и вопрос удалось решить.

За день вымоталась до дрожащих коленей и больной головы. Я бы управилась раньше, но пришлось ждать, когда в колледже закончатся занятия, подкупать вахтера и проникать в кабинет директора. Это было ребячеством, но я любила пафос и нестандартные решения. Сейчас осталось сделать последний рывок, а потом можно будет отоспаться и отдохнуть.

Я долго стояла у угла дома Триона, но света в окнах не было, и я так и не решилась постучать. Подозревала, что парня просто нет дома. В целом я сделала все, что планировала. Если он умный, то сбежит уже завтра (а может, уже сбежал), а если нет… то через пару дней, когда его основательно прижмут законники. Просто мне было что ему сказать и что у него спросить. Возможно, темные, пустые окна как раз намекали на то, что не стоит встречаться с преступником и пытаться найти у него человеческие черты.

Выяснив, кто был злом, я так и не получила ответ на вопрос, кто и зачем подпоил меня дурманом в день смерти Брил. Я думала, это сделал тот же человек, который подсыпал мне наркотик на вечеринке, но сейчас понимала – это не так.

На пляже дурман был делом рук Триона, и я хотела понять, зачем ему это нужно. Ну и не мешало бы узнать, кто покупал у него наркотик в день смерти Брил. Не знаю, с чего я решила, будто парень даст мне ответы на эти вопросы.

Я безрезультатно подождала еще полчаса и, смирившись, вернулась домой. Уже у двери почувствовала неладное и сняла с пояса кнут. Пробиралась в пустой дом бесшумно, осторожно, скрываясь в тени, но, видимо, была недостаточно тиха. Трион возник передо мной неожиданно, выскочив из темноты. На губах парня застыла хищная усмешка.

– Вот скажи мне, Айрис, – тихо начал он, приближаясь, – как ты догадалась?

– Какая разница? – Я осторожно отступила, стараясь оставить себе место для замаха кнутом. Сердце в груди стучало, словно отбойный молоток. А в голове билась мысль – если он нападет, не факт, что я с ним справлюсь, даже если попробую ударить ментально. Но Трион не спешил. Наверное, чувствовал, что сейчас я в его власти.

Он, заметив мой страх, отступил и, поигрывая зажатым в руках ножом, оперся о столешницу. Трион нервничал, но не пытался напасть.

– На самом деле это не важно… – Он тряхнул челкой. – Просто, скажи мне, Айрис, зачем ты сдала меня законникам?

– А что ты хотел, чтобы я сделала? – Я правда не понимала. Боль, мелькнувшая у него в глазах, удивила.

– Ну… может быть, я хотел, чтобы ты простоне лезла в это дело? Неужели сложно? Все ведь было хорошо. У нас все было хорошо.

От тихого, вкрадчивого голоса в груди что-то сжалось, и, стараясь не выдать, насколько мне тяжело, произнесла:

– Тогда ты не с той связался… ты же слышал, что обо мне говорят.

– Слышал. – Парень грустно улыбнулся и закусил губу. – Но… отнесся к слухам легкомысленно, а потом я просто люблю дерзких.

– И всем дерзким подсыпаешь дурман? – с горькой усмешкой поинтересовалась я.

– Нет… – покачал головой Трион. – О чем ты вообще говоришь?

– Ночью на вечеринке… это ведь ты подсыпал мне дурман? Зачем?

– Я никогда не употреблял его сам и никогда бы не подсыпал тебе! С чего ты вообще это взяла?! – Трион был взволнован и возмущен. Я смотрела на него и понимала – он не врет. Кто же тогда?

– Клэр? – Догадку я произнесла вслух. – Ты продавал ей наркоту?

– Я не знал для кого. – Парень выглядел слегка смущенным.

– А это имеет значение?

– Осуждаешь?

– Не принимаю.

– Поехали со мной, – порывисто предложил он. – Айрис, ты мне действительно дорога. Все, что было между нами, – это настоящее. Зачем тебе оставаться здесь? Они тебя все равно не примут!

– А ты примешь?

– Я уже принял! Ты не такая, как они говорят!

– И что же мы будем делать с тобой? – Мне стало смешно и почему-то от души отлегло. – Толкать дурман глупым богатеньким детям?

– Они не заслужили лучшего, – категорично заявил Трион.

– Нет. – Я покачала головой и позволила усмешке вырваться наружу. – Увы, это не для меня. Кому именно ты продал дурман на вечеринке в день смерти Брил?

– Многим… – Парень ответил уклончиво и опустил голову.

– Клэр?

– И ей.

Трион медленно подошел ко мне. Я даже не отшатнулась, так как знала – он не сделает ничего плохого. Парень наклонился и медленно поцеловал. Я не ответила, но и отстраняться не стала.

– Ты совсем не Ядовитая, и знаешь это, – тихо сказал он и отступил в сторону выхода.

Я промолчала, прикидывая, как быстро Трион изменит свое мнение.

– Прощай, Айрис. Это не последняя наша встреча.

– Сомневаюсь, – буркнула я ему в спину и отправилась с чистой совестью наверх. Я снова поступила правильно.

Заканчивать главу в жизни всегда тяжело, но порой необходимо. Для того чтобы выжить в Кейптоне, нужно иметь твердую позицию и отстаивать ее, несмотря ни на что, иначе тебя погребет под собой пучина. Так просто простить человека, который тебе симпатичен. Сегодня ты оправдаешь его, завтра поможешь, а потом не заметишь, как сама окажешься по другую сторону закона. Я не могла себе позволить ничего подобного. Мои убеждения и идеалы – это то, чем я отличалась от таких, как Трион. Еще несколько дней назад я бы добавила и Кэлз, но сейчас язык не повернулся.

Утро позволяет перевернуть страницу, и новый день я встретила улыбкой и агрессивным макияжем. История закончилась, но пока я еще не поставила в ней жирную точку.

– Айрис-с-с-с! – Вопль директора настиг меня еще на проходной. Мужчина несся по коридору, раздувая щеки и гневно сверкая налитыми кровью глазами.

– Что-то произошло, магистр? – вежливо улыбнулась, игнорируя перешептывания за спиной.

– Быстро ко мне в кабинет!

Я пожала плечами и, помахав ручкой охраннику, который уже зацепился взглядом за мой кнут, послушно отправилась следом за директором, прекрасно зная, что именно увижу у него в кабинете.

«Ласковая» встреча не была для меня сюрпризом.

– Что это? – Он показал мне на ровные ряды коробок дрожащей рукой. Слева защитная магия была бледно-голубой, справа алой.

– Ну вы же просили меня найти того, кто продает дурман? – Я безразлично пожала плечами и усмехнулась про себя.

– Да!

– Ну, так я нашла, он уехал и не появится здесь больше.

– А это что?

– А это наркотик и деньги… понимаете, он решил оставить после себя помощников, но… К сожалению, потерял деньги поставщиков и огромную партию товара. Он… – я взглянула на часы, – думаю, примерно сейчас этот прискорбный факт и обнаружил.

– Айрис… что вы сделали? – Голос директора дрожал.

– Ну… немного магии, смекалки, своевременная помощь, и наркоторговец мчится к границе с тюками, набитыми крахмалом, и фантиками вместо денег. У него осталось ровно столько, чтобы на границе его приняли радушно. Об этом я тоже позаботилась.

– И?

– И думаю, в ближайшее время ему будет не до нашего городка. Он станет скрываться от своих боссов или вообще угодит в тюрьму. Все зависит от его изобретательности и умения договариваться. Проблемы я ему обеспечила, что будет дальше, меня не сильно волнует.

Я лукавила, но не собиралась в этом признаваться.

– Появятся новые.

– Да, но не сейчас.

– Вам не стоило проявлять самостоятельность. – Директор сурово поджал губы, но вопреки ожиданиям ругать не стал. – Нужно было просто указать на него.

– Не люблю бросать работу на середине. А так, если что, зовите. Всегда помогу.

(обратно)

Часть 2 Опасный танец на крыше

Конец недели подкрался незаметно. Вроде бы еще только вчера я узнала, что наркоторговцем был Трион, а уже сегодня в окно светит солнце, мой бывший парень вкушает прелести тюрьмы соседнего государства, а я упорно тружусь над проектом под руководством лучшего преподавателя и настраиваюсь на серьезное расследование смерти Брил.

– Айрис, вы сегодня чересчур мечтательны, – пожурил меня низким хрипловатым голосом мечта почти всех учениц Меррийского колледжа магии – профессор Норис фон Лифен.

Я вздрогнула и испуганно посмотрела на преподавателя. Он улыбался, на щеках появились ямочки, и выглядел он сейчас гораздо моложе своих тридцати с небольшим лет.

«Интересно, – подумала я. – Почему при такой внешности он еще не женат?» Мысль была мимолетной и глупой. Вслух я сказала, конечно же, совершенно другое.

– Когда внезапно осознаешь, что твой парень – наркоторговец, – это несколько сбивает рабочий настрой.

– Говорят, его поймали на границе… – осторожно начал профессор и посмотрел на меня с внимательным сочувствием.

Я пожала плечами. Больно не было. Трион получил по заслугам, и если я от чего и страдала, так это от собственной глупости и недальновидности. Было обидно, что не смогла раскусить его раньше.

– Каждый преступник должен понести наказание за содеянное, – уверенно ответила я.

– Так ли это? – Норис фон Лифен коварно улыбнулся. Он любил ставить перед студентами провокационные задачи. Только вот для меня в данном вопросе не было компромиссных решений. – Возможно, есть случаи, когда преступника можно оправдать? – продолжил он.

– Безусловно. – Я не стала спорить. Поднялась и начала закладывать ручки и тетради в сумку. – И все эти случаи прописаны законодательно.

– Уважаю вашу точку зрения. – Профессор кивнул. – Но все же, поразмышляйте дома над данным вопросом. Это ваше задание на следующую неделю.

– Хорошо.

Я попрощалась и вышла за дверь. Такие встречи после пар стали нормой. Пока мы не определились с темой моей квалификационной работы, но подобные индивидуальные занятия позволяли выявить мои сильные и слабые стороны. Мне нравилось беседовать с умным и внимательным человеком. Рядом с ним я чувствовала, что могу добиться в жизни большего, чем мне пророчили. А Норис фон Лифен со временем обещал перейти от теории к практике. Поговаривали, он был неплохим менталистом и в совершенстве владел своим даром, но, как и принято, не афишировал его специфику и уровень силы.

Именно из-за этих занятий, а не по какой-то другой причине, я до сих пор не дошла до Кэлза. Хотя и минули уже все оговоренные сроки. Я даже домой заезжать не стала. Отправилась к парню, но не учла, что сегодня последний учебный день перед выходными, Кэлз ждет меня уже почти неделю. А когда он ждет слишком долго, обычно бывает зол и пьян.

Музыку я услышала издалека. Тогда же увидела и вспышки света над территорией особняка, принадлежащего родителям Кэлза. Наверное, не стоило искушать судьбу, и нужно было повернуть обратно, но я зачем-то остановила платформу и замерла перед распахнутыми настежь воротами.

Похоже, Кэлз решил переплюнуть самого себя и организовать здесь самую масштабную вечеринку тысячелетия. Даже та, на которой погибла Брил, не настолько поражала размахом.

Народу собралось тьма-тьмущая. Многих я знала и ни с кем не была дружна. Даже отсюда я видела фонтан, в котором с визгом купались две великосветские леди. Элементали в этот раз были воздушные. Видимо, опыт с огненными джиннами Кэлз запомнил хорошо и урок усвоил. То тут, то там вспыхивали магические фейерверки. Короче, обычная тусовка богатеньких бездельников.

Я уже собралась поворачивать назад, когда кто-то больно вцепился мне в плечо и пьяно завопил, перекрикивая толпу.

– Смотрите, какая птичка залетела в нашу клетку? Айрис Фелл! Яд!

Марриса я узнала сразу же и поняла, что ничего хорошего меня не ждет. Он еще помнит свое позорное падение в столовой в первый учебный день. Если бы он был один, я бы смогла вывернуться, но парню на помощь тут же пришли еще дружки и меня грубо поволокли в толпу.

– Мы тебя не звали, Яд! – прошептал он мне на ухо, и я поморщилась от запаха перегара. – Зря ты сюда сунулась! Никто не помешает нам повеселиться.

– Мечтай, мелкий ублюдок! – зашипела я и со всего размаха припечатала его ногу каблуком. К счастью, я любила шпильки.

– Дрянь! – завопил Маррис и попытался ударить, пока его друг удерживал мои руки, но я уже разозлилась. И послала ментальный удар, заставив парня взвыть и зажать руками виски.

Мы привлекли внимание. Толпа, жаждущая зрелищ, хлынула в нашу сторону.

– Что здесь происходит? – Клэр королевой выплыла вперед. Сегодня она была в ярко-розовом, и, как ни странно, этот опасный цвет ей шел. Оттенял персиковый оттенок кожи, подчеркивал плавные изгибы фигуры. Светлые локоны были уложены на манер Брил спиральными волнами, спускающимися по плечам и спине. А на лбу была закреплена маленькая диадемка – тоже очень знакомая. Я сомневалась, что она принадлежала ее умершей подруге, но стиль Брил Клэр скопировала точно. Мне стало интересно – это сделано осознанно или нет? И чего больше всего хочет девушка – славы и популярности мертвой подруги или внимания ее парня.

– Эта тварь… – зашипел Маррис сквозь боль. – Ты видишь, что она творит?

– Потому что ты придурок, Маррис! – безжалостно припечатала Клэр. – Захотел потешить свое больное эго, делал бы это где-нибудь в подворотне, а не на вечеринке, где столько глаз!

– Это твой метод, да Клэр?! – выплюнула я, ослабив ментальную атаку, потому что силы заканчивались.

– Ты действительно неблагодарная дрянь! – безразлично отозвалась девушка и отступила. – Если ты не заметила, я спасла тебя от унизительной публичной расправы. Но ты же Яд, не можешь просто сказать «спасибо». Похоже, в детстве таких не учат вежливости.

Я скривилась, потому что в ее словах была истина, но, естественно, не стала просить прощения. Руки, удерживающие меня за плечи, ослабили хватку, и я, развернувшись, сильно пнула парня по сухой кости, он захлебнулся воплем, взглянул на меня с ненавистью, но ударить, видимо, постеснялся. Потасовка привлекла внимание гостей вечеринки. Нас обступили плотным кольцом.

– Любишь же ты устраивать эффектные появления! – фыркнула Клэр. – Не понимаю, зачем ты вообще сюда приперлась? Тебя тут не ждут.

– Не имей привычки говорить за меня, Клэр! – Кэлз появился, как всегда неожиданно и с огоньком, обнимая одной рукой хихикающую девицу, а другой бутылку с выпивкой. – Она ко мне!

– Вот не уверена в этом! – Я покачала головой, но Кэлз, отцепившись от девицы, схватил меня и прижал к себе. – Нет уж! Ты уже пришла! Я ждал неделю – это долго! – отозвался он и сквозь потрясенную толпу потащил меня в сторону дома.

А я думала о том, что завтра на трезвую голову парень пожалеет о громких заявлениях. Да и я последствиям буду не рада. Впрочем, мне всегда было наплевать на эту толпу.

Когда мы зашли домой, Кэлз очень резко протрезвел и перестал шататься. Его взгляд прояснился, и парень с раздражением отставил початую бутылку на полку у зеркала в холле. Перемена была настолько резкой, что даже я опешила. Теперь поведение Кэлза и двусмысленная фраза виделись совершенно под другим углом.

Парень выглядел невыспавшимся, уставшим и, правда, не был кристально трезв, но и не пьян. Вполне адекватен и собран.

– Присаживайся! – Он деловито кивнул в сторону дивана. Я злилась, поэтому не спешила следовать указанию.

– А что не сразу укладывайся? К чему весь балаган там, на улице, а, Кэлз?

Агрессия, которую я не выплеснула на Марриса, сейчас рвалась наружу.

– Ну, во-первых, я действительно ждал тебя почти неделю. – Парень прошел к камину и, щелкнув пальцами, зажег огонь, хотя холодно не было. – А договаривались мы на два дня, а во-вторых… Яд, кто-то из этих вечно улыбающихся и хорошо знакомых мне людей убил Брил. Половина парней мечтала затащить ее в постель, а половина девчонок люто завидовала! И тот, кого ненависть сожгла изнутри, ее убил! Я не хочу, чтобы они подозревали о расследовании. Поэтому мое поведение вполне логично. Пусть лучше считают, что мы встречаемся или что-то типа того.

– В целом ты прав, – согласилась я, хотя очень хотелось вмазать по красивой самоуверенной физиономии. Вот почему нельзя подумать о ком-то, кроме себя. – Но… не собираюсь становиться разменной монетой. Ты не хочешь афишировать, что расследуешь со мной смерть своей девушки. Тогда кем ты хочешь меня выставить перед друзьями. Заменой Брил?

Я специально выбрала эту формулировку, чтобы задеть за живое, и попала в цель. Кэлз помрачнел, дернулся как от удара, а на щеках заиграли желваки. Теперь он тоже злился.

– Конечно, нет! – Я не скрывала иронию. – Разве могу я хотя бы присесть у ног ее пьедестала?!

– Ее пьедестал ни при чем! – зашипел парень, взял с полки бутылку и сделал большой глоток.

– Нет, Кэлз, очень даже при чем. – Я ответила очень тихо, чтобы к словам приходилось прислушиваться. – Сохраняя инкогнито таким образом, ты подставляешь меня. Никто не поверит, что ты забыл Брил… точнее, что после Брил ты выбрал меня. А это значит…

– Что значит, Яд?

– Это значит, что я для тебя очередное развлечение на пару ночей. Тебе да – удобно. Можно появляться со мной везде, не опасаясь подозрений. Все будут заняты обсуждением. Не нас, не возможного романа, а моего поведения и того, что я показала истинную сущность. От меня и так давно ждут, что я прогнусь под существующую систему, ваши порядки, стану не такой же – хуже. Что может хотеть девочка из бедного квартала? Правильно. Найти себе богатого покровителя.

– Прости… – Кэлз, казалось, был несколько смущен. Похоже, до него дошло, как этот так называемый роман отразится на мне. Слухи и так пошли. Сыграли роль и мои отношения с Трионом, которого я подставила, частично вернув в глазах общественности привычный имидж, и посещение ночного клуба с Кэлзом. Сегодняшнее же выступление парня заставит их вспыхнуть с новой силой.

– Я не желаю в этом участвовать! – категорично заявила я. – Мне наплевать на тебя, твоих дружков и на то, что они подумают обо мне. Но я выживаю лишь благодаря тому, что очень четко следую своим принципам. Я никогда не буду развлечением для богатенького мальчика – пусть даже не по-настоящему, а лишь в глазах других. А поэтому, протрезвеешь, найдешь меня сам!

Я махнула рукой и направилась к выходу. Чего я не могла предположить, так это, что Кэлз кинется следом.

Я выскочила из дома, налетела на шатающегося Марриса и, не церемонясь, оттолкнула его с дороги, он попытался, размахивая руками возмутиться, но следом за мной выскочил взъерошенный Кэлз и снес друга с пути.

Маррис с воплями отлетел к стене, но Кэлз даже не подумал остановиться – следовал за мной. В нашу сторону заинтересованно смотрели несколько глаз, и это мне не нравилось. Я планировала уйти тихо, но сейчас видела – вряд ли получится. Поэтому ускорила шаг, стараясь не налететь ни на кого из присутствующих.

– Яд! – орал Кэлз, и в его голосе снова промелькнули пьяные нотки, а вот этого я простить не могла. Остановилась как вкопанная, так что он едва не налетел на меня, и резко толкнув руки с волной силы вперед, прошипела:

– Нечего тащиться за мной! Видеть тебя не хочу!

Парень отлетел к бортику фонтана, чувствительно приложившись спиной о каменный парапет, а я развернулась и пошла к выходу, услышав в спину:

– Все равно никуда не сбежишь от меня, Айрис!

– Пошел ты! – выругалась я и, хлопнув дверью, села в платформу. Чувствовала себя полной дурой. Как я вообще могла подумать, что с Кэлзом можно иметь что-то общее? Он же идиот и не пытается это скрывать. Его выступления запомнят все, а для особо забывчивых остальные обязательно сделают магснимки, и теперь в колледже точно будут считать, что у нас что-то есть! Убила бы мерзавца!

Сложно сказать, насколько сильно меня задело поведение парня. Безусловно, я злилась. Более того, я была просто в бешенстве, и если бы он сейчас попался мне на глаза, наверное, убила бы или сильно покалечила. Но вот удивлена я не была. В этом весь Кэлз – богатый, избалованный эгоист, который всегда делает все по-своему и в своих интересах.

Да, он выставил меня не в очень хорошем свете. Ни к чему были слухи о романе с ним. Но если подумать… ему тоже они были совершенно не нужны. Парень плевал на общественное мнение и сильнее, чем я.

Я выехала на широкую дорогу, ведущую по побережью океана в менее респектабельную часть города, расположенную ровно посередине между элитным Золотым пляжем и трущобами.

Платформы так поздно здесь встречались редко – эта часть трассы находилась, можно сказать, за городом. Света было мало – власти экономили на магических светильниках и вместо того, чтобы освещать путь платформам, ярко-желтые, размером с голову шары лишь кое-где висели на обочинах.

Я не любила эту дорогу ночью, и сегодня дурное предчувствие липким комком свернулось в груди. Мимо проплывали только огромные валуны, в незапамятные времена, скатившиеся с гор, а по правую руку простиралась широкая песчаная коса самого длинного в Меррии пляжа – Золотого.

Я отдала мысленный приказ кристаллу управления, и платформа прибавила скорость. Ехать так быстро близко к кромке воды было опасно, но страх гнал вперед, а внутреннему чутью я привыкла доверять.

Там среди пьяной толпы я видела Роксину, девицу, которая положила глаз на Кэлза. Она уже попыталась однажды на меня напасть и сейчас снова могла отправить кого-то по моему следу.

Однако из-за очередного поворота неожиданно вынырнули не големы, принадлежащие избалованной девице, а воздушники на маленьких, юрких и похожих на блины платформах. Я уже и забыла об этой угрозе, думала, то нападение после вечеринки на пляже было разовым, но, оказывается, нет.

Я еще больше ускорилась, но оторваться на моей тарантайке от скоростных «блинов» было нереально. Нападающие умело управляли воздушными потоками. Мою платформу закрутило, унесло от воды и откинуло на скалы – защита сработала безукоризненно, и платфома словно врезалась в воздушную подушку, которая смягчила удар. Плотные ремни удержали мое тело, но я все равно приложилась виском о боковое стекло. Перед глазами потемнело. Платформу крутануло еще раз, она перевернулась через крышу и замерла. Удар даже смягченный сильной защитой оказался чувствительным, и я на миг потеряла сознание. Правда, в себя пришла почти сразу же и, испытывая сильнейшее чувство дежавю, попыталась выбраться из раскуроченного транспортного средства.

В отличие от прошлого раза, снаружи меня поджидала не только окутавшая побережье ночь, но и еще пятеро воздушников, балансирующих на платформах-блинах. Я не стала даже пытаться выяснить, что им от меня нужно. Дрожащей рукой нащупала кнут на поясе и послала мощный ментальный импульс. Целилась чуть ниже колен, намереваясь сбить противников с ног. Трое оказались не подготовлены к атаке и кубарем улетели в песок. Я надеялась, что приложила их хорошенько, и сию минуту они не поднимутся. Двое других просто подались чуть вверх, чтобы волна силы прошла ниже, под платформами, и приблизились ко мне. Я замахнулась кнутом и почти достала одного, но моментально получила в плечо шипящим потоком уплотнившегося воздуха. Всхлипнула и отлетела назад к камням, больно припечатавшись спиной к скале. С воздушниками было сложно тягаться. Порывы ветра швырнули в лицо пригоршню камней – останутся синяки, а на губах чувствовался солоноватый привкус – кровь.

Парни слезли с платформ и приблизились. Я ударила снова, но наткнулась на воздушный щит – они подготовились к встрече.

– Тебе велели передать… – шепнул один, наклонившись близко к моему лицу. – Ты играешь не на той стороне. Убирайся из города!

– На какой «не на той»?! – крикнула я, но в ответ получила только каменный град, который выбил воздух из легких, заставил закричать и закрыть голову руками, один из камней ударил в висок, и я почувствовала, как уплываю в беспамятство.

Приходила в себя медленно и тяжело. С тошнотой, раскалывающейся головой и привкусом крови во рту. Было темно, свет давали только яркие звезды над головой. Я осторожно повернулась, пытаясь усесться поудобнее, и зажгла перед собой маленький светящийся шарик. Он почти не рассеивал густую тьму, но на большее я была не способна.

Я находилась все там же. У каменных глыб чуть в стороне от дороги. Моя платформа валялась на крыше неподалеку, и я сомневалась, что это транспортное средство получится отремонтировать еще раз. Сегодня она точно никуда не доедет, да и я не смогу даже себя загрузить в нее. Единственный шанс попасть домой не утром, когда трасса оживет, а сейчас – это позвать кого-нибудь на помощь. Лучше кого-то из менталистов, но я не была ни с кем из наших близка. По сути, из друзей у меня одна лишь Тэсса, но она не услышит зов, так как не обладает магией. Перебирая в голове имена, я поняла, что есть лишь один человек, который вряд ли бросит до утра и сможет понять, откуда зов. Если менталистов учили передавать мысленные сигналы, то боевиков тренировали их улавливать.

Я привалилась к камням и старательно начала выводить изумрудными линиями своей силы в воздухе слово «Кэлз».

Не знаю, услышал ли он мой зов, но я вложила в него все оставшиеся силы и прикрыла глаза, погрузившись в беспамятство. Мне давно не доставалось так сильно. Обычно получалось избежать физической расправы, признаться, я не очень хорошо переносила боль. Но к счастью, как правило, могла постоять за себя или сбежать. Сейчас же, похоже, ввязалась во что-то серьезное, раз за мной отправили такую команду. Самое неприятное, я действительно не поняла предостережение. Что имели в виду воздушники? Это как-то связано с серым дурманом и Трионом или же со смертью Брил? Или еще с чем-то? Связано ли это нападение с прошлым? От сотни вопросов снова начало тошнить, и я постаралась отрешиться от неприятных мыслей. В любом случае, не могла сейчас ни в чем разобраться. Было слишком плохо.

Время тянулось медленно, ускоряясь лишь тогда, когда я ненадолго теряла сознание. Я не могла сказать, прошло десять минут или три часа. Вряд ли больше, так как меня окружала кромешная темнота.

Я уже посчитала, что либо Кэлз на меня вполне обоснованно злится, либо просто не уловил зов, но тут услышала откуда-то с дороги громогласное: «Я-а-а-ад!» и хрипло отозвалась. Это действие отняло остатки сил, и я не могла даже пошевелиться, когда Кэлз подбежал ко мне, подсвечивая дорогу мощным пульсаром.

– Яд, тебе не кажется, что история повторяется? – поинтересовался парень, подхватывая меня на руки. Я вцепилась ему в плечо и почувствовала под пальцами вздувшиеся бугры мышц и шелк. На парне была уже знакомая пижама. – Ты разбиваешься на своем доисторическом тарантасе, а мне приходится садиться пьяному за кристалл управления. Только в этот раз, прости, но поедем ко мне. До тебя слишком далеко.

– И пижамка та же, – едва слышно добавила я и снова начала уплывать в беспамятство.

– Я, конечно, безмерно рад, что тебе запомнилась моя пижамка, но сейчас ты выглядишь намного хуже, чем в прошлый раз. Тебя словно били!

– Почему словно? – горько усмехнулась я и все же отключилась.

Я пришла в себя и почувствовала, что больше ничего не болит, а тошнота отступила. Это было странно и необычно. Мне казалось, самочувствие после ночных происшествий должно быть значительно хуже.

Я медленно повернулась на бок, откидывая одеяло, и открыла глаза. Впрочем, сразу же закуталась вновь и, подскочив, отползла к изголовью кровати. Причин для испуга имелось две. Во-первых, я находилась явно не у себя дома. Никогда не питала страсть к похожим на поле для игры в фаербол кроватям и шелковому белью цвета ночного неба. Во-вторых, я была раздета. Точнее, почти раздета. Отсутствовали штаны, сапоги и плотный корсет. Я осталась в тонкой, доходящей до середины бедра, тунике.

А еще напротив меня в кресле, развалившись, сидел Кэлз и смотрел из-под опущенных ресниц. На тонких губах застыла усмешка.

– Да, Яд, не паникуй – ты в моей кровати, и я тебя раздел, – ничуть не смущаясь, пояснил он. – Мне стало жаль постельное белье. Ты была слишком грязная. И заметь, я поступил как радушный хозяин – уступил тебе свое законное место. А ты меня оставила один раз ночевать в кресле, а другой – на неудобном диванчике.

Я потеряла дар речи. Просто не знала, что ответить нахалу. С одной стороны, он откликнулся на мой зов, вытащил из неприятностей и привез к себе. Судя по всему, даже на целителя потратился или израсходовал какое-то дико ценное зелье, ничем другим мое состояние объяснить было нельзя. С другой… он меня раздел и уложил к себе в кровать!

– Ну, рассказывай, во что ты вляпалась на этот раз, Яд? – поинтересовался Кэлз с усмешкой. Он явно чувствовал себя хозяином положения. Мне это не нравилось. Я вообще не любила ситуации, в которых находилась не на коне. Поэтому после минутного раздумья откинула в сторону одеяло, разумно предположив, что если Кэлз хотел рассмотреть меня, то он сделал это, пока раздевал, поднялась с кровати, потянулась со вкусом и уселась в кресло напротив парня, водрузив ногу на ногу.

Я отдавала себе отчет, как выгляжу. Свободная блуза из тонкого материала струилась по телу, почти ничего не скрывая. Широкий ворот сполз с одного плеча, а подол заканчивался на уровне середины бедра.

Кэлз отреагировал так, как и любой парень на его месте, – судорожно сглотнул, скользнул взглядом по моим ногам и тут же зло прищурился и произнес:

– И к чему это выступление, Яд? Ты собираешься меня соблазнить?

Соблазнять я его не собиралась, но зато и от необходимости отвечать на провокационный вопрос сразу оказалась избавлена. Вместо этого поинтересовалась:

– Может быть, кофе предложишь даме, раз уж уложил к себе в постель?

– Может, и предложу… – Кэлз пожал плечами и в воздухе перед собой вывел несколько знаков.

Я поморщилась. Совсем забыла о том, что парень принадлежит к высшему сословию, а значит, и сам не будет наливать кофе. Позовет кого-то из обслуги.

Я знала, что аристократы не стесняются своих слуг, считая их чем-то вроде мебели. Но мне стало неуютно. Все равно же люди. С глазами, ушами и, самое главное, с болтливым языком.

– Тебе лучше одеться! – мимоходом бросил Кэлз, после того как перед его лицом вспыхнули светящиеся символы.

– Да? – Я приподняла бровь, испытывая торжество. – Тебя смущает мой вид?

– Нет. – Парень пожал плечами. – Можешь ходить так. Мне нравится. Только накрыли нам в малой гостиной. Дома родителей, конечно, нет, но есть мой старший брат. Думаю, он твой вид тоже оценит.

– Брат? – Язвить расхотелось, как и разгуливать в провокационном наряде. – Я не знала, что у тебя есть брат.

– Старший. Сводный. Незаконнорожденный. Еще до брака с мамой. А не слышала ты о нем, во-первых, потому что мы не очень с тобой близки, во-вторых, потому что он сначала учился, потом служил и вернулся относительно недавно, ну а, в-третьих, мне невыгодно афишировать это родство. Ему тоже. Он давно живет один и тут бывает набегами.

– Не ладите? – предположила я.

– Почему же? Мы вместе росли, не сказать чтобы друзья – все же больше десяти лет разницы, но и не конфликтуем.

– Почему же невыгодно афишировать?

– Пойдем завтракать. Если он еще не уехал и захочет появиться, поймешь. А так не забивай себе голову. Просто надень штаны.

– Я их не снимала! – заявила исключительно из упрямства.

– Ну хочешь, я помогу? – хищно поинтересовался Кэлз и встал. Признаюсь честно, я позорно сбежала.

Правда, упаковываться в корсет не стала, да и был он изрядно порван. Я даже не знала, когда именно он пришел в негодность. То ли когда я вылезала из машины, то ли позже, когда пыталась спастись под градом камней. А в свободной блузе и кожаных штанах я смотрелась лишь немного приличнее, чем без штанов. Так как без корсета блуза не могла сойти за короткое платье с подолом, надетое поверх брюк. Она оставалась блузой, к тому же слишком откровенно обрисовывающей грудь. Даже распущенные, перекинутые вперед волосы не сделали меня приличней. А ведь еще в таком виде домой добираться. О том, что на общественном транспорте, я вообще предпочитала не думать.

– Яд! Ну? Ты долго? – стенал под дверью Кэлз, пока я пыталась привести себя в приличный вид.

– Вот скажи мне?! – Я резко распахнула дверь и встретилась с несчастным взглядом прозрачных светло-серых глаз. – Что ты ко мне пристал? Терпения совсем нет?

– Яд, я хочу есть! – обвиняюще заявил парень. – Сначала мне пришлось вставать среди ночи и мчаться тебя спасать. При условии, что я вообще не знал, где искать, квест был еще тот. Я мог только примерно предположить, в каком направлении двигаться. Потом пришлось ждать лекаря, потом платить ему тьму денег за то, чтобы он не настучал родителям. А потом плавно пришло утро, и я понял, что голоден. А ты брюки надеваешь уже пятнадцать минут.

– Я отдам деньги. – Меня словно полоснули ножом.

Эти траты на целителя накладывались на мысли о том, что придется искать новое транспортное средство. И вообще я не любила быть кому-то должна. А уж оказаться в долгу перед Кэлзом совсем не хотелось.

– Нет! – Парень поморщился. – Зачем мне твои деньги? Я хочу есть. И можно спать, и еще изучать жука, и чего я точно не хочу, так это ждать. Пошли уже.

– А твой брат там? – поинтересовалась я, все еще переживая о своем внешнем виде.

– Представления не имею, где мой брат! Где-то в доме. А дом такого размера, что я иногда, даже если хочу найти маму, не всегда могу это сделать. Пока ищешь, забудешь, зачем это надо. Но ты не переживай, сейчас нам недалеко.

Кэлз не обманул. Путешествие до малой гостиной не было долгим, только вот я чувствовала, что нахожусь не в доме, а в музее. Это раздражало. Последний раз в такие интерьеры я попала, когда очутилась на приеме у градоначальника. Туда пригласили всех поступивших в Меррийский колледж магии. Тогда мне не понравилось. Я чувствовала себя жалкой и бедной и тогда же решила, что обязана выделиться в толпе богатых снобов. Сейчас все повторилось заново, и я сделала для себя отметку – встречаться с Кэлзом на своей территории. Там, где я на своем месте и не терзаюсь комплексами.

К счастью, сама гостиная и правда оказалась маленькой, и к ней примыкала терраса с видом на бушующий у горизонта океан. Дом Кэлза стоял на возвышенности. Вода, до которой было довольно далеко, отсюда казалась близкой. Вот тут мне нравилось.

– Вижу, тебя впечатлило? – поинтересовался парень, и я не стала скрывать.

– Кэлз, меня впечатлило не только это. Я в очередной раз убедилась, что мы принадлежим к очень разным мирам.

– Они ближе, чем ты думаешь, – отозвался парень и голодным коршуном оглядел сервированный стол. Выбрал среди тарелок жертву и накинулся на блинчики. Долил в кофе молоко и положил себе джем в тарелку. Ел он совсем не аристократически – будто его не кормили неделю. На мой недоуменный взгляд, чавкая, ответил.

– У меня растущий организм. Мне нужно.

Я сама с утра есть не могла, поэтому ограничилась таящим во рту маффином и кофе. Еще не смогла удержаться от дегустации клубники в сливках. Она меня манила, и в итоге я съела почти всю тарелку.

К счастью, голодный Кэлз имел одно неоспоримо прекрасное качество – он молчал и не задавал мне сотню неприятных вопросов. Но, увы, голод прошел, и Кэлз, отхлебнув кофе, на сей раз без молока, поинтересовался:

– Итак, что вчера произошло?

Я посмотрела в холодные, льдистые глаза и поняла – от ответа на сей раз уйти не получится. Впрочем, сейчас я была готова. Не очень хотела делиться с Кэлзом своими проблемами, но он меня спас, а значит, имел право знать.

– То, что и по дороге с вечеринки на пляже, – заметила я и замолчала.

Не любила разговаривать на такие темы. Мне всегда казалось, что это я виновата. Было неприятно, что не смогла, не справилась, оказалась беззащитной и слабой.

– То же? – Кэлз удивился и моих внутренних терзаний не заметил. – Я думал, ты в прошлый раз обдолбалась и не справилась с управлением. Но сейчас ты была не под наркотой и трезва…

– И тогда, и сейчас на меня напали воздушники. Предположительно из банды Грейсона. Тогда они просто скинули меня с трассы. Сейчас… – Я поежилась и невольно приложила руку к щеке. Кэлз нахмурился, и на его лице промелькнула такая злость, что мне на миг стало страшно.

– Они что-то сделали с тобой? – поинтересовался он свистящим шепотом.

– Оставили предупреждение и осыпали градом камней.

Я пожала плечами. Вдаваться в подробности не хотелось. Как и вспоминать случившееся.

– Что за предупреждение? Не заставляй вытаскивать слова из тебя клещами, Яд.

– Сказали, что играю не на той стороне…

– Трион и наркотики? – уточнил парень сосредоточенно. Темные тени от длинных ресниц легли на скулы.

– Не знаю. Понимаешь ли, я не успела пока об этом подумать. Некогда было. – Комментарий вышел излишне язвительным, но я действительно устала от допроса. Сама пока ничего толком не знала, и строить предположения сейчас не хотела. Нужно было все как следует осмыслить, а лучше зарисовать.

– Что собираешься делать?

– Сегодня же выходной? – поинтересовалась я, точно зная ответ.

– С утра был… – осторожно заметил Кэлз.

– Ну, значит, сегодня постараемся расшифровать запись жука-следилки. Как тебе такой план?

– Я имел в виду, что ты собираешься делать с нападением?

– Я поняла, что ты имел в виду, Кэлз. Но я не знаю, что это было и к чему имеет отношение. Нужно подумать. Нельзя кидаться с головой в омут.

– Ты ведь знаешь этого Грейсона, не хочешь спросить у него? – Видимо, Кэлз не собирался от меня отставать. А я не хотела продолжать тему и не знала, как от нее уйти, не нахамив. Пришлось пояснять:

– В том-то и дело, что я уже спрашивала. И прежде чем идти к нему еще раз, нужно узнать больше. Пока нет темы для разговора. Я знаю, что он мне ответит.

– И что же?

– То, что сказал в прошлый раз. Меня заказали, и он не может, да и не хочет, запретить своим людям брать заказы. Чтобы вытянуть из него больше, нужно больше и знать. А сейчас закроем эту тему. Ты готов сегодня узнать, какую информацию скрывает жук?

– Конечно. Подождешь, я переоденусь?

Все же Кэлз был на редкость сообразительным и точно знал, когда нужно заткнуться. Ценное качество.

– Конечно, подожду! – Я улыбнулась. – Ведь мы поедем на твоей платформе. Моя, как понимаешь, теперь уже долго никуда не поедет.

– Не лги себе, Яд! – усмехнулся Кэлз, поднимаясь из-за стола. – Твоя вообще больше никуда не поедет. Она свое откатала. Причем еще в прошлом веке. Забей!

Я хмыкнула и не стала продолжать бессмысленный разговор. Зачем? Деньги для Кэлза были пустым звуком. Парень привык, что они есть всегда и в нужном количестве. Пришла в негодность платформа? Какие проблемы? Просто нужно купить новую.

Хлопнула дверь, возвестив о том, что Кэлз ушел. Я налила себе еще кофе из кофейника. Напиток все так же был горячим и ароматным, магия не давала ему остыть, воровато оглянулась и, убедившись, что поблизости никого нет, сделала то, о чем мечтала с начала завтрака, – водрузила ноги на белоснежный поручень, который служил заборчиком, ограждающим террасу.

С чашкой кофе в руках и рассматривая темную полоску океана вдалеке, я чувствовала себя почти уютно, правда недолго. Послышался звук открывающейся двери, я, не меняя положения, лениво обернулась, предполагая, что это Кэлз собрался так быстро, и замерла в нелепой позе, покачиваясь на двух ножках стула и норовя упасть. Того, кто застыл в дверях, я увидеть никак не ожидала. Он, судя по удивленному выражению лица, тоже.

Я только сейчас поняла, насколько они похожи. Норис фон Лифен был брюнетом, и это его отличало от Кэлза, а так… тот же разрез глаз и очень характерная линия губ. Их сходство было очевидным и в то же время незаметным с первого взгляда.

Я поспешно постаралась принять подобающую позу и даже руки на коленях сложила, но подозреваю, выглядеть приличнее от этого не стала. Вот неужели Кэлз не мог предупредить? Я бы сбежала! Хотя… конечно же, не мог. Это Кэлз! Ему доставляет удовольствие ставить людей в неловкое положение.

– Хорошего дня, Айрис! – поприветствовал меня преподаватель. – Честно сказать, не ожидал вас обнаружить с утра в доме своего брата.

Норис фон Лифен, видимо, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он был одет в свободную белую рубаху, очень похожую на мою, и плотные темно-серые брюки. Обычно тщательно уложенные волосы пребывали в беспорядке, а в руках преподаватель держал небольшую белую кружку. Похоже, он недавно встал, так как вид имел слегка помятый и сонный. Интересно, он тоже отрывался на вечеринке, устроенной Кэлзом?

– И вам доброго утра. Я сама себя не ожидала здесь увидеть… – пробухтела я, молясь, чтобы как можно скорее вернулся Кэлз.

Вообще ситуация вышла совершенно неприятной и глупой. Я не могла начать оправдываться, так как искренне считала, что не преподавательское дело, где я провожу свои ночи. Но и то, что он явно подумал, мне не нравилось.

– Норис, сбавь тон. Ты не на занятиях. Даже мне захотелось перед тобой оправдаться! – с усмешкой заявил Кэлз, показавшийся в дверях, и я была искренне рада его появлению. Находиться наедине с руководителем собственного проекта было неуютно. Я предпочитала для встреч официальную обстановку.

– Ну, так не сдерживай свои желания, Кэлз. Иногда полезно покаяться в грехах, – ехидно отозвался брюнет и присел на стул напротив меня, по-хозяйски подвинув к себе тарелку с маффинами.

– Не буду я отчитываться перед тобой. Из чистого упрямства.

Кэлз гордо вздернул подбородок, и я поняла, что борьба за пальму первенства между этими двумя идет постоянно и пока лидирует в противоборстве не Кэлз. Все же он был слишком мальчишкой, а его брат уже мужчина – уверенный, состоявшийся, красивый.

– А теперь извини, брат, нам пора.

С этими словами парень схватил меня за руку и потащил к выходу. Вот зачем, спрашивается? Чтобы Норис фон Лифен окончательно убедился в том, что между нами что-то есть?

– Кэлз, ты понимаешь, что он подумает?! – прошипела я, едва мы вышли с террасы в малую гостиную, выдержанную в сиренево-голубых тонах.

– Айрис, не будь наивной, все, что можно, он уже подумал. Расслабься. Мне казалось, тебе все равно! Ты никогда не производила впечатления неуравновешенной паникерши. Подумаешь, препод предположил, что ты провела страстную ночь с парнем. Это проблема?

– Не просто препод, Кэлз! – возмутилась я. – Он курирует мою работу. Он – мой единственный шанс попасть в универ. У тебя-то понятно, давно там место забронировано, поэтому ты такими вещами, безусловно, не заморачиваешься.

– Прости… – извиняться, кажется, вошло у него в привычку. – Но Норис он нормальный и без нелепых предрассудков. Вряд ли то, что он увидел сейчас, как-то повлияет на его отношение к твоим работам. А почему ты решила писать у него? Мне казалось – история тебе не очень подходит…

– Кэлз. – Я устало вздохнула, понимая, насколько у нас разное положение. – Это ты можешь выбрать тему и преподавателя. Меня никто не горит желанием брать к себе в ученицы. Он предложил сам, сказал… – Я замолчала, но потом решила, что терять все равно нечего и закончила: – Он должен был курировать работу Брил, но…

– Брил? – Кэлз усмехнулся и даже остановился посередине холла, не дойдя до входной двери всего несколько метров.

– Что смешного? – Я не поняла, а Кэлз не спешил пояснять. Он двинулся размашистым шагом в сторону двери, а потом по мощеному двору, к припаркованной под навесом красной платформе. Я семенила следом, не успевая за широким шагом.

– Брил не переваривала фон Лифена. – Наконец пояснил парень. – Она считала его глупцом и выскочкой. Очень сомневаюсь, что она собиралась писать у него что-либо. Да и братец не сильно стремился к этому. Одно дело работа в аудитории со студентами. Там можно приравнять всех и не обращать внимания на индивидуальные особенности. Но Брил и Норис были знакомы вне колледжа. Не думаю, что кто-то из них хотел сделать встречи более частыми, нежели два раза в неделю на парах. Хотя… – Кэлз нарисовал в воздухе защитный знак, и платформа отозвалась мелодичным звоном, дезактивировав защиту. – Брил вполне могла наступить на горло симпатиям, если ей это было зачем-то нужно. Только странно, что я об этом узнаю от тебя.

– Ну а зачем Норису врать? – поинтересовалась я. – Про Брил он мне сказал сам. Если честно, это объяснение не повлияло на мое решение никоим образом.

– В том-то и дело, что незачем, – мрачно отозвался парень.

Я понимала его настроение. Получается, что врала или просто недоговаривала Брил. Интересно почему? Впрочем, быть может, она просто не успела поделиться своими планами с Кэлзом. А может быть, Норис не успел сделать предложение, но предполагал, что Брил согласится? Такой вариант тоже исключать было нельзя.

– Куда мы поедем? – поинтересовался Кэлз, подозреваю, чтобы сменить тему разговора.

Парень приказал воротам открыться и выкатил на оживленную магистраль.

– Чувствую себя повелительницей Кейптона, – хмыкнула я. – У меня в шоферах Кэлз фо Агол.

– Не зарывайся, Яд. Сейчас пойдешь пешком. Я и без тебя найду того, кто расшифрует жука!

– Безусловно, но это будет не так быстро и не так точно. Мои источники надежнее, – парировала я и назвала адрес.

Мы добрались до места назначения довольно быстро. Кэлз был королем и тут – королем дорог. Днем его яркой, маневренной платформе уступали дорогу, едва она приближалась и пристраивалась «на хвост» движущемуся впереди транспортному средству. Вел Кэлз очень агрессивно, даже мне иногда становилось неуютно, хотя я видела – парень не лихачит. Он движется с комфортной для себя скоростью и полностью контролирует ситуацию.

Квартал Ариум принадлежал ремесленникам и мелким торговцам – широкая мощеная улица тянулась словно мост между Золотым пляжем и районом, в котором жила я, и была вся усыпана, словно горошинами лавочками, мастерскими и магазинчиками. В выходные дни здесь сновали толпы людей. Торговцы зазывали к себе, с удовольствием демонстрируя товар; прямо на улице ремесленники создавали артефакты, а по воздуху тянулся запах дыма, корицы и лекарственных трав – зелья варили здесь же.

В Ариуме царила своя особая атмосфера, к которой невозможно привыкнуть сразу. Слишком много народа, запахов и звуков. Я еще в детстве с отцом приходила сюда каждые выходные. Иногда по делам, иногда за безделушками и ингредиентами для мамы, поэтому довольно свободно чувствовала себя в условиях рыночной кутерьмы, в отличие от Кэлза.

– Ты меня привела на толкучку! – Парень уворачивался от потока людей мастерски, но по сторонам смотрел с ужасом.

– Неужели ты не был здесь ни разу? – удивилась я. Думала, это место знаковое для нашего небольшого города и тут хоть раз побывал каждый житель Кейптона и приехавший турист.

– А что бы я здесь забыл? Не подскажешь? – парировал парень. Я как-то опасаюсь покупать зелья, сделанные в условиях антисанитарии подозрительными людьми, вероятнее всего, не имеющими диплома.

Мне стало смешно, и я, чтобы не потерять в толпе, взяла парня за руку. В этом жесте не было ни намека на романтизм и сексуальность – обычная мера безопасности. В Ариуме очень легко затеряться, особенно если попадаешь сюда первый раз. Краски, звуки и незнакомая магия сбивают с толку.

Кэлз не сопротивлялся и покрепче вцепился мне в ладонь. Его рука была сильной и теплой, я пожалела, что не в перчатках. Прикосновение ладонями очень уж интимно, хотя в нем нет ничего предосудительного.

Мы брели неторопливо, стараясь не выбиваться из общей скорости людского потока. Не хотелось толкаться, прорываясь вперед. Лишние пять минут ничего не решат, поэтому я никуда и не торопилась.

Рыжий Лис Хён держал небольшую лавку, в которой торговал безделушками – двигающимися магическими игрушками для детей, часами с шестеренками – удивительное сочетание техники и магии; телескопами, глобусами, странными приборами непонятного назначения, в которых слишком много деталей. А еще Хён продавал удивительные артефакты, наподобие новейших охранных систем, и умел вскрывать чужих жуков-следилок, но эти услуги в его лавочке были доступны не для всех.

Но меня он знал и поэтому, когда мелодично пропел колокольчик на двери, вышел встречать сам и расплылся в вежливой, подобострастной улыбке. Я знала, что это всего лишь маска, которая за годы торговли прилипла к лицу, но все же улыбнулась в ответ.

Невысокий худощавый, загорелый до черноты, с ярко-рыжими волосами и хитрым прищуром черных раскосых глаз Хён имел незаурядную, выделяющуюся в толпе внешность и неопределенный возраст. Когда я увидела его в первый раз, то решила, что мужчине нет и тридцати. Потом заметила едва видимые морщинки вокруг глаз, складки у рта и поняла, что больше. Скорее всего, много больше, но вот насколько? Этого я не знала до сих пор, хотя общалась с ним уже около трех лет. Столько же, сколько расследовала разные необычные дела.

– Что на этот раз привело тебя ко мне, красавица? – тепло поприветствовал он меня.

– Дело.

Я подошла ближе, провела рукой по звенящим маленьким камушкам, изображавшим листочки. Они висели на ветвях металлического дерева, которое стояло у входа, сколько я помню свои визиты сюда. Дерево – удивительное произведение искусства – не продавалось. Хён им особенно дорожил и, насколько я помню, сделал не сам.

– Может быть, ты хочешь совершенно уникальные часы? Они могут на несколько секунд остановить для тебя время… – Хён с удовольствием играл радушного хозяина лавки и делал вид, что не понимает, зачем я явилась. Я знала, такая реакция была на Кэлза.

– Нет… я хочу чего-то особенного, – заметила я, все же засмотревшись.

Часы и правда были хороши. Крупные, на мощной бронзовой цепочке и с циферблатом в виде звезды.

– За «особенным» не ко мне. Ты же в курсе, Хён – честный, законопослушный торговец.

– Знаю. Я не требую ничего противозаконного. Мне просто нужна помощь. Необходимо извлечь информацию.

Я протянула руку, и Кэлз вложил в нее жука, заключенного в небольшую склянку.

– Откуда? – подозрительно поинтересовался торговец.

– Ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Неверные жены и любовницы приносят наибольший доход. Там… – Я указала на копошащегося в баночке жука. – Должна быть запечатлена его подружка. – Кивок в сторону Кэлза. – Поможешь?

Хён подумал, поцокал языком, рассматривая маленькое насекомое, сделанное из крошечных металлических деталей и окруженное серебристым ореолом магии, и сказал:

– Непросто. Защита стоит хорошая.

– Было бы просто, я бы справилась сама.

Хён попросил нас погулять, пока он колдует над жуком, и скрылся в подсобке. Кэлз уходить не спешил, но я утянула его, ухватив за рукав.

– Он не вызывает у меня доверия! – заявил парень, когда мы снова попали в бурлящий поток уличной толпы.

– И это правильно, – согласилась я. – Хёна не зря прозвали Хитрый Лис, но он знает свою работу и сделает все в лучшем виде. К тому же это действительно запись из спальни молодой богатой девочки. Даже если он решит взглянуть одним глазком или даже двумя, вряд ли увидит нечто такое, что захочет скопировать себе и перепродать дороже.

– А может поступить подобным образом? – насторожился парень.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Понимаешь, я всегда придерживаюсь одного правила. Если ты даешь кому-то в руки некий материал, готовься к тому, что он может стать достоянием общественности. Это всегда риск. Если бы я думала, что там что-то по-настоящему важное не только для нас, то попыталась бы взломать сама, хотя и не артефактор.

– Вот теперь я дергаюсь сильнее!

– Зря! Или ты предполагаешь, что там может быть?

– Все, что угодно… Ты знаешь Клэр, ее не назовешь приличной и благовоспитанной девушкой…

– Поверь, ее эротические забавы и кайф под мэджем здесь никого не интересуют. Хёна этим не удивишь.

На том мы посчитали разговор законченным и пошли дальше молча. Когда меня задели плечом, а потом сразу же что-то кинули в руки, я поймала автоматически и замерла. Так как в руках у меня замерцал темно-синий, с лиловыми разводами пульсар. Причем я готова была поспорить – пробегающий мимо парень кинул в меня обычными мячиком таким, каким детвора играет во дворе. Когда он успел трансформироваться в смертельно опасную штуку? Отпустишь руки, кинешься в сторону или уронишь на землю, сразу же полыхнет. Впрочем, если продолжишь держать, все равно рванет, только чуть позже.

Люди в Ариуме на такие вещи реагируют однозначно и быстро. Здесь инстинкт самосохранения воспитывается с детства. От меня тотчас отпрыгнули все, кроме Кэлза, и замерли на безопасном расстоянии. Внутри темно-синего, мерцающего шара начал распускаться алый цветок. Я смотрела на него как завороженная и знала, что случится, когда развернется пылающим языком пламени последний лепесток. Всего их было десять.

Впервые я не представляла, что делать, и чувствовала себя от этого беспомощной. Кэлз среагировал сразу, заклинание, которое он начал плести, я видела впервые. Но по уровню энергии, которую парень тянул отовсюду, поняла, что оно из тайного арсенала, доступного потомственным боевикам. Такому даже в Меррийском колледже не научат. Это заклинание, скорее всего, передавалось в семье парня от отца к сыну не одно поколение. Обычно такие вещи не делались в толпе – аристократы тщательно хранили свои тайны и не спешили демонстрировать их простым смертным.

В руках Кэлза сосредоточился смерч – темный, бушующий, со сверкающими молниями, он закручивался в спирали, образовывал вихрь, подхватывал с земли мусор. Именно этой бушующей стихией парень со всего размаха ударил в меня. Я выдохнула, инстинктивно разжала руки, чувствуя, как меня относит на шарахнувшуюся в панике толпу, и зажмурилась, ожидая взрыва. Похоже, у Кэлза не получилось сделать то, что он планировал. Сердце пропустило удар, я рухнула спиной на кого-то, меня поддержали и поставили на ноги, я медленно открыла глаза и ошарашенно выдохнула.

Синий светящийся шар-бомба никуда не делся. Он висел прямо тут, в центре улицы, но заключенный в ледяную глыбу, в глубине которой, словно сердце, бился огненный цветок. Он пытался пробиться сквозь созданную парнем преграду, и я видела – рано или поздно у него это обязательно получится, и тогда взрыва не избежать. Это понимали и люди, они бросились врассыпную, образовав давку. Меня подхватило потоком из человеческих тел. Я постаралась устоять на ногах, извернулась, ловя равновесие, и схватила в хаосе руку Кэлза.

– Бежим! – Парень потянул меня за собой, рассекая толпу и двигаясь в сторону платформы. С другой стороны улицы уже спешили законники, которые обычно предпочитали обходить Ариум стороной.

– Жук! – крикнула я, пытаясь напомнить спутнику о цели нашего визита в эту часть города.

До платформы мы добрались без происшествий.

– Позже! – отозвался Кэлз и запустил кристалл управления, едва я запрыгнула на пассажирское сиденье.

– Если повезет, то они не поймут, что это за заклинание! – пояснил парень. – Если поймут и вычислят меня, тогда дома мне в очередной раз достанется.

– Сильно? – участливо осведомилась я, зная, что у боевиков есть свой, не всегда понятный остальным кодекс. Кэлз вполне мог его нарушить, а это серьезно.

– Ну… – Парень вымученно улыбнулся. – Не сильнее, чем когда в моем шкафчике нашли наркоту. Но просто лишнее внимание – лишние вопросы. Не хочу. Лучше скажи, можно еще как-то подъехать к лавке Хёна? Мне не хотелось бы возвращаться сюда еще раз.

– Нет. – Я поморщилась. – Точнее, другая дорога есть. Но придется долго идти пешком и там плохой подъезд. Может быть, выждем время и лучше вернемся, когда все успокоится?

– Поехали. Показывай.

Кэлз был иного мнения, и почему-то я не стала с ним спорить.

Меня трясло, но я не давала себе расслабиться. Не хотелось впасть в панику на глазах у Кэлза. Он считал меня сильной и ядовитой. Нужно такой и оставаться до конца. Только вот, демоны, почему же так трясутся руки!

Я крепче вцепилась в ручки сиденья, чтобы не так была заметна дрожь, выдохнула и постаралась, чтобы голос звучал спокойно.

– Прямо до поворота, там налево два квартала и останавливайся. Дальше только пешком.

Кэлз молча выполнил мои поручения и припарковался сзади рыбных рядов. На фоне отходов, сваленных пустых корзин и груд мусора ярко-красная платформа смотрелась вызывающе. Но зато тут было безлюдно.

– Оставайся здесь, – сказала я. – Вдруг придется уходить быстро? Да и платформу лучше не бросать без присмотра. Ариум тихий район, но мало ли?

– Да уж тихий! – невесело хмыкнул парень, но возражать не стал.

Я легко соскочила с подножки платформы и скользнула между опустевшими прилавками рыбных рядов, зажимая нос рукавом – от запахов кружилась голова. Здесь оживление царило только с самого утра, а часам к одиннадцати и продавцы, и покупатели разбредались. Оставалась только вонь, к которой я относилась очень нервно. Выбравшись из закоулка, я раздраженно сморщилась. Казалось, рыбный дух пропитал все насквозь, и разит от меня сейчас как от торговки, которая всю жизнь простояла за грязным прилавком, и избавиться от этого запаха не получится теперь очень долго.

Едва я вывернула из-за угла, снова накрыл шум разномастного базара. Толпа уже забыла о недавнем происшествии и снова увлеченно гудела. Кто-то ругался с торговцами, кто-то спорил и сбивал цену. На меня не обращали внимания, и я спокойно дошла до лавочки Хёна, отмахиваясь от назойливых продавцов и огибая увлеченно разглядывающих товар покупателей. Рыжий Лис встретил меня за прилавком с жуком в руке и укором в глазах.

– Ты ходишь по острию бритвы, Айрис. – Он поцокал языком, выражая недовольство. – Когда-нибудь ты доиграешься. Опасно и недальновидно.

– О чем ты, Хён? – поинтересовалась я, зажав в кулаке жука и отступив к двери. Его тон мне не понравился, как и едва заметное движение головы.

– Ты неосмотрительно переходишь дорогу кому ни попадя. Тебе не стоило сегодня возвращаться сюда. Я думал, ты умнее.

– Ты меня сдал? – Я не поверила своим ушам. Не думала, что здесь меня поджидает опасность.

– Мир слишком тесен. Бедному торговцу приходится юлить. Я всегда между двух огней. Ты представляешь меньшую угрозу. От них могут быть неприятности.

Я не стала больше разговаривать и метнулась к двери, планируя ускользнуть, но наткнулась на мощную фигуру охранника, который выплыл из тени. Меня отсюда выпускать не хотели, и защита на лавке стояла такая, что пробить ее не получилось. Моя магия оказалась, словно заперта в клетке.

– Но кому это нужно? – поинтересовалась я, понимая, что быстро уйти не удастся. Оставалось только тянуть время. – Зачем?

– Хён – старый торговец. – Мужчина пожал плечами, показывая свое безразличие. – Он живет долго и успешно лишь потому, что молчит, не задает лишних вопросов и всегда выбирает правильную сторону.

Хён кивнул охраннику, и меня, схватив в охапку, потащили к выходу. Сражаться в лавочке было бессмысленно. Я планировала устроить потасовку на улице. Даже если не получится применить ментальные силы, орать и вырываться можно и без них. Если надо, я могу быть громкой. Жаль только, Кэлз далеко – не услышит, остальные… вряд ли придут на помощь, но, может, кто и вызовет по-тихому законников.

Впрочем, я не успела придумать свой план побега. Некоторые личности не умели слушаться приказов и обладали характером несносным и неусидчивым. Когда в лавочку ворвался разъяренный Кэлз с огромным пульсаром в руке, шарахнулся в сторону даже невозмутимый Хён.

Не знаю уж, как парень почувствовал, что я в опасности, и зачем увязался за мной, бросив на произвол платформу, но его появлению я была рада.

– Спалю все к демонам! – заорал Кэлз и замахнулся. У меня упало сердце в желудок. Я понимала, если парень выполнит угрозу, не останется ничего не только от лавочки Хёна, но и от нас. А Кэлз всегда отличался буйным нравом и неуравновешенным характером. Он часто сначала делал, а потом думал. Наверное, потому что последствия неудач, как правило, сходили ему с рук.

Парень морщился, чуть шатался, так как защита пыталась блокировать его дар, но не сдавался. Даже пульсар не стал бледнее.

Хён тоже испугался и замахал руками.

– Парень, тише! – Торговец двинулся вперед легкой, упругой походной хищника. В темных, прищуренных глазах мелькнула угроза. – Это ты у себя шишка. Тут другие правила. Иди с миром. Не буянь, хуже же будет.

– Кому? – угрожающе прошипел Кэлз, похоже, разозлившись сильнее. С пальцев его свободной, не занятой пульсаром руки соскользнули несколько язычков пламени и жидкой лавой упали на ковер. Маленькие искорки принялись лизать дорогой шелк, медленно, словно издеваясь. Хён заверещал, а Кэлз дунул, заставляя пламя разгореться сильнее.

Со стороны черного хода в лавочку ринулись люди, я поняла, что если мы сейчас не сбежим, то все закончится плохо. Поэтому прикрыла глаза и напряглась.

Защитные заклинания сдерживали магию, но Кэлз же смог пользоваться своей силой. Правда, боевики были более устойчивы к подобным защитам. Их учат обходить такие заклинания. От напряжения из носа потекла кровь, но я усилила натиск и все же пробила щит, выпустив наружу ментальную магию. Удерживающий меня охранник взвыл от разрывающей виски боли, а я, пока он не опомнился, ударила ногой по сухой кости и вырвалась из хватки. Дернула за рукав Кэлза и, выскочив на улицу, бросилась обратно к платформе, петляя в толпе. За нами кто-то бежал. Я не стала рассматривать, кто именно. Не люди Хёна, точно. Те были заняты спасением лавки, которая тихонько тлела, повинуясь магии Кэлза.

Я не заметила, когда парень взял меня за руку и потащил за собой. Впервые я немного не успевала. Все же сравниться в физической подготовке с боевиком непросто, и это меня почему-то задело. Я поставила себе зарубочку – больше внимания уделять физическим упражнениям. Не любила быть слабой, от кого-то зависеть и кому-то уступать.

– Не думаю, что платформа на месте! – Слова вырывались из груди с болью. – Тут такие вещи долго не стоят. Не тот район. Может быть, в обход?

– Ты недооцениваешь меня, Яд! – Кэлз хитро улыбнулся и наконец загасил на ладони пульсар. – Я принял меры предосторожности.

Мы попетляли между рыбными прилавками и выскочили на заброшенный пустырь. Погони не было. То ли получилось затеряться в толпе, то ли преследователи не очень хотели догнать. Вообще странно. Меня могли убрать сегодня два раза и оба раза что-то сорвалось. Феерическое везение? Или чья-то задумка? Я не верила в случайности.

Правы оказались и я, и Кэлз. Платформу действительно пытались увести, но она по-прежнему стояла на месте. Вокруг нее переливался всеми цветами радуги мощный защитный контур, а посягнувшие на имущество Кэлза воришки корчились рядом на земле. От защитного контура к ним тянулись искусственные молнии. Нарушители уже даже не орали, а лишь всхлипывали, вздрагивая на земле.

– Отпусти их… – поморщилась я. Смотреть на чужие страдания было неприятно. – Лучше вызови законников.

– Бессмысленно. – Кэлз медленно приближался к платформе. – Законники не будут вмешиваться – платформа не пострадала, а этих я отпущу, едва мы отъедем на безопасное расстояние. Пока опасно.

Кэлз лишь слегка раздвинул руками полог, пропуская меня к платформе, следом проскользнул сам и, усевшись, сразу же активировал кристалл управления. Платформа быстро набрала скорость и умчалась от Ариума. Я с тоской думала, что вряд ли когда-нибудь рискну снова обратиться за помощью к Хёну. Придется искать нового артефактора.

Баночка с жуком-следилкой так и лежала у меня в ладони, и я очень надеялась, что все было не зря, и Хён, несмотря ни на что, все же выполнил свою часть работы. О том, что будет, если информации на жуке не окажется, я старалась не думать.

– Куда поедем? – сосредоточенно бросил парень. Его ладони лежали на кристалле управления, я видела, что они немного дрожат. Кэлз вымотался – слишком много пришлось ему потратить силы, чтобы меня вытащить.

– Ко мне, – моментально отреагировала я. У Кэлза я нагостилась – слишком пафосное место, и кто знает, вдруг его брат еще там. Нет уж. У себя дома я чувствовала себя намного комфортнее.

– Как скажешь. – Он не стал возражать и свернул в срединную часть города, принадлежавшую рабочему классу. Я жила на центральной улице, практически на самом въезде.

Мы ехали молча, только почти у самого дома Кэлз не удержался и задал вопрос:

– Что с жуком? Он потерян, да?

– Нет, – ответила я и открыла ладонь, продемонстрировав маленькую баночку, в которой копошился изрядно оживившийся жук.

– То есть Хён, прежде чем подставить тебя, все же выполнил обязательство? – Кэлз хмыкнул.

Меня тоже позабавило это обстоятельство, и я сказала:

– В какой-то степени, он человек чести.

– Скажи, Яд, кому ты так сильно насолила?

– Не знаю. – Я задумчиво отвернулась к окну. – И насколько сильно – тоже…

– Кстати, да. – Кэлз согласно кивнул. – Создается впечатление, что тебя просто пугают.

– А пульсар-бомба? Как-то слишком масштабно для акции устрашения. Он разнес бы полрынка.

– Вовсе нет. Все не так ужасно, как кажется несведущему. Он опалил бы лицо, возможно, сжег волосы. Ты бы выпала из жизни на какое-то время, но очень сильно сомневаюсь, что умерла.

– Значит… – Я задумалась и вспомнила про Триона. Неужели веселую жизнь устроил мне бывший? При всех его недостатках, я не верила, что он способен на такое. Хотя совсем недавно я даже не предполагала, что именно он снабжает город серым дурманом.

– Думаешь – это Трион? – Кэлз высказал мою мысль.

– Я ни о чем не думаю. Слишком мало сведений. – Разговор был неприятен. – Я не понимаю фразу первых нападавших «про игру не на той стороне».

– Ну, почему? – Кэлз пожал плечами и припарковался прямо у моих ворот. – Ты сдала парня, перешла на другую сторону. Все логично.

– Нелогично. В том-то и дело. Я никогда не была на той стороне, и это всем известно. Это звучит… – Я закусила губу, пытаясь сформулировать мысль.

– Словно ты поддерживаешь преступника?

– Да. – Я кивнула и вышла из машины. – Пойдем посмотрим, что за секреты хранит жук. Обо всем остальном мне нужно будет очень серьезно подумать. Но чуть позже.

На улице сегодня было тепло и безветренно, и можно бы расположиться на заднем дворе дома, в увитой плющом беседке. Вьющиеся растения и высокий забор скрывали ее от любопытных глаз, но почему-то дело мне казалось настолько ответственным, что я на автомате прошла в кабинет, в котором появлялась достаточно редко. Во-первых, он слишком напоминал об отце, а во-вторых, был мрачным и унылым. К тому же находился в той части дома, куда я вообще забредала редко. Книги на полках покрыл толстый слой пыли, она же лежала на столешнице и полах. В некоторых местах с полок свисала паутина. Все же, наверное, стоило идти в беседку или прибраться к приходу гостей.

– Да… – протянул Кэлз. – На уборщице ты экономишь…

– Есть такое… – отозвалась я, решив не объяснять, что зарплата уборщицы урежет мой и без того небогатый бюджет. Не могу сказать, что я бедствовала в привычном понимании слова. Нет. Даже после смерти отца мы остались средним классом, но было много вещей, которые мог без труда позволить себе Кэлз и которые оставались для меня недоступными. Например, приходящая уборщица. Если бы я наняла ее, пришлось бы отказать себе в чем-то другом. А я не была готова.

Честно сказать, я жутко устала за сегодняшний день. Хотелось горячего крепкого чая с имбирем и можно с парой ложек коньяка, легкий плед и открытое окно, но слишком много усилий уже затрачено. Я не могла позволить себе отступить на середине, поэтому положила склянку с жуком на стол, осторожно откупорила крышку и с замиранием сердца выпустила следилку на свободу.

Жук сделал пару кругов по кабинету и завис в центре. Из его металлического тельца вырвался луч света, в котором начали клубиться неясные тени. Мы с Кэлзом, не сговариваясь, подались ближе, стараясь рассмотреть, пока еще не обретшее четкость изображение.

– Фу-у-у, – выдала я и отстранилась. – Кэлз, ты это специально сделал, да?

– А я-то тут при чем? – Парень на происходящее взирал с интересом. – Откуда я знал, что запись на жуке начинается с такого пикантного момента.

Изображение обрело четкость и сейчас стало видно, что Брил не одна. Я поморщилась и отошла в сторону. Подсматривать за кем-то в замочную скважину я вообще не очень любила, хотя иногда и приходилось, а уж делать это в компании Кэлза было вообще как-то особенно неловко. И перемотать нельзя. Только надеяться, что скоро все закончится. Хён должен был обрезать все лишнее и поставить на воспроизведение лишь запись за интересующий нас промежуток времени. Кто же знал, что Клэр не теряла время перед вечеринкой.

– А она горячая… – задумчиво прокомментировал происходящее Кэлз. – Как-то никогда не рассматривал ее с этой точки зрения.

– Она, возможно, убила твою девушку, – с удовольствием остудила я его пыл. Кэлз сморщился и помрачнел, а я испытала иррациональное удовлетворение. После всего случившегося я была взвинчена и зла и совсем не хотела наблюдать за плотскими утехами Клэр и пускающим слюни Кэлзом.

Изображение было размытым и не очень качественным. У меня не получалось разглядеть парня, который находился рядом с Клэр. В кадре мелькали то темные волосы, то сильная прокачанная спина и подтянутые ягодицы. Он постоянно оставался за кадром, словно умело уходил от следилки. Но это и не было принципиально. Какая разница с кем проводит время Клэр? Для дела совершенно не важно.

– Расскажешь, если будет что-то интересное, – бросила я через плечо и отправилась к выходу.

– Яд, ты куда? – окрикнул меня парень, на секунду оторвавшись от увлекательного зрелища. – Я думал, ты не такая впечатлительная. А как же слежка для рогоносцев?

– Я не впечатлительная. Просто предпочитаю после тяжелого дня коньяк.

– Коньяк – это хорошо! – согласился парень и снова развалился в кресле, закинув одну ногу на подлокотник. – Мне тоже захвати.

– Обнаглел, – беззлобно фыркнула я и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.

Я спустилась на кухню и достала два бокала. Где-то в глубине души мелькнула мысль проигнорировать просьбу Кэлза, но я подумала, что мелочность ни к чему не приведет.

Жаль, не получится нести с собой оба бокала и лимон, порезанный тонкими кружочками, у меня не три руки. Пришлось сунуть в карман шоколадку, разлить ароматный напиток по бокалам и, сетуя про себя на отсутствие подноса, отправиться обратно.

Продолжение эротической сцены смотреть не хотелось, но я боялась пропустить что-то действительно стоящее, поэтому и задерживаться на кухне не стала.

Когда я зашла, Кэлз сидел с окаменевшим лицом и плотно сжатыми губами.

– Что, все так ужасно? – пошутила я. Он криво улыбнулся, взял у меня из рук бокал, сделал глоток и заметил: – Тебе не очень понравится, кто был с Клэр…

– Трион? – Сердце неприятно кольнуло, но почему-то я почти не сомневалась. Недаром очертания фигуры мне показались смутно знакомыми.

– Знаешь…. – Кэлз сделал еще один глоток. – Я бы не стал тебе об этом говорить, но… – Он сделал паузу. – Твой бывший оставил Клэр что-то. Скорее всего, наркоту.

Зная, чем он занимался, я тихо предположила – серый дурман, а Кэлз пожал плечами и снова повернулся к изображению, на котором Клэр что-то напевала себе под нос и натягивала платье. У девушки была хорошая фигура, Клэр не стеснялась своей наготы и не жаловала нижнее белье.

Следующие пятнадцать минут она собиралась, укладывала волосы и наносила макияж, напевая себе под нос мотивчик песни, популярной этим летом, а потом взяла с тумбочки знакомую сумку и направилась к двери. Изображение замерло. Симпатичная кожаная сумочка зависла в воздухе, как немое доказательство. Мы все же увидели то, что хотели.

– Значит, она! – воскликнул Кэлз, швырнул бокал о стену и ринулся к выходу, но я с воплем: «А ну, стой!» схватила его за рукав и с силой потянула, пытаясь остановить. В результате мы вместе полетели, не удержав равновесия. Я припечаталась бедром о край стола и зашипела от боли.

– Куда ты намылился? – злобно поинтересовалась я. Кэлз немного пришел в себя и неловко отстранился, стряхнув мою руку.

– К этой твари!

Парень взъерошил волосы и отступил к креслу. Поморщившись, покосился на осколки в углу кабинета, но извиняться не стал. Вполне в его духе.

Я медленно отлепила себя от угла стола, предчувствуя, что на бедре будет внушительный синяк, и спросила.

– И что ты собрался там сделать? Напасть на нее с криками и беспочвенными обвинениями?

– Не знаю… – Кэлз рухнул в кресло и закрыл лицо руками. – Они же дружили… – глухо прошептал он. – Как Клэр могла?

– Пока неизвестно. Мы лишь знаем, что она наврала про сумку.

– Мы знаем, что, цепляясь за сумку, Брил упала с крыши. Вспомни свой рисунок!

– Да… – Я кивнула. – Очень похоже на то, что ты говоришь. Но все же улики косвенные. Ты ведь это понимаешь?

– Яд, я не могу ждать дальше. Ты – как хочешь, можешь отнести запись законникам, можешь ждать и искать улики, но я знаю Клэр столько же, сколько Брил, я должен с ней поговорить.

– Ты уже пытался. Она тебе врала.

– Может быть, но сейчас скажет правду, – отозвался Кэлз, поднялся и пошел на выход.

Я вздохнула и отправилась следом. Пускать его одного в таком состоянии было неправильно. Взбешенный, дерганый Кэлз мог только наломать дров и все испортить.

– Подожди, я с тобой!

– Как хочешь, – буркнул парень и ускорил шаг.

Я догнала его у входной двери, обогнула при выходе и устремилась к водительской двери платформы, бросив на ходу.

– И поведу тоже я! Ты слишком взбешен!

Кэлз взглянул на меня с такой ненавистью, что стало не по себе, но я не отступила, возмущенно фыркнула и демонстративно уселась за кристалл управления. Как ни странно, парень не стал со мной спорить и со вздохом плюхнулся в пассажирское кресло. Повозился, устраиваясь, и раздраженно буркнул:

– Будь нежной с моей ласточкой!

– Непременно.

Я хмыкнула и послала мысленный сигнал кристаллу управления. Такого кайфа от управления платформой я не испытывала никогда. Она повиновалась желаниям даже прежде, чем я успевала сформировать мысленный приказ.

Ловко маневрировала, и развивала такую скорость, которая моей старой тарантайке и не снилась.

Пока я наслаждалась поездкой и новыми ощущениями, Кэлз все больше нервничал. Я подумала, что это из-за цели, которая ждет нас в конце пути. Все же непросто осознавать, что человек, которого ты хорошо знаешь и которому доверяешь, вполне вероятно, убил твою девушку.

Правда, все оказалось намного банальнее и проще, наш золотой мальчик боялся. Правда, не знаю за себя, за меня или за свою драгоценную ярко-алую платформу с головой грифона на капоте и с раскинутыми металлическими крыльями, перья на которых казались настоящими.

– Яд, не гони! – наконец не выдержал он. – Будет обидно, если мы не сможем пообщаться с Клэр, потому что ты нас угробишь!

– Кто бы говорил! – насмешливо отозвалась я. – Сейчас мы едем намного медленнее, чем когда за кристаллом управления был ты.

– Себе я доверяю как-то больше! – пробормотал Кэлз, сморщился и вжался в спинку сиденья, когда я совершила особенно крутой вираж.

Был велик соблазн проехать кругом, прокатиться по широкой косе Золотого пляжа, но почему-то казалось, что Кэлз не оценит моих порывов. Пришлось ехать коротким путем и припарковаться у ворот особняка Клэр.

Кэлза здесь хорошо знали и пустили без вопросов. Он кивнул портье, еще кому-то из слуг в холле дома и побежал вверх по лестнице. Меня напугало его напряженное выражение лица, но я понимала – остановить парня сейчас невозможно. Можно лишь попытаться направить гнев в нужное русло и не дать натворить дел.

Клэр валялась на кровати у себя в комнате и читала книгу, очень уютно, по-домашнему. Сейчас она не была похожа на небожительницу. Обычная девчонка в стандартной девчачьей комнате, расположенной под самой крышей на третьем этаже. Девушка откровенно обрадовалась, когда увидела Кэлза, но тут ее взгляд наткнулся на меня, и на симпатичном лице мелькнуло сначала замешательство, а потом и страх.

– Не ждала? – прошипел Кэлз и неуловимо переместился в сторону кровати.

Я не успела его удержать. Явно он воспользовался каким-то трюком из арсенала боевиков, сумев бесшумно преодолеть расстояние за считаные секунды. Клэр попыталась возмутиться, вскочила, но парень лишь сильно толкнул воздух перед собой. Девушка тут же испуганно захлопала глазами и начала, словно рыба, выкинутая на берег, беззвучно открывать рот, хватаясь руками за горло. В светло-розовом, длинном платье, сползающем с одного плеча, Клэр выглядела беззащитно и юно. На ресницах засеребрились слезы, но Кэлз не купился. Схватил ее за руку и потащил к выходу.

– Ты что творишь, придурок? – прошипела я и попыталась потянуть Клэр за другую руку, но Кэлз взглянул на меня с такой яростью, что на миг я опешила.

– Ты хочешь услышать от этой твари правдивый ответ? – рыкнул он, не останавливаясь. – Тогда не мешай! Здесь она не станет разговаривать! По-хорошему, мы уже пробовали.

– Что ты задумал?

Я переживала не на шутку, в таком состоянии парень был опасен, и я не представляла, как ему помешать. Разве что позвать на помощь, но так все можно только испортить.

– Хочу поговорить без свидетелей! Не беси меня.

Кэлз поволок девушку, видимо, лишенную голоса, за собой. Я ринулась следом, прикидывая, стоит ли вмешивать сюда еще кого-то или Кэлз все же контролирует себя.

Парень вытащил Клэр на крышу и отдышавшись, толкнув ее к парапету. Девушка замерла, словно кукла, на краю крыши, и я не сразу поняла, что виной всему не заклинание. Она боялась, и не Кэлза. Это место внушало ей первобытный ужас.

Кэлз снова потянул на себя воздух, и Клэр судорожно вздохнула, видимо обретя дар речи.

– Будешь орать, я за себя не ручаюсь, – заявил он.

– Кэлз, что это значит? – Клэр попыталась взять себя в руки и гордо выпрямила спину. Порыв ветра откинул с ее плеч золотистые волосы. – Зачем ты меня сюда притащил? Связался с этой чокнутой… – Презрительный взгляд в мою сторону. – И крыша поехала совсем?

– Все еще делаешь вид, будто не понимаешь? – Кэлз бросился вперед, я вздрогнула и задержала дыхание, но побоялась его удерживать. Пляски на крыше были опасными, а Клэр стояла слишком близко к краю. Невысокий до колена парапет служил несерьезной преградой.

Девушка дернулась, но не отступила, прямо встретив взгляд Кэлза.

– Что произошло? – настойчиво поинтересовалась она. – Зачем ты меня притащил сюда?

– Ты знаешь, что это за место? – вкрадчиво поинтересовался парень, все сильнее тесня ее к краю.

– Знаю. Отсюда упала Брил… – едва слышно проговорила Клэр и побледнела.

– Да, отсюда упала Брил с твоей сумкой в руках, – надавил сильнее Кэлз.

Девушка вздрогнула как от удара, выдохнула и спокойным голосом произнесла:

– Мы с тобой уже все обсуждали. Это не моя сумка. Зачем начинать сначала и плодить нелепые подозрения?

Ее выдавали бледные щеки и чуть дрожащие руки, но Клэр все еще держалась с достоинством.

– Понимаю, что ты скучаешь по ней, – начала она, протянув руку к щеке Кэлза, но парень отшатнулся, словно от прокаженной. Клэр будто бы не заметила и продолжила: – Но я тоже потеряла ее! Она была моей лучшей подругой, и я тоже тоскую…

На мой взгляд, Клэр перегнула палку. Не стоило апеллировать к чувствам Кэлза. Он сейчас был очень зол. Я, как менталист, тонко чувствовала волну агрессии и боли, исходящую от парня. Его эмоции пульсировали, словно готовый взорваться магический шар, который Кэлз не так давно дезактивировал.

– Ты убила ее. Тварь, – четко по слогам произнес Кэлз и сделал шаг вперед. Клэр пятилась до тех пор, пока не уперлась в парапет.

– Что ты говоришь? – Голос девушки дрожал. Она уже плохо контролировала себя, а Кэлз не собирался сдаваться. Видимо, он тоже это заметил.

Я осторожно двинулась в сторону парочки, замершей на краю крыши. Было страшно, я очень боялась, что Кэлз не справится со злостью. Клэр у самого края. Одно неловкое движение – и может произойти трагедия.

– Зачем, Клэр? Брил ведь любила тебя. По-настоящему. Она была тебе предана, даже больше чем мне, а ты…

– И я ее любила… – Клэр уже не сдерживала рыдания. Крупные слезы катились по щекам, оставляя мокрые дорожки.

– Ты лживая тварь, я хочу знать, зачем ты это сделала! – крикнул Кэлз, отбросив руку Клэр. – Как ты ее сюда заманила? Позвала смотреть на звезды? Прихватила бутылку вина и дурман, который тебе оставил любовник, или дурман ты подлила в бокал Яд, чтобы она не мешалась? А потом сбросила Брил с крыши? Но она была сильной. Она боролось до последнего, да? – Голос Кэлза сорвался, я чувствовала – парень находится на грани. И что произойдет, когда он ее переступит, неизвестно.

Эмоции Клэр разобрать было сложно – вина, отчаяние и тоже боль. Я не поняла, что девушка сделала и когда ее терпение закончилось. Вроде бы Кэлз еще что-то едва слышно шепнул ей на ухо. Ветер унес слова, но Клэр их услышала и с рыданиями крикнула:

– Отвали! – Кэлза отнесло в сторону мощным потоком силы. Я успела подставить плечо, и парень, едва не свалив меня, смог все же удержать равновесие, а Клэр запрыгнула на парапет и раскинула руки в стороны. Сердце на секунду замерло.

Ветер трепал светлые волосы и рассыпал их по спине. Тонкое домашнее платье облепило фигуру. В лучах заходящего солнца Клэр походила на баньши, предвещавшую несчастье. Сердце кольнуло. Я вспомнила плачь, который слышала недавно, и на душе стало совсем неспокойно.

– Спустись… – Слова Кэлза звучали приказом. Он сделал шаг вперед, но Клэр его остановила одним взглядом.

– Не подходи, – скомандовала она и усмехнулась бледными губами. – Ты так сильно хочешь узнать, как погибла Брил? Ты готов идти напролом, ты загнал меня в угол, надеясь, что получишь ответы? Но их нет. Все напрасно, Кэлз. Я не знаю! Вот представляешь? Не знаю!

Голос сорвался на крик. Девушка пошатнулась, и я едва не закричала от ужаса, но Клэр все же удержала равновесие. Кажется, она не собиралась прыгать, но было видно – крыша завораживает ее. Клэр балансировала на самом краю и отрешенно смотрела в небо. – Я действительно не знаю, что произошло… – Она замолчала и закончила совсем тихо, едва слышно: – И не знаю, зачем я это сделала…

– Все же ты? – с болью прошептал Кэлз. В его голосе уже не было злости, только отчаяние. Мне стало его жаль, но я побоялась утешать. Вдруг это спровоцирует новую вспышку агрессии и гнева.

– Больше некому… – Клэр невесело хмыкнула и сделала шажок назад, балансируя на носочках на краю крыши, пятки повисли в воздухе. Неловкое движение, и девушка полетит вниз.

Нельзя было допустить еще одну трагедию, и я крикнула:

– Клэр, не смей!

– А то? – Она насмешливо приподняла бровь, показывая, что мои угрозы не значат ничего. Девушка была измотана. Ее отчаяние я чувствовала явно и становилось не по себе. Когда Клэр все же немного подвинулась вперед, я выдохнула с облегчением.

– Тогда был хороший вечер, – задумчиво начала она. – Веселый, отвязный… такие часто бывали, когда Брил придумывала развлечения. Я знаю, она хотела встретиться с тобой на крыше. Но ты не явилась… а я пошла. Зачем? Не помню. Тогда это казалось очень важным… – Девушка поморщилась и потерла пальцами виски, словно пыталась вспомнить. – Я в ту ночь была под кайфом. Серый дурман в моей голове создавал много образов, какие из них реальны, а какие нет? Сейчас уже не разберешься.

Клэр присела на корточки. Взгляд ее стал шальным, сумасшедшим.

– Не знаю, что случилось, но очнулась я здесь на крыше. Сидела вот так… – Она уселась на самый краешек и без страха посмотрела вниз. – А она лежала на земле и в руках у нее была моя сумка. Но я не хотела! Правда!

Клэр повернулась к Кэлзу, и в глазах ее застыло отчаяние.

– Я правда не хотела, – сбиваясь, твердила она. – Я не знаю, что произошло. Не помню! Никогда не желала Брил смерти! Ты сможешь меня простить?

Клэр с мольбой уставилась на Кэлза.

Прежде чем парень успел сказать «нет», я почувствовала опасность на интуитивном уровне. Все мои, еще не раскрытые до конца способности внезапно обострились, и я очень четко поняла, почему кричала баньши, она предупреждала меня. Трагедия произойдет, если я не успею.

Я кинулась вперед прежде, чем Клэр успела полететь вниз с крыши, ухватила ее за руку и поняла, что падаю сама. Мое сознание раскрылось, и за секунду до того, как меня за талию поймал Кэлз, я окунулась в мысли Клэр. Ее воспоминания были словно детский калейдоскоп – сотни маленьких стеклянных осколков, которые кто-то специально перемешал. Часть кусочков отсутствовала, остальные были настолько мелкими, что я не сразу увидела картинку и поняла, на чьем месте сейчас нахожусь. Чужие воспоминания затянули меня слишком глубоко. Прямо перед глазами застыло лицо Брил – испуганное, но со странными, словно остекленевшими глазами – такие бывают у тех, кто находится под внушением. А я тянула к ней руки и пыталась удержать. Бросилась на парапет, скользнула влажными ладонями по безвольным запястьям, но не успела ухватить. Сумочка слетела с плеча, Брил вцепилась в нее, но удержаться уже не смогла и с воплем рухнула вниз. А я рыдала, захлебываясь от беспомощности, но сделать ничего не смогла, а потом меня накрыла темная волна беспамятства.

Когда я пришла в себя, то не сразу поняла, где нахожусь. Я лежала на кровати Клэр, причем прямо в грязных сапогах. Пыль с подошвы осыпалась на бледно-розовый шелк покрывала. Клэр сидела здесь же, у меня в ногах, рыдала и прямо из горла пила виски. Мрачный Кэлз устроился на полу и неподвижно смотрел в стену.

– А… очнулась… – пьяненько заметила Клэр и пробормотала: – Никогда бы не подумала, что скажу тебе это… но спасибо.

– Ты вспомнила? – хрипло уточнила я и попыталась сесть. Голова кружилась и тошнило. Видимо, я неосознаннопотратила слишком много сил.

– Ты не просто помогла ей вспомнить, – глухо отозвался Кэлз, – ты еще и проецировала.

– Ты видел, как погибла Брил? – Я выдохнула. Не хотела произвести такой эффект. Кэлз не заслужил. Видеть смерть любимой, и знать, что не можешь ничего изменить.

– Да. – Парень кивнул. – И не знаю, благодарить тебя за это или проклинать.

– Но мы так и не выяснили главного. – Я не стала заострять внимание на последних словах и сменила тему: – Почему и кто?..

– Я четыре месяца! – воскликнула Клэр. – Демонских четыре месяца считала себя виноватой! Я даже к законникам хотела пойти, но отец не позволил. Он сделал все, чтобы замять это дело. Подкупал, изымал улики, водил меня к магам, а надо была просто навестить Яд! – Она усмехнулась и снова разрыдалась. – Я так виновата! Если бы я не молчала, может быть, убийцу нашли бы!

Я хотела сказать, что визит ко мне тогда ничего бы не дал. Сейчас сработала совокупность факторов. Не уверена, смогу ли повторить фокус с воспоминаниями еще раз и осмысленно. Но озвучить свою мысль я не успела. Вмешался Кэлз.

– Да, ты виновата, потому что безвольная и эгоистичная дура, – припечатал он, обращаясь к Клэр. – Но слушать твое нытье противно. Лучше расскажи все, что знаешь о том вечере. Хоть какой-то толк.

– Да ничего я не знаю! Брил тогда разругалась с тобой и организовала эту вечеринку с одной целью – встретиться с Яд!

– А зачем ты мне подсыпала наркоту?

Я понимала, вопрос не совсем в тему, но не смогла промолчать. Просто не получалось вести диалог дальше. Я уже не понимала, как отношусь к Клэр.

– Да не подсыпала я! – всплеснула руками девушка. – На вечеринке на пляже, да, было. Мне не нравилось, как на тебя смотрит Трион. Я раскаиваюсь и прочее, если тебе нужны мои покаяния. Но тогда… Да я чуть ли не за ручку тебя водила, потом отвлеклась, даже не помню на что, вроде бы был какой-то скандал у выхода. Пытался прорваться на вечеринку кто-то из неприглашенных. Скандал тогда уладили без меня, а ты исчезла. Ну а дальше вы все знаете. Поверь, Яд, тогда у меня не было причины вредить тебе. По правде, мне вообще было наплевать на твое существование.

– Зачем Брил хотела встретиться с Яд? – поинтересовался Кэлз, прервав словесный поток подруги.

– Она не сказала.

– Но какие-то предположения у тебя есть?

Клэр вздохнула, еще отхлебнула виски, поднялась и, покачиваясь, прошлась по комнате. Розовое платье помялось, подол был грязным, а ворот сполз с одного плеча. Она совсем не походила на гламурную, всегда идеально накрашенную и одетую девочку. Я даже не представляла, что она бывает иногда такая… настоящая.

– Не маячь! – раздраженно буркнул Кэлз и отобрал у нее бутылку. – Долго будешь собираться с духом? Выкладывай. Ты же явно что-то знаешь.

– А ладно! – Клэр махнула рукой, зажмурилась и начала говорить: – Я действительно не знаю, зачем Брил хотела встретиться с Яд, но знаю точно, что у нее… Кэлз, прости… – ее голос упал до шепота, когда она сказала: – Был еще кто-то…

Парень побледнел. Я видела, как заходили желваки на скулах, а Клэр затараторила быстрее, видимо, опасаясь неадекватной реакции. Мне самой стало страшно и неловко.

– Я не знаю кто, не видела, но Брил думала иначе…

– Короче, Клэр! – зарычал Кэлз. К щекам хлынула кровь, предполагаю, парень не хотел бы, чтобы его видели таким. Особенно я, и он вряд ли простит мне свое унижение. Хотя я и ни при чем.

– Хорошо. – Клэр выдохнула. – Я как-то застала ее дома не одну. Ты тогда отсутствовал, парня я не видела, но ты бы знал, как перепугалась Брил. Тогда-то она и подарила мне сумку. Платила за молчание. – Девушка невесело хмыкнула. – Будто я без подачки помчалась бы ее сдавать.

– То есть она боялась, что Кэлз узнает об измене? – уточнила я, решив проявить инициативу, и положила руку парню на плечо – чувствовала, он готов взорваться.

– Кэлз… – Клэр закусила губу. Взгляд голубых глаз стал совсем несчастным. – Еще раз прости, но раз уж сегодня вечер откровений… она не очень боялась, что об измене будет известно. Она считала, Кэлз простит ей все.

– Не извиняйся… – Парень дернул плечом, скидывая мою руку. – Все так и было.

– Она боялась, что станет известна личность тайного любовника?

– Да. – Клэр кивнула. – Мне кажется, она его вообще боялась.

– Это кто-то из воздушников! – не выдержал Кэлз.

– Ты знал?

Парень вскочил, посмотрел на бутылку виски, зажатую в руке, но Клэр вовремя крикнула:

– Только не в стену! Обои новые!

Парень нехотя опустил бутылку и сказал:

– Да. Я знал, что она с кем-то мутила. Недолго. Это кто-то из банды Грейсона…

– Поэтому ты так взбесился из-за слов Зверя? – Я понимающе кивнула.

– Подумал, это он. Но… Брил клялась, что с ним покончено. И это было намного раньше, чем она отдала тебе сумку. – Кэлз раздраженно кивнул в сторону Клэр. – Я никогда не смогу узнать, что у нее было в голове, и это меня бесит.

– А если Брил все же решила порвать с ним, но он не хотел? – предположила я. Это было логично. Убийства на почве ревности часты. – Он вполне мог чем-то ей угрожать. А тут и до расправы недалеко.

– Если вы нашли жучка в моей комнате, то он вполне мог установить такого же в спальне Брил, и если у него были записи… – Клэр замолчала. – Королева колледжа и артефактор-недоучка из трущоб… Да. Он мог ее шантажировать. И… самое гадкое… – Девушка снова бросила на Кэлза несчастный взгляд. – Ей это вполне могло нравиться. Она любила силу и плохих мальчиков. Ты был слишком хорошим для нее.

– Самое главное, хорошим я был только ради нее… – мрачно заметил Кэлз.

– Она любила тебя.

– И мутила на стороне?

– Там она мутила, а тебя любила, – настойчиво заметила Клэр. – Брил всегда искала острых ощущений.

– Тогда, скорее всего, было так, – высказала я предположение. – Она наигралась достаточно быстро и правда собиралась парня бросить, но он стал шантажировать. Какое-то время ее это забавляло, но потом все вышло из-под контроля, и Брил решила встретиться со мной, но меня подпоили дурманом, а ее сбросили с крыши.

– Я хочу найти того урода, который убил Брил, и поставить точку в этой истории. Мне важно знать, из-за чего она погибла. Хотела ли быть со мной и за это поплатилась или вела свои игры.

Кэлз залпом осушил бутылку виски под наши изумленные взгляды и направился к выходу.

– Ты куда? – окликнула его я и кинулась следом.

– Домой, – бросил безразлично через плечо.

– Ну уж, нет, за кристалл управления я тебя не пущу!

– Хорошо! Работай моим личным водителем. – Парень пожал плечами, не сбавляя хода. Я выругалась, но послушно последовала за ним, обещая себе, что обязательно отыграюсь на паршивце, когда он немного придет в себя.

Впрочем, я даже не представляла, что сейчас переживает Кэлз. Слишком много всего на него обрушилось за один день. Развалилась стройная теория о причастности Клэр, вскрылись новые, очень неприятные факты о Брил – он мог позволить себе быть пьяным и грубым.

Почти целая бутылка виски дала знать о себе достаточно быстро. Едва мы выехали за ворота особняка, Кэлза основательно развезло, и он буровил на переднем сиденье машины, пока не уснул.

Все разговоры сводились к одному – он не думал, что роман Брил серьезен. Она говорила, что все кончено, и это была мимолетная интрижка. Кэлз и предположить не мог, что все обернется таким образом.

Я молчала. Говорить с парнем в таком состоянии было неразумно. Сама думала о том, насколько вероятно, что убийца – отвергнутый поклонник.

Брил была умна, красива, и в нее можно было влюбиться без памяти. Если речь идет не о последнем представителе из банды Грейсона, то все возможно. Там парни самоуверенные и горячие. Только вот способ убийства меня несколько смущал. Нужен был или маг-менталист или амулет, причем мощный, способный не только помочь сделать внушение, но и подавить дар Брил. Она ведь сама обладала достаточно сильными способностями. Менталистов в банде Грейсона я не знала. Его окружали или боевики, или артефакторы.

В любом случае, все сводилось к одному. Стоит снова наведаться к Грейсону, но без Кэлза. Ехать туда с обиженным боевиком было чревато, а я не хотела проблем. Аристократов в трущобах не очень любили, а Кэлза, известного своим скандальным нравом, и тем более.

Я не очень хорошо себя чувствовала, слабость после выплеска силы была сильной. Даже удерживать внимание на дороге получалось с трудом. Мысль о том, что домой придется добираться своим ходом, вообще не радовала. Впрочем, оставаться у парня я не хотела, как и тащить его к себе. Мне нужно было серьезно подумать и почеркать. Во всей этой картине что-то от меня ускользало, пока я не могла понять, что именно. Возможно, поможет карандаш и стопка листов.

– Останови! – неожиданно скомандовал Кэлз, и я резко затормозила прямо у песчаной кромки, которую лизал океан, в этом месте подступающий очень близко к дороге.

– Тебе плохо? – поинтересовалась я, так как вообще думала, что парень спит.

– Нет. – Кэлз открыл дверь и выбрался из платформы.

– Тогда что? – Я последовала за ним на светлую косу Золотого пляжа.

– Хочу прогуляться, – заявил он. – И выпить.

Кэлз залез в багажник и вытащил бутылку виски, закатившуюся в дальний угол.

– Ты всегда ее с собой возишь? – ехидно осведомилась я. Вообще выгуливать пьяного Кэлза не входило в мои планы. Я была слишком слаба. Пока еще держалась, но знала, рано или поздно наступит расплата за пользование силами. А мне еще добираться домой. Но пытаться вразумить парня сейчас было бесполезно.

– Конечно, а вдруг будет такая же ситуация? – совершенно серьезно отозвался он. – Ты знаешь, почему мне сегодня так хреново? – спросил Кэлз и сделал еще один глоток. В каждом его жесте, в каждом слове сквозило отчаяние. Ветер трепал пепельную челку, а рубашка, несколько пуговиц на которой оказались расстегнуты, плотно льнула к широкой груди.

– Ты любил ее… – Я старалась смотреть ему в глаза, но он отворачивался. Видимо, пытался скрыть боль.

– Нет. – Он неожиданно развернулся, закусил губу и, тряхнув челкой, поправился: – Точнее… да. Я любил ее. Тогда. А сейчас мне все равно, с кем она спала еще. Я унижен… зол. Но мне не больно, и от этого страшно. Паршивая все же у меня любовь, да, Яд? Недолговечная.

– Не знаю.

Я чуть отступила. Лихорадочный блеск в глазах настораживал. Парень явно был не в себе.

– А самое отвратительное… я прекрасно знаю, почему мне все равно, – намного тише произнес он и сократил разделяющее нас расстояние. Я чувствовала запах туалетной воды, алкоголя и отчаяния.

– Почему? – Вопрос сорвался с губ сам, хотя я знала – стоит промолчать.

– Поэтому, – с готовностью отозвался Кэлз, отшвырнул на песок недопитую бутылку и заключил меня в объятия, больно, грубо, но тело отозвалось моментально. Я уперлась руками ему в грудь, хотя сама хотела прильнуть ближе, теснее вжаться своими бедрами в его, чтобы ощутить желание. Не знаю, что заводило больше – сильное тело или отчаяние, которое я ощущала физически.

Его губы были жадными, а поцелуй злым. И если Кэлза могло оправдать то, что он пьян и расстроен, то я сгорала и теряла голову совершенно осознанно, поэтому ненавидела и себя, и его заодно.

Он прижал меня теснее, завел руки за спину и сжал запястья. Даже если бы я хотела, не смогла бы вырваться. Это не было похоже ни на что в моей жизни, словно жидкий огонь протекал по венам, заставляя задыхаться и гореть вместе с ним. Мне неожиданно нравилось подчиняться и совсем не хотелось возвращаться в реальность, но я знала, если сдамся единожды, то будет очень сложно не поддаться в следующий раз. А я не хотела попадать в зависимость от поцелуев Кэлза.

– Ты протрезвеешь и будешь жалеть! – Я выдохнула, с силой развела руки, освобождаясь из захвата, и отстранила парня от себя. В стальных глазах еще не рассеялась дымка страсти. Сейчас Кэлз был настоящим, искреним и притягательным. Но я знала – скоро все изменится. Просто нужно дождаться, когда выветрится алкоголь.

– Нет. – Он чуть пошатнулся, но устоял на ногах. – Если бы я был трезв, то не сделал бы этого. В этом ты права. Целовать тебя глупо, но демонически приятно. Я не буду жалеть об этом, Яд, – тихо закончил Кэлз и, улыбнувшись, уселся в платформу.

«Демоны, – мысленно застонала я. – А ведь мне еще ехать с ним в одной платформе». Не хотелось. Я предпочла бы позорно сбежать, но придется делать вид, будто ничего не случилось, и его поцелуй никак не повлиял на меня.

– Яд… – тихо и хрипло сказал мне Кэлз, взглянув из-под опущенных ресниц, и у меня по спине пробежал жар.

– Не сейчас! – отрезала я и слишком резко зажгла кристалл управления, он вспыхнул ярко, и платформа рванула с места, заставив вжаться в сиденье.

– У-у-у-у… – прокомментировал Кэлз и отвернулся к окну, буркнув: – Вижу. Молчу. Сплю.

– Буду тебе благодарна, – отозвалась я. На самом деле не смогла бы справиться с разговором, своей слабостью и процессом управления.

О поцелуе я решительно не могла думать. Да и не хотела. Если повезет, Кэлз о нем забудет. Так всем станет проще. Сама я точно не стану заводить эту тему.

К счастью, парень молчал весь остаток пути. То ли и правда уснул на переднем сиденье, то ли талантливо притворялся, поняв, что я не хочу разговаривать и заострять внимание на поцелуе.

Логичнее всего было бы кинуть Кэлза во дворе, досыпать в платформе. Мне не хотелось сдавать его домашним в таком виде и будить тоже не хотелось Я бы, наверное, так и сделала – просто встала и ушла, если бы в мои планы не вмешалась случайность.

Едва я припарковалась во внутреннем дворе особняка Кэлза – платформу пропустили без проблем, кажется, даже не посмотрели, кто за кристаллом управления, – из входной двери показался Норис фон Лифен. Я мрачно выругалась про себя, но в лицо вежливо улыбнулась смазливому красавцу. Вот почему же мне не везет-то так?

– А Айрис, сегодня вы снова ночуете у нас? – с ехидной улыбкой заметил он. В темно-синих глазах почудилось осуждение.

– Нет! – раздраженно буркнула я, чувствуя, что предательски краснею, и вылезла из платформы. – Сегодня я работаю личным водителем. В грузчики, простите, не нанималась. Уж как-нибудь сами справляйтесь.

Я кивком указала на посапывающего в платформе Кэлза. Он смотрелся трогательно, даже ладошку под щеку подложил.

– Нда… братик… – мрачно заметил Норис, заглянув на переднее сиденье платформы. – В своем репертуаре.

– Ну, я пошла? – поинтересовалась я и почувствовала, как все плывет перед глазами. Равновесие удержала, но Норис заметил, что со мной не все в порядке.

– Вы тоже пьяны, Айрис? – подозрительно поинтересовался он.

– Нет! – оскорбленно отозвалась я. Никогда в жизни не садилась за кристалл управления после алкоголя.

Мужчина поймал меня за запястье, посчитал пульс и высказал очередное предположение:

– Магия? Вы соображаете, что творите? Вы практически на нуле. В дом!

– А… – Я кивнула в сторону Кэлза, намереваясь поинтересоваться, что делать с ним. Норис фон Лифен понял меня без слов.

– Мой непутевый братец просто дрыхнет, и самое страшное, что ему грозит, – это онемевшая шея и бок, а вот вас в таком состоянии отпускать нельзя. Пойдемте, я напою вас чаем.

Он подхватил меня под локоть и повел за собой в гостиную. Почувствовав рядом сильное мужское плечо, я в полной мере осознала, насколько слаба. Я бы не смогла добраться до дома. Это точно.

Я очень надеялась, что не столкнусь с родителями Кэлза. Мне было бы очень неуютно. Норис заметил это и успокоил:

– Не дергайся. Мачеха уже спит. А отец работает в кабинете. Никто не помчится смотреть, насколько Кэлз пьян и с кем приехал. Здесь этим никого не удивишь.

Признаться, я выдохнула с облегчением. В огромном доме были существенные плюсы. Если бы дело происходило у нас, когда мы жили семьей – сбежались бы смотреть все. Ничего не утаишь.

Норис усадил меня на низкий диванчик, провел рукой над кухонной панелью, заставляя ее греться, поставил чайник и вышел. Видимо, ушел организовывать слуг для того, чтобы они транспортировали Кэлза. Я очень надеялась, что Норис не станет сдавать брата родителям.

Я откинулась на спинку дивана, немного подумала и скинула сапоги, положила голову на подлокотник и сразу же отключилась. Даже мысли о поцелуе в голову не лезли. Я вообще не успела даже начать размышлять.

Меня разбудил терпкий запах хорошего черного чая, лимона, корицы и магии. Я медленно открыла глаза и поднялась, потягиваясь.

– Простите, я уснула, – пробормотала смущенно, заметив прямо перед собой Нориса, который сидел за столом с раскрытой книгой. Видимо, уже достаточно давно. Стало неловко – человек из-за меня поменял планы.

– Минут пятнадцать, не больше, – успокоил меня он, словно прочитал мысли, хотя я сомневалась, что подобное возможно. – Вон, ваш чай. Он как раз заварился и немного остыл. Пейте. После него вы должны почувствовать себя лучше.

– Спасибо. – Я взяла в руки огромную горячую чашку и принюхалась. Пах чай изумительно.

– И ради чего такие энергозатраты? – насмешливо поинтересовался Норис. – Мне ли вам говорить, что для нераскрывшегося дара такие сильные стрессы губительны. Вы всегда казались разумной девушкой.

– Так вышло, – смущенно пробормотала я. Мне было в новинку чувствовать себя нашкодившим ребенком. Я привыкла, что со мной считались, и редко попадала в ситуации, когда нужно краснеть и оправдываться. Мне не понравилось.

– Не расскажете, в какие неприятности втянул вас мой братец? – вкрадчиво попросил мужчина и, захлопнув, отложил книгу.

Норис фон Лифен, безусловно, обладал даром убеждения и знал, как разговорить собеседника. Его взгляд, вкрадчивый голос – им хотелось покориться.

– Может быть, это я втянула его? – Я умела держать язык за зубами. И ни уважение, которое я испытывала к Норису, ни сладкие речи, ни привлекательная внешность не могли заставить меня что-либо рассказать. Странно, но он понял и не стал расспрашивать дальше.

– Кстати. – Я оторвалась от изучения содержимого кружки. – Помните, вы задавали мне вопрос про преступников?

– Да, помню. – Он кивнул. Темная прядь упала на лоб. – Мы можем поговорить об этом в понедельник на занятии.

– Можем, но я уже сейчас знаю ответ.

– И какой же?

Судя по всему, я его забавляла. На тонких губах мелькнула усмешка, которая тут же скрылась. Лицо приняло сосредоточенное выражение. Как все же они похожи с Кэлзом. Тот же профиль и изломанная форма бровей.

Я выдохнула, сбрасывая наваждение, и сказала:

– Ответ тот же, что я вам озвучила в прошлый раз. Преступник должен ответить по закону за свои злодеяния. Поблажки могут быть, но они все расписаны в приложениях. Так считал мой отец и погиб, возможно, из-за этого, и так считаю я. И не изменю мнение, даже если эта позиция рано или поздно будет стоить мне жизни. Если начинаешь искать лазейки и пытаться кого-то оправдать… это путь в никуда. Для меня, по крайней мере.

– То есть… – Мужчина был предельно серьезен. Он подошел и присел рядом со мной на подлокотник дивана. – Если вы узнаете, что близкий вам человек преступник, вы все равно его сдадите правосудию?

– Да.

– Не станет ли это предательством по отношению к нему?

– Если не сдам, это станет предательством по отношению к самой себе.

Я допила чай, чувствуя, как по венам разливается не только тепло, но и сила, поднялась и направилась к двери.

– Спасибо, профессор Норис, мне значительно лучше. До свидания.

Я чувствовала, что задела его. Он хотел спорить, но не стал. А я испытала удовольствие от разговора и от того, что озвучила правильную позицию.

– Подождите, Айрис! – окликнул он меня и порывисто поднялся. – Я вас отвезу. Вы слишком слабы.

– Не стоит. – Я покачала головой и слегка улыбнулась, чтобы смягчить отказ.

– Перестаньте упрямиться, отсюда добираться до средней части города далековато. Вы ведь живете там?

– Да. – Я кивнула.

– Вот и замечательно.

Он подошел к двери. Наши пальцы на миг соприкоснулись, и я тут же отдернула ладонь. Все же находиться рядом с ним оказалось очень некомфортно. На паре было проще. В неформальной обстановке меня не покидало ощущение неправильности происходящего.

Ехали мы в молчании, я не знала, о чем с ним говорить, а он не начинал разговор первым. Высадить я попросила себя не у калитки, а чуть раньше, в начале улицы. Мне было так удобнее, не пришлось объяснять все эти повороты и заходы.

К тому же я планировала поразмыслить над сегодняшним днем. Очень уж много всего произошло, в голове не укладывалось. Вообще я собиралась проанализировать новые сведения, которые всплыли в деле об убийстве Брил, но вместо этого всю дорогу думала о настойчивых и жадных губах Кэлза. Тут я Брил понимала. Хотя… нет, не понимала. Она искала острых ощущений не с Кэлзом. Интересно почему? Или парень действительно был с ней другим? Он же говорил, что стремился стать хорошим ради нее. А Брил выходит это было не нужно.

На кого же она променяла Кэлза и что произошло? Узнать хотелось неимоверно, но соваться в трущобы сейчас было глупо, поэтому я пообещала себе отправиться к Грейсону с утра пораньше, пока не проснулся и не притащился ко мне Кэлз. Его я видеть вообще не хотела.

Завтра был еще один выходной день, а значит, получится без проблем избегать встречи, а в понедельник в колледже есть шанс, что он сам не подойдет. Окрыленная мыслями, я немного ускорила шаг.

С океана дул приятный и очень легкий бриз, он оседал солью на губах и трепал волосы. Луна полная, неповторимого желтовато-белого цвета висела, словно ночник, на глубоком черном небе.

Наш район давно спал. Он принадлежал респектабельным немолодым горожанам среднего достатка и поэтому отличался тем, что здесь всегда было тихо, спокойно и пустынно.

Тут не принято выходить из дома после наступления темноты, долго спать и устраивать шумные вечеринки. Так же не принято молодым девушкам жить в одиночестве и принимать у себя разных подозрительных парней, поэтому ко мне относились настороженно, но жители слишком хорошо помнили отца, да и маму, поэтому замечаний мне никто не делал. Но на лицах я ловила одно и то же выражение – «Ах, если бы ее отец был жив». Сама я тоже думала об этом. Давно. Сейчас научилась не просто жить без него, но быть такой же, как и он – сильной и настойчивой, хотя все остальные мечтали увидеть во мне маму – мягкую, домашнюю и очень женственную. Не сложилось, и я редко печалилась по этому поводу.

Я уже почти дошла до дома, когда почувствовала за спиной легкое дуновение ветра. Не с моря. Этот порыв был особенным, локальным и заставил насторожиться. Я совершила ошибку, поверив, что совсем близко с домом нахожусь в безопасности. Даже промелькнувшая тень меня не очень напугала. Я думала, что успею добежать до ворот, но ошиблась. Струя воздуха ударила по ногам, и я заорала. Не от страха или испуга. Для того чтобы привлечь внимание в тихом сонном райончике.

Падала нехорошо – на спину, но успела выставить локти и не ударилась затылком со всего размаха о брусчатку, но вот больше не успела сделать ничего. На голову накинули мешок. Я дернулась, так как дышать стало тяжело. Пнула наугад, с удовольствием почувствовала, что попала в нечто мягкое – если повезло в живот противника, – и услышала брань. Но, к сожалению, нападающий был не один, кто-то ведь зашел со спины и теперь затягивал на горле веревку от мешка. Дышать стало тяжело, я захрипела, начала вырываться активнее, но на ухо уже читали заклинание, которое заставляло веки смыкаться – я чувствовала, что отключаюсь.

Сдаться так быстро не могла и, высвободив всю свою силу, ударила мощным сбивающим с ног ментальным импульсом. В висках яркими вспышками взорвалась боль, но зато услышала несколько воплей, сливающихся в один, и почувствовала, что веревка на шее ослабла. Не снимая мешка, вскочила и кинулась бежать, уже на ходу стаскивая с головы мешающую тряпку, но не успела уйти далеко, наткнулась на чей-то мощный торс.

Меня сжали в стальных объятиях, я дернулась, одновременно ударила головой, надеясь попасть в переносицу или подбородок противнику, и со всего размаха впечатала жесткой подошвой по сухой кости. Противник засипел, но не выпустил меня из захвата. Кто-то подбежал сзади и снова рванул за веревку, на этот раз слишком резко. Из горла вырвался хрип, я дернулась еще раз, но сопротивляться становилось все сложнее.

Я еще раз ударила ментально, но получилось не так мощно – только силы истратила. Меня схватили и куда-то поволокли, я еще какое-то время пыталась вырываться и пинаться, но заклинание подействовало, и я плавно уплыла в беспамятство, успев, однако, подумать о единственном минусе спокойного и благопристойного района – здесь тебе никто не придет ночью на помощь. Половина побоится, а другие просто считают, что приличные девушки ночами в подворотне не орут.

Нет, отряд законников, конечно, приедет, но позже, тогда, когда спасать будет уже некого.

Пришла в себя я в темноте, со связанными руками и с тем же мешком на голове. Дернулась, пытаясь освободиться, но поняла, кисти стянуты на совесть – профессионально. Где я нахожусь, было совершенно неясно, точно не на диване. Похоже, лежала я на бетонном полу, холодном и жестком. Я и не стала разбираться дальше и выяснять подробности, а сделала единственное, что могла в этой ситуации, – постаралась сосредоточиться и послать мысленный зов Кэлзу. В прошлый раз это сработало.

Так как я не знала, где нахожусь, и одна ли в помещении, то постаралась ничем не выдавать, что очнулась. Расслабилась и прислушалась, но даже постороннего дыхания не уловила. Значит, все же одна. Но рисковать не стоило.

Вывести имя Кэлза линиями силы сейчас было невероятно сложно и опасно, руки стянуты за спиной, и свечение могло привлечь чье-то внимание, поэтому я проделала все необходимое мысленно. Написала знакомое сочетание букв и прокричала в темноту, но, похоже, безуспешно. Раз за разом звала снова, пока не иссякли силы. И уже когда потеряла надежду, решив, что, как и в прошлый раз, он не отзовется, услышала едва уловимое, удивленно-испуганное:

– Яд?

Я не стала тратить время и отвечать на риторические вопросы, просто попыталась воссоздать картинку случившегося и отправить ее Кэлзу, но получила ощутимый пинок под ребра и знакомый голос, который я, впрочем, не смогла идентифицировать, произнес:

– А кто это тут у нас пытается колдовать, а Яд?! Лежи и не дергайся!

Чужая магия придавила к полу. Из горла вырвался хрип, и я снова отключилась. На этот раз ненадолго, а когда пришла в себя обнаружила, что не могу ничего. Где-то рядом находился блокирующий силы артефакт, причем не чета установленному в магазине у Рыжего Лиса – возле этого даже думать о магии было неприятно, и я затаилась, но не сдалась. Несколько робких попыток снова достучаться до Кэлза не увенчались успехом, но я почти была уверена – парень уже успел понять, где я нахожусь, а значит, получил возможность отыскать.

Я не была уверена в чувствах Кэлза, я вообще сомневалась в их наличии, но знала – он меня не бросит и обязательно привлечет все имеющиеся ресурсы, чтобы вытащить из передряги. Интересно, когда я ему стала доверять?

Я лежала на холодном полу и достаточно давно. Затекли руки, ноги и болела спина, а еще меня пугала неизвестность. Не знала, где я и зачем меня схватили. Мне не предъявили требований, не задавали вопросов, не пытались убить или покалечить, и я не понимала, что происходит, но знала, ничего не бывает просто так.

Меня не имело смысла похищать из-за выкупа. Значит, это связано либо с моим расследованием смерти Брил, либо с организованной мною подставой Триона.

Сначала услышала скрип двери, потом шаги, а позже очень знакомый голос. Он принадлежал человеку, с которым я общалась неоднократно.

– Подними! – бросил Грейсон кому-то. – И сними мешок, я хочу с ней поговорить.

– Какого демона?! – возмутилась я, уставившись в жестокие холодные глаза. Сейчас Грейсон не казался привлекательным. Он пугал. – Не думала, что ты мне так отплатишь за то, что вытащила твою задницу из передряги.

«Нападение – лучшая защита» – это правило я усвоила давно и следовала ему неукоснительно. С такими, как Грейсон, иначе нельзя.

– Я столько раз ремонтировал твой хлам, Яд, что давно выплатил долг, – холодно заметил парень, не поддавшись на провокацию. Ни привычных насмешек, ни горделивой ухмылки. Он был серьезен. Слишком серьезен. Страх липким комком подкатился к горлу, и я, не удержавшись, сглотнула, а Грейсон закончил: – Да и работала ты не бесплатно. Так что прекрати тыкать долгами. Не в том ты сейчас положении.

Я дернула рукой, пытаясь вырваться из хватки одного из помощников Грейсона, но не смогла. Зато наконец рассмотрела место, где нахожусь, – судя по всему, это был один из пустующих домов в трущобах на окраине города. Выбитые окна, пыльный раскрошенный пол, запах плесени и старых вещей. Местами остатки убогой, давно истлевшей мебели. Справа у окна, облокотившись о подоконник, стоял Зверь. Именно его голос я слышала недавно. Неудивительно, что не смогла определить, кому он принадлежит. Зверя я практически не знала.

– Зачем ты это сделал? – спросила я у Грейсона.

– Скоро ты узнаешь, Ядовитая, – сказал он и подошел ближе. Взял меня за подбородок и приподнял его кверху, заглянув в глаза: – Ты ведь уже связалась со своим богатеньким мерзавцем?

– Что? – от удивления я даже открыла рот.

– Конечно, – удовлетворенно произнес он, глядя на меня. – Связалась. Сейчас ты пошлешь ему сигнал еще раз и передашь, чтобы он не тащил сюда законников, иначе боюсь, ты не доживешь до конца этого дня. Ты ведь сможешь это передать. Так, Яд?

– То есть… я тебе не нужна? Тебе нужен Кэлз?

– Ты догадливая девочка, но недостаточно. – Грейсон холодно улыбнулся. – И слишком часто лезешь не в свое дело. Мне действительно не хотелось тебя вмешивать, но ты сделала свой выбор.

– Если бы я не лезла не в свое дело, ты бы гнил в тюрьме!

– Безусловно, но то дело прошлое, а сейчас… не стоило играть не на той стороне…

– Все эти нападения твоих рук дело? – возмутилась я, решив оставить на потом вопрос «не про ту» сторону.

– Яд, давай не будем пререкаться. Хорошо? Я не испытываю к тебе ненависти или злости. Я пытался тебя вразумить, но ведь ты не слушаешь хороших людей и прешь напролом. Зря. Я просил убраться тебя из города. Несколько раз оставлял для тебя предостережения. Что стоило им внять?

– О чем ты вообще говоришь?! При чем здесь Кэлз? Ты хочешь получить за него выкуп? – высказала я единственное логичное предположение.

– Нет. – Грейсон хищно улыбнулся. – Я просто хочу ему отомстить!

– За что? – поинтересовалась я, в глубине души уже осознав, в чем дело. Кажется, я поняла, кто именно был любовником Брил. Только вот неясно, какую игру ведет сейчас Грейсон. К чему угрозы и брошенные фразы про другую сторону? Что ему нужно от Кэлза? Уточнить мне не дали. Грейсон потерял терпение и рыкнул:

– Делай, что сказано! Зови своего дружка на помощь.

– Думаю, он и так идет.

– Возможно. Но, подозреваю, не один. Мне тут не нужны законники, мне нужен только этот ублюдок.

– С чего ты решил, что он будет из-за меня подвергать свою жизнь опасности! – Я не удержалась от усмешки.

– Вас видели на Золотом пляже.

– Ну и? – Я постаралась не подать виду, что меня как-то взволновало это сообщение. – Мало ли с кем Кэлз…

– Он может быть с кем угодно. Но ты… ты не ветрена. Промахнулась лишь один раз с этим слизняком Трионом, и то он от тебя был без ума. И с паршивцем то же самое. Ты не подпустила бы его к себе, если бы не была уверена, что он расстелится ковриком у твоих ног, Ядовитая. – Я так не считала, но промолчала, а Грейсон продолжил: – А потом… мы уже устраивали вам проверку, тогда, после вечеринки. Он ведь очень быстро прибежал к тебе на выручку. Поэтому – зови!

У меня не было выбора. Я не знала, как в нескольких картинках обрисовать Кэлзу ситуацию и велеть бежать как можно быстрее и дальше. Очень надеялась, что он сам сообразит и не станет соваться. Правда, я не знала, какая участь ждет в этом случае меня и как долго станет ждать Грейсон. Он вполне может пойти еще на одно убийство.

Я даже боялась начать его разбалтывать и выяснять, что у него на уме, – слишком хорошо знала, чем больше говорят жертве, тем вероятнее ее не собираются оставлять в живых. Было страшно и непонятно. За какие прегрешения Грейсон хотел отомстить Кэлзу? Не за то ли, что Брил все же выбрала постоянного парня и своим решением подтолкнула Грейсона к убийству? Такое развитие событий мне казалось логичным, и именно об этом я пыталась рассказать Кэлзу через образы. Несколько ярких картинок-предостережений без ответа с той стороны – и я, словно подкошенная, рухнула на пол. Пока такие сеансы связи отбирали слишком много сил.

– Положите ее на диван, – скомандовал Грейсон. – И выставите людей по периметру дома, чтобы о приближении мерзавца сообщили мне заранее. Не хочу проворонить. И не сметь его калечить – он мой.

– Он не сунется сюда один и без подстраховки, – не выдержав, сказала я и за это получила по губам от одного слишком ретивого охранника. Вскрикнула и покосилась со злостью. Я чувствовала, как тонкая струйка крови стекла на подбородок. Я даже вытереть ее не могла – руки были связаны.

– Вир, неужели не можешь проявить себя иначе? – рыкнул на него Грейсон. – Чтобы произвести на меня впечатление, не стоит бить девушку. К тому же связанную. Не позорься.

Вир, словно испуганная шавка, метнулся в угол, а Грейсон подошел ко мне и почти нежно вытер кровь с разбитой губы. Этот жест заставил бояться сильнее. В глазах парня я видела огонь, то ли ярости, то ли отчаяния, то ли сумасшествия.

– А ты ведь права, Яд. Всегда была умной девочкой, – заметил он. – Такому мерзавцу, как фо Агол, нужна наглядность, чтобы до него дошла вся серьезность ситуации. Поэтому мы, пожалуй, сменим местоположение. Вставай!

Он подошел ко мне, дернул за локоть и потащил за собой сначала к полуразрушенному проходу внутри здания, а потом по раскрошившейся каменной лестнице на крышу.

Скрипнула на несмазанных петлях рассохшаяся деревянная дверь, и в глаза ударило солнце. Я провела без сознания всю ночь. Сейчас время близилось к полудню, а может быть, и уже перевалило за него.

Из всех людей Грейсона к нам присоединился один только Зверь. Меня подмывало спросить, зачем он задирал Кэлза – это было приказом главаря или личной инициативой?

– Зачем ты это делаешь, Грейсон? – Я все же начала на свой страх и риск выяснять, что к чему, когда меня подвели к краю крыши и привязали к металлической стойке – видно издалека, и очень просто скинуть. Я даже разбиться не успею, погибну раньше – шею охватывает петля. Если чуть толкнуть в спину, она просто сработает как удавка.

– Я же сказал, Яд, моя цель – месть, – невозмутимо заметил главарь.

– Ты мстишь Кэлзу за то, что Брил выбрала не тебя?

– Заткнись! – Он метнулся ко мне и отпихнул еще ближе к краю крыши. Веревка опасно натянулась, а я испуганно выдохнула. – Не провоцируй меня разговорами о том, в чем ни демона не понимаешь!

– Если столкнешь меня, будут проблемы… – Я попыталась вразумить Грейсона, который явно находился не в себе. Ветер трепал мои волосы и хлестал по губам. А край крыши был слишком близко. Не знаю, почему парня так тянуло на высоту. Брил он, по всей видимости, заставил прыгнуть. Кто знает, какая участь ждет меня?

– Поверь, когда я убью мерзкого ублюдка, проблемы будут значительно больше. На твою смерть никто и внимания не обратит. Кому есть дело до того, что с богатеньким наследником погибла еще и никому не нужная девчонка? О тебе напишут «случайная жертва», Яд. Ты ведь не хочешь быть просто строчкой в бульварной газетенке? – Слова Грейсона были ужасающе правдивы. К горлу подкатил комок первобытного ужаса, а парень, заметив это, добавил: – Стой и молись, чтобы все прошло так, как мне надо. Тогда, быть может, ты останешься жива. В ином случае я убью тебя не задумываясь. Не хочешь стать разменной монетой – молчи и молись.

Я хотела сказать много чего. Попытаться вразумить, выведать подробности. Я до сих пор не понимала, что произошло и почему. Предположительно, Брил в тот вечер окончательно порвала с Грейсоном, а он столкнул ее с крыши. Все было логично за исключением двух моментов. Во-первых, Брил заставили прыгнуть с помощью ментальной магии – это не был импульсивный поступок. Убийца предполагал, что исход может быть именно таким. Во-вторых, зачем Брил связалась со мной? Если у нее были проблемы с Грейсоном… какой помощи она ждала от меня? Или у нее имелось что-то, чем она надеялась откупиться, а меня она хотела использовать в качестве посредника? Тьма вопросов и ни одного ответа, а время шло. Грейсон зверел, и Кэлз становится с каждым мигом все ближе к смерти, или, если он внял гласу разума и решил не приходить, ближе к смерти с каждым мигом становилась я.

Солнце палило нещадно. Оно вообще в Кейптоне частый гость – яркое, обжигающее. От него лучше прятаться за широкими полями шляпы или в помещении, а никак не стоять на самом пекле, с непокрытой головой. Мои черные волосы притягивали обжигающие лучи. Голова кружилась, и перед глазами плыло, а Кэлз не спешил появляться. Губы пересохли, дико хотелось пить. Грейсон нервничал все больше, а я испытывала странные чувства – с одной стороны, радовалась, что Кэлз внял моим предостережениям, с другой… Какая-то часть меня надеялась. А вдруг парень сумеет меня вытащить.

Я уже смирилась с неизбежным и пыталась придумать, чем зацепить Грейсона, как вывести на разговор и заставить отпустить. Почти уже решила рискнуть и применить ментальную магию – хотя невелик был шанс, что у меня получится. Даже если смогу положить одним ударом Грейсона и Зверя, мне не хватит времени развязать путы. Здоровые и сильные парни придут в себя быстро.

Пока взвешивала «за» и «против», вдалеке увидела высокую фигуру, которая отсюда казалась крошечной среди заброшенных домов на окраине города. Кэлз действительно шел один. Я увидела его первой и мысленно взвыла. Парень был умным, сильным и одаренным, но что он мог сделать один против банды Грейсона на их территории? В этом районе трущоб, выходящем практически к самому побережью, единственному на всей территории Кейптона, где не было пляжа, так как море подходило к раскрошенной ветрами почти отвесной скале, сегодня было безлюдно. Они словно чувствовали опасность, а быть может, их просто попросили не вмешиваться и исчезнуть. Разборки здесь случались часто.

Ни спрятаться, ни увернуться. Неужели он не боится, что его просто убьют, не позволив и сунуться ближе?

Почему Кэлз так беспечен, поняла чуть позже, когда его попытались схватить. Я наблюдала за ним с замирающим сердцем. Парень шел напролом и не смотрел по сторонам, я даже не знала, видит он меня или нет. Когда ему навстречу вышли трое воздушников, их просто отшвырнула в сторону стена огня, которая окружала парня невидимым защитным кольцом. Кэлз выполнил условия, но имел козыри в рукаве. У него были необходимые навыки и средства. Его учили действовать как боевика с рождения, а деньги отца позволяли использовать любые заклинания и амулеты.

Я, увлеченная приближением Кэлза, не услышала шаги за спиной.

– А он хорошо подготовился, – хмыкнул Грейсон мне на ухо и сильно толкнул в спину. Я вскрикнула и полетела вперед, чувствуя, как натягивается на шее веревка. На секунду мелькнула мысль, что это конец, но упасть мне не дали. Я зависла в нелепой позе у края крыши, лишь носки сапог касались бортика. Связанные за спиной руки не давали поймать равновесие, веревка, намотанная на одну из металлических стоек, впивалась в шею. Я была словно собака в строгом ошейнике и упасть вниз с крыши мне не давала лишь магия Грейсона. Сильные струи воздуха образовывали воздушную подушку у меня в районе груди и живота. Благодаря им я еще не погибла.

– Я ждал тебя! – крикнул Грейсон Кэлзу, замершему внизу. – Поднимайся! Мои люди тебя проводят.

– Я умею ходить сам! – язвительно отозвался парень. – Отпусти ее. Я же уже здесь. И потом расскажешь, сколько хочешь денег. Вы ведь все хотите денег.

– Все будет не так просто, богатенький придурок. Я значительно меньше нуждаюсь в деньгах, чем ты себе возомнил. Мне нужна твоя паршивая шкура.

– Отпусти Яд!

– Нет. Пока меня все устраивает. Поднимайся. Быстро.

Кэлз оказался разумным и не стал спорить. Едва только парень появился на крыше в сопровождении еще двух воздушников, Грейсон привел меня в вертикальное положение, и я метнулась подальше от края, насколько позволила веревка. Руки тряслись, дыхание вырывалось с хрипом. Все же я не была такой выдержанной и сильной, какой хотела казаться окружающим меня людям.

– Ты как? – Кэлз бросился ко мне навстречу, но путь ему отрезали люди Грейсона.

– Сколько? – поинтересовался парень, который умудрялся смотреть прямо в глаза вожаку и при этом словно сквозь его подчиненных, перегораживающих дорогу.

– Я же сказал, не будет так просто!

– Не понимаю, к чему сложности, – произнес Кэлз. – Я, признаться честно, вообще не понимаю, что происходит. Если тебе не нужны деньги… зачем я?

– А я тебе объясню! – огрызнулся главарь и послал мощную струю воздуха, ударившую Кэлза в живот. Парень растерялся лишь на миг, согнулся от сокрушительного удара, но тотчас распрямился. Вспыхнуло пламя. Он сейчас походил на восставшего из пепла феникса – красивого и гордого.

– Не пойдет! Убери магию! – скомандовал Грейсон, теряя терпение, и порывом ветра меня снова отнеслок бортику крыши. Но сейчас, когда пришла помощь, я знала – мне есть что терять, и поддалась только для виду. Я не могла противостоять магии воздушников долго, но уперлась каблуками в пол и собрала все свои силы. Грейсон это заметил, но не придал значения. Он еще мог меня убить порывом ветра, если бы захотел. Нужно было лишь усилить натиск. Я же со связанными руками оставалась практически беспомощной. Собственную магию использовать пока не рисковала – слишком много сил уходило на то, чтобы просто устоять.

– Уберу… – Улыбка Кэлза пугала. Он не хотел сдаваться. Приготовился играть не по правилам, и внезапно я осознала, что мне придется рисковать с ним. Хочу я того или нет.

Наверху было только четыре человека. Этого Грейсон полагал достаточно, чтобы справиться с Кэлзом, особенно если в заложниках я. Остальная часть банды заняла первый полуразрушенный этаж дома. Они чувствовали себя хозяевами положения. Наверное, не зря. По сути, Кэлз был всего лишь мальчишкой. Глупым, самонадеянным, и я за него очень боялась.

Он шагнул в сторону Грейсона, резко развел руки в стороны, и две огненные плети, вместо того чтобы ударить в противника, захватили его подельников, расслабленно стоящих чуть сзади парня. Огонь был опаснее, чем ветер, и причинял больший ущерб. Первый воздушник заорал с привизгом и рухнул на колени, а струя воздуха ударила по мне, отбросив почти к краю. Я пыталась зацепиться ногами, но скользила вниз.

Краем глаза я видела, как Зверь, который не попал под действие плеток Кэлза, рванул к нему, на ходу выхватывая что-то темное и гибкое, может быть, кнут. Полыхнуло, и раздался еще один вопль, а Грейсон заорал:

– Я скину ее!

– А я пожарю их медленно! – отозвался Кэлз.

На крыше поднялась настоящая буря. Потоки воздуха закручивались в смерчи, трепали волосы, гнули металлические опоры. Мне пока не давали упасть, но веревка натянулась на шее, и я начала задыхаться. За происходящим на крыше могла наблюдать лишь искоса. Зато слышала хорошо и чувствовала вонь горелого мяса. Судя по топоту и воплям, к Грейсону спешила подмога. А значит, нам крышка. Вряд ли Кэлз продержится долго.

Одновременно произошло сразу несколько событий. У меня перед глазами они слились в быстро меняющуюся картинку из калейдоскопа. Снова полыхнуло пламя, на этот раз точечно и где-то очень близко. Веревка оборвалась, дышать сразу стало легче, но я потеряла равновесие, а Грейсон только усилил поток воздуха. Крик застрял в горле. Если бы руки были свободны, я бы удержалась, а так соскользнула, чувствуя, что под ногами больше нет опоры.

Не знаю, как Кэлз успел прорваться вперед и меня поддержать. Схватил за талию, прижал к себе, и мы полетели вниз вместе под гогот Грейсона. Испугаться я не успела. Кэлз шепнул на ухо «Не волнуйся», прежде чем мы совершили немыслимый кульбит и плавно вошли во что-то вязкое. Воздух уплотнился, когда Кэлз швырнул крупное кольцо – я замечала его раньше. Время замедлилось, и я видела, как приближается к ногам земля. Оказалось не так-то сложно сгруппироваться и приземлиться довольно мягко, но все равно чувствительно ударившись коленями и плечом, которое пришлось использовать в качестве опоры вместо рук.

– Бежим! – Парень схватил меня за локоть и потащил за собой, но не к океану, а в глубь трущоб.

– Куда? – хрипло спросила я.

Бежать со связанными за спиной руками было совсем неудобно. Цепляющийся парень только мешал. Но я понимала, нельзя ни остановиться, ни попытаться развязать руки. На это нет времени, нужно просто бежать, не обращая внимания ни на разрывающиеся от боли легкие, ни на головокружение.

Вся банда Грейсона примчалась на шум драки на крышу, и мы выиграли несколько бесценных минут. Нельзя было позволить им сократить расстояние.

– В трущобах нас ждут. – Кэлз был немногословен и тянул за собой, заставляя развивать немыслимую скорость. – Законники должны быть на подходе. С ними Норис. Нам нужно успеть добраться до них.

Мы бежали по закоулкам из последних сил, петляли между зловонными кучами мусора, опрокинутыми баками и реками отходов, текущими по краям разбитых мостовых. Этот Кейптон я не любила, он совсем не походил на тот город, в котором я привыкла жить. В отличие от разрушенного дома на побережье, здесь кипела жизнь, странная, пугающая и внушающая отвращение. Кто-то копался в отбросах, кого-то тошнило за углом, и везде была грязь и стояло зловоние. Но сейчас все это меня волновало мало. Значение имело лишь то, что где-то там за спиной за нами гнались люди Грейсона. Если мы окажемся достаточно быстры, тогда законники нас встретят первыми, и все закончится, если нет…. Вряд ли получится сбежать еще один раз. Грейсон подобного не допустит.

Кажется, Кэлз знал куда идти, во всяком случае, петлял он по улицам весьма целенаправленно. Я запнулась за какое-то ведро с помоями и полетела бы носом, если бы Кэлз не поддержал. В спину донеслась брань существа, по голосу похожего на женщину, и почти сразу же крик:

– Вон они! Быстрее! – За поворотом показались несколько человек. Нас нагоняли.

– Еще чуть-чуть! – Кэлз дернул меня сильнее, и мы помчались снова.

Парень со всех сил пнул контейнер, доверху заваленный мусором. Он рухнул, перекрыв узкую улочку, по которой мы устремились дальше. Сомнительное препятствие для догоняющих, но это задержит их хотя бы ненадолго.

Законники нас ждали еще в одном заброшенном доме. Таких здесь было множество. Он явно служил кому-то временным жилищем, но стражи порядка выгнали всех из полуразрушенных стен. Я им была за это благодарна. Не хотела бы делить место отдыха с обитателями трущоб.

– Где? – К нам подбежал Норис. В форме законника он выглядел непривычно и странно. Хотя чему я удивляюсь? Я же знала, что он служил.

– Там! – Кэлз кивнул в сторону улицы и осторожно завел меня внутрь дома, из которого законники высыпали на улицу – охотиться на банду Грейсона. Мы остались одни, не считая пары охранников на входе.

– Ты как? – поинтересовался парень, осторожно развязывая мне руки. Я слышала за спиной сбивающееся дыхание и ощущала жар тела.

– Нормально.

Я потерла онемевшие, кровоточащие запястья, повернулась, прижалась спиной к шершавой стене и попыталась отдышаться. Кэлз тут же отошел. Брезгливо огляделся по сторонам и взгромоздился на подоконник. Я выдохнула и наконец-то расслабилась, чувствуя, как покидают остатки сил. Страх почти ушел. Я знала, наши спины прикрывают. Кэлз имел власть в этом городе. Он смог привести сюда не просто патруль, а хорошо обученных боевиков и своего брата. Где-то там ловили остатки банды воздушников, а я пыталась отдышаться и прийти в себя. Болели колени и ребра. Горели легкие, и кружилась голова, но я все же легко отделалась, могла бы пострадать намного сильнее. Мне повезло.

– Спасибо тебе.

Я посмотрела на сидящего на подоконнике Кэлза – порванная рубашка, сажа на щеках, растрепанные волосы. Он был мрачен. Тень от косой челки падала на лицо и перечеркивала скулу, словно шрам.

– Так значит Грейсон? Я правильно понял? Если он не хотел моих денег… значит, спал с Брил… потому, что с серым дурманом я совсем не связан.

– Похоже на то. – Я пожала плечами. – Он мало что говорил. Хотел отомстить тебе. Полагаю, за выбор, который сделала Брил. Не знаю только, почему сейчас. Возможно, потому что мы начали копать.

– Надеюсь, его не убьют. – Парень сжал кулаки. – Хочу услышать историю из первых уст! Я ведь даже не знал его до сегодняшнего дня!

– Ни разу не пересекался? – удивилась я.

– Ну почему же? – Кэлз невесело усмехнулся и закусил губу, прежде чем продолжить. – Мы вместе учимся, но я не вникал, кто из них Зверь, кто Грейсон, и вообще, как их зовут – мне было все равно. Выходцы из трущоб. Они стояли вне моего круга интересов.

– А Брил заметила разницу… – мрачно заключила я, поняв, куда клонит парень.

– Она разглядела в нем что-то, чего не было во мне. Выделила из толпы… Я настолько плох? Да, Яд? Ты ведь считаешь так же? Не зря ты от меня шарахаешься. Богатенький, избалованный мерзавец.

Я со стоном оторвала себя от стенки и медленно подошла к Кэлзу. Я не хотела ему говорить то, что скажу, – все еще не доверяла и боялась проявить слабость, но промолчать было бы подло.

– Ты совсем не плох, Кэлз, и прекрасно об этом знаешь. Почему Брил встречалась с Грейсоном?.. Не представляю. Я не общалась с ней. Может быть, она, как и сказала Клэр, искала острых ощущений. Такое ведь бывает. Смирись с тем, что ты никогда не узнаешь о том, чем она руководствовалась.

– Грейсон…

– У каждого своя правда, Кэлз. Неужели ты думаешь, будто Грейсон поведает о своих мотивах, даже если сознается в убийстве? Ты считаешь, он откроет тебе секрет, почему Брил спала с ним? Ты уверен, что хочешь это знать? Или, быть может, ты думаешь он скажет тебе последние слова Брил? Сознается в убийстве из ревности? Думаю, она хотела вернуться к тебе, а он не позволил.

– Ты права. – Кэлз неожиданно спрыгнул и оказался прямо передо мной. – Я просто хочу поставить точку и жить дальше. Ты мне в этом поможешь?

Он внимательно посмотрел мне в глаза, и по спине пробежала волна тепла. Слишком сложно было стоять так близко и не податься навстречу, я чувствовала, жар его тела и очень хотела прикоснуться, но была слишком упряма, чтобы это сделать.

– Помогу поставить точку? – лукаво поинтересовалась я, догадываясь, что он имеет в виду совсем другое. Кэлз улыбнулся. Он понимал меня с полуслова, поэтому сделал шаг вперед сам. Осторожно провел ладонями по плечам, потом ниже к локтям. Чуть потянул на себя, вынуждая прижаться. Нагнувшись, парень нежно и осторожно тронул губы губами. Неторопливо провел языком и, слегка дернув меня за волосы, заставил откинуть голову назад, чтобы впиться жадным поцелуем.

Меня затопила чужая боль, разочарование и бьющаяся на краю сознания надежда. Когда я поняла, что надежда для него – я, то сдалась. Вцепилась руками в волосы и прильнула в ответном поцелуе, забывая о том, что обещала себе не связываться с богатенькими мальчиками. Забывая о том, каким Кэлз может быть, сейчас это не имело ни малейшего значения. Мир перестал существовать, и я впервые в своей жизни абсолютно потерялась в захлестнувших эмоциях. Никогда не была так открыта и безоружна. А ведь это всего лишь поцелуй, стирающий запреты и рушащий преграды, пугающий и сладкий одновременно.

Мы не услышали шагов. Мы вообще не замечали ничего вокруг. Я дернулась и отскочила, когда почувствовала сгущающийся воздух за спиной. Кэлз едва успел отшвырнуть меня в сторону, и вся сила воздушной плетки обрушилась на него. Я закричала, когда парень отлетел, сильно ударившись о стену. Раздался сдавленный хрип. Вряд ли такой удар прошел без последствий.

– Что ты творишь?!

Я обрушила ментальный удар на появившегося в дверном проеме Грейсона, но парень продолжал закручивать в воздухе тугой жгут, для того чтобы ударить снова. Как он умудрился проскользнуть мимо охраны?

– Отвали, Яд! Ты же всегда была правильной, так какого демона защищаешь этого урода?!

– Грейсон, ты свихнулся!

Я не хотела вступать в спор и готовилась биться до конца. Сил было немного, но я могла давить, и сейчас пыталась обрушить на противника чувство вины, постараться вызвать раскаяние. Но то ли я была слишком слаба, то ли Грейсон подстраховался. Моя магия на него не действовала.

– Нет, Яд! Я не свихнулся! – Он снова ударил, но Кэлз успел выставить щит, а я усилила ментальный натиск, плюнув на попытки управлять силой. Просто давила, вызывая головную боль. Грейсон попятился, схватившись за виски, и на миг потерял связь со стихией.

Этого времени Кэлзу хватило, чтобы кое-как подняться и отползти в сторону. В руках парня разгорались два огненных кнута. Я жалела, что свой – обычный – потеряла где-то раньше. Он бы очень пригодился.

– Тебе лучше сдаться и признаться в убийстве! – произнес Кэлз, вскидывая руки и готовясь к атаке.

– Может, я и последую твоему совету! – рыкнул Грейсон, собираясь с силами. Только вот совершу убийство, чтобы было в чем признаваться.

– Не пытайся запудрить мозги! Мне известно, ты был любовником Брил, а когда она тебя бросила, убил ее из ревности! – встряла я.

– Не глупи, Яд! – Грейсон отступил на шаг, загородившись щитом, чтобы Кэлз не мог достать плетью. – Я не убивал Брил. Ее убил он!

Грейсон кивнул в сторону Кэлза, который неожиданно резво вскочил и ринулся на противника уже врукопашную, забыв про магию и огонь. Обвинение было серьезным, и я могла понять бешенство. Хотя и не поддерживала. Не стоило вестись на провокации соперника. Грейсон ударил жестко, в лицо, Кэлз чудом ушел от огромного кулака, он лишь скользнул по скуле, сменил позицию и резко впечатал ботинок в живот противнику. Грейсон не успел закрыться, но поймал ногу, и парни рухнули на пол, устроив потасовку среди мусора и объедков.

Я метнулась вперед, но поняла, что вряд ли смогу их разнять. Наконец, Кэлз ударил еще раз и отполз в сторону. Грейсон утирал кровь рукавом рубашки.

– Ты что несешь?! – возмутилась я.

Кэлз едва поднимался с колен. Грейсон выглядел чуть лучше, а на улице уже слышались голоса. До прихода законников осталось немного.

– Я несу? Я говорю правду! Брил была с ним ради приличий! Как же! У хорошей девочки должен быть богатый мальчик, но хотела она меня, – довольно улыбнулся Грейсон и помрачнел, прислушиваясь. Он, видимо, тоже услышал законников. – А он этого не выдержал и убил.

– Я не убивал Брил! – Кэлз кинулся вперед, снова начиная плести заклинание. – Я ее любил! Мы собирались пожениться, и та ссора… она была мелочью.

– Думаешь, свадьба что-то изменила бы? – хмыкнул Грейсон. – Ничего. Когда ты убил Брил, мы не встречались, но это была временная мера. Она любила острые ощущения и вернулась бы ко мне после свадьбы. Ты не мог дать ей того, чего она хотела, и знал это.

– Клэр сказала, у Брил кто-то был. В тот период, не раньше… – задумчиво отозвалась я, внимательно вслушиваясь в разговор. Стройная теория рушилась на глазах.

– Это не я, – отмахнулся Грейсон. – В тот день я приходил на вечеринку, пытался поговорить с ней. Но меня выгнали, как шавку. По твоему, между прочим, приказу! – обратился он к Кэлзу.

– По твоему? – Я ошарашенно уставилась на парня.

– А ты не знала… – Грейсон засмеялся. – Маленькая и глупая наивная девочка. Вот ты кто. Такими всегда играют богатые мальчики. Он был там, и это он подсыпал тебе дурман.

– Не мели чушь! – возмутилась я, но Кэлз промолчал, а Грейсон, повернувшись к нему, припечатал.

– Думаешь, никто не слышал твой разговор с рыжим прихвостнем Маррисом! Это ведь он тебя подговорил подсыпать Яд дурман! Так все стало проще! «Это будет весело!» – так ведь он сказал?

– Откуда ты знаешь? – потрясенно пробормотала я, чувствуя, как останавливается сердце. Такой поворот оказался для меня слишком неожиданным. Я предполагала что угодно, но не это.

– Какая разница откуда? – Грейсон подошел ближе и швырнул меня в объятия Кэлза. – Главное, это правда.

– Я не убивал Брил! – Кэлз практически кричал, но Грейсон уже запрыгнул на подоконник, бросив напоследок:

– Ты ведь все равно откупишься. Но Яд… Яд не даст тебе жить спокойно. Месть удалась. Убить тебя сейчас – это милосердие. Так что живи со страхом и ожиданием справедливого возмездия.

Грейсон выпрыгнул в окно, а Кэлз, сжимая меня в объятиях, зашептал в волосы.

– Я не убивал ее! – Но я не желала его слушать, поэтому вывернулась и тихо спросила:

– А дурман… Дурман подсыпал мне тогда ты?

Я развернулась и посмотрела Кэлзу в глаза. Ответа не требовалось, и я отступила.

– Яд… Яд, дай я все объясню…

– Не стоит. Ты был на той вечеринке. Ты подсыпал мне дурман, и ты знал о романе Брил и Грейсона. Я иду к законникам. У тебя была возможность и мотив, и ты все скрыл от меня.

– Яд… я не убивал ее! Правда. Все было не так, как хочет показать Грейсон. Она его бросила и не собиралась возвращаться. Я не знал, кто он, не подозревал Грейсона… думал на Зверя и уж точно не знал, что у нее был еще кто-то третий…

– Пятый! – раздраженно бросила я. – Я достаточно была дурой.

– Ты же знаешь, что меня никогда не заберут законники, – прибег он к последнему аргументу.

– Мне наплевать. – Слезы душили, и было невероятно сложно не показать слабость. – Я буду копать так долго и так тщательно, что рано или поздно найду доказательства.

– Не найдешь. Потому что это сделал не я.

– Ты мне врал.

– Не в этом.

– Прости, но я не хочу тебе верить.

Я развернулась и пошла к выходу. У самой двери наткнулась на Нориса, но оттолкнула его плечом и продолжила путь. Мне было необходимо остаться одной, порисовать и решить, что делать дальше.

(обратно)

Часть 3 Срывая маски

Мне было плохо. Нет. Не физически. Все полученные мною травмы оказались несущественными и уже почти не давали о себе знать. О произошедшем напоминали лишь несколько синяков. Я страдала душевно. Очень давно я настолько сильно не ошибалась в людях, давно не подпускала к себе никого так близко, как сумел подобраться Кэлз, а я ведь знала, каков он. Знала, что способен на любую подлость и удар в спину. Даже предательство Триона ранило не настолько глубоко.

Я соскочила с подоконника и раздраженно отправила в мусорную корзину очередной смятый листок. Я опять рисовала. Уже неделю каждое утро начинала не с кофе, а с карандаша и чистого листа бумаги, и каждый раз, какие бы картины ни выводила моя рука, везде на них мелькали знакомые глаза, упрямый подбородок и соблазнительный изгиб губ – Кэлз. Ни разу не получилось воссоздать точную картину, ни разу не удалось нарисовать его портрет и убедиться в том, что виноват именно он, но и убрать образ с рисунков не выходило. И это выводило из себя.

Я, как и обещала, сдала его законникам. Я не бросала слова на ветер и не врала Норису, когда говорила, что для меня закон превыше всего. После открытой Грейсоном истины слова преподавателя о близком человеке, виновном в преступлении, заиграли новыми красками. Интересно, он подозревал младшего брата или ткнул пальцем в небо и случайно попал? Это я пока не выяснила.

Поговаривали, будто Кэлза сегодня отпустят за недостаточностью улик. Странно, я думала, он вырвется быстрее, и боялась его возвращения. Теплота Кэлза была обманчивой, и я знала, сейчас все изменится. Парень не простит мне. Я поверила Грейсону, а не ему. Он меня спас, а я оттолкнула.

И дело не только в Брил, но и в сером дурмане. Я не могла целоваться с человеком, который несколько месяцев назад по приколу или для того, чтобы целенаправленно подставить, опоил меня наркотиком, а потом во всеуслышание обвинил в том, что Брил погибла, так как я не пришла.

Думать обо всем этом было мучительно, а забыть невозможно. Это дело засосало меня, словно гиблое болото. И я понимала, что не смогу справиться с трясиной. Грейсон не виноват в смерти Брил. Стоило копнуть чуть глубже, и становилось ясно – его не было на той вечеринке, а Кэлз присутствовал. Он сам не отрицал этого и вел себя очень осторожно. Как я поняла, видел парня только Маррис, но ни сам Кэлз, ни Маррис ничего не расскажут, кроме того, что уже поведали законникам. И где искать новые доказательства? Я не имела ни малейшего представления. Это выводило из себя, и я злилась, не в силах побороть ощущение беспомощности.

Я варила кофе, когда в голову стрельнуло. Очень странная, непонятная боль, словно кто-то чужой пытается постучаться в твой мозг. Я поморщилась, тряхнула головой, прежде чем поняла – просто со мной кто-то хочет связаться.

– Нужно поговорить! – Перед мысленным взором появилась Клэр. Девушка была уже полностью одета и безупречно уложена, не то что я – растянутый еще папин свитер и носки. На голове воронье гнездо, а на глазах остатки косметики.

– Зачем? – Я бы солгала, если бы сказала, что соскучилась по Клэр. Я ее по-прежнему недолюбливала.

– Возможно, у меня есть то, что может тебя заинтересовать, – ответила она. – Встретимся через час в кофейне «Три кренделя» в центре?

– Хорошо. – Я все еще сомневалась, но отказать не смогла. Клэр кивнула и исчезла.

Ее поведение удивило. Оно было подозрительным, но я успокоила себя тем, что если бы блондинка готовила бы мне очередную пакость, то назначила бы встречу не в таком людном месте. Может быть, она действительно хотела поговорить. И даже не нужно гадать о чем, если единственная наша точка соприкосновения – это смерть Брил. Ну и Кэлз. Интересно, если бы Клэр знала о поцелуях, была бы она так любезна и захотела бы делиться сведениями со мной? Интересный вопрос.

Дорога до центра города на пересечении трех улиц у грандиозного правительственного дома, в котором заседал градоправитель, заняла практически весь час. Я даже собраться толком не успела. Все же моя жизнь после того, как платформа почила, стала намного сложнее – передвигаться пешком я отвыкла и постоянно опаздывала. Вот и сегодня, когда вбежала в уютную маленькую кофейню с видом на центральный парк города, Клэр уже сидела за столиком и пила кофе из маленькой чашки. Девушка была безупречна. Искусный макияж, гладко уложенные волосы, кокетливая алая шляпка и такой же костюм: приталенный пиджак с коротким рукавом и длинная юбка из струящегося материала, более темного, винного цвета. Я в кожаных штанах и тунике с корсетом смотрелась здесь неуместно. Взгляд Клэр говорил об этом красноречиво, но, к моему удивлению, она удержалась от комментариев и кивнула на свободный стул.

– Присаживайся. Ты правда думаешь, будто Брил убил Кэлз? – поинтересовалась она, после того как я взяла меню.

– Ты знала, что он тогда присутствовал на вечеринке? – ответила я вопросом на вопрос, отмечая, что цены в кофейне дикие даже на чай, но отказать себе в латте с карамелью и корицей все равно не смогла.

– Скажем так, – Клэр ответила уклончиво. – Если бы Кэлзу кто-то доложил о вечеринке, он мог бы примчаться в Кейптон и даже проникнуть в дом. Он был у меня частым гостем и знал, как пройти незамеченным.

– Ты ему говорила?

– Нет. Я не вмешивалась в их отношения с Брил. В любом случае осталась бы виноватой, но сказать вполне мог Маррис.

– Дружба неразлейвода? – хмыкнула я.

– Не только. – Клэр пожала плечами. – Маррис он… он – темная лошадка. Ему нравилось стравливать Брил и Кэлза. Точнее, ему нравится стравливать всех и вся.

– Зачем?

– Ну, они действительно забавно скандалили. – Девушка задумчиво усмехнулась, видимо, что-то вспомнив, и тут же, помрачнев, отметила: – Мне было жаль Кэлза.

– Потому, что она ему изменяла?

– Нет. Потому что он не видел, насколько сильнее любит ее, чем она его. Он никогда бы не убил Брил.

– А если в порыве злости? Кэлз же постоянно выходит из себя.

– Не с ней. – Девушка грустно улыбнулась. – С ней он был другим. Иногда мне кажется, если бы Кэлз оставался собой, Брил бы не изменяла. Она любила силу.

– Поэтому и Грейсон. – Я кивнула, чувствуя, что снова начинаю испытывать неуместную симпатию к Кэлзу.

– Да.

– Но ты тогда застала у нее дома не его?

– По всей видимости, нет.

– Был третий?

– Не знаю. – Клэр раздраженно нахмурилась. – Все слишком сложно. Я уже сейчас начинаю думать, что может быть, застала какое-то мимолетное развлечение? И Клэр сама себя за него ненавидела, поэтому и отреагировала так бурно? Она правда старалась быть с Кэлзом. Не знаю. Она действительно его любила, но почему-то ей было мало. Ей всегда было мало. Но я тебя позвала не за этим.

Клэр достала из сумки небольшую книжечку в кожаном переплете, похожую на книгу рецептов бабушки или семейный сборник заклинаний.

– Что это? – спросила я, не торопясь взять ее в руки.

– Я ненавижу тебя за то, что ты сдала Кэлза законникам. Он будет в бешенстве, когда выйдет. Я не верю в его виновность, но… если все же это сделал он, я хочу, чтобы ты доказала его вину. Или невиновность. – Клэр пожала плечами. – Я заплачу за твою работу, а это… это дневник Брил. Мне действительно важно узнать. Слишком долго я чувствовала себя виновной.

– Дневник? – удивилась я, даже забыв про предложение оплаты. – Почему о нем никто не знает?

– Потому что я его украла в день похорон, так как считала, что лучше его никому не видеть. – Клэр не выглядела виноватой. Поймав мой возмущенный взгляд, она пояснила: – Пойми, мне нелегко было решиться на этот шаг и показать его тебе. Брил держала дневник в секрете. Даже куда она его прятала, знала только я. Тут много всего, и явно нелестного, и про меня тоже, и про Кэлза, но записи под защитой. Я не смогла ее сломать и удалить даже частично. Если выйдет у тебя, возможно, получишь если не ответы на вопросы, то хотя бы какие-то намеки на то, из-за чего произошла трагедия. Если у нее был кто-то серьезный, то есть постоянный любовник после Грейсона, тот, которого она скрывала особенно тщательно, здесь должен быть хотя бы намек.

Я осторожно взяла книгу и открыла. Строчки плыли перед глазами: то рецепт пирога, то цитаты из Ганте, то состав лосьона для лица. Уловить мысль было невозможно. Буквы постоянно перемешивались, скакали и меняли последовательность. Скоро закружилась голова.

– Непростой шифр.

– Брил никогда не шла простым путем. Не говори об этом дневнике никому. Хорошо? Особенно Кэлзу. Если он доберется до записей и прочтет… предполагаю, будет сильно расстроен.

– Не думаю, что его увижу в ближайшее время. – Я покачала головой, даже не понимая, какие чувства при этом испытываю. Грусть? Злость? Или разочарование?

– О-о-о-о… – протянула Клэр, иронично изогнув идеально выщипанную бровь. – А вот на это я бы не рассчитывала. Кэлз зол и обижен, в таком состоянии он способен на разные гадости и глупости и уж точно не способен сидеть тихо.

Клэр бросила на стол деньги за кофе, подхватила сумочку и, махнув мне на прощание рукой, вышла на улицу. Я сделала глоток обжигающего латте и посмотрела в окно. Я, как и Клэр, не верила в причастность Кэлза к убийству, но не могла позволить себе быть пристрастной. Слишком много было поводов, слишком много недосказанности, и я не могла простить парню серый дурман.

Я так запуталась, что не видела даже света в конце тоннеля, а еще я до ужаса не хотела идти на занятия к Норису фон Лифену. Мне повезло. На той неделе первые два дня я провела в больнице и у законников, а оставшиеся учебные дни – дома, но завтра начиналась новая неделя, и встречи с куратором должны были возобновиться. Я не знала, как они пройдут. И захочет ли он со мной разговаривать. Я была на сто процентов уверена, что, когда Норис задавал мне вопрос о правосудии и законе, он имел в виду именно Кэлза. Получается, старший брат знал о том, что сделал младший, или догадывался? Столько вопросов, а ответы мне вряд ли захотят дать.

Я расплатилась за кофе и отправилась домой. С моря дул легкий бриз, смягчающий обычную полуденную жару. Сегодня было облачно и не так душно, поэтому я неспешно брела по шумным улочкам города из центра в свой тихий район, расположенный чуть восточнее. Мне даже сворачивать никуда не приходилось.

Кейптон расположился на трех террасах вдоль побережья океана, я жила на средней, но не в самом центре. Достаточно далеко, чтобы район не интересовал богачей, и там была приемлемая стоимость жилья, но достаточно близко, чтобы можно было добраться пешком.

А у дома меня ждал сюрприз, который заставил сердце упасть в желудок. От испуга я даже не сразу сообразила, кому подавать мысленный сигнал. Так и осталась стоять с открытым ртом, хотя, наверное, следовало бы бежать что есть мочи.

У моей калитки, прислонившись к полированному темно-зеленому боку платформы, стоял Грейсон. Эта платформа была совсем не в его стиле – слишком маленькая, с плавными линиями и откидным верхом. Явно женский вариант. Я даже облизнулась.

– Что ты здесь делаешь? – Я прищурилась и приготовилась сбежать в любую секунду. Грейсона так и не поймали. Он был хитер и имел могущественных покровителей в преступном мире. На эту неделю он просто исчез. Растворился где-то в трущобах, возможно, переждал время в подземных катакомбах, которые, говорят, превратили территорию под трущобами в настоящий непроходимый лабиринт.

– Тебя жду… – Парень нахмурился и сделал шаг вперед. – Я пришел извиниться, Яд, – очень тихо закончил он.

– Ой ли? – Я насторожилась. Было сомнительно, что Грейсон выплыл наружу лишь для того, чтобы попросить прощения. Не в его стиле.

– Прости. Я был не прав, – проговорил он, опровергая мою теорию. – Ты просто попала под удар.

– Ты меня едва не убил! – Бешенство, которое копилось внутри, наконец выплеснулось. – Ты едва не убил Кэлза!

– Ты жалеешь мерзавца?

– Нет. Но так не делается.

– А как делается, Яд? – тихо и угрожающе поинтересовался парень. – Он убил мою девушку, Яд. Я никак иначе не мог решить этот вопрос. Ты ведь за справедливость. Так, где справедливость в том, что его сегодня выпустят? Скажи, если бы тогда взяли меня, а не его? Меня бы выпустили так же быстро?

– Ты держал меня в заложниках и едва не убил. Тебя бы не выпустили вообще.

– Вот именно. Потому что ты осталась жива. А Брил нет, и ее убийцу уже отпускают. Она ничего не может рассказать.

– Если Кэлз виноват, это ненадолго. Даже его статус не спасет от правосудия.

– Надеюсь. Я сегодня уезжаю. Оставляю вместо себя Зверя, он будет хорошей заменой.

– Не боишься, что я побегу и доложу законникам?

– Они ничего не успеют сделать. Это бесполезно. Прощай, Яд, – сказал Грейсон, неожиданно кинул мне в руки маленький кристальчик и вскочил на круглую платформу-блин, которую я сначала не заметила. – Платформа твоя. – Он кивнул на блестящую зеленую красавицу. – Считай ее компенсацией за неудобство и разбитую старую.

– Ты считаешь, что меня можно купить? – разозлилась я. – Думаешь, расчувствуюсь и заберу обвинения?

– Нет. Я не просил тебя об этом. Мне жаль покидать колледж и Кейптон, но я поступил так, как считал нужным, и меня уже ждут в другом месте. Отец все устроил. Кстати, можешь не переживать, эта платформа чистая. Я ее восстановил с нуля – она была еще в худшем состоянии, нежели твоя. Пользуйся. По документам – это подарок от моего отца. Все чисто. Я не фигурирую. И мой тебе совет, беги из этого гиблого места, пока оно тебя не засосало, как и многих в этом городке.

– Оно меня уже засосало.

– Это тебе просто так кажется.

Грейсон отсалютовал и скрылся между домов, а я осталась стоять перед платформой моей мечты с кристаллом управления в руках. Чувствовала я себя при этом предательницей. Полной. Хотя не сделала ничего плохого. А законники ведь и правда уже не успеют поймать Грейсона, хотя я и заявлю им о том, что видела его.

Но, отправляясь домой, я не могла отделаться от мысли, что может быть так и начинают заключать первые сделки с совестью? Я чувствовала себя отвратительно, но уже знала, от платформы не откажусь. Она мне слишком нужна. Без транспортного средства я совсем беспомощна, купить новую в ближайшее время мне не светит, а такую, как эта, не смогу позволить себе никогда.

В итоге я все же убедила себя в том, что это не плата за молчание, а действительно возмещение ущерба. Грейсон должен был мне и за разбитую два раза прошлую платформу, и за синяки и нервы.

Я поставила чайник и засела с дневником Брил. Сегодня мне было особенно неуютно на пустой, огромной кухне. Она была рассчитана на большую семью. Огромное окно; тянущаяся вдоль стены разделочная зона; барная стойка, за которой раньше любил сидеть вечерами отец с приятелями, и огромный овальный стол, где собиралась семья и друзья. Я скучала по этому времени. Но сейчас грустить было некогда. Передо мной стояла задача, которую я хотела решить во что бы то ни стало. Разгадать головоломку Брил было делом чести.

Через два часа передо мной лежал исписанный клочок бумаги, открытый дневник, и не осталось ни единой мысли в голове. Я не знала, как победить заклинание, которое придумала Брил. Такая защита оказалась мне незнакома, явно девушка сочинила ее сама, и для того, чтобы взломать, мне нужно было начать думать как Брил. А я не могла, слишком плохо ее знала, вот и вертела книжечку как головоломку, применяя то один ключ, то другой и не находя ответ. А ближе к ночи у двери раздался странный скребущийся звук, напугавший меня до колик, словно кто-то хотел постучать, но не смог.

Я сунула дневник в кухонный ящик за банки с крупами – лучшего места все равно придумать не могла, сняла с пояса кнут и осторожно подошла к двери, прислушиваясь. Снова раздался стук. На сей раз он был более настойчивым и уверенным. Я медленно открыла дверь, чувствуя, как замирает сердце от страха. У меня стояла магическая защита. Если за дверью нежеланный гость и он попытается войти против моей воли, я смогу ее активировать. Но получится ли продержаться до прихода законников? Я надеялась – да.

Впрочем, бояться, как оказалось, не стоило. На пороге стоял тот, кто, я рассчитывала, не осмелится явиться так быстро. Кэлз, конечно, мог устроить скандал и вывести меня из себя, но вряд ли моей жизни и здоровью что-то угрожало. По крайней мере, я в это верила.

– Ты ведь пустишь меня, Яд? – поинтересовался Кэлз с нехорошей кривой усмешкой из темноты. Парень стоял в тени, и я не могла его разглядеть – только силуэт и смутно знакомые черты. Я не успела сказать «нет», так как он рухнул лицом вниз ко мне в холл, и только после этого я обнаружила кровь. Много крови. Она была у него на руках, которыми он цеплялся, и отпечаталась темным пятном на полу – его я увидела, когда Кэлз попытался подняться.

– Демоны тебя забери! – выругалась я и начала затаскивать парня с улицы в дом. – Кто это с тобой сотворил?

– А ты как думаешь? – простонал он, пытаясь подняться. – У Брил больше поклонников, чем у меня. А с твоей подачи все считают, будто убийца – я.

– То есть я виновата? – Я, буквально вскипая от возмущения, кое-как дотащила парня до дивана, и он в изнеможении откинулся на спинку, зажимая бок рукой. Сквозь плотно сжатые пальцы все еще сочилась кровь. Я наконец смогла разглядеть его получше.

Один глаз заплыл, губа разбита. Под рукой чуть ниже груди кровоточащая рана. Сразу так и не поймешь, насколько глубокая.

– Нож прошел вскользь, – просветил меня парень, проследив за взглядом. – Ты же правильная, Яд? До тошноты правильная. Ты же не дашь мне сдохнуть и окажешь первую помощь. А воздушники – твари. Я обязательно с ними поквитаюсь. Я уничтожу их банду к демонам. В Кейптоне даже упоминания о них не останется! – прошипел он со злостью.

– Сейчас вызову лекаря.

Все равно я была на него зла. Одно дело – не дать умереть, другое – вести светские беседы.

– Не надо. – Кэлз прикрыл глаза.

– Почему?

– Я не хочу объясняться. Не хочу опять к законникам, даже просто давать показания. Мне там не понравилось. Считай, что по твоей вине у меня развилась фобия.

– Представляешь. – Я зашипела и наклонилась к нему, пытаясь найти во взгляде хоть намек на раскаяние. – Я прекрасно знаю, как там. И тоже там бывала. По твоей милости. Ты подсыпал мне наркоту и пытался повесить на меня убийство, которое совершил сам.

– Я не убивал Брил, – повторил Кэлз и прикрыл глаза. Парню было плохо, но я все же не думала, что лучшая идея оказывать ему первую помощь самостоятельно.

– Тебе нужно к врачу. Я тебе не помогу.

– Я все сделаю сам, – упрямо заявил он. Нас учат останавливать кровь, но у меня не хватит силы, она утекает… слишком быстро, вместе с кровью. И я не смогу перевязать рану. Яд, я засранец, согласен. Но мы же можем это обсудить позже, не сейчас. Пожалуйста?

– Ты не просто засранец! – фыркнула я, но послушно отправилась за бинтами, ругая себя за мягкотелость. Второй раз за вечер я поступила не так, как подсказывали мне разум и совесть.

Кэлз не ошибся, рана оказалась неглубокая, но длинная. Я никогда не видела, как работают боевики. Магия целителей была совсем иной. Магия же боевиков… не уверена, что вынесла бы такое. Кэлз вцепился мне в плечо, высасывая из меня силу, и закрыл глаза. На лбу появилась испарина, а края раны стянулись, и огненные вспышки, словно игла целителя, пробежались зигзагами, будто сшивая невидимыми нитями. После этого Кэлз откинулся на диван и закрыл глаза.

– Перебинтуй, – тихо скомандовал он, и я даже не подумала ослушаться.

Когда мы закончили, руки и ноги у меня дрожали от слабости. Я накинула на задремавшего Кэлза одеяло и замерла у лестницы на второй этаж. Еще с утра я была уверена, что вышвырну парня прочь и не стану даже разговаривать, но он сумел снова проникнуть в мой дом очень хитро. И не выгонишь. Я понимала, он не заставлял избить себя до полусмерти, но все равно злилась. Я хотела поступить правильно, но не смогла, и это очень сильно бесило. Я не вступала в конфликты с совестью и принципами до тех пор, пока не начала общаться с Кэлзом фо Аголом.

Интересно, зачем он вообще пожаловал? Сегодня я вряд ли смогу от него добиться вразумительного ответа. И не выясню, кто именно на него напал и что произошло, а значит, разумно будет отправиться спать и постараться заткнуть совесть, которая настойчиво нашептывает, что я пригрела у себя убийцу.

Спать я так и не смогла и не только из-за сумбура в душе, а еще и из-за того, что желание рисовать было необычно сильным.

Скоро я не смогла думать ни о чем, кроме творческого зуда. Такое у меня случалось нечасто. Я, вздохнув, поднялась и, даже не одеваясь, направилась к подоконнику. Взяла карандаш и листок бумаги, села и поняла, что сделать не могу ничего. Нарисовала глаз, повертела листок, дорисовала ядовитый плющ, от названия которого произошла моя фамилия, и снова легла спать, чтобы минут через десять раздраженно подскочить и с ненавистью уставиться на пачку листов у изголовья кровати.

Поняв, что спать уже не получится, я накинула на себя тонкую тунику с завязками на груди, прихватила листы, карандаши (на всякий случай, еще и цветные) и спустилась на кухню. Поморщилась, заметив, посапывающего на диване в зале Кэлза, и включила свет в кухонной зоне. Мне нужно было выпить кофе и сосредоточиться. За окном едва-едва светлело на горизонте чернильное небо, синева становилась насыщенной, более яркой. До рассвета осталось часа полтора. Видимо, этой ночью мне все же удалось подремать, только сама я этого не заметила. Чувствовала себя на редкость уставшей и измученной.

Я разложила перед собой на столе листы, рассыпала карандаши и замерла. Чего-то не хватало. Не сразу до меня дошло чего именно. Дневник Брил я доставала с опаской, снова пролистнула страницы с прыгающими буквами, покосилась на спящего Кэлза, прикрыла глаза, и рука сама потянулась к карандашу. Очнулась, лишь услышав отчетливый смешок за спиной, и открыла глаза.

– Так вот что тебя привлекает, не так ли, Яд?

Я открыла глаза и с ужасом уставилась на рисунок. Даже Кэлз, который умудрился подойти неслышно, не так удивил, как то, что получилось на рисунке. Я не умела рисовать стройные композиционные вещи. Всегда получалась только абстракция. Чаще всего разбитое стекло, осколки которого можно было собрать в единый сюжет. Снова знакомые глаза, только почему-то на рисунке не голубые, как у Кэлза, а почти черные; кровать и девушка-блондинка, привязанная к изголовью; плетки и красная стена, на которой черными пятнами выделялись крепежи для рук.

– Скажи мне, пожалуйста, Кэлз, – медленно начала я, предпочтя не отвечать на вопрос и проигнорировать возникшую неловкость. – Нет ли у тебя каких… интересных сексуальных предпочтений…. – Вообще я бы предпочла, чтобы парень не видел эти рисунки, но раз уж он оказался рядом, грех не поинтересоваться, пока есть такая возможность.

– Я? – Парень выхватил из моих рук рисунок, а я вздрогнула, так как его ладонь коснулась моего плеча. Это невинное прикосновение разбудило воспоминания.

Пока Кэлз был увлечен моим творчеством, я осторожно задвинула дневник Брил под ворох испорченных рисунков. Оказывается, у меня не с первого раза получилось изобразить то, что нужно.

– С чего ты решила, что это мои фантазии? – металлическим голосом поинтересовался он.

– Ну… – Я осторожно поднялась и развернулась, загораживая стол. Было страшно, что парень все же заметит толстую, потрепанную книжечку.

Кэлз стоял слишком близко, я могла разглядеть его лицо очень подробно. На скуле чернел синяк. В уголке губы все еще оставалась спекшаяся кровь.

– Может быть, из-за этого. – Я, стараясь, чтобы голос не дрожал, показала на глаза в осколках стекла. – Брил не хотела участвовать в твоих фантазиях, нашла другого, а ты вспылил и убил? Так?

– Ты несешь ахинею! – процедил он сквозь зубы и зажал меня между своим телом и столом. – Я из-за тебя провел дьявольски паскудную неделю. Меня изучали, словно экспонат, меня допрашивали, они мне душу наизнанку вывернули, но не нашли ничего! А ты продолжаешь обвинять. Несмотря на то что я спас тебя там.

– Добро пожаловать в мой мир. – Я пожала плечами, хотя сердце екнуло. Я помнила обиды, но может быть, стоило не забывать другое. Только вслух признаться не могла. Пока не могла, поэтому сказала: – Теперь ты знаешь, как прошло мое лето!

– Так это была месть за лето? – Парень невесело хмыкнул, но не подумал отстраниться.

– Нет. Я много думала и рисовала, и знаешь… – Я закусила губу. Было не просто говорить ему это в лицо. – Это не первый рисунок с тобой. Всегда и везде в любой картине, которую я рисовала, мелькали твои черты. Ни разу не получился портрет, поэтому я сомневаюсь, ты ли убийца, но ты замешан в ее смерти по уши. Я могу ошибаться, но так получается на рисунках. – Я указала на листок, который держала в руках. – Правда.

– Это чушь! – Кэлзнаклонился ближе. В его льдистых глазах сверкнула злость. – А все твои картинки, мои портреты и вот это… – Он потряс передо мной последним рисунком. – Ты не думаешь, что это просто твое отношение ко мне.

– К тебе? – От возмущения у меня перехватило дыхание. – Слишком много о себе мнишь!

– Нет, Яд! Я не увлекаюсь извращениями, это твои мечты. Просто признайся себе, ты можешь меня подозревать сколько угодно, но все равно хочешь. И ничего с этим не поделаешь, вот поэтому я везде на твоих рисунках. У тебя не получается выкинуть меня из головы.

– Не говори глупости, Кэлз! – Я попыталась его оттолкнуть, но он только сильнее прижался, вдавливая меня в стол. От него пахло кровью. Немного по́том, едва заметно знакомым парфюмом, и мне было страшно даже представить, что он прав. Поэтому я и злилась.

– Ты же знаешь, что это не чушь, Яд. Ты можешь пытаться меня подставить, ты можешь делать вид, что тебе все равно, но мы-то с тобой знаем правду.

Он властно обнял меня за талию и притянул к пропитанным кровью бинтам так близко, что я могла почувствовать его горячее возбуждение. Рука переместилась с моей поясницы ниже и сжала, а другая легла на затылок. Я не хотела сдаваться и попыталась увернуться от грубого поцелуя, но Кэлз был сильнее. Он хотел меня наказать и пытался выместить злость, доказать правоту, поэтому поцелуй вышел чувственно-грубым, с терпким привкусом крови и разочарования. А у меня перехватило дыхание и обжигающая волна желания начала медленно подниматься по телу, лишая рассудка и воли. Это настолько разозлило, что я применила запрещенный прием, сильно нажала на рану и оттолкнула парня от себя. Он с шипением отшатнулся, а я перевела дыхание.

– Убирайся! Я не хочу тебя видеть.

– Это не так, Яд! И ты прекрасно знаешь об этом.

Он развернулся и вышел не очень уверенной походкой, а я чувствуя, что ноги подкашиваются, рухнула на стул. Перед глазами все плыло, я ощущала себя совершенно разбитой и невыспавшейся. А за окном уже поднялось солнце. Пора было собираться в колледж. А я так и не узнала, зачем ко мне приходил Кэлз.

Не хватало еще опоздать в первый день после пропущенной недели. Подозреваю, ряд преподавателей найдет что мне сказать. Я много пропустила. Утренняя ссора с Кэлзом вывела из себя и выбила почву из-под ног. В итоге я снова не успела собраться и примчалась в колледж уже на взводе. Нахамила охраннику на входе, отшвырнула волной воздуха Марриса с дороги и ненавидящим взглядом обвела толпившихся у входа в аудиторию однокурсников. Несколько особо нервных шарахнулись, а Расти попыталась что-то тявкнуть, но ее удержала за рукав Клэр. Это меня очень удивило, как и то, что блондинка сама подошла ко мне в столовой в перерыве между парами. Думала, в колледже она станет соблюдать дистанцию, но, видимо, ошибалась.

– Есть новости? – поинтересовалась она, присаживаясь ко мне за столик.

– На самом деле… есть, – после некоторого сомнения отозвалась я и полезла в сумку, продолжая говорить. – Я не смогла пока разгадать шифр, но мое подсознание, видимо, все же что-то уловило.

Я достала рисунок и положила на стол перед Клэр.

– Ты рисуешь события? Как интересно…. – протянула она, ничуть не удивившись, и внимательно принялась разглядывать рисунок.

– На самом деле, не события, – пояснила я. – Просто иногда могу добавить недостающие кусочки в готовый пазл. Ты представляешь, что это может быть? Кэлз клянется, что он тут ни при чем, но видишь, его силуэт везде. И я ничего с этим не могу поделать.

– Ты его уже видела? – Клэр прищурилась, и мне на миг стало не по себе, словно я посягнула на чужое.

– Не хочу об этом. – Я отмахнулась, и девушка, к моему облегчению, не стала настаивать.

– Ну… скажем так, силуэт Кэлза может не иметь отношения ко всему этому. – Клэр указала длинным ногтем на рисунок. – Ты ведь перерисовала запись Брил. А что, если когда она писала, то просто вспоминала Кэлза? Могла мучиться угрызениями совести, раскаиваться или писать о своих мечтах. Ты уверена, что это иллюстрация реального события, а не романтических грез Брил?

– Вряд ли это мечты… мой дар не работает так. Каждая картинка – подсказка, что-то важное, что упустил мой мозг.

– То есть место реально? – Клэр сразу стала серьезнее. На ее лице застыло сосредоточенное выражение.

– Не знаю. – Я с сожалением пожала плечами. – Но я редко рисую что-то несущественное. Брил увлекалась подобным?

– Она не афишировала это увлечение. Даже мне не говорила, но… – Девушка повертела картинку так и этак, хмыкнула и ответила: – Но вполне в ее стиле.

– А кто-то из твоих знакомых…

Я заметила на ее лице сомнение, но потом Клэр все же ответила:

– Маррис хвастался, что у него в подвале есть нечто похожее. Пытался произвести впечатление на Расти как-то. Он любит вворачивать в разговоре про плетки. Но… – Клэр подняла руку, останавливая меня. – Маррис так много заливает, пытаясь казаться значимым…. Что я, во-первых, сомневаюсь в правдивости его рассказов. А во-вторых, как бы это могло быть связано с Брил?

– Не допускаешь, что у них мог быть роман? Такие отношения она бы скрывала особенно тщательно?

– Не знаю. – Клэр поморщилась. – Я не могу представить подобное. Маррис не ее типаж. Но да, – девушка нахмурилась, – если бы у них что-то было, она боялась бы как огня наших насмешек и реакции Кэлза. Всего.

– Спасибо.

Я довольно улыбнулась и поднялась.

– Эй! – Клэр удержала меня за руку. – Яд, даже не озвучивай это предположение Кэлзу. Ты не представляешь, что он испытает. Просто молчи.

– А если я буду уверена?

– Только если на сто процентов. Он этого не заслужил. Да и Маррис тоже, если вдруг он ни при чем.

Весь оставшийся день я была задумчива и постоянно ловила себя на том, что кошусь в сторону Марриса, пытаясь понять, что же он все-таки из себя представляет. Я не подозревала его раньше, но он менталист – учится в нашей группе, а значит, мог внушить. Со слов Грейсона, именно он подговорил Кэлза подсыпать мне серый дурман на вечеринке, и он мечтал о плетках. Связывало ли его с Брил что-то, кроме общей компании? Мог ли он убить?

Рыжий, долговязый и несуразный. Тот типаж, когда даже деньги отца не могли сделать его любимцем девчонок. Маррис был мерзок и внешне, и по характеру, я его презирала и не испытывала ничего, кроме чувства гадливости. Но убить? Мне всегда казалось, что для этого нужно иметь кишку потолще. Тем более для того, чтобы убить Брил. Даже дар у нее был сильнее. Хотя… я вполне могла ошибаться.

Пара закончилась, и все стали собирать тетради, не обращая внимания на то, что магресса еще не закончила тему. Это Меррийский колледж магии – здесь сжирали слабых, даже если они формально находились на ступеньку выше.

– Ты пялилась на меня всю пару! – Этот противный голосок я узнала бы из тысячи. – Хочешь меня, да?

– Не льсти себе! – фыркнула я.

Маррис встал у моей парты и смерил откровенно оценивающим взглядом. Два оставшихся парня из нашей группы замерли чуть сзади. С одной стороны, они признавали Марриса лидером, с другой – побаивались меня и сейчас чувствовали себя не в своей тарелке.

Аудитория быстро опустела, осталась только Расти, которая наблюдала за нами с азартом в глазах. Клэр ушла. Я ее понимала. Она, с одной стороны, не хотела вмешиваться, с другой – вступать в открытую конфронтацию со своими. Но мне и не нужна была помощь.

Я смерила парня презрительным взглядом, оттолкнула с дороги и направилась к выходу. Я уже почти добралась до безопасного коридора, когда меня резко рванули назад за волосы.

Было больно, но я сдержала крик, только зашипела и шибанула локтем в живот Марриса. Он дернул сильнее и прижал меня к груди, зашептав на ухо:

– А что, Яд, ты горячая! Приходи ко мне. Я даже заплачу, может быть, если мне, конечно, понравится… С Кэлзом же ты спишь!

– Боюсь, не понравится мне! – Я наконец вывернулась, обрушила на Марриса сильный ментальный удар и, понимая, что совершаю ошибку, выдала: – Видишь ли, у меня есть некоторые особенные запросы, ты слишком слаб, чтобы воплотить их в жизнь. Кишка тонка. Мне нравится игра пожестче!

На последнем слове я резко толкнула руки вперед и выскочила за дверь, заметив, с каким наслаждением Расти наблюдала за нашей потасовкой. Кажется, ей просто нравилось смотреть, как кого-то травят. Без разницы – Марриса или меня.

Ярость клокотала в груди, и я неслась по коридору, даже не подозревая, что Маррис уже очухался и движется следом. Была настолько зла, что хотелось убивать всех и вся. Все же те, кто заметил меня с Кэлзом, сделали свои выводы. Такие, какие я и предполагала. Это еще они не прознали, чья это темно-зеленая платформа припаркована у колледжа. Я приехала одной из первых специально. Хотела отвоевать себе хотя бы один спокойный день. Не вышло.

– Ты думаешь, что крутая? – донеслось в спину, но я продолжила идти вперед, невзирая ни на что. – Нет, Яд. Ты жалкая! И ты такая же подстилка, как и все из твоего квартала. Считаешь, будто поступив сюда, ты стала особенной. Нет, ты так и осталась грязью под ногами.

Я, чувствуя, как краска отливает от щек, медленно повернулась лицом к нахально ухмыляющемуся Маррису. Он стоял, гордо выпятив худосочную грудь и заткнув большие пальцы за ремень брюк. Студенты, словно почуявшие легкую добычу стервятники, замерли в предвкушении, а парень, почувствовав их поддержку, продолжил:

– Ты никому не нравишься, Яд, и ты – пустое место. За тебя не заступится ни единая живая душа, даже если я сделаю вот так…

Он одним шагом преодолел разделяющее нас расстояние, швырнул меня к стене и, прижав к ней за шею, грубо поцеловал, попытавшись облапать грудь. Я со всего размаха пнула его между ног, попыталась оттолкнуть и ударила ментально, но напоролась на щит. И тут мне стало страшно, потому что за меня действительно никто не заступится. Сейчас в колледже, кроме унижения, мне ничего не грозит, а вот за его стенами…

Мне все же удалось вывернуться. Но, самое главное, что Маррис оказался прав. За меня никто не спешил заступаться. Или просто не успел? Но это вряд ли. На некоторых лицах я видела сомнение, на некоторых отвращение и страх, а на некоторых откровенное удовлетворение. С компашкой Брил и Кэлза рисковала связываться одна я.

– Видишь, Яд! Я могу сделать с тобой все, что хочу, и никто мне не помешает.

Он снова попытался приблизиться, но я уже была начеку, постаралась увернуться от нахальных лап, а в следующую секунду Марриса от меня отшвырнула какая-то сила.

Кэлз двигался так быстро, что походил на смазанную тень. И таким бешеным я его не видела, даже во время драки со Зверем или Грейсоном. Маррис вообще не ожидал ничего подобного. Кэлз одним ударом уложил его на спину и, запрыгнув сверху, врезал еще несколько раз без слов и объяснений.

– Кэлзик, ты что? – кинулась вперед Расти, но он посмотрел на нее так, что девушка отскочила в сторону, а я поняла, что силы иссякли.

Тихо сказала: «Прекрати!» – развернулась и пошла прочь. Впервые за долгое время меня душили слезы, и я спешила скрыться в туалете.

– Айрис, что у вас там творится? – поинтересовался спешащий на шум потасовки магистр Суран.

– Представления не имею! – буркнула я и захлопнула за собой дверь женского туалета.

Прийти в себя и не прореветься оказалось непросто. Но я сдержалась. Постояла, прислонившись лбом к холодному кафелю, презрев антисанитарию. Несколько раз вздохнула и почувствовала себя лучше. Я старалась не думать о случившемся, гнала от себя мысли и просто отдыхала в тишине. Но недолго. Дверь скрипнула, и в туалете показалась Клэр – сегодня она была в длинном темно-синем платье, которое делало ее строже. Говорить с ней не хотелось, и я молчала.

– Думала, ты ревешь, – безразлично бросила она, изучая мое лицо. – А ты держишься. Молодец. Не обращай внимания на Марриса. Он и со своими такой. Но просто знает – от нас получит отпор. А с тобой… заигрался.

– Предлагаешь простить и забыть? – невесело хмыкнула я и с вызовом посмотрела на блондинку.

– Он тебя больше не тронет и близко не подойдет. Маррис боится Кэлза. А Кэлз был просто в бешенстве. – Клэр улыбнулась и потом, слегка нахмурившись, добавила: – Сейчас их обоих увезли. Марриса к лекарям, Кэлза к папочке под домашний арест.

– Мне все равно. Я домой. На сегодня с меня хватит и колледжа, и учебы, и людей.

– Нет, – холодно отрезала Клэр, подошла ближе и взяла меня за подбородок – цепко, но не больно. Рассмотрела внимательно и сказала: – Глаза не красные, веки не опухшие. Выглядишь, будто ничего не произошло. Хочешь быть сильной? – спросила она и, отпустив подбородок, отступила. – Будь до конца. Иди и улыбайся. Тебя будут уважать и ненавидеть еще больше.

– С чего такая трепетная забота?

– Ну… – Клэр чуть наклонила голову и закусила губу, подумала, а потом осторожно произнесла: – Подругами мы с тобой не будем, но есть в тебе что-то заслуживающее уважения. Люблю сильных. Раньше думала, ты просто корчишь из себя крутую, а случись чего, сломаешься, но ты меня приятно удивила.

Она развернулась и вышла, я несколько раз вздохнула и двинулась следом. Уже на выходе поняла, что последую совету Клэр. Она права.

Сначала на меня косились. Кружили, словно коршуны, рассчитывая почувствовать слабину, но я была невозмутима и даже иногда снисходительно улыбалась, неосознанно копируя манеру Клэр смотреть на всех свысока. И довольно быстро интерес к моей персоне исчез. Инцидент забыли, и я смогла вздохнуть свободно. В конце последней пары пришла в себя настолько, что даже уговорила себя идти на дополнительные занятия к Норису фон Лифену. Он явно знал о произошедшем с утра, а мне до ужаса ничего не хотелось объяснять, но бежать от проблем неправильно, и я это прекрасно понимала.

Преподавателя я встретила уже в коридоре. Он сосредоточенно спешил по направлению к выходу. Дорогой укороченный пиджак с расшитыми лацканами, белоснежная рубашка и притягивающий взгляд темно-синий с серебром шейный платок.

– Айрис! – Норис фон Лифен замер и уставился на меня. Потом поморщился и вздохнул: – Вот же демоны! Я совсем о вас забыл!

– Ну, тогда, может, в следующий раз? – нерешительно заметила я и отступила, испытывая облегчение.

– Нет-нет. – Он покачал головой, задумался и сказал: – Я сегодня проспал и не успел даже позавтракать. Бога ради, не подумайте ничего такого, но не могли бы мы провести сегодняшнее занятие не здесь, а в кафе за углом? Просто я об этой чашке кофе с пенкой мечтаю с начала первой пары.

– Ну… – Я замялась, а он улыбнулся и пожал плечами, став на секунду удивительно похожим на Кэлза. – Хорошо. – Я согласно кивнула, так как тоже хотела кофе и вырваться из стен колледжа.

Кафе на самом деле было недалеко от колледжа, за углом. Я его прекрасно знала, и кофе тут подавали отменный – ароматный с густой пенкой и корицей. Заказала себе латте и шоколадный маффин и устроилась за угловым столиком у самого окна. Норис фон Лифен разместился напротив меня. Сначала я хотела замять тему, касающуюся себя, Кэлза и того, что он спас мне жизнь, а я сдала его законникам, но потом поняла, что с моей стороны это будет подло. К тому же Норис тоже помогал меня вытаскивать из той передряги, и подобное поведение много стоило. Я ценила помощь, пусть и попала в неприятности благодаря его брату, но он не обязан был приходить мне на выручку.

– По поводу того, как я поступила с Кэлзом… – Слова давались трудно, и голос звучал тихо.

– Не стоит, Айрис. – Норис нахмурился. – Я не одобряю ваше решение, но вы мне озвучили свою позицию по данному вопросу, причем раньше, чем оказались перед выбором. Признаться, я удивлен и восхищен тем, что вы не отступаете от своих принципов. Немногие могут похвастаться подобным.

– Не отступаю. Почти, – призналась я, вспомнив Грейсона и темно-зеленую платформу.

– Это достойно уважения.

– А почему вы тогда вообще задали мне тот вопрос? – Я не удержалась и спросила: – Тоже подозревали Кэлза?

– Ты сейчас интересуешься, что я думаю по поводу того, мог Кэлз убить свою бывшую девушку или нет? – В голосе Нориса прозвучала издевка, и я стушевалась. – Прости, но не скажу. Наш адвокат строго-настрого запретил озвучивать свои мысли. Но… Кэлз и Брил удивительно не подходили друг другу. Они вечно были на ножах, вечно пытались доказать друг другу, кто круче, и Кэлз проигрывал. Его это злило. В последнее время они ругались. Причем достаточно жестко. На эмоциях… – Мужчина помрачнел. – Нравилось ли мне это?.. Нет. Вспыльчив ли Кэлз? Да.

– Кэлз сказал, вы с Брил недолюбливали друг друга…

– Не совсем так. Я считал, что они не пара и не особо скрывал. Брил не любила, когда ей указывают. Это нельзя назвать нелюбовью. Скорее несовпадение взглядов. Я уважал Брил. Она была умной и целеустремленной. Кстати… – Норис посмотрел на меня в упор. – Что у вас с Кэлзом? Прости, конечно, за вопрос, но… Кэлз спасает тебе жизнь, ты сдаешь его законникам, он ночью сбегает из дома к тебе, с утра заступается за тебя, но ты не рядом. Это даже непонятнее, чем с Брил.

– Нет. – Я через силу усмехнулась. – У нас ничего нет. Он попросил меня найти убийцу Брил… Только и всего.

– И ты нашла его?

– Да. А я нашла его, точнее, думала, что нашла, когда сдавала Кэлза законникам. – Я усмехнулась. – Теперь не уверена.

– Сомневаешься, потому что сердце подсказывает обратное или есть конкретные факты?

– И то, и то, – уклончиво ответила я. – Брил ведь любила риск и парней погорячее. Да, Грейсон оказался не виноват, но это не значит, что не было еще кого-то. Того, кто полностью отвечал ее требованиям.

– Три парня на одну восемнадцатилетнюю блондинку? – Норис нахмурился и пренебрежительно отмахнулся. – Не много ли?

– Если никого не было, тогда убийца – Кэлз.

Я пожала плечами и встала. Не любила, когда на меня смотрели, как на сопливую, ничего не смыслящую в жизни девчонку. Я никогда не говорила, если не была уверена.

– Простите, но сегодня сложный день, – заметила я. – Давайте перенесем занятие на другое время?

– Хорошо. – Он улыбнулся, на секунду задумался и произнес: – И кстати, ты при расследовании пользуешься как-то своим даром?

– Да… – Я осторожно кивнула. Не любила говорить на эту тему с посторонними.

– Как именно? – поинтересовался он.

Я подозрительно прищурилась, а сердце пропустило удар. Я не понимала, к чему этот разговор. Норис сам был менталистом и знал – мы не любим афишировать свои способности.

– Не хочешь говорить? – усмехнулся мужчина. – Понимаю. Просто ты подумай вот о чем. На этой основе ты могла бы сделать очень сильную работу. Ты ведь много выяснила по делу о смерти Брил? Не хочешь рассказать общественности?

– А если я не смогу довести до конца? Если все, что я узнаю, пустышка?

– Айрис, ты студентка. Никто не ждет, что ты раскроешь преступление, которое не смогли раскрыть законники и частные сыщики, нанятые родителями Брил. Но ты можешь описать свой метод работы с даром, то, как в теории он может помочь в расследованиях.

– Мне помогают рисунки, – отозвалась я тихо. Слова о том, что от меня не ждут ничего особенного, задели, и я добавила: – И я раскрою это дело. Каждый рисунок – ключик к маленькой дверке или кусочек пазла. Рано или поздно я соберу их все. Даже если собирать придется всю жизнь.

– Ты покажешь эти рисунки?

– Может быть, некоторые, – уклончиво пообещала я, подхватила сумку и направилась к двери.

Разговор по непонятной причине заставил нервничать. Наверное, мне было неприятно. Хотелось бы, чтобы Норис фон Лифен относился ко мне чуть серьезнее. Хотя… с чего бы это вдруг? Я ведь ничем не заслужила его уважения. Я всего лишь одна из студенток. К тому же сомнительного поведения. Он ведь думает, что я сначала спала с Кэлзом, а потом сдала его законникам.

А еще меня смущало то, что я услышала от Нориса по поводу отношений Брил и Кэлза. В таких логичных рассуждениях было одно очень важное противоречие, которое не давало мне покоя. Тот, кто убил Брил, не действовал в порыве гнева. Это было хладнокровное убийство, к которому готовились. Ее не столкнули с крыши, ее заставили прыгнуть. Сломили волю, подчинили тело чужим желаниям. А потом поработали над сознанием Клэр, частично уничтожив память.

Все сходились на одном – Кэлз любил Брил. Он мог злиться, он мог обижаться и, возможно, мог убить в порыве гнева. Но мог ли он провернуть хладнокровное, заранее спланированное убийство? Не уверена.

Чем дальше, тем больше я убеждалась в том, что убийца был из менталистов. А я знала лишь одного менталиста в окружении Брил – Марриса. Только вот идти к нему с обвинениями я не могла. Нужно было собрать больше информации, а она хранилась в одном месте – дневнике Брил. Расшифрую его – пойму, что произошло.

Пока мы сидели в кафе с Норисом фон Лифеном, парковка перед колледжем практически опустела и уезжала я не на виду у всех студентов, а в гордом одиночестве. Это не могло не радовать. Дома я даже не стала есть, а сразу же вытащила блокнот Брил и пачку листов. Я почти разобралась в себе и поняла, что хотя еще не простила Кэлза за дурман, все же склонна полагать, что он действительно не убийца, а вот Маррис… я его ненавидела всей душой и почти желала, чтобы виновным оказался он. Но проверить свои догадки я пока не могла. Не хватало информации.

Я чувствовала себя немного неуютно из-за того, что Кэлзу снова достанется от родителей за меня, но пойти и лично сказать ему «спасибо» пока не могла. И дело было даже не в обиде. Просто сейчас имелись дела поважнее. Я чувствовала, что разгадка где-то близко и почти ухватила ее, но все же упускала нечто значимое. Например, до сих пор не поняла, зачем именно Брил хотела со мной встретиться.

Руки сами потянулись к пачке листов. Занятая мыслями, я даже не сразу заметила, что открыла дневник на середине и карандаш начал выводить на листе линии. Снова красная комната, опять на кровати светловолосая девушка в ночнушке насыщенного, синего цвета. У блондинки на сей раз завязаны глаза, широким то ли платком, то ли шарфом, в тон сорочке.

Темный мужской силуэт со стеком на фоне открытой двери – черт лица не разобрать. Судить по телосложению сложно. Все же рисунок не всегда давал возможность определить точно. Что все это значит? Возможно, именно эти увлечения Брил сыграли с ней злую шутку? Я достала из сумки рисунок и положила его рядом с тем, который нарисовала сейчас. В них был много общего, и я понимала – это не случайно. Мой мозг вполне мог зацепиться за одну общую деталь, но вот какую? И почему я не могу ее выделить? Точнее, могу – это красная комната и мужчина-доминант. Я была почти уверена, бывшую девушку Кэлза убил он. Она искала кого-то властного и нашла, а потом что-то в этих отношениях пошло не так и Брил убили. Вопрос что? И кто убийца? Ответ должен был крыться в рисунках.

Я вздохнула, потерла виски и снова сосредоточилась на процессе, надеясь, что если рисовать достаточно долго, то получится что-то новое. Но спустя сорок минут я имела перед собой кучу картинок со схожим сюжетом. Мой капризный дар считал, что у меня в руках есть все необходимое.

«А что Брил хотела от меня? – пронеслось в голове. – Зачем эта встреча?» Возможно, она собиралась передать мне что-то. Эта мысль и раньше приходила мне в голову. Логично предположить – компромат, но при себе у нее ничего не было. А если? Если она успела спрятать где-то там, на крыше Клэр? Какая же я дура! Я подскочила и кинулась на выход. Вряд ли Клэр обрадуется ночному визиту, но если моя догадка верна, то мы, возможно, намного ближе к ответам, чем нам кажется. Пока я не знала о том, что у Брил был любовник, которого она скрывала, и весьма специфические эротические увлечения, мысль о компромате казалась мне далекой и несущественной. Но сейчас я поняла, что у Брил были либо записи, либо магснимки. И за них ее вполне могли убить.

Я схватила сумку, но едва взялась за дверную ручку, раздался стук. На пороге снова стоял Кэлз. На сей раз не избитый и даже прилично одетый, что заставило меня задержать дыхание. Ему шло сочетание серого и синего – эти цвета подчеркивали холодный типаж. Парень казался недоступным и слегка надменным. Я всегда думала – он именно такой. Только в последнее время узнала, что за внешним язвительным льдом скрывается огонь. Раньше, даже когда Кэлз срывался и выходил из себя, я не до конца верила. Думала – это позерство и специально выбранная модель поведения, за которой кроется холодный расчет.

– Что ты здесь делаешь? – устало спросила я, не торопясь пускать парня внутрь.

– Пришел проведать тебя. К тому же дома… – Он сделал паузу, пожал плечами и закончил: – Дома меня ругают, а я очень не люблю, когда меня ругают. К тому же ни за что.

– Ты устроил драку в колледже. – Я пожала плечами, все еще пытаясь отыскать возможность выпроводить Кэлза куда подальше, но он не уходил. Прислонился к косяку и смотрел на меня внимательно, с едва заметной улыбкой на губах.

– И не жалею. Если я еще раз увижу этого придурка рядом с тобой, так просто он не отделается.

– Ну, мне сказали, он и так не отделался просто. Не жалко было друга?

– Маррис перешел границы, – серьезно заметил Кэлз. – Есть грань вседозволенности, из-за которой человека можно вернуть только силой. Я ему сделал одолжение. Кстати, из-за чего у вас вышел конфликт?

Кэлз отодвинул меня в сторону и, как всегда, нагло прошел в холл. Он не спрашивал разрешения, а хватать его за руку и утаскивать от стола, заваленного картинами, я не стала, вместо этого, осторожно подбирая слова, сказала:

– А из-за этого и вышел…

– Не понимаю. – Кэлз поднял один из рисунков и внимательно рассмотрел. – Тебя не отпускает эта тема.

– Не меня. – Я покачала головой. – Ты сильно разозлишься, если я скажу, что эта тема не отпускала Брил?

– Да нет… – Парень вздохнул и повернулся ко мне. В его глазах мелькнула боль. – Я уже устал злиться и удивляться.

– Клэр сказала, что подобным, – я указала на рисунок, – очень интересуется Маррис. Я не могла спросить его прямо, но, видимо, мои намеки… Они попали в цель, и он вышел из себя…

– Красная комната боли у Марриса? – Кэлз невесело хмыкнул и, развернувшись, заметил: – Не смеши меня. Маррис придурок. Мелкий, трусливый придурок. Он может сколько угодно мечтать о таком! – Парень брезгливо бросил рисунок. – И кто-то, возможно, даже ведется на его громкие фразы. Он позер. Но… он подобное не воплотит в жизнь никогда. Точнее… Если у него хватит воли сбежать от родителей после колледжа, может быть, где-то в столице он и реализует свои неуемные сексуальные фантазии. И даже красную комнату организует, куда будет водить каких-нибудь доверчивых старшеклассниц. Но здесь? Это смешно. Я не удивлюсь, если его мамочка в туалет за любимым деточкой отправляет жука-следилку. Там тотальный родительский контроль. Шаг вправо или влево и вот уже поднята вся охрана, которая мчится проверять, куда запропастился драгоценный сыночка.

– А почему же Клэр…

– Клэр не так близка с Маррисом. Говорю же, он умеет пустить пыль в глаза. А мы… знаем друг друга очень давно.

– Еще одна ниточка, которая привела в никуда! – Усмешка вышла горькой. – Я сошвырнула со стола листы. На столешнице остался один дневник. Клэр просила не показывать его Кэлзу, но сейчас мне было все равно. Сама я его не разгадаю никогда. Впрочем, и Кэлз вряд ли.

– Это ее дневник. Да? – тихо спросил он и замер, уставившись на потрепанную книжечку. Подумал немного и взял в руки.

– Да, но я не могу прочесть.

Я следила за парнем, задержав дыхание. Признаться, боялась его реакции.

– Никто не сможет, – Кэлз положил книжку на стол и заметил с болью в голосе. – Может, и к лучшему.

– Откуда ты знаешь? – насторожилась я.

– Брил… она говорила о нем. Сказала, тут хранятся самые страшные секреты обо всех ее друзьях. То, что не знает никто, кроме нее. Тут мысли, мечты, секреты. И если ее вдруг не станет, то все сведения просто рассыплются и «станут осколками разбитого стекла, как в детском калейдоскопе» – ее слова. Она бережно хранила свои тайны.

– Значит, рисунки – это единственное, что у нас есть?

– Вероятнее всего… хотя… может быть, ты и сможешь расшифровать… Точнее, собрать воедино то, что перестало существовать, когда умерла Брил. Но на это уйдет много времени.

– Не настолько в себе уверена. – Я покачала головой и сменила тему. – Но если не Маррис, то кто?

– Ты знаешь… – Кэлз подошел ближе, присел на краешек стола и убрал у меня с лица прядь волос. – Кто угодно. Я не следил за ней. Возможно, зря. Может быть, мы никогда не найдем его. Ты думала об этом?

– Нет, – я упрямо сжала губы. – Не привыкла сдаваться и чувствую все, что нам нужно, находится здесь. В этой маленькой на первый взгляд бесполезной книжечке и на этих рисунках.

– Я не хочу их разглядывать сейчас, Айрис. Неужели это нельзя отложить до утра? – Кэлз выглядел усталым. Но я не могла сказать, что расстроенным. – Ничего не изменится.

Я задумалась и поняла, что он прав и к Клэр можно съездить завтра после колледжа. А пока стоит дать себе отдохнуть, иногда решение приходит само, нужно просто на время перестать его искать. Возможно, завтра получится найти то, что Брил хотела передать мне. Если, конечно, она взяла это «что-то» с собой. А Кэлзу об этом знать не нужно. Если, как я предполагаю, есть магснимки или записи, мне бы не хотелось, чтобы он это видел.

– Давай не будем продолжать искать ответы сегодня? – предложил Кэлз. – Яд, мне необходимо с тобой просто поговорить и объяснить очень многое. Не знаю почему, но мне важно, чтобы ты верила.

– По поводу убийства Брил? – Я пожала плечами и опустила глаза. На самом деле, не та тема, на которую бы мне хотелось сейчас общаться. – Я верю. Если ли бы ты и убил ее, то никогда не стал бы планировать. Это могло получиться только в порыве гнева. Случайно. Мне потребовалось время, чтобы окончательно понять это.

– Нет, Яд… – Кэлз хмыкнул. – Я не смог бы ее убить и в порыве гнева. Никак. Говорил же. С ней я был слабым.

– Это не слабость… – Я закусила губу и сделала шаг ему навстречу.

– А что это? – спросил он тихо и посмотрел мне в глаза. По спине пробежали мурашки, а напряжение в воздухе возросло до предела.

– Любовь… – ответила я, чувствуя, как пересыхает горло.

– Любовь Брил считала слабостью.

– Это ее проблемы.

Я едва заметно улыбнулась, пытаясь смягчить грубость.

– Были… – поправил парень.

– Ты ведь не сможешь ее отпустить, да Кэлз? – Я попыталась поймать взгляд стальных глаз. Парень, как ни странно, позволил это сделать и не отвел, как обычно, взгляд. Даже голову не наклонил, пытаясь спрятаться за длинной непослушной челкой.

– Я уже ее отпустил. Давно. Желание поймать убийцу… – Кэлз замолчал, подбирая слова.

– Это желание поставить точку?

– Да. Я хочу поставить точку и не оборачиваться назад. Я уже говорил тебе это. Ничего не изменилось.

Я вздохнула и запрыгнула на стол рядом с Кэлзом, касаясь плечом его плеча.

– Ты знаешь… Не так сложно было осознать, что ты не убивал Брил, как понять, зачем ты подлил мне серый дурман. Если с первым я справилась, то со вторым… нет.

– Вариант: «потому что я – дурак» тебя ведь не устроит? – Кэлз хмыкнул и посмотрел на свои руки. Достаточно широкие запястья, длинные сильные, слегка подрагивающие пальцы.

– Расскажи мне про тот вечер?

– А что именно? Маррис мне сообщил про вечеринку. Я сорвался и примчался, потому что был в бешенстве. Не знал, о чем Брил хотела поговорить с тобой, ты просто мне мешала. Тогда Маррис предложил подсыпать наркоты…

– Маррис предложил подсыпать мне наркоты… Ты повелся… – Я хмыкнула и отвернулась. Было крайне неприятно. – Но потом! Ты обвинил меня в смерти своей подружки. Получается, подставил меня ты! Зная, что я не виновата ни в чем!

– Я… – Парень покачал головой. – Я не знаю, Яд. Чувствовал себя виноватым, злился, ненавидел всех и боялся, что ты все же пришла на встречу… Ты упрямая, думал, наркотик тебя не вырубил…

– То есть… все же подозревал? – несколько спокойнее отозвалась я.

– Взаимно, да? – Кэлз осторожно улыбнулся. Было видно, разговор ему дается с трудом, как и мне.

– Уел… – Я не удержалась и хмыкнула. – Но все же… мне не дает покоя твой дружок. Не думаешь, что он специально подговорил опоить меня наркотиком?

– Чтобы убить Брил? Нет, – категорично отозвался Кэлз. – Это еще более нелепо, чем версия, в которой убийца Клэр. К тому же Маррис не способен что-то планировать. Он и все его глупости спонтанны. Он не знает, в какой момент что-нибудь выкинет, и потом не понимает, зачем это сделал. Он просто избалованный придурок, а не убийца. Как и мы все, – не очень весело отозвался парень.

Я не стала спорить. Прекрасно понимала, почему Кэлз не принимал в расчет Марриса. Они слишком давно друг друга знали, с одной стороны. С другой – Кэлз считал друга слабаком. Я же не была уверена ни в чем. Сбросить со счетов рыжего мерзавца казалось неправильным, но спорить я не собиралась. Хотела дослушать историю до конца.

– Что было дальше?

– А дальше пошло все не по плану. Сначала у входа начал бузить Грейсон. Необходимо было разбираться и отправить его восвояси. В тот вечер, видимо, все хотели видеть Брил, только вот я не мог понять, зачем он приперся. Потом некстати появилась Клэр, и мне пришлось прятаться, чтобы она меня не заметила. Я едва не спалился.

– А Клэр ты где встретил?

– Да там же, у входа. Ей кто-то доложил, что назревает потасовка. Вот она и примчалась.

– А потом?

– А потом… я пошел за Брил…

– И?

– И все предсказуемо. Она не стала со мной разговаривать.

– Почему? – удивилась я.

– Вам не назначено… – хмыкнул Кэлз. – У нее были другие планы, и она на меня злилась. Только я так и не понял из-за чего.

– И ты ушел? – В это было сложно поверить.

– Да. – Парень кивнул. – Она сказала, что все объяснит утром. Только утро так и не наступило. Для нее, по крайней мере. Ты знаешь, только спустя три месяца я понял, что, если бы все сложилось иначе, утром она бы меня бросила… Не в шутку. Мы расставались с десяток раз, а по-настоящему.

– Почему ты так думаешь?

– Взгляд. Я понимал, что нежелание говорить со мной… это не каприз. Брил что-то для себя решила. Она не любила действовать спонтанно. Вечеринка на бегу… нет. Не подходящее время и место для расставания. А вот утром можно поговорить серьезно и в спокойной обстановке. На самом деле, это вполне в ее духе.

– Но ведь могло быть что-то другое, – не согласилась я. Желание Брил бросить Кэлза не вписывалось в мою стройную теорию убийства из ревности.

– Могло. Я так и думал, точнее, убеждал себя. Но… не знаю… взглянув на последние месяцы наших отношений трезво, я понял, они были иными. Брил меня намеренно отталкивала, а я не уходил. Предпочитал не замечать, как сильно все изменилось. Жил своими чувствами и привычкой.

– Пока ты мучаешься этим вопросом, ты никогда не поставишь точку, – подумав, сказала я. – Ты ведь понимаешь, что даже если убийца будет пойман, ты не узнаешь ответ на свой вопрос. Никогда.

– Понимаю. Поэтому и предлагаю хотя бы сегодня на вечер забыть об этом деле. Я хочу найти убийцу Брил, но если не получится, не хочу, чтобы этот факт отравлял мне жизнь. Это неправильно.

– Ты прав. Может быть, кофе? У меня мысли в кучу. Нужно переключиться. – Я спрыгнула со стола и хотела направиться в сторону плиты, но Кэлз не пустил. Поймал сзади в объятия и прижал к себе. Я чувствовала, как сильно бьется его сердце, дыхание на затылке и каждый изгиб прижимающегося к спине тела.

По позвоночнику будто пробежали маленькие искорки. Парень не скрывал свое желание. Горячее дыхание обожгло кожу, а секундой позже ее остудил легкий поцелуй, нежный, но не оставляющий сомнений в желаниях.

– Я хочу совсем не кофе, – тихо сказал парень, видимо, не собираясь размыкать объятия.

Я чувствовала себя удивительно беззащитной и не могла понять – мне это нравится или пугает. Руки, сжимающие талию, скользнули выше к груди, и я дернулась, чтобы развернуться и шепнуть в приоткрытые соблазнительные губы: «Нет». Это было самое сложное, что мне довелось сказать в жизни.

Ноги уже стали ватными, а жар внизу живота разгорелся от одного невинного поцелуя. Я боялась представить, что будет дальше, и не была готова проверять. Кэлз слишком опасен – омут, в котором я очень боялась утонуть.

– Почему, Яд? – Парень, казалось, не воспринял мои слова всерьез. Он снова сцепил руки в замок, на сей раз у меня на спине, и властно притянул ближе. Так как я пыталась удержать дистанцию, то соприкасались только наши бедра, и этого было достаточно, чтобы я окончательно потеряла голову. Хотелось целовать Кэлза до умопомрачения, но я понимала, этого не стоит делать по сотне разных причин.

– Не нужно. – Я уперлась руками ему в грудь, намереваясь оттолкнуть, но вместо этого ловила каждый удар сердца и не могла сдвинуться с места. – Это неправильно и глупо…

– А ты всегда поступаешь только правильно? – хрипло поинтересовался он и нежно скользнул горячей ладонью по позвоночнику, заставляя забыть о том, что на мне одежда.

– Нет… – Я невольно прикрыла глаза. – Я очень редко поступаю правильно…

– Значит, еще одна глупость ровным счетом ничего не изменит, – шепнул он и поцеловал. Медленно, нежно, глубоко. Волнующе скользнул языком между губами, прижался так близко, что перестало хватать воздуха, но мне и не нужно было дышать. Я глотала его поцелуй, растворялась в нем и остатки сомнений терялись во все нарастающем желании.

Наверное, если бы я даже хотела остановить его, то уже бы не смогла. Я потерялась в серебре глаз и в умелых руках. С поцелуем глотала его горечь и боль, отвечала на каждую ласку стоном и понимала, что наутро буду жалеть. Но разве это имело значение сейчас, когда в ушах стучала кровь, а сердце билось в таком бешеном ритме, что становилось больно?

– Ты ведь понимаешь, что это ошибка? – уточнила я, стаскивая с его плеч рубашку, вдыхая терпкий запах мужского тела и пытаясь запомнить, какая на ощупь его кожа.

– Ну и что? – Он усмехнулся и закусил губу, наблюдая за тем, как я медленно расстегиваю блузку, и даже не пытаясь мне помочь. – Одна из многих и точно не та, о которой я буду жалеть.

Он наблюдал, не двигаясь, но в глазах бушевал огонь, который Кэлз пока сдерживал. Я тоже не спешила, хотя ловила себя на мысли, что очень хочу узнать, каково это – быть с ним. Самый завидный парень в колледже. Думала ли я о том, что когда-то узнаю его настолько близко, что буду сгорать от желания в его объятиях, подставлять для поцелуя плечо и дрожать, когда теплые губы прочертят дорожку по моей шее от уха к ключице.

Блузка полетела на пол вслед за его рубашкой, а ласки стали смелее. Я чуть отстранилась, провела руками по сильным плечам и тихо засмеялась, ощущая собственную власть.

– Думаешь, кухонный стол лучшее место в моем доме? – уточнила я, схватившись за ремень на его брюках.

– Он меня полностью устраивает… – пробормотал Кэлз, подхватил меня на руки и усадил на столешницу, намереваясь поцеловать еще раз, но с улицы раздался неясный шум, заставивший меня напрячься.

– Демоны… – выдохнул парень, отстраняясь. Он тяжело дышал, в глазах еще не рассеялась дымка желания, но он отступил и скомандовал:

– Оставайся здесь!

Кэлз схватил с пола рубашку и бесшумно выскользнул на улицу.

Следовать его совету я, конечно же, не стала, накинула на себя блузку и вышла из дома в темноту. Прохладный ночной воздух остудил. Прогнал из головы все неправильные мысли, и я поняла, какую глупость едва не совершила.

Я специально ждала Кэлза у дверей. Не хотела снова пускать его в дом. Боялась опять поддаться искушению. Я допустила ошибку с Трионом и не собиралась второй раз вставать на те же грабли. Тем более сейчас грабли были намного опаснее и острее.

– Никого, – доложил Кэлз, когда вернулся. – Видимо, соседская кошка прыгнула на подоконник, а потом сбежала.

Парень внимательно посмотрел на меня и тихо заметил:

– Но это ведь не имеет значения? Ты больше не подпустишь меня к себе. Да, Яд? Ты никогда не подпускаешь тех, кто может забраться к тебе в душу.

– Ты злишься? – Я опустила глаза и не стала отвечать на вопрос. Кэлз и сам понимал, что прав.

– Не знаю… – честно ответил парень. – Если и злюсь, то не на то, о чем ты думаешь…

– А на что?

– На то, что не могу пробить стену, которую ты выстроила вокруг себя.

– А нужно ли тебе это? – усмехнулась я.

– Да. И я всегда добиваюсь своего. – Он прямо посмотрел мне в глаза, послал воздушный поцелуй и, развернувшись, скрылся в темноте, оставив меня в одиночестве на крыльце дома.

Я, чувствуя на щеках слезы, вернулась в дом и провалялась без сна почти до самого утра. В итоге на первую пару проспала, что не случалось со мной с первого курса. Я не понимала, что творится. Точнее, боялась себе признаться. Постоянно вспоминала о Кэлзе, страдала от того, что прогнала его вчера и не могла думать ни о чем другом и ни о ком. Сходила с ума, вспоминая вкус его губ, закрывала глаза и видела его улыбку. И не могла разобраться в себе, просто потому что не представляла, что ему нужно от меня. Только постель… зачем? У него есть масса более простых вариантов. Та же Клэр, она раздевает его взглядом. Зачем ему я, и как больно мне будет, когда он поймет, что выбор ошибочен.

Мысли отвлекали от дела и дневника Брил. Я с утра даже не порисовала. Точнее, взяла листок бумаги и нарисовала Кэлза, не осколочное, раздробленное лицо из дневника, лишь отдаленно напоминающее оригинал. А самого парня с грустной улыбкой и великолепнымтелом. Посмотрела на рисунок и так и этак и прикрепила на кухонный шкаф. Пусть висит и радует глаз.

Позавтракала и, сунув несколько рисунков в папку, отправилась в колледж.

Во-первых, я взяла парочку уже неактуальных, чтобы показать Норису фон Лифену – его идея использовать их в работе показалась привлекательной. Я, по крайней мере, знала, о чем стоит писать, и была уверена, что скажу нечто интересное и новое. Тема мне была близка. Так же в папку я кинула и несколько зарисовок красной комнаты, на сей раз для Клэр. Вдруг девушка увидит какую-то деталь, которую пропустила я. Все же она намного лучше знала Брил. Любая мелочь может оказаться ключевой.

Ну а в колледже день не задался. Возможно, из-за моего дурного настроения. К счастью, сегодня меня никто не задирал. Я слишком много думала о себе, Кэлзе и расследовании, чтобы реагировать на кого-то еще. Но основная неприятность заключалась в том, что на учебу не явилась Клэр, с которой мне необходимо было поговорить.

Кэлз с утра присутствовал. Я видела по глазам, что он хочет поговорить, но не была готова и поэтому позорно сбежала в туалет, даже не заботясь о том, как это смотрится со стороны. Я боялась тех чувств, которые парень во мне будит. Было сложно не кинуться ему на шею в коридоре. Я почти жалела, что выгнала его вечером. Все равно я сегодня ощущала отчужденность и стыд. Так, может, лучше было бы, если бы имелся достойный повод?

Когда дела сердечные не давали покоя, я старалась отмахнуться от них и с головой уходила в работу. Вот и сегодня, сначала сосредоточилась на парах, а после них отправилась к Норису фон Лифену.

– Вот рисунки, – сказала я, когда уселась перед ним на переднем ряду парт и достала папку. На стол перед преподавателем легли несколько работ. Брил падающая с крыши и отчаянно цепляющаяся за сумку и еще один разрозненный пазл, на котором была та же крыша, маленький силуэт Кэлза и Трион.

– Хорошие картины… – Норис долго изучал мое творчество. – Его лицо приобрело сосредоточенное выражение. – А еще есть?

– Ну эти самые интересные, они мне дали больше всего. – Я пожала плечами, уже жалея, что показала. – Есть много новых, но пока я не разгадала их загадки.

– А загадки этих разгадала?

– Да. – Я кивнула и закусила губу, решая, можно ли рассказать больше. Но потом все же собралась с духом. Я была уверена, эта информация уже никому не навредит.

– Смотрите. – Я взяла из его рук рисунок с падающей девушкой. – Загляните в ее глаза? Что вы там видите?

– Равнодушие.

– Правильно.

– Это что-то значит? Она давно решила умереть?

– Безусловно, это что-то значит, но не то, о чем подумали вы. Она была под внушением. Брил не кончала жизнь самоубийством. На то не было причин. Даже следствие не рассматривало такую версию.

– То есть девушке внушили прыгнуть? Да? – Он посмотрел на меня заинтересованно.

– Смотрите, как она цепляется за сумку…

– Мне показалось, она падает. Просто взят такой ракурс.

– Я тоже так думала изначально, но мои рисунки никогда не бывают случайны. Каждая мелочь имеет значение. Даже ракурс. Позже Кэлз рассказал, что эту сумку Брил подарила.

– Ты нашла кому? – В глазах Нориса фон Лифена горел азарт. Он сейчас вместе со мной изучал все нюансы. Я очень хорошо понимала его, сама хорошо помнила, что значит в первый раз собирать по крупицам пазл и докапываться до истины.

– Да, нашла. Это Клэр.

– Клэр, может быть, ее убила? Ревность? Интересная версия. – Норис откинулся на спинку, задумался и произнес: – Но ведь ты не пошла к законникам.

– Она этого не делала. Брил, когда падала, вцепилась в сумку подруги, а та пыталась ее удержать, но не смогла.

– А что на рисунке делает Трион?

– Он… – Я вдохнула поглубже. Та история до сих пор не давала мне покоя. – Он поставлял наркоту. Клэр находилась под действием серого дурмана и поэтому многое не помнит. А может быть, над ней потрудился тот менталист, который убил Брил.

– Ты уверена? Ну в том, что убийца менталист?

– На самом деле, нет. – Я покачала головой. – Но это было бы логично, исходя из того, как именно была убита Брил.

– И уже есть кто-то на примете?

– Да. – Я улыбнулась уголками губ. – Как же без подозреваемого?

– Я думал, ты подозреваешь Кэлза.

– Он не убивал, – уверенно сказала я и поднялась.

– Опасный ты человек, Яд, – пошутил Норис и принялся разглядывать мои работы. – Надеюсь, покажешь мне и остальное. Это очень интересно и, думаю, стоит об этом рассказать комиссии. В университете захотят иметь такого перспективного студента.

– Возможно, и покажу, но позже. Пока я еще не разобралась в них сама. До свидания, профессор.

– До встречи, Айрис, думайте над структурой работы.

После общения с Норисом фон Лифеном настроение немного выровнялось. Я даже перестала беспрестанно размышлять о своих отношениях с Кэлзом и отправилась в следующий пункт назначения. В гости к Клэр.

Ехала с изрядной долей сомнения. Не была уверена, что девушка соизволит меня принять. В последнее время она уже не фыркала на меня, но Клэр – это Клэр, от нее могла исходить любая реакция. Наверное, в иной ситуации я бы не смогла пересилить себя и нанести визит, но сейчас если я права, то переступить через себя стоило.

Особняк Клэр располагался недалеко от дома Кэлза на параллельной улице и был защищен, словно королевский дворец. Сначала охрана на проходной у ворот, потом дворецкий, который смерил меня надменным, но вежливым взглядом и усадил на диванчик в холле.

– Ожидайте, – приказал он и исчез.

Я послушалась и решила, как следует рассмотреть дом. В прошлый раз неслась, словно угорелая, за Кэлзом и молилась, как бы он не натворил глупостей, а сегодня появилась возможность осмотреться. Очень красивая, словно воздушная, лестница шла вдоль овальной стены на второй этаж. Кованые перила казались кружевными. Высокие окна устремлялись ввысь. Дом словно сошел с картинок в книжке со старинными сказками и напоминал замок волшебной феи. «И не скажешь, что в нем окопалась злая ведьма», – осадила себя я и решила отвлечься, уткнувшись в рисунки.

Я открыла папку и разложила листы перед собой. Картинки были разными, но все же неуловимо похожими друг на друга. Я рассматривала их раз за разом, пока не поняла, что именно меня цепляло, какую деталь мое подсознание обнаружило в дневнике и как связало ее с реальностью. Когда я догадалась, какую именно, мое сердце упало в желудок. Странно, что я не догадалась обо всем раньше. Это ведь было очевидно.

Вот так просто в одну минуту все встало на свои места. Каждая деталь на картинке из загадки превратилась в ответ. И я не знала, что мне делать. Первым порывом было встать и убежать, но спустилась Клэр.

– Яд? – удивленно спросила она, и я подняла на нее глаза, дрожащими руками пытаясь запихать картинки в папку.

Язвительная усмешка застыла у нее на лице и медленно сползла.

– Что-то случилось? – уточнила девушка.

– И да, и нет, – я потерла виски руками. – Просто… просто… я вообще к тебе пришла по одному вопросу, хотела поискать сама, но мне нужно бежать. Сделай для меня одну вещь. Очень важную.

– Это касается смерти Брил?

– Конечно. – Я кивнула. – В ином случае я бы к тебе не пошла.

– Кто бы сомневался! – хмыкнула блондинка.

– Я предполагаю, что Брил собиралась на той встрече мне что-то передать.

– Почему ты об этом думаешь? – уточнила Клэр. – Точнее, почему именно сейчас пришла к такому выводу.

– Если и правда ее убили из-за романа и сексуальных пристрастий… а это очень вероятно, то логично, что она имела какой-то компромат. Пока у меня не было дневника, пока я не знала, чем она занималась, эта идея мне не приходила в голову. Ну а сегодня я внезапно поняла…

– Ты поняла, кто это? – Клэр даже подалась вперед, а я отступила.

– Пока это догадки. Дневник Брил может расшифровать только специалист и не быстро. Если и есть доказательства, подтверждающие мои догадки, то они где-то там, на крыше. Найди их. Возможно, это единственная возможность привлечь убийцу к ответственности. Рисунки вряд ли смогут послужить доказательством.

– Я посмотрю. – Клэр была серьезна и сосредоточенна, и я поняла, несмотря на все наши разногласия, на девушку можно положиться. Она не подведет. – А куда ты? – уточнила блондинка.

Я долго смотрела на нее, но ничего не сказала, только махнула на прощание рукой и поспешила к выходу. Было очень страшно, и я боялась не успеть. Нужно было как можно быстрее хватать картинки и дневник и бежать к законникам. Я не рискну пойти просто и рассказать о том, что знаю, первому встречному, но у меня остались несколько знакомых отца. Я надеялась, что они смогут помочь. Главное, поспешить. Слишком долго я ходила по грани и не понимала, что нахожусь в опасности.

Я никогда не ездила с такой скоростью, как сегодня. Подрезая чужие платформы и бесстрашно нарушая все существующие правила. Припарковалась у дома и внеслась в холл, но едва захлопнула дверь, поняла две вещи, первая – я опоздала, вторая – была слишком беспечна. Не стоило действовать так необдуманно.

– Что вы здесь делаете?.. – прошептала я, сглотнув, и попятилась к двери. Норис фон Лифен обернулся, отложил на столешницу один из рисунков и с усмешкой сказал:

– Айрис, неужели ты пытаешься со мной играть? Поверь, Брил была намного умнее. У нее не получилось. Поэтому отбрось притворство и лучше скажи, как ты догадалась?

Я не стала отвечать и говорить, что догадалась полчаса назад, и именно поэтому не успела подготовиться. Сразу же выхватила кнут и кинулась в атаку, но Норис лишь мягко переместился, поднырнул под свистнувший хлыст и, оказавшись рядом со мной, вырвал оружие из моих рук, словно я была трехлетним, ничего не умеющим ребенком. А в следующую минуту я ощутила магию, сильную подавляющую и выбивающую воздух из легких. Я застонала и замерла, чувствуя, что не могу сделать ни одного движения и даже кричать не получилось. Я впервые столкнулась с подобным. Полное подчинение за доли секунды.

– Так лучше. – Мужчина удовлетворенно улыбнулся и подошел ближе. Провел длинными пальцами по моей щеке и посоветовал: – Будь хорошей девочкой, Айрис, и я разрешу тебе говорить. Попытаешься крикнуть, и я убью тебя, даже не позволив узнать ответы на твои вопросы. Ты поняла? Кивни.

Я кивнула, чувствуя, как сильно боюсь. Я даже импульс мысленный отправить не могла. Казалось, позвать на помощь несложно, но не сейчас. Норис полностью парализовал мою волю, превратил в марионетку, и пока я ничего не могла с этим поделать. Теперь я прекрасно поняла, что именно чувствовала Брил в последние часы своей жизни. Интересно, когда именно он ей внушил? И понимала ли она, что происходит.

– Молодец, теперь расскажи мне, как догадалась?

– Рисунки… – Я облизала губы, наблюдая, как Норис подошел к камину и одним взглядом разжег сложенные «домиком» поленья. Обычно нужно было хотя бы щелкнуть пальцами. Магия реагировала именно так, но ему этого было не нужно. Он был силен.

– Это ты мне еще с утра сказала.

– Я думала на них Кэлз…

– Я усмехнулась. – Но на них вы, и еще… ваш шейный платок. Я его видела пару дней назад. Но не сразу поняла. Им завязаны глаза у Брил на третьей картинке. На первой – руки. Как я не заметила этого сразу!

– Какая мелочь! – Он усмехнулся. – Я прокололся на своей сентиментальности и любви к дорогим вещам. Тот шейный платок подарила мне Брил. Это особенно сильно возбуждало и ее и меня. Мелочь, которую можно без стеснения выставить напоказ, и никто не будет знать, что она обозначает. Ну, кроме нас двоих, конечно.

– Зачем? – Это единственное, что я хотела спросить. – Зачем было ее убивать?

Норис стоял у стола и разбирал рисунки. Он любовался моими работами, но одну за другой швырял в огонь, уничтожая улики, а я, используя минутную передышку, пыталась вырваться из плена. Пока получалось плохо. Магию он мне перекрыл основательно, но вот двигаться… двигаться у меня получалось. Точнее, вышло пошевелить только пальцами рук, но если мне вдруг удастся потянуть время, может быть, я смогу снять ментальное давление.

– Зачем? – Он обернулся ко мне и внимательно посмотрел в глаза. – А не было иного выхода. Ты ведь не поверишь, если я скажу, что она не оставила мне выбора?

– Не поверю. – Я не смогла соврать. – Все убийцы говорят это. На самом же деле выход есть всегда. И вовсе не обязательно убийство.

– Возможно. – Норис не собирался чего-либо отрицать. Он уже решил, что сделает со мной. Только вот мне не сказал. Одно я могла сказать точно, в живых он меня не оставит, а я даже не могла оказать сопротивления. Я ему мешала, так же как чем-то помешала Брил.

– Вообще, Айрис, все должно было произойти иначе, – продолжил он. Уничтожив рисунки, Норис принялся за дневник. Маленькая, пухлая книжечка сначала не хотела поддаваться, огонь лизал ее со всех сторон, но постоянно отступал. Потом накидывался снова, подавляя и начиная пожирать. Я сейчас чувствовала себя тем самым, брошенным в огонь дневником. Только сил для сопротивления было меньше. – Брил должна была прыгнуть тогда, когда ты будешь подниматься по лестнице. Спусковым механизмом служил хлопок двери на крышу. Но… пришла не ты и уже тогда сорвала мне все планы.

– Зачем она хотела со мной встретиться?

– Не знаю… компромат. Она говорила мне про компромат. Только при ней ничего не было и ты ведь тоже не нашла ничего. Правильно? Иначе бы ко мне давно явились законники.

– Получается… вечеринка еще не началась, а Брил уже была обречена? – Я не отвечала на вопросы Нориса, но, похоже, они были риторическими. Ему было все равно.

– Именно. Мы поговорили незадолго до ее начала. Брил ничего не поняла, иначе смогла бы справиться. – Зато сам он рассказывал с удовольствием. – Мне оставалось дождаться лишь твоего появления и проследить, чтобы ты ничего не получила на руки. Ну и я не мог уйти далеко, нужно было постоянно поддерживать контроль над марионеткой. Но все вышло не так, как я задумал.

– Пришла Клэр.

– Да, пришла Клэр, Брил оказалась слишком упрямой… но я замел следы. Очень хорошо, и никто бы ни о чем не узнал, если бы ты зачем-то не захотела сунуться в это дело. Зачем, Айрис? Почему тебе не живется спокойно?

– Я хотела узнать, кто убил ее и подставил меня.

– Ну узнала? Ее убил я, а подставил тебя Кэлз. Он всегда был капризен и инфантилен. Ты создаешь всем проблемы. Что мне с тобой делать? А? Я бы тебе стер память, но это…. Все меняет. – Он переложил несколько рисунков красной комнаты, которые еще не сжег. – Ты забудешь, как и Клэр, но, в отличие от нее, сама докопаешься до истины. В этом вы похожи с Брил – идете до конца и погибаете.

– Она хотела тебя бросить? Да? Она собиралась вернуться к Кэлзу и ты ее убил?

– О чем ты, Айрис? – Норис усмехнулся. – Уйти от меня к моему младшему и, давай себе признаемся, слабому брату? Ты же умная девочка. Брил была без ума от меня, но не собиралась играть по правилам. Понимаешь, она была милой и послушной куклой, собиралась выйти замуж за Кэлза. Меня это полностью устраивало. Она была бы всегда рядом, и я не нес бы за нее ответственность. Я не хотел серьезных отношений, скандала на работе и в семье. Роман с Брил был ошибкой, сладкой, волнующей ошибкой. Я ведь не сволочь…

– А кто? – выплюнула я.

– Я тот, кто не переносит проблемы, Брил же, как и ты, любила их создавать. Она внезапно поняла, что свадьба со мной даст ей много больше, чем свадьба с Кэлзом. Она не хотела спать с ним до конца жизни. Ей было скучно, а со мной нет.

– Плетки, наручники… – Я фыркнула, показывая свое отношение.

– Ты слишком неискушенна, чтобы понять. – Он не обиделся. – А Брил была другой. Знаешь, если бы ты не пыталась найти ответы на те вопросы, которые тебя не касаются, все было бы иначе. Думаю, я и тебе бы показал те грани чувственности, о которых ты даже не задумывалась.

– Тебе в кайф отбивать девушек брата?

– Ты же не с ним, Айрис. Для тебя, как и для Брил, важно чувствовать силу, которой у Кэлза нет.

Тут я могла поспорить. У Кэлза была сила, только не такая, какую ждала Брил. Только вот я не собиралась ничего доказывать Норису, тихо ответила:

– Ничего обо мне не знаешь.

– Может быть, но это и не важно. Увы. Брил хотела замуж, грозилась, если я не поступлю, как хочет она, погубить мою карьеру, испортить отношения с семьей и мне жизнь. И самое главное, у нее бы это получилось. Я был вынужден так поступить.

– Что сделаешь со мной? – Я наконец решилась на этот вопрос. – Тоже заставишь прыгнуть с крыши?

– Увы… твоя смерть не будет такой безболезненной. Прости, не имею права повторяться, в твоем случае все должно быть естественно. Ваши смерти не должны связать. У тебя есть спиртное?

– Зачем? – напряглась я.

– Айрис, ну вот смысл упрямиться? Не заставляй делать тебе неприятно. – Подтверждая свои слова, Норис усилил напор, и я застонала от сковавшей виски боли.

– Третий ящик справа, – решила не перечить. Я не знала, зачем алкоголь, но почти вернула себе контроль за руками и ногами. Не уверена, что смогу бегать, но хотя бы как-то передвигать точно получится без разрешения «кукловода». А значит, лучше не спорить и экономить силы.

Мужчина достал из ящика бутылку коньяка, подошел ко мне и, схватив одной рукой за щеки, поднес горлышко к моим губам.

– Пей!

Я даже не могла спросить «Зачем?», уперлась, отказываясь повиноваться, тогда он даже не используя магию, вцепился рукой мне в волосы и начал вливать обжигающий напиток силком. Я давилась. Коньяк тек по подбородку, попадая в рот, обжигал горло, а на меня наступала ярость. Магический потенциал, который я копила и собирала по крупицам в своем организме, внезапно выплеснулся наружу. Я обрела контроль над собственным телом и сбросила чары Нориса. Быстрее, чем он осознал, что произошло, дернулась и со всего размаха засадила коленом ему в живот. Мужчина взвыл и согнулся, а я на подгибающихся ногах кинулась бежать.

Ментальная волна накрыла меня у двери, ударила в спину, взорвалась болью в висках, но я уже поняла принцип действия его магии и могла сопротивляться. Слабо, не до конца, но все же я не превратилась снова в безвольную марионетку.

– Э нет, Айрис! – Он подскочил со спины и, намотав волосы на руку, дернул назад. – Я взвыла от боли, а он потащил меня за собой и швырнул на диван, припечатав заклинанием.

– Не так все просто! Думаешь, сможешь вырваться?! Глупо.

Я уже не думала ничего, казалось, будто меня прижало бетонной плитой, я могла шевелить руками, но вот поднять их не выходило.

А Норис достал из кармана небольшой мешочек и рассыпал по полу практически прозрачный порошок.

Когда я поняла, что именно задумал брат Кэлза, мне стало плохо. Такой смерти я не хотела. Вернее, я не хотела никакой, но сгореть заживо особенно. Паника придала сил.

– Нет… – прошептала я. – За что? Я не хочу умирать так! Нет!

– Прости, Айрис, но другого выбора нет.

Он подошел, поставил у моих ног недопитую бутылку коньяка и кинул мешочек в камин, тут же отступив. Пламя лизнуло новое угощение и взбесилось. Взмыло вверх, начало лизать каминную решетку и ползти по стене.

– Прощай, Айрис. – Норис на секунду замер рядом с диваном. Он не чувствовал опасности и поэтому был откровенен. – Кэлз, конечно, сильно расстроится, но, думаю, Клэр его быстро утешит. Они будут хорошей парой, а ты… ты покойся с миром. Я обязательно принесу тебе цветы на могилу, как своей лучшей ученице.

Он медленно развернулся и молча уставился на огонь. Видимо, не хотел уйти слишком рано, чтобы не ослабить контроль. Выжидал время, а я почувствовала, что на глазах выступили злые слезы. Огонь уже объял всю противоположную стену. Я понимала, что пожар, который невозможно потушить, разгорится быстрее, чем мне придет помощь.

Оставался последний шанс. Я медленно опустила руку, превозмогая сопротивление магии и боль. Пытаясь противостоять чужой воле, схватила бутылку с пола и метнула, что есть мочи, молясь, чтобы не промахнуться. Бутылка пришлась не в голову Нориса, а чуть ниже в скулу. Она не нанесла серьезного урона, но мужчина потерял на миг концентрацию, и я обрела свободу. Бросилась вперед, пытаясь застать врасплох, сбить с ног, потому что обойти было невозможно. Он стоял на пути к свободе.

Но Норис быстро очнулся, и я напоролась на кулак, попыталась увернуться, но все равно получила вскользь по лицу и снова отлетела на диван. Никогда не думала, что можно так чувствительно приложиться затылком о мягкую спинку. Пламя разгоралось. Огонь лизал мамин любимый ковер, лестничные перила. Дым застилал глаза, и я закашляла, пытаясь подняться и отползти к двери.

Норис заметался, страх за собственную жизнь и желание разобраться со мной были одинаково сильны. Оставаться в доме и дальше было опасно. И он это понимал. Я поднялась и, схватив журнальный столик, швырнула им в мужчину и кинулась бежать, даже не понимая, попала или нет. Он нагнал меня у выхода, ударил по голове, и я рухнула, понимая, что теряю сознание. Перед глазами все плыло от удушливого дыма и боли, но я не могла сдаться. Только не сейчас. Я ухватила за ногу мужчину, который собирался ударить меня второй раз. Дернула посильнее, и он рухнул в дверях, ударившись о косяк, задел меня, и плечо прострелило. Я задыхалась, но ползла вперед, к выходу, чувствуя за спиной дыхание пламени. Норис тоже был в сознании, и мы сцепились в узком проходе перед входной дверью. Дым не давал дышать, пламя уже пожирало мебель у меня за спиной. Я швырялась и лягалась, но Норис был сильнее. Он швырнул меня обратно, я ударилась спиной о барную стойку и рухнула, а он выскочил за дверь. Пламя, глотнув свежего воздуха, вспыхнуло с новой силой. Я застонала и упрямо двинулась вперед. Огонь бушевал вокруг, лизал ботинки. Я хотела вопить от боли, но метр за метром преодолевала расстояние, чувствуя, что могу не успеть доползти.

Самым сложным оказалось открыть дверь. То ли у меня не осталось сил, то ли ее перекосило от пламени, то ли Норис успел ее забаррикадировать. Но я дергала ручку, со всхлипываниями билась в нее плечом, но выйти не могла.

Она неожиданно распахнулась сама, и я вывалилась на крыльцо. Упала на колени, задыхаясь от кашля. Голова кружилась, а из глаз текли слезы.

– Демоны! – Голос Клэр я узнала и едва не разрыдалась от облегчения. Боялась, что и здесь меня поджидает Норис. – Яд! – Клэр схватила меня под руки и оттащила подальше от пылающего дома, уложив на газончик в стороне.

– Там… – прошептала я, чувствуя, как сильно горят легкие и к горлу подкатывает тошнота.

– Знаю. Я нашла то, что ты просила. Брил действительно успела спрятать записи. Видимо, она обо всем догадалась, только вот сделать ничего не смогла. Не волнуйся, там Кэлз…

– Он убьет его…

– Нет. Мы предупредили законников, они уже подъехали. Да и Норис слаб. Ты хорошо его отделала. Потерпи. Скоро прибудет лекарь.

Я лежала на траве и смотрела на полыхающий дом. Где-то вдалеке слышался вой – его ни с чем не спутаешь, так объявляли тревогу. Из глаз катились слезы. Я выяснила, кто убийца, но пока не могла понять, стоит ли оно того. Дом я потеряла и, похоже, сломала пару ребер.

– Айрис! – Со стороны калитки ко мне несся потрепанный Кэлз. Он упал рядом на колени и прижал меня к себе. Он пах кровью и по́том. Рукав рубашки был оторван. Скула свезена, но он был жив, и это самое важное. – Потерпи чуть-чуть! – прошептал он мне в волосы. – Я добыл самого лучшего лекаря.

– Как скажешь, – шепнула я и отключилась. Теперь точно волноваться было не о чем.

(обратно) (обратно)

Анна Сергеевна Одувалова Дерзкая

© Одувалова А., 2016

© Оформление. «Издательство «Э», 2016

(обратно)

Пролог

– Пусти меня! – кричала зареванная блондинка, пытаясь вырваться из цепкой хватки шкафоподобного охранника. – Пусти! Быстро! Кому сказала!

Тушь размазалась, яркий макияж потек, испортив безупречный образ светской львицы.

Перед дверью в хозяйскую спальню столпились люди. В основном прислуга и законники. Молоденькая служанка рыдала, закрыв лицо руками. Девушка косилась на нее, заметно нервничала и пыталась вырываться с удвоенной силой. Припечатала ногу охранника острой шпилькой, растолкала локтями опешивших от такой наглости законников и ворвалась в комнату, не обратив внимания на донесшийся в спину вопль:

– Стойте! Вам туда нельзя!

– Расти… – вырвался крик напополам с рыданиями у нее из груди. Законники уже вломились следом, но замерли за спиной у девушки, не решаясь вытолкать ее из залитой кровью комнаты. В любом случае она уже увидела все, от чего ее пытались оградить. Теперь мужчины хранили молчание, готовые в любой момент подхватить хрупкую, дорого одетую блондинку. Но она стояла, выпрямив спину, и не моргая смотрела перед собой. Ее чувства выдавали лишь подрагивающие плечи.

Блондинка осторожно сделала шаг в сторону огромной смятой кровати в центре комнаты, на которой, нелепо раскинув руки, лежала некогда эффектная черноволосая девушка. Вернее, то, что от нее осталось.

Тело словно исполосовали острыми когтями. На месте живота было месиво из мяса, ошметков кожи и внутренностей. Голова убитой лежала неестественно, словно кто-то пытался повернуть ее на триста шестьдесят градусов.

Удушающий запах смерти наполнял помещение. Липкая кровь была даже под ногами. Брызги разлетелись по стенам, окрасили некогда белоснежные простыни и образовали кровавую дорожку на полу.

Блондинка как завороженная медленно повернула голову, следуя за остановившимся взглядом убитой, и закрыла рот руками, едва сдерживая то ли рвущиеся наружу рыдания, то ли тошноту.

На стене была выведена кровью кривоватая огромная надпись «Оглянись назад».

– Вам лучше уйти, – тихо заметил высокий темноволосый законник с суровым лицом и попытался привлечь внимание девушки, тронув ее за плечо.

Блондинка взглянула на него зло и презрительно, брезгливо скинула руку и, громко цокая каблуками по паркету, выскочила из комнаты, потом кинулась вниз по лестнице, едва не сбив поднимающихся навстречу людей.

Девушка торопливо выписывала перед собой руну вызова. В воздухе поочередно вспыхнули несколько букв, которые сложились в имя: «Кэлз».

(обратно)

Часть 1 Домик на берегу океана

Я сидела на террасе и слушала шум прибоя. Океан находился совсем недалеко, нужно всего лишь преодолеть неширокую в этом месте косу Золотого пляжа.

В одной руке блокнот с зарисовками, в другой – бокал кисловатого, пенящегося шампанского. Почти идеальный вечер. Нежаркий, с соленым привкусом на губах. Мечтала ли я о таком когда-нибудь? О да, и не раз.

Хотела ли, чтобы все это досталось такой ценой? Нет и еще раз нет.

Я еще не оправилась от того случая, когда меня пытался сжечь в собственном доме талантливый преподаватель и по совместительству брат парня, едва не укравшего мое сердце. Мое первое серьезное дело, первая серьезная победа и куча потерь. Например, родительский дом. Я никому не говорила, но обстоятельства меня сломали. Теперь я боялась огня, замкнутых пространств и пыталась осмыслить случившееся. Пока получалось плохо, и я смутно представляла себе свою дальнейшую жизнь. Хотя бы потому, что какое-то время у меня не было своего дома.

Впрочем, решение этой проблемы нашло меня само. В госпитале, где я провела несколько дней после случившегося, меня навещали родители Брил, бывшей неофициальной королевы Меррийского колледжа магии, убийство которой мне удалось раскрыть. Раньше я и представить себе не могла, что блистательная леди фо Ризер может рыдать, как простая смертная. Пожалуй, только увидев ее состояние, я осознала – все усилия не были тщетны. Родители Брил благодаря мне получили ответы на свои вопросы и узнали, по чьей вине потеряли дочь. Их благодарность не знала границ, как и их щедрость.

Мне подарили этот особняк и сказали: «Считай его своим гонораром за раскрытое убийство». Я и считала. Все равно было негде больше жить, но вот ввязываться опять в авантюры не хотела. Поэтому сидела вечерами у океана, рисовала и думала, кем же теперь хочу стать? Уж точно не законницей и не частным сыскарем. Может быть, как мама? Посвятить себя искусству? С блокнотом я практически не расставалась.

Я уже собралась домой, когда заметила, что на песчаной косе за кованым забором припарковалась до боли знакомая красная платформа. Я не хотела видеть сейчас Кэлза. Я вообще не хотела его видеть. Он меня раздражал и раньше, а сейчас нас связывало слишком многое. Он это прекрасно знал и вряд ли решился нанести просто дружеский визит, поэтому я отставила бокал и со вздохом пошла открывать, гадая, что парню потребовалось на ночь глядя.

Уже открыв калитку, я поняла, что он не один. С ним была зареванная и изрядно нетрезвая Клэр. Макияж блондинки размазался, а некогда идеальная прическа растрепалась. А подол длинного, в пол, бледно-сиреневого платья был испачкан чем-то бурым. Да и сам Кэлз выглядел не лучшим образом. Помятый, в несвежей рубашке и со странной прической, словно блондинка выдернула его из постели, но все равно дерзко-красивый. С некоторых пор он будил во мне слишком яркие воспоминания. Мимолетная страсть, так и не получившая выхода, до сих пор опаляла, когда я смотрела на него.

– Чем обязана? – недовольно буркнула я, но отошла в сторону, пропуская незваных гостей во двор.

– Расти убили… – пробормотала блондинка и разрыдалась. – Я хочу, чтобы ты нашла того, кто это сделал!

– Но… – Я опешила. Новость оказалась шокирующей, в голове сразу же появились вопросы. Как? Кто? Когда? Но я остановила себя и твердо сказала: – Нет. Я завязала. Ты это знаешь. И ни для кого исключений не делаю. Хватило прошлого раза.

– Яд… – В глазах Кэлза читалась мольба. – Пожалуйста…

Я смотрела в его потемневшие глаза и готова была сдаться. Я ненавидела его, и в то же время меня тянуло словно магнитом. Каждый раз, отталкивая его, я боялась, что притяжение сработает снова. Вот и сейчас очень хотела сдаться, но было страшно, поэтому пришлось еще раз сказать:

– Нет.

– Ты не понимаешь… она… – Клэр снова захлебнулась рыданиями.

– Не нужно. – Я покачала головой, непроизвольно отступая. – Это трагедия, но законники во всем разберутся. Без меня.

– Какая же ты все-таки, Ядовитая… – выплюнул Кэлз, бережно увлекая Клэр к платформе. Он лучше своей подружки понимал, что на меня бесполезно давить. Мое «нет» никогда не означало «не знаю».

– Я не дам тебе нормально жить! – в истерике крикнула Клэр, а я лишь пожала плечами и закрыла калитку. Пустые угрозы. Мне никогда не давали спокойно жить, я слишком отличалась от избалованной золотой молодежи, которая училась в Меррийском колледже магии.

Ситуация несколько изменилась, после того как я нашла убийцу местной королевы колледжа, бывшей пассии Кэлза красавицы Брил. Со мной стали здороваться и уважать, но я не успела привыкнуть к новому положению и все равно держалась в стороне от сливок общества. В основном из-за Кэлза. Слишком уж неоднозначные отношения нас связывали. Мне не хотелось пересекаться с ним лишний раз.

Было время, мне казалось, что я могу в него влюбиться, наверное, поэтому я его и оттолкнула, хотя воспоминания об этом причиняли боль. После пожара я вообще не очень хотела общаться с кем-либо, а вот по Кэлзу скучала и постоянно думала о нем. Уведомление о посетителе прозвучало поздно вечером в отеле через неделю после пожара. Я уже собиралась ложиться спать. Охрана в отеле работала отлично, поэтому я, не опасаясь, открыла дверь. Там стоял он.

Кэлз был помят, волосы взлохмачены, а несвежая рубашка застегнута не на все пуговицы. Я сейчас могла без труда воскресить его образ в памяти и невесело усмехнулась, вспомнив его слова и улыбку.

– Прости, что так долго шел к тебе… – Он облокотился о косяк. – Мне было очень плохо. Но знаешь, о чем я подумал?

– О чем? – послушно спросила я, отступая в комнату и без слов приглашая его войти.

– Как бы мне ни было плохо от того, что я узнал про Нориса и Брил, когда я не вижу тебя, становится еще хуже.

От воспоминаний о том вечере у меня до сих пор сжималось сердце. Я знала, что Кэлз хочет продолжения отношений, поэтому я тогда встретила его довольно холодно. Не подпускала к себе. Сложно представить более неподходящую кандидатуру. Мало того что я совсем не пара аристократу с отличной родословной и родственниками во дворце, так еще я посадила за решетку его старшего брата. Нет, формально я права, но вот почему-то совсем не была уверена, что семья Кэлза мне простит позор, в который я их вовлекла. Подозревала, они бы предпочли, чтобы грязная история никогда не выплывала на поверхность.

Я испугалась всего этого, а Кэлз не стал настаивать и вникать. То ли не позволила гордость, то ли ему было все равно. Я ставила на второе. Все же репутация Кэлза фо Агола была мне известна. Он не отрицал, что богатый, избалованный бездельник.

А сейчас поговаривают, он стал встречаться с Клэр. Закономерный итог. Блондинка за ним охотилась давно. А такие, как она, всегда добиваются желаемого.

Мысли окончательно испортили настроение, спать перехотелось, но я все равно ушла в дом, который не успел за несколько месяцев стать родным. Все здесь было не под рукой.

«Значит, убили Расти… – крутилась в голове мысль, которую я предпочла бы прогнать. – Интересно, кому это могло быть нужно?»

Я не удержалась и подошла к магвизору, который не включала уже очень давно. Он остался от отца и позволял быть в курсе многих вещей. Хорошо, что законники не знали, что у меня он есть. Плоское, похожее на небольшое квадратное зеркало стекло помутнело, когда я дотронулась до него пальцами. По поверхности пошла рябь, и скоро на посветлевшем экране появилось окошечко. Я ввела пароль, который не менялся годами, и получила доступ к основным новостям. Здесь можно было увидеть лишь то, что уже завтра с утра попадет в сводки всех новостных лент, магвизор позволял быть в курсе событий чуть раньше. Но вот разглядеть подробности с ним не выйдет.

– И зачем я все это делаю? – пробормотала я и нажала на подходящую иконку.

Через пять минут в задумчивости откинулась на спинку кресла, ругая себя за то, что неуемное любопытство победило. Не так я представляла убийство капризной золотой девочки. Я не любила Расти, пожалуй, даже сильнее, чем Клэр. Клэр была стервой, но сильной и умной, а Расти… Расти не представляла собой ничего. Обычная богатая избалованная лентяйка. Кто мог сотворить с ней подобное и зачем? В голове не укладывалось.

Я закусила губу, а рука сама потянулась к блокноту. «Нет». Я покачала головой, убрала магвизор в коробку и запретила себе думать об этом. Пусть занимаются законники. С меня хватит. Прошлый раз едва не стоил мне жизни, я извлекла урок и не собиралась наступать еще раз на те же грабли.

Завтра сложный день. Начинается последняя учебная четверть. Мне нужно приложить все усилия, чтобы защитить в конце трех учебных месяцев тот проект научного руководителя, которого посадили с моей помощью. Надо ли говорить, что заменить его никто не пожелал. Я не верила, что смогу все сделать сама, и не думала, что кто-то из комиссии оценит мое сольное выступление, но отступать было не в моих правилах. Я всегда шла до конца. Опасное качество. Именно поэтому я завязала с расследованиями. Поняла – если продолжу, рано или поздно погибну. Удача просто не может всегда находиться со мной на одной стороне.

Засыпала тяжело и уже даже почти решилась забить и умчаться на ночь глядя к Тэсс – подружке, которую видела слишком редко, но потом подумала, что это бесчеловечно по отношению к ней. Вот и крутилась с боку на бок почти до утра, но все же уснула, а когда проснулась, с удивлением обнаружила на прикроватной тумбочке блокнот. Я даже не сразу поняла, что начеркано на листе. Видимо, во сне рисовать у меня получалось значительно хуже, чем наяву. Комната, мертвая девушка на кровати, ее тело разорвано, а внутренности словно клубок змей, которые пытаются расползтись по помещению, – даже на рисунке жуткое зрелище. Вчера в магвизоре таких подробностей я не видела. Тело Расти уже прикрыли белой простыней, через которую, впрочем, проступала кровь, да и стены были в характерных брызгах.

Над изголовьем кровати, рядом с кровавой нечитаемой надписью виднелась неясная тень. В этом месте штрихи были неровные, резкие, словно я торопилась. Я была почти уверена, что запечатлела убийцу, только вот в моей интерпретации он был похож на аморфное, карандашное облако.

Видимо, больное воображение предположило, откуда убийца мог появиться и как стоять, но я не знала, кто это. Я даже не начала об этом думать. И не собиралась, поэтому с раздражением отложила блокнот в сторону, едва удержавшись от желания сжечь рисунок. Потерла виски руками и отправилась на кухню варить кофе. Мне не понравилось, что история меня затронула так сильно, что я рисовала даже во сне.

Я непривычно замерла на выходе из комнаты, не сразу сообразив, что сейчас мне не нужно спускаться вниз по лестнице, чтобы попасть на кухню, необходимо всего лишь повернуть в узкий коридор. Я до сих пор не привыкла к новой планировке.

Обыденные утренние процедуры взбодрили, и из дома я выходила почти в своем обычном состоянии. Никто не знал, что у меня творится на душе. Мое нежелание и дальше заниматься расследованиями все воспринимали как игру, поэтому обида Кэлза была понятна. Он представления не имел, что именно творится у меня на душе. Я никому об этом не рассказывала, даже рисунки, которые меня выдавали с головой, предпочитала скрывать.

Я всегда улыбалась, была сильной и дерзкой, сейчас, когда жила на Золотом пляже и каталась на новой скоростной платформе, быть дерзкой оказалось проще, чем раньше. И никому не показывала себя настоящую. Особенно тем, кто мог залезть мне в душу. Мне так было проще, единицы знали мои слабые места, поэтому посторонний человек очень редко мог задеть меня за живое.

У Меррийского колледжа магии, как всегда, толпилась тьма народу. Сейчас среди студентов я заметила законников. Их было чересчур много даже с учетом смерти Расти. Понятно, что они приехали опросить друзей девушки, но не в таком же количестве! Видимо, это убийство наделало шума в нашем тихом с виду городке.

Я припарковалась в отдалении. Все места у входа уже были заняты. Там всегда стояла хищная платформа Кэлза и такие же дорогие, бросающиеся в глаза – его друзей. Место Расти и то уже заняли – кругленькая, кукольная, ядовито-желтая платформочка. Кто-то из девчонок, усиленно пытавшихся пробраться в «высший эшелон». Я этого не понимала. Мне было совершенно несложно пройтись пешком всего несколько метров, даже несмотря на то что есть шанс быть сбитой сумасшедшими воздушниками, которые к концу учебного года стали совершенно неуправляемыми. Они носились на своих маленьких, похожих на тарелки для торта платформах на бешеной скорости. Я вообще не понимала, как можно удержать равновесие на летающем в метре над землей блюде?

Попасть в здание колледжа сразу не удалось. Двое законников выводили из здания парня со скованными за спиной руками. Я его знала. Дейв Дорсон – талантливый артефактник из трущоб. Он один из немногих, кто не имел никакого отношения к банде Грейсона и был просто хорошим парнем с незапятнанной репутацией. До сегодняшнего дня…

Похоже, его грехом было то, что он недолго встречался с Расти. До тех пор пока два месяца назад она не упорхнула в объятия к Леону – богатому наследнику нескольких нефтяных вышек. Он сейчас стоял в стороне и смотрел на Дейва с ненавистью, от которой у меня похолодело между лопаток. Леон никогда мне не нравился. Скользкий тип, нетерпимый ко всем, кого считал ниже себя по статусу, и заискивающий перед теми, кто выше. К тому же боевик-воздушник. А воздушников я на дух не переносила.

– Ты никогда не выйдешь из застенков… – шипел парень вслед Дейву, а Клэр висела у него на рукаве и пыталась успокоить. Блондинка сегодня была почти без макияжа и в черном строгом платье, которое ей очень шло. Высший свет даже скорбь демонстрировал с шиком.

Процессия прошла совсем рядом, и я наткнулась на затравленный взгляд Дейва, лицо которого на секунду осветилось надеждой.

– Это не я… – одними губами прошептал он, обращаясь непосредственно ко мне. Я отшатнулась и налетела на кого-то, стоящего прямо за спиной.

– Ну как, Яд, приятно смотреть на то, как сажают невиновного? – раздался знакомый язвительный голос прямо над ухом. Горячие губы будто бы невзначай скользнули по мочке. Я шарахнулась в сторону. Удерживать меня Кэлз не стал, только бросил: – Как ты думаешь, будут ли они искать дальше?

Я обернулась, но Кэлз уже уходил, окликать я его не стала. Как же меня все достало! Я не хочу ни во что вмешиваться!

Хуже всего было то, что нашу небольшую стычку заметили и теперь следили с жадным вниманием. Как-то не очень задался первый день после каникул. Я тряхнула волосами, расправила плечи и, выдохнув, пошла в сторону ворот, игнорируя толпу, гул и диких воздушников, которые устроили гонки прямо на ступенях перед входом. Их юркие, похожие на блины платформы лавировали между снующими туда-сюда студентами, было удивительно, как придурки еще никого не сбили. Я едва успела затормозить, как прямо передо мной пронесся один из лихачей. Выругалась и, не удержавшись, послала ему в спину мощную ментальную волну. Парень потерял равновесие и кубарем полетел по ступеням. А мне полегчало. На донесшееся вслед ругательство я не обратила внимания.

В холле колледжа прошла мимо вечно недовольного охранника, который до сих пор не мог смириться с тем, что я ношу вместо пояса кнут. А у кабинетов меня встретила гнетущая тишина и прищуренные взгляды – Клэр всегда выполняла свои обещания и уже успела многих настроить против меня. Блондинка очень быстро после смерти Брил заняла ее место, став законодательницей моды. Именно она решала, кого здесь любили, а кого ненавидели. Мне кажется, и Кэлз ей был нужен лишь затем, чтобы подчеркнуть свойстатус.

Ну и ладно. Я пыталась убедить себя в том, что мне наплевать на них на всех. Они все равно ждали лишь случая, чтобы вновь ополчиться на меня. Без козла отпущения жить скучно, а тут такой повод.

Первой не удержалась и пошла в наступление Бетси – она всегда кружила вокруг Брил и ее тусовки, но не могла туда попасть. Когда бывшая пассия Кэлза погибла, Бетси надеялась, что ее примут в свой круг Клэр и Расти, но им было хорошо и вдвоем, а сейчас Расти не стало, и она увидела свой шанс. Только вот я сомневалась, что Клэр ее одобрит. Девушка не потерпит рядом еще одну блондинку.

– Ну конечно же, Яд, теперь ты наслаждаешься прибоями на Золотом пляже, и сразу стали побоку принципы? – прищурившись, поинтересовалась она и сделала несколько шагов мне навстречу.

Студенты замерли, словно стервятники, предвкушающие назревающую потасовку. Я послушно остановилась и посмотрела в большие и круглые глаза Бетси. Она была глупой и слабой, а ее наезд казался смешным. Он даже не задевал.

– Ну, так, может быть, ты займешь мое место? – предложила я. – Ты же бегаешь за ними словно преданная болонка, но пока только получаешь сапогом под мягкое пузо. Покажи себя, выслужись, и тебе, так и быть, дадут полакать из блюдечка. Если Клэр будет в настроении.

– Ты тварь, Яд! Жалкая и мелкая. Каждый должен заниматься своим делом!

– Ага! – У меня непроизвольно вырвался горький смешок. – Я – подставляться, а ты просто сотрясать воздух. Конечно!

Я дернула плечом и, оттолкнув с дороги девушку, пошла дальше. Не учла только одно – мне вслед полетела неумелая петля «лассо» – мой коронный трюк. Я не ожидала от пухленькой блондинки такой подлости и едва удержала равновесие, заработала взрыв хохота, все же выровнялась, гордо задрала голову и пошла по коридору, бросив через плечо:

– Спроси у Клэр, она расскажет, как я умею мстить. Поверь, маленькая милая шалость не сойдет тебе с рук.

– Сойдет. – Бетси ответила излишне нахально, и это разозлило. – Год назад, возможно, я бы и испугалась. Сейчас же ты превратилась в обычную тряпку. Не знаю, что с тобой вытворял Норис фон Лифен. Может быть, и справедливы все эти слухи про красную комнату боли, но он тебя сломал. Ты сейчас жалкое подобие себя прежней.

Это меня вывело из себя. Впервые за долгое время я не смогла контролировать себя и сделала глупость. Кинулась на нахалку, причем не с магией, а банально с кулаками. Я была сильнее, и Бетси, взвизгнув, отскочила назад, но сбежать не успела. Противница рухнула от одного удара, а я кинулась сверху, нанося методичные, совсем неженские удары. Блондинка визжала и вяло отбивалась. Саданула длинными когтями меня по щеке, кто-то сзади вцепился в волосы, и образовалась куча-мала.

Разнимал нас охранник, и полдня мы провели не на парах, а в кабинете директора.

– Ты сбрендила, Яд! – орал он на меня. – Мы ценим твои заслуги! Мы понимаем, что у тебя стресс, но это! Это край.

Бетси показательно рыдала, размазывая по щекам тушь, а у меня разболелась голова. Родители блондинки косились на меня с возмущением.

– Мы требуем отчисления! – вопила леди фо Деззи.

– Осталось три месяца… – буркнул директор примирительно и осекся, поймав мой выразительный взгляд. Кажется, мне сейчас ясно дали понять, что в будущем году меня тут не будет. На следующий уровень я не перейду, как бы ни старалась.

– Честность – наше все! Так ведь?.. – фыркнула я, встала со стула и направилась к выходу, игнорируя вопль директора:

– Айрис, ты неправильно меня поняла! Вернись сейчас же, иначе я вызову твою мать.

– Она не приедет! – безразлично бросила я и хлопнула дверью. На душе было паршиво, даже визгливые вопли леди фо Деззи не раздражали, хотя орала она громко и гадости:

– Как эта плебейка смеет! Остановите ее!

Зато ответ директора порадовал:

– Айрис Фелл – Яд. Хотите мой совет – не связывайтесь.

Я не стала слушать дальнейшие крики и нелепые аргументы, доказывающие мою виновность во всех смертных грехах. Скорее всего, следующим доводом будут законники, но мне было все равно. Я давно не боялась законников, максимум, что мне грозит – это неделя исправительных работ на благо города, но я уже знала, как отомщу блондинке, если она вдруг меня подставит. Отомстить я ей в любом случае отомщу, только вот вариант зависит от ее дальнейшего поведения.

То, что меня выпустили из кабинета директора раньше Бетси, похоже, убедило моих одногруппников в том, что я и есть исчадие ада на земле. На меня смотрели волком, но молчали. Кажется, я отыграла немного очков, меня по-прежнему побаивались.

Я замерла, не дойдя до столовой. Пока решала, куда отправиться – на пару, раздражать всех своей расцарапанной щекой, или все же домой, прозвенел звонок, но я так и не определилась. Пошла взяла булочку и кофе и устроилась у окна в столовой.

Марриса и Клэр на улице я увидела почти сразу. Я не хотела их подслушивать, но форточка была открыта, а орали двое очень громко.

– Ты позвала эту дрянь? – вопил Маррис, демонстрируя свою нежную любовь ко мне. Не составило труда догадаться, о ком идет речь. – Ты в своем ли уме?! Ты что, не знаешь Яд? Она же заноза. Ты так хочешь, чтобы она вывернула наизнанку всю твою жизнь? Прости, но своя мне дорога, и я не готов демонстрировать Яд свои нежно любимые трусы! А вот увидишь, она раскопает все, вплоть до тех твоих с розовыми зайчиками, в которых ты ходила в младшей школе!

– А ты откуда знаешь? – на секунду опешила Клэр.

– Мы же днем спали. На соседних кроватях. Они еще тогда произвели на меня неизгладимое впечатление! – гадко хмыкнул парень. Я поморщилась. Рыжий и мелкий Маррис был мерзким.

– Придурок! – выплюнула девушка. – Кто-то убил Расти! Я хочу, чтобы ее убийца был найден! И… – Она стушевалась. – Я боюсь!

– Так потраться на охрану, но не вмешивай в это Яд. Ладно Кэлз – он придурок и всегда бежит к тому, кто может решить проблемы за него. Но ты? Ты-то вроде бы не идиотка и понимаешь, чем это чревато!

– Какая разница?! – Клэр, казалось, немного стушевалась. – Яд все равно отказалась. Проблема исчерпана. Доволен? – зло бросила девушка, развернулась на каблуках и ушла, а я осталась задумчиво барабанить пальцами по столу. Как же меня раздражало то, что эта история следует за мной по пятам. И вместо того, чтобы решать свои собственные проблемы, я начинаю думать над этим убийством.

Кофе закончился, и я все же собралась почтить пары своим присутствием. Но, наверное, лучше бы я поехала домой. Наша утренняя стычка с Кэлзом, которая длилась совсем недолго, холодная отстраненность Клэр, откровенный наезд Бетси – все послужило спусковым крючком. Ненависть, направленная на все непохожее, сегодня вылилась на меня снова. Наши стервятники почувствовали, что им все сойдет с рук и больше ни Кэлзу, ни Клэр нет до меня дела. Думаю, многие даже не понимали, с чем связана немилость, в которую я впала, но стремились угодить сливкам нашего общества и задеть меня. Поэтому в течение дня пришлось пережить парочку неприятных моментов.

При одном из них присутствовал Кэлз, но только усмехнулся, когда подружка Бетси едва не опрокинула горячий кофе. Меня спасла врожденная реакция, в итоге нахалка облилась сама с ног до головы, а я лишь презрительно на нее взглянула и, забрав сумку, направилась к выходу.

Основные же неприятности ждали меня у платформы. На полированном, в зеленых разводах капоте сидели трое – парень Расти и двое его дружков с первого курса – мерзкая компания, и я поняла, что избавиться так просто, как от Бетси, от них не удастся. Рука сама потянулась к кнуту. Я всегда остро чувствовала, когда лучше быстро делать ноги. Но проблема в том, что троица занимала капот моей платформы и уходить не собиралась.

– Чем обязана? – мрачно поинтересовалась я, жалея, что приходится вести диалог. Мне очень не нравилась эта ситуация, она грозила перерасти в серьезную проблему.

– Ты слишком много о себе возомнила! – Леон легко спрыгнул с платформы, немного покачнулся и сделал шаг мне навстречу, заставив попятиться. В его глазах горела ненависть и пьяная злость, которую он жаждал на ком-то сорвать. – Тебе оказали честь, а ты смела выпендриваться? Ты тупая и ограниченная! Понятно, что никто не надеялся на то, что ты сможешь раскрыть убийство, но отказаться? Это значит плюнуть в лицо мне…

Видимо, подобные выступления пугали людей, раз Леон был так уверен и нахален, а может быть, в нем говорил алкоголь. Но мне было все равно. Я снова разозлилась и очень тихо ответила:

– Нет – это не плюнуть в рожу. Тебе, видимо, просто давно не плевали… ну так могу устроить!

Я редко вела себя подобным образом. В основном потому, что почти всегда в этом не было необходимости, но тут плюнула в физиономию мерзавцу с откровенным удовольствием, даже понимая, что Леон вряд ли оставит мою выходку без ответа. Но сейчас мне было все равно.

Он отлетел от меня словно ошпаренный, зашипел оскорбленно: «Ты поплатишься, дрянь!» – и бросился на меня. По взгляду я поняла, что он не относится к категории тех парней, которые не бьют девушек. Поэтому кнут свистнул в руке сразу, но мне было сложно тягаться с боевиком, пусть даже действующим в пьяном угаре. Он поймал меня за руку и сжал кисть так, что я взвыла от боли. Кнут выпал из ослабевших пальцев.

Леон не стал меня бить по лицу. Коротко ударил в живот, даже не кулаком, а мощной волной воздуха, которая окутывала его руку, заставив осесть на колени, и завел разламывающуюся руку за спину.

Нас видели. Он не скрывался, но на помощь не пришел никто. Охранники прибегут, конечно, но не сразу. Когда им еще доложат? Я уже, оказывается, отвыкла попадать в неприятные ситуации из-за своего языка.

– Не знаю, какой любовник подарил тебе эту платформу, но придется потрудиться и выскулить у него новую.

– Подонок, – простонала я, когда двое его дружков начали крушить платформу, которая была моим единственным средством передвижения.

– Ты дрянь, ты могла бы сказать «да»! Нет! Яд слишком гордая, а Расти – мертва! – орал Леон мне в ухо, а я вдыхала хмельные пары, чувствуя, как по щекам текут слезы. Не помню, когда позволяла себе такую слабость.

Помощь пришла совсем не оттуда, откуда я ее ждала. Словно смерч на парковке появился Кэлз, Леон отлетел в сторону от одного удара, следующим парень раскидал его дружков, а потом опустился около меня на колени.

– Ты как? – нежно прошептал он, осторожно приобнимая за плечи.

– Да пошел ты! – отозвалась я, не в силах отделаться от мысли, что во всем случившемся есть часть вины Кэлза. Все они одинаковые. Сегодня ты лучший друг, а завтра – жертва.

– Значит, нормально, – невесело хмыкнул Кэлз и поднялся, развернувшись к Леону, который держался за живот, плечом опираясь на ствол дерева. Бывший парень Расти был напуган и удивлен. Видимо, он не ожидал, что его поведение не придется по нраву Кэлзу.

– Тебе не кажется, что ты перешел границу? – очень тихо поинтересовался он.

– Брат… – Леон стушевался, но попытался принять более подобающую позу. – Но эта тварь отказала нам в просьбе…

– Мне не везет с братьями… – прохладно отозвался Кэлз. – Не стоит так ко мне обращаться. А ты… ты должен был на коленях ползти за ней до дома и умолять передумать, а не применять силу. Чтобы завтра платформа была как новая.

– О чем ты? Это плебейка. К чему все эти церемонии? Вот отработает, так и быть, отгоню в ремонт ее колымагу.

– Плебей – ты, – фыркнул Кэлз, намекая на неаристократическое происхождение Леона. – А Яд под защитой моего дома. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Кэлз не вспоминал об этом с того момента, как защиту поставил. Я думала, он уже забыл. Да и сама я, признаться, не вспоминала про метку, которую получила случайно.

– Платформу отремонтируешь, – еще раз приказал Кэлз и обратился ко мне: – Пойдем, я отвезу тебя домой.

Чувствуя, что рука почти не шевелится (причем правая, та, которой я рисую), а голова кружится, я все же упрямо буркнула:

– Не стоит утруждаться, доберусь сама!

Я встала и, пошатываясь, отправилась прочь с парковки, стараясь не смотреть на то, во что превратилась новая платформа. Слезы текли по щекам. Я знала, что выгляжу жалко – растрепанная, грязная, с пылью, покрывающей колени черных кожаных штанов. Дышалось плохо, и перед глазами было темно, но я знала, что до остановки доберусь. Я всегда была сильной.

Но у Кэлза на все имелось свое мнение, и парень не любил, когда ему перечат. Не думала, что он кинется меня догонять, и совсем не ожидала, что с замечанием: «Вот вечно ты все делаешь мне назло» – подхватит на руки и пронесет через всю парковку к своей платформе, минуя удивленных однокурсников и едва не сбив с ног ошалевшую Бетси с ее матерью.

– А с тобой я разберусь позже, – пообещал он побледневшей девушке, даже не обратив внимания на ее родительницу, приоткрывшую от возмущения рот.

– Зачем ты это делаешь? – устало спросила я, привалившись к кожаной спинке сиденья. – Ты ведь знаешь, что я смогла бы добраться до дома. И понимаешь, что сейчас ты меня раздражаешь не многим меньше, чем Леон.

– Дома поговорим, – ответил Кэлз, пристегнул ремень и злобно рванул кристалл управления. Я и забыла, как гоняет парень. Впрочем, сегодня мне даже страшно не было.

Я не стала спорить. Просто отклонилась на сиденье и закрыла глаза, думая о том, как быстро меняется отношение в нашей жестокой среде. Несколько месяцев спокойствия привели к тому, что я расслабилась, стала менее осторожной и поплатилась за это, едва только изменилась ситуация.

Раньше меня почти не трогали, но сегодняшний день… он напугал. Не приди Кэлз мне на помощь, чем бы все закончилось?

Видимо, эти мысли читались у меня на лице, а быть может, Кэлз слишком хорошо научился разгадывать мое молчание.

– Никто больше не посмеет даже подойти к тебе, – резко и безапелляционно сказал он. – Я не позволю!

– Пустое. – Я вяло отмахнулась. – Мне не нужны няньки, а потом, я все равно доучиваюсь три месяца – и все… больше я не увижу никого из этого гадюшника. Все больше думаю, чтобы вообще уехать…

– Все? Но… как же? – Кэлз опешил. Даже платформа немного вильнула в потоке. – Ты пишешь проект, я знаю тебя, он классный!

– Во-первых, я сомневаюсь в том, что эта профессия для меня. Во-вторых… – Я замолчала, не решаясь признаться. Не любила показывать слабость. – Кэлз, ну как ты думаешь, сколько у меня шансов сдать? Без денег, без связей и даже без нормального научного руководителя…

– Не думаю, что их нет, – упрямо заметил парень.

– Как жаль, что ты не наш директор, – хмыкнула я и отвернулась к окну.

Кэлз не стал продолжать разговор. А я старалась не смотреть в его сторону. Предпочла бы, чтобы он вообще исчез и не смущал своей заботой и волнующим запахом туалетной воды.

У меня было слишком отвратительное настроение. Я не хотела ничего. Впервые я серьезно задумалась о словах бывшего главы банды артефакторов из трущоб – Грейсона, который советовал бежать из Кейптона как можно быстрее и дальше. Мне действительно хотелось все бросить и уехать. Жаль, что я была слишком рациональна для этого и понимала – нельзя кидать коту под хвост три года усилий, когда до диплома осталось всего ничего. Пусть диплом будет только первой ступени, но ведь это лучше, чем вообще никакого. Потом Кэлз и его друзья продолжат обучение по выбранной специализации и перейдут на следующую ступень, а такие неудачники, как я, окажутся свободны. Только вот от этой свободы хотелось выть. Интересно, почему? Я ведь все для себя решила. Или это самообман?

Я очень надеялась, что Кэлз просто довезет меня до дома и уедет, но парень всегда отличался бесцеремонностью. Я осторожно, стараясь не задеть поврежденную руку, выбралась из платформы, а он, едва увидев, что меня мотнуло, тут же подхватил на руки и, невзирая на слабые попытки возразить, потащил в сторону дома. Меня за всю жизнь столько на руках не носили.

– Поверь, я способна зайти сама, – буркнула раздраженно. – К тому же все равно нужно отпереть дверь.

– Вот что ты за человек, Яд, – незлобно фыркнул парень, но повиновался. – Всем девушкам нравится, когда их носят на руках.

– Я – не все.

– Да заметил уже, могла бы и не напоминать.

Я повернула ключ в замке и шагнула в прохладный полумрак коридора. Кэлз остался стоять за порогом, опершись плечом на косяк. Мне показалось, что за последние месяцы парень еще больше раздался в плечах – сейчас он занимал весь проем.

– Не пригласишь зайти.

Странно, но фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение. Интересно, когда он успел так хорошо меня узнать?

– Нет.

Я покачала головой и повернулась спиной к двери. Очень хотелось остаться одной, лечь на диван и отключиться от всего. А парень за спиной раздражал. При нем всегда хотелось выглядеть сильнее, чем я есть на самом деле. Я боялась показаться беззащитной. Казалось, если он хоть раз увидит слабость, непременно ею воспользуется, поэтому и прогоняла. Сегодня слишком устала, чтобы оставаться и дальше надменно-дерзкой.

Только вот Кэлз был бесцеремонен и упрям. Он не пытался угадать мои желания.

– Как знаешь, придется зайти без приглашения, – выдал парень и захлопнул за собой дверь.

Я вздохнула, но не стала спорить. Не было сил. Махнула на него рукой и отправилась в кухню, решив, что раз уж Кэлз здесь, я могу в благодарность сварить ему кофе.

Каждый шаг отдавался болью в левом боку. Я не думала, что подонок Леон повредил мне внутренние органы и что травма серьезна, но было больно. С некоторых пор я очень не любила и боялась боли. Ладони стали влажными, а руки мелко дрожали.

Кисть посинела и опухла. По-хорошему, стоило ее перевязать. А самой это делать было неудобно. Я дернула рукав, прикрывая запястье от Кэлза, и пообещала себе вечером связаться с Тэсс. Ей ехать не близко, но в беде она меня не бросит.

– Перестань, – тихо заметил Кэлз, когда я потянулась за туркой, и накрыл мою руку своей, осторожно отведя в сторону. – Я вполне способен сварить кофе. Моих кулинарных способностей на это хватит.

– Зачем ты пошел за мной? – устало поинтересовалась я, послушно отступив в сторону и привалившись к барной стойке.

– Когда именно? – Кэлз смотрел на меня внимательно, а на губах застыла едва заметная, хитрая улыбка. Он дразнил, а у меня не осталось сил отвечать на поддразнивания или пытаться понять, что означает этот взгляд из-под опущенных ресниц или улыбка в уголках губ.

– Тогда… сейчас… не знаю. – Я пожала плечами.

– Тогда, потому что подозревал – тебе понадобится помощь, сейчас – так как мне этого захотелось.

– Будешь уговаривать взяться за дело о смерти Расти? – горько хмыкнула я, чувствуя, как усталость наваливается на плечи. Почему-то стало очень обидно.

– Честно? – Кэлз посмотрел на меня с вызовом. – Мне наплевать на Расти… – Он нахмурился и отвернулся, отвлекшись от разговора, пока насыпал в турку молотый кофе. А еще мне показалось, что парень чувствует себя немного виноватым за свое безразличие. Его следующие слова подтвердили мою догадку. – Но мне не наплевать на Клэр, а она… она действительно не в себе… я не могу понять почему. Она одержима желанием найти убийцу Расти. Когда погибла Брил, такого не было, – с некоторой обидой заметил он. – Но я уважаю твой выбор. Нет так нет. Я пошел за тобой, так как мне не понравилось то, что ты будешь лежать тут в одиночестве и жалеть себя…

– Я не буду жалеть себя! – Предположение заставило возмутиться в первую очередь потому, что попало в цель.

– А потом… – Кэлз не стал спорить. Он внимательно наблюдал за тем, как поднимается пенка на ароматном напитке. Кофе парень варил, как простой смертный, без грамма магии. Это было непривычно. Я обычно добавляла совсем чуть-чуть чего-нибудь сверхъестественного. Вот и сейчас потянулась осторожно через его спину и прикоснулась к ручке, задев его пальцы. Кэлз вздрогнул, а я поспешно отдернула руку – немного бодрости мне не помешает.

– Что потом? – Я попыталась сгладить неловкость и отступила к диванчику в углу.

– Одна ты не сможешь перевязать руку. – Кэлз выразительно посмотрел на мой низко натянутый рукав.

– Думала, ты не заметишь…

– Знаешь ли, я очень внимательный, когда мне нужно.

Все эти намеки сегодня были для меня сложны. Я подошла к стоящему у стены дивану и откинулась на его спинку, а потом подумала, положила под голову подушку и вытянула ноги в высоких сапогах на шпильке. Наплевать. Я у себя дома и могу делать что хочу, даже валяться в обуви на кухонном диване, пока самый завидный жених Кейптона делает для меня кофе. Кому расскажешь – не поверят.

Краем глаза я заметила на обеденном столе лист и мысленно застонала – рисунок, который я нарисовала ночью! Кэлз его пока не увидел, но встать и спрятать я не могла, да и не успела бы. Парень уже разливал по чашкам кофе, в мою он щедро плеснул коньяка.

– Я не хочу пить! – простонала, но получила категоричный ответ:

– Придется.

Кэлз пнул в сторону дивана низкий журнальный столик на колесиках, которому было место в гостиной, но тут я его использовала чаще, а любовью к порядку не отличалась, поэтому столик поселился на кухне. Парень поставил чашки и, бесцеремонно подвинув мои ноги, уселся рядом. Его взгляд тут же зацепился за листок.

– Не спрашивай, – предупредила я и нахмурилась.

Глупо было надеяться, что Кэлз послушается. Он взял рисунок и внимательно рассмотрел.

– Ты все же думаешь об этом. – И снова утверждение там, где должен быть вопрос.

– Нет… – Я покачала головой и закусила губу. Осторожно сделала глоток горячего, пахнущего коньяком напитка и постаралась объяснить: – Это так не работает. Я не могу сесть и начать рисовать. Бесполезно. Но если вдруг в голове появилась какая-то картинка… У меня не получается ее удержать. Ты не поверишь, но это я нарисовала во сне.

– А сейчас? Сейчас ты хочешь еще что-то нарисовать? – спросил меня он и внимательно посмотрел в глаза. Захочешь – не соврешь.

– Нет. Если я не получу больше сведений, мозгу будет не с чем работать. Все, что он хотел сказать, он уже сказал… а сейчас… я вообще не знаю, когда технически смогу рисовать! Чертов Леон! – Ругательство вырвалось непроизвольно, и я снова поморщилась. Стала в последнее время слишком эмоциональна.

– Покажи руку, – скомандовал Кэлз, тут же отставил чашку и осторожно взял меня за ладонь. Она немного припухла, на запястье разливался синяк.

– Связки? – неуверенно предположила я.

– Ну, точно не перелом и не вывих. И это уже хорошо. Где у тебя аптечка? Там есть эластичный бинт?

– Кэлз, у меня с некоторых пор своего вообще ничего нет. Этот дом достался мне укомплектованным. Я не имею ни малейшего представления, где здесь аптечка. Может быть, ее вообще нет. По крайней мере, я не покупала. Понимаю, что зря, но как-то пока она была мне не нужна. Я здорова как лось, если меня не бьют.

– Должна быть. Такие виллы считаются чем-то типа домов выходного дня, как правило, они продаются в комплекте со всем, даже с туалетной бумагой. Здесь должны найтись бинты.

Парень вышел из кухни, и какое-то время я слышала его недовольное бухтение и то, как хлопают двери.

Спустя какое-то время Кэлз вернулся. Парень выходил победителем даже в борьбе с бытовыми мелочами. Бинты он все же нашел.

Он действовал осторожно, но все равно было больно, и я иногда шипела, а Кэлз почему-то смотрел настороженно и испуганно.

– Больно? – участливо осведомился парень.

– Ну а ты как думаешь? – не очень вежливо выдохнула я и поспешно отобрала уже забинтованную руку. Поймала странный взгляд парня и тут же смутилась, пробормотав: – Прости. На самом деле не стоило идти ко мне… я, когда плохо себя чувствую, бываю злая.

– Ты не злая. – Он усмехнулся вполне по-доброму и снова взял кружку кофе. – Ты – Ядовитая. Ты всегда ядовитая…

– Какая есть…

– Просто… – Он наклонился ко мне, нависнув над лицом. – Яд в небольших дозах – лекарство…

– Думаешь?

– Для меня – точно…

– Не боишься не рассчитать дозу? – Я смотрела на его лицо как завороженная. На длинные ресницы, на чувственные губы и, не удержавшись, облизнула свои. Во рту пересохло, я даже сказать ничего не могла. Просто считала удары сердца и ждала. Чувствовала – Кэлз сейчас поцелует, он наклонялся медленно, давая мне возможность его оттолкнуть. Я и собиралась, но почему-то не могла. Дыхание перехватило, и сердце замерло в предвкушении. Я помнила, как срывает крышу от его поцелуев, и от воспоминаний вспыхнули щеки, а он нежно убрал у меня со щеки прядь волос, я прикрыла глаза и вздрогнула как от удара.

Ментальный вопль Клэр, адресованный Кэлзу, был настолько сильным и громким, что его отголоски ощутила даже я. Парень со стоном отшатнулся и схватился руками за виски. Мне показалось на миг, что я увидела в воздухе лицо девушки. Клэр была в истерике. Я и предположить не могла, что когда-нибудь увижу ее в таком ужасе. Золотом в воздухе высветилось размашисто написанная просьба: «Приди!»

Когда Кэлз сорвался с места, я испытала смешанные чувства – облегчение и обиду. С одной стороны, я не хотела продолжения, с другой же… мне не понравилось, с какой скоростью парень кинулся к Клэр, едва она его позвала. И даже то, что у девушки явно что-то произошло, для меня не имело значения.

– Что стряслось? – поинтересовалась я скорее из любопытства и вежливости, нежели потому, что действительно волновалась.

– Не знаю. – Парень выглядел растерянным. – Похоже, еще одно убийство. Такое, что Клэр в истерике…

– Заметила. Никогда ее такой не видела.

Я совсем не хотела этого делать. Я была слаба, расстроена, злилась на Клэр и не желала ни во что вмешиваться, но внезапно поняла, что не могу сидеть дома и все равно не получается остаться в стороне. Даже несмотря на еще не остывший кофе с коньяком и шумящий за стенами дома океан.

– Я с тобой. – Вставать с дивана было больно.

– Ты не обязана… – начал Кэлз.

– Знаю, – раздраженно ответила я и отправилась за ним следом к выходу, понимая, что пожалею о том, что ввязалась в это дело.

– Я не позволю тебе остаться одной, – пообещал парень, а я в очередной раз удивилась, как он умудряется читать мои мысли.

Как ни странно, пока мы ехали к дому блондинки, слабость прошла. А на месте была толпа законников и встревоженные родители Клэр, которые посмотрели на меня настороженно, но пропустили без проблем, так как я была с Кэлзом – на него взирали с обожанием. Мать Клэр принимала парня как родного. Не знаю почему, но меня это задело. Разбираться в своих чувствах не было времени, и я следом за парнем поднялась на второй этаж.

Законники на нас покосились, но останавливать не стали. У меня создалось впечатление, что они кого-то ждут. Кэлз практически бежал, я не успевала за его размашистым шагом.

Клэр с чашкой чего-то горячего в руках сидела на подоконнике в холле, возле своей комнаты. Она дрожала, рыдала и не обращала внимания на то, как выглядит – распухший нос, размазанная по щекам тушь.

– Что случилось? – Кэлз бросился к ней, а девушка, отставив чашку, повисла у него на шее, уткнувшись носом в плечо. Всхлипы стали сильнее, а я почувствовала себя лишней. Зачем я увязалась следом?

Пока парочка трогательно обнималась на фоне окна, я осмотрелась. Дверь в комнату Клэр была приоткрыта. Любопытство всегда оказывалось сильнее меня. Я приблизилась и скоро уткнулась в чуть покалывающий полог, значит, не ошиблась. Именно здесь место преступления, и его уже опечатали. Зайти не удастся, но, возможно, получится немного подглядеть. Я чуть подвинулась в сторону и, вытянув шею, заглянула в неширокую щель.

Увиденное заставило судорожно сглотнуть. Та же картина, что и в комнате Расти, насколько я могла судить по своим рисункам и скудным кадрам из хроники – очень много крови и тело убитой девушки на кровати, – но напугало меня не это. Я поняла, почему Клэр в таком состоянии. В первую секунду я подумала, что на кровати с раскинутыми руками лежит она. Светлые волосы, знакомый стиль одежды, а вместо живота кровавое месиво. На стене над кроватью надпись – «В следующий раз я поймаю тебя…».

Наверное, были еще отличия этого места преступления от прошлого, но я не успела их рассмотреть, так как за спиной раздался холодный незнакомый голос:

– Если маленькие девочки лезут не в свои дела, с ними происходят несчастья…

Я вздрогнула и повернулась, встретившись взглядом с надменным законником лет тридцати. Его темные волосы были коротко подстрижены, а стальные глаза смотрели с вежливой угрозой. Я ему не понравилась. Он мне тоже.

– Я знаю, – ответить получилось спокойно. Да и взгляд не отвела. Одним взглядом и недовольным выражением лица напугать меня было проблематично.

Мне понравилось недоумение, мелькнувшее в его глазах. Видимо, он понял, что я не вру. Говорят, некоторые законники умеют читать, нет, не мысли… скорее эмоциональный фон. Это позволяет им угадывать ложь.

Пока мужчина размышлял, пытаясь подобрать достойный ответ, я отошла от двери и направилась к Кэлзу, обнимающему на подоконнике Клэр. Похоже, тело обнаружила опять она, а значит, сможет рассказать мне то, чего я не успела заметить. В комнату меня сейчас точно не пустят.

Коротко стриженный законник открыл дверь и скрылся в комнате, защита его беспрекословно пропустила. Следом за ним по лестнице поднялись еще двое – женщина-медик и полноватый мужчина с кейсом.

– Кто она? – спросила я, стараясь не показать, как неприятны мне объятия парочки. Видимо, не врали, Кэлз и Клэр действительно встречаются. Зачем же все эти попытки поцеловать сегодня меня?

Или у них так принято? Клэр – это замена Брил, а я… так, мимолетное увлечение, на которое постоянная подружка, вполне возможно, даже не обратит внимания. В высшем свете учат прощать мелкие слабости тому, кто может стать мужем и преумножить состояние семьи.

Клэр отстранилась от Кэлза и внимательно посмотрела на меня, смахнула слезы и, даже не съязвив по поводу того, что я изменила свое решение и все же ввязалась в расследование, ответила:

– Эстер…

– И как мне должно это помочь? – Я прокрутила в голове всех девчонок, которые так или иначе мелькали в компании Клэр.

Кэлз поморщился, но ответил за подругу:

– Эту игру придумала Брил. Очень давно она искала своих двойников. Один в один находить не получалось, но сама знаешь – похожая прическа, похожие шмотки, и вот уже можно выпустить на вечеринку кого-то вместо себя и наблюдать из-за двери, как быстро гости обнаружат подмену.

– На самом деле, – Клэр всхлипнула, – Брил наигралась довольно быстро. Еще года два назад…

– А ты нет? – Я понимающе кивнула.

– А я не играла. Сейчас уже нет. Эстер не просто так очень на меня похожа. Она была то ли троюродной кузиной по материнской линии, то ли еще кем. Я точно не знаю – родственница. У нее не было ни денег, ни связей. Я ее увидела случайно на каком-то пафосном семейном приеме, куда позвали всех даже самых дальних родственников, и просто не могла пройти мимо. Сначала, года два назад, это была игра, а потом мы сдружились. Она не жила постоянно в Кейптоне, у нее нет дара… она была обычной девчонкой. Всего лишь похожей на меня.

– Но сегодня она была даже одета как ты. Это случайно?

Клэр посмотрела на меня устало, словно на маленького ребенка, спрашивающего глупости.

– Яд, у меня много денег. Очень много, и я их трачу. То, что надоедает, часто отдавала Эстер…. Она приехала, ждала меня… и вот… Зачем она приехала?

– Если бы она не приехала, – отрезал Кэлз, – там бы лежала ты.

Клэр снова разрыдалась.

Выглядела девушка сильно расстроенной, но я все же уточнила, чтобы знать наверняка:

– Клэр, точно не ты ее пригласила в Кейптон?

– Нет… нет, она сама решила навестить. – Было непохоже, что девушка врет. Правда, червячок сомнения грыз. Клэр была хорошей актрисой. – Эстер обычно приезжала пару раз в месяц.

Голова разболелась, и я не могла пока связать все события в единую цепочку. Было ясно, что эти два убийства связаны, но непонятно, Эстер просто перепутали с Клэр или убили ей в назидание.

– Ты ведь понимаешь, что охотились за тобой? – спросила я у нее.

Клэр вскинула на меня испуганные глаза, но через секунду едва заметно кивнула.

– Кто это мог быть?

– Я уже говорила законникам – не знаю, – устало отозвалась она. – Тот бугай, который остановил тебя. Даже не представляешь, какой он дотошный!

– Он тебя уже допрашивал?

– Не сейчас. – Девушка поморщилась. – Тогда, когда убили Расти.

Я покосилась на комнату. По-хорошему, стоило бы туда заглянуть, но я знала – нечего и пытаться, только нарвусь на скандал. Поэтому я осторожно отступила к двери и, пока Кэлз утешал в очередной раз Клэр, постаралась улизнуть, пробормотав на прощание что-то маловразумительное.

Ушла я очень вовремя. Показавшиеся из комнаты законники направились к Клэр и Кэлзу. Я поняла, что быстро их не выпустят. У меня не было сил сидеть здесь и дальше. Мне требовалось отдохнуть и подумать, поэтому я без зазрения совести ушла.

Я приехала домой совершенно разбитая. Налила себе огромный бокал кофе, достала несколько баночек, которые использовала очень редко. Их собирала для меня мама – крупица бодрости, чуть-чуть сил. Тэсс не любила магию, а вот я, выросшая в среде, где волшебство было естественным, иногда позволяла себе взбодриться подобным образом. Главное – не переусердствовать.

Здравый смысл говорил о том, что лучше лечь спать. Тело чувствовало себя отвратительно, но вот мозг работал. Строил теории, и я знала, в таком состоянии уснуть все равно не смогу. Рука под вечер разболелась, и я с сожалением отложила в сторону блокнот – вряд ли сегодня получится что-либо нарисовать.

В доме, несмотря на работающий охлаждающий куб, было жарко, и я, прихватив с собой чашку, вышла на террасу – слушать шум волн и вдыхать свежий соленый воздух. Ветерок, дующий со стороны океана, был теплым и ласково трепал волосы, а я стояла и думала, как мне сложить в голове картину. По всему выходило – никак. У меня на руках не было ровным счетом ничего. Я даже на одном месте преступления не была совсем, другое видела лишь мельком.

Я, конечно, знала, где находится то, что мне нужно, но лезть в управление законников мне не казалось светлой идеей. Там всегда были люди, а вот в морге… нет. Насколько я знала, копии отчетов с мест преступления должны были дублировать и для медиков.

Мысль была идиотской и крайне опасной, но я не смогла от нее отказаться. Просто не видела другой возможности узнать хоть что-то о деле, в которое собираюсь ввязаться. Наверное, рванула бы прямо сейчас, но останавливало отсутствие платформы. Я долго стояла и думала, стоит ли дергать Кэлза. Вдруг он сейчас с Клэр и я им помешаю? Но потом отмахнулась от ненужной неловкости. В конце концов, именно они втянули меня в эту глупую авантюру. Так почему же я должна смущаться и пытаться угадать их планы на вечер?

Как ни странно, Кэлз отозвался достаточно быстро и уже спустя полчаса был у меня. Собранный и готовый действовать. Я невольно залюбовалась его подтянутой фигурой и на секунду пожалела, что не пошла на поводу у своих желаний несколько месяцев назад. Возможно, сейчас бы я уже переболела им. Сильно сомневаюсь, что отношения с богатым нахалом перешли бы во что-то серьезное. Этого-то я тогда и испугалась.

– Не думал, что позовешь, – отозвался он, видимо, намекая на неудавшийся поцелуй. Облокотился на перила и нацелился на мою кружку. Кофе уже остыл, и вкус коньяка чувствовался особенно резко.

– Не смей, – одернула его я. – Тебе еще садиться за руль.

– Даже так? – Кэлз слегка нахмурился. – Правильно. Просто так бы меня не позвала.

– Мне нужна помощь, – неохотно призналась я.

– А что мне за это будет? – хитро поинтересовался он, на миг став похожим на надменного мерзавца, того, которого я знала.

– Я, может быть, найду, кто убил Расти и другую подружку Клэр. Вы ведь этого от меня хотели? И заметь, я даже не спросила, что будет за это мне.

– Признаться честно, я хочу от тебя совсем другого, – заметил Кэлз, а я разумно не стала уточнять, чего именно, и просто пересказала свою задумку.

– Ты знаешь, что сумасшедшая? – поинтересовался парень.

– Да, знаю. Но не вижу иного выхода. У тебя есть что-нибудь, что поможет нам скопировать данные, если мы их найдем?

– Ну… – Кэлз задумался. – У меня есть один девайс для связи с домом. Думаю, получится сделать на него копию с найденных материалов.

Кэлз вытащил из кармана маленькое плоское зеркальце, очень похожее на магвизор.

– Новое изобретение, – пояснил он. – Очень удобная штука – М-фон, позволяет посылать мысленный импульс на такое же устройство, а не орать в голове, как мы привыкли делать.

– Интересно. – Я невольно подалась ближе и сейчас почти касалась плечом его руки. – Получается, по нему может послать вызов нементалист?

– Да хоть обычный человек. – Кэлз пожал плечами и задумчиво уставился на плоский предмет у себя в руках. – Правда, стоят эти игрушки как пол-Кейптона. Зато внутри есть устройство типа жучка-следилки, можно сделать запись или вполне сносный маг-снимок.

– Ну, видишь, идея уже не кажется такой уж бредовой. Если мы попадем внутрь, то сможем скопировать данные.

– Яд, ты понимаешь, что нас ждет, если мы попадемся? – поинтересовался он, пока мы шли через мощеный двор к припаркованной за воротами платформе.

– Меня ждет, ты хотел сказать? – отозвалась я. – Кэлз, ты же в курсе, что тебя папочка вытащит очень быстро, а вот у меня будут серьезные проблемы, поэтому да, я понимаю. Но я раньше несколько раз была с отцом там по работе.

– В морге? – удивился парень и даже затормозил.

– Тьфу на тебя! – отмахнулась я. – Нет, конечно, но в том же здании. Я знаю, что в морге ночью только сторож и есть запасной ход. Покойников не так тщательно сторожат, как управление законников. Дела валяются прямо на столе. Сейчас уже поздно. Даже если есть дежурные, они уже спят.

– Кстати, – Кэлз хитро улыбнулся, – у меня появилась замечательная идея. Нам нужно будет только заехать в одно место.

– Какое? – насторожилась я, но послушно уселась в платформу.

Почти не удивилась, когда Кэлз привез меня в магазин карнавальных костюмов.

– Ты хочешь нарядиться зомби? – поинтересовалась я. – Хочу тебя огорчить, но сотрудники морга не впечатлительны. В лучшем случае в тебя пальнут заклинанием.

– Сиди тут. – Парень хитро прищурился и исчез за дверями магазинчика.

Вернулся буквально через пять минут. В руках он тащил два обычных медицинских халата.

– Просто сейчас уже не работают специализированные магазины, – пояснил он. – Накинем халаты и, если вдруг нам кто-то попадется, представимся практикантами.

– Не жалею, что взяла тебя с собой. – Я улыбнулась, но Кэлз не оценил мою щедрую похвалу.

– Просто ты, Яд, пешком бы дошла до управления только к утру. Позвала с собой ты не меня, а мою платформу. – В голосе Кэлза скользнула обида, я предпочла ее проигнорировать и перевела тему:

– Нравится портить настроение?

– Не дергайся, – отозвался парень. – Леон так сильно меня боится и хочет выслужиться, что платформа будет у твоих ворот уже к утру. Вот увидишь. Иначе он лично поедет отвозить тебя из дома в колледж!

– Вот уж спасибо, не надо! – скривилась я. – Уж как-нибудь сама на общественном транспорте доберусь. Спокойнее и общество приятнее.

– Ни к чему идти на такие жертвы. Я заеду за тобой сам, – ответил Кэлз упрямо, а я промолчала. Какой смысл спорить о том, что будет завтра с утра. Нам бы сегодняшний вечер завершить без проблем и с пользой для дела.

Мы припарковались в паре кварталов. Платформа Кэлза была слишком приметной, чтобы ставить ее прямо возле управления. Сложенные халаты я запихала в заплечный рюкзак, и мы быстрым шагом пошли к воротам.

С того момента, как я была здесь последний раз, многое изменилось. У неприметной дверки, через которую в здание попадали некоторые сотрудники, курили трое мужчин. Пришлось ждать, когда они зайдут внутрь, и осторожно красться следом. Кэлз набросил на нас очень легкий полог, он мог защитить от жучков-следилок, но если бы нам встретились живые люди, они бы нас засекли. Мне даже завидно стало этому умению парня. Нас такому не учили.

Чтобы не выйти из поля действия заклинания, приходилось держаться очень близко к молодому человеку. Он взял меня за руку и не отпускал ни на шаг. Мы проскользнули в дверь и замерли в длинном темном коридоре.

– Теперь куда? – спросил Кэлз.

– Прямо до поворота, а потом вниз. Наверное, нужно надеть халаты, – шепотом отозвалась я. – Что-то тут чересчур людно.

Мы едва не спалились, буквально через несколько метров нос к носу столкнувшись с уставшим немолодым медиком. Но волшебное слово «практиканты» возымело свое действие. Мужчина отрешенно кивнул, сам себе под нос буркнул: «Новенькие, что ли» – и указал рукой вниз по лестнице.

– Фо Лонса нет на месте, будет с утра! – крикнул он нам в спины, но Кэлз тоскливо простонал про задание, и от нас отстали.

Я выдохнула с облегчением и, сама схватив парня за руку, ускорила шаг. Кэлз посмотрел на меня странно. От этого взгляда по спине пробежали мурашки, и я едва удержалась от того, чтобы отдернуть ладонь.

Внизу находились несколько комнат. Практикантов, как правило, сажали заниматься в картотеку, по крайней мере вечерами. Так пояснил Кэлз.

– А ты… – начала я. Парень помрачнел и с неудовольствием заметил:

– Норис… он учился три курса в медицинском. Потом его выгнали за дурной нрав.

– Не думала, что кого-то из вашей семьи могут откуда-то выгнать, – отозвалась я, стараясь не реагировать на знакомое имя. Желудок сжался, я слишком хорошо помнила нашу последнюю встречу со сводным братом Кэлза. Он тогда едва не сжег меня в собственном доме.

– Ты ведь сама прекрасно знаешь, при должном усилии представителя моей семьи можно даже посадить. Норис побил все рекорды.

Я замерла, сердце неприятно кольнуло. Но Кэлз, похоже, не злился, в уголках губ застыла едва заметная усмешка, но сама я не могла реагировать спокойно. Пока не могла. И мне было странно, что он не злится на меня. Кэлз вообще сумел отпустить ситуацию, хотя ему было на порядок сложнее, чем мне. Почему же я все цепляюсь за собственные страхи и иду на поводу у фобий, вместо того чтобы с ними бороться?

– Пойдем. – Я сменила тему. Не время и не место возвращаться в прошлое.

Кэлз не спорил. Нам нужно было пробраться в маленький кабинет, где обычно сидел главный врач, помещение примыкало к самому моргу. Именно сюда я пару раз заходила с отцом.

Кабинет был проходным, и настоле всегда лежала кипа дел. Я молилась, чтобы отчеты об убийствах девушек были там.

Сейчас нам предстоял самый опасный отрезок пути. Не хотелось бы кого-то встретить, картотека находилась в другой стороне. Дверь в кабинет была заперта, но не потребовалось много времени, чтобы ее открыть. Мы с Кэлзом оказались в маленьком темном помещении. Тут пахло несвежей едой, изрядно поношенной одеждой и чем-то неприятно-медицинским. Я бросила через плечо короткий взгляд на дверь в морг и вернулась к столу.

К нашему счастью, я не ошиблась, дела и правда оказались тут, Кэлз уже почти их отснял, когда услышал приближающиеся голоса. Среагировал он быстрее, схватил меня за руку, заметался по комнате и дернул на себя дверь морга, втолкнув меня в холодное помещение за секунду до того, как открылась дверь кабинета.

– Да практиканты какие-то… – услышала я уже знакомый голос. Медик обращался к кому-то другому. Ответ я не расслышала, голос был слишком тихий, низкий. Зато следующую фразу разобрала.

– Представления не имею. Тут вечно шастает кто-нибудь из студентов, я их что, в лицо запоминать буду? Пусть Дулс запоминает, он с ними работает, а не я. Вы тут свет за собой выключите. Хорошо? И запереть не забудьте, а то практиканты любопытные до тошноты, вечно пытаются сунуть свой нос куда не просят.

Дверь хлопнула, но мы остались стоять неподвижно, потому что второй человек из кабинета еще не ушел.

– Вот демоны, – прошипел Кэлз мне на ухо. – Надеюсь, он ненадолго. Тут как-то нежарко.

– Ты на другое надейся. – Я осторожно развернулась к нему лицом и ответила одними губами.

– На что? – так же переспросил парень.

– На то, что он сюда не сунется.

Кэлз вздохнул и замолчал. Мы стояли в темноте у самой двери. Мне даже двигаться лишний раз не хотелось. Больше всего я боялась, что, не дай боги, задену что-нибудь и нас застукают. Поэтому стояла не шевелясь, покусывала губы и мерзла. Из-за двери не было слышно ничего. То ли из-за того, что человек сидел тихо, то ли дверь была толстая и не пропускала такие звуки, как сопение и шуршание страниц.

Скоро от холода начала бить крупная дрожь, скрыть которую не получалось.

– Иди сюда, – тихо произнес парень и притянул меня к себе, обнимая и согревая. Я хотела воспротивиться, но он был такой восхитительно горячий, что отступить не смогла и не только прильнула ближе, но и послушно обняла за талию, чувствуя, что оттаиваю. Все же, когда Кэлз держался от меня на расстоянии, было намного проще.

Кэлз провел руками по моим плечам, растирая, скользнул на спину, размял затекшие мышцы, а я замерла, стараясь даже не дышать. В его движениях, осторожных, заботливых, не было никакого эротизма. Да и место не располагало, но я все равно чувствовала, как участилось дыхание и вспыхнули щеки. Как хорошо, что он меня не видит. Было бы невыносимо стыдно. Наверное, стоило задуматься о личной жизни, раз близость парня так сильно на меня влияет.

«Не любого парня, – услужливо подсказал внутренний голос. – Этого конкретного парня. Ты не просто так не можешь смотреть ни на кого другого». «Поздно», – ответила я сама себе. Если что-то и могло получиться, то раньше, не сейчас.

Я прижималась плечом к его сильной груди, слушала биение сердца и впервые за несколько месяцев честно признавалась себе, что жалею, что не попробовала быть вместе с ним. Холод постепенно отступал, руки нагревались, и я перестала дрожать, но отступать все равно не спешила. Движения рук на спине неуловимо изменились, как и дыхание парня. Оно стало чаще, а растирание превратилось в поглаживание. Я не заметила, когда попытки меня согреть перешли в совсем недружеские объятия, и попыталась отстраниться.

– Ты всегда будешь убегать от меня, Яд? – шепнул он мне на ухо и чуть прикусил мочку уха.

– Я думала, мы поставили точку, – очень тихо отозвалась, упрямо пытаясь отстраниться.

– Ее поставила ты. Не я, – упрямо отозвался он и так и не разжал объятий.

– Не время и не место, – шикнула я. – Обязательно говорить об этом сейчас?

– Отсюда ты никуда не сбежишь. Удобно. Именно в таком месте стоит с тобой говорить.

– Здесь нас просто могут застать!

Кэлз все же внял голосу разума и замолчал. Стало тихо. Я начала сомневаться, есть ли кто-то за дверью. Но тут раздался вполне отчетливый щелчок выключателя, а потом звук захлопнувшейся двери.

– Слава всем богам! – выдохнула я наконец, освобождаясь из объятий Кэлза. – Нужно убираться отсюда, и как можно быстрее. На сегодня с меня достаточно ярких впечатлений! И зачем я только ввязалась в эту авантюру? – Вопрос был риторическим. Кэлз это понял и отвечать на него не стал.

Мы выскользнули из морга, повозились с замком и вышли в коридор, где нас поджидала главная неудача вечера.

– А вон они! – крикнул пробегающий мимо медик, и я встретилась взглядом с холодным пронзительным взглядом черноволосого законника, которого я видела на месте преступления.

– Практиканты, говорите? – Мужчина нахмурился, а у меня сердце упало в пятки. Попались. Он нас видел и запомнил меня, так точно. Да и Кэлз давал ему показания.

– Ко мне в кабинет, живо.

Я сглотнула, обменялась с Кэлзом испуганными взглядами и послушно отправилась следом за мощным законником. Какой же он большой! «И злой». Я так много с внутренним «я» не общалась со средней школы.

Всю дорогу мужчина молчал, а когда за нами закрылась дверь кабинета на втором этаже, даже не предложив нам присесть, начал отчитывать.

Кэлз не выдержал первым и демонстративно уселся на стул, закинув нога на ногу. Я подумала и тоже присела.

– Я, по-моему, не давал вам разрешения садиться! – рыкнул он, и мне стало не по себе, но вскакивать я все же не стала. Хотя первый порыв был именно такой. А вот на Кэлза выступление вообще не произвело впечатления. Сейчас передо мной был действительно избалованный аристократ, который слишком хорошо знает, что ему ничего не будет.

– Неужели? – Кэлз фыркнул. – Я устал стоять.

– Вы, богатенькие детки, всерьез считаете, что никогда и ни за что в своей жизни не будете нести ответственность? – с раздражением спросил законник, и мне в его голосе почудилась усталость.

– Ну почему же. – Взгляд Кэлза стал жестким. – Несем. Мой брат убил мою девушку. И он понес наказание. Только вот не благодаря законникам – они все списали на игры богатеньких детей. Подумаешь, девица упала с крыши – тема для статьи в желтой прессе, но вот законники… Им не было интересно, что произошло в реальности, и они списали дело со счетов.

– И вы решили, будто умнее нас? – Похоже, Кэлз наступил на больную мозоль, так как черноволосый даже подался вперед, пытаясь нависнуть над столом словно скала.

– Нет. – Я решила поддержать парня. – Мы не считаем себя умнее, просто у нас больше времени. И нам не наплевать.

– Аа-а-а, детки решили поиграть в сыщиков. – Он, казалось, немного успокоился и даже сел обратно. – А вы знаете, что это опасно?

– Знаю, – ответила я тихо, и он внимательно посмотрел мне в глаза. Холодным, пронзительным взглядом.

– Это ведь ты посадила Нориса фон Лифена? – Во взгляде холодных стальных глаз мелькнуло понимание. – Разговор ведь сейчас именно о нем?

Короткий кивок.

– Айрис Фелл… скажи, а почему тебя называют Яд?.. К сожалению, я не так давно в городе и еще не успел досконально изучить все сплетни.

– Не знаю, я ведь сущий ангел.

Почему-то он меня очень раздражал, и я хотела уйти отсюда как можно быстрее и без проблем.

– Ты талантливая девочка, Айрис Фелл, если то, что о тебе говорят, правда. Доживи до выпуска и приходи работать. А сейчас не суйся не в свое дело, если не хочешь проблем.

– Думаю, не получится. – Мне почему-то стало весело.

– Дожить или не соваться? – уточнил он.

– Точно не получится работать.

– И почему же? – В глазах законника промелькнуло неприкрытое любопытство.

– Вы, вероятно, не в курсе всей той истории, – уточнила я как можно миролюбивее.

– Нет. – Он покачал головой.

– Норис фон Лифен был моим научным руководителем. Вряд ли я теперь достойно защищусь и перейду на следующую ступень. Никто не хочет занимать его место – то ли я недостаточно умна, то ли преподавательский состав боится повторить судьбу коллеги. Возможно, не у одного его были скелеты в шкафу. А теперь, если вы не будете предъявлять нам обвинения, можно, мы пойдем? День был тяжелый и длинный. Спать очень хочется.

– Зачем вы приходили вообще? – Он не спешил нас отпускать.

– Хотелось увидеть тела, – не задумываясь, соврала я.

– Их тут нет.

Вот те раз. Очень интересная информация. Если не тут, то где? И почему дела есть, а тел нет?

– Мы не знали.

– Не суйтесь в это дело, – еще раз предупредил он. – Я найду убийцу девушек, но не лезьте, а то можете попасть под перекрестный огонь. А умирать в столь юном возрасте грустно.

– Это угроза? – нахмурился Кэлз.

– Это предупреждение, дружеское. И если я вас еще раз поймаю, то уже не буду так снисходителен. Информация о правонарушении пойдет в колледж, а вас я посажу под замок.

– Я совсем недавно был «под замком», – пожал плечами Кэлз. – Кормят отвратно.

– Я тоже. – За тот раз я была благодарна Кэлзу. – А с колледжем… я все сказала. За три месяца меня оттуда не выгонят, а после все равно не дадут доучиться, а ему… – короткий кивок в сторону Кэлза, – вообще без разницы. Его не выгонят, даже если он станцует эротический танец на столе директора. Так что ваши угрозы улетели в пустоту. Ищите убийцу лучше.

Как ни странно, мужчина в ответ промолчал, а мы вышли за дверь. Только в коридоре, пытаясь выровнять дыхание, я поняла, что даже не знаю имени нового законника. Раньше я его у нас в городе не видела.

– Урод! – раздраженно буркнул Кэлз, который, уже не таясь, направился к выходу.

– Да ладно, – отмахнулась я. Меня потряхивало, но объективно я понимала – мы отделались легко.

– Ты видела, как он на тебя смотрел? – Парень зашипел, словно разъяренный змей.

– Кэлз, я думала, как бы нам свалить. Мне было наплевать на его взгляды! В этой связи не понимаю, почему они взволновали тебя.

Кэлз выругался, схватил меня за руку и потащил к платформе. Я так и не поняла причину его злости. Несся он как сумасшедший, хорошо хоть в это время на трассе было пустынно. Я побаивалась ездить с парнем в таком настроении. Он затормозил у моих ворот. Я посмотрела на уставшее лицо, плотно сжатые губы и воинственно выдвинутый подбородок и поняла, что сегодня не смогу вынести его еще хотя бы час. Мне было остро необходимо побыть одной.

– Не против, если мы изучим то, что достали, завтра? – поинтересовалась я, ни на что особенно не надеясь. Кэлз всегда был упрям. Но парень неожиданно кивнул:

– Да. Думаю, до завтра подождет. Только никому ни слова о ночной вылазке.

– Кому? – Я хмыкнула. – Сам не проболтайся своим друзьям или Клэр…

– Ты всерьез думаешь, что я после морга поеду к ней? – усмехнулся парень, а я хлопнула дверью платформы и вышла на свежий воздух.

Конечно, ехать после морга к Клэр нельзя, а вот обнимать в морге меня можно. В этом и разница между мной и ею. И именно поэтому я не пошла на поводу у чувств, в сотый раз напомнила я себе. Он никогда не поставит меня на один уровень с Клэр или Брил.

Мысль была горькой, но не новой. Я еще раз подставила лицо свежему ветру и решительно пошла в сторону дома. Я держалась только на маминых травках и кофе, а над океаном уже занимался рассвет. Хорошо, что учимся мы завтра во вторую смену.

Как ни странно, утром я чувствовала себя относительно нормально и смогла вылезти из-под одеяла, не прилагая к этому неимоверных усилий. Даже рука несильно болела и глаза не слипались. Возможно, потому что утро у меня началось хорошо за полдень. Обычно до пар во вторую смену я делала очень много, а тут едва успела накраситься и выпить кофе. Сегодня я тоже сыпанула в напиток немного бодрости. Если вдруг день окажется не менее насыщенным, нежели вчерашний, я рискую без дополнительного допинга не дожить до вечера. Как же быстро закончилась моя желанная спокойная жизнь!

Кэлз за мной не заехал. Это немного расстроило. Хотя, возможно, он ждал моего вызова или же точно знал, что Леон не посмеет ослушаться. Моя платформа, которая выглядела словно новая, и правда уже ожидала у ворот. Судя по нагретому солнцем капоту, пригнали ее давно. В этот момент я почувствовала себя практически на сто процентов счастливой. Одна мысль о том, что придется с Золотого пляжа в колледж добираться на общественном транспорте, приводила в ужас, а платформа под окнами вселяла веру в светлое будущее.

Я предвкушала возвращение в колледж. Оно вышло бы воистину фееричным – многие вчера видели, как Леон крушит мою платформу, и сегодня мое триумфальное возвращение не осталось бы незамеченным, если бы у центрального входа не буянил Маррис. Он был в бешенстве и орал различные непотребности, обещая кары на голову всех, кто оказался рядом. Все внимание было обращено на него, поэтому мой приезд остался практически незамеченным.

Я застала самый конец выступления Марриса. Как раз тот момент, когда парень запрыгнул в свою платформу и пронесся от входа в колледж к воротам на такой скорости, что едва не своротил бок у платформы Кэлза и распугал стайку сумасбродных воздушников. Как они разминулись, не знаю. И у Марриса, и у пацанов на блинах-платформах скорости были космические.

– Что произошло? – Я толкнула в бок одного из парней, учащихся на год младше. Светловолосый и тощий, он шарахнулся от меня, посмотрел затравленно, видимо, решая, не будет ли у него неприятностей из-за разговора со мной, но потом победил свою пугливость и все же ответил на вопрос:

– Представления не имею. Маррис явился в колледж, наверное, со всем оружием, которое только нашел у себя дома. Его, естественно, не пустили охранники, он распсиховался. Все орал про сумасшедших маньяков, которые терроризируют Кейптон, а потом свалил. Не знаю, что это было. Ну маньяк… только маньяк-то убивает хорошеньких девушек, а не рыжих пижонов.

Я не могла не согласиться. Маррис не был девушкой и тем не менее боялся. Причем настолько сильно, что устроил истерику прямо в колледже, прекрасно понимая, что это выступление ему не забудут еще долго. Если страх Клэр я еще могла понять, то вот панику рыжего… Если только он не знал больше, чем говорил. Впрочем, его ведь и не спрашивали. Я сделала себе в голове пометку: стоило узнать о том, что так сильно взволновало парня. Сама я не горела желанием общаться с рыжим, но планировала попросить об этом Кэлза. Иногда в дружеском разговоре могли всплыть очень интересные сведения.

Это событие задало тон остальному дню. Выходка Марриса не осталась без внимания. Колледж гудел. Зато меня не доставали, и я успела осуществить свою маленькую, мерзкую месть Бетси. Ее желтая платформа прямо кричала о том, что она дорогая и новая. Я даже не стала изобретать велосипед – действовала по старинке. Пока никто не видит, кинула на крышу горсть зачарованного зерна – птички точно не устоят.

Настроение стало почти совсем хорошим, к тому же Клэр косилась словно побитый щенок, но не подходила, а я ее демонстративно игнорировала. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что вчера организовала травлю, которая вышла из-под контроля. Я это видела, но не спешила облегчать ей участь – все еще сильно злилась, да и рука, как напоминание о случившемся, болела сильно. Пусть королева помучается и погадает, продолжу ли я помогать. Я была уверена – устраивать подлости и дальше она не будет. Слишком хорошо понимает, что в этом случае я могу действительно встать в позу и не вмешиваться в ход расследования.

Одна только Бетси не унималась и искала возможность сделать мне гадость, но сегодня я взяла себя в руки и вывести меня из себя было не так-то просто. К тому же я знала, какой сюрприз будет поджидать блондинку ближе к концу учебного дня. Закончилось все тем, что задравшуюся в очередной раз девицу довольно грубо отчитала бледная и ненакрашеная Клэр, которая после этого взяла сумку и размашистым шагом вышла из колледжа. Я вообще думала, она сегодня не явится. Но ошиблась. Блондинка была сильной и умела удивлять.

Зато вот Кэлза сегодня видно не было. Этот вообще не утруждал себя учебой. Я надеялась, что парень появится ближе к концу дня. Сама ехать к нему не хотела, а отснятые материалы дела были у него, и меня мучило любопытство.

К середине дня рука почти совсем прошла, и я устроилась на подоконнике с блокнотом. Сначала линии не хотели появляться на листе, но потом я задумалась, отвлеклась и сама не заметила, как создала целую картину. На сей раз убийство Эстер. Рисунок был очень похож на тот, который я нарисовала во сне, – изуродованная девушка и тень на стене… совершенно несвойственная мне манера. Никаких отдельных деталей, разбитого стекла, обрывков – словно иллюстрация в книжке ужасов. Я не успела подумать, что бы это могло значить, так как услышала за плечом:

– Я же просил никуда не лезть… но, видимо, слушаться вас в Меррийском колледже не учат.

Я вздрогнула и обернулась. За моим плечом, совсем рядом, прислонившись к стене, стоял черноволосый законник, сегодня одетый в штатское, и внимательно рассматривал рисунок.

Мужчина выглядел расслабленным и вполне доброжелательным. В рубашке с закатанными рукавами и узких штанах он вызывал симпатию. Хотя, признаться, форма законника шла ему больше.

– Как много вы знаете о таланте менталистов? – поинтересовалась я, решив, что если он не соизволил поздороваться, то и я могу не соблюдать формальности. Говорить с ним не хотелось, но вряд ли его устроит молчание.

– Не очень, если честно, – признался мужчина. – Я силовик… – Он переместился и присел на подоконник у меня в ногах, приготовившись слушать. Я не горела желанием продолжать наше общение, поэтому заметила довольно грубо, втайне надеясь, что он уйдет:

– Раз силовик, тогда все с вами ясно…

– Да? – Он выразительно поднял темные брови и чуть тише спросил: – Не любишь силовиков?

– Не очень.

Я не считала нужным скрывать свое отношение. К тому же этот конкретный силовик мне действительно не нравился. Он задавал слишком много вопросов, на которые почему-то хотелось отвечать.

– А твой дружок, тот богатый мажор, он ведь тоже силовик…

– Дружок… – Я хмыкнула и невольно улыбнулась.

– Я сказал что-то смешное? – прищурился он.

– Ну… я нашла убийцу его девушки… но посадила его брата… «Дружок»… в этом контексте совсем не звучит.

– А кто же?

Он разговаривал с легкой дружеской непринужденностью, даже сложно было поверить, что силовик. Скорее менталист, иначе как у него получалось вывести на откровенность меня?

– Не знаю. – Я пожала плечами, изо всех сил стараясь не сказать слишком много. – У нас сложные отношения.

Внезапно разговор про способности менталистов перестал казаться плохой идеей. Он был однозначно лучше, чем обсуждение меня и Кэлза. Я сама очень запуталась в том, как отношусь к парню и кто он для меня. Могла сказать точно лишь то, что не «дружок».

– Я не думаю об убийстве специально, – призналась я, довольно резко меняя тему. – Но если что-то видела, если зацепилась за какую-то деталь… то рисую даже во сне. Творческий порыв сильнее меня… И совсем не зависит от того, хочу я лезть в это дело или нет. Сейчас я вообще не заметила, как нарисовала это…

– Даже так? – Он посмотрел на меня заинтересованно и протянул руку к рисунку. – Можно?

Я не была уверена, что хочу показывать свою работу – один раз откровенность едва не стоила мне жизни, – но не нашла причины отказать. Он взял листок и внимательно рассмотрел.

– И что особенного на этом рисунке? Ты зарисовала то, что подсмотрела на месте преступления, с некими художественными допущениями. Я видел гораздо больше. Чем твой рисунок может помочь следствию? – Законник не иронизировал. В его словах не было насмешки, и я это чувствовала. Он действительно пытался понять, чем мой дар может быть полезен. Я это ценила. Он первый отнесся ко мне серьезно. Это подкупало, и поэтому я постаралась объяснить.

– Я не всегда знаю, что именно нарисовала… но тут… – Я указала на неясную тень на стене. – Мне кажется, имеет значение вот это.

– Тень странного монстра? – Теперь в голосе законника слышалась ирония. Она задела, но я постаралась не подать виду.

– Может быть, убийца…

– Если так, то он однозначно не человек.

– Это рисунок. Здесь нет прямых указаний… и эта линия… – Я задумчиво ткнула в тонкую полоску, на прошлом рисунке я приняла ее за случайную черкотину. – Она похожа на поводок…

– То есть монстр может быть некой аллегорией?

– Монстр в душе. – Я кивнула и добавила: – Считаю эту деталь важной, потому что когда я рисовала убийство Расти, там тоже получилась очень похожая тень. Даже полоска-поводок была. Эти части изображения… – Я острым грифелем карандаша обрисовала кусок рисунка. – Они похожи как две капли воды…

– Ты и прошлое убийство рисовала… даже не будучи на месте преступления? – подозрительно прищурился он, а я поморщилась, понимая, что попалась. Пришлось нехотя признаться:

– У меня была маленькая возможность подглядеть…

– Какая, ты, естественно, не скажешь. – Он утверждал и, похоже, не собирался давить. Это радовало.

– Нет, конечно. – Я улыбнулась и спрыгнула с подоконника. – У нас у всех есть свои маленькие секреты.

– Главное, чтобы они не стоили нам жизни, – очень серьезно отозвался мужчина, заставив меня замереть.

– Я умею быть осторожной.

– Не сомневаюсь, но… Айрис! – Он остановил меня, поймав за руку. Я посмотрела с прищуром, и законник тут же отпустил, словно смутившись. – Ты заинтересовала меня. Точнее… твои способности. Если вдруг нарисуешь еще что-то стоящее… найди меня.

Он протянул мне маленький круглый жетончик-визитку, настойчиво вложил его мне в ладонь и пояснил:

– Здесь заряда на три-пять вызовов. Мне действительно не наплевать, и я хорошо делаю свою работу. Не лезь в это дело сама. Позови меня, и я обещаю, что найду того, кто убил девушек.

– Хорошо. – Я тряхнула волосами, сжала руку в кулак и повернулась к мужчине спиной, сразу же встретившись взглядом с Кэлзом, замершим в конце коридора. Парень был явно взбешен и направлялся ко мне.

– Что ему нужно? – зашипел он мне на ухо, схватив за локоть и потащив за собой из коридора. Я даже опешила от такой наглости.

– Представления не имею! – Я дернула руку, высвобождаясь, и возмущенно посмотрела на молодого человека. – Совсем, что ли, сбрендил? Скорее всего, он здесь по работе. Произошло еще одно убийство, а тут я сижу на подоконнике и рисую место преступления. Неудивительно, что он не прошел мимо. Меня значительно больше волнует вопрос: ты-то почему так остро на это реагируешь? Будь спокойнее. Если не можешь, вызови семейного лекаря, пусть он тебе выпишет волшебную пилюлю.

– Мне он не нравится, – буркнул парень и нахмурился. Пепельная челка упала ему на лоб.

– Кэлз, – устало заметила я, отступая от парня, – давай начистоту, ты мне тоже не нравишься, но полгода, целых полгода я с тобой общаюсь.

– Это прям достижение и самопожертвование, – язвительно заметил он, помрачнев еще больше, а я ответила серьезно:

– Нет. Просто не каждый, кто тебе не нравится, плохой или замышляет гадость. Вот и все. Так что давай закроем эту тему?

Кэлз посмотрел на меня, упрямо выдвинув подбородок. Облизнул губу, заставив мой пульс участиться, и наконец согласно кивнул, а я с удовольствием сменила тему:

– Ты сегодня припозднился и пропустил прекрасное.

– Выступление Марриса? – хмыкнул он уже совсем спокойно и, немного приобняв, увлек за собой в сторону столовой. Я даже вырываться не стала, настолько естественным был жест.

– Ага.

– Мне рассказала Клэр в красках. – Кэлз хмыкнул, мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы почувствовать улыбку в уголках его губ. – Кстати, она зовет на вечеринку.

– Замечательно. – Я все же отстранилась. Упоминание о блондинке испортило настроение. Я слишком хорошо помнила, что о них с Кэлзом говорят. – При чем здесь я? И не рано ли для вечеринок? Вроде как Клэр еще вчера была безутешна.

– Ну… – Кэлз пожал плечами и снова непринужденно притянул меня к себе. – Это скорее вечер памяти Эстер и Расти. Черные платья в пол, вуали и никакой громкой музыки. Но реально она хочет поговорить. На виду и без свидетелей. Клэр переняла многие привычки Брил. Не все из них дурные.

– Даже так… – Я задумалась. – Получается, она знает больше, чем говорит?

– Да, и что-то мне подсказывает, не она одна.

– Маррис?

– Да. И он, скорее всего, тоже будет вечером у Клэр. Если, конечно, не свихнется совсем и не закроется у себя в подвале вместе с арсеналом оружия, который ему не позволили приволочь с собой в колледж. Иногда этот человек умудряется меня удивить. Я думал, знаю всех его тараканов поименно.

На парковке я стала свидетельницей сцены, которую ждала все утро. Сцена называлась «Бетси и ее новая платформа». Блондинка бегала вокруг своей желтой «красавицы» и истошно орала, пытаясь отогнать стаю птиц. Пернатые уходить не хотели. Они расселись по капоту и крыше и с удовольствием клевали зачарованное зерно, задорно тюкали острыми клювами по новенькой эмали и много гадили.

Я немного постояла, чувствуя, как меня отпускает. Я уже больше не злилась.

– Наслаждаешься? – поинтересовался Кэлз, и я, не сдержавшись, торжествующе улыбнулась.

– Страшный ты человек, Яд, – признался парень и, открыв дверь своей платформы, напомнил: – Вечером, не забудь.

– Как скажешь! – Я кивнула и пошла к припаркованной в стороне платформе. Вопль Бетси: «Яд, я тебя ненавижу» – был бальзамом на душу.

Домой я приехала поздно и сразу же начала собираться на вечеринку к Клэр. Я не любила такие мероприятия. Особенно мне не нравилось, что иду я туда, по сути, даже без приглашения. То, что сказал Кэлз, это одно, а вот как считала сама Клэр? Мы с ней были в отношениях, которые принято именовать вооруженным нейтралитетом, и вчера шли открытые военные действия. Сегодня их сменило хрупкое перемирие. Надолго ли? Признаться, я вообще опасалась, что с вечеринки меня выставят. Но ставки были слишком высоки, если Клэр что-то знает и молчит… значит, это действительно важное. Нужно ловить момент, когда она готова об этом поговорить.

Она не стала бы утаивать мелочи, касающиеся смерти Расти и Эстер. Значит, это нечто затрагивает интересы и самой блондинки, а может быть, и Марриса. Нервное поведение парня не давало мне покоя. Интересно, а Кэлз при делах? Я вообще думала, эта компания неразлучна. Он, Брил, Клэр, Расти и Маррис всегда были вместе и даже тайны имели общие. Как вышло так, что в этот раз Кэлз не в курсе? Или парень снова что-то скрывает? Утаивать важное и молчать до последнего было вполне в его духе. Один раз он уже поступил подобным образом. И тогда так же помогал мне в расследовании и делал вид, будто не знает ничего сверх известного мне. Я до сих пор так и не простила ему то предательство.

Впрочем, смысла размышлять дальше об этом не было, и я сунулась в гардероб в поиске подходящего платья. Несколько раз перебрала вешалки, сама не понимая, зачем это делаю. У меня осталось не так-то много вещей. В основном те, которые я забраковала, и они хранились у мамы. Я их забрала от безысходности, когда ездила отдыхать к ней на две недели. Или те, которые я не успела забрать у Тэсс. Весь мой основной гардероб пришлось обновлять после пожара, и я наперечет знала в нем каждую вещь. И это платье тоже.

Оно мне не нравилось по двум причинам: первая – возрождало очень неприятные воспоминания. Мама купила мне его на похороны отца, тогда мы были благопристойной светской семьей и должны были выглядеть достойно. А вторая – оно очень сильно выбивалось из моего стиля.

За последние несколько лет я немного выросла, превратившись из угловатого подростка в девушку с формами, и платье все эти формы весьма откровенно облегало. Я недовольно поморщилась, разглядывая себя в зеркале, – узкий корсет, закрытые плечи, короткий рукав и свободно падающий подол, тогда, несколько лет назад, оно сидело свободнее, а сейчас я даже не могла при подобном фасоне позволить себе нижнее белье. Это очень сильно напрягало. Платье с виду казалось очень узким, но все же скромным, с воротником стоечкой, но одна мысль о том, что под ним у меня ничего нет, заставляла дергаться и чувствовать себя распущенной.

– Что же, будем надеяться, этого никто, кроме меня, не заметит… – пробурчала я себе под нос и принялась собираться дальше.

Я перерыла весь комод, но все же нашла подаренные Тэсс кружевные перчатки. Достала совсем недавно сделанное мамой защитное ожерелье из натурального жемчуга и сережки, удивительно подходящие к наряду, и подправила макияж. Из зеркала смотрела незнакомка. Я такая себе не нравилась. Нужно было прямо держать спину, осторожно шагать и высоко поднимать подбородок. Словом, вести себя как леди, которой я никогда не являлась. Вуаль была здесь к месту, она крепилась на волосы серебряным зажимом с жемчугом и закрывала верхнюю половину лица. Из зеркала теперь смотрела не я, а чужая девушка, наверное, она могла вести себя достойно в этом наряде. Думать так было легче.

Я прихватила кристалл управления платформой и маленькую сумочку-клатч и уже вышла на улицу, когда у моих ворот затормозил Кэлз. Я не ожидала его увидеть. Думала, парень будет официально сопровождать Клэр и встречать гостей вместе с ней, а не помчится за мной на другой конец Золотого пляжа. Не знаю, меня такое поведение больше порадовало или насторожило.

– С чего такая честь? – удивилась я, когда парень прислонился к капоту платформы и выжидающе уставился на меня. Он выглядел сногсшибательно. Матовая ткань черного дорогого костюма контрастировала с атласом рубашки такого же цвета. Даже шитье на лацканах было черным, слегка переливающимся. Образ довершали запонки из белого золота со вставками очень темного граната и зажим для галстука из этого же комплекта. Мимо такого парня нельзя было пройти спокойно. Я, не отдавая себе отчета, разглядывала его дольше, чем нужно. Кэлз заметил и криво усмехнулся:

– Ты тоже сегодня выглядишь роскошно. – Его откровенный взгляд обжег. Он скользнул по груди и опустился ниже. В серых глазах парня зажглось пламя. И я поняла, что факт отсутствия нижнего белья от Кэлза не укрылся. Сразу же стало зябко и неуютно. Захотелось сбежать домой за панталонами с начесом. Только вот панталонов у меня не было, да и платье не позволяло их надеть.

– Ты играешь с огнем, Яд, – хрипло пробормотал Кэлз, открывая передо мной дверь платформы. – Я буду думать, будто все твои ухищрения для меня.

– Все эти ухищрения не для тебя! – парировала я. – А для платья, из которого я давно выросла. Если ты помнишь, мой гардероб сгорел, а у меня нет богатеньких родителей и безлимита во всех торговых центрах Кейптона!

Лучшая защита – это нападение – я усвоила этот факт давно и пользовалась уловкой всегда. Но сегодня она не сработала. Кэлз понимающе усмехнулся и сказал:

– Нет, не ври себе. Платье тебе в самый раз. И очень идет, думаю, его оценю не только я. Но мы ведь знаем, никто другой тебя так не заводит. Иначе ты бы не была одна, Яд.

Он был прав, но я не сочла нужным говорить ему об этом и молча уселась на переднее сиденье. Как относиться к словам Кэлза, я не понимала. С одной стороны, убеждала себя, что оделась подобным образом лишь потому, что выбор невелик, с другой… Мне нравилось, что он оценил. Как бы я ни ругала себя, как бы ни пыталась бороться, но мне доставляло удовольствие неприкрытое желание в его глазах. В эти моменты я чувствовала себя очень уверенно и очень хотела играть в древнюю игру под названием флирт. Только вот… я боялась, что не смогу выигрывать каждую партию.

Кэлз не ошибся, когда говорил про формат вечеринки. То ли слишком хорошо знал Клэр, то ли был предупрежден. Сегодня в доме все было спокойно и чинно. Мероприятие больше походило на светский раут, нежели на обычную вечеринку золотой молодежи Кейптона. Строгий дресс-код – прямо у нас на глазах выгнали парочку девиц, которые решили разнообразить свои черные платья ярким шитьем; тихая музыка и вино в бокалах на тонких ножках вместо традиционных коктейлей, снабженных парочкой запрещенных магических ингредиентов.

Клэр к нам не подошла, вежливо кивнула издалека, занятая разговором с Леоном, но в ее взгляде я заметила промелькнувшую обиду. Всего на миг, но я успела уловить. Значит, то, что Кэлз заехал за мной, было не обоюдное решение, а его личная инициатива.

– Сейчас пытаться поймать Клэр бессмысленно, – шепнул мне парень на ухо. От горячего дыхания у виска вспыхнули щеки. – Она будет играть светскую даму, и от нее невозможно будет чего-либо добиться, поэтому расслабься и получай удовольствие от происходящего. Если где-нибудь заметишь Марриса, просто дай мне знать, я его выцеплю и постараюсь вывести на чистую воду. Он мне доверяет, и есть шанс, что проболтается.

Мы стояли близко и тихо перешептывались, это привлекало внимание, поэтому, едва музыканты начали играть степенную, медленную композицию, Кэлз тут же увлек меня в центр зала.

– Если ты думаешь, что так мы меньше бросаемся в глаза, то сильно ошибаешься! – зашипела я, не очень уверенно пытаясь выскользнуть из сильных рук. Но Кэлз не позволил, обхватив за талию настойчивее.

– Расслабься, Яд, – хрипло шепнул он мне на ухо и притянул к себе ближе, нагло скользнув руками по спине ниже к ягодицам.

– Если не перестанешь, припечатаю каблуком ногу, – сообщила я ему на ухо. – Случайно.

– Я же ничего не делаю, – едва улыбнувшись, заметил он, но переместил руки выше, зато сам сделал шаг вперед, прижавшись почти вплотную. Я чувствовала через тонкую ткань платья обжигающее тепло ладоней, а впереди жесткие полы пиджака. В отличие от меня Кэлз был хорошо защищен одеждой. Мне же казалось, будто я танцую с ним обнаженной.

Единственный шанс отвлечься от нашей тесной, почти интимной близости – это продолжить деловой разговор.

– Знаешь, что мне не дает покоя?

– Я? – предположил он с хитрой усмешкой, которую мне захотелось стереть с нахального лица, но я сдержалась и как ни в чем не бывало продолжила:

– Клэр что-то знает. Маррис, судя по поведению, тоже. Как вышло так, что ты не в курсе? Или, быть может, ты врешь? И что-то скрываешь в своей обычной манере.

– Знаешь, Яд, – Кэлз, как ни странно, не обиделся, – я сам об этом думал. И пришел к двум выводам – или же я просто не понимаю, что знаю, а Маррис догадался, или же… у этих двоих есть тайны. И это мне очень не нравится. Не подозревай меня на ровном месте.

Музыка закончилась, и я поспешно отстранилась, наблюдая за тем, как в нашем направлении двигается Клэр. Под ложечкой нехорошо засосало. Я чувствовала себя не лучшим образом. Танец не укрылся от внимания блондинки, и почему-то я была уверена, она не оставит его без внимания. Но дорогу ей внезапно перегородил Маррис, сказал что-то тихо, но экспрессивно, схватил за руку и увлек за собой в коридор. Клэр даже возмутиться не успела.

– Надо же, как интересно, – пробормотала я, вытягивая шею, словно это могло позволить мне что-то разглядеть.

– А вот и он! – довольно отозвался Кэлз и дернулся следом, но я его удержала.

– Не думаю, что время. Лучше чуть позже. Дай он выплеснет свое недовольство на Клэр и перейдет к делу.

Мы медленно пошли в ту сторону, куда удалилась парочка, а потом я осталась в зале, а Кэлз двинулся следом. Мы посчитали, что уже дали Клэр и Маррису время для того, чтобы перейти к разговору, который нас мог заинтересовать.

Я постояла немного в толпе, поняла, что чувствую себя здесь совсем уж неуютно, и спустя какое-то время двинулась следом за парнем. Очень осторожно, стараясь не шуметь. Эти трое могли обсуждать что угодно, и мое неожиданное появление послужит причиной для моментальной смены темы. Единственный шанс узнать, о чем идет речь, – это подслушать.

Я действительно сумела подойти неслышно и незаметно, правда, вот попала совсем не на то, на что рассчитывала. Я осторожно выглянула из-за угла и заметила, как Кэлз прижимался спиной к стене. Обвив за шею руками, к нему словно лоза прильнула Клэр, парочка самозабвенно целовалась.

«Какая же ты дура, Айрис!» – буркнула я себе под нос и, развернувшись, вышла в зал. Схватила с подноса официанта бокал с шампанским и отошла к окну. Успела как раз заметить платформу Марриса. Парень снова уезжал на бешеной скорости, значит, был зол. А засранец Кэлз, вместо того чтобы догнать его, кинулся утешать свою подружку. Неужели нельзя отложить личные отношения в сторону хотя бы на то время, когда ты занят делом? Этого я не понимала.

Мне самой хотелось бросить все и сбежать, но я не привыкла мешать работу и личные отношения. Справлюсь как-нибудь, я еще не успела сдаться во власть его дурманящего голоса и сильных рук, хотя и была почти готова.

– Любуешься закатом? – Довольная, как сытая кошка, Клэр подошла неслышно и почти застала меня врасплох, но я все же успела сохранить лицо и повернулась к ней со скучающей улыбкой.

– Не совсем. Надеялась, что Кэлз успеет переговорить с Маррисом.

Удочку я закинула намеренно. Было интересно, что ответит блондинка.

– Нет. – Клэр мечтательно улыбнулась. – Он не успел. И пока его нет, мне бы хотелось дать тебе, по-дружески, несколько советов.

– Не уверена, что я в них нуждаюсь.

– Это тебе так кажется. – Она взглянула устало и покровительственно. – Несмотря на всю свою ядовитость, несмотря на дерзкое поведение, ты хрупкая, ранимая и наивная. Не воспринимай Кэлза всерьез. Я знаю, им можно увлечься, он… – Клэр томно закатила глаза. – Он действительно лучший, но… всегда будет действовать во благо своей семьи. Ты, наверное, слышала, что мы вместе?

– По Кейптону ходит много слухов… – неопределенно ответила я и пожала плечами. Очень хотелось закончить этот разговор, но я заставляла себя сохранять невозмутимость и слушать рассуждения холеной блондинки.

– Я отдаю себе отчет, что никогда не стану Брил. Он не забыл ее и вряд ли когда мне будет верен, но вот возвращаться он будет всегда ко мне. И не только потому, что после Брил я лучшая для него партия, но и так как мы слишком давно знаем друг друга. Нам просто вместе, мы знаем все слабости и готовы их прощать.

– Тогда почему ты так волнуешься, Клэр? – уточнила я, вдруг почувствовав себя увереннее.

– А кто тебе сказал, что я волнуюсь за себя? – Она приподняла идеально выщипанную бровь. – Может быть, я переживаю о тебе.

– Нет. Ты можешь переживать только о своем благополучии. Но не утруждай себя. Мы давно с Кэлзом все решили.

– Сегодня это было незаметно. – Она не смогла сдержаться и все же показала то, что ее сильнее всего волнует.

– Хорошо. – Я уточнила: – Я давно решила. А вот почему никак не успокоится Кэлз, это тебе лучше выяснить у него. Вы же встречаетесь. Вот и спроси.

– А я и так знаю, – бросила блондинка, поворачиваясь ко мне спиной. – Ты не похожа на нас, и ты дерзкая. Его тянет. Как только он тебя приручит – потеряет интерес. Это очевидно всем, кроме тебя. Ты интересна, только пока проявляешь гонор.

Клэр ушла, а я осталась стоять с бокалом в руке, которая слегка дрожала. Она не сказала ничего, чего бы я не знала сама, но их поцелуй и этот разговор подействовали на меня словно таз холодной воды. Внезапно я поняла, что ведь едва не сдалась и не стала забавой для богатого мерзавца. Едва Кэлз появился на горизонте, я его снова подпустила слишком близко. Дразнила и провоцировала. И даже себе не могла объяснить зачем, ведь я прекрасно понимала правоту Клэр – я для богатого аристократа диковинная игрушка. А вот кто он для меня?

Кэлз вернулся через пять минут, взъерошенный и недовольный, но как ни в чем не бывало сказал:

– Маррис свалил быстрее, чем я его успел остановить.

Его взвинченное состояние от меня не укрылось. Неужели он все же получил выволочку от Клэр? Мне она показалась невозмутимой.

– Заметила. – Я безразлично пожала плечами и ловко ускользнула от его руки, которая почти опустилась мне на талию. – Нам еще долго здесь оставаться?

– Неужели тебе не нравится организованное Клэр мероприятие? – поинтересовался парень и сделал шаг вперед. Его голос звучал тихо и ласкающе, и это окончательно вывело меня из себя. Он совсем принимает меня за идиотку? Сначала целоваться с Клэр, а потом как ни в чем не бывало пытаться очаровать меня? Кэлз все же был первостатейным нахалом!

– Кэлз, я устала и хочу спать. Я приехала сюда, чтобы поговорить с Клэр и узнать информацию от Марриса. В итоге Клэр пока не сказала ни слова, а Марриса ты упустил.

– Хорошо. – Кэлз отстранился, видимо, почувствовав, что я не шучу, и цепким взглядом обвел зал, пытаясь обнаружить свою пассию. – Пойдем поговорим.

Он ухватил меня за руку и потянул за собой. Схватил по дороге Клэр, выдернув ее прямо из толпы знакомых, и увлек нас двоих в сторону второго этажа.

Клэр бросила на меня испуганный взгляд, но я лишь пожала плечами, показывая, что представления не имею, что на него нашло. Отпустил он нас только в холле второго этажа перед комнатой блондинки. Меня толкнул на диван, а Клэр в кресло.

– Говори! – приказал он своей подружке, а она непонимающе уставилась на него.

– О чем ты?..

– Клэр, я тебя знаю сотню лет, что ты скрываешь?! Точнее, не так… – Кэлз взъерошил пепельную челку жестом, который мне был до боли знаком. Когда я так хорошо успела изучить парня? – Что вы с Маррисом скрываете, и почему я не в курсе!

– Я не понимаю! – пискнула девушка и сжалась, но Кэлз наклонился прямо к ее лицу и рыкнул:

– Не ври мне. Бесполезно, я вижу тебя насквозь. Ты знаешь, кто и почему их убил! Ты боишься панически, так как знаешь, что станешь третьей. Говори!

Я сидела в кресле и не могла поверить. Получается, Кэлз все же соврал? Клэр не хотела говорить? Это он повез меня сюда на свой страх и риск? Зачем? Я вообще его не понимала.

– Хорошо! – Клэр оттолкнула от себя Кэлза и уселась на диван удобнее. – Хорошо! Я скажу что знаю. Но не думай, будто я знаю много. Если бы понимала, как такое может быть… – Она поморщилась и потерла виски руками. – Если бы я понимала, как такое может быть, – продолжила она с заметным усилием, словно с трудом подбирая слова. – Я бы уже все рассказала законникам…

Кэлз сел в свободное кресло и приготовился слушать, а Клэр снова приложила руки к вискам, сглотнула и, не успев произнести больше ни фразы, медленно сползла по дивану.

– Вот ведь мерзавец! – пробормотала она и отключилась.

– Клэр? – Кэлз сорвалсяс места и упал рядом с бесчувственной блондинкой на колени. – Клэр?

Я подскочила, когда парень уже писал руну вызова. Я поняла по синему светящемуся знаку, что он вызывает семейного лекаря. Парень выглядел напуганным. Да и у меня самой бешено стучало сердце.

– Она жива? – Я сглотнула. – Что вообще случилось?

– Пульс есть, – отозвался он чуть спокойнее. – Не понимаю, что произошло…

– Боюсь, мы не разберемся сами, – заметила я, раздумывая всего секунду, и подкинула в воздухе жетон-визитку. Не предполагала, что помощь черноволосого законника пригодится так быстро, и не ожидала, что он примчится быстрее, чем личный лекарь семьи Клэр. Летел, не иначе?

– Зачем ты его позвала?! – зашипел на меня Кэлз, буравя законника злобным взглядом.

– Ситуация вышла из-под контроля, – довольно резко ответила я. – Или ты считаешь, все идет по плану?

Ожидая приезда медиков, мы уложили на диван девушку, которая все так же была без сознания. Кэлз принес ей на лоб холодную мокрую тряпку, я не была уверена, что это чем-то поможет, но свое мнение озвучивать не стала. Если он считает, что так лучше, пусть. Вреда точно не будет.

– Что произошло? – Законник, похоже, готовился ко сну, так как прибыл в домашних свободных штанах и тонкой майке с растянутой горловиной. В широком вырезе виднелась сильная шея и мощная грудь. Он примчался буквально через десять минут и, видимо, в таком виде шел через полный зал гостей. Наверное, произвел фурор.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Клэр организовала эту вечеринку в память об Эстер и Расти. Кэлз заподозрил, что она знает больше, чем говорит. Нам она могла рассказать и уже собралась, но…

– С чего ты это взял, что девушка знает больше, чем говорит? – обратился законник к парню.

– С того… – Кэлз отвечал довольно грубо, но, наткнувшись на холодный взгляд, все же пояснил: – Я с ней знаком уже лет пятнадцать. И могу понять, когда Клэр врет. Ее поведение… она боялась. Не только из-за смерти Эстер… она словно винила себя, что ли… Не могу объяснить. Я заподозрил, после того как убили Эстер. Клэр рыдала, говорила, что должна была попытаться обезопасить подругу. А потом уже совсем ночью… – Он передернул плечами. – После полбутылки виски обмолвилась, что ей очень жаль, но она не хочет быть на ее месте. Все это… странно…

– Ну… убили девушку, похожую на нее. Логично… определенное чувство вины будет, – заметил законник и, не удержавшись, зевнул. Правда, тут же смутился и вернул лицу строгое выражение.

– Нет. – Я вступила в разговор. – Она действительно знала что-то и, когда почти была готова нам рассказать, точнее, уже начала говорить, внезапно отрубилась…

– То есть? – Законник наконец-то насторожился. – Она начала говорить о том, что ей известно, и потеряла сознание?

– Да, – за меня ответил Кэлз.

– Лекаря вызвали?

– Да. Специалиста по заклятиям.

– А вы не такие бестолковые богатенькие детки, какими кажетесь на первый взгляд. – В голосе законника мелькнуло уважение, но Кэлз все равно злобно прищурился, а я сочла нужным заметить:

– Я далеко не богатенькая и вообще чужая на этом празднике жизни. – И, не удержавшись, пустила шпильку: – Даже более чужая, чем вы.

– А так сразу и не скажешь… – Он окинул меня откровенно оценивающим взглядом, заставившим вспыхнуть и снова вспомнить об отсутствии нижнего белья. – Хорошо вписываешься в их компанию.

– Никогда бы не подумала, – отозвалась я и перевела тему: – Что с теми, кто внизу? Как только появится лекарь, сюда кинутся любопытные.

Кэлз перевел недовольный взгляд сначала на меня, потом на законника, сморщился, но все же высказал единственную дельную мысль:

– Я спущусь и отвлеку. Скажу, что у Клэр разболелась голова. Думаю, скоро все начнут расходиться. Лекарь уже в пути. Он знает и войдет с черного хода. Так что гости его не увидят.

Пока Кэлз развлекал гостей, законник, которого мне про себя уже надоело называть «Он», а имя спросить все как-то было неудобно, занес бесчувственную Клэр в комнату и, уложив девушку на кровать, цепким взглядом оглядел помещение. Заметил на письменном столе блокнот и протянул его мне со словами:

– Рисуй.

Я сначала не поняла, а потом взяла с осторожностью и покачала головой:

– Не уверена, что из этой затеи что-то вый-дет. Не могу так. Я ничего не понимаю, и желания рисовать пока нет.

Я молчала, что рука под черной кружевной перчаткой все еще ноет.

– А ты попробуй, – скомандовал мужчина и уселся на стул возле кровати Клэр. Эта комната казалась совсем необжитой, как гостиничный номер. Я понимала почему. Клэр так и не рискнула вернуться в свою, находящуюся по соседству. Я бы, наверное, тоже не смогла. Там совсем недавно убили ее близкую подругу, и все, даже стены, впитало запах смерти.

Я посмотрела на девушку. Казалось, она мирно спит. Невольно скользнула взглядом и по мужчине-законнику. Сейчас в домашней одежде, а не в форме, он казался моложе и пугал не так сильно. Темные, коротко стриженные волосы, квадратный подбородок и мощная фигура. Кэлз, которого я всегда считала крупным, на его фоне смотрелся щенком. Мне стало понятно, почему парень так невзлюбил законника, полагаю, он тоже прекрасно видел, что сравнение не в его пользу.

Пока я отвлеченно думала, рука сама собой начала неторопливо выводить линии. Сегодня я рисовала не конкретную сцену, а то ли обрывки чьих-то воспоминаний, то ли просто мозаику из разных событий. Посвящены они были Клэр. Именно ее полное ужаса лицо оказалось изображенным на переднем плане – испуганные глаза, открытый в безмолвном призыве рот. Девушка на картине тянула вперед руки с обломанными ногтями и кричала. А сзади нее виднелись неясные тени, смутно напоминающие то ли крупных собак, то ли медведя – неясно, и темнота. Казалось, Клэр бежит по тоннелю или подземному ходу. С потолка капала вода. В правом левом углу я зачем-то очень подробно прорисовала кирпичную кладку.

Тени на заднем фоне получились мутные, неясные. Я возвращалась к ним раз за разом, но не смогла сделать их подробнее.

– Интересно…

Я снова не заметила, как он подошел и наклонился над рисунком.

– Теперь действительно интересно… – Он нагнулся ближе, практически касаясь подбородком моих волос. Ноздри защекотал запах свежести и зеленого чая – приятный и ненавязчивый гель для душа, совсем не такой, какой был у Кэлза, предпочитающего дорогие марки и известные бренды.

Уже рассматривая получившийся рисунок вместе с законником, я заметила одну интересную деталь.

– Смотрите. – Я указала на правую руку девушки, которая находилась чуть ниже левой. – Эту руку она не тянет вперед…

– Она держит кого-то за руку. – Законник кивнул. – И этот кто-то утаскивает ее… Вопрос откуда? Айрис, ты точно уверена, что это когда-то было? Может быть, рисунок – плод твоего воображения?

Ответить я не успела.

– А вы видели ее рисунки, которые были приложены к делу Брил?

Мы не заметили, как в комнату вошел Кэлз в сопровождении пожилого мужчины с чемоданчиком. Лекарь кинулся к Клэр, а Кэлз подошел ближе к нам. Мне совсем не понравился его взгляд – очень взрослый, слишком сосредоточенный.

– Нет, не видел. – Законник, казалось, не заметил, с какой злостью на него смотрит парень.

– А посмотрите. У нее не бывает случайных рисунков. Все они части мозаики. Если вы пока не видите целой картины, то это не значит, что рисунок «пустой», это значит, что вы просто плохо смотрите.

Парень развернулся спиной и подошел к кровати Клэр. Вообще, слышать подобное от Кэлза было приятно. Неприятно было видеть в его глазах злость. Я не понимала, почему он так бесится в присутствии законника. Причины, которые лежали на поверхности, лично мне казались слишком уж мелочными.

Доктор, завершив осмотр, подтвердил мнение, которое ранее высказал Кэлз, Клэр подверглась сильному ментальному воздействию.

– Думаю, она пробудет в таком состоянии как минимум несколько дней, – сказал законник. – Если вы говорите, что это произошло перед важным разговором, то, значит, есть кто-то, кто очень не хотел, чтобы она с вами поговорила.

– Маррис… – прошипела я. Именно он последний говорил с девушкой, за исключением Кэлза. Именно он не хотел, чтобы она привлекала к делу меня.

– Нет. – Кэлз покачал головой. – Он связывался со мной полчаса назад. Кутит в баре на пляже. Он, с одной стороны, трус, с другой… слишком трепетно относится к Клэр… она осталась у нас одна… он не стал бы ей вредить.

Парень промолчал, а я отвернулась. Блондинка была права. Они знали друг друга слишком хорошо и очень ценили те отношения, которые между ними были. Я всегда буду лишней.

Законник нахмурился, не сказал ни слова, только связался со своими. Подозреваю, Марриса ждет не самое радужное завершение вечера.

– Я оповещу ее родителей, – заметил лекарь, направляясь к выходу. – Но лучше, чтобы кто-то остался с ней. Так безопаснее. Это не проклятие… не увечье, она просто спит под действием заклинания, я попробую найти возможность вернуть ее в нормальное состояние побыстрее.

– Я останусь, – Кэлз кивнул, – но подождите, пожалуйста, полчаса. – Отвезу домой Айрис.

Доктор нахмурился, раздумывая над ответом, но тут в разговор вступил законник и заметил:

– Парень, оставайся. Я отвезу девушку до дома. Меня не затруднит.

– Нет. – Кэлз ощерился, и я сочла нужным вмешаться:

– Он прав, тебе лучше остаться с ней. Я доеду. Не переживай.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, но я не стала дальше продолжать разговор и, отвернувшись, направилась к выходу, чувствуя, что сзади за мной двигается монументальный, словно скала, законник. Нужно решиться и спросить, как его зовут, а то даже неловко. Уже не первый раз общаемся, и он знает, как меня зовут, а я все обращаюсь к нему на нейтральное «вы».

– Твой парень ревнив, – безразлично заметил мужчина уже на улице. – Сейчас это забавно, но со временем может стать проблемой.

– А он не мой парень. – Я пожала плечами и остановилась около платформы. Почему-то я была твердо уверена: законник ездит на чем-то таком – массивном и громоздком, невзрачного графитово-серого цвета.

– Ну, тогда понятно, чего он так бесится… – Черноволосый оказался на редкость настойчивым и не желал заканчивать неприятный для меня личный разговор. – Ты водишь его за нос…

– Я никого не вожу за нос. – Разговор напрягал, и уже начинало трясти от злости. – Я не врала, когда говорила, что не имею отношения к их тусовке. У меня нет богатых родителей и перспектив. А для них именно это важно.

– Но живешь ты на Золотом пляже. – Не обвинение, скорее констатация факта.

– Да, несколько месяцев. Потому что Норис фон Лифен едва не сжег меня в моем собственном доме. Я спаслась, а вот дом убежать не смог. Тот, в котором я живу сейчас, должны были подарить Брил на восемнадцатилетие, но она до подарка не дожила. Это благодарность ее родителей за то, что я нашла ее убийцу тогда, когда законники уже поставили крест на деле. Но это не меняет меня и моего происхождения. Поэтому нет, мы не пара с Кэлзом, не были и не будем.

– А он с тобой согласен? – ухмыльнулся не в меру любопытный законник.

– А я не учитываю его мнение.

Посмотрела на него с прищуром, обычно после такого взгляда люди от меня отставали. Но он только улыбнулся и резюмировал:

– Сильная и дерзкая.

– Нет. – Я покачала головой и против воли тоже улыбнулась. – Ядовитая, вы же знаете, меня называют именно так.

Я отвернулась к окну и замолчала. Он слишком уж талантливо вызывал меня на откровенность. Я и так рассказала ему больше, чем кому бы то ни было в последнее время. Нехорошо. Я не любила, когда мне лезут в душу, но этот законник почему-то не раздражал, хотя я даже имени его не знала.

А когда мы подъехали к дому, меня встретила хлопающая калитка. Это было настолько пугающе и непривычно, что я выскочила из платформы практически на ходу и кинулась по мощеной дорожке по направлению к дому. Дверь тоже была отперта – замочную скважину неумело ковыряли отмычкой.

Я, даже не подумав остеречься, кинулась в холл и замерла. На стене прямо передо мной алой краской было кривовато написано: «Не лезь не в свое дело…»

– Вот и я о том же… – мрачно пробормотал у меня за спиной законник, заставив вздрогнуть. Я даже не заметила, что он прошел следом.

Если бы не он, я бы вооружилась тряпкой и просто оттерла мерзкую надпись и никому ничего бы не сказала. Мне часто писали гадости. Какой смысл на них обращать внимание? Но у черноволосого на все было свое мнение. Пока я таращилась на стену, он уже успел вызвать своих.

– Зачем? – простонала я. – Это затянется на полночи, а я так устала!

– Потому что так нужно, – невозмутимо заметил он и нахально прошел в сторону кухни, словно точно знал, где она находится. Я со стоном потащилась следом. Видимо, остаться как можно быстрее одной не выйдет.

Когда вошла, законник уже вовсю хозяйничал у плиты. Он достал кофе и варил его в моей любимой турке. Когда напиток закипел, он оставил его остывать и взял в руки уже изрядно помятый рисунок, который так и валялся на столе с самого утра.

– Это его ты нарисовала во сне?

– Да. – Я поморщилась и перешла к теме, которая волновала меня сейчас больше: – Вам не обязательно ждать. Мне не впервой общаться с законниками. Я все им объясню.

– Прости, но, во-первых, я свидетель, а во-вторых, кто-то недавно ворвался к тебе в дом, неужели тебе не страшно оставаться одной?

– Мне всегда страшно. – Я пожала плечами и налила себе кофе из турки. Подумала и решила, что будет невежливо, если я не наполню вторую чашку.

– Тебе страшно, но ты все же живешь одна? – удивился он, все еще не выпуская из рук рисунок.

– Ну… даже не знаю, что вам на это ответить. – Смешок вышел невеселым. – Отец погиб, мать уехала. Мне подать объявление?

– Ты сильная девочка, Айрис, – заметил он, внимательно посмотрев мне в глаза, прихватил кружку кофе и вышел на улицу, где припарковалась платформа законников. Я отправилась следом. Глаза слипались, а надежды на то, что удастся лечь спать в ближайшие пару часов, не осталось.

Я оказалась права. Законники, которые хорошо знали моего нового знакомого, все равно были на смене и поэтому никуда не торопились. Они внимательно обследовали замок, запись, опросили меня и его. Сняли магслепки, которые, я подозревала, ничего не дадут, и потом еще долго болтали у меня на веранде. Я даже уже подумала поступить некрасиво и уйти спать, но потом взяла себя в руки и просто сидела на ступеньках и слушала шум волн. Кофе в чашке давно остыл, но я периодически делала глотки, давясь смоляным вкусом. Всегда считала, что кофе – этот тот напиток, который нужно пить горячим.

Единственным положительным итогом этого утомительного вечера стало то, что я все же узнала, как зовут законника – Дерек. Причем даже спрашивать не пришлось – его так называли сослуживцы.

Странно, но он не уехал вместе со своими домой, а поднялся по крыльцу, буркнув по дороге: «Пора спать».

– Полностью согласна, – сказала я и выразительно покосилась на его припаркованную за воротами платформу.

– Замок починят не раньше чем завтра с утра. Тот придурок, который написал это у тебя на стене, может быть где-то поблизости. Прости, но я никуда не уеду. Вдруг он решит наведаться в гости? Тебе опасно оставаться одной.

– Не решит, – уверенно заявила я. – Это не первая угроза. Тот, кто пишет на стене, как правило, никогда не начинает играть в открытую.

– Из каждого правила есть исключения, – не сдался он, и я была вынуждена согласиться. Желание позаботиться обо мне было в новинку.

К тому же я устала настолько, что было все равно, кто еще станет ночевать со мной под одной крышей. Я безразлично пожала плечами, но не удержалась от язвительного комментария:

– Вы пытаетесь спасти всех, кто попадается у вас на пути?

– Всех, увы, не получается, – тихо и очень серьезно отозвался он. В синих глазах промелькнула боль, и мне стало почему-то очень стыдно. Извиняться было вроде бы не за что, поэтому я просто промолчала и, показав мужчине свободную гостевую спальню, отправилась к себе, рухнула в кровать и уснула почти мгновенно, чтобы проснуться буквально через пару часов, схватить блокнот и начать рисовать прямо так, лежа в постели. Во второй раз я проснулась в обнимку с блокнотом. На щеке отпечатался карандаш, а в окно било солнце.

Я лениво потянулась, села на кровати и увидела рисунок – черный, явно мужской силуэт с баллончиком в руках и надпись во всю стену. Фигура мне казалась смутно знакомой, но узнать я ее обладателя не смогла. Покрутила листок так и этак, но поняла, что без кофе все равно ничего не соображаю. Спустилась вниз и не сразу сообразила, кто это хозяйничает у меня на кухне. Я совсем забыла о Дереке, который остался тут на ночь.

– Доброе утро, – слишком уж бодрым голосом поприветствовал он меня, в ответ я могла только пробурчать что-то невразумительное. – Ты ведь сейчас в колледж?

Я сонно кивнула и блаженно вдохнула запах блинчиков и кофе. Он что, еще и готовит? Не мужчина – мечта.

– Хорошо. Не думаю, что там тебе что-то угрожает, а ночью постарайся не оставаться одна. Если совсем не будет кандидатур, зови меня. Я отправлю сюда днем ребят, пусть поставят хотя бы минимальную защиту, но она не панацея. Твой дар… – Он замолчал. – Не хотелось бы его лишиться, поэтому береги себя и все-таки доживи до выпуска. Блинчики на сковородке. – Дерек очень резко сменил тему. – Прости, что нагло пользовался твоей кухней, но без завтрака я не могу. А сейчас оставляю тебя одну. Я уже опоздал. Мои и так подумают невесть что. – Он скривился и выскочил за дверь.

Я вышла проводить его на крыльцо и махнула напоследок рукой, а когда закрывала за гостем калитку, у моих дверей затормозил Кэлз. Заметив законника, парень буквально выскочил из платформы.

Таким бешеным я его не видела никогда. Мне казалось, он кинется на Дерека с кулаками, но тот оказался шустрее и вовремя сел в платформу. Мне очень бы не хотелось вызывать законников еще из-за того, что у меня под окнами подрались Кэлз и новый следователь. Готова поспорить, новости на следующий день были бы под впечатляющими заголовками.

– Что он тут делал? – зашипел парень, тыкая пальцем в уже отъезжающую платформу.

– И тебе доброе утро, – лениво бросила я. Не ожидала от себя такого удовлетворения явно неадекватной реакцией Кэлза. – Кофе будешь?

Я не стала ждать его ответа и повернула в сторону дома. Я была растрепанная и еще босиком. У меня не было сил и желания на разборки. К тому же я не понимала, с чего столько эмоций. Точнее, догадаться могла, но не собиралась идти на поводу.

– Яд, я не шучу! – Парень поймал меня за руку и рывком развернул к себе. В стальных глазах застыла ярость.

– Вот какой ответ ты от меня хочешь услышать? – очень ровно и тихо спросила я. – А? Ты уверен, что он понравится? Я тебя не понимаю. Ты не имеешь права меня допрашивать. Точка. Если не хочешь, чтобы я тебя выставила, давай закроем эту тему.

Как ни странно, Кэлз внял моим словам и замолчал, но не перестал сердито сопеть. Я повела себя грубо, но была слишком зла. Что он о себе возомнил? Считает, будто может сначала целовать Клэр, а потом устраивать мне допрос с пристрастием?

– Что это? – Он замер на входе, а я мысленно простонала. Угрожающая надпись, точнее, ее наличие на стене, вылетела у меня из головы. Пришлось рассказывать, пока делала на кухне кофе. На блинчики Кэлз косился с ненавистью, хотя я не сказала, что их готовил Дерек.

– Он оставался у тебя из-за надписи, да? – упрямо спросил парень, возвращаясь к неприятному разговору.

– Кэлз, мы с тобой, по-моему, уже все решили. Какая разница, зачем он оставался у меня?

– Большая. – Парень подошел очень близко, отобрал у меня турку и поставил ее на столешницу. Я инстинктивно отступила к стене.

– Нет. Никакой разницы нет. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Скажи, тебе-то что? На каком основании ты меня допрашиваешь?

– А вот на этом. – Он ответил без злости, очень спокойным, слегка хриплым голосом, который заставил меня растеряться. Я даже не могла предположить, что он сделает дальше, поэтому оказалась совсем не готова.

Кэлз наклонился стремительно и поцеловал. Сильная рука на затылке не дала отстраниться, другой парень притянул меня за талию. Я успела только сделать глубокий вдох и сразу же вылетела из реальности. Воспоминания ожили тотчас. Поцелуи Кэлза были волнующе-упоительными, я теряла от них голову, словно от наркотика, и, как наркотик, они были губительны. Я изо всех сил уперлась ладонями в мощную грудь, прикусила губу парня и резко оттолкнула от себя.

– Не смей так делать больше! – прошипела я опешившему Кэлзу. – Мы с тобой все решили. Слышишь? Давно. Решили все. Так какого ты снова пытаешься влезть в мою жизнь? В ней и без тебя царит неразбериха! К чему все усложнять?

– Потому что я этого хочу…

– Кэлз, ты не ребенок в магазине игрушек, нельзя всю жизнь получать то, что хочется.

Я почти кричала, а он смотрел на меня удивительно спокойно и немного насмешливо.

– Я всегда получаю то, что мне хочется, – самодовольно отозвался парень. – Всегда. И ты не исключение.

– И после этого ты еще удивляешься, почему я бегу от тебя словно от огня? – горько спросила я. – Вали отсюда, Кэлз. Я не хочу тебя видеть. Даже если на этом свете останется всего один мужчина и им будешь ты, я все равно не буду с тобой вместе, потому что не хочу быть чьей-то игрушкой. А ты… ты иначе не умеешь.

– Посмотрим! – рыкнул он и вылетел прочь, а я присела на стул, потерла руками виски и спросила в пустоту:

– Почему же все так сложно-то?

Вернулся он спустя полчаса. Признаться, я даже пускать его не хотела, но выглядел Кэлз виноватым и был, как всегда, бесцеремонен, едва я открыла дверь, прошел внутрь со словами:

– Яд… я…

– Если хочешь попросить прощения, не утруждайся, – недовольно заметила я, и он замолчал.

– Нет. – Он покачал головой. – Я не хочу просить прощения, мое мнение останется неизменным, ты будешь моей…

– Опять?

– Нет… – Он остановил меня жестом. – Сейчас я приехал не за этим. Да и с утра, признаться, тоже.

– А зачем? – поинтересовалась я уже спокойнее.

– Я вчера, после того как приехали родители Клэр, все же заглянул к Маррису.

– И?

– И дальше все странно… – Кэлз, чувствуя, что я уже не очень сильно злюсь, прошел мимо меня в кухню и устроился на высокой табуретке возле барной стойки. – Так вот, этот засранец меня не пустил на порог. Попросту послал. Вообще, он тот еще мерзавец и, если не в настроении, вполне может вести себя подобным образом, но сейчас я вспомнил один момент… – Кэлз закусил губу и спустя мгновение продолжил: – У Марриса рука был испачкана. Одну он прятал за спину, а вторая была в краске. Совсем чуть-чуть. Если бы я не увидел надпись у тебя на стене, то не придал бы значения.

– Думаешь, это он? – Я подозрительно прищурилась, чувствуя, как начинаю закипать. Это было вполне в духе рыжего дружка Кэлза.

– Не знаю. – Кэлз нахмурился. – Зачем ему это?

– Подожди. – Я остановила парня, а сама принесла рисунок, сделанный ночью, и положила на барную стойку перед парнем.

– Ты, конечно, извини, Яд. – Кэлз повертел рисунок так и этак и пожал печами. – Я не могу понять, эта черная клякса является Маррисом или нет.

– Я слышала их разговор с Клэр. Еще два дня назад.

Я уселась на соседний стул и отобрала у парня рисунок.

– И?

– Маррис был очень недоволен, что она привлекла меня. Причем мотивировал он это тем, что не хочет, чтобы я докопалась до его жизни…

– Его жизнь скучна и неинтересна, и самое страшное, что ты могла бы узнать, это то, что у Марриса секса в жизни значительно меньше, чем он желает показать. Все.

– Значит, есть еще что-то. – Я задумчиво побарабанила пальцами по столу. – Мы должны выяснить, Маррис оставил мне этот подарочек или кто-то другой.

– Яд… – Кэлз сглотнул. – А если это Маррис, то получается, Клэр… тоже он мог?.. – Парень сбился и так и не закончил фразу.

– Давай не будем делать преждевременных выводов. Хорошо? – Я не хотела продолжать тему Клэр и понимала, что Кэлзу нелегко. – Просто постараемся выяснить.

– Наведаемся к нему вечером, – согласно кивнул Кэлз. – А сейчас я отвезу тебя в колледж.

Он соскочил со стула, приобнял меня за талию и попытался стащить с табуретки, но я уперлась.

– Во-первых, может быть, ты не заметил, но я еще в пижаме! В таком виде ехать в колледж немного неприлично.

– Да? – Парень был удивлен. – А ничего, симпатичненько.

– А во-вторых, я не шутила, когда говорила, что не хочу ничего. – Мне пришлось еще больше отстраниться, чтобы слова звучали убедительнее. – Мы действительно все решили.

– Значит, все же законник был тут не просто так. – Парень немного отступил. На его скулах заходили желваки.

– Не просто… – Ложь далась легко, а Кэлз помрачнел и дернулся, как от удара.

– Я не сдамся, Яд, – пообещал он. – Вот увидишь, я умею быть настойчивым.

– Знаю, – кивнула я и закрыла за ним дверь. Признаться, рассчитывала, что он, узнав про конкурента, отстанет. Неужели ошибалась? Планировала оттолкнуть Кэлза, но, похоже, лишь разозлила, а это было чревато. Но я постаралась не думать об этом прискорбном факте. Надела привычные черные кожаные брюки, изумрудно-зеленую тунику и накинула сверху черную приталенную жилетку.

Волосы заплетать не стала, позволила им разметаться по плечам. Рука практически прошла, но я все же не стала снимать повязку, просто прикрыла ее длинным широким рукавом и отправилась в колледж, понимая, что пропустила не только первую пару, но и вторую.

Обычно я старалась не прогуливать, но сейчас многое перестало иметь значение. Зачем пытаться делать больше, если тебе ясно дали понять, что в следующем году тебя тут не ждут? А как назло, в моей жизни появился Дерек – первый, кто оценил мой талант, и первый, кто дал мне понять, что мой талант может быть востребованным.

Я припарковалась перед колледжем в середине пары. На улице было тихо и безлюдно – это меня порадовало. Парковочное место Кэлза пустовало, данный факт заставил сердце сжаться, но объективно я понимала – так даже лучше. Жаль, что это расследование так сильно затронуло парня. Он ни за что не плюнет на него, а значит, не будет обиженно держаться от меня на расстоянии.

А в холле я встретила Дейва Дорсона – бывшего парня Расти. Он, когда проходил мимо меня, очень искренне пробормотал «спасибо», как будто его освобождение из-под стражи – это целиком и полностью моя заслуга. Я, улыбнувшись, кивнула в ответ на благодарность и не стала говорить парню, что благодарить он должен не меня, а убийцу, который не остановился на Расти и убил Эстер, пока Дейв находился под стражей.

Весь день я была невнимательная, напряженная и злая. Кэлз явился под конец дня и тут же испортил мне настроение, потому что снова полез обниматься, мне пришлось оттолкнуть его достаточно грубо и на людях. Он обиделся, и мы на радость «нашему стервятнику» поцапались. Хуже всего, что наша перепалка больше всего напоминала ссору влюбленной парочки.

Это не устраивало меня по целому ряду причин. Не только потому, что я не хотела, чтобы меня и Кэлза воспринимали парой, но еще и потому, что все считали, будто он встречается с Клэр, а девушка попала в больницу. Поэтому я чувствовала себя особенно неприятно, словно пыталась увести у местной примы парня, пока она не могла мне противостоять.

Это и заявила Бетси, которая подкараулила меня в туалете в самом конце учебного дня.

Настроение и так было отвратительным. Поэтому я рыкнула:

– Сомневаюсь, что Клэр давала тебе полномочия защищать ее интересы!

Чуть не снесла фигуристую блондинку и из дверей колледжа вылетела злющая. Напряжение, которое царило между мной и Кэлзом, достигло апогея к вечеру. Я рассчитывала посмотреть нормально материалы дела, но он их забыл, что окончательно вывело меня из себя.

К дому Марриса мы приехали разруганные и на взводе. Не знаю, что именно злило Кэлза, а мне дико не нравилось то, что он встал в отношении меня в унизительную позицию «Хочу», словно я не человек, а новая навороченная платформа, которую ему обещали купить.

На улице смеркалось. Мы не зря выбрали для визита именно это время. Кэлз сказал, что родители Марриса должны уехать, а значит, даже если парень будет недоволен и снова откажется пускать в дом, можно чуть-чуть надавить.

Все было не так радужно и просто, как планировал Кэлз. Маррис оказался умнее. Он действительно отказался с нами говорить. Причем если его отношение ко мне было понятным, он его не скрывал, то чем заслужил откровенное хамство Кэлз, мне было неясно.

– Я устал, – заявил рыжий из-за порога, подпрыгнув за спиной охранника, и, развернувшись, исчез в доме, а перед нашим носом захлопнулась дверь.

– Ну что, поговорили? – фыркнула я и развернулась по направлению к воротам. – Глупо было рассчитывать на иное!

– Вот ведь засранец! – выругался Кэлз, последовал за мной, но, оказавшись на улице, направился не к платформе, а в обход дома.

– Ты куда? – удивилась я.

– Неужели он думает, будто я так просто от него отстану?! – возмутился парень. – Клэр до сих пор не пришла в себя! Кто-то изуродовал твою стену, и, самое главное, оба раза рядом где-то маячил Маррис. Теперь он забаррикадировался дома и не желает говорить? Нет! Так дело не пойдет. Я умею быть настойчивым.

– Это я уже поняла! Еще бы настойчивость была в дело! – заметила я мрачно и тут же пожалела о своих словах, так как Кэлз затормозил, резко повернулся ко мне и, прищурившись, произнес:

– Ты умная девочка и все понимаешь.

– Слишком умная для тебя, – парировала я. – Прости, фо Агол, я не тащусь от твоего статуса и денег…

– Хочешь сказать… – Кэлз затормозил и резко развернулся ко мне, – больше у меня ничего нет?

– А что? Расскажи мне, а то я как-то не заметила. Ты привык не получать все, что хочешь… – я злилась и меня несло, – а покупать. Убери деньги, и останется… – я развела руками, – пшик.

– Думал, ты знаешь меня лучше, Яд, – мрачно заметил парень.

Я не стала продолжать разговор, который меня утомил, и просто подтолкнула парня в плечо.

– Мы так и будем стоять и выяснять отношения, или, быть может, все-таки покажешь, куда собирался меня вести?

– Скажи-ка мне, Айрис… – Кэлз взглянул на меня беспристрастно. Даже мурашки побежали по позвоночнику. – Как давно ты лазила через заборы?

– Вообще я предпочитаю заходить через дверь, но навык не утратила, если ты об этом.

Я предпочла не продолжать тему, раз Кэлз так легко переключился, хотя чувствовала, что он злится, хоть и не подает виду. Парень хитро улыбнулся, ловко подпрыгнул, очутился на верху одного из кирпичных столбов и уже оттуда протянул мне руку. Так же ловко у меня взобраться не получилось, но я все же не упала в грязь лицом.

– А почему именно тут? – уточнила я, приземляясь на заднем дворе дома Марриса.

– А здесь жучков-следилок нет, – пояснил Кэлз.

– Откуда знаешь?

– Ну, так Маррис из дома ночами, думаешь, как сбегает? Его же мамочка никуда не выпускает. Боится, что чадушку ночью плохому научат.

– Ага. – Я хмыкнула, практически полностью расслабившись и поверив, что Кэлз не воспринял мои слова слишком остро. – Она не догадывается, что уже научили?

– Нет, ты что? Леди Элиса… она такая… – Кэлз замолчал, скривился и добавил: – во многих вопросах незамутненная.

Я только покачала головой и нырнула следом за парнем под цветущие деревья. Разговоры сами сошли на нет. Просто боялась, что нас поймают, а Кэлз двигался тихо, незаметно и уверенно. Я в который раз позавидовала подготовке боевиков. Сама я прилагала невероятные усилия, чтобы не шуметь и ступать неслышно, Кэлз же двигался совершенно естественно. Мы вошли в дом через неприметную дверку, от которой у Кэлза был ключ.

– Оказывается… – произнесла я, очутившись внутри, – в дом такого уровня попасть не сложнее, чем в мой бывший. Главное – знать ходы.

– Да, именно так. – Парень не стал отрицать. – Конечно, когда жильцы уезжают, здесь ставится сильная охрана… а так… сама видишь.

Неприятный сюрприз поджидал нас уже в холле. Мы услышали голоса, Кэлз выругался и рванул меня куда-то в сторону кухни.

– Демоны! – выругался парень. – Отец Марриса!

– Ты откуда знаешь? – зашептала я, послушно следуя за Кэлзом.

– По голосу определил! Быстрее! – поторопил меня он. – Если попадемся, будет скандал! – Кэлз рывком прижал меня спиной к себе и за талию втянул в какую-то очень узкую и маленькую нишу. Перед носом хлопнула дверь. Я оказалась в крайне неудобной позе. Грудью прижималась к двери, а сзади очень близко стоял Кэлз. Я чувствовала его мощное тело, и это мне совершенно не нравилось. Видимо, такая поза вызвала какие-то эмоции и у него. Так как парень хмыкнул:

– Как интересно…

Я прислушалась. Отец Марриса, судя по доносящимся голосам, был не один. Он разговаривал еще с двумя мужчинами. И уходить они вроде бы не собирались. Разговор был громкий, поэтому до меня долетали обрывки фраз. Видимо, решались какие-то деловые вопросы.

– Вот же! – раздраженно прошипела я, пытаясь встать так, чтобы быть подальше от Кэлза. – Интересно, надолго они?

– А кто знает? – Кэлз, казалось, сильно расстроен не был. Он шагнул чуть ближе ко мне, прижимая к двери. И я ощутила горячее дыхание у себя на затылке. – Раз у нас теперь есть немного времени в запасе, то, думаю, имеет смысл поговорить… и решить некоторые возникшие между нами недоразумения.

– Кэлз, мы все решили! – Я пыталась быть непреклонной. – Причем решили давно. Не понимаю, зачем ты на меня давишь? Я даже другом назвать тебя могу с натяжкой, так как твоя дружба… она очень непредсказуема…

– Видишь ли, в чем дело, – проникновенно начал парень. – Я совсем не хочу быть твоим другом… совсем…

– Значит, единственное, что нас связывает, – это дела. Точнее, это одно конкретное дело. Все.

– Знаешь, Яд, – тихо прошептал он мне на ухо, прижимаясь еще теснее, так, что я даже не могла нормально вдохнуть. – Ты обманываешься. И мне очень не нравится, что ты пытаешь убедить себя, будто деньги и имя – это единственное мое достоинство…

– В моем понимании и это не достоинство, а недостаток! – зашипела я. Так и знала, что Кэлз не оставит без внимания мои опрометчивые и обидные слова. Конечно, деньги были лишь дополнением к самому Кэлзу, только я бы в этом не призналась даже под страхом смертной казни.

– Неужели я тебе ни капельки не нравлюсь? А, Яд?

– Кэлз, большую часть времени, что я тебя знаю, ненавидела всей душой. Так как ты избалованный богатый мерзавец. Вспомни, я же об этом говорила много раз. К чему снова и снова задавать мне этот вопрос?

– С тех пор многое изменилось… – не согласился он и, убрав со спины мои волосы, скользнул губами по шее.

Я упиралась грудью в хлипкую дверь кладовки и боялась даже пошевелиться. Один звук, одно неловкое движение – и находящиеся в доме люди обязательно нас услышат. Можно было засадить локтем ему в живот, но тогда бы я выдала нас с потрохами, поэтому только прошептала возмущенно:

– Прекрати! Не время! – Но Кэлз никогда не слушался, а сейчас был еще зол. Не знаю, из-за чего больше, из-за моих слов, отказа или того, что видел с утра Дерека, который ночевал в моем доме.

Теперь я была заперта в кладовке дома Марриса с бешеным и, судя по всему, возбужденным Кэлзом. Он стоял так близко, что я не могла этого не почувствовать.

– Ты знаешь… я очень долго держался от тебя в стороне… – хрипло прошептал он мне в шею. – Очень. Ты даже не представляешь, как это было сложно.

Его рука легла мне на талию и сильно сжала, заставив шумно выдохнуть. Я дернулась, но места было слишком мало, и все же несильно ударила его в живот. Кэлз чуть отшатнулся и едва не обрушил что-то у себя за спиной.

– Ты понимаешь, что мы сейчас выдадим себя с головой?! – возмутилась я, пытаясь воззвать к его здравому смыслу. Но это было бесполезно.

– Понимаю. – Он снова прижался сзади, вдавливая меня в дверь. – Этого не произойдет, если ты будешь стоять смирно.

Я замерла, слушая свое дыхание и стук сердца парня. Его рука ласкала мой живот под приподнятой блузкой, губы скользнули по шее, нежно исследуя. Я зашипела сквозь зубы, что убью его, как только мы окажемся на свободе, но он лишь тихо засмеялся мне в волосы, а рука скользнула ниже. Когда поняла, что он собирается делать, дернулась сильнее, но парень оказался к этому готов, вдавил меня в дверь, положил одну руку между лопаток, а второй ловко расстегнул пуговицу на брюках. Сердце пропустило удар.

Я чувствовала себя беспомощной. Нежные касания и ладонь, спускающаяся все ниже.

– Я тебя убью! – пробормотала я, чувствуя, как сбивается дыхание, а краска стыда приливает к щекам.

– Обязательно. – Он не стал спорить. – Только сначала умрешь сама. Может быть, даже не один раз. Если, конечно, я позволю.

Пальцы скользнули вниз живота, и прикосновение, ловкое, умелое и в то же время ласкающее, нежное, отозвалось дрожью во всем теле. Я выгнулась, пытаясь уклониться, но Кэлз ловко переместил свободную руку со спины мне на талию и прижал к себе, сковав, словно в стальных тисках.

– Не сопротивляйся, Яд… тебе же нравится.

Мне и правда нравилось, и я презирала за это и его, и себя. Я закусила губу, чтобы не стонать, попыталась вцепиться острыми ногтями ему в руку, но он в ответ со смешком прикусил меня за шею. Не больно. И сразу же поцеловал.

– Если не перестанешь, оставлю отпечаток, который всем скажет о том, что ты моя… Хочешь?

Я знала, он не врет, и поэтому поспешно отпустила его руку, понимая, что дышать ровно получается все труднее. Пальцы ласкали меня сильнее, раздвигали влажные складки, проникали все глубже, и я, как ни старалась сдерживаться, теряла связь с реальностью.

– Ненавижу тебя… – прошептала, упираясь лбом в дверь и содрогаясь всем телом.

– А твое тело думает совсем иначе, – отозвался самодовольно Кэлз, продолжая изысканную пытку. – У меня даже рукав мокрый…

Я действительно ненавидела его за то, что он творил со мной. За то, что была слабой и с трудом стояла на ногах от подкатывающего наслаждения, а сам Кэлз не принимал в нем участия, оставаясь в стороне.

– Ты, как всегда, врешь себе, Яд, – шептал он. – Ты хочешь меня так же сильно, как хочу я. Запомни это ощущение. – Я всхлипнула, когда он убрал руку.

Стыд, неудовлетворенное желание, дрожащие ноги… я не думала, что может быть так… То, что сделал он, я не могла описать словами…

– Ты… – дыхание перехватило… – Ты…

– Я знаю. – Он лизнул меня по шее от позвоночника вверх к затылку, и даже это прикосновение было словно электрический разряд. Я действительно хотела его сейчас больше всего на свете. Голова кружилась до сих пор, и я стыдилась этого желания.

– Именно так я себя чувствую рядом с тобой. Каждый день, каждый миг, каждый час… – произнес он и наконец отступил. А мне стало сразу же зябко. Желание отступало, стыд становился сильнее, и я дико жалела, что не могу никуда сбежать.

– Ты понимаешь, что сейчас сам убил все, что было или могло быть между нами? – тихо прошептала я, сглатывая слезы, которые показались на глазах. Хотелось уйти и больше никогда его не видеть. Но мы были закрыты в маленькой кладовке и, видимо, даже не заметили, когда ушел отец Марриса со своими гостями.

По крайней мере, я не заметила. Сейчас я прислушалась и рывком открыла дверь. Тишина. Темный и пустой холл. Если бы так было изначально, ничего бы не случилось, я повернулась к Кэлзу и уставилась ему в глаза, хотя сделать это было мучительно трудно. Ждала ответ.

– Так ты же сама сказала, что ничего нет. – На губах парня играла неприятная усмешка, которую хотелось стереть ударом. Я бы так и сделала, если бы мы находились в другой ситуации. – Понимаешь, Яд… – Кэлз подступил ближе, а я сглотнула и отшатнулась. Тело слишком хорошо помнило, что было буквально несколько секунд назад. Я не могла позволить себе слабость. – Я осознал одну простую истину – вы, девушки, любите подонков.

– Брил любила подонков, – отчеканила я, вспомнив старшего брата Кэлза. – Не равняй всех по ней.

– Ты очень на нее похожа, – парировал он. – Тебе, как и ей, нужна сила. Именно поэтому ты выбрала законника, а не меня. Но это пока. Я не буду делать прежних ошибок.

– Ты – идиот, – с чувством сказала я, понимая, что объяснять бесполезно. Кэлз ответить не успел, так как со второго этажа донесся полный ужаса вопль Марриса.

Я влетела по лестнице с такой скоростью, с которой не бегала никогда в жизни, и едва не споткнулась в проходе о валяющегося вниз лицом охранника. Времени проверять, жив ли он, не было, и мы помчались в сторону комнаты Марриса.

Кэлз обогнал меня и плечом вышиб дверь. В нос ударил запах крови, и я не успела затормозить и уткнулась в спину парня. Кэлз выругался и замер как вкопанный, а я постаралась из-за его плеча рассмотреть, что происходит.

Тихий рык заставил внутренне вздрогнуть, я сотворила ментальную волну и швырнула ее вперед в сторону опасности, даже не успев осознать, что делаю. Кэлз подался вперед, выплетая заклинание из арсенала боевиков.

Нас в центре комнаты Марриса поджидало нечто. Оно напомнило то ли динозавра из старинных книжек, то ли мутировавшую ящерицу величиной с человека – серебрящаяся чешуя, окровавленная пасть с акульими клыками и короткие передние лапки с тремя изогнутыми когтями. Тварь, заметив нас, медленно повернулась. Сзади нее на полу валялось тело.

Тошнота подкатила к горлу. Нет, я не любила рыжего придурка, но никогда не хотела стать свидетельницей того, как его внутренности пожирает какая-то злобная тварь.

Моя ментальная волна отвлекла ящерицу, она затрясла головой и, кажется, забыла про Марриса. Я даже не хотела думать о том, жив ли парень, точнее, боялась себе признаться, что нет.

Огненный шар Кэлза влетел чешуйчатой в морду, но тварь лишь взревела, словно раненый буйвол. А другого оружия у нас не было. Мой кнут на поясе не в счет, я слабо представляла, что могу ей сделать.

Впрочем, Кэлз оказался более подготовленным к сложным ситуациям, нежели я. В его руке замерцал узкий длинный клинок с лезвием, напоминающим ледяное пламя. Парень весь подобрался и сделал плавный, скользящий шаг по направлению к твари. Я тут же постаралась создать гибкий и легкий щит, который защитит Кэлза от ударов, но позволит действовать самому. Нас этому не учили, но я читала и, попробовав, смогла воссоздать с первого раза. А рука в это время нащупывала визитку Дерека. Что-то слишком часто я обращалась к нему запомощью.

Кэлз нанес первый скользящий удар, пригнулся, проскакивая под занесенной лапой, перекатился по полу и зашел со спины, чтобы нанести следующий. Тварь оказалась на удивление гибкой и изворотливой. Она ускользнула от лезвия, мощным хвостом ударила Кэлза под колени, и парень полетел навзничь, прикрываясь руками. Мой щит послушно накрыл его сверху, и когтистая лапа мазнула по наэлектризованному воздуху. Чудовище взвыло и недовольно попятилось, а молодой человек в это время успел вскочить на ноги. Не так быстро, как обычно, и это напугало. Видимо, он приложился спиной сильнее, чем могло показаться на первый взгляд.

Я немного отвлеклась от хода схватки, так как отозвался законник.

– Что у тебя снова? – недовольно буркнул Дерек из ниоткуда. Я не стала тратить время на объяснения, просто напряглась и постаралась использовать свои телепатические способности на полную мощь. У меня получилось транслировать то, что происходит здесь и сейчас. Дерек среагировал мгновенно и скомандовал:

– Руку!

Я послушно протянула ладонь в пустоту и едва не заорала, зажмурившись от боли. Казалось, будто кто-то пытается оторвать мне конечность. Дерек появлялся из воздуха медленно, и на его лице застала та же гримаса боли, которая, полагаю, была и у меня. После того как мужчина оказался в комнате целиком, меня откинуло от него к стене, словно взрывной волной. Я припечаталась спиной к углу и застонала. Осторожно повернула голову и заметила, что дела у Кэлза идут совсем нехорошо.

Пока я отвлеклась и вызвала подмогу, мой щит совсем истончился. Тварь снова шибанула парня хвостом, откинув в противоположную сторону, потом со всего размаха саданула когтистой лапой наотмашь, заставив Кэлза взвыть и пытаться неловко отползти от надвигающейся опасности. Но рептилия была шустрее и сильнее, она настигла одним прыжком и наклонилась над беспомощным парнем.

Кажется, я заорала. События развивались так стремительно, что я даже не успевала подняться, не успевала сделать новый щит и как-то иначе воздействовать на готовящуюся к атаке тварь.

Зато Дерек успел. Наблюдая за ним следующие секунды, я поняла, что такое настоящий, прошедший подготовку боевик. Он двигался с такой скоростью, что казался смазанным серым пятном. Я заметила, как в его руке мелькнуло блестящее лезвие, похожее на то, которым орудовал Кэлз, и в следующую минуту тварь взвыла и конвульсивно задергалась.

Осторожно приподнимался у стены Кэлз, но он даже не смог подобраться ближе к дерущимся, да и принять вертикальное положение у него не вышло.

Но, похоже, Дерек не нуждался в помощи. Он держал все под контролем. Смазанные удары, брызги крови, и буквально через минуту тварь с хрипением осела, а мужчина, тяжело дыша, опустился на одно колено.

Я отползла от стены, Кэлз кинулся к Маррису и застыл рядом с телом друга на коленях. Я подвинулась ближе и зажала рукой рот – слишком знакомой была картинка, мы опоздали. Единственное, чего не успела сделать тварь, – это перенести тело парня на кровать и намалевать очередную гадость на стене. Сзади мне на плечо опустилась тяжелая теплая рука Дерека. Законник уже поднялся и поддерживал меня.

Кэлз встал и, ни на кого не взглянув, молча вышел из комнаты. Он едва стоял на ногах, но усиленно пытался не держаться за стенку. У меня сжалось сердце, но я не пошла за ним. Была слишком обижена, зла и обессилена. Сам справится. Такие, как он, справляются сами. Дерек убрал руку и наклонился над Маррисом. Только сейчас я заметила, что его щеку пересекает глубокая рваная царапина. Кровь уже окрасила ворот знакомой мне домашней майки. Законник хотел что-то сказать мне, но дотронулся до руки Марриса, замер и через секунду рыкнул:

– Идиоты! Он жив.

Дерек не спросил, можно ли воспользоваться моей силой, просто вцепился в плечо и потянул резерв, не заботясь о том, что сейчас у меня внутренности сворачиваются в тугую спираль, а от боли трудно дышать. Боевики не умели лечить, но вот поддержать жизнь в умирающем, зарядить энергией у них получалось очень хорошо. Правда, всегда страдали люди, находящиеся рядом. Те, кому приходилось жертвовать своими жизненными силами.

Кэлз услышал и примчался спустя секунду. Сел прямо на пол и положил руку на плечо Дерека. В кои-то веки парень не стал все брать на себя, он, так же как и я, просто подчинился более опытному и старшему.

Когда Дерек отпустил, я рухнула на пол, а законник начал чертить руну вызова. Скоро должны были явиться медики. Я не могла даже ничего сказать, а он не спрашивал. Только наклонился очень близко, осторожно погладил по щеке и, шепнув: «Ты молодец», поднял на руки и перенес на диван. Видимо, понимал, что пытаться расспрашивать меня бессмысленно. Да и молодец, наверное, не потому, что полезла в самое пекло. Хотя… если бы мы не сунулись сюда, Маррис был бы мертв.

Кэлз наблюдал за нами от стены. Его лицо мрачнело с каждым мигом. Парень прижимал руку к окровавленному боку – все же тварь его серьезно задела. Я хотела о чем-то спросить, но слишком устала. Прикрыла на минуту глаза, привалившись к груди Дерека, который так и не выпустил меня из осторожных объятий, а когда открыла, Кэлза не было.

– Где? – всполошилась я.

– Лежи, – скомандовал законник и поднялся. – Он не маленький мальчик, сам о себе позаботится.

– Но он ранен! Ему плохо.

– Айрис, ты же взрослая умная девочка. Вот тебе плохо, так ты лежишь и не бегаешь. Если он ушел, значит, у него есть на это силы. А потом… – Законник замолчал. – Есть такие ситуации, в которых жизненно необходимо остаться одному. Уважай это желание.

– Возможно. – Я послушно откинулась на подушки и спросила: – Так, значит, их всех убила эта тварь?

– Возможно.

– Получается, все закончилось? – Было обидно. Мы так и не добились ответов на многие вопросы. Но зато спасли одну никчемную жизнь. Я почему-то была твердо уверена, что Маррис выкарабкается. Такие, как он, никогда не сдаются. Они умудряются найти даже дверку с того света.

– Нет. – Дерек помрачнел. – Боюсь, все только начинается. Это танима… они не действуют самостоятельно, за ними всегда стоит человек. До этого дня считалось, что танимы не могут выйти из трущоб. Но, видимо, мы сильно ошибались.

Домой я попала только под утро и потом два дня отсыпалась. Даже за официальными показаниями Дерек пожаловал ко мне сам. Я была ему за это крайне благодарна. Мне совершенно не хотелось никого видеть и никуда ехать. Я даже в колледж заставила себя отправиться с великим трудом. И то лишь из-за того, что Кэлза стоило наказать. Я была очень зла, и злость требовала выхода наружу.

Я не так уж и долго планировала месть Кэлзу. Она родилась у меня в голове почти сразу же и не понравилась, но зато была достойна воплощения. Продумывала ее без удовольствия. Просто из принципа. Считала, что так оставлять нельзя. Я привыкла наказывать обидчиков. А он меня обидел, и очень сильно.

Сложнее всего было даже не найти подходящую девушку легкого поведения, а уговорить ее выдать весь бредовый, любовно придуманный мною текст прямо на открытой лекции по истории магии, которая шла у нас потоком для всего третьего курса. На ней присутствовали не только менталисты, боевики, артефакторы и милая старушка лектор – аристократка в третьем поколении, но еще и проверяющая комиссия из девяти человек. Был день открытых дверей, и посторонних людей в колледже находилось предостаточно. Многие из них работали с родителями Кэлза и хорошо знали семью фо Аголов. Все высшее общество было так или иначе знакомо. Самое то для представления, которое я организовала.

Наша лектор была очень чопорной дамой, которая учила еще мать Кэлза и, говорят, была дружна с его бабушкой. Совокупность этих факторов позволяла мне в полной мере насладиться эффектом. Точнее, позволила бы в иных обстоятельствах, но я была слишком оскорблена и обижена, да и не ожидала от парня такого, поэтому мстила по привычке и не испытывала душевного подъема.

Нанятая в подворотне девица выглядела дешево и стоила так же. Об этом кричала ее внешность от кончиков пальцев, ногти на которых были неаккуратно покрашены алым лаком, до рыжевато-блондинистой макушки. Девушку можно было бы назвать миленькой, но она настолько не вписывалась в круг меррийских аристократов, что выглядела практически отталкивающей в платье из ткани низкого качества, но с брендом известного кутюрье, пришитом прямо в центре груди, со слишком затянутым корсетом, в неудобных босоножках на шпильке – откровенной подделке под известный бренд. Где-то в трущобах аккуратная блондинка могла бы привлечь внимание, но здесь все, даже ее желтоватый от дешевой краски цвет волос, кричало о том, что она неровня не только им, выросшим на Золотом пляже, но и мне.

Она явилась на перемене буквально за пять минут до звонка. Провести ее в Меррийский колледж не составило труда, особенно в такой день. В хорошо охраняемое здание на самом деле пробраться не так и сложно, нужно просто знать, когда никого нет у двери в кухню. Я знала и дала четкие указания. Девица не стала медлить и сразу же с вполне естественными рыданиями кинулась на шею опешившему от такого счастья Кэлзу.

Бетси, которая в отсутствие Клэр старалась держаться поближе к парню, отшатнулась с брезгливым выражением на лице. Она не могла отвести взгляд от туфель. Сам Кэлз слегка растерялся, но тут же отыскал глазами меня, пытаясь отодрать от себя девицу, которая льнула к нему, словно лоза.

Он прекрасно понял, кто именно виноват в представлении, и знал, за что получил в качестве подарка девицу легкого поведения, которая очень талантливо изображала брошенную тайную подружку и очень убедительно рассказывала на всю аудиторию, какие именно отношения их связывали. Даже я бы, пожалуй, купилась, если бы не сама это придумала.

Я злилась так сильно, что перешла некоторую границу. Девица рыдала, висла у него на шее и грозила самоубиться, если Кэлз не признает ее ребенка. Народ в аудитории ржал, старушка лекторша схватилась за сердце на входе, комиссия удивленно подалась вперед, а сам парень, как ни странно, почти не отреагировал на происходящее. Он все же отцепил девицу от себя, поднялся и вышел, бросив перед этим на меня долгий, задумчивый взгляд. Ни угроз, ни обещаний отыграться.

Мне стало противно. Я не получила удовольствия. Девица выскочила следом за Кэлзом, едва не сбив в дверях преподавательницу, а я спрятала лицо в руках.

Последние три дня были отвратительными. Я терзалась из-за поступка Кэлза, вновь и вновь переживала кровавую расправу над Маррисом и понимала, что все происходящее неправильно.

Убийца был уничтожен, но это не решило проблем. Мне все так же было больно из-за предательства, именно поэтому я и решилась на месть.

Клэр по-прежнему не пришла в себя, а Маррис болтался между жизнью и смертью в больнице. Не конец истории, а какая-то болезненная, неправильная середина. И в ней застряли мы все. Дело, которое меня изначально вообще не интересовало, неожиданно стало очень личным. Интересно, когда я успела влезть в него по уши? И с чего решила, если я разберусь с этими убийствами, то наведу порядок и в своей жизни?

(обратно)

Часть 2 Секреты Золотого пляжа

Я долго стояла перед знакомыми массивными воротами, не решаясь сделать следующий шаг. Понимала, что идти дальше не хочу. С удовольствием бы развернулась и уехала домой, но с утра заскочил Дерек и попросил о помощи. Отказать я не смогла.

С момента нападения на Марриса минула почти неделя. Три дня назад мы с Кэлзом вернулись в колледж, где я устроила свою маленькую и подленькую месть. Больше в колледже парень не появлялся. Не думаю, что я как-то сильно затронула его тонкую духовную организацию, но Кэлз исчез и из колледжа, и из моей жизни. Наверное, к лучшему.

Законника я тоже не видела. До этого утра. Но сегодня ночью такая же тварь, какая убила Расти с Эстер и покалечила Марриса, снова вышла на охоту. На сей раз ее жертвой стал немолодой отставной законник – одинокий и не имеющий ничего общего с благополучными жителями Золотого пляжа.

Клэр так и не пришла в себя, а Маррис находился в госпитале под такой охраной, что ни один законник не мог туда попасть. Родные наотрез отказались пускать кого-либо из представителей закона к парню. Это наводило на нехорошие мысли, и не меня одну. С Маррисом нужно было обязательно поговорить – слишком велика вероятность того, что убийства продолжатся.

У законников не было шансов, меня он вряд ли захочет видеть. А вот Кэлз… Кэлз, скорее всего, сможет к нему пробраться, минуя кордон из родителей и охраны. Что-то подсказывало мне, что Маррис сменил свое решение после того, как чудом выжил, и, возможно, добровольно захочет поделиться тем, что знает. Стопроцентной уверенности у меня не было, но попытаться стоило.

Только вот с Кэлзом мы расстались на очень нехорошей ноте. Сначала он оскорбил меня так, что до сих пор горели щеки от воспоминаний, потом я опозорила его на весь колледж. В коридорах до сих пор над ним ржут, хоть и понимают, что все случившееся подстава, и даже подозревают, кто ее организовал. Поэтому сейчас мне совершенно не хотелось идти с Кэлзом на контакт. Он тоже умел и любил мстить. Но выбора не было.

Видимо, я мялась перед воротами слишком долго, так как они неожиданно распахнулись сами, и я испуганно отступила, когда увидела перед собой Кэлза. Вид парень имел устрашающий, и сразу же захотелось сбежать куда-нибудь подальше и спрятаться.

Пепельные волосы взлохмачены, физиономия помятая, а растянутая домашняя майка сползла с одного плеча – я и подумать не могла, что у всегда одетого с иголочки Кэлза фо Агола может быть такая.

– Яд, ты собралась ночевать у меня под забором? – вполне миролюбиво поинтересовался он. Даже язвительной усмешки в голосе не прозвучало. – В таком случае, хочешь, я вытащу тебе одеяло и матрас? Или все же рискнешь и зайдешь внутрь?

Я ожидала иного приема, рассчитывала на агрессию или на худой конец шуточки и откровенные предложения, но Кэлз просто выжидающе смотрел на меня и молчал, приподняв пепельную бровь.

– Я пришла поговорить… – Слова давались с трудом, я пыталась преодолеть злость и непонятно откуда взявшее смущение.

– Разумнее все же в этом случае позвать меня, а не медитировать на забор. – Парень хмыкнул и приоткрыл воротину пошире. – У нас уже охранник начал дергаться. Не заставляй людей нервничать на работе.

– Прости… – Я покачала головой, и мне стало неловко. – Может, прокатимся? Разговор действительно не тот, который уместен в дверях.

К нему в дом идти не хотелось, почему-то мне внезапно стало до ужаса неловко. Там наверняка куча слуг, родители. Уж лучше обсудить все вопросы на нейтральной территории. Но у парня на это было свое мнение.

– Яд, может быть, ты не заметила, но я сегодня в домашнем. Заходи, обещаю вести себя прилично.

– Знаешь… – я не удержалась, – с некоторых пор в это верится с трудом.

Он посмотрел на меня очень внимательно и сделал шаг навстречу. В нос ударил знакомый запах парфюма. Едва заметный, выветрившийся, но его впитала даже домашняя майка.

– Я не стану извиняться за тот раз, – очень тихо произнес он, разглядывая мои губы, и дыхание перехватило. – Но я не вру и буду вести себя прилично…

– Очень подозрительно… – честно заметила я. – Ты же всегда добиваешься того, чего хочешь…

– Скажем так… некоторые вещи заставили меня переосмыслить… – Он замолчал, тщательно подбирая слова. – Нет, не свою жизнь, а просто то, что я хочу. Ну а потом… твое показательное выступление было впечатляющим. Долго готовила?

– Можно, я тоже не стану просить у тебя прощения? – Почему-то после этого короткого диалога стало проще, даже немного отлегло от души, и грусть слегка отступила.

Кэлз пожал плечами и поинтересовался:

– Так ты зайдешь или уже узнала все, что хочешь?

От его спокойного голоса и совершенно несвойственного Кэлзу поведения я чувствовала себя неуверенно – словно ступала в темноте по тонкой нитке, натянутой над пропастью, а за руку меня держал тот, в ком я не была уверена и не знала, доведет ли он меня до конца пути. Впрочем, с переосмыслением мне все было более или менее ясно. Возможно, случившиеся события заставили его понять, что не стоит разбрасываться чувствами Клэр и размениваться на меня? Кэлз, в сущности, не был плохим, и то, что он дорожил Клэр, я прекрасно видела. А ей вряд ли понравится рассказ о девушке, которая вешалась ему на шею и носилась за ним по колледжу. Да и то, что он слишком много времени проводил со мной, блондинку явно задевало. Еще до того, как она впала в кому.

– Ну так как, Яд, мы и дальше будем стоять в дверях?

– Нет. – Я покачала головой. – Прости, задумалась. Я пришла поговорить не о личном.

– А-а-а-а, – протянул он понимающе. – Дела? Ничто иное Ядовитую привести ко мне не может…

– Помнится, ты сам меня просил выяснить, кто убил Расти. – Я пожала плечами, показывая, что не понимаю, к чему ирония, и с опаской прошла следом за Кэлзом в сторону особняка.

– Что ты от меня хочешь?

– Кроме материалов дела, в которое мы даже не заглянули?

– Да, кроме них. Я их смотрел сам. Ничего нового, интересного или того, что было бы тебе неизвестно. Но если хочешь убить на их изучение вечер или два, пожалуйста. Я не против.

– Я хочу съездить к Маррису в больницу. – Я подозревала, что после того, как фактический убийца обнаружил себя сам, изучать материалы вскрытия бесполезно, поэтому не стала заострять на них внимание, а сразу перешла к делу.

– Соскучилась? – не скрывая иронии, уточнил Кэлз.

– Да не сказать, чтобы особенно сильно. Но может быть, он хотя бы сейчас захочет с нами поговорить?

– О чем? Дело раскрыто. Тварь убили… разве есть смысл с ним о чем-то сейчас разговаривать? Он лежит за кордоном охраны и надеется, что не сдохнет.

– Нет, не раскрыли. – Я следом за Кэлзом зашла в холл дома, прошмыгнув мимо дворецкого, который слишком откровенно поджал губы в презрительной гримасе. Видимо, считал, что черноволосая тощая девица не достойна топтать ковер ручной работы на дубовой лестнице, но сегодня меня это не сильно задевало. И единственное, о чем подумалось в этот момент, – что я еще ничего, видел бы он крашеную блондинку, которую я подослала к Кэлзу. – Сегодня произошло еще одно убийство, – заметила я, остановившись за спиной парня.

– Расскажешь позже! – осек Кэлз, и меня пронзила догадка.

– У тебя родители дома? – С семейкой Кэлза встречаться я совершенно не хотела. Мне хватило знакомства с его сводным братом.

– Мама, – тихо ответил он, покосившись куда-то наверх, и мне стало совсем не по себе. – И не бойся, она тебя не съест, но про убийства при ней лучше не говорить. Она у меня, как и положено аристократке в третьем поколении, излишне впечатлительна.

– Чего не скажешь о тебе… – буркнула я.

– Ну, так я и не аристократка. Мужчины в нашей семье всегда служили короне, поэтому впечатлительность нам не свойственна. Да и поколение у меня четвертое, – хмыкнул он, приглашая меня пройти дальше. А я посмотрела на него подозрительно. У меня создалось впечатление, что сегодня я знакомлюсь с ним заново. Это был совсем другой, малознакомый мне Кэлз. Улучшенная версия того, которого я знаю. Особенно это было странно после того, как он мне заявил прямо, что девушки любят мерзавцев и поэтому он таким и будет.

Присутствие в доме матери Кэлза меня изрядно напрягало. Леди фо Агол, скорее всего, в курсе, кто я, и знает о многом. В том числе и о последней выходке, которая меня не красит. Почему-то понимание этого меня смущало и напрягало. К счастью, леди лишь на минуту спустилась в холл, чтобы сдержанно меня поприветствовать, а потом незаметно ушла. Кэлз был похож на нее пепельными волосами и пронзительными синими глазами. Упрямый подбородок и прямой нос ему достались от отца.

Я чувствовала себя в обществе потомственных аристократов глупо. И вписывалась примерно как дешевая девица легкого поведения, которую я подослала Кэлзу. Не знаю, понял ли он, но крашеная блондинка из подворотни во многом была гротескной пародией на меня саму. Я не Клэр и не Брил и никогда не стану кем-то даже отдаленно похожим.

Мы с Кэлзом расположились на веранде, где я уже однажды пила кофе. Тогда на мне была рубашка Кэлза, и в тот день я узнала, что Норис фон Лифен брат парня. В то время многое воспринималось проще. Мы гораздо спокойнее реагировали на общество друг друга. Просто балансировали на грани неприязни и взаимного интереса. Пожалуй, я скучала по тому времени.

Сегодня Кэлз был удивительно сдержан. Он расположился в стороне от меня и, водрузив ноги на невысокий журнальный столик, скомандовал:

– Рассказывай.

– А нечего, в сущности. – У меня внезапно пропали слова, и я поняла, что действительно не знаю, что рассказать о произошедшем. – Дерек говорит, что напал на Марриса, убил девушек и теперь еще неизвестного мужчину – танима.

– Монстр-страшилка из трущоб? – хмыкнул Кэлз. – Ты ведь знаешь, что несколько лет мы выбирались раз в год гулять по трущобам и подземельям. Было весело, первый раз я ходил, когда мне исполнилось тринадцать. Никто не видел ничего даже похожего на эту тварь. Самое страшное в трущобах – грязь и местные банды. Но и они боятся связываться с кем-то из верхнего города.

– Но потом несколько человек не вернулось из такой вылазки, – отстраненно заметила я. – И никто до сих пор не знает, что именно тогда произошло.

– Да. – Кэлз помрачнел. – Ты права, я периодически возвращаюсь в ту ночь и понимаю, не стоило отпускать их одних… – На его лице появилось странное выражение. – Там не было опасно. Максимум можно было подраться с местными. Но тех девчонок и мальчишек не нашли. Мы их ждали почти до обеда, а они не пришли. Именно тогда я понял, что трущобы все же не так просты, как я привык думать. Но танима? Это перебор.

– Ну, ты же сам видел тварь.

– Да. – Кэлз не отрицал. – Хочешь сказать, она разумна?

– Хуже… – Я задумалась, прикидывая, как бы точнее сформулировать мысль. – У нее есть хозяин. Точнее, есть кто-то, у кого такая тварь не одна. И именно этот кто-то – убийца, а не танимы. Они лишь оружие. Такое, которое почти не оставляет улик. Найти хозяина практически невозможно, если кто-то не укажет нам нужное направление.

– И мы возвращаемся все к тому же, – сосредоточенно кивнул Кэлз. – Единственная зацепка к случившемуся – Маррис? Ты думаешь, он знает хоть что-то стоящее?

– Да. Думаю, он что-то знает. И это «что-то» знает еще и Клэр, именно поэтому она сейчас не имеет возможности ничего сказать. А к Маррису законников не пускают… – заметила я. – Это серьезно осложняет им работу и тормозит дело.

– Да и друзей не очень, – без удовольствия признался Кэлз. Было видно, его это задело. – Но сегодня рыжего перевели в обычную палату, поэтому, думаю, получится пройти.

– Его мать на страже, как коршун, – с сомнением заметила я, размышляя о том, как попасть внутрь хорошо охраняемой фешенебельной лечебницы для аристократов.

– Сегодня собрание благотворительного фонда. – Кэлз хитро улыбнулся. – Она его не пропустит. Жизни Марриса ничего не угрожает, поэтому леди фо Зарис пойдет трудиться на благо города, ну и принимать утешения от подруг. Думаю, час-полтора у нас точно есть. Не сейчас… – Парень сделал знак рукой, показывая, что не нужно никуда бежать. – Собрание начинается в шесть. Леди фо Зарис, как правило, опаздывает. Если мы приедем к Маррису около половины седьмого вечера, думаю, как раз успеем поговорить. Но я предупреждаю тебя, Маррис вовсе не обязательно захочет помогать. Он зол, напуган и все еще засранец. Поверь, дырка в животе не изменила ровным счетом ничего. Хотя нет… сделала его характер еще гаже.

– Отчасти я его даже понимаю. Кроме танимы у него масса проблем. Дерек сказал – законники склоняются к мысли, что Клэр находится под заклинанием, созданным именно Маррисом. Снять это заклинание пока не выходит. Сон запрограммирован то ли на кодовое слово, то ли на время. Но тот, кто это сделал, явно не хотел навредить девушке – просто убрать с дороги на некоторое время.

– Я в курсе. Был у нее дома буквально вчера. – Кэлз нахмурился. – Она просто спит, как принцесса из сказки. Только вот поцелуем ее не разбудишь…

Последнее он буркнул себе под нос, но я услышала хорошо и почувствовала, как сжалось сердце, а Кэлз поднялся рывком и направился к выходу с веранды.

– Я скажу, чтобы тебе принесли чай, – сменил он тему. – А мне нужно привести себя в порядок. Выбираться в таком виде, пусть даже в больницу… наверное, не очень прилично.

Я сидела на террасе и смотрела на океан, который плескался вдалеке, – когда-то я дико завидовала этому виду, а теперь каждый день сама наслаждалась почти таким же. Сказать честно, океан у меня был даже ближе – первая береговая линия. Прибой, запах моря, шум волн – красота. Как бы мне хотелось и дальше продолжить наслаждаться видами и отдыхать, не думая ни о смертях, ни о богатом и избалованном аристократе, который почему-то не хотел уходить из мыслей, хотя я прогоняла его оттуда и из своей жизни.

Я думала, сегодня в худшем случае Кэлз меня просто пошлет, причем довольно грубо. Все же я устроила ему изрядную гадость, пусть и в ответ на оскорбившее меня поведение. Я была серьезно обижена и в иных обстоятельствах вообще бы постаралась держаться от него подальше, но дело обязывало идти на контакт. В лучшем случае я ждала издевательств и согласия, после которого чувствовала бы себя вечно обязанной. Кэлз был сложным человеком, но сегодня снова меня удивил, и это нервировало. Я не знала, какого подвоха от него ждать, и поэтому дергалась.

Принесли чай, и я с наслаждением вдохнула запах пряного дорогого напитка – бархатистый, с нотками персика и ванили. Иногда мне казалось, что чай даже лучше, чем кофе, – имеет более сложный и богатый разнообразными оттенками вкус, но все равно привычно травилась чернильной гадостью, иногда даже не самого лучшего качества. Чай я пила для удовольствия, а кофе – чтобы проснуться и взбодриться.

Кэлз появился спустя полчаса – с потемневшими после душа волосами, которые еще не успели просохнуть, и одетый в стального цвета рубашку и черные брюки. Серебряная пряжка на ремне, массивная цепь с медальоном на шее и широкий браслет довершали образ. Парню шли холодные металлы и цвета. Теперь он выглядел, как всегда, безукоризненно, а я рядом с ним чувствовала себя недостаточно прилично одетой. Казалось, что и блузка помялась, и кожаная жилетка была не совсем того качества, какого бы хотелось. Обычно такие мелочи не бросались мне в глаза, но в присутствии его или Клэр я чувствовала свой не слишком высокий статус особенно остро.

– Пойдем? – поинтересовался он и посмотрел на мою чашку. – Или ты еще не допила?

– Да нет. – Я поспешно отставила почти пустой прибор и поднялась.

Чем быстрее мы доберемся до больницы, тем скорее поговорим с Маррисом и тем быстрее расстанемся. Не знаю, как Кэлз, а я чувствовала себя не в своей тарелке. То ли из-за того, что между нами произошло, то ли по причине его странного, отстраненно-холодного поведения.

До больницы доехали в тишине. Кэлз сосредоточенно вел платформу. Я тоже слабо представляла, о чем говорить. Подмывало спросить, в чем причина такого его поведения, но я, честно сказать, не знала как. Просто не могла придумать, какую ему высказать претензию. «Почему ты не флиртуешь со мной и не делаешь никаких грязных намеков?» «Почему не наорал, после того, что я устроила в тебе в отместку, и, вообще, ты красивый синеглазый парень, куда дел избалованного мерзавца, к которому я привыкла?»

От собственных невысказанных вопросов стало смешно, и я отвернулась к окну, позволив себе улыбку, так как знала, что Кэлз ее не заметит. В конце концов, какая разница, из-за чего такое поведение? Главное, теперь мне спокойно, и я могу просто расслабиться. Хотя бы на время. А там будет видно. Вдруг это навсегда?

Марриса содержали в королевской лечебнице в пригороде Кейптона. Охраняемая территория – несколько гектаров зеленого, засаженного плодовыми деревьями и цветами парка. Там были детские площадки для самых маленьких пациентов, пруды с рыбками и аккуратные мощеные тропинки, которые мыли несколько раз на дню. Посетителям на входе выдавали специальные халаты и обувь, а служебный маг проводил дезинфекцию.

Даже для того, чтобы попасть на территорию лечебницы, нужно было иметь пропуск, у Кэлза он, к счастью, был, и меня пропустили вместе с ним без вопросов.

Я нечасто бывала в лечебницах, но они неизменно оставляли совсем другие впечатления – безысходности и тоски, и тут я ожидала увидеть нечто похожее, а не фешенебельный отель в пять звезд. Кажется, в глубине сада я видела что-то похожее на поле для гольфа.

– Клэр тоже здесь? – поинтересовалась я.

– Нет. – Кэлз ответил сдержанно. – Она дома. Семейный лекарь навещает ее каждый день. Ее жизни ничего не угрожает… Она просто спит… и мне уже сейчас хочется убить Марриса, если он не скажет, как это прекратить и зачем он сотворил подобное. – Парень сжал кулаки, и я испытала совершенно неуместное сочувствие. Неправильное и заставляющее сердце сжиматься.

– Кэлз… – начала я. – Не дави на него. Он пока не знает о том, что его подозревают законники… он может замкнуться и ничего не сказать.

– Нет, Айрис! – Кэлз крайне редко называл меня по имени, поэтому я вздрогнула. – Маррис ничего не скажет законникам. Он их не боится и знает, что его откупят всегда и ото всего. Он живет с мыслью о том, что стоит над законом, как и все мы. Но… – парень повернулся ко мне, и на его губах мелькнула улыбка, – он боится себе подобных…

– Потому что думает, будто и все остальные над законом?

– Именно. Он до последнего не верил, что Норис не сможет избежать возмездия. И, подозреваю, убедил себя в том, что мой брат отправился в застенок лишь потому, что родители Клэр приложили все усилия для этого, а мои не препятствовали.

– А как думаешь ты? – напряженно уточнила я. – Норис сел, потому что закон един для всех или потому что его не стали пытаться вытащить?..

– Какая разница, что думаю, Яд? – Он прищурился, и по спине пробежала теплая волна от пронизывающего взгляда. Исчезла вся холодность, и на секунду меня вновь захлестнули эмоции. А потом парень снова словно отдалился, и я, проморгавшись, не сразу смогла поймать нить разговора, а когда вспомнила, о чем шла речь, мы уже подошли к входу в лечебницу.

– Ну что… – произнес Кэлз, когда мы миновали три пункта охраны и оказались в пустынном холле, предназначенном для ожидания. – Готовься.

– К чему? – удивилась я.

– Думаешь, ты знаешь, насколько может быть мерзок Маррис? Нет. Ты этого не знаешь, если ты не общалась с Маррисом, который болен.

Слова Кэлза мне совершенно не понравились, и я передернула плечами. Не было возможности повернуть назад. На нужный этаж нас доставил специальный портал. Здесь было все организовано так, чтобы посетители могли сберечь свою нежную психику и, не дай боги, не столкнуться с другими больными, кроме того, которого решили навестить. Мне сложно было сказать, насколько это разумная практика. Сама я не очень хорошо переносила тяжелую атмосферу обычных клиник, но тут… создавалось впечатление какой-то странной и страшной иллюзии. Если прятать голову в песок, делать вид, что проблемы нет, вряд ли она рассосется сама собой. Аристократы тоже болели, и их болезни сопровождались теми же неприятными симптомами, как и у простых смертных.

Палата Марриса занимала почти целый отдельный этаж. Я готова была поклясться, что это какая-то магическая штука, потому что снаружи здание лечебницы не выглядело таким уж огромным, зато внутри масштабы потрясали. Как ни странно, охранники на входе пропустили нас без проблем. Дежурная медсестра вежливо улыбнулась и испарилась словно тень, а я прошла следом за Кэлзом в комнату, в которой должен был находиться Маррис.

– Надо же… – язвительный голос рыжего звучал не так бодро, как обычно, но по-прежнему мерзко. – Мой дорогой друг пожаловал. А эту зачем с собой притащил?

– Затем, что эта очень хочет с тобой поговорить, – ровно ответил Кэлз. Он держался с другом настороженно. И я понимала причины такого поведения.

– Да ладно!

Маррис лежал, откинувшись на подушки. Он казался еще более мелким и худым, чем обычно, – впалые щеки, яркие веснушки на осунувшемся голубоватом лице и совершенно безумные глаза.

– Яд, то, что ты оказалась в нужное время в ненужном месте и чуток отогнала тварь, которая пыталась сожрать мои кишки, не делает нас друзьями, и я по-прежнему на дух тебя не переношу. Кэлз, если ты хотел порадовать меня обществом кого-то в юбке, ты мог бы выбрать симпатичную блондинку с бюстом, а не эту тощую колючку.

– Вот скажи мне, Маррис, – не выдержала я. – Почему такие, как ты, не дохнут, даже если им распороть пузо?

– Брейк! – шикнул на нас Кэлз и обратился к другу: – Нам надо с тобой поговорить, а не развлечь. Это серьезно!

– Эй, брат! – Маррис даже попытался отползти чуть дальше на кровати, но уперся головой в спинку. – Я слишком слаб… мне нельзя волноваться. Правда. Я не выдумываю. Сегодня с утра приходил врач и говорил об этом. «Только положительные эмоции!» – передразнил он. – А разговоры с вами… Нет. Это далеко не положительные эмоции.

– Ты понимаешь, что погибают люди?! – зашипела я, делая угрожающий шаг вперед.

– Понимаю. – Маррис посерьезнел. – Причем лучше, чем кто бы то ни было в этой комнате… но люди погибают всегда… и я радуюсь, что выжил.

– Клэр…

– Клэр… – Маррис задумался, поджал губы и заметил: – Клэр – это отдельная история, которую я совершенно не хочу обсуждать…

– Это ведь ты сделал с ней? – угрожающе рыкнул парень.

– Ну, Кэлзик, ты же знаешь… у меня очень строгая мама. Она мне запретила разговаривать на эту тему. А я послушный сын, чего и тебе желаю.

– То есть говорить ты не будешь?

– Я же сказал. – Маррис пожал плечами и тут же поморщился, а на лице мелькнула гримаса боли. – Мне прописали положительные эмоции. Угоди мне, Кэлз. Всегда и все угождали тебе – ты же король. Сделай хоть раз приятное для меня.

– Что ты хочешь? – Я видела, что Кэлз едва сдерживается. Да и сама была готова прибить рыжего мерзавца, который, даже когда сам выжил чудом, продолжал выпендриваться.

– Ну… – На лице Марриса начала блуждать хитрая усмешка. – Я хочу вечеринку!

– Вечеринку? – удивилась я и заметила, что на лице Кэлза тоже отразилось недоумение.

– Что, прямо здесь? – опешил он и с недоверием посмотрел на друга.

– Нет, конечно. – Происходящее Марриса, похоже, забавляло. – Здесь нам не разрешат. Хотя я считаю, это несправедливо. Они же все готовы сделать, чтобы пациенты чувствовали себя лучше и несли им деньги. Много денег. А вот вечеринки не разрешают. Это несправедливо.

– А где тогда ты хочешь вечеринку? – раздраженно уточнил Кэлз.

– Полагаю… – Маррис с трудом достал из-под одеяла руку, в которой блеснуло что-то круглое. – Я полагаю, будет уместно у меня дома. Свяжусь с охраной, и вас туда пустят. А вы уж постарайтесь – вино, девочки и обязательно больничная тематика. Тебе… – он кивнул в мою сторону, – подойдет костюм сексуальной медсестры, так и быть, можешь взять в руки лупу, чтобы сохранился намек на твой род деятельности – ты ж у нас сыщица!

– Не слишком ли ты много хочешь? – зашипела я, прищурившись. Был бы этот мерзавец здоров, точно бы не удержалась и ударила ментальной волной. Но Маррис прекрасно понимал, что сейчас я этого не сделаю. Вот и выпендривался.

– Яд, ну ты же хочешь получить от меня информацию? – с издевкой уточнил он.

– Маррис, ты кретин, – заметил Кэлз будничным голосом и устало потер переносицу. – Хорошо. – Он вздохнул. – Допустим, нас пустят в дом. Но там живет твоя семья. Присутствие мамы и папы на вечеринке с девочками тебя не смущает?

– Кэлз, не будь наивным! – Парень фыркнул. – Моя семья живет на работе, а ночует тут, в лечебнице. Как будто, если мне приспичит сдохнуть, я не осмелюсь это сделать в присутствии дорогой мамочки.

– Ладно. – Кэлз взъерошил волосы. – Но это не решает следующую проблему. Как собрался добираться до дома ты, если тебе даже вставать запрещают?

– Кэлз, я хочу вечеринку и девочек! Мне тут скучно и тошно, и у меня есть… – он покрутил в руках что-то похожее на бусину, – подарок дорогих родителей.

– Что это за штука?

– Военная разработка – портативный телепорт! – с радостью доложил Маррис. – Не знаю, где его достал папа… Говорят, их используют государственные шпионы и стоят они дороже, чем весь Кейптон вместе с Золотым пляжем…

– Думаю, тебе его дали не для того, чтобы ты сбежал на вечеринку.

– Мама сказала, только в критической ситуации. Мне кажется, вечеринка – это одна из таких. А теперь простите, я устал. – Он картинно отклонился на подушки и прикрыл глаза. – И вам лучше уйти. Если мама увидит Яд, то будет злиться. Она мне запретила говорить с законниками.

– А я тут при чем?

– Ну ты, конечно, не законница, но где-то близко. А потом, ты же ядовитая, вдруг укусишь? Мама строго следит за моим кругом общения и против, чтобы я тусил с девочками сомнительного поведения.

– Кусать тебя противно, – фыркнула я и развернулась к выходу, предпочтя проигнорировать последний намек. Меня просто колотило от злости. Только Маррис мог устроить такой идиотский шантаж.

Кэлз оказался менее сдержанным и выплюнул в сторону друга угрозу, подозреваю, что парень вполне мог забыть, что Маррис сейчас не в состоянии даже встать, но угрожающее движение прервалось на середине, так как в дверях показалась мать Марриса. Судя по обеспокоенному выражению моложавого лица, она действительно переживала за сына. Гадкая усмешка парня говорила о том, что он прекрасно знал – мы не успеем уйти до ее возвращения, – и сейчас предвкушал скандал.

– Кэлз… – леди фо Зарис была такой же рыжей, но в отличие от сына красивой. Веснушки смотрелись весьма трогательно и убавляли годы, а хрупкое телосложение делало мать Марриса похожей на нимфу. – Мы рады, что ты нанес визит, но… – она бросила на меня настороженный взгляд, – моему сыну крайне необходим покой, и в следующий раз мне бы хотелось, чтобы ты согласовывал визит со мной. Ну… – она замялась, – и приходил один.

Кровь отлила от щек, и я закусила губу, чтобы не ляпнуть ничего такого, о чем позже буду жалеть. Честно сказать, я бы предпочла сбежать отсюда как можно быстрее и дальше. Все равно эта встреча ничего не дала, но у Кэлза был свой взгляд на создавшуюся ситуацию.

Он едва заметно улыбнулся и подался вперед.

– И с чего такой прохладный прием для моей спутницы? – поинтересовался парень.

– Мне все равно, с кем ты спишь, – весьма резко ответила леди фо Зарис, едва мазнув по мне взглядом, а у меня перехватило от возмущения дыхание. – А вот то, что она всегда лезет не в свое дело и задает слишком много вопросов, меня волнует. Я не хочу видеть рядом с моим сыном ни законников, ни им подобных.

– Неужели вы не хотите, чтобы нашли того, кто все это затеял?

– Сумасшедший монстр пойман, – категорично заявила она. – Все закончилось и пусть остается в прошлом, как кошмарный сон.

– А как же кукловод? – поинтересовался Кэлз. – Неужели не интересно?

– Нет. – Она снова холодно улыбнулась и покачала головой. – Единственное, что я хочу, чтобы моего сына никто не пытался убить. Остальное меня волнует слабо.

– С его-то характером! – не удержавшись, фыркнула я. – Вряд ли подобное возможно.

– А ты дерзкая… – Леди впервые обратилась ко мне лично. – Излишне дерзкая.

– Мама, она не дерзкая, а Ядовитая. Все это знают, – подал голос Маррис с кровати.

Я вылетела из палаты пулей, с четким ощущением, что на сегодня наобщалась с представителями высшего света на ближайший год вперед. Удивительно противным был не только сам Маррис, но и вся его семейка. Отца его я видела только издалека, но почему-то не горела желанием даже перекинуться парой слов. Вряд ли он окажется светлым пятном в их мерзкой семейке. Я сейчас даже на Кэлза злилась, хотя он ничего мне не сделал. Точнее, он сегодня не сделал мне ничего плохого.

Парень, видимо, чувствовал мое настроение и до платформы даже не пытался со мной заговорить. Да и едва я уселась на переднее сиденье, повез в сторону своего дома – там я оставила транспортное средство. Только затормозив у ворот, поинтересовался, нарушив молчание:

– Кофе выпить зайдешь?

– Нет, спасибо! – Я раздраженно передернула плечами. – Я уже пила у тебя кофе. Нужно и меру знать. Что-то на сегодня с меня достаточно общения.

– А обсудить завтрашнюю вечеринку? – сделал он еще одну попытку заманить меня к себе.

– Нет уж! – Я подняла вверх руки, показывая, что даже слушать об этом не хочу. – Это твой друг, вот и старайся сам. У тебя богатый опыт. От меня все равно никакого толка в организации вечеринок. Я, знаешь ли, совсем по другой части.

– Богатый опыт у Клэр… – Кэлз замолчал. Я хотела ответить резко, но не стала. Пусть страдает по своей спящей красавице, а я хочу домой – слушать шум волн и пить горячий шоколад. Желательно в одиночестве.

– Думаю, как-нибудь справишься. А я, пожалуй, останусь в стороне.

– Но присутствовать придется, и костюм обязателен. – Кэлз едва заметно улыбнулся и пожал плечами, показывая, что это не его условие. – Маррис…

– Знаю. – Я отмахнулась. – Засранец. И да, я буду. Не дергайся, мне тоже очень хочется выпытать у него всю полезную информацию. На данный момент он – единственная зацепка, которая может привести к разгадке трех смертей.

Я выскочила из платформы, не рассчитав, слишком сильно хлопнула дверью, но извиняться не стала. Во мне сейчас было слишком много противоречивых эмоций. Злость, недоумение, обида. Я пересела в свою и умчалась куда глаза глядят.

Сначала долго каталась вдоль кромки Золотого пляжа и думала, в чем причина моего раздражения. В том, что я увидела Марриса, или в том, что Кэлз вел себя совсем не так, как я привыкла? Странные перемены не давали покоя. Я не могла понять, кто передо мной, и ждала подвоха. А еще не понимала… скучаю я по прежнему Кэлзу или все же нет?

После очередного круга я уговорила себя выкинуть из головы того, о ком запретила себе думать. Все эти излишние размышления ни к чему хорошему привести не могут, только заставят страдать больше. Вообще стоило бы найти себе парня – того, кто сотрет воспоминания о слишком волнующих поцелуях и смелых руках. Только вот с парнями мне откровенно не везло. Видимо, я притягивала исключительно негодяев. Или… – я печально вздохнула –негодяи притягивали меня, что не лучше.

Платформу Дерека я заметила издалека и с тоской подумала о том, что, видимо, пить кофе в одиночестве мне сегодня не суждено. Мелькнула малодушная мысль, и я почти развернула платформу, но потом подумала, что законник упорный и все равно меня дождется и смысла в побегах нет. Поэтому я повернула к дому и погасила кристалл управления возле калитки.

Законник ждал во дворе, расположившись в моем любимом шезлонге, и чувствовал себя как дома. Это бесило. Я и так была не в самом лучшем настроении. А он развалился и прикрыл глаза. Рубашка с коротким рукавом была расстегнута на груди и обнажала смуглый торс с рельефными мышцами. Мне захотелось кинуть в мужчину чем-нибудь тяжелым. И, пожалуй, я бы обязательно реализовала это свое желание, если бы он неизвестно каким образом не заметил меня раньше, чем я успела сделать пакость.

– Как прошла встреча? – поинтересовался он, не открывая глаз.

– Отвратительно, – призналась я и присела на соседний шезлонг. – Маррис – мерзавец, я ведь говорила об этом?

– Он сказал что-нибудь? – Дерек со стоном приподнялся и уставился на меня покрасневшими от недосыпа глазами. Мне стало стыдно. Похоже, то время, которое он провел в моем шезлонге, было его единственным отдыхом за последние сутки.

– Нет, конечно. – Раздражение вспыхнуло с новой силой. – Потребовал плату.

– У него же денег немерено? – удивился законник. – Неужели все мало?

– А кто сказал, что он просил деньги? – Я саркастически усмехнулась, представляя, как сжимаю тощую рыжую шею. – Его светлость желают тематическую вечеринку завтра ночью – фонтаны с вином, развязные танцы на столах и девушки в костюмах медсестричек. После этого он, так и быть, возможно, ответит на наши вопросы. Точнее сказать нельзя, ибо Маррис непредсказуем, и я не могу гарантировать, что он сдержит свое обещание. Впрочем… Кэлзу лучше не врать. Не думаю, что Маррис захочет портить отношения. Он так выпендривается, пока чувствует, что ему пойдут навстречу.

– Он хочет вечеринку прямо в госпитале? – Дерек так удивился, что не смог этого скрыть. Его лицо стало таким забавным, что я прыснула в кулак.

– Нет, конечно. У него завтра свободен дом. Он желает принимать гостей там.

– А сам он на каталке приедет? – У меня создавалось впечатление, что Дерек не любит жителей Золотого пляжа не меньше, чем я. Это нас делало ближе.

– У него есть возможность переместиться туда, куда хочется. Все ведь упирается в деньги. Они делают доступными многие вещи, которые простым смертным кажутся нереальными.

– Даже так? – Законник нахмурился и задумчиво уставился на закат. Лучи заходящего солнца обрисовали четкий профиль со слегка крупноватым носом и упрямо выдвинутым подбородком. – Что б я так жил! – хмыкнул Дерек и тут же сменил тему: – Завтра я иду с тобой.

– Куда? – осторожно поинтересовалась я, хотя прекрасно знала ответ. Просто в душе еще теплилась надежда, что я ошибаюсь и законник не собрался на тусовку золотой молодежи.

– На вечеринку, – с удовольствием подтвердил он мои опасения и встал, возвысившись надо мной, словно скала. Со своего ракурса я могла в деталях разглядеть только массивную пряжку ремня и загорелый живот с полоской жестких черных волос. И отвернуться-то никуда не выходило! Пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть в его глаза. Законник веселился. Создавшаяся ситуация, видимо, его забавляла.

– И как вы себе это представляете? – поинтересовалась я. – Думаете, Маррис будет рад законнику на своем мероприятии? Я вообще не уверена, что получится пройти кому-то постороннему.

– А ты постарайся, чтобы все получилось. Представишь меня своим парнем. По-моему, я еще не настолько стар, чтобы тебя это опозорило.

Высказав свои пожелания, Дерек направился к выходу, а я пробормотала себе под нос: «Вот не лучшая идея» – и откинулась на шезлонг, внезапно понимая, что за день устала и ноги буквально гудят. Наверное, стоит завести себе обувь без каблуков. Я слишком много передвигаюсь, для того чтобы всегда ходить на шпильке. Наконец-то вокруг меня стало тихо. Больше никто не хотел со мной говорить, не пытался отвлечь мое внимание, и выдалась возможность подумать.

Наверное, идея Дерека и правда неплоха… Все, что ни делается, – к лучшему. Наверное. Все равно на душе было не очень хорошо, я остро чувствовала неправильность происходящего между мной и Кэлзом. Все, словно липкая паутина, опутала ложь – я увязла в ней словно муха. Да и Кэлз скорее всего тоже. Я не хотела отношений с ним, но не таким способом. Мне не нравилось врать.

Я прикрыла глаза, отгораживаясь от окружающего мира. С океана дул легкий ветер, который приносил свежий запах большой воды и мелкие песчинки – сначала они жутко раздражали, но сейчас я к ним привыкла. Я вообще в последнее время все чаще воспринимала это место как дом и с удовольствием проводила бы на улице все свободное время. Лениво потягивала бы коктейль из запотевшего стакана и ничего не делала. Может быть, иногда брала бы в руки блокнот. И если днем в летние месяцы в дом могла загнать жара, то ночами всегда было изумительно – тишина, которую нарушал лишь шум волн, и чернильное небо с яркими звездами, словно запущенными в праздник фонариками.

Но сегодня что-то шло не так, я чувствовала дискомфорт. Не было привычного ощущения покоя, наоборот, необъяснимая тревога. Сначала не явная – так, легкое, раздражающее беспокойство, которое с каждым мигом становилось сильнее и отчетливее, словно надоедливый взгляд в спину.

Я повела плечами, приподнялась на шезлонге и лениво оглянулась назад, не испытывая пока страха. Бояться было некого. Я жила в хорошо охраняемом районе, сюда чужим непросто попасть – везде жучки-следилки и охрана.

За спиной находился дом, край небольшого бассейна и еще дальше, за зеленой лужайкой, высокий забор – общий с соседями, с которыми я за несколько месяцев жизни здесь так и не познакомилась.

Вокруг было тихо, спокойно и на первый взгляд умиротворенно. Но почему-то неприятное ощущение, будто за мной кто-то исподтишка наблюдает, не отпускало. Я осторожно поднялась и дошла до стены дома – здесь, прямо рядом с дверью, у меня стоял длинный металлический пруток. Я убеждала всех приходящих ко мне гостей (которые, впрочем, являлись в моем доме редкостью), что это необходимая в хозяйстве вещь. Но сама себе я не врала. Я его держала всегда под рукой на случай опасности.

Прихватив лом, я медленно двинулась в обход дома, представляя, какой дурой выгляжу со стороны, но, к счастью, забор с соседями высокий, а там, где камень сменялся ажурной вязью решетки, через которую я наблюдаю за океаном, никто обычно не ходит.

Ощущение взгляда в спину не исчезло, но чужаков я не обнаружила. На заднем дворе встретила только ползущего по своим делам скорпиона и парочку больших жуков. Все.

Убедить себя в том, что опасности нет и мне просто почудилось от переутомления и постоянного напряжения, было довольно просто, но вот настроение посидеть на веранде под шум волн пропало напрочь, и я ушла в дом. Впервые за долгое время активировала все охранные заклинания, включая те, которые установили по просьбе Дерека, и отправилась спать, предварительно по привычке почеркав в блокноте. Но сегодня у меня не вышло ничего путного – паук в центре паутины, на краях, словно мухи, попавшие в ловушку, тела убитых – Расти, Эстер и неизвестный мужчина. Они образовывали часть геометрического рисунка – тела являлись словно ключевыми узлами. И на паутине, для того чтобы картина была максимально полной, не хватало несколько таких узлов-фигур.

Мне не нужно было даже задумываться над тем, что картина значит. Знала это и так. Убийства еще не закончились – только вот кто следующая жертва? Маррис? Или еще кто-то? И какая между жертвами связь? Если Маррис, Расти и Эстер можно связать, то как к ним относится законник?

Как всегда, когда я думала слишком много на ночь, начала болеть голова, и я отложила рисунок в сторону, чтобы лечь спать. Уснула быстро. Видимо, организм смирился с бешеным ритмом, кучей мыслей в голове и научился отключаться.

А самое обычное на первый взгляд утро закончилось неприятно и пугающе. Я встала даже без будильника и выспавшаяся, потому что вчера все же легла вовремя. Поэтому успела попить кофе, сидя на кухне, не спеша и черкая на листочке узоры – просто для своего удовольствия. Накрасилась с особым тщанием. Стрелки, любимые тени и румяна на скулы, а когда открыла дверь, на пороге меня ждал весьма гадкий сюрприз.

Прямо на ступенях лежала кукла – небольшая, сантиметров пятьдесят длиной, и в целом обычная – такими любят играть девчонки всех возрастов. Те, что победнее, покупают в дешевых лавках, а есть дорогие, реалистичные и красивые – это была как раз такая. Черноволосая фирменная Сабри с телом нимфы и сгибающимися конечностями. Она лежала у меня на коврике, раскинув руки, в характерной позе, из распоротого живота торчали весьма натуралистичные кишки, которых, я предполагаю, в игрушке быть не должно, а коврик перед дверью был залит кровью.

Сама кукла была черноволосой. С прямыми длинными волосами, какая на ней кофта, я не разобрала, но изумрудного цвета рукава и кожаные штаны были весьма недвусмысленным намеком.

Я сглотнула, попятилась и уже на автомате достала из кармана жетон-визитку Дерека. Вряд ли законник успел по мне соскучиться, но тут дело требовало его вмешательства. А я, похоже, снова не успею на учебу.

Весьма печально, но, с другой стороны… если у меня не получится защитить мой проект, который почти готов, то смысл стараться? А у меня не получится, скорее всего меня просто не допустят, ведь научного руководителя я себе не нашла.

Дерек, казалось, даже не удивился моему вызову, и я, плотно притворив дверь, отправилась ждать его на кухню. Налила себе дополнительную чашку кофе и уселась на высокую барную табуретку. Неужели все же вчера меня не подвело чутье? И этот взгляд в спину не почудился? Кто-то и правда наблюдал за мной из темноты? Это пугало. Если я перестану чувствовать себя в безопасности даже здесь, наверное, сойду с ума.

Законники ездили ко мне уже как на работу и чувствовали себя излишне свободно. Дерек – еще сонный и одетый в штатское – сдержанно поздоровался и пошел варить себе кофе на моей кухне, пока двое законников рассматривали подарок перед дверью и расспрашивали меня. Многое я сказать не могла, поэтому поделилась своими подозрениями по поводу вчерашнего вечера и еще раз показала, как именно я открывала дверь.

Дерек появился с подносом, на котором дымились четыре чашки, как раз в середине моего эпического рассказа и поинтересовался:

– То есть после того, как я ушел вчера ночью, ты что-то почувствовала, но не стала вызывать меня?

Его слова прозвучали так двусмысленно, что я едва не подавилась горячим напитком и посмотрела на мужчину осуждающе. Законники, наоборот, переглянулись и засияли улыбками. Вот зачем мне это? Мало мне сплетен о романе с Кэлзом, сейчас еще в наши сложные отношения третьим добавят Дерека! И все, моя и без того небезупречная репутация окажется подмочена окончательно. А еще… сама не могу понять почему, но мне было совершенно небезразлично, что об этом подумает Кэлз.

Формальности мы улаживали около часа. Законники упаковали куклу в специальный контейнер и уехали, а Дерек привычно развалился в шезлонге, любуясь относительно спокойным океаном.

– А ты не хочешь с ними? – Я нахмурилась и сложила на груди руки. Сегодня наглость законника раздражала.

– Нет. Я хочу услышать твое мнение по поводу случившегося.

– Я бы могла заехать в управление после пар и все рассказать.

– Могла бы, – не стал отрицать он. – Но у тебя вид значительно лучше, чем открывается из окна моего кабинета. К тому же мне совершенно не хочется идти на работу.

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что думают о нас твои подчиненные? – поинтересовалась я, не спеша менять гнев на милость.

– Айрис Фелл, если судить по тому, что о тебе говорят в городе и написано в твоих личных делах… тебе наплевать на то, что о тебе думают, – ухмыльнулся он, и мне захотелось вылить ему на голову невыпитый кофе.

– В целом… да. – Я согласно кивнула. – Но не в этом случае.

– Богатенький нахальный мажор? Ты боишься, что он поверит?

– Он и так верит. – Я пожала плечами и все же присела на соседний шезлонг. С удовольствием вытянула ноги и подставила лицо солнышку. – И, наверное, я рада, что он считает, будто у меня кто-то есть… но все это как-то неправильно.

– Так в чем же проблема?

Я закрыла глаза, но все равно чувствовала слишком внимательный взгляд законника.

– Не знаю… мне не нравилось, когда все считали, будто я встречаюсь с ним… И мне не нравится, что так будут думать о нас. Потому что и в том и в другом случае это неправда.

– А в каком случае большая?

– В обоих! – фыркнула я и резко поднялась со словами: – Мне нужно ехать в колледж. Есть слабый шанс, что я все же успею хотя бы на последнюю пару.

Я направилась к двери в дом, но не успела. У моих ворот припарковался Кэлз.

– О нет… – простонала я, ожидая скандала, но, как ни странно, парень вел себя образцово-показательно. Только потемневшие от гнева или разочарования глаза выдали его состояние. Мне даже стало неудобно.

– Я переживал, что с тобой что-то случилось, – словно оправдываясь, заметил он. – Вот и приехал узнать. Видимо, зря.

– Ничего не… – начала я, но Дерек с присущей ему прямотой и бесцеремонностью перебил:

– Случилось. Твоей подружке кто-то под дверь подсунул куклу со вспоротым животом, куда напихали кишки какого-то пустынного зверька – наши эксперты выясняют какого.

– Она не моя подружка… – на автомате отозвался Кэлз, переваривая полученную информацию.

Но Дерек уцепился за слова и среагировал сразу же:

– Вот и замечательно. Именно поэтому на сегодняшнюю вечеринку я иду вместе с Айрис.

– Что? – удивился парень. Я открыла рот, чтобы объяснить, но законник не нуждался в помощниках.

– То, что вы задумали, – глупо, безответственно и опасно. Марриса уже пытались убить. А если покушение произойдет еще раз? Если за ним следят? Вы подумали о том, что можете запросто угробить ценного свидетеля?

– Там полвечеринки почти дипломированные боевики, – возразил Кэлз, скорее из упрямства. – Что может случиться?

– Вот это «почти» очень сильно меня волнует. Поэтому на вечеринке буду я в качестве сопровождающего Айрис, и сделай еще несколько приглашений для моих ребят. Все они придут в штатском и вмешаются в ситуацию, только если что-то пойдет не так. Это для вашей же безопасности. Мы не знаем, кто станет следующей жертвой.

Кэлз внимательно посмотрел сначала на Дерека, а потом на меня. Подумал и медленно кивнул.

– Хорошо. Раз у тебя нет проблем с защитниками, – обратился он ко мне, – я поехал заниматься нудным и полезным делом – организацией вечеринки. Начало в восемь. Пригласительные в платформе. Сейчас я вам дам. Не опаздывайте. И Айрис, не забудь порадовать Марриса костюмом.

– Уж я порадую, – мстительно зашипела я и нахмурилась. Рыжий раздражал меня невероятно. А Кэлза сейчас почему-то было жалко.

Правда, я подозревала, что жалеть я его буду недолго. Скорее всего сегодняшний вечер он проведет в компании раскрепощенных сестричек Свенс. Если, конечно, не надумал хранить верность Клэр. В любом случае меня это точно не касается.

Я подвезла Дерека до управления. Он пытался развести меня еще на какой-нибудь откровенный разговор, но я упрямо молчала. Почему-то я не испытывала удовольствия от того, что Кэлз по неясной причине ведет себя очень по-дружески корректно и не пытается ни устроить сцену ревности, ни переступить границу. Мне было очень гадко и больше всего хотелось сейчас поехать к парню и сказать, что между мной и Дереком ничего нет. Я бы так, наверное, и сделала, если бы смогла придумать предлог.

Кэлз ведь официально встречался с Клэр, так ради чего выворачивать душу? Ну почему же у нас такие сложные отношения! Точнее, почему даже отсутствие отношений у нас до невозможности сложное?!

– Знаешь что, Айрис, – заметил Дерек, вылезая из платформы. – Ты бы определилась со своими чувствами. А то вы с мажором очень забавно смотритесь со стороны. Пока вы ходите друг вокруг друга, мир может перевернуться, и тогда единственное, о чем вы будете жалеть, – это об упущенных возможностях.

– Пока мир стоит на месте и не торопится катиться в бездну, – парировала я. – О несделанном можно только жалеть. Мучиться от того, что сделанное не изменишь, по мне, намного хуже.

– Ты слишком рассудительна для своего возраста, – обвиняюще заметил он. – Заеду за тобой в девятнадцать тридцать. Надеюсь, ждать не придется?

Я неопределенно кивнула и умчалась по своим делам. Вообще у меня сначала были мысли, как отомстить Маррису. Я даже знала, какой костюмчик выбрать, но потом мне стало просто лень. Не стоит мерзавец моих усилий, хочет девушек в костюмах медсестер – ну и демоны с ним. Это проще, чем потом слушать его выступления и смотреть на ужимки, когда он не захочет делиться важной информацией. А в том, что Маррис что-то знает, я была уверена почти на сто процентов. Он действительно был напуган с того момента, как убили Расти. Да и Клэр нейтрализовал именно он и даже не пытался скрыть. Меня удивило, что Кэлз не пришиб его там на месте.

Я заскочила в ближайший магазинчик проката костюмов и схватила с вешалки первый попавшийся. К короткому белому халатику, который мне был чуточку узковат, прилагались еще чулки с красными бантами и маска, закрывающая половину лица, – самое то.

Пока отвозила Дерека и моталась по магазинам, учебный день закончился, и мне не осталось ничего другого, кроме как отправиться домой – готовиться к предстоящему выходу. Я забрала волосы в высокий хвост. Под халатик надела вместо чулок плотные штаны из тонкой дышащей кожи светло-бежевого цвета и такой же топик. Вид получился чуть более скромный, чем того ожидал устроитель вечеринки, но все равно притягивал взгляд. Довершали наряд босоножки с кучей ремешков. Каблук был такой внушительный, что я стала даже чуть выше плеча Дерека, который появился у моих ворот ровно в половину восьмого. Он выглядел старше моих сверстников. Ненамного, лет на пять, может быть, семь, но это выделяло его на фоне всех, с кем я общалась. И еще придавало неуловимое сходство с Норисом фон Лифеном – он был таким же взрослым и умным и так же мне нравился. Не серьезно, а так, чуточку, где-то в глубине души. И хотя внешне мужчины были совершенно не похожи, я все равно слегка дергалась. Не очень приятные ассоциации.

– Суровые вечеринки у золотой молодежи! – Дерек хмыкнул, оглядев меня с головы до ног очень мужским, оценивающим взглядом. «Может быть, делать вид, будто мы пара, – не самая лучшая идея?» – мелькнула мысль, но менять что-либо было уже поздно.

– Думаешь, я завсегдатай на них? – Смешок вышел невеселым. За ним я попыталась скрыть смущение. Все же халатик был коротеньким и слишком фривольным. А штаны обтягивали ноги, словно вторая кожа. Мой наряд на улице сочли бы крайне дерзким. Утешало лишь то, что сегодня все будут в таком виде. Я знала Кэлза – он устроит серьезный фейс-контроль.

– Ну… это вторая вечеринка меньше чем за месяц… – заметил мужчина, открывая передо мной дверь платформы. Очень по-джентльменски. Я, признаться честно, не привыкла.

– Да? – Я искренне удивилась, но потом вспомнила мероприятие у Клэр. – Видимо, на меня плохо влияет новое место жительства. Раньше я себе такого не позволяла.

Я уселась в массивную платформу Дерека и отвернулась к окну. Меня удивляло поведение законника. Зачем ему все это? Он не проявлял ко мне повышенного интереса или внимания, но почему-то упорно пытался распустить слухи о нашем с ним романе. Наверное, стоило спросить напрямую, но я, честно сказать, не понимала, как сформулировать вопрос. Поэтому хмурилась и молчала.

Дерек опять трактовал мое молчание по-своему и спросил:

– Переживаешь, что твой мажор будет ревновать? Так им это полезно, привыкли, что мир у их ног.

Я даже не заметила, когда перешла с ним на «ты». Но наши отношения давно вышли из русла формальных. А уж если мы будем изображать пару, и тем более странно выкать. Правда, по моему мнению, весь этот фарс был совершенно ни к чему. Мы могли явиться по отдельности, и никто бы не задался вопросом.

– Вот почему мне кажется, что тебе ситуация доставляет удовольствие и ты преследуешь свои цели? – недовольно заметила я. Размышления о том, что представиться парой – глупость, окончательно испортили настроение.

– Наверное, потому что так оно и есть. – Дерек усмехнулся и помог мне выбраться из платформы. А я наконец-то его разглядела как следует.

Он не был мажором. Он совсем не вписывался в местную тусовку, но если я всегда считалась белой вороной, то законник притягивал взгляд и с первых минут порождал интерес к своей персоне. Я видела жадные взгляды, которые на него бросали разновозрастные золотые девочки, все как одна на высоких каблуках и в коротеньких медицинских халатиках. На меня смотрели с ненавистью. А я поймала себя на мысли, что слишком мало от них сейчас отличаюсь. Это не понравилось, я слишком долго избегала схожести.

А еще мне пришло в голову, что если бы Дерек был тут один, пожалуй, он вызвал бы слишком много интереса и вопросов. Сейчас от навязчивого внимания его ограждала я. Он не был красив в традиционном понимании слова, скорее экзотичен. К таким в высшем обществе не привыкли. От него веяло простой мужской силой, от которой сносило голову. И у меня бы, наверное, тоже снесло в иных обстоятельствах. Сейчас же я невольно искала в толпе гостей совсем другого человека. Кэлз фо Агол слишком сильно завладел моим вниманием. Я могла на него злиться, обижаться или пытаться быть равнодушной, но он плотно засел в моих мыслях. И я думала о нем постоянно. Это нервировало.

Вечеринка начиналась еще во дворе роскошного особняка, принадлежащего семье фо Зарисов – от входа вдоль дорожек и на лужайках стояли капельницы – больше натуральных раза в два, вместо лекарственных растворов, в них клубился светящийся газ, вокруг металлических стоек плавно кружились водяные джинны. Периодически они делали замысловатые движения руками и бедрами, и гостей окатывали фонтаны воды. Девушки визжали, а белые короткие халатики становились все более и более прозрачными. Мокрая ткань липла к груди и вызывала восторг у парней. Я порадовалась, что все же надела топик.

Дерек тоже поглядывал по сторонам с удовольствием, хотя и прятал его за снисхождением. Пока мы шли через двор, уворачиваясь от брызг, пару раз за спиной я услышала шепот:

– Почему на эту стерву всегда клюют такие мужики?

Признаться, слова заставили улыбнуться, и к дверям в особняк я подошла с улыбкой на губах и гордо поднятой головой. В руку Дерека я вцеплялась по-хозяйски, правда, виной тому были совершенно убийственные босоножки. Но то, что мне не очень удобно, заметил только Кэлз.

Он встретил нас у дверей и посмотрел на меня со смешком.

– Яд, иногда даже ты ведешь себя как девочка-девочка. После сегодняшнего вечера домой ты пойдешь босиком?

– После сегодняшнего вечера ее увезут, – тихо заметил Дерек и приобнял меня за талию, заставив Кэлза прищуриться. – Я не настолько жесток, чтобы заставлять девушку ходить пешком.

– Ты плохо знаешь Яд. Она любит преподносить сюрпризы. Не пытайся что-либо спланировать за нее. Можешь получить непредсказуемую реакцию.

– А ты, смотрю, на своем опыте основываешься.

– Конечно. – Кэлз и не думал отрицать. – Она не похожа на других девушек.

Долгий и задумчивый взгляд смутил. Причем настолько, что вогнал меня в краску. В этом был весь Кэлз!

– Я заметил это. – Дерек, хоть и был старше, вел себя почему-то как мальчишка. Пришлось вмешаться.

– Брейк! – возмутилась я.

Наша милая перепалка уже начала привлекать внимание. Две девицы перешептывались у стены и неловко прятали м-фоны, которые в последнее время приобретали в Кейптоне все большую популярность.

– Так… – Я нахмурилась и, оставив Кэлза и Дерека у себя за спиной, двинулась в сторону девиц. Разбираться. Оставить как есть я не могла. Терпеть не могла малолетних сплетниц. К тому же просто была зла и жаждала выпустить пар.

Они, заметив, что я двигаюсь в их направлении, запаниковали, но почему-то не сбежали, как им подсказывал инстинкт самосохранения, а посмотрели на меня с вызовом, чего делать, безусловно, не следовало. Особенно в тот момент, когда я была не в духе.

– Какие-то проблемы, Ядовитая? – пропела одна из них и гордо вздернула острый подбородок. Она была ниже меня и заметно тоньше в кости. Настоящая аристократка.

– У вас проблемы, – спокойно ответила я. – Магснимки удаляй.

– Я не понимаю, о чем ты, – встряла в разговор ее рыжая подружка и посмотрела на меня с вызовом.

– Очень печально, хотя допускаю, что в бутиках, где продаются Хуччи, мозги не раздают. Но, видишь ли… я умею быть злопамятной. А еще…

Я сделала неуловимое движение и выхватила у рыжей из рук м-фон.

– Я быстрая.

Я удалила последние фотки, не разбираясь, не обращая внимания на возмущенные вопли и попытки выхватить из моих рук дорогую игрушку.

– Ты что творишь?! – совсем неаристократично визжала рыжая. – Там были важные снимки. А ты их все стерла! Дрянь!

– У тебя был шанс, – ответила я, вернула маленькую блестящую пластинку ее владелице и обратилась к блондинке: – А ты свой используешь?

Та ничего не ответила, но быстро защелкала длинным ногтем по стеклу, видимо, стирая компромат.

– Так-то лучше, – кровожадно улыбнулась я.

– Это ничего не значит! – словно выплюнула рыжая. – Клэр все узнает: и то, что ты мутила с ее парнем, и то, что некрасиво его кинула!

– Ну, во-первых, мне без разницы, что обо мне подумает Клэр. Простите, но у нас с вами кумиры сильно различаются. Как-то так сложилось, что мне плевать на ее мнение и расположение. А во-вторых, так умиляет, что посторонние люди знают о моей личной жизни больше, чем я сама. Могу предположить, это исключительно потому, что со своей личной жизнью – беда.

Я презрительно взглянула на откровенные халатики девчонок – слишком короткие, с расстегнутыми верхними пуговками, – гордо фыркнула и удалилась. А что? Могу себе позволить, ведь, по мнению малолетних охотниц за женихами, меня не могут поделить сразу два весьма перспективных парня.

Кэлз уже исчез, а Дерек наблюдал за мной очень внимательно. Он уже где-то раздобыл бокал и лениво потягивал из него коктейль. Мужчина стоял, облокотившись на барную стойку. Мощные плечи, накачанные сильные руки – он был тут самым крупным, – с короткой стрижкой, выделяющийся из толпы напыщенных малолеток, и охочие до развлечения девчонки слетались на него словно мухи на мед. Кто-то откровенно флиртовал, кто-то кружил рядом, выжидая время. Я испытала даже некую гордость – с таким не стыдно выйти в люди.

– Ты крута, – спокойно резюмировал он, когда подошла и, отобрав у него бокал, нахально отпила почти половину.

Дерек вел себя спокойно и с достоинством, словно не замечал ни откровенного интереса, ни взглядов.

– Если ты сегодня уйдешь с одной из этих… – я подбородком указала на жадных до развлечений аристократок, – я буду оскорблена и не прощу. В таких ситуациях я, как правило, мщу. Жестоко.

– Поверь, они совсем не мой типаж.

– А какой твой? – невольно поинтересовалась я, но он лишь хитро усмехнулся, не желая продолжать разговор. Вообще Дерек слишком хорошо умел слушать, поэтому почти ничего не говорил о себе. Ценное качество – мне бы поучиться.

– Что, наш виновник торжества пожаловал? – Я не стала настаивать и сменила тему.

– Нет еще, пойдем. – Мужчина протянул мне руку. – Твой мажор сказал, что основное представление будет в зале.

– Он не мой, – отмахнулась я. Мажором я Кэлза в последнее время тоже не считала, но не стала заострять внимание и вступать в дискуссию. Ни к чему.

В зале все было подготовлено для встречи Марриса. В центре стояла огромная кровать. Рядом капельница, тумбочка, на которой вместо лекарств стояли разнообразные бутылки. Судно – это, я так понимаю, личный подарок от Кэлза. А рядом с «мини-баром» черненькая и беленькая медсестрички в коротких откровенных халатиках.

Девушки разливали всем желающим алкоголь. С другой стороны еще одна танцевала, используя стойку с капельницей вместо шеста.

– Я еще думал, почему твоего мажора называют королем вечеринок? Теперь понимаю… Организация на высоте. Многое мне даже и в голову бы не пришло, а как это воплотить, я вообще не представляю.

– Мне льстит, – заметил Кэлз, который подошел совсем неслышно. – Правда, пока не определился – то, что ты причислил меня к мажорам, собственности Яд или обозвал королем вечеринок… Но, если честно, если бы мероприятие организовывала Клэр, было бы круче – она непревзойденный мастер, я же просто учел требования Марриса и сделал для него больничку. Ну и сыграл на его основных страстях, – парень неопределенно махнул рукой, – девочки и алкоголь. Все гениальное – просто, – с пафосом произнес он, став моментально похож на того Кэлза, которого я хорошо знала и некогда любила.

Сам официальный хозяин вечеринки появился в снопе искр под восторженное улюлюканье зрителей тогда, когда основная масса гостей уже собралась в зале. Уж не знаю, как парень так тонко прочувствовал момент, в который стоит появиться. Возможно, у него был просто богатый опыт, и он знал, через какое время веселье перейдет в нужную стадию.

Мечты о том, что получится быстренько поговорить с Маррисом и сбежать из этого царства разнузданного пафоса, разбились почти в ту же секунду, как он появился на кровати. Судя по количеству желающих прийти «навестить» больного, по Маррису скучали. Вокруг него моментально собралась толпа народа, и я печально отступила ближе к стене, которую уже подпирал Дерек.

– Расстраиваешься, что вечеринка грозит затянуться? – спросил у меня на ухо Кэлз. Он снова угадал мои мысли и опять появился неожиданно и бесшумно, заставив вздрогнуть.

– Когда ты успел так хорошо меня узнать? – недовольно буркнула я, стараясь не смотреть ему в глаза. С некоторых пор я слишком часто в них тонула. Сейчас же мне очень хотелось сохранить трезвую голову, но вот у парня были иные планы, потому что едва зазвучала медленная композиция, он протянул мне руку с предложением:

– Потанцуем?

Я в панике оглянулась на Дерека, понимая, что прямой отказ может задеть Кэлза, но и тут меня ожидало разочарование. Законника весьма бесцеремонно утащила на танцпол какая-то не в меру наглая блондинистая девица.

– Ну же, Яд! – В голосе парня прозвучал смех. – Он не придет тебе на помощь. Не сейчас. Просто потанцуй со мной, пожалуйста… разве я прошу много?

Я вздохнула, но не нашла что возразить и послушно шагнула в его объятия. Руки Кэлза ласкающе скользнули по спине – едва касаясь, но этого оказалось достаточно, чтобы щеки вспыхнули. Я готова была возмутиться, но парень просто приобнял меня, оставив ладони четко на талии – не придерешься, и осторожно утянул за собой в гущу танцующих.

Я невольно подчинилась его движениям и очень скоро начала просто получать удовольствие. Я обхватила парня за шею, но опасалась подходить к нему ближе, да и он сам не стремился сокращать разделяющее нас расстояние. И неожиданно это оказалось даже тяжелее, чем тесные объятия. Воздух между нами был словно наэлектризован. Кончики пальцев покалывало, губы пересохли, и я невольно их облизнула, это моментально вызвало вспышку в глазах Кэлза. Меня словно опалило огнем, застучало, как бешеное, сердце, и болезненно налилась грудь.

Мое тело реагировало на него слишком недвусмысленно. Меня тянуло прижаться сильнее, я упорно боролась с желаниями, но только еще больше распалялась. Его руки жгли поясницу через тонкий халатик. Топика там не было. Он заканчивался выше, прямо под грудью.

Кэлз же двигался в танце непринужденно, дышал ровно и, похоже, не понимал, что творится со мной. Это злило, и я снова себя ругала за то, что такая слабовольная. Обещала же себе, что выкину его из головы.

Веселье прервалось внезапно. Звуком разбивающегося стекла. Я отскочила от Кэлза, с ужасом уставившись на появившуюся в оконном проеме оскаленную морду рептилии – танима. Сердце пропустило удар. Я не забыла изуродованную куклу, и первой мыслью было, что тварь пришла за мной. Только потом я вспомнила про Марриса.

Вокруг заорали. Громче всех рыжий – тоскливо, по-бабьи. Вперед выскочил Дерек, а за его спиной тут же встали еще несколько законников, которые до этого были совершенно незаметны в толпе.

Кэлз схватил меня за руку и притянул ближе к себе. Я бросила на него взгляд и прочитала на лице решимость – защищать до конца. Только вот защита не требовалась. Я помнила, как Дерек один расправился с тварью, а сегодня он был с «группой поддержки».

Впрочем, я рано радовалась. Следом за первой тварью в помещение, тяжело перевалившись через подоконник, вползли еще две – чуть крупнее и агрессивнее. Они без заминки кинулись в толпу, проявив удивительную скорость для своих неповоротливых с виду туш.

Раздался душераздирающий вопль. Дерек метнулся вперед, обнажив свое мерцающее оружие, но немного не успел, блондинка, которая снимала нас на м-фон, упала на пол окровавленной сломанной куклой. Рядом истошно завизжала ее подружка и тут же метнулась к дальней стене, растолкав замершую в немом ужасе толпу.

Уровень паники поднялся. Все словно очнулись от ступора и ринулись бежать – кто куда. В зале наступил хаос. Меня едва не сбили с ног, устояла я только благодаря Кэлзу, который внезапно превратился в скалу. Он крепко схватил меня за руку и, разрезая толпу, словно нож масло, уверенно двинулся в сторону кровати Марриса, который орал, вцепившись в подушки.

Кэлз сначала бесцеремонно втолкнул меня под высокую кровать, прямо к так и неиспользованному судну, а потом следом за мной засунул Марриса, который кривился от боли и прижимал руки к животу. Следом за Маррисом последовала подушка.

– Кэлз?! Что за демоны?! – возмутилась я.

– Сиди тут! – жестко скомандовал парень. – Не высовывайтесь.

– Но!.. – возразила я. Слишком хорошо помнила, что именно моя ментальная волна в прошлой схватке спасла ему жизнь. Я могла оказаться полезна и сейчас.

– Если хочешь, считай, что ты охраняешь этого придурка. Можешь порасспросить его о том, что за демонщина здесь творится! – рыкнул парень и тут же отошел, чтобы занять место рядом с Дереком.

Просто сказать – поговори с Маррисом. Парень смотрел бешеными глазами. Он забился в самый угол и трясся там, словно нашкодивший спаниель. Я посмотрела на него и плюнула. Главное – выжить и уберечь этого идиота от такой же, как и он сам, бестолковой смерти. Поговорить можно и потом.

Я осторожно выглянула из-под кровати и тут же с визгом нырнула обратно, так как передо мной на колени рухнула одна из «медсестричек». Такого дикого взгляда я никогда не видела. У девушки дрожали губы, а руки были в крови, я дернула ее под кровать и протолкнула ее поближе к Маррису. Парень сразу оживился и притянул рыдающую брюнетку к себе.

– Они! Они… убили Крисс! – всхлипывала она, размазывая кровавыми руками по лицу тушь.

Я старалась не слушать чужую истерику, впервые была близка к тому, чтобы сама в нее впасть. Странно, что никто не пытался лезть в наше укрытие. Полуголые девицы с визгом метались по комнате. Несколько законников, Кэлз и еще парочка ребят с его факультета выстроились полукругом у кровати Марриса и отбивались от тварей, которых сейчас было значительно больше трех. Я насчитала пять, и еще две пытались пробраться через окно. Одну из них Кэлз сбил каким-то неизвестным мне заклинанием.

– Ты можешь вызвать охрану или еще кого-то? – поинтересовалась я у Марриса. Тот утвердительно кивнул, приобнимая одной рукой замершую девицу, которая уже даже не дрожала – просто смотрела перед собой остекленевшим взглядом. Мне было ее жаль.

– Уже, – хрипло заметил парень и тут же добавил, продемонстрировав свою мерзкую сущность: – Не считай всех тупее себя, Яд.

– Ты – точно тупее, – ощерилась я. – На кой демон тебе сдалась эта вечеринка? Поговорил бы с нами вчера, ничего бы этого не было.

– Думал, будет весело!

– Повеселился? – с сарказмом спросила я и снова вынырнула из-под кровати. На полу валялось несколько тел. Преимущественно девушки – совсем молоденькие. Но были и парни. Я увидела Троя – одного из группы Кэлза. Он был пьян уже, когда мы пришли. А сейчас лежал на полу, в одной руке все еще зажата бутылка пива, а другую он прижимал к разодранному животу. Глаза парня уже остекленели, а пол вокруг потемнел от крови.

Как я поняла, твари не собирались убивать всех в зале. Рвали только тех, кто попадался им на пути. Танимы вполне осознанно пытались пробиться к кровати и, подозреваю, к Маррису. А может быть, и ко мне. Но об этом я старалась не думать.

Зал постепенно пустел. Самые сообразительные по стеночке пробирались к выходу. Еще несколько человек выпрыгнули в соседнее окно, минуя тварей. Кто-то укрылся в верхних комнатах дома. Пара танцовщиц забилась под стол в углу комнаты. Визги начали стихать. Оставшиеся в помещении гости вечеринки были либо мертвы, либо старались остаться незамеченными. Тишину нарушало рычание, редкие всхлипы и звуки драки.

Законники пытались окружить тварей и нейтрализовать их. Но танимы были злы и сильны. С каждым мигом их выпады становились все более неожиданными и агрессивными. Я заметила, как Дерек резко кинулся вперед и со всего размаха вогнал мерцающий клинок в открывшееся на секунду брюхо твари – единственное слабо защищенное место.

Другая тут же метнулась на подмогу, норовя впиться острыми зубами законнику в руку. Стоящий рядом однокурсник Кэлза кинулся вперед, пытаясь повторить маневр Дерека, но не смог. Чуть замешкался, и я сглотнула от ужаса, заметив, как сверху на него прыгает огромная ящерица. Брошенная ментальная волна не успела. Тварь уже вгрызлась парню в живот. Нечеловеческий вопль пронесся по помещению. Кэлз и законники кинулись на помощь. На тварь обрушился град ударов, но три оставшиеся танимы метнулись в сторону кровати. Дерек один не мог их удержать.

– В строй! – заорал он, и его сотоварищи тут же послушались приказа. Кэлз сомневался.

Бездыханная тварь валялась прямо на теле парня, который, непонятно было, мертв или жив.

Я не выдержала, выползла из-под кровати и, сделав знак Кэлзу, бросилась на помощь пострадавшему. Скинула с усилием тушу ящероподобного зверя и упала на колени, как совсем недавно рядом с Маррисом. Но не всем в жизни дана такая везучесть. Парень из группы Кэлза был мертв. Даже я с моим даром и то смогла это определить.

Для уверенности очень тщательно проверила пульс, но все было бессмысленно. Пол, на котором я сидела, стал липким от крови. Впереди меня разворачивалась кровавая драка, и с каждым мигом оставшиеся в живых три танимы все ближе и ближе подбирались к нам. Я не успела среагировать, когда ближайшая из них резко развернулась и кинулась на меня.

Сердце пропустило удар, мир замедлился, когда я увидела перед собой монстра, готового убивать, а я не успевала сделать ничего. Даже уйти от удара. Сидела на коленях рядом с бездыханным телом – поза была слишком неудобной.

Кэлз среагировал мгновенно. Не задумываясь, кинулся наперерез и прикрыл меня своим телом. Я заорала, когда когтистые лапы полоснули парня по груди, и он буквально упал мне на руки, успев вонзить клинок в незащищенное брюхо твари. Танима завыла и рухнула, дергаясь в конвульсиях. Она была еще жива, а значит, по-прежнему опасна.

Я ухватила Кэлза под мышки и оттащила на безопасное расстояние. Раны на груди выглядели жутко, и у меня буквально останавливалось сердце, когда я думала о том, что они способны убить. А сам Кэлз на адреналине, похоже, даже не чувствовал боли.

– Я нужен там, Яд! – возмущался он, пытаясь встать и снова кинуться в бой, но не смог, и только это позволило уложить его на пол. Спорить с Кэлзом было бесполезно. Лишь собственная беспомощность могла убедить его в том, что лезть в бой дальше не имеет смысла.

Рубашку парня пропитала кровь, и со щек стремительно уходила краска.

– Лежи! – скомандовала я и стащила с себя некогда белый халатик – он единственный подходил для того, чтобы сделать перевязку. От запаха крови кружилась голова, я старалась абстрагироваться, но не могла. Такое было даже для меня слишком. Меня мутило, комната плыла перед глазами. В голове пронеслась нелепая мысль – если я грохнусь в обморок, то репутации Яд, которой все нипочем, придет конец. Вероятно, именно эти соображения и вернули мне силы и возможность дышать. Падать в грязь лицом я не любила.

Пока разрывала на бинты халат, пыталась осмыслить ситуацию. Откуда в хорошо защищенном городе взялись танимы? Кто привел их сюда из трущоб? Как вообще такое могло случиться на идеальном Золотом пляже? В голове не укладывалось. Считалось, будто здесь безопасно. Кровавая трагедия теперь многих заставит в этом усомниться.

Ящерицы совсем обнаглели. Они чувствовали скорую победу. Их противники устали и уже двигались с трудом. К тому же из борьбы выбыли Кэлз и погибший парень.

– Они не справятся, – простонал Кэлз и снова попытался подняться, но я силком уложила его обратно. Раны начинали кровоточить от каждого движения, хотя и были неглубокими.

– Ты не поможешь им, если подставишься и погибнешь! Ты уже и так сегодня герой, а я даже не успела сказать спасибо.

– Ты же знаешь, Яд, что я всегда это сделаю для тебя.

Я этого не знала, но не стала говорить вслух. Все еще переосмысливала случившееся. Проще было решать насущные вопросы.

– Раны нужно перевязать! Они сильно кровоточат.

– Как приятно… Яд о ком-то волнуется, – усмехнулся парень и откинулся на пол. Помолчал и самодовольно добавил: – Нет, не так. Как приятно, что Яд волнуется обо мне.

Я не стала отвечать на его замечание, постаралась максимально быстро перевязать, помогла приподняться и подсунула бинты под спину.

– Ничего не смогу сделать, если ты мне не поможешь! – сказала я. Парень был слишком тяжелый.

– Как скажешь. – Кэлз усмехнулся и неожиданно ухватил меня за плечи, притягивая к себе. На секунду показалось, что он снова примется за старое и сейчас поцелует, но парень только подтянулся на локтях и привалился лопатками к стене. Я замотала его туловище разорванным на полосы халатом и с неудовольствием отметила, что бинты быстро напитались кровью.

– Это всебесполезно… – заметил он. – Они не справятся. А я не допущу, чтобы тебя убили вперед меня. Перевязка ни к чему, все равно умирать. Чуть раньше или чуть позже… какая разница.

Кэлз говорил тихо и серьезно, и я понимала его правоту, но не собиралась сдаваться. Приподнялась и хотела направиться в сторону дерущихся, но Кэлз поймал меня за руку. Все же сейчас от меня было больше толку, чем от парня.

– Нет, Яд, единственный шанс спастись – бежать. Ну… или надеяться, что танимы пришли за Маррисом и нас не тронут. Я буду надеяться… – По лицу было видно, что Кэлз не верит в то, что говорит. – А ты – беги. Ты еще успеешь. Потом может быть поздно. Только поцелуй меня напоследок. А, Яд?!

– Не надейся! – Я наклонилась прямо к его губам, чувствуя неровное дыхание. – Слышишь, даже не думай, что я уйду. Маррис вызвал законников. Они скоро будут. Нужно продержаться только до них. Так что будем надеяться вместе, до последнего.

– Тогда помоги им, Яд… – тихо прошептал Кэлз, и я понимала, что эта просьба говорит о многом. Он осознал, что меня не переубедить, а еще он действительно не видел иного выхода.

– Знать бы чем, – невесело хмыкнула я. – Моей ментальной волны не хватает. Они ее не чувствуют, а больше я ничего не умею. Даже заклинания из арсенала боевиков на танима почти не действуют. Что может менталист?

Сейчас сражался практически один Дерек. Он наступал настолько яростно, что другим оставалось только прикрывать его. Танимы не могли продвинуться вперед и достать спрятавшегося под кроватью Марриса, но и Дерек не доставал их. Он пока, словно не чувствуя усталости, ускользал от когтей и клацающих зубов, перетекал, уходя от массивного хвоста, но я заметила, что законник вымотался. Движения сейчас стали немного медленнее. Пока это не играло роли, но все изменится, как только он еще сбавит темп.

Кэлз тоже это видел, поэтому осторожно взял меня за руку и сказал:

– Ударь их посильнее, я помогу.

Моя ментальная волна была мощной – Кэлз поделился магией – и неожиданной. Она оглушила ближайшую к Дереку тварь. Танима растерялась, на какое-то время оказалась дезориентированной, и этого хватило, чтобы законник нанес ей сокрушающий удар и сразу же развернулся к следующей твари. Эту, еще слабо подергивающуюся, добил прикрывающий его спину другой законник.

Я постаралась и во второй раз провернуть тот же фокус, но, похоже, твари обладали интеллектом. Поэтому вторая танима шарахнулась в сторону и заревела, размахивая хвостом. Я усилила натиск, но ничего не добилась, только растратила силы. Из носа пошла кровь, тонкими струйками стекая по губам. Я вытерла ее тыльной стороной ладони. Выжившие танимы развернулись в мою сторону, и в нечеловеческих глазах мелькнула ненависть. Меня заметили и выделили из толпы выживших. Это было плохо. Но с другой стороны, благодаря моим усилиям на одну тварь стало меньше. Осталось две танимы и четверо законников. Силы практически сравнялись.

Это поняли и танимы. Они попытались зайти с одной стороны… потом с другой… но, поняв, что защиту пробить не удастся, начали медленно пятиться к стене. Неожиданный взрыв оглушил меня. Тяжелый сгусток огня врезался в одну из тварей, она, взвизгнув, ломанулась в сторону, но сбежать не смогла, ее обезглавил запрыгнувший в окно законник в полном обмундировании. Следующий шквал огня буквально размазал по стене другую тварь.

Мы все же дождались подмоги, и сейчас законников в зале было больше, чем таним. Все закончилось. Я выдохнула и присела на пол рядом с Кэлзом, привалившись к его плечу и прикрыв глаза. Не верила, что мы продержались до прихода помощи. Правда, выжили далеко не все. Но об этом я старалась не думать. По крайней мере, сейчас. Первым делом я отправилась выуживать из-под кровати Марриса. Я понимала, что если сейчас явятся его родители, то поговорить с парнем не удастся, и все смерти… они и на моей совести тоже. Я ведь пошла на поводу у рыжего и его глупых капризов.

– Вылезай! – приказала я.

Парень вздрогнул, но с трудом, придерживаясь за живот, выбрался и вытянул за собой зареванную черноволосую «медсестричку». Она цеплялась в руку Марриса и не торопилась ее отпускать. Кажется, эти двое за время, которое провели под кроватью, сдружились.

– Смотри по сторонам! – велела я.

Маррис сглотнул, но повиновался, и без того бледная кожа стала серой. Я даже испугалась, что парень упадет в обморок, но он сдержался. Возможно, потому что черноволосая напуганная девчонка смотрела на него с испуганным обожанием.

– Что ты хочешь, Яд? – очень устало спросил он.

– Я хочу, чтобы ты все рассказал.

– Прямо сейчас? – поинтересовался он. Выглядел Маррис плохо. Его шатало, на лбу выступила испарина. Но мне было все равно. Он жив, а половина присутствовавших на вечеринке – нет. Потерпит как-нибудь.

– А когда? – излишне резко уточнила я. – Потом явится твоя мамочка – и все! К тебе и близко не подпустят.

– Мне уже давно восемнадцать. И я могу говорить без ее согласия… тогда, когда этого хочу. Эй! Законник! – крикнул он и щелкнул пальцами, словно подзывал лакея.

Дерек дернулся, скривился, но все же отвлекся от разговора со своими и подошел к нам.

– Я расскажу все, что знаю. Можно как-то задокументировать мое желание? – поинтересовался парень.

– Ни к чему. Ты свидетель, я тебя задержу, и ты расскажешь все в отделении. Сейчас. – Дерек не скрывал того, что доволен этим фактом.

– Не выйдет… – Маррис невесело усмехнулся и отнял руки от живота. Бинты пропитала кровь. – Мне запретили вставать вообще-то….

– Демоны бы вас побрали, богатенькие детки! – выругался законник.

К Маррису тут же подбежали медики и, уложив на носилки, унесли.

Кэлз уже поднялся и осторожно шел в нашем направлении сам. Я выругалась и кинулась ему на помощь.

– Пойдем, я провожу тебя к медикам, – предложила, придерживая его за талию.

– Нет. – Он послушно оперся мне на плечо и уткнулся носом в волосы. – Не нужно к медикам. У меня просто царапины. Проводи меня домой, пожалуйста.

– Ты мне даже дашь кристалл управления от своей платформы? – удивилась я.

– Я тебе дам все, что хочешь, – шепнул он тихо, и у меня перехватило дыхание от этого высказанного слишком серьезно обещания. – Просто не оставляй меня одного сегодня… я многих из них знал. Неужели ты не чувствуешь… ничего не чувствуешь, Яд?

– Не знаю… – Я сглотнула, помогая ему двигаться в сторону выхода. – Я еще не осознала, что произошло.

– Ты ненадолго задержишься? – Дерек поймал нас у выхода. – Я бы тебя отвез.

– Если нет острой необходимости, я бы предпочла отвезти до дома Кэлза.

– Острой необходимости нет. – Дерек бросил долгий взгляд на парня. – Мы завтра все равно встретимся и заполним все бумаги. И с тобой, мажор, тоже. Так что можете быть свободны. Хотя я бы рекомендовал тебе обратиться к лекарям. – Законник кивнул, показывая на бинты, пропитанные кровью.

– Нет уж! Компания Яд мне нравится больше, – хмыкнул парень и, не удержавшись, добавил: – Я же говорил, что она непредсказуемая, и если ты хочешь отвезти ее домой, не факт, что к концу вечера она не изменит свои планы.

– А ты любишь, чтобы последнее слово оставалось за тобой.

– Очень, – не стал отрицать Кэлз, а я пожалела о том, что сейчас не могу его ударить. Это будет бесчеловечно.

– Покажись лекарю, – серьезно добавил Дерек. – Неизвестно, что у них на когтях.

– Обязательно. – Кэлз кивнул. – Как только доберусь до дома, вызову семейного. Ему я доверяю больше.

Я вела едва передвигающего ноги Кэлза. А когда мы вышли на улицу, то заметили во всю стену дома надпись: «Вы заставили захлебываться кровью нас, мы заставим захлебнуться ею вас…»

– Это ведь только начало, да, Яд? – тихо произнес парень и улыбнулся уголком губ. Только вот улыбка вышла невеселой, больше похожей на гримасу.

– Не знаю, – честно ответила я. – Точно не конец. Ты знаешь, у меня в голове не укладывается, что только такая кровавая вечеринка смогла убедить Марриса в том, что не стоит держать при себе сведения…

– Он неплохой, – встал на защиту друга Кэлз. – Просто все это… – парень, поморщившись, обвел двор взглядом, – это очень не похоже на нашу жизнь… Совсем. Не думаю, что он понимал всю серьезность ситуации даже после того, как эта тварь едва не сожрала его.

– Мы все не понимали серьезность ситуации и вели себя неосмотрительно, – заметила я. – Пойдем. По-моему, там тормозит платформа родителей Марриса. Ты уверен, что хочешь с ними сейчас встречаться?

– Ой, не-ет, – простонал Кэлз и в меру своих возможностей ускорил шаг.

Он с трудом загрузился в платформу. Мне очень сильно захотелось отвезти его следом за Маррисом в больничку и положить, желательно, на соседнюю кровать. Но почему-то я была твердо уверена, что Кэлз не одобрит и сбежит.

Едва мы вывернули от дома Марриса на проспект, Кэлз попросил:

– Яд, а отвези меня к себе, пожалуйста?

Видя, что я собираюсь возмутиться, он остановил меня и добавил:

– Я обещаю вести себя хорошо. Правда. Я понял, что ты слишком дорога для меня, чтобы я продолжал оставаться сволочью.

– Совсем недавно ты говорил иначе… – заметила я, старательно делая вид, будто внимательно слежу за дорогой. Я действительно следила. Но ночью на улицах было совсем пустынно. Нам встретилось всего два транспортных средства, поэтому управлять платформой можно было особенно не напрягаясь.

– Тогда мне казалось, что я могу тебя удержать, – ответил Кэлз и хмыкнул, видимо, выражая отношение к собственным заблуждениям. Сердце сжалось, и я спросила, хотя не была уверена, что хочу услышать ответ:

– А сейчас?

– Сейчас я понял, что Яд-друг мне нравится больше, чем Яд-враг.

– Кэлз, зачем тебе ко мне? – напрямую спросила я. Все эти разговоры делали больно, заставляли сомневаться, но не были информативны.

– Потому что я не хочу радовать таким видом мать. Видишь ли, Яд, я ее люблю и стараюсь лишний раз не шокировать, а получается плохо. Я отвратительный сын, который постоянно ввязывается в мелкие и не очень неприятности. Раньше мне всегда приводили в пример Нориса… теперь аргументов нет, но… Яд, я действительно не хочу ее пугать или огорчать.

– Ты же понимаешь, она узнает о случившемся в ближайшее время.

– Да. – Он кивнул. – Она узнает и первым делом позвонит мне. А я скажу, что уехал к тебе раньше, чем все произошло, и у меня все хорошо.

– Зачем прикрываться мной? Лишние нервы, лишние слухи.

– Клэр спит… если бы было иначе, я бы уехал к ней. Она всегда меня выгораживала и перед родителями, и даже перед Брил. Пожалуйста, окажи мне эту услугу, а?

– Ты просишь стать меня заменой Клэр? – Я не смогла удержаться от вопроса и усмехнулась.

– Яд, ты не можешь стать ничьей заменой, ты слишком уникальна. Просто прикрой меня и дай мне спокойно выспаться без того, что у моей кровати будут полночи рыдать, а все оставшееся до утра время будить, так как почудилось, будто я умер. Я не переживу. Я слишком устал.

– Хорошо, – ответила я после продолжительной паузы. В словах Кэлза имелся свой резон. – Но пообещай, что целителя ты все же вызовешь.

– Как скажешь, мамочка номер два, – улыбнулся он и отклонился на сиденье.

– Позер, – фыркнула я и выехала на знакомую дорогу, ведущую к дому.

Звезды падали в океан, дул легкий бриз, и это место казалось воплощением рая на земле. Пугающая иллюзия – в раю не живут монстры. Когда в раю появляются твари из ада – это страшно и неожиданно. Кэлз планировал сегодня выспаться… а я вот не была уверена, что смогу заснуть.

Я помогла Кэлзу выбраться из платформы и проводила в гостиную, а сама направилась на кухню, где в баре стояла подаренная кем-то бутылка виски, и у меня было сильное желание уговорить ее, причем желательно в гордом одиночестве.

Пока Кэлза осматривал семейный лекарь, который примчался так быстро, словно пользовался телепортом, я сидела на кухне и воплощала свою мечту – пила вискарь. Налила в стакан и делала маленькие глотки, практически не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Перед глазами все еще стояли разбросанные по залу для вечеринки тела, а в носу стоял запах крови. Меня немного мутило. Не помог даже душ, в который я залезла, едва только переступила порог дома. Руки дрожали, и я чувствовала себя откровенно беспомощной. Никогда не испытывала подобного и не знала, как с этим бороться.

– А мне нальешь? – хрипловатый голос за спиной заставил вздрогнуть. Я обернулась и заметила Кэлза, который стоял у косяка. Парень едва держался на ногах и был бледен, но упорно не шел спать. Он смотрел на меня внимательно и немного грустно.

– Ты уверен, что тебя не свалит первая же рюмка? – скептически поинтересовалась я, но послушно достала из шкафа еще один широкий стакан.

– Я еще тебя перепью, Яд, – с вызовом бросил он и уселся на барный стул напротив меня.

Пепельная челка падала на глаза, а в уголках губ пряталась едва заметная усмешка. Как же он был красив, и как же меня к нему тянуло!

– Ты знаешь, у меня совсем нет настроения устраивать соревнование, – ответила я и налила ему на два пальца янтарного напитка.

– И это хорошо, – сказал он и выпил залпом. – У меня тоже.

– Я даже рисовать не хочу. Точнее… – Я задумалась. – Хочу, желание до зуда в пальцах, но я боюсь того, что у меня получится. Не готова это увидеть.

– Ну а виски? Оно помогает унять творческий зуд? – как-то слишком уж серьезно поинтересовался Кэлз.

– Немного. – Я кивнула и усмехнулась, а он подлил мне в стакан со словами:

– Тогда продолжим.

– Продолжим. – Я послушно сделала глоток и поморщилась: – Только из закуски у меня есть лишь обезжиренный йогурт и два яйца…

– Ты еще способна думать о еде? – удивился парень, и я была вынуждена признать, что нет, мысли о еде вызывают неприятные спазмы. Впрочем, я вообще не могла и не хотела думать. Только пила обжигающее виски маленькими глотками и смотрела в пустоту.

Мы не говорили о случившемся. Преимущественно молчали, лишь мимоходом обсудили планы на завтра. Кэлз уже едва сидел на высоком барном стуле, и я заметила, что бинты начали окрашиваться в темно-бурый, поэтому предложила переместиться в гостиную. Не хотелось бы дергать семейного целителя фо Аголов второй раз за ночь.

Там Кэлз рухнул на разложенный диван, а я замерла, выбирая между креслом и диваном, и все же, плюнув на сомнения, уселась, скрестив ноги, рядом с Кэлзом. Сегодня мне не хотелось быть одной. А рядом с ним я чувствовала себя живой, а еще могла не волноваться, так как видела – с Кэлзом тоже все в порядке. Я не хотела сейчас копаться в своих чувствах к нему, но могла сказать точно – они есть, и мне было бы очень больно, если бы я сегодня его потеряла. А еще сам парень открылся с другой стороны. Я не могла забыть, как он, не задумываясь, прикрыл меня своим телом. Он даже не сомневался. Я не думала, что он вообще способен на такое, и тем более не верила, что он может ценой жизни защитить меня.

Это осознание заставило взглянуть по-новому на многое. На нас. На попытки отдалиться и вечное противостояние. Я до сих пор считала, что роман с Кэлзом фо Аголом – это несусветная глупость, но и отпускать парня от себя не хотела.

Наверное, дружба действительно лучший вариант…

– О чем задумалась? – поинтересовался он и отставил недопитый стакан с виски на низкий журнальный столик.

Свой стакан я задумчиво крутила в руках. Лед растаял, и напиток нагрелся. Получилось теплое, разбавленное водой виски. Невкусно.

– Ни о чем… – Я пожала плечами, не желая сознаваться, над чем сейчас размышляла. – О бренности бытия и о том, как скоротечна наша жизнь.

– Яд, в скоротечности жизни и бренности бытия ты могла убедиться на своей шкуре. Отпусти ситуацию и двигайся дальше. Ничего не изменишь.

– А ты сможешь отпустить ситуацию? – невесело хмыкнула я, чувствуя, как по щеке сбегает слеза. Я просто не могла сегодня быть сильной, и сейчас было все равно, что обо мне подумает Кэлз.

– Я буду очень стараться, – сказал он. Отобрал у меня стакан и, дернув за руку, шепнул: – Иди сюда.

Я послушно позволила ему уложить себя рядом, прислонилась к теплому плечу и закрыла глаза. Наверное, если бы он захотел меня поцеловать, я бы не сопротивлялась, но Кэлз только погладил меня по волосам и притянул ближе, по-братски чмокнув в макушку.

– Все наладится, – тихо, но уверенно сказал он.

– Погибших это не вернет.

– Да. – Он не стал отрицать. – Но твои слезы тоже их не вернут. Так к чему они?

С этим аргументом поспорить было сложно, и я закрыла глаза. На душе после разговора стало значительно лучше, а еще ровное дыхание Кэлза действовало на меня умиротворяюще. Я натянула на плечи плед, укрыла им парня и осторожно обняла его за талию.

Сейчас мне было хорошо и не хотелось ни задумываться о будущем, ни отстраняться, ни думать о том, насколько это уместно. Кэлз сначала лежал неподвижно, но потом его рука переместилась мне на плечо и чуть-чуть сжала. Я замерла, ожидая продолжения нечаянной ласки, но скоро дыхание парня выровнялось – он уснул, а я испытала стыдное разочарование. Но потом напомнила себе, что такое поведение Кэлза – это именно то, чего я хочу, закрыла глаза и тоже задремала.

Здесь, рядом с ним, было тепло и уютно. В голову не лезли пугающие мысли и неприятные воспоминания. Их заглушили тепло его тела и алкоголь, поэтому я отключилась достаточно быстро, проснувшись от солнца, светившего в окно, и ощущения пустоты.

Я открыла глаза и обнаружила, что Кэлза рядом нет. Стало грустно, хотя, наверное, если бы я проснулась в его объятиях, то испытала бы неловкость. А так смогла спокойно встать, умыться и только потом обнаружила его на веранде с кружкой кофе.

– Ты же знаешь, Яд, что у тебя тут лучший вид в Кейптоне? – вместо приветствия сказал парень, блаженно щурясь.

– Я, конечно, не была во всех прекрасных местах Кейптона, но склонна с тобой согласиться.

Утро и правда было замечательным, свежим. С легким ветром, дующим с океана, и привкусом соли на губах. Я очень быстро полюбила этот дом, и даже к Кейптону стала относиться лучше. С берега океана город казался совсем другим – не таким мрачным и жестоким. В нем, оказывается, были места, похожие на рай. И мне совсем не нравилось, что кто-то в этот рай пытался вторгнуться и его разрушить.

Я сходила за кофе и присоединилась к Кэлзу. Меня не смущало даже то, что из одежды на мне была только свободная домашняя майка до середины бедра.

Рубашка Кэлза пришла в негодность, поэтому он был в штанах и бинтах. Я не хотела смотреть на его подтянутую, стройную фигуру, но взгляд сам возвращался к сильной прокачанной грудной клетке, которую сейчас частично скрывали бинты, и кубикам пресса.

Он по-своему расценил взгляд и задумчиво сообщил:

– Нужно бы заказать что-то из магазина готовой одежды. Домой я в таком виде сунуться не решусь… хотя… – Он задумался. – Мои должны скоро уехать, думаю, получится проскользнуть незамеченным.

– Я, к сожалению, могу предложить только свой корсет… Но он не подойдет тебе по размеру.

– Вот умеешь ты поддержать, Яд, – усмехнулся парень и внимательно посмотрел на меня. В сине-серых глазах мелькнула боль. А мне стало не по себе, и я отвернулась, делая вид, будто рассматриваю зелень на лужайке. Все же, как мы ни пытались стать друзьями, напряжение между нами было сложно скрыть, и оно постоянно перерастало в неловкость.

Молчание прервало появление черной платформы, которая припарковалась за воротами, – Дерек. Он явился, как всегда, с утра пораньше и без предупреждения.

– Он совсем не может без тебя? – недовольно осведомился Кэлз.

– Видимо, так. – Я пожала плечами и направилась к калитке – открывать.

– Почему я так и думал, что застану тебя здесь? – поинтересовался законник у Кэлза и кинул парню свежую, еще в упаковке, рубашку.

– Я тут просто спал, – непонятно зачем заметил Кэлз, распаковывая на ходу шуршащий пакет.

Похоже, он действительно думал, будто у нас роман. Интересно, почему этот факт его не раздражает? Очень не похоже на поведение балованного мажора.

– Собирайтесь! – скомандовал законник. – Чем раньше поговорим с Маррисом, тем лучше. А он желал видеть вас обоих. А пока вы собираетесь, Айрис, я сварю у тебя кофе? – Дерек тут же бесцеремонно направился в сторону кухни, а я только вздохнула, отметив, что кофе – это номер один в перечне необходимых покупок. Наверное, стоит приобрести побольше. В последнее время напиток уходил в немереных количествах. Скоро я начну брать плату, а то устроили тут бесплатную кофейню!

Когда я собралась, Кэлз и Дерек пили кофе на кухне. Выглядели они колоритно и, кажется, даже не огрызались друг на друга. Вот какая еще девушка на Золотом пляже может похвастаться, что у нее дома с утра сидят сразу шикарный блондин и брюнет?

– Ты выглядишь усталым, – заметила я, покосившись на законника.

– Ночь выдалась бессонной, – отозвался он и помрачнел. – Мы нашли, откуда вылезали твари. И уничтожили еще десяток. Но думаю, они не последние…

– Я считала, они пришли из трущоб…

– Как ты думаешь, они ползли по людным улицам Кейптона через весь Золотой пляж? Нет. Они пробирались по подземным тоннелям, которые связывают старую и новую части города.

– Из трущоб есть ходы-тоннели? – удивилась я.

– Есть. – Кэлз помрачнел, а законник согласно кивнул.

Сразу же перед глазами всплыла картинка, на которой я изобразила Клэр, бегущую по тоннелю. Но я ничего не сказала, это была даже не догадка, так, неясная ассоциация. Не хотела ею загружать голову Дереку, по крайней мере, пока.

В лечебницу мы поехали на платформе законника. Кэлз, оказавшийся не за кристаллом управления, заметно нервничал и дергался. Наблюдать за ним было забавно. А вот сидеть рядом на заднем сиденье платформы – не очень. Я бы предпочла, чтобы нас разделало чуть большее расстояние.

К тому времени, когда мы попали в апартаменты Марриса, пройдя через три круга охраны, парень уже был пьян. Не мертвецки, но разило алкоголем от него достаточно сильно, и он пошатывался, хотя должен был бы лежать в постели. Вставать ему еще не разрешили.

А в центре палаты вокруг натуральной капельницы медленно и томно танцевала вчерашняя брюнетка в коротком белом халатике. Видимо, Маррису она очень приглянулась. Увидев нас, девушка ойкнула и отскочила в сторону, заметно смутившись.

– Ты в курсе, что скотина? – поинтересовалась я и бесцеремонно отобрала у Марриса бутылку. Рыжий сопротивляться не мог, только возмущенно крикнул что-то обвинительное.

Дерек смотрел на него с брезгливым недовольством. Потом, не сказав ни слова, взял со стола графин и вылил его на голову нетрезвого парня.

– За что? – завопил Маррис и шарахнулся в сторону кровати, скривившись от боли.

– Так-то лучше, – удовлетворенно сказал законник, заметив, что пьяный взгляд рыжего прояснился.

На вопли примчался охранник, но Дерек шикнул и велел принести кофе на всех. Охранник попытался возмутиться, доказывая, что он не нанимался на роль официанта, но в разговор вступил Кэлз, который подошел к двери, перекинулся парой слов и сунул мужчине в форме помятую купюру. Проблема была решена, и кофе нам принесли спустя пять минут.

– Маррис, ты же обещал! – возмутился Кэлз.

– А я что? – Парень забрался с ногами на кровать, обиженно отполз к изголовью и натянул одеяло до подбородка, предварительно поманив к себе подружку, которая послушно свернулась клубочком у него под боком. – Я не отказываюсь. Может, я так готовлюсь?

– Напиваясь? – уточнила я, предпочтя забыть, что сама вчера вечером запивала впечатления виски. Но то было вчера!

– Я не могу спать! Я не могу сидеть, есть! Я ничего не могу! Что прикажете мне делать? Просил у этих… – парень кивнул в сторону двери, видимо, имея в виду врачей, – успокоительное. Дали одну таблетку – и все, дальше зажали. Пришлось догоняться. – Он указал на почти пустую бутылку, которую Дерек все еще держал в руках.

– Хватит болтать ни о чем, – одернул его законник. – Рассказывай, что ты знаешь об убийствах.

– Что именно? – Маррис не был бы Маррисом, если бы не стал выпендриваться. Он капризно надул губы и посмотрел на нас исподлобья, подтянув коленки к подбородку. Сейчас он сильно напоминал пациента из психиатрической клиники, и хрупкая медсестричка рядом смотрелась странно и противоестественно.

– Ну, начни с того, зачем ты так поступил со своей подругой, – помог ему Дерек, и я задержала дыхание. Законник говорил об этом утвердительно. Без вопроса. Я почувствовала, как напрягся Кэлз, и взяла его за руку, чтобы парень не натворил глупостей.

Он вполне мог кинуться на друга с кулаками, а нам еще многое нужно было узнать.

– Я защищал ее, – ответил Маррис, пожав плечами. Он не собирался ничего отрицать. – Ее бы убили следующей…

– С чего ты это взял?

– С того… – Маррис нахмурился и задумался. – Помните ту резонансную историю, когда четверо подростков не вернулись из трущоб?

– Да… но к чему? – поинтересовался Кэлз.

– А к тому, что тогда четверо подростков ходили не одни…

– Стоп-стоп! – встрял Дерек. – Можно с этого места поподробнее?

– Можно. – Я перебила Марриса, но сразу собраться с мыслями не смогла. Сделала короткую паузу. – Раньше у золотой молодежи существовала забава. Прежде чем принимать в свой круг кого-то из новеньких, они устраивали испытание. Отправляли претендентов (те, как правило, были младше) в трущобы, приказывали принести какой-нибудь незначительный сувенир. Последний раз закончился неудачно. Четверо подростков не вернулись. Забавы прекратились. Это если коротко.

– Продолжай. – Дерек кивнул Маррису. По глазам законника я видела – он понял не все, но не стал заострять внимание. Зато Кэлз договорить другу не дал.

– О чем ты говоришь? – удивился он. – Я же был тогда! Мы собрались в охотничьем домике Расти… они ушли…

– Правильно, а мы нажрались. Точнее, ты нажрался как скотина еще до того, как они ушли! – резко заметил Маррис. – Поэтому очень громко сказано, что ты присутствовал при случившемся.

– Да… – Кэлз кивнул. – Вы меня растолкали уже ближе к обеду, когда поняли, что никто не вернется.

– Мы знали, что никто не вернется, когда будили тебя, – горько заметил Маррис. – Ты уснул, а мы решили, что отпускать новичков в трущобы одних нельзя. И отправились вместе с ними…

– Кто вы? Брил…

– Нет. Брил осталась с тобой, она очень боялась, что ты либо проснешься и захлебнешься в рвотных массах, так как некому будет перевернуть тебя на бочок, или просто пойдешь чудить, не обнаружив нас. Ты же знаешь, она иногда превращалась в заботливую мамочку для всех. Пошли я, Расти и Клэр.

– Что там случилось? – настороженно произнес Дерек, который мрачнел все больше и больше.

– Что-то пошло не так, – ответил Маррис. – Мы разбрелись… потерялись… договорились встретиться, но у места встречи нашли только труп… Той девушки – Дороти… она лежала прямо на полу в подземном тоннеле, ее живот был распорот, а внутренности раскиданы вокруг…

– Именно поэтому после убийства Расти Клэр так испугалась? – догадался Кэлз. Маррис кивнул и продолжил:

– Мы слышали вопли остальных… Но панически испугались и сбежали… Мы должны были остаться, но своя шкура дороже. После того как выбрались на поверхность, еще какое-то время подождали у выхода, но никто не вернулся. Потом мы возвратились в домик. Ты еще спал, поэтому тебе говорить ничего не стали. Придумали легенду и ближе к обеду позвали законников.

– Ты понимаешь, что если бы ты позвал законников сразу, то те оставшиеся трое могли бы быть живы? – тихо поинтересовался Дерек.

– Да. Я это понимаю… – Маррис сглотнул. – И понимаю, что мне светит. Именно поэтому я просил о неофициальной встрече… Я все буду отрицать… тогда… мы были напуганы… я боялся за Расти и Клэр…

– Поэтому, спасая свои шкуры, вы бросили погибать почти детей? – Кэлз смотрел на Марриса по-новому, а у меня сердце упало куда-то в желудок. Я боялась, что Кэлз не сдержится, и тогда последствия могут быть совсем неприятными. Только драки еще не хватает, но парень стоял не шевелясь, только руки сжимались в кулаки.

Дерек реагировал хладнокровнее. Он не стал спорить с Маррисом и пытаться ему что-либо доказать, просто старался выудить больше сведений.

– Больше о пропавших ничего слышно не было?

– Ну… с пафосом они не возвращались – это точно, – заметил парень.

– Там были дети не только с Золотого пляжа, – тихо заметил Кэлз. – Городские. Именно поэтому историю замяли. Из наших были двое… те, за плечами которых стояла семья и из-за кого могли возникнуть проблемы.

– Ты сможешь найти о них сведения? – обратился Дерек. – Или ты даже имен не помнишь?

– Я очень хорошо их помню, – тихо ответил Кэлз. На Марриса он даже не смотрел. – Найду сведения. Яд, поможешь мне?

– Помогу. – Я ответила даже не раздумывая.

– А что с Клэр? – уточнил Дерек. – Ты собираешься возвращать ее?

– Нет, пока вы не разберетесь, кто все это устроил. – Маррис был непреклонен. – Иначе ее убьют…

– А так не тронут? – саркастически поинтересовался Дерек.

– Нет. Это месть. Неужели вы не видите, что это месть? Им важно чувствовать наши страдания. Они хотят видеть ее страх. Чувствовать боль. Тот, кто руководит танима… он где-то ждет. Стоит и наблюдает со стороны. Пока Клэр спит, он ее не тронет.

– Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз, – заметил Дерек, даже не повернувшись к нам с Кэлзом.

– Хорошо, – как ни странно, фо Агол не стал возмущаться и потащил меня за руку к двери. На друга он не смотрел. Я чувствовала, как напряжены его мышцы. Кэлз сильно злился. Я понимала его нежелание оставаться здесь дольше.

Я бы, конечно, дождалась Дерека и узнала подробности – явно он не просто так остался один на один с Маррисом, но почему-то не смогла бросить Кэлза. Он снова узнал об очередном предательстве. И опять тенью за спиной маячила Брил. Она даже после смерти умудрялась преподносить ему неприятные сюрпризы.

– Куда мы? – уточнила я осторожно, когда Кэлз выволок меня на парковку.

– Да куда угодно! – раздраженно отозвался он. – Лишь бы подальше отсюда.

Я молча кивнула и не стала ничего больше уточнять. Кэлз выловил извозчика и, поговорив минут пять, уселся за кристалл управления неновой платформы. Уж не знаю, что он сказал и сколько денег за это отвалил. А спрашивать сейчас было чревато. Поэтому я послушно уселась в платформу и просидела тихо, пока Кэлз несся по улицам Кейптона, нещадно подрезая попадающиеся на ходу платформы. Только в ручку на двери вцепилась что есть силы и сжала зубы.

Можно было бы парня одернуть, сказать, чтобы ехал медленнее, но я почему-то не стала этого делать. Наверное, потому что остро чувствовала его боль, почти как свою. Не знаю, почему я стала так восприимчива к его эмоциональному фону. У менталистов да и у некоторых боевиков (таких как Дерек) подобное периодически случалось. Просто раньше за собой я не замечала, думала, что невосприимчива к чужим эмоциям. Видимо, ошибалась.

Кэлз затормозил на Золотом пляже. Там, где песчаная коса была совсем узкой и волны набегали на нее, слизывая песчинки и утаскивая их в океан. Похоже, парню было совсем плохо. Я заметила – в минуты отчаяния он очень часто приезжал сюда.

Кэлз выскочил из платформы и прислонился спиной к капоту, уставившись на неспокойную морскую гладь.

Я вышла следом и замерла.

– Ты знаешь, Яд, – начал он, даже не поворачивая голову в мою сторону, словно чувствуя, что я и так рядом. – Я впервые за долгие годы оказался в ситуации, что мне даже выпить не с кем. Мы с Маррисом познакомились, когда нам исполнилось лет по восемь. Тогда же начали общаться с Брил и Клэр, чуть позже к нам присоединилась Расти… теперь же… – Он пожал плечами и раздраженно сунул руки в карманы. – Брил и Расти – мертвы… Маррис… Я не могу даже назвать его другом, а Клэр в коме. И все они долго скрывали от меня тот факт, что бросили на верную смерть четверых подростков!

– Они сами тогда были ненамного старше, – осторожно начала я, не веря сама себе, что встала на сторону рыжего мерзавца.

– Нет, Яд! – Кэлз покачал головой. – Это случилось три года назад. Нам уже исполнилось семнадцать, а погибшим ребятам по четырнадцать-пятнадцать. Мы были ответственны за них.

– Сложно поспорить, – согласилась я, подошла ближе, встав у капота рядом с Кэлзом, и задумалась над следующей фразой. Понимала, то, что скажу дальше, ему очень сильно не понравится. – Но… давай представим, что ты не спал в ту ночь, а отправился вместе со всеми в трущобы… ответь честно, не мне, а себе. Ты бы остался с едва знакомыми подростками умирать или кинулся бы спасать Расти и Клэр?

– Не знаю. – Парень помрачнел еще больше. – Не знаю, Яд, и именно это делает еще больнее. Я прокручиваю события и понимаю, насколько чудовищно неправильно то, что произошло там.

– Никогда не думала, что в таком контексте могу сказать подобное, но не думай об этом. Смысл ставить себя перед тем выбором, который тебе не пришлось совершать? Тебя там не было. Наверное, к счастью. Твоей вины в том нет, вот и не пытайся взять ее на себя. Это совершенно ни к чему.

– А что делать, Яд?

– Ты ничего не можешь сделать с тем, что случилось три года назад, но ты вполне способен разобраться в том, что происходит сейчас.

– Я не знаю даже, с чего начать. По сути, слова Марриса ничего не дали.

– Ты не прав. – Я покачала головой. – Мы знаем намного больше, чем до разговора. Убийства как-то связаны с трагедией трехлетней давности. Давай, как и сказал Дерек, попытаемся побольше узнать о тех людях, которые пострадали, и их окружении.

– Архив? – Кэлз повернулся ко мне, и в его глазах появился азарт. – Поехали!

– Э, нет! – Я даже отшатнулась. – Сейчас я не готова никуда ехать. Давай ближе к вечеру? Через пару часиков?

– Хорошо. – Парень не очень довольно кивнул. – Тебя отвезти домой?

Я кивнула и села в платформу. Мы находились недалеко от моего дома и затормозили возле ворот минут через пять. Я видела, Кэлз хочет, чтобы я пригласила его на кофе, но вопреки своему обычному поведению парень не стал высказывать желание, а я сделала вид, будто не понимаю намеки. Он вышел из платформы, собираясь пересесть в свою, и замер возле меня. Я смотрела на него, не отрывая взгляда. На пронзительно-синие глаза, на жесткие колючие ресницы и едва заметную улыбку, притаившуюся в уголках капризных губ. Кэлз сейчас не выглядел нахальным и избалованным мажором, он казался потерянным и несчастным.

– Ты ведь приедешь в архив, а, Яд? – поинтересовался он. – Просто… мне важно, чтобы хоть кто-то меня не обманывал постоянно. Я безоговорочно доверял Брил, а она изменяла с моим братом. Ему я, кстати, тоже верил, а он меня предал и убил мою девушку. Клэр и Маррис тоже врали. Вокруг меня вообще есть честные люди?

– Просто такой период жизни, – сказала я и подошла поближе. – Кэлз, я никогда не даю обещаний, которые не могу исполнить. Поверь, в архив я точно приеду, и не загружайся по мелочам. Я терпеть не могу Марриса, недолюбливаю Клэр… но в этом конкретном случае, вот, действительно, ты считаешь, если бы они тебе все рассказали, ты бы чувствовал себя лучше?

– Не знаю… просто все переворачивается с ног на голову. Это пугает. Я привык к тому, что мы всегда вместе и даже секреты у нас общие. Слишком много я за последний год узнал о людях, которые мне небезразличны. И то, что узнал, мне совершенно не нравится.

– Добро пожаловать в мой мир, – заметила я и осторожно убрала пепельную челку, которая лезла парню в глаза. Чисто рефлекторно, но пальцы ненароком скользнули по теплой коже, и Кэлз прижался к моей ладони щекой.

Внезапно мы оказались слишком близко друг к другу. Я видела желание и боль в его глазах, а губы были так притягательны, что я не могла не смотреть на них. Мир перестал существовать. Парень слегка наклонился, я замерла, предчувствуя поцелуй, и поняла, что не хочу сопротивляться, даже подалась вперед, однако опасалась проявить излишнюю инициативу.

Когда губы почти коснулись губ, Кэлз остановился, невесело улыбнулся и шепнул, приложив палец к моим губам:

– Нет, так не пойдет, Яд… я слишком часто делал шаг навстречу первым. Твоя очередь. Я не хочу быть ответственным за твои желания. Разберись сначала в себе. А когда разберешься… поцелуешь меня сама.

Он сел в свою платформу и уехал, оставив за собой только хвост дорожной пыли, а я так и стояла у ворот с открытым в изумлении ртом и стучащим в ушах сердцем. Интересно, почему у нас все так сложно? И как это понимать? Кэлз фо Агол решил поиграть в благородство?

До того времени, когда мы с Кэлзом договорились встретиться в архиве, удалось отдохнуть, принять душ и, расположившись на террасе, неторопливо попить кофе. Такие минуты тишины были очень важны для меня. Я решительно не могла сейчас думать о почти поцелуе с Кэлзом, о собственной готовности сдаться и о недвусмысленном заявлении парня. Он отступил, потому что давал мне возможность выбора. Только вот я пока не могла понять, что именно выбираю. Кэлз до сих пор оставался для меня загадкой, как и его намерения. Я для него трофей, как и говорила Клэр, игрушка на один день или все же что-то большее? Я не знала и прекрасно понимала, что узнаю, только если все же решусь и сделаю тот самый шаг навстречу. Но сейчас имелись более насущные проблемы, и я решила сделать вид, будто ничего не произошло. По крайней мере, пока.

Я сделала глоток кофе и начала в деталях вспоминать разговор с Маррисом. В голове наконец сложилась из маленьких кусочков картина произошедшего. Мне даже рисовать сегодня было не нужно. Новые сведения требовали доработки и уточнения, и только после можно взяться за карандаш.

Понятно, что кто-то мстит тем, кто принимал участие в трагедии, но не оказал помощи. Расти, Клэр, Маррис… но вот что за законник? Просто случайная жертва, или он тоже как-то был во всем этом замешан? Я жалела, что не уточнила у Марриса. Просто вылетело из головы.

Когда я приехала, платформа Кэлза уже стояла, презрев все правила парковки, возле центрального входа в городской архив. Мне пришла в голову мысль, что парень не заезжал домой, а проехал прямо сюда.

Повторять его подвиг и парковаться прямо на ступенях я не стала и аккуратно затесалась между двумя неновыми платформами мышино-серого цвета, потушила кристалл управления и торопливо поднялась по лестнице к тяжелым дверям городского архива.

Это здание было самым старым из сохранившихся в городе. Оно тут стояло еще с тех времен, когда в Кейптон не слетелись столичные аристократы и он был не городом, а просто процветающим рыбацким поселком. Тогда в этом здании располагалась мэрия, но это было очень давно. Сейчас здесь даже не центр города, а старая, граничащая с трущобами часть, где жили ремесленники и коренные жители – владельцы небольших лавочек или работники госучреждений. Симпатичный райончик, дом моих родителей стоял тут же неподалеку.

Кэлз сидел в зале для работы с документами. Парня не было видно из-за кипы бумаг. Он был настолько увлечен процессом, что даже не заметил, когда я подошла. Постояла немного чуть сзади, собираясь с духом.

– Нашел что-нибудь? – Вопрос заставил его вздрогнуть. Кэлз уставился на меня красными от напряжения глазами и не сразу смог сообразить, что именно я от него хочу.

– Немного, – наконец ответил он, вырвавшись из тех потоков информации, в которых пытался найти интересующие нас сведения. – Я даже не знал, что самая младшая из погибших, Дороти, – сестра Бетси. Я вообще не знал, что у Бетси есть сестра.

Парень протянул мне папку с документами, и я начала читать. Пробежав взглядом по пухлому личному делу, заметила:

– Неудивительно. Бетси приехала в Кейптон уже после случившейся трагедии. По документам получается, что она начала учиться в Королевском юридическом колледже, а через год перевелась в Меррийский колледж магии. Возможно, хотела быть ближе к родителям после трагедии.

– Да… припоминаю что-то такое. – Кэлз наморщил лоб. – Отец Бетси получил назначение в Кейптон и приехал сюда с женой и дочерью, тринадцатилетней Дороти, она была прикольная, и я думал, что она старше. Вела себя, скажу прямо, не на тринадцать лет. Мы почти не общались. Я ее видел-то два-три раза до трагедии. А уже позже появилась Бетси. Она говорила, что заскучала по семье, хотя не думала, что когда-то может произойти подобное. И мы не настолько тесно общались, чтобы я задался вопросом, кто ее семья и почему она решила бросить учебу там и переехать сюда.

– Думаешь, она может быть причастна?

– Ну, если начистоту… – Кэлз задумался. – Бетси вряд ли умнее табуретки, да и магический резерв у нее таков, что ей бы и дальше продолжать обучение в Королевском юридическом колледже. Юрист, может быть, из нее вышел бы неплохой, но вот маг будет отвратный. Так что вряд ли. А вот Кэвин фо Рональд мог бы стать перспективным магом, если бы не погиб. Он был сильным менталистом и, пишут, очень хорошо ладил с животными. Его семья молилась на него, а после трагедии мать, старшая сестра и отец уехали из Кейптона в столицу. Больше про Кэвина ничего обнаружить не удалось.

Я поднял документы по членам его семьи, но толком ничего не нашел. В архиве хранятся данные только по тем, кто проживает и работает здесь, в Кейптоне. Слышал, что сестра вышла замуж и уехала в Эторию. Поэтому вряд ли кто из них может быть причастен к тому, что сейчас творится в городе.

– Элиса Лин была дочкой торговца, – продолжил парень, перейдя к следующему делу. – Красивая, умная, дерзкая. Она встречалась с Кэвином, поэтому и оказалась в нашей компании. У нее остались три старшие сестры и младший брат. Конечно, все может быть, но я слабо представляю, что они способны провернуть такое. Им всем нужно работать, жить… Да и почему сейчас? – Кэлз выразительно приподнял брови, показывая свое отношение к этим подозреваемым. – Ну и последний, Дилан Ройс – артефактор из трущоб, но сильный и умный. У него даже родных не осталось. За него могла мстить только банда Грейсона, но точно не сейчас. Если бы последовала реакция, то она последовала бы сразу же – три года назад.

– Да, это не в стиле артефакторов из трущоб. Они действуют более открыто. Подсылать таним они бы точно не стали, – согласилась я. – И все же действительно нам нужно искать не только в прошлом, но и в настоящем. Что-то связанное с этими семьями должно было произойти совсем недавно. Давай так, – предложила я. – Ты берешь девочек, я – мальчиков, и пытаемся найти все, что есть. По ним самим, по их семьям и друзьям. Кто, где, что сейчас делают. Процесс утомительный, но поможетсузить круг поисков. Где-то должна быть зацепка.

– А почему девочек мне, а мальчиков тебе? – удивился Кэлз.

– Ну, хочешь, поменяемся. – Я пожала плечами, но Кэлз только отмахнулся.

– Да без разницы. Просто я и так уже выбрал всю информацию, которую только нашел, – ничего нового.

Кэлз выглядел сосредоточенным, собранным. Из глаз исчезло затравленное выражение, и ничего не напоминало о том, что еще пару часов назад он был сильно расстроен. Про неудавшийся поцелуй парень тоже не вспоминал. Вел себя так, словно ничего не произошло. Я тоже не стала акцентировать внимание, предпочтя сохранить деловой тон общения.

– А в прессе искал? – поинтересовалась я.

– В местной – да.

– Ладно. У меня есть еще одна идея.

Я поднялась и направилась к центру зала, где было размещено голографическое полотно-поисковик – я пользовалась похожим, только меньших размеров, когда искала убийцу Брил. Магическая схема обладала целой разветвленной системой взаимосвязей. Поместив в центр имя и выходные данные из учебных дел, можно было получить очень многое. Обычно полотном пользовались, когда искали информацию по какому-либо городскому событию, но для поиска информации о людях оно тоже подходило. Пока Кэлз заканчивал изучать бумажные дела, я решила прогнать имена через поисковик. По Дилану не было ничего, кроме короткой строки в местной газете сразу же после его смерти. А вот информация, которая вылезла по Кэвину, заставила меня встрепенуться и позвать Кэлза.

– Ты что-то нашла? – поинтересовался он, вставая у меня за спиной.

– Ты даже не представляешь что, – ответила я, разворачивая перед ним схему, состоящую из обрывков статей, фоток и диаграмм. – Кэвин – жив.

– Как? – удивился парень и подался вперед.

– А вот так. Его родня уехала из Кейптона, но не прекратила искать сына, – пояснила я, стараясь не обращать внимание на то, что парень стоит слишком близко. Я даже чувствовала тепло его тела. – Специально обученные люди вели поиски более полутора лет и все же нашли. Но повезли не в Кейптон, а в Новарис. Как я поняла, фо Рональды платили за то, чтобы не было огласки. А буквально четыре месяца назад Кэвин с родителями вернулся, правда, не на Золотой пляж, а в спальный район Роз – не такой пафосный, но и не такой заметный. Причем я нашла заметку, в которой говорится, что когда парня нашли, а это через полтора года после случившегося, законник из Кейптона ездил… и разговаривал с Кэвином. Но все было сделано очень тихо. Записи этого разговора должны сохраниться в управлении. Думаю, Дерек сумеет их найти.

– Адрес есть? – настороженно поинтересовался парень.

– Нет, конечно. – Я пожала плечами. – Это же не справочник. Я нашла небольшую новостную заметку в информационном листе Новариса и так по мелочам.

– Думаешь, он вернулся в Кейптон, чтобы отомстить? – поинтересовался Кэлз.

– Пока это вкупе с его неординарными способностями выглядит самой реальной версией. Я вызываю Дерека.

– Пойдем! – Кэлз ухватил меня за локоть.

– Куда? – удивилась я и едва не выронила из руки жетон-визитку.

– Яд, ну ты прямо из архива собралась звонить своему законнику? – уточнил он.

Я вынуждена была признать его правоту. Подождала, когда Кэлз сдаст все документы, и следом за ним вышла на улицу, где удушливая жара уступала место прохладным сумеркам.

Но связаться с Дереком я не успела. Он объявился сам. Причем вышел он на нас через м-фон Кэлза.

– Давай, парень, – выдал законник. – Бегом сюда. Твоя спящая красавица с минуты на минуту очнется.

– Что? – удивилась я, подавшись вперед.

Дерек меня заметил, поприветствовал улыбкой и сказал:

– Ну и ты приезжай, раз уж рядом оказалась. Клэр просыпается. Надеюсь, получится услышать историю из ее уст.

Я замерла словно вкопанная. Новость ошарашила, и, похоже, не меня одну. Я наблюдала за тем, как меняется лицо Кэлза, и сердце снова упало в желудок. Парень побледнел и замер, а потом на его губах сверкнула улыбка, и он бросился к своей платформе. Честно сказать, я думала, что он про меня вообще забудет, но Кэлз все же остановился у двери и спросил:

– Ну ты как? На своей или на моей?

– На своей, – сдержанно отозвалась я и достала из сумки кристалл управления. Еще пока шла до платформы на негнущихся ногах, Кэлз умчался, а я устроилась на водительском сиденье, закрыла лицо руками и почувствовала, что ладони стали влажными.

Из-за парня я плакала в первый раз в жизни. Это было стыдно, но по-другому унять боль, сжимающую сердце в ледяной кулак, не получалось.

(обратно)

Часть 3 Эта горькая сладкая месть

Я специально приехала не сразу следом за Кэлзом. Хотела выждать время и немного успокоиться. Зареванное лицо мне совершенно не шло, и я панически боялась, что кто-нибудь обратит внимание на мои покрасневшие глаза. Но в итоге я ничего не пропустила.

Когда придет в себя Клэр, ждали не только ее родители и Кэлз, но и законники – Дерек и еще какой-то незнакомый мне молоденький паренек. Поэтому народа в относительно небольшую комнатку набилось довольно много. Странно, что не было Марриса. Видимо, для того чтобы снять заклинание, его личное присутствие не требовалось.

Меня пустили без вопросов, и я застала самое интересное. Блондинка уже пришла в себя и, видимо, даже сориентировалась в пространстве, поэтому вела себя как обычно – скандально.

– Где этот мерзавец?! – Клэр вскочила с кровати и кинулась к выходу, отпихнув Дерека в сторону. Но наткнулась на Кэлза. В объятия ему она упала весьма показательно, заставив меня скрипнуть зубами.

– Стой! – попытался удержать ее парень. – Ты куда?

– Убивать Марриса!

– Клэр… – начал Кэлз, придерживая блондинку за локотки. – Он не хотел тебе сделать плохо. Он гад, но он тебя любит и пытался защитить…

– Да мне наплевать! – Клэр была возмущена. Глаза бешено сверкали. – Этот придурок… думаете, меня просто усыпил?

– А что он сделал? – поинтересовалась я, не сдержав любопытство.

– Он заставил меня почти неделю смотреть эротические сны! – Блондинка вспыхнула. – Причем придумывал их этот рыжий извращенец долго и со вкусом! Поэтому да! Я очень хочу его пришибить!

– Клэр… – Кэлз слегка встряхнул ее за плечи. – Маррис в больнице…

– Что? – Девушка отшатнулась и даже снова присела на кровать. – Его?.. – Она сглотнула и прикрыла рот руками.

– Его тоже хотели убить, но не успели, – пояснил Дерек. – Он наложил заклинание и заставил тебя уснуть, чтобы защитить. Не хотел, чтобы ты повторила судьбу Эстер или Расти. Мы можем с тобой поговорить?

– Так. – Она потерла руками виски и прикрыла глаза. Ее мать, которая до этого стояла в стороне и молчала, создавая впечатление не хозяйки дома, а наемной работницы, внезапно проявила активность и твердость. Подбежала и сказала тоном, не терпящим возражений:

– Видите, моя дочь расстроена. Она только что очнулась, а вы ее сразу же пытаетесь нагрузить разговорами! Это вредно! Так ведь, Томас? – обратилась она к лекарю, который собирал в стороне свои инструменты и бумаги.

Ответить он не успел, так как Клэр отстранила руку матери, обнимающей ее за плечи, и сказала усталым голосом:

– Я понимаю ваше желание поговорить со мной как можно быстрее и пойду навстречу. Просто всего свалилось слишком много. Мне необходимо немного прийти в себя, принять душ и переодеться, а то я как-то себя неудобно чувствую в домашнем платье среди толпы посторонних мужчин. Простите за излишнюю откровенность.

Где она нашла толпу, я не знала, но понять Клэр могла. Выглядела она после длительной комы не лучшим образом. И дело было не только во внешности, но и во взгляде. Девушка была напугана и дезориентирована. С лица исчезла надменность и уверенность в себе. Я не привыкла к такой Клэр.

Мне даже стало ее жаль. Проснуться по-человечески в кругу семьи и то не дали. Клэр ушла приводить себя в порядок, а нас проводили в малую гостиную на первом этаже и предложили кофе. Я разместилась за круглым столиком между Дереком и Кэлзом, а незнакомый мне законник встал в дверях. Его работе я совсем не завидовала. Если работу в управлении нужно начинать с этого, то, пожалуй, я присмотрю себе другую профессию. Пока ждали блондинку, молчали. Я изредка косилась на Кэлза, но он думал о чем-то своем. И подозреваю, не обо мне. Снова стало обидно. Я не могла его понять. Зачем он так со мной поступает?

Как ни странно, долго ждать Клэр не пришлось. Она присоединилась к нам довольно скоро и сейчас выглядела не как недавно очнувшаяся от долгого сна испуганная девчонка, а как настоящая светская львица. Ума не приложу, когда она успела сделать искусный макияж и уложить волосы. Обдав меня ароматом миндаля и персика, Клэр царственно уселась рядом с Кэлзом, а я сжала зубы, с неудовольствием поняв, что испытываю не что иное, как ревность.

Анализируя новые для себя чувства, я прослушала половину разговора. Впрочем, мне было не очень интересно, так как Дерек пересказывал Клэр то, что я уже слышала. Сама девушка только дополняла уже сказанное Маррисом.

– А тот убитый законник… – подала голос я, поняв, что хватит копаться в себе и анализировать никому не интересные эмоции. – Он как-то связан или случайная жертва?

– Какой законник? – нахмурилась Клэр, которая была не в курсе событий. Я печально вздохнула про себя, поняв, что и о кровавой бойне на вечеринке Марриса блондинка не знает. Но это уж пусть до нее доносит кто-то другой. Вон Кэлз, к примеру, все равно сидит и смотрит на нее с обожанием.

– После того как покушение на Марриса закончилось неудачей, был убит законник в отставке – Закис Ленар, – пояснил Дерек. – Это имя о чем-нибудь тебе говорит?

– Да. – Клэр кивнула, не задумываясь. – Закис Ленар – это законник, который приезжал на то дело. Он был самым первым и задавал много вопросов. Наверное, он докопался бы до правды, но ему хорошо заплатили.

– Почему я его не помню? – удивился Кэлз.

– Ты меня, конечно, прости, – фыркнула Клэр, – но ты всю дорогу до управления ехал высунувшись из окна платформы и радовал мостовые Кейптона своим обильным ужином, некогда дорогим алкоголем, побывавшим в твоем желудке, и скудным завтраком. Тебя абсолютно не интересовало, как звали законника. Тебе было плохо, и ты действительно не знал, что произошло. Это видели все, и тебя не трогали. Может быть, законники боялись, что тебя стошнит им на ботинки. А к управлению подъехали наши родители и сделали все возможное, чтобы ситуацию замяли.

Клэр заметила, какое жесткое выражение приняло лицо Дерека, и, слегка усмехнувшись, добавила:

– Не дергайтесь, господин законник. Ваш коллега был действительно честным парнем. Но на него давило начальство, и… все равно ничего уже нельзя было изменить.

В отличие от Марриса Клэр если и испытывала угрызения совести, то ни словом, ни жестом этого не показывала. Она вела себя несколько вызывающе, и это невероятно бесило. Впрочем, я достаточно хорошо ее узнала в последнее время и могла предположить, что за этой маской скрывается испуг и сожаление. Только она никогда и никому не позволит узнать это наверняка.

– И как вы, мисс, спите по ночам, после того как оставили на верную смерть детей?

– Очень серьезное обвинение, господин законник, – цокнула языком Клэр и даже чуть подалась вперед. И без того смелое декольте стало совсем уж неприличным. Она прекрасно это знала, но намеренно провоцировала Дерека. – Вы готовы высказать его официально?

Дерек нахмурился, но промолчал, а змеюка торжествующе улыбнулась.

– Но сегодня у меня хороший день, поэтому я отвечу, так и быть, на ваш вопрос. Я никого не оставляла на верную смерть, просто ничем не могла им помочь. И если бы задержалась, то погибла бы сама. Не думаю, что от этого стало бы проще жить родне умерших в трущобах детей. А моя смерть расстроила бы маму, папу и друзей. Поэтому я не чувствую своей вины в случившемся. Если бы я оказалась в той ситуации сейчас, я бы так же бежала сломя голову.

– Вы их туда привели, – припечатал Дерек. – И не сразу пошли к законникам.

– Если бы мы пошли ночью к законникам… да, может быть, обнаружили бы их тела. Но разве от этого кому-нибудь стало бы проще?

– Возможно, родителям, которые даже похоронить их не смогли по-человечески.

– Вы слишком сентиментальны для законника, – парировала Клэр. – А мы были молоды и напуганы.

– Так зачем пошли?

– Мы бывали там не один десяток раз. Все обходилось. И тогда… это была случайность! – выкрикнула девушка и сглотнула. В ее глазах мелькнула и снова исчезла боль. Клэр старалась быть сильной, но выглядела отталкивающе бесчувственной. Возможно, она того и добивалась, и делала это мастерски.

– Но кто-то не считает, что это случайность, – заметила я и заработала раздраженный взгляд. Впрочем, блондинка быстро взяла себя в руки.

– Да, и я не меньше вашего хочу узнать, кто это, – сказала Клэр. – И… – Она посмотрела внимательно на Дерека, взяла со стола блокнот и быстро вписала несколько имен. – Если вам интересно, кто еще находится в зоне риска, то вот.

– А родители?

– Нет. Они не в курсе. Они платили деньги за то, чтобы нас не таскали в управление и не проверяли наши слова. Что произошло на самом деле, мы не сказали никому. Только вот законник и судья, закрывший дело, и еще ряд чиновников, они могли докопаться до сути, но не стали. Я не думаю, что родители в зоне риска… ну мне так кажется. Но остальное – ваша работа, а не моя.

Девушка протянула листок с именами Дереку и поднялась, сказав:

– А теперь извините, слишком много всего для одного дня. У меня и так голова кругом. А потом, я узнала, что мой друг в больнице, поэтому… – она дернула плечом, – мне нужно его навестить и все-таки прибить. Кэлз, ты ведь съездишь со мной?

Парень нахмурился, помолчал, собираясь с мыслями, и наконец ответил:

– Я отвезу тебя. Но сам не пойду. Прости.

– Почему? – удивилась блондинка.

Ответ я слушать не стала, направилась к выходу, чувствуя разочарование, злость и тоску. На Марриса Кэлз обижался, а вот Клэр готов был простить все. И даже то, что она не чувствовала за собой вины, его ни капли не смущало. Убийства и то перестали его интересовать, ведь спящая красавица очнулась!

Я вылетела на улицу и только там вспомнила, что собиралась поговорить с Дереком. Дождалась его у платформы. Он не спешил, а увидев меня, очень удивился.

– Ты еще не уехала? – поинтересовался он и остановился рядом, засунув руки в карманы. – Думал, умчишься страдать в свою уютную норку.

– Не по чему страдать, – отрезала я, поджав губы. Очень надеялась, что Дерек поймет и не станет и дальше обсуждать тему. – Мы с Кэлзом нашли очень интересную информацию по одному из пропавших подростков.

– Да? – насторожился законник. – И какую же?

– Кэвин фо Рональд – жив.

– Это точно? – Мужчина выглядел ошарашенным.

– Да. – Я кивнула. – Должны быть записи в управлении. Полтора года назад его опрашивал один из законников Кейптона.

– Поехали в управление, – скомандовал мужчина. – Расскажешь по дороге! Мы должны найти его как можно быстрее!

Он бесцеремонно схватил меня за локоть и потащил к своей платформе, но я упрямо уперлась каблуками в плитку, которой была выложена площадка перед особняком Клэр, и завопила:

– Не-е, я на своей! – Мысль о том, что потом придется возвращаться сюда, чтобы забрать платформу, пугала.

– Ладно! – раздраженно отмахнулся он. – Давай быстрее! Не отставай. Я хочу услышать от тебя все подробности.

К тому времени, когда я добралась до управления, Дерек уже нашел старые дела и многое выяснил и без меня. Законник сосредоточенно грыз ручку, перекладывая материалы из одной папки в другую.

– Как они это пропустили? – удивленно поинтересовался он, когда заметил, что я остановилась возле его стола.

– Ну… – Я пожала плечами и предположила: – В ту сторону никто не смотрел.

– Да не скажи, – отозвался законник. – Смотрели, и еще как. Первое, с чего начинается дело, – это с поиска аналогичных случаев убийства. Здесь же в опросе Кэвина все это есть. Точнее… его тогда так и не удалось толком разговорить. В деле картинки и обрывки фраз. Парень немного двинулся головой и одичал.

– Известно, где он живет? – уточнила я, сгорая от нетерпения и любопытства.

– Да. – Дерек кивнул и захлопнул папку. – Мы сейчас туда едем.

– А я?

– А ты едешь домой и рисуешь красивые картинки. У тебя хорошо получается.

Дерек был сосредоточен и спокоен. Это буквально с ходу вывело меня из себя, и я возмутилась:

– То есть? Когда речь идет о том, чтобы найти недостающее звено, я нужна. А как все есть, то можно меня просто послать? Так нечестно! Я тоже хочу!

– Айрис, – устало вздохнул мужчина и провел рукой по короткому ежику темных волос. – Там может быть опасно. Ты это понимаешь? Мне бы очень не хотелось подвергать твою жизнь опасности, к тому же тогда, когда этого можно избежать.

– Я все понимаю. Но ты прекрасно знаешь, я в курсе, что такое опасность, и не буду высовываться. Обещаю. Возьмите меня с собой?

Дерек нахмурился, покосился на меня недовольно, но все же после некоторых размышлений разрешил:

– Только не смей лезть вперед. Сиди тихо в уголочке платформы и не проявляй никакую самодеятельность! Тебе понятно?

Я поспешно закивала и, словно щенок, поскакала следом за законником к выходу. На задержание мы отправились на двух платформах. На одной – мы с Дереком, и в другой – еще трое законников.

Район Роз был практически таким же дорогим и элитным, как и Золотой пляж, с одним отличием – здесь для полного счастья не хватало океана. Зато были великолепные парки, в которых росли розы всех цветов и видов. Их запах висел густым удушливым облаком, многие сюда перебирались именно ради него, но я не очень любила. Слишком приторный и тяжелый.

Платформы законников остановились возле высокого кованого забора, за которым росли плотные заросли розового кустарника. В глубине сада виднелся небольшой двухэтажный домик. Не такой роскошный, как у Клэр или Кэлза, но и не стандартное жилье для среднего класса. Впрочем, я прекрасно знала, что у семьи Кэвина есть деньги. Поэтому особнячок меня не удивил.

Калитка была слегка приоткрыта. Дерек, а следом за ним и остальные законники без стука или звонка плавно переместились в глубь двора.

Мне хоть и велели не высовываться, я все равно осторожно двинулась следом в хвосте процессии, внимательно изучая окружающее пространство.

Благоухающие, аккуратно подстриженные кусты, ровные, тщательно выметенные тропинки. Уютный дом благополучной семьи, даже странно, что тут мог обитать убийца. Впрочем, чему я удивляюсь? Норис фон Лифен с виду был образцом порядочности и респектабельности. Его тоже никто не заподозрил бы, если бы не мой талант и любовь мужчины к мелким трофеям. Если бы я не узнала его шейный платок, никогда бы не догадалась, что Норис фон Лифен мог быть как-то связан с Брил. И тем более мог ее убить. Тогда бы он до сих пор был на свободе… А я? Возможно ли, что в этом случае я была бы с ним?

Такие мысли я от себя отогнала. Во-первых, Норис фон Лифен в тюрьме и история не терпит сослагательного наклонения, а во-вторых, я не Брил. Я испытывала к нему симпатию, но не настолько. Все же слишком широка была пропасть, нас разделяющая. Даже шире, чем та, которая разделяет меня и Кэлза.

Отвлекшись на сторонние размышления, я проворонила тот момент, когда законник, идущий передо мной, резко остановился. Ойкнула и врезалась ему в спину.

Стало стыдно. Я пробормотала извинение и отступила, гадая, чем вызвано замешательство. Причина стояла чуть впереди на тропинке. Упитанная танима с лоснящейся шкурой, которая отливала на спине сине-зеленым, а на пузе желтым. Тварь стояла впереди, смотрела на нас немигающими оранжевыми глазами и не спешила нападать. Она то ли ждала чего-то, то ли просто с любопытством изучала непрошеных гостей. Сердце упало в желудок, и я испуганно сглотнула. Перед глазами стояла кровавая бойня на вечеринке.

Законники тоже подобрались. Несколько человек вытащили оружие, а Дерек сделал шаг вперед, обнажив мерцающий клинок. Похоже, снова назревала стычка. Я боялась только одного. Того, что тварь здесь обитает не одна.

Танима взирала заинтересованно. В ее огромных глазах с вертикальным зрачком застыло удивление и любопытство. Агрессии не было. Дерек даже замер, сомневаясь, стоит ли наносить удар по существу, которое не собирается нападать.

– Эдис! – раздался женский крик со стороны входной двери особняка. – Не трогайте его! Он безобидный!

Светловолосая женщина лет сорока бежала по направлению к нам по ступеням дома. Она была одета в легкое домашнее платье, волосы выбились из прически, а из рук она так и не выпустила пяльцы. Видимо, до нашего прихода она занималась вышиванием. Примерная аристократка, мать семейства. Вероятнее всего, мать Кэвина. Следующие слова женщины подтвердили мои догадки.

– Это питомец моего сына, – пояснила она. – Эдис совершенно безобидный, хоть имеет угрожающий вид. Кэвин привел его с собой из трущоб. Пожалуйста, не делайте ему больно.

– Безобидный? – Дерек даже поперхнулся, но оружие все же убрал. – А вы знаете, что именно такие твари совершили несколько зверских убийств, потрясших Кейптон?

Женщина замолчала и помрачнела, а потом отстраненно, но очень уверенно сказала:

– Но ведь и люди тоже бывают разными, это не повод судить обо всем виде. Поступки отдельных личностей могут быть ужасными, но это ничего не говорит об обществе в целом.

– Возможно. – Законник не стал спорить, но на таниму смотрел подозрительно. Тварь сейчас плюхнулась на внушительных размеров зад и пыталась поймать передней лапой подрагивающий хвост, как собака.

– Мы бы хотели поговорить с вашим сыном, – сообщил Дерек наконец, отвернувшись от танимы. – И пожалуйста, постарайтесь держать свое домашнее животное взаперти. Хотя бы какое-то время. Это в ваших же интересах. У меня еще будут к вам вопросы и по поводу зверюшки тоже. Мы обязаны точно проверить, всегда ли она такая мирная и где находилась во время убийств.

– Эдис не выходит за пределы двора. У нас везде жучки-следилки. Так что можете проверить. А мой сын на заднем дворе. Но… – Женщина замялась. – Кэвин… он особенный мальчик. Он сильно изменился после того случая. Ему с животными лучше, чем с людьми. Мне бы не хотелось, чтобы вы на него давили.

Дерек, кивнув, отправился по тропинке, а я повернулась к женщине и поинтересовалась:

– Как давно вы вернулись в Кейптон?

– Месяца четыре назад. Несмотря на трагические события, Кэвину хорошо именно здесь, вдали от столичной суеты, – пояснила она и спросила с изрядной долей утверждения в голосе: – Они думают, будто он причастен к убийствам? Так ведь?

Я, понимая, что нельзя разглашать тайны следствия, пожала плечами и заметила:

– Убили несколько человек. Они все были так или иначе связаны с трагедией, в которой погибли друзья Кэвина и пострадал он сам.

– Кэвин – не такой! – сказала она с горячностью, присущей любой любящей матери. – Он не способен на зло. Посмотрите на Эдиса! Разве питомец, о котором заботится мой сын, способен убить?

– Не знаю, – честно ответила я. – Давно не верю первому впечатлению, которое производят люди или явления. Да и второму не верю.

Я, чувствуя себя неловко, повернулась к женщине спиной. Со стороны внутреннего дворика Дерек уже вел, придерживая за локти, молодого, очень худого парня с потерянным взглядом. Рыжие растрепанные волосы, светлые глаза и бледная кожа – убийцу я представляла себе не так. В молодом человеке было еще очень много очаровывающей беззащитной детскости.

– Куда вы его? – испуганно подалась навстречу его мать.

– Леди фо Рональд – уверенно сказал законник. – Не стоит. Мы просто поговорим с вашим сыном в более спокойном месте.

– Он не может… слишком боится других людей! Он болен!

– Медицинское заключение говорит об обратном, – категорично заявил Дерек, а танима, которая до этого момента просто молча взирала на незнакомых людей, внезапно подобралась и зарычала.

Законники приняли боевую стойку, а я внутренне напряглась. Но Кэвин лишь взглянул в сторону животного и тихо шепнул какое-то слово, которое я не разобрала, и танима, понурив голову и поджав хвост, отступила в розовые кусты. Она беспрекословно повиновалась приказам хозяина, и если предположить, что тварей у Кэвина было больше, чем одна, и некоторым он отдал приказ убить… тогда да, убийца он.

По крайней мере, я больше не встречала людей с его способностями.

Кэвина, который выглядел обреченным, увели к платформе. Дерек передал его двум своим коллегам, а сам обратился к леди фо Рональд, которая стояла возле входа в дом и рассеянно гладила по голове притихшую таниму:

– Вы можете приехать в управление?

– Это не он! – почти крикнула женщина, с мольбой вглядываясь в холодные глаза Дерека. – Вы понимаете это?

– Пока… – Дерек сделал ударение на это слово, – все против него. У вашего сына есть мотив и есть… – он показал на таниму, – орудие.

Я смотрела на женщину, по щекам которой текли слезы, видела ее беспомощность и понимала – так гадко я себя не чувствовала никогда.

Я сдержанно попрощалась и направилась следом за Дереком к выходу. Там замерла возле платформы и попыталась немного прийти в себя.

– Что? – уточнил законник. – Все не так просто, как тебе виделось раньше?

– Я не верю в его вину. – Я покачала головой и не ответила на вопрос. – Он…

– Айрис, не все убийцы законченные расчетливые мерзавцы. Иногда потерянные, запутавшиеся дети совершают проступки. Позволяют эмоциям и гневу взять верх… а все остальное время продолжают оставаться любящими сыновьями, талантливыми волшебниками и просто неплохими парнями, но это не умаляет чудовищности их поступков. Чаще всего в жизни бывает именно так. Поэтому задержание – это всегда нелегко, а допрос еще сложнее. Ты уже сочувствуешь парню, а ведь он еще даже не начал говорить.

– Не уверена, что хочу услышать.

– И правильно. – Дерек кивнул. – Я давно сказал, что тебе лучше идти домой. Ты ведь в курсе, что завтра будет сложный день?

– А что будет завтра? – уточнила я, понимая, что в голове вакуум и я вообще смутно представляю, что мне завтра надо сделать и где быть.

– Завтра день траура, прощание с погибшими. Вся церемония будет проходить в колледже. Думал, ты не захочешь пропустить.

– Точно! – Я устало прикрыла глаза, недоумевая, как могла об этом забыть.

– Поехали. Хочешь, я тебя подвезу до дома?

– Нет. – Я покачала головой. – Предпочту забрать свою платформу у управления, иначе за ней завтра придется ехать специально.

Несмотря на то что я очень сильно устала и мечтала поскорее лечь спать, все же была слишком расстроена, чтобы сразу же ехать домой, поэтому нарезала круг по Золотому пляжу. Привела в порядок мысли, поняла, что меня все равно не оставляют сомнения, и поехала в сторону дома, планируя перед сном немного порисовать. Что-то в этой истории не давало покоя. С одной стороны, все складывалось очень удачно, куски пазла вроде бы подходили друг к другу безупречно, но создавалось впечатление, что есть что-то за границей моего понимания. Какого-то куска не видели ни я, ни Дерек.

Когда повернула на свою улицу, с неудовольствием заметила у ворот платформу Кэлза. Ну а этот-то что тут забыл? Сидел бы со своей спящей красавицей и оставил меня в покое! Сейчас совершенно не хотелось общаться с парнем. Слишком противоречивые чувства я к нему испытывала, и слишком больно было понимать, что он принадлежит не мне.

– Находить мужчин на своем шезлонге каждый раз, как возвращаюсь домой, похоже, это моя карма. – Заметила я, подойдя поближе, и остановилась, недовольно разглядывая длинные, вальяжно вытянутые ноги в узких светлых штанах. Кэлз даже успел заехать домой переодеться.

– Все возможно, – лениво согласился парень и отставил в сторону бутылку с шампанским, которое пил прямо из горла.

– Скажи мне, пожалуйста… – Я уперла руки в бока и с неудовольствием перевела взгляд на чрезмерно довольное лицо Кэлза. – У тебя есть повод пить шампанское во дворе моего дома? Вам тут всем медом, что ли, намазано?

– Ну… – протянул он. – В общем-то, да. Клэр вышла из комы и готова дальше радовать мир своим дурным характером. Маррис идет на поправку. Благодаря твоим усилиям поймали убийцу. Как видишь, поводов даже несколько. Выбирай, какой тебе нравится больше.

– Честно? – Я приподняла бровь и ухмыльнулась: – Ни один. Маррис – мерзавец, и за его здравие я точно пить не буду. Он и без моих тостов замечательно выкарабкался с того света на одном поганом характере. А за возвращение Клэр пил бы с Клэр, – это я буркнула совсем недовольно, но бутылку у парня все же отобрала и сделала глоток. Шампанское было теплым, но все равно хорошим. У Кэлза был великолепный вкус и на спиртное тоже.

– Яд, если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ревнуешь… – хитро протянул он, заставив меня подавиться. Я действительно ревновала, но никогда и ни за что бы не призналась.

– Нет. Не льсти себе. Просто очень устала и поэтому пребываю в дурном настроении. Я мечтала лечь спать, когда приеду. Это желание преследует с того момента, как ты привез к моей калитке зареванную Клэр.

– Знаю, что ты сегодня устала и не в духе. – Парень улыбнулся. – Это потому, что ездила на задержание.

– Я даже не спрашиваю, откуда ты в курсе всех событий, но да. И знаешь… – Я задумалась. – Не верю в то, что Кэвин убийца. Он слишком не от мира сего. Не подходит на роль кровожадного мстительного маньяка. Слишком мягкий и потерянный. Мальчик-ботаник.

– Норис тоже не был похож на убийцу. – Кэлз отобрал у меня бутылку и сделал большой глоток. С лица парня исчезла беспечность, но он очень быстро взял себя в руки и снова улыбнулся – вполне открыто и искренне. Я в очередной раз поразилась его умению контролировать свои эмоции. – А так… мало ли идиотов и психов? – поинтересовался он. – Не загружайся, Яд. Все закончилось, и ты сделала для этого очень много. Из тебя выйдет хорошая законница.

– Кэлз, меня не допустят к защите без научного руководителя. Поэтому… ну, разговор ни о чем. Да и не уверена я, что это мое призвание.

– Яд, – серьезно заметил парень. – Я сделаю все, чтобы у тебя была возможность защититься.

– Давай не будем сегодня об учебе, – отмахнулась я, не представляя, чем он может помочь. – Сегодня я законницей точно наработалась. Ни о чем не хочу думать.

– Я тоже не хочу ни о чем думать, – согласился Кэлз. – Поэтому и захватил бутылку шампанского. Давай не будем думать вместе? Это значительно интереснее, чем тем же самым заниматься в одиночку.

– И все же почему ты сейчас не у Клэр? Она ведь только очнулась. – Этот вопрос не давал мне покоя. Я должна была знать, прежде чем расслабиться и пить с ним шампанское дальше. Впрочем, кого я обманываю? Расслабиться с Кэлзом не получится никогда. Как только я хотя бы чуть-чуть забудусь, тут же упаду в его объятия. А это совершенно неправильно.

– Ага. Очнулась. – Кэлз заулыбался, и мне стало завидно. Обо мне с такой улыбкой он не говорил никогда. – Поругалась с Маррисом и отправилась отдыхать. Это же Клэр! И почему ты считаешь, что я всегда должен быть с ней, Яд?

– Ну не знаю… – Я пожала плечами и слегка отвернулась. Вообще, умнее было бы задать все интересующие меня вопросы прямо, но я не могла, поэтому просто пила шампанское из горла, стараясь не думать о том, что буквально секунду назад горлышка касались его губы. Интересно, почему сам Кэлз не расставит все точки? Не считает нужным выбирать между мной и ею?

– Ты в курсе, что занятий не будет? – поинтересовался он, не подозревая о моих мыслях, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Церемония прощания в два часа дня. Вид торжественный и строгий. То твое черное платье… – Он мечтательно закатил глаза. – Тебе оно чертовски идет.

– Я уже передумала его надевать, – фырк-нула я, хотя от слов Кэлза потеплело в груди.

– Вот скажи мне, Яд… – Он присел на шезлонге и повернулся в мою сторону, вдруг в один миг оказавшись слишком близко. – Чего ты хочешь?

– Спать… – ответила я не задумываясь, заставив парня на миг напрячься. В его глазах мелькнула и снова испарилась злость. Он улыбнулся, показывая, что понял мою иронию, но покачал головой:

– Нет. Так не пойдет. Ты прекрасно знаешь, что именно я имел в виду.

– Тогда ты неправильно задал вопрос, – отреагировала я, понимая, что и дальше отшучиваться не выйдет. – Нужно было спрашивать: «Чего я не хочу».

– Меня? – горько усмехнулся Кэлз.

Проще всего было бы ответить утвердительно, но я не могла врать в лицо. По крайней мере, не любила. Да и несправедливо это по отношению к человеку, который рисковал из-за меня жизнью.

– Я не люблю, когда со мной играют в игры, правил которых я не знаю…

– Увы… – Он наклонился ниже, вглядываясь в мои глаза. – У некоторых игр нет правил. Либо ты играешь, либо – нет.

– Поэтому я и стараюсь держаться в стороне.

Наш разговор был странным, но почему-то мне дико нравился. Я словно стояла на острие ножа.

– Не очень-то получается… – очень тихо заметил Кэлз. От хриплого ласкающего голоса по спине побежали мурашки.

– Да, потому что ты всегда рядом, – ответила я слишком грубо, злясь на то, что снова поддаюсь его очарованию.

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил он слишком серьезно, а я впервые задумалась по-настоящему. Хорошо ли мне было совсем без него? Скучала ли я? И поняла, что очень не хочу его отпускать. Мне жизненно необходимо, чтобы он был рядом или хотя бы маячил где-то на горизонте.

Видимо, терзания отразились у меня на лице, потому что Кэлз усмехнулся. Только усмешка вышла горькая.

– Видишь, Яд, ты сама играешь и тоже в игру без правил… и она еще менее честная, чем моя. Ты – одна большая нерешимая загадка.

– Ты не пытался разгадать. – Я покачала головой и отвернулась, чтобы скрыть слезы в уголках глаз, а Кэлз поднялся и направился к выходу.

– Пытался… и даже несколько раз казалось, что у меня почти получилось, но именно тогда ты мне показывала на дверь. Я сам не понимаю, чего еще жду. Если я тебе не нужен, может быть, ты уже отпустишь меня?

– А разве я держу? – Слеза скатилась по щеке. – Я никогда тебя не держала.

– Это тебе так кажется. – Он развернулся и присел рядом со мной у шезлонга. Осторожно вытер слезу. – Не плачь. Если ты меня не держишь, то почему же я не могу уйти?

– Не знаю… – Я уже плакала, не в силах остановиться. Чтобы не выглядеть совсем уж жалкой, обняла его за шею и уткнулась носом в воротник рубашки, пахнущей знакомой туалетной водой, от которой кружилась голова.

Кэлз вздохнул и присел рядом. Шезлонг возмущенно застонал, и парень, выругавшись, встал, поднял меня на руки и понес в сторону дома, не обращая внимания на мои слабые возражения.

Я испуганно дернулась у него в руках, но он пресек мои попытки вырваться словами:

– Ш-ш-ш, тише. Некоторые обещания я не нарушаю.

Я не стала уточнять какие. Он принес меня на диван и, сгрузив на подушки, присел рядом, притягивая меня к себе.

– Почему все так сложно? – спросил Кэлз и откинул мне с лица волосы.

– Сама задаю себе этот вопрос, – отозвалась я, сильнее цепляясь в его рубашку. Сидеть так, прижавшись к его плечу и обняв обеими руками за талию, было очень уютно. Под моей щекой гулко билось сердце. Если скользнуть ладонями вверх-вниз, можно почувствовать подушечками пальцев рельеф его тела. Хотелось большего. Кружащих голову поцелуев, сводящих с ума прикосновений, его страсти, но Кэлз лишь придерживал меня за плечи и осторожно изредка целовал в макушку, а я понимала: если сейчас сдамся и поцелую его, возможно, уже завтра он окажется от меня так далеко, что, даже находясь рядом, я буду чувствовать разделяющую нас пропасть. А может быть… оно того стоит?

Я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, медленно скользнула рукой от пряжки ремня вверх к груди и сильной шее. Кэлз резко выдохнул и чуть сильнее сжал мое плечо, а я замерла, понимая, что мне это очень нравится – балансировать между «да» и «нет». Дразнить его и в то же время делать вид, будто это все случайность и я не понимаю, что творю. Какое-то время моя рука лежала неподвижно на том месте в центре груди, где особенно хорошо прослушивается учащенное биение сердца. Как только ритм выровнялся, я повторила ласку, но уже в обратном направлении. У ремня брюк Кэлз перехватил мою руку и тихо сказал:

– И после этого ты говоришь, что не играешь, Яд? Ты хоть понимаешь, что творишь со мной?

Он отодвинулся и поднялся с дивана, оставив меня одну. Сразу стало грустно и холодно.

– Ты обижаешься, если я провоцирую тебя, – шепнул он, наклонившись прямо к моим губам. Я чувствовала его теплое дыхание и видела лицо очень близко. Так хотелось, чтобы он поцеловал, что я даже подалась вперед, но в последний миг парень снова отстранился, и я чуть не выругалась от неудовлетворенного желания. – Но сама играешь со мной с удовольствием, – припечатал он. – Яд, я согласен уйти от тебя подальше и даже не появляться на горизонте. Я согласен остаться друзьями и не претендовать на большее. Но я очень тебя прошу, не нужно меня дразнить, давать надежду, а потом отталкивать. Тебе не кажется, что это не совсем честно?

– А ты ведешь себя честно? – горько усмехнулась я, чувствуя, что скоро снова разрыдаюсь.

– С тобой – да. – Кэлз развернулся и пошел к двери.

– Не получилось со мной, идешь к Клэр? – Глупая фраза, которая заставила меня себя возненавидеть. Я никогда не вела себя словно ревнивая истеричка. Ни с кем. Особенно с тем, кто мне не принадлежал.

– Яд. – Кэлз резко развернулся. – Я не понимаю тебя. Ты хочешь остаться друзьями, но готова растаять в моих объятиях и ревнуешь к Клэр. Тебе не кажется это странным? Разберись сначала в себе, в своей голове, с Дереком и собственными желаниями, а потом обвиняй меня. Твое умение в любой разговор вплести Клэр меня вообще удивляет. Ты думаешь о ней значительно чаще, чем я. Поверь! – буркнул он и стремительно вышел.

Я хотела кинуться следом и попросить прощения. Но, конечно же, не стала. Потому что пока я не могла исправиться и не играть с ним. Не получалось отпустить его от себя, но и разрешить приблизиться было сложно. От этого я чувствовала себя невероятно гадко. Даже рисовать не хотелось.

Я свернулась калачиком прямо тут, на диване, и заснула, уткнувшись носом в подушку, возле которой сидел Кэлз. Она до сих пор хранила его запах.

А с утра под кофе я все же взяла в руки карандаш и начала рисовать. На листке плотной бумаги появилась та же паутина, на которой еще осталось свободное место для жертвы, и на заднем плане Кэвин. Только вот нити, которыми были оплетены жертвы, шли не к нему в руки, а в лапы паука, который и олицетворял убийцу-кукловода. Вместо морды или лица у паука было белое пятно.

Мое подсознание было согласно с интуицией и тоже считало, что Кэвин не убийца. Я отложила в сторону рисовальные принадлежности и задумалась. До двух часов было еще много времени, поэтому я собралась, накрасилась, надела все же то платье, которое хотел на мне видеть Кэлз, и перед церемонией решила заехать в управление к Дереку. С Кэвином должны были уже поговорить. Может быть, он рассказал что-то интересное? То, что прольет свет на убийства? А потом, законник просил показывать ему мои рисунки, рисовала я сейчас нечасто, но вот сегодняшняя картина казалась весьма интересной.

Вид у меня был излишне официальный и торжественный для нанесения рабочего визита, но времени переодеваться два раза у меня не было, пришлось ехать так.

Не знаю, с чем это связано, но столько платформ на улицах Кейптона я не видела давненько, поэтому добиралась дольше, чем планировала. Времени осталось в обрез. Только забежать, быстренько узнать новости и мчаться в колледж.

В управлении я произвела фурор, так как выглядела словно девушка, которая собралась на светский прием. Я преодолела людный коридор с гордо поднятой головой, остро ощущая нехватку нижнего белья. Зато осанку держала как настоящая леди. За спиной перешептывались, и я пару раз услышала весьма неприятное: «Любовница заявилась к Дереку выяснять отношения». Я проигнорировала язвительные замечания, но лица молодого парня и девчонки-стажерки на всякий случай запомнила.

Дерека на месте я не застала, что ввергло меня в печаль. Его помощник сказал, что законник на допросе и освободится «ну… наверное, когда-нибудь», я вздохнула, печалясь о потерянном времени, но ждать было уже некогда, поэтому положила на стол законнику рисунок и направилась в сторону выхода, где на лавочке застала заплаканную леди Рональд, мать Кэвина. Увидев меня, она встрепенулась и сделала шаг навстречу.

– Я ничего не знаю, – поспешила откреститься я и даже отступила на шаг. Подозревала, что расстроенная мать захочет услышать от меня хоть что-то. – Поговорить с законником, ведущим дело вашего сына, не получилось. Он занят.

– Кэвин не виноват. – Она с некоторым вызовом посмотрела мне в глаза. – С ним наш адвокат, в силы которого я верю больше, чем в свои. Но того, кто сделал это… нужно обязательно найти. Иначе на репутации моего сына навсегда останется несмываемое пятно.

– Умение вашего сына редкое, почти уникальное, и это играет против него, – сказала я. – Если вы знаете, кто еще обладает таким же даром, скажите законникам. Это облегчит им работу. Я тоже не очень верю в вину Кэвина. Но вряд ли мое мнение является важным. Меня никто не будет слушать, если доказательства будут против него.

– Его отец обладает таким же даром, но он вне подозрений. Его сейчас даже в городе нет – длительная командировка. Он в море.

– А друзья? Кэвин с кем-нибудь общался?

– Нет… – Женщина покачала головой. – К нему только одно время заходила девушка…

– Девушка? – насторожилась я и уточнила: – Блондинка?

– Нет, темненькая, как и ты.

– Расскажите об этом Дереку! Это законник, который ведет дело, – скомандовала я. – Обязательно. Вдруг она – ключ ко всему.

– Но это просто девушка… – неуверенно сказала женщина. – Милая, воспитанная. Она единственная не шарахалась от Эдиса. А так даже прислуга не вся соглашается работать в доме.

– Тогда думайте дальше. Потому что если выяснится, что нет никого, кто может повелевать танимами… значит, в смертях виноват ваш сын.

Наверное, мои слова прозвучали излишне жестоко, но они были правдивы. Возможно, подольше пообщавшись с матерью Кэвина, я бы узнала больше полезной информации, но время поджимало.Опаздывать было нехорошо, поэтому я гнала как никогда и все же успела затормозить у Меррийского колледжа магии буквально за десять минут до начала церемонии прощания. Проскочила мимо охранника, цокая каблуками, словно подкованная лошадь, и внеслась в переполненный зал.

Тут царила гнетущая атмосфера. Я даже запнулась на входе и резко затормозила – неуместно было нестись с бешено горящими глазами и волосами назад. Это смотрелось бы в высшей степени неуважительно по отношению к погибшим.

Гробы с телами однокурсников стояли в центре зала, заваленные цветами. Можно было подойти и попрощаться, но я не успела, да и не горела желанием. Устроилась на свободном месте где-то в последнем ряду, между двух девчонок-первокурсниц, которые взирали на меня с ужасом. Видимо, слава до сих пор шла впереди меня.

Кэлз ожидаемо сидел возле Клэр где-то впереди, сразу за рядами, которые заняли родственники погибших. Как ни странно, на церемонии присутствовал даже Маррис со своей черноволосой медсестричкой. Похоже, рыжего выпустили из больницы. Были так уверены в том, что убийца больше не появится? Может, и мне уже стоит успокоиться и перестать искать подвох там, где его нет?

Речи, звучащие из уст руководства колледжа и приглашенных политиков, были шаблонными и заставляли меня скрипеть зубами. Не были погибшие героями и надеждой нации не были. Они просто несчастные девчонки и мальчишки, которые пришли развлечься, а попали в мясорубку и погибли. Глупо и жестоко. Ничего героического в их смерти не было. От рыдания матерей в первом ряду сжималось сердце, и очень скоро я позорно сбежала. Такие мероприятия я переносила с трудом. Я разместилась в холле первого этажа на подоконнике – мое любимое место в колледже, по которому я буду скучать.

Тут было тихо и спокойно. Я прекрасно знала, что будет происходить в зале дальше. На сцену выйдет жрец, его магия окутает тела погибших, и больше никто их не увидит, зато на уже подготовленных могильных камнях на местном кладбище появятся символы – даты жизни и смерти.

Какое-то время сидела в одиночестве. До конца церемонии зал покинули я и еще несколько таких же слабых духом. Основная масса начала выходить группками уже после завершения церемонии. Кто-то рыдал, кто-то был совершенно спокоен. Я же чувствовала, что настроение на нуле, – слишком хорошо помнила саму трагедию, чтобы остаться ко всему совершенно равнодушной, но, с другой стороны, у меня не было среди погибших друзей или хотя бы тех, кого я хорошо знала.

В толпе я искала одного конкретного человека – Кэлза и заметила его издалека, а он меня нет. Парень остановился в компании Клэр, которая цеплялась за его локоть, Бетси и Марриса с его новой пассией. Сердце ухнуло вниз, и я готова была сдаться. Но потом поняла, что такое поведение не в моем духе и вообще очень глупое.

Я долго решалась, но потом все же направилась в сторону парня. Это было непросто. Я никогда не шла с ним на контакт первой, если, конечно, он мне не нужен был по делу. Сейчас я тоже преследовала не одну цель, а несколько. Не знаю, чего хотела больше – проверить его, досадить Клэр или все же попросить прощения.

– Привет. – Я остановилась рядом с компанией и заработала недовольный взгляд Бетси.

Блондинка уже открыла рот, чтобы возмутиться, но вовремя его захлопнула, так как больше никто язвить не спешил. Клэр смотрела с вежливым интересом, Маррис с легкой иронией, его кукла вообще взирала как на живую звезду. Мне даже неудобно стало, а в глазах Кэлза я прочитала радость и еще что-то непонятное, но от чего на душе становилось тепло.

– Кэлз… – слова застряли в горле. Прилюдно извиняться я не привыкла. – Хочу попросить у тебя прощения. Вчера была не права и вела себя не лучшим образом.

Я ожидала в ответ язвительности, в крайнем случае великодушное «ничего страшного», но парень снова удивил. Отступил от Клэр, взял меня за локоть и шепнул:

– Пошли.

Я повиновалась беспрекословно, скорее от удивления, и успела уловить недовольно-задумчивый взгляд Клэр. «Ну прости, блондинка, – пронеслось в голове, – сегодня его вниманием завладела я». И это было приятно, хотя совершенно мне не свойственно.

– Куда мы? – поинтересовалась я, позволяя приобнять себя за талию и не испытывая дискомфорта по этому поводу. Наоборот, от души отлегло. Парень на меня если и злился, то вчера и несильно.

– В столовку, – ответил Кэлз и, поймав мой удивленный взгляд, пояснил: – Я не виноват, что это единственное место, где можно попить кофе и спокойно поговорить в колледже. Или… – он лукаво улыбнулся, – ты говорить не хочешь? Сказала все, что планировала?

– Пожалуй… – я выдержала паузу и взглянула на него с хитрой усмешкой, – я хочу выпить кофе…

– Вот и отлично.

Мы выбрали столик у окна и разместились. Кэлз принес два стаканчика кофе сомнительного качества. Понюхал и, сморщившись, устроился на стуле напротив меня. Я крутила в руках стаканчик, молчала и не знала, что еще сказать. Просто не привыкла к таким разговорам и не могла понять, как воспринял Кэлз мои слова, поэтому собралась с духом и уточнила:

– Знаешь… я попросила прощения, но… не уверена, что смогу не дразнить. Наверное, тебе стоит просто не подходить ко мне. Во избежание.

– Мне нравится, что ты не можешь не дразнить меня. – Он неожиданно улыбнулся. – Это значит – тебе не все равно. Меня этот факт неизменно радует.

– А я бы хотела быть свободной от этих эмоций. Честно.

– Знаешь, Яд, мы не всегда получаем то, что нам хочется, – непривычно серьезно отозвался парень.

– Сказал Кэлз фо Агол, который всегда добивается своего! – Я фыркнула.

– Как показывает практика, далеко не всегда. И это меня ввергает в тоску. – Кэлз пожал плечами и внезапно уточнил, сменив тему: – Что ты делаешь сегодня вечером, Яд?

– Ну… если и правда все закончилось… – не совсем уверенно отозвалась я, – то буду сидеть на террасе и пить шампанское. С клубникой. Я видела на рынке огромную клубнику и поняла, что не ела ее почти год.

– Пить шампанское в одиночестве? Это неправильно, или у тебя есть тот, кто составит тебе компанию?

– Даже не знаю… – Я снова начала его дразнить и испытывала от этого дикое удовольствие. – Я постоянно у своего дома нахожу разных мужчин…

– И тебе без разницы, кто именно окажется там сегодня вечером? – В шутливом тоне несложно было уловить очень серьезные нотки. Это был тот вопрос, на который отвечать стоило осторожно. Та грань, за которой травить не нужно.

– Не совсем. В последнее время мне больше нравятся блондины.

– Я приеду к тебе, Яд. И мы будем пить шампанское с клубникой. Только, всех богов ради, оставь за мной право выбора спиртного.

– Полагаюсь на твой вкус, но… – Я на миг стала серьезнее. – Ты знаешь мой характер… я боюсь подпустить тебя к себе ближе, но мне нравится тебя дразнить… увы.

– Я долго думал… и понял одну вещь – мне тоже нравится, когда ты меня дразнишь. Но только не заигрывайся, Яд, я могу не выдержать…

– И что тогда будет? Просто мне лучше знать заранее.

– Представления не имею. И не хочу об этом думать. – Он смотрел серьезно. – Пока я согласен на шампанское на берегу океана, и все. Я не тороплю тебя.

– Я боюсь стать твоей игрушкой… – призналась я. – Очень боюсь.

– Тогда наши опасения очень схожи. Заметь, пока играешь ты.

Ответить не успела. Визг был настолько громким, что я даже подпрыгнула. Доносился он откуда-то со стороны второго этажа, где располагались кабинеты администрации. Мы с Кэлзом вскочили одновременно и кинулись бежать. На лестнице перескакивали через три ступеньки, но примчались одними из самых последних. Спиной к директорскому кабинету прислонялась изрядно позеленевшая леди Брисса. Ее необъятная фигура закрывала полностью всю дверь – видимо, чтобы не пропустить никого из любопытствующих.

– Что случилось? – спросил Кэлз у Марриса, который тоже побледнел, но пытался держаться бодрячком.

– Убили какого-то чинушу… – голос парня дрогнул.

– Какого-то? – уточнила я, подойдя поближе и попытавшись поймать бегающий взгляд Марриса. – Или того, кто был в списке Клэр?

– Ну да! Он был в списке! – огрызнулся парень. – Но непонятно, кто и как его убил! Может, сам преставился? А леди Брисса просто перепугалась на пустом месте.

– Ты искренне веришь, будто его убили как-то иначе? – фыркнула я, понимая, что оказалась права. Убийца – не Кэвин. Он, конечно, мог заранее спланировать и это убийство, но верилось с трудом.

Рыдания леди Бриссы становились громче, и из обрывков фраз, которые заместительница выдавала подбежавшему директору, я поняла – чиновника убили так же, как и остальных, – много крови и выпотрошенное тело.

Нужно срочно сообщить Дереку, поняла я и, резко крутанувшись на каблуках, направилась к лестнице.

– Яд, ты куда? – крикнул мне вслед Кэлз, порываясь бежать следом.

– Сообщить Дереку! – бросила я через плечо.

– Законников вызвали, – сказал Маррис, но я отмахнулась:

– Мне нужен свой, личный законник.

Я выскочила в коридор первого этажа, который почти опустел после церемонии, остановилась у окна и достала жетон-визитку, но прежде чем успела совершить вызов, заметила, как у главного входа притормозили две платформы законников, а следом за ними знакомая, черная Дерека.

Мужчина из нее буквально вылетел, хлопнул дверью и помчался в сторону колледжа. Причем вид законник имел для него нетипичный – суетливо-бешеный, своих лениво топчущихся у транспортных средств коллег он обогнал и только что-то гаркнул через плечо. Я спрятала визитку в сумочку-клатч и стремительно направилась к выходу, намереваясь перехватить мужчину у дверей.

Тихие голоса услышала в пустом коридоре, ведущем в сторону кухни, и невольно замерла, прислушиваясь. Все же любопытство родилось раньше меня.

– Куда ты меня ведешь, Бет? – Клэр была то ли пьяна, то ли под мэджем. Я отступила в темную нишу в стене и заметила двух девушек, двигающихся в сторону запасного выхода. Клэр мотало так, словно она выпила все запасы спиртного из своего бара, а вот Бетси была, судя по ровной походке, трезва, и она упорно тащила слабо сопротивлявшуюся подругу к кухонной двери.

Я замерла, решая, что делать: следовать за девушками или идти навстречу Дереку. Но подумала, что Дерек уже в курсе случившегося и ближайшее время ему все равно будет не до меня, поэтому после недолгих размышлений отправилась следом за Бетси и Клэр, стараясь, с одной стороны, не выдать своего присутствия, с другой – не потерять их из виду.

Клэр была невменяема, а Бетси просто не обращала внимания на то, что творится вокруг, поэтому меня не заметили. Нужно было только идти осторожно на цыпочках, чтобы не цокать каблуками. Мы прошли через кухню, и я следом за девушками вышла на задний двор. Спряталась за дверью и увидела, что Бетси довольно грубо загружает Клэр в припаркованную платформу. Причем платформа была не новая, обшарпанная, неприметного серого цвета и с большим багажником – такой обычно используют для перевозки строительных материалов. Подобные платформы пользовались бешеным спросом у мелких фермеров.

Я уже готова была вмешаться в ситуацию открыто, но Бетси, захлопнув заднюю дверь платформы, стремительно двинулась в сторону хозпостроек.

Я, улучив момент, кинулась к платформе, открыла дверь и потрясла Клэр за плечо.

– Эй, с тобой все нормально? – поинтересовалась я, пытаясь поймать расфокусированный взгляд.

Блондинка медленно повернула голову в мою сторону и пробормотала с едва заметной улыбкой на губах:

– А? Яд… ты всегда суешь нос не в свое дело. Впервые тебе за это благодарна.

– Что случилось? – взволнованно поинтересовалась я, игнорируя язвительный тон блондинки.

– Эта тупица опоила меня какой-то дрянью… мэдж, думаю… Что-то поганенько.

– Так! – Я подхватила блондинку под руки и поволокла из платформы. – Вылезаем! Разберемся потом. Ты ведь не хочешь никуда ехать со своей подружкой? А то, может, я тебе вечернее развлечение порчу? Если так, то скажи.

– Упаси боги! – фыркнула королева и вцепилась мне в плечо. Я ее с трудом вытащила на выложенный плиткой задний двор колледжа, и мы очень медленно направились в сторону задней двери, но далеко уйти не успели.

Я не очень боялась Бетси и прекрасно знала, что могу постоять за себя, поэтому не слишком таилась и не особенно торопилась. Неизвестно, зачем эта идиотка запланировала похитить Клэр, но я была уверена, что у меня хватит сил справиться. Но не учла все возможные вариаты. Бетси была не одна. Она вывернула из-за угла с танимой на тонком, декоративном поводке. Морда твари все еще была в крови.

– Ты… – прошептала я. – Должна была догадаться, что это ты…

– Видишь, – довольно ответила мне Бетси. – Ты далеко не так умна, как хочешь выглядеть. Умеешь же ты, Яд, оказаться в не нужном месте в не нужное время, – усмехнувшись, добавила она. – Ты портишь мне игру. Быстро возврати Клэр в платформу. Не заставляй меня злиться.

– Нет… – Я покачала головой. – Нет… – ответила увереннее и сделала шаг в сторону кухонной двери. Убежать бы, но тогда придется бросить Клэр, да и танима наблюдала за нами злобным немигающим взглядом.

– Яд, не будь дурой, ты можешь встать в позу и заорать, позвать на помощь, но тогда я спущу свою зверюшку. Как ты думаешь, успеют вас спасти? Будем проверять скорость реакции твоего законника?

Я и так знала ответ: «Нет, не успеют».

– Ты же считаешь себя умной. Посади Клэр в платформу, не вынуждай меня применять крайние меры. Если ты сейчас заставишь меня спустить таниму и испортишь задуманную игру, я не остановлюсь и после вас пойду убивать дальше. У меня еще длинный список.

– Послушай ее, Яд, – едва слышно сказала Клэр, которая висела без сил у меня на руках.

Я понимала, что другого выхода нет, и нехотя повиновалась. Усадила блондинку в машину, успев шепнуть ей на ухо:

– Если она меня не прибьет, я придумаю, как тебя спасти.

– Я в тебя верю.

Я отошла и закрыла дверь. Действовала осторожно, не совершая никаких резких движений. Кто знает, что у Бетси и ее твари на уме? Я судорожно прикидывала, что можно сделать в этой ситуации, но в голове была пустота. Бежать – точно не вариант. Не успею сделать и шагу. Я видела, насколько танимы умеют быть быстрыми.

– Так, а теперь ты… – скомандовала Бетси. – Прости, но в салон тебя сажать очень опасно. Ты слишком непредсказуема. Лезь в багажник!

– А я думала, ты меня отпустишь.

На самом деле спрашивать об этом было наивно, но я не могла не попытаться.

– Ты мне не нужна. Но отпускать тебя? Я не так глупа, как вы все считали. Тратить время на убийство в данный момент не хочу, поэтому поедешь с нами, скрасишь досуг Клэр, а потом я придумаю, что с тобой сделать. Возможно, попробую обменять или еще чего. Пока не решила. И да… – сильнейший ментальный удар сковал голову тисками. Я застонала от неожиданности и приложила ладони к вискам, хотя прекрасно понимала – это не облегчит боль. – Даже не думай кого-то позвать на помощь.

Бетси подошла ко мне и, тщательно ощупав, отобрала маленькую сумку-клатч со спрятанной в ней визиткой Дерека.

– А теперь залезай в багажник.

Я сглотнула, но повиновалась, устроившись в довольно объемном пространстве, а следом за мной тут же запрыгнула танима и уставилась кровожадным немигающим взглядом.

– Ты заняла ее место, – сказала Бетси. – Подвинься.

Я испуганно отползла в сторону, а танима, довольно пыхтя, устроилась в углу.

– Следи за ней! – скомандовала Бетси своей питомице, и тварь послушно уставилась пугающими желтыми змеиными глазами. Стало совсем не по себе.

Платформа тронулась с места резко, рывком, и рептилия едва не навалилась прямо на меня. Душа ушла в пятки, но тварь, видимо, строго выполняла команды кукловода, поэтому, выровнявшись, снова уползла на свое место и даже глаза немного прикрыла. Видимо, утомилась жрать внутренности чиновника, поэтому пока не хотела пробовать на вкус мои.

Я не собиралась следовать указаниям Бетси и тут же попыталась послать ментальный сигнал Кэлзу, но танима, видимо, умела чувствовать магию, так как сразу зарычала и щелкнула зубами прямо перед моим носом.

– Все, уяснила, – тихо заметила я, и рептилия моментально отодвинулась, будто поняла, что я сказала.

Мы ехали довольно долго. Я устала сидеть в неудобной позе. К тому же петляли изрядно, от чего разболелась голова. Я, как ни пыталась, запомнить направление не смогла. Платформа затормозила. Стало слышно, как ругается Бетси, видимо, пытаясь вытащить Клэр. Потом на какое-то время все затихло. Я даже подумала, что блондинка про меня забыла, но она появилась спустя минут пятнадцать, а может быть, больше. Сложно сказать. Часов у меня не было, а время, проведенное в закрытом помещении с танимой, длилось бесконечно.

– На выход! – скомандовала девушка. Она успела сменить строгое, чопорное платье на мужские штаны и рубашку. Только увидев ее в таком облачении, я поняла, что Бетси не пухленькая, а коренастая и мускулистая. – Если мне хоть на секунду не понравится твое поведение, сразу же спущу питомицу! – пригрозила она. – Ты мне совершенно не нужна, Яд, и насколько долго ты проживешь, зависит исключительно от того, как сильно ты меня будешь раздражать.

Я кивнула и осторожно, стараясь не делать лишних движений, выбралась из платформы. Бетси уже лишила жизни стольких, что я осознавала – ее слова нельзя игнорировать. Она действительно способна убить меня за один неверный шаг. А я очень сильно хотела жить.

Я передвигалась плавно, не спеша, показывая, что веду себя примерно, и пытаясь рассмотреть, куда она нас привезла. Сказать наверняка было сложно, но я бы ставила на пригород. Еще не трущобы, но и не благополучные районы. Этот дом был некогда хорошим и крепким – в два этажа, но сейчас сад зарос настолько, что приходилось продираться сквозь кусты, а сам дом зиял пустыми окнами. Можно было сколько угодно раз пройти мимо этого старого особняка и не понять, что внутри живут монстры, которые терроризируют город. Лучшего места, чтобы спрятать меня и Клэр, Бетси и придумать не могла. Случайно нас тут не найдут – это точно. Я запрещала себе думать о том, что нас вообще тут, вероятнее всего, не найдут.

– Бет, – начала я. – Зачем ты это делаешь? Отпусти нас.

– Яд, не говори глупостей! Я готовилась к этому три года. Я искала возможность, училась и тренировалась. Забила на учебу в юридическом колледже – все ради того, чтобы почтить память Дороти. Неужели ты думаешь, я так просто отпущу эгоистичную дрянь, которая бросила мою сестру умирать? Нет, конечно. Знаешь, как рыдала мама, когда Дорри не стало?

– Твоя сестра уже была мертва!

– По вине Клэр! Никто не знает, что именно тогда произошло. И уж точно не знаешь ты!

– Спроси Кэвина. Это…

– Я знаю, кто это! – хмыкнула блондинка. – Лучше, чем ты представляешь! Он немного не в себе, иначе бы сам давно организовал чистку в этом городе! С его-то способностями.

– А твои родители… думаешь, им будет легче, если одну дочь убили, а другую упекут в камеру до конца жизни?

– Не упекут, Яд, хотя забота твоя приятна. И я не буду с тобой говорить! Ты мне искреннее противна, даже больше, чем блондинистая дрянь! Жаль, что ее другую подружку убили до того, как я придумала этот замечательный план! Мне бы хотелось свести ее, Брил и леди Тесс. Но придется менять план. Сначала я просто хотела всех убить, но после вечеринки… поняла, что это невыгодно и уже неинтересно. Таниму нужно воспитывать, тренировать. Да и поймать нелегко! А сколько моих принцесс убили? Мне это не понравилось. А потом… я поняла, как с виновниками можно поиграть. Клэр… она точно заслуживает игры. А ты составишь ей компанию. Жаль, Марриса не удалось заполучить. Он слишком осторожен. Но и до него у меня дойдут руки. Не так, значит, иначе. Но он тоже поплатится за то, что сделал.

Я смотрела в ее бешено горящие глаза и осознавала, что девушка ненормальна. Хотя бы потому, что она не понимала – Кэвин рано или поздно расскажет про нее. Дерек обязательно догадается. Не знаю, успеет ли спасти нас, но ее… ее он точно найдет и обезвредит. Бетси провела меня в подвал дома и втолкнула в камеру, которая тут была словно специально организована для нас с Клэр.

– Моя леди Тесс… – Бетси указала на таниму, – будет сторожить вас. Если вы двое будете себя вести слишком громко или деятельно, она… Нет, не убьет, но попугает хорошенько, и если вдруг у вас не останется после этого ноги или руки… ну что же. Значит, такова ваша судьба. Игра от этого станет чуть более короткой, но не менее занимательной.

Решетка захлопнулась перед носом, и я, стараясь не делать лишних движений, пробралась по стеночке к Клэр, которая сидела, привалившись к стене, на каком-то вонючем матрасе.

– Ты как? – тихо поинтересовалась я, присаживаясь рядом.

– Отвратительно, – призналась блондинка и прикрыла глаза. – Эта дрянь накачала меня мэджем. Что она хочет с нами сделать? И зачем…

– Ничего хорошего, подозреваю, – ответила я, искоса наблюдая за танимой, которая ходила из стороны в сторону буквально в метре от нас. – Но пока не убила. Что касается «зачем»… – Я замолчала, чтобы продолжить спустя секунду: – Тогда в трущобах погибла сестра Бетси – Дороти. Видимо, это месть.

– Вот же демоны… за все приходится платить… я всегда знала, но тогда… – Клэр замолчала. – Я правда думала, что хватит денег. В итоге все, кто взял наши деньги, – мертвы.

– Вы бросили подростков умирать. – Я пожала плечами. Уже не могла молчать об этом, но и не испытывала того ужаса от осознания факта, как тогда, когда только об этом узнала.

– Мы были напуганы до такой степени, что соображать начали только ближе к обеду! – Клэр всхлипнула. – Яд, правда. Мы виноваты, но… я не уверена, что сейчас поступила бы иначе.

– Что случилось, не исправишь, – ответила я, чтобы не возобновлять неприятный разговор. – Только вот Бетси… она, видимо, немного свихнулась. И доказать это ей, боюсь, не получится. Что бы она ни задумала, сделает все, чтобы довести это до конца. И знаешь, я не уверена, что мы после этого выживем.

– Взяли же парня?! – истеричным шепотом возмутилась блондинка. – Кэвина. Он умеет управлять разными зверюшками и тогда еще умел! Я была уверена, что все убийства его рук дело.

– Да. Взяли. – Я кивнула. – Потому что он был там, в подземельях, и он умеет управлять танима. Клэр, та трагедия изменила его. Он… ну немного странный. Но из разговора с Бетси я поняла, что она как-то заставила или уговорила Кэвина обучить ее приемам управления танима. Его мать сказала, что Кэвина навещала девушка… но она видела брюнетку! И Бетси… она же слабая и глупая! Для меня самой многое неожиданность. За все время я даже не нарисовала Бетси ни разу.

– Бетси – хорошая актриса, – тихо заметила Клэр. – Я знала это, но не придала значения. Тоже не воспринимала ее всерьез и не связала с той историей. Я вообще старалась не вспоминать. Она убьет нас? Так ведь?

– Думаю, рано или поздно убьет. Она еще лелеет мечту заполучить Марриса, даже меня хотела обменять на него.

Клэр хмыкнула, а мне даже обидно не было.

– Я не стала ее разочаровывать. Зачем ей знать, что Маррис уже сидит в защищенном всеми возможными способами замке на высоком холме и ни за что оттуда не выйдет, пока все не закончится. Просто побоялась, что в этом случае она меня убьет на месте от разочарования. Мне, знаешь ли, очень хочется жить. – «И выпить шампанского с одним нахальным блондином», – добавила я про себя, но говорить это вслух по известным причинам не стала.

– А умереть тут, думаешь, лучше?

Как ни странно, Клэр даже в такой ситуации умудрялась шутить и вообще держалась с достоинством. Я ждала истерику богатой избалованной девочки.

– Здесь нас двое, и мы еще живы. А пока мы живы, надежда у нас есть.

– Вот за что уважаю тебя, Яд, это за то, что ты никогда не сдаешься. Пробовала подать ментальный сигнал?

– Да. – Я поморщилась. – Но эти твари, – я подбородком указала на таниму, – чувствуют и огрызаются.

– Ну ничего… это не так важно.

– Не важно? Ты вообще видела, куда нас привезли? Нас будут искать вечно.

– Не совсем… – Клэр хмыкнула. – Моя мамочка всегда дружила с мамой Марриса, и паранойя у них одна на двоих. Поэтому и на нем, и на мне стоят магические метки. С детства. Если деточку украдут, по этой метке можно найти. Никогда не думала, что она окажется полезна. Мы с Маррисом с детства шутили, что у нас в заднице по магическому маячку… Это всегда казалось смешной, иногда раздражающей ненужной мелочью. Но сейчас… Знаешь, я подумала, что если выживу, своему ребенку (надеюсь, он когда-нибудь у меня будет) поставлю такую же. Какой бы ни была благополучной твоя жизнь, ты в любой момент можешь оказаться в лапах у сума-сшедшей…

– А может, просто нужно научить ребенка не делать откровенные глупости?

– Перестань, Яд! – отмахнулась девушка, совершенно не обидевшись. – Во-первых, нельзя научить ребенка не делать глупости. А во-вторых, ты ведь ни в чем не виновата, но сидишь здесь со мной, и погибнем, если законники не успеют, мы с тобой вместе…

Что ответить, я не нашла, поэтому заметила:

– Значит, нам остается только сидеть и молиться, чтобы Бетси про нас не вспомнила раньше, чем придут на помощь.

– Как только она увидит посторонних, тут же спустит свою тварь, – очень буднично произнесла Клэр, а я почувствовала, что ее плечо дрожит. Она тоже боялась. – Скажи, у нас есть шанс с ней справиться?

– Не думаю, – честно ответила я. – Не здесь. Максимум, что в наших силах, – оглушить таниму ментальной волной и сбежать. А тут… бежать некуда, а ментальная волна, даже очень сильная, надолго тварь не вырубит.

– Да… я пока не способна ни на ментальную волну, ни на «бежать». Мэдж выветрится, но небыстро. Но все же, думаю, скорее, чем нас найдут.

– Клэр, учитывай, что спохватятся не сразу. Пройдет какое-то время. Меня так и вовсе искать начнут вряд ли раньше завтрашнего утра.

– Кэлз поднимет панику тут же. Точнее, он уже поднял панику и ставит на уши всех, до кого способен дотянуться.

– Потому что не обнаружил тебя?

– Меня? – Блондинка горько хмыкнула. – На меня ему наплевать. Тебя, конечно. Ты что, не видишь, он кружит над тобой словно гриф.

Я промолчала. Потому что не знала, как реагировать. Тема была очень скользкой и болезненной для нас обеих. Я еще никогда раньше ни с кем парня не делила.

– Впрочем, сейчас это не важно, – заметила Клэр, видимо, тоже осознав, насколько неоднозначную тему подняла. – Из-за кого бы он ни начал паниковать, главное, чтобы спохватился. Тогда есть шанс.

Мы замолчали, слушая недовольное пыхтение танимы, которая боролась между желанием улечься спать и приказом следить за нами. Клэр не выдержала первая и шикнула:

– Ну, спи уже! Куда мы отсюда денемся?

Танима повернула голову в нашу сторону, посмотрела заинтересованно и, рыкнув, сделала шаг вперед. Я напряглась, а Клэр взвизгнула, вцепившись мне в руку.

Крупная чешуйчатая морда приблизилась, и прямо перед нашими лицами клацнули огромные, похожие на шила для ремонта обуви зубы. Я забыла, как нужно дышать. Клэр тихо пискнула, а танима, убедившись, что мы прониклись к ней уважением, отступила обратно к решетке камеры и с чувством выполненного долга улеглась на пол.

– Я больше ничего не буду говорить, – шепнула Клэр. – Яд, если я только открою рот в сторону этой твари, бей меня под ребра. Пожалуйста.

– Как скажешь, – серьезно заметила я и отклонилась на холодную каменную стену. Стоило отдохнуть. Я чувствовала, что силы мне понадобятся, и, вероятнее всего, очень и очень скоро.

Время тянулось медленно. Сердце отсчитывало мгновения, тишина давила на уши, но мы с Клэр больше не общались. Просто сидели, привалившись стене. Она, возможно, дремала, я просто таращилась в темноту. Общие темы для разговора закончились, а в сотый раз переливать из пустого в порожнее ни я, ни она не видели смысла. Мы не могли ничего сделать – только копить силы и ждать.

Я посмотрела краем глаза на Клэр и сделала неутешительный вывод – она, как и я, была одета в длинное узкое платье и туфли на высоченной металлической шпильке. В таком виде не побегаешь, даже если представится такая возможность.

Поняв это, я немного сменила позу и, стараясь не привлекать внимания танимы, сняла сначала одну туфлю и с сожалением отломала у нее каблук. Потом ту же манипуляцию проделала с другой. Модельные лодочки с оторванной шпилькой после этого не стали удобными балетками. Но все же бежать без каблука удобнее, чем с ним.

– А это мысль… – пробормотала Клэр и следом за мной проделала ту же операцию со своими туфлями. – Держи. – Она протянула мне один из своих оторванных каблуков. Туфли Клэр были дорогие, из последней коллекции. Основной фишкой являлись металлические острые каблуки, украшенные стразами. Неплохое оружие, если другого под руками нет.

– Спасибо, – поблагодарила я и спрятала оружие в рукав, под эластичный браслет-напульсник. Клэр свое засунула под ажурную резинку чулок.

И снова мучительно медленно потекли секунды, заставляя сходить с ума от неизвестности. Бетси вернулась за нами, когда я почти была готова попытать свои силы и попробовать нейтрализовать таниму. Но это было глупо и очень опасно, поэтому я медлила. Клэр почти пришла в себя и уже сидела вполне ровно.

– Соскучились по мне, куколки? – поинтересовалась Бетси, захлопнув решетку камеры.

– Что ты собралась с нами делать? – спросила Клэр со слезами на глазах. Она тоже была хорошей актрисой, и сейчас эмоции были специально для Бетси, но наша похитительница клюнула на удочку и заулыбалась добродушно и расслабленно.

– А об этом вы скоро узнаете. Руки! – скомандовала она, и я послушно свела ладони вместе и протянула вперед, молясь, чтобы Бетси не заметила оружие, спрятанное в рукаве.

Блондинка весьма неаккуратно замотала мне запястья, особенно не всматриваясь. Она даже сильно не затягивала. Скорее просто зафиксировала и ту же манипуляцию проделала с Клэр. Потом завязала нам глаза, причем не какими-то тряпицами, а специальными масками, которые можно купить в любом магазине аксессуаров для сна, и заставила двигаться за собой следом. Как ни странно, это было не сложно делать с завязанными глазами. Впереди шла Бетси, а сзади нам в спины дышала танима. Не ошибешься.

У меня чесались руки, я находилась в выигрышном положении, но все равно опасалась. Была бы блондинка одна…

– Что, очень хочется меня обезвредить, да, Яд? – спросила она, словно угадав мои мысли. – Чувствую, что очень, поэтому предупреждаю. Леди Тесс тоже угадывает твое желание. Проявишь агрессию в отношении меня, она моментально откусит тебе какую-нибудь не очень нужную часть тела. Это тебя не убьет, но заставит мучиться и никак не отразится на моих планах. Не искушай судьбу.

Я предполагала нечто подобное, поэтому шла в полной темноте и не предпринимала никаких попыток. В этот момент я ненавидела Бетси даже сильнее, чем Нориса фон Лифена.

Бетси вывела нас на улицу. Из-за завязанных глаз я не могла даже точно сказать, в какое именно место. На сей раз девушка запихала в багажник платформы не только меня и таниму, но и Клэр. Честно сказать, было немного жутко и тесно. Прижиматься к холодному чешуйчатому боку было страшно, а от смрадного дыхания где-то над ухом по спине пробегали мурашки. Сначала захлопнулась дверь, а спустя непродолжительное время платформа тронулась.

– Куда она нас везет, демоны?! – ругалась Клэр очень тихо. Девушка ощутимо дрожала, меня саму начинала колотить мелкая дрожь.

– Представления не имею, – так же отозвалась я, пытаясь устроиться чуть удобнее и прикидывая, что находится ко мне ближе – мягкое, плохо защищенное брюхо танимы или ее острые длинные зубы.

Пырнуть бы рептилию в живот, но я понимала, что голову мне танима откусит намного быстрее, чем издохнет. Приходилось ограничиваться злобными мыслями.

– Она заикалась о какой-то игре… – запоздало ответила я на вопрос Клэр. – Не знаю, что имела в виду. Но нам вряд ли это понравится.

– С другой стороны… – блондинка попыталась найти в нашем положении позитив, – мы пока еще живы, а времени прошло много. Я верю, нас ищут и найдут.

– А у нас нет иного выхода, – ответила я. – Только верить, иначе можно ложиться и умирать прямо тут, в обнимку с танимой.

– Ну… этого Бетси от меня не дождется, – фыркнула Клэр. – Ни за что не сдамся.

Едва платформа остановилась, Бетси выволокла нас из багажника и, взяв за руки, повела куда-то. Судя по ступенькам, спускающимся вниз, похитительница снова решила спрятать нас в подвале. Несколько поворотов, длинный коридор и снова поворот. Мы шли достаточно долго. Влажный тяжелый воздух и запах сырости. Где-то далеко капала вода.

– Ты ведь в курсе, куда я вас веду, так ведь, Клэр? – спросила Бетси. – Даже такая эгоистичная стерва, как ты, вряд ли смогла забыть.

Я точно не знала, а вот блондинка тихо ответила: «Да», – и я услышала, что ее голос дрожит. Она не просто знала, она знала и боялась. Стало в разы интереснее.

Мы остановились метров через пятьдесят, и Бетси сняла с нас маски. Я огляделась по сторонам. Слабоосвещенный тоннель со сводчатыми потолками, очень похож на тот, в котором я изобразила бегущую Клэр. Теперь я знала, за чью руку тогда цеплялась девушка. Ее тащил за собой рыжий противный трус – Маррис.

– Ты ведь узнаешь это место? – Бетси подошла к Клэр вплотную и заглянула ей в глаза.

– Тут мы обнаружили первого убитого, – сглотнув, послушно ответила блондинка.

– Не просто убитого, правильно, Клэр?

– Да. – Девушка сглотнула, но не отвела взгляд. – Тут мы обнаружили Дороти, и она была мертва.

– А может, нет? – вкрадчиво спросила Бетси. – Вы подходили к ее телу? Вы проверяли ее пульс? Или закрывали ей глаза? Вы сказали ей последнее прощай?

– Нет.

– Вот видишь, вы бросили ее здесь совершенно одну и позорно сбежали, спасая собственные никчемные жизни. Но сейчас… сейчас так просто уйти не удастся. – Глаза Бетси бешено горели, и она начала вести себя слишком возбужденно. Невнимательно. Я осторожно приблизилась, зажав в кулаке острую шпильку от туфли Клэр. Бетси моих манипуляций не заметила и продолжила говорить: – Кэвин нашел другой выход из этих катакомб. Правда, ему понадобилось полтора года, но вы же умные. Найдите быстрее. Если, конечно, вас не сожрут танимы. К слову, моих тут всего две. Остальных вы убили! Вы же убиваете все, что вам не нужно! А остальные танимы на вашем пути – это местные обитатели. Вход, через который вы спускались всегда, я закрою, и там будут дежурить мои принцессы. Они убьют вас сразу же. Те, которые обитают в подземельях… о, у них многое зависит от настроения, если они сытые, могут пройти мимо. Могут поиграть, а могут убить тотчас. Удачи вам, куколки!

Я поняла, что дальше медлить нельзя, и кинулась на нее резко, едва только Бетси повернулась ко мне спиной. Схватила за волосы и со всего размаха ударила похитительницу в плечо шпилькой. Целилась под лопатку, намереваясь попасть в сердце, но не рассчитала, да и не была уверена, что целилась туда, куда нужно. Все же познания в анатомии у меня были весьма поверхностные. Девушка взвыла, упала на колени и прошипела приказ своей ручной твари. Танима кинулась на меня, но не укусила, а просто, рыча, оттеснила в сторону, наподдав массивным лбом и откинув в объятия Клэр.

– Хорошая попытка, дрянь… – прошипела Бетси, зажимая окровавленное плечо. – Только неудачная.

Она приподнялась на колени и оперлась рукой о таниму, которая смотрела на нас с Клэр немигающим взглядом и ожидала приказа. Я, честно сказать, думала, Бетси отдаст приказ убить сразу же, но она медлила. Осторожно, пошатываясь, отступила в коридор и сказала:

– Убить вас прямо тут очень заманчиво, но скучно и слишком просто. Поэтому… бегите, девочки, бегите. Прощайте!

Танима встала в проходе и оскалилась, позволяя Бетси уйти по темному коридору в сторону выхода. Когда пошатывающаяся девичья фигурка скрылась в темноте, тварь попятилась задом, отступая за своей хозяйкой, и мы остались в одиночестве.

– Вот демоны! – выругалась Клэр. – У тебя почти получилось, а я… я ведь даже сообразить не успела. Растерялась, как дура!

– Шансов почти не было. – Я отмахнулась, чувствуя дикое разочарование. Я не верила в удачу, но все же не теряла надежды. – Есть какие идеи? – безнадежно спросила я.

– Ни одной, – ответила Клэр. – Катакомбы очень запутанные, я знаю лишь малую их часть. Это такой лабиринт, в котором потеряться – нечего делать! И даже мой маячок мало поможет, законники только увидят, что мы где-то тут, внизу!

– Но по этим катакомбам можно выйти в трущобы?

– Уже нет. – Она помотала головой. – Выход на поверхность давно заблокирован. Тот, через который мы сейчас зашли, последние три года охраняли законники. Не сказать чтобы серьезно. Просто, чтобы подростки снова сюда не лезли. Но Бетси, видимо, их подкупила. Я не понимаю, что Кэвин делал здесь полтора года. Почему он тогда не поднялся на поверхность? Как потерялся? Столько вопросов!

– Этого мы не узнаем, и не верю в то, что найдем второй выход. Единственный шанс выжить – надеяться, что нас найдут.

– Предлагаешь сидеть тут?

– Не уверена.

– Вот и я. – Клэр согласно кивнула. Вообще, к моему удивлению, в минуту опасности она себя вела образцово-показательно. Даже стервозность ее куда-то исчезла. – Мы ни разу не попадали на диких танима, – продолжила блондинка. – Ну кроме того трагического случая, – поправилась она. – Либо за три года что-то сильно поменялось, либо, что вероятнее, Бетси точно знает, что твари придут. Возможно, она умеет их вызывать.

Эти догадки оказались верными. Сначала нас с Клэр накрыло такой сильной ментальной волной, что не помогли ни блоки, ни выставленные щиты. Я, не устояв, рухнула на колени, сжимая виски руками, Клэр, еще слабая после мэджа, вообще корчилась на полу в позе эмбриона. А потом, едва мы только отдышались, в ответ на эту ментальную волну изо всех углов раздалось шипение и завывание. Танимы вышли на охоту, и добычей в ней были мы.

– Мы не сможем никуда сбежать, – в панике заявила Клэр, которая пыталась подняться, путаясь в длинной юбке.

– Ты хорошо знаешь подземелья. Тут можно где-то спрятаться? – поинтересовалась я, проигнорировав зарождающуюся истерику подруги по несчастью.

– Не настолько хорошо, – отозвалась Клэр. – Тут есть ниши… в стенах. Теоретически туда можно забиться и укрыться от опасности. Но представь, если мы ошибемся, укроемся в нише в надежде, что танима не доберется, а она сумеет проникнуть? Этим мы себя убьем.

– Ну, если мы будем стоять тут на открытой площадке, откуда ведут три хода, мы погибнем быстрее. Мы тут как монумент – приходите и жрите нас.

– Ты права, – кивнула Клэр. – Пошли туда!

Она схватила меня за руку и потащила за собой в левый проход. Шипение и визги становились громче, и доносились они отовсюду. Накатывала паника и понимание, что спастись вряд ли удастся. Но упрямо бежали вперед, не собираясь сдаваться. Не знаю, как Клэр, а я намеревалась цепляться за жизнь до конца.

– Знаешь, Яд, – прохрипела Клэр, задыхаясь от быстрого бега. – Я должна тебе кое-что сказать.

– Это не может подождать? – выдохнула я в ответ. Ощущение, что танимы где-то за спиной и вот-вот настигнут, не оставляло меня, и казалось, разумнее поберечь дыхание и молчать. Но у Клэр было свое мнение.

– Позже меня могут просто сожрать, и тогда я тебе никогда не скажу. А это важно. Ну как важно? Если ты выживешь, это важно.

– Ты меня заинтриговала.

Я дернула Клэр за руку, увлекая за собой в темную нишу, и, прижавшись спиной к стене, начала создавать щит. Надеялась, что это позволит нам переждать несколько минут. По коридору мимо нас процокали лапы с когтями, но танима прошла мимо, не заметив нас. Может, конечно, это как раз была одна из тех сытых, о которых говорила Бетси. Я щитом постаралась замаскировать прежде всего наш запах и исходящее тепло. Плохо лишь то, что долго такой щит держать не получится, на ходу он не сработает, а оставаться и дальше в нише слишком опасно. Тут можно лишь перевести дух.

– Ну что ты хотела сказать? – спросила я, когда удалось восстановить сбившееся дыхание.

– Короче, тот поцелуй с Кэлзом… и наш с тобой разговор после этого…

Я поморщилась. Это была совсем не та тема, на которую я хотела говорить с Клэр на пороге смерти, но блондинка продолжила:

– Я тогда наврала. И все подстроила. Это я его поцеловала. Он на меня смертельно обиделся… – Клэр невесело хмыкнула. – Кэлз никогда не относился ко мне как к девушке. Только как к другу. Может быть, как к сестре. Младшей, но не как к девушке.

– Тогда зачем?

– Я так заигралась в Брил… – печально отозвалась она. – Мне так хотелось, чтобы у меня было все, что было у нее… и Кэлз тоже. Я долго не могла разобраться и не понимала, что все это глупости…

– То есть он тебе не нужен?

– Сейчас… нет. Я поняла, что не хочу быть Брил, я хочу быть собой. А мне нравятся парни постарше… да и наша дружба, она ценнее, чем то, во что она могла бы вылиться. Прости меня. Я слишком привыкла быть стервой. Измениться вряд ли получится.

– Знаешь, – я усмехнулась. – сейчас все это кажется таким мелким и неважным, что да… я тебя прощаю. Оно в прошлом.

– Ты будешь с ним, когда все закончится? – тихо спросила она. – Я бы хотела для него другую девушку. Ты слишком похожа на Брил, но честнее. Она была такая же упрямая и сильная. Кэлзу с ней было плохо. Сделай так, чтобы с тобой стало хорошо.

– Для этого нам надо выжить. А чтобы выжить, нужно двигаться, – уклончиво отозвалась я. Думать сейчас о Кэлзе было слишком больно. Я не хотела размышлять над нашей совместной судьбой, потому что не была уверена, что выживу.

Укрытие перестало быть безопасным. Я слышала завывание таним, а полог медленно таял. Создать следующий я так быстро не смогу. Поэтому пришлось осторожно выглянуть из ниши в коридор.

– Я помню, что здесь были комнаты с какими-то вентилями, то ли от старой системы подачи воды в город, то ли еще от чего. Я не очень разбираюсь. Если бы нам найти такую комнату, возможно, получилось бы укрыться и переждать. Не факт, что там нас быстро найдут… Но и танимам туда будет проникнуть сложнее.

– Сейчас мы уже можем попробовать связаться с Кэлзом или Дереком.

– Не думаю. – Клэр осторожно высунулась из ниши следом за мной. – В прошлый раз мы не смогли никого позвать, хотя пытались достучаться до Брил. Видимо, толща земли и бетон над нами блокируют ментальный сигнал. Но можем попробовать, вдруг сейчасвыйдет.

Попробовать у нас не получилось. Танима поджидала за поворотом. Она, видимо, унюхала нас давно и выжидала. Тварь кинулась, едва мы отошли от своего убежища на несколько шагов. Я, взвизгнув, схватила Клэр за руку и кинулась бежать, пытаясь на ходу создать пусть слабенькую, но ментальную волну. Клэр, похоже, занималась тем же самым – ударили мы одновременно. Тварь обиженно взвизгнула и споткнулась. Похоже, дикие танимы были более подвержены ментальным атакам, чем их тренированные и обученные сородичи.

Мы припустили быстрее, сбивая ноги в неудобной обуви, спотыкаясь и помогая друг другу подняться. Я даже не оглядывалась, потому что знала – тварь сзади. Она идет за нами, ожидая, когда мы допустим ошибку, и рано или поздно танима сделает прыжок. Тогда выжить будет практически нереально.

Длинный коридор был бесконечным, и никакого намека на дверь. Таниме надоело бежать за нами, и она прыгнула. Я увернулась в последнюю секунду, упала на пол, разбивая колени, а тварь приземлилась на Клэр. Девушка заорала и со всего размаха воткнула зажатый в руке металлический каблук таниме в шею. Больше разозлила, чем травмировала, но зато я успела вскочить и кинулась сзади на шею рептилии. Удушить этого монстра нечего было и думать, но зато я могла оттягивать голову с клацающими зубами от Клэр. Мне танима тоже не могла ничего сделать, только ревела и мотала башкой, а я молилась об одном: лишь бы на помощь ей не побежали подруги.

Клэр перехватила удобнее скользкий от крови каблук и вонзила снова и снова в открытое горло танимы прямо над моими руками. После очередного удара кровь брызнула фонтаном. Рептилия заревела и задергалась слабее, я, чувствуя, что сейчас тварь не сможет кинуться на Клэр, выпустила из захвата ее шею и молниеносно воткнула свое оружие таниме в глазницу. Даже если это не убьет озверевшую и щелкающую зубами тварь, то хотя бы дезориентирует, и мы успеем сбежать.

Танима завывала и вертелась волчком. Клэр отползла от нее на безопасное расстояние и прижалась к стене. Я едва успела подпрыгнуть, уворачиваясь от мощного хвоста. Мы переглянулись с блондинкой и осторожно по стенке начали уходить, пока таниме не до нас. Едва мы проскользнули мимо твари и удалились на безопасное расстояние, как снова припустили бегом, не обращая внимания на жжение в легких. Я не знала, долго ли смогу продержаться. Но первая победа прибавила сил. Я поняла, что вдвоем с Клэр мы способны противостоять тварям, если, конечно, они не кинутся на нас скопом. Дикие танимы были не такие сообразительные, а та, что встретилась нам, еще и мельче.

Но убежать далеко нам не дали. Сразу две твари встретились у поворота, где широкий коридор разделялся на два поуже. К счастью, Клэр уже заметила в стене дверь, которую принялась упорно толкать. Но она не подавалась. То ли была заперта, то ли просто от времени заржавели петли. Мы накинулись на дверь вдвоем, толкая изо всех сил. Она медленно, со скрипом подалась, открывшись наполовину, и мы успели ввалиться в темное затхлое помещение за несколько секунд до того, как ближайшая к нам танима совершила прыжок. В дверь, которую я тут же захлопнула за собой, ударило, но мы привалились к ней спинами, изо всех сил упирались ногами в пол, понимая, что не должны дать твари сюда прорваться.

– Мы долго ее не удержим! – крикнула я.

– Знаю! – отозвалась Клэр и завозилась, пытаясь создать небольшого светлячка. Из полумрака выступили очертания труб и вентилей, а танима за дверью ненадолго затихла. Светлячок отлетел на небольшое расстояние и там завис, позволяя разглядеть сваленные в правом углу ржавые трубы. Остальное помещение все равно осталось погруженным во мрак, и разглядывать его не было времени.

– Можно попытаться забаррикадировать дверь, – предложила я. Следующий толчок танимы едва не откинул нас с Клэр в сторону, но мы удержались.

– Если одна из нас отойдет, то тварь прорвется, – сказала блондинка, которая тоже косилась на кучу труб.

– На раз, два, три попробуем? – предложила я. Клэр кивнула, и мы вместе отскочили от двери, я схватила ближайшую трубу, и едва в помещении показалась морда танимы, вмазала по ней со всей дури. Даже не подозревала в себе столько сил. Клэр волокла за собой целый проржавевший регистр. Мы кое-как привалили его к двери, успев за секунду до того, как очухавшаяся танима снова метнулась к двери. Дальше дело пошло чуть проще, мы перетаскали весь металлический хлам к двери и упали без сил на холодный пол. Отдышались и только после этого заметили в углу у стены два мумифицированных тела, которые сидели, прижавшись друг к другу.

– О… нет… – прошептала Клэр. Она подползла ближе и зарыдала.

– Это?.. – Я сглотнула, так как меня осенила одна очень неприятная догадка.

– Да… оставшиеся двое…

– Получается… их не сожрали танимы, а просто не нашли? – в ужасе спросила я, не в силах поверить в новые чудовищные подробности той истории.

– Не знаю… – всхлипнула девушка и уселась на полу, закрыв руками лицо. – Как же все это тяжело!

– Но они ведь даже не были заперты… как так вышло?

Я встала и подошла к двум мумифицированным останкам. Украшения и заклепки на куртке, а также волосы девушки неплохо сохранились. Неудивительно, что Клэр смогла узнать, кто это.

– Яд, ты понимаешь, что это значит?

– Что?

– Танимы тогда убили всего одну девушку – сестру Бетси. А этих… этих они не тронули. Ребята блуждали по подземельям и ждали, когда их найдут, но… их так и не нашли. Честно сказать, я не знаю, какая смерть меня пугает сильнее.

– Ничего не понимаю, – отозвалась я. – Искали же долго.

– Подземелья бесконечны, – отозвалась Клэр. – И нас, может быть, не найдут никогда. Вероятно, они просто боялись выйти или сил двигаться дальше не было… не знаю. Но мне страшно. Очень страшно. Настолько, что я готова сесть рядом с этими, – Клэр кивнула в сторону мумифицированной парочки, – и сдаться…

– Мы оторвались от танимы, – уверенно возразила я. – Мы нашли безопасное место. Мы не пятнадцатилетние дети. Мы отдохнем и начнем звать Кэлза, и будем звать столько, сколько нужно. Ну а если вдруг у нас все равно не получится… так у тебя есть маячок в заднице. Нас вычислят по нему. Несколько дней продержимся.

– Ты права, – уже спокойнее выдохнула Клэр, стараясь прийти в себя. – Не знаю, что на меня нашло. Сейчас я выдохну, и мы сделаем все так, как ты говоришь. Потому что ты права и никогда не сдаешься. Я тоже никогда не сдаюсь. Просто в такие ситуации не попадала никогда.

– Можно подумать, я в них бываю каждый день, – невесело фыркнула я.

На самом деле я очень хорошо понимала Клэр. Два мумифицированных трупа по соседству не добавляли оптимизма, а оглушающая тишина, которую разрывали лишь кровожадные вопли таним, заставляла думать о том, что мы, может быть, действительно останемся здесь навечно или, обезумев от страха и безысходности, выйдем к танимам и попытаемся прорваться. Не сможем, конечно, но это уже перестанет играть какую-либо роль. Поэтому я тоже боялась до холодеющих пальцев, но не подавала виду. Если мы сейчас вместе ударимся в истерику, то точно погибнем.

– Ты как? – спросила меня Клэр, которая достаточно быстро взяла себя в руки. – Готова объединить усилия?

– Давай попробуем. – Я кивнула в темноту и подползла поближе.

Мы взялись за руки, как нас учили на занятиях, закрыли глаза и расслабились, позволяя магическим энергиям объединиться, а потом что есть мочи заорали в пустоту истеричное:

– Кэлз!

Наш крик растворился о каменную толщу над головами, магия схлынула, оставляя после себя панику, чувство безысходности и усталость напополам с головной болью.

– Не вышло, – всхлипнула Клэр. Я знала, что это она не от расстройства, а от того, что куча сил улетела в пустоту и накатила такая слабость, что даже руку поднять невозможно. А надо пытаться снова и снова, пока не будет достигнут нужный нам результат.

– Отдохнем и попробуем еще, – сказала я и прикрыла глаза, пытаясь накопить силы. Долбящаяся в дверь танима уже даже не пугала, только раздражала. Похоже, сдвинуть груду металла ей было не под силу. Эта вообще попалась тощенькая. Та, которая напала на Марриса, по моим ощущениям, была раза в два здоровее.

Следующая попытка тоже не принесла желаемой отдачи, как и та, что следовала за ней. Но нас с Клэр охватил азарт, и хоть сил оставалось все меньше, мы пробовали пробиться сквозь каменные своды тоннеля раз за разом, и в конечном счете я где-то очень далеко услышала испуганно-удивленное:

– Яд? Клэр?

– Мы тут! – Этот вопль вышел таким громким, что у нас самих даже уши заложило. Кэлз не ответил, мы разобрали только какое-то неясное шуршание, но блаженно откинулись прямо на пол, понимая: теперь нас точно найдут. Главное – продержаться еще чуть-чуть.

Но расслабились мы рано. Внезапно удары в дверь стали решительнее и сильнее. То ли таниме-задохлику пришла на помощь более массивная подруга, то ли наши ментальные вопли ящероподобных разозлили, но металлическая груда заметно зашевелилась.

Мы с Клэр среагировали одновременно. Подскочили и схватили по трубе, отходя плечо к плечу к дальней стене. Даже мумифицированные трупы перестали иметь значение. Лучше рядом с ними, чем с танимами.

Клэр вцепилась в кусок трубы и бормотала себе под нос:

– Только бы выжить, только бы выжить! – И чуть громче девушка добавила: – Я думаю, Кэлзу будет очень неприятно найти тут два наших растерзанных трупа. Давай попробуем не умереть. И да… Надеюсь, у него хватит ума не соваться в катакомбы в одиночку, – взволнованно добавила она.

– С ним будет Дерек, – уверенно сказала я. – А если Дерек, значит, и еще пол-отделения законников. Кэлз, конечно, иногда бывает слишком рисковый. Но он не дурак и от лап танимы уже страдал. Он идет нас спасать, а не умирать.

– С некоторых пор я очень люблю законников, – пробормотала блондинка, выдохнула и удобнее перехватила трубу, потому что дверь дрогнула, куча металла поехала и в образовавшуюся щель просунула голову танима. Ее глаза горели кровожадно-алым. Тварь пропихивалась, обдирая шкуру, и поводила носом. На ее морде отразилось желание нас сожрать.

– Не дождешься, гадина, – побормотала я и шагнула вперед в атаку первая, метя прямо между глаз.

Создалось впечатление, что я ударила по кирпичной стене. Труба завибрировала в руках, а танима лишь слегка повернула морду в мою сторону. Я, ойкнув, отскочила к стене, думая о том, что это далеко не лучшее оружие в борьбе с тварью. Впрочем, труба тоже пригодилась, ею получилось заслониться от укуса. Я ударила по раскрытой пасти. Тварь рефлекторно сжала зубы и тут же с недовольным шипением отпрыгнула – грызть трубу ей пришлось не по нраву. Шипение стало раздраженнее и громче. Тварь то заходила с одной стороны, то подныривала с другой и клацала зубами. Она готовилась к очередному прыжку, но мы с Клэр, не сговариваясь, кинули ментальную волну и тут же с двух сторон ударили таниму по голове металлическими трубами. Тварь покачнулась, замотала башкой, но устояла на лапах. Я принялась остервенело лупить ее по голове еще и еще, не давая возможности прийти в себя. Только вот я знала, меня надолго не хватит, как и Клэр, которая тоже орудовала импровизированным оружием.

Я почти поверила в наши силы и в то, что мы продержимся до прихода помощи хотя бы на одном энтузиазме, но в помещение просунула голову еще одна тварь. Я, не в силах сдержаться, всхлипнула, тварь перед нами мотала хвостом и отползала из-под шквала ударов, а вторая упорно пропихивалась в узкую дыру, и я понимала – мы с Клэр живы ровно до того момента, когда она все-таки прорвется к нам в комнату. С двумя противниками мы точно не совладаем. Танима почти полностью пролезла в помещение, которое мы выбрали в качестве убежища, когда резко замерла и завизжала дурным голосом. Подалась вперед, и на груду железа вывалилась только окровавленная половина танимы. Лапы все еще конвульсивно подергивались, а из пасти вырывалось предсмертное шипение.

Я от неожиданности заорала, Клэр тоже не удержалась от истеричного вопля, а в помещение ворвался грязный, в рваной рубашке и с окровавленным лицом Кэлз. Я с удивлением обнаружила у него в руках такой же, как у Дерека, сверкающий клинок – неизменный атрибут законника. У парня было похожее оружие, но точно не это.

«Наша» танима уже едва стояла на лапах, мы с Клэр, даже не замечая, что в лицо брызжет кровь и слизь, все так же лупили и лупили ее трубами, не давая возможности опомниться и перейти в наступление.

Ее Кэлз обезвредил одним ударом куда-то повыше холки и кинулся к нам. Тварь последний раз дернулась и завалилась на бок. Кровь из раны вытекла на пол, прямо к нам под ноги.

Мы с Клэр одновременно кинулись вперед и повисли у Кэлза на шее. Обе. И в этот момент я не испытывала ничего, кроме облегчения, даже ревности к Клэр не было. Я просто радовалась, что он успел и я могу прижаться к его плечу и вдохнуть знакомый запах, пусть даже смешанный с вонью катакомб и кровью таним.

Блондинка очнулась первая и тихо простонала:

– Там же их еще стада! Мы не выберемся. И Бетси на входе со своими ручными гадинами!

– Бетси уже едет с законниками в управление, – отозвался Кэлз, медленно перебирая мои волосы той рукой, которой обнимал за плечо. – А по поводу остальных таним не волнуйтесь. Ручных успокоил Кэвин, который согласился нам помочь, остальных ликвидируют законники. Сейчас их в подземельях много, не удивлюсь, если больше, чем таним.

– А Дерек? – поинтересовалась я.

– И Дерек, – немного недовольно отозвался Кэлз, и у меня от души отлегло. Признаться честно, я не верила в то, что эта история может закончиться хорошо. И до сих пор ожидала подвоха. Даже в коридор идти боялась.

Кэлз буквально тащил нас с Клэр, и именно так мы выбрались на поверхность, где ко мне тут же кинулся взмыленный Дерек в безрукавке прямо на голое тело. На правом плече у законника виднелся глубокий кровоточащий след от лапы танимы, но он его, похоже, даже не замечал.

– Яд! Я же тебе с самого начала говорил! «Не суйся в это дело! Доживи до выпуска!» – заорал на меня законник.

– Ну я пока доживаю… – Улыбка вышла слабой. Меня немного мотало, и выглядеть уверенно не получалось. Но я старалась.

– Не смей больше так пугать! Я же видел тебя в окне колледжа! Куда ты пропала за те две минуты, что я несся в твоем направлении, чтобы предупредить об опасности, которая может исходить от Бетси?!

– Она пошла вытаскивать меня из неприятностей, – устало отозвалась Клэр и присела на расколотый парапет, а я подумала о том, что, похоже, Дерек быстрее нас узнал правду.

– Кэлз, мама в истерике, да? Ее хваленый маячок наконец-то пригодился… – Блондинка усмехнулась. Сейчас она совсем не выглядела как светская леди. Так как у леди на лице не может быть грязных разводов и крови монстра, которого леди лупила ржавой трубой. Да и волосы у леди не висят грязными клочьями. Я боялась представить, как в данный момент выгляжу сама. Предполагала, что точно не лучше. Я и в нормальном состоянии на леди не тянула.

– Твои родители едут сюда, – вместо Кэлза отозвался Дерек. – Так что скоро сама сможешь оценить душевное состояние своей матушки.

– А… это хорошо. – Клэр прикрыла глаза. – Я соскучилась по ней и еще по душу.

Я уселась рядом с блондинкой, закуталась в протянутый Дереком плед и наконец рассказала о том, что случилось.

– Честно сказать, я не очень ее подозревала… Точнее, не подозревала совсем. – Усмешка вышла горькой, я чувствовала себя маленьким ребенком, которого запросто обвели вокруг пальца. – Помнишь, Кэлз, мы ведь отмахнулись от ее кандидатуры, хотя, казалось бы, она была очевидна.

– Мы тоже не сразу сложили два и два, – признался Дерек. – Хорошо хоть Кэвин начал с нами сотрудничать и рассказал о том, что Бетси часто к нему приходила. Сначала под предлогом узнать о последних минутах сестры, а потом просто в гости и постепенно перенимала его умения. А ты, Яд! Ты пошла мне навстречу и пропала. Тогда же пропали Клэр и Бетси. Вывод напрашивался сам собой.

– Ирония этой ситуации заключается в том, что от зубов таним в тот раз погибла только Дороти… – задумчиво отозвалась Клэр. – Кэвин спасся, а тела Элис и Дилана мы нашли с Яд сегодня. Непохоже, что их сожрали танимы… Наверное, мы никогда не узнаем, что произошло… И да… я буду чувствовать вину. Я очень хотела забыть тот раз, но после сегодняшнего дня даже если очень сильно постараюсь, то вряд ли сумею.

– Тогда все произошло действительно по нелепой и трагичной случайности, – начал рассказывать Дерек. Он тоже опустился на парапет, и, вместо того чтобы ехать домой или в участок, мы сидели рядом со входом в катакомбы и общались. – Кэвин устал в тот вечер. Он злился на то, что его втянули в эту авантюру с походом в трущобы. И он хотел, чтобы все закончилось как можно скорее. Поэтому решил припугнуть друзей и позвал таниму. Точнее, даже слово «припугнуть» не совсем уместно. Но силой своей парень толком не владел и не сумел правильно сформулировать свои требования. Танимы почувствовали его раздражение и желание все закончить. Они пришли на его зов, но решили проблему по-своему…

Кэвина тоже ранили, так как он пытался их отогнать. Но не сильно. Он не сразу понял, что виноват в трагедии, а когда осознал, то какое-то время прятался и совершенствовал свой дар. Танимы приносили ему с поверхности еду и воду, а он жил, скрываясь ото всех и своей вины, но потом все же вышел на поверхность. Сейчас сложно сказать почему. Перестал терзаться или жизнь в катакомбах ему просто надоела. Парня вряд ли можно назвать полностью адекватным, понять его непросто.

– То есть… – уточнила я, понимая, что сюрпризы еще не закончились, – он не вышел на поверхность не потому, что не мог, а потому, что не хотел. Что ему теперь будет?

– А вот самое интересное, Яд, что ничего никому, за исключением Бетси, не будет.

– Но… почему? – Клэр тоже встрепенулась после моего вопроса. Вопрос ответственности, как я понимаю, ее волновал.

– Парень не в себе и не врет. Его дар действительно спровоцировал агрессию таним, но это вышло случайно. Кэвин не хотел никому причинить зла. Вы виноваты лишь в том, что не вызвали законников. – Дерек повернулся к Клэр. – За это вам бы выписали штраф, если бы все вскрылось три года назад, а сейчас… срок давности прошел. По полной ответит только Бетси, не думаю, что возникнут проблемы с доказательством ее вины.

– Мне бы в любом случае ничего не было, – отозвалась Клэр, но из ее глаз текли слезы. Даже Дерек посмотрел на нее без раздражения и злости. – А Элис и Дилан? Что с ними?

– Вот этого мы точно не узнаем. Тогда после убийства Дороти все кинулись врассыпную. Кэвин их больше не видел. Может быть, на телах, которые вы обнаружили, есть повреждения. Достанем и сможем получить какие-то ответы.

Мы замолчали. Теплый ветер с моря чувствовался даже тут, на границе с трущобами. Я закрыла глаза и подставила ему лицо. Не верилось, что все закончилось. И эта история, которая всплыла на поверхность спустя три года, заставляла сжиматься сердце. Сколько проблем может принести обыкновенная человеческая глупость и неосмотрительность. Череда случайностей привела к тому, что трое подростков погибли, один слегка тронулся умом, а сестра случайной жертвы превратилась в серийного убийцу. И если преступник в моем первом деле – Норис фон Лифен – был первостатейным мерзавцем, который убивал ради собственной выгоды, то здесь… здесь все были жертвами. Даже Бетси, которую чудовищная смерть сестры превратила в неуправляемую кровожадную маньячку.

Буквально через пятнадцать минут за Клэр приехали родители. Они забрали заплаканную блондинку, Дерек лишь попросил ее приехать в управление, как только она оправится, и дать показания против Бетси. То же он попросил у меня и уехал, а мы остались вдвоем с Кэлзом. Он присел рядом со мной и без слов притянул к себе, уложив голову себе на плечо.

– Ты даже не представляешь, как сильно я переживал за тебя, – признался он, уткнувшись носом в мои волосы. Я хотела сказать, что они грязные, но почему-то промолчала, а парень продолжил: – У меня будто внутри все оборвалось, когда я понял, что вы с Клэр пропали. А когда Дерек сказал, что все это затеяла Бетси… думал, сойду с ума. Маррис видел, что она была с Клэр. То, что ты опять сунула нос туда, куда не стоит, мы догадались почти сразу же.

– Кэлз… – Я посерьезнела. – Скажи, как ты относишься к Клэр? Просто… я не готова быть третьей… даже если все несерьезно, даже если мы балансируем на грани романтики и дружбы. Не ври мне, пожалуйста. Если у тебя есть что-то с Клэр… я просто уйду, иначе это нечестно ни по отношению ко мне, ни по отношению к ней.

– А ты к Дереку? – лукаво поинтересовался он, и пришлось ответить:

– Я никак к нему не отношусь. Он классный и дал мне возможность проявить себя и способности. За это я ему благодарна, и все. Между нами ничего нет и не было никогда. Если честно, я даже не рассматривала его в таком ключе. Он старше, и я не могу представить себя с ним.

– Я не могу сказать, что между мной и Клэр ничего нет, – осторожно начал Кэлз, и я почувствовала, как в желудке появляется холодный комок, но дальнейшие слова Кэлза рассеяли все страхи и подтвердили то, о чем говорила блондинка. – Между нами многолетняя дружба. И я действительно переживаю и волнуюсь за эту избалованную стерву. Но между нами тоже ничего нет и не было. Наверное, мы слишком похожи и слишком хорошо друг друга знаем, чтобы быть вместе. С Клэр я могу только дружить. Все остальное противоестественно.

– Дружба с Клэр, по мне, тоже противоестественна, – фыркнула я, чувствуя, как все тело наполняет легкость. «Бабочки в животе» – только сейчас я поняла, что это значит. До этого момента фраза вызывала у меня не очень романтические чувства. – Противоестественнее только дружба с Маррисом.

Кэлз тихо засмеялся, не думая опровергать мои слова, и обнял сильнее. Разговор на самом деле позволил убрать с души камень, то, что меня терзало уже давно. Но сейчас я чувствовала только усталость, даже толком порадоваться тому факту, что Клэр никогда не была вместе с Кэлзом, не могла. Небо светлело, и ночь тихонько отступала.

– Пойдем, я отвезу тебя домой? – предложил Кэлз, и я согласно кивнула, но не сразу смогла уговорить себя встать. Ноги словно налились свинцом, и я с ужасом поняла, что ослабела настолько, что даже подняться не могу.

В итоге Кэлз вздохнул и, подняв меня на руки, отнес к платформе. Мне очень не хотелось его отпускать, но парень отцепил мои пальцы от своей шеи и усадил меня в платформу, потом отвез домой и, затормозив у ворот, снова подхватил на руки.

– Я могу ходить сама, – напомнила я осторожно, но Кэлз только отмахнулся.

– Конечно, можешь, но если рухнешь от усталости, никому хорошо не будет. Сиди уж, я способен отнести тебя сам. Хотя бы сейчас позволь себе побыть немного слабой и хрупкой. Это совсем не страшно.

Он был не прав, чувствовать себя слабой, я не любила. И сейчас беспомощность напрягала, но больше я не спорила. Он посадил меня на диван в доме и укрыл пледом, сам сел рядом, убрал прядь волос с лица и очень серьезно сказал:

– Никогда больше не пугай меня так сильно, слышишь? Ты знаешь, иногда мне кажется, что магический маячок, которым мать Клэр хвасталась примерно с наших десяти лет, не такая уж идиотская затея. Мне очень хочется снабдить тебя таким же. И рано или поздно я воплощу свою задумку в действие.

– Думаю, это лишнее, – скептически отозвалась я. Забота Кэлза приятно удивляла, но маячок в моем понимании был верхом паранойи.

– А я вот не уверен. – Парень ласково улыбнулся и подмигнул, показывая, что шутит. Хотя глаза все равно остались серьезными. – Я сейчас тебя оставлю, но вечером… если ты будешь в силах, я хочу все же выпить с тобой шампанского. Как мы и договаривались.

Я вообще не хотела, чтобы он уходил. Он был очень близко, и я бы с удовольствием прижалась к нему всем телом, обняла и больше никогда не отпускала, но спать хотела больше.

– Не против, но клубники у меня нет. Не получилось выбраться на рынок, – отозвалась я, все же мечтая о том, чтобы он остался рядом. Но настолько устала, что даже желания озвучить не смогла, и едва только Кэлз поцеловал меня в лоб, сразу же отрубилась, даже не вспомнив про душ. Как парень ушел, тоже не слышала.

Проснулась ближе к вечеру и, чувствуя, как все мышцы отзываются болью, пошла умываться. Очень долго стояла под обжигающими струями, маниакально мочалкой отмывала кровь, использовала все возможные маски и бальзамы и только после этого в полной мере почувствовала себя в безопасности. Я наконец-то смогла взять кофе и выйти на террасу прямо как есть, в одном лишь полотенце, а там на перилах обнаружила вазу, в которой стоял всего один цветок – достаточно красивый – фиолетовый, с черными прожилками и хищно изогнутыми темно-зелеными листьями. Трогать его было опасно из-за яда, содержащегося в лепестках, но я все равно улыбалась, как ребенок, потому что точно знала, кто его тут оставил и что он обозначает. Это фэлл – ядовитый цветок, созвучный с моей фамилией. Именно от него и пошло прозвище, а вовсе не из-за вредного характера. Характер таким стал значительно позже, уже после поступления в Меррийский колледж магии. Рядом лежала подарочная карточка темно-зеленого цвета, на которой было золотом выведено: «Моей дерзкой девочке». Мило и приятно. Я закусила губу и почувствовала себя счастливой. Какая разница, что будет дальше, если в данный момент все происходящее мне доставляло удовольствие.

Солнце медленно ползло к закату. Я проспала почти весь день и смогла оставить страшные события в прошлом. За границей сна. Сейчас все было чуть проще пережить, чем ситуацию с Норисом фон Лифеном. Пришлось с неудовольствием признать, что, видимо, я привыкаю к стрессам и тому, что меня пытаются убить.

Я не знала, когда ко мне вечером приедет Кэлз, но посчитала, что успею до этого момента съездить в управление, а заодно подумать. Наши хрупкие отношения с парнем по-прежнему висели в воздухе, и мне предстояло решить, давать ли ему шанс. Несмотря на то что он меня спас, несмотря на слова Клэр, я все еще очень боялась обжечься, и поэтому настроение скакало от полного позитива до легкой грусти. Еще секунду назад я готова была ни о чем не думать, а потом меня вновь начинали терзать сомнения. Даже зло брало, я всегда была решительной и твердо знала, чего хочу в этой жизни. А сейчас растерялась. Страх ошибиться был велик, но, с другой стороны, на пороге смерти, когда до гибели оставался маленький шажок, я поняла, насколько глупыми были опасения. Да, страшно жалеть о содеянном, не менее страшно жалеть о том, что сделано не было, но хуже всего погибнуть, даже не успев переосмыслить свою жизнь. Тогда я все для себя решила. Но нет-нет да и появлялся отравляющий существование червячок сомнения. Его я и хотела прогнать, прокатившись по Золотому пляжу.

Собиралась я тщательно, стараясь учесть все мелочи, хотя ехала пока не на свидание, да и не хотелось, чтобы мое желание привлечь внимание читалось слишком ярко. Просто я переживала, что Кэлз приедет быстрее, чем я успею переодеться, поэтому и старалась выглядеть прилично. Даже юбку надела, чего не делала уже достаточно давно. Правда, юбка была нетипичная, с косым подолом, более короткая, едва прикрывающая спереди колени и длинная сзади. Про любимый корсет со шнуровкой на груди я тоже не забыла, как и про одну из малахитовых блузок. На сей раз с коротким рукавом.

Я, как и хотела, сделала круг по Золотому пляжу, с ветерком прокатилась по кромке воды. В управление приехала совсем вечером. Дерек был еще на работе. Я быстро подписала все бумаги, узнала, что Кэвина отпустили домой и даже не отобрали его страшного питомца, а Бетси в камере и готовится проходить психиатрическую экспертизу, и после этого успокоенная уехала домой. Сегодня у меня не было настроения болтать о чем-либо с законником. Я успокоилась, и настроение было романтическим и немного глупым.

Когда я вернулась домой, Кэлз уже был там. Похоже, ему даже ключ был не нужен. Я закрыла за собой ворота и прислонилась плечом к забору, с улыбкой наблюдая за парнем, который стоял на веранде, облокотившись на перила.

– Я думал, ты сбежала, – с едва заметным укором произнес он.

– Куда? – усмехнулась я и сделала шаг вперед. – Я вроде как тут живу.

– Яд, ты адски непредсказуема. Я не удивляюсь ничему. В прошлый раз, чтобы не пить шампанское, ты убежала за маньячкой и угодила к ней в плен.

– Думаешь, я это сделала специально? – Смеяться рядом с Кэлзом получалось произвольно. Я смотрела на него, улыбалась и с удовольствием понимала, что он только мой.

– Кто тебя знает? – Парень развернулся и посмотрел на меня из-под опущенных ресниц.

– Я не настолько коварна.

– А по мне… – он хитро улыбнулся и сделал мне шаг навстречу, – ты очень и очень коварная. Но именно это меня и притягивает. Не знаешь, почему мне так нравятся дерзкие девочки?

– Представления не имею, – призналась я, закусывая губу.

Он остановился напротив, и я с наслаждением изучила его с ног до головы, не таясь. Пепельные волосы, непослушная челка, которая падает на глаза, улыбчивые губы и волевой подбородок. Он реально был красив, настолько, что у меня перехватывало дыхание. Я слишком долго запрещала себе смотреть на него и наслаждаться. Поэтому сейчас во многом открывала заново.

Сильная красивая шея, я подошла вплотную и скользнула по ней пальцами, чувствуя теплую упругую кожу, задержала ладонь на пульсирующей вене у ключицы и, прежде чем убрать, легонько скользнула ногтем по вороту рубашки ниже к груди.

Кэлз перехватил мою руку и поцеловал подушечки пальцев.

– Шампанское, – тихо заметил он и повел меня к небольшому столику у бассейна. Я даже забыла, что у меня есть такой уютный уголок, так как все время проводила преимущественно на шезлонге с другой стороны дома, наслаждаясь видом на море.

Шампанское, клубника, мороженое… все так, как мы договаривались. Предусмотрительность парня поражала. На глаза навернулись слезы, но когда я повернулась к Кэлзу, то уже улыбалась. Слезы счастья несложно спрятать за улыбкой.

– Ты знаешь, а я сегодня что-то не хочу ни шампанского, ни клубники… – Я знала, что провоцирую и дразню. Это доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Ну… – Кэлз отступил, немного растерявшись. – Это вполне в твоем духе. Что же ты хочешь?

Мне кажется, он ждал, что я скажу – остаться одной, но я тоже умела удивлять.

– Сегодня я хочу только тебя…

Парень на секунду опешил, потом на губах заиграла улыбка, и он сделал шаг мне навстречу со словами:

– А сегодня я иду в комплекте с клубникой. Хочешь, я буду кормить тебя сам?

– Ну-у, – сейчас немного растерялась я. Опустила глаза и приблизилась. Взяла его за воротник рубашки, которая мне не давала покоя, и притянула к себе со словами: – Все может быть.

Его губы манили, но еще сильнее притягивала шея. Я как завороженная смотрела на пульсирующую у ключицы жилку и поэтому сначала поцеловала туда. Мне даже на цыпочки вставать не пришлось. Кэлз шумно вздохнул и обнял меня за талию, не проявляя, однако, инициативы. Он действительно был верен своему слову и ждал первого поцелуя от меня.

Я нежно скользнула языком от впадины у ключицы выше, к ямке за ухом. Руки на моей талии сжимались сильнее, а дыхание парня становилось прерывистым. А я упивалась своей властью, прикусила нежно мочку. Снова поцеловала и шепнула на ухо, скользнув руками по сильной спине:

– Я должна сказать тебе одну вещь. – Парень напрягся, и я его прекрасно понимала. Мне тоже совсем не хотелось сейчас тратить время на разговоры. Но мне казалось это важным. – Кэлз, все те разы, что я говорила тебе, будто считаю тебя наглым избалованным мерзавцем, в котором нет ничего, кроме денег и статуса, я врала, чтобы оттолкнуть. На самом деле я нашла в тебе намного больше и испугалась этого…

Сказав это, я нежно чмокнула его сначала в подбородок, потом в уголок губ, потянулась, чтобы поцеловать по-настоящему, но он чуть отстранился и произнес очень серьезно:

– Я вел себя как избалованный придурок, но, Яд… всю жизнь я получал то, что хочу, и это было нормой. А потом появилась ты, и мне просто снесло голову. Ты стала моим помрачением, я не сразу понял, что мои чувства к тебе – это гораздо больше, чем желание. Слово «хочу» неприемлемо в отношении тебя, – признался он, скользнув руками по моей спине и заставив прильнуть к сильной груди. Я положила голову ему на плечо и прикрыла глаза.

– А какое приемлемо? – очень тихо спросила я, чувствуя щекой его сердцебиение.

– Люблю? – очень тихо поинтересовался парень, заставив мое сердце радостно подскочить.

– Знаешь, мне пока сложно это признать, но мои чувства к тебе тоже давно вышли за пределы банального «нравится». И мне будет очень больно, если вдруг, покорив меня, ты утратишь интерес.

– Тебя невозможно покорить, Ядовитая! – сказал он и чмокнул в нос. – Тебя можно только любить, надеясь, что ты когда-нибудь полюбишь в ответ. – В его словах мелькнула грусть.

– Когда-нибудь? – Я хмыкнула. – Я давно люблю, было бы иначе, я не стала бы бегать от тебя. Когда любишь, острее переживаешь предательство.

– Я тебя не предам, – тихо пообещал он, а я почему-то поверила.

Повернулась и, обняв за шею, поцеловала. Он ответил в тот же миг, и голова закружилась от накативших эмоций. Я ждала этого слишком долго и теперь наслаждалась каждым прикосновением и каждым вздохом. Клубника была забыта, Кэлз подхватил меня на руки и понес в дом. Я выскользнула, попыталась захлопнуть дверь, но даже этого сделать не могла. Задыхалась в его объятиях, стаскивала по дороге его рубашку и прижималась к сильной груди, на которой еще оставалась небольшая повязка. Я осторожно провела пальцами по ее краю. Чуть наклонилась и осторожно лизнула сосок, потом прикусила его и на том мою инициативу прервали. Кэлз снова подхватил меня на руки, я обхватила его бедрами за талию. Прижалась, изгибаясь в спине, и мы рухнули на разобранный диван в гостиной.

Корсет полетел в сторону, а я совсем потеряла голову от сводящих с ума ласк. Его губы и руки, казалось, были повсюду. Я вцеплялась в пепельные волосы и выгибалась навстречу дерзким губам, пытаясь быть ближе. Кружевные трусики полетели на подушку, а я дернула ремень его брюк.

Наверное, потом у нас будет долго, нежно и со вкусом изысканно, но сейчас я хотела его так сильно, что не готова была ждать. Как и он. Мы слишком долго были порознь, поэтому вспыхивали, словно спички, теряли голову от наслаждения и утопали в объятиях. Он вошел в меня резко, заставив вскрикнуть и выгнуться навстречу, подчиняясь его бешеному ритму, впиваясь ногтями в плечи и закусывая губу. Кажется, я кричала. Мир превратился в калейдоскоп и сузился до одного конкретного мужчины. Единение было настолько сильным, что я уже не понимала, где заканчиваюсь я и начинается он, а потом я просто лежала не в силах пошевелиться, прижималась к влажной груди и мечтала о клубнике, за которой идти было лень.

(обратно)

Эпилог

А с утра нас совершенно бесцеремонно разбудили. Впрочем, мы сами были виноваты. Дверь все же стоит закрывать.

– Меня поражает! – фыркнул Дерек и подцепил с пола мою туфлю. Хорошо хоть на ходу ему не попалось ничего другого. – Вы двое совсем обнаглели?

– А что такое? – ощерился Кэлз, ревниво поглядывая, закрыта ли я пледом.

– Ну ты-то ладно, – примирительно махнул рукой законник. – У тебя я уверен, что все приплачено. Но Айрис?

– А я что? – Я натянула плед повыше, так как чувствовала себя на редкость неловко.

– Вообще-то у тебя сегодня предзащита. По итогам ее студента допускают или нет к защите летом. Ну и у него тоже, но фо Аголам можно на нее не являться, я так понимаю.

– Мне тоже. – Я сморщилась. – Меня все равно не допустят, и дальше учиться я не буду. Не по своей воле. Я-то бы с удовольствием. Но какой смысл терять время?

– Ну вообще-то, – ответил Дерек довольно, – допустят. Мне тут предложили занять место Нориса фон Лифена на полставки. Я подумал… почему бы и нет? Ну и согласился, приняв в качестве дополнительной нагрузки его студентов. У тебя есть мозги и талант, поехали защищаться, Айрис!

– Вот же! – Даже не думала, что какая-то новость может так сильно меня обрадовать. Я готова была бежать за Дереком прямо как есть, голышом, но подумала, что этого не одобрит Кэлз, поэтому попыталась вскочить с кровати, завернувшись в плед, но Кэлз не позволил и это, он намертво вцепился в угол пледа, который был у нас один на двоих.

– А может, ну его? – посмотрел он, и меня словно холодной водой окатило. Ему настолько безразлично мое будущее?

Но следующие слова развеяли все сомнения, парень скорчил умильную рожицу и признался:

– Я и за тебя заплатил, Айрис, ты будешь учиться в следующем году, даже если вообще больше не явишься до каникул. Как только ты сказала, что тебя не хотят допустить до защиты, так и заплатил… Ты достойна этого больше, чем многие из нас. А я в последнее время не очень люблю несправедливость.

– Что? – Я даже онемела, хотелось кинуться ему на шею. Он решил мои проблемы, даже когда я фыркала на него и не желала быть вместе. Причем сделал все тихо и мне не сказал, чтобы я не чувствовала себя обязанной.

– Я уже тогда знал, что без тебя мне будет плохо. И скучно… – тихо признал он.

– Ну, ты едешь или нет? – спросил Дерек, которого наше восторженное воркование, похоже, раздражало.

– Я еду. – Сомнений не было.

– Ну вот почему? – застонал Кэлз.

– Потому что я хочу быть лучшей. – Я улыбнулась. – И мне будет намного комфортнее и проще, зная, что ты прикрыл мне спину.

– А потом ты вернешься ко мне? – подозрительно уточнил он.

– Куда же я денусь? – фыркнула я и добавила: – Я же тут живу.

– А… – пробормотал он и откинулся на подушки. – Тогда я спать. И… купи по дороге клубники. А то вчерашняя, думаю, уже стухла. А мы ее так и не попробовали.

(обратно) (обратно)

Анна Одувалова. Идеальная

Пролог

Клэр

Богатые красивые девочки не бывают несчастны. Мы — иконы стиля и королевы этого мира. Лучшие шмотки, парни, платформы и, конечно, родовая магия — сильная, открывающая путь прямо наверх. В нашем мире нет места душевным терзаниям. Нацепляю на лицо привычную улыбку и иду радовать мир, раз он не хочет радовать меня. В руке бокал с коктейлем.  На обнаженной шее бриллианты, а под ногами песок Золотого пляжа. Вечеринки на берегу — это  визитная карточка Кейптона. Моя визитная карточка.

— Отлично выглядишь, Клэр! — Улыбаюсь и киваю, едва ли понимая, кто меня окликнул. Лица сливаются в одно. Моих настоящих друзей тут нет. Так вышло. Их осталось мало. Вчера уехали двое последних. У них медовый месяц, а меня рвет на части, но я улыбаюсь, не показывая, как мне плохо.

— Клэр, ты как всегда шикарна!

— И ты,— вежливый поцелуй в щечку, и я иду дальше. Неужели моя жизнь в этом? Мерийский колледж магии закончен, я стала лучшей выпускницей, и в сентябре продолжу учиться дальше. Формально, конечно же. Дар под контролем, а  работа мне не нужна. Следующий этап — найти жениха, соответствующего статусу. Но тут мне даже усилий прилагать не надо. Я словно породистая лошадь — на меня покупатели выстроятся в очередь, как только я захочу. Только вот я не хочу. А что хочу, не знаю. Точно не эту вечеринку.

— Составишь мне компанию? — говорю  высокому светловолосому парню, чем-то похожему на мою первую безответную любовь. Знаю, что он не откажет. Мне не отказывают. Ловлю заинтересованный взгляд.

— Дар,  — представляется он. Едва не ляпаю «мне пофиг», улыбаюсь и беру под руку. Я на взводе, а он должен доставить меня домой в целости и сохранности.

Но что-то идет не так. Причем с самого начала. Просто я давно уже не умею тормозить. Иначе бы уехала сразу и одна.

В клетках на берегу танцуют джинны. Их огненные волосы освещают стремительно темнеющий пляж. Гибкие обнаженные тела извиваются в такт музыке — джинны красивы и смертельно опасны. Однажды у нас вырвалась такая, огненная.  Едва не спалила все к тварям. После этого их долго не использовали, но я люблю риск. Он заставляет меня чувствовать себя живой. Поэтому прохожу рядом с клетками, практически касаясь кончиками пальцев раскаленных прутьев. Джина скалится и щелкает зубами, но достать не может. Смеюсь, адреналин бурлит.

Мы проходим в вип-зону. Тут тише и все свои. Условно свои. Несколько приятельниц, бывшие однокурсники. Усаживаюсь за столик у самой воды. Он пустует, потому что оставлен для меня. Киваю своему сопровождающему, указывая на соседний стул. Парень мне нужен, чтобы не сидеть одной. Я просто не могу быть одна по статусу, но проблема в том, что давно уже не хочу с кем-то, а имидж поддерживать нужно. В моем мире без этого никак.

— Коктейль для дамы. — Официант ставит передо мной высокий бокал. Фиолетовая жидкость, в которой искорками вспыхивает магия, и более светлый, поднимающийся  дымок.

— Хм… — Улыбаюсь, но не спешу брать. — Я еще не успела сделать заказ.

— Комплимент для дамы, — говорит он и смотрит в упор на моего спутника. Дар улыбается немного напряженно, видимо, не знает, оценю ли я.

Задумчиво изучаю бокал, потом официанта, который застыл с вежливой улыбкой и все же делаю глоток. Я доверяю персоналу значительно больше, чем своему новому знакомому. Если бы коктейль дал мне он, не приняла бы.

У напитка терпкий вкус, с едва заметной горчинкой. Послевкусие экзотических фруктов и еще что-то. Не понимаю, что, и мне скорее нравится, чем нет. Допиваю бокал на автомате, любуясь на волны, почти не обращая внимания на Дара. Его молчаливость — плюс.

Принимаю его руку, когда он зовет меня танцевать, и растворяюсь в музыке и объятиях. В голове розовый туман. Неправильный туман. Я от него отвыкла, пытаюсь вынырнуть, но тону в своем состоянии все глубже, как в омуте.

Прихожу в себя, когда небо уже затянуто розовой рассветной дымкой. Шумит прибой, а я, отклонившись на спинку сидения, сижу в неработающей платформе с полностью разряженными кристаллами управления. Голова раскалывается, во рту металлический привкус, и я не сразу могу понять, что произошло, а потом просто поворачиваюсь. Рядом со мной на водительском сидении платформы парень. С трудом вспоминаю его имя  — Дар. Сначала толкаю  в плечо, и только потом понимаю — что-то не так. Он застыл, уставившись в небо невидящим взглядом. В воздухе тяжелый запах крови.  Голова  парня разбита, но не с моей стороны, поэтомузамечаю не сразу. Лицо и белоснежная рубашка в крови. Мои руки тоже. Они дрожат, когда фокусирую на них взгляд. Что, демоны всех забери, тут произошло? Мутит, и я стараюсь не отключиться. Нужно держать себя в руках. По всей видимости, меня ждут огромные неприятности. Хуже всего, я не помню, убивала я его или нет. И если да, то чем он успел так сильно провиниться передо мной? В голове туман, от вчерашнего вечера остались только обрывки. Я не помню, как уехала с ним, и что случилось потом. Провал.

Дрожащей рукой вывожу руну вызова. Приходится напрягать родителей и наскоро обрисовывать им ситуацию, но законники успевают приехать быстрее. Словно падальщики, почуявшие легкую добычу. И среди них тот, кого видеть мне совершенно не хочется. Он ненавидит золотую молодежь Кейптона, а я  ее самая яркая представительница.

— Какая неожиданная встреча… — тянет с издевкой коротко стриженый законник, смерив меня презрительным взглядом стальных глаз. В них колючий лед и я зябко передергиваю плечами.  — Похоже, мне придется тебя арестовать, Клэр. — И, наклонившись чуть ниже, с наслаждением добавляет: — Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом. Даже самые лучшие адвокаты не смогут вытащить тебя из этого дерьма.

Дерек

Этим миром правят мажоры. Они устанавливают правила игры на Золотом пляже Кейптона. Ну, а я то зло, которое не дает им наглеть сверх меры.

Клэр фо Селар — олицетворение того, что я особенно не люблю в богатых детишках влиятельных родителей. Красива, умна и полностью уверена в своей безнаказанности. Видеть ее растерянной, со следами косметики и крови на лице отрадно.

Мне жалко парня, которого она убила. Ее — нет. Безнаказанность, которая идет с тобой рука об руку с детства часто приводит к таким последствиям. В один момент королева заигралась.

Я пока не знаю, что у них произошло, но могу предположить. Легкий наркотик мэдж, эмоции и уверенность, что все сойдет с рук. И вот один богатенький идиот мертв, а другая с ужасом смотрит на него и не понимает, как такое произошло. Ведь она же королева. Ей позволено все. Она — эталон, самая красивая и успешная, а тут дно…

Ее, конечно, будут пытаться вытащить. И по-хорошему через адвокатов, которых у ее семьи легион, и через угрозы, но слишком все очевидно.

Я видел за свою жизнь очень много таких крахов. О них молчат в высшем обществе, как о постыдных пятнах на репутации влиятельных семей, но случаются они чаще, чем принято об этом говорить.

Я смотрю на растерянную блондинку перед собой. На вызов в глазах и плотно сжатые губы. Красивая стерва. И сильная. Я вижу, как дрожат, сжатые в кулаки руки, но она держится. Все еще играет в королеву, только игра почти закончена. Еще одна богатая девочка лишилась короны и статуса. И только на задворках сознания бьется мысль. А что если она не виновата? Смогу я найти в себе силы, чтобы проверить и эту версию?

Но смотрю на пухлые губы, четкую линию скул, вызов в синих глазах и понимаю. Эта точно могла убить.

— Или ты скажешь, что не убивала парня? — спрашиваю, потому что велит долг.

Сглатывает, поднимает взгляд от дрожащих рук и, нацепив на лицо безразличную маску, твердо отвечает:

— Нет, я его не убивала.

Ни сомнений, ни раскаяния. Только короткий взгляд через плечо. Ждет, когда за ней приедут и заберут от меня и неприятного разговора. Она не чувствует за собой вины, и уже празднует победу. Такие, как она, не садятся за убийство. Только вот в Кейптоне много обратных примеров. Пытаюсь прощупать ее, но я не менталист, мне тяжело даются такие штуки, а Клэр — ледышка, у нее нет эмоций. Холодная, бездушная кукла, которая зачем-то испортила себе жизнь

— Улики говорят об обратном Клэр… тебе лучше признаться.

— Не понимаю, о чем вы… — холодно отвечает она и нагло поворачивается ко мне спиной. На берегу тормозят платформы, и к нам уже спешат люди. За королевой приехала свита. И сейчас у меня попытаются забрать подозреваемую. Потому что все равны. Но некоторые равнее. Но я так просто не сдамся, уничтожить Клэр фо Селар дело чести.

(обратно)

Глава 1

— Прости, Клэр, но тебя не приглашали… — Лесли улыбается, кажется сочувствующие, но глаза холодные и безразличные как у змеи. А я стою у входа в  женский клуб и обтекаю, словно нищенка, просящая подаяние. Неожиданное ощущение. Впрочем, сама виновата. — Ты же понимаешь, что сейчас ты не самый желанный гость… Общаться с убийцами неполезно для имиджа.

Лесли продолжает заливаться соловьем, нацепив на губы кукольную улыбку. Я все понимаю. Не стоило приходить, не получив  приглашения, но я настолько привыкла быть желанной гостьей, что просто не могла предусмотреть такой поворот. Передо мной всегда открывались любые двери.

— Ты ведь понимаешь, что обвинения — это временно, а вот мое отношение — величина постоянная? — спрашиваю холодно, просто потому что  в нашем мире слабость не прощают — сожрут и не подавятся. А я выгляжу жалко.

— Мы женским клубом соберем тебе в тюрьму посылку, — щебечет Лесли, старательно хлопая длиннющими ресницами. — Что лучше положить  маску от темных кругов под глазами с минералами и магической искрой или снижающие чувства голода злаковые батончики?

Лесли — дорогая, красивая «пустышка», ни грамма магии. Обычно я снисходительна к таким, но не сегодня. Нахалка напросилась сама. Этому трюку я научилась у Яд. Когда-то мы воевали, а потом она увела парня, в которого я была влюблена, спасла мне жизнь и стала почти подругой. Неделю назад  она уехала, а я попала в это дерьмо.

Едва уловимое движение руки и в маленькую сумочку Лесли летят ядовитые семена. Идиотка даже не замечает, но уже к вечеру дизайнерскую вещицу можно будет выкинуть. Согласна, мелкая, жалкая месть, но не проклинать же пустышку? Разворачиваюсь и ухожу, громко цокая каблуками и уговаривая себя. Нет, я не буду плакать, я не буду плакать.  Моя жизнь  разрушается, но это не повод терять лицо. Я на свободе, я жива и здорова, а значит, есть все шансы переломить ситуацию в лучшую сторону.

Чувствую себя грязной. Это липкое ощущение не отпускает меня уже несколько дней. Ненавижу Дерека! Этот демонов законник все же забрал меня с Золотого  пляжа в камеру, и я просидела в жуткой дыре двое суток.  Голодная, потому что есть местную баланду не смогла, без сна, потому что  сидела на краю грязного матраса и не решалась  лечь, даже когда все плыло перед глазами от усталости.

Меня вытащили родители. Судя по поджатым папиным губам, залог был таким, что лучше бы там, в платформе умерла я. Я высказала им это и впервые в жизни получила по губам. Стыдно.

В душе провожу три часа, вызываю стилиста,  косметолога — не помогает ничего. Я до сих пор чувствую на себе вонь и грязь камеры. Хорошо хоть я сидела там одна.

Иду по городу и ощущаю на спине взгляды. В очередной раз убеждаюсь — я теперь персона «нон грата». Но отец просил не вести затворнический образ жизни. Все должны видеть дочь Гевина фо Солара на свободе, а значит, выдвинутые обвинения беспочвенны.

Поэтому я, сжав зубы и пытаясь не разрыдаться, гуляю по городу. Особенно тяжело становится от осознании, я что это только начало. Дерек  будет рыть носом землю и сделает все, чтобы закопать меня.

Нет, я не сомневаюсь в его честности, и если я не убивала, он докажет и это, но если пока он доказывает, разрушится мой имидж, жизнь, статус,  это доставит ему удовольствие. А если виновата я… Это для него вызов. А он считает меня виноватой. Я видела это в его стальных глазах.  А я сама… я просто не знаю, и не уверена, что хочу знать. Я бы просто отмотала все на несколько дней назад, чтобы остаться дома в тот злополучный вечер. Все равно настроение было паршивым. Не стоило никуда ездить.

Возвращаюсь домой совершенно разбитая. Мама ждет меня внизу. Она как всегда безупречна, и я чувствую себя рядом с ней какой-то слишком простой, что ли… гадким утенком, которым, по факту, никогда не была.

— Клэр, у тебя пятнадцать минут на сборы, — говорит она  нетерпеливо. — Мы с отцом ждем тебя в столовой. Будь безупречна, как ты умеешь, пожалуйста. Это важно.

— Почему такая срочность? — спрашиваю я настороженно, замерев на лестнице. В свете последних событий я перестала любить сюрпризы и неожиданные повороты.

— У нас гости. Не разочаруй, — коротко отвечает мама, разворачивается и уходит, оставив меня одну.

«Гости?» — проносится в голове. Не та ситуация, чтобы меня демонстрировать. Я сейчас не эталон идеальной дочери. Но вопросов не задаю и поднимаюсь к себе, распахивая шкаф. Сегодня, пожалуй, выберу белое.  Мне жизненно необходимо сделать акцент на невинности. Правда, вряд ли мой наряд что-то изменит, но всяко лучше, чем агрессивно-красный, который я так люблю.

Пока разбираю в шкафу наряды, немного отвлекаюсь от действительности. Останавливаюсь все же не на чисто-белом платье, а на нежном цвете шампань. Открытые плечи,  спадающая по  ногам длинная шелковая юбка и жемчуг на шее и в ушах. Волосы убираю в гладкую прическу, с ней я выгляжу чуть старше. Никакой яркой помады, все максимально естественно — смотрю в зеркало и вижу утонченную нежную блондинку голубых кровей, а  не стерву. Такая глупая, но спасительная иллюзия.  Образ дополняют  лодочки на высоченной металлической шпильке.  Они чуть более агрессивны, чем весь мой образ, но в этом тоже что-то есть. Сочетание мягкости и металла. Наверное, в этом вся я.

Кроме родителей, в гостиной только один человек, и я его знаю. Не очень хорошо, но на мероприятиях видела. Алексис фо Варинар — герцог, посол и еще что-то, я не помню весь перечень его дипломатических  заслуг. Слышала только о любовных, и это не те слухи, которые мне нравятся. Достаточно, что он  был другом Нориса фо Лифтена, осужденного за убийство моей подруги — опасный  и неприятный тип.  Зачем он здесь? Улыбаюсь и прохожу к столу. Легкий поцелуй в щеку от отца, сдержанная улыбка матери. Нет. Все это не просто так.

— Рад видеть тебя Клэр. Прекрасно выглядишь, — от нашего гостя. Что-то не припомню, чтобы мы переходили на «ты», но  сегодня я примерная дочь и молчу. Не в том я положении, чтобы показывать гонор.

В меню у нас рыба, гребешки и еще что-то изыскано-морское. В бокалах белое вино. Обстановка слишком напряженно-торжественная. С трудом сдерживаюсь, чтобы не задать вопрос. Отпиваю из бокала и ем. Молча. Сами расскажут, из-за чего мы собрались. Впрочем, долго думать не нужно. Из-за меня. Все происходит сейчас из-за меня и ради меня. Первой не выдерживает мама.

— Милая, — говорит она сдержанно и касается моей руки, словно предостерегая от взрыва. Незаметные для других знаки давно у нас в ходу. Этот значит — не нервничай. Выходит, повод есть и нешуточный. Напрягаюсь. — Герцог фо Варинар предложил прекрасное решение нашей деликатной проблемы.

— Надо же? — Смотрю на мужчину с интересом. Лет сорок, сухощавый, с презрительно поджатыми губами и ранней сединой на висках. Неприятный тип. Осознаю, что мне не хочется принимать от него помощь. Будто у меня есть выбор и возможность выпендриваться? Нет, я в полной заднице. И это понимают все. И родители, и мой «спаситель».  — И какую же помощь хочет предложить герцог?

Смотрю ему в глаза прямо и с вызовом. Понимаю, ему это не нравится, но он тоже сдерживается и ровно отвечает:

— Я, как вы знаете,  посол  Марийской империи. Через несколько дней я уезжаю из страны в Нагдад на пять лет с дипломатической миссией.

— И как это поможет мне? — уточняю осторожно, чувствуя, как сердце замирает от нехороших предчувствий. Хочется сбежать из-за стола, от этого неприятного человека, и вообще из своей жизни, покатившейся под откос на космической скорости. Почему нет заклинания, позволяющего отматывать время назад.

— Дорогая… — Папа мнется,  а значит, то, что он хочет озвучить, мне не понравится. — У герцога дипломатический статус.

— И что? Я поняла уже это и спросила, как его дипломатический статус поможет мне.

— У моей супруги тоже будет он, — отвечает герцог, изучая меня откровенно оценивающе. — Дипломатическая неприкосновенность. Если  ты станешь моей женой, то через три дня мы уедем отсюда, и никто не посмеет тебя задержать.

Сердце пропускает удар, а глоток вина, который я только что сделала едва не идет носом. Такого бы позора мне не простили. Поэтому я сдерживаюсь, но все равно  издаю странный кашляющий звук, а из глаз брызгают слезы. Отнюдь не от переизбытка эмоций, чисто физиологическая реакция.

Мама смотрит то ли с осуждением, то ли сочувствием. Я не настроена сейчас изучать ее реакции. Мне бы в своих разобраться.

— Дочка, свадебная церемония будет самой простой и скромной, — осторожно говорит она, не отпуская из прохладных пальцев мою, стремительно теплеющую ладонь. — Завтра в полдень. Если этот следователь узнает, он попытается помешать, а как только ты станешь женой дипломата, он не сможет  тебя задержать, не имея железных доказательств.

— Мама меня нашли рядом с трупом, — хрипло отвечаю я. Горло все еще дерет от вина, которое попало не туда, куда должно было. — Какие еще доказательства нужны?

— И что? — вместо мамы говорит папа. Его голос слишком резкий, обычно со мной он говорит мягче. — Это ничего не доказывает. Есть только его предположения.  Свадьба — хорошая идея.

— А подумать мне можно?

— Понимаешь. — Папа мрачнеет. — Думать тут не о чем. Это единственное решение в данной ситуации, ну если ты, конечно, не хочешь вместо  особняка в Нагдаде на пять лет получить тюремную камеру и блокировку магических способностей на двадцать. Завтра в двенадцать будь готова. Я надеюсь на твое благоразумие.

— Конечно, — отвечаю я с каменным лицом. — Как и всегда.

Внутри бушуют эмоции. Я стараюсь не смотреть на своего жениха. К горлу подкатывает тошнота. Нет, я совершенно точно не хочу становиться женой престарелого садиста. То, что герцог не совсем нормален, написано у него на лице, ну и слухи… Странно, что они не дошли до родителей. Впрочем, Алексис осторожен. Ну, или так я хочу думать. Не хочу стать зависимой и уезжать никуда не хочу. А в тюрьму? И в тюрьму тоже. Мне жизненно необходимо остаться одной и подумать. Только времени очень уж мало.

Беру себя в руки и спокойно заканчиваю  обед, со всеми вежливо прощаюсь до завтра. Отказываюсь от прогулки с женихом под предлогом сборов и сбегаю к себе.  В голове начинает  вырисовываться план. Я не дура и не пойду на открытый бунт.

Родители мне его не простят, последствия могут быть самые неприятные, бежать… не вариант. Я не умею жить без дорогих платформ денег и роскоши, а значит, нужно придумать что-то более тонкое… игру, в которой я расставлю фигуры на шахматной доске.

Мне нужно лишь определиться,  готова ли я нести ответственность, если все же парня убила я? Да, причин не было, но я не помню ничего о том вечере. Если я сейчас начну свою игру, могу потерять все. Решение родителей позволит сохранить то, к чему я привыкла. А нелюбимый мужик рядом… я же всегда знала, что, вероятнее всего, в моей жизни   будет именно так. Хотя бы, потому что я неспособна на сильные чувства. Только думала, что договорной взаимовыгодный брак ждет меня не сейчас, а когда-нибудь чуть позже…

Я поднимаюсь и выбегаю из комнаты, пока во мне остались крупицы решимости.

— Ты куда? — обеспокоенно кричит мама. Она хорошо меня знает, и поэтому ждет подвоха. Не зря. Но ей об этом знать не стоит.

— Прогуляться! — рвано отвечаю я, надеясь, что более детальных вопросов не последует.

— Клэр… не смей делать глупости, — осторожно предупреждает она. Словно опасается взрыва, но я держу себя в руках.

— Какие глупости, мама? — Я замираю в дверях. Ты считаешь, я способна сбежать из дома в платье за штуку кристаллов и на шпильках? Не говори ерунду. Бежать мне некуда. Мне нужно просто проветрить голову. В одиночестве. Все же сегодня последний день моей свободной жизни. Имею я право отпраздновать это дело? Одна, раз девичник мне не положен.

— Клэр, я прошу тебя, успокойся. — Мама выдыхает и делает шаг навстречу. — Ты виновата сама. Это единственное решение, которое нашел отец.

— Я понимаю, но не надо за мной следить, будто я преступница.

— Но ты преступница, Клэр… — тихо отвечает мне мама, а я качаю головой. Самое отвратительное в этой ситуации, что нет ни одного человека, который бы считал, что убийца кто-то другой. Даже я сама лишь испытываю легкие сомнения. А возможно, просто создаю себе иллюзию. Не хочу верить, что лишила кого-то жизни. И ладно бы сделала это осознанно. Я ведь даже не помню за что. От этого на душе особенно гадко.

На какое-то время становится страшно, и я хочу вернуться в свою комнату, сбежать от возможных последствий. Но я не привыкла сдаваться и менять  свои решения, поэтому стремительно выхожу из дома и сажусь в платформу. Кладу руки на кристалл управления, и пока он напитывается моей магией, привожу в порядок дыхание, а  потом срываюсь с места и мчу в управление порядка. Если родители узнают,  думаю, замуж меня выдадут ночью. Какую же глупость я творю! Будем надеяться, я не пожалею об этом. Хотя о чем я? Пожалею. Чтобы я сейчас ни предприняла, все равно буду жалеть. В моей ситуации просто нет решения, которое бы привело к благополучному исходу.

Сижу в платформе перед входом и смотрю на серую, металлическую дверь. Само здание тоже серое, с узкими окнами — мрачное. Не хочу туда идти. От этого места веет безысходности. Мне совершенно не нравится тут, я хочу назад в свою привычную жизнь. Но пути назад нет. Я так решила для себя. Делаю выдох и решительно хлопаю дверью платформы. На меня  обращаются все взгляды законников, которые стоят у дверей. Спешат по своим делам,  выходят из безликих платформ. Королевой прохожу мимо охранников на входе и прошу позвать Дерека.

Я знаю, что выгляжу безукоризненно. Не зря же старалась для семейного обеда, а держать лицо меня учили с раннего детства, потому что никому нет дела до того, что у тебя на душе. Ну и нечего демонстрировать богатый внутренний мир. Показывать надо красоту,  жемчуг и дизайнерские платья. Именно это важно в моем мире.

Мне навстречу выходит не сам законник, а его помощник. Молодой, помятый, неопрятный. Надеюсь, я не сморщила брезгливо нос. Это тоже недопустимо.

— Дерека нет. — Я, видимо, как-то выдала свое отношение, потому что голос недружелюбный. А может, парень просто меня узнал,  я его нет. —  У него тоже могут быть выходные.

— Мне он нужен, — холодно заявляю я. — Где он живет? Это срочно.

— Мы не раздаем такие сведения даже очень красивым блондинкам, которых подозревают в убийстве. Точнее… — Он делает паузу. — Особенно красивым блондинкам, которых подозревают в убийстве.

— Ну же! — прошу я, чувствуя, как весь мой план летит в бездну из-за нелепого стечения обстоятельств. — Может быть, я пришла сделать признание. Именно сегодня, и именно ему.

— Делай, я к твоим услугам.

— Нет, — мстительно заявляю я. — Только ему.

После долгих препирательств я все же получаю адрес и хмыкаю. Могла бы догадаться. Нас с Дереком связывает одна давняя история.  Я знаю законника около года. Тогда год назад убили мою подругу, а он раскрыл это дело, с помощью самой юной и одаренной сыщицы нашего города Айрис Фейл.

Айрис вышла замуж за парня, которого я, думала, что любила, а Дерек стал ее наставником, и сейчас я ехала в знакомое место — дом Айрис Фелл Ядовитой. Они с Кэлзом отправились в свадебное путешествие, а Дерека,  видимо, попросили последить за домом. А может быть, Айрис просто стал не нужен небольшой домик на берегу океана с самым красивым видом в Кейптоне. Зачем, если Кэлз способен скупить для нее все побережье?

Паркуюсь у знакомых ворот и захожу в калитку, чтобы на шезлонге у бассейна увидеть его. Босого, с закатанными до колена светлыми штанами и без рубашки. Какого демона я, собственно, сюда приехала? На меня со злостью смотрят стальные глаза, и я понимаю, что зря. Я идиотка, и это не лечится. Только вот бежать уже смысла, нет.

— Ты же понимаешь, что последняя кого я хочу видеть в свой выходной? — спрашивает он и отставляет в сторону бутылку с пивом, чтобы подняться мне навстречу.

(обратно)

Глава 2

Дерек высокий, крупный и какой-то весь… поглощающий, что ли. Я привыкла к другим мужчинам, не таким масштабным. Рядом с ним я теряюсь.  К тому же в его взгляде не восторг и желание угодить, а усталость и безразличие. Такие, как я, не вызывают у него ничего, кроме раздражения. Я  это знаю и кусаю в ответ.

— Ты тоже не тот с кем бы мне хотелось общаться. — Отступаю на шаг, чтобы разорвать расстояние между нами.  Мне сложно начать разговор. Если бы мы встретились в официальной обстановке, пусть даже  в той камере, в которой он меня держал, было бы проще.

— И тогда чем обязан? — холодно интересуется он и косится на ворота, словно надеется, что меня замучает совесть, и я уйду. Не дождется. Самые страшные сомнения я уже преодолела и сейчас точно не поверну назад. Скажу все, что планировала, прежде чем уйти.

— Мне нужна твоя помощь, — слова буквально выталкиваю из себя и стараюсь смотреть в глаза. Отстраненные, стальные, безразличные.

— Оставила бы заявление в управлении, как делают все, кто хочет прибегнуть к помощи законников. Или Клэр фо Селар привыкла решать все вопросы на особом уровне? — в голосе яд.

Я злюсь, хочется психануть и сбежать. Хлопнуть чертовой дверью так, чтобы она слетела с навесок. Я могу, если добавить немного магии. Только смысл? Мне нужен этот разговор, а не ему. Поэтому приходится терпеть.

— Нет, мне не нужны особые условия. Мне нужна именно твоя помощь. Родители хотят выдать меня замуж и  убрать из Кейптона. Завтра.

— И причем тут я? — спрашивает он, но я успеваю поймать мелькнувший в глазах азарт. Зацепило.

— Ты им помешаешь, — говорю я прямо то, что думаю.

— С ума сошла? Мне это зачем нужно?

А вот это ложь, я знаю, что ему нужно оставить меня тут. Если я уеду, он никогда не сможет доказать, что парня убила я. Если останусь, я тоже сделаю все, чтобы не смог, но у него останется надежда обыграть меня в этом деле.

— Затем, что ты считаешь меня убийцей.  И хочешь  доказать это всем, — как можно ровнее отвечаю я. — Если я завтра в полдень выйду замуж за дипломата, послезавтра уеду, и ты не сможешь меня остановить. Дело будет закрыто… родители предусмотрели все… церемония состоится в полдень  в нашем доме. Гостей будет минимум.

— Вопрос: зачем это тебе?

— Затем, что я привыкла рисковать… Все или ничего… меня не устраивает замужество и побег.

— Я не вытаскиваю из неприятностей малолетних избалованных убийц.

— Да. Ты доказываешь их вину и сажаешь. Не помешаешь свадьбе,  это дело останется не раскрытым.

— Думаешь, камера лучше, чем замужество?

— Думаю, смогу избежать и того и другого, — отвечаю я, разворачиваюсь и ухожу. Мне нужно это сделать, иначе просто разрыдаюсь. Руки дрожат, и голова кружится. Не хватало еще упасть перед законником в обморок.

Еле добираюсь до платформы и сразу же активирую кристалл, чтобы унестись подальше от его дома. Торможу в стороне, чтобы просто немного прийти в себя,  приглушить рыдания, и только потом еду дальше. Никто не должен видеть как мне плохо. Не дай боги, родители догадаются, где я была и что натворила. Впрочем, такого они от меня точно не ожидают.

Когда возвращаюсь домой, меня ждут гости. Маррис, пожалуй, единственный кого я готова видеть и чьему визиту я не удивляюсь. Я одновременного его люблю и ненавижу. Мелкий, рыжий мерзавец с отвратительным характером. Но мы вместе с раннего детства. Он не отвернется только потому, что меня обвиняют в убийстве. Возможно, он находит это или забавным, или притягательным. Что у рыжего в голове не способен понять даже он сам.

У самого Марриса такой послужной список, что другого бы исключили из приличного общества. Но он богат и парень. Парням многое прощают, особенно если они могут составить хорошую партию. Правда, потенциальной невесте я не завидую. Характер у рыжего — дерьмо и выносить его может только Льера, а она танцовщица. Такую партию мать Марриса ни за что ее одобрит. Друг предпочитает делать вид, что ему все равно. Но это не так. Они с Льерой год — самые долгие отношения Марриса. Признаться, я не думала, что он способен на такое.

— Тебя можно поздравить? — спрашивает он с моей кровати. Маррис валяется на ней прямо в ботинках и обижено смотрит на меня. Он не привык скрывать свои претензии, поэтому сразу же высказывает мне. — Почему информацию о твоем замужестве я слышу не от тебя, а от твоих родителей? Тебе не кажется это нечестным?

— Возможно, потому что узнала я о нем два часа назад и все это время пыталась избежать? — раздраженно отзываюсь, скидываю с ног туфли и падаю в кресло, массируя виски. Как меня все достало.

— И как? Успешно?

— Не знаю. — Нервно дергаю плечами. — Но я не хочу выходить замуж заАлексиса и на пять лет уезжать в Нагдад. Совсем не хочу, Маррис. И это не каприз. Если хочешь, предчувствие.

— Ты не менталист.

— Поэтому у меня не может быть предчувствий?

— Поэтому ты не можешь основываться на них, аргументируя свои решения.

— Я и не пытаюсь. — Закрываю глаза. — Просто предложенное родителями решение проблемы у меня вызывает оторопь и страх. Не хочу.

— И правильно, — неожиданно поддерживает меня Маррис, но тут же добавляет. — Если, конечно, у тебя есть другой план. Потому что, Клэр, все что угодно лучше, чем двадцать лет в камере. Ты понимаешь это? Не делай глупости.

— Понимаю. — Я прикрываю глаза. — Надеюсь, что понимаю, — задумчиво поправляюсь я, в очередной раз прокручивая события этого вечера. Правильно ли я поступила?

— Скажи, что ты сделала? — Маррис напрягается и с вопросом смотрит на меня.

— Я рассказала о свадьбе Дереку, — признаюсь я на одном дыхании, со страхом ожидая реакцию Марриса, и она следует незамедлительно.

— Что?!— Маррис подскакивает на кровати, даже не обратив внимания на то, что стоит массивными ботинками на бледно-розовом покрывале. — Ты идиотка? Этот повернутый законник спит и видит, чтобы прижать к стенке кого-нибудь из нас, а ты вместо того, чтобы оставить себе путь к отступлению, лично вручила ему в руки этот козырь! Зачем? Клэр, ты же всегда была самой умной и дальновидной из нас. Что сейчас пошло не так?

— Что пошло не так? — взрываюсь я. — Меня обвинили в убийстве и, не исключаю, что заслужено. Меня хотят выдать замуж за человека с очень спорной репутацией и у меня два варианта: или золотая клетка в Нагдаде или вполне реальная тут. А ты еще спрашиваешь, что произошло?

— Не психуй! — отмахивается от меня Маррис и падает на кровать. Она прогибается под его весом и пружинит, несколько раз подкидывая парня. — Я просто спросил, зачем ты изобрела такой странный способ закопать себя. Просто бы пришла и призналась. Эффект был бы тот же.

— Затем, что я не могу спорить с отцом напрямую. Тебе ли этого не понимать! Мне нужно, чтобы свадьбу кто-то расстроил, и произошло это без моего участия.

— Ты понимаешь, что этот законник нас ненавидит? Он сделает все, чтобы упечь тебя за решетку, потому что ты золотая.

— Я не уверена, что Дерек воспользуется этой информацией. — Я качаю головой.

— Зато я уверен. Спорим?

Я не хочу с ним спорить. Я вообще не считаю, что спор уместен в этой ситуации.

— Знаешь, — задумчиво тяну я. — Дерек лишит меня свободы только в том случае, если я убивала. А Алексис, как только я скажу завтра «Да».

— Ты идиотка, если не понимаешь, чем будут отличаться эти два лишения свободы, Клэр, — говорит Маррис, рывком поднимается и раздраженно уходит. Я скидываю на пол грязное покрывало и сползаю по стене в обнимку с ним. Душат слезы. Нечасто я даю им волю.

Ночью сплю из рук вон плохо, поэтому с утра имею соответствующее отражение в зеркале. Лучше бы вчера напилась с Маррисом, он предлагал. Тогда бы хоть было не так обидно. Я давно не выглядела так отвратно. Впрочем, пить я вчера не пила, хотя очень хотела,  зато рыдала. Давно меня так не накрывало. Обычно я держусь не в пример лучше. Но сейчас и ситуация, из которой я просто не вижу выхода. Все может быть плохо или очень плохо. Причем, какой из вариантов развития событий попадает под «очень плохо», я не знаю.

— Ну, Клэр… — тянет мама, едва зайдя ко мне в комнату. Сама она свежа и идеальна. Смотрит, недовольно поджав красивой формы накрашенные губы. Цвет пыльной розы идет и ей, и мне. — Посмотри на свое лицо? Разве так можно! Сегодня самый важный день твоей жизни!

— Вот ты сейчас серьезно? — взрываюсь я и недовольно кошусь в ее сторону. — Самый важный день? Не издевайся. Ты вызвала стилиста? Вот пусть она и колдует над синяками под моими глазами. Это ее профессия, в конце концов. А я не обязана выглядеть свежей и счастливой, когда меня выдают замуж за престарелого извращенца. У нас с тобой разные представления о самом важном дне в моей жизни!

— Следи за языком, — цыкает мама, и ее взгляд становится ледяным. И это еще меня называют холодной и бездушной. Они просто незнакомы близко с Фионой фо Селар.  — Ты ведешь себя, как ребенок. Никто не виноват в той ситуации, в которой ты оказалась, кроме тебя самой. Отец и так делает все, что можно. Но ты и сама знаешь, насколько принципиален тот законник. Если бы мы могли с ним договориться, давно бы это сделали! Он не оставил выбора. Поэтому потрудись и прояви благодарность тому, кто решил тебе помочь! Между прочим, поставив под удар свою репутацию!

— Отсюда вопрос, ему зачем это надо? И что меня ждет в Нагдаде? Я боюсь, мама, там у меня не будет ни вашей защиты, ни прав.

— Если тебя посадят, ты и тут останешься без защиты и прав, а условия в тюрьме Кейптона намного хуже, чем в доме герцога в Нагдаде. Поверь.

— Ну, прекрасные перспективы! — шиплю я и с трудом удерживаюсь, чтобы не метнуть вазу в стену. Очень хочется, но мама совсем не одобрит. Ее глаза и так сверкают. Чую, мне скоро прилетит магическая подзатрещина.

Я нервничаю и поэтому грублю. Разговор с Дереком ничего не дал. Он не сказал, поможет мне или нет. Точнее, сказал, что помогать не будет, но ведь в его интересах не допустить свадьбу? Или я хочу от него слишком много? И законник не планирует прыгать через голову, чтобы раскрыть это дело? Наверное, у него полно еще таких же,  или более важных. Боги, как я привыкла быть центром этого мира. Сложно смириться с тем, что все не так, как мне хочется, и я ничего не могу с этим поделать.

Как же бесит неопределенность! Мама еще что-то говорит, но я просто не могу сосредоточиться на ее словах. Голова раскалывается. Если Дерек не прекратит безобразие, которое по недоразумению носит название «моя свадьба», я просто рухну в обморок в самый ответственный момент, и это даже игрой не будет. Мне, действительно, плохо и страшно.

Сборы на собственную свадьбу, провожу как в тумане. Я не верю, что все это происходит со мной. Демоны, я даже лицо жениха не могу вспомнить, только цепкий и колючий взгляд, который меня пугает! Не хочу! Просто до дрожи. Прилагаю неимоверные усилия, чтобы не сорваться. Держаться помогает только надежда, что Дерек решит вмешаться. Эта надежда иррациональная, но кроме нее, у меня, надо признаться, ничего не осталось.

Бледно-розовые туфли на металлической шпильке, украшенной стразами. Колодка у них невероятно удобная, подстраивается под ступню. В иной ситуации я была бы от них в восторге, а вот платье традиционное — на мой вкус даже слишком. Белоснежное с открытой спиной и пышным подолом. Не мой стиль, я бы укротила  его хотя бы спереди. И вообще, на свою настоящую свадьбу я выбрала бы совсем другое.

— Мам, что это? — недовольно спрашиваю я, испытывая потребность хотя бы из-за чего-то устроить скандал. — Ты схватила первое попавшее? Ты же знаешь, мне нравится Луи Беннито. Айрис выходила в модели из его последней коллекции. Мы с тобой еще обсуждали и сошлись на том, что платья идеальны! Откуда эта мечта окна в нашей гостиной?

— Дорогая, ты же сама сказала, тебе все равно. — Мама не настроена на скандал и старается держаться, отвечая мне ровно и без раздражения. Да уж выдержки ей не занимать. Мне еще учиться и учиться. А вот выносить мозг у меня получается определенно лучше.

— Поэтому вы взяли то, что гарантировано будет меня бесить?

Мам снова поджимает губы, вдыхает и признается:

— Пожелание жениха. Платье прислал он. Мы решили, что спорить ни к чему. К тому же оно тоже от известного дома мод,  последняя коллекция, отделка кристаллами Ваксоу. Оно соответствует твоему статусу.

— Оно не соответствует моему пониманию прекрасного, — шиплю я.

— Менять уже ничего не будем, — отрезает мама. — Во-первых, не успеем. А, во-вторых, это платье понравилось твоему жениху. Мне кажется, это весомые аргументы.

–Прекрасно — мой будущий муж стар,  противен и отличается дурным вкусом! Просто мужчина-мечта!

— Ему тридцать три, Клэр, — ровно говорит мама, но ее голос начинает дрожать. Я все же ее достала. — Не такой уж и старый, и совсем не противный.

— Мне двадцать. Не старый он для тебя, — добиваю я ее и испытываю смешанное со стыдом удовлетворение.

— Ты забываешься! — шипит она, а я пожимаю плечами. Меня бесит все. И  пышный подол и фата, тоже какая-то нелепая хоть и дорогая. Я похожа на взбитые сливки, которых слишком много и они пытаются сбежать с десерта.

Не вынеся моего дурного настроения, мама все же уходит, оставив меня в окружении девушек, которые приехали сделать меня красивой. Ладно, хоть они свои и давно знакомы и со мной, и с моими вкусами.  Тут мне никто не указ. Не знаю, может, стоило оставить  то лицо, с которым я сегодня проснулась, как месть жениху за это ужасное платье, но я слишком привыкла выглядеть хорошо, поэтому не могу себе позволить пугать окружающих. Даже если они этого заслужили.

Мне укладывают волосы  крупными локонами. Каждая прядь отдельно, словно прическу немного растрепал ветер. Случайный человек и не поймет, сколько времени потребовалось, чтобы создать на голове эту легкую небрежность.  На некоторые тонюсенькие прядки нанизаны жемчужины. На затылке  изящная заколка, к которой крепится фата.

Макияж почти незаметен.  На скулах легкий румянец. Синяков и покраснений вокруг глаз нет, зато есть легкая дымка, которая делает взгляд загадочным. Помада цвета пыльной розы, но чуть светлее, чем у мамы, на ногтях такой же лак. Я безукоризненна даже в этом платье.

Невеста-мечта. Невинная (с виду, конечно же), нежная (тоже ложь) и кроткая (три раза ха-ха). Интересно, герцог понимает, на что подписался? Он ведь даже не общался со мной ни разу. На что рассчитывает? Ему все равно или он думает, будто  с обручальным камнем, вставленным в кольцо, получит настоящую жену?

Больше всего я боюсь, что уверенность Алексиса связана с тем, что он просто не намерен считать со мной. Воспринимает как дорогую собачку, которую купил у заводчиков и теперь волен распоряжаться так, как посчитает нужным. Нет! В Нагдад мне точно ехать нельзя.

(обратно)

Глава 3

Когда спускаюсь в холл, то понимаю, что в моей голове созрело аж три плана. Если Дерек не явится, а похоже, он не явится, то, значит, упаду в обморок на самой церемонии. Если ее все равно не отложат, то стану женой дипломата, получу статус неприкосновенности, уеду в Нагдад и по дороге сбегу.

Когда каждый потенциально неудачный план оказывается прикрыт еще одним, я чувствую себя чуть легче. Хотя от волнения все равно кружится голова. Напрягает меня лишь то, что  мои документы с утра забрал папа. Злого умысла в его действиях нет, они требуются для официальной части церемонии, но это очень сильно выбивает из колеи. А если мне их не вернут? — Мысль бредовая, но от этого не менее пугающая.

— Эй! — возмущаюсь я, оказавшись внизу и обнаружив пустой холл. — Папа же сказал, что церемония будет проходить тут.

— Клэр, Алекс передумал. Он сказал, что бракосочетание должно состояться в центральной ратуше.

«Ну, звездец! — думаю я. — Теперь, даже если Дерек захочет остановить этот балаган, то не сможет этого сделать!»

— А что не на площади? — спрашиваю недовольно.

— По-прежнему будут только самые близкие, но  скрытность сейчас тебе тоже не на пользу. Все должны знать, что церемония совершенно легальна и открыта. Нам нечего скрывать.

— Ты вчера говорила, что о свадьбе никто не должен узнать.

Мама мнется, пытаясь сформулировать мысль, которая, очевидно, мне недоступна и все же выдает:

— Это до церемонии, чтобы никто не успел помешать. Мы известили только самых близких. А сама церемония должна пройти открыто. Платформа нас уже ждет. Пошли.

— А где папа?

— Папа подъедет прямо туда. Давай, поторапливаться, а  то опоздаем.

Мы выходим из дома и садимся в черную лакированную платформу — хищная морда, узкие глаза-фары и кожаный салон. Красивая, дорогая и быстрая. Мечта. Когда-нибудь я куплю себе такую же. Пока у меня маленькая, округлая и красная — подарок родителей. Они считают, что она безопасна и подходит молодой девушке. А я считаю, что мне подходит такая — дорогая и агрессивная.

Платформа срывается с места и меня вжимает в кресло. Мелькает мысль, что вся моя  жизнь осталась где-то там за пределами мчащегося по улицам Кейптона монстра. Теперь ничего не будет, как прежде, и свои проблемы мне придется решать самой. Я еще какое-то время смотрю в окно, словно надеюсь, что  где-то там мелькнет хорошо узнаваемый силуэт Дерека, но нет. Мы давно уже уехали от нашего дома. Законник проигнорировал мою просьбу или банально опоздал.

Теперь я могу рассчитывать только на себя. А все мои задумки сейчас, на подъезде к ратуше, не кажутся такими разумными и легко осуществимыми. Создается впечатление, что я попала в чью-то  талантливо расставленную ловушку.

— Мама, — шепчу я, когда мы останавливаемся. — Меня ведь увезут сразу после церемонии. Да? Я не смогу даже домой зайти?

— Милая, — она сжимает мою руку. — Все будет хорошо.

И этот ее успокаивающий голос подтверждает опасения. Меня увезут прямо отсюда. У ратуши несколько  платформ с гербами посольства. Видимо, на них и увезут. Похоже, бежать нужно было раньше.

Руки дрожат. Мне откровенно нехорошо и я смотрю на происходящее, словно со стороны. Что-то говорит мама, но я не разбираю  слов. На автомате подаю руку, затянутую в тонкую кружевную перчатку незнакомому мужчине, открывшему передо мной дверь платформы. От него тянет опасностью и магией. Он «боевик» — я своих чувствую сразу же. Просто я боевик только в дипломе — такова уж суть моей магии, стихийная, необузданная. У меня получается лишь разрушать, но я не такая, как они. Я лишь  «золотая девочка» из приличной семьи. Сильный дар, идеальный контроль, полезные навыки и ни грамма практики. А  меня ведет настоящий убийца, я чувствую это кожей. Второй встаёт с другой стороны, как-то незаметно оттесняя меня от мамы. Я остаюсь совсем одна.

Сейчас, когда иду к огромным дверям ратуши в сопровождении молчаливой охраны, понимаю, насколько наивными были мои мысли о побеге.

Я пытаюсь не выдать охватившую панику. Сегодня главный зал ратуши открыта только для нас, как и центральный холл. Когда  меня подводят к дверям, они открываются сами, пропуская внутрь. Мне хочется сказать «нет»,  освободить локоть и сбежать. Охранники, кажется, это чувствуют, так как хватка становится ощутимее. Если сначала меня лишь слегка поддерживали, то сейчас я ощущаю давление. Они словно боятся, что я сбегу.

Впереди длинный холл. Под ногами мрамор, поэтому каждый шаг раздается в гулкой тишине. Я бывала в этом месте не раз и по деловым вопросам, когда сопровождала отца, и на благотворительных вечерах и никогда не обращала внимания на то насколько это место безликое, холодное. Уходящие вверх колонны, сводчатый потолок высоко над головой узкие окна, свет  из которых  образует на полу узоры и давящая тишина. Сейчас я подмечаю каждую мелочь. Внутри меня растет напряжение, я как взведенная пружина. Только вот сорваться мне не суждено.

Немногочисленные гости, отец, жених и представитель мэрии ждут нас в зале. Он украшен нежными цветами,  на полу белоснежная дорожка, по которой мы идем к арке из мерцающих звезд — у меня, и правда, словно самая настоящая свадьба. Сердце замирает. Потому что у меня , свадьба, которой я совершенно не хочу, и у меня есть максимум двадцать шагов до того момента, как мне придется сказать «Да» и закрепить  магической печатью согласие. Потом назад пути не будет. С такой охраной сбежать не выйдет, а увезут меня прямо отсюда.

Папа подозрительно доволен. Неужели, он не понимает, что это не победа и не спасение? Похоже, нет. А вот в глазах жениха лед. Он смотрит на меня оценивающе, как на дорогую  платформу, которой уже обладает, и это пугает сильнее всего.

Отсчитываю в голове шаги. Понимаю, что у меня в запасе осталось всего пять, ну если чуть притормозить шесть и потом придется что-то делать. Видимо, падать в обморок. Других идей нет.

Тетя Дженни, которая сейчас взирает на происходящее со скептицизмом, пожалуй, будет в восторге от шоу. Как и кузина Мебли. Клэр фо Селар еще ни разу на их глазах не валялась на полу. Сейчас на ее крысиной мордочке застыло  злобное завистливое выражение. Божечки, дорогая, да я хоть сейчас готова поменяться с тобой местами, если, конечно, мне останется моя внешность. Так как внешность кузины Мебли оставляет желать лучшего. Девица она мелкая,  излишне худая с лицом действительно напоминающим мордочку крысы. Зато в неприятности не влипает. К таким, как она, неприятности не липнут.

— Ты выглядишь очаровательно,  — говорит жених, принимая меня из рук охранников. Молчу. Я и так знаю, как выгляжу. Невольно оборачиваюсь, словно надеюсь на то, что помощь придет. Но в ратуше только те, кого позвал отец.

— Мы можем начинать церемонию?

Суровый немолодой дядька открывает  толстенную книгу, над которой взвиваются руны.

— Да, конечно, — отвечает жених и я, повинуясь его руке удерживающей меня за локоть, делаю шаг вперед. Передо мной несколько ступеней. На них лучше не падать, можно разбить голову, если меня никто не успеет подхватить. У стола тоже не очень удобно, но других вариантов нет.

Я выдыхаю, сосредотачиваюсь и делаю  шаг вперед, чтобы на следующем красиво завалиться набок. Интересно, мой обман распознают или нет?

Я не успеваю красиво упасть. Уже начинаю оседать, когда громко хлопает дверь в зал. В торжественной тишине этот звук оглушающий. Он заставляет всех вздрогнуть и повернуться к выходу. Сердце делает кульбит. В дверях Дерек. Он выделяется на фоне лощеных гостей. Черная водолазка с высоким горлом,  потертая, неновая кожаная куртка и рабочие брюки сомножеством карманов. Образ довершают массивные ботинки. Оружия нет, но я смотрю на него и понимаю  — он сам оружие. За его спиной маячат законники в форме.

С трудом сдерживаю вздох облегчения. Я рада, что он не один.  Мой отец послушался бы представителя закона. Жених — не уверена. Его взгляд холодный и рука сжимается на моем локте. Шиплю от боли и пытаюсь вырываться. Но он держит крепко, и я затихаю. Не хочу раньше времени провоцировать скандал.

— Это частное мероприятие, — холодно отзывается Алексис фо Варинар и презрительно смотрит на Дерека. Дерека этот  взгляд веселит. Мужчина уверенно идет к нам, оставляя отпечатки грязных ботинок на белоснежной ковровой дорожке. И эти следы грязи самое прекрасное, что я видела за сегодняшнее утро.

— Это «отмененное мероприятие», — с ленцой в голосе отзывается законник, и сердце подскакивает в груди. Мне, что, он нравится? Впрочем, я люблю силу. Ничего не могу поделать плохие мальчики — моя слабость. А Дерек сегодня ну очень плохой. Вон Алексиса рядом со мной буквально трясет от злости.

Смотрю на законника, как голодная кошка, и молюсь, чтобы мой взгляд остался непонятым.

— На каком основании? — цедит сквозь зубы Алексис. — Ты вообще соображаешь, кому переходишь дорогу?

— Я постоянно кому-то перехожу дорогу, — отмахивается Дерек. — Такая уж у меня работа. Ваша невеста — моя подозреваемая в убийстве.

— И что,  ей нельзя выходить замуж?

— Почему же? — Дерек пожимает плечами. — Можно, но не тогда, когда она нужна мне, чтобы провести допрос. Вот закончим с формальностями и, пожалуйста…

— Но позвольте! — взволнованно говорит мама. — Неужели три минуты что-то изменят? У вас совсем нет сердца? Дайте хотя бы закончить церемонию!

— Изменят. На имя миссис Клэр фо Варинар куплены билеты в Нагдад, отъезд через два часа. Боюсь, как только мисс фо Селар станет миссис фо Варинар, изменится слишком многое, поэтому я ее забираю. Билеты придется сдать, а  церемонию отменить.  Брак — дело такое, в идеале, на всю жизнь. Спешка в нем ни к чему.

— Вы не посмеете! — возмущается папа и делает шаг вперед. Охранники наши,  герцога и законники Дерека напряжены, я чую сгустившуюся в воздухе магию, еще чуть-чуть и будет драка. Этого нельзя допустить. И так моя свадьба войдет в историю, как одно из самых скандальных событий этого года. Я вообще мисс-скандал.  Нужно же было Дереку явиться именно на саму церемонию. Не мог перехватить раньше? Мне кажется, ему просто нравится дергать аристократов за усы. Он все же пришел мне на помощь, но сделал это максимально неприятно для всех собравшихся. Не просто помешал, но и опозорил. Меня (я уже вижу заголовки завтрашних газет «Богатую невесту увели в наручниках со своей свадьбы»), родителей, герцога и только он сам — доблестный служитель закона. Даже не знаю, меня он сильнее сейчас бесит или восхищает. Адская смесь!

— Я этого не допущу, — презрительно говорит Алексис, и законники делают шаг вперед. Им навстречу выдвигается охрана герцога,  пытаясь встать передо мной.

— Вы серьезно? — шиплю я и вырываю руку у жениха. Чувствую, что останутся синяки, но Алексис так удивлен, что беспрекословно меня отпускает. — Может быть, драку с законниками устроите на радость всему Кейптону? Вы совсем сошли с ума? Мам, папа,  небо рухнет, если свадьба состоится завтра? — Прямо смотрю в глаза Дерека  и молюсь, лишь бы он не ляпнул: «Или никогда». — Я поеду с ним.

— Я сопровожу, — говорит герцог совершенно не в тему.

— Как-то я до этого мига справлялась без вашей помощи, — шиплю на него. Все достали.

— Но сейчас, когда ты станешь моей женой…

— Вот когда стану, тогда вернемся к этому вопросу, — чеканю я, и его лицо вытягивается, как и папино. Все же перегнула палку. Но мне нужно уйти, и я очень надеюсь, получится это сделать без конфликта.

— Могу я знать, к чему такая спешка? — спрашивает отец. Он явно тянет время и все еще надеется как-то решить возникшую проблему.

— Можете. — Дерек не упирается. — В деле открылись новые обстоятельства, и я вынужден забрать мисс Клэр для разговора.

— Приедет наш адвокат! — Папа напрягается. Он явно не хочет меня отпускать.

— Как скажете, без него мы не начнем.

После этих слов меня уводят. Один законник идет с одной стороны, второй — с другой, и я испытываю странные чувства. Сюда я тоже вошла между двух мужчин. Меня увозят законники, но почему-то я в данный момент чувствую себя свободной.

Я не могу сдержать торжествующую улыбку, когда меня ведут к черной массивной платформе. На таких рассекают законники. На  левой двери серебряная мантикора, а кристаллы на крыше горят алым, привлекая внимание.  Мне открывают дверь, и я сажусь на заднее сиденье. Почему-то думаю, что Дерек будет за кристаллом управления, но законник устраивается рядом со мной, а водительское место занимает другой мужчина.

— Улыбаешься? — холодно спрашивает мужчина, и я внезапно понимаю, что он злится. Вопрос — на что? На то, что мои интересы и его совпали?  — Думаешь, добилась своего?

— Я всегда добиваюсь своего.

Вот кто, демоны забери, дергает меня за язык? Дерек хмыкает. Но это не дружеская усмешка, он в ярости.

— Не боишься, что пожалеешь?

— О чем? — Я закатываю глаза. Как бы ни рычал этот законник, я знаю, просто нутром чувствую, он не причинит мне вреда. А вот в своем женихе я не уверена. Он пугает меня в сто крат сильнее.

— Свадьба не самое плохое, что могло с тобой случиться. Подумай об этом сегодня ночью. Если бы ты промолчала, через полчаса отправилась бы в Нагдад, и даже я не успел бы ничего сделать, а теперь ты тут, в моей власти. По крайней мере, до утра. А это очень много. Не боишься, что я найду доказательства твоей вины?

— Я уже слышала это. Поверь, ты не один так думаешь! — отвечаю я раздраженно.  Достали все пугать, я без них боюсь и очень сложно при этом корчить из себя стерву. —  Но ночи тебе не хватит, чтобы посадить меня до конца дней. Было бы все так просто, ты бы докопался до истины. Куда мы едем?

— А сама, как думаешь? Туда, где твое  дорогущее платье вряд ли останется таким же безупречно белым. Мне кажется, тебе не идет этот цвет. Он не отражает суть.

— Ничего. Это подарок Алексиса. С удовольствием его испачкаю, — парирую я. — А какой мне цвет идет?

Поворачиваюсь и с вызовом смотрю прямо ему в глаза — холодные, радужка похожа на разлитую ртуть. Дерек так же ядовит, как и она. Мне кажется, или на миг законник теряется. Но потом, после паузы произносит.

— Поговорим завтра. Думаю… — Снова холодный взгляд. — Грязь тебе к лицу.

— А ты не джентльмен! — бросаю я и отворачиваюсь к окну, чтобы не показать, что его слова меня все же задели.

— И никогда не претендовал. Я законник. Наше главное качество — честность. За лживыми комплиментами не ко мне.

— Поэтому ты один, — шиплю я.

— А почему ты одна, Клэр? Потому что влюблена в того, кто выбрал другую, или… даже богатые змеи не привлекают мужчин, потому что они холодные и ядовитые?

Он настолько точно бьет в больные места, что я с трудом сдерживаю слезы. Хочется вцепиться ему в физиономию, но понимаю, сделать это в машине законников не лучший вариант, поэтому молчу, проглатывая обиду и злость.  Я нечасто так делаю, но сегодня он, и правда, спас меня. Неважно, как он при этом ко мне относится, главное, сделал то, что мне нужно. Все остальное не имеет значения.

— Придурки! — слышу с переднего сидения и напрягаюсь. Вряд ли даже успеваю понять, что речь идет не о нас. Платформу подбрасывает и тащит в сторону. Мы теряем управление, начинаем крутиться на дороге, в потоке других платформ. Кажется, кричу и вцепляюсь в первое, что подворачивается под руку — плечо Дерека.

(обратно)

Глава 4

Дерек вытягивает вперед руки,  пальцы светятся. Он пытается создать защитное поле и стабилизировать нас. Я даже не думаю, не вспоминаю, чему учили, просто  помогаю,  пустив свою магию к его — физический контакт очень помогает, поэтому его плечо не отпускаю — оно служит проводником. Мой потенциал больше, а вот умений не хватает, но я знаю, Дерек сумеет  использовать то, что досталось мне от природы. И мы выравниваемся. От трагедии нас отделяло немного. Действительно,  те, кто нас подрезал на дороге — придурки.

— Снова, наверное, какие-то мажоры-воздушники, — недовольно  бухтит водитель. Я  хмыкаю и отворачиваюсь. Конечно, кто еще может быть виноват во всех бедах?

Всю оставшуюся дорогу едем молча. Не удивляюсь, когда платформа останавливается у здания Управления Закона.

Дверь мне никто не открывает. Видимо, это такой внутренний протест Дерека. Ну и наплевать на него. Подчеркивает, что не джентльмен? А мне и не нужно  это, в моей жизни достаточно тех, кто открывает передо мной дверь. Задача законника — избавить меня от проблем. Даже если он сам видит свою миссию иначе.

Приходится выходить самой. Едва не падаю, зацепившись каблуком за платье. Рву тонкую органзу верхней юбки и сдержанно, но замысловато  ругаюсь сквозь зубы. Ловлю удивленный взгляд Дерека. Что, думал, принцессы какают розами и вместо матерных слов с наших губ слетают бабочки? Нет же.

— Сам сказал, мне идет грязь, — отвечаю на выразительный взгляд. — Это тоже грязь. Просто более сложная ее форма…

Огибаю и гордо иду впереди него, пока не понимаю, что, в общем-то, не знаю, куда направляюсь. Точнее, догадываюсь, но как-то странно  вперед всех, как в номер класса люкс, спешить в камеру, размахивая букетом, который так и тащу в руках. Снова ругаюсь и отправляю его в урну одним уверенным движением. Теперь точно все! Свадьбы не будет.

Проходим уже знакомыми коридорами, Дерек кому-то кивает, а я ловлю на себе заинтересованные и откровенно жадные взгляды. Кому-то демонстрирую средний палец и двигаюсь дальше.

— Устраивайся.

Передо мной открывается дверь камеры. Я уже провела тут одну ночь. В Законном управлении других нет, или Дерек решил мне выдать одну конкретную, чтобы привыкала?

— Предлагаешь ночевать тут? — брезгливо спрашиваю я, скорее из чувства противоречия. Куда еще он мог меня привезти. Не к себе же домой?

— А что предлагаешь ты? — с усмешкой спрашивает он и изгибает  бровь. Смотрит на меня дерзко с вызовом, и я теряюсь. Хорош. Я не замечала этого раньше.  Точнее, замечала абстрактно, но меня не трогало.

— Представления не имею, — признаюсь несколько растерянно.

— А я думал, у тебя уже есть план.

У меня нет плана и это упущение. Я, правда, не знаю, что делать. Я сбежала со свадьбы, но уже с утра, а может быть, ночью родители все решат, и меня отпустят, чтобы мы с Алексисом закончили начатое. Разве что, он откажется от проблемной девицы?

Это все мелькает у меня на лице.

— До утра сюда никого не пустят, — успокаивает меня Дерек. — С утра приедут твои родители, адвокат, и наш с тобой допрос закончится так же быстро, как и предыдущие. Но ты можешь признаться в убийстве, тогда ты будешь в безопасности.

— Тогда я буду за решеткой.

Он пожимает плечами, хмыкает и отступает. Щелчок пальцев и решетка захлопывается, отрезая меня от внешнего мира. Я остаюсь стоять на своих высоченных шпильках в этом нелепом свадебном платье в грязной камере и смотрю, как удаляется спина Дерека. Но внезапно мужчина останавливается. Поворачивается ко мне и закусывает губу, словно раздумывая. А потом делает решительный шаг к решетке и мое сердце замирает.

Дерек

Не знаю, зачем я это делаю. Может быть, потому что хрупкая блондинка в дорогущем подвенечном платье пытается казаться сильной? На нее нельзя смотреть равнодушно,  особенно, когда она такая — воздушная и нежная. От  этого лживого образа в груди все сжимается, но я все равно  делаю долбаный шаг в сторону камеры, хотя внутри меня борьба и пожар.

Это не входит в мои обязанности, я и так сделал больше, чем был должен. И  то, что я вытащил со свадьбы Клэр фо Селар без серьёзных на то причин, мне непременно аукнется. В лучшем случае выговором. Я могу задержать ее на несколько дней,  это будет сложно, затратно, но могу. Это разозлит ее жениха, ее отца и мое начальство, но по большому счету, ничего не изменит. Так какого же демона я влез в это дерьмо? И зачем сейчас снимаю со своей шеи один из четырех амулетов? Стаскиваю через голову вместе с тонкой серебряной цепочкой, и протягиваю сквозь прутья камеры, тихо приказывая: «Возьми».

— Зачем? — спрашивает насторожено и с легким презрением косится на артефакт. Ну да, кукла, таких украшений тебе не дарили. Цепочка,  потемневшая от времени, и крупный черный камень, напитанный древней магией. В Кейптоне такую уже забыли.

Клэр хрупкая, невинная, но это впечатление обманчиво. Это становится понятно, каждый раз, как она открывает рот или смотрит в упор  холодными ярко-голубыми глазами. Их цвет совершенно неестественный — слишком светлый и чистый, как летнее безоблачное небо.

Вспоминаю, как меня словно горячей волной ошпарило с ног до головы от ее слов о том, что ей идет грязь. Ей действительно она идет. Ангельская внешность и чернота внутри. И Клэр прекрасно осведомлена, что именно этим притягивает. Нельзя говорить такие вещи мужчинам. Не верю, что она не понимает очевидных вещей. Блондинка не наивная фиалка. Понимает, и специально говорит. Играет на самых низменных животных инстинктах. И вот я уже предлагаю ей помощь сам. Идиот.

Хочу отдернуть руку, но цепкие тонкие пальчики уже перехватили камень и тянут на себя — уверенно и по-хозяйски.

— Что это?

Вырывать как-то совсем глупо, поэтому нехотя поясняю:

— Если вдруг… мало ли, ночью возникнут какие-то проблемы… можешь меня позвать. Но не перегибай палку. Вызов будет неприятен для нас обоих. Если позовешь, потому что тут неудобная кровать… — мысль не заканчиваю. Клэр закатывает глаза.

— Представления не имею, какая тут кровать, — хмыкает она. Удивленно вскидываю взгляд, пытаясь переварить ее слова. Как так? Она ведь провела одну ночь в камере, и встречаюсь с насмешливым взглядом, полным превосходства. Изгибает красивую  бровь и кривит губу в нахальной улыбке. Зараза! Она что не ложилась? И, судя по поведению, и сегодня не планирует. Идиотка! Но я ей не нянька. Как хочет! У нас тут не отель-люкс, не поспоришь.

Видимо, моя физиономия красноречивее любых слов, так как Клэр утвердительно кивает, прежде чем ответить:

— Не переживай. Я не хочу проверять, удобна ли твоя кровать, поэтому не позову без серьезной на то необходимости. Но за  артефакт спасибо. Ценный и редкий… не ожидала, что законникам такие выдают.

— Законникам такие не выдают, — отвечаю сдержанно и снова поворачиваюсь спиной. На этот раз все же ухожу, пытаясь не выдать свое состояние. Нет, она, однозначно, дразнит меня намеренно. Иначе к чему рассуждения про мою постель? В которой, к слову, давно никого не было. Потому что  я в последнее время сплю или на работе, или с работой!

Клэр

Я смотрю на удаляющуюся спину в черной кожаной куртке и убеждаю себя, что пялюсь на нее по единственной причине — больше смотреть здесь решительно не на что. Дерек скрывается за поворотом, а я накидываю себе на шею амулет.

Представления не имею, зачем он мне его оставил, но, говорят, законники, даже боевики, обладают повышенной интуицией. И привыкли ей доверять.  Камера мне хорошо знакома, в прошлый раз изучила ее наизусть — тут нет ничего интересного. Узкая койка,  в которой я уверена,  водится что-то  этакое, хорошо, если просто клопы. Смердящая дырка в полу, куда надлежит гадить (не хочу даже представлять, как это осуществить технически), мне даже смотреть в ту сторону противно, и  бетонный пол. Я чувствую, какой он холодный сквозь тонкую подошву модельных туфель. От каблуков ноги устали. Не бывает удобных колодок после нескольких часов на ногах.

В прошлый раз, очутившись тут, я даже села только спустя пять часов, так и стояла истуканом, сейчас же испытываю мрачное удовлетворение от того, что укладываю задницу в дизайнерском, подаренном Алексисом платье на узкую тюремную кровать. Есть в этом нечто доставляющее странное удовольствие. Мне хочется испачкать эту, символизирующую невинность вещь.

Я снова делаю то, что хочу. Пусть и таким странным способом. Теперь главное — придумать план дальнейших действий, но пока в голове пустота.

Сижу неподвижно, уставившись в одну точку несколько часов. Меня учили держаться на людях, и это не доставляет неудобства. Скучные благотворительные вечера, когда тебе десять, воспринимаются, как камера, а вести себя надо прилично. На тебя смотрят сотни глаз. Вот и приходится тренировать выдержку. Пока взрослые решают свои важные проблемы и развлекаются, можно с головой уйти в свой мир. Вот и сейчас я ушла, только в детстве внутренний мир был гораздо интереснее, чем сейчас. Сейчас в нем пустота. Я даже ничего приличного придумать не могу, и это раздражает. Если бы рядом была Айрис, она давно бы нашла выход из этой дерьмовой ситуации, а я чувствую себя беспомощным слепым котенком. Я неспособна распланировать даже на шаг вперед, а значит, я окажусь или за решеткой или замужем!

Когда перед камерой сверкает вспышка, я отшатываюсь и с ужасом вижу возникшую из воздуха фигуру. Не ору только потому, что узнаю визитера, прежде чем успеваю набрать в легкие воздуха.

— Какого демона ты тут забыл, Маррис! Напугал до истерики! — шиплю я, переживая, что в любой момент в коридоре могут показаться законники, и тогда у нас будут проблемы. Вечером мне не приносили ужин. Впрочем, кажется, его время уже прошло. Хочется верить, про меня просто забыли. Но вдруг?

Полтора года назад,  Маррису угрожала серьёзная опасность и его отец, у которого всегда были связи в самых  высоких кругах, добыл для любимого отпрыска вот такие секретные телепорты,  внешне напоминающие обычную бусину, поэтому способ появления рыжего меня удивил не сильно. Тайная военная разработка, но Маррис всегда был неблагодарным засранцем. Один он потратил, чтобы попасть на вечеринку из лечебницы полтора года назад, а другой, видимо, приберег на черный день. Он мог бы продать  телепорт на черном рынке и купить маленькое государство, но предпочел использовать, чтобы навестить меня в камере. Вряд ли просто так. Видимо, случилось что-то серьезное.

— У меня есть для тебя срочная информация! — признается парень и подходит к решетке, правда потом морщится брезгливо и отступает. — Впрочем, может быть, она тебе и не нужна… я бы не хотел провести ночь тут… — заканчивает он туманной фразой.

— Нет уж, давай, валяй, рассказывай! — требую я и сама подхожу ближе  к решетке, чтобы лучше видеть наглую рыжую морду.

— Вечером твой отец и твой жених приезжали к моему.

— Зачем? — Я напрягаюсь. Маррис тянет. То ли издевается, то ли собирается с мыслями,  и мне хочется огреть его чем-нибудь тяжелым, но я знаю, что достать мелкого засранца через прутья решетки не получится.

— Они пытались забрать тебя отсюда официально, но у них не вышло. Этот твой законник сделал все, чтобы тебя отсюда не вытащили даже под страхом смерти… но мы ведь с тобой знаем, где не работают связи и юристы, работают подкуп и деньги.

— И? Они задумали что-то незаконное? — удивляюсь я, потому что предположение попахивает бредом.

— Они попросили отца посодействовать. Кого-то подкупили,  кого-то подменили своими людьми. За тобой скоро придут. Мне показалось это странным, да и отцу тоже. Завтра тебя выпустили бы так и так, ну, через пару дней… Не знаю, зачем спешка, но Клэр… твой отец переживает за тебя. Или он твердо уверен, что завтра с утра тебе выдвинут обвинения или не знаю… такое поведение на него не похоже.

— Но если они меня отсюда выкрадут… то что будут делать? Это же бред! Все вскроется за пару часов. И тогда меня упекут на веских основаниях и надолго.  Папа не может этого не понимать.

— Говорю же. Очень странно. Но я полагаю, они планируют быстро завершить обряд и отправить тебя в Нагдад. Потом у твоего отца будут неприятности, но тебя достать уже не смогут. Ты получишь неприкосновенность жены дипломата и будешь далеко.

— Бред какой-то… — бормочу я, начиная усиленно думать. Но я, правда, не понимаю, что вокруг меня творится.

— Могу забрать тебя с собой… — предлагает Маррис, воровато оглядываясь. — Зацени, мне даже не жалко тебе потратить  трёхмесячный бюджет Кейптона.

— Не прибедняйся, твои милые артефакты стоят намного больше, — ровно отзываюсь я. — Но того не стоит. Не подставляйся. Тебе что-то со мной придется потом делать. Есть идеи, что именно?

Судя по  слащавой улыбке Марриса, он готов озвучить свои похабные мыслишки, но я лишь раздраженно фыркаю. Маррис всегда делает много намеков. Но прекрасно знает, что подкатывать ко мне бессмысленно. Он не мой типаж. Совсем.

— То есть все это зря? — раздраженно спрашивает он, поймав мой красноречивый взгляд. — Или в тебе взыграл разум, и ты поняла, что  лучше Нагдад, чем эта шикарная вип-комната, предоставленная твоим нищим законником. Рыжий брезгливо сморщил нос.

— Спасибо еще раз за информацию, но я, правда, справлюсь сама. А потом… то, что ты сумел пробраться в коридор… Ты серьезно считаешь, что сможешь забрать меня отсюда?

— Вот бы и проверили, — говорит он. — Давно было интересно,  каков радиус их действия.

— Ты неисправим. В голове одни развлечения.

— Ты не представляешь, как бесишь меня, Клэр! — ругается рыжий. — Знал бы, не стал срываться. У меня, знаешь ли, были планы на вечер поинтереснее спасения твоей задницы.

— Знаю я твои планы, — хмыкаю презрительно. Мне нравится его дразнить. — Иди домой, а то мамочка начнет волноваться!

— Уже, — выплевывает он и щелкает пальцами.  Но, кажется, его эксперимент  начался сейчас. Ничего не происходит. Попасть  к камерам с помощью телепорта можно, а вот выйти нет. — Что за демоны!

— Кажется, ты застрял тут вместе со мной, — флегматично заявляю я.

— Я больше никогда не буду тебе помогать! — шепчет он в ужасе.  — Представляешь, что со мной сделает мать, когда узнает?

— Нет-нет! — Несмотря на ситуацию, мне смешно. — Я даже думать не хочу об этом. Не  дергайся и не истери. Что-нибудь придумаем.

— Что мы придумаем, Клэр? — Марис все же начинает впадать в панику, причем она громкая, а это может привлечь внимание.

— Уймись, — приказываю я и задумчиво смотрю на болтающийся на груди кулон. Интересно, эта ситуация подходит под ту, в которой не зазорно вызвать Дерека? Впрочем, сейчас активирую амулет и спрошу у него лично. Надеюсь,  законник сжалится не только надо мной, но и над Маррисом. Он ведь может сойти за осведомителя?

Глава 5

Предупреждение Дерека оказывается очень актуальным. Если бы он не предупредил, что вызов будет болезненным, то я бы заорала, а так только шиплю сквозь сжатые зубы, пытаясь устоять на ногах.

— Что надо? — недовольно спрашивает он. Я вижу помятую физиономию и краешек шезлонга. У Дерека пронзительные стальные глаза и щетина на подбородке. Кто-то изволит отдыхать? Испытываю мрачное удовольствие, когда сообщаю.

— Меня скоро собираются отсюда умыкнуть. Охрана подкуплена. Я не хочу уходить. Платье еще недостаточно испачкала…

— Откуда сведения? — мрачно интересуется он, поднимаясь, и я вижу, сильную шею, гладкие мышцы груди в расстегнутом вороте и несколько цепочек с амулетами.

Фыркаю: «Есть источники», — и недовольно кошусь в сторону прыгающего перед прутьями камеры Марриса.

— Ты кого вызвала, идиотка? Проблем не оберемся! — одними губами шепчет рыжий, делая страшные глаза. Отвечаю ему таким же выразительным взглядом. Вот что он от меня хочет и о каких проблемах говорит? Мы и так в жопе. Я не могу выйти из камеры, Маррис никуда не денется из коридора. Дверь в конце него заперта и за ней законники. Как ситуация может стать хуже с вмешательством Дерека?

— Ты кому там глазки строишь? — возмущается законник, проследив за моим взглядом.

— Да так… — разговариваю с Дереком, но смотрю на Марриса. — У меня тут осведомитель в коридоре застрял!

— Что там вообще происходит? Руку дай! — приказывает законник, и я послушно выполняю указание, даже не успев задуматься. Жалею об этом в тот же миг, потому что меня буквально сворачивает боли. Со стоном падаю на колени, чувствуя, что моя рука сейчас оторвется. Ненавижу!

— Ты что творишь? — шиплю я, пытаясь спрятать слезы, показавшиеся на глазах. Демоны, как же больно!

— Я предупреждал, — отвечает Дерек безразлично и появляется в камере, все еще держась за мою руку. — Сама позвала. Что тут делает этот? — переключает он внимание на Марриса и стальные глаза темнеют. — Решил ее вытащить и облажался?

— Решил предостеречь! Я знал, что она специально рассказала тебе о свадьбе, чтобы ее избежать, — огрызается Маррис. — А сейчас, мне нужно отсюда свалить!

— А кто тебя выпустит? — презрительно спрашивает Дерек. — Ты проник в охраняемую часть, хотел освободить преступницу… ты же понимаешь, что тебе это не сойдет с рук?

— Зачем ты вообще его позвала? — взвивается Маррис, и самое гадкое, я понимаю, он прав и чувствую вину. Терпеть не могу это ощущение. — Я говорил, что он ненавидит нас и сделает все, чтобы упечь нас за решетку? Больше никогда не стану помогать тебе, Клэр.

— Я уже это слышала и не один раз! И в этот раз ни о чем тебе не просила! — огрызаясь, чувствуя себя неблагодарной сволочью.

Дерек подходит к решетке, прикладывает к ней руки и просто делает шаг в коридор, словно тут и нет металлических прутьев.

— Пошли, — приказывает он Маррису.

— Куда? — вопит рыжий в панике и кидается от Дерека по коридору, но законник ловит его за шкирку и тащит за собой, а я прикрываю глаза. Идиотка, нашла кому довериться! Маррис — гаденыш, но свой и реально рисковал, когда пришел мне на помощь. Его родители были непростыми, не только по статусу, но и по характеру. Мать, помешанная на его безопасности, и отец, который считает, что семья и связи — это главное. Сейчас рыжий нарвался на гнев обоих. Подверг себя опасности и предал семейные интересы.

— Дерек, отпусти его! — молю я, отбросив гордость. — Он действительно хотел помочь.

— Тебе? Не спорю. — Законник останавливается и мрачно изучает меня тяжелым взглядом. — Вам не впервой нарушать закон друг ради друга. Так ведь? Какая трогательная забота! Только вот почему я должен идти на уступки?

Меня распирает злость! Вот как можно быть таким упертым и твердолобым?

Когда в конце коридора раздаются приглушенные голоса, Дерек просто выталкивает возмущающегося Марриса в соседнюю камеру, пропихнув его сквозь прутья, которые по велению магии на миг становятся нематериальными и велит:

— Не хочешь спалиться, просто молчи и не отсвечивай! Понял?

Как ни странно, Маррис послушно затыкается. Совсем на него не похоже. Сам Дерек просто накидывает на себя полог. Я могу разглядеть законника рядом с камерой, но только потому, что знаю — он там стоит. Посторонние не заметят. Интересно, что он задумал?

И почему бросил меня? Страшно. Насторожено смотрю перед собой, чувствуя, как начинает сильнее стучать сердце. Я думала, он просто меня заберет, а не станет ждать, когда похитители проявят себя! Не понимаю, как себя вести и уже настраиваюсь призвать Дерека к ответу — пусть спасает меня. Но не успеваю! В конце коридора появляются несколько законников, они уверенно подходят к решетке и проводят над ней руками, делая ее нематериальной. Сердце прыгает к горлу и требуется собрать всю волю в кулак, чтобы не сорваться, не заорать и не выдать себя.

— Выходите, — бросает один из них и выжидающе смотрит на меня. Взгляд жесткий, злой. Как у бандита, а не у стража закона. С кем папа вообще связался и зачем? Нет, я знала, что его связи разносторонние и не только среди высших слоев общества Кейптона, но никогда даже подумать не могла, что окажусь замешана во что-то незаконное.

— Зачем? — подозрительно интересуюсь и отступаю вглубь камеры.

— Вас ждут.

— Кто? — я умею изображать идиотку очень хорошо.

— Неважно, приказ начальства… Пойдемте, мы передадим вас вашему отцу.

— Хм… и какое же это начальство отдало такой приказ? — задает вопрос Дерек материализовавшийся за спинами мужчин. Ближайший к нему вздрагивает и тянется к поясу. Его сосед приходит в себя быстрее.

— Мы выполняем приказ. Не мешайте, — говорит он уверенно, делая вид, что не заметил странность появления Дерека.

— Чей приказ и кто вы такие? — Дерек спрашивает спокойно с ленцой в голосе, а мне страшно, потому то их трое и на улице явно ждет подкрепление, а он один. — Вы здесь не работаете, я знаю всю сегодняшнюю смену.

— Мы недавно приняты в это отделение, — говорит один, но другой раздраженно отмахивается, видимо, понимая, что их раскрыли.

— Какая разница, кто мы? Ее мы все равно заберем, раз не получилось тихо…

— Не получится никак! — отрезает Дерек уверенно.

Один пасс и моя камера снова обретает целостность, и дверь в конце коридора снова открывается. Дерек вызвал подкрепление. Законники имели такую возможность, хотя мои вызовы в камере блокировались. До меня тоже никто достучаться не мог. Иначе бы Маррис не явился лично.

— Глупо и безответственно. — Дерек качает головой, обращаясь к моим похитителям. Они не сопротивляются, и я уверена, сдадут тех, кто их нанял. На миг чувствую укол совести, я бы не хотела, чтобы всплывало имя моего отца. — Заберите! — бросает Дерек за спину, спешащим законникам и приказывает: — Узнать, кто сегодня не вышел на смену и кто их подменял. Завтра всех ко мне, доложить фо Риварсу, — начальнику отделения, отмечаю я про себя. — Мисс Клэр, я заберу с собой.

— Как оформить? — интересуется один из охранников.

— Защита свидетелей. Покушение по дороге сюда, попытка похитить из камеры, — отвечает Дерек и выпускает меня. «Какая попытка покушения?» — проносится в голове, когда я послушно выхожу в коридор. Руки дрожат, а мозг готов взорваться от сотни вопросов. Дерек настойчиво тянет меня к выходу.

— А… — начинаю я, покосившись в сторону камеры Марриса, который, как ему и сказано, сидит тише воды ниже травы.

— Потом, — отрезает Дерек одними губами и уверено тащит меня на выход. — Мы уйдем, через черный ход, — сообщает он своим подчиненным. — Подгоните служебную платформу и убедитесь, что никто за нами не следит. Я накину полог, но все равно опасно.

Больше мы не разговариваем, идем запутанными коридорами, чтобы выйти из здания во внутреннем дворе и сесть в близко подогнанную к входу платформу. «Маррис меня убьет», — мелькает мысль, когда платформа срывается с места и уносит нас в ночной город.

Руки дрожат. Я недоуменно смотрю на них и не понимаю, что происходит? Мне казалось, такое случается только у алкоголиков или подсевших на «Серый дурман». Со мной ни когда не было ничего похожего. Пытаюсь отвлечься и смотрю в окно.

Я давно не видела Кейптон таким.  Сверкающий огнями вывесок и уличного освещения. С вечной движухой и шумом даже ночью оживленных улиц.

Дорога из элитных районов к широкой кромке Золотого пляжа  совсем другая —  безлюдная, просторная, в окружении валунов, невысоких сосен и заборов, за которыми скрываются виллы тех, кто устал от людей.

Я люблю погонять по кромке волн или проехаться к горному массиву, расположенному на западе, но  там Кейптон совсем другой более спокойный, благополучный и праздный.

Мы молчим. Дерек сосредоточен на дороге или делает вид. Я не спрашиваю, куда мы едем, хотя интересно, но что-то мешает задать вопрос. Между нами звенящее напряжение. Оно было с самой первой нашей встречи полтора года назад.

— Что будет с Маррисом? — этот вопрос не задать я не могу.

— Ничего непоправимого, — отвечает Дерек, не поворачивая головы. Он даже не пытается быть вежливым. Я рядом его раздражаю. Наверное, он меня тоже.

— А точнее?

В ответ тишина, которая невероятно злит. Когда я теряю терпение и почти готова нахамить, законник все же отвечает:

— Посидит до утра, подумает о жизни.

— Нет! — Я мотаю головой. — Маррису нельзя до утра. Его хватятся, и у родителей будет истерика! Поверь, истерика его матери заставит содрогнуться все ваше управление.

Дерек морщится.

— А кто сказал, что мне до этого есть дело? Проблемы богатого, так и не выросшего мальчика. В следующий раз будет думать, а потом делать.

— Он не будет думать! — Я закатываю глаза. — Это Маррис. У него нет такой опции. Просто, не поможет! Меня забрали бы, если бы не он.

— Если каждый будет ходить к камерам, как к себе домой, ничего хорошего не выйдет! — шипит он. — Наглый мажор явился, как ни в чем ни бывало в охраняемое место, просто потому, что ему захотелось перекинуться парой слов с задержанной!

— Отпусти его домой! — прошу я, старательно сдерживаясь, чтобы не напомнить — таким, как Маррис, можно все. И одна ночь в камере неспособна это изменить. — Пожалуйста! Если его родители поднимут на уши весь город, разбудят вашего главного с вопросом, где их деточка, и найдут Марриса в камере, кому станет лучше?

Дерек матерится сквозь зубы, но все же рисует в воздухе над кристаллом управления руну вызова.

— Фил, — хрипло говорит он. — В пятой камере мажорчик. Отпусти его. Что? Уже послал Кола? Да, я знаю, он заноза в жопе. Нет. До утра он сидеть не будет. Потому не будет, отпусти. Зачем вам это пованивающее говно? Да. Пусть катится на все четыре стороны.

— Он, что, будет добираться сам? — спрашиваю я, представляя, как ругающийся Маррис в пижамных штанах идет пешком до дома.

— Ловлю разъярённый взгляд и затыкаюсь. Маррис меня убьет. К счастью, ближайшая наша встреча случится нескоро. Так что, возможно, умру я от рук Дерека. Его злость осязаемая, и я отворачиваюсь к окну, чтобы снова что-нибудь не ляпнуть. Надеюсь, Маррис доберется без приключений.

Я никогда не была в этой части города. Новый район. Вполне симпатичный — широкие тротуары, газоны, клумбы, но дома… высокие этажей двадцать — стекло, металл. Мне страшно представить, сколько человек тут живет.

— Выходи, — приказывает Дерек. Дверь приходится открывать самой. — Туда.

Он дет в сторону двери, пропускает меня вперед и следит, чтобы я зашла в столб света, который поднимет нас. Слежу за рукой, выводящей цифру. Двадцатый этаж.

Выходим прямо к двери. За ней небольшая квартира. Явно мужская — слишком строгая, лаконичная без лишних деталей. Просторная гостиная, совмещенная с кухонной зоной. Огромные до пола окна, выход на лоджию и дверь в спальню. Все. Непривычно.

— Располагайся, сегодня ночуешь здесь.

— Где мы?

— Хочешь поугадывать? — усмехается он.

Не хочу, итак понятно. Наверное, мой вопрос прозвучал неправильно. На самом деле я хочу спросить, зачем мы тут. Но молчу. Скидываю туфли, в которых больше не могу  находиться  чисто физически  и прохожу к барной стойке. Присаживаюсь на высокий стул и интересуюсь, просто, чтобы вывести Дерека из себя.

— Выпить нальешь?

Как ни странно, он не рычит на меня по обыкновению, а достает бутылку и два бокала.

Дерек без слов протягивает мне широкий бокал с янтарной жидкостью. Он не задает вопросы, не хамит. Дает возможность отойти. Неужели, и в нем есть что-то человеческое.

Выпиваю, не задумываюсь, залпом и тут же начинаю кашлять, так как напиток очень крепкий, обжигает горло. Кажется, будто я глотнула пропитанную спиртом лаву. Ужасно!

— Что это? — сиплю простуженным басом и с ужасом смотрю на  законника. Он собрался меня убить? Неразумно это делать у себя дома. Или это не его дом? Я запуталась.

— Думал, богатые, избалованные девочки знают вкус крепкого алкоголя. Тебя же называют королевой тусовок. Выходит, это простые слова?

— Богатые, избалованные девочки знают вкус хорошего крепкого алкоголя, — парирую я. Дерек только пожимает плечами и нагло усмехается.

— Извини, уж какой есть.

В глазах смешинки, ровные белые зубы мелькают в оскале. Красивый, хищный, опасный.

Интересно, сколько ему лет? Двадцать семь? Тридцать? Тридцать пять? Выглядит очень хорошо. Тридцать пять вряд ли… младше и, вообще, мне эта информация зачем? Ответа нет, любопытства, хоть отбавляй.

— Это твоя квартира?

— Иногда, — отвечает он загадкой, а я не пытаюсь уточнить. Слишком много других вопросов, которые нужно задать, а я не знаю, с какой стороны к ним подступиться. Подозреваемых не привозят к себе домой, но и до друзей нам с Дереком слишком далеко. Это смущает и напрягает. Терпеть не могу неопределенность. Правда, после обжигающего алкоголя чуть меньше.

Дерек отчасти спасает меня от неловкости и начинает говорить сам:

— Несколько дней поживешь здесь. Мне надо разобраться в ситуации.

Вскидываю на него глаза. Взгляд в упор. Плотно сжатые губы, упрямый подбородок и смуглая, гладкая кожа. Он чертовски привлекателен. Интересно, почему до сих пор один? В квартиру, где живет женщина, подозреваемых не привозят.

— Что будет с папой?

— Судьба жениха тебя, как я понимаю, не волнует?

Раздраженно отмахиваюсь и смотрю выжидающе. Зачем спрашивать, если и так понятно?

— Я готов поспорить, что исполнители или не знают имени заказчика, или знают, но не выдадут. Поэтому твоему отцу, я, конечно, скажу все, что думаю. И он меня услышит. Но неофициально. У меня ничего на него нет, и очень удивлюсь, если будет… — Вижу, как из стальных глаза становятся почти черными. Дерек злится. Я понимаю, это не желание призвать к ответу отца — это что-то другое, более личное. Не уверена, что мне нужно знать, что именно. —  Сам я не сомневаюсь, что это дело рук твоего отца, — продолжает он. — Я пошел тебе навстречу, Клэр. Два раза. Если ты сейчас не пойдешь навстречу мне, на том наше сомнительное сотрудничество будет закончено. Скажи, зачем твой отец так хочет выдать тебя замуж и убрать из Кейптона? Настолько сильно, что теряет здравый смысл и рискует своей репутацией и, возможно, свободой.

Молчу, кручу в руках бокал и думаю. Понимаю, что от моего ответа зависит все, но проблема в том, что Дерек не поверит тому, что я хочу ему сказать. Только вот другого ответа у меня нет, и я говорю, как есть.

— Не знаю.

Вижу презрительно поджатые губы и леденеющий взгляд.

— Не злись. Это правда, но не значит, что не хочу узнать. Папа ведет себя странно, но… реальное подозрение в убийстве, выдвинутое дочери, в нашей семье ситуация уникальная. Я могу понять его панику. Да поведение странное, но и ситуация нерядовая. Только вот…Породниться с Алексисом? — Качаю головой. — Очень сомнительное удовольствие — выгоды папе ноль. У нас с ним был договор, я сама выбираю, за кого выхожу замуж. В разумных пределах, конечно.

Просто если у парня денег нет, у меня их тоже не будет. Точнее, как… — подбираю слова, пытаясь объяснить договор с родителями. — Довольствие мне выделят, но это отсечет аферистов, которых папа не любит. Он будет управлять моими деньгами, а не мы с мужем.

— Сложно представить тебя с простым парнем. Не твой типаж.

— Ты не знаешь, какой мой типаж. — Позволяю себе откровенный взгляд на четкую линию его губ. Скольжу ниже по сильной шее, упираясь в распахнутый воротник рубашки.

— Ну почему же? — усмехается он, полностью игнорируя мой непрозрачный намек. — Знаю. Платиновые блондины с платиновым доступом к деньгам родителей.

Это удар ниже пояса. Он в курсе моего увлечения, которое, впрочем, давно прошло. Сведения Дерека устаревшие. Но эту тему я решаю не продолжать. Возвращаюсь к свадьбе и Алексису.

— Неважно. Важно, что я не знаю, зачем ему была так сильно нужна эта свадьба. И еще больше не понимаю нелепую попытку выкрасть меня сегодня ночью. Папа разумный и уравновешенный.

— Не тогда, когда дело касается тебя, видимо.

Наверное, это так. Меня бесит, что я в последнее время не узнаю своих родителей. Неприятно осознавать, что это моя вина.

— Мне сложно тебе верить, Клэр, — говорит Дерек. Я его понимаю, но от этого не легче. Я по жизни слишком много лгу и притворяюсь, чтобы  мои слова принимать на веру. Придется приложить все усилия, чтобы Дерек начал мне хотя бы чуть-чуть доверять. Без этого он не станет помогать, а я внезапно осознаю, что мне очень нужна его помощь.

— Но я не вру. Есть подозрение, что мой отец знает чуть больше, чем я.

— Не исключено. — Дерек задумчиво смотрит в бокал и доливает туда из бутылки. Только себе. В моем бокале еще половина. Я не могу это пить. Наверное, и правда, слишком избалована. Я определенно должна ему бутылку хорошего вискаря.

Законник выглядит задумчивым. Он словно что-то решает для себя, а когда решил, разворачивается ко мне и говорит:

— Инцидент по дороге в управление, когда нашу платформу кто-то подрезал — это не случайность.

— В смысле? — В груди холодеет, а пойло уже не кажется таким ужасным. Я делаю глоток и даже не кашляю. Жалко нет закуски.

— В прямом. Это было покушение. И мне нужно понять как можно раньше, тебя хотели убить из-за того парня или причина другая? Сама понимаешь, первой в голову приходит версия, что за покушениями стоят те, кто хочет отомстить за убитого…

— А второй? — пытливо спрашиваю я, но Дерек молчит.

Кажется, сеанс откровенности у нас закончен. Впрочем, я знаю, папа быстро выяснит, где я, и тогда мы сможем задать ему вопросы лично. Почему-то я теперь уверена — Дерек меня однозначно не отдаст. У него есть очень хороший повод — меня пытались выкрасть из камеры.   Папа не может этого не понимать.

— Можно мне в душ? — прошу я, изучая пустой бокал. Я устала и перед глазами плывет. Пить крепкий алкоголь на голодный желудок не лучшее решение. Нужно смыть с себя грязь и ложиться спать. Давно хотела спросить Дерека про душ, но было как-то неловко. Полночи в камере — это ужасно, я не смогу уснуть грязная. — Только у меня ничего нет, — виновато обращаюсь к Дереку.

Надеюсь, не придется влезать в неудобное свадебное платье, которым я обтерла камеру. Подол у него похож на половую тряпку.

— Я дам тебе свою рубашку, — со вздохом обещает Дерек и скрывается в спальне. Выходит, оттуда через минуту и протягивает сменную одежду и большое полотенце. Я почти счастлива.

Ванная комната простая и лаконичная, как и все в этой квартире — серые стены из матовой плитки, стекло и хром. Захожу в душевую кабину и закрываю глаза, чувствуя, как горячая вода стекает по волосам и спине. Я словно сжатая пружина. Меня немного колотит от напряжения. Я слишком долго держалась.

Только здесь и сейчас меня отпускает. Не знаю почему, рядом с Дереком мне спокойно — он считает меня убийцей и приложит все усилия, чтобы заключить под стражу, если сумеет доказать мою вину, но именно с ним, а не с отцом или навязанным женихом ячувствую себя в безопасности.

Не замечаю тот момент, когда перед глазами начинает плыть картинка. Просто не придаю значения. Смываю с себя грязь цитрусовым гелем для душа с лёгкими нотками бергамота — очень мужской, но в то же время ненавязчивый запах. — Мне не очень хорошо, но в последнее время это мое нормальное состояние. Я почти не ем, вот и сейчас не могу вспомнить, когда был последний раз. Нервничаю, и все это сказывается. Мой постоянный спутник — головокружение.

Понимаю, что мне совсем нехорошо и перед глазами темнеет. Делаю шаг из наполненной горячим паром душевой кабины, предполагая, что мне станет лучше в прохладном помещении, но едва мокрая нога попадает на кафель, меня ведет, и я падаю, безуспешно пытаясь удержаться руками хоть за что-то, но только обрушиваю стоящие на раковине пузырьки и успеваю ухватить висящее на сушителе полотенце.

Дерек

Бессонная ночь дает о себе знать. Пока жду блондинку, дремлю, уткнувшись лицом в барную стойку — мое нормальное состояние в последнее время. Иногда сил дойти до кровати не остается, и я засыпаю прямо так. Мне не нравится, что такое происходит все чаще. Надо меньше работать. Я говорю себе это постоянно, но, как сегодня, раз за разом срываюсь в ночи по каким-то неотложным делам.

Правда, никогда бы не подумал, что кинусь выручать из неприятностей Клэр фо Селар. Второй раз. Иногда мне начинает казаться, что я избавился бы от проблем, если бы ее все же увезли из Кейптона. Против нее все равно нет никаких улик. А вот неприятностей, чую, она доставит немало. Всегда знал, что от богатых избалованных девиц стоит держаться подальше.

От мыслей меня отвлекает грохот в ванной комнате. Подскакиваю с места, моментально выныривая из тревожного сна на грани, и плечом вышибаю дверь. Делаю это быстрее, чем успеваю подумать.

Она лежит на кафеле, почти не прикрытая полотенцем — хрупкая и беззащитная, и от  этого зрелища сердце моментально подскакивает в груди. Крови нет, а выбитая дверь с грохотом хлопает о косяк, Клэр открывает глаза — мутные, пока еще расфокусированные, и говорит:

— Ой!..

Жива и, кажется, не пострадала. Убеждаю себя, что беспокойство о жизни и здоровье Клэр связаны исключительно с тем, что труп подозреваемой в моей душевой однозначно не пойдет на пользу карьере.

У девушки идеальные пропорции. Гладкие, загорелые ноги, на которых бисером блестят капельки воды, точеные плечи. Мокрое полотенце лишь слегка прикрывает высокую, красивой формы грудь. Даже сейчас на полу в душевой Клэр элегантна и красива. Настоящая аристократка, на которой даже полотенце смотрится, как дизайнерское платье. Стерва. Мелькает мысль, что она сделала это специально. Блондинка прекрасно знает себе цену, и такая демонстрация, четко разыгранная по нотам, в ее стиле. Может быть, и правда это падение — обыкновенная провокация? Попытка разжалобить и вывести из равновесия. Понимает же, что рядом с ней мужчины теряют голову. Только вот у меня иммунитет от таких, как она.

В голубых глазах растерянность и испуг, а на плече наливается синяк. И я в сомнениях. Обманывает или нет?

— Что случилось? — цежу сквозь зубы, испытывая иррациональную злость, что вид обнаженной растерянно блондинки в моей душевой пронял до печёнок. Если Клэр устроила эту демонстрацию специально, она сработала. И это злит. Хочу быть выше этого. Выше банальной физиологии. Мне не нравится, что мой мозг отключается при виде бесконечных ног и трогательно приоткрытых губ.

— Не знаю… Устала… ела давно, — хрипло отвечает она, натягивает полотенце и пытается встать на мокром полу. Она же Клэр фо Селар. Не имеет права быть неуклюжей и неловкой. Поднимается с грациозностью королевы, и я понимаю, что девушка может упасть опять. Слишком неуверенные ее движения, слишком она пытается сохранить лицо. Поэтому ругаюсь, но сделав шаг вперед, помогаю подняться, молясь, чтобы с нее не слетело это чертово полотенце. Потому что в моей жизни и так что-то очень много Клэр Селар.

— Прости, — бормочет она и отступает, словно ей неприятно даже то, что я стою рядом. Это неудивительно.  Такие, как Клэр, всегда держат дистанцию с теми, кто не входит в их круг. Она может без зазрения совести обнажиться, поманить, но никогда не позволит прикоснуться — их тело для тех, чей счет позволит купить все и всех.

— Будь аккуратнее,  — бросаю я раздраженно и ухожу, а она остается стоять в мокром, ничего не скрывающем полотенце, прислонившись плечом к дверному косяку. Клэр до сих пор бледная и изнеможённая, но я запрещаю себе ее жалеть.

Выходит через минуту в моей рубашке и спрашивает:

— Где я могу спать?

— Устраивайся в спальне. — Киваю в нужном направлении. А воображение рисует стройное тело на моих простынях. Зря я притащил ее домой, нужно было ехать на Золотой пляж, в коттедж Яд. —  Я переночую на диване.

— Хорошо. — Она послушно, с прямой спиной разворачивается в нужном направлении. Сейчас с нее слетел весь лоск, но осталась осанка, независимый взгляд и какая-то внутренняя сила, которая, я был уверен, слетит, едва блондинка окажется в камере. Не слетела. Меня это удивило еще неделю назад. Тогда-то я и понял, что такая, как она, действительно способна убить. Увы. Я до сих пор не уверен в ее вине или невиновности, но внутренней силы у Клэр хватило бы, да и магической.

Я не хочу ее спрашивать, но действую совершенно иррационально.

— И все же обморок — это нехорошо. Ты сейчас себя нормально чувствуешь?

Останавливается, удивленно смотрит на меня из-за плеча.

— Вполне.

— Когда ела в последний раз?

— Не сегодня, — уклончиво отвечает она и хмыкает. Еле держится на ногах, а в глазах вызов.

— Плохо. — Качаю головой. — У меня пустой холодильник.

Непонятно зачем демонстрирую девственные полки, словно пытаюсь доказать, что не изверг и не жадничаю.

— Забей, — отмахивается она. — Ничего критичного не случилось. Но завтра все же лучше меня покормить, не хотелось бы умереть от истощения.

— Считаешь меня садистом?

— Нет. — Клэр пожимает точеными плечами.

— Отдыхай, сейчас схожу за какой-нибудь едой, — говорю я и собираюсь подняться, но Клэр снова меня удивляет.

— Не стоит беспокойства, — упрямо отмечает она.

— Ты не ела сутки!

— Чуть больше. Это не самый большой рекорд, как видишь, жива еще. Упала я не от голода, а от совокупности факторов. Устала, не стоило пить виски, день был напряженным… короче, случайность. Больше не повторится.

— А какой самый большой? — Я цепляюсь за эту информацию и не слышу остальные ее объяснения.

— Почти пять дней. Но я пила. Даже два раза смузи…

— Ты это серьезно? — Ее слова вызывают шок.

— Мне было шестнадцать, я вернулась с отдыха, платье для бала дебютанток, заказанное у одного из лучших модистов, уже висело в шкафу. Оно должно было сидеть на мне идеально…  а на отдыхе я расслабилась. Не должна была позволять себе такого, но мамы рядом не было, и я… — Клэр усмехается. —  Оторвалась. Забыла, что все имеет свою цену.

— И ты не ела?

— Мама приказала давать мне только воду. Я должна быть идеальной во всем. Так что я спокойно переживу до утра, когда спишь, есть не хочется.

— Посиди полчаса. — Я поднимаюсь со стула и устремляюсь к двери. — Твое платье безнадежно испорчено, а  в мою рубашку, ты прекрасно влезешь и после ужина.

— Как и в тюремную робу… — слышу задумчивое в спину и не могу удержаться от ухмылки.

Клэр

Дверь за Дереком захлопывается и я, закрыв лицо руками, сползаю по стене. Дойти до комнаты нет сил.

Руки дрожат, а мне хочется сдохнуть, настолько сильны усталость и слабость. Позорное падение в душе убивает. Я не привыкла показывать посторонним свою слабость, и тем более я никогда не демонстрирую слабость врагам.

А Дерек определенно враг и видел меня жалкой, беспомощной и голой. Сижу какое-то время, жду, когда вернется хладнокровие и хотя бы немного сил, убеждаю себя, что сильная, но в итоге провожу в прострации на полу достаточно много времени. Мелодичная трель дверного звонка выдергивает меня из полузабытья.

Соскребаю себя с пола и иду открывать, ругая Дерека, который почему-то не взял ключи. Пока иду, пошатываясь и придерживаясь за стены, звонок трезвонит еще несколько раз, раздражаю.

— Да, сейчас! — раздраженно бухчу я, преодолевая последние метры. — Не мог ключи взять? — распахиваю дверь и замираю на пороге. Напротив меня девушка, старше меня, рыжая довольно симпатичная, но простоватая. В руках у нее милая кастрюлька с цветочком на крышке.

— О, еда! — сразу же нахожу объяснение визиту незваной гостьи. — Дерек передал? Спасибо!

Девушка молчит, просто хлопает на меня огромными глазами, и когда я забираю из ее ослабевших рук кастрюльку, ничего мне не говорит, просто смотрит. Я еще раз благодарю ее и захлопываю дверь, заметив, что она также продолжает растерянно стоять на пороге. И куда, демоны забери, пропал сам Дерек? Куда-то уехал по работе? Этот вариант я допускаю, отлично, что не забыл про еду.

В кастрюльке тушеный кролик и маленький картофель. Вкусно, и я уплетаю за обе щеки, когда в двери поворачивается ключ в замке. В холл, совмещенный с кухней, заглядывает Дерек. В его руках два бумажных пакета с логотипом известного фастфуда — ночью сложно найти что-либо другое. Но тогда… откуда кролик? В душу начинают закрадываться нехорошие мысли. Кажется, я изрядно встряла.

Дерек переводит взгляд с меня на кастрюльку и обратно, и потом не очень уверенно говорит:

— А что девушки, в фамилии которых есть приставка «фо», умеют готовить?

— Представления не имею. Ни разу не пробовала.

— Тогда откуда…? — указывает на трогательную кастрюльку на столе.

— Понимаешь, тут такое дело… — начинаю я. — Кажется, я повела себя не очень красиво… точнее, совсем некрасиво.

— Клэр, ты можешь не говорить загадками?

— Еду принесла девушка,  я думала, ее послал ты. Я поблагодарила и забрала. Еще подумала, что девица какая-то потерянная…мне, правда, неловко, наверное, это предназначалось тебе. Я могу с утра все объяснить…

— Не надо никому, ничего объяснять, — устало выдыхает Дерек и трет лицо руками. — Почему ты не можешь даже полчаса посидеть так, чтобы не испортить кому-нибудь настроение?

— Прости… это твоя девушка?

— Это соседка, она время от времени…

— Пытается соблазнить тебя через ужин? — удивляюсь я.

— Представь, иногда это работает!

— Ну не с тобой, видимо. — Жму плечами и спрыгиваю с высокого барного стула. После еды мне значительно лучше. — Я — спать.

Завтра, я уверена, нас ждет тяжелый день. Мне нужно быть максимально собранной.

Магический вызов настигает меня по дороге в спальню. Я растерянно замираю, оборачиваюсь в сторону Дерека и беспомощно на него смотрю. На связи отец. А я не понимаю, можно мне ответить или нет. В камере вызовы глушились и то, что он смог достучаться до меня сейчас, доказывает, что в управлении меня нет. Я не понимаю, о чем с ним говорить, но и не ответить тоже не могу. Родители волнуются.

Дерек ловит мой взгляд и качает головой, а потом  подходит и берет меня за запястье, заглушая ментальный вызов. Магия больно ударяет в виски, я шиплю и выдергиваю руку.

— Они волнуются!

— Их проблемы, — безразлично отвечает законник.

— У тебя, что, родителей нет? — огрызаюсь я. — Их проблемы и мои тоже.

— Они тебя хотели отправить в Нагдад с мужчиной, слухи о котором доходят даже до меня. — Он безжалостно давит на самое больное.

— Они спасали меня от тюрьмы! — огрызаюсь я. — Да не очень удачно, но уж как могли.

— Клэр, твой отец, по логике, не должен знать, что ты не в камере, если ты сейчас поговоришь с ним, как ты думаешь, я услышу доказательства того, что это он пытался тебя вытащить? Ты же осознаешь, что я не смогу их проигнорировать.

Недовольно поджимаю губы.

— Иди спать и не заставляй меня жалеть, что я тебя привел сюда. А завтра с утра мы подумаем, что с тобой делать.

— А что со мной делать?

— Не знаю, честно. В камере тебя держать пока незачем, максимум я могу посадить тебя под домашний арест, но это не решит твоих проблем. Тебя снова будут пытаться отправить из страны, а я буду вынужден вылавливать и после этого на законных основаниях сажать под арест  в камеру, где тебе, судя по всему, не очень понравилось. А я не хочу этого делать.

— И что заставило тебя поменять мнение? — с усмешкой спрашиваю я. — Изначально ты хотел именно этого.

— Это дело сложнее, чем кажется — раз. Ты сотрудничаешь — два.  Я действительно не вижу у тебя мотива — три.  И кто-то хотел убить тебя — четыре.  Достаточно?

— Более чем.

— Сейчас тебя спрашиваю, не как законник. За что ты могла его убить?

— Не знаю. Ни за что. — Я качаю головой. — Только с ним познакомилась, я вообще не представляю, как я уехала с ним домой! Пойми меня, я красива и богата, у меня нет привычки прыгать в платформы к левым парням.

— Платформа была твоя.

— Тем более! — Я фыркаю. — Тащить в свою платформу не пойми кого, вообще не моя тема.

— Ты употребляла?

— Нет.

— В твоей крови был серый дурман. Ты же понимаешь, что это отягощающее. Под серым дурманом тебе могло причудиться все, что угодно.  Там и мотив не нужен. Если бы не это, все было проще, и для тебя самой.

— И еще раз нет, только не его. Слишком много у меня связано с ним личного, я никогда по своей воле не приму эту дрянь.

— Но принимала, Клэр.

— Все совершают ошибки.

— Для тебя они могут стать фатальными.

— Ты же сказал. Что дело сложнее…

— Это не исключает того, что его убила ты. Что ты пила тем вечером?

— Шампанское, бутылку открыли при мне. Я всегда заказываю в одном месте. Это была обычная бутылка шампанского, одна из коробки. Я взяла сама и попросила открыть.

— То есть туда подлить наркотик никто не мог?

— Исключено.

— А еще? Может, было что-то еще, что ты не сказала нам?

— Точно… — Я замираю. — Парень угостил меня коктейлем! Причем, знаешь, что странно? — Дерек не стал послушно спрашивать «что» просто внимательно на меня посмотрел. — Мы сели за столик, который был забронирован для меня, и тут же подошел официант. Тогда я не обратила внимания, но,  кажется, Дар был удивлен. Впрочем, не стал отрицать, что коктейль для меня.

— Ты знаешь этого официанта?

— Конечно. Я не беру людей с улицы.

— Найдешь его контакты? Не сейчас. Мне нужно  связаться с распорядителем. Она всем заведует.

— Потом еще что-то пила или ела? — продолжает допрос Дерек.

— Нет. Потом начинается провал. Но не сразу… просто, все события тускнеют перед глазами. Мне кажется, что и коктейль я, поэтому сразу не вспомнила. Не думай, что я не сказала из-за блажи.

— Я вообще не знаю, что думать в последнее время. — Дерек вздыхает и устало трет переносицу. —  Иди, спи. Завтра решим.

Просыпаюсь от криков и угроз, которые доносятся из коридора. Они вырываются в мое сознание и дезориентируют окончательно. Я не сразу могу понять, где я, и как тут очутилась. Вообще, что вчера произошло. Слышу тихий, уверенный голос Дерека, что он говорит, разобрать не могу, и папин на повышенных тонах. Его, подозреваю, слышат даже соседи этажом ниже.

— Ты не понимаешь, с кем связался! Где она? Тебя уволят! — в общем, стандартный набор  разгневанного отца, в руках которого  деньги и власть.

Скатываюсь с кровати и натягиваю помятую рубашку Дерека. Боги, представляю, в каком виде явлюсь перед папой! Но с другой стороны, зато живая. А выбор у меня небольшой:  или трусы и простыня, или мужская рубашка. Мятое и грязное платье осталось в ванной. Надеюсь, Дерек его утилизировал.

Мелькает мысль отсидеться тут, но я не могу. Папе нельзя так нервничать. У него сердце, лекари просили не перенапрягаться. Бессонные ночи, работа  целыми сутками к пятидесяти  дали о себе знать. Поэтому я выхожу, и с порога говорю:

— У меня все нормально! Тебе нельзя орать!

— Ты! — Отец облегченно выдыхает и снова поворачивается к Дереку, который стоит, скрестив на груди руки, и молчит. Только бросает на меня короткий, оценивающий взгляд. Прикидывает, как я себя поведу? Да, обвинить его в домогательствах сейчас отличный вариант, только вот я не для того сбегала со своей свадьбы, чтобы через сутки вернуться в исходную точку. Нет уж, уехать с отцом я не хочу.

— Ты вылетишь за это с работы! — напирает отец. — Я сейчас все задокументирую! Ты арестовал мою дочь, а потом я обнаруживаю ее у тебя дома. Он тебя принуждал? — обращается ко мне, и я вижу, как он весь напряжен.

— Да! — фыркаю я, на миг забыв и про папино больное сердце и про желание не нервировать отца. Просто я тоже вспыльчивая! — Есть принуждал. Хотя… о чем я? Еду я сама отобрала у милой девушки, которая, наверное, рыдала всю ночь. Папа, что с тобой? Ты, как я понимаю, сразу начал орать и не попытался хотя бы выяснить, что случилось?

Вижу, что  краска постепенно сходит с его щек, и отец начинает дышать чуть спокойнее. Кажется, кризис миновал и есть шанс поговорить спокойно.

— Я волновался за тебя, — признается он, и сердце сжимается, но я непреклонна.

— А почему ты за меня волновался, если должен был ночью спать? — шиплю я.

— Потому что тебя не было в камере ночью! Он тебя увез! — Снова обличительный жест в сторону Дерека.

— Может, ты еще в курсе, почему это произошло?

— Может… — начинает он, бросает взгляд в сторону законника и замолкает.

— Вот то-то! — отвечаю я, выразительно посмотрев на папу и стоящих за его спиной телохранителей.

— Вашу дочь вчера пытались силой увезти из  камеры. Преступники пробрались на территорию управления, подкупили охрану и пытались выкрасть мисс фо Селар, — ровно говорит Дерек. — Вам что-нибудь известно об этом?

— Нет! Не известно. С адвокатом будешь такие вопросы задавать, — огрызается отец и поворачивается ко мне. — Одевайся и поехали. Как тебе не стыдно находится тут в таком виде?

— Платье мятое, грязное и корсет жмет, — парирую я. — В чем мне надо было еще ходить? В одних трусах? Я не догадалась взять на свою свадьбу пижаму, в камере не выдают, а  у Дерека была только рубашка. Поэтому твои претензии, конечно, обоснованы, но что с ними  делать, я не очень понимаю. Или ты привез мне сменную одежду, просто я ее не вижу?

Папа тушуется и явно пытается  придумать оправдание, но его спасает Дерек, который мастерски меняет тему.

— Уехать она не может.

— Что? — Отец снова багровеет. — Ты не слышал, что я сказал?

— Это вы не слышали, мистер фо Селар, — отзывается Дерек. Его скулы напряжены, и внезапно я понимаю, что  показное спокойствие ему дается с трудом.  — Вашу дочь пытались похитить из камеры. Она подозреваемая. Это сделали либо вы, а, значит, я не могу ее с вами отпустить, либо тот, кто хочет отомстить ей за смерть парня.  Тогда она нуждается в охране.

— Это бред!

— Это реальное положение дел.

— Хочешь сказать, теперь она будет жить у тебя? — шипит папа и делает шаг вперед. Он высокий, не ниже Дерека и довольно крупный, привык подавлять своим весом и авторитетом, но законник смотрит на него с ленивой усмешкой. Папу это злит. — Не много ли взял на себя щенок? Позарился на самую богатую невесту Кейптона, серьезно считаешь, что это твой уровень?

Слушая папины разглагольствования, закатываю глаза и иду делать себе кофе, я видела турку и греющую поверхность. Пусть орут. Папа, конечно, перегнул палку, но тут я ничего сделать не могу, уже и так насколько смогла, сбавила накал. Дерек не юная барышня, переживет беспочвенные обвинения.

— Такое счастье нужно только тому, что хочет слить капиталы. Поверьте!  — огрызается законник, и меня неприятно царапают его слова.

— Вас не смущает, что я тут? — подаю голос и сверкаю гневным взглядом в сторону разозлённых мужчин. Но на меня не обращают внимания, а я не хочу признаваться себе, что  слова Дерека задевают. Я не могу не нравиться мужчинам! Вернее, способна, но о том досадном эпизоде я стараюсь не вспоминать.

— Итак, — говорит Дерек, так и не потерявший контроль. — У нас с вами, на самом деле, несколько вариантов. Точнее, у нас с ней! — Кивает в мою сторону, и я замираю с туркой в руках, приготовившись слушать.

— Или арест и пребывание в камере, пока я все выясняю. — У меня в душе все холодеет. Не хочу в камеру.

— Или домашний арест… Сколько надо заплатить? — Отец уже лезет в карман, и я снова пытаюсь подавить стон, но не выходит.

Они оба смотрят на меня удивленно, я понимаю, что придется пояснять свое поведение и оборачиваюсь к папе.

— Да засунь ты свои деньги в… — Бровь папы ползет вверх, как и его верного охранника. Леди так не выражаются. Выдыхаю и поправляюсь: — обратно в карман. Я не хочу камеру, а ты меня туда упорно пытаешься запихнуть!

Как ни странно, папа убирает руку, а во взгляде Дерека мелькает что-то похожее на уважение.

— Не могу позволить Клэр вернуться домой. Ее пытались украсть, мы не исключаем, что в этом замешаны вы или жених. Поэтому она либо остается здесь, либо где-то в небольших апартах под надзором охраны из управления.

— У меня есть квартира. И не одна, — говорит папа, обдумав предложение. — Тебя устроят аппараты на  Золотом пляже?

Вспоминаю, что они находятся буквально в пяти минутах от дома подруги, за которым сейчас присматривают Дерек и киваю.

— Более чем.

— Я сам ее туда привезу, — говорит законник.

— В таком виде? — прищурившись, спрашивает папа.

— Пока Клэр останется здесь. Вещи и ключи завезите в течение дня в управление. И до того как я ее доставлю на место, никаких звонков. И о том, где она, лучше никому не говорите. Все понятно?

Папа сверлит меня взглядом, но все же соглашается и уходит, а мы остаемся в тишине и напряжении.

— Спасибо, — шепчу я, а Дерек отворачивается, берет куртку, висящую на спинке высокого стула и бросив: «Никому не звонить, пока связь заблокировал. Вечером найдем официанта»,  — выходит.

Довариваю кофе. На автомате добавляю щепотку удачи, но ничего другого на полках Дерека не нахожу. Он, видимо, не любит магические добавки. Сторонник всего натурального? Хмыкаю.

Впрочем, если вспомнить вчерашнюю рыженькую девицу, может быть. Интересно, и правда, соседка? Скорее всего, да. Дереку незачем мне врать и скрывать свои романтические пристрастия.

А какие ему нравятся женщины? Ловлю себя на мысли и морщусь. Нет уж. Это совсем не то, что я хочу знать. Меня не интересуют реальные и гипотетические подружки законника.

Наливаю себе в чашку огненный напиток и подхожу к окну. За ним легкая дымка, в которой теряется кусочек океана. Его видно между двумя стоящими напротив высотками.

Устраиваюсь на подоконнике и поджимаю ноги, пью кофе и смотрю за окно. Я словно попала в другой город и другой мир. Я никогда не была в этих новых, недавно построенных районах Кейптона — они непривычные.

У меня у родителей двухэтажный особняк с садом в центральной части города, несколько вилл на Золотом пляже. У моих друзей так же. Я в юности бывала в трущобах, мы бегали туда за острыми ощущениями. Там все мрачно, нище и убого, а тут…тут сам ритм жизни, кажется, другой. И я совру, если скажу, что он мне совершенно не нравится.

Кофе окончательно прогоняет сон, я успокаиваюсь и начинаю хотя бы чуть-чуть соображать. Понимаю, что мне просто невероятно повезло, что Дерек согласился мне помочь, и в ответ я хочу помочь ему. Хотя бы с поисками официанта. Жаль, что я без связи. А так бы могла связаться с Нинель и выяснить, где найти парня. Странно, даже прекрасно понимая, что меня чем-то накачали, я  все равно не подумала о том, что это мог сделать кто-то с вечеринки. Мелькнула мысль, что мы с Даром заехали куда-то после Золотого пляжа. Боги, какая каша у меня в голове! Может, не обошлось без менталиста, и мои воспоминания кто-то стер? Однажды такое уже было, и я считала себя виновной в убийстве, которого не совершала.

Тогда скинули с крыши мою лучшую подругу, я была рядом, и убийца почистил мои воспоминания. Но я не верю, что сейчас ситуация повторилась…

На движение в центре комнаты я даже не обращаю внимания. Знаю, что одна, поэтому появление тени становится неожиданностью. Я вздрагиваю и роняю чашку. Звякнув о подоконник, она разбивается, расплескивая кофейную гущу по моим ногам, рубашке Дерека и светлому ковру.

— Оуш-ш-ш, — шиплю я.

В центре комнаты подрагивает образ Алексиса. Надо же! Мой жених не поскупился на услуги дорогого менталиста. Ауру могут себе позволить только очень богатые люди и в редких случаях.

— Тебя хорошо защитили, — слегка недовольно заявляет он и презрительно осматривает квартиру Дерека. — Получилось проникнуть только так. Сегодня по дороге на Золотой пляж веди себя хорошо, и я тебя увезу.

— И как же?

Алекс настолько уверен в себе и моем послушании, что становится смешно.

— Предыдущая попытка провалилась, нас кто-то сдал, — поясняет он. — Сейчас мы все предусмотрели.

— Не все. — Я флегматично жму плечами. — Я тоже вас сдам.

— Хочешь в тюрьму? — шипит он.

— Не хочу в Нагдад, — отвечаю я. Слезаю с подоконника и, не обращая внимания на ауру, собираю осколки. Надеюсь, Алекс не видит, как у меня дрожат руки.

— Не дури, Клэр.

— Что ты от меня хочешь? — Разгибаюсь с осколками в руках. — Мне навязали брак с тобой, когда я не видела другого выхода. Сейчас он есть, я не планирую уезжать.

— Тебе только так кажется, — выплевывает Алексис и растворяется, а я жалею, что не могу связаться с Дереком. Амулет, который он дал мне, одноразовый.

Появление Алексиса выводит из равновесия.  Все мое с трудом накопленное спокойствие трещит по швам. Я нервничаю, дергаюсь и не могу найти себе места в пустой, незнакомой квартире.

Невозможность связаться с Дереком или папой выводит из себя. Я пытаюсь успокоиться и, все же теряю терпение. Не могу сидеть одна в квартире, зная, что Алексис задумал похищение. А если он сможет сюда вернуться в физическом воплощении? А я никому не могу даже передать весточку, чтобы знали, где меня искать.

Смотрю на мятое и грязное свадебное платье, которое сама же с утра засунула в мусорную корзину и понимаю, что неспособна заставить себя в него влезть. Мысленно в очередной раз прошу прощения у законника и открываю его шкаф. Одежды немного, но она вся качественная и новая. Нет заношенных вещей.

Брюки мне безбожно широки и длинны, подгибаю штанины до лодыжек, а на талии стягиваю потуже ремнем. Достаю свежую рубашку, на этот раз черную, заправляю в брюки, закатываю рукава и спускаю с одного плеча. Наряд получается очень странный, но лучше, видавшего виды свадебного платья и привлечет меньше внимания. Хотя славу городской сумасшедшей я, пожалуй, заработаю.

Жаль обувь только вчерашняя. Туфли на убийственной шпильке подходят к образу, как к корове седло. Впрочем, я теряюсь в догадках, что теоретически может подойти к моему сегодняшнему луку. Теперь главное, чтобы получилось выйти из квартиры. Если Дерек запер меня с помощью хитроумного заклинания, которое создает защиту не только от проникновения, но и от попытки выйти, усилия будут напрасны. Придется сидеть тут и дергаться от каждого шороха.

Сегодня удача на моей стороне. Дверь отпирается изнутри, и я безнаказанно выхожу из квартиры и из дома. Отлично! Теперь бы сообразить, как отсюда добраться до Управления. На моем счете есть деньги, браслет, помощью которого удобно расплачиваться, я не снимаю никогда, но вот где здесь можно поймать платформу? Не знаю. Домой или на мероприятия я предпочитаю ездить или сама или с проверенными людьми. Общественный транспорт — это совсем не мое.

Иду по незнакомой улице и с интересом оглядываюсь по сторонам. Замечаю на соседней стороне оживленной магистрали остановку общественных платформ. Никогда не ездила. Наверное, наступил тот момент, когда стоит попробовать.

Спешу к пешеходному переходу и устремляюсь к остановке.

Уже на другой стороне замечаю черную платформу, которая мне кажется знакомой. Она стояла во дворе дома Дерека.

В этом нет ничего странного. Ну едет, ну, стояла… но во мне просыпается параноик и сердце резко ускоряется. А с ним и я. Ноги сами несут к скоплению людей.

— Простите, — обращаюсь к ближайшей девушке. — Вы не подскажете, как добраться до Управления?

Она окидывает меня презрительным взглядом, и я вспоминаю, что похожа  даже, не знаю на кого… точно не благовоспитанную жительницу самого дорогого района Кейптона.

Пока женщина раздумывает снизойти до ответа или нет, откликается парень:

— А вы отсюда не доедете. Вам нужно отойти чуть дальше и сесть на двадцать пятую платформу. Тут изумрудная магистраль, а до управления идет красная.

Парень показывает на крутящийся над головой значок. Он зеленый.

Уточняю направление, благодарю и устремляюсь дальше. Отмечаю, что притормозившая платформа следует снова за мной. Это начинает нервировать.

Надеюсь, мне ничего не угрожает среди оживленной улицы. Больше ни за что не позволю лишить себя возможности связи. Если Дерек не доверяет, пусть везде таскает с собой, чтобы мне не пришлось бегать и искать его. И тем более не пришлось искать эту проклятую красную магистраль и двадцать пятую, что б ее, платформу.

Руки становятся влажными, а ноги дрожат. То ли от страха, то ли от того, что я никогда так быстро не носилась на каблуках.

Вижу впереди красный значок, ускоряюсь, но сложно бежать быстрее, чем сопровождающая тебя платформа.

Я уже четко знаю —  она по мою душу. До того, как массивная груда черного металла тормозит рядом со мной, срываюсь с места и бегу дальше от магистрали, краем глаза отмечая, что из платформы выскакивают трое массивных мужиков и устремляются за мной.

Не убегу. Это понимание рождается в душе тотчас. Я на каблуках, снять не успею, начну бежать быстрее, просто переломаю ноги. Поэтому резко торможу и начинаю вспоминать, чему учили в колледже. Несмотря на всю внешнюю хрупкость, я  боевой маг с мощным потенциалом, наш род древний, императорская ветвь. У нас не может быть слабой магии, а вот преследователи или простые люди или слабенькие маги. Я знаю только двоих представителей среднего сословия с даром, по силе равным моему. И догоняющие не входят в их число.

С перепуга ударная волна получается с первого раза и мужчины, практически меня догнавшие, падают  на тротуар, словно кегли в боулинге, а я снова бросаюсь наутек, безуспешно пытаясь придумать новый план. Понимаю, что мне не позволят сесть в платформу, а на своих двоих я далеко не убегу.

Поэтому начинаю истошно орать, справедливо рассудив, что истерящая блондинка в странной одежде непременно привлечет внимание. Не могут же люди быть настолько равнодушными. Кто-нибудь да вызовет законников или решит проявить героизм и спасти меня. Этот шум, вполне возможно, спугнет преследователей.

Вокруг нас собирается толпа. И это хорошо! Значит, меня точно не сумеют похитить незаметно. Мы уже привлекли внимание. Я бы на месте злоумышленников отказалась от своих планов. Ведь уже очевидно их план провернуть все тихо — провалился.

Кто-то смелый и безбашенный пытается оттеснить от меня разгневанных мужиков, а я пользуясь замешательством и возросшим количеством участников конфликта закручиваю вокруг себя ветер, и пока зеваки, защитники и нападающие отплевывают от дорожной пыли, пакетиков из ближайшей мусорки и собственных галстуков и шарфиков, снова припускаю в неизвестном направлении. Все равно куда, лишь бы сбежать.

За спиной шум, в ушах свистит мной же созданный ветер. Рубашка выправилась из брюк, на голове гнездо, но меня впервые в жизни слабо беспокоит внешний вид.

За мной бежит толпа. Я не могу понять, кто меня ловит, кто пытается защитить, а кто спешит, повинуясь стадному инстинкту. Несколько раз слышу «законники» и молюсь, чтобы кто-нибудь  догадался их вызвать.

Я так сосредоточена на погоне, что не смотрю вперед. Визг тормозов, и я со всей дури влетаю в черную блестящую, такую знакомую платформу.

Дверь открывается и меня за предплечья хватают сильные руки.

— Ну, что набегалась? — спрашивает меня холодный злой голос. Дерек. — А я почти тебе поверил…

— Вообще-то, я тебя искала, — выдыхаю я с облегчением, но ловлю колючий взгляд. Демоны, не верит!

— В платформу, быстро! — шипит он, и я послушно ныряю в салон, не удержавшись, показываю преследователям язык.

Они сверлят меня злыми взглядами.

— Дерек, ты просил приглядеть за избалованной блондинкой! — обвиняюще кидает один.

— А это кто? — удивляется законник, указывая на меня.

— Кракен в юбке! — зло выдыхает мой преследователь. Хмыкаю и пожимаю плечами.

Дерек смотрит на меня задумчиво, усмехается и соглашается.

— Пожалуй, да. А монстрам место в клетке. Так ведь Клэр?

— Не так! — шиплю. — Во-первых, я в брюках. — Демонстрирую ногу. — Во-вторых, ты оставил меня без связи и вынудил бежать! А эти напугали!

— И правильно напугали. Сейчас я напугаю еще больше, потому что этот вечер ты проведешь в камере!

— Козел! — шиплю я и складываю на груди руки. «Не хочу в камеру», — мрачно думаю  и с ужасом понимаю, что просто не хочу. При мыслях о камере я уже не впадаю в истерику. Я, что, начинаю привыкать?

Мы едем молча. Оба злимся, но я все же открываю рот и делаю это первой. Мне нужно рассказать о том, что ко мне являлся Алекс. Иначе получится, что я,  правда, побегала так для всеобщего развлечения и разминки.

— Вот и отлично, — произносит законник.

— Что отличного в том, что мой несостоявшийся муж может проникнуть в твою квартиру? — поражаюсь я.

— Меня окончательно перестали терзать сомнения.

— Какие сомнения?

— Вместо Золотого пляжа, ты едешь в камеру.

— Я буду сидеть на грязной лавке твоими брюками, — злобно выплевываю я, понимая, что возмущаться и спорить с Дереком бессмысленно. Придумаю, как отомстить ему позже.

— Отец передал тебе одежду. Ты можешь переодеться.

— Да сейчас! — шиплю. — Нет уж. Если в камеру, то только в твоих шмотках.

Какое-то время молчим. Да и о чем разговаривать? Он считает, что я взбалмошная идиотка, я иногда тоже так считаю, и мне немного стыдно, что  не дождалась его дома, хотя это было бы самым правильным решением.

Я отворачиваюсь к окну, наблюдая за серыми улицами города. Сегодня небо заволокло тучами, и я боюсь, что будет дождь. А дождь в Кейптоне — это не повод для грусти, когда можно сидеть с чашкой кофе у окна, а настоящее светопреставление, когда океанская волна, затапливает весь Золотой пляж, иногда игнорируя защитные заклинания, подступая к самым домам. Впрочем, камеру не затопит, так что какая мне разница?

Вспыхнувшую руну вызова замечаю лишь краем глаза. Чтобы я не слышала, Дерек ставит полог, но я могу, повернувшись, наблюдать за тем как меняется выражение его лица. Мужчина мрачнеет, а платформа замедляет ход и, в конце концов, останавливается у обочины. Дерек очевидно психует и в завершении разговора лупит руками по кристаллу управления. Надо же, я думала, его ничего не может вывести из себя.

— Неприятности? — спрашиваю я с холодной вежливостью. Подсознательно в ответ ожидаю хамство, но Дерек хорошо себя контролирует.

Внимательно смотрит на меня и неожиданно спрашивает:

— Скажи мне, Клэр, на что ты готова, чтобы не провести этот вечер и ночь в камере?

Отвечаю ему настороженным взглядом и, наконец,  очень тихо и произношу:

— На многое в разумных пределах.

Он кивает, думает еще, но все же говорит:

— Мне нужно по работе посетить одно важное  светское мероприятие, на котором я быть не хочу.

— Вряд ли я смогу тебя заменить.— Я пожимаю плечами,  пытаюсь сохранить хладнокровие, но все равно сердце стучит быстрее от предвкушения. — Нас, знаешь ли, не перепутаешь.

— Я предлагаю тебе пойти туда в качестве моей спутницы.

— Девушки? — уточняю я.

— Возможно, — через силу признается он. Злится. А мне это нравится. Мне, вообще, нравится его злить.

— Зачем тебе девушка на мероприятии? Там есть кто-то, пред кем ты не хочешь показаться в одиночестве.

Ругается сквозь зубы, снова лупит по кристаллу управления, и он обиженно вспыхивает алым.

— Хорошо. — Дерек раздраженно отворачивается. — Камера так камера.

— Нет, нет. — Я тут же даю заднюю. — Я согласна изобразить твою спутницу, но не в таком виде. Мне надо домой.

— Домой исключено, Клэр, ты сама понимаешь это опасно.

— А на светском мероприятии не опасно? — Я изгибаю бровь и смотрю на него с вызовом.

— Там — нет. Тебя же оттуда в Нагдад не увезут, тебя сейчас караулят в  других местах. Поэтому в целом все равно, где ты будешь в камере или на приеме.

— Да, это точно… — говорю я, вспомнив визит Алексиса. — А в магазин мне можно? Но тебе придется меня сопроводить, и это долго,  мучительно больно неподготовленным людям и скучно.

— Поехали, — немного подумав, говорит он и разворачивается, когда я называю ему адрес. Неужели на моей улице настал праздник! Светский прием вместо камеры — это же просто отличная альтернатива.

Дерек удивительно терпелив. Я даже начинаю его уважать. Он отвозит меня в дорогой бутик и ждет, пока я подберу себе наряд, ни слова не говорит, когда я сижу в салоне, а расторопные девочки делают мне укладку, и даже открывает дверь платформы, когда я выплываю красивая и довольная. Он не пытается влезть со своим мнением. И это тоже ценно, потому что у меня свое понимание идеального образа. И я совершенно не уверена, что хочу к кому-то прислушиваться.

На мне платье глубокого синего цвета. Сегодня мне хочется провокации, поэтому я позволяю  себе открыть ложбинку на груди, но само платье длинное в пол и даже без разреза. Впрочем, струящийся материал льнет к телу и любому, кого заинтересуют мои ноги, будет понятно — они у меня есть.

Только вот взгляд Дерека ничего не выражает, и это меня иррационально бесит. Но я знаю, он не любит блондинок, особенно таких, как я, богатых и избалованных. Ну, извините, другой на сегодняшний вечер у него, по всей видимости, нет. Придется делать вид, будто счастлив сопровождать меня.

Все же не могу удержаться и спрашиваю:

— Ну как? Сойдет?

— Сойдет, — безразлично соглашается он, а я обиженно надуваю губы. Почему-то становится обидно, а ведь я старалась.

— Ну, что ты от меня хочешь, Клэр? — со вздохом уточняет он. — Услышать,  что ты красива? Так это очевидно всем. И сама ты об этом прекрасно знаешь.

— Но это не значит, что я не хочу услышать подтверждение своего внутреннего ощущения!

— Хорошо, — смиряется он. — Ты красива. Сегодня даже больше, чем обычно…

Я довольно улыбаюсь, но Дерек бы не был Дереком, если бы не закончил похвалу гадостью.

— Но такая красота давит.

— В смысле?

— В прямом. Дорогой фарфор, как правило, стоит за стеклом. Пьют из обычных чашек.

— Пф-ф-ф, — фыркаю я. — Это в твоем мире. В моем — фарфоровые чашки норма. Кому нужны обычные?

— Вот именно — в твоем мире.

Все же последнее слово остается за ним, а я раздраженно отворачиваюсь к окну.

Дерек в отличие от меня на сборы не тратит много времени. Мужикам в этом плане намного проще. Ни макияжа, ни укладки. Даже легкую небритость простят, если физиономия такая смазливая и харизматичная, как у Дерека.

Он останавливается на черном костюме. Матовая ткань пиджака контрастирует с шелковой рубашкой. Галстуком он пренебрег, и образ стал дерзким. Дерек непохож на прилизанных мужчин высшего света, в нем чувствуется внутренняя сила. Мне неожиданно нравится этот вызов обществу.

Но когда я смотрю на него, то начинаю немного понимать его мысль в отношении меня. Он, безусловно, красив, но рядом я предпочла бы видеть чуть более предсказуемого и менее опасного мальчика. Ту самую чашку попроще.  Только Дерек делал акцент на материальном, а меня пугает другое. Впрочем, эти мысли глупые. Мы просто идем на вечеринку и совсем неважно, кто кого пугает сильнее.

— И где будет проходить мероприятие? — спрашиваю я, снова оказавшись в машине.

— В особняке Эртуана фо София.

— О… — уважительно киваю. — И что ты там забыл?

— Визит вежливости, не поверишь. Это прием в честь юбилея генерала Эртуана, который долгое время руководил отделением законников. Мне нужно поздравить от лица коллег.

— А почему ты так не хочешь?

— На это есть свои причины, — уклончиво отвечает он. Я решаю не развивать тему. Скоро все узнаю сама.

Мы подъезжаем на центральную площадь. Платформа тормозит, и Дерек долго смотрит на вход, словно собираясь с мыслями и силами. Не мешаю. Мне странно видеть его таким, и я изучаю новые грани законника. Он интереснее и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Как и все люди, наверное. Стальные глаза в обрамлении черных, жестких ресниц, резкая линия губ. Черты его лица лишены аристократичной холености, но это делает его еще привлекательнее. Кажется, я сошла с ума. Залипать на мужчину, который тебя ненавидит и хочет упечь за решетку за убийство — это путь в бездну. Но как же мне нравится балансировать на ее краю.

У особняка генерала припаркованы платформы. Много, здесь собрался весь высший свет Кейптона и это немного меня волнует, все же я последнее время нежеланная гостья.

На входе нас встречают вышколенные молодые люди в смокингах и белых перчатках и проводят внутрь. Держусь за локоть Дерека и покачиваюсь на высоченных шпильках. На них я достаю законнику до подбородка. Никогда не жаловалась на низкий рост, но рядом с этим мужчиной выгляжу хрупкой статуэткой и, демоны меня задери, мне это нравится.

На нас смотрят, и я слышу шепоток за спиной. Ожидаемо. Мне не привыкать быть в центре внимания, а вот Дереку? Каково будет ему? И почему меня это вообще волнует? Вряд ли этот выход в свет хорошо скажется на имидже моего спутника. Впрочем, думать о этом поздно, мы уже здесь, но непрошеные мысли все равно упрямо лезут в голову.

Его знают как неподкупного законника, а меня недавно обвинили в убийстве. Здесь много тех, кто воротит от меня нос. Но я иду и улыбаюсь, мило киваю знакомым и непринужденно прижимаюсь к мужчине.

Кажется, он понимает, какую ошибку допустил. Лицо мрачнеет.

— Да-а, ты не учел, что о нас подумают люди, — усмехаюсь я и подхватываю бокал с шампанским с подноса. М-м-м, как я люблю. Сухое, но без кислинки в меру резко и ароматное.

— А тебе есть до этого дело? — тихо спрашивает Дерек с вызовом.

— Раньше было, — не вижу смысла скрывать. — И сейчас, возможно, но наше появление ударит по тебе сильнее, чем по мне. Поэтому вопрос поставлен неправильно. Тебе есть дело до того, что каждый второй в этом зале думает, что я сплюс тобой лишь бы избежать наказания за убийство?

— Слухи исчезнут, как только ты за него сядешь, — безразлично отвечает он, и я снова мило улыбаюсь, борясь с желанием припечатать шпилькой его ногу. Почему последнее слово всегда остается за ним?

Народа много, поздравить генерала стремятся все. Мы тоже подходим. Дерек вежливо улыбается, передает какие-то слова от начальства. Слушаю все это как «бла-бла» и оглядываюсь по сторонам, изредка здороваюсь и надеюсь не столкнуться с родителями. Но мои обычно на такие мероприятия посылают кого-то, вместо себя. У папы есть помощник, который приезжает, передает подарок и поздравления. Папа у меня человек занятой и влиятельный может себе позволить. На него не обижаются. Лично он приезжает только к близким друзьям. Генерал не входит в их число.

— Я рад за тебя, в этом городе ты на своем месте, — говорит генерал и улыбается Дереку отечески. Хм… я думала, они не знакомы. Следующие слова вообще изрядно удивляют. — Кстати, Мона с мужем тут. Думаю, она рада будет тебя видеть. Все же вы достаточно долго дружили… Совсем недавно пробегала мимо.

Генерал не замечает или делает вид, что не видит, как дергается щека Дерека при упоминании о дружбе. Очень интересно.

Мона фо Рейнар — племянница генерала. Лет на пять-семь меня старше. Я знаю ее. Красивая блондинка, которая вышла замуж за посла Верисионы. Странная пара, каких в высшем свете немало. Она — молодая, ухоженная и он — помесь жабы с бегемотом. Меня передергивает, к тому же парочка тут же попадает на глаза. Никогда не понимала, зачем выходить замуж за столь отвратительного индивида? Понятно, что все в этом мире вкусовщина… Но есть же края? Деньги? Но Мона из обеспеченной семьи. Хотелось еще больше? Заставили? И Дерек… откуда они знакомы? Что-то подсказывает мне, что я нашла причину, почему законник не хотел ехать на прием.

Мы прощаемся с генералом и отходим в сторону. Вижу взгляд Дерека, устремлённый на Мону, которая уже прилично накачалась шампанским. Так не смотрят на не слишком трезвых жен влиятельных дипломатов, если только… все встает на свои места окончательно.

— Оо-о-о, — тяну я, пока Дерек уводит меня в сторону небольшого балкона. — А у тебя губа не дура. А говоришь, что не переносишь богатых блондинок, которые родились с золотой ложкой во рту. У Моны не только ложка во рту, но и, подозреваю, бриллиант в заднице. Впрочем, я сама не проверяла, тут, я думаю, ты знаешь лучше. Или так далеко тебя не пустили?

— Замолчи! — шипит Дерек и крылья его красивого носа раздуваются. Злится.

Ну, а я что? Мне всегда было трудно промолчать, особенно в тех ситуациях, где я не считаю это нужным. Мона, и правда, красивая, дорогая стерва, даже больше чем я. На фоне нее я котеночек.

— Или… ненависть ко мне, это проецирования твоих чувств к ней? — продолжаю травить Дерека, не понимая, зачем это делаю. — Тогда ты очень плохой мальчик…

— Я не мальчик, если ты не заметила, — шипит он, развернувшись ко мне лицом и стискивая мои плечи в железном захвате. Как же мне нравится, когда он психует! Глаза горят, и это делает его особенно притягательным.

— А не мальчики не ведут себя так глупо. Ты сейчас ее разденешь глазами прямо тут. Тебе нравится унижаться?

— Тебя это не касается, Клэр.

— Касается, если ты привел меня с собой. Хотел ей что-то доказать? Так играй до конца, а не растекайся лужей перед ее ногами. Он раздвигает их не перед тобой… хотя альтернативный выбор очень стремный… — Еще раз ловлю взглядом мужа Моны и испытываю тошноту пи мысли о близости с ним. Неужели Мона думает иначе? — Я уверена, подойти ты к ней… у вас все бы получилось. Интересно, почему ты этого не делаешь?

— Ты, действительно, не понимаешь Клэр? — произносит Дерек тихо и слишком серьезно. — Впрочем, в этом ваше сходство.

— Не понимаю. Поясни, некоторые вещи мы просто не понимаем, и в этом нет ничего криминального. Иногда бывает просто нужно услышать альтернативную версию.

— Женщина-любовница богатого женатого мужчины, согласись, звучит жалко…. Или нет?

— Пожалуй, соглашусь с тобой. — Я киваю.

Действительно жалко, я видела много таких, ждущих подачек от своих богатых покровителей и не осознающих, что ситуация никогда не переломится. И между ними и нелюбимой женой все равно огромная социальная пропасть.

— Любовник-мужчина, к которому женщина иногда сбегает от богатого мужа, это еще более жалко, — заканчивает свою мысль Дерек, и она как ушат холодной воды. С этой стороны я на ситуацию не смотрела.

— Гордость — это прекрасно… — Я подхожу ближе, одно движение плечами и сжимающие их руки послушно опускаются. — Только ею надо уметь пользоваться. Жадно смотреть на объект обожания — это выглядит жалко. Даже более жалко, чем просто трахнуть и успокоиться. Возьми себе в руки.

— Ты неверно понимаешь мои взгляды. — Качает Дерек головой.

— Неважно, главное она воспринимает их также. Поверь.

Смотрит на меня сосредоточено, но не двигает. Все же мужики иногда идиоты, даже если при этом они умны, эрудированы и лучшие в своем деле.

— Ну же, — говорю я, делаю шаг ближе и обвиваю шею Дерека руками.

— Что? — Он непонимающе хмурится.

— Ты же прекрасно знаешь, что нужно делать, чтобы она поняла — ты больше не думаешь о ней…. Не смотри на меня так, Дерек, для законника на твоем лице слишком просто читаются чувства.

— Ты знаешь, что ты стерва?

— Конечно, — шепчу я, облизнув губы и гадая, решится он меня поцеловать или нет.

Дерек

Слишком красивая, чтобы целовать без последствий. Однажды я уже вляпался в богатую и красивую девочку, которой в коллекции была нужна еще одна игрушка. Не стоит делать это еще раз, но… сотни «но» в голове. Главное «но» из которых — Клэр сама предложила. И это так заманчиво, что я почти забываю, почему все же не должен этого делать.

Другая женщина, образ которой стерся,  как только я залип на эти губы, не имеет никакого значения. Она — предлог, чтобы оправдать собственную слабость, заставляющую хотеть Клэр фо Селар.

Она такая же, как Мона, даже хуже. Тот же яд, проникающий в кровь и срывающий башню, такая же стерва, которая воткнет острый каблучок в сердце и уйдет к тому, кто сможет обеспечить ей привычную жизнь. Хотя нет… не привычную, лучше. Еще больше денег, драгоценностей и развлечений.

Клэр неправа, я не растекаюсь лужей перед Моной. Да, вспоминаю. Да, еще больно, но все прошло. Я не хочу ее такую. А ту, какой она была десять лет назад, не вернешь.

Не могу оторваться от губ Клэр. Это проклятое наваждение, делающее слабым.  Как раб наклоняюсь, чтобы выполнить приказ госпожи, и замираю в миге от поцелуя, когда вижу победную улыбку.

— Прости, но нет… — припечатываю я, с трудом удерживаясь, чтобы не провести языком по выразительной верхней губе, которая подчеркнута алой помадой. — С красивыми стервами я сплю — и все. Целую только тех, кто мне симпатичен.

Она все еще обнимает меня за шею, острые ноготки впиваются в кожу, но я не подаю вида, что мне больно. Смотрю глаза в глаза и чувствую напряжение между нами. Со стороны непонятно  — тут прелюдия или война. Почти поцелуй, возможно, даже что-то более интимное, когда между двоими искрит так, что остальные отступают. Это сейчас происходит со мной и Клэр, но я не сдамся. Я действительно целую только тех, кто мне симпатичен. Так почему же мои губы сейчас буквально горят, почему я хочу впиться ими в ее соблазнительный рот?

— Боишься? — ухмыляется зараза и чуть отстраняется со словами: — Второго предложения не будет.

— Если захочу тебя поцеловать, предложение мне не потребуется, — выдыхаю ей в губы и отступаю, чувствуя, как руки Клэр скользят с моей шеи по груди. Никогда ведь не любил таких, как она. После сумасшествия по имени «Мона» приобрел иммунитет. Почему же сейчас все переворачивается внутри. Потому что они чем-то похожи? Только Клэр, пожалуй, опаснее. Идеальная стерва из высшего света, на которой даже нет налета наивности, который был у Моны десять лет назад.

Клэр

Бесит! Он меня невероятно бесит! Красивый. Дерзкий и совершенно неуправляемый. Кажется, что он играет мной. Презирает и презрение так велико, что он за ним не видит меня саму. Наплевать ли мне? Не знаю. Отказ целовать серьезно бьет по самолюбию, а когда я обижена, то неуправляема. Есть такой грех.

Поэтому улыбаюсь сжмая зубы, беру еще один бокал шампанского и иду мстить. Мелочно и мерзко, сталкивая Дерека с тем, кого он до зуда видеть не хочет. Наверное, стоит тормознуть, но я не могу. Стервой меня называют не просто так.

Ну а что? Мы с Моной крутимся в одних кругах, да и муж мне ее знаком. Правда, я называла его в свое время дядя Райф. У них с отцом одно время был общий бизнес, потом пути разошлись. Как часто бывает. Но я его запомнила, когда мне было десять, Райф мне тоже не нравился.

— Мона! — улыбаюсь ей, как лучшей подруге и с преувеличенным восторгом чмокаю воздух возле надушенной щеки. Запах духов слишком сладкий.

Мона смотрит на меня с удивлением, а потом залипает на Дереке за моей спиной. Хочешь его, дрянь! Ну конечно, с таким-то мужем!

Наверное, будь Мона одна, она бы сбежала, но муж меня помнит.

— Клэр! Ты выросла такой красавицей!

— А вы не меняетесь, дядя Райф, — мило улыбаюсь я и понимаю, что хотела мстить Дереку, но эта парочка меня бесит больше, чем законник. — Я помню вас со времен своего детства. Но почему вы тогда приходили без жены?

— Потому что я была не намного старше тебя! — шипит Мона.

— Оу? — Я старательно изображаю удивление. — Прости, я иногда бываю такая бестактная. Ты, правда, выглядишь очень круто… для своих лет.

Наверное, Мона вцепилась бы мне в волосы, если бы могла. Но протокол поведения и всякие прочие условности не дают ей этого сделать, она может только беситься.

— Дерек, — приторно сладко щебечет она. — Я думала, отношения с подозреваемыми для тебя табу?

Вздергиваю бровь. Интересно, Мона так хорошо осведомлена о моих делах или о делах Дерека. Ведь счастливая чета недавно приехала в Кейптон и сразу кинулась собирать сплетни о случайных знакомых? Сильно сомневаюсь.

Дерек внимательно смотрит на меня и, кажется, думает о том же. По крайней мере, быстро сворачивает разговор и утаскивает меня за собой.

— Вот зачем ты это сделала? — шипит он. — Хотя, что хотел? Ты же Клэр фо Селар! О чем я говорю?! Нашла слабое место и ударила. Ты так себя ведешь?

— Ну… если ты забыл, то я предложила помощь. Ты отказался.

— То есть… — Дерек тормозит прямо передо мной. Мы уже на улице, до платформы не дошли несколько шагов.— Ты обиделась на меня из-за того, что я тебя не поцеловал, и сорвалась на Моне?

Пожимаю плечами.

— Я хотела на тебе,— признаюсь. — Но в процессе разговора, поняла, что эти двое бесят меня сильнее.

— Какая же ты стерва… — говорит он, и сейчас в его голосе мне слышится восторг. Уточнить я не успеваю, так как его губы оказываются в преступной близости к моим. Он, что, меня сейчас поцелует? Но как? Зачем? Я сейчас не готова. Мысли путаются, и я просто не успеваю сбежать.

Это определенно не тот поцелуй, которого я жду. И не тот, о котором мечтает каждая девушка. Поцелуй-укус, поцелуй-наказание. Жестко, сминая, обескураживающе. Это жидкое пламя по венам. Зачем я его только спровоцировала? Теперь вряд ли получится выкинуть из головы этот поцелуй.

Удовлетворила, называется любопытство! Вцепляюсь в стальные плечи, задыхаюсь от напора горячих губы и позволяю наглому языку ворваться мой рот. Это настолько неожиданно, что я теряю связь с реальностью, особенно когда по моему разгоряченному небу медленно скользит металл. Боги! У Дерека пирсинг в языке? Что я еще не знаю об этом чертовом законнике?! В моем теле пожар, он  обжигающей лавиной устремляется от сердца вниз и совсем не к ногам, заставляя испытывать смущение. Никто еще не заводил меня так сильно, как он, и это кажется обидным и несправедливым! Неужели только злость способна пробудить в моей душе страсть? Мне, что, правда, нужно, чувствовать исходящую от мужчины волну ярости, чтобы хотеть его до подкашивающихся ног?

Голова кружится, а колени подгибаются. Я просто не верю в то, что происходящее реально. Он же меня презирает! Как я могу целоваться с ним?

Но разумного объяснения нет. Я плавлюсь в его руках и прижимаюсь ближе к разгорячённому телу. Мне мало. Мне чертовски  его мало. И я чувствую, как мне в живот вжимает подтверждение того, что и ему тоже. Мы оба сумасшедшие, не понимающие, что творим.

Становится наплевать, где мы,  срывает все предохранители. Я думаю, что  зря считала себя ледышкой. И его зря считала отстранённым и холодным. Такой пожар нельзя разжечь специально. Он может вспыхнуть только сам. В нашем случае из раздражения ненависти. Не лучшее топливо, но огонь бушует настоящий.

Он приходит в себя первым. С шумным выдохом отстраняется, и я еще успеваю поймать растерянность в его подернутых дымкой желания серых глазах.

— Ты ведь этого хотела? — ядовито припечатывает он, удивительно быстро приходя в себя. Слова как ведро холодной воды. Самое то, чтобы унять разбушевавшееся не на шутку пламя.

— А ты? — отвечаю вопросом на вопрос. Радуясь, что  количество макияжа на лице не позволит ему заметить, как вспыхнули мои щеки.

Обхожу Дерека и, как послушная кукла, иду к платформе.  Правда, в том, что мне просто необходимо сесть. Потому что ноги еще плохо меня держат. В голове еще до сих пор розовый туман.

Законник обходит платформу и садится за кристалл управления. Мужчина молчит, злится. Вопрос — на что? На то, что не удержался и меня поцеловал? Не понимаю.

— Куда мы едем? — спрашиваю минут через пятнадцать тягостной тишины.

— Куда и должны. Я обещал тебе камеру…

— Ну, ты и мудак… — шиплю я, отворачиваясь к стеклу.

— А ты рассчитывала, что поцелуй что-то изменит? Заставит смотреть на тебя иначе? Если мнение изменилось, то не в лучшую сторону. Мне казалось всегда, что ты выше того, чтобы предлагать себя за какие-то блага…

Его слова настолько несправедливы, что глаза начинает щипать от подступивших слез. Но меня всю сознательную жизнь учили держать лицо. Я и держу, вцепляюсь в подлокотники кресла и молчу. Потому что если скажу хоть слово, то позорно разревусь.

Впрочем, похоже, ответа Дерек не ждет. Демоны! Я уже почти готова уехать в Нагдад, даже зная, что Алекс —  последний мерзавец. Потому что Дерек, как показала практика, не лучше.

(обратно)

Глава 9

Дерек

— Ты мудак. — Эта фраза продолжает звучать в ушах, даже когда я ухожу от Клэр, потому что конкретно сегодня, конкретно в этой ситуации она справедлива. В целом Клэр могла бы всадить в мою ногу каблук или съездить по физиономии, и была бы совершенно права, но ограничилась  одним коротким, но емким определением. Аристократка, мать ее! Еще одно лишнее доказательство того, какая пропасть лежит между нами.

Не могу понять, почему я так веду себя именно с ней? Обычно я более сдержанный. Ненависть этого объяснить не может. По сути, я ненавижу не Клэр, а образ, который она создает — красивая, богатая, холодная стерва. Сама же блондинка ведет себя почти образцово, по крайней мере, сейчас со мной и в той ситуации, в которой она оказалась. В меру сил и своего понимания ситуации помогает, не скандалит, идет на уступки. Косячу я. Подло, низко. Сначала сам вытащил на прием, оскорбил, когда предложила помощь (и откуда только вылезла во мне нежная натура, которая изволила обидеться на в целом здравое решение проблемы), потом сам поцеловал в тот момент, когда поцелуй уже не могу сыграть на руку, потому что его никто не видел,  и оскорбил снова. Просто отлично! Высший пилотаж и профессионализм. Ну и кого нужно ненавидеть и презирать?

Мне стыдно, но  возвращаться и забирать ее из камеры через пять минут после того, как сам туда упек совсем не хочется. Клэр точно не промолчит. И снова будет права. Поэтому чувствую себя ровно так, как меня обозвала блондинка, и упрямо иду в сторону припаркованной у управления платформы, вспоминая, как Клэр снова гордо стоит в центре камеры. Я понимаю, что упрямая аристократка будет стоять, пока физически сможет это делать, и потом по-королевски присядет на краешек кровати и проведет так всю ночь. Почему это меня вдруг так сильно волнует?

Убеждаю себя, что камера лучше, чем тащить ее с собой. и безопаснее. Пока Клэр нельзя в апартаменты. Ее жених  четко обозначил свой план и даже если не сунется, неизвестно, что придет ему в голову! Надо  выждать и проверить. Там работают люди. К себе я девушку тащить не могу (за домом, вероятно, следят), пусть Алексис думает, что Клэр все же поехала к морю. Даже если кто-то наблюдал за нами на приеме, ничего страшного.  Пусть считают, что мы не изменили планы.  Похожая на мою платформа с подставными людьми проделала весь маршрут и осталось дождаться сюрприза, который приготовил Алексис. Интуиция подсказывала мне, что этот сюрприз непременно будет.

Только вот Клэр про это не знает, и мое поведение работа не оправдывает. Я целовал, потому что хотел поцеловать, и потом повел себя так, как повел, тоже исключительно по своей прихоти.

Руна связи вспыхивает перед лицом, и я понимаю — вот он компромисс с совестью. Похоже, долго Клэр в камере не просидит. Сейчас придется ее оттуда забрать. Наша ловушка сработала, только вот совсем не так, как должна была бы… когда поднимаюсь по лестнице в управлении, я не чувствую себя таким уж виноватым. Да Клэр зла и обижена. Но если бы я после приема повез ее в апартаменты у моря, думаю, ей понравилось бы еще меньше. Но прокатиться со мной ей все равно придется. Мне нужна ее реакция.  Живая, не наигранная.

Клэр

Ненавижу. Мужиков. Туфли. Камеру и весь белый свет. Черный тоже ненавижу. Я до последнего надеялась, Дерек шутит! Ну не может нормальный человек сначала целовать, потом запихнуть в камеру и свалить, будто ничего не было! Впрочем, кто сказал «нормальный»? Откуда вообще это слово, и как его применить к законнику, который меня ненавидит только из-за того, что я напоминаю ему его бывшую! Ладно, характер у меня тоже такой… на хорошее отношение не настраивает, и что с парнем случилось не понятно (до сих пор допускаю, что могла его убить), но я же не сбегаю! Я серьезно настроена помогать и выяснить, что произошло, так зачем же он меня пихнул сюда?

Коридор перед камерой пуст, и я некстати вспоминаю, как в прошлый раз меня нашел Маррис, а я неблагодарная даже не узнала потом, как у него дела. Конечно, у меня не было возможности связаться, но все равно как-то неловко. Приз «подруга года» мне не дадут это точно. Как же болят ноги! Вот кому и что я пытаюсь доказать?  Эта камера стала мне почти родной, и на нестираном матрасе чаще всего сидела именно моя задница, но я упрямо стою. Страдаю, но не двигаюсь с места. Это иррационально и глупо, но поделать ничего не могу. Гордость, что б ее. Фамильная черта.

Я почти сдаюсь. Матрас уже кажется чистым, кровать удобной, а выпендриваться не перед кем, но тут в конце коридора вижу  массивную фигуру Дерека и понимаю — не зря выступала! Даже приободряюсь и демонстративно поворачиваюсь к нему спиной.

— Ты совсем идиотка? — мрачно спрашивает этот нахал, минуя решетку и останавливаясь у меня за плечом. Поворачиваюсь и сверкаю гневным взглядом.

— Я не понимаю, ты меня мало оскорблял, решил приехать и дооскорблять или как?

Законник  смотрит на меня, вздыхает, качает головой и дальше делает неслыханную вещь  — подхватывает на руки, тащит прочь из камеры. Молча.

— Эй! — Я растерянно  бью его в плечо, понимая, что с таким же успехом могла бы колотить в стенку. Совершенно непробиваемый мужик. —  Скажи, ты, что упал с лестницы, пока я сидела в этом клоповнике? Иначе откуда такие порывы и, вообще, на нас все смотрят. Поставь меня!

— Ты не сидела, Клэр, — шипит этот неандерталец. — Ты стояла. Уверена, что сможешь идти сама?

Не уверена, понимаю я и замолкаю. Ноги, действительно ломит и покалывает. Свело. Как он вообще это понял, терпеть не могу демонстрировать слабость.

— Вот и молодец, — резюмирует законник и продолжает тащить меня по направлению к платформе.

— Совесть заела? — спрашиваю у него. — Поэтому явился? Извиняться будешь?

— Не дождешься. — Он хмыкает. — Мы ловили твоего жениха.

— И как?… — осторожно уточняю я, потому что, вообще, не очень понимаю, зачем его ловить. Ну, хотел меня вытащить, это, конечно, преступление, но не такой тяжкое, чтобы ловить его всем Кейптоном. К тому же хотеть и совершить — это разные вещи. За желания ответственность у нас не предусмотрена.

— Алексис уехал в Нагдад сразу после разговора с тобой, — сообщает Дерек, и я выдыхаю. Одной проблемой меньше. — Но оставил тебе один подарок.

По голосу слышу, что подарок — это не кольцо с бриллиантом и не тиара. А жаль…

— Какой подарок? Почему от Алексиса?

— Мы предполагаем, что «подарок» от Алексиса, но можем ошибаться. Ты сейчас это прояснишь. Ну, или попытаешься…

— Все же ты где-то ударился головой, — утверждаю я, когда Дерек сгружает меня на переднее сиденье платформы. — Мысль я твою уловить не могу. Что я должна прояснить?

— Сейчас приедем, узнаешь, — говорит законник, а  я закатываю глаза. — Вот к чему все эти загадки?

Темно. Океан шумит совсем рядом и доносит  соленые брызги. Люблю этот район, где можно с утра в парео и с чашкой кофе дойти до  кромки воды и полюбоваться волнами или даже искупаться.

Перед домом несколько платформ управления. Уже это меня напрягает. Я выскакиваю со своего места и обеспокоенно бегу в сторону дома, но меня ловит за локоть Дерек. Грубо и бесцеремонно, как и все, что он делает.

— Не так резво!

— Что произошло? — интересуюсь я и тут же предостерегаю. — Достал говорить загадками! Что я должна там увидеть? Непременно, но не «так резко», — передразниваю его.

Дерек тормозит, разворачивается ко мне лицом и загораживает дом широкой спиной, а потом, после паузы говорит.

— Мы пытались поймать твоего жениха по пути сюда. Посадили в платформу девочку из наших, похожую на тебя,  законника в сопровождающие. На него смотрели бы меньше (поэтому я сам не поехал) и отправили их от моего дома досюда.

— Алекс не напал. — Я не спрашиваю, а утверждаю. Ну не идиот же он?

— Нет. — Дерек качает головой, но не очень расстроено. Значит, тоже не верил в нападение. — Как мы потом выяснили его, и в городе не было. Но мы решили продолжить игру.

— В моем доме ночевала левая баба? — недовольно уточняю я.

— Не о том переживаешь, — обрывает он меня.

— Что меня может взволновать больше?

— А то, что к ней ночью пришел парень. Очень тихо, без стука. Она бы и не проснулась, если бы спала, а не делала вид.

— Он ее, что, убил? — возмущаюсь, осознавая, что на месте девушки должна была оказаться я. Лучше камера.

— Хуже… — Дерек выдыхает. — Ну нет, — тут же поправляется он, осознав, что сказал глупость. — «Хуже» вообще не применимо к этому случаю. Визитер никого не убил, он  разделся, лег рядом с ней и умер.

— Что? Кто помел умереть на моей кровати? Зачем?

— А вот это ты нам и расскажешь.

— Ты предлагаешь мне смотреть на голый труп?

— Я не предлагаю Клэр, ты должна это сделать.

— Ты за этим привез меня сюда? Думала, что на опознание приводят в морг!

— Тогда бы тебе пришлось сидеть в камере до утра. Было бы лучше? — раздраженно огрызается он, а я внезапно улыбаюсь, правда, чувствую себя при этом той еще заразой.

— То есть нашел повод…

Дерек не отвечает, разворачивается к дому. Мне приходится двигаться за ним. Трупы я уже видела. Не самые радужные воспоминания в моей жизни, я бы хотела, что их не было. И совершенно точно не хочу увидеть еще один труп. Но мое мнение никого не волнует. А еще я понимаю, что не горю желанием спать там, где лежал труп.

И в соседней комнате не горю! И вообще в этом доме. Но, боюсь, скандал приведет к  тому, что меня снова засунут в камеру. Хотя… ведь Дерек врал, он запихнул меня туда не потому, что я его взбесила. Нет, просто меня надо было убрать на то время, пока законники охотились за моим женихом.

Заходим в дом, минуем законников, я отмечаю, что на светлом ковре отпечатки грязных ботинок.

— А прислуги не было? — уточняю я, недоуменно.

— Попросили твоего отца, чтобы отозвал.  С утра кто-то приходил, убирался, оставил продукты, но в середине дня отпустили, чтобы не  спалилась лже-Клэр, — поясняет Дерек, и я киваю. Здесь есть еда уже неплохо.

Самой девушки, которая меня изображала, нет. Это хорошо. Время, когда я считала прикольным иметь двойника, прошло, когда его убили, перепутав со мной.

В спальне разобранная кровать, смятые простыни и прикрытый углом покрывала парень. Отсюда кажется, что он спит. Поэтому даже смотреть не так страшно, можно абстрагироваться.  Можно, но получается плохо. Меня начинает мутить.

— Ты знаешь его? — спрашивает Дерек.

— Знаю. — Я киваю.

— Кто он?

— Тебе не понравится.

— И почему же?

— Это тот официант, с которым ты хотел встретиться, — сообщаю я и отступаю. Мне срочно нужно выйти на свежий воздух. Не хочу блевать в своей спальне. Впрочем, спать я  тут точно не смогу.

Отхожу к океану и закрываю глаза, стараюсь дышать полной грудью, чтобы избавиться от подступающей к горлу тошноты. Мне плохо. Руки трясутся, а сердце колотится в груди. Я не хочу, чтобы это происходило в моей жизни.

Не понимаю, почему оказалась втянутой в это! Я же последнее время не переходила никому дорогу! А старые грехи, если и были,  то по ним я уже рассчиталась. Зачем кому-то оставлять рядом со мной трупы? Там, на кровати с трупом должна была бы лежать я. И тогда никто бы не поверил в мою невиновность! Я уверена, на это и был расчет. Почему официант пришел ко мне? Почему умер в моей кровати? Он пришел сам или его заставили? А смерть? В случайности я не верю. Не в такие, точно.

Я стою достаточно долго, подставляя пылающие щеки ветру. Возвращаться нет желания. Там труп и много людей, суматоха. Скидываю туфли и оставляю их прямо здесь, в песке. А сама смотрю на белые барашки волн — они хорошо видны в темноте. Они и звезды на небе, а в остальном меня отгружает темнота, как и в жизни.

— Как ты думаешь, зачем он приходил к тебе? — спрашивает Дерек, остановившись у меня за спиной. Обнимаю себя руками и отвечаю:

— Наверное, ты не поверишь, но… представления не имею. Он просто официант. Да он часто работал на вечеринках, где я бывала. Я даже, видишь, запомнила его в лицо и смогла опознать.

— Хотя обычно не считаешь нужным запоминать обслуживающий персонал? Так ведь? — в голосе снова вызов. Пожимаю плечами, сил спорить нет, но пытаюсь объяснить:

— Я плохо запоминаю лица. Поэтому да, чтобы остаться в моей памяти нужно, чтобы или видела человека не один раз, а чаще всего не два, и не три. Или обладать выдающей внешностью.  Официант был обычным, и связывали нас коктейли и чаевые. Все.

— А мое лицо, с какого раза ты запомнила? — неожиданно спрашивает он, заставляя развернуться. И посмотреть ему в глаза.

Хочу сказать «с первого» и это правда — внешность у Дерека запоминающаяся, но  это будет полнейшая капитуляция, поэтому отвечаю нейтрально.

— Сейчас не переживай, ни с кем уже не перепутаю.

Не знаю, удовлетворяет ли его мои слова, но тему он дальше не продолжает. Возвращается к умершему в моей кровати парню.

— Если ты не знала официанта лично, как думаешь, все же почему он пришел к тебе?

— А ты уверен, что сам? — спрашиваю, беззастенчиво изучая его лицо. При взгляде на губы по спине бегут мурашки. Слишком ярким оказался наш поцелуй.  — Сам пришел, сам умер… тебе не кажется это странным?

— Кажется. — Дерек не спорит. — Завтра узнаем, когда с ним поработают маги и патологоанатомы.  Пока сложно сказать что либо наверняка, но ты права, ситуация очень странная, и я бы сказал, что парня убили. Кто и как, а также зачем и почему именно таким образом… пока у меня ни одной идеи. Но не удивлюсь, если в этом замешен тот, за кого тебя хотели выдать замуж. Вернее, удивлюсь, если он окажется не замешан.

— Просто… — Я кусаю губы. — Если бы в машине ехала я, то второй раз за месяц проснулась рядом с трупом… И это ведь было бы приговором? В мою невиновность тогда бы точно никто не поверил?

— Вероятнее всего, — соглашается Дерек. — Но смотри на ситуацию иначе. Тебя с ним не было, а это заставляет нас и на пошлый случай смотреть немного иначе. Пошли?

— Куда? — настороженно уточняю я. В камеру не хочу.

— В дом, — отвечает Дерек, и я понимаю, что и туда идти не горю желанием. А можно мне остаться на пляже? — Тебе надо отдохнуть.

— Я не смогу спать там, где лежал труп, — упрямлюсь я.

— Там много комнат.

— Вообще, в доме не смогу, — понимаю, что звучит по-идиотски, но это правда.

— Клэр домой я отпустить тебе не могу. У меня тоже опасно. Пытаться сейчас найти какое-то другое место для ночлега… ну сама посуди, на улице ночь. Ты  серьезно хочешь поднять отца и озаботить его этой проблемой?

— Он не знает о трупе?

— Нет. И не узнает, пока у меня не будет каких-то более конкретных сведений.

— Отвези меня в дом Айрис, — внезапно прошу я, вспомнив, где застала Дерека, когда искала его перед свадьбой. — У тебя же есть ключи?

— Есть. — Он кивает, но не спешит говорить мне да. Я понимаю почему. Наверное, он хочет спать там сам.

— Отвези, это место со мной не свяжут, — высказываю последний аргумент.

Дерек вздыхает и соглашается. А я, прихватив из песка туфли, направляюсь в сторону платформы.

Мы снова едем молча. Я таращусь в окно и ловлю отблески звезд в океане. Вся дорога проходит по широкой полосе Золотого пляжа и занимает минут пятнадцать. Дерек сосредоточен и не смотрит в мою сторону, а  я иногда ловлю отражение его профиля в боковом стекле.

Пару раз вспыхивает руна вызова, и законник кому-то о чем-то тихо говорит, обрисовывая ситуацию. Уточняет какие-то моменты, я не вникаю. Хочу кровать и душ, пожалуй, все. Возможно, бокал хорошего «Просеко», но сомневаюсь, что мне его предложат.

Раньше я не бывала в этом доме. Только знаю, что отсюда самый лучший вид на Золотой пляж, но сейчас можно только лицезреть черноту. Правда, судя по расположению шезлонгов, океаном тут любуются исправно.

— Проходи, — Дерек открывает мне дверь и приглашает внутрь. Повинуюсь без возражений, хоть и чувствую себя неуютно. Поэтому и пытаюсь объяснить ситуацию.

— Прости, я не задержусь у тебя долго. Завтра с утра вызову клининг …

— Не извиняйся, думаю, завтра ты вернешься к отцу, — сухо отвечает он.

— В смысле?

А вот это неожиданные и интересные новости.  Что, интересно, заставило его поменять мнение. Еще один труп?

— Алексис уже сбежал, а значит, тебя вряд ли попытаются вывезти из страны, — поясняет Дерек. — Завтра мне предстоит серьёзный разговор с твоим отцом, и после этого, надеюсь, тебе будет можно вернуться домой.

— Ты меня больше не подозреваешь?

Дерек мнется, потом облокачивается о перила и смотрит в темноту на пробегающие по черной глади океана барашки волн.

— Я не могу отрицать  эту вероятность, но появились и другие версии,  — наконец выдает он. — Ты не пытаешься сбежать, не отказываешься от помощи расследованию. Если твой отец убедит меня, что больше он не станет пытаться выдать тебя замуж и отправить из страны, можешь  вернуться к привычной жизни.

— Хорошо… но,  если убила не я, то кто?

— Вот скажи, неужели тебе мало, что не ты? — огрызается он.

— Не знаю. Я действительно не знаю, что случилось в ту ночь и хочу вспомнить.  Для себя.

— С воспоминаниями, если ты дашь разрешение на вмешательство,  возможно, попытаюсь найти того, кто согласится помочь, но ты же понимаешь, всплывет вся так ночь. Советую, хорошенько подумать. Пока у меня нет причин заставлять тебя пройти ритуал принудительно. Касаемо всего остального… если тебя пытались подставить, то зачем?

— Не знаю.

— А если подумать?

— Чтобы вынудить отца…

— Что именно вынудить его сделать? — подталкивает меня Дерек, заставляя думать активнее.

— Например, выдать меня замуж за конкретного мужчину. Но зачем?

— Ты наследница — это самый очевидный вариант.

— Но папа жив. Это не имеет смысла… или его хотели потом убить? Бред! Хотя… с моим наследством, может, и нет. Я запуталась.

— Пока непонятно, но многоходовка могла быть еще сложнее. Не знаю. До сегодняшнего вечера я такую вероятность не рассматривал.

— То есть виноват Алексис?

— Я этого не говорил, не исключаю, что и он марионетка, а  за его спиной стоит кто-то более влиятельный.  Завтра поговорю с твоим отцом. Возможно, что-то станет яснее.

— Я тоже хочу присутствовать.

— Зачем?

— Так как аргумент «интересно» не прокатит, то добавлю еще один. Я без труда пойму, когда он врет.

(обратно)

Глава 10

На улице тихо, и только слышится шум океана, я так устала, что даже в дом идти не могу, усаживаюсь прямо здесь на шезлонг и прикрываю глаза, стараясь отрешиться от всего происходящего. Обещаю себе, что посижу совсем чуть-чуть и потом пойду отдыхать. Мне просто нужно немного время.

— Думал, ты устала и пойдешь спать, — говорит Дерек у меня за спиной. Щелкает крышка. Слышу, он открывает бутылку, скорее всего, пива. Я не вижу мужчину, но каждой клеточкой тела ощущаю его присутствие.

— Тоже так думала, — отвечаю я и вытягиваю ноги. На шезлонге хорошо. Океан шумит буквально в паре метров, волны с шипением набегают на берег и то, что в темноте я вижу только отсветы, совершенно не портит мне впечатление. — Но потом вспомнила, что из дома Айрис, по словам очевидцев, открывается лучший вид на океан. Решила, что обязана им насладиться, пока есть такая возможность.

— Не логичнее ли полюбоваться им с утра? — резонно уточняет Дерек и усаживается на соседний шезлонг.

— Логичнее. — Не спорю. —  Но я не знаю, что приготовит нам утро. Судя по последним дням, хороших сюрпризов ждать не приходится.

— Это точно.

Он вздыхает и откидывается на спинку шезлонга.

Мы лежим молча, и каждый думаем о своем. Я в очередной раз пытаюсь вспомнить ту ночь, и снова натыкаюсь на пустоту в голове. Это изрядно раздражает.

— Почему я все забыла? — спрашиваю тихо. — На меня уже однажды  действовали ментально, и это… — Я качаю головой. — Не то. Не похоже. Тогда были какие-то смутные картины, словно кто-то хотел, чтобы я думала иначе. Вата в голове. А тут пустота. Вот я танцую на вечеринке, а вот проснулась рядом с трупом. В середине провал.

— Это может быть зелье, — высказывает предположение Дерек.

— Которое заставило меня убить и забыть? — усмехаюсь, хотя ситуацию можно назвать какой угодно, но точно не веселой.

— Вполне возможно, просто забыть.

— Мне нравится, что ты не веришь в мою виновность. Это прогресс.

— А ты сама веришь?

Не знаю почему, но я не хочу врать, поэтому признаюсь:

— Думаю, я могу убить, но только если мне угрожает опасность. Не представляю ситуацию, в которой меня довели до такой степени, чтобы я так подставилась.  Особенно Дар!  Симпатичный мальчик, который будет улыбаться весь вечер и отвезет домой… он не из тех, кто будет давить или злить… Я знаю такой типаж, они… — Морщусь, подбирая слово и, наконец, нахожу: — Безопасные. Пойми, я не хорошая, но осторожная и умная, Дерек. Зачем мне так подставляться?

— Вот и я думаю, что ты слишком умна, чтобы так глупо подставиться…

— А раньше так не думал?

— Раньше нет, — признается он. — Сложно оценить твои умственные способности издалека.  А это подводит нас к мысли, что тебя подставили. Вопрос, кто и зачем?

— В вопросе «зачем», думаю, ты прав. Меня подставлять не имеет смысла,  но через меня можно воздействовать на отца. И опять же…  пока он волнуется за меня, пытается выйти из этой ситуации, он меньше внимания уделяет рабочим вопросам.

— Над чем он работает? — с интересом уточняет Дерек.

— Представления не имею. Не думай, что мне неинтересно. Просто работа папы — табу. Так было всегда. Он не делится рабочим с домашними. Это его правило.

— Завтра ему придётся эта правило изменить. А сейчас все же надо лечь спать.

— Я еще посижу?

— Мне бы этого не хотелось, Клэр, — говорит он. — Конечно, никто не знает о том, что ты здесь. Но я не хочу оставлять тебя одну во избежание неприятностей.

Не спорю, поднимаюсь и ухожу в дом, понимая, возможно, сегодня получится нормально выспаться. Почему-то кажется, что здесь, рядом с ним ничего плохого не произойдет.

С утра мы не затягиваем и собираемся на встречу с папой. Даже не завтракаем. Впрочем, это как раз неудивительно. У Дерека есть только кофе, который мы и пьем. Это помогает разлепить глаза, я в такое время суток еще не очень хорошо соображаю. Даже после кофе. Жизнерадостный и активный законник порядком раздражает.

Он с утра даже мне улыбается. Хотя, возможно, его просто забавляет моя кислая физиономия. Любовь к жизни возвращает сумка с вещами, которую мне выдает Дерек. Я совсем забыла, что вчера родители должны были передать одежду для меня. Хоть выглядеть буду прилично.

Собирала явно мама. Вещи дизайнерские, новые  в мамином понимании прекрасного, поэтому выхожу я в длинном черном платье на тонких бретельках, с разрезом на бедре и босоножках на шпильке. Маме, что, понравилось выдавать меня замуж? Хочет еще раз или цель какая-то другая? Иначе объяснить выбор одежды не получается.

— Это что на тебе? — уточняет Дерек, рассматривая меня с непонятным выражением лица. На нем жалось? Недоумение? В общем, совсем не те эмоции, которые хочет видеть красивая,  хорошо одетая женщина.

— Что привез! — раздраженно отвечаю я и залезаю на первое сиденье платформы. Мог хотя бы промолчать. Впрочем, долго  злиться не получается. Внезапно приходит понимание — мы едем домой! Это же просто отлично!   Я в предвкушении. Очень надеюсь, мне разрешат вернуться.

— Ты подозрительно довольна, — замечает Дерек, а я пытаюсь спрятать улыбку.

— Ну и? — спрашиваю у него. — Любить дом — это преступление?

— Я думал, тебе эти чувства неведомы, — парирует он, а  я обиженно отворачиваюсь к окну и вместо продолжения разговора слышу изрядно раздраженное: «Да!»

Подскакиваю от неожиданности и разворачиваюсь к законнику. Перед Дереком снова висит руна вызова. Мне кажется, он постоянно кому-то нужен.

— Нет, — отвечает законник. — Это неразумно. Я не один. Да, со мной она. Да, этого требует ситуация. — Молчание. — Хорошо!

Дерек ругается и резко меняет траекторию движения. Я, взвизгнув, отлетаю к окну.

— С ума сошел? — возмущаюсь, потирая ушибленное плечо.

— Прости, — отзывается он, кажется, даже вполне искренне.

— Куда мы едем? Дом в другой стороне. И, вообще, что это сейчас было?

— На три минуты заскочим ко мне, — коротко и недовольно отвечает Дерек. — Начальство требует срочно отчет. У меня не одно расследование, так-то.

— Ну, сразу бы и сказал. Зачем психовать?!

— Я не люблю, когда на меня давят. И я не хочу ехать к себе. Там может быть опасно.

— Кому?

— Тебе.

— Давай, спрячусь? — предлагаю я, тронутая заботой, и начинаю стекать по сиденью вниз. — Только у тебя тут грязища.

Дерек закатывает глаза, но не спорит, а я, оказавшись на полу, накидываю на себя едва заметный полог. Зря меня, что ли, учили. Правда, очень быстро мне надоедает сидеть, нюхать пыль и любоваться коленкой Дерека, я даже думаю выползти, но мы останавливаемся, и мне на голову опускается тяжелая рука законника. Видимо, он все же оценил мою маскировку и так намекает, чтобы я не высовывалась. Еще вчера я бы не стала  сидеть на полу платформы, но сейчас мне слегка страшно. А если действительно за мной началась охота, чтобы давить на папу? Пытаются подставить, увезти в Нагдад, да и кто знает, что им еще придет в голову? Поэтому приоритеты меняются, и я послушно замираю, а потом раздается странный звук, вскрик, падание и чужие голоса.

В платформу кто-то бесцеремонно заглядывает. Я усиливаю защиту и стараюсь не дышать, вознося хвалу предкам, которые даровали мне хороший магический резерв.

— Как нет? — шипит один — Нам же сказали, он будет с ней, — и я понимаю, ищут меня, но, к счастью, не видят.  Вопрос — что с Дереком?

— Ну, значит,  твой информатор наврал! — отвечает другой. — Давай валить отсюда, мы зря грохнули законника, сейчас кто-нибудь нас заметит!

Я слышу, как они удаляются, переговариваясь. Дерека не видно. Куда делись люди с улицы непонятно. То ли прячутся, то ли на работе! Что за мир!?

Выжидаю еще чуть-чуть и осторожно, не снимая полог, который  практически бесполезен, переползаю на  водительское сиденье животом. Даже дышать боязно. А вдруг нападающие не ушли? А вдруг Дерек мертв? Дверь платформы открыта. Я свешиваюсь вниз к земле и натыкаюсь на безжизненное тело Дерека. Вижу на его виске кровь. Лицо бледное, синеватые губы. Становится страшно. Но грудная клетка едва заметно вздымается. Дышит. Приложили его хорошо и, похоже, не только физически, но и заклинанием. Причем каким-то хитрым. Застать законника врасплох и вырубить одним ударом… ну это не каждый может, а меня искали два каких-то дилетанта. Не вяжется, а значит, скорее всего, какой-то артефакт. Очень плохо. Руки трясутся, мутит, но я понимаю, не могу тут бросить законника. Нужно срочно что-то придумать, а одна я его в платформу не затащу.

— Девушка, вам помочь? — У платформы показывается мужчина. Он выбегает откуда-то из-за угла, и я едва сдерживаюсь, чтобы не пальнуть в него заклинанием. Нельзя же так пугать!

«Я вишу, практически с грудью наголо над безжизненным телом мужика… вот как ты думаешь? Нужна мне помощь или все идет по плану?»  — думаю я, а доброжелатель продолжает докапываться.

— Может врачей вызвать?

— А вы не видели, что произошло? — отвечаю я вопросом на вопрос, решив, что высказывать свои мысли все же не стоит, а то, вообще, останусь без помощи.

— Нет! — Он честно смотрит мне в глаза. Урод. Ментальную магию не нужно применять, чтобы понять — врет безбожно. Все он видел, просто не стал вмешиваться!

— Помоги его загрузить в платформу, — приказываю я, выбираясь через пассажирскую дверь, чтобы не свалиться на Дерека.

К счастью, мужик не спорит, а безропотно помогает. Видимо, совесть его мучает. Мы с трудом затаскиваем законника за заднее сиденье. Меня очень волнует тот факт, что Дерек не приходит в себя от наших манипуляций. Ведь действуем мы не очень осторожно, законник слишком мощный, чтобы можно было поднять и положить, приходится тащить волоком. С меня пот течет градом, бретельки съехали и в какой-то момент кажется, что мы вдвоем не справимся. Но упрямство побеждает.

— Так, может,того, все же лекарей? — предлагает мужик, задумчиво изучая Дерека.

— Сама справлюсь, — огрызаюсь я, сажусь за кристалл управления и стартую с места. Нет уж, я никому не доверяю! Своему отцу тоже,  но ему меньше, чем всем остальным. Нас ждала засада, после того как Дерека вызвал начальник. Искали меня, сейчас, пока ждем помощь, могут вернуться нападающие.  А так, главное — доехать до дома, ну, и надеется, что  Дерек останется жив. Я не очень хорошо разбираюсь в трупах. Этот вроде бы пока дышит.

Несусь как сумасшедшая. Два раза пролетаю патрули, явно превышая скорость, торможу на знакомой лужайке перед домом и забегаю внутрь с воплем.

— Папочка, спаси! У меня тут законник при смерти!

— Клэ-эр… — тянет он, хватаясь за сердце.

— Нет-нет! — тут же открещиваюсь я. — Это не я виновата, но если ты дашь ему умереть, то доказать это будет почти невозможно.

Дерек

Первое, что вижу, когда открываю глаза — это пожилого сосредоточенного мужика прямо перед моим носом. Тело реагирует мгновенно, и в нападающего летит кулак. Успеваю затормозить движение буквально в миллиметре от очков в золотой оправе, когда понимаю, что лежу совсем не на асфальте рядом с платформой. Там, где меня вырубили неизвестные, а в незнакомой комнате на весьма удобной подушке и даже под легким покрывалом, пахнущим свежестью. Обстановка не больничная, и точно, непохожая на мой дом.

— Простите, — шепчу пересохшими губами, пытаясь восстановить случившееся со мной. Голова раскалывается, и в памяти дыра. Помню только, как вышел из платформы у своего дома. Дальше пустота.

Где я? Кто передо мной? Что случилось, и как я сюда попал? Все это потерялось где-то в беспамятстве. Кажется, я даже лучше начинаю понимать Клэр. Крайне поганое ощущение.

— Ничего страшного, — бормочет мужик и отсаживается подальше. — Налицо сильное воздействие неизвестным зельем, скорее всего, в газообразной форме и удар по голове, вызвавший легкое сотрясение. Полежите пару дней, и все будет нормально. Но следует отдыхать.

— А вы, простите, кто? — спрашиваю я подозрительно.

Мужик недовольно поджимает губы, из чего я делаю вывод, что не знать его, мне должно быть совестно.

— Паул фо Раен — лекарь…

— И как же вы господин Паул оказались тут, рядом с раненым законником? Я думал, ваша стезя — это аристократы с неврозами… — Я действительно слышал это имя.

— Моя стезя — лекарское дело и те, кто может оплатить мои услуги, — сдержанно отвечает он.

— Проблема в том, что я не могу.

— Зато семья фо Селар может. Уже два десятилетия я их семейный лечащий врач. Приятно познакомиться.

Прекрасно. Значит, за баснословный счет из-за пустяковой травмы нужно благодарить Клэр. Вот хоть в чем-нибудь можно обойтись без этой вездесущей блондинки? Где я вообще и как сюда попал?

Виновница моих дум вместе с отцом и маячащей где-то на горизонте матерью появляется едва за доктором, закрывается дверь.

— И зачем все это? Его услуги стоят, как мой годовой заработок.

— Я думала, ты умрешь, и на меня повесят еще одно обвинение! — Клэр закатывает глаза, а ее отец смотрит на меня так, что я понимаю, так думала не одна она.

— Когда Клэр привезла вас сюда, вы действительно выглядели не лучшем образом, поэтому я вызвал семейного врача. Не переживайте, за этот вызов никто отдельно платить не будет, Паоло не так часто требуется нашей семье, а за год он получает  даже по моим меркам нескромную сумму. Даже приятно, что хоть раз ему пришлось действительно поработать, а  не просто посмотреть больное горло. Я рад, что с вами все хорошо, а сейчас отдыхайте.

— Мы с Клэр собирались с вами поговорить, — сообщаю я, решив, что раз уж все сложилось так, не стоит терять время, хотя в голове каша. —  Это важно.

— Нет! — встревает мама девушки. — Нет ничего важнее здоровья. Я получила четкие указания от доктора. Вам предписано сегодня лежать.

— Вашей дочери может грозить опасность.

— Мы выставим охрану, и Клэр никуда не выйдет из дома. Да, дорогая?

— Конечно, мама, — цедит девушка и проходит в комнату.

Уходить отсюда она, видимо, не собирается. А я бы предпочел остаться страдать один. И даже рад, что разговор можно перенести. Болит голова. Просто ужасно.

— Наверное, мне стоит уехать домой, — выдавливаю из себя, и на меня смотрят, как на умалишенного. И если родители только смотрят, то Клэр мысли свои озвучивает.

— Ты идиот? — спрашивает она. — Лежи. Сам ты никуда сейчас не уедешь, а  я тебя не повезу. И, вообще, для меня тут безопаснее всего. Да и для тебя тоже.

— А я причем?

— Ну… по голове ударили не меня. — Она пожимает плечами и усаживается в кресло, которое стоит справа от кровати. Прекрасно,  я, что, обзавелся статусной нянькой с приставкой «фо» в фамилии?

Родители Клэр уходят, и мы остаемся одни. В комнате висит тяжелое молчание. Я чувствую себя тут не в своей тарелке. Мне странно, что от меня не избавились. Нет не в криминальном смысле этого слова. Просто логично было бы отправить явно недружелюбно настроенного законника в лечебницу, а не приглашать личного лекаря и выделать комнату. Это совершенно не вяжется ни с образом Клэр, ни с образом ее семьи. Хотя для меня такой расклад значительно лучше — он дает возможность разобраться, пока на работе не знают, где я и что произошло. Из лечебницы им бы сразу доложили, а то, что я здесь, не знает никто. Пожалуй, пусть лучше так и будет. Мне не дает покоя нападение. Оно было совершено после моего разговора с начальником. Но, пожалуй, сейчас я слишком слаб, чтобы все как следует обдумать, а значит, логично просто исчезнуть на пару дней. В этом месте меня точно никто искать не будет.

— Ты как? — спрашивает Клэр, после продолжительного молчания. Видимо, чтобы просто избавиться от неловкости и начать разговор.

— Спасибо, что не бросила, — говорю я, понимая, что слова даются с трудом. Ну, не думал я, что когда-нибудь буду искренне благодарен наглой мажорке, которая выводит своим видом и длинными ногами. Слишком красивая, слишком богатая, слишком знающая себе цену. В ней все слишком. Идеальная.

— Хм… так вот ты какого обо мне мнения? — недовольно тянет она. Кажется, обиделась. А я сейчас обижать ее совершенно не хотел.

— Какого, Клэр? — устало вздыхаю я. — Ты молодая, неподготовленная девушка, на которую, по всей видимости, идет охота. В твоем случае самым правильным было бы сбежать, как только ты поняла, что на меня напали, а тебя саму не нашли. Это даже не трусость. Это инстинкт самосохранения. Кстати, почему тебя не нашли.

— Ну, видимо, я не зря училась. — Клэр пожимает плечами. — Они не поняли, что там под защитой я. Заглянули в платформу, никогда не обнаружили и сбежали. Я подождала немного, забрала тебя и свалила. И не нужно говорить, что сбежать — это нормально. Не нормально. По крайней мере, мне было не нормально оставить тебя.

— И я действительно тебе за это благодарен и за то, что оставила меня тут.

— Я подумала, под защитой папы нам будет спокойнее. Прости, но при всех его недостатках в вопросах безопасности я ему доверяю больше, чем законникам.

Она внимательно смотрит на меня и добавляет:

— Не всем законникам, конечно. Тебе я доверяю, несмотря на то что ты постоянно сажаешь меня в странные места. Заметь, какие мы разные. Ты меня вечно запихиваешь на вонючие матрасы и за решетку, а я тебе организовала накрахмаленные простыни.

— Да, ты права. — Я усмехаюсь. — Мы и, правда, разные. Спасибо тебе. Ты обошлась со мной лучше, чем я с тобой. Впрочем… меня в убийстве не подозревают.

— Ну, меня, видимо, уже тоже меньше. Отрадно, что ты это признал!

Клэр довольно улыбается и встает.

— А сейчас прости, но я тебя покидаю. Ко мне должен приехать Маррис. Он не простит, если я его проигнорирую. Он и так злится из-за тебя и того, что я потом не просила у него прощения.

— А тебе важно его мнение?

— Он мой друг. Один из немногих. Поэтому, да, мне важно его мнение.

Клэр улыбается и уходит, а я думаю, что, кроме дружбы, связывает ее с рыжим говнюком. Это что, мать его, ревность?

(обратно)

Глава 11

Клэр

Отрываемся с Маррисом как в старые добрые времена. Наверное, мне сейчас нужно именно это. Человек, с которым я могу перестать быть идеальной хотя бы на время. Рыжий засранец притаскивает  виски и мэдж. От мэджа я отказываюсь. Завязала и очень давно, а вот выпью сегодня с удовольствием. Я настолько напряжена, что, кажется, скоро взорвусь, и будет или грандиозный скандал по надуманному поводу или истерика.

Родители уехали. Папа на работу, мама на собрание очередного благотворительного клуба, и я знаю, что  они вернутся глубоко за полночь, а значит, мы предоставлены сами себе.

Маррис в курсе, что я не пью крепкое, но также он знает, что  в стрессе в меня можно влить все, и беззастенчиво этим пользуется, накачивая меня виски и  наблюдая за тем, как я становлюсь все откровеннее.

Этому мелкому уроду нравится ржать над пьяными друзьями. Многие считают, что мы с ним спим, но это не так. У меня с сексом гораздо более сложные отношения, чем думают люди, плохо меня знающие. Точнее, если признаться, этих отношений просто нет. Только вот не знает об этом никто, даже Маррис, я умело играю  развязную стерву. Мне так проще.

Конечно, если бы я потеряла контроль, Маррис бы со мной переспал. В этом весь он — готов поиметь все, что движется, только вот я умею сказать «нет», даже в невменяемом состоянии. Он это понял давно, и мы друзья. Просто друзья, которые никогда не перейдут черту. Меня он не интересует, а Маррису все равно, с кем спать, но не все равно с кем дружить.

С ним я могу быть плохой. Чего бы я ни натворила, Маррис все равно хуже. Это мне нравится.

— Скажи, как твоя нянька? — спрашивает парень. Он валяется на моей кровати, прикрыв глаза и выдыхая в потолок сладковатый дымок мэджа.

— Спит.

— С тобой? — ржет придурок, а я делаю глоток виски из широкого бокала и кидаю в Марриса подушкой.

— Идиот. Он ненавидит таких, как я.

— И что? Это не является противопоказанием к сексу.

— И то. Он думает, в отличие от тебя, башкой, а не… — Неопределённо машу рукой, зная, что Маррис поймет, о чем я.

— А ты была бы не против? — проницательно спрашивает друг.  Я бы никогда и никому в этом не призналась, но я пьяна и пытает меня Маррис.

— Возможно… но он меня бесит.

— Но заводит?

— Заводит, но бесит,  — усмехаюсь я и откидываюсь на подушки. У нас дурацкий пьяный треп, и мне это нравится. Я чувствую себя почти нормально, почти как раньше если не вспоминать про Дерека в соседней комнате и все то говно, которое происходит в моей жизни.

Я рассказываю Маррису почти все. Он должен знать, что я его игнорировала не просто так. Он тоже делится подробностями истерики матери и желанием приставить охранников.

— Клэр, ты же понимаешь, мне нельзя охранников.

— Конечно, придурок, — соглашаюсь я. — Какие охранники? Тебе и так девчонки дают неохотно, а если с тобой будут ходить два тестостероновых взрыва, то вообще надеяться будет не на что.

— Ты знаешь, что стерва? — морщится друг. — А я тебе еще бухло принес.

— Я — стерва, — не спорю с очевидными вещами.

— Которая сама запала на тестостероновый взрыв.

— Ну, у девушки должна быть мечта. Желательно несбыточная, — отмахиваюсь я.

— Почему несбыточная?

— Потому что когда мечта сбывается, пропадает кайф. Некоторые вещи хотеть лучше, чем иметь. Ты не знал?

— Не-е, ты не стерва, ты просто дура.

— И это верно. — Я не спорю и принимаю из его рук еще один бокал. Виски в нем странный на вкус. Наверное, мне уже хватит.

Маррис уходит ближе в полуночи, и я слышу его мат на лестнице. Надеюсь, придурок не переломает себе ноги, но встать и проверить, жив ли он там, я не могу. Слишком пьяна и устала. Зато голова совершенно пустая, глупая, и впервые за последнюю неделю чувствую себя расслабленной. Даже слишком. В теле приятная легкость. Наверное, стоило напиться раньше. Только вот расслабиться я могу лишь там, где чувствую себя в безопасности, например, дома.

Дерек

Не понимаю, почему мне снится рыжий придурок. Наверное, не стоило думать о том, какие отношения связывают их с Клэр, чтобы не получить тощего идиота во сне. А может, во всем виноват этот личный лекарь? Никогда не доверял таким — его магия до сих пор чувствует в мозгах. А я предпочитаю к своему мозгу никого не подпускать, а то потом наблюдай полночи за тощими мажорами.

Маррис пьяненько хихикает у меня над ухом, врезается в косяк и вываливается из комнаты. Сон настолько реалистичный, что я просыпаюсь, и какое-то время ошалело таращусь в потолок. В комнате тихо, да и в самом доме тоже. Ночь. Все давно уже спят, даже Клэр, которая, видимо, уже наобщалась со своим другом. А, может быть, они спят вместе? Нет, я точно не хочу об этом думать.

Мягкий лунный свет льется в окно и окрашивает серебром покрывало на кровати и мягкий ковер.

Голова почти не болит, но в горле сушняк. Вообще состояние, как с похмелья. Медленно сажусь на кровати и залпом выпиваю стакан воды с тумбочки. А Клэр может быть заботливой. Поднимаюсь и направляюсь в душ. Нужно убрать туман в голове, а спать больше все равно не хочется. И так весь день насмарку.

Меня еще немного пошатывает, но я чувствую себя значительно лучше, поэтому даже могу отметить, что ванная комната большая, современная и как в хорошем отеле — оснащённая всем необходимым.

Встаю под горячие струи и понимаю, что чувствую какую-то необычную легкость во всем теле, прилив странной бодрости, которой не должно быть после того, как тебя едва не убили.

Сильные струи лупят по спине, а я прикрываю глаза, пытаясь расслабится, но почему-то не выходит. Откуда-то изнутри поднимается жар, а перед глазами стоит она — Клэр, мать ее, фо Селар. И этот образ не оставляет равнодушным. Вспыхнувшее желание иррациональное и совсем не к месту. Нет, девушка, красива, сексуальна и никого не может оставить равнодушным. И меня тоже. Я же не железный. У меня рядом с ней срывает крышу, но, как правило, от злости. А то, что я испытываю сейчас… это странно и это совсем не злость.

Закрываю воду и оборачиваю полотенце вокруг бедер. В душ, похоже, придется возвращать снова. На этот раз в холодный. О чем подумать, чтобы избавится от неуместного желания? Об отчетах? Но никакие отчеты не могут вытеснить из головы соблазнительную картинку.

В очередной раз размышляю о том, что не мешает найти себе кого-то постоянного. В очередной раз понимаю, проблему сейчас это не решит.

Выхожу в комнату и в открывшейся двери вижу силуэт Клэр в свете луны. Сначала, она кажется наваждением, ночным бредом, но девушка вполне реальна и я не могу понять, что происходит. Белые волосы, короткая сорочка и бесконечные ноги. Она непозволительно красива и она здесь, ночью и на моей территории.

— Что ты тут делаешь? — хрипло выдыхаю я, понимая, перед глазами плывет. Клэр словно шагнула в комнату прямиком из моих эротических фантазий.

— Если бы я знала… — слегка растерянно отвечает она. — Но почему-то мне очень сильно захотелось быть тут.

Кажется, я прекрасно понимаю, какого рода желание привело ее сюда. Я сам сейчас ощущаю то же самое. И, осознавая, какой идиотизм творю, делаю шаг навстречу к девушке. Интересно, когда мы пожалеем об этом? Уже завтра с утра или еще раньше?

Клэр

Ненавижу Марриса! Этот мерзавец обязательно заплатит мне за свои идиотские шутки, которые лежат только в одной плоскости. Я твердо уверена — ему надо лечиться! Подловив меня в моем же доме, выведать секреты и тайные желания — подло даже для него.

Я пьяна и не могу думать ни о ком, кроме Дерека.  Я даже знаю почему. Рыжий совсем потерял страх и подмешал мне зелье. Уму непостижимо! Никакое зелье не заставит тебя хотеть рандомного мужика, но если искры страсти уже есть, отрава их раздует до невероятных масштабов, поэтому я перед комнатой законника. Идиотка. Но сейчас все аргументы, которые могли бы меня остановить, кажутся несущественными.

Не знаю, зачем я пришла. Точнее знаю, но даже в моем состоянии  понимаю — это бред. Дурь, о которой я буду жалеть. Только вот никогда в жизни меня не останавливали возможные последствия. Может, мне повезет, и дверь окажется закрыта? Долбиться в нее я точно не стану.

Дерек, скорее всего, меня прогонит и это будет, как холодный душ, который мне не помог. Только эффективнее. Немного унижения вставит мозги на место. Выдыхаю  и толкаю дверь. Еще один этап проигран. Комната не заперта. Это неудивительно. Ничего не изменилось с того момента, как я ушла отсюда несколько часов назад.

То, что сдан и следующий рубеж понимаю, когда открывается дверь ванной комнаты и навстречу мне шагает Дерек в одном полотенце, небрежно обернутом вокруг бедер. Широкие плечи, рельефные мускулы и капельки воды, стекающие по гладкому торсу. Я пересчитываю взглядом кубики на животе и как заворожённая слежу за темной полоской волос, скрывающейся за границей белоснежного полотенца, которое очерчивает желание законника. Как бы себя ни повел Дерек, я его завожу не меньше, чем он меня. А он трезв и не общался с предателем-Маррисом.

— Что ты тут делаешь? — хрипло спрашивает он и делает шаг навстречу. По позвоночнику пробегает дрожь, а ноги становятся ватными. Хочется крикнуть: «Остановись, что ты творишь!», но я говорю совсем другое. — «Если бы я знала»,  — и закрываю за собой дверь, отрезая нас от реальности. В голове шумит, а сердце стучит, как сумасшедшее.

— Ты ведь понимаешь, что пришла сюда зря? Не стоило этого делать.

— Прогонишь? — хрипло спрашиваю я и приближаюсь, понимая, что уходить не хочу. Кладу руку ему на грудь и слышу, как гулко и часто  стучит под  ладонью его сердце.

— Хуже… — отвечает Дерек, не двигаясь с места. — Не смогу прогнать… что это вообще? Со мной происходит какая-то херня… тебе лучше уйти самой…

— А со мной происходит Маррис, — с усмешкой отвечаю я.

— Тебя послал один мужик, и ты пришла к другому? Не кажется, что это слишком даже для тебя?  — В голосе лед и я тихо смеюсь, приближаясь еще, практически касаясь его грудью.

— Он подсыпал мне какую-то дрянь, и от нее конкретно так сносит крышу. А еще я пьяна и плохо себя контролирую… Поэтому, если ты правильный, прогони меня сам. Иначе получится, что ты воспользовался моей невменяемостью.

Дерек замирает, и мне на секунду кажется, что действительно меня прогонит. Я этого хочу и не хочу. Он совершенен, а если я уйду сейчас, то больше никогда в жизни не приближусь. И никакой Маррис не сможет меня подловить.

Веду ладонью по его коже, собирая теплые капельки воды, и мурчу от удовольствия. Он такой нереальный, невероятно приятный на ощупь. Я хочу его до подгибающихся коленей, и это волшебное ощущение, неважно чем вызванное.

— Скажи мне, Клэр… — хрипло выдыхает Дерек и наклоняется к моему лицу. Глаза в глаза и легкое дыхание на моих губах. — А твой друг-идиот мог заглянуть и ко мне?… Потому что я видел сон, который сейчас сном совершенно не кажется.

— Ой-ой… — тяну я и сглатываю. В глазах Дерека пожар, сердце стучит, как сумасшедшее, а неоспоримое доказательство желания законника упирается в мой живот.

— Вот и я о том, — говорит мужчина и срывается в поцелуй, притягивая меня к себе. Вцепляюсь руками в его плечи и теряю голову окончательно. Кажется, никто меня отсюда не прогонит.

Смотрю ему в глаза. Сейчас в них  полыхает огонь. Нет привычного пренебрежения. В них я вижу отражение собственных эмоций.

— Это ведь глупость, — шепчет Дерек мне в губы, словно хочет, чтобы я поставила точку в нашем сумасшествии, но я такая же безвольная, как и он.

— А ты никогда не совершал глупостей? — с вызовом отвечаю я, даже не думая отстраняться.

— Давно не совершал,  — признается он и нежно проводит ладонью по моему лицу, задевает большим пальцем нижнюю губу и чуть нажимает, заставляя меня податься вперед. — И сейчас не совершил бы, но ты такая красивая… Это все действие зелья? Так ведь?

— Это ты мне скажи… — шепчу я, отстранившись от его руки. Легкий укол в сердце. Неприятно. Может быть, и правда, я ему интересна только под зельем? Впрочем, он меня уже целовал, и тогда между нами была лишь злость и страсть. Злость ушла, а вот страсть с каждым мигом бушует все сильнее.

Дерек внимательно изучает меня и признается.

— Нет, ты не можешь оставить меня равнодушной… злишь, раздражаешь и притягиваешь. Зелье только делает нас безумнее и смелее… оно ведь не заменяет настоящие чувства, просто отключает тормоза…

— Маррис — засранец, он все рассчитал…

Встаю на цыпочки и тянусь  губами к губам.  Поцелуй яростный и безудержный. Со вкусом мятной зубной пасты и отчаяния. Мы ныряем в него с головой, сдаваясь прихоти Марриса, признавая свое поражение. Касание губ и все сомнения разлетаются вдребезги. Мы обречены. Неважно, что будет завтра, неважно, как я смогу смотреть ему в глаза, главное — сейчас по спине пробегают мурашки, а голова кружится от его поцелуев. Они то, что мне нужно. Именно от них становятся ватными ноги, и перехватывает дыхание. Я не помню, когда простые касания губ вызывали такую бурю эмоций. Я считала, что слишком холодна, чтобы испытывать  восторг от близости другого человека. Я была дурой, просто меня не целовал Дерек.  Не знаю, какой магией обладает законник, но его поцелуи полностью лишают меня воли и заставляют чувствовать себя мягким и податливым воском в его руках.

Мне нравятся те ощущения, которые рождаются, когда меня уверенно и умело целует Дерек. Сплетаемся языками, теряем самообладание и я, окончательно осмелев, дергаю  за узел на его полотенце. Хочу быть ближе кожа к коже, а не только губы к губам, чтобы ни у кого не осталось малейших сомнений. Полотенце летит к ногам законника, а Дерек толкает меня к стене, вжимаясь бедрами. Поднимаю ногу,  обхватывая его за талию, и запрокидываю голову, ощущая жалящие поцелуи на шее. Дерек ведет влажным языком и прикусывает основание скулы. Так сладко и порочно, что с губ срывается стон.

Я зажата между стеной и словно вылитым из бронзы телом. И это хорошо, потому что стоять я бы точно не смогла. Вцепляюсь в сильные руки, пробегаю  пальцами по вздувшимся от напряжения венам и понимаю, что впервые в жизни готова дойти до конца. Это так странно, и дело не в зелье. Просто  мне не противно, когда этот мужчина меня целует, от его рук на ягодицах меня пробирает дрожь, и он первый, кому я не хочу сказать капризное «нет» в самый ответственный момент. Правда, Дерек будет зол, но это меня вообще волнует слабо. Сам он точно сейчас остановиться не сможет,  и приложу к этому все усилия.

Его дыхание сбивается, ласки становятся смелее. Одним движением он  стаскивает с меня через голову сорочку.  Мне лишь немного приходится отстраниться от стены. Он полностью обнажен, а на мне лишь  белое кружево трусиков. Он чуть отстраняется, и под его жадным взглядом грудь становится тяжелой. Провожу ладонями по  вздымающейся грудной клетке Дерека, чуть царапаю ногтями и слышу тихий рык.

— Ты непозволительно красива, — признается он, разглядывая мое лицо и горящие от поцелуев губы. Берет в плен мои запястья и заводит их над головой, толкаясь вперед, заставляя прикрывать глаза и стонать от желания. Я чувствую горячее жесткое прикосновение к сосредоточению желания. Между нами лишь последняя преграда — тонкое кружево,  и я внезапно пугаюсь. Нет, не того, что должно произойти, а то, что мой первый раз будет вот так, у стены. Пожалуй, я предпочла бы чего-то более традиционное. Но  не могу же признаться Дереку? Если я это сделаю, то все испорчу. Он слишком благороден, чтобы продолжить. А неуместное благородство сейчас это совершенно не то, что нужно нам обоим. Мне кажется, я просто сгорю от желания, если Дерек сейчас затормозит.

Он словно чувствует мое напряжение. Чуть отстраняется и внимательно смотрит в глаза, будто ждет, что я его оттолкну, но вместо этого я держусь за его шею и обхватываю за талию второй ногой, показывая, что не намерена отступать. Его судорожный вздох сквозь сжатые зубы, и мой тихий стон, когда я чувствую, как сильно он меня хочет. Трусь, как кошка, не позволяя ему одуматься, и это срабатывает. Дерек  поддерживает меня под ягодицы, разворачивается к кровати и осторожно опускает на прохладные простыни.

Обжигающий поцелуй на груди, я выгибаюсь послушная его смелым губам,  запускаю  пальцы в короткие темные волосы, и не хочу, чтобы это прекращалось. Смелею сама,  изучая его тело, которое, кажется, состоит исключительно из твердых рельефных мышц.

Мне он нужен с горячим дыханием на моей груди, наглыми руками, которые стягивают по бедрам кружевные трусики с тихим шепотом: — «Хочу», где-то на краю сознания. Его слова отдаются дрожью во всем теле. Несмотря на сжигающее желание, Дерек не спешит. Изучает мое тело, дерзко целует, позволяет  самой касаться и ласкать.

Мне немного страшно. В моей жизни были парни, но перейти черту я так и не рискнула,  хотя иногда оставалось совсем чуть-чуть. Я, и правда, отбитая. Возможно,  так я самоутверждалась или пыталась сохранить видимость приличия. Мне нравилось думать, что я лучше своих сумасшедших подружек, которые могли прыгнуть в постель ради интереса. А, может, просто не хотела. Со мной были все не те. Можно подумать, сейчас тот? К Дереку ведь у меня просто животный интерес. И не больше? Как этот мужчина вдруг оказался тем самым, которому я решила позволить все.

Влажные плавные движения его пальцев внутри меня заставляют терять связь с реальностью. Я почти на краю, веду по каменным мышцам его пресса ладонью, ласкаю ниже, чувствуя, как сбивается дыхание Дерека. Он неуловимо перемещается и качается мне навстречу. Я не готова.

Точнее, мне кажется, что я готова, но резкое, уверенное движение до упора, выбивает из легких воздух, а на глазах выступают слезы. Демоны! Я не зря так долго избегала этого! Дерек замирает и смотрит на меня сквозь пелену желания.

— Клэр… ты… — рычит сквозь зубы, а я понимаю, что вместо разливающегося по телу наслаждения меня сейчас ждет очень неприятный разговор, и делаю, единственное, что позволит его отсрочить,  двигаю бедрами ему навстречу. — Что творишь?… — шипит он.

— Заканчиваю то, что ты начал, — отвечаю ему на ухо и веду языком вдоль скулы к уху, и он сдается, но двигается во мне медленно, неторопливо,  словно я хрустальная. Боль отступила почти сразу же, и я не хочу больше нежности, да и ему она дается с трудом.

— Я уже оценила твою выдержку, — сообщаю ему я, закидывая ноги на поясницу и стараясь  стать еще ближе. — Но сейчас мне нужен весь ты.

Это служит спусковым крючком. Дерек срывается, увлекая меня за собой, я становлюсь продолжением его, обнимаю крепче и растворяюсь в рваных движениях, которые приближают меня к чему-то невероятному. Я разлетаюсь вместе с ним на сотни осколков и сейчас в моей голове совсем другая мысль. «Демоны забери, почему я не сделала это раньше?»

(обратно)

Глава 12

Дерек

Она уходит, когда за окном начинает светать. С кровати поднимается осторожно, чтобы меня разбудить, не подозревая, что я уже не сплю. Проснулся в тот момент, когда изменилось ее дыхание. Вчера темнота и сон избавили нас от неловких разговоров. Клэр уснула сразу же, а, может, сделала вид.

Не знаю, почему не выдаю себя, возможно, потому что утром приходит отрезвление. Я не понимаю, что делать с прошлой ночью, но совершенно точно повторил бы ее еще раз, если бы не одно большое «но» — Клэр была невинна. Этот сюрприз заставляет чувствовать себя мудаком. Нужно крепко подумать. Наверное, как приличный мужчина я должен жениться, но наверное, мое предложение вызовет у Клэр истеричный смех. Она совершенно точно в меня не влюблена, и она совершенно точно не считает меня ровней. Да и я не считаю себя ровней ей. Я, вообще, всегда думал, что богатых девочек имеют только богатые мальчики. С  Моной было именно так. Так почему же Клэр выбрала именно меня? Зелье, конечно,  отличный отмаз, только вот я прекрасно знаю, что оно не заставило бы ее прийти ко мне, если изначально между нами не было бы искры.

Да я не знал, что для нее это первый раз. Даже в мыслях не было, но и не тормознул, когда догадался. Поступил, как законченный эгоист, уговорив себя, что  она тоже этого хочет, и кто я такой, чтобы принимать решение за двоих. Но на душе все равно муторно. Нам нужно будет поговорить об этом, но я согласен с решением Клэр — не сейчас.

Дверь за девушкой закрывается, и я иду в душ. Сна все равно ни в одном глазу, зато голова гудит, словно после масштабной попойки. Это отдача от зелья, которое мне подлил дружок Клэр Вопрос — зачем он это сделал? Или я не отошел от нападения? Вчерашний день побил просто все рекорды, я давно не чувствовал себя таким идиотом, как сейчас.

И как мне дальше работать с Клэр? Пытаться разобраться в том, кто убил парня, как девушка здесь замешана, если я с ней спал? Никогда себе не позволял подобного. Я слишком уравновешен, чтобы совершать глупости, и меня никогда не привлекали богатые малолетки. Ну, после болезненного расставания с Моной, но с ней мы почти ровесники и случилось это давно. Почти десять лет назад. Правда, с Моной у меня была любовь, и не было секса. С Клэр мы зашли с какой-то другой стороны. От ненависти сразу в постель.

Надо найти рыжего урода и вмазать, но сначала дождаться завтрака и поговорить с отцом Клэр. Тоже не хочется. Меня оставили в доме, оказали помощь, а я поимел их дочь — нет слов.

Долго стою под горячими струями. В это время позволяю себе думать, копаться  в голове и строить планы на разговор с Клэр, но едва  закрываю кран с водой, приказываю себе отключиться. Хватит, нужно сосредоточиться на делах. В любом случае случившееся не изменить, и проблемы, которые перед нами есть, придется решать.

К десяти утра спускаюсь в столовую совершенно спокойный и настроенный на серьезный разговор. Мне даже привезли одежду. Не мою, но,  по крайней мере, нужного размера. Не могу сказать, что мне это нравится, но моя в крови, пыли и еще бог весть в чем. Клэр сидит за столом. Свежая, с виду невинная и как всегда идеальная. При взгляде на меня даже щеки не вспыхивают, и я ловлю себя на мысли, что она  держит лицо, пожалуй, даже лучше, чем я. Понять бы еще, почему это так сильно меня бесит.

Клэр

Я идиотка. Какая же я идиотка! Не только, потому что доверилась Маррису, забыв про его скотскую натуру, и получила зелье в алкоголь, но и потому что не заперла себя в комнате, а приперлась к Дереку, словно это нормально. Да, сопротивляться было сложно, но если бы речь шла о ком-то другом, я бы смогла противостоять влечению, ведь нас разделал целый этаж.  Но самое важное, что, даже проснувшись с утра с головной болью, похмельем и отходняком от принятия зелья, я поймала себя на мысли, что не жалею. И повторила бы еще раз.

Вот эти мысли, пожалуй, были самими неожиданными и заставили меня сбежать. Мне совершенно не хотелось слушать оправдания Дерека. Мне зашло быть с ним, и это стыдно, потому что законник совсем не мой типаж. Я даже не могу сказать, что он мне нравится, не говоря о более серьезных чувствах. Хотя… если раздражение и ненависть  отнести к серьезным  эмоциям…  то да, нас с Дереком связывает многое.

В комнате привожу себя в порядок и благодарю богов за достижения магической косметологии. Пара эликсиров,  магическая маска — и вот у меня лицо будто я приехала с отдыха, а не пила и непонятно чем занималась всю ночь. Я свежа, как роза, и так же красива. Пахну, надеюсь, соответствующе, а  не перегаром.

Даже когда в столовой появляется Дерек, не краснею и не бледнею, но это, думаю, заслуга тона на лице. Мужчина тоже выглядит невозмутимым и здоровается с папой за руку, а я невольно вспоминаю, что эти руки делали со мной ночью. Приплыли.

Дерек разговаривает с папой, а я не слушаю, наблюдаю за его губами. Это вообще нормально? Мне же был интересен этот разговор. Они  обсуждают мою безопасность, смерть Дара и, кажется, совместно приходят к выводу, что  я все же не убивала. Меня хотели подставить, и сделал это кто-то из папиных врагов.

— Мне нужно попытаться узнать, кто это, — говорит Дерек.

— Понимаю… — Папа задумчиво изучает содержимое тарелки. — Я подумаю, как это можно организовать.  А пока у меня личная просьба. Последи за ней? Признаюсь, изначально был неправ. Вел себя слишком резко, но Клэр самое дорогое, что у меня есть.

Дерек долго меня изучает, а потом кивает.

— Постараюсь, но я несвободный человек. Работа. Не могу быть рядом с ней постоянно. Думаю. Лучше найти кого-то еще.

— Кому-то еще в этой ситуации я доверять не могу. А тебе положен больничный после вчерашнего…

— Не думаю, что мне его дадут.

— Дадут. К тому же, твое начальство, подозреваю, будет только радо. Тебя не просто так вчера послали домой. Рассчитывали забрать Клэр. В этом я постараюсь разобраться сам,  — уверенно говорит папа и поднимается. Мама желает нам хорошего дня и уходит за ним. Провожать на работу, а мы с Дереком остаемся вдвоем в столовой, и вот тут на меня накатывают все чувства разом. Смущение, неловкость… а нам еще какое-то время соседствовать. Знаю. Дерек будет  за мной следить, раз пообещал папе.

— Ну что, поехали, Клэр! — говорит он уверенно.

— Куда? — настороженно спрашиваю я.

— Как куда? Убивать твоего борзого друга, а потом поговорим.

— Это не лучшая идея. — Я передергиваю плечами.

— Защищаешь его? — Дерек вскидывает бровь, и на его лице вновь появляется выражение, которое я очень не люблю. Смесь презрения и злости.

— Нет, не защищаю,  — поясняю со вздохом. — Просто очень хорошо знаю. Как ты думаешь, что делает сейчас Маррис?

— Представления не имею.

— Зато я знаю очень хорошо.

— И что же?

— Поерзывая от нетерпения, ждет нашего визита. Мы явимся к нему ожидаемо смущенные и злые, он выпендрится, ты ему дашь в морду, он устроит шоу, появится его мамочка. У тебя будут проблемы (не спорю, не серьезные, скорее, раздражающие), у Марриса развлечение и осознание, что его шалость удалась. — Когда говорю «шалость» пальцами показываю кавычки. — Не вижу смысла его радовать.

— И что предлагаешь делать?

— Вид будто ничего не было, — уверенно отвечаю я. — Это вообще отличный совет. Ты не находишь?

— Предлагаешь, забыть? — с шипением спрашивает он, и я чувствую, злится.

— Не было, это не забыть. Не было — это не было.

Вижу, что он злится. Мне самой не по себе от собственных слов. Но они единственно правильные.  Что я еще могу сказать? Наша ночь — это точно не та тема, которую я хочу развивать. Я смущена,  дезориентирована и не знаю, что со всем этим делать. Обсудить с Дереком? Да мы даже не друзья! Спать с парнем, который мне даже не нравится — не в моем стиле. Да, Дерек и сам это понял, хотя и удивился. Считал меня одной из тех девиц, которые прыгают в койку с легкостью? Обидно, но не удивительно, я сама долго создавала определенный образ. Будем считать, я снова смогла сломать один из стереотипов,  живущих у него в голове.

Только вот я не могу ни ему, ни себе объяснить, а почему вчера я вдруг повела себя совсем не так, как привыкла? Наверное, стоит все же списать это на алкоголь и зелье. Потому что иначе мне сложно объяснить даже себе. И совершенно не нужно, чтобы на этом зацикливался Дерек. Иначе,  ну, к каким выводам  он может прийти? Я в него влюбилась? Это бред. Мы разные, и никогда не сможем быть вместе. Это почти противоестественно. Но для своего первого раза почему-то я иррационально выбрала именно его. Хотя желающие были всегда. Просто в один прекрасный момент мне надоело пытаться  хоть что-нибудь почувствовать к противоположному полу. А этот меня  зажег.

Я вижу, в его глазах отражение собственных чувств. Дерек тоже представления не имеет, что делать с прошлой ночью, поэтому забыть ее — самый лучший выход. Так почему же он злится?

— Может, тогда стоит поговорить с твоими родителями, чтобы они нашли тебе другую няньку? — тихо и зло выдыхает он.

— Дерек, никогда не думала, что скажу это, но ты идиот?  — фыркаю я. — Для  папы важен мотив. Он спросит почему? И мне придется ответить. Как ты себе это представляешь? Мама, папа простите, я не хочу, чтобы меня охранял Дерек, потому что мне немного неловко — я с ним вчера переспала? Мои будут в восторге, особенно папа.

— Я всегда знал, что связываться с мажорками себе дороже.

Закатываю глаза и меняю тему. Если мы хотим забыть о прошлой ночи, нужно забыть, а  не обсуждать ее дальше.

— Давай лучше поговорим, зачем твоему начальнику тебя подставлять?

— Представления не имею. — Дерек отвечает не сразу, сначала внимательно на меня смотрит, но потом, видимо, признает мою правоту. Не стоит заострять внимание на ошибках, какими бы сладкими они ни были. —  Именно поэтому я позволил твоему отцу уладить  вопрос с моим больничным. Мне нужно выяснить, кто за этим  стоит и почему зашли с этой стороны. И главное… — Он внимательно смотрит на меня. — Я чувствую,  ответ где-то близко. Но не могу уловить. В иных условиях я не стал бы прятаться за его спину.

Но я лишь раздраженно отмахиваюсь. Дерек говорит глупости. Точнее, он говорит умные вещи, но зря оправдывается передо мной. Спрятаться за папину спину, на мой взгляд, самое здравое, что можно сделать сейчас.  Дерек, каким бы сильным, умным и принципиальным ни был — один, а вот за папой сила рода, связи и деньги. Зачем отказываться от всего этого? Глупо.

— То есть… предполагаешь, Дар случайная жертва? — продолжаю я допрос. — Он виноват лишь в том, что в тот вечер сел со мной в платформу?

— Не исключено, — соглашается Дерек, немного молчит и добавляет чуть тише. Я понимаю, второй вариант ему нравится меньше. — Или не случайная?

— То есть?

— Он сел к тебе в платформу, чтобы… — Дерек медлит, но я понимаю без слов.

— Он не случайно сел ко мне в платформу, а я, защищаясь, его убила? То есть все же убила… — Сглатываю. — Мне нужно четко понять, что случилось тогда. Правда, — заявляю я, пожалуй, даже для самой себя несколько неожиданно.

— Ты знаешь, если мы поедем, пути назад не будет. Я не имею права на тебя давить, и если буду сопровождать, то не как законник. Клэр, это серьезное решение. Тебя выпотрошат, вынут все, что у тебя в душе. Это не наша общая знакомая Айрис Фэлл, которая смогла подсмотреть за твоими воспоминаниями один раз. Тут совсем другой человек и иной подход, и ритуал другой. Будет плохо, и мы уже не сможем игнорировать те сведения, которые получим. Назад пути не будет, Клэр.

— Наплевать, — решаюсь я. — Я не могу настолько не знать себя. Даже если я его убила…не могла я это сделать из прихоти. У тебя есть человек, который сможет сделать неофициально покопаться в моих мозгах? Не подумай, что я боюсь… точнее боюсь, но другого.

— Я тебя понял. Мы не будем обращаться к законникам, там кто-то не на нашей стороне. У меня есть тот, кто поможет, но Клэр, я в последний раз даю возможность передумать. Ты уже неплохо меня знаешь, если убила ты… я не смогу это игнорировать и не сделаю вид, будто  ничего не знаю.

— Я думала, ты уже понял и тоже неплохо меня изучил? У меня нет привычки отступать, если я что-то решила.

Несмотря на уверенность, которой стараюсь фонтанировать, я, конечно же, переживаю. Но ни за что это не покажу. Терпеть не могу, когда кто-то  планирует ковыряться в моих мозгах! Ну и боюсь вспомнить тот вечер. Вдруг, все же именно я убила парня?

А когда я переживаю, то собираюсь максимально тщательно.  Во мне должно быть все идеально, чтобы уверенность, которой я не чувствую, вернулась. Поэтому допив кофе, я  поднимаюсь к себе.  С Дереком мы договариваемся, что  необходимую одежду для него проще заказать курьером из магазина, чтобы не светится. Ему лучше не появляться в сваей квартире и дома у Яд. Пусть наши недоброжелатели его поищут. Папа обещал позаботиться. Думаю,  он  обыграет все так, словно Дерек при смерти. Это  очень удачно, нам на руку.

Смотрю на свое отражение в зеркале. Волосы спускаются по плечам к талии блестящей волной, на лице легкий макияж, который призван не перегрузить образ, а только подчеркнуть натуральную красоту. Платье светло-розовое, довольно строгое в пол, но с разрезом до середины бедра. Мне нравится этот образ, я сейчас похожа на себя из тех беспечных времен, когда училась в Мерийском колледже магии и верила, что весь мир будет у моих ног, включая парня, которого я выбрала. Нет, не сердцем, а разумом.  Самый популярный и богатый парень для самой популярной и богатой девушки, что может быть лучше? Но не сложилось, парень выбрал дерзкую колючку не из нашего круга, меня подозревают в убийстве, и я переспала с законником, который ведет это дело. Мир не идеален, в отличие от моего сегодняшнего образа.

Когда спускаюсь, Дерек уже ждет меня в холе. На нем  светло-серая рубашка и графитовые брюки. Когда он поднимается, взгляд цепляется за меня. Чувствую, что вспыхиваю. Все же нам будет невероятно тяжело проводить время вместе и старательно делать вид, будто мы не помним о том, что произошло этой ночью. Мне под его взглядом кажется, что я обнажена.

— Хорошо выглядишь, — хрипло замечает он. — Впрочем, ты прекрасно об этом знаешь.

— Знаю, — не спорю я. — Чем больше волнуюсь, тем безупречнее вид.

— Хочешь сказать, ты всегда переживаешь? — усмехается он, а  мне чудится в его голосе намек на флирт и я тут же меняю тему.

— Кстати, мне пришла в голову одна мысль.

— И какая же?

— Может быть, возьмем мою платформу?

— Ага, ту красную, стоящую как половина Кейптона и заметную на любой дороге? — уточняет он с издевкой, изогнув бровь.

— Именно ее…

— И в чем смысл?

— В том, что ты спрячешься. Наши враги знают, что ты пострадал. Дома тебя нет, на работе нет. Папа подсуетится и, зная его, устроит тебя в госпиталь, куда не сможет  пробраться никто…

— Выманивать их на живца, когда мы с тобой только вдвоем очень опасно Клэр.— Дерек неодобрительно качает головой.

— Если бы меня пытались похитить любой ценой, уже бы похитили… пока они, словно, просто отвлекают… Вопрос кого? Давай попробуем? Ну что может случиться посреди дня?

— То, что случилось вчера, только на моем месте будешь ты.

— Ну, ты же не я, ты будешь охранять меня лучше. Пошли, Дерек, я все решила.

— То есть вариант, что я не соглашусь, ты не рассматриваешь?

— Я поеду на своей платформе, ты можешь ехать со мной или следом за мной… как тебе больше нравится.

Дерек закатывает глаза и все же смиряется. Есть подозрение, что  он ради приличия сказал про опасность. Ему самому интересно вывести  на чистую воду тех, кто объявил охоту за нами.

Выезжаем за ворота и двигаемся в сторону  океана по знакомому маршруту. Я каталась тут сотни раз. По этой дороге ездилаучиться в Мерийский колледж магии. Правда, сегодня мы до него не доезжаем, а сворачиваем направо. Вот там для меня все ново.

Дерек называет адрес в районе, где я никогда не была. Это на другом конце города. Еще не трущобы, но близко. С оживленных и широких магистралей сворачиваем на узкие улочки, состоящие из спусков и подъемов. Городской серпантин, с домами, которые расположены лесенками на скалистом высоком берегу Кейптона. Здесь крыша одного, может находиться ниже цоколя другого.

На узкой дороге едва могут разминуться две платформы, но и движение, к счастью, не такое активное.

— Сворачивай в сторону рынка, — отрывисто командует законник, который сидит сзади меня. Платформа сконструирована таким образом, что пассажиров второго сидения не видно. Даже магию использовать не приходится, а вот у них обзор неплохой.

— Зачем? — удивляюсь я. — Нам же в другую сторону.

— Сворачивай, за нами хвост, — приказывает он. —  Не хочу подставлять человека, к которому мы едем. Да и, вообще, лучше затеряться.

— Вернуться домой? — уточняю я, начиная заметно нервничать.

— Как вариант, но попробуем просто уйти. Не уверен,  что  нам позволят доехать до дома.

— На моей платформе затеряться непросто, — замечаю я. Игрушка у меня яркая, таких мало на дорогах. Папа подарил эксклюзивную, сделанную под заказ платформу.

— А я тебе об этом говорил, — недовольно заметил Дерек. Молчу в ответ, потому что не люблю признавать чужую правоту.

Теперь и я вижу черную платформу, которая неотрывно следует за нами. Я ускоряюсь, но преследователи не отстают, хотя и держатся на почтительном расстоянии.

— Демоны! — ругаюсь сквозь зубы, понимая, что оторваться не получится.

Мы, наконец, сворачиваем в сторону рынка, и я выдыхаю. Тут  мешанина из платформ, людей,  животных. В этой толпе, даже если не получится затеряться, то выкрасть меня не смогут. Слишком много свидетелей.

— Ныряй между третьим и пятым порядком, — велит Дерек. Я не спорю, сворачиваю  на узкую улочку, хотя и не понимаю зачем. — Тормози у дальнего здания, — продолжает командовать он. — Вон видишь с красной крышей. Максимально близко прижмись к крыльцу. Ловить на живца, так ловить.

— Ты предлагаешь мне покинуть платформу? — излишне нервно осведомляюсь я.

— Да, Клэр, другого шанса может не быть. Паркуешься прямо  у крыльца, чтобы я мог выйти незаметно. Сама же не скрываешься. Заходишь внутрь. Они последуют за тобой, а мы попытаемся их разглядеть и не попасться.

— Напомни мне, пожалуйста, чтобы в следующий раз я тебе не подавала никаких идей, — прошу я, выполняя просьбу законника.

— Я говорил, что не стоит этого делать. Вообще, нужно было остаться дома.

— В следующий раз говори убедительнее, — велю я, но послушно выхожу из платформы. Меня потряхивает от адреналина и хочется все послать, но любопытство сильнее. А еще я верю, что Дерек сможет меня защитить.

(обратно)

Глава 13

Захожу в прохладное помещение. Захлопываю за спиной дверь и замираю.  Все происходящее кажется каким-то бредом. Впрочем, вся моя жизнь со смерти Дара удивительно бредовая. Сегодняшний день не исключение. Ответов нет, вопросов с каждым часом все больше.

Я не знаю, куда попала. Возможно, это административное здание, или просто мы вошли с черного хода. Пустой коридор, лестница в несколько ступенек и никого. Дерек двигается за мной. Он материализуется из воздуха за спиной и, ухватив за руку, залетает на лестницу, чтобы нырнуть за дверь. Я даже пикнуть не успеваю.

— Быстрее. — Он произносит твердо, но едва слышным голосом. Видимо, преследователи близко, и законник не хочет привлекать их внимание.  Мы поворачиваем направо, и Дерек распахивает неприметную дверцу в углу. Прежде чем я успеваю пикнуть, он запихивает меня туда и, заскочив сам, закрывает дверь. Остается лишь небольшая щелка, сквозь которую проникает свет.

— Где мы? — шиплю я.

— Тс-с-с, — отзывается он и приникает ухом к двери. Я подныриваю под его руку и тоже прислушиваюсь. Дверь прилегает неплотно. Обзор плохой, но можно, приглядевшись, что-то  рассмотреть, если это что-то находится напротив.

— Где она? — голоса раздаются из коридора, и я подпрыгиваю. Вот вроде ожидала, но все равно пугаюсь. Дерек резко разворачивается и заключает меня в объятия. Хотя, о чем я? Какие к демонам объятия,  он просто держит меня в своей медвежьей хватке, чтобы я не шумела. Послушно не дергаюсь, пытаясь уловить шаги, и услышать разговоры.

— Представления не имею где! Только сюда зашла. Что она вообще тут забыла? Место какое-то странное, не подходит богатой бездельнице на дорогущей платформе!

— Не знаю. Кто этих мажоров разберет!

— Засекла нас и прячется? — Кажется, все голоса разные. Преследователей трое?

— Она же идиотка! Она не могла нас засечь! —  Или четверо? Как же раздражают! От возмущения начинаю громко пыхтеть и слышу усмешку Дерека. Ставлю в голове зарубочку двинуть ему локтем, как только  опасность минует. Пока не стоит привлекать внимание преследователей возней.

— Нам нужно найти девчонку, желательно в ближайшие два дня. Ты в курсе, что это важно. Если она такая тупая, как у нее получается постоянно уходить?

А вот я не в курсе, что меня нужно поймать в ближайшие два дня, и Дерек тоже. Я вообще до недавнего времени не знала, что меня ловят. И это злит. Преследователи, переговариваясь, удаляются. Видимо, решили проверить другую часть коридора. С одной стороны — удачно. С другой — мы так и не разглядели их лиц. Но, сдается мне, это просто исполнители.

— Выходим? — спрашиваю я.

— Рано, — тихо отвечает Дерек, плотнее прикрывает дверь и втрамбовывает меня вглубь тесного помещения, заваленного какими-то рулонами с тканью. Хорошо хоть, не швабрами и ведрами. Хоть и тесно, но мягко.

— Где мы вообще?

— Нигде, — безразлично отвечает Дерек. — Небольшое здание, каких по городу сотни. Пара швейных цехов, два магазинчика. Вход в них с другой стороны. Несколько офисов. Есть даже тату-салон на третьем этаже.

— Это что за микс? — удивляюсь я.

— Это рынок, Клэр, — с тихим смехом отвечает Дерек. — Я понимаю, что  для тебя все это в диковинку.

— То есть ты меня привел сюда на экскурсию? — недовольно спрашиваю я, чувствуя себя на складе швейного цеха несколько неуютно. А если меня тут найдут? И сейчас я не о преследователях! Как мы объясним, почему сидели в чужих тряпках?

— Я тебя привел сюда, потому что тут просто затеряться. Сейчас мы посидим здесь часик и выйдем через другой вход. Преследователи физически не смогут  обыскать все здание. Какие-то двери закрыты, где-то работают люди. Они походят по этажам и, скорее всего, засядут ждать у твоей платформы.

— Думаешь, нас тут не найдут? — скептически спрашиваю я.

— У них был шанс, если бы они сразу сюда сунулись, но  они его упустили, я запер дверь. Я зря пошел у тебя на поводу. Не стоило никого провоцировать.

— Мы их выманили, может быть, попытаемся поймать? — предлагаю я.

— Нет, Клэр, мы не будем пытаться их ловить. Ты же слышала, им нужно поймать тебя в ближайшие два дня. Нам необходимо еще раз поговорить с твоим отцом и узнать, что будет через два дня. Я уверен, предстоит что-то серьезное, и, узнав что именно, мы сможем двигаться дальше.

— Ладно, — надув губы соглашаюсь я, смотрю на силуэт Дерека в темноте и спрашиваю. — Ну и что мы будем делать в ближайший час?

Тишина давит на уши. Она вязкая и темнота ее только усугубляет, делая висящее напряжение в воздухе более сильным. Дерек так и не ответил на мой вопрос, что мы будем делать целый час в темноте, и мне скучно, неловко и я не нахожу себе места. С местом, правда, проще. Кладовка тесная, и здесь особо не повыбираешь, где приткнуться, поэтому Дерек в непосредственной близости.

Можно сколько угодно убеждать себя в том, что мы забыли прошлую ночь. Но это не так. Лично у меня не думать не получается. Он стоит передо мной, и пусть я вижу в темноте лишь силуэт — это неважно. Слишком хорошо я все запомнила. Вчера мне не нужны были глаза,  чтобы узнать его лучше, чем следовало.

Теперь меня сбивает с толку запах Дерека — свежий бриз и жесткие хвойные нотки. Я чувствую тепло его тела и слышу дыхание совсем рядом. Сейчас тихое и ровное, но я знаю, каким оно может быть в момент страсти. Я помню его руки… нет, как бы я ни старалась я не смогу относиться к нему так же, как и раньше, просто потому что мое знание о Дереке перешло на другой уровень. И понимание этого заставляет мысленно застонать.

— Это самое кошмарное, что сегодня могло случиться со мной! — ною я и слышу в ответ хриплый смешок, от которого по спине пробегают мурашки.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — отзывается Дерек.

— Это просто ты не в курсе, какие мысли бродят у меня в голове, и каких усилий мне стоит, чтобы не озвучивать их.

— И какие же? — спрашивает он, а мой пульс ускоряется. — Может быть, стоит озвучить?

В красках представляю его губы на своей груди, влажный язык  ласкающий ореол соска. Видение такое яркое, что пробивает дрожь.

— Нет. Все же не стоит…

Я вздыхаю и приваливаюсь к рулонам ткани. Достаточно удобно, а то ноги на каблуке устали. Хочется перенести вес.

— Разуйся, — тихо говорит Дерек, понимая, видимо, как мне неудобно. — Никто тебя не видит. Ты ведь знаешь, что демонически упряма Клэр? — спрашивает он, понимая, что я не спешу следовать его совету.

— Это не упрямство, — признаюсь я, испытывая неловкость. Я не привыкла быть откровенной.

— А что же это такое?

— Меня учили быть идеальной. А растрепанная босая девица в кладовке, увы, не идеальна. Поэтому мне немножечко неудобно, немножечко стыдно и совсем чуть-чуть хочется провалиться под землю.

— Ну… — тянет Дерек. — Ты же понимаешь, что туфли не сильно меняют ситуацию. Ты по-прежнему заперта в кладовке с тканями, где не место идеальной представительнице высшего света. А без обуви тебе будет, по крайней мере, удобно.

Я признаю и скидываю неудобную обувь, сразу становясь ниже.

— Да, в последнее время с идеальностью проблемы.

— Может, и ну ее эту идеальность? — спрашивает он и делает шаг навстречу.  — Неидеальной ты мне нравишься значительно больше.

— А я тебе нравлюсь? — с удивлением спрашиваю я и замираю в ожидании ответа.

Чувствую теплую ладонь на щеке. Подушечка большого пальца скользит по губам, заставляя их приоткрыться, и сердце совершает кульбит.

Дерек наклоняется ко мне. В темноте поблескивают глаза, и на губы опускается поцелуй со вкусом мяты. Нежный и волнующий. Сейчас в нем нет отчаяния и болезненного желания. Мы впервые целуемся не со злости и не в порыве страсти, вызванной зельем. И мне снова нравится. Стыдно признаться, но меня приводят в восторг абсолютно все его поцелуи. Они, как  сильный наркотик, в зависимость от которого впадаешь с первой дозы.

Качаюсь навстречу мужчине, обнимаю за плечи и прижимаюсь к широкой груди. Сминаю рубашку, вцепляясь в нее, и слышу, как ускоряет бег сердце мужчины. Поцелуй кружит голову и заставляет летать. Я не хочу возвращаться в реальность, где мы решили, что не нужны друг другу. Мне хорошо в темноте и в тесных объятиях, ощущая тепло сильного тела.

Дыхания не хватает, и нам приходится прерваться.

— Как тебе такой ответ? — хрипло шепчет он, и я окончательно таю. Такой ответ мне определенно нравится, но мне категорически мало. Я хочу его руки на своем теле, его губы, и снова почувствовать себя одним целым.

— Что мы творим? — спрашивает Дерек, уткнувшись своим лбом мне в лоб.

— Совершаем ошибку? — едва слышно спрашиваю я

— Еще одну?

— Ну… — Я провожу ладонями по его груди и расстёгиваю верхнюю пуговицу на  рубашке Дерека. — Одной ошибкой больше, одной меньше… какая разница?

Не место и не время. Но ведь ошибка на то и ошибка, чтобы совершать ее вопреки обстоятельствам и здравому смыслу. Я настолько сильно хочу этого мужчину, что меня не смущает ничего. Ни тесный закуток, ни то, что нас могут обнаружить хозяева этой укромной кладовки или преследователи. Мне нужен он, как вода и воздух.

Возможно, эта странная зависимость не от  Дерека, а от секса? Только вот проверять свою теорию ни с кем другим не хочется. Меня ведь целовали и раньше, меня пытались соблазнить и иногда очень умело, но я никогда не хотела переступить грань, а с ним все грани стерлись.

Мы стоим какое-то время молча, между нами лишь немного наэлектризованного от страсти пространства и тяжелое дыхание, а потом одновременно срываемся в жадный поцелуй. С укусами и влажными медленными движениями языка. Сладко порочными, еще сильнее распаляющими желание.

— Ведьма, — на выдохе шепчет Дерек, а я тихо смеюсь ему в губы и обнимаю за шею. Мужчина делает шаг вместе со мной, и я оказываюсь прижата спиной к стене. Очень кстати, мне нужна опора, чтобы не упасть к его ногам.

Горячие руки жадно блуждают по моему телу, тянут по ноге подол платья и скользят под него по бедру к ягодице. Всхлипываю, когда ее сжимает горячая ладонь.

Лихорадочно расстёгиваю пуговицы на его рубашке. Кажется, парочка пала в неравном бою, зато я добираюсь до своего фетиша —  гладкого рельефного торса.

Я всегда любила мужчин с хорошей фигурой, но Дерек… Дерек даст фору кому угодно. Высокий, подтянутый, мощный. Рядом с ним я чувствую себя маленькой и хрупкой, и мне нравится это ощущение.

Дерек стаскивает по плечам бретельки моего платья и отводит в сторону кружевную чашечку бюстгальтера. Склоняется и воплощает мою фантазию — ласкает губами ореол соска, обводит его языком и чувствительно прикусывает, заставив всхлипнуть и выгнуться навстречу. Исследую руками его мускулы, глажу теплую кожу и спускаюсь пальцами по дорожке волос к ремню брюк, с которым не получается справиться сразу. Ругаюсь и слышу тихий смех Дерека. Мужчина чуть отстраняется и перехватывает инициативу.

— Уверена? — интересуется он, замерев в паре шагов от меня.

Глаза привыкли к темноте, я вижу его силуэт перед собой, вижу руку, накрывающую пряжку ремня, слышу хриплое дыхание.

Я сама не лучше — платье задрано до пояса, грудь обнажена и поэтому единственное, что я могу сказать ему — это совершенно искренне:

— Ты идиот?

Он смеется и, расстёгивая штаны, делает уверенный шаг вперед, чтобы подхватить меня под ягодицы, прижимаясь ко мне бедрами. Обнимаю Дерека ногами за талию и чувствую его горячее возбуждение. От предвкушения перехватывает дыхание.

Больше нет слов и глупых вопросов. Только уверенные движения и страсть. Он отодвигает в сторону тонкую полоску моих кружевных трусиков и проводит сверху вниз большим пальцем, вызывая вихрь ощущений. Дергаюсь ему навстречу, вцепляясь руками в плечи, и зло шепчу:

— Ну же! Не тормози!

— А ты нетерпеливая, девочка? — усмехается он, поддразнивая, скользит между моих ног, провоцируя, и я луплю его по плечу со злостью.

— Сама напросилась! — рычит Дерек и врывается в меня мощно и резко. Жестко, заставляя всхлипнуть от звезд перед глазами.

Я улетаю почти сразу. От его мощных, рваных движений, от сбивающегося дыхания и темноты. Это настолько порочно, страстно и сладко, что сейчас я даже не пытаюсь пообещать себе, что забуду. Нет. Я слишком подсела на наркотик по имени Дерек.

Я не знаю, куда заведет наше с ним сумасшествие. Он никогда не влюбится в такую, как я, но секс, очевидно, нас устраивает обоих.

Я никогда в жизни не испытывала ничего более опустошающего.

Я вцепляюсь в его плечи и утыкаюсь лбом во влажный от пота лоб, когда Дерек начинает снова медленно во мне двигаться, хрипло шепнув в губы.

— Ну что? Ты выдержишь второй заход?

Как будто я способна сказать ему «нет».

— Боги, что мы творим? — обессиленно шепчу я, хватаясь за плечи Дерека, чтобы не упасть. Я без сил. В голове розовая вата. Ноги дрожат, глаза закрываются, а в животе все еще порхают бабочки. Чувствую себя невероятно глупой, потому что витаю в беззаботном и совершенно неуместном счастье.

Мы наспех поправляем одежду и стоим, обнявшись, в темноте кладовки, пытаясь выровнять дыхание.

— Уже жалеешь, идеальная девочка? Я думал, угрызения совести тебя настигнут позже, когда отступит темнота, — произносит Дерек шепотом. Он пытается обернуть наш разговор в шутку, но в голосе мелькает нечто, отдаленно напоминающее обиду.

— Ты неправ, — отвечаю я задумчиво. — Никогда не жалею о своих ошибках. Предпочитаю ими наслаждаться.

— То есть все же ошибка?

— А ты сам считаешь иначе? — усмехаюсь я. — Мы разные, даже не встречаемся, и у нас нет ничего общего, кроме страсти и проблем. Секс в такой ситуации однозначно ошибка, но такая волнующая…

— Ты на редкость разумна…

Я чувствую, что разговор Дереку неприятен, но мужчина все равно не отстраняется. Его подбородок лежит на моей макушке, а ладони нежно поглаживают спину. Все же Дерек — самая сладкая моя ошибка, о которой я буду вспоминать с наслаждением.

— Если бы я была разумна, не стала бы спать с тем, с кем меня связывают такие неоднозначные отношения, — усмехаюсь я.

— Ты понимаешь, что ничего другого у нас не будет. В этом заключается твоя разумность.

Его слова неожиданно задевают. Они такие логичные и в то же время болезненные, что Дереку хочется треснуть. Но я бью не кулаками, а словами, как и всегда.

— И этого у нас не будет, Дерек. Сегодня был последний раз.

Его ответ меня удивляет.

— Ты сама в это веришь? — тихо смеётся он, и я осознаю, что он, демоны его забери, прав. Это неприятно. Даже от тихого голоса мне сносит крышу. Может быть, у меня получится не подходить к нему самой, а может, и нет… я пропала, а ведь он даже не проявлял инициативу. Никогда. Что случится, если Дерек поманит? Я глупая, слабовольная и не умею отказываться от удовольствий.

— Не знаю… я привыкла получать в этой жизни все, что хочу. Игрушки в детстве, драгоценности и платформы, когда выросла…я всегда окружаю себя красивыми вещами, которые приносят удовольствие…

— То есть… вот кто я для тебя? — Руки на талии сначала сжимаются, а потом Дерек их опускает и отходит на шаг. — Игрушка? Вещь, которая приносит удовольствие?

— Ну а кто? — Я пожимаю плечами  — Скажи мне, Дерек?  — но он молчит. — Видишь, ты не знаешь ответ. Я, по крайней мере, честна. И с тобой, и с собой. Значит, будем пользоваться моим. Ты же вряд ли можешь сказать, кто я для тебя? Мы оба играем, и нам это нравится. Только я отдаю себе в этом отчет, а ты пытаешься, просто не думать о том, что происходит.

(обратно)

Глава 14

В воздухе висит напряженная тишина. Она действует на нервы, и я готова взорваться, как бомба замедленного действия, но сдерживаюсь изо всех сил. Я и так наговорила лишнего. Мы вернулись в то время, когда ненавидели друг друга, и виновата в этом я. Сделала все, чтобы задеть Дерека. Вопрос зачем? Анализ своего внутреннего состояния заставляет понять — я просто панически боюсь, что больно сделают мне, поэтому и бью на опережение. Низко, но не умею иначе. Мне сложно разобрать, прежде всего, в себе. Я не понимаю, почему я допустила близость с ним. Почему у меня срывает крышу рядом с тем, кто совершенно не подходит на роль моего парня. Мне нужно поставить точку, пока все не вышло из-под контроля. Я начала это сумасшествие, я и закончу. Дерек реагирует так, как и должен. Отстраняется и замыкается. Что же, я умею давить на больное. Так лучше, правда.

Каждый думаем о своем, мысли о нашем временном помешательстве упорно гоню прочь. Я и так заигралась.

— Пошли, — говорит Дерек через какое-то время и выводит меня из здания через центральный вход. Он не смотрит на меня, молчит и это вызывает почти физическую боль. Впервые мои желания расходятся с тем, что разум считает правильным.

За платформой мы не возвращаемся. Это опасно. Дерек считает, там нас могут поджидать. Домой едем на пойманной платформе и всю дорогу молчим. Родителей еще нет. Это хорошо, мне нужно в душ, чтобы смыть с себя прикосновения Дерека и смириться с тем, что больше никогда не испытаю с ним этих эмоций. Не хочу страдать от разбитого сердца.

Поднимаюсь к себе в комнату. Дерек следует за мной. Его комната располагается на этаж ниже.

Между этажами законник ловит меня за руку, разворачивает и говорит, притянув к себе.

— Ты можешь сколько угодно вести себя как стерва, но мы оба знаем, что уже сегодня ночью ты будешь стонать в моих объятиях. Я победил, Клэр.

— А разве мы соревновались? — холодно спрашиваю я, чувствуя, как дрожит мой голос. Близость Дерека пьянит. Голова кружится от эмоций, он слишком глубоко залез мне под кожу, а я этого даже не заметила. А теперь, Дерек беззастенчиво пользуется моей слабостью.

— А разве нет? — Он усмехается и, отпустив меня, отступает. — Мы изначально пытались понять, кто кого сделает. Тебе просто повезло чуть меньше.

— Не надейся, — шиплю я. — Рано празднуешь победу

— Надежда тут ни при чем. — Дерек нагло смотрит мне в глаза. — Я уже победил.

— Если целью было развлечь меня, то да!

Последнее слово остается за мной, и я гордо удаляюсь. Пусть не надеется, что я хоть когда-нибудь сдамся. Правда, я уже сдалась, но вот он никогда об этом не узнает. Мне просто нужен час времени — мне хватит, чтобы восстановить душевное состояние и продумать следующий код. Пожалуй, сегодня стоит сослаться на головную боль и больше с Дереком не пересекаться, но все портит папа и мне приходится снова взаимодействовать с моим сладким кошмаром.

Долго стою под душем, пытаясь успокоить сердцебиение. Размышляю о нас с Дереком, о ситуации в целом, и о Маррисе, мерзкая выходка которого добавила мне проблем. Мелькает мысль позвонить засранцу, но я отгоняю ее. Не хочу доставлять ему удовольствие — если расскажу, в какое дерьмо он меня втянул, Маррис будет счастлив. Мне срочно нужно развлечься и сменить обстановку, но кто же мне позволит? Я все еще обвиняемая в убийстве, и меня мало где рады видеть, да и родители с Дереком не одобрят. Сбежать? Но это совсем уж безрассудно в свете последних событий. Мне все еще противен навязанный папой жених, а вот Нагдад уже кажется не таким плохим вариантом. Как же хочется отравить жизнь Маррису! Все же нормально было, а теперь выкинуть из головы Дерека нереально, законник прочно поселился в моих мыслях.

Маррис, которого я мысленно проклинаю на все лады, не выдерживает сам. Руна вызова загорается, когда я сижу в полотенце перед трюмо и наношу на лицо легкий крем.

— Привет! Ну как ты? — издевательски тянет он. Парень лежит в кровати. Судя по растрепанным волосам, он только что проснулся.

— Ну, судя по виду, значительно лучше, чем ты,  — фыркаю я и демонстративно тянусь за следующей баночкой. Откровенностей он от меня не дождется.

— А как твой ручной законник?

— Я за ним не слежу. — Раздраженно дергаю плечом. — А почему он так тебя волнует?

— Он запер меня в камере. Могу же я надеяться на то, что он сдохнет? Думается, это вполне естественное желание.

— Он жив Маррис и, надеюсь, останется жив до тех пор, пока не поймает того, кто меня подставил и теперь пытается украсть или убить…

— Как все быстро меняется… еще пару дней назад, он считал тебя убийцей, а теперь защищает… может, между вами происходит еще что-то интересное?

— Ничего интересного, Маррис, — чеканю я, надеясь, что не вспыхнули, выдавая меня, щеки.

— И правильно. Не твой формат, Клэр. Запасть на законника… что может быть более жалким? Только если в ответ тебя проигнорят!

— Ты меня утомил! — взрываюсь я и отключаюсь под мерзкий смех. Задолбал, рыжий паршивец. Не удивительно, что друзей, кроме меня, у него не осталось!

Утро выдалось отвратительным, ночь бессонной и я решаю попробовать встать с «той ноги», а для этого нужно поспать. Если, конечно, получится.

Но видимо, я действительно устала, поэтому без проблем засыпаю, уютно завернувшись в невесомое одеяло.

Будит меня обеспокоенная мама ближе к вечеру.

— Клэр, — шепчет она, — ты проспала весь день?

Неопределенно пожимаю плечами, так как не хочу врать, но и рассказывать о том, как я провела утро и ночь, определенно не стоит. Ограничиваюсь уклончивым.

— Последние дни были неспокойными. Видимо, организм сдался.

— Ты в порядке? Хорошо себя чувствуешь?

— Все отлично, — улыбаюсь я ей и вижу — маму отпускает.

— Приведи себя в порядок и спустись в столовую. Там папа и Дерек, папа хочет с вами поговорить. Это важно.

Киваю и выдавливаю из себя улыбку, показывая, что услышала маму. Она, как в детстве, гладит меня по голове и выходит. Прямая спина, идеальная прическа. Я всегда хотела быть похожей на нее, но не дотягиваю. И, пожалуй, уже не смогу дотянуть. Впервые, размышляя об этом, не испытываю сожаления. Может быть, я не хуже, а  просто другая?

Снова привычные действия. Укладка, легкий макияж, который почти незаметен на лице. Новое платье, на этот раз небесно-голубое, опять в пол. С воротником стойкой, расшитым жемчугом и открытой спиной. Смотрю на себя в зеркало и решаю, что гладко забранные волосы к образу подойдут лучше.

Из зеркала на меня смотрит идеальная блондинка, от которой веет холодом. Посмеет ли Дерек подойти ко мне такой? Думаю, нет. Все боятся недоступности. Думаю, намек более чем понятен.

Когда спускаюсь в столовую, стол накрыт и ждут только меня. Ловлю взгляд Дерека. В нем вспыхивает огонь, и горло тут же пересыхает. Мне самой сложно игнорировать то, что происходит между нами. Его взгляд словно раздевает. Опускаю ресницы и занимаю свое место между мамой и папой. Хорошо хоть меня посадили не рядом с законником. Я бы не выдержала.

— Я уже рассказал свои соображения Дереку, — говорит папа сосредоточенно и делает жест прислуге, чтобы разливали вино по бокалам. — Сейчас введу в курс и тебя. Вечером благотворительный прием — вы должны там быть.

— Зачем и в качестве кого? — принимаю бокал и делаю глоток. Красное, сухое и терпкое.

— В качестве пары. — Удивляет меня мама. На ее лице маска отрешенного спокойствия.

— А это не будет выглядеть… — начинаю я, но папа перебивает.

— Неуместно? Нет. Законник — хорошая пара для избалованной аристократки.  Будет сдерживать недостойные порывы.

— Это ты сейчас  легенду оправдываешь? Именно так будешь отвечать своим друзьям?  — скептически хмыкаю я, не спуская взгляд с законника. Как отреагирует? Разозлится или сохранит лицо. Все это неприятно, но мы из разных слоев. Считаю глупым это игнорировать.  Но папа снова удивляет. Не знаю, кого больше — меня или Дерека? — Это я, может, мечты озвучиваю. Но не настаиваю! — Тут же говорит он, обращаясь к Дереку. — Понимаю, что нормальный мужик такую, как Клэр  терпеть не сможет. Слишком избалована, капризна. К жизни не приспособлена, только к развлечениям.

— Дорогой… — холодно замечает мама. — А я разве не была такой?

— Да ты сейчас такая, — отмахивается папа. — Но и я не нормальный. Меня с пеленок готовили, что девушка мне достанется непростая.

— Вы же не занимаетесь сейчас сводничеством? — в   панике уточняю я и опять ловлю взгляд Дерека. Холодный, изучающий. Знать бы, о чем сейчас думает законник. Но его лицо непроницаемо.

— Нет, сейчас мы обсуждаем благотворительный вечер, на котором вы должны присутствовать. Там же будут мои люди. Сегодня мы встречаемся в преддверье заключения одного важного контракта. Я должен подписать бумаги, и не все довольны.

— Там будет тот, кто против? — уточняю я, понимая, что еда не лезет. Снова опасность. Не хочу, хочу, чтобы все закончилось.

— Там будут все. Кто-то из них имеет свой интерес. И нам всем необходимо понять, кто это.

— Не опасно брать Клэр? — спрашивает Дерек.

— Боюсь, если ее не будет, то мы не сможем вычислить недоброжелателя. Она триггер. Думаю, сначала она была выбрана, как самая простая мишень. А сейчас примешалось что-то личное. Но могу ошибаться.

— Мне не нравится идея ловли на живца, — говорю я.

— А мне показалось иначе. — Дерек внимательно смотрит, заставляя нахмуриться.

— Тебе показалось.

— Ничего тебе не угрожает! — отмахивается папа. — Мне нужно, чтобы  все видели — ты с законником, ты не боишься, они должны почувствовать, что проиграли и сделать ошибку.

— Папа меня периодически пытаются похитить! А ты хочешь создать все условия? — Мне действительно эта идея не нравится. Мы сегодня попробовали провернуть нечто подобное. Не самая лучшая моя идея.

— Пусть пытаются тогда, когда мы к этому готовы, — отрезает родитель, и я закатываю глаза. Спорить с ним бесполезно.

— Когда мне быть готовой? — спрашиваю я, признавая свое очередное поражение.

— К девяти вечера, — отвечает мама. — Платье уже едет, как и костюм Дерека.

— Не стоит… — начинает он.

— Стоит, — отвечает папа, и я вижу на лице Дерека непередаваемое выражение. Добро пожаловать в высший свет, где все решают за тебя! Даже подбирают фасон одежды.

Дерек заходит ко мне в комнату, когда я уже собрана и поправляю макияж. Поворачиваю голову и замираю. А он хорош. Просто непозволительно хорош. Сердце тает, сейчас я забываю о том, что мы слишком разные, чтобы быть парой. Границы смываются. Представить себя рядом с таким мужчиной  очень просто.

Белоснежная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами. Вместо шейного платка или бабочки, массивная цепь с кристаллом, от которого сквозит магией. Розовый кварц — такой же как в моей диадеме и ожерелье. Темно-синий строгий костюм, отлично подчеркивающий военную выправку и холодные серые глаза на гладковыбритом лице.

Дерек изучает меня пристально, и я понимаю, что-то изменилось. Появилась отстраненность. Законник снова на меня злится, и это не удивительно.  Мы постоянно злимся друг на друга, то он, то я. Просто не может иначе или не хотим.

— Ты отлично выглядишь, — говорю тихо, просто чтобы разрядить обстановку.

— Так, как тебе бы хотелось? Да, Клэр… именно этого мне не хватает, чтобы ты могла относиться ко мне не как к игрушке? Или для этого мне следовало родиться в твоем мире?

Возможно, он прав. Отчасти. Но неточно. Все вообще намного сложнее, и я точно не готова сейчас обсуждать эту тему и копаться у себя в голове.

— Не начинай, — прошу я и, прихватив сумочку, выхожу в коридор мимо законника.

Дерек ловит меня за руку в проходе, останавливает и смотрит глаза в глаза.

— Не переживай, я не стану на тебя претендовать, хотя твой отец дал понять, что не против. Но мне важно твое мнение.

Смотрю на него в ответ и говорю то, что, пожалуй, говорить не планировала:

— А ты спрашивал?

— Что спрашивал? — Он хмурится.

— Мое мнение? — фыркаю, вырываю руку и иду к выходу.

Мы в патовой ситуации. Он считает, что я с ним играю, а я слишком гордая и запуталась, чтобы его разубеждать. А еще я думаю, и он играет со мной. Мстит всем богатым блондинкам за Мону.  Я не готова быть ее заменой, которую уничтожат только потому, что оригинал где-то  пытается быть счастливым без мистера совершенство.

По дороге до места проведения благотворительного вечера мы не разговариваем друг с другом, потому что  с нами магмобиле родители.  Папа  ведет с Дереком вежливую беседу ни о чем. Мама внимательно смотрит на меня, словно что-то хочет сказать, но не может, так как мы не одни. И слава богам, не хочу с ней разговаривать. Ни с кем не хочу.

Традиционный Благотворительный вечер в честь Дня  цветения Марионы в Кейптоне проходит на свежем воздухе. На центральной площади накрыты столы, на ярмарке можно купить все, начиная от амулетов, заканчивая едой, но мы, как  и другие почетные гости, не толкаемся на площади.  Аристократы, которые спонсируют это мероприятие, собираются не здесь.  Мы проходим на территорию  особняка мэра города. В саду тише, спокойней и напитки дороже.

Я никогда не знаю, чем заняться на таких мероприятиях. У мамы и папы роли расписаны. Она направляется к благотворительному комитету, чтобы передать вклад нашей семьи. Сегодня на центральной площади будет аукцион по продаже артефактов, которые предоставили все богатые семьи города. И наша тоже.  Мама и ее коллеги обсуждают  процедуру и обмениваются сплетнями. Вырученные деньги пойдут на благотворительность.

Папа отходит к мужчинам. Он говорил, что  сегодня будут обсуждать какой-то важный проект. А меня берет под руку Дерек, и делать нам с ним совершенно нечего. Только лениво прогуливаться между столами, делать вид, что флиртуем, и пить шампанское.

А еще у дальнего стола я вижу знакомую фигуру. Ну, конечно! Куда же без Моны! Теперь эта зараза будет постоянно  мелькать на тех же мероприятиях, где и я! Ее мужа тоже вижу здесь, в компании отца. Как и дядю. Что же, простым этот вечер не будет. Впрочем, я знала об этом с самого начала.

К счастью, к нам подходят знакомые и развеивают неловкость. В какой-то степени, толпа мне на руку,  можно  избегать неудобных разговоров, скрываясь за ничего не значащими приветствиями. С девчонкой я училась в средней школе. Парень закончил на два года раньше меня Мерийский колледж магии. Перекидываемся парой слов. Они с интересом  таращатся на  Дерека, а вот Дерек… Как все предсказуемо! Не сводит глаз с Моны. Бесит!

Убеждаю себя, что бесит меня это только потому, что  он не отыгрывает наши роли, как нужно. Пришел со мной на мероприятие, будь добр, раздевай глазами меня, а не кого-то постороннего. Кажется, я эту мысль высказываю вслух. Упс!

Дерек укоризненно на меня смотрит и качает головой. А я фыркаю. Мона, к счастью, нас еще не видела, но я понимаю, что рано или поздно придется с ней пересечься.

— Нам нужно пройтись и поговорить с гостями, — говорит законник. Смущенным он не выглядит, и это раздражает еще больше.

— Через тридцать минут аукцион на центральной площади, — сообщаю я, улыбаясь судье Эндриусу. — Гости выйдут туда. Именно их ставки составят основной банк этого благотворительного собрания. Нам тоже стоит показаться на главном мероприятии вечера.

— То есть сами пожертвовали семейные безделушки, сами их и выкупили? — удивляется Дерек. —  Интересные правила в твоем городе.

— Ты просто недавно здесь.  Привыкнешь, — отвечаю я. — И  такая игра значительно интереснее, чем обыкновенные пожертвования.  И именно семьи, которые могут предоставить артефакты для аукциона, обладают нужными ресурсами, чтобы их выкупить. По сути, это своеобразное противостояние, поединок между семьями. Все смотрят, сколько может позволить себе пожертвовать сосед.

— Значит, прогуляемся до площади?

— Да, — предлагаю я. — Все будут там. Если начнем пытаться разговорить гостей  сейчас, нас могут заподозрить. А так… многие подойдут сами поздороваться, и тогда все будет в разы естественнее. Разговор завяжется сам собой. Останется только слушать.

Дерек смотрит на меня внимательно и кивает, соглашаясь.

— Должен признать, — говорит он. — В некоторых вещах ты разбираешься, пожалуй, лучше, чем я.

— Ну, конечно — прожигать жизнь на благотворительных вечерах мое призвание. Пойдем, но сначала заглянем к столу с закусками.

— Да, — Дерек соглашается. — И выпить бы не помешало.

— Я думала, ты не пьешь на работе.

— Клэр, я уже не могу понять, что работа, а  что жизнь. А не пить совсем — это жестоко.

— И не поспоришь, — смеюсь я и позволяю утащить себя в центр  украшенного цветами шатра.

Правда, дойти  до столов мы не успеваем. Мона обращает на нас внимание и решительно направляется с противоположной стороны сада. Дерек напрягается, его рука, лежащая на моей талии, становится каменной.

— Эй… — тихо зову я, но лицо законника, как восковая маска. Хочу что-то сказать, но Дерек поворачивается ко мне.

Он целует меня при приближении Моны. Делает это слегка грубо, уверенно и по-хозяйски, а  еще у всех на виду, в том числе у родителей. С мамой явно придется объясняться. Девушка зло на нас смотрит и проходит мимо, а я горькой усмешкой спрашиваю.

— Ну, и кто из нас играет? — выворачиваюсь из объятий Дерека и ухожу к ближайшему столику с шампанским. Пошло оно все! Пожалуй, пора выпустить плохую Клэр, у хорошей жизнь какая-то дерьмовая.

(обратно)

Глава 15

Жизнь стала казаться чуть  более позитивной уже после третьего бокала «Просеко». К слову, очень неплохого. Мягкого, с легким медовым привкусом и почти без кислоты. Я перехожу от одной группы знакомых к другой и чувствую, как настроение поднимается. Правда, ненадолго.

Едва я отхожу от Дерека, как  того атакует Мона.  Как это предсказуемо. Законник ей улыбается, и я размышляю, а не воткнуть ли Дереку вилку в спину. Или в задницу. Мона рядом с ним изрядно раздражает. Куда смотрит ее муж?

Ищу его глазами и понимаю — он смотрит в декольте молоденькой официантки, которая, кажется, совсем забыла про свои обязанности и строит глазки богатому толстому аристократу. Как мерзко, но привычно.

Зато дядя Моны время даром не теряет. Он с серьезным видом втирает что-то отцу. Муж Моны, наконец, отлепляется от  интересного зрелища и нехотя подходит к мужчинам. Ему не до флиртующей жены.

А она упорно пытается увести Дерека, виснет на его руке и строит глазки, но законник периодически косится в мою сторону. Отлично, я обломала ему вечер. Это прекрасно. Нет, я понимаю, совместного будущего у нас нет. Мы все обсудили, и я сама поставила  точку. Но все равно, подло с утра спать со мной, а  вечером подкатывать к бывшей.

Я беру бокал, выпиваю залпом еще один и понимаю — меня отпустило. А еще я потеряла Дерека из виду, и мне все равно, с кем он общается. Народ начинает потихоньку перемещаться в сторону площади, значит, и мне нужно отправляться туда. Но одна я, пожалуй, туда не доберусь — сегодня я поставила свой рекорд накидалась шампанским за полчаса. Выветрится оно, конечно, тоже быстро, но до этого нас ждет  торжественная часть, которую нужно хотя бы посмотреть, и стоять придется в первых рядах.

Дерека и Мону я нахожу довольно быстро. Они скрываются в тени за цветочной аркой. Мона висит у законника на шее, и парочка самозабвенно целуется. Зря я не взяла вилку. Она бы сейчас очень пригодилась.

Первый пьяный порыв — развернуться и сбежать, но потом я понимаю, что это совсем жалко, да и бежать пьяненькой не очень легко. Велик риск позорно навернуться на шпильках,  поэтому я бесцеремонно  подхожу ближе и говорю:

— Мона, тебя, думаю, уже обыскался муж, иди его поцелуй. Не так приятно, зато  для благосостояния полезно.

Она отлепляется от Дерека и с ненавистью смотрит на меня. Законник растерян, но к счастью, молчит. Если бы он начал оправдываться, я бы взорвалась.

— Что же ты с пользой для благосостояния не целуешься? — шипит она.

— У меня нет с ним проблем. — Я пожимаю плечами и теряю к ней интерес. —  Дерек, пошли, аукцион уже начался, а я дотуда не дойду. — Подтверждая свои слова,  качаюсь на шпильках, и Дереку приходится ловить меня за талию. Мона обиженной фурией уходит с поляны, а я поворачиваюсь к законнику.

— Это не… — начинает он, но я морщусь.

— Огради меня от нелепых оправданий. Ты ничего мне не должен. Точнее, должен не оставлять меня одну, а ты оставил — единственный твой проступок.

— Признаю ошибку, — спокойно отвечает он, и я снова  вспоминаю про вилку. — Я тебя оставил, и ты напилась.

— Мне было грустно.

— Сейчас повеселело?

— Нет. Ты целовал Мону, а она — замужняя женщина и меня бесит.

— Мона целовала меня, — поправляет законник.

— Ой, да какая разница.  Если мужчина не хочет целоваться, он способен отбиться, — фыркаю я и гордо направляюсь  прочь. «Только не реветь! Только не реветь!» — повторяю мысленно и беру еще один бокал.

— Тебе не хватит? — недовольно спрашивает Дерек, но я только бросаю в ответ презрительный взгляд. Нет уж! Я сегодня расстроена. Так просто вечер не закончится.

— Не боишься расстроить родителей?

— Поверь,  мои родители и не такое видели. Их сложно расстроить. Сейчас их можешь расстроить только ты, если не уследишь, и меня украдут. А так… они буду счастливы, если сегодня я вернусь домой.

Дерек

И что я даже не получу по физиономии? Смотрю на Клэр, нетвёрдой походкой подбирающейся к столику с шампанским, и понимаю, что она снова меня удивляет. А еще мне стыдно. Так, самую малость. Поцелуй с Моной, что это было? Закрытый гештальт? Способ вывести бывшую на откровенность? Месть Клэр или попытка вызвать ее ревность? Я и сам не могу себе ничего объяснить. Единственное, что могу сейчас сказать однозначно — все умерло. Я не почувствовал ничего. Ни одной эмоции, которые порождает во мне другая блондинка, которая сегодня почему-то решила пуститься в отрыв.

Клэр притягивает, бесит, заставляет вспыхивать, а Мона не вызывает ничего. Только сожаление и брезгливость, впрочем, как и ее муж. Наверное, я должен был ее поцеловать, чтобы поставить для себя точку. А еще Мона много говорила: о делах мужа, о том, почему они вернулись и как выгодно им сотрудничество с семьей фо Селар. Она не замечала отчуждения, видимо, до сих пор считает, что я принадлежу ей. Не стал разочаровывать, четко следуя плану Клэр — говорить, не привлекая внимания.

Пообщаться с ней было нужно, и сделать это так, чтобы Мона ничего не заподозрила. А вот поведение Клэр удивляет, похоже, ей действительно все равно.

Ловлю ее уже у выхода на площадь, когда блондинка, запнувшись, теряет равновесие на высоченных каблуках. Сама чуть не падает, но умудряется не пролить ни капли из бокала. Со вздохом ловлю ее за талию и получаю разъяренный взгляд. Все же злится, и почему-то от этого на душе становится очень приятно. Мне нравится, что поцелуй с Моной ее разозлил. Хотя я не исключаю, что Клэр это не нравится лишь из-за того, что мы изображаем пару.

Блондинка быстро берет себя в руки и приклеивает к лицу холодную улыбку. Потом послушно цепляется за мой локоть и делает глоток из бокала. Как ни в чем ни бывало. Даже стоит ровно.

— Плохо ведь будет, — мягко замечаю я.

— А думаешь, мне сейчас хорошо? — с вызовом отвечает она и отворачивается.

И все же она огонь. Знаю, что обожгусь, но почему-то сейчас это окончательно перестает меня пугать. Глупо отрицать, что я на нее запал. Даже обстоятельства, которые нас свели, начинают казаться несущественными.

Только вот мы по-прежнему из разных миров, и я не уверен, что готов к этому. С Моной все закончилось плохо. Клэр не Мона, но вряд ли это что-то меняет.

Клэр

Дерек провожает меня к месту проведения аукциона и усаживает на первый ряд. Забавно. Он боится, что я упаду и опозорю его? Нет.Сколько бы я ни выпила упаду я только дома лицом в подушку. Я  была на сотни таких мероприятий, которые навевают тоску.  Сам законник говорит, что прогуляется, и я надеюсь, он  хочет послушать разговоры местной публики, которая преимущественно не сидит, а фланирует по площади. Но остается вариант, что Дерек собирается снова найти Мону и закончить то, что начал. Как заставить себя не беситься по этому поводу?

Я сижу очень удачно. Прямо напротив сцены. Справа у меня папин деловой партнер — Жорж фо Пандор, слева — лучшая подруга дочери нашего мэра. Кажется, ее зовут Вивьен… но я не уверена.

От первого я узнаю о том, что несколько человек крайне недовольны тем, что отец подписывает  соглашение на добычу магической руды с одним из западных партнеров. Среди недовольных есть  высшие военные чины, зять мэра и еще Сесиль фо Рендар. Она контролирует  добывающую отрасль  к северу от Кейптона. Сам Жорж тоже не слишком доволен сложившейся ситуацией, хоть и не говорит об этом. Пузырьки в моей голове не дают  сосредоточиться на разговоре. Жорж отечески предостерегает меня и просит поговорить с отцом и убедить его не совершать глупость.

— И что я ему скажу? — хмыкаю я, делая вид, что крайне заинтересована судьбой массивного золотого кулона, позволяющего накапливать магию. Именно его разыгрывают, как первый лот. Он уходит двоюродной тете ректора Мерийского колледжа.

— Ну… возможно, он подумает и пересмотрит свое решение? — вкрадчиво интересуется  Жорж. — У нас здесь есть много серьезных людей.

— Например, вы? — замечаю я и отворачиваюсь. Как раз объявляют следующий лот. Семья фо Аголз  презентовала на аукцион запонки из белого золота с сапфирами. Странный выбор, если честно. Они раньше принадлежали старшему сыну главы рода — он убил мою лучшую подругу. Печальное дело, которое до сих пор отзывается болью в сердце.

А вот следующий лот меня очень интересует. Наручные часы — снова белое золото (оно сегодня популярно),  россыпь бриллиантов и возможность останавливать время на несколько секунд. Но иногда эти секунды бывают решающими. Особенно если работа связана с риском. А еще это дар от семьи Марриса, и  Маррис явно бесится. Часы дед обещал передать ему. Но рыжий, видимо, снова где-то облажался, раз часы уйдут с молотка. Самого его на аукционе нет, значит, или смертельно на кого-то обижен, но не на меня, мы расстались вполне мирно, или наказан.

— Я могу рассчитывать на тебя Клэр? — прерывает мои размышления Жорж, и я раздраженно дергаю плечом. Вот что пристал?

— Можете, конечно, — улыбаюсь я.  — Поговорим позже… хочу поучаствовать в аукционе.

Немолодые мужчины высшего света бывают очень предсказуемы в попытках произвести впечатление. Часы оказываются у меня буквально через десять минут ожесточенных торгов.  Это мило, но совершенно не трогает. Признаться, я бы хотела купить их сама, потому что это подарок и извинение.

— Так что скажешь, Клэр?

— Отец не советуется со мной по таким вопросам. Вы же знаете, он бережет своих принцесс и считает, что нам не стоит вмешиваться в его дела.

Жорж обижен, он явно ожидал другого ответа, но я даже не соврала.  Папа и, правда, не спрашивает мое мнение, а я и не лезу. В этом вопросе у нас с ним полное взаимопонимание.

Соседка слева оказывается полезна еще меньше. Он лишь рассказывает, что ее подруга не пошла на мероприятие, так как плохо себя чувствует. В городе ходят слухи, будто дочка мэра ждет ребенка и свадьбу, поэтому не привлекает внимание общественности к тому, что хронология событий нарушена. А вот ее муж тут. Я вижу его рядом с отцом. Молодой человек упорно что-то втирает папе. И я начинаю подозревать его. Слишком уж нагло действует. Но потом я замечаю то, что заставляет меня поменять мнение.  Я прячу в сумочку часы, извиняюсь перед всеми и, поискав взглядом Дерека, направляюсь за сцену, где увидела кое-что интересное.

Конечно, стоило бы дождаться законника, но времени нет. Там я заметила одного из тех мужчин, которые напали на Дерека возле его дома. В случайные совладения я не верю, а значит, напавший на законника появился тут не просто так, кто знает, вдруг он разговаривает с заказчиком? Я должна посмотреть.

Я всегда такая. Вижу цель — не вижу препятствий. Наверное, в теории, меня мог бы остановить Дерек или папа, но они не знают о том, что мне пришла в голову шальная мысль, и поэтому занимаются какими-то своими делами, а я безнаказанно заворачиваю за сцену. Тут много народа. Организаторы, подвыпившие гости, которые почему-то принципиально хотят все контролировать, обслуживающий персонал. Людно и шумно, идеально, чтобы не привлечь внимания к собственной нетрезвой персоне.

Тут же вижу и того, за кем я последовала. На мужчине светлый костюм, что уже выделяет его из толпы, да и внешность, не скажу что примечательная, но узнаваемая. Короткая стрижка и слишком холодный взгляд. К счастью, заинтересовавший меня человек по сторонам не смотрит. Он полностью сосредоточен на своем собеседнике, лица которого я разглядеть не могу, но хочу.

В толпе легко затеряться, поэтому я лавирую между суетящимися людьми и подбираюсь поближе к говорящим, личность одного из которых до сих пор остается для меня тайной.  Некоторые подозрения имеются, но  на празднике сотни  толстых мужиков в черных костюмах. А во мне непростительно много «Просекко», чтобы  убедиться в своих догадках нужно подойти поближе, чем я и занимаюсь.

Мужчины не обращают на меня никакого внимания, просто неторопливо уходят из пространства за сценой в сторону особняка. Мне приходится двинуться за ними следом.

Не лучшая идея, но другого шанса может не представиться. Плохо, что у меня нет никакого оружия, только магия, которая не всегда уместна. Зато есть артефакт. Как  любит говорить папа: есть вещи, которые просто не могут лежать без дела. Если у тебя есть в распоряжении действительно мощная реликвия — пользуйся.  Поэтому я достаю часы и надеваю на руку повыше локтя, с запястья они просто соскользнут. Зачем это делаю, не знаю. На всякий случай.

С ними чувствую себя увереннее, хотя представления не имею, как они помогут в критической ситуации. Вот и проверим при случае. Здесь народа меньше и тише. У неприметной калитки мужчины тормозят, а я прячусь за деревом. Не то, чтобы меня тут было совершенно невидно, но если не оборачиваться…

Замираю и жду, что будет происходить дальше. Услышать их разговор не получится — слишком далеко, а  вот разглядеть второго вполне. Зрение у меня отличное. Сердце стучит громко и часто,  волнуюсь. Хотела бы  олицетворять выдержку, но нет. Мне страшно в опускающихся сумерках, вдали от праздных людей, наедине с теми, кто, возможно, стоит за убийством Дара, попытками меня подставить и похитить. Несусветная глупость — прийти к ним самой. Но глупость я уже совершила, поэтому остается довести задуманное до конца и не попасться.

Замираю и жду, а потом, не выдержав, все же подхожу ближе, и в этот момент мужчины поворачиваются и смотрят прямо на меня. Сердце падает в желудок. Я узнаю второго человека, он узнает меня, и  это плохо. Делаю то, что сейчас логичнее всего  — нажимаю на циферблат часов,  и выдыхаю за стволом дерева с занесенной для шага ногой.  До моего фиаско остается несколько секунд. Ошибку я не повторяю. Я узнала все, что хочу, поэтому резко разворачиваюсь и бросаюсь в противоположную от мужчин сторону, чтобы спустя несколько метров с громким «Ой» влететь в массивную фигуру в светлой рубашке, на которую я выливаю остатки своего просекко. Все равно жидкость в меня больше не лезет.

— Точно «ой»… — мрачно произносит Дерек, отступая и оценивая ущерб, который я нанесла его рубашке. Непоправимый, и сама вижу. Смиряет меня только то, что формально рубашка не его, главное, не сказать об этом.

— Не переживай, мы все равно едем домой! — гордо заявляю я.

— Потому что ты больше не можешь пить? — усмехается он и смотрит на меня так, что по спине бегут мурашки. В его глазах нечто до боли напоминающее нежность. Но нежность — это совсем не то чувство, которое люди испытывают при взгляде на меня, поэтому я не очень доверяю тому, что вижу.

— Потому что я выяснила, кто хочет навредить отцу, — с запозданием отвечаю на его вопрос и жду реакции.

— И кто же?

— Муж твоей драгоценной Моны.

— Мона не моя… — начинает Дерек, но я только фыркаю и злюсь, вспоминая некрасивую картину, свидетельницей которой стала час назад. Я умею держать лицо, но не значит, что увиденное не причинило боль. Я думала, для Дерека хоть немного значит то, что произошло между нами. Два раза.

— Против драгоценной, ты не споришь. У тебя будут все шансы ее утешить, — жалю я. — Готова спорить, муж ей осточертел. Она соскучилась по всем этому… — Я неопределенно вожу бокалом в воздухе напротив торса законника, и только подняв глаза, вижу, что Дерек взирает на меня с легкой усмешкой и вопросительно изогнутой бровью. У него хватает совести смеяться надо мной?

— Клэр… не начинай. Я не буду оправдываться за то, что ты видела, — замечает он с мягкой улыбкой, словно я маленький ребенок.

Нет, я понимаю, сама сказала, что случившееся между нами — ошибка и ничего не получится, но… продолжение я придумать не смогу, но настроение этот факт не улучшает.

— А надо бы, — дуюсь я, но заметив, как Дерек хочет что-то сказать, поднимаю руки. То ли угрожая законнику бокалом, то ли просто, предлагая сменить тему.

— Я обвиняю его не потому, что мне не нравится Мона, а потому что сейчас я следила за ним и одним из тех, кто напал на тебя. Они разговаривали, как старые знакомые. Тебе не кажется это подозрительным?

— Где они? — подрывается Дерек, моментально избавляясь от ленивой расслабленности.

— Вероятнее всего, в саду, — отвечаю я и отступаю с дороги законника. Он сразу туда рванет? — Только сейчас стояли у калитки через которую ходят слуги. — Дерек стремительно обходи. меня, а я возмущенно окрикиваю его. Эй! Ты же не бросишь меня здесь?

— Брошу. — Дерек останавливается, поворачивается ко мне. — Иди, найди отца и все расскажи ему, он в курсе, что делать. Потом можешь ехать домой. Уверен, он найдет с кем тебя отправить.

— То есть ты меня оставишь одну здесь? — обижено уточняю я.

— То есть мы сейчас будет устраивать разборки, пока преступник пытается скрыться? — отвечает он, пародируя меня, и хочется запустить в нахальную физиономию бокалом. — Клэр ты же в курсе, муж Моны — зять генерала, я могу поймать его с ножом над трупом…

— Как меня? — Я выразительно приподнимаю бровь, обижаясь непонятно на что, возможно, на переизбыток алкоголя в организме.

— С тобой у меня был хотя бы шанс, здесь нет даже призрачного. Нужна помощь твоего отца. Расскажи ему все, пожалуйста, у нас с ним договор.

— Хорошо, — соглашаюсь я так, будто у меня есть выбор, и возвращаюсь на людную площадь, где еще полным ходом идет аукцион. Теперь нужно отыскать папу и не спалиться, что я безнадежно пьяна.

(обратно)

Глава 16

Шампанское больше не беру. Достаточно уже. В толпе нахожу отца, который увлечен очередным деловым разговором и настойчиво тяну за рукав. Папа спешно прощается и послушно отходит со мной в сторону. Он не возмущается и не задает лишних вопросов, он знает — я никогда не позволю себе дергать его по пустякам. Если отвлекла — значит, случилось что-то требующее его вмешательства. Это правило до меня донесли еще в детстве.

Рассказываю, что видела, передаю слова Дерека и уже спустя пятнадцать минут мы с мамой едем домой с папиным водителем. Отец всегда действует решительно и быстро.

— Ну вот, надо же! — сокрушается она. — Такой вечер замечательный и пришлось уехать. Я хотела поучаствовать в аукционе, там должны были разыгрывать  кольцо.

— Папу попросишь — купит.

— Конечно, купит, — отмахивается она. — А азарт?

Мама вообще не в курсе, почему нас поспешно отправили домой.  Но она привыкла слушаться отца. Не потому, что покорная, а  потому, что если вдруг попросили уехать сейчас же, это не прихоть, на то есть на то серьезные причины, которые игнорировать нельзя. Поэтому она лишь немного расстроена, что развлечение закончилось раньше, чем ей хотелось бы.

— А где Дерек? — спрашивает мама. — Он тоже остался? Думала, он поедет с нами.

— Он вынужден был уйти еще раньше, чем папа, уклончиво отвечаю я.

— При условии, что  его просили не спускать с тебя глаз? — хмурится она.

— Ну, видимо, мою безопасность они защищают там. — Я неопределенно машу рукой куда-то за окно платформы.

— Ну да, точно. — Она кивает. — Мне понравился этот законник.

— А как же социальное неравенство, которое лежит между нами.

— Ну, это все мелочи, — отмахивается мама и, заметив мой удивленный взгляд, поясняет: — У него очень хорошие перспективы. Гевин  сказал,  Дерек совсем скоро может возглавить управление Кэйптона. А там, кто знает, какие перспективы откроются, — задумчиво тянет мама и смотрит на меня с лукавой улыбкой.

— Прекрати, — лениво отмахиваюсь я. — Ты же знаешь, такие как он не женятся на таких, как я. Мы слишком разные.

— Противоположности притягиваются.

— Возможно, но разве притяжение  — достаточная основа для совместной жизни?

— Нет, конечно, ты права. — Мама вздыхает. — Просто вы так хорошо смотритесь вместе. Но, возможно, он для тебя грубоват.

— Я для него слишком я, — смеюсь и откидываюсь на спинку сиденья.

Приезжаем домой и лениво разбредаемся по своими комнатам. Шампанское выветривается из головы, и она становится чугунной. Иду в душ и долго стою под обжигающими струями, приходя в себя. Думаю и спускаюсь в цоколь. У нас там небольшой «зимний» бассейн и несколько видов парных. Иду в ту, где  тебя окутывает облако ароматного пара. Укладываюсь  на теплые камни и закрываю глаза, позволяя телу расслабиться. Остатки алкоголя выходят через раскрытые поры, и очень скоро я чувствую себя как новенькая,  плаваю в бассейне какое-то время, а потом возвращаюсь в комнату, чтобы высушить волосы и привести себя в порядок.

Уже поздно и можно ложиться спать, но я спускаюсь в сад с чашкой чая и жду. Не хочу признаваться себе, но жду Дерека, а приезжает один папа.

— Папа, что случилось? — спрашиваю я, поднявшись со своего места. Руки мелко дрожат, я переживаю.

— А что должно было случиться? — интересуется папа напряженно. — Ты почему не спишь? Уже поздно.

— А где Дерек? Его с тобой нет?

Страх подкатывает к горлу. Он иррациональный, но это ничего не меняет.

— А почему он должен быть со мной? — удивляется отец, окончательно сбивая меня с толку. — Преступник пойман, его подельники тоже. Тебе и мне ничего не угрожает. Необходимость в его присутствии отпала.

— Так все же, это муж Моны? Он — причина наших неприятностей?

— Муж кого? — Папа хмурится, и я отмахиваюсь, понимая, что он не в курсе того, кто такая Мона. — Неважно.

— Не беспокойся, Клэр. Все закончилось. Правда. Меня действительно отвлекали от одного важного контракта. Мне очень жаль, что в этот раз стали действовать через тебя и у них почти получилось. Эта ситуация должна заставить сделать выводы всех нас,  как бы это ни было печально.

— Расскажешь? — без особой надежды спрашиваю я. Папа никогда не делился такими вещами, но неожиданно получаю ответ.

— А почему бы и нет? Все равно не спится. Сделаешь отцу чай?

— С мятой и щепоткой спокойствия?

— Да, в самый раз, — улыбается папа, приобнимает меня за плечи, и мы отправляемся на кухню, где бываем крайне редко. В основном прислуга накрывает в столовой.

Я завариваю чай, а он начинает рассказ про крупный проект, который лоббировал в последнее время. Государственные контракты всегда рождают ажиотаж и привлекают внимание заинтересованных лиц. В этом случае многие были против. Особенно муж Моны, он терял кучу денег, если контракт переходит к зарубежным партнерам.

Сначала отца просто хотели отвлечь, подставив меня.

— Но что произошло с Даром? — спрашиваю я. — Ведь до сих пор непонятно, какую он играл роль во всем этом. Зачем был подстраивать его убийство?

— Здесь я тебе, к сожалению, не подскажу. Но обвинения с тебя сняты. Поэтому просто успокойся и живи свободно.

— Преступник сознался?

— Представления не имею, — отмахивается папа. — Главное,  мы точно знаем, что Алексис с ними был заодно. Он должен был увезти тебя в Нагдад, и это бы дало злоумышленникам почти полный контроль надо мной. Не только во время этой сделки, но и вообще. Ради твоего благополучия, я бы сделал все возможное. Просто, я был слеп и глуп, когда настаивал на той свадьбе.

— Ты хотел, как лучше, — примирительно говорю я.

— Когда тот план провалился, времени оставалось немного, и за тобой начали охоту. В надежде, что получится прибегнуть к шантажу. Но сейчас все закончено.

— А сделка?

— Документы практически подписаны.

— То есть я могу возвращаться к своей обычной жизни?

— Да. Отдохни пару дней от потрясений, и все вернется в свою колею.

Папа целует меня в висок и, отставив пустую чашку, уходит спать. Я тоже поднимаюсь к себе. На прикроватной тумбочке часы, которые я так и не отдала Дереку.

Вопросов у меня еще очень много, и я надеюсь, Дерек на них все же ответит. Завтра. Ложусь спать почти уверенная, что законник  приедет с утра.

Я жду его весь следующий день. Между нами слишком много недосказанности. Мы так и не заглянули в мои воспоминания. Но законник, так и не заезжает и, вообще, никак не дает о себе знать, не пожелав даже поставить точку в наших странных отношениях. Зато под вечер является Мона. Ее-то я видеть совершенно не готова.

Дерек

Наверное, Клэр ждет. Да и неправильно исчезать так, не попрощавшись. Паршиво вышло, сначала неприятный разговор о том, что между нами ничего не может быть, потом этот дурацкий поцелуй с Моной, а сейчас исчезновение без малейшего «пока». Но моя работа делает меня мудаком. Только ей я остаюсь верен на сто процентов, женщины такого не терпят. И Клэр я даже предлагать не буду. Может, и к лучшему, что не вышло поговорить, хотя я хотел. Но обстоятельства выше нас. Я домой в душ-то съездить и переодеться не могу.

Бессонная ночь, которая перетекает в кошмарный, бесконечный день. Если кажется, что так просто предъявить обвинения зятю генерала, то это иллюзия. Практически нереальное мероприятие, опасное для жизни и карьеры.

Если бы не отец Клэр, не получилось бы вообще ничего. Но именно он выдвинул обвинения, именно он орал в кабинете моего начальника так, что даже  дежурные сбежали курить на улицу, именно он требовал справедливости, угрожал лишить должности и работы все управление. Короче, делал все то, что обычно делают богатые зарвавшиеся аристократы. Впервые я слушал подобные вопли с удовольствием.

Нам, по крайней мере, разрешили задержать его и допросить. Немного, но лучше, чем ничего. Правда, потом все пошло наперекосяк.

Не только, потому что приехал генерал,   теперь орали и угрожали мне,  но и потому что допрос ничего не дает. Я пытаюсь подступиться и так, и этак, но Эдмонд молчит. Точнее, говорит, но создается впечатление, будто он, действительно, не в курсе происходящего. Даже делами он занимается через посредника. Просто пешка. Или талантливо притворяется.

У меня остается не более трех часов, чтобы доказать его причастность, если не получится, то придется отпустить и попрощаться с рабочим местом, и, возможно,  свободой. Генерал, предполагаю, не спустит мне это и отомстит. Но на его месть мне наплевать, не в первый раз идти против системы. Сейчас я умнее, опытнее и шансов выиграть этот бой больше.

Интуиция орет, что я упускаю что-то важное, и только ближе к обеду, в очередной раз заставив Эдмонда ответить на вопросы и закинувшись еще одной кружкой кофе, у меня получается сложить пазл. Правда легче от этого не становится.

Клэр

Смотрю на Мону и не спешу впускать ее в дом. Она  выглядит жалкой. Глаза красные, на лице нет макияжа, поэтому и выглядит на свои несвежие тридцать, но мне все равно ее не жалко. Я вообще не очень жалостлива. При виде соперницы, которая отвратительно выглядит, я способна испытывать только удовлетворение.  Кто-то назовет меня стервой и будет прав.

— Клэр, можно мне войти? — дрожащим голосом спрашивает меня Мона и заискивающе смотрит в глаза, изображая побитого спаниеля.

— Зачем? — спрашиваю недовольно и изучаю бывшую Дерека. По-прежнему не жалко.

— Очень нужна помощь.

— Не ко мне. Я не помогу тебе. — Ну а что она хочет? Зато я честна. Тоже отличное качество.

— Ему нужна помощь, а не мне, — напирает Мона и аргументы использует, в целом, верные.

Не знаю, какие она преследует цели, но бесит меня невероятно. Я, что, похожа на наивную альтруистку или дуру? Сейчас помчусь всем помогать своим присутствием и добрым словом? Ничем другим я все равно помочь не смогу, Моне, правда, отвечаю совсем не то.

— Если бы ему была нужна моя помощь, он сообщил бы об этом напрямую, а не через сомнительных посредников.

— Не твоя,  — отрезает она.  — Ему нужна моя помощь, но он… с некоторых пор он не горит желанием говорить со мной. У нас все очень сложно.

— Может, на то есть причины?

— Может, но сейчас ты же знаешь, в чем подозревают моего мужа. Это усложняет ситуацию.

— Так это тебе нужна помощь Дерека? — Я приподнимаю бровь и выразительно смотрю на Мону. Она злится, но зачем-то сдерживается и продолжает пытаться склонить меня на свою сторону.

— Так и будем стоять в дверях или пригласишь войти?

— Я приглашаю только друзей. Ты к ним не относишься. Но если хочешь, присядем в саду. Но предупреждаю, меня начинает утомлять этот разговор.

— Боже, ты еще более тупая, чем кажешься на первый взгляд, — злобно шипит Мона, а я довольно улыбаюсь. Все же вывела стервь из себя.

— То есть говорить ты со мной не хочешь? — спрашиваю я и с наслаждением наблюдаю, с каким трудом Мона берет себя в руки и выдавливает улыбку.

— Я не хочу с тобой говорить, но буду из-за Дерека. И ты меня выслушаешь, потому что он тоже тебе небезразличен.

— Кто тебе сказал такую глупость?

Мона на мгновение теряется, а потом уверенно произносит:

— А мне и не нужно говорить. Это видно.

Пожимаю плечами и подхожу к качелям в саду. Понимаю, оправдания только укрепят Мону в ее мнении. А мне это не нужно. Не знаю почему, но не нужно. Поэтому молчу. Неторопливо покачиваюсь и молчу, жду, когда она продолжит говорить. Мона недовольно морщится, но действительно начинает рассказывать.

— Эдмонд ни в чем не виноват.

— Да мне без разницы. С этим я разбираться не буду. Я, что, похожа на законницу или активистку?

— Проблема в том, что я точно знаю, кто во всем виноват и почему подозрение пало на моего мужа.

— Да? И кто же? — А вот это может быть интересно. Непонятно только, почему это вдруг Мона решила делиться знаниями со мной?

— Мой дядя. Ты ведь понимаешь, что это опасно? Он в хороших отношениях с начальником Дерека…

— У меня один вопрос… — Я делаю паузу и внимательно изучаю лицо Моны, пытаясь поймать ее на лжи. — Почему ты не пошла с этим вопросом к Дереку.

— Я и пошла! — горячо заверяет она. — Но Дерек злится и ревнует. Он считает, что я просто хочу спасти Эдмонда.

— Дерек ревнует? — Я хмыкаю. — Ты же понимаешь, как это глупо звучит.

— У нас есть своя история, Клэр, — с легкой грустью говорит она, а я начинаю злиться.

— Твой муж — в тюрьме, твой дядя, как я понимаю с твоих слов, не даст Дереку продвинуться в этом деле. У вас с Дереком своя история. чЧего же ты хочешь от меня?

— Чтобы ты поехала со мной к нему и попыталась убедить…

— О, нет. Увольте!

Я слезаю с качелей и поворачиваюсь к Моне спиной, планируя уйти в дом. Я почти точно знаю, что именно она сделает в следующий миг.

Отхожу я недалеко, буквально на пару метров. Меня настигает подлый, но очень эффективный магический аркан. Как предсказуемо и недальновидно. Видимо, на чего силенок хватило. Только вот Мона не учла, что не эффективно атаковать простеньким заклинанием выпускницу Мерийского колледжа магии, мага-боевика, между прочим, пусть и не самого лучшего, да еще и на ее собственной территории!

Я даже позволяю Моне немного порадоваться своей находчивости. Но даже тут она глупит. Плотное кольцо магии обвивает меня вокруг талии, заставляя с шумом выдохнуть воздух. На инерции еду на каблуках назад, но в движении разворачиваюсь лицом к противнице.

— Сразу видно, ты — глупая, пустая кукла. Иногда поражает, что такой называют меня. Они, видимо, не встречались с такими, как ты. Ты же в курсе, что аркан накидывают исключительно на шею и никак иначе? — со вздохом уточняю я, стараясь не показать, как мне больно. — Хотя о чем я? Конечно же, не знаешь! Иначе бы не допустила такую глупую ошибку. Его же снять проще простого. Да и орать бы я начала. Шея! Всегда атакуй шею. Вырубает почти мгновенно, я и то знаю.

— Не успела бы ты заорать! — злобно шипит Мона мне в лицо, молниеносно сокращая расстояние между нами, за счет подтягивания аркана. Я позволяю это сделать и резко разрываю оковы, а потом толкаю Мону в грудь волной воздуха.

Она летит на спину, но успевает что-то крикнуть, и из ближайших кустов на меня кидается пара крепких парней. С ними я справиться не смогу, а поэтому просто и незамысловато ору. Тем более обещала, а значит, надо выполнять. Вопль получается чуть ли на ультразвуке, точно не пройдет незамеченным.

Один  из нападающих, который не тормознул от неожиданности, услышав вопль, хватает меня поперек тела и пытается утащить, но отлетает, от моего любимого заклинания — крыла ската. Разряд получается лучше, чем  на выпускном экзамене. Но ко мне подлетает второй и бьет кулаком. Выставленный щит лишь чуть смягчает удар, и теперь уже я лечу в кусты, из которых только что выбралась Мона. В голове звенит, сознание уплывает, но я упрямо за него цепляюсь. Хочу досмотреть это представление до конца. Человек, который творит подобное, должен иметь какой-то коварный план, а не только голову, съехавшую с катушек.

Но как же это глупо! Увести меня Мона, чисто теоретически, смогла бы, если бы сумела нажать на нужные рычаги. Но украсть средь бела дня? Я не прекращаю вопить и пускаю первое в своей жизни боевое заклинание.

Не попадаю ни по кому. С меткостью у меня всегда были проблемы, но сверкает так, что, думаю, взбодрится не только наша охрана, но и жители соседних домов.

На меня, пошатываясь, несутся прихвостни Моны, от дома охранники, за ними папа в халате, с разлетающимися полами — не иначе как его выдернули из спа, а через немаленький забор перемахивает одним прыжком Дерек все еще в облитой «Просекко» рубашке. Прямо все в сборе. Не хватает только генерала, но интуиция подсказывает мне, что и он такое не пропустит.

И все же Мона — идиотка. Мне даже интересно, как она станет оправдываться за свой маразм. Слабоумие и отвага.

Но бывшая Дерека делает то, чего от нее не ожидает никто. Резко прыгает вперед, прежде чем я успеваю подняться, и придавливает меня к земле своими коленями. К горлу прислоняется что-то холодное.

— Все! — орет она. — Все ушли, иначе я ее зарежу!

Нож у шеи, бешеные глаза Моны и гнетущая тишина, которую разрывает тихий голос Дерека:

— Мона, все хорошо. Слышишь? Все хорошо. Отпусти ее, и мы поговорим.

Какое поговорим? Я совершенно не хочу, чтобы Дерек о чем-то разговаривал с этой неуравновешенной стервой-манипуляторшей! Только сообщать об этом сейчас неразумно. Не тогда, когда мое горло царапает холодная сталь. Весьма ощутимо, кстати! Кручу головой, пытаясь понять, насколько все серьезно.

— Не смей дергаться! — верещит Мона. Все серьезно. Поняла.  Дергаться не буду. Но ведь про колдовство речи не шло.

— Отпусти ее, — это уже папа. Какие все заботливые, но я не зря училась, и способна за себя постоять, просто раньше необходимости не было.  Хватаюсь за руку Моны, в которой она удерживает нож, и бью ее разрядом молнии. От души бью, не жалея.

Мона орет, отлетая в сторону, нож чиркает по коже, обжигая, но сильно не ранит. Я откатываюсь, подскакиваю и тут же оказываюсь в объятиях Дерека.

Правда, он быстро отстраняется и передает меня папе с рук на руки, а сам устремляется, к баюкающей руку Моне, которая поскуливает из кустов.

А меня отпускает и начинает трясти от понимания, как я была близка к смерти. Очень хочется отключиться, но я всеми силами заставляю себя стоять на ногах, только слишком сильно хватаюсь в рукав папиного халата и благодарю богов за то, что мамы нет дома. Он бы не вынесла такого представления перед своими окнами.

— Поехали, — грубо говорит Моне Дерек, а она поднимается на ноги и с вызовом отвечает. — Я никуда с тобой не поеду! Ты же не потащишь меня волоком. После такого тебя сразу уволят! А ты всегда был послушным и дорожил своим местом!

Говорит она  таким тоном, словно кому-то за это должно быть стыдно, но стыдиться, на мой взгляд, нечего.

— Конечно, он тебя не потащит волоком, — отвечает папа за законника. Папа у меня тоже прекрасно умеет говорить так, чтобы собеседник почувствовал себя униженным.  — Неужели у меня своей службы охраны  нет? Или, думаешь, меня тоже уволят? — Сейчас в его голосе сквозит неприкрытая издевка. — Нет, Мона, твой муж все вытерпит лишь бы…

— Дядя, — отвечает Дерек. — Все вытерпит дядя. За всем он стоит. Я ведь прав, Мона? Твой муж даже не в курсе происходящего.

— Я ничего не скажу.

— А тебе и не нужно. Если бы все преступники сознавались, в моей работе не было бы смысла. Твое признание мне совершенно не нужно. Поехали.

— Дядя не позволит меня посадить, — с довольной улыбкой говорит она. Лучше сразу отпустите.

— Не обольщайся, — сейчас отвечает снова папа. — Я знаю генерала, и готов поспорить, что он сделает все, чтобы выйти сухим из воды. У него не получится, конечно же, но он будет стараться и первое, что он сделает — это вид, будто не в курсе происходящего. Он все свалит на тебя, Мона.

— Все так и будет, — кивает Дерек. — Ну и муж несколько на тебя обижен. Он не оценил, что вы попытались провернуть все у него за спиной, таким образом, чтобы в случае чего именно он оказался козлом отпущения.

Мона растеряна. Я вижу это по ее глазам, но все равно пытается делать вид, будто хозяйка положения, даже когда ее уводят охранники.

Дерек кидает в мою сторону взгляд и уходит следом. Я не могу понять, что он значит. В глазах сожаление, причину которого не получается расшифровать. Поговорить нам снова не удалось. Интересно, а он хотел?

(обратно)

Глава 17

Уже прошло два долбанных, бесконечных дня. Я порыдала от переизбытка эмоций, выспалась на полгода вперед. Сделала маникюр, педикюр, посетила спа, чтобы успокоить нервы, скупила новую коллекцию одежды и пополнила свою косметичку,  а Дерек так и не дал о себе знать. Это бесит! Я не привыкла к игнору со стороны мужчин. И ведь не безразлична я ему! Я это прекрасно знаю, и от этого еще более непонятно никому не нужное благородное упрямство законника. Была бы безразлична, он не примчался бы спасать меня от своей свихнувшейся бывшей. Не держал бы в курсе происходящего моего отца, не передал бы через него, что убийство Дара тоже дело рук Моны.

Собственно, с того убийства все и началось. Мона хотела отомстить своему любовнику, с которым познакомилась несколькими месяцами ранее. Дар собирал сердца богатых и грустных девочек, а потом шантажировал их. Кого чем. Вот Мону семейным благополучием, а она хоть и терпеть не могла мужа, но ценила тот комфорт, который гарантировал брак с ним. За этот шантаж Дар и поплатился. Мона решила, что проще и дешевле организовать убийство шантажиста, чем платить ему. И не сказать, чтобы в ее размышлениях отсутствовала логика.

Я должна была стать следующей в списке побед парня. Чего  хотел добиться Дар, подливая мне наркоту, которая лишила памяти, не знаю. Может, рассчитывал сделать провокационные фото? Теперь никто и никогда этого не скажет.

Неважно с кем, но Дар не должен был добраться с той вечеринки до дома живым. Мона об этом позаботилась. Я пришлась очень кстати. Мона и не предполагала тогда, на кого собирается повесить убийство, я на тот момент была безымянной блондинкой, удачно подвернувшейся под руку, а когда она поняла, кто попал в неприятности, прибежала к дяде и предложила отличный план, как можно сыграть на том, что меня подозревают в убийстве. Генерал к реализации плана подтянул Алексиса, который был сильно ему должен и приказал предложить решение проблемы — брак. Меня бы увезли в Нагдад и манипулировать отцом можно было бы без проблем. Я жила бы там, словно в клетке, и мое благополучие всецело бы зависело от поведения папы в Кейптоне.

И ведь отец тогда клюнул, а вот я повела себя не так, как ожидали преступники. Потом нарисовался Дерек, и у Моны совсем сорвало крышу. Она просто начала ревновать. Бесилась из-за того, что провалился прекрасный план, и злилась, что нас с Дереком что-то связывает. Наша игра на публику сыграла тогда решающую роль.

Генерал бы давно отказался от своего плана, все же выгода от контракта, который им мог перепасть, значительно меньше, чем неприятности, которые настигнут, если план провалится, но Мона настояла.

Теперь и того, и другую ждет тюрьма. Начальник Дерека, который не смог отказать генералу и допустил нападение на законника, уходит в отставку, Дерек  занимает его место, ну а  я возвращаюсь в привычную жизнь.

Только вот я не хочу. В моей привычной жизни, пожалуй, будет недоставать одного грубого и наглого типа с офигенными губами.

Весточка от законника приходит к вечеру третьего дня. Букет белых лилий и записка, которая гласит: «Ты же знаешь, у нас разные дороги, они никогда больше не пересекутся. Но я не забуду тебя».

«Конечно, не забудешь!» — фыркаю я и достаю из шкафа то самое платье, в котором Дерек нашел меня в платформе на берегу океана, когда решил, что я убила Дара. Как хорошо, что я  не выкинула дизайнерскую шмотку, а ведь хотела!

«Маррис, засранец, ты мне нужен!» — вывожу рунами вызова и направляю платформу к его дому. Знаю, что старый друг не откажет, к тому же он явно чувствует свою вину за идиотскую выходку, которая привела меня в постель к Дереку. Я хоть молчу как партизан но Маррис все тонко рассчитал и прекрасно об этом знает. А значит, будет стараться угодить.

Друг ждет меня полностью экипированный, хоть и не сияет от счастья. Впрочем,  для роли, которую я ему уготовила, улыбка не нужна. В остальном Маррис точно исполнил мою просьбу. Белоснежная рубашка от Корера из последней коллекции, классические брюки и подмышкой бутылка острого, красного соуса. Идеальная имитация крови.

— Вот скажи, тебе зачем это нужно?

— Скажем так… — Я закусываю губу и пытаюсь сформулировать ответ. — Ты подло подтолкнул нас друг к другу, и я не хочу это заканчивать.

— А он?

Уточнять,  кто именно «он» не нужно, и так ясно, что речь идет о Дереке.

— Ну-у, возможно, он не до конца понимает, что хочет. Или же играет в благородство. Не представляю, да и неважно. Мне он нужен, и я знаю, как обратить на себя внимание. А ты мне поможешь.

— Он меня не побьет? — подозрительно интересуется Маррис, прежде чем сесть в мою платформу.

— Даже если и так… — Я пожимаю плечами. — Тебе не кажется, что ты заслужил и не раз? Я бы сказала, чудо, что Дерек тебя еще не побил.

— Ну вот, ты сейчас меня совершенно не вдохновляешь! Я уже передумал ехать! — идет он на попятную и пытается сбежать, но не успевает. Я цепко хватаю Марриса за запястье и тяну на себя. Парню не удается устоять на ногах, и он влетает ко мне в платформу. Соус брызгает и заливает панель, Марриса и мое платье.

— Прости, — бурчит друг, а я смотрю по сторонам и удовлетворенно киваю.

— Отлично! Как тут и было.

Капли разлетаются по нам и салону высокохудожественно, очень точно имитируя брызги крови.

— А теперь поехали!

— Куда, страшная и сумасшедшая женщина? — Маррис закатывает глаза.

— На Золотой пляж, конечно. Давай, вызывай законников, скажи, что Дерека тут ждет сюрприз. И потренируй пока позу покрасочнее.

— Я не умею изображать труп. Как-то не доводилось, — капризничает Маррис.

— Представь, что ты снова надрался на шестнадцатилетие Расти и сейчас утро.

— Вот я всегда знал, что ты змеюка! — возмущается парень, но когда мы доезжаем до Золотого пляжа, позу принимает эффектную, даже язык высовывает изо рта и заваливает его набок.

— Эй! — возмущаюсь я. — Тебе голову проломили, а не повесили. Спрячь язык, а то еще откусишь ненароком.

Маррис повинуется, а я блаженно закрываю глаза, изображая пьяную отключку, и жду. Перед этим даже из сумочки фляжку с виски достаю и делаю пару глотков для правдоподобности.

Еще бы на губы не лезла идиотская усмешка. План хорош и я им по праву горжусь. Точнее, гордилась до тех пор, пока не показались законники и я не поняла, Дерека среди них нет. А тут я почти пьяная и Маррис в соусе, талантливо изображающий жертву маньячки-мажорки.

Дерек

Вот и зачем я это делаю? Вопрос риторический, но задаю я его себе уже в сотый раз. Букет такой, что обхватить его получается с трудом. Это у меня, а Клэр под ним просто погребет, но и идти к ней с чем-то другим кажется неправильным. Такие девушки достойны самого лучшего. Это был лучший букет в цветочном. Длинные стебли, нежные молочно-белые бутоны. Только вот у меня и с этим букетом шансов немного.  Изначально не было, а уж после всего, что я натворил и наговорил, и тем более.

Чувствую себя идиотом. Сначала игнорил, потом в записке сообщил, что все кончено, а теперь тащу букет, чтобы извиниться. И на что надеюсь?

В дверях дома сталкиваюсь с ее отцом и внезапно чувствую себя пацаном. Глупым и нашкодившим.

Он косится на букет и говорит.

— А ты что?

— Да я вот…

Разговор двух ослов. Какой вопрос, такой и ответ. Диалог как-то не складывается.

— А-а-а… понятно, — чешет он голову и выдает: — Цветы, подозреваю, не мне. А Клэр нет…

— Ну, я тогда пойду?

— Иди… или подожди тут, если хочешь.

— Да, пойду. Потом зайду… наверное.

Разворачиваюсь и тащу этот веник почти в человеческий рост в сторону платформы. Думаю, все вздохнут с облегчением, если неловкая встреча не состоится. Второй раз я точно сюда не припрусь. Нет дома, значит, не судьба.

— Дерек… — доносится неуверенное в спину, и я поворачиваюсь, ожидая, что сейчас меня попросят больше не приходить. Потому что я, скажем так, зять сомнительной перспективности, но отец Клэр произносит. — Ты это… букет-то оставь в доме. Клэр же не навсегда ушла. Скорее всего, магазины разоряет.

Пока размышляю, перед лицом фо Селара вспыхивает руна вызова, и он на секунду отвлекается, мрачнее и машет мне рукой.

— А вообще, подожди…

— Что случилось?

— Не оставляй букет. Бери с собой, там и вручишь.

— Где там? — подозрительно уточняю я.

— В управлении! — взрывается фо Селар. — Я прибью Марриса! Ты даже не представляешь, что эти двое учудили!

— Что именно? — спрашиваю, чувствуя,  какв душе шевелится нехорошее предчувствие. Фо Селар открывает рот, но потом машет рукой и заявляет:

— Нет уж! Спросишь сам. Мне даже интересно, как она будет объяснять свое поведение. Пошли! Будем вытаскивать мою дочь из камеры. Ей, , там медом намазано?

— Представления не имею! — ошарашено, признаюсь я. Судя по поведению фо Селара ничего серьезного, но  Клэр снова угодила в неприятности, которые привели ее в камеру. Да сколько можно-то!

Садимся в мою платформу, и отец Клэр спрашивает несчастным голосом.

— Скажи, что  хочешь сделать моей дочери предложение. Иначе зачем этот букет? Он же огромный. Вон в платформу не лезет.

— Можно подумать, вы одобрите этот брак? — хмыкаю я.

— Издеваешься? Я же сказал, где моя дочь сейчас. Раз ей так нравится управление и ее постоянно туда тянет, брак с законником — самое верное решение.  По крайней мере, я буду знать, если Клэр в управлении, она с тобой, а не арестована!

Клэр

Это мой самый позорный эпизод в жизни. Даже вспоминать объяснения с законниками не хочется. Договориться с ними не удается. В итоге, как два идиота сидим с Маррисом в камере.

Я чувствую себя на редкость глупо. Друг справедливо злится. Даже винить его не получается. Более тупой план просто не мог родиться в моей голове.

Камера по иронии снова все та же. Она мне стала родной, и даже матрас не выглядит таким грязным, каким я увидела его в первый раз. Поэтому я по-хозяйски на него усаживаюсь. Маррис в соусе мнется у решетки и косится на меня неприязненно.

— Вот как так можно, Клэр?! — возмущается он.  — Ты представляешь, что со мной сделает мать?

— Маррис хватит ныть, — вяло отмахиваюсь я. — Пора уже вырасти и перестать постоянно оглядываться на мнение родителей.

Признаюсь, звучит с излишним пафосом. Друг презрительно фыркает.

— Про взросление говорит мне девушка, которая за час до этого подговорила измазаться соусом и изобразить труп, надеясь таким образом соблазнить парня? Серьезно? А взрослеть после этого надо мне.

— Надо, ты же согласился, — несколько смущенно отзываюсь я. Не знаю, когда мне начали приходить в голову такие странные способы привлечения внимания. Я ведь, правда, думала, что сработает.

— Я был в шоке и не согласился, а просто не смог отказаться. Клэр, к чему такие сложности? Скажи, кружевное белье уже не срабатывает?

— Молчи, пожалуйста! — Я закатываю глаза. — Ничего страшного с тобой не произошло. Нам максимум выпишут штраф за хулиганство и ложный вызов. Не обеднеешь.

— Не обеднею, потому что все штрафы платить будешь ты, — отвечает Маррис.

— Эй! А почему я-то?

— Потому что из-за твоей идиотской затеи мы тут сидим. И неизвестно, сколько еще будем сидеть.

Как скоро выясняется, недолго, потому что в коридоре появляется Дерек. В белоснежной рубашке, темно-синих брюках и весь такой непривычно красивый и гладковыбритый. Интересно, куда он собирается,  и кому выдирать патлы?

— Вот скажи, Клэр, ты в состоянии не влипать в неприятности? — спрашивает он, остановившись перед решеткой. Нас разделяют только стальные прутья и недовольство Марриса, который, впрочем, не рискует открыть рот. И это отлично. Боюсь, если друг начнет говорить, Дерек оставит нас тут до утра.

— Ты меня бросил запиской! — Мой голос звучитпо-детски обиженно.

— И ехал извиняться с цветами, ресторан заказал, а что сделала ты?

— Воссоздала нашу первую встречу, хотела начать все сначала.

— Это не наша первая встреча, и ты прекрасно это знаешь.

— Предыдущие не в счет. Наша история началась именно там.

— И что с тобой делать? — Дерек вздыхает и качает головой.

— Понять и простить? — предлагаю я с надеждой. — А еще ты что-то говорил про ресторан и цветы. Это тоже отлично.

— Предлагаешь вести тебя на романтический ужин прямо из камеры?

— У меня даже платье вечернее, — показываю я, на слегка помявшийся наряд.

— Ты знаешь, — усмехается он и берется руками за прутья рядом с моим лицом. — Твой папа сказал, что из камеры тебе можно выйти только замуж. Ну и ресторан, сама понимаешь, у нас под угрозой.

— За кого? — подозрительно интересуюсь я. Папины идеи с замужеством меня напрягают.

— У тебя так много кандидатур? — Дерек недовольно вскидывает бровь. Мне нравится, когда он ревнует, но дразнить его почему-то совсем не хочется. И это не страх быть оставленной в камере.

— Ни одного, поэтому и спрашиваю.

— Ну, пошли искать, — предлагает он, протягивает руку прямо сквозь решетку и вытягивает меня в коридор.

— Эй! — вопит Маррис. — А я? Мне тоже надо замуж выйти? Я не согласен.

— Ты меня не интересуешь, даже если согласен. Так что сиди тут.

— Нет! Я не согласен сидеть в камере! — кричит друг. — Почему дурацкая идея пришла в голову ей, а  тут остаюсь я?

Но Дерек не отвечает, просто ведет меня к выходу. Я бросаю взгляд через плечо и шепчу одними губами «прости», но  Маррис только показывает мне неприличный жест, а я тихо смеюсь. Придется купить рыжему бутылку хорошего алкоголя. Зная Марриса, очень хорошего. Но это не проблема. Лишь бы рыжий засранец не злился и был доволен.

(обратно)

Эпилог

Мне идет алый. Всего лишь один оттенок, немного приглушенный, холодный. Но все равно вызывающе красный. С удовольствием смотрю в зеркало и оцениваю макияж — все ли идеально. Сегодня у меня важный день. Хорошо, сегодня у нас важный день. Вдвойне.

Полгода, как мы с Дереком вместе и официальное назначение его главой управления законников Кейптона. Дерек недоволен, потому что назначение состоялось не без папиной помощи. Но я знаю, что это все глупости. В высшем свете без протекции никуда, а Дерек заслужил и без папиного заступничества. Просто с ним все состоялось чуть быстрее. А так мой мужчина достоин этой должности больше, чем кто-либо. А я достойна мужа, карьера которого идет в гору.

К слову, я пока не замужем, хоть на моем пальце и сверкает милое колечко, не такое дорогое, как все, кто меня знает, могли ожидать, но именно оно для меня имеет значение, потому что от мужчины, которого я люблю.

Мы решили не торопиться со свадьбой. Дали себе год и сначала мне было волнительно, но с каждым днем, с каждым месяцем, который я провожу с Дереком, все больше понимаю — свадьба летом состоится. Не такие уж мы и разные, а главное, нам действительно хорошо вместе. Мы как две половинки единого целого, которые удачно дополняют друг друга и делают лучше.

Вот и сейчас я вдеваю в уши сережки с россыпью бриллиантов и вижу в окно, как у нашего дома тормозит платформа Дерека — никому не придется ждать, как и всегда. Мы чувствуем друг друга.

Сбегаю по лестнице на первый этаж и в дверях налетаю на него с букетом мелких белых цветов, похожих на смятые шарики бумаги. Букет такой воздушный и нежный, что щемит сердце. Целую Дерека в нос и ставлю цветы в вазу, а сама позволяю увести себя на прием, посвящённый его назначению. Там будут родители, друзья, коллеги Дерека и даже мэр Кейптона, и я готова блистать рядом со своим мужчиной. Мне хочется, чтобы наше счастье видели все. Мы его заслужили и по праву гордимся тем, что смогли преодолеть все препятствия.

(обратно) (обратно)

Примечания

1

«Вторая часть Марлезонского балета» — устойчивый фразеологизм — что — то скучное и затянутое. Причина в самом «Мерлезонском балете» — пьесе, придуманной и поставленной Людовиком XIII в XVII веке (именно во время этого балета происходит развязка в романе Александра Дюма «Три мушкетера»). Пьеса получилась яркой, музыкальной и красочной, но показалась современникам затянутой.

(обратно)

2

Царство Морфея (фразеологизм) — сон (обычно крепкий). Морфей — крылатый бог сновидений в греческой мифологии, сын бога сна Гипноса.

(обратно)

3

Объединение чародеев, во главе которого двенадцать сильнейших архимагов.

(обратно)

4

Маг с метой проклинателя.

(обратно)

5

Имеются в виду какао-бобы, сырые. В Россию они попали примерно в 1786 г., но в Европе распространились на 100–150 лет раньше. Так что автор чуточку предвосхищает события. (Здесь и далее – прим. авт.)

(обратно)

6

Раньше это было одно и то же имя. Только Аксинья – русский вариант, Ксения – греческий. Сейчас оба имени самостоятельны.

(обратно)

7

Коты – женская обувь на Руси XIII–XIV вв. Высокие закрытые туфли из жесткой кожи на небольшом наборном каблуке с металлической оправой, прибитом к подошве гвоздями в несколько рядов. Различия между правой и левой ногой не делалось, колодка для шитья использовалась прямая. Задник котов оснащался кожаной петлей для продевания шнурка, обвязывавшегося вокруг голени (берца) или щиколотки и удерживавшего обувь от сваливания с ноги. Праздничные коты расшивались тисненым сафьяном, бисером или цветными нитками, надевались на вязаные цветные или однотонные чулки.

(обратно)

8

Поршни – внешне почти те же лапти, но кожаные.

(обратно)

9

Трактовка автора чуточку отличается от общеславянской, но принципы схожи.

(обратно)

10

Кому интересно, смотрите про Камер-Коллежский вал. Город старались обнести стеной, но бывало всякое.

(обратно)

11

Кстати, да. В Европе дома строились в ряд, вдоль улицы. А на Руси предпочитали оградить свое домовладение забором, а дом поставить в глубине двора.

(обратно)

12

Первые петухи поют около полуночи, вторые во втором часу, третьи в четыре утра.

(обратно)

13

Ася – уменьшительная форма имени Аксинья.

(обратно)

14

Дарёна имеет в виду «галантное», ну уж как расслышала.

(обратно)

15

Запах табака того же XVI века и нашего табака, поверьте, две большие разницы. Концентрация-с. Современного курильщика унесли бы с одной затяжки. В реанимацию.

(обратно)

16

У автора все же не Россия, а Росса, чуточку альтернативная. А Ладога – говорят, она была некогда столицей Руси.

(обратно)

17

При ударе о землю спиной и затылком Дарёна получила легкое сотрясение головного мозга и сильный ушиб спины. Плюс обморок. Могло бы плохо закончиться.

(обратно)

18

Колымага – не ругательство. Это тюркское слово означало «большая повозка», а как транспорт – безрессорную закрытую телегу шатрового типа с кожаными пологами, закрывающими оконные отверстия. В Оружейной палате такая стоит. Подарена Яковом I Борису Годунову.

(обратно)

19

Увы, и на Руси было много поговорок на эту тему. И жен били. Хотя это было нормой повсеместно.

(обратно)

20

В нашей истории этот морской узел носит название «фламандский», похож на знак бесконечности. И завязывать его не так чтобы просто. Уметь надо.

(обратно)

21

Русский рубль 1704 г. весил примерно 28 грамм серебра. 28 × × 20 = 560 грамм. Приличный вес, конечно, когда мошну срезали, царевич сразу это понял. А вот по объему это не так много, Аксинья могла спрятать деньги на себе.

(обратно)

22

Это на 1700–1710 годы. Примерно.

(обратно)

23

К вопросу о свободе женщин в допетровской Руси. В гости друг к другу они ходили достаточно спокойно, и любовников заводили, и храм посещали. Исключение составляли самые богатые и знатные, вот там могла идти речь о глухом тереме. А не слишком богатые семьи на это смотрели проще.

(обратно)

24

Пятьдесят на пятьдесят. Кто-то давал дочерям образование независимо от сословия, а кто-то считал, что девкам наука ни к чему.

(обратно)

25

Единой формы у лекарей не было очень долго, исключение – форма «чумного доктора». Но в Россе пусть будет.

(обратно)

26

В реальной Российской империи было не совсем так, там более сложные традиции. Автор немного упрощает ситуацию.

(обратно)

27

Автор использует термин «православная» и «левославная» по направлению движения руки во время совершения крестного знамения.

(обратно)

28

Не опечатка. Так и называлось, и выглядело шикарно.

(обратно)

29

Автор отступает от исторической достоверности. В то время нужники были без дверцы. Как правило.

(обратно)

30

Наказание за убийство сильно зависело от статуса убийцы и потерпевшего.

(обратно)

31

У кого есть – реально тяжелые, заразы.

(обратно)

32

Ядовитые растения и ягоды известны всем, главное – дозировка. А в аптеках того времени свободно продавались мышьяк, стрихнин, цианид и прочие приятные вещи для тех, кому надоели ближние и дальние родственники.

(обратно)

33

В Лемберге принято обращение мейр к мужчине, мейра – к женщине.

(обратно)

34

Царевен (из Рюриковичей) на Руси замуж как раз отлично отдавали. Дочери Ивана Грозного, к примеру, замечательно замуж вышли. Это потом уж Романовы решили стать шишкой на ровном месте и сказали, что царевнам никто не ровня. А до их правления все обстояло иначе.

(обратно)

35

Успенский пост – условно 2 недели в августе, Рождественский – с конца ноября и до Рождества Христова. Даты варьируются, так что называю примерно.

(обратно)

36

Автор в курсе истории Лобной площади в Москве. И Болотной тоже. Но здесь все-таки Росса. И Ладога.

(обратно)

37

Михайла был не в курсе исследований и не знал, что мозг-то погибает не сразу.

(обратно)

38

Искаженное французское comment allez-vous.

(обратно)

39

Существуют письма допетровского периода. Лично я читала переписку некоего Арефы, а это 1670–1680 гг. Так что грамотных в то время было много.

(обратно)

40

Примечание по реке Ладоге: автор в курсе, что в Ладожское озеро впадают Свирь, Вуокса, Волхов, Сясь, Назия, Морье. Вытекает Нева. Но в нашем чуточку альтернативном мире из Ладожского озера и вытекает река Ладога, на ней и стоит столица.

(обратно)

41

По Русской правде так и было. Вира за убийство холопа – и свободен. Разница только в размере виры. Но Фёдор, как царский брат, мог убивать практически безнаказанно.

(обратно)

42

Вольная импровизация автора, не начало молитвы.

(обратно)

43

Конкретных европейских религиозных орденов и течений называть не буду. Но было. И карали их не только за ересь, а еще и за то самое, за что Господь карал Содом с Гоморрой. Очень нетолерантные времена были.

(обратно)

44

1 рубль = 8 овец. Так что деньги сулили приличные.

(обратно)

45

В допетровской Руси взаперти сидели очень немногие. Так-то женщины и хозяйством занимались, и закупками, и чем угодно. И выйти в лавку для них было вполне обычным делом.

(обратно)

46

И шелк, и бусины действительно были очень дорогим товаром. Чуть ли не на вес золота. Примерно в 1600 году шелк начали осваивать на Руси, но цена сильно не упала.

(обратно)

47

Лично видела такую реакцию на проблемы у одного «мушшшыны» – татарина. Нажраться, заорать, что его все достало, и упасть в кровать. И пусть жена и старший сын все проблемы решают. И решают ведь.

(обратно)

48

Тем, кто сейчас закричит: «Не бываить! Афффтор вреть!» – советую открыть А. С. Пушкина, стихотворение «Жених». Он точно был осведомлен лучше автора. И писал ближе к тем временам.

(обратно)

49

Между прочим, целые ритуалы были, как встречать гостей в зависимости от социального статуса. К примеру, важного гостя могли и у ворот встретить. А если хотели показать свое пренебрежение, то гостя могли и в дом не позвать. Или звали, а хозяин даже с лавки не вставал. У Костомарова это интересно описано.

(обратно)

50

Чай на Руси появился при первом Романове. Но пили его как лекарство, а в быту предпочитали травяные сборы. Так что английское чаепитие для боярыни было в новинку.

(обратно)

51

Я пробовала настоящий английский чай с молоком. Наверное, кому-то нравится. Но как по мне, чабрец и душица с медом вкуснее. А если еще мяты и иван-чая добавить, вообще кайф.

(обратно)

52

См. Калининский дом в Петербурге, 1720 г. Но подобные учреждения существовали и ДО того.

(обратно)

53

Забавно, но водку особенно на Руси не пили. А вот легкое вино, медовуха – было. И женщины вполне могли выпить в компании подруг.

(обратно)

54

Аналог дамасской.

(обратно)

55

Даже в наше время это страшно. А тогда города выгорали. Жертв было не счесть.

(обратно)

56

И управления были, и патрулировали город, и преступников искали. Не идеально, но пытались. Очень забавные, кстати, были патрули при М. Ф. Романове. Но были. И русские города были на порядок спокойнее многих именно благодаря принятой системе. См. записки С. Герберштейна.

(обратно)

57

Такого слова в те времена не знали, но расследований и правда не вели. И в других странах тоже. Нормальная полиция появится еще не скоро, века через два.

(обратно)

58

Считалось, что царских невест выдавать за кого-то ниже рангом – нехорошо. Урон чести государевой. А где на сотню девушек царей наберешь? Так и маялись или в девках, или в монастыре, или обходные пути искали. (Здесь и далее – прим. авт.)

(обратно)

59

Не знали наши предки о раке, язве и прочем. Вот и объясняли как могли.

(обратно)

60

Иногда – Святославович.

(обратно)

61

Был у русских царей и такой обычай. На Святки переодеваться и ходить по улицам, типа Гарун аль Рашид. Был. До Романовых – точно, а потом сгинуло постепенно. Рюриковичи себе многое позволить могли, а Романовы – нет.

(обратно)

62

В. И. Даль.

(обратно)

63

Да-да, апостол Павел заявлял: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения В ПОСТЕ и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас Сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7. 5). И нередко его слова так и трактуют, что в пост нельзя.

(обратно)

64

Насчет колдуна – чистая правда, был обычай.

(обратно)

65

Надеюсь, все поняли, что автор НЕ рекламирует ЛГБТ, а относится к нему так же, как и бедняга Алексей?

(обратно)

66

Забавно, но «гад» было одним из главных ругательных слов на Руси. А не то, что сейчас. И очень обидным, кстати.

(обратно)

67

Имеется в виду старый аршин – 0,711 м.

(обратно)

68

Поставец – в смысле, невысокий шкаф с полками.

(обратно)

69

У отдельных детей в 4–5 месяцев режутся, а то и раньше.

(обратно)

70

Слова «резонанс» Устинья не знает. Не то употребила бы.

(обратно)

71

На Руси законная самозащита была более чем законной. Устинье даже вира за убитого татя не грозила. Сам влез? Туда тебе и дорога. См. «Русскую Правду».

(обратно)

72

Все правда. Чисто европейское прошлое.

(обратно)

73

Между прочим, по некоторым источникам, царица Мария Милославская, жена Алексея Михайловича Романова, в девичестве преотлично ходила собирать грибы и ими торговала. Боярство было, а денег – увы.

(обратно)

74

Рисунок у пауков вида «черная вдова» может отличаться, равно как и размеры. Тут автор чуточку преувеличила факты, обычно такие пауки крупнее 4 см не бывают.

(обратно)

75

Можно венчать от Крещения до Масленицы. А вообще легко такую дату и не выберешь.

(обратно)

76

Такого монастыря в реальном Ярославле нет. Но – мир чуточку альтернативный.

(обратно)

77

Раньше немцами и называли всех иностранцев. От «немого». Говорить-то на нормальном русском языке они не умели, вот и прижилось.

(обратно)

78

К ужасу моделей, окажись любая из них лет пятьсот назад – их бы никогда не взяли замуж. Совсем другие вкусы тогда были.

(обратно)

79

Это милое растение знали еще до нашей эры, и Диоскур о нем писал, и как приворотное зелье его использовали. И отравиться им – легко. Правда, и распознать тоже, но в те времена экспертов-криминалистов не было.

(обратно)

80

Автор слегка вольно обращается с мифами.

(обратно)

81

Аршин – примерно 0,711 м.

(обратно)

82

Подлинные слова отворота, равно как и ритуал, автор не приводит. Ни к чему.

(обратно)

83

Отравление белладонной наступает через 10–20 минут, в зависимости от дозы. А откачать могут и не успеть. Первая помощь именно такая. Рвотное, слабительное.

(обратно)

84

Аналог желудочного зонда был еще в Средние века. А первую гастротомию делали в 1635 г. на медицинском факультете Кенигсбергского университета. Может, и раньше, но сведений сохранилось мало.

(обратно)

85

Да, красавку называли по-разному. Красуха, сонная одурь, бешеная ягода, вишня бешеная, белладонна европейская, бешеница – и это неполный список.

(обратно)

86

Сыскная наука в те времена находилась в зародыше. И показания частенько добывались пытками.

(обратно)

87

Мощи и история святого выдуманы автором. Сходства со святым Саввой Сербским прошу не искать.

(обратно)

88

Исходный текст: «Бойся козла спереди, коня – сзади, дурака – со всех сторон». Еврейская поговорка.

(обратно)

89

Святая Варвара Илиопольская существует, ей молятся для защиты от внезапной и насильственной смерти. Автор слегка меняет названия и имена. ИМХО, хорошая святая, чего с ней так католики в 1969 г. некрасиво поступили – непонятно.

(обратно)

90

Кому интересно – смотрите покушение на адмирала Колиньи.

(обратно)

91

Хоронили в те времена по-разному. Могли и в часовне похоронить, под полом, в усыпальнице, могли и в собственном склепе или просто на кладбище. Зависело от достатка в семье.

(обратно)

92

Неверующим предлагаю погуглить количество лесов в Англии, Франции, Шотландии. А можно и их площади. Цывилизацыя-с.

(обратно)

93

Полоска холста, отрезанная по ширине.

(обратно)

94

Голик – веник без листьев.

(обратно)

95

Случаи были, но единичные, старообрядцам доставалось намного больше, а ведьмы, что забавно, часто отделывались поркой и пинком под хвост. (Здесь и далее – прим. авт.)

(обратно)

96

Церемония свадьбы чуточку упрощена автором, реальная была намного сложнее.

(обратно)

97

Название монастыря вымышленное, любое сходство случайно.

(обратно)

98

И про блохоловки правда, и про обезьян. Правда, обезьяны могут просто скушать блоху, но это тоже – в знак симпатии, на тех, кто им неприятен, они блох не ищут.

(обратно)

99

По одному из преданий, омелу собирают на День святого Иоанна – 24 июня.

(обратно)

100

В эпоху ручного труда, отсутствия синтетики и штамповки это все было достаточно дорого, а за покражу у государя карали очень серьезно.

(обратно)

101

Тот же алмаз Санси, к примеру, продали за 25 000 фунтов, примерно в то же время. Это эквивалентно где-то 4000 коров. На Руси в те же времена, примерно, корова стоила 1 рубль, так что… хорошо, не сравниваем, но коров тысячу хороший изумруд точно стоил.

(обратно)

102

Символ Веры по-церковнославянски.

(обратно)

103

Чистая правда и должности продавались, и чины, и церковные звания в том числе, у Дюма об этом много написано, у Гюго есть.

(обратно)

104

Такой шикарный бизнес был, что у некоторых святых по двести пальцев обнаруживалось. А уж как людоедство процветало в Европе – вообще шок. Считалось, что порошок из мощей может исцелять и проч. Ну и лопали-с. Было-было.

(обратно)

105

Первая стадия – 2–4 дня, и появляются высыпания. Потом сыпь разрастается, переходит в папулы, потом полноценные оспины. Это еще до недели, но у всех достаточно индивидуально.

(обратно)

106

1346 год, хан Джанибек, осада Каффы.

(обратно)

107

Если что, к тому времени и Макиавелли в литературе уже отметился, а уж про философов я вообще молчу, у них и не такое найти можно.

(обратно)

108

Есть версия, что Филипп Красивый тамплиеров покритиковал за ростовщичество. Опасно это – королям в долг давать.

(обратно)

109

Хна, басма, сок грецкого ореха не являлись секретом и были достаточно широко распространены.

(обратно)

110

Скорость замерзания сильно зависит от температуры, ветра, подвижности, влажности – факторы разные, я беру по минималке, а так иногда человек может прожить до 6 часов, если сопротивляется и двигается.

(обратно)

111

Терциарии – это явление есть в католичестве: человек, который обеты принял, а мир не покидает.

(обратно)

112

Митрополитов было немного (на 1589 г. – пятеро), и в столице их на тот момент не было.

(обратно)

113

См. русские народные сказки.

(обратно)

114

Автор не врет, бывали разные случаи. И я не про орнитоз, у названных птиц действительно сильные крылья, а клюв и когти позволяют наносить кровавые раны. Выбить глаз, разорвать сосуды… вполне. С соколами и на волков охотились.

(обратно)

115

Тем, кто насмешливо думает про шпиономанию, – читать о Смутном времени. Как там бояре оторвались, особенно некто Шуйский. В том гадюшнике даже кобра от яда сдохла бы.

(обратно)

116

К. Ф. Кесслер в XIX веке писал о вылове сома длиной более трех метров и массой более трехсот килограммов. Но для них и пять метров не предел, все зависит от водоема и питания. Ладожское озеро – водоем большой.

(обратно)

117

Вылавливали сомов, внутри которых находили человеческие останки. Но ученые считают, что сом на человека не нападает, он падальщик. Что думает об этом сом – неизвестно.

(обратно)

118

Сон, сон, приди и накрой своим покрывалом людей, находящихся в здании. Бог сна Морфей, к тебе взываю, тебя прошу, тебе своей кровью и силой жертвую. Сделай слова мои необоримыми, сон беспробудным…

(обратно)

119

Я находила сведения, что до восьми, но – не уверена.

(обратно)

120

Кто не верит автору, может почитать про замки Монсегюр, Шенонсо, Варенгард, Хенгрин, да про ту же Бастилию для примера. Ублиет – это еще цветочки, и в Европе, и у нас и не такое встречалось.

(обратно)

121

Эриния, она же фурия – богини мести и ненависти.

(обратно)

122

Все сильно зависит от самого человека. Теоретически – можно, практически – смотрите анализы и свою физическую форму. Кто-то беременным и на параплане летал, и ничего так.

(обратно)

Оглавление

Нина Ахминеева Боярышня. Дар ведьмы

  Глава 1

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

Нина Ахминеева Боярышня. Глава рода

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

Нина Ахминеева Боярышня. Глава рода. Продолжение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Эпилог

Нина Ахминеева Софья. Другой мир

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6 Долг и находка

  Глава 7 Решение

  Глава 8

  Глава 9 Ну здравствуй, школа

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14 Неожиданное умение

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18 День встреч

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25 Встреча в парке

  Глава 26 День поединка

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29 День зимнего бала

  Глава 30

  Глава 31

Нина Ахминеева Софья. Другой мир-2

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3 Школа

  Глава 4

  Глава 5 Месть Катеньки

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10 Разговор

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21 Вечеринка

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

Нина Ахминеева Софья. Другой мир-3

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11 Катя

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28 Княжеский суд

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  ЭПИЛОГ

Надежда Мамаева Охота за зачетом

Надежда Мамаева Черная ведьма в Академии драконов

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Эпилог

Надежда Мамаева КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НАСЛЕДСТВА

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ЭПИЛОГ

Надежда Мамаева В ВОЕННУЮ АКАДЕМИЮ ТРЕБУЕТСЯ

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  Эпилог

Надежда Мамаева ТЫ ЖЕ ВЕДЬМА!

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  Эпилог

Надежда Мамаева Водные маги жгут

  ПРОЛОГ

  ΓЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ЭПИЛОГ

Надежда Мамаева Адепты обмену и возврату не подлежат

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Эпилог

Надежда Мамаева Поймать печать!

Валерий Гуров Кулачник

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

Валерий Гуров Кулачник 2

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Валерий Гуров Кулачник 3

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

Валерий Гуров Кулачник 4

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

Валерий Гуров Кулачник 5. Финал

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

Галина Гончарова Устинья Возвращение

  Пролог Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 1

  Глава 2 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 3 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 4 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 5 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 6 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 7 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 8 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 9 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 10 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 11 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 12 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 13 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

  Глава 14 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Галина Гончарова Устинья. Выбор

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

Галина Гончарова Устинья. Предназначение

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

Анна Одувалова Ядовитая

  Часть 1 Серый дурман

  Часть 2 Опасный танец на крыше

  Часть 3 Срывая маски

Анна Сергеевна Одувалова Дерзкая

  Пролог

  Часть 1 Домик на берегу океана

  Часть 2 Секреты Золотого пляжа

  Часть 3 Эта горькая сладкая месть

  Эпилог

Анна Одувалова. Идеальная

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Эпилог

*** Примечания ***